Баллада о змеях и певчих птицах бесплатное чтение

Глава 1

Кориолан опустил пригоршню капусты в кастрюлю с кипящей водой и поклялся, что в один прекрасный день в рот не возьмет эту гадость. Увы, пока надо терпеть. Чтобы во время церемонии Жатвы в животе не урчало от голода, придется съесть большую миску бледной бурды и выпить всю жижу до капли. Очередная мера из длинного списка ухищрений, с помощью которых он пытался скрыть, что семья Сноу, несмотря на проживание в пентхаусе одного из самых роскошных домов Капитолия, совсем обнищала. В свои восемнадцать лет наследник некогда великого дома был беден, как оборванец из дистрикта, и перебивался с хлеба на воду.

Его беспокоила рубашка, которую он собирался надеть на церемонию Жатвы. Строгие темные брюки, купленные на черном рынке в прошлом году, еще вполне годились, но люди смотрят в первую очередь на рубашку. К счастью, для повседневных нужд Академия предоставляла ученикам форму, однако на сегодняшнюю церемонию им велели одеться нарядно и в то же время торжественно. Тигрис обещала что-нибудь придумать, и Кориолан ей верил. Кузина искусно обращалась с иголкой и ниткой и до недавнего времени неизменно его выручала. Впрочем, на этот раз ждать чуда не приходилось.

Отцовская рубашка из недр шкафа вся была в пятнах, за давностью лет пожелтела и лишилась половины пуговиц, к тому же один манжет прожгли сигаретой. Такую не продашь и тем более не наденешь на церемонию. На рассвете Кориолан зашел в комнату кузины и не обнаружил ни ее, ни рубашки. Это не к добру. Неужели Тигрис отказалась от мысли привести рубашку в порядок и помчалась на черный рынок за подходящей обновкой? Ведь расплатиться ей совершенно нечем! Точнее, нечем, кроме себя самой, а Сноу пока еще не пали столь низко. Или уже пали, пока Кориолан сидит сиднем и варит свою капусту?

Кориолан представил, как идет торг. Красотой Тигрис не отличалась – сама тощая, нос длинный, с заостренным кончиком, – зато ей присуща некая свежесть и ранимость, которые располагают к насилию. Если девушка решит продать себя, то покупатель непременно найдется. При мысли об этом Кориолана замутило, он ощутил беспомощность и отвращение к самому себе.

Из глубины апартаментов зазвучал гимн Капитолия, «Алмаз Панема». Мадам-Бабушка выводила слова дрожащим сопрано, и голос разносился гулким эхом.

Как всегда, старуха отчаянно фальшивила и не успевала за музыкой. В первый год войны она включала запись в дни государственных праздников, чтобы развивать у пятилетнего Кориолана и восьмилетней Тигрис патриотические чувства. Ежедневное исполнение гимна началось с того черного дня, когда мятежные дистрикты осадили Капитолий, перекрыв снабжение на два последних года войны. «Помните, – твердила она детям, – наш город осажден, но мы не сдались!» Бомбы сыпались с неба дождем, а Мадам-Бабушка, распахнув окно, во все горло распевала гимн. На свой лад она тоже боролась с повстанцами.

Некоторые ноты ей взять не удавалось…

И клянемся в любви навсегда!

Кориолан поморщился. Уже десять лет как мятеж подавлен, а Мадам-Бабушка никак не успокоится. Оставалось целых два куплета.

Кориолан задумался, приглушила бы звуки мебель, останься ее больше. Впрочем, вопрос был чисто теоретический. Пентхаус, израненный шрамами безжалостных атак, напоминал Капитолий в миниатюре. По высоким стенам змеились трещины, лепной потолок щерился дырами, уродливые черные полосы изоленты скрепляли разбитые стекла в арочных окнах, из которых открывался вид на столицу. За годы войны и десятилетие после нее семейству Сноу пришлось продать или обменять на еду бо́льшую часть своего имущества, в результате чего многие комнаты совершенно опустели и стояли запертыми. Хуже того, в последнюю зиму осады грянули страшные холода, и на растопку пошла не только изящная резная мебель, но и огромная библиотека. Кориолан со слезами на глазах наблюдал, как превращаются в пепел книжки с яркими картинками, те самые, над которыми он склонялся когда-то вместе с матерью. Впрочем, лучше быть грустным, чем мертвым.

Кориолану приходилось бывать в гостях у друзей, и он знал, что большинство семей уже приводят свои дома в порядок, однако Сноу не могли себе позволить даже пару ярдов льна на новую рубашку. Он думал об одноклассниках, роющихся в битком набитых шкафах или надевающих пошитые у портного новые костюмы, и гадал, сколько еще удастся сохранять видимость благополучия.

Что делать, если Тигрис не удастся привести рубашку в порядок? Симулировать грипп и сказаться больным? Сочтут слюнтяем. Явиться в школьной рубашке? Сочтут нахалом. С трудом втиснуться в старую красную рубашку, из которой он уже пару лет как вырос? Сочтут нищебродом. Какой вариант выбрать? Ни один не годится.

Наверное, Тигрис отправилась за помощью к своей наставнице, Фабриции Дребедень – женщине столь же нелепой, как и ее имя, зато весьма искусной в подражании модным тенденциям. Ее не смущало ни сочетание перьев с кожей, ни пластмассы с плюшем, и она всегда умудрялась совмещать их в нужных пропорциях. В школе Тигрис училась посредственно, поэтому поступать в Университет не стала и после окончания Академии решила осуществить свою давнюю мечту и податься в дизайнеры. Предполагалось, что ее берут на должность подмастерья, но Фабриция скорее использовала ее как рабыню: заставляла делать массаж ног и прочищать стоки, забитые клочками ее длинных пурпурных волос. Впрочем, Тигрис так радовалась причастности к миру моды и была так благодарна Фабриции, что никогда не жаловалась и не желала слышать в адрес своей патронессы ни малейшей критики.

Кориолан открыл холодильник в поисках того, чем закусить отварную капусту. На полке сиротливо грустила одинокая кастрюлька. Сняв крышку, Кориолан обнаружил застывшую кашицу из нарезанного сырого картофеля. Неужели Мадам-Бабушка наконец претворила свою угрозу в жизнь и учится готовить? Это вообще съедобно? Он прикрыл месиво крышкой, не намереваясь рисковать без нужды. Эх, с каким бы наслаждением он вытряхнул это в мусор! Да уж, мусор стал роскошью. Кориолан вроде бы помнил, как совсем маленьким он наблюдал за вывозом мусора. На специальных грузовиках работали безгласые (рабочий без языка – лучший рабочий, утверждала Мадам-Бабушка), которые гудели себе под нос, собирая большие пакеты с выброшенными продуктами, бутылками и всяким старьем из домашнего обихода. Потом наступили Темные Времена, и люди выбрасывать перестали, цепляясь за каждую калорию, за любую вещь, которую можно продать или обменять, сжечь для обогрева или заткнуть ею щели для утепления. Жители Капитолия научились хозяйственности. Впрочем, постепенно нужда военных лет сошла на нет, и мода на расточительство вернулась. Как и на приличные рубашки…

Рубашка! Рубашка. Кориолан имел привычку зацикливаться на проблеме и долго ее обдумывать. Словно возможность контролировать какой-нибудь мелкий элемент своего мирка уберегала его от полного краха. Плохая привычка, из-за нее он не замечал других вещей, куда более значительных и опасных. Склонность к навязчивым идеям гнездилась у него в мозгу и вполне могла закончиться плачевно, если не удастся ее преодолеть.

Писклявый бабушкин голос провизжал финальное крещендо.

О Капитолий, ты – наша жизнь!

Сумасшедшая старуха навеки застряла в предвоенной поре. Кориолан ее любил, но Мадам-Бабушка давно утратила всякую связь с реальностью. За столом она без умолку трещала о величии дома Сноу, даже если на обед у них были лежалые крекеры и водянистый фасолевый суп. Послушать ее, так внука непременно ждало великое будущее. «Вот когда Кориолан станет президентом…», – часто говаривала она. Якобы при нем мигом все наладится – от изрядно потрепанных в боях военно-воздушных сил до непомерных цен на свиные отбивные. К счастью, сломанный лифт и старческий артрит прогулкам не способствовали, а бабушкины редкие гости были такими же доисторическими ископаемыми, как и она сама.

Капуста начала закипать, наполняя кухню запахом нищеты. Кориолан помешал варево деревянной ложкой. Тигрис все не шла. Скоро будет слишком поздно звонить в Академию с отговорками. Все соберутся в Хевенсби-холле, актовом зале Академии. Сатирия Клик, преподаватель Агитации и пропаганды, здорово разозлится и вдобавок расстроится, ведь это благодаря ей Кориолан стал одним из двадцати четырех менторов в Голодных играх. Он был не просто любимчиком Сатирии, а еще и ее ассистентом, и наверняка мог сегодня понадобиться. Порой Сатирия вела себя непредсказуемо, особенно когда напивалась. День Жатвы без выпивки, разумеется, не обходился никогда. Лучше позвонить ей и предупредить, что у него открылась рвота или еще что-нибудь такое и он активно лечится. Кориолан собрался с духом и поднял трубку телефона, намереваясь сослаться на страшный недуг, и вдруг ему пришла в голову другая мысль. Если он не сможет участвовать, станут ли ему искать замену? И если да, то не повлияет ли это на его шансы выиграть премию для выпускников Академии? В таком случае на учебу в Университете можно не рассчитывать, и тогда прощай карьера, прощай будущее – и его собственное, и всей его семьи…

И тут с протяжным скрипом распахнулась искореженная и давно не смазанная парадная дверь.

– Корио! – окликнула Тигрис.

Кориолан швырнул трубку на рычаг. Детское прозвище, придуманное ею в младенчестве, пристало навсегда. Он выбежал из кухни и едва не сбил кузину с ног. На радостях она обошлась без упреков.

– Получилось! У меня получилось!

Возбужденно приплясывая на месте, Тигрис протянула ему вешалку, заботливо обернутую старым чехлом для одежды.

– Смотри, смотри, смотри!

Кориолан расстегнул чехол и вытащил рубашку.

Шикарно! Нет, даже лучше – стильно! Плотная льняная ткань не стала белой как прежде, зато и желтизна ушла, рубашка приобрела восхитительный светло-кремовый оттенок. Манжеты и воротник Тигрис сшила из черного бархата, пуговицы заменила золотыми и черными кубиками. Тессера, керамическая мозаика. В каждом кусочке виднелись крошечные дырочки для нитки.

– Ты – гений, – признал Кориолан, – и лучшая кузина на свете! – Вытянув руку с рубашкой подальше, чтобы не помять, он обнял Тигрис свободной рукой. – Сноу всегда берут верх!

– Сноу всегда берут верх! – радостно пропела Тигрис. Этот девиз помог детям выжить в годы войны, когда их род едва не исчез с лица земли.

– А теперь рассказывай! – велел Кориолан, чтобы сделать кузине приятное, ведь она обожала разговоры об одежде.

Тигрис всплеснула руками и рассмеялась.

– Даже не знаю, с чего начать!

Начала она с отбеливателя. Тигрис намекнула Фабриции, что белые шторы в ее спальне потускнели, и, замочив их в отбеливателе, сунула туда же рубашку Кориолана. Получилось просто замечательно, однако пара пятен так и не отошла. Тогда она поварила рубашку вместе с засохшими цветками календулы, которые обнаружила в соседском мусорном баке, и те придали материи нужный оттенок, замаскировав пятна. Бархат для манжет она добыла, распустив сумку-мешочек, где хранилась памятная наградная табличка их дедушки, теперь уже никому не нужная. Керамическую мозаику она отковыряла со стены в ванной комнате для горничной, а ремонтник, обслуживающий их дом, согласился просверлить в новых пуговицах дырочки в обмен на починку его комбинезона.

– И все это ты успела сегодня с утра? – удивился Кориолан.

– Нет, что ты, вчера! В воскресенье. Сегодня утром я… Кстати, ты нашел мой картофель? – Девушка сбегала на кухню, открыла холодильник и вынула кастрюлю. – Я не спала до самого утра и заодно приготовила крахмал. Потом помчалась к Дулиттлам, чтобы как следует отутюжить рубашку. А вот это мы добавим в суп!

Тигрис вытряхнула слипшуюся массу в кастрюлю с капустой и хорошенько размешала.

Кориолан заметил под золотисто-карими глазами кузины лиловые круги и почувствовал угрызения совести.

– Когда же ты спала в последний раз? – спросил он.

– Не волнуйся, все в порядке. Я поела картофельных очисток. Говорят, в них сплошные витамины. К тому же сегодня Жатва, день почти праздничный! – жизнерадостно заметила она.

– Только не у Фабриции, – вздохнул Кориолан. Да и вообще нигде, на самом деле. В дистриктах День Жатвы проходит ужасно, и в Капитолии он тоже не особо радостный. Большинство жителей не любят вспоминать войну. Тигрис проведет этот день, прислуживая своей хозяйке и пестрой толпе гостей, пока те будут обмениваться унылыми рассказами о лишениях в годы осады и напиваться до бесчувствия. Завтра будет еще хуже – ей придется нянчиться с ними же, но похмельными.

– Хватит из-за меня переживать. Лучше садись и ешь! – Тигрис налила супа в миску и поставила на стол.

Кориолан покосился на часы, торопливо проглотил суп и умчался к себе в комнату переодеваться. Он уже успел принять душ и побриться. На его светлой коже, к счастью, не вскочило сегодня ни одного прыща. Выданное школой нижнее белье и носки были в порядке. Он натянул брюки, весьма приемлемые, и сунул ноги в кожаные ботинки на шнуровке, которые немного жали. Затем бережно накинул рубашку, заправил ее в брюки и повернулся к зеркалу. Из-за недоедания Кориолан слегка отставал в росте, как и многие его ровесники, зато телосложение имел спортивное, с отличной осанкой, и рубашка удачно подчеркивала ладную фигуру. В последний раз Кориолан наряжался в далеком детстве, когда Мадам-Бабушка водила его по улицам в лиловом бархатном костюмчике. Он пригладил светлые кудри и насмешливо прошептал своему отражению: «Приветствую тебя, Кориолан Сноу, будущий президент Панема».

Ради Тигрис он величаво прошествовал в гостиную, раскинул руки и покрутился, давая рассмотреть себя во всей красе. Кузина взвизгнула от восторга и захлопала в ладоши.

– Просто сногсшибательно! Какой ты красивый и стильный! Скорее к нам, Мадам-Бабушка! – Еще одно детское прозвище, которое прижилось надолго. Маленькой Тигрис тогда казалось, что называть просто бабушкой такую величественную даму не годится.

Мадам-Бабушка вошла в гостиную, бережно держа в дрожащих ладонях только что срезанную алую розу. Длинная, струящаяся черная туника, столь модная до войны, безнадежно устарела и выглядела просто смехотворно, как и вышитые туфли с загнутыми носами, прежде бывшие частью карнавального костюма. Из-под порыжевшего от времени бархатного тюрбана выбивались тонкие седые пряди. Мадам-Бабушка донашивала жалкие остатки своего некогда роскошного гардероба, а что поприличнее приберегала для приема гостей или для редких выходов в город.

– Держи, мой мальчик! Приколи себе на грудь, – велела она. – Свежая, прямо из моего сада на крыше.

Кориолан потянулся к розе, и вдруг в ладонь впился шип. Из ранки брызнула кровь, и ему пришлось вытянуть руку, чтобы не запачкать драгоценную рубашку. Мадам-Бабушка растерялась.

– Я просто хотела, чтобы ты выглядел элегантно… – пробормотала она.

– Ну конечно, Мадам-Бабушка! – поддержала ее Тигрис. – Все так и будет.

Кузина повела его на кухню обработать ранку, и Кориолан напомнил себе, что самоконтроль – жизненно важный навык, и он должен быть благодарен бабушке за возможность практиковаться в нем почти каждый день.

– Колотые ранки кровоточат недолго, – заверила его Тигрис, быстро промыв и перевязав руку. Она обрезала стебель цветка и приколола бутон к рубашке. – И в самом деле элегантно. Ты ведь знаешь, как бабушка любит свои розы. Поблагодари ее.

Так он и сделал. Кориолан поблагодарил их обеих и помчался к дверям, слетел вниз по резной лестнице на двенадцать пролетов, поспешно миновал холл и очутился на улицах Капитолия.

Парадная дверь выходила на Корсо – широкую авеню, по которой в прежние времена свободно ехали бок о бок восемь колесниц, когда Капитолий на радость толпе выставлял напоказ свою военную мощь. В раннем детстве Кориолан наблюдал за парадами, высовываясь из окон апартаментов, а гости на вечеринках у Сноу хвастались, что у них места буквально в первом ряду. Потом прилетели бомбардировщики, и квартал надолго сделался непроходимым. Хотя проезжую часть наконец расчистили, на тротуарах все еще лежали груды каменных обломков, многие здания стояли пустые и выжженные. Десять лет как победили, а Кориолану на пути в Академию приходилось протискиваться между глыбами мрамора и гранита. Иногда ему казалось, что развалины оставили специально, как напоминание о пережитых невзгодах. Людская память коротка. Чтобы ужасы войны не позабылись, людям нужно ежедневно перебираться через завалы, отовариваться по продуктовым карточкам и смотреть Голодные игры. Забвение ведет к излишней самонадеянности, и история повторяется.

Свернув на Дорогу школяров, Кориолан слегка замедлил шаг. Разумеется, опаздывать недопустимо, но лучше прийти спокойным и сдержанным, чем потным и взбудораженным. День Жатвы, как и большинство летних дней, становился все более жарким. Да и чего еще ожидать четвертого июля? Он порадовался аромату бабушкиной розы, который несколько приглушал запахи картофеля и календулы, исходившие от нагревшейся на солнце рубашки.

Будучи лучшей средней школой в Капитолии, Академия обучала отпрысков людей именитых, богатых и влиятельных. В каждом классе числилось более четырехсот учеников, поэтому, учитывая давние связи семьи Сноу с учебным заведением, Тигрис с Кориоланом приняли в нее без особого труда. В отличие от Университета обучение было бесплатным, вдобавок учеников кормили обедами, выдавали учебники и форму. Все сто́ящие люди учились в Академии, и Кориолан рассчитывал, что впоследствии школьные связи ему обязательно пригодятся.

Широкая парадная лестница свободно вмещала всех учащихся, и сейчас по ней тек нескончаемый поток официальных лиц, преподавателей и учеников, стремившихся попасть на праздник Дня Жатвы. Кориолан поднимался медленно, пытаясь выглядеть беззаботно и в то же время держаться с достоинством на случай, если попадется на глаза кому-нибудь из знакомых. Многие люди знали если не самого Кориолана, то его родителей и их родителей, поэтому приходилось соответствовать. В этом году Кориолан надеялся добиться признания и своих собственных заслуг. Менторство в Голодных играх было финальным проектом перед выпуском из Академии. Блестящая учеба и впечатляющие результаты в роли ментора наверняка обеспечат ему денежную премию, которой хватит на оплату учебы в Университете.

Для Голодных игр в двенадцати побежденных дистриктах путем жеребьевки отбирали двадцать четыре трибута, по одному юноше и одной девушке из каждого, и бросали на арену, чтобы они дрались не на жизнь, а на смерть. Все это и многое другое было прописано в «Договоре с повинными в мятеже дистриктами», который положил конец Темным Временам. Как и прежде, трибутов загоняли на Капитолийскую арену – полуразрушенный амфитеатр, где до войны проводились спортивные и развлекательные мероприятия, и давали им оружие, чтобы убивать друг друга. Жителей Капитолия призывали смотреть Игры, но многие воздерживались. Главная трудность для распорядителей Игр заключалась в том, как привлечь больше зрителей.

Именно с этой целью и решили задействовать менторов. Распорядители Игр отобрали двадцать четыре лучших и самых талантливых ученика Академии. С их обязанностями пока не определились. Ходили слухи, что трибутов как-нибудь подготовят к личным интервью, может, отмоют или нарядят, чтобы те лучше смотрелись перед камерами. Все соглашались, что если продолжать Голодные игры необходимо, то следует их существенно доработать и сделать более зрелищными, для чего и решили разбавить трибутов из дистриктов капитолийской молодежью.

Кориолан пробился ко входу, украшенному черными полотнищами, и прошел по длинному сводчатому коридору в напоминающий огромную пещеру Хевенсби-холл, где предстояло смотреть церемонию Жатвы. Он вовсе не опоздал, однако зал уже гудел от многочисленных голосов преподавателей, учеников и нескольких распорядителей Игр, чье участие в самой трансляции в тот день не требовалось.

Сквозь толпу пробирались безгласые, разнося бокалы с поской – блеклым напитком из вина с добавлением меда и трав. Это была несколько улучшенная версия кислого пойла, которое употребляли в Капитолии во время войны и которое якобы врачевало все недуги. Кориолан отпил глоток и подержал во рту, надеясь отбить капустный дух. Больше он к поске не притронулся. Напиток отличался коварством: в прошлые годы некоторые старшеклассники чрезмерно им увлекались и выставляли себя на посмешище.

Все считали Кориолана богатым, но единственным его богатством было обаяние, которым он щедро делился, пробираясь через толпу. В ответ на его дружеские улыбки, вежливые вопросы о членах семьи и ненавязчивые комплименты лица учеников и преподавателей светлели.

– Ваша лекция о карательных мерах в отношении дистриктов произвела на меня неизгладимое впечатление!

– Отличная челка!

– Как себя чувствует мама после операции на спине? Передай ей, что она мой герой!

Кориолан прошел мимо сотен мягких кресел, которые поставили для просмотра трансляции, и поднялся на помост, где Сатирия развлекала преподавателей Академии и распорядителей Игр очередной бредовой историей. Хотя Кориолан услышал лишь последнюю реплику: «Что ж, сказала я, мне жаль твой парик, только ведь ты сама настояла на том, чтобы притащить эту обезьяну!» – он с готовностью присоединился к общему хохоту.

– О, вот и Кориолан! – воскликнула Сатирия, подзывая его жестом. – Мой лучший ученик!

Он коснулся губами ее щеки и понял, что наставница опережает его на несколько бокалов поски. В самом деле, Сатирии давно следовало взять свою дурную привычку под контроль, хотя неумеренностью грешила добрая половина его знакомых взрослых. В Капитолии бушевала настоящая эпидемия. Впрочем, веселая и не слишком чопорная Сатирия принадлежала к тем немногим учителям, которые держались с учениками на дружеской ноге. Она немного отодвинулась и оглядела его.

– Красивая рубашка. Где ты достал такую прелесть?

Кориолан посмотрел на рубашку так, словно видит ее впервые, и беззаботно пожал плечами.

– В апартаментах Сноу просторные гардеробы, – небрежно заметил он. – Мне хотелось выглядеть торжественно и в то же время стильно.

– У тебя получилось! А из чего эти бесподобные пуговки? – спросила Сатирия, ощупывая кубики на манжете. – Тессера?

– Неужели? Хм, тогда понятно, почему они напоминают мне ванную комнату нашей горничной, – ответил Кориолан, заставив друзей хихикнуть. С помощью самоиронии и шутки про рубашку он изо всех сил старался сохранить у окружающих это впечатление: он один из немногих, у кого есть ванная для горничной, к тому же облицованная мозаикой.

Кориолан кивнул Сатирии.

– Чудное платье! Прежде я его на тебе не видел, верно? – Он с первого взгляда узнал наряд, который она надевала на церемонию Жатвы каждый год, хотя в этот раз на нем и красовались черные перья. Сатирия похвалила рубашку Кориолана, и от него требовалась ответная любезность.

– Сегодня особый день, – заметила наставница, избегая прямого ответа. – Десятая годовщина, как-никак!

– Весьма элегантно, – похвалил Кориолан. Все-таки они были хорошей командой.

Удовольствие сошло на нет, едва он увидел преподавателя физической культуры, Агриппину Серп, раздвигавшую толпу уверенными движениями накачанных плеч. За ней следовал ее ассистент, Сеян Плинт, и нес декоративный щит, который профессор Серп каждый год заставляла их держать на групповом фото класса. Щит ей вручили в конце войны в награду за инструктаж и тренировки по технике безопасности во время бомбежек.

Кориолана расстроил вовсе не щит, а наряд Сеяна: легкий темно-серый костюм с ослепительно белой сорочкой и узорчатый галстук, придававший солидности высокой угловатой фигуре. Все вместе выглядело стильно, с иголочки и буквально пахло деньгами. Точнее, наживой. Отец Сеяна, промышленник из Дистрикта-2, в свое время принял сторону президента. Он сколотил огромное состояние на производстве оружия, боеприпасов и амуниции и купил право на жизнь в Капитолии. Теперь Плинты наслаждались теми привилегиями, которые старейшие, самые могущественные семейства зарабатывали поколениями. Прежде никогда не случалось, чтобы уроженец дистрикта вроде Сеяна становился учеником Академии, однако щедрое пожертвование его отца позволило практически полностью восстановить изрядно разрушенное войной здание. Уроженец Капитолия в подобной ситуации был бы вправе рассчитывать, что Академию переименуют в его честь. Отец Сеяна всего лишь попросил позволить учиться в ней его сыну.

Для Кориолана Плинты и им подобные представляли угрозу всему, что ему дорого. Новоиспеченные богачи Капитолия подрывали устоявшийся порядок вещей просто в силу своего существования. Самое неприятное, что основной капитал семейство Сноу также инвестировало в производство оружия, только в Дистрикте-13… Массивный комплекс из многочисленных заводов и исследовательских лабораторий был начисто стерт с лица земли. Бомбили ядерными боеголовками, поэтому из-за радиации весь дистрикт до сих пор оставался непригоден для жизни. Военную промышленность Капитолия перенесли в Дистрикт-2, прямо Плинту в руки. Когда новости о гибели Дистрикта-13 достигли столицы, бабушка Кориолана во всеуслышание заявила, что, по счастью, у них есть множество других активов. Увы, это было не так.

Сеян появился в школе десять лет назад. Застенчивый, ранимый мальчик с выразительными карими глазами взирал на других детей с опаской. Узнав, что он родом из дистриктов, Кориолан едва не примкнул к одноклассникам, развернувшим против новичка целую кампанию. Однако затем, поразмыслив, оставил его в покое. Капитолийские ребятишки решили, что травить сопляка из дистрикта Кориолан считает ниже своего достоинства, Сеян воспринял это как проявление порядочности. Обе догадки были не вполне верны, однако в результате и та, и другая сторона сочли его отличным парнем.

В круг Сатирии с крейсерской скоростью врезалась дама внушительного телосложения, профессор Серп, во все стороны разметав щуплую ватагу.

– Доброе утро, профессор Клик.

– Ах, Агриппина, как хорошо, что вы помните про свой щит, – заметила Сатирия, отвечая на крепкое рукопожатие. – Боюсь, молодежь довольно скоро позабудет истинный смысл этого дня. О, Сеян, шикарно выглядишь!

Сеян попытался изобразить поклон, но ударился о громоздкий щит. На глаза ему упал непослушный светлый локон.

– Даже чересчур, – отрезала профессор Серп. – Если бы мне понадобился павлин, я обратилась бы в зоомагазин. Все ученики должны быть в школьной форме! – Она смерила взглядом Кориолана. – Недурно. Старая рубаха из комплекта парадной формы твоего отца?

Кориолан понятия не имел, откуда взялась рубашка. В памяти мелькнула смутная картинка: удалой отец при полном параде, весь в медалях, – и он решил на этом сыграть.

– Спасибо, что обратили внимание, профессор. Я отдал немного ее переделать – сходство с формой не должно слишком бросаться в глаза, ведь сам-то я не воевал. Как бы мне хотелось, чтобы отец был сегодня здесь, со мной!

– Весьма уместная мысль, – одобрила профессор Серп и заговорила с Сатирией о размещении дополнительных сил миротворцев в Дистрикте-12, где шахтеры не справлялись с квотами по добыче угля.

Когда учителя увлеклись беседой, Кориолан кивком указал на щит.

– При деле с утра пораньше?

Сеян криво улыбнулся.

– Всегда готов служить Капитолию!

– И начищен-то он до блеска, – протянул Кориолан. Сеян явно напрягся: ему не хотелось выглядеть ни подлизой, ни мальчиком на побегушках. Кориолан выдержал паузу. – Кому об этом знать, как не мне. У Сатирии полно винных кубков.

Сеян вздохнул с облегчением.

– Ты тоже постоянно их начищаешь?

– Ну, не совсем. Просто она не слишком часто про них вспоминает, – проговорил Кориолан, балансируя между презрением и простодушием.

– Профессор Серп помнит про все. Она не стесняется подключать меня к делу ни днем, ни ночью. – Сеян замялся и вздохнул. – Вдобавок ко всему родители затеяли переезд прямо накануне выпускного – хотят перебраться поближе к школе. Самое время!

Кориолан насторожился.

– Куда именно?

– Куда-нибудь на Корсо. Скоро все эти роскошные апартаменты пойдут с молотка. Владельцы не смогут платить налог на имущество, как говорит отец.

Щит лязгнул по полу, и Сеян поднял его повыше.

– В Капитолии имущество налогом не облагается, только в дистриктах, – заметил Кориолан.

– Приняли новый закон, – сообщил Сеян. – На восстановление города нужны деньги.

Кориолан попытался подавить приступ паники. Новый закон! За квартиру придется платить налог! И сколько, интересно? Они и без того едва сводят концы с концами – Тигрис получает грошовую зарплату, бабушка – крошечную военную пенсию за заслуги покойного мужа перед Панемом, плюс его пособие как сына героя, убитого на войне, которое перестанут выплачивать после окончания школы. Потеряют ли они жилье, если не смогут платить налог? Кроме апартаментов у них не было ничего. Продать не выйдет – Мадам-Бабушка и так набрала кучу займов под залог имущества. Придется переехать в какие-нибудь трущобы и пополнить угрюмые ряды обычных горожан, забыв про статус, про влияние, про достоинство семьи Сноу. Мадам-Бабушка такого позора не вынесет. Уж лучше сразу выкинуть ее в окно пентхауса. По крайней мере, не будет долго мучиться.

– Что с тобой? – встревожился Сеян. – Ты белый как мел!

Кориолан взял себя в руки.

– Наверное, из-за поски. Меня от нее тошнит.

– Да уж, – кивнул Сеян. – Во время войны ма пичкала меня этой гадостью чуть ли не силком.

Ма?! Неужели апартаментами Сноу завладеет тот, кто называет свою мать «ма»? Вареная капуста и поска дружно рванули на выход. Кориолан сделал глубокий вдох и волевым усилием заставил их вернуться обратно в желудок, презирая Сеяна еще больше, чем в тот день, когда в их класс явился упитанный мальчишка из дистрикта с дурацким акцентом и с мешочком мармеладок в судорожно сжатом кулачке.

Прозвенел звонок, одноклассники Кориолана бросились занимать места в первом ряду.

– Похоже, сейчас начнут распределять трибутов, – мрачно проговорил Сеян.

Кориолан последовал за ним на помост, где выделили места для менторов – шесть рядов по четыре кресла в каждом. Он старался выкинуть жилищный кризис из головы и сосредоточиться на более насущном вопросе. Сейчас самое главное – проявить себя с наилучшей стороны, а для этого ему нужен сильный трибут.

Директор Каска Хайботтом, которому приписывали идею создания Голодных игр, курировал менторскую программу лично. Он представился ученикам со всем пылом сомнамбулы, мечтательно глядя в никуда. Под действием морфлинга некогда мощное тело усохло, кожа обвисла. Недавняя стрижка и накрахмаленная сорочка лишь подчеркивали его дряхлость. Благодаря славе создателя Игр Хайботтом еще кое-как держался на своем посту, однако ходили слухи, что Попечительский совет Академии начинает терять терпение.

– Всем привет! – проговорил директор заплетающимся языком и помахал над головой мятым листком бумаги. – Сейчас прочтем правила. – Ученики зашикали, не в силах ничего расслышать из-за гвалта голосов. – Сначала имя трибута, потом того, кто его получит. Поняли? Итак, начнем. Дистрикт-1, юноша, достается… – Директор Хайботтом прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд. – Очки, – пробормотал он. – Забыл. – Все уставились на очки у него на носу и ждали, пока директор их нащупает. – Ага, ну, поехали. Ливия Кардью.

Ливия торжествующе усмехнулась, победно воздела кулак и крикнула «да!» пронзительным голоском. Она всегда была склонна к злорадству. Можно подумать, лакомая добыча досталась ей исключительно за собственные заслуги, а не благодаря тому, что ее мать управляла крупнейшим банком Капитолия.

По мере того, как директор Хайботтом, запинаясь, двигался по списку, назначая менторов, отчаяние Кориолана нарастало. За десять лет проведения Игр возникла определенная закономерность. Из более сытых и лояльных Капитолию Первого и Второго дистриктов выходило больше победителей, рыболовный Четвертый и сельскохозяйственный Одиннадцатый также поставляли достойных претендентов. Кориолан надеялся на Первый или Второй, но ему не повезло. Самое обидное, что юноша из Дистрикта-2 достался Сеяну. Дистрикт-4 тоже ушел к другим, и последний шанс на победителя – юношу из Дистрикта-11 – отдали Клеменсии Давкоут, дочери Министра энергетики. В отличие от Ливии, Клеменсия восприняла известие сдержанно: перебросила волну черных, как вороново крыло, волос через плечо и записала данные о своем трибуте в блокнот.

Что-то явно пошло не так, если уж Сноу, один из самых блестящих учеников Академии, не получил достойного трибута. Кориолан решил, что о нем вообще забыли (может, хотят назначить на какую-нибудь особую должность?), когда, к его ужасу, директор Хайботтом промямлил:

– И последний, причем во всех отношениях, трибут – девушка из Дистрикта-12… достается Кориолану Сноу.

Глава 2

Девчонка из Дистрикта-12?! Что может быть унизительнее? Двенадцатый – самый маленький из дистриктов, настоящее недоразумение, и дети там чахлые, с опухшими суставами, и гибнут они в первые же пять минут на арене, да что там говорить… Но девчонка?! Голодные игры подразумевают грубую силу, а девушки от природы мельче парней, значит, находятся в заведомо невыгодном положении. Кориолан никогда особо не ладил с директором Хайботтомом, которого в шутку прозвал Вечный Кайф, однако подобного публичного унижения он никак не ожидал. Неужели кличка дошла до директора, и тому вздумалось отомстить? Или в новом миропорядке для семьи Сноу больше нет места?

Пытаясь сохранять невозмутимость, Кориолан чувствовал, как у него горят щеки. Другие менторы поднялись с мест и оживленно заговорили. Ему следовало к ним присоединиться, сделать вид, словно ничего особенного не произошло, но он впал в ступор. Самое большее, на что его хватило, – повернуть голову вправо, где все еще сидел Сеян. Кориолан хотел его поздравить и вдруг с удивлением обнаружил, что тот расстроен дальше некуда.

– В чем дело? – спросил Кориолан. – Разве ты не рад? Среди этих отбросов юноша из Дистрикта-2 – лучший вариант.

– Ты что – забыл? Я ведь и сам из этих отбросов, – хриплым голосом ответил Сеян.

Кориолан промолчал. Значит, десять лет жизни в Капитолии среди элиты прошли впустую. Он все еще считает себя мальчишкой из дистрикта. Что за жалкий тип!

Сеян гневно нахмурился.

– Наверняка это устроил отец. Вечно он пытается наставить меня на путь истинный!

«Кто бы сомневался», – подумал Кориолан. Толстый кошелек папаши Страбона Плинта заслуживал уважения, в отличие от его родословной. Если менторов отбирали по заслугам предков, то в данном случае без нужных связей явно не обошлось.

Зрители вернулись на свои места. На сцене в конце зала раздвинулись шторы, открыв огромный экран от пола до потолка. Жатву показывали в прямом эфире из каждого дистрикта, двигаясь с восточного побережья на запад, и транслировали на всю страну. Значит, Дистрикт-12 стартует первым. Все поднялись: экран заполнил герб Панема, раздались звуки гимна Капитолия.

Некоторые ученики подбирали слова с трудом, зато Кориолан, бабушка которого коверкала гимн по утрам много лет, пропел все три куплета зычным голосом и снискал несколько одобрительных кивков. Как бы жалко это ни выглядело, он нуждался в любом одобрении.

Герб постепенно исчез, сменившись изображением президента Равинстилла – благородная седина в волосах, военная форма старого образца как напоминание о том, что он пришел к власти задолго до Темных Времен, мятежа дистриктов против Капитолия. Он зачитал отрывок из «Договора с повинными в мятеже дистриктами», давшего жителям Панема Голодные игры: дистрикты должны были ежегодно отдавать своих юношей и девушек в качестве расплаты за погибшую молодежь Капитолия. Плата за мятеж.

Распорядители Игр переключились на окруженную миротворцами унылую площадь в Дистрикте-12, где перед Дворцом Правосудия соорудили временную сцену. Посредине, между двумя мешками из грубого льна, стоял мэр Липп – приземистый толстяк с веснушками, в безнадежно старомодном костюме. Сунув руку поглубже в мешок слева от себя, он вытащил клочок бумаги и едва на него взглянул.

– Девушка-трибут от Дистрикта-12 – Люси Грей Бэйрд, – объявил мэр в микрофон. Камера пронеслась по массе серых, изможденных людей в серой же бесформенной одежде, выискивая трибута. Крупным планом показали суматоху – толпа расходилась, отступая подальше от несчастной.

Увидев ее, публика удивленно ахнула.

Люси Грей Бэйрд стояла прямо. На ней было некогда шикарное платье с радужными оборками, уже изрядно поношенное. Темные кудри она собрала в прическу и вплела туда полевые цветы, теперь поникшие. Благодаря яркому наряду Люси Грей бросалась в глаза, как бабочка среди стайки моли. Сразу на сцену она не пошла, а двинулась сквозь толпу девушек справа от себя.

Все случилось быстро: она сунула руку в пышные оборки, достала из кармана ярко-зеленую ленту, положила за шиворот злорадно ухмыляющейся рыжеволосой девушке и направилась к сцене, шурша юбкой. Камера застыла на рыжеволосой, чья ухмылка сменилась гримасой ужаса. Оглушительно визжа, она упала на землю, раздирая на себе одежду, а мэр громко завопил. На заднем плане по направлению к помосту неторопливо удалялась ее обидчица, ни разу не оглянувшись.

Хевенсби-холл оживился, ученики принялись толкать друг друга под локоть.

– Вы видели?

– Что она сунула ей за шиворот?

– Ящерицу?

– По-моему, змею!

– Она ее убила?

Кориолан оглядел толпу, и в нем затеплилась надежда. Его публичное оскорбление, его трибут-аутсайдер, ни на что не годная девчонка из беднейшего дистрикта, привлекла внимание всего Капитолия. Вроде бы все не так уж и плохо. Пожалуй, приложив должные усилия, Кориолану удастся обратить это позорище в нечто вполне сносное. Так или иначе, отныне их судьбы тесно сплелись.

На экране мэр Липп кубарем слетел по ступенькам и ринулся сквозь толпу к лежавшей на земле девушке.

– Мэйфэр! Мэйфэр! – вскрикнул он. – Моей дочери нужна помощь!

Круг возле девушки разомкнулся, но она так билась в конвульсиях, что это отпугивало желающих ей помочь, которых, кстати, почти не нашлось. Мэр пробился к дочери как раз в тот момент, когда ярко-зеленая змейка выскользнула из складок платья и исчезла в толпе под аккомпанемент испуганных воплей. Осознав, что змея уползла, Мэйфэр немного успокоилась, однако потрясение тут же сменилось жгучим стыдом. Она посмотрела прямо в камеру и поняла, что ее позор видел весь Панем. Одной рукой девушка схватилась за выбившуюся из волос ленту, другой принялась разглаживать порванное и перепачканное угольной пылью платье. Когда ей помогли подняться, стало видно, что она обмочилась. Отец прикрыл Мэйфэр своим пиджаком и передал на руки миротворцу, чтобы тот поскорее ее увел. Мэр обернулся к помосту и бросил исполненный ненависти взгляд на нового трибута Дистрикта-12.

Наблюдая, как Люси Грей Бэйрд поднимается на сцену, Кориолан забеспокоился. А вдруг она психически неуравновешенна? Сквозило в ее облике нечто до боли знакомое. Ворох малиновых, васильковых и лимонно-желтых оборок…

– Она похожа на циркачку, – заметила девушка в зале. Остальные менторы согласно загалдели.

Вот в чем дело! Кориолан порылся в памяти, вспоминая свои детские походы в цирк. Жонглеры и акробаты, клоуны и танцовщицы в воздушных платьях кружатся, пока он налегает на сладкую вату. Если его трибут выбрала столь праздничный наряд для самого мрачного события в году, то наверняка она с большим приветом.

Несомненно, положенное Дистрикту-12 время давно истекло, однако следовало еще определить юношу-трибута. Вернувшись на сцену, мэр Липп проигнорировал мешок с именами, направился прямиком к девушке-трибуту и ударил ее по лицу так сильно, что она буквально рухнула на колени. Он замахнулся снова, но тут вмешались миротворцы, схватили его за руки и попытались напомнить ему о непосредственных обязанностях. Мэр оказал сопротивление, и его отволокли обратно во Дворец Правосудия.

Все внимание переключилось на девушку на сцене. Камера показала лицо крупным планом, и Кориолан еще раз усомнился в ее здравомыслии. Непонятно, где ей удалось раздобыть в своем дистрикте косметику, ведь даже в Капитолии она появилась сравнительно недавно, тем не менее на веках трибута лежали синие тени и черная подводка, на щеках – румяна, губы были жирно намазаны красным. В Капитолии ее сочли бы просто дерзкой, в Дистрикте-12 это смотрелось совсем чересчур. От Люси Грей Бэйрд нельзя было отвести глаз. Аккуратно расправив сборки платья, она коснулась ушибленной щеки. Ее нижняя губа задрожала, в глазах заблестели готовые пролиться слезы.

– Только не плачь! – прошептал Кориолан. Опомнившись, он нервно огляделся и обнаружил, что девушка приковала к себе всеобщее внимание. На лицах учеников застыло озабоченное выражение. Несмотря на свою странность, ей удалось завоевать их сочувствие. Они понятия не имели, что она за человек и почему напала на Мэйфэр, однако все заметили, с каким злорадством та ухмылялась, и потом ее отец накинулся с кулаками на беззащитную девушку, которую только что сам приговорил к смерти.

– Готов поспорить, что все подстроено, – тихо сказал Сеян. – Наверняка на бумажке было другое имя.

Как раз в тот момент, когда девушка-трибут едва не расплакалась, случилось кое-что странное. В толпе запели. Голос был юный и мог принадлежать как юноше, так и девушке. Он звонко разносился по притихшей площади.

По сцене пролетел ветерок, и девушка-трибут медленно подняла голову. В толпе раздался другой голос, на этот раз явно мужской.

По губам Люси Грей Бэйрд скользнула тень улыбки. Она вскочила на ноги, вышла в центр сцены, схватила микрофон и дала волю чувствам.

Свободной рукой она подхватила оборку на юбке, принялась размахивать ею вправо-влево, и сразу стало понятно, к чему этот наряд, прическа и макияж. Кем бы девушка-трибут ни была, она подготовилась к представлению заранее. У нее был красивый голос, звонкий и чистый на высоких тонах, глубокий грудной с эффектной хрипотцой – на низких, и двигалась она уверенно.

Пение преобразило девушку, и она больше не обескураживала Кориолана. Было в ней нечто волнительное, даже кокетливое. Камера следовала за ней неотступно: вот она подошла к краю сцены, выставив себя на всеобщее обозрение, прелестная и дерзкая.

И она горделиво двинулась плавной походкой вокруг миротворцев, причем некоторые из них были не в силах сдержать улыбок. Никто даже не шевельнулся, чтобы ее остановить.

Двери Дворца Правосудия распахнулись, и миротворцы, которые недавно вывели мэра, ринулись на сцену. Девушка находилась лицом к публике, однако наверняка заметила их появление. Она отправилась к дальнему концу помоста, чтобы эффектно закончить представление.

Прежде чем на нее накинулись миротворцы, девушка успела послать публике воздушный поцелуй.

– Для друзей я – Люси Грей. Так меня и зовите! – выкрикнула она.

Один из миротворцев отнял у нее микрофон, другой схватил девушку в охапку и отнес обратно в центр помоста. Она помахала рукой, словно в надежде на бурные аплодисменты, но ответом ей была гробовая тишина.

Хевенсби-холл тоже умолк. Кориолан гадал, не надеются ли присутствующие, как и он сам, что девушка-трибут продолжит петь. Наконец все принялись бурно обсуждать случившееся – сначала саму девушку, потом того, кому повезло стать ее ментором. Ученики вытягивали шеи, оглядывались на него, показывали большой палец, некоторые бросали недовольные взгляды. Кориолан смущенно покачал головой, но в глубине души ликовал. Сноу всегда берут верх!

Миротворцы снова вывели мэра на сцену и встали по бокам, чтобы избежать развития конфликта. Люси Грей его проигнорировала, вроде бы вернув себе самообладание после удачного выступления. Мэр сердито покосился на камеру и вытянул из второго мешка несколько клочков бумаги. Некоторые упали на сцену, и он прочел имя на оставшемся листке:

– Юноша-трибут от Дистрикта-12… Джессап Диггер.

Толпа на площади расступилась, давая дорогу лобастому парню с копной черных волос. Для Дистрикта-12 это был неплохой экземпляр – покрупнее многих собравшихся и на первый взгляд довольно крепкий. Судя по угрюмому виду, Джессап уже работал в шахте. Светлый тон лица на фоне грязной шеи выдавал вялую попытку отмыться перед церемонией, под ногтями чернела угольная пыль. Джессап неуклюже поднялся по ступеням, чтобы занять свое место на помосте. Когда он подошел к мэру, Люси Грей выступила вперед и протянула руку. Юноша заколебался, потом пожал ее. Люси Грей обошла его, сменила руки, встала рядом и сделала глубокий поклон, потянув Джессапа за собой. Толпа разразилась жидкими аплодисментами, кто-то одобрительно крикнул. Миротворцы окружили их, и трансляция переключилась на Дистрикт-8.

Кориолан сделал вид, что увлеченно наблюдает за жеребьевкой трибутов в Восьмом, Шестом и Одиннадцатом дистриктах, но при этом напряженно размышлял, какие последствия будет иметь появление в его жизни Люси Грей Бэйрд. Он понимал: это не трибут, а подарок! Ясное дело, обращаться с ней нужно соответственно. Как же использовать ее эффектный выход по максимуму? Как выжать побольше из наряда, змеи, песни? До начала Игр драгоценного времени перед публикой у трибутов ничтожно мало. Как после коротенького интервью заставить зрителей делать ставки на нее и, соответственно, на него? Он едва замечал прочих трибутов, по большей части жалких созданий, и присматривался к тем, кто посильнее. Сеян получил рослого парня из Дистрикта-2, юноша Ливии из Дистрикта-1 тоже смотрелся многообещающе. Хотя девушка-трибут Кориолана выглядела сравнительно здоровой, ее изящное телосложение больше годилось для танцев, чем для рукопашной схватки. Впрочем, Люси Грей наверняка неплохо бегает.

К концу церемонии Жатвы по залу поплыли заманчивые ароматы. Свежий хлеб. Лук. Мясо. У Кориолана заурчало в животе, и он рискнул выпить еще пару глотков поски в надежде приглушить голод. Он перенервничал, изголодался и едва сдерживался, чтобы не броситься к накрытым столам.

В его жизни правил бал вечный голод. Каждый день превращался в битву, в торг, в игру. Как лучше сдержать голод? Съесть всю еду за один присест? Растянуть на целый день, деля на крохи? Проглотить не жуя или мусолить до полного растворения во рту? Подобные игры разума помогали отвлечься и не думать о том, что еды не хватает. Кориолан никогда не ел досыта.

Во время войны повстанцы захватили сельскохозяйственные дистрикты и попытались голодом принудить Капитолий к подчинению, использовав еду, точнее, ее нехватку как оружие. Теперь они снова поменялись ролями: Капитолий контролировал припасы и, идя на шаг впереди, проворачивал нож в сердцах дистриктов с помощью Голодных игр. Помимо пытки кровопролитными Играми, всех жителей Панема буквально морили голодом: они постоянно пребывали в отчаянии, и никто не мог быть уверен в том, что увидит рассвет.

В свое время это же отчаяние превратило добропорядочных жителей Панема в чудовищ. Умиравшие на улицах от голода люди становились невольными участниками отвратительной пищевой цепочки. Однажды зимним вечером Кориолан с Тигрис выскользнули из дома, чтобы подобрать пару деревянных ящиков, замеченных днем в соседнем переулке. По пути им попалось три мертвеца, в одном из которых они узнали молоденькую горничную, которая так мило прислуживала на чаепитиях у Крэйнов. Повалил мокрый снег, и улицы вроде бы опустели, но на обратном пути дети испугались укутанного с головы до ног прохожего и укрылись за ближайшей изгородью. Они молча наблюдали, как их сосед Нерон Прайс, железнодорожный магнат, огромным тесаком отрезал у горничной ногу. Завернув добычу в юбку, которую сорвал с трупа, он стрелой кинулся к заднему входу своего особняка. Кузены никогда об этом не говорили, даже друг с другом, однако увиденное намертво врезалось Кориолану в память. Свирепость, исказившая черты Прайса, белый носочек, черный поношенный башмак на конце отпиленной конечности и безраздельный ужас осознания того, что и сам можешь стать чьей-то пищей…

Кориолану удалось выжить и сохранить рассудок благодаря бабушкиной дальновидности в начале войны. Его родители погибли, Тигрис тоже осиротела, и дети жили с бабушкой. Повстанцы медленно, но верно подбирались к Капитолию, однако высокомерие жителей столицы не позволяло им это признать. Нехватка продовольствия вынудила даже богачей искать некоторые продукты на черном рынке. Поздним вечером, в самом конце октября Кориолан очутился возле задней двери некогда модного ночного клуба. Одной рукой он катил красную игрушечную тележку, другой крепко держался за бабушкину руку в перчатке. Стоял жуткий холод – в воздухе чувствовалось зловещее дыхание зимы, небо закрывала плотная завеса мрачных серых туч. Они пришли повидать Плюриба Белла, стареющего мужчину в очках с лимонными стеклами и в белом напудренном парике с локонами до пояса. Плюриб и его партнер Кир, музыкант, владели клубом, который теперь использовали для торговли контрабандой с заднего входа. Сноу хотели купить ящик консервированного молока, поскольку свежего было не достать уже несколько недель, однако Плюриб сказал, что оно закончилось. Зато недавно привезли много сушеной лимской фасоли, ящики с которой стояли на зеркальной сцене за его спиной, причем до самого потолка.

– Фасоль хранится очень долго, – заверил Плюриб Мадам-Бабушку. – Я собираюсь отложить ящиков двадцать для собственных нужд.

Бабушка Кориолана рассмеялась.

– Какой ужас!

– Нет, милая моя. Ужас будет без нее.

Бабушкин смех оборвался. Бросив взгляд на Кориолана, она судорожно сжала его руку и задумчиво посмотрела на ящики.

– Сколько вы можете нам уступить?

Один ящик Кориолан отвез домой на игрушечной тележке, остальные двадцать девять прибыли глухой ночью, поскольку чрезмерное накопление припасов в осажденном городе считалось незаконным. Кир с другом затащили фасоль на верхний этаж и сложили в середине роскошно обставленной гостиной. Сверху они поставили банку молока – подарок от Плюриба – и пожелали им спокойной ночи. Кориолан с Тигрис помогли бабушке спрятать ящики в шкафах, в гардеробных и даже в старых часах.

– Кто все это будет есть? – спросил мальчик. В те дни в их жизни еще присутствовали и бекон, и цыпленок, и жареное мясо время от времени. Молоко периодически исчезало, зато сыр был в избытке. На обед обязательно подавали десерт, пусть даже просто хлеб с джемом.

– Мы с вами попробуем немного, остальное можно на что-нибудь поменять, – ответила Мадам-Бабушка. – Это наша тайна!

– Не люблю фасоль! – надул губы Кориолан. – Вдруг она невкусная?

– Ну, значит, попросим повара найти рецепт получше, – пообещала Мадам-Бабушка.

Увы, повара забрали в солдаты, и вскоре он умер от воспаления легких. Как выяснилось, Мадам-Бабушка даже включать плиту не умела, не говоря уже о том, чтобы следовать рецептам. Готовить фасоль пришлось восьмилетней Тигрис – сначала густую похлебку, потом суп, потом водянистый бульончик, на котором они продержались всю войну. Лимская фасоль. Капуста. Пайка хлеба. Они жили на этом день за днем, год за годом. Понятное дело, скудный рацион сказался на росте Кориолана. Питайся он как следует, вырос бы повыше, и плечи у него были бы шире. Зато мозг развивался как надо, по крайней мере, Кориолан на это надеялся. Фасоль, капуста, черный хлеб. Ненавистная бурда позволила им выжить без унижений и без пожирания трупов.

Кориолан сглотнул наполнившую рот слюну и взял тарелку с золотой каймой и рельефной эмблемой Академии. Даже в самые голодные дни в Капитолии хватало прекрасной посуды, и дома Кориолану не раз приходилось есть капустные листья с тонкого фарфора. Он прихватил льняную салфетку, вилку, нож. Подняв серебряную крышку на кастрюле с подогревом, он ощутил на губах ароматный пар. Лук со сливками. Кориолан положил себе скромную порцию, стараясь не пускать слюни. Отварной картофель. Кабачки. Буженина. Горячие булочки и сливочное масло. Немного подумав, он добавил второй кусочек. Тарелка полная, но не с горкой. Для голодного подростка вполне сойдет.

Он поставил тарелку на стол рядом с Клеменсией и отправился к тележке с десертом, потому что в прошлом году спохватился слишком поздно, и ему не досталось пудинга из тапиоки. Кориолан увидел кусочки яблочного пирога, украшенные бумажными флажками с гербом Панема, и у него замерло сердце. Пирог! Когда же он ел пирог в последний раз?.. Не успел Кориолан взять порцию среднего размера, как ему под нос уткнулась тарелка с огромным куском.

– Да ладно, бери побольше! Растущий организм должен хорошо питаться.

Глаза у директора Хайботтома слезились, но взгляд был уже не такой остекленевший, как с утра. Напротив, директор пристально всматривался в его лицо.

Кориолан взял тарелку с пирогом и усмехнулся по-мальчишески добродушно. По крайней мере, он на это надеялся.

– Благодарю вас, сэр. Для пирога у меня всегда место найдется.

– К удовольствиям привыкаешь быстро, – заметил директор. – Кому, как не мне, это знать.

– Полагаю, что никому, сэр. – Прозвучало нехорошо. Кориолан имел в виду первую часть фразы – про удовольствия, а вышло ехидно, словно он намекал на дурную привычку директора.

– Вот как? – Директор Хайботтом прищурился, продолжая пристально разглядывать Кориолана. – И чем же ты намерен заняться после Игр, Кориолан Сноу?

– Надеюсь пойти в Университет, – ответил юноша. Что за странный вопрос? Разве по его успехам в учебе это не ясно?

– Да, я видел твое имя среди претендентов на приз, – проговорил директор. – А если ты его не выиграешь?

Кориолан смешался.

– Ну, тогда мы… мы оплатим обучение, конечно.

– Неужели? – Директор Хайботтом расхохотался. – Посмотри на себя – рубашка перешитая, обувь давно мала. Ты из последних сил пытаешься свести концы с концами, а сам разгуливаешь по Капитолию, задрав нос. Сомневаюсь, что в апартаментах Сноу остался хотя бы ночной горшок! Даже если выиграешь приз, что маловероятно, дальнейших расходов вам точно не потянуть. И что будет с тобой тогда? Что тогда?

Кориолан невольно оглянулся по сторонам. К счастью, ужасных слов директора не слышал никто – все были заняты едой и болтовней.

– Не волнуйся, никто не знает. Ну, почти никто. Ешь свой пирог, мальчик. – Директор Хайботтом ушел, даже не потрудившись взять кусок себе.

Кориолану отчаянно хотелось бросить тарелку и умчаться к выходу, но вместо этого он аккуратно поставил пирог на тележку. Все дело в том дурацком прозвище. Наверняка директору сообщили, что его придумал Кориолан. Вот ведь сглупил! К чему было связываться с такой влиятельной персоной, к тому же высмеивать его публично? Впрочем, что тут такого? Прозвища дают всем учителям, некоторым даже куда менее лестные. К тому же Хайботтом, он же Вечный Кайф, не особо скрывал свою привычку. Он прямо-таки выставлял себя на посмешище. Может, для ненависти к Кориолану у него имелась другая причина?

В любом случае Кориолану нужно все исправить. Нельзя рисковать премией из-за такой ерунды. После Университета он планировал выбрать прибыльную профессию. Куда денешься без образования? Он представил свое будущее на какой-нибудь невысокой должности в столице… Что ему там светит? Заниматься распределением угля в дистриктах? Чистить клетки генетических уродцев в Лаборатории мутаций? Собирать налоги с Сеяна Плинта в его роскошных апартаментах на Корсо, а самому ютиться в жалкой дыре в пятидесяти кварталах от центра? И это еще удачный расклад! В Капитолии найти работу трудно, особенно нищему выпускнику Академии. Как жить? Взять денег в долг? Для должников Капитолия дорога одна – в миротворцы, значит, двадцать лет службы неизвестно где. Распределят еще в какое-нибудь захолустье, где люди мало чем отличаются от зверей.

Блестящие надежды, которые Кориолан возлагал на сегодняшний день, рухнули и погребли его под обломками. Сначала угроза потерять семейные апартаменты, потом менторство над худшим трибутом (к тому же эта девчонка явно не в себе), а теперь еще выясняется, что директор Хайботтом ненавидит его настолько, что готов лишить шансов на премию и приговорить к прозябанию в дистриктах!

Все знали, что случается с теми, кто попадал в дистрикты. Их вычеркивали из жизни. Их забывали напрочь. В глазах Капитолия они были все равно что мертвы.

Глава 3

Кориолан стоял на пустой железнодорожной платформе в ожидании своего трибута, держа двумя пальцами белую розу на длинном стебле. Идея с подарком принадлежала Тигрис. Хотя в день Жатвы она вернулась домой очень поздно, Кориолан все равно ее дождался, чтобы посоветоваться и рассказать о своих унижениях и страхах. Кузина велела не унывать. Премию он получит непременно, иначе и быть не может, и его ждет блестящая учеба в Университете. Что же касается их апартаментов, то сначала нужно выяснить подробности. Вероятно, налог на таких, как они, не распространяется, или его объявят не скоро. Да и все равно они обязательно выкрутятся. Сейчас думать надо только о Голодных играх и о победе!

На вечеринке в честь Жатвы у Фабриции все гости были без ума от Люси Грей Бэйрд. Его трибут – профессиональная звезда, заявили они, прихлебывая поску. Кузены рассудили, что на девушку следует произвести удачное первое впечатление, и тогда она будет сотрудничать с ним с радостью. С ней нужно обращаться не как с осужденной пленницей, а как с гостьей. Кориолан решил встретить Люси Грей на вокзале, чтобы поскорее включиться в работу над проектом и заодно завоевать ее доверие.

– Представь, как ей страшно, Корио! – воскликнула Тигрис. – И как одиноко… Будь я на ее месте, любое проявление заботы с твоей стороны произвело бы на меня огромное впечатление. Нет, даже не так. Ты должен дать ей понять, что она тебе дорога. Подари ей что-нибудь, все равно что, лишь бы она почувствовала твою заботу.

Кориолан вспомнил о бабушкиных розах, которые все еще ценились в Капитолии. Старуха неутомимо выращивала их в садике на крыше пентхауса – и на свежем воздухе, и в небольшой теплице с солнечным обогревом. Она раздавала свои розы скупо, словно бриллианты, поэтому Кориолану пришлось изрядно потрудиться, чтобы добыть эту красавицу. «Мне нужно установить с нею связь. Как ты всегда говоришь, твои розы открывают любые двери». Мадам-Бабушка согласилась, что было лишним свидетельством того, насколько ее тревожила создавшаяся ситуация.

С Жатвы прошло два дня. В городе держалась томительная жара, и, хотя едва рассвело, на вокзале уже начало припекать. Кориолан понимал, что на широкой пустой платформе он привлекает к себе лишнее внимание, однако боялся пропустить поезд. Рем Дулиттл, сосед снизу, учившийся на распорядителя Игр, сообщил, что трибутов привезут в среду. Рем недавно закончил Университет, и его семья приложила все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы он получил оплачиваемую должность, которая станет ступенькой на пути к успешной карьере. Кориолан мог бы навести справки в Академии, но опасался, что на подобную инициативу посмотрят косо. Никаких правил для менторов пока не существовало, и он предполагал, что большинство его одноклассников, скорее всего, встретятся со своими трибутами под наблюдением учителей на следующий день.

Миновал час, другой, а поезд все не ехал. Сквозь стеклянную крышу вокзала солнце жарило вовсю. Кориолан обливался по́том, величавая роза начала смиренно никнуть. Он уже сомневался, что идея встретить трибута на перроне была удачной. Обычная девушка наверняка бы обрадовалась, однако Люси Грей Бэйрд – совсем иное дело. Кориолан вздрогнул, вспомнив подробности Жатвы в Дистрикте-12: дерзкое выступление Люси Грей после оплеухи мэра, змею, сунутую за шиворот рыжеволосой… Разумеется, никто не знал, ядовита змея или нет, но ведь это первое, что приходит на ум, не так ли? Ему стало жутко. И вот Кориолан стоит посреди перрона в форме Академии, с розой в руке, как влюбленный школьник, и надеется, что она… На что он вообще надеется? На ее симпатию? На доверие? На то, что она не убьет его при первом же случае?

Без взаимопонимания им не обойтись. Вчера Сатирия провела собрание менторов, на котором им выдали первое задание. Прежде трибутов отправляли на арену сразу после прибытия в Капитолий, однако в связи с привлечением учеников Академии регламент мероприятия изменился. Распорядители решили выделить каждому ментору пять минут на интервью с трибутом, чтобы представить участников Игр Панему в прямом эфире. Если у зрителей будет за кого болеть, интерес к просмотру Голодных игр может вырасти. Если все пройдет удачно, им выделят лучшее эфирное время, и менторы смогут даже комментировать действия трибутов на Играх. Кориолан понимал, что обязан сделать свои пять минут гвоздем программы.

Прошел еще час, и Кориолан уже собрался махнуть рукой на свою затею, как вдруг в тоннеле гулко прозвучал свисток поезда. В первые месяцы войны свисток означал возвращение отца с поля битвы. Будучи промышленным магнатом, отец полагал, что служба укрепит его позиции в семейном бизнесе. Превосходное стратегическое чутье, стальные нервы и властный характер помогли ему быстро подняться по служебной лестнице. Желая публично продемонстрировать приверженность делу Капитолия, семейство Сноу, в том числе и наряженный в бархатный костюмчик Кориолан, каждый раз встречало героя на вокзале. Однажды поезд вернулся без него – пуля мятежника нашла свою цель. Теперь все в Капитолии напоминало Кориолану об ужасном событии, причем особенно тяжело ему приходилось на вокзале. Вряд ли он по-настоящему любил этого сурового, малознакомого человека, но определенно нуждался в его защите. Смерть отца принесла страх и чувство беспомощности, от которых Кориолан так и не избавился.

Поезд со свистом вылетел на перрон и остановился. Состав был короткий – локомотив и пара вагонов. Кориолан надеялся увидеть своего трибута в окне и вдруг понял, что вагоны вовсе не пассажирские, а грузовые. Их содержимое надежно защищали старомодные висячие замки на массивных цепях.

«Не тот поезд, – подумал Кориолан. – Можно идти домой».

Внезапно из ближайшего вагона раздался человеческий крик.

Кориолан ожидал, что сейчас набегут миротворцы, но те не спешили. Минут через двадцать подошло несколько солдат. Один из них переговорил с невидимым машинистом, и тот выбросил из окна связку ключей. Миротворец неторопливо прогулялся к первому вагону, перебрал все ключи, выбрал нужный, вставил в замок и повернул. Цепи упали, и он сдвинул тяжелую дверь в сторону, достал дубинку и постучал по стенке.

– Выходим, ребята, приехали!

В проеме возник высокий темнокожий юноша в залатанной холщовой одежде – трибут Клеменсии из Дистрикта-11, поджарый, зато мускулистый. Надрывно кашляя, вслед за ним показалась такая же смуглая девушка, только худая как скелет. Оба босиком, со скованными впереди руками. До земли было футов пять, и они присели на краю вагона, прежде чем неуклюже спрыгнуть на платформу. Хрупкая бледная девочка в полосатом платье и красном шарфике подползла к дверям и замерла, не зная, как спуститься. Миротворец грубо ее дернул, и она упала, едва успев выставить перед собой руки. Затем он заглянул в вагон, вытащил из него мальчика лет десяти на вид, которому, конечно, никак не могло быть меньше двенадцати, и тоже выволок на перрон.

На Кориолана повеяло затхлым, тяжелым духом. Трибутов привезли в вагоне для скота, вдобавок еще и нечищеном. Кормили ли их? Давали ли подышать свежим воздухом? Или так и держали впроголодь и взаперти? Хотя ему доводилось видеть трибутов на экране, к встрече с ними во плоти он оказался не готов, и его захлестнула волна жалости и отвращения. Они и в самом деле были существами из другого мира. Из мира, полного отчаяния и жестокости.

Миротворцы перешли ко второму вагону и открыли замок. За дверью уже ждал Джессап, юноша из Дистрикта-12, и щурился на ярко освещенный вокзал. Кориолан вздрогнул и собрался с духом. Сейчас он увидит ее. Джессап грузно спрыгнул на перрон и повернулся к вагону.

Люси Грей Бэйрд вышла, заслоняя скованными руками глаза, пока не привыкла к свету. Джессап вытянул руки, разведя их насколько позволяла цепь, и девушка упала ему навстречу. Джессап поймал ее за талию и поставил на землю на удивление грациозно. Она благодарно похлопала его по плечу и запрокинула голову, наслаждаясь солнечным светом. Тем временем ее пальцы заботливо перебирали локоны, избавляясь от забившейся в них соломы.

Кориолан ненадолго отвлекся на миротворцев, которые выкрикивали угрозы, стоя у открытого вагона. Когда он повернулся к Люси Грей, она смотрела на него в упор. Кориолан вздрогнул, потом сообразил: на перроне он был единственным штатским. Солдаты ругались, подсаживая одного из своих в вагон, чтобы вытащить несговорчивых трибутов.

Сейчас или никогда!

Кориолан подошел к Люси Грей, протянул ей розу и слегка кивнул.

– Добро пожаловать в Капитолий, – проговорил он. После стольких часов молчания в голосе появилась хрипотца, и Кориолан надеялся, что это придаст ему зрелости.

Девушка смерила его оценивающим взглядом. Кориолан боялся, что она либо уйдет, либо посмеется над ним. Не случилось ни того, ни другого. Она потянулась к цветку и осторожно оторвала лепесток.

– Когда я была маленькой, меня купали в па́хте и розовых лепестках, – непринужденно сообщила Люси. Несмотря на неприглядность ее нынешних обстоятельств, ей хотелось верить. Девушка провела пальцем по матовой поверхности лепестка, положила его в рот и закрыла глаза, наслаждаясь вкусом. – Чудесно! Только сказки на ночь не хватает.

Кориолан воспользовался случаем, чтобы ее рассмотреть. Люси Грей выглядела иначе, чем на церемонии Жатвы. Не считая отдельных пятнышек, вся косметика стерлась, и без нее девушка-трибут казалась совсем юной. Губы потрескались, волосы расплелись, радужное платье испачкалось и помялось. На месте удара на щеке расцвел лиловый синяк. И все равно чувствовалось в ней нечто особенное. Кориолан словно наблюдал за представлением, только на этот раз для ограниченного круга зрителей.

– Хм, на миротворца не похож… Что ты вообще тут делаешь?

– Я – твой ментор. Распорядители Игр не знают, что я здесь, – признался Кориолан. – Хотел познакомиться с тобой на моих условиях.

– Ясно, бунтарь, – заметила она.

Для жителей Капитолия это слово означало смерть, но в устах Люси Грей оно прозвучало одобрительно, как комплимент. Может, насмехается? Кориолан вспомнил, что она прятала змею в кармане и обычные правила ей не писаны.

– А что еще может мой ментор, кроме как дарить розы? – поинтересовалась она.

– Заботиться о тебе как следует.

Миротворцы тем временем вышвыривали полуголодных детей на перрон. Одна девочка выбила передний зуб, мальчика жестоко отпинали.

Люси Грей улыбнулась Кориолану.

– Ну, удачи тебе, красавчик, – бросила она и ушла, оставив его стоять с розой в руках.

Миротворцы повели трибутов к главному входу, и Кориолан понял: его шансы стремительно убывают. Он не сумел завоевать ее доверие. Так, слегка позабавил и все. Люси Грей сочла его бесполезным и, пожалуй, права. Однако на карте стояло столь многое, что Кориолан решил хотя бы попытаться. Он бросился за трибутами и догнал их у самых дверей.

– Извините, что отвлекаю, – выпалил он вслед командиру миротворцев. – Я – Кориолан Сноу из Академии. – Он кивнул в сторону Люси Грей. – На время Голодных игр этот трибут закреплен за мной. Скажите, могу ли я сопровождать ее до места пребывания?

– Так вот зачем ты болтался здесь все утро? Хотел прокатиться задарма? – спросил миротворец. От него разило спиртным, глаза налились кровью. – Разумеется, мистер Сноу. Присоединяйтесь.

И тогда Кориолан заметил грузовик, который ждал трибутов. Точнее, клетку на колесах. Основание кузова окружала решетка, покрытая сверху стальными листами. Кориолану снова вспомнился цирк из его детства, где он видел диких зверей – больших кошек и медведей – в точно таких же перевозках. Следуя приказам, трибуты протягивали руки, их избавляли от оков и сажали в клетку.

Кориолан попятился и вдруг заметил, что Люси Грей на него смотрит. Нужно было решаться. Если отступить сейчас, все будет кончено. Она сочтет его трусом и перестанет воспринимать всерьез.

Он сделал глубокий вдох и полез в клетку.

Дверь захлопнулась, грузовик резко рванул с места. Кориолан инстинктивно ухватился за решетку справа и врезался в нее лбом, потому что на него навалилось несколько трибутов. Он отпихнул их подальше и вывернулся, встав к своим попутчикам лицом. Теперь почти все держались за прутья, кроме девочки с выбитым зубом, которая цеплялась за ногу парня из своего дистрикта. Грузовик выехал на широкую улицу, и все кое-как устроились.

Кориолан понял, что совершил ошибку. Даже на открытом воздухе вонь стояла невыносимая. Немытые трибуты впитали запахи вагона для скота, и смесь получилась поистине тошнотворная. Вблизи стало видно, насколько они неопрятные, какие у них покрасневшие глаза, как изранены их тела. Люси Грей забилась в передний угол, утирая подолом кровь со лба. К присутствию Кориолана она отнеслась равнодушно, зато остальные трибуты уставились на него, словно стая диких зверей на холеного пуделя.

«По крайней мере, я в лучшей форме, чем они, – утешил себя Кориолан и сжал розу в кулаке. – Если нападут, у меня будет шанс». Хотя сможет ли он выстоять один против всех?

Грузовик притормозил, пропуская набитый пассажирами троллейбус. Кориолан находился в задней части клетки, но все равно на всякий случай пригнулся, чтобы его не заметили.

Троллейбус проехал, грузовик тронулся, и Кориолан рискнул выпрямиться. Трибутам стало смешно, некоторые злорадно потешались над его явным смущением.

– В чем дело, красавчик? Не в ту клетку угодил? – с издевкой осведомился юноша из Дистрикта-11.

Столь неприкрытая ненависть потрясла Кориолана, однако он постарался сохранить невозмутимость.

– Нет, именно эту клетку я и поджидал все утро.

Трибут из Одиннадцатого стремительно обхватил горло Кориолана длинными пальцами в шрамах и всем телом прижал его к прутьям. Кориолан задействовал единственный прием, который никогда не подводил его в потасовках на школьном дворе: изо всех сил саданул противника коленом в промежность. Парень из дистрикта охнул и согнулся пополам.

– Тебе конец! – ухмыльнулась девушка из Дистрикта-11. – Дома, в Одиннадцатом он убил миротворца. Никто так и не узнал, кто это сделал.

– Заткнись, Дилл! – прорычал парень.

– Кому теперь какое дело? – отмахнулась Дилл.

– Давайте прикончим его все вместе! – свирепо воскликнул самый мелкий трибут. – Чего нам терять?

Трибуты согласно заворчали и подались вперед.

От ужаса Кориолан буквально оцепенел. Прикончим? Неужели они и в самом деле хотят забить его до смерти – здесь, при свете дня, посреди Капитолия? Конечно, терять им нечего… Сердце колотилось как бешеное, в ожидании неизбежного он слегка присел и выставил кулаки.

Из угла раздался мелодичный голосок Люси Грей и развеял напряжение:

– Нам, может, и нечего. Как насчет ваших семей? Капитолийцам есть кого наказать вместо вас.

Это буквально вышибло из них дух. Люси Грей протиснулась к Кориолану и встала между ним и трибутами.

– К тому же это мой ментор, – заявила она, – и должен мне помогать. Думаю, он еще пригодится.

– С какой радости тебе достался монтер? – спросила Дилл.

– Ментор, – поправил Кориолан, пытаясь не выдать страх. – Вам тоже назначили менторов.

– А почему их здесь нет? – усомнилась Дилл.

– Наверное, не горят энтузиазмом, – заметила Люси Грей, отвернулась от Дилл и подмигнула Кориолану.

Грузовик свернул на узкую улочку, доехал до конца и резко затормозил. Кориолан никак не мог сориентироваться. Он попытался вспомнить, где держали трибутов в прошлые годы. Вроде бы в конюшне для лошадей миротворцев. Учитывая враждебность трибутов, надо объясниться с командиром миротворцев и попросить какую-нибудь защиту. После того как Люси Грей ему подмигнула, Кориолан понял, что остаться стоит.

Водитель начал сдавать назад к тускло освещенному зданию, вероятно, складу; из распахнутых металлических ворот донесся терпкий запах тухлой рыбы и прелого сена. Миротворец открыл заднюю дверь грузовика, и не успели трибуты выбраться наружу самостоятельно, как клетка накренилась и вывалила их на холодную и влажную бетонную плиту. Точнее, на спускной желоб, однако наклон был так велик, что все сразу заскользили вниз. Отчаянно пытаясь отыскать опору, Кориолан потерял розу и рухнул в общую кучу на песчаный пол футах в двадцати от входа. Под нещадными лучами солнца он выбрался из переплетенных тел, отполз в сторону, выпрямился и застыл в ужасе. Их привезли не в конюшню. Хотя Кориолан не был здесь много лет, теперь он вспомнил это место. Песок. Искусственные скалы. Ряд металлических прутьев в виде виноградных лоз, изогнутый широкой дугой, чтобы защитить публику. Из-за решетки на них во все глаза смотрели капитолийские дети.

Обезьянник в городском зоопарке.

Глава 4

На виду у изумленной публики Кориолан чувствовал себя куда хуже, чем если бы стоял голышом посреди Корсо. Тогда он хоть смог бы убежать. Теперь же он угодил в западню, и скрыться было решительно негде, как и бедным животным, которые находились здесь до него. Дети принялись оживленно переговариваться и указывать на его школьную форму, привлекая внимание взрослых. Все свободное пространство между прутьями мигом заполнили любопытные лица. Хуже того, с обеих сторон внезапно возникло по камере.

Новости Капитолия! Куда же без вездесущих репортеров с их дерзким слоганом «Если вы не увидели этого у нас, значит, этого не случилось вовсе»!

Еще как случилось. Да еще с ним.

Кориолан представил, как его изображение транслируют на весь Капитолий. К счастью, он застыл как вкопанный. Хуже, чем стоять в обезьяннике среди оборванцев из дистриктов, могло быть только одно: носиться как угорелому в поисках выхода. Так просто отсюда не выберешься. Вольер надежный, его строили для диких зверей. Попытки укрыться выглядели бы жалко. Новости станут крутить без перерыва. Добавят дурацкую музыку и смешные подписи. «Сноу бьется в истерике!» Включат в прогноз погоды. «Слишком жарко для Сноу!» Будут показывать до конца его дней. Опозорят навсегда.

Что же ему оставалось? Только стоять, глядя прямо в камеру, и ждать, пока спасут.

Кориолан выпрямился в полный рост и принял скучающий вид. Публика начала его окликать – сначала раздались пронзительные голоса детей, потом вступили взрослые. Им хотелось знать, что он делает в клетке и не нужна ли ему помощь. Наконец его кто-то узнал, и имя молниеносно разнеслось по толпе, которая становилась все плотнее.

– Это же мальчишка Сноу!

– Кто-кто?

– Из тех самых Сноу, у которых розы на крыше!

Почему все эти люди пришли в зоопарк посреди рабочей недели? Неужели им заняться нечем? Почему дети не в школе? Неудивительно, что в стране такой бардак.

Вокруг него нарезала круги пара из Дистрикта-11, свирепый мальчишка, который предлагал его убить, и еще несколько трибутов. Кориолан помнил вспышку их ненависти в грузовике и теперь снова гадал, что случится, если им вздумается напасть. Возможно, публика только зааплодирует.

Кориолан старался не паниковать, но буквально обливался потом. Все лица – и ближайших трибутов, и толпы за решеткой – начали расплываться. Черты потеряли четкость, распавшись на темные и светлые участки кожи с красно-розовыми провалами раззявленных ртов. Его руки и ноги онемели, легким не хватало воздуха. Он хотел кинуться к желобу и попробовать взобраться по нему наверх, как вдруг позади кто-то сказал: «Лови момент!»

Не оборачиваясь, он сразу понял: это та самая девушка, его трибут, и почувствовал огромное облегчение. Он не один. Кориолан вспомнил, как ловко ей удалось завладеть аудиторией после нападения мэра, как она покорила их сердца своей песенкой. Конечно, Люси Грей права. Либо он сделает вид, что так и задумано, либо все будет кончено.

Кориолан сделал глубокий вдох и обернулся. Люси Грей сидела на песке, непринужденно закрепляя за ухом белую розу. Похоже, она постоянно прихорашивается. В Двенадцатом девушка поправляла оборки, на перроне – волосы, теперь решила украсить себя цветком. Кориолан протянул ей руку, словно она была дамой высшего света.

Уголки губ Люси Грей поползли наверх. Она грациозно подала ему руку, и по телу Кориолана будто искра пробежала, передав ему частичку ее сценического обаяния. Он слегка поклонился своей даме.

«Она на сцене. Ты тоже на сцене. Это представление», – подумал Кориолан, поднял голову и спросил:

– Не угодно ли познакомиться с моими соседями?

– С удовольствием, – откликнулась Люси Грей, словно зашла в гости на чай. – Слева я выгляжу получше, – шепнула она, легонько коснувшись щеки.

Кориолан не вполне понял, зачем ему это знать, однако повел ее к левому краю вольера. Хотя Люси Грей радостно улыбалась, ее пальцы сжимали его руку, как тиски.

Между искусственными скалами и решеткой лежал неглубокий, высохший ров – когда-то зверей от посетителей отделяла водная преграда. Кориолан с Люси Грей сошли по трем ступенькам, пересекли ров и взобрались на узкий уступ, который шел вдоль всего вольера. Так они очутились лицом к лицу со зрителями. Кориолан приблизился к одной из камер – куда от них денешься? – где расположилась толпа малышей. Расстояние между прутьями было около четырех дюймов – пролезть не пролезешь, зато можно высунуть руку. Увидев узников так близко, детишки умолкли и прижались к ногам родителей.

Кориолан подумал, что идея с гостьей на чаепитии ничуть не хуже любой другой, и относиться к ситуации следует с той же непринужденностью.

– Как поживаете? – спросил он, склоняясь к детям. – Я привел с собой подругу. Хотите с ней познакомиться?

Дети заерзали и захихикали, и один маленький мальчик крикнул:

– Да! – Он несколько раз ударил по решетке ладонями и смущенно сунул руки в карманы. – Мы видели ее по телику.

Кориолан подвел своего трибута к ограде.

– Позвольте представить вам мисс Люси Грей Бэйрд!

Публика замерла. Странная девушка-трибут подошла к детям слишком близко, и в то же время всем хотелось услышать, что она скажет. Люси Грей опустилась на одно колено.

– Привет, малыш! Я – Люси Грей. А как тебя зовут?

– Понтий, – ответил мальчик и посмотрел на мать в ожидании одобрения. Та взирала на Люси Грей с опаской.

– Как поживаешь, Понтий? – спросила девушка-трибут.

Мальчик протянул руку для рукопожатия, как поступил бы любой воспитанный капитолийский ребенок. Люси Грей сделала ответный жест, однако высовывать руку за решетку не стала, чтобы никого не напугать. В результате малыш дотянулся до нее сам. Она радушно пожала маленькую ладошку.

– Очень приятно! А это твоя сестра? – Люси Грей кивнула на малышку с ним рядом. Та стояла, изумленно таращась и посасывая палец.

– Ее зовут Венера, – ответил Понтий. – Ей всего четыре.

– По-моему, четыре года – прекрасный возраст, – заметила Люси Грей. – Приятно познакомиться, Венера!

– Мне нравится твоя песня, – прошептала Венера.

– Правда? – обрадовалась Люси Грей. – Как мило! Продолжай смотреть шоу, золотко, а я попробую спеть что-нибудь еще. Договорились?

Венера кивнула и зарылась личиком в юбку матери. В толпе раздались возгласы умиления.

Люси Грей двинулась вдоль ограды, увлекая детей за собой. Кориолан держался на некотором отдалении, чтобы все внимание доставалось ей.

– Ты принесла свою змею? – с надеждой спросила девочка с тающим клубничным мороженым.

– Нет, но мне бы очень хотелось, ведь эта змейка – моя добрая подружка, – доверительно призналась Люси Грей. – А у тебя есть любимый питомец?

– У меня рыбка, ее зовут Кроха. – Девочка переложила мороженое в другую руку и потянулась сквозь решетку к Люси Грей. – Можно потрогать твое платье? – От ладошки до локтя она перепачкалась рубиновым сиропом, однако Люси Грей лишь рассмеялась, протянула краешек подола, и девчушка с любопытством ощупала оборки. – Красивое!

– У тебя тоже. – Платье на малышке было из вылинявшего ситца – ничего особенного. – Обожаю платья в горошек!

Девочка расцвела.

Кориолан заметил, как меняется настроение публики: трибута уже не боялись, они ее почти полюбили. Когда дело касается детей, людьми легко манипулировать. Им приятно видеть, что дети довольны.

Похоже, Люси Грей это инстинктивно понимала, потому что общалась только с детьми, а взрослых намеренно игнорировала. Она почти дошла до камеры и стоявшего подле репортера. Подняв голову и обнаружив объектив, направленный ей прямо в лицо, девушка-трибут вздрогнула, потом рассмеялась.

– Ой, привет! Нас показывают по телевизору?

Молодой капитолийский репортер жадно рванулся к Люси Грей в погоне за сенсацией.

– Еще бы!

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Я – Липид Мальвазия, программа «Новости Капитолия», – ответил он с улыбкой. – Итак, Люси, ты – трибут из Дистрикта-12?

– Люси Грей, – поправила она, – и я не совсем из Двенадцатого. Наш музыкальный ансамбль в один прекрасный день свернул не туда, и нам пришлось остаться в дистрикте.

– Ясно. Тогда откуда же вы? – спросил Липид.

– Отовсюду. Мы путешествуем с места на место… – Люси Грей спохватилась и пояснила: – Ну, прежде, пока не вмешались миротворцы.

– Значит, теперь вы жители Дистрикта-12, – не унимался репортер.

– Как скажешь. – Люси Грей перевела взгляд на толпу с таким видом, будто ей неимоверно скучно.

Репортер почувствовал, что она ускользает.

– Твое платье произвело в Капитолии настоящий фурор!

– Неужели? Все в нашем ансамбле обожают яркие цвета, особенно я. А это платье – моей мамы, и я его очень люблю.

– Твоя мама сейчас в Дистрикте-12? – спросил Липид.

– Только ее косточки, дорогуша. Только ее жемчужно-белые косточки. – Люси Грей посмотрела на растерявшегося репортера в упор. Больше вопросов не последовало, и она повернулась к Кориолану. – Кстати, ты знаком с моим ментором? Его зовут Кориолан Сноу. Он капитолийский юноша, и мне с ним неслыханно повезло! Можно сказать, мне досталось пирожное с кремом. Кстати, ни один другой ментор не удосужился встретить своего трибута.

– Да уж, ему удалось нас всех удивить. Кориолан, тебя сюда послали учителя? – спросил Липид.

Кориолан шагнул к камере и попытался изобразить из себя эдакого озорного симпатягу.

– Нет, но они мне и не запрещали. – По толпе прокатился смех. – Зато я точно помню, как они сказали, что я должен представить Люси Грей Капитолию. Вот я и решил подойти к заданию серьезно.

– И ты не раздумывая сиганул в клетку с трибутами? – подначил репортер.

– Честно говоря, раздумывать было некогда, – признался Кориолан. – С другой стороны, если хватило храбрости у нее, то чем я хуже?

– Между прочим, у меня выбора не было, – напомнила Люси Грей.

– Между прочим, у меня тоже! – воскликнул Кориолан. – После того как я услышал твою песню, я просто не смог устоять! Признаюсь, я твой фанат. – Толпа зааплодировала, и Люси Грей кокетливо взмахнула юбкой.

– Очень надеюсь, что в Академии с тобой согласятся, Кориолан, – заметил Липид. – Впрочем, скоро сам узнаешь.

Кориолан обернулся. В задней части вольера распахнулись массивные железные двери с забранными решеткой окнами. Он снова посмотрел в камеру, намереваясь обставить свой уход поэффектнее.

– Спасибо за внимание! Запомните, это была Люси Грей Бэйрд, трибут из Дистрикта-12. Если выдастся свободная минутка, приходите в зоопарк и познакомьтесь с ней лично. Уверяю вас, оно того стоит!

Люси Грей протянула ему руку, изящно опустив кисть. Он намек понял и поднес запястье к губам. Коснувшись ее кожи, Кориолан ощутил приятный трепет. Помахав напоследок, он без единого слова последовал за миротворцами. Публика разразилась аплодисментами.

Когда двери за спиной снова заперли, Кориолан облегченно выдохнул и понял, насколько сильно испугался. Он молча поздравил себя с тем, что при подобных обстоятельствах сумел сохранить достоинство. Миротворцы, судя по хмурым взглядам, считали иначе.

– Что за выкрутасы? – строго спросил главный. – Тебе туда нельзя!

– Я и сам так думал, пока ваши когорты не спустили меня вниз по желобу самым беспардонным образом, – заявил Кориолан. Он надеялся, что слова «когорты» и «беспардонным образом» прозвучали с должной степенью превосходства. – Я подписывался всего лишь на поездку до зоопарка. С большим удовольствием готов потолковать с вашим командиром и опознать виновных. Однако лично вам я весьма благодарен!

– Угу, – буркнул офицер. – У нас приказ: сопроводить тебя прямиком до Академии.

– Так даже лучше, – с уверенным видом кивнул Кориолан. На самом деле из-за быстрой реакции школы ему стало здорово не по себе.

Хотя телевизор в фургоне миротворцев не работал, обрывки сюжета из зоопарка мелькали на больших экранах по всему Капитолию. Вид Люси Грей, а потом и себя самого с ней рядом взбудоражил Кориолана. Он вовсе не планировал выходку настолько дерзкую, но раз уж так случилось, то почему бы ею не насладиться? В самом деле, он устроил недурное представление. Не потерял голову. Выстоял. Познакомил зрителей с девушкой, кстати, прирожденной актрисой. Овладел ситуацией с достоинством и даже с юмором.

По приезде в Академию к Кориолану вернулось самообладание, и по ступеням он поднимался уже вполне уверенно. Ученики смотрели на него во все глаза. Если бы не миротворцы, одноклассники наверняка бросились бы с расспросами. Он думал, его поведут прямо к директору, однако конвоиры велели ему ждать на скамье возле Лаборатории высшей биологии, которую посещали лишь самые одаренные старшеклассники. Кориолан не особенно любил возиться в лаборатории (запах формальдегида вызывал рвотные позывы, а работать в паре он вообще терпеть не мог) и все же достаточно преуспел в манипуляциях с генами, чтобы его приняли. То ли дело Ио Джаспер – казалось, эта талантливая чудачка родилась со встроенным микроскопом. Кориолан всегда был к ней добр – и добился ее обожания. Те, кто не пользуются популярностью, весьма отзывчивы на малейшие знаки внимания. Впрочем, кто он такой, чтобы ставить себя выше других?

Напротив скамьи висела доска для объявлений; свежий циркуляр гласил:

Десятые Голодные игры

Назначение менторов

Дистрикт-1

Юноша – Ливия Кардью

Девушка – Пальмира Монти

Дистрикт-2

Юноша – Сеян Плинт

Девушка – Флора Френд

Дистрикт-3

Юноша – Ио Джаспер

Девушка – Урбан Канвилл

Дистрикт-4

Юноша – Персефона Прайс

Девушка – Фест Крид

Дистрикт-5

Юноша – Деннис Флинг

Девушка – Ифигения Мосс

Дистрикт-6

Юноша – Аполлон Ринг

Девушка – Диана Ринг

Дистрикт-7

Юноша – Випсания Серп

Девушка – Плиний Харрингтон

Дистрикт-8

Юноша – Юнона Фиппс

Девушка – Иларий Хевенсби

Дистрикт-9

Юноша – Гай Брин

Девушка – Андрокл Андерсон

Дистрикт-10

Юноша – Домиция Уимсвик

Девушка – Арахна Крейн

Дистрикт-11

Юноша – Клеменсия Давкоут

Девушка – Феликс Равинстилл

Дистрикт-12

Юноша – Лисистрата Викерс

Девушка – Кориолан Сноу

Болтаться в самом низу списка, висящего у всех на виду… Что может быть унизительнее?

Кориолан долго недоумевал, почему его привели именно в лабораторию. Наконец конвоир сообщил, что его ждут. После робкого стука в дверь знакомый голос директора Хайботтома велел ему войти. Кориолан надеялся увидеть Сатирию, однако вместо нее обнаружил сгорбленную старушку с седыми кудряшками, которая совала в клетку с кроликом металлический прут. Она дразнила кролика через сетку до тех пор, пока генетически модифицированное животное с челюстями как у питбуля не выхватило прут и не перекусило пополам. Старушка выпрямилась, насколько могла, повернулась к Кориолану и радостно воскликнула:

– Прыг-скок!

Доктор Волумния Галл, Главный распорядитель Игр и основатель Отдела экспериментального оружия Капитолия, нагоняла на Кориолана ужас с самого детства. Однажды на школьной экскурсии, на глазах у целого класса девятилеток она расплавила каким-то лазером живую крысу, а потом поинтересовалась, нет ли у них домашних питомцев, которые им надоели. Никаких животных у Сноу не было – сами жили впроголодь. Зато у Плюриба Белла имелась белая кошка по имени Пушинка Белл, любившая лежать у него на коленях и беззаботно играть длинными прядями парика. Кориолан ей очень нравился, и она принималась хрипло мурлыкать всякий раз, стоило ему почесать ее за ухом. В те страшные зимние дни, когда он брел по слякоти, чтобы обменять очередной мешочек лимской фасоли на капусту, шелковистое тепло кошки служило ему большим утешением. Кориолан ужасно расстроился, представив, что могут сделать с Пушинкой в лаборатории.

Доктор Галл преподавала в Университете и в Академии появлялась редко. Впрочем, будучи Главным распорядителем Голодных игр, она наверняка следила и за менторской практикой. Неужели она здесь из-за поездки Кориолана в зоопарк? Не лишат ли теперь его менторства?

– Прыг-скок, бум-шварк! – Доктор Галл усмехнулась. – Как тебе зоопарк? Прямо детский стишок: прыг-скок, бум-шварк, как тебе зоопарк? Оба, ментор и трибут, в одну клетку упадут!

Кориолан растянул губы в подобии улыбки и бросил взгляд в сторону директора Хайботтома, ожидая подсказки. Тот сгорбился за лабораторным столом и потирал висок с таким видом, будто страдает от невыносимой головной боли. Помощи от него не дождешься.

– Ну да, – кивнул Кориолан. – Так и было. Оба мы в клетку упали.

Доктор Галл вопросительно подняла брови, словно надеясь на продолжение.

– И?

– И… мы… на сцену попали? – добавил он.

– Ха! Ну конечно! Именно это вы и сделали! – Доктор Галл посмотрела на него с одобрением. – Любишь поиграть? Пожалуй, в один прекрасный день из тебя может выйти неплохой распорядитель.

Подобная мысль ему даже в голову не приходила. При всем уважении к Рему, Кориолан считал, что работа у него так себе. Разве требуются особые умения или навыки, чтобы бросить на арену детей с оружием и заставить их убивать друг друга? Наверное, распорядители также организовывают Жатву по дистриктам и снимают Игры, однако сам он надеялся на более перспективную карьеру.

– Прежде, чем об этом даже мечтать, я должен многому научиться, – скромно заметил он.

– Главное, что у тебя есть чутье, – заявила доктор Галл. – Теперь расскажи нам, зачем ты полез в клетку.

Это вышло случайно, едва не ляпнул Кориолан и вдруг вспомнил, как Люси Грей прошептала ему: «Лови момент!»

– Ну… трибут мне достался хилый – из тех, что погибают в первые пять минут Голодных игр. Впрочем, на свой убогий лад она даже обаятельна – поет, танцует и все такое. – Кориолан помолчал, словно вспоминая свой план. – Вряд ли у нее есть шанс на победу, но ведь это не главное, верно? Мне сказали, что задача менторов – привлечь зрителей. Заставить людей смотреть Игры. И тогда я спросил себя: как же мне обеспечить охват аудитории? Я решил пойти туда, где есть камеры.

Доктор Галл кивнула.

– Да. Голодных игр без зрителей не бывает. – Она повернулась к директору. – Вот видишь, Каска, мальчик проявил инициативу. Он понимает, почему так важно продолжать Игры.

Директор Хайботтом недоверчиво прищурился.

– Разве? А если он просто занимается показухой, чтобы нагнать себе оценку? Кориолан, в чем же, по-твоему, цель Голодных игр?

– Наказать дистрикты за мятеж, – ответил Кориолан без запинки.

– Наказание может принимать разные формы, – заметил директор. – Почему именно Голодные игры?

Кориолан заколебался. Почему именно Голодные игры? Почему бы просто не сбросить бомбы, не прекратить снабжать дистрикты едой или не устроить казни на ступенях Дворцов Правосудия?

Внезапно он вспомнил, как Люси Грей стояла на коленях у решетки и знакомилась с детьми, как постепенно оттаивала толпа. Тут была некая связь, которую он никак не мог облечь в слова.

– Потому что… Все дело в детях! В том, что они значат для людей.

– И что же они значат? – допытывался директор Хайботтом.

– Люди любят детей, – проговорил Кориолан и тут же усомнился в своих словах. Во время войны он пережил и бомбежки, и голод, и жестокое обращение, причем страдал он не только из-за мятежников. Вырванная из детских рук капуста. Удар в челюсть от миротворца, когда Кориолан подошел слишком близко к президентскому дворцу. А когда он свалился прямо на улице от лебединого гриппа, никто даже не остановился и тем более не помог. Хотя Тигрис и самой нездоровилось, она отыскала его той ночью и каким-то чудом довела до дома…

Кориолан смешался.

– Иногда любят, – неубедительно добавил он. Если подумать, любовь людей к детям – вещь очень непостоянная. – Я не знаю, почему…

Директор Хайботтом бросил взгляд на доктора Галл.

– Видите? Эксперимент не удался.

– Как будто Игры никто не смотрит! – огрызнулась она в ответ и одарила Кориолана снисходительной улыбкой. – Он и сам еще ребенок. Дай ему время. У меня на его счет хорошее предчувствие. Ладно, пора навестить моих зверушек. – Она похлопала Кориолана по руке и поковыляла к двери. – По большому-пребольшому секрету скажу: с нашими рептилиями происходит нечто удивительное!

Кориолан устремился за ней следом, но его остановил голос директора Хайботтома:

– Значит, твоя выходка была спланирована. Странно. Увидев тебя в клетке, я решил, что ты мечтаешь поскорее убраться оттуда.

– Я представлял себе это совсем иначе, поэтому поначалу растерялся. Опять же, мне нужно еще многому научиться.

– К примеру, не выходить за рамки дозволенного! Ты получаешь выговор за безрассудное поведение, которое могло причинить вред здоровью ученика. Твоему, кстати. Выговор занесут в личное дело.

Выговор? Что это вообще такое? Чтобы опротестовать наказание, придется полистать руководство для учащихся Академии. От размышлений Кориолана оторвал директор, который вытащил из кармана флакончик, отвинтил крышку и вытряхнул на язык три прозрачных капли.

Что бы там ни было во флаконе (вероятнее всего – морфлинг), подействовало сразу. Директор Хайботтом мигом расслабился, в глазах появилась мечтательность. Он мерзко улыбнулся.

– Три таких выговора – и ты исключен.

Глава 5

Кориолан ни разу не получал официальный выговор – репутация у него была безупречная.

– Но… – попытался возразить он.

– Иди, пока не схлопотал еще один за неповиновение, – отрезал директор Хайботтом. Спорить было бесполезно, и Кориолан подчинился.

Неужели директор и в самом деле сказал «исключен»?

Кориолан покинул Академию в растрепанных чувствах, однако всплеск всеобщего внимания его быстро утешил. Сперва одноклассники в вестибюле, потом Тигрис и Мадам-Бабушка за скромным ужином из яичницы и капустного супа, затем совершенно незнакомые люди по пути в зоопарк, куда он решил ненадолго вернуться тем же вечером, чтобы, так сказать, держать руку на пульсе.

Город наполнило мягкое оранжевое сияние заходящего солнца, прохладный ветерок прогнал удушающую дневную жару. Время посещения зоопарка продлили до девяти часов, чтобы жители Капитолия могли посмотреть на трибутов, но прямого включения больше не давали. Кориолан решил появиться на публике снова – проверить, как дела у Люси Грей, и предложить ей спеть еще одну песню. Зрителям наверняка понравится, да и телевизионщики могут вернуться.

Петляя по дорожкам зоопарка, он с удовольствием вспоминал приятные дни, которые провел там в детстве, и с грустью смотрел на пустующие клетки. Когда-то в них сидели удивительные создания – копии давно вымерших животных, выведенные в капитолийских генных лабораториях. Теперь обитателей осталось совсем мало. В пересохшей луже лежала одинокая черепаха, издавая скрипучие звуки. Среди листвы пронзительно вскрикивал облезлый тукан, свободно перелетая с дерева на дерево. Мало кому из зверей удалось пережить войну: некоторые погибли от голода, многих съели жители осажденного города. В опрокинутом мусорном баке рылась парочка тощих енотов, наверняка забредших сюда из соседнего парка. Зато крысы были буквально повсюду: гонялись друг за другом вокруг фонтанов, перебегали через дорожки, не обращая внимания на людей, и, похоже, вполне себе благоденствовали.

Ближе к обезьяннику на дорожках стало более людно, возле ограды дугой выстроилась толпа человек в сто. Кто-то задел Кориолана по руке, и он узнал Липида Мальвазия, который поспешно протискивался вглубь в сопровождении оператора. Впереди поднялась суматоха, и Кориолан взобрался на валун, чтобы лучше видеть.

К своей досаде, Кориолан заметил возле клетки Сеяна с большим рюкзаком. Ментор протягивал сквозь решетку сэндвич, предлагая его трибутам. Те робели и держались в стороне. Слов было не разобрать, Сеян вроде бы пытался вручить еду Дилл, девушке из Дистрикта-11. Что он задумал? Хочет переплюнуть Кориолана и стать героем дня? Воспользовался его идеей прийти в зоопарк, да еще обставил все таким образом, что Кориолану с ним вовек не сравниться – не те средства! Неужели весь рюкзак набит сэндвичами? Девчонка из Одиннадцатого – вообще чужой трибут!

Увидев Кориолана, Сеян просветлел и помахал ему. Пробиваясь с беззаботным видом через толпу, Кориолан притягивал к себе всеобщее внимание.

– Проблемы? – поинтересовался он, осматривая рюкзак. Там были не только сэндвичи, но и свежие сливы.

– Никто из них мне не доверяет, – пожаловался Сеян. – Да и с чего бы?

К ним с важным видом подошла маленькая девочка и указала на табличку на столбе.

– Тут написано: кормить животных запрещено!

– Они не животные, – проговорил Сеян, – а такие же дети, как ты и я.

– Нет, они не такие, как я! – возразила девочка. – Они из дистриктов, поэтому в клетке им самое место!

– Опять же, как и мне, – сухо заметил Сеян. – Кориолан, ты смог бы уговорить своего трибута подойти ближе? Если она решится, может, и остальные придут. Наверное, они умирают от голода.

Кориолан раздумывал недолго. Сегодня он уже схлопотал один выговор и не хотел рисковать лишний раз. С другой стороны, выговор-то был за создание угрозы жизни ученика, а снаружи клетки опасность вроде бы им не грозила. К тому же доктор Галл – наверняка лицо более влиятельное, чем директор Хайботтом – похвалила его за инициативность. И, честно говоря, ему вовсе не хотелось делить сцену с Сеяном. Идея устроить шоу в зоопарке принадлежала ему, и главными звездами были он и Люси Грей. Кориолан слышал на заднем плане шепот Липида, дававшего указания оператору, и знал, что за ним наблюдают зрители Капитолия.

Люси Грей стояла у дальней стены, возле крана, находившегося на высоте ее колен. Девушка вымыла руки и лицо, вытерла их о подол, пригладила локоны и поправила розу за ухом.

– Я не стану вести себя с ней так, словно пришло время кормежки, – заявил Кориолан. Прежде он обращался с ней как с леди, поэтому вряд ли было разумно просовывать ей еду через прутья. – Зато могу пригласить ее поужинать.

Сеян поспешно кивнул.

– Бери, сколько надо! Ма сделала на всех. Пожалуйста!

Кориолан достал из рюкзака сэндвичи и сливы и подошел к краю обезьянника, где можно было удобно присесть на плоский камень. Ни разу в жизни, даже в худшие времена, он не выходил из дома без чистого носового платка в кармане. Мадам-Бабушка настаивала на соблюдении определенных приличий, которые помогали сдерживать хаос. В шкафу лежало множество платков, принадлежавших нескольким поколениям Сноу, – от простых до украшенных кружевом и вышивкой. Он расстелил поношенный, чуть помятый кусок белого полотна и разложил на нем еду. Пока Кориолан усаживался, к решетке медленно приблизилась Люси Грей.

– Эти сэндвичи для всех?

– Только для тебя, – ответил он.

Девушка-трибут села, подобрав под себя ноги, и взяла сэндвич. Изучив его содержимое, она осторожно откусила кусочек.

– А ты почему не ешь?

Кориолан сомневался, стоит ли рисковать. Со стороны все выглядело неплохо: ему удалось увести Люси Грей от остальных трибутов, дать ей понять, что она особенная. Но разделить с ней еду? Это уже чересчур!

– Лучше ты поешь, – проговорил он. – Силы тебе понадобятся.

– Зачем? Чтобы на арене сломать шею Джессапу? Мы оба знаем: не мое это амплуа.

От запаха сэндвича у Кориолана заурчало в животе. Толстый кусок мясного рулета на белом хлебе! Обед в Академии Кориолан пропустил, завтрак и ужин дома были весьма скудные. Капля кетчупа, стекавшего с сэндвича Люси Грей, качнула чашу весов. Он поднял второй сэндвич и впился в него зубами. Тот оказался удивительно вкусным, и Кориолан едва сдержался, чтобы не заглотить его целиком.

– Ну вот, теперь это похоже на пикник! – Люси Грей обернулась к другим трибутам, которые придвинулись ближе, но подойти не решались. – Вам тоже стоит попробовать. Очень вкусно! – объявила она. – Идем, Джессап!

Ее громадный трибут-напарник осмелел, медленно приблизился к Сеяну и взял у него из рук сэндвич. Дождавшись положенной сливы, он пошел прочь без единого слова. Остальные трибуты тут же ринулись к ограде и просунули руки между прутьев. Сеян принялся поспешно раздавать еду, рюкзак опустел буквально за минуту. Трибуты разошлись по клетке подальше друг от друга, сгорбились и пригнули головы, чтобы защитить свою добычу, и с жадностью ее поглощали.

Единственный, кто не подошел к Сеяну, был его собственный трибут, юноша из Дистрикта-2. Он стоял в дальнем конце клетки, скрестив руки на могучей груди, и пристально смотрел на своего ментора сверху вниз.

Сеян вынул из рюкзака последний сэндвич и протянул ему.

– Марк, это для тебя. Возьми! – Марк неподвижно стоял с каменным лицом. – Ну, пожалуйста, Марк! Ты ведь ужасно голоден…

Марк смерил Сеяна презрительным взглядом и демонстративно отвернулся.

Люси Грей наблюдала за их противостоянием с большим интересом.

– Что происходит?

– В каком смысле? – не понял Кориолан.

– Точно не знаю, – ответила она, – похоже, тут личная неприязнь.

Самый мелкий трибут, который хотел убить Кориолана в грузовике, подбежал и выхватил бесхозный сэндвич. Сеян даже не попытался остановить мальчишку. Команда новостей попробовала вовлечь его в разговор, но Сеян лишь отмахнулся и исчез в толпе с пустым рюкзаком. Тогда они немного поснимали трибутов и направились к Люси Грей и Кориолану. Тот выпрямился и провел языком по зубам, вычищая остатки пищи.

– Мы снова в зоопарке с Кориоланом Сноу и его трибутом, Люси Грей Бэйрд. Какой-то ученик сейчас раздавал сэндвичи. Он тоже ментор? – Липид сунул им в лицо микрофон.

Кориолану не хотелось делиться славой, однако присутствие Сеяна могло послужить неплохой защитой. Разве станет директор Хайботтом делать выговор сыну человека, который отстроил Академию заново? Несколько дней назад ему бы и в голову не пришло, что имя Сноу имеет меньше веса, чем имя Плинта, однако распределение трибутов свидетельствовало не в его пользу. Если директор снова вызовет его на ковер, то лучше стоять перед ним в компании с Сеяном.

– Это мой одноклассник, Сеян Плинт, – пояснил Кориолан.

– Что он вытворяет? Зачем угощать трибутов такими шикарными сэндвичами? – спросил репортер. – Ясное дело, Капитолий и так их кормит.

– Вообще-то в последний раз я ела вечером накануне Жатвы! – объявила Люси Грей. – С тех пор прошло уже три дня.

– Хм. Ну ладно, тогда ешь себе на здоровье! – Липид сделал знак оператору, чтобы камера вернулась к остальным трибутам.

Люси Грей мигом вскочила и взялась руками за прутья решетки, удерживая внимание зрителей.

– Знаешь, господин репортер, что было бы неплохо? Если у людей есть лишняя еда, пусть несут ее в зоопарк. Как думаешь, интересно будет смотреть Голодные игры, если мы слишком ослабеем, чтобы сражаться?

– Пожалуй, отчасти ты права, – неуверенно ответил репортер.

– Лично я люблю сладкое. – Она одарила его улыбкой и впилась зубами в сливу.

– Ладно, тогда ладно, – пробормотал репортер и отошел.

Кориолан видел, что Липид ступил на зыбкую почву. Следует ли помогать ей выпрашивать у жителей еду? Не будет ли это выглядеть как критика Капитолия?

Команда новостей переключилась на других трибутов, и Люси Грей вновь села напротив Кориолана.

– Я хватила через край?

– Не думаю. Прости, что сам не додумался принести тебе еды!

– Ну, пока никто не видел, я жевала розовые лепестки. – Она пожала плечами. – Ты ведь не знал.

Они закончили есть в молчании, наблюдая за неудачными попытками репортера разговорить других трибутов. Солнце зашло, и вместо него засияла восходящая луна. До закрытия зоопарка оставалось совсем недолго.

– Я тут подумал, неплохо бы тебе спеть еще что-нибудь, – предложил Кориолан.

Люси Грей откусила остатки мякоти со сливовой косточки.

– Хм-хм, может, и так. – Она утерла губы оборкой и расправила юбку. Ее привычно игривый тон уступил место более сдержанному. – Кстати, какой интерес в этом у тебя, мой ментор? Ты ведь еще школьник, верно? Что именно получишь ты? Чем больше я буду блистать, тем выше твоя оценка?

– Наверное…

Кориолану стало стыдно. Здесь, в относительном уединении, ему впервые пришло в голову, что через несколько дней она погибнет. Разумеется, он всегда это знал, но воспринимал ее просто как участницу Игр. Как свою скаковую лошадь, как бойцовскую собаку. Но чем дольше он общался с девушкой-трибутом, тем больше замечал в ней человеческого. То же самое Сеян сказал маленькой девочке: Люси Грей – не животное, хотя она и не жительница Капитолия. Так чем же он сейчас занимается? Не зря директор Хайботтом заподозрил показуху…

– Честно говоря, понятия не имею, что я за это получу, – признался Кориолан. – Менторов вам назначили впервые. Не хочешь – не надо. Я имею в виду петь.

– Знаю, – сказала она.

Однако ему очень хотелось, чтобы Люси Грей спела.

– Если ты им понравишься, то тебе принесут больше еды. У нас дома с ней плохо.

Кориолан залился краской. С какой стати он вообще в этом признался?

– Правда? Я-то всегда думала, что у вас в Капитолии еды навалом.

Идиот, обругал себя Кориолан. Он встретился с ней взглядом и понял, что впервые с момента их знакомства Люси Грей смотрит на него с неподдельным интересом.

– Увы, нет. Особенно плохо нам пришлось во время войны. Однажды я съел полбанки томатной пасты, чтобы живот перестал болеть.

– И как тебе паста? – поинтересовалась девушка.

К своему удивлению, Кориолан расхохотался.

– Очень густая!

Люси Грей усмехнулась.

– Тебе еще повезло – я и не такое ела, чтобы хоть как-то унять голод. Учти, я с тобой вовсе не соревнуюсь!

– Конечно, нет. – Он усмехнулся в ответ. – Прости. Я найду для тебя что-нибудь поесть. Ты вовсе не обязана выступать за еду.

– Мне уже приходилось петь за ужин. К тому же не раз, – призналась она. – И петь я очень люблю.

По громкоговорителю объявили, что зоопарк закроется через пятнадцать минут.

– Мне пора. Мы увидимся завтра?

– Ты знаешь, где меня найти, – ответила она.

Кориолан поднялся и отряхнул брюки, смахнул крошки с платка и протянул его между прутьями.

– Чистый, – пояснил он. По крайней мере, ей теперь будет чем утирать лицо.

– Спасибо. Я забыла свой платок дома.

После упоминания о доме повисла неловкая пауза. Дверь, которую она никогда не откроет, близкие, которых никогда не увидит… Кориолан даже представить себе не мог, что было бы, если бы его вырвали из родного дома. Как бы он стал жить без апартаментов Сноу – безопасной гавани, семейного оплота? Он не нашелся с ответом и просто кивнул ей на прощание.

Кориолан едва успел отойти на пару десятков шагов, как в ночном воздухе зазвенел нежный голос его трибута. Юноша замер.

Публика, устремившаяся на выход, вернулась и стала слушать.

Все умолкли – и зрители, и трибуты. Слышно было лишь песню Люси Грей и жужжание камеры, подступившей к ней совсем близко. Девушка продолжала сидеть в углу вольера, прислонив голову к решетке.

Она казалась такой грустной, такой потерянной…

Кориолан стоял, завороженный мелодией и нахлынувшими воспоминаниями. Перед сном мать пела ему песню, где была та же самая строчка: «Розы алеют, фиалки синеют». Еще там было про любовь. На прикроватной тумбочке в его комнате стояла фотография в серебряной рамке. Красивая мама держит на руках двухлетнего сына. Они смотрят друг на друга и смеются. Как Кориолан ни пытался, он не мог вспомнить момент съемки, но эта песня ласкала его слух и вызывала воспоминания из глубин памяти. Он ощущал присутствие матери, нежный запах ее розовой пудры и чувство защищенности, обволакивавшее его каждую ночь, как теплое одеяло. Пока она не умерла. Пока через несколько месяцев после начала войны не наступила та ужасная череда дней. Пока не случился первый крупный авианалет повстанцев, обездвиживший всю столицу. У матери начались роды, и отвезти ее в больницу не было никакой возможности. Открылось кровотечение, вся постель пропиталась алым, и Мадам-Бабушка с поваром пытались ей помочь, а Тигрис еле вытащила его из комнаты. Потом мама умерла, и ребенок – его сестренка – тоже. Вскоре погиб отец, но от этой утраты мир не настолько опустел. Кориолан все еще держал в прикроватной тумбочке пудреницу матери. В трудные времена, когда ему не спалось, он открывал ее и вдыхал аромат роз, исходивший от нежной шелковой пудры. Воспоминание о том, как сильно его любили в детстве, неизменно помогало.

Бомбы и кровь. Так повстанцы убили его мать. Интересно, а как потеряла свою маму Люси Грей? «Только ее жемчужно-белые косточки». Похоже, особой любви к Дистрикту-12 девушка не испытывает и неизменно отделяет себя от него, говоря, что…

– Спасибо за помощь. – Голос Сеяна заставил Кориолана вздрогнуть. Одноклассник сидел неподалеку, скрытый валуном, и слушал песню.

Кориолан прочистил горло.

– Пустяки.

– Сомневаюсь, что другие наши одноклассники поступили бы так же, – заметил Сеян.

– Они здесь даже не появились. Это нас с тобой и отличает от них, – проговорил Кориолан. – Как тебе пришло в голову накормить трибутов?

Сеян посмотрел на пустой рюкзак у своих ног.

– С самой Жатвы я представляю себя одним из них.

Кориолан едва не рассмеялся и вдруг понял, что Сеян думает так на полном серьезе.

– Странное занятие.

– Ничего не могу поделать. – Сеян ответил так тихо, что Кориолан едва его расслышал. – Называют мое имя. Иду к помосту. Меня заковывают в кандалы. Бьют без всякой причины. И вот я в поезде – в темноте, голодный, одинокий, не считая ребят, которых должен убить. Потом меня выставляют на всеобщее обозрение, и незнакомые люди приводят своих детей, чтобы поглазеть на нас из-за решетки…

Со стороны обезьянника раздался скрип ржавых колес. По желобу спустили добрую дюжину охапок сена, которое сбилось в кучу посреди клетки.

– Смотри, вот и постель для меня, – вздохнул Сеян.

– Сеян, с тобой такого не случится! – заверил его Кориолан.

– А могло ведь. Причем легко! Не будь мы такими богатыми, я жил бы в Дистрикте-2. Учился бы в школе или работал в шахте и уж точно не избежал бы Жатвы. Видел моего трибута?

– Такого крепкого юношу сложно не заметить, – признал Кориолан. – Думаю, у него неплохие шансы на победу.

– Мой одноклассник. То есть бывший, до переезда сюда. Его зовут Марк. Не сказать, что друг, но уж точно не враг. Однажды я прищемил палец дверью – ударил как следует, так он распахнул окно, набрал пригоршню снега и принес мне. Даже не спросил у учителя, просто взял и помог.

– Думаешь, он тебя помнит? – усомнился Кориолан. – Вы были совсем маленькими. С тех пор много чего произошло.

– Еще как помнит. В нашем дистрикте Плинты люди известные. – Вид у Сеяна был огорченный. – Точнее, печально известные и глубоко презираемые.

– А теперь ты – его ментор, – сказал Кориолан.

– А теперь я – его ментор, – повторил Сеян.

Свет в обезьяннике погас. Трибуты бродили по вольеру, устраивая себе лежанки из сена. Кориолан заметил Марка возле крана: он пил воду и лил ее себе на голову. Когда он поднялся и подошел к куче сена, остальные на его фоне превратились в карликов.

Сеян пнул рюкзак.

– Он не взял мой сэндвич. Скорее отправится на арену голодным, чем примет еду из моих рук.

– Ты не виноват, – заметил Кориолан.

– Знаю. Знаю! Я настолько ни в чем не повинен, что просто задыхаюсь!

Пока Кориолан пытался понять, что же Сеян имеет в виду, в клетке вспыхнула драка. Двое трибутов не поделили охапку сена и замахали кулаками. Марк схватил обоих за шиворот и отшвырнул в стороны, словно пару тряпичных кукол. Они пролетели несколько ярдов и рухнули на пол в нелепых позах. Не обращая больше на них внимания, Марк забрал сено себе.

– Он победит, – проговорил Кориолан. Если у него и были сомнения, демонстрация потрясающей мощи Марка отмела их напрочь. Ему вновь стало обидно, что Плинт получил самого сильного трибута. К тому же его заколебало нытье Сеяна, сетовавшего на то, что отец купил ему победителя. – Любой из нас был бы счастлив получить такого трибута.

Сеян просветлел.

– Правда? Тогда бери его, он твой!

– Ты шутишь, – не поверил Кориолан.

– Ничуть! – Сеян вскочил. – Я хочу, чтобы ты его забрал! А я возьму Люси Грей. С ней я хотя бы не знаком. Конечно, толпа ее любит, только чем это поможет на арене? Ей ни за что не победить Марка. Поменяйся со мной трибутами, выиграй и прославься! Прошу тебя, Кориолан, помоги, и я буду твой вечный должник!

На мгновение Кориолан ощутил сладость победы, приветственные крики толпы. Если он смог сделать фаворита Игр из Люси Грей, то несложно вообразить, каких успехов он добился бы с таким здоровяком, как Марк! И вообще, каковы ее шансы? Кориолан перевел взгляд на Люси Грей, забившуюся в угол возле решетки, как пойманный зверек. В сумеречном свете яркие краски поблекли, она утратила свою уникальность и превратилась в еще одно серое, покрытое синяками существо. Куда ей тягаться с другими девушками-трибутами, тем более с юношами. Мысль о ее победе над Марком выглядела смехотворно. Все равно что натравить певчую птичку на медведя гризли.

Кориолан едва не воскликнул «давай!», но прикусил язык.

Победить с Марком – так себе достижение. Не нужно иметь ни мозгов, ни таланта, ни даже особой удачливости. Победить с аутсайдером вроде Люси Грей стало бы событием поистине историческим, требующим неслыханного везения. Кроме того, что в этом задании главное? Привлечь зрителя. Благодаря Кориолану Люси Грей стала настоящей звездой, самым популярным трибутом вне зависимости от исхода Игр. Он вспомнил, как они взялись за руки в зоопарке, когда вышли навстречу публике. Они стали командой. Она ему доверяет. У него язык не повернулся бы сказать ей, что он бросает ее ради Марка. Хуже было бы только одно – сообщить об этом зрителям.

Помимо всего прочего, разве есть гарантия, что Марк станет общаться с ним лучше, чем с Сеяном? Похоже, трибут настроен игнорировать любого ментора. Кориолан выставил бы себя дураком, выпрашивая у него жалкие крохи внимания, в то время как Люси Грей выделывала бы пируэты вокруг Сеяна.

Имелось и еще одно соображение. У Кориолана было то, чего хотел Сеян Плинт, причем хотел сильно. Сеян уже узурпировал положение, наследство, одежду, сладости, сэндвичи и привилегии, полагающиеся Сноу. Теперь он нацелился на его апартаменты, на его место в Университете, на все его будущее, да еще имеет наглость обижаться на свою удачу. Если менторство над Марком сделает его жизнь сплошным мучением, то пускай помучается. Не получить Сеяну Люси Грей!

– Увы, мой друг, – мягко проговорил Кориолан, – пожалуй, я оставлю ее себе.

Глава 6

Кориолан недолго наслаждался разочарованием на лице Сеяна – не к лицу ему злорадство.

– Сеян, на самом деле я делаю тебе одолжение. Представь реакцию твоего отца, если он узнает, что ты отказался от трибута, которого он для тебя подобрал!

– Мне плевать! – заявил Сеян, хотя прозвучало это неубедительно.

– Ладно, забудь про отца. Как насчет Академии? Вряд ли трибутами можно меняться. Я уже схлопотал выговор за свою инициативу с Люси Грей. А теперь еще и это! К тому же бедняжка успела ко мне привязаться. Бросить ее сейчас все равно что пнуть котенка.

– Напрасно я предложил. Прости, я вовсе не хотел осложнять тебе жизнь! Понимаешь… – И тут Сеян принялся изливать душу. – Голодные игры сводят меня с ума! Ты не задумывался над тем, что мы делаем? Загоняем детей на арену и заставляем друг друга убивать! Это же неправильно во всех смыслах! Звери своих детенышей защищают, верно? И мы тоже. Мы стараемся своих детей защищать! Такова наша человеческая сущность. Кому вообще нужны эти Игры? Они отвратительны!

– Да, приятного в них мало, – кивнул Кориолан, оглядываясь по сторонам.

– Они чудовищны! Голодные игры противоречат всему, что я считаю правильным, – со слезами на глазах проговорил Сеян. – Я просто не могу в этом участвовать. Особенно с Марком. Я должен как-нибудь отвертеться…

При виде огорчения одноклассника Кориолану стало неловко, ведь для него самого участие в Играх значило очень много.

– Попроси назначить вместо тебя другого ментора. Желающих полно.

– Нет. Я не отдам Марка никому, кроме тебя. Ты единственный, кому я доверяю. – Сеян повернулся к клетке, где трибуты уже улеглись спать. – Эх, да какая разница? Если не Марк, то кто-нибудь другой. Все равно это неправильно! – Он поднял свой рюкзак. – Пора домой. Встреча меня ждет незабываемая.

– Вряд ли ты нарушил какие-нибудь правила, – утешил Кориолан.

– Я открыто поддержал ребят из дистриктов. По мнению отца, это единственное правило, которое нарушать нельзя. – Сеян грустно улыбнулся. – Еще раз спасибо за помощь.

– А тебе – за вкуснейший сэндвич, – сказал Кориолан.

– Я передам ма твою благодарность, – пообещал Сеян. – Ей будет приятно.

Возвращение Кориолана домой несколько омрачило бабушкино неодобрение, с которым она отнеслась к пикнику с Люси Грей.

– Одно дело – накормить ее, – заявила Мадам-Бабушка. – Разделить с ней трапезу значит признать ее равной себе. Жители дистриктов – просто дикари. Твой отец имел обыкновение утверждать, будто они пьют воду лишь потому, что кровь не идет с неба. А ты, Кориолан, проигнорировал эту истину на свой страх и риск.

– Мадам-Бабушка, она ведь просто девочка, – вступилась Тигрис.

– Она из дистрикта! И уж поверь, та особа уже давно не девочка, – отрезала Мадам-Бабушка.

Кориолан с опаской вспомнил, как по дороге в зоопарк трибуты спорили, убивать его или нет. Им явно хотелось отведать его крови. И только Люси Грей была против.

– Люси Грей другая, – возразил он. – В грузовике, когда остальные хотели на меня наброситься, она встала на мою сторону. И в обезьяннике она тоже прикрывала мне спину.

Мадам-Бабушка позиций не сдавала.

– Разве стала бы она утруждаться, не будь ты ее ментором? Разумеется, нет. Эта хитрая бестия начала манипулировать тобой, едва вы встретились. Веди себя осторожней, мой мальчик.

Кориолан не стал спорить, потому что Мадам-Бабушка воспринимала все, связанное с дистриктами, исключительно в черном цвете. Он отправился прямиком в постель, едва не падая от усталости, но никак не мог успокоиться. Достал из тумбочки пудреницу матери, провел пальцами по розе, выгравированной на крышке.

Кориолан щелкнул замком, крышка открылась, и на него повеяло цветочным ароматом. В призрачном свете Корсо он разглядел в круглом, слегка искажающем зеркальце свои бледно-голубые глаза. «Совсем как у отца», – не уставала напоминать Мадам-Бабушка. Ему всегда хотелось, чтобы глаза у него были материны, но вслух он этого не говорил никогда. Пожалуй, и хорошо, что он похож на отца. Так или иначе, мама была слишком слаба и не смогла выжить в этом мире. С мыслями о ней Кориолан и уснул, однако в его снах пела и кружилась Люси Грей в радужном платье.

Утром Кориолан проснулся от дивного запаха. Он отправился на кухню и обнаружил, что Тигрис затеяла готовку еще до рассвета.

Он слегка сжал ее плечи.

– Тигрис, тебе нужно спать побольше.

– Я не могла уснуть – все думала о том, что происходит в зоопарке. В этом году некоторые из ребят слишком юные. Или это я слишком повзрослела.

– Да, видеть их в клетке тяжело, – признал Кориолан.

– Гораздо хуже было видеть в той же клетке тебя! – воскликнула Тигрис, надевая рукавицу и вынимая из духовки форму с пудингом. – Фабриция велела выбросить черствый хлеб, оставшийся после вечеринки, а я нашла ему применение!

Горячий хлебный пудинг, политый кукурузным сиропом, был одним из любимейших блюд Кориолана.

– Выглядит потрясающе! – восхитился он.

– Получилось с избытком, так что можешь отнести кусочек Люси Грей. Вроде она любит сладкое, а я сильно сомневаюсь, что на ее долю сладкого осталось много! – Тигрис с грохотом поставила форму на плиту. – Извини. Само вырвалось. Не знаю, что на меня нашло. Я как сжатая пружина!

Кориолан коснулся ее руки.

– Игры!.. Ты знаешь, что меня назначили ментором, и понимаешь, насколько важно мое последнее школьное задание. Ради всех нас я обязан проявить себя наилучшим образом и получить премию!

– Конечно, Корио. Конечно. Мы гордимся тобой и тем, что ты делаешь. – Тигрис отрезала большой кусок пудинга и положила на тарелку. – А теперь ешь и беги. Ты ведь не хочешь опоздать?

В Академии опасения Кориолана рассеялись окончательно: его вчерашним безрассудством восхищались почти все одноклассники, за исключением Ливии Кардью, которая обвинила его в жульничестве и недвусмысленно дала понять, что за такое следовало бы лишить менторства. Учителя выражали одобрение менее открыто, и все же он получил несколько улыбок и похлопываний по спине.

После классного часа Сатирия отвела Кориолана в сторонку для разговора.

– Молодец! Ты порадовал доктора Галл и тем самым заслужил поддержку учителей. Она представит благоприятный отчет президенту Равинстиллу, и это хорошо скажется на всех нас. Однако впредь будь осторожен! Тебе повезло, что все так обернулось. Вдруг бы эти паршивцы напали на тебя прямо в клетке? Миротворцам пришлось бы прийти на выручку, и жертвы были бы с обеих сторон. Все могло быть совсем иначе, если бы тебе не досталась твоя радужная девушка.

– Поэтому я и отказался от предложения Сеяна поменяться трибутами, – сообщил Кориолан.

Сатирия изумленно открыла рот.

– Быть того не может! Представляю реакцию Страбона Плинта, если это выплывет наружу!

– Лучше представь, чем он будет мне обязан, если не выплывет! – Мысль пошантажировать старину Страбона Плинта имела свою привлекательность.

Сатирия рассмеялась.

– Узнаю Сноу!.. Теперь ступай в класс. Учитывая недавний выговор, твое поведение должно быть безупречно!

Двадцать четыре ментора провели все утро на семинаре профессора Криспа Демиглоса – энергичного старика, учителя истории. Класс обсуждал идеи, которые заставили бы людей смотреть Голодные игры.

– Докажите мне, что я не зря потратил на вас последние четыре года! – хихикнул профессор. – Если история чему-то и учит, так это как заставить подчиниться тех, кто того не желает.

Сеян мигом поднял руку.

– Да, Сеян?

– Прежде чем думать о том, как заставить людей смотреть, не следует ли нам задаться вопросом, вправе ли мы вообще это делать?

– Давайте не будем отклоняться от темы. – Профессор Демиглос оглядел комнату в поисках более продуктивного ответа. – Как нам привлечь зрителя?

Руку поднял Фест Крид, юноша гораздо более рослый, чем многие его ровесники. Как и Кориолан, он с самого рождения принадлежал к кругу избранных. Семья Кридов была из потомственных капитолийских богачей. Война нанесла их благосостоянию, по большей части зависевшему от добычи древесины в Дистрикте-7, серьезный удар, однако вскоре оно успешно восстановилось. Приписанный Фесту трибут довольно точно отражал его статус: высокий, но не звездный.

– Просвети же нас, Фест, – кивнул профессор Демиглос.

– Все просто. Нужно ввести карательные меры, – заявил Фест. – Вместо того чтобы предлагать людям смотреть, мы заставим их по закону!

– А что будет с теми, кто не смотрит? – спросила Клеменсия, не удосужившись и голову поднять от своих записей. К ней хорошо относились и ученики, и учителя, и ей прощалось многое.

– Жителей дистриктов будем казнить. Капитолийцев – выселять в дистрикты, а если и на следующий год не подчинятся, тоже казним, – с готовностью пояснил Фест.

Класс рассмеялся, потом все задумались всерьез. Как бы это исполнить? Нельзя же посылать миротворцев от двери к двери. Пожалуй, тут поможет случайная выборка и опрос, который позволит определить, смотрел ты Игры или нет. А каким должно быть наказание? Казнь или изгнание – это слишком. Жителей Капитолия можно лишать каких-нибудь привилегий, в дистриктах – ввести публичную порку. Личное наказание будет гораздо более эффективным, чем просто штраф.

– Проблема в том, что смотреть Игры тошно, – заметила Клеменсия.

Тут Сеян не выдержал.

– Вот именно! Кому нравится смотреть, как дети убивают друг друга? Только существам порочным и ненормальным! Может, люди и не совершенны, однако не настолько же мы плохие!

– Тебе-то откуда знать? В годы войны тебя вообще тут не было! – сердито оборвала Ливия. – Капитолийцы и без дистриктов разберутся, что смотреть, а что нет!

Сеян умолк, не в силах отрицать очевидное.

– Большинство из нас люди, в общем-то, порядочные, – протянула Лисистрата Викерс, аккуратно сложив руки на своем блокноте. Аккуратным в ней было все: от тщательно заплетенных косичек до аккуратно подпиленных ногтей и накрахмаленных белых манжет школьной блузки, оттенявших ее гладкую смуглую кожу.

– Мы видели кое-что и похуже во время войны. И после войны, – напомнил ей Кориолан. В Темные Времена в эфире транслировали всякие кровавые подробности, а после заключения «Договора с повинными в мятеже дистриктами» показывали много жестоких казней.

– Тогда нам было, зачем смотреть, Корио! – воскликнула Арахна Крейн, двинув его кулаком в бок. Какая она громкая! Апартаменты Крейнов располагались на другой стороне Корсо прямо напротив пентхауса Сноу, и иногда по ночам до него долетали ее вопли. – Мы смотрели, как умирают наши враги! Я имею в виду гнусных мятежников и прочую дрянь. А кому есть дело до этих несчастных детей?

– Наверное, их семьям, – предположил Сеян.

– Ты про жалких неудачников в дистриктах? И что? – проревела она. – Какое нам вообще дело до того, кто именно победит?

Ливия многозначительно посмотрела на Сеяна.

– Лично мне все равно.

– Мне больше по нраву собачьи бои, – признался Фест. – Особенно когда я делаю ставки.

– Значит, тебе понравился бы и тотализатор на Играх, – пошутил Кориолан. – Тогда бы ты стал смотреть?

– Ха, вот тогда бы я здорово развлекся! – воскликнул Фест.

Раздались смешки, потом класс притих, обдумывая новую идею.

– Какая гадость, – сказала Клеменсия, рассеянно накручивая на палец прядь волос. – Ты предложил всерьез? Думаешь, нам нужно делать ставки на то, кто победит?

– Да нет, – проговорил Кориолан, затем склонил голову набок. – С другой стороны, если это удастся, то почему бы нет, Клемми? Я хочу войти в историю как тот, кто принес в Голодные игры азарт!

Клеменсия с негодованием покачала головой. Впрочем, по пути в столовую Кориолан не мог отделаться от мысли, что у идеи богатый потенциал.

Повара все еще готовили из остатков угощения на Жатву, и поджаренную ветчину на тосте ученикам предстояло есть до самого конца учебного года. Кориолан смаковал каждый кусочек, в отличие от дня церемонии, когда смутные угрозы директора Хайботтома привели его в такое смятение, что он почти не чувствовал вкуса блюд.

После второго завтрака менторам велели собраться на верхней галерее Хевенсби-холла в ожидании первой встречи с трибутами. Каждому вручили короткий опросник для совместного заполнения – и беседу завязать легче, и сведения собрать. По предыдущим трибутам информации было совсем мало, поэтому организаторы решили хоть как-то восполнить пробелы. Когда их повели на встречу, многие ученики изрядно нервничали, разговаривали и шутили слишком громко. Зато Кориолан обеспечил себе преимущество. Он чувствовал себя совершенно спокойно, и ему даже хотелось повидать Люси Грей снова. Поблагодарить за песню. Передать хлебный пудинг от Тигрис. Разработать стратегию для интервью.

Голоса смолкли, когда менторы протиснулись сквозь двойную дверь и увидели, что ждет их внизу. Все праздничные украшения сняли, огромный зал выглядел внушительно и неприветливо. Ровными рядами разместили двадцать четыре столика с двумя складными стульями при каждом. На столах поставили таблички с номерами дистриктов и буквами «Ю» или «Д», под ними – по бетонному блоку с металлическим кольцом наверху.

Не успели ученики обсудить обстановку, как миротворцы встали на страже у главного входа, и внутрь завели вереницу пленников. Миротворцев было всего в два раза больше, но вряд ли трибуты решились бы напасть, учитывая тяжелые кандалы, которые скрепляли их запястья и лодыжки. Вскоре трибутов рассадили в соответствии с их дистриктом и полом, затем приковали к бетонным блокам.

Некоторые сидели понуро сгорбившись, более дерзкие задирали головы и с любопытством осматривали помещение. Это был один из самых впечатляющих залов в Капитолии, и отребье из дистриктов разинуло рты, потрясенное величием мраморных колонн, арочных окон, сводчатого потолка. Вероятно, Хевенсби-холл казался им чудом по сравнению с плоскими, уродливыми зданиями, выполненными в типичном для многих дистриктов архитектурном стиле. Наконец взгляды трибутов добрались до галереи, на которой стояли менторы, и обе группы замерли.

Профессор Серп громко хлопнула дверью, и менторы подскочили от неожиданности.

– Прекратите глазеть на своих трибутов и спускайтесь к ним! – велела она. – У вас всего пятнадцать минут, так что используйте их с умом. И помните, вам нужно как следует постараться и заполнить опросники.

Кориолан первым сошел по ступеням, которые вели в зал. Встретившись взглядом с Люси Грей, он понял, что она его ждала. Видеть ее в цепях было тягостно, однако Кориолан ободряюще улыбнулся, и девушка-трибут немного успокоилась.

Сев напротив, Кориолан нахмурился при виде ее скованных рук и жестом подозвал ближайшего миротворца.

– Не могли бы вы их снять?

Миротворец был так любезен, что справился у офицера возле двери, потом отрицательно покачал головой.

– Спасибо, что хотя бы попытался, – вздохнула Люси Грей. Она заплела волосы в красивую прическу, но лицо у нее было грустное и усталое, и на скуле все еще темнел синяк. Она заметила взгляд Кориолана и коснулась щеки. – Совсем плохо, да?

– Уже заживает, – успокоил он.

– Зеркала нам не дали, могу лишь представить, на кого я сейчас похожа. – Она не потрудилась надеть маску жизнерадостности, в которой блистала перед камерами, и отчасти Кориолана это радовало. Может быть, она начала ему доверять.

– Как ты?

– Мне страшно, хочется спать и есть, – ответила Люси Грей. – Сегодня утром всего пара человек заглянула в зоопарк, чтобы нас покормить. Мне досталось яблоко, чего не скажешь об остальных, только им особо не насытишься.

– Это легко исправить. – Кориолан достал из сумки сверток Тигрис.

Люси Грей осторожно развернула вощеную бумагу и обнаружила большой кусок хлебного пудинга. Внезапно ее глаза наполнились слезами.

– О, нет! Ты не любишь пудинги? – воскликнул Кориолан. – Я попробую достать для тебя что-нибудь другое…

Люси Грей покачала головой.

– Обожаю пудинги! – Она с трудом сглотнула, отломила кусочек и сунула в рот.

– Я тоже. Он свежий – моя кузина Тигрис приготовила с утра пораньше.

– Какой вкусный! Совсем как у моей мамы. Пожалуйста, передай Тигрис от меня большое спасибо. – Люси Грей откусила еще, продолжая бороться со слезами.

Кориолан ощутил щемящую жалость. Ему хотелось погладить ее по лицу и сказать, что все наладится. Увы, это было бы неправдой. Ничего уже не наладится. Он порылся в заднем кармане и протянул носовой платок.

– У меня еще тот остался…

– Бери, у нас их целый комод.

Люси Грей промокнула глаза, вытерла нос, глубоко вдохнула и расправила плечи.

– Итак, какой у нас план на сегодня?

Кориолан достал лист бумаги.

– Мы с тобой должны заполнить эту анкету. Ты не против?

– Ничуть. Обожаю рассказывать о себе, – призналась она.

В начале шли общие сведения. Имя, адрес в дистрикте, дата рождения, цвет волос и глаз, рост и вес, физические недостатки. Сложности начались с составом семьи. Родители Люси Грей и двое их старших детей были мертвы.

– У тебя вообще кто-нибудь остался? – спросил Кориолан.

– Пара кузин и кузенов. И остальные из нашего ансамбля. – Она склонилась над анкетой. – Для них тут есть место?

Для них места не было. Хотя это следовало бы учесть, ведь война разрушила много семей. Должно быть место для любого, кому ты дорог! Пожалуй, именно с этого вопроса и нужно начать: кому ты дорог? Или лучше так: на кого ты можешь рассчитывать?

– Замужем? – Кориолан рассмеялся, потом вспомнил, что в некоторых дистриктах в брак вступают рано. Кто знает? Вдруг дома в Двенадцатом у нее есть муж.

– А что? Хочешь предложить мне руку и сердце? – серьезно спросила Люси Грей. Он уставился на нее изумленно. – Думаю, у нас с тобой могло бы получиться.

От ее подначки Кориолан слегка покраснел.

– Ты могла бы сделать куда более выгодную партию!

– Увы, не успела. – Лицо девушки-трибута исказилось от боли, которую она тут же спрятала за улыбкой. – К тебе-то наверняка девушки выстраиваются в очередь за квартал!

От ее флирта Кориолан словно язык проглотил. На чем они остановились? Он посмотрел на анкету. Ах, да. Ее семья.

– Кто тебя вырастил? Я имею в виду после того, как ты потеряла родителей.

– За небольшую плату нас приютил один старик. Он не очень докучал с воспитанием, зато и не издевался, так что могло быть и хуже. Я ему даже благодарна. Мало кому хотелось брать к себе шестерых детей. Он был шахтер, умер в прошлом году от болезни легких.

Они перешли к роду занятий. В шестнадцать лет Люси Грей было еще рано работать в шахте, но школу она тоже не посещала.

– Я зарабатываю на жизнь, развлекая людей.

– Люди платят тебе, чтобы ты… пела и танцевала? – уточнил Кориолан. – Не думал, что жители дистриктов могут себе это позволить.

– Большинство не могут, – кивнула она. – Иногда они скидываются: две или три пары женятся в один день и приглашают нас. Меня и наш ансамбль, точнее, то, что от него осталось. Миротворцы позволили оставить музыкальные инструменты, когда задержали нас на границе дистрикта. Кстати, они – наши лучшие клиенты.

Кориолан вспомнил, как миротворцы старались не улыбаться во время Жатвы, как никто не мешал Люси Грей петь и танцевать. Он сделал пометку о ее работе, на чем анкета закончилась, хотя вопросов у него самого осталось множество.

– Расскажи мне про ваш ансамбль. Чью сторону вы заняли во время войны?

– Ничью. Мои близкие не занимают сторон. Мы – сами по себе. – Вдруг ее внимание привлекло что-то у него за спиной. – Напомни, как зовут твоего друга, который принес сэндвичи? Похоже, ему сейчас нелегко.

– Ты про Сеяна? – Кориолан обернулся через плечо и посмотрел туда, где через несколько столов Сеян сидел напротив Марка. Между юношами лежали нетронутые сэндвичи с ростбифом и пирог. Сеян умоляюще что-то говорил, Марк не мигая смотрел перед собой, скрестив руки на груди, и никак не реагировал.

У других менторов дела шли ненамного лучше. Трибуты закрывали лица и отказывались общаться. Некоторые плакали, некоторые неохотно отвечали на вопросы.

– Пять минут, – объявила профессор Серп.

Кориолан вспомнил, что еще им надо обсудить.

– Вечером накануне Игр на телевидении будет пятиминутное интервью, на котором мы сможем делать все, что захотим. Как насчет еще одной песни?

Люси Грей задумалась.

– Стоит ли? Та песня, что я спела на Жатве, не имеет к вам никакого отношения. Специально я не готовилась, все вышло спонтанно. Это часть длинной и печальной истории, до которой никому, кроме меня, нет дела.

– Ты задела зрителей за живое, – заметил Кориолан.

– А песню про долину я спела, как ты предложил, чтобы получить побольше еды.

– Красивая песня, – проговорил Кориолан. – Она напомнила мне о маме и ее песне… Мама умерла, когда мне было пять лет.

– А папа у тебя есть?

– Его я тоже потерял, в том же году.

Люси Грей сочувственно кивнула.

– Значит, ты, как и я, сирота.

Кориолан не любил это слово. В детстве Ливия дразнила его за то, что он остался без родителей, и он чувствовал себя одиноким и никому не нужным, хотя это было неправдой. Тем не менее он ощущал некую пустоту, о которой другие дети не догадывались. Люси Грей, сама сирота, прекрасно его понимала.

– Могло быть и хуже. У меня есть Мадам-Бабушка, как мы ее называем. И Тигрис.

– Скучаешь по родителям?

– С отцом мы были не очень близки. А вот с мамой… Да, конечно. А ты?

– Еще бы! Я скучаю по ним обоим. Единственное, что помогает мне сейчас не падать духом, – мамино платье. – Люси Грей провела рукой по оборкам. – Как будто она сама меня обнимает…

Кориолан вспомнил о пудренице своей матери.

– Моя мама всегда пахла розами, – сообщил он и смутился. Он редко говорил о матери вслух, даже дома. Почему об этом вообще зашел разговор? – В любом случае, по-моему, твоя песня тронула многих людей.

– Спасибо, конечно, однако это не повод петь во время интервью. Если оно будет вечером перед Играми, то еда мне больше не понадобится. Значит, завоевывать симпатии зрителей уже ни к чему.

Кориолан изо всех сил пытался отыскать нужный аргумент, но от ее пения на данном этапе выиграл бы только он.

– Очень жаль, с твоим-то голосом.

– Я спою тебе за кулисами, – пообещала она.

Придется постараться, чтобы ее убедить, понял Кориолан. Оставшиеся несколько минут он позволил Люси Грей расспрашивать себя о семье и том, как они пережили войну. Говорилось ему легко. Очень скоро все его откровения сгинут на арене вместе с ней.

Люси Грей заметно приободрилась и больше не плакала. По мере того как они узнавали друг друга, общение становилось все более непринужденным. Когда раздался свисток, возвестивший конец встречи, Люси Грей аккуратно положила платок в карман сумки для книг и с благодарностью сжала руку Кориолана.

Менторы послушно направились к выходу.

– Теперь идите в Лабораторию высшей биологии для разбора полетов, – велела профессор Серп.

У нее ученики спрашивать ничего не стали, но по пути все гадали, что там будет. Кориолан надеялся, что их ждет доктор Галл. Его прилежно заполненная анкета резко выделялась на фоне жалких попыток одноклассников справиться с заданием. Еще один шанс отличиться.

– Мой трибут ни слова не сказал! – воскликнула Клеменсия. – Все, что у меня есть, я узнала из Жатвы. Его зовут Рипер, то есть Жнец по-старому. Можете себе представить такое – вы называете ребенка Жнец, а потом его ждет настоящая Жатва?

– Когда он родился, Голодных игр еще не было, – заметила Лисистрата. – Тогда жатва означала всего лишь уборку урожая.

– Пожалуй, – кивнула Клеменсия.

– А мой трибут говорила, но такое… Лучше бы уж помолчала! – пронзительно выкрикнула Арахна.

– Почему? Что она сказала? – поинтересовалась Клеменсия.

– Похоже, большую часть времени в Дистрикте-10 она занималась забоем собак. – Арахна изобразила рвотный позыв. – Фу! И что мне делать с этими ценными сведениями? Прямо хоть самой за нее сочиняй ответы. – Она резко остановилась, и Кориолан с Фестом врезались ей в спину. – Погодите! Вот оно!

– Эй ты, поосторожнее! – Фест подтолкнул девушку вперед.

Арахна отмахнулась и продолжила трещать, требуя всеобщего внимания:

– Я могу сочинить чудную историю! Знаете, ведь я бывала в Дистрикте-10. Он мне как второй дом! – До войны ее семья занималась отелями класса люкс на курортах, и Арахна объездила практически весь Панем. Она постоянно хвалилась этим, хотя в Темные Времена никуда не выезжала из Капитолия, как и прочие жители столицы. – Получилось бы гораздо интереснее, чем перипетии будней на скотобойне!

– Повезло тебе, – вздохнул Плиний Харрингтон. Все называли его Щенок, чтобы не путать с отцом – командиром флота, который охранял территориальные воды в Дистрикте-4. Плиний-старший пытался слепить сына по своему подобию, настаивая на армейской стрижке и начищенной обуви, но Щенок был прирожденным неряхой. Он выковырял ногтем большого пальца кусочек ветчины из брекетов и щелчком отбросил на пол. – Она хотя бы крови не боится.

– А что, твоя боится? – спросила Арахна.

– Без понятия. Проплакала все пятнадцать минут. – Щенок скривился. – Сомневаюсь, что в Дистрикте-7 ее научили хотя бы с заусенцами справляться, не говоря уже о Голодных играх.

– Не забудь застегнуться, пока в класс не вошли, – напомнила ему Лисистрата.

– Ах да. – Щенок взялся за верхнюю пуговицу, и она оторвалась. – Дурацкая форма!

Радость Кориолана при встрече с доктором Галл омрачило присутствие директора Хайботтома, который расположился перед столом, перебирая анкеты. Кориолана он проигнорировал, однако к другим ученикам тоже отнесся весьма прохладно.

Доктор Галл тыкала кролика-переродка прутом до тех пор, пока все не расселись по местам, потом воскликнула:

– Прыг-скок, час потех! Вам сопутствовал успех? Вы с трибутами дружны или вовсе не нужны? – Ученики обменялись смущенными взглядами. – Для тех из вас, кто не знает, я – доктор Галл, Главный распорядитель Игр, и я буду наблюдать за вашими успехами в качестве менторов. Давайте поглядим, с чем мне придется иметь дело! – Она полистала анкеты, нахмурилась, вынула из пачки листок и показала его классу. – Вот что вы должны были сделать! Спасибо, мистер Сноу. А теперь объясните, что приключилось с остальными?

Ликуя в душе, Кориолан сохранял бесстрастное выражение лица. Сейчас самое разумное – поддержать одноклассников. Выдержав долгую паузу, он заговорил:

– Мне повезло с трибутом – она любит поболтать. Другие просто не желали ни с кем общаться. И даже моя девушка не видит смысла в том, чтобы напрягаться на интервью.

Сеян повернулся к Кориолану.

– Какой им с этого прок? Что бы они ни делали, их все равно отправят на арену и заставят убивать.

Ученики согласно загудели.

Доктор Галл пристально посмотрела на Сеяна.

– Мальчик с сэндвичами. Для чего ты это сделал?

Сеян напрягся и отвел глаза.

– Они голодали. Мы собираемся их убить, так зачем пытать их раньше времени?

– Сочувствуешь мятежникам, значит?

Не поднимая глаз от своего блокнота, Сеян возразил:

– Вряд ли они мятежники. Когда закончилась война, некоторым из них было года по два. Самым старшим – по восемь лет. Теперь они – жители Панема, верно? Такие же, как мы. Разве не об этом говорится в гимне Капитолия? «Пресёк ты бесчинства и дал нам единство». Правительство у нас одно на всех, правда?

– Да, общий смысл таков. Продолжай, – велела доктор Галл.

– Тогда правительство должно защищать всех, – заявил Сеян. – А как и кого можно защитить, заставляя детей биться насмерть?

– Очевидно, Голодные игры ты не одобряешь, – проговорила доктор Галл. – Тяжело тебе приходится в роли ментора. Похоже, и на задании это сказывается.

Сеян выпрямился, набираясь решимости, и посмотрел ей в глаза.

– Наверное, вам лучше заменить меня кем-нибудь более достойным.

Ученики потрясенно ахнули.

– Только не в этой жизни, мой мальчик, – усмехнулась доктор Галл. – Сострадание – вот ключ к успеху! Нам всем не хватает чувства сопричастности. Верно, Каска? – Она бросила взгляд на директора Хайботтома, который нервно вертел в руках карандаш.

Лицо Сеяна вытянулось, однако возразить он не посмел. Кориолан понял, что, уступив в битве, он намеревается продолжать войну. Сеян Плинт оказался куда крепче, чем выглядел на первый взгляд. У него хватило духу вот так запросто пренебречь менторством в присутствии доктора Галл!

Похоже, инцидент ее только взбодрил.

– Разве не чудесно будет, если все зрители отнесутся к трибутам столь же пылко, как и этот молодой человек? Вот в чем наша цель.

– Нет, – покачал головой директор Хайботтом.

– Да! Ведь тогда нам удастся привлечь их к Играм, – решительно сказала доктор Галл, потом хлопнула себя по лбу. – Ты подал мне прекрасную идею! Пусть люди получат возможность влиять на исход Игр. Допустим, мы позволим зрителям посылать трибутам еду прямо на арену. Кормить их, как сделал наш друг в зоопарке. Испытают ли они азарт?

Фест заметно оживился.

– Ну да, особенно если мне дадут поставить на того трибута, которого я кормлю! Как раз сегодня утром Кориолан предложил устроить на Играх тотализатор.

Доктор Галл просияла.

– Браво! Предлагаю вам объединить усилия. Запишите свои идеи о том, как привлечь зрителей, и моя команда их рассмотрит.

– Рассмотрит? – переспросила Ливия. – Вам что, и вправду могут пригодиться наши идеи?

– Если предложение будет достойное, то почему нет? – Доктор Галл бросила стопку анкет на стол. – Молодым порой не хватает опыта, зато есть преданность идеалам. Для них нет ничего невозможного. Старина Каска придумал Голодные игры, когда был моим студентом в Университете, то бишь почти вашим ровесником.

Все взгляды обратились к директору, и он произнес:

– Это была просто идея…

– От них я тоже жду просто идей, – заверила доктор Галл. – Итак, жду ваших предложений завтра утром.

Кориолан мысленно вздохнул. Еще один групповой проект. Еще одна возможность пожертвовать своими идеями во имя сотрудничества. Либо их перекроят целиком, либо, что еще хуже, упростят настолько, что они потеряют всякую остроту. Класс проголосовал за создание комитета из трех менторов, которые все оформят должным образом. Разумеется, Кориолана выбрали, и отказаться он не смог. Доктор Галл спешила на встречу и велела классу провести обсуждение самостоятельно. Кориолан, Клеменсия и Арахна договорились встретиться вечером и пойти в библиотеку, чтобы там все и написать. Перед этим, часов в восемь, они решили заглянуть в зоопарк, поскольку всем хотелось навестить своих трибутов.

Обед в школе был сытный, поэтому Кориолан не чувствовал себя обделенным, оставшись без домашнего капустного супа и тарелки красной фасоли (хорошо хоть не лимской). Тигрис налила остатки первого в изящную фарфоровую миску и украсила ароматными травами, которые они выращивали в садике на крыше. При таком изысканном оформлении скромный супчик можно было спокойно предложить Люси Грей. Что же касается фасоли, то она неплохо утоляет голод.

Утром в зоопарк посетителей пришло мало, зато теперь они хлынули таким потоком, что к решетке было не пробиться. Помог новый статус. Люди узнавали Кориолана, пропускали вперед и даже просили других освободить дорогу. Ведь он был не обычным жителем Капитолия, а ментором!

Кориолан направился в свой угол и увидел, что близнецы Полло и Диди Ринг расположились на его камне. Мало того, что брат и сестра были похожи как две капли воды, они еще и одевались в одинаковую одежду, делали одинаковые прически, и оба отличались жизнерадостным характером. При виде Кориолана они тут же встрепенулись.

– Садись, Корио! – воскликнула Диди, помогая брату подняться.

– Конечно, ведь мы уже закончили кормить своих трибутов, – подхватил Полло. – Жаль, что ты так влип с этим письменным заданием!

– Да, мы-то голосовали за Щенка, но никто нас не поддержал! – Они захохотали и скрылись в толпе.

Люси Грей подошла сразу. Хотя на этот раз Кориолан не стал есть с ней вместе, она с радостью набросилась на фасоль, сначала похвалив подачу блюда.

– Тебе перепало что-нибудь из еды? – спросил он.

– Мне досталось черствое сырное колечко от пожилой леди, другие ребята подрались за хлеб, который бросил в клетку какой-то господин. Хотя еду принесли многие, по-моему, люди боятся подходить близко, несмотря на миротворцев. Видишь, теперь они дежурят прямо здесь. – Люси Грей указала на заднюю часть вольера, где на страже стояло четверо солдат. – Может, твое присутствие их немного успокоит.

Кориолан заметил в толпе мальчика лет десяти, топтавшегося на месте с вареной картофелиной в руках, подмигнул и поманил его рукой. Мальчик посмотрел на своего отца, тот кивнул в знак согласия.

– Ты принес эту картошку для Люси Грей? – спросил Кориолан.

– Да. Специально оставил. Я бы съел ее на ужин, но мне хотелось покормить Люси Грей.

– Тогда смелей. Она не кусается! Только чур вести себя прилично!

Мальчик застенчиво шагнул к решетке.

– Ну, привет, – сказала Люси Грей. – Как тебя зовут?

– Гораций, – ответил мальчик. – Я принес картошку.

– Какой ты милый! Мне съесть ее сейчас или можно потом?

– Сейчас! – Мальчик осторожно протянул ей картофелину.

Люси Грей взяла подношение с таким видом, словно то был бриллиант.

– Вот это да! Какая славная картошка, никогда таких не видела! – Мальчик даже покраснел от гордости. – Сейчас попробую. – Она откусила кусочек, закрыла глаза и замерла от восторга. – И на вкус чудо как хороша. Спасибо, Гораций!

Под прицелом камер Люси Грей получила засохшую морковку от маленькой девочки и суповую кость от ее бабушки.

Кто-то тронул Кориолана за плечо, он обернулся и увидел Плюриба Белла с баночкой молока.

– По старой дружбе, – пояснил он с улыбкой, пробивая в крышке дырочки, и протянул угощение Люси Грей. – Мне понравилось твое выступление на Жатве. Песню написала сама?

Более сговорчивые (или же более голодные) трибуты начали устраиваться у решетки. Они садились на землю, протягивали ладони, опускали головы и ждали. То там, то тут к ним подбегали посетители, чаще всего дети, клали подношение в руки и отпрыгивали. Трибуты стали соревноваться за внимание, и камеры нацелились на центр клетки. Гибкая девочка из Дистрикта-9 сделала сальто назад в благодарность за булочку. Юноша из Дистрикта-7 ловко жонглировал тремя грецкими орехами. Публика награждала тех, кто исполнял какие-нибудь трюки, аплодисментами и едой.

Люси Грей с Кориоланом вернулись на свое место для пикника и наблюдали за представлением.

– Мы – обычная цирковая труппа, – заметила она, обгладывая косточку.

– Никто из них тебе в подметки не годится, – заверил Кориолан.

Трибуты, которые прежде избегали своих менторов, теперь охотно к ним подходили и брали еду. Когда появился Сеян с сумками вареных яиц и хлеба, к нему мигом бросились все, кроме Марка. Видимо, тот взял за правило полностью его игнорировать.

Кориолан кивнул в их сторону.

– Ты была права насчет Сеяна и Марка. Когда-то они учились в одном классе.

– Да, ситуация непростая. Хорошо, что у нас с тобой таких сложностей нет.

– Зато других хоть отбавляй! – Он хотел пошутить, но вышло неудачно. У них и в самом деле было все сложно, и с каждой минутой ситуация становилась только тяжелее.

Люси Грей грустно улыбнулась.

– Знаешь, я с удовольствием встретилась бы с тобой при других обстоятельствах.

– Это при каких же? – Вопрос был опасный, однако Кориолан ничего не мог с собой поделать.

– Ну, ты мог бы прийти ко мне на концерт и услышать, как я пою. Потом подошел бы поболтать, и, может быть, мы выпили бы по стаканчику и потанцевали.

Он представил, как Люси Грей выступает в ночном клубе у Плюриба Белла, они встречаются взглядами, и между ними возникает некая невидимая связь.

– На следующий вечер я пришел бы снова.

– Да, и времени у нас было бы сколько угодно, – добавила она.

Их мечты прервал громкий восторженный возглас. Трибуты из Дистрикта-6 заплясали веселый танец, и с подачи близнецов Рингов зрители принялись хлопать в ладоши. Происходящее все более напоминало какой-то праздник. Толпа отважилась подойти ближе, некоторые капитолийцы начали разговаривать с пленниками.

Кориолан считал, что события развиваются неплохо, ведь для прайм-тайма на телевидении интервью с одной Люси Грей явно маловато. Пусть остальные трибуты тоже получат свой момент славы, а под конец Люси что-нибудь споет. Тем временем он рассказал ей про совещание менторов и объяснил, насколько ее популярность пригодится на арене, ведь теперь у зрителей будет возможность посылать трибутам подарки.

В глубине души Кориолан опять переживал из-за своих скудных ресурсов. Понадобятся состоятельные зрители, которые смогут покупать для нее подарки. Нехорошо получится, если на арене трибут Сноу ничего не получит. Пожалуй, стоит внести в их предложение для доктора Галл пункт, в соответствии с которым нельзя посылать подарки собственному трибуту. Иначе он не сможет соперничать с тем же Сеяном, к примеру. Вот, пожалуйста, возле решетки Арахна устроила для своего трибута настоящий пикник: свежий хлеб, кусок сыра и… неужели виноград? Наверное, в туриндустрии дела снова идут на лад.

Кориолан наблюдал, как Арахна нарезает сыр ножиком с перламутровой рукояткой. Ее трибут, разговорчивая девушка из Дистрикта-10, присела на корточки и нетерпеливо прильнула к решетке. Арахна сделала большой сэндвич, но отдавать его не спешила. Похоже, она читала нравоучение, причем весьма пространное. В какой-то момент девушка потянулась за едой, и Арахна убрала руку подальше. В толпе раздался смех. Ментор обернулась к зрителям и хихикнула, затем погрозила своему трибуту пальцем, протянула ей сэндвич и снова одернула руку, к большому удовольствию толпы.

– Она играет с огнем, – заметила Люси Грей.

Арахна помахала толпе и откусила от сэндвича.

Кориолан увидел, как потемнело лицо трибута, как напряглись мускулы на ее шее. Он заметил и еще кое-что. Девушка-трибут просунула пальцы через решетку, выбросила руку вперед и обхватила рукоятку ножа. Кориолан начал подниматься, открыл рот, чтобы крикнуть предупреждение, но было слишком поздно.

Буквально в один миг трибут дернула Арахну к себе и полоснула ножом ей по горлу.

Глава 7

Зрители пронзительно завопили. Арахна выронила сэндвич и схватилась за шею. Сквозь пальцы хлынула кровь. Девушка-трибут из Десятого отпустила жертву и легонько оттолкнула. Арахна повернулась к толпе и умоляюще протянула окровавленную руку. Люди слишком растерялись, чтобы прийти ей на помощь. Многие испуганно подались назад. Арахна упала на колени, истекая кровью.

Кориолан едва не шарахнулся в сторону и не вцепился в решетку вольера, но Люси Грей прошипела: «Помоги же ей!» Он вспомнил, что камеры транслируют происходящее на весь Капитолий. Кориолан понятия не имел, как помочь Арахне, однако ему не хотелось, чтобы зрители видели, как он шарахается и цепляется за прутья. Его ужас был делом сугубо личным, не предназначенным для публики.

Сцепив зубы, он заставил свои ноги двигаться и подоспел к Арахне одним из первых. Она вцепилась в его рубашку мертвеющими пальцами, теряя жизнь с каждой каплей крови.

– Врача! – крикнул Кориолан, бережно опуская девушку на землю. – Здесь есть доктор? Помогите, хоть кто-нибудь! – Он зажал рану рукой, но потом отпустил, потому что Арахна задыхалась. – Ну же! – завопил он на зрителей.

Сквозь толпу пробивалась пара миротворцев, только двигались они медленно, слишком медленно. Кориолан поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка-трибут из Дистрикта-10 схватила сэндвич с сыром и успела яростно впиться в него зубами, прежде чем пули изрешетили ее и отбросили на решетку. Она рухнула на землю, и ее кровь смешалась с кровью Арахны. Куски недожеванного хлеба плавали в красной луже.

Толпа отхлынула – охваченные паникой люди спешили покинуть место происшествия. Угасающий свет добавлял происходящему обреченности. Маленький мальчик споткнулся, и на него едва не наступили прежде, чем какая-то женщина успела рывком его поднять. Другим повезло еще меньше.

Губы Арахны беззвучно двигались, однако слов было не разобрать. Дыхание девушки резко оборвалось, и Кориолан понял, что пытаться ее реанимировать не имеет смысла. Если вдыхать воздух в рот, тот все равно будет уходить через зияющую на шее рану. Рядом с ним очутился Фест, и они обменялись беспомощными взглядами.

Люси Грей скорчилась у решетки: лицо спрятано в подол юбки с оборками, тело трясется, и Кориолан заметил, что его самого тоже бьет дрожь. Омовение кровью, свист пуль, крики толпы пробудили самые страшные воспоминания детства. Сапоги повстанцев стучат по мостовым Капитолия, он и Мадам-Бабушка лежат на земле под градом пуль, вокруг них корчатся раненые и умирающие… мама на окровавленной постели… давка во время голодных бунтов, разбитые лица, стоны…

Кориолан немедленно принял меры, чтобы скрыть охвативший его ужас: сжал кулаки, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Люси Грей начало тошнить, и он поскорее отвернулся, боясь, что его подведет собственный желудок.

Подоспели медики и уложили Арахну на носилки. Тех, кто попал под случайную пулю или пострадал при давке, осмотрели. Женщина-медик спросила Кориолана, куда он ранен. Убедившись, что кровь не его, врач выдала ему полотенце, чтобы вытереться, и двинулась дальше.

Тем временем Сеян встал на колени рядом с мертвой девушкой-трибутом, посыпал тело чем-то белым, просунув руку через решетку, и что-то прошептал. Подошел миротворец и оттащил его от вольера. Солдатов теперь набежало много, они методично выпроваживали последних посетителей и выстраивали трибутов у задней стенки обезьянника. Другой миротворец вежливо, но решительно взял Кориолана за плечи и подтолкнул к выходу. У фонтанчика он и Фест остановились, чтобы смыть остатки крови. Оба не знали, что сказать. Хотя особой любви к Арахне Кориолан не испытывал, она всегда присутствовала в его жизни. В детстве они вместе играли, ходили на дни рождения, стояли в очередях за продуктами по карточкам, сидели на уроках. На похороны его матери она пришла с ног до головы одетая в черное кружево, а он в прошлом году явился поздравить ее брата с окончанием Академии. Арахна принадлежала к старой гвардии богатых капитолийцев и была для него как член семьи. Любить родственников вовсе не обязательно – они просто есть.

– Я не смог ее спасти, – проговорил Кориолан. – Я не смог остановить кровь!

– Никто бы не смог. Ты хотя бы попытался, – утешил его Фест.

Подошла дрожащая Клеменсия, и они вместе покинули зоопарк.

– Пойдемте ко мне, – предложил Фест.

У дома он внезапно разрыдался. Они посадили его в лифт и ушли. Позже, прощаясь с Клеменсией, Кориолан вспомнил про задание, которое дала им доктор Галл.

– Вряд ли теперь стоит за него садиться, – сказала Клеменсия, – знаешь, без Арахны…

Кориолан кивнул, однако по пути домой задумался. Доктор Галл была как раз из тех, с кого станется наказать их за то, что не уложились в срок, причем независимо от обстоятельств. Пожалуй, надо хоть что-нибудь написать, просто на всякий случай.

Поднявшись на двенадцатый этаж, он обнаружил Мадам-Бабушку в расстроенных чувствах: она всячески поносила дистрикты и, готовясь к похоронам Арахны, вытащила проветривать свое лучшее черное платье. Старушка бросилась ему навстречу и судорожно ощупала грудь и руки, желая убедиться, что он не пострадал. Тигрис заплакала.

– Поверить не могу, что Арахна мертва! Мы виделись сегодня на рынке – она покупала тот самый виноград…

Кориолан постарался убедить родных в своей безопасности.

– Такого больше не случится! Теперь охрану наверняка усилят.

Когда все немного успокоились, Кориолан пошел к себе в комнату, снял окровавленную школьную форму и отправился в душ. Стоя под обжигающими струями воды, он вдруг горько разрыдался – до боли в груди. А потом взял себя в руки, гадая, что именно так его расстроило: ее смерть или собственные неурядицы? Пожалуй, и то, и другое. Уснуть не удастся – в ушах стояли булькающие звуки, которые вырывались из горла несчастной Арахны. Никакая розовая пудра с этим точно не справится. Самое то – забыться в учебе, тем более он любил работать в одиночку, не отвлекаясь на нелепые идеи одноклассников. Надев старый отцовский шелковый халат, Кориолан спокойно написал простое толковое предложение.

Вспоминая обсуждение в классе и ажиотаж зрителей в зоопарке, когда те кормили голодных трибутов, он сосредоточился на еде. Спонсоры получат возможность покупать продукты из списка (к примеру, хлеб или сыр), а доставлять еду трибутам можно с помощью дронов. Определять качество и стоимость каждого продукта будет специальная группа экспертов. Спонсором сможет стать только гражданин Капитолия с хорошей репутацией и финансовыми возможностями, не имеющий непосредственного отношения к Играм. Это исключает распорядителей Игр, менторов, наблюдающих за трибутами миротворцев, а также ближайших родственников вышеупомянутых лиц. Тотализатором будет заниматься другая группа, которая создаст площадку для официальных ставок, займется подсчетом шансов и контролем выплат победителям. Доходы с обеих программ пойдут на покрытие расходов по Играм, и правительству, по сути, не придется тратиться вообще.

Кориолан работал до самого рассвета пятницы. Когда в окно заглянули первые лучи солнца, он оделся в чистую школьную форму, сунул проект под мышку и тихонько вышел из апартаментов.

Доктор Галл занимала сразу несколько должностей, разделяя обязанности ученого, военного и преподавателя, и Кориолану пришлось поломать голову над тем, где же находится пресловутый стол, на котором она ожидает увидеть выполненное задание. Так как дело касалось Голодных игр, он решил отправиться в Военное министерство. Внушительное здание, известное как Цитадель, усиленно охранялось, и миротворцы внутрь его не впустили, но заверили, что положат задание прямо на стол доктору Галл. На лучшее Кориолан и не рассчитывал.

На обратном пути общественный экран, который в ранние часы показывал лишь герб Панема, ожил, и на нем замелькали события прошлого вечера. Снова и снова в эфире крутили, как трибут перерезает горло Арахне, как Кориолан приходит ей на помощь и как пули прошивают убийцу насквозь. Картинки почему-то оставили Кориолана совершенно равнодушным, словно все эмоции вытекли из него во время короткого всплеска чувств в душе. Он с облегчением понял, что камеры зафиксировали лишь попытку ее спасти – именно тот момент, когда он выглядел смелым и ответственным. Если не присматриваться, то и не скажешь, в каком он смятении.

С особенным удовольствием он наблюдал, как при звуках выстрелов Ливия Кардью ринулась наутек. Как-то раз на уроке риторики она обвинила его в излишней зацикленности на себе. Ирония заключалась в том, что Ливия обвинила его в том, что свойственно всем людям. Однако поступки говорят громче слов. Когда возникла опасность, Ливия бросилась к ближайшему выходу, а Кориолан – к Арахне!

Тигрис и Мадам-Бабушка немного оправились от шока, вызванного смертью Арахны, и объявили его национальным героем. Хотя от почетного звания Кориолан смущенно отмахнулся, в глубине души ему было приятно. Вместо положенной усталости он ощутил внезапный прилив сил, особенно после того, как узнал, что Академия решила не отменять очередных занятий. Конечно, роль домашнего героя имела свои преимущества, но ему захотелось на публику.

Позавтракав жареным картофелем и холодной пахтой, он направился в Академию со скорбной миной, приличествующей случаю. Кориолана негласно признали главным скорбящим, поскольку он считался другом Арахны и бросился ей на помощь. Со всех сторон посыпались соболезнования и похвалы его смелости. Кто-то даже предположил, что он заботился об Арахне как о родной сестре, и Кориолан не стал никого уверять в обратном. К мертвым нужно относиться с почтением.

Общешкольное собрание должен был возглавлять директор Хайботтом, но он так и не появился. Вместо него выступила Сатирия, расписав в самых ярких красках дерзость Арахны, ее прямолинейность и упрямство – в общем, те черты, которые бесили Кориолана и в конечном итоге привели к гибели девушки. Потом микрофон взяла профессор Серп и принялась расточать похвалы Кориолану (и в несколько меньшей степени – Фесту) за то, что они пришли на помощь павшему товарищу по оружию. Гиппократа Лант, школьный психолог, призвала всех, кто не в силах справиться с утратой, обращаться к ней в любое время, особенно если им захочется причинить вред себе или окружающим. Сатирия снова взяла слово и объявила: похороны Арахны состоятся на следующий день, все ученики обязаны присутствовать, чтобы почтить ее память. Церемонию прощания будут транслировать в прямом эфире на весь Панем; следует выглядеть соответственно и вести себя как подобает капитолийской молодежи. После перерыва на обед занятия возобновятся.

Перекусив неаппетитным рыбным паштетом на тосте, менторы отправились на встречу с профессором Демиглосом. Тот первым делом раздал дополненный список с именами трибутов.

Дистрикт-1

Юноша (Фесит) – Ливия Кардью

Девушка (Велверин) – Пальмира Монти

Дистрикт-2

Юноша (Марк) – Сеян Плинт

Девушка (Сабина) – Флора Френд

Дистрикт-3

Юноша (Серк) – Ио Джаспер

Девушка (Тесли) – Урбан Канвилл

Дистрикт-4

Юноша (Мизен) – Персефона Прайс

Девушка (Коралл) – Фест Крид

Дистрикт-5

Юноша (Хай) – Денис Флинг

Девушка (Соль) – Ифигения Мосс

Дистрикт-6

Юноша (Отто) – Аполлон Ринг

Девушка (Джинни) – Диана Ринг

Дистрикт-7

Юноша (Трич) – Випсания Серп

Девушка (Ламина) – Плиний Харрингтон

Дистрикт-8

Юноша (Бобин) – Юнона Фиппс

Девушка (Воуви) – Иларий Хевенсби

Дистрикт-9

Юноша (Панло) – Гай Брин

Девушка (Шиф) – Андрокл Андерсон

Дистрикт-10

Юноша (Теннер) – Домиция Уимсвик

Девушка (Бренди) – Арахна Крейн

Дистрикт-11

Юноша (Рипер) – Клеменсия Давкоут

Девушка (Дилл) – Феликс Равинстилл

Дистрикт-12

Юноша (Джессап) – Лисистрата Викерс

Девушка (Люси Грей) – Кориолан Сноу

Кориолан вместе с остальными машинально вычеркнул девушку-трибута из Дистрикта-10. Но как быть с Арахной? Ведь она – совсем другое дело… Ручка замерла над ее именем. Ему не хватило духу так просто взять и вычеркнуть ее из своей жизни.

Минут через десять в класс принесли записку из школьной администрации: Кориолану и Клеменсии следовало немедленно покинуть занятие и явиться в Цитадель. Наверняка их вызывали в связи с групповым проектом; Кориолан одновременно обрадовался и занервничал. Понравилась ли его работа доктору Галл? Почему их вызывают так срочно?

Узнав, что Кориолан все-таки сдал вчерашнее задание, Клеменсия вспылила:

– Поверить не могу, что ты сидел и писал, пока тело Арахны еще не остыло! Лично я проплакала всю ночь. – Ее опухшие глаза это подтверждали.

– Думаешь, я смог бы уснуть? – возразил Кориолан. – После того, как она умерла у меня на руках? Если бы не задание, я бы точно сошел с ума.

– Ладно, понимаю, все справляются с горем по-разному… Я не хотела тебя обидеть! – Она вздохнула. – Просвети меня, что я там написала с тобой вместе.

Кориолан передал ей самую суть.

– Я всего лишь записал то, что мы обсуждали в классе.

– Ты хотя бы имя мое поставил?

– Подписывать я вообще не стал, ведь проект вроде как групповой. – Кориолан с досадой развел руками. – Честно, Клемми, я думал, что делаю тебе одолжение!

– Хорошо, хорошо, – смягчилась она. – Похоже, я у тебя в долгу. Жаль, не удалось прочитать… Прикроешь, если она закидает нас вопросами?

– Конечно, прикрою! В любом случае доктору Галл наверняка не понравится, – вздохнул Кориолан. – Хотя, на мой взгляд, там все логично, она руководствуется совершенно иным набором правил.

– Так и есть, – согласилась Клеменсия. – Как думаешь, Голодные игры теперь отменят?

– Без понятия. Сначала Арахна, потом похороны… Если Игры и будут, то, наверное, позже. Я знаю, тебе они не нравятся.

– А тебе? Они вообще хоть кому-нибудь нравятся?! – воскликнула Клеменсия.

– Возможно, трибутов просто отправят по домам. – Интересно, как на них отразится гибель Арахны? Вдруг всех накажут? Позволят ли ему увидеться с Люси Грей?

– Или сделают из них безгласых, – предположила Клеменсия. – Ужасно, конечно, но не так плохо, как арена. По-моему, лучше жить без языка, чем умереть!

– Вряд ли мой трибут с тобой согласилась бы, – заметил Кориолан. – Разве можно петь без языка?

– Не знаю. Разве что напевать… – Они подошли к воротам Цитадели. – В детстве я ужасно боялась этого места.

– Я и сейчас боюсь, – признался Кориолан, и Клеменсия рассмеялась.

На посту охраны им просканировали сетчатку и прогнали данные через базу жителей Капитолия. Сумки с учебниками пришлось оставить. Миротворец проводила гостей по длинному серому коридору к лифту, который перенес их вниз по крайней мере этажей на двадцать пять. Хотя Кориолан никогда не спускался так глубоко под землю, ему понравилось. Как бы он ни любил свой пентхаус, во время бомбежек он чувствовал себя там слишком уязвимым, здесь же был в полной безопасности.

Двери лифта открылись в огромный зал. Вдаль уходили длинные ряды лабораторных столов, приборов неизвестного назначения и стеклянных камер. Кориолан повернулся к охраннице, но она уже ушла, не дав им дальнейших инструкций.

– Пойдем? – спросила Клеменсия. – Ужасно боюсь что-нибудь разбить…

Они медленно прошли вдоль стеклянной стены со встроенными камерами. Внутри крохотных помещений находился целый зверинец: некоторых существ они узнали, некоторые мутировали до такой степени, что опознать их не представлялось возможным. Пленники тяжело дышали, бродили из угла в угол или с несчастным видом били крыльями. К стеклу прижимались громадные ласты, лапы и пасти с оскаленными клыками.

К ученикам вышел молодой человек в белом халате и провел их в секцию с рептилиями. Доктор Галл стояла перед террариумом, заполненным сотней змей, чья неестественно яркая кожа переливалась неоново-розовым, желтым и синим. Змеи не длиннее линейки и не толще карандаша сплелись на дне клетки в плотный психоделический ковер.

– А, вот и вы, – усмехнулась доктор Галл. – Познакомьтесь с моими новыми детками.

– Привет, – сказал Кориолан, прижав нос к стеклу и разглядывая извивающуюся массу. Змейки что-то ему напоминали, но он никак не мог понять, что именно.

– В их окраске есть смысл? – спросила Клеменсия.

– Смысл есть во всем или же его нет вообще ни в чем, все зависит от точки зрения, – заметила доктор Галл. – Кстати о вашем задании. Мне оно понравилось. Писали только вы двое? Или ваша несносная подруга успела внести свой вклад, прежде чем ей перерезали горло?

Клеменсия сжала губы, лицо застыло.

– Мы обсуждали всем классом.

– Вчера Арахна хотела помочь нам с заданием, но потом… случилось то, что случилось, – добавил Кориолан.

– Значит, дописывали вы вдвоем? – уточнила доктор Галл.

– Именно, – кивнула Клеменсия. – Сначала мы посидели в библиотеке, потом я распечатала у себя дома и отдала листок Кориолану, чтобы он занес вам с утра. Все как вы велели.

Доктор Галл обратилась к Кориолану:

– Так и было?

Кориолан почувствовал, что его загнали в угол.

– Да, распечатку сегодня утром занес вам я. Точнее, оставил ее миротворцам на входе – внутрь меня не впустили, – выкрутился он. Непонятно, к чему эти вопросы? – Что-то не так?

– Просто хотела убедиться, что вы оба приложили руку к заданию, – сказала доктор Галл.

– Я могу показать конкретные места, которые мы обсуждали в группе, и пояснить, как они раскрыты в итоговом варианте, – предложил Кориолан.

– Да, будь так добр. У тебя есть копия?

Клеменсия посмотрела на Кориолана выжидательно.

– Нет, – ответил он, совершенно не в восторге от того, что Клеменсия перевела стрелки на него. Мало того, что вчера ее слишком трясло, чтобы хоть немного помочь ему с заданием, так еще она была одним из самых опасных для него претендентов на премию.

– У нас забрали сумки. – Клеменсия повернулась к доктору Галл. – Нельзя ли воспользоваться копией, которая есть у вас?

– Увы, мой помощник застелил ею вот эту самую клетку, пока я обедала, – ответила она со смехом.

Кориолан уставился на клубок извивающихся змей с высунутыми языками. И в самом деле, между ними виднелись листки со знакомыми словами.

– Почему бы вам не достать ее вдвоем? – предложила доктор Галл.

Похоже на проверку – странную проверку в духе доктора Галл. Наверно, она задумала ее заранее, только Кориолан никак не мог понять, в чем загвоздка. Он посмотрел на Клеменсию и попытался вспомнить, боится ли она змей. Сам он едва ли знал, страшно ему или нет. В школьной лаборатории змей не держали.

Клеменсия натянуто улыбнулась.

– Конечно. Нам нужно просто сунуть руку в специальное окошко?

Доктор Галл сняла крышку целиком.

– Так будет удобнее. Мистер Сноу, почему бы вам не начать?

Кориолан медленно опустил руку в теплый террариум.

– Двигайтесь потихоньку, не тревожьте их зря, – велела доктор Галл.

Он просунул пальцы под край листа и плавно вытащил его из-под змей. Они сползли в кучу, ничуть не встревожившись.

– По-моему, они вообще меня не заметили.

Клеменсия слегка позеленела.

– Ладно, моя очередь. – Она сунула руку в емкость.

– Видят они так себе, слышат и того хуже, – проговорила доктор Галл. – Тем не менее они знают, что ты там. Змеи способны чуять с помощью языка, а у этих переродков обоняние особенно развито.

Клеменсия подцепила лист ногтем и приподняла. Змеи зашевелились.

– Если запах им знаком, если у них есть с ним приятные ассоциации – теплый террариум, к примеру, – то они тебя проигнорируют. Другое дело – новый, чуждый запах, его они воспримут как угрозу, – сообщила доктор Галл. – И то, что случится, будет на твоей совести, малышка.

Кориолан начал складывать два и два, когда увидел на лице Клеменсии тревогу. Она поспешно отдернула руку, но было слишком поздно: с полдюжины неоновых змеек успели вонзить клыки в ее плоть.

Глава 8

Клеменсия душераздирающе завопила, яростно пытаясь стряхнуть с руки впившихся гадюк. Крошечные ранки от зубов сочились неоновым розовым, желтым и синим – в тон пестрой коже. По пальцам стекал разноцветный гной.

Прибежали люди в белых халатах. Двое прижали Клеменсию к полу, третий вонзил в нее устрашающего вида иглу и ввел какую-то черную жидкость. Губы девушки стали фиолетовыми, затем побледнели, и она потеряла сознание. Лаборанты уложили ее на носилки и унесли прочь.

Кориолан рванулся было следом, однако доктор Галл его остановила:

– Не так быстро, мистер Сноу. Вы мне еще нужны.

– Но я… она… – Кориолан запнулся. – Клеменсия умрет?

– Нам остается только гадать. – Доктор Галл опустила руку в террариум и провела скрюченными пальцами по своим питомцам. – Очевидно, на бумаге не осталось ее запаха. Значит, ты написал работу сам?

– Да. – Лгать не имело смысла. Из-за лжи Клеменсия, вероятно, погибла. Если имеешь дело с безумцем, следует вести себя крайне осторожно.

– Наконец-то правда. Лжецы мне ни к чему. Что такое ложь, как не попытка скрыть слабость? Еще раз увижу, что лжешь, – перестану тебя защищать. Если директор Хайботтом решит тебя наказать, стоять у него на пути я не буду. Все понял? – Она обернула вокруг руки розовую змейку, словно браслет, и залюбовалась ею.

– Конечно, – заверил Кориолан.

– Твое предложение мне понравилось. Хорошо продумано, просто в исполнении. Я собираюсь порекомендовать его своей команде для рассмотрения и последующего внедрения.

Кориолан коротко кивнул, боясь сказать лишнее в присутствии смертоносных существ, готовых убивать по ее приказу.

Доктор Галл рассмеялась.

– Ладно, ступай домой. Или навести свою подругу, если она еще жива. А меня сейчас ждут крекеры с молоком.

Кориолан бросился прочь, наткнулся на террариум с ящерицами и привел его обитателей в исступление. Он свернул не туда раз, другой и очутился в самой отвратительной части лаборатории, где в стеклянных клетках сидели человеческие существа, которым трансплантировали фрагменты тел животных. Гребни из перышек вокруг шей, звериные когти и даже щупальца вместо пальцев, жабры в груди… Его появление ошеломило уродцев, они умоляюще открыли рты, и Кориолан понял, что это безгласые. Их крики разносились странным эхом, и лишь подняв взгляд, он заметил сидевших над ними маленьких черных птиц. В памяти всплыло название – сойка-говорун. Короткий параграф в учебнике по генетике. Провальный эксперимент – птицы, обладавшие способностью запоминать и воспроизводить человеческую речь, которые использовались Капитолием, чтобы шпионить за повстанцами; потом те догадались и стали отправлять их обратно с ложной информацией. Теперь бесполезные существа создавали эхо в лаборатории, повторяя жалобные вопли безгласых.

Наконец Кориолана перехватила женщина в белом халате и в огромных розовых бифокальных очках, отругала за потревоженных птиц и проводила к лифту. Ожидая кабину, он заметил над собой камеру наблюдения и машинально принялся разглаживать смятый листок с заданием, который все еще сжимал в руках. На выходе миротворцы вернули обе сумки с учебниками и вывели его вон из Цитадели.

Кориолан успел дойти до угла и свернул на соседнюю улицу. Затем колени подогнулись, и он рухнул на тротуар. Солнце светило прямо в глаза, дыхание сбилось. Несмотря на бессонную ночь, в нем бурлил адреналин. Жива ли Клеменсия? Он еще не пришел в себя после смерти Арахны, а теперь это. Совсем как в Голодных играх. Только вот они – не ребята из дистриктов. Капитолий вроде бы должен их защищать. Сеян заявил доктору Галл, что обязанность правительства – защищать всех, даже жителей дистриктов, однако его слова сложно увязать с тем, что совсем недавно они были врагами… Разумеется, для правительства на первом месте должен стоять сын Сноу, а не отребье из дистриктов! Ведь он вполне мог погибнуть, если бы предложение написала Клеменсия. Кориолан закрыл лицо руками. Он был сбит с толку, растерян и очень напуган. Он боялся доктора Галл. Он боялся Капитолия. Он боялся всего. Если люди, которые должны тебя защищать, легко и непринужденно играют твоей жизнью… Как же тогда уцелеть? Доверять им точно нельзя. А если не им, то кому? Играть втемную?

Кориолан вспомнил змеиные зубы, вонзившиеся в плоть. Неужели бедняжка Клемми погибла? Да еще такой ужасной смертью… И если да, то виноват ли он, позволив ей солгать? Если Клеменсия умрет, у него могут быть ужасные неприятности.

Кориолан предположил, что в экстренной ситуации пострадавшего отвозят в ближайшую больницу, и побежал туда. В прохладном вестибюле он огляделся, нашел нужный указатель и поспешил в приемный покой. Едва автоматические двери открылись, как он услышал вопли Клеменсии. По крайней мере, жива. Кориолан что-то пролепетал медсестре за стойкой. По счастью, той хватило здравого смысла, чтобы оценить состояние посетителя и заставить присесть прежде, чем приступ головокружения свалил его с ног. Наверное, выглядел он совсем ужасно, потому что медсестра вскоре принесла ему две пачки диетических хлебцев и стакан сладкого лимонада. Первый глоток Кориолан сделал с трудом, потом выпил напиток залпом, мечтая о добавке. От сахара ему немного полегчало, но не настолько, чтобы приняться за крекеры, и он убрал их в карман. Вскоре он более-менее взял себя в руки, и тут подошел лечащий врач Клеменсии и успокоил его. В больнице знают, как лечить жертв несчастных случаев в лаборатории. Поскольку антидот ввели сразу, у Клеменсии есть все шансы на выживание, хотя без неврологических повреждений не обойдется. Она полежит в больнице, пока ее состояние не нормализуется. Через несколько дней пациентку можно будет навестить.

Кориолан поблагодарил доктора, отдал ему сумку Клеменсии и согласился, что сейчас ему лучше пойти домой. На выходе он заметил обоих Давкоутов и спрятался в дверном проеме. Он не знал, что именно сообщили ее родителям, и не хотел с ними встречаться, пока не сочинит правдоподобную версию случившегося. Причем такую, где он не будет фигурировать в качестве виновника происшествия.

По той же причине он не мог вернуться ни в школу, ни домой. Тигрис до ужина занята, а Мадам-Бабушка наверняка придет в ужас. Как ни странно, единственным человеком, с которым ему сейчас хотелось говорить, была Люси Грей. Она одновременно и умна, и умеет держать язык за зубами.

У главного входа в зоопарк стояли два вооруженных до зубов миротворца, позади них слонялись еще солдаты. Сперва они лишь отмахнулись от парня, поскольку посетителей им велели не пускать. Тогда Кориолан разыграл карту ментора, и в нем узнали юношу, который пытался спасти Арахну. Этого хватило, чтобы убедить их сделать звонок начальству. Миротворец поговорил с самой доктором Галл, и до Кориолана отчетливо донеслось знакомое хихиканье, хотя стоял он в нескольких ярдах. Ему позволили ненадолго войти в сопровождении миротворца.

Дорожку к обезьяннику устилал мусор, оставшийся после бегущей толпы. Повсюду сновали крысы, одинаково радуясь остаткам гниющей еды и потерянным в панике туфлям. Хотя солнце стояло высоко, енотов это нисколько не смущало – они хватали лакомые кусочки своими ловкими лапками и жадно их поедали. Один зверек жевал мертвую крысу, предупреждая остальных, что от енотов следует держаться подальше.

– Совсем не тот зоопарк, который я помню, – вздохнул миротворец. – В клетках сидят дети, а мерзкие твари разгуливают на свободе.

Кое-где вдоль тропинки виднелись коробочки с белым порошком, спрятанные под валунами или в щелях возле стен. Кориолан вспомнил яд, который использовали в осажденном Капитолии, – в те времена еды было мало, крыс – много. Люди, особенно мертвые, стали для них постоянным источником пищи. Конечно, в худшие моменты люди тоже ели людей, так что вряд имело смысл ставить себя выше крыс.

– Это крысиный яд? – спросил он у миротворца.

– Да, отрава новая, только крысы слишком умны и к ней даже не подходят… Что ж, другой все равно нет.

Внутри вольера вновь закованные в кандалы трибуты сидели, прислонившись к задней стенке, или разбрелись среди искусственных скал, словно пытались стать как можно незаметнее.

– Ты должен сохранять дистанцию, – сказал миротворец. – Вряд ли твоя девушка опасна, но кто знает? Могут напасть другие трибуты. Держись подальше от решетки.

Кориолан кивнул и пошел к своему камню, только на этот раз садиться не стал. Угрозы со стороны трибутов он не чувствовал, просто не хотел давать директору Хайботтому лишний повод для наказания.

Сначала он нигде не мог отыскать Люси Грей, потом встретился взглядом с Джессапом. Тот сидел, прислонившись к стене, прижимая к шее тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась платком Сноу. Джессап потряс кого-то рядом с собой, и Люси Грей резко села.

Похоже, она плохо понимала, что происходит. Заметив Кориолана, она протерла глаза и расчесала пальцами распущенные волосы. Поднявшись, потеряла равновесие и ухватилась за руку Джессапа, чтобы не упасть. На нетвердых ногах она двинулась к своему ментору, волоча по полу тяжелые цепи. Неужели на нее так подействовала жара? Или так сказалось убийство Арахны? Или это просто от голода? Поскольку Капитолий не кормил трибутов, Люси Грей не ела со вчерашнего дня, когда ее стошнило драгоценной едой, поданной зрителями, а также, наверно, хлебным пудингом и яблоком, которые достались ей с утра. И вот уже почти пять дней как она голодает, не считая сэндвича с мясным рулетом и сливы… Надо достать для нее какой-нибудь еды, даже если это будет всего лишь капустный суп.

Люси Грей перешла безводный ров, и Кориолан предостерегающе поднял руку.

– Прости, нам нельзя приближаться друг к другу.

Она остановилась, не дойдя до решетки.

– Странно, что тебя вообще сюда пустили.

В жарком полуденном солнце все казалось выжженным – ее горло, ее кожа, ее волосы. На руке чернел огромный синяк, которого не было прошлым вечером. Кто ее ударил? Другой трибут или миротворец?

– Извини, что разбудил, – сказал Кориолан.

Она пожала плечами.

– Не важно. Мы с Джессапом спим по очереди. Капитолийские крысы явно любят человечину.

– Крысы пытались вас съесть? – с негодованием воскликнул Кориолан.

– В первую же ночь какой-то пушистый зверек укусил Джессапа за шею. Было слишком темно, и он мало что разглядел. А прошлой ночью кто-то пробежал по моей ноге. – Люси Грей указала на коробочку с белым порошком возле решетки. – Эта штука ничуть не помогает.

Кориолан представил жуткую картину: над мертвой Люси Грей кишат крысы. Накатила волна отчаяния; ему стало страшно за нее, за себя – за них обоих.

– Ах, Люси Грей, мне так жаль! Прости меня за все!

– Ты не виноват.

– Должно быть, ты меня ненавидишь. На твоем месте я бы точно себя возненавидел!

– Вовсе нет. Голодные игры придумал не ты.

– Но я в них участвую! Я помогаю их проводить! – От стыда он опустил голову. – Я должен хотя бы попытаться уйти, как Сеян!

– Пожалуйста, не уходи! Не оставляй меня в одиночестве! – Люси Грей шагнула вперед и едва не лишилась чувств. Она успела ухватиться за прутья и соскользнула на землю.

Махнув рукой на предупреждение охраны, Кориолан перепрыгнул через камень и опустился рядом с ней по другую сторону решетки.

– Ты в порядке?

Ему хотелось рассказать ей про свой страх перед змеями, про то, как едва не погибла Клеменсия… он надеялся получить совет, однако его невзгоды не шли ни в какое сравнение с ее положением. Вспомнив про крекеры, которые дала медсестра, Кориолан порылся в кармане и достал две смятые пачки.

– Я кое-что тебе принес. Крекеров немного, зато они очень питательные.

Прозвучало это глупо. Какое ей дело до их питательности? Кориолан просто повторял то, что говорили ему учителя во время войны, когда одним из стимулов для посещения школы были бесплатные пайки, предоставляемые правительством. Жесткие безвкусные брикеты, запитые простой водой, для многих детей составляли весь дневной рацион. Он вспомнил, как маленькие костлявые ручки судорожно рвали упаковку, как отчаянно хрустели на зубах твердые хлебцы…

Люси Грей мигом разорвала обертку, сунула один из двух крекеров в рот и принялась жевать всухомятку. Она сглотнула с трудом, прижала руку к животу, вздохнула и съела второй уже медленнее. Еда вроде бы помогла ей сосредоточиться, и ее голос зазвучал спокойнее:

– Спасибо. Так-то лучше.

– Ешь остальное, – поторопил Кориолан, кивнув на вторую пачку.

Люси Грей покачала головой.

– Нет, оставлю Джессапу. Теперь он мой союзник.

– Твой союзник? – не поверил Кориолан. Разве могут быть союзники в Играх?

– Угу. Трибуты из Дистрикта-12 сложат свои головы вместе, – заявила Люси Грей. – Может, звезд с неба он не хватает, зато силен как бык.

Вряд ли два крекера – высокая цена за защиту Джессапа.

– Я раздобуду для тебя еще что-нибудь, как только смогу. Очевидно, зрителям разрешат посылать еду на арену.

– Хорошо бы. Больше еды – лучше для нас. – Люси Грей прислонилась лбом к решетке. – Тогда, наверное, спеть стоит, чтобы людям захотелось мне помочь.

– Спой на интервью, – предложил Кориолан. – Можешь снова выступить с песней про долину.

– Посмотрим. – Она задумчиво нахмурилась. – Нас покажут во всем Панеме или только в Капитолии?

– Думаю, во всем Панеме. Хотя из дистриктов ты ничего не получишь.

– И не надо. Дело не в этом. Пожалуй, я все-таки спою. Лучше бы под гитару или еще какой-нибудь аккомпанемент.

– Я попробую раздобыть. – У Сноу музыкальные инструменты не водились никогда. Не считая ежедневного гимна в исполнении Мадам-Бабушки и колыбельных матери, в жизни Кориолана было мало музыки, пока не появилась Люси Грей. Он редко слушал капитолийское радио, по которому передавали в основном марши и пропагандистские песни. Для него они все звучали одинаково.

– Эй! – Миротворец помахал ему с дорожки. – Ты подошел слишком близко! Да и время вышло.

Кориолан встал.

– Мне лучше уйти, иначе потом не пустят.

– Конечно, ступай. Спасибо за крекеры и все остальное! – проговорила Люси Грей, схватившись за прутья.

Он просунул руку через решетку, помогая ей встать.

– Ерунда.

– Кому как, – заметила она. – Для меня очень важно, что есть люди, которым я небезразлична.

– Таких наверняка много, – предположил Кориолан.

– Знаешь, судя по всему, я не нужна никому. – Словно вспомнив о чем-то, Люси Грей посмотрела на небо.

– Ты нужна мне! – воскликнул Кориолан. Может, Капитолию до нее дела и нет, но только не ему. Разве иначе он стал бы с ней откровенничать?

– Мистер Сноу, пора идти! – окликнул миротворец.

– Ты нужна мне, Люси Грей, – повторил Кориолан.

– Послушай, парень, не заставляй меня докладывать о тебе начальству, – повысил голос миротворец.

– Мне пора идти. – Кориолан двинулся прочь.

– Эй! – настойчиво позвала Люси Грей. Он обернулся. – Хочу, чтобы ты знал: я не верю, будто ты здесь из-за оценок или славы. Ты – редкая птица, Кориолан.

– Ты тоже.

Люси Грей склонила голову в знак согласия и пошла к Джессапу, волоча за собой цепи по грязной соломе и крысиному помету. Вернувшись к своему союзнику, она легла и свернулась в комочек, словно короткая встреча с ментором очень ее утомила.

Покидая зоопарк, Кориолан дважды споткнулся и понял, что слишком устал и вряд ли в силах придумать хорошую версию случившегося. Было уже достаточно поздно, и его возвращение домой не потребовало бы лишних объяснений, поэтому он направился к апартаментам Сноу. По пути он имел несчастье столкнуться с Персефоной Прайс, дочерью печально известного Нерона Прайса, который однажды съел горничную. В итоге они пошли вместе, поскольку жили рядом. Персефоне выпало быть ментором Мизена – крепкого мальчика тринадцати лет из Дистрикта-4, и она тоже присутствовала в классе, когда их с Клеменсией вызвали в Цитадель. Кориолан боялся лишних вопросов, однако она слишком переживала из-за гибели Арахны и ни о чем другом говорить не могла. Обычно он старался избегать Персефоны, потому что так и не перестал гадать, знала ли она, чьим мясом питалась в годы осады… Раньше он ее страшился, теперь же Персефона вызывала у него лишь отвращение, сколько бы он ни твердил себе о ее невиновности. Задорные ямочки, зелено-карие глаза – пожалуй, самая красивая девушка в классе, за исключением, разве что, Клеменсии… ну, то есть до того, как Клеменсию покусали змеи. Однако при мысли о том, чтобы ее поцеловать, Кориолана мутило. Вот и сейчас, когда она со слезами на глазах обняла его на прощание, он содрогнулся, представив отрезанную ногу.

Кориолан медленно поднимался по лестнице на двенадцатый этаж, вспоминая бедную горничную, умершую от голода прямо на улице. Сколько продержится Люси Грей? Она угасала слишком быстро. Слабая и растерянная. Избитая и сломленная. Наверно, завтра ей уже не суждено подняться. Если он не придумает, как ее накормить, девушка умрет прежде, чем начнутся Голодные игры.

Глава 9

Мадам-Бабушка немедленно отправила внука вздремнуть перед ужином. Кориолан рухнул в кровать – а в следующий миг Тигрис уже трясла его за плечо. На прикроватной тумбочке стоял поднос с ароматной лапшой. Иногда мясник отдавал ей оставшиеся после разделки куриные остовы, и из них получались замечательные супы.

– Корио, – начала Тигрис, – Сатирия звонила трижды, у меня уже закончились отговорки. Поешь супчика и перезвони ей.

– Она спрашивала про Клеменсию? Кто-нибудь про нее знает?

– Про Клеменсию Давкоут? Нет. А что случилось? – спросила Тигрис.

– Это было ужасно! – Кориолан рассказал кузине о случившемся во всех чудовищных подробностях.

Тигрис побледнела.

– Доктор Галл натравила на нее змей из-за такой маленькой невинной лжи?

– Да. И ей все равно, выживет Клеменсия или нет! Она просто взяла и выгнала меня, а сама пошла полдничать.

– Либо она садистка, либо сумасшедшая, – заметила Тигрис. – Почему бы тебе не доложить об этом кому следует?

– Кому? Доктор Галл – Главный распорядитель Игр и подчиняется только президенту. Она скажет, что сами виноваты, ведь мы соврали.

Тигрис задумалась.

– Ладно, не докладывай. И не спорь с ней. Просто постарайся ее избегать.

– Это будет сложно, учитывая, что я – ментор. Она регулярно появляется в Академии, чтобы поиграть с кроликом-переродком и засыпать нас дурацкими вопросами. Одно ее слово – и я лишусь премии. – Кориолан вздохнул и потер лицо руками. – Арахна мертва, Клеменсия отравлена, Люси Грей… Люси Грей в ужасном состоянии! Сомневаюсь, что она дотянет до Игр, хотя, может, оно и к лучшему.

Тигрис сунула ему в руку ложку.

– Ешь суп. Пережили и худшие времена. Сноу всегда берут верх?

– Сноу всегда берут верх, – повторил он настолько нерешительно, что оба рассмеялись.

Кориолану полегчало. Он съел пару ложек супа, чтобы порадовать кузину, вдруг понял, что умирает с голоду, и мигом прикончил остальное.

Когда снова позвонила Сатирия, он едва во всем не признался, но она всего лишь хотела попросить его спеть гимн на похоронах Арахны.

– Мы выбрали тебя из-за твоего героизма в зоопарке, к тому же ты – единственный, кто знает все слова.

– Для меня это большая честь, – ответил Кориолан.

– Отлично! – Сатирия шумно отхлебнула, раздался стук льда о стекло, и она удовлетворенно выдохнула. – Как там твой трибут?

Кориолан заколебался. Жаловаться не хотелось, свои проблемы он привык улаживать сам и почти никогда не просил Сатирию о помощи. Потом он вспомнил Люси Грей, сгибающуюся под тяжестью цепей, и решил рискнуть.

– Плохо. Сегодня я видел Люси Грей. Всего одну минуту. Так вот, она очень ослабела. Капитолий ее совсем не кормит.

– Неужели она не ела с самого отъезда из Дистрикта-12? Сколько же времени прошло? Дня четыре? – удивилась Сатирия.

– Пять. Вряд ли девчонка дотянет до Голодных игр. Значит, я останусь без трибута и не смогу быть ментором, – вздохнул Кориолан. – Как и многие мои одноклассники.

– Это же нечестно! Все равно, что эксперимент с неисправным оборудованием, – возмутилась Сатирия. – Вдобавок Игры откладываются еще на день или на два. – Она помолчала, потом добавила: – Я посмотрю, чем тут можно помочь.

Кориолан повесил трубку и повернулся к Тигрис.

– Меня попросили спеть на похоронах. Про Клеменсию и речи не было. Наверное, решили все сохранить в тайне.

– Тогда и ты помалкивай, – велела Тигрис. – Может, они сделают вид, что вообще ничего не случилось.

– И даже ничего не расскажут директору Хайботтому! – предположил Кориолан, повеселев. А потом до него дошло. – Тигрис, я только сейчас сообразил: ведь я совсем не умею петь!

Пожалуй, ничего смешнее оба они не слышали, однако Мадам-Бабушка сочла, что это вовсе не повод для смеха, и на следующее утро подняла Кориолана с рассветом, чтобы порепетировать. В конце каждой строчки она била его по ребрам линейкой и кричала «дыши!», пока он не понял: другого выбора нет. В третий раз за неделю она пожертвовала ради его будущего еще одну из своих обожаемых роз и приколола голубой бутон к наглаженному пиджаку школьной формы со словами: «Вот так. В тон твоих глаз». Позавтракав овсянкой, элегантный Кориолан отправился в Академию, поглаживая оставшиеся от линейки синяки, которые напоминали ему о том, что нужно вовремя дышать.

Несмотря на субботу, учеников собрали в аудиториях по классам, аккуратно выстроили в алфавитном порядке и отвели на ступени Академии. Благодаря своему менторству Кориолан очутился в первом ряду вместе с почетными гостями, рядом с президентом Равинстиллом. Сатирия кратко изложила программу мероприятия, из которой ему запомнилось только одно: исполнение гимна открывает церемонию. Он не имел ничего против речей, однако на публике не пел никогда – в Панеме было мало поводов для праздника. Именно поэтому песни Люси Грей произвели на зрителей такое впечатление. Кориолан успокаивал себя тем, что даже если завоет как пес, сравнить его пение все равно особо не с чем.

На противоположной стороне улицы поставили временные трибуны, быстро заполнившиеся публикой в черном – траурные одежды, учитывая потерю близких во время войны, имелись в гардеробе у каждого. Кориолан поискал взглядом Крейнов, но не смог найти их в толпе. Академию и ближайшие здания украсили черными стягами, растяжками и прочей похоронной атрибутикой, жители окрестных домов вывесили из окон флаги с гербом Капитолия. Повсюду расставили камеры, чтобы запечатлеть событие, и репортеры уже вели прямую трансляцию. Кориолан подумал, что это помпезное зрелище не идет ни в какое сравнение ни с жизнью, ни со смертью Арахны, причем как раз смерти вполне можно было избежать, если бы Арахна хоть немного сдерживала свою страсть к показухе. Его особенно раздражало, что в годы войны столько людей героически погибли, защищая родину, не получив практически никакого признания. Какое облегчение, что ему нужно всего лишь спеть, а не восхвалять ее таланты, которые, если его не подводила память, сводились к способности перекричать любого в классе и умению удержать ложку на носу без помощи рук. При этом директор Хайботтом обвинил в показухе Кориолана! И все же следовало помнить, что Арахна была почти членом семьи…

Часы Академии пробили девять, и толпа умолкла. Кориолан поднялся на возвышение. Сатирия обещала музыкальный аккомпанемент, однако тишина тянулась так долго, что он уже набрал в грудь воздуха, чтобы начать гимн, когда из динамиков раздались дребезжащие звуки, подарив ему шестнадцать тактов вступления.

Его исполнение скорее походило на неторопливый монолог, чем на мелодичный напев, да и песня не была особенно сложной. Высокая нота, которую постоянно пропускала Мадам-Бабушка, вовсе не являлась обязательной – большинство людей пели на октаву ниже. Вспоминая удары линейкой, Кориолан успешно дотянул до конца, не пропустив ни одной ноты и даже не запыхавшись. Он ушел под щедрые аплодисменты и одобрительный кивок президента, занявшего его место на трибуне.

– Два дня назад оборвалась юная, бесценная жизнь Арахны Крейн, и мы оплакиваем еще одну жертву преступного мятежа, который до сих пор терроризирует мирное население, – провозгласил президент. – Смерть ее была столь же доблестной, как и любая другая на поле боя, а утрата – куда более тяжела, поскольку мы вроде бы живем в мирное время. Однако никакой мир невозможен, покуда преступный недуг разъедает все, что есть в нашей стране хорошего и благородного. Сегодня мы скорбим, но помним: зло непременно будет наказано! Сегодня мы снова станем свидетелями того, как наш великий Капитолий добивается правосудия для всех граждан Панема.

Неспешно и глухо застучали барабаны, толпа дружно повернулась в сторону показавшейся из-за угла процессии. Хотя Дорога школяров была не столь широка, как Корсо, на ней вполне уместился почетный караул из миротворцев, идущих плечом к плечу в колонне двадцать на сорок. Солдаты вышагивали под ритм барабанов с безупречным единообразием.

Кориолан ломал голову, зачем сообщать дистриктам о том, что трибут убил капитолийскую девушку, и вдруг все понял. За миротворцами ехал длинный грузовик-платформа с прикрепленным к нему краном. Высоко на крюке болталось изрешеченное пулями тело девушки из Дистрикта-10, Бренди. К платформе приковали оставшихся трибутов, грязных и поверженных. Короткие цепи не давали им встать в полный рост, и ребятам приходилось сидеть либо на корточках, либо на голом железном полу. Еще один повод напомнить дистриктам об их ничтожности и о последствиях сопротивления Капитолию.

Люси Грей пыталась сохранить хоть каплю достоинства, сидя настолько прямо, насколько позволяли цепи, глядя вперед и не обращая внимания на мерно качающийся труп над головой. Тщетно. Грязь, кандалы, публичное унижение – это было уже слишком. Кориолан начал представлять, как повел бы себя на ее месте, затем понял: именно этим и занимался Сеян, и сразу опомнился.

За трибутами следовал еще один батальон миротворцев, прокладывая путь для четверки лошадей. Они были увешаны гирляндами и тащили богато украшенную повозку с белоснежным гробом, утопающим в цветах. Следом ехали Крейны на колеснице. По крайней мере, у ее семьи хватило порядочности, чтобы испытывать неловкость за всю эту помпезность. Гроб подъехал к трибуне, и процессия остановилась.

Доктор Галл, сидевшая рядом с президентом, встала и подошла к микрофону. Кориолан подумал, что зря ей доверили выступать в такую минуту, однако она, похоже, оставила сумасшедшую леди с розовыми браслетами из змей дома, потому что говорила серьезно и даже сурово.

– Арахна Крейн, мы, граждане Панема, клянемся, что твоя смерть не будет напрасной! Когда нападают на одного из нас, мы даем сдачи и бьем в два раза сильнее. Голодные игры состоятся, и мы проведем их с доселе невиданным размахом, а твое имя мы добавим к длинному списку тех, кто пал, защищая правое дело, защищая свою страну! Твои друзья, твоя семья и твои сограждане приветствуют тебя и посвящают тебе Десятые Голодные игры!

Вот так горластая и вздорная Арахна стала героем, павшим за правое дело. «Она лишилась жизни, дразня своего трибута сэндвичем, – подумал Кориолан. – Может, у нее на могиле так и напишут: “Жертва дебильных шуточек”».

Миротворцы в красных перевязях подняли винтовки и дали несколько залпов в воздух. Траурная процессия тронулась с места и вскоре исчезла за углом.

Толпа редела. Расходившиеся зрители принимали страдальческий вид Кориолана за скорбь по Арахне, хотя на самом деле он с превеликим удовольствием придушил бы ее своими собственными руками. И все же он был уверен, что держится вполне на высоте, пока не заметил на себе пристальный взгляд директора Хайботтома.

– Соболезную по поводу гибели твоей подруги.

– И вашей ученицы. Этот день тяжел для всех нас. Зато процессия была очень трогательной.

– Неужели? А по-моему, ни чувства меры, ни вкуса, – заметил директор Хайботтом. Кориолан невольно хихикнул, потом взял себя в руки и попытался изобразить недоумение. Директор опустил взгляд на голубой бутон в петлице. – Просто удивительно, как мало меняются люди. После всех убийств, после всех страшных клятв помнить о цене победы… после всего этого я до сих пор смотрю на цветочки и не жду ягодок. – Он постучал по розе пальцем, поправил ее и улыбнулся. – Не опаздывай к обеду. Я слышал, у нас сегодня пирог.

Пирог, на этот раз персиковый, и в самом деле обнаружился на специальном фуршете в школьной столовой. Зверски голодный Кориолан положил на тарелку жареного цыпленка, потом взял самый большой кусок пирога. Он щедро мазал печенье маслом и трижды подливал себе виноградного пунша, причем последний стакан наполнил до самых краев, расплескал на стол и запачкал льняную салфетку, пытаясь промокнуть лужицу. Пусть себе говорят, что хотят. Скорбящему по лучшей подруге требуется подкрепить свои силы. И все же, жадно поглощая еду, Кориолан понимал, что его самоконтроль слабеет. Вероятно, виноваты постоянные нападки директора Хайботтома. Что за чушь он болтал сегодня про цветочки и ягодки? Таких безумцев нужно где-нибудь запирать или, еще лучше, ссылать куда-нибудь подальше, чтобы не тревожили достойных граждан Капитолия. При одной мысли о нем рука Кориолана снова потянулась к пирогу.

Между тем Сеян ковырял вилкой своего цыпленка, не в силах съесть ни кусочка. Если Кориолану похоронная процессия не понравилась, то для Сеяна она наверняка стала сплошным страданием.

– Выбросишь всю еду – на тебя настучат, – предупредил Кориолан. Ему не особо нравился этот нелепый парень, но и наказания он вряд ли заслуживал.

– И правда, – тоскливо кивнул Сеян.

Ближе к концу обеда Сатирия собрала оставшихся менторов и сообщила, что Голодные игры не отменяются, более того, теперь их решено сделать особенно зрелищными. В связи с этим во второй половине дня менторы будут сопровождать своих трибутов на экскурсию по арене. Мероприятие покажут в прямом эфире на всю страну, чтобы резолюция доктора Галл прочно осела в сознании зрителей. Главный распорядитель Игр считала, что отделить капитолийских детей от ребят из дистриктов – значит показать их слабость и страх перед врагом. На трибутов наденут только наручники, ноги сковывать не станут. Среди конвоя миротворцев будут лучшие снайперы, однако менторам придется пройти по арене бок о бок со своими подопечными.

Одноклассники Кориолана особого восторга не выказали, но и возражать вслух не стал никто, чтобы не прослыть трусом, хотя после гибели Арахны многие родители подали жалобы на плохую охрану. Мероприятие выглядело опасным и даже безрассудным – что помешает остальным трибутам наброситься на своих менторов? – и все же Кориолан промолчал. Похоже, доктор Галл надеялась на новую вспышку насилия, которая позволит наказать еще одного трибута, на этот раз – живого, и желательно перед камерами.

Очередное проявление ее бессердечия вывело юношу из себя. Он бросил взгляд на тарелку Сеяна.

– Закончил?

– Не могу я сегодня есть, – вздохнул Сеян. – Не знаю, куда это девать.

Их одноклассники ушли. Кориолан расстелил на коленях испачканную салфетку. Заметив в углу герб Капитолия, он почувствовал себя настоящим преступником.

– Клади сюда, – велел он, оглядевшись украдкой.

Сеян посмотрел по сторонам и быстро переложил с тарелки цыпленка и крекеры. Кориолан убрал сверток к себе в сумку. Выносить еду из столовой было запрещено, тем более скармливать ее трибутам, только где бы еще он успел что-нибудь раздобыть? Вряд ли Люси Грей сможет поесть перед камерами, зато в ее платье – глубокие карманы. Хотя Кориолана возмущало, что половина припасов теперь достается Джессапу, он надеялся, что на Голодных играх эти инвестиции окупятся.

– Спасибо! Ты настоящий бунтарь, – выпалил Сеян, когда они шли с подносами к конвейерной ленте, ведущей на кухню.

– Не за что, – отмахнулся Кориолан.

Менторов рассадили по микроавтобусам и повезли на Капитолийскую арену, которую построили на противоположном берегу реки, чтобы толпы народа не наводняли центр города. В свое время огромный амфитеатр был местом проведения спортивных, развлекательных и военных мероприятий вроде парадов и показов техники. В годы войны здесь устраивались публичные казни, что сделало арену мишенью для бомбардировщиков повстанцев. В результате более-менее уцелел лишь остов сооружения, и теперь его использовали только для Голодных игр. Без должного ухода некогда густая трава на поле зачахла, все изрешетили воронки от снарядов и заполонили сорняки. Повсюду валялись обломки камней и куски металла, в изрешеченной шрапнелью пятнадцатифутовой стене вокруг поля зияли глубокие трещины. Каждый год трибутов запирали здесь, не давая им ничего, кроме ножей, мечей, булав и прочего холодного оружия, чтобы сделать Игры более зрелищными. В конце уцелевшего отправляли обратно в его дистрикт, трупы вывозили, оружие собирали, и двери арены закрывались до следующего года. Никакого ремонта. Никакой уборки. Следы крови смывали дожди, а не руки капитолийцев.

По прибытии сопровождавшая менторов профессор Серп приказала оставить свои вещи в автобусах. Кориолан сунул набитый едой сверток в карман брюк и прикрыл полой пиджака. Выйдя из прохладного кондиционированного воздуха на солнцепек, он увидел вереницу трибутов в наручниках под усиленным конвоем миротворцев. Менторам велели занять места возле выстроенных по дистриктам трибутов, и Кориолан очутился в самом конце рядом с Люси Грей. Позади них стоял только массивный Джессап с худенькой Лисистратой. Перед Кориоланом одиноко стоял подопечный Клеменсии, Рипер, который пытался задушить его в фургоне, и сердито смотрел себе под ноги. Пожалуй, в случае конфликта менторов и трибутов шансов у Кориолана было маловато.

Несмотря на хрупкое телосложение, Лисистрата обладала изрядной выдержкой. Ее родители, врачи, лечили президента Равинстилла, и к своему менторству она относилась с большим воодушевлением, изо всех сил стараясь наладить отношения с Джессапом. «Я принесла тебе немного мази для шеи, – прошептала она, – только смотри, спрячь ее получше». Джессап пробормотал что-то в знак согласия.

Миротворцы отодвинули от входа тяжелую решетку. Массивные двери распахнулись, открыв огромный вестибюль с заколоченными кабинками и засиженными мухами плакатами, рекламирующими представления довоенных времен. Сохраняя строй, ребята последовали за солдатами к ряду пыльных турникетов в рост человека. Для пропуска годились те же самые жетоны, которыми до сих пор оплачивали проезд в троллейбусе.

Вход для бедных, подумал Кориолан. Или даже не так, на ум пришло слово «плебеи». Семейство Сноу пользовалось другим входом, для избранных. В их ложе имелась крыша, раздвижное окно и кондиционер, благодаря чему там было вполне комфортно даже в жаркий день. Закрепленный за ними безгласый приносил закуски, напитки и игрушки для Кориолана и Тигрис. Если детям становилось скучно, они могли подремать на мягких плюшевых сиденьях.

Миротворцы у турникетов бросали жетоны, запуская одновременно по ментору с трибутом. После каждого прохода жизнерадостный голос объявлял: «Наслаждайтесь шоу!»

– Почему бы вам просто не отключить блокировку? – спросила профессор Серп.

– Ничего не поделаешь, ключ куда-то подевался, – пояснил миротворец.

– Наслаждайтесь шоу! – велел голос Кориолану, когда он миновал турникет. Надавив на закрывающую планку, юноша понял: назад хода нет. Сверху все пространство сводчатого проема блокировали железные прутья. Похоже, завсегдатаи дешевых мест покидали арену в другом месте. Вероятно, для рассеивания толпы это было и эффективно, хотя отнюдь не утешало нервного ментора на сомнительной учебной экскурсии.

Миновав турникеты, отряд миротворцев вошел в коридор, ориентируясь лишь по аварийному освещению на полу. По обеим сторонам открывались проходы, которые вели к определенным рядам мест. Трибуты с менторами шли в ногу, окруженные миротворцами. Войдя в темноту, Кориолан попросил у Лисистраты листок бумаги, прикрыл им салфетку с едой и сунул ее в скованные руки Люси Грей. Подношение быстро исчезло в кармане юбки с оборками. Ну вот, теперь его подопечная не умрет с голоду. Их пальцы соприкоснулись, и по телу Кориолана словно искра пробежала. Темнота и близость девушки будоражили кровь. В конце коридора он сжал ее ладонь напоследок, поскольку при солнечном свете подобное проявление чувств было бы крайне неуместно.

В детстве Кориолану приходилось бывать на арене, в основном во время цирковых представлений, а еще на военных смотрах, которыми командовал его отец. Последние девять лет он смотрел Игры по телевизору, однако к открывшемуся зрелищу оказался совершенно не готов. Несмотря на следы разрушения, огромный амфитеатр поражал своим величием. На фоне уходящих вверх трибун дети казались просто жалкими букашками, каплями воды в потоке, камешками в лавине.

Вездесущие телекамеры помогли Кориолану прийти в себя и принять невозмутимое выражение лица, подобающее отпрыску Сноу. Люси Грей выглядела пободрее, чем вчера, и без тяжелых кандалов двигалась намного проворнее. Она помахала Липиду Мальвазия, однако тот никак не отреагировал. Репортеры стояли с каменными лицами и вели себя на редкость смирно – согласно данной им директиве, этот день должен был пройти под знаком скорби и возмездия.

Когда Сатирия объявила об экскурсии, Кориолан, конечно, не рассчитывал получить удовольствие от осмотра арены, но и не ожидал, что ему станет так грустно. Миротворцы, которые окружали их по бокам, разошлись, и шеренга подростков теперь послушно следовала за отрядом солдат по периметру поля – пыльное, безрадостное шествие. Прежде тем же маршрутом проезжали веселые цирковые артисты в блестящих костюмах верхом на слонах и лошадях. Кроме Сеяна на этих представлениях побывали, пожалуй, все менторы. По иронии судьбы, маленькая Арахна часто сидела в соседней ложе, наряженная в расшитое пайетками платьице, и вопила во все горло…

Кориолан осмотрел арену в поисках того, из чего Люси Грей смогла бы извлечь преимущество. Высокая стена, которая окружала поле и отделяла публику от действа на арене, подавала определенные надежды. В поврежденной поверхности имелись удобные углубления для рук и ног, и проворная девушка вскарабкалась бы наверх без особых усилий. Ворота в стене, расположенные симметрично с разных концов, также выглядели неплохо, хотя еще неизвестно, что находится в тоннелях, поэтому их следовало по возможности сторониться. Слишком легко угодить в ловушку. Пожалуй, лучше всего – спрятаться на трибунах, только сначала туда нужно взобраться.

Шеренга начала растягиваться, и Кориолан шепотом заговорил с Люси Грей:

– Утром было так ужасно…

– Ну, нас хотя бы покормили.

– Правда? – Похоже, не зря он вчера нажаловался Сатирии.

– Вечером, когда нас пытались построить, пара ребят потеряла сознание. Думаю, до организаторов дошло: если хотят увидеть нас на арене, придется им расщедриться. На ужин и на завтрак нам дали немного хлеба с сыром. Не волнуйся, твоя еда мне тоже очень пригодится. – Люси Грей похлопала по карману и стала больше походить на себя прежнюю. – Это ведь ты пел на похоронах?

– Да, – скривился Кориолан. – Меня попросили спеть, потому что все считают нас с Арахной лучшими друзьями. Мне неловко, что ты это слышала.

– У тебя хороший голос. Мой папа назвал бы его решительным. Просто песня досталась так себе, – утешила Люси Грей.

– Спасибо. Я ценю твое мнение.

Она толкнула его локтем в бок.

– На твоем месте я не стала бы это афишировать. Тут меня ставят не выше змеиного брюшка.

Кориолан покачал головой и усмехнулся.

– Чего? – не поняла она.

– Ты так смешно выражаешься! Точнее, смешно не по сути, а по форме. Ярко.

– Я не говорю ни «по сути», ни «по форме», если ты про это, – язвительно заметила Люси Грей.

– Мне нравится, как ты говоришь. По сравнению с тобой я выражаюсь слишком чопорно. Как ты назвала меня тогда в зоопарке? Пирожным?

– Пирожным с кремом! А разве вы так не говорите? – удивилась она. – Знаешь, вообще это комплимент. Там, где я живу, пирожные довольно твердые, а крема в них меньше, чем зубов у курицы.

Кориолан расхохотался, забыв, где они находятся и насколько уныло все вокруг. Для него не существовало сейчас ничего, кроме ее улыбки, мелодичного голоса и легкого невинного флирта.

А потом мир вокруг них взорвался.

Глава 10

О бомбах Кориолан знал не понаслышке и боялся их до жути. Взрывная волна сбила его с ног. Ударившись о землю, он машинально распластался ничком, повернув голову набок и прикрывая согнутым локтем глаз и ухо.

Первая бомба сработала возле главного входа и запустила цепочку взрывов по всей арене. О бегстве не могло быть и речи. Оставалось лишь цепляться за содрогающуюся землю, надеяться, что все скоро закончится, и пытаться не паниковать. В детстве они с Тигрис заметили: при бомбежке время растягивается и сжимается самым причудливым образом, бросая вызов всем законам природы.

В военные годы капитолийцев приписывали к бомбоубежищам неподалеку от места жительства. В фешенебельном здании, где жили Сноу, имелся крепкий и просторный подвал, в котором помещались не только обитатели дома, но и еще половина квартала. К сожалению, система оповещения в Капитолии сильно зависела от электричества. Из-за перебоев с энергией, связанных с мятежами в Дистрикте-5, свет часто пропадал и сирены не срабатывали, поэтому иногда они с Тигрис и Мадам-Бабушкой (если только она не распевала гимн) не успевали спуститься в подвал и прятались под обеденным столом, высеченным из цельного куска мрамора, который стоял в дальней комнате. Несмотря на отсутствие окон и массивную плиту над головой, от свиста снарядов мышцы Кориолана цепенели, и потом он долго не мог нормально ходить. На улицах и в Академии тоже было опасно – бомбежка могла застать тебя где угодно. Обычно ему везло, и находилось место гораздо лучше этого. Теперь, лежа под открытым небом и чувствуя себя совершенно беззащитным, Кориолан ждал, когда же наконец бесконечное время бомбежки закончится, и думал о том, насколько серьезно повреждены его внутренние органы.

Никаких планолетов, внезапно осознал он. Значит, бомбы заложили на арене? Пахло дымом, вероятно, там были и зажигательные бомбы. Щурясь сквозь черный дым и поднятую взрывами пыль, Кориолан увидел футах в пятнадцати Люси Грей, сжавшуюся в комок лицом к земле и прикрывшую уши кончиками пальцев – большего не позволяли наручники. Она судорожно кашляла.

– Прикрой лицо! Достань салфетку! – крикнул он.

Головы Люси Грей не подняла и все же наверняка расслышала, потому что упала набок и достала из кармана салфетку. Крекеры и цыпленок вывалились на землю. Кориолан отвлеченно подумал, что вряд ли теперь она будет в голосе на интервью.

Затишье оказалось обманчивым. Не успел Кориолан поднять голову, как грянул последний взрыв, и на него дождем обрушились горящие обломки киоска – он ощутил давно забытый вкус розовой сахарной ваты, яблок в карамельной глазури. Что-то ударило по голове, на спину навалилась тяжелая балка, пригвоздив к земле.

Кориолан застыл, не в силах встать. В нос ударил едкий запах гари, и он понял, что балка горит. Он попытался взять себя в руки и выбраться из-под обломков, однако перед глазами все поплыло, а во рту стало кисло от рвущегося наружу персикового пирога.

– На помощь! – завопил Кориолан. Такие же крики раздавались повсюду, только из-за поднявшейся пыли никого не было видно. – Помогите!

Огонь опалил волосы, и он задергался, тщетно пытаясь освободиться. Жгучая боль начала вгрызаться в шею и плечо, и Кориолан с ужасом понял, что сгорит заживо. Он снова завизжал, однако все поглотило облако темного дыма. И вдруг среди пылающего ада возник темный силуэт. Люси Грей окликнула его по имени, затем резко обернулась, заметив нечто, скрытое от взгляда Кориолана. Сделав к нему несколько шагов, она замерла, явно разрываясь между желанием убежать и необходимостью помочь ему.

– Люси Грей! – взмолился он срывающимся голосом. – Помоги!

Она бросила последний взгляд в сторону и помчалась к нему. Балка на спине сдвинулась, потом снова придавила Кориолана, наконец приподнялась ровно настолько, чтобы он смог выползти. Люси Грей помогла ему встать, забросила его руку себе на плечи и повела прочь, подальше от языков пламени, вглубь арены.

Кое-как откашлявшись и справившись с рвотными позывами, Кориолан с новой силой ощутил боль в ушибленной голове, заныли ожоги на шее, плечах и спине. Он обнаружил, что судорожно цепляется за юбку Люси Грей, словно та была его спасательным кругом. Ее скованные руки покрывали волдыри.

Дым рассеялся, по всей арене стали видны воронки от взрывов и место у главного входа, где заложили основной заряд. Ущерб был настолько велик, что вдали теперь просматривалась улица и на ней два силуэта – беглецы покидали арену. Значит, именно это заставило Люси Грей остановиться, когда она спешила к нему на помощь? Возможность побега. Другие трибуты наверняка воспользовались шансом. С улицы раздались крики и звуки сирены.

Через завалы пробирались медики и спешили к раненым.

– Все хорошо, – обнадежил он Люси Грей. – Помощь близко.

Кориолана уложили на носилки. Он выпустил подол девушки, ожидая, что ей принесут вторые носилки, однако вместо этого на нее с грязной руганью набросился миротворец: швырнул на землю и приставил к голове пистолет. «Люси Грей!» – закричал Кориолан… Никто не обратил на него внимания.

Хотя из-за удара по голове было трудно сосредоточиться, он понимал, что они едут в больницу, и вскоре узнал приемный покой, где медсестра отпаивала его газировкой всего день назад. Потом он лежал на столе под ярким светом, а вокруг столпилась целая команда врачей, чтобы оценить повреждения. Кориолану хотелось спать, но врачи продолжали его тормошить и задавать вопросы, и от их несвежего дыхания вновь накатила волна тошноты. Бесконечные обследования, уколы и наконец – какое блаженство! – ему дали уснуть. В течение ночи Кориолана периодически будили и светили в глаза фонариком. Поскольку на вопросы он отвечал исправно, ему позволяли снова впасть в забытье.

Когда он проснулся на следующий день, в воскресенье, был уже полдень. Над ним склонились встревоженные лица Мадам-Бабушки и Тигрис. На сердце у Кориолана сразу полегчало. Я не один. Я не на арене. Я в безопасности.

– Привет, Корио, – сказала Тигрис.

– Привет. – Он попытался улыбнуться. – Ты пропустила бомбежку.

– Знаешь, гораздо хуже было караулить здесь, понимая, что тебе приходится справляться в одиночку.

– Не в одиночку, – возразил он. Морфлинг и сотрясение мозга мешали вспоминать подробности. – Люси Грей… Кажется, она спасла мне жизнь. – Мысли разбегались; было приятно и в то же время тревожно.

Тигрис сжала его руку.

– Я вовсе не удивлена. Она – хорошая! Люси с самого начала пыталась тебя защитить.

Мадам-Бабушке требовались более весомые доказательства. После того как Кориолан поведал ей о случившемся буквально по секундам, она пришла к следующему выводу:

– Вероятно, девчонка поняла: если побежит, миротворцы ее застрелят. И все же твой трибут показала характер. Похоже, она и в самом деле лучше обычного отребья из дистриктов.

Это была высшая похвала, на которую могла сподобиться Мадам-Бабушка.

Слушая рассказ Тигрис, Кориолан понял, насколько все серьезно. Происшествие на арене (или то, как его представили «Новости Капитолия») напугало жителей еще и потому, что имело далеко идущие последствия. Неизвестно, кто заложил бомбы – ясное дело, повстанцы, только какие именно? То ли недобитки из Дистрикта-13, то ли, не ровен час, какие-нибудь капитолийские подпольщики. Установить хронологию преступления тоже не удалось. Между Голодными играми арена стояла запертая и заброшенная, поэтому бомбы могли заложить и шесть дней, и шесть месяцев назад. Камеры слежения располагались у всех входов, однако проникнуть в ветшающее здание иным способом, по-видимому, не составляло труда. Неизвестно даже, что активировало взрыв – то ли дистанционное управление, то ли неверный шаг.

Неожиданные потери взбудоражили весь Капитолий. Гибель обоих трибутов из Дистрикта-6 мало кого волновала, но тот же самый взрыв унес жизни близнецов Рингов. Трое менторов попали в больницу: Кориолан, Андрокл Андерсон и Гай Брин, приписанные к трибутам из Дистрикта-9. Последние были в критическом состоянии, причем Гай потерял обе ноги, да и почти всем остальным менторам, трибутам и миротворцам понадобилась врачебная помощь.

Кориолан был в замешательстве. Он искренне симпатизировал Полло и Диди, таким зацикленным друг на друге, таким жизнерадостным. Где-то рядом сражался за жизнь Андрокл, мечтавший вслед за матерью стать репортером «Новостей Капитолия», и Гай, баловень Цитадели со своими дурацкими шуточками.

– Как насчет Лисистраты? – Она шла позади Кориолана.

Мадам-Бабушка замялась.

– Девочка цела. Налево и направо рассказывает, что ее спас тот большой уродливый юноша из Дистрикта-12 – якобы прикрыл своим телом. На самом деле кто знает, как было дело. Викерсы обожают находиться в центре внимания.

– Неужели? – засомневался Кориолан. Он не помнил ни одного случая, чтобы Викерсы были в центре внимания, за исключением ежегодной пресс-конференции, на которой они неизменно объявляли, что президент Равинстилл здоров. Сдержанная и деловитая Лисистрата никогда не привлекала к себе внимания. Само предположение, что ее можно поставить в один ряд с Арахной, рассердило Кориолана.

– Лисистрата сделала всего одно короткое заявление, сразу после взрывов. Пожалуй, она сказала правду, Мадам-Бабушка, – вмешалась Тигрис. – Похоже, жители Дистрикта-12 не так уж и плохи. И Джессап, и Люси Грей повели себя храбро.

– Ты видела Люси Грей? Я имею в виду по телевизору. Она выглядит нормально? – с тревогой спросил он.

– Не знаю, Корио. Никаких репортажей из зоопарка не показывали. В списке мертвых трибутов ее тоже нет.

– А еще погибшие есть, кроме трибутов из Шестого? – Кориолан не хотел показаться бессердечным, но ведь все они были для Люси Грей конкурентами.

– Да, некоторые погибли после взрывов, – кивнула Тигрис.

Обе пары из Первого и Второго бросились бежать сквозь брешь возле главного входа. Ребят из Дистрикта-1 застрелили на месте, девушка из Второго добежала до реки, перепрыгнула через стену и разбилась насмерть, а Марк исчез без следа, и теперь по городу бродит отчаянный, опасный и очень сильный беглец. Судя по сдвинутой крышке люка, он спустился в «Перевоз» – сеть тоннелей под Капитолием, но наверняка этого не знал никто.

– Полагаю, в арене они видят некий символ, – заметила Мадам-Бабушка. – Как и в годы войны. Беда в том, что трансляцию в дистрикты прервали только через двадцать секунд, и это, несомненно, стало поводом для торжества. Звери они и есть звери.

– Вряд ли репортаж с арены видели многие, Мадам-Бабушка, – возразила Тигрис. – Жители дистриктов не любят смотреть Голодные игры.

– А много и не надо, – отрезала старуха. – Дурные вести распространяются со скоростью пожара.

Вошел врач, с которым Кориолан разговаривал в приемном покое после нападения змей, и представился: доктор Вейн. Он отправил Тигрис с Мадам-Бабушкой домой, осмотрел Кориолана и объяснил, что сотрясение мозга у него средней тяжести, а ожоги прекрасно реагируют на лечение. Если так пойдет и дальше, то через пару дней его выпишут, хотя для полного выздоровления понадобится время.

– Вы не знаете, как дела у моего трибута? Она довольно сильно обожгла руки, – вспомнил Кориолан. Каждый раз при мысли о Люси Грей он ощущал укол беспокойства, потом сказывалось действие морфлинга, и он погружался в апатию.

– Точно не знаю, – ответил доктор. – Впрочем, в зоопарке есть первоклассный ветеринар. Полагаю, к началу Игр она будет в полном порядке. Только это уже не ваша забота, молодой человек. Вам сейчас нужно поправляться, и значит – больше спать.

Кориолан с радостью погрузился в сон и не просыпался до утра понедельника. Из-за больной головы и истерзанного тела покидать больницу он не спешил. Прохладный кондиционированный воздух остужал ожоги, заботливые медсестры регулярно приносили щедрые порции легкой еды. Все новости он смотрел по телевизору с большим экраном, прихлебывая лимонную газировку, которой ему давали вдоволь. Двойные похороны близнецов Рингов должны были состояться на следующий день. Охота на Марка продолжалась. И Капитолий, и дистрикты находились под усиленной охраной.

Три ментора погибло, трое в больнице – точнее, четверо, считая Клеменсию. Шестеро трибутов мертвы, один сбежал, многие ранены. Если доктор Галл хотела внести в Голодные игры разнообразие, то она вполне преуспела.

После обеда хлынул поток посетителей, и первым был Фест с рукой на перевязи и несколькими швами на щеке, посеченной осколками. Приятель рассказал, что занятия в Академии отменили, и всем ученикам велели прийти на похороны Рингов. При упоминании близнецов он едва не разрыдался, и Кориолан подумал, что и сам наверняка реагировал бы не менее эмоционально, если бы не морфлинг, который гасил и боль, и радость. Потом заглянула Сатирия с печеньем из пекарни, передала наилучшие пожелания от всех учителей и заметила: хотя случившееся и весьма прискорбно, шансы Кориолана получить премию по окончании Академии возросли. Через некоторое время появился ничуть не пострадавший Сеян с сумкой Кориолана и кучей восхитительных сэндвичей с мясным рулетом, заботливо приготовленных его мамой. По поводу своего сбежавшего трибута он мало что знал. Наконец пришла Тигрис без Мадам-Бабушки, которая осталась дома, зато прислала ему на выписку чистую школьную форму. Ей хотелось, чтобы внук выглядел как нельзя лучше перед камерами, если таковые будут. Кузены поделили сэндвичи, а затем Тигрис гладила Кориолана по больной голове, пока он не задремал, как всегда делала в детстве, когда его мучили мигрени.

На рассвете вторника Кориолан проснулся, ожидая увидеть медсестру, пришедшую проверить его жизненные показатели, и, к своему удивлению, обнаружил в палате изуродованную Клеменсию. То ли из-за змеиного яда, то ли из-за антидота ее золотисто-коричневая кожа слезала клочьями, белки глаз стали цвета яичных желтков. Но хуже всего были судороги, охватившие все тело: лицо корчилось в гримасах, язык периодически высовывался изо рта, руки дергались.

– Тсс! – прошипела она. – Мне нельзя здесь находиться. Не говори им, что я к тебе приходила! Мне ничего не объясняют! Меня никто не навещает! Мои родители вообще знают, что случилось? Может, они думают, что я умерла?

Сонный и накачанный лекарствами Кориолан никак не мог взять в толк, о чем она говорит.

– Твои родители? Они же здесь были. Я сам их видел.

– Нет. Ко мне никто не приходит! – вскричала она. – Корио, я должна отсюда выбраться! Я боюсь, что она меня убьет! Здесь нельзя оставаться. Мы с тобой в опасности!

– Что? Кто тебя убьет? Не говори ерунды!

– Доктор Галл, конечно! – Клеменсия стиснула его руку, и ожоги вспыхнули болью. – Ты ведь знаешь, сам все видел!

Кориолан попытался разжать ее цепкие пальцы.

– Вернись в палату, Клемми, ты нездорова. Наверное, так на тебя действует змеиный яд. Ты воображаешь то, чего нет.

– И это тоже? – Клеменсия рванула ворот больничной рубашки, открыв участок кожи на груди и плечо. Там виднелись ярко-синие, розовые и желтые чешуйки, переливавшиеся точно так же, как змеи в террариуме. Кориолан ахнул, и она завопила: – И эта дрянь растет! Понимаешь, растет!

Вбежали двое санитаров, схватили ее и вынесли из палаты. Остаток ночи Кориолан пролежал без сна, думая про змей, про странную переливчатую кожу и стеклянные клетки с безгласыми, над которыми ставят ужасные опыты в лаборатории доктора Галл. Неужели Клеменсию отвезли прямо туда? Если нет, то почему ей не дают видеться с родителями? Почему никто кроме него не знает, что с ней случилось? Если Клеменсия умрет, не исчезнет ли и он, как единственный свидетель? Не поставил ли он под удар Тигрис, рассказав ей обо всем?

Приятный кокон больницы теперь казался Кориолану коварной ловушкой, которая сжималась, норовя его задушить. Часы тянулись мучительно медленно. Никто не приходил, что только усугубляло страдания. Наконец, на исходе дня возле постели появился доктор Вейн.

– Я слышал, ночью заглядывала Клеменсия, – жизнерадостно начал доктор. – Она не очень тебя напугала?

– Чуть-чуть, – с деланой невозмутимостью признал Кориолан.

– Клеменсия поправится. Выводясь из организма, яд вызывает довольно странные побочные эффекты. Поэтому мы и не пускаем к ней родителей. Они думают, что дочь на карантине из-за очень заразного вируса гриппа. Через день или два она вполне придет в себя, – заверил доктор. – Если захочешь, сможешь ее навестить. Поддержка ей не повредит.

– Ладно, – кивнул Кориолан, немного успокоившись. И все же ему не удавалось забыть то, что он увидел в больнице и в лаборатории. Капельницу с морфлингом убрали, и сглаженная наркотиком реальность приобрела четкие очертания. Страшные подозрения отравили все прелести больничной жизни. Кориолана больше не радовали ни горячие пирожки и бекон на завтрак, ни корзинка со свежими фруктами и конфетами из Академии, ни новость о том, что гимн в его исполнении будут транслировать на похоронах Рингов.

Трансляция траурного мероприятия началась в семь часов, к девяти ученики снова построились на ступенях перед Академией. Всего неделю назад Кориолан переживал из-за того, что утратил свои позиции и ему назначили самого бесперспективного трибута, девушку из Дистрикта-12, а теперь его чествовали за храбрость перед всей страной. Он думал, что покажут запись, однако вместо этого на трибуне возникла его голограмма, сначала немного расплывчатая, потом предельно четкая. Ему не раз говорили, что с каждым днем он все больше напоминает своего красавца-отца, и вот он впервые увидел это сам. Отцовскими были не только глаза, но и мужественный подбородок, волосы, гордая осанка. К тому же Люси Грей оказалась права – его голос действительно звучал решительно и даже властно. В целом выступление получилось довольно впечатляющим.

Капитолий удвоил усилия, приложенные к похоронам Арахны, и Кориолан счел это вполне уместным. Больше речей, больше миротворцев, больше траурных стягов. Он был не против, что близнецов превозносят, и жалел только об одном: они так и не узнают, что церемонию открывала его голограмма. Число трибутов сократилось за счет умершей от ран пары из Дистрикта-9. Похоже, ветеринар сделала все, что в ее силах, но просьба принять их в больницу успехом не увенчалась. Израненные тела перекинули через спины лошадей и провезли по Дороге школяров. Двух трибутов из Первого и девушку из Второго, застреленных при попытке к бегству, протащили волоком вслед за погибшими на арене, как и подобает поступать с трусами. За ними пустили два грузовика вроде того, на котором Кориолан как-то прокатился до зоопарка, – в одном сидели юноши, в другом девушки. Он пытался разглядеть Люси Грей и не мог, что встревожило его еще больше. Вдруг она лежит неподвижно на полу, ослабевшая от голода и ран?

В центре процессии сверкали два серебряных гроба близнецов, а Кориолан погрузился в воспоминания о глупой игре, которую они придумали на школьной площадке в годы войны. Она называлась «Круг-Вокруг». Все ребятишки гонялись за Диди и Полло, потом хватались за руки, образуя вокруг близнецов круг, и запирали их в ловушку. Заканчивалась забава всегда одинаково: все, включая Рингов, с визгом валились в кучу-малу и громко хохотали. О, если бы ему снова было семь лет, и он счастливо играл с друзьями, и его ждали питательные крекеры…

После обеда доктор Вейн объявил, что Кориолан может быть свободен, если пообещает не волноваться и соблюдать постельный режим. К этому времени больница утратила для него всякую привлекательность, и он мигом переоделся в чистую школьную форму. Тигрис забрала его и проводила до дома на троллейбусе, затем вновь убежала на работу. Кориолан с Мадам-Бабушкой мирно продремали весь день, а когда он проснулся, то обнаружил отличную запеканку, которую прислала заботливая мать Сеяна.

По настоянию Тигрис он лег спать на закате, однако уснуть так и не смог. Закрывая глаза, Кориолан видел вокруг языки пламени, чувствовал дрожь земли, вдыхал черный удушливый дым. В мыслях постоянно маячила Люси Грей, и теперь он не мог думать ни о ком, кроме нее. Как она? Выздоравливает и нормально питается – или мучается от ран и умирает от голода в обезьяннике? Пока он отдыхал в палате с кондиционером и капельницей с морфлингом, позаботился ли ветеринар о ее руках? Не повредил ли дым ее замечательный голос? Не лишится ли она теперь шанса привлечь спонсоров? Кориолан стыдился вспоминать тот неловкий момент, когда он лежал под горящей балкой, но еще неприятнее было то, что случилось дальше. На записи, транслируемой «Капитолий-ТВ», из-за дыма ничего не видно; но вдруг есть другая запись, где Люси его спасает, или, хуже того, где они сидят в обнимку и ждут помощи?

Кориолан пошарил в ящике тумбочки, достал материну пудру и вдохнул запах роз. Хотя он немного успокоился, лежать в постели без сна стало невыносимо. Следующие несколько часов он бродил по апартаментам, смотрел на ночное небо, на улицу Корсо, на соседские окна напротив. В какой-то момент он очутился на крыше среди бабушкиных роз и не мог вспомнить, как поднимался по лестнице. Свежий ночной воздух, благоухающий цветами, слегка его оживил, однако вскоре Кориолан замерз, и израненное тело откликнулось ознобом и острой болью.

Тигрис обнаружила кузена на кухне за пару часов до рассвета. Они заварили чай и доели остатки запеканки прямо со сковороды. Аппетитные слои мяса, картофеля и сыра утешили Кориолана, как и напоминание Тигрис о том, что ситуация с Люси Грей – не его рук дело. Если уж на то пошло, оба они всего лишь дети, чьи жизни управляются силами, им неподвластными.

Немного успокоившись, Кориолан на несколько часов задремал. И проснулся от звонка Сатирии. Преподаватель посоветовала сходить в школу, если он в силах. С утра решили провести еще одно собрание менторов, чтобы подготовиться к интервью с трибутами, участие в котором теперь стало полностью добровольным.

Позже, глядя на Хевенсби-холл с галереи, Кориолан вздрогнул при виде пустых стульев. Умом он понимал, что восемь трибутов погибло, а один исчез, но даже не представлял, какой прогал возникнет посреди ровного ряда столиков, и насколько это его обескуражит. Ни одного трибута из Первого, Второго, Шестого и Девятого дистриктов, из Десятого остался один. Многие присутствующие ранены, и все неважно выглядят. Когда к ним присоединились менторы, потери стали еще более заметными. Шестеро учеников мертвы или в больнице, те, кого поставили в пару с беглецами из Первого и Второго, лишились своих подопечных и, значит, пришли зря. Ливия Кардью принялась громко возмущаться и требовать, чтобы из дистриктов привезли новых трибутов или хотя бы отдали ей Рипера – юношу, приписанного к Клеменсии, которая вроде бы лежала на карантине с гриппом. Ее претензии остались без ответа, и Рипер продолжал сидеть за столиком один, с повязкой на голове, покрытой ржавыми пятнами засохшей крови.

Кориолан присел напротив Люси Грей. Она даже не улыбнулась. Ее грудь сотрясал мучительный кашель, платье было перепачкано сажей. По счастью, ветеринар оказался мастером своего дела – кожа на обожженных руках девушки заживала быстро.

– Привет, – сказал Кориолан, пододвинув ей сэндвич с ореховым маслом и два печенья Сатирии.

– Тебе тоже, – хрипло ответила Люси Грей. От былого флирта и дружелюбия не осталось и следа. Она потрогала сэндвич, но есть не стала. – Спасибо.

– Тебе спасибо, ведь ты спасла мне жизнь! – Кориолан проговорил это как бы шутя, потом посмотрел ей в глаза и посерьезнел.

– Ты так всем и рассказываешь направо и налево, что я спасла тебе жизнь? – поинтересовалась девушка.

На самом деле Кориолан поделился этим только с Тигрис и Мадам-Бабушкой и постарался все забыть, как страшный сон. Теперь, глядя на пустые стулья погибших менторов и убитых трибутов, он все вспомнил и уже не мог отмахнуться от того, что произошло на арене. Если бы Люси Грей не помогла ему тогда, он был бы окончательно и бесповоротно мертв. Еще один полированный гроб, усыпанный цветами. Еще один пустой стул. Когда Кориолан заговорил снова, слова застревали в горле:

– Я сказал своей семье. Правда. Спасибо тебе, Люси Грей!

– Ну, мне все равно нечего было делать, – откликнулась она, водя пальцем по глазированному цветку на печенье. – Симпатичные печеньки.

Кориолан смутился. Если Люси Грей его спасла, то теперь он ее должник. И что же она получила взамен? Сэндвич и два печенья? Похоже, свою жизнь он ценит совсем дешево. По совести, он обязан этой девушке всем.

– Ты могла убежать. Тогда я сгорел бы заживо.

– Убежать? Стоило утруждаться ради пули в спину!

Кориолан покачал головой.

– Шути сколько хочешь, это не изменит того, что ты для меня сделала. Надеюсь, я смогу тебе как-нибудь отплатить.

– О, я тоже на это надеюсь!

И тогда Кориолан почувствовал, что их отношения стали другими. Будучи ментором, он выступал в роли щедрого покровителя, которого она неизменно встречала с благодарностью. Теперь все перевернулось с ног на голову. Да, Люси Грей закована в кандалы, Кориолан приносит ей еду, миротворцы охраняют устоявшийся порядок вещей. Однако на самом деле Кориолан навсегда останется перед ней в долгу.

– Только не знаю, как, – произнес он.

Люси Грей медленно оглядела зал, рассматривая своих раненых конкурентов, потом посмотрела Кориолану прямо в глаза.

– Для начала попробуй поверить, что я могу победить! – В ее голосе прозвенело неприкрытое раздражение.

Глава 11

Упрек Люси Грей задел Кориолана за живое, однако был вполне заслуженным. На победу своего трибута в Голодных играх Кориолан не рассчитывал никогда. Его стратегия заключалась в другом: использовать обаяние и привлекательность девушки для достижения успеха в качестве ментора. Даже предложение спеть для спонсоров служило единственной цели: продлить ее пребывание на арене и удержать внимание публики. Всего минуту назад он радовался тому, что руки Люси Грей зажили и она сможет сыграть на гитаре во время интервью, а защита от противников волновала его в последнюю очередь. Тот разговор в зоопарке, когда он заявил, что Люси Грей ему небезразлична, только все усложнил. По-хорошему, следовало попытаться сохранить ей жизнь, помочь победить, несмотря ни на что…

– Не зря я назвала тебя пирожным с кремом, – заметила Люси Грей. – Кроме тебя и твоего друга Сеяна вообще никто не потрудился прийти. Только вы двое и вели себя как люди. Впрочем, если ты действительно хочешь отплатить – помоги мне выжить!

– Согласен. – Поднявшись над своим корыстным интересом, Кориолан испытал облегчение. – Отныне мы нацелимся на победу!

Люси Грей протянула ему руку.

– Договорились?

Кориолан осторожно ее пожал.

– Даю слово. – Сложность задачи придала ему сил. – Шаг первый: я придумаю стратегию.

– Ты хотел сказать «мы», – поправила она, улыбнулась и откусила сэндвич.

– Да, мы придумаем стратегию. – Кориолан снова подсчитал потери. – У тебя осталось всего четырнадцать соперников, если Марка не найдут.

– Помоги мне продержаться еще несколько дней, и я просто их переживу.

Кориолан оглядел ее израненных и изможденных соперников, закованных в цепи, и вспомнил, что состояние Люси Грей ненамного лучше. И все же сейчас ее шансы значительно выше, чем по прибытии в Капитолий: из игры вышли трибуты из Первого и Второго дистриктов, Джессап за ней присматривает, да еще теперь можно рассчитывать на поддержку спонсоров. Пожалуй, если ему удастся снабжать ее едой, она убежит и затаится где-нибудь на арене, пока остальные не поубивают друг друга или не умрут от голода.

– Я должен задать тебе один вопрос, – медленно проговорил Кориолан. – Если понадобится, сможешь ли ты убить?

Люси Грей долго жевала сэндвич, обдумывая ответ.

– Только в целях самозащиты.

– В Голодных играх все убивают в целях самозащиты, – напомнил он. – Думаю, будет лучше, если ты убежишь от других трибутов, и мы найдем для тебя спонсоров с едой. Переждешь, пока все не закончится.

– Да, такая стратегия мне подходит, – согласилась Люси Грей. – У меня талант стойко переносить всякие ужасные испытания.

Она поперхнулась и закашлялась. Кориолан передал ей бутылку с водой из своей школьной сумки.

– Интервью не отменили, только теперь их проводят по желанию. Хочешь принять участие?

– Шутишь? У меня есть песенка в аккурат для такого прокуренного голоса!.. Ты нашел мне гитару?

– Пока нет, сегодня обязательно поищу, – пообещал Кориолан. – Наверняка у кого-нибудь найдется гитара взаймы. Сейчас самое важное – привлечь спонсоров!

Заметно оживившись, Люси Грей заговорила о том, что будет петь. На встречу менторов с трибутами отвели всего десять минут, и профессор Серп вскоре велела ученикам закругляться и идти в Лабораторию высшей биологии.

В связи с усилением мер безопасности менторов сопровождали миротворцы, и на входе директор Хайботтом проверил всех по специальному списку, после чего они прошли на свои места. Не пострадавшие при взрывах менторы, чьи трибуты погибли или сбежали, уже сидели за столами и наблюдали, как доктор Галл бросает морковку в кроличью клетку.

– Прыг-скок, прыг-скок, морковка или палка? Все умирают, и нам их… – Она повернулась к ученикам и посмотрела на них выжидающе. Все, кроме Сеяна, отвели глаза.

– Очень жалко, – закончил Сеян.

Доктор Галл рассмеялась.

– Какой сердобольный мальчик! Кстати, а где твой трибут? Есть какие-нибудь соображения?

«Новости Капитолия» продолжали освещать охоту на Марка, но уже не так подробно. По официальной версии, его обложили где-то на нижнем уровне «Перевоза». Город успокоился, и все сошлись на том, что беглец либо мертв, либо будет схвачен в ближайшее время. Во всяком случае, он явно стремился убраться подальше, а не выйти на улицы Капитолия, чтобы убивать невинных жителей.

– Возможно, на пути к свободе, – хмуро ответил Сеян. – Возможно, схвачен. Возможно, ранен и прячется. Возможно, мертв. Лично я понятия не имею, а вы?

Кориолан не мог не восхититься его отвагой. Конечно, Сеян даже не подозревал, насколько опасна доктор Галл. Он вполне мог окончить свои дни в клетке с парой попугаичьих крылышек и слоновьим хоботом, если не будет осторожен.

– Можете не отвечать! – выпалил Сеян. – Либо он мертв, либо скоро умрет, когда вы его поймаете и протащите по улицам в цепях!

– Мы имеем на это право, – заметила она.

– Вовсе нет! Нельзя морить людей голодом, наказывать их ни за что ни про что. Нельзя забирать у них свободу и жизнь! Все люди имеют право на жизнь и право на свободу, и не вам их отнимать! Ни победа в войне, ни оружие, ни проживание в Капитолии – ничего не дает вам такого права! Эх, да что говорить! Я вообще не понимаю, зачем сюда пришел! – Сеян вскочил и бросился к выходу. Дверная ручка не поддавалась, он подергал ее и повернулся к доктору Галл. – Решили нас запереть? Вот и для менторов обезьянник нашелся!

– Тебя никто не отпускал, – сказала доктор Галл. – Сядь, мальчик.

– Нет. – Сеян ответил тихо, но его слова заставили одноклассников вздрогнуть.

После долгой паузы директор Хайботтом решил вмешаться:

– Дверь заперта снаружи. Миротворцам приказано нас не беспокоить, пока не закончим. Прошу, сядь.

– Может, лучше отвести тебя к отцу? – поинтересовалась доктор Галл. – По-моему, его контора находится поблизости.

Очевидно, она прекрасно знала, кто такой Сеян, хотя упорно называла его мальчиком.

Сеян вспыхнул от гнева и унижения и застыл, не в силах двинуться с места. Просто стоял и смотрел на доктора Галл, пока напряжение не сделалось невыносимым.

– Садись, вот свободный стул, – неожиданно для себя проговорил Кориолан.

Предложение отвлекло Сеяна, и он сдался. Глубоко вздохнув, он прошел вдоль ряда столов и опустился рядом с Кориоланом. Одной рукой он сжимал ремень сумки, другую стиснул в кулак.

Кориолан пожалел, что не смолчал. Заметив, как директор Хайботтом изумленно вскинул брови, он с деловитым видом открыл блокнот и снял колпачок с ручки.

– Эмоции у вас зашкаливают, – обратилась доктор Галл к классу. – Я все понимаю, правда. Однако вы должны научиться держать их в узде. Войны выигрывают головой, а не сердцем.

– Я думала, что война окончена! – вскинулась Ливия. Она тоже злилась, но не так, как Сеян. Кориолан считал, что она бесится из-за потери своего рослого трибута.

– Да неужели? Несмотря на то, что случилось на арене? – усомнилась доктор Галл.

– Я тоже так думала, – вступила Лисистрата. – Если война окончена, то вообще-то должны прекратиться и убийства!

– Видимо, она не окончится никогда, – вздохнул Фест. – Дистрикты вечно будут ненавидеть нас, а мы – их.

– Полагаю, отчасти ты прав, – заметила доктор Галл. – Предположим, что война – величина постоянная. Конфликт может нарастать или угасать, но совсем он не прекратится. Тогда какова наша цель?

– Вы говорите, что войну нельзя выиграть? – уточнила Лисистрата.

– Предположим, что нельзя, – кивнула доктор Галл. – Тогда какую нам выбрать стратегию?

Кориолан сжал губы, чтобы не выпалить ответ. Это же так очевидно! Однако он знал, что Тигрис права, и доктора Галл следует избегать, даже похвалы ее следует избегать. Пока класс переваривал вопрос, доктор Галл расхаживала взад-вперед и наконец остановилась возле него.

– Мистер Сноу? Есть идеи, что нам делать с бесконечной войной?

Кориолан утешался мыслью, что доктор Галл старая и не будет жить вечно.

– Мистер Сноу? – Кориолан почувствовал себя кроликом, в которого тычут железным прутом. – Ну-ка, угадайте с трех раз!

– Мы должны ее контролировать, – тихо проговорил он. – Если войну невозможно прекратить, то ее нужно постоянно контролировать. Как мы и делаем. С помощью миротворцев в дистриктах, суровых законов и напоминаний вроде Голодных игр, чтобы люди не забывали, кто здесь главный. При любом раскладе предпочтительнее диктовать свои правила и быть победителем, а не проигравшим.

– В нашем случае о морали пришлось забыть, – пробормотал Сеян.

– Защищаться вовсе не аморально! – огрызнулась Ливия. – Да и кто предпочтет быть не победителем, а побежденным?

– Даже не знаю, что мне нравится меньше, – протянула Лисистрата.

– Вопрос не подразумевает выбора, – напомнил Кориолан. – Если вдуматься, конечно.

– Если вдуматься… Каска, что скажешь? – поинтересовалась доктор Галл, вышагивая по проходу. – Небольшое умственное усилие может спасти множество жизней.

Директор Хайботтом задумчиво рисовал закорючки в блокноте. «А вдруг Хайботтом такой же подопытный кролик, как и я? Тогда я тревожусь из-за его подначек зря», – подумал Кориолан.

– И все же унывать не стоит! – жизнерадостно продолжила доктор Галл. – Как и у многих жизненных обстоятельств, у войны бывают свои взлеты и падения. И вот вам следующее задание: напишите эссе обо всем, что есть в войне привлекательного. Обо всем, за что вы ее любите!

Многие ученики посмотрели на нее удивленно, но только не Кориолан. Эта женщина натравила змей на Клеменсию забавы ради. Очевидно, ей нравится наблюдать за чужими страданиями, и от других она ожидает того же.

Лисистрата нахмурилась.

– За что мы любим войну?

– Тут и писать особо нечего! – заявил Фест.

– Задание групповое? – поинтересовалась Ливия.

– Нет, индивидуальное. Проблема с групповыми заданиями в том, что обычно всю работу выполняет кто-то один, – пояснила доктор Галл и подмигнула Кориолану, от чего тот покрылся мурашками. – Зато вы можете привлечь к обсуждению своих домашних! Уверяю, они наверняка вас удивят. Будьте честны, насколько это возможно. Принесите готовые эссе на воскресную встречу менторов.

Доктор Галл вынула из кармана еще пару морковок и повернулась к клетке, словно забыв про учеников.

Когда их отпустили, Сеян пошел вслед за Кориоланом.

– Хватит меня выручать!

Кориолан покачал головой.

– Прости, я непроизвольно. Вроде как нервный тик.

– Не знаю, что бы я делал здесь без тебя. – Голос у Сеяна дрогнул. – Эта женщина – чудовище! Ее нужно остановить!

Кориолан подозревал, что любая попытка свергнуть доктора Галл обречена на провал, однако решил изобразить сочувствие.

– Ты пытался.

– И ничего не вышло. Если бы только моя семья могла вернуться домой, обратно в Дистрикт-2! Не то чтобы там по нам скучали, но… Капитолий меня убивает!

– Сеян, многим сейчас тяжело. Эти Игры и бомбы кого хочешь доконают. Давай обойдемся без глупостей. – Кориолан похлопал одноклассника по плечу и сообразил, что Сеян может ему пригодиться. – Не вздумай больше убегать!

– Куда же я убегу? Как? – воскликнул Сеян. – Я очень ценю твою поддержку. Даже не знаю, как тебя благодарить!

Кориолан знал – и не преминул спросить, нет ли у них дома гитары.

Гитары у Плинтов не было, поэтому остаток среды Кориолан занимался поисками, пытаясь выполнить данное Люси Грей обещание. Он поспрашивал у одноклассников, но не услышал ничего более определенного, чем туманное «возможно» от Випсании Серп, ментора юноши из Дистрикта-7, Трича, который жонглировал орехами в зоопарке.

– По-моему, во время войны у нас была гитара, – сказала она. – Давай сделаем так: я спрошу дома и перезвоню тебе. С удовольствием послушаю, как твоя девушка поет!

Кориолан не знал, верить ей или нет, – семейство Серп никогда не ассоциировалось у него с музыкой. Випсания унаследовала от своей тетки Агриппины дух соперничества и страсть к победе, поэтому наверняка попытается испортить представление Люси Грей. Решив, что в эту игру могут играть и двое, Кориолан рассыпался в благодарностях и продолжил поиски.

Выйдя из Академии с пустыми руками, он вспомнил про Плюриба Белла. Вот у кого наверняка завалялись какие-нибудь инструменты с тех пор, как он держал ночной клуб.

Едва задняя дверь в переулке открылась, навстречу Кориолану с громким мурлыканьем выскочила Пушинка Белл, и он очень бережно взял кошку на руки – почтенные семнадцать лет!

– Ах, Пушинка всегда рада старому другу! – воскликнул Плюриб и пригласил Кориолана внутрь.

Поражение мятежных дистриктов мало сказалось на торговле Плюриба, он по-прежнему зарабатывал себе на жизнь, спекулируя товарами на черном рынке, хотя теперь переключился на предметы роскоши. Достать приличное спиртное, косметику и табак было еще сложно. Дистрикт-1 постепенно возобновлял поставки для Капитолия, однако на всех не хватало, и излишества стоили дорого. Сноу давно перестали быть постоянными клиентами, но Тигрис иногда к нему наведывалась, чтобы продать продуктовые карточки на мясо или кофе, которые они редко могли себе позволить. Люди порой счастливы заплатить за привилегию купить лишнюю баранью ногу.

Перед Плюрибом не нужно было притворяться богатым. Он никогда не болтал лишнего и не принижал обнищавших Сноу. Сегодня он налил Кориолану стакан молока, поставил перед ним тарелку с пирожными и предложил стул. Они поболтали о взрывах и о том, что те всколыхнули плохие воспоминания о войне, и вскоре разговор перекинулся на Люси Грей, которая произвела на Плюриба благоприятное впечатление.

– Будь у меня пара девушек вроде нее, я мог бы снова открыть клуб, – мечтательно проговорил Плюриб. – Давал бы представления по выходным… По правде сказать, мы так долго убивали друг друга, что позабыли, как нужно веселиться. А вот твоя девушка знает толк в веселье!

Кориолан поделился своим замыслом насчет интервью и спросил, не найдется ли у Плюриба гитары взаймы.

– Я буду обращаться с ней очень бережно и верну сразу же после интервью!

Плюриб в уговорах не нуждался.

– Знаешь, когда Кир погиб во время бомбежки, я убрал все его вещи подальше. Глупо, честное слово! Будто я смогу вот так запросто забыть любовь всей моей жизни… – Он встал и отодвинул в сторону стопку коробок из-под духов, за которой обнаружилась дверца старого шкафа. Внутри, заботливо расставленные по полкам, хранились музыкальные инструменты. Плюриб вытащил ничуть не пыльный кожаный футляр и поднял крышку. Приятно запахло старым деревом и полиролью, и Кориолан восхищенно уставился на блестящую золотистую гитару. Формой она напоминала женскую фигуру, по длинному грифу поднимались шесть струн, намотанных на колки. Кориолан тихонько провел пальцами по струнам. Хотя гитара была совсем расстроена, полнота и богатство звука поразили его до глубины души.

Кориолан покачал головой.

– Она слишком хороша. Я не рискну ее взять.

– Я тебе доверяю. И твоей девушке тоже. С радостью послушаю, как она сыграет. – Плюриб закрыл футляр. – Возьми и скажи ей: я буду держать за нее кулачки! Приятно знать, что среди зрителей есть друг.

Кориолан принял гитару с благодарностью.

– Спасибо, Плюриб. Надеюсь, твой клуб снова откроется. Я был бы в нем завсегдатаем!

– Весь в отца, – усмехнулся Плюриб. – Примерно в твоем возрасте он каждый вечер оставался до самого закрытия на пару с этим сорванцом Каской Хайботтомом.

Кориолан ушам своим не поверил. Его строгий и мрачный отец прожигал время в ночном клубе? Да еще с директором Хайботтомом? Он ни разу не слышал, чтобы их упоминали вместе, хотя они были ровесниками.

– Вы шутите?

– Ничуть! Те еще были гуляки, – заметил Плюриб, но продолжить не успел, потому что пришел клиент.

С большой осторожностью Кориолан отнес драгоценную добычу домой и положил на комод. Тигрис и Мадам-Бабушка вдоволь над ней поохали и поахали, однако Кориолану не терпелось увидеть реакцию Люси Грей. Какой бы инструмент ни был у нее дома, в Дистрикте-12, вряд ли он мог сравниться с этим.

Из-за больной головы он лег спать на закате, однако загадочные отношения отца с «сорванцом Каской Хайботтомом» долго не давали ему уснуть. Если они были друзьями, как считал Плюриб, то от прежней симпатии не осталось и следа. Кориолана не покидала мысль, что между ними произошло нечто весьма неприятное. Как только выдастся случай, он попытается выжать из Плюриба побольше подробностей.

Впрочем, в ближайшие дни случая не выпало, потому что он готовил Люси Грей к интервью, назначенному на вечер субботы. Каждому ментору и трибуту выделили по отдельному классу. Заниматься пришлось в присутствии двух миротворцев, зато с Люси Грей сняли и цепи, и наручники. Тигрис предложила выстирать и отутюжить к эфиру радужное платье Люси Грей и передала для нее свое старое платье, чтобы та могла переодеться. Девушка сначала колебалась, потом Кориолан вручил ей другой подарок от Тигрис – кусочек мыла в форме цветка, пахнущий лавандой, и она не устояла.

Люси Грей обращалась с гитарой любовно, будто с живым существом, и Кориолан понял: их прошлые жизни настолько разные, что он и представить себе не в силах. Девушка неторопливо настроила инструмент и принялась играть одну песню за другой, словно изголодалась по музыке не меньше, чем по еде, которой он ее снабжал. Кориолан приносил из дома все, что мог, включая бутылки с чаем, подслащенным кукурузным сиропом, чтобы смягчить обожженное горло. К тому времени, как великий вечер наступил, голосовые связки Люси Грей почти восстановились.

Передачу «Голодные игры: интервью с трибутами» увидела вживую публика, заполнившая актовый зал Академии, в то время как весь Панем смотрел трансляцию в прямом эфире. Вести шоу должен был Лукреций Фликермен, он же Счастливчик, фигляр с «Капитолий-ТВ», знакомый зрителям по прогнозу погоды. Смотрелся он вопиюще неуместно, однако после всех убийств и смертей публика встретила разодетого в пух и прах весельчака неожиданно тепло. Счастливчик нарядился в синий костюм с воротником-стойкой, усыпанный стразами, волосы щедро смазал гелем и присыпал пудрой медного цвета, и настроен был весьма игриво. За спиной у него красовался украшенный загадочно мерцающими звездами задний фоновый занавес, похоже, уцелевший еще с довоенной поры.

После исполнения нарочито бравурной версии гимна Счастливчик поприветствовал зрителей «совершенно новых Голодных игр в совершенно новом десятилетии» и объявил, что отныне каждый житель Капитолия сможет принять в них участие в качестве спонсора. В суматохе последних дней команда доктора Галл не придумала ничего лучше куцего списка из полудюжины основных продуктов питания, из которого спонсоры смогут выбирать еду для понравившихся им трибутов.

– Хотите знать, какой вам интерес? – взвизгнул Счастливчик и бросился объяснять принципы работы тотализатора, простой системы ставок на победителя или на место, с условиями, знакомыми тем, кто играл до войны на лошадиных бегах. Любой, кто захочет сделать денежное пожертвование и накормить трибута или поставить на него, должен прийти в местное почтовое отделение, и персонал с удовольствием ему поможет. Начиная с завтрашнего дня, ставки будут принимать с восьми утра до восьми вечера, чтобы все желающие успели к открытию Голодных игр в понедельник. После рассказа о нововведении Счастливчику оставалось лишь читать подготовленные для него карточки с вопросами, но он умудрился продемонстрировать пару фокусов: из одной и той же бутылки налил вино разных цветов и выпил за Капитолий, а потом вынул голубя из широкого рукава пиджака.

Из пар ментор-трибут, которые были в состоянии участвовать, подготовилась в лучшем случае половина. Кориолан попросил перенести его выступление в самый конец: хотя он и знал, что с Люси Грей не сравнится никто, все же предпочел завершать вечер, чтобы произвести максимальный эффект. Остальные менторы просто сообщали общую информацию о своих трибутах, те пытались изобразить что-нибудь эдакое и привлечь внимание спонсоров. Лисистрата заставила своего трибута поднять ее вместе со стулом, чтобы продемонстрировать его силу. Юноша из Дистрикта-3, закрепленный за Ио Джаспер, заявил, что умеет разводить огонь с помощью своих очков, а его ментор применила научную эрудицию и высчитала разные углы для разного времени суток, чтобы упростить ему задачу. Надменная Юнона Фиппс призналась, что недовольна доставшимся ей трибутом – мелюзгой по имени Бобин. Разве отпрыск семьи основателей Капитолия не заслуживает чего-нибудь получше, чем Дистрикт-8? Однако трибуту удалось покорить ее рассказом о том, как убить с помощью швейной иглы пятью разными способами. Коралл, девушка из Дистрикта-4, закрепленная за Фестом, заявила, что умеет обращаться с трезубцем – оружием, которое обычно всегда имелось на арене. Она взяла ручку от старой швабры и принялась орудовать ею с такой ловкостью, что ни у кого не осталось сомнений в ее мастерстве. Наследнице молочного магната Домиции Уимсвик весьма пригодилось знакомство с коровами, впрочем, как и ее болтливость. Ей так хорошо удалось разговорить своего рослого юношу-трибута из Дистрикта-10, Теннера, расспрашивая его про работу на скотобойне, что Счастливчику пришлось их прервать, когда положенное время вышло. Похоже, Арахна сильно заблуждалась на счет своего трибута, ведь Теннер сорвал самые бурные аплодисменты за вечер.

Кориолан готовился выйти на сцену с Люси Грей, поэтому слушал вполуха. Феликс Равинстилл, внучатый племянник президента, старался произвести впечатление с помощью девушки-трибута из Дистрикта-11, Дилл, но тщетно: бедняжка настолько ослабела, что даже ее кашель звучал едва слышно.

Тигрис вновь совершила чудо: ей удалось отстирать платье Люси Грей от грязи и копоти, и теперь накрахмаленные оборки смотрелись особенно пышно и нарядно. Еще она передала девушке баночку румян, которую Фабриция велела выбросить, хотя на дне оставалось немного краски. Отмытая, с накрашенными губами и щеками, с уложенными в высокую прическу волосами Люси Грей выглядела чрезвычайно эффектно.

– Думаю, твои шансы растут с каждой минутой, – заметил Кориолан, прикрепляя к волосам девушки малиновую розу. У него на лацкане красовалась точно такая же, чтобы все помнили, кому именно принадлежит Люси Грей.

– Как говорится, шоу не окончено, пока не споет сойка-пересмешница.

– Сойка-пересмешница? – Кориолан расхохотался. – Признайся, ты наверняка выдумываешь все эти поговорки!

– Не все. Сойка-пересмешница реально существует.

– И поет в твоем шоу?

– Нет, милый. В твоем. Точнее, в шоу Капитолия… – добавила Люси Грей. – Ну, мы готовы.

Появление трибута в чистом платье и ментора в наглаженной форме вызвало аплодисменты публики. Кориолан не стал тратить время на вопросы, ответы на которые никому не были интересны. Вместо этого он представился и сделал шаг назад, предоставив девушке быть одной в центре внимания.

– Добрый вечер, – поздоровалась она. – Я – Люси Грей Бэйрд, из ансамбля «Певчие птицы». Я начала сочинять эту песню еще дома, в Дистрикте-12, и сама не знала, чем она закончится. Мелодия старая, слова мои. Там, откуда я родом, их называют балладами. Это песня, которая рассказывает чью-нибудь историю. Моя так и называется: «Баллада Люси Грей Бэйрд». Надеюсь, вам понравится.

За последние несколько дней Кориолан услышал в ее исполнении десятки песен, в которых пелось обо всем: от красоты весны до душераздирающего отчаяния после утраты матери. Колыбельные и танцевальные, жалобные стенания и смешные куплеты. Люси Грей спрашивала его мнение и размышляла над реакцией. Кориолан думал, что они сошлись на очаровательном романсе о прелестях первой любви, но, услышав первые аккорды, понял: эта песня ему незнакома. Навязчивый мотивчик задал тон, остальное завершили слова, которые она пропела голосом, хриплым от дыма и печали.

Когда она закончила, в зале воцарилась гробовая тишина, потом раздались всхлипы и покашливания. Наконец Плюриб громко прокричал «браво!» с заднего ряда, и публика разразилась оглушительными аплодисментами.

Кориолан знал, что эта мрачная, трогательная и слишком личная история ее жизни угодила прямо в точку. Он знал, что подарки спонсоров хлынут на арену потоком. Успех Люси Грей станет и его успехом. Сноу всегда берут верх. Он знал, что должен быть в восторге от подобного поворота событий и мысленно ликовать, сохраняя при этом вид скромный, хотя и довольный.

Однако на самом деле он испытывал лишь ревность.

Глава 12

«И последний, причем во всех отношениях, трибут – девушка из Дистрикта-12… достается Кориолану Сноу».

«Все могло быть совсем иначе, если бы тебе не досталась твоя радужная девушка».

«По правде сказать, мы так долго убивали друг друга, что позабыли, как нужно веселиться. А вот твоя девушка знает толк в веселье!»

Здесь, в Капитолии, Люси Грей принадлежала только Кориолану, словно до того, как ей выпал жребий на Жатве, никакой своей жизни у нее и не было. Даже Сеян счел ее предметом обмена и пытался с ним торговаться. И вот Люси Грей своей дурацкой балладой развеяла все иллюзии Кориолана, пропев во всеуслышание о жизни, не имевшей к нему никакого отношения, да еще связанной с каким-то неудачником из дистрикта. Вдобавок назвала его «любимый»! Кориолан ничуть не претендовал на ее сердце (все-таки они едва знакомы) и все же бесился при мысли, что она принадлежит кому-то другому. Хотя песня имела бешеный успех, он чувствовал себя не только преданным, но и прилюдно униженным.

Люси Грей встала и отвесила публике поклон, затем протянула руку своему ментору. Поколебавшись, Кориолан присоединился к ней под аплодисменты, которые переросли в бурную овацию. Плюриб настойчиво кричал «бис», тем не менее их время вышло, как не преминул напомнить Счастливчик, поэтому они поклонились в последний раз и ушли со сцены.

Выйдя за кулисы, она разжала пальцы, однако Кориолан усилил хватку.

– Что ж, это успех. Поздравляю. Новая песня?

– Я начала писать ее давно, и последний куплет удалось закончить всего пару часов назад, – ответила Люси Грей. – А что? Песня тебе не понравилась?

– Скорее удивила. У тебя столько хороших песен…

Люси Грей вырвала руку и провела ею по струнам, прежде чем убрать гитару в футляр.

– Послушай, Кориолан. Хотя я и готова биться не на жизнь, а на смерть в этих Играх, кроме меня там будут парни вроде Рипера и Теннера, да и другие убивать умеют. Нет никаких гарантий, что я выживу.

– При чем тут песня? – напомнил Кориолан.

– Песня? – повторила она, обдумывая ответ. – В Дистрикте-12 у меня остались кое-какие неоплаченные счета. Я стала трибутом не просто так… Бывают превратности судьбы, а бывают и превратности любви. Так вот, некто, обязанный мне многим, приложил к этому руку. И песня – своего рода расплата за предательство. Большинство людей не поймут, зато мой ансамбль сразу сообразит, что к чему. И это все, что меня сейчас волнует!

– Думаешь, можно уловить намек за одно прослушивание? – усомнился Кориолан. – Ты спела довольно быстро.

– Моя кузина Мод Беж схватывает все на лету. У этого ребенка прекрасная память на песни, – заверила Люси Грей. – Похоже, за мной пришли.

Два миротворца дружелюбно поинтересовались, готова ли она идти. Они едва сдерживали улыбки, как и миротворцы в Дистрикте-12. Кориолан поразился эффекту, который Люси Грей производит на окружающих. Он бросил на солдат неодобрительный взгляд, те его проигнорировали и спокойно увели девушку прочь, по дороге нахваливая ее выступление.

Кориолан подавил раздражение и с удовольствием стал принимать посыпавшиеся со всех сторон поздравления. Он-то помнил, кто настоящая звезда программы. Даже если Люси Грей заблуждалась на этот счет, в глазах Капитолия она принадлежала ему. Понятное дело, что удачным выступлением трибут из дистрикта обязан исключительно своему ментору… Все испортил Плюриб, который подбежал к нему, буквально захлебываясь от восторга.

– Какая же она талантливая, Кориолан! Если девчонка уцелеет в Играх, непременно сделаю ее звездой своего клуба!

– Есть одна неувязочка, Плюриб. После окончания Игр победителя обычно отправляют назад в дистрикт.

– Попробую подключить старые связи! Ах, Кориолан, ну разве она не звезда? Как я рад, что эта Люси Грей досталась тебе, мой мальчик! Сноу заслужили немного везения.

Глупый старик со своей дряхлой кошкой! Да что он вообще понимает? Кориолан хотел устроить ему гневную отповедь, но тут появилась Сатирия, прошептала: «Думаю, теперь приз у тебя в кармане», и он махнул рукой.

Подошел Сеян в очередном костюме с иголочки под руку с простодушной растрепанной женщиной в дорогом цветастом платье. Зря старались оба. Если репу нарядить в шелка, репой она и останется. Кориолан ничуть не сомневался, что это и есть пресловутая «ма».

Сеян представил их друг другу, и Кориолан с ласковой улыбкой протянул ей руку.

– Миссис Плинт, какая честь… Пожалуйста, простите меня за небрежность! Я несколько дней собирался написать вам благодарственное письмо, но стоило взяться за перо, и голова просто раскалывалась – никак не могу оправиться после сотрясения мозга. Спасибо вам за чудесную запеканку!

Миссис Плинт расплылась в смущенной улыбке.

– Это тебе спасибо. Мы ужасно рады, что у Сеяна появился такой хороший друг! Если что-нибудь понадобится, смело можешь на нас рассчитывать!

– Как и вы на меня, мадам. Я всегда к вашим услугам, – нарочито любезно проговорил Кориолан, однако «ма» не заметила иронии. Напротив, его великодушие буквально лишило ее дара речи: она издала булькающий звук и едва не разрыдалась. Поспешно открыв сумочку – безвкусную вещицу размером с небольшой чемодан, – женщина судорожно порылась в ее недрах, выхватила обшитый кружевами платочек и шумно высморкалась. К счастью, тут подоспела Тигрис, которая держалась мило и искренне со всеми, и избавила его от дальнейшей беседы с Плинтами.

Наконец все закончилось, и кузены отправились домой, по пути обсуждая события вечера – от сдержанного макияжа Люси Грей до безвкусного платья «ма».

– В самом деле, Корио, лучше и быть не могло! – подытожила Тигрис.

– Разумеется, я доволен, – кивнул он. – Думаю, теперь мы сможем найти для нее спонсоров. Надеюсь только, что их не отпугнет эта песня.

– Меня она очень тронула, как и большинство зрителей. Разве тебе не понравилось, Корио?

– Конечно, понравилось, но я – человек широких взглядов, в отличие от большинства зрителей. Содержание у нее довольно сомнительное.

– По-моему, это просто песня про юную девушку и неверного возлюбленного, который разбил ей сердце.

– Ладно бы только это, – продолжил он, не желая, чтобы даже Тигрис догадалась о его ревности к какому-то придурку из дистрикта. – Она пела про свои чары и поцелуи…

– Корио, она артистка! Посылать воздушные поцелуи публике вовсе не зазорно, – заверила его Тигрис.

Кориолан задумался.

– Пожалуй, ты права.

– Ты говорил, что она сирота. Значит, ей пришлось заботиться о себе самой. Вряд ли тому, кто пережил войну и последующие годы, найдется, в чем ее упрекнуть. – Тигрис опустила взгляд. – Нам всем есть чего стыдиться.

– Всем, кроме тебя!

– Ты уверен? – с неожиданной горечью возразила Тигрис. – Все мы делали то, чем не стоит гордиться. Наверное, ты был слишком маленький и ничего не помнишь. Похоже, ты просто не понимал, насколько все плохо.

– Как ты можешь такое говорить? Я прекрасно все помню! – вскинулся Кориолан.

– Тогда будь так любезен, Корио, не смотри свысока на тех, кому пришлось выбирать между смертью и позором!

Упрек Тигрис его шокировал, хотя куда хуже был намек на поведение, которое можно считать позорным. Что же она сделала? Во всяком случае, Тигрис поступила так ради него. Кориолан вспомнил утро Жатвы, когда гадал о том, чем она расплатится с торговцами на черном рынке. Впрочем, всерьез он эти догадки никогда не воспринимал или же просто не хотел знать, на какие жертвы она готова пойти ради него. Много чего могло считаться ниже достоинства девушки из семьи Сноу. Честно говоря, подробностей Кориолан знать не хотел.

Подойдя к дому, он распахнул перед кузиной стеклянную дверь в вестибюль, и Тигрис вскрикнула от удивления:

– Не может быть! Лифт заработал!

Кориолан сперва не поверил, ведь лифт сломался еще в начале войны. Однако дверь была открыта, свет горел и отражался в зеркальных стенах кабины. Кориолан с радостью отвлекся от неприятных мыслей и отвесил кузине галантный поклон, приглашая ее войти.

– Только после вас, мадам!

Тигрис хихикнула и проследовала в лифт с видом великосветской дамы, которой ей полагалось быть по праву рождения.

– Вы очень любезны.

Кориолан торжественно вошел следом, и оба уставились на кнопки с номерами этажей.

– Насколько я помню, в последний раз лифт работал в утро похорон моего отца. После кладбища мы уже поднимались пешком.

– Мадам-Бабушка будет в восторге, – заметила Тигрис. – Из-за больных коленей ей тяжело ходить по лестницам.

– А уж в каком восторге я! Надеюсь, теперь она станет хотя бы ненадолго выбираться из апартаментов, – сказал Кориолан. Тигрис с притворным негодованием шлепнула его по плечу и рассмеялась. – В самом деле! Представь, как здорово пропустить иногда утреннее исполнение гимна или не надевать галстук к ужину. С другой стороны, существует опасность, что она начнет активно общаться с людьми. «Вот когда Кориолан станет президентом, мы будем каждый вторник купаться в шампанском»!

– Пожалуй, люди спишут это на возраст, – вздохнула Тигрис.

– Будем надеяться! Ну, не окажете ли мне честь?

Тигрис уверенно нажала на кнопку «Пентхаус» и долго не убирала палец. Двери закрылись без единого скрипа, кабина поехала наверх.

– Как странно, что домоуправление решило починить его сейчас. Должно быть, ремонт обошелся недешево.

Кориолан нахмурился.

– Ты не думаешь, что здание облагораживают в надежде подороже продать квартиры? Ведь с новым налогом на жилье…

Тигрис помрачнела.

– Очень может быть. Насколько я знаю, Дулиттлы подумывают выставить свои апартаменты за хорошую цену. Говорят, им стало там слишком просторно, хотя ты же знаешь, что причина вовсе не в этом.

– Мы тоже скажем, что отчий дом для нас слишком велик? – спросил Кориолан, и тут лифт остановился на нужном этаже. – Пошли, мне еще домашнее задание делать.

Мадам-Бабушка специально не ложилась, чтобы пропеть внуку дифирамбы и сказать, что по телевизору без остановки крутят повторы с вечера интервью.

– Твоя девушка, конечно, жалкая оборванка, однако по-своему привлекательна. Наверное, дело в голосе. Он проникает в самую душу!

Удивительно, Люси Грей удалось покорить Мадам-Бабушку! Похоже, зрителям ничего не остается, кроме как последовать ее примеру. Если никому нет дела до ее сомнительного прошлого, то и Кориолану об этом тревожиться незачем.

Он налил себе пахты, переоделся в отцовский шелковый халат и сел писать обо всем, за что любит войну. Начал Кориолан так: «Как говорится, война – это страдание, однако она имеет свои прелести». Вступление показалось ему удачным, но дальше дело не пошло, и за полчаса он не сочинил ни строчки. Как справедливо заметил Фест, писать тут действительно особо нечего. К сожалению, доктора Галл такой вариант не устроит, а небрежно написанное эссе привлечет ненужное внимание.

Тигрис зашла пожелать кузену спокойной ночи, и он решил обсудить с ней тему эссе.

– Тебе запомнилось вообще хоть что-нибудь хорошее?

Она присела в ногах кровати и задумалась.

– Мне нравилась военная форма. Теперь такую не носят. Помнишь красные мундиры с золотым кантом?

– На парадах? – При мысли о марширующих под окнами солдатах и военном оркестре Кориолан ощутил давно забытый восторг. – Кстати, я любил парады?

– Ты их обожал! Ждал их с таким нетерпением, что даже про завтрак не желал слышать. В дни парадов у нас всегда собирались гости.

– Места в первом ряду… – Кориолан накорябал на бумажке слова «военная форма» и «парад», потом добавил «фейерверк». – Полагаю, в младенчестве меня привлекали любые зрелищные мероприятия.

– А индейку помнишь? – неожиданно спросила Тигрис.

В последний год войны длительная осада довела жителей столицы до полного отчаяния и даже до каннибализма. Лимская фасоль подходила к концу, и они несколько месяцев не ели мяса. Для поднятия боевого духа президент объявил пятнадцатое декабря Днем героев нации. По телевизору показали документальный фильм, посвященный десятку жителей, которые погибли, защищая Капитолий, включая отца Кориолана, генерала Красса Сноу. Электричество дали лишь к началу трансляции, а перед этим его не было целый день, соответственно, отопление тоже не работало. Они все вместе грелись под одеялом на огромной бабушкиной кровати, и там же остались, чтобы посмотреть, как чествуют капитолийских героев. У Кориолана сохранились об отце весьма смутные воспоминания, и, хотя он знал это лицо по старым фотографиям, его до глубины души поразил звучный отцовский голос и непримиримая позиция в отношении мятежных дистриктов. Едва закончился гимн, как в дверь постучали. На пороге стояли трое солдат в парадной форме с памятной плакеткой и двадцатифунтовой замороженной индейкой в подарок от правительства. С претензией на былую роскошь Капитолий расщедрился также на пыльную банку мятного джема, банку консервированного лосося, три потрескавшихся ананасовых леденца, мочалку из люффы и свечу с цветочным ароматом. Солдаты поставили корзинку со снедью на столик в холле, прочли благодарственное письмо, пожелали всем доброй ночи и удалились. Тигрис расплакалась, Мадам-Бабушка бессильно опустилась на стул, а маленький Кориолан первым делом бросился запирать дверь, чтобы защитить неожиданно свалившееся на них богатство.

Они поели тостов с лососем и решили, что на следующий день Тигрис вместо школы займется индейкой. Кориолан отнес Плюрибу приглашение на ужин, написанное на почтовой бумаге с фамильной монограммой, и тот пришел с бутылкой поски и помятой банкой консервированных абрикосов. Вооружившись старой поваренной книгой, Тигрис превзошла саму себя, и они полакомились индейкой в сладкой глазури, фаршированной хлебом и капустой. Кориолану никогда не доводилось пробовать ничего вкуснее.

– До сих пор считаю тот день одним из лучших в жизни. – Кориолан добавил к списку «избавление от лишений». – Ты сотворила настоящее чудо! Мне ты казалась взрослой, хотя на самом деле была просто маленькой девочкой, которая храбро справилась с огромной индейкой.

Тигрис улыбнулась.

– Ты тоже держался молодцом. Помнишь Сад победы на крыше?

– По части петрушки я стал настоящим профи! – засмеялся Кориолан.

Впрочем, он гордился своей петрушкой. Она оживляла суп, и иногда удавалось ее на что-нибудь обменять. К списку важных вещей добавилась «находчивость».

Так Кориолан и написал эссе, перечисляя свои маленькие детские радости, и все же остался собой недоволен. Он вспомнил события последних двух недель: взрывы на арене, гибель одноклассников, побег Марка и возвращение ужаса, испытанного во время осады Капитолия. И добавил еще абзац про огромное облегчение после победы, про мрачное удовлетворение при виде врагов Капитолия, поставленных на колени. Сколько горя причинили повстанцы ему и его близким, а теперь уже не в силах навредить никому!.. Лишь сила дает безопасность и возможность все контролировать. Да, пожалуй, это и есть самое приятное!

Утром, глядя на уцелевших менторов, бредущих вразнобой на воскресное собрание, Кориолан пытался представить, кем те могли бы стать. В начале войны они едва умели ходить, в конце им исполнилось лет по восемь. Хотя трудностей стало меньше, Кориолан и его одноклассники все еще были весьма далеки от той красивой жизни, которая причиталась им по праву рождения. Их мир возрождался из руин медленно, и пока перспективы выглядели довольно мрачно. Если бы он только мог вычеркнуть из жизни продуктовые карточки и бомбежки, голод и страх, если бы мог заменить их достойным и безоблачным существованием, узнал бы он этих ребят?..

Вспомнив о Клеменсии, Кориолан ощутил острое чувство вины. Выйдя из больницы, он так и не удосужился ее навестить, разрываясь между домашними заданиями и подготовкой Люси Грей к Играм. Впрочем, дело тут было не только в нехватке времени. Он не испытывал ни малейшего желания возвращаться в больницу и видеть, в каком состоянии находится Клеменсия. Вдруг доктор солгал, и она вся покрылась чешуей? Вдруг она вообще превратилась в змею? Глупо, конечно, однако зловещая лаборатория в Цитадели навевала на Кориолана паранойю. Вдруг подчиненные доктора Галл только и ждут, чтобы его там запереть? Полная чушь! Если бы им хотелось его задержать, могли бы сделать это прямо в больнице. В общем, Кориолан в конце концов понял, что накручивает себя напрасно, и решил навестить Клеменсию при первой же возможности.

Доктор Галл явно любила вставать пораньше, в отличие от директора Хайботтома. Вдвоем они прошлись по всем вчерашним выступлениям. Кориолан с Люси Грей разбили противников в пух и прах, однако и те, чьи трибуты дотянули до интервью и приняли в нем участие, тоже получили баллы. Счастливчик Фликермен с «Капитолий-ТВ» регулярно сообщал последние новости с Главного почтамта по ставкам и подаркам. Хотя фаворитами Игр считались Теннер и Джессап, Люси Грей заработала в три раза больше подарков, чем ее ближайшие соперники.

– Вы только посмотрите, – проговорила доктор Галл. – Эти люди посылают хлеб несчастной худышке с разбитым сердцем, которая заведомо не может выиграть! Какой в этом урок?

– На собачьих боях я видел, как ставят на шавок, что едва держатся на ногах, – поделился Фест. – Людям нравятся аутсайдеры.

– Скорее им нравятся хорошие песни о любви, – улыбнулась Персефона, показав ямочки на щеках.

– Дураки! – презрительно усмехнулась Ливия. – У девчонки нет ни единого шанса.

– Зато романтики хоть отбавляй. – Щенок захлопал ресницами и сочно причмокнул.

– Да, романтические и идеалистические понятия бывают довольно привлекательными. И теперь самое время перейти к вашим эссе. – Доктор Галл уселась на лабораторный стул. – Посмотрим, что у вас вышло.

Вместо того чтобы собрать работы, доктор Галл попросила учеников прочесть вслух по фрагменту. Одноклассники Кориолана коснулись многих вещей, которые даже не приходили ему в голову. Одних в войне привлекало мужество солдат и шанс стать героем самому. Других восхищала тесная связь, которая возникает между боевыми товарищами или при участии в благородном деле вроде защиты Капитолия.

– Я чувствовала, что все мы – часть чего-то большого, – призналась Домиция. Она торжественно кивнула, и конский хвост у нее на макушке смешно подпрыгнул. – Чего-то важного. Ради спасения родины мы все шли на жертвы.

Кориолан ничуть не разделял подобных «романтических идей», поскольку не видел в войне абсолютно никакой романтики. Отвага в бою часто проистекает из стратегических просчетов командования. Он понятия не имел, готов ли закрыть Феста от пули, и вовсе не собирался это выяснять. Что же касается благородных идей применительно к Капитолию – неужели люди верят в подобную чушь? Желания самого Кориолана не имели ничего общего с благородством, его интересовал исключительно контроль над ситуацией. Нельзя сказать, что у него не было никакого морального кодекса, совсем напротив. Однако все, что связано с темой эссе – начиная с объявления войны и заканчивая парадами победы, – представлялось ему пустой тратой ресурсов. Кориолан поглядывал на часы, в то же время притворяясь увлеченным беседой, и мечтал, чтобы до него очередь не дошла. К парадам он давно охладел, могущество привлекало по-прежнему, но на фоне романтических бредней одноклассников выглядело каким-то бессердечным. И еще он сильно жалел, что написал про петрушку, ведь эта история звучала совсем по-детски.

Когда настал его черед, Кориолан не придумал ничего лучше, чем прочитать историю про индейку. Домиция сочла ее трогательной, Ливия закатила глаза, а доктор Галл подняла брови и поинтересовалась, есть ли ему еще чем поделиться. Кориолан покачал головой.

– Мистер Плинт? – спросила доктор Галл.

Весь урок Сеян просидел молча, и вид у него был подавленный. Он перевернул листок и прочел:

– «Единственное, за что лично я любил войну, – тогда я жил у себя дома». Если вы меня спросите, чем она была ценна для других, так это возможностью восстановить справедливость.

– И удалось? – подняла брови доктор Галл.

– Вовсе нет. Жизнь в дистриктах стала только хуже! – выпалил Сеян.

В классе раздались возмущенные возгласы.

– Ничего себе!

– Вот так сказал!

– Езжай обратно во Второй! Скучать по тебе не станем!

«Теперь он и правда нарывается», – обреченно подумал Кориолан. В то же время он разозлился. Для того чтобы развязать войну, нужны две стороны. Первыми, кстати, начали повстанцы. И он в результате остался сиротой.

Сеян не обращал на одноклассников никакого внимания, пристально глядя на Главного распорядителя Игр.

– А за что любите войну вы, доктор Галл?

Она смерила его долгим взглядом и улыбнулась.

– Я люблю ее за то, что она подтвердила мою правоту.

Директор Хайботтом объявил перерыв на обед прежде, чем кто-нибудь осмелился уточнить, в чем именно заключалась эта правота. Ученики вышли, оставив свои эссе на партах.

На еду им дали полчаса, однако Кориолан ничего с собой не принес, а столовая по воскресеньям не работала. Весь перерыв он провел, растянувшись в тени на парадной лестнице, пока Фест с Иларием Хевенсби, которому досталась девушка из Дистрикта-8, обсуждали стратегию для трибутов женского пола. Кориолан с трудом вспомнил трибута Илария – он видел ее на вокзале в полосатом платье и красном шарфике, и еще она постоянно находилась рядом с Бобином.

– Беда в том, что девушки, в отличие от юношей, не привыкли драться, – заметил Иларий. Хевенсби были очень богаты, примерно, как Сноу перед войной, тем не менее Иларий всегда выглядел довольно невзрачно.

– Ну, не знаю, – протянул Фест. – Думаю, моя Коралл вполне способна составить конкуренцию этим парням.

– А моя – заморыш. – Иларий лениво поковырялся наманикюренными пальцами в сэндвиче с отбивной. – Она зовет себя Воуви. Я пытался подготовить старушку Воуви к интервью, но она полный ноль! Никакой индивидуальности. Спонсоров она не привлекла, поэтому даже если ей удастся скрыться от остальных, кормить ее будет нечем.

– Если выживет, спонсоры найдутся, – заметил Фест.

– Ты меня вообще слушаешь? Драться не умеет, денег на еду для нее нет, потому что членам семей менторов быть спонсорами нельзя, – проныл Иларий. – Надеюсь, она продержится достаточно долго, и я смогу посмотреть в глаза родителям. Им будет ужасно стыдно, если мой трибут не войдет даже в дюжину финалистов.

После обеда Сатирия повела менторов на студию «Новостей Капитолия», чтобы они поближе познакомились с закулисной стороной Голодных игр. Хотя сами распорядители работали в обшарпанных кабинетах, аппаратная выглядела вполне пристойно; впрочем, в итоге она оказалась слишком мала и не смогла вместить всех. Кориолан немного расстроился – он ожидал увидеть нечто более эффектное. Распорядители как ни в чем не бывало обсуждали комментарии менторов и участие спонсоров, радуясь нововведениям этого года. Студия буквально гудела от оживленных голосов, пока операторы проверяли дистанционно управляемые камеры, установленные еще в те времена, когда на арене проводились спортивные мероприятия. Полдюжины сотрудников тестировали малые беспилотники, предназначенные для доставки подарков от спонсоров; аппараты могли переносить по одному предмету за раз и умели распознавать получателя по лицу.

Счастливчик Фликермен, окрыленный успехом предыдущего вечера, стоял в окружении репортеров из «Новостей Капитолия». Увидев, что ему назначено на восемь пятнадцать следующего утра, Кориолан возликовал, пока ведущий не пояснил: «Мы поставили тебя пораньше, чтобы успел выступить. Сам знаешь, твоя девушка мигом сыграет в ящик».

Кориолана словно с размаху ударили в живот. Ливия просто злобствовала, доктор Галл была не в себе, поэтому он с легкостью игнорировал их заявления, что победа Люси Грей не светит. А вот дурацкие слова Счастливчика Фликермена неожиданно задели его за живое. По дороге домой он морально готовился к последней встрече с Люси Грей и размышлял о том, насколько велика вероятность, что завтра в это время она будет мертва. Вчерашняя ревность к ее бывшему и к ошеломительному успеху на сцене испарились. Кориолан чрезвычайно привязался к девушке, которая вошла в его жизнь так неожиданно и с таким шиком. И дело не только в том, что благодаря Люси Грей ему удалось блеснуть в роли ментора. Она притягивала его гораздо сильнее, чем капитолийские девушки. Если она выживет – ах, если бы! – их судьбы соединятся навсегда. К сожалению, несмотря на все свои бодрые заверения, Кориолан знал: шансы не в ее пользу, и чувствовал гнетущую тоску.

Дома он лежал на кровати и страшился момента, когда придется сказать ей «прощай». Ему хотелось подарить Люси Грей что-нибудь красивое в награду за все, что она для него сделала. Она вернула ему чувство собственной значимости. Она дала ему возможность блеснуть перед всем Панемом. Благодаря ей премия лучшего выпускника Академии уже почти у него в кармане. И, разумеется, она спасла ему жизнь. Значит, подарок должен быть особенный. Драгоценный. От него лично. Розы не годятся, ведь их вырастила Мадам-Бабушка. Нужен какой-нибудь предмет, который она возьмет в руки и вспомнит, что не одинока, если на арене придется туго. Изящный шарфик оранжевого цвета, чтобы вплести в прическу? Именная золотая булавка с гравировкой, врученная Кориолану за успехи в учебе? Локон его волос, перевязанный ленточкой? Что может быть более личным?

Внезапно Кориолан разозлился на себя. Какой прок от подарка, если его нельзя использовать для защиты? Да он же думает только о том, чтобы ее труп смотрелся понаряднее! Сможет ли она задушить кого-нибудь шарфиком или заколоть булавкой? Впрочем, оружия на арене будет в избытке, так что дело не в этом.

Кориолан все еще мучился насчет подарка, когда Тигрис позвала его ужинать. Она купила немного рубленой говядины и зажарила четыре котлетки. Ее порция выглядела самой маленькой, однако Кориолан знал, что за готовкой кузина всегда лакомится сырым мясом. Тигрис его обожала и готова была питаться только им, если бы Мадам-Бабушка строго-настрого ей не запретила. Одна котлетка предназначалась Люси Грей. Тигрис разрезала пополам булочку, полила мясо соусом, добавила жареного картофеля и капустного салата. Кориолан отобрал лучшие фрукты и сладости из корзинки с подарками, которую Сатирия принесла ему в больницу. Тигрис постелила льняную салфетку в картонную коробку, украшенную яркими птицами, уложила еду и прикрепила сверху розу из садика Мадам-Бабушки. Кориолан выбрал цветок насыщенного персикового оттенка с малиновыми краешками, потому что весь ее ансамбль обожал яркие цвета, а Люси Грей – особенно.

– Передай, что я болею за нее! – попросила Тигрис.

– Передай ей, – добавила Мадам-Бабушка, – нам очень жаль, что она должна умереть.

После мягкого, прогретого солнцем вечернего воздуха холод Хевенсби-холла напомнил Кориолану семейный склеп Сноу, где покоились его родители. Без учеников и создаваемой ими суеты шаги и вздохи гулко отдавались в опустевшей Академии, придавая и без того мрачному мероприятию загробный колорит. Свет не горел, потому что еще не стемнело, и внутрь проникали лучи заходящего солнца. Эта встреча резко отличалась от предыдущих, которые проходили при ярком свете дня. Оставшиеся менторы стояли на галерее, смотрели сверху на своих собратьев по Играм и молчали.

– Дело в том, – шепотом призналась Лисистрата Кориолану, – что я довольно сильно привязалась к Джессапу. – Она замолчала, поправляя оберточную бумагу на куске запеканки из лапши с сыром. – Он мне жизнь спас.

Кориолан задумался. Лисистрата была к нему ближе всех на арене, когда начали взрываться бомбы. Видела ли она, как Люси Грей спасла его? Не на это ли намекает?

Пробираясь к своему столику, Кориолан заставил себя думать только о хорошем. Что толку тратить оставшееся время на рыдания, если последние десять минут можно посвятить стратегии, которая позволит его трибуту выиграть? К счастью, в этот раз Люси Грей выглядела гораздо лучше, чем на предыдущих встречах. Чистая и ухоженная, в нарядном платье – словно собралась на вечеринку, а не на бойню. При виде коробочки с едой у нее загорелись глаза.

Кориолан поклонился и протянул подношение.

– Я пришел не с пустыми руками.

Люси Грей изящным движением взяла розу и понюхала, потом сорвала лепесток и положила в рот.

– Только сказки на ночь не хватает, – с грустной улыбкой проговорила она. – Какая милая коробочка!

– Тигрис берегла ее для особого случая, – пояснил Кориолан. – Если голодна, то ешь прямо сейчас, пока не остыло.

– С удовольствием. Поем напоследок, как цивилизованный человек. – Люси Грей развернула салфетку и восхитилась содержимым коробочки. – О, какая прелесть!

– Здесь много, можешь и с Джессапом поделиться, – предложил Кориолан. – Хотя вроде бы Лисистрата принесла ему еды.

– Увы, он совсем перестал есть. – Люси Грей бросила на Джессапа встревоженный взгляд. – Нервничает, наверное. Кстати, он и ведет себя странно. Конечно, все мы сейчас несем полнейший бред…

– Например? – спросил Кориолан.

– Например, вчера ночью Рипер извинился за то, что ему придется нас убить, – поделилась Люси Грей. – И обещал загладить свою вину перед нами, когда победит. Собирается отомстить Капитолию, хотя и непонятно, как именно.

Кориолан бросил взгляд на Рипера, который, оказывается, не только отличался физической силой, но и мозги умел пудрить.

– И что вы ему ответили?

– А что тут ответишь? Джессап плюнул ему в лицо. Я сказала, что игра не кончена, пока не пропоет сойка-пересмешница, однако он меня не понял. Наверное, ему так легче. Мы все немного не в себе. Прощаться с жизнью нелегко… – Нижняя губа девушки задрожала, и Люси Грей отодвинула сэндвич в сторону, даже не откусив.

Почувствовав, что беседа принимает мрачный оборот, Кориолан направил ее в другое русло.

– К счастью, тебе и не придется. Представляешь, ты заработала подарков в три раза больше, чем все остальные!

Люси Грей удивленно вздернула брови.

– В три раза?!

– Да! Ты непременно победишь! Я все продумал. Как только ударят в гонг, беги. Беги изо всех сил! Заберись на трибуны. Найди хорошее укрытие. Я буду посылать тебе еду. Главное – продержись до тех пор, пока остальные не перебьют друг друга или не умрут с голоду. У тебя все получится!

– Думаешь? Знаю, я заставила тебя поверить в мои силы, и вот вчера ночью я представила, что ждет меня на арене. Бежать особо некуда. Кругом оружие. Рипер, готовый убивать всех подряд. Хотя днем все кажется не таким безнадежным, с наступлением темноты становится очень страшно… – Внезапно по ее лицу покатились слезы. Люси Грей впервые не смогла их сдержать. На помосте, когда ее ударил мэр, или когда Кориолан принес ей хлебный пудинг, она едва не заплакала, однако справилась. Теперь же плотину прорвало.

При виде ее беспомощности у Кориолана защемило в груди, и он ощутил, насколько беспомощен сам.

– Эх, Люси Грей…

– Не хочу умирать, – прошептала она.

Кориолан утер с ее лица слезы.

– Я не дам тебе умереть! – Люси Грей всхлипнула. – Слышишь, я не дам тебе умереть!

– А стоило бы. От меня одни неприятности, – с трудом проговорила она. – Я только и делаю, что подвергаю тебя опасности и ем твою еду. И с балладой не угодила! Завтра ты от меня избавишься.

– Завтра я с ума сойду! Люси Грей Бэйрд, помнишь мои слова о том, что ты нужна мне? Тогда я говорил про тебя не как про трибута. Я имел в виду тебя как человека, как моего друга, как мою… – Как это называется? Возлюбленная? Девушка? Кориолан был не вправе претендовать ни на что, кроме банальной влюбленности, которая к тому же могла оказаться неразделенной. Впрочем, что ему терять? – Твоя баллада заставила меня ревновать, ведь я хотел, чтобы ты думала обо мне, а не о каком-то парне из прошлого. Глупо, знаю. Ты – невероятная! Правда! Ты уникальна во всех отношениях! И я… – Глаза его наполнились слезами, но ему кое-как удалось проморгаться. Он должен быть сильным, ради них обоих. – И я не хочу тебя потерять. Я отказываюсь тебя терять! Прошу, не плачь.

– Прости! Прости! Я не буду. Просто мне так одиноко, – призналась она.

– Ты не одна. – Кориолан взял ее за руку. – И на арене тоже будешь не одна – мы будем вместе! Я буду с тобой каждый миг. Я глаз с тебя не сведу. Люси Грей, мы победим. Обещаю!

Люси Грей вцепилась в его руку.

– Тебя послушать, и все кажется возможным.

– Не просто возможным, – заверил он, – а вполне вероятным. Если будешь следовать нашему плану, то победа неизбежна!

– Ты правда в это веришь? – спросила Люси Грей, вглядываясь в его лицо. – Если да, то я точно справлюсь.

К счастью, Кориолан подготовился заранее. Он еще сомневался, учитывая возможный риск, но не мог оставить ее без поддержки. Это был вопрос чести. Девушка принадлежала ему, она спасла его от смерти, и теперь он должен сделать все, чтобы ее спасти.

– Послушай! Ты меня слышишь? – Хотя Люси Грей все еще плакала, рыдания постепенно перешли в тихие прерывистые всхлипы. – Моя мать оставила мне кое-что перед смертью. Это мое самое большое сокровище. Возьми его с собой на арену, и оно принесет тебе удачу. Учти, я отдаю его на время, потом заберу. Иначе никак! – Кориолан полез в карман, что-то достал и протянул Люси Грей. На ладони, сверкая в лучах заходящего солнца, лежала серебряная пудреница его матери.

При виде нее Люси Грей изумленно открыла рот, хотя впечатлить ее было не так-то легко. Она дотронулась до изящно выгравированной на крышке розы, погладила старинное серебро и с сожалением отдернула руку.

– Нет, я не возьму. Она слишком прекрасна! Спасибо, что предложил, Кориолан.

– Уверена? – спросил он, поддразнивая ее, нажал на кнопочку и протянул пудреницу так, чтобы девушка увидела свое отражение в зеркальце.

Люси Грей глубоко вздохнула и рассмеялась.

– Ну вот, теперь ты играешь на моей слабости. – И это было правдой. Она всегда относилась к своей внешности внимательно. Без лишней суеты, и в то же время заботилась о том, как выглядит. Люси Грей заметила под зеркальцем пустоту, хотя всего час назад там находился ароматный порошок. – Здесь была пудра?

– Да, но… – начал Кориолан и умолк. Если он скажет, то пути назад уже не будет. С другой стороны, если не скажет, то может потерять ее навсегда. Он понизил голос до шепота: – Я подумал, у тебя найдется, что туда насыпать.

Глава 13

Люси Грей поняла сразу. Бросив взгляд на миротворцев, которые не обращали на них никакого внимания, она наклонилась и понюхала пудреницу.

– М-м, запах еще не выветрился. Прелестно!

– Пахнет розами, – сказал Кориолан.

– Как и ты, – заметила она. – Такое чувство, словно беру с собой тебя.

– Ну же, – продолжал настаивать Кориолан. – Возьми!

Люси Грей утерла слезы тыльной стороной ладони.

– Ладно, только на время. – Она взяла пудреницу, сунула в карман и похлопала по нему. – Это поможет мне мыслить здраво. Почему-то победа в Играх кажется слишком невероятной, я не могу этого даже вообразить. Если скажу себе: «Ты должна вернуть эту вещь Кориолану», то будет, на чем сосредоточиться.

Они поговорили еще немного, в основном про устройство арены и где лучше всего спрятаться. Кориолану удалось убедить Люси Грей съесть половину сэндвича и целый персик, прежде чем профессор Серп дунула в свисток. Он и сам не понял, как это произошло, видимо, оба поднялись одновременно, шагнули навстречу друг другу, и вдруг Кориолан обнаружил, что крепко сжимает Люси Грей в объятиях.

– На арене я буду думать только о тебе, – прошептала она.

– Как насчет того парня из Двенадцатого? – полушутя-полусерьезно спросил Кориолан.

– Он убил все чувства, которые у меня к нему были, – заявила Люси Грей. – Единственный парень, для которого есть место в моем сердце, – это ты.

И тогда она его поцеловала. Не в щеку. В губы! И на него пахнуло персиками и розовой пудрой. Прикосновение мягких теплых губ заставило Кориолана вздрогнуть. Вместо того чтобы отпрянуть, он прижал девушку к себе еще крепче. Так вот о чем столько говорят! Вот что сводит людей с ума!.. Когда они наконец отстранились друг от друга, Кориолан сделал глубокий вдох, словно поднялся на поверхность из глубины. Люси Грей распахнула ресницы, и ее взгляд был таким же радостно-изумленным, как, наверно, и у него. Они одновременно потянулись за еще одним поцелуем, но тут вмешались миротворцы и увели ее.

На выходе Фест поддел Кориолана:

– Жаркое у вас получилось прощание!

Кориолан небрежно пожал плечами.

– Такой уж я неотразимый.

– Похоже на то, – кивнул Фест. – Я пытался похлопать свою девушку по плечу, а она мне чуть руку не сломала.

От поцелуя у Кориолана кружилась голова. Вне всякого сомнения, он перешел черту, однако ничуть не жалел… Это было потрясающе! Он шел домой один, смакуя горько-сладкое расставание, и поражался собственной смелости. Кто знает, может, он и нарушил пару правил, вручив девушке пудреницу и намекнув наполнить ее крысиным ядом. Даже если так, оно того стоило! Он сделал это ради нее. И не собирался рассказывать никому, даже Тигрис.

Вряд ли это сильно изменит ход Игр. Чтобы отравить другого трибута, нужна сообразительность и удача. Ума Люси Грей не занимать, особой невезучестью она тоже вроде бы не отличается. Яд действует, если его проглотить, значит, от Кориолана потребуется снабдить ее едой – для приманки. Теперь он чувствовал себя более уверенно, потому что просто сидеть и наблюдать было невыносимо.

После того как Мадам-Бабушка легла спать, Кориолан открылся Тигрис.

– Думаю, она в меня влюблена.

– Конечно! А что к ней чувствуешь ты? – спросила кузина.

– Не знаю, – пожал плечами он. – Я поцеловал ее на прощанье.

Тигрис подняла брови.

– В щеку?

– Нет. В губы.

Кориолан задумался, как бы получше ей объяснить, но ничего кроме «она не такая, как другие» в голову не пришло. Опыта общения с девушками у него было совсем немного, с любовью дело обстояло еще хуже. Главный приоритет для них с Тигрис – скрывать плачевное положение Сноу. Они редко приглашали в свои апартаменты гостей, даже когда Тигрис влюбилась на последнем году обучения в Академии. Ее нежелание приводить любимого домой тот воспринял как холодность, и это стало причиной разрыва. Кориолан сделал вывод: слишком тесные отношения заводить не стоит. Он нравился многим одноклассницам, однако успешно держал их на расстоянии. Сломанный лифт служил хорошим оправданием, да и Мадам-Бабушка, сама того не зная, обзавелась несколькими вымышленными недугами, которые требовали абсолютного покоя. В прошлом году, правда, случился один эпизод в переулке за вокзалом, хотя к любви он не имел никакого отношения: Кориолан повелся на подначку Феста и заодно приобрел репутацию парня бывалого.

Увы, Люси Грей была трибутом, отправляющимся на арену. И даже если бы обстоятельства сложились иначе, она так и осталась бы девушкой из дистрикта. Те, кто живут не в Капитолии, – граждане второго сорта. Люди и в то же время животные. Бесформенная масса несчастных дикарей, чья участь Кориолана никогда особо не интересовала. Похоже, из этого правила существует исключение – Люси Грей Бэйрд. Личность, которая трудно поддается определению. Редкая птица, как и он сам. В противном случае вряд ли от ее поцелуя у него подогнулись бы колени.

В ту ночь Кориолан уснул, прокручивая в голове прощальный поцелуй…

Утро Голодных игр выдалось ясным и солнечным. Кориолан привел себя в порядок, позавтракал и отправился по жаре на студию «Новостей Капитолия». Он отказался от толстого слоя грима, как у Счастливчика, позволив лишь слегка напудрить себе лицо, чтобы не потеть перед камерами. Спокойный и невозмутимый – вот каким должен выглядеть настоящий Сноу. Пудра пахла сладко, но ей не хватало изысканности материной пудры, которую он бережно спрятал в ящик с носками в своем шкафу.

– Доброе утро, мистер Сноу. – Голос доктора Галл вырвал его из размышлений. Конечно, она тоже находилась в студии. Где же еще ей быть в день открытия Голодных игр?

Как ни странно, директор Хайботтом также решил почтить их своим присутствием, и его мутные глаза уставились на Кориолана.

– Мы слышали, вчера имела место весьма трогательная сцена прощания с трибутом.

Фу! Можно ли вообразить кого-нибудь менее пригодного для любви, чем эта парочка? Откуда они вообще узнали? Профессор Серп на сплетницу вроде бы не похожа, тогда кто же разнес новость? Вероятно, тот поцелуй видели почти все менторы…

Ну и ладно! Эта парочка не выведет его из себя.

– Как справедливо заметила доктор Галл, эмоции сейчас зашкаливают.

– Да, и очень жаль, что твоя девушка едва ли протянет до вечера, – покачала головой доктор Галл.

Как же Кориолан их ненавидел! Вечно они злорадствуют! Однако пришлось ограничиться небрежным пожатием плечами.

– Как говорится, ничего не кончено, пока не пропоет сойка-пересмешница. – При виде недоумения на их лицах ему стало приятно. От расспросов им пришлось воздержаться, потому что подошел Рем Дулиттл и сообщил о смерти трибута из Дистрикта-5. Ветеринар сделал все, что мог, но прошлой ночью тот умер из-за осложнений, вызванных астмой или чем-то подобным. Директор Хайботтом и доктор Галл ушли, чтобы объявить об очередной потере.

Как Кориолан ни старался, он не мог вспомнить ни этого юношу, ни его ментора. Готовясь к открытию Игр, он обновил список участников, выданный профессором Демиглосом. Удобства ради он решил вычеркивать выбывшие команды независимо от того, что с ними случилось. Кориолан вовсе не был бессердечным, просто стремился избежать путаницы. Он вынул листок из сумки, чтобы отметить новую жертву.

Дистрикт-1

Юноша (Фесит) – Ливия Кардью

Девушка (Велверин) – Пальмира Монти

Дистрикт-2

Юноша (Марк) – Сеян Плинт

Девушка (Сабина) – Флора Френд

Дистрикт-3

Юноша (Серк) – Ио Джаспер

Девушка (Тесли) – Урбан Канвилл

Дистрикт-4

Юноша (Мизен) – Персефона Прайс

Девушка (Коралл) – Фест Крид

Дистрикт-5

Юноша (Хай) – Деннис Флинг

Девушка (Соль) – Ифигения Мосс

Дистрикт-6

Юноша (Отто) – Аполлон Ринг

Девушка (Джинни) – Диана Ринг

Дистрикт-7

Юноша (Трич) – Випсания Серп

Девушка (Ламина) – Плиний Харрингтон

Дистрикт-8

Юноша (Бобин) – Юнона Фиппс

Девушка (Воуви) – Иларий Хевенсби

Дистрикт-9

Юноша (Панло) – Гай Брин

Девушка (Шиф) – Андрокл Андерсон

Дистрикт-10

Юноша (Теннер) – Домиция Уимсвик

Девушка (Бренди) – Арахна Крейн

Дистрикт-11

Юноша (Рипер) – Клеменсия Давкоут

Девушка (Дилл) – Феликс Равинстилл

Дистрикт-12

Юноша (Джессап) – Лисистрата Викерс

Девушка (Люси Грей) – Кориолан Сноу

Количество соперников Люси Грей сократилось до тринадцати. Минус еще один, к тому же юноша. Прекрасная новость.

Менторский список успел помяться, и Кориолан аккуратно сложил его вчетверо, решив хранить во внешнем кармане школьной сумки, чтобы было проще доставать. Внутри неожиданно обнаружился носовой платок, хотя обычно он держал свои платки в карманах одежды. Потом Кориолан сообразил: это же тот самый, которым Люси Грей утирала слезы, когда он принес ей хлебный пудинг. Приятно иметь нечто настолько личное, можно сказать, талисман, в память о ней. Он осторожно положил список рядом с платком.

На предшоу пригласили только тех менторов, которые принимали участие в вечере интервью. Все они по умолчанию стали лицами Голодных игр, даже если их трибуты были аутсайдерами. В углу студии поставили несколько мягких кресел и журнальный столик, повесили слегка кособокую люстру. Большинство менторов принялись заново рассказывать биографии своих трибутов, стараясь как можно лучше расписать их боевые качества, даже если таковых особо не имелось.

На вечере интервью Кориолан отдал все эфирное время песне Люси Грей и теперь был единственным ментором с новым материалом. Довольный Счастливчик Фликермен позволил ему превысить лимит времени. Кориолан по большей части рассказывал про музыкальный ансамбль Люси Грей и всячески подчеркивал, что ее нельзя считать в полной мере жительницей дистрикта, скорее наоборот. Ансамбль имел давнюю историю, все исполнители были артистами, каких теперь редко встретишь, и ничуть не походили на жителей дистриктов. В сущности, если задуматься, они почти капитолийцы, и лишь благодаря несчастливому стечению обстоятельств осели или, что гораздо вероятнее, вынуждены были осесть в Дистрикте-12. Зрители наверняка и сами заметили, что Люси Грей чувствует себя в Капитолии как дома, подчеркнул Кориолан, и Счастливчик согласился, признав, что в этой девушке действительно есть нечто особенное.

Заняв место возле ведущего, Лисистрата бросила на Кориолана сердитый взгляд, значение которого он понял, едва та заговорила. Лисистрата пыталась выставить Джессапа с Люси Грей парой и вызвать симпатию к ним обоим. Хотя Джессап – простой шахтер, разве не ясно зрителям с самого первого совместного поклона на Жатве, что их связывают узы товарищества? Да и кто не заметил бы их необычайной близости, которой так часто не хватает трибутам из одного дистрикта? И вообще, заявила Лисистрата, они весьма преданы друг другу. Учитывая силу Джессапа и способность Люси Грей очаровывать публику, победа в нынешних Голодных играх наверняка останется за Дистриктом-12.

Затем место Лисистраты занял директор Хайботтом и принялся анализировать совместный проект менторов и трибутов с таким видом, словно все это время вовсе не находился под действием наркотика. На самом деле Кориолана даже встревожили его меткие наблюдения. Директор заметил, что вначале ученики Капитолия имели определенные предубеждения против своих подопечных из дистриктов, но за две недели, прошедшие после Жатвы, многие пересмотрели взгляды на жизнь, научились ценить и даже уважать трибутов.

– Как говорится, врага нужно знать. А что поможет в этом лучше, чем совместное участие в Голодных играх? Капитолию удалось победить в войне лишь в результате долгих, тяжелых боевых действий, к тому же недавно на арене прогремели новые взрывы. Полагать, что одной из враждующих сторон не хватает ума, силы или отваги, было бы ошибкой.

– Разве можно сравнивать наших детей и их? – влез Счастливчик. – С первого взгляда ясно, что наши – гораздо лучше!

– С первого взгляда ясно, что наших лучше кормили, одевали и водили к хорошим дантистам, – пояснил директор Хайботтом. – Считать иначе и приписывать им физическое, психическое или моральное превосходство – весьма ошибочно. Подобное высокомерие едва не прикончило нас во время войны.

– Потрясающе, – протянул Счастливчик. – Надо же, какая у вас неординарная точка зрения!

– Благодарю, мистер Фликермен. Вряд ли найдется человек, чье мнение я ценю столь же высоко, как ваше, – с невозмутимым видом проговорил директор.

К удивлению Кориолана, Счастливчик принял похвалу за чистую монету и покраснел от удовольствия.

– Вы очень добры, мистер Хайботтом. Как мы знаем, я всего лишь скромный телеведущий.

– И подающий надежды волшебник, – напомнил ему директор.

– Пожалуй, я готов признать вину! – воскликнул Счастливчик со смехом. – Погодите-ка, что у вас тут? – И он достал из-за уха директора Хайботтома плоскую полосатую конфетку. – Ваше?

Директор Хайботтом даже не подумал ее взять.

– Вот это да! Откуда?

– Ловкость рук, – ответил ведущий с хитрой усмешкой, – и никакого мошенничества.

В Академию Кориолан возвращался в одном автомобиле с Феликсом Равинстиллом и директором Хайботтомом, которые, видимо, часто встречались в обществе и теперь радостно болтали, не обращая внимания на попутчика. И он задумался о словах директора про людей в дистриктах. Якобы они, по сути, равны тем, кто живет в Капитолии, только находятся в худшем материальном положении. Идея слишком радикальная, чтобы высказывать ее открыто. Конечно, Мадам-Бабушка и многие другие с ним ни за что не согласятся. К тому же теперь попытка Кориолана отграничить Люси Грей от жителей дистриктов выглядела по меньшей мере жалко. Хотел бы он знать, насколько его мотивы обусловлены выигрышной стратегией и насколько отражают смятение, в котором он находится из-за нежных чувств к своему трибуту.

На входе в зал Феликс отвлекся на репортеров, и тут на плечо Кориолану легла рука.

– Как зовут твоего друга, ментора Второго? Ну, того эмоционального парнишку? – спросил директор Хайботтом.

– Сеян Плинт, – ответил Кориолан. Собственно, друзьями они вовсе не были, но директора это не касалось.

– Пожалуй, лучше ему сесть поближе к выходу. – Директор вынул из кармана бутылочку, нырнул за ближайшую колонну и вытряхнул несколько капель морфлинга себе в рот.

Прежде, чем Кориолан успел позаботиться о Сеяне, к нему подлетела рассерженная Лисистрата.

– Честное слово, Кориолан, мог бы хоть немного со мной посоветоваться! Джессап во всеуслышание называет Люси Грей своей союзницей!

– Откуда мне было знать, что ты задумала? Поверь, я вовсе не хотел тебя подставить! Если нам выпадет еще один шанс, я непременно стану работать в команде, – пообещал он.

– Что-то я сильно сомневаюсь, – сердито буркнула она.

Сатирия пробилась сквозь толпу и только подлила масла в огонь:

– Какое удачное интервью, мой милый! Я сама чуть не поверила, что твоя девушка – уроженка Капитолия!.. А теперь пошли со мной. Ты тоже, Лисистрата. Вам нужно получить значки и коммуникаторы.

Она повела их через зал, который в этом году буквально гудел от радостного предвкушения. Многие желали Кориолану удачи, поздравляли с успешным интервью. Ему нравилось внимание, однако было во всем этом нечто тревожное. В прошлом открытие Игр проходило без всякой шумихи, люди избегали смотреть друг другу в глаза и лишний раз рта не раскрывали. Теперь же толпа волновалась, словно предвкушая любимое развлечение.

За отдельным столом распорядитель вручал менторам экипировку. Всем выдали ярко-желтые значки со словом «ментор», чтобы носить его на шее, а тем, чьи трибуты еще участвовали в Играх, полагались коммуникаторы – предмет зависти тех, чьи подопечные выбыли. Во время войны и послевоенной разрухи граждане Панема лишились практически всех личных устройств, потому что производство сосредоточилось на первоочередных потребностях. Даже простые средства связи стали редкостью. Коммуникаторы крепились на запястье и имели маленький дисплей, на котором красным мигал перечень подарков от спонсоров. Все, что ментору требовалось сделать, – пролистать список продуктов, выбрать нужный и щелкнуть по нему дважды, чтобы распорядитель организовал доставку с помощью беспилотника. Некоторые трибуты подарков не заработали. Хотя Рипер участия в вечере интервью не принял, спонсоры помнили его по представлению в зоопарке. Клеменсия так и не появилась, и ее коммуникатор сиротливо лежал на столе, притягивая жадные взгляды Ливии.

Кориолан отвел Лисистрату в сторонку и показал ей свой список подарков.

– Послушай, у меня тут целая куча всего. Раз уж наши трибуты объединились, я буду посылать еду им обоим.

– Спасибо, я тоже. Извини, я вовсе не хотела с тобой ссориться. Ты не виноват, мне самой следовало поднять этот вопрос. – Она понизила голос до шепота: – Понимаешь… вчера мне не спалось, я все думала, как выдержать до конца. Знаю, Игры устраивают в наказание дистриктам, но разве мы недостаточно их наказали? Сколько можно затягивать войну?

– Доктор Галл считает, что вечно, – ответил Кориолан. – В классе она об этом уже говорила.

– Дело не в ней одной. Только посмотри! – Лисистрата указала на веселящуюся публику. – Это же отвратительно!

Кориолан попытался ее успокоить.

– Моя кузина велела помнить о том, что не мы это устроили. Мы еще просто дети.

– Знаешь, от этого ничуть не легче. Ты ведь понимаешь, что нас с тобой используют? – грустно спросила Лисистрата. – А трое наших одноклассников мертвы…

Используют? Кориолан всегда считал, что быть ментором – большая честь. Возможность послужить Капитолию и немного прославиться. Хотя отчасти Лисистрата права. Если дело неблагородное, то и участвовать в нем бесчестно. Он внезапно понял, что им манипулировали, и ощутил свою беспомощность. Словно он сам скорее трибут, чем ментор.

– Скажи мне, что это закончится быстро, – попросила Лисистрата.

– Скоро все закончится, – заверил ее Кориолан. – Хочешь, сядем вместе? Тогда сможем лучше управляться с подарками.

– Давай, – кивнула она.

К этому времени собралась вся школа. Кориолан с Лисистратой протиснулись сквозь толпу в переднюю часть зала, где стояли двадцать четыре кресла для менторов. Явиться должны были все, независимо от того, остались их трибуты живы или нет.

– Прошу, только не на первый ряд! – взмолилась Лисистрата. – Не хочу, чтобы камера уткнулась мне прямо в лицо, когда моего Джессапа убьют.

Конечно, она была права. Стоит трибуту погибнуть, как камеру тут же наведут на его ментора. Если Люси Грей умрет, Кориолана непременно покажут крупным планом.

Кориолан внял ее просьбе и отвел Лисистрату к заднему ряду. Они уселись, и он посмотрел на огромный экран, где Счастливчик Фликермен выступал в роли туристического гида по дистриктам: перечислял виды промышленности, сдабривая скучные факты погодой и фокусами. Для Счастливчика Голодные игры стали звездным часом, и, рассказывая про Дистрикт-5, чьей специализацией была энергетика, он не преминул задействовать какой-то хитрый прибор, от которого волосы у него встали дыбом.

– Я прямо-таки искрюсь! – радостно выпалил он.

– Какой придурок! – пробормотала Лисистрата и вдруг отвлеклась. – Вот уж не думала, что от гриппа бывают такие ужасные последствия!

Кориолан проследил за ее взглядом до стола, где Клеменсия как раз получила значок и коммуникатор. Она пристально оглядывала зал в поисках кого-то… О нет, она ищет именно его! Едва их глаза встретились, как Клеменсия ринулась прямиком к заднему ряду кресел, и вид у нее был отнюдь не радостный. Ярко-желтая радужка вылиняла до блеклого оттенка цветочной пыльцы, покрытый чешуей участок тела скрывала белая блузка с высоким воротником и длинными рукавами, и все же несмотря на это Клеменсия буквально излучала немочь. Кожа на лице шелушилась, и девушка постоянно почесывалась; язык то высовывался изо рта, то деловито обшаривал внутреннюю сторону щеки. Клеменсия прошла по предпоследнему ряду, остановилась прямо перед Кориоланом и молча стояла, между делом стряхивая с лица кусочки кожи.

– Спасибо, что навестил, Корио! – выпалила Клеменсия.

– Клемми, я собирался, но мне ведь и самому изрядно досталось… – начал объяснять он.

Договорить она не дала.

– Спасибо, что связался с моими родителями! Спасибо, что сообщил им, куда я делась!

Лисистрата посмотрела на нее озадаченно.

– Мы все знали, где ты, Клем. Врачи сказали, что навещать тебя нельзя, потому что ты заразная. Я пыталась позвонить, но мне сообщили, что ты спишь.

Кориолан решил придерживаться той же версии.

– Я тоже пытался, Клемми. Неоднократно. Врачи постоянно давали мне от ворот поворот. А что касается твоих родителей, то доктор меня заверил: они уже на пути в больницу. – Хотя ничего из этого не было правдой, что еще он мог ей сказать? Очевидно, змеиный яд совсем выбил Клеменсию из душевного равновесия, иначе вряд ли бы она стала вести себя так на публике. – Если был не прав, извини. Повторяю, мне и самому изрядно досталось.

– Да неужели? На интервью ты выглядел превосходно! И ты, и твой трибут.

– Полегче, Клем. Он же не виноват, что ты заболела! – вмешался Фест, который слышал большую часть разговора.

– Заткнись! Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! – выпалила Клеменсия и бросилась прочь, к креслам первого ряда.

Фест сел возле Лисистраты.

– Что с ней такое? И с кожей проблемы, как будто она линяет.

– Мы все сейчас не в себе, – пожала плечами Лисистрата.

– И все же Клем на себя не похожа. Интересно, что… – начал Фест.

– Сеян! – окликнул Кориолан, радуясь возможности сменить тему разговора, и похлопал по свободному креслу. – Иди к нам!

– Спасибо, – сказал Сеян, плюхнувшись на место с краю. Вид у него был нездоровый, глаза лихорадочно блестели.

Лисистрата перегнулась через Кориолана и пожала Плинту руку.

– Чем скорее начнется, тем скорее закончится.

– До следующего года, – мрачно напомнил он, с благодарностью похлопав ее по руке.

Ученикам велели занять свои места, но не успели они рассесться, как на экранах возник герб Капитолия, и гимн поднял всех на ноги. Голос Кориолана перекрывал неуверенное бормотание остальных менторов, которые до сих пор не удосужились выучить слова. Неужели так трудно приложить хоть немного усилий?!

Когда Счастливчик Фликермен вернулся и вытянул руки в приветственном жесте, Кориолан заметил на его ладони смазанный след от конфетки.

– Леди и джентльмены, Десятые Голодные игры объявляются открытыми!

На экранах появилось изображение арены. Четырнадцать трибутов, которые оставались в списке Кориолана, построились на большом круге и ждали удара гонга. Однако никто не обращал внимания ни на них, ни на следы от недавних взрывов на поле, ни на оружие, сваленное кучей на пыльной земле, ни на флаг Панема, висевший на трибуне, – новый декоративный штрих от распорядителей.

Все взгляды следовали за камерой, которая медленно приближалась к двум стальным столбам, расположенным неподалеку от главного входа на арену. Двадцать футов в высоту, посередине – поперечная перекладина той же длины. В центре конструкции висел закованный в кандалы Марк, такой избитый и окровавленный, что сперва Кориолан принял его за труп. Потом распухшие губы трибута шевельнулись, обнажив сломанные зубы, и всем стало ясно, что он еще жив.

Глава 14

Кориолана замутило. Жуткое зрелище! Будь то собака, обезьяна или даже крыса, но человек… Юноша, чье преступление заключалось лишь в том, что он бежал, спасая свою жизнь. Ладно бы Марк ринулся на улицы Капитолия убивать всех и вся, так ведь нет – ни о чем подобном в новостях не сообщали! Кориолан мысленно вернулся к похоронным процессиям. Прежде на всеобщее обозрение выставляли лишь трупы врагов – Бренди на крюке, привязанные к лошадям мертвые беглецы. Голодные игры – по-своему гениальный способ стравливать друг с другом ребятишек из дистриктов, благодаря которому жителям столицы не приходилось марать руки самим. Пытки Марка стали событием беспрецедентным. Под чутким руководством доктора Галл Капитолий вышел на новый уровень возмездия…

Праздничная атмосфера, царившая в Хевенсби-холле, развеялась без следа. Микрофонов на арене почти не было, не считая нескольких устройств вокруг овальной стены, и хрипы Марка до них не долетали. Кориолан отчаянно ждал удара гонга, по которому трибуты смогут покинуть стартовые позиции, но распорядители намеренно затягивали паузу.

Сидевшего рядом Сеяна буквально трясло от ярости. Кориолан хотел успокаивающе похлопать его по плечу, но не успел. Сеян сорвался с места, ринулся вперед по проходу. В выделенной для менторов зоне пять кресел первого ряда пустовали – видимо, после гибели учеников никто не догадался их убрать. Сеян схватил одно и швырнул прямо в экран, на котором застыло искаженное лицо Марка, взятое крупным планом.

– Чудовища! – прокричал он. – Вы все тут чудовища!

Сеян бросился к выходу. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы его остановить.

Прозвучал гонг, и трибуты кинулись врассыпную. Большинство побежало к воротам, что вели к тоннелям, входы в которые открылись благодаря недавним взрывам. Судорожно вцепившись в край сиденья, Кориолан смотрел, как Люси Грей в ярком платье несется к дальнему краю арены. «Беги! Убирайся с поля поскорее!» Несколько самых сильных трибутов ринулись за оружием. Теннер, Коралл и Джессап схватили, что могли, и разбежались в разные стороны. Остался лишь Рипер, вооруженный вилами и длинным ножом. К тому времени, как он приготовился к схватке, поле опустело. Рослый трибут недоуменно посмотрел вслед противникам, тряхнул головой и полез на ближайшую трибуну, чтобы начать охоту.

Распорядители Игр воспользовались паузой и переключили трансляцию на Счастливчика в студии.

– Хотел сделать ставку, но не смог дойти до почты? Наконец определился с выбором трибута? – Внизу экрана замигали цифры. – Теперь мы принимаем ставки по телефону! Просто набери номер, сообщи свои данные, имя трибута и сумму, которую хочешь поставить или подарить, и ты в игре! Если же хочешь сделать ставку лично, приходи на почту с восьми утра до восьми вечера. Ну же, не пропусти исторический момент! У тебя есть шанс поддержать Капитолий и подзаработать деньжат! Прими участие в Голодных играх и стань победителем!.. А теперь вернемся на арену.

Рипер, побродив немного по трибунам, тоже скрылся из виду. Центром внимания снова стал истерзанный Марк.

– Может, тебе сходить за Сеяном? – шепотом спросила Лисистрата.

– Думаю, ему лучше побыть одному, – тихо ответил Кориолан.

На самом деле он не хотел привлекать к себе внимание доктора Галл и лишний раз появляться на публике в компании Сеяна. Ни к чему людям считать, что они лучшие друзья. Одно дело – раздавать трибутам сэндвичи, и совсем другое – швыряться креслами. Последствия могут быть серьезными. У него и без Сеяна своих проблем хватало.

Долгих полчаса не происходило ровным счетом ничего, и наконец внимание зрителей было вознаграждено. Главные ворота серьезно пострадали от недавних взрывов, и прямо под табло пришлось построить баррикаду. Сложенное из нескольких слоев бетонных плит, досок и колючей проволоки сооружение маячило, как бельмо на глазу, и служило напоминанием о нападении повстанцев, поэтому распорядители старались не снимать его лишний раз. Однако в отсутствие динамики на арене им пришлось показать тощую длинноногую девушку, выползающую из-за укрепления.

– Это же Ламина! – воскликнул Щенок, обращаясь к Ливии, которая сидела возле него, через пару рядов от Кориолана.

Трибут Щенка Кориолану не запомнился. Неприметная девчонка, проплакала всю первую встречу. Ментор не смог подготовить ее к интервью и упустил шанс привлечь внимание спонсоров. Из какого же она дистрикта? Вроде из Пятого…

Резкий голос за кадром помог ему вспомнить.

– И вот мы видим пятнадцатилетнюю Ламину из Дистрикта-7, – объявил Счастливчик, – подопечную Плиния Харрингтона. Дистрикт-7 имеет честь снабжать Капитолий древесиной, которая использовалась для починки нашей любимой арены!

Щурясь от яркого солнца, Ламина оглядела изувеченного Марка. Летний ветерок трепал ее белокурые, легкие как пух волосы. Платье напоминало мешок из-под муки, перехваченный на поясе веревкой, голые ноги были искусаны насекомыми. Без лишней спешки Ламина подошла к груде оружия, выбрала сначала нож, потом топорик и проверила пальцем лезвия на остроту. Нож она сунула за пояс, топорик покачала, проверяя, как он лежит в руке, подошла к столбу и провела пальцем по ржавой поверхности с остатками краски. Кориолан подумал, что девушка из лесозаготовительного дистрикта попытается его срубить, но та зажала рукоять топора зубами и начала взбираться вверх, обхватив столб коленями и мозолистыми ступнями. Ламина поднималась легко и непринужденно, как гусеница, и лишь тот, кто провел немало часов, взбираясь по канату в школьном спортзале, знал, сколько сил на это требуется.

Добравшись до верха, девушка-трибут встала на ноги и сунула топор за пояс. Хотя поперечная перекладина была не толще шести дюймов, Ламина с легкостью прошлась по ней до того места, где висел Марк. Оседлав перекладину, она обхватила ее лодыжками, чтобы не упасть, и склонилась к его разбитой голове. Ее слова не долетели до микрофонов, но Марк услышал, и его губы шевельнулись в ответ. Ламина выпрямилась, обдумывая ситуацию. Затем собралась с духом, свесилась с перекладины и ударила Марка топором по шее. Удар. Еще удар. С третьего раза ей удалось перерубить артерию, и кровь хлынула потоком. Усевшись прямо, Ламина тщательно вытерла руки о платье и уставилась вдаль.

– Умница! – вскричал Щенок, внезапно появившись на большом экране в Хевенсби-холле в прямом эфире. Кориолан мельком увидел себя на заднем плане и расправил плечи. Щенок ухмыльнулся, обнажив застрявшие в брекетах остатки завтрака, и сделал победный жест кулаком. – Да! Первое убийство! Мой трибут, Ламина, из Дистрикта-7, – объявил он в камеру и поднял руку с коммуникатором. – Делайте ставки! Никогда не поздно поддержать достойного игрока и послать ему подарок!

На экране снова замигал телефонный номер, и коммуникатор Щенка несколько раз звякнул – Ламина получила немало подарков от спонсоров. Голодные игры оказались гораздо более динамичными и непредсказуемыми, чем предполагал Кориолан. «Проснись! – велел он себе. – Ты не зритель, ты – ментор!»

– Спасибо! – Щенок помахал зрителям. – Она заслужила поощрение.

Экран показывал Ламину крупным планом. Зрители с предвкушением ждали первой попытки доставить трибуту подарок. Прошла минута, пять минут… Кориолан начал подозревать, что современные технологии подвели распорядителей, и тут над ареной возник беспилотник с бутылочкой воды, зажатой в цепких лапках, и устремился к Ламине. Он петлял, терял высоту и даже менял курс, а потом врезался в перекладину в добрых десяти футах от цели и рухнул вниз, как прихлопнутое насекомое. Бутылка разбилась вдребезги, вода мигом впиталась в сухую землю.

Ламина осталась безучастной, будто ничего иного и не ожидала, но Щенок возмущенно завопил: «Погодите, так нечестно! За нее, между прочим, большие деньги заплачены!» Толпа одобрительно загудела. Минут через десять появился второй беспилотник, и на этот раз Ламине удалось выхватить бутылку до того, как аппарат упал, разделив печальную судьбу своего предшественника.

Время от времени девушка делала глоток-другой, кроме этого на арене не происходило ровным счетом ничего, за исключением нашествия мух, облепивших тело Марка. Периодически звякал коммуникатор Щенка: приходили дополнительные подарки его трибуту. Похоже, ей нравилось сидеть на перекладине в двадцати футах над землей. Неплохая стратегия, кстати. И куда безопаснее, чем внизу. В первый же час Ламина показала себя достойным соперником.

Время шло. Трибуты попрятались и не спешили проявлять себя в качестве охотников. Иногда по трибунам одиноко бродил Рипер. Если бы не Марк с Ламиной, устроившие неплохое представление, то открытие Игр можно было бы считать самым вялым за всю их историю. Многие сильные трибуты погибли еще до начала, и теперь основную массу участников составляли жертвы, а не хищники.

Изображение арены ужали до квадратика в углу экрана, и слово взял Счастливчик, который принялся рассказывать про дистрикты, для разнообразия перемежая свою болтовню прогнозами погоды. Прежде на Голодных играх не было постоянного ведущего, и новая роль давалась ему нелегко. Когда Теннер выбрался из укрытия и пошел по верхнему ряду трибун, Счастливчик возбужденно повысил голос, но трибут всего лишь немного погрелся на солнышке и вновь исчез из виду.

В глубине Хевенсби-холла раздался шум, и в проходе появился Липид Мальвазия в сопровождении операторов. Он пригласил Щенка пройти с ним и взял у него интервью в прямом эфире. Не задействованный ранее ментор выболтал про своего трибута все мыслимые и немыслимые подробности, причем некоторые из них явно сочинил сам, как подозревал Кориолан.

В таком ключе прошло все утро: короткие интервью с менторами перемежались длинными периодами бездействия на арене. Перерыву на обед обрадовались все.

– А ты говорил, что все закончится быстро, – укоризненно прошептала Лисистрата, стоя в очереди за сэндвичами с беконом.

– Ничего, скоро все изменится, – пообещал Кориолан. – Как же иначе?

После обеда не изменилось ничего. За долгий жаркий полдень зрителям посчастливилось увидеть лишь несколько трибутов, мелькнувших в кадре, и четверку стервятников, лениво покруживших над Марком. Ламине удалось перерубить путы, и тело упало на землю. Полученный в награду хлеб она покрошила, скатала в шарики и съела за один раз. Потом растянулась на животе, привязала себя веревкой-поясом к перекладине и задремала.

«Новости Капитолия» решили переключиться на площадь перед ареной, где установили киоски для продажи напитков и сладостей, к удовольствию зрителей, которые пришли смотреть Игры на двух больших экранах по обе стороны от главного входа. За неимением более интересных зрелищ, все внимание сосредоточилось на двух собаках, чьи владельцы нарядили их в костюмчики, как у Люси Грей и Джессапа. По этому поводу Кориолан испытывал противоречивые чувства – ему не нравилось видеть дурацкого пуделя в оборках, – пока пару раз не звякнул коммуникатор, сообщая о новых подарках от спонсоров. Воистину плохой рекламы не бывает! Однако собаки вскоре умаялись, и хозяева увели их домой.

Ближе к пяти часам изрядно утомленный непрерывной трансляцией Счастливчик представил зрителям доктора Галл. Он в недоумении всплеснул руками и воскликнул:

– Что скажет на это наш Главный распорядитель?

Доктор Галл его проигнорировала и обратилась к зрителям:

– Некоторые, наверное, недоумевают, почему Игры идут так вяло, однако позвольте вам напомнить о событиях последней пары недель. Больше трети трибутов погибли, тех же, кому удалось дотянуть до арены, назвать фаворитами язык не повернется. Если говорить о количестве жертв, то мы идем ноздря в ноздрю с прошлым годом.

– Так и есть, – признал Счастливчик. – Многих, как и меня, наверняка интересует, где трибуты сейчас? Обычно их куда легче увидеть.

– Похоже, вы забыли про недавние взрывы, – напомнила доктор Галл. – В предыдущие годы участки, доступные трибутам, ограничивались полем и трибунами, на прошлой же неделе обнажились входы в лабиринт туннелей под ареной. Голодные игры теперь стали совершенно иными: противника сначала приходится выслеживать, потом извлекать из самых темных закоулков.

– Хм, – разочарованно протянул Счастливчик, – значит, многих трибутов мы уже не увидим?

– Не волнуйтесь, скоро они проголодаются и начнут высовываться из своих норок. Возник новый фактор, способный кардинально изменить привычный ход. Пока зрители снабжают трибутов едой, Игры могут продолжаться вечно.

– Вечно?! – воскликнул Счастливчик.

– Надеюсь, фокусов в рукаве у вас хватит, – усмехнулась доктор Галл. – Кстати, у меня в лаборатории есть славный подопытный кролик, помесь с питбулем. С удовольствием взглянула бы, как вы тащите его из шляпы!

Счастливчик побледнел и выдавил угодливый смешок.

– Спасибо, доктор Галл, лучше не надо! У меня и своих зверюшек хватает.

– Мне его почти жаль, – прошептал Кориолан.

– А мне нет, – отрезала Лисистрата. – Эти двое друг друга стоят.

В пять часов директор Хайботтом распустил учеников по домам, но четырнадцать менторов с уцелевшими трибутами остались, в основном потому, что коммуникаторы работали лишь вблизи станций в Академии или на студии «Новостей Капитолия».

В семь вечера для «своих» устроили ужин, и Кориолан ощутил собственную важность – он находился в самой гуще событий. Свиные отбивные с картофелем были гораздо лучше еды, которая ждала его дома, – еще одна причина желать, чтобы Люси Грей подольше оставалась в живых. Макая хлеб в подливку, Кориолан задумался, голодна ли она. Накладывая себе пирог с черникой и сливками, он отозвал Лисистрату в сторонку для разговора. У их трибутов припасено достаточно еды с прощальной встречи, особенно если к Джессапу не вернулся аппетит, а как насчет воды? Есть ли на арене источник? И если нет, то как послать им воду, не привлекая внимания соперников? Похоже, доктор Галл права: трибуты высунутся из нор, лишь когда им что-нибудь понадобится. Менторам оставалось только сидеть и ждать.

На арене началось движение. Подопечный Ио Джаспера из Дистрикта-3, Серк, выполз из-за баррикады возле главного входа, огляделся и подал кому-то знак. За ним последовала грязная тощая девушка с темными кудряшками. Дремлющая на перекладине Ламина открыла один глаз, оценивая угрозу.

– Не волнуйся, моя милая девочка! – воскликнул Щенок, глядя на экран. – Этим двоим и по лестнице-то не взобраться.

Ламина явно считала так же, поэтому устроилась поудобнее.

В углу экрана возник Счастливчик Фликермен с салфеткой, заткнутой за воротник, и с черничным пятном на подбородке. Он напомнил зрителям, что перед ними трибуты из Дистрикта-3, где производят всякую технику. Серк был тем самым юношей, который заявил на интервью, что умеет разжигать огонь с помощью очков.

– А девушку зовут… – Счастливчик отвел взгляд, чтобы посмотреть на подсказку. – Тесли! Тесли из Третьего! Ее ментор – наш собственный… – Счастливчик снова посмотрел в сторону. – Наш собственный…

– Напрягись хоть чуть-чуть! – проворчал с первого ряда Урбан Канвилл. Его родители были учеными, вроде бы физиками. Урбан отличался столь скверным характером, что его круглые пятерки по математике только раздражали одноклассников.

Кориолан подумал, что Счастливчик до сих пор не пришел в себя после неудачного интервью с доктором Галл.

– Наш собственный Тюрбан Канвилл! – воскликнул Счастливчик.

– Урбан, а не Тюрбан! – возмутился ментор. – Честное слово, они что, не могли найти профессионала?

– К сожалению, мы не видели Тюрбана с Тесли на интервью… – вещал Счастливчик.

– Потому что она отказалась со мной говорить! – выпалил Урбан.

– Похоже, у нее иммунитет против твоих чар, – заметил Фест, вызвав хохот у окружающих.

– Сейчас пошлю что-нибудь Серку. Кто знает, когда он покажется в следующий раз, – объявила Ио, вводя запрос в коммуникатор. Урбан последовал ее примеру.

Серк и Тесли быстро обошли тело Марка и опустились на колени, чтобы рассмотреть разбитые беспилотники. Они ощупали обломки, определяя ущерб, выискивая нужные детали. Серк извлек прямоугольный предмет, похожий на аккумулятор, и показал Тесли большой палец. Девушка-трибут соединила несколько проводков, и лампочки на беспилотнике мигнули. Союзники довольно усмехнулись.

– Ну и ну! – воскликнул Счастливчик. – Смотрите-ка, что происходит!

– Дали бы им пульты, тогда было бы на что посмотреть, – проворчал Урбан уже не так сердито.

Трибуты продолжали изучать сломанные беспилотники, и тут подлетели еще два и сбросили поблизости от них хлеб и воду. Пока юноша и девушка собирали подарки, в глубине арены возник силуэт. Переглянувшись, они схватили по беспилотнику и поспешно бросились под защиту баррикады. Маячивший вдали трибут оказался Рипером, который вернулся в тоннель и вышел, неся что-то на руках. Камеры приблизились, и Кориолан разглядел Дилл, свернувшуюся в позе эмбриона. Она отрешенно таращилась на вечернее солнце, бросавшее пестрые тени на ее посеревшую кожу. Дилл закашлялась, на губах выступила кровь.

– Удивительно, что она дотянула до вечера, – заметил Феликс, не обращаясь ни к кому конкретно.

Рипер обошел руины, оставшиеся от последних взрывов, отыскал солнечное место и положил девушку на обугленную доску. Несмотря на жару, ее била дрожь. Рипер показал на солнце и что-то проговорил, она никак не отреагировала.

– Разве не он обещал всех убить? – спросил Щенок.

– Не такой уж он крутой, – заявил Урбан.

– Девушка – его партнер по дистрикту, – пояснила Лисистрата, – к тому же почти мертвая. Туберкулез.

Все умолкли, так как в Капитолии еще случались вспышки этой болезни. Лечению она почти не поддавалась. Разумеется, в дистриктах смертность от нее была гораздо выше.

Рипер беспокойно заметался, то ли горя желанием вернуться к охоте, то ли не в силах видеть страдания Дилл. Наконец он похлопал ее по плечу и размашистым шагом направился к баррикаде.

– Разве ты ничего ему не пошлешь? – спросила Домиция у Клеменсии.

– За что? Ладно бы он ее добил, а то просто принес. Обойдется! – отрезала Клеменсия.

Кориолан избегал встречи с ней весь день и теперь понял, что не зря. Клеменсия стала на себя не похожа. Наверно, яд серьезно повредил ее мозг.

– Ну, а мне больше ничего не остается. Это ведь ее подарки, – вздохнул Феликс и набрал что-то на своем коммуникаторе.

Беспилотник принес две бутылочки воды, но Дилл их даже не заметила. Зато из тоннеля выскочил юноша с развевающимися черными волосами, который так ловко жонглировал орехами в зоопарке. Он проворно подхватил обе бутылки и скрылся в широкой трещине в стене. За кадром Счастливчик напомнил зрителям: Трич из Дистрикта-7, подопечный Випсании Серп.

– Это жестоко! – осудил Феликс. – Мог бы дать ей глоточек.

– Не жестоко, а разумно, – возразила Випсания. – Сэкономил мне деньги, которых, кстати, не так уж много.

Солнце опустилось к горизонту, и над ареной закружили стервятники. Наконец тело Дилл содрогнулось в последнем приступе кашля, и кровь хлынула на запачканное платье. Кориолана замутило.

Счастливчик Фликермен объявил, что Дилл, трибут из Дистрикта-11, умерла от естественных причин. К сожалению, это означало, что зрители больше не увидят Феликса Равинстилла.

– Липид, мы можем услышать от него пару слов?

Репортер подозвал Феликса и спросил, каково ему покидать Игры.

– На самом деле я ничуть не удивлен. Девушка была на последнем издыхании, когда приехала сюда.

– Думаю, твоя огромная заслуга в том, что она вообще приняла участие в интервью, – сочувственно заметил Липид. – Многим менторам даже этого не удалось.

Кориолан задумался, не связана ли высокая оценка Липида тем, что Феликс – внучатый племянник действующего президента. Впрочем, возник удачный прецедент, своего рода мерило успеха. Даже если Люси Грей не дотянет до утра, Кориолана все равно будут считать выдающимся ментором. А она обязана пережить эту ночь, потом следующую и следующую – пока не победит.

Осыпав Феликса комплиментами, Счастливчик решил подвести итоги.

– На арену опускается ночь, большинство наших трибутов отправились на боковую, чего и вам желаю. Мы будем за ними присматривать, однако вряд ли что-нибудь произойдет до утра. Приятных снов!

Распорядители дали общий план арены – непроглядная мгла с едва заметным силуэтом Ламины на перекладине. После наступления темноты искусственного освещения не предполагалось, а лунный свет хорошего обзора не давал. Директор Хайботтом велел всем отправляться домой и посоветовал в следующий раз захватить с собой зубную щетку и сменную одежду. Феликсу пожали руку и поздравили с хорошо сделанной работой. Говорили искренне – за день менторы успели сплотиться, стали членами особого клуба, который вскоре сократится до одного человека, но при этом скажется на всей их дальнейшей жизни.

По дороге домой Кориолан занялся подсчетами. Теперь Люси Грей нужно пережить всего двенадцать соперников. Судя по примеру Дилл и юноши с астмой, больших усилий это вряд ли потребует. Кориолан вспомнил вчерашнее прощание: как он утирал ей слезы, как обещал помочь выжить, как они целовались. Думает ли она о нем сейчас? Если завтра Люси Грей появится, он сможет послать ей еду и воду. Напомнит зрителям о ее существовании. Во второй половине дня подарков пришло мало, да и те наверняка лишь из-за ее союза с Джессапом. С каждым мрачным эпизодом Голодных игр пленительный образ певчей птички терял свое очарование. Про крысиный яд не знал никто, значит, этим ее положения не упрочишь.

После тяжелого и жаркого дня Кориолан мечтал поскорее принять душ и лечь в постель, но едва он вошел в апартаменты, как его окутал аромат чая с жасмином, который обычно подавали гостям. Кто мог прийти с визитом в такой час? Да еще в день открытия Игр! Для друзей Мадам-Бабушки или соседей слишком поздно, к тому же они никогда не заходили без предварительной договоренности. Значит, случилось нечто непредвиденное.

Сноу редко включали телевизор в парадной гостиной. На экране была все та же темная арена, которую Кориолан видел, покидая вечером Хевенсби-холл. Мадам-Бабушка, набросившая халат поверх ночной рубашки, чопорно восседала у чайного столика на стуле с прямой спинкой, пока Тигрис разливала по чашкам светлую жидкость.

В гостиной сидела миссис Плинт, еще более неряшливая и взъерошенная, чем раньше, и плакала, прижав к лицу носовой платок.

– Вы такие хорошие люди, – всхлипнула она. – Простите, что я свалилась вам как снег на голову!

– Любой друг Кориолана – наш друг, – заверила ее Мадам-Бабушка. – Вы сказали, Плинч?

Кориолан знал, что ей прекрасно известно, кто такая «ма», однако необходимость развлекать гостей в столь поздний час противоречила всем приличиям, которых она придерживалась весьма рьяно.

– Плинт, – поправила женщина. – Плинт.

– Мадам-Бабушка, это она прислала нам ту чудесную запеканку, когда Кориолан пострадал при взрыве, – напомнила Тигрис, похлопав гостью по плечу. Она заметила Кориолана и вздохнула с облегчением. – А вот и мой кузен! Наверное, он что-нибудь знает.

– Миссис Плинт, какая приятная неожиданность! У вас все в порядке? – спросил Кориолан, словно по ней было не видно, что новости дурные.

– Ах, Кориолан! Все очень плохо! Сеян не вернулся домой. Мы знаем, что он ушел из Академии утром, и с тех пор я его не видела. Я так волнуюсь! – воскликнула она. – Случай с Марком стал для него ударом. Тебе что-нибудь известно? Ты не знаешь, где он может быть? Он выглядел расстроенным, когда уходил?

Очевидно, бурная реакция Сеяна, швырянье креслом и гневные обвинения не вышли за пределы Хевенсби-холла.

– Да, мэм, он расстроился. И все же не думаю, что вам следует беспокоиться. Похоже, ему просто нужно выпустить пар. Наверное, он решил пройтись. Я и сам поступил бы так на его месте.

– Уже очень поздно! – продолжала волноваться гостья. – Сеян никогда бы не ушел неизвестно куда, не предупредив свою мамочку!

– Как вы полагаете, куда он мог пойти? Может, заглянул к кому-нибудь в гости? – предположила Тигрис.

Миссис Плинт покачала головой.

– Нет. Нет. Ваш кузен – его единственный друг.

Как печально, подумал Кориолан, совсем не иметь друзей.

– Если бы Сеяну требовалось общение, он пришел бы ко мне. Значит, он просто хочет побыть один и… и привести мысли в порядок. Я уверен, все будет хорошо. Иначе нам бы сообщили…

– Вы спрашивали у миротворцев? – спросила Тигрис.

Миссис Плинт кивнула.

– Они его не видели.

– Вот и отлично! – воскликнул Кориолан. – Значит, ничего не случилось. Может, он уже дома.

– Пожалуй, вам следует съездить и проверить, – с готовностью подхватила Мадам-Бабушка.

Тигрис бросила на нее быстрый взгляд.

– Или просто позвонить.

Однако миссис Плинт уже достаточно успокоилась, чтобы понять намек.

– Нет. Ваша бабушка права. Мне следует быть дома! Да и вам уже пора ложиться.

– Кориолан вас проводит, – твердо сказала Тигрис.

Тот кивнул, потому что кузина не оставила ему выбора.

– Конечно.

– Моя машина стоит на углу. – Миссис Плинт встала и пригладила растрепанные волосы. – Спасибо! Вы очень добры. Большое спасибо!

Она взяла свою огромную сумку и двинулась было к двери, как вдруг уставилась на экран.

Кориолан проследил за ее взглядом и приметил темный силуэт, выскользнувший из-за баррикады и направившийся в сторону Ламины. Высокий юноша с каким-то предметом в руках. Наверное, Рипер или Теннер. Дойдя до тела Марка, он остановился и посмотрел на спящую на перекладине девушку. Похоже, кто-то из трибутов наконец решил до нее добраться. Как ментор, Кориолан был обязан смотреть, но ему не терпелось поскорее избавиться от миссис Плинт.

– Проводить вас до машины? – спросил он. – Сеян наверняка давно в постели.

– Нет, – сдавленно проговорила миссис Плинт. – Нет. – Она кивнула на экран. – Мой мальчик сейчас на арене.

Глава 15

Кориолан сразу понял, что «ма» права. Пожалуй, в таком мраке лишь мать способна признать свое дитя, но благодаря ее подсказке он тоже узнал Сеяна. Знакомые очертания фигуры, легкая сутулость, форма черепа. Белая рубашка едва виднелась в темноте, и на ней Кориолан с трудом разглядел ярко-желтый значок ментора, висевший на шнурке. Как Сеяну удалось пробраться на арену? Впрочем, капитолийский юноша, к тому же ментор, мог и не привлечь особого внимания возле входа, где продавались жареные лепешки и розовый лимонад, где многочисленные зрители смотрели Голодные игры на больших экранах. Может, он просто смешался с толпой или даже воспользовался своим статусом, чтобы отвести подозрения? «С моим трибутом покончено, так что я могу повеселиться!» Позировал для фотографий? Заболтал миротворцев на входе и проскользнул внутрь, когда они отвернулись? Кто мог подумать, что он захочет попасть на арену, и зачем ему это вообще понадобилось?!

На экране темный силуэт опустился на колени и, перевернув Марка на спину, пытался выпрямить ему ноги и сложить руки на груди. Окоченевший труп не поддавался. Сеян что-то вынул из свертка, встал над телом и чем-то на него посыпал.

Кориолан сообразил: то же самое Сеян сделал в зоопарке над телом мертвой девушки-трибута после смерти Арахны.

– Ваш сын там? Что он делает?! – в ужасе воскликнула Мадам-Бабушка.

– Сыплет на тело хлебные крошки, – ответила «ма». – Чтобы у Марка была еда в дороге.

– В какой дороге?! – не поняла Мадам-Бабушка. – Он же мертв!

– Обратно туда, откуда он пришел, – пояснила «ма». – Мы все так делаем дома, когда кто-нибудь умирает.

Кориолану стало мучительно за нее стыдно. Если кому и нужно подтверждение того, что люди в дистриктах совсем неразвиты, то вот оно! Первобытные дикари с примитивными традициями. Сколько хлеба они тратят на эту ерунду? «О нет, он умер от голода! Скорей несите хлеб!»

Внезапно у него возникло щемящее чувство, что предполагаемая дружба с Сеяном принесет ему крупные неприятности. И тут, как нарочно, зазвонил телефон.

– Неужели весь город не спит? – возмутилась Мадам-Бабушка.

– Прошу меня извинить. – Кориолан подошел к телефону в прихожей. – Алло, – сказал он в трубку, отчаянно надеясь, что ошиблись номером.

– Мистер Сноу, это доктор Галл. – У Кориолана все сжалось внутри. – Вы рядом с экраном?

– Вообще-то я только что вернулся домой, – ответил он, пытаясь выиграть время. – Да, телевизор включен. Моя семья его смотрит.

– Что творится с твоим другом? – спросила она.

Кориолан отвернулся и понизил голос:

– Он мне не совсем друг…

– Чепуха! – отрезала Главный распорядитель. – Вы с ним просто не разлей вода! «Помоги мне раздать сэндвичи, Кориолан!», «Вот свободное место рядом со мной, Сеян!». Когда я спросила у Каски, с кем из одноклассников он общается, кроме тебя кандидатур не нашлось.

Разумеется, вежливость по отношению к Сеяну истолковали превратно.

– Доктор Галл, позвольте мне объяснить…

– Времени на объяснения нет! Отпрыск Плинтов разгуливает по арене среди стаи волков. Если они его увидят, то прибьют на месте. – Доктор Галл отвлеклась на другой разговор. – Нет, трансляцию не прерывать, это привлечет лишнее внимание. Просто дайте затемнение. Пусть все выглядит естественно. Как будто на луну нашла тучка. – В следующее мгновение она вернулась к разговору с Кориоланом. – Ты – мальчик сообразительный. Представь, как это воспримут зрители? Ущерб трудно недооценить. Необходимо немедленно исправить ситуацию.

– Вы можете послать к нему миротворцев, – предложил Кориолан.

– Чтобы он рванул прочь, как кролик? Представь, каково будет миротворцам гоняться за ним в темноте! Нет, мы должны выманить Сеяна как можно незаметнее, поэтому нам понадобятся люди, которые ему дороги. Отца он терпеть не может, братьев и сестер у него нет, других друзей тоже. Остаешься ты и его мать. Мы сейчас пытаемся ее найти.

Сердце у Кориолана упало.

– Она здесь, у нас.

Плакали его оправдания.

– Вот и отлично. Чтобы через двадцать минут вы оба были возле арены! Опоздаешь, и выговор получишь уже от меня, а не от Хайботтома, и тогда о премии можешь забыть! – Она повесила трубку.

Изображение в телевизоре потемнело. Теперь Сеяна было почти не видно.

– Миссис Плинт, звонил Главный распорядитель Игр. Она ждет вас возле арены и хочет, чтобы вы забрали Сеяна. Я должен вас сопровождать. – Сказать больше в присутствии Мадам-Бабушки Кориолан не решился, боясь довести ее до инфаркта.

– У него неприятности? – спросила бедная женщина, округлив глаза. – Я имею в виду – с Капитолием?

Кориолана поразило, что ее тревожит Капитолий, а не арена, полная вооруженных трибутов. Впрочем, после случившегося с Марком у нее могли быть на то причины.

– Нет, что вы, они просто заботятся о его благополучии. Надеюсь, я ненадолго, но лучше меня не ждите, – сказал он Тигрис и Мадам-Бабушке.

Кориолан буквально вытолкал миссис Плинт из квартиры, спустился с нею на лифте и чуть ли не волоком протащил через вестибюль. Беззвучно подъехала ее машина, и шофер, скорее всего безгласый, на просьбу отвезти их к арене коротко кивнул.

– Мы очень торопимся, – пояснил Кориолан, и автомобиль набрал скорость, скользя по пустым улицам.

Миссис Плинт сжимала сумочку и смотрела в окно на обезлюдевший город.

– Впервые я увидела Капитолий ночью, вот как сейчас…

– Правда? – с деланой вежливостью откликнулся Кориолан. Честно говоря, кому какое дело? Все его будущее под угрозой из-за ее своенравного сынка. Как же надо воспитывать детей, чтобы они думали, будто все проблемы можно решить, вломившись на арену посреди ночи?..

– Сеян сидел на твоем месте и твердил: «Все в порядке, ма. Все будет хорошо». Пытался меня успокоить, хотя мы оба знали, что это настоящая катастрофа, – вздохнула миссис Плинт. – Он был таким храбрым. Таким хорошим. Думал только о своей ма.

– Хм. Похоже, в вашей жизни многое изменилось. – Да что не так с этими Плинтами?! Вечно они превращают выгоду в трагедию! Стоило лишь взглянуть на салон их автомобиля – тисненая кожа, мягкие сиденья, бар с хрустальными бутылками с разноцветными напитками, – и сразу становилось ясно, что они принадлежат к самым успешным гражданам Панема.

– Семья и друзья от нас отвернулись, – продолжала миссис Плинт, – новых мы не завели. Страбо – его па – уверен, что поступил правильно. Во Втором у нас не было будущего. Он пытался нас защитить – спасти Сеяна от участия в Играх.

– Какая, однако, ирония, учитывая обстоятельства. – Кориолан попытался переключить ее на вопрос более насущный. – Послушайте, я не в курсе, что задумала доктор Галл, но скорее всего она хочет, чтобы вы помогли забрать его оттуда.

– Не знаю, смогу ли, – вздохнула «ма». – Он ужасно расстроен… Я, конечно, попытаюсь, только его придется еще убедить, что так будет правильно.

«Так будет правильно». Именно это всегда определяло поведение Сеяна – стремление поступать правильно. И упорство, с которым он противостоял доктору Галл, когда остальные старались не высовываться, – еще одна причина того, что люди его сторонились. Откровенно говоря, Сеян со своими дурацкими высокомерными замечаниями порой бывал совершенно невыносим. Зато на этом можно удачно сыграть!

Когда машина подъехала к главному входу на арену, Кориолан оценил попытку организаторов скрыть кризисную ситуацию. Они оставили снаружи лишь десяток миротворцев и несколько распорядителей. Киоски с прохладительными напитками на ночь закрылись, дневная толпа давно разошлась, поэтому любопытства публики ничто не привлекало. Выбравшись наружу, Кориолан заметил, что с момента его возвращения из Академии домой на улице изрядно посвежело.

Доктор Галл, директор Хайботтом и несколько миротворцев собрались в фургоне, пристально глядя в монитор «Новостей Капитолия». Экран был разделен на две части: реальная картинка для распорядителей и затемненная версия, которую видели телезрители. Кориолан забрался внутрь с миссис Плинт и сразу увидел Сеяна, стоявшего на коленях возле тела Марка неподвижно, словно статуя.

– По крайней мере, ты пунктуален, – хмыкнула доктор Галл. – Миссис Плинт, я полагаю?

– Да-да, – дрожащим голосом ответила женщина. – Мне очень жаль, если Сеян доставил вам неудобства. Он хороший мальчик, просто все принимает близко к сердцу.

– Никто не смог бы упрекнуть его в равнодушии, – согласилась доктор Галл и посмотрела на Кориолана. – Есть идея, как выручить вашего лучшего друга, мистер Сноу?

Кориолан проигнорировал подколку и уставился на экран.

– Что он делает?

– Похоже, стоит на коленях, – ответил директор Хайботтом. – Видимо, у него шок.

– Выглядит спокойным. Почему бы вам не послать миротворцев? Может быть, им удастся его не напугать, – предположил Кориолан.

– Слишком рискованно, – отрезала доктор Галл.

– Как насчет микрофона или рупора? Надеюсь, у матери получится его уговорить, – продолжил Кориолан. – Если вам удалось затемнить картинку, значит, и со звуком справитесь.

– Только в эфире. На арене же мы оповестим всех трибутов, что среди них находится безоружный капитолийский юноша, – сказал директор Хайботтом.

У Кориолана появилось дурное предчувствие.

– И что вы предлагаете?

– Нужно как можно незаметнее проникнуть на арену и уговорить его выйти, – объяснила доктор Галл. – На такое способен лишь тот, кто хорошо его знает. То есть ты.

– О, нет! – всполошилась миссис Плинт. – Только не Кориолан! Нельзя подвергать опасности еще одного ребенка! Пойду я.

Хотя Кориолан оценил ее великодушие, он прекрасно понимал, что шансы невелики. Для участия в тайной операции эта женщина с опухшими от слез глазами, к тому же обутая в туфли на высоком каблуке, совершенно не годилась.

– Нам нужен тот, кто при необходимости сможет убежать. Мистер Сноу для этого как раз подходит. – Доктор Галл махнула миротворцам, и они мигом нарядили Кориолана в бронежилет. – Жилет защитит жизненно важные органы. Вот перцовый аэрозоль и фонарик, чтобы на время ослепить врагов, если таковые появятся.

Кориолан с сомнением покосился на баллончик и фонарь.

– Как насчет пистолета или хотя бы ножа?

– Так будет безопаснее, ведь обращаться с оружием вас не учили. Помни, ты здесь не для того, чтобы нападать. Ты должен вывести своего друга – быстро и тихо, – велела доктор Галл.

Любой другой ученик или даже сам Кориолан пару недель назад наверняка принялся бы спорить, настаивать на присутствии родителей или опекунов, умолять. Однако после нападения змей на Клеменсию и расправы над беглецами и пыток над Марком он знал, что это бессмысленно. Если доктор Галл решила, что он пойдет на Капитолийскую арену, значит, пойдет. Кориолан стал точно таким же подопытным кроликом, как и другие жертвы ее экспериментов, будь то ученики Академии или трибуты, значившие для нее не больше, чем безгласые в клетках лаборатории. Бесправным и бессильным.

– Вы не можете его заставить! Он всего лишь ребенок! Давайте лучше я позвоню мужу… – умоляла миссис Плинт.

Директор Хайботтом слегка улыбнулся Кориолану.

– Он справится. Сноу так просто не убьешь.

Неужели все это придумал директор? Воспользовался ситуацией, чтобы поскорее достигнуть цели и разрушить будущее Кориолана? В любом случае к мольбам «ма» он остался глух.

В сопровождении двух миротворцев, шедших с ним бок о бок то ли для защиты, то ли чтобы не удрал, Кориолан подошел к арене. Он почти не помнил, как его выносили после взрывов – возможно, тогда врачи воспользовались другим входом, – и теперь поразился величине ущерба, нанесенного главным воротам. Одну из двух массивных створок оторвало напрочь, и прогал щерился осколками искореженного металла. Не считая караула, вход защищали лишь несколько рядов бетонных блоков по пояс высотой. Сеян наверняка проскользнул мимо солдат без труда, пока те глазели на праздничную суматоху перед ареной. Если миротворцы опасались нападения повстанцев, они должны были следить, чтобы никто не напал на зрителей. И все же принятые меры не выглядели достаточными. Вдруг трибуты снова попытаются вырваться в город?

Кориолан и его эскорт протиснулись мимо барьеров и попали в помещение, где взорвалось сразу несколько бомб. Уцелевшие лампочки вокруг касс и киосков освещали усыпанные штукатуркой фрагменты перекрытий, опрокинутые колонны и потолочные балки. К турникетам пришлось пробираться через руины, и по пути Кориолан снова думал о том, как именно Сеяну удалось проскользнуть незамеченным, вооружившись лишь толикой терпения и удачи. Турникеты справа серьезно пострадали – взрыв превратил их в перекрученные, расплавленные куски металла, и доступ оказался открыт. Здесь миротворцы выстроили первое надежное укрепление – массивную решетку, обмотанную колючей проволокой, – и поставили полдюжины вооруженных солдат. Уцелевшие турникеты слева все еще служили хорошей защитой, потому что позволяли проход только в одну сторону.

– Значит, у него был жетон? – спросил Кориолан.

– Да, – кивнул старый миротворец, видимо, командир. – Мальчишка застал нас врасплох. Вообще-то мы следим вовсе не за тем, чтобы никто не попал на арену во время Игр, нас волнуют только беглецы с арены. – Он вынул из кармана жетон. – Держи.

Кориолан повертел кружок в руке, не спеша им воспользоваться.

– Как он надеялся оттуда выбраться?

– Вряд ли он на это рассчитывал, – ответил миротворец.

– А как выберусь я? – поинтересовался Кориолан. План казался ему, мягко говоря, рискованным.

– Вот здесь. – Миротворец указал на укрепление. – Мы оттянем колючую проволоку и наклоним решетку, чтобы ты пролез под низом.

– Вы сможете сделать это быстро? – недоверчиво спросил Кориолан.

– Мы все увидим на мониторе. Когда вы успешно доберетесь сюда вдвоем, мы начнем двигать решетку, – заверил миротворец.

– А если мне не удастся убедить его вернуться? – задал очередной вопрос Кориолан.

– На этот счет у нас инструкций нет. – Миротворец пожал плечами. – Думаю, ты останешься внутри, пока не выполнишь поставленную задачу.

Кориолана прошиб холодный пот. Без Сеяна его отсюда не выпустят!.. Он заглянул через турникет, где в дальнем конце прохода виднелась баррикада, воздвигнутая под табло. Та самая, возле которой сновали Ламина, Серк и Тесли в начале Игр.

– Как насчет той преграды?

– На самом деле она больше для отвода глаз. Закрывает вид на вестибюль и улицу, чтобы зрителей не смущать, – объяснил миротворец. – Перебраться через нее несложно.

Значит, и трибутов она не остановит, подумал Кориолан, поглаживая ровный диск жетона.

– До баррикады мы тебя прикроем, – заверил миротворец.

– И убьете любого, кто на меня нападет? – уточнил Кориолан.

– Скорее отпугнем, – сказал миротворец. – Не волнуйся, мы с тобой.

– Прекрасно, – проговорил Кориолан, не чувствуя никакой уверенности. Он собрался с духом и опустил жетон в щель турникета, затем надавил на входную планку. «Наслаждайтесь шоу!» – напутствовал его механический голос, прозвучавший в тишине ночи раз в десять громче. Один из солдат хмыкнул.

Кориолан дошел до стены справа и быстрым шагом устремился вперед, пытаясь двигаться как можно тише. Лампы аварийного освещения, единственный источник света, заливали коридор мягким кровавым сиянием. Он сжал губы, стараясь дышать через нос. Правой, левой, правой, левой. Ничего, никто даже не шевельнулся. Наверно, как выразился Счастливчик, трибуты и правда отправились на боковую.

У баррикады он помедлил. Как и говорил миротворец, хлипкие ряды колючей проволоки, шаткие деревянные конструкции и бетонные плиты располагались так, чтобы закрывать обзор, а не держать трибутов взаперти. Наверно, солдаты просто не успели построить надежное ограждение – или же не сочли нужным, понадеявшись на решетку и охрану. Возле последнего ряда проволоки Кориолан остановился, изучая местность.

Луна стояла высоко, и в бледном серебристом свете он сразу увидел спину Сеяна, стоявшего на коленях рядом с телом Марка. Ламина не двигалась. Казалось, кроме них на поле никого нет. Впрочем, кто знает? В завалах, оставшихся после взрывов, удобно прятаться. Остальные трибуты могли бы затаиться совсем близко, и он бы их даже не заметил. В холодном ночном воздухе мокрая от пота рубашка неприятно липла к телу, и Кориолан пожалел, что не взял пиджак. Он подумал про Люси Грей в платье без рукавов. Не греется ли она сейчас в объятиях Джессапа?.. Картинка ему не понравилась, и он отогнал ее прочь. Думать следует не о девушке, а о грозящей опасности и о Сеяне.

Кориолан сделал глубокий вдох и вышел на поле. Хотя он знал, что пугать Сеяна нельзя, для разговора следовало подойти поближе.

Футах в десяти он остановился и негромко окликнул:

– Сеян! Это я.

Сеян напрягся, его плечи задрожали. Сначала Кориолан решил, что от рыданий, затем понял, что все наоборот.

– Продолжаешь меня выручать?

Кориолан тоже рассмеялся вполголоса.

– Ничего не могу с собой поделать.

– Тебе велели вытащить меня отсюда? Что за бред! – Смех Сеяна смолк, и он встал. – Ты когда-нибудь видел мертвецов?

– Много раз. Во время войны. – Кориолан воспользовался случаем и подошел ближе. Теперь можно его схватить, но что делать дальше? Вряд ли получится вытащить Сеяна с арены силой.

– А мне вот не довелось. К тому же на похоронах все выглядит несколько иначе. Мертвые девушки в зоопарке погибли недавно и не успели окоченеть, – проговорил Сеян. – Никак не определюсь: лучше, чтобы меня предали земле или кремировали? Впрочем, какая разница…

– Ну, не обязательно выбирать прямо сейчас. – Кориолан скользнул взглядом по полю. Ему показалось, или в тени возле разрушенной стены кто-то промелькнул?

– Не понимаю, почему трибуты медлят, – вздохнул Сеян. – Я здесь уже довольно давно. – Он впервые посмотрел на Кориолана и озабоченно нахмурился. – Тебе надо уходить.

– Я бы и рад, – осторожно произнес Кориолан. – Правда! Только что я скажу твоей ма? Она ждет снаружи и очень расстроена. Я ей пообещал тебя привести…

Лицо Сеяна стало неописуемо печальным.

– Бедная ма! Бедная-бедная ма… Знаешь, ей ничего этого было не нужно. Ни денег, ни переезда, ни модной одежды, ни шофера. Она просто хотела жить себе во Втором. Но мой отец… он-то меня не ждет снаружи, верно? Нет, он будет держаться на расстоянии, пока все не утихнет. А потом начнется торг!

– Какой торг? – Ветерок растрепал волосы Кориолана и загудел среди обломков на арене. Беседа затягивалась, к тому же Сеян даже не пытался говорить тише.

– Вечный торг! Отец купил право переехать в Капитолий, купил мое обучение в школе, купил мне трибута и сходит с ума, потому что не может купить меня! – воскликнул Сеян. – Он и тебя купит, если ты ему позволишь. Или по крайней мере наградит за то, что ты пытался мне помочь.

«Хм, вечный торг, значит», – подумал Кориолан, памятуя о плате за обучение в Университете.

– Ты – мой друг. Мне не нужно платить за то, что я тебе помогаю.

Сеян положил руку ему на плечо.

– Кориолан, если бы не ты, я не продержался бы так долго. Хватит уже доставлять тебе неприятности!

– Я не понимал, как сильно ты переживаешь. Мне следовало поменяться трибутами, когда ты предложил…

Сеян вздохнул.

– Теперь это не важно. Вообще-то теперь уже ничего не имеет значения.

– Не говори так! – воскликнул Кориолан, чувствуя, как трибуты надвигаются. Стая окружает! – Пойдем со мной!

– Нет. Ни к чему, – заявил Сеян. – Мне остается лишь умереть.

Кориолан решил его подначить:

– Так, значит? Таков твой выбор?

– Это единственный способ заявить о себе. Пусть все увидят, как я умру в знак протеста! – заключил Сеян. – Даже если я не настоящий капитолиец, то и не житель дистрикта. Как твоя Люси Грей, только без таланта.

– Неужели ты думаешь, что это покажут? Твое тело потихоньку вынесут с арены и объявят, что ты умер от гриппа. – Кориолан умолк, боясь, что сказал лишнее и Сеян все поймет про Клеменсию. Впрочем, доктор Галл и директор Хайботтом их не слышат. – Распорядители просто взяли и затемнили картинку.

Сеян помрачнел.

– Точно не покажут?

– Ни за что на свете! Ты умрешь зря и упустишь шанс сделать мир лучше.

С трибун справа отчетливо раздался приглушенный кашель.

– Какой шанс? – не понял Сеян.

– У тебя есть деньги. Когда-нибудь ты унаследуешь огромное состояние. Деньги способны на многое. Посмотри, как они изменили твой мир. Может, тебе тоже удастся что-нибудь изменить. Сделать что-то хорошее. Если ты умрешь сейчас, то людей пострадает гораздо больше. – Кориолан сжал в кармане перцовый баллончик, затем нащупал фонарик. Что лучше использовать в случае нападения?

– Почему ты думаешь, будто я на это способен? – спросил Сеян.

– Ты единственный, у кого хватило мужества противостоять доктору Галл, – ответил Кориолан. Хотя ему отчаянно не хотелось говорить это Сеяну, деваться было некуда. К тому же он и правда бросил ей вызов – один из целого класса.

– Спасибо. – Голос Сеяна прозвучал устало, зато более разумно. – Спасибо, что сказал.

Кориолан положил свободную руку Сеяну на плечо, будто утешая его, хотя на самом деле – чтобы успеть схватить за рубашку, если тот кинется бежать.

– Нас окружают. Пойдем со мной. Прошу тебя! Чего ты хочешь: драться с трибутами или бороться за их права? Не доставляй доктору Галл удовольствия видеть себя поверженным. Не сдавайся!

Сеян посмотрел на Марка, взвешивая возможные варианты.

– Ты прав, – наконец признал он. – Если я верю в то, что говорю, то моя обязанность – уничтожить ее. Надо как-то покончить с этими зверствами! – Сеян поднял голову, словно только что осознав всю серьезность ситуации. Он покосился на трибуны, откуда перед этим донесся кашель. – Но Марка я тут не оставлю!

Кориолан принял мгновенное решение.

– Я возьму его за ноги.

От застывших тяжелых ног мертвеца воняло кровью и потом, однако Кориолан подхватил труп под коленки и поднял нижнюю часть тела. Сеян обнял Марка за грудь, и они двинулись к выходу, наполовину неся, наполовину волоча труп к баррикаде. Десять ярдов, пять ярдов. Уже недалеко. Как только они за нее зайдут, миротворцы…

Кориолан споткнулся о камень, упал, наткнувшись коленом на что-то острое, и тут же вскочил, поднимая тело Марка. Почти дошли! Почти…

Сзади раздались шаги. Быстрые и легкие. Со стороны баррикады, где в засаде поджидал какой-то трибут. Кориолан машинально бросил Марка и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Бобина с занесенным ножом.

Глава 16

Лезвие скользнуло по бронежилету и рассекло левое предплечье. Кориолан отскочил, ударил в ответ, но промахнулся. Он упал на кучу мусора, старых досок и обломков штукатурки, шаря в поисках хоть какого-нибудь орудия для защиты. Бобин кинулся на него снова, метя ножом в лицо. Пальцы Кориолана сомкнулись на деревянном бруске, он с размаху ударил Бобина в висок, и тот упал. Тогда Кориолан вскочил и принялся бить снова и снова, используя брусок как дубинку, даже не замечая, куда приходятся удары.

– Бежим! – крикнул Сеян.

Со стороны трибун раздалось улюлюканье и топот ног. Сбитый с толку Кориолан шагнул к телу Марка, однако Сеян потащил его прочь.

– Нет! Оставь! Бежим!

Не нуждаясь в лишних уговорах, Кориолан рванул к выходу. На пронзительную боль в раненом плече он старался не обращать внимания, работая на бегу руками так, как учила профессор Серп. Добежав до баррикады, Кориолан зацепился рубашкой за колючую проволоку. Обернулся, чтобы выпутаться, и увидел – прямо на него надвигались трое вооруженных до зубов трибутов: Коралл с Мизеном из Дистрикта-4 и Теннер. Мизен отвел руку назад, замахиваясь трезубцем. Кориолан дернулся, порвал рубашку и юркнул в сторону, уходя с линии огня. Сеян не отставал.

Слабый лунный свет едва пробивался сквозь слои баррикады, и Кориолан вообще перестал что-либо различать. Он бился между досками и прочим хламом, как птица в клетке, оповещая о своем присутствии всех, кто еще его не заметил. Он с разбега приложился лицом о внезапно возникшую на пути бетонную плиту, сзади в него врезался Сеян. Недавнее сотрясение мозга тут же напомнило о себе. В глазах у Кориолана потемнело, голова взорвалась болью.

Кинувшись за беглецами в лабиринт из обломков, трибуты издали громкий вопль и застучали оружием по баррикаде. Куда бежать? Казалось, трибуты повсюду. Сеян схватил его за руку и потянул за собой, и Кориолан слепо заковылял следом, объятый ужасом. Неужели конец? Неужели он так и умрет? Несправедливость и нелепость происходящего вызвала прилив сил. Кориолан рванул вперед, обогнал Сеяна и упал на четвереньки, очутившись в облаке мягкого красного света. Проход! Вдали виднелись турникеты, у временного ограждения беглецов уже поджидали миротворцы. И Кориолан бросился бежать что было сил.

Проход, вовсе не длинный, казался бесконечным. Ноги Кориолана едва двигались, он словно завяз по пояс в клее, перед глазами мелькали черные точки. Сеян держался возле его локтя. Трибуты постепенно нагоняли. В шею сбоку попало что-то тяжелое и твердое – похоже, кирпич. В бронежилет воткнулось что-то острое и с лязгом упало на землю. Где же обещанное прикрытие? Где огневая поддержка миротворцев? Ничего. Совсем ничего. К тому же решетка по-прежнему прилегала вплотную к полу. Кориолан хотел завопить, чтобы они поскорее убили всех трибутов, но ему не хватило дыхания.

За спиной раздалась тяжелая поступь, однако уроки профессора Серп не прошли даром: Кориолан не стал терять драгоценное время на то, чтобы оглядываться. Миротворцы наконец приподняли массивную решетку, открыв зазор дюймов в двенадцать. Кориолан нырнул рыбкой, ободрав подбородок о бетон, солдаты схватили его за вытянутые руки и как следует дернули.

Солдаты тут же кинулись вытаскивать Сеяна, который издал громкий вопль – Теннер вонзил ему нож в голень прежде, чем юноша оказался в безопасности. Решетку опустили на место и закрепили болтами, однако трибуты продолжали бесноваться. Теннер, Мизен и Коралл тыкали сквозь прутья оружием, брызжа слюной, выкрикивали оскорбления и насмешки, а миротворцы стучали по турникетам дубинками. Не прозвучало ни единого выстрела. Даже перцовым баллончиком никто не воспользовался. И Кориолан понял: трибутов велено не трогать.

Миротворцы помогли ему подняться на ноги, и он яростно выпалил:

– Спасибо, что прикрыли нам спину!

– Парень, у нас был приказ. Мы не виноваты, если доктор Галл считает, что тебя можно пустить в расход, – проговорил пожилой миротворец.

Кто-то пытался поддержать Кориолана, но тот лишь отмахнулся.

– Я сам! Ходить я могу, и это вовсе не ваша заслуга!

И вдруг он пошатнулся. Солдаты едва успели его подхватить и поволокли к выходу. Кориолан висел в их крепких руках мертвым грузом, бормоча самые грязные ругательства, на которые был способен, пока они не швырнули его на землю. Через минуту с ним рядом кинули Сеяна. Оба лежали на выложенной плиткой площади перед ареной, пытаясь отдышаться.

– Мне очень жаль, Корио! – воскликнул Сеян. – Мне очень жаль!

«Корио» называли его старые друзья. Члены семьи. Люди, которых он любил. Неужели Сеян решил, что теперь ему можно все? Будь у него силы, Кориолан придушил бы «друга» на месте.

На них никто не обращал внимания. «Ма» исчезла. Доктор Галл с директором Хайботтомом, наблюдая за трансляцией, обсуждали зависимость уровня громкости от трагизма сцены. Неподалеку кучковались миротворцы, ожидая дальнейших указаний. Минут через пять приехали медики, распахнули задние дверцы «скорой» и погрузили юношей внутрь; начальство не удостоило происходящее взглядом.

Кориолану медики выдали ватный тампон, чтобы зажать порез на руке, и занялись более серьезным ранением Сеяна, который потерял довольно много крови. Кориолан боялся возвращаться в больницу к доктору Вейну, утратившему его доверие после случая с Клеменсией, пока не увидел в окно очертания Цитадели, пугавшей в два раза сильнее. Юношей положили на каталки и быстро доставили в подземную лабораторию, где держали змей. Кориолан в ужасе гадал, каким модификациям их собираются подвергнуть.

Похоже, происшествия в лаборатории случались постоянно, потому что внутри был оборудован медпункт. Для лечения Клеменсии он не годился, зато оказать первую помощь здесь вполне могли. Две больничные койки разделяла белая занавеска, и Кориолан отчетливо слышал односложные ответы Сеяна на вопросы доктора. Он и сам обошелся без подробностей, пока ему накладывали швы на руку и дезинфицировали подбородок. Хотя голова раскалывалась, рассказывать про сотрясение мозга он не рискнул, боясь надолго угодить в больницу. Не слушая протестов, ему в руку воткнули иглу и поставили капельницу, чтобы восстановить водный баланс и ввести целый коктейль разных лекарств. Кориолан застыл, стараясь не отключиться. Хотя с поручением доктора Галл он успешно справился, сейчас, лежа на больничной койке в самом центре ее логова, чувствовал себя уязвимым как никогда.

Боль в руке утихла, однако, в отличие от прошлого раза, Кориолан не почувствовал бархатной завесы морфлинга, обволакивающей со всех сторон. Наверно, ему ввели совсем другой препарат, потому что восприятие отличалось повышенной остротой: юноша подмечал мельчайшие детали обстановки, от переплетения нитей простыни до липкого пластыря на ободранной коже и горького привкуса металлической чашки, в которой подали воду. Пришел миротворец и куда-то увел хромающего Сеяна. В глубине лаборатории раздался пронзительный визг, возвестивший время кормления некой подопытной твари, потом запахло рыбой, и надолго наступила тишина. Наконец раздалось мягкое шлепанье тапочек, неотвратимо приближавшихся к боксу.

Доктор Галл отодвинула штору, и в сумеречном свете ночной лаборатории Кориолану привиделось, будто она стоит на краю скалы – чуть толкни, и полетит в бездонную пропасть. «Если бы, – с сожалением подумал он, – если бы…» Она подошла и положила два холодных пальца ему на запястье, считая пульс. От прикосновения Кориолан невольно вздрогнул.

– Когда-то я была врачом, знаешь ли. Акушером-гинекологом.

«Какой ужас, – подумал Кориолан, – что первой на этом свете младенцы видели именно тебя».

– Но вскоре поняла: не мое, – призналась доктор Галл. – Родителям нужны гарантии, которых врач дать не в состоянии. Откуда мне знать, с чем их дети столкнутся в будущем? К примеру, как ты сегодня ночью. Кто бы мог представить, что дражайший отпрыск Красса Сноу станет бороться за свою жизнь на арене? Уж точно не он.

Кориолан не знал, как реагировать. Своего отца он едва помнил, не говоря уже о том, чтобы угадывать его фантазии.

– Ну, и каково тебе пришлось на арене? – спросила доктор Галл.

– Страшно, – ровным голосом ответил Кориолан.

– Так и задумано. – Она проверила его зрачки, посветив фонариком. – Как насчет трибутов?

Свет резал глаза.

– В смысле?

Доктор Галл осмотрела швы на его руке.

– Что ты думаешь про них теперь, когда они без оков? Теперь, когда они пытались тебя убить? Твоя смерть не принесла бы им никакой выгоды, ведь ты им не конкурент.

Это была правда. Трибуты наверняка его узнали. Тем не менее они открыли охоту на него и Сеяна – на Сеяна, который так хорошо с ними обращался, кормил, защищал, проводил для них прощальные обряды! – хотя вполне могли воспользоваться случаем и начать убивать друг друга.

– Пожалуй, я недооценил, насколько сильно они нас ненавидят, – признался Кориолан.

– И что ты почувствовал, когда это понял?

Он вспомнил Бобина, свое спасение, озверевших от жажды крови трибутов, и как яростно те стучали по решетке, когда добыча от них ускользнула.

– Я захотел их смерти. Чтобы они погибли все до единого!

Доктор Галл кивнула.

– Что ж, в случае с тем малышом миссия выполнена. Ты забил его до смерти. Придумаем какую-нибудь правдоподобную версию для этого шута Фликермена, чтобы утром скормить ее зрителям. Однако тебе выпал прекрасный шанс пересмотреть свои приоритеты. С тобой произошла удивительная трансформация!

– Да неужели? – Кориолан с отвращением вспомнил, как лупил Бобина доской по голове. Он убил мальчишку… Нет, не так. Совершенно ясно, что речь идет о самообороне. И все-таки это убийство! Ничего теперь не изменишь. Прежней невинности ему не обрести. Он забрал чужую жизнь.

– А разве нет? Ты получил даже больше впечатлений, чем я рассчитывала. Разумеется, мне было нужно, чтобы ты забрал с арены Сеяна, но еще мне хотелось, чтобы ты ощутил вкус крови.

– Даже если бы я погиб? – спросил Кориолан.

– Если бы не угроза смерти, вряд ли бы ты усвоил урок, – пожала плечами доктор Галл. – Что случилось на арене? Ты увидел человеческую природу без прикрас. И природу трибутов, и свою, конечно. Налет цивилизации слетает быстро. Прекрасные манеры, образованность, знатное происхождение – все, чем ты гордишься, исчезло в мгновенье ока, обнажив твою истинную сущность. Ты – мальчишка с дубинкой, который забил до смерти другого мальчишку. Вот тебе человечество в естественном состоянии!

Неприглядность этой мысли шокировала Кориолана, и все же он попытался рассмеяться.

– Неужели мы действительно такие плохие?

– Я бы сказала – да, безусловно. Впрочем, это мое личное мнение. – Доктор Галл достала из кармана лабораторного халата бинт. – Сам-то как думаешь?

– Я думаю, что никого не забил бы до смерти, если бы вы не загнали меня на арену! – выпалил Кориолан.

– Можешь винить в этом обстоятельства или окружение, но ты сам сделал выбор. За тебя никто не решал! Кориолан, тебе придется многое осмыслить и ответить на вопрос: кто такие люди? То, кто мы есть, определяет, какое правительство мы заслуживаем. Надеюсь, ты будешь честен с самим собой. – Доктор Галл начала бинтовать его рану. – И несколько швов на руке – не такая уж высокая цена за это.

От ее слов Кориолана затошнило, но еще больше он разъярился из-за того, что ради своего урока она заставила его убивать. Такой важный поступок должен быть исключительно его решением, а не ее.

– Если уж я – злобное животное, то кто тогда вы? Учитель, который заставил своего ученика забить другого мальчишку до смерти!

– Ну да. Такова моя роль. – Она аккуратно закончила перевязку. – Знаешь, мы с директором Хайботтомом внимательно прочли твое эссе. По большей части детский лепет. Я бы даже сказала – розовые сопли. Зато последний абзац удался. Там, где ты пишешь про контроль. Вот тебе и следующее задание. Поразмысли-ка о важности контроля. О том, что случается без него. Не торопись. Думаю, это станет хорошим дополнением к твоей заявке на приз.

Кориолан прекрасно знал, что случается без контроля над ситуацией. Он видел это и в зоопарке, когда погибла Арахна, и на арене, когда начали взрываться бомбы, и сегодня.

– Хаос случается! Что тут еще скажешь?

– Много чего, мой милый. Начни с хаоса. Ни контроля, ни закона, ни правительства. Как на арене. Что нам делать? Какой общественный договор необходим, чтобы уцелеть и жить в мире? – Она вынула из его руки капельницу. – Через пару дней приди и проверь швы. А до тех пор, будь добр, держи свои ночные приключения при себе. Теперь ступай домой и хотя бы немного поспи.

Доктор Галл ушла. Кориолан медленно надел свою порванную, окровавленную рубашку и бродил по Цитадели, пока не нашел лифт на первый этаж, где безучастная охрана направила его к выходу. Троллейбусы заканчивали ездить в полночь, а часы уже показывали два ночи, и ему ничего не оставалось, как идти пешком.

Внезапно откуда-то выехал роскошный автомобиль. Окно водителя опустилось, за рулем сидел безгласый. Он вышел и распахнул заднюю дверцу. Видимо, уже отвез Сеяна домой, и «ма» отправила его обратно. Поскольку Плинтов в салоне не было, Кориолан спокойно забрался внутрь. Последняя поездка, и он знать не знает никого из этой семейки!..

Высадив его возле апартаментов, шофер вручил ему большой бумажный пакет. И уехал.

Поднявшись на лифте, Кориолан тихонько заглянул в дверь и обнаружил за чайным столиком Тигрис, завернутую в облезлую шубу, прежде принадлежавшую ее матери. В трудные времена шуба дарила ей чувство уверенности, как и пудреница Кориолану, прежде чем он превратил ее в оружие. Проходя мимо вешалки, он схватил школьный пиджак и поскорее надел, чтобы прикрыть окровавленную рубашку.

– Неужели все настолько плохо, что тебе понадобилась шуба? – бодрым голосом воскликнул Кориолан, пытаясь не воспринимать события ужасной ночи всерьез.

Тигрис зарылась пальцами в мех.

– Это ты скажи мне.

– Непременно! Ты узнаешь обо всем в мельчайших подробностях, только утром. Ладно?

– Ладно. – Потянувшись к кузену, чтобы обнять, Тигрис нащупала повязку у него на руке. Не успел Кориолан ее остановить, как она распахнула пиджак и увидела кровь. – Ах, Корио! Они все-таки послали тебя на арену?

Он обнял ее.

– Все не так уж и плохо, честно. Я здесь, Сеяна мне тоже удалось вытащить.

– Не так уж и плохо?! Ты на арене – это чудовищно! – вскричала Тигрис. – Да и любой другой на твоем месте… Бедная Люси Грей!

Люси Грей. Теперь, когда Кориолан побывал на арене сам, ее положение казалось еще более страшным. При мысли о том, что Люси Грей забилась в какой-нибудь угол и сидит, окаменев от ужаса, не в силах сомкнуть глаз в холодном мраке арены, ему стало больно. И он впервые порадовался, что убил Бобина. По крайней мере, ему удалось уберечь ее от этого звереныша.

– Все будет хорошо, Тигрис. Только дай мне немного отдохнуть! Тебе тоже нужно поспать.

Кузина кивнула, но Кориолан знал, что ей едва ли удастся урвать часок-другой сна. Он вручил ей пакет.

– Подарок от «ма» Плинт. Судя по запаху, завтрак. Увидимся утром.

Не потрудившись помыться, Кориолан провалился в тяжелый сон и проснулся от звуков гимна в исполнении Мадам-Бабушки. Все равно пора было вставать. Тело болело от макушки до пят. Шатаясь, он побрел в душ, снял повязку и позволил струям горячей воды хлестать по исцарапанной коже. Из больницы остался тюбик мази, и Кориолан аккуратно нанес ее на ободранное лицо и подбородок, хотя и не помнил, для чего именно она предназначена. Швы на порезе неприятно цеплялись за чистую рубашку, зато кровь больше не шла. На всякий случай он решил надеть пиджак. Положив в школьную сумку зубную щетку и смену одежды, он посмотрел в зеркало и вздохнул. «Упал с велосипеда. Так всем и скажу. Хотя у меня и велосипеда-то нет…»

Приведя себя в порядок, Кориолан первым делом включил телевизор, желая убедиться, что с Люси Грей все в порядке. Картинка на экране нисколько не изменилась, и единственным трибутом на арене оставалась Ламина, спящая на перекладине. Стараясь не попадаться на глаза Мадам-Бабушке, он зашел на кухню, где Тигрис подогревала остатки жасминового чая.

– Я опаздываю. Лучше выйду прямо сейчас.

– Возьми завтрак с собой. – Кузина вложила ему в руки пакет и сунула в карман пару жетонов. – И поезжай-ка ты сегодня на троллейбусе.

Силы нужно было экономить, и Кориолан подчинился. По дороге в школу он съел два сытных рулета с яйцом и колбасой, приготовленных заботливой миссис Плинт. Единственное, о чем он будет сожалеть, порвав с нелепым семейством, – так это ее стряпня.

Основной части учеников велели прийти без четверти восемь, и в зале пока присутствовали лишь ранние пташки – действующие менторы и несколько безгласых, наводивших порядок в помещении. Кориолан виновато покосился на Юнону Фиппс, которая сидела с Домицией и обсуждала стратегию, хотя могла бы еще поспать. Она не очень ему нравилась, потому что вечно кичилась своей семейной родословной, словно его род был хуже, однако прошлой ночью Юноне крупно не повезло. Кориолану стало интересно, как распорядители объявят о гибели Бобина и что он сам при этом почувствует. Кроме тошноты, разумеется.

В то утро ученикам подали только чай, и Фест принялся ворчать:

– Если уж велели нам прийти пораньше, то могли бы и завтраком накормить!.. Что у тебя с лицом?

– С велосипеда упал, – сообщил Кориолан достаточно громко, чтобы слышали все. Он бросил пакет с последним рулетом Фесту, радуясь, что может угостить одноклассника. Криды кормили его гораздо чаще, чем Кориолану хотелось помнить.

– Спасибо! Выглядит здорово, – обрадовался Фест, принявшись за еду.

Стали подходить и другие ученики.

Хотя солнце взошло несколько часов назад, на арене мало что изменилось, не считая исчезновения тела Марка.

– Наверное, убрали, – предположил Щенок. Только Кориолан знал, что оно так и лежит возле баррикады, где они с Сеяном уронили его прошлой ночью, просто камеры туда не направляют.

Пробило восемь, и все встали, чтобы спеть гимн. Кориолан заметил, что его одноклассники наконец начали запоминать слова. На экране появился Счастливчик Фликермен и поздравил всех со вторым днем Голодных игр.

– Пока вы спали, случилось кое-что важное! Ну как, посмотрим?

Трансляция переключилась на арену. Сначала дали общий план, потом камера медленно повернулась к баррикаде, и оператор приблизил изображение. Как Кориолан и подозревал, тело Марка лежало там, где они с Сеяном его бросили. На бетонной плите невдалеке от него виднелись истерзанные останки Бобина. Все выглядело гораздо хуже, чем запомнилось Кориолану. Окровавленные конечности, выбитый глаз, распухшее до неузнаваемости лицо… Неужели это он сотворил такое с другим юношей? Мертвый Бобин казался совсем мальчишкой. Видимо, Кориолан был не в себе, запутался в темной паутине ужаса и не ведал, что творит. На лбу его выступил пот, и ему захотелось как можно скорее покинуть зал, выбежать из здания и никогда сюда не возвращаться. Разумеется, об этом не могло быть и речи. Он же не Сеян!

Камера надолго застыла на трупах, затем трансляцию вновь переключили на Счастливчика, который гадал, кто мог совершить это преступление. Внезапно настроение его резко переменилось.

– Одно мы знаем точно: нам есть что отпраздновать! – С потолка посыпалось конфетти, и Счастливчик бешено задудел в пластмассовый рожок. – Мы только что достигли середины пути! Все верно, двенадцать трибутов выбыло, двенадцать осталось! – Из его руки вылетела гирлянда ярких платков. Ведущий закружился в танце, размахивая ею над головой и испуская радостные возгласы. Наконец он угомонился и принял грустный вид. – Увы, также это означает, что настала пора прощаться с мисс Юноной Фиппс. Липид?

Липид уже стоял наготове возле ряда, где сидела ни о чем не подозревавшая Юнона, и ей пришлось излить все свое разочарование на камеру. Кориолан ожидал от нее большего достоинства. Юнона с кислой миной захлопнула кожаную папку с гербом Фиппсов.

– Все это дурно пахнет! – заявила она Липиду. – Почему мой трибут оказался рядом с телом Марка? Кто его перенес? И как именно погиб Бобин? Я даже представить не могу, что произошло. Видимо, тут играют по-грязному!

В голосе репортера прозвучало неподдельное удивление:

– Что ты имеешь в виду под грязной игрой? Ведь на арене чего только не бывает!

– Откуда мне знать?! – продолжала кипятиться Юнона. – Для начала пусть покажут повтор событий прошлой ночи!

Размечталась, подумал Кориолан – и вдруг понял, что запись в самом деле существует. Доктор Галл и директор Хайботтом смотрели в фургоне обе версии – настоящую и затемненную для публики. Даже на первой записи вряд ли можно было многое разобрать, и все же ему стало тревожно. Если история с Бобином всплывет…

Липид не стал задерживать настырную неудачницу Юнону, в отличие от Феликса неспособную принять поражение с честью, и поспешно ее спровадил, утешительно похлопав по спине.

Усыпанный конфетти Счастливчик тоже остался равнодушен к ее недовольству. Он наклонился к камере с едва сдерживаемым ликованием.

– Как вы думаете, что теперь? А теперь будет большой-пребольшой сюрприз! Особенно это касается наших двенадцати оставшихся менторов!

Кориолан едва успел обменяться с друзьями вопросительными взглядами, как Счастливчик пронесся по студии и очутился в компании Сеяна, сидящего бок о бок со своим отцом, Страбоном Плинтом, чье суровое лицо казалось высеченным из того самого гранита, которым славился его дистрикт. Счастливчик плюхнулся в кресло и похлопал Сеяна по ноге.

– Сеян, мне так жаль, что мы не смогли пообщаться вчера по поводу кончины твоего трибута, Марка! – Сеян посмотрел на него с недоумением. Счастливчик словно впервые заметил ссадины на его лице. – Что с тобой стряслось? Ты как будто сам принял участие в Играх!

– Я упал с велосипеда, – хриплым голосом пояснил Сеян, и Кориолан поморщился. Два падения с велосипеда за один день – уже многовато.

– Ну надо же! Кстати, у тебя есть отличная новость, которой ты хотел с нами поделиться! – напомнил Счастливчик и ободряюще кивнул.

Сеян опустил глаза. Хотя они с отцом не обменялись ни словом, стало ясно, что между ними идет незримая битва.

– Да, – наконец произнес Сеян. – Мы, семья Плинтов, рады сообщить, что оплатим обучение в Университете тому ментору, чей трибут победит в Голодных играх.

Щенок испустил радостный вопль, остальные менторы обменялись улыбками. Кориолан знал, что большинство из них в деньгах особо не нуждались, однако такое достижение стало бы предметом гордости любого ученика.

– Сенсация! – вскричал Счастливчик. – Представляю, как взволнованы наши двенадцать участников! Признавайся, Страбон, идея учредить приз Плинтов принадлежит тебе?

– Вообще-то идея возникла у моего сына, – проговорил Страбон, изогнув уголки губ в подобии улыбки.

– Ну что ж, это очень щедрый и уместный жест, особенно в свете поражения Сеяна. Может, в Играх вы и не победили, зато заслужили приз за правильный спортивный дух! От лица Капитолия говорю вам обоим большое спасибо! – Счастливчик расплылся в улыбке, однако ответа Плинтов не дождался, поэтому взмахнул рукой. – А теперь пора вернуться на арену!

От таких новостей голова Кориолана пошла кругом. Сеян был прав насчет привычки Страбона скрывать возмутительное поведение своего сына с помощью щедрых жестов. Разумеется, ситуация требовала решительных мер. Особой реакции от свидетелей вчерашнего эпизода с креслом в Хевенсби-холле не последовало, но все наверняка его обсуждали. Вряд ли премия для ментора-победителя обошлась слишком дорого, учитывая обстоятельства. Другое дело, на что готов Плинт ради того, чтобы скрыть от публики вчерашнюю вылазку Сеяна на арену? Не собирается ли он купить молчание Кориолана?

«Не важно, это сейчас не важно», – сказал себе Кориолан. Гораздо лучшей новостью была возможность получить приз Плинтов. От Академии он не зависел, так что ни директор Хайботтом, ни даже доктор Галл права голоса тут не имели. Полная стипендия освободит Кориолана от их власти и уберет с его плеч тяжкий груз беспокойства о своем будущем! И без того высокие ставки Десятых Голодных игр теперь взлетели до самой стратосферы! «Сосредоточься, – велел себе Кориолан, медленно вдыхая и выдыхая. – Сосредоточься на Люси Грей».

Хотя что он мог сделать, пока она не покажется? За утро публике удалось увидеть мало кого из трибутов. Коралл и Мизен побродили вдвоем по арене, собирая еду и напитки, посланные Фестом и Персефоной, их менторами. Последние постоянно находились вместе, пытаясь разработать удачную стратегию для своих подопечных, и Кориолан понял, что Фест начал на нее западать. Следует ли говорить лучшему другу, что его возлюбленная – каннибал? Увы, никакого свода правил на этот счет не существовало.

Вернувшись с обеда, менторы обнаружили на помосте лишь двенадцать кресел – только для тех, чьи трибуты еще оставались в Играх.

– Распорядители придумали, – пояснила Сатирия. – Публике так легче отслеживать, кого считать соперником. По мере того как ваших трибутов будут убивать, мы продолжим убирать кресла.

– Как в детской игре «музыкальные стулья», – с довольным видом кивнула Домиция.

– Только в нашей игре гибнут люди, – заметила Лисистрата.

Решение столкнуть проигравших с помоста еще больше разозлило Ливию, и Кориолан обрадовался, что она пересела к остальным ученикам, и ему не придется слушать ее язвительные комментарии. С другой стороны, теперь стало сложнее избегать Клеменсии, беспрестанно сверлившей его взглядом. Он сел на последний ряд вместе с Фестом и Лисистратой и попытался изобразить бурную деятельность.

День клонился к вечеру, и голова Кориолана становилась все тяжелее и тяжелее. Пару раз Лисистрате пришлось толкать его локтем в бок, чтобы не заснул. Пожалуй, еще повезло, что день выдался бедным на события. Трибуты почти не показывались, Люси Грей тоже сидела в укрытии.

И только к концу второго дня Голодные игры наконец порадовали зрителей тем, ради чего затевались. Девушка-трибут из Дистрикта-5, невзрачная худышка из числа тех, кого Кориолан считал стадом немытых дикарей, вышла на трибуны в дальнем конце арены. Счастливчик ее имени так и не вспомнил, зато назвал ее ментора – столь же неприметную Ифигению Мосс, чей отец возглавлял Министерство сельского хозяйства и заведовал поставками продовольствия во всем Панеме. Вопреки ожиданиям, Ифигения была худой – чуть ли не на грани истощения, часто отдавала свой завтрак одноклассникам и порой падала в голодные обмороки. Клеменсия однажды рассказала Кориолану, что только так бедняжка может отомстить папаше, но от подробностей воздержалась.

Как и следовало ожидать, Ифигения принялась посылать своему трибуту всю еду, какая у нее была. Едва беспилотники замелькали над ареной, как из тоннелей вылезли Мизен, Коралл и Теннер, сбившиеся в стаю еще прошлой ночью, и начали охоту. После недолгой погони троица окружила девушку, и Коралл прикончила ее ударом трезубца в горло.

– Ну вот и все! – воскликнул Счастливчик, так и не вспомнив имени трибута. – Липид, что может сказать нам ее ментор?

Ифигения уже сама разыскала Липида.

– Ее звали Соль или Сэль. У нее был забавный акцент. Больше мне добавить нечего.

Липид с нею согласился.

– Молодец, что помогла ей дотянуть до второй половины, Альбина!

– Ифигения, – бросила девушка через плечо, спускаясь с помоста.

– Точно! – не смутился Липид. – И это значит, что осталось одиннадцать трибутов!

«И теперь между мной и призом стоят всего десять трибутов», – подумал Кориолан, глядя, как безгласый уносит кресло Ифигении. Ему очень хотелось послать Люси Грей еду и воду. Что случится, если сделать это, не зная ее местонахождения? На экране стая трибутов забрала подарки Соль или Сэль и направилась к тоннелям – вероятно, чтобы немного отдохнуть перед наступлением ночи. Может, стоит рискнуть?

Кориолан шепотом посовещался с Лисистратой, которая предложила отправить два беспилотника одновременно.

– Мы ведь не хотим, чтобы наши трибуты совсем ослабели без еды и воды. Вряд ли за последние пару дней Джессап хоть что-нибудь съел. Давай подождем и посмотрим – вдруг они попытаются с нами связаться. Дадим им время до перерыва на ужин.

Однако Люси Грей появилась как раз в тот момент, когда учеников отпустили домой. Она выскочила из тоннеля и помчалась что было сил. Распущенные волосы развевались на бегу.

– Где Джессап? – встревожилась Лисистрата. – Разве они не вместе?

Не успел Кориолан высказать свое предположение, как тот, пошатываясь, вышел из того же тоннеля, откуда выбежала Люси Грей. Сначала Кориолан подумал, что Джессап получил рану, возможно, защищая Люси Грей. Но что же тогда послужило причиной ее поспешного бегства? Другие трибуты?

Камера приблизилась к Джессапу, и стало ясно: он болен, а не ранен. Двигаясь рывками, в лихорадочном возбуждении он несколько раз замахнулся на солнце, припал к земле и почти сразу же вскочил. Впервые с начала Игр камера показала его крупным планом.

Кориолан задумался, не удалось ли Люси Грей его отравить, потом отмел эту мысль. Как защитник, Джессап был слишком ценен, особенно с учетом стаи, в которую прошлой ночью сбились трибуты. Чем же он болен?

Можно было долго гадать, что же случилось с Джессапом, вариантов более чем хватало, – если бы не предательская пена, которая вдруг появилась у него на губах.

Глава 17

– Бешенство, – прошептала Лисистрата.

Во время войны в Капитолии вспыхнула целая эпидемия. Поскольку врачи были нужны армии, а из-за бомбежек поставки еды и лекарств стали нерегулярными, то медицинского обслуживания не хватало даже людям (как, к примеру, не повезло матери Кориолана), не говоря уж об избалованных домашних питомцах. Прививка для кошки не входит в список приоритетов, когда хозяин едва наскребает денег на хлеб. Источник заражения так и остался предметом споров: то ли следовало винить больного койота, пришедшего с гор, то ли напавшую в ночи летучую мышь, но разнесли заразу по городу собаки. Лишившись хозяев, они голодали и скитались по улицам. Потом стали болеть люди. Смертельно опасный вирус распространялся с невероятной скоростью и убил более десятка жителей Капитолия, пока программа вакцинации не взяла его под контроль.

Кориолан вспомнил плакаты, предупреждающие о тревожных симптомах у животных и у людей. Бешенство стало еще одной потенциальной угрозой в его и без того неуютном мире. Перед глазами так и стоял Джессап, прижимающий носовой платок к укушенной шее.

– Крыса укусила?

– Нет, – покачала головой Лисистрата, сама не своя от потрясения и грусти. – Крысы бешенство практически не переносят. Вероятно, один из тех паршивых енотов.

– Люси Грей сказала, что он упоминал какого-то мохнатого зверька, поэтому я решил… – Кориолан умолк. Не важно, кто именно укусил Джессапа. Как ни крути, он обречен. Похоже, он заразился две недели назад. – Болезнь развилась быстро, правда?

– Очень быстро, потому что его укусили в шею. Чем скорее вирус попадает в мозг, тем скорее умираешь, – объяснила Лисистрата. – Вдобавок он сильно ослабел от голода.

Она знала, о чем говорит. Вероятно, в семейном кругу Викерсов подобные темы обсуждались за столом, в свойственной им спокойной врачебной манере.

– Бедняга Джессап, – вздохнула Лисистрата. – Какая ужасная его ждет смерть…

Распознав симптомы, зрители заволновались. По залу прокатилась волна полных страха и отвращения комментариев.

– Бешенство! Когда же он заболел?

– Наверняка привез с собой из дистрикта!

– Отлично, теперь он весь город заразит!

Собравшиеся уходить ученики мигом расселись по местам, не желая ничего пропустить, и стали обмениваться детскими воспоминаниями об эпидемии.

Из солидарности с Лисистратой Кориолан молчал, но его беспокойство росло, пока он наблюдал, как Джессап зигзагами тащится вслед за Люси Грей. Неизвестно, что творится у парня в голове. При обычных обстоятельствах Джессап сделал бы все, чтобы ее защитить, однако он явно утратил рассудок, иначе ей не пришлось бы удирать со всех ног.

Камеры следовали за Люси Грей. Она промчалась по арене и начала карабкаться по полуразрушенной стене на трибуны, где располагались места для прессы, чудом уцелевшие после взрывов. Люси Грей остановилась, переводя дыхание и глядя на лихорадочно преследующего ее Джессапа, затем ринулась к развалинам ближайшего киоска. От него остался лишь каркас, крышу отбросило взрывной волной футов на тридцать. Усыпанная кирпичами и досками территория представляла собой настоящую полосу препятствий, по которой Люси Грей постепенно добралась до самого верха.

Распорядители воспользовались ее неподвижностью и дали крупный план. Кориолану хватило одного взгляда на потрескавшиеся губы, и он тут же потянулся к коммуникатору. Похоже, на арене Люси Грей так и не отыскала воду – значит, ничего не пила целых полтора дня. Кориолан отправил запрос на бутылку воды. Оперативность доставки улучшалась с каждым разом. Даже если Люси Грей продолжит убегать, беспилотник ее найдет. Лишь бы только она не скрылась в тоннеле! Если ей удастся удрать от Джессапа, Кориолан буквально засыплет ее едой и водой – как для собственных нужд, так и для того, чтобы подсыпать туда крысиный яд. Увы, в данный момент этот план казался слишком долгосрочным.

Джессап пересек арену и теперь с недоумением смотрел на Люси Грей, не в силах понять причин ее бегства. Он полез вслед за ней на трибуну, с большим трудом держась на ногах. На усыпанном обломками участке он почти утратил координацию движений: дважды падал и сильно ушибся сначала коленом, потом виском. Из ран хлынула кровь. Джессап с потрясенным видом опустился на ступеньку и протянул к девушке руки. Губы его беззвучно шевелились, по подбородку стекала пена.

Люси Грей застыла, горестно глядя на Джессапа. Странная картина: больной бешенством юноша и загнанная в угол девушка среди развалин. Сказка с несчастливым концом. Парочка влюбленных, чьи судьбы предрешены. Сага о войне, на которой пленных не берут…

«Прошу, умри!» – взмолился Кориолан. От чего погибает человек, зараженный бешенством? У него останавливается дыхание или не выдерживает сердце? В любом случае, чем скорее это произойдет с Джессапом, тем лучше будет для всех.

На арену влетел беспилотник с бутылочкой воды. Люси Грей подняла взгляд и облизнула пересохшие губы. Однако стоило аппарату пролететь над головой Джессапа, как тот содрогнулся, схватил доску и ударил изо всех сил. Беспилотник рухнул на трибуну, бутылка разбилась и привела Джессапа в неистовство. Он попятился, споткнулся о сиденье и рванул прямо к Люси Грей. Та, в свою очередь, полезла еще выше.

Кориолан запаниковал. Хотя идея укрыться от преследователя среди обломков имела свои достоинства, теперь девушке грозила опасность быть отрезанной от поля. Вирус сказывался на точности движений, но в то же время придавал мощному телу Джессапа сумасшедшую скорость, и ничто не могло отвлечь его от Люси Грей. «Не считая воды!» – вспомнил Кориолан. В голове всплыл плакат, которыми когда-то был увешан весь Капитолий. Гидрофобия, или страх воды. Больные бешенством не в силах глотать, поэтому вода сводит их с ума.

Пальцы его забегали по коммуникатору, отправляя запросы. Кориолан надеялся, что Джессапа удастся отпугнуть. Если потребуется, он был готов израсходовать весь запас.

Лисистрата положила руку ему на запястье.

– Не надо, позволь мне. Все-таки он мой трибут! – Она принялась заказывать одну бутылку за другой и посылать Джессапу воду, чтобы окончательно свести его с ума. На ее лице не отразилось почти никаких эмоций, лишь по щеке скатилась слеза и застыла в уголке рта. Лисистрата смахнула ее рукой.

– Лисси… – Кориолан не называл ее так с самого раннего детства. – Вовсе не обязательно…

– Если не может победить Джессап, то пусть победит Люси Грей! Он был бы рад. А ей никак не выиграть, если он ее прикончит, – пояснила Лисистрата. – К тому все и идет!

Взглянув на экран, Кориолан понял, что Люси Грей загнала себя в трудное положение. Слева находилась высокая задняя стена арены, справа – толстое боковое стекло кабины для прессы. Она заметалась, пытаясь скрыться, но Джессап каждый раз менял направление, не давая ей уйти. Когда он приблизился футов на двадцать, Люси Грей заговорила, успокаивающе подняв руку. Это задержало его, хотя и ненадолго; Джессап снова ринулся к ней.

В дальнем конце арены появился еще один летательный аппарат, с водой, заказанной Лисистратой. Этот беспилотник лучше держался курса, как и небольшая флотилия, которая последовала за ним. Едва Люси Грей их увидела, как перестала отступать. Она похлопала по оборкам юбки, где в кармане лежала серебряная пудреница, и Кориолан воспринял это как знак, что она поняла. Люси Грей указала на беспилотники, что-то крикнула и тем самым привлекла внимание Джессапа.

Трибут застыл, выпучив глаза от страха. Беспилотники приблизились к нему, и он замахал руками, но не смог их задеть. Когда стали падать бутылки с водой, бедняга потерял над собой всякий контроль. Подобного эффекта не произвели бы даже взрывные устройства! Бутылки разбивались, а он метался как безумный. Содержимое одной из них попало ему на руку, и Джессап отшатнулся так, словно то была кислота. Он добрался до прохода и помчался вниз, и тут подоспела вторая партия и забросала его подарками. Поскольку груз следовало доставить определенному трибуту, спасенья не было. Ближе к переднему ряду нога Джессапа застряла между сиденьями, он кубарем покатился вниз, перелетел через стену и рухнул на поле.

Громкий хруст костей поразил зрителей – Джессап упал в одно из немногих мест на арене, оборудованное микрофонами. Он лежал на спине неподвижно, не считая вздымающейся груди. Оставшиеся бутылки посыпались на него градом, и он кривил губы, ошеломленно глядя на яркое солнце, блестевшее в брызгах воды.

Люси Грей бросилась вниз по ступенькам и перевесилась через перила.

– Джессап!

Самое большее, на что Джессап был способен, – поднять на нее взгляд.

– О, только не дай ему умереть в одиночестве! – чуть слышно прошептала Лисистрата.

Оценивая опасность, девушка-трибут посмотрела на пустую арену и начала слезать с полуразрушенной стены. Кориолан едва не застонал – ей следовало поскорее убираться оттуда! – но сдержался, потому что рядом сидела Лисистрата.

– Не даст, – заверил он подругу, вспомнив, как Люси Грей стащила с его тела горящую балку. – Это не в ее стиле.

– У меня осталось немного денег, – сообщила Лисистрата, утирая слезы. – Я пошлю ей еды.

Джессап следил за Люси Грей взглядом, не в силах пошевелиться. Вероятно, после падения его парализовало. Люси Грей спрыгнула со стены, осторожно подошла к нему и опустилась на колени чуть поодаль. Силясь улыбнуться, она сказала:

– Попытайся уснуть, Джессап, слышишь? Спи, теперь моя очередь караулить. – Видимо, он ее понял, или же успокоился от знакомого голоса и слов, которые слышал на протяжении последних двух недель. Его лицо смягчилось, веки затрепетали. – Вот так. Расслабься. Сейчас ты уснешь и будешь видеть сны. – Люси Грей придвинулась и положила руку ему на голову. – Все хорошо. Я здесь. Я с тобой.

Джессап пристально смотрел на нее, пока жизнь медленно покидала его тело. Наконец его грудь перестала вздыматься.

Люси Грей пригладила ему челку и села на пятки. Кориолан буквально чувствовал ее усталость. Тряхнув головой, словно пытаясь проснуться, она в несколько глотков осушила ближайшую бутылку. Затем последовала вторая, третья. Напившись, она утерла губы тыльной стороной ладони, потом встала и посмотрела на Джессапа, открыла еще одну бутылку и вылила ему на лицо, смывая пену и слюну. Достав из кармана льняную салфетку, которую Кориолан положил в коробочку с едой в последнюю ночь, она наклонилась и осторожно прикрыла ему глаза, встряхнула ткань и набросила на лицо мертвого трибута.

Вокруг стали падать свертки с едой от Лисистраты. Люси Грей вышла из оцепенения, быстро подняла кусочки хлеба и сыра и разложила по карманам. Она начала складывать в подол бутылки с водой, когда в дальнем конце арены показался Рипер, и девушка поспешно скрылась в ближайшем тоннеле. Рипер не стал ее преследовать. В гаснущем свете дня он посмотрел на тело Джессапа, осторожно его обошел и забрал оставшиеся бутылки.

Кориолан подумал, что если трибуты станут собирать подарки павших соперников, то их легко получится отравить. И тут его отвлек Липид, который пришел за Лисистратой.

– Ничего себе! – воскликнул репортер. – Какая неожиданность! Ты знала про бешенство?

– Конечно, нет! Я непременно предупредила бы власти, что следует проверить енотов в зоопарке, – заявила Лисистрата.

– Что?! Разве зараза не из дистрикта? – удивился Липид.

Лисистрата была тверда.

– Нет, его укусили здесь, в Капитолии.

– В зоопарке? – встревожился Липид. – Многие из нас побывали в зоопарке. Енот лазил по моей аппаратуре, знаешь ли, трогал ее своими маленькими лапками и…

– Не волнуйтесь, бешенства у вас нет.

Липид изобразил пальцами когтистую лапку.

– Он трогал мои вещи!

– Как насчет Джессапа? – напомнила Лисистрата.

– Джессап? Нет, я к нему даже не подходил. Ах, ты про другое… А что насчет него можешь сказать ты?

Лисистрата глубоко вздохнула.

– Я хочу, чтобы люди знали: Джессап был хорошим человеком. Когда на арене начали взрываться бомбы, он прикрыл меня своим телом. Машинально. Я бы даже сказала – инстинктивно. В душе он – защитник. Сомневаюсь, что он смог бы победить в Играх, потому что умер бы, стараясь защитить Люси Грей.

– Ну да, как верный пес, – кивнул Липид. – Как очень хороший пес.

– Вовсе нет! Как человек, – возразила Лисистрата.

Липид смерил ее взглядом, пытаясь понять, не шутит ли она.

– Хм-м. Счастливчик, есть какие-нибудь мысли из главного штаба?

Камера поймала Фликермена яростно грызущим заусенец.

– А? Что? Привет! Нет, пока ничего. Давайте лучше переключимся на арену!

Камеры отвернулись, и Лисистрата начала собирать вещи.

– Не уходи! Останься с нами поужинать, – попросил Кориолан.

– Ну уж нет. Я хочу домой. Спасибо, что был рядом, Корио. Ты хороший союзник.

Он обнял ее.

– Ты тоже! Знаю, тебе пришлось нелегко.

Лисистрата вздохнула.

– Что ж, по крайней мере, для меня все кончено.

Остальные менторы окружили ее, стали хвалить и подбадривать, но Лисистрата поспешно ушла, не дожидаясь, пока начнет расходиться основная масса учеников. Минут через десять, когда те покинули Хевенсби-холл, в зале остались только десять менторов. Теперь, когда на кону был приз Плинтов, они смотрели друг на друга по-новому. Каждый надеялся не просто иметь трибута-победителя, а самому стать победителем Игр.

Видимо, та же мысль пришла в голову и распорядителям: Счастливчик наскоро прошелся по трибутам и их менторам. На экране замелькали портреты пар, закадровый голос давал комментарии. Многие заворчали, узнав свои неприглядные фото с ученических билетов. Трибутов, у которых официальных фотографий не было, представили случайными снимками, сделанными после Жатвы.

Список шел в хронологическом порядке по дистриктам, начиная с Третьего – пар Урбан-Тесли и Ио – Серк. «Трибуты из технологичного дистрикта заставили всех нас гадать, что они сделают с теми беспилотниками!» – напомнил Счастливчик. Следом появились Фест с Коралл, за ними – Персефона с Мизеном. «Трибуты из Четвертого несутся к победе на всех парусах!» Ламина на перекладине и фото Щенка вызвали шумный восторг последнего, пока их не заменили на жонглирующего в зоопарке Трича и Випсанию. «За фаворитами публики Ламиной и Плинием Харрингтоном идет юноша из Дистрикта-7, Трич, и его ментор, Випсания Серп! Итак, в дистриктах Третьем, Четвертом, и Седьмом уцелели оба трибута! Теперь пройдемся по тем, где осталось по одному трибуту». Размытое фото Воуви, скрючившейся в обезьяннике, в паре с Иларием, усыпанным юношескими прыщами. «Воуви из Восьмого с Иларием Хевенсби в качестве наставника!» Теннеру повезло, поскольку распорядители использовали его снимок с интервью, и он хорошо смотрелся рядом с Домицией. «Юноша из Десятого жаждет применить на практике свои навыки работы на скотобойне!» Затем Рипер, прочно стоящий на ногах посреди арены, рядом с безупречно выглядящей Клеменсией. «Перед вами трибут, шансы которого, возможно, стоит пересмотреть! Рипер из Одиннадцатого!» Наконец Кориолан увидел собственное фото – не особо хорошее, но и не плохое – рядом с превосходным снимком Люси Грей, поющей на интервью. «И в номинации самая популярная пара побеждают Кориолан Сноу и Люси Грей!»

Самая популярная пара? Что ж, это лестно, подумал Кориолан. Популярность принесла Люси Грей кучу денег. Она жива, накормлена и обеспечена припасами. Оставалось надеяться, что она сумеет пересидеть в укрытии, пока другие трибуты проредят свои ряды. Потеря Джессапа стала настоящим ударом, зато одной легче спрятаться. Кориолан пообещал ей, что она никогда не будет на арене одна, что он постоянно будет с ней рядом. Интересно, держит ли Люси Грей сейчас в руках его пудреницу? Думает ли о нем?

Кориолан обновил менторский список, вычеркнув Джессапа с Лисистратой.

Дистрикт-1

Юноша (Фесит) – Ливия Кардью

Девушка (Велверин) – Пальмира Монти

Дистрикт-2

Юноша (Марк) – Сеян Плинт

Девушка (Сабина) – Флора Френд

Дистрикт-3

Юноша (Серк) – Ио Джаспер

Девушка (Тесли) – Урбан Канвилл

Дистрикт-4

Юноша (Мизен) – Персефона Прайс

Девушка (Коралл) – Фест Крид

Дистрикт-5

Юноша (Хай) – Денис Флинг

Девушка (Соль) – Ифигения Мосс

Дистрикт-6

Юноша (Отто) – Аполлон Ринг

Девушка (Джинни) – Диана Ринг

Дистрикт-7

Юноша (Трич) – Випсания Серп

Девушка (Ламина) – Плиний Харрингтон

Дистрикт-8

Юноша (Бобин) – Юнона Фиппс

Девушка (Воуви) – Иларий Хевенсби

Дистрикт-9

Юноша (Панло) – Гай Брин

Девушка (Шиф) – Андрокл Андерсон

Дистрикт-10

Юноша (Теннер) – Домиция Уимсвик

Девушка (Бренди) – Арахна Крейн

Дистрикт-11

Юноша (Рипер) – Клеменсия Давкоут

Девушка (Дилл) – Феликс Равинстилл

Дистрикт-12

Юноша (Джессап) – Лисистрата Викерс

Девушка (Люси Грей) – Кориолан Сноу

Участников стало значительно меньше, однако победить оставшихся игроков будет трудно. Рипер, Теннер, двое трибутов из Дистрикта-4… И кто знает, что задумала башковитая парочка из Дистрикта-3?

Десять менторов поужинали восхитительным рагу из баранины с черносливом. Между тем Кориолан скучал по Лисистрате. Она была его единственным настоящим союзником, как Джессап для Люси Грей.

После ужина он сел между Фестом и Иларием, изо всех сил стараясь не клевать носом. С момента смерти Джессапа не произошло ровным счетом ничего, и около девяти часов их отправили по домам, велев прийти на следующее утро как можно раньше. Впереди маячил долгий путь домой, но Кориолан вспомнил про второй жетон от Тигрис и с благодарностью им воспользовался, сойдя с троллейбуса всего в квартале от своих апартаментов.

Мадам-Бабушка уже легла, зато Тигрис ждала в его спальне, снова завернувшись в старую шубу матери. Кориолан рухнул на кушетку у нее в ногах, зная, что без объяснений не обойтись. Он медлил с рассказом о событиях прошлой ночи не только из-за усталости.

– Я боюсь с тобой делиться, – признался он, – потому что не хочу тебе навредить. Знать об этом опасно.

– Не волнуйся, Корио. Большую часть событий я узнала по твоей рубашке, в которой ты ходил на арену. Понимаешь, одежда умеет со мной говорить. – Тигрис разгладила рубашку на коленях и принялась воссоздавать ужасы прошлой ночи, начав с окровавленного пореза на рукаве. – Смотри, вот здесь тебя порезали ножом. – Ее пальцы прошлись по поврежденной ткани. – Вот эти маленькие прорехи и то, как в них проникла грязь, говорят мне, что ты скользил – или даже тебя тащили, – что согласуется с царапиной на подбородке и кровью на воротнике. – Тигрис коснулась линии горловины и двинулась дальше. – Другой рукав порван иначе. Я бы сказала, ты зацепился за колючую проволоку. Наверное, у баррикады. Но эта кровь, вот здесь, на манжете… Вряд ли она твоя. Думаю, тебе пришлось совершить нечто ужасное.

Кориолан уставился на кровь и ощутил, как деревянный брусок лупит по голове Бобина.

– Тигрис…

Она потерла висок.

– И я никак не могу понять, почему до этого дошло! Почему моему маленькому кузену пришлось бороться за свою жизнь на арене?

Меньше всего на свете Кориолану хотелось обсуждать с ней это прямо сейчас.

– Не знаю. У меня не было выбора!

– Понимаю. Конечно, я понимаю. – Тигрис обняла его обеими руками. – Просто я ненавижу их за то, что они делают с тобой.

– Я в порядке, – заверил Кориолан. – Скоро все закончится. И даже если я не выиграю, то наверняка получу какой-нибудь приз. Скоро все обязательно изменится к лучшему!

– Да, конечно, все изменится. Сноу всегда берут верх, – кивнула она, но выражение ее лица говорило об обратном.

– В чем дело? – спросил Кориолан. Она лишь покачала головой. – Ну же, говори!

– Я собиралась подождать, когда закончатся Голодные игры… – Тигрис умолкла.

– Говори, или я напридумываю себе невесть что. Прошу тебя, просто скажи!

– Мы как-нибудь выкрутимся. – Она попыталась встать.

– Тигрис! – Кориолан усадил ее обратно. – Что?

Тигрис неохотно сунула руку в карман шубы, достала письмо со штемпелем Капитолия и протянула ему.

– Сегодня пришло налоговое уведомление.

Кориолан понял все по ее лицу. Денег на уплату налога не было, в долг им больше никто не даст, значит, Сноу вот-вот потеряют свой дом.

Глава 18

Кориолан долго делал вид, что его семьи налог не коснется, и теперь необходимость переезда буквально вышибла из него дух. Как сказать «прощай» родному гнезду? И заодно детству, милым сердцу воспоминаниям довоенной жизни… Эти стены не просто защищали их от внешнего мира, они также защищали легенду о богатстве семьи Сноу. Одним махом он потеряет и место жительства, и семейную историю, и свою индивидуальность.

Им дали шесть недель. Кузены попытались прикинуть, что могут продать, но даже если им удастся пристроить всю мебель и памятные безделушки, этого хватит не больше чем на пару выплат. А счета продолжат исправно приходить каждый месяц. Доходы от продажи имущества, как бы они ни были малы, понадобятся для съема нового жилья. Выселения из-за налоговых проблем следовало избежать любой ценой – публичный позор слишком мучителен. Значит, придется переехать.

– Что будем делать? – спросил Кориолан.

– Ничего, пока не закончатся Голодные игры. Сосредоточься только на них и получи приз Плинтов или еще хоть что-нибудь. С остальным разберусь я, – твердо сказала Тигрис.

Кузина приготовила ему чашку горячего молока с кукурузным сиропом и гладила по больной голове, пока он не задремал. Кориолану снились жестокие, тревожные сны, связанные с событиями на арене. Проснулся он, как всегда, от звуков гимна.

Сможет ли Мадам-Бабушка распевать на съемной квартире через месяц-другой? Или будет уже не в силах поднять голос, сама не своя от унижения? Несмотря на все его насмешки над утренними концертами, Кориолану стало грустно.

Одеваясь, он вспомнил, что нужно забежать в Цитадель и показать доктору швы на руке. Ссадины на лице покрылись темно-красными струпьями, зато отек уменьшился. Хотя замаскировать следы материной пудрой не особо удалось, ее аромат придал юноше немного уверенности.

Безнадежность их финансового положения заставила Кориолана взять предложенные кузиной жетоны. К чему экономить на проезде, если денег на налог все равно нет? В троллейбусе он с отвращением перекусил крекерами с ореховой пастой и газировкой, стараясь не вспоминать о рулетиках «ма». Внезапно Кориолану пришло в голову, что за спасение Сеяна его родители могли бы дать ему в долг или даже заплатить за молчание, однако Мадам-Бабушка ни за что бы не позволила брать у них деньги. Чтобы Сноу пресмыкался перед Плинтом?! Немыслимо! Впрочем, оставалась надежда на недавно учрежденный приз. Тигрис права: в ближайшие несколько дней его будущее непременно решится.

В Академии десять менторов выпили чаю и подготовились к трансляции. С каждым днем внимание к ним росло. Распорядители прислали гримершу, которая умудрилась замазать ссадины на лице Кориолана и заодно немного подрисовала ему брови. Никто не был в настроении говорить об Играх, за исключением Илария Хевенсби, болтавшего о них без умолку.

– Все не как у людей! – воскликнул Иларий. – Вчера я проверил свой список, и что же? Каждый трибут получал еду или хотя бы воду, потому что появлялся на арене. Кроме моей старушки Воуви, которая и носа не показывает! Где же она? Если забилась в самый дальний угол и померла, то я этого никогда не узнаю! Вдруг она давно мертва, а я сижу тут как осел и развлекаюсь с коммуникатором?

Кориолан с радостью велел бы ему заткнуться и не докучать своей ерундой тем, у кого настоящие проблемы, но вместо этого молча сел с краю, рядом с Фестом, который что-то увлеченно обсуждал с Персефоной.

Счастливчик Фликермен начал с того, что перечислил оставшихся трибутов и предложил Липиду выслушать комментарии их менторов. Кориолана вызвали первым, чтобы он прокомментировал эпизод с бешенством Джессапа. Он сделал комплимент Лисистрате, которая блестяще справилась с опасной ситуацией, и поблагодарил ее за щедрость, проявленную в последние минуты жизни Джессапа. Кориолан повернулся к части зала, где сидели «павшие» менторы, попросил подругу встать и предложил публике устроить ей овацию. Зрители с радостью послушались, многие из них аплодировали стоя, а Лисистрата, хотя и выглядела смущенной, наверняка была довольна. Кориолан добавил, что в благодарность просто обязан сделать так, чтобы сбылось ее предсказание о победе трибута из Дистрикта-12, то есть Люси Грей. Публика и сама успела заметить, насколько умна эта девушка-трибут. Также не следует забывать, что она находилась рядом с умирающим Джессапом до самого конца. Вот пример поведения истинно капитолийской девушки! Тут зрителям было над чем задуматься, ведь в победителе Голодных игр, несомненно, следует ценить характер и то, насколько он соответствует ценностям граждан Капитолия. Похоже, Кориолану удалось задеть публику за живое, недаром его коммуникатор звякнул более десяти раз. Он поднял руку с браслетом на камеру и поблагодарил щедрых спонсоров.

Щенок явно позавидовал, что столько внимания досталось Кориолану, громко объявил: «Пора моей Ламине позавтракать!» и заказал целую кучу еды и воды. Соперничать с ним тут не мог никто, ведь кроме этого трибута на арене не было никого. На редкость надоедливый тип, подумал Кориолан, с радостью подметив, что новых подарков от спонсоров не последовало.

Во время интервью с остальными менторами Кориолан сделал вид, что внимательно слушает, однако мыслями был далеко. Идея заявиться к старине Страбону за деньгами – ни в коем случае не с целью шантажа, нет, просто дать ему возможность отблагодарить спасителя сына в денежной форме – не давала ему покоя. Заглянуть к Плинтам и справиться о здоровье Сеяна? Все-таки порез на ноге был серьезный. Да, пожалуй, он просто заглянет и посмотрит, что из этого выйдет.

Ио вовсю рассуждала о том, что Серк сделает с беспилотником.

– Так вот, если светоизлучающие диоды не пострадали, он вполне может смастерить фонарик, и это даст ему большое преимущество ночью…

Счастливчик прервал ее размышления, привлекая внимание зрителей к Риперу, который показался из-за баррикады.

Ламина собрала воду, хлеб и сыр, доставленные шестью беспилотниками, и аккуратно разложила подарки спонсоров на перекладине. На появление Рипера она внимания не обратила, хотя тот направился прямиком к ней. Юноша-трибут показал на солнце, затем на ее лицо. И тут Кориолан впервые заметил, как серьезно пострадала кожа Ламины за долгие дни на открытом воздухе. Она сильно обгорела – нос начал шелушиться, босые ноги покраснели. Рипер ткнул пальцем в еду. Ламина потерла ступни и задумалась над предложением. Трибуты немного поспорили, потом кивнули друг другу. Рипер пересек арену и полез на флагшток. Достав длинный нож, он вонзил его в плотную ткань.

Зрители возмущенно завопили. Пренебрежение к национальному флагу потрясло их до глубины души. По мере того как Рипер орудовал ножом, вырезая кусок размером с небольшое одеяло, беспокойство росло. Разумеется, этого нельзя спускать ему с рук! Разумеется, он заслуживает наказания! Однако, учитывая, что участие в Голодных играх и так было самым страшным наказанием, никто не знал, чем еще с ним можно поквитаться.

Липид поспешил к Клеменсии и спросил, что она думает о поведении своего трибута.

– Дурацкая затея! Кто теперь станет его спонсировать?

– Какая разница, ведь ты все равно его не кормишь! – не удержался Щенок.

– Накормлю, когда заслужит! – отрезала Клеменсия. – В любом случае эту проблему он решил за твой счет.

Щенок нахмурился.

– При чем тут я?

Клеменсия кивнула на экран, где Рипер бежал обратно к Ламине. Трибуты немного посовещались, и на счет три Рипер швырнул вверх скомканный кусок флага, а Ламина сбросила кусок хлеба. Флаг до перекладины не долетел, торг продолжился. После нескольких попыток Риперу удалось сделать хороший бросок, и Ламина наградила его сыром.

Союз трибуты заключать не стали, однако подобный обмен их немного сблизил. Ламина развернула флаг и накрылась им с головой, Рипер прислонился к столбу и принялся за еду. Больше они не разговаривали, просто сидели и отдыхали, но, когда в дальнем конце арены показалась стая трибутов, Ламина предупредила Рипера. Тот благодарно кивнул и скрылся за баррикадой.

Коралл, Мизен и Теннер уселись на трибунах и жестами показали, что хотят есть. Фест, Персефона и Домиция тут же отправили им еду, и троица поделила между собой сброшенный беспилотниками хлеб, сыр и яблоки.

Счастливчик принес в студию своего любимого попугая по кличке Джубили и теперь пытался уговорить его сказать: «Привет, красавчик!» директору Хайботтому. Птица, унылое облезлое существо, сидела нахохлившись и разговаривать не желала. Директор сложил руки на груди и терпеливо ждал.

– Ну же, скажи! Давай! «Привет, красавчик! Привет, красавчик!»

– По-моему, он не намерен разговаривать, – заметил наконец директор Хайботтом. – Или же не считает меня красавчиком.

– Что? Ха-ха! Не-е-ет, просто стесняется. – Счастливчик протянул ему птицу. – Хотите подержать?

Директор откинулся в кресле.

– Нет.

Счастливчик поднес Джубили к груди и погладил его пальцем.

– Итак, директор Хайботтом, что вы думаете обо всем этом?

– О чем именно? – осведомился директор.

– Обо всем! Я про то, что творится на Голодных играх. – Счастливчик неопределенно помахал рукой.

– Совершенно очевидно, что с этого года Игры стали более интерактивными, – произнес директор Хайботтом.

Счастливчик кивнул.

– Интерактивными, значит. Продолжайте!

– Причем с самого начала. Нет, даже раньше. Когда на арене прогремели взрывы, они не только исключили ряд участников, но и изменили ландшафт.

– Изменили ландшафт, значит, – повторил Счастливчик.

– Да. Теперь у нас есть баррикада. Перекладина. Доступ к тоннелям. Это совершенно новая арена, и на ней трибуты вынуждены вести себя по-новому, – объяснил директор.

– И еще беспилотники! – вспомнил Счастливчик.

– Вот именно. Публика стала более активна! – Директор посмотрел на ведущего в упор. – Вы, конечно, понимаете, что это означает.

– Что же? – спросил Счастливчик.

Директор произнес следующую фразу медленно, словно разговаривал с маленьким ребенком:

– Это означает, что теперь мы все на арене.

Ведущий нахмурился.

– Как-как? Я не совсем понимаю.

Директор Хайботтом постучал указательным пальцем по виску.

– Подумайте хорошенько.

– Привет, красавчик! – уныло пискнул Джубили.

– Ага, наконец-то! Разве я вам не говорил?! – с гордостью воскликнул Счастливчик.

– Говорил, – признал директор, – и все же получилось неожиданно.

До перерыва на обед ничего особенного не произошло. В компании Джубили Счастливчик зачитал прогноз погоды по дистриктам. Птица говорить отказывалась, и ведущий принялся сюсюкать вместо нее противным голоском. «Что за погода в Дистрикте-12, Джубили?» «У них буран, Счастливчик». «Буран в июле, Джубили?» «Разве я сказал “буран”? Извини, оговорился: у них Кориолан!»

Попав под прицел камер, Кориолан поднял большой палец. Полный бред!..

Обед из сэндвичей с ореховым маслом разочаровал – тем же самым Кориолан позавтракал. Впрочем, от бесплатной еды он не отказывался никогда: нужно поддерживать силы. По залу прокатился гул – на арене явно что-то затевалось, – и он поскорее занял свое место. Может, наконец появилась Люси Грей?

Ее Кориолан не увидел, зато зашевелилась стая трибутов. Утреннюю лень сменила кипучая деятельность. Троица зашагала по арене прямо к перекладине, на которой расположилась Ламина. Сначала девушка не обратила на них внимания, и Теннер ударил клинком по столбу. Она села, смерила их оценивающим взглядом и, похоже, почувствовала опасность, потому что вытащила из-за пояса топор и нож.

Коротко обсудив ситуацию, трибуты из Дистрикта-4 отдали свои трезубцы Теннеру и разделились. Коралл с Мизеном выбрали каждый по металлическому столбу, которые поддерживали перекладину, Теннер встал прямо под Ламиной с оружием в руках. Зажав зубами рукоятки ножей, союзники коротко кивнули друг другу и полезли наверх.

Фест заерзал в кресле.

– Погнали!

– Им туда ни за что не залезть! – заволновался Щенок.

– Их учили работать на кораблях. Наверняка они умеют лазить по веревкам, – заметила Персефона.

– Точнее, по реям, – кивнул Фест.

– Да понял я, понял! Мой отец все-таки полководец! – напомнил Щенок. – Веревки – это не совсем то. Столбы больше похожи на деревья.

Щенок успел всех так достать, что даже менторы без трибутов с удовольствием включились в пикировку.

– А как насчет мачт? – поинтересовалась Випсания.

– Или флагштоков? – влез Урбан.

– Им туда не взобраться, – заявил Щенок.

Хотя паре из Дистрикта-4 не хватало плавности Ламины, они успешно лезли все выше и выше. Теннер их направлял и велел Коралл подождать, когда Мизен чуть отстал.

– Смотрите, они хотят добраться до верха одновременно! – воскликнула Ио. – Сперва ей придется выбрать противника и сразиться с ним, а тем временем второй трибут взберется на перекладину.

– В таком случае Ламина может убить любого и спуститься! – заявил Щенок.

– Внизу поджидает Теннер, – напомнил Кориолан.

– Сам знаю! – вскричал Щенок. – Чего вы ко мне пристали? У них нет бешенства, и простые штуки вроде воды тут не помогут!

– Тебе бы трюк с водой и в голову не пришел, – поддел его Фест.

– Еще как пришел бы! – огрызнулся Щенок. – Ни звука! Всем молчать!

Воцарилось молчание – зрители внимательно следили, как Коралл с Мизеном приближаются к самому верху. Ламина завертела головой, выбирая противника. Наконец она направилась к Коралл.

– Нет, иди к юноше! – воскликнул Щенок, вскакивая с места. – Ну вот, теперь ей придется биться с ним на самом верху!

– Я бы сделала то же самое. Вряд ли стоит встречаться на узкой перекладине с той девчонкой, – заметила Домиция, и остальные менторы одобрительно загудели.

– Разве? – Щенок задумался. – Может, ты и права.

Ламина метнулась к концу перекладины и без колебаний опустила топор на голову Коралл, но промазала и лишь отхватила клок волос. Коралл немного съехала вниз по столбу. Ламина замахала оружием, пытаясь ее достать. Тем временем Мизен взобрался на перекладину и протянул руку за трезубцем, однако Теннер сплоховал – тот пролетел две трети расстояния и упал на землю. Ламина в последний раз рубанула топором в воздухе и стремительно бросилась к Мизену. По части ловкости юноше-трибуту было до нее далеко: он сделал всего пару неуверенных шажков, она же передвигалась по балке совершенно свободно. Мизен присел на корточки и протянул руку. Теннер бросил трезубец во второй раз, уже повыше, тот отскочил от перекладины и снова упал. Мизен едва успел выпрямиться, и тут Ламина повернула топор плашмя и нанесла удар сбоку в колено. В результате оба потеряли равновесие. Ламине удалось удержаться, обхватив перекладину ногами, а Мизен сорвался, уронил нож и едва успел ухватиться рукой.

Боевой клич Коралл, добравшейся до верха, долетел даже до немногочисленных микрофонов на арене. Теннер кинулся к ее столбу и умудрился метнуть трезубец аккурат ей в руки. Легкость, с какой девушка выхватила оружие буквально из воздуха, вызвала восхищенные возгласы капитолийской публики. Ламина смерила Мизена взглядом, но тот был слишком беспомощен, чтобы представлять непосредственную угрозу, поэтому она повернулась к Коралл и стала ждать нападения. Одна девушка лучше держала равновесие, оружие другой имело большую зону досягаемости. Ламина блокировала топором несколько ударов, потом Коралл крутанула трезубец, делая отвлекающий маневр, и воткнула его сопернице в живот. Выдернув оружие, девушка-трибут тут же отступила, на всякий случай прикрываясь ножом. Перестраховывалась она зря: Ламина рухнула вниз и умерла от удара о землю.

– Нет! – вскричал Щенок, и его возглас эхом разнесся по Хевенсби-холлу. Щенок долго стоял истуканом, потом схватил свое кресло и покинул помост для менторов, проигнорировав протянутый Липидом микрофон. С грохотом поставив кресло рядом с Ливией, Щенок помчался к выходу, изо всех сил пытаясь не разреветься.

Коралл подошла к Мизену. Кориолану пришло в голову, что она собирается его столкнуть вслед за Ламиной. Вместо этого Коралл присела на перекладину, обхватила ее ногами для устойчивости и помогла союзнику ухватиться за опору обеими руками. Топор повредил ему колено, хотя пока было неясно, насколько серьезно. Юноша-трибут сполз вниз, Коралл последовала за ним и подняла второй трезубец, который не добросил Теннер. Мизен прислонился к столбу, ощупывая ногу.

Исполнив над телом Ламины победный танец, Теннер подошел к ним. Мизен усмехнулся и поднял ладони, чтобы тот хлопнул по ним двумя руками. Едва Теннер это сделал, как Коралл вонзила второй трезубец ему в спину. Теннер упал прямо на Мизена, и тот, держась за столб, оттолкнул его в сторону. Теннер повернулся кругом, тщетно пытаясь избавиться от трезубца, но колючие лезвия сидели глубоко. Он рухнул на колени с обиженным видом, вероятно, не особо удивившись предательству союзников, и упал ничком. Мизен прикончил его ножом, перерезав горло. Затем сел, прислонившись спиной к столбу. Коралл оторвала кусок от флага Ламины и занялась перевязкой.

В студии лицо Счастливчика вытянулось, выражая крайнее изумление.

– Вы все видели то же, что и я?

Домиция тихо собирала вещи, удрученно поджав губы, зато в протянутый Липидом микрофон заговорила спокойно и отстраненно:

– Неожиданно… Я думала, Теннер может выиграть. Вероятно, ему удалось бы стать победителем, если бы не предательство союзников. Хороший урок для всех нас. Смотри, кому доверяешь.

– И на арене, и вне ее, – сочувственно покивал Липид.

– Везде, – согласилась Домиция. – Знаете, Теннер был очень добродушным юношей, и Дистрикт-4 этим воспользовался. – Она печально посмотрела на Феста с Персефоной, словно это могло на них плохо отразиться, и Липид неодобрительно поцокал языком. – Благодаря менторству в Голодных играх я многому научилась. Я дорожу приобретенным опытом и желаю всего наилучшего оставшимся менторам.

– Отлично сказано, Домиция. Думаю, ты только что показала своим собратьям-менторам, как надо проигрывать с честью! – воскликнул Липид. – Счастливчик?

На экране возник Счастливчик, который пытался крекером сманить Джубили с люстры.

– Чего тебе? Разве ты не должен поговорить со вторым? Как там его? С сыном полководца?

– Он отказался от комментариев, – вздохнул Липид.

– Давайте-ка вернемся к нашему шоу! – объявил Счастливчик.

Однако шоу подошло к концу. Коралл закончила перевязывать колено юноши-трибута и собрала трезубцы, выдернув их из тел жертв. Мизен в сопровождении союзницы неспешно захромал по полю, и оба скрылись в облюбованном ими тоннеле.

Подошла Сатирия и велела менторам переставить кресла в два аккуратных ряда по четыре места. Ио, Урбан, Клеменсия и Випсания сели впереди, Кориолан, Фест, Персефона и Иларий – сзади. Игра в «музыкальные стулья» продолжалась.

Джубили не вынес унизительной роли марионетки и напрочь отказывался слезать с люстры, поэтому Счастливчик насел на репортеров в Хевенсби-холле и снаружи арены, где толпа зрителей разделилась на команды, поддерживая полюбившихся трибутов. Команда Люси Грей состояла из молодежи и стариков, мужчин, женщин и даже нескольких безгласых, – впрочем, те вряд ли считались; болельщики прихватили их с собой держать плакаты.

Кориолану хотелось, чтобы Люси Грей увидела, как много людей ее любят. Ему хотелось, чтобы она знала, как он ее защищает. Кориолан стал более активным, постоянно подзывал к себе Липида, если на арене ничего не происходило, и превозносил Люси Грей до небес. В результате подарки от спонсоров достигли рекордного показателя, и он смог бы ее кормить по меньшей мере неделю. Теперь оставалось только смотреть и ждать.

Трич выбрался из укрытия, чтобы забрать топор Ламины и получить от Випсании еду. Тесли подобрала еще один упавший беспилотник и еду от Урбана. До самого вечера не произошло практически ничего, пока на арену не вышел Рипер, протирая сонные глаза. Глядя на заколотых Теннера и особенно Ламину, он явно не мог понять, что с ними случилось. Походив кругами под перекладиной, он поднял тело девушки и отнес туда, где лежали Бобин и Марк. Затем оттащил к ним Теннера. В течение следующего часа он отнес в импровизированный морг Дилл и Соль.

И только Джессап остался лежать в стороне. Вероятно, Рипер боялся заразиться бешенством. Аккуратно разложив тела в ряд, юноша-трибут смахнул вьющихся над ними мух. Немного подумав, он пошел и отрезал еще один кусок от флага, прикрыл трупы и вызвал очередную волну негодования среди зрителей. Рипер встряхнул ткань Ламины, обвязал вокруг плеч на манер плаща и начал медленно кружиться, глядя через плечо, как та развевается. Затем побежал, раскинув руки, и флаг струился за ним в лучах предзакатного солнца. Устав от дневных хлопот, Рипер забрался на трибуны и стал ждать.

– Клемми, ну покорми же его наконец! – не выдержал Фест.

– Не лезь не в свое дело! – отрезала Клеменсия.

– У тебя сердца нет! – воскликнул Фест.

– Я – хороший менеджер. Учтите, Голодные игры могут затянуться.

Кориолан подумал, что ее стоит пригласить в Цитадель, когда он пойдет показать доктору швы. Компания ему не повредит, а Клемми сможет пообщаться со своими любимыми гадюками.

В пять часов всех учеников отпустили по домам. Оставшиеся менторы пошли ужинать тушеной говядиной и пирогом. Кориолан не особо скучал по Домиции и уж точно не по Щенку, однако они служили неплохим буфером между ним и личностями вроде Клеменсии, Випсании и Урбана. Даже Иларий со своими жалкими рассказами о величии семейства Хевенсби начал его напрягать. Когда Сатирия в восемь вечера разрешила им уйти, Кориолан сразу направился к выходу, надеясь, что показать швы доктору еще не поздно.

Солдаты в Цитадели его узнали, заглянули в сумку с учебниками и пустили внутрь без сопровождения. Кориолан немного поплутал, потом просидел в клинике целых полчаса, ожидая доктора. Она проверила его жизненные показатели, осмотрела швы, которые успешно заживали, и велела ждать.

Лаборатория буквально бурлила. Раздавались быстрые шаги, громкие голоса и нетерпеливые команды. Кориолан напряженно прислушивался, но так и не понял, что происходит. Несколько раз упоминались арена и Голодные игры, и он принялся гадать, какая между всем этим связь. Наконец пришла доктор Галл и тоже взглянула на его швы.

– Еще пару дней, – с уверенностью заявила она. – Скажите мне, мистер Сноу, вы знали Гая Брина?

– Знал? – переспросил Кориолан, сразу обратив внимание на прошедшее время. – Да. Мы ведь учимся в одном классе. Кажется, на арене он потерял обе ноги. С ним все хорошо?..

– Умер из-за осложнений, – сообщила доктор Галл.

– Не может быть! – Гай мертв… Гай Брин! Недавно он рассказал Кориолану шутку про то, сколько повстанцев понадобится, чтобы завязать шнурок. – Я даже ни разу не навестил его в больнице! Когда похороны?

– Сейчас планируем. Пока не сделаем официальное заявление, держи все в тайне, – предупредила она. – Хотя бы один из вас должен сказать Липиду что-нибудь осмысленное. Я верю, ты справишься.

– Да, конечно. Объявлять о наших потерях во время Игр не стоит, это воспримут как победу повстанцев, – проговорил Кориолан.

– Именно. Будь уверен, просто так это им с рук не сойдет! Кстати, идею мне подала твоя девушка. Если она победит, мы непременно обменяемся опытом. Также я помню, что ты должен мне эссе. – Доктор Галл ушла, задернув за собой штору.

Кориолан застегнул рубашку и взял сумку. О чем же ему писать? О хаосе? О контроле? О договоре? Вероятно, обо всем понемногу.

Подойдя к лифту, он наткнулся на двух лаборанток, которые пытались задвинуть в кабину громоздкую тележку. На ней стоял террариум со змеями, которые покусали Клеменсию.

– Так она велела принести термостат или нет? – спросила одна у другой.

– Вроде бы нет, – ответила вторая. – Хотя лучше проверить! Если напортачим, взбесится. – Тут лаборантка заметила Кориолана. – Извините, нам нужно обратно.

– Без проблем, – ответил он и отступил в сторону, чтобы девушки могли вывезти террариум. Двери лифта закрылись, кабина поехала вверх.

– Ой, простите! – воскликнула вторая лаборантка.

– Без проблем, – повторил Кориолан, однако начал подозревать неладное. Он вспомнил про суматоху в лаборатории, про упоминание Игр, про туманное обещание доктора Галл не оставить смерть Гая безнаказанной. – Куда вы везете этих змей? – поинтересовался он с самым невинным видом.

– Э-э, в другую лабораторию, – ответила девушка, многозначительно посмотрев на коллегу. – Пойдем, термостат придется нести вдвоем.

И они удалились, оставив Кориолана с террариумом у лифта. «Кстати, идею мне подала твоя девушка». Люси Грей. Ее участие в Голодных играх началось с того, что она сунула дочке мэра за шиворот змею. «Если она победит, мы непременно обменяемся опытом». Каким опытом? Как использовать змей в качестве оружия? Кориолан уставился на извивающихся рептилий, представляя их на арене. Что они будут делать? Прятаться? Охотиться? Нападать? Их поведение непредсказуемо, поскольку генетически они были созданы для особых нужд лично доктором Галл.

Кориолан вспомнил последнюю встречу с Люси Грей, и в груди защемило. Он держал девушку за руку, обещал, что вместе они победят. Увы, защитить ее от тварей из этого террариума он мог не больше, чем от трезубцев и мечей на арене. От вооруженных трибутов хотя бы можно спрятаться. Кориолан подозревал, что змеи ринутся прямо к тоннелям. Темнота ничуть не ухудшит их обоняния. Они не узнают запаха Люси Грей, как не узнали запаха Клеменсии. Люси Грей закричит и упадет на землю, губы ее посинеют, потом побледнеют, ярко-малиновый, голубой и желтый гной потечет на радужное платье с оборками… Точно! Вот что напомнили ему змеи, когда Кориолан увидел их в первый раз. Их цвета сочетались с радужным платьем девушки – видимо, так ей и суждено погибнуть…

Не ведая, что творит, Кориолан вынул из кармана носовой платок, скомканный в аккуратный шарик, как заготовка для фокуса, которые любит показывать Счастливчик. Он подошел к террариуму, стараясь держаться спиной к камере наблюдения, положил обе руки на крышку и наклонился, словно решил полюбоваться змеями. А потом уронил платок внутрь и смотрел, как тот исчезает среди радужных тел.

Глава 19

Что же теперь делать? Сердце Кориолана неистово стучало, пока он брел куда глаза глядят и пытался разобраться в последних событиях. Мыслить ясно он не мог, но с ужасом чувствовал, что пересек черту, заходить за которую нельзя.

Немногочисленные пешеходы, водители проезжающих мимо машин – казалось, все смотрят прямо на него. Кориолан нырнул в парк и скрылся в тени, опустившись на скамью посреди густых зарослей. Надо взять себя в руки, успокоить дыхание, считая до четырех на вдохе и на выдохе… Наконец кровь перестала стучать в ушах. Теперь можно было трезво все обдумать.

Итак, он бросил платок с запахом Люси Грей (тот самый, что хранил во внешнем кармане школьной сумки) в террариум. Иначе змеи покусают ее, как Клеменсию. Иначе они ее убьют. Конечно, девушка ему дорога. Но заботится он о ней или о себе? Хочет выиграть Голодные игры ради приза Плинтов? Если так, то он сжульничал, чтобы победить, и никуда от этого не денешься.

«Погоди! Ты ведь не знаешь наверняка, отправят этих змей на арену или нет», – подумал Кориолан. Вообще-то лаборантки сказали ему совсем другое. Да и прежде ничего подобного еще не случалось. Просто на него нахлынуло временное помешательство. Даже если змеи действительно окажутся на арене, то Люси Грей, скорее всего, на них не наткнется. Места там предостаточно, и рептилии вряд ли станут нападать на всех подряд. Гадюки жалят, если на них наступить или напугать. Даже если Люси Грей столкнется со змеей, и та не причинит ей вреда, он-то здесь при чем? Едва ли его заподозрят в доступе к секретным сведениям. Все хорошо. Все обойдется!

Вот только черту он все-таки перешел. Даже если никто не свяжет действия Кориолана с чудесным спасением его трибута, себя-то не обманешь. Он знал, что ходит по краю. К примеру, забрав еду Сеяна из столовой и отдав ее Люси Грей, Кориолан нарушил школьные правила. Тогда им двигало желание не дать трибуту умереть от голода и злость на нерадивых распорядителей. Этот поступок вполне сошел бы за проявление элементарной порядочности, однако таких эпизодов было несколько. Теперь Кориолан увидел всю картину: скользкий склон, по которому он катится последние пару недель. Началось все с объедков Сеяна, а закончилось здесь, на скамейке в вечернем парке. Что ждет его впереди, если он не прекратит действовать в том же духе? На что еще он окажется способен? Хватит, пора остановиться. Честь превыше всего! Больше никакого обмана, никаких сомнительных методов, никаких самооправданий. Отныне он будет жить честно, и даже если станет нищим, то честь останется при нем.

Ноги завели Кориолана далеко от дома, зато до апартаментов Плинтов было рукой подать. Почему бы не заглянуть к ним на минутку?

Безгласая в форме горничной открыла дверь и жестом предложила оставить школьную сумку в прихожей. Кориолан покачал головой и поинтересовался, свободен ли Сеян. Горничная провела его в гостиную и пригласила присесть. В ожидании хозяев он окинул обстановку понимающим взглядом. Дорогая мебель, толстые ковры, вышитые гобелены, бронзовый бюст. Хотя снаружи дом смотрелся скромно, на внутреннее убранство денег явно не пожалели. Для укрепления статуса хозяевам требовалось лишь одно: переехать на Корсо.

В гостиную почти вбежала миссис Плинт, сыпя извинениями и мукой с перепачканных рук. Сеян уже лег спать, а ее гость застал на кухне. Не спустится ли он на минутку к ней, чтобы выпить чашечку чая? Или лучше подать чай здесь, как принято у Сноу? Нет-нет, заверил хозяйку Кориолан, на кухне будет в самый раз. Пожалуй, во всем Капитолии никто кроме Плинтов не стал бы приглашать гостя на кухню. Впрочем, он пришел вовсе не для того, чтобы учить их хорошим манерам. Он пришел, чтобы принять благодарность, и тем лучше, если к ним прилагается домашняя выпечка.

– Хочешь пирога? Ежевичный уже испекся. Если подождешь, будет и персиковый. – Хозяйка кивнула в сторону двух пирогов на столе, готовых отправиться в духовку. – Или лучше запеченный заварной крем? Днем приготовила! Безгласые его очень любят, потому что глотать легко. Кофе, чай или молоко? – Морщинки между бровями «ма» сошлись в тревоге, словно ничего из предложенного ею не было достойно гостя.

Хотя Кориолан успел поужинать, из-за событий в Цитадели и прогулки у него разгулялся аппетит.

– Молоко и пирог с ежевикой будут в самый раз. С вашей стряпней ничто не сравнится!

«Ма» налила большой стакан до краев, отрезала целую четверть пирога и плюхнула его на тарелку.

– Любишь мороженое? – Она тут же положила на пирог несколько ложек ванильного, затем придвинула стул к простому деревянному столику. Над ним висела вышитая по канве картина в раме – горный пейзаж и сверху слово «Дом». – Сестра прислала. Она единственная, с кем я общаюсь. Точнее, единственная, кто теперь общается со мной. Вышивка не особо подходит к прочей обстановке, но здесь у меня свой уголок. Садись и кушай.

В «уголке» находился стол с тремя разномастными стульями, вышивка в рамке и полка с несуразными безделушками: солонка с перечницей в форме петушков, мраморное яйцо, тряпичная кукла. Вот, пожалуй, и все вещи, которые она привезла с собой из дома, подумал Кориолан. Алтарь, посвященный Дистрикту-2. До чего жалко выглядят подобные попытки цепляться за уже потерянную жизнь в захолустном горном краю! Несчастная чужачка не приживется здесь никогда, ведь она только и делает, что целыми днями возится на кухне, готовя заварной крем для безгласых, которым не суждено ощутить его вкус. Кориолан посмотрел, как женщина отправляет пироги в духовку, и принялся за кусок ежевичного. Его вкусовые рецепторы затрепетали от удовольствия.

– Ну как, нравится? – спросила она с тревогой.

– Превосходно! Как и все, что вы готовите, миссис Плинт. – Кориолан ничуть не преувеличивал. Может, «ма» порой и бывала жалкой, зато на кухне творила как художник.

Она слегка улыбнулась и села с ним рядом.

– Захочешь добавки – приходи в любое время! Я даже не знаю, как тебя благодарить за то, что ты сделал! Сеян для меня – всё! Жаль, что он не может к тебе выйти, – принял много успокоительного и лег в постель. Бедняга очень переживает! Похоже, он совсем запутался. Да что я рассказываю, ты и сам знаешь!

– Капитолий – не лучшее для него место, – заметил Кориолан.

– Честно говоря, всем нам, Плинтам, здесь не по себе. Страбон считает, что мы уже не привыкнем, зато Сеяну и его детям будет гораздо легче. Не знаю… – Она покосилась на полочку. – Кориолан, твоя семья и друзья и есть твоя жизнь, а мы оставили всех своих дома, во Втором. Впрочем, тебе это уже известно – вижу по глазам. Как хорошо, что у тебя есть бабушка и милая кузина!

Кориолан поймал себя на том, что пытается ее подбодрить. Якобы после окончания Академии Сеян пойдет в Университет, и уж там будет гораздо лучше – больше студентов со всего Капитолия, новые друзья, новые занятия.

Миссис Плинт кивала, хотя вряд ли верила. Вошла безгласая горничная и привлекла ее внимание жестами.

– Придет, когда доест пирог, – сказала ей хозяйка. – Мой муж просил к нему зайти, если ты не против. Наверное, хочет тебя поблагодарить.

Кориолан доел пирог, пожелал «ма» доброй ночи и последовал за горничной на первый этаж. Толстый ковер приглушал шаги, поэтому они появились в дверях библиотеки незамеченными, и у Кориолана возникла редкая возможность застать Страбона Плинта врасплох наедине с его мыслями. Хозяин дома стоял возле роскошного камина, опершись локтем на полку, и смотрел туда, где в холодное время года горел бы огонь. Сейчас очаг был пуст, и Кориолан недоумевал, что такого печального разглядел там высокий крепкий мужчина. Одной рукой он сжимал бархатный лацкан дорогого курительного пиджака, который смотрелся столь же неуместно, как и модельное платье миссис Плинт или костюм Сеяна. Судя по гардеробу, Плинты чересчур старались выглядеть по-капитолийски. Несмотря на превосходное качество одежды, что-то сразу выдавало в них уроженцев дистрикта – точно так же в Мадам-Бабушке, даже если нарядить ее в кусок мешковины, любой признал бы жителя Корсо.

Мистер Плинт перехватил его взгляд, и Кориолан ощутил давно забытый трепет, который помнил по общению с отцом, – смесь тревоги и неловкости, словно его застали за постыдным занятием. Однако этот человек был Плинтом, а не Сноу.

Кориолан изобразил свою лучшую светскую улыбку.

– Добрый вечер, мистер Плинт. Я вам не помешал?

– Вовсе нет. Заходи. Садись. – Мистер Плинт указал на кожаные кресла перед камином, хотя перед дубовым письменным столом тоже стояли кресла. Значит, беседа предстоит не деловая, а личная. – Ты поел? Разумеется, разве моя жена выпустит кого из кухни, не накормив до отвала! Выпить хочешь? Может быть, виски?

Взрослые никогда не предлагали Кориолану ничего крепче поски, которая тут же ударяла ему в голову. Сегодня рисковать было нельзя.

– Я так наелся, что места для виски уже не осталось, – со смехом сказал он, похлопав себя по животу. – Но вы пейте, не стесняйтесь.

– Вообще-то я не пью. – Плинт сел в кресло напротив и смерил гостя взглядом. – Ты очень похож на отца.

– Мне часто об этом говорят, – признался Кориолан. – Вы его знали?

– Иногда пересекался. – Хозяин побарабанил по подлокотнику длинными пальцами. – Поразительное сходство. И в то же время ты совсем другой.

«Еще бы, – подумал Кориолан. – Я беден и слаб». Хотя, вероятно, предполагаемое отличие вполне подходило для целей сегодняшнего визита. Его отец люто ненавидел дистрикты и не вынес бы, что Страбон Плинт мало того, что проник в Капитолий, так еще и стал крупнейшим магнатом военной промышленности. Не за то он отдал свою жизнь на войне.

– Совсем другой. Иначе ты не пошел бы на арену за моим сыном, – продолжил мистер Плинт. – Невозможно вообразить Красса Сноу, рискующим жизнью ради меня. Никак не могу понять, почему ты это сделал!

«Можно подумать, у меня был выбор», – усмехнулся про себя Кориолан, но вслух сказал совсем другое:

– Сеян – мой друг.

– Я это слышал уже не раз, однако все равно верится с трудом. Впрочем, Сеян сразу обратил на тебя внимание. Может, ты все-таки пошел в мать? Когда перед войной я приезжал в Капитолий по делам, она относилась ко мне хорошо, несмотря на мое происхождение. Истинная леди. Я все прекрасно помню. – Он вперил в Кориолана тяжелый взгляд. – Ты похож на свою мать?

Беседа свернула вовсе не туда, куда планировал Кориолан. Как насчет денежного вознаграждения? Видимо, никто и не собирался его предлагать.

– Мне хочется думать, что похож, хотя бы в чем-то.

– И в чем же? – осведомился мистер Плинт.

К чему эти странные вопросы? Разве у Кориолана вообще есть что-то общее с восторженной, любящей женщиной, которая каждую ночь пела ему колыбельные?

– Ну, мы оба любим музыку. – Действительно, ей музыка нравилась, у него она тоже отвращения не вызывала.

– Музыку, значит? – скептически повторил мистер Плинт, словно Кориолан заговорил о пристрастии к пушистым облачкам.

– И еще мы оба верим, что жизнь бывает по-настоящему прекрасна, если умеешь делиться с другими. Дары судьбы… их нельзя принимать как должное! – Кориолан понятия не имел, что это значит, однако мистеру Плинту, похоже, доводилось слышать эту фразу.

– Склонен с тобой согласиться.

– Ну и хорошо. Так вот, Сеян… – напомнил ему Кориолан.

На лице хозяина проступила усталость.

– Сеян. Спасибо, кстати, что спас ему жизнь.

– Не стоит благодарности! Как я уже говорил, Сеян – мой друг. – Теперь самое время предложить деньги. Кориолан вежливо откажется, потом поддастся на уговоры и согласится принять вознаграждение.

– Прекрасно. Что ж, тебе пора домой. Ведь твой трибут еще в игре? – спросил мистер Плинт.

Осознав, что ему указали на дверь, Кориолан поднялся.

– Да, вы правы. Я просто хотел навестить Сеяна. Он скоро вернется в школу?

– Трудно сказать, – ответил мистер Плинт. – Спасибо, что заглянул.

– Конечно. Передайте, что мы по нему соскучились. Доброй ночи.

– Доброй, – кивнул мистер Плинт. Ни денег, ни даже рукопожатия!

Кориолан ушел растерянный и разочарованный. Тяжелый пакет с едой и шофер, которому велели отвезти его домой, несколько подсластили пилюлю, однако, по большому счету, он напрасно потерял время, особенно учитывая невыполненное задание доктора Галл. То самое «хорошее дополнение к заявке на приз». Ну почему в этой жизни ему ничего не дается легко?!

Тигрис он сказал, что навещал Сеяна, поэтому вернулся так поздно. Она приготовила чашку чая с жасмином, который держали для особых случаев. Еще одно излишество вроде троллейбусных жетонов, но какая теперь разница? Кориолан принялся за эссе и написал на клочке бумаги три цифры. Хаос, контроль и что там еще? Ах, да. Договор. Что происходит, если человечество не контролировать? Именно эту тему он должен развить. Кориолан сказал, что наступает хаос. Доктор Галл ответила, что с этого и стоит начать.

Хаос. Хаос – это страшный беспорядок и смятение. «Как на арене», – напомнила доктор Галл и назвала произошедшее с ним «прекрасным шансом» и «удивительной трансформацией». Кориолан вспомнил, каково это – очутиться на арене, где нет ни правил, ни законов, ни наказания за поступки. Стрелка на компасе его моральных ориентиров бешено крутилась. Охваченный ужасом, что станет добычей, он быстро превратился в хищника и без всяких колебаний забил Бобина до смерти. Да уж, с ним произошла «удивительная трансформация», которой он вовсе не гордился – ведь будучи Сноу, он и так обладал самоконтролем в значительно большей степени, нежели все прочие. Кориолан представил, что будет, если по таким правилам станет играть весь мир. Никаких последствий. Люди берут что хотят и когда хотят, готовы ради этого убивать, если потребуется. Всем управляет желание выжить любой ценой. Во время войны случались такие дни, когда люди боялись выйти на улицу. Дни, когда беззаконие превращало в арену весь Капитолий…

Да, отсутствие закона – вот в чем суть проблемы. Значит, людям нужно договориться о законах, которым они будут следовать. Наверно, это доктор Галл и подразумевала под «общественным договором». Соглашение не грабить, не причинять вреда, не убивать. Закон требуется соблюдать, и тут необходим контроль. Без контроля договор не исполняется, наступает хаос. Контролирующая сила должна превышать силы человека, иначе люди бросят ей вызов. Единственный, кто обладает подобной силой, – Капитолий.

Кориолан просидел часов до двух, вникая в эти тонкости, и в результате его едва хватило на страницу. Доктор Галл наверняка рассчитывает на большее, но той ночью он сделал все, что мог. Он упал в постель, и ему приснилась Люси Грей, за которой охотятся радужные змеи. Он проснулся в холодном поту под звуки гимна. «Возьми себя в руки, – скомандовал Кориолан. – Вряд ли Игры продлятся долго».

Восхитительный завтрак от миссис Плинт придал ему необходимый настрой для четвертого дня Голодных игр. Сев в троллейбус, Кориолан набросился на ежевичный пирог, запеченную в тесте сосиску и тарталетку с творогом. Благодаря Играм и Плинтам он начал набирать вес, так что на обратном пути придется сделать над собой усилие и прогуляться до дома пешком.

Помост, предназначенный для оставшихся менторов, огородили бархатными канатами, к спинкам кресел прикрепили таблички с именами. Похоже, распорядители постарались немного смягчить трения, недавно вспыхнувшие среди претендентов на победу. Кориолан остался в заднем ряду между Ио и Урбаном, беднягу Феста втиснули между Випсанией и Клеменсией.

Счастливчик приветствовал зрителей на пару с многострадальным Джубили, которого заключили в клетушку, больше подходящую кролику, чем птице. На арене не происходило ничего – наверно, трибуты еще не проснулись. Правда, за ночь исчезло тело Джессапа. Вероятно, Рипер все-таки сподобился оттащить его к остальным трупам, сложенным возле баррикады.

Кориолан с волнением ожидал объявления о смерти Гая Брина, однако тщетно. Распорядители проводили время перед ареной с толпой, которая продолжала расти. Разные фан-клубы надели футболки с портретами трибутов и менторов, и при виде своего изображения на огромном экране Кориолан почувствовал одновременно и радость, и смущение.

Ближе к полудню на арене появился первый трибут, которого зрители долго не могли узнать.

– Это же моя Воуви! – с облегчением вскричал Иларий. – Живая!

Девушка-трибут и раньше была довольно тощей, теперь же напоминала скелет – руки и ноги как спички, щеки ввалились. Она вылезла из тоннеля в грязном полосатом платьице, щурясь на солнце и сжимая пустую бутылку.

– Держись, Воуви! Еда на подходе! – воскликнул Иларий, стуча пальцем по коммуникатору. Вряд ли у нее было много подарков от спонсоров, хотя желающие поставить на аутсайдера всегда найдутся.

К помосту подоспел Липид, и Иларий тут же принялся расписывать достоинства своего трибута. Он представил ее отсутствие как уловку и заявил, что их стратегия заключалась в том, чтобы прятаться и ждать, пока арена не опустеет.

– Вы только посмотрите! Воуви вошла в финальную восьмерку! – Тут на арену вылетели полдюжины беспилотников, и Иларий еще больше воодушевился. – Теперь у нее есть еда и вода! Нужно лишь схватить припасы и поскорее вернуться в укрытие!

Сверху посыпались подарки, и Воуви протянула к ним руки, однако вид у нее был какой-то заторможенный. Она упала на четвереньки, ощупала землю, нашла бутылку и с трудом отвинтила крышечку. Сделала несколько глотков, прислонилась к стене и тихо рыгнула. Из уголка рта вытекла серебристая струйка, и Воуви замерла.

Зрители застыли в недоумении.

– Мертва, – объявил Урбан.

– Нет! Нет! Она просто отдыхает! – воскликнул Иларий.

Чем дольше Воуви смотрела немигающим взглядом на яркое солнце, тем труднее было в это поверить. Кориолан обратил внимание на ее слюну – ни прозрачная, ни кровавая, просто слегка загустевшая – и задумался, не удалось ли Люси Грей воспользоваться крысиным ядом. Отравить последний глоток в бутылке и бросить в тоннеле – легче легкого. Отчаявшаяся Воуви наверняка выпила бы ее не раздумывая.

– Не знаю, – протянул Липид, – кажется, твой друг прав.

Прождали еще десять долгих минут. Воуви признаков жизни так и не подала. Иларий наконец сдался и убрал свое кресло с помоста. Липид засыпал его похвалами, и тот нехотя согласился, что могло быть и хуже.

– Воуви умудрилась довольно долго продержаться на арене, учитывая ее состояние. Жаль, что не вышла раньше, – тогда я бы ее накормил. Впрочем, я могу держать голову высоко. Войти в финальную восьмерку – это вам не чихнуть!

Кориолан мысленно прошелся по списку. Два трибута из Третьего, два из Четвертого, Трич и Рипер. Вот и все, что стоит между Люси Грей и победой! Шесть соперников и немного удачи.

На арене смерть Воуви долго оставалась незамеченной. Около обеда из-за баррикады вышел Рипер, по-прежнему в плаще из флага. Он подошел к мертвой девушке с опаской, но она не представляла угрозы ни будучи живой, ни тем более сейчас. Рипер присел рядом и поднял яблоко, затем внимательно изучил ее лицо и нахмурился.

«Знает, – подумал Кориолан, – или, по крайней мере, подозревает насильственную смерть».

Рипер уронил яблоко, взял Воуви на руки и понес к мертвым трибутам, оставив еду и воду нетронутыми.

– Видите? – воскликнула Клеменсия, ни к кому конкретному не обращаясь. – Видите, с кем мне приходится иметь дело? Мой трибут психически нездоров!

– Наверное, ты права, – признал Фест. – Извини, сразу не понял.

На этом и все. Среди зрителей смерть Воуви подозрений не вызвала, на арене в ней усомнился только Рипер. Люси Грей беспечностью не отличалась. Вероятно, она выбрала хрупкую девушку в качестве жертвы потому, что ее тяжелое состояние позволило скрыть симптомы отравления. Кориолана раздражала невозможность связаться с трибутом и обсудить дальнейшую стратегию. Участников осталось мало, так не лучше ли покинуть укрытие и начать действовать более агрессивно? Ответа он, конечно, не знал. Вдруг Люси Грей именно сейчас подбрасывает другим трибутам отравленную еду и воду? В таком случае ей понадобится пополнить припасы, а это невозможно, пока она не появится в поле видимости. Хотя Кориолан не верил в телепатическую связь, он попытался обратиться к Люси Грей мысленно: «Прошу, позволь мне помочь! Или хотя бы дай знать, что с тобой все в порядке. Я по тебе скучаю…»

Рипер вернулся в тоннель, пара из Дистрикта-4 набросилась на еду Воуви. Им было совершенно все равно, откуда та взялась, и Кориолан понял, что отравление прошло незамеченным. Трибуты уселись прямо там, где умерла Воуви, и сожрали все до кусочка, потом зашагали обратно в укрытие. Хотя Мизен хромал, он мог дать форы любому из оставшихся участников. Интересно, не придется ли в конце Коралл и Мизену решать, кто из них увезет домой корону победителя?

За всю свою жизнь Кориолан ни разу не отказывался от обеда в школе, однако при виде лапши с лимской фасолью его чуть не вывернуло. После завтрака от миссис Плинт есть совершенно не хотелось, и он не смог себя заставить проглотить даже ложку. Впрочем, при взгляде на пустую миску Феста он мигом сообразил, как избежать выговора.

– Вот, бери! Для меня лимская фасоль все еще отдает войной.

– У меня то же самое с овсянкой! Стоит унюхать ее запах, и я готов мчаться в бункер, – признался Фест, быстро расправляясь с едой. – Спасибо! Я сегодня проспал и не успел позавтракать.

Кориолан надеялся, что лимская фасоль не станет дурным предзнаменованием. Затем он опомнился и сказал себе, что предаваться суевериям не время. Следовало сохранять остроту ума, хорошо выглядеть перед камерами и пережить этот день. Наверно, Люси Грей успела проголодаться, надо обдумать следующую доставку.

После ухода Илария кресла сдвинули, и Кориолан занял место в середине. Происходящее и правда напоминало игру, в которую он играл в детстве с одноклассниками. Интересно, когда у него появятся дети, останутся ли они среди капитолийской элиты или скатятся в самые низы общества? Все вышло бы иначе, будь их семья более многочисленной… Увы, ими с Тигрис род Сноу заканчивался. Без нее Кориолана ждало совсем одинокое будущее.

После полудня на арене царило затишье. Кориолан искал взглядом Люси Грей; она не появлялась. Самое волнительное происходило снаружи арены: фанаты Коралл сцепились с фанатами Трич, поспорив, кто достоин короны победителя. Некоторые даже успели помахать кулаками, прежде чем миротворцы развели их по разным концам площади. К счастью, болельщики Люси Грей вели себя гораздо приличнее.

Ближе к вечеру на экране появился Счастливчик в компании с доктором Галл, которая держала в руках клетку с Джубили. Птица раскачивалась взад-вперед, как делают маленькие дети, пытаясь успокоиться. Ведущий следил за своим любимцем с тревогой: вероятно, боялся, что его заберут для опытов.

– Сегодня у нас особый гость: Главный распорядитель Голодных игр, доктор Галл, и ей удалось подружиться с Джубили! Насколько я понимаю, у вас печальные новости, доктор Галл.

Главный распорядитель Игр поставила клетку с Джубили на стол.

– Да. Из-за травм, полученных при взрывах на арене, скончался еще один ученик Академии, Гай Брин.

Одноклассники завопили, Кориолан подобрался – в любую минуту его могли вызвать к микрофону. Впрочем, сейчас его тревожило совсем другое. Возносить хвалу Гаю легко, ведь у бедняги не было ни единого врага.

– От лица всех присутствующих выражаю соболезнования семье покойного, – сказал Счастливчик.

Доктор Галл посуровела.

– Разумеется. Однако дела говорят громче слов, а наши враги-повстанцы явно имеют проблемы со слухом. Поэтому мы приготовили особый сюрприз для их детей, которые сейчас находятся на арене.

– Даем прямую трансляцию? – уточнил Счастливчик.

В центре арены Тесли и Серк сидели на корточках над грудой щебня, что-то выискивая. Рипер, который расположился высоко на трибунах, их совершенно не интересовал. Внезапно из тоннеля выскочил Трич и понесся прямо к трибутам из Дистрикта-3. Те, в свою очередь, побежали к баррикаде.

Зрители в зале недоуменно загудели. Где же обещанный доктором Галл сюрприз? В ответ на арену вылетел огромный беспилотник, несущий прозрачную емкость с радужными змеями.

Кориолан почти убедил себя, что атака змей – результат чрезмерно разыгравшегося воображения, однако появление беспилотника развеяло эту иллюзию. Его мозг собрал кусочки головоломки в нужном порядке. Кориолан не знал, как поведут себя змеи на свободе, но ему доводилось бывать в лаборатории. Доктор Галл разводила не болонок – она создавала оружие.

Необычная посылка привлекла внимание Трича. Вероятно, он решил, что это какой-то особый подарок лично для него. Трич замер, глядя, как беспилотник подлетает к центру арены. Тесли с Серком тоже остановились, и даже Рипер с любопытством наблюдал за доставкой. Беспилотник выпустил груз примерно в десяти футах над землей. Контейнер без крышки не разбился: от удара он подпрыгнул, и стенки упали на землю, словно лепестки огромного цветка.

Змеи устремились в разные стороны, переливаясь на солнце всеми цветами радуги.

Сидевшая на переднем ряду Клеменсия вскочила и издала душераздирающий вопль, от которого Фест едва не свалился с кресла. Зрители не успели понять, что происходит, и ее реакция показалась им чрезмерной. Боясь, что перепуганная девушка скажет лишнее, Кориолан обхватил ее сзади обеими руками, то ли чтобы утешить, то ли чтобы удержать. Клеменсия стихла и застыла.

– Их здесь нет! – прошептал Кориолан ей прямо в ухо, не размыкая рук. – Ты в безопасности.

Между тем действие на арене разворачивалось.

Вероятно, благодаря жизни в лесном дистрикте Трич имел представление о змеях. Едва они выползли из контейнера, как он развернулся и без оглядки побежал к трибунам. Юноша-трибут взлетел на груду обломков, словно горный козел, и продолжил подъем, перескакивая через сиденья.

Замешательство, в которое впали Тесли и Серк, обошлось им дорого. Тесли удалось добежать до столба и взобраться на несколько ярдов, а вот Серк споткнулся о ржавое копье и упал. Дюжина пар клыков вонзилась в его тело, затем змеи поползли дальше. Из ран заструился розовый, желтый и голубой гной. Серк весил гораздо меньше, чем Клеменсия, и яда ему досталось раза в два больше, поэтому он умер от удушья за считаные секунды.

При виде мертвого союзника Тесли в ужасе всхлипнула и крепче вцепилась в столб. Под ней извивалась целая груда изящных змеек, угрожающе приподнимаясь над землей и танцуя.

Голос Счастливчика за кадром едва не срывался на визг:

– Что происходит?!

– Этих переродков мы вывели в лабораториях Капитолия, – сообщила зрителям доктор Галл. – Перед вами всего лишь детеныши. Когда они вырастут, то с легкостью догонят любого человека и взберутся на любой столб. Предназначены для охоты на людей, размножаются быстро, так что потери компенсируются высокой плодовитостью.

Тем временем Трич успел взобраться на узкий уступ над табло, Рипер нашел себе убежище на крыше кабины для прессы. Под ними собрались змеи, заползшие на трибуны.

Микрофоны уловили приглушенный женский крик.

«Они напали на Люси Грей! – с отчаянием понял Кориолан. – Платок не сработал».

И тут из ближайшего к баррикаде тоннеля выскочил Мизен в сопровождении визжащей Коралл. На руке девушки висела змейка. Едва ей удалось сорвать одну, как десятки других рептилий мигом облепили ее голые ноги. Мизен отшвырнул бесполезный трезубец и прыгнул на столб напротив Тесли. Несмотря на раненое колено, он взлетел на самый верх в два раза проворнее, чем в прошлый раз. Оттуда он и наблюдал за ужасной, но милосердно быстрой гибелью союзницы.

Уничтожив цели на земле, большинство змей собрались под столбом Тесли. Ее хватка начинала слабеть, и девушка окликнула Мизена, прося о помощи, однако тот лишь покачал головой, не в силах прийти в себя после случившегося.

Зрители в зале принялись шикать, призывая друг друга к тишине. Сначала Кориолан не понял, в чем дело, потом до него донесся слабый звук. На арене кто-то напевал.

Его девушка!

Люси Грей появилась из тоннеля, медленно пятясь назад. Она поднимала ноги очень осторожно и слегка покачивалась в такт мелодии.

Других слов в песне не было, но она производила на змей неотразимое впечатление. За девушкой-трибутом ползли с полдюжины рептилий, завороженных мелодией.

Кориолан выпустил Клеменсию, которая уже успокоилась, и легонько подтолкнул ее к Фесту. Шагнув к экрану, Кориолан наблюдал, затаив дыхание, как Люси Грей пятится и поворачивает туда, где лежит тело Джессапа. Голос стал громче – сама того не зная, она двигалась в направлении микрофона. Вероятно, для своей последней песни.

Впрочем, змеи и не думали нападать. Более того, они стали сползаться к ней со всей арены. Груда рептилий под столбом Тесли поредела, несколько штук упало с трибун, и десятки переродков выползли из тоннелей, чтобы присоединиться к своим собратьям. Они окружили Люси Грей со всех сторон, сделав дальнейшее отступление невозможным. Яркие тела заструились по ее босым ногам, обвились вокруг лодыжек, и девушка медленно села на мраморную глыбу.

Люси Грей аккуратно расправила оборки кончиками пальцев. Змеи не преминули воспользоваться приглашением, и вскоре выцветшая ткань исчезла, скрытая под блестящей массой извивающихся рептилий.

Глава 20

Кориолан сжал кулаки. Он понятия не имел, что взбредет в голову гадюкам. Переродки в террариуме, познакомившись с его запахом, не обратили на него никакого внимания. Однако на арене их тянуло к девушке-трибуту, словно магнитом. Может, дело в окружающей среде? Рептилий выбросили из теплого тесного контейнера на огромную открытую арену, и теперь они ползут на единственный знакомый запах. Наверно, тянутся к ней в поисках безопасного укрытия.

Люси Грей ничего про змей не знала, потому что в тот день в зоопарке, когда Кориолан хотел рассказать ей о происшествии с Клеменсией, ее положение было настолько плачевным, что он промолчал. Интересно, Люси Грей догадывается, почему они ей повинуются? Наверно, думает, что все дело в пении. Пела ли она им у себя дома? «Эта змейка – моя добрая подружка», – сообщила она девочке в зоопарке. Похоже, в Дистрикте-12 ей приходилось дружить со змеями. Вероятно, девушка боится, что ее ужалят, если она перестанет петь. И это – ее лебединая песня. Люси Грей ни за что не уйдет без эффектного финала. Пожалуй, она предпочла бы погибнуть в ярком свете прожекторов, с песней на губах.

Девушка-трибут затянула первую строчку голосом нежным и при этом звонким, как колокольчик.

Старая песня, подумал Кориолан. При упоминании лучшего мира он сразу вспомнил Сеяна с его хлебными крошками. Да еще этот «порог» – ведь пока она жива.

Распорядители дали общий план, и Кориолан едва на завопил от возмущения, пока не понял, почему они это сделали. Заслышав мелодичную песню юной сирены, змеи поползли к ней со всех сторон. Даже те, которые уютно устроились в ожидании Тесли, позабыли про свою добычу и ринулись к Люси Грей. Все еще дрожа от ужаса, Тесли сползла на землю и заковыляла к сетчатому забору сбоку от баррикады. Под звуки песни она благополучно вскарабкалась повыше.

Камера взяла лицо девушки крупным планом. Кориолан подозревал, что обычно Люси Грей приходилось выступать перед аудиторией, хорошенько принявшей на грудь. Готовя своего трибута к интервью, он услышал множество песен, которые навевали на мысли о пьяной компании, размахивающей жестянками с джином в такт музыке в каком-нибудь баре. Впрочем, выпивка вряд ли была так уж необходима: бросив взгляд через плечо, Кориолан увидел, как зрители в Хевенсби-холле принялись раскачиваться в такт. Голос Люси Грей стал громче, эхом разносясь по арене.

На последних строках голос Люси Грей достиг крещендо.

Публика ждала, затаив дыхание, пока отзвучит последняя нота. Змеи тоже подождали, потом зашевелились. Люси Грей откликнулась нежным напевом, словно баюкала беспокойного ребенка. Увидев, что змеи затихли, зрители вздохнули с облегчением.

Трансляция вернулась в студию. Счастливчик выглядел таким же зачарованным, как и рептилии: глаза остекленели, рот приоткрылся. Заметив себя на экране, ведущий мигом спохватился и переключил внимание зрителей на доктора Галл, сидевшую с каменным лицом.

– Что ж, Главный распорядитель… мои аплодисменты!

Хевенсби-холл разразился бурной овацией, однако Кориолан не мог отвести глаз от доктора Галл. Что скрывается за этим непроницаемым выражением? Поверила ли она в чудесное воздействие песни Люси Грей или подозревает нечестную игру? Даже если доктор Галл узнает про уловку с платком, может быть, она и простит его, ведь результат превзошел все ожидания.

Доктор Галл милостиво кивнула.

– Сегодня все внимание должно принадлежать не мне, а Гаю Брину. Вероятно, его одноклассникам найдется что вспомнить.

Липид развил бурную деятельность, опрашивая учеников в Хевенсби-холле. Доктор Галл не зря предупредила Кориолана заранее, и он оказался единственным, кто обошелся без шуток или забавных историй: ему удалось связать воедино героическую потерю, змей и возмездие, постигшее трибутов на арене.

– Мы ни за что не оставим без последствий гибель столь выдающегося капитолийского юноши! Когда нападают на одного из нас, мы даем сдачи и бьем в два раза сильнее, как уже говорила доктор Галл.

Липид попытался перевести разговор на необычное представление со змеями, которое устроила Люси Грей, однако Кориолан не пожелал развивать тему.

– Она замечательная девушка, но доктор Галл права. Сегодня все внимание принадлежит Гаю! Давайте поговорим о Люси Грей завтра.

После получаса воспоминаний Липид попрощался с Ио и Фестом, чьи трибуты погибли от укусов змей. Неожиданно для себя Кориолан заключил Феста в крепкие объятия – тяжело было видеть, как верный друг покидает помост. Утрате Ио он также посочувствовал, поскольку она была настроена скорее объективно, чем воинственно, в отличие от оставшихся менторов. За исключением, пожалуй, Персефоны, с которой Кориолан решил разделить ужин. Так сказать, предпочел каннибалов головорезам.

Учеников отпустили по домам, немногочисленные менторы отправились есть стейки. Кориолан оглядел своих соперников. Если он не победит, директор Хайботтом может вручить ему какую-нибудь другую премию, которой не хватит для оплаты учебы в Университете, обосновав это недавним выговором. Надежной защитой станет лишь приз Плинтов.

Кориолан переключил внимание на экран. Люси Грей продолжала напевать своим питомцам, Тесли исчезла за баррикадой, Мизен, Трич и Рипер оставались на возвышениях. Набежали тучи, предвещая грозу, и закат разгорелся заревом. Из-за непогоды стемнело рано, и не успел Кориолан доесть свой пудинг, как Люси Грей исчезла в сгустившейся мгле. Раздались мощные раскаты грома. Кориолан надеялся, что в свете молний будет хоть что-нибудь видно, однако из-за ливня ночь сделалась непроницаемой.

Кориолан решил спать прямо в Хевенсби-холле, как и другие менторы. Никто, кроме Випсании, не догадался захватить постельные принадлежности, поэтому расположились в сдвинутых креслах, пристроив школьные сумки вместо подушек. Из-за дождя в зале стало прохладно, и Кориолан вскоре задремал, время от времени вскидываясь и поглядывая на экран. Гроза разогнала трибутов по укрытиям, смотреть было решительно не на что, и наконец он уснул. Перед рассветом он резко вскочил. Випсания, Урбан и Персефона крепко спали. Невдалеке блеснули темные глаза Клеменсии.

Кориолану не хотелось с ней враждовать. Если дом Сноу падет, то ему понадобятся друзья. До случая со змеями он считал Клеменсию близкой подругой. Вдобавок она всегда хорошо ладила с Тигрис. Как же загладить свою вину?

Клеменсия держала руку под рубашкой, ощупывая ключицу, которую показывала ему в больнице. Ту самую, покрывшуюся змеиной чешуей.

– Чешуйки прошли? – прошептал Кориолан.

Клеменсия напряглась.

– Понемногу бледнеют. Наконец-то! Врачи говорят, выздоровление может затянуться до года.

– Болит? – Такая идея пришла ему в голову впервые.

– Нет, только кожу противно тянет. – Она потерла чешуйки. – Странные ощущения.

Ободренный ее доверием, Кориолан сделал решительный шаг.

– Прости, Клемми. Мне очень жаль, что все так вышло!

– Ты ведь не знал, что она задумала, – сказала Клеменсия.

– Нет, но потом, в больнице, мне следовало быть рядом. Жаль, что я не вышиб двери и не убедился, что с тобой все в порядке!

– Да! – воскликнула она, затем немного смягчилась. – Я знаю, что тебя ранили. На арене.

– К чему оправдываться?! – Кориолан всплеснул руками. – Толку от меня ноль, мы оба это знаем.

Легкий намек на улыбку.

– Почти ноль. Пожалуй, толк от тебя есть, ведь сегодня ты не дал мне выставить себя полной дурой.

– Разве? – Он прищурился, склонив голову набок. – По-моему, это я в тебя вцепился. То ли спрятаться хотел, то ли просто на всякий случай.

Клеменсия рассмеялась, потом посерьезнела.

– Зря я винила во всем тебя. Понимаешь, мне было очень страшно!

– Еще бы, Клемми. Жаль, что сегодня тебе пришлось это увидеть.

– Знаешь, как ни странно, мне даже полегчало. Думаю, оно сработало как терапия. Я ужасный человек, да?

– Нет, – покачал головой Кориолан, – ты очень храбрая.

Дружеские отношения понемногу восстанавливались. Пока остальные менторы спали, Кориолан с Клеменсией доели последнюю тартинку с творогом из его запасов, поболтали о том о сем и даже обсудили возможность союза между Люси Грей и Рипером. Поскольку от них это мало зависело, от идеи пришлось отказаться. Либо их трибуты решат действовать сообща, либо нет.

– По крайней мере, мы с тобой снова союзники, – сказал Кориолан.

– Ну, хотя бы не враги, – признала Клеменсия. Когда они пошли умываться перед гримом, она поделилась мылом, чтобы ему не пришлось пользоваться едкой жидкостью для мытья рук в туалетной комнате, и этот маленький жест дал Кориолану понять, что он прощен.

Завтрака им не предоставили, зато Фест пришел пораньше, чтобы поддержать одноклассников, и раздал сэндвичи с яйцом и яблоки. Персефона лучезарно ему улыбалась, прихлебывая чай. Теперь, когда Клеменсия немного успокоилась, Кориолан уже не чувствовал угрозы со стороны других менторов. Все они хотели победить, однако по большей части это зависело от трибутов. Он попытался оценить соперников Люси Грей. Тесли, мелкая и смышленая. Мизен, смертельно опасный, но раненый. Трич, юноша крепкий, пока себя не проявил. Рипер, слишком странный, чтобы выразить словами.

На рассвете последние тучи развеялись. Мертвые змеи устилали арену, валялись среди руин, плавали в лужах. Наверное, утонули или замерзли в холодной мокрой ночи. Некоторые генетически созданные существа плохо выживают вне лаборатории. Люси Грей и Тесли видно не было, зато трое юношей в промокшей одежде остались на своих безопасных высотах. Мизен спал, привязавшись ремнем к перекладине. Хевенсби-холл стал заполняться зрителями, и Випсания с Клеменсией, которая казалась почти нормальной, послали своим трибутам провизию.

Когда беспилотники прибыли, Трич накинулась на еду, а Рипер снова от нее отмахнулся, пошел на поле и зачерпнул воды из лужи. Не обращая внимания на проснувшихся Трича и Мизена, он поднял павших трибутов и отнес к остальным телам. Другие юноши наблюдали за ним настороженно, но не трогали, опасаясь то ли его странного поведения, то ли уцелевших змей. Вероятно, надеялись, что с Рипером разделается кто-нибудь другой. Юноша-трибут спокойно привел свой морг в порядок и вернулся в кабину для прессы. Трич сидел на краю табло, болтая ногами, Мизен жестами изобразил, что хочет есть. Персефона тут же откликнулась и заказала для него обильный завтрак.

Вскоре на арену выбралась Тесли. С сосредоточенным лицом она тащила беспилотник, который походил на обычные устройства для доставки грузов и в то же время немного от них отличался. Тесли встала прямо под Мизеном.

– Неужели она думает, что эта штука взлетит? – с сомнением протянула Випсания. – И даже если так, то каким образом ею управлять?

Внезапно Урбан, хмуро глядевший на экран, подался вперед.

– А ей и не надо. Если только… Как же ей удалось?.. – Ментор умолк, пытаясь что-то сообразить.

Тесли щелкнула выключателем и выпустила беспилотник в воздух. Тот поднялся, и стал виден провод, которым он крепился к запястью девушки. Привязанный таким образом аппарат закружил между нею и Мизеном. Трибут с озадаченным видом посмотрел вниз, и тут прибыл первый груз от Персефоны, уронил кусок хлеба и собрался лететь обратно. Однако вскоре он вильнул и вернулся к адресату. Мизен удивленно отпрянул и отмахнулся от назойливой машинки. Та подлетела к нему, растопырила лапки, отпустила несуществующий груз и пошла на повторный виток.

– Что с ним случилось? – не поняла Персефона.

Этого не знал никто, и тут подоспели еще два беспилотника – один с водой, другой с сыром. Они также выпустили свои грузы и остались неподалеку, тщетно пытаясь повторить доставку. Рассчитанные на беспрепятственный сброс аппараты принялись натыкаться друг на друга, иногда и на трибута. Мизен громко завопил и замахал руками – его случайно задели по глазу.

– Можно как-нибудь связаться с распорядителями? Я ведь заказала еще три доставки! – встревожилась Персефона.

– Распорядители ничего не смогут сделать, – ответил довольный Урбан. – Тесли умудрилась взломать аппараты. Она заблокировала их возвращение на базу, так что теперь лицо твоего трибута – их единственная цель.

Разумеется, вновь прибывшие беспилотники тоже вышли из строя. Поначалу их навязчивость казалась забавной, потом стала смертельно опасной. Мизен хотел спуститься по столбу, но аппараты роились вокруг него, как пчелы у горшка с медом. Трезубец валялся на земле, поэтому Мизен вытащил нож и попытался с ними сражаться, однако самое большее, что ему удавалось, – ненадолго сбить их с курса. На контакт с адресатом беспилотники запрограммированы не были, и все же, сталкиваясь друг с другом и с клинком, врезались в беднягу все чаще. Мизен на ощупь двинулся к столбу – тому самому, на котором вчера висела тщетно молившая о помощи Тесли, – и тут больное колено его подвело. Яростно отмахиваясь от назойливых аппаратов, он перенес вес на раненую ногу, та дрогнула и соскользнула с перекладины. Мизен потерял равновесие, стремительно упал и свернул себе шею при ударе о землю.

– Ах! – воскликнула Персефона, когда трибут рухнул. – Тесли его убила!

Випсания задумчиво посмотрела на экран.

– Да, она куда умнее, чем кажется.

Тесли довольно улыбнулась, опустила беспилотник, выключила и нежно обняла.

– Не суди книгу по обложке! – усмехнулся Урбан, заказывая еду для своей девушки-трибута. – Особенно если она принадлежит мне.

Ликование его было недолгим. Транслируя эпизод с беспилотниками, распорядители не сочли нужным показывать общий план, иначе зрители бы заметили, как Трич спустился с табло, миновал трибуны и спрыгнул на поле. Он появился словно из ниоткуда и обрушил на Тесли топор. Девушка не успела сделать и шага, как лезвие вонзилось ей в череп, и она упала замертво. Трич оперся руками на колени, пыхтя от напряжения, и сел на землю рядом с телом, глядя, как кровь впитывается в песок. Прибывшие беспилотники осыпали его градом чужих подарков, трибут собрал свертки и скрылся за баррикадой.

Урбан брезгливо скривился и встал. Отделаться от вездесущего Липида с микрофоном ему не удалось, и он едва сдержался, чтобы не зарычать.

– Для меня все кончено. Смешно вышло, да?

Он ушел, зато Персефона принялась изливать свои сожаления и благодарность за честь побыть ментором.

– Ты вошла в финальную пятерку! – ослепительно улыбнулся ей Липид. – И этого у тебя уже никому не отнять.

– Ну да, – задумчиво протянула она. – Такой опыт долго не забудется.

Кориолан оглядел Клеменсию с Випсанией.

– Похоже, остались только мы.

Они сдвинули кресла в ряд, Кориолан сел посередине.

Люси Грей. Трич. Рипер. Финальная тройка. Последняя девушка. Последний день? Вполне возможно.

В студии Счастливчик нацепил шляпу с пятью бенгальскими огнями.

– Привет, Панем! Я приготовил эту прелесть специально для финальной пятерки, но события развиваются слишком стремительно. Долой лишние огоньки! – Он выдернул две горящие палочки и не глядя швырнул через плечо. – Финальной тройке – ура!

Один бенгальский огонь с шипением погас на полу, зато другой подпалил занавес, вызвав бурю визгов и топота со стороны Счастливчика. Вовремя подоспел кто-то из съемочной группы с огнетушителем, и ведущий немного успокоился. Когда три оставшихся огня на шляпе догорели, внизу на экране замигали цифры, показывая число спонсоров и тех, кто сделал ставки.

– Ух ты! Ставки растут! Становится горячо! Не упустите шанс!

Коммуникатор Кориолана бодро звякал, как, впрочем, и у Випсании с Клеменсией.

– А толку с этих подарков? – прошептала Кориолану Клеменсия. – Мой трибут все равно мне не доверяет и не ест ничего, что я посылаю.

Наверно, Люси Грей проголодалась, но из тоннеля пока не выходила. Кориолану хотелось послать ей еду и воду, как для подкрепления сил, так и для того, чтобы было куда подмешать яд. Двое оставшихся противников значительно превосходили ее силой, значит, следовало хоть как-нибудь уровнять шансы. Единственное, что пришло Кориолану в голову, – удерживать симпатии толпы на ее стороне. Когда Липид подошел за обещанным рассказом о представлении Люси Грей, он пустил в ход тяжелую артиллерию. Кориолан и раньше делал все, что мог, и уже не знал, как еще доказать зрителям, что она не имеет к дистриктам ни малейшего отношения.

– Боюсь, Люси Грей стала жертвой большой несправедливости. И я говорю не столько о Жатве, сколько о ее пребывании в Дистрикте-12 вообще. Судите сами, дорогие зрители. Если вы со мной согласны, то окажите помощь!

И хотя коммуникатор разразился шквалом сигналов, свидетельствующих о новых пожертвованиях, Кориолан не знал, чем это ей поможет. Ведь и присланных ранее подарков от спонсоров ему хватило бы по меньшей мере на несколько недель.

Тем временем Рипер вылез из ложи для прессы и отрезал от флага еще одну полосу. Изможденный юноша, шатаясь, бродил по арене, перетаскивая Тесли и Мизена в свою «коллекцию», затем прикрыл их тканью. Он с трудом взобрался на последний ряд трибун, разложил плащ для просушки и задремал на солнце, медленно покачиваясь взад-вперед. Кориолан сообразил, что трибут может вскоре умереть от естественных причин. Считается ли смерть от голода естественной? Трудно сказать. Естественно ли использовать голод как оружие?

К его облегчению, Люси Грей появилась незадолго до полудня, выглянув из темного тоннеля. Она осмотрела арену, сочла ее безопасной и вышла на солнечный свет. Хотя грязь на подоле юбки начала подсыхать, влажное платье липло к телу. Пока Кориолан заказывал ей еду, Люси Грей подошла к луже Рипера и опустилась на колени. Зачерпнув воды, она утолила жажду и умылась, расчесала волосы пальцами и собрала их в небрежный узел.

На арену влетела дюжина беспилотников, однако Люси Грей их словно не замечала и вынула из кармана пустую бутылку. Опустила горлышко в лужу, набрала немного воды, сполоснула емкость и выплеснула содержимое обратно. Она начала наполнять ее снова, как вдруг увидела летящие аппараты. Еда и вода посыпались на землю, и Люси Грей принялась собирать продукты, отшвырнув старую бутылку в сторону.

Люси Грей направилась к ближайшему тоннелю, потом бросила взгляд на Рипера, развалившегося на трибуне. Она изменила курс, поспешила к его моргу и подняла ткань. Шевеля губами, она пересчитала павших.

– Пытается понять, кто остался в Играх, – пояснил Кориолан в микрофон, который Липид сунул ему прямо в лицо.

– Наверно, нам стоит вывешивать результаты на табло, – пошутил Липид.

– Я считаю, трибутам бы это пригодилось, – одобрил Кориолан. – Хорошая идея, серьезно!

Внезапно Люси Грей резко подняла голову, уронила припасы на землю и бросилась бежать. Она услышала то, что зрители услышать не могли. Из-за баррикады выскочил Трич, размахивая топором, и схватил девушку за запястье. Люси Грей развернулась, упав на колени и отчаянно пытаясь освободиться. Юноша-трибут занес топор.

– Нет! – Кориолан вскочил, отпихнув Липида. – Люси Грей!

И вдруг случилось неожиданное. Когда топор начал опускаться, Люси Грей бросилась в объятия противника и прижалась к нему, избегая лезвия. Как ни странно, они долго не размыкали рук, пока глаза Трича не расширились от ужаса. Он оттолкнул ее, уронил топор и вытащил что-то у себя из-за шиворота. Его рука взметнулась вверх, крепко сжимая ярко-розовую змею. Потом Трич рухнул на колени и ударил ее об землю, продолжая бить снова и снова, пока не растянулся замертво, сжимая в кулаке безжизненную змейку.

Тяжело дыша, Люси Грей резко обернулась, ища глазами Рипера. Тот по-прежнему сидел на трибуне, мерно покачиваясь. В ближайшее время опасность ей вряд ли угрожала. Она прижала руку к сердцу и помахала зрителям. Толпа в зале разразилась аплодисментами.

Кориолан шумно выдохнул, осознав, что справился. И она тоже, конечно. С карманами, полными яда, Люси Грей добралась до самого финала Голодных игр. Наверно, она прятала розовую змейку в складках платья точно так же, как и зеленую в день Жатвы. Есть ли у нее еще, или Трич забил до смерти последнюю выжившую рептилию? Неизвестно. Однако подобная возможность делала Люси Грей смертельно опасным противником.

Пока Липид провожал Випсанию, благодарившую распорядителей сквозь зубы, Кориолан откинулся в кресле и смотрел, как Люси Грей возвращается к припасам. Он склонился к Клеменсии и прошептал: «Я рад, что остались мы с тобой». В ответ она заговорщицки улыбнулась.

Люси Грей расправила обертки и красиво разложила всю свою еду, напомнив Кориолану о пикнике в зоопарке. Может, она старается ради него? Он вспомнил ее поцелуй, и у него защемило сердце. Есть ли у них будущее?.. Нахлынули сладкие грезы о том, как Люси Грей победит, покинет арену и поселится с ним в пентхаусе Сноу, который чудесным образом удастся спасти от налогов. Он будет учиться в Университете на премию Плинтов, она станет звездой ночного клуба Плюриба, ведь ей позволят остаться в Капитолии и… Деталей Кориолан еще не продумал, но знал главное: Люси Грей должна быть с ним. Целая и невредимая. Вызывающая восхищенные взгляды. Преданная и любящая. Всегда рядом. Она должна принадлежать только ему! «Единственный парень, для которого есть место в моем сердце, – это ты», – сказала она перед тем, как его поцеловать. Если это правда, то ей тоже захочется быть с ним, верно?

«Прекрати! – велел себе Кориолан. – Никто пока ничего не выиграл!»

Тем временем Люси Грей доела почти всю еду, и он заказал еще, чтобы она могла затаиться в укрытии и спокойно протянуть несколько дней, дожидаясь, пока Рипер умрет. План хороший, надежный и обречен на успех, если соперник и дальше станет отказываться от любой пищи. А вдруг нет? Вдруг к нему вернется рассудок, и он примется поедать практически бесконечные запасы подарков от спонсоров, которыми засыплет его Клеменсия? Тогда все снова сведется к грубой физической силе, и Люси Грей ни за что не выиграть поединок, если только у нее не найдется в запасе еще парочки змей.

Беспилотники доставили новую партию еды, и Люси Грей разложила ее по карманам. Вряд ли там могли уместиться и припасы, и рептилии, однако эта девушка необычайно умна. Кориолан даже не заметил, откуда она достала змею, которая убила Трича.

Фест принес Кориолану с Клеменсией сэндвичи, но оба слишком нервничали и не могли есть. Остальные ученики перекусили прямо на своих местах, чтобы ничего не упустить. Кориолан слышал, как они шепотом спорят, кто победит.

Палящее солнце постепенно высушило арену, оставив лишь пару самых глубоких луж. Люси Грей присела отдохнуть на груду обломков, расправив юбку для просушки. Затишьем воспользовался Счастливчик, выступивший с подробным прогнозом погоды и советами, как уберечься от жары и ее последствий – теплового истощения, судорог и удара. К киоску с лимонадом снаружи арены выстроилась огромная очередь, люди прятались под зонтами или забивались в драгоценную тень. Даже надежная прохлада Хевенсби-холла подвела; ученики скинули пиджаки и принялись обмахиваться тетрадями. К середине дня им подали фруктовый пунш, придавший происходящему ощущение праздника.

Люси Грей не спускала с Рипера глаз, однако тот не обращал на нее ни малейшего внимания. Внезапно она поднялась, словно ей не терпелось поскорее со всем покончить, вернулась к Тричу, схватила за ногу и собралась потащить к моргу. Едва она прикоснулась к телу, как Рипер вскочил, крикнул что-то неразборчивое и поспешил вниз. Люси Грей бросила Трича и побежала к ближайшему тоннелю. Рипер донес Трича до места, аккуратно положил рядом с мертвыми трибутами и прикрыл остатками флага. Довольный собой, он направился в обратный путь, но не успел дойти до стены, как Люси Грей выскочила из другого тоннеля, сдернула кусок ткани с тел и издала громкий вопль. Рипер развернулся и побежал к ней. Люси Грей мигом скрылась за баррикадой. Рипер поправил флаг, подоткнул под тела и пошел отдыхать. Прислонившись спиной к столбу, он прикрыл глаза и задремал. Люси Грей снова выскочила из укрытия, схватила флаг и бросилась удирать, волоча его за собой. К тому моменту, как Рипер обнаружил пропажу, Люси Грей успела отбежать ярдов на двадцать. Его нерешительность позволила ей увеличить разрыв и оттащить флаг в самый центр поля. Затем она снова умчалась к трибунам. Рипер разозлился, подбежал и забрал флаг. Сделав несколько шагов ей вдогонку, он остановился – усилие далось ему слишком тяжело. Стиснув виски, Рипер задышал тяжело и часто, хотя ничуть не вспотел. Как напомнил недавно зрителям Счастливчик, это могло быть признаком теплового удара.

«Люси Грей пытается загнать его до смерти, – подумал Кориолан. – Похоже, у нее неплохо получается».

Рипер пошатнулся, словно пьяный, и, таща за собой флаг, побрел к луже, которая еще не высохла от жары. Он опустился на колени и пил, пока на дне не осталась лишь мутная жижа. Вдруг его лицо исказилось, пальцы зашарили по груди. Рипера стошнило водой, и он долго стоял на четвереньках, содрогаясь в спазмах. Наконец трибут поднялся и медленно побрел к моргу, все еще волоча за собой флаг. Рипер успел дойти, рухнул на землю и дополз до тела Трича. Одной рукой он попытался набросить флаг на всех, но смог прикрыть лишь себя, вытянулся и затих.

Кориолан сидел, застыв в ожидании. Неужели все? Он победил в Голодных играх? Выиграл приз Плинтов? И девушку?

Зрители в зале начали перешептываться. Если трибут мертв, то не пора ли объявить победителя? Кориолан с Клеменсией отмахнулись от Липида с микрофоном, продолжая наблюдать. Выждав полчаса, Люси Грей спустилась с трибун и подошла к Риперу. Приложила руку к шее, проверяя пульс. Убедившись в отсутствии пульса, она опустила мертвецу веки и нежно укрыла всех трибутов флагом, словно укладывая детей спать. Затем прислонилась спиной к флагштоку и стала ждать.

Похоже, это убедило распорядителей. На экране возник радостно скачущий Счастливчик и объявил, что Люси Грей Бэйрд, трибут из Дистрикта-12, и ее ментор, Кориолан Сноу, стали победителями Десятых Голодных игр.

Хевенсби-холл взорвался овациями, Фест подговорил одноклассников поднять кресло вместе с Кориоланом и пронести его по кругу. Когда его наконец опустили, Липид засыпал его вопросами, на которые он смог ответить лишь одно: это волнующий и поучительный для него опыт.

В честь окончания Игр всех учеников пригласили в столовую, где их ждали пирожные и поска. Кориолан сидел на почетном месте, принимая поздравления и совершенно напрасно налегая на поску. Ну и что? В тот момент он чувствовал себя неуязвимым.

Голова у него начинала уже кружиться, и Сатирия вытащила его из-за стола очень вовремя, вывела в коридор и велела немедленно отправляться в Лабораторию высшей биологии.

– Думаю, распорядители скоро приведут твою девушку. Не удивляйся, если вас обоих поставят перед камерой. Ты – молодец!

Кориолан порывисто обнял наставницу и поспешил в лабораторию, радуясь передышке. Губы его непроизвольно расплылись в безумной улыбке. Он победил! Он заслужил и славу, и будущее, и, может быть, любовь! Еще немного, и Люси Грей будет в его объятиях. «Сноу всегда берут верх!» Подойдя к двери, он заставил себя сделать серьезное лицо и оправил пиджак, чтобы скрыть, насколько пьян и взбудоражен. Появляться перед доктором Галл в таком виде явно не следовало.

Заглянув в лабораторию, Кориолан обнаружил там лишь директора Хайботтома, сидевшего на своем обычном месте.

– Дверь прикрой, – велел тот.

Кориолан подчинился. Вероятно, директор решил поздравить его наедине. Или даже извиниться за то, что дурно с ним обращался. В один прекрасный день падающей звезде может понадобиться звезда восходящая. Однако, подойдя ближе, Кориолан похолодел от ужаса. На столе, словно лабораторные экспонаты, лежали три предмета: салфетка с эмблемой Академии, испачканная виноградным пуншем, серебряная пудреница его матери и грязный носовой платок.

Беседа длилась не более пяти минут. После нее Кориолан отправился прямиком в призывной пункт и стал новоиспеченным, хотя и не самым образцовым миротворцем во всем Панеме.

Глава 21

Кориолан прислонился к оконному стеклу, тщетно пытаясь хоть немного остудить пылающий висок. Душный вагон только что опустел – в Дистрикте-9 сошло полдюжины новобранцев. Наконец-то за целые сутки он остался один! Движение состава часто перемежалось длинными, непонятными остановками, соседи болтали без умолку, и поспать ему не удалось. Он лишь притворялся спящим, чтобы ни у кого не возникло желания с ним заговорить. Пожалуй, стоит попробовать уснуть теперь. Вдруг получится очнуться от кошмара, в который превратилась привычная жизнь? Он потер покрытую струпьями щеку манжетой новой форменной рубашки, но прикосновение жесткой, колючей материи лишь усилило ощущение безнадежности.

«До чего уродливое место», – тоскливо подумал Кориолан, проезжая через Дистрикт-9. Бетонные здания, облупившаяся краска и нищета под лучами безжалостного полуденного солнца. Покрытый угольной пылью Дистрикт-12 наверняка будет еще уродливее… Прежде Кориолану не доводилось видеть там ничего, кроме усыпанной шлаком площади, которую показывали в День Жатвы. Вряд ли это место пригодно для жизни.

Когда он попросил о назначении в Двенадцатый, брови офицера призывного пункта поползли вверх. «Нечасто я слышу подобные просьбы», – заметил он, ставя штамп, но от вопросов воздержался. Очевидно, за Голодными играми следили не все жители Капитолия. Офицер явно не узнал Кориолана, да и про Люси Грей не упомянул. Тем лучше. В данный момент Кориолан мечтал об анонимности, ведь по большей части его позор был связан с тем, какую он носит фамилию. Вспомнив беседу с директором Хайботтомом, он вспыхнул до корней волос…

«Слышишь грохот, Кориолан? Это рушится величие дома Сноу».

До чего же Кориолан ненавидел директора! Раздувшееся от самодовольства лицо нависало над уликами. Кончик авторучки тыкал в предметы на лабораторном столе.

– Салфетка с твоей ДНК. Ты тайком вынес еду из школьной столовой и отдал своему трибуту. Мы нашли ее, собирая улики на арене после взрывов. Запустили обычную проверку, и вот ты попался.

– Вы морили ее голодом! – воскликнул Кориолан дрогнувшим голосом.

– Для Голодных игр это вполне стандартная процедура. Заметь, тут важно не столько кормление трибута, на которое мы смотрели сквозь пальцы, сколько сам факт воровства из столовой, что строжайше запрещено, – напомнил директор Хайботтом. – Я настаивал на том, чтобы разоблачить тебя сразу, но доктор Галл сочла, что ты больше пригодишься в качестве мученика, пострадавшего за Капитолий. Пока ты валялся в больнице, мы крутили на похоронах запись гимна в твоем бездарном исполнении.

– Тогда зачем вспоминать об этом сейчас? – спросил Кориолан.

– Надо же вывести закономерность твоего поведения. – Ручка постучала по серебряной розе. – Теперь пудреница. Сколько раз я видел, как твоя мать доставала ее из сумочки, чтобы на себя полюбоваться? Твоя прелестная, заурядная мамочка, которая наивно убедила себя, будто твой отец подарит ей свободу и любовь! Как говорится, из огня да в полымя.

– Она не такая, – выдавил Кориолан.

– Надо признать, она была очень молода и, похоже, навеки осталась юной девочкой. В отличие от твоего трибута, Люси Грей. В свои шестнадцать эта девица тянет на все тридцать пять, причем весьма непростые тридцать пять, – заметил директор Хайботтом.

– Пудреницу она вам сама отдала? – При мысли об этом сердце Кориолана упало.

– Миротворцам пришлось повалить ее на землю, чтобы забрать эту штуку. Естественно, мы тщательно обыскиваем победителей на выходе с арены. – Директор склонил голову набок и улыбнулся. – Ловко ей удалось отравить Воуви и Рипера. Не очень-то честно, но что поделаешь? Возвращение в Дистрикт-12, видимо, достаточное наказание. Люси Грей сказала, что крысиный яд – целиком ее идея, и пудреница – всего лишь талисман.

– Так и есть, – подтвердил Кориолан. – Талисман на счастье, знак моей привязанности. Про яд мне ничего не известно.

– Допустим, я тебе поверил, хотя это не так. Тогда что прикажешь делать с этим? – Директор Хайботтом поднял кончиком авторучки носовой платок. – Вчера утром его обнаружили в террариуме со змеями. Сперва все были озадачены, бросились проверять карманы, ведь кроме сотрудников к переродкам вроде бы никто не подходил. Один лаборант даже признал его своим, сказал, что мучается аллергией и куда-то подевал платок. Уже собрался писать заявление об уходе, как вдруг они заметили инициалы в уголке. Не твои. Твоего отца.

CXS. Вышитые латиницей теми же белыми нитками, что и кайма. Не увидишь, пока не приглядишься. Кориолан никогда особо не рассматривал свои носовые платки – просто клал с утра в карман свежий и бежал в Академию. С обвинением можно было бы поспорить, если бы не средняя буква «икс». Ксанф. Единственным во всем Капитолии, кто носил это гордое имя, был его отец.

Спрашивать про тест ДНК не имело смысла – директор наверняка его провел и обнаружил следы Кориолана и Люси Грей.

– Почему же вы не предали это огласке?

– Поверь, мне очень хотелось. Однако у Академии есть традиция: когда ученика исключают, ему предлагают своего рода спасательный круг, – пояснил директор. – В качестве альтернативы позору он может до конца дня записаться в миротворцы.

– Но… зачем мне это делать? Я имею в виду, что подумают люди? Ведь я только что… выиграл приз Плинтов и могу учиться в Университете! – запинаясь, проговорил Кориолан.

– А может, ты весь из себя патриот? Или веришь, что защищать свою страну гораздо важнее, чем корпеть над книгами? – Директор Хайботтом расхохотался. – Или Голодные игры тебя изменили, и ты идешь туда, где можно как следует послужить Панему? Ты умный юноша, Кориолан. Я уверен, что-нибудь придумаешь.

– Я… я… – От поски и адреналина голова пошла кругом. – Почему? Почему вы меня так ненавидите? – выпалил он. – Я думал, что вы друг моего отца!

Директор посерьезнел.

– Я тоже так думал. Позже выяснилось, что он просто меня использовал. И кстати, продолжает использовать.

– Он же умер! Он много лет как мертв! – вскричал Кориолан.

– И вполне заслуженно, однако он живет в тебе. – Директор махнул рукой. – Лучше поспеши. Призывной пункт закрывается через двадцать минут. Если побежишь, как раз успеешь.

Так он и сделал, потому что другого выхода не видел. Записавшись в миротворцы, Кориолан помчался прямиком в Цитадель, надеясь вымолить прощение у доктора Галл. Увы, внутрь его не пустили, даже якобы воспалившиеся швы не помогли. Миротворцы позвонили в лабораторию, где им велели отправить его в больницу. Впрочем, один караульный сжалился и согласился передать эссе доктору Галл, если получится. На полях Кориолан хотел нацарапать записку с мольбой о помощи, затем передумал. Он понял, что это бесполезно, и написал лишь слово «спасибо». Кориолан и сам не знал, за что ее благодарить, однако решил не показывать ей свое отчаяние.

По пути домой поздравления соседей были ему как острый нож, но самое неприятное началось, едва он вошел в апартаменты под звуки жестяных рожков и приветственных криков. Бабушка с Тигрис достали украшения для вечеринок, которыми обычно пользовались на Новый год, и даже купили праздничный торт. Кориолан еле выдавил из себя улыбку, потом расплакался. И тогда он рассказал им все. Потрясенные женщины застыли, как мраморные статуи.

– Когда уезжаешь? – спросила Тигрис.

– Утром, – ответил он.

– Когда вернешься? – спросила Мадам-Бабушка.

У Кориолана язык не повернулся сказать, что через двадцать лет. Ей столько не прожить. Если он и увидит ее снова, то уже в семейной усыпальнице.

– Не знаю.

Старуха кивнула и выпрямилась в кресле.

– Помни, Кориолан, куда бы ты ни уехал, ты везде останешься Сноу. Этого у тебя никому не отнять.

Кориолан задумался, не в том ли главная проблема. Оставаться Сноу в послевоенном мире просто невозможно. Вот куда его завела семейная гордость… Однако вслух он сказал другое:

– Я постараюсь стать достойным своего имени.

Тигрис поднялась.

– Пойдем, Корио. Я помогу тебе собрать вещи.

Он последовал за ней в свою комнату. Кузина не плакала. Кориолан знал, что она постарается сдержать слезы до его отъезда.

– Собирать особо и нечего. Мне велели надеть старую одежду, чтобы потом выбросить. Нам выдадут форму, предметы гигиены и все остальное. Я могу взять только те личные вещи, которые поместятся сюда. – Кориолан достал из школьной сумки коробку восемь на двенадцать и примерно три дюйма в высоту.

Кузены долго на нее смотрели.

– Ты должен выбрать по-настоящему памятные вещи.

Фотографии матери с младенцем Кориоланом, отца в военной форме, Тигрис и Мадам-Бабушки, несколько снимков друзей. Старый отцовский компас в медном корпусе. Завернутый в оранжевый шелковый шарфик диск розовой пудры, который раньше лежал в серебряной пудренице матери. Три носовых платка. Почтовая бумага с фамильной монограммой Сноу. Корешок билета на цирковое представление с печатью арены. Осколок мрамора, подобранный после бомбежки. Сейчас Кориолан понял, что чувствует «ма» Плинт, чей прежний мир сжался до размера полки с безделушками из Дистрикта-2.

Спать они не ложились. Кузены отправились на крышу и смотрели на Капитолий, пока не начало светать.

– Ты был изначально обречен на провал, – сказала Тигрис. – Голодные игры – чудовищное, несправедливое наказание. Разве может хороший юноша вроде тебя соответствовать их требованиям?

– Не вздумай такое говорить! Это опасно, – предупредил Кориолан.

– Знаю, – ответила кузина. – И это тоже неправильно!

Кориолан принял душ и оделся в поношенные школьные брюки, вылинявшую футболку и старые шлепанцы. Выпив на кухне чашку чая, он поцеловал на прощанье Мадам-Бабушку и бросил последний взгляд на свой дом.

В холле Тигрис дала ему старую шляпу и отцовские солнечные очки.

– В дорогу.

Кориолан сразу понял, что она предлагает ему маскировку, и с благодарностью спрятал кудри под шляпой. Кузены молча дошли по пустынным улицам до призывного пункта.

– Я оставляю тебя с кучей проблем, – охрипшим голосом сказал он. – Апартаменты, налоги, Мадам-Бабушка. Прости меня! Если не сможешь, я пойму.

– Тебе не за что извиняться, – заверила Тигрис. – Напиши, как только выдастся минутка!

Они обнялись так крепко, что у него лопнула пара швов. Затем он вошел в призывной пункт, где толпились сотни три жителей Капитолия, ожидая начала новой жизни. У Кориолана вспыхнула надежда: вдруг его не возьмут по состоянию здоровья? Потом он ужаснулся. Какая судьба ждет его тогда? Публичный позор? Тюрьма? Директор Хайботтом не уточнял, но следовало готовиться к худшему. Впрочем, медосмотр прошел успешно, швы на руке сняли без лишних вопросов. Стрижка под машинку избавила от приметных кудрей, и Кориолан почувствовал себя чуть ли не голым, зато любопытные взгляды прекратились. Он переоделся в новехонькую военную форму, получил вещевой мешок, набор для гигиены, бутылку воды и сэндвичи с мясным паштетом в дорогу. А под конец подписал стопку бланков, в том числе распоряжение отсылать половину его скромной получки Тигрис и Мадам-Бабушке.

Остриженный, переодетый и прошедший вакцинацию Кориолан вместе с другими новобранцами сел в автобус, доставивший их на вокзал. По большей части с ним ехали выпускники средних школ, чей учебный год заканчивался раньше, чем в Академии. Забившись в угол зала ожидания, он посмотрел «Новости Капитолия», боясь увидеть репортаж о своем назначении, однако зрителям показали обычный субботний выпуск. Погода. Изменения в работе транспорта в связи с реконструкцией столицы. Рецепт летнего салата из овощей. Такое чувство, словно Голодных игр и не было…

«Меня хотят вычеркнуть из жизни, – подумал Кориолан. – И для этого им придется стереть память об Играх».

Кто знает о его позоре? Одноклассники? Друзья? С ним никто не пытался связаться. Наверно, новость еще не успела разойтись, но все впереди. Люди начнут строить догадки. Поползут слухи. Верх возьмет самая исковерканная и колоритная версия событий. О, как будет злорадствовать Ливия Кардью! Клеменсия получит приз Плинтов. На летних каникулах все станут гадать, куда он подевался. Некоторые даже будут скучать. Фест. Возможно, Лисистрата. В сентябре бывшие одноклассники начнут учебу в Университете, и постепенно о нем все забудут.

Стереть всякое воспоминание об Играх означает также вычеркнуть из жизни Капитолия Люси Грей. Где она? Правда ли ее отправили домой? Едет ли она сейчас в Дистрикт-12, запертая в вонючем вагоне для скота, который привез ее в столицу? Директор Хайботтом сказал, что так и будет, однако окончательное решение – за доктором Галл. Она может отнестись к их обману гораздо менее снисходительно. Вдруг под ее чутким руководством Люси Грей бросят в тюрьму, убьют или превратят в безгласую? Или, что еще хуже, приговорят к пожизненным экспериментам в жуткой лаборатории?

Вспомнив, что он в поезде, Кориолан зажмурился, чтобы не заплакать, и постарался взять себя в руки. Возвращение Люси Грей в Дистрикт-12 – лучший вариант для Капитолия. Возможно, через некоторое время доктор Галл вновь ее призовет – к примеру, спеть на открытии Игр. По сравнению с его преступлениями проступки девушки – ерунда. К тому же публика успела ее полюбить. Пожалуй, обаяние спасет Люси Грей и в этот раз.

Время от времени поезд останавливался и изрыгал новобранцев либо в назначенном им дистрикте, либо для пересадки на транспорт, направляющийся на север или на юг. Иногда за окном проносились мертвые заброшенные города, и Кориолан гадал, как они выглядели в годы расцвета, когда здесь был не Панем, а Северная Америка. Страна, полная Капитолиев, должно быть, смотрелась прекрасно. И все пропало впустую…

Около полуночи дверь в купе с грохотом распахнулась, и внутрь ввалились две девушки, назначенные в Дистрикт-8, с доброй половиной галлона поски, которую им чудом удалось пронести с собой. Будучи в полном раздрае, Кориолан не нашел ничего лучше, как к ним присоединиться. Проснулся он почти сутки спустя на рассвете, утром вторника, въезжая в Двенадцатый.

Кориолан спустился на платформу с больной головой и сухим, как наждак, языком. Следуя приказу, он и трое других новобранцев построились и целый час прождали сопровождения. Наконец явился миротворец, немногим их старше, и они отправились пешком по грязным улицам. Жара и высокая влажность превратили воздух в нечто среднее между жидкостью и газом. Влага облепила тело Кориолана липкой пленкой, и вытереть ее никак не удавалось. Пот не высыхал, только продолжал струиться. Из носа текло, кончик носа почернел от угольной пыли. Носки хлюпали в тяжелых жестких ботинках. После часового перехода по усыпанным шлаком улицам с остатками потрескавшегося асфальта они вышли к военной базе, которой предстояло стать их новым домом.

Надежное ограждение и вооруженные миротворцы у ворот смотрелись впечатляюще. Новички последовали за провожатым мимо невзрачных серых зданий. Возле казарм две девушки их покинули, и Кориолан со вторым новобранцем – высоким, тощим как жердь юношей по имени Юний, прошли в комнату с четырьмя двухъярусными кроватями и восемью шкафчиками. Две пары коек были аккуратно заправлены, на двух свободных возле грязного окна, выходившего на мусорные баки, лежали стопки белья. Кое-как себе постелив, Кориолан занял верхнюю койку, уступив нижнюю соседу, который боялся высоты. Остаток утра они потратили на то, чтобы принять душ, разложить вещи и ознакомиться с учебным пособием для новобранцев. К обеду следовало явиться в столовую.

Кориолан стоял в душе, запрокинув голову, и глотал теплую воду. Он трижды вытерся полотенцем, но кожа сухой так и не стала. Надев чистую форму, он распаковал вещмешок и сунул драгоценную коробку на верхнюю полку шкафчика, затем вскарабкался на свою койку и принялся внимательно изучать пособие – или сделал вид, что изучает, – чтобы избежать разговора с Юнием. Дерганый парнишка, похоже, нуждался в утешении, на которое Кориолан был сейчас не способен. «Пойми же наконец, наивный Юний, – хотел сказать Кориолан, – жизнь твоя кончена». Внезапное отсутствие обязанностей – перед Академией, перед семьей, перед своим будущим – лишило его последних сил. Даже самая незначительная задача приводила его в уныние.

Незадолго до одиннадцати часов за новичками зашли соседи по казарме: разговорчивый круглолицый юноша по прозвищу Улыба и его низкорослый щуплый приятель Блоха. Четверка направилась в столовую, где стояли длинные столы с потрескавшимися пластиковыми стульями.

– По вторникам у нас хэш! – радостно объявил Улыба. Пробыв миротворцем всего неделю, он успел не только выучить, но и полюбить здешний распорядок. Кориолан забрал поднос с миской, содержимое которой напоминало собачью еду, щедро сдобренную картофелем. Голод и воодушевление товарищей придали ему смелости. На вкус блюдо оказалось вполне съедобным, хотя и немного пересоленным. Также ему дали две консервированные груши и большую кружку молока. Не шикарно, зато сытно. Похоже, в армии голодать не придется – питание здесь гораздо более полноценное, чем дома.

Улыба объявил, что теперь они друзья, и к концу обеда Кориолан с Юнием получили прозвища Джент, сокращенное от «джентльмена», и Дылда – один из-за изысканных манер за столом, другой из-за телосложения. Кориолан обрадовался: в последнюю очередь ему хотелось трепать имя Сноу. Никто из соседей по казарме Голодные игры не упомянул. Выяснилось, что у новобранцев есть доступ лишь к одному телевизору, в комнате отдыха, причем сигнал здесь настолько слабый, что его практически никто не смотрит. Если Дылда и видел Кориолана в Капитолии, то вряд ли признал в обритом наголо солдате. Никто не ожидал увидеть его здесь. Могло быть и так, что слава Кориолана ограничивалась Академией и кучкой бездельников в Капитолии, следивших за действом в прямом эфире. Кориолан успокоился и рассказал друзьям, что отец у него был военным и погиб на войне, дома остались бабушка и кузина, и школу он закончил на прошлой неделе.

Выяснилось, что Улыба с Блохой, как и многие миротворцы, были вовсе не капитолийцами, а уроженцами дистриктов.

– Стать миротворцем – большая удача, – заявил Улыба. – Гораздо лучше, чем работать на фабрике. Много еды, и денег хватает, чтобы посылать предкам. Некоторые воротят нос, но я скажу тебе вот что: война давно закончилась, и работа есть работа.

– Значит, ты согласен надзирать за своими? – не удержался Кориолан.

– Для меня они чужие. Сам-то я из Восьмого. Нельзя служить в том дистрикте, где родился. – Улыба пожал плечами. – К тому же моя семья теперь тут, Джент.

Возможность познакомиться с другими членами новой семьи выпала Кориолану сразу после обеда, когда ему дали наряд на кухню. Под руководством Кренделя, старого миротворца, потерявшего на войне левое ухо, Кориолан разделся до пояса и простоял четыре часа напролет в клубах пара над раковиной, чистя кастрюли и поливая из шланга металлические лотки. Затем он перекусил все тем же хэшем и приступил к мытью полов в столовой и коридорах. Вернувшись в казарму за полчаса до отбоя (свет гасили в девять), Кориолан рухнул в постель в одних трусах.

К девяти утра он уже стоял на плацу, готовый приступить к тренировкам. На первом этапе новобранцев подтягивали до приемлемого уровня физической подготовки. Кориолан приседал, бегал и ходил строем, пока насквозь не вымок от пота и не стер ноги до волдырей. Суровая школа профессора Серп ему очень пригодилась, а маршировать он умел лет с двенадцати. Неуклюжему Дылде, у которого была впалая грудь и обе ноги левые, пришлось нелегко: сержант-инструктор строевой подготовки орал на него без устали, разнообразя ругань едкими насмешками. В ту ночь Кориолан засыпал под звуки сдавленных рыданий в подушку.

Теперь жизнь Кориолана состояла из сплошных тренировок, еды, уборки и сна. Он делал все механически, стараясь ровно настолько, чтобы избежать нареканий. Иногда ему удавалось выкроить драгоценные полчаса перед отбоем. Впрочем, ничем особым он в это время не занимался – принимал душ и залезал в койку.

Не давали покоя мысли о Люси Грей, однако навести справки было не так-то просто. Если бы он стал спрашивать у всех подряд, кто-нибудь наверняка узнал бы о его причастности к Играм, а этого он хотел избежать любой ценой. Выходной день в их подразделении приходился на воскресенье, дежурство заканчивалось в пять часов в субботу. Новобранцам в первую неделю полагалось оставаться на базе, поэтому Кориолан запланировал вылазку в город на следующее воскресенье. Улыба рассказал, что миротворцы ходят развлечься на старый угольный склад, так называемый Котел, где можно купить самогону и, если повезет, снять девочку. В Дистрикте-12 имелась и городская площадь – та самая, где проходила Жатва, – с несколькими магазинчиками и лавками, но к вечеру они закрывались.

Кроме Дылды, которому за плохую строевую подготовку выпало драить туалеты, после субботнего обеда все соседи по казарме отправились в комнату отдыха играть в покер. Кориолан сидел в столовой над тарелкой лапши с тушенкой. Обычно за едой Улыба болтал не переставая, и вот теперь впервые Кориолан смог спокойно рассмотреть других миротворцев. Самым молодым было около двадцати, самый старый выглядел ровесником Мадам-Бабушки. Некоторые разговаривали, многие сидели молча с понурым видом, поедая лапшу. Неужели и его ждет такое будущее?

Кориолан решил провести вечер в казарме. Последние деньги он оставил семье, поэтому играть было не на что – получку им давали первого числа каждого месяца. Еще пришло письмо от Тигрис, и он хотел спокойно его прочесть. Впервые за долгое время Кориолан отдыхал от вида, звука и запаха своих новых товарищей. Весь этот непрерывный коллективизм чрезвычайно напрягал его, привыкшего заканчивать день в одиночестве собственной комнаты. Он взобрался на койку и аккуратно вскрыл конверт.

Мой дорогой Корио!

Сейчас ночь понедельника, и в апартаментах без тебя ужасно пусто! Мадам-Бабушка не вполне понимает, что происходит: сегодня дважды спрашивала, когда ты вернешься и не стоит ли подождать с ужином. Слухи о твоем положении носятся самые разные. Я ходила к Плюрибу, и он сказал, что слышал всякое: якобы ты влюбился в Люси Грей и последовал за ней в Двенадцатый, якобы ты напился, празднуя победу, и друзья взяли тебя на слабо, якобы ты нарушил правила и посылал на арену подарки Люси Грей от себя лично, якобы ты повздорил с директором Хайботтомом… Я говорю людям, что ты отдаешь долг своей стране по примеру отца.

Сегодня вечером к нам заходили Фест, Персефона и Лисистрата. Очень о тебе беспокоятся. Еще звонила миссис Плинт, просила твой адрес. Думаю, она хочет тебе написать.

Наши апартаменты удалось выставить на продажу, спасибо Дулиттлам. Плюриб сказал, что если мы не найдем жилье сразу, то он может выделить нам пару комнаток над клубом, и для меня найдется работа по перешивке костюмов, если клуб откроется. Еще он помог с продажей мебели – нашел несколько покупателей. Плюриб вообще к нам очень добр и передает наилучшие пожелания тебе и Люси Грей. Удалось ли вам с ней повидаться? Пожалуй, это единственный приятный момент во всей этой дурацкой истории.

Прости, что письмо вышло коротким, – уже очень поздно, а у меня еще столько дел! Я лишь хотела черкнуть пару строк, чтобы напомнить, как сильно мы тебя любим. Знаю, сейчас тебе тяжело, однако надежду терять не стоит. Она помогла нам продержаться в самые темные времена, поможет и теперь. Пожалуйста, ответь поскорее и расскажи о своей жизни в Двенадцатом. Пусть она и неидеальна, но кто знает, как все обернется?

Целую,

Тигрис

Кориолан закрыл лицо руками. Капитолий делает из них посмешище! Мадам-Бабушка теряет рассудок! Их домом станет пара убогих комнатенок над ночным клубом, где Тигрис будет расшивать блестками костюмы танцовщиц и певичек! Неужели такова судьба славного рода Сноу?!

А что станет с ним, Кориоланом Сноу, будущим президентом Панема? Его ждет пустая и никчемная жизнь. Через двадцать лет он превратится в жирного тупого вояку без намека на светские манеры, озабоченного лишь низменными, животными помыслами вроде утоления голода. Люси Грей, томящаяся в лаборатории доктора Галл, к тому моменту давно погибнет, и вместе с ней умрет его сердце. Двадцать потерянных лет, и что потом? Когда срок службы закончится, придется продлить контракт, иначе в Капитолии его ждет сплошное унижение. Мадам-Бабушка умрет, Тигрис преждевременно состарится и превратится в старуху, занимающуюся с утра до ночи шитьем, доброта ее обратится в занудство, а сама она сделается посмешищем для тех, кому будет угождать, чтобы заработать на пропитание. Нет, он никогда не вернется в Капитолий! Останется в Двенадцатом, как тот старый вояка в столовой, потому что теперь это его жизнь. Ни жены, ни детей. Теперь его дом – казарма, его семья – Улыба, Блоха, Дылда и прочие миротворцы. Он больше не увидит никого из своей прежней жизни. Никогда-никогда!

Кориолана захлестнула ядовитая волна тоски по дому и отчаяния, грудь сдавила страшная боль. Похоже, у него случился инфаркт, но на помощь он звать не стал. Он сжался в комок и уткнулся лицом в стену. Выхода нет. Бежать некуда. Спасенья нет. Чего ждать от жизни? Хэша? Кружки джина раз в неделю? Повышения из мойщиков посуды в мойщики кастрюль? Не лучше ли умереть прямо сейчас, чем растягивать все на долгие годы?

Где-то далеко-далеко хлопнула дверь. В коридоре раздались шаги. Кориолан заскрежетал зубами, надеясь, что сердце его разорвется. Шаги стали громче и замерли возле двери. Кому он понадобился? Дежурному? Небось, стоит над душой и упивается его унижением! Сейчас последуют насмешки, издевательства и наряды вне очереди.

И тут спокойный голос произнес:

– Эта койка свободна?

Знакомый голос! Кориолан повернулся и удивленно распахнул глаза, не веря своим ушам. В дверном проеме с хозяйским видом стоял Сеян Плинт в новехонькой военной форме.

Глава 22

Кориолан никогда и никому так не радовался.

– Сеян! – вскричал он, спрыгнул с верхней койки на крашеный бетонный пол и бросился обниматься.

– Неожиданно теплый прием для того, кто тебя едва не угробил, – улыбнулся Сеян.

С губ Кориолана слетел истерический смешок, и он задумался над верностью этого утверждения. Сеян и в самом деле подверг его жизнь опасности, забравшись ночью на арену, однако было бы нелепо винить его во всем остальном. Хотя временами Сеян бесил Кориолана до невозможности, к вендетте директора Хайботтома против Сноу или к провалу с платком он не имел ни малейшего отношения.

– Нет-нет, совсем наоборот. – Кориолан выпустил друга и внимательно его осмотрел. Под глазами Сеяна залегли темные круги, он сильно похудел, но в целом выглядел лучше, чем обычно, словно с его плеч свалился огромный груз, который он таскал в Капитолии. – Что ты здесь делаешь?

– Давай подумаем. Учитывая, что я бросил вызов Капитолию, пробравшись на арену, мне тоже грозило исключение. Отец обратился к Совету и предложил оплатить новый спортзал для Академии, если мне позволят получить аттестат и записаться в миротворцы. Совет согласился, но я заявил, что пойду на сделку лишь в том случае, если они дадут аттестат и тебе. Профессору Серп очень хотелось новый зал, и она сказала: какая разница, если следующие двадцать лет мы с тобой проведем вместе? – Сеян опустил на пол вещмешок, порылся в нем и вытащил коробку с личными вещами.

– Значит, я закончил школу? – спросил Кориолан.

Сеян достал из коробки книжечку в кожаном переплете и торжественно протянул другу.

– Поздравляю! Теперь ты настоящий выпускник!

Кориолан открыл аттестат и увидел свое имя, написанное красивым почерком с завитушками. Похоже, его приготовили заранее, потому что там значилось «С отличием».

– Спасибо! Наверно, выглядит глупо, однако для меня это еще важно.

– Знаешь, если тебе придет в голову сдать экзамен и пойти учиться на офицера, то аттестат точно пригодится. Туда берут только тех, кто закончил среднюю школу. Директор Хайботтом заявил, что тебя следует лишить этой возможности. Якобы ты нарушил какое-то правило Голодных игр и помог Люси Грей. Тем не менее его никто не поддержал! – Сеян хихикнул. – Он уже всех достал.

– Значит, никто меня не осуждает? – уточнил Кориолан.

– Вот еще! Подумаешь, влюбился! Думаю, тебе многие сочувствуют. Оказывается, наши учителя люди романтичные, – заметил Сеян. – Люси Грей произвела на всех очень хорошее впечатление.

Кориолан схватил его за руку.

– Где она? Ты знаешь, что с ней?

Сеян покачал головой.

– Обычно победителя отправляют обратно в его дистрикт, разве нет?

– Боюсь, с ней случилось нечто гораздо худшее! Понимаешь, мы сжульничали в Играх, – признался Кориолан. – Я кое-что сделал со змеями, чтобы они ее не покусали. А Люси Грей всего-навсего воспользовалась крысиным ядом.

– Вот оно что. Ну, я об этом ничего не слышал, как и про ее наказание, – заверил Сеян. – Вообще-то она настолько талантлива, что в следующем году ее наверняка пригласят в Капитолий.

– Я тоже так думал. Видимо, Хайботтом прав, и ее действительно отправили домой. – Кориолан присел на койку Дылды и уставился на свой аттестат. – Знаешь, перед твоим приходом я всерьез подумывал о самоубийстве.

– Что?! Когда ты наконец вырвался из цепких лап директора Хайботтома и доктора Галл?! Когда неподалеку живет девушка твоей мечты?! Когда прямо сейчас ма пакует тебе огромную посылку со всякими вкусностями?! – воскликнул Сеян. – Друг мой, твоя жизнь только начинается!

Кориолан расхохотался, Сеян тоже.

– Значит, это не крах?

– Я бы назвал это спасением! По крайней мере, для меня. Ах, Корио, ты не представляешь, как я рад оттуда вырваться! – признался Сеян, помрачнев. – Капитолий мне никогда не нравился, а уж после Голодных игр, после того, что сделали с Марком… Не знаю, шутил ты насчет самоубийства или нет… В общем, лично я уже все продумал…

– Нет, Сеян! – воскликнул Кориолан. – Мы им не доставим такого удовольствия!

Сеян кивнул и утер лицо рукавом.

– Отец говорит, что здесь ничуть не лучше. Для местных я так и останусь капитолийским мальчишкой. Ну и ладно! Все равно хуже не будет. Как тут живется?

– Мы либо маршируем, либо драим полы, – сообщил Кориолан. – Сплошная нудятина.

– Отлично! Приятное разнообразие, учитывая, сколько времени я провел в бесконечных дебатах с отцом, – заметил Сеян. – Хватит с меня серьезных разговоров!

– Тогда тебе понравятся соседи по казарме.

Боль в груди исчезла, забрезжил проблеск надежды. Люси Грей избежала публичного наказания. Известие, что в Капитолии у него остались союзники, взбодрило Кориолана, возможность стать офицером придала новое течение его мыслям. Пожалуй, выход из затруднительного положения все-таки есть! К силе и власти ведет не один путь. Приятно думать, что директор Хайботтом останется с носом!

– Надеюсь, – кивнул Сеян. – Я намерен начать тут новую, прекрасную жизнь! Причем такую, в которой смогу сделать мир хоть чуточку лучше.

– Придется изрядно потрудиться, – проговорил Кориолан. – Не знаю, как мне взбрело в голову выбрать именно Двенадцатый!

– Случайность чистой воды, – подколол Сеян.

Кориолан густо покраснел.

– Не знаю, как ее искать. Столько всего случилось за последнее время… вдруг она вообще не захочет меня видеть?

– Ты шутишь?! Да она влюблена в тебя по уши! – воскликнул Сеян. – Не волнуйся, мы ее непременно найдем.

Помогая Сеяну разбирать вещи и стелить постель, Кориолан выслушал капитолийские новости. Его подозрения насчет Голодных игр подтвердились.

– Уже наутро про них словно забыли, – сообщил Сеян. – Когда я пошел в Академию на заседание Совета по моему делу, то слышал, как учителя говорили между собой о том, что привлекать учеников было огромной ошибкой. Похоже, больше такого не повторится. Хотя я ничуть не удивлюсь, если в следующем году мы опять увидим Счастливчика Фликермена, или на почте снова будут принимать подарки и ставки.

– Наши достижения, – кивнул Кориолан.

– Да уж. Сатирия сказала профессору Серп, что доктор Галл хочет их сохранить в том или ином виде. Голодные игры для нее – как вечная война, как замена реальным сражениям.

– Способ наказать дистрикты и напомнить нам, какие мы звери, – кивнул Кориолан, старательно укладывая в шкафчик свернутые носки Сеяна.

– И какие? – спросил Сеян, бросив на него странный взгляд.

– Не знаю, – ответил Кориолан. – Ты обратил внимание, с каким видом доктор мучает кролика-переродка или плавит кого-нибудь лазером?

– Будто ей это в удовольствие!

– Именно. Думаю, она считает всех подобными себе. Прирожденными убийцами. Жестокими по своей природе, – пояснил Кориолан. – Голодные игры – напоминание о том, какие мы чудовища и как сильно нам нужен Капитолий, чтобы не наступил хаос.

– Получается, мир жесток, и людям это нравится? Помнишь эссе, в котором мы писали, почему любим войну? Как будто война – огромное шоу… – Сеян покачал головой. – Даже думать об этом не хочу!

– Забудь, – велел Кориолан. – Давай радоваться, что больше никогда ее не увидим!

Вошел понурый Дылда, воняющий мочой и хлоркой. Кориолан представил его Сеяну, и тот, узнав о бедах с подготовкой, предложил помочь.

– Я тоже не сразу научился, в школе мне пришлось изрядно попотеть. Если смог я, то и у тебя получится!

Вскоре вернулись Улыба с Блохой и радостно приветствовали Сеяна. Они проиграли в покер все деньги, но вовсе не унывали, предвкушая развлечения в следующую субботу.

– В Котле будут музыканты!

Кориолан тут же набросился на него с расспросами:

– Музыканты?! Какие музыканты?

Улыба пожал плечами.

– Не помню, с ними еще девушка. Говорят, отлично поет. Какая-то Люси…

«Какая-то Люси!» Сердце Кориолана забилось сильнее, лицо расплылось в довольной улыбке.

Сеян усмехнулся:

– Правда? Ну, такого события стоит ждать целую неделю.

После отбоя Кориолан лежал, улыбаясь в потолок. Люси Грей не только жива, она сейчас в Двенадцатом, и через несколько дней они встретятся! Его девушка. Его любовь. Его Люси Грей. Им удалось пережить нападки директора, доктора Галл и даже Игры. После стольких недель страха, тоски и неопределенности он наконец-то заключит ее в объятия и больше не выпустит! Разве не для этого он отправился в Двенадцатый?

Впрочем, кроме встречи с Люси Грей у него были и другие поводы для радости. Как ни странно, появление Сеяна, бесившего Кориолана десять лет подряд, также помогло ему вернуться к жизни. И дело тут не только в аттестате, обещанных сладостях, заверениях, что Капитолий его не отверг, и даже не в надежде стать офицером. Кориолан испытал огромное облегчение от разговора с тем, кто знал его прежний мир и, что более важно, его ценность в том мире. Кстати, изрядно обнадеживало и то, что Страбон Плинт позволил сыну настоять на аттестате для Кориолана. Отчасти это было расплатой за спасение Сеяна на арене. Старина Плинт ничего не забыл и в будущем наверняка не откажется использовать свои деньги и связи для помощи Кориолану. И, конечно, «ма» его обожает. Пожалуй, все не так уж и страшно.

После прибытия Сеяна и еще нескольких опоздавших ребят из дистриктов новобранцев набралось на полный отряд из двадцати человек. Начались тренировки. Военная подготовка в Академии дала Кориолану и Сеяну значительное преимущество, хотя стрельбе их там не учили. Стандартный автомат миротворцев был грозным оружием, способным выстрелить сотню патронов без перезарядки. Для начала новобранцы изучали детали оружия, учились чистить, разбирать и собирать автоматы до тех пор, пока не смогли делать это с закрытыми глазами. В первый день учебной стрельбы Кориолан чувствовал себя, пожалуй, неуютно из-за воспоминаний о войне, затем понял, что оружие дает ощущение безопасности и силы. Сеян оказался прирожденным стрелком и сразу заслужил прозвище Снайпер. Ему оно не очень-то понравилось, но пришлось смириться.

Понедельник после прибытия Сеяна, первое августа, всех разочаровал: новобранцы узнали, что первая получка полагается только после полного месяца службы. Особенно расстроился Улыба, который рассчитывал на веселую субботнюю гульбу. Кориолан тоже приуныл. Как надеяться на встречу с Люси Грей, если у него нет денег на билет?

После трех дней непрерывных тренировок наступил четверг, и забрезжила надежда: прибыли гостинцы от «ма». Стоило видеть лица Дылды, Улыбы и Блохи, когда юноши бросились распаковывать свертки с вишневыми тарталетками, попкорном в карамели и глазированным шоколадным печеньем. Сеян с Кориоланом объявили сладости общими, еще больше укрепив их братский союз. «Знаете, – заметил Улыба с набитым ртом, – мы вполне можем что-нибудь из этого продать. Тогда и на выпивку хватит, и на все прочее». Поэтому часть решили отложить до субботы.

Объевшись сладкого, Кориолан черкнул записку с благодарностями «ма» и коротенькое письмо Тигрис, где сообщал, что у него все хорошо. Он постарался не вдаваться в подробности изнурительной рутины и сделал акцент на новых перспективах. Пролистав потрепанное пособие для кандидатов в офицеры, он обнаружил там примеры заданий. Отборочный тест проверял умение излагать свои мысли, пространственное мышление и математические способности. Конечно, Кориолану следовало изучить основные положения и правила из раздела по военной подготовке. Если сдаст экзамен, то сразу офицером не станет, зато сможет учиться и получить это звание. Свои шансы он считал высокими хотя бы потому, что большинство новобранцев едва умели читать, судя по занятиям, где им рассказывали о ценностях и традициях миротворцев. Еще Кориолан сообщил Тигрис грустную новость о получке, но заверил кузину, что первого сентября деньги придут непременно. Выковыривая из зубов карамельный попкорн, он приписал пару слов о приезде Сеяна и посоветовал Тигрис в случае острой необходимости обращаться к «ма» Плинт, на которую наверняка можно рассчитывать.

В пятницу утром в столовой ощущалась нездоровая напряженность. Улыбе удалось расспросить знакомую медсестру и все узнать. С месяц назад, в канун Жатвы, при взрыве на шахте погиб миротворец и два чиновника Дистрикта-12. Власти провели расследование и арестовали шахтера, чьи родители во время войны были лидерами повстанцев. Сегодня в полдень его повесят. Все шахты закрывают, все рабочие должны присутствовать на казни.

Будучи новобранцем, Кориолан решил, что его это не касается, и спокойно пошел на занятия по строевой подготовке. Однако вскоре на плацу появился сам командир базы, старикан по имени Хофф, окинул строй пристальным взглядом и что-то сказал сержанту-инструктору. Тот велел Кориолану и Сеяну выйти из строя.

– Вы двое отправитесь на казнь. Командиру требуется массовка, и он ищет новобранцев, которые способны постоять в строю. В полдень вас ждут у ангара, при полном параде. Просто выполняйте приказы, и все будет в порядке.

Кориолан с Сеяном быстро перекусили и поспешили в казарму переодеваться.

– Выходит, целью убийцы был не миротворец? – спросил Кориолан, впервые надевая белую парадную форму.

– Я слышал, что он пытался сорвать добычу угля и убил тех троих случайно, – сообщил Сеян.

– Сорвать добычу? Зачем?! – не понял Кориолан.

– Не знаю, – пожал плечами Сеян. – Может, хотел снова поднять мятеж?

Кориолан покачал головой. Почему люди считают, что для мятежа достаточно одного недовольства? У них нет ни армии, ни оружия, ни поддержки населения. В Академии учили, что последнюю войну начали повстанцы из Дистрикта-13, которые завладели оружием и средствами связи и разослали их своим сторонникам по всему Панему. В результате Дистрикт-13 сгинул в ядерном взрыве вместе с состоянием Сноу. Не осталось ничего, и любая попытка возобновить восстание – глупость чистой воды!

Когда они явились к месту сбора, Кориолану выдали автомат, хотя их подготовка была, мягко говоря, минимальной. «Не волнуйтесь, майор сказал, что от нас требуется всего лишь стоять по стойке смирно», – успокоил их другой новобранец. Солдат посадили в грузовики и повезли по кольцевой дороге, огибавшей Дистрикт-12. Кориолан нервничал, ведь это была его первая миротворческая миссия, и в то же время радовался. Всего пару недель назад он был обычным школьником, а теперь у него есть военная форма, автомат и статус мужчины. Даже миротворцы самого низкого ранга обладают определенной властью, ведь они представляют в дистриктах сам Капитолий. При мысли об этом Кориолан гордо расправил плечи.

По мере того, как грузовик объезжал дистрикт по периметру, обшарпанные здания сменяли убогие лачуги. Из-за жары окна и двери были распахнуты настежь. На ступеньках сидели женщины с осунувшимися лицами, глядя, как тщедушные дети вяло копошатся в грязи. В некоторых дворах стояли насосы, значит, проточной воды у них не было. Судя по провисшим проводам, электричество также отсутствовало.

Такая вопиющая нужда испугала Кориолана. Большую часть жизни он перебивался с хлеба на воду, однако Сноу всегда старались сохранять достоинство. Эти же люди сдались, и Кориолан считал, что они отчасти сами виноваты. Он покачал головой.

– Мы вливаем столько денег в дистрикты, – заметил он, вспомнив неоднократные жалобы, которые ему доводилось слышать в Капитолии.

– Мы вливаем деньги в свою промышленность, а не в сами дистрикты, – поправил его Сеян. – Люди выживают, как могут.

Грузовик с грохотом съехал с усыпанной шлаком кольцевой на грунтовую дорогу, которая огибала большой, плотно утоптанный пустырь у края леса. В парках Капитолия встречались лесопосадки, и они были прекрасно ухожены. Здесь же стоял самый настоящий густой лес – деревья, лианы, кусты росли как им угодно. Отсутствие порядка тревожило Кориолана. Кто знает, какие там обитают существа? Непонятное жужжание, несмолкаемый гул и странные шорохи заставляли его нервничать. А какой шум поднимали здешние птицы!

У края леса росло огромное дерево, простиравшее во все стороны похожие на руки узловатые ветви. С одной из них свисала петля, под которой стоял грубо сколоченный помост с двумя люками.

– Нам давно обещают построить нормальную виселицу, – заметил пожилой майор, командующий казнью. – Пока же пришлось соорудить времянку. Раньше мы просто вздергивали приговоренных с земли, но они умирали ужасно долго. Кому охота торчать тут и ждать?

Девушка-новобранец, вместе с которой Кориолан добирался до базы, робко подняла руку.

– Скажите, пожалуйста, кого мы сегодня вешаем?

– Очередного недовольного, который пытался закрыть шахты, – ответил майор. – Они все тут недовольные, но этот – главарь. Зовут Арло. Остальных пока ищем, хотя я не представляю, на что они надеются. Бежать-то некуда. Ладно, все на выход!

Кориолану с Сеяном отвели чисто декоративную роль: стоять «вольно, по-парадному» в заднем ряду одного из двух отрядов по двадцать человек, которые разместили по бокам помоста. Кориолану очень не понравилось, что за спиной – лес с неухоженной флорой и дикой фауной, однако приказ есть приказ. Он смотрел перед собой, на противоположную часть пустыря и находящийся за ним дистрикт, откуда прибывали зрители. Многие пришли прямо с шахт, судя по перепачканным угольной пылью лицам. К ним присоединялись чуть более чистые женщины и дети. Кориолан встревожился, когда счет местных пошел на сотни, и толпа стала напирать на помост самым зловещим образом.

С грунтовой дороги медленно съехали три машины. Из первой, которая до войны наверняка считалась роскошной, вылез мэр Дистрикта-12, некий Липп, в сопровождении жены, крашеной блондинки средних лет, и дочери, той самой Мэйфэр, пострадавший от змеи Люси Грей в день Жатвы. Они встали вплотную к помосту. Командир Хофф и полдюжины офицеров выбрались из второй машины, с развевающимся флагом Панема на капоте. Двери третьей, белого фургона миротворцев, распахнулись, и по толпе прокатился стон. На землю спрыгнули двое солдат и помогли спуститься узнику. Закованный в тяжелые кандалы высокий худой мужчина шел к помосту удивительно прямо. Он с трудом затащил свои цепи по хлипким ступеням, и конвой поставил его на люк.

Майор рявкнул приказ, и Кориолан машинально встал по стойке смирно. Вообще-то смотреть следовало прямо перед собой, но он краешком глаза наблюдал за происходящим на помосте, к тому же его скрывали спины стоявших впереди солдат. Кориолан никогда не видел казни в реальной жизни, только по телевизору, и почему-то не мог отвести взгляд.

Толпа умолкла, миротворец зачитал список преступлений приговоренного, Арло Чэнса, включая убийство трех человек. Он пытался говорить громко, но в жарком влажном воздухе голос звучал глухо. Командир кивнул миротворцам на помосте. Они предложили приговоренному повязку на глаза, тот отказался, и ему набросили на шею петлю. Мужчина держался стоически.

С дальнего края помоста раздалась барабанная дробь, в передней части толпы кто-то вскрикнул. Кориолан оглянулся в поисках источника звука. Над людской массой поднялась молодая женщина с оливковой кожей и длинными темными волосами – мужчина пытался унести ее прочь, взвалив себе на плечо, а она изо всех сил вырывалась и кричала: «Арло! Арло!» К ним тут же кинулись миротворцы.

Ее голос взбудоражил Арло: на его лице отразилось сначала удивление, потом ужас.

– Беги! – завопил он. – Беги, Лил! Беги! Бе… – Стук открывшегося люка и звон натянутой веревки оборвали его на полуслове, заставив толпу ахнуть. Арло пролетел пятнадцать футов и умер мгновенно.

Наступила зловещая тишина. Кориолан обливался холодным по́том и ждал, что будет дальше. Нападут ли на них жители? Придется ли ему стрелять? Как вообще работает автомат? Он замер в ожидании приказа. Вместо этого раздался жуткий голос мертвеца, грянувший над мерно покачивающимся трупом.

– Беги! Беги, Лил! Бе…

Глава 23

По спине Кориолана пробежала дрожь, другие новобранцы тоже содрогнулись.

– Беги! Беги, Лил! Бе…

Крик нарастал и буквально поглотил Кориолана, эхом отражаясь от деревьев и атакуя его сзади. Ему показалось, что он сходит с ума. Забыв про приказ, он завертел головой, словно ожидая увидеть целую армию Арло, окружающую со всех сторон. Ничего. Никого.

Вдруг голос мертвеца раздался снова, на этот раз с ветки прямо над ним.

– Беги! Беги, Лил! Бе…

Заметив черную птичку, Кориолан вспомнил лабораторию доктора Галл, где видел таких же существ. Сойки-говоруны! Похоже, лес прямо-таки кишит ими, и сейчас они имитируют предсмертный вопль Арло.

– Беги! Беги, Лил! Бе…

– Беги! Беги, Лил! Бе…

– Беги! Беги, Лил! Бе…

Снова встав по стойке смирно, Кориолан увидел, какой переполох птицы вызвали в заднем ряду, хотя бывалые миротворцы застыли как ни в чем не бывало. «Наверное, уже привыкли», – подумал Кориолан. Вряд ли ему это когда-либо удастся. Тем временем предсмертный крик Арло постепенно превратился в мелодию. В музыкальную фразу, повторявшую его интонацию, причем гораздо более навязчивую, чем сами слова.

Миротворцы схватили женщину, Лил, и увели прочь. Она издала последний отчаянный вопль, и птицы подхватили его тоже, сперва как голос, потом как часть мелодии. Человеческая речь исчезла, остался лишь музыкальный диалог Арло и Лил.

– Сойки-пересмешницы, – проворчал солдат, стоявший впереди. – Паршивые переродки!

Кориолан вспомнил разговор с Люси Грей перед интервью.

«Как говорится, шоу не окончено, пока не споет сойка-пересмешница».

«Сойка-пересмешница? Признайся, ты наверняка выдумываешь все эти поговорки!»

«Не все. Сойка-пересмешница реально существует».

«И поет в твоем шоу?»

«Нет, милый. В твоем. Точнее, в шоу Капитолия…»

Так вот что имела в виду Люси Грей! Шоу Капитолия – казнь. Сойки-пересмешницы действительно существуют. Какие-то местные птицы, предположил Кориолан. Кого же тот солдат назвал переродками? Кориолан прищурился, пристально всматриваясь в густую листву. Зная, что искать, он заметил сразу нескольких соек-говорунов. Наверно, сойки-пересмешницы выглядят точно так же… Нет, вон они! Сидят немного повыше. Черная птица чуть крупнее сойки-говоруна внезапно расправила крылышки, сверкнув двумя пятнами ослепительно белого цвета, подняла головку и запела. Кориолан понял, что это и есть сойка-пересмешница, и невзлюбил ее с первого взгляда.

Пение птиц взволновало зрителей, шепот сменился ропотом, а затем и отдельными выкриками недовольства, когда миротворцы посадили Лил в тот же фургон, который привез Арло. Кориолан страшился мощи толпы. Вдруг она накинется на солдат? Не дожидаясь приказа, он снял оружие с предохранителя.

Автоматная очередь заставила его подпрыгнуть, и он огляделся в поисках окровавленных тел, но увидел лишь усмехающегося офицера. Опустив оружие, тот кивнул командиру, который приказал разогнать птиц. Среди них Кориолан заметил десятки пар черно-белых крыльев. Стрельба утихомирила и толпу. Миротворцы махали руками и кричали: «За работу!» и «Шоу окончено!». Люди стали расходиться. Кориолан продолжал стоять по стойке смирно, надеясь, что никто не заметил его возни.

Когда все забрались обратно в грузовик, чтобы ехать на базу, майор сказал:

– Надо было предупредить вас о птицах.

– Что они вообще такое? – спросил Кориолан.

Майор фыркнул.

– Я бы назвал их ошибкой.

– Переродки? – продолжал допытываться Кориолан.

– Отчасти. Там и переродки, и их потомство, – уточнил майор. – После войны Капитолий выпустил соек-говорунов на волю, чтобы вымерли сами по себе – ведь все они были самцами. Однако те положили глаз на местных соек-пересмешниц, и самки ответили им взаимностью. И вот теперь нам приходится иметь дело с этими уродами! Через несколько лет говоруны перемрут, и мы увидим, способно ли их потомство к размножению.

Кориолану вовсе не хотелось провести следующие двадцать лет, слушая серенады о местных казнях. Пожалуй, став офицером, он организует охоту и очистит леса от этих тварей. Хотя к чему столько ждать? Ведь можно подключить новобранцев, которым нужно практиковаться в стрельбе! Ясное дело, птицы никому не нравятся. При мысли об этом Кориолану полегчало. Он повернулся к Сеяну, чтобы поделиться своим замыслом, но тот сидел с таким же мрачным лицом, как и во время Игр в Капитолии.

– Что с тобой?

Грузовик тронулся, однако Сеян продолжал смотреть на лес.

– Похоже, я принял необдуманное решение.

– Ты о чем? – не понял Кориолан.

Сеян лишь покачал головой.

Вернувшись на базу, солдаты сдали автоматы и с удивлением узнали, что свободны до самого ужина. Едва они переоделись, Сеян пробормотал что-то о письме «ма» и исчез. Кориолан обнаружил письмо, которое принес ему один из соседей по комнате. Он сразу узнал тонкий, неразборчивый почерк Плюриба Белла и вскарабкался на верхнюю койку, чтобы спокойно прочесть. По большей части там говорилось о том же, что и в письме Тигрис: Плюриб готов помочь Сноу как с продажей вещей, так и с временным жильем, пока их ситуация не прояснится. Однако один абзац буквально бросился Кориолану в глаза.

Мне очень жаль, что для тебя все так обернулось. Наказание Каски Хайботтома выглядело чрезмерно строгим, и я стал гадать, с чего бы это. Я ведь уже рассказывал, что в Университете он с твоим отцом были не разлей вода. Ближе к концу учебы между ними произошла какая-то размолвка. Очень, кстати, для них нетипично. Каска рвал и метал, кричал, что напился и придумал это шутки ради. Твой отец заявил, что ему следует быть благодарным. Что он сделал ему большое одолжение. Твой отец ушел, а Каска остался пить до самого закрытия. Я спросил, что случилось, и он сказал только одно: «Как мотыльки на огонь». Здорово он тогда напился. Полагаю, в конце концов они помирились, хотя, может, и нет. Вскоре оба закончили учебу, устроились на работу, и больше я их не видел. Люди постоянно то сходятся, то расходятся.

Обрывок истории лишь отчасти объяснял, почему директор Хайботтом так его ненавидит. Ссора. Размолвка. Судя по горечи, с которой директор говорил об отце Кориолана, они вовсе не помирились либо успели поссориться еще раз. Какой же мелочный слабак этот Каска Хайботтом! Сколько можно лелеять студенческие обиды? Особенно учитывая, что его воображаемый обидчик давно мертв. «Успокойся уже, а? – подумал Кориолан. – Какое это теперь имеет значение?»

За обедом Улыба, Дылда и Блоха захотели услышать о казни во всех подробностях, и Кориолан постарался удовлетворить их любопытство. Его идею насчет использования соек-пересмешниц для стрельбы по мишеням встретили с энтузиазмом и даже посоветовали поделиться ею с начальством. Радость омрачало только одно: Сеян сидел с понурым видом и к своей лапше не притронулся. Кориолан ощутил тревогу: в последний раз, когда Сеян потерял аппетит, он также утратил и рассудок.

Позже, драя пол в столовой, Кориолан прижал его к стенке.

– Что тебя тревожит? Не отстану, пока не расскажешь.

Сеян макнул швабру в ведро с грязной водой.

– Я все думаю о том, что случилось бы, если бы толпа на нас напала. Стали бы мы стрелять?

– Ну нет, вряд ли, – отмахнулся Кориолан, хотя сам задавался тем же вопросом. – Наверное, выпустили бы пару автоматных очередей в воздух и все.

– Если я помогаю убивать людей в дистриктах, то чем это лучше участия в Голодных играх?

Предчувствие Кориолана не подвело. Сеян опять скатился в трясину этических проблем.

– А как ты себе все это представлял раньше? Я имею в виду, когда решил пойти в миротворцы.

– Я думал, что смогу стать медиком, – признался Сеян.

– Медиком, значит, – повторил Кориолан. – Врачом, что ли?

– Нет, врачом можно стать только после Университета, – объяснил Сеян. – Санитару специальное образование не нужно. Я хотел помогать раненым, капитолийцам или жителям дистриктов, если случится какой-нибудь конфликт. По крайней мере, я никому не причинял бы вреда. Корио, я сильно сомневаюсь, что смогу убить человека…

Кориолан ощутил укол раздражения. Неужели Сеян забыл, что именно его безрассудство привело к тому, что Кориолану пришлось убить Бобина? Из-за эгоизма этого зануды его лучшему другу выпало преступить ту самую черту… Он подавил смех, вспомнив о старине Страбоне. Подумать только, у военнопромышленного магната – сын-пацифист! Кориолан представил, какие беседы происходили у отца с сыном.

– Как насчет войны? – напомнил он Сеяну. – Ты все-таки солдат.

– Знаю. Наверное, на войне будет по-другому, – вздохнул Сеян. – Я должен верить в то, за что сражаюсь. Я должен верить, что благодаря моим усилиям мир станет лучше. Как выяснилось, в мирное время спрос на медиков невелик. Список желающих устроиться в медпункт очень длинный. К тому же нужна рекомендация, а сержант мне ее точно не даст.

– Почему? Идея-то отличная! – одобрил Кориолан.

– Я слишком хорошо обращаюсь с оружием, – напомнил другу Сеян. – Я стреляю как снайпер. Отец учил меня с ранних лет. Я упражнялся каждую неделю, сколько себя помню. Он считает это частью семейного бизнеса.

Кориолан растерялся.

– Почему же ты это не скрыл?

– Я пытался. Честно говоря, я стреляю намного лучше, чем показываю на тренировках. Я вовсе не хотел выделяться, но остальные в отряде просто никуда не годятся… Кроме тебя, конечно!

– Да, кроме меня. – Кориолан рассмеялся. – Послушай, Сеян, ты принимаешь все слишком близко к сердцу. У нас казнят вовсе не каждый день. Если дойдет до дела, просто стреляй мимо.

Его слова лишь подстегнули Сеяна.

– Вдруг из-за того, что я вас не прикрою, погибнешь ты, или Дылда, или Улыба?

– Эх, Сеян! – в отчаянии воскликнул Кориолан. – Перестань загоняться по любому поводу! Вечно ты боишься самого худшего! Ничего подобного не случится. Мы все умрем прямо тут от старости или из-за чрезмерного усердия при мытье полов! А пока перестань попадать по мишени. Или сделай вид, что у тебя глаз болит. Или руку прищеми дверью, что ли!

– Другими словами, прекрати потакать своим слабостям…

– Хватит все драматизировать! Именно так ты и попал на арену, помнишь? – спросил Кориолан.

Сеян вздрогнул, будто Кориолан дал ему пощечину. Немного поразмыслив, Сеян понимающе кивнул.

– И едва не убил нас обоих. Ты прав, Корио. Спасибо. Обязательно обдумаю твои слова.

В субботу разразилась гроза, оставив после себя толстый слой грязи и насыщенный влагой воздух, который можно было выжимать, как губку. Внезапно Кориолан полюбил соленую стряпню повара и каждый раз буквально вылизывал тарелку. Ежедневные занятия сделали его более сильным, гибким и уверенным в себе. Теперь он стал бы достойным соперником в драке с местными, хотя те и проводили целые дни в шахте. Конечно, до рукопашной дойдет вряд ли, учитывая арсенал миротворцев, но Кориолан чувствовал себя готовым ко всему.

Во время тренировок по стрельбе он поглядывал на Сеяна, который стал слегка мазать. Резкое ухудшение меткости привлекло бы внимание. Будь на месте Сеяна любой другой парень, Кориолан счел бы, что тот набивает себе цену, однако Плинт никогда не хвастался. Если он сказал, что стреляет как снайпер, значит, так оно и есть. Вот бы привлечь его к уничтожению соек-пересмешниц! Впрочем, вряд ли он согласится. В конце занятия Кориолан подал идею насчет соек сержанту.

– Неплохая мысль. Убьем двух птиц одним камнем, – похвалил сержант.

– Надеюсь, побольше, чем двух! – пошутил Кориолан, и сержант хмыкнул.

После изнурительного наряда в прачечной, где они загружали грязную форму в огромные стиральные машины, вынимали чистую и клали ее в сушилки, затем сортировали и складывали, Кориолан заскочил в столовую и поскорее помчался в душ. У него разыгралось воображение, или щетина на лице действительно стала гуще? Он восхищенно водил бритвой по подбородку и думал о том, что детство закончилось. Вытерев голову полотенцем, он заметил, что волосы понемногу отрастают.

Предвкушение концерта в Котле наполнило душевую радостным возбуждением. Очевидно, Голодные игры в этом году не смотрел никто из новобранцев.

– Там будет петь девушка.

– Ага, из Капитолия.

– Вовсе нет! Просто ездила туда на Голодные игры.

– Хм. Похоже, она выиграла.

С сияющим от жары и бритья лицом Кориолан с соседями по казарме направился в увольнительную. Караульный на входе велел им быть начеку.

– Думаю, мы впятером смогли бы положить немало шахтеров, – заявил Дылда, оглядываясь по сторонам.

– В рукопашной – точно, – согласился Улыба. – А вдруг у них будут ружья?

– Разве им разрешено иметь оружие? – удивился Дылда.

– Нет, но после войны оно постоянно всплывает то здесь, то там. Некоторые прячут его под половицами, некоторые в лесу или еще где. Если есть деньги, можно еще и не то достать, – со знающим видом сообщил Улыба.

– Да откуда у них деньги? – справедливо заметил Сеян.

Удаляясь от базы пешком, Кориолан изрядно нервничал, потом списал это на волнение перед встречей с Люси Грей. Он испытывал целый ураган чувств: предвкушение, страх, самодовольство и жуткую неуверенность в себе. Хотелось столько ей сказать, о стольком спросить, что он не знал, с чего начать. Может, просто с долгого, медленного поцелуя?..

Минут через двадцать они пришли в Котел – бывший угольный склад, заброшенный из-за сокращения добычи. Наверно, он принадлежал кому-нибудь из Капитолия, если не самому Капитолию, однако никаких следов надзора или ремонта заметно не было. Вдоль стен стояли грубо сколоченные прилавки со всякой всячиной, в основном подержанной. Здесь торговали всем подряд – от свечных огарков до убитых кроликов, от самодельных плетеных сандалий до очков с треснувшими стеклами. Кориолан боялся, что после казни к ним станут относиться враждебно, однако никто не смотрел на миротворцев косо, поскольку они составляли значительную часть клиентуры.

Улыба, который у себя в дистрикте торговал на черном рынке, принял стратегическое решение и разделил одно печенье на дюжину кусочков, чтобы дать попробовать потенциальным покупателям. Стряпня «ма» сотворила чудо, и вскоре в результате хитрых махинаций пятеро друзей стали счастливыми обладателями кварты прозрачной ядреной жидкости, от одного запаха которой у них заслезились глаза.

– Отличная штука! – заверил Улыба. – Здесь ее называют беленькой, а по сути это самогон.

Все отпили по глотку, закашлялись и постучали друг друга по спине. Больше до концерта решили не пить.

У Кориолана еще оставалось с полдюжины шариков попкорна. Он пытался узнать насчет билетов, но люди от него отмахивались.

– Плату берут в самом конце, – сообщил один из зрителей. – Лучше займи хорошее местечко, пока есть. Сегодня здесь будет людно. Девчонка вернулась!

В углу склада лежала куча старых ящиков, кабельных катушек и пластиковых корзин. Зрители брали, что им больше нравилось, и ставили там, где лучше видно сцену, сколоченную из деревянных поддонов. Кориолан решил сесть у стены в середине склада. В тусклом свете Люси Грей сразу его не заметит, и у него будет время продумать, как к ней лучше подойти. Знает ли она, что он здесь? Скорее всего нет, ведь кто бы ей сказал? На базе он известен как Джент, о его подвигах на Голодных играх пока никто не упоминал.

Стемнело, и кто-то щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнуло хаотичное нагромождение лампочек, подсоединенных к ветхому кабелю и нескольким подозрительного вида удлинителям. Кориолан завертел головой в поисках ближайшего выхода на случай неизбежного пожара. Ветхое деревянное строение, к тому же пропитанное угольной пылью, от одной искры могло мгновенно превратиться в кромешный ад. Котел начал заполняться миротворцами и местными, по большей части мужчинами, хотя были среди них и женщины. Зрителей набралось сотни две, и тут вперед вышел тощий мальчишка лет двенадцати в украшенной цветными перышками шляпе, поставил на сцену микрофон и подсоединил кабель к какому-то черному ящику, стоявшему чуть в стороне. Затем он подтащил к микрофону деревянную подставку и скрылся за рваным одеялом, огораживавшим часть сцены. Люди начали хлопать в унисон, и это оказалось довольно заразительно. Даже Кориолан поймал себя на том, что подхватил их ритм. Зрители кричали, выражая нетерпение. Наконец уголок одеяла откинулся и выпустил девчушку в малиновых оборках. Она присела в реверансе, потом начала бить в барабан, висевший на ленте у нее на шее, и в танце двигаться к микрофону. Публика одобрительно загудела. «Давай, Мод Беж!» – поддержал ее миротворец рядом с Кориоланом, и юноша понял: это и есть та самая кузина Люси Грей, которая может вспомнить любую услышанную песню. Громкое заявление для такой малышки, ведь ей было всего лет восемь-девять.

Мод Беж вскочила на подставку перед микрофоном и помахала зрителям.

– Всем привет, спасибо, что заглянули к нам сегодня! Сейчас довольно тепло, правда? – прощебетала она нежным голоском. – Так вот, мы собираемся поддать жару! Меня зовут Мод Беж, и я с удовольствием представляю вам наш музыкальный ансамбль! – Толпа зааплодировала, и малышка застыла в реверансе, дожидаясь тишины. – На мандолине – Тэм Янтарь!

Из-за шторы вышел высокий худощавый юноша, наигрывая на инструменте, похожем на гитару, только корпус смахивал на половинку груши. Он подошел прямо к Мод Беж, не обращая внимания на публику и с легкостью перебирая струны. Следом появился со скрипкой мальчик, который устанавливал микрофон.

– На скрипке – Кларк Кармин! – объявила девчушка, и он заиграл, двигаясь по сцене. – На контрабасе – Барб Лазурь!

На сцену вышла стройная молодая женщина в голубом клетчатом платье до щиколотки, в обнимку с инструментом, похожим на гигантскую скрипку. Она застенчиво помахала публике и присоединилась к остальным музыкантам.

– А теперь, только что из самого Капитолия, единственная и неповторимая… Люси Грей Бэйрд!

Кориолан задержал дыхание, и на сцену выпорхнула она – с гитарой в руке, шурша оборками ядовито-зеленого платья, с косметикой на лице. Толпа встречала ее стоя. Люси Грей подбежала к краю сцены, подождала, пока Тэм Янтарь отодвинет подставку Мод Беж в сторону, и подошла к микрофону.

– Привет, Дистрикт-12, соскучились по мне? – Услышав рев, она усмехнулась. – Спорим, вы не ждали увидеть меня снова? Как и я, кстати. Но я вернулась! Конечно же, я вернулась!

Подбадриваемый товарищами, миротворец смущенно подошел к сцене и протянул девушке полбутылки самогона.

– Так, что тут у нас? Неужели это мне? – спросила Люси Грей, беря бутылку. Миротворец жестом показал, что это от всей их компании. – Вы ведь знаете, я бросила пить в двенадцать лет! – В зале раздался громкий смех. – Что? Бросила-бросила! Конечно, иногда полезно принять глоток-другой в лечебных целях. Спасибо большое, я очень ценю ваш подарок. – Люси Грей посмотрела на бутылку, затем смерила публику понимающим взглядом и отхлебнула. – Надо же промочить горлышко перед выступлением! – с невинным видом пояснила она в ответ на одобрительный рев. – Знаете, как бы плохо вы со мной ни обращались, я почему-то продолжаю к вам возвращаться. Как в той старой песенке…

Люси Грей провела по струнам и оглянулась на ансамбль, собравшийся полукругом у микрофона.

– Ну что ж, мои птички. Раз, два, раз-два-три и…

Заиграла музыка, яркая и бодрая. Кориолан начал непроизвольно притопывать ногой в такт еще до того, как Люси Грей склонилась к микрофону.

Люси Грей оставила микрофон, уступив место Кларку Кармину, который принялся наигрывать на скрипке, дополняя мелодию всякими переливами, в то время как остальные музыканты ему вторили. Кориолан глаз не мог отвести от лица Люси Грей – оно буквально светилось. «Вот, значит, как она выглядит, когда счастлива, – подумал он. – Она прекрасна». И это видят все, не только он. Тут могли возникнуть проблемы. Кориолан ощутил укол ревности. Нет! Она ведь его девушка! На интервью Люси Грей пела песню про парня, разбившего ей сердце. Кто-то из ансамбля? Тэм Янтарь, который с мандолиной? Искры между ними не чувствовалось, и Кориолан отмел его кандидатуру. Кто-то из местных?

Толпа захлопала Кларку Кармину, и Люси Грей вернулась к микрофону.

После аплодисментов и восторженных криков публика немного утихла и приготовилась слушать дальше. Насколько Кориолан помнил по подготовке Люси Грей к интервью, ее ансамбль имел большой и разнообразный репертуар, который не ограничивался песнями. Музыканты то выходили на сцену, то скрывались за одеялом, оставляя у микрофона пару исполнителей или одного. Тэм Янтарь показал себя выдающимся игроком на мандолине: публика заслушивалась его мелодиями, не отрывала глаз от ловких пальцев, летающих по струнам. При этом его лицо оставалось совершенно бесстрастным, взгляд – отстраненным. Мод Беж, любимица толпы, пропела мрачную и в то же время смешную песенку про дочь шахтера, которая утонула. Припев исполняли всем Котлом – как ни странно, по ее просьбе многие послушно принялись подпевать. Впрочем, ничего странного в этом не было – подвыпившая публика пришла в благодушный настрой.

Некоторые номера показались Кориолану весьма невнятными – их смысл от него постоянно ускользал, и он вспомнил, как Люси Грей говорила, что эти песни написаны в другие времена. В такие моменты Кориолану казалось, что музыканты играют скорее для себя, чем для публики, раскачиваясь в такт и выстраивая голосами сложные гармонические переливы. Ему эти номера не нравились – сплетение голосов заставляло его чувствовать себя неуютно. Прослушав по меньшей мере три подобных композиции, он понял, что те напоминают пение соек-пересмешниц.

К счастью, многие песни были поновее и пришлись ему по душе. Закончили выступление песней, которую он слышал на Жатве…

Ирония песни не ускользнула от зрителей. Капитолий попытался отнять у Люси Грей все и потерпел полное поражение.

Когда аплодисменты замерли, девушка кивнула Мод Беж, та сбегала за сцену и вернулась с корзинкой, перевязанной яркими ленточками.

– Большое вам спасибо, – сказала Люси Грей. – Вы знаете, как у нас принято. Мы не продаем билеты на свои выступления, потому что иногда голодным людям очень нужна музыка. Но мы тоже бываем голодны, поэтому, если вы хотите нас поддержать, то бросайте деньги в корзинку Мод Беж. Заранее вас благодарим!

Четверо старших музыкантов мягко наигрывали, пока Мод Беж резво сновала в толпе, собирая в корзинку деньги. У Кориолана и его соседей по казарме нашлось всего несколько монет, что показалось ему маловато, хотя Мод Беж поблагодарила их вежливым реверансом.

– Постой, ты любишь сладкое? – Кориолан протянул девчушке бумажный пакет с оставшимися шариками попкорна, и та заглянула внутрь. Ее глаза восхищенно округлились. Кориолан высыпал все сладости в корзинку, поскольку они в любом случае предназначались для оплаты билетов. Зная «ма», можно было ожидать, что она отправила еще пару посылок.

Мод Беж сделала маленький пируэт в знак благодарности, поспешила сквозь толпу и запрыгнула на сцену. Подергав Люси Грей за подол, она показала лакомства в корзинке. Губы девушки сложились в букву «о», затем она спросила, откуда это. Кориолан понял, что пора, и выступил из тени. Его тело трепетало в предвкушении встречи. Мод Беж указала рукой. Что сделает Люси Грей? Узнает ли она его в форме миротворца? Обрадуется ли? А вдруг вообще притворится, будто они незнакомы?

Проследив за пальчиком Мод Беж, Люси Грей посмотрела прямо на Кориолана. Сначала на ее лице отразилось замешательство, потом удивление и радость. Она недоверчиво покачала головой и рассмеялась.

– Слушайте все! Сегодня… пожалуй, сегодня лучший вечер в моей жизни! Спасибо всем, кто пришел. Как насчет еще одной песенки на сон грядущий? Наверное, вам приходилось слышать ее раньше, но в Капитолии эта песня заиграла для меня новыми красками. Скоро вы узнаете, почему.

Кориолан вернулся на свое место (теперь она знала, где его найти), чтобы спокойно слушать и предвкушать их воссоединение, до которого оставалась всего одна песня. Люси Грей запела, и глаза его наполнились слезами: он узнал мелодию, услышанную некогда в зоопарке.

Кориолан почувствовал толчок локтем, обернулся и увидел широкую улыбку на лице Сеяна. Пожалуй, приятно, когда рядом тот, кто понимает значение этой песни. Тот, кто знает, через что они прошли.

«Это про меня! – хотелось закричать Кориолану на весь зал. – Я и есть ее любимый! И я спас ей жизнь».

Надо ли сначала сказать «привет»? Или просто взять и поцеловать ее?

Поцеловать! Точно, просто взять и поцеловать.

– Доброй всем ночи! Надеюсь, мы увидимся на следующей неделе! Не скучайте!

Публика зааплодировала, и Люси Грей улыбнулась Кориолану. Он двинулся ей навстречу, обходя тех, кто собирал импровизированные стулья и складывал обратно в кучу. Люси Грей окружили миротворцы, и она любезно заговорила с ними, при этом бросая взгляды на Кориолана. Он помедлил, давая ей время закончить, и просто стоял, наблюдая за ней – такой красивой, такой влюбленной.

Пожелав ей доброй ночи, миротворцы начали расходиться. Кориолан пригладил волосы и пошел навстречу Люси Грей. До нее оставалось рукой подать, как вдруг раздался шум, звон разбитого стекла и возмущенные голоса. Кориолан обернулся. Сквозь редеющую толпу ломился темноволосый парень примерно одного с ним возраста, одетый в рубашку без рукавов и рваные на коленях штаны. По его лицу струился пот, судя по расхлябанным движениям, он изрядно напился. На плече висел похожий на ящик инструмент с клавишами. Следом тащилась дочка мэра, Мэйфэр, презрительно сжав губы и брезгливо обходя завсегдатаев.

Кориолан перевел взгляд на сцену. Люси Грей холодно смотрела на парочку в упор, растеряв все веселье. Остальные музыканты заботливо обступили ее, приветливые улыбки сменились на их лицах гневом и печалью.

«Это он, – подумал Кориолан в совершенной уверенности, и живот у него скрутило, – тот самый возлюбленный из песни».

Глава 24

Хрупкая Мод Беж нахмурилась, сжала кулачки и заслонила собой Люси Грей.

– Катись-ка ты отсюда, Билли Бурый! Ты нам больше не нужен!

Билли Бурый покачнулся, рассматривая музыкантов.

– Куда вы без меня, Мод Беж?

– Проживем как-нибудь. Иди давай! И проныру свою забирай, – велела Мод Беж.

Люси Грей обняла малышку одной рукой и прижала к себе – то ли успокоить, то ли удержать.

– Без меня у вас звук не тот. Совсем не тот! – заплетающимся языком проговорил Билли Бурый, хлопнув по своему инструменту.

– Обойдемся и без тебя, Билли. Ты свой выбор сделал. Теперь оставь нас в покое, – тихо сказала Барб Лазурь, но в голосе ее прозвенела сталь. Тэм Янтарь промолчал, кивнув в знак согласия.

На лице Билли Бурого промелькнула боль.

– Ты тоже так считаешь, Кларк?

Кларк Кармин прижал к груди скрипку.

Хотя музыканты различались по цвету волос, стати и чертам лиц, Кориолан заметил между этими двумя явное сходство. Братья, что ли?

– Пойдем со мной. Вдвоем мы вполне проживем, – взмолился Билли Бурый, однако Кларк Кармин остался непреклонен. – Ну и ладно! Вы мне тоже не нужны! Никто из вас! Сам прекрасно справляюсь.

К нему двинулись двое миротворцев. Один из тех, кто угощал Люси Грей самогоном, положил руку ему на плечо.

– Давай отсюда, парень. Представление окончено.

Билли Бурый отпрянул, потом пихнул его. Вмиг добродушная атмосфера концерта исчезла без следа, воздух буквально зазвенел от напряжения. Шахтеры, которые прежде не обращали на Кориолана внимания или вежливо ему кивали, прикладываясь к бутылке, вдруг сделались враждебными. Миротворцы мгновенно насторожились, и Кориолан машинально подтянулся. Полдюжины солдат двинулись к Билли Бурому, шахтеры рванули вперед. Кориолан приготовился к драке… и тут кто-то выключил свет. Котел погрузился в кромешный мрак.

На миг все застыли, и наступил полный хаос. Кориолан получил кулаком по губам и тут же врезал в ответ. Он наносил удары наугад, стараясь никого близко не подпускать. Им овладела та же звериная ярость, что и на арене. В ушах раздался голос доктора Галл. «Вот тебе человечество в естественном состоянии! Ты увидел человеческую природу без прикрас». Да, такова человеческая природа без налета цивилизации, и он опять ее часть. Бьет куда попало руками и ногами, оскалив зубы в темноте.

Снаружи раздался гудок, затем еще и еще, из двери хлынул поток света от фар грузовика. Свист, приказы разойтись. Люди ринулись к выходу. Кориолан пытался идти против течения, хотел найти Люси Грей, затем понял, что лучше поискать ее на улице. Он пробился сквозь толпу, по пути отвешивая удары, и вывалился на ночной воздух. Местные разбегались, миротворцы стояли кучками, лишь делая вид, что готовы пуститься в погоню. Большинство находились в увольнительной, а организованного отряда, чтобы подавить вспыхнувшее волнение, поблизости не оказалось. К тому же в темноте было не видно, с кем драться. Решили все спустить на тормозах. Кориолана неприятно удивило, что на этот раз шахтеры дали отпор.

Посасывая разбитую губу, он встал напротив двери, однако не дождался ни Люси Грей, ни даже Билли Бурого. Подумать только, она была так близко!.. Есть ли из Котла другой выход? Да, у сцены виднелась какая-то дверь, наверное, через нее они и ускользнули. Зато Мэйфэр Липп уйти не удалось. Она стояла в окружении миротворцев – не под арестом, но и не свободна.

– Я ничего не сделала! Вы не имеете права меня задерживать! – крикнула она солдатам.

– Извините, мисс, – проговорил миротворец. – Ходить по улицам в такой час одной небезопасно. Либо позвольте вас проводить, либо мы позвоним вашему отцу.

Упоминание отца враз заставило Мэйфэр замолчать, однако настроения ей не улучшило. Она кипела от злости, сжав губы, и размышляла, как с ними поквитаться.

Желающих провожать дочку мэра до дома не нашлось, поэтому назначили самых трезвых. Кориолан с Сеяном, хорошо проявившие себя на казни, были в их числе. Еще к ним присоединились двое офицеров и трое солдат.

– В такое неспокойное время лучше перестраховаться, – заметил офицер. – Тут недалеко.

Плетясь по усыпанным шлаком улицам, Кориолан вглядывался в темноту. В Капитолии повсюду стояли фонари, здесь же путь освещали лишь редкие горевшие окна и тусклый лунный свет. Безоружный, без защиты белой формы он чувствовал себя крайне уязвимым и старался держаться поближе к своим. У офицеров были автоматы, и оставалось надеяться, что это удержит нападающих на расстоянии. Кориолан вспомнил слова Мадам-Бабушки: «Твой отец имел обыкновение утверждать, будто они пьют воду лишь потому, что кровь не идет с неба. А ты, Кориолан, проигнорировал эту истину на свой страх и риск». Вдруг повстанцы сейчас затаились и ждут шанса утолить жажду? Скорее бы вернуться на базу!

К счастью, пройдя несколько коротких кварталов, они вышли на пустынную площадь – ту самую, где проходила Жатва. Прожектора горели кое-как, но их света хватало, чтобы солдаты не спотыкались на брусчатке.

– Отсюда я и сама дойду, – сказала Мэйфэр.

– Мы никуда не спешим, – заверил ее один из офицеров.

– Почему вы никак не оставите меня в покое? – вскинулась Мэйфэр.

– А почему ты никак не перестанешь путаться с этим неудачником? – не выдержал офицер. – Поверь мне, добром это не кончится.

– Ах, не лезьте не в свое дело! – резко бросила она.

Они пересекли площадь по диагонали, прошли еще квартал по свежевымощенной мостовой. Отряд остановился возле большого дома, который в Дистрикте-12 наверняка считался шикарным особняком. В Капитолии его сочли бы ничем не примечательным домишкой. Через широко распахнутые в эту душную августовскую ночь окна виднелись хорошо освещенные и обставленные комнаты. Шторы колыхались от крутящихся внутри вентиляторов. Донесся аромат ужина (кажется, пахло жареным окороком). Кориолан сглотнул слюну и почувствовал вкус крови. Пожалуй, даже неплохо, что он разминулся с Люси Грей: такими губами целоваться не стоит.

Один из офицеров протянул руку к калитке, Мэйфэр протиснулась мимо него, бросилась по дорожке к дому и проскользнула внутрь.

– Родителям сообщать будем? – спросил второй офицер.

– А смысл? – вздохнул первый. – Ты ведь знаешь мэра. Внезапно окажется, что это мы виноваты в том, что его дочка шляется по ночам невесть где. Я как-нибудь обойдусь без лекции.

Другой пробормотал что-то в знак согласия, и отряд двинулся обратно через площадь. Внезапно в темноте раздался мягкий механический звук, и Кориолан всмотрелся в тенистые кусты сбоку от дома. Там стояла неподвижная фигура, прислонившись спиной к стене. На втором этаже зажегся свет, и желтом квадрате стал виден Билли Бурый с расквашенным носом. Он смотрел прямо на Кориолана, прижимая к груди инструмент.

Губы Кориолана приоткрылись, чтобы предупредить остальных, потом он передумал. Что же им двигало? Страх? Равнодушие? Неуверенность в реакции Люси Грей? Музыканты обозначили свою позицию по отношению к его сопернику вполне четко, и все же неизвестно, что будет, если Кориолан позовет солдат, и Билли угодит в тюрьму. Вдруг им станет его жалко и изгнанника тут же простят? Эти люди очень привязаны друг к другу. А может, они только обрадуются? Особенно Люси Грей, которой наверняка интересно узнать, что ее прежняя любовь кинулась за утешением к дочке мэра. Чем же он так провинился, что его выдворили и из ансамбля, и из дома? Кориолан вспомнил последние строки из баллады, исполненной на интервью.

Мэйфэр захлопнула окно и задернула шторы. Свет погас, зашуршали кусты, Билли Бурый исчез. Момент был упущен.

– Корио? – Сеян вернулся за ним. – Ты идешь?

– Прости, задумался, – сказал Кориолан.

Сеян кивнул в сторону дома.

– Напоминает мне Капитолий.

– Ты не сказал «дом», – заметил Кориолан.

– Нет. Для меня домом навсегда останется Дистрикт-2, – признался Сеян. – Впрочем, не важно. Наверное, я не вернусь ни туда, ни туда.

На обратном пути Кориолан прикинул шансы увидеть Капитолий снова. До приезда Сеяна они равнялись нулю. Если удастся стать офицером или даже героем, то все изменится. Конечно, для этого ему понадобится война, как и Сеяну, чтобы стать медиком.

Ворота базы захлопнулись, и Кориолан вздохнул с облегчением. Он умылся и под пьяный храп Дылды залез в койку. Разбитая губа пульсировала, перед глазами проносились события вечера. Все было как во сне – Люси Грей на сцене, ее песни, радость при виде него – пока не появился этот Билли и все не испортил. Будь он неладен! Впрочем, музыканты его отвергли, и это весьма приятно. Значит, Люси Грей принадлежит только Кориолану.

Воскресный завтрак принес плохие новости: из-за вчерашнего инцидента солдатам запретили покидать базу в одиночку. Начальство даже подумывало о том, чтобы прикрыть Котел. Улыба, Блоха и Дылда, несмотря на похмелье и ушибы, ужасно расстроились: если субботние вылазки запретят, то им будет нечего с нетерпением ожидать всю неделю. Сеян беспокоился лишь из-за того, что Кориолану не удастся увидеться с Люси Грей.

– Может, она придет к тебе сюда? – предположил он, когда друзья относили свои подносы.

– Разве это разрешено? – спросил Кориолан. Идея ему не понравилась. Свободного времени у него было мало, да и где они будут разговаривать? Через забор? И как здесь на это посмотрят? Вчера, поддавшись романтическому порыву, он готов был поцеловать ее при всех, но теперь понял, что счастливо избежал шквала вопросов своих соседей по казарме и недовольных взглядов офицеров. Ведь тогда всплыла бы вся история – и принудительное вступление в ряды миротворцев, и жульничество в Голодных играх. Шептать через забор тоже не вариант: вдруг его заподозрят в сочувствии к повстанцам или даже в шпионаже? Нет, если уж встречаться, то у нее и тайно. Сегодня есть удачная возможность ее поискать, только выйти с базы придется с товарищем.

– Думаю, лучше сохранить все в тайне. Если Люси Грей придет сюда, у нее могут быть неприятности. Сеян, у тебя есть планы на сегодня или… – начал Кориолан.

– Она живет в районе под названием Шлак, – сообщил Сеян. – Возле леса.

– Чего?! – удивился Кориолан.

– Я расспросил вчера одного шахтера. Очень осторожно! – Сеян улыбнулся. – Не волнуйся, он был пьян и вряд ли вспомнит. И да, я с удовольствием пойду с тобой.

Сеян хотел сообщить соседям по казарме, что они собираются в город поменять жвачку на писчую бумагу. Уловка оказалась излишней, поскольку соседи завалились спать сразу после завтрака. Кориолан спохватился насчет подарка, но у него не было ни цента. Проходя мимо столовой, он бросил взгляд на автомат для приготовления льда и загорелся идеей. В жаркую погоду солдатам разрешали свободно брать лед и для напитков, и для охлаждения. Кухня превращалась в сауну, и дежурные частенько обтирались кубиками льда.

Крендель, чье уважение Кориолан завоевал старательным мытьем посуды, выдал ему старый пластиковый пакет. В жаркий день, заметил повар, не помешает взять на прогулку немного льда, чтобы уберечься от теплового удара. Кориолан сомневался, что у музыкантов есть холодильник, – судя по виду домов, мимо которых миротворцы проезжали по дороге на казнь, такую роскошь могли себе позволить немногие жители дистрикта. В любом случае он не хотел являться с пустыми руками, а лед был бесплатным.

Друзья отметились на выходе, где караульный велел им быть начеку, и направились в сторону городской площади. Кориолан чувствовал тревогу. Хотя в воскресенье шахты не работали, стояла подозрительная тишина. Редкие прохожие не обращали на них внимания. В маленькой пекарне на площади открыли настежь и окна, и двери, чтобы уменьшить жар печей. Владелица, женщина с раскрасневшимся лицом, не собиралась указывать дорогу тем, кто ничего не хочет у нее купить, поэтому Сеян обменял свою модную столичную жвачку на булку хлеба. Смягчившись, женщина вывела их на площадь и показала улицу, ведущую к Шлаку.

Район тянулся на многие мили, безымянные переулки возникали и исчезали без всякого видимого порядка. На одних горделиво высились ряды одинаковых домов, на других лепились строения, которые даже лачугами можно было назвать с большой натяжкой. Многие жилища стояли заброшенные, и их постепенно растаскивали на части соседи.

Без четкого деления на кварталы и без ориентиров Кориолан растерялся и опять занервничал. Иногда они проходили мимо местных, сидевших на ступеньках или в тени своих домов, и те не выказывали ни малейшего добродушия. Единственными, кто радостно встретил двух незваных гостей, были мухи, накинувшиеся на разбитую губу Кориолана, и ему приходилось их постоянно прогонять. Под палящим солнцем лед в пакете начал таять, конденсат оставил мокрое пятно на штанине. Энтузиазм Кориолана тоже таял. Опьянение вчерашнего вечера, которое он испытал под воздействием спиртного и в ожидании встречи с любимой, теперь казалось бредовым сном.

– Пожалуй, это была плохая идея.

– Да ладно тебе! – воскликнул Сеян. – Я уверен, мы идем в нужном направлении. Видишь вон те деревья?

Кориолан едва разглядел зеленую бахрому вдалеке. Он плелся и мечтал о своей койке в казарме, о жареной колбасе с картофелем на ужин. Наверно, герой-любовник из него не выйдет, ему больше по душе одиночество. Кориолан Сноу, герой-одиночка. Вот, к примеру, Билли Бурый – тот настоящий герой-любовник, от него буквально разит страстью. Не этого ли хочет Люси Грей? Страсть, музыка, выпивка, лунный свет и распутный юноша, который все это может дать. Зачем ей потный миротворец, который появится на пороге воскресным утром с разбитой губой и пакетом подтаявшего льда?..

Он пропустил Сеяна вперед, молча следуя за товарищем по усыпанной шлаком тропе. Рано или поздно его спутник устанет, и они вернутся на базу писать письма родным. Сеян, Тигрис, друзья, учителя – все они заблуждаются на его счет. Кориолана интересует не любовь и не карьера, а возможность получить премию и сытную, спокойную должность чиновника, чтобы перекладывать бумаги с места на место и в свободное время ходить на чаепития. Какое разочарование испытал бы при виде сына Красс Ксанф Сноу!

– Слушай! – воскликнул Сеян, схватив его за руку.

Кориолан остановился и поднял голову. В утреннем воздухе пронзительно звенел высокий голосок, напевая печальную мелодию. Мод Беж? Они направились к источнику звука. В конце тропы, на самом краю Шлака стоял деревянный домик, накренившийся под опасным углом, словно от сильного ветра. Палисадник был пуст, и друзья двинулись через заросли полевых цветов, росших без всякого замысла и порядка. Обогнув дом, они обнаружили на грубо сколоченном заднем крыльце Мод Беж в платье на пару размеров больше, чем нужно. Она колола орехи на куске шлака, камнем отбивая такт.

– Клементина, – хрясь! – Клементина, – хрясь! – Дорогая моя Клементина! – хрясь! – Девчушка подняла взгляд и усмехнулась, заметив юношей. – Знакомые лица!

Стряхнув с подола скорлупки, она помчалась в дом.

Кориолан утер лицо рукавом, надеясь, что разбитая губа не испугает Люси Грей. Вместо нее Мод Беж привела заспанную Барб Лазурь, собравшую волосы в небрежный узел. Как и малышка, женщина сменила свой сценический костюм на самое обычное для Дистрикта-12 платье.

– Вы ищите Люси Грей?

– Это же ее друг из Капитолия! – напомнила Мод Беж. – Тот самый, который представлял ее по телевизору, только теперь он почти лысый. Вчера он дал мне попкорновые шарики!

– Спасибо за сладости и за все, что ты сделал для Люси Грей, – проговорила Барб Лазурь. – Думаю, ты найдешь ее на Луговине. По утрам она ходит репетировать туда, чтобы не мешать соседям.

– Я провожу! – Мод Беж спрыгнула с крыльца и взяла Кориолана за руку, словно они давние друзья. – Сюда!

У Кориолана не было ни братьев, ни сестер, поэтому он не умел обращаться с маленькими детьми. Впрочем, его приятно поразило, как доверчиво Мод Беж прильнула к нему, сунув в руку свою прохладную ладошку.

– Значит, ты видела меня по телевизору?

– В тот самый вечер, когда пела Люси Грей. Погода была ясная, и Тэм Янтарь намотал на антенну много фольги. Обычно мы видим только помехи, но нам повезло, что у нас вообще есть телевизор, – пояснила Мод Беж. – В любом случае там и смотреть-то нечего, кроме дурацких новостей.

Как бы доктор Галл ни старалась увлечь людей Голодными играми, дистрикты, где практически ни у кого не было исправного телевизора, обречены наблюдать лишь за Жатвой, куда их сгоняют силой.

Шагая к лесу, Мод Беж тараторила про вчерашнее представление и драку.

– Жаль, что тебе прилетело! – воскликнула она, указав на его губу. – Все этот Билли виноват! Где он, там и неприятности.

– Он твой брат? – спросил Сеян.

– Э, нет, он из Клейдов. Брат Кларка Кармина. Остальные наши из Бэйрдов. Девочки, то есть. А Тэм Янтарь – потерянная душа, – между делом заметила Мод Беж.

Значит, не одна Люси Грей имеет привычку говорить загадками.

– Потерянная душа? – переспросил Кориолан.

– Кто же еще? Мы нашли Тэма в картонной коробке на обочине, когда он был младенцем. Взяли его себе и не прогадали, ведь он играет на мандолине лучше всех на свете! – заявила Мод Беж. – Хотя и молчун. Это лед?

Кориолан взмахнул пакетом с подтаявшими кубиками.

– Все, что от него осталось.

– Вот Люси Грей обрадуется! Холодильник-то у нас есть, но морозилка давно сломалась, – сообщила Мод Беж. – Лед летом – это необычно, как цветы зимой. Большая редкость.

Кориолан согласился.

– Моя бабушка выращивает зимой розы. Знаешь, они пользуются бешеным успехом.

– Люси Грей сказала, что ты пахнешь розами, – вспомнила Мод Беж. – Они у вас по всему дому, что ли?

– Бабушка выращивает их на крыше, – уточнил Кориолан.

– На крыше?! – хихикнула Мод Беж. – Дурацкое место для цветов! Разве они не скатываются вниз?

– Крыша плоская и очень высокая. Там много солнца. И видно весь Капитолий.

– Люси Грей Капитолий не понравился. Ее там чуть не убили!

– Да, – признал Кориолан. – Ей пришлось нелегко.

– Она говорит, что ты – единственное, что там есть хорошего, и вот ты здесь! – Мод Беж потянула его за руку. – Ты останешься?

– Вроде как да.

– Я рада! Ты мне нравишься, и Люси Грей будет счастлива.

Они уже подошли к краю большого луга, спускающегося к лесу. В отличие от вытоптанного пустыря перед виселицей, здесь росла свежая высокая трава и яркие полевые цветы.

– Вон она и Шеймус. – Мод Беж указала на одинокую фигурку на камне.

Люси Грей в сером платье сидела к ним спиной, склонившись над гитарой.

Шеймус? Кто такой Шеймус? Еще один из ансамбля? Или Кориолан ошибся насчет Билли Бурого, и именно Шеймус – тот самый возлюбленный? Кориолан рукой прикрыл глаза от солнца, но разглядел только Люси Грей.

– Где же Шеймус?

– Это наша коза. Пусть тебя не смущает ее мужское имя, ведь она может давать по галлону молока в день! – гордо сообщила Мод Беж. – Мы пытаемся набрать сливок на масло, только пока не выходит.

– Обожаю масло! – воскликнул Сеян. – Кстати, совсем забыл отдать тебе булку. Ты уже завтракала?

– Вообще-то нет, – призналась Мод Беж, глядя на хлеб с большим интересом.

Сеян вручил ей булку.

– Предлагаю вернуться в дом и перекусить.

Мод Беж сунула хлеб под мышку.

– А как насчет Люси Грей и твоего приятеля? – спросила она.

– Они нас потом догонят, – сказал Сеян.

– Ладно, – согласилась девочка и взяла Сеяна за руку. – Барб Лазурь найдет, чем нас занять. Если хочешь, помоги мне колоть орехи. Хотя они прошлогодние, пока никто не отравился.

– Отличное предложение, этим мы и займемся. – Сеян повернулся к Кориолану. – Увидимся позже?

Кориолан смутился.

– Я нормально выгляжу?

– Великолепно! Поверь, солдат, разбитая губа тебя только украшает, – заявил Сеян и повел Мод Беж обратно к дому.

Кориолан провел руками по волосам и вошел на Луговину. Ему никогда не доводилось ходить по такой высокой траве, и непривычное ощущение изрядно нервировало. Он даже не мечтал о свидании с любимой девушкой наедине, посреди цветущей поляны и с кучей времени в запасе. Гораздо лучше, чем поспешная встреча в грязном Котле. Он тихонько двинулся вперед, стараясь ступать неслышно. Люси Грей была для него загадкой, и ему очень хотелось понаблюдать за ней со стороны.

Подойдя ближе, Кориолан различил слова песни, которую она напевала, подыгрывая себе на гитаре.

Кориолан не узнал слова, но вспомнил недавнюю казнь повстанца. Наверно, Люси Грей тоже была там и теперь сочиняет про это песню.

Да. Песня и в самом деле про казнь Арло: где еще мог мертвец велеть своей любимой бежать? «Беги! Беги, Лил! Бе…» А все эти жуткие сойки-пересмешницы! Интересно, кого Люси Грей приглашает встретиться под деревом? Неужели Кориолана? Наверно, хочет спеть в следующую субботу, передать ему тайное послание при всех. Впрочем, он все равно не сможет прийти, ведь в такой час с базы никого не выпускают. Хотя ей это вряд ли известно.

Люси Грей теперь напевала без слов, пробуя разные аккорды. Кориолан залюбовался изгибом ее шеи, гладкостью кожи. Вдруг он наступил на сухую ветку, и раздался громкий треск. Девушка в ужасе вскочила с камня, обернулась и выставила гитару вперед, защищаясь от возможного удара. Кориолан думал, что она убежит, затем Люси Грей его узнала, и тревога сменилась облегчением. Она смущенно покачала головой и прислонила гитару к камню.

– Извини, никак не приду в себя после арены.

Если короткая вылазка туда произвела на него такое жуткое впечатление, то каково же пришлось ей? Последний месяц перевернул их жизни и изменил их навсегда. Досадно, ведь оба они личности выдающиеся, а мир к ним так жесток…

– Да уж, я и сам до сих пор под впечатлением, – кивнул Кориолан.

Они постояли, с упоением глядя друг на друга, потом сошлись. Люси Грей обняла Кориолана, прильнув к нему всем телом, и пакет со льдом выскользнул из рук. Он заключил ее в объятия, вспоминая, как боялся за нее, за себя, как даже не мечтал о встрече с ней, потому что этот момент мог бы не наступить никогда. И вот они стоят в лучах солнца на цветущем лугу, в двух тысячах миль от арены, и никто им не мешает.

– Ты все-таки отыскал меня!

В Дистрикте-12? В Панеме? В мире? Не важно!

– Ты же знала, что я смогу.

– Надеялась. Шансов было совсем немного.

Люси Грей чуть отодвинулась, высвободила руку и провела пальцами по его лицу, осматривая вчерашний ущерб. Кориолан почувствовал мозоли от струн, мягкую кожу вокруг них. Затем она робко прильнула к его губам, и по телу его прокатилась горячая волна. Забыв про боль, он сразу ответил на поцелуй, с готовностью и любопытством отдаваясь незнакомым ощущениям. Он целовал ее, пока губа снова не начала кровоточить, и готов был продолжать до бесконечности, если бы девушка не отодвинулась сама.

– Пойдем-ка в тень, – предложила Люси Грей.

Оставшийся лед хрустнул под ногой, и Кориолан вспомнил про пакет.

– Это тебе.

– Ну, спасибо! – Люси Грей усадила его возле большого камня, взяла пакет, откусила самый уголок и подняла повыше, чтобы ледяная вода капала ей прямо в рот. – Ах! Самая холодная вода по эту сторону ноября! – Стиснув пакет, она обрызгала себе лицо. – Чудесно! Откинься назад. – Кориолан запрокинул голову, ощутил на губах прохладную влагу и едва успел их облизнуть, как Люси Грей подарила ему еще один долгий поцелуй. Потом обняла колени руками и спросила: – Итак, Кориолан Сноу, что ты делаешь на моем лугу?

Хороший вопрос.

– Просто сижу тут со своей девушкой.

– Не могу поверить! – Люси Грей оглядела Луговину. – После Жатвы все кажется нереальным. Даже Голодные игры вспоминаются как кошмарный сон…

– Со мной то же самое, – признался Кориолан. – Расскажи, как все было. На камеру попало немногое.

Они сидели рядом, касаясь друг друга плечами, телами, бедрами, держались за руки и делились поочередно то историями, то ледяной водой. Люси Грей начала с открытия Игр, когда ей пришлось прятаться в тоннелях с умирающим от бешенства Джессапом.

– Мы переходили с места на места. Там настоящий лабиринт. Бедняге Джессапу с каждой минутой становилось все хуже и хуже. В первую ночь мы улеглись возле входа. Это ведь был ты, верно? Ты перенес Марка?

– Мы с Сеяном. Он пробрался на арену, чтобы… Даже не знаю зачем, наверное, хотел что-то кому-то доказать. Меня послали за ним, – объяснил Кориолан.

– Бобина убил ты? – тихо спросила она.

Кориолан кивнул.

– Другого выбора не было. К тому же трое других едва не убили меня.

Лицо ее потемнело.

– Знаю. Они громко хвастались, возвращаясь от турникетов. Я уж решила, что ты погиб. Мне стало ужасно страшно! Я дышать боялась, пока ты не прислал воду.

– Тогда ты понимаешь, каково пришлось мне, – сказал Кориолан. – Я только о тебе и думал!

– А я так крепко сжимала пудреницу, что на ладони отпечаталась роза.

Кориолан взял ее руку и поцеловал.

– Я очень хотел тебе помочь! И так мало мог сделать!

Люси Грей погладила его по щеке.

– Ну что ты! Я чувствовала, что ты обо мне заботишься. Вода, еда, а главное – Бобин, хотя тебе пришлось, конечно, ужасно тяжело. Как и мне… – Она призналась в трех убийствах. Сначала Воуви, случайная жертва. Люси Грей подбросила бутылку с парой глотков воды и щепоткой порошка в тоннель, словно ее обронили, и Воуви не повезло. – Я хотела убрать Коралл. – Люси Грей заявила, что Риппер, в чью лужу она насыпала яд, заразился бешенством от Джессапа, когда тот плюнул ему в лицо в зоопарке. – Так что это убийство из милосердия. Я спасла его от страшных страданий. А в случае с Тричем это самозащита… До сих пор не понимаю, почему змеи меня так полюбили. Вряд ли дело в пении. Вообще-то рептилии почти ничего не слышат.

И Кориолан рассказал ей про лабораторию, про Клеменсию и про то, как доктор Галл решила выпустить змей на арену, и он бросил свой, точнее, отцовский носовой платок с его инициалами в террариум со змеями, чтобы они привыкли к ее запаху.

– Увы, его нашли, и на нем обнаружили наши с тобой ДНК.

– Так вот почему ты здесь? Не из-за крысиного яда в пудренице?

– Да, – подтвердил Кориолан. – Ты отлично меня прикрыла.

– Я очень старалась! – Люси Грей задумалась. – Знаешь, я все поняла. Я спасла тебя от огня, ты спас меня от змей. Теперь мы несем ответственность за жизни друг друга!

– Правда?

– Конечно! Ты – мой, а я – твоя. Так предначертано звездами.

– Ну, тогда от этого никуда не деться. – Кориолан склонился и поцеловал ее, раскрасневшись от счастья. Он не верил в астрологию, зато верила она, и это служило достаточной гарантией ее преданности. В своей преданности он ничуть не сомневался. Если ему не понравилась ни одна девушка в Капитолии, то вряд ли у него возникнет соблазн в Дистрикте-12.

Вдруг он почувствовал странное прикосновение к шее. Обернувшись, Кориолан обнаружил Шеймус, пробующую его воротник.

– Привет! Могу ли я вам помочь, мэм?

Люси Грей рассмеялась.

– Еще как, если есть желание. Ее нужно подоить.

– Подоить… Хм. Даже не знаю, с чего начать, – признался он.

– С ведра. За ним придется сходить домой. – Она брызнула водой в сторону Шеймус, и та выпустила воротник. Разорвав пакет, Люси Грей вынула два последних кубика льда, один положила в рот Кориолану, другой себе. – Все-таки лед в жару – это здорово! Роскошь летом, проклятие зимой.

– А если просто не обращать на него внимания? – спросил Кориолан.

– Только не в нашем дистрикте. В январе трубы замерзли, и нам пришлось топить ледяные глыбы на плите. Представляешь, сколько воды нужно шестерым людям и козе? Непростая работа. Вскоре пошел снег, и стало полегче – он тает гораздо быстрее. – Люси Грей взяла веревку и подняла гитару.

– Давай понесу, – предложил Кориолан.

Люси Грей с легкостью протянула ему инструмент.

– Не настолько хороша, как та, которую нам одолжил Плюриб, однако мне хватает. Разве что со струнами беда – наши кончаются, а самодельные не подходят. Как думаешь, если я напишу ему и попрошу прислать новых, он поможет? Наверняка у него есть старые запасы. Я могу заплатить. У меня еще осталась большая часть денег, выданных директором Хайботтомом.

Кориолан остановился как вкопанный.

– Директор Хайботтом дал тебе денег?!

– Да, причем тайком. Извинился, что мне пришлось столько пережить, и сунул пачку в карман. Очень кстати! Пока шли Игры, наш ансамбль не выступал – ребята слишком переживали, что могут меня потерять. В любом случае за струны я заплачу, если Плюриб согласится помочь.

Кориолан обещал узнать в следующем письме. Новость о скрытной щедрости директора Хайботтома звучала дико. Почему этот злодей помог его девушке? Уважение? Жалость? Чувство вины? Прихоть отравленного морфлингом разума? Он думал об этом всю дорогу, пока Люси Грей не привязала Шеймус к столбу у крыльца.

– Пойдем знакомиться с моей семьей! – Люси Грей взяла его за руку и повела к двери. – Как поживает Тигрис? Мне бы очень хотелось поблагодарить ее за мыло и платье. Напишу ей письмо и какую-нибудь песенку сочиню, если получится.

– Тигрис будет рада, – заметил Кориолан. – Дела у нее идут неважно.

– Наверняка она по тебе очень скучает. Или ты про другое? – спросила Люси Грей.

Ответить Кориолан не успел. Они вошли в единственную комнату. Наверху находилась большая кровать-чердак. У дальней стены располагались угольная печь, раковина, полка с посудой и древний холодильник. Вдоль правой стены тянулась вешалка со сценическими костюмами, вдоль левой – музыкальные инструменты. На деревянном ящике примостился старенький телевизор с огромной антенной, чьи «рога» были обернуты алюминиевой фольгой. Скромную меблировку завершали обеденный стол и несколько стульев.

Тэм Янтарь сидел на стуле с мандолиной на коленях, но не играл. Кларк Кармин свесил голову с кровати и с несчастным видом смотрел на Барб Лазурь и Мод Беж, которая буквально кипела негодованием. При виде вошедших она бросилась к Люси Грей и потащила ее к окну, выходившему на задний двор.

– Люси Грей, он опять не дает нам покоя!

– Вы впускали его в дом? – спросила Люси Грей, мигом сообразив, о ком речь.

– Нет. Сказал, что пришел за вещами. Мы их выбросили через заднюю дверь, – сообщила Барб Лазурь, неодобрительно скрестив руки на груди.

– Так в чем проблема? – не поняла Люси Грей, сжав пальцы Кориолана.

– Вот в чем! – Барб Лазурь кивнула в сторону окна.

Кориолан последовал за Люси Грей и посмотрел на задний двор. Мод Беж протиснулась между ними.

– Сеян должен был помочь мне колоть орехи!

Билли Бурый стоял на коленях, неподалеку лежала стопка одежды и несколько книг. Он быстро говорил, чертя на земле какую-то картинку. Время от времени он жестикулировал и указывал в разные места. Сеян опустился на колено рядом и внимательно слушал, кивая и задавая уточняющие вопросы. Хотя присутствие Билли на территории, которую Кориолан теперь считал своей, и раздражало его, причин для беспокойства он не видел. Что им с Сеяном обсуждать? Наверное, нашли какую-нибудь застарелую обиду (к примеру, семья их не понимает и не ценит) и теперь ее мусолят.

– Зря вы беспокоитесь насчет Сеяна. Все нормально. Он со всеми подряд разговаривает. – Кориолан присмотрелся. – Что он рисует?

– Похоже, чертит какой-то маршрут или план, – заметила Барб Лазурь, забирая у Кориолана инструмент. – Если я права, твоему другу пора домой.

– Я сама. – Люси Грей попыталась высвободить руку, но Кориолан не отпустил ее. – Спасибо, только ты не обязан разбираться с моим багажом.

– Похоже, так предначертано звездами, – с улыбкой произнес он. Пора сойтись с этим Билли лицом к лицу и объяснить ему несколько простых правил. Билли Бурому придется усвоить, что Люси Грей теперь раз и навсегда принадлежит Кориолану.

Люси Грей промолчала и подчинилась. Рука об руку они вышли в распахнутую заднюю дверь, и Кориолан зажмурился от яркого августовского солнца. Билли с Сеяном настолько увлеклись, что ничего не замечали, пока Люси Грей не подошла вплотную. Тогда Билли спохватился и быстро стер нарисованную на земле картинку.

Без подсказки Барб Лазури Кориолан вряд ли бы догадался, о чем шла речь. Теперь же он мгновенно понял, что перед ним – схема базы миротворцев.

Глава 25

Сеян вздрогнул, с виноватым видом вскочил и стряхнул пыль с брюк. Билли Бурый, напротив, поднялся медленно, почти нехотя.

– Смотрите-ка, кто пришел поговорить, – с ухмылкой процедил он, косясь на Люси Грей. Неужели это их первая беседа после Голодных игр?

– Сеян, Мод Беж прямо извелась, что ты не помогаешь ей с орехами, – сообщила Люси Грей.

– Ах да, я отлыниваю от своих прямых обязанностей. – Сеян протянул руку Билли Бурому, и тот с готовностью ее пожал. – Приятно познакомиться.

– Конечно, мне тоже. Захочешь еще поболтать – ищи меня в Котле, – сказал Билли Бурый.

– Буду иметь в виду, – кивнул Сеян и ушел в дом.

Люси Грей выпустила руку Кориолана и решительно шагнула к Билли Бурому.

– Уходи и больше не возвращайся!

– А то что, Люси Грей? Науськаешь на меня своих миротворцев? – Он расхохотался.

– Если понадобится.

Билли Бурый бросил взгляд на Кориолана.

– Похоже, они у тебя ручные.

– Ты не понял? Все кончено! – заявила Люси Грей.

Билли Бурый разозлился.

– Ты знаешь, что я вовсе не пытался тебя убить!

– Я знаю, что ты до сих пор водишь компанию с девчонкой, которая все это устроила! – парировала Люси Грей. – Говорят, ты у мэра днюешь и ночуешь.

– И кто же меня послал туда, интересно? Видеть не могу, как ты вертишь ребятами! Бедняжка Люси Грей! Невинная овечка! – фыркнул он.

– Ребята и сами не дураки. Они тоже хотят, чтобы ты ушел!

Билли Бурый схватил ее за запястье и притянул к себе.

– Куда же мне идти?

Не успел Кориолан вмешаться, как Люси Грей вонзила зубы в руку Билли Бурого, тот взвизгнул и выпустил ее. Кориолан шагнул вперед, готовый защищать.

– Это и есть твой новый дружок из Капитолия? Далеко же он забрался!

– Я все про тебя знаю. – На самом деле Кориолан блефовал, конечно.

Билли Бурый недоверчиво рассмеялся.

– Про меня-то? Да я просто розовый бутончик среди этой кучи навоза.

– Почему бы тебе не уйти, как она сказала? – холодно проговорил Кориолан.

– Отлично! Ох, парень, ждут тебя сюрпризы… – Билли Бурый собрал свои вещи. – Скоро все узнаешь!

И он удалился в жаркое утро. Люси Грей смотрела ему вслед, потирая запястье.

– Если хочешь сбежать, сейчас самое время.

– Вот еще! – отмахнулся Кориолан, хотя перепалка заставила его поволноваться.

– Он лжец и неудачник. Конечно, я флиртую со всеми. Работа у меня такая! Но того, на что он намекал, не было. – Люси Грей посмотрела в окно. – А даже если было, что с того? Если бы Мод Беж голодала, я пошла бы ради нее на все!

Кориолан вспомнил неприятный разговор с Тигрис и поскорее сменил тему.

– Значит, он теперь встречается с дочкой мэра?

– Да. Я послала его туда заработать деньжат уроками игры на пианино – и вдруг ее папочка называет мое имя на Жатве! Не знаю, что она ему наплела. Мэр с ума сойдет, если узнает, что дочурка спуталась с Билли. Я выжила в Голодных играх вовсе не для того, чтобы вернуться к старому!

Неподдельная боль в ее голосе убедила Кориолана. Он погладил ее по руке.

– Тогда начни все заново.

Люси Грей сплела свои пальцы с его.

– Начну новую жизнь. С тобой!

Вид у нее был подавленный. Кориолан подтолкнул девушку локтем.

– Разве нам не нужно подоить козу?

Люси Грей просветлела.

– Конечно!

Дома выяснилось, что Мод Беж с Сеяном уже ушли доить Шеймус.

– Сеян не смог ей отказать. Он разговаривал с врагом и теперь должен хоть как-то загладить вину, – пояснила Барб Лазурь.

Она вынула из старенького холодильника кастрюлю холодного молока и заглянула внутрь. Кларк Кармин взял с полки стеклянную банку с каким-то хитрым приспособлением наверху. К крышке крепилась ручка, которая вращала маленькие лопасти.

– Что это у вас? – спросил Кориолан.

– Дурацкая затея. – Барб Лазурь рассмеялась. – Мы пытаемся насобирать сливок для масла, но с козьим молоком никак не получается.

– Может, пускай еще денек постоит? – предложил Кларк Кармин.

– Ну, пускай. – Барб Лазурь поставила кастрюлю обратно в холодильник.

– Мы обещали Мод Беж постараться. Она обожает масло. Тэм Янтарь смастерил ей ко дню рождения маслобойку. Посмотрим, что выйдет, – вздохнула Люси Грей.

Кориолан потрогал ручку.

– Как это работает?

– Набираешь достаточно сливок, крутишь ручку, и лопасти сбивают жидкость в масло, – объяснила Люси Грей. – По крайней мере, так нам сказали.

– Непростое дело, – заметил Кориолан, вспомнив чудесные ровные куски масла, которые поедал в день Жатвы в школьной столовой, даже не задумываясь, откуда они берутся.

– Да уж. Впрочем, оно того стоит. С тех пор как меня забрали в Капитолий, Мод Беж плохо спит. Днем вроде бы ничего, а ночью с криком просыпается, – поделилась Люси Грей. – Нужно ее хоть как-нибудь отвлечь.

Барб Лазурь процедила свежее молоко, которое принесли Мод Беж с Сеяном, и разлила по кружкам. Люси Грей поделила на всех хлеб. Кориолан никогда не пробовал козьего молока, зато Сеян причмокнул от удовольствия, вспомнив детство в Дистрикте-2.

– Я бывала в Дистрикте-2? – поинтересовалась Мод Беж.

– Нет, детка, это далеко на западе. Мы больше путешествовали на востоке, – ответила Барб Лазурь.

– Иногда и на севере, – сказал Тэм Янтарь, и Кориолан понял, что впервые слышит его голос.

– В каком дистрикте? – спросил Кориолан.

– Ни в каком, – откликнулась Барб Лазурь. – До тех мест Капитолию нет никакого дела.

Кориолану стало за них неловко. Таких мест вообще нет! По крайней мере, теперь. Капитолий контролирует весь известный мир. На миг он представил людей в звериных шкурах, влачащих жалкое существование в пещерах. Не исключено… хотя подобная жизнь гораздо хуже, чем в дистриктах. Едва ли их можно считать людьми.

– Наверное, их переловили так же, как и нас в свое время, – заметил Кларк Кармин.

Барб Лазурь грустно улыбнулась.

– Вряд ли мы это узнаем.

– А еще есть? Я не наелась, – пожаловалась Мод Беж.

– Хлеб закончился, съешь пригоршню орехов, – предложила Барб Лазурь. – На свадьбе нас покормят.

К смятению Кориолана выяснилось, что ансамбль должен отправляться на работу после полудня – играть на свадьбе в городе. Он-то надеялся снова остаться с Люси Грей наедине, поговорить про Билли Бурого, про их отношения и расспросить, зачем тому понадобился план базы. Увы, все пришлось отложить, потому что музыканты стали готовиться к выступлению.

– Прости, что выгоняю тебя так скоро, нам нужно зарабатывать себе на хлеб. – Люси Грей проводила юношей до двери. – Замуж выходит дочка мясника, и мы должны произвести хорошее впечатление. Там будут зажиточные люди, которые могут позволить себе нанять нас за деньги. Если хочешь, подожди и проводи нас, только…

– Только это вызовет пересуды, – закончил Кориолан за нее, радуясь, что Люси Грей сообразила сама. – Пожалуй, лучше сохраним все в тайне. Когда я увижу тебя снова?

– В любое удобное время. Твой распорядок дня наверняка куда более плотный, чем мой.

– Вы будете выступать в Котле в следующую субботу?

– Если разрешат после вчерашних неприятностей. – Они договорились, что Кориолан придет пораньше, чтобы урвать несколько драгоценных минут перед представлением. – Прямо позади Котла есть сарайчик. Можем встретиться там. Если шоу не будет, приходи ко мне домой.

Кориолан подождал, пока они с Сеяном не дошли до пустынных улиц возле базы, и завел разговор о Билли Буром.

– Ну и что вы с ним обсуждали?

– Ничего особенного, – неохотно ответил Сеян. – Так, местные сплетни.

– И для этого понадобился план базы? – полюбопытствовал Кориолан.

Сеян резко остановился.

– Ты не упускаешь никогда и ничего! По школе помню. Исподтишка ведешь наблюдение, потом дожидаешься нужного момента и играешь свою роль.

– Я и сейчас это делаю, Сеян. Почему ты так увлеченно обсуждал с ним план базы? Кто он? Этот Билли на стороне повстанцев? – Сеян отвел взгляд, и Кориолан продолжил: – Какой у него интерес к капитолийской базе?

Сеян долго смотрел на землю и наконец произнес:

– Помнишь девушку с казни? Ту самую, которую арестовали, Лил? Она заперта там.

– Повстанцы хотят ее освободить? – не отставал Кориолан.

– Нет. Просто поговорить и убедиться, что она в порядке, – объяснил Сеян.

Кориолан постарался держать себя в руках.

– И ты обещал помочь?

– Нет, обещаний я не давал. Если получится – если буду рядом с гауптвахтой, то попробую что-нибудь выяснить. Ее семья от беспокойства с ума сходит.

– Отлично! Теперь ты стал информатором повстанцев! – Кориолан сорвался с места и быстро пошел по улице. – Я-то думал, что ты закончил бунтовать!

Сеян следовал за ним по пятам.

– Я по-другому не умею, ясно? Я такой, какой есть. Разве не ты говорил, что я смогу помогать людям в дистриктах, если соглашусь покинуть арену?

– Я сказал, что ты сможешь бороться за трибутов, имея в виду, что ты создашь для них более гуманные условия.

– Гуманные условия?! – взорвался Сеян. – Их заставляют убивать друг друга! Кстати, трибуты тоже из дистриктов, так что не вижу разницы! Корио, разузнать про девушку – это мелочь.

– Совсем не мелочь, – отрезал Кориолан. – По крайней мере, не для Билли Бурого. Иначе почему он так быстро стер план базы? Он-то сознает, что делает из тебя осведомителя. А ты в курсе, что с ними бывает?

– Я подумал…

– Нет, Сеян, ты совсем не подумал! – воскликнул Кориолан. – Хуже того, ты связался с людьми, которые в принципе не способны думать! Кстати, каков интерес Билли Бурого в этом деле? Деньги? Послушать Люси Грей, так музыканты вовсе не бунтари. И не капитолийцы. Они хотят лишь оставаться самими собой, что бы это ни значило.

– Не знаю… Он сказал, что спрашивает для друга… – сбивчиво проговорил Сеян.

– Для друга?! – Кориолан понял, что кричит во все горло, и снизил голос до шепота. – Для друга старины Арло, который устроил взрыв на шахте? Гениальный заговор! На что они только надеялись? Ресурсов у них нет, развязать войну они не смогут. К тому же они кусают руку, которая их кормит! Как прожить в Двенадцатом, если не станет шахт? Других вариантов заработка тут вообще нет! И что это за стратегия, по-твоему?

– Это стратегия отчаяния. Погляди вокруг! – Сеян взял его за руку, заставляя остановиться. – Сколько, по-твоему, они могут так жить?

Кориолана охватила ненависть: он вспомнил войну и опустошение, которое повстанцы принесли в его жизнь.

– Они проиграли войну. Войну, которую сами же начали! Они пошли на риск и теперь за это платят.

Сеян огляделся, словно не понимая, где находится, и тяжело опустился на кусок разрушенной стены на обочине. У Кориолана возникло неприятное чувство, что он играет роль старины Страбона Плинта в бесконечном споре с Сеяном о том, на чьей тот стороне.

Он присел рядом.

– Послушай, все наладится, правда, только нужно идти другим путем. Когда страна восстановится после войны, жизнь в дистриктах тоже станет легче – при условии, что они перестанут взрывать шахты. К чему лишние жертвы?

Сеян кивнул, и они посидели молча, глядя, как оборванные дети пинают по дороге старую жестянку.

– Думаешь, я совершил государственную измену?

– Пока нет, – чуть улыбнулся Кориолан.

Сеян подергал росшие из стены сорняки.

– А вот доктор Галл в этом уверена. Мой отец заходил к ней перед встречей с директором Хайботтомом и Советом. Все знают, что она главная. Он спросил, могу ли я рассчитывать на тот же шанс, что и ты, – записаться в миротворцы.

– Я думал, это само собой разумеется, – проговорил Кориолан, – при исключении из Академии.

– Мой отец тоже на это надеялся, но она сказала: «Проступки мальчиков несопоставимы. Неверная стратегия и государственная измена вещи разные. Сочувствовать повстанцам – преступно!» – В голосе Сеяна прозвучала горечь. – И тогда появился чек на новую лабораторию для ее переродков. Похоже, это был самый дорогой билет до Дистрикта-12 за всю его историю!

Кориолан присвистнул.

– И спортзал, и лаборатория?

– Говори, что хочешь, только я сделал для восстановления Капитолия больше, чем сам президент, – невесело пошутил Сеян. – Ты прав, Кориолан. Я опять сглупил! Теперь стану вести себя осторожнее, что бы ни ждало меня в будущем.

– В ближайшее время нас ждет жареная колбаса, – напомнил Кориолан.

– Ну, тогда надо спешить, – кивнул Сеян, и они направились обратно на базу.

К их возвращению соседи по казарме как раз вылезли из постелей. Сеян тут же повел Дылду заниматься, Улыба с Блохой пошли смотреть, что происходит в комнате отдыха. Кориолан собирался посвятить время до ужина подготовке к тесту, но беседа с Сеяном заронила в его голову одну идею, которая теперь не давала покоя. Доктор Галл встала на его защиту. Она объяснила Страбону Плинту, что проступок Кориолана нельзя даже сравнивать с преступлением Сеяна. Неверная стратегия, как выразилась она, не такое уж большое прегрешение. Возможно, Главный распорядитель вовсе не списала его со счетов. Кориолан вспомнил, сколько внимания она уделяла ему в течение Игр, как заботилась о его образовании. Может, стоит написать ей сейчас, просто чтобы… чтобы… Он и сам не знал, на что рассчитывает. Впрочем, когда он станет более-менее достойным офицером, их пути могут опять пересечься. Написать ей не повредит. И так потеряно практически все. Худшее, что может случиться, – она ему не ответит.

Кориолан пожевал ручку, пытаясь собраться с мыслями. Следует ли начать с извинения? Зачем? Доктор Галл и так знает, что ему стыдно не за попытку победить, а за то, что попался. Лучше вообще обойтись без извинений. Можно рассказать ей о своей жизни на базе, только это будет слишком банально. Особенно в свете тех высоких идей, которые они обсуждали. Непрерывный урок исключительно для его пользы. И тогда он понял. Урок нужно продолжить! На чем они остановились? Эссе про хаос, контроль и… что там за третий пункт? Вечно Кориолан о нем забывал. Ах да, договор. Тот самый общественный договор, подкрепленный мощью Капитолия. И он начал писать…

Уважаемая доктор Галл!

С нашей последней беседы столько всего произошло, но я каждый день извлекаю из нее уроки. Дистрикт-12 – отличная сцена, на которой разворачивается битва между хаосом и контролем, и в качестве миротворца я имею право на место в первом ряду.

Кориолан перечислил свои перипетии с момента приезда: ощутимое напряжение между местными и силами Капитолия, сдержанное во время казни и вспыхнувшее от первой же искры недовольства в Котле.

Это напомнило мне о пребывании на арене. Одно дело – рассуждать о сущности человеческой природы отвлеченно, и совсем другое – когда в твое лицо врезается кулак. На этот раз я чувствовал себя более уверенно. Я не считаю, что к насилию склонны все мы, как утверждаете вы, однако точно знаю: выпустить зверя наружу очень легко, особенно в темноте. Интересно, сколько шахтеров отважились бы поднять руку на Капитолий при свете дня? Во время казни они лишь ворчали, но напасть не посмели.

Что ж, мне есть о чем подумать, пока заживает губа.

Кориолан добавил, что не ждет от нее ответа, и пожелал всего хорошего. Две странички. Коротко и ясно. Он не требовал внимания к себе, ничего не просил, ни за что не извинялся. Аккуратно сложив бумагу, он заклеил конверт и адресовал ей в Цитадель. Чтобы избежать лишних вопросов, особенно со стороны Сеяна, пошел прямо к почтовому ящику и бросил письмо. Все равно ничего не выйдет.

На обед подали жареную колбасу под яблочным соусом и плавающий в жире картофель; Кориолан с наслаждением съел все до последнего кусочка. Перед сном Сеян помог ему готовиться к тесту, хотя сам решил не сдавать.

– Послушай, тест проводят всего три раза в году! Следующего придется ждать долго, – попытался убедить его Кориолан. – Давай оба сдадим в эту среду! Хотя бы попробуем.

– Я пока не очень-то разбираюсь в военной подготовке, – признался Сеян. – А вот у тебя обязательно получится! Даже если где и ошибешься, итоговый балл выйдет хороший. Надо сдавать сейчас, пока ты не забыл всю математику.

Сеян был прав. Кориолан уже не так уверенно чувствовал себя в геометрии.

– Если станешь офицером, тебе разрешат учиться на доктора. Ты ведь отлично разбираешься в естественных науках, – заметил Кориолан, пытаясь выяснить, какое направление приняли мысли Сеяна после их разговора. Его непременно следовало чем-нибудь отвлечь. – И тогда будешь помогать людям, как и хотел.

– И правда. – Сеян задумался. – Наверное, стоит поговорить с докторами в медпункте и выяснить, как их туда взяли.

На следующее утро, после преследовавших его всю ночь странных снов, в которых Кориолан разрывался между поцелуями с Люси Грей и кормежкой змеенышей доктора Галл, он записался на тест. Отвечающий за набор кандидатов офицер сообщил, что в тот день его освободят от занятий. Кориолан обрадовался, ведь неделя ожидалась жаркая, к тому же ежедневная рутина начинала утомлять. Если он станет офицером, то и задания будет получать более сложные.

В обычном распорядке произошли два изменения. Во-первых, новобранцы начинали нести караульную службу, чему мало кто обрадовался из-за невыносимой нудности этого занятия. Впрочем, рассудил Кориолан, лучше стоять на посту перед казармами, чем драить кастрюли на кухне. Может, удастся тайком почитать или написать пару писем.

Второе изменение в распорядке его изрядно встревожило. Когда новобранцы пришли на занятия, им сообщили, что начальство одобрило предложение Кориолана пострелять по птицам вокруг виселиц. Перед этим, по поручению Цитадели, им следовало изловить сотню соек-говорунов и соек-пересмешниц и отправить в лабораторию для изучения. Отряду Кориолана приказали развесить ловушки на деревьях под руководством ученых из команды доктора Галл. Те уже прибыли утром на планолете. Хотя в Цитадели Кориолан встречал всего несколько сотрудников, там наверняка все знали об уловке со змеями и разразившемся скандале, поэтому он изрядно перенервничал. Вдобавок в голову пришла ужасная мысль: вдруг доктор Галл решит понаблюдать за отловом птиц лично? Одно дело – послать через весь Панем письмо, и совсем другое – впервые после изгнания встретиться с ней лицом к лицу.

Пока Кориолан подпрыгивал на ухабах в задней части грузовика и думал о скором разоблачении, вернувшийся к нему на выходных оптимизм окончательно развеялся. Остальные новобранцы восприняли новое задание как загородную экскурсию и радостно болтали вокруг насупившегося юноши.

Сеян сразу понял причину его беспокойства.

– Доктора Галл там не будет, – прошептал он. – Если уж привлекли нас, рядовых, то это занятие никак не достойно ее внимания.

Кориолан кивнул, хотя и не поверил. Когда грузовик остановился под виселицей, он спрятался за спины товарищей и внимательно рассмотрел четверых капитолийских ученых, одетых в нелепо смотревшиеся здесь белые халаты, словно они приехали открывать тайну бессмертия, а не ловить дурацких птиц на сорокаградусной жаре. Знакомых среди них не было, и Кориолан немного расслабился. В подземной лаборатории работали сотни сотрудников, к тому же эти – специалисты по птицам, не по змеям. Ученые приветливо поздоровались с солдатами, велели каждому взять по ловушке из проволочной сетки и внимательно выслушать инструкции. Новобранцы подчинились и сели на краю леса рядом с виселицами.

Сеян поднял большой палец, тоже радуясь отсутствию доктора Галл, и вдруг Кориолан заметил вдалеке одинокую фигуру. Женщина в белом халате стояла неподвижно, спиной ко всем, склонив голову набок, и слушала какофонию птичьих голосов. Другие ученые почтительно ждали, пока она закончит и вернется на пустырь. Она отодвинула ветку, и Кориолан увидел ничем не примечательное лицо с розовыми очками на носу. Он узнал ее сразу. Это она отругала его за то, что он потревожил птиц, когда метался по лаборатории в поисках выхода, после того как Клеменсия забилась в судорогах, заливаясь разноцветным гноем. Помнит ли его она? Кориолан еще больше сгорбился, прячась за спиной Улыбы и делая вид, что рассматривает свою ловушку.

Женщина в розовых очках, которую один из ученых ласково назвал «наша доктор Кей», дружелюбно поприветствовала солдат и объяснила им задачу: поймать по пятьдесят особей обоих видов. Для этого следовало разместить в лесу клетки с едой, водой и подсадными птицами. Их оставят открытыми на пару дней, и сойки смогут спокойно влетать и вылетать. В среду отряд вернется, освежит приманку и установит ловушки.

Новобранцы с готовностью разделились на пять групп по четыре человека и пошли в разные стороны. Кориолан попал в команду с ученым, который представил им доктора Кей, и поскорее укрылся среди листвы. Кроме ловушек, они несли рюкзаки с разными типами приманки. Пройдя около сотни ярдов, солдаты увидели красную отметку на стволе дерева – центр их участка леса. Под руководством ученого они разошлись по кругу, работая в парах, начали класть приманку и вешать ловушки высоко на деревьях.

Кориолан работал в паре с Блохой, который умел блестяще лазать по деревьям, поскольку вырос в Дистрикте-11, где дети помогают взрослым ухаживать за фруктовыми садами. Вдвоем они справились за пару утомительных, зато продуктивных часов: Кориолан клал приманку, Блоха – размещал ловушку среди ветвей. Вернувшись, Кориолан забрался в кузов грузовика и рассматривал многочисленные укусы насекомых, пока доктор Кей не уехала. Она вообще не обратила на него внимания. Не будь параноиком! Она тебя даже не помнит.

Во вторник все вернулись к прежним занятиям, хотя в столовой и перед отбоем Кориолан продолжал готовиться к тесту. Ему не терпелось встретиться с Люси Грей, которая постоянно врывалась в его мысли, но он изо всех сил старался сосредоточиться на деле, ведь повитать в облаках можно и после. В среду он с трудом продержался до конца утренней тренировки, в столовой посидел один, в последний раз листая пособие, и наконец отправился в класс тактической подготовки. На тест записались еще двое миротворцев – одному было под тридцать, и он сдавал уже в пятый раз, другому – под пятьдесят, что выглядело совершенно нелепо. К чему такому старику перемены в жизни?

Умение проходить тесты входило в число самых больших талантов Кориолана, и он ощутил знакомый азарт, едва открыл свой сборник заданий. Он обожал подобные испытания и с радостью погружался в увлекательный процесс, преодолевая полосы препятствий для ума. Три часа спустя уставший, взмокший от пота и счастливый Кориолан сдал бланк с ответами и пошел в столовую за льдом. Он долго сидел в тени возле своего барака, обтираясь кубиками льда и прокручивая в голове вопросы. Боль утраты университетской карьеры ненадолго вернулась, но он отогнал ее прочь в надежде, что станет великим военным, как и его отец. Возможно, именно так предрешено судьбой.

Его приятели все еще находились на выезде с учеными из Цитадели, лазали по деревьям и активировали ловушки, и Кориолан решил сходить за почтой. Пришли две огромных коробки от «ма» Плинт, что означало еще одну субботнюю гульбу в Котле. Он отнес их в комнату и не стал открывать, пока не вернутся остальные. «Ма» написала ему отдельное письмо, в котором благодарила за все, что он сделал для Сеяна, и просила приглядывать за ее мальчиком.

Кориолан отложил письмо в сторону и вздохнул при мысли о том, что ему придется стать сторожем Сеяну. Отъезд из Капитолия на некоторое время облегчил его мучения, однако юный Плинт снова начинал бунтовать. Сговорился с Билли Бурым, мучается из-за арестованной девушки. В прошлый раз Сеян пробрался на арену. Что и когда он учудит в следующий раз? Опять придется вытаскивать его из неприятностей!

Кориолан сильно сомневался, что Сеян вообще изменится. Последний уже отверг все, что предложила ему жизнь миротворца: стал мазать по мишени, отказался проходить тест для кандидатов в офицеры, не испытывал ни малейшего желания послужить на благо Капитолия. Домом для него останется Дистрикт-2, семьей – местные жители. Повстанцев Сеян всегда будет считать борцами за правое дело и в помощи им видеть свой моральный долг.

Кориолана охватило предчувствие беды. В Капитолии он пытался не обращать внимания на неправильное поведение Сеяна, но тут – совсем другое дело. Теперь тот считался взрослым и последствия его поступков гораздо серьезнее. Если он будет помогать повстанцам, то рано или поздно предстанет перед расстрельной командой. Что вообще творится в голове Сеяна?!

Повинуясь внезапному порыву, Кориолан открыл шкафчик Сеяна, достал картонную коробку и аккуратно выложил ее содержимое на пол: памятные сувениры, упаковка жвачки, три бутылочки с лекарствами, назначенными капитолийским доктором. Две были со снотворным, третья, со встроенным в крышку дозатором, – с морфлингом. Подобный пузырек Кориолан однажды видел у директора Хайботтома. Он знал, что после нервного срыва Сеяну прописали лекарства, «ма» рассказала, но зачем привозить их сюда? Или «ма» сунула их в коробку на всякий случай? Кориолан быстро перебрал оставшиеся предметы. Клочок ткани, писчая бумага, ручки, кусочек мрамора, грубо вырезанного в форме сердца, пачка фотографий. Плинты ежегодно делали семейные фото, и можно было проследить путь Сеяна от младенца до нынешнего дня. Еще там лежало старое групповое фото школьников. Сначала Кориолан принял их за своих одноклассников, потом заметил, что многие дети одеты в потрепанные вещи не по размеру. Во втором ряду задумчиво улыбался Сеян в аккуратном костюмчике, позади него возвышался мальчик, выглядевший гораздо старше. При ближайшем рассмотрении кусочки головоломки сошлись. Это же Марк! На школьном фото с последнего года Сеяна в Дистрикте-2. Кориолан не нашел ни одного снимка одноклассников из Капитолия. И сразу стало ясно, кому Сеян предан.

На дне коробки лежала толстая серебряная рамка, в которой, как ни странно, находился извлеченный из красивой кожаной папки аттестат Сеяна. Зачем, интересно? Сеян ни за что на свете не повесил бы его на стену, даже если бы в казарме это разрешалось. Кориолан ощупал рамку, ведя пальцами по тусклому металлу, перевернул. Задняя панель прилегала неровно, сбоку торчал кусочек зеленой бумаги. «Это не просто бумага», – мрачно подумал он и сдвинул зажимы, чтобы снять панель. Та отскочила, и по полу рассыпалась стопка новеньких зеленых банкнот.

Деньги. Много денег. Зачем Сеяну столько наличных в новой жизни в качестве миротворца? «Ма» настояла? Вряд ли. Она считает, что деньги – корень их несчастий. Тогда Страбон? Думает, что деньги защитят его сына от любых неприятностей, с которыми тот столкнется в Двенадцатом? Впрочем, Страбон привык выписывать чеки сам. Наверно, Сеян сделал это тайком от родителей, и тогда Кориолану есть о чем беспокоиться. Видимо, Сеян всю жизнь бережно откладывал карманные деньги на черный день, а перед отъездом забрал их из банка и спрятал в рамку для фото. Сам жаловался, что отец вечно выкупает его из всяких неприятностей. Неужели у Плинтов это семейное? Некрасивый, зато эффективный метод решения любых проблем передается от отца к сыну.

Кориолан сгреб купюры, сложил в аккуратную стопку и пролистал. Сотни, даже тысячи долларов. Какой от них прок в Дистрикте-12, где и купить-то нечего? По крайней мере, такого, что нельзя позволить себе на зарплату миротворца. Большинство новобранцев отсылают половину денег домой, поскольку Капитолий снабжает их всем необходимым, кроме почтовой бумаги и вечеров в Котле. Наверняка здесь и черный рынок имеется, только вряд ли миротворца там привлечет что-либо кроме выпивки. Им ни к чему ни кролики, ни шнурки, ни мыло домашнего изготовления. И даже если понадобятся, то купить их не проблема. Конечно, есть и еще кое-что, на что можно потратить деньги. К примеру, на информацию – заплатить за доступ к ней или наоборот, за неразглашение. Или на взятки. Деньги – это сила.

Услышав голоса возвращающихся товарищей, Кориолан быстро сунул купюры в серебряную рамку, оставив на виду маленький зеленый уголок. Вещи сложил в коробку и убрал в шкафчик Сеяна. К тому времени, как приятели ввалились в комнату шумной гурьбой, Кориолан стоял над посылками «ма», раскинув руки и широко улыбаясь.

– Кто свободен в субботу вечером? – спросил он.

Пока Улыба, Дылда и Блоха радостно рвали упаковочную бумагу и доставали сокровища, Сеян сидел на кровати и с удовольствием за ними наблюдал. Кориолан прислонился к койке над ним.

– Как нам повезло с твоей «ма»! Иначе мы остались бы совсем на мели.

– Да уж, у нас на всех ни цента, – согласился Сеян.

Единственное, что Кориолан никогда не ставил под сомнение, – это честность Сеяна. Если на то пошло, лучше бы ее было поменьше. Но сейчас он столкнулся с наглой ложью, прозвучавшей совершенно правдиво. Значит, теперь ни единому слову Плинта верить нельзя!

Глава 26

Сеян хлопнул себя по лбу.

– Ах да! Как прошел тест?

– Увидим, – уклончиво ответил Кориолан. – Бланки отправят в Капитолий на проверку, так что результатов придется подождать.

– Пройдешь! – заверил его Сеян. – Ты этого заслуживаешь!

Такой участливый. Такой двуличный. Такой безрассудный. Как мотылек на огонь. Кориолан вздрогнул, вспомнив письмо Плюриба. Разве не эти слова бормотал директор Хайботтом после ссоры с отцом Кориолана много лет назад? Почти. Он использовал множественное число. «Как мотыльки на огонь». Кого он имел в виду? Ладно, не важно! Лучше даже не знать, о ком думал старина Хайботтом по прозвищу Вечный Кайф. Жалкое существо – постоянно в наркотическом угаре, да еще снедаемый лютой злобой.

После обеда Кориолан впервые вышел в караул к авиационному ангару в дальнем конце базы. Его поставили в пару со старым воякой, который велел ему быть начеку и тут же задремал. Мысли Кориолана обратились к Люси Грей, ему хотелось с ней увидеться или хотя бы поговорить. Стоять на страже там, где ничего не случится, казалось пустой тратой времени. Вместо этого он мог бы сжимать в объятиях свою любимую. На базе он словно в ловушке, в то время как она свободно бродит в ночи. Пожалуй, в Капитолии Кориолан чувствовал себя гораздо увереннее, когда Люси Грей сидела взаперти, и он точно знал, чем она занимается. Видимо, Билли Бурый сейчас пытается пролезть обратно к ней в сердце. К чему притворяться, что он не ревнует? Пожалуй, надо было тогда арестовать поганца…

Уже в казарме он черкнул коротенькую записку «ма», и еще одну – Плюрибу, где поблагодарил его за помощь и спросил насчет струн для Люси Грей. Выложившись на экзамене, Кориолан спал крепко и проснулся весь в поту жарким августовским утром. Когда же погода переменится? В сентябре? В октябре?.. Ко второму завтраку очередь за льдом растянулась вдоль всей столовой. Получив наряд на кухню, Кориолан приготовился к худшему и был приятно удивлен, что его повысили с мойщика посуды до нарезчика овощей. Впрочем, радовался он недолго, потому что ему достался лук. Слезы его особо не смущали, гораздо хуже оказался запах. Даже после вечера за мытьем полов от рук изрядно разило, и соседи по комнате не преминули об этом сказать. Неужели от него все еще будет вонять, когда он встретится с Люси Грей в субботу?

Утром в пятницу, несмотря на жару и нервозность от совместной работы с учеными из Цитадели, Кориолан испытал облегчение, узнав, что после обеда они снова займутся птицами. Хотя эти создания ему и не нравились, от них ничем особо не пахло. Во время занятия по военной подготовке Дылда упал в обморок, и сержант велел отвести его в медпункт, где Кориолан заодно раздобыл мазь для своей потницы, которая распространилась по всей груди и по правому боку. «Держи кожу в сухости», – назидательно сказал доктор. Кориолан едва сдержался, чтобы не закатить глаза: с момента прибытия в сауну под названием Дистрикт-12 он не был сухим ни минуты.

После второго завтрака, состоявшего из сэндвичей с паштетом, новобранцы отправились на грузовике в лес, где уже ждали ученые, все так же щеголяя белыми халатами. Их поделили на команды, и тут выяснилось, что Блоха, которому в среду не хватило напарника, работал вместе с доктором Кей. Ее так впечатлило его проворство, что она снова попросила его в свою группу. Меняться было слишком поздно, поэтому Кориолан двинулся следом, стараясь держаться подальше.

Бесполезно. Пока он смотрел, как Блоха тащит на дерево клетку с обновленной приманкой, чтобы заменить на другую с попавшейся сойкой-говоруном, доктор Кей неслышно подкралась сзади.

– Ну, что скажете о дистриктах теперь, рядовой Сноу?

Он попался, как птичка. Как трибуты в зоопарке. Бежать сломя голову в лес было глупо. Кориолан вспомнил совет, который дала ему Люси Грей в обезьяннике. «Лови момент!»

Он развернулся с улыбкой в достаточной степени застенчивой, чтобы признать: ты меня поймала, но в то же время достаточно беззаботной, чтобы показать: мне все равно.

– Знаете, доктор, здесь я за один день узнал о Панеме больше, чем за тринадцать лет учебы в школе.

Доктор Кей рассмеялась.

– Да. Тут есть чему поучиться. В годы войны я и сама была приписана к Двенадцатому. Жила у вас на базе, работала в этих лесах.

– Значит, вы участвовали в проекте с сойками-говорунами? – спросил Кориолан. По крайней мере, их обоих постиг публичный провал.

– Я его возглавляла, – с многозначительным видом сообщила доктор Кей.

Крупный публичный провал. Кориолан воспрял духом. Он опозорился всего лишь в Голодных играх, а не на войне, охватившей всю страну. Пожалуй, если удастся произвести хорошее впечатление, она ему посочувствует и даст доктору Галл благоприятный отчет.

Кориолан вспомнил, что сойки-говоруны все самцы и не могут приносить потомство.

– Значит, эти сойки-говоруны – те самые птицы, которых вы использовали для разведки во время войны?

– Кхм-кхм. Да, это мои детки. Не думала увидеть их снова. Согласно общему мнению моих коллег, они должны были погибнуть в первую же зиму. В дикой природе генетически модифицированные существа выживают редко, однако на этот раз вышло иначе.

Блоха спустился на нижнюю ветку и передал Кориолану клетку с сойкой-говоруном.

– Их нужно оставить в клетках. – Это был не вопрос, а констатация факта.

– Да, чтобы уменьшить стресс от перевозки, – согласилась доктор Кей.

Блоха кивнул, слез на землю и принял из рук Кориолана вторую ловушку. Не задавая лишних вопросов, он полез на следующее дерево. Доктор Кей наблюдала за ним с одобрением.

– Некоторые хорошо понимают птиц.

Кориолан твердо знал, что к нему это совершенно не относится, и все же решил притвориться на несколько часов. Он присел рядом с ловушкой и принялся изучать стрекочущую сойку.

– Знаете, я никогда не мог понять, как именно это работает. – Не только не мог, даже не пытался. – Птицы записывали разговоры, но как же вы их контролировали?

– Сойки-говоруны обучены реагировать на звуковые команды. Если повезет, то сейчас сам увидишь. – Доктор Кей достала из кармана небольшое прямоугольное устройство с цветными кнопками. Надписи на них стерлись от времени. Она присела рядом с ловушкой и посмотрела на птицу с такой нежностью, которая вряд ли пристала ученому, отметил про себя Кориолан. – Разве не красавчик?

– Конечно! – Кориолан постарался придать голосу убедительности.

– Итак, эта болтовня – его обычная, так сказать, речь. Он может подражать другим птицам или нам. Сейчас он на нейтралке.

– На нейтралке? – переспросил Кориолан.

– На нейтралке? – раздался из птичьего клюва голос Кориолана. – На нейтралке?

«Как жутко слышать свой голос от птицы», – подумал он.

– Это же я!

– Это же я! – повторила сойка-говорун его голосом и принялась подражать ближайшей птичке.

– Еще бы, – кивнула доктор Кей. – Когда он на нейтралке, то с легкостью переключается на посторонние звуки. На другой голос или на птичью трель – что понравится больше. Для подслушивания его нужно перевести в режим записи. Скрестим пальцы! – Она нажала еще одну кнопку на пульте.

Кориолан ничего не услышал:

– О нет! Похоже, не сработало.

Доктор Кей улыбнулась.

– Погоди расстраиваться. Командные звуки не слышны людям, зато птицы их мигом воспринимают. Заметил, как он притих?

Говорун умолк. Он прыгал по клетке, склонял голову набок, что-то клевал – словом, вел себя как обычно, только молчал.

– Действует? – спросил Кориолан.

– Увидим. – Доктор Кей нажала другую кнопку, и птица зачирикала. – Снова нейтралка. Теперь давай послушаем, что он запомнил. – Она нажала третью кнопку.

После короткой паузы птица заговорила:

– О нет! Похоже, не сработало.

– Погоди расстраиваться. Командные звуки не слышны людям, зато птицы их мигом воспринимают. Заметил, как он притих?

– Действует?

– Увидим.

Точная копия! Нет, не совсем. Ни шелеста ветвей, ни жужжания насекомых, ни пения других птиц не записалось. Лишь чистый звук человеческих голосов.

– Вот это да! – ахнул Кориолан. – И долго они так могут?

– В лучшем случае примерно час, – сообщила доктор Кей. – Сперва они ищут лесные участки, потом летят на шум человеческих голосов. Мы выпускали их в режиме записи, затем привлекали обратно на базу с помощью специального сигнала и анализировали полученную информацию. Соек-говорунов использовали еще в Одиннадцатом и в Девятом – везде, где они могли пригодиться.

– Почему вы просто не прикрепили микрофоны на деревья? – спросил Кориолан.

– Лес слишком велик. Повстанцы прекрасно знали местность, а мы нет. Сойка-говорун – органичное, мобильное записывающее устройство, и, в отличие от микрофона, его невозможно обнаружить. Повстанцы могли поймать говоруна, убить, даже съесть – и при этом он выглядел как совершенно обычная птица, – объяснила доктор Кей. – В теории они идеальны.

– Однако на практике повстанцы их разоблачили, – заметил Кориолан. – Каким образом?

– Точно неизвестно. Некоторые думали, что повстанцы увидели, как птицы возвращаются на базу, хотя мы подзывали их только глубокой ночью, к тому же не всех сразу. Мы зря не заметали следы – не заботились о том, чтобы информация, в соответствии с которой мы действовали, имела бы и другие источники, кроме записи в лесу. У повстанцев возникли подозрения, и, хотя черные перья соек-говорунов служат отличным камуфляжем, их необычная активность в ночные часы привлекла внимание. Потом, наверное, повстанцы стали экспериментировать, скармливая нам ложные сведения и наблюдая за реакцией. – Она пожала плечами. – Или на базе был шпион. Сомневаюсь, что мы узнаем правду.

– Почему бы просто не использовать то устройство, с помощью которого вы приманивали их на базу? Вместо того, чтобы… – Кориолан оборвал себя на полуслове, не желая показаться нытиком.

– Вместо того, чтобы тащить вас сюда по жаре на съедение комарам? – Доктор Кей рассмеялась. – Систему передачи сигнала демонтировали, в нашем старом вольере теперь склад припасов. К тому же я предпочитаю действовать сама. Мы ведь не хотим, чтобы они улетели и никогда не вернулись?

– Конечно, нет! – солгал Кориолан. – А что, могут?

– Не знаю, как они поведут себя, услышав сигнал теперь, ведь они вполне освоились в дикой природе. В конце войны я выпустила их на нейтралке. Иначе было бы жестоко. Немые птицы столкнулись бы со слишком большими трудностями. Они же не только выжили, но и успешно спарились с пересмешниками. В результате появился совершенно новый вид. – Доктор Кей указала на птицу в ветвях. – Местные называют их сойками-пересмешницами.

– А что они умеют? – поинтересовался Кориолан.

– Точно не знаю. Судя по наблюдениям последних дней, копировать речь они неспособны, зато музыку повторяют гораздо лучше, чем их матери. Спой что-нибудь!

В репертуаре Кориолана была всего одна песня.

Сойка-пересмешница склонила голову набок и запела. Точная копия мелодии, только без слов, и голос звучал странно – наполовину человеческий, наполовину птичий. Несколько других соек, находившихся неподалеку, подхватили ее и вплели в единое гармоническое полотно, напомнившее Кориолану старые песни в исполнении ансамбля Люси Грей.

– Их всех надо убить! – Слова сорвались с губ прежде, чем он успел взять себя в руки.

– Убить?! Зачем? – удивилась доктор Кей.

– Они ведь не природного происхождения! – попытался вывернуться Кориолан, опрометчиво вышедший из роли любителя птиц. – Чтобы не навредили другим видам.

– Похоже, они неплохо вписались в эту природную нишу и живут по всему Панему, где есть сойки-говоруны и пересмешники. Возьмем их с собой в Капитолий и посмотрим, способны ли сойки-пересмешницы давать потомство. Если нет, то через несколько лет они вымрут сами по себе. Если да, то кому повредит еще одна певчая птичка?

Кориолан согласился, что сойки, вероятно, безвредны. Оставшуюся часть дня он провел, задавая вежливые вопросы и обращаясь с птицами очень бережно, чтобы сгладить неприятное впечатление. Сойки-говоруны его не слишком беспокоили – с военной точки зрения они даже полезны, – однако сойки-пересмешницы вызывали отвращение. Он не доверял этому стихийно возникшему виду. Природа сорвалась с цепи! Они должны умереть, и чем скорее, тем лучше.

К концу дня удалось поймать более тридцати соек-говорунов, но ни одна сойка-пересмешница в ловушку не попала.

– Наверное, сойки-говоруны менее подозрительны, к тому же ловушки им знакомы. Они ведь выросли в клетках, – заметила доктор Кей. – Дадим птицам еще несколько дней, потом, если понадобится, возьмемся за сети.

«Или за автоматы», – подумал Кориолан.

По возвращении на базу его и Блоху отрядили разгружать клетки и переносить в старый ангар, где решили временно разместить птиц.

– Хотите поухаживать за ними, пока мы не заберем их в Капитолий? – спросила доктор Кей.

Блоха робко улыбнулся в знак согласия, Кориолан встретил предложение с энтузиазмом. И хорошее впечатление произведет, и подольше побудет в прохладном ангаре, где стоят промышленные вентиляторы. Может, немного спадет потница, которая после жаркого леса одолевала его еще сильнее. Хоть какое-то разнообразие.

Перед отбоем соседи по комнате разложили дары и распланировали следующие две субботы в Котле на случай, если «ма» перестанет присылать сладости регулярно. Благодаря своему опыту на черном рынке, Улыба стал их казначеем и первым делом отложил сладостей на две порции самогона и плату за концерты. Остальное разделили на пять равных частей. Кориолан взял себе шесть шариков попкорна, из которых съел только один. Другие он решил припасти для музыкантов.

Утром в субботу Кориолан проснулся от лупящего по крыше града. По дороге в столовую новобранцы весело перекидывались градинами размером с апельсин, а позже выглянуло солнце и принялось вовсю жарить. После полудня Кориолан с Блохой должны были ухаживать за сойками-говорунами. Под руководством двух ученых из Цитадели они чистили клетки, кормили и поили птиц. Хотя некоторые попадали в ловушки по две или даже по три, всех соек посадили в отдельные клетки. Во второй половине смены юноши осторожно носили птиц по одной в выделенную под лабораторию часть ангара, где их нумеровали, помечали и проверяли, откликаются ли они на звуковые команды. Способность записывать и воспроизводить человеческий голос сохранили все птицы.

Блоха сокрушенно покачал головой и тихо сказал:

– Разве это пойдет им на пользу?

– По-моему, их для этого и вывели, – заметил Кориолан.

– В лесу им жилось гораздо лучше…

Кориолан сомневался в правоте Блохи. На его взгляд, птицы проснутся через несколько дней в Цитадели, вспоминая свое десятилетнее пребывание в Дистрикте-12 как кошмарный сон. Уж лучше пусть сидят в клетке, где им практически ничего не угрожает.

– Ученые о них позаботятся.

После ужина Кориолан едва сдерживал нетерпение, поджидая соседей по комнате. Поскольку он решил сохранить роман с Люси Грей в тайне, по прибытии в Котел следовало потихоньку от них улизнуть. Но как же быть с Сеяном? Тот мог соврать насчет денег, чтобы не выделяться на фоне нищих приятелей. После инцидента с планом базы он очень раскаивался, так что, наверно, осознал, как опасно становиться посредником между повстанцами и Лил. Вопрос в другом: оставят ли теперь те его в покое? Бедняга Сеян – легкая добыча для всяких негодяев. Лучше взять его с собой повидаться с музыкантами.

– Хочешь со мной за кулисы? – тихо спросил он у Сеяна, придя в Котел.

– Меня тоже пригласили?

– Конечно, – заверил Кориолан, хотя приглашали только его. Пожалуй, оно и к лучшему: если Сеяну удастся отвлечь на себя Мод Беж, тогда Кориолан побудет наедине с Люси Грей. – Сперва нужно избавиться от нашей компании.

Это оказалось несложно, учитывая количество зрителей, заметно прибавившееся с прошлой недели, и крепость нового самогона. Оставив Улыбу, Блоху и Дылду торговаться, Кориолан с Сеяном нашли дверку возле сцены и вышли в узкий пустой переулок.

То, что Люси Грей назвала сараем, при ближайшем рассмотрении оказалось старым гаражом на восемь машин. Ворота скрепляла мощная цепь, зато приоткрытая дверка в углу стояла подпертая куском шлака. Судя по голосам и звукам настраиваемых инструментов, друзья пришли куда надо.

Музыканты захватили гараж и уютно устроились среди старых шин и разрозненной мебели, повсюду разложив свои инструменты. Хотя вторая дверь в углу возле задней стены была распахнута настежь, жара стояла как в духовке. Сквозь окна с разбитыми стеклами лился вечерний свет, и в его лучах густо плясали пылинки.

Увидев гостей, навстречу им бросилась Мод Беж в ярко-розовом платьице.

– Привет!

– Добрый вечер. – Кориолан поклонился и вручил девочке пакет с попкорном. – Сладкое к сладкому!

Мод Беж открыла бумажный пакет, подпрыгнула на одной ножке и сделала реверанс.

– Ах, благодарствую! Сегодня я спою для тебя особую песню.

– Именно за этим я и пришел, – кивнул Кориолан. Забавно, как легко вести с музыкантами светскую беседу на капитолийский манер.

– Ладно, только я не смогу назвать тебя по имени, ведь ты – секрет! – хихикнула девочка и убежала к Люси Грей, которая сидела на старом письменном столе, скрестив ноги, и настраивала гитару. Улыбнувшись при виде радостного личика, Люси Грей велела оставить сладкое на потом.

Мод Беж помчалась показывать свое сокровище остальным. Сеян к ним присоединился, а Кориолан помахал в знак приветствия и направился к Люси Грей.

– Ты совсем ее избалуешь!

– Просто хочу немного порадовать малышку, – сказал он.

– Как насчет порадовать меня? – поддела его Люси Грей. Кориолан наклонился и поцеловал ее. – Ладно, для начала сойдет. – Она подвинулась и похлопала по столу рядом с собой.

Кориолан сел и огляделся.

– Что это за место?

– Прямо сейчас – наша комната отдыха. Мы приходим сюда до и после представления, и также между номерами, – сообщила Люси Грей.

– Кому же оно принадлежит? – Кориолан надеялся, что они не вломились в гараж без разрешения.

– Понятия не имею! Мы просто приютились тут ненадолго, если прогонят – упорхнем.

Птицы. Она прямо жить не может без них, да и весь ее ансамбль такой. Поют, порхают, в шляпах перышки. И сами как птички. Кориолан рассказал про свою работу с сойками-говорунами, надеясь впечатлить ее тем, что ему доверили такое ответственное задание, но она лишь опечалилась.

– Жаль угодить в клетку после того, как почувствовал вкус свободы! – заметила Люси Грей. – Чего от них хотят капитолийские ученые?

– Точно не знаю. Наверно, в лаборатории проверят, работает ли их старое оружие, – предположил Кориолан.

– Представляю, какая это мучительная пытка, когда твой голос кто-то контролирует. – Люси Грей коснулась своего горла.

– Вряд ли птицы чувствуют то же, что и люди.

– Неужели ты всегда говоришь то, что думаешь, Кориолан Сноу? – воскликнула она с недоумением.

А как иначе? Кориолан всегда говорил то, что думает. В разумных пределах, конечно. Без нужды он язык не распускал. Что она имеет в виду? Видимо, его соображения насчет Капитолия, Голодных игр, дистриктов. Честно говоря, Кориолан по большей части поддерживал действия правительства, остальное же его не касалось. Если понадобится, он скажет правду. Или нет? Сможет ли он открыто выступить против Капитолия, как Сеян, если это будет иметь серьезные последствия? Ответа на вопрос Кориолан не знал, и ему стало неприятно.

– Конечно. По-моему, всегда нужно говорить то, что думаешь.

– Мой папа считал так же – и ушел из жизни с таким количеством пуль в груди, что мне пальцев не хватило их сосчитать, – заметила Люси Грей.

На что она намекает? Даже если она говорит правду, то пули наверняка вылетели из автомата миротворца. Того, кто был одет в такую же форму, как и Кориолан.

– А моего отца убил снайпер-повстанец.

Люси Грей вздохнула.

– Ну вот, теперь ты злишься.

– Нет, – заявил Кориолан, пытаясь подавить гнев. – Просто устал. Я ждал встречи с тобой целую неделю! Мне жаль и твоего отца, и моего, но Панемом управляю вовсе не я!

– Люси Грей! – раздался голосок Мод Беж. – Пора!

Музыканты взяли свои инструменты и потянулись к двери.

– Пойду-ка я. – Кориолан встал. – Удачно вам выступить.

– Увидимся после представления?

Он оправил форму.

– Я должен вернуться на базу к комендантскому часу.

Люси Грей перекинула ремень гитары через голову.

– Ясно. Знаешь, завтра мы собираемся на прогулку к озеру. Ты свободен?

– К озеру? – Неужели в этом убогом дистрикте нет более приятных мест?

– Оно в глубине леса, довольно далеко, зато вода там отличная. Приходи, и Сеяна с собой бери! Мы пробудем там целый день.

Пойти Кориолану хотелось. Весь день с Люси Грей… Он все еще сердился, хотя и понимал, что это глупо. Она вовсе не обвиняла его ни в чем. Просто разговор зашел не туда. Все из-за этих дурацких птиц! Девушка сделала шаг навстречу, разве можно ее отталкивать? Они так редко видятся, что на капризы времени нет.

– Ладно. Придем после завтрака.

– Вот и хорошо. – Люси Грей поцеловала его в щеку и присоединилась к остальным музыкантам.

Вернувшись в Котел, юноши пробрались сквозь толпу потных и пьяных зрителей туда, где сидели на прошлой неделе. Блоха занял для них места, и Кориолан с Сеяном сели по обе стороны от него, затем отпили по глотку из бутылки.

На сцену выбежала Мод Беж и начала представлять исполнителей. Грянула музыка.

Кориолан прислонился к стене и принялся налегать на самогон. Больше он сегодня Люси Грей не увидит, так почему бы не выпить? Тугой узел гнева в груди постепенно ослабевал. Кориолан смотрел на нее и любовался: такая яркая, такая обаятельная, такая живая. Он начал расстраиваться из-за того, что не сдержался, и уже не мог вспомнить, чем именно она вывела его из себя. Наверно, Люси Грей вообще не виновата. Неделя выдалась длинная и тяжелая – тест, птицы, глупость Сеяна… Теперь можно и отдохнуть.

Кориолан сделал еще несколько глотков и стал гораздо добрее к миру. На него нахлынули мелодии, старые и новые. Вскоре он поймал себя на том, что подпевает вместе со всеми, тут же с опаской умолк, а потом понял, что никому нет дела. Все равно трезвых в зале не осталось, наутро никто ничего не вспомнит.

В какой-то момент Барб Лазурь, Тэм Янтарь и Кларк Кармин покинули сцену, видимо, пошли отдыхать в сарай. Осталась лишь Мод Беж на ящике у микрофона и Люси Грей с гитарой.

– Я обещала своему другу спеть для него сегодня кое-что особенное! – прочирикала Мод Беж. – Каждый участник нашего ансамбля назван в честь героя какой-нибудь баллады, а эта баллада – о прекрасной леди справа от меня! – Она протянула руку к Люси Грей, и та присела в реверансе под нестройные аплодисменты. – На самом деле баллада очень старая, и ее написал некий Вордсворт. Мы немножко поменяли слова, чтобы стало понятнее, но слушать все равно нужно внимательно. – Она прижала пальчик к губам, и зрители притихли.

Кориолан встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. Если это песня про Люси Грей, то нельзя пропустить ничего, чтобы завтра сказать Мод Беж что-нибудь хорошее.

Мод Беж кивнула Люси Грей и затянула грустным голоском:

Так-так, жила-была девочка в горах. И сходиться с людьми не умела, поэтому друзей у нее не было.

Значит, с ней что-то случилось. Умерла, наверное? У Кориолана возникло подозрение, что скоро он это узнает.

Вот как. Куча чепухи, но если кратко – девочка заблудилась в снегу. Ничего удивительно – родители сами послали ее в метель. И потом она, видимо, замерзла до смерти.

Ну, отлично! Нашли ее следы. Счастливый конец! Кориолану доводилось слышать в исполнении Люси Грей дурацкую песенку про человека, который якобы замерз насмерть. Его решили кремировать в печи, но он оттаял и ожил. Какой-то Сэм, вроде бы. Наверно, эта песня – такая же нелепая чушь.

Погодите-ка! Она что – растворилась в воздухе?!

Так это история с привидениями! Тьфу ты! Что за чушь? Придется полюбить ее к тому времени, как он встретится с музыкантами. Кому вообще пришло в голову назвать ребенка в честь девочки-призрака? Впрочем, если девочка стала призраком, то куда подевалось тело? Вероятно, Люси Грей устала от своих нерадивых родителей, которые посылают ее шляться по метели, и сбежала. Почему же она так и не выросла? Кориолан не мог понять дурацкую песню, да и выпитый самогон этому не способствовал. Однажды Ливия Кардью высмеяла его перед всем классом за то, что он не понял смысл стихотворения. Ужасная песня! Наверно, завтра никто о ней и не вспомнит… Нет, еще как вспомнят! Мод Беж захочет узнать его мнение. Надо сказать, что она была великолепна, и не развивать тему. А вдруг придется обсудить балладу подробно?

Кориолан решил посоветоваться с Сеяном, который всегда был силен в риторике, и узнать, нет ли у него каких-нибудь идеек. Перегнувшись через сидевшего между ними Блоху, он обнаружил, что место Сеяна пусто!

Глава 27

Кориолан огляделся, пытаясь скрыть растущую тревогу. Где же Сеян? Юноша настолько погрузился в музыку и так увлекся самогоном, что не заметил, когда исчез товарищ. Вдруг он передумал насчет Лил и прямо сейчас договаривается с повстанцами?

Кориолан подождал, пока публика закончит аплодировать Мод Беж и Люси Грей, вскочил и бросился к двери. В тусклом свете он столкнулся с Сеяном.

– Где ты был? – спросил Кориолан.

– Снаружи. Самогон во мне не задерживается. – Сеян присел на ящик и отвернулся к сцене.

Кориолан тоже вернулся на место и притворился, что смотрит представление, хотя мыслями был далеко. Самогон так ни на кого не действует, в отличие от пива. Он очень крепкий, выпили они мало. Еще одна ложь! Что это значит? Неужели Сеяна нельзя оставить без присмотра ни на секунду? На всякий случай остаток представления Кориолан продолжал бросать на него косые взгляды. После того как Мод Беж обошла зрителей с увитой лентами корзинкой, он держался поближе к Сеяну, однако тот как ни в чем не бывало помогал Блохе тащить на базу напившегося Дылду. Возможности поговорить наедине не представилось. Если Сеян ускользнул и вступил в заговор с повстанцами, то отповедь Кориолана после инцидента с Билли Бурым не помогла. Значит, нужна новая стратегия.

Воскресное утро оказалось слишком солнечным для похмельной головы Кориолана. Его стошнило, и он долго стоял под душем. Жирная яичница в столовой не лезла в горло, и он поклевал немного тостов, отдав свою порцию Сеяну, который с аппетитом умял все, лишь усилив подозрения Кориолана: вряд ли Сеян выпил вчера столько самогона, чтобы тот возымел на него хоть какой-то эффект. Их соседи по казарме вообще не вышли к завтраку. Пока Кориолан не найдет к Сеяну новый подход, придется глаз с него не спускать, особенно за пределами базы. К тому же сегодня ему понадобится компаньон для прогулки к озеру.

Хотя энтузиазм самого Кориолана увял, Сеян приглашению обрадовался.

– У нас будет настоящий выходной! Давай возьмем с собой побольше льда.

Пока Сеян уговаривал Кренделя дать им еще один пакет, Кориолан сходил в медпункт за аспирином. Встретились они у караулки и отправились в Шлак.

Короткой дороги юноши не знали, поэтому вернулись на городскую площадь и пошли тем же путем, что и на прошлой неделе. Кориолан хотел еще раз поговорить с Сеяном по душам, затем понял, что толку не будет: в прошлый раз того не испугало даже возможное обвинение в государственной измене. К тому же прямых доказательств сговора Сеяна с повстанцами не было. Вдруг он и правда ходил вчера отлить, тогда встретит все расспросы в штыки… Единственное реальное доказательство – припрятанные деньги, которые вполне мог вручить сыну Страбон. Тогда понятно, почему Сеян о них молчит: не хочет использовать нажитые на войне средства, для него это вопрос чести. Хочет добиться всего в жизни сам.

Если Люси Грей и расстраивалась из-за вчерашней размолвки, виду она не подала. Она встретила Кориолана на заднем крыльце поцелуем и стаканом холодной воды, чтобы ему хватило сил добраться до озера.

– Туда идти часа два или три, но оно того стоит!

В кои-то веки музыканты не взяли с собой инструменты. Барб Лазурь осталась приглядывать за домом, вручив им флягу с водой, хлеб и старое одеяло.

– Она недавно начала встречаться с парнем, живущим по соседству, – сообщила Люси Грей, когда они немного отошли от дома. – Наверное, им будет чем заняться без нас.

Тэм Янтарь направился через Луговину прямо в лес. Кларк Кармин, Мод Беж и Сеян шагали за ним, Люси Грей с Кориоланом замыкали шествие. Тропы не было. Они шли гуськом, переступая поваленные деревья, раздвигая ветки и обходя колючие кусты. Через десять минут от Дистрикта-12 не осталось и следа, не считая едкого запаха. Через двадцать минут и он исчез, поглощенный буйной зеленью. Кроны деревьев надежно закрывали путников от солнца, но от жары не спасали. Воздух наполняло гудение насекомых, стрекот белок и трели птиц, которых ничуть не беспокоило присутствие человека.

Даже после двух дней работы с птицами в лесу Кориолан чувствовал себя все более неуютно, удаляясь от того, что здесь считалось цивилизацией. Он гадал, какие звери – большие, сильные, клыкастые – могут прятаться среди деревьев. Оружия с собой ни у кого не было. Спохватившись, он выбрал ветку поувесистее, ободрал с нее лишние побеги и стал пользоваться ею как тростью.

– Как он находит дорогу без тропы? – спросил Кориолан у Люси Грей, кивнув на идущего впереди Тэма Янтаря.

– Мы все знаем эти места, – заверила она. – Тут наш второй дом.

Поскольку музыканты выглядели спокойными, Кориолан безропотно шел за ними целую вечность и очень обрадовался, когда Тэм Янтарь остановился. Увы, он просто решил подождать отстающих и сказал, что пройдена только половина пути. Они пустили по кругу пакет со льдом, делясь водой и подтаявшими кубиками.

Мод Беж пожаловалась на боль в ноге, стащила потрескавшийся старый ботинок и обнаружила огромную мозоль.

– Что-то с этими башмаками не так!

– Достались ей от Кларка Кармина, – пояснила Люси Грей, разглядывая ножку девочки с хмурым видом. – Мы надеялись, что их хватит до конца лета.

– Мне в них тесно! – заявила Мод Беж. – Лучше жестянки из-под селедки, как в той песне!

Сеян присел на корточки, подставляя спину.

– Хочешь прокатиться?

Мод Беж радостно запрыгнула ему на плечи.

– Смотри, головой меня не стукни!

Дальше они понесли малышку по очереди. Мод Беж заметно приободрилась и сразу нашла в себе силы распевать во все горло.

К ужасу Кориолана, мелодию подхватил хор соек-пересмешниц высоко в ветвях. Он не ожидал встретить их так далеко от дистрикта – ими буквально кишел весь лес. Зато Мод Беж радовалась от души и продолжала шуметь. Кориолану выпало нести ее оставшуюся часть пути, и он постарался отвлечь девочку, поблагодарив за вчерашнюю песню про Люси Грей.

– И что ты о ней думаешь? – спросила малышка.

Он уклонился от прямого ответа.

– Мне понравилось. Ты пела потрясающе!

– Спасибо, но я о другом. Как ты думаешь, люди и в самом деле видят Люси Грей или она им мерещится? – спросила Мод Беж. – Лично я думаю, что видят. Только теперь девочка порхает, как птичка.

– Неужели? – Кориолана порадовало, что загадочная песня предполагает не одну интерпретацию, которую ему надлежит выдать немедленно.

– Ну да, иначе как она может не оставлять следов? – заметила Мод Беж. – Наверное, летает себе повсюду и старается не попадаться людям на глаза, чтобы ее не убили, – ведь она не такая, как все!

– Конечно, не такая, ведь Люси Грей – призрак! – воскликнул Кларк Кармин. – Ну ты и балда! Призраки следов не оставляют, потому что они как воздух.

– Тогда где ее тело? – спросил Кориолан, чувствуя, что версия Мод Беж вполне логична.

– Она упала с моста и умерла, только там очень глубоко, и ее не видно. Или внизу была река и унесла ее прочь, – предположил Кларк Кармин. – В любом случае она погибла и теперь скитается там. Разве смогла бы она летать без крыльев?

– Не падала она с моста! Снег выглядел бы иначе! – настаивала Мод Беж. – Люси Грей, так что там случилось на самом деле?

– Эта тайна, милая. Совсем как я. Недаром это моя песня, – ответила Люси Грей.

К озеру Кориолан вышел, тяжело дыша. В горле пересохло, от едкого пота сыпь горела огнем. Музыканты быстренько разделись до белья и побежали купаться, он тут же последовал их примеру. Холодная вода приняла его в свои объятия, смыла с волос паутину и успокоила потницу. Он прекрасно плавал, научившись еще в младших классах, но ему никогда не доводилось плавать в открытом водоеме. Глинистое дно резко уходило вниз, дальше была глубина. Он выплыл на середину озера, лег на спину и залюбовался пейзажем. Лес подступал со всех сторон, на берегу виднелись полуразрушенные домишки. Большинство из них ремонту не подлежало, однако на крепком бетонном здании чуть поодаль еще сохранилась крыша, а плотно закрытая дверь надежно защищала от дикой природы. Мимо проплыла утка с утятами, возле ног мелькали рыбы. Какие еще существа таятся в глубине? Кориолан поспешил вернуться на берег. Музыканты уже втянули Сеяна в какую-то веселую игру с большой сосновой шишкой вместо мяча. Кориолан с радостью присоединился, потому что очень устал от взрослой жизни последних недель.

Немного отдохнув, Тэм Янтарь сделал пару удочек из длинных прутов, привязал к ним прочную нитку и самодельные крючки. Пока Кларк Кармин искал червей для наживки, Мод Беж потащила Сеяна за ягодами.

– Держитесь подальше от той полянки возле скал, – предупредила Люси Грей. – Там могут водиться змеи.

– Люси всегда знает, где они, – сообщила Мод Беж Сеяну, увлекая его в лес. – Она берет их в руки, а я боюсь.

Кориолан с Люси Грей остались собирать дрова для костра. Ему было внове купаться полуголым среди диких существ, разжигать огонь на свежем воздухе, проводить время с любимой девушкой. Она достала коробок спичек и сказала, что их мало и костер следует разжечь с первой попытки. Когда горстка сухих листьев занялась, Кориолан сел на землю с ней рядом и стал помогать, подкладывая мелкие веточки, затем щепки. Впервые за много недель он по-настоящему радовался жизни.

Люси Грей прислонилась к его плечу.

– Послушай, прости, если расстроила тебя вчера. В смерти моего отца ты не виноват. Когда это случилось, мы с тобой оба были детьми.

– Знаю. Извини, если я погорячился. Просто не вижу смысла притворяться и что-то из себя изображать. Я вовсе не согласен со всем, что делает Капитолий, но я родом оттуда и убежден в необходимости порядка, – проговорил Кориолан.

– Мы с ребятами считаем, что человек приходит на землю уменьшать, а не увеличивать страдания. Думаешь, Голодные игры – это правильно? – спросила Люси Грей.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, зачем мы их устраиваем! Увы, люди слишком быстро забывают войну и то, что мы сделали друг с другом. На что мы способны. И дистрикты, и Капитолий. Знаю, политика Капитолия воспринимается здесь как чрезмерно жесткая, однако мы всего лишь пытаемся держать ситуацию под контролем. Иначе наступит хаос, и люди бросятся убивать друг друга, как на арене. – Кориолан впервые попытался облечь в слова свои мысли в разговоре с кем-нибудь кроме доктора Галл. Он чувствовал себя немного неуверенно, как ребенок, который учится ходить, и все же обрести самостоятельность было приятно.

Люси Грей чуть отстранилась.

– По-твоему, люди именно этим и займутся?

– Конечно. Если не будет закона и того, кто обеспечивает его соблюдение, то мы превратимся в зверей, – проговорил он уже более убежденно. – Нравится тебе это или нет, лишь Капитолий в состоянии нас защитить.

– Хм. Значит, Капитолий меня защищает. И что же я должна за это отдать? – спросила она.

Кориолан поворошил огонь палкой.

– Отдать? Да ничего.

– Нам, музыкантам, пришлось лишиться многого. Мы не можем ни путешествовать свободно, ни выступать без разрешения, ни петь какие нам вздумается песни. Попробуй оказать сопротивление при облаве – и тебя застрелят, как моего папу. Попробуй защитить семью – и тебе проломят голову, как моей маме. Не слишком ли цена высока? Ради свободы я готова рискнуть.

– Значит, твои родители были бунтарями. – Кориолан особо не удивился.

– Мои родители были музыкантами! – отрезала Люси Грей. – Мы не принадлежим ни к дистриктам, ни к Капитолию, ни к повстанцам, ни к миротворцам – мы сами по себе. И ты такой же, как мы! Ты хочешь решать сам за себя. Ты умеешь дать отпор. Я это знаю, потому что ты помог мне в Играх!

Ну что ж, ей удалось его подловить. Если Голодные игры необходимы Капитолию, а Кориолан пытался их сорвать, разве тем самым он не подверг сомнению авторитет Капитолия? Дал отпор, как сказала она? В отличие от Сеяна, который выражал неповиновение открыто, Кориолан действовал более спокойно и менее явно.

– Вот что я тебе скажу: если бы не Капитолий, этого разговора могло вообще не быть, как и нас с тобой! Мы бы давно сгинули в войне всех против всех!

– Раньше люди обходились и без Капитолия. Полагаю, они будут жить, когда о нем никто уже и не вспомнит, – заявила Люси Грей.

Кориолан подумал о мертвых городах, мимо которых проезжал по пути в Дистрикт-12. Люси Грей утверждала, что ее ансамбль много путешествовал, так что она наверняка тоже их видела.

– Вопрос в том, сколько их выживет. Когда-то Панем был великой страной. Посмотри, что с ней стало!

Кларк Кармин принес Люси Грей растение, которое выкопал на мелководье, – заостренные листья, белые цветочки.

– Ого! Ты нашел стрелолист, он же китнисс на старый манер. Молодец, Кларк! – Кориолан подумал, что для букета цветы не очень-то годятся, в отличие от бабушкиных роз, однако девушку занимали исключительно клубни, свисавшие с корней. – Рановато сорвал.

– Угу, – согласился Кларк Кармин.

– Зачем он вам? – спросил Кориолан.

– Для еды. Через несколько недель клубеньки вырастут до размеров приличного картофеля, и мы их пожарим, – сообщила Люси Грей. – Некоторые называют его болотной картошкой, но мне больше нравится китнисс – звучит приятно.

Подошел Тэм Янтарь с уловом – он успел почистить, выпотрошить и разрезать его на кусочки. Завернув рыбу в листья, он добавил каких-то травок, и Люси Грей положила ее на тлеющие угли. К приходу Мод Беж и Сеяна, набравших целое ведерко ежевики, рыба пожарилась. После долгой ходьбы и плавания к Кориолану вернулся аппетит. Он съел до крошки свою долю рыбы, хлеба и ягод. Потом Сеян сделал им сюрприз – полдюжины сахарных печенек от «ма», которые остались от его доли недавней посылки.

Перекусив, они расстелили одеяло под пологом леса, прислонились к стволам деревьев и стали смотреть на пушистые облачка в ослепительно синем небе.

– Никогда не видел неба такого цвета, – признался Сеян.

– Лазурное, – кивнула Мод Беж. – Как Барб Лазурь. Это ее цвет.

– В каком смысле? – не понял Кориолан.

– Каждый из нас получил первое имя в честь героя баллады, а второе – в честь любимого цвета. Барб – Барбара Аллен и лазурное небо. Я – Мод Клэр и Беж, как светлые клавиши пианино. А Люси Грей – особенная, потому что так звали героиню ее баллады, Люси и Серый, на старый лад.

– Все верно, серый – цвет зимнего дня, – кивнула Люси Грей с улыбкой.

Раньше Кориолан особо не задумывался над их именами – просто считал немного странными. Беж и янтарь напоминали о старых украшениях в шкатулке Мадам-Бабушки, лазурный, бурый и карминовый были ему незнакомы. Что же касается баллад, то кто знает, откуда они вообще взялись? Кто в своем уме станет давать такие имена детям?

Мод Беж ткнула его пальцем в живот.

– Твое имя похоже на наши!

– Как так? – со смехом воскликнул Кориолан.

– Из-за второй части – «сноу» значит снег. Белый, как снег! Белоснежный! – хихикнула Мод Беж. – Ты знаешь балладу про какого-нибудь Кориолана?

– Вряд ли. Может, напишешь? – спросил он, ткнув ее в ответ. – «Баллада про Кориолана Сноу»!

Мод Беж уселась ему на живот.

– Песни у нас сочиняет Люси Грей! Почему бы тебе не попросить ее?

– Перестань его донимать! – Люси Грей притянула Мод Беж к себе. – Пожалуй, тебе стоит вздремнуть перед тем, как мы отправимся домой.

– Меня есть кому понести! – заявила Мод Беж, пытаясь вырваться. – А я буду им петь!

Клементина, Клементина, дорогая Клементин!

– Ну-ка тихо! – цыкнул на нее Кларк Кармин.

– Лучше приляг, – велела Люси Грей.

– Лягу, если ты мне споешь! Хочу ту песню, которую ты пела, когда у меня был круп. – Девочка легла, пристроив голову на колени Люси Грей.

– Ладно, только слушай молча. – Люси Грей заправила волосы Мод Беж ей за ухо, подождала, пока та угомонится, и ласково запела:

Песня успокоила Мод Беж, Кориолан тоже почувствовал, как рассеиваются тревоги. Поел свежей еды, лежит в тени деревьев, Люси Грей нежно поет рядом – оказывается, на природе не так уж и плохо! Здесь и в самом деле красиво. Чистый прозрачный воздух, яркие цвета. Кориолан расслабился и почувствовал вкус свободы. Вот бы жить в лесу, вставать, когда вздумается, ловить себе еду и купаться в озере с Люси Грей. Кому нужны богатство, успех и сила, если есть любовь? Разве она не превыше их всех?

Кориолан чуть было не сомлел, и тут сойки-пересмешницы, почтительно слушавшие песню Люси Грей, подхватили мелодию и выдали собственную интерпретацию. Кориолан напрягся всем телом, приятная дрема слетела. Зато музыканты заулыбались, глядя вслед упорхнувшим птицам.

– По сравнению с ними мы все равно что песчинки рядом с алмазами, – вздохнул Тэм Янтарь.

– Наверное, они больше репетируют, – предположил Кларк Кармин, и остальные рассмеялись.

Слушая птиц, Кориолан заметил отсутствие соек-говорунов. Похоже, сойки-пересмешницы начали размножаться без них – либо спаривались друг с другом, либо с местными пересмешниками. Исключение из этого уравнения капитолийских птиц глубоко его встревожило. Куда это вообще годится? Плодятся, как кролики, совершенно бесконтрольно, самовольно. Присвоили капитолийскую разработку и делают что хотят. Безобразие!

Мод Беж наконец задремала, свернувшись калачиком рядом с Люси Грей и прикрыв босые ноги одеялом. Кориолан остался с ними, трое юношей пошли купаться в озере. Вскоре Кларк Кармин вернулся с ярко-синим пером, которое нашел на берегу, и положил добычу рядом со спящей девочкой.

– Только не говори ей, откуда оно взялось, – попросил он охрипшим голосом.

– Ладно. Это очень мило, Кларк, – похвалила Люси Грей. – Малышка будет в восторге. – Когда он убежал обратно к озеру, она покачала головой. – Мне за него неспокойно. Он скучает по Билли Бурому.

– А ты? – Кориолан приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.

Люси Грей ответила не раздумывая:

– Нет! Особенно после Жатвы.

Кориолан вспомнил балладу, которую она пела на интервью.

– Что ты имела в виду, когда назвала себя ставкой в Жатве?

– Он побился об заклад, что сможет заполучить нас обеих, меня и Мэйфэр, – проговорила Люси Грей. – Мэйфэр узнала про меня, я – про нее. И она убедила своего отца назвать на Жатве мое имя. Не знаю уж, что она ему наплела. Сильно сомневаюсь, что отец в курсе ее интрижки с Билли. А мы здесь чужаки, так что оболгать нас легче легкого.

– Странно, что они до сих пор вместе, – заметил Кориолан.

– Билли Бурый постоянно распинается, как ему хорошо одному, только это неправда. Он всегда мечтал о девушке, которая о нем позаботится. Похоже, Мэйфэр отлично подходит на эту роль, вот он и начал за ней ухлестывать. Он умеет быть душкой. Конечно, бедняжка не устояла. Кроме того, ей наверняка очень одиноко: ни сестер, ни братьев, ни друзей. Шахтеры ее семейку терпеть не могут. Из развлечений – только поездки на казни в шикарном авто. – Мод Беж заворочалась, и Люси Грей погладила ее по голове. – К нам люди относятся с недоверием, а их – ненавидят.

Кориолану очень не понравилось, что ее ненависть к Билли Бурому утихла.

– Он пытался тебя вернуть?

Люси Грей подняла перышко и задумчиво покрутила двумя пальцами.

– Конечно, пытался. Пришел вчера ко мне на Луговину. Планов громадье. Звал к виселице ночью, предлагал вместе убежать.

– К виселице? – Кориолан вспомнил, как Арло качался в петле, и птицы повторяли его последние слова. – Почему именно туда?

– По старой памяти. Это единственное место в Дистрикте-12, где никто тебе не помешает. Хочет уйти со мной на север. Думает, там живут свободные люди. Сначала найдем их, потом вернемся и заберем всех своих. Делает припасы, откуда только деньги взял? Да какая разница! Я никогда не смогу ему доверять.

У Кориолана от ревности перехватило дыхание. Вроде бы Люси Грей прогнала Билли навсегда, а сама видится с ним на Луговине! И никакая это не случайная встреча! Билли прекрасно знал, где ее искать. Интересно, долго он расточал там свое обаяние, уговаривал сбежать? Почему она вообще стала его слушать?!

– Доверие – это важно.

– По-моему, доверие гораздо важнее любви. Ведь я люблю многое такое, чему не доверяю. Грозу, самогон, змей. Порой мне кажется, что я люблю их именно потому, что не могу доверять!.. Почему все настолько запутанно? – Люси Грей глубоко вздохнула. – Зато я доверяю тебе.

Кориолан чувствовал: признание далось ей нелегко – пожалуй, даже тяжелее, чем далось бы признание в любви, но это ничуть не умаляло того, что Билли Бурый заигрывал с ней на Луговине.

– Почему?

– Почему? Хм, надо над этим хорошенько подумать. – Люси Грей поцеловала его, и он ответил на поцелуй, хотя и без особого энтузиазма.

Новые события расстроили его. Вероятно, он зря так сильно к ней привязывается. Ему не давала покоя песня, которую Люси Грей сочиняла на Луговине в первый день. Вроде бы там пелось про виселицу и про свидание под ней. Если эти двое расстались, то к чему вообще вспоминать? Вдруг она просто использует Кориолана, чтобы вернуть Билли Бурого? Или играет с ними обоими?

Мод Беж открыла глаза и обрадовалась перу, потом попросила Люси Грей закрепить его в волосах. Настала пора возвращаться, и они собрали вещи. Кориолан вызвался нести малышку в начале пути. Отойдя от озера, он чуть подотстал, чтобы спросить:

– Ну, и часто ты теперь видишь Билли Бурого?

– Совсем не вижу, – ответила Мод Беж. – Он больше не с нами. – Кориолан был доволен, потом заподозрил, что Люси Грей встречается с ним тайком, и настроение снова испортилось. Девочка склонилась и прошептала ему на ухо: – Не пускай его к Сеяну! Он милый, а этот гадкий Билли любит пользоваться милыми людьми!

Кориолан подумал, что и от денег милых людей Билли вряд ли откажется. Иначе как ему раздобыть припасы для побега?

Тэм Янтарь повел их обратно другим путем, свернув к поляне, где росло много ягод. Ближе к городу они обнаружили и яблоню с поспевающими плодами. Тэм Янтарь с Сеяном отправились дальше, неся по очереди Мод Беж и вещи. Кларк Кармин залез на дерево и побросал яблоки вниз, Кориолан собрал их и сложил в подол Люси Грей. К домику они подошли уже вечером. Кориолан устал и хотел поскорее вернуться на базу. Барб Лазурь сидела за кухонным столом и перебирала ягоды.

– Тэм Янтарь повел Мод Беж в Котел, чтобы обменять ягоды на обувь для малышки, – сообщила она. – Я велела им брать сразу теплые ботинки, потому что похолодает быстрее, чем мы успеем оглянуться.

– А где Сеян? – Кориолан выглянул на задний двор.

– Он ушел сразу после них. Вроде бы тоже в Котел.

В Котел! Кориолан мигом стал прощаться.

– Мне нужно идти! Если Сеяна увидят без второго миротворца, его накажут. Кстати, то же самое случится и со мной без него. Мы должны ходить по двое. И о чем он только думал?! – По правде говоря, Кориолан прекрасно знал, о чем думал Сеян. Какая удачная возможность наведаться в Котел без надзора Кориолана!.. Он притянул к себе Люси Грей и поцеловал. – Спасибо за чудесный день! Увидимся в следующую субботу? – И выскочил за дверь, прежде чем Люси Грей успела ответить.

Кориолан дошел до Котла в два раза быстрее, чем обычно, и заглянул внутрь. С дюжину местных придирчиво осматривали товары на лотках. Мод Беж сидела на бочонке, Тэм Янтарь шнуровал ей ботинок. В дальнем конце склада Сеян стоял у прилавка, разговаривая с какой-то женщиной. Подойдя ближе, Кориолан увидел, чем она торгует: шахтерские лампы, кирки, топоры, ножи. Внезапно он понял, на что Сеян может потратить привезенные из Капитолия деньги! Оружие. Причем вовсе не такое, что лежало перед ними. Он купит огнестрельное оружие. Словно подтверждая сомнительность сделки, женщина оборвала разговор, едва увидев Кориолана. Сеян сразу отошел от нее подальше.

– Решил сходить за покупками? – спросил Кориолан.

– Хотел ножик карманный посмотреть, – ответил Сеян. – К сожалению, все кончились.

Идеальное оправдание! Ножи были у многих миротворцев. Они даже специальную игру на деньги придумали – делали ставки, кто попадет в мишень.

– Я тоже хотел себе купить. После получки.

– Конечно, – согласился Сеян, словно это само собой разумелось.

Подавив желание его ударить, Кориолан вышел, не обращая внимания на Мод Беж и Тэма Янтаря. Почти всю дорогу до базы он молчал, обдумывая стратегию. Надо непременно выяснить, во что вляпался Сеян! Логика не сработала, она к доверию не особо располагает. Может, сыграть на их дружбе? Попробовать не помешает. За несколько кварталов до базы Кориолан положил руку Сеяну на плечо, заставив остановиться.

– Знаешь, Сеян, я ведь твой друг. Нет, больше чем друг! Ты мне как брат! А у членов семьи – особые правила. Если тебе нужна помощь… Я имею в виду, если ты не справляешься сам… Я всегда рядом!

В глазах Сеяна заблестели слезы.

– Спасибо, Корио. Это много для меня значит. Наверное, ты единственный на свете, к кому я испытываю доверие.

Опять доверие. Воздух им тут пропитан, что ли?!

– Иди сюда! – Кориолан порывисто обнял Сеяна. – Пообещай, что не наделаешь глупостей, ладно?

Плинт кивнул в знак согласия, однако Кориолан знал: вероятность сдержать обещание близка к нулю.

По крайней мере, благодаря напряженному распорядку Сеян находился под постоянным наблюдением даже за пределами базы. В понедельник после обеда они снова поехали снимать ловушки с деревьев. За выходные туда не попалась ни одна сойка-пересмешница. Вопреки ожиданиям, доктора Кей это ничуть не расстроило.

– Похоже, они не только унаследовали эффективную мимикрию, но и развили навыки выживания. Клетки больше не понадобятся, используем паутинные сети.

Когда во вторник солдаты приехали на грузовиках, ученые уже определили места, где было особенно много соек-пересмешниц. Разбившись на группы (Кориолан с Блохой снова работали с доктором Кей), они помогли установить специальные жерди, между которыми натянули тончайшие, почти невидимые сети. Результат не заставил себя долго ждать: птицы запутывались и падали в горизонтальные ряды карманов на сетчатых поверхностях. Доктор Кей велела не оставлять их без присмотра и вынимать птиц немедленно, чтобы те не успели слишком разозлиться и пораниться. Она лично достала первых трех соек, аккуратно распутывая сетку одной рукой и надежно удерживая птицу в другой. Блоха показал себя прирожденным птицеловом: бережно извлек и успешно поместил свою добычу в клетку. Птица Кориолана начала душераздирающе вопить, едва он к ней прикоснулся. Стоило ему слегка ее сжать, чтобы утихомирить, как она тут же вонзила клюв в ладонь. Юноша инстинктивно разжал пальцы, и сойка-пересмешница скрылась в густой листве. Зловредное создание! Доктор Кей промыла и забинтовала ему руку, и Кориолан вспомнил, как тем же самым занималась Тигрис в день Жатвы, когда он укололся шипом розы Мадам-Бабушки. Даже двух месяцев не прошло! Сколько надежд было в тот день, и вот посмотрите на него! Ловит птиц-переродков в дистриктах!.. Остаток дня Кориолан провел за переноской клеток в грузовик. Пораненная рука не избавила его от ухода за птицами в ангаре, и он занялся чисткой клеток.

Кориолан понемногу проникся симпатией к сойкам-говорунам. Они и в самом деле впечатляли – настоящий образец искусства генной инженерии. В лаборатории лежало несколько пультов, и ему разрешили немного поиграть, как только птиц пометили и занесли в список. «Вреда не будет, – решил один из ученых. – Похоже, птицам даже нравится внимание». Блоха участвовать отказался. Кориолан принялся записывать глупые фразочки и петь куплеты гимна, наблюдая, сколько птиц одновременно реагируют на один пульт. Если сдвинуть клетки, то до четырех особей. Он всегда стирал записанное, делая финальный прогон в тишине, чтобы его голос не попал в лабораторию Цитадели. Увы, пение пришлось прекратить – его тут же подхватывали сойки-пересмешницы. Хотя слушать, как они восхваляют Капитолий, было приятно, но заставить их замолчать не получалось – одну мелодию они могли верещать до бесконечности.

Кориолан уже начал уставать от музыки, буквально заполонившей всю его жизнь. Она окружала со всех сторон: песни птиц, песни ансамбля Люси Грей, их совместное пение. Пожалуй, он вовсе не разделяет увлечение матери. По крайней мере, не в таких количествах. Музыка жадно поглощала все внимание, требовала ответной реакции и мешала думать.

К полудню среды они поймали пятьдесят соек-пересмешниц, как и хотела доктор Кей. Кориолан с Блохой провели остаток дня, ухаживая за птицами и поднося новых пленниц к лабораторному столу, где их помечали и записывали. К обеду управились, потом стали готовить птиц к отправке в Капитолий. Ученые показали Кориолану и Блохе, как крепить чехлы к клеткам, и ушли в свой планолет, доверив солдатам закончить самостоятельно. Кориолан вызвался надевать чехлы, Блоха носил клетки в планолет и помогал их привязывать.

Кориолан решил начать с соек-пересмешниц, чтобы поскорее от них избавиться. Он переносил клетки по одной на свой рабочий стол, накидывал чехлы, мелом писал сверху букву «М» и передавал Блохе. Тот как раз ушел с пятидесятой клеткой, в которой металась оглушительно чирикающая птица, когда в ангар заскочил взволнованный Сеян.

– Хорошие новости! Ма прислала еще одну посылку!

Блоха, грустивший из-за того, что птиц увозят, немного повеселел.

– Твоя ма – лучше всех!

– Так я ей и передам. – Сеян дождался, пока Блоха уйдет, и повернулся к Кориолану, который как раз взял клетку с сойкой-говоруном под номером один. Птица щебетала, подражая унесенной недавно сойке-пересмешнице. Широкая улыбка Сеяна исчезла, сменившись страдальческим выражением лица. Он оглядел ангар, убедился, что они одни, и тихо проговорил: – Послушай, у нас мало времени. Знаю, ты не одобришь мой план, но я хочу, чтобы ты меня понял! После того, что ты сказал вчера, про братьев, я обязан все тебе объяснить. Прошу, выслушай!

Вот оно, признание. Призывы к здравомыслию и осторожности успехом не увенчались, зато наигранный энтузиазм Кориолана пришелся кстати. Настало время все узнать, сложив кусочки головоломки: деньги, оружие, план базы. Сейчас весь предательский заговор раскроется, и как только Кориолан его услышит, то и сам станет таким же изменником. Он предаст Капитолий. По-хорошему, ему следовало немедленно удариться в панику, убежать или хотя бы попытаться заткнуть Сеяна. Но он ничего этого не сделал.

Руки его действовали сами по себе, как и в тот раз, когда он уронил платок в террариум со змеями, не успев понять, что решение принято. Левая рука Кориолана поправила чехол на клетке с сойкой-говоруном, в то время как правая, скрытая от Сеяна, опустилась на столешницу, где лежал пульт. Кориолан нажал кнопку записи, и сойка-говорун притихла.

Глава 28

Кориолан повернулся к клетке спиной, оперся на стол руками и стал ждать.

– Слушай сюда! – с волнением проговорил Сеян. – Несколько повстанцев хотят уйти из Дистрикта-12 навсегда. Они отправятся на север и начнут там новую жизнь, далеко-далеко от Панема! Меня обещали взять с собой, если помогу им с Лил.

Кориолан с сомнением поднял брови.

– Знаю-знаю, – выпалил Сеян, – но без меня им не обойтись! Дело в том, что они хотят освободить Лил. Иначе Капитолий повесит ее со следующей партией приговоренных. В общем, план простой. Тюремная охрана сменяется каждые четыре часа. Я подмешаю снотворное в сладости, которые прислала ма, и угощу караульных снаружи. У меня осталось лекарство, прописанное капитолийским доктором, оно вырубает на раз-два, – Сеян щелкнул пальцами. – Заберу у них автоматы. Охрана внутри не вооружена, так что отведу ее под прицелом в комнату для допросов. Стены там со звукоизоляцией, криков никто не услышит. Потом выпущу Лил. Ее брат поможет нам перебраться через забор, и мы сразу отправимся на север. Через ворота не пойдем – все решат, что мы прячемся на базе, и примутся ее обыскивать. Пока сообразят, что нас нет, мы будем уже далеко. Никто не пострадает. Никто ничего не узнает.

Кориолан опустил голову и помассировал лоб кончиками пальцев, словно пытаясь собраться с мыслями. Он не знал, сколько у него получится уклоняться от разговора, не вызывая подозрений.

Сеян между тем торопливо продолжал:

– Я не мог уйти, не рассказав тебе все. Ведь ты мне как брат! Никогда не забуду, что ты сделал для меня на арене. Позже попробую передать весточку ма, чтобы она тоже была в курсе. И отцу, наверное. Пусть знает, что имя Плинтов живет, хотя и в безвестности.

Ну вот, имя прозвучало. Теперь достаточно. Левая рука Кориолана нашарила пульт и нажала кнопку нейтрального режима. Сойка-говорун защебетала ту же песню, что и перед записью.

Кориолан насторожился.

– Блоха идет.

– Блоха идет, – повторила птица его голосом.

– Тихо, глупышка, – велел юноша птице, радуясь, что она вернулась к обычному поведению. Похоже, Сеян ничего не заметил. Кориолан быстро набросил чехол и начертил мелом маркировку – Г1.

– Нужно заменить поилку, – сообщил Блоха, входя в ангар, – одна сломалась.

– Одна сломалась, – повторила птица голосом Блохи, потом принялась подражать пролетевшей мимо вороне.

– Сейчас поищу. – Кориолан вручил ему клетку, и Блоха ушел.

Кориолан отправился к контейнеру, где хранились припасы для птиц, и принялся в нем рыться. Во время разговора лучше держаться подальше от соек-говорунов. Если они начнут слишком рьяно подражать, Сеян может удивиться, почему первая была такой молчаливой. Впрочем, вряд ли он вообще знает, как работать с этими птицами. Доктор Кей не объясняла этого группе новобранцев.

– Сеян, это полный бред! Столько всего может пойти не так! – выпалил Кориолан. – Что, если караульные не захотят сладкого? Или один возьмет и грохнется на пол на глазах у другого? Что, если внутренние охранники позовут на помощь прежде, чем ты отведешь их в допросную? Что, если ты не найдешь ключ от камеры Лил? И как, по-твоему, ее брат вытащит вас с базы? Думаешь, никто не заметит, как вы режете забор или что вы там придумали?

– Нет, резать ни к чему – за генератором сетка ослабла, там и выберемся. Послушай, я знаю, в моем плане очень много всяких «если», но он должен сработать! – Сеян словно пытался убедить сам себя. – И даже если не сработает, что с того? Ну, арестуют меня сейчас, а не потом. Тем лучше. На данный момент меня и обвинить-то особо не в чем.

Кориолан покачал головой с несчастным видом.

– Тебя уже не переубедить?

Сеян был непреклонен.

– Нет, я все решил. Здесь я не останусь! Мы оба знаем, что рано или поздно я сорвусь. Ну не могу я выполнять обязанности миротворца с чистой совестью и подвергать тебя опасности и дальше, посвящая в свои безумные планы!

– Как же ты будешь там жить? – Кориолан нашел коробку с новой поилкой.

– Припасов у нас хватит, к тому же я меткий стрелок, – напомнил Сеян.

Значит, у повстанцев есть оружие, о чем он не сказал.

– А что будешь делать, когда патроны закончатся?

– Как-нибудь выкрутимся. Станем ловить рыбу и птиц сетями. Говорят, на севере живут люди.

Кориолан вспомнил, как Билли Бурый соблазнял Люси Грей этим воображаемым поселением в глуши. Интересно, он услышал про это место от повстанцев или сам им о нем рассказал?

– Даже если на севере никто не живет, там нет власти Капитолия! – продолжил Сеян. – Для меня это самое главное! Никаких дистриктов, не нужно быть ни студентом, ни миротворцем. Больше им не удастся контролировать мою жизнь! Знаю, похоже на трусливое бегство, но надеюсь, что, вырвавшись отсюда, смогу рассуждать более здраво и придумаю, как помочь дистриктам.

«Куда уж тебе, – подумал Кориолан, – сильно сомневаюсь, что ты переживешь зиму». Он вынул поилку из упаковки.

– Ну, что могу сказать, Сеян… Буду по тебе скучать. Желаю удачи.

Сеян шагнул к нему, порываясь обнять, и тут в дверях показался Блоха. Кориолан поднял поилку.

– Нашел!

Он машинально накрывал клетки чехлами и ставил номера, а мысли лихорадочно метались. Что же делать? Часть его хотела броситься к планолету и стереть запись сойки-говоруна под номером один. Быстро поставить на воспроизведение, потом на нейтралку, нажать на запись и снова на нейтралку, чтобы птица запомнила лишь крики солдат на взлетной полосе. И что тогда? Попытаться отговорить Сеяна от его затеи? В успех верилось слабо. Даже если получится сейчас, вскоре он все равно встрянет в очередную авантюру. Сдать его командиру базы? Сеян наверняка будет все отрицать, и подкрепить обвинение нечем, кроме записи в памяти сойки-говоруна. Время побега неизвестно, и засаду не устроишь. И кем после этого он станет для Сеяна? Или, если все выплывет наружу, для всей базы? Стукачом, к тому же лживым, и нарушителем спокойствия?

Во время признания Сеяна Кориолан не произнес ни слова, и его не в чем упрекнуть. Доктор Галл услышит упоминание об арене и поймет, что запись сделана намеренно. Если он пошлет птицу в Цитадель, Главный распорядитель сама разберется, как решить проблему. Вероятно, позвонит Страбону Плинту, отправит Сеяна в отставку и вышлет его домой, пока тот не успел натворить дел. Да, так лучше для всех. Кориолан бросил пульт в контейнер с оборудованием. Если все пройдет гладко, через несколько дней Сеян Плинт перестанет ему досаждать.

Спокойствие оказалось лишь временным. Посреди ночи Кориолан пробудился от жуткого кошмара. Он находился на трибунах арены и смотрел сверху вниз на Сеяна, который стоял на коленях возле изуродованного тела Марка. Сеян сыпал хлебные крошки, не зная, что его окружает целая армия разноцветных змей. Кориолан кричал ему об опасности снова и снова, но Сеян ничего не слышал. Когда гадюки накинулись на него, он и сам зашелся в крике…

Растерянный и мокрый от пота Кориолан с ужасом понял, что последствия отправки сойки-говоруна могут быть совсем не те, на которые он рассчитывал. Возможно, Сеяна ждут крупные неприятности. Кориолан свесил голову с койки и посмотрел на спящего друга. Наверно, он зря паникует. Скорее всего, ученые даже не услышат запись, не говоря уже о том, чтобы передать ее доктору Галл. Зачем им вообще переводить птицу в режим воспроизведения? Соек-говорунов и так проверили в ангаре. Кориолан совершил сомнительный поступок, но он вовсе не должен закончиться смертью Сеяна – ни от змеиного яда, ни от других причин.

Кориолан утешился, затем понял, что в этом случае он возвращается в исходное положение и снова в большой опасности из-за того, что знает о планах повстанцев. Спасение Лил, побег, даже слабое место в ограде базы давили на него тяжким грузом. Трещина в непробиваемой броне Капитолия. Сама идея о том, что повстанцы могут тайком проникнуть на базу, пугала и выводила его из себя. Если договор нарушить, начнется хаос, и последствия будут ужасны. Разве эти люди не понимают, что без контроля Капитолия система рухнет? С тем же успехом они могут все бежать на север и жить как звери, потому что иного им не останется.

Тогда лучше надеяться, что сойка-говорун все-таки доставит послание. Если в Капитолии услышат признание Сеяна, то что с ним сделают? Заслуживает ли он смертной казни за покупку оружия для повстанцев? Нет, погодите-ка, Кориолан записал только начало признания, там про оружие нет ни слова. Правда, Сеян успел сказать, что хочет украсть автоматы охранников… Нехорошо вышло.

Возможно, он оказывает Сеяну услугу. Если его поймают до того, как он успеет совершить что-нибудь непоправимое, то просто посадят в тюрьму. Или, скорее всего, старина Плинт выкупит сына. Покроет расходы на постройку новой базы в Дистрикте-12, к примеру. Сеяна вышвырнут из миротворцев, что сделает его счастливым, и он займется какой-нибудь кабинетной работой в военно-промышленной империи отца, что сделает его несчастным. Зато останется жив и, что гораздо важнее, перестанет создавать проблемы Кориолану.

Он проворочался без сна остаток ночи, думая о Люси Грей. Как она будет к нему относиться, если узнает, что он сделал с Сеяном? Конечно же, возненавидит! Ведь она так любит свободу, свободу для всех – для соек-пересмешниц, для соек-говорунов, для музыкантов… Она наверняка поддержала бы план побега, придуманный Сеяном, особенно после того, как сама побывала на арене. Кориолан станет для нее капитолийским чудовищем, и она сбежит к Билли Бурому…

Утром Кориолан слез с верхней койки уставший и сердитый. Накануне вечером ученые улетели в Капитолий, оставив солдат наедине с их скучной рутиной. В течение дня он постоянно думал о том, что, выиграв полную стипендию, через пару недель мог бы приступить к обучению в Университете. Выбирал бы предметы. Прогуливался бы по студенческому кампусу. Покупал бы учебники. Дилемму Сеяна он решил просто: послание никто не услышит, значит, придется загнать Плинта в угол и вбить в него хоть немного здравого смысла. К примеру, пообещать доложить обо всем командиру базы и отцу и претворить угрозу в жизнь, если тот продолжит упорствовать. Хватит с него этого идиотизма!.. К сожалению, за день такой возможности Кориолану не выпало.

Хуже того, в пятницу пришло письмо от Тигрис с целой кучей плохих новостей. В апартаменты Сноу валом повалили потенциальные покупатели и просто любопытные. Предложений поступило всего два, и оба настолько невыгодные, что денег не хватило бы на переезд даже в самое скромное жилье, найденное Тигрис. Посетители огорчали Мадам-Бабушку, которая разбила лагерь посреди своих роз и наотрез отказалась принимать сам факт необходимости переезда. Увы, она случайно услышала разговор одной пары, осматривавшей крышу и обсуждавшей, как вместо ее драгоценных цветов они могли бы устроить пруд для золотых рыбок. Мысль о том, что розы – символ династии Сноу – будут уничтожены, привела ее в еще большее смятение. Оставлять Мадам-Бабушку одну стало рискованно. Тигрис не знала, что делать, и спрашивала совета. А что Кориолан мог ей сказать? Он подвел своих близких и понятия не имел, как прекратить их страдания. Злость, бессилие, унижение – вот и все, что у него сейчас было в активе.

К субботе он уже с нетерпением ожидал столкновения с Сеяном. Хорошо бы, дело дошло до драки. Кто-то должен заплатить за унижения семьи Сноу, и Плинт для этого подходил как нельзя лучше!

Улыба, Блоха и Дылда ожидали похода в Котел с большим нетерпением, хотя им и надоело терять каждое воскресенье, мучаясь от похмелья. Собираясь в увольнительную, приятели решили перейти на сидр – напиток из перебродившего яблочного сока. Он не ударяет в голову, как самогон, и все же дает довольно ощутимое опьянение. Кориолана выпивка в тот вечер вообще не интересовала, поскольку для разговора с Сеяном требовалась ясная голова.

Выходя из казармы, они столкнулись с Кренделем, и тот подрядил их разгружать планолет, полный каких-то ящиков. Справились за полчаса. В конце Крендель сунул им полкварты дешевого виски и сказал: «В следующие выходные порадуетесь – командир базы собирается отмечать свой день рождения».

Придя в Котел, они едва успели схватить по ящику и умоститься возле задней стены, как Мод Беж протанцевала по сцене и начала объявлять музыкантов. Места приятелям достались так себе, зато у них было виски от Кренделя и сладости от «ма», которые не пришлось менять на выпивку. В глубине души Кориолан сожалел, что ему не удалось повидаться с Люси Грей перед представлением. Он поставил свой ящик вплотную к Сеяну, чтобы тот не улизнул, как в прошлый раз. Конечно же, примерно через час Сеян поднялся и пошел к двери. Кориолан досчитал до десяти и двинулся следом, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Впрочем, они сидели близко к выходу, и вроде бы никто их не заметил.

Люси Грей заиграла что-то унылое, и остальные музыканты печально подхватили мелодию.

Песня ему не понравилась. Очередные страдания по Билли Бурому. Почему бы Люси Грей не написать что-нибудь про Кориолана, а не зацикливаться на этом неудачнике? Ведь именно Кориолан спас ей жизнь после того, как Билли Бурый отправил ее на арену.

Он вышел наружу как раз вовремя: Сеян заворачивал за угол Котла. Пока Кориолан огибал здание сбоку, голос Люси Грей лился в душную ночь.

Кориолан помедлил в тени бывшего склада, наблюдая, как Сеян торопливо входит в сарай. Если все пятеро музыкантов на сцене, кого же он там ищет? Или это запланированная встреча с повстанцами, где они будут обсуждать план побега? Кориолану вовсе не хотелось нарваться на осиное гнездо, и он решил повременить. Вдруг в проулок вышла та самая женщина, у которой Сеян вроде бы собирался купить ножик, спрятала в карман пачку банкнот и зашагала прочь.

Вот оно что! Наверно, Сеян принес ей деньги за оружие, с которым собирался охотиться на севере. Пожалуй, теперь самое время встретиться с ним лицом к лицу, пока он не успел спрятать контрабанду. Кориолан подкрался к сараю, не желая напугать Сеяна, ведь у него в руках могло быть оружие. Музыка прекрасно заглушала шаги.

Раздались аплодисменты, и Кориолан осторожно заглянул в открытую дверь. Единственный свет исходил от маленького фонаря, стоявшего на ящике в задней части сарая. Такие Кориолан видел в руках у шахтеров, пришедших на казнь Арло. Сеян и Билли Бурый сидели на корточках возле холщового мешка, из которого торчали дула. Он шагнул вперед и замер: в ребра ему ткнулся дробовик.

Он затаил дыхание и начал осторожно поднимать руки, как вдруг сзади раздался торопливый стук каблучков и смех Люси Грей. Она обняла его за плечи и воскликнула:

– Привет! Видела, как ты выскользнул наружу. Барб Лазурь говорит, что тебе… – Люси Грей напряглась, заметив повстанца с оружием.

– Внутрь, – велел он.

Кориолан пошел к фонарю, Люси Грей крепко держала его под руку. Кусок шлака царапнул по цементному полу, и дверь за ними захлопнулась.

Сеян вскочил.

– Все в порядке, Спрус! Он со мной. Они оба со мной!

Спрус зашел в круг света. Кориолан узнал в нем мужчину, пытавшегося увести Лил в день казни. Значит, он и есть тот самый брат, которого упоминал Сеян.

Сероглазый повстанец оглядел их с головы до ног.

– Мы вроде договаривались держать все в тайне.

– Он мне как брат! – воскликнул Сеян. – Прикроет нас при побеге и поможет выиграть время.

Кориолан ничего подобного не обещал, но кивнул.

Спрус перевел оружие на Люси Грей.

– Как насчет нее?

– Я же тебе про нее рассказывал, – вступился Билли Бурый. – Она пойдет с нами на север. Это моя девушка.

Кориолан почувствовал, как Люси Грей сжала его руку, потом высвободилась.

– Пойду, если возьмешь, – сказала она.

– Разве вы двое не вместе? – спросил Спрус, переводя взгляд с Кориолана на Люси Грей. Кориолан и сам об этом задумался. Неужели она и правда уйдет с Билли Бурым? Вдруг девушка его просто использовала, как он и подозревал?

– Он встречается с моей кузиной, Барб Лазурь. Меня всего лишь просили передать, куда ему нужно прийти сегодня, – объяснила Люси Грей.

Значит, она солгала, чтобы разрядить обстановку. Кориолан решил подыграть, хотя еще сомневался.

– Вот именно.

Спрус задумался, пожал плечами и опустил дробовик, нацеленный на Люси Грей.

– Ладно, составишь компанию Лил.

Взгляд Кориолана упал на мешок с оружием. Еще два дробовика, автомат миротворца вроде тех, из которых они стреляли на тренировках. Какая-то тяжелая штука для запуска гранат. Несколько ножей.

– Недурно вы запаслись.

– Для пятерых в самый раз, – ответил Спрус. – Куда больше меня беспокоят боеприпасы. Ты сможешь раздобыть хоть сколько-нибудь на базе?

Сеян кивнул.

– Вообще-то у нас нет доступа к патронам, но я попробую что-нибудь придумать.

– Отлично.

Внезапно из дальнего угла сарая раздался женский голос, и все повернулись на звук. Кориолан позабыл про второй выход, ведь им никто не пользовался. В кромешной темноте за кругом света от шахтерского фонаря было совсем не видно, открыта дверь или нет. Неизвестно, сколько незваный гость там прятался и что слышал.

– Кто здесь? – окликнул Спрус.

– Оружие, патроны, – передразнил голос. – Вы ведь не сможете раздобыть их там, на севере?

Эти злобные нотки Кориолан уже слышал в первую ночь в Котле, после драки.

– Мэйфэр Липп, дочка мэра.

– Таскается за Билли Бурым, как течная сука, – вполголоса заметила Люси Грей.

– Всегда держи последнюю пулю про запас, чтобы вышибить себе мозги, когда за тобой придут, – сказала Мэйфэр.

– Домой иди! – велел Билли Бурый. – После поговорим. Ты все не так поняла.

– Нет-нет, иди лучше к нам, Мэйфэр, – пригласил Спрус. – Мы ведь с тобой не враги. Отцов не выбирают.

– Мы не причиним тебе вреда, – заверил Сеян.

Мэйфэр издала злорадный смешок.

– Только попробуйте!

– Что происходит? – спросил Спрус у Билли Бурого.

– Ничего. Не слушайте ее, она все равно ничего нам не сделает.

– Да-да, это про меня. Лишь болтаю и ничего никому не делаю. Правда, Люси Грей? Кстати, как тебе Капитолий?

Дверь скрипнула, и Кориолан понял: Мэйфэр собирается сбежать. И тогда прощай его будущее! Нет, не только его будущее. Если она сообщит об услышанном, то все они обречены.

Спрус поднял дробовик, но Билли Бурый вышиб оружие у него из рук. Кориолан рефлекторно схватил автомат и выстрелил на голос. Мэйфэр вскрикнула, раздался звук падения тела.

– Мэйфэр! – Билли Бурый бросился к дверному проему, потом, шатаясь, вошел в круг света. Он кинулся к Кориолану, размахивая окровавленными руками и брызгая слюной, как бешеный зверь. – Что ты наделал?!

Люси Грей затряслась, как в зоопарке, когда Арахна Крейн упала с перерезанным горлом. Кориолан подтолкнул ее, и ноги сами понесли девушку к двери.

– Иди. Иди на сцену. Это твое алиби. Иди же!

– Нет! Если меня вздернут, то пусть и она качается рядом! – Билли Бурый бросился за ней следом.

Не раздумывая, Спрус выстрелил Билли Бурому в грудь. Его отбросило назад, и он рухнул на цементный пол. В наступившей тишине донеслась музыка из Котла – впервые с тех пор, как Люси Грей закончила свой номер. Мод Беж запела веселую песню, и публика дружно стала ей подпевать.

– Лучше сделай, как он говорит, – велел Спрус Люси Грей, – пока тебя не пошли искать.

Живи и радуйся жизни.

Люси Грей не могла отвести глаз от тела Билли Бурого. Кориолан схватил ее за плечи, развернул к себе.

– Иди! Все под контролем. – Он подтолкнул ее к двери.

Люси Грей открыла ее, и они выглянули наружу. В переулке никого не было.

Зрители разразились аплодисментами и нетрезвыми криками – песня Мод Беж закончилась. Самое время спешить.

– Тебя тут не было, – прошептал Кориолан на ухо Люси Грей и выпустил ее. Девушка побрела к Котлу, Кориолан захлопнул дверь ногой.

Тем временем Сеян проверил пульс у Билли Бурого. Спрус сунул оружие обратно в мешок.

– Не трудись, оба мертвы. Я буду держать язык за зубами. Как насчет вас?

– Я тоже, разумеется, – заверил Кориолан. Сеян таращился на них, все еще пребывая в шоке. – И он. Я позабочусь.

– Тебе стоит отправиться с нами. Иначе можешь стать крайним: кому-то придется за это заплатить, – предостерег Спрус, забрал фонарь и вышел через заднюю дверь, оставив их в кромешной тьме.

Кориолан нащупал Сеяна и потащил его вслед за Спрусом. Тело Мэйфэр он задвинул в сарай ногой и плотно прикрыл дверь, надавив плечом. Ну вот. Ему удалось войти и выйти, ни к чему не прикасаясь. Не считая автомата, из которого он убил Мэйфэр, – на нем наверняка остались его отпечатки пальцев и ДНК, но Спрус заберет оружие с собой, покидая Дистрикт-12 навсегда. Последнее, чего хотелось Кориолану, – повторить сценарий с платком. В ушах у него так и звучал голос директора Хайботтома…

«Слышишь грохот, Кориолан? Это рушится величие дома Сноу».

Он вдохнул ночной воздух. Донеслись звуки музыки без слов – похоже, Люси Грей вернулась на сцену, хотя петь пока не могла. Схватив Сеяна за локоть, он протащил его вдоль сарая и проверил проход между зданиями. Пусто.

– Ни слова! – прошипел Кориолан.

Зрачки у Сеяна были расширены, на воротнике темнели пятна пота. Он послушно повторил:

– Ни слова.

Внутри Котла они вернулись на свои места. Дылда сидел, прислонившись к стене, в полном отрубе. По другую сторону от него Улыба болтал с девушкой, Блоха налегал на виски. Похоже, их отсутствия никто не заметил.

Инструментальный номер закончился, и Люси Грей нашла в себе силы снова петь – выбрала песню, в которой ей подтягивали все музыканты. Умница! Наверняка тела обнаружат именно они, ведь сарай служит для них комнатой отдыха. Чем дольше музыканты останутся на сцене, тем надежнее алиби, тем дальше Спрус унесет оружие от места преступления и тем сложнее будет разобраться в последовательности событий.

Сердце Кориолана бешено колотилось в груди, пока он пытался оценить ущерб. О Билле Буром никто плакать не станет, разве что Кларк Кармин. А вот о Мэйфэр, единственной дочке мэра… Спрус был прав: кому-то придется за нее заплатить.

Люси Грей перешла к песням по заявкам, и все пятеро музыкантов оставались на сцене до конца представления. Мод Беж, как обычно, собрала деньги, пройдя между зрителей со своей увитой лентами корзинкой. Люси Грей поблагодарила всех, исполнители поклонились в последний раз, и публика начала расходиться.

– Теперь поскорее уходим, – тихо сказал Кориолан Сеяну.

Они подхватили Дылду под руки и пошли прочь. Блоха со Улыбой поплелись следом. Не успели они отойти и двадцати ярдов, как ночной воздух прорезали истерические крики Мод Беж, и все повернули обратно. Кориолану с Сеяном ничего не оставалось, как последовать их примеру, чтобы не вызвать подозрений. Раздались свистки миротворцев, и пара офицеров жестами велела им возвращаться на базу. Затерявшись среди других солдат, они промолчали всю дорогу, дождались, пока соседи по комнате захрапят, и потихоньку выскользнули в туалет.

– Мы ничего не знаем, вот и вся история! – прошептал Кориолан. – Выходили из Котла отлить, потом сидели до конца шоу.

– Ясно, – кивнул Сеян. – Как насчет остальных?

– Спрус давно ушел, Люси Грей никому не расскажет, даже своим – не захочет подвергать их опасности, – сказал Кориолан. – Завтра мы оба изобразим похмелье и проведем весь день на базе.

– Да-да, на базе. – Сеян был в таком смятении, что себя не помнил.

Кориолан взял его лицо в ладони и проговорил:

– Сеян, это вопрос жизни и смерти! Держи себя в руках!

Сеян так и не уснул, проворочался всю ночь. Кориолан снова и снова проигрывал в голове стрельбу. Он убил во второй раз. Если в случае с Бобином это была самозащита, то как насчет Мэйфэр? Преднамеренное убийство? Нет, конечно! Да это вообще нельзя назвать убийством! Просто такая форма самозащиты. Хотя Мэйфэр не держала в руках ножа, у нее хватило бы власти, чтобы повесили и его, и Люси Грей, и всех остальных. Кориолан не видел, как она умерла, не успел рассмотреть тело, поэтому реагировал не так остро, как в случае с Бобином. Или же дело в том, что второе убийство совершить легче? Все равно он поступил бы точно так же, доведись ему пережить эту ночь снова!

На следующее утро к завтраку вышли даже их страдавшие похмельем соседи по казарме. Улыба узнал новости от знакомой медсестры, дежурившей в клинике, когда привезли тела.

– Оба местные, одна – дочка мэра. Другой – музыкант, но не из тех, что мы слушали вчера. Их убили в гараже позади Котла. Прямо во время шоу! Только никто ничего не слышал из-за музыки.

– Убийцу нашли? – спросил Дылда.

– Пока нет. Хотя у местных вообще не должно быть оружия, оно постоянно всплывает то здесь, то там, – напомнил Улыба. – Их убили свои.

– Откуда это известно? – спросил Сеян.

«Заткнись!» – подумал Кориолан. Зная Сеяна, он боялся, что тот того и гляди признается в убийствах, которых даже не совершал.

– Медсестра сказала, что девушку убили из автомата миротворцев, скорее всего старого образца, украденного во время войны. Музыканта застрелили из дробовика, с которыми местные ходят на охоту. Вероятно, стрелков двое, – доложил Улыба. – Вокруг все обыскали, но оружие так и не нашли. Вероятно, убийцы унесли его с собой.

Кориолан немного расслабился и даже откусил блинчик.

– Кто нашел тела?

– Та малышка-певица, которая в розовом платье, – ответил Улыба.

– Мод Беж, – проговорил Сеян.

– Кажется, да. Короче, она слетела с катушек. Ансамбль допросили, только когда бы они успели убить ту парочку? Музыканты со сцены почти не сходили, да и оружия у них не нашли. В общем, им здорово досталось. Похоже, тот мертвый парень был как-то с ними связан.

Кориолан наколол на вилку сосиску. Настроение улучшилось. Расследование движется в нужном направлении, хотя Люси Грей придется несладко, ведь у нее был мотив: Билли Бурый – ее бывший парень, а Мэйфэр отправила ее на арену. Если всплывет упоминание об арене, то не подтянут ли Кориолана? В Двенадцатом никто не знает, что они вместе, кроме ее ансамбля. Об их молчании Люси Грей позаботится. Если у нее новая любовь, то какое ей дело до Билли Бурого? Разве что отомстить захотела, поэтому и убила Мэйфэр, а Билли Бурый попытался ее защитить. Собственно, так и произошло. Однако сотни свидетелей могут поклясться, что Люси Грей пробыла на сцене почти все выступление. Оружия не нашли. Доказать ее вину очень трудно. Кориолану нужно лишь набраться терпения и выждать, пока все утрясется, и тогда они снова смогут быть вместе.

В свете событий прошлой ночи командир решил закрыть базу. В любом случае никаких планов на воскресенье у Кориолана не было – сейчас ему следовало держаться подальше от всех музыкантов. Они с Сеяном бродили по территории, стараясь выглядеть безмятежными. Играли в карты, писали письма, наводили порядок в своих вещах. Чистя ботинки, Кориолан прошептал:

– Как насчет плана побега? Он по-прежнему в силе?

– Понятия не имею, – ответил Сеян. – До дня рождения командира осталась неделя. Именно в ту ночь мы и хотели уйти. Корио, вдруг они арестуют невиновного?

«Тогда все наши беды закончатся», – подумал Кориолан.

– Вряд ли, ведь оружие не нашли. Да и вообще, не стоит загадывать наперед.

В ту ночь Кориолан спал лучше. В понедельник ограничительные меры сняли, и поползли слухи, будто убийства связаны с внутренними разборками повстанцев. Если они хотят убивать друг друга – флаг им в руки. На базу приехал мэр и устроил командиру истерику. Учитывая, что он сам избаловал Мэйфэр до невозможности, не присматривал за ней как следует, и та спуталась с повстанцем, винить ему было некого, кроме себя.

К полудню вторника интерес к убийствам изрядно упал, и Кориолан, чистя картошку для завтрака, даже начал строить планы на будущее. В первую очередь следовало убедиться, что Сеян оставил идею бежать. События в сарае должны были наглядно показать, насколько опасны эти игры. На следующий день им обоим предстояло драить полы, и Кориолан собирался поставить вопрос ребром. Если Сеян не откажется от побега, придется обо всем доложить командиру. Приняв решение, Кориолан набросился на картофель с таким рвением, что справился с нарядом досрочно, и Крендель отпустил его на полчаса раньше. Кориолан сходил за почтой и обнаружил посылку от Плюриба, полную струн для различных инструментов, и любезную записку, в которой говорилось, что это подарок. Он убрал струны в шкафчик, предвкушая, как счастливы будут музыканты, когда ему удастся повидать их снова. Через недельку-другую, если все уляжется.

По дороге в столовую Кориолан понял, что понемногу возвращается к нормальной жизни. По вторникам обычно давали хэш. Он заскочил в медпункт за очередной баночкой порошка от сыпи, которая наконец начала проходить. Выходя от доктора, он заметил машину «скорой помощи». Задние двери распахнулись, и двое медиков вытащили носилки с мужчиной в окровавленной рубашке. Он лежал без движения, как мертвый, и вдруг повернул голову и уставился на Кориолана знакомыми серыми глазами. Узнав Спруса, Кориолан ахнул. Двери захлопнулись, закрыв обзор.

Через несколько часов Кориолан сообщил новость Сеяну. Оба понятия не имели, что происходит. Спрус наверняка вступил в конфликт с миротворцами, но почему? Они связали его с убийствами? Узнали про план побега? Раскрыли покупку оружия? Что Спрус расскажет на допросе?

За завтраком в среду знакомая медсестра сообщила Улыбе, что Спрус минувшей ночью скончался от ран. Точно она не знала, однако многие на базе считали, что он замешан в истории с убийствами. Кориолан все утро действовал машинально, опасаясь дальнейших неприятностей. И те не заставили себя ждать. В столовой два офицера военной полиции арестовали Сеяна, который пошел за ними без единого слова. Вслед за соседями по казарме Кориолан постарался изобразить потрясение и твердил как попугай, что произошла какая-то ошибка.

Во время занятий по стрельбе они всей гурьбой подошли к сержанту, чтобы заступиться за товарища.

– Сеян не мог совершить эти убийства – он весь вечер провел с нами!

– Мы не расставались ни на минуту, – осмелился заявить Дылда, который вообще понятия не имел, что происходило тогда в Котле, поскольку напился и спал, прислонившись к стене, но все его поддержали.

– Ценю вашу преданность, – сказал сержант, – однако его арестовали по другому делу.

По телу Кориолана пробежал холодок. Другое дело – это план побега? Вряд ли Спрус стал бы распускать язык, учитывая, что это могло навредить его сестре. Нет, похоже, сойка-говорун все-таки добралась до доктора Галл, и вот они, последствия. Сначала арест Спруса, потом Сеяна…

Следующие два дня не происходило практически ничего: увидеться с арестованным приятелям не разрешали, на волю его тоже не выпускали. Кориолан убеждал себя, что действовал в интересах Сеяна. Он все ждал, когда на частном планолете прилетит Страбон Плинт, договорится об увольнении, предложит обновить за свой счет весь воздушный флот Панема, а блудного сына заберет домой. Или он вообще не знает о его положении? Все-таки армия – не Академия, откуда непременно сообщают родителям, если ты что-нибудь натворил.

Как бы между делом Кориолан поинтересовался у старшего солдата, разрешается ли им звонить домой. Да, всем можно звонить два раза в год, только не раньше шести месяцев с начала службы. Зато писать не возбраняется. Не зная, долго ли еще Сеян пробудет под стражей, Кориолан накарябал коротенькую записку «ма», где сообщил, что у Сеяна неприятности и хорошо бы его отцу сделать несколько звонков. Утром пятницы он побежал ее отправить, но по пути услышал объявление по громкоговорителю. Всем, кроме караульных, надлежало явиться в актовый зал. Командир базы сообщил им, что в полдень повесят за измену одного из миротворцев. Некоего Сеяна Плинта.

Происходящее было настолько абсурдно, что не укладывалось в голове. Во время строевой подготовки Кориолан чувствовал себя марионеткой, которую дергают за невидимые ниточки. В конце занятия сержант велел ему выйти из строя, и приятели-новобранцы смотрели на него во все глаза, пока Кориолан выслушивал приказ: отправиться на казнь и стоять в оцеплении.

Уже в казарме, переодеваясь в парадную форму, он едва смог застегнуть пуговицы – с серебряного лика каждой из них на него взирал герб Капитолия. Пальцы не слушались, ноги подкашивались, как во время бомбежки, однако кое-как он добрел до арсенала и взял автомат. В кузове грузовика остальные миротворцы, никого из которых он не знал по имени, его сторонились. Кориолан чувствовал, что запятнал себя дружбой с приговоренным.

Как и во время казни Арло, Кориолану велели стоять в заднем ряду сбоку от виселицы. На пустыре собралась огромная недовольная толпа, что было очень странно – вряд ли Сеян успел бы добиться такой поддержки за пару недель в Дистрикте-12. Все прояснилось, когда подъехал закрытый фургон и оттуда вывалились Сеян и Лил в тяжелых цепях. При виде девушки многие в толпе принялись выкрикивать ее имя.

Арло, бывший солдат, закаленный годами работы в шахте, держался с достоинством, по крайней мере, пока не услышал крик Лил в толпе. Однако Сеян с Лил настолько ослабели от ужаса, что выглядели гораздо моложе своих лет. Трясущиеся ноги их не держали, и это лишь усиливало гнетущее впечатление, что к виселице тащат двух невинных детей. Лил помогали двое миротворцев с мрачными лицами, которым, вероятно, придется пить всю ночь, чтобы стереть из памяти это событие.

Когда они проходили мимо оцепления, Кориолан встретился взглядом с Сеяном и увидел в нем восьмилетнего мальчугана, стоявшего в углу школьной площадки с пакетиком мармеладок, судорожно зажатым в кулачке. Только вот этот мальчик был напуган гораздо, гораздо сильнее. Губы Сеяна сложились в имя, Корио, лицо исказилось от боли. То ли просьба о помощи, то ли обвинение в предательстве – неизвестно…

Миротворцы поставили приговоренных бок о бок на люках. Офицер принялся читать список обвинений, стараясь перекричать толпу, и до Кориолана донеслось лишь слово «измена». Когда на шеи преступников надели петли, он отвел взгляд и увидел убитую горем Люси Грей. Она стояла в передних рядах в сером платье, спрятав волосы под черный шарф, и не отрываясь смотрела на Сеяна. По щекам ее катились слезы.

Началась барабанная дробь, и Кориолан зажмурился изо всех сил, жалея, что нельзя заткнуть и уши. Но он стоял в строю и не мог, поэтому услышал все: и крик Сеяна, и стук люков, и соек-говорунов, подхвативших последнее слово Сеяна. Они повторяли его снова и снова, надрываясь в ослепительных лучах солнца:

– Ма! Ма! Ма! Ма! Ма!

Глава 29

Кориолан продержался до конца, сохранив каменное лицо и не проронив ни слова. Он вернулся на базу, сдал автомат и пошел в казарму. Он ловил на себе любопытные взгляды: Сеяна знали как его друга или, по крайней мере, члена его отряда. Все ждали, что Кориолан сломается, но он не доставил им такого удовольствия. Придя в комнату, Кориолан медленно разделся, аккуратно повесил форму и разгладил складки. Вдали от любопытных глаз уже не нужно было держать спину, и плечи его понуро поникли. За весь день он проглотил всего пару глотков яблочного сока, и теперь у него не хватило сил присоединиться к своему отряду для стрельбы по мишеням, смотреть в глаза Блохе, Дылде и Улыбе. Руки дрожали так сильно, что автомат все равно бы не удержали. Кориолан опустился на койку Дылды и долго сидел в душной комнате в одном белье, ожидая своей участи.

Рано или поздно это непременно случится. Наверно, следует пойти и сдаться, пока его не арестовали из-за признания Спруса или, что более вероятно, Сеяна, раскрывшего подробности убийств. Даже если они ничего не сказали, на автомате осталась его ДНК. Спрус так и не покинул Дистрикт-12, видимо, залег на дно в ожидании побега Лил, значит, оружие пока здесь. Возможно, именно сейчас его исследуют, чтобы подтвердить причастность Спруса к убийству Мэйфэр, и обнаружат, что стрелял рядовой Сноу… Тот самый, который заложил своего лучшего друга и отправил его на виселицу.

Кориолан закрыл лицо руками. Он убил Сеяна, хотя и не забил его до смерти дубинкой, как Бобина, и не застрелил, как Мэйфэр. Он убил человека, который считал его братом. И все же, несмотря на мерзость содеянного, тоненький голосок в его голове неустанно повторял: «Разве у тебя был выбор?» Какой там выбор! Сеян несся к своей гибели на всех парусах и заодно увлек за собой Кориолана, дотащив его до самого подножия виселицы.

Он попытался рассуждать логически. Без него Сеян все равно бы погиб на арене, став добычей трибутов. По сути, Кориолан подарил ему еще несколько недель жизни и второй шанс, возможность исправиться. Сеян им не воспользовался. Не смог. Не захотел. Он был тем, кем он был. Наверно, в глуши ему жилось бы прекрасно. Бедный Сеян! Бедный ранимый, глупый, мертвый Сеян!

Кориолан подошел к шкафчику Сеяна, достал коробку с личными вещами, сел на пол и разложил содержимое перед собой. Единственное дополнение к прежнему набору предметов – парочка домашних печений, завернутых в салфетку. Кориолан откусил кусочек. Почему бы и нет? Во рту стало сладко, и перед его мысленным взором замелькали картинки: Сеян протягивает ему сэндвич в зоопарке, Сеян дает отпор доктору Галл, Сеян обнимает его по пути на базу, Сеян раскачивается на веревке…

«Ма! Ма! Ма! Ма! Ма!»

Кориолан поперхнулся печеньем, кислая волна подступила к горлу и рванула наружу. Все тело вдруг обильно покрылось потом. Прислонившись к шкафчикам, он подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и горько зарыдал. Он оплакивал Сеяна, и бедную старушку «ма», и милую, преданную Тигрис, и слабую, выжившую из ума Мадам-Бабушку, которая скоро лишится единственного внука таким вот позорным образом. Он горевал и о себе, потому что жизнь его могла оборваться в ближайшее время. Кориолан задохнулся, судорожно хватая воздух ртом, словно шею уже сдавила петля. Умирать не хотелось, особенно на том пустыре, где птицы-переродки подхватят его последний крик. Кто знает, что может вырваться у человека в такую минуту. Он будет висеть мертвый, и птицы станут горланить его слова до тех пор, пока сойки-пересмешницы не превратят их в жуткую песню!

Вскоре Кориолан успокоился и сидел, поглаживая холодное мраморное сердце из коробки Сеяна. Если ничего другого не остается, он встретит смерть как мужчина. Как солдат. Как Сноу. Надо смириться с участью, привести дела в порядок и попытаться хотя бы чуть-чуть загладить вину перед теми, кого любит. Сняв с серебряной рамки заднюю крышку, Кориолан обнаружил еще много наличных, оставшихся после покупки оружия. Взяв дорогой кремовый конверт, пачку которых Сеян привез из Капитолия, он запихал деньги внутрь, заклеил и адресовал письмо Тигрис. Сложив вещи обратно в коробку, убрал ее в шкафчик. Что еще? Люси Грей, его первая и, похоже, единственная любовь… Ему захотелось оставить ей что-нибудь на память о себе. Порывшись в своих вещах, Кориолан выбрал оранжевый шарфик, поскольку все музыканты из ее ансамбля обожали яркие цвета. Пока он не знал, как передать ей подарок, но если ему удастся дотянуть до воскресенья, то можно попробовать выскользнуть с базы и увидеть ее в последний раз. Кориолан аккуратно свернул шарфик и положил вместе со струнами, присланными Плюрибом. Умывшись, он оделся и сходил в почтовое отделение отправить деньги домой.

За ужином Кориолан шепотом рассказал соседям по казарме о том, как прошла казнь, опустив некоторые подробности.

– Думаю, Сеян умер сразу. Вряд ли ему было больно.

– Поверить не могу, что он изменник, – сказал Улыба.

Голос Дылды дрогнул.

– Надеюсь, они не считают, что мы тоже в этом участвовали!

– Если кого и станут подозревать в сочувствии к повстанцам, там это нас с Блохой, ведь мы из дистриктов, – заметил Улыба. – Вам-то, парни, чего бояться? Вы же из Капитолия.

– Как и Сеян, – напомнил Дылда.

– Ну, не совсем. Он так и остался выходцем из Дистрикта-2, верно? – спросил Блоха.

– Конечно, – кивнул Кориолан.

Он провел вечер в карауле, охраняя пустую тюрьму. Ночью он спал как убитый, что было неудивительно, ведь от смерти его отделяло всего несколько часов.

Во время утренней строевой подготовки Кориолан выполнил все необходимые упражнения, затем отправился в столовую. В самом конце обеда к нему подошел адъютант командира базы и велел следовать за ним. Не так эффектно, как публичный арест военной полицией, но вполне разумно, учитывая, что понемногу база стала возвращаться к нормальной жизни. Поскольку его ждала тюрьма, Кориолан пожалел, что не захватил с собой какую-нибудь памятную вещь, например, материну пудру, чтобы утешаться в последние часы перед казнью.

Хотя особым великолепием кабинет командира не отличался, он был гораздо комфортнее, чем другие помещения на базе. Кориолан опустился на кожаное сиденье перед столом Хоффа, радуясь, что выслушает смертный приговор в такой солидной обстановке. «Помни, ты – Сноу, – сказал он себе. – Ты должен уйти из жизни с достоинством».

Командир отпустил адъютанта, и тот закрыл за собой дверь. Хофф откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Кориолана.

– Тяжелая у тебя выдалась неделя.

– Так точно, сэр. – Скорее бы перешел к допросу. Кориолан слишком устал, чтобы играть в кошки-мышки.

– Тяжелая неделя, – повторил Хофф. – Насколько я понимаю, в Капитолии ты был блестящим учеником.

Кориолан понятия не имел, откуда командир это узнал – может, от Сеяна? Впрочем, не важно.

– Громко сказано.

Командир улыбнулся.

– И скромным.

«Просто арестуй меня», – подумал Кориолан. К чему долгие прелюдии? И так ясно, что он всех разочаровал.

– Мне сообщили, что ты дружил с Сеяном Плинтом, – продолжил Хофф.

«Ну вот, начинается», – подумал Кориолан. Почему бы не ускорить процесс?

– Мы не просто дружили – мы с ним были как братья.

Хофф посмотрел на него с сочувствием.

– Тогда все, что могу сделать, – выразить самую искреннюю благодарность Капитолия за твою жертву.

Погодите-ка. Что?! Кориолан уставился на него с изумлением.

– Прошу прощения, сэр?

– Доктор Галл получила твое послание, отправленное через сойку-говоруна, – сообщил Хофф. – Она сказала, что вряд ли этот выбор дался легко. Преданность Капитолию обошлась тебе очень дорого.

Итак, отсрочка приговора. Очевидно, автомат с его ДНК еще не всплыл. Они видят в нем раздираемого противоречиями героя. Кориолан принял страдальческий вид, подходящий тому, кто скорбит о своем непутевом друге.

– Сеян не был плохим, просто он запутался…

– Согласен. Однако на сговор с врагом мы не могли смотреть сквозь пальцы. – Хофф задумался. – Как думаешь, он был связан с убийствами?

Кориолан изумленно округлил глаза, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.

– С какими? Вы имеете в виду происшествие в Котле?

– Дочки мэра и… – Командир полистал бумаги на столе, потом решил не утруждаться. – Другого парня.

– А… не думаю. Вы считаете, что они как-то связаны? – озадаченно спросил Кориолан.

– Не знаю. Впрочем, не важно, – заметил Хофф. – Парень путался с повстанцами, девушка путалась с ним. Тот, кто их убил, избавил меня от кучи неприятностей в будущем.

– Не похоже на Сеяна, – сказал Кориолан. – Он никогда и никому не причинял вреда. Он хотел стать медиком.

– Да, ваш сержант мне говорил, – согласился Хофф. – Значит, он не упоминал о том, что купил для них оружие?

– Оружие? Что вы, сэр, конечно, нет! Да и где бы он его взял? – Кориолан даже начал получать удовольствие от разговора.

– На черном рынке, к примеру. Насколько мне известно, он из богатой семьи. Ну, не важно. Если оружие не всплывет, то мы никогда не узнаем. На всякий случай я послал миротворцев обыскать Шлак. А пока мы с доктором Галл решили не афишировать твою помощь с Сеяном – для твоей же безопасности. Мы же не хотим, чтобы повстанцам вздумалось тебе отомстить, верно?

– Так будет лучше всего, – вздохнул Кориолан. – Мне и без того тяжело смириться с последствиями своего поступка.

– Понимаю. Когда пыль уляжется, вспомни, что ты оказал своей стране реальную услугу. Не цепляйся за прошлое, – посоветовал Хофф, помолчал, потом добавил: – Сегодня у меня день рождения.

– Знаю, я помогал разгружать виски для вечеринки.

– Обычно бывает довольно весело. Попробуй расслабиться вместе со всеми. – Хофф встал и протянул ему руку.

Кориолан поднялся и пожал ее.

– Обязательно постараюсь. С днем рождения, сэр!

Соседи по казарме встретили его с восторгом и тут же забросали вопросами. Им хотелось знать, зачем он понадобился командиру базы.

– Хофф знал, как многое связывало нас с Сеяном, и хотел убедиться, что со мной все в порядке, – объяснил Кориолан, и приятели воспряли духом.

В тот день вместо стрельбы по мишеням новобранцев отправили к виселице. Концерт, в который сойки-говоруны и сойки-пересмешницы превратили предсмертный крик Сеяна, окончательно достал руководство, и пернатых велели истребить.

Снимая автоматной очередью ненавистных птиц, Кориолан ликовал. «Думали, самые умные, да?» К сожалению, ему удалось задеть только троих, остальные улетели. Ничего, рано или поздно вернутся. И он тоже, если его не повесят раньше.

В честь дня рождения командира базы солдаты помылись, надели свежую форму и отправились в столовую. Крендель приготовил на удивление шикарный ужин: бифштексы, картофельное пюре с подливой и свежие, а не консервированные груши. Каждый солдат также получил по большой кружке пива, и Хофф самолично нарезал огромный глазированный торт. После все собрались в спортзале, украшенном в честь события праздничными растяжками и флагами. Виски лилось рекой, и прозвучало множество импровизированных тостов, для чего специально установили микрофон. Однако Кориолан даже не догадывался, что их ждет представление, пока солдаты не начали расставлять стулья.

– Конечно, – кивнул офицер. – Мы наняли тот ансамбль из Котла. Наш командир от них прямо балдеет.

Люси Грей! Пожалуй, это единственный шанс с ней повидаться. Кориолан сбегал в казарму, схватил посылку Плюриба со струнами, свой шарфик и поспешил обратно. Приятели заняли ему место в середине зала, но он остался в задних рядах. Если подвернется случай, то вовсе ни к чему выбираться из толпы посреди шоу. Свет в зале погасили, оставив его только возле микрофона, зрители умолкли. Все взгляды устремились на раздевалку, завешенную одеялом, которое музыканты использовали вместо занавеса в Котле.

Мод Беж выскочила в желтом, как лютик, платьице с пышной юбкой и запрыгнула на ящик возле микрофона.

– Всем привет! Сегодня – особый вечер, и вы все знаете, почему! Сегодня кое у кого день рождения!

Миротворцы разразились бурными аплодисментами. Мод Беж затянула старую песенку, которую поют на всех днях рождения, и зрители дружно стали подпевать:

В песне был всего один куплет, но его спели трижды, пока музыканты выходили по одному и занимали свои места на сцене.

Кориолан резко втянул в себя воздух: на сцене появилась Люси Грей в радужном платье с оборками – том самом, в котором была на арене. Многие решили бы, что она нарядилась в честь дня рождения командира базы, но Кориолан твердо знал: это ради него. Люси Грей пытается послать ему знак, перекинуть мостик через пропасть, разделившую их по вине внешних обстоятельств. Кориолана охватила щемящая нежность. Он больше не один на один со своей трагедией! Они снова на арене, борются за жизнь вдвоем против целого мира. При мысли о том, что она увидит, как он умирает на эшафоте, ему стало сладостно-горько, и в то же время радостно, что она будет жить. Кроме него никто теперь не знает о ее связи с убийствами. К оружию Люси Грей не прикасалась. Что бы с ним ни случилось, она будет жить за них обоих.

Первые полчаса Кориолан буквально глаз с нее не сводил. Музыканты выступали со своими обычными номерами, потом удалились за кулисы, оставив Люси Грей одну в круге света. Она уселась на высокий табурет и похлопала себя по карману. Кориолану ведь не показалось? Это был ее знак – так она давала понять, что думает о нем. Он с трепетом вслушивался в слова незнакомой песни.

Нет! Ему не почудилось! Упоминание снега это подтверждает. Она написала песню для него!

Глаза Кориолана наполнились слезами. Пусть его повесят, зато Люси Грей знает, что он очень хороший человек. Не чудовище, предавшее друга, а благородный юноша, который пытался сделать правильный выбор в безвыходной ситуации и рисковал всем, чтобы спасти ее – и в Голодных играх, и в случае с Мэйфэр. Герой всей ее жизни.

К сердцу!

Если у Кориолана и оставались сомнения, то вот оно – подтверждение! Двадцать и три, двадцать три – число трибутов, которых она пережила в Голодных играх. И все благодаря ему!

Люси Грей снова упомянула доверие. Для нее оно превыше всего – даже любви. И ему, Кориолану Сноу, она доверяет.

Зрители зааплодировали, а он стоял настолько потрясенный, что не смог к ним присоединиться. Люси Грей скрылась за одеялом, остальные музыканты выбежали на сцену и заиграли веселую мелодию. Мод Беж поставила ящик обратно к микрофону и затянула звонким голоском:

Кориолан узнал мелодию. Эту самую песню Мод Беж пела во время убийств. Вот и подходящий случай! Пока все миротворцы смотрели представление, он незаметно прокрался к ближайшему выходу, добежал до раздевалки и постучал. Дверь распахнулась, словно его ждали, и Люси Грей бросилась в его объятия.

Они постояли, крепко прижавшись друг к другу, но время поджимало.

– Мне так жаль Сеяна! Ты в порядке? – спросила она дрогнувшим голосом.

Разумеется, о роли Кориолана в деле Сеяна она ничего не знала.

– Не совсем. И неизвестно, что будет дальше.

Люси Грей отстранилась и заглянула ему в лицо.

– Что произошло? Откуда они узнали, что Сеян хотел помочь Лил?

– Ума не приложу! Похоже, его кто-то предал.

Люси Грей долго не раздумывала.

– Спрус!

– Наверное. – Кориолан коснулся ее щеки. – Как насчет тебя? Ты в порядке?

– Я в ужасе! Бедный Сеян! С той ночи все пошло кувырком. Знаю, ты убил Мэйфэр, чтобы защитить меня, да и всех наших. – Она опустила голову ему на грудь. – Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна!

Кориолан погладил ее по волосам.

– Она больше не сможет тебе угрожать. Ты в безопасности.

– Не совсем. Не совсем… – Люси Грей отпрянула и принялась ходить по раздевалке взад-вперед. – Мэр никак не оставит меня в покое! Он уверен, что это я убила ее. Точнее, их обоих. Представляешь, подъезжает на своей жуткой машине прямо к моему дому и сидит в ней часами! Миротворцы нас допрашивали уже трижды. Мэр наседает на них день и ночь, требует моего ареста! И если они не заставят меня заплатить, он возьмет дело в свои руки.

Кориолану стало страшно.

– Что советуют миротворцы?

– Не попадаться ему на глаза. Но что мне делать, если он сидит в десяти футах от моего дома?! – вскричала Люси Грей. – В Мэйфэр он просто души не чаял. Вряд ли он успокоится, пока не сживет меня со свету! А заодно и всех моих близких… Я решила бежать.

– Как? – воскликнул Кориолан. – Куда?

– Наверное, на север, как собирался Билли Бурый и остальные. Если останусь, мэр непременно меня убьет. Я уже приготовила кое-какие припасы. Там хотя бы будет шанс выжить. – Люси Грей снова бросилась к нему в объятия. – Я рада, что смогла с тобой попрощаться.

Она и в самом деле собирается бежать – в неизвестность, в глухие леса. Кориолан знал, что на такой отчаянный шаг ее могла толкнуть лишь угроза неминуемой смерти. Впервые за много дней перед ним забрезжил выход – он увидел возможность избежать петли.

– Никаких прощаний! Я пойду с тобой.

– Ну что ты! Я не позволю тебе рисковать жизнью! – заявила она.

Кориолан рассмеялся.

– Рисковать жизнью? Я теперь только и делаю, что гадаю, когда же найдут оружие и свяжут меня с убийством Мэйфэр. Сейчас миротворцы обыскивают Шлак. Это может случиться в любую минуту. Мы пойдем вместе!

Люси Грей недоверчиво нахмурилась.

– Ты не шутишь?

– Отправимся завтра, – решил Кориолан. – Будем держаться на шаг впереди палача.

– И мэра! – добавила она. – Наконец-то мы избавимся и от него, и от Дистрикта-12, и от Капитолия! Завтра, на рассвете.

– Завтра на рассвете, – подтвердил он и вручил ей коробку. – Это тебе от Плюриба, а шарфик – от меня. Пора возвращаться, пока кто-нибудь не заметил моего отсутствия и не заподозрил неладное. – Он притянул Люси Грей к себе и страстно поцеловал. – Снова только ты и я!

– Ты и я, – повторила она, просияв.

Кориолан вылетел из раздевалки на крыльях любви.

Он не просто будет жить, а будет жить с ней, как в тот день на озере! Он вспомнил вкус свежей рыбы, сладкого воздуха и пьянящей свободы. Вот оно, естественное состояние человека! Делай, что хочешь, ни перед кем ни за что не отвечай. И больше никаких тягостных обязательств перед миром.

Кориолан вернулся в спортзал и сел на свое место как раз вовремя, чтобы подхватить последний куплет.

Мысли Кориолана были в полном смятении. Люси Грей присоединилась к остальным музыкантам, и они запели одну из тех мелодичных песен, в которых не разобрать ни слова. Кориолан тем временем думал о своем, пытаясь вписаться в столь неожиданный жизненный поворот. Они с Люси Грей убегут в глухие леса. Полное безумие! С другой стороны, почему бы и нет? Если это единственный спасательный круг в пределах досягаемости, он ухватится за него и будет держаться изо всех сил. Завтра – воскресенье, значит, выходной. Столовая открывается в шесть. Быстро перекусить, и прощай, цивилизация! Соседи по казарме наверняка будут крепко спать после виски, и он спокойно улизнет с базы… Забор! Лишь бы Спрус не ошибся насчет сетки за генератором. Тогда он побежит к Люси Грей со всех ног…

Стоп! Куда же бежать? Прямо к Люси Грей, где будут все ее домочадцы, да еще мэр перед домом? Или она имела в виду Луговину?

Песня закончилась. Люси Грей снова забралась на высокий табурет, прихватив гитару.

– Чуть не забыла! Я обещала спеть одному из вас эту песенку, – объявила она, как бы невзначай похлопав по карману, и запела ту самую песню, которую сочиняла в день, когда Кориолан пришел к ней на Луговину.

Виселица. Место ее встреч с Билли Бурым. Вот где Люси Грей хочет встретиться!

Кориолан предпочел бы не встречаться с ней там, где она виделась со своим бывшим возлюбленным, но это гораздо безопаснее, чем у нее дома. Кто пойдет к виселице воскресным утром? В любом случае Билли Бурый теперь ему не помеха.

Люси Грей перевела дыхание. Похоже, песня на этом не кончается…

Кого она имеет в виду? Билли Бурый звал ее на север, чтобы они стали свободными. Или она говорит сейчас это ему, Кориолану?

Теперь понятно. Песня поется от лица Билли Бурого, который обращается к Люси Грей. Он видел смерть Арло, слышал, как птицы повторяли его предсмертный крик, и умоляет девушку убежать с ним на свободу, и когда она отвергает его, то хочет, чтобы ее повесили с ним вместе. Кориолан очень надеялся, что это последняя песня про Билли. Ну сколько можно, честное слово? Впрочем, не важно. Люси Грей поет сейчас ему, а не какому-то Билли! Сноу всегда берет верх!

Ансамбль исполнил еще несколько номеров, потом Люси Грей сказала:

– Что ж, как говорил мой папа, спать ложиться нужно с птичками, если хочешь услышать их на рассвете. Спасибо, что пригласили нас! Давайте еще раз поздравим нашего дорогого командира Хоффа! – И весь зал нестройно затянул нетрезвыми голосами песню «С днем рождения».

Музыканты поклонились в последний раз и покинули сцену. Кориолан подождал приятелей и помог Блохе дотащить Дылду до казармы. Не успели они войти, как свет погас, и им пришлось укладываться в полной темноте. Соседи по комнате отключились мгновенно, Кориолан долго лежал, прокручивая в голове план побега. Никаких особых приготовлений не требовалось. Одеться, захватить пару вещей на память и надеяться на удачу.

Кориолан встал на рассвете, надел свежую форму и рассовал по карманам нижнее белье и носки. Еще он взял три семейных фотографии, пудру матери, компас отца и спрятал их среди вещей. Напоследок он соорудил из подушки и одеяла подобие спящей фигуры, сверху набросил простыню и окинул комнату прощальным взглядом. Приятели вовсю храпели, и юноша задался вопросом, станет ли по ним скучать.

В столовой Кориолан присоединился к другим любителям раннего подъема и получил порцию хлебного пудинга, что счел хорошим предзнаменованием, ведь Люси Грей его обожала. Увы, он не смог взять кусочек для нее, потому что карманы и так были полны, да и салфеток тут не давали. Допив яблочный сок, он вытер губы тыльной стороной ладони, отнес посуду на кухню и вышел, собираясь направиться прямиком к генератору.

К нему наперерез тут же бросились двое миротворцев. Не адъютанты, а вооруженные конвоиры…

– Рядовой Сноу, – выпалил один из них, – вас ждет командир базы.

По телу прокатилась волна адреналина. В висках застучала кровь. Этого просто не может быть! Неужели его арестуют в двух шагах от свободы! От новой жизни с Люси Грей… Кориолан бросил взгляд на генератор – от столовой туда всего сотня ярдов. Даже с учетом недавних тренировок ему не успеть. «Дай мне еще пять минут! – взмолился он, взывая к Вселенной. – Или хотя бы две!»

Увы, Вселенная его проигнорировала. Конвоиры сопроводили его к командиру базы.

Кориолан расправил плечи в ожидании приговора. Командир Хофф поднялся ему навстречу, встал по стойке смирно и отдал честь.

– Рядовой Сноу, позвольте поздравить вас первым! Завтра вы отбываете в школу офицерского состава.

Глава 30

Кориолан стоял как громом пораженный, а конвоиры со смехом хлопали его по спине.

– Я… я…

– Ты – самый юный солдат, успешно сдавший этот тест! – Командир расплылся в улыбке. – Обычно мы обучаем вас здесь, но ты набрал столько баллов, что отправишься в элитную школу для офицеров в Дистрикте-2. Нам очень жаль с тобой расставаться!

Ах, как Кориолану хотелось туда поехать! Дистрикт-2 недалеко от Капитолия и от его дома. В офицерской школе, точнее, в элитной офицерской школе он мог бы отличиться и найти способ вернуться к достойной жизни. Вероятно, даже более эффективный, чем предлагал Университет. Однако всему мешало орудие убийства с его отпечатками. Собственная ДНК снова его предаст, история с платком повторяется. Как ни печально, как ни трагично, оставаться нельзя. Подыгрывать командиру было тошно.

– Когда я уезжаю? – спросил Кориолан.

– Завтра рано утром в ту сторону отправляется планолет, на нем ты и полетишь. Сегодня у тебя выходной. Проведи время с пользой – собери вещи, попрощайся с товарищами. – Командир пожал ему руку второй раз за два дня. – Мы ждем от тебя великих свершений!

Кориолан поблагодарил Хоффа и вышел, потом немного постоял снаружи, обдумывая все варианты. Бесполезно. Никаких вариантов у него нет. Проклиная и себя, и ненавистного Сеяна Плинта, он направился к зданию, в котором находился генератор, почти не заботясь, задержат его или нет. Обидно видеть, как от тебя уплывает второй шанс на блестящее будущее. Чтобы сосредоточиться на деле, Кориолану пришлось напомнить себе о веревке, о виселице, о сойках-говорунах, повторяющих его последний крик.

Добравшись до нужного здания, он украдкой посмотрел через плечо. База все еще спала, поэтому он спокойно свернул за угол. Ограждение выглядело вполне надежно, но стоило его потрясти, как сетка отошла от столба ровно настолько, чтобы протиснуться. Выбравшись на свободу, Кориолан вновь обрел утраченную осторожность. Он обошел базу сзади, миновал посадки и наткнулся на дорогу, которая вела к виселице. Затем проделал тот же путь, что и грузовик в предыдущие поездки, шагая уверенно и не слишком быстро. Лишнее внимание привлекать не следовало, хотя жарким воскресным утром для этого пришлось бы сильно постараться: большая часть шахтеров и миротворцев проспит еще не один час.

Через несколько миль Кориолан добрался до мрачного пустыря и побежал к виселице, желая поскорее укрыться в лесу. Люси Грей не было видно, и он задался вопросом, правильно ли понял ее послание. Вдруг она ждет в Шлаке?

Среди ветвей мелькнуло что-то оранжевое и привело его на полянку. Изящно обернув шарфик вокруг головы, Люси Грей выгружала из тачки груду узлов. Увидев Кориолана, она бросилась к нему и обняла, хотя в такую жару он предпочел бы обойтись без лишних прикосновений. Впрочем, поцелуй поднял ему настроение.

Кориолан коснулся оранжевого шарфа в ее волосах.

– Не слишком ярко для беглецов?

Люси Грей улыбнулась.

– Ну, я же не хочу, чтобы ты меня потерял. Не передумал?

– У меня нет выбора. – Спохватившись, Кориолан добавил в голос энтузиазма: – Теперь в моей жизни есть только ты!

– А в моей – ты! Пока ждала, я поняла: без тебя я не отважилась бы, – призналась Люси Грей. – И дело не только в трудностях. Мне было бы слишком одиноко! Несколько дней протянула бы, потом все равно вернулась бы к своим ребятам.

– Знаю. Мне и в голову не пришло бежать, пока ты не предложила. Затея очень рискованная… – Кориолан указал на вещи. – Прости, я с собой ничего не взял.

– Я и не думала, что тебе удастся. Тут хватит на двоих, к тому же я совершила налет на нашу кладовую. Ребятам оставила деньги, так что не обеднеют.

Люси Грей закинула на плечо рюкзак, Кориолан тоже взял пару узлов.

– Как они будут без тебя? Я имею в виду, как теперь им выступать?

– Ничего, справятся. В ноты попадать умеют все, а Мод Беж все равно бы через несколько лет стала солисткой, – сказала Люси Грей. – Знаешь, неприятности ко мне так и липнут – похоже, я исчерпала гостеприимство Дистрикта-12. Командир Хофф вчера велел мне больше не петь «Дерево висельника». Якобы песня слишком мрачная. Скорее слишком бунтарская! Я обещала, что он больше никогда не услышит ее в моем исполнении.

– Песня и правда странная, – заметил Кориолан.

Люси Грей засмеялась.

– Мод Беж нравится. Она считает, что песня звучит решительно.

– Как мой голос – когда я пел гимн в Капитолии, – припомнил Кориолан.

– Ну да, – кивнула Люси Грей. – Готов?

Они поделили поклажу, и он понял: чего-то не хватает.

– А как же твоя гитара? Ты ее не берешь?

– Решила оставить ее Мод Беж, как и мамины платья, – с деланой беспечностью сообщила Люси Грей. – К чему они мне? Тэм Янтарь считает, что на севере живут люди, только мне не очень-то верится. Думаю, кроме нас с тобой там не будет никого.

И тогда Кориолан понял, что с мечтами расстается не он один.

– Ничего, мы найдем там новые мечты, – пообещал он, хотя сам не очень в это верил. Достав отцовский компас, он указал путь. – Север – туда.

– Я думала сначала зайти на озеро – нам почти по пути, – проговорила Люси Грей. – Хочется увидеть его напоследок.

План был не хуже любого другого, поэтому возражать Кориолан не стал. Скоро они навсегда уйдут в глухие леса. Почему бы ее не побаловать? Он нежно заправил выбившийся кончик шарфа.

– Значит, идем к озеру.

Люси Грей оглянулась на городок, хотя отсюда виднелась лишь виселица.

– Прощай, Дистрикт-12! Прощай, виселица, Голодные игры и мэр Липп! Когда-нибудь я погибну, но вовсе не от твоей руки. – Она повернулась и пошла в глубь леса.

– Было бы о чем скучать, – согласился Кориолан.

– Мне будет не хватать музыки и моих милых птичек, – призналась Люси Грей дрогнувшим голосом. – Надеюсь, однажды они ко мне присоединятся.

– Знаешь, по чему я не буду скучать? По людям, – ответил сам себе Кориолан. – За редким исключением. По большей части они просто ужасны!

– На самом деле люди не так уж и плохи, – заметила Люси Грей. – Плохими делает их наш мир. Помнишь, что случилось с нами на арене? Мы творили такое, на что ни в коем случае не пошли бы, если бы нас оставили в покое.

– Даже не знаю… Мэйфэр я убил не на арене, – напомнил Кориолан.

– Ты спасал меня. – Девушка задумалась. – По-моему, в человеке изначально заложено добро. Ты прекрасно осознаешь, что пересек черту и совершил зло, и всю жизнь борешься, чтобы оставаться на правильной стороне.

– Иногда приходится принимать непростые решения. – Он занимался этим все лето.

– Знаю, конечно, знаю. Ведь я – победитель Голодных игр, – с горечью проговорила Люси Грей. – Хорошо бы, если бы в новой жизни мне больше не пришлось убивать.

– Поддерживаю! Троих вполне достаточно за всю жизнь, а тем более за одно лето. – Невдалеке вскрикнул зверь, и Кориолан вспомнил, что оружия у них нет. – Я хочу сделать походный посох. Тебе тоже нужен?

Люси Грей остановилась.

– Конечно, посохи нам не раз пригодятся.

Они нашли пару крепких веток, и она подержала их, пока Кориолан сбивал мелкие сучья.

– Кто третий?

– Кто? – Люси Грей посмотрела на него как-то странно. Его рука соскользнула, и он загнал под ноготь кусок коры. – Ай!

Она не обратила внимания на его травму.

– Человек, которого ты убил. Ты сказал, что за лето убил троих.

Кориолан вцепился зубами в щепку, пытаясь выиграть время. И в самом деле, кто же третий? Ответ «Сеян» он отмел сразу.

– Поможешь вынуть? – Он протянул руку и пошевелил пострадавшим пальцем, надеясь ее отвлечь.

– Покажи. – Люси Грей осмотрела щепку. – Итак, Бобин, Мэйфэр… Кто третий?

Кориолан лихорадочно искал правдоподобную версию. Несчастный случай на стрельбище или на тренировке? Чистил оружие и ненароком выстрелил? Он решил обратить все в шутку.

– Я сам. Я убил себя старого, чтобы отправиться с тобой.

Люси Грей вынула кусочек коры.

– Ну вот. Надеюсь, старый ты не станет преследовать тебя нового. Призраков у нас и так хватает.

Опасность миновала, но разговор увял. Оба долго молчали, затем остановились передохнуть. Люси Грей отвинтила крышку с фляги и предложила Кориолану.

– Тебя еще не хватились?

– Раньше ужина вряд ли. А тебя? – Он припал к фляге.

– Когда я уходила, на ногах был только Тэм Янтарь. Сказала ему, что пойду узнать насчет козы. Мы хотели прикупить еще животных, чтобы торговать молоком. Наверное, у меня есть несколько часов. К вечеру мои точно сообразят, что дело неладно, вспомнят про виселицу и найдут там тележку.

Он протянул ей флягу.

– Вдруг они отправятся за тобой?

– Могут, но мы уже уйдем далеко. – Люси Грей сделала глоток и утерла губы тыльной стороной ладони. – Тебя будут искать?

Кориолан сомневался, что в ближайшие часы миротворцы поднимут шум. Зачем ему бежать, если его ждет элитная офицерская школа? И даже если хватятся, то решат, что он пошел в город с другим солдатом. Ему не хотелось вдаваться в подробности своих карьерных перспектив – рана была слишком свежа.

– Не знаю. Вряд ли на базе поймут, куда я делся и где меня искать.

Они продолжили путь к озеру, и каждый думал о своем. Кориолану все казалось нереальным, словно они вышли на приятную прогулку, как две недели назад. Сначала пикник в лесу, потом – успеть вернуться на базу к жареной колбасе и комендантскому часу. Но нет, дойдя до озера, они отправятся еще дальше в леса – навстречу жизни, основной целью которой будет банальное выживание. Что им есть? Где им жить? И чем, интересно, они станут заниматься, когда удовлетворят свои базовые потребности в еде и жилье? Люси Грей – без музыки, он – без учебы или армии. Заведут семью? Зачем обрекать на унылое существование детей, не говоря уже о том, что ему пока вовсе не хотелось их заводить? К чему стремиться, если нет ни богатства, ни славы, ни власти? Неужели цель их выживания – выживание как таковое и ничего больше?

Занятый этими невеселыми мыслями, Кориолан и сам не заметил, как они проделали вторую часть пути. Оставив вещи на берегу, Люси Грей принялась искать длинные пруты для удочек. «Кто знает, что ждет нас впереди, лучше не тратить припасы зря», – пояснила она и показала ему, как нужно привязывать к удилищу прочную нить и крючок. С отвращением роясь в мягкой грязи и ловя червяков, Кориолан гадал, не придется ли ему теперь заниматься этим каждый день. Придется, если будет нечего есть. Приладив наживку на крючки, они молча сидели на берегу и ждали, когда клюнет. Она поймала две рыбки, он – ничего.

Безжалостное солнце затянули тучи, принеся некоторое облегчение, но Кориолан мрачнел все больше. Вот какая жизнь у него теперь: роется в грязи в поисках червей, весь во власти сил природы. Как животное. Он смирился бы с подобным существованием гораздо проще, не будь он личностью столь выдающейся. Такие, как он, рождаются редко. Самый юный из всех, кто прошел экзамен на кандидата в офицеры. Будь он глупым и никчемным, потеря цивилизации не лишила бы его жизнь смысла. Мигом приспособился бы к примитивным условиям и был бы счастлив… С неба упали тяжелые холодные капли, оставив на военной форме мокрые следы.

– Нет, так мы рыбу не пожарим, – заметила Люси Грей. – Лучше пойдем туда, где есть очаг.

На берегу уцелел только один дом. Наверно, их последнее убежище с крышей. Кстати, как вообще строят крышу? Среди экзаменационных вопросов для кандидатов в офицеры ничего подобного не было.

После того, как Люси Грей быстренько почистила рыбу и завернула ее в листья, они подхватили вещи и помчались в дом, спасаясь от хлынувшего дождя. Это было бы даже забавно, если бы не происходило в реальной жизни. К примеру, на пикнике с любимой девушкой, когда ты через несколько часов вернешься к полноценной жизни, в которой тебя ждет блестящее будущее. Дверь заклинило, Люси Грей толкнула ее бедром и распахнула настежь. Они заскочили внутрь и побросали вещи. Голая бетонная комната – только стены, потолок, пол. Никакого электричества, свет льется из четырех окон и двери. При виде камина, полного золы, и аккуратной стопки сухих дров глаза Кориолана загорелись. По крайней мере, не придется снова идти под дождь.

Люси Грей подошла к камину, положила рыбу на бетонную полочку перед ним и начала выкладывать дрова и щепки на старую металлическую решетку.

– Мы всегда держим здесь запас дров на случай дождя.

Кориолану пришло в голову, что можно остаться в этом крепком домишке – дров вокруг много, в озере водится рыба… Нет, слишком опасно пускать корни так близко от Двенадцатого. Если это место знают музыканты, то и другие местные тут наверняка бывают. Прощай, последний приют. Неужели ему все-таки придется жить в пещере? Он вспомнил красивый пентхаус Сноу – мраморные полы, хрустальные подсвечники. Его дом. Законный дом. Порыв ветра ворвался внутрь, усыпав брюки ледяными каплями. Кориолан захлопнул дверь и обомлел. За нею кое-что стояло. Длинный холщовый мешок, из которого торчал ствол дробовика.

Быть того не может! У Кориолана перехватило дыхание. Сдвинув мешковину ногой, он обнаружил дробовик и автомат миротворца, потом гранатомет. То самое оружие с черного рынка, которое Сеян купил в сарае. И тут же – орудие убийства.

Люси Грей разожгла огонь.

– Я захватила с собой старую жестянку, чтобы переносить угли с места на место. Спичек мало, а высечь искру из кремня не так уж просто.

– Угу, – пробормотал Кориолан. – Хорошая идея.

Как оружие попало сюда? Впрочем, и так ясно. Билли Бурый привел Спруса к озеру, или Спрус сам знал это место. Во время войны повстанцы могли устроить тут убежище. Спрус был достаточно умен, чтобы понимать: прятать улику в Двенадцатом опасно.

– Эй, что там у тебя? – Люси Грей склонилась над находкой и отдернула мешковину. – Ого. Это то самое, из сарая?

– Думаю, да. Возьмем с собой?

Люси Грей отпрянула, поднялась с колен и надолго задумалась.

– Не стоит. Нам оно ни к чему. Хотя эта штука может пригодиться. – Она достала длинный нож, осмотрела лезвие. – Огонь разгорелся, так что пойду-ка накопаю немного китнисса. Возле озера его полно.

– Клубни еще слишком малы, – сказал Кориолан.

– За две недели они наверняка подросли, – заверила Люси Грей.

– Там дождь, – возразил он, – промокнешь.

Она рассмеялась.

– Не сахарная, не растаю!

На самом деле Кориолан с радостью остался один: ему было над чем подумать. После ухода девушки он вывалил оружие на пол и, встав на колени, взял в руки автомат, из которого убил Мэйфэр. Вот оно, орудие преступления. Не в капитолийской судебно-медицинской лаборатории, а посреди глуши, где оно не представляет ни малейшей опасности. Уничтожить его, и дело с концом! Петля Кориолану больше не грозит, можно вернуться на базу – воссоединиться с человечеством и больше ничего не бояться. На его глаза навернулись слезы облегчения, и он засмеялся от радости. Итак, что делать с автоматом? Сжечь в костре? Швырнуть в озеро? Разобрать на части и побросать в разные стороны? Как только оружие исчезнет, ничего не будет связывать его с убийством. Совсем ничего!

Нет, погодите. Кое-что останется. Люси Грей.

Да ладно! Никому она не расскажет. Разумеется, в восторг не придет, когда узнает, что планы изменились, он возвращается к миротворцам и уезжает в Дистрикт-2, оставляя ее на произвол судьбы. И все же Люси Грей его не выдаст – это не в ее стиле. К тому же она сама причастна к убийствам. Как показали Голодные игры, девушка наделена необычайно сильным инстинктом самосохранения и зря рисковать не станет. К тому же она его любит – сама спела об этом вчера в своей песне. Более того, она ему доверяет. Хотя, если Кориолан бросит ее одну в лесу, то она может счесть это предательством. Надо хорошенько обдумать, как сообщить ей новость. Сложная задача. Нельзя же просто взять и сказать: я тебя очень люблю, но офицерскую школу люблю гораздо больше? Так не пойдет.

Кориолан и в самом деле ее любил! Проблема в том, что всего за пару часов в глуши он понял, насколько этот образ жизни ему чужд. Жара, черви, птицы надрываются, как безумные…

Как долго Люси Грей ходит за этим своим картофелем!.. Кориолан выглянул в окно. Дождь едва моросил.

Она не хотела уходить без него – ей было бы слишком одиноко. Судя по песне, девушка нуждалась в нем, любила его и доверяла ему, но сможет ли она простить, если он ее покинет? Билли Бурый перешел черту и в конечном итоге погиб. Кориолан вспомнил его слова…

«Видеть не могу, как ты вертишь ребятами! Бедняжка Люси Грей! Невинная овечка!»

Перед глазами возникла картинка: она впивается зубами в руку Билли… А как безжалостно она убивала на арене! Сначала хрупкую Воуви – самое хладнокровное убийство, которое ему доводилось видеть. Потом расчетливо устранила Трича – подманила едой и мгновенно выхватила из кармана змею. У Рипера, по ее словам, было бешенство, и она убила его из милосердия, но кто знает?

Нет, Люси Грей никакая не овечка. И не сахарная. Она – победитель Голодных игр.

Кориолан проверил, заряжен ли автомат, и распахнул дверь. Никого. Он спустился к озеру, пытаясь вспомнить, где Кларк Кармин нашел китнисс. Не важно. Болотистый берег выглядел совершенно нетронутым – никаких следов.

– Люси Грей! – С ближайшей ветки откликнулась сойка-пересмешница. Птичка попыталась скопировать его голос, но слова звучали ничуть не мелодично. – Даже не начинай, – пробормотал Кориолан, – ты ведь не сойка-говорун.

Без сомнения, она от него прячется. Почему? Ответ мог быть только один: Люси Грей все поняла. Все. Уничтожив оружие, Кориолан избавится от улик. Бежать он передумал. Единственный свидетель преступления – она сама. Но они же всегда прикрывали друг другу спину, почему она внезапно решила, что он может ей навредить? Ведь только вчера он был чист, как первый снег!

Сеян. Наверно, она догадалась, что Сеян – третий человек, которого убил Кориолан. Про трюк с сойкой ей знать необязательно, довольно того, что они были близкими друзьями, и Сеян бунтовал против Капитолия, а Кориолан его защищал. Неужели Люси Грей думает, что он ее убьет? Он опустил глаза и увидел в своих руках автомат. Зря он вышел из дома вооруженным – словно охотится. Кориолан вовсе не собирался ее убивать, просто хотел поговорить и убедиться, что она поступит разумно.

«Положи его на землю! – велел он себе. – У нее только нож».

Большой нож… Единственное, на что Кориолан решился, – повесил автомат за спину.

– Люси Грей! Ты в порядке? Где ты?

Ей всего и надо было сказать: «Я все понимаю, пойду на север одна». Но сегодня утром она сама призналась, что одна не выдержит и через несколько дней все равно вернется к своим ребятам. Она понимала, что Кориолан ей не поверит.

– Люси Грей, давай поговорим! – крикнул Кориолан. Что она задумала? Будет прятаться, пока он не устанет ждать и не уйдет на базу, а потом потихоньку вернется к себе домой? Такой вариант его не устраивал. Вдруг мэр дистрикта ее арестует, и на допросе или под пытками она сознается? Тогда вся история выйдет наружу. Она никого не убивала. Это сделал он. Ее слово против его. Даже если ей не поверят, репутация Кориолана пострадает. Об их романе станет известно, попутно всплывут подробности жульничества в Голодных играх. В качестве свидетеля могут пригласить директора Хайботтома. Рисковать нельзя!

Люси Грей по-прежнему не появлялась. Она сама его вынудила – придется охотиться за ней по лесам. Дождь стих, оставив после себя насыщенный влагой воздух и грязь под ногами. Кориолан вернулся к дому и обнаружил едва заметные следы, ведущие к зарослям кустарника, за которыми начинался лес. Он тихо шагнул под мокрые кроны.

Птичий щебет врывался в уши, пасмурное небо ухудшало видимость. Подлесок скрыл следы, зато адреналин обострил чувства, и Кориолан все замечал: сломанная веточка тут, примятый мох там. Ему было немного жаль ее пугать. Что она делает сейчас – дрожит, затаившись в кустах, пытается приглушить рыдания? Наверно, сидит где-нибудь и оплакивает свое разбитое сердце.

Заметив яркий проблеск, Кориолан улыбнулся.

«Я же не хочу, чтобы ты меня потерял», – сказала она. И он ее нашел.

Он раздвинул ветки и вышел на полянку под сенью деревьев. Оранжевый шарфик лежал на кусте шиповника – видимо, зацепился, когда она убегала. Ну и ладно. Значит, он на верном пути. Кориолан решил снять шарфик – может, захочется оставить его на память? – и вдруг шорох в листве заставил его замереть. Едва он заметил змею, как она распрямилась, словно пружина, и впилась в протянутую руку.

– Ай! – вскрикнул Кориолан.

Змея тут же отпрянула и исчезла в кустах прежде, чем он успел ее рассмотреть. При виде красной дугообразной отметины от укуса его охватила паника. Паника и недоверие. Люси Грей пыталась его убить! Это не случайность. Шарфик на кусте, сверху змея. Мод Беж говорила, что она всегда знает, где могут быть змеи. Она устроила ему ловушку, и он попался, как дурак! Да уж, и впрямь невинная овечка! Кориолан начинал сочувствовать Билли Бурому.

Про змей он не знал почти ничего, не считая краткого знакомства с радужными переродками доктора Галл. В ожидании мгновенной смерти он стоял как вкопанный, сердце бешено колотилось. Хотя ранка болела, замертво он почему-то не падал. Кориолан не знал, сколько еще протянет, но, как истинный Сноу, считал своим долгом отомстить. Надо ли наложить на руку жгут или высосать яд? Курс выживания им пока не читали, поэтому он решил не рисковать. Вдруг его манипуляции только быстрее разгонят яд по телу? Осторожно прикрыв ранку рукавом, Кориолан снял с плеча автомат и пустился по следу. Если бы он чувствовал себя немного лучше, то непременно посмеялся бы над иронией ситуации: как быстро любовные отношения превратились в их личные Голодные игры.

Теперь выследить Люси Грей было уже не так легко, и он понял, что сломанные ветки и примятый мох вели его прямиком к змее. Вряд ли девушка успела уйти далеко. Ей наверняка хотелось убедиться, что он убит, или узнать, что следует предпринять еще одну попытку. Может, она надеялась, что он потеряет сознание, и тогда перерезала бы ему горло своим длинным ножом. Стараясь дышать тише, Кориолан двинулся в глубь леса, осторожно раздвигая ветки дулом автомата, но так и не смог определить ее местонахождение.

«Думай, – велел он себе. – Куда бы она пошла?» Ответ обрушился на него, словно тонна кирпичей. Она не стала бы драться с ним, вооруженная лишь ножом, ведь у него автомат. Она вернулась бы к озеру за дробовиком! Вероятно, Люси Грей уже обошла его по кругу и прямо сейчас движется к домику. Кориолан прислушался. И точно! Справа кто-то зашуршал, удаляясь к озеру. Кориолан побежал на звук и резко остановился. Ясное дело, услышав его, она помчалась напрямик, уже не таясь. Он прикинул, что Люси Грей находится примерно в десяти ярдах, поднял автомат к плечу и выпустил очередь в ту сторону. В воздух с пронзительными воплями взмыла стайка птиц, раздался слабый крик. «Попалась», – подумал Кориолан и бросился за ней, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу, шипы впивались в одежду и царапали кожу, но он ни на что не обращал внимания, пока не добежал до нужного места. Никого. Ну и ладно. Все равно ей придется двинуться дальше, и тогда он ее найдет.

– Люси Грей! – окликнул он обычным голосом. – Люси Грей! Еще не поздно все уладить. – Конечно, уже слишком поздно, но он больше ничего ей не должен. Тем более правду. – Люси Грей, поговори со мной!

Внезапно в лесу разнесся ее приятный голос:

«Да понял я, понял, – подумал он. – Ты знаешь про Сеяна. Ожерелье из пеньки и все такое».

Кориолан шагнул в ее сторону, и тут песню Люси Грей подхватила сойка-пересмешница. Потом вторая. Потом третья. К ним присоединилась еще по меньшей мере дюжина птиц, и лес наполнился пением. Кориолан бросился вглубь и открыл огонь по тому месту, откуда недавно раздавался голос. Попал или нет? Трудно сказать, ведь уши его заполнил сбивающий с толку птичий хор. Перед глазами замелькали черные точки, рука начала пульсировать. «Люси Грей!» – взревел он в отчаянии. Умная, хитрая, смертельно опасная девушка. Она знала, что птицы ее прикроют. Кориолан поднял автомат и осыпал деревья градом пуль, пытаясь избавиться от птиц. Многие упорхнули в небо, однако песня разнеслась по окрестностям, и ее уже пел весь лес. «Люси Грей! Люси Грей!» Рассвирепев, Кориолан бросался из стороны в сторону, затем сделал полный круг, за ним еще и еще, постоянно стреляя – пока не закончились патроны. Он рухнул на землю; перед глазами все плыло, к горлу подкатывала тошнота. И тут лес буквально взорвался: все птицы до единой завопили во всю глотку, а сойки-пересмешницы продолжили свою версию «Дерева висельника». Природа сошла с ума. Переродки вышли из-под контроля. Полный хаос.

Рука начала опухать. Нужно выбираться и спешить на базу. Заставив себя встать, Кориолан побрел обратно к озеру. В доме все осталось как было. Используя пару носков в качестве перчаток, он вытер орудие убийства, запихал все стволы в холщовый мешок, закинул на плечо и побежал к воде. Решив, что в камнях необходимости нет, он нырнул в озеро и оттащил свою ношу на глубину, выпустил мешок и смотрел, как тот медленно погружается на дно.

Укушенную руку тревожно покалывало. Кориолан по-собачьи доплыл до берега и, пошатываясь, побрел к дому. Как насчет припасов? Утопить или оставить? Возиться ни к чему. Либо Люси Грей мертва, и тогда их обнаружат музыканты, либо жива и использует их для побега. Бросив рыбу в огонь, он выскочил из дома и плотно притворил за собой дверь.

Снова пошел дождь – настоящий ливень. Теперь все следы его пребывания смоет вода. Оружия больше нет. Припасы принадлежат Люси Грей. Единственное, что оставалось, – отпечатки ног на земле, да и те таяли на глазах. В голове словно сгустились тучи, мешая думать. «Возвращайся. Ты должен вернуться на базу». Где же он находится? Он достал из кармана отцовский компас и удивился, что после купания в озере тот исправен. Красс Сноу все еще где-то рядом, все еще за ним приглядывает.

Кориолан вцепился в компас, словно в спасательный круг во время шторма, и пошел на юг. Спотыкаясь, одинокий и испуганный, брел он через лес, ощущая незримое присутствие своего отца. Даже если Красс был о нем не особо высокого мнения, ему наверняка хотелось бы, чтобы род Сноу не угас. Пожалуй, сегодня Кориолану удалось немного искупить вину за предыдущие неудачи. Впрочем, какая разница, если его убьет яд?.. Он остановился, и его стошнило. Жаль, что не догадался захватить фляжку. На ней осталась его ДНК, но кому какое дело? Это ведь не орудие убийства. Не важно. Ему ничего не угрожает. Если музыканты найдут тело Люси Грей, то докладывать властям не станут. Лишнее внимание им ни к чему – не исключено, что власти заподозрят их в связи с повстанцами или обнаружат их тайное укрытие. Если тело вообще есть… Он не был уверен, что ему удалось попасть в Люси Грей.

Кориолан все-таки выбрался из леса. К виселице он не вернулся, конечно, зато в Дистрикт-12 попал, выйдя к каким-то шахтерским лачугам, потом нашел дорогу. Когда он вышел на городскую площадь, земля содрогнулась от грома, и молния прорезала небо сверху донизу. По пути на базу он никого не встретил и спокойно пробрался сквозь дыру в заборе. Кориолан отправился прямиком в медпункт, где сообщил, что по пути в спортзал нагнулся завязать шнурок, и его ужалила неизвестно откуда взявшаяся змея.

Доктор кивнула.

– Дождь выгоняет их из нор.

– Правда? – Кориолан не думал, что в историю поверят, но доктор ничего не заподозрила.

– Удалось рассмотреть змею?

– Не особо. Шел дождь, и она двигалась очень быстро. Я умру?

– Вряд ли, – усмехнулась доктор. – Она была неядовитая. Видишь отметки зубов? Клыков нет. Хотя несколько дней и поболит.

– Вы уверены? Меня стошнило, и мысли путались, – признался Кориолан.

– От испуга и не такое случается. – Доктор промыла ранку. – Наверное, останется шрам.

«Отлично, – подумал он, – чтобы впредь помнить об осторожности».

Ему сделали несколько уколов и дали с собой флакон таблеток.

– Приходи завтра на осмотр.

– Завтра меня переводят в Дистрикт-2, – сказал Кориолан.

– Тогда зайди в медпункт там, – велела доктор. – Удачи, солдат!

Кориолан вернулся в комнату и с удивлением обнаружил, что едва миновал полдень. Приятели до сих пор не вставали, отсыпаясь под шум дождя после вчерашнего. Он пошел в душ и опорожнил карманы. Из-за озерной воды розовая материна пудра превратилась в противную пасту, и ее пришлось выбросить. Туда же отправились фотографии – они слиплись и порвались в клочья, когда он попытался их разделить. Вылазку пережил лишь компас отца. Кориолан содрал с себя мокрую одежду и смыл последние следы неудачной попытки бегства. Одевшись, взял свой вещмешок и начал собираться. Компас он положил в коробку с личными вещами и сунул поглубже. Поразмыслив, открыл шкафчик Сеяна и забрал его коробку. Добравшись до Дистрикта-2, он перешлет ее по почте Плинтам с запиской с соболезнованиями. Именно так следовало поступить лучшему другу Сеяна. А там – кто знает? Может, посылки со сладостями продолжат приходить на его адрес.

На следующее утро, после слезного прощания с соседями по казарме, Кориолан поднялся на борт планолета. Ну вот, совсем другое дело! Мягкие сиденья, стюард, напитки. Никакой роскоши, разумеется, зато с поездом для новобранцев не сравнить. Устроившись поудобнее, Кориолан прислонил голову к окну, надеясь хоть немного вздремнуть. Всю прошлую ночь он слушал, как стучит по крыше дождь, и гадал, где сейчас Люси Грей. Лежит мертвая в лесу? Греется у огня в домике у озера? Если она уцелела, то наверняка оставила идею вернуться в Дистрикт-12.

Он задремал под мелодию «Дерево висельника», навязчиво звучавшую в голове, и проснулся, когда планолет уже сел.

– Добро пожаловать в Капитолий! – объявил стюард.

Кориолан широко распахнул глаза.

– Что?! Нет! Неужели я пропустил свою остановку? Мне следует явиться в Дистрикт-2.

– Планолет следует во Второй, но у нас приказ высадить вас здесь, – сообщил стюард, сверившись со списком. – Вам придется сойти, потому что нам пора вылетать.

Кориолан очутился на летном поле маленького, незнакомого аэропорта. Подъехал миротворческий грузовик, и ему велели сесть в кузов. Не имея возможности расспросить водителя, Кориолан тревожился все сильнее, чувствуя, как его охватывает липкий ужас. Наверно, произошла ошибка. Или нет? Вдруг они связали его с убийствами? Вдруг Люси Грей вернулась и все рассказала, и теперь его везут на допрос? А что, если обшарили дно озера?

Сердце Кориолана екнуло: грузовик свернул на Дорогу школяров и прогрохотал мимо Академии, пустой и тихой в этот летний полдень. Вот парк, где они играли после занятий. Вот булочная, где продают его любимые кексы. По крайней мере, удалось напоследок увидеть родной город.

Ностальгия резко пошла на убыль, когда грузовик свернул на улицу, ведущую к Цитадели.

Караульные на входе указали ему в сторону лифта.

– Она ждет в лаборатории.

Кориолан уцепился за слабую надежду, что «она» относится к доктору Кей. Увы, заклятый враг помахала рукой с другого конца лаборатории, стоило ему выйти из лифта. Почему его привезли именно сюда? Неужели он закончит свои дни в клетке?

Подойдя к доктору Галл, Кориолан увидел, как она бросила живого мышонка в террариум с золотистыми змеями.

– Итак, победитель возвращается. На, подержи-ка. – Главный распорядитель сунула ему в руки металлическую миску, полную непоседливых розовых грызунов.

Кориолан подавил рвотный позыв.

– Здравствуйте, доктор Галл.

– Я получила твое письмо, – сообщила она, – и твою сойку. Очень жаль, что так вышло с юным Плинтом. А может, оно и к лучшему? В любом случае мне было приятно узнать, что в Двенадцатом ты продолжил учебу. Расширял кругозор, так сказать.

Кориолан почувствовал, что вернулся к их старым добрым урокам, словно ничего и не случилось.

– Да, это было весьма познавательно. Я обдумал все, что мы с вами обсуждали. Хаос, контроль, общественный договор. Все три пункта.

– А про Голодные игры ты не забыл? – поинтересовалась она. – В тот день, когда мы впервые с тобой встретились, Каска спросил, какова их цель, и ты дал стандартный ответ. Наказать дистрикты. Сейчас ты ответил бы так же?

Кориолан вспомнил разговор с Сеяном, когда помогал ему раскладывать вещи.

– Мне есть что добавить. Голодные игры – не просто способ наказать дистрикты, они еще и часть непрерывной войны. Каждые Игры – отдельная битва, которую мы способны держать в руках, вместо того чтобы развязывать большую войну, которая может вырваться из-под контроля.

– Хм. – Доктор Галл отвела мышонка подальше от разинутой пасти. – Эй ты, не жадничай!

– И еще они служат напоминанием о том, что мы сделали друг с другом, и что можем повторить просто потому, что мы те, кто мы есть, – продолжил Кориолан.

– И кто же мы, как ты думаешь теперь? – спросила она.

– Существа, которым нужен Капитолий, чтобы выжить. – Кориолан не удержался от подколки. – Знаете, это все бессмысленно. Я имею в виду Голодные игры. В Двенадцатом их вообще никто не смотрит, разве что Жатву. Телевизоры там не ловят сигнал, даже у нас на базе.

– В будущем это может стать проблемой, а в этом году – просто счастье, учитывая, какой скандал мне пришлось замять, – заметила доктор Галл. – Напрасно мы привлекли учеников. Они начали умирать как мухи, выставив Капитолий чересчур уязвимым.

– Значит, вы все стерли? – спросил Кориолан.

– Все записи до единой, больше их не покажут. – Она усмехнулась. – Разумеется, я оставила в хранилище мастер-копию, но это – для моего собственного развлечения.

Кориолан был рад, что так вышло. Теперь от Люси Грей не останется и следа. В Капитолии про нее забудут, в дистриктах ее едва знали, а в Двенадцатом никогда и не считали своей. Через несколько лет смутное воспоминание о девушке, певшей на арене, совсем исчезнет. Прощай навсегда, Люси Грей!

– Впрочем, нельзя сказать, что провал был полный. Думаю, в следующем году мы снова привлечем Фликермена. Твоя идея насчет ставок нам тоже пригодится.

– Вам нужно придумать, как сделать просмотр обязательным. В Двенадцатом никто не станет смотреть такую мрачную передачу добровольно, – сказал Кориолан. – Свободного времени у них мало, и они предпочитают тратить его на выпивку, чтобы хоть ненадолго забыться.

Доктор Галл усмехнулась.

– Видимо, вы многому научились во время своих летних каникул, мистер Сноу.

– Каких каникул? – не понял Кориолан.

– И чем, интересно, ты собирался заниматься в столице? Бездельничать, расчесывая кудряшки перед зеркалом? Я решила, что провести лето с миротворцами будет гораздо полезнее. – Доктор Галл заметила его смятение. – Неужели ты мог подумать, что я вложила в тебя столько сил и времени лишь для того, чтобы отдать этим кретинам?

– Я ничего не понимаю, мне же сказали… – начал он.

Доктор Галл прервала его:

– Я велела отправить тебя в почетную отставку, приказ уже вступил в силу. Ты будешь учиться в Университете под моим началом.

– В Университете? Здесь, в Капитолии? – удивленно воскликнул Кориолан.

Главный распорядитель бросила в террариум последнего мышонка.

– Занятия начинаются в четверг.