Пробуждение тигра. Исцеление травмы. Легендарный бестселлер бесплатное чтение

Замысел природы

Стадо антилоп-импала мирно пасется в высохшем русле реки. Внезапно ветер меняется, принося с собой новый, но одновременно знакомый запах. Почуяв в воздухе опасность, антилопы тут же настораживаются. Какое-то время они принюхиваются, всматриваются в окружающие заросли и внимательно прислушиваются. Но никакой угрозы не появляется, и животные продолжают пастись, не теряя, однако, бдительности.

Улучив момент, из-под прикрытия густого кустарника выпрыгивает гепард. Стадо, как единый организм, тут же устремляется к защитным зарослям на краю реки. Одна молодая антилопа на долю секунды спотыкается, а затем вновь продолжает бег. Но уже поздно. В мгновение ока гепард бросается к определившейся жертве, и погоня продолжается со скоростью 100–110 километров в час.

Когда он ее настигает, в момент контакта (или непосредственно перед этим) молодая антилопа падает на землю, подчиняясь неизбежности своей неминуемой смерти. Тем не менее она может остаться невредимой. Неподвижное, как камень, животное не притворяется мертвым. Оно инстинктивно вошло в измененное состояние сознания, присущее всем млекопитающим в ситуации, когда смерть кажется неизбежной. Многие туземные народы рассматривают это явление как покорность духа жертвы хищнику, чем в определенном смысле это и является.

Физиологи называют это измененное состояние реакцией «тонической неподвижности» или «оцепенения». Это одна из трех основных реакций, доступных рептилиям и млекопитающим, когда они сталкиваются с непреодолимой угрозой. Две другие реакции «бей или беги», гораздо более знакомы большинству из нас. О реакции неподвижности мы знаем гораздо меньше. Однако последние двадцать пять лет моих изысканий и практики привели меня к убеждению, что именно этот фактор является наиболее важным для раскрытия тайны человеческой травмы.

Природа выработала рефлекс неподвижности по двум веским причинам. Во-первых, это последняя из имеющихся стратегией выживания. Возможно, это стратегия больше известна вам как «притвориться мертвым». Возьмем, к примеру, случай с молодой антилопой. Существует вероятность, что гепард может решить перетащить свою «мертвую» добычу в другое место, подальше от других хищников, или в свое логово, где позже можно будет попировать со своими детенышами. За это время антилопа может выйти из своего замороженного состояния и в подходящий момент совершить стремительный побег. Когда животное окажется вне опасности, оно буквальным образом стряхнет с себя остатки реакции неподвижности и вновь обретет полный контроль над своим телом. Затем оно вернется к своей обычной жизни, как будто ничего не случилось. Во-вторых, при реакции оцепенения антилопа (как и человек) переходит в измененное состояние, в котором не ощущается боли. Для антилопы это означает, что она не испытает страданий, когда ее будут раздирать острые зубы и когти гепарда.

Большинство современных культур склонны расценивать эту инстинктивную капитуляцию перед лицом непреодолимой угрозы как слабость, равносильную трусости. Однако в основе подобного суждения лежит фундаментальный человеческий страх перед неподвижностью. Мы боимся этого состояния, поскольку оно очень похоже на смерть.

Подобная позиция понятна, но за нее мы платим дорогую цену. Данные физиологии ясно показывают, что способность входить в это естественное состояние и выходить из него является ключевым фактором, позволяющим нам избежать изнурительных последствий травмы. Это подарок, доставшийся нам от дикой природы.

Зачем обращаться к дикой природе? Физиологические корни травмы

Такие же явные, как шум крови в наших ушах, в нашей нервной системе живут отголоски миллиона полуночных криков обезьян, чьим последним взглядом на мир были глаза пантеры.

Пол Шепард[2]

Ключ к исцелению травматических симптомов у человека кроется в нашей физиологии. При столкновении с тем, что воспринимается как неизбежная или непреодолимая угроза, люди и животные прибегают к реакции неподвижности. Важно понимать, что эта реакция является непроизвольной, то есть физиологический механизм, управляющий данной реакцией, находится в примитивных частях нашего мозга и нервной системы, отвечающих за инстинкты, а потому лежит вне нашего сознательного контроля. Вот почему я считаю, что изучение поведения диких животных имеет такое важное значение для понимания и исцеления травмы у людей.

Отделы мозга и нервной системы человека, отвечающие за непроизвольные и инстинктивные реакции, практически идентичны соответствующим отделам у других млекопитающих и даже рептилий. Наш мозг, часто называемый триединым, состоит из трех целостных, неотъемлемых систем. Эти три части обычно известны как рептильный мозг (управляющий инстинктами), мозг млекопитающих, или лимбический мозг (управляющий эмоциями), и человеческий мозг, или неокортекс (управляющий рациональным мышлением). Так как в результате столкновения с опасной для жизни ситуацией активизируются те части мозга, которые есть и у нас, и у животных, мы многое можем узнать об исцелении травмы, изучая, как некоторые животные, например антилопы, избегают травматизации. Более того, я считаю, что ключ к исцелению травматических симптомов у людей заключается в нашей способности воспроизводить ту плавную адаптацию, которая присуща диким животным, когда они проходят через реакцию неподвижности, затем встряхиваются и вновь становятся мобильными и полностью способными к действию.

В отличие от диких животных, в угрожающей ситуации нам, людям, не так легко решить дилемму: сражаться или бежать. Эта дилемма проистекает, по крайней мере частично, из того факта, что наш вид играл двоякую роль – как хищника, так и жертвы. Доисторические люди, хотя многие из них были охотниками, тем не менее проводили долгие часы, сбившись в кучу в холодных пещерах, зная, что в любой момент их могут схватить и разорвать в клочья.

Наши шансы на выживание росли по мере того, как мы собирались во все большие группы, освоили огонь, изобрели инструменты, многие из которых использовались как оружие для охоты и самообороны. Однако генетическая память о том, что когда-то мы были легкой добычей, сохранилась в нашем мозге и нервной системе. Не обладая ни стремительностью антилопы, ни смертоносными клыками и когтями гепарда, наш человеческий мозг часто сомневается в способности принимать достаточные меры по сохранению нашей жизни. Подобная неопределенность и делает нас особенно уязвимыми к мощным последствиям травмы. Такие животные, как проворная, стремительная антилопа-импала, знают, что они являются добычей, и хорошо осведомлены о своих ресурсах выживания. Они чувствуют, что им нужно сделать, и делают это. Точно так же способность к стремительному бегу со скоростью 100 километров в час, клыки и когти гепарда делают его уверенным в себе хищником.

Для человеческого существа эта линия разделения не столь четко обозначена. Столкнувшись с опасной для жизни ситуацией, наш рациональный мозг может прийти в замешательство и подавить инстинктивные импульсы. И хотя такое подавление может иметь свою причину, возникающее в результате этого смятение создает почву для того, что я называю «комплексом Медузы» – трагедии под названием «травма».

Как и в греческом мифе о Медузе, человеческое смятение, которое может охватить нас, когда мы смотрим в лицо смерти, способно превратить нас в камень. Мы в буквальном смысле можем окаменеть от страха, а это как раз и приведет к возникновению травматических симптомов.

Травма – всеобъемлющая данность современной жизни. Травматическое воздействие пережил каждый из нас, а не только солдаты, жертвы насилия или жестокого обращения. Источники, равно как и последствия травмы, весьма разнообразны и часто скрыты от нашего сознания. К ним относятся стихийные бедствия (например, землетрясения, торнадо, наводнения и пожары), насилие, несчастные случаи, падения, серьезные заболевания, внезапная утрата (например, любимого человека), хирургические вмешательства, другие медицинские и стоматологические процедуры, трудные роды и даже высокий уровень стресса во время беременности.

К счастью, поскольку у нас есть инстинкты и способность чувствовать, реагировать и размышлять, тем самым мы обладаем врожденным потенциалом для исцеления даже самых разрушительных повреждений, нанесенных травмой. Я также убежден, что мы, как мировое человеческое сообщество, способны к исцелению от последствий крупномасштабных социальных травм, таких как война и стихийные бедствия.

Все дело в энергии

Само по себе триггерное событие не вызывает появления травматических симптомов. Они являются следствием «замороженных» остатков энергии, которая осталась невостребованной и неразряженной; эти остатки энергии остаются запертыми в нашей нервной системе и могут нанести ущерб телу и духу. Долгосрочные, тревожные, изнурительные и часто причудливые симптомы ПТСР развиваются в том случае, когда мы не смогли завершить последовательный процесс входа в состояние «неподвижности» или «оцепенения», прохождения через него и выхода из этого состояния. Однако у нас есть возможность «оттаять», если мы инициируем и будем поддерживать наше врожденное стремление вернуться в состояние динамического равновесия.

Но давайте вернемся к погоне. Когда молодая антилопа-импала убегает от преследующего ее гепарда, в ее нервной системе образуется энергия, рассчитанная на движение со скоростью 110 километров в час. В тот момент, когда гепард совершает свой последний рывок, импала падает. Хотя внешне она выглядит неподвижной и кажется мертвой, внутри нее нервная система все еще продолжает генерировать энергию для бега со скоростью 110 километров в час. Хотя антилопа неподвижна, то, что сейчас происходит в ее теле, похоже на то, что происходит с вашей машиной, если вы одновременно нажмете на педали газа и тормоза. Разница между внутренней гонкой нервной системы (двигателем) и внешней неподвижностью (тормозом) тела создает мощную турбулентность внутри тела, похожую на торнадо.

Этот энергетический смерч и является той фокальной точкой, где формируются симптомы травматического стресса. Чтобы лучше понять силу этой энергии, представьте, что вы занимаетесь любовью со своим партнером и уже находитесь на грани оргазма, когда внезапно какая-то внешняя сила останавливает вас. Теперь умножьте это чувство сдерживания на сто, и вы приблизительно получите то количество энергии, которое может вызывать опасное для жизни переживание.

Человек (или антилопа), находящийся в ситуации угрозы жизни, должен разрядить всю энергию, мобилизованную для преодоления этой угрозы, иначе он станет жертвой травмы. Эта остаточная энергия не уходит сама по себе. Она сохраняется в организме и зачастую дает начало целому спектру симптомов, таких как тревога, депрессия, психосоматические и поведенческие проблемы. Эти симптомы являются тем способом, которым организм пытается сдерживать (или «загнать в стойло») неразряженную остаточную энергию.

Животные в дикой природе инстинктивно высвобождают свою нерастраченную энергию, и потому неблагоприятные симптомы проявляются у них крайне редко. Мы, люди, не столь опытны в этом. Когда мы не в состоянии высвободить эти могущественные силы, мы становимся жертвами травмы. Пытаясь, зачастую безуспешно, разрядить эту энергию, мы можем зациклиться на этих попытках. Подобно мотыльку, влекомому светом пламени, мы неосознанно можем раз за разом создавать ситуации, в которых существует возможность освободиться от плена травмы, но без надлежащих методов и ресурсов большинство из нас терпит неудачу. В результате многие из нас остаются один на один со своим страхом и тревогой, не в ладах с самими собой и с миром.

Многим ветеранам войны и жертвам насилия хорошо знаком этот сценарий. Они могут провести месяцы или даже годы у психотерапевта, рассказывая о перенесенных страданиях, вновь и вновь переживая их, проходя через гнев, страх и печаль, но – так и не пройдя через примитивную «реакцию неподвижности» и не высвободив свою остаточную энергию – они в большинстве случаев так и останутся застрявшими в лабиринте своей травмы, продолжая испытывать страдания.

К счастью, та же самая колоссальная энергия, которая порождает травматические симптомы, если ее правильно мобилизовать и использовать, способна преобразовать травму и продвинуть нас на новые высоты исцеления, самоконтроля и даже мудрости. Исцеленная травма – это великий дар, возвращающий нас в естественный мир приливов и отливов, гармонии, любви и сострадания. Посвятив последние двадцать пять лет работе с людьми, пережившими всевозможные виды травм, я верю, что мы, люди, обладаем врожденной способностью исцелять от изнурительных последствий травмы не только себя, но и весь наш мир.

Что такое травма?

Недавно я рассказывал о своей работе одному бизнесмену, и вдруг он воскликнул: «Так, может, именно травма была причиной того, что моя дочь кричит во сне? Психолог, к которому я ее водил, сказал мне, что это были «просто кошмары». Но я знал, что это были не просто кошмары». Он был прав. Его дочь была сильно напугана обычной процедурой в отделении неотложной помощи: в течение нескольких недель после этого она кричала и плакала во сне, тело ее цепенело и родителям было сложно ее разбудить. Существовала большая вероятность того, что у нее сформировалась травматическая реакция на пребывание в больнице.

Есть много людей, которые, подобно этому бизнесмену, в какой-то момент своей жизни наблюдали нечто подобное у близкого им человека или же сами испытали нечто, не поддающееся объяснению. Хотя не все эти необъяснимые явления являются симптомами травмы, многие из них все же являются таковыми. Люди «помогающих профессий», как правило, описывают травму в терминах события, которое ее вызвало, вместо того чтобы рассматривать травму как таковую. Поскольку у нас нет точного универсального определения травмы, это затрудняет ее распознавание.

Согласно официальному определению, которым пользуются психологи и психиатры при диагностике травмы, травма есть состояние, вызванное стрессовым событием, «выходящим за рамки обычного человеческого опыта, и которое явным образом явилось бы в значительной степени стрессогенным практически для любого человека»[3]. Это определение включает в себя следующие «выходящие за рамки обычного человеческого опыта» переживания: «серьезная угроза жизни или физической целостности человека; серьезная угроза или вред, нанесенный детям, супругам, а также другим близким родственникам или друзьям; внезапное разрушение дома или уничтожение общины; видеть другого человека, который был серьезно ранен или убит в результате несчастного случая или физического наси- лия».

Это описание в определенной степени полезно в качестве отправной точки, но в то же время является весьма расплывчатым и может вводить в заблуждение. Кто способен определить, что именно «выходит за рамки обычного человеческого опыта» или что «явилось бы в значительной степени стрессогенным практически для любого человека»? События, упомянутые в определении, являются полезными маркерами при определении травмы, но есть много других потенциально травмирующих событий, которые при таком определении остаются в серой зоне. Несчастные случаи, падения, болезни и операции, которые наше тело бессознательно воспринимает как угрозу жизни, часто не рассматриваются как выходящие за рамки обычного человеческого опыта.

Однако они довольно часто служат причиной возникновения травмы. Кроме того, во многих населенных пунктах и районах нередко происходят изнасилования, стрельба из автомобилей и другие трагедии. И хотя в определенной степени их можно рассматривать как происходящее «в рамках обычного опыта», изнасилования и перестрелки всегда будут приводить к возникновению травмы.

Исцеление травмы зависит от умения распознать ее симптомы. Поскольку травматические симптомы в значительной степени являются результатом примитивных рефлексов, их часто бывает трудно распознать. Людям не нужно точное определение травмы; им нужно иметь опытное представление о том, как это переживается. Одна из моих клиенток так описала свой опыт:

Я и мой пятилетний сын играли в мяч в парке. И тут он бросил мяч довольно далеко. Пока я ходила за мячом, он заметил другой мяч и, чтобы взять его, выбежал на оживленную улицу. Наклонившись за мячом, с которым мы играли, я услышала визг автомобильных шин. Я сразу поняла, что Джоуи сбила машина. Мне показалось, что мое сердце ушло в пятки, а вся кровь застыла в жилах. Бледная, как привидение, я побежала к толпе, уже собравшейся на улице. Мои ноги были словно налиты свинцом. Джоуи нигде не было видно, но я была уверена, что именно он попал в аварию, и от этого мое сердце сжалось в комок, а затем вдруг расширилось, и меня наполнил ужас. Я протиснулась сквозь толпу и рухнула на неподвижное тело Джоуи. Машина протащила его тело несколько футов, прежде чем остановилась. Его тело было исцарапано и окровавлено, одежда порвана, а сам он лежал абсолютно неподвижно. Охваченная паникой, чувствуя себя совершенно беспомощной, я лихорадочно пыталась привести его в порядок. Я попыталась вытереть кровь, но только размазала ее. Я попыталась оправить его порванную одежду. А в голове билась одна мысль: «Нет, этого не происходит на самом деле. Дыши, Джоуи, дыши». Как будто моя жизненная сила могла вдохнуть жизнь в его неподвижное тело, я продолжала лежать на нем, прижимая свое сердце к его. Меня начало охватывать оцепенение, и я почувствовала, что как бы отдаляюсь от этой сцены. Теперь я просто выполняла все необходимые действия. Я больше ничего не чувствовала.