Скиталец. Боярин бесплатное чтение

Константин Калбазов
Скиталец. Боярин

Глава 1
Совершеннолетие

Акварельный рисунок завершен.

Получено 400 опыта к таланту «Художник-3» – 128 000/ 256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 400 опыта к умению «Акварель-3» – 112 400/ 256 000.

Получено 160 опыта к умению «Рисунок-3» – 46 560/256 000.

Получено 160 опыта к умению «Художественная кисть – 3» – 46 560/256 000.

Получено 160 опыта к умению «Перспектива-3» – 46 560/ 256 000.

Получено 160 опыта к умению «Композиция-3» – 46 560/ 256 000.

Получено 400 опыта – 27 650/256 000.

Получено 400 свободного опыта – 12 765.

Ну вот не получается у Бориса так, чтобы все время как по накатанной. «Художник» замер, дойдя до половины, и ни с места. Необходимо подтягивать завязанные на него умения до должного уровня. И ладно бы опыт уходил в избыток. Бориса на данном этапе это устроило бы целиком и полностью. Ведь его всегда можно перевести в свободный, в котором Измайлов испытывает потребность. Но потолок «Науки» пробит, и сейчас исправно подрастают ступени.

Не сказать, что ощущается острая нужда в свободном опыте, но он все же не помешал бы. А вместо этого Измайлов фактически буксует на месте. До десятой ступени и получения возрождения толку от роста ступеней практически никакого. Но когда это еще будет! Для этого опыта потребуется просто прорва. Конечно, растет и возможное число вассалов, но это сейчас некритично.

По возвращении из одиночного плавания Борис вплотную занялся своим академическим образованием. Была у него подспудная уверенность в том, что это позволит ему получить дополнительные плюшки. Ну не может Система не оценить подобных усилий!

В этой связи отправился в турне по странам Европы. А вернее, по музеям изобразительного искусства и частным галереям. Достичь больших высот, не знакомясь с работами мастеров, конечно же можно. Только это долго, трудно и малоэффективно. А еще не помешал бы и наставник. Ну или хотя бы мастер-классы от уже находящихся на высшей ступени. Вот он и катался.

Кстати, расценки у этих мэтров такие, что хоть за голову хватайся. Конечно, если они согласятся взять тебя в ученики, то совсем другое дело. Но в планы Измайлова это не входило, поэтому он исправно платил. Правда, продолжать при этом скрывать свою одаренность уже не получалось. Тут одно из двух: либо замереть в развитии, либо открываться.

Впрочем, господа наставники отнеслись к его скрытности с пониманием и не трубили на всех перекрестках, кто такой этот таинственный Некто. В конце концов, это выгодный коммерческий ход. Тем более цена на его картины все еще серьезно недотягивала до стоимости работ признанных мастеров…

Борис убрал с мольберта рамку с натянутой на нее бумагой. Подхватил другую и прошелся по бумаге мокрой губкой. Вообще-то она уже влажная, но не помешает напитать ее еще. Акварель рисуется за один подход. У него на простенький сюжет уходит до двух часов.

Пытался писать быстрее и в пренебрежительной манере. На выходе получается совсем грустный результат. Пробовал создавать сложные работы с несколькими персонажами и детальной прорисовкой. Опыт за сам рисунок получался существенней. Но на «Рисунок», «Кисть», «Композицию» и «Перспективу» падали все те же сто шестьдесят очков. Так что овчинка выделки не стоит.

Потому и масляных полотен за это время написал только пять. А как иначе-то? При отсутствии даже намека на прогресс приходится вновь уподобляться ремесленнику, обходясь лишь минимумом для того, чтобы развитие не замерло на месте. А как только дойдут до ста двадцати восьми тысяч, так и «Масло» с «Акварелью» застопорятся, пока Борис не подтянет к тому же уровню другие умения. Он это уже проходил.

Помимо седьмой ступени по пути случилось шесть «изобретений». А может, и без кавычек. Все же, что ни говори, а Измайлов имел лишь общее представление о конечном результате. Всю техническую составляющую пришлось додумывать самому. Но благодаря полученному образованию это оказалось не так сложно.

Спасибо высоким показателям Интеллекта. Все же в этом мире основные характеристики действительно работали. Правда, все полученные надбавки на этот раз Борис вогнал в Харизму, ну или, по-местному, в Авторитет. Что ни говори, но короля делает свита. Так что без своей преданной команды – никуда.

Незадолго до обеда закончил очередную акварель, но логу, возвестившему об этом, не придал значения, так как выскочил другой, общего развития, который сам собой, без специального вызова появился только однажды. Во время инициации. Впрочем, сейчас ситуация сродни той.

Ступень – 7.

Возрождение – 1.

Опыт – 28 050/256 000.

Свободный опыт – 13 165.

Избыточный опыт – 0.

Свободные очки характеристик – 0.

(Потомственный дворянин).

(Вассал).

(Вассалов – 64/84).

Сила – 1,22.

Ловкость – 1,21.

Выносливость – 1,25.

Интеллект – 1,71.

Харизма – 1,26.

Умения – 28.

(Навыки – 3).

(Умения навыков – 7).

Хм. А ведь точно. Сегодня десятое мая тысяча восемьсот восемьдесят девятого, день его восемнадцатилетия. А он и забыл. Получается, матушка его родила в обед. В принципе, все это он уже видел, и не раз. Только значения менялись. Но сейчас имелось разительное отличие. У него наконец появилось возрождение, о чем его и уведомила Система.

– Шанти, поздравь меня, – хмыкнув, произнес Борис.

– Тяв! – подняв голову с подушки, на которой он расположился со всеми удобствами, отозвался песик.

– Как это – с чем? Теперь можно смело отправляться подавать документы в мореходные классы для сдачи квалификационных экзаменов.

– Т-тяв!

– Я знал, что ты меня поддержишь.

– Что тут у вас происходит? – войдя в мастерскую, поинтересовался Ершов.

– Да вот, Вячеслав Леонидович, Эфир наконец признал мое совершеннолетие, – улыбнувшись, ответил Борис.

– Ну слава тебе Господи. Сподобились-таки. Поздравляю, – с искренней радостью затряс руку бывший учитель. – Это дело нужно отметить, – отставляя в сторону этюдник, заметил он.

– Непременно. Но только вечером. А пока суд да дело, нужно успеть в мореходные классы, подать прошение и документы. Дорофея Тарасовича, случаем, не видели?

– Да куда он денется? Сейчас явится на обед. Он же теперь блюдет флотские традиции – куда там признанным адмиралам.

– Ага, точно. Обед же. Как ваш пленэр?

– Все просто замечательно. Ребята стараются не за страх, а за совесть. Если хотите, могу показать их рисунки. Как раз сегодня закончили, – указал он на папку.

– С удовольствием взгляну.

Еще бы. Эти мальчишки, между прочим, его будущие наводчики. Ершов отобрал из кандидатов четверых наиболее способных. Время от времени Борис интересовался их успехами. Причем не только в рисовании. Стреляли они ничуть не меньше. В основном из винтовок и тридцатисемимиллиметровки. Револьверы – только в рамках общей программы боевой подготовки. Если больше, то это уже самостоятельно и за свой счет.

Ставка на ребят с развитым глазомером пока себя полностью оправдывала. Перед тем как приняться за обучение вплотную, Измайлов провел психологический тест. Пришлось кандидатам и в кровище изгваздаться, и в поросячьих потрохах вываляться, и артиллерийского грохота наслушаться, и горячий металл в брюхо получить, пройдя через мучительную клиническую смерть.

Жестко. Не без того. Однако Измайлов собирался серьезно вложиться в их обучение, а потому хотелось бы избежать неоправданных трат. Но ничего, справились. Обошлось без психологических травм. Словом, все было за то, что он получит на выходе четырех великолепных наводчиков.

После обеда вместе с Рыченковым направились прямиком в морские классы. Таковые имелись во владениях далеко не каждого боярина, но Голубицкий основательно вкладывался в подготовку кадров, потому и университетом озаботился, опередив при этом князя. Помимо того, на базе университета был создан институт с уклоном в артефакторику. А вот Тимошевский так и не открыл высшее учебное заведение в своей вотчине. К чему заправлять кашу лишним маслом?

Что же до морских классов, то они тут существовали с незапамятных времен. Шесть прославленных российских адмиралов были их выпускниками. Так что история у учебного заведения была славной, а авторитет – весомым. Как, впрочем, и самомнение преподавательского состава.

– Кого я вижу! Дорофей Тарасович! – резво поднялся навстречу вошедшим хозяин кабинета.

Хм. Либо директор снобизмом не страдает, либо Рыченков тут пользуется особым авторитетом. Потому что в демонстрируемой радости без особого труда угадывается некое почтение. И это у дворянина, капитана второго ранга.

– Здравия тебе, Степан Пантелеевич. Как твоя кузница кадров? Процветает, поди?

– Не жалуюсь. Как, впрочем, не в претензии и князь. Не слышал, адмирал Вяткин встал во главе княжеской эскадры.

– Ну, Тимошевскому было бы зазорно, коли его офицеры не были бы выходцами из твоей школы. Так что бахвалься да знай меру, – шутливо попенял шкипер.

– Я гляжу, своего воспитанника привел.

– Так и есть, Степан Пантелеевич. Вот, хотим держать экзамен на мичмана.

– Суть покажите, молодой человек. Хм. Похвально, похвально. Сколько годков?

– Восемнадцать, – ответил Борис.

– Сколько? – искренне удивился кавторанг.

– Каков орел, а?! – задорно заметил Рыченков.

– Это уж точно. Седьмая ступень, двадцать восемь умений, да еще и свободного опыта изрядно. Дорофей Тарасович, не бывает такого молодняка.

– Бывает, коли с умом и не жадничать. Поди, слыхал, как я в позапрошлом году покуролесил?

– Слышал, конечно. А то как же.

– А то, что у меня на борту Проскурин обретался больше года?

– И о том острова слухами полнятся.

– А теперь сложи два и два и перестань удивляться.

– Кхм. Вот оно как. Стало быть, теперь не на шутку команду собираешь.

– Да хватит уж, сколько лет ерундой маялся. Пора бы уже и за ум браться.

– Как ваша фамилия, молодой человек?

– Москаленко-Измайлов Борис Николаевич.

– Ага. Еще и это. Нечасто у нас усыновляют, одаривая потомственным дворянством. И что мне с вами такими красивыми делать? – вздернул бровь директор.

– Принимать квалификационные экзамены, что же еще-то? Можешь даже валить, ей-богу, не в обиде буду, – хмыкнув, заметил Рыченков.

– Так в нем уверен? – вздернул бровь директор.

– Год одиночного плавания, школа Проскурина, моя и Носова. Да, я в нем уверен, – вынес свое заключение шкипер.

– Хорошо, коли так. Но экзамены все одно в середине июня.

– Это я ведаю. Но ты ведь в июне документы не примешь. Начнешь носом крутить.

– Дорофей Тарасович, ты это… Берега-то не теряй. Совесть – хорошая вещь вкупе с вежеством.

– Извини. Занесло, – признал шкипер.

– Ладно. Давай заявление.

Приняв бумагу, директор быстренько ознакомился с содержимым и, завизировав, вернул Рыченкову, отправив посетителей в канцелярию. Дело сделано. По поводу сдачи экзаменов Борис не волновался, так как был в себе полностью уверен. Ни один из слушателей классов с ним и рядом не стоял, в этом никаких сомнений. Да что там, глядишь, и кого из аттестованных офицеров за пояс заткнет.

А вот вынужденная задержка его уже начинала раздражать. И периодические прогулки на яхте до Яковенковска, а также выходы «Разбойника» для практического плавания не могли унять появившийся зуд. Хотелось дальних походов и настоящего простора, а не вот этого хождения на привязи. Да еще и на фоне притормозившего роста команды.

Со средствами у Измайлова проблем не было. Лицензии и налаженное производство исправно приносили солидную прибыль. Настолько, что получалось не просто содержать немалый штат, но еще и кое-что откладывать в кубышку. Всегда полезно иметь под рукой крупные оборотные средства.

Авантюра с Арцманом увенчалась успехом. И это если говорить скромно. Уже через год полмиллиона долларов превратились в полтора. Измайлов изъял из дела половину, оставив вторую банкиру. Теперь даже если предприятие прогорит, он внакладе не останется. Никаких сомнений, что Даниил заработал на его деньгах и заработает еще. Но Измайлова это устраивало.

Зато ни в коей мере не радовал наметившийся дефицит свободного опыта. Большая часть команды пробила потолок «Науки», и сейчас весь опыт подопечных уходил в рост ступеней. Как следствие, отсутствие избыточного опыта, который можно перевести в свободный и влить в необходимые умения. Тот избыток, что все же копился у унтеров, пока не получивших высшее образование, – сущие слезы. Оставалось либо покупать официально, с выплатой полагающихся налогов, что больно, либо браться за старое.

Помнится, у них неплохо получалось доить каперов, причем все были довольны. Так отчего бы и не повторить? Сомнительно, конечно, что это понравится старикам-разбойникам, но тут уж ничего не поделаешь. У Измайлова мало времени, и он не может строить планы на десятилетия вперед.

Родители Кати пока вроде бы не заводят речь о ее замужестве, но это ведь дело такое. Подвернется выгодная партия, и рассусоливать не будут. Так что нет у Бориса времени. Совсем нет…

– Дорофей Тарасович, мне показалось или директор морских классов и впрямь перед тобой робеет? – когда они оказались на улице, поинтересовался Борис.

– Ну а как ему не робеть, коли у меня юнгой начинал. От меня же получил толчок и дальше пошел. Оно ведь в кровь въедается так, что потом и не вытравишь. Вот и в нем осталось. Только если ты решил, что он тебе послабление сделает, сразу отбрось такие мысли. Выворачивать тебя станет основательно. Потому как дело свое знает туго и преподавателей подобрал под стать себе. А еще злость в нем сидит, что его от кораблей отставили и посадили в кресло директора. Дело полезное, но ему не по душе.

– Получается, завидует он своим ученикам? У них-то все еще впереди.

– Завидует. Да только поделать ничего не может. Этот век ему суждено провести в кресле директора. Таковы воля боярина и вассальный долг. Ничего. По возрождении отведет душу.

– Понятно. Дорофей Тарасович, я еще хочу заскочить к Турусову.

– О как! А чего же ты, шельма, раньше-то молчал? Я ить на «Новике» был до обеда. Сейчас на верфь к Горюнову собрался, глянуть, как дела с новым пароходом. А Якова мы с собой не прихватили.

Рыченков и Носов создали-таки свою пароходную компанию. И комплектовали ее судами типа «Карася», благо в нем сочетались все необходимые качества. К тому же помимо высокой скорости у него еще и мореходность куда лучше. Вот и строили такие суда на верфи, постепенно расширяя маршруты и удовлетворяя потребности пассажиропотока.

После случая с Просвирой о силовом варианте в конкуренции с ними уже никто не задумывался. Вольные капитаны либо становились на мостики пароходов стариков-разбойников, либо уходили в грузоперевозки, что также было востребованной услугой.

– Да ладно тебе. Мне что же, теперь в танке ездить? – отмахнулся Борис.

– При чем тут танк? – искренне удивился Рыченков, подразумевая емкость для жидкости.

– Ну, в смысле в блиндированном автомобиле.

– И где тут связь? – продолжал недоумевать старик.

– Нет связи. Оговорился я.

– Ладно. Но только без охраны – оно все одно неправильно.

– Да что со мной случится в Голубицке-то? Дорофей Тарасович, я уже говорил, не идет тебе из себя наседку изображать. Все, я пошел.

– Ты к Турусову домой или на верфь?

– Домой, – откинув крышку часов, ответил Измайлов.

– Вот и ладно. Я Якова туда вызову. И без разговоров мне! А то вот так оставишь тебя без догляду, и ты обязательно во что-нибудь вляпаешься. Талант у тебя такой.

Вообще-то Борису есть что возразить. Доводов эдак с воз и маленькую тележку. Но он все же предпочел промолчать. Что ни говори, а старики-разбойники о нем пекутся как о сыне. Хотя, вот ей-ей, лучше бы своими озаботились.

Их возраст теперь ровным счетом ничего не значит. У обоих высшее образование за плечами, о чем свидетельствуют дипломы Голубицкого университета. А значит, по возрождению в кармане. И с достатком теперь полный порядок. Но нет, держатся за него. Чему Борис, признаться, откровенно рад.

Глава 2
«Новик»

Инженер-кораблестроитель Турусов проживал в стороне от центра. Еще не рабочая окраина, но уже встречаются дома, пребывающие не в лучшем виде. И мостовая изобилует выбоинами, заделать которые у городских властей не доходят руки. Или все же не хватает пинка животворящего. Казна боярина Голубицкого не бедствует, так что средства всяко-разно имеются. Иное дело, что лень и некомпетентность свойственны не только прежнему миру Бориса, они вполне успешно процветают и здесь.

Измайлов ухмыльнулся и сделал себе зарубочку: написать в канцелярию боярина жалобу. Ему как-то без разницы, он с местными чиновниками отношения испортить не боится. А анонимки тут не рассматривают, сразу отправляют в урну. Если только в полицейской управе или жандармском отделении читают, но это уже совсем другое.

Вошел в подъезд обшарпанного трехэтажного дома. Поднялся на второй этаж и, остановившись у нужной двери, провернул механический звонок. На зов явилась домработница – эдакая молодуха с приветливым лицом и пышными формами. Про таких говорят: кровь с молоком.

Сам-то инженер среднего росточка и сложения, с коротко стриженными и редкими русыми волосами. Взгляду не за что зацепиться. Но прислугу себе подобрал такую… Все при ней, как говорится. Угу. Тот еще шалунишка. Живет-то один. Закоренелый холостяк, в общении с женским полом робеет. А тут оно как-то само сложилось. Да и бабе какой-никакой приработок. Поди, одна троих тянет. Ну не удержался Измайлов. Выяснил.

– Здравствуй, Анюта.

– Здравия вам, Борис Николаевич.

– Хозяин-то дома? – поинтересовался он у женщины.

– Отдыхают после обеда. Да вы не беспокойтесь, ему уж вставать пора, на службу возвращаться. Проходите, я пока полдничать соберу.

Рабочий день на верфи длится двенадцать часов, но это у рабочих и постоянно присматривающих за ними мастеров. Инженеры же белая кость. Им положен обеденный перерыв в три часа. До завода не так уж и далеко, так что полтора часа на послеобеденный сон Турусов наверняка урвать успевал.

– Здравия вам, Борис Николаевич. Какими судьбами? – выходя в столовую и запахивая халат, поинтересовался инженер.

– Здравствуйте, Сильвестр Петрович. Да вот, оказался в городе, решил вас навестить. Заодно поинтересоваться, как у вас обстоят дела с катером.

– А «Новик» вас, стало быть, не интересует?

– С «Новиком» все понятно. И ничего нового вы мне не поведаете. Тем более что до обеда общались с Дорофеем Тарасовичем.

– Да, это так. Был он на заводе.

Минный крейсер они начали строить в октябре прошлого года. Имелся, конечно, риск, что проект может превратиться в долгострой из-за нехватки средств. Тем более средняя цена за тонну водоизмещения должна была подрасти процентов на тридцать, что для проекта, включающего в себя слишком много нетипичного, вполне нормально. Но и строить типовой корабль Измайлов не собирался.

Все началось совершенно случайно. Как-то по возвращении Бориса Дорофей Тарасович за чашкой чая упомянул о местном инженере с судостроительного завода. Мол, есть чудак, носится со своим проектом минного крейсера. Только пока никого не заинтересовал.

Измайлов спросил, в чем чудачество. Рыченков наскоро набросал рисунок с высоким полубаком, что должно было обеспечить приемлемую мореходность. Артиллерия расположена по линейно-возвышенной схеме. Поворотный двухтрубный и курсовой однотрубный торпедные аппараты. Обозвал подобный подход глупостью и вновь взялся за чашку с чаем.

Ну, для местных, может, это и глупость, вот только не для Бориса. Уж он-то точно знал, что подобное расположение артиллерии впоследствии будет классическим. Как оно там с математическими расчетами и материалами, бог весть. Но в этом что-то было. И он поспешил встретиться с инженером, у которого и впрямь имелся готовый проект.

Потом был мозговой штурм с привлечением Проскурина. Вертели чертежи и расчеты так и эдак. Едва ли не просвечивали через рентген. В результате въедливая комиссия пришла к выводу, что рациональное зерно в этом все же есть. А ее председатель и главный кошелек, то есть Измайлов, принял решение – минному крейсеру быть!

Понравился Борису этот корабль, который он решил назвать «Новиком». До дрожи в коленях понравился. А еще – нефтяное отопление котлов, что значительно сокращает потребность в личном составе. Кстати, котлы водотрубные, германская новинка, которую отличали компактность и высокая производительность. Единственное, Измайлов настоял на пересмотре артиллерийского вооружения.

Изначальное предусматривало установку на палубе двух семидесятипятимиллиметровых пушек Канэ. Выше их, на надстройках, – две шестидесятитрехмиллиметровых Дубинина. По бортам – четыре сорокасемимиллиметровых «Гочкиса». На крыльях ходового мостика – две тридцатисемимиллиметровых револьверных пушки.

Измайлов потребовал заменить пушки Дубинина на семидесятипятимиллиметровые Канэ. Конечно, надстройки нужно будет укрепить, но это нестрашно. Над нижними орудиями – козырек, чтобы иметь возможность стрелять поверх них. При существующем подходе подобное ведение огня попросту не предусматривалось. Ну и конечно же орудийные щиты, которые на военных кораблях отчего-то презирались.

Всех «Гочкисов» долой, чтобы глаза его их не видели! На крыльях мостика устанавливаются два «Гатлинга». Двухтрубный торпедный аппарат выносится на корму. В пространстве между трубой дымохода и бизань-мачтой должен был уместиться минный катер в стальном корпусе.

И опять скрестились клинки. Каждый отстаивал свое мнение. Рыченков твердил, что Измайлов ничегошеньки не понимает в колбасных обрезках. Турусов утверждал, что подобные переделки и размещение минного катера серьезно увеличат водоизмещение корабля, и оно превысит семьсот тонн.

В ответ Борис обозначил неизменность своей позиции, после чего предложил присутствующим лучше подумать, как добиться должного результата, а не убеждать его в невозможности. Начали думать. В особенности Турусов, который вдруг поверил, что его детище всего лишь в шаге от воплощения в металле. Тем более на заводе как раз освобождался один из стапелей.

В ноябре киль будущего минного крейсера был заложен. В начале января над «Новиком» нависла угроза долгостроя. Деньги таяли с невероятной быстротой. Пополнения от лицензий и производства попросту не успевали за расходами. Старики-разбойники все свои средства вложили в пароходную компанию. Елизавета Петровна свободными средствами не располагала и лично помочь приемному сыну не могла.

Борис уже трижды пожалел о своем решении вложиться в гражданскую войну в Бразилии. Ситуация складывалась аховая. Он уже был готов выставить на продажу артефакты, благо в его команде имелось целых трое артефакторов. Вот только при таких задумках этих приборов им и самим не хватало. И изготавливать их быстро не получается.

Но тут на Бориса вдруг пролился золотой дождь от банкира Арцмана. На ходе строительства минного крейсера эти перипетии никак не сказались. Разве только пара миллиардов нервных клеток Измайлова приказала долго жить. Но это такие мелочи…

– Ну так что там с минным катером? – вновь вернулся к насущному Борис.

Идея принадлежала ему. Как, впрочем, и разработка с расчетами. Спасибо Проскурину за хорошую науку и Системе за столь ощутимый рост Интеллекта. Имея общее представление о форме и конечном результате, Борис сумел облечь это в расчеты, выкладки и чертежи. На выходе получился проект минного катера на подводных крыльях.

Конечно, имелись сомнения относительно того, что паровая машина сумеет справиться с поставленной задачей. Насколько знал Измайлов, в его мире такие суда работали только на двигателях внутреннего сгорания. Хотя испанская модель умудрялась разгонять суденышко до скорости в двадцать один узел, чего должно было хватить для выхода на крыло.

Турусов с радостью взялся воплотить эту задумку в металле. Ну что тут сказать? Энтузиаст-новатор, получивший щедрое финансирование. Да он был готов трудиться денно и нощно! Впрочем, на его распорядке дня это никоим образом не сказалось. Послеобеденный сон и полдник, как полагается.

Правда, это скорее говорило в пользу инженера, чем против него. Значит, он умеет планировать свое рабочее время, а не несется вперед скачками в авральном режиме. Разумеется, это справедливо при наличии результатов. Но они ведь были.

– С катером все в полном порядке. Сегодня прошел ходовые испытания без крыльев. На воде чувствует себя хорошо, развивает максимальную скорость до штатного двадцати одного узла. То есть наша надежда на новую форму винта полностью оправдалась, и, несмотря на утяжеление судна, машины разгоняют его до заданных параметров в деревянном корпусе.

– Но ведь подразумевается, что установка крыльев не займет много времени, – тут же сделал стойку Борис.

Делать свое изобретение достоянием человечества Борис не собирался. Во всяком случае пока. Обойдется как-нибудь без всеобщего признания и славы. А потому и крылья они с Турусовым проектировали как съемные.

– Все верно. Но я хотел детально осмотреть катер после первого выхода в море, а к испытаниям самих крыльев перейти уже завтра. Однако если вы настаиваете…

– А как вы думаете, я буду настаивать или нет? – хмыкнул Борис.

– Пополдничаете со мной? – делая жест в сторону обеденного стола, поинтересовался инженер.

Заботливая Анна уже выставила на него крынку с молоком и корзиночку одуряюще пахнущей выпечки. Борис очень хотел немедленно приступить к испытаниям новинки, но выпечку он любил настолько, что у него даже мысли не возникло сражаться со своими вкусовыми рецепторами…

– Бо-оже, Яша, – не выдержал Борис и засмеялся в голос.

А как тут удержаться. Едва вышли из подъезда, как столкнулись с эдаким варнаком, который держит в руках тонкий поводок, тянущийся к мирно сидящему у его ноги песику. Разбойному виду Ганина куда больше подошел бы какой-нибудь лохматый кавказец, а не этот милашка.

– Все бы тебе посмеиваться, Борис Николаевич. А меж тем этот изувер ни в какую не желает оставаться один. Уж как его ни уговаривали! Прилип, как банный лист, и знай скандалит, – по обыкновению обращаясь по имени-отчеству, но на «ты», со вздохом доложил Яков.

– Сам виноват. Твой ведь подарочек, – забирая у него поводок, хмыкнул Борис.

– Так ить мне-то откуда было знать, что ты его так избалуешь, – развел руками Ганин.

– Ну, милай, на борту маленькой яхты мне его как-то было не с руки приучать к одиночеству.

До завода дошли быстро. Турусов предложил было обождать в конторке, пока он с рабочими приладит крылья, но Измайлов пожелал присоединиться. Ему хотелось лично наблюдать за всем процессом, хотя там ничего особенного и не было. Всего-то приладят крылья да затянут болты крепления стоек к закладным на корпусе.

Никто конечно же не расхаживал с транспарантами, возвещающими о том, что на заводе строится опытный образец на подводных крыльях, но и особой тайны из этого тоже не делали. Время такое. Научно-технический прогресс ежегодно рождал сотни, если не тысячи идей в самых разных областях. И зачастую они соревновались между собой в абсурдности.

Так что очередное чудачество не могло привлечь к себе сколь-нибудь пристального внимания. Иное дело, когда новинка докажет свою эффективность, причем не единожды. Потому как один раз – это случайность, два – совпадение, три – закономерность.

Не прошло и часа, как суденышко спустили на воду в заводской акватории. За ее пределы выходили, выдерживая не более десяти узлов. Крылья себя никак не проявляли. Согласно выкладкам и расчетам этой скорости явно недостаточно для того, чтобы катер встал на крыло.

Зато когда они вышли на чистую воду и Борис увеличил обороты, катер плавно и бодро поднялся над водой и понесся по прямой, как стрела. Все повторилось один в один, как с моделью в бассейне.

– Ох, ничего себе! – восхищенно выдал Яков.

– Да не говори! – радостно прокричал Борис.

– Т-тяв! – явно обеспокоенно выдал Шанти, вжавшись в угол кокпита.

Небольшая волна все же присутствовала и ритмично ударяла по корпусу, что никоим образом не способствовало душевному равновесию песика.

– Ну извини, дружище. Сам виноват. Что там у нас, Сильвестр Петрович?

– Сорок три узла, – сообщил инженер, наблюдавший за показаниями лага.

– Впечатляет.

– Согласен. Но это неполная загрузка. Вы ведь еще и щиты установить хотите.

– Кстати, когда планируете перейти к полноценным испытаниям?

– Экий вы быстрый! Мы сейчас рассекаем спокойную воду, и то чувствуются удары волн. Нужно смотреть, как поведут себя корпус и крылья, не полезут ли заклепки, и только после этого его можно будет начинать нагружать. Надеюсь, что к окончанию ходовых испытаний «Новика» управимся и с катером.

– То есть к сентябрю? – с нескрываемым разочарованием поинтересовался Борис.

– И это в лучшем случае. Если нам будут сопутствовать успех и, чего уж там, удача. Кстати, при такой скорости я не стал бы атаковать противника посредством минометного аппарата. Сорок и даже пятьдесят метров – это ни о чем. Вы попросту не успеете отвернуть и неминуемо столкнетесь с вражеским судном.

– Значит, нужна торпеда.

– Как вы сказали? – удивился инженер.

– Торпеда. Самодвижущаяся мина, – пояснил Измайлов.

– А, вот вы о чем. Да, вполне подходит. Самодвижущаяся мина сняла бы эту проблему. Только она слишком тяжелая, и результативность ее не впечатляет.

– Ну так атаковать с дистанции в сто, полтораста метров. Тогда места для разворота вполне достанет. И от взрыва уберечься получится.

– Удивляюсь я вам! Как вы, моряк, можете позволять себе такие вольности! Не боитесь, что господа офицеры не поймут вашего пренебрежения к морским мерам?

– А при них я начинаю маяться дурью и поминать кабельтовы. Хотя видит бог, это до крайности неудобно. Как, впрочем, и наши сажени.

В общей сложности они провели в море час. За это время выработали четверть топливного бака. При полной загрузке расход, конечно, будет больше. По расчетам Турусова, запас хода без дополнительного бака составит порядка трехсот морских миль экономичным ходом и около ста двадцати – полным. Порадовали германские котлы.

Борис решил, что патриотизм – штука, конечно, хорошая, но в угоду ему отказываться от изделий лучшего качества не собирался. Вот паровые машины тройного расширения на «Новике» российские, потому что на сегодняшний день в своем классе лучшие. И это общепризнанный факт. Их производят в Тверском княжестве.

– Ну и как твоя игрушка? – когда они собрались в трактире, дабы отметить совершеннолетие Измайлова, поинтересовался Рыченков.

– Сорок три узла, – со значением покачав пальцем, произнес Борис.

– Да не может быть! – наигранно восхитился шкипер. – И что, когда ты его нагрузишь, так же весело побежит?

– Вот зря ты так-то, Дорофей Тарасович. Помнится, кто-то сомневался, что из этого вообще хоть что-то получится, – расстилая на коленях салфетку, возразил Борис. – А он побежал. Причем, как я и предсказывал, поднялся над водой. Только волна в днище бьет. Но это некритично. В спокойную воду вообще как на салазках понесется. А то, что сейчас легкий… Ну, потеряет узла три, не больше, так и что с того? Скорость – вдвое выше, чем у самых быстрых катеров.

– Не обращай внимания на Дорофея. Это он завидует так, – отмахнулся Носов.

– Зависть, Дорофей Тарасович, – это грех. Добрый вечер, – усаживаясь за стол, приветствовал присутствующих Григорий.

– Еще одно недоразумение, йакорь тебе в седалище. Загубил детальку? Иль все же доточил как положено? – хмыкнул Рыченков.

– Да ла-адно, Дорофей Тарасович. Все бы тебе выдумывать! А четверную компактную «Аптечку» не желаешь? – подбоченившись, выдал Травкин.

– Бахвалишься, – отмахнулся шкипер.

– А как насчет очередного «Защитника»? Правда, одинарный, но ведь артефакт, – подняв палец, оповестил Григорий.

– И кто так сподобился? – вздернул бровь Рыченков.

– Тимур. Толковый артефактор получился.

Вообще-то небывальщина, чтобы этот старый ворчун позволял к себе подобное обращение. Но так уж вышло, что их четверка являлась костяком команды. Был еще Проскурин, но он сейчас окончательно бросил якорь на Голубицком.

К слову, Борис приглашал его на их скромное мероприятие вместе с Капитолиной Сергеевной, но женщина ни в какую не желала признавать себя ровней своему избраннику. Ни за стол, так, чтобы с посторонними, ни замуж. Измайлов уже голову сломал, думая над тем, как помочь влюбленным.

Меж тем застолье набирало обороты. Подтянулись художник Ершов, преподаватели и по совместительству магистры Голубицкого университета Лаврентьев и Соболев. И поди пойми, чего тут для Измайлова больше: радости от наконец-то обретенного совершеннолетия или удовлетворения от того, что строительство корабля проходит гладко, без сучка без задоринки. Кто сказал, что только у Бориса свербит? Вся команда ждет не дождется, когда останется за кормой родной берег, чтобы посмотреть в глаза неизвестности.

Глава 3
Нежданно-негаданно

– На сегодня все, Мария Платоновна, – отойдя на три шага от мольберта и обтирая ветошью кисть, произнес Борис.

– Уже? – удивилась боярыня. – Сегодня это заняло совсем немного времени.

Она поднялась с резного стула с мягкой обивкой и, обойдя мольберт, взглянула на свое изображение. Благодаря давней подруге Москаленко она хорошо разбиралась в живописи, а потому могла оценить не только сходство и красоту, но и технику. То, что Яковенкова видела сейчас, вызывало у нее чувство удовлетворения.

– Ничего удивительного, работа близится к завершению. Теперь основное время уходит на высыхание красок. В принципе, на этом этапе я могу обойтись и без вашего присутствия. Пары дней, я думаю, мне будет достаточно, – ответил Борис.

– Но вы не уверены? – уточнила она.

– Как я могу быть уверен? – пожал он плечами. – Холст – как живое существо, у него своя душа, характер, настроение, капризы. Пару лет назад я мог бы с точностью до часа сказать, когда закончу картину, потому что писал механически и в пренебрежительной манере. Пока мне доступно не разъяснили, что это тупик, и если я желаю развиваться, то должен выбрать другой путь.

– Да, Елизавета Петровна рассказывала мне об этом. Она живо интересуется вашими работами и этапами развития, – с нескрываемой иронией произнесла боярыня.

Матушка, стало быть. Ох уж ему эта Елизавета Петровна! Могла бы придержать язык за зубами. Впрочем, не глупа, понимает, что делает, и в Борисе вроде как заинтересована. Она и не пытается скрывать своих далеко идущих планов в отношении его. Князь, не меньше. Ага. Всем-то от него что-то нужно. Словом, в этом плане ей можно довериться.

Борис посмотрел на Марию Платоновну. Нет, негатива по отношению к сказанному она не испытывает. Разве только в ее облике угадывается любопытство. Эдак глядит на него, водя пальчиком по ожерелью из крупного жемчуга.

Это его подарок, который в этом мире все еще является дорогим и статусным украшением. Впрочем, особая ценность вот этого ожерелья в том, что жемчуг для него был добыт лично Измайловым. И без разницы, что Борис использует некий аппарат для дыхания под водой. Любой мало-мальски интересующийся вопросом знает, что для получения подобного улова нужно вскрыть чертову уйму моллюсков.

Само принятие подарка боярыней уже говорило о многом. А уж то, что она пожелала быть запечатленной в ожерелье на парадном портрете, так и вовсе свидетельствовало об особом расположении. И чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу.

Вообще-то все затевалось из-за Кати, но, как выяснилось, делать подобные подарки незамужней девушке могли только родители или жених. И никак иначе. Борис же таковым не являлся. Пришлось изделия из самых отборных жемчужин отложить в сторону до лучших времен, в которые он верил.

Н-да. И будь он проклят, если это будущее не под ударом! Если бы на его месте оказался и впрямь молодой человек восемнадцати годочков, то он, быть может, и не заметил бы этого. Но за плечами Бориса жизненный опыт, а потому он не мог не понять заинтересованности боярыни и того, что она ненавязчиво с ним заигрывает.

Иное дело, чем это вызвано. То ли она в самом деле желает завести ни к чему не обязывающую интрижку, чем никого не удивить, главное не переступать незримую грань допустимого, то ли решила проверить, насколько сильны чувства Измайлова к ее дочери. Вот только Борис не собирался играть заведомо проигрышную партию и решил изображать полное непонимание.

Дверь отворилась, и в комнату, отведенную под художественную мастерскую, вошел боярин Яковенков. Крепыш среднего роста с волевым лицом, проседью на висках и челке, затянутый в черный адмиральский мундир.

Кстати, получить таковое звание благодаря одному лишь положению невозможно. Его можно только выслужить. А потому подавляющее большинство бояр щеголяет в мундирах каперангов. И ситуация, когда боярской эскадрой командует вассал в адмиральском звании, не является чем-то из ряда вон выходящим. Причем не только в России. Хватает у сюзерена забот и помимо флота.

– Уже закончили? – видя супругу не на стуле, а подле мольберта, поинтересовался боярин.

– На сегодня – да, ваше превосходительство. А вскоре работа и вовсе будет завершена, – уведомил Борис.

– А что вы скажете, если я все же пожелаю написать свой портрет?

Борис сказал бы, все, что он думает о вице-адмирале. Нельзя было сразу присоединиться к супруге? Сейчас оба портрета уже были бы на выходе. Теперь же придется опять задерживаться на Яковенковском, в то время как заботы призывают его на Голубицкий.

Он конечно же рад возможности общения с Катей. Однако ввиду ее крайней загруженности в институте благородных девиц видеться они все одно могут лишь по воскресеньям. Да и то не весь день, а только малую его часть, так как единственный выходной нужно посвятить еще и родителям.

– Скажу, что почту это за честь, ваше превосходительство, – с долженствующим поклоном ответил Борис.

А что еще он мог сказать? Нет, не будь Георгий Иванович отцом Кати – и получил бы ответ в духе: «Я непременно изыщу для этого возможность в самое ближайшее время». Ну а там уж по обстоятельствам. Однако с ним он так поступить не мог.

Опять же, лишняя возможность пообщаться с возможными тестем и тещей не помешает. Во всяком случае, Измайлов надеялся на будущее родство. Неплохой шанс им понравиться. С Марией Платоновной вроде бы контакт наладился. Впрочем, тут нужно еще как-то вырулить, чтобы без последствий. А то обиженная женщина – та еще мина замедленного действия.

– Слухами земля полнится, Борис Николаевич, что на Голубицком заводе вы строите минный крейсер, – произнес боярин.

– Так и есть, ваше превосходительство.

– И отчего же тайком?

– Простите, но я как-то не подумал, что должен расхаживать по улицам с плакатом, возвещающим об этом, – с самым виноватым видом произнес Борис.

– Каков наглец, а, Машенька! – восхищенно хмыкнув, воскликнул Яковенков.

– Не уверена, что тут имеет место дерзость, – пожав плечами, решила заступиться за молодого человека боярыня. – Борис Николаевич ни разу еще не был замечен в бахвальстве. Даже лавры на службе испанской короне целиком уступил своему наставнику Рыченкову.

– Вот так вот, молодой человек. Цените. Мария Платоновна далеко не за каждого готова вступиться.

– Ваш покорный слуга, – несколько нейтрально ответил Борис, и поди пойми, чей именно: ее, его или обоих сразу.

– Хитер, а, Машенька? – хмыкнул вице-адмирал. – Так отчего же постройку заказали не на моей верфи?

А вот теперь в голосе присутствует толика ревности. Оно и понятно. Потомственное дворянство Борис получил из рук Георгия Ивановича. Приемная мать Измайлова – вассал Яковенкова. Ну и вообще… Пусть о том никто и не говорит. Не то чтобы судостроительный завод боярина испытывал трудности с заказами. Вовсе нет. Н-но-о… Понятно, в общем.

– Меня заинтересовал проект инженера-кораблестроителя Турусова, а он служит как раз на Голубицком заводе.

– Что-то новаторское? – тут же оживился Георгий Иванович.

Борис подтвердил его догадку и начал рассказывать о «Новике». Боярыня вскоре оставила мужчин, а те вошли в раж. Яковенков сыпал вопросами как из рога изобилия. Не забыл указать на несуразность расположения орудий и отсутствие противоминного вооружения. Вроде бы и сами пушки относятся к малому калибру, но для стрельбы по тем же минным катерам уже не так оборотисты, а в малой эффективности «Гатлингов» Борис и сам успел убедиться.

Тем более линейно-возвышенная схема не давала никаких преимуществ. Зато из-за надстроек придется поднять повыше и рубку. Как следствие, проекция корабля увеличивается. Соответственно вырастал и тоннаж, что никак не согласовывалось с основной боевой задачей минного крейсера: борьбой с миноносками и минными катерами противника, а также атакой крупных кораблей своим минным вооружением.

Оптимальное водоизмещение этих кораблей должно было составлять не более шестисот тонн. Тут же явно больше семисот, даже ближе к восьмистам. Борис это подтвердил, но все же настаивал на своей правоте.

– Н-да. Ну что я могу сказать… Коль уж вы так уверены, то желаю удачи. Только непонятно, отчего именно минный крейсер?

– Скорость, огневая мощь, запас хода в полторы тысячи морских миль.

– Мазут – специфичное топливо, которое имеется далеко не везде.

– Это единственный недостаток.

– Но существенный.

– Я бы не сказал. Если озаботиться достаточными его запасами, в остальном – сплошные плюсы. Одно лишь отсутствие дымного шлейфа днем и факелов при полном ходе ночью чего стоит.

– Допустим. Но огневая мощь… – с сомнением покачал головой боярин.

– Новые пироксилиновые снаряды, – пожал плечами Борис.

Производство взрывчатки началось в тот же год, как только он передал права на метод осушения. Кстати, Россия торгует взрывчаткой свободно, в том числе и на гражданском рынке. А вот факт изготовления тротила находится под строжайшим секретом. Снаряды, поступающие на вооружение русского флота, снаряжаются тринитротолуолом, но проходят как начиненные пироксилином.

– Эка. Да вы не мелочитесь, Борис Николаевич! Двадцать два рублика за снаряд. Дорогое удовольствие даже при ваших доходах, не находите?

– Все зависит от преследуемых целей. Меня в меньшей степени интересует финансовая сторона. Уже сейчас я не испытываю трудностей в деньгах. Со временем дела только улучшатся. Вы слышали о моем новом изобретении, асфальтобетоне?

– Мне говорил об этом ваш сводный брат, Федор Алексеевич. Он вроде бы даже строит асфальтовый завод.

При всем том, что в этом мире широко используют нефтепродукты, и битум в том числе, асфальта тут не знали. Правда, Борис об этом понятия не имел.

Когда старики-разбойники начали возводить первый морской вокзал своей пароходной компании, они собирались облагородить дорожки и площадку перед причалом бетонной тротуарной плиткой. Измайлов предложил им более дешевый способ. И каково же было его удивление, когда он получил два очка надбавок и целую гору опыта!

– Асфальтобетон годится для покрытия дворов, площадей, тротуаров, улиц и дорог. Он настолько практичен, дешев и технологичен, что его производство из года в год будет только расти. Ну и мне скромный один процент от производимого объема. В перспективе это огромные средства. Мой поверенный уже занимается рекламной акцией.

– Значит, цель постройки минного крейсера не деньги. А что, если не секрет?

– Для начала, сразу по завершении постройки «Новика» я поступлю в Добровольный флот.

– Ага. То есть к кому-либо из бояр на службу вы не желаете?

– Не желаю.

– А что дальше?

– Я уже собираю свою команду. По ходу каперства получится обзавестись дополнительным опытом на ее развитие. А там… Россия велика. Необитаемых островов и даже архипелагов у нас хватает.

– Даже та-ак, – протянул Яковенков.

– Плох тот матрос, который не мечтает стать адмиралом. И я не сижу на месте.

– Согласен, Борис Николаевич. Только вы забываете одну маленькую деталь. Государь не жалует каперов. Ему претит мысль о пиратстве, даже узаконенном.

– Я это помню, ваше превосходительство.

– Ну что же, позвольте тогда пожелать вам успехов.

– Благодарю.

– Но, надеюсь, в ваших амбициозных планах найдется местечко для написания портрета моей скромной персоны?

– Разумеется. Могу приступить прямо сейчас. Я ведь изначально готовил к работе два холста. Так что основа уже имеется. И если у вас есть время…

– Н-да. Ну что же, назвался груздем… Мне устроиться на стуле моей жены?

– Если хотите быть изображенным стоя…

– Только не с моим ростом. Я понимаю, что все в руках мастера, но хотелось бы получить портрет без прикрас.

– Тогда рабочий стол?

– Да, пожалуй.

– Значит, садитесь сюда.

Борис указал на другой стул у небольшого столика. Вице-адмирал посмотрел на него с сомнением, явно давая понять, что этот антураж никак не тянет на его рабочее место.

– Просто доверьтесь мне, – повторяя приглашающий жест, произнес Измайлов.

Сменив на мольберте холст, он быстро сделал набросок. Благо бывал в рабочем кабинете боярина и прекрасно помнил планировку и обстановку. Для детальной прорисовки можно будет переместиться туда и попозже, когда закончит работать над портретом Марии Платоновны. Постоянно таскать мольберт с места на место – дурная затея.

По окончании прорисовки наброска взялся за краски. Начало работы. Сейчас мазки ложились один за другим, быстро заполняя полотно. Уже через пару часов был нанесен первый слой и обозначились общие контуры картины.

– А говорил, что сегодня быстро, – укоризненным тоном встретил Бориса поджидавший на улице Яков.

– Ну извини, дружище. Так вышло. Боярин тоже захотел портрет. Но в этом есть и свои плюсы.

– Это какие?

– Шанти был со мной и не помешал тебе навестить пивную.

– Тяв! – встав на задние лапки и опершись передними на ногу моряка, возвестил о своем присутствии песик.

– Вот откуда ты свалился на мою голову!

– Яков, ты ничего не путаешь? – хмыкнул Борис.

– Да вот уже как жалею о своем подарке, – проведя по горлу ребром ладони, сокрушенно произнес Ганин.

– Но-но. Я бы попросил. Отличная была идея. Пошли уж.

– И куда?

– Как куда? В трактир, конечно.

– А чего же тебя не пригласили отобедать?

– Пригласили. Только я ведь помню, что мой верный Санчо Панса голодный стережет подходы к резиденции боярина, выискивая коварных врагов.

– А попроще?

– Яков, читай книги, расширяй кругозор. Или ты от голода плохо соображаешь?

– Может, и от голода, – не стал спорить телохранитель.

Трактир нашелся неподалеку. Так как центр рядом, заведение респектабельное, которое не зазорно посетить и благородной публике. Кстати, таковых тут предостаточно, что легко угадывается по костюмам европейского кроя. Борис остановился, чтобы отдать в гардероб шляпу и трость. Положение обязывает.

– Тяв! – Жалобно тявкнув, Шанти поспешил спрятаться за ногами хозяина.

Борис даже опешил от подобной наглости. Какой-то неизвестный господин, явно трезвый и при памяти, вдруг пнул песика, нечаянно оказавшегося у него на пути. Обойти шпица или остановиться, чтобы дать ему самому отвернуть в сторону, – никаких проблем. И зазорного в том ничего нет.

Скажи кто Борису еще полтора года назад, что он из-за какой-то собачонки… Вот только Шанти не какой-то. Он друг, не давший ему сойти с ума от одиночества, деливший с ним все тяготы одиночного плавания. Очень может быть, что у Измайлова на этом фоне малость протекла крыша, но…

– Сударь, придержите свои ноги, пока вам их не вырвали, – подхватив Шанти, бросил Борис.

– Что? – презрительно вздернул бровь незнакомец.

Судя по костюму, вальяжной манере держаться и жестам, дворянин, имеющий за плечами соответствующую светскую школу. По правильному московскому выговору угадывается обладатель третьего уровня «Лингвистики». Впрочем, за русского его можно принять только с пьяных глаз. Смуглая кожа и характерные черты лица выдавали в нем представителя южных краев.

– Яша, подержи Шанти.

Передав собачку, Борис одарил задиру самой приветливой улыбкой, на какую только был способен, после чего врезал от всей широкой души. Тот не ожидал ничего подобного, а потому отлетел в сторону, лихо взбрыкнув ногами, под изумленные вздохи и восклицания присутствующих.

Измайлов вдруг понял, что слова тут попросту бесполезны. Не поможет и охрана, будь ее тут хоть батальон. Если кто-то решит спровоцировать вас на дуэль, то так или иначе, но он своего добьется. Тем более если это профессиональный бретер, каковой и угадывался в незнакомце.

Не сказать, что Борис проникся дворянским духом настолько, что, отстаивая свою честь, был готов встать к барьеру. Но тут есть два обстоятельства. Первое: если откажется драться, то ему не видать Кати как своих ушей. И второе: хочет он того или нет, но тут сословное общество. Поведет себя как трус, в понимании местных, и никакая Харизма не сможет обелить его в глазах своих же соратников.

А раз хуже уже не будет и поединка не избежать, так отчего бы тогда не получить от этого удовольствие? Ну вот мало ему забрать у этого придурка жизнь. И, судя по всему, весьма удачливого или умелого. Борис видел его Суть. Восьмая ступень и в запасе – неизрасходованное возрождение.

– Я дворянин португальской короны и требую удовлетворения, – даже не придя до конца в себя, произнес неизвестный.

– Будет вам удовлетворение, сударь, – хмыкнув, пообещал Борис. – Но если изволите хамить, задевать моего шпица или товарищей, я перед тем вам еще раз набью морду. А пока… Потомственный дворянин Российского царства Москаленко-Измайлов Борис Николаевич к вашим услугам.

– Барон Орнелас.

– Ну вот и познакомились. Ваши секунданты найдут меня в гостинице «Таврическая». Честь имею. Яша, ну ты чего замер? Идем. Есть хочется.

– Борис Николаевич, а за каким чертом я тебе сдался, если все так-то?

– Ты, дружище, от других напастей. А с этой я уж как-нибудь сам разберусь. Ох ты ж! Яша, иди вон за тот столик и закажи половому что пожелаешь. Я на минутку.

Вот уж кого не ожидал тут увидеть. Нет, как только завертелось с этим представителем южных широт, нечто подобное подспудно в голове возникло. Но чтобы вот так… Не ожида-ал.

– Сеньорита да Мота, – подойдя к столику, за которым сидела молодая аристократка, кивком изобразил поклон Борис.

– Сеньор Зотов. Или все же Москаленко-Измайлов? – с самой радушной улыбкой произнесла она, указывая на стул напротив себя.

– Без разницы, – присаживаясь за стол, отмахнулся Борис. – На тот момент ваш брат все одно не мог вызвать меня на дуэль.

– Но потом… – многозначительно произнесла она и осеклась.

– И потом – тоже. Вы забываете, сеньорита Фелисия, что стреляли в меня, так что ни о каком праве чести не может быть и речи. Поэтому я мог себе позволить не раскрывать своего инкогнито. Но не будем об этом. К чему такие сложности? – кивая на присевшего рядом с ней барона Орнеласа, недоумевающе поинтересовался Борис.

– Что бы вы там себе ни решили, я представительница древнего дворянского рода, а потому не опущусь до удара из-за угла.

– Повторяю: вы сами разрешили ситуацию с вашим братом, стреляя мне в спину.

Говорили они негромко, а потому разобрать, о чем именно, присутствующим было проблематично. Измайлову не нужно особо стараться, чтобы не устраивать всеобщего представления. Хватит уже. Повеселились. Да и сейчас сидят перешептываются.

– Тогдашнюю ситуацию можно квалифицировать как боевое столкновение, где все средства хороши.

– Если это была боевая обстановка, то с чего ваш братец вдруг решил, что я оскорбил его?

– Сначала вы повели себя недостойно дворянина, отказавшись нам помочь. Потом начали распускать руки. Впрочем, теперь я знаю, что иначе вы попросту не умеете, – презрительно бросила она, явно намекая на происхождение.

Разговаривать тут бесполезно, выдвигать какие-либо доводы – тоже. Фелисия попросту не готова к конструктивной беседе. Перед ней ведь, по ее мнению, быдло, которое по недоразумению вдруг обрело дворянство.

– Последний вопрос. Мистера Арцмана вы также решили покарать?

– Он, конечно, такой же выскочка, как и вы, однако к нему у меня нет претензий, потому как он вышел к барьеру. Просто моему брату не повезло. И потом, в ту памятную ночь не он правил бал, а тот, кого он ошибочно считал имеющим право принимать решения.

– А как вы смогли подстеречь меня именно в этом трактире?

– Всего лишь случайность, которой мы воспользовались, – откровенно ответила она.

– Я так понимаю, что завтра вы будете присутствовать на поединке, дабы лично лицезреть мою гибель?

– Всего лишь потерю одного из возрождений. Что бы вы там для себя ни решили, я не убийца и не монстр.

– Ну-ну. В таком случае – до завтра.

Борис поднялся из-за стола, обозначил коротким кивком поклон и направился к Якову. Что-то у него не на шутку разыгрался аппетит. Он сейчас быка готов съесть.

Глава 4
Поединок

По поводу предстоящей дуэли Борис не переживал. Вернее, почти не переживал. Полторы секунды неуязвимости – это слишком малый срок, чтобы активировать дар принудительно. Запоздает выстрел, и можно будет неприятно удивиться. В пассивном же режиме дар сработает, только если будет непосредственная угроза жизни.

То есть, если пуля прилетит в плечо или ногу, то «Неуязвимость» не разрядится. Уж какие только варианты Борис не пробовал, изучил все основательно. А значит, будет больно. Причем долго. Потому что лечиться можно только методами традиционной медицины. И никаких артефактов.

Жульничество? Есть такое дело. Но Измайлов не терзался угрызениями совести. С чего бы? И перед кем? По сути, его решили убить, завуалировав это под поединок. Тоже на честность откровенно не тянет. Не добьется успеха один бретер, найдется другой. Явление распространенное. Дворянская честь? Три ха-ха! За ярким и красочным фасадом прячется такое вонючее дерьмо, что проблюется бомж в пятом поколении.

Кстати, о даре он поведал только самым близким: Проскурину, Рыченкову и Носову. Даже Григорий оставался в неведении. Дело не в том, что Борис не доверял ему, просто Травкин был убежденным социалистом. Мало ли в какую сторону его еще качнет? А этим ребятам палец в рот не клади.

После обеда в трактире они с Яковом направились в гостиницу. Елизавета Петровна уже пеняла Борису на то, что, прибывая в город, он мог бы останавливаться в ее особняке. Но он всякий раз отказывался. Хотя, как и требовали того приличия, оказываясь на Яковенковском, первым делом навещал матушку. Н-да. Матушка. Ну вот так все выкрутилось.

Из гостиницы отправил письма названым братьям Петру и Федору Москаленко, дабы те выступили его секундантами на предстоящей дуэли. Ну и телеграмму на Голубицкий, старикам-разбойникам. Не то чтобы на всякий случай, а чтобы они были в курсе. Еще обидятся.

Когда поднялись в номер, Яков удалился в свою спальню и предался послеобеденному сну. Измайлов же разложил этюдник, взял одну из рамок с натянутым картоном. Смочил его и вооружился красками. Ничего не поделаешь. Если он собирается достичь высот мастера, ему нужно рисовать, рисовать и рисовать. Кстати, опыт «Акварели» уже дошел до половины и замер. И так будет, пока не подтянутся остальные умения.

Радует одно. Как только показатели достигнут четверти, количество получаемого опыта возрастет вдвое, хотя и в этом случае составит всего лишь триста двадцать очков. Но даже для достижения этого показателя ему нужно написать еще шестьдесят девять акварелей. Вот Борис и пишет их, используя каждый час свободного времени. Вернее, три-четыре часа, которые уходят у него на одну акварель.

Не мог Измайлов писать их, растягивая процесс на несколько подходов. Хотя такое и возможно при работе сразу с несколькими картинами. Однако он вдруг понял, что акварель для него стоит особняком. Она выражает его настроение и чаяния в данный момент. И если он не завершит ее за один подход, то потеряется магия и очарование этих теплых, ласковых и непокорных красок.

Масло было полностью подвластно его воле и поддавалось абсолютному контролю. Акварель же походила на взбалмошного подростка, живущего не разумом, а эмоциями. Чуть зазевался, и настроение картины может измениться на противоположное. Но это-то Борису и нравилось особо. Берясь за кисть, он никогда не был уверен в результате. Тот для него оставался загадкой практически до самого завершения работы…

– Привет! Соскучился! – возбужденно произнес ворвавшийся в номер Григорий.

Хорошо хоть Борис работу над картиной закончил и как раз хотел заказать в номер кофе. А то ведь после такого появления весь настрой насмарку и незавершенную картину можно выбрасывать. И это даже несмотря на то, что писал он акварели в своей пренебрежительной манере.

Кстати, эти работы произвели впечатление на Елизавету Петровну, а уж она-то разбирается в живописи. Может, Измайлов еще выступит в этом мире в роли зачинателя авангардизма. Шутка.

– Ты чего прилетел за тридевять земель? – удивился Борис.

– Да ладно. Тут всего-то неполных сто километров, – отмахнулся Травкин, водружая на письменный стол свой саквояж.

– Я так понимаю, у тебя что-то срочное? – кивая на стол, поинтересовался Борис.

– Не то чтобы горело, но я не удержался. Смотри.

С этими словами он извлек из саквояжа коробку знакомых габаритов – с небольшую посылку и с торжественным видом поставил на стол.

– Вот! – едва слышно выдохнул он.

Артефакт «Наводчик».

Рассеивание снарядов – 7 %.

Масса снарядов – 4,5–45 кг.

Количество зарядов – 4.

Состояние заряда – 100 %.

Время работы – 4 часа.

Перезарядка – 10 дней.

Состояние механизма – не взведен.

– Вот оно как! – искренне восхитился Борис. – Так вот над чем вы с Павлом Александровичем работали два с половиной года!

– Ну, работали – это громко сказано. Это от начала и до конца его детище, я только подвизался у него всего лишь в роли токаря.

– И как это действует?

– Приделываешь на тумбе орудия крепление, и все.

– И сколько таких можно установить на одну пушку?

– Номер с «Защитником» не пройдет. Одна пушка – один артефакт. И видишь, ограничения по массе снаряда. Семидесятипятимиллиметровые пушки и стопятидесятимиллиметровые орудия в этот диапазон еще укладываются. Да и то не все. Шестидюймовый «Армстронг» с его пятидесятитрехкилограммовым снарядом проходит мимо. Как и пушка Дубинина с излишне легким.

– Да и черт с ним. Как раз то, что нужно сейчас. А там измыслите еще. Кстати, что по правам?

– Павел Александрович передаст их Голубицкому. Тут без вариантов. Слишком серьезный вопрос.

– Как и с «Защитником».

– Ну, усовершенствование «Защитника», как и «Аптечки», Эфир зачел нам обоим, так что без обоюдного согласия передать права мы не сможем. Правда, чертежи «Наводчика» он мне передал еще до того, как уступит права боярину. И если для собственных нужд, а не на продажу, то и предъявить нам нечего.

– Согласен. А усовершенствовать артефакт сможешь?

– Я пока не уверен, что получится воссоздать четверной артефакт, а ты сразу о модернизации. Это ведь работа Павла Александровича. Посмотрим. Время покажет.

В этот момент раздался стук в дверь. Борис открыл, впуская хмурых братьев. Что-то они не спешили. Впрочем, куда торопиться-то, если изменить уже ничего нельзя. Лишняя суета – она лишняя и есть.

– Мы внизу встретили секундантов твоего противника. Все вопросы утрясли. Вот. – Петр, затянутый в мундир капитана первого ранга, протянул футляр с дуэльными пистолетами. – По пути купил. Знатная работа. Сохранишь как памятник собственной глупости.

Дуэльные пистолеты покупаются под конкретную дуэль. Падет ли жребий на них или стреляться придется оружием противника, не важно. Больше ни в одном поединке их использовать нельзя. Как не получится и одолжить кому другому. Разве только хранить как реликвию да использовать для развлекательной стрельбы.

Борис подозревал, что эта традиция исходит от производителей. А как иначе обеспечить постоянный спрос на такое реликтовое оружие? Старинное-то понятно. Его собирают коллекционеры. А вот такие новоделы? Правда, и таким случается стать жемчужиной чьей-нибудь коллекции, если с их помощью удается оборвать жизнь какой-то знаменитости.

Кстати, дуэльный гарнитур оказался настоящим произведением искусства. И да, несмотря на то что пистолеты капсюльные и гладкоствольные, в точности они мало уступят револьверам с нарезными стволами. Пули отливаются по форме, находящейся здесь же, ноготок к ноготку, и проталкиваются по стволу с небольшим усилием. Так что не болтаются, как дерьмо в проруби. Штучная работа!

– При чем тут глупость? – возразил Борис. – Отвертеться от дуэли у меня все одно не было никакой возможности. А так хоть в морду дал.

– Мы слышали другое, – возразил Федор.

– Да наплевать и растереть на то, что вы слышали. Привет тянется из Бразилии.

– Так ты же говорил, что там банкир стрелялся.

– Стрелялся. Да только сестрица убиенного вдруг решила, что с меня нужно учинить спрос. Наняла бретера и приперлась сюда.

– Погоди, Боря, о чем речь-то? – наконец всполошился Григорий.

– Да пустое. Разберемся.

– Мне нравится, с какой легкостью ты рассуждаешь на эту тему, – неодобрительно хмыкнул Федор.

– А чего ты от меня ждал? Что я буду потеть, дергаться и приводить в порядок нервы горькой? На секундочку, я несколько раз заглядывал за край, не имея возрождения. Теперь оно у меня есть. Хотя, конечно, глупость несусветная – не позволять использовать на дуэлях «Аптечки».

– Эдак пропадет острота ощущений и возможность существенных потерь. А тогда уж дуэль превратится в фарс, – возразил Петр.

Ночь прошла совершенно спокойно. Наутро Петр и Федор прикатили к гостинице на паромобиле в сопровождении доктора. Яков и Григорий порывались было поехать с ними, но были отстранены в сторону братьями. Не балаган, чего там глазеть.

Сама дуэль на Бориса не произвела никакого впечатления. Собрались десяток человек на пустыре под сенью пары раскидистых дубов. Отмерили полагающееся расстояние, вогнали в землю палаши, обозначая барьеры. Спорщикам традиционно предложили помириться. Те столь же ожидаемо отказались. Бросили жребий.

Стреляться выпало пистолетами барона Орнеласа. Соответственно и первый выстрел за ним. Борис встал, как это было принято, прикрыв часть груди пистолетом. Так себе защита, если честно. Особо не прикроешься.

Выстрел! Измайлов ощутил легкий толчок в грудь и услышал короткий свист пули, ушедшей в рикошет. А хорошо стреляет, шельмец! Сорок пять шагов не шутка. Орнелас в недоумении уставился сначала на противника, потом на свой пистолет, словно не в силах поверить в произошедшее.

Но затем встал в полный рост, готовый принять свою судьбу. При этом он также не пренебрег защитой с помощью пистолета. Но в остальном стоял как статуя, с гордо поднятой головой. Вид настолько харизматичный, что хоть бери и на картину!

Оговаривая условия, секунданты барона настаивали на поединке до смерти, что подразумевало под собой перезарядку оружия. Но братья воспротивились этому. Если противник Бориса столь уж кровожаден, то ему следует почаще упражняться в стрельбе, чтобы не промахиваться.

Измайлов вскинул пистолет. Мелькнула было дурная мысль выстрелить мимо, но она тут же улетучилась. Ни о каком благородстве тут не может быть и речи. Этот бретер сейчас просто дерется за деньги. Сиречь он наемный убийца. И пошел он… А на перерождение и пошел.

Борис прицелился и плавно потянул спуск. Выстрел. Выметнувшееся из ствола облачко дыма на секунду заволокло обзор. А в следующий миг он уже наблюдал, как его противник рухнул на землю, словно подрубленный. Отчего-то подумалось, что раненые так не падают, о чем поспешил сообщить склонившийся над бретером доктор.

Измайлов посмотрел в сторону сидевшей в автомобиле Фелисии да Мота. Девушка обмахивалась веером, при этом не сводя с Бориса испепеляющего взгляда. Охохошеньки. Да кто сказал, что на этом все закончилось-то? Может, стрелять из-за угла она никого и не подошлет, но уж точно не успокоится. Впрочем… Ходи теперь оглядывайся или прибей эту тварь первым.

Н-да. А вот не решил он пока, как быть. Хотя мысль о ее устранении ему абсурдной не показалась. Она ничем не лучше тех же Стужи и Просвиры. Только и того, что носит юбку. Кстати, стреляет она на загляденье. Видел он, что вытворяла эта красавица на улице ночного города.

– Дело сделано, Боря, – произнес подошедший Петр.

Выдернул из земли свой палаш. Отер лезвие пучком травы. Критически осмотрел, удовлетворенно кивнул и вогнал в ножны.

– Ты куда? В гостиницу? – поинтересовался каперанг.

– Нет. Сначала в трактир, позавтракаю, а то есть охота, спасу нет. А потом – в усадьбу к боярину. Нужно дорабатывать портрет Марии Платоновны, и вчера взялся писать Георгия Ивановича.

– Понятно, – посмотрев на него долгим взглядом, произнес старший из братьев. – Тогда поехали, чего тут торчать. Они и сами с усами.

Господи, какие же они жалкие! Елизавета Петровна смотрела на забившихся в угол и подвывающих двух молодых людей. Ничего человеческого в них уже не осталось. Один только животный ужас перед предстоящими страданиями. Сколько раз они умирали? Не праздный вопрос. Она знает это совершенно точно. Семьдесят восемь. Каждый десятый день она спускается в этот подвал и всаживает этим ублюдкам по пуле в живот. И всякий раз смерть для них превращается в адовы мучения.

При последнем посещении ей показалось, что рассудок их не выдержал. Да, они страшатся. Но уже не осознают, за что им эти мучения. И вот сегодня она в этом лишний раз убедилась. Рука привычно вскинула «бульдог». Палец дважды нажал на спусковой крючок. В стенах этого каземата выстрелы вышли особенно гулкими, ударив по ушам плетью. Несчастные замерли с простреленными головами.

– Избавьтесь от тел, так, чтобы и следа не осталось. И приберите здесь все, – отвернувшись, велела она двум телохранителям.

– Сделаем, – ответил один из них.

Все. Тут ей больше делать нечего. Москаленко вышла наружу, пересекла двор конюшни и направилась на веранду, где был накрыт стол к традиционному семейному завтраку. Петр и Федор были уже там. Быстро обернулись. Впрочем, дурное дело нехитрое.

– Здравствуйте, мальчики.

– Здравствуй, матушка, – чуть ли не хором ответили двое мужчин, по виду годящиеся ей в отцы.

– Как все прошло?

– Португалец промазал. Борис его застрелил. Как он сказал, у бретера восьмая ступень. Глядишь, поумерит свой пыл, пока не доберется до десятой. Хотя до того ему еще трудиться и трудиться, – пояснил Петр.

– Матушка… – многозначительно произнес Федор и осекся.

– Я их отпустила, – наливая чай в чашку, просто ответила она.

При этом в глазах обоих братьев появилось удовлетворение. Всему есть предел. И мстительности в том числе. Впрочем, вполне возможно, что причина вовсе не в том, что она наконец посчитала наказание достаточным. Ну и какая тогда разница между нею и этой да Мота?

– Значит, ты уверен, что она не успокоится? – поинтересовалась Елизавета Петровна, когда Петр озвучил свои опасения.

– Да, матушка, – убежденно подтвердил тот.

– А как думаешь, стоит ли ожидать от нее удара в спину?

– На войне все средства хороши, – пожал плечами каперанг. – Но я уверен, что парень управится и сам. Нельзя же его все время опекать.

– Ты помнишь, что я говорила о помощи?

– Помогать, матушка, а не решать проблемы за него.

– Благодаря твоему подходу он уже сходил в одиночную кругосветку.

– Матушка, Петр прав, не стоит его так-то опекать, – вмешался Федор. – Не то можно получить противоположный эффект.

– Ладно. Пусть пока все идет, как идет. Где он сейчас?

– Завтракает в чайной. А потом отправится в усадьбу боярина писать их портреты, – ответил Петр.

– Их?

– Георгий Иванович решил последовать примеру Марии Платоновны.

– Хм. Давненько я не навещала подругу. Опять же, хотелось бы взглянуть, что у него получается.

– Кстати, он передал тебе подарок, – спохватился Федор и, обернувшись на стуле, взял прислоненную к стене рамку. – Только вчера написал.

Она приняла картину, окинула ее задумчивым взглядом. Потом попросила пристроить на стуле подальше от нее, что Федор и сделал. Еще какое-то время она рассматривала работу, а потом неопределенно хмыкнула.

– Что-то не так, матушка? – поинтересовался Петр.

– Да как тебе сказать… На первый взгляд работа выполнена в настолько пренебрежительной манере, что тут и там бросаются в глаза ошибки и явные ляпы. Словно картину писал какой-то недоучка. Но чем дольше всматриваешься, тем все больше недостатки становятся достоинством. Просто это несколько другой подход к привычному стилю.

– А по-моему, все просто. Ему необходимо выровнять показатели умений, которые у него в загоне, вот он и наращивает количество в ущерб качеству.

– Борис уже давно не тот мальчишка, который скорее рисовал, чем писал. Теперь он не в состоянии писать плохо. Просто он пишет иначе. И в этом есть свои прелесть и очарование.

– Доброе утро, матушка, – наконец появилась в дверях старшая невестка.

Все. Дела побоку. Настало время традиционного семейного чаепития. Правда, это вовсе не значит, что нельзя похвастать новой картиной в своей коллекции.

После завтрака Елизавета Петровна велела подать автомобиль и направилась в резиденцию боярина, где была принята без проволочек. Ее тут же препроводили в комнату, отведенную под художественную мастерскую.

– Маша, что это значит? – стрельнув в подругу лукавым взглядом, поинтересовалась Москаленко.

Они вышли из мастерской, оставив Яковенкова и Измайлова одних. Если с боярыней тот управился быстро, то с ее мужем придется провозиться не один час.

– Ты о чем? – останавливаясь посреди коридора, с самым искренним видом удивилась Мария Платоновна.

При этом ее пальчик непроизвольно прошелся по ожерелью из крупного жемчуга, в котором она позировала.

– Не юли. Тебе не идет, – покачав головой, произнесла Москаленко.

– И все же?

– Зачем ты заигрываешь с Борисом?

– Я-а-а?

– Именно. А иначе к чему столь откровенно выпячивать его подарок. Пока ты придерживаешься определенных рамок, Георгий Иванович смотрит на твои шалости сквозь пальцы. Но Катя воспримет это в штыки. А какой упрямой она может быть, не мне тебе рассказывать. Даже не думай в эту сторону, если не хочешь потерять свою дочь.

– Лиза, ты напридумывала себе бог знает что.

– Очень надеюсь, что это так и есть, – с легким кивком произнесла Москаленко, всем видом давая понять, что уверена в своей правоте.

Глава 5
Ссора

– Здравствуйте, господин мичман, – сделав книксен, приветствовала Катя Бориса.

– Здравствуйте, боярышня. Вы сегодня особенно обворожительны, – обозначив кивком долженствующий поклон, ответил он.

– Почему именно сегодня? – вздернула она брови.

– Ну-у, потому что мой мундир великолепно подчеркивает ваш наряд, – приняв картинную позу, ответил он.

– То есть сама по себе я выгляжу значительно хуже? – подпустив в голос угрозу, произнесла она.

– Я бы не употреблял это слово, – значительно и с эдаким легким апломбом произнес он.

– Задавака. – Убедившись, что посторонние на них не смотрят, она по-детски показала ему язык.

От этой картины в груди Измайлова растеклось тепло. И даже, пожалуй, истома. Настолько Катя сейчас была прекрасна и обворожительна. Не сдержавшись, он улыбнулся ей и с игриво-виноватым видом развел руками.

– Поздравляю, Борис. Я знала, что мундир вам пойдет, – уже не дурачась, произнесла она.

– Благодарю, Катя.

Экзамены в морских классах Измайлов выдержал с успехом. Случилось даже поспорить с аттестационной комиссией, когда один из экзаменаторов указал ему на ошибку при работе с парусами в штормовую погоду. Но молодой человек прошел в одиночестве через множество штормов и бурь. Как говорится, испытал, почем фунт лиха, на собственной шкуре. Так что убедить его в собственной неправоте было сложно.

Вообще-то Борис рисковал заполучить переаттестацию через год, что никоим образом не входило в его планы. Но и уступать тому, кто в теплом кабинете уже успел позабыть, каков вкус соленого ветра, тоже не собирался. Он, собственно, уже смирился с тем, что сглупил, и пер напролом только из чистого упрямства и уверенности в своей правоте. И каково же было его удивление, когда этот экзамен ему зачли на отлично.

Буквально вчера он получил свидетельство и погоны, после чего бросился к своей яхте. Ганин едва поспел за своим подопечным. Скорый переход, и вот он на Яковенковском. Тем более в Институте благородных девиц годовые экзамены позади и девушек распустили на летние каникулы. А значит, и для встречи необязательно дожидаться воскресенья.

– Итак, какие у нас планы? – игриво поинтересовалась она, с непринужденностью беря его под ручку.

Стоявший неподалеку городовой усиленно делал вид, что его ничто не удивляет, и вообще он не отличается любознательностью. Правда, получалось у него как-то слишком напоказ, а потому в это совершенно не верилось. И потом, если эдак коситься, то и окосеть можно.

– Предлагаю прогуляться в летний сад и посидеть в «мороженице».

Борис все же не удержался, где-то сболтнул насчет своей задумки по кафе-мороженому. Кто-то воспринял эту затею с должной серьезностью. Попробовал. И вскоре Россию, а вслед за ней и другие страны, в особенности южные, охватил бум. Подобные узкоспециализированные заведения росли, как грибы после дождя. В России прижилось название «мороженица». А уж какое там подавали мороженое! Борис такое ел только в своем прошлом детстве.

– Батюшка мне устроил форменный допрос: мол, отчего я не интересуюсь молодыми людьми и не желаю бывать на балах. Хожу только по необходимости, когда не явиться будет совсем уж неприлично, – поведала Катя, устраиваясь за столиком.

– И что вы ему ответили? – с хитринкой поинтересовался Борис.

– Сказала, что мне это неинтересно, – пожав плечами, просто ответила она. – Нет, ну правда, какой смысл в этой праздности? Я с куда большим удовольствием и пользой проведу вечер… да хоть с книжкой в руках. Это как минимум способствует расширению кругозора.

– Ага. Отсюда я делаю вывод, что мое общество вы находите полезным и познавательным.

– Не забывайте, вам есть что рассказать. Несмотря на вашу молодость, вы видели куда больше тех, кто значительно старше вас. Одно только одиночное плавание чего стоит. А ведь было многое и помимо этого, – зардевшись, ответила она.

Видя это, Борис поспешил прийти ей на помощь и перевести все в шутку.

– Э-это да-а. Уж что-что, а приключения на свою… – Борис осекся, а Катя покрылась еще большей краской смущения, прекрасно поняв недосказанность. – Ну, я хотел сказать, что…

– Я все поняла. Не стоит вдаваться в подробности, – сквозь сжатые зубы тихо процедила она.

– А. Ну да. Кхм. Вот видите, каково оно с неотесанными мужланами.

– Ничего. Медведя за год на велосипеде учат кататься. Думаю, обучить хорошим манерам выходца с рабочей окраины не составит столь уж большого труда.

– Кстати, я видел афиши. В Яковенковск прибыл бродячий цирк. Не желаете ли посетить представление?

– Увы, Борис, но не получится.

– Не любите животных?

– Тяв! – словно почувствовав неладное, всполошился Шанти, по обыкновению пристроившийся на коленях Кати.

– Не слушай его, солнышко, – потрепав песика по голове, задорно произнесла она. – Животных я люблю. От клоунов без ума. А уж когда вижу, что вытворяют эквилибристы под куполом, так и вовсе сердце замирает.

– И в чем проблема?

– В том, что мои родители тоже любят цирк. И коль скоро сегодня первое представление, они непременно будут там. По сути, официальный выход, где я обязана присутствовать.

– Ага. Ладно. Как насчет завтра?

– Вы так хотите пойти в цирк?

– Я хочу провести время с вами. А где – мне совершенно без разницы.

– Тогда, может, покатаемся на велосипедах? – предложила она.

– Договорились.

– О чем это вы договорились? – послышался знакомый голос. – Любезный, еще одну порцию пломбира, посыпанного шоколадом, и молочный коктейль.

– Всенепременно, – выставляя заказ молодых людей на столик, с готовностью отозвался официант.

– Здравствуйте, – наконец задорно поздоровалась Москаленко.

– Здравствуйте, Елизавета Петровна.

– Здравствуйте, матушка.

Борис поздоровался негромко, но подошедшая успела привлечь к себе внимание, а потому даже тихо оброненное слово было услышано окружающими. На лицах некоторых из них появились лукавые улыбки. Ну а что тут поделаешь, коли парень едва ли моложе нее обращается к ней как к матушке.

– Тише ты, умник! – прошипела Москаленко, опускаясь на стул. – Можешь называть по имени-отчеству. А тебе, красавица, уж сколько раз говорено!

– Ой, ладно. Можно подумать, вас тут никто не знает, – отмахнулась Катя.

– Знают. Но это не повод лишний раз выпячиваться.

– Не побрезгуйте, – пододвинув к ней свою порцию мороженого, предложил Борис.

Благо у него также было мороженое с шоколадом. Ну и управится он куда быстрее девушек. А вот есть в то время, когда одна из них ожидает свой заказ, он не смог бы. Катя также не спешила прикасаться к своей порции, а июньское солнце не способствовало сохранению быстро тающего продукта.

– Благодарю, – не стала отказываться Москаленко и вооружилась ложечкой.

Только после этого ее примеру последовала Катя. Правда, не забыла еще и поделиться с Шанти. Борис отчего-то подумал о глистах и о том, что, несмотря на сильную свою привязанность к песику, есть с ним с одной ложки он все же не готов.

Ага. И Елизавета Петровна туда же. Она вообще к животным с открытым сердцем. Не то что к людям. Вызнал Борис доподлинно о судьбе капитана Бэнтли и его лейтенанта Абрамса. Жестко она. Вот сиди и думай, что за тараканы водятся в этой милой головке.

– Боря, я ездила в Москву.

– Я знаю. И, признаться, не думал, что вы вернулись, иначе непременно засвидетельствовал бы вам свое почтение.

– Ты был бы в курсе, если бы, приезжая в Яковенковск, останавливался в моей усадьбе.

– Елизавета Петровна, мы это уже обсуждали.

– Ох и упрямый же ты! Ладно, не суть. Я посетила Московскую академию художеств и лично беседовала с Ивановым.

– И? – не особо проникнувшись именитым мастером кисти, поинтересовался Борис.

– И-и-и? – удивилась Елизавета Петровна.

– Что вас удивляет? Я никогда не говорил о том, что изобразительное искусство является смыслом моей жизни, чего не сказать об Александре Андреевиче. Вот если бы вы поведали мне о каких-нибудь технических новинках, тут бы я проявил живой интерес.

– И напрасно. Потому что поначалу он воспринял твои акварели крайне негативно. Но затем все же внял моим просьбам и присмотрелся к тому, что он назвал мазней. Тебе неинтересен его вердикт?

– Нет. Эти акварели – всего лишь средство для скорейшего развития моего дара. Я и сам понимаю, что картины не имеют ценности.

– А вот тут ты ошибаешься! – ткнув в его сторону ложечкой, возразила Москаленко.

– Сейчас вы скажете, что одаренный и признанный мастер увидел в них зачатки нового направления и, я не побоюсь этого слова, стиля.

– Напрасно иронизируешь. Именно это он и сказал.

– Я тоже, – равнодушно пожал плечами Измайлов.

– То есть все, чего ты хотел, – это только развить умения?

– Благодарю, – принимая заказ от официанта, произнес Борис и тут же обратился к Москаленко: – Именно эту цель я и преследовал.

– А позволь спросить, зачем тебе это вообще нужно? Ну развивал бы понемногу. К чему устраивать эту гонку?

– Во-первых, мне нужен свободный опыт. Я постоянно испытываю в нем недостаток. Даже не представлял, насколько может быть хлопотным делом ускоренная подготовка экипажа. А во-вторых, есть у меня одна задумка. Я ее уже опробовал, но, к сожалению, нужного эффекта получить не удалось. Думаю опробовать, достигнув академического уровня.

– О чем речь, не поделишься?

– Извините, Елизавета Петровна, но пока я распространяться на эту тему не стану.

– А зачем вам ускоренная подготовка экипажа? Вы опять куда-то собрались? – поинтересовалась Катя.

– А для чего же я строю «Новик»? Уж точно не для того, чтобы поступать на службу к кому-то из бояр или князей.

– Эти планы также тайна за семью печатями? – вздернула бровь Москаленко.

– Вовсе нет. Как только «Новик» встанет в строй, я собираюсь войти в состав Добровольного флота.

– Вот, значит, как. И какой театр военных действий заинтересовал моего приемного сына? Ну, так, чтобы я знала.

Стать владельцем боевого корабля, не будучи у кого-либо на службе, в России было невозможно. Но поступая на службу к боярину или князю, командир корабля должен был дать вассальную клятву, иначе с ним никто не станет иметь дело. Единственное место, где капитан мог чувствовать себя более или менее вольготно, – это Добровольный флот.

Вольные капитаны, входящие в его состав, не являлись вассалами царя, но были его резервом на случай войны. А до той поры были вольны заключать контракты по своему усмотрению и заниматься своими делами невозбранно. Правда, это не должно было противоречить политике царя. То есть никаких дел с противниками России или ее союзниками. Это должно было специально оговариваться при заключении контракта с нанимателем.

В Добровольный флот в основном входили торговые суда, которые в военное время переквалифицировались в транспорты или крейсера. Но имелись и чисто боевые. Правда, их было совсем немного, так как содержание военного корабля – это дорогое удовольствие. И вообще, государь не жаловал каперство в общепринятом понимании, как не терпел подобного и в составе флота, являвшегося его резервом.

Поэтому русские вольные капитаны предпочитали все же торговые суда, а редкие боевые корабли выступали в качестве наемников, но никак не каперов. Разумеется, и им перепадали трофеи, но это ведь не сравнить с целенаправленной охотой на торговцев.

– Елизавета Петровна, вы напрасно сердитесь. Разве я не волен в своих решениях и поступках до той поры, пока это не задевает чести и достоинства рода Москаленко? – покачав головой, возразил Борис.

– Уел. Итак? – продолжила настаивать на объяснениях приемная мать.

– В какие края направиться, мы еще не решили. Ходовые испытания на «Новике» начнутся в сентябре. Потом нужно будет войти в состав Добровольного флота. А там и с местом определимся.

– Но вассал не может поступить на службу в Добровольный флот, – возразила Катя.

– Так ведь и я еще не скоро займу место на капитанском мостике. Пока там накрепко обосновался Дорофей Тарасович, – сообщил Борис, не видя в этом никакого препятствия.

Ну вот верил он Кате, и все тут. Не могла она его обмануть. Правда, сейчас девушка с эдакой игривой хитринкой смотрит на него: мол, ты в моих руках. Но это всего лишь игра, не больше.

В этот момент взгляд Измайлова зацепился за молодого человека в студенческой форме. Он как-то уж очень целеустремленно направлялся к «мороженице», неся в руках коробку с тортом. Только держал ее слегка на отлете, все время посматривая себе под ноги. И вид какой-то нервный, дерганый. А еще отчего-то сложилось ощущение, что содержимое коробки несколько тяжелее кондитерского изделия.

Пальцы сами отстегнули верхнюю пуговицу двубортного мундира. Борис сунул руку под лацкан, нащупывая рукоять «бульдога» в плечевой кобуре. Вот уж чего он не собирался делать, так это расслабляться, а потому с оружием не расставался. Револьвер слева был заряжен травматическими патронами, справа – боевыми.

– Что случилось, Борис? – недоумевающе вздернула бровь Москаленко, наблюдая за его действиями.

– Надеюсь, ничего и дело обойдется простыми извинениями, – поднимаясь, произнес Борис и добавил уже громко: – Молодой человек, остановитесь! Да-да, я вам говорю!

Одновременно с этим он извлек револьвер. Плевать, если он ошибся и это не бомбист. Убить он его не убьет, а за неудобства всегда можно принести свои извинения.

Вместо того чтобы остановиться, студент рванул вперед, выставив перед собой коробку, словно минный катер – шестовую мину. Кой черт словно!

Б-бах!

Пуля взбила рубашку на груди парнишки, исторгнув из него болезненный стон. Коробка вылетела из руки и, описав короткую дугу, шлепнулась на пешеходную дорожку, выложенную разноцветной бетонной плиткой.

Взрыв вышел оглушительным. Осколки тротуарной плитки забарабанили по дереву, с противным чавканьем вгрызались в тела и с гулом проносились мимо. Мгновение – и по летней площадке словно прошлась картечь. Крики, стоны, хрипы, стенания.

Борис ощутил толчок взрывной волны и острую боль в левом плече, которое словно ожгли раскаленным прутом. Вот только он не придал этому значения. Его взгляд был прикован к Кате и Елизавете Петровне, которых швырнуло на пол. Яковенкова оказалась на пути осколков, фактически прикрыв его. Теперь же лежала на деревянном полу, силясь вдохнуть и пуская кровавые пузыри. Москаленко и вовсе не подавала признаков жизни.

Растерянность длилась не больше секунды. С наступлением следующей Борис уже бросился к Кате, выхватывая из внутреннего кармана «Аптечку». Откинул крышку, сдвинул в сторону рычажок предохранителя.

Артефакт «Аптечка».

Персональный.

Количество зарядов – 2.

Состояние заряда – 100 %.

Перезарядка – 10 дней.

Состояние механизма – взведен, готов к использованию.

Использовать для лечения неизвестного за… свободного опыта?

Да/Нет.

Да! Девушка на мгновение замерла, после чего глубоко вздохнула, высоко подняв грудь. Борис ощутил волну облегчения, прокатившуюся по нему, после чего перебрался к Москаленко и приложил артефакт к ее груди.

Артефакт «Аптечка».

Персональный.

Количество зарядов – 1.

Состояние заряда – 50 %.

Перезарядка – 10 дней.

Состояние механизма – взведен, готов к использованию.

Использовать для лечения неизвестного за… свободного опыта?

Да/Нет.

Да! Вздох, и секунду назад не подававшая признаков жизни девушка, ну или все же женщина, глубоко вздохнула, распахнув глаза.

– Что случилось? – невпопад поинтересовалась она.

– Теракт, – коротко бросил Борис, убирая разряженную «Аптечку» в карман и осматриваясь вокруг. Исцелить он никого уже не мог, но это вовсе не значит, что вообще ничего не может сделать. Есть ведь еще и традиционная медицина. Вовремя и правильно оказанная первая помощь может спасти жизнь.

Справа от них сидела семья из четырех человек. Женщину сейчас корежило в корчах. Мужчина и две девочки лежали неподвижно. Борис опустился на колено перед детьми и пощупал пульс сначала у одной, потом у другой. Никаких признаков. Мужчина также мертв. У женщины практически оторвана рука, и она стремительно теряет кровь. Даже кричать перестала, быстро ослабев. Измайлов начал накладывать ей жгут.

– Используйте на девочек «Аптечку», – послышался за спиной взволнованный голос Кати.

– У меня больше нет зарядов, – крякнув, вынужден был признать Борис.

– Как?! Как вы могли использовать заряды на нас?! Мы бы и сами возродились! – вскричала она.

– Простите, Катя, но я привык в первую очередь думать о близких мне людях.

– Да вы!.. Вы!.. – в возмущении задохнулась девушка.

– Катя… – попыталась ее остановить Москаленко.

Тем временем Борис перешел к следующему раненому. Или, вернее, раненой. Задрал у пострадавшей верхнюю юбку и оторвал полосу от нижней, получая подобие бинта. Обе девушки оставили перепалку на потом и приступили к оказанию помощи.

Всего пострадавших оказалось четырнадцать человек. Пятеро убиты, Катя и Елизавета Петровна также были в их числе, но теперь их жизни вне опасности. Впрочем, и остальным девятерым ничего не угрожало. Причем двое из них должны были благодарить за это Бориса.

Вскоре на месте трагедии появилась помощь. В ход пошли «Аптечки», и пострадавших излечивали одного за другим. Полицейские взяли под охрану едва ли не разорванное в клочья тело террориста.

Через час погибший мужчина очнулся помолодевшим и полным сил. Супруга встретила его воскрешение горькими слезами. Как ни скоро появились медики с артефактами, девочек спасти они не смогли. Эти малютки шести и семи лет оказались единственными погибшими в результате теракта.

– Вы могли их спасти, – потухшим голосом произнесла Катя, наблюдая за тем, как уносят тела, накрытые простынями.

При этом сама Яковенкова стояла в окровавленном платье и вид имела весьма угрожающий. Боярышню попробовали было увести, но она упрямо отказывалась уходить, пока всем не была оказана помощь.

– Вопрос выбора передо мной не стоял, – возразил Борис, поглаживая лежащий на столе трупик Шанти.

– Мы бы переродились, – гнула свое девушка.

– Я не могу помочь всем. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не ношу с собой четверную «Аптечку», хотя таковые имеются в арсенале «Разбойника».

– Я не желаю вас знать, милостивый государь. Потрудитесь более не досаждать мне своим присутствием. И с этой минуты я освобождаю вас от вассальной клятвы. Вы не достойны чести служить мне.

Во так. Просто и банально. На ровном месте. Объяснять ей что-либо и достучаться до рассудка сейчас нереально. Об этом же свидетельствовал красноречивый взгляд Москаленко. Ладно. Время лечит. Он не намерен отступать. Нужно только подождать.

Террорист возродился вскоре после погибшего мужчины. Молодой человек пытался выкрикивать какие-то восторженные лозунги, но у него это не особо получилось. Прилетевшая по темечку дубинка отправила его в нирвану, а сильные руки полицейских – в арестантский фургон.

Террористов в России не любят. Если даже закоренелых душегубов после перерождения ожидает амнистия, то этих лишают жизни окончательно.

Глава 6
Контрабандист

Масляная картина завершена.

Получено 1600 опыта к таланту «Художник-3» – 128 000/ 256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 1600 опыта к умению «Масло-3» – 64 800/256 000.

Получено 320 опыта к умению «Рисунок-3» – 128 000/256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 320 опыта к умению «Художественная кисть – 3» – 128 000/256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 320 опыта к умению «Перспектива-3» – 128 000/ 256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 320 опыта к умению «Композиция-3» – 128 000/ 256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 1600 опыта – 121 460/256 000.

Получено 1600 свободного опыта – 142 035.

Ну что сказать, удружила Москаленко. Так-то у Бориса все было рассчитано. Параллельно с акварелью он решил писать по пять полотен. Ведь «Масло-3» также нужно было выводить на половину прогресса, чтобы не затормозить развитие. И, если судить по росту умений – в день по чайной ложке, торопиться с этим особой нужды не было.

Однако действительность, как всегда, преподнесла сюрприз. Зерно, брошенное Елизаветой Петровной на благодатную почву искусства, неожиданно дало всходы. Пару недель назад по завершении очередной акварели перед Борисом внезапно выскочил лог, уведомляющий о том, что он стал основоположником нового направления, которое Измайлов, не мудрствуя лукаво, назвал авангардом.

Бог весть отчего, но Система оценила его деяние более чем щедро: пять очков надбавок и целых тридцать тысяч опыта и умения, что разом взметнуло их до середины показателей роста, и, как следствие, эти самые умения затормозило. Теперь нужно было подгонять под показатели «Масло-3».

Конечно, ничего страшного не случилось, а по времени так и вовсе получается экономия, можно сосредоточиться на одних холстах. Просто раздражал сам факт подобных метаний из стороны в сторону.

Окружающие недоумевали по поводу его маниакального упорства. Ведь сам Измайлов всегда заявлял, что стоять всю жизнь у мольберта его не прельщает. Да и успехи Бориса в других областях говорили о том же. Но он точно знал, чего хочет. Правда, озвучь он причину, и на него посмотрели бы с не меньшим недоумением. Ведь никто никаких гарантий дать не может. Присутствовала всего лишь надежда.

Можно было бы предложить попробовать воплотить эту задумку кому-нибудь из одаренных. Но кто знает, как в случае удачи распорядится этим Система? Никто понятия не имеет, чем она руководствуется.

Борис еще раз окинул взором картину. Удовлетворенно улыбнулся и, сняв с мольберта, вогнал под зажимы на стене. Отошел подальше и вновь посмотрел на результат. Ни убавить ни прибавить желания не возникло. Чувства незавершенности и неудовлетворенности собой – тоже. Он был абсолютно доволен своей работой.

Скосил взгляд на уже готовые картины, висевшие рядом, и ухмыльнулся. Пока доволен. А там… Нет предела совершенству. И это просто замечательно! Ибо говорит о том, что Борис продолжает прогрессировать.

Задвинул занавеску, прикрывая краску от возможных посягательств насекомых и вообще. Сдернул через голову просторную парусиновую рубаху. Подошел к умывальнику и, приведя себя в порядок, облачился в форменный сюртук.

От нечего делать вывел перед собой основные характеристики. Просто захотелось взглянуть.

Ступень – 7.

Возрождение – 1.

Опыт – 121 460/256 000.

Свободный опыт – 142 035.

Избыточный опыт – 0.

Свободные очки характеристик – 0.

(Потомственный дворянин).

(Вассалов – 64/84).

Сила – 1,22.

Ловкость – 1,21.

Выносливость – 1,25.

Интеллект – 1,71.

Харизма – 1,31.

Умения – 28.

(Навыки – 3).

(Умения навыков – 7).

Учитывая то, что Измайлов достиг всего этого за четыре с половиной года, результат откровенно впечатлял. Как говорится, знай наших! По словам Проскурина, даже если бы Борис занимался планомерным развитием с упором на дар, таких результатов за прошедшее время ему не видать. Разве только он мог стать мастером кисти. В остальном же такой рост был обусловлен множеством изобретений, которыми он буквально фонтанировал.

Измайлов критически осмотрел свое отражение в ростовом зеркале и вышел на палубу. И тут же едва не столкнулся с бежавшим по проходу матросом. Тот замер на месте, вытянувшись во фрунт и кинув руку к обрезу бескозырки. Порядки на «Разбойнике» военные, как, впрочем, и на любом другом судне. Такой мир. Борис ответил на приветствие и посторонился, показывая, что подчиненный может бежать дальше, чем тот тут же и воспользовался.

Сам Измайлов дошел до трапа и поднялся на верхнюю прогулочную палубу, ну или крышу надстройки. Ага. Ершов со своими подопечными все еще продолжает занятие. Наводчики старательно трудились над акварелями, внимательно выслушивая наставления художника.

Борис и не подумал оставлять преподавательский состав на Голубицком. Они должны были отсутствовать порядка пяти месяцев, а это слишком большой перерыв в обучении. Конечно, офицеры могли и сами проводить занятия, но, как говорится, почувствуйте разницу.

Вообще-то еще три месяца назад он и не думал о подобном путешествии, в планах были достройка «Новика» и его ходовые испытания. Но не срослось.

Шедшее как по маслу строительство минного крейсера, который с легкой руки Измайлова постепенно начинали именовать эсминцем, начало буксовать. Причина вовсе не в верфи Голубицкого и не в нерасторопности инженера Турусова. Подвели поставщики. Конечно, в таких случаях предусмотрены штрафные санкции, вот только корабль от этого быстрее не построится.

Именно тогда он получил сообщение от Арцмана о том, что ситуация в Бразилии резко изменилась. Банкир счел нужным уведомить своего компаньона, так как на прошлогоднюю прибыль рассчитывать не приходилось. Правительственный флот провел несколько удачных десантных операций плюс нанес поражение флоту повстанцев. Не сказать, что оно было сокрушительным, но ряды мятежников начали стремительно таять. Как результат, полностью потеряна провинция Мараньян и большинство архипелагов Гран-Пары, включая столицу Белен. Причем далеко не все они были захвачены.

Часть латифундистов – крупных землевладельцев перешла на сторону императора, раскаявшись в содеянном. И тот проявил милосердие, позволив им повторно принести вассальную присягу. Этот шаг внес разлад в ряды восставших, хотя о раздоре пока еще говорить рано.

По сути, под властью мятежников оставалось лишь графство Кастро. Пытаясь спасти положение, они объявили его республикой и провели выборы президента. Кто бы сомневался, что этот пост займет граф Алвару де Кастро. Легитимность выборов вызывала сомнения, а потому правительства других стран не спешили признавать новоиспеченное государство.

Но графу нечего терять. Император заочно приговорил его к окончательной смертной казни через повешение. Весьма редкое явление. Дворян расстреливали. Графам, при их желании, позволяли командовать своим расстрелом. Это считалось особым шиком. Да и то обычно обходилось потерей одной жизни. А тут…

Первый же указ, подписанный президентом, был о том, что каждый сражающийся за независимость получит в собственность шесть гектаров плодородной земли. Даже если поступивший на службу погибнет, надел перейдет его наследникам. Кроме того, будут выданы подъемные на первичное обзаведение хозяйством. Но это уже после войны.

Вот только выиграть в ней шансов у восставших практически не было. Вокруг архипелага, являвшегося последним оплотом сопротивления, рыскали каперы и флот императора. Торговля приказала долго жить, если не считать редких контрабандистов. Склады забиты каучуком, который успели вывезти со всех хранилищ восставших территорий, пока повстанцы контролировали их. Вот только этот товар не может храниться вечно, а имеет свойство портиться.

Поставки оружия и боеприпасов прекратились. Своего производства в Бразилии фактически нет, если не считать небольших оружейных мастерских. На северных же архипелагах отсутствовала даже такая малость. Состоятельные бароны предпочитали покупать все необходимое, а не развивать промышленность.

Несколько транспортов со снаряжением для мятежников было перехвачено. Как результат, серьезные финансовые потери. Де Кастро был вынужден заявить, что отныне готов платить только за груз, доставленный непосредственно в гавань острова Кастро и одноименного города, ныне – столицы повстанцев. Вот только те крохи, что все же прорывались через блокаду, не могли удовлетворить потребности новоявленной республики.

Совет директоров банка, куда входил и Арцман, решил, что возможная выгода дальнейшего финансирования сепаратистов не перевешивает риски. О чем банкир и поспешил сообщить своему компаньону. Похоже, гражданская война вскоре сойдет на нет, превратившись в партизанскую. Потребности императора в поставках уже не столь велики. При таких раскладах о больших барышах стоит забыть.

А вот с этим Борис был готов поспорить. Денег мало не бывает. И уж тем более по его планам. А они включали в себя покупку парусно-винтового клипера в стальном корпусе. Такие сейчас все более популярны у каперов. Они совмещают в себе автономность и приличную скорость. Измайлов же собирался использовать его в качестве плавбазы.

Конечно, приобрести такое судно можно было и из трофеев, на что у членов Добровольного флота имелся приоритет. При этом стоимость выйдет чуть ли не вдвое ниже покупки в обычном порядке и уж тем более постройки. Но и переоборудование под свои нужды – удовольствие не из дешевых.

Изначально Борис собирался направиться в Бразилию, чтобы выжать как можно больше опыта. Но коль скоро пожар войны там затухнет куда раньше, чем он вступит в дело, остается попробовать успеть заработать на военных поставках.

Ситуация с налаженным процессом переделки берданок резко изменилась. Комиссия Генерального штаба Российского царства неожиданно приняла на вооружение винтовку нового образца калибром в три линии – конструктора Мосина. Никто не мог ожидать, что вопрос решится столь стремительно. Но конструкция нового оружия оказалась столь удачной, что практически не потребовалось никаких переделок. Можно сказать, попадание в десятку с первой попытки.

Если Борис ничего не путал, то в его истории это случилось в тысяча восемьсот девяносто первом году, и изначально винтовка не носила имени своего создателя, считаясь комиссионной. Сейчас же шел только восемьдесят девятый. Впрочем, это другой мир, и наряду со сходством, тут более чем достаточно отличий.

Бояре понимали, что процесс перевооружения затянется не на один год, тем не менее количество заказов на переделку сократилось, а загруженность мощностей завода Москаленко уменьшилась. Зато появилась возможность выкупать винтовки по низкой цене, чем приемная мать Бориса по его настоянию и занялась.

Загрузив в трюмы «Разбойника» десять тысяч берданок и десять миллионов патронов, Измайлов отправился в Бразилию. Главное, чтобы гражданская война не закончилась до его прибытия. Все же, что ни говори, а двухмесячный переход – долгий срок. Если бы еще имелась связь по телеграфу, то можно держать руку на пульсе. А так идут, по сути, наобум.

Рыченков уже привычно занял место на капитанском мостике. Носов с помощниками остался на Голубицком достраивать «Новик» и проводить ходовые испытания. Григорий со своими подопечными артефакторами обосновался там же в арендованной мастерской.

– Ну, как тут у вас дела, Вячеслав Леонидович? – поинтересовался Борис у художника.

– Замечательно. Кстати, ко мне обратились несколько морячков. Хотят попробовать себя в рисовании.

– Ну, это нужно разговаривать с Евгением Николаевичем и Валентином Эдуардовичем. Если посчитают, что можно ввести в учебную программу этот предмет без ущерба для общего курса, то не вопрос. Как говорится, не хлебом единым.

– То есть по этому поводу мне разговаривать с ними?

– Ну, если хотите, могу и я поговорить, – пожал плечами Борис.

– Не стоит. Вы не против, а там я и сам управлюсь.

– Слева по борту парус! – раздался голос сигнальщика из «вороньего гнезда».

Вообще-то оповещение голосом – это не более чем дань традиции. На площадку проведена телефонная линия, соединяющая наблюдателя с мостиком, где располагается и центральный дальномерный пост. Оперативная связь в бою совсем не помешает. Правда, основная роль в ведении и корректировке огня отводится командирам плутонгов. Их мостики оборудованы такими же дальномерами. Но мало ли что может случиться? А «воронье гнездо» – это одно из самых безопасных мест во время боя.

Кстати, оптический дальномер – опять изобретение Бориса. И на этот раз – в большей мере. Не сказать, что в прошлой жизни его отличали таланты в области точных наук и механики. Но вот тут… Все же особенности этого мира работают, и Интеллект является настоящим подспорьем.

Борис, как и все на палубе, посмотрел в сторону предполагаемого нахождения судна, но ожидаемо ничего не заметил. Наблюдатель находится на высоте двадцати пяти метров, и линия горизонта для него вдвое дальше, чем с верхней палубы.

Влекомый любопытством, Измайлов направился в ходовую рубку. Сейчас вахта Привалова, и он уже наверняка получил развернутый доклад от сигнальщика. До цели их путешествия – около сотни морских миль, и вполне возможно нарваться на каперов.

С замершей торговлей их число значительно сократилось. Не толкаться же задами при столь скудной добыче. Но сомнительно, что они убрались все. Опять же, корабли восставших бразильских донов наверняка не отстаиваются в гавани.

– Что тут, Ярослав Андреевич? – поднявшись на ходовой мостик, поинтересовался Борис.

– Пока понятно, что это барк. Неясно, есть ли у него машина. Дым не наблюдается. Курс также непонятен. Я вообще не возьму в толк, к чему мы держимся за этот анахронизм с криками из «вороньего гнезда». Только вносят сумятицу, – ответил мичман, несший вахту.

– Дорофей Тарасович – моряк старой закалки, вот и не торопится вводить перемены.

– Можно подумать, я молодой. Тоже походил под парусами. Но тогда не было телефонов. Теперь же вот они.

– Но ведь линия может выйти из строя, – пожал плечами Борис.

Через полчаса стало очевидным, что неизвестный является парусно-винтовым судном, которое шло наперерез «Разбойнику», не просто подняв все до единого паруса, но и задействовав машину. И в этой связи в ходовую рубку поднялся уже сам шкипер.

– Ну и что думаем по этому поводу? – поинтересовался он у собравшихся офицеров.

– А чего тут думать? Наверняка капер. С чего бы ему так напрягаться? – пожал плечами Привалов.

В подтверждение этих слов на борту неизвестного вспухло белое облачко пушечного выстрела. Его звук долетел практически одновременно со снарядом, прочертившим дымный след поперек курса «Разбойника». Явственный приказ лечь в дрейф. Впрочем, полагаться только на это капер не стал и потому начал отстукивать световым семафором, назвавшись и дублируя приказ. Вообще-то обычно делается наоборот. Но, похоже, капитан решил продемонстрировать серьезность своих намерений.

– Боевая тревога, – совершенно спокойно скомандовал Рыченков. – Сигнальщик – ответ на «Ла Фудр»: русский барк «Разбойник», следую своим курсом, в досмотре отказываю, прошу не препятствовать.

Морское право в этом мире незамысловатое. Корабль, состоящий на службе страны, находящейся в состоянии войны, может досмотреть любое встречное судно. И в случае обнаружения контрабанды реквизировать как транспорт, так и груз. Если торговец считает, что может воспротивиться досмотру, он вправе это сделать. Только в этом случае, как говорится, никто не виноват. Не сказать, что подобные инциденты случаются повсеместно, но они имеют место.

В ответ на семафорное сообщение вновь прозвучал выстрел, поперек курса «Разбойника» протянулась очередная дымная полоса своеобразного трассера.

– Используем орудия плутонгов левого борта. Измайлов, артефакты не активировать. К прицелу не подходишь. Пора волчатам самим потрепать добычу. Понял?

– Слушаюсь, – ответил Борис.

Штат «Разбойника» не столь уж велик, чтобы приставлять офицеров к каждому орудию. Поэтому Измайлов и Привалов командовали каждый парой орудий с бортов, имея пост с компактным дальномером посредине.

Получив приказ, Измайлов поспешил на свой артиллерийский мостик. Отдал приказ дальномерщику, и тот сразу же приник к резиновому налобнику. Вращая маховички, добился совмещения картинки панорамы.

– Измайлов, предупредительный поперек курса! – послышался усиленный рупором голос Рыченкова.

– Дистанция – пять тысяч двести, – не дожидаясь команды, доложил дальномерщик.

– Первый плутонг! Снаряд дымный! Дистанция – пять тысяч двести! Упреждение – три корпуса! Предупредительным! Поперек курса! – выкрикнул Борис команду в рупор.

– Первый плутонг готов! – вскоре отозвался унтер, командир расчета.

– Огонь!

Громыхнул выстрел. Ветер тут же отнес облачко в сторону, по ходу рассеивая его. Борис, вскинув бинокль, проследил за полетом снаряда. Дымный след описал пологую дугу и пересек курс «Ла Фудр» в отдалении.

На это француз под бразильским императорским флагом ответил сдвоенным выстрелом, с первого раза взяв «Разбойника» под накрытие, хотя и не добившись попадания. А ничего так лягушатники, хорошо бьют. Н-да. Вот так все непросто. Ведь Франция и Россия – союзники, но их капитаны решили драться.

– Первый, второй плутонги! Снаряд фугасный! – продолжил командовать Борис.

– Дистанция – пять тысяч, – выдал новые данные дальномерщик.

– Дистанция – пять тысяч! Упреждение – полкорпуса! – внес поправку Измайлов.

– Первый плутонг готов!

– Второй плутонг готов!

– Первый – огонь!

Б-банг!

– Второй – огонь!

Б-банг!

Дальномер – хорошая штука. Только у него погрешность на пять тысяч километров полтораста метров. И тут уж каждому наводчику нужно приноровиться самому. Задержка всего лишь в три секунды позволила рассмотреть падение своих снарядов, легших со значительным недолетом. Но уже после наблюдения результатов первого выстрела…

– Беглым! Огонь! – будучи уверенным в своих парнях, скомандовал Борис.

Французы успели прислать свои гостинцы, прежде чем русские начали методично посылать в них один снаряд за другим. Били вразбежку, так, чтобы наблюдать за своей результативностью. Падение снарядов вблизи от цели с завидным постоянством чередовалось с попаданиями. Взрыватель, выставленный на «фугас», пробивал деревянные борт и палубу, разрываясь внутри.

Французы добились-таки трех попаданий. Причем не обошлось без жертв. Но, по счастью, только легкораненые, хотя должны были случиться и убитые. Спасибо бронежилетам, совмещенным со спасательными. Они надежно защитили тело от осколков. Хотя не обошлось без синяков, и конечности броники защитить не могли. Одному из морячков жизнь спасла каска. Ну или уберегла от тяжелого ранения.

А вот лягушатникам не повезло. Шестьсот восемьдесят граммов тротила, заключенных в стальную оболочку, весомый аргумент. Помимо серьезных разрушений внутри барка появилось несколько очагов возгорания. Вскоре французам было уже не до боя. Они начали поспешно отворачивать, прилагая все усилия для тушения пожара.

– Прекратить огонь! – послышалась команда Рыченкова с мостика.

И тут же выскочило сообщение.

Морской бой завершен: противник отступил.

Общий опыт экипажа – 8500.

144 доли.

Получено 236 опыта – 121 696/256 000.

Получено 12 свободного опыта – 142 047.

Ага. Ничего так повоевали. Результативно. Правда, четыре доли Измайлова не сравнить с прежним урожаем в бытность его наводчиком наособицу. Но если взять рядового матроса, то для него получается даже больше дневного лимита опыта. А времени затрачено несравнимо меньше. Опасно, не без того. Но в море в принципе риск на каждом шагу.

Глава 7
Выгодная сделка

– Два легких крейсера и четыре миноноски, – опуская мощный бинокль, произнес Рыченков.

В Кастро собрана серьезная эскадра, состоящая практически исключительно из новейших кораблей. Каучуковые бароны, если можно так выразиться, могли позволить себе подобные покупки. Конечно, с выходом на мировой рынок продукции английских плантаций ситуация изменилась, но она вовсе не ввергла баронов в нищету, как это было в мире Бориса, где бразильская гевея начала погибать, пораженная грибком.

В настоящий момент на рейде под защитой береговых батарей находились два броненосца, три броненосных, пять бронепалубных и пара минных крейсеров, четыре канонерских лодки, восемь миноносок и порядка двух дюжин катеров. Последние – с учетом имевшихся на кораблях.

Алвару де Кастро собрал в кулак свои основные силы. Но это был его последний козырь, и он не мог себе позволить рисковать им, гоняясь за быстроходными силами блокирующей линии. Не сказать, что корабли вовсе не покидали гавань. Они конечно же делали вылазки, и уж тем более – в случае появления какого-либо транспорта. Однако при первой же серьезной опасности спешили под защиту береговых батарей.

Имперцы поступали в зависимости от ситуации. По возможности уводили транспорт. Но если появлялась опасность, что мятежники могут его отбить, топили без тени сомнения и уходили на всех парах. Вступать в заведомо проигрышную схватку никто не спешил.

– Но мы ведь знали, что нас тут встретят, – произнес Борис.

В свою очередь вскинув бинокль, он поочередно рассматривал два отряда, спешащих им наперерез и берущих их в клещи. Особых проблем Измайлов не видел. Конечно, им достанется, ведь в общей сложности два крейсера имели в бортовом залпе восемь стодвадцатимиллиметровых орудий. Даже с учетом того, что начинены они порохом, это ой как серьезно. А вот артиллерию миноносок в расчет можно и не брать. Тридцать семь миллиметров, да еще и с пороховой начинкой. Ну разве только прилетит в кого прямое попадание. В иных случаях – смех, да и только. Вот когда их начнут начинять нормальной взрывчаткой… Да и тогда эффект – так себе. Сродни гранате подствольника в его мире. Поэтому Борис предпочел отказаться от такой несуразицы. Оставил разве что на катерах.

– Так разве ж кто возражает? Знали, конечно, – набивая свою видавшую виды трубку, произнес Рыченков.

– Надеюсь, все остается в силе? – уточнил Измайлов.

Что ни говори, но в море не может быть двух командиров. И будь ты хоть трижды владельцем корабля, последнее и решительное слово – за капитаном. Ты конечно же можешь его уволить, но потом, когда судно будет в порту.

– Тащиться сюда через океан, чтобы убраться восвояси? – хмыкнул шкипер и поднес спичку, раскуривая трубку.

– Господин лейтенант, с обоих крейсеров семафорят приказ лечь в дрейф, – доложил сигнальщик.

– О как! Сразу с обоих. Видать, с призами у них тут совсем худо, коль скоро рвут добычу друг у друга из пасти, – хмыкнул Рыченков. С наслаждением пыхнул терпким табачным дымом и распорядился: – Поднять флаг Бразильской республики. Сигнальщик, передай: русский винтовой барк «Разбойник», направляюсь в порт Кастро, прошу не препятствовать.

Еще одна особенность местного права. Попытка прорваться в осажденную крепость под российским флагом может вызвать международный скандал. Подняв же флаг осажденных, капитан уже действует на свой страх и риск. Правда, избегая ответственности перед российскими властями, он подпадает под юрисдикцию враждующих сторон. В данном конкретном случае речь идет о поддержке мятежников со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Дорофей Тарасович, может, спустим катер? – предложил Борис.

– Не вижу смысла разбрасываться козырями. С них и пушечек хватит. Поди, мы чему-то учили наших молодцев. И еще… Боря, Ярик, активируйте «Наводчиков», – обратился он к Измайлову и Привалову, командовавшим артиллерийскими плутонгами. – Сейчас мазать никак нельзя. Бейте осколочными. За потопление или отправку в ремонт нам тут премии пока не назначали. Так что никаких фугасов и бронебойных.

– «Защитника» бы активировать, – решил напомнить Борис.

Ну мало ли. Рыченков ведь не привык к использованию артефактов. Того и гляди забудет. А плюс четыре процента к рассеиванию всяко-разно лишними не будут. Жаль, водоизмещение не позволяет привязать еще один артефакт.

– Ты меня еще поучи, с-сопля. Кхм, – глянув в сторону рулевого и сигнальщика, осекся Рыченков. – Мичман, занимайтесь своими обязанностями. Все, господа офицеры. По местам стоять.

– Есть, – чуть ли не хором отозвались Измайлов с Приваловым и поспешили на свои боевые посты.

Борис на ходу надел каску, затянув ремешок. После чего повел плечами, приноравливаясь к непривычному бронежилету, совмещенному со спасательным. Как показывала практика, средства защиты работают вполне исправно. К тому же основная задача, стоявшая перед артефакторами, – это изготовление «Аптечек». Команда была обеспечена ими на сто пятьдесят процентов, и Измайлов намеревался увеличить этот запас. Он серьезно вкладывался в подготовку кадров, а потому следовало позаботиться об их сбережении.

Занял свой боевой пост и тут же отдал приказ дальномерщику начать расчет дистанции до крейсера, приближающегося с левого борта. Тот прильнул к окулярам и развернул прибор в нужную сторону, ловя в панораму корабль.

А вот и привет от крейсера. Устав бодаться с помощью семафора, его командир приказал дать предупредительный поперек курса «Разбойника». Ага. И второй не отстает от него. Два снаряда плюхнулись в воду, оставив перекрестившиеся дымные следы. Вот бы еще друг в друга пальнули, и вовсе была бы красота.

– Первый плутонг! Снаряд дымный! – начал он отдавать распоряжения.

– Дистанция – пять тысяч триста, – доложил дальномерщик.

– Дистанция – пять триста! – продублировал Борис и продолжил: – Упреждение – три корпуса! Предупредительным поперек курса!

С противоположного борта доносятся команды, выдаваемые Приваловым, звучащие эдаким эхом. К тому же жестяной рупор придает своеобразную хрипотцу, что делает голоса несколько схожими.

– Первый плутонг готов!

– Огонь!

Б-банг!

Дымный след умчался к цели. Вернее, поперек ее курса. Прочертил белесую дугу, словно отмечая границу, которую не следует пересекать. Кто бы сомневался, что имперцы проигнорируют это предупреждение. Но протокол нужно было соблюсти. Русское судно ведь не полноценная сторона конфликта. Флаг республиканцев развевается вместе с флагом Добровольного флота.

– Первый, второй плутонги! Активировать «Наводчика»!

– Первый плутонг, «Наводчик» активирован.

– Второй плутонг, «Наводчик» активирован.

– Снаряд осколочный! Дистанция – пять тысяч сто! Упреждение полкорпуса!

– Первый плутонг готов!

– Второй плутонг готов!

– Первый, огонь!

Б-банг!

– Второй, огонь!

Б-банг!

И вновь – разбежка по времени, чтобы дать возможность наводчикам пристреляться. С противоположного борта также донеслись два выстрела. Хм, на этот раз погрешность в измерениях значительно меньше. Конечно, и артефакт, уменьшивший разброс, сказал свое слово, но он все же не панацея, а подспорье.

Бразильцы ответили бортовым залпом. Четыре стодвадцатимиллиметровых снаряда упали плотно, но со значительным недолетом. Скорее всего, «Защитник» «Разбойника» даже не вступал в дело. Снаряд должен оказаться в зоне влияния невидимого поля, чтобы оно его отклонило на заданную величину. А там уж все зависит от того, насколько точной была изначальная траектория.

– Беглым, огонь! – скомандовал Борис.

Как уже говорилось, в отличие от общепринятой практики, на «Разбойнике» не придерживались залпового огня, предпочитая давать наводчикам возможность наблюдать за результатами своей стрельбы и вносить необходимые поправки.

На этот раз первый плутонг добился попадания, о чем тут же возвестил возбужденный гомон расчета и шуточки, посыпавшиеся в адрес соседей. Что, впрочем, не мешало матросам споро выполнять свои обязанности. Орудие в очередной раз громыхнуло, отправляя в полет снаряд. Затвор сыто клацнул, принимая в ствол следующий. И все это – под непрекращающийся гомон. Пусть их балагурят. Борис не считал это нарушением.

Нервы у людей не железные. Тем более на фоне того, что повторные залпы с обоих крейсеров взяли цель под накрытие. Восемь всплесков рядом с бортом. Измайлова обдало прохладной забортной водой. Попаданий не случилось, но кто сказал, что это не произвело впечатление на команду. Вот и выливают страх как могут.

«Армстронги» громыхали, словно метрономы, с практически равными промежутками, отправляя к цели один снаряд за другим. Даже если у бразильцев и были активированы «Защитники», их действие с лихвой компенсировалось «Наводчиками» «Разбойника» и высоким уровнем подготовки орудийных расчетов.

Уже совсем скоро на палубе одного из крейсеров запылал пожар, сквозь клубы черного дыма то и дело проглядывали рыжие языки пламени. Оптика у Бориса, конечно, хорошая, только детали все же особо не разобрать. Но похоже на то, что раненых там хватает. Измайлов вроде бы даже рассмотрел матросов с носилками. Правда, на интенсивности обстрела со стороны противника это пока никак не сказалось.

– Кхэ, мм! Ы-ы-ы!

Бориса скрутило от нестерпимой боли. Еще немного, и она его буквально разорвет на части. Сознание заполонила одна сплошная красная пелена. Превозмогая страдания и роняя тягучую слюну, он с трудом делал мелкие вдохи, которых явно было недостаточно.

Ох, как же ему это было знакомо! Трижды уж заглядывал через край. Похоже, настал момент четвертого раза. И, что самое обидное, поймал от первого же попадания. Магнит у него на осколки, что ли! Стоп! А ведь процесс пошел! На фоне всеобъемлющей боли появились мысли о чем-то, не связанном с нею.

– Борис Николаевич, вы как? – откуда-то издалека послышался голос одного из матросов.

Как-то глухо и вместе с тем звонко грохнула пушка. Следом вторая. Кто-то тянет из его подсумка «Аптечку». Интересно, а какого черта не сработала «Неуязвимость»? Борис вообще ничего не должен был почувствовать, за исключением легкого толчка. Проверено. Значит…

– Отставить.

– Да как же отставить-то, Борис Николаевич! – всполошился бывалый матрос, не меньше сорока лет отходивший по морям.

– Отставить, Кудинов. Все в порядке. Больно, но не смертельно. Жилет спас.

Борис глянул на живот. В рваной дыре парусины и переломанном на куски бруске пробки сверкнул стальной блеск на изломе металла. Извлек осколок на пол-ладони. Ничего так прилетел гостинец. А вот крови не видно. Не доверяя этому, Измайлов рванул застежки и заглянул под жилет. Чисто. Н-да. Но синяк-то будет изрядный, тут и к гадалке не ходить.

Поднялся на ноги, опершись на руку матроса, и вновь задохнулся от боли. Да лучше бы его ранило! Уже оклемался бы и был как огурчик. Но коль скоро он не ранен, то и расходовать заряд почем зря посреди боя не следует.

– Все нормально. К орудию, – отбирая «Аптечку» и пристраивая ее на прежнее место, приказал Измайлов.

– На минуту оставить нельзя! – послышался возбужденный голос Якова.

Ганин все время держался поблизости, опекая Бориса. Но в бою он находился в пожарном расчете. Палуба боевого корабля не то место, чтобы приставлять к офицеру телохранителя. Но кто помешает этой наседке в варначьем обличье квохтать над подопечным, пока есть возможность.

– Все, Яков. Я в порядке. Даже не поцарапался.

– Точно? – осматривая его придирчивым взглядом, поинтересовался тот.

– Да иди ты уже.

– Ага. Ну добро, – удовлетворенно кивнув, отстал от него Ганин.

Измайлов поднес к глазам бинокль. Порядок. Наводчики работают как заводные. Самостоятельно и вполне успешно вносят поправки по мере изменения дистанции и продолжают засыпать палубу противника снарядами. Дальномерщик все время отслеживает цель, но доклады пока прекратил, чтобы не вносить сумятицу. Не стоит трогать механизм, который и без того исправно работает.

Борис почувствовал легкий крен. Рыченков приказал изменить курс, выходя из-под накрытия. Наводчики у орудий интенсивно закрутили маховиками, стараясь поспеть за поворотом корабля, чтобы не сбить себе пристрел.

Несмотря на предпринятый маневр, следующим залпом бразильцы добились очередных двух попаданий. Один снаряд рванул опять на палубе, вызвав волну криков, стенаний и ругани. Послышались призывы санитаров.

Взрыватель второго сработал с задержкой и рванул в утробе «Разбойника». Палуба отозвалась на это легким толчком в стопы Бориса. И тут же засвистала боцманская дудка, выдавая переливы пожарного аврала. Измайлов даже не дернулся в ту сторону. Разберутся и без него. Его же задача – артиллерийская стрельба. Вновь прильнул к биноклю, убеждаясь, что в его вмешательстве необходимости пока нет.

По мере сближения повысилась и результативность противника, который сумел добиться еще двух попаданий. И это несмотря на то, что огонь с «Разбойника» сделал-таки свое дело. Половина орудий умолкла, частично по причине выбывшего из строя личного состава, частично из-за пожаров, не способствовавших нормальной работе.

Миноносцы также вели обстрел из своих тридцати – сорокасемимиллиметровок. И, к слову сказать, не так уж бесполезно. Троих матросов на «Разбойнике» посекло именно их осколками. Одного так и вовсе разорвало чуть не надвое прямым попаданием. Признаться, Борис глазам своим не поверил, когда парня возродили по горячим следам с помощью «Аптечки».

А вот приближаться, чтобы пустить самодвижущуюся мину, никто из бразильских капитанов не решился. Сомнительно, чтобы побоялись попасть под смертоносный обстрел, да и орудийная прислуга успела показать, что недаром получает свое жалованье. Скорее всего, из-за дороговизны торпеды.

Четыре тысячи рублей, не баран чихнул. И по кому? По паруснику, который доброго слова не стоит. Вообще-то на войне арифметика другая, но в этом мире бояре да бароны сами снаряжают и вооружают свои дружины, так что цена имеет значение.

Оп-па! А это еще что такое? Крейсер слева от «Разбойника», похоже, решил сбить прицел и заложил крутой поворот. Но что-то там случилось, и руль застопорился. Как результат, корабль начал циркуляцию вправо, поворачиваясь пока еще не избитым бортом.

Никакой фигуры речи. Фугасного действия снаряда с тротиловой начинкой достаточно даже для того, чтобы проламывать броню толщиной до двадцати миллиметров, что уж говорить о конструкционной стали. Так что дырок в надстройках команда русского судна понаделала изрядно, как, впрочем, и в правом борту.

Рыченков в очередной раз заложил поворот, выводя «Разбойника» из-под накрытия. Похоже, на левом крейсере дела обстояли совсем худо. Его два орудия послали снаряды настолько неточно, что ни о каком накрытии не могло быть и речи. А значит, комендоры не имеют необходимых данных для стрельбы.

Похоже, прилетело в боевую рубку и досталось командованию. А там, может, повредило и механизмы. Вообще-то бронирование рубки там не меньше тридцати миллиметров. Нечего и мечтать, чтобы сквозь такую преграду мог проломиться трехдюймовый фугас. Но есть еще заброневое поражение отколовшимися сколами брони. Порой их бывает много. Плюс контузия. А то еще и прямое попадание в смотровые щели, которые тут размерами чуть ли не с форточку. Шанс, конечно, мизерный, но он есть. И наконец, осколки снаряда – уж им-то влететь в подобный проем куда проще. Маловероятно – да, но ничего невозможного.

И тут палуба взорвалась торжествующими криками. Борис опустил бинокль и осмотрелся. Второй крейсер также отвернул в сторону, только его маневр не выглядит неуправляемым. А тут еще и всплески рядом с его бортом, что никак не могло быть выстрелами «Разбойника». Их снаряды при падении в воду взрывались, взметая водяные столбы, а не плюхались чугунными болванками.

Ага. Вот в чем дело. К месту боя на всех парах мчались четыре крейсера в сопровождении шести миноносцев. Похоже, командование мятежников решило помочь кораблю, стремящемуся прорваться к ним. Вот и ладно.

Ликование уже прошло, и команда вернулась к прерванному занятию. А именно – продолжила ликвидировать возгорания. Снаряды, начиненные порохом, конечно, не столь разрушительны, но в плане возгораний поэффективней тротила будут.

– Командирам плутонгов доложить о потерях, – распорядился Борис, когда наконец выскочил лог победы.

Морской бой завершен: противник отступил.

Общий опыт экипажа – 20 030.

144 доли.

Получено 556 опыта – 122 252/256 000.

Получено 28 свободного опыта – 142 075.

– Первый плутонг, убитых и раненых нет.

– Второй плутонг, убитых нет. Ранен один, осколком в плечо. Остался в строю.

– Принял.

То, что раненых нет, это хорошо. Но вот по опыту… Четко Система распределение не расписывает. Однако по прикидкам Бориса выходит, что за отступление одного из крейсеров им ничегошеньки не перепало. Его, получается, отогнали республиканцы. На халяву получили опыт, хотя ни одного попадания и не добились. Ладно. Пусть их.

– Так, братцы, наводите тут порядок, а я на мостик, – распорядился Измайлов.

– Прокл Егорович, разреши в лазарет? – послышался задорный голос одного из матросов.

– Обойдешься.

– Так ить раненый.

– Дети сильнее ножичком режутся.

– Так ить сам сказывал…

– Наряд вне очереди. Вопросы?

– Есть наряд вне очереди, – под общий смех вздохнул попытавшийся откосить от работы молодой матрос.

Борис слышал это, уже удаляясь, но слегка сбавил шаг, чтобы узнать, чем все закончится. Ну что тут сказать, вполне закономерно.

– Как тут у нас, Дорофей Тарасович? – поинтересовался он у шкипера.

– Порядок, Боря. Подкоптили и поломали малость нашего «Разбойника», но в общем и целом порядок. Все живы и практически здоровы. Вот окажемся в гавани, определимся по срокам, а там и решим, как быть: тратить заряды «Аптечек» или и так заживет.

– Ясно.

Прежде чем войти в гавань, приняли на борт досмотровую команду. Мичман, командовавший ею, был радостно-возбужденным и с нескрываемым энтузиазмом жал руки господам офицерам. Еще бы, какой-то деревянный барк с четырьмя несерьезными пушками надавал по сусалам двум стальным крейсерам новейшей постройки. Никаких сомнений, что контрабандист управился бы и сам, выйдя под защиту береговых батарей.

В Кастро их встретили с нескрываемой радостью. Оружие, достаточное для вооружения целой дивизии, дорогого стоит. Арцман вполне объективно описал положение повстанцев. Ну или, как они сами себя называли, республиканцев.

– Хм. Весьма удачная переделка. А насколько она надежна? – поинтересовался де Кастро, вертевший в руках магазинную берданку.

То, что Рыченков и Измайлов были удостоены аудиенции у президента, также говорило о серьезности положения. Причем пришли они не просто так, а с одним из образцов винтовки, переделанной на заводе Москаленко.

– Настолько, что российский царь одобрил модернизацию и русские бояре сейчас активно этим занимаются, – ответил Борис.

С одной стороны, он вроде как мичман, но с другой – владелец корабля и груза. Так что, как ни крути, а дело иметь все же нужно с ним. К тому же ситуация такова, что президент непризнанной республики готов принимать лично каждого контрабандиста.

– И сколько вы можете поставить винтовок и патронов? – поинтересовался де Кастро.

– Сейчас мы доставили десять тысяч винтовок и десять миллионов патронов. В России ждут нашего сигнала. Как только мы договоримся, судно выйдет из порта с тем количеством, которое вам потребуется.

– Даже так?

– Именно, сеньор президент.

– Телеграфное сообщение с нами прервано.

– У нас есть необходимые артефакты, так что связаться не составит труда. Затем мы встретим судно в дне пути отсюда, перегрузим оружие на «Разбойника» и доставим в Кастро. При условии скоординированных действий сложностей не возникнет.

– Сколько вы хотите получить за эту партию?

– Если в пересчете на рубли, то четыреста тысяч за винтовки и шестьсот – за патроны.

– Сорок рублей за винтовку, бывшую в употреблении? – вздернул бровь де Кастро.

– Ну, если бы они были новыми, то и стоили бы дороже. К тому же это магазинные винтовки. И, смею вас заверить, весьма надежные. Но если вас не устраивает… – Борис слегка развел руками: мол, насильно мил не будешь.

– Миллион?

– Да, – просто ответил Борис.

Увы, но из этой огромной суммы чистая прибыль его и Москаленко составит только двести тысяч. Приемная мать организует закупку винтовок и боеприпасов, переделку берданок, Борис же реализует. Так что пятьдесят на пятьдесят. Радует одно. Эта цифра фиксированная.

– Но республика может расплатиться и каучуком. Скажем, триста тонн за эту партию, – выдержав паузу, произнес Борис.

– В пересчете на рубли это составит полтора миллиона, – без труда ориентируясь в курсах валют, произнес президент.

– Именно. Только не забывайте, что нам его еще нужно вывезти отсюда. Как и то, что вам его попросту некуда девать. Впрочем, последнее слово за вами.

– Ни один контрабандист не выставляет столь грабительских условий.

– И сколько они готовы поставить вам оружия? – возразил Борис.

– А если я попросту реквизирую ваш груз с выдачей обязательств с последующим расчетом после войны? – вздернув бровь, полюбопытствовал де Кастро.

– Вы можете так поступить, – согласно кивнув, произнес Измайлов, – но данный шаг был бы весьма недальновидным. Во-первых, вы сэкономите один раз, а между тем уже через два месяца могли бы получить куда более значимую партию как винтовок, так и патронов. А вы в них нуждаетесь. К тому же вы лишитесь союзника.

– Вы посланец русского царя?

– Разумеется, нет. Я имел в виду себя.

– А у вас раздутое самомнение, молодой человек.

– Отчего же, господин президент? Вы что-нибудь слышали о капере на службе испанской короны, который приструнил американцев в водах Альборана?

– Разумеется. Хотите сказать, вы и есть тот самый знаменитый Гвоздь? – проявил информированность хозяин кабинета.

– Не я. Он, – указав на скромно стоящего в сторонке Рыченкова, уточнил Измайлов.

– В любом случае это ничего не решает. У нас сейчас нет проблем с каперами. С тех пор как нас потеснили и фактически блокировали в пределах графства Кастро, каперы остались без наживы и предпочли оставить службу у Педро Второго.

– А есть принципиальная разница между кораблями императорского флота и каперскими? Как по мне, никакой. Вопрос только в том, договоримся ли мы о цене, – пожав плечами, произнес Борис.

– Даже так? И каковы ваши условия?

– За каждый потопленный вражеский корабль вы выплачиваете премию в размере десятой части от его номинальной стоимости в фунтах или рублях. Либо каучуком, но уже седьмую часть. За захваченный корабль – четвертая и третья часть соответственно. Пленных мы передаем вам, но предварительно избавляем их от избыточного и свободного опыта. Все артефакты, модификаторы и денежные средства являются нашими законными трофеями.

– Я должен подумать.

– Разумеется, господин президент. А пока позвольте откланяться.

Они покинули рабочий кабинет де Кастро и направились к выходу. Рыченков продолжал хранить молчание, пока они не оказались на улице. Но тут уж он не сдержался:

– Борька, ты чего это удумал, йакорь тебе в седалище!

– Решил немного подзаработать.

– Здесь? Одно дело – поставить им винтовки и патроны, и совсем другое – наниматься на службу.

– Хочешь сказать, государь этого не одобрит?

– Капитанам Добровольного флота не возбраняется наниматься на службу, если это не противоречит интересам царства и не нарушает прямого запрета государя.

– Значит, мы в своем праве, – легкомысленно пожал плечами Борис.

– Ты не слышишь? Они проигравшая сторона. И в случае пленения тебя будут судить как бунтовщика. Копейка против ста рублей, что это будет повешение до окончательной смерти.

– Дорофей Тарасович, неужели ты и впрямь решил, что я вот так рискую только ради того, чтобы заработать на поставках винтовок? Тот, кого зажали в угол, готов заплатить много больше того, чьи дела не походят на катастрофу. И уж тем более если расплачиваться придется товаром, который, по сути своей, чемодан без ручки – нести тяжело, а бросить жалко.

– И что ты удумал?

– Я с командой и минным катером остаемся здесь. Ты отправишься в Соединенные Архипелаги Америки. Сбросишь каучук, купишь припасов – и обратно. Пока то да се, подойдет и корабль из России. Это выгодная сделка, уж поверь мне. Да мы тут озолотимся! Причем не только деньгами, но и опыта наберем в достатке. Ну чего ты на меня глядишь, Дорофей Тарасович? Предлагаешь забиться в дальний уголок и трястись при каждом шорохе?

– Не предлагаю. Но и кликать беду – дело дурное.

– Ничего. Раньше меня прихлопнуть было проще простого, и то труса не праздновал. А сейчас поди до меня доберись. Так что прорвемся, не сомневайся.

– Вот только это и успокаивает, – буркнул старый шкипер, извлекая из кармана свою видавшую виды трубку.

Глава 8
Снова белен

Белен. Почти два года назад Борис уже побывал в этом городе, который сразу принял его если не враждебно, то уж точно не доброжелательно. В общем и целом Измайлов, конечно, остался в прибытке. Тут и удачно распроданные картины, и своевременное знакомство с американским банкиром… Однако имелись и нюансы.

Для начала, все белые мужчины были обязаны носить оружие, за отсутствие коего полагался штраф. Сходить с центральных улиц не рекомендовалось ввиду высокой вероятности стать объектом нападения преступников. И наконец, всего лишь на третью ночь его пребывания на острове началось восстание и Борису пришлось бороться за свою жизнь. В довершение он приобрел себе врага в лице одной весьма красивой, но взбалмошной и злопамятной девицы.

Н-да. Кстати, сеньорита Фелисия да Мота – местная. И коль скоро мятежников отсюда выдавили, она вполне могла уже вернуться. Вот уж чего не хотелось бы. Впрочем, Бориса сейчас и мать родная не узнает. Спасибо превосходному гриму и приобретенным навыкам по его использованию. Он научился даже старить кожу лица и рук, чтобы, так сказать, соответствовать заявленному возрасту.

На летнюю площадку кафе поднялась парочка – флотский лейтенант, сопровождавший даму. Ну или все же сеньориту. Ошибочка. Сеньору. О чем явственно свидетельствует кольцо на левой руке. А вот у кавалера таковое отсутствует. И, если судить по игривому поведению его спутницы, у кого-то сегодня появятся рога. Ну или они уже ветвистые, как у благородного оленя.

Хм. Вот интересно, уж не в честь ли легкого поведения дворянского сословия он получил такое название? А что такого? В этой светской тусовке, как в том анекдоте, секс – еще не повод для знакомства. Под это дело существуют даже определенные рамки. Так что не любой поход налево является изменой.

Взять боярыню Яковенкову. Она ведь и впрямь нацеливалась на Бориса. Мало того, его игра в дурачка ее начала где-то даже раздражать. И это при том, что ей известно о его взаимоотношениях с Катей. Бог весть, может, и осерчала Мария Платоновна, но в какой-то момент вдруг потеряла к нему интерес. Во всяком случае, Борис очень надеялся, что не озлилась, а именно отступилась.

При мысли о Кате настроение тут же испортилось. Просто взяло и ухнуло на самое дно. Разрыв с нею Борис переживал неожиданно болезненно. Даже не ожидал, что поведет себя как мальчишка. Елизавета Петровна, напутствуя его, просила не брать в голову и думать о походе. А уж с сердечными делами они как-нибудь потом разберутся. И он ей верил. Опыт у приемной матери немалый, и обещаниями разбрасываться она не привыкла…

Президент де Кастро все же согласился на условия Измайлова. Причем расплачиваться был готов именно каучуком, о чем уведомил вечером того же дня. Вполне ожидаемое решение. Граф загнан в угол, а утопающий хватается за соломинку. К тому же каучук имеет свойство портиться, а в случае бегства займет несравнимо больше места, чем валюта или ценные бумаги.

Дорофей Тарасович отбыл с грузом через три дня, оставив в распоряжении Бориса двух унтеров и восемнадцать матросов, не считая Якова. Последний следовал за Измайловым неотлучно. Кстати, сегодня пришлось оставить его в усадьбе, чтобы не отсвечивал. Уж больно запоминающаяся внешность, которую никаким гримом не скрыть. Вместо него слугу и охранника изображает другой матрос, помоложе и поприличней, который сейчас и стоит за спиной.

Потеря части команды никак не сказалась на боеспособности «Разбойника». На борту все еще оставались девяносто семь членов экипажа и трое преподавателей. Людей набирали с изрядным запасом, используя барк как учебную базу. Измайлов и не думал забывать старую как мир поговорку – кадры решают все. Поэтому каждый из матросов помимо основной, военной, овладевал еще и двумя гражданскими специальностями.

Кроме личного состава в распоряжение Бориса перешли минный катер, все шесть торпед, четыре магнитных мины, акваланги, целый ряд артефактов плюс специальное снаряжение. В отсутствие Рыченкова Измайлов намеревался не терять времени даром. Как там говорят? Кому война, а кому и мать родна. Бразильское восстание уже изрядно пополнило его мошну, но он не собирался останавливаться на достигнутом.

Кстати, Борис уже продемонстрировал графу, ну или президенту, на что способен. Когда на рассвете «Разбойник» покинул рейд, катер, который Измайлов назвал «Садко», отправился его прикрывать. Моряки-республиканцы восприняли это с долей скепсиса, но были серьезно удивлены.

Рыченков направился на сближение с винтовым фрегатом, который сопровождал отряд из четырех миноносок. Измайлов до поры укрывался за корпусом барка, а затем выскочил, словно чертик из табакерки, и рванул к противнику. Дымовая завеса плюс невероятно высокая скорость, и торпедная атака с дистанции в неполный кабельтов увенчалась успехом. Корабль, лишенный водонепроницаемых переборок, бодро пошел на дно.

Миноноски попытались было вмешаться, но их экипажи были неприятно удивлены нетипичной точностью и смертоносностью тридцатисемимиллиметровки Гочкиса, установленной на «Садко». Ну и от «Разбойника» прилетело на орехи. Да так знатно, что одна из миноносок замерла, окутавшись паром.

Получили они тогда больше двенадцати тысяч опыта. Солидно, чего уж. Но главное – утерли нос республиканским морячкам. А вот финансовая прибыль не радовала. Девять тысяч рублей, и это с учетом того, что расплачиваться с ними будут каучуком. На фоне стоимости торпеды – неоправданный риск.

Впрочем, их задача была в том, чтобы дать уйти «Разбойнику» с ценным грузом на борту. Так что тут все в порядке. Но впредь от подобной расточительности следует все же воздержаться и подбирать цель сообразно риску и прибыльности.

Вот захват миноноски мог принести неплохие дивиденды. Навскидку – восемьдесят пять тонн водоизмещения, порядка семидесяти четырех тысяч рублей в каучуке. В успешном абордаже ничего нереального, даже с учетом того, что экипаж катера состоял из четырех человек. Вот только командиры остальных имперских кораблей не станут молча наблюдать за происходящим.

Республиканцы же были слишком далеко. Да и не факт, что вмешались бы, хотя и решили было воспользоваться неподвижностью миноноски и двинулись на сближение с ней, намереваясь захватить. Но имперцы успели устранить неисправность и запустить машину…

Борис устроился на веранде этого кафе не просто так. Отсюда открывался неплохой вид на гавань. А значит, можно было наметить будущие цели. В Белен он прибыл вовсе не на экскурсию, а по делам. Ему плевать на благородные цели де Кастро и его сподвижников или отсутствие этого самого благородства. Борис ввязался в это дело с одной-единственной целью – заработать. Его интересуют только деньги и опыт, остальное пусть остается на откуп враждующим сторонам.

Итак, на рейде собралась серьезная эскадра. Четыре броненосца, правда, только два из них новейшие. Причем оба принадлежат графам провинции Гран-Пара, вернувшимся под руку императора. Сверхдоходами в Бразилии могут похвастать только обладатели плантаций гевеи. Следом за ними, но со значительным отставанием, идут производители кофе. На третьем месте, и опять, серьезно подотстав от вторых, скотоводы.

Три броненосных крейсера под императорскими флагами. Эти все новенькие. Такой тип кораблей появился недавно. Большой запас хода, высокая скорость, серьезная огневая мощь и внушительное бронирование. Это превращало их в серьезный аргумент на коммуникациях противника.

Десяток новых стальных крейсеров. Кстати, вон та парочка блестит свежей покраской на надстройках. И наверняка новенькими тиковыми досками на палубе. Именно им досталось неделю назад от «Разбойника». Уже отремонтировались. Впрочем, тут удивляться нечему. В Белене хорошая портовая инфраструктура, не то что на том же Кастро.

Больше дюжины винтовых фрегатов. Но эти Бориса не интересовали. При равных усилиях и затратах на выходе они могли принести значительно меньше. Словом, овчинка выделки не стоит. Разве только три клипера в стальных корпусах, стоявшие чуть в сторонке. Эти уже подороже будут, но не настолько, чтобы из-за них устраивать тайную операцию.

А вот минные крейсера и миноносцы – уже совсем другое дело. Первых – целых шесть вымпелов, вторых – четырнадцать. Это уже полноценные пароходы, хотя и имеют паруса. Но они тут уже как вспомогательные, основной упор делается на машину. Вооружение серьезно отличается от клиперов, как и спектр боевых задач. А потому и цена повыше.

Основной целью Борис наметил новые броненосцы и два броненосных крейсера. Подводные диверсанты тут все еще неизвестны, а потому есть возможность использовать этот ход на все сто процентов. Благо мины уже доставлены в Белен и ждут своего часа.

В принципе, Борису с его сегодняшними познаниями их изготовить несложно. Отсутствие тротила некритично, можно заменить динамитом. Взрывчатка, конечно, капризная, но не настолько, чтобы относиться к ней как к гремучей змее. Однако, как оказалось, в Кастро не найти необходимых магнитов. Не приобрели они еще того распространения, как в мире Измайлова. Поэтому в его распоряжении было только четыре заряда. Впрочем, при грамотном использовании они принесут солидную прибыль.

В качестве дополнительной цели Борис решил выбрать один из миноносцев. И лучше бы во-он тот, что устроился на рейде особняком. Наверняка другие корабли из его отряда сейчас в море. В Белене стоит не вся эскадра, а лишь ее большая часть. Порядка половины легких сил постоянно находится на блокирующей линии и в резерве неподалеку от Кастро. Это на случай, если получится прижать мятежников.

В Белене много военных моряков, в основном это морская пехота. Вон прошли трое молодых и крепких мичманов. Шедшая навстречу группа нижних чинов морпехов поспешила перейти на другую сторону улицы, чтобы ненароком не попасть под раздачу. Кому охота, чтобы увольнительная накрылась медным тазом из-за того, что какой-то «макрели» вдруг вздумалось потешить свое самолюбие.

Такая плотность этих вояк говорит о готовящейся полномасштабной десантной операции. Наверняка накапливают силы и проводят рекогносцировку. Борис, конечно, не обладает должным опытом, но даже ему понятно, что все это неспроста. А значит, времени у них совсем немного. Поэтому действовать по основному направлению нужно будет уже сегодня.

Покинув кафе, он направился на набережную. Прошел дальше, к марине с маломерными судами. Проход оказался закрыт, а территория охранялась помимо сторожа еще и морскими пехотинцами. На каждом из четырех пирсов и на входе – по часовому. Конторка управляющего Мигела Бонильи превратилась в караулку. Рядом – большая парусиновая двадцатиместная палатка, в которой размещается личный состав.

Эту марину Измайлову с товарищами не обойти. Для воплощения задуманного им нужна как минимум одна шлюпка, а они все собраны здесь. Частную собственность, конечно, никто не отбирал, но город на военном положении, а потому действует целый ряд запретов и ограничений.

Рассмотрев все что нужно, Борис в сопровождении «слуги» направился к занимаемой ими усадьбе. Для этого предстояло пройти город насквозь и оказаться на окраине. Оно бы взять пролетку, но в Белене это попросту нереально. Извозчики не успевают высаживать пассажиров, как тут же их находят другие. Работают в таком напряжении, что того и гляди лошади начнут падать. Паровой трамвай тоже забит, в основном военными моряками и морпехами. Имеют служивые такую привилегию, как пользование этим видом транспорта.

Прошли мимо гостиницы, в которой Измайлов останавливался в прошлое посещение этого города. Миновало почти два с половиной года, но видно, что здание ремонтировали. Значит, пожар тогда все же разгорелся, что в общем-то вполне объяснимо. А вот тот факт, что не пострадали соседние дома, уже удивлял. Как-то слабо верилось в то, что той памятной ночью пожарные были на страже. Хотя-а… Точно. Когда они вышли в море, начался ливень.

Ч-черт! Сколько раз уж убеждался, что не стоит думать о плохом. Небо затянуло, и начал накрапывать дождик, очень быстро превратившийся в проливной. Сразу же стало душно. Влажность и без того высокая, а тут еще и это. Борис со «слугой» и не подумали искать укрытие. Раскрыв зонты, они продолжили путь. У них не так много времени, чтобы пережидать непогоду.

Сейчас на исходе ноябрь, согласно статистике самый сухой месяц в году, что вовсе не означает отсутствие дождей. Примерно четверть месяца – обильные тропические ливни, три четверти – сухая погода. Зато в апреле и в июле пройдут два дождливых сезона. Хоть жабры отращивай. Но Борис к этому времени намерен уже убраться отсюда.

Оставив на острове Кастро десяток бойцов присматривать за «Садко» и имуществом, Измайлов в сопровождении одиннадцати человек прибыл на Белен, для чего воспользовался услугами контрабандистов. Этим было без разницы, кто у власти, главное, чтобы платили исправно. И Борис не поскупился, предпочитая не выдавать свою причастность к флоту мятежников. Деловым людям всегда проще договориться друг с другом.

Дабы не вызывать подозрения, он выдал себя за нелегального характерника. В мутной водице беспорядков всегда проще проворачивать подобные дела. Правда, и опасность несравнимо выше, потому как у полиции полностью развязаны руки. Но стоит ли так-то уж этого опасаться тому, кто посягает на устои?

Пока добирались до места, в качестве премии помог своему перевозчику и его людям разобраться с избыточным опытом. Капитан в благодарность свел его с одним из местных преступных авторитетов, который, в свою очередь, согласился предоставить им кров за услуги определенного рода. На это Борис согласился без раздумий и в результате получил в свое ведение целую усадьбу на окраине города, где сейчас и располагался его отряд.

– Ну и как наши дела? – встретил его вопросом Яков.

– Все просто замечательно, – стряхивая с зонта воду, ответил Борис.

Глянул на безнадежно промокшие брюки и туфли. Никакой зонт не спасет от ливня. В лучшем случае останешься сухим до колен, а то еще и выше промочит. Ладно, не суть. В его случае главное, чтобы не потек грим, все остальное не имеет значения.

– Варгушев, иди сюда, – позвал он, подходя к большому обеденному столу, на котором была расстелена карта рейда.

Не испытывая сложностей, Борис быстро нарисовал пометки, с точностью указывая расположение всей эскадры. Сомнительно, чтобы сегодня кто-то вышел в море. Но даже если это и так, то броненосных сил это точно не коснется. А остальные команду Измайлова пока и не волнуют.

– Звали, Борис Николаевич? – подошел плечистый унтер за сорок.

В команде Измайлова было два подводных пловца, которые успели хорошо освоить дайвинг. У них в этом деле практики уже больше, чем у него. Но это нормально. Не все же самому делать.

– Сейчас вместе со Стоевым прогуляетесь на набережную. Найдите тихое и неприметное место, откуда можно будет спуститься в воду. Возьмете азимуты на вот эти четыре корабля. В вашем распоряжении сегодняшняя ночь, чтобы их заминировать. С вами пойдут четверо помощников, чтобы унести все снаряжение. Только смотрите, никаких тележек. Не хватало еще грохотом привлекать к себе внимание.

– Ясно.

– Сысоев.

– Да, Борис Николаевич, – отозвался крепкий старичок или, скорее, все же мужичок.

Олегу Анатольевичу уже семьдесят два. Этого, как и всех остальных великовозрастных членов команды, сосватал Рыченков. Помнится, они с ним участвовали в первой своей минной атаке с дымовой завесой. Едва живы остались.

– Остаешься на хозяйстве.

– Так ить… – встрепенулся было Сысоев.

– Стоп. Ты ничего не перепутал? Помнишь, кто здесь командует?

– Кхм. Прошу прощения.

– Остаешься на хозяйстве, – повторил Борис. – На тебе охрана базы и имущества. И вообще, нам тут жить как минимум еще пару дней. А потому хочется быть уверенным в том, что нас здесь не будут ожидать нежелательные сюрпризы. Вопросы?

– Нет вопросов, – со вздохом ответил старый матрос.

– Вот и ладно. «Кинитофоном» пользоваться умеешь?

– Ну так на занятиях же чему-то учили, – пожал он плечами.

На первом месте для артефакторов Бориса были «Аптечки». Сбережение кадров для него оставалось одним из приоритетов. На втором стояла связь.

– Держи. Если что, сразу активируй. Там четыре заряда, так что особо экономить нужды нет, – протягивая ему артефакт, произнес Борис. И тут же позвал: – Яша.

– Тут я, – отозвался Ганин.

– С тремя оставшимися идешь со мной в качестве силового прикрытия.

– Понял.

– Наркота, мешочки с дробью, револьверы с глушителями на всякий случай.

– Сделаю, – уверенно кивнул Яков.

– Вот и ладно. И да. Что-то мы расслабились. Чтобы больше мне ни одного русского имени и слова по-русски. Если помните, меня зовут сеньор Мигель, – уже на португальском закончил Борис.

Моряки ответили на том же языке: мол, все понятно, накладок не будет. «Лингвистику» прокачивала вся команда без исключения. А уж среди двух десятков оставшихся с Борисом на Кастро все имели третью ступень.

Глава 9
Охота

Ступень – 5.

Возрождение – 1.

Опыт – 0/64 000.

Свободный опыт – 14 705.

Избыточный опыт – 128 569.

Свободные очки характеристик – 0.

Сила – 1,32.

Ловкость – 1,41.

Выносливость – 1,35.

Интеллект – 1,11.

Харизма – 1,22.

Умения – 21.

Ага. А вот этот – очень даже любопытный персонаж. Избыточный и свободный в сумме дадут более ста сорока тысяч. Такой жирный гусь явно стоит охоты на него.

Измайлов устроился у входа в кабак, так, чтобы иметь возможность взглянуть на Суть каждого входящего. Пиво (и алкоголь вообще) – это дело такое, что рано или поздно прижмет мочевой пузырь и клиент будет вынужден выйти из зала. Не мочиться же прямо здесь? Обычно далеко не уходят, заворачивая сразу в темный закоулок. После чего возвращаются. Как ни странно, но с отхожими местами общего пользования тут все еще плохо. И уж тем более – на припортовой улице.

Ну а где еще организовывать охоту, как не в этой клоаке? Чистая публика в этом отношении не представляет интереса ввиду того, что неизменно имеет высшее образование и получаемый ими опыт уходит в развитие. Если только они не копят свободный опыт для роста каких-либо умений или получения таланта.

Избыточный опыт, который можно конвертировать в свободный, копится только у упершихся в потолок образования. Рабочие кварталы бесперспективны. Родители вкладывают весь свой избыток в своих чад. Да и не бывает его у трудяг много.

А вот морячки, и уж тем более военные, – это совсем другое дело. Тут и штормы с бурями, и боевые действия, и извечные потасовки в кабаках, да и тренировочные площадки, неизменно присутствующие на кораблях, вносят свою лепту.

Ступень – 3.

Возрождение – 0.

Опыт – 0/16 000.

Свободный опыт – 20 705.

Избыточный опыт – 88 784.

Свободные очки характеристик – 0.

Сила – 1,42.

Ловкость – 1,51.

Выносливость – 1,38.

Интеллект – 0,91.

Харизма – 1,01.

Умения – 17.

Оп-па! А матрос, вошедший в кабак вместе с боцманом, кадр не менее интересный. На фоне остальных так очень даже. Признаться, подобную Ловкость Борис встречал пока только у акробатов в цирке.

Судя по всему, паренек обретается все же в кочегарке. В палубной команде без четвертой ступени делать нечего. Но тем не менее входит в ближний круг боцмана. А иначе как бы оказался здесь в его компании? И, похоже, причина тут в его бойцовских качествах. Борис развернул его умения. Из семнадцати четыре относятся к рукопашному бою, три – к холодному оружию, плюс винтовка и револьвер. Серьезный тип.

Остальные четверо интереса не представляли. В среднем тысяч по десять избыточного и свободного суммарно. Не стоит распыляться на подобную мелочовку. Зря потраченные время и силы.

Опасаться ответственности за посягательство на устои ему не приходилось. Он ведь вполне официально является наемником и собирается выкачивать опыт не из гражданских, а из военных противоборствующей стороны.

Правда, в случае поимки это не спасет Бориса от бразильской Фемиды. В этом случае его однозначно повесят как мятежника. Что в лоб, что по лбу. Но риск того стоил. Де Кастро являлся для Измайлова уникальной возможностью заработать быстро и много.

– Яша, боцман и тот матрос, что за его правым плечом.

– Рыжий?

– Он. Только смотрите там, этот матрос непрост. Ловкость – закачаешься.

– Учтем, – кивая, произнес телохранитель.

Трое его помощников сейчас находятся на улице и ждут отмашки. Для этого дела отобрали тех, у кого с рукопашной дела обстоят лучше всего.

Вскоре в кабак вошел еще один перспективный клиент. У унтера-морпеха в общей сложности набегало сто двенадцать тысяч, а вот возрождений в запасе уже не было. Где-то успел разменять. Видать, помотало по жизни. Может, сейчас копит на то, чтобы отойти от дел, а может, ему сам черт не брат и он просто пока не придумал, куда слить избыток. Или держит на самый непредвиденный случай.

Итак, трое. Остается дождаться, когда они направятся к выходу, а там уж действовать по обстановке.

Примерно через час не выдержал боцман. Правда, к выходу он направился не в одиночестве, а в сопровождении одного из матросов. Яков поднялся и двинулся следом, чтобы подстраховать парней, а минут через пять вернулся, сообщив, что все штатно. Клиенты упакованы.

Долгое отсутствие боцмана встревожило того самого рыжего морячка. Он, похоже, остался за лидера и выскочил на улицу в компании остальных товарищей. Четверо. Причем среди них и потенциально самый опасный. Яков вновь двинулся следом, положив Борису руку на плечо, словно давая понять, что ему не следует влезать при любом раскладе.

Отсутствовал долго. Или это Измайлову только показалось? Все же привык в этой жизни быть в каждой бочке затычкой. А потому усидеть спокойно в стороне – для него та еще задачка.

– Порядок, Мигель. Можем идти, – сообщил вернувшийся Яков.

Едва Борис завернул за угол кабака, как замер от шибанувшей в нос вони. Н-да. Не просто нестерпимая, а невыносимая. У него даже глаза заслезились. Что и говорить, тут постарались, скорее всего, даже не тысячи, а десятки тысяч клиентов заведения. Уборка же не производилась никогда. Вдобавок к этому – высокая влажность. Правда, все могло быть значительно хуже, если бы не ливневые дожди, вымывавшие нечистоты. Вот только даже они бессильны против миазмов.

– Ч-черт! Ну и местечко! – едва сдержав рвотный позыв, произнес Борис, углубляясь в узкую щель между строениями.

– Есть такое дело, – философски ответил Яков.

Один из бойцов извлек из вещевого мешка солидный �

Глава 1

Совершеннолетие

Акварельный рисунок завершен.

Получено 400 опыта к таланту «Художник-3» – 128 000/ 256 000.

Невозможно начислить опыт, необходимо гармоничное развитие умений.

Получено 400 опыта к умению «Акварель-3» – 112 400/ 256 000.

Получено 160 опыта к умению «Рисунок-3» – 46 560/256 000.

Получено 160 опыта к умению «Художественная кисть – 3» – 46 560/256 000.

Получено 160 опыта к умению «Перспектива-3» – 46 560/ 256 000.

Получено 160 опыта к умению «Композиция-3» – 46 560/ 256 000.

Получено 400 опыта – 27 650/256 000.

Получено 400 свободного опыта – 12 765.

Ну вот не получается у Бориса так, чтобы все время как по накатанной. «Художник» замер, дойдя до половины, и ни с места. Необходимо подтягивать завязанные на него умения до должного уровня. И ладно бы опыт уходил в избыток. Бориса на данном этапе это устроило бы целиком и полностью. Ведь его всегда можно перевести в свободный, в котором Измайлов испытывает потребность. Но потолок «Науки» пробит, и сейчас исправно подрастают ступени.

Не сказать, что ощущается острая нужда в свободном опыте, но он все же не помешал бы. А вместо этого Измайлов фактически буксует на месте. До десятой ступени и получения возрождения толку от роста ступеней практически никакого. Но когда это еще будет! Для этого опыта потребуется просто прорва. Конечно, растет и возможное число вассалов, но это сейчас некритично.

По возвращении из одиночного плавания Борис вплотную занялся своим академическим образованием. Была у него подспудная уверенность в том, что это позволит ему получить дополнительные плюшки. Ну не может Система не оценить подобных усилий!

В этой связи отправился в турне по странам Европы. А вернее, по музеям изобразительного искусства и частным галереям. Достичь больших высот, не знакомясь с работами мастеров, конечно же можно. Только это долго, трудно и малоэффективно. А еще не помешал бы и наставник. Ну или хотя бы мастер-классы от уже находящихся на высшей ступени. Вот он и катался.

Кстати, расценки у этих мэтров такие, что хоть за голову хватайся. Конечно, если они согласятся взять тебя в ученики, то совсем другое дело. Но в планы Измайлова это не входило, поэтому он исправно платил. Правда, продолжать при этом скрывать свою одаренность уже не получалось. Тут одно из двух: либо замереть в развитии, либо открываться.

Впрочем, господа наставники отнеслись к его скрытности с пониманием и не трубили на всех перекрестках, кто такой этот таинственный Некто. В конце концов, это выгодный коммерческий ход. Тем более цена на его картины все еще серьезно недотягивала до стоимости работ признанных мастеров…

Борис убрал с мольберта рамку с натянутой на нее бумагой. Подхватил другую и прошелся по бумаге мокрой губкой. Вообще-то она уже влажная, но не помешает напитать ее еще. Акварель рисуется за один подход. У него на простенький сюжет уходит до двух часов.

Пытался писать быстрее и в пренебрежительной манере. На выходе получается совсем грустный результат. Пробовал создавать сложные работы с несколькими персонажами и детальной прорисовкой. Опыт за сам рисунок получался существенней. Но на «Рисунок», «Кисть», «Композицию» и «Перспективу» падали все те же сто шестьдесят очков. Так что овчинка выделки не стоит.

Потому и масляных полотен за это время написал только пять. А как иначе-то? При отсутствии даже намека на прогресс приходится вновь уподобляться ремесленнику, обходясь лишь минимумом для того, чтобы развитие не замерло на месте. А как только дойдут до ста двадцати восьми тысяч, так и «Масло» с «Акварелью» застопорятся, пока Борис не подтянет к тому же уровню другие умения. Он это уже проходил.

Помимо седьмой ступени по пути случилось шесть «изобретений». А может, и без кавычек. Все же, что ни говори, а Измайлов имел лишь общее представление о конечном результате. Всю техническую составляющую пришлось додумывать самому. Но благодаря полученному образованию это оказалось не так сложно.

Спасибо высоким показателям Интеллекта. Все же в этом мире основные характеристики действительно работали. Правда, все полученные надбавки на этот раз Борис вогнал в Харизму, ну или, по-местному, в Авторитет. Что ни говори, но короля делает свита. Так что без своей преданной команды – никуда.

Незадолго до обеда закончил очередную акварель, но логу, возвестившему об этом, не придал значения, так как выскочил другой, общего развития, который сам собой, без специального вызова появился только однажды. Во время инициации. Впрочем, сейчас ситуация сродни той.

Ступень – 7.

Возрождение – 1.

Опыт – 28 050/256 000.

Свободный опыт – 13 165.

Избыточный опыт – 0.

Свободные очки характеристик – 0.

(Потомственный дворянин).

(Вассал).

(Вассалов – 64/84).

Сила – 1,22.

Ловкость – 1,21.

Выносливость – 1,25.

Интеллект – 1,71.

Харизма – 1,26.

Умения – 28.

(Навыки – 3).

(Умения навыков – 7).

Хм. А ведь точно. Сегодня десятое мая тысяча восемьсот восемьдесят девятого, день его восемнадцатилетия. А он и забыл. Получается, матушка его родила в обед. В принципе, все это он уже видел, и не раз. Только значения менялись. Но сейчас имелось разительное отличие. У него наконец появилось возрождение, о чем его и уведомила Система.

– Шанти, поздравь меня, – хмыкнув, произнес Борис.

– Тяв! – подняв голову с подушки, на которой он расположился со всеми удобствами, отозвался песик.

– Как это – с чем? Теперь можно смело отправляться подавать документы в мореходные классы для сдачи квалификационных экзаменов.

– Т-тяв!

– Я знал, что ты меня поддержишь.

– Что тут у вас происходит? – войдя в мастерскую, поинтересовался Ершов.

– Да вот, Вячеслав Леонидович, Эфир наконец признал мое совершеннолетие, – улыбнувшись, ответил Борис.

– Ну слава тебе Господи. Сподобились-таки. Поздравляю, – с искренней радостью затряс руку бывший учитель. – Это дело нужно отметить, – отставляя в сторону этюдник, заметил он.

– Непременно. Но только вечером. А пока суд да дело, нужно успеть в мореходные классы, подать прошение и документы. Дорофея Тарасовича, случаем, не видели?

– Да куда он денется? Сейчас явится на обед. Он же теперь блюдет флотские традиции – куда там признанным адмиралам.

– Ага, точно. Обед же. Как ваш пленэр?

– Все просто замечательно. Ребята стараются не за страх, а за совесть. Если хотите, могу показать их рисунки. Как раз сегодня закончили, – указал он на папку.

– С удовольствием взгляну.

Еще бы. Эти мальчишки, между прочим, его будущие наводчики. Ершов отобрал из кандидатов четверых наиболее способных. Время от времени Борис интересовался их успехами. Причем не только в рисовании. Стреляли они ничуть не меньше. В основном из винтовок и тридцатисемимиллиметровки. Револьверы – только в рамках общей программы боевой подготовки. Если больше, то это уже самостоятельно и за свой счет.

Ставка на ребят с развитым глазомером пока себя полностью оправдывала. Перед тем как приняться за обучение вплотную, Измайлов провел психологический тест. Пришлось кандидатам и в кровище изгваздаться, и в поросячьих потрохах вываляться, и артиллерийского грохота наслушаться, и горячий металл в брюхо получить, пройдя через мучительную клиническую смерть.

Жестко. Не без того. Однако Измайлов собирался серьезно вложиться в их обучение, а потому хотелось бы избежать неоправданных трат. Но ничего, справились. Обошлось без психологических травм. Словом, все было за то, что он получит на выходе четырех великолепных наводчиков.

После обеда вместе с Рыченковым направились прямиком в морские классы. Таковые имелись во владениях далеко не каждого боярина, но Голубицкий основательно вкладывался в подготовку кадров, потому и университетом озаботился, опередив при этом князя. Помимо того, на базе университета был создан институт с уклоном в артефакторику. А вот Тимошевский так и не открыл высшее учебное заведение в своей вотчине. К чему заправлять кашу лишним маслом?

Что же до морских классов, то они тут существовали с незапамятных времен. Шесть прославленных российских адмиралов были их выпускниками. Так что история у учебного заведения была славной, а авторитет – весомым. Как, впрочем, и самомнение преподавательского состава.

– Кого я вижу! Дорофей Тарасович! – резво поднялся навстречу вошедшим хозяин кабинета.

Хм. Либо директор снобизмом не страдает, либо Рыченков тут пользуется особым авторитетом. Потому что в демонстрируемой радости без особого труда угадывается некое почтение. И это у дворянина, капитана второго ранга.

– Здравия тебе, Степан Пантелеевич. Как твоя кузница кадров? Процветает, поди?

– Не жалуюсь. Как, впрочем, не в претензии и князь. Не слышал, адмирал Вяткин встал во главе княжеской эскадры.

– Ну, Тимошевскому было бы зазорно, коли его офицеры не были бы выходцами из твоей школы. Так что бахвалься да знай меру, – шутливо попенял шкипер.

– Я гляжу, своего воспитанника привел.

– Так и есть, Степан Пантелеевич. Вот, хотим держать экзамен на мичмана.

– Суть покажите, молодой человек. Хм. Похвально, похвально. Сколько годков?

– Восемнадцать, – ответил Борис.

– Сколько? – искренне удивился кавторанг.

– Каков орел, а?! – задорно заметил Рыченков.

– Это уж точно. Седьмая ступень, двадцать восемь умений, да еще и свободного опыта изрядно. Дорофей Тарасович, не бывает такого молодняка.

– Бывает, коли с умом и не жадничать. Поди, слыхал, как я в позапрошлом году покуролесил?

– Слышал, конечно. А то как же.

– А то, что у меня на борту Проскурин обретался больше года?

– И о том острова слухами полнятся.

– А теперь сложи два и два и перестань удивляться.

– Кхм. Вот оно как. Стало быть, теперь не на шутку команду собираешь.

– Да хватит уж, сколько лет ерундой маялся. Пора бы уже и за ум браться.

– Как ваша фамилия, молодой человек?

– Москаленко-Измайлов Борис Николаевич.

– Ага. Еще и это. Нечасто у нас усыновляют, одаривая потомственным дворянством. И что мне с вами такими красивыми делать? – вздернул бровь директор.

– Принимать квалификационные экзамены, что же еще-то? Можешь даже валить, ей-богу, не в обиде буду, – хмыкнув, заметил Рыченков.

– Так в нем уверен? – вздернул бровь директор.

– Год одиночного плавания, школа Проскурина, моя и Носова. Да, я в нем уверен, – вынес свое заключение шкипер.

– Хорошо, коли так. Но экзамены все одно в середине июня.

– Это я ведаю. Но ты ведь в июне документы не примешь. Начнешь носом крутить.

– Дорофей Тарасович, ты это… Берега-то не теряй. Совесть – хорошая вещь вкупе с вежеством.

– Извини. Занесло, – признал шкипер.

– Ладно. Давай заявление.

Приняв бумагу, директор быстренько ознакомился с содержимым и, завизировав, вернул Рыченкову, отправив посетителей в канцелярию. Дело сделано. По поводу сдачи экзаменов Борис не волновался, так как был в себе полностью уверен. Ни один из слушателей классов с ним и рядом не стоял, в этом никаких сомнений. Да что там, глядишь, и кого из аттестованных офицеров за пояс заткнет.

А вот вынужденная задержка его уже начинала раздражать. И периодические прогулки на яхте до Яковенковска, а также выходы «Разбойника» для практического плавания не могли унять появившийся зуд. Хотелось дальних походов и настоящего простора, а не вот этого хождения на привязи. Да еще и на фоне притормозившего роста команды.

Со средствами у Измайлова проблем не было. Лицензии и налаженное производство исправно приносили солидную прибыль. Настолько, что получалось не просто содержать немалый штат, но еще и кое-что откладывать в кубышку. Всегда полезно иметь под рукой крупные оборотные средства.

Авантюра с Арцманом увенчалась успехом. И это если говорить скромно. Уже через год полмиллиона долларов превратились в полтора. Измайлов изъял из дела половину, оставив вторую банкиру. Теперь даже если предприятие прогорит, он внакладе не останется. Никаких сомнений, что Даниил заработал на его деньгах и заработает еще. Но Измайлова это устраивало.

Зато ни в коей мере не радовал наметившийся дефицит свободного опыта. Большая часть команды пробила потолок «Науки», и сейчас весь опыт подопечных уходил в рост ступеней. Как следствие, отсутствие избыточного опыта, который можно перевести в свободный и влить в необходимые умения. Тот избыток, что все же копился у унтеров, пока не получивших высшее образование, – сущие слезы. Оставалось либо покупать официально, с выплатой полагающихся налогов, что больно, либо браться за старое.

Помнится, у них неплохо получалось доить каперов, причем все были довольны. Так отчего бы и не повторить? Сомнительно, конечно, что это понравится старикам-разбойникам, но тут уж ничего не поделаешь. У Измайлова мало времени, и он не может строить планы на десятилетия вперед.

Родители Кати пока вроде бы не заводят речь о ее замужестве, но это ведь дело такое. Подвернется выгодная партия, и рассусоливать не будут. Так что нет у Бориса времени. Совсем нет…

– Дорофей Тарасович, мне показалось или директор морских классов и впрямь перед тобой робеет? – когда они оказались на улице, поинтересовался Борис.

– Ну а как ему не робеть, коли у меня юнгой начинал. От меня же получил толчок и дальше пошел. Оно ведь в кровь въедается так, что потом и не вытравишь. Вот и в нем осталось. Только если ты решил, что он тебе послабление сделает, сразу отбрось такие мысли. Выворачивать тебя станет основательно. Потому как дело свое знает туго и преподавателей подобрал под стать себе. А еще злость в нем сидит, что его от кораблей отставили и посадили в кресло директора. Дело полезное, но ему не по душе.

– Получается, завидует он своим ученикам? У них-то все еще впереди.

– Завидует. Да только поделать ничего не может. Этот век ему суждено провести в кресле директора. Таковы воля боярина и вассальный долг. Ничего. По возрождении отведет душу.

– Понятно. Дорофей Тарасович, я еще хочу заскочить к Турусову.

– О как! А чего же ты, шельма, раньше-то молчал? Я ить на «Новике» был до обеда. Сейчас на верфь к Горюнову собрался, глянуть, как дела с новым пароходом. А Якова мы с собой не прихватили.

Рыченков и Носов создали-таки свою пароходную компанию. И комплектовали ее судами типа «Карася», благо в нем сочетались все необходимые качества. К тому же помимо высокой скорости у него еще и мореходность куда лучше. Вот и строили такие суда на верфи, постепенно расширяя маршруты и удовлетворяя потребности пассажиропотока.

После случая с Просвирой о силовом варианте в конкуренции с ними уже никто не задумывался. Вольные капитаны либо становились на мостики пароходов стариков-разбойников, либо уходили в грузоперевозки, что также было востребованной услугой.

– Да ладно тебе. Мне что же, теперь в танке ездить? – отмахнулся Борис.

– При чем тут танк? – искренне удивился Рыченков, подразумевая емкость для жидкости.

– Ну, в смысле в блиндированном автомобиле.

– И где тут связь? – продолжал недоумевать старик.

– Нет связи. Оговорился я.

– Ладно. Но только без охраны – оно все одно неправильно.

– Да что со мной случится в Голубицке-то? Дорофей Тарасович, я уже говорил, не идет тебе из себя наседку изображать. Все, я пошел.

– Ты к Турусову домой или на верфь?

– Домой, – откинув крышку часов, ответил Измайлов.

– Вот и ладно. Я Якова туда вызову. И без разговоров мне! А то вот так оставишь тебя без догляду, и ты обязательно во что-нибудь вляпаешься. Талант у тебя такой.

Вообще-то Борису есть что возразить. Доводов эдак с воз и маленькую тележку. Но он все же предпочел промолчать. Что ни говори, а старики-разбойники о нем пекутся как о сыне. Хотя, вот ей-ей, лучше бы своими озаботились.

Их возраст теперь ровным счетом ничего не значит. У обоих высшее образование за плечами, о чем свидетельствуют дипломы Голубицкого университета. А значит, по возрождению в кармане. И с достатком теперь полный порядок. Но нет, держатся за него. Чему Борис, признаться, откровенно рад.

Глава 2

«Новик»

Инженер-кораблестроитель Турусов проживал в стороне от центра. Еще не рабочая окраина, но уже встречаются дома, пребывающие не в лучшем виде. И мостовая изобилует выбоинами, заделать которые у городских властей не доходят руки. Или все же не хватает пинка животворящего. Казна боярина Голубицкого не бедствует, так что средства всяко-разно имеются. Иное дело, что лень и некомпетентность свойственны не только прежнему миру Бориса, они вполне успешно процветают и здесь.

Измайлов ухмыльнулся и сделал себе зарубочку: написать в канцелярию боярина жалобу. Ему как-то без разницы, он с местными чиновниками отношения испортить не боится. А анонимки тут не рассматривают, сразу отправляют в урну. Если только в полицейской управе или жандармском отделении читают, но это уже совсем другое.

Вошел в подъезд обшарпанного трехэтажного дома. Поднялся на второй этаж и, остановившись у нужной двери, провернул механический звонок. На зов явилась домработница – эдакая молодуха с приветливым лицом и пышными формами. Про таких говорят: кровь с молоком.

Сам-то инженер среднего росточка и сложения, с коротко стриженными и редкими русыми волосами. Взгляду не за что зацепиться. Но прислугу себе подобрал такую… Все при ней, как говорится. Угу. Тот еще шалунишка. Живет-то один. Закоренелый холостяк, в общении с женским полом робеет. А тут оно как-то само сложилось. Да и бабе какой-никакой приработок. Поди, одна троих тянет. Ну не удержался Измайлов. Выяснил.

– Здравствуй, Анюта.

– Здравия вам, Борис Николаевич.

– Хозяин-то дома? – поинтересовался он у женщины.

– Отдыхают после обеда. Да вы не беспокойтесь, ему уж вставать пора, на службу возвращаться. Проходите, я пока полдничать соберу.

Рабочий день на верфи длится двенадцать часов, но это у рабочих и постоянно присматривающих за ними мастеров. Инженеры же белая кость. Им положен обеденный перерыв в три часа. До завода не так уж и далеко, так что полтора часа на послеобеденный сон Турусов наверняка урвать успевал.

– Здравия вам, Борис Николаевич. Какими судьбами? – выходя в столовую и запахивая халат, поинтересовался инженер.

– Здравствуйте, Сильвестр Петрович. Да вот, оказался в городе, решил вас навестить. Заодно поинтересоваться, как у вас обстоят дела с катером.

– А «Новик» вас, стало быть, не интересует?

– С «Новиком» все понятно. И ничего нового вы мне не поведаете. Тем более что до обеда общались с Дорофеем Тарасовичем.

– Да, это так. Был он на заводе.

Минный крейсер они начали строить в октябре прошлого года. Имелся, конечно, риск, что проект может превратиться в долгострой из-за нехватки средств. Тем более средняя цена за тонну водоизмещения должна была подрасти процентов на тридцать, что для проекта, включающего в себя слишком много нетипичного, вполне нормально. Но и строить типовой корабль Измайлов не собирался.

Все началось совершенно случайно. Как-то по возвращении Бориса Дорофей Тарасович за чашкой чая упомянул о местном инженере с судостроительного завода. Мол, есть чудак, носится со своим проектом минного крейсера. Только пока никого не заинтересовал.

Измайлов спросил, в чем чудачество. Рыченков наскоро набросал рисунок с высоким полубаком, что должно было обеспечить приемлемую мореходность. Артиллерия расположена по линейно-возвышенной схеме. Поворотный двухтрубный и курсовой однотрубный торпедные аппараты. Обозвал подобный подход глупостью и вновь взялся за чашку с чаем.

Ну, для местных, может, это и глупость, вот только не для Бориса. Уж он-то точно знал, что подобное расположение артиллерии впоследствии будет классическим. Как оно там с математическими расчетами и материалами, бог весть. Но в этом что-то было. И он поспешил встретиться с инженером, у которого и впрямь имелся готовый проект.

Потом был мозговой штурм с привлечением Проскурина. Вертели чертежи и расчеты так и эдак. Едва ли не просвечивали через рентген. В результате въедливая комиссия пришла к выводу, что рациональное зерно в этом все же есть. А ее председатель и главный кошелек, то есть Измайлов, принял решение – минному крейсеру быть!

Понравился Борису этот корабль, который он решил назвать «Новиком». До дрожи в коленях понравился. А еще – нефтяное отопление котлов, что значительно сокращает потребность в личном составе. Кстати, котлы водотрубные, германская новинка, которую отличали компактность и высокая производительность. Единственное, Измайлов настоял на пересмотре артиллерийского вооружения.

Изначальное предусматривало установку на палубе двух семидесятипятимиллиметровых пушек Канэ. Выше их, на надстройках, – две шестидесятитрехмиллиметровых Дубинина. По бортам – четыре сорокасемимиллиметровых «Гочкиса». На крыльях ходового мостика – две тридцатисемимиллиметровых револьверных пушки.

Измайлов потребовал заменить пушки Дубинина на семидесятипятимиллиметровые Канэ. Конечно, надстройки нужно будет укрепить, но это нестрашно. Над нижними орудиями – козырек, чтобы иметь возможность стрелять поверх них. При существующем подходе подобное ведение огня попросту не предусматривалось. Ну и конечно же орудийные щиты, которые на военных кораблях отчего-то презирались.

Всех «Гочкисов» долой, чтобы глаза его их не видели! На крыльях мостика устанавливаются два «Гатлинга». Двухтрубный торпедный аппарат выносится на корму. В пространстве между трубой дымохода и бизань-мачтой должен был уместиться минный катер в стальном корпусе.

И опять скрестились клинки. Каждый отстаивал свое мнение. Рыченков твердил, что Измайлов ничегошеньки не понимает в колбасных обрезках. Турусов утверждал, что подобные переделки и размещение минного катера серьезно увеличат водоизмещение корабля, и оно превысит семьсот тонн.

В ответ Борис обозначил неизменность своей позиции, после чего предложил присутствующим лучше подумать, как добиться должного результата, а не убеждать его в невозможности. Начали думать. В особенности Турусов, который вдруг поверил, что его детище всего лишь в шаге от воплощения в металле. Тем более на заводе как раз освобождался один из стапелей.

В ноябре киль будущего минного крейсера был заложен. В начале января над «Новиком» нависла угроза долгостроя. Деньги таяли с невероятной быстротой. Пополнения от лицензий и производства попросту не успевали за расходами. Старики-разбойники все свои средства вложили в пароходную компанию. Елизавета Петровна свободными средствами не располагала и лично помочь приемному сыну не могла.

Борис уже трижды пожалел о своем решении вложиться в гражданскую войну в Бразилии. Ситуация складывалась аховая. Он уже был готов выставить на продажу артефакты, благо в его команде имелось целых трое артефакторов. Вот только при таких задумках этих приборов им и самим не хватало. И изготавливать их быстро не получается.

Но тут на Бориса вдруг пролился золотой дождь от банкира Арцмана. На ходе строительства минного крейсера эти перипетии никак не сказались. Разве только пара миллиардов нервных клеток Измайлова приказала долго жить. Но это такие мелочи…

– Ну так что там с минным катером? – вновь вернулся к насущному Борис.

Идея принадлежала ему. Как, впрочем, и разработка с расчетами. Спасибо Проскурину за хорошую науку и Системе за столь ощутимый рост Интеллекта. Имея общее представление о форме и конечном результате, Борис сумел облечь это в расчеты, выкладки и чертежи. На выходе получился проект минного катера на подводных крыльях.

Конечно, имелись сомнения относительно того, что паровая машина сумеет справиться с поставленной задачей. Насколько знал Измайлов, в его мире такие суда работали только на двигателях внутреннего сгорания. Хотя испанская модель умудрялась разгонять суденышко до скорости в двадцать один узел, чего должно было хватить для выхода на крыло.

Турусов с радостью взялся воплотить эту задумку в металле. Ну что тут сказать? Энтузиаст-новатор, получивший щедрое финансирование. Да он был готов трудиться денно и нощно! Впрочем, на его распорядке дня это никоим образом не сказалось. Послеобеденный сон и полдник, как полагается.

Правда, это скорее говорило в пользу инженера, чем против него. Значит, он умеет планировать свое рабочее время, а не несется вперед скачками в авральном режиме. Разумеется, это справедливо при наличии результатов. Но они ведь были.

– С катером все в полном порядке. Сегодня прошел ходовые испытания без крыльев. На воде чувствует себя хорошо, развивает максимальную скорость до штатного двадцати одного узла. То есть наша надежда на новую форму винта полностью оправдалась, и, несмотря на утяжеление судна, машины разгоняют его до заданных параметров в деревянном корпусе.

– Но ведь подразумевается, что установка крыльев не займет много времени, – тут же сделал стойку Борис.

Делать свое изобретение достоянием человечества Борис не собирался. Во всяком случае пока. Обойдется как-нибудь без всеобщего признания и славы. А потому и крылья они с Турусовым проектировали как съемные.

– Все верно. Но я хотел детально осмотреть катер после первого выхода в море, а к испытаниям самих крыльев перейти уже завтра. Однако если вы настаиваете…

– А как вы думаете, я буду настаивать или нет? – хмыкнул Борис.

– Пополдничаете со мной? – делая жест в сторону обеденного стола, поинтересовался инженер.

Заботливая Анна уже выставила на него крынку с молоком и корзиночку одуряюще пахнущей выпечки. Борис очень хотел немедленно приступить к испытаниям новинки, но выпечку он любил настолько, что у него даже мысли не возникло сражаться со своими вкусовыми рецепторами…

– Бо-оже, Яша, – не выдержал Борис и засмеялся в голос.

А как тут удержаться. Едва вышли из подъезда, как столкнулись с эдаким варнаком, который держит в руках тонкий поводок, тянущийся к мирно сидящему у его ноги песику. Разбойному виду Ганина куда больше подошел бы какой-нибудь лохматый кавказец, а не этот милашка.

– Все бы тебе посмеиваться, Борис Николаевич. А меж тем этот изувер ни в какую не желает оставаться один. Уж как его ни уговаривали! Прилип, как банный лист, и знай скандалит, – по обыкновению обращаясь по имени-отчеству, но на «ты», со вздохом доложил Яков.

– Сам виноват. Твой ведь подарочек, – забирая у него поводок, хмыкнул Борис.

– Так ить мне-то откуда было знать, что ты его так избалуешь, – развел руками Ганин.

– Ну, милай, на борту маленькой яхты мне его как-то было не с руки приучать к одиночеству.

До завода дошли быстро. Турусов предложил было обождать в конторке, пока он с рабочими приладит крылья, но Измайлов пожелал присоединиться. Ему хотелось лично наблюдать за всем процессом, хотя там ничего особенного и не было. Всего-то приладят крылья да затянут болты крепления стоек к закладным на корпусе.

Никто конечно же не расхаживал с транспарантами, возвещающими о том, что на заводе строится опытный образец на подводных крыльях, но и особой тайны из этого тоже не делали. Время такое. Научно-технический прогресс ежегодно рождал сотни, если не тысячи идей в самых разных областях. И зачастую они соревновались между собой в абсурдности.

Так что очередное чудачество не могло привлечь к себе сколь-нибудь пристального внимания. Иное дело, когда новинка докажет свою эффективность, причем не единожды. Потому как один раз – это случайность, два – совпадение, три – закономерность.

Не прошло и часа, как суденышко спустили на воду в заводской акватории. За ее пределы выходили, выдерживая не более десяти узлов. Крылья себя никак не проявляли. Согласно выкладкам и расчетам этой скорости явно недостаточно для того, чтобы катер встал на крыло.

Зато когда они вышли на чистую воду и Борис увеличил обороты, катер плавно и бодро поднялся над водой и понесся по прямой, как стрела. Все повторилось один в один, как с моделью в бассейне.

– Ох, ничего себе! – восхищенно выдал Яков.

– Да не говори! – радостно прокричал Борис.

– Т-тяв! – явно обеспокоенно выдал Шанти, вжавшись в угол кокпита.

Небольшая волна все же присутствовала и ритмично ударяла по корпусу, что никоим образом не способствовало душевному равновесию песика.

– Ну извини, дружище. Сам виноват. Что там у нас, Сильвестр Петрович?

– Сорок три узла, – сообщил инженер, наблюдавший за показаниями лага.

– Впечатляет.

– Согласен. Но это неполная загрузка. Вы ведь еще и щиты установить хотите.

– Кстати, когда планируете перейти к полноценным испытаниям?

– Экий вы быстрый! Мы сейчас рассекаем спокойную воду, и то чувствуются удары волн. Нужно смотреть, как поведут себя корпус и крылья, не полезут ли заклепки, и только после этого его можно будет начинать нагружать. Надеюсь, что к окончанию ходовых испытаний «Новика» управимся и с катером.

– То есть к сентябрю? – с нескрываемым разочарованием поинтересовался Борис.

– И это в лучшем случае. Если нам будут сопутствовать успех и, чего уж там, удача. Кстати, при такой скорости я не стал бы атаковать противника посредством минометного аппарата. Сорок и даже пятьдесят метров – это ни о чем. Вы попросту не успеете отвернуть и неминуемо столкнетесь с вражеским судном.

– Значит, нужна торпеда.

– Как вы сказали? – удивился инженер.

– Торпеда. Самодвижущаяся мина, – пояснил Измайлов.

– А, вот вы о чем. Да, вполне подходит. Самодвижущаяся мина сняла бы эту проблему. Только она слишком тяжелая, и результативность ее не впечатляет.

– Ну так атаковать с дистанции в сто, полтораста метров. Тогда места для разворота вполне достанет. И от взрыва уберечься получится.

– Удивляюсь я вам! Как вы, моряк, можете позволять себе такие вольности! Не боитесь, что господа офицеры не поймут вашего пренебрежения к морским мерам?

– А при них я начинаю маяться дурью и поминать кабельтовы. Хотя видит бог, это до крайности неудобно. Как, впрочем, и наши сажени.

В общей сложности они провели в море час. За это время выработали четверть топливного бака. При полной загрузке расход, конечно, будет больше. По расчетам Турусова, запас хода без дополнительного бака составит порядка трехсот морских миль экономичным ходом и около ста двадцати – полным. Порадовали германские котлы.

Борис решил, что патриотизм – штука, конечно, хорошая, но в угоду ему отказываться от изделий лучшего качества не собирался. Вот паровые машины тройного расширения на «Новике» российские, потому что на сегодняшний день в своем классе лучшие. И это общепризнанный факт. Их производят в Тверском княжестве.

– Ну и как твоя игрушка? – когда они собрались в трактире, дабы отметить совершеннолетие Измайлова, поинтересовался Рыченков.

– Сорок три узла, – со значением покачав пальцем, произнес Борис.

– Да не может быть! – наигранно восхитился шкипер. – И что, когда ты его нагрузишь, так же весело побежит?

– Вот зря ты так-то, Дорофей Тарасович. Помнится, кто-то сомневался, что из этого вообще хоть что-то получится, – расстилая на коленях салфетку, возразил Борис. – А он побежал. Причем, как я и предсказывал, поднялся над водой. Только волна в днище бьет. Но это некритично. В спокойную воду вообще как на салазках понесется. А то, что сейчас легкий… Ну, потеряет узла три, не больше, так и что с того? Скорость – вдвое выше, чем у самых быстрых катеров.

– Не обращай внимания на Дорофея. Это он завидует так, – отмахнулся Носов.

– Зависть, Дорофей Тарасович, – это грех. Добрый вечер, – усаживаясь за стол, приветствовал присутствующих Григорий.

– Еще одно недоразумение, йакорь тебе в седалище. Загубил детальку? Иль все же доточил как положено? – хмыкнул Рыченков.

– Да ла-адно, Дорофей Тарасович. Все бы тебе выдумывать! А четверную компактную «Аптечку» не желаешь? – подбоченившись, выдал Травкин.

– Бахвалишься, – отмахнулся шкипер.

– А как насчет очередного «Защитника»? Правда, одинарный, но ведь артефакт, – подняв палец, оповестил Григорий.

– И кто так сподобился? – вздернул бровь Рыченков.

– Тимур. Толковый артефактор получился.

Вообще-то небывальщина, чтобы этот старый ворчун позволял к себе подобное обращение. Но так уж вышло, что их четверка являлась костяком команды. Был еще Проскурин, но он сейчас окончательно бросил якорь на Голубицком.

К слову, Борис приглашал его на их скромное мероприятие вместе с Капитолиной Сергеевной, но женщина ни в какую не желала признавать себя ровней своему избраннику. Ни за стол, так, чтобы с посторонними, ни замуж. Измайлов уже голову сломал, думая над тем, как помочь влюбленным.

Меж тем застолье набирало обороты. Подтянулись художник Ершов, преподаватели и по совместительству магистры Голубицкого университета Лаврентьев и Соболев. И поди пойми, чего тут для Измайлова больше: радости от наконец-то обретенного совершеннолетия или удовлетворения от того, что строительство корабля проходит гладко, без сучка без задоринки. Кто сказал, что только у Бориса свербит? Вся команда ждет не дождется, когда останется за кормой родной берег, чтобы посмотреть в глаза неизвестности.

Глава 3

Нежданно-негаданно

– На сегодня все, Мария Платоновна, – отойдя на три шага от мольберта и обтирая ветошью кисть, произнес Борис.

– Уже? – удивилась боярыня. – Сегодня это заняло совсем немного времени.

Она поднялась с резного стула с мягкой обивкой и, обойдя мольберт, взглянула на свое изображение. Благодаря давней подруге Москаленко она хорошо разбиралась в живописи, а потому могла оценить не только сходство и красоту, но и технику. То, что Яковенкова видела сейчас, вызывало у нее чувство удовлетворения.

– Ничего удивительного, работа близится к завершению. Теперь основное время уходит на высыхание красок. В принципе, на этом этапе я могу обойтись и без вашего присутствия. Пары дней, я думаю, мне будет достаточно, – ответил Борис.

– Но вы не уверены? – уточнила она.

– Как я могу быть уверен? – пожал он плечами. – Холст – как живое существо, у него своя душа, характер, настроение, капризы. Пару лет назад я мог бы с точностью до часа сказать, когда закончу картину, потому что писал механически и в пренебрежительной манере. Пока мне доступно не разъяснили, что это тупик, и если я желаю развиваться, то должен выбрать другой путь.

– Да, Елизавета Петровна рассказывала мне об этом. Она живо интересуется вашими работами и этапами развития, – с нескрываемой иронией произнесла боярыня.

Матушка, стало быть. Ох уж ему эта Елизавета Петровна! Могла бы придержать язык за зубами. Впрочем, не глупа, понимает, что делает, и в Борисе вроде как заинтересована. Она и не пытается скрывать своих далеко идущих планов в отношении его. Князь, не меньше. Ага. Всем-то от него что-то нужно. Словом, в этом плане ей можно довериться.

Борис посмотрел на Марию Платоновну. Нет, негатива по отношению к сказанному она не испытывает. Разве только в ее облике угадывается любопытство. Эдак глядит на него, водя пальчиком по ожерелью из крупного жемчуга.

Это его подарок, который в этом мире все еще является дорогим и статусным украшением. Впрочем, особая ценность вот этого ожерелья в том, что жемчуг для него был добыт лично Измайловым. И без разницы, что Борис использует некий аппарат для дыхания под водой. Любой мало-мальски интересующийся вопросом знает, что для получения подобного улова нужно вскрыть чертову уйму моллюсков.

Само принятие подарка боярыней уже говорило о многом. А уж то, что она пожелала быть запечатленной в ожерелье на парадном портрете, так и вовсе свидетельствовало об особом расположении. И чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу.

Вообще-то все затевалось из-за Кати, но, как выяснилось, делать подобные подарки незамужней девушке могли только родители или жених. И никак иначе. Борис же таковым не являлся. Пришлось изделия из самых отборных жемчужин отложить в сторону до лучших времен, в которые он верил.

Н-да. И будь он проклят, если это будущее не под ударом! Если бы на его месте оказался и впрямь молодой человек восемнадцати годочков, то он, быть может, и не заметил бы этого. Но за плечами Бориса жизненный опыт, а потому он не мог не понять заинтересованности боярыни и того, что она ненавязчиво с ним заигрывает.

Иное дело, чем это вызвано. То ли она в самом деле желает завести ни к чему не обязывающую интрижку, чем никого не удивить, главное не переступать незримую грань допустимого, то ли решила проверить, насколько сильны чувства Измайлова к ее дочери. Вот только Борис не собирался играть заведомо проигрышную партию и решил изображать полное непонимание.

Дверь отворилась, и в комнату, отведенную под художественную мастерскую, вошел боярин Яковенков. Крепыш среднего роста с волевым лицом, проседью на висках и челке, затянутый в черный адмиральский мундир.

Кстати, получить таковое звание благодаря одному лишь положению невозможно. Его можно только выслужить. А потому подавляющее большинство бояр щеголяет в мундирах каперангов. И ситуация, когда боярской эскадрой командует вассал в адмиральском звании, не является чем-то из ряда вон выходящим. Причем не только в России. Хватает у сюзерена забот и помимо флота.

– Уже закончили? – видя супругу не на стуле, а подле мольберта, поинтересовался боярин.

– На сегодня – да, ваше превосходительство. А вскоре работа и вовсе будет завершена, – уведомил Борис.

– А что вы скажете, если я все же пожелаю написать свой портрет?

Борис сказал бы, все, что он думает о вице-адмирале. Нельзя было сразу присоединиться к супруге? Сейчас оба портрета уже были бы на выходе. Теперь же придется опять задерживаться на Яковенковском, в то время как заботы призывают его на Голубицкий.

Он конечно же рад возможности общения с Катей. Однако ввиду ее крайней загруженности в институте благородных девиц видеться они все одно могут лишь по воскресеньям. Да и то не весь день, а только малую его часть, так как единственный выходной нужно посвятить еще и родителям.

– Скажу, что почту это за честь, ваше превосходительство, – с долженствующим поклоном ответил Борис.

А что еще он мог сказать? Нет, не будь Георгий Иванович отцом Кати – и получил бы ответ в духе: «Я непременно изыщу для этого возможность в самое ближайшее время». Ну а там уж по обстоятельствам. Однако с ним он так поступить не мог.

Опять же, лишняя возможность пообщаться с возможными тестем и тещей не помешает. Во всяком случае, Измайлов надеялся на будущее родство. Неплохой шанс им понравиться. С Марией Платоновной вроде бы контакт наладился. Впрочем, тут нужно еще как-то вырулить, чтобы без последствий. А то обиженная женщина – та еще мина замедленного действия.

– Слухами земля полнится, Борис Николаевич, что на Голубицком заводе вы строите минный крейсер, – произнес боярин.

– Так и есть, ваше превосходительство.

– И отчего же тайком?

– Простите, но я как-то не подумал, что должен расхаживать по улицам с плакатом, возвещающим об этом, – с самым виноватым видом произнес Борис.

– Каков наглец, а, Машенька! – восхищенно хмыкнув, воскликнул Яковенков.

– Не уверена, что тут имеет место дерзость, – пожав плечами, решила заступиться за молодого человека боярыня. – Борис Николаевич ни разу еще не был замечен в бахвальстве. Даже лавры на службе испанской короне целиком уступил своему наставнику Рыченкову.

– Вот так вот, молодой человек. Цените. Мария Платоновна далеко не за каждого готова вступиться.

– Ваш покорный слуга, – несколько нейтрально ответил Борис, и поди пойми, чей именно: ее, его или обоих сразу.

– Хитер, а, Машенька? – хмыкнул вице-адмирал. – Так отчего же постройку заказали не на моей верфи?

А вот теперь в голосе присутствует толика ревности. Оно и понятно. Потомственное дворянство Борис получил из рук Георгия Ивановича. Приемная мать Измайлова – вассал Яковенкова. Ну и вообще… Пусть о том никто и не говорит. Не то чтобы судостроительный завод боярина испытывал трудности с заказами. Вовсе нет. Н-но-о… Понятно, в общем.

– Меня заинтересовал проект инженера-кораблестроителя Турусова, а он служит как раз на Голубицком заводе.

– Что-то новаторское? – тут же оживился Георгий Иванович.

Борис подтвердил его догадку и начал рассказывать о «Новике». Боярыня вскоре оставила мужчин, а те вошли в раж. Яковенков сыпал вопросами как из рога изобилия. Не забыл указать на несуразность расположения орудий и отсутствие противоминного вооружения. Вроде бы и сами пушки относятся к малому калибру, но для стрельбы по тем же минным катерам уже не так оборотисты, а в малой эффективности «Гатлингов» Борис и сам успел убедиться.

Тем более линейно-возвышенная схема не давала никаких преимуществ. Зато из-за надстроек придется поднять повыше и рубку. Как следствие, проекция корабля увеличивается. Соответственно вырастал и тоннаж, что никак не согласовывалось с основной боевой задачей минного крейсера: борьбой с миноносками и минными катерами противника, а также атакой крупных кораблей своим минным вооружением.

Оптимальное водоизмещение этих кораблей должно было составлять не более шестисот тонн. Тут же явно больше семисот, даже ближе к восьмистам. Борис это подтвердил, но все же настаивал на своей правоте.

– Н-да. Ну что я могу сказать… Коль уж вы так уверены, то желаю удачи. Только непонятно, отчего именно минный крейсер?

– Скорость, огневая мощь, запас хода в полторы тысячи морских миль.

– Мазут – специфичное топливо, которое имеется далеко не везде.

– Это единственный недостаток.

– Но существенный.

– Я бы не сказал. Если озаботиться достаточными его запасами, в остальном – сплошные плюсы. Одно лишь отсутствие дымного шлейфа днем и факелов при полном ходе ночью чего стоит.

– Допустим. Но огневая мощь… – с сомнением покачал головой боярин.

– Новые пироксилиновые снаряды, – пожал плечами Борис.

Производство взрывчатки началось в тот же год, как только он передал права на метод осушения. Кстати, Россия торгует взрывчаткой свободно, в том числе и на гражданском рынке. А вот факт изготовления тротила находится под строжайшим секретом. Снаряды, поступающие на вооружение русского флота, снаряжаются тринитротолуолом, но проходят как начиненные пироксилином.

– Эка. Да вы не мелочитесь, Борис Николаевич! Двадцать два рублика за снаряд. Дорогое удовольствие даже при ваших доходах, не находите?

– Все зависит от преследуемых целей. Меня в меньшей степени интересует финансовая сторона. Уже сейчас я не испытываю трудностей в деньгах. Со временем дела только улучшатся. Вы слышали о моем новом изобретении, асфальтобетоне?

– Мне говорил об этом ваш сводный брат, Федор Алексеевич. Он вроде бы даже строит асфальтовый завод.

При всем том, что в этом мире широко используют нефтепродукты, и битум в том числе, асфальта тут не знали. Правда, Борис об этом понятия не имел.

Когда старики-разбойники начали возводить первый морской вокзал своей пароходной компании, они собирались облагородить дорожки и площадку перед причалом бетонной тротуарной плиткой. Измайлов предложил им более дешевый способ. И каково же было его удивление, когда он получил два очка надбавок и целую гору опыта!

– Асфальтобетон годится для покрытия дворов, площадей, тротуаров, улиц и дорог. Он настолько практичен, дешев и технологичен, что его производство из года в год будет только расти. Ну и мне скромный один процент от производимого объема. В перспективе это огромные средства. Мой поверенный уже занимается рекламной акцией.

– Значит, цель постройки минного крейсера не деньги. А что, если не секрет?

– Для начала, сразу по завершении постройки «Новика» я поступлю в Добровольный флот.

– Ага. То есть к кому-либо из бояр на службу вы не желаете?

– Не желаю.

– А что дальше?

– Я уже собираю свою команду. По ходу каперства получится обзавестись дополнительным опытом на ее развитие. А там… Россия велика. Необитаемых островов и даже архипелагов у нас хватает.

– Даже та-ак, – протянул Яковенков.

– Плох тот матрос, который не мечтает стать адмиралом. И я не сижу на месте.

– Согласен, Борис Николаевич. Только вы забываете одну маленькую деталь. Государь не жалует каперов. Ему претит мысль о пиратстве, даже узаконенном.

– Я это помню, ваше превосходительство.

– Ну что же, позвольте тогда пожелать вам успехов.

– Благодарю.

– Но, надеюсь, в ваших амбициозных планах найдется местечко для написания портрета моей скромной персоны?

– Разумеется. Могу приступить прямо сейчас. Я ведь изначально готовил к работе два холста. Так что основа уже имеется. И если у вас есть время…

– Н-да. Ну что же, назвался груздем… Мне устроиться на стуле моей жены?

– Если хотите быть изображенным стоя…

– Только не с моим ростом. Я понимаю, что все в руках мастера, но хотелось бы получить портрет без прикрас.

– Тогда рабочий стол?

– Да, пожалуй.

– Значит, садитесь сюда.

Борис указал на другой стул у небольшого столика. Вице-адмирал посмотрел на него с сомнением, явно давая понять, что этот антураж никак не тянет на его рабочее место.

– Просто доверьтесь мне, – повторяя приглашающий жест, произнес Измайлов.

Сменив на мольберте холст, он быстро сделал набросок. Благо бывал в рабочем кабинете боярина и прекрасно помнил планировку и обстановку. Для детальной прорисовки можно будет переместиться туда и попозже, когда закончит работать над портретом Марии Платоновны. Постоянно таскать мольберт с места на место – дурная затея.

По окончании прорисовки наброска взялся за краски. Начало работы. Сейчас мазки ложились один за другим, быстро заполняя полотно. Уже через пару часов был нанесен первый слой и обозначились общие контуры картины.

– А говорил, что сегодня быстро, – укоризненным тоном встретил Бориса поджидавший на улице Яков.

– Ну извини, дружище. Так вышло. Боярин тоже захотел портрет. Но в этом есть и свои плюсы.

– Это какие?

– Шанти был со мной и не помешал тебе навестить пивную.

– Тяв! – встав на задние лапки и опершись передними на ногу моряка, возвестил о своем присутствии песик.

– Вот откуда ты свалился на мою голову!

– Яков, ты ничего не путаешь? – хмыкнул Борис.

– Да вот уже как жалею о своем подарке, – проведя по горлу ребром ладони, сокрушенно произнес Ганин.

– Но-но. Я бы попросил. Отличная была идея. Пошли уж.

– И куда?

– Как куда? В трактир, конечно.

– А чего же тебя не пригласили отобедать?

– Пригласили. Только я ведь помню, что мой верный Санчо Панса голодный стережет подходы к резиденции боярина, выискивая коварных врагов.

– А попроще?

– Яков, читай книги, расширяй кругозор. Или ты от голода плохо соображаешь?

– Может, и от голода, – не стал спорить телохранитель.

Трактир нашелся неподалеку. Так как центр рядом, заведение респектабельное, которое не зазорно посетить и благородной публике. Кстати, таковых тут предостаточно, что легко угадывается по костюмам европейского кроя. Борис остановился, чтобы отдать в гардероб шляпу и трость. Положение обязывает.

– Тяв! – Жалобно тявкнув, Шанти поспешил спрятаться за ногами хозяина.

Борис даже опешил от подобной наглости. Какой-то неизвестный господин, явно трезвый и при памяти, вдруг пнул песика, нечаянно оказавшегося у него на пути. Обойти шпица или остановиться, чтобы дать ему самому отвернуть в сторону, – никаких проблем. И зазорного в том ничего нет.

Скажи кто Борису еще полтора года назад, что он из-за какой-то собачонки… Вот только Шанти не какой-то. Он друг, не давший ему сойти с ума от одиночества, деливший с ним все тяготы одиночного плавания. Очень может быть, что у Измайлова на этом фоне малость протекла крыша, но…

– Сударь, придержите свои ноги, пока вам их не вырвали, – подхватив Шанти, бросил Борис.

– Что? – презрительно вздернул бровь незнакомец.

Судя по костюму, вальяжной манере держаться и жестам, дворянин, имеющий за плечами соответствующую светскую школу. По правильному московскому выговору угадывается обладатель третьего уровня «Лингвистики». Впрочем, за русского его можно принять только с пьяных глаз. Смуглая кожа и характерные черты лица выдавали в нем представителя южных краев.

– Яша, подержи Шанти.

Передав собачку, Борис одарил задиру самой приветливой улыбкой, на какую только был способен, после чего врезал от всей широкой души. Тот не ожидал ничего подобного, а потому отлетел в сторону, лихо взбрыкнув ногами, под изумленные вздохи и восклицания присутствующих.

Измайлов вдруг понял, что слова тут попросту бесполезны. Не поможет и охрана, будь ее тут хоть батальон. Если кто-то решит спровоцировать вас на дуэль, то так или иначе, но он своего добьется. Тем более если это профессиональный бретер, каковой и угадывался в незнакомце.

Не сказать, что Борис проникся дворянским духом настолько, что, отстаивая свою честь, был готов встать к барьеру. Но тут есть два обстоятельства. Первое: если откажется драться, то ему не видать Кати как своих ушей. И второе: хочет он того или нет, но тут сословное общество. Поведет себя как трус, в понимании местных, и никакая Харизма не сможет обелить его в глазах своих же соратников.

А раз хуже уже не будет и поединка не избежать, так отчего бы тогда не получить от этого удовольствие? Ну вот мало ему забрать у этого придурка жизнь. И, судя по всему, весьма удачливого или умелого. Борис видел его Суть. Восьмая ступень и в запасе – неизрасходованное возрождение.

– Я дворянин португальской короны и требую удовлетворения, – даже не придя до конца в себя, произнес неизвестный.

– Будет вам удовлетворение, сударь, – хмыкнув, пообещал Борис. – Но если изволите хамить, задевать моего шпица или товарищей, я перед тем вам еще раз набью морду. А пока… Потомственный дворянин Российского царства Москаленко-Измайлов Борис Николаевич к вашим услугам.

– Барон Орнелас.

– Ну вот и познакомились. Ваши секунданты найдут меня в гостинице «Таврическая». Честь имею. Яша, ну ты чего замер? Идем. Есть хочется.

– Борис Николаевич, а за каким чертом я тебе сдался, если все так-то?

– Ты, дружище, от других напастей. А с этой я уж как-нибудь сам разберусь. Ох ты ж! Яша, иди вон за тот столик и закажи половому что пожелаешь. Я на минутку.

Вот уж кого не ожидал тут увидеть. Нет, как только завертелось с этим представителем южных широт, нечто подобное подспудно в голове возникло. Но чтобы вот так… Не ожида-ал.

– Сеньорита да Мота, – подойдя к столику, за которым сидела молодая аристократка, кивком изобразил поклон Борис.

– Сеньор Зотов. Или все же Москаленко-Измайлов? – с самой радушной улыбкой произнесла она, указывая на стул напротив себя.

– Без разницы, – присаживаясь за стол, отмахнулся Борис. – На тот момент ваш брат все одно не мог вызвать меня на дуэль.

– Но потом… – многозначительно произнесла она и осеклась.

– И потом – тоже. Вы забываете, сеньорита Фелисия, что стреляли в меня, так что ни о каком праве чести не может быть и речи. Поэтому я мог себе позволить не раскрывать своего инкогнито. Но не будем об этом. К чему такие сложности? – кивая на присевшего рядом с ней барона Орнеласа, недоумевающе поинтересовался Борис.

– Что бы вы там себе ни решили, я представительница древнего дворянского рода, а потому не опущусь до удара из-за угла.

– Повторяю: вы сами разрешили ситуацию с вашим братом, стреляя мне в спину.

Говорили они негромко, а потому разобрать, о чем именно, присутствующим было проблематично. Измайлову не нужно особо стараться, чтобы не устраивать всеобщего представления. Хватит уже. Повеселились. Да и сейчас сидят перешептываются.

– Тогдашнюю ситуацию можно квалифицировать как боевое столкновение, где все средства хороши.

– Если это была боевая обстановка, то с чего ваш братец вдруг решил, что я оскорбил его?

– Сначала вы повели себя недостойно дворянина, отказавшись нам помочь. Потом начали распускать руки. Впрочем, теперь я знаю, что иначе вы попросту не умеете, – презрительно бросила она, явно намекая на происхождение.

Разговаривать тут бесполезно, выдвигать какие-либо доводы – тоже. Фелисия попросту не готова к конструктивной беседе. Перед ней ведь, по ее мнению, быдло, которое по недоразумению вдруг обрело дворянство.

– Последний вопрос. Мистера Арцмана вы также решили покарать?

– Он, конечно, такой же выскочка, как и вы, однако к нему у меня нет претензий, потому как он вышел к барьеру. Просто моему брату не повезло. И потом, в ту памятную ночь не он правил бал, а тот, кого он ошибочно считал имеющим право принимать решения.

– А как вы смогли подстеречь меня именно в этом трактире?

– Всего лишь случайность, которой мы воспользовались, – откровенно ответила она.

– Я так понимаю, что завтра вы будете присутствовать на поединке, дабы лично лицезреть мою гибель?

– Всего лишь потерю одного из возрождений. Что бы вы там для себя ни решили, я не убийца и не монстр.

– Ну-ну. В таком случае – до завтра.

Борис поднялся из-за стола, обозначил коротким кивком поклон и направился к Якову. Что-то у него не на шутку разыгрался аппетит. Он сейчас быка готов съесть.

Глава 4

Поединок

По поводу предстоящей дуэли Борис не переживал. Вернее, почти не переживал. Полторы секунды неуязвимости – это слишком малый срок, чтобы активировать дар принудительно. Запоздает выстрел, и можно будет неприятно удивиться. В пассивном же режиме дар сработает, только если будет непосредственная угроза жизни.

То есть, если пуля прилетит в плечо или ногу, то «Неуязвимость» не разрядится. Уж какие только варианты Борис не пробовал, изучил все основательно. А значит, будет больно. Причем долго. Потому что лечиться можно только методами традиционной медицины. И никаких артефактов.

Жульничество? Есть такое дело. Но Измайлов не терзался угрызениями совести. С чего бы? И перед кем? По сути, его решили убить, завуалировав это под поединок. Тоже на честность откровенно не тянет. Не добьется успеха один бретер, найдется другой. Явление распространенное. Дворянская честь? Три ха-ха! За ярким и красочным фасадом прячется такое вонючее дерьмо, что проблюется бомж в пятом поколении.

Кстати, о даре он поведал только самым близким: Проскурину, Рыченкову и Носову. Даже Григорий оставался в неведении. Дело не в том, что Борис не доверял ему, просто Травкин был убежденным социалистом. Мало ли в какую сторону его еще качнет? А этим ребятам палец в рот не клади.

После обеда в трактире они с Яковом направились в гостиницу. Елизавета Петровна уже пеняла Борису на то, что, прибывая в город, он мог бы останавливаться в ее особняке. Но он всякий раз отказывался. Хотя, как и требовали того приличия, оказываясь на Яковенковском, первым делом навещал матушку. Н-да. Матушка. Ну вот так все выкрутилось.

Из гостиницы отправил письма названым братьям Петру и Федору Москаленко, дабы те выступили его секундантами на предстоящей дуэли. Ну и телеграмму на Голубицкий, старикам-разбойникам. Не то чтобы на всякий случай, а чтобы они были в курсе. Еще обидятся.

Когда поднялись в номер, Яков удалился в свою спальню и предался послеобеденному сну. Измайлов же разложил этюдник, взял одну из рамок с натянутым картоном. Смочил его и вооружился красками. Ничего не поделаешь. Если он собирается достичь высот мастера, ему нужно рисовать, рисовать и рисовать. Кстати, опыт «Акварели» уже дошел до половины и замер. И так будет, пока не подтянутся остальные умения.

Радует одно. Как только показатели достигнут четверти, количество получаемого опыта возрастет вдвое, хотя и в этом случае составит всего лишь триста двадцать очков. Но даже для достижения этого показателя ему нужно написать еще шестьдесят девять акварелей. Вот Борис и пишет их, используя каждый час свободного времени. Вернее, три-четыре часа, которые уходят у него на одну акварель.

Не мог Измайлов писать их, растягивая процесс на несколько подходов. Хотя такое и возможно при работе сразу с несколькими картинами. Однако он вдруг понял, что акварель для него стоит особняком. Она выражает его настроение и чаяния в данный момент. И если он не завершит ее за один подход, то потеряется магия и очарование этих теплых, ласковых и непокорных красок.

Масло было полностью подвластно его воле и поддавалось абсолютному контролю. Акварель же походила на взбалмошного подростка, живущего не разумом, а эмоциями. Чуть зазевался, и настроение картины может измениться на противоположное. Но это-то Борису и нравилось особо. Берясь за кисть, он никогда не был уверен в результате. Тот для него оставался загадкой практически до самого завершения работы…

– Привет! Соскучился! – возбужденно произнес ворвавшийся в номер Григорий.

Хорошо хоть Борис работу над картиной закончил и как раз хотел заказать в номер кофе. А то ведь после такого появления весь настрой насмарку и незавершенную картину можно выбрасывать. И это даже несмотря на то, что писал он акварели в своей пренебрежительной манере.

Кстати, эти работы произвели впечатление на Елизавету Петровну, а уж она-то разбирается в живописи. Может, Измайлов еще выступит в этом мире в роли зачинателя авангардизма. Шутка.

– Ты чего прилетел за тридевять земель? – удивился Борис.

– Да ладно. Тут всего-то неполных сто километров, – отмахнулся Травкин, водружая на письменный стол свой саквояж.

– Я так понимаю, у тебя что-то срочное? – кивая на стол, поинтересовался Борис.

– Не то чтобы горело, но я не удержался. Смотри.

С этими словами он извлек из саквояжа коробку знакомых габаритов – с небольшую посылку и с торжественным видом поставил на стол.

– Вот! – едва слышно выдохнул он.

Артефакт «Наводчик».

Рассеивание снарядов – 7 %.

Масса снарядов – 4,5–45 кг.

Количество зарядов – 4.

Состояние заряда – 100 %.

Время работы – 4 часа.

Перезарядка – 10 дней.

Состояние механизма – не взведен.

– Вот оно как! – искренне восхитился Борис. – Так вот над чем вы с Павлом Александровичем работали два с половиной года!

– Ну, работали – это громко сказано. Это от начала и до конца его детище, я только подвизался у него всего лишь в роли токаря.

– И как это действует?

– Приделываешь на тумбе орудия крепление, и все.

– И сколько таких можно установить на одну пушку?

– Номер с «Защитником» не пройдет. Одна пушка – один артефакт. И видишь, ограничения по массе снаряда. Семидесятипятимиллиметровые пушки и стопятидесятимиллиметровые орудия в этот диапазон еще укладываются. Да и то не все. Шестидюймовый «Армстронг» с его пятидесятитрехкилограммовым снарядом проходит мимо. Как и пушка Дубинина с излишне легким.

– Да и черт с ним. Как раз то, что нужно сейчас. А там измыслите еще. Кстати, что по правам?

– Павел Александрович передаст их Голубицкому. Тут без вариантов. Слишком серьезный вопрос.

– Как и с «Защитником».

– Ну, усовершенствование «Защитника», как и «Аптечки», Эфир зачел нам обоим, так что без обоюдного согласия передать права мы не сможем. Правда, чертежи «Наводчика» он мне передал еще до того, как уступит права боярину. И если для собственных нужд, а не на продажу, то и предъявить нам нечего.

– Согласен. А усовершенствовать артефакт сможешь?

– Я пока не уверен, что получится воссоздать четверной артефакт, а ты сразу о модернизации. Это ведь работа Павла Александровича. Посмотрим. Время покажет.

В этот момент раздался стук в дверь. Борис открыл, впуская хмурых братьев. Что-то они не спешили. Впрочем, куда торопиться-то, если изменить уже ничего нельзя. Лишняя суета – она лишняя и есть.

– Мы внизу встретили секундантов твоего противника. Все вопросы утрясли. Вот. – Петр, затянутый в мундир капитана первого ранга, протянул футляр с дуэльными пистолетами. – По пути купил. Знатная работа. Сохранишь как памятник собственной глупости.

Дуэльные пистолеты покупаются под конкретную дуэль. Падет ли жребий на них или стреляться придется оружием противника, не важно. Больше ни в одном поединке их использовать нельзя. Как не получится и одолжить кому другому. Разве только хранить как реликвию да использовать для развлекательной стрельбы.

Борис подозревал, что эта традиция исходит от производителей. А как иначе обеспечить постоянный спрос на такое реликтовое оружие? Старинное-то понятно. Его собирают коллекционеры. А вот такие новоделы? Правда, и таким случается стать жемчужиной чьей-нибудь коллекции, если с их помощью удается оборвать жизнь какой-то знаменитости.

Кстати, дуэльный гарнитур оказался настоящим произведением искусства. И да, несмотря на то что пистолеты капсюльные и гладкоствольные, в точности они мало уступят револьверам с нарезными стволами. Пули отливаются по форме, находящейся здесь же, ноготок к ноготку, и проталкиваются по стволу с небольшим усилием. Так что не болтаются, как дерьмо в проруби. Штучная работа!

– При чем тут глупость? – возразил Борис. – Отвертеться от дуэли у меня все одно не было никакой возможности. А так хоть в морду дал.

– Мы слышали другое, – возразил Федор.

– Да наплевать и растереть на то, что вы слышали. Привет тянется из Бразилии.

– Так ты же говорил, что там банкир стрелялся.

– Стрелялся. Да только сестрица убиенного вдруг решила, что с меня нужно учинить спрос. Наняла бретера и приперлась сюда.

– Погоди, Боря, о чем речь-то? – наконец всполошился Григорий.

– Да пустое. Разберемся.

– Мне нравится, с какой легкостью ты рассуждаешь на эту тему, – неодобрительно хмыкнул Федор.

– А чего ты от меня ждал? Что я буду потеть, дергаться и приводить в порядок нервы горькой? На секундочку, я несколько раз заглядывал за край, не имея возрождения. Теперь оно у меня есть. Хотя, конечно, глупость несусветная – не позволять использовать на дуэлях «Аптечки».

– Эдак пропадет острота ощущений и возможность существенных потерь. А тогда уж дуэль превратится в фарс, – возразил Петр.

Ночь прошла совершенно спокойно. Наутро Петр и Федор прикатили к гостинице на паромобиле в сопровождении доктора. Яков и Григорий порывались было поехать с ними, но были отстранены в сторону братьями. Не балаган, чего там глазеть.