Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами бесплатное чтение
Ли Макинтайр
Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами
© Lee McIntyre, 2021
© The Massachusetts Institute of Technology, 2021
© Николай Мезин, перевод, 2023
© Дмитрий Кавка, обложка, 2023
© ООО «Индивидуум Принт», 2023
Для Мохамада Эззеддина Аллафа – врача и целителя
Человека с убеждениями трудно разуверить. Скажите ему, что вы не согласны, и он отвернется. Покажите ему факты или цифры, и он усомнится в их источниках. Апеллируйте к логике, и он не сможет понять вашу точку зрения.
– Леон Фестингер,«Когда пророчество не сбывается» (1956)
Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены.
– Марк Твен (не подтверждено)
Введение
Признаюсь, не без колебаний я повесил на шею шнурок бейджика, врученного улыбчивой девушкой в белом халате за регистрационной стойкой международной конференции «Плоская Земля – 2018». Вдруг меня здесь кто-то узнает – да еще и, не дай бог, сфотографирует? Хотя, с другой стороны, кому я сдался? Последние 15 лет я сижу в кабинете, изучая отрицателей науки. А с этим бейджиком на фланелевой рубашке можно сойти за одного из них. Это словно плащ-невидимка для философа науки под прикрытием, как минимум на первые 24 часа. [1]
А после этого я буду готов сделать свой ход…
Вдруг на плечо опускается чья-то ладонь, и, обернувшись, я вижу мужчину, с улыбкой протягивающего мне руку. На черной футболке надпись: «NASA ЛЖЕТ».
– Милости просим, Ли, – приветствует он меня. – Ну, рассказывай, как тебя занесло на «Плоскую Землю»?
Далеко не первый год очевидно – по крайней мере в Америке, – что истина оказалась под угрозой. Факты нашим согражданам больше не указ. Эмоции перевешивают аргументы, ширится власть идеологий разного толка. В одной из предыдущих книг я задавался вопросом, не живем ли мы в эпоху постправды, когда и факты, и саму реальность каждый выдумывает сам, – и каковы могут быть последствия этого. Я обнаружил, что нынешнее «отрицание реальности» восходит напрямую к проблеме «отрицания науки» – этот гнойник в нашей стране зреет с 1950‐х годов, когда крупные табачные корпорации нанимали экспертов по пиару, чтобы придумать, как противостоять ученым, обнаружившим связь между курением и раком легких. Та схема послужила образцом для успешных кампаний дезинформации против самых разных научных концепций: эволюции, вакцин, изменений климата, – так что в итоге мы теперь живем в обществе, где два человека, рассматривая один и тот же снимок с инаугурации, приходят к противоположным выводам о том, сколько людей на нем запечатлено.
Политический бардак в Вашингтоне еще надолго. А вот последствия для науки уже катастрофические. Недавний доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата при ООН (МГЭИК) предупреждает, что мы достигли опасной точки невозврата. Последствия глобального потепления наступают значительно быстрее, чем ожидалось, а многие страны уже не выполнили своих задач по Парижскому климатическому соглашению. Полярные льды могут полностью растаять к 2030 году, к 2040‐му – исчезнуть коралловые рифы; еще до конца столетия уровень моря в Нью-Йорке и Бостоне может подняться на целых полтора метра. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш несколько лет назад предостерегал: «Если к 2020 году мы не сменим курс, то рискуем пройти рубеж, после которого неконтролируемые изменения климата уже необратимы». Между тем, пока я это пишу, Верховный Климатоотрицатель в Белом доме по-прежнему распространяет фантазии о том, что ученые-климатологи «политически ангажированы» и потепление если и происходит, то по естественным причинам, а значит, может впоследствии «спокойно повернуть вспять». И с ним, увы, согласны миллионы.
Как достучаться до них? Как убедить их опираться на факты? Порой это кажется невозможным. Есть даже мнение, что всякие попытки это сделать вызовут лишь агрессивный отпор и мы только усугубим проблему, укрепив людей в опасных заблуждениях. Вспомните такие безапелляционные заголовки, как «Эта статья не изменит ваших взглядов» (Atlantic) или «Почему факты никого не переубеждают» (New Yorker). Но подобная позиция уязвима. Исследования последних нескольких лет показывают, что прежний эффект обратного действия не повторяется. Да, люди упрямы и не хотят отказываться от своих воззрений, что бы ни говорили факты, но большинство все же способно меняться. И если не пытаться их убедить, ситуация, конечно, ухудшится.
В июне 2019 года произошло одно из самых волнующих научных открытий последних лет: журнал Nature Human Behaviour опубликовал данные революционного исследования, впервые эмпирически доказавшего, что наукоотрицателя можно разуверить. Двое ученых из Германии, Филипп Шмидт и Корнелия Бетш, провели изящный эксперимент, который показал, что не противостоять наукоотрицателям – худшая из стратегий, поскольку в таком случае гнойник мракобесия лишь набухает. Исследователи рассмотрели две возможные стратегии. Первая – фактическая аргументация, когда представитель научного лагеря предъявляет отрицателю научно доказанные факты. Примененная надлежащим образом, эта стратегия может быть достаточно успешной. Но есть вторая, менее известная, так называемая техническая аргументация – она опирается на теорию о том, что все наукоотрицатели совершают пять одинаковых логических ошибок. И вот что удивительно: обе стратегии равно эффективны и не вызывают аддитивного эффекта, следовательно, каждый из нас может противоборствовать наукоотрицателям! Для этого не нужно быть ученым. Изучите пять ошибок, характерных для аргументации отрицателей: веру в конспирологию, избирательный подход к фактам, опору на фальшивых экспертов, фантастические ожидания от науки и сбои в логике, – и вы получите универсальный инструмент, который поможет выработать стратегию против любых форм наукоотрицания.
К сожалению, одну важную вещь Шмидт и Бетш все же упустили из виду. Существует, по сути, три возможных уровня конфронтации с наукоотрицателем: внедрение, вмешательство и ниспровержение. Шмидт и Бетш говорят лишь о первом и втором. В одобрительном комментарии, напечатанном в том же номере Nature Human Behaviour, Сандер ван дер Линден замечает, что подход Шмидта и Бетш эффективен при идентификации жульнических методов, применяемых наукоотрицателями, и при попытке их «предразоблачить», чтобы смягчить пагубное действие на потенциальную аудиторию. Исследователи показывают, что, даже если участники эксперимента недавно подвергались антинаучной дезинформации, скорое вмешательство и разъяснение порочной логики помогают предотвратить «цементирование» ошибочных верований. Опыт Шмидта и Бетш доказывает, что и «предразоблачение», и разоблачение – потенциально эффективные инструменты. Вместе с тем ученые не дают ответа, возможно ли ниспровергнуть верования закоренелых наукоотрицателей, особенно таких, которые не один год подвергаются антинаучной дезинформации. Шмидт и Бетш (и ван дер Линден) отлично поработали со свежей аудиторией такой дезинформации, но что сказать о тех, кто стал убежденным наукоотрицателем до участия в исследовании?
Увы, здесь мы не можем опереться на эмпирические данные. Отдельные случаи свидетельствуют, что лучший способ убедить человека поменять воззрения – это прямое личное взаимодействие, но исследование Шмидта и Бетш целиком проходило онлайн. Однако кажется логичным предположить, что если мы хотим подтолкнуть человека поменять взгляды, то не помешает сначала хоть немного заручиться его доверием. Большинство верований формируются в социальном контексте (и опираются не только на факты); может, социальный контекст важен и для их модификации?
В замечательной статье «Как убедить, когда не убеждают факты» профессиональный скептик и историк науки Майкл Ширмер советует следующую тактику:
Мой опыт подсказывает: 1) устранять из диалога эмоции, 2) обсуждать, но не нападать (ни ad hominem, ни ad Hitlerum), 3) слушать внимательно и стараться не искажать позицию собеседника, 4) выражать уважение, 5) признавать, что ты понимаешь, почему собеседник может придерживаться этих взглядов, и 6) постараться показать, что перемена фактов не обязательно влечет смену мировоззрения[2].
Все наукоотрицатели, поменявшие взгляды, отмечают в своих рассказах позитивное влияние человека, которому они доверяли, который выстроил с ними личные отношения, всерьез воспринял их сомнения и затем предложил какие-то свидетельства. Одних фактов было бы недостаточно. В двух недавних статьях о преодолении антипрививочных воззрений бывшие антиваксеры (или по крайней мере сомневающиеся) сообщали, что их взгляды изменили люди, которые выслушивали все их вопросы и давали ответы и объяснения с должным терпением и уважением. Во время вспышки кори в округе Кларк, штат Вашингтон, в 2019 году власти направили врачей «консультировать родителей небольшими группами или один на один, иногда часами напролет, и отвечать на их вопросы». В итоге одна женщина сообщила, что «поменяла мнение и решила привить детей», после того как врач в пункте вакцинации более двух часов отвечал на ее вопросы и даже рисовал на доске схемы, иллюстрирующие взаимодействие клеток. Он говорил вдумчиво, приводил факты, но при этом, как отметила женщина, отнесся к ней «тепло и душевно».
Другая мама, из Южной Каролины, написала в газету Washington Post письмо под заголовком: «Я была против вакцин. Вот как я поменяла свое мнение»:
Мои предубеждения против прививок росли в основном из неверного представления о составе вакцин и о механизме их действия. Знакомые, убеждавшие меня не делать прививок, рассказывали о самых разных компонентах вакцин, включая соли алюминия, полисорбат-80 и формальдегид, но они не говорили, зачем эти компоненты нужны. Что изменило мое мнение? Знакомство с людьми, которые горячо стояли за вакцины и охотно обсуждали эту тему. Они смогли опровергнуть всю ложную информацию, которую я слышала, и развеять мои тревоги с помощью достоверных научных данных и других полезных сведений.
По поводу климатических изменений существует такой же корпус устных свидетельств, включающий примечательный рассказ непреклонного республиканского политика Джима Брайденстайна, занявшего при Трампе пост главного администратора NASA: через несколько недель на новой должности Брайденстайн полностью изменил мнение о глобальном потеплении. В 2013 году, выступая в Конгрессе, он безосновательно заявил, что «среднемировая температура не растет уже десять лет». Сегодня же он говорит: «Я убежден, я знаю, что климат меняется. Я знаю, что в значительной мере это вина человечества. Диоксид углерода – это парниковый газ. Мы выбрасываем его в атмосферу в невиданных прежде объемах, и это нагревает планету. Это безусловно происходит, и ответственность лежит на нас». Что заставило Брайденстайна изменить взгляды? Сам он говорит, что «многое прочитал». Но ведь произошло это при погружении в новую среду – в сообщество специалистов NASA, где Брайденстайн «встречался со множеством экспертов» и вскоре пришел к выводу, что «нет причин сомневаться в научных воззрениях» на проблему климата.
Уважение, доверие, дружелюбие, заинтересованность. Эти пункты мы встречаем во всех подобных рассказах бывших отрицателей. Шмидт и Бетш предлагают нам важные, эмпирически обоснованные советы по работе с наукоотрицателями. Но на кого направлены предлагаемые ими стратегии и в каком социальном контексте они работают? Работа Шмидта и Бетш – значительное событие, но она не дает ответа на самый, пожалуй, интригующий вопрос во всем дискурсе о наукоотрицании: можно ли переубедить самых закоренелых антинаучников, и если да, то как?
Я не один год изучаю феномен наукоотрицания, пытаясь понять, как ему можно противостоять. Я применял и фактическую, и техническую аргументации задолго до того, как о них написали Шмидт и Бетш. Проблема, однако, в том, что в реальности, лицом к лицу, часто приходится разговаривать не с жертвой антинаучной дезинформации, а с самым ярым ее распространителем. Так что речь уже не идет о «прививке» и предотвращении. Представления этих людей сформированы ложной идеологией, они годами в ней мариновались, а на кону зачастую стоит их самоидентификация. Можно ли повлиять на таких людей?
В недавней книге «Научный подход: защита науки от отрицания, мошенничества и псевдонауки» («The Scientific Attitude: Defending Science from Denial, Fraud, and Pseudoscience», вышла в MIT Press в 2019 году) я вывожу теорию того, что составляет специфическую суть научного познания, и намечаю стратегию защиты науки от критиков. На мой взгляд, главные отличительные черты науки – не логика и не методология, а ценности и практика: именно они особенно актуальны в ее социальном контексте. Иными словами, ученые заставляют друг друга быть честными, постоянно проверяя выводы друг друга на соответствие фактам и меняя воззрения с появлением новых фактов. Но понимают ли это другие люди? А если даже понимают, то какую пользу мы можем из этого понимания извлечь?
Во время промотура с книгой «Постправда» («Post-Truth») – и перед выходом «Научного подхода» (он тогда был в корректуре) – я постоянно получал от слушателей вопросы о том, как спорить с антинаучниками. Что нужно говорить, чтобы переубедить отрицателей истины? Я советовал личный контакт: один на один беседовать с человеком о научном подходе и важности логики. И не позволять собеседнику отмахиваться от фактов только из-за того, что он получил абсолютно неверные представления о механизме научного познания.
И тут пришла мысль: а почему же я не делаю этого сам?
Стоило попробовать. Даже если мне не удастся переубедить никого из ярых антинаучников, может, есть шанс повлиять хотя бы на их паству. И если пустить в ход навыки рассуждения и убеждения, которым меня научила специальность философа, то, глядишь, сумею пошатнуть утверждения отрицателей, что на самом деле они – скептики, а не отрицатели. И даже если этих людей не убедят факты, я смогу показать, где их аргументация не выдерживает проверки. Так я и замыслил книгу, которую вы сейчас держите в руках.
Вот так-то в ноябре 2018 года я и оказался в банкетном зале денверского отеля «Краун плаза» среди шести сотен вопящих и бьющих в ладоши энтузиастов на международной конференции «Плоская Земля». Непривычно сознавать, что лишь ты один в толпе полагаешь, будто Аристарх Самосский и Коперник давно закрыли вопрос о форме нашего небесного тела. Но зато после стольких лет изучения антинауки в тиши кабинета я наконец оказался здесь, в самом логове зверя, среди, вероятно, самых оголтелых наукоотрицателей планеты (простите… мира). Почему я начал с «Плоской Земли»? Потому что хотел взять худшее из худшего. Посмотреть на антинаучников того сорта, над которым потешаются даже другие антинаучники.
Я думал, что если смогу изучить самый элементарный случай наукоотрицания, то, вероятно, пойму, как разговаривать и с другими антинаучниками – например, климатическими, – взгляды которых могут показаться менее категоричными и не столь примитивными. К тому же где-то в глубине души я надеялся, что методики переубеждения антинаучников будут одни для всех, а та аргументация, которую я выстрою против плоскоземельцев, сработает и для климатических диссидентов.
Я не представлял, что меня ждет…
Глава 1. Что я узнал на конференции плоскоземельцев
Невероятно, но факт: теория плоской Земли возвращается. При том что простое научное доказательство кривизны земной поверхности известно уже больше двух тысяч лет – и доступно любому старшекласснику, – сегодня мы видим собрания плоскоземельцев во многих городах, слышим, что их взгляды распространяют знаменитости – вроде рэппера B.o.B. или баскетболистов Кайри Ирвинга и Уилсона Чендлера, – и даже можем побывать на какой-нибудь конференции «Плоская Земля» – вроде той, что посетил я.
Начнем с фундаментального вопроса: они серьезно в это верят? Да, абсолютно. Плоская Земля – не тот предмет, к которому можно отнестись легкомысленно, ведь, как правило, плоскоземельцы за свою веру подвергаются гонениям. Многие лишаются работы, кого-то отлучают от церкви, иных третируют собственные семьи. Удивительно ли, что они зачастую предпочитают не афишировать свои воззрения? А раз так, то вряд ли мы сможем узнать, сколько на самом деле людей придерживается этой теории. Наверное, это и способствовало праздничной атмосфере, которую я почувствовал на конференции, где незнакомые люди приветствовали друг друга как старые друзья.
В одном из первых выступлений в день открытия докладчик выразительно повторял мантру «мне не стыдно», за что был вознагражден бурными аплодисментами. Некоторые слушатели повторяли эти слова со слезами на глазах, очевидно тоже ничуть не стыдясь. Подвергаться осмеянию, оскорблениям и дискриминации за свои взгляды – не самый приятный опыт. Я думаю об этом всякий раз, когда кто-нибудь в очередной раз обзывает плоскоземельцев троллями и зубоскалами, для которых все это просто забава. Кто станет терпеть такое ради забавы? Может быть, я слишком доверчив, но за все время на FEIC-2018 мне не встретился ни один человек, который не был бы истово привержен своей вере. Думаю, этим тоже объяснялась особая значимость конференции для участников. Если не брать в расчет меня и нескольких газетчиков, приехавших делать репортажи, собрание походило на встречу изгоев, наконец-то нашедших свой круг.
Осматриваясь, я больше всего удивился вот чему: если не знать заранее, куда вы попали, то и не догадаетесь. Все выглядели такими «нормальными». Никаких шапочек из фольги. Обычные люди, молодые и старые, самые разные. Да, было много черных футболок (некоторые со странными надписями), но ничто не указывало на маргинальность этих людей. Если не смотреть на три огромных мультимедийных экрана на стене, можно было решить, что сейчас начнется концерт «Металлики». В свободной рубашке и джинсах я вполне вписывался.
Я сел в первых рядах рядом с парой примерно моих лет, приехавшей, как они сказали, из Парадайза, штат Калифорния. За пару месяцев до того там полыхали катастрофические пожары, и я спросил, как они пережили бедствие. Мне ответил мужчина: «Ну, наш дом сгорел. Нам некуда возвращаться. И мы до сих пор ничего не слышали о маме моей жены. Она была совсем стара и страдала деменцией. Так что, наверное, погибла». Это меня поразило. Я украдкой взглянул на женщину, но у той и мускул не дрогнул на лице. То есть вот в таких обстоятельствах они загрузили пикап и отправились в Денвер на конференцию «Плоская Земля»? Я выразил им сочувствие, и разговор о пожарах продолжился: мужчина поделился подозрениями о том, что правительство усиливало огонь – перед бедствием он видел в небе «химические следы». Женщина добавила: «Мне тоже кажется, с этими пожарами дело нечисто, как их изолировали, а потом они дошли до нас». Сзади подсела дама с мальчиком лет шести-семи, на обложке ее блокнота значилось: «Изучение Библии». И шоу началось.
После бодрого музыкального приветствия с торжественной речью выступил организатор конференции Робби Дэвидсон, который рассказал, что прежде был «глобалистом», но потом, взявшись опровергать теорию плоской Земли, сам обратился в плоскоземельцы. Он выступает не против науки, пояснил Дэвидсон, а против сциентизма. Но «истина сделает вас свободными!» На этих словах пара из Парадайза вскочила с мест и завопила: «Хвала Иисусу!» – а зал взорвался аплодисментами. Я же сидел и всё записывал. Опустившись в кресла, мои соседи уставились на меня. Робби между тем продолжил, сообщив – думаю, в основном для прессы, – что конференция никак не связана с Обществом плоской Земли. Он с усмешкой пояснил, что Общество считает Землю диском, «летящим в космосе». И обратился к скептикам, присутствующим в зале: если они собираются высмеивать его группу, то пусть для начала разберутся, каковы ее представления. «Оставайтесь до конца конференции. Ведите собственные исследования». Наука, сказал он, столетиями диктовала нам космологические представления, но «ее фундамент крошится». И толпа вновь заулюлюкала.
Впрочем, со сцены звучали не только речи и доклады. После выступления рэппера, разогревшего публику, показали видео от Мистера-Плоская-Земля (Flat Earth Man), подающего надежды рокера, которого в зале, похоже, знали все. Видео под названием «Космос – фальшивка» приняли с энтузиазмом (оно было действительно хорошо сделано): на экране мелькали топорные фотомонтажи, которые, очевидно, должны были показать, что если Мистер-Плоская-Земля сумел подделать фото, то уж правительство и подавно сумеет. Объектом большинства шуток было NASA. Тут я узнал, что практически все плоскоземельцы считают любые фото Земли из космоса подделкой, отрицают высадку человека на Луну и думают, что все сотрудники NASA – вместе с миллионами других людей – «состоят в заговоре» с целью скрыть Божью истину о том, что Земля – плоская. Всякий, кто еще не стал плоскоземельцем, либо состоит в заговоре, либо баран. И для пущей доходчивости видео сообщало, что если сложить порядковые алфавитные номера букв в названии National Aeronautics and Space Administration, то получится число 666.
После видео я попросил мужчину из Парадайза объяснить, кто стоит за всем этим. Он знал, что я новичок, так что на нем, может быть, моя маскировка еще работала. Тот ответил: «Враг». Я уточнил: «Дьявол?» Он стал объяснять, что дьявол помогает всем, у кого есть власть и влияние, то есть мировым лидерам и всем главам государств, астронавтам, ученым, учителям, пилотам и многим другим. Дьявол поощряет их всех, чтобы они скрывали правду о плоской Земле. Затем мой собеседник добавил: «Все это восходит к Библии. Если бы Земля была круглая, как бы мог случиться Всемирный потоп?»
В следующие сорок восемь часов я слышал подобное от многих, в основном – смесь абсурдистской физики с христианским фундаментализмом. Однако меня особенно впечатлило, что, хотя большинство участников были глубоко религиозными людьми, их приверженность идее плоской Земли опиралась не на веру. Нет, они утверждали, что их убеждения подтверждаются фактами, свидетельствующими как в пользу плоской Земли, так и против «шаровой гипотезы». Выступавшие призывали слушателей самостоятельно исследовать вопрос. Вообще, как заявил Дэвидсон, единственной целью конференции была презентация «образовательных материалов». Постоянным рефреном звучала фраза: «Ничего не принимайте на веру, каков бы ни был авторитет». Несколько докладчиков даже убеждали аудиторию не верить с ходу в то, что они сами говорят, и, отталкиваясь от услышанного, провести собственные разыскания.
Похоже, именно таким образом многие и приходят к вере в плоскую Землю. Не единожды я слышал рассказ о том, как человек, веривший в шарообразность нашей планеты – для таких есть презрительное прозвище (которое нас просили не употреблять) «глобанутые», – пытался опровергнуть теорию плоской Земли, не смог и пришел к выводу, что теория истинна. «Будьте осторожны, ведь мы тоже думали как вы», – предупредил один докладчик. Стремясь доказать, что плоская Земля – вымысел, многие (как правило, после просмотра серии роликов на ютубе) неожиданно лишь убедились в обратном. В общем, если у плоскоземельцев есть метод, то он, похоже, таков: если не получается доказать шарообразность Земли, придется поверить, что она плоская. И, кажется, этих людей совсем не тревожит, что их «разыскания» по большей части ограничиваются просмотром видео в интернете. В самом деле, психолог Эшли Лэндрам из Техаса, изучавшая феномен плоскоземельства, отмечает, что практически все новообращенные приходят на «Плоскую Землю» из ютуба.
Плоскоземельцы поголовно испытывают острое недоверие к любым авторитетам – и свято верят в непосредственный чувственный опыт. Условием веры для них служит доказательство. В их эпистемологии усомниться в какой-то идее – достаточно для того, чтобы объявить ее заблуждением. Но как обстоят дела с их собственными идеями? Занятно, что в таком скептическом сообществе, как это, люди совершенно не настроены сколько-нибудь тщательно проверять собственные гипотезы. Если попросить их доказать, что Земля плоская, они обычно перекладывают бремя доказательства обратно на «глобалистов». И выбор тут бинарный. Не можешь доказать, что Земля круглая (учитывая, что любое приводимое свидетельство они встречают с параноидальной подозрительностью, видя в нем предвзятость или подтасовку), – значит, она плоская.
Еще одна любопытная особенность: момент своего обращения в систему убеждений, якобы опирающуюся на наблюдение и эксперимент, большинство плоскоземельцев описывают как озарение. В один прекрасный день они просыпаются и понимают, что люди во всем мире сговорились. Они решают измерить глубину заговора и на самом дне кроличьей норы обнаруживают плоскую Землю. Их мантрой становится императив «Верь своим глазам». «Поверхность воды ровная». «Космос – выдумка». «Правительство, которое врет вам о событиях 9/11 и о высадке на Луну, соврет вам и о форме Земли». Все плоскоземельцы описывают свое обращение как околомистический опыт, как прием «красной таблетки» (да-да, они обожают фильм «Матрица») и внезапное осознание истины, которую остальные не могут обрести за всю жизнь из-за того, что им со школы промывают мозги. Эта истина в том, что Земля плоская.
Что это означает? Во что они все-таки верят? Не только в то, что планета плоская, но и в то, что Антарктида – вовсе не материк, а ледяная стена, опоясывающая Землю по периметру (она не дает утечь воде), и что эта система покрыта прозрачным куполом, а за ним находятся Солнце, Луна, планеты и звезды (они совсем недалеко). Разумеется, это значит, что все космические путешествия – фальшивка (ведь сквозь купол не пролетишь). И конечно, Земля не вращается, ведь иначе мы бы это ощущали.
Такие утверждения немедленно вызывают ряд вопросов.
«Как быть с гравитацией, созвездиями, часовыми поясами, затмениями? И что же все-таки лежит под плоской Землей?» Плоскоземельцы любят подобные вопросы и могут ответить на каждый из них, хотя иногда эти ответы варьируются у разных адептов, и именно об этом шла речь на конференции.
«Кто мог бы хранить такую тайну?» Правительства, NASA, пилоты, да и многие другие.
«Кто же их заставляет?» «Враг» (то есть дьявол), который щедро вознаграждает за сокрытие Божьей истины.
«Почему другие не видят правды?» Потому что их одурачили.
«Чем выгодно верить в плоскую Землю?» Тем, что это правда! И она согласуется с Библией.
«А как быть с научными доказательствами шарообразности Земли?» Они все несостоятельны, и именно об этом шла речь в остальное время конференции.
Два дня на семинарах под названиями типа «Развенчание глобуса», «Научный подход к плоской Земле», «Движение за плоскую Землю», «NASA и другая космическая ложь», «14+ мест в Библии, указывающих на плоскую Землю» и «Как говорить о плоской Земле дома и с друзьями» в каком-то смысле сродни двум дням в психбольнице. Аргументация выступающих абсурдна, но притом запутанна, и ее не так-то легко опровергнуть, особенно если поддаешься настойчивым требованиям плоскоземельцев доказывать все тезисы личным опытом. А взаимную моральную поддержку, которую, похоже, ощущал каждый участник, наконец-то оказавшись среди своих, казалось, можно буквально осязать. Психологи давно говорят о социальном аспекте веры, и FEIC-2018 выглядела как лабораторная модель родоплеменной ментальности.
Следующим в программе значился доклад Роба Скибы, суперзвезды плоскоземельства, – якобы одно из главных «научных» выступлений. Я ждал его с нетерпением. Скиба первым делом подчеркнул, что не имеет никаких научных регалий… но облачился в белый лабораторный халат, который, по его же словам, дает ему весь необходимый авторитет. Лекция включала презентацию из десяти слайдов, «доказывающих» плоскость Земли (хотя в основном она состояла из «свидетельств» против ее шарообразности). Маятник Фуко? Просто трюк! Иначе зачем нужен мотор, поддерживающий движение маятника? (Ответ физики: из-за трения.) Фото из космоса? Роб говорит, что все они смонтированы или нарисованы в NASA (в докомпьютерную эпоху). Из лекции я также узнал, что у Скибы есть альтернативная теория гравитации (которую я не смог бы здесь воспроизвести, даже если бы захотел), и что плоская Земля стоит на столбах, установленных Богом (на чем установленных, Роб не сообщил), и что Роб не понимает, как могла бы вода удержаться на «вертящемся шаре». Попробуйте раскрутить мяч и вылить на него стакан воды, увидите, что будет! Мама дорогая. А верил Роб, например, в показанный нам видеоролик, в котором пожилая женщина одной рукой толкает девятитонную каменную глыбу. Если такое возможно, прокомментировал Скиба, значит, ученые уже открыли антигравитацию. А если и это правда, то высадку на Луну легко могли снять в помещении любого склада.
К этому моменту голова у меня шла кругом: во всем докладе не было ни капли смысла. Но тут Роб переключился на предмет, смутно памятный мне из курса физики: силу Кориолиса. Наш докладчик решил выяснить, почему нужно делать поправку, когда стреляешь с востока на запад, но не нужно – при стрельбе с юга на север. Участвует ли в этом эффекте предполагаемое «поперечное» движение Земли? А если не участвует, то не означает ли это, что Земля вовсе не вращается? Все сказанное никак не соотносилось с тем, что я помнил о силе Кориолиса (признаюсь, я не помнил точных деталей настолько, чтобы понять, расходится ли описание Скибы с реальностью), но я отметил, что лектор явно не понимает, что такое инерциальная система отсчета. Он, очевидно, полагал, что, если в движущемся вагоне подбросить вверх теннисный мяч, тот упадет у вас за спиной, а не обратно в ладонь. Не то же ли он думал о пуле?
Пока я размышлял над этим ребусом (жалея, что плохо помню физику), лектор завел речь о предмете, который я помнил отлично из университетского курса астрономии. Скиба показал фотографию силуэта города Чикаго на горизонте, снятую с расстояния в 95 километров с поверхности озера Мичиган. Это привлекло мое внимание, я сразу вспомнил лекцию о феномене исчезновения корпуса: то есть о том, что корабль исчезает за горизонтом по частям и первым исчезает корпус – из-за круглой формы Земли. Много лет миновало с моего первого курса, но я проверил расчеты, выведенные на экран, и они были верными: на расстоянии ста километров верхушка небоскреба Сирс должна была уже нырнуть за горизонт. Да вообще-то настолько удаляться и ни к чему… достаточно отъехать на 75 километров! Однако вот фотография мерцающего силуэта Чикаго на расстоянии в 95 километров. Доказательство? Что ж, в такой аудитории скептиков пришло ли кому-нибудь в голову хоть раз, что фото может быть подделкой? Мы ведь только что слышали, что практически любой снимок NASA – фальшивка, так почему этот непременно подлинный?[3]
После доклада я столкнулся со Скибой возле сувенирного киоска на ярмарке плоскоземельских товаров в соседнем зале. Там продавались географические карты плоской Земли, майки, шапки и бижутерия. Я купил диск с плоскоземельской музыкой, которая оказалась на удивление цепкой и хорошо сделанной, какие-то наклейки и кулон для жены. Скиба, когда я подошел и сказал, что только что слушал его лекцию и хотел бы задать несколько вопросов, должно быть, подумал, что я его поклонник.
Фото, как оказалось, не было подделкой. Это настоящий снимок, и он требовал объяснения. Во время лекции Скиба отверг верное научное объяснение фотографии, которое заключается в явлении так называемого верхнего миража. Верхние миражи наблюдаются, когда над слоем холодного воздуха (например, у поверхности воды) лежит слой теплого. Свет, проходя сквозь эти слои, преломляется, как будто в линзе, и наблюдатель может видеть парящие в воздухе предметы, которых на самом деле в этом месте нет. Никакой мистики. Всякий, кто ехал в жаркий день по шоссе и видел «лужи» впереди на дороге (которые исчезают, когда к ним приблизишься), наблюдал явление нижнего миража, который возникает, если поверхность дороги теплее, чем воздух над ней. В таких случаях оптический образ оказывается ниже, чем мы должны его видеть; в случае верхнего миража образ оказывается выше реального местоположения объекта. Это иллюзия, но не фальшивка. Это оптический эффект, который фиксируется и на фотопленке. При необходимых условиях можно даже снять видео мерцающего огнями города над изгибающимся земным горизонтом. Это весьма впечатляющее явление.
Я спросил Скибу о мираже, и он отбросил это объяснение. «Я разбирал его в докладе, – пояснил он. – Это фейк».
«Вы не разбирали его в докладе, – возразил я. – Вы только сказали, что не верите в него». «Ну, я и не верю», – подтвердил он.
Мы еще немного поговорили о фото, и он сказал, что не принимал этот факт на веру. Он сам вышел в озеро Мичиган на судне и наблюдал этот эффект с расстояния 75 километров. Скиба заверил меня, что видел город собственными глазами.
К этому моменту вокруг нас собралась толпа поклонников, жаждавших задать Скибе свои вопросы, и «ученому» не терпелось отделаться от меня. Наверное, он уже догадался, что я не плоскоземелец, но просто оборвать разговор, не рискуя пасть в глазах поклонников, не мог.
У меня остался еще один вопрос.
– А почему вы не отошли на сто пятьдесят километров? – спросил я.
– Что?
– На сто пятьдесят. Если бы вы отошли настолько далеко, не только город должен был исчезнуть за горизонтом, но и мираж. А вот если бы не исчез, вы получили бы доказательство.
Роб покачал головой.
– Капитан катера не согласился бы идти так далеко.
Тут уж и я не удержался от насмешки.
– Что? Вы положили всю жизнь на это дело – и не поехали? У вас была возможность все выяснить на опыте, и вы не смогли проехать лишних семьдесят пять километров?
Он отвернулся и стал говорить с кем-то из толпы.
Размышляя об этом теперь, я, пожалуй, не держу зла на Роба. Я слишком кипятился. Наседал. Трудно оставаться спокойным, когда оспаривают твои убеждения. Пожалуй, тут я сам послужил примером.
В следующие сорок восемь часов у меня случилось множество уже не столь горячих дискуссий о «доказательствах» плоской Земли. Учитывая веру собеседников в то, что Земля – не планета, Антарктиды, какой мы ее знаем, не существует, что над Землей возвышается гигантский купол и земная твердь неподвижна, у меня, как можно догадаться, была масса возможностей разбить гипотезы плоскоземельцев. Однако за два дня разговоров о маятнике Фуко, тенях при затмении, Международной космической станции, силе тяготения, удерживающей воду, и других темах из школьного курса астрономии мне ни разу, насколько я понял, не удалось поколебать уверенности плоскоземельца в истинности его верований.
В такой обстановке соблазн продемонстрировать неопровержимый эксперимент или научное открытие, которое не оставит от плоской Земли камня на камне, непреодолим. У меня просто руки чесались ткнуть этих людей носом в их заблуждения. Но если ставишь целью получить от плоскоземельца признание, что он ошибается, то достичь ее таким способом вряд ли удастся. Доказательства шарообразности Земли известны со времен Пифагора (который утверждал, что если Луна – шар, то такова же и Земля), Аристотеля (который ссылался на то, что на севере и на юге видны разные созвездия), Эратосфена (который вычислил длину экватора, измерив тень от палки в двух удаленных друг от друга городах). Этими доказательствами люди располагают 2300 лет, и плоскоземельцам они известны, но не убеждают их. У них есть свое объяснение всему. И если два тысячелетия физической науки их не переубедили, то я-то что могу поделать?
Мне нужно было переключиться.
В конце концов, я не физик и на эту конференцию я приехал не затем, чтобы обсуждать с ее участниками аргументы за или против плоской Земли. Я философ, и здесь, чтобы понаблюдать, как эти люди рассуждают. Раздражает манера плоскоземельцев в ответ на указание на ошибку в рассуждении или эксперименте говорить: «Ладно, но как насчет вот этого…» – и переходить к другому примеру. А «доказательств» у них сотни, и если ты не готов рубить все головы гидры и не опровергнешь каждое, они не признают твоей правоты. Для них не существует такого понятия, как «неопровержимый эксперимент». Они заявляют, что плоскость Земли следует из доказательства Х, но, когда ты продемонстрируешь, что Х неверно, они просто вынимают следующее «доказательство».
У ученых абсолютно иная стратегия. В книге «Научный подход» я пишу, что фундаментальное отличие науки от не-науки состоит в том, что ученые в любой момент готовы модифицировать свои гипотезы, если те расходятся с наблюдениями. И эта практика держится не только на личной принципиальности исследователей, но и на стандартах самой научной деятельности, в рамках которой все проверяют друг за другом работу, подвергая ее самому пристальному критическому разбору. Похоже ли это хоть немного на практику плоскоземельцев?
Справедливости ради есть плоскоземельцы, которые принимают вызов и заявляют, что готовы пересмотреть свои взгляды, если получат убедительные доказательства. На FEIC-2018 я имел удовольствие познакомиться с Майком Хьюзом по прозвищу Чокнутый, который прославился тем, что поднялся в небо на самодельной ракете, чтобы увидеть кривизну горизонта. Взлетел он не очень высоко. Во время первой попытки Майк достиг высоты в 570 метров, что ниже 828‐метрового небоскреба Бурдж-Халифа в Дубае. Вместо того чтобы строить ракету, исследователь мог бы воспользоваться лифтом. Более того, если обзор не достигает 60 градусов, то кривизна Земли становится заметна лишь на высоте в 12 километров. Никакие наблюдения, сделанные ниже этой отметки, ясности в вопрос о кривизне Земли не внесут. И даже если бы Хьюз поднялся на 10 километров, ему пришлось бы удовольствоваться той картиной, которую видят пассажиры коммерческих авиарейсов.
Познакомившись с Хьюзом, который притащил на FEIC-2018 свою ракету, я восхитился его экспериментаторским мышлением. Он исходил из ложных предпосылок, но храбро взялся за опасную и трудную миссию. В декабре 2019 года, где-то через год после той конференции, Хьюз объявил, что планирует новый старт и выход за линию Кармана, на высоту в 100 километров. Там он получил бы возможность увидеть кривизну земного горизонта, и мне не терпелось услышать, как прошел его опыт. Перед попыткой 2018 года Хьюз говорил: «Я ожидаю увидеть плоский диск… У меня нет никакой корысти. Если я увижу круглую Землю, шар, то, вернувшись, скажу: „Ребята, я ошибался. Она круглая, вот как“». Увы, ему не представилось возможности это сказать. 22 февраля 2020 года его ракета сразу после взлета потерпела крушение, Хьюз погиб. Можете думать о нем что хотите, но я не стану его осуждать. В нем был дух приключений и твердое намерение проверить свои убеждения, и он обещал отказаться от них, если они не выдержат проверки, а на этом стоит научное познание мира. Но можно ли сказать то же о его бескрылых собратьях по «Плоской Земле»?
В занятной документалке под названием «За выгнутым горизонтом» показана группа плоскоземельцев (по большей части связанных с FEIC), которые усердно проповедуют свои теории и иногда пытаются их доказать. Поначалу фильм даже кажется гимном плоскоземельству, но после представления героев начинается потеха. В одном эпизоде двое плоскоземельцев приобретают за 20 000 долларов лазерный гироскоп, чтобы доказать один из постулатов их теории – Земля не движется. Но вот незадача: включив прибор, они обнаруживают смещение со скоростью 15 градусов в час. «Оба-на, а дело-то неладно, – говорит один из экспериментаторов. – Мы, конечно, не хотели этого признать и стали думать, как бы доказать, что прибор на самом деле регистрирует что-то другое». Но не придумали. Позже – на той самой конференции в Денвере, куда я ездил, – кто-то записал на видео их признание: «Мы не хотим позориться, ясно? Выложив двадцать тысяч за этот чертов гироскоп. Если мы сейчас расскажем, что он показал, будет капец. Просто капец. В общем, все, что я сейчас вам сказал, – это секрет». Можно ли представить подобные речи из уст настоящего ученого?
Но как бы обидно ни вышло с гироскопом, в конце фильма нам показывают еще один эксперимент, куда более абсурдный. Группа плоскоземельцев намеревается проверить, на одной ли высоте солнечный луч коснется трех мачт, установленных на большом расстоянии друг от друга. Согласно их теории, если так произойдет, это докажет, что никакой Земля не круглая. Сам по себе опыт разумный, поскольку соотносится со знаменитым Бедфордским экспериментом, который поставил в XIX веке Альфред Рассел Уоллес (знаменитый эволюционист) ради призовых денег за «доказательство» кривизны земной поверхности. И что же обнаружили адепты плоской Земли? В финальных кадрах мы видим их растерянность от того, что свет не проходит в «правильное» отверстие измерительного аппарата. И тогда они просто приподнимают мачту. Луч теперь проходит где надо. По экрану бегут титры.
Что стало итогом этих экспериментаторских провалов? FEIC-2019 прошла строго по плану. Как я уже говорил, для плоскоземельцев не существует такого понятия, как неопровержимый эксперимент. Как бы ни кичились они своей приверженностью фактам, сколько бы ни объявляли себя более настоящей наукой, правда в том, что они попросту не понимают, в чем суть научного метода. Они не просто не признают научных фактов, они не признают научного мышления. А как же размышляют они сами? Каково основание (и в чем слабость) их аргументации?
Во-первых, их настойчивость в доказательстве всего и вся растет из полного непонимания того, как устроена наука. Для любой эмпирической гипотезы сохраняется вероятность, что в будущем обнаружатся факты, которые ее опровергнут. Поэтому научные заявления, как правило, сопровождаются шкалой погрешности: в научном рассуждении всегда есть место неопределенности. Это, впрочем, не означает, что научные теории слабы, как и того, что любая альтернативная теория имеет столько же прав на существование, сколько и общепринятая, пока не собраны все возможные данные. Наука вообще никогда не располагает «всеми данными»! И из этого не следует, что хорошо обоснованной научной теории или гипотезе не стоит доверять. В науке смешно требовать доказательств, поскольку они здесь – неотъемлемый стандарт.
Ученым, напротив, все время приходится заниматься опровержением, разоблачением. Ваша гипотеза предполагает, что положение Икс – истинно, а оно оказывается ложным, и тогда гипотеза неверна! Скажем, если плоскоземелец – как в примере из документального фильма – предполагает отсутствие смещения, а на деле оно обнаруживается, значит, его гипотеза не выдержала проверки. Тут, конечно, даже ученым позволено вернуться к началу и посмотреть, не отказало ли оборудование, не действовали ли какие-то не предусмотренные условиями опыта силы и проч. Но за некоторой чертой поиск оправданий становится смешным. При том беспрекословном авторитете, который для плоскоземельцев якобы имеют доказательства, вдвойне удивительно, как бесцеремонно они отбрасывают экспериментальные данные, опровергающие их гипотезу.
Другая брешь в логике плоскоземельцев объясняется, видимо, непониманием того, как подтверждаются гипотезы. Подтвержденность теории предполагает некоторый набор убедительных доказательств. Чем их больше, тем лучше обоснована теория. Разумеется, это не дает оснований признать ее навсегда верной. Но надо ли думать, что ни одно положение ни при каком обилии доказательств нельзя считать верным, пока оно не доказано бесповоротно? Будь так, мы бы сейчас с полным правом могли верить только правилам математики и дедуктивной логики: и физику, и теорию плоской Земли равно пришлось бы выставить за дверь. Однако, разговаривая с плоскоземельцем, то и дело видишь, как он с горящим взором восклицает: «Ага!» – всякий раз, когда думает, что ваша неспособность что-то доказать каким-то образом добавляет убедительности его теориям. В науке все обстоит иначе. Признание того, что моя гипотеза не доказана, не может служить свидетельством в пользу вашей: а почему тогда не пирамидальная Земля, не призматическая и не бубликовидная? И, конечно же, увертки и передергивания, основанные на произвольном отрицании и беспочвенных подозрениях, лишь бы защитить свои гипотезы от прямого опровержения, только ослабляют позицию спорщика. Ученые рассуждают не так. Нельзя постоянно перекраивать критерии, по которым ты соглашаешься проверять свою теорию, и прятать ее от проверки. Для плоскоземельцев же двойные стандарты при доказывании – обычная практика. Любые положения, в которые плоскоземельцы хотят верить, признаются верными, можно сказать, без всякого рассмотрения, а все, во что верить не хотят, они настойчиво требуют доказать. Но с какой стати?
Трудно передать, насколько глубоко плоскоземельство укоренено в конспирологии. Некоторые наблюдатели даже называют плоскоземельство самой мощной из конспирологических теорий. На FEIC-2018 я не раз слышал, как люди заводили речь о заговорах, в которые они верят: тут были и самолеты-отравители, и государственный контроль над погодой, и фторирование воды как средство управления умами, и вера в то, что стрельба в школах Сэнди-Хука и Паркленда – инсценировка, а теракты 11 сентября – дело рук спецслужб, и т. д. и т. п. Один докладчик даже сказал: «Здесь у каждого, наверное, есть свой топ-20 конспирологических теорий». И многие в самом деле признавались, что, поскольку восприимчивы к любой конспирологии, возможно, именно поэтому они взялись доказывать гипотезу плоской Земли. Но замечательно, что они при этом ни капли не смущаются. Один мужчина объяснил это так: «Плоскоземельцы более восприимчивы к теориям заговора, чем другие люди». Но верить, будто все главы государств сговорились скрывать, что Земля плоская? Неужели кто-то думает, что Дональд Трамп или Борис Джонсон способны сохранить в тайне подобную информацию? Выходит, что так. Не один раз участники конференции без обиняков сообщали мне, что в основе их рассуждения лежит конспирология. (Более того, на одном из семинаров, посвященных методам привлечения неофитов к учению о плоской Земле, некий участник заметил: «Если попался тип, который говорит, что не верит в заговоры, ловить нечего».)
Особую роль, которую играет конспирология в рассуждении наукоотрицателей, мы подробно разберем во второй главе. Сейчас же позвольте мне просто отметить, что аргументация, основанная на теориях заговора, полностью исключается – или должна исключаться – из научного обихода. Почему? Потому что такие теории позволяют считать подтверждением гипотезы как свидетельства в пользу нее, так и свидетельства против. Если теория подтверждается фактами – отлично. Если же нет, то это, не иначе, оттого, что некие злоумышленники скрывают важную информацию. А поскольку на существование таких злоумышленников ничего не указывает, выходит, что они весьма ловко замаскировались, что, в свою очередь, опять же подтверждает вашу правоту.
Не менее важную роль в организации мышления плоскоземельцев играет предвзятость подтверждения. Плоская Земля – вообще идеальный пример пристрастного мышления. Ее адепты тщательно отбирают и перетолковывают любые факты, которые могли бы подтвердить нужную теорию, и, не задумываясь, отбрасывают те, которые ее не поддерживают. Тему избирательного подхода к фактам как одной из пяти особенностей любой отрицающей науку аргументации мы тоже рассмотрим во второй главе. Сейчас я просто отмечу, что практически каждый плоскоземелец, встреченный на конференции, был настроен упорно распространять любую информацию, которая хоть как-то может добавить его теории убедительности, и так же упорно не замечать или оспаривать факты, противоречащие ей. Помните реакцию на подтасовку экспериментальных данных в фильме «За выгнутым горизонтом»? Мысль поставить неопровержимый эксперимент и потом жить с его итогом для этих людей недопустима. Они даже отдаленно не похожи на ученых. Это классические верующие – апостолы плоской Земли.
Разумеется, я тогда уже имел определенные подозрения по поводу того, как рассуждают плоскоземельцы (и все антинаучники), но еще не знал, почему они думают так. Чтобы надеяться пробить стену и доказать, что беда у них не только с фактами, а с самой логикой суждения, мне недоставало понимания того, каким образом люди усваивают именно такой набор верований. Мне и в этом не хватало компетенции. Я не только не физик, но и не психолог. И все же из разговоров с этими людьми я вынес какую-то общую схему их историй, которая может пролить свет на их мотивы и ментальность.
Я не только допытывал докладчиков и появлявшихся среди публики суперзвезд «Плоской Земли», но много беседовал и с обычными слушателями. Я обнаружил, что, если прийти пораньше, пока в зале много свободных мест, завязать разговор с кем-нибудь легче. Одной из самых интересных получилась беседа с пожилой женщиной из Европы, отрекомендовавшейся режиссером-документалистом. Это меня поначалу обескуражило: я решил, что она не относится к числу верующих в плоскую Землю, а, как и я сам, приехала изучать явление. И я раскрылся.
– То есть вы не верите во всю эту бодягу?
– Я не верю, а знаю, – уточнила она в ответ.
Ого, я промахнулся. Дальше она принялась в самом доброжелательном ключе рассказывать историю своей жизни. Сообщила, что была ученым, занималась физикой, химией и психологией. Но затем в ее жизни случился кризис (какой именно, она не уточнила, но у меня возникло впечатление, что речь шла о проблемах со здоровьем), после которого от нее ушел муж. В этот момент она «вошла в штопор» и стала все подвергать сомнению. В чем смысл ее жизни? Может ли она кому-либо верить? Тут ей попались какие-то видео «Плоской Земли», и она попыталась опровергнуть предложенные там аргументы, но вместо этого убедилась в их правоте! Она стыдилась, что дотоле ни разу не сомневалась в своем «глобализме», но объясняла это довольно строгим образованием, которое получила.
Я спросил ее: «А могло бы что-нибудь вновь вас переубедить?» В конце концов, однажды они сменила свои взгляды, и мне стало любопытно, что могло бы заставить ее сделать это еще раз. В ответ я услышал, что такое исключено. Я попытался прощупать, почему же это так, и понял, что это как-то связано с ее религией. Тогда, собравшись с духом, я задал еще один вопрос:
– Так вы из тех, кто верит, что плоскую Землю создал Бог?
– Нет, – ответила она. – В это я не верю.
Решив, что наткнулся на первого плоскоземельца-атеиста, я спросил:
– Значит, ваша вера в плоскую Землю нерелигиозна?
– Нет, – возразила она. – Так бы я тоже не сказала. Потому что создатель – я.
Не будь она столь мягкой и обходительной, я решил бы, что меня дурачат. Но нескольких секунд хватило, чтобы понять: леди говорит абсолютно серьезно. С улыбкой она продолжала: если бы она была вне Бога, то была бы жертвой. Но это не так, поскольку она больше не жертва. Значит, она Бог. Она сообщила мне, что сотворила Вселенную и вместе с ней плоскую Землю. И все, что плетут другие плоскоземельцы об Иисусе, о христианстве, – это чепуха. Всё создала она!
После этого она вернулась к теме своей жизни и сообщила, что вновь сошлась с мужем – теперь они живут в Америке – и снимает фильмы. Она спросила обо мне, и я ответил, что настроен скептически и не верю в плоскую Землю. Она заверила меня, что это ее не огорчает. Я добавил, что приехал на конференцию, чтобы узнать, во что верят люди, и она горячо одобрила это, но посоветовала быть осторожным. Она-де изучала способы идеологической обработки, и у нее ощущение, что всем «глобалистам» промывают мозги! Вместо того чтобы рассердиться или обидеться на мои вопросы, она, казалось, жалела меня. Во время следующего доклада – а мы сидели недалеко друг от друга – она бросала на меня взгляды и улыбалась, когда докладчику удавалось привести сильный довод.
Но мне трудно было сосредоточиться, поскольку я все пытался уложить в голове только что услышанное. Было бы проще счесть эту женщину сумасшедшей и забыть, но странное дело: некоторые ее мысли перекликались с тем, что я слышал в эти дни от других собеседников. Я не утверждаю, что все плоскоземельцы бредят, но просматривалась одна общая нить, за которую стоило потянуть. Женщина говорила о личной психотравме. И я понял, что еще несколько человек, с которыми я говорил в этот день, тоже ссылались на травматический опыт, совпавший с моментом, когда они уверовали в плоскую Землю. Для многих это были события 11 сентября. У других – личные драмы. Трагедии заставили этих людей поступать точно так, как описала моя собеседница: во всем сомневаться. Вывод, к которому пришла та женщина – что она и есть Бог, – это скорее исключение. Но сама идея, что плоскоземельцев втягивают в классическую конспирологию в тот момент, когда они пытаются исцелиться от какой-то страшной душевной раны, никак не отпускала меня.
Я уже понял раньше, что многие плоскоземельцы – своего рода маргиналы или изгои. Но это легко было объяснить самой приверженностью плоской Земле. Как я говорил, этих людей нередко преследуют за их взгляды, и они немало терпят за это и в семье, и на работе, и в дружбе, и в обществе. Но теперь до меня дошло другое: а что, если они изначально были маргиналами и изгоями? Не это ли привело их на «Плоскую Землю»? Повторю, я не психолог, но что-то прояснилось. Если ты из тех, кто постоянно не в ладах с миром, тебе нигде нет места и жизнь не баловала тебя возможностями; если ты тот, у кого, в сущности, так и не сложились ни карьера, ни жизнь, и если ты чувствуешь, что в этом хотя бы отчасти виноваты ближние, которые против тебя, врут тебе и с самого начала ущемляют твои права, – разве не соблазнительно объяснить всё каким-нибудь всемирным заговором? И тогда ты вместо маргинала внезапно оказываешься избранным. Ты – в числе спасителей человечества, тех, кто знает истину, до которой не допущены миллиарды людей. А то, что ваша когорта столь малочисленна, лишь подтверждает могущество заговорщиков, которым вы противостоите. «Матрица», да и только.
Так, сидя на конференции, я пришел к выводу, что плоская Земля – это не столько воззрение, которое принимают или отвергают на основе доказательств и экспериментов, сколько тип самоидентификации. Она – то, что придает смысл жизни, создает общность, члены которой связаны гонением за идею. И, пожалуй, она может отчасти объяснить и душевную травму, и жизненные неурядицы: властные элиты прогнили и злоумышляют против вас.
Оставлю специалистам оценивать, насколько эти мои предположения научны. Но, вооружившись этой рабочей гипотезой, с того момента я уже по-другому воспринимал все, что дальше происходило на конференции. Если моя догадка верна, то плоскоземельство не имеет отношения ни к каким доказательствам. «Доказательства» – лишь некая общая рационализация их общественного самоопределения. И тогда понятно, почему они воспринимали как личную обиду мои аргументы против их теории. Это не просто убеждения, которые у них сложились, это – значимая часть их самих. А значит, я не могу заставить их изменить убеждения без того, чтобы они отказались от собственной личности. Все мои попытки будут обречены на провал. Как же побудить кого-нибудь усомниться в теории, да так, чтобы это не воспринималось как посягательство на его личность?
Пожалуй, стоит относиться к ним серьезно и видеть в них людей, даже если я не намерен играть с ними в их «доказательства». Пожалуй, не нужно выкладывать свои аргументы в пользу планетарности Земли, но и их аргументы требовать (или опровергать) не нужно. Лучше я предложу им разговор… о них самих. Таким образом, решил я, плоскоземельцы сделают за меня мою работу. Во-первых, это подкупает. Но кроме того, при таком подходе мы вытаскиваем на свет причины, по которым люди поверили в свою антинауку. Я отталкиваюсь от их убеждений, но моя цель – услышать, как они к этим убеждениям пришли.
Может, стоит задать вопрос, которого они прежде не слышали. Такой, на который любой ученый ответит без труда. И тогда, не пытаясь никого переубеждать напрямую, я просто буду сидеть и наблюдать, как собеседник погружается в когнитивный диссонанс и как ему становится все более неуютно от того, что он не в состоянии дать ответ.
Карл Проппер в своей книге 1959 года «Логика научного исследования» предлагает теорию «фальсификации», которая гласит, что ученый всегда старается не подтвердить, а опровергнуть свою гипотезу. Главную мысль этой теории я развиваю в книге «Научный метод»; она в том, что настоящий ученый должен быть готов менять свои воззрения с появлением новых свидетельств. Что ж, попробуем предложить людям такой вопрос: «Какое доказательство, если оно существует, могло бы вас убедить, что вы заблуждаетесь?»
Мне понравилась такая формулировка: вопрос вышел одновременно философски основательным и личным. Он касался не только убеждений собеседника, но и его самого. До сих пор я ко всем участникам конференции относился с уважением и собирался делать это впредь. Но теперь мне нужно слегка изменить тактику. Я не стану опровергать их доказательства, мы просто побеседуем о том, каким образом, исходя из этих доказательств, они формируют свои представления.
Следующая часть конференции посвящалась «работе с общественностью» (говорили о том, как вербовать новых адептов плоской Земли на улице, чтобы «пробудить людей»), и вел ее один из самых знаменитых деятелей плоскоземельства. Молодой худощавый мужчина, казавшийся одновременно сильным и уязвимым. Мягкая речь, сдержанность, очевидный интеллект. И он выглядел не просто истинно верующим: насколько я понял, часть собравшихся верила в него. Он был прирожденный лидер, и это очень кстати, поскольку ему досталась одна из самых трудных на плоской Земле задач – убеждать людей (зачастую в личном контакте) отказаться от «глобализма».
Он вмиг захватил мое внимание. Удивительно, этот человек принялся делать именно то, что пытался делать я. Я пришел на эту презентацию, чтобы лучше узнать, какими методами плоскоземельцы обращают в свои ряды. Глядишь, освою какие-то практические навыки. Докладчик начал с демонстрации видео, чтобы показать некоторые техники, к которым он прибегает, вербуя новых сторонников на уличных встречах. Его главный совет состоял в том, что беседу нужно вести спокойно. Обуздывать эмоции. Для этого, подчеркнул он, полезно отдавать себе отчет, что «глобалисты» не идиоты и не душевнобольные. Выказывать уважение. Решительно заявлять о своей вере в плоскую Землю, но помнить, что есть люди, которые «пока не готовы». Кругом так много заблудших душ, сказал этот парень. Не надейтесь побеждать всегда. «Вы столкнетесь с людьми, полностью отрицающими реальность». (Да, именно так он и сказал.)
Я поневоле улыбнулся. Тактика, которую он предлагал для завлечения новых людей в плоскоземельство, тесно соотносилась с тем методом, которым я надеялся вытаскивать их обратно. Только замените «глобалист» на «плоскоземелец», и получите канву практически всех известных мне историй о том, как люди меняли убеждения и признавали нужность прививок и реальность глобального потепления.
Дальше докладчик принялся транслировать стандартные байки «Плоской Земли»: поверхность воды горизонтальна, служащие NASA подписывают соглашение о неразглашении, все фальшивые фото астронавтов сняты под водой. Ну, такое. Но тут я заметил в его поведении сполохи гнева: речь зашла о людях, которые разделяют большинство конспирологических теорий, но плоскоземельцев считают ненормальными. Еретики? Думаю, это его и злило. Парень был из тех, кто понимает – без всяких извинений – роль, которую конспирология играет в дискурсе плоскоземельства, и, очевидно, по его мнению, субъект, считающий теракты 11 сентября делом рук американских спецслужб, а стрельбу в Парклендской школе – инсценировкой, просто обязан дойти и до веры в плоскую Землю. Затем, правда, лектор посоветовал слушателям – ради их же ментального здоровья – не доходить до той точки, когда все вокруг считаешь злым умыслом против себя. Он добавил кое-что лично о себе и своих медицинских проблемах, этого я повторять не буду.
Это выступление меня воодушевило. Именно ради такого я и приехал на «Плоскую Землю». В программе того дня дальше значились «дебаты» – между Роем Скибой и неким предполагаемым скептиком. Плевать. Мне не терпелось немедленно устроить собственные дебаты о плоской Земле! Мне позарез нужно было поговорить с этим парнем.
Я терпеливо дождался в холле окончания секции, и, когда лектор вышел – один, – я окликнул его и спросил, могу ли я пригласить его на обед (за мой счет) при условии, что за обедом мы будем спорить о плоской Земле. Мог ли он отказать мне? Конечно, далеко не каждый бы согласился, но впечатляющее выступление этого человека заронило в меня надежду, что, если обратиться к нему верным образом, он не откажет. Я честно сразу сообщил, что не верю в плоскую Землю. Что я философ, и изучаю антинауку, и даже пишу об этом книгу, и очень бы хотел с ним побеседовать. К моему удовольствию, он согласился при одном условии: пока я буду пытаться обратить его, он попробует обратить меня!
Идти нам было недалеко, поскольку мы решили пообедать в ресторане отеля. Мы сели за небольшой столик напротив друг друга. Я спросил, могу ли делать пометки во время разговора. Он не возражал и даже предложил записать всю беседу на диктофон, если мне это нужно. Я отказался – из опасения, что это помешает свободному общению. Мне не хотелось, чтобы кто-то из нас вольно или невольно принялся «играть роль», а хотелось откровенного разговора с глазу на глаз. Это устраивало моего визави. Заказав еду, мы тут же приступили к делу.
Сперва я просил его еще рассказать о его жизни. Она была к нему сурова. Имея угрожающий жизни диагноз, он жил в трейлере, но владелец земли потребовал освободить территорию, и наш герой перевез трейлер к дому своей матери. Однако владелец ее дома тоже не позволил остаться, так что трейлер пришлось продать, что было особенно обидно, так как на его покупку в свое время собирало средства сообщество плоскоземельцев. Где он живет теперь, так и осталось неясным, и я не стал уточнять.
Потом настал его черед. Было ясно, что ему любопытно, как это ученый вроде меня решил посетить конференцию плоскоземельцев. Он держался настороженно (что естественно), но притом подкупающе искренне и открыто и сразу решил задать вопрос: «Как человек, который только сейчас что-то узнал о плоской Земле, не думаете ли вы, что эта идея несколько обогнала время?» Опасаясь, что прямой ответ тут же настроит его против меня, я ответил: «Давайте вернемся к этой теме позже, когда я услышу от вас что хочу». Мы так и не вернулись к этому вопросу, что, пожалуй, хорошо, поскольку мой ответ был бы: «Нет, вы на пять столетий отстали от времени».
И мы перешли к делу. Я знал, что такого шанса, скорее всего, у меня больше не будет. Я беседовал с плоскоземельцем – умным, искренним и весьма поднаторелым в искусстве спора. Он даже нравился мне. Было бы глупо пустить на ветер те доверие и взаимное расположение, которые между нами установились, но в то же время никто не гарантировал, что мы их сохраним надолго, так что я решил начать с самого важного вопроса. «Я понимаю, – сказал я, – что ваши убеждения вполне совмещаются с теорией креационизма, но не похоже, что они основаны на вере. Ваши люди все время ищут доказательств, а значит, для ваших воззрений важны факты. Тогда какое доказательство могло бы убедить вас в том, что ваши взгляды на форму Земли ошибочны?»
Он посмотрел на меня с болью в глазах. Не думаю, что ему приходилось отвечать на такой вопрос прежде. Он поморщился, но, очевидно, принялся думать, разбирая мой вопрос. «Ну, во-первых, какой бы ни был эксперимент, я должен участвовать в нем сам. На веру я ничего не приму». Я сказал, что понимаю. Он принялся рассуждать, что, пожалуй, настоящая космическая ракета, поднимающаяся на высоту в сто километров (до воображаемой границы космоса), могла бы дать ему возможность увидеть своими глазами. Я сказал, что военные самолеты поднимаются на высоту 24 километра и оттуда уже заметна кривизна Земли, но он возразил, что картину может искажать изогнутая поверхность иллюминатора и потому уверенным быть нельзя.
Мы с минуту пожонглировали мыслью о том, каково было бы долететь до границы космоса и выглянуть в окно. Мой собеседник заметил, что в движении «Плоская Земля» его любят и, если он вернется из космического путешествия и сообщит, что больше не разделяет его идей, это будет убийственно. Многие утратят веру. И конечно, совершенно напрасно было бы думать, что когда-нибудь он сможет такое путешествие совершить.
Тогда я предложил тот самый опыт, о котором шла речь на семинаре Скибы: отойти на судне по озеру Мичиган дальше того места, откуда можно наблюдать верхний мираж, и посмотреть в сторону чикагского берега. Скажем, со 150 километров. Если мы увидим на горизонте силуэт города, выйдет, что плоскоземельцы правы; если же нет, их теория неверна. Это будет эксперимент, твердо устанавливающий истину. Но мой собеседник не согласился. Он сказал, что здесь слишком много непредсказуемых факторов: погода, водяной пар в воздухе… Я предложил ждать сколь угодно долго условий, которые он сочтет идеальными для наблюдения, но он ответил «нет»… слишком много переменных.
На его лице отражалась внутренняя борьба. Насколько мне не терпелось развенчать плоскую Землю, настолько же ему хотелось сообщить мне, чтó он мог бы воспринять как неопровержимое доказательство моей правоты. Он был достаточно умен, чтобы понять, что мой вопрос загнал его в ловушку: если он отвергает любые контрсвидетельства, то, выходит, его убеждения основаны все-таки на вере.
Некоторое время он молчал. Тогда я предложил вместе пролететь в самолете над Антарктидой. В тот день несколько выступающих заявили, что Антарктида – не материк и существование заговора вокруг нее подтверждается тем, что над Антарктикой не проходят воздушные трассы. Мой собеседник отвечал: «Но над Антарктидой самолеты не летают». «Неужели?» – сказал я и потянулся к заднему карману, где у меня был припасен маршрут прямого перелета между Сантьяго (Чили) и Оклендом (Новая Зеландия). Если плоскоземельцы правы, то такого рейса не должно бы существовать. «Вы летали когда-нибудь этим рейсом?» – спросил он меня. «Нет, но вот его маршрут».
Тогда он сказал, что должен совершить этот перелет, чтобы поверить в его реальность. И если он сможет взять с собой оборудование и произвести во время полета опыты, которые сочтет нужным, то поверит в шарообразность Земли.
Ого! Это меня впечатлило. Впервые на этой конференции я получил ответ на свой самый трудный вопрос. В некотором смысле Майк Хьюз тоже ответил на него, сообщив, что откажется от своих взглядов, если увидит кривизну Земли, поднявшись на линию Кармана. Но вероятность, что он сумеет достичь космоса на самодельной ракете, представлялась ничтожной. И вот передо мной сидит адепт плоской Земли, который готов отправиться в полет обычным коммерческим рейсом, и мы можем лететь вместе.
Цена одного билета 800 долларов. Мой собеседник сказал, что у него нет этих денег. Но сложно ли будет мне, вернувшись домой, запустить на фейсбуке или на GoFundMe краудфандинг среди моих коллег, философов и ученых, чтобы оплатить такое путешествие? Вы бы пожалели полсотни зеленых, чтобы увидеть, как плоскоземелец полетит рейсом, которого, по его утверждениям, не существует, и затем, когда самолет пролетит над Антарктидой, вынужден будет признать всё, что из этого следует? Я сказал, что смогу собрать нужные деньги примерно ко времени своего возвращения в Бостон.[4]
Теперь мой сотрапезник выглядел не на шутку встревоженным; сказать по совести, я и сам начал слегка нервничать. Дело принимало серьезный оборот. Если мы и в самом деле полетим, мне понадобится какая-то гарантия того, что он после приземления не скажет: «Ну, иллюминаторы же были кривые», – или что-то в таком духе. А что за опыты он собирается делать? Не хотелось бы мне собрать и потратить 1600 долларов чужих денег, чтобы этот парень в итоге пошел на попятный. Нам нужны были какие-то четкие критерии.
Я осторожно предложил: если мы всерьез затеваем этот опыт, то будет, видимо, разумно заранее условиться, что мы будем считать «успешным» подтверждением или опровержением плоской Земли. Я подал идею, что хорошим критерием могла бы быть дозаправка. Если я прав и Антарктида – это материк диаметром всего лишь 1500 километров, то мы сможем долететь в пункт назначения без посадки и дозаправки. Строго говоря, если подумать об этом, то момент посадки в самолет должен был стать великим подвигом веры: ведь если не веришь, что полет возможен без дозаправки, где в Антарктиде можно сесть и залить керосин? В то же время, если он прав и Антарктида – это горная цепь длиной около 38 000 километров, то мы точно не сможем обойтись одним баком. Самолеты вообще не летают больше чем на 15 000 километров без дозаправки. Ни один кругосветный перелет (даже с востока на запад) невозможен без промежуточной посадки. Итак, договорились?
К моему удивлению и радости, он согласился. И мы пожали друг другу руки! Меня разбирало нетерпение, поскольку в этот момент я уже ясно понимал, что выиграл. Похоже, на каком-то уровне и он это понял, потому что стал вдруг нерешительно качать головой. «Нет, я не могу, – сказал он наконец. – Я отказываюсь». «Почему?» – спросил я, и он ответил, что, возможно, посадка и дозаправка были иллюзией. Что нас таким образом приучили думать, будто на всех других рейсах дозаправка нужна, чтобы, когда придет час нам лететь над Антарктидой, мы думали бы, что плоская Земля потребует дозаправки тоже. Но что, если это не так? Что, если облет Земли на самом деле возможен и на одном баке, а все те перелеты с дополнительной посадкой – только инсценировка для отвода глаз?
Я не верил своим ушам.
– Давайте-ка уясним, – сказал я. – То есть вы считаете, что вся история реактивной пассажирской авиации, и в нашей стране, и по всему миру, – это спектакль, который затеяли еще до вашего рождения, чтобы подстраховаться на случай, если мы с вами сядем здесь сегодня вечером и попытаемся придумать какой-нибудь способ точно установить, плоская Земля или нет?
Он сказал «Да».
В эту секунду наша беседа во всех смыслах завершилась. Его позиция разлетелась в прах, а мы еще даже не покончили с закуской. Впрочем, вместо того чтобы встать и уйти, я, помня, чему учил мой визави со сцены, остался невозмутим. Иначе вышла бы грубость. А шансов на продолжение диалога не осталось. Просто вернувшись домой «правым», ты никого не переубедил. Однако я со всей остротой ощутил правоту Томаса Генри Гексли, предупреждавшего, что «жизнь слишком коротка, чтобы заниматься развенчанием уже однажды развенчанного». Что было делать?
Видя, что он несколько расстроен, я вернул разговор в привычное русло и стал просто слушать его. Он спросил, верующий ли я, и я ответил «нет». Тогда он принялся рассказывать об отношениях Бога и дьявола и провел для меня мини-семинар по плоской Земле для начинающих. К этому моменту я уже не возражал. Я лишь немного пощупал почву, спросив: «Но если дьявол настолько хитер, что смог спрятать такую фундаментальную правду, почему он оставил столько улик, которые вы вроде бы сумели собрать?» Он ответил, что истина нередко бывает спрятана на самом виду. Что люди, управляющие ситуацией, управляют и интерпретацией фактов, как это было, например, со стрельбой в Паркленде.
Тут у меня кровь прилила к лицу. Племянник близкого друга нашей семьи погиб во время бойни в Сэнди-Хуке. Если я вспылю, обед точно закончится. Но спокойно слушать эти бредни я тоже не могу. Мой сотрапезник пустился вещать, что дети в Паркленде были «статистами». Что мать одной из «жертв» заявила: «Мне не нужны молитвы и сожаления, мне нужен запрет оружия», – и это вызвало у него подозрения. «Не это ли хотели бы услышать от нее сторонники запрета?» – продолжил он. С этого мгновения наш разговор превратился в долгие прения о конспирологии, бремени доказательств, бритве Оккама и о том, почему я упорно не хочу согласиться, что доказательством могут служить подозрения и догадки. Поразмыслив, я решил не сообщать, что лично знаком с семьей, которую подобные бредни больно ранят. Я потом жалел об этом. Пожалуй, следовало бы ткнуть его носом в то, что он – не единственная жертва в нашем мире. Неплохо было бы ему узнать, что логика, которой он пользуется, несет реальные последствия для реальных людей.
К моменту, когда наши тарелки опустели – а прошло больше двух часов, – мы вернулись к теме отрицания науки. Ему не нравится, сообщил мой собеседник, что климатические диссиденты и антипрививочники смотрят на плоскоземельцев свысока. Еще его расстраивает «моральное превосходство» ученых; он настаивал, что настоящие ученые должны хотеть изучать плоскую Землю. Я сообщил ему, что в науке место под солнцем нужно зарабатывать, а дело ученых состоит не в том, чтобы проверять каждый заговор. «Ну, я не ученым не доверяю, – сказал он мне на это. – Я не доверяю псевдоученым». «Я тоже», – ответил я. Так что в конце концов мы в чем-то согласились.
Мы поднялись из-за стола; я расплатился по счету, а он оставил на столе брошюрку о плоской Земле – для официантки. Пожав друг другу руки, мы простились насколько возможно дружелюбно. Это был опытный и упорный полемист, не отступавший ни на дюйм. Меня поразило, что у него при этом столько ни на чем не основанных верований; я не понимаю, как это вообще возможно для умного человека. Плоскоземельцев нередко огульно объявляют сумасшедшими или дураками, но мне это не кажется исчерпывающим объяснением явления. Да, налицо незнание основ физики, воинствующее невежество и упрямство такой степени, что может показаться патологией, но само это мировоззрение держится на иных вещах. Вот передо мной парень, который поднаторел в полемике настолько, что смог отразить (по крайней мере, он так считал) все мои аргументы. Разумеется, он был неправ. Но знал ли он это? А если знал, смог бы он это признать? Пожалуй, нет, но даже в таком случае он не обязательно безумен. Там было слишком много других таких же, как он.
Аргументация моего сотрапезника строилась по схеме, общей для всех наукоотрицательских верований. Пусть климатические диссиденты и антипрививочники кажутся не столь оголтелыми, как плоскоземельцы, тактика у них та же самая. Сами сторонники плоской Земли признают, что их теория – это крайность. Кое-кто даже гордится этим. Но я в итоге думаю, что смехотворность плоской Земли даже не в самом содержании этой теории, а в том, как именно эти люди рассуждают. И этот ход мысли свойствен не только плоскоземельцам.
В тот день вечерняя дискуссия в главном зале конференции обернулась балаганом. Привели подставного персонажа, и я ушел через десять минут. Этот человек начал с того, что объявил себя католиком и сказал, что сорок пять лет занимается толкованием Библии и принял ее мудрость «настолько, насколько возможно». Наверное, в Библии не следует искать сведений из области физики, сказал он, хотя кто знает. Я ушел на его фразе «Каждый из нас должен преклониться перед словом Божьим».
Так закончился первый день.
На следующий день я перекинулся парой слов с организатором конференции, Робби Дэвидсоном, встретив его в коридоре. Он не знал, что я не из их рядов, и я спросил его: «Я слышал, как многие исследователи здесь жаловались, что у них не хватает средств на проведение опытов. А вы, должно быть, прилично зарабатываете на этой конференции. Вы что-нибудь жертвуете этим людям?» – «Я тут много не зарабатываю, – ответил Робби. – Первую конференцию мы с женой провели и вовсе в убыток». Я заметил, что у него будут и следующие конференции и, вероятно, стоило бы объявить сбор в пользу кого-то из исследователей. Робби ответил, что поразмыслит об этом.
На фоне того, что я видел вчера, большинство выступлений выглядели повторами. Один за другим докладчики возвращались всё к тем же темам. Единственный доклад, который мне на самом деле хотелось послушать, назывался «Как говорить о плоской Земле с родными и друзьями». И я снова пришел заранее. Доклад должны были читать два «исследователя» – оба казались одинаково самоуверенными, но вроде бы должны были иметь разные точки зрения: один пришел к плоской Земле через христианство, второй назвался неверующим. Неверующий рассказал, что жил около Всемирного торгового центра и 11 сентября видел происходившее в окно. И то, что предстало перед его глазами, не совпадало с тем, что сообщали в новостях. И тогда он начал во многом сомневаться. Очевидно, вскоре после этого он уверовал и в плоскую Землю: стал смотреть видео, пытался их опровергать, но безуспешно (после чего, видимо, решил, что, если человек такого ума, как его, не смог опровергнуть учение, значит, оно верно). Он сказал, что его видение опирается не на Библию – оно опирается на «факты». (Я отметил знакомую уже логику: единственным критерием может быть доказательство. Так что, если вы не можете доказать, что Земля круглая, значит, она должна быть плоской. Что и требовалось доказать.)
Следующий оратор сообщил, что его воззрения основаны на Библии и что учение плоской Земли привлекло его именно тем, что всесторонне соответствует его трактовке Писания. Официальная версия событий 11 сентября не вызывала у него сомнений, пока он не усомнился в форме Земли. Как я успел заметить, это было типично для многих участников конференции: плоская Земля открыла глаза на множество других заговоров. Докладчик сказал, что сомнения в шарообразности Земли привели его к сомнениям в NASA. «Нас не учили думать – нам говорили, что думать». Он видит, что людям промывают мозги, а фтор в питьевой воде еще больше мешает научиться мыслить. Оба оратора тут положительно отозвались о сцене с «красной таблеткой» из фильма «Матрица», и по залу пролетел шелест одобрения. Казалось, этот фильм тут любят все. В зале собрались люди, которые знают правду, и собрались затем, чтобы «разбудить остальных», чему и был посвящен этот день конференции.
Докладчики начали с занятного философского утверждения: не всякая связь есть причина. Наличие свидетельств в пользу того или иного положения еще не составляет доказательства! Факты, говорящие в пользу шарообразности Земли, еще не доказывают, что Земля – шар. Они лишь соотносятся с этим утверждением. Но также они коррелируют (утверждают плоскоземельцы) и с идеей плоского мира. Поэтому ваша задача в беседах с людьми на эту тему – заставлять их делать первый шаг и начинать с сомнений. Строго говоря, одна из самых успешных тактик обращения человека – позволить ему задавать вопросы тебе.
После нескольких смехотворных «свидетельств» в пользу плоской Земли, основанных на тайном сговоре, якобы связавшем Уолта Диснея и Вернера фон Брауна (конструктора ракеты, на основе которой разработан «Аполлон»), мне подарили откровение: если внимательно рассмотреть подпись Уолта Диснея, можно увидеть, что в завитках прячутся три шестерки! Конечно же, это ничего не «доказывает», я догадываюсь, но тем не менее перед нами оно – свидетельство. Значит, его нужно объяснить. Ну и так далее…
Когда доклад вернулся к вопросу о том, как обращать новых адептов плоской Земли, выступающие отметили, что обратить можно не каждого. Например, выступавший на вчерашних «дебатах» оказался безнадежен. «Ему есть что терять, – пояснил один из докладчиков. – Мы никогда его не переубедим». Далее выступающие сообщили, что труднее всего переубеждать ученых и педагогов, потому что они индоктринированы больше всех! Последовал практический совет не тратить время на собеседников, которые утверждают, что не верят ни в какие заговоры. Бесполезно. При этом важно знать детали глобалистской теории. Например, с какой скоростью (якобы) вращается Земля. Докладчик сообщил, что большинство глобалистов плохо знакомы с подробностями своей системы (что, пожалуй, верно), поэтому лучше вытаскивать их в области, где вы «знаете факты». Это особенно помогает в разговорах с незнакомцами, которых ты видишь, вероятно, первый и последний раз. Но общение с семьей и друзьями – это самое трудное.
Цель просветителей от «Плоской Земли» – «посеять» сомнения, продолжили докладчики. Не пытайтесь наседать на людей, особенно если это родные или друзья. С незнакомцами нужно заручиться их согласием потратить время на обсуждение. Никакого наскока. Договаривайтесь о правилах, например: «Вы можете задать мне вопрос, но тогда должны выслушать ответ до конца». О бремени доказывания речь не заходит вовсе. Стратегия такого миссионера – заставить человека усомниться в собственных взглядах или признать, что он чего-то не знает, – и посмотреть, что из этого выйдет.
«Неверующий» плоскоземелец заявил: «Если человек верит, что 11 сентября все происходило так, как показали в новостях, то вам предстоит непростая работенка». В таких случаях, однако, помогает сознание того, что, даже если вы не смогли переубедить человека сразу, семена сомнения, посеянные вами, принесут плод позже. Можно, например, предложить человеку две недели поизучать плоскую Землю тайком, никому об этом не сообщая. Дальше, если изученное показалось убедительным, можно поделиться знанием с окружающими. Затем я услышал самый поразительный совет за всю конференцию: оказывается, лучше завязывать отношения с человеком, которого вы встретили в сообществе плоской Земли. «Посмотрите на тех, кто в наших рядах!» Эти слова зал встретил продолжительными аплодисментами. Выглядело так, будто эти люди пытаются отгородиться от остальных – тех, кто может заставить их усомниться в собственных взглядах.
Потом настало время вопросов из зала.
Первый вопрос был о том, как отстаивать идею плоской Земли в своем церковном приходе. Один мужчина сказал, что встретил враждебное отношение со стороны пастора и боится, что его исключат из числа прихожан. Докладчики ответили, что стоит попытаться обратить других прихожан. Например, можно вкладывать плоскоземельские брошюры в Библии и молитвенники.
Второй вопрос: «Что мне делать, если я прежде всего христианин и хочу знать, не помешает ли увлечение плоской Землей проповеди Писания? Приближается конец света. Мне нужно спасать души». Ответ: «Пытайтесь влиять на свою паству».
Третий вопрос: «Что мне делать, если я куда-то пришел как активист плоской Земли и в аудитории группа людей настроена враждебно к тому, что я говорю?» Ответ: «Установите правила. Они могут задавать вам любые вопросы, но по очереди и до конца выслушивать ответы. Вам не нужно, чтобы вас забросали вопросами, а потом со словами „Да какое мне дело?“ разбрелись кто куда».
Тут один докладчик вспомнил, что один из самых изнурительных разговоров был у него с очень вежливым мужчиной, который раз за разом повторял: «Ладно, Земля плоская, но почему она идеальный круг?» Получив объяснение, этот парень спрашивал снова: «Да, но почему ровный круг?» В этот миг я едва не расхохотался. Если мне случится встретить плоскоземельца на Гарвард-сквер, я теперь точно знаю, что у него спросить. Оратор же, покачав головой, заключил: «Есть люди, которые просто не хотят учиться».
И тут пришло время вопроса, который меня ошарашил. Серьезно. До тех пор я по большей части сохранял самообладание, даже во время вчерашнего обеда, но теперь я не знал, как справиться с эмоциями. Вопрос задал мужчина, рядом с которым стояла девчушка лет пяти-шести с виду. «Что можно сделать, чтобы мою дочь не травили в школе? – спросил он. – Мы взрослые и можем постоять за себя, но она ребенок, и ее притесняют за убеждения родителей». Тут у меня сжалось сердце. Я уже видел на конференции пару ребятишек, но только сейчас осознал всю глубину проблемы. Взрослые плоскоземельцы практически все, по их собственным словам, сначала были «глобалистами» и сменили лагерь после просмотра видео на ютубе. Обратившись однажды, они, наверное, могут еще раз сменить веру. Но какие шансы у того, кто родится и вырастет в секте? Если тебя воспитывают в семье, которая не доверяет науке и день за днем обсуждает заговоры? У этой девчушки невеселые перспективы.
Я ждал ответа со сцены, и у меня задрожали руки.
Сначала зал поаплодировал девочке за верность убеждениям. Затем на лице выступающего заиграла неприятная улыбка. «Дети – лучший пример, которому нужно следовать», – объявил он. Поскольку учитель порицал ребенка за то, что тот заговорил о плоской Земле в классе, человек на сцене посоветовал девочке вести такие беседы в школьном дворе, где учитель не услышит. «Некоторые дети захотят узнать правду». Я оглядел зал. Шансы у меня были один против ста.
Что будет, если я встану и заору «Бредятина!»?
Вместо этого я поднялся с места и вышел из зала.
В тот вечер я не обедал ни с кем из плоскоземельцев и твердо решил выбраться в город. Все равно был последний день конференции, и я не хотел оказаться среди участников торжественного банкета. Так что я устроился пообедать в одном из городских ресторанов.
И пока я ел, меня одолевали разные мысли.
Я думал о тех, кто считает плоскоземельцев безобидными и находит, что лучше всего их просто игнорировать или высмеивать, – понимают ли они, чего ждать завтра. После конференции мне стало ясно, что «Плоская Земля» – это не только глупость, но и опасность. Эти люди организованы и преданы идее. Каждый день они вовлекают в свои ряды новичков. Одно то, что они провели две сессии регистрации новых членов, не говоря уже про саму конференцию, показывает, что их движение растет. Они собирают взносы и покупают рекламу на щитах. Обихаживают знаменитостей. Проводят уличные пикеты, чтобы «пробуждать людей». Уже этим они угрожают науке и образованию. Но кроме того, плоская Земля – важная часть культуры отрицания, захватившей нашу страну в последние несколько лет; из-за этого сотни тысяч людей не желают прививать детей, политики отказываются замечать проблему глобального потепления, а вооруженные люди устраивают марши протеста во время пандемии.
Но плоскоземельцы, на мой взгляд, опасны и сами по себе. Сегодня большинство людей над ними просто потешается. Но посмотрим, сможете ли вы смеяться и дальше, если окажетесь на каком-нибудь их сборище. Было дело, над креационистами мы тоже смеялись. Сколько лет пройдет, прежде чем плоскоземельцы начнут занимать должности в управлениях образования с целью «обличать противоречия» в школьной программе физики? Если вы думаете, что это невозможно, что до такого абсурда не дойдет, взгляните на цифры: в Бразилии в плоскую Землю верят 11 миллионов человек, это 7 % населения страны.
Из FEIC-2018 я вынес два урока. Во-первых, подтвердилась моя догадка, что механизм рассуждения у плоскоземельцев ровно тот же, что и у креационистов, климатических диссидентов, антипрививочников и прочих наукоотрицателей. Их собрали воедино не только содержание их теории, но и порочный метод суждения. По иронии судьбы я кое-что узнал от самих плоскоземельцев о том, какой может быть лучшая тактика противодействия. Сохранять спокойствие. Демонстрировать уважение. Вовлекать в обсуждение. Пытаться завоевать доверие. Думайте что хотите об их воззрениях и теориях, но вести полемику они умеют. Чтобы изменить убеждения человека, нужно изменить его самоидентификацию.
Утром до обратного самолета у меня было больше времени на размышления. Верно, я понял кое-что о том, как разговаривать с наукоотрицателем, но пробил ли я хоть одну брешь в убеждениях плоскоземельцев? Ну, как знать? Нет, я никого не обратил. Никто не сорвал с шеи бейджик и не вышел вслед за мной из зала. Но в этом ли критерий? И это ли цель? На FEIC-2018 я приехал не переубеждать, а изучать, как работает плоскоземельная мысль. Я бы с великой радостью повлиял на этих людей, но не существует таких волшебных слов, чтобы враз переубедить человека, особенно стоящего в толпе единомышленников, которые все съехались на конгресс с явной целью – сплотиться сильнее.
Но, может быть, я хотя бы заронил в каких-то случаях семена сомнения? Когда я перехватил Скибу после выступления, вокруг нас собралась кучка слушателей. Во время обеда с другим лектором я оставил ему немало поводов для сомнения, даже если он не внял моим словам. Вернуть человека из заблуждений такого типа, вероятно, дело не быстрое. Нужно сначала заслужить его доверие. Я не мог бы просто прийти один раз, сообщить им правду и ждать чуда. Но по крайней мере я сделал шаг. Это должно как-то сказаться. А что, если в будущем и другие, осознав проблему, будут делать то, что попытался сделать я?
Дожидаясь своего рейса в денверском аэропорту, я заметил пилота крупной авиакомпании. Внезапно я оказался в «Матрице». Знает ли он? Состоит ли в заговоре? Странное ощущение. Последние сорок восемь часов я провел среди людей, верящих в невообразимый заговор вокруг плоской Земли. А здесь меня окружают люди, скорее всего, ни о чем подобном не думающие. Хотя… как знать? Забавно: даже вернувшись в цивилизацию, я чувствовал себя изолированным. Как будто меня заразили. Может, есть и другая Матрица…
Я поспешил к пилоту, который, остановившись у колонны, что-то писал в телефон. «Могу ли я кое-что спросить у вас?» – обратился я к нему. Он кивнул, но, конечно же, не догадывался, о чем пойдет речь. «Я только что побывал на двухдневной конференции плоскоземельцев. Нет, не беспокойтесь, сам я не из них. Я ученый и приехал, чтобы разобраться, как человек может всерьез поверить в такую дичь. Но некоторые докладчики утверждали кое-что об авиаперелетах и кривизне Земли, и, насколько я понимаю, утверждали ошибочно. Так вот об этом я и хотел бы вас спросить».
Не уверен, что он вполне поверил мне. Хотя я говорил правду, такое не помещается в голове сразу. Но он кивнул и ответил: «Конечно». У каждого из нас было еще немного времени до рейса.
Пилот подтвердил: рассказы о том, что над Южным полюсом компас странно себя ведет, – правда. Об этом есть кое-какая литература, которую он обещал мне прислать (и прислал). Но насчет полетов над Антарктикой все не так. Есть один рейс, о котором мой собеседник знал точно, но вообще-то таких маршрутов немного. Дело в том, что, согласно авиационным правилам, такими маршрутами могут летать только «Боинги-777» или самолеты следующего класса, поскольку борт всегда должен быть в нескольких часах от места, где можно приземлиться в случае нештатной ситуации. То есть, даже если кратчайший путь из Южной Америки в Австралию пролегает над Антарктидой, пассажирские самолеты обычно летят другими маршрутами.
Я спросил, видно ли кривизну Земли из кабины самолета. Он улыбнулся. «Не на десяти тысячах. Я слышал, есть бомбардировщики, которые забираются на двадцать. С такой высоты кривизна заметна. Но сам я никогда этого не видел».
«То есть вы, значит, не в заговоре?»
«Нет, – отвечал он с усмешкой. – Похоже, нет».
Мы обменялись визитками (и позже списались по электронной почте). Я извинился за нелепые вопросы и поспешил на свой рейс. Но, подозреваю, я стал для него героем дня. Ему будет что рассказать друзьям.
К моменту приземления в Бостоне мне стало заметно легче. Я вернулся домой. Два минувших дня казались месяцем, но теперь все было позади. Ездить стоило, но поездка почему-то оказалась тяжкой. Не раз посещало ощущение абсурда и я спрашивал себя: «Это я или это они?» Перед получением багажа я зашел в туалет. Защелкнув дверь кабинки, обернулся и тут же увидел надпись на стене (я не шучу): «Земля плоская».
Было бы красиво на этом и завершить главу, но история о плоской Земле здесь не заканчивается. Вернувшись домой, я благодаря моим наблюдениям и рассказам стал кем-то вроде знаменитости. На вечеринках люди собирались вокруг меня и просили еще раз рассказать о поездке на «Плоскую Землю». Я уже знал, что буду писать об этом в книге, но всем было настолько интересно, что я решил не ждать. Через семь месяцев я опубликовал главную статью одного из выпусков Newsweek (от 14 июня 2019 года); текст вышел с удивительным заголовком «Земля круглая».
Потом я несколько раз выступал на радио и еще в каких-то медиа, и все это привело меня на обед с одним бостонским физиком, который меня услышал на NPR[5]. По его приглашению я написал колонку «Призываю всех физиков» в American Journal of Physics. Там я вновь рассказываю о своих приключениях, но кроме того призываю ученых всерьез отнестись к проблеме плоской Земли. Я провел два дня, беседуя о стратегии убеждения, но теперь я просил людей с физическим образованием помочь мне разгромить следующую конференцию «Плоской Земли», предоставив «железную аргументацию».
К моему приятному удивлению, отклик был. Брюс Шервуд из Техаса – ученый-физик на пенсии. Вдвоем с женой, Рут Шабай, они написали одно из лучших пособий по преподаванию физики с помощью компьютерного моделирования. Брюс был терпелив и внимателен, и мои истории его увлекли. Более того, он отнесся к ним со всей серьезностью и не раз замечал: «Вот это интересно», – пообещав мне заняться необходимыми разысканиями.
После нескольких серий расспросов, к которым привлекли его коллегу Дерека Роффа, Брюс в один прекрасный день объявил, что построил трехмерную компьютерную модель плоской Земли!
Я не верил своим глазам. Пока я изучал модель, Брюс объяснял, что она позволит плоскоземельцам изучить их собственную систему и увидеть, согласуются ли их предсказания с их же теорией. Они, разумеется, не согласуются. Например, если принять за истину, что Антарктика – это горная цепь по периметру Земли, как это скажется на наблюдениях звездного неба?
«Походите по модели и посмотрите, – говорит Брюс. – Если вы стоите на Северном полюсе, Полярная звезда должна располагаться строго над вашей головой. Это так. Но если вы стоите на „краю Земли“, а Полярная звезда всего в нескольких тысячах километров от земной поверхности, не должна ли она быть видна, ну пусть даже под углом? На самом же деле, если вы приедете в Антарктиду, там Полярная не видна вообще. Модель плоскоземельцев не соответствует наблюдаемой реальности. И они смогут это увидеть своими глазами».
Вот ссылка на модель Брюса. Попробуйте сами.[6]
Какая гениальная идея создать иллюстрацию, которая всерьез учитывает плоскую Землю и при этом подчиняется любимому требованию плоскоземельцев доказывать все непосредственно наблюдаемыми фактами! Эта модель, может, и не демонстрирует шарообразность Земли, но она опровергает плоскую Землю, во всяком случае, в том ее понимании, которое плоскоземельцы обсуждают на своих конференциях. Как они объяснят эти нестыковки? Бремя доказывания вернется туда, где оно и должно быть.
И теперь самое главное. При ближайшей возможности мы с Брюсом отправимся на конференцию FEIC, арендуем стенд в холле и будем приглашать людей поработать с моделью. Мы будем там оба – физик и философ – плечом к плечу, чтобы опровергать и суть их теории, и аргументацию. Как говорят сами проповедники плоской Земли, один разговор дела не решит. Нужно сохранять спокойствие и укреплять доверие. А для этого нужно постоянно присутствовать.
Неизвестно, сможем ли мы в самом деле кого-нибудь переубедить. Но не потеха ли будет, если там вновь объявится мой прежний сотрапезник?
Глава 2. На чем стоит отрицание науки?
Повращавшись довольно долго среди плоскоземельцев, антипрививочников, креационистов и климатических диссидентов, замечаешь закономерность. У них всех одна и та же стратегия. Системы их верований по содержанию различны, но всякое отрицание науки держится на нескольких ошибках суждения. Разные авторы, занимавшиеся этой темой, например Марк и Крис Хуфнейглы, Паскаль Дитхельм и Мартин Макки, Джон Кук и Стефан Левандовски, сходятся на списке из пяти пунктов.
1. Избирательный подход к фактам.
2. Конспирология.
3. Опора на фальшивых экспертов (и недоверие к настоящим).
4. Логические ошибки.
5. Завышенная оценка возможностей науки.
На этом строится общая схема, по которой отрицатели создают свои альтернативные теории там, где хотят поколебать общепринятую научную. Братья Хуфнейгл определяют отрицание науки как «применение риторических приемов, создающих видимость рассуждения или аргументированного спора, которых на деле нет». Кому и зачем такое может понадобиться? Ну, например, для собственной выгоды. Или для идеологии. Или по требованию «партийной линии». Причины, по которым люди создают фальшивую реальность или оказываются в нее втянутыми, могут быть разными; общее же то, что конвенциональная позиция ученых противоречит тому, во что эти люди хотят верить. Мы поговорим об этом. Но прежде я хотел бы подробнее разобрать каждый из пяти пороков в логике наукоотрицателей и показать, как наукоотрицание расходится с эмпирическим суждением. А затем мы поговорим о том, откуда взялся этот общий сценарий… и как с ним быть.
Конечно, опора на ложных экспертов, логические нестыковки и вера во всесильность науки вроде бы говорят сами за себя? Мы легко замечаем эти прорехи. Но как насчет избирательного подхода к фактам? Или конспирологии? Тут придется вспомнить саму основу научного суждения: оно держится на добросовестном стремлении испытать любую теорию реальностью, а вовсе не на желании подтвердить то, во что ученый хочет верить, и не на выдаче безосновательных заключений. Ученые занимаются поиском истины и не отвергают ее, когда она не оправдывает их ожиданий. Доктринер же, фанатично приверженный своей теории, отрицающий любые факты, что идут с ней вразрез, и не особо нуждающийся в доказательствах, – чему он может научиться в дальнейшем?
Думаю, вас не удивит, что порочный ход мысли, усвоенный наукоотрицателями, прочно коренится в непонимании настоящей науки и ее метода. Некоторые подобные заблуждения я детально разбираю в книге «Научный подход». Не буду повторяться, а только замечу, что один из краеугольных камней науки – отношение к фактам. Ученые ищут факты и с появлением новых охотно меняют мнение. Вот поэтому наука не должна заниматься поиском подтверждений – она стоит на том принципе, что любое убеждение надежно до тех пор, пока лежащая в его основе теория опирается на достоверные факты и выдерживает самую жесткую проверку. Совсем иное дело – идеологии и догмы.
Компоненты наукоотрицания
Как мы видели в первой главе, пять стереотипов наукоотрицания опираются друг на друга. Ни один наукоотрицатель не отказывается ни от одного из компонентов своей позиции – напротив, он плавно двигается между конспирологией, ложными умозаключениями, сомнениями в экспертах и свидетельствах и неустанно ткет паутину сомнений. Тем не менее стоит отдельно разобрать каждый из пяти паттернов наукоотрицателя. Мы убедимся, что все они присутствуют в той единственной антинаучной теории, которую мы успели рассмотреть, – теории плоской Земли, – но, что важнее, научимся опознавать эту неразлучную пятерку и в других примерах наукоотрицания, а именно в отрицании климатических изменений, ГМО и коронавируса. Итак, прежде всего убедимся, что все отрицатели науки придерживаются общей схемы. А затем разберем почему.
Избирательный подход к фактам
Если утверждаешь, что некая псевдонаучная теория имеет научную ценность, избирательное обращение к фактам будет весьма на руку. Сообщать, что придерживаешься маргинальной теории только на основе веры, – это как-то не очень научно. Лучше заявить, что у тебя есть доказательства. И вот тут крайне важно отбирать факты: признавать лишь те, что подтверждают твою теорию, игнорируя или оспаривая остальные, которые могут ее поколебать.
Мы видели эту тактику в действии у плоскоземельцев: например, они ссылаются на то, что иногда с поверхности озера Мичиган можно увидеть город Чикаго на расстоянии в 75 километров. Но они забывают упомянуть, что такое происходит далеко не каждый день. Конечно, первый факт требует объяснения. Но требует его и второй. Однако если вы приметесь разбираться, плоскоземелец тут же даст вам понять, что его интересует только одно: Чикаго иногда виден (это соотносится с теорией плоской Земли), и он совсем не хочет знать, почему в другое время Чикаго не виден (эту ситуацию его теория объяснить не может). Строго говоря, плоскоземельцы, как мы помним, отвергают любую достоверную научную теорию, которая объясняет и то, что Чикаго иногда виден, и то, что он виден не всегда, в пользу собственной версии, которая второго факта объяснить не может.
Это хрестоматийный пример предубеждения, которое лежит в основе избирательного подхода к фактам и прочно коренится в распространенной когнитивной ошибке – предвзятости подтверждения. Под действием этой ошибки мы ищем факты, подтверждающие нашу точку зрения, и легко отбрасываем те, которые ей противоречат. Так, климатические диссиденты зачастую утверждают, что среднемировая температура не повышалась в период между 1998 и 2015 годами, и они правы, но только потому, что в качестве точки отсчета избирают 1998 год, когда температура повысилась искусственно (из-за Эль-Ниньо)[7].
Здесь проблема в недобросовестности наблюдателя. Человек ищет факты не такие, на которых можно проверить его теорию, а лишь такие, которые ее подтверждают. Но это абсолютно ненаучный подход. Ученые не ищут подтверждения того, что они считают правдой, – они разрабатывают опыты, чтобы установить, не ложна ли их догадка. Пусть важные эксперименты немногочисленны и редки, стараться подтвердить свою гипотезу, вместо того чтобы ее всесторонне проверять, – это в корне порочный метод, показывающий, в чем беда избирательного подхода к фактам. Отбирая факты, мы рискуем закрепить неверную догадку, которую давно опровергли бы, прими мы во внимание весь набор имеющихся наблюдений.
Однако это не останавливает типичного наукоотрицателя, который твердит, что ученые пристрастны, поскольку не намерены вдруг бросить все свои исследования и переключиться на изучение фактов, отобранных для них энтузиастами. На конференции FEIC-2018 я встретил немало персонажей, которые считали себя в полном праве распахивать ногой двери институтов с воплем: «А ну-ка гляньте на эти сто явлений, до сих пор не объясненных наукой!» И даже если бы у меня хватило терпения сесть и один за другим объяснить с научной точки зрения 99 пунктов списка, типичный плоскоземелец в конце воскликнул бы: «Ага, ну а последний-то, как же он?» Настолько они беззастенчиво предвзяты. И плюют на любые опровержения.
Конспирология
Конспирология, или теория заговора, – один из самых токсичных способов объяснения мира. Мы не говорим, что в реальности заговоров не бывает. Уотергейт, тайное соглашение табачных корпораций, договорившихся скрывать связь между курением и раком, или программа шпионажа за обычными пользователями интернета, развернутая в NSA при Джордже У. Буше, – всё это примеры настоящих заговоров, которые были обнаружены и полностью раскрыты после всестороннего расследования[8]. Конспирология же как способ мышления особенно гнусна тем, что заявляет о заговоре независимо от того, есть ли этому какие бы то ни было доказательства, таким образом защищая себя от любой проверки фактами и от развенчания со стороны ученых или других скептиков. Следует, таким образом, различать настоящие заговоры (которые должны подтверждаться фактами) и теории заговора (которые, как правило, не имеют никаких вразумительных доказательств).
Конспирологию можно определить как «объяснение событий действиями тайных злонамеренных сил, преследующих какие-то недобрые цели». И крайне важно добавить, что эти теории обычно «целиком умозрительны и не имеют доказательств. Это чистые домыслы, никак не связанные с реальностью». То есть, говоря об опасности конспирологии для научного дискурса, мы должны иметь в виду прежде всего ее внеэмпирический характер: главное, что эти теории невозможно проверить. Конспирологические легенды плохи не столько тем, что они доказанно ложны (хотя многие из них и опровергнуты), но тем, что тысячи внушаемых людей будут в них верить даже после разоблачения.
Поскребите наукоотрицателя, и, скорее всего, увидите конспиролога. Но, увы, теории заговора, похоже, довольно распространены и среди обычных людей. Недавний опрос, проведенный Эриком Оливером и Томасом Вудом, показал, что 50 % американцев верит хотя бы в одну конспирологическую теорию. Здесь и «правда об 11 сентября», и «правда о рождении Барака Обамы», и лекарство от рака, которое намеренно не выпускает на рынок Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, и «кризис 2008 года – дело рук ФРС». (Отметим, что конспирологическая версия убийства Джона Кеннеди настолько популярна, что ее даже не включили в анкету.) Другие распространенные теории разной степени популярности и нелепости – это и «химические следы», оставляемые в небе самолетами для тайного управления мыслями людей, и инопланетные пришельцы, о которых знает, но молчит правительство, и «спецоперации» в школах Сэнди-Хука и Паркленда, замаскированные под преступления стрелков-одиночек, и, конечно же, «опровергающие науку» теории о плоской Земле, о придуманном глобальном потеплении, о вредных ГМО, намеренно создаваемых корпорациями, и о том, что COVID-19 вызывают мачты сотовой связи стандарта 5G.
В самой общей форме конспирология – это принимаемое без доказательств утверждение о том, что некая предельно маловероятная ситуация все же имеет место, но люди не знают о ней, потому что некие влиятельные силы предпринимают специальные действия, чтобы ее скрыть. Полагают, что теории заговора особенно процветают во времена больших общественных потрясений. Что, конечно, объясняет, почему конспирология характерна не только для нашей современности.
Теории заговора были в ходу уже при великом пожаре Рима в 64 году н. э.: огонь, полыхавший целую неделю, уничтожил практически весь город, а императора Нерона как раз не было в столице, и граждане сочли это совпадение слишком подозрительным. Поползли слухи, что Нерон сам поджег Рим, чтобы потом перестроить его по собственному плану. И хотя свидетельств, подтверждающих это (как и легенду о том, что Нерон пел во время пожара), не было, похоже, подозрения настолько обидели императора, что он придумал свою теорию заговора, обвинив в пожаре христиан. Поэтому-то позже их стали сжигать заживо.
Тут мы сразу понимаем, почему конспирология абсолютно несовместима с научным мышлением. В науке мы проверяем гипотезу реальностью, отыскивая факты, противоречащие нашим предположениям. Если все найденные факты подтверждают нашу теорию, значит, она должна быть верна. Но если обнаруживается хотя бы одно свидетельство против, теорию следует отвергнуть. Конспиролог же не отказывается от своей теории даже перед лицом опровергающих ее фактов (впрочем, кажется, им и подтверждающие факты не особо нужны – прежде всего они полагаются на нутряное чутье). Напротив, именно существованием заговора (ведь хитроумные заговорщики прячут все следы) конспиролог легко объяснит отсутствие доказательств, так же как и наличие опровергающих его теорию фактов (это фальшивки, сфабрикованные заговорщиками). В общем, дефицит доказательств заговора объясняется отчасти самим существованием заговора, а значит, наличие или отсутствие фактов конспирологи в равной мере считают подтверждением своей позиции.
Практически все конспирологи относятся к категории людей, которых я зову «буфетными скептиками». Они заявляют, что привержены самым высоким стандартам суждения, но на деле следуют им избирательно. Конспирология славится двойными стандартами в области доказывания: она требует абсурдной скрупулезности, когда речь идет о доказательствах того, во что она не верит, но принимает самые жалкие и карикатурные свидетельства в пользу своих утверждений. Мы уже видели порочность этого типа суждения на примере выбора фактов. Добавьте сюда предрасположенность к параноидальной подозрительности, которая почти всегда стоит за конспирологическим суждением, – и вот перед вами практически непробиваемая стена недоверия. Конспиролог тешит свои подозрения, будь то надуманная опасность прививок, небесных следов или фторированной воды, а любую противоречащую этим подозрениям или опровергающую их информацию рассматривает именно как попытку скрыть правду – и так заключает себя в герметичный ящик, откуда его не смогут извлечь никакие факты, сколько бы их ни нашлось. Сколь бы настойчиво конспирологи ни декларировали свой скептицизм, они в большинстве своем довольно легковерные люди.
Хороший пример тому – вера в плоскую Землю. На конференции FEIC-2018 я то и дело слышал со сцены, что любые научные доказательства кривизны земной поверхности сфабрикованы. «Высадки на Луну не было, это все снято в Голливуде». «Все летчики и астронавты участвуют в заговоре молчания». «Фото из космоса нарисованы в фотошопе». Никакие факты, идущие с этими заявлениями вразрез, не заставят плоскоземельца отказаться от его убеждений: напротив, для него они лишь подтверждают заговор! А ведь в нем участвует еще и сам дьявол… можно ли придумать заговор масштабнее? И знаете, большинство плоскоземельцев сами это признаю´т.
Похожая цепь умозаключений часто используется климатическими диссидентами. Президент Трамп долго считал, что глобальное потепление – это «китайский обман», задуманный, чтобы подорвать конкурентоспособность американской промышленности. Другие настаивают, что ученые-климатологи подтасовывают данные или предвзято судят, потому что так они привлекают внимание к своей работе и зарабатывают деньги. Есть и более зловещая версия заговора: согласно ей, климатические изменения служат лишь предлогом для ввода новых государственных ограничений или захвата мировой экономики. Любые свидетельства, опровергающие эти идеи, объясняются как часть заговора: они подложные, предвзятые или по меньшей мере однобокие, а настоящую правду прячут. Никакой набор фактов не убедит закоснелого антинаучника, потому что он не доверяет людям, эти факты собравшим.
Чем же это объяснить? Почему кто-то (например, наукоотрицатели) усваивает конспирологический модус мышления, а кто-то нет? Предлагались различные психологические теории, упоминались такие факторы, как чрезмерная уверенность в себе, нарциссизм или заниженная самооценка. Но бо́льшая часть специалистов, кажется, сходится в том, что конспирология – это механизм, помогающий людям справиться с тревогой и чувством бессилия перед лицом крупных неприятных событий. Человеческий мозг не любит случайностей, потому что мы не можем извлекать из них уроки и готовиться к ним. Сознавая свою беспомощность (когда мы не понимаем, что происходит, а также когда масштаб событий слишком грандиозен или они угрожают нам и нашему положению), люди порой тянутся к таким объяснениям, в которых есть враг, ведь врагу можно противостоять. Этот процесс нерационален, и ученые, исследовавшие конспирологию, отмечают, что именно люди, склонные «доверять чутью», больше других подвержены такому мышлению. Вот поэтому невежество и конспирология так часто связаны. Чем меньше в нас способностей к анализу ситуации, тем больше она нас пугает.
Также известно, что многих привлекает идея «тайного знания»: самолюбию этих людей льстит, что они входят в число немногих избранных. Роланд Имхофф, автор одного из самых блестящих исследований конспирологического мышления, придумал свою теорию заговора и подсчитал, сколько человек поверит в нее в зависимости от преподносимого эпистемологического контекста. Теорию он сфабриковал шикарную: как будто один немецкий производитель пожарных сигнализаций использовал ультразвуковой сигнал, от которого люди испытывали тревогу и тоску. Имхофф сообщал, что производитель знал о проблеме, но не собирался исправлять прибор. Когда испытуемым это преподносилось как тайное знание, они скорее были готовы поверить. Если же Имхофф подавал историю как общеизвестную, люди не столь охотно верили в нее. Тут я просто не могу не подумать о тех шести сотнях посвященных в денверском отеле. Из шести миллиардов жителей Земли эти шесть сотен были самопровозглашенной элитой элит, немногими ведавшими «истину» о плоской Земле, чье призвание теперь – пробудить остальных.
Какой вред несут теории заговора? Некоторые могут показаться безобидными, но учтите, что самый надежный способ предсказать, что человек поверит в теорию заговора, – его вера в какую-нибудь другую теорию заговора. И не все они будут безвредными. Вот, например, антипрививочник, который думает, что правительство скрывает присутствие тимеросала в вакцинах, а его ребенок тем временем заражает других детей корью? Или как насчет убеждения, что антропогенные (вызванные деятельностью людей) изменения климата – просто выдумка, так что государственным мужам можно не спешить принимать меры? А ведь время на предотвращение катастрофы уходит, и ее последствия для человечества могут оказаться непомерными.
Опора на фальшивых экспертов (и недоверие к настоящим)
Один из главных признаков наукоотрицания – идея о том, что, пока теория не «доказана на 100 %» (чего не может быть ни с какой теорией), можно оспорить любой ее аспект. Соответственно, подразумевается, что в отсутствие полного консенсуса вполне справедливо предпочитать одно экспертное мнение другому. Угадайте, каких экспертов выбирают наукоотрицатели?
Как мы увидели, смысл наукоотрицания в том, чтобы выстроить дискурс, который бы оспорил научный консенсус в той области, где он входит в противоречие с верованиями наукоотрицателей. И даже если все (или большинство) ученых согласны, что курение сигарет вызывает рак, а климатические изменения реальны, почему бы не подвергнуть это кое-каким сомнениям? А бредовые теории (и теоретиков) для этого можно хоть создать специально, хоть отловить в природе. Цель наукоотрицания – не переубедить настоящих ученых, а захватить внимание потребителей научной информации, которые не всегда умеют распознать истинный статус эксперта. Антинаучники стремятся создать видимость дискуссии там, где ее нет. И там, где позиция науки кажется нетвердой или результаты работы ученых выглядят противоречивыми, отрицатели выигрывают.
Том Николс в книге «Смерть компетентности» («The Death of Expertise») указывает на проблему такого подхода к фактическим, эмпирическим предметам, как если бы они могли зависеть от тайного лоббирования или яростной грызни, которыми характеризуются наши политические противоречия. Эти противоречия коренятся «в конфликтах и когда-то принимают вид уважительного несогласия, но чаще – хоккейного матча без арбитров, но с приглашением зрителям выскакивать на лед». Именно так антинаучники и стремятся обходиться с научными материями – превращать их в идеологические.
Легче всего это удается, если можно уличить «экспертов» в предвзятости. Если ученые, утверждающие, что глобальное потепление реально (например), оказываются либералами, или учились в университете, или получают гранты, – не возникает ли у нас вопрос, стоит ли доверять добросовестности этих ученых, а значит, и их выводам? Популистское недоверие к специалистам, описанное Николсом, открывает двери перед наукоотрицанием и другими идеологиями, адепты которых утверждают, что их эксперты – даже если вы попробуете заметить, что они тоже могут быть небеспристрастны, – по крайней мере занимают другую сторону в открытом научном состязании, что позволяет достичь некоего равновесия, а это не так уж плохо, как кажется неинформированному обывателю. Он ведь хочет, чтобы наука была «объективной». Но это, разумеется, ведет только к ложному паритету, когда антинаучники чувствуют себя в полном праве полагаться на собственных «специалистов» – пусть те и не имеют никакой специальной подготовки – в противовес тем, кого они считают предвзятыми и враждебно настроенными.
Как я отмечал, этот мыслительный маневр был отлично представлен на FEIC-2018. Белый халат на Роберте Скибе, объявившем со сцены, что он не имеет технического образования, – что это, как не попытка обозначить предпочтение определенного рода «экспертов» и принизить других, чьи притязания на авторитет исчерпываются экипировкой? Что таким способом достигается? Объявляется, что специалисты, из которых состоит «другая сторона», либо предвзяты, либо подставные лица, «рупоры» определенной точки зрения; им нельзя доверять, потому что они подкуплены или как-то иначе совращены, чтобы замалчивать правду. Наукоотрицание – это в значительной степени идеология жертвы: его адепты жалуются, что так называемые настоящие ученые не воспринимают их всерьез и отказываются рассматривать данные, собранные их экспертами.
Здесь, конечно, играет свою роль и конспирология, и избирательный подход к фактам. Пять пружин наукоотрицания работают слаженно, и поэтому как привлечение фальшивых авторитетов, так и недоверие к подлинным экспертам – это не просто определяющие характеристики такого отрицания, но неизбежное следствие как веры в конспирологию, так и нереалистичных требований, предъявляемых науке, и всех остальных свойств антинауки. Это самоподдерживающийся цикл. Фальшивые эксперты предвзято отбирают (или просто фабрикуют) «свидетельства», которые затем привлекаются для того, чтобы оспорить устоявшиеся в науке мнения. Если эти «свидетельства» не принимаются всерьез, возникают подозрения и на первый план выходит племенное мышление. Научные дискуссии становятся похожи на политические дебаты, часть войны «нас против них». И когда соперник достаточно демонизирован, настает черед версий, которые – для подготовленного сознания – могут подразумевать наличие заговора, что в свою очередь будет оправдывать предпочтение своих экспертов любым другим.
Вся схема строится вокруг доверия или, скорее, его отсутствия, а это делает невозможной бесстрастную объективную оценку фактов и исключает научную дискуссию. Или, по крайней мере, подвергает ее сомнению. А сомнение – это именно то, что нужно наукоотрицателю.
Ошибки в логике
Есть море способов мыслить нелогично. Главные ошибки и промахи, обнаруженные братьями Хуфнейгл и другими исследователями в аргументации наукоотрицателей, следующие: подмена тезиса, ложное умозаключение, ложная аналогия, ложная дилемма и поспешный вывод.
Меня поразило бы, если бы большинство отрицателей проходили курс неформальной логики. Наверняка они не изучали вообще никаких дисциплин, из которых можно узнать об упомянутых выше ошибках, и даже не слышали этих названий. Однако в практическом применении этих приемов они мастера. Климатический диссидент, заявляя, что «диоксид углерода – не единственный агент глобального потепления», показывает нам хрестоматийный пример подмены тезиса: когда человек придумывает своему оппоненту уязвимую позицию и с ней полемизирует, потому что ее легче опровергнуть. Ни один ответственный климатолог не будет отрицать, что возможных причин глобального изменения климата много и они включают и естественные. Суть не в этом. На сегодня техногенный выброс углекислого газа – крупнейший и самый быстрорастущий агент глобального потепления. Но климатический диссидент об этом говорить не хочет. Ему удобнее изобрести подмену, пусть на самом деле никто и не утверждал, что деятельность человека – единственная причина глобального потепления.
Когда плоскоземельцы спрашивают: «А вы знаете, что в подписи Уолта Диснея есть три шестерки?» – это не что иное, как ложное умозаключение. Ну да, шестерки есть, они всякому видны (на самом деле даже бесит, что, раз их там разглядев, ты уже не можешь их развидеть). Но что это может доказывать? Что Дисней состоял в заговоре с целью скрыть правду о форме Земли? Если так, то нужно какое-то настоящее свидетельство, изобличающее мультипликатора. Сама по себе подпись с формой Земли не связана никак.
Полагаясь на такие фиктивные аргументы, наукоотрицатели впадают в серию логических ошибок, которые философами и логиками опознаются, описываются и классифицируются как ошибки вот уже по меньшей мере 2300 лет. Здесь не время и не место читать длинный (и даже краткий) курс логики. Не к месту будет и перечисление нескончаемых огрехов в логике наукоотрицателей. Если у вас возникло желание изучить больше материалов, демонстрирующих, что эти и другие логические ошибки лежат в основе рассуждений плоскоземельцев, антипрививочников или климатических диссидентов, вы можете обратиться к массе отличных источников. А примеры еще последуют в дальнейших главах.
Завышенная оценка возможностей науки
Безупречной науку считают только те, кто никогда ею не занимался. Это не мешает наукоотрицателям постоянно выдвигать нереальные требования, например в таких формах: «Можете ли вы утверждать, что вакцина безопасна на сто процентов?», или «Почему бы нам не дождаться, пока мы соберем остальные данные по глобальному потеплению?», или «Связь между курением и раком легких не окончательно установлена». Как говорилось выше, это не просто скептицизм, а идеологически мотивированное отрицание, к которому прибегает субъект, не желающий верить в то, что предлагает ему та или иная устоявшаяся в эмпирической науке теория.
Учитывая природу индуктивного суждения, в основе любой научной гипотезы всегда остается какой-то элемент неопределенности. Отказавшись от фундаментального понимания того, что в любой момент может появиться новая информация, которая заставит нас модифицировать или даже дезавуировать общепринятую теорию, мы не сможем ждать от науки соответствия тем стандартам доказательства и точности, которые приняты в математике и дедуктивной логике. Однако в руках наукоотрицателя малейшая крупица сомнения раздувается подчас до того, что создается видимость дискуссии там, где ее нет и в помине.
Отрицатели привыкли пользоваться неопределенностью науки. Они печально знамениты своими двойными стандартами в области доказательств Никакой объем фактов не заставит антинаучника поверить в то, что он не хочет считать правдой: он будет настойчиво требовать новых и новых доказательств. Но, чтобы «убедить» в достоверности их собственной гипотезы, им хватает самых хлипких подтверждений, потому что антинаучники доверяют своим источникам. Это беззастенчивое извращение рациональной основы науки. Чтобы признать утверждение правдивым, не нужно доказывать его с полной определенностью. В науке есть понятие «верификация»; теория верифицирована, если она получила достаточно подтверждений и при этом ее всесторонне пытались опровергнуть; считается разумным признавать верной такую теорию, даже при том что мы всегда должны иметь в виду возможность, что обнаружившиеся новые факты могут ее отменить.
Отказаться от этого модуса, в сущности, значило бы согласиться, что мы ничего не можем знать об эмпирически познаваемом мире, покуда не собрали всех фактов. А этого не будет никогда. Самодовольного наукоотрицателя это, кажется, вполне устраивает. Но в самом ли деле эти люди готовы отбросить все научные теории, а не только лишь те, которые они презирают? Да, тогда мы в один момент лишимся оснований верить в дарвиновскую теорию эволюции и естественного отбора. Но это автоматически не верифицирует предпочитаемую ими теорию креационизма, зато деверифицирует антибиотики, трансплантации или генную инженерию. Конечно, теория антропогенного изменения климата пошатнется, но то же произойдет и с прогнозированием погоды вообще, и с таблицами приливов, и с научными основами агрономии.
Проблема выборочного «буфетного» скептицизма в том, что он оборачивается смехотворной непоследовательностью. Как объясняют плоскоземельцы свои твиты с FEIC-2018, если часть сотового трафика с их смартфонов идет через орбитальные спутники связи? Что сказать об адепте гомеопатии, который на смертном одре меняет убеждения, внезапно решив, что ему все-таки нужна химиотерапия? Эти люди на самом деле доверяют науке, но только не той, которую они решили отрицать. Что кроме смеха может вызывать такая позиция?
Другая абсурдная предпосылка наукоотрицательских фантастических требований к науке проявляется в идее, что, пока дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора или глобальное потепление окончательно не доказаны, альтернативные теории имеют равные права. Мы постоянно слышим от креационистов, что эволюция – это «не более чем теория». Но разумный творец – тоже не более чем теория. И с какой стати тогда, спросят они, наука не изучает обе, а в школе не преподают «разные версии» на уроках биологии?
Таким образом, антинаучники заблуждаются не только в отношении определенности, но и в отношении вероятности. Как мы помним, идея верификации состоит в том, что научная гипотеза тем вероятнее, чем больше фактов свидетельствует в ее пользу. Например, дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора так полно подтверждается 150 годами научного познания, что составляет основу практически всего здания современной биологической науки. Эволюционная теория – становой хребет генетики, микробиологии и молекулярной биологии. Выдающийся биолог Феодосий Добжанский в статье 1973 года писал, что в биологии «любой факт имеет смысл только в свете эволюции».
Однако, может спросить закаленный наукоотрицатель, разве наука не выиграет, если мы будем стремиться к полной, тотальной доказанности ее теорий? В конце концов, ниспровергатели авторитетов бывают и правы. Разве не смеялись когда-то над Галилеем?
Да вы серьезно? И впрямь хотите в это поиграть?
В феврале 2019 года агентство Reuters опубликовало статью, в которой говорилось, что массив фактов, свидетельствующих о техногенной природе глобального потепления, достиг «золотого стандарта» определенности, уровня пять-сигма. Это означает, что вероятность правоты климатических диссидентов составляет одну миллионную долю. Это тот же уровень определенности, которого в 2012 году достигли физики, когда объявили об открытии бозона Хиггса, элементарной частицы, служащей основным кирпичиком Вселенной. Разумеется, кто-то может и после этого сомневаться и требовать, чтобы признавали антинаучные альтернативы, поскольку они «могут» оказаться верными. Однако не абсурдно ли такое основание для веры?
Как устыдить бесстыдного? Против смешного верования, пожалуй, лучше всего сработает смех. Помните знаменитую сцену из фильма «Тупой и еще тупее» (1994), где герой Джима Керри отчаянно пытается пригласить девушку на свидание? Он пробует все средства, но получает отказ за отказом. Наконец он просит ее оценить вероятность, с какой она могла бы принять его приглашение. «Одна миллионная», – заявляет девушка. На что герой с улыбкой отвечает: «Ага, значит, шанс есть».
Мало кому захочется показаться таким персонажем.
Мотивы и психологические корни наукоотрицания
Поняв тактику наукоотрицателей, непременно сталкиваешься с группой важных вопросов. Как все это получилось? Из чего родилось? И можно ли объяснить, почему все отрицатели разыгрывают один и тот же сценарий? Иначе говоря, нужно понять: если эти пять описанных паттернов суждения настолько неудачны, то почему они так широко распространились?
Здесь важно обозначить разницу между двумя возможными подходами. Первый подход фокусируется на том, откуда появилось наукоотрицание; второй – на том, почему люди ему верят. Второй обычно вызывает больше интереса и породил популярную, но слишком поверхностную идею, что наукоотрицание держится на банальном невежестве. Объяснение – даже того, почему люди верят в отрицательские идеи, – не может быть таким узким. (В самом деле, опросы показывают, что в число самых упорных наукоотрицателей входят наиболее образованные из них.) И эта версия уж точно не объясняет генезиса наукоотрицания. Методы нигилистов слишком замысловаты, чтобы быть случайными. Много вероятнее, что объяснение лежит в чьем-то злом умысле.
Разобранные пять схем формируют стратегию, целенаправленно разработанную группой людей, которым нужно убедить публику не признавать определенные научные открытия, потому что они угрожают верованиям этой группы. Затем эти методы копировались в последующих кампаниях и обращались против новых научных открытий, и теперь это готовый план сражения, который можно применять, чтобы «сражаться с наукой» практически по любому поводу. Наукоотрицание – не заблуждение, а ложь. Намеренно организованная дезинформация.
Наоми Орескес и Эрик Конуэй в своей замечательной книге «Торговцы сомнением» («Merchants of Doubt») рассказывают, как в 1950‐х табачные компании всполошились, испугавшись скорой публикации новых научных данных о причинно-следственной связи между курением и раком легких. Вместо того чтобы продолжить спор между собой, чьи сигареты «здоровее», боссы крупнейших табачных концернов объединились и наняли медиаспециалиста для разработки контрстратегии. И тот посоветовал сражаться с наукой. Сфабриковать сомнения. Придумать как можно больше доводов в пользу того, что ученые предвзяты и транслируют только часть правды. А затем перехватить инициативу. Нанять собственных экспертов. Обнародовать собственные «научные» данные. Покупать площади в популярных журналах и печатать там материалы, оспаривающие находки ученых. Настаивать, чтобы каждый случай обнаруженной связи между курением и раком был доказан.
Знакомо?
Орескес и Конуэй превосходно разбирают, как табачные магнаты шаг за шагом развернули кампанию дезинформации; как выразился в печально известной заметке 1969 года один из боссов табачной индустрии, авторы кампании занялись «производством сомнения, поскольку это лучший способ состязаться с „властью факта“, живущей в сознании широкой публики. А также это способ посеять противоречия». Все это позволило табачным корпорациям не одно десятилетие морочить голову обществу; якобы дожидаясь «доказательства», они продолжали получать прибыль с продажи сигарет. К несчастью, эта политика – авторы книги называют ее «табачной стратегией» – оказалась столь успешной, что легла в основу последующих кампаний отрицания научных данных: о кислотных дождях, озоновых дырах, глобальном потеплении и т. п.
С курением и раком отрицание науки понадобилось, чтобы защитить вполне очевидные интересы корпораций. С климатическими изменениями дело, похоже, в том же. На эту тему настоятельно рекомендую книгу Орескес и Конуэя. Моя же цель сейчас не рассказать полную историю наукоотрицания, а разобраться, можем ли мы научиться так говорить с наукоотрицателями, чтобы заставить их сменить взгляды. Очевидно, бессмысленно пробовать это делать с теми, кто бесстыдно производит ложь (вне зависимости от того, верят ли в нее они сами). Поэтому я предлагаю переключиться на других – на аудиторию лжецов – и определить, почему они верят в теории, которых сами не изобретали, при том что эта вера не несет им никаких видимых выгод.
Здесь важно понимать, что возможных мотивов наукоотрицания много. Корысть – это просто самый очевидный случай. Но могут быть политические, идеологические или религиозные причины того, что человек решает не признавать те или иные научные истины, притом эти причины бывают глубоко личными. И когда на эти кнопки жмут люди, развернувшие кампанию отрицания, им удается привлечь миллионы последователей, готовых выполнить их распоряжения. Невежество и внушаемость наверняка играют свою роль. Но должно быть что-то сверх этого. Если мы даже выясним, что отрицание глобального потепления началось ради чьих-то экономических интересов, мы не ответим на вопрос, почему наукоотрицатель в самом деле в это верит.
Случается, что у такого верующего на кону стоят личные интересы. Пусть даже не корысть, но могут быть достаточно значимыми. Курильщик, например, очевидно предрасположен верить, что научные открытия 1950‐х о курении – лишь «одна из версий». Предвзятость суждения – мощный психологический механизм, побуждающий нас обращать внимание лишь на ту информацию, которая стыкуется с нашими убеждениями, и закрывать глаза на факты, грозящие душевным дискомфортом. Если, например, вы не хотите бросать курить, не удобнее ли будет верить, что курение ничем вам не грозит? Люди, когда им этого хочется, пускаются на любые измышления и самообман. Научные разыскания показывают, что это по большей части происходит даже неосознанно. Пожалуй, поэтому-то в нашем представлении «отрицатель» и «отрицающий» почти неразличимы. Человек лжет себе для того, чтобы более убедительно лгать другим.
Семьдесят лет существования социальной психологии показали нам, что удовлетворение эго есть один из важнейших мотивов человеческой деятельности. А также это ключевой инструмент для сохранения позитивного взгляда на себя самого. Этим можно объяснить те случаи, когда мы разрешаем когнитивный диссонанс, предлагая себе какую-то вымышленную историю, которую предпочитаем реальному положению дел, потому что в ней мы оказываемся героями. А еще нам важно быть уверенными, что мы в выгодном свете предстаем перед теми, чье мнение нам небезразлично. Таким образом, и убеждения, и поведение человека формируются в теплице самооценки, а отражение нашей самооценки мы находим во мнении окружающих. Удивительно ли, что наши верования и эмпирические воззрения вследствие этого опираются не на одни лишь факты, но и на психологические и мотивационные механизмы, которые формируют поведение и воззрения в целом? Как таковые наши эмпирически полученные представления легко поддаются манипуляции в интересах как нас самих, так и третьих лиц.
А еще не стоит недооценивать роль обыкновенного страха. Последние данные нейрологии, собранные с помощью фМРТ, показывают, что при столкновении с идеями, подрывающими их верования, у консерваторов наблюдается более высокая активность амигдалы (основанная на страхе), чем у либералов. Справедливо ли это и в отношении наукоотрицателей? Если молодой родитель слышит, что прививки могут быть опасны для его младенца, может ли он не встревожиться? Он бросается в гугл, натыкается там на ту или иную пугающую дезинформацию, и его мозг заливает кортизолом. Человек спешит к семейному врачу, тот отмахивается: «С ума сойти, да как вы могли поверить в эту белиберду?» – и бедняга, обиженный явным неуважением, отправляется за информацией на конференцию антипрививочников. К этому моменту время уже упущено. Как сформулировал один журналист, которого вышвырнули с такой конференции, «AutismOne и любые другие сообщества антипрививочников весьма успешно работают как конвейер радикализации. Родители приходят туда в тревоге о здоровье ребенка и отчаянно ищут ответов, а получают серию новых и все более диких заявлений о санитарных властях, правительстве и, наконец, мировой закулисе».
Еще один возможный психологический механизм наукоотрицания – чувство отчуждения и оставленности. Разумеется, немудрено почувствовать себя гонимым, когда люди, пытающиеся бороться с наукоотрицанием, хамят тебе, обзывают и считают идиотом. Но я говорю о материях менее явных. На конференции плоскоземельцев я отметил необычно высокую долю людей, переживших какую-то душевную травму. У кого-то это были проблемы со здоровьем, у кого-то – драмы в отношениях. Зачастую люди не поясняли, что именно случилось. Но всякий раз плоскоземельцы упоминали, что произошедшее с ними тем или иным образом связано с моментом, когда они «пробудились» и поняли, что им врут. Многие смирились с участью жертвы еще до того, как пришли в «Плоскую Землю». Я почти ничего не нашел об этом в психологической литературе, но остаюсь в убеждении, что эту гипотезу стоит обдумать. С конференции я ушел с ощущением, что многие плоскоземельцы – надломленные люди. Не характерно ли это для наукоотрицателей вообще?
Так или иначе, мне кажется несомненным – я опираюсь тут на опыт жизни и прочитанную литературу, – что большинство наукоотрицателей упиваются тем пьянящим потоком обиды и гнева, который вызывают у них «элиты» и «эксперты», решающиеся говорить им правду. Отчасти это объясняется в уже цитирующейся книге Тома Николса «Смерть компетентности». В ней разбирается тот род популистского недовольства, которым объясняется столь многое в нашей культуре постправды. Постправда шире, чем наукоотрицание. По-настоящему, хотя я и считаю наукоотрицание одним из истоков постправды, сегодня оно замкнулось само на себя, подперев широкую культуру отрицания, охватывающего всё, от климатических изменений до прививок и масок во время пандемии, и это дополнительно усугубляет вред, который несет научный нигилизм. Когда привычные боевые порядки перестроены – иной раз в соответствии с партийной принадлежностью конфликтующих, – отторгнутым себя почувствуешь еще быстрее. При современных противоречиях в источниках информации, раздробленности, поляризации позиций и складывающейся ментальности «Мы против них» вряд ли стоит удивляться тому, что и науку затянет в этот водоворот постправды.
Хочу ли я сказать, что наукоотрицание сегодня полностью политический феномен? Отчасти может быть и так. Яркий пример – климатические изменения, которые признают 96 % сторонников одной партии и лишь 53 % другой. Ученый-когнитивист Стефан Левандовски в своей работе о наукоотрицании утверждает, что в наши дни основную массу отрицателей дает консервативный лагерь:
Десятилетиями, начиная с 1970‐х, постепенно размывалось доверие к научному сообществу у консерваторов, но не у либералов… Это совпало с появлением множества новых научных открытий, которые шли вразрез с основополагающими убеждениями консерваторов, такими как вера в важность и благотворность нерегулируемого свободного рынка. Таким образом, отрицание научных данных в широком спектре областей и недоверие к науке как таковой, похоже, концентрируются преимущественно среди политически правых.
Тем не менее и Левандовски признает, что глубинные когнитивные механизмы, программирующие такие явления, как конспирология или предвзятость подтверждения, характерны не только для консерваторов. У всех нас одинаковые мозги и когнитивные искажения, сформированные одними и теми же эволюционными процессами. И значит, вопрос о том, возможны ли примеры «либерального» наукоотрицания, открыт, и об этом я буду писать в главах 6 и 7.
Сколь бы ни был важен политический аспект ситуации, мы подобрались к сердцевине вопроса о том, почему наукоотрицатели верят в свои идеи, даже опровергнутые наукой. Мы обнаружим ответ, если поймем, что главный агент формирования убеждений – даже если речь идет об эмпирических воззрениях, – скорее всего, не факты, а самоидентификация.
Идентичность можно найти в политике, но, конечно же, это не единственное место, где ее стоит искать. Люди находят себя в церкви, в школе, в семье, в профессии, в общественной жизни или, наконец, в группе таких же, как они, антинаучников. В блестящей книге Майкла Линча «Общество всезнаек» («Know-It-All-Society») объясняется, как наши верования становятся убеждениями и каким образом это связано с самоидентификацией.
Убеждение – это вера, облачившаяся в мантию решимости, это порыв к действию, потому что убеждение отражает нашу самоидентификацию, оно указывает на то, какого типа личностью мы хотим быть и к каким группам и родам хотим принадлежать. Потому-то критика убеждений и кажется покушением на личность, ведь это так и есть. Но по той же самой причине мы порой закрываем глаза на факты, не отвечающие нашим убеждениям: признать их означало бы поменять воображаемый образ себя.
Психологическую подоплеку этой ситуации – так называемое восприятие с защитой идентичности – описывает ученый из Йеля Дэн Каган. Нам кажется, что для формирования мнения по какому-либо научному вопросу достаточно ознакомиться с данными. И, в принципе, если тема такова, что результат ознакомления никак не задевает ни одного из наших глубинных убеждений, обычно это и происходит. Помните избирательный скептицизм наукоотрицателей? Даже антинаучник, как правило, способен на основе данных увидеть верный ответ на научный вопрос, если дело не касается убеждений, на которых держится его самоидентификация. Но едва речь заходит о «спорных» предметах типа эволюции или глобального потепления (или для кого-то формы Земли), способность к рассуждению испаряется. Человек не просто не готов изменить точку зрения, он даже не в состоянии рационально обработать данные.
Конфликт возникает между «тезисом в научном понимании», как это называет Каган, и защитой идентичности. Модель научного понимания предполагает, что лучший способ показать истинность той или иной эмпирической гипотезы – дать субъекту достаточно информации для вынесения рационального решения. Так, будто этот субъект – ученый. Если человек рационален и понимает, как размышлять на основе имеющихся данных, путь до решения, верна ли теория, обычно оказывается достаточно прямым. В этой модели мы считаем, что отрицать вполне обоснованную научную теорию человек может либо потому, что он иррационален (глуп или необразован), либо потому, что у него недостаточно данных. По-моему, эту модель лучше было бы назвать «моделью дефицита информации», ведь здесь мы предполагаем, что любой случай наукоотрицания можно излечить, выдав отрицателю больше фактов. Сколько мы видели таких попыток со стороны ученых! Климатический диссидент заявляет, что после 1998 года потепления не наблюдается, и мы показываем ему температурные таблицы. Он подвергает их сомнению, и мы предъявляем данные о динамике таяния морских льдов. Он сомневается и в них, и мы переключаемся на что-то третье. В итоге мы можем усомниться в разумности собеседника и махнуть рукой. Если человека не убеждают факты, о чем с ним можно говорить? Но что, если проблема не в недостатке данных? Если беда в том, что человек видит вещи через линзу защиты идентичности?
Чтобы это проверить, Каган придумал эксперимент, в рамках которого предлагалось оценить пользу нового (выдуманного) крема. Насколько я знаю, не существует и никогда не было никакого наукоотрицания (как и самоидентификации) в отношении косметических кремов. В опыте Кагана приняла участие тысяча испытуемых, которым сначала предлагали описать свои политические воззрения, а затем показывали таблицу якобы собранных данных (рис. 2.1).
Кое-что сложив и перемножив, мы располагаем всеми данными, чтобы увидеть, помогает ли крем от угрей. С первого взгляда может показаться, что крем действует. В конце концов, 223 человека, которые его использовали, сообщили, что угрей стало меньше, а из тех, кто не использовал, ситуация улучшилась только у 107. Однако эти цифры компенсируются учетом тех испытуемых, кому стало хуже. И тогда, в противоположность первому впечатлению, более правильно будет заключить, что крем не помогает. В конце концов, у 25 % потребителей крема кожа только ухудшилась в сравнении с 16 % тех, кто не пользовался кремом. Каган установил, что большинству людей верное заключение никак не дается. Но здесь результаты не коррелируют с партийной принадлежностью. Напротив, и, пожалуй, предсказуемо, разница в ответах зависела единственно от того, хорошо ли у человека обстоит с математикой, что прекрасно соотносится с моделью научного понимания.
Рис. 2.1. Вымышленные данные, использованные для стимулирования в эксперименте Кагана и др. «Мотивированная арифметика и информированная самостоятельность» (2013)
Рис. 2.2. Вымышленные данные, использованные для стимулирования в эксперименте Кагана и др. «Мотивированная арифметика и информированная самостоятельность» (2013)
Но потом Каган немного изменил условия опыта, наложив точно те же цифры на идеологически нагруженный предмет – зависимость уровня преступности от контроля за оборотом оружия (рис. 2.2). В первом предъявлении (слева) цифры показывали, что контроль коррелирует со снижением уровня преступности. Во втором (справа) налицо был рост.
Здесь результаты получились иными. Политолог Эзра Кляйн в статье об эксперименте объясняет это так:
Столкнувшись с проблемой, испытуемые демонстрировали забавное явление: то, как они выполняли тест, уже не зависело от их математических способностей. Теперь ответы формирует идеология. Либералы прекрасно решают проблему, если решение доказывает, что контроль за оборотом оружия снижает уровень преступности. Но когда они видят версию, где контроль только усугубляет ситуацию, их математические способности уже не имеют значения. Они начинают путаться, как бы хорошо ни умели считать. У консерваторов точно та же тенденция – с противоположным знаком. Хорошие способности к математике не только не помогали этим людям докопаться до правильного ответа, они еще сильнее разводили их по лагерям. У партийцев со слабыми способностями к математике вероятность выбрать правильный ответ выше на 25 процентных пунктов, если он вписывается в нужную идеологию. Для партийцев же с хорошими математическими способностями вероятность найти верный ответ в такой ситуации возрастает на 45 процентных пунктов. Ход рассуждения был направлен не на поиск верного ответа, а на подтверждение ответа, который эти люди хотели считать верным.
Вы можете решить, что политика усугубляет огрехи в рассуждении об эмпирически познаваемых предметах. Но, пожалуй, это слишком узкий вывод, если дело касается наукоотрицания. Да, в опыте Кагана рассуждения и убеждения испытуемых задавались политическим контекстом, но политика – лишь один из многих видов самоидентификации. Возможно, стоит сделать вывод, что не одна лишь политика влияет на наши способности к суждению, но и вообще любая идентичность? Пожалуй, идентичность всегда важнее какой-либо определенной идеологии. В конце концов, не случайно термин звучит как «рассуждение с защитой идентичности».
В замечательной статье Лилианы Мейсон «Идеологии без идей: размежевание как следствие самоидентификации» говорится о том, что мотивирующий фактор политического размежевания – не какие-то «идеи», которые мы привыкли считать типично либеральными или консервативными, а просто выбор партийного ярлыка, который задает человеку идентичность. Важно выбрать лагерь и знать, за какую сторону стоять в политической игре наших против не-наших.
Изучая данные анкетирования, Мейсон обнаруживает, что степень самоотождествления субъекта с той или иной политической идентичностью – гораздо более точный способ предсказать его отношение к «другой стороне», чем идеологические положения, стоящие за этой идентичностью. Опрошенных просили высказаться по шести темам: иммигранты, контроль за оборотом оружия, однополые браки, аборты, реформа здравоохранения и дефицит. А потом их спрашивали, как бы они отнеслись к браку с человеком противоположных политических взглядов. Или к дружбе с таким. Или просто к совместному времяпрепровождению. Мейсон обнаружила, что простая политическая самоидентификация вдвое надежнее позволяет предсказать отношение к другому лагерю, чем мнения человека по любому из шести пунктов опросника! Консерваторы оказались гораздо умереннее либералов в политических взглядах, но не менее четко отождествляли себя со своей партией. Этот всеобщий водораздел Мейсон описывает как разницу между «идеологией от самоидентификации» и «идеологией от идей».
Но если членство в политических партиях действительно в большей степени мотивировано самоидентификацией, чем содержанием идеологии, – стоит, пожалуй, задаться вопросом: можно ли считать «идеологическим» суждение, основанное на самоидентификации? В статье «Люди голосуют не за то, чего они хотят. Они голосуют за то, кто они есть» философ Кваме Энтони Аппиа отмечает, что в дни президентства Трампа республиканцы практически на 180 градусов развернули свою прежнюю позицию по отношению к России. На фото, иллюстрирующем статью, два сторонника Трампа щеголяют в футболках с надписью «Я лучше буду русским, чем демократом». В полном соответствии с рассуждениями Мейсон Аппиа заключает, что «идентичность предваряет идеологию».
Возможно ли, что собственно содержание верований наукоотрицателей столь же избыточно или хотя бы эластично? Что, если плоскоземельцы, с которыми я беседовал на конференции, держались своих взглядов не потому, что находят их разумными, а потому, что это затыкает у них некую брешь в душе? Эти убеждения дают им группу, за которую можно стоять, и подпитывают их обиду. Вероятно, так этим людям проще переживать и собственную маргинальность по отношению к обществу с его «нормальными» воззрениями, ведь теперь у них есть сообщество единомышленников, которое соглашается с ними и подтверждает их правоту. И если ты хочешь вписаться в такое сообщество, то, пожалуй, и его идеи принимаешь без особых раздумий. Вероятно, именно поэтому так трудно изменить мнение наукоотрицателя фактами: ведь в определенном смысле убеждения антинаучников опираются вовсе не на факты. Содержание этих убеждений не так важно, как идентичность, которой они наделяют.
Существуют мощные когнитивные механизмы, подталкивающие нас верить в то, что мы хотим считать истиной. И в то, что люди, окружающие нас, люди, которых мы знаем и которым доверяем, хотят нам внушить. А в наше время, когда ты легко можешь найти большое сообщество согласных с тобой, придерживаться маргинальных взглядов много проще. Будь то в сети или в реальной жизни, человеку в толпе легче стать на чью-то сторону и демонизировать думающих иначе. Решив, кому верить, ты выбрал и во что верить. Но так ты рискуешь стать объектом манипуляции и эксплуатации.
Вот, пожалуй, и долгожданная связь между теми, кто фабрикует наукоотрицательскую дезинформацию, и теми, кто просто ей верит. Если у какой-то персоны или организации с развитыми амбициями появляется интерес, конфликтующий с научными открытиями, этим силам несложно будет сыграть на партийном противостоянии или размежевании «по самоидентификации», чтобы склонить часть общества к нужному направлению мыслей. Похоже, именно так произошло в 1950‐х с корпоративным отрицанием связи между курением и раком легких. То же самое повторилось позже, по воле корпоративных и политических интересов, с глобальным потеплением. В данных случаях определенные группы смогли создать чувство идентичности вокруг предметов, которые не дают верующим никаких осязаемых выгод. Но значит ли это, что вся антинаука – порождение чьих-то сторонних интересов? Это не так легко доказать. Пусть за наскоками креационистов на теорию Дарвина явно стоит религиозная идеология, какие корпоративные или идеологические интересы могут мотивировать «Плоскую Землю»? Или антипрививочников? Или противников ГМО? Если не прибегать к помощи конспирологии, я таких не усматриваю.
Случается, что ошибочные верования возникают естественным путем, под действием факторов слишком разнородных, чтобы их можно было классифицировать, и это порой оборачивается появлением идентификации или группы на пустом месте. После этого по разным причинам к ней подключаются новые сторонники. В конце концов, дело, возможно, в общности, а не в идеях. Нам нужно быть за кого-то. И важно помнить, что, независимо от того, как фабрикуется наукоотрицание, мы должны сражаться против него, беседуя с верующими, а не с циничными манипуляторами, которые выдумывают антинаучные теории. Попытки разоблачить дезинформационную кампанию могут быть полезны, но это не основной путь борьбы с наукоотрицанием. Распространившаяся ложь, даже если ее разоблачили, уже нанесла вред. Мы должны обращаться к людям, которые верят этой лжи. Если кто-то в силах разоблачить коррупцию и обман, это тоже полезно. Но даже если их нет или несмотря на них, нам нужны способы сопротивления.
Сфабрикована ли ложь по циничному сговору корыстных людей или порождается нашим собственным эго и психическими травмами, итог будет один. Наукоотрицание держится не на недостатке фактов. А значит, его невозможно разбить, просто добыв информацию. Если мы хотим переубедить антинаучников, пора перестать относиться к ним так, будто это наши неверно информированные коллеги, которые умеют работать с фактами, только не располагают данными. Никакой объем данных не сможет убедить наукоотрицателя, покуда мы не учитываем, какую роль его взгляды играют в укреплении его общественной идентичности.
Философ Питер Богоссян и математик Джеймс Линдси в своей чрезвычайно полезной книге «Как вести невозможные разговоры» («How to Have Impossible Conversations») дают удивительный совет на случай, когда нужно убедить несогласного с вами собеседника: избегайте фактов!
Для людей, которые усердно работают, выстраивая свои представления о мире на основе фактов, труднее всего – признать, что не все строят свои представления таким же способом. Ошибка, которую делают люди, основавшие свои представления на фактах, в том, что они полагают, будто собеседник изменит свои убеждения, если получит достаточно свидетельств.
Богоссян и Линдси вместо этого предлагают задавать вопросы на опровержение, вроде: «Какие факты или свидетельства могли бы вас переубедить?». Именно так я поступал на конференции «Плоская Земля», хотя тогда еще не был знаком с упомянутой книгой (вероятно, потому что и авторы, и я как философы заимствовали эту стратегию у Карла Проппера).
В этот момент нужно вспомнить пять порочных методов антинауки. Мы уже видели, что эти ложные схемы составляют общий сценарий любого наукоотрицательского рассуждения. Почему это важно? Потому что, зная сценарий, мы можем его изменить. Этот пятикомпонентный сценарий позволяет наукоотрицателям думать, что они в самом деле рассуждают, а не просто твердят то, чему должны верить в силу своего социального самоотождествления. Я не говорю, что наукоотрицатели учат этот сценарий дословно или даже знают о его существовании, но они усваивают его компоненты и могут научиться весьма ловко их применять. Однако, если нам удастся разорвать этот сценарий, появляется неплохой шанс убедить оппонента. Побудите его усомниться в тезисах, которые он получил от единомышленников. Заставьте его на этот раз подумать своим умом. Цель разговора с наукоотрицателем – открыть окно сомнений, дать ему увидеть картину в ином ракурсе.
Разумеется, заставить человека изменить взгляды против воли вряд ли возможно. Сколь бы вы ни были сильны в риторике (или философии), едва ли у вас получится, поймав наукоотрицателя на логическом противоречии, заставить его изменить точку зрения. Не забывайте, что, оспаривая убеждения человека, вы оспариваете его идентичность! Это не к тому, что для переубеждения оппонента нельзя приводить эмпирические доказательства; просто помните, что доказательство – это инструмент в широком контексте разговора, главная цель которого – побудить наукоотрицателя примерить новую идентичность, сделать так, чтобы он почувствовал себя в роли человека, более внимательно работающего с информацией. И лучше понял, что значит думать как ученый.
Взламывая их сценарий и предлагая собственные свидетельства, не упускайте из виду подлинную причину, по которой наукоотрицатели держатся своих антинаучных воззрений: дело в том, кем они себя чувствуют. И это значит, что вам нужно учитывать не только собственно верования наукоотрицателей, но и то, чем они их обосновывают. Сценарий нужен им для того, чтобы защищать свои взгляды, но он не объясняет, почему они эти взгляды имеют. А они усвоили их, чтобы победить свой страх, или смягчить отчуждение, или обрести идентичность, к которой стремятся. То, во что они верят, – лишь отражение того, кто они есть.
По большому счету, наукоотрицание – это не просто спор с содержанием научных теорий, это спор в первую очередь с теми ценностями и методами, на которые опираются ученые при разработке теорий. В определенном смысле наукоотрицатели бьют по самоидентификации ученых! Наукоотрицатели не просто не знают фактов – они не знакомы с научным способом мышления. И чтобы это вылечить, недостаточно просто выложить перед антинаучником доказательства; нужно заставить его переосмыслить сам способ работы с доказательствами, предложить ему попробовать новую идентичность, основанную на другом наборе ценностей.
Боюсь, это означает, что нам следует навсегда забыть модель дефицита информации. Наукоотрицателя не обратить простым восполнением недостатка знаний. Подчеркиваю, это не значит, что факты неважны или доказательства бесполезны, – имеет значение то, как приводят эти доказательства. И кто приводит. И каков эпистемологический контекст, в котором собеседники эти свидетельства получают. На конференции FEIC-2018 плоскоземельцы раз за разом отвергали мои свидетельства, потому что не доверяли ученым, собравшим их. Дефицит, от которого они страдали, – это не дефицит знаний, а дефицит доверия. Глубоко укоренившиеся в человеке верования, которые Майкл Линч называет убеждениями, не победить предложением новых данных и даже нового мышления. Нужно помочь человеку справиться с угрозой, которую новая информация несет его личности.
Глава 3. Как переубедить оппонента?
Теперь, когда мы немного больше понимаем, из чего состоит наукоотрицание, и знаем некоторые из причин и мотивов, стоящих за ним, сам собой возникает вопрос: что мы можем с этим сделать? На этом этапе преступлением было бы не обозреть эмпирическую литературу, которая утверждает, что при определенных условиях человека можно убедить доказательством. Однако, как мы увидим далее, ответы не такие уж четкие, а значит, нам придется обратиться и к притчевой литературе, которая оказывается на редкость поучительной.
Переубеждение с помощью эксперимента
В августе 2000 года политолог Джеймс Куклински с соавторами опубликовали статью «Ложные сведения и валюта демократического гражданства», в которой речь идет о том, как члены разных политических партий могут менять свои воззрения. Хотя группа Куклински разбирала скорее политический, чем научный дискурс, их выводы актуальны и для нашей темы, поскольку основной механизм переубеждения испытуемых был связан с эмпирическим свидетельством. Темой эксперимента было социальное пособие. Ученые решили проверить знания испытуемых об этом предмете, а затем установить, можно ли заставить их изменить мнение, познакомив с настоящим положением дел. Как и ожидалось, знания испытуемых о социальном обеспечении оказались хуже некуда: лишь 3 % опрошенных смогли верно перечислить хотя бы половину фактов о среднем пособии в США, процентной доле афроамериканцев среди получателей пособия и о том, какой процент федерального бюджета направляется на социальные выплаты. Стало очевидно, что испытуемые не просто не информированы, а положительно дезинформированы. Более того, исследователи отметили эффект обратной перспективы (впоследствии подтвержденный и другими экспериментами): хуже всех информированные субъекты были больше прочих уверены в корректности своих сведений.
Опросив по телефону 1160 жителей Иллинойса, группа Куклински собрала данные, позволяющие измерить заблуждения граждан о социальных пособиях. На следующем этапе ученые сфокусировались на единственном вопросе – какой процент федерального бюджета уходит на социальные выплаты, – но затем добавили вопрос о том, каким этот процент, по мнению опрашиваемого, должен быть. Это делалось для того, чтобы подтолкнуть испытуемого задуматься о его отношении к пособиям в контексте его (ошибочного) знания о них. А еще для того, чтобы замерить у опрошенных невысказанный уровень поддержки пособий (чем больше зазор между суммой, которая, по мнению опрошенного, тратится в реальности, и оптимальной суммой выплат, тем меньше, как предполагалось, поддержка). Ученые отважились на смелый шаг: задав опрошенным эти два вопроса, половине из них они сообщили верные данные (вторая половина послужила контрольной группой), а потом открыто спросили всех, поддерживают ли они выплату пособий.
Получились любопытные результаты. Поскольку опрошенные были критически дезинформированы, все они обычно сильно завышали бюджетные расходы на пособия. Например, в типичном случае опрошенный говорил, что на пособия уходит 22 % федерального бюджета, а затем заявлял, что следовало бы ограничиться пятью. Но среди тех опрошенных, кого ошарашили реальной цифрой – лишь 1 % федерального бюджета тратится на социальные пособия, – статистически значимая доля выказала уровень поддержки социальным пособиям, серьезно расходящийся с тем отношением, которое можно было предсказать по их прошлым ответам. Получив реальные цифры, эти люди смягчали свое отношение. В контрольной группе не отмечалось никакой разницы между предсказанным и реальным уровнем поддержки социальных пособий у опрошенных.
Куклински и соавторы пишут:
Респонденты меняют отношение, узнав, что на самом деле на пособия тратится даже меньше, чем они считают разумным. То есть дезинформированные граждане не всегда остаются глухи к верным данным. Если данные преподносятся им как «удар промеж глаз» – с привлечением внимания к общественной значимости вопроса и с акцентированной корректировкой ошибочных мнений, – такая информация может оказать хорошее воздействие.
Психолог Дэвид Редлоск с группой коллег в 2010 году провел эксперимент под названием «Эмоциональная точка опрокидывания: „дойдет“ ли до предвзятого субъекта?», предположив, что, если вообще для человека возможно изменить мнение о каком-либо предмете, даже субъекты с предвзятым суждением должны достигать «точки опрокидывания», когда информация, расходящаяся с их представлениями, вызовет у них смятение. Здесь в фокусе тоже оказались политические (а не научные) воззрения, а именно – уровень поддержки выбранного политического деятеля. Только на сей раз опрос проводился не по телефону, а лично и охватил, в форме инсценированной политической кампании, 207 человек из вост�
Скачать книгу
© Lee McIntyre, 2021
© The Massachusetts Institute of Technology, 2021
© Николай Мезин, перевод, 2023
© Дмитрий Кавка, обложка, 2023
© ООО «Индивидуум Принт», 2023
Для Мохамада Эззеддина Аллафа – врача и целителя
Человека с убеждениями трудно разуверить. Скажите ему, что вы не согласны, и он отвернется. Покажите ему факты или цифры, и он усомнится в их источниках. Апеллируйте к логике, и он не сможет понять вашу точку зрения.
– Леон Фестингер,«Когда пророчество не сбывается» (1956)
Легче одурачить людей, чем убедить их в том, что они одурачены.
– Марк Твен (не подтверждено)
Введение
Признаюсь, не без колебаний я повесил на шею шнурок бейджика, врученного улыбчивой девушкой в белом халате за регистрационной стойкой международной конференции «Плоская Земля – 2018». Вдруг меня здесь кто-то узнает – да еще и, не дай бог, сфотографирует? Хотя, с другой стороны, кому я сдался? Последние 15 лет я сижу в кабинете, изучая отрицателей науки. А с этим бейджиком на фланелевой рубашке можно сойти за одного из них. Это словно плащ-невидимка для философа науки под прикрытием, как минимум на первые 24 часа. [1]
А после этого я буду готов сделать свой ход…
Вдруг на плечо опускается чья-то ладонь, и, обернувшись, я вижу мужчину, с улыбкой протягивающего мне руку. На черной футболке надпись: «NASA ЛЖЕТ».
– Милости просим, Ли, – приветствует он меня. – Ну, рассказывай, как тебя занесло на «Плоскую Землю»?
Далеко не первый год очевидно – по крайней мере в Америке, – что истина оказалась под угрозой. Факты нашим согражданам больше не указ. Эмоции перевешивают аргументы, ширится власть идеологий разного толка. В одной из предыдущих книг я задавался вопросом, не живем ли мы в эпоху постправды, когда и факты, и саму реальность каждый выдумывает сам, – и каковы могут быть последствия этого. Я обнаружил, что нынешнее «отрицание реальности» восходит напрямую к проблеме «отрицания науки» – этот гнойник в нашей стране зреет с 1950‐х годов, когда крупные табачные корпорации нанимали экспертов по пиару, чтобы придумать, как противостоять ученым, обнаружившим связь между курением и раком легких. Та схема послужила образцом для успешных кампаний дезинформации против самых разных научных концепций: эволюции, вакцин, изменений климата, – так что в итоге мы теперь живем в обществе, где два человека, рассматривая один и тот же снимок с инаугурации, приходят к противоположным выводам о том, сколько людей на нем запечатлено.
Политический бардак в Вашингтоне еще надолго. А вот последствия для науки уже катастрофические. Недавний доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата при ООН (МГЭИК) предупреждает, что мы достигли опасной точки невозврата. Последствия глобального потепления наступают значительно быстрее, чем ожидалось, а многие страны уже не выполнили своих задач по Парижскому климатическому соглашению. Полярные льды могут полностью растаять к 2030 году, к 2040‐му – исчезнуть коралловые рифы; еще до конца столетия уровень моря в Нью-Йорке и Бостоне может подняться на целых полтора метра. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш несколько лет назад предостерегал: «Если к 2020 году мы не сменим курс, то рискуем пройти рубеж, после которого неконтролируемые изменения климата уже необратимы». Между тем, пока я это пишу, Верховный Климатоотрицатель в Белом доме по-прежнему распространяет фантазии о том, что ученые-климатологи «политически ангажированы» и потепление если и происходит, то по естественным причинам, а значит, может впоследствии «спокойно повернуть вспять». И с ним, увы, согласны миллионы.
Как достучаться до них? Как убедить их опираться на факты? Порой это кажется невозможным. Есть даже мнение, что всякие попытки это сделать вызовут лишь агрессивный отпор и мы только усугубим проблему, укрепив людей в опасных заблуждениях. Вспомните такие безапелляционные заголовки, как «Эта статья не изменит ваших взглядов» (Atlantic) или «Почему факты никого не переубеждают» (New Yorker). Но подобная позиция уязвима. Исследования последних нескольких лет показывают, что прежний эффект обратного действия не повторяется. Да, люди упрямы и не хотят отказываться от своих воззрений, что бы ни говорили факты, но большинство все же способно меняться. И если не пытаться их убедить, ситуация, конечно, ухудшится.
В июне 2019 года произошло одно из самых волнующих научных открытий последних лет: журнал Nature Human Behaviour опубликовал данные революционного исследования, впервые эмпирически доказавшего, что наукоотрицателя можно разуверить. Двое ученых из Германии, Филипп Шмидт и Корнелия Бетш, провели изящный эксперимент, который показал, что не противостоять наукоотрицателям – худшая из стратегий, поскольку в таком случае гнойник мракобесия лишь набухает. Исследователи рассмотрели две возможные стратегии. Первая – фактическая аргументация, когда представитель научного лагеря предъявляет отрицателю научно доказанные факты. Примененная надлежащим образом, эта стратегия может быть достаточно успешной. Но есть вторая, менее известная, так называемая техническая аргументация – она опирается на теорию о том, что все наукоотрицатели совершают пять одинаковых логических ошибок. И вот что удивительно: обе стратегии равно эффективны и не вызывают аддитивного эффекта, следовательно, каждый из нас может противоборствовать наукоотрицателям! Для этого не нужно быть ученым. Изучите пять ошибок, характерных для аргументации отрицателей: веру в конспирологию, избирательный подход к фактам, опору на фальшивых экспертов, фантастические ожидания от науки и сбои в логике, – и вы получите универсальный инструмент, который поможет выработать стратегию против любых форм наукоотрицания.
К сожалению, одну важную вещь Шмидт и Бетш все же упустили из виду. Существует, по сути, три возможных уровня конфронтации с наукоотрицателем: внедрение, вмешательство и ниспровержение. Шмидт и Бетш говорят лишь о первом и втором. В одобрительном комментарии, напечатанном в том же номере Nature Human Behaviour, Сандер ван дер Линден замечает, что подход Шмидта и Бетш эффективен при идентификации жульнических методов, применяемых наукоотрицателями, и при попытке их «предразоблачить», чтобы смягчить пагубное действие на потенциальную аудиторию. Исследователи показывают, что, даже если участники эксперимента недавно подвергались антинаучной дезинформации, скорое вмешательство и разъяснение порочной логики помогают предотвратить «цементирование» ошибочных верований. Опыт Шмидта и Бетш доказывает, что и «предразоблачение», и разоблачение – потенциально эффективные инструменты. Вместе с тем ученые не дают ответа, возможно ли ниспровергнуть верования закоренелых наукоотрицателей, особенно таких, которые не один год подвергаются антинаучной дезинформации. Шмидт и Бетш (и ван дер Линден) отлично поработали со свежей аудиторией такой дезинформации, но что сказать о тех, кто стал убежденным наукоотрицателем до участия в исследовании?
Увы, здесь мы не можем опереться на эмпирические данные. Отдельные случаи свидетельствуют, что лучший способ убедить человека поменять воззрения – это прямое личное взаимодействие, но исследование Шмидта и Бетш целиком проходило онлайн. Однако кажется логичным предположить, что если мы хотим подтолкнуть человека поменять взгляды, то не помешает сначала хоть немного заручиться его доверием. Большинство верований формируются в социальном контексте (и опираются не только на факты); может, социальный контекст важен и для их модификации?
В замечательной статье «Как убедить, когда не убеждают факты» профессиональный скептик и историк науки Майкл Ширмер советует следующую тактику:
Мой опыт подсказывает: 1) устранять из диалога эмоции, 2) обсуждать, но не нападать (ни ad hominem, ни ad Hitlerum), 3) слушать внимательно и стараться не искажать позицию собеседника, 4) выражать уважение, 5) признавать, что ты понимаешь, почему собеседник может придерживаться этих взглядов, и 6) постараться показать, что перемена фактов не обязательно влечет смену мировоззрения[2].
Все наукоотрицатели, поменявшие взгляды, отмечают в своих рассказах позитивное влияние человека, которому они доверяли, который выстроил с ними личные отношения, всерьез воспринял их сомнения и затем предложил какие-то свидетельства. Одних фактов было бы недостаточно. В двух недавних статьях о преодолении антипрививочных воззрений бывшие антиваксеры (или по крайней мере сомневающиеся) сообщали, что их взгляды изменили люди, которые выслушивали все их вопросы и давали ответы и объяснения с должным терпением и уважением. Во время вспышки кори в округе Кларк, штат Вашингтон, в 2019 году власти направили врачей «консультировать родителей небольшими группами или один на один, иногда часами напролет, и отвечать на их вопросы». В итоге одна женщина сообщила, что «поменяла мнение и решила привить детей», после того как врач в пункте вакцинации более двух часов отвечал на ее вопросы и даже рисовал на доске схемы, иллюстрирующие взаимодействие клеток. Он говорил вдумчиво, приводил факты, но при этом, как отметила женщина, отнесся к ней «тепло и душевно».
Другая мама, из Южной Каролины, написала в газету Washington Post письмо под заголовком: «Я была против вакцин. Вот как я поменяла свое мнение»:
Мои предубеждения против прививок росли в основном из неверного представления о составе вакцин и о механизме их действия. Знакомые, убеждавшие меня не делать прививок, рассказывали о самых разных компонентах вакцин, включая соли алюминия, полисорбат-80 и формальдегид, но они не говорили, зачем эти компоненты нужны. Что изменило мое мнение? Знакомство с людьми, которые горячо стояли за вакцины и охотно обсуждали эту тему. Они смогли опровергнуть всю ложную информацию, которую я слышала, и развеять мои тревоги с помощью достоверных научных данных и других полезных сведений.
По поводу климатических изменений существует такой же корпус устных свидетельств, включающий примечательный рассказ непреклонного республиканского политика Джима Брайденстайна, занявшего при Трампе пост главного администратора NASA: через несколько недель на новой должности Брайденстайн полностью изменил мнение о глобальном потеплении. В 2013 году, выступая в Конгрессе, он безосновательно заявил, что «среднемировая температура не растет уже десять лет». Сегодня же он говорит: «Я убежден, я знаю, что климат меняется. Я знаю, что в значительной мере это вина человечества. Диоксид углерода – это парниковый газ. Мы выбрасываем его в атмосферу в невиданных прежде объемах, и это нагревает планету. Это безусловно происходит, и ответственность лежит на нас». Что заставило Брайденстайна изменить взгляды? Сам он говорит, что «многое прочитал». Но ведь произошло это при погружении в новую среду – в сообщество специалистов NASA, где Брайденстайн «встречался со множеством экспертов» и вскоре пришел к выводу, что «нет причин сомневаться в научных воззрениях» на проблему климата.
Уважение, доверие, дружелюбие, заинтересованность. Эти пункты мы встречаем во всех подобных рассказах бывших отрицателей. Шмидт и Бетш предлагают нам важные, эмпирически обоснованные советы по работе с наукоотрицателями. Но на кого направлены предлагаемые ими стратегии и в каком социальном контексте они работают? Работа Шмидта и Бетш – значительное событие, но она не дает ответа на самый, пожалуй, интригующий вопрос во всем дискурсе о наукоотрицании: можно ли переубедить самых закоренелых антинаучников, и если да, то как?
Я не один год изучаю феномен наукоотрицания, пытаясь понять, как ему можно противостоять. Я применял и фактическую, и техническую аргументации задолго до того, как о них написали Шмидт и Бетш. Проблема, однако, в том, что в реальности, лицом к лицу, часто приходится разговаривать не с жертвой антинаучной дезинформации, а с самым ярым ее распространителем. Так что речь уже не идет о «прививке» и предотвращении. Представления этих людей сформированы ложной идеологией, они годами в ней мариновались, а на кону зачастую стоит их самоидентификация. Можно ли повлиять на таких людей?
В недавней книге «Научный подход: защита науки от отрицания, мошенничества и псевдонауки» («The Scientific Attitude: Defending Science from Denial, Fraud, and Pseudoscience», вышла в MIT Press в 2019 году) я вывожу теорию того, что составляет специфическую суть научного познания, и намечаю стратегию защиты науки от критиков. На мой взгляд, главные отличительные черты науки – не логика и не методология, а ценности и практика: именно они особенно актуальны в ее социальном контексте. Иными словами, ученые заставляют друг друга быть честными, постоянно проверяя выводы друг друга на соответствие фактам и меняя воззрения с появлением новых фактов. Но понимают ли это другие люди? А если даже понимают, то какую пользу мы можем из этого понимания извлечь?
Во время промотура с книгой «Постправда» («Post-Truth») – и перед выходом «Научного подхода» (он тогда был в корректуре) – я постоянно получал от слушателей вопросы о том, как спорить с антинаучниками. Что нужно говорить, чтобы переубедить отрицателей истины? Я советовал личный контакт: один на один беседовать с человеком о научном подходе и важности логики. И не позволять собеседнику отмахиваться от фактов только из-за того, что он получил абсолютно неверные представления о механизме научного познания.
И тут пришла мысль: а почему же я не делаю этого сам?
Стоило попробовать. Даже если мне не удастся переубедить никого из ярых антинаучников, может, есть шанс повлиять хотя бы на их паству. И если пустить в ход навыки рассуждения и убеждения, которым меня научила специальность философа, то, глядишь, сумею пошатнуть утверждения отрицателей, что на самом деле они – скептики, а не отрицатели. И даже если этих людей не убедят факты, я смогу показать, где их аргументация не выдерживает проверки. Так я и замыслил книгу, которую вы сейчас держите в руках.
Вот так-то в ноябре 2018 года я и оказался в банкетном зале денверского отеля «Краун плаза» среди шести сотен вопящих и бьющих в ладоши энтузиастов на международной конференции «Плоская Земля». Непривычно сознавать, что лишь ты один в толпе полагаешь, будто Аристарх Самосский и Коперник давно закрыли вопрос о форме нашего небесного тела. Но зато после стольких лет изучения антинауки в тиши кабинета я наконец оказался здесь, в самом логове зверя, среди, вероятно, самых оголтелых наукоотрицателей планеты (простите… мира). Почему я начал с «Плоской Земли»? Потому что хотел взять худшее из худшего. Посмотреть на антинаучников того сорта, над которым потешаются даже другие антинаучники.
Я думал, что если смогу изучить самый элементарный случай наукоотрицания, то, вероятно, пойму, как разговаривать и с другими антинаучниками – например, климатическими, – взгляды которых могут показаться менее категоричными и не столь примитивными. К тому же где-то в глубине души я надеялся, что методики переубеждения антинаучников будут одни для всех, а та аргументация, которую я выстрою против плоскоземельцев, сработает и для климатических диссидентов.
Я не представлял, что меня ждет…
Глава 1. Что я узнал на конференции плоскоземельцев
Невероятно, но факт: теория плоской Земли возвращается. При том что простое научное доказательство кривизны земной поверхности известно уже больше двух тысяч лет – и доступно любому старшекласснику, – сегодня мы видим собрания плоскоземельцев во многих городах, слышим, что их взгляды распространяют знаменитости – вроде рэппера B.o.B. или баскетболистов Кайри Ирвинга и Уилсона Чендлера, – и даже можем побывать на какой-нибудь конференции «Плоская Земля» – вроде той, что посетил я.
Начнем с фундаментального вопроса: они серьезно в это верят? Да, абсолютно. Плоская Земля – не тот предмет, к которому можно отнестись легкомысленно, ведь, как правило, плоскоземельцы за свою веру подвергаются гонениям. Многие лишаются работы, кого-то отлучают от церкви, иных третируют собственные семьи. Удивительно ли, что они зачастую предпочитают не афишировать свои воззрения? А раз так, то вряд ли мы сможем узнать, сколько на самом деле людей придерживается этой теории. Наверное, это и способствовало праздничной атмосфере, которую я почувствовал на конференции, где незнакомые люди приветствовали друг друга как старые друзья.
В одном из первых выступлений в день открытия докладчик выразительно повторял мантру «мне не стыдно», за что был вознагражден бурными аплодисментами. Некоторые слушатели повторяли эти слова со слезами на глазах, очевидно тоже ничуть не стыдясь. Подвергаться осмеянию, оскорблениям и дискриминации за свои взгляды – не самый приятный опыт. Я думаю об этом всякий раз, когда кто-нибудь в очередной раз обзывает плоскоземельцев троллями и зубоскалами, для которых все это просто забава. Кто станет терпеть такое ради забавы? Может быть, я слишком доверчив, но за все время на FEIC-2018 мне не встретился ни один человек, который не был бы истово привержен своей вере. Думаю, этим тоже объяснялась особая значимость конференции для участников. Если не брать в расчет меня и нескольких газетчиков, приехавших делать репортажи, собрание походило на встречу изгоев, наконец-то нашедших свой круг.
Осматриваясь, я больше всего удивился вот чему: если не знать заранее, куда вы попали, то и не догадаетесь. Все выглядели такими «нормальными». Никаких шапочек из фольги. Обычные люди, молодые и старые, самые разные. Да, было много черных футболок (некоторые со странными надписями), но ничто не указывало на маргинальность этих людей. Если не смотреть на три огромных мультимедийных экрана на стене, можно было решить, что сейчас начнется концерт «Металлики». В свободной рубашке и джинсах я вполне вписывался.
Я сел в первых рядах рядом с парой примерно моих лет, приехавшей, как они сказали, из Парадайза, штат Калифорния. За пару месяцев до того там полыхали катастрофические пожары, и я спросил, как они пережили бедствие. Мне ответил мужчина: «Ну, наш дом сгорел. Нам некуда возвращаться. И мы до сих пор ничего не слышали о маме моей жены. Она была совсем стара и страдала деменцией. Так что, наверное, погибла». Это меня поразило. Я украдкой взглянул на женщину, но у той и мускул не дрогнул на лице. То есть вот в таких обстоятельствах они загрузили пикап и отправились в Денвер на конференцию «Плоская Земля»? Я выразил им сочувствие, и разговор о пожарах продолжился: мужчина поделился подозрениями о том, что правительство усиливало огонь – перед бедствием он видел в небе «химические следы». Женщина добавила: «Мне тоже кажется, с этими пожарами дело нечисто, как их изолировали, а потом они дошли до нас». Сзади подсела дама с мальчиком лет шести-семи, на обложке ее блокнота значилось: «Изучение Библии». И шоу началось.
После бодрого музыкального приветствия с торжественной речью выступил организатор конференции Робби Дэвидсон, который рассказал, что прежде был «глобалистом», но потом, взявшись опровергать теорию плоской Земли, сам обратился в плоскоземельцы. Он выступает не против науки, пояснил Дэвидсон, а против сциентизма. Но «истина сделает вас свободными!» На этих словах пара из Парадайза вскочила с мест и завопила: «Хвала Иисусу!» – а зал взорвался аплодисментами. Я же сидел и всё записывал. Опустившись в кресла, мои соседи уставились на меня. Робби между тем продолжил, сообщив – думаю, в основном для прессы, – что конференция никак не связана с Обществом плоской Земли. Он с усмешкой пояснил, что Общество считает Землю диском, «летящим в космосе». И обратился к скептикам, присутствующим в зале: если они собираются высмеивать его группу, то пусть для начала разберутся, каковы ее представления. «Оставайтесь до конца конференции. Ведите собственные исследования». Наука, сказал он, столетиями диктовала нам космологические представления, но «ее фундамент крошится». И толпа вновь заулюлюкала.
Впрочем, со сцены звучали не только речи и доклады. После выступления рэппера, разогревшего публику, показали видео от Мистера-Плоская-Земля (Flat Earth Man), подающего надежды рокера, которого в зале, похоже, знали все. Видео под названием «Космос – фальшивка» приняли с энтузиазмом (оно было действительно хорошо сделано): на экране мелькали топорные фотомонтажи, которые, очевидно, должны были показать, что если Мистер-Плоская-Земля сумел подделать фото, то уж правительство и подавно сумеет. Объектом большинства шуток было NASA. Тут я узнал, что практически все плоскоземельцы считают любые фото Земли из космоса подделкой, отрицают высадку человека на Луну и думают, что все сотрудники NASA – вместе с миллионами других людей – «состоят в заговоре» с целью скрыть Божью истину о том, что Земля – плоская. Всякий, кто еще не стал плоскоземельцем, либо состоит в заговоре, либо баран. И для пущей доходчивости видео сообщало, что если сложить порядковые алфавитные номера букв в названии National Aeronautics and Space Administration, то получится число 666.
После видео я попросил мужчину из Парадайза объяснить, кто стоит за всем этим. Он знал, что я новичок, так что на нем, может быть, моя маскировка еще работала. Тот ответил: «Враг». Я уточнил: «Дьявол?» Он стал объяснять, что дьявол помогает всем, у кого есть власть и влияние, то есть мировым лидерам и всем главам государств, астронавтам, ученым, учителям, пилотам и многим другим. Дьявол поощряет их всех, чтобы они скрывали правду о плоской Земле. Затем мой собеседник добавил: «Все это восходит к Библии. Если бы Земля была круглая, как бы мог случиться Всемирный потоп?»
В следующие сорок восемь часов я слышал подобное от многих, в основном – смесь абсурдистской физики с христианским фундаментализмом. Однако меня особенно впечатлило, что, хотя большинство участников были глубоко религиозными людьми, их приверженность идее плоской Земли опиралась не на веру. Нет, они утверждали, что их убеждения подтверждаются фактами, свидетельствующими как в пользу плоской Земли, так и против «шаровой гипотезы». Выступавшие призывали слушателей самостоятельно исследовать вопрос. Вообще, как заявил Дэвидсон, единственной целью конференции была презентация «образовательных материалов». Постоянным рефреном звучала фраза: «Ничего не принимайте на веру, каков бы ни был авторитет». Несколько докладчиков даже убеждали аудиторию не верить с ходу в то, что они сами говорят, и, отталкиваясь от услышанного, провести собственные разыскания.
Похоже, именно таким образом многие и приходят к вере в плоскую Землю. Не единожды я слышал рассказ о том, как человек, веривший в шарообразность нашей планеты – для таких есть презрительное прозвище (которое нас просили не употреблять) «глобанутые», – пытался опровергнуть теорию плоской Земли, не смог и пришел к выводу, что теория истинна. «Будьте осторожны, ведь мы тоже думали как вы», – предупредил один докладчик. Стремясь доказать, что плоская Земля – вымысел, многие (как правило, после просмотра серии роликов на ютубе) неожиданно лишь убедились в обратном. В общем, если у плоскоземельцев есть метод, то он, похоже, таков: если не получается доказать шарообразность Земли, придется поверить, что она плоская. И, кажется, этих людей совсем не тревожит, что их «разыскания» по большей части ограничиваются просмотром видео в интернете. В самом деле, психолог Эшли Лэндрам из Техаса, изучавшая феномен плоскоземельства, отмечает, что практически все новообращенные приходят на «Плоскую Землю» из ютуба.
Плоскоземельцы поголовно испытывают острое недоверие к любым авторитетам – и свято верят в непосредственный чувственный опыт. Условием веры для них служит доказательство. В их эпистемологии усомниться в какой-то идее – достаточно для того, чтобы объявить ее заблуждением. Но как обстоят дела с их собственными идеями? Занятно, что в таком скептическом сообществе, как это, люди совершенно не настроены сколько-нибудь тщательно проверять собственные гипотезы. Если попросить их доказать, что Земля плоская, они обычно перекладывают бремя доказательства обратно на «глобалистов». И выбор тут бинарный. Не можешь доказать, что Земля круглая (учитывая, что любое приводимое свидетельство они встречают с параноидальной подозрительностью, видя в нем предвзятость или подтасовку), – значит, она плоская.
Еще одна любопытная особенность: момент своего обращения в систему убеждений, якобы опирающуюся на наблюдение и эксперимент, большинство плоскоземельцев описывают как озарение. В один прекрасный день они просыпаются и понимают, что люди во всем мире сговорились. Они решают измерить глубину заговора и на самом дне кроличьей норы обнаруживают плоскую Землю. Их мантрой становится императив «Верь своим глазам». «Поверхность воды ровная». «Космос – выдумка». «Правительство, которое врет вам о событиях 9/11 и о высадке на Луну, соврет вам и о форме Земли». Все плоскоземельцы описывают свое обращение как околомистический опыт, как прием «красной таблетки» (да-да, они обожают фильм «Матрица») и внезапное осознание истины, которую остальные не могут обрести за всю жизнь из-за того, что им со школы промывают мозги. Эта истина в том, что Земля плоская.
Что это означает? Во что они все-таки верят? Не только в то, что планета плоская, но и в то, что Антарктида – вовсе не материк, а ледяная стена, опоясывающая Землю по периметру (она не дает утечь воде), и что эта система покрыта прозрачным куполом, а за ним находятся Солнце, Луна, планеты и звезды (они совсем недалеко). Разумеется, это значит, что все космические путешествия – фальшивка (ведь сквозь купол не пролетишь). И конечно, Земля не вращается, ведь иначе мы бы это ощущали.
Такие утверждения немедленно вызывают ряд вопросов.
«Как быть с гравитацией, созвездиями, часовыми поясами, затмениями? И что же все-таки лежит под плоской Землей?» Плоскоземельцы любят подобные вопросы и могут ответить на каждый из них, хотя иногда эти ответы варьируются у разных адептов, и именно об этом шла речь на конференции.
«Кто мог бы хранить такую тайну?» Правительства, NASA, пилоты, да и многие другие.
«Кто же их заставляет?» «Враг» (то есть дьявол), который щедро вознаграждает за сокрытие Божьей истины.
«Почему другие не видят правды?» Потому что их одурачили.
«Чем выгодно верить в плоскую Землю?» Тем, что это правда! И она согласуется с Библией.
«А как быть с научными доказательствами шарообразности Земли?» Они все несостоятельны, и именно об этом шла речь в остальное время конференции.
Два дня на семинарах под названиями типа «Развенчание глобуса», «Научный подход к плоской Земле», «Движение за плоскую Землю», «NASA и другая космическая ложь», «14+ мест в Библии, указывающих на плоскую Землю» и «Как говорить о плоской Земле дома и с друзьями» в каком-то смысле сродни двум дням в психбольнице. Аргументация выступающих абсурдна, но притом запутанна, и ее не так-то легко опровергнуть, особенно если поддаешься настойчивым требованиям плоскоземельцев доказывать все тезисы личным опытом. А взаимную моральную поддержку, которую, похоже, ощущал каждый участник, наконец-то оказавшись среди своих, казалось, можно буквально осязать. Психологи давно говорят о социальном аспекте веры, и FEIC-2018 выглядела как лабораторная модель родоплеменной ментальности.
Следующим в программе значился доклад Роба Скибы, суперзвезды плоскоземельства, – якобы одно из главных «научных» выступлений. Я ждал его с нетерпением. Скиба первым делом подчеркнул, что не имеет никаких научных регалий… но облачился в белый лабораторный халат, который, по его же словам, дает ему весь необходимый авторитет. Лекция включала презентацию из десяти слайдов, «доказывающих» плоскость Земли (хотя в основном она состояла из «свидетельств» против ее шарообразности). Маятник Фуко? Просто трюк! Иначе зачем нужен мотор, поддерживающий движение маятника? (Ответ физики: из-за трения.) Фото из космоса? Роб говорит, что все они смонтированы или нарисованы в NASA (в докомпьютерную эпоху). Из лекции я также узнал, что у Скибы есть альтернативная теория гравитации (которую я не смог бы здесь воспроизвести, даже если бы захотел), и что плоская Земля стоит на столбах, установленных Богом (на чем установленных, Роб не сообщил), и что Роб не понимает, как могла бы вода удержаться на «вертящемся шаре». Попробуйте раскрутить мяч и вылить на него стакан воды, увидите, что будет! Мама дорогая. А верил Роб, например, в показанный нам видеоролик, в котором пожилая женщина одной рукой толкает девятитонную каменную глыбу. Если такое возможно, прокомментировал Скиба, значит, ученые уже открыли антигравитацию. А если и это правда, то высадку на Луну легко могли снять в помещении любого склада.
К этому моменту голова у меня шла кругом: во всем докладе не было ни капли смысла. Но тут Роб переключился на предмет, смутно памятный мне из курса физики: силу Кориолиса. Наш докладчик решил выяснить, почему нужно делать поправку, когда стреляешь с востока на запад, но не нужно – при стрельбе с юга на север. Участвует ли в этом эффекте предполагаемое «поперечное» движение Земли? А если не участвует, то не означает ли это, что Земля вовсе не вращается? Все сказанное никак не соотносилось с тем, что я помнил о силе Кориолиса (признаюсь, я не помнил точных деталей настолько, чтобы понять, расходится ли описание Скибы с реальностью), но я отметил, что лектор явно не понимает, что такое инерциальная система отсчета. Он, очевидно, полагал, что, если в движущемся вагоне подбросить вверх теннисный мяч, тот упадет у вас за спиной, а не обратно в ладонь. Не то же ли он думал о пуле?
Пока я размышлял над этим ребусом (жалея, что плохо помню физику), лектор завел речь о предмете, который я помнил отлично из университетского курса астрономии. Скиба показал фотографию силуэта города Чикаго на горизонте, снятую с расстояния в 95 километров с поверхности озера Мичиган. Это привлекло мое внимание, я сразу вспомнил лекцию о феномене исчезновения корпуса: то есть о том, что корабль исчезает за горизонтом по частям и первым исчезает корпус – из-за круглой формы Земли. Много лет миновало с моего первого курса, но я проверил расчеты, выведенные на экран, и они были верными: на расстоянии ста километров верхушка небоскреба Сирс должна была уже нырнуть за горизонт. Да вообще-то настолько удаляться и ни к чему… достаточно отъехать на 75 километров! Однако вот фотография мерцающего силуэта Чикаго на расстоянии в 95 километров. Доказательство? Что ж, в такой аудитории скептиков пришло ли кому-нибудь в голову хоть раз, что фото может быть подделкой? Мы ведь только что слышали, что практически любой снимок NASA – фальшивка, так почему этот непременно подлинный?[3]
После доклада я столкнулся со Скибой возле сувенирного киоска на ярмарке плоскоземельских товаров в соседнем зале. Там продавались географические карты плоской Земли, майки, шапки и бижутерия. Я купил диск с плоскоземельской музыкой, которая оказалась на удивление цепкой и хорошо сделанной, какие-то наклейки и кулон для жены. Скиба, когда я подошел и сказал, что только что слушал его лекцию и хотел бы задать несколько вопросов, должно быть, подумал, что я его поклонник.
Фото, как оказалось, не было подделкой. Это настоящий снимок, и он требовал объяснения. Во время лекции Скиба отверг верное научное объяснение фотографии, которое заключается в явлении так называемого верхнего миража. Верхние миражи наблюдаются, когда над слоем холодного воздуха (например, у поверхности воды) лежит слой теплого. Свет, проходя сквозь эти слои, преломляется, как будто в линзе, и наблюдатель может видеть парящие в воздухе предметы, которых на самом деле в этом месте нет. Никакой мистики. Всякий, кто ехал в жаркий день по шоссе и видел «лужи» впереди на дороге (которые исчезают, когда к ним приблизишься), наблюдал явление нижнего миража, который возникает, если поверхность дороги теплее, чем воздух над ней. В таких случаях оптический образ оказывается ниже, чем мы должны его видеть; в случае верхнего миража образ оказывается выше реального местоположения объекта. Это иллюзия, но не фальшивка. Это оптический эффект, который фиксируется и на фотопленке. При необходимых условиях можно даже снять видео мерцающего огнями города над изгибающимся земным горизонтом. Это весьма впечатляющее явление.
Я спросил Скибу о мираже, и он отбросил это объяснение. «Я разбирал его в докладе, – пояснил он. – Это фейк».
«Вы не разбирали его в докладе, – возразил я. – Вы только сказали, что не верите в него». «Ну, я и не верю», – подтвердил он.
Мы еще немного поговорили о фото, и он сказал, что не принимал этот факт на веру. Он сам вышел в озеро Мичиган на судне и наблюдал этот эффект с расстояния 75 километров. Скиба заверил меня, что видел город собственными глазами.
К этому моменту вокруг нас собралась толпа поклонников, жаждавших задать Скибе свои вопросы, и «ученому» не терпелось отделаться от меня. Наверное, он уже догадался, что я не плоскоземелец, но просто оборвать разговор, не рискуя пасть в глазах поклонников, не мог.
У меня остался еще один вопрос.
– А почему вы не отошли на сто пятьдесят километров? – спросил я.
– Что?
– На сто пятьдесят. Если бы вы отошли настолько далеко, не только город должен был исчезнуть за горизонтом, но и мираж. А вот если бы не исчез, вы получили бы доказательство.
Роб покачал головой.
– Капитан катера не согласился бы идти так далеко.
Тут уж и я не удержался от насмешки.
– Что? Вы положили всю жизнь на это дело – и не поехали? У вас была возможность все выяснить на опыте, и вы не смогли проехать лишних семьдесят пять километров?
Он отвернулся и стал говорить с кем-то из толпы.
Размышляя об этом теперь, я, пожалуй, не держу зла на Роба. Я слишком кипятился. Наседал. Трудно оставаться спокойным, когда оспаривают твои убеждения. Пожалуй, тут я сам послужил примером.
В следующие сорок восемь часов у меня случилось множество уже не столь горячих дискуссий о «доказательствах» плоской Земли. Учитывая веру собеседников в то, что Земля – не планета, Антарктиды, какой мы ее знаем, не существует, что над Землей возвышается гигантский купол и земная твердь неподвижна, у меня, как можно догадаться, была масса возможностей разбить гипотезы плоскоземельцев. Однако за два дня разговоров о маятнике Фуко, тенях при затмении, Международной космической станции, силе тяготения, удерживающей воду, и других темах из школьного курса астрономии мне ни разу, насколько я понял, не удалось поколебать уверенности плоскоземельца в истинности его верований.
В такой обстановке соблазн продемонстрировать неопровержимый эксперимент или научное открытие, которое не оставит от плоской Земли камня на камне, непреодолим. У меня просто руки чесались ткнуть этих людей носом в их заблуждения. Но если ставишь целью получить от плоскоземельца признание, что он ошибается, то достичь ее таким способом вряд ли удастся. Доказательства шарообразности Земли известны со времен Пифагора (который утверждал, что если Луна – шар, то такова же и Земля), Аристотеля (который ссылался на то, что на севере и на юге видны разные созвездия), Эратосфена (который вычислил длину экватора, измерив тень от палки в двух удаленных друг от друга городах). Этими доказательствами люди располагают 2300 лет, и плоскоземельцам они известны, но не убеждают их. У них есть свое объяснение всему. И если два тысячелетия физической науки их не переубедили, то я-то что могу поделать?
Мне нужно было переключиться.
В конце концов, я не физик и на эту конференцию я приехал не затем, чтобы обсуждать с ее участниками аргументы за или против плоской Земли. Я философ, и здесь, чтобы понаблюдать, как эти люди рассуждают. Раздражает манера плоскоземельцев в ответ на указание на ошибку в рассуждении или эксперименте говорить: «Ладно, но как насчет вот этого…» – и переходить к другому примеру. А «доказательств» у них сотни, и если ты не готов рубить все головы гидры и не опровергнешь каждое, они не признают твоей правоты. Для них не существует такого понятия, как «неопровержимый эксперимент». Они заявляют, что плоскость Земли следует из доказательства Х, но, когда ты продемонстрируешь, что Х неверно, они просто вынимают следующее «доказательство».
У ученых абсолютно иная стратегия. В книге «Научный подход» я пишу, что фундаментальное отличие науки от не-науки состоит в том, что ученые в любой момент готовы модифицировать свои гипотезы, если те расходятся с наблюдениями. И эта практика держится не только на личной принципиальности исследователей, но и на стандартах самой научной деятельности, в рамках которой все проверяют друг за другом работу, подвергая ее самому пристальному критическому разбору. Похоже ли это хоть немного на практику плоскоземельцев?
Справедливости ради есть плоскоземельцы, которые принимают вызов и заявляют, что готовы пересмотреть свои взгляды, если получат убедительные доказательства. На FEIC-2018 я имел удовольствие познакомиться с Майком Хьюзом по прозвищу Чокнутый, который прославился тем, что поднялся в небо на самодельной ракете, чтобы увидеть кривизну горизонта. Взлетел он не очень высоко. Во время первой попытки Майк достиг высоты в 570 метров, что ниже 828‐метрового небоскреба Бурдж-Халифа в Дубае. Вместо того чтобы строить ракету, исследователь мог бы воспользоваться лифтом. Более того, если обзор не достигает 60 градусов, то кривизна Земли становится заметна лишь на высоте в 12 километров. Никакие наблюдения, сделанные ниже этой отметки, ясности в вопрос о кривизне Земли не внесут. И даже если бы Хьюз поднялся на 10 километров, ему пришлось бы удовольствоваться той картиной, которую видят пассажиры коммерческих авиарейсов.
Познакомившись с Хьюзом, который притащил на FEIC-2018 свою ракету, я восхитился его экспериментаторским мышлением. Он исходил из ложных предпосылок, но храбро взялся за опасную и трудную миссию. В декабре 2019 года, где-то через год после той конференции, Хьюз объявил, что планирует новый старт и выход за линию Кармана, на высоту в 100 километров. Там он получил бы возможность увидеть кривизну земного горизонта, и мне не терпелось услышать, как прошел его опыт. Перед попыткой 2018 года Хьюз говорил: «Я ожидаю увидеть плоский диск… У меня нет никакой корысти. Если я увижу круглую Землю, шар, то, вернувшись, скажу: „Ребята, я ошибался. Она круглая, вот как“». Увы, ему не представилось возможности это сказать. 22 февраля 2020 года его ракета сразу после взлета потерпела крушение, Хьюз погиб. Можете думать о нем что хотите, но я не стану его осуждать. В нем был дух приключений и твердое намерение проверить свои убеждения, и он обещал отказаться от них, если они не выдержат проверки, а на этом стоит научное познание мира. Но можно ли сказать то же о его бескрылых собратьях по «Плоской Земле»?
В занятной документалке под названием «За выгнутым горизонтом» показана группа плоскоземельцев (по большей части связанных с FEIC), которые усердно проповедуют свои теории и иногда пытаются их доказать. Поначалу фильм даже кажется гимном плоскоземельству, но после представления героев начинается потеха. В одном эпизоде двое плоскоземельцев приобретают за 20 000 долларов лазерный гироскоп, чтобы доказать один из постулатов их теории – Земля не движется. Но вот незадача: включив прибор, они обнаруживают смещение со скоростью 15 градусов в час. «Оба-на, а дело-то неладно, – говорит один из экспериментаторов. – Мы, конечно, не хотели этого признать и стали думать, как бы доказать, что прибор на самом деле регистрирует что-то другое». Но не придумали. Позже – на той самой конференции в Денвере, куда я ездил, – кто-то записал на видео их признание: «Мы не хотим позориться, ясно? Выложив двадцать тысяч за этот чертов гироскоп. Если мы сейчас расскажем, что он показал, будет капец. Просто капец. В общем, все, что я сейчас вам сказал, – это секрет». Можно ли представить подобные речи из уст настоящего ученого?
Но как бы обидно ни вышло с гироскопом, в конце фильма нам показывают еще один эксперимент, куда более абсурдный. Группа плоскоземельцев намеревается проверить, на одной ли высоте солнечный луч коснется трех мачт, установленных на большом расстоянии друг от друга. Согласно их теории, если так произойдет, это докажет, что никакой Земля не круглая. Сам по себе опыт разумный, поскольку соотносится со знаменитым Бедфордским экспериментом, который поставил в XIX веке Альфред Рассел Уоллес (знаменитый эволюционист) ради призовых денег за «доказательство» кривизны земной поверхности. И что же обнаружили адепты плоской Земли? В финальных кадрах мы видим их растерянность от того, что свет не проходит в «правильное» отверстие измерительного аппарата. И тогда они просто приподнимают мачту. Луч теперь проходит где надо. По экрану бегут титры.
Что стало итогом этих экспериментаторских провалов? FEIC-2019 прошла строго по плану. Как я уже говорил, для плоскоземельцев не существует такого понятия, как неопровержимый эксперимент. Как бы ни кичились они своей приверженностью фактам, сколько бы ни объявляли себя более настоящей наукой, правда в том, что они попросту не понимают, в чем суть научного метода. Они не просто не признают научных фактов, они не признают научного мышления. А как же размышляют они сами? Каково основание (и в чем слабость) их аргументации?
Во-первых, их настойчивость в доказательстве всего и вся растет из полного непонимания того, как устроена наука. Для любой эмпирической гипотезы сохраняется вероятность, что в будущем обнаружатся факты, которые ее опровергнут. Поэтому научные заявления, как правило, сопровождаются шкалой погрешности: в научном рассуждении всегда есть место неопределенности. Это, впрочем, не означает, что научные теории слабы, как и того, что любая альтернативная теория имеет столько же прав на существование, сколько и общепринятая, пока не собраны все возможные данные. Наука вообще никогда не располагает «всеми данными»! И из этого не следует, что хорошо обоснованной научной теории или гипотезе не стоит доверять. В науке смешно требовать доказательств, поскольку они здесь – неотъемлемый стандарт.
Ученым, напротив, все время приходится заниматься опровержением, разоблачением. Ваша гипотеза предполагает, что положение Икс – истинно, а оно оказывается ложным, и тогда гипотеза неверна! Скажем, если плоскоземелец – как в примере из документального фильма – предполагает отсутствие смещения, а на деле оно обнаруживается, значит, его гипотеза не выдержала проверки. Тут, конечно, даже ученым позволено вернуться к началу и посмотреть, не отказало ли оборудование, не действовали ли какие-то не предусмотренные условиями опыта силы и проч. Но за некоторой чертой поиск оправданий становится смешным. При том беспрекословном авторитете, который для плоскоземельцев якобы имеют доказательства, вдвойне удивительно, как бесцеремонно они отбрасывают экспериментальные данные, опровергающие их гипотезу.
Другая брешь в логике плоскоземельцев объясняется, видимо, непониманием того, как подтверждаются гипотезы. Подтвержденность теории предполагает некоторый набор убедительных доказательств. Чем их больше, тем лучше обоснована теория. Разумеется, это не дает оснований признать ее навсегда верной. Но надо ли думать, что ни одно положение ни при каком обилии доказательств нельзя считать верным, пока оно не доказано бесповоротно? Будь так, мы бы сейчас с полным правом могли верить только правилам математики и дедуктивной логики: и физику, и теорию плоской Земли равно пришлось бы выставить за дверь. Однако, разговаривая с плоскоземельцем, то и дело видишь, как он с горящим взором восклицает: «Ага!» – всякий раз, когда думает, что ваша неспособность что-то доказать каким-то образом добавляет убедительности его теориям. В науке все обстоит иначе. Признание того, что моя гипотеза не доказана, не может служить свидетельством в пользу вашей: а почему тогда не пирамидальная Земля, не призматическая и не бубликовидная? И, конечно же, увертки и передергивания, основанные на произвольном отрицании и беспочвенных подозрениях, лишь бы защитить свои гипотезы от прямого опровержения, только ослабляют позицию спорщика. Ученые рассуждают не так. Нельзя постоянно перекраивать критерии, по которым ты соглашаешься проверять свою теорию, и прятать ее от проверки. Для плоскоземельцев же двойные стандарты при доказывании – обычная практика. Любые положения, в которые плоскоземельцы хотят верить, признаются верными, можно сказать, без всякого рассмотрения, а все, во что верить не хотят, они настойчиво требуют доказать. Но с какой стати?
Трудно передать, насколько глубоко плоскоземельство укоренено в конспирологии. Некоторые наблюдатели даже называют плоскоземельство самой мощной из конспирологических теорий. На FEIC-2018 я не раз слышал, как люди заводили речь о заговорах, в которые они верят: тут были и самолеты-отравители, и государственный контроль над погодой, и фторирование воды как средство управления умами, и вера в то, что стрельба в школах Сэнди-Хука и Паркленда – инсценировка, а теракты 11 сентября – дело рук спецслужб, и т. д. и т. п. Один докладчик даже сказал: «Здесь у каждого, наверное, есть свой топ-20 конспирологических теорий». И многие в самом деле признавались, что, поскольку восприимчивы к любой конспирологии, возможно, именно поэтому они взялись доказывать гипотезу плоской Земли. Но замечательно, что они при этом ни капли не смущаются. Один мужчина объяснил это так: «Плоскоземельцы более восприимчивы к теориям заговора, чем другие люди». Но верить, будто все главы государств сговорились скрывать, что Земля плоская? Неужели кто-то думает, что Дональд Трамп или Борис Джонсон способны сохранить в тайне подобную информацию? Выходит, что так. Не один раз участники конференции без обиняков сообщали мне, что в основе их рассуждения лежит конспирология. (Более того, на одном из семинаров, посвященных методам привлечения неофитов к учению о плоской Земле, некий участник заметил: «Если попался тип, который говорит, что не верит в заговоры, ловить нечего».)
Особую роль, которую играет конспирология в рассуждении наукоотрицателей, мы подробно разберем во второй главе. Сейчас же позвольте мне просто отметить, что аргументация, основанная на теориях заговора, полностью исключается – или должна исключаться – из научного обихода. Почему? Потому что такие теории позволяют считать подтверждением гипотезы как свидетельства в пользу нее, так и свидетельства против. Если теория подтверждается фактами – отлично. Если же нет, то это, не иначе, оттого, что некие злоумышленники скрывают важную информацию. А поскольку на существование таких злоумышленников ничего не указывает, выходит, что они весьма ловко замаскировались, что, в свою очередь, опять же подтверждает вашу правоту.
Не менее важную роль в организации мышления плоскоземельцев играет предвзятость подтверждения. Плоская Земля – вообще идеальный пример пристрастного мышления. Ее адепты тщательно отбирают и перетолковывают любые факты, которые могли бы подтвердить нужную теорию, и, не задумываясь, отбрасывают те, которые ее не поддерживают. Тему избирательного подхода к фактам как одной из пяти особенностей любой отрицающей науку аргументации мы тоже рассмотрим во второй главе. Сейчас я просто отмечу, что практически каждый плоскоземелец, встреченный на конференции, был настроен упорно распространять любую информацию, которая хоть как-то может добавить его теории убедительности, и так же упорно не замечать или оспаривать факты, противоречащие ей. Помните реакцию на подтасовку экспериментальных данных в фильме «За выгнутым горизонтом»? Мысль поставить неопровержимый эксперимент и потом жить с его итогом для этих людей недопустима. Они даже отдаленно не похожи на ученых. Это классические верующие – апостолы плоской Земли.
Разумеется, я тогда уже имел определенные подозрения по поводу того, как рассуждают плоскоземельцы (и все антинаучники), но еще не знал, почему они думают так. Чтобы надеяться пробить стену и доказать, что беда у них не только с фактами, а с самой логикой суждения, мне недоставало понимания того, каким образом люди усваивают именно такой набор верований. Мне и в этом не хватало компетенции. Я не только не физик, но и не психолог. И все же из разговоров с этими людьми я вынес какую-то общую схему их историй, которая может пролить свет на их мотивы и ментальность.
Я не только допытывал докладчиков и появлявшихся среди публики суперзвезд «Плоской Земли», но много беседовал и с обычными слушателями. Я обнаружил, что, если прийти пораньше, пока в зале много свободных мест, завязать разговор с кем-нибудь легче. Одной из самых интересных получилась беседа с пожилой женщиной из Европы, отрекомендовавшейся режиссером-документалистом. Это меня поначалу обескуражило: я решил, что она не относится к числу верующих в плоскую Землю, а, как и я сам, приехала изучать явление. И я раскрылся.
– То есть вы не верите во всю эту бодягу?
– Я не верю, а знаю, – уточнила она в ответ.
Ого, я промахнулся. Дальше она принялась в самом доброжелательном ключе рассказывать историю своей жизни. Сообщила, что была ученым, занималась физикой, химией и психологией. Но затем в ее жизни случился кризис (какой именно, она не уточнила, но у меня возникло впечатление, что речь шла о проблемах со здоровьем), после которого от нее ушел муж. В этот момент она «вошла в штопор» и стала все подвергать сомнению. В чем смысл ее жизни? Может ли она кому-либо верить? Тут ей попались какие-то видео «Плоской Земли», и она попыталась опровергнуть предложенные там аргументы, но вместо этого убедилась в их правоте! Она стыдилась, что дотоле ни разу не сомневалась в своем «глобализме», но объясняла это довольно строгим образованием, которое получила.
Я спросил ее: «А могло бы что-нибудь вновь вас переубедить?» В конце концов, однажды они сменила свои взгляды, и мне стало любопытно, что могло бы заставить ее сделать это еще раз. В ответ я услышал, что такое исключено. Я попытался прощупать, почему же это так, и понял, что это как-то связано с ее религией. Тогда, собравшись с духом, я задал еще один вопрос:
– Так вы из тех, кто верит, что плоскую Землю создал Бог?
– Нет, – ответила она. – В это я не верю.
Решив, что наткнулся на первого плоскоземельца-атеиста, я спросил:
– Значит, ваша вера в плоскую Землю нерелигиозна?
– Нет, – возразила она. – Так бы я тоже не сказала. Потому что создатель – я.
Не будь она столь мягкой и обходительной, я решил бы, что меня дурачат. Но нескольких секунд хватило, чтобы понять: леди говорит абсолютно серьезно. С улыбкой она продолжала: если бы она была вне Бога, то была бы жертвой. Но это не так, поскольку она больше не жертва. Значит, она Бог. Она сообщила мне, что сотворила Вселенную и вместе с ней плоскую Землю. И все, что плетут другие плоскоземельцы об Иисусе, о христианстве, – это чепуха. Всё создала она!
После этого она вернулась к теме своей жизни и сообщила, что вновь сошлась с мужем – теперь они живут в Америке – и снимает фильмы. Она спросила обо мне, и я ответил, что настроен скептически и не верю в плоскую Землю. Она заверила меня, что это ее не огорчает. Я добавил, что приехал на конференцию, чтобы узнать, во что верят люди, и она горячо одобрила это, но посоветовала быть осторожным. Она-де изучала способы идеологической обработки, и у нее ощущение, что всем «глобалистам» промывают мозги! Вместо того чтобы рассердиться или обидеться на мои вопросы, она, казалось, жалела меня. Во время следующего доклада – а мы сидели недалеко друг от друга – она бросала на меня взгляды и улыбалась, когда докладчику удавалось привести сильный довод.
Но мне трудно было сосредоточиться, поскольку я все пытался уложить в голове только что услышанное. Было бы проще счесть эту женщину сумасшедшей и забыть, но странное дело: некоторые ее мысли перекликались с тем, что я слышал в эти дни от других собеседников. Я не утверждаю, что все плоскоземельцы бредят, но просматривалась одна общая нить, за которую стоило потянуть. Женщина говорила о личной психотравме. И я понял, что еще несколько человек, с которыми я говорил в этот день, тоже ссылались на травматический опыт, совпавший с моментом, когда они уверовали в плоскую Землю. Для многих это были события 11 сентября. У других – личные драмы. Трагедии заставили этих людей поступать точно так, как описала моя собеседница: во всем сомневаться. Вывод, к которому пришла та женщина – что она и есть Бог, – это скорее исключение. Но сама идея, что плоскоземельцев втягивают в классическую конспирологию в тот момент, когда они пытаются исцелиться от какой-то страшной душевной раны, никак не отпускала меня.
Я уже понял раньше, что многие плоскоземельцы – своего рода маргиналы или изгои. Но это легко было объяснить самой приверженностью плоской Земле. Как я говорил, этих людей нередко преследуют за их взгляды, и они немало терпят за это и в семье, и на работе, и в дружбе, и в обществе. Но теперь до меня дошло другое: а что, если они изначально были маргиналами и изгоями? Не это ли привело их на «Плоскую Землю»? Повторю, я не психолог, но что-то прояснилось. Если ты из тех, кто постоянно не в ладах с миром, тебе нигде нет места и жизнь не баловала тебя возможностями; если ты тот, у кого, в сущности, так и не сложились ни карьера, ни жизнь, и если ты чувствуешь, что в этом хотя бы отчасти виноваты ближние, которые против тебя, врут тебе и с самого начала ущемляют твои права, – разве не соблазнительно объяснить всё каким-нибудь всемирным заговором? И тогда ты вместо маргинала внезапно оказываешься избранным. Ты – в числе спасителей человечества, тех, кто знает истину, до которой не допущены миллиарды людей. А то, что ваша когорта столь малочисленна, лишь подтверждает могущество заговорщиков, которым вы противостоите. «Матрица», да и только.
Так, сидя на конференции, я пришел к выводу, что плоская Земля – это не столько воззрение, которое принимают или отвергают на основе доказательств и экспериментов, сколько тип самоидентификации. Она – то, что придает смысл жизни, создает общность, члены которой связаны гонением за идею. И, пожалуй, она может отчасти объяснить и душевную травму, и жизненные неурядицы: властные элиты прогнили и злоумышляют против вас.
Оставлю специалистам оценивать, насколько эти мои предположения научны. Но, вооружившись этой рабочей гипотезой, с того момента я уже по-другому воспринимал все, что дальше происходило на конференции. Если моя догадка верна, то плоскоземельство не имеет отношения ни к каким доказательствам. «Доказательства» – лишь некая общая рационализация их общественного самоопределения. И тогда понятно, почему они воспринимали как личную обиду мои аргументы против их теории. Это не просто убеждения, которые у них сложились, это – значимая часть их самих. А значит, я не могу заставить их изменить убеждения без того, чтобы они отказались от собственной личности. Все мои попытки будут обречены на провал. Как же побудить кого-нибудь усомниться в теории, да так, чтобы это не воспринималось как посягательство на его личность?
Пожалуй, стоит относиться к ним серьезно и видеть в них людей, даже если я не намерен играть с ними в их «доказательства». Пожалуй, не нужно выкладывать свои аргументы в пользу планетарности Земли, но и их аргументы требовать (или опровергать) не нужно. Лучше я предложу им разговор… о них самих. Таким образом, решил я, плоскоземельцы сделают за меня мою работу. Во-первых, это подкупает. Но кроме того, при таком подходе мы вытаскиваем на свет причины, по которым люди поверили в свою антинауку. Я отталкиваюсь от их убеждений, но моя цель – услышать, как они к этим убеждениям пришли.
Может, стоит задать вопрос, которого они прежде не слышали. Такой, на который любой ученый ответит без труда. И тогда, не пытаясь никого переубеждать напрямую, я просто буду сидеть и наблюдать, как собеседник погружается в когнитивный диссонанс и как ему становится все более неуютно от того, что он не в состоянии дать ответ.
Карл Проппер в своей книге 1959 года «Логика научного исследования» предлагает теорию «фальсификации», которая гласит, что ученый всегда старается не подтвердить, а опровергнуть свою гипотезу. Главную мысль этой теории я развиваю в книге «Научный метод»; она в том, что настоящий ученый должен быть готов менять свои воззрения с появлением новых свидетельств. Что ж, попробуем предложить людям такой вопрос: «Какое доказательство, если оно существует, могло бы вас убедить, что вы заблуждаетесь?»
Мне понравилась такая формулировка: вопрос вышел одновременно философски основательным и личным. Он касался не только убеждений собеседника, но и его самого. До сих пор я ко всем участникам конференции относился с уважением и собирался делать это впредь. Но теперь мне нужно слегка изменить тактику. Я не стану опровергать их доказательства, мы просто побеседуем о том, каким образом, исходя из этих доказательств, они формируют свои представления.
Следующая часть конференции посвящалась «работе с общественностью» (говорили о том, как вербовать новых адептов плоской Земли на улице, чтобы «пробудить людей»), и вел ее один из самых знаменитых деятелей плоскоземельства. Молодой худощавый мужчина, казавшийся одновременно сильным и уязвимым. Мягкая речь, сдержанность, очевидный интеллект. И он выглядел не просто истинно верующим: насколько я понял, часть собравшихся верила в него. Он был прирожденный лидер, и это очень кстати, поскольку ему досталась одна из самых трудных на плоской Земле задач – убеждать людей (зачастую в личном контакте) отказаться от «глобализма».
Он вмиг захватил мое внимание. Удивительно, этот человек принялся делать именно то, что пытался делать я. Я пришел на эту презентацию, чтобы лучше узнать, какими методами плоскоземельцы обращают в свои ряды. Глядишь, освою какие-то практические навыки. Докладчик начал с демонстрации видео, чтобы показать некоторые техники, к которым он прибегает, вербуя новых сторонников на уличных встречах. Его главный совет состоял в том, что беседу нужно вести спокойно. Обуздывать эмоции. Для этого, подчеркнул он, полезно отдавать себе отчет, что «глобалисты» не идиоты и не душевнобольные. Выказывать уважение. Решительно заявлять о своей вере в плоскую Землю, но помнить, что есть люди, которые «пока не готовы». Кругом так много заблудших душ, сказал этот парень. Не надейтесь побеждать всегда. «Вы столкнетесь с людьми, полностью отрицающими реальность». (Да, именно так он и сказал.)
Я поневоле улыбнулся. Тактика, которую он предлагал для завлечения новых людей в плоскоземельство, тесно соотносилась с тем методом, которым я надеялся вытаскивать их обратно. Только замените «глобалист» на «плоскоземелец», и получите канву практически всех известных мне историй о том, как люди меняли убеждения и признавали нужность прививок и реальность глобального потепления.
Дальше докладчик принялся транслировать стандартные байки «Плоской Земли»: поверхность воды горизонтальна, служащие NASA подписывают соглашение о неразглашении, все фальшивые фото астронавтов сняты под водой. Ну, такое. Но тут я заметил в его поведении сполохи гнева: речь зашла о людях, которые разделяют большинство конспирологических теорий, но плоскоземельцев считают ненормальными. Еретики? Думаю, это его и злило. Парень был из тех, кто понимает – без всяких извинений – роль, которую конспирология играет в дискурсе плоскоземельства, и, очевидно, по его мнению, субъект, считающий теракты 11 сентября делом рук американских спецслужб, а стрельбу в Парклендской школе – инсценировкой, просто обязан дойти и до веры в плоскую Землю. Затем, правда, лектор посоветовал слушателям – ради их же ментального здоровья – не доходить до той точки, когда все вокруг считаешь злым умыслом против себя. Он добавил кое-что лично о себе и своих медицинских проблемах, этого я повторять не буду.
Это выступление меня воодушевило. Именно ради такого я и приехал на «Плоскую Землю». В программе того дня дальше значились «дебаты» – между Роем Скибой и неким предполагаемым скептиком. Плевать. Мне не терпелось немедленно устроить собственные дебаты о плоской Земле! Мне позарез нужно было поговорить с этим парнем.
Я терпеливо дождался в холле окончания секции, и, когда лектор вышел – один, – я окликнул его и спросил, могу ли я пригласить его на обед (за мой счет) при условии, что за обедом мы будем спорить о плоской Земле. Мог ли он отказать мне? Конечно, далеко не каждый бы согласился, но впечатляющее выступление этого человека заронило в меня надежду, что, если обратиться к нему верным образом, он не откажет. Я честно сразу сообщил, что не верю в плоскую Землю. Что я философ, и изучаю антинауку, и даже пишу об этом книгу, и очень бы хотел с ним побеседовать. К моему удовольствию, он согласился при одном условии: пока я буду пытаться обратить его, он попробует обратить меня!
Идти нам было недалеко, поскольку мы решили пообедать в ресторане отеля. Мы сели за небольшой столик напротив друг друга. Я спросил, могу ли делать пометки во время разговора. Он не возражал и даже предложил записать всю беседу на диктофон, если мне это нужно. Я отказался – из опасения, что это помешает свободному общению. Мне не хотелось, чтобы кто-то из нас вольно или невольно принялся «играть роль», а хотелось откровенного разговора с глазу на глаз. Это устраивало моего визави. Заказав еду, мы тут же приступили к делу.
Сперва я просил его еще рассказать о его жизни. Она была к нему сурова. Имея угрожающий жизни диагноз, он жил в трейлере, но владелец земли потребовал освободить территорию, и наш герой перевез трейлер к дому своей матери. Однако владелец ее дома тоже не позволил остаться, так что трейлер пришлось продать, что было особенно обидно, так как на его покупку в свое время собирало средства сообщество плоскоземельцев. Где он живет теперь, так и осталось неясным, и я не стал уточнять.
Потом настал его черед. Было ясно, что ему любопытно, как это ученый вроде меня решил посетить конференцию плоскоземельцев. Он держался настороженно (что естественно), но притом подкупающе искренне и открыто и сразу решил задать вопрос: «Как человек, который только сейчас что-то узнал о плоской Земле, не думаете ли вы, что эта идея несколько обогнала время?» Опасаясь, что прямой ответ тут же настроит его против меня, я ответил: «Давайте вернемся к этой теме позже, когда я услышу от вас что хочу». Мы так и не вернулись к этому вопросу, что, пожалуй, хорошо, поскольку мой ответ был бы: «Нет, вы на пять столетий отстали от времени».
И мы перешли к делу. Я знал, что такого шанса, скорее всего, у меня больше не будет. Я беседовал с плоскоземельцем – умным, искренним и весьма поднаторелым в искусстве спора. Он даже нравился мне. Было бы глупо пустить на ветер те доверие и взаимное расположение, которые между нами установились, но в то же время никто не гарантировал, что мы их сохраним надолго, так что я решил начать с самого важного вопроса. «Я понимаю, – сказал я, – что ваши убеждения вполне совмещаются с теорией креационизма, но не похоже, что они основаны на вере. Ваши люди все время ищут доказательств, а значит, для ваших воззрений важны факты. Тогда какое доказательство могло бы убедить вас в том, что ваши взгляды на форму Земли ошибочны?»
Он посмотрел на меня с болью в глазах. Не думаю, что ему приходилось отвечать на такой вопрос прежде. Он поморщился, но, очевидно, принялся думать, разбирая мой вопрос. «Ну, во-первых, какой бы ни был эксперимент, я должен участвовать в нем сам. На веру я ничего не приму». Я сказал, что понимаю. Он принялся рассуждать, что, пожалуй, настоящая космическая ракета, поднимающаяся на высоту в сто километров (до воображаемой границы космоса), могла бы дать ему возможность увидеть своими глазами. Я сказал, что военные самолеты поднимаются на высоту 24 километра и оттуда уже заметна кривизна Земли, но он возразил, что картину может искажать изогнутая поверхность иллюминатора и потому уверенным быть нельзя.
Мы с минуту пожонглировали мыслью о том, каково было бы долететь до границы космоса и выглянуть в окно. Мой собеседник заметил, что в движении «Плоская Земля» его любят и, если он вернется из космического путешествия и сообщит, что больше не разделяет его идей, это будет убийственно. Многие утратят веру. И конечно, совершенно напрасно было бы думать, что когда-нибудь он сможет такое путешествие совершить.
Тогда я предложил тот самый опыт, о котором шла речь на семинаре Скибы: отойти на судне по озеру Мичиган дальше того места, откуда можно наблюдать верхний мираж, и посмотреть в сторону чикагского берега. Скажем, со 150 километров. Если мы увидим на горизонте силуэт города, выйдет, что плоскоземельцы правы; если же нет, их теория неверна. Это будет эксперимент, твердо устанавливающий истину. Но мой собеседник не согласился. Он сказал, что здесь слишком много непредсказуемых факторов: погода, водяной пар в воздухе… Я предложил ждать сколь угодно долго условий, которые он сочтет идеальными для наблюдения, но он ответил «нет»… слишком много переменных.
1 Flat Earth International Conference (FEIC) 2018. – Прим. пер.
2 Ad hominem (лат. «к человеку»), ad Hitlerum (лат. «к Гитлеру») – виды порочной аргументации в спорах. Первый предполагает, что говорящий не опровергает доводы, а апеллирует к недостаткам собеседника или других людей, связанных с этими доводами. Второй вид аргументации сводится к тому, что доводы объявляются ложными вследствие того, что к ним прибегали нацисты. – Прим. ред.
3 Небоскреб именовался Sears Tower до 2009 года, сейчас это Willis Tower. – Прим. ред.
Скачать книгу