Очаг бесплатное чтение

Пролог

Если закрыть глаза, кажется, будто вокруг привычно раскинулся Центрум. В воздухе ощущается смолянистый аромат дыма из печных труб и терпкий дух лошадиного навоза. Где-то вдалеке грохочут по булыжной мостовой деревянные колеса пролетки, мелодично позвякивает конская упряжь. Горожане еще спят в столь ранний час. Порывы влажного ветра доносят с окраин заполошный петушиный крик, предвещающий близкий рассвет, да сердито перекликаются чайки над рекой. Точь-в-точь рядящаяся в столичные одежды, но все же насквозь провинциальная Антария или живущий легендами и традициями патриархальный Лирмор.

Но стоит оглядеться, и наваждение рассеивается. Здесь все иное. Другая архитектура – высокие, в пять-семь этажей, каменные дома, фасады которых украшены замысловатыми узорами балконных ограждений и монументальными гранитными балюстрадами парадных лестниц. Подслеповато щурятся прикрытые решетчатыми ставнями окна. Островерхие мансарды и готические шпили соревнуются своей горделивой осанкой с чернеющими на фоне ночного неба высотками доходных домов и дорогих отелей. Вдоль тротуара теплятся лунным светом дуговые электрические фонари, отражаясь в холодных стеклах витрин. Широкая улица убегает в предрассветный сумрак, а посреди мостовой тянутся к небу телеграфные столбы, опутанные толстыми жилами проводов… Нет, это совершенно не похоже на Центрум.

А еще здесь есть бензин. Вот он, ждет своего часа в смахивающей на большую плоскую флягу канистре. Четыре с половиной галлона резко пахнущей маслянистой жидкости, раздобытой в специальной лавке для автомобилистов-любителей. Бензин тут, надо сказать, паршивый, плохо очищенный, с множеством посторонних примесей. Хочется верить, что он все-таки сохранил свои горючие свойства.

Окна дома напротив наконец погасли. Спустя пару минут из подъезда показался высокий худощавый мужчина – в слабом электрическом свете виднелись уложенные аккуратным пробором темные волосы и полоска щегольских усов на бледном, чуть вытянутом лице. Мужчина запер входную дверь на ключ, зябко поежился, запахнул полы длинного шерстяного пальто и размашисто зашагал прочь.

Прячущийся в тени соседнего здания человек в темном сюртучном костюме и широкополой шляпе, удачно скрывающей черты его лица, извлек из-за пазухи карманные часы на серебряной цепочке и щелкнул крышкой. Стрелки показывали без двадцати пять. Пора. Надев тонкие кожаные перчатки, мужчина ловко подхватил стоявшую рядом канистру с бензином. Оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии случайных свидетелей, он уверенно пересек дорогу и направился к подъезду шестиэтажного дома, только что покинутого его единственным ночным обитателем. В руке звякнула тяжелая связка отмычек.

Говорят, огонь очищает. Огонь бесследно стирает прошлое, превращая его в невесомую золу и пепел. Огонь бесполезно молить о пощаде, он не помнит ни радостей, ни страданий. Он беспристрастен и равнодушен, словно древние божества.

Но сегодня огонь призван уничтожить будущее. Будущее, которого не должно наступить. Будущее, что несет лишь смерть, беды и несчастья. Пусть оно навсегда сгинет в ревущем пламени, исчезнет из ткани бытия и уже никогда не свершится. Возможно, тогда у человечества и на Земле, и в Центруме появится шанс. Единственный и последний шанс выжить.

Глава 1

Домой я вернулся за полночь. Таскать с собой ключи от входной двери я отвык уже давным-давно, да и не было в них никакой необходимости – мои врата открывались прямо в квартире, в прихожей с голубоватыми обоями на стенах. Босые ноги привычно ощутили прохладу керамической плитки на полу, а воздух после продуваемой всеми ветрами клондальской степи показался непривычно горячим и густым, точно сметана. В этом году затяжная московская зима никак не желала уступать свои права, а батареи центрального отопления жарили вовсю, окончательно превратив мое жилище в душные тропики.

Первым делом – отключить тревожно мигающую красным светодиодом сигнализацию, затем – шагом марш в ванную. Добрая традиция, с годами ставшая рутиной. Под упругими струями теплой воды отлично смывается въевшаяся в кожу пыль чужого мира, холодный душ помогает сбросить накопившийся груз усталости, а контрастный горячий – разогнать в жилах кровь. Поврежденная выстрелом рука уже почти не болела: что ни говори, а медицина в мире Очага и впрямь творит чудеса. Забросив пропахшую потом одежду в стиральную машину, я обернул вокруг бедер влажное полотенце и прошлепал на кухню. Холодильник практически пустой, только в морозилке обнаружился дожидающийся своей участи пакет оледеневших пельменей, да в углу сиротливо притулился подозрительный кусок «Докторской». Что ж, за неимением альтернативы будем питаться тем, что есть.

Под тихое бормотание автоответчика я поставил на плиту кастрюлю и вылил в нее горячий кипяток из только что закипевшего электрического чайника – так быстрее. Следом отправилась щепотка соли, лавровый лист и четвертинка завалявшегося в буфете бульонного кубика – для вкуса. Автоответчик, коротко бибикнув, умолк. Важных звонков в последние несколько недель не поступало, да я в общем-то и не ждал таковых. Дважды звонила мама, просила связаться, когда появится время, один звонок был от Кальки – она сообщила, что Хмелю стало гораздо лучше и он уверенно идет на поправку. Хоть какая-то приятная новость за минувшие дни. Высыпав в кипящую воду припудренные инеем пельмени, я задумался.

Итак, что мы имеем? Группа радикалов, именующая себя Очагом, решила распространить на Земле «пластиковую чуму», чтобы превратить планету в жутковатое подобие Центрума. Они якобы желают предотвратить катастрофу, к которой могут привести ведущиеся в нашем мире опасные эксперименты. Да уж, информации, прямо скажем, немного, а достоверной – и того меньше.

Едем дальше. В качестве места проведения акции была выбрана вот эта самая квартира, и выбрана неспроста: раз уж обитатели Очага живут в обратном потоке времени, из будущего в прошлое, в их вселенной это событие – уже свершившийся факт. Причем предположительная дата взрыва чумной бомбы мне известна, спасибо за подсказку замечательному человеку по имени Виорел. Времени осталось в обрез. Будут ли агенты Очага действовать напрямую, как в прошлый раз? Вряд ли. Сейчас, наученные горьким опытом, они наверняка станут осмотрительнее. Переправят бомбу на Землю с кем-нибудь из проводников-контрабандистов, а потом… Что потом? Каков будет их следующий шаг?

Пельмени уже давно водили хоровод в пузырящейся кипящей воде. Предусмотрительно выключив плиту, я принялся вылавливать их шумовкой из кастрюли и перекладывать в глубокую суповую тарелку.

Мысли назойливо вертелись вокруг чертова эксперимента, из-за которого и заварилась вся эта каша. А существует ли он на самом деле, или это хорошо продуманная деза? Что за таинственные исследования, способные погубить целую планету? Атомная бомба? Вирус, вызывающий смертоносную болезнь? Адронный коллайдер, готовый превратить Солнечную систему в черную дыру? Нет ответа. И ведь не у кого спросить… Да и узнать тоже, наверное, не получится, подобные секреты очень хорошо охраняются и не раскрываются кому попало.

Поймав вилкой очередной скользкий и юркий пельмень, я покачал головой. Одного человека слишком мало, чтобы спасти целый мир. А я – самый обычный человек, хоть и наделенный способностью открывать врата в Центрум. Какие варианты действий у меня сейчас есть? На Земле – никаких. Нет у меня тут ни связей, ни подходящих знакомств, которые помогли бы решить задачу такого уровня. Да и откуда им взяться, если все последние годы я почти безвылазно просидел на заставе? Хотя стоп. С чего это я решил, будто у меня не осталось полезных контактов?

Старая записная книжка в черном коленкоровом переплете дожидалась своего часа там, где я ее и оставил в прошлый раз, – в верхнем ящике письменного стола. А вот и номер мобильного телефона, начинающийся «+44». Пару лет назад я предусмотрительно переписал его с истрепанной визитной карточки. Звонить по этому номеру бесполезно, абонент все равно не ответит, а вот отправить текстовое сообщение вполне возможно. Именно для этого он и предназначен. Дождавшись, пока загрузится мой собственный мобильник, полностью заряженный и сразу же выключенный перед прошлым отправлением в Центрум, я набрал короткое эсэмэс и бросил телефон на стол. Неизвестно, когда именно получатель прочитает послание и пожелает ли он отреагировать на него.

Однако уже через пятнадцать минут телефон тревожно зажужжал вибромотором, а спустя еще две секунды в комнате раздалась пронзительная трель вызова.

– Вы просили связаться с вами, – донеслась из динамика безупречная английская речь, стоило мне нажать кнопку приема звонка, – я слушаю.

– Здравствуйте, мистер Беккер, – ответил я, – это Ударник. Мы встречались с вами два с половиной года назад. Тогда вы даже предложили мне работу в Штабе.

Удивительно, отчего я при первом знакомстве принял его за француза? Конечно, жизнерадостный полковник службы внутренней безопасности Пограничной стражи ничуть не вписывался в стереотипный образ чопорного англичанина, однако при более близком знакомстве он оказался самым что ни на есть настоящим уроженцем Туманного Альбиона, хоть и прожившим полжизни в континентальной Европе.

– А, господин Переславский! – после непродолжительной паузы узнал меня Беккер и сразу же перешел на русский. – Рад вас слышать, Иван.

– И я очень рад, Берндт. У меня есть для вас кое-какая важная информация.

– Я слушаю.

– Во-первых, мне удалось побывать в мире Очага, – с ходу перешел к сути я.

На том конце провода повисла напряженная тишина.

– А во-вторых, мне известна дата следующей попытки взорвать на Земле чумную бомбу. Времени…

Я взглянул на приколотый к стене календарь.

– …времени у нас в запасе осталось ровно тридцать шесть дней.

– Плохо, – тон полковника сразу сделался деловым и серьезным, – очень плохо, Иван. Скажите… вы уверены?

Уверен ли я в своем источнике информации? Да, черт возьми, уверен. После погибших на моих глазах и внезапно воскресших Кости Степанова и Деда, после явившейся с того света Эйжел, после того, как пулевое отверстие на моей руке затянулось буквально за считаные минуты… Я был бы рад ошибаться. Только, боюсь, у меня уже не осталось поводов и сил для сомнений.

– К сожалению, да, Берндт. И поэтому мне понадобится ваша помощь. Вся помощь, которую только сможет предоставить Корпус. Я могу на вас рассчитывать?

Мой собеседник чуть помедлил – наверное, выбирал и взвешивал решение.

– Хорошо. Я пришлю вам своего помощника. Этому человеку вы сможете полностью доверять, Иван. Вы встретитесь и обсудите возможные варианты действий. Итак, завтра. Скажем… Одну минутку…

На том конце приглушенно защелкали клавиши компьютера: по всей видимости, Беккер открыл в интернете страницу с уличными панорамами Москвы и пытается сейчас отыскать на карте подходящее место для встречи.

– Скажем, «Кофейный дом» на Никольской. В два часа вас устроит?

Интересно, у него в каждом городе нашей планеты имеются наготове собственные агенты?

– Договорились, Берндт. А как я смогу…

– Не беспокойтесь, Иван, – прервал меня полковник на полуслове, – просто приходите в назначенное место. Мой человек сам вас найдет. Всего доброго, Ударник.

На этом связь прервалась. А я, положив телефон обратно на стол, отправился доедать остывшие пельмени.

Я не люблю бывать в центре. Летом здесь пыльно и душно, а бесконечные толпы туристов не позволяют отделаться от навязчивого ощущения, будто тебя занесло в музей. И хотя сейчас на дворе стоял самый излет зимы, народу на Манежной оказалось немало. Неторопливо прогуливались парочки, мимо памятника Жукову с веселым смехом пронеслась куда-то шумная стайка подростков. Я обогнул Исторический музей и свернул на Никольскую. В небе сияло уже по-весеннему теплое солнце, но возле фасадов домов еще искрился пушистыми холмами сметенный дворниками с тротуара снег. Миновав «Никольские ряды», я прибавил шаг. А вот и «Кофейный дом» приветливо манит посетителей золотистой вывеской. Мне сюда.

Заняв свободный столик возле окна и заказав у улыбчивой девушки-официантки чашку эспрессо, я украдкой оглядел зал. Интересно, кто из посетителей может оказаться агентом Беккера? Женщина средних лет с маленькой непоседливой девочкой, увлеченно поглощающей мороженое, скорее всего отпадает, равно как и переговаривающаяся вполголоса влюбленная парочка за соседним столиком. Остается только похожий на банковского клерка лысеющий мужчина в очках, читающий разложенную на столе газету. Часы показывали без десяти два, я пришел чуть раньше назначенного времени, поэтому посланник мог появиться с минуты на минуту. Отхлебнув кофе, я приготовился ждать.

Мягкая расслабляющая музыка и терпкий аромат любимого напитка смешивались в причудливый коктейль. Несмотря на то что я старался отхлебывать кофе маленькими глотками, крошечная чашечка быстро опустела, и я заказал вторую. Похоже, агент Берндта Беккера не отличался английской пунктуальностью: стрелки переползли уже на пятнадцать минут третьего, а он пока так и не объявился. В кафе зашли два студента – длинные челки, узкие, по последней моде, джинсы – и скрылись в соседнем зале. На посланцев службы внутренней безопасности Пограничной стражи они никак не походили. И снова потянулись минуты ожидания.

Спустя сорок минут и еще две чашки кофе я решил плюнуть и отправиться домой. Агент не придет, это уже очевидно. Наверное, что-то случилось, какие-то обстоятельства помешали назначенной встрече. А может быть, это я что-то напутал? Да нет же, все верно: Никольская, «Кофейный дом». Значит, у Беккера вышла какая-то накладка.

Попросив счет, я оставил в коленкоровой папочке оплату своего заказа и чаевые для улыбчивой девушки, терпеливо приносившей мне по кофейной чашке каждые пятнадцать минут. Направляясь к выходу, я снова окинул безнадежным взглядом полупустой зал и толкнул тяжелую дверь. По улице, как и прежде, сновала разношерстная публика, откуда-то издалека звучала приглушенная музыка и гнусавил искаженный громкоговорителем голос зазывалы, рекламирующего моментальные кредиты.

– Молодой человек!

Нагнавшая меня высокая девица в не по сезону коротенькой черной курточке и байкерских кожаных штанах выглядела несколько вызывающе. Разноцветная зелено-розово-фиолетовая челка, выбритые почти что наголо виски, ярко, словно углем, подведенные глаза. Крошечная металлическая заклепка в носу смахивает издалека на неопрятную бородавку. На шее – приметная татуировка в виде хитрого растительного орнамента. Картину эффектно дополняли уродливые бесформенные берцы на высокой шнуровке.

– Молодой человек, не подскажете, как пройти к метро?

– «Площадь Революции» – там, – махнул рукой я и отвернулся. Терпеть не могу уличных фриков. Не потому что они опасны, скорее, непредсказуемы. Подобная публика не брезгует побаловаться различными сомнительными веществами, под воздействием которых порою способна на неадекватные поступки. Лучше уж держаться от таких подальше.

– А ты меня не проводишь? – С ходу перейдя на «ты», незнакомка уверенно зашагала рядом. – Девушке опасно гулять одной в незнакомом городе.

Походка у девицы тоже оказалась своеобразная – шла она вразвалочку, немного при этом сутулясь. Так держатся штангисты-тяжеловесы или профессиональные спортсмены после длительной и изнурительной тренировки. Столь немодельная походка в исполнении молодой и довольно-таки стройной женщины показалась мне не то чтобы отталкивающей, а несколько неестественной. Я невольно отступил на полшага, но девица тут же пресекла попытку к бегству, крепко ухватив меня за локоть.

– Ты, кстати, на какой станции живешь? – деловито поинтересовалась она.

Я попытался высвободить руку, но тонкие пальцы держали цепко. Никогда не считал себя социофобом, однако подобная фамильярность со стороны незнакомых людей обычно вводит меня в ступор. Интересно, что ей все-таки нужно? Будет клянчить деньги, рассказав очередную душещипательную историю о похищенном кошельке и дожидающихся в далеком городе родственниках? Попытается втянуть в какую-нибудь подпольную секту? Или просто пьяна и ищет приключений? Я принюхался: алкоголем вроде не пахнет, зато едва заметно тянет горьковатым женским потом и какой-то незнакомой парфюмерией.

– А тебе зачем? – резко выдергивая из захвата локоть, откликнулся я.

– О, – мурлыкнула незнакомка, без особого успеха вновь пытаясь прижаться ко мне поближе. – А мне нравятся грубые брутальные мужики! Ты всегда такой или только по особым праздникам?

Долгие годы, проведенные на пограничной заставе в Центруме, приучили меня доверять собственной интуиции. Сейчас эта самая интуиция вроде бы не предвещала опасности, но что-то в происходящем все же казалось мне неправильным.

– Всегда, – отозвался я, решив не вступать в длительные дискуссии: авось отвяжется сама. – Скажи, что тебе нужно?

– Да вот, собираюсь остановиться у тебя ненадолго. Гостиницы в Москве пипец дорогие, никаких денег не хватит. Кстати, меня Лора зовут, будем знакомы.

От такой наглости я ненадолго потерял дар речи и изумленно уставился на девушку, явно наслаждавшуюся произведенным эффектом.

– Да ладно, Ударник, расслабься, – ухмыльнулась она после непродолжительной паузы. – Берндт говорил, что ты один живешь, значит, я никому не помешаю. Или все-таки завел себе подругу?

Берндт? Значит, вот это и есть опоздавшее на встречу доверенное лицо полковника Беккера?

– Самолет задержали, – без тени раскаяния произнесла Лора, продолжая ехидно улыбаться. – Да, чуть не забыла: он просил передать, что предложение о работе в Штабе все еще в силе. Ну так что, примешь постояльца?

– Поехали, – неохотно согласился я, с тоской вспомнив о разбросанной по всей квартире одежде. Все-таки одинокая жизнь, хотя и имеет свои неоспоримые преимущества, не способствует выработке хороших привычек.

– Тесновато, но уютно, – резюмировала Лора, окинув критическим взглядом мое скромное логово. На валяющиеся на полу предметы гардероба, которые я украдкой запихнул ногой под диван, пока она рассматривала обои и кактусы на подоконнике, девушка великодушно не обратила внимания.

– А вот пожрать нечего, – добавила она, по-хозяйски заглянув в холодильник.

– Там колбаса лежит, – доверительно сообщил я, – а в хлебнице еще остался батон.

– Пойдет, – кивнула Лора, завладела остатками «Докторской» и, взгромоздившись с ногами на табурет, принялась деловито сооружать гигантский бутерброд. Я достал из буфета чашки и бросил в них пару чайных пакетиков: после недавних посиделок на Никольской кофе уже совершенно не хотелось.

– Беккер ввел тебя в курс дела? – спросил я.

– В общих чертах, – с набитым ртом отозвалась Лора. – Извини, жрать хочу до усрачки. С утра куска во рту не было, чуть не сдохла с голодухи. Короче, знаю, что агенты Очага пытались взорвать чумную бомбу у тебя дома около трех лет назад, знаю, что они собираются повторить эту попытку в ближайшее время. Берндт пытался объяснить, почему именно здесь, но я ни хрена не поняла. Что-то связанное со временем, да?

– Да, – вздохнул я, стараясь не обращать внимания на ее грубоватую манеру речи. – Тамошние обитатели живут как будто задом наперед. Наше «завтра» для них уже «вчера». То, чему у нас только предстоит случиться в будущем, у них уже произошло. Потому они и лезут сюда так настырно, вместо того чтобы выбрать место потише и поукромнее.

– Хрень какая-то, – запихав в рот очередной кусок колбасы, пробурчала Лора. – Но звучит прикольно. Что думаешь делать?

– Понятия не имею, – пожал плечами я. – У меня нет никаких идей, разве что залить квартиру бетоном под потолок.

– Не вариант. – Девушка, по всей видимости, приняла мою шутку всерьез. – Частный дом еще можно спалить на хрен или разобрать по бревнышку, а вот твою хрущевку трогать опасно. Соседи не оценят. Хотя скоро ее один фиг снесут. В рамках этой… Как, блин, ее… Реновации, вот.

– Разумный довод, – согласился я, подумав мимоходом, что на этот раз от проекта сноса хрущевок будет хоть какая-то реальная польза. – Поэтому я и хотел посоветоваться с Беккером. Возможно, он сумеет раздобыть нужную информацию. Я понятия не имею, как станут действовать агенты Очага, где именно они попытаются проникнуть на Землю и кто на этот раз поможет им протащить сюда бомбу. Да и людей, чтобы организовать круглосуточную охрану квартиры, у меня нет.

– Совсем нет?

Я задумался. Ведьма уже давно на пенсии, и вряд ли от нее будет толк, в ее-то почтенном возрасте. Хмель все еще восстанавливается после ранения, а Дед и так натерпелся во время наших недавних похождений. Да и ребенок он еще, хоть и пытается строить из себя взрослого мужика. Калька? Она, конечно, примчится на помощь по первому зову, но сейчас ее присутствие все-таки нужнее выздоравливающему Хмелю. Кроме того, хорошенько прислушавшись к собственным мыслям и чувствам, я пришел к выводу, что совершенно не хочу впутывать Кальку в новую авантюру с абсолютно непредсказуемым финалом. А значит, придется выкручиваться в одиночку. Впрочем, мне не привыкать.

– Совсем нет. Да и не помогут нам несколько человек, тут целая армия нужна. Проще было бы вообще перекрыть все порталы из Центрума на Землю, если бы это было возможно…

Лора сидела на табурете, глядя перед собой, и задумчиво покусывала черенок чайной ложки.

– А ведь это идея, – наконец произнесла она.

– Чего?

– Если исключить саму возможность открытия земными проводниками порталов в Центрум и обратно, агенты Очага не смогут пронести сюда свой груз, логично?

– Положим.

– Так вот это можно сделать. Ну, чисто теоретически.

– Как это? – немного опешил я. Подобное совершенно не вписывалось в привычную мне картину мира. Перекрыть все порталы, которые способны создавать усилием воли люди-проводники в разных уголках Земли? Но каким образом?

– Некоторое время назад в Ректорате жил ученый по имени Ласс Хольте, – сказала Лора. – Чуваки из Департамента разведки Пограничной стражи выяснили, что он проводил всякие заумные исследования, только вот подробностей мы не знаем. Что-то мутил он там с порталами, если я правильно помню. Хотя нет, кой-чего все-таки известно. Есть информация, что он добился определенных успехов, а потом вдруг сбежал из Лореи в Краймар. Последний раз наши агенты видели его несколько лет назад в Венальде.

– Предлагаешь его разыскать?

– Похоже, это наш единственный шанс, Ударник. – Лора посмотрела на меня с неожиданной серьезностью. – У Корпуса пограничной стражи сейчас недостаточно ресурсов, чтобы перекрыть Очагу все возможные лазейки. А если им снова удастся пронести бомбу на Землю… Тогда всему конец, понимаешь? По-любому нам нужно двигать в Венальд и искать там Хольте. Берндт говорил, что это самый верный вариант. А я ему доверяю.

– Легко сказать, – поморщился я, – если ты не в курсе, в Центруме сейчас идет война. Я вон до Марине так и не смог добраться…

– Я в курсе. У тебя загранпаспорт есть?

– Нету. Зачем он мне? На заставу меня до сих пор пускали и без заграна.

– В Краймар можно попасть, например, из Калининграда, – терпеливо пояснила девушка. – Но чтобы доехать туда на машине или поезде, нужен загран. Так что если его нет, остается самолет… Слушай, Ударник, а у тебя чего-нибудь покрепче чая найдется?

– В буфете, кажется, коньяк был, – неуверенно сообщил я.

– Тащи! И рюмки тащи, я в холодильнике лимон видела. Кстати, комп с интернетом у тебя есть?

– Ноутбук пойдет?

– Пойдет. Давай его сюда, будем билеты заказывать.

Глава 2

В аэропорту, как всегда, было людно и суетливо. Здание наводнили пассажиры с чемоданами-тележками и галдящими детьми, на жестких металлических лавочках дремали встречающие и провожающие граждане. Механический женский голос, зачитывавший информацию о прибытии и отправлении рейсов, терялся в неразборчивом гомоне и шарканье сотен ног. Тем не менее возле стойки регистрации авиакомпании-лоукостера «Триумф» никого не оказалось – приветливая девушка в строгой форменной жилетке приняла у нас паспорта, мельком взглянула на распечатку электронных билетов и выдала посадочные талоны, пожелав счастливого пути.

– Ты чего такой смурной? – пихнула меня в бок Лора. – Рожа кислая, как будто дерьма наглотался. Давай-ка взбодрись, граница!

Я решил промолчать. Во-первых, я совершенно не выспался: накануне, покончив с оформлением билетов, моя новоиспеченная квартирантка проследовала в ванную, где включила душ и минут сорок исполняла какие-то душераздирающие арии, отчетливо доносившиеся даже сквозь плотно закрытую дверь. Слуха она была лишена начисто, равно как и голоса: мне, с моим музыкальным образованием, ее пронзительные вопли и повизгивания казались форменной пыткой и страшно действовали на нервы. Потом Лора принялась бродить по квартире, нарядившись в экспроприированную из шкафа короткую футболку и намотав на голову мое любимое банное полотенце на манер чалмы. Поглядывая исподтишка на свою гостью, я отметил, что ноги у нее все-таки вполне стройные, хотя бедра показались мне излишне широкими и мускулистыми. На лодыжке обнаружилась еще одна татуировка – в форме паука.

Наконец Лора угомонилась, устроившись в кресле с моим ноутбуком. Почти до полуночи она просматривала картинки в Сети, освещая потолок то и дело вспыхивающим экраном и время от времени похрюкивая от смеха. Пытаясь задремать, я несколько раз подскакивал от резкого грохочущего звука – это Лоре внезапно приходило в голову запустить на «ютьюбе» клип какой-нибудь рок-группы, звучание которой напоминало визг циркулярной пилы или предсмертные хрипы парового пресса. Сон одолел меня только ближе к утру, а с рассветом я проснулся с тяжелой, будто налитой свинцом головой. Лора беззаботно похрапывала в кресле, свернувшись калачиком в обнимку с моей «Тошибой». Прошлепав в ванную, я с раздражением обнаружил, что побриться мне сегодня нечем: мой последний одноразовый станок наглая девица без разрешения приватизировала еще вчера. В этот момент я впервые всерьез задумался, станут ли власти преследовать человека, совершившего убийство на Земле и решившего скрыться от правосудия в Центруме.

Сборы были недолгими. Лора оставила свои пожитки в камере хранения в аэропорту, а мои вещи всегда ждали наготове. Наспех позавтракав в чебуречной на углу, мы двинулись в путь. Лора пребывала явно в приподнятом настроении и всю дорогу что-то напевала себе под нос, я же попытался хоть немного подремать в метро, впрочем, без особого успеха.

Поначалу все шло на удивление хорошо, а вот в момент сдачи багажа – двух вместительных рюкзаков, набитых необходимой в Центруме всячиной, – возникла непредвиденная заминка.

– У вас превышение нормы, – сообщил нам принимавший сумки и чемоданы смурной парень в форменной жилетке, – придется доплатить за багаж.

– Слышь, вообще-то на вашем сайте написано, что максимальный вес бесплатного барахла на одного пассажира – десять килограммов, – возразила Лора, – а у нас тут девять с небольшим, я специально проверила.

– Вы невнимательно читали, – скривился парень, стараясь тем не менее сохранять вежливый тон, – багаж по сумме трех измерений не должен превышать 158 сантиметров. А ваши торбы – явный негабарит. Или платите, или переупаковывайте рюкзаки согласно правилам. Кстати, за ручную кладь с вас еще две тысячи рублей. Касса рядом.

– Какого хрена? – возмутилась Лора. В качестве ручной клади, которую она собиралась взять на борт самолета, у нее имелся маленький кожаный рюкзачок со всякой полезной мелочовкой.

– Инструкции такие. С собой можно пронести дамскую сумочку, а у вас рюкзак. С рюкзаком нельзя.

– Он небольшой!

– Все равно нельзя. Читайте внимательнее правила авиакомпании «Триумф», – назидательно произнес парень, извлек откуда-то небольшую потрепанную брошюрку, перелистнул несколько страниц и с выражением процитировал: – «Под дамской сумочкой понимается небольшая сумка прямоугольной или продолговатой формы, предназначенная для переноски мелких подручных предметов или косметики, которая может быть оснащена плечевым ремешком или цепочкой». Вот!

Он окинул нас победным взглядом и вынес окончательный вердикт:

– А тут целых два ремешка! Поэтому с вас две тысячи рублей, по одной тысяче за каждый, и доплата за багаж.

Топтавшийся в очереди за нами пузатый и обильно потеющий мужик принялся недовольно переминаться с ноги на ногу и сопеть, демонстративно поглядывая на часы.

– Пойдем, пока в кассе никого нет, – вполголоса предложил я, потянув Лору за рукав.

– Черта с два! – гордо отозвалась та, скинула с плеча рюкзачок, ухватилась покрепче за лямку и с силой дернула ее на себя. Толстая кожа издала жалобный треск, и лямка осталась в ее руке. Лора швырнула ее на пол.

– Видал? – обернулась она к слегка обалдевшему парню, косившемуся на нее с явной опаской. – Теперь это гребаная дамская сумочка! Так нормально?

Присев на корточки, Лора расстегнула большой рюкзак и принялась выкладывать из него вещи прямо на ленту транспортера. Она скатала в трубочку и запихнула в свою новообретенную «сумочку» несколько футболок, тонкий свитер, пару комплектов нижнего белья, затем нацепила на себя две хлопковые рубашки – одна на другую, на них надела брезентовую куртку, поверх которой с трудом натянула короткую кожанку. Застежка-молния теперь никак не желала застегиваться на животе.

– Чего смотришь? – бросила она мне через плечо. – Делай как я, или собираешься раскошеливаться, как требуют дурацкие правила этого «лохкостера»?

Спустя несколько минут рюкзаки заметно ужались в размерах, и представитель авиакомпании с недовольным выражением на физиономии прикрепил к ним багажные бирки. Я понемногу расслабился, посчитав, что самое неприятное уже позади. И, видимо, зря. Следующим этапом квеста под названием «попробуй попасть в самолет» был предполетный досмотр. Мы традиционно сняли обувь, положив ее в заботливо предоставленные сотрудниками аэропорта лоточки для кошачьего наполнителя, бросили ручную кладь на ленту транспортера, я выгреб из карманов ключи и прочую железную мелочь, после чего смело шагнул в рамку металлоискателя, оглушительно взвывшую при этом голодным степным волком.

– Что у вас там? – строго обратился ко мне суровый охранник.

Я сунул руку в карман штанов и похолодел. Нож. Чертов складной перочинный нож, без которого в Центруме решительно невозможно обойтись и который я попросту запамятовал выложить из кармана перед отъездом.

– Вот… – сказал я, доставая запрещенный предмет.

– Вы собирались пронести это в самолет? – На мрачной физиономии охранника появилось кровожадное выражение, какое бывает у борзой, почуявшей зайца.

– Нет, просто забыл сдать в багаж. Могу оставить его прямо здесь.

– Боюсь, вам придется пройти со мной, – с металлом в голосе заявил охранник и аккуратно, но крепко ухватил меня за локоть. Под любопытными взглядами пассажиров я, как и был босиком, пересек зал ожидания и оказался в служебной зоне аэропорта. По дороге к нам присоединились еще несколько человек в форме.

– Что ж вы так, Иван Антонович?

Сидевший в глубоком кресле толстый таможенник был наигранно доброжелателен и весел. Кажется, вся эта ситуация стала для него желанным развлечением в череде наскучившей ежедневной рутины.

– Да вот, выложить забыл… Извините…

Я опустил очи долу и постарался продемонстрировать искреннее раскаянье и смирение.

– Выложить забыл, – передразнил меня таможенник. – На регистрации вон комедию устроили, теперь еще это… А я вот сейчас протокольчик изъятия оформлю. По всем правилам. После этого и полетите, только уже следующим рейсом.

– А нельзя его просто в помойку выбросить? – робко поинтересовался я. – Ну, как будто и не было ничего?

– А вот нельзя! – осклабился таможенник. – Никак нельзя! Во всем должен быть порядок, Иван Антонович. Не будет порядка – будет бардак в стране. Изъяли у вас запрещенный к перевозке предмет, значит, нужно оформлять. А это займет время, сами понимаете. С другой стороны, вы же на самолет опаздываете…

Он выжидающе посмотрел на меня. Складывалось ощущение, что таможенник тянет время, намекает, даже понятно на что, только вот боязно как-то: черт знает, чего он выкинет в следующую минуту.

– И что, никаких вариантов? – бросил пробный шар я.

– Если только в багаж ваш ножик сдать. В багаже его провозить можно.

– Так я уже оформил багаж. Мне и талон выдали.

– Ну, это как раз не проблема, – довольно засопел таможенник, – сейчас я позову помощника, вы вместе пройдете в погрузочную зону, отыщете ваш рюкзачок и ножичек тихонечко в него спрячете. Туда вообще посторонним нельзя, но для вас мы сделаем исключение. Я же с пониманием, все ради пассажиров. Двести долларов это будет стоить, всего ничего. Договорились? Ну, вот и отлично. Кириллов!

Явился Кириллов, долговязый малый со скучным лошадиным лицом.

– Проводи молодого человека в транзитную.

Долговязый молча развернулся и зашагал прочь. Похоже, подобный спектакль разыгрывался тут не впервые, и роль свою этот нескладный парень выучил уже наизусть. Ну что ж, я тоже, можно сказать, артист, хоть и другого жанра. Выступлю в этой комедии со своей партией.

Мы миновали несколько дверей, преодолели узкий коридор и оказались в просторном и прохладном зале, заваленном горами рюкзаков, сумок и разномастных чемоданов на колесиках, замотанных полиэтиленом, как египетские мумии бинтами. Кириллов подвел меня к бесформенной груде багажа, кое-как наваленной прямо на цементном полу, и сделал приглашающий жест рукой. Свой рюкзак я отыскал практически сразу, и через мгновение нож исчез в его боковом карманчике, надежно закрытом брезентовым клапаном.

– Давайте, – протянул мне свою заскорузлую лапу Кириллов.

– Да вы чего, очумели, что ли? – выпучил глаза я. – Начальник вон ваш только что у меня последние двести баксов забрал, теперь еще и вам плати? Вы меня совсем без штанов оставить хотите?

Кириллов вполголоса чертыхнулся, махнул рукой в сторону – «выход там» – и вприпрыжку умчался куда-то в сторону служебных помещений. Я же, не теряя времени, отправился искать дорогу обратно в зал отправления – до вылета оставалось всего ничего.

Лору я обнаружил в толпе ожидающих пассажиров спустя пару минут, а еще через минуту нас настиг запыхавшийся и раскрасневшийся таможенник в сопровождении долговязого Кириллова.

– Иван Антонович! – укоризненно позвал он меня по имени-отчеству. – Вы ничего не забыли, не перепутали?

– О чем вы? – сделав невинное лицо, спросил я, из последних сил стараясь совладать с душившими меня приступами смеха.

– Я о деньгах.

– О каких деньгах?

– За нож.

– За какой нож?

Я наивно и широко улыбнулся. Таможенник несколько секунд пристально вглядывался мне в лицо, словно пытаясь обнаружить там признаки раскаянья, а потом, процедив сквозь зубы: «Вот с-с-сука!», развернулся и понуро зашагал прочь. Я помахал ему вслед рукой.

Посадку объявили еще через четверть часа. Новенький сверкающий автобус отвез нас к белоснежному «Боингу» с голубым килем и наименованием авиакомпании, выведенным на фюзеляже синей краской. Очаровательная стюардесса встретила нас у трапа, проверила посадочные талоны и любезно указала места в противоположных концах салона.

– А нельзя ли нам сесть рядом? – на всякий случай уточнил я.

– Нет, это исключено. – Стюардесса одарила меня обворожительной улыбкой и дежурно пояснила: – Авиакомпания «Триумф» делает все возможное для комфорта и удобства наших пассажиров. Если вы желаете лететь вместе, при оформлении электронного билета вам следовало оплатить дополнительный взнос.

– Может, у нас получится поменяться с кем-то местами? – уже теряя надежду, спросил я.

– Ни в коем случае! Это категорически запрещено правилами авиакомпании «Триумф»! – твердо заявила стюардесса. – Если вы попытаетесь уговорить кого-то занять ваше кресло, я сообщу об этом командиру экипажа, он вызовет полицию, и вас незамедлительно арестуют. Проходите, пожалуйста, не задерживайте вылет.

Что ж, пару часов можно и потерпеть. Переглянувшись с Лорой, мы направились к своим местам согласно записи в посадочных талонах. Самолет показался мне чистеньким и аккуратным, только вот расстояния между сиденьями были рассчитаны, судя по всему, на африканских пигмеев. По крайней мере я втиснулся в проем с огромным трудом, колени тут же больно уперлись в спинку впередистоящего кресла. А авиалайнер тем временем деловито готовился к взлету. Какую-то женщину с сумочкой слишком большого, по мнению экипажа, размера после недолгих препирательств шустро выпроводили на перрон. Следом за ней спустили с трапа долговязого парня, двухметровый рост которого также не вписывался в регламенты авиакомпании «Триумф», – для этого потребовались усилия сразу двух проводников, поскольку пассажир категорически отказывался добровольно покидать самолет. Капитан дежурно пробормотал приветствие, стюардессы пробежались по рядам, закрывая багажные полки и проверяя привязные ремни. Встречавшая нас у трапа девушка мимоходом пригрозила судебным иском возмущенному мужичку, на колени которому усадили чужого орущего младенца, и мы наконец порулили на взлет.

Минут через сорок у меня начала ныть затекшая спина, а ноги, которые я пытался пристроить в тесном проеме то слева, то справа, и вовсе занемели. Мне досталось место у самого прохода, а вот тем, кому не посчастливилось очутиться возле иллюминаторов, приходилось еще хуже. Какой-то женщине во время набора высоты сделалось дурно, но бортпроводники настоятельно велели ей терпеть – рвотные пакетики на рейсах «Триумфа» тоже оказались платными, причем их следовало приобретать заранее. Бесплатно можно было разве что посетить туалет – видимо, авиаперевозчик пошел на такую поблажку во избежание конфузов на борту лайнера. Некоторые пассажиры пытались переговариваться со своими отсаженными подальше спутниками через весь салон, однако строго следившие за порядком стюарды тут же пресекали подобные поползновения. Очень хотелось спать, но задремать из-за скрюченной позы, которую я принял в неудобном кресле, никак не получалось. Наконец мне все-таки удалось кое-как умоститься на сиденье боком, подняв подлокотник, однако в ту же минуту кто-то грубо толкнул меня в плечо. Я открыл глаза: это, конечно же, была Лора.

– Ударник, хорош дрыхнуть, – сказала она, опускаясь на корточки прямо в проходе. – Давай лучше наши планы обсудим.

– Нечего пока обсуждать, – отозвался я, стараясь говорить тихо, чтобы не привлекать внимания соседей, – нужно сначала до Краймара добраться.

– А дальше?

– Там видно будет.

– Фу, какой ты занудный, – поморщилась Лора. – Как тебя твои погранцы на заставе терпели?

Если честно, мне совершенно не хотелось вести сейчас задушевные разговоры, да и в собеседниках я не нуждался. Тем более не было ни малейшего желания дискутировать с этой вздорной и наглой девицей, которая с каждой минутой все больше и больше действовала мне на нервы.

– Мои взаимоотношения с коллегами тебя не касаются, – отрезал я, – а что до планов на будущее, то они предельно простые и понятные. Разыскать в Венальде этого вашего ученого и вытрясти из него все, что знает. Дальше по обстоятельствам.

– Вот так вот просто, да? – фыркнула Лора. – Население Венальда – шестьсот тысяч человек. Как искать будем?

– Каком кверху. Если он ученый, о нем должны знать коллеги. В столице есть университет, наведем справки там. В конце концов, можно обратиться в полицию… Ну или попросить помощи у Пограничной стражи.

– Нету у Корпуса никакой информации, я наводила справки в Штабе. Придется выкручиваться самим.

– Значит, будем выкручиваться, – сказал я и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Но Лора и не думала убираться восвояси. Что-то тихонько звякнуло, и я ощутил прикосновение к моей ладони прохладного металла.

– Кстати, чуть не забыла. Это тебе от меня и Берндта.

Часы. Советский механический «Луч», простой и надежный, как автомат Калашникова, на толстом ремешке из натуральной кожи. Корпус и стекло в отличном состоянии, не заметно ни царапин, ни каких-либо других следов эксплуатации. Явно куплены у коллекционера либо очень хорошо отреставрированы.

– Зачем это? – немного растерялся я.

Лора с некоторым сомнением заглянула мне в глаза.

– Ударник, какое сегодня число?

– Ну, положим, двадцатое…

Черт. Я идиот. Интересно, как я мог забыть?

– С днем рождения, Ударник.

А ведь мне сегодня тридцать восемь. Это как минимум половина жизни, а может быть, даже больше. И вот, преодолев этот важный рубеж, я толком не нажил себе ни верных друзей, ни заклятых врагов. Нет, у меня все-таки есть соратники – Хмель, Калька, Дед, вместе с которыми съеден не один пуд соли, пройдены и огонь, и вода, и медные трубы. Это надежные боевые товарищи, готовые подставить в трудную минуту плечо, прийти на помощь, поддержать. Но у каждого из них своя жизнь, своя судьба и своя дорога. Наши пути волею мироздания пересеклись лишь в Центруме, и центром притяжения стала шестнадцатая пограничная застава. Именно она связывала нас, сцементировала, спрессовала в монолит, сделав единым целым, сплоченным отрядом, командой. Но застава исчезла в огне пожара, и наши пути разошлись. Так получилось, некого в этом винить. Пограничники всегда отличались самодостаточностью и независимостью, без этого в Центруме не выжить. Что же до врагов… Сейчас наш враг – Очаг. Но это не мой личный враг, он у нас один на всех, как небо над головой. От того, сумеем ли мы его одолеть, зависит наше общее будущее. Черт побери, да откуда взялись сомнения? Должны победить. Нет у нас другого выхода…

Часы удобно легли на запястье. Я выдвинул барашек механизма и чуть подвел стрелки. Нужно не забыть перевести их, когда окажемся в Центруме – время там немного бежит впереди нашего, земного, хотя продолжительность суток точно такая же. Да уж, напоминание о сегодняшнем празднике изрядно выбило меня из колеи и подпортило настроение. Неудобно как-то получилось: даже не поблагодарил девчонку за столь неожиданный подарок. Я оглянулся: Лора вернулась в хвост самолета и заняла свое место, с независимым видом уставившись в иллюминатор. Неужто обиделась? Нужно будет при случае как-то загладить свою вину…

Самолет неторопливо плыл над облаками, а я все никак не мог найти положение, в котором мне удалось бы расслабиться. Невольно вспомнилось недавнее путешествие в тесной кабине броневика по клондальским степям: даже это примитивное изделие сурганской военной промышленности казалось мне сейчас гораздо более комфортным по сравнению с «триумфовским» лайнером. При воспоминании о недавних приключениях я вновь погрузился в раздумья о делах наших насущных. Если этот ученый… Как его там? Так вот, если он в действительности изобрел способ лишить всех проводников возможности открывать порталы в Центрум и обратно, это в корне изменит нынешнюю картину мира. Проводники на Земле останутся не у дел, а кто-то из них наверняка застрянет в Центруме. Сейчас я даже не представлял себе, каково это – навсегда утратить возможность открывать проход в центральный мир нашей Вселенной. Центрум стал для нас вторым домом, и, хотя большинство проводников предпочитали все-таки жить на Земле, регулярные визиты в сопредельный мир необходимы каждому из нас как воздух. Не можем мы подолгу обходиться без унылых клондальских степей, зеленых холмов Цада, бескрайних рапсовых полей Сургана и ласковых морских волн джавальского побережья. Каждый, кто впервые в жизни ступает в этот мир, навсегда оставляет там свое сердце.

Одеревеневшие от долгого пребывания в тесном и неудобном кресле мышцы болели все сильнее и сильнее, и я, стиснув зубы, с трудом дождался начала захода на посадку. Зад я уже почти не чувствовал, а поясница ныла так, будто я перетаскал на собственном горбу не меньше сотни мешков с булыжниками. Терпеть это мучение не было уже никаких сил. Я кое-как умостился на жестком сиденье боком и с облегчением вытянул затекшие ноги в проход.

– Сядьте как положено! – строго приказала мне оказавшаяся поблизости стюардесса. – Чего раскорячились?

– Послушайте, почему вы так со мной разговариваете? – возмутился я. Накопившаяся за время полета усталость понемногу трансформировалась в закипающую где-то внутри обиду и злость, требовавшие немедленного выхода. Да и порядком отвык я уже, признаться, от такого откровенного хамства.

– Потому что вы нарушаете правила поведения на борту воздушного судна, – ледяным тоном ответила стюардесса. – Немедленно уберите ноги с прохода!

– И не подумаю, – фыркнул я, – в ваших креслах просто невозможно сидеть! Когда я покупал билет на этот чертов самолет, я рассчитывал хоть на какой-то комфорт.

– А комфорта вам никто и не обещал, – сообщила появившаяся невесть откуда вторая стюардесса, – вас обещали только доставить в пункт назначения. Во время посадки проход должен быть свободен для возможной эвакуации пассажиров. Уберите ноги.

– Мне некуда их деть.

– Это ваши проблемы. И если вы не будете подчиняться распоряжениям членов экипажа, проблем у вас скоро прибавится.

Это прозвучало как откровенная угроза.

– Девушка, милая, давайте сделаем так: я пока посижу, как мне удобно, а если пассажирам вашего летающего корыта срочно потребуется эвакуация, я немедленно выполню ваши требования.

– Я вам не девушка. И тем более – не милая.

– Да уж, я это заметил, – против своей воли огрызнулся я.

– Поговорим после посадки, – зловеще пообещала мне вторая стюардесса и вместе со своей напарницей скрылась за занавеской, отделявшей служебный отсек от пассажирского салона.

За пререканиями я и не заметил, как под крыло «Боинга» неторопливо заползла рваная полоса побережья, и грязно-серая гладь Балтики сменилась не менее грязной желтой равниной, расчерченной бурыми квадратами еще не вспаханных полей и тонкими линиями дорог. С высоты эта панорама напоминала марсианскую поверхность, снятую камерой автоматического межпланетного зонда. Где-то под потолком мелодично звякнуло, и ожившие динамики прогнусавили о готовности к посадке, напомнив о необходимости пристегнуть ремни. Самолет заложил пологий вираж и, чуть помедлив, гулко застучал колесами по стыкам взлетной полосы.

– Вам придется задержаться, – обратилась ко мне невесть откуда возникшая стюардесса.

– Это еще зачем?

– Все вопросы будете задавать потом, – невозмутимо заявила она.

– Ну, это уж слишком, – произнес я, поднимаясь на негнущихся коленях. – Я требую уважительного отношения и соблюдения моих прав!

– Немедленно сядьте на место! – взвизгнула бортпроводница. – Займите свое кресло и не покидайте его до остановки самолета у терминала, иначе я вызову полицию!

– Да вызывайте хоть американский спецназ, – отозвался я, – а еще лучше позовите сюда капитана.

– Делать капитану больше нечего, кроме как время на вас тратить, – бросила мне стюардесса и гордо застучала каблучками в сторону кабины. Навстречу ей уже спешила Лора.

– Ты чего буянишь? – спросила она, очутившись рядом. – Неприятностей захотел?

– Да весь этот полет – одна сплошная неприятность, – мрачно ответил я.

Тем временем «Боинг» замедлил свой бег и остановился на краю стоянки, шум двигателей заметно стих. В иллюминаторах уже угадывался бело-оранжевый фасад аэропорта Храброво.

– Гражданин! – грозно донеслось откуда-то из-за моей спины. – Пр-р-ройдемте!

Я оглянулся. В хвостовой части салона топтались, мешая друг другу, четверо полицейских в сопровождении напарницы моей недавней собеседницы. Несколько пассажиров в предвкушении бесплатного представления тут же достали мобильные телефоны и приготовились снимать.

– Вот он, этот негодяй, – обратилась девушка к стражам правопорядка, показывая на меня пальцем, – выставлял ноги в проход, нарушал правила безопасности и требовал этого самого… Как его… Уважения и соблюдения каких-то прав!

Толстощекий полицейский в сержантских погонах решительно шагнул в мою сторону.

– А ну-ка быстренько встал и повернулся ко мне спиной!

В его руках тускло блеснули наручники.

В следующее мгновение в проходе между рядами кресел беззвучно вспыхнуло и заклубилось разноцветное облако. Кто-то испуганно вскрикнул. Лора ухватила меня за локоть, больно сжав тонкие пальцы, и толкнула вперед, прямо в густое радужное марево. Хороший у нее портал, широкий и стабильный, можно пройти практически не нагибаясь. Я невольно улыбнулся, представив себе, как прямо на глазах у изумленной публики мы растаяли в воздухе, скрывшись в медлительном водовороте открывшихся Врат. Теперь уж точно вопреки своему желанию мы сделаемся звездами «ютьюба». Долго будут потом обсуждать двух бесследно растворившихся в воздухе пассажиров пользователи интернета.

А еще через миг густая мгла рассеялась, и мне в лицо ударил холодный ветер Центрума.

Глава 3

– Придурок!

Лора даже не пыталась сдерживать свои эмоции.

– Идиот! Вот чего тебе стоило просто не лезть на рожон?

– Не люблю, когда со мной так обращаются, – сказал я.

– Не любит он… – Лора в сердцах сплюнула сквозь зубы и пнула подвернувшийся под ногу камень. – Зато теперь все наши шмотки там остались, в багаже. Деньги, теплая одежда, спальник…

– Куртка замшевая, три, – в тон ей добавил я.

Лора непонимающе уставилась на меня, а потом в сердцах выругалась.

– Ты вообще можешь думать хоть на пару шагов вперед? Или тебя только собственные амбиции беспокоят? Что отвернулся? Я с тобой разговариваю!

Я с ненавистью посмотрел на нее, но она спокойно выдержала мой взгляд.

– Из-за тебя вся наша затея может накрыться медным тазом! Мы тут остались с голой жопой, понимаешь ты это? А тебе насрать!

– Угомонись, не истери, – раздраженно проворчал я. Эта излишне эмоциональная отповедь жутко действовала мне на нервы, и потому я принялся с независимым видом оглядывать окрестности.

Перед нами, докуда хватало глаз, расстилалась холмистая заснеженная равнина. Меж холмов петляла узкая дорога с укатанной колеей, укрытая рыхлым снежным покрывалом. Далеко на севере в сгущающихся сумерках тускло мерцали огни – по всей видимости, там располагалась столица. Воздух был холодным, красновато-розовый закат золотил последними отблесками заходящего солнца вершины гор у самого горизонта. Краймар – северная страна, и климат здесь куда прохладнее, чем в континентальном Клондале или Сургане. Потому несколько свитеров, надетых друг на друга еще в московском аэропорту, пришлись сейчас как нельзя кстати. Насмерть точно не замерзнем. Осталось только решить, как теперь быть со средствами к существованию – небольшой кожаный бумажник с некоторым количеством имеющих хождение в Центруме серебряных монет и вправду остался в багаже. А бесплатно тут, как и в любом другом относительно цивилизованном мире, можно получить разве что в морду, да и то не везде. По крайней мере столица Краймара – город Венальд считался среди выходцев с Земли местом не только культурным, но по совместительству – весьма дорогим.

– Блин, как я теперь назад-то попаду? – продолжала тем временем бушевать Лора.

Вопрос был отнюдь не риторическим: любому проводнику доподлинно известно, что открыть портал из Центрума можно только в то же самое место, откуда ты покинул Землю. Следовательно, если ей вдруг захочется домой, она непременно окажется посреди калининградского летного поля, на охраняемой территории, куда посторонним вход воспрещен.

– Вернешься с другим проводником, только и всего, – пожал плечами я.

– А если срочно драпать придется?

– Скажешь охране, что ходила пописать и заблудилась. Ну или спрячешься в багаже и перелезешь через забор, дело нехитрое. У нас сейчас другая проблема.

– И я даже знаю, как ее зовут, – фыркнула вздорная девица.

– Видишь огни? – протянул я руку, стараясь не обращать внимания на ее ехидные реплики. – По моим прикидкам, до Венальда отсюда километров пять, не меньше. То есть примерно час ходу. Если поспешим, успеем до темноты.

– А дальше?

– Будем искать убежище. Лично я в сугробе ночевать не собираюсь, а ты как хочешь.

С этими словами я развернулся и захрустел снегом по направлению к далекому городу, стараясь держаться колеи. Чуть помявшись, Лора поспешила за мной. Сняв повязанный вокруг шеи платок, она намотала его на голову на манер банданы, прикрыв разноцветную шевелюру, а высокий воротник и длинные рукава джемпера удачно маскировали татуировки. В результате этих нехитрых манипуляций девушка стала выглядеть почти как среднестатистический ничем не примечательный иномирец, коих в Центруме обитало во множестве и к которым все уже давным-давно привыкли. Появилась робкая надежда, что ее экзотическая внешность не будет привлекать к себе излишнего внимания.

К окраинам Венальда мы подошли уже после заката, когда на иссиня-черном небе высыпали крупные и колкие звезды. Предместья выглядели совсем не по-столичному: невысокие одноэтажные дома, стыдливо прячущиеся за каменными оградами, узкие улочки под скользкой коркой плотно утоптанного наста и почти полное отсутствие фонарей. Спрятавшееся за горизонт светило унесло с собой последние остатки тепла: резкие порывы ветра обжигали кожу ледяным дыханием и время от времени бросали в лицо пригоршни ледяного крошева. Я начал замерзать даже под двумя свитерами и теплой паркой, а пальцы ног в устойчивых к условиям Центрума кожаных башмаках так и вовсе превратились в сосульки.

В окнах некоторых домов теплился свет, но попроситься на ночлег казалось мне не слишком удачной идеей: к незнакомым путникам, да еще явившимся в Центрум откуда-то издалека, обитатели хижин наверняка отнесутся с опаской, а поскольку на дворе ночь – так и вовсе не откроют дверь. Нужно искать убежище, только вот в густеющей тьме разглядеть что-то совсем непросто. Немного помогал снег: его белое покрывало отражало скудные отблески света, чуть рассеивая мглу.

– Сюда, – прохрипел я севшим от мороза голосом и, шагнув в сторону от дороги, чуть не провалился в сугроб по пояс. Лора сопела где-то позади, стараясь ступать по моим следам.

Невысокие, занесенные снегом холмики, которые я заприметил еще с дорожной насыпи, оказались продуктовыми погребами, как я и рассчитывал. Сколоченные из грубых досок двери ближайших двух были заперты на ржавые амбарные замки, у соседнего рухнул свод, обнажив неровную каменную кладку, а вот дальний оказался открыт, хоть и выглядел совершенно заброшенным. Чтобы отворить покосившуюся дверцу, пришлось сгрести в сторону целую груду снега, завалившего вход. В черное чрево погреба вела узкая каменная лестница, упиравшаяся в другую полуоткрытую дверь. Пошарив среди груды тряпья, что валялась на прибитой к стене кривой полке, я обнаружил огарок свечи в надтреснутой глиняной плошке и полупустой короб с фосфорными спичками. Запалить фитиль удалось далеко не сразу: спички отсырели и ломались в замерзших пальцах. Получилось только с третьей попытки. Освещая себе путь потрескивающим и дрожащим пламенем свечи, мы спустились вниз.

За второй дверью обнаружился тесный тамбур и еще одна калитка, обитая чем-то вроде древнего стеганого одеяла или полуистлевшего ватника – впотьмах не разберешь. Она вела в основную камеру погреба, пол которой покрывали потемневшие от времени доски. Никаких продуктов тут, конечно, не обнаружилось, зато в отгородке возле стены нашелся целый стог ароматного сена, а рядом валялось дырявое ведро. В нем я тут же развел небольшой костерок, воспользовавшись в качестве топлива подобранным под ногами деревянным хламом. Здесь, под землей, было относительно тепло – гораздо теплее, чем на улице, однако при дыхании изо рта все равно вырывались облачка студеного пара. Плотно прикрыв входную дверь, я поводил свечой под потолком и вскоре по трепыханию пламени обнаружил заткнутую соломой отдушину, откуда тут же вытащил импровизированную пробку, чтобы не угореть. В тамбуре я заприметил сломанные деревянные черенки от сельскохозяйственного инструмента и, кажется, еще останки древнего колченогого стула. Дров пока хватит, через часик натопим. Хорошо бы вскипятить немного талого снега да попить горяченького, чтобы не простудиться, только вот не в чем – хозяева заброшенного погреба не оставили нам никакой подходящей посудины. Костерок мирно потрескивал, распространяя вокруг вонь тлеющей сырой древесины, от которой у меня понемногу начали слезиться глаза. Самое время пожалеть о потерянном в аэропорту алюминиевом котелке и бездымной спиртовке.

– Как чуть прогорит, брось в угли пару вон тех булыжников, – посоветовала Лора, – тогда тепла на подольше хватит.

У входа действительно виднелась груда увесистых камней: по видимости, крестьяне использовали их в качестве гнета, когда квасили здесь капусту или какой-то другой провиант.

– Переночуем тут, а утром двинемся в город, – изложил свой незамысловатый план я.

– Вонять от нас будет, как от погорельцев, – сморщила нос Лора, покосившись на чадящее ведро.

– Ну, не как от золотарей, и ладно. Со временем выветрится.

Лора уселась на деревянную отгородку, обхватив колени руками. Дрожащее пламя отбрасывало на ее лицо зловещие малиновые отблески, а на стене за ее спиной бесновались густые черные тени.

– Ты раньше бывал в Краймаре? – спросила вдруг она.

– Не доводилось. А ты?

Она молча покачала головой.

– Климат у них тут паршивый, – решил поделиться своими скудными знаниями, – зимой очень холодно, а летом слишком жарко. Еще, говорят, пресной воды не хватает. В отличие от Онелли, где в предгорьях полно озер, тут в основном сухая лесостепь, а почва каменистая. До грунтовых вод не докопаться.

– Зато денег полно, – фыркнула Лора. Я пожал плечами:

– Так полезных ископаемых нет, природных ресурсов тоже почти не осталось, нужно же как-то выживать? Вот они и сделались финансовой столицей всего Центрума. Надо сказать, у них неплохо получилось.

– Там, где много денег, обычно полно полиции, и за порядком в таких местах следят пристальнее. Не вляпаться бы.

– Завтра разберемся, что тут к чему, – стараясь придать интонациям как можно больше уверенности, сказал я.

– Угу, только пожрать бы чего-нибудь сначала. Мне уже сейчас хочется.

У меня и самого в животе давненько урчало, только я старался терпеть и не подавать вида – в конце концов, сам виноват, что мы оказались в таком неприглядном положении.

– Нужно поспать, – решительно пресек я дальнейшую дискуссию, – утром чего-нибудь раздобудем.

Сон получился прерывистым и беспокойным. Сено, которое мы использовали в качестве постели, оказалось довольно мягким, но жутко колючим – отдельные сухие стебли так и норовили залезть за шиворот или уколоть в глаз. Под утро костерок потух, и погреб выстыл. После пробуждения с первыми лучами солнца я еще с полчаса вытряхивал из одежды налипшую тут и там солому. Вскоре в стогу завозилась, просыпаясь, Лора.

Выбравшись наружу, я растер физиономию снегом, чтобы окончательно прийти в себя. Солнце уже показалось над ломаной линией горизонта, небосвод на востоке сделался прозрачно-голубоватым, словно поверхность родникового озера. День обещал быть погожим и ясным.

Венальд показался мне совершенно не похожим на другие города Центрума. Архитектура краймарской столицы чем-то неуловимо напоминала земную восточную: стиснутые меж стенами домов узенькие мощеные улочки, убегавшие, изгибаясь, то вверх, то вниз, стрельчатые арки, древняя каменная кладка, грубая и шершавая на ощупь. Все это совершенно не вязалось с хрустящим под ногами снегом: такому пейзажу гораздо лучше подошли бы чахлые пыльные пальмы и вездесущий песок негевской пустыни.

В городе царило оживление: по переулкам сновали толпы народу, и я обратил внимание, что среди мелькающих тут и там плащей и сюртуков на глаза попадается очень много военных шинелей. Краймар не принимал участия в бушующей на континенте войне, предпочитая придерживаться нейтралитета. Местные банкиры умело этим пользовались, наладив тесную дружбу и с сурганскими военными, и с высокомудрыми учеными Лореи, и с религиозными лидерами Цада. Но чаще всего на улицах Венальда встречались, конечно, важные господа в офицерских мундирах сурганской армии: были среди них и представители инфантерии, и артиллеристы, и вояки с совсем уж незнакомыми знаками различия. Пару раз я даже сумел разглядеть в толчее черную форму «вайбера» – военной разведки Тангола.

Голод давал о себе знать все сильнее. По мере приближения к центру на нашем пути попадалось все больше и больше лавочек, из недр которых доносились столь дивные ароматы, что я буквально захлебывался слюной. Хотелось заткнуть нос и зажмуриться, чтобы не поддаваться гастрономическим соблазнам.

– А вот и еда, – сообщила Лора, думавшая, по-видимому, о том же самом. Я взглянул в указанном ею направлении.

Возле приземистой ограды небольшого сквера притулилась кособокая церквушка, судя по надписи над воротами, освященная именем Первого Кузнеца, как и многие другие храмы Центрума. Здесь уже собралась, толкаясь локтями, небольшая толпа, состоявшая сплошь из одетых в лохмотья оборванцев разных возрастов и обоих полов. Дородный священнослужитель в длинной пурпурной тунике, ловко орудуя половником, разливал из помятой бадьи в картонные ведерца дымящийся бульон. Нищие, гомоня и переругиваясь, получали свою порцию, брели с добычей в сторону и, усаживаясь прямо на мерзлый тротуар, принимались жадно хлебать варево.

Даже не оглянувшись в мою сторону, Лора присоединилась к толпе, стараясь побыстрее пробиться к раздаче при помощи локтей, которыми она принялась деловито распихивать конкурентов. Мне не оставалось ничего иного, как пристроиться рядом. В конце концов, в нынешнем одеянии мы как нельзя больше походили на бездомных бродяг.

Похлебка оказалась жиденькой, но вкусной. В ней даже плавали кусочки каких-то мелко нарезанных овощей. На первое время проблема голода была решена, но вечно так продолжаться не может: даже в таком богатом континууме, как Краймар, на бесплатных подачках долго не протянешь.

– Может, какую-нибудь работенку на время найти? – задумчиво протянул я.

– Угу, наймись трубочистом, – громко отхлебнув из ведерка, усмехнулась Лора, – или ассенизатором. У тебя получится. Ты вообще чего-нибудь полезное делать умеешь, чувак? Ну, кроме как языком трепать?

– На барабанах играть умею, – неохотно признался я. – Потому и Ударник. Литаврист.

– Ну, так и подайся в кабак лабухом, – посоветовала она, – глядишь, через недельку накопишь на тарелку приличной жратвы.

Идея в целом была разумная. Помнится, вскоре после моего первого появления в Центруме я совершенно по-глупому потерялся на вокзале Антарии, куда привез меня Старик. Тогда я вполне успешно сколотил группу, с которой выступал в уютном заведении недалеко от центра клондальской столицы, и даже весьма неплохо на этом зарабатывал. Жаль, времени на раскачку у нас сейчас нет совсем. А деньги нужны, причем срочно. Положение, мягко говоря, аховое…

– Можно еще банк ограбить, благо их тут на каждой улице с десяток, – продолжала тем временем глумиться Лора, – ты грабить умеешь, Мендельсон?

– Не умею, – мрачно отозвался я.

– Ну и дурак.

Проходившая мимо бродяжка, закутанная с ног до головы в торчащие друг из-под друга, как капустные листья, цветастые накидки, оценивающе оглядела Лору, затем шагнула в ее сторону, ухватила девушку за локоть и быстро-быстро затараторила что-то неразборчивое. На нищую она не походила совсем: уши бродяжки украшали блестящие серьги, на шее виднелось намотанное в несколько слоев ожерелье из крупных зеленоватых камней, а во рту поблескивал ровный ряд золотых зубов.

– А джапу кар! – резко прикрикнула на нее Лора, выдергивая свою руку из цепких крючковатых пальцев. Бродяжка мгновенно умолкла, растерянно и испуганно глянула на мою спутницу из-под прикрывавшей голову пуховой шали и в следующий миг стремительно скрылась в толпе, непрерывно оглядываясь.

– Что ты ей сказала? – проводив странную женщину взглядом, полюбопытствовал я.

– Да просто послала в жопу.

– На каком языке? На джавальском?

– На цыганском. Ты что, не видишь, что она наша, с Земли? Тут ее сородичей полно. Среди цыган, между прочим, поразительно большое количество проводников, особенно женщин. Погоди-ка…

Лора задумчиво посмотрела вслед уже окончательно пропавшей из виду цыганке, потом повертела в руках опустевшее бумажное ведерце, перевела взгляд на точно такое же, которое я до сих пор сжимал в руке…

– Есть одна идейка, – решительно заявила она. – Допивай свою бурду, и пойдем. И найди-ка мне еще один такой стакан.

Краймарский язык очень похож на клондальский, которым я владею в совершенстве. Однако Лора, похоже, изучила краймарское наречие гораздо лучше меня. По крайней мере тараторила она на нем весьма бегло, не забывая при этом сыпать присказками и рифмовать на лету слова.

– Подходи, народ, здесь каждому везет! – звонко кричала она, и из ее рта вырывались клубы густого пара, словно из электрической сигареты модного хипстера-вейпера. – Испытай свою удачу, получи монет на сдачу! А за зоркий глаз – монета еще раз!

Если честно, я совсем не ожидал, что ее сольное выступление вызовет такой бурный ажиотаж: народу вокруг собралось изрядно. В общем-то на главной рыночной площади и без того царило оживление – обитатели Венальда неторопливо бродили меж торговых рядов, набивая корзины продуктами, тканями и мелкой домашней утварью. Расхваливали на все голоса свой товар зеленщики, осипшие от холода зазывалы приглашали дорогих гостей в окрестные трактиры, а менялы в ожидании клиентов гремели костяшками деревянных счетов. Но такое шоу жители краймарской столицы лицезрели, вероятно, впервые в жизни. Лора размотала свою бандану, из-за чего ее попугайская прическа привлекала еще больше внимания. На земле перед девушкой покоился огрызок доски, на котором донышками вверх стояли наши бумажные стаканчики от бульона.

– Эй, кручу-верчу, вас запутать хочу! – выкрикивала моя спутница. – Я приехала в Краймар, привезла с собой товар, товар прода́ла, для вас денег достала. Угадаете, где шар, получите гонорар!

Стаканчики в ее руках начали выписывать безумные круги по дощечке, и между ними заметался маленький шарик, скрученный из мягкой податливой ткани. Пару раз перебросив шар из одного ведерка в другое, Лора ловко поймала и накрыла его третьим стаканом. Я, стоя чуть позади, прекрасно видел, как, опуская ведерко, она незаметно спрятала шарик в ладони, прижав его мизинцем и безымянным пальцем. Больше этой хитрости, кажется, не заметил никто.

– Ну, кто угадает и удачу испытает? – Лора обвела насмешливым взглядом притихшую толпу.

– Тут он! – радостно потирая ладошки и чуть не подпрыгивая от азарта, ткнул пальцем невысокий востроносый старикашка, внимательно следивший за Лориными манипуляциями. Девушка протянула ладонь:

– Гони монету!

Медная монетка в пять краймарских левров со звоном исчезла в ее кармане. Лора перевернула и подняла пустое ведерко, демонстрируя его окружающим. В тот же момент незаметно разжав пальцы другой руки, она выпустила из ладони принявший прежнюю форму мягкий тряпичный мячик, одновременно приподняв соседний стаканчик. Толпа разочарованно выдохнула.

– Ну-ка, дедок, угадай еще разок! Только следи внимательней!

Стаканы снова принялись водить хоровод по дощечке, а азартный старикан вцепился в них колким внимательным взглядом.

– Лора, завязывай, а? – в очередной раз протянул я.

– Слышь, у тебя какая задача? Оттеснить в сторону публику, если кто возмущаться начнет, понял? – огрызнулась она по-русски. – Ну, вот и отвали, не мешай работать, моралист хренов.

Дед продул снова, но на третий раз неожиданно выиграл, вызвав одобрительный ропот среди зевак. Радовался он при этом совсем как ребенок, подпрыгивая и приплясывая на месте от нетерпения. Я подсчитал: к этому моменту из кармана старика в Лорины закрома перекочевало уже семь монет, а назад вернулось только три. За неполный час моя спутница заработала столько, что нам хватило бы на приличный ужин в каком-нибудь местном трактире, а на сдачу можно было снять жилую комнату где-нибудь на окраине.

Между тем игра продолжалась. Среди обывателей, окруживших место нашей дислокации плотным кольцом, то и дело отыскивался смельчак, готовый рискнуть парой медных монет, и Лора неизменно оказывалась в выигрыше. Умело манипулируя настроением толпы, она иногда уступала очередному зеваке, но вскоре снова пополняла свой капитал. Хоть мне и не нравилась вся эта затея с самого начала, я решил не вмешиваться. Оглядывая толкающихся вокруг, я подумал, что они не проявляют никакой агрессии: в их глазах горел лишь азарт и читалось обычное любопытство. Вот дородная женщина с корзинкой на локте внимательно следит за движениями бумажных стаканов, вот парнишка в картузе выглядывает из-за ее плеча, а вот пожилой солидный мужчина в полушубке любуется происходящим с едва заметной ироничной улыбкой. Кудлатый и чумазый лопоухий мальчонка высунул голову между ним и еще одним ротозеем, стремясь поглядеть поближе на бесплатное представление…

Не знаю, откуда у меня возникло ощущение, будто вокруг что-то не так. Словно какая-то заноза засела в подсознании, не давая покоя. Я еще раз оглядел толпу: напряженные лица, гомон множества голосов, пацаненок, разинув рот, глядит на Лору, словно на диковинного зверя, запустив руку в карман стоящего рядом седовласого мужика…

– Эй! – только и успел выкрикнуть я, как пацан, перехватив мой взгляд, пустился наутек, что-то сжимая в руке. Я рванул следом.

– А ну стой!

Не успеть. Мальчишка припустил настолько шустро, что я, задыхаясь, едва поспевал за ним. За спиной послышался громкий шум, кто-то коротко взвизгнул: похоже, растолкав толпу, за нами вдогонку бросилась Лора.

Переулок, еще один и еще. Лавируя между прохожими и лениво ползущими телегами, мальчишка удирал что было сил, поминутно оглядываясь. Еще минута, и я потеряю его из виду. Воришка метнулся в сторону. Длинная, как лисья нора, подворотня, глухой двор заканчивается невысокой каменной оградой. Бросив через плечо гулко звякнувшую добычу, сорванец с разбегу перескочил через изгородь, только его и видели. Задыхаясь, я привалился к грубой каменной кладке. В глазах плавали разноцветные круги, в правом боку предательски закололо. Переведя дух, я беспомощно сполз по неровной стене, протянул руку и поднял с брусчатки выброшенный малолетним преступником предмет.

Связка ключей с длинным, замысловатым брелоком, напоминающим по форме не то рыбу, не то комету с ажурным узорчатым хвостом. Не успел я хорошенько разглядеть добычу, как во двор, тяжело дыша, вбежала Лора.

– Чего там?

Я молча протянул ей находку.

– Понятно. Бумажник небось себе оставил, с-скотина. Поднимайся, сейчас сюда легавые нагрянут, а нам оно совершенно некстати.

Где-то поблизости и впрямь раздались переливчатые трели полицейских свистков.

Глава 4

– Ты хоть рожу его запомнил? – спросила Лора, когда мы, все еще тяжело дыша, вывернули из двора на соседнюю улочку.

– Кого, мальчишки?

– Да нет, мужика этого, у которого он ключи увел.

Связка ключей оказалась оснащена медным кольцом с удобным карабином, который я тут же пристегнул к поясу.

– Мужик как мужик, – пожал плечами я, – лет шестидесяти, хотя кто их, местных, разберет. Седой весь, лицо в морщинах. Одет неплохо по здешним меркам. Эх, жалко, что прохиндей этот только ключи выкинул…

– Да, скинул бы лопатник, было бы чем поживиться, – мечтательно протянула Лора, – раз одет богато, значит, денежки у него водятся…

– Слушай, ты серьезно? – с подозрением посмотрел в ее сторону я.

– Вполне. Деньги, как известно, не пахнут. И лишними не бывают.

– А чем ты тогда от этого воришки отличаешься? – Глядя на невозмутимую физиономию Лоры, я уже не мог сдержаться. – Сначала лохотрон на базарной площади устроила, теперь хочешь чужой бумажник присвоить…

– Але, гараж! – перебила меня девушка. – Сбавь обороты. Во-первых, мы реально чуть не сдохли с голоду. Ты чего-нибудь сделал вообще, чтобы денег на жратву раздобыть? Пошевелился? Не-е-ет, ты только мораль читать умеешь, да и это у тебя паршиво выходит. А я за пару часов приличную сумму насобирала, сечешь?

Лора с довольным видом похлопала себя по оттопыренному карману, и тот отозвался приглушенным звоном. Окинув меня победным взором, она продолжила:

– Между прочим, «колпаки» еще античные греки лихо крутили, а до них игрой в кубки в Индии промышляли. Так что это не лохотрон, а древнее искусство. Во-вторых, бумажник свой тот чувак сам пролупоглазил, нужно было за карманами следить. В толпе всегда щипачи работают, это закон природы. Мы же его не крали? Не крали! Следовательно, лопатник можно было бы считать честной находкой…

Меня от этой двойной морали слегка коробило, но я промолчал, понимая, что сам упустил инициативу, когда следовало что-то решить с пропитанием. Упрек в мой адрес был в общем-то справедливым. В итоге Лора взяла решение проблемы в свои руки, правда, выбрала для этого метод, который лично мне совершенно не нравился.

– Куда мы идем? – решив сменить тему неприятного разговора, спросил я.

– Сначала пожрем нормально. Потом – в ратушу.

– А туда зачем?

Лора посмотрела на меня так, словно видела впервые.

– Ударник, ты здоров? Башку, часом, не отморозил? Тогда пораскинь мозгами. В ратуше у нас что? Посадский совет и купеческая управа. Там можно навести справки обо всех жителях города. Справки канцелярия выдает любому желающему, но за деньги. А деньги у нас теперь есть. Как тебе логическая цепочка?

Логическая цепочка получилась безупречной, не придерешься.

– Чего-то я уже начал подзабывать местные реалии… – пробормотал я.

– А так бы сразу догадался, да? – ехидно уточнила Лора.

Некоторое время мы шли молча: по крайней мере я старался не вступать в дальнейшие дискуссии, чтобы не получить в ответ очередной поток язвительных замечаний. Прошагав по извилистой улочке пару сотен метров, Лора с решительным видом свернула в ближайший трактир, манивший прохожих дивными гастрономическими ароматами.

Краймарская кухня рассчитана на людей с крепким желудком: местные повара добавляют в блюда такое немыслимое количество специй, что с непривычки можно заработать изжогу. Самым популярным напитком здесь считается горячее вино с пряностями, правда, в отличие от земного глинтвейна оно намного крепче и совсем не сладкое. Расположившись в тепле таверны, мы принялись уплетать сочное печеное мясо с овощами, закусывая его свежеиспеченной сырной лепешкой. Опустошив между делом полкружки вина, Лора раскраснелась и, кажется, пришла в благостное расположение духа.

– Слушай, Ударник, а как ты в пограничники попал? – с самым что ни на есть невинным видом поинтересовалась она.

– Тебе зачем?

– Да просто не могу представить себе человека, меньше тебя подходящего для этой работы. Тебе бы действительно в оркестре каком-нибудь играть или ночным клубом заведовать. Короче, искусством заниматься, а не по полям с автоматом бегать. Не годишься ты, чтобы сапогами говно месить.

Я ухмыльнулся, не зная, обижаться мне на это замечание или пропустить мимо ушей. Самое неприятное, что подобное мнение я уже слышал от своих соратников. Тот же Алекс по прозвищу Поганый, царство ему небесное, не забывал высказывать такие измышления всякий раз, когда прикладывался к стакану, а делал он это с завидной регулярностью.

– Случайно попал, как многие другие.

– А конкретней?

– А конкретней, все как у всех. Открыл портал, встретил в Центруме командира шестнадцатой заставы, получил предложение влиться в стройные ряды пограничной стражи. Ну и согласился.

– Чего ж тебе на Земле-то не сиделось? Получил бы свою татуировку, и привет.

– А тебе?

– Ну, у меня особый случай… – задумчиво протянула Лора.

– Ага, то-то я смотрю, ты вся из себя такая особенная…

– Слышь, Ударник, – кажется, я все-таки сумел задеть ее за живое или же выпитое слегка ударило ей в голову, – вот если кто из нас двоих и корчит из себя особенного, то это как раз ты. Думаешь, ты у нас избранный, раз чуваки из Очага решили рвануть свою бомбу в твоей квартире, и поэтому я должна с тобой возиться, как с младенцем? Оберегать тебя от неприятностей и пылинки сдувать? Да ни хрена. Есть более простые способы решить этот вопрос.

– Например?

– Например, прихлопнуть тебя на фиг, и дело с концом. Нет человека – нет проблемы.

– И как это поможет делу? – Теперь уже этот диалог начал меня откровенно веселить. – Планы Очага завязаны не на меня, а на мое жилище. Если я исчезну, это только облегчит им задачу.

– Много ты понимаешь, – фыркнула Лора и, приложившись к кружке с вином, примиряюще произнесла: – Ладно, забудь, проехали. Доедай, и пойдем, пока эти бюрократы по домам не разбежались.

Городская ратуша напоминала костел с высокой, точно пожарная каланча, башней, увенчанной островерхим шпилем. К мощенной брусчаткой площади вели гранитные ступени, возле которых ожидало своих пассажиров не менее десятка конных экипажей и несколько паровых локомобилей. Людей здесь тоже было немало, причем праздношатающейся публики почти не наблюдалось: в основном по лестнице сновали вверх и вниз озабоченные своими проблемами посетители.

– Пойдем, – сказала Лора и, не оглядываясь, зашагала ко входу в здание. Мне пришлось поспешить, чтобы не потеряться в толпе.

Изнутри ратуша походила на любое другое присутственное место – сдается мне, они созданы по одинаковым лекалам во всех мирах. Массивные гранитные колонны, поддерживающие высокие своды, буквально подавляли своей монументальностью. Вытянувшиеся рядами дубовые двери тонули в полумраке, а в столбах света, льющихся наискосок из узких стрельчатых окон, танцевали пылинки. Сквозь мутное стекло едва виднелось небо с рваными лоскутами облаков. И нигде ни единого указателя. Оглядевшись по сторонам, Лора уверенно направилась к пожилому мужчине в темно-синем потертом сюртуке, который меланхолично подметал ковровую дорожку, не обращая ни малейшего внимания на спешащую по своим делам публику.

– Где тут справочная? – без лишних вступлений спросила она.

– На второй этаж по коридору налево, – заученно пробормотал уборщик.

– Спасибо, дед, – бросила через плечо Лора, устремляясь вверх по свежеподметенной лестнице.

Возле нужного нам кабинета уже собралось несколько человек, ожидавших своей очереди, однако Лора бесцеремонно растолкала их и с независимым видом прошествовала внутрь. Все пространство кабинета занимали стеллажи с тысячами картотечных ящиков, а на оставшемся возле окна пространстве громоздился застеленный сукном письменный стол. За столом восседал пухлощекий и рыхлый молодой человек с лицом недовольного младенца. На вздернутом носу чиновника красовались круглые очки с толстыми стеклами, сквозь которые он посмотрел на нас с явным пренебрежением. Застоявшийся воздух пах прелой бумагой и немного мышами.

– Чего изволите? – Голос хозяина кабинета оказался высоким и тонким, словно тот надышался гелием. Я с трудом удержался от идиотской улыбки. А вот Лора стесняться не стала:

– Мы ищем человека по имени Ласс Хольте, пупсик. Поможешь нам?

С минуту клерк растерянно хлопал глазами сквозь стеклянные линзы, а потом, проглотив «пупсика», пропищал:

– Десять левров, и без сдачи, пожалуйста.

Лора позвенела мелочью в кармане и протянула толстяку две медные монетки.

– И с чего бы всем вдруг понадобился этот Хольте?.. – пробормотал клерк, грузно приподнявшись со своего скрипучего стула, однако Лора ловко отдернула руку, спрятав деньги в кулаке.

– Стоп, стоп, стоп, зайчик, – ласково улыбаясь, произнесла она, – скажи-ка мне, а кто еще интересовался стариком Лассом?

Сквозило в ее улыбке что-то хищное, кровожадное, такое, от чего владелец кабинета зябко поежился, но все же не позабыл о своих служебных обязанностях:

– Не могу сообщить. Не имею права. Это конфиденциальная информация.

Лора бочком уселась на краешек стола, сдвинув бумаги в сторону, ухватила клерка за уголок воротника и с силой притянула к себе.

– А если я очень попрошу, пупсик?

Тот шумно сглотнул и порозовел, вмиг покрывшись испариной.

– Н-не могу. Не положено…

– Вот что за мужики пошли, – фыркнула Лора, не выпуская тем не менее свою добычу из цепких пальцев, – стоит женщине чего-нибудь захотеть, так не могут. Придется принимать кардинальные меры.

Она ловко перекинула ноги через стол и, продолжая удерживать толстяка в полусогнутом положении, свободной рукой ухватила его за штаны чуть пониже пояса. Судя по тому, как розовая краска схлынула с его щек, уступив место мертвенной бледности, хватка у Лоры оказалась крепкой.

– А так?

– Ы-ы-э-э-о!.. – простонал чиновник, даже не пытаясь освободиться.

– Дай-ка я догадаюсь, – прервал я этот содержательный монолог. Честно говоря, смотреть на мучения толстяка мне было не слишком приятно: при виде сжатых пальцев моей спутницы у меня самого все холодело внутри.

– Блондинка, коротко стриженная, среднего роста, примерно вот такого. Говорит со странным акцентом. Да?

Клерк мелко закивал.

– Давно она тут была?

– Се… дня… Два… А-а-а…

– Сегодня, два часа назад?

Толстяк снова заколыхался, тряся головой в знак согласия.

– Отпусти его, Лора.

Я взглянул на подаренные часы. Да уж, чего-то подобного вполне следовало ожидать. Впрочем, фора у незваной гостьи не столь уж большая, если поспешить, может быть, удастся даже опередить ее.

– Это Эйжел, – сказал я по-русски.

– Та самая девушка из Очага?

– Да. И мне это совершенно не нравится.

Лора снова повернулась к своему пленнику.

– Адрес!

– Улица Цветочная, дом пять, – по памяти отбарабанил тот и жалобно проблеял: – Что-нибудь еще?

– Только один поцелуй, котеночек, – с хищной улыбкой потянулась к отшатнувшемуся клерку Лора и тут же, хохотнув, потрепала его по щеке. – Шучу, шучу, не напруди в штанишки! Пока, сладенький!

Послав ему воздушный поцелуй, она развернулась на каблуках и юркнула за дверь, оставив растерянного толстяка ошарашенно глядеть ей вслед. Я отметил про себя, что положенных за справку денег она так и не заплатила.

– Цветочная… Знать бы, где это? – задумчиво произнесла Лора, когда мы вновь очутились на улице.

– Западная окраина города, – сообщил я, – отсюда минут тридцать пешком.

– Ты же говорил, что никогда не был в Венальде? – Лора бросила на меня косой взгляд.

– Я и не был. Просто в отличие от некоторых я перед отъездом не музыку в интернете слушал, а карту изучил.

Она снова покосилась в мою сторону, но промолчала. Я улыбнулся: наглость и самоуверенность взбалмошной девицы изрядно меня достали, и эта маленькая шпилька в ее адрес приятно согрела душу.

– Ну, тогда веди, Сусанин…

И я повел. Прохладный ветер краймарской столицы доносил откуда-то издалека шум паровых машин и перекличку уличных торговцев. В воздухе витал смолянистый запах горелой древесины – горожане топили печи, спасаясь от студеного дыхания уходящей зимы. Солнце выбелило покрытую инеем брусчатку тротуаров, искрясь в ледяном крошеве, словно в россыпи драгоценных алмазов. Подумалось, что этот странный город, словно перенесенный каким-то чудом в краймарские снега из восточной сказки, таит в себе нечто притягательное, заставляющее сердце биться чаще. Венальд, как знающая себе цену красавица, умел очаровывать. Но для чужаков он холоден и неприступен.

– Ударник, – вдруг обратилась ко мне Лора. Посмотрела внимательно, пристально, словно видела впервые в жизни.

– Что?

– Да нет, ничего.

Снег звонко хрустит под ногами, словно кто-то с аппетитом грызет рафинад. Здесь он по-настоящему белый, гораздо чище, чем в Москве, где тротуары покрыты бесформенным серым месивом. Да и когда я в последний раз видел на Земле настоящий свежевыпавший, нетронутый снег? Уже и не вспомнить…

– Каков план действий? – решил на всякий случай уточнить я. Хоть мне и не слишком нравилась навязанная Беккером компания, но раз уж мы вынужденно работаем вместе, нужно как-то согласовывать свои решения, иначе можно нарваться на неприятности.

– А просто заявимся к этому профессору и сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться, – легкомысленно пожала плечами Лора, – че тут думать-то?

– Думать всегда нужно, – назидательно возразил я, – например, о том, что он не захочет сотрудничать. Пытать его будешь?

– Заманчивая идея… – протянула девица. Вот что ты будешь с ней делать? – Ну а ты что предложишь, Ударник?

– Есть одна идея, – напустив на лицо загадочное выражение, ответил я.

Цветочная улица оказалась скорее переулком – узким и извилистым, терявшимся среди каменных фасадов уже через несколько десятков шагов. Стоило только свернуть в это рукотворное ущелье, и в нос ударил горьковатый хвойный запах, сразу навеявший мысли о новогоднем празднике. Почти так же в моем далеком детстве пахла картонная коробка с укутанными в присыпанную хвоей вату елочными игрушками, которую мама доставала из антресолей в последних числах декабря. Источник запаха обнаружился, когда мы добрались до цели: возле пятого дома был разбит небольшой палисадник, где росли, укрывая припорошенными снегом лапами каменное крыльцо, обычные земные ели.

К массивным деревянным дверям был привязан небольшой изящный молоточек, которым я и постучал по украшавшей лакированную поверхность косяка медной пластине. Спустя примерно минуту изнутри донеслись шаги, звякнул засов, и дверь приоткрылась, образовав узкую щель. В ней нарисовалась взъерошенная голова, и на нас настороженно уставилась пара светло-серых глаз.

– Господин Хольте? – изобразив на лице гримасу, которая, по моему мнению, должна была смахивать на вежливую улыбку, осведомился я.

– Нет! – довольно резко ответили с той стороны. – Профессора Хольте нет дома.

– С кем имею честь? – сохраняя прежний вежливый тон, поинтересовался я.

– Я его ассистент, Гвен Ки.

Не слишком-то приветлив этот самый ассистент. Интересно, какая муха его укусила?

– Очень приятно, Гвен. Меня зовут Йон, я корреспондент газеты «Вечерний Венальд». Мне очень хотелось бы побеседовать с господином Хольте…

– Профессор не дает интервью! – резко оборвал меня помощник ученого. – Тем более он не делится информацией о проекте «Шторм»!

Проект «Шторм»? Это что еще за чертовщина такая?

– Но я…

– Убирайтесь! – выкрикнул Ки и попытался захлопнуть перед моим носом дверь, но что-то ему помешало. Этим чем-то оказалась женская нога в грубом кожаном башмаке, просунутая в дверной проем.

– Послушай, мальчик, – сказала Лора, оттеснив меня плечом и шагнув в полуоткрытую дверь. – Мы тут подождем немного, пока профессор вернется, зададим ему пару вопросов и уйдем. Хорошо?

Помощник ученого и не думал возражать – он испуганно пятился по коридору, позволяя Лоре, а следом за ней и мне войти в дом. Короткая прихожая заканчивалась дверями, возле которых на невысоком столике красовалось отполированное до блеска металлическое блюдо, где посетители могли оставить свои визитные карточки. Мы были гостями незваными, и потому визиток у нас при себе не имелось. За дверями открывалась просторная гостиная, уставленная дорогой, со вкусом подобранной мебелью. Мягко ступая по ворсистому ковру, Ки шагнул за заваленный бумагами письменный стол, отгородившись им от нас, как баррикадой, и принялся шарить в ящиках, нервно открывая их один за другим. Наконец его поиски увенчались успехом.

– Убирайтесь прочь! – взвизгнул он. В дрожащей руке паренька ходил ходуном револьвер с коротким, но толстым стволом.

– Вот это гостеприимство! – оценила представившуюся ей картину Лора, прищелкнув языком. – Мсье знает толк в этикете. Убери пушку, сопляк, поранишься ненароком.

Но парень и не думал прятать оружие. Хищное дуло револьвера смотрело то на меня, то на мою спутницу, словно его обладатель никак не мог решить, кого подстрелить первым. Тяжело вздохнув, Лора сделала шаг к столу.

– Стойте! Я буду стрелять! – выпучив от напряжения глаза, пригрозил Ки.

– Да стреляй, – разрешила Лора. – Судя по тому, как ты держишь эту игрушку, ты сам себе в задницу не попадешь без посторонней помощи.

Шаг. Еще шаг. Ки, кажется, выбрал себе цель, и теперь револьвер смотрел точно ей в живот. Лора расслабленно остановилась в нескольких шагах от парня, от которого ее отделял письменный стол. Несколько секунд она пристально разглядывала его, как энтомолог рассматривает под увеличительным стеклом пойманную им редкую букашку, а в следующий миг стремительным и незаметным движением очутилась рядом и схватила неудавшегося стрелка за руку. Послышалась возня. Я метнулся было на помощь, но не успел: Лора отпрянула, громко выругавшись, – похоже, парень, каким-то чудом извернувшись, таки заехал ей рукояткой револьвера по голове и, воспользовавшись секундным замешательством, дал стрекача. Грубо оттолкнув меня в сторону, Ки бросился в коридор. Я устремился следом. Схватить беглеца за рукав мне удалось лишь на крыльце, и, вцепившись в плотную ткань, я решил ни за что не отпускать свою добычу.

– Поймал! – крикнул через плечо я.

И напрасно: стоило мне на мгновение отвернуться, как ассистент ученого наклонился к стоявшему возле крыльца деревянному ящику с песком, которым дворники присыпали покрытые скользким настом дорожки, зачерпнул оттуда добрую пригоршню и что есть силы швырнул ее мне в лицо.

– Черт! – выругался я, закрыв лицо ладонями. С грохотом распахнулась дверь, и следом за мной на крыльцо выкатилась запыхавшаяся Лора.

– Сбежал, сволочь, – процедила она сквозь зубы и разразилась длинной нецензурной тирадой, мешая в единый коктейль русские и краймарские ругательства.

– Он мне в глаза песком сыпанул, – сплевывая хрустящие на зубах песчинки, пожаловался я.

– Глаз не жопа, проморгается. Пойдем-ка лучше в доме пошустрим, пока хозяина нет. Может, найдем чего интересного, раз уж случай подвернулся.

Копаться в чужих вещах без ведома их законного владельца мне совершенно не хотелось, уж слишком сие мероприятие смахивало на банальную кражу. Однако Лору это, похоже, ничуть не смущало. Поплевав на ладони, я протер глаза и только тогда смог открыть веки, чтобы посмотреть на свою спутницу. Под глазом Лоры медленно расцветал лилово-синий, как тревожное грозовое небо, фингал.

– Красавица! – оценил я.

– На себя посмотри, Ален Делон хренов, – огрызнулась девица. – Пошли, пока этот кот ученый мусоров местных сюда не привел.

Пожав плечами, я отправился следом за ней в только что покинутую нами гостиную. И все-таки явный испуг, с которым встретил нас этот самый Гвен Ки, не давал мне покоя. Интересно, кто его так встревожил? Я догадывался, кто это мог быть, но думать об этом сейчас не хотелось. По всему выходило, что Эйжел опережает нас буквально на полшага, и эти самые полшага могут стать для нас роковыми. Нужно во что бы то ни стало добраться до профессора раньше ее.

Глава 5

Беглый осмотр гостиной не принес ожидаемых результатов. Двери на второй этаж, в кабинет и спальню оказались заперты, а на столе обнаружились лишь старые газеты и неоплаченные счета. Порывшись ради проформы в ящиках стоявшего возле стены трельяжа, Лора подала знак о том, что нам пора убираться отсюда подобру-поздорову. Оказавшись на улице, она зашагала от дома ученого прочь, не оглядываясь. Лицо ее при этом хранило крайне задумчивое выражение.

– Как он там сказал? – обращаясь не то ко мне, не то в пространство, произнесла она. – Проект «Ураган»?

– «Шторм», – поправил ее я.

– О чем это он?

– Ни малейшего представления.

А ведь действительно, парень упоминал о каком-то проекте, в котором, видимо, замешан его шеф. Мне вдруг подумалось, что озвученное им название отдает чем-то армейским, а не научным. Что ж, если в деле замешаны военные, разузнать что-то будет ой как непросто.

– Не нравится мне все это… – вздохнула Лора. – И чем дальше, тем больше не нравится.

– Слишком мало вводных, – согласился я. – Все наши проблемы от недостатка информации. Что нам, по большому счету, известно? Да почти ничего. Ну, имя: Ласс Хольте. Известен адрес его проживания, но неизвестно местонахождение. Теперь вот еще проект какой-то…

– Даже не знаю, с какой стороны теперь за это взяться… – вздохнула девушка.

– Зато я знаю, – заверил свою спутницу я и поймал на себе заинтересованный взгляд.

С детства не люблю библиотеки. Не только за их гулкую больничную тишину, нарушаемую лишь шелестом переворачиваемых страниц, или за сладковатый запах пыльной бумаги, от которого невозможно скрыться. Рядом с моим московским домом была районная библиотека, куда я часто захаживал в детстве. Просторный, светлый и всегда полупустой читальный зал, где желающим выдавали периодику, и «абонемент», откуда можно было взять заинтересовавшую тебя книгу навынос. В абонементном отделе работала полная женщина неопределенного возраста, в толстых очках и с неизменным болезненным румянцем на пухлых щеках. День-деньской она просиживала за своей конторкой над журналом «Работница», изредка отвлекаясь лишь для того, чтобы царственным жестом направить очередного читателя к стеллажам с библиотечной картотекой, в которой неподготовленному обывателю было решительно невозможно что-либо отыскать. На просьбы посоветовать какую-нибудь книгу она отвечала змеиным шипением, поблескивая на посмевшего нарушить ее покой посетителя стеклами очков. А еще от нее терпко, густо, до головокружения пахло дешевыми лавандовыми духами. До сих пор при слове «библиотека» мне мерещится этот тошнотворный удушливый запах.

Центральная городская библиотека Венальда располагалась в высоком здании, опиравшемся на массивные гранитные колонны. По всей видимости, это монументальное сооружение было воздвигнуто еще до Катастрофы, и архитекторы явно вдохновлялись в своей работе античными мотивами земного образца. Внутри библиотека также мало походила на привычные мне аналоги из родного мира. Здесь было уютно. Не то чтобы вот прямо захотелось тут поселиться навсегда, но упасть в мягкое кожаное кресло, закрыть глаза, замереть на несколько минут, ловя мимолетное ощущение покоя, – точно. Холодный мрамор стен надежно скрыт кадками с изумрудно-зелеными деревцами, листья которых свисают почти до самого устланного коврами пола. Солнечный свет льется откуда-то сверху: там, под сводчатым потолком, прячутся окна. А еще здесь отсутствовала гнетущая кладбищенская тишина: откуда-то доносились женский смех и веселые голоса, а фоном для этих звуков служила едва различимая замысловатая мелодия, которую выводила не то флейта, не то сиринга.

Мы миновали тихо журчащий и искрящийся в лучах света фонтан и, следуя указателям, поднялись на второй этаж – в репозиторий научно-технической литературы. Насколько я мог судить, библиотека была не просто хранилищем книг, но и исследовательским центром: в просторном зале обнаружились несколько десятков ученых мужей разного возраста, кропотливо изучавших толстенные фолианты и что-то переписывающих в разложенные перед ними на столах тетради. Каталог фондов здесь тоже оказался не совсем привычным: он включал именной указатель, алфавитный и тематический. Отыскать что-то среди сотен тысяч карточек оказалось не слишком простой задачей, однако библиотека предоставляла своим посетителям удобный сервис: за несколько монет местный архивариус мог подобрать литературу практически по любой интересующей визитера теме. В качестве такого сотрудника нам вызвалась помочь пожилая сутулая женщина с затянутыми в тугой пучок седыми волосами и редкими седыми же усиками над верхней губой. Записав на листочке бумаги наше пожелание – найти любые издания, в которых упоминался бы проект «Шторм» или ученый по фамилии Хольте, она удалилась в анфиладу заставленных книгами стеллажей, ревматически шаркая ногами. А мы принялись ждать.

– Давно хотела спросить тебя, Ударник, – неожиданно обратилась ко мне Лора, – ты у других пограничников дома бывал? Не здесь, в Центруме, а на Земле?

Вопрос, прямо скажем, неоднозначный: все мы привыкли к скрытности и потому стараемся по возможности не смешивать «здесь» и «там». Это две разные жизни, и будет лучше, если они никогда не пересекутся. Отсюда – все эти клички, благодаря которым бойцы порой даже не знают настоящих имен друг друга, отсюда же ставшая притчей во языцех замкнутость и нелюдимость тех, кто посвятил свою жизнь службе в Корпусе. Не доверяй никому, кроме самого себя, – вот главный принцип. В этом сила, но в этом же и главная слабость Пограничной стражи Центрума. Если ты привык всегда рассчитывать только на собственные силы, глупо надеяться на чью-то помощь в трудную минуту.

Я вспомнил нашу давнюю встречу в квартире Бобрикова, с которой началось очень неприятное для обитателей шестнадцатой заставы приключение. Приключение, конечным итогом которого стало исчезновение самой шестнадцатой пограничной заставы как таковой. В итоге личный состав разбрелся теперь кто куда. Видимо, на моем лице отразилось нечто такое, что заставило Лору отвести взгляд.

– Ну, положим, был один раз.

– И как тебе?

– Да никак, – пожал плечами я. – Квартира как квартира, вполне себе обыкновенная по московским меркам. Ты чего хотела-то?

– Просто я тоже бывала у пограничников в гостях, и знаешь…

Она на секунду замялась, подбирая слова.

– Ну, в общем, многие живут вполне себе кучеряво. Не золотые унитазы, конечно, но… Ремонтик там хороший, мебелишка, туда-сюда… На тачках приличных ездят.

Ах, вот оно что. Смысл в ее словах и в самом деле есть: некоторые бойцы часто таскают из Центрума на Землю ценности да всякое другое барахло, которое можно выменять на деньги. Та же Калька, например, но у нее так сложились жизненные обстоятельства. Да и изъятый у контрабандистов товар никто не давил бульдозерами. Не то чтобы коррупция в рядах Пограничной стражи цвела буйным цветом, но она все же имела место. Я и сам, грешник, порой не брезговал прихватить с собой в родной мир что-нибудь полезное, да вот хотя бы тот самый экспроприированный у морячка рюкзак с батарейками, который едва не стоил жизни как минимум половине населения планеты…

– А тебя, значит, смущает, что я в старой пятиэтажке живу и перемещаюсь на метро?

– Не смущает. Удивляет. Только не говори, что твои доходы не позволяют тебе купить квартиру в приличном доме. Или твой хитрый портал конкретно к этому месту привязан?

– Не привязан, доводилось и из других мест порталы открывать… Дело не в этом.

– Тогда в чем?

– Да чего ты пристала-то? – начал заводиться я.

– Просто пытаюсь разобраться, отчего ты у нас такой бессребреник. Скажешь небось, что ты кристально честный пограничник. Только честных людей не бывает в принципе. Каждый хоть где-то, хоть что-то, хотя бы раз в жизни да намутил в свою пользу. Ты служишь в Пограничной страже уже больше шести лет, так почему еще не успел обустроиться на Земле? Мне это непонятно. А я не люблю, когда мне что-то непонятно.

– А может, у меня еще одна квартира есть? – ехидно посмотрел на свою спутницу я. – Только я ее кому попало не показываю?

– Нету. Берндт мне твое досье переслал, я его хорошенько изучила.

Изучила она, надо же. А ведь и в самом деле, она права. За все годы, которые я провел на заставе сначала под началом Старика, а потом в качестве командира, я так и не удосужился толком привести в порядок собственное жилище. Да хотя бы диван новый купить взамен старого и продавленного, на котором спать уже почти невозможно из-за врезающихся в зад пружин. Просто как-то не задумывался об этом раньше.

– Если что-то происходит, для этого всегда есть причина, – уже совершенно спокойным тоном ответил я. – Моя причина кроется в том, что на Земле меня ничего не держит. Нет у меня там якоря, который тянул бы вернуться назад. Я живу в Центруме.

– Так у тебя и здесь ничего нет. Ни дома, ни семьи…

– Ну, значит, считай меня нищим бродягой. Авантюристом без прошлого и с сомнительным будущим. Так будет проще для всех.

Лора как-то странно посмотрела на меня, но промолчала. Тем временем из глубин книгохранилища появилась наша помощница с крайне озабоченным выражением лица. Вопреки ожиданиям она не толкала перед собой тележку с грудой заказанных нами фолиантов.

– Странное дело, молодые люди, – обратилась к нам она, – в нашем каталоге числится семь книг за авторством профессора Ласса Хольте. И ни одной сейчас нет в наличии.

– Давно их взяли на руки? – тут же насторожился я.

Библиотекарь сверилась с бумажкой, в которую она занесла нашу заявку, и ответила:

– Вчера вечером. Причем все семь сразу.

– А когда этими изданиями интересовались в предыдущий раз?

Хранительница знаний снова уткнулась в свою шпаргалку.

– «Исследования переменных токов высокой частоты» брали более четырех лет назад, «Индукционные генераторы и вакуумные трубки» – пять с половиной, «Феномен электромагнитных излучений» – более трех лет назад…

– Достаточно, – прервал ее я.

– Если вас это интересует, я могу попытаться узнать, кто вчера забрал все эти книги, – извиняющимся тоном предложила библиотекарь. – Правда, это была не моя смена…

– Спасибо, это лишнее. – Я и так прекрасно знал, кому могла столь внезапно понадобиться вся эта научно-техническая литература. Мгновение поразмыслив, я обернулся к Лоре:

– Пойдем, тут больше делать нечего.

– И куда теперь?

– Тут недалеко.

Отдел развлекательной литературы и публицистики располагался на самом первом этаже, в просторном зале, заставленном письменными столами и стульями с высокими спинками. Посетителей тут оказалось не в пример больше. Пришедшая мне в голову идея была простой, как медный грош: если на свете существует какая-либо публичная фигура, да еще и участвующая в крупном научном проекте, информация об этом не могла не просочиться в прессу. Пусть даже эта пресса будет насквозь бульварной.

На этот раз заказанный нами поиск по тематическому указателю обошелся немного дороже и занял чуть больше времени, однако принес долгожданный результат. Молодой, но уже лысеющий библиотекарь разложил перед нами толстую подшивку журналов, прикрепленную к деревянной обложке плетеным шнуром.

– Номер третий за пятьсот второй год, – лаконично пояснил он.

«В условиях современной цивилизации, – гласила найденная мною на указанной странице статья, – важно обеспечить растущие производственные мощности доступной энергией. Однако далеко не всегда представляется возможным добывать ее там же, где размещаются основные потребители – фабрики и мануфактуры. Таким образом, существенно возрастает важность передачи энергии на значительные расстояния, а эта проблема, как известно, уже успешно решена во многих сопредельных мирах, таких как Маранг. Своими мыслями по этому вопросу с нашим корреспондентом поделился знаменитый ученый, преподаватель Венальдского технического университета имени святого Гуга профессор Ласс Хольте…»

Кто таков этот самый святой Гуг, я не имел ни малейшего представления, а вот упоминание места работы нашего высокомудрого ученого мужа вселяло определенный оптимизм.

– Двинем в университет? – поинтересовалась Лора, до этого настырно сопевшая мне в ухо, читая статью через плечо.

– Непременно, – я взглянул на подаренные мне часы, – только завтра, потому что сейчас уже поздно. Самое время найти какой-нибудь постоялый двор для ночлега.

Оставшихся денег хватило лишь на тесную комнатенку с узким стрельчатым окошком, выходившим в заснеженный переулок. Над городом уже сгущались сумерки, нарушаемые серебристым светом выползшей на небосвод кособокой луны. Ни печи, ни камина в этой дешевой каморке не имелось, зато вдоль стены шла печная труба от расположенной в первом этаже кухни. Труба давала столько жара и так нагрела и без того спертый воздух нашего скромного убежища, что мне пришлось немного приоткрыть оконную раму, впуская внутрь прохладный вечерний воздух. Было тихо: лишь где-то вдалеке хрипло брехала собака, да из далекого кабака доносился плач скрипки, сквозь который высокий женский голос выводил протяжную песню на джавальском. На фоне потемневшего неба, окрашенного вдоль линии горизонта болотно-зеленым призрачным светом, перемигивались звезды. Люблю такие безмятежные вечера. Люблю стоять у окна, любоваться на закат, неторопливо перебирая, словно четки, струящиеся в голове мысли.

Мы только что перекусили рублеными вареными овощами – на большее с нашими скудными финансами рассчитывать не приходилось, – но в животе у меня все равно урчало. Сейчас бы мясца, а потом кружку горячего чаю с хрустящим печеньем.

– Чего приуныл?

Ничуть не стесняясь присутствия постороннего мужчины, Лора стянула и бросила в угол свои бесформенные штаны, оставшись в одной футболке, из-под которой выглядывали стройные крепкие ноги в легкомысленных розовых трусиках. Под футболкой вроде бы тоже ничего не наблюдалось.

– Да вот думаю, а не послать ли все на хрен и не осесть ли окончательно в Центруме? Домик тут прикупить где-нибудь в глуши, когда все закончится…

– Эй, а как же родной дом? У тебя ведь там вроде мать осталась…

– Да мы и не общаемся почти, – пожал плечами я. – Меня дед с бабкой воспитывали, царство им небесное. Я сейчас в их квартире и живу. Матери, наверное, без меня в Москве спокойнее будет, да и привыкла уже… Есть множество людей, у которых дети за океан перебрались. Ну вот и тут, считай, то же самое, только океан у нас в километрах не измерить…

– А друзья?

– А друзья у меня все сплошь проводники да пограничники. Захотят – сами наведаются в гости.

Снова выглянув в окно и вдохнув пахнущий печным дымом ночной ветер, я вдруг со всей отчетливостью понял, что чертовски, безмерно устал. Разгром заставы, бесконечная гонка по клондальской степи, путешествие через Разлом, плен и неожиданное освобождение из сурганских застенков, безуспешные попытки вычислить и перехватить ускользающих агентов Очага… Все это навалилось на плечи свинцовым грузом. Хотелось отдыха и покоя. Маленькая уютная избушка где-нибудь в предгорьях Синего Кряжа и впрямь казалась мне сейчас пределом мечтаний. Конечно, такая размеренная жизнь рано или поздно наскучит, но это будет когда-нибудь потом, не сейчас…

Стоп. Отставить нытье. Я самый обычный человек, несмотря на то, что тот тип со странным молдавским именем Виорел намекал на мою избранность. И как любой человек, нуждаюсь в отдыхе. Нужно просто немного поспать, и силы вернутся. А они мне, черт возьми, скоро понадобятся.

Вдалеке снова закашлялась собака, пожелтевшая луна вызолотила скаты крыш. Внизу, в переулке, показалась пошатывающаяся фигура ночного гуляки в полурасстегнутом тулупе. Волоча за собою длинную угловатую тень, пьянчуга доковылял до торчащей из сугроба калитки, прокричал, потрясая в пространство кулаком: «Все краймарские купцы – скряги, воры и глупцы!», после чего попытался войти в воротца. Не получилось: запнувшись, пьяница навзничь повалился в сугроб и потерял шапку. Передохнув пару минут, он собрался с силами, с трудом поднялся на четвереньки, а затем продолжил свое путешествие по заснеженному тротуару в таком положении. Вскоре это четвероногое существо в тулупе окончательно скрылось за углом соседнего дома, и улица снова опустела. А мои мысли неохотно вернулись к насущным делам.

Интересно, почему Хольте сбежал из Лореи? По логике вещей, эксперименты стоило бы проводить в континууме, считающемся здесь главным научным центром и средоточием лучших умов этого мира. Видать, что-то его спугнуло. Только вот что? Эх, заглянуть бы в его книги, чтобы понять, в каком направлении этот мыслитель вел свои изыскания. Судя по названиям, что-то, связанное с электричеством. Ясно одно: поскольку книги исчезли, как, впрочем, и сам ученый, мы на верном пути. Его определенно ищут, всякий раз опережая нас на полшага. И теперь нам нужно хорошенько подумать, прежде чем сделать следующий ход, если мы хотим обхитрить соперника.

А ведь есть у нас и еще один коварный враг – время. Вернее, этого самого времени как раз таки почти что и нет. Осталось чуть меньше месяца, чтобы отыскать беглого профессора, выпытать, вытряхнуть, вытянуть из него клещами технологию закрытия порталов, а если не получится, вернуться на Землю и устроить в моем доме круговую оборону. Надеясь, что враг в этот раз не окажется проворнее и сильнее.

Лорея, Краймар, электричество, Центрум, Земля, Очаг… Ключ от этой головоломки, казалось, был где-то рядом, только вот я никак не мог его отыскать. Картина напоминала мне неосторожно разбитое блюдо с замысловатым рисунком: каждый узор определенно являлся частью единого целого, но представить его целиком по разрозненным фрагментам никак не получалось.

Кроме того, нужно решить еще одну насущную проблему – финансовую. Добытые Лорой деньги подошли к концу, но мое самолюбие и без того больно уязвляло меня, регулярно напоминая, что сейчас я фактически живу за ее счет. Такие вот заложенные поколениями гендерные стереотипы: мужик должен быть добытчиком, хоть наш тандем являл собой не пару, а просто вынужденных партнеров. Нужно что-то придумать, пока моя напарница не изобрела еще какую-нибудь мошенническую схему. С нее станется.

Взгляд упал на небрежно брошенную посреди комнаты вчерашнюю газету «Венальдский вестник», которую я подобрал в харчевне за ужином, чтобы завернуть в нее оставшиеся полкраюхи хлеба. «Краймар и Сурган заключили мирное соглашение!» – гласил набранный крупным кеглем заголовок на первой полосе. Я пробежал ровные строки глазами:

«Два великих континуума, руководствуясь соображениями взаимных политических интересов… В целях сохранения мира, безопасности и развития дипломатических отношений… Направленным на благо всего человечества… При единодушной поддержке всех слоев населения… О сотрудничестве в военной, экономической и социальной сфере… Ведет к единству наших народов».

Видать, пропагандистский канцелярит варится в редакторских кухнях по единому рецепту во всех без исключения мирах. Вот откуда на улицах Венальда взялось столько прохожих в серых сурганских мундирах. Я перелистнул страницу. Третью полосу занимала заметка о формировании Краймарского добровольческого корпуса, направляемого в помощь Танголу. Статья сопровождалась зернистой фотографией бравых вояк, марширующих по брусчатке городской площади. Я усмехнулся: неужто сурганцы сами не расправятся со своими слабыми соседями? Аламею и Клондал пережевали и даже не поперхнулись… Я снова зашелестел газетной бумагой. На последней странице среди объявлений о продаже недвижимости, поздравлений с бракосочетанием, некрологов и судебных оповещений я обнаружил то, что искал. «Во исполнение международных договоренностей правительство Краймара выслало на родину группу беженцев, обвиняемых властями Сургана в измене родине…» «Выслало» нужно читать как «выдало “Вайберу”». Какая судьба ждет этих несчастных дома, можно даже не сомневаться… Полторы сотни фамилий, полторы сотни поломанных судеб. Альбер, Айвен, Готес, Майлеф, Фенгель… А вот совсем необычная, теплая и солнечная фамилия – Летто. Говорят, история повторяется дважды. Похоже, в сопредельных мирах она повторяется даже трижды, что наводит на невеселые мысли.

Я оглянулся: Лора уже спала, небрежно набросив на ноги одеяло. На украшенной витиеватой татуировкой руке в районе запястья виднелась вплетенная в узор черная окружность с крестиком внутри. Стараясь не шуметь, я сложил газету и прилег рядом, «валетом». От ее тела слегка веяло горьковатым потом, но этот запах почему-то не показался мне неприятным. Я осторожно повернулся на бок и прикрыл веки. Кажется, Лора даже не проснулась.

Глава 6

В отличие от индустриально развитого Тангола в Венальде общественный транспорт практически отсутствовал. Тут его заменяли частные извозчики на узких двуколках, запряженных низкорослыми мохноногими лошаденками. Этот незамысловатый эрзац земного такси прекрасно вписывался в здешние тесные и извилистые улочки, где вряд ли смогли бы разминуться два локомобиля.

Солнце уже взошло и радостно искрилось на укрывавших скаты крыш снежных шапках. День, судя по ясному безоблачному небу, снова обещал быть теплым: запоздалая весна понемногу вступала в свои права и здесь, в суровом Краймаре. Подняв по местным традициям согнутую в локте руку, я остановил пролетку.

– Куда изволите? – вежливо поинтересовался возница.

– А давай на центральный телеграф, любезный, – ответил я.

Скрипнули рессоры, и двуколка опасно качнулась, впуская нас с Лорой под низкий кожаный навес.

– Зачем нам туда? – спросила девушка, ежась от утренней прохлады.

– Будем решать финансовую проблему, – откликнулся я, – причем кардинальным образом.

– Поясни?

Я вздохнул, собираясь с мыслями.

– Краймар и Сурган заключили пакт о сотрудничестве. Формально Краймар придерживается в этой войне нейтралитета, но при этом беспрекословно выполняет все требования Тангола. В частности, о выдаче сурганцам беженцев, многие из которых уже оформили здесь запрос на гражданство. Знаешь, каково главное условие получения иностранцами краймарского паспорта?

– Ну-ка?

– Для этого нужно положить на счет в любом местном банке сто пятьдесят тысяч. Через пять лет их можно забрать. Соображаешь, какой замечательный бизнес придумали местные воротилы за компанию с правительством? Собирают деньги с беженцев, многие из которых преследуются в Сургане по политическим мотивам, а потом депортируют их обратно на родину, не вернув депозит. Деньги будут десятилетиями крутиться на счетах, зарабатывая банкирам проценты. Неплохо, да?

– С-сволочи, – с чувством произнесла Лора. – Дерьмо собачье.

– Деньги не пахнут, как сказала недавно одна моя знакомая девушка. Ну а политика – грязное дело во всех мирах.

– Но ведь как-то эти деньги можно вернуть? – Лора пристально посмотрела на меня.

– Родственники смогут их забрать, но есть одна загвоздка: большинство из них никогда не узнает, в каком именно банке был открыт счет. Так что мы вполне можем назваться чьим-нибудь дядюшкой, проверки личности здесь не такие строгие, как на Земле.

– Ты же сам говорил, что мошенничать нехорошо, – фыркнула Лора.

– А это и не мошенничество. Все вклады застрахованы. Если банк по ошибке выдаст деньги постороннему лицу, страховая компания возместит все убытки. Так что считай, это экспроприация экспроприированного.

– Экспра… экспро… Тьфу ты, по-человечески, что ли, объясняться не можешь?

– В другой раз, – ответил я, спрыгивая с двуколки и подавая спутнице руку, – мы приехали.

Двухэтажное здание центрального телеграфа было легко узнаваемо по густой паутине проводов, сбегавшихся к нему со всех окрестных переулков. Природный каучук в Центруме дорог, потому медные провода изолировались густо намотанной на них вощеной нитью, защищенной поверх для надежности слоем просмоленной ткани, – самое то для краймарского холодного климата. Но и такая технология выходила совсем не дешевой, потому телеграфная, а тем паче – телефонная связь присутствовала только в казенных учреждениях и богатых фирмах. Крупные банки, понятное дело, ею также не брезговали.

Изнутри гулкий холл телеграфной станции напоминал не то храм, не то пустынный вокзал. Поозиравшись по сторонам, я обнаружил лежащий на дубовом столике телефонный справочник: не слишком толстую книгу в потертом кожаном переплете. Здесь же под стеклом обнаружились прейскурант и правила пользования услугами учреждения, напечатанные на пожелтевшей бумаге. Правила оказались простыми: обменяв в кассе деньги на картонный билет по количеству минут разговора, нужно заказать звонок у диспетчера и терпеливо дожидаться вызова в кабину с указанным на картонке номером. Собрав по карманам всю оставшуюся мелочь, мы пересчитали жалкие медяки. Хватит на шесть с половиной минут. Негусто.

– Расклад такой, – понизив голос, пустился я в объяснения, – берем только три крупнейших банка, которые на слуху: вряд ли иностранные подданные побегут сдавать свои кровные в мелкие финансовые конторы. Затем выбираем три самые редкие фамилии, чтобы избежать накладок. Никаких вопросов не задаем, говорим уверенно о том, что в вашем, мол, банке открыт счет на это имя, когда можно прийти и забрать вклад? Если клиента с таким именем нет, извиняемся и вешаем трубку. Вероятность успеха невелика, но она есть. Голос, надеюсь, менять умеешь?

– Сомнительная затея… – покачала головой Лора.

– Зато у тебя есть шанс стать первым в истории Центрума телефонным жуликом, – заверил ее я. – Ну что, готова? Тогда поехали по списку.

Нам повезло уже на четвертый раз.

– Да, Летто, Марта Летто, моя благословенная матушка, – залепетала в тяжелую эбонитовую трубку с медным раструбом Лора, сделав мне большие глаза. – Когда? Да, конечно. Разумеется, могу. Спасибо!

– «Венальдбанк», – пояснила она, звякнув трубкой о рычаг. – Пятая улица, собственный дом. Только денег на извозчика у нас уже не осталось.

– Значит, пойдем пешком, – пожал я плечами.

Спустя полтора часа мы вышли из банка с карманами, туго набитыми розово-красными банкнотами Государственного казначейства Краймара. Все-таки Центрум, до Катастрофы опережавший Землю в своем развитии, сейчас заметно отставал в плане технологий, что, безусловно, сыграло нам на руку. Не пришлось даже подделывать документы: в отличие от Сургана, где широко распространена фотография, патриархальный Краймар не мог похвастаться такими благами цивилизации. По пути в банк мы завернули в поместный полицейский участок, где усталый и сонный жандарм лениво выписал Лоре с ее слов «адресный билет» на фамилию Летто. Документ давал предъявителю право на временное пребывание в Краймаре сроком до месяца. Банковский служащий – сморщенный, как чернослив, сутулый старичок с густыми волосами в носу – и вовсе мельком глянул в бумагу, после чего попросил меня засвидетельствовать подписью личность госпожи Лоры Летто, неторопливо занес в специальный гроссбух наши приметы, покрутил ручку грохочущего, как заводской цех, механического арифмометра и, кряхтя, выложил на конторку несколько пачек слегка потрепанных купюр. Операция чуть не сорвалась, когда я, потянувшись пером к бумаге, едва не выставил напоказ свою пограничную татуировку, что неминуемо вызвало бы у клерка подозрения. Нас спасло то, что я вовремя догадался одернуть рукав, скрыв заметную издалека круглую метку от посторонних глаз.

– Ну, вот и все, теперь мы богаты, – сказал я, спускаясь по обшарпанным гранитным ступеням.

– Куда отправимся? – поинтересовалась Лора и подозрительно оглянулась по сторонам, словно подозревая слежку.

– В университет, – с довольным видом откликнулся я, – навстречу знаниям. Эй, извозчик!

Возница охотно притормозил двуколку и, приняв на борт пассажиров, цокнул языком, трогая лошадь с места.

– Хоть бы угольную печку на пол догадались поставить, – проворчал я, устраиваясь поудобнее на жестком и узком сиденье, – ноги окоченели, спасу нет.

Рядом возилась Лора, пытаясь умоститься так, чтобы получше видеть происходящее вокруг. Извозчик никуда не спешил: лошадка цокала по мерзлой брусчатке мостовой неторопливым шагом, а мимо проплывали приземистые двух- и трехэтажные домишки краймарской столицы.

– Интересно, почему тут столько недостроенных зданий? – Моя спутница указала на неопрятно торчащую из мансарды ближайшего жилища железную арматуру. – Наверное, это как-то с налогами связано? Ну, типа, если дом недостроен, то и платить можно меньше?

– Не-а, все дело в местных традициях, – ответил я, поворошив в памяти все имеющиеся в запасе скудные знания о Краймаре. – Люди тут живут большими семьями, сразу несколько поколений в одном доме. На первом этаже – старшие, выше – молодежь. Входы у них, разумеется, разные, зато можно собраться вместе на ужин или по поводу какого-нибудь праздника. Опять же, нет проблем, если вдруг нужно кому-то с детьми посидеть. По краймарской традиции, жилище молодой семье предоставляют родители невесты. Поэтому если в доме есть девушка на выданье, после помолвки они быстренько достраивают еще один этаж, и можно праздновать свадьбу. Так что весь этот недострой – просто задел на будущее.

– Что-то я не видела здесь зданий выше трех этажей, – фыркнула Лора. – Неужто в каждой семье рождается только одна девочка?

– Это из-за землетрясений, – пояснил я, окончательно входя в роль экскурсовода, – горы близко, и раньше Краймар регулярно потряхивало. Венальд, говорят, вообще разрушался до фундаментов и отстраивался заново целых шесть раз. Последнее землетрясение произошло лет двести тому назад. После Катастрофы вроде бы поутихло. Кстати, такие узкие и кривые улочки тут тоже неспроста.

– Это чтобы вражеские танки между домами застревали?

– Чтобы ветер по городу не гулял. Тут горы, помнишь? Были бы в Венальде прямые и широкие проспекты, тебя бы мигом сдуло, да и в домах из-за этого стоял бы вечный холод – дрова тут дорогие, топить накладно. А такая вот архитектура позволяет лучше переносить и суровые зимы, и знойное лето: узкие переулки дают много тени. Кстати, знаешь, что самое интересное?

– Хвост.

– Что?

– За нами хвост, – с тревогой в голосе заявила Лора. – Мужик в темно-коричневом длинном пальто, среднего роста, следил за нами от самого телеграфа. Потом я приметила его возле банка. Сейчас поймал экипаж и тащится позади, дистанцию держит, гад. Но я его все равно срисовала.

Я начал озабоченно озираться.

– Сиди на заднице ровно, Ударник, не дергайся, – резко одернула меня спутница, – делай вид, что ничего не происходит.

– А дальше что? – Раньше я никогда не попадал в такие ситуации и потому слабо представлял себе, что следует делать в подобных случаях.

– Сейчас увидишь, – сверкнув глазами, заявила Лора. – Держись рядом и не отставай. Эй, любезный, останови-ка здесь!

Сунув вознице мелкую купюру, Лора ловко спрыгнула с повозки и, не оглядываясь, зашагала в сторону ближайшей лавки, расположившейся в первом этаже богатого купеческого дома. Стекол в окнах магазинчика не имелось, зато в глубине витрины, завешанной дамскими платьями, сарафанами и шалями, виднелось зеркало. В нем-то я и углядел, как с другой повозки, остановившейся чуть поодаль, степенно сошел средних лет мужчина в длиннополой шинели и прогулочным шагом направился вслед за нами по противоположной стороне улицы. Вопреки шпионским стереотипам вместо шляпы на нем было охотничье кепи а-ля Шерлок Холмс, а в руке незнакомец сжимал короткую тросточку.

– За мной! – коротко скомандовала Лора.

Без лишних слов она зашагала вниз по переулку, и спустя мгновение я едва не потерял ее из виду. Несколько раз притормозив возле манящих разнообразными товарами лавочек, она вдруг нырнула в небольшие воротца, за которыми открылся жарко натопленный зал харчевни. В этот час он был еще практически пустым. Оттолкнув в сторону выступившего ей навстречу с дежурно-приветливой улыбкой трактирного мальчишку-полового, она юркнула в выход на противоположном конце зала. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом. Тесный перекресток, еще один переулок, заросший сугробами сквер с протоптанной между снежными шапками скользкой тропой, вновь переулок и, наконец, круглая площадь с замерзшим фонтаном, заполненная гуляющим людом.

– Проверяемся, – тяжело переводя дыхание после забега по морозному воздуху, сказала Лора. Я оглянулся. Бурой шинели нигде не было видно.

– Интересно, что это за тип, – вслушиваясь в бушующий пульс в висках, выдавил я из себя.

– Полицай. Или местная контрразведка. Или агенты Очага. Или разбойники, жадные до денег. Да по фигу кто. – Лора мотнула разноцветной челкой и быстрым взглядом окинула окрестности. – Пока от топтунов мы избавились, но это не означает, что скоро нам не приделают новый хвост. Лови пролетку.

Я снова поднял руку, останавливая извозчика.

– В университет, – приказал я, протянув Лоре руку и помогая ей забраться в тесный экипаж. Возница дернул поводьями, трогая пегую лошаденку с места.

Венальдский технический университет имени святого Гуга прятался в ложбине между двумя припорошенными снегом высокими холмами. По направлению к распахнутым настежь воротам петляла мощенная камнем тропа. Располагалось бы это учебное заведение на Земле, склоны холмов наверняка использовались бы местными студентами в увеселительных целях – для катания на лыжах или в крайнем случае на санях. Здесь, судя по всему, такой вид досуга не практиковался вовсе. Впрочем, студентов на нашем пути встретилось тоже немного – либо все они были сейчас на занятиях, либо на каникулах.

Главный корпус храма наук выглядел древним и обветшалым. Увенчанную шпилем старинную башню, вероятно, когда-то украшали часы, вместо которых теперь красовалась плохо оштукатуренная заплатка. Местами осыпавшаяся краска обнажала щербатую кирпичную кладку стен, а на черепичной крыше гнездились низкорослые кусты с отсутствующей по зимней поре листвой. Дряхлый, как само это здание, привратник поинтересовался целью нашего визита и безразлично махнул рукой куда-то в полумрак университетского холла.

Спустя еще полчаса мы стали обладателями бесценной информации о том, что профессор Ласс Хольте обитает где-то на кафедре гальваники, но сегодня скорее всего отсутствует. Следуя указаниям отловленных нами по пути студентов, мы отыскали и нужную кафедру, располагавшуюся в более новом или как минимум недавно отреставрированном корпусе. Гулкие коридоры были пустынны, лишь возле доски объявлений с вывешенным на ней расписанием занятий собрались несколько молодых людей, указавших нам дальнейшее направление поисков – на втором этаже.

– Профессора Хольте сегодня нет, – ожидаемо сообщил нам молодой человек в очках, по виду похожий на типичного аспиранта, – а вы по какому вопросу?

– По личному, – ответил я, – мы хотели бы познакомиться и пообщаться с господином Лассом. Я – доктор Переславский с Маранга, очень давно слежу за публикациями и статьями профессора Хольте, и вот, оказавшись в Венальде, я решил засвидетельствовать ему личное общение и обсудить… э-э-э… некоторые вопросы научного плана.

– Так вы ученый? – сразу засуетился аспирант. – Проходите, проходите, пожалуйста. Позвольте полюбопытствовать: какова тематика ваших исследований?

– Э-э-э… – снова протянул я, припоминая все, что нам с Лорой удалось почерпнуть о господине Хольте из хранившихся в библиотеке журналов. – Электричество. Атмосферное электричество.

– Потрясающе! – всплеснул руками молодой человек. – Этому вопросу профессор посвятил отдельный курс лекций, которые читал в нашем университете. Вы ведь, вероятно, знаете, что у нас здесь в отличие от Маранга и некоторых других сопредельных миров совершенно иное планетарное магнитное поле, поэтому взаимодействие атмосферного электричества с окружающей средой имеет целый ряд весьма любопытных аспектов…

Перестав обращать внимание на болтовню паренька, я осмотрелся. Приемная кафедры, в которой мы оказались, поднявшись на второй этаж по винтовой лестнице, представляла собой книгохранилище – вдоль стен располагались высокие шкафы, до самого сводчатого потолка заставленные разномастными фолиантами невообразимых расцветок и размеров. Пробежав глазами по корешкам, я обнаружил несколько земных экземпляров, среди которых больше всего было справочников по физике, попадались также книги с надписями на вовсе не знакомых языках, по-видимому, прибывшие сюда из соседних миров.

– …над этой темой он с коллегами начал работать еще в Лорее, – продолжил тем временем вещать аспирант, – ну, знаете, еще до того, как решил переехать к нам, в Краймар…

– А вы, кстати, не в курсе, почему профессор покинул Лорею? – перебил его я. – В том смысле, что подобные исследования логичнее было бы вести в общепризнанном научном центре вашего мира. Опять же, Депозитарий, готовый предоставить доступ к огромному массиву документов, образцов, оборудования… Меня вот, знаете ли, всегда удивляло это его ре- шение.

– Ой, вы знаете… – зачем-то понизил голос молодой человек и подозрительно оглянулся по сторонам. – Профессор Хольте как-то упоминал, что опасается преследования… В Лорее к нему проявляла пристальный интерес одна очень, очень могущественная организация. После того как в его лаборатории учинили обыск и похитили какие-то важные бумаги, он решил бежать в Краймар. Здесь правительство обещало ему не только покровительство, но и финансовую поддержку.

– Любопытно, – протянул я. – Ничего не слышал об этом. Не подскажете, коллега, а какого рода исследования проводил профессор в Лорее?

Услышав обращение «коллега», молодой ученый порозовел и скромно потупил взор.

– Ну, подробностей я не знаю… Профессор Хольте упоминал, что он со своими соратниками изучал механизмы беспроводной передачи энергии на далекие расстояния. Тема очень актуальная в Центруме: с дешевыми диэлектриками, обладающими достаточными изоляционными свойствами, сами знаете, у нас тут беда… Вообще подобные эксперименты велись в Лорее уже не один десяток лет. Поначалу в проекте даже непосредственно участвовал известный ученый с Маранга… Простите, запамятовал его имя… Он, собственно, формализовал и изложил теоретические основы этого физического процесса…

– Принцип передачи, вероятно, основывается на отражении излучения от ионосферы планеты? – на всякий случай уточнил осенившую меня догадку я.

– Да, да, да! – расцвел молодой ученый. – Вы тоже интересовались этой тематикой, коллега?

– Безусловно, – кивнул я и подмигнул Лоре, с растерянным видом переводившей взгляд с меня на аспиранта и обратно, – я же говорил, что мы с профессором работаем в одной научной области. Позвольте…

Я прошел вдоль книжного шкафа и вытащил с верхней полки пыльную толстую энциклопедию в темно-зеленом переплете. Откинул тяжелую шершавую обложку, взглянул на титул. Так и есть: Москва, «Советская энциклопедия», издание 1968 года. Взяв тяжелый фолиант поудобнее, я принялся перелистывать страницы, пока не обнаружил искомое.

– Взгляните, – повернул я разворот к моему собеседнику, – этого ученого с Маранга вы имели в виду?

– Да-да, это он! – радостно закивал паренек, разглядывая черно-белую фотографию худощавого мужчины с франтоватыми усами и аккуратным прямым пробором над высоким лбом. – Простите, я не знаю вашего языка, потому не могу прочитать его имя…

– Это не важно, – сказал я, захлопывая книгу, – вы и так очень нам помогли. Так где, вы говорите, я могу отыскать профессора Хольте?

– Он обещался быть на кафедре послезавтра… Но позвольте, если вы желаете видеть его немедленно, ступайте к старой колокольне возле городской ратуши. Он оборудовал там лабораторию по изучению грозовых явлений, возможно, вы найдете профессора на месте.

– Благодарю вас, любезный, – кивнул я.

– Меня зовут Руперт, Руперт Динмар, – крикнул мне вслед аспирант, но я уже скрылся в дверях и загрохотал каблуками вниз по винтовой лестнице.

– Доктор Переславский? – с иронией переспросила Лора, когда мы вновь очутились под морозным голубым небом, покинув сумрачное здание храма наук.

– По крайней мере он мне поверил, – ухмыльнулся я. – Общая эрудиция помогла. Я, знаешь ли, весьма начитан.

– А еще ты весьма нагл и самовлюблен.

– Не без этого. А кроме всего прочего, нам удалось раздобыть весьма ценную информацию. Что ж, я подозревал нечто подобное…

– И кто же этот таинственный чувак с Земли, проводивший научные эксперименты в Центруме?

– Сначала ты ответь мне на один вопрос, – сказал я и, резко остановившись, повернулся к своей спутнице. – Скажи-ка мне, родное сердце, какого черта Пограничной страже понадобилось от Хольте в Лорее? Ради чего все эти обыски и слежки?

Впервые на моей памяти Лора всерьез смутилась.

– А с чего ты решил, будто это были мы?

– Догадаться несложно.

– Ну… В общем, в Штаб поступил сигнал о том, что из-за этих, мать его, изысканий однажды могут разом закрыться все порталы. Сигнал пришел из нескольких независимых источников, и контрразведка в Марине отнеслась к нему серьезно. Беккер по потолку бегал и скрипел зубами. Сам понимаешь, мы существуем только пока есть проводники, пока идет торговля… Короче, были задействованы серьезные ресурсы. Чтобы проверить эту информацию, мы привлекли лучших специалистов, в Лорее работали наши надежные агенты…

– Видимо, настолько надежные и опытные, что они тут же спугнули профессора, – с сарказмом заметил я.

– И на старуху бывает всякое, – пожала плечами Лора. – Ты прав, Хольте бежал, и мы его потеряли. Надеюсь, теперь найдем.

– Что-то не сильно он жаждет этой встречи.

– Ситуация изменилась. Раньше Пограничная стража старалась всеми силами предотвратить даже теоретическую возможность закрытия порталов в Центрум. Теперь мы в этом заинтересованы сами. Если что, я имею полномочия предложить Хольте любую помощь.

– Помощь понадобится, если возможность перекрыть порталы вообще существует, – скривился я, – во что лично мне верится с трудом. Впрочем, тот самый, как ты выразилась, чувак с Земли, по слухам, откалывал и не такое, правда, было это давненько. Почти девяносто лет назад.

– Так как все-таки его зовут?

– Это известный человек, – ответил я, – Возможно, ты даже слышала о нем. Его зовут Никола Тесла.

Глава 7

– Знаешь, чего мне всегда не хватало здесь, в Центруме? – спросил я, щурясь от яркого солнца. – Велосипеда. Такого тяжелого, советского, кондового, с минимумом пластмассовых деталей. Универсальный транспорт, между прочим. И дешевый.

– Ага, особенно на нем хорошо кататься здесь, по снегу, – фыркнула Лора. – Тоже мне почтальон Печкин нашелся.

– По снегу на санках ездить можно. Кстати, заметь: в Центруме никто из местных не использует ни саней, ни велосипедов. Не прижились тут почему-то эти технологии. Свободная рыночная ниша, хоть сейчас бизнес развивай.

– Замучаешься их учить на двух колесах ездить. А сани только в Краймаре и сгодятся, да и то лишь зимой. Летом здесь тепло, как и на остальном континенте.

Дорога тянулась вдоль невысоких, будто бы вросших в землю бедняцких домов, сплошь заполонивших венальдские окраины. День уже понемногу клонился к закату, и с западной стороны небосвода повеяло вечерней прохладой. Мы миновали пустынный перекресток, и по левую руку из сугроба выросла приземистая ограда, за которой темнели мертвые ветви кособоких деревьев. Я приподнялся на цыпочки, заглянув поверх каменной гряды. Приземистые кусты, припорошенные снежной крошкой гранитные плиты, покосившиеся пирамидки со срезанными верхушками, на которых выбиты невидимые отсюда письмена. Старое кладбище. То, что надо.

– Давай-ка заглянем в эту юдоль вечного покоя, – предложил я, направляясь к арочным воротам, ощерившимся обветренным кирпичом.

– На фига? – бросила мне в спину Лора, но тем не менее захрустела по снегу следом. Вместо ответа я прошел по заметенной аллее, свернул вправо, где захоронения теснились ближе друг к другу, и остановился, осматриваясь. Вот этот старый склеп, громоздящийся меж двух чахлых деревцев, пожалуй, подойдет. Несколько решительных шагов, и я потянул на себя скрипящую калитку.

– Чего тебе тут надо-то?

– Лучше погляди, чтобы глаз посторонних не было.

– Да нет тут никого.

– Вот и славно.

Достав из-за пазухи толстую пачку банкнот, я отсчитал примерно четверть и сунул в карман. Остальное аккуратно завернул в носовой платок и спрятал в щели между полом и щербатым откосом входного проема, забросав тайник валявшимся поблизости мусором и снегом.

– Теперь пойдем, – сказал я, прикрывая за спиной скрипучую калитку. – Мы тут с тобой на полулегальном положении. В любую минуту может произойти что угодно. Если власти нами вдруг заинтересуются всерьез, в банк уже не сунешься, а таскать с собой такую сумму опасно. В общем, заначка на черный день не повредит.

– Разумно, – оценила мой поступок Лора. – Ствол бы еще добыть на всякий случай. А лучше два.

– Всему свое время, – успокоил ее я. – Для начала предлагаю перекусить по-человечески. Потом, пока не стемнело, навестим эту, как ее… Колокольню. Может, повезет застать там Хольте, если этот прохиндей опять не сбежал, конечно.

Мы миновали несколько улиц и перекрестков, не встретив ни одного извозчика, пока наконец не очутились в более-менее приличном квартале, где полуподвальные общественные заведения уже почти не напоминали своим отталкивающим видом дешевые рюмочные.

– Вон, кажется, приличная рыгаловка, – поводив носом, указала Лора на крыльцо двухэтажного здания в соседнем переулке. – Заглянем?

– Ну, давай, – охотно согласился я, поскольку желудок уже подавал недвусмысленные сигналы о том, что настало самое подходящее время поужинать.

Внутри заведение оказалось даже более приятным, чем снаружи. По крайней мере столы были относительно чистыми, а пол, как минимум там, куда падал свет масляных ламп, – помытым. Мы заняли место возле окна. Мерзлое стекло отражало темно-синие громады гор за острыми изломами крыш, но внутри было тепло и уютно.

– И все-таки расскажи, что тебе известно обо всей этой истории с учеными, – попросила Лора, когда я разлил по бокалам первую порцию заказанного мною красного джавальского вина. Я задумался. Кое о чем рассказывал Виорел, но сейчас мне казалось, что это было очень давно, словно в другой жизни. Некоторую информацию удалось почерпнуть из обнаруженных в библиотеке публикаций. Ну и последние детали пазла сложились сами собой из накопленных за прошедшие годы знаний, хотя в этой странной мозаике еще оставались незаполненные места.

– Около сотни лет назад, – начал я, – незадолго до разразившейся в Центруме Катастрофы, высокие умы из Лореи начали экспериментировать с электрическим током высоких напряжений. Если я правильно понимаю суть опытов, они ставили перед собой цель научиться передавать энергию на расстояния с использованием принципа резонанса ионосферы планеты. Похожие эксперименты Никола Тесла проводил и на Земле, только вот в нашем мире завершить исследовательскую программу у него не получилось. Кажется, проблема крылась прежде всего в недостатке финансирования. Если честно, я даже не знаю, был ли он проводником сам или пользовался услугами других людей, способных открывать порталы, но суть в том, что своей теорией Тесла сумел поделиться с коллегами из Лореи. По слухам, они даже сумели соорудить двенадцать башен, аналогичных башне Теслы на острове Лонг-Айленд. Первые эксперименты местных деятелей науки увенчались успехом, но вызвали изменения магнитного поля планеты и негативные климатические явления, после чего случилась «пластиковая чума», и дальнейшие опыты сделались невозможными.

– То есть «пластиковая чума» и вправду предотвратила какую-то более страшную катастрофу в Центруме? – недоверчиво уточнила Лора.

– Есть такое предположение, и оно похоже на правду. Еще сдается мне, что созданная вскоре после всех этих событий Пограничная стража приложила немало усилий, чтобы результаты работы лорейских экспериментаторов не попали на Землю. И вот спустя восемьдесят с небольшим лет эта тема всплыла вновь…

– И занялся ею наш старый знакомый Хольте.

– Ага. Непонятно только, зачем он ввязался в эту историю, если опасность подобных изысканий уже подтверждена практикой. Тут я вижу несколько вариантов…

– Ну-ка? – Лора отхлебнула из бокала, затем сложила ладони замком, подперев ими подбородок, и выжидательно посмотрела на меня.

– Вариант первый, – принялся загибать пальцы я. – Хольте – увлеченный своей работой чокнутый профессор, ученый-маньяк, для которого важен сам процесс исследований, а окружающий мир ему до лампочки. Поскольку лично я с ним незнаком, эту версию нельзя исключать. Вариант второй: он нашел какое-то новое решение, делающее дальнейшие опыты в этой области совершенно безопасными. Ну и наконец, третий вариант: он занимается чем-то совершенно другим, а все эти разговоры о старых опытах с передачей энергии – лишь мишура, служащая для отвода глаз.

– Проект «Шторм»?

– Он самый.

– А Очаг? У меня ощущение, что они постоянно наступают нам на пятки.

– Ничего подобного. Они на полшага впереди. И это означает, что мы на правильном пути: если агенты Очага чувствуют опасность и пытаются ее предотвратить, значит, мы действительно можем нарушить их планы.

– У тебя потрясающие способности к логическому анализу при недостатке исходной информации, – не то искренне, не то со скрытой иронией похвалила меня Лора. Вот черт ее поймет, когда она шутит, а когда говорит серьезно.

– Спасибо, Ватсон, – комично поклонился я, – а теперь отведайте тушеное мясо, здешний повар приготовил его бесподобно.

– Покорнейше благодарю. Кстати, кто это там воет на болотах, Холмс?

Реплика Лоры относилась к троице подвыпивших мужичков самого затрапезного вида, разместившихся за соседним столиком и после очередного пущенного по кругу стакана затянувших нестройными голосами какую-то заунывную песню.

– Этот стон трудового пролетариата тут заменяет популярную эстраду, – пояснил я, – к сожалению, рок-н-ролл в Центруме еще не изобрели, хотя на блюз уже отдаленно похоже.

– Я бы посоветовала им сменить репертуар, а то уши вянут, – хмыкнула Лора, разглядывая голосящую компанию в упор. – Ударник, ты же у нас музыкант, может, покажешь аборигенам мастер-класс?

Пристальный взгляд моей спутницы не остался незамеченным выпивохами и вызвал среди них явное оживление. Они принялись что-то бурно обсуждать, то и дело заинтересованно поглядывая в нашу сторону и размахивая руками, при этом у меня сложилось твердое убеждение, что обсуждают они именно нас. Вот только разборок с местными пьяницами мне сейчас и не хватало. Нет, серьезными противниками они, конечно, не выглядели, к тому же все трое были уже изрядно пьяны, однако численное соотношение играло все-таки не в мою пользу. Тем временем один из пьяниц грузно поднялся со своего места и, покачиваясь, направился к нашему столику.

– Ты это, – дыхнув мне в лицо сивушно-луковым перегаром, изрек он на краймарском, – того, в смысле, это самое, че как, ага?

– Ага, – в тон ему ответила Лора, – вали отсюда, недоделанный.

Пьяница с трудом сфокусировал на ней взгляд, гыгыкнул и протянул в ее сторону заскорузлую лапу. Дальнейшие события произошли столь стремительно, что я даже не успел толком понять, что именно случилось. Мгновение назад мужичок еще стоял на ногах, благоухая перепрелым сивушным духом, и вот он уже лежит на полу, жалобно поскуливая и баюкая неестественно вывернутую руку. Лора, невесть как очутившаяся с противоположной стороны стола, презрительно глядела в его сторону. Двое компаньонов поверженного выпивохи стали медленно подниматься со своих мест. Лора двигалась стремительно, с мягкой, хищной кошачьей грацией. Мгновение – и один из них отлетел в угол трактира, где тихо сполз по стеночке и больше не предпринимал попыток ринуться в бой, второй упал кулем прямо под ноги девушки, которая добила его быстрым и резким ударом в область солнечного сплетения. Пьянчужка затих, а у нее, кажется, даже не сбилось дыхание.

– Пойдем отсюда, – бросила Лора в мою сторону, – а то видишь, мужики прямо штабелями укладываются. Того и гляди придется истребить все мужское население столицы.

– Что это было? – спросил я, бросив на стол сотенную купюру в надежде, что эта сумма с лихвой покроет невеликий ущерб от случившейся только что потасовки. – Тайное боевое искусство лорейских монахов?

– Крав-мага, – ответила девушка, – в переводе это означает «контактный бой». Специальная техника самообороны, придуманная для израильской армии. Там девчонки служат наравне с парнями, так что оно годится для людей обоих полов и любого телосложения. Очень эффективная штука.

– Да уж видел.

– Ни фига ты не видел. Помимо рукопашного боя нас учили и холодным оружием владеть, и огнестрельным, и подручными предметами всякими. Вполне достаточно, чтобы парочку таких вот ухарей в бараний рог скрутить.

– А если бы их пятеро было или шестеро?

– Это крестьяне, – поморщилась Лора, – у них специальной подготовки нет никакой. Так что шестерых я бы одолела, пожалуй. Вот с настоящими бойцами было бы сложнее. Ну или с ребятами из Очага, это серьезный противник.

– А что ты еще умеешь?

Девушка на минуту задумалась, смешно сморщив нос. Мы шли по замерзшей улице вдоль прячущихся за каменными оградами домов, и снег радостно хрустел у нас под ногами.

– Еще? Еще умею самолетом управлять одномоторным. У меня есть лицензия пилота-любителя. Машинистом паровоза могу быть. С парашютом прыгать. Ездить верхом. Стрелять из автоматического оружия. Плавать под водой с аквалангом… Ну и языки, конечно. Говорю на английском, французском, русском. И на всех языках Центрума.

Ни черта себе! Никогда не заподозрил бы в этой вздорной девчонке с разноцветными волосами и сложным характером эдакого терминатора. Универсального солдата, автономную боевую единицу, обладающую серьезной разрушительной силой.

– Да ты просто Джеймс Бонд какой-то в юбке, – пошутил я.

– Юбок не ношу, неудобная это одежда. И бегать в ней тяжело, и на стенки карабкаться, да и в жбан кому-нибудь ногой не особо зарядишь, не сверкнув трусами. Нет, штаны лучше.

– Ну и зачем тебе это все?

Лора посмотрела на меня с легким недоумением.

– Вань, я же в департаменте разведки Пограничной стражи служу, забыл? Это, если хочешь, такой спецназ при Корпусе. В том числе и для силовых операций. Есть у нас, конечно, аналитики, есть связисты, но рядовые агенты должны уметь выживать в Центруме при любых обстоятельствах, даже без связи со Штабом. И жратву себе добыть, и рану перевязать, и в бубен кому надо настучать, если понадобится. Меня и натаскивали как диверсанта, способного действовать в одиночку во враждебной среде. Сечешь?

Вот оно, значит, как. Диверсант. Интересно, а мне она при необходимости шею свернет с такой же непринужденной легкостью, как уделала тех троих в кабаке? Видимо, угадав ход моих мыслей, Лора дружески похлопала меня по плечу:

– Не бздынь, Ударник. Беккер велел тебя беречь, холить, лелеять и целовать в розовую попку. Так что в обиду я тебя не дам, не волнуйся.

Да уж, обнадежила. С одной стороны, с таким напарником можно горы свернуть, если не врет, конечно. С другой – совершенно непонятно, чего от нее ожидать. Нет, ясно, что командование Корпуса заинтересовано в успехе всей этой затеи, иначе само существование не только планеты Земля, но и Пограничной стражи окажется под угрозой. А для любого человека личная шкура и собственное благополучие всегда на порядок ценнее, чем судьбы мира. Могли бы по такому случаю и больше ресурсов выделить. Хотя… Надо думать, развязанная Сурганом война сильно спутала карты пограничникам во всех без исключения континуумах. Где-то местные власти уже пожгли заставы, как это произошло в Клондале, где-то просто не дают страже спокойной жизни, устраивая бесконечные провокации. Да и сам Штаб находится в Марине, считай, под самым боком у Сургана. Надежной связи с региональными заставами у некогда могучей организации теперь практически нет, что делать, они, похоже, и сами не знают. Не до нас им теперь.

Поплутав по переулкам, мы обогнули рыночную площадь и повернули к центру. Вдалеке замаячила та самая колокольня, о которой рассказывал нам давешний аспирант. Постройка эта, признаться, издалека имела весьма неприглядный вид – в стрельчатых окнах темнели мутные, давно не мытые стекла, а каменная кладка, украшенная множеством змеистых трещин, потемнела от времени. Приглядевшись к шпилю, я заметил закрепленную на нем странную конструкцию, состоящую из множества металлических штырей и перекладин. От мачты, на которой болталась эта штуковина, тянулся толстый кабель, нырявший в крошечное слуховое оконце. Вокруг ржавого шпиля кружились птицы, то присаживаясь ненадолго на железную арматуру, то взмывая в небеса вновь. Со стороны конструкция напоминала гибрид громоотвода и эфирной телевизионной антенны, хотя телевидению здесь взяться, естественно, было неоткуда. В общем, и не заметишь эту поделку, если не всматриваться ввысь, задрав голову.

– Похоже, мы на месте, – сказал я.

– Ага, только вот есть у меня ощущение, что мы опоздали. – Лора указала рукой вперед. Я посмотрел в этом направлении, и у меня сразу же зашевелились в душе нехорошие предчувствия.

Возле каменных ступеней, что вели ко входу в колокольню, собралась немаленькая толпа. Люди галдели, толкались, отпихивая друг друга локтями. Те, кто стоял с краю, то и дело вставали на цыпочки, чтобы получше рассмотреть нечто, скрывавшееся за спинами других. Издалека бесформенная колышущаяся людская масса напоминала какое-то рассерженное животное, хищника, почуявшего запах свежего мяса и крови. Очень мне не понравилось это сборище. Ну вот прямо совсем. По мере нашего приближения гомон нарастал. Смело орудуя локтями, Лора растолкала сгрудившихся посреди улицы зевак, я с трудом пробился следом.

На мерзлой брусчатке темнела лужа крови. В ней, точно в зеркале, отражались неторопливо плывущие в небесной синеве облака. Рядом лежал человек, невысокий, плотно сложенный и уже явно немолодой. Он был не по погоде облачен в строгий черный сюртук, надетый поверх рубашки с небольшим стоячим воротником. Лежащий человек уже не шевелился.

– С башни упал, болезный, – посверкивая глазами, делилась с окружающими информацией толстая румяная женщина, явно наслаждавшаяся прикованным к себе всеобщим вниманием. – Я мимо, значится, шла, в Фолькину лавку, Фольке-то, говорят, Рыжему новое сукно давеча завезли… И вот иду я, значится, себе, иду, и вдруг – бух! Свалился! Чуть мне не на голову! А то и пришиб бы!

– Ох ты ж, батюшки! – всплеснула руками другая дородная тетка.

– А звук-то, звук-то какой, – продолжала тараторить первая, – такой вот звук, прям аж до печенок пробрало!

Не знаю, сколько у рассказчицы в организме имелось печенок, но люди внимали ей с явным интересом. Я опустился на одно колено и присмотрелся. Кажется, мужчина был еще жив – грудь его едва заметно приподнималась и опускалась, но дышал он поверхностно и очень часто. Чтобы заглянуть лежащему человеку в лицо, пришлось переместиться чуть в сторону, потеснив какого-то паренька в дырявой ермолке. Глаза старика были закрыты, а из ноздрей тянулись по гладко выбритой щеке тонкие струйки крови. Что-то здесь было не так, что-то занозой засело в мозгу, не давая покоя. Вот только что? Я снова осмотрел лежащего. Спокойные, как у спящего, черты, правильной формы скулы, чуть спутанные седые волосы… Никак не удавалось отделаться от ощущения, что раньше я где-то уже видел этого человека.

И тут я наконец вспомнил где. На рыночной площади, в толпе зевак, когда Лора развлекала горожан своими шулерскими трюками. Именно у этого пожилого мужчины мальчишка вытащил из кармана связку ключей, что лежала сейчас в моем кармане.

– Профессор!

Расталкивая толпу, к распростертому на земле телу пробился Гвен Ки, тот самый взъерошенный паренек, что недавно угрожал нам револьвером, а потом сыпанул мне в лицо песком.

– Профессор Хольте!

Ки плюхнулся на колени и принялся тормошить лежащего за плечо. Безрезультатно. Я даже подумал было осадить паренька, чтобы он, тряся едва живого старика, не повредил ему что-нибудь жизненно важное, но тут веки Хольте дрогнули. Он приоткрыл глаза. Взгляд старого ученого был бессмысленным, он будто глядел куда-то в глубь самого себя. Хольте приоткрыл рот, его губы шевельнулись, и я наклонился поближе, чтобы разобрать среди гомона толпы одно-единственное слово, которое ему удалось прошептать. Затем старик издал протяжный булькающий хрип и затих.

– Что он сказал? – дернула меня за плечо Лора.

– Он сказал «врата».

– Врата?

Девушка на мгновение задумалась.

– Значит, он видел кого-то, кто прошел вратами? Прошел вратами и столкнул его с колокольни…

Тем временем Гвен Ки продолжал тормошить пожилого ученого, но тот со всей очевидностью был уже мертв. Подняв перекошенное от охвативших его переживаний лицо, Ки, словно ища поддержки, обвел толпу влажными от слез глазами. Наши взгляды встретились, и он меня узнал. В тот же миг воздух над площадью прорезала пронзительная трель полицейского свистка.

– Р-р-разойдись! – послышался из-за спин зевак раскатистый баритон. – Р-разойдись, кому сказано!

Толпа покорно расступилась, и в образовавшемся проходе явилось сначала перетянутое кожаной портупеей пузо в синем суконном мундире, а потом и сам его обладатель – грузный полицейский офицер с нездорово-красным грушевидным лицом. Офицера сопровождали два полисмена помладше, причем оба имели куда более скромную комплекцию.

– Что тут у нас? – прогрохотал офицер, разглядывая представшую его взору картину.

– Профессор… Профессор Хольте… – глядя на полисмена, как на спасителя, залепетал Ки. – У него лаборатория… тут, в башне. Я нес еду, там корзина, я на ступени поставил, а тут…

– Прямо на голову мне упал! – перебила его тетка. – Бух, и лежит! Это что же делается-то, а? Люди на голову средь бела дня падают! Аж до печенок!

– Ясно, – прогудел, тряся массивными щеками, полицейский. – Этих двоих – в участок, снять показания.

– Стойте! – закричал Ки, когда один из молчаливых спутников полисмена шагнул в его сторону. – Я знаю вон того мужчину и женщину, что с ним! Они искали профессора и вели себя очень подозрительно! Я их сразу запомнил!

Дрожащий палец ассистента профессора указывал в нашу сторону.

– Тех двоих тоже заберите, – мотнул брылами пузатый офицер, – и позовите мне сюда медиков. Дворник где? Значится, так: тело чем-нибудь накрыть, кровь засыпать песком!

Кто-то кинулся искать дворника, а к нам приблизился второй полисмен, рука которого недвусмысленно лежала на пристегнутой к поясу кобуре.

– Следуйте передо мной, – мрачно приказал он, – прямо по этой улице и направо. Шаг не ускорять, не бежать, не останавливаться. Стреляю без предупреждения.

Я взглянул на свою спутницу, но та лишь безразлично пожала плечами.

– Пойдемте, – покорно согласился я. Спорить с вооруженным стражем порядка, да еще и посреди заполненной людьми улицы, было совершенно бессмысленно.

Глава 8

Тяжелая деревянная скамья, прикрученная к полу металлическими болтами, была густо исписана похабщиной на краймарском, клондальском и сурганском языках. Кое-где сквозь многослойные письмена, выцарапанные на древесине чем-то острым, проглядывали весьма детальные изображения мужских и женских гениталий. Я изучал эти образцы материальной культуры Центрума вот уже битых полчаса, пока полицейские дознаватели за закрытыми дверями допрашивали свидетелей недавней трагедии. Время от времени мимо с крайне озабоченным видом пробегали другие обитатели околотка в синих мундирах, но на нас они не обращали ни малейшего внимания. Покинуть участок тоже не представлялось никакой возможности: входную железную дверь за нашими спинами дежуривший за конторкой полицейский запер изнутри на замок. Время тянулось будто мед, льющийся из разбитого глиняного горшка.

Наконец дверь одного из кабинетов открылась, и оттуда выпорхнула раскрасневшаяся тетка, та самая, что увлеченно живописала зевакам детали недавних событий. Следом в коридор высунулась физиономия полицейского офицера.

– Пройдите, – скомандовал он.

Кабинет оказался просторным и светлым. Широкое двустворчатое окно выходило на север, вдалеке, над изломами крыш, темнела горная гряда. Правда, снаружи оконный проем был забран толстой металлической решеткой, видимо, чтобы у допрашиваемых не возникало даже мысли о бегстве. Полицейский указал рукой на стул с высокой спинкой, высящийся возле его письменного стола.

– Ваше имя Иван Переславски? – спросил он, мельком заглянув в разложенные на столе бумаги. Несмотря на то что он исковеркал мою фамилию на польский манер, я отметил про себя, что установить мою личность им удалось на удивление быстро.

– Положим.

– Вы должны отвечать на мои вопросы максимально точно и конкретно. Ваше имя Иван Переславски?

– Да.

– Уроженец Маранга, город Москва?

– Верно.

– С какой целью прибыли в Краймар? Зачем вы пытались разыскать господина Хольте?

– По личному вопросу. Я, видите ли, интересуюсь теми же научными вопросами, что и покойный профессор. Его консультация очень помогла бы мне в подготовке диссертации.

– Вы ученый? Исследователь?

– Можно и так сказать. Я аспирант. Это…

– Я знаю, что такое аспирантура, – перебил меня полицейский и, покопавшись в бумагах, добавил: – Только вот у меня немного иная информация. Вы бывший пограничник, служили на клондальской заставе, которая теперь разрушена. Проводник, умеете открывать порталы. Недавно были задержаны в Сургане по подозрению в шпионаже и помещены в фильтрационный лагерь, откуда вместе с подельниками сбежали. Кроме того, подозреваетесь в причастности к диверсии на сурганском испытательном полигоне, где произошел взрыв и погибли несколько военнослужащих. Вот это…

Он потряс перед моим носом листком с ровными строчками машинописного текста:

– Вот это – ориентировка, под которую вы подпадаете на сто процентов. Сурган объявил вас в международный розыск и настаивает на вашей экстрадиции. А поскольку Великий Сурган – наш стратегический и военный партнер, у нас нет причин отказать им в такой любезности.

Вот те на. Что-то я расслабился, совсем упустил из виду, что Центрум – не средневековое королевство, где до сих пор пользуются голубиной почтой, а написанные на бумаге послания гонцы доставляют из города в город по нескольку недель. Здесь вполне цивилизованный мир, пусть он и отстает в развитии от современной Земли на сотню лет. Надо было с самого начала назваться чужим именем и стоять на своем, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю. Да нет, не помогло бы. Во-первых, чертова пограничная татуировка на руке выдает меня с головой. Если раньше она была символом власти, силы и открывала перед носителем немыслимые по местным меркам возможности, то теперь она сделалась источником проблем. И ведь не избавишься от нее никак, ни смыть, ни вывести ее невозможно. И как теперь выкручиваться? Какую линию поведения выбрать?

– Я повторю свой вопрос, – полицейский, поднявшись из-за стола, обошел меня кругом и остановился за моей спиной, – что вы делаете в Краймаре и зачем разыскивали профессора Хольте?

Я попытался повернуть голову, но служитель закона все равно оставался вне моего поля зрения. Не люблю, когда вот так стоят и смотрят мне в затылок. Очень не люблю.

– Это не имеет никакого отношения к политике. У меня были личные вопросы, которые я хотел…

Договорить я не успел: мощный удар кулаком в ухо сбросил меня со стула на пол. Клацнули друг о друга зубы, в голове, которой я с размаху треснулся о крашеный деревянный настил, пронзительно зазвенело.

– Встать! – рявкнул полицейский. – Сесть на место! С какой целью ты прибыл в Краймар, скотина? Отвечай!

Я с трудом попытался принять вертикальное положение, но следующий удар снова сбил меня с ног. Спустя мгновение новые удары посыпались один за другим. Я едва успевал прикрыть голову руками и подтянуть к животу колени, чтобы защитить наиболее уязвимые участки моего тела, времени подняться на ноги просто не оставалось. Откатившись в сторону, я оказался под столом. Между мною и моим мучителем остался стул, который тот с грохотом оттолкнул в сторону входной двери. Протянув вперед руки, я поймал летящую в мою сторону ногу в тяжелом хромовом сапоге и что есть силы дернул ее на себя. Полицейскому удалось удержаться на ногах, схватившись за край столешницы, но этой краткой заминки хватило, чтобы ход сражения в корне переломился. Дверь в кабинет беззвучно распахнулась, валявшийся возле нее стул будто бы сам по себе взлетел в воздух и с грохотом обрушился на голову стража порядка. Оставив в моей руке сапог, тот кулем повалился на дощатый пол.

– Вылезай из-под стола, – донесся откуда-то сверху голос Лоры. – У нас есть пара минут, пока этот гадючник не переполошился. Да шевелись ты, тюфяк.

Присев на корточки, девушка деловито обшарила неподвижное тело и извлекла из-под полы синего форменного сюртука массивный пистолет, похожий на земной «люгер». Затем на свет появились наручники, которыми Лора пристегнула запястье полицейского к его же собственной лодыжке. Рядом со старым фингалом, уже начавшим набирать легкую желтизну, на ее лице красовался новый: видимо, служители Фемиды все-таки попытались применить к ней нестандартные методы дознания, пока не пали в неравном бою.

– Пошли.

В коридоре было тихо – видимо, постоянные обитатели околотка привыкли к регулярным избиениям задержанных и уже не обращали на подобный шум ни малейшего внимания. Вместо прохода, в который мы вошли, Лора направилась в противоположный конец коридора. Повернув за угол, она толкнула неприметную дверь, неровно выкрашенную серой краской, и меня обдало волной терпкой сортирной вони. Так и есть: грязная жестяная раковина, ржавый рукомойник над ней, возле стены на небольшом возвышении – ряд углублений в полу, не оставляющих сомнений в их предназначении. Унитазов земного типа в Центруме не признавали, здесь в ходу были подобия «чаши Генуя», над которыми пользователь должен сидеть на корточках, словно орел над гнездом. С понятием санитарной обработки отхожих мест здешние копы тоже, похоже, не сталкивались: весь помост был густо украшен вонючими лужами и засохшим дерьмом. Помещение сортира имело небольшое оконце под самым потолком, и оно – вот счастье – не было оборудовано решеткой.

– Подсади! – скомандовала Лора. Подпрыгнув, она уцепилась за оконную раму. Я охотно подтолкнул ее под зад. Зад оказался крепким, упругим и весьма приятным на ощупь.

– Я сказала подсадить, – донеслось сверху, – а не хватать за жопу. Лапать потом будешь. Руку!

Я схватил протянутую ладонь и почувствовал, как меня с силой потянули наверх. Подоконник жесткий и узкий, за него с трудом удалось схватиться, чтобы протиснуться в тесный оконный проем вперед головой. Оказавшись снаружи, я в нерешительности оглянулся. Метра четыре высоты, если не больше. Лора уже стояла внизу и выжидающе смотрела на меня. Высоковато. Мои мысли о том, сильно ли я расшибусь, спрыгнув с такой высоты, прервал шум, доносившийся изнутри помещения. Пинком распахнув дверь и отталкивая друг друга, в сортир ворвались сразу трое полицейских. Наши глаза встретились. Когда один из них потянул из кобуры пистолет, я отпустил руки и оттолкнулся от стены.

Приземление оказалось жестким: и без того тяжелая, словно наполненная свинцом голова отозвалась новой волной тошнотворной боли.

– Ходу! – крикнула Лора и пустилась бежать, стараясь держаться возле стены полицейской управы. Чуть прихрамывая, я припустил следом – проклятый коп угодил сапогом мне по колену, которое теперь при каждом шаге простреливало и ныло. Девушка была уже далеко впереди, она бежала, не оглядываясь, и я подумал, что безнадежно отстану. За спиной хлопнул выстрел, и это придало мне сил.

Мы свернули в соседний переулок, заканчивавшийся Т-образным перекрестком, но Лора, не добежав до него десятка метров, перемахнула через низкую ограду ближайшего дома и скрылась в палисаднике. Я последовал за ней, слушая раздававшиеся позади трели полицейских свистков. Мы пересекли скверик, пробежали под низкой аркой двухэтажного кирпичного дома и очутились с противоположной стороны – в небольшом дворике, заваленном бытовым хламом и заставленном мусорными контейнерами. Чертов снег, подумал я. На сугробах во дворе остались наши следы, по которым выследить нас – дело считаных минут. Однако Лора, похоже, не мучилась подобными раздумьями: подтянувшись, она перелезла через более высокую кирпичную ограду. Мне пришлось повторить за ней этот маневр.

Снова узкая и извилистая улица, как, впрочем, и все остальные в Венальде. Топот полицейских сапог и тревожные свистки слышались уже совсем рядом. Похоже, блюстители закона не желали упускать такую лакомую добычу и решили устроить самую настоящую облаву, мобилизовав для этого все имеющиеся в наличии силы. Мы неслись вперед по переулку, когда далеко впереди замаячили синие форменные бушлаты. Лора вскинула «люгер» навстречу кинувшимся нам наперерез полицейским. Хлестнул выстрел, в воздухе запахло пороховой гарью. Лора потянула меня за рукав в проход между ближайшими домами. Позади послышались частые хлопки пистолетной пальбы, одна из пуль с треском раскрошила кирпич в стене соседнего особняка.

– Сюда!

Дом, на который указывала девушка, по всей видимости, был необитаем. Об этом красноречиво свидетельствовали выбитые окна первого этажа и треснутые, грязные стекла второго. Крыша тоже частично отсутствовала: сквозь провалившуюся черепицу проглядывали ребра деревянных перекрытий. Дверь болталась на одной петле, Лора выбила ее с первого же удара. По пыльной лестнице с поломанными перилами мы взбежали на второй этаж. Несколько пустых, лишенных мебели комнат позволяли просматривать улицу как с одной, так и с другой стороны.

– Не подходи к окнам! – скомандовала Лора.

Прижавшись к стене, она осторожно выглянула в оконный проем – синие мундиры были уже близко. Вскинув пистолет, она выстрелила и сразу же отпрянула в сторону. Полицейские залегли за невысокой оградой на противоположной стороне улицы, и сразу же вокруг со звоном посыпались остатки стекол: служители закона патронов не считали. А вот у нас они были в дефиците.

Пригнувшись, Лора перебежала к другому окну и, не целясь, выстрелила. В ответ раздалась беспорядочная пальба, пули с визгом впивались в стены, выбивая из них деревянную щепу и штукатурку.

– Если будет штурм, нам несдобровать, – сказал я.

– Пока можем отстреливаться – не полезут, – обнадежила меня Лора. – Бронежилеты тут еще не изобрели, а сдохнуть под пулями никому не охота.

Перебежав к противоположной стене, она осторожно выглянула в окошко.

– Ух ты, окружили! – воскликнула она и тут же выстрелила в не видимого мною противника. В ее голосе совершенно не было страха, только веселый азарт. Вообще складывалось полное впечатление, что Лора воспринимает происходящее как забавную игру. Мне же было не до шуток: наше положение казалось совершенно безнадежным. Все подходы к дому заблокированы полицией, которая все прибывает – время играет на их стороне. Боеприпасов почти не осталось, ни еды, ни воды в покинутом доме нет. Бежать отсюда можно только одним способом: открыть портал на Землю, но это означает только то, что впоследствии нам снова придется добираться до Краймара окольными путями, теряя драгоценные часы и дни.

– О, зашевелились чего-то, – прокомментировала происходящее на улице Лора.

Я оставил невеселые раздумья и огляделся: стрельба действительно прекратилась, а за оградкой, где, пригнувшись, прятались полицейские, бросая в нашу сторону недобрые взгляды, действительно наметилось какое-то движение. С минуту ничего не происходило, а затем над забором поднялась веточка с привязанным к ней белым носовым платком. Поколебавшись с минуту вправо-влево, веточка исчезла, а на ее месте появилась щекастая физиономия полицейского офицера – того самого, который первым появился возле злополучной колокольни. Убедившись в том, что сигнал замечен, офицер поднялся во весь рост и направился к нашему укрытию. В руке он сжимал металлический раструб. Остановившись посреди улицы, полицейский широко расставил ноги, поднял свой громкоговоритель и проорал:

– Эй, там! Бросайте оружие и спускайтесь!

– Ага, щас, – крикнула ему в ответ Лора, стараясь не показываться в оконном проеме. – Уже бежим, теряя тапки.

– Спускайтесь, я гарантирую вам безопасность. Дом окружен, выбора у вас все равно нет.

В ответ Лора выдала длинную фразу на краймарском, суть которой сводилась к тому, что она имела продолжительные половые отношения с матерью этого офицера, всеми его родственниками до девятого колена и полицейским департаментом Венальда в целом, а также с каждым его сотрудником по отдельности. Служитель закона спокойно выслушал эту тираду и снова поднял свой мегафон.

– Еще раз повторяю, что гарантирую вам безопасность. У нас тут нештатная ситуация. Заложник.

– Заложник? – Лора растерянно посмотрела на меня. Я тоже ничего не понимал и потому просто пожал плечами.

– Преступник взял заложника и требует встречи с человеком по прозвищу Ударник. Если встреча не состоится, заложник будет убит.

– Трындит, – констатировала Лора. А вот я уже практически не сомневался в том, что полисмен говорит правду.

– Мы выходим! – крикнул в окно я. – Не стреляйте.

– Уверен? – Лора все еще сомневалась в моем решении.

– Есть варианты? Нас тут убьют. Выкурят, как лис из норы. Другого выхода просто нет.

Вместо ответа Лора молча выбросила пистолет в окно, поднялась на ноги и вопросительно посмотрела на меня: чего, мол, ждешь? Ждать и вправду было больше нечего.

По улицам Венальда мы шли под присмотром полицейского эскорта. Прохожие подозрительно косились в нашу сторону, но покорно уступали дорогу, а сами стражи порядка бросали на нас весьма недвусмысленные взгляды. Была бы на то их воля, нас, наверное, расстреляли бы прямо на месте. Хорошо, что каким-то чудом Лора не убила и не ранила никого из осаждавших дом полицейских, в этом случае наша участь могла оказаться намного более печальной.

От покинутого нами убежища до главной рыночной площади оказалось минут пятнадцать ходу. Шумную толпу лоточников и коробейников потеснил огромный матерчатый шатер, который устанавливали посреди расчищенного от торгового люда пространства суетящиеся рабочие: похоже, столицу Краймара посетил бродячий цирк. Зеваки с неподдельным интересом наблюдали, как циркачи, соорудив над землей деревянный помост, монтируют каркас шатра и прикручивают к нему толстой тесьмой стенки из грубой холстины. Их помощники тем временем готовили гирлянды из разноцветных флажков, которыми собирались украсить сборную конструкцию. Вокруг этой импровизированной стройки стояли груженные тяжелыми ящиками с реквизитом телеги, обтянутые материей фургоны и несколько небольших повозок, запряженных осликами вполне земного вида.

– Туда, – скомандовал офицер, указав на одиноко стоящее здание мясной лавки, оцепленной по кругу полицейским кордоном. Поблизости уже понемногу начала собираться любопытная толпа.

– Внутрь пойдете сами, таковы требования захватчика. Мы не собираемся вмешиваться в переговоры, но, если через сорок минут заложник не будет отпущен, мы начнем штурм. Я не гарантирую, что вам удастся при этом выжить.

– Обнадеживающе, – сказал я, – но весьма неосмотрительно. Человек, который это сделал, не так прост, как вам кажется. Если вы решитесь на штурм здания, ваши люди подвергнутся серьезному риску.

– Вам что-то известно о личности преступника? – с подозрением прищурился офицер.

– Кое-что известно. Этот человек не из Центрума и не с Маранга. Это агент Очага. Последствия встречи с таким противником можете оценить сами.

Кажется, среди стоявших в оцеплении синих мундиров, расслышавших мои слова, пробежал легкий ропот, и я поспешил добавить:

– Я сделаю все, что смогу.

Изнутри лавка отдаленно походила на другие мелкие магазинчики, что я не раз видел на Земле. Низкий прилавок, на котором в обложенных льдом поддонах алели куски нарубленного мяса. Громоздкая, украшенная мелкими зазубринами колода в углу с воткнутым в нее тесаком. Не хватает только схемы разделки свиной туши на стене. В воздухе витает специфический для подобных мест тяжелый и густой запах – сладковатый запах крови. И ни души вокруг.

В противоположном конце небольшого торгового зала обнаружилась дверь – единственная помимо входной, ведущая, судя по всему, в подсобные помещения. Мгновение поколебавшись, я толкнул ее и шагнул в окутавший меня холодный полумрак. Следом юркнула Лора.

Свиные туши. Не менее десятка свиных туш, подвешенных на металлических крюках под низким потолком. Света почти нет, только узкое оконце вдалеке чуть рассеивает жутковатый сумрак этого помещения. По ногам гуляет сквозняк – видимо, где-то поблизости спрятана вентиляционная отдушина.

– Привьет, Ударник!

Эйжел сидела на перевернутой деревянной бочке у дальней стены, весело и беззаботно болтая ногами. Кажется, она почти не изменилась со дня нашей последней встречи. С того самого момента, когда я посчитал ее мертвой. Может быть, светлые волосы стали чуть короче, да не хватает клетчатого берета, в котором она любила щеголять, изображая предводителя клана наемников-горцев. В руке Эйжел порхало тонкое лезвие складного ножа-бабочки. Кажется, она просто играет с ним, как котенок играет с бумажным бантиком на веревке, но я не испытывал ни малейших иллюзий, что она без малейших колебаний пустит это оружие в ход, едва лишь посчитает необходимым. На соседней бочке с совершенно отрешенным и потерянным видом сутулился Гвен Ки, похожий на растрепанного воробья. Приглядевшись, я заметил, что его руки крепко связаны за спиной.

– Вы же не убиваете людей, Эйжел, – вступил в диалог я.

– Не убьиваем без крайней необходьимости! – назидательно воздела к потолку палец она. – Это разные вьещи, Ударник. Кто это с тобой? Новая подружка?

Ее мягкий акцент, как я помнил, совершенно наигранный и поддельный, вызвал целую волну воспоминаний, как болезненно-приятных, так и тяжелых, словно пудовые гири. Что бы ни связывало нас в моем прошлом – и ее будущем, – Эйжел навсегда останется врагом. Она убила Ашота. Она пыталась пронести на землю чумную бомбу и погубить мой родной мир. Нельзя об этом забывать.

– Новый напарник. Чего ты хочешь?

– Напарник… – Эйжел сделала вид, что не слышит моего вопроса. – Будь осторожна, дьевочка, я слышала, этот чьеловек весьма необуздан в постьели.

Если она рассчитывала смутить меня этой фразой, то просчиталась. Слишком много времени прошло с момента нашего первого знакомства, да и сам я давным-давно перестал быть тем пылким юнцом, которого Старик привел когда-то на шестнадцатую пограничную заставу. Кроме того… Да, верно. Между нами ведь еще фактически ничего не произошло. Время в мире Эйжел течет в противоположную сторону, она живет из будущего в прошлое, а значит, то, что пережил я, для нее еще не случилось.

– Что тебе нужно? – повторил свой вопрос я.

– Отдай ключ, Ударник! – и куда делась ее дурацкая привычка коверкать слова? – Отдай ключ, и я не причиню этому пареньку вреда.

Ключ? Ах да, ключ… Наверное, один из той связки, что выбросил обворовавший Хольте мальчишка. Той самой связки, которую я до сих пор ношу пристегнутой к поясу.

– Эйжел, если ты думаешь, что мы отступимся, ты ошибаешься, – твердо заявил я. – Я остановлю тебя, чего бы это мне ни стоило. Я не позволю Очагу проникнуть на Землю.

– Жаль, очень жаль, – с грустью в голосе произнесла она и покачала головой. – Жаль, что ты все еще не понимаешь. Отдай ключ, Ударник, или парню конец.

Тонкое лезвие ножа коснулось шеи Ки и замерло в миллиметре от его кадыка, но тот, как и раньше, продолжал сидеть с совершенно безучастным видом, никак не реагируя на происходящее. А вот Эйжел, наоборот, пристально следила за каждым моим движением. Я прикинул расстояние. Не успеть. К тому же зная истинную силу и реакцию моей соперницы…

Я отстегнул связку ключей от пояса и не глядя кинул перед собой, Эйжел поймала ее на лету.

– Вот и хорошо. Счастливо оставаться, Ударник!

Схватив Ки за шиворот, она потащила его к дальней стене, где, как я разглядел только сейчас, виднелась еще одна неприметная дверца. Тот послушно перебирал ногами, даже не пытаясь сопротивляться.

– Ты обещала…

– Я обещала сохранить ему жизнь. О том, что я дам ему свободу, разговора не было. Пока!

Я бросился было следом, но Эйжел уже успела нырнуть в узкий проход, толкнув заложника перед собой. Дверца захлопнулась. Мы с Лорой остались в помещении склада вдвоем.

Глава 9

За дверцей оказался тесный хоздвор, сплошь заваленный поломанными деревянными ящиками, очевидно, приготовленными на дрова. Среди них громоздилась древняя телега без колес, возле которой неподвижно лежали двое полицейских, приставленных, вне всяких сомнений, охранять это направление. Я пригляделся: живые. Правда, судя по расстегнутым и пустым кобурам, безоружные. Эйжел, верная своему принципу нелетального насилия, просто оглушила оказавшихся на ее пути парней и скрылась в неизвестном направлении.

– Валить отсюда надо, – послышался за спиной недовольный голос Лоры.

– Разумное предложение, – согласился я, – только давай постараемся сделать это без лишнего шума.

Сразу за калиткой нашим взглядам открылся проход обратно на заполненную народом рыночную площадь. Синих мундиров здесь маячило множество, но основное внимание полицейских было приковано все же к главному входу в мясную лавку, потому выскользнуть наружу и смешаться с толпой не составило большого труда. Больше всего праздных зевак скопилось возле циркового шатра, и потому, лавируя между прохожими, я направился туда в надежде затеряться среди гуляющей публики.

– Что ты думаешь делать дальше? – Лора, стараясь не отставать, умело распихивала прохожих.

– Нужно отыскать лабораторию Хольте, – ответил я, – ту самую, в которой он экспериментировал с беспроводной передачей энергии.

– Так в старой колокольне разве была не она?

– Нет. Ты видела фотографии башни, которую построил для своих исследований Тесла на острове Лонг-Айленд?

– Не-а…

– Так вот, она значительно выше этой колокольни. И совсем не похожа на конструкцию, приделанную к шпилю. Я думаю, это был громоотвод. Здесь Хольте действительно изучал грозы и пытался измерить электрическую силу молний. А вот самые главные свои эксперименты он проводил где-то в другом месте.

– Думаешь, эта сучка отправилась туда?

– Эйжел? Я в этом абсолютно уверен. И если она доберется до экспериментальной установки Хольте раньше нас, это конец. Ключ, который она у меня забрала, скорее всего от его лаборатории. Если установка работает, она просто уничтожит ее, и тогда закрыть порталы на Землю мы не сможем. Следующий шаг Очага очевиден.

На мгновение Лора умолкла, переваривая услышанное.

– У нас получится ее опередить?

Что я мог ответить на этот вопрос?

– Я даже не представляю, где это находится. Гвен Ки знает точно, и она наверняка уже вытянула из него эту информацию. Мы сейчас в положении догоняющих.

– Никаких идей?

– Это должно быть уединенное место… – наморщил лоб я. – Скорее всего вдалеке от крупных городов, дабы не привлекать лишнего внимания. Но в то же время доступное, с возможностью добраться до него без особого труда. Думаю, оно должно возвышаться над рельефом, чтобы сигнал мог распространяться как можно дальше.

– Где-то в горах?

– Вряд ли. Горы будут экранировать антенну. Кроме того, здесь они скалистые, неприступные, лавины сходят часто. Построить лабораторию на таком сложном рельефе практически невозможно… черт!

Увлекшись своими размышлениями, я перестал смотреть под ноги и потому с ходу налетел на преградившую мне путь телегу, доверху заваленную цирковым реквизитом. На брусчатку с грохотом посыпались какие-то сундуки, свертки, тюки. И в тот же миг в сознании словно включился дополнительный радиоканал, мозг укутало теплым ватным одеялом, а звуки окружающего мира отдалились, будто я отгородился от них прочной каменной стеной. «Осторожнее, гигант!» – пронеслась в голове мысль, не моя, а чья-то чужая. Я пригляделся: среди упавших наземь вещей обнаружилась грубо сколоченная из деревянных реек клетка, в которой сидел испуганный, сжавшийся в серый комок мартыш. Неудивительно, что он обозвал меня «гигантом» – обитатель клетки оказался удивительно маленьким и ужасно тощим. Сквозь серо-бурую шерсть проглядывали острые лопатки, а впалый живот можно было, наверное, обхватить одной ладонью. Поначалу мне показалось, что это и вовсе детеныш, но, приглядевшись, я пришел к выводу, что мартыш – просто недоросток. Это впечатление подкрепляли и кривые, рахитичные задние лапы, благодаря которым существо казалось еще ниже ростом. Хвост облезлый, мех торчит смешными клочками, как пух из надломленного початка рогоза. Шею мартыша украшало комичное кружевное жабо, а тощий зад прикрывали короткие красные штанишки в желтую горошину. В целом зверек напоминал полузамученного узника Бухенвальда с земных фотографий военных лет. Не кормят его тут, что ли?

– Мир, – сказал я, одновременно пытаясь дотянуться до сжавшегося в клетке существа своим сознанием и передать ему ощущение спокойствия и умиротворения. – Сожаление. Прощение.

Мартыш с подозрением смотрел на меня умными темными глазами, но вслух не произнес ни слова. Они вообще неразговорчивы, да и общаются с людьми исключительно при помощи существительных. Недавно мне наконец удалось узнать почему. Мартыши – немного эмпаты и немного – телепаты, они читают эмоциональный фон и настроение другого разумного существа, как раскрытую книгу. Слова им попросту не нужны, они вообще воспринимают окружающий мир совсем иначе.

Наклонившись, я поднял тяжелую клетку, водрузил ее обратно на телегу и, раскрутив примотанную к решетке тугую жесткую проволоку, открыл дверцу. Мартыш не торопился выходить, все так же с подозрением глядя на меня из дальнего угла своего узилища.

– Эй, ты, – донесся из-за спины грубоватый оклик, – оставь клетку в покое и вали на хрен отсюда.

Я оглянулся.

Позади меня стоял клоун. Скорее даже уличный скоморох в изрядно застиранном цветастом костюме, с выбеленным пудрой лицом и яркой маскарадной раскраской поверх этих белил. Издалека он, наверное, выглядел смешно и забавно, но тут, вблизи, были хорошо заметны морщины на одутловатой от пьянства физиономии и злые глаза, обрамленные мешковатыми веками.

– Непременно свалю, – заверил циркача я, – вот только вытащу сначала оттуда мартыша.

– Это мой мартыш, – тряхнул оранжевым париком клоун, – это наше имущество. Вали, я сказал.

Позади скомороха стали собираться другие артисты труппы, прислушивавшиеся к нашему спору с явным интересом. Тощий гимнаст в облегающем трико, накрашенный паренек подозрительно вертлявого вида, судя по заткнутым за пояс кеглеобразным булавам – жонглер, и волосатый, огромных размеров мужик с низким покатым лбом, похожий на медведя: он, видимо, развлекал местную публику силовыми номерами.

– Ща тебе клоуны навешают, на потеху публике, – хохотнула Лора и тут же добавила по-русски: – Бросай это животное и пойдем отсюда, пока нас легавые не замели.

– Лора, ему нужна помощь, – возразил я.

– Это нам нужна помощь, защитник природы хренов. Пойдем, говорю.

Тем временем скоморох, видимо, решил не дожидаться, пока я добровольно покину сцену. Чувствуя безмолвную поддержку своих соратников, он уверенно шагнул вперед и протянул руку, чтобы сграбастать меня за грудки. Сработали старые рефлексы, вбитые в подкорку годами пограничной службы. Короткий шаг в сторону, корпус наклоняется вперед. Быстрый захват в районе локтя, коленом под дых, а правая рука уже выстреливает вверх, чтобы схватить противника за волосы и что есть силы дернуть к земле. Скоморох, похоже, не ожидал столь стремительной контратаки: тихо охнув, он сложился пополам. А я совершенно не ожидал, что в моей пятерне окажется кудлатый пегий парик, под которым, оказывается, пряталась блестящая розовая плешь. В тот же миг я вынужден был пригнуться: мне в голову, кувыркаясь, полетела тяжелая жонглерская булава. Первая благополучно просвистела мимо, буквально на расстоянии ладони от моего уха, а вот вторая крепко припечатала меня в висок, да так, что из глаз посыпались искры. Нескольких секунд, в течение которых я приходил в себя, хватило, чтобы скоморох отдышался и, выпучив глаза, ринулся в новую атаку.

В этот раз пришлось действовать еще быстрее. Шагнув навстречу противнику, я уклонился от летящего мне в ухо кулака и ударил его раскрытой ладонью в подбородок, от себя и вверх. Запрокинув голову и растопырив ноги в зеленых башмаках, скоморох с грохотом повалился на телегу, подминая под себя беспорядочно громоздившиеся там ящики и коробки. Я оглянулся.

Лора тоже не теряла времени даром. Перехватив на лету третью булаву, она кинулась на землю, выполнила вполне профессиональный перекат и засадила булавой, как дубинкой, по колену медведеобразному мужику. Этого явно оказалось мало: тот взвыл, как раненый бизон, но боеспособности явно не потерял. Потому Лора, через секунду очутившись у него за спиной, от души добавила силачу по затылку. Старая добрая пословица «чем больше шкаф, тем громче падает» сработала и на сей раз: толстяк обмяк, закатил глаза и кулем повалился на брусчатку.

И тут в бой вступила тяжелая артиллерия. Державшийся до этого в сторонке акробат птицей взвился в воздух, приземлился на телеге и, хорошенько оттолкнувшись, выполнил эффектное сальто в обратном направлении, по пути отвесив Лоре звонкую оплеуху. Тряхнув головой, она кинулась было вдогонку, но не смогла сдвинуться с места: на ее плечах мертвым грузом повис жонглер, благополучно избавившийся от своего реквизита. Недобро ухмыльнувшись, ее первый противник, словно заправский ниндзя, одним прыжком перемахнул через кучу валявшегося на земле хлама, однако ничего предпринять не успел. Пронзительно завизжав, словно обнаружившая под подушкой дохлую мышь девчонка, он зачем-то принялся скакать на месте, высоко подбрасывая колени. Только когда акробат развернулся ко мне спиной, я разглядел висящего на нем мартыша, крепко вцепившегося зубами в его обтянутую лосинами задницу. Не теряя времени, Лора что есть мочи лягнула навалившегося на нее жонглера и бросилась бежать – со стороны городского базара, расталкивая прохожих и помогая себе пронзительными трелями полицейских свистков, к нам уже спешили синие мундиры. Недолго думая я припустил следом, почувствовав, как на мои плечи прыгнуло что-то легкое и мохнатое. Уцепившись за одежду, мартыш больно схватил меня передними лапами за уши, будто наездник, оседлавший норовистую лошадь. Перевести дух и слегка отдышаться удалось, лишь когда мы оставили позади несколько городских кварталов и разноголосый гомон рыночной площади окончательно стих вдалеке.

– Дорогой, а почему ты весь в пудре и помаде? Не поверишь, милая, с клоуном подрался! – продолжая от души веселиться, процитировала древний анекдот Лора.

– Очень смешно, – буркнул я, сплюнул на булыжную мостовую чем-то соленым и потер рукой ушибленный висок. Кажется, будет шишка.

– По-моему, мы наследили в этом городе так, что пора сматывать отсюда подобру-поздорову, пока на нас не началась глобальная облава.

– Знать бы куда…

Вариантов и впрямь было немного. Я постарался вызвать в памяти карту этой части Центрума. На востоке, в нескольких сотнях километров, располагался городок Марине, в котором находится центральный Штаб Пограничной стражи. Туда из Венальда даже проложена железнодорожная ветка, только вот соваться на вокзал чересчур рискованно, полиции там сейчас наверняка чуть ли не больше, чем пассажиров. Западная железнодорожная магистраль ведет в Онелли, южная – в Сурган. Ни туда, ни туда нам никак нельзя, в Сургане меня разыскивают как беглого преступника, а онелльцы с ними заодно и выдадут беглеца не задумываясь. Так все-таки где же покойный Хольте мог разместить свою чертову лабораторию? Жаль, не успел задать ему этот вопрос, уж наверняка я сумел бы объяснить старику причину своего интереса, убедить его помочь, уговорить пойти навстречу.

Кто-то – хотя я почти уверен, что знаю кто, – столкнул беднягу профессора вниз, открыв портал в Центрум. Ведь он перед самой смертью упомянул Врата… Да к тому же еще непонятно, что теперь делать с этим мартышом, обозвавшим меня «гигантом». Сидит, нахохлившись, у меня на загривке, молчит, будто воды в рот набрал…

И тут меня пронзила ослепительная догадка, словно ударило электрическим током. Наверное, этот краткий миг озарения как-то отразился на моем лице, потому что Лора, с тревогой заглянув мне в глаза, настороженно спросила:

– Чего?

– Врата Гигантов!

– Ты о чем? – непонимающе хлопая глазами, уставилась на меня девушка.

– Есть такое плато на севере от Венальда. Довольно далеко отсюда, но оно просторное, окружено плоскогорьем и легкодоступно. Идеальное место для уединения человека, решившего посвятить свою жизнь научным экспериментам.

– Врата Гигантов… – задумчиво повторила Лора. – Да, вполне может быть…

– Вопрос в том, как туда добраться, – с досадой произнес я. – Железной дороги в тех местах нет, да и обычная под вопросом. Общественный транспорт туда не ходит. Пешком мы не дойдем, слишком велико расстояние.

– А зачем идти пешком? – подняла на меня удивленный взгляд Лора. – Доедем! Только нужно сначала вытащить твою заначку, нам понадобятся деньги.

Джавальер был невысок, щупловат, востронос и порывист в движениях, словно куница. Глядя на его спутанную пепельную челку над сросшимися в переносице бровями, я тщетно пытался угадать: седина это или такой причудливый цвет волос? Похоже, все-таки седина, хотя джавальер показался мне еще не старым. Лет сорок, пожалуй, вряд ли больше.

– Э! – с характерным джавальским акцентом воскликнул он, трагично всплеснув руками. – От сердца отрываю, а? Послушай, мне подарил ее когда-то на день рождения мой покойный отец, да благословит Первый Кузнец его светлую душу. Я бы ни за что не расстался с ней, если бы не крайняя нужда, заставляющая кормить пятерых детей и больную жену… Ты только взгляни на нее, нет, взгляни! Она прекрасна, как рассвет над Харитмой, она изящна, как степная лань, ее звучание подобно музыке! Я не могу даже думать без слез о том, что мне придется расстаться с ней навсегда, да?

Джавальер утер тыльной стороной ладони несуществующую слезу и украдкой стрельнул в нашу сторону хитрыми карими глазами, пытаясь определить, произвело ли на нас впечатление его сольное выступление. Трехколесная колымага, которую так расхваливал наш визави, на степную лань походила меньше всего на свете. Скорее она напоминала уродливую и угловатую телегу с натянутым поверху тряпичным тентом. Переднее, оснащенное толстыми спицами колесо было небольшим, а между двумя задними, по-паровозному огромными, высился похожий на самовар газогенераторный двигатель с высокой закопченной трубой. Трубу венчал смахивающий на тюльпан медный раструб, будто бы позаимствованный у какого-то гигантского граммофона. Вместо руля рядом с деревянным табуретом, заменявшим здесь водительское кресло, торчала длинная, изогнутая кочергой ручка. Расположенный справа рычаг управлял тормозами – чтобы остановить колымагу, его следовало потянуть вверх. Обойдя этот шедевр инженерной мысли, я обнаружил на чуть примятом и не слишком аккуратно выкрашенном кисточкой боку двигателя заляпанную краской шильду, по-видимому, содержащую наименование мануфактуры-изготовителя этого механического монстра. На узкой медной пластине с трудом угадывались выбитые прессом буквы, складывающиеся в непонятное слово «Riopar».

Лора с крайне озабоченным видом подергала колесо, проверяя, надежно ли оно закреплено на оси, покрутила какие-то вентили на идущих от топки двигателя к основному блоку медных трубках, затем, ничуть не смущаясь хлюпающей под ногами снежной грязи, опустилась на колени и принялась придирчиво разглядывать прячущиеся под днищем тримобиля пластинчатые рессоры.

– Почем? – донесся оттуда ее голос.

– Только для вас, мои друзья, самая приятная цена! Такой цены вы не найдете больше нигде во всем Краймаре, клянусь! Триста тысяч!

– Конечно, не найдем, – тряхнула разноцветной шевелюрой Лора, вылезая из-под машины и вытирая о штаны перепачканные руки, – потому что ты охренел в край. Сто тридцать.

– Э! – снова всплеснул руками джавальер. – Зачем так говоришь, сестра? Это самый лучший тримобиль в Венальде, да! Ты посмотри, какой цвет! Едет хоть на дровах, хоть на угле! Мотор новый совсем! Водительский табурет смотри, настоящий полированный дуб, лучшая отделка! За один такой табурет в Харитме пятьсот тысяч дают, клянусь!

– Не бит, не крашен, сам по себе страшен, – в тон ему произнесла Лора. – Самый лучший, ну да, ага. Правый лонжерон сзади сгнил напрочь. Стойка одна менянная, вторая гнутая. На газогенераторе две заплатки. Патрубки под замену, того и гляди отвалятся. Сто двадцать.

Джавальер схватился за голову и почти натурально принялся рвать на себе седую шевелюру.

– Сто двадцать! – воздел он к небу руки, словно призывая в свидетели всех известных ему богов. – Да знаешь ли ты, женщина, какой это тримобиль? Это сказка! Сам глава великого правящего дома Джаваля с радостью отдал бы свою жизнь, чтобы владеть таким тримобилем! Посмотри, какие колеса! Они пройдут везде, по снегу, по пустыне и даже по горным дорогам! Только для тебя, красавица, двести!

– Сдохни здесь на месте! – в рифму ответила Лора. – Рессорные пластины из подвески на кой хрен вытащил? Должно быть двенадцать, а там их шесть!

– Низкая машина радует мужчину! – с улыбкой ответил какой-то незнакомой мне джавальской присказкой торговец. – Ну, хорошо, только ради твоих прекрасных глаз, женщина, пускай будет сто пятьдесят пять!

– Сдохни здесь опять! – снова срифмовала Лора. – Сто пятнадцать!

Джавальер изобразил что-то среднее между волчьим воем и криком кота, которому впотьмах случайно наступили на хвост, после чего несколько раз звонко ударился лбом в пузатый бок газового генератора. Медная конструкция загудела, словно набатный колокол.

– Ты хочешь разорить меня и моих детей! – простонал он. – Ты хочешь пустить по миру мою бедную семью! Мое сердце обливается кровью, но я не могу отказать таким замечательным и добрым людям. Хорошо, сто двадцать!

– Черт с тобой, старый шакал, – вздохнула Лора, – по рукам. Ударник, отслюнявь этому плешивому ишаку сто двадцать тысяч.

– О, прекрасная женщина, ты знаешь, как излить бальзам невиданной щедрости на мою израненную душу! Да благословит Первый Кузнец твои долгие дни, и да озарит он твой путь своею милостью! Мои семеро голодных детей будут прославлять тебя до своего последнего вздоха!

Ничуть не смущаясь неожиданно возросшему числу наследников, джавальер схватил Лору за руку и принялся трясти ее, словно надеясь оторвать и унести с собой в качестве сувенира. Я отсчитал толстую пачку банкнот и протянул ее седому торгашу. Тот тщательно, несколько раз пересчитал купюры, после чего, завернув их в тряпицу, спрятал за пазуху.

– О, щедрые и мудрые чужеземцы! – снова запричитал он. – Пусть безмерное солнце моей благодарности взойдет на небосклоне вашей любезности, и пусть небосклон вашей любезности будет бескрайним, как…

– Слушай, иди уже на хрен отсюда, – оборвала его Лора, уже забравшаяся на раму тримобиля и принявшаяся деловито копаться в движке. – Задолбал.

Джавальер часто закивал, прижал тощие руки к груди и попятился к воротам забора, ограждавшего каретный двор – место купли-продажи гужевого и самодвижущегося транспорта.

– Чего стоишь, рот разинул? – прикрикнула на меня девушка. – Грузи пожитки в машину, дилижанс отправляется.

Несколько теплых спальных мешков и одеял, приобретенных нами по пути сюда, котелок, два бурдюка родниковой воды и мешок, в котором покоились свежие лепешки да пара кусков вяленого мяса. Охотничье ружье и два десятка крупных патронов с картонными гильзами, напоминающими новогодние хлопушки, к нему. Последней заняла свое место плетеная корзина, в которой безмолвно сидел мартыш. За все время нашего общего путешествия он так и не проронил ни слова. Может, он и вовсе немой?

– Залезай, – скомандовала Лора. – Управлять этой колымагой сумеешь?

– Да вроде ничего сложного, – ответил я, устраиваясь поудобнее на жестком водительском сиденье.

– Тогда я пойду движок запускать. Тут и дрова, и уголь, и торфяные брикеты есть. Надолго хватит.

Закидав в газогенератор уголь, Лора подожгла запал и принялась нагнетать внутрь агрегата воздух с помощью небольших кожаных мехов. Спустя всего лишь пару минут двигатель чихнул и утробно зарычал, выпустив в атмосферу облако сизого дыма. Я взялся за ручку управления, примериваясь на всякий случай к непривычному рычагу ручного тормоза и тугой педали акселератора. Взревев мотором, тримобиль выехал за ворота и, грохоча на колдобинах, покатился на север, навстречу темнеющим у горизонта ломаным хребтам гор.

Глава 10

На Земле у меня никогда не было собственного автомобиля. Да и зачем он там нужен, если домой я наведываюсь лишь изредка, а большую часть своего времени провожу в Центруме? Сгниет машина на стоянке за год-другой под нашими московскими дождями либо разберут ее на запчасти охотники за металлоломом. Для редких поездок по городу всегда можно вызвать такси или нырнуть в метро. Поэтому поездка в качестве водителя на тримобиле была для меня в диковинку – что-то вроде аттракциона для заезжих туристов. Грунтовая дорога, убегавшая из Венальда на север, оказалась весьма извилистой, но относительно ровной. Тримобиль деловито урчал мотором, а мне приходилось активно перемещать ручку управления вправо-влево, объезжая наиболее крупные колдобины.

Прохладный ветер в лицо, холмистая снежная равнина по обочинам грунтовки, вдалеке, словно выброшенный на берег кит, темнела горная гряда, вычерчивающая неровной дугой линию горизонта. Вот она, романтика дальних странствий. Впечатление от поездки несколько портило то обстоятельство, что наше транспортное средство категорически отказывалось разгоняться быстрее тридцати-сорока километров в час, как бы я ни давил на педаль. Скорость я определил на глаз, поскольку никакого спидометра на борту трехколесной колымаги не имелось. Впрочем, устраивать гонки на пустынной дороге было все равно не с кем, да и незачем, потому мы неторопливо плыли среди снежных барханов, точно старинный пароход в окружении океанских волн. Сходство с морским лайнером усиливал и густой дым, валивший из торчащей над нашей механической повозкой трубы.

– Слушай, Ударник, а почему ты вообще в пограничники подался? Не в контрабандисты, например, а именно в погранцы?

Лора, закончив возиться с двигателем, подсела поближе, использовав тюки со спальниками в качестве импровизированного кресла. Я пожал плечами, вспомнив свой самый первый визит в Центрум. Если подумать, Старик оставил мне свободу выбора разве что на словах. Легко представить себе психологическое состояние человека, случайно оказавшегося в чужом и незнакомом мире в одиночестве, без мудрого наставника и проводника. Растерянность, страх, смятение, паника. А я ко всему прочему очутился в Центруме совершенно голым, выпав из привычной мне реальности прямо из-под собственного душа, едва ли не с мочалкой в руках. При таком раскладе к любому разумному существу, что встретится тебе на пути, успокоит, разъяснит, что да как, ты будешь относиться как к своему спасителю. То есть с полным и безоговорочным доверием. Чем некоторые пограничники беззастенчиво и пользуются, пополняя свои ряды желторотыми новобранцами. Спонтанные проводники объявляются в Центруме не так уж и часто, что бы ни говорила на этот счет лгунья-статистика, а потому каждый из них – буквально на вес золота. Проводника завсегда можно пристроить к делу, работа для него сыщется даже в таком захолустье, как Клондальские пустоши в предгорьях Синего Кряжа.

– Ну, во-первых, не люблю я жить поперек закона. Хлопотное это дело и не всегда выгодное. Жизнь – она дороже, а нервные клетки, как ты знаешь, не восстанавливаются.

– А во-вторых?

– А во-вторых, портал у меня уж слишком неудобный. Заднего расположения, да и открывается… Прямо скажем, непросто он открывается. Сбросить груз и сбежать на Землю сразу не получится, даже если прижмет. Вот поэтому не гожусь я в контрабандисты.

– А у меня и вариантов особенно не было, – вздохнула Лора. – Оба моих родителя в Пограничной страже служат. Я, можно сказать, все детство в Марине провела, при Штабе, под присмотром старших товарищей.

– Дочь полка?

– Да что-то вроде того. Предки все время заняты были, у них времени особо не находилось мною заниматься. Если удавалось вместе пару вечеров в неделю провести или куда-то выбраться в выходные – считай, уже праздник. Вот и занимались моим воспитанием бойцы при Штабе, с которыми я все свободное время тусовалась.

– И получилась в конечном итоге вот такая девочка-пацанка…

– Ну так неплохая девочка-то получилась, разве нет?

Мы ненадолго умолкли. Вернее, умолк я, поскольку мне показалось, что к ровному стуку мотора нашей повозки примешивается какой-то посторонний гудящий звук, а моя задница на жестком деревянном сиденье стала ощущать неприятную и довольно сильную вибрацию. Мартыш тревожно завозился в своей корзинке, высунул наружу мордочку и принялся настороженно озираться.

– По-моему, нас слегка трясет, – сообщила Лора.

Значит, все-таки не показалось.

– Сейчас остановимся и посмотрим, в чем дело.

Отпустив педаль акселератора, я осторожно потянул вверх рычаг тормоза. Ничего не произошло: тримобиль как катился по дороге, так и продолжил свое движение, весело подскакивая на кочках. Хорошо, что впереди не было никаких препятствий, потому я смог сосредоточиться на управлении рычагом, наблюдая, как машина потихоньку сама по себе замедляет бег.

– Тормоза не работают, – сообщил я своей спутнице радостную новость. Та лишь тихо выругалась сквозь зубы.

– Тормоза придумали трусы, – откликнулась она. – Если захочешь воспользоваться методом Гастелло, выбирай дерево потоньше.

Тормозить в дерево все-таки не пришлось. Прежде чем окончательно остановиться у обочины, драндулет проехал по инерции не менее двухсот метров. Я спрыгнул на землю, потянулся, распрямив затекшую спину, и приступил к осмотру транспортного средства. Результат этого обследования не обнадеживал: спустя минуту стало понятно, что одно из задних колес держится буквально на соплях, готовое отвалиться в любую секунду. Чудо, что мы не потеряли его на ходу. Два из трех металлических болтов, которыми оно крепилось к массивной оси, выкрутились и отвалились где-то по дороге. Вследствие этого колесо встало «домиком», а отверстие единственного болта, удерживавшего его в таком положении, сделалось овальным.

Порывшись в потертом кожаном чемоданчике с инструментами, пристегнутом к задним рессорам, я обнаружил вроде бы подходящий по размеру ключ и несколько запасных болтов, только вот домкрат в нашем более чем скромном автохозяйстве отсутствовал напрочь. Вернувшись к колесу и присмотревшись получше, я обнаружил, что потеряли мы все-таки один болт: второй просто срезало, причем большая его – осталась внутри ступицы. Выкрутить этот обломок в походных условиях попросту невозможно. Кое-как притянув колесо запасным болтом на положенное ему место, я запрыгнул обратно и занял свою водительскую табуретку.

– Лора, придется тебе поработать бортинженером, – предупредил девушку я. – Следи внимательно за задней осью, как только колесо начнет откручиваться и болтаться, сообщай мне. Будем останавливаться и подтягивать.

– Есть, командир! – бодро, хотя и весьма издевательским тоном отрапортовала она.

Поехали. Теперь я старался излишне не разгоняться, поскольку в отсутствие тормозов это могло закончиться не слишком приятным путешествием в кювет. Однако вскоре дорога пошла под уклон, и тяжелый тримобиль начал понемногу набирать скорость сам по себе, хотя я совсем перестал нажимать на педаль газа. Когда, грохоча и позвякивая подвеской, мы ускорились настолько, что со свистом пролетающие мимо редкие деревья превратились в размытые и нечеткие силуэты, дорога преподнесла нам веселый сюрприз, изогнувшись змеей в затяжном S-образном вираже.

– Держись! – только и успел выкрикнуть я, вцепившись что есть сил в ставшую вдруг непослушной ручку управления.

В первый изгиб дороги драндулет вписался на двух колесах, изобразив боковой крен градусов под тридцать. Несмотря на то что грунтовка была покрыта толстым слоем хорошо укатанного наста, мне каким-то образом удалось избежать экскурсии в канаву, и тримобиль с боковым скольжением, которому наверняка позавидовали бы заядлые дрифтеры, изрыгая из трубы дым, искры и копоть, влетел во второй поворот.

– Ты… ты… ты… Ох… Шума… хренов!

Лора, вцепившись побелевшими пальцами в борта нашей механической телеги, пыталась удержать вертикальное положение, что ей в общем-то не очень-то удавалось: девушку швыряло из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. За двойным поворотом дорога пошла более-менее прямо, однако мы уже успели набрать настолько приличную скорость, что я полностью сконцентрировался на управлении, дабы не улететь вместе с машиной куда-нибудь в ближайший перелесок. Время от времени Лора подкидывала в топку новые поленья, дабы мотор не заглох. Изредка мимо проносились утопающие в снегу одинокие строения – харчевни, почтовые станции и постоялые дворы, но я замечал их слишком поздно, чтобы успеть остановить тримобиль: он продолжал как ни в чем не бывало катиться вперед даже с поднятым до упора тормозным рычагом.

– Топливо кончается, – послышался сзади голос моей напарницы, – надо бы пополнить запас.

Ага, неплохая идея. Вот только как воплотить ее на практике? Угля можно достать в любой таверне, только для этого нужно заехать на ее задний двор, не проломив изгородь насквозь. Прикинув нашу скорость, массу драндулета и силу его инерции, я пришел к выводу, что, если я замечу на горизонте подходящее заведение и сразу же перестану давить на акселератор, есть ненулевой шанс доехать до цели и, возможно, даже не учинить там слишком большой разгром.

Задуманное получилось у меня почти что с первой попытки. Скатившись с дороги, я обогнул притулившийся за невысокой оградкой сруб почтовой станции и остановился в дальнем конце двора, посреди которого уже стояла пара распряженных телег. Угольный сарай я благополучно проскочил, и чтобы подобраться к нему поближе, мне следовало немного сдать назад. Еще раз оглядев нехитрые органы управления нашим рыдваном, я обнаружил отдельный рычаг включения задней передачи – чуть левее неработающей ручки тормоза. На всякий случай оглянувшись, чтобы ненароком не раздавить разгуливавших по двору куриц, я потянул его на себя. «Грррым!» – громыхнуло что-то в таинственных недрах тримобиля, и рычаг остался у меня в руке.

– Сломал? – участливо поинтересовалась Лора.

– Сам отвалился, – проворчал я, пытаясь оценить последствия катастрофы.

Рычаг состоял из двух частей, соединявшихся при помощи резьбы. Именно в месте крепления он и рассыпался, пораженный ржавчиной. Опустившись на колени, я засунул руку в отверстие в полу, нащупал торчащий внутри обломок рычага и попытался сдвинуть его назад. Безрезультатно: у меня просто не хватило сил переключить тугой механизм.

– Держи! – Лора протянула мне ключ, с помощью которого я недавно подтягивал гайки на колесе. С инструментом дело пошло веселее: уперевшись ключом в обломок рычага и используя край отверстия в качестве точки приложения усилия, я все-таки сумел воткнуть заднюю передачу. Легкое нажатие на педаль акселератора – и тримобиль, стронувшийся было с места, с оглушительным грохотом и скрежетом снова замер. От неожиданного толчка я по инерции свалился с «водительской табуретки» назад, больно приложившись затылком о металлический пол нашего транспортного средства.

Первое, что я увидел, приподнявшись на локте и оглянувшись, – это совершенно очумевшие глаза седовласого пожилого мужика с длинными обвислыми усами. Второе – примятый передок парового локомобиля, незаметно остановившегося позади нашей колымаги, пока я ковырялся с коробкой передач. В него я с размаху и въехал, сдавая назад. Скорость была небольшой, потому повреждения от удара показались мне пустяковыми.

Водитель-машинист локомобиля в лучших традициях моего родного мира выскочил из поблескивающей заклепками кабины и принялся бегать вокруг своей механизированной повозки, всплескивая руками. Если честно, раньше я никогда не становился участником подобных происшествий в Центруме, да и на Земле тоже – за полным отсутствием собственной машины. Потому, что в таких случаях следует делать, я не имел ни малейшего понятия. Организации под названием ГИБДД здесь определенно не водилось, более того, я искренне сомневался, что в Краймаре вообще существует хоть какой-то аналог дорожной полиции.

Потирая ушибленный затылок, я спрыгнул на землю и принялся осматривать последствия аварии. Как я и предполагал, ничего серьезного. У меня оказалась чуть погнута задняя торцевая пластина, игравшая в конструкции тримобиля роль бампера, а у моего визави лишь слегка облупилась краска на торчащей спереди железной балке. Повредить ее было попросту нереально: толщиной и внешним обликом двутавровая железяка напоминала железнодорожный рельс.

– Что вы наделали! – закричал усатый машинист локомобиля, с грозным видом подступая ко мне. – Вы помяли переднюю колесную тележку!

– Я тебе щас морду помну, если громкость не убавишь, – встала между нами Лора.

– Но вы…

– Дупло закрой, анус простудишь. Тачила застрахована? ОСАГа есть? Запись с регистратора имеется?

Машинист локомобиля так и замер с открытым ртом, непонимающе хлопая глазами. Лора осторожным движением указательного пальца вернула его челюсть в исходное положение и дружески потрепала усача по щеке:

– Ну, вот видишь, выходит, сам и виноват. Будем считать, что это ты нас стукнул. В следующий раз на ручник свое ведро ставить будешь, да, милый?

И, повернувшись ко мне, добавила:

– А ты чего вылупился? Грузи уголь, и поехали. Я пока загляну на станцию, пожрать чего-нибудь раздобуду.

Быстренько закидав уголь в тендер и вручив выбежавшему мальчишке-слуге причитающуюся плату, я завел двигатель и выкатился за ворота. Лора как ни в чем не бывало сидела на наваленных за моей спиной тюках, с аппетитом уплетая купленную только что краюху пшеничного хлеба, меня же мучили угрызения совести. Перед водилой локомобиля, торопливо сбежавшим от нас под крышу почтовой станции, было жутко неудобно, хотя ущерба мы ему, по большому счету, не нанесли никакого. Покрыть черной краской железную рельсину – дело пяти минут, а лакировкой кузовных деталей в этом мире никто и никогда не заморачивался: все виденные мною когда-либо местные средства передвижения были грубо окрашены кисточкой.

Тем временем день клонился к закату. Небо на западе порозовело, и заходящее солнце окрасило редкие облака у горизонта в темно-синий цвет. Снежные холмы по обочинам дороги приобрели синеватый оттенок, как и толстые сугробы на ветвях редких деревьев. От нагретого двигателя исходил пряный самоварный дух, навевающий мысли о детстве, о долгожданных зимних каникулах, которые я проводил когда-то в деревне у бабушки. В просторных сенях в точности так же пахло горящей древесиной от жарко натопленной печи. Прихватив в сарае лыжи, я до умопомрачения катался по хрустящему снегу, не замечая щиплющего нос и раскрасневшиеся щеки морозного ветра, и поворачивал к дому лишь тогда, когда тяжелое малиновое солнце касалось своим брюхом далекого горизонта. А в маленькой уютной комнате меня уже ждал ароматный чай с теплыми блинами и малиновым вареньем…

– Не работает, – пожаловалась моя спутница. Я оглянулся. Оказывается, она вот уже несколько минут кряду тщетно пытается разжечь старый и ржавый масляный фонарь, болтающийся на медном кольце под навесом кабины.

– Сворачивай куда-нибудь, Ударник. В темноте мы точно в ближайшую канаву навернемся, придется заночевать у дороги. Утром двинем дальше.

Я послушно отпустил педаль газа, поглядывая по сторонам в поисках подходящей площадки для стоянки. На дороге останавливаться опасно: хоть и редкое, но некоторое транспортное движение здесь все-таки имеется, и будет крайне неприятно, если впотьмах на нас налетит какой-нибудь паровой грузовик. Хотя по ночам, насколько мне известно, обитатели Центрума предпочитают никуда не ездить. Однако лучше, как говорится, перебдеть…

Ночевать под открытым небом мне уже приходилось, и неоднократно. В том числе зимой, поэтому ничего страшного я в этой затее не видел. Еще во времена моей службы на шестнадцатой заставе мне нередко приходилось уходить в многодневные походы по горным тропам кряжа, отделявшего Клондал от Лореи. Иногда эти патрули приносили плоды, и мне удавалось задержать или вспугнуть очередного контрабандиста, но чаще спустя несколько дней я возвращался на заставу с пустыми руками. Правда, экипирован в те времена я был куда лучше, чем сейчас, и потому мог провести ночь-другую под яркими звездами Центрума даже зимой, ничуть не опасаясь простудиться.

Относительно ровная площадка у обочины обнаружилась за ближайшим поворотом – туда я и загнал наш тарантас, который тут же увяз в глубоком снегу и остановился в паре метров от дороги. От потрескивающего мотора еще исходило тепло, но надолго его явно не хватит, потому без костра в любом случае не обойтись. Осмотревшись, я приметил поблизости небольшую рощицу, состоящую сплошь из низкорослых кособоких деревьев, ветви которых вполне подойдут нам в качестве хвороста. А среди вещей был припрятан охотничий нож, который мы купили в оружейной лавке перед самым отъездом. Спустя примерно полчаса посреди расчищенной от снега площадки уже дымил небольшой костерок, над ним в висящем на длинной жерди котелке таял собранный мною снег. Огонь отбрасывал на утоптанный наст зыбкие дрожащие тени, а вокруг понемногу сгущалась синяя мгла. Холодало.

– Спать будем в машине, на голой земле простудимся, – изо рта Лоры вырывались и тут же рассеивались густые облака пара. – Надо в костер камней накидать, как нагреются, перетащим в миске поближе.

– Ты мне лучше пожрать чего-нибудь дай, – проворчал я. – Целый день не ел ничего, уже желудок сводит.

– Есть вяленое мясо и хлеб, – сообщила девушка, порывшись в тюках. – С обезьяном своим поделиться не забудь, а то с голоду подохнет.

Мартыши – заядлые вегетарианцы, потому от мяса наш питомец категорически отказался и, зажав в передних лапах хлебную краюху, гордо удалился в свою корзину греться. Перекусив жесткой, как подметка, жилистой солониной, мы разлили по металлическим кружкам закипевшую в котелке воду, добавив туда щепоть сушеной травы, заменявшей здесь чай. От кружек сразу же повалил густой белый пар, потянулся к рассыпанным над головой в чернеющем небе звездам.

– Хорошо-то как… – произнесла Лора, втянув носом льющийся из кружки терпкий аромат мяты и прелой листвы. – Нравится мне этот напиток. Все время забываю с собой на Землю немного прихватить.

– А мне вот нормального кофе здесь не хватает, – отозвался я. – Приходится растворимый пить, молотый тут не сваришь толком.

– А я к кофе равнодушна, – пожала плечами Лора. – Вот от хорошего коньяка для сугреву не отказалась бы. С лимончиком! Ты коньяк любишь, Ударник?

– Да не особо. Больше как-то пиво.

– А в Чехии ты бывал когда-нибудь?

– Не доводилось…

– Значит, нормального пива ты и не пробовал, – категорично заявила Лора. – Ту мочу, которая в вашей Москве продается, пивом можно назвать только с очень большой натяжкой.

– Может, и так, – устало согласился я. Спорить совершенно не хотелось, на это просто не осталось сил. Я взглянул на подаренные мне Лорой часы:

– Предлагаю вставать каждые два часа и стеречь костер, иначе к утру замерзнем. Будильника у нас нет, потому спать придется по очереди.

– Ложись дрыхнуть первым, ты сегодня весь день этой телегой рулил, – участливо предложила девушка. – Я тебя растолкаю, как время придет.

Спорить я не стал. Сшитый местными мастерами по земным лекалам спальный мешок на жестком овечьем меху пах не то псиной, не то прелой половой тряпкой, зато внутри было тепло, мягко и вполне уютно. Завязав неудобные тесемки – застежек типа «молния» тут еще не придумали, – я почти погрузился в полудрему, когда снаружи послышались шаги, а потом стягивавшая спальник тесьма ослабла, и внутри сразу же сделалось непривычно тесно.

– Холодно, – шепнула мне на ухо Лора, – я немного погреюсь, ладно?

Спать почему-то сразу расхотелось. Шеи коснулось теплое дыхание, а ее упругую грудь я ощущал даже сквозь плотную зимнюю одежду.

– Колючий! – пожаловалась девушка, прижавшись своей щекой к моей. В ту же минуту я почувствовал, как ее рука протиснулась между нашими телами и принялась настойчиво исследовать мои штаны, стараясь добраться до металлической застежки.

Когда-то, еще в прошлой жизни, до того момента, когда я научился открывать порталы в Центрум, мне довелось заниматься любовью в кабине башенного крана. Девушка, с которой нас связывали тогда романтические отношения, подбила меня забраться на эту верхотуру посреди вставшей из-за кризиса стройки, соблазнив открывающимся из незапертой кабины великолепным видом на Москву. Там, в качающемся под порывами ветра железном ящике, мы и любили друг друга под протяжные скрипы ажурных конструкций и стальных тросов. Признаться, этот случай показался мне не менее экстремальным, чем теперь, под звездным небом чужого мира, посреди заснеженной равнины, на холодной платформе диковинной трехколесной машины. Уснуть мне удалось лишь под утро, когда горизонт на востоке залило бледной предрассветной зеленью.

Глава 11

Промерзший за ночь двигатель запустился только с шестой попытки, да и прикрученное кое-как заднее колесо жило своей собственной жизнью, норовя слететь со своей оси и укатиться в придорожные кусты. Я снова подтянул оставшиеся болты, вот только надолго ли их хватит, оставалось лишь гадать. Перекусив из запасов провианта, мы тронулись в путь.

Лора не вспоминала о произошедшем ночью, но пребывала, судя по всему, в прекрасном расположении духа. Что-то напевая себе под нос, она время от времени подбрасывала в топку уголь, одновременно следя за стрелкой манометра, показывавшего давление газа в магистрали. Поездка продолжалась без особых приключений минут двадцать, а потом тримобиль ни с того ни с сего начал глохнуть. В первый раз двигатель встал прямо на пересечении нашей дороги с узким проселком и наотрез отказывался заводиться, несмотря на все приложенные усилия. Мы с Лорой вынуждены были оттолкать машину с перекрестка, чтобы в нас не врезалась какая-нибудь груженная дровами телега. Однако стоило движку немного остыть, и он благополучно запустился с помощью ручки кривого стартера. Тримобиль бодро покатился по ухабам, вот только хватило его ненадолго – через пару километров мотор опять чихнул и заглох, выпустив в небо облачко сизого и очень вонючего дыма. Дальше мы двигались, что называется, короткими перебежками: немного отдохнув, двигатель послушно заводился, тянул машину километр-два и благополучно замирал снова, вынуждая нас делать очередной перекур.

– Чертово ведро, – в сердцах выругалась Лора во время следующей вынужденной остановки, со злостью пнув и без того дышащее на ладан колесо.

– Побереги технику, а то пешком придется идти, – проворчал я. По моим прикидкам, до цели нашего путешествия оставалось еще около сотни километров, и попытка преодолеть их на своих двоих означала полный провал миссии. Прежде всего из-за дефицита времени. Если сейчас у нас есть хотя бы небольшой шанс добраться до места чуть позже Эйжел, то без машины об этом не могло быть и речи. Значит, хоть чучелом, хоть тушкой, но ехать нужно. Иных вариантов попросту нет.

– Надо было вместо этой развалюхи пару лошадей купить, – сказала Лора, – они не ломаются.

– А ты разбираешься в лошадях? – скептически возразил я. – Сможешь на глаз отличить здоровую лошадь от больной и определить ее возраст? Знаешь, как ее поить, чтобы она не простудилась, как ее чистить, подковывать, стреноживать на ночь? Ты вообще верхом ездить умеешь?

– Доводилось, – фыркнула девушка.

– Вот именно, что доводилось. Только долгая поездка мало похожа на развлекательные покатушки. Это в дурацких книжках можно взгромоздиться в седло и скакать несколько суток подряд, не набив себе синяков на заднице. На деле такие эксперименты обычно заканчиваются не столь успешно.

Я знал, о чем говорю. Когда-то я немного занимался верховой ездой, однако регулярностью тренировок похвастаться не мог. Помнится, однажды я пригласил свою подругу, с которой у нас в те времена длился конфетно-букетный период, покататься верхом и от щедрот душевных арендовал в конюшне пару спокойных лошадок на целых два часа. Романтическая прогулка по подмосковному парку прошла просто превосходно, правда, уже на следующий день я пожалел о своем решении: до самого вечера мы оба ходили враскорячку, словно деревянные манекены, потому что натруженные с непривычки ноги категорически отказывались гнуться в положенных местах.

– Видимо, придется чинить наш рыдван, пока он еще способен перемещаться самостоятельно, – вздохнула Лора. – Как думаешь, почему эта колымага постоянно глохнет?

– Воздух засасывает, наверное. Где-то в трубопроводах герметичность нарушилась, при нагреве металл расширяется и начинает сифонить.

– Будем искать дыру?

– Дольше провозимся. Да лучше и не трогать эти механизмы вовсе, развалятся, чего доброго. Поедем так, авось как-нибудь протянем большую часть пути.

После полудня вдалеке замаячил лес. Этот лес окружал предгорья Северного Кряжа плотным кольцом, а значит, цель нашего путешествия была уже близка. Дорога сбегала в долину с небольшим уклоном, и когда тримобиль заглох в очередной раз, я просто позволил ему катиться вниз по инерции, дожидаясь, пока он остановится сам. Пришлось объявлять привал. Перекусив остатками наших продуктовых запасов, мы покормили мартыша, и я снова принялся крутить ручку стартера, пытаясь оживить капризный механизм. Внутри мотора что-то оглушительно бренчало, звенело и перекатывалось, ручка двигалась рывками, и я искренне опасался окончательно ее сломать – тогда нам уж точно пришлось бы заделаться пешеходами. Обошлось: двигатель, вздрогнув, выпустил в небеса струю черного дыма, словно подбитый «Мессершмитт», и снова затарахтел. Пользуясь моментом, я занял водительское место и нажал педаль газа. Движок взревел, будто раненый медведь, и машина сорвалась с места. Оглушительный грохот при этом не прекращался: оглянувшись, я увидел, что паровозная труба нашей чудо-машины не выдержала испытания временем и завалилась набок. Судя по всему, это прибавило мощности полудохлому мотору: тримобиль катился по дороге, оставляя позади себя густой дымный шлейф, точно вторгшийся в атмосферу планеты метеорит.

Лес приближался. Я уже мог различить отдельные деревья, обступившие дорогу, будто молчаливые стражи, когда тримобиль лихо подскочил на очередной колдобине. Машина с грохотом приземлилась на все три колеса, а мне оставалось лишь с любопытством разглядывать ручку управления, которая после этого раллийного маневра осталась в моей руке. Вид неожиданно развалившегося рулевого механизма вызвал у меня кратковременный ступор, и потому в первые секунды я даже не подумал убрать ногу с педали газа. Лишенный тормозов неуправляемый болид соскользнул с дорожного полотна, с минуту проскакал кузнечиком по кочкам заснеженной целины, а затем, с треском теряя элементы конструкции, влепился в ствол ближайшего кряжистого дерева. Повинуясь неумолимой силе инерции, я полетел вперед, перевернулся через голову и приземлился в высоком сугробе, зарывшись в него по самую макушку. Рядом плюхнулся совершивший аналогичную фигуру высшего пилотажа мешок с нашими пожитками.

То, что в Краймаре зимы, по обыкновению, не только долгие, но и очень снежные, оказалось чистым везением. Не будь вокруг места нашей непредвиденной остановки снежных наносов, я бы точно сломал себе шею. Лора и вовсе отделалась легким испугом: в последний момент она успела ухватиться за борт нашей повозки и потому избежала падения. Ничуть не пострадал и мартыш – оказавшиеся необычайно крепкими плетеные стенки корзины уберегли его от травм. А вот нашему транспортному средству досталось больше всего: передок смялся и изогнулся немыслимой дугой, переднее колесо отломилось и укатилось в лес, заднее, и без того державшееся только на честном слове, наконец-то обрело свободу и отправилось в самостоятельное путешествие по окрестным канавам. Затихший двигатель слабо дымился, чуть слышно потрескивая. Из рваного отверстия на месте отвалившейся трубы летели искры. Вокруг бренных останков тримобиля на белоснежном снегу виднелись неопрятные пятна густой черной сажи.

– Похоже, приехали, – оценив открывшуюся моему взору картину, покачал головой я.

– Не машина и была, – откликнулась Лора, – хотя водила из тебя, Ударник, так себе. Если по возвращении на Землю надумаешь купить автомобиль, предупреди меня заранее, я постараюсь эвакуироваться на другую планету.

– Главное, все живы, – заметил я, – все могло закончиться гораздо хуже.

– Конечно, могло. Если бы ты, например, решил приобрести вместо этого драндулета аэроплан.

Торбы с поклажей пришлось вешать на манер рюкзаков на спину, под узкие тесемки я подложил несколько обнаруженных среди вещей тряпок, чтобы не натереть плечи. Самый простой туристический рюкзак был бы на порядок удобнее, но за неимением такового пришлось довольствоваться тем, что есть. Корзина с мартышом нашла свое место на самом верху получившейся конструкции. Идти нам предстояло, по моим прикидкам, не менее шести часов, да и то если не делать по пути остановки. А преодолеть намеченное расстояние вовсе без привалов, думаю, не получится – усталость свалит нас с ног гораздо раньше, чем мы достигнем цели.

Зимний лес завораживал своей красотой. На ветвях подступивших к дороге деревьев блестел снег, и в его белых шапках искрилось клонящееся к западу солнце. Сам проселок был также припорошен свежим снежком, на котором совершенно не проглядывались следы пешеходов или колес. Места здесь начинались необитаемые и дикие, путники забредали сюда крайне редко. Севернее географической точки, в которой мы сейчас находились, человеческие поселения отсутствовали, не было там и пограничных застав – только непроходимые горы, тянувшиеся до самого побережья ледяного моря. Суровый, неприютный край. Врата Гигантов – единственное место на многие сотни миль вокруг, где можно соорудить пригодное для жизни обиталище.

Машину мы бросили там, где она обрела свое последнее пристанище, – вытащить ее бренные останки из канавы нам было не под силу, да и незачем. Следующий час нашего путешествия напоминал скорее непринужденную прогулку – я с наслаждением дышал кристально чистым морозным воздухом и глазел по сторонам, стараясь отыскать среди лесных зарослей очертания знакомых мне земных деревьев. Однако спустя непродолжительное время спина под тяжестью поклажи начала предательски ныть.

Мы перешли по гулкому деревянному мостику через замерзший ручей. Лес сделался гуще, а дорога – у́же, деревья теперь стояли по обочинам сплошной стеной. Летом они, наверное, дарили прохладу от полуденного зноя, прикрывая изумрудными кронами солнце, точно плотным пологом. Но сейчас их высокие бурые стволы, ощетинившиеся голыми ветвями, навевали тоску и тревогу. Словно в подтверждение моим невеселым мыслям где-то вдалеке раздался пронзительный и протяжный вой, от которого по моей спине пробежал неприятный холодок. В ответ ему донесся высокий и протяжный стон с другой стороны нашего пути и эхом прокатился по чащобе. Лора беспокойно завертела головой.

– Что это? – спросила она.

– Равнинные волки.

От этих звуков мне тоже стало немного не по себе. Обитавшие на севере Центрума равнинные волки считались далекими родственниками их земных собратьев. Они были немного ниже в холке, но гораздо массивнее – взрослые особи достигали семидесяти килограммов. Лапы равнинных волков значительно толще и сильнее, чем у волка земного, а сам хищник – выносливее своих родичей из привычного мне мира. Большая широколобая голова оснащена короткой зубастой пастью. Равнинные волки в силу тяжелого костяка не отличались быстротой и проворством, но с лихвой компенсировали этот недостаток свирепым нравом, обеспечившим им дурную славу. Крестьяне не только в Краймаре, но также в Хеленгаре, Аламее и Онелли несли значительные потери павшим скотом, причем равнинные волки не гнушались нападать на таких крупных травоядных, как приспособленные к плугу волы и одомашненные буйволы, которых тут разводили на мясо. Крестьяне устраивали на волков облавы, ставили хитроумные ловушки и капканы, но поголовье этих опасных хищников от этого не снижалось. Здесь, в северных краймарских лесах, равнинные волки и вовсе чувствовали себя раздольно – люди их не тревожили совсем. Вот оттого я и начал испытывать серьезное беспокойство: подобное соседство могло оказаться крайне опасным.

Тревога усилилась, когда волчий вой раздался еще ближе и зазвучал громче. Или мне показалось? На этот призыв откликнулись другие хищники – протяжный и заунывный звук слышался и справа, и слева, и сзади. Я потянул за ремень болтавшееся на спине охотничье ружье, переломил ствол, проверил, заряжен ли патрон. Ненадолго остановившись, извлек из тюка запасные патроны и пересыпал их в карман. Ружьишко нам досталось плохонькое: гладкоствольное и однозарядное, но ничего другого отыскать в Венальде не удалось – краймарские законы накладывали жесткий запрет на свободный оборот нарезного оружия среди гражданского населения. В столице можно купить только охотничье ружье сурганского или клондальского производства, да и то лишь самое простое. Равнинные волки охотятся стаей, отбиться от серых хищников с такой вот пукалкой будет непросто. Но других вариантов все равно нет.

Лора извлекла из-за пазухи нож с толстым, чуть искривленным лезвием и нервно оглянулась. Лес ответил на стихший волчий вой звенящей тишиной, только снег похрустывал под нашими ногами. Да и невозможно услышать крадущегося в чаще хищника – за долгие века эволюции у волков выработалась привычка к осторожности. Я ускорил шаг, и время, казалось, тоже пустилось в галоп. Где-то внутри, под ложечкой, засосало привычное чувство опасности, в кровь хлынула порция адреналина, и сердце забилось чаще.

Темная тень, хорошо различимая на белом снегу, метнулась перед нами неожиданно и беззвучно, словно явившийся из ниоткуда призрак. Одним движением я сбросил с плеч мешающую поклажу, вскинул ружье и выстрелил. Промахнулся. Горькая пороховая гарь ударила в глаза, и на мгновение я перестал видеть происходящее. В ту же секунду перед моим лицом возникла оскаленная морда с огромными изогнутыми клыками – я рефлекторно отмахнулся прикладом, и он ударился во что-то тяжелое и мягкое. Я оглянулся. Волк был некрупным, около метра в холке, но крепким и кряжистым. Грубая, по-зимнему густая шерсть казалась не серой, а желтоватой с бурым отливом. Зверь развернулся, готовясь к очередному прыжку, и этой краткой передышки хватило, чтобы перезарядить оружие. Второй выстрел пришелся практически в упор, промахнуться было невозможно. На белоснежный наст хлынула алая кровь. Уже бросившийся было на меня волк споткнулся, перекувыркнулся в воздухе и упал наземь, забившись в конвульсиях.

Воспользовавшись суматохой, мартыш покинул свое укрытие в корзине, забрался на ближайшее дерево и оттуда, с безопасной высоты, наблюдал за происходящим. А вот у Лоры дела шли не столь благополучно. Чуть присев на полусогнутых ногах, она держала перед собой нож, а в нескольких метрах замер, прижав уши, еще один волк. Этот хищник был, по всей видимости, уже старым – об этом свидетельствовали седые подпалины на его впалых боках. Свалявшаяся шерсть висела на шкуре клочьями, из-за чего он выглядел как-то не слишком убедительно. О серьезных намерениях волчары говорила только его оскаленная морда. Переломив ружье, я загнал в ствол очередной патрон и, практически не целясь, нажал на спуск. Оружие ответило презрительным щелчком, однако волк, видимо, поняв, что численное преимущество теперь не на его стороне, прянул в сторону и затрусил в сторону леса, через мгновение скрывшись в чаще. Мне казалось, что между деревьями мелькают и другие серые тени, но, видимо, испугавшись грохота выстрелов, волки не спешили нападать на нас при свете дня.

– Какую шапку испортил! – вздохнула Лора, разглядывая неопрятную рваную рану на шее убитого мною волка.

– Там, в лесу, еще несколько таких шапок бегает, – проворчал я, снова переломив заклинившее ружье. Причина осечки обнаружилась сразу: впопыхах я загнал патрон в ствол вверх ногами: у местных гильз напрочь отсутствовал ограничительный фланец, из-за чего и произошла эта досадная ошибка. Отвернувшись, чтобы не позориться, я принялся выковыривать перекосившийся патрон из ствола.

– Легко отделались, – покачала головой Лора. – Если бы они навалились все разом, нам бы пришлось туго.

– Они вернутся, как только стемнеет, – пообещал я. – Нам удалось их спугнуть просто потому, что они побаиваются громких звуков и огня. Зато ночью волки видят намного лучше нас и своего шанса не упустят.

Патрон наконец поддался и неохотно заскользил наружу: проворачивая его пальцами против часовой стрелки, мне все-таки удалось извлечь гильзу. Использовать такой патрон больше возможности не было, и потому я попросту вышвырнул его в придорожную канаву.

– Значит, нужно спешить.

– Если двинем быстрее, на закате выйдем к предгорьям. Ночевать в лесу слишком опасно.

– Тогда пойдем. Эй, блоходром мохнатый! Слазь!

Мартыш, к которому обращалась Лора, увлеченно чесался, оседлав толстую древесную ветку. Однако на призыв он откликнулся сразу и послушно спустился на землю, заняв место в своей корзине. Спустя пару минут мы снова навьючили на себя мешки и двинулись в путь, только теперь я время от времени вертел головой, вглядываясь в обступивший дорогу частокол древесных столбов.

Волчий вой мы слышали еще пару раз, но теперь он доносился откуда-то издалека. Видимо, предприняв неудачную попытку атаки, хищники решили взять паузу. Отступив поглубже в чащу, они тем не менее не желали отпускать добычу из поля зрения. Теперь до нас долетало только глухое потрескивание качающихся на ветру деревьев да редкая перекличка прячущихся в ветвях птиц. В остальном лес казался мертвым, холодным, неживым.

– Здесь недавно проезжала машина, – неожиданно подала голос Лора.

– Машина? – переспросил я. – Может, телега?

– После телеги остались бы следы лошадиных копыт. А тут колея от колес, причем относительно свежая. Судя по всему, это был локомобиль на паровой тяге.

– Откуда такие выводы?

– Колес у этой хреновины было четыре, на тримобиль не похоже, нет характерной борозды от переднего колеса. Причем задняя ось у самовозки явно шире передней, что характерно, опять же, для локомобилей. Впрочем, сам посмотри.

Я пригляделся. На чуть припорошенной снегом дороге отчетливо виднелись следы колеи. Как и говорила моя наблюдательная спутница, принадлежали эти следы явно механическому транспортному средству, причем характерные рубцы на оставленной задними колесами борозде однозначно свидетельствовали о том, что здесь проехал паровой локомобиль. Накануне снег не шел, следовательно, этим следам может быть и несколько дней, и несколько часов. Точнее сказать невозможно. Других отметин на снежном покрове не наблюдалось, доро́гой явно пользовались нечасто. Какой из этого следует вывод? Если за рулем локомобиля сидела Эйжел, она все же сумела нас опередить. А кто же еще решит забраться в такую глушь, где нет человеческого жилья, а главное, зачем? Видимо, и Лора пришла к такому же в точности нехитрому выводу. Перехватив поудобнее свою ношу, она бросила через плечо:

– Поторопимся!

– И так иду настолько быстро, насколько могу, – пытаясь не сбить дыхание, прохрипел я.

– Если агенты Очага уже на месте, мы опоздали. Они просто уничтожат лабораторию. И это будет конец.

– Что станем делать, если это произойдет?

Лора на мгновение задумалась.

– Не знаю, я все-таки рассчитывала на то, что нам удастся первым захватить установку. Наверное, придется возвращаться на Землю, привлекать людей, организовывать оборону твоего жилища. Если эти ребята из Очага назойливы настолько, что снова туда полезут.

– Полезут, не сомневайся. – Я смахнул со лба льющиеся в глаза струйки пота. – Они упертые, как религиозные фанатики. Вбили себе в голову, что взорвавшая в нашем мире чумная бомба – уже свершившийся исторический факт, и теперь из кожи выпрыгнут, чтобы превратить эту свою псевдоисторию в реальность. Будут пытаться снова и снова, пока мы их не остановим.

– Остановим, – твердо заявила Лора.

Эх, мне бы ее уверенность.

Вскоре дорога и вовсе превратилась в узкую, изгибающуюся к востоку колею, в глубине которой хлюпал неопрятной жижей подтаявший на солнце снег. Слабый ветерок казался мне уже не таким колючим, в его легких порывах чувствовалось дыхание близкой весны. Скоро снегопады сменятся моросящими дождями, сугробы по обочинам потемнеют и осядут, и только у подножий деревьев останутся редкие островки снега, белеющие неровными пятнами на застланной прошлогодней листвой земле. Мне не хотелось прихода весны. С ней неотвратимо приближалось назначенное Виорелом время, и этот день горел в моей памяти, как незатухающее пламя костра.

Несколько раз вильнув, колея побежала прямо, и мне показалось, что между голыми древесными ветвями появилось чуть больше неба. Густые заросли и вправду понемногу расступались, за их поредевшей стеной снова замаячили черные громады гор, которые теперь казались совсем близкими. Следующие три сотни шагов мы преодолели почти бегом. Лес обрывался на самой границе широкого плато, ведущего к вздымающимся к облакам стенам Северного Кряжа.

– Пришли, – шумно выдохнула Лора.

Метрах в пятистах от нас, прямо в центре открывшейся нашему взору долины, высилась ажурная башня, похожая издалека на уменьшенную копию известной на весь мир поделки Эйфеля. Вид портил только огромный металлический шар, венчавший эту странную и величественную конструкцию.

Глава 12

Представшая перед нами постройка, конечно, не выглядела точной копией башни Ворденклиф, которую Никола Тесла соорудил в начале прошлого века на Земле, но весьма походила на нее. Широкое основание постепенно сужалось к вершине, где была смонтирована сферическая антенна, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся не сплошной, а собранной из множества металлических сегментов, напоминающих решетку. На небольшом отдалении от башни виднелся одноэтажный деревянный домик, совсем терявшийся на фоне этого громоздкого, но потрясающе красивого сооружения. По всей видимости, там и располагалась лаборатория покойного ученого. А возле домика, прямо за низкой оградкой, поблескивал металлическими боками угловатый локомобиль.

Не сговариваясь, мы быстрым шагом преодолели отделявшее нас от башни расстояние. На всякий случай я взял ружье на изготовку, хотя вокруг не наблюдалось ни одной живой души. Вблизи удивительное строение производило еще более завораживающее впечатление. Замысловатая ажурная конструкция казалась очень легкой, воздушной, но вместе с тем основательной. Ее строгие линии только подчеркивали огромный труд, вложенный в эту вышку строителями. Мой взгляд скользнул по арочным сводам, опустился вниз, и я почувствовал, как по спине пробежал предательский холодок. К каждой из четырех опор башни было примотано обычным медицинским бинтом несколько цилиндров небольшого диаметра, в которых без труда угадывались динамитные шашки. От заложенных зарядов вился по земле бикфордов шнур.

– Привет, Ударник! – донесся из-за спины знакомый голос. Я обернулся.

На лице Эйжел застыла широкая улыбка, однако ее глаза смотрели на меня отстраненно и холодно. А кроме того, прямо мне в живот направлен длинный ствол поблескивающего вороненой сталью револьвера.

– Где Гвен Ки? – не тратя времени на церемонии, спросил я.

– Там, – Эйжел махнула свободной рукой в сторону оставшегося за ее спиной домика-лаборатории, – он в относительной безопасности. И ты окажешься в безопасности, Ударник, если выбросишь ствол. Ну же, будь умницей!

Избавляться от оружия совершенно не хотелось, но однозарядное охотничье ружье вряд ли способно составить достойную конкуренцию револьверу. Даже если мне удастся поднять ствол и выстрелить не целясь, шансы попасть с такого расстояния я оценивал как один к трем. Да и попасть мало: охотничье оружие не рассчитано на то, чтобы убить с одного выстрела такое крупное существо, как человек. С волком, положим, вышло чистое везение. Только вот везение – оно, как правило, штука одноразовая. Чуть помедлив, я разжал пальцы, и ружье гулко уткнулось в снег перед моими ногами.

– Вот и молодец, – похвалила меня Эйжел. – А теперь двигайте оба в дом. Гостями будете. Там тепло, заодно и поговорим.

Вещи я оставил у порога, отметив мимоходом, что мартыш куда-то запропастился. Еще недавно он тихо сидел в своей корзине и вдруг исчез, словно его и не было. Когда он успел выскользнуть из убежища, я совершенно не представлял.

Внутри домик показался мне уютным, хотя и тесноватым. Одна из стен была полностью заставлена оборудованием совершенно непонятного назначения: оно походило на уродливые металлические шкафы, украшенные великим множеством циферблатов, кнопок, тумблеров и рукояток. К противоположной стене прибиты полки, беспорядочно заваленные клеммами и проводами. В углу сложены книги, очень много книг. Сдается мне, значительная их часть перекочевала сюда прямо из венальдской библиотеки, в которой мы с Лорой не смогли их отыскать. А рядом с книгами прямо на дощатом полу сидел, привалившись к стене, Гвен Ки. Руки паренька были крепко стянуты веревкой, на ногах тоже виднелись путы в районе лодыжек, да и выглядел он, честно говоря, неважно. Кожа на осунувшемся лице казалась противоестественно бледной, под глазами залегли темные круги.

– Присаживайтесь, – Эйжел указала стволом на два стоявших с противоположной стороны от входа грубых табурета, – и давайте без фокусов. Я не люблю убивать людей, но в случае необходимости готова идти на крайние меры.

Переглянувшись, мы с Лорой послушно опустились на предложенные места. На всякий случай я прикрыл глаза, проверяя, смогу ли, случись что, открыть портал на Землю прямо отсюда. По всему выходило, что попробовать можно, только вот сколько времени уйдет на эту затею… В Центруме попадались места, где создать устойчивый проход не удавалось никак, хоть тресни, и наоборот, встречались зоны, где это получалось сделать легко и непринужденно. В большинстве же случаев для организации портала мне требовалось сосредоточиться и хорошенько сконцентрироваться, не говоря уж о том, что условия требовали предварительно снять с себя всю одежду. Так уж повелось, что во второй и все последующие разы проводники открывают проходы при тех же обстоятельствах, при которых это случилось с ними впервые. Я провалился в Центрум прямо из собственной ванной, когда, стоя нагишом под струями душа, сделал с закрытыми глазами шаг назад. Портал заднего расположения – не слишком часто встречающийся и не самый удобный вариант из возможных, но ничего с этим поделать уже нельзя – судьба. У каждого из нас свой «конек»: Кальку вон приходилось костерить последними словами, чтобы она сумела открыть устойчивый проход, у Ведьмы это случалось в процессе чтения слезливых женских романов, а Ромка Дедюлин по кличке Дед так и вовсе вынужден был запираться в туалете и предаваться мечтам о прекрасном, активно помогая себе при этом руками – юношеская гиперсексуальность на фоне подростковой гормональной бури сыграла с пареньком дурную шутку. Интересно, как он будет выкручиваться в старости? Не иначе, начнет лопать горстями виагру, бедолага. Ничего не поделаешь: удовольствие от возможности путешествовать по своей воле в сопредельные миры покруче наслаждения от наркотиков и секса. По крайней мере наркоманов среди проводников я до сих пор не встречал. А вот запойные пьяницы почему-то случались. Хотя если нам удастся воплотить наш замысел в жизнь, придется бывшим погранцам навсегда обосноваться на Земле. Благополучие родного мира все же важнее счастья отдельных его обитателей.

Воспользовавшись паузой, я снова прислушался к своим ощущениям. Я чувствовал возможность открытия портала… Вот даже не знаю, как это объяснить. Закрываешь глаза и каким-то внутренним взором видишь, что пространство вокруг будто бы залито прозрачным золотистым светом. Он неощутим, неосязаем, он воспринимается на уровне эмоций, как нечто нематериальное, но в то же время как данность. Этот золотистый туман струится, медленно течет, образуя на своем пути небольшие водовороты и омуты. Где-то свет становился ярче, где-то тускнел, утрачивал насыщенность, словно в пятнах тени от древесных крон в лесу. В таких местах создать устойчивый проход было практически невозможно. А кое-где янтарный свет сиял, будто залитая солнцем поляна. Там портал получался без особых усилий. И я каким-то образом чувствовал такие места. Например, сейчас ближайшее «пятно» распласталось на снегу менее чем в сотне метров от домика, снаружи, почти у самого подножия башни. Успеть бы добежать, если припечет…

– Ну что, кажется, ты все-таки проиграл. – Эйжел пребывала сегодня в прекрасном настроении. – Судьбу невозможно изменить, Ударник, как ни пытайся. Будущее уже предрешено.

– Так чего ты медлишь? – спросил я.

Эйжел с интересом окинула меня взглядом с ног до головы, словно видела впервые в жизни. Пожалуй, только в кино главные злодеи подолгу ведут пафосные монологи, стоя перед поверженным главным героем на краю пропасти, а вот жизнь – она куда более прозаична. Значит, Эйжел чего-то ждет, тянет время.

– Ты очьень глупый мальшик, Ударник, – у нее вновь откуда-то прорезался странный акцент, – и ты очьень многого не понимаешь. Мы искренне пытаемся вам помочь. Почьему ты не хочешь мне повьерить?

– Потому что я не привык верить своим врагам, – зло ответил я.

– Как это недальновидно… – Эйжел покачала головой, и ее сожаление мне отчего-то показалось вполне искренним.

– Да чего ты с ней лясы точишь?! – воскликнула Лора и вскочила на ноги, отпихнув прочь путающийся под ногами табурет. В ее руке блеснуло лезвие ножа. Прежде чем я успел хоть что-то крикнуть или предпринять, она бросилась на Эйжел, одним проворным движением пытаясь пронзить ей клинком горло. Я вздрогнул, подсознательно ожидая, что сейчас услышу оглушительный хлопок револьверного выстрела.

Но Эйжел не нажала на спуск. Стремительно и беззвучно, словно тень, она скользнула в сторону, перехватила вооруженную руку у запястья и с разворота ударила Лору локтем в лицо. В воздухе мелькнула разноцветная челка, девушка отлетела в сторону, но оружия не выронила. Перекатившись через плечо, Лора перехватила нож поудобнее и снова ринулась в атаку.

Принцип «двое одного не бьют» тут явно пришелся бы совсем некстати, потому, не теряя драгоценных секунд, я схватил за ножку табурет и попытался обрушить это импровизированное оружие на голову Эйжел. То, что наша соперница вытворила дальше, я видел до сих пор только в голливудских боевиках. Даже не обернувшись, она провела быструю комбинацию и от души заехала мне ногой в живот «с вертушки», попросту впечатав меня в противоположную стену. В следующий миг Эйжел уже очутилась сбоку от Лоры. Она отклонилась чуть назад, пропустила стальное лезвие перед собой и, распрямившись, словно пружина, обрушила на нее целую серию коротких и отрывистых ударов, от которых соперница попросту не успела увернуться. Двигалась Эйжел уверенно, быстро, но при этом – с завораживающе плавной, поистине нечеловеческой грацией. Выронив клинок, Лора кубарем покатилась по полу.

Пытаясь подняться на ноги, я встал на одно колено и охнул, распрямляя спину: если сокрушительный удар и не переломал мне ребра, то ушиб я заработал совершенно точно. Движения сопровождались пронзительной болью, каждый вдох отдавался кинжальным уколом под ребрами. Боец из меня теперь и вовсе никакой.

Тем временем Лора не сдавалась. Зарычав, словно раненый зверь, она подобрала выпавший из руки нож и ринулась в новую атаку. Ее соперница ничуть не изменила свою тактику: все так же плавно и грациозно она поднырнула под вооруженную руку и в следующую секунду очутилась за спиной Лоры, вывернув ее кисть в болевом захвате. Короткий удар по шее – и Лора без чувств рухнула на пол, оставив нож в руках Эйжел.

– С ней все будет в порядке, – заверила меня она, осторожно пробуя острие клинка пальцем, – очухается минут через двадцать.

Она спрятала револьвер за пояс и принялась беззаботно играть с ножом, подкидывая его в ладони.

– Только давай без глупостей, Ударник. Ножики я метаю даже более метко, чем стреляю.

С трудом поднявшись на ноги, я подобрал валяющуюся на боку табуретку и тяжело опустился на нее. Ушибленный правый бок ныл просто дьявольски, и любое движение давалось мне ценой значительных волевых усилий.

– Ты ведь слышал про исследовательский проект «Шторм», – снова обратилась ко мне Эйжел, кивнув в сторону сваленных в углу бесформенной кучей книг, – в ходе которого умные головы из Лореи едва не погубили Центрум?

– Беспроводная передача электроэнергии на дальние расстояния с использованием отражения сигнала от ионосферы планеты, – устало повторил я. – Слышал. Подобные эксперименты в моем мире проводил ученый по фамилии Тесла.

– Вот-вот, – кивнула Эйжел, – только источник энергии подобной мощности способен вызвать в магнитосфере такие возмущения, что это неизбежно приведет к катастрофе. Я тебе расскажу, как это может быть. Сначала по планете прокатятся цунами из-за изменения приливных течений, затопив прибрежные районы континентов. Потом настанет черед ураганов, которые в считаные дни сметут с поверхности земли все живое. Тектонические явления в толще земной коры вызовут извержения вулканов, начнутся пожары, которые сожгут леса. Поднявшаяся в небо пыль затмит солнце, необратимо изменится климат. Жалкие остатки человечества, те, кто сумеет выжить в первые дни катастрофы, протянут не больше месяца, после чего мир окончательно превратится в непригодную для жизни пустыню. Вот что едва не натворили эти высоколобые поборники науки. Именно поэтому твой земляк отправился ставить свои опыты сюда – на Земле все-таки нашлись разумные люди, положившие конец его изысканиям.

– Я слышал, один или два пробных запуска передатчика все же состоялись…

– Именно так, и в результате тут больше не работает ни один компас. А потом попытки окончательно погубить этот мир прекратили мы.

– Значит, эта башня, – я кивнул в сторону маячившего за окном гигантского сооружения, – еще один такой же передатчик?

– Похожий, но менее мощный. Ласс Хольте был умным человеком, хоть и слишком самоуверенным. Он прекрасно понимал последствия подобных опытов, а потому решил, что, значительно снизив мощность и частоту сигнала, сможет транслировать в любую точку глобуса не энергию, а информацию. Здесь эта технология была бы очень востребована в отличие от вашей Земли, где уже давно используется спутниковая связь. Только вот теоретические расчеты показали, что этот метод имеет один небольшой побочный эффект. Не такой чудовищный по масштабам, но не менее ужасный в плане последствий. Если включить установку, все порталы в Центрум закроются раз и навсегда. Ни один проводник больше не сможет открыть сюда проход.

– И как это работает?

– Понятия не имею, – хохотнула Эйжел и подняла тянувшийся из чуть приоткрытой форточки кончик бикфордова шнура. – И если честно, мне это безразлично. Потому что прямо сейчас я разнесу эту хреновину на куски, и никто никогда не узнает, как выглядела бы вселенная без возможности путешествовать между мирами. Я уже говорила тебе, Ударник, будущее предопределено. Его нельзя изменить.

– Что ж, может, ты и права, – кряхтя, словно старик, я попытался устроиться поудобнее на жестком и шатком табурете, – только вот для тебя это будущее еще скрыто покровом тайны. А для меня оно в прошлом. Ваш мир, Эйжел, не просто живет в обратном потоке времени, он существует в иной реальности. Но раз уж ты и вправду веришь в то, что будущее неизменно, статично, предначертано раз и навсегда в каких-то небесных скрижалях, то тогда тебе наверняка будет интересно узнать…

– Заткнись! – зло бросила она, стиснула зубы, и на ее скулах заиграли желваки.

– …тебе наверняка будет интересно узнать, – как ни в чем не бывало продолжил я, – что произойдет с тобой в твоем будущем и моем прошлом. Тебе осталось жить два с небольшим года. Ты умрешь…

– Я сказала, заткнись! – теряя самообладание, взвизгнула Эйжел. – Я не хочу это слышать!

– Ты умрешь в моей квартире при попытке активировать чумную бомбу, – со злостью закончил я. – Тебя разорвет на части. Не слишком приятная смерть.

– Все, хватит! – отрезала Эйжел и, вытащив из нагрудного кармана коробку спичек, подняла с пола протянутый к взрывчатке запал, стараясь тем не менее не выпускать меня из вида. Лицо ее мне показалось непривычно бледным. Эйжел достала спичку, чиркнула ею о коробок, но спичка сломалась, так и не дав огня. Неужели у нее дрожат руки? Следующей спичкой она ударила о терку слишком сильно, и фосфорная головка просто рассыпалась в порошок – Эйжел в бешенстве отбросила прочь бесполезную деревяшку и полезла в коробку за новой. Чирк! – и в ее руке заиграл маленький дрожащий огонек.

– Не так быстро, девочка! – послышался в тишине знакомый голос. Хлопнула входная деверь, и крошечное пламя задуло холодным дыханием сквозняка.

Беккер был облачен в легкую, расстегнутую на груди куртку, из-под которой выглядывал шерстяной вязаный свитер. Простые джинсы заправлены в высокие «ковбойские» сапоги. В руках полковник службы внутренней безопасности Пограничной стражи небрежно сжимал пистолет-пулемет «С-38» – надежную и безотказную немецкую машинку времен Второй мировой с характерным подствольным крюком и прямым магазином, которую наши соотечественники привыкли называть «шмайссером».

– Привет, Берндт! – бросила ему Эйжел. – Только тебя и ждали.

Берндт? Она знает Беккера, да еще и вот так вот запросто называет его по имени? Хотя, конечно, знает, они встречались в прошлом в подвале штабного комплекса, где Эйжел устроила форменный погром. Стоп, это было в моем прошлом. Для нее эти события еще не наступили. В этот момент я решительно перестал что-либо понимать в происходящем.

Полковник обвел помещение взглядом, покачал головой при виде связанного и безучастного к происходящему Гвена Ки. Затем, углядев лежащую без движения Лору, сделал несколько быстрых шагов в ее сторону, опустился на одно колено и проверил пульс.

– Она в порядке, – заверила неожиданного гостя Эйжел, – скоро очнется.

Судя по всему, неожиданное появление Беккера совершенно не выбило ее из колеи: Эйжел восприняла это событие абсолютно спокойно, разве что снова извлекла из-за пояса револьвер и с тихим щелчком взвела курок, от чего снаряженный патронами барабан провернулся на одну ячейку. Впрочем, она почему-то не стала брать пограничника на мушку.

– Ну и побоище вы тут устроили, – снова покачал головой мой старый знакомый и несостоявшийся работодатель. – Без мордобоя нельзя было обойтись?

Поддев ногой второй табурет, он подтянул его поближе и уселся на него с хозяйским видом, широко расставив ноги. Пистолет-пулемет он при этом положил на колени стволом по направлению к Эйжел, и я отметил, что его правая рука принялась нежно поглаживать рукоятку, готовясь нажать на спуск при первой же необходимости.

– Обошлись бы, если бы твои савраски не путались у меня под ногами, – огрызнулась в ответ Эйжел.

– Какого черта тут вообще происходит? – не выдержал я. – Беккер, ты что, не видишь, что она собирается взорвать башню?

– Вижу, – меланхолично пожал плечами тот. – Не беспокойся, Иван, я не позволю ей этого сделать. Что же до происходящего… Давай-ка я проведу для тебя небольшой экскурс в историю, Ударник.

Оборвав свою фразу на полуслове, Беккер покопался в кармане, извлек оттуда небольшую картонную коробку, кисет и механическую машинку для набивки сигарет. Ловко соорудив из щепоти табака, листка папиросной бумаги и фильтра самокрутку, он с удовольствием затянулся и выпустил к потолку тонкую струйку голубоватого дыма.

– Очень давно, около сотни лет назад, Центрум развивался намного быстрее Земли, – начал он свой рассказ, убрав в карман курительные причиндалы. – Активнее всего совершенствовались военные технологии. Впрочем, подобное происходит в любом мире: милитаристы всегда стараются обратить любые достижения науки себе на пользу. И вот здесь, в Центруме, образовалась небольшая группа местных ученых, политиков и активистов, которые объединились в некое подобие религиозно-общественной организации. Они назвали себя «Лейнум Лемиот».

– «Очаг Цивилизации», – перевел я с клондальского.

– Именно так, – кивнул Беккер. – Они считали вектор развития Центрума неправильным, мечтали прекратить войны и остановить насилие среди человечества, добиться того, чтобы население этого мира жило в гармонии и согласии. Именно поэтому, кстати, они предпочитают не убивать себе подобных. Правда, метод достижения этой цели бунтари выбрали немного странный. Деятели «Очага Цивилизации», или просто Очага, как его называем мы, считали, что для этого нужно уничтожить современные технологии. Поскольку все они так или иначе обращаются в оружие, предназначенное для убийства людей.

– А что не так? – вскинулась Эйжел. – Назови мне хоть одно изобретение, из которого военные не соорудили себе дубину! Маньяки из Лореи едва не погубили Центрум своими чертовыми излучателями, эти вот, – девушка обличающе ткнула пальцем в мою сторону, – не просто придумали атомные бомбы, но еще и сбросили их на два мирных города, поубивав сотни тысяч ни в чем не повинных женщин и детей. Если дикари не умеют обращаться с опасными игрушками, нужно эти игрушки у них отобрать, пока не покалечили себя и окружающих.

– Естественно, в Центруме на членов «Очага Цивилизации» тут же начались гонения, – не обращая внимания на эскападу Эйжел, спокойным голосом продолжил Беккер, – ни одно правительство ни в одном из континуумов не желало иметь под боком такой источник потенциальных проблем. И когда оставаться в родном мире сделалось для членов организации попросту опасным, они сбежали в Зеллон. Причем помогли им в этом коренные обитатели того самого мира. Мартыши.

– Постой, я слышал, что их называли коренными жителями Центрума, – возразил я.

– Не совсем так, – покачал головой Беккер. – Они и вправду появились в Центруме намного раньше людей и активно заселили его, однако родной для мартышей мир – все-таки Зеллон. Но речь не об этом. Перебравшись туда, наши беглецы начали разрабатывать оружие, способное остановить технологическое развитие Центрума. Чумную бомбу.

Что-то в рассказе полковника не клеилось. Во-первых, группа людей в состоянии фактической изоляции от других вселенных, при отсутствии оборудования, материалов и испытывая необходимость на начальном этапе решать вопросы выживания в чужом и незнакомом мире, добывать пропитание и налаживать быт, за жалкую сотню лет никак не могла бы разработать такие технологии, как нанороботы или эластичная броня, в которой Эйжел щеголяла в подвале Штаба Пограничной стражи. Мы на Земле не смогли этого добиться даже с учетом нашего уровня науки и техники, а уж они-то не сумели бы и подавно. Какой из этого следует вывод? Если полковник говорит правду, без посторонней помощи тут явно не обошлось. А это в свою очередь означает, что наши беглецы либо воспользовались плодами какой-то неведомой высокоразвитой древней цивилизации, либо… Либо у них отыскались надежные союзники в других мирах.

– И агенты Очага запустили в Центруме «пластиковую чуму», – намекая на продолжение рассказа, вкрадчиво произнес я.

– Это не чума, – скорчила недовольную гримасу Эйжел, перебив рассказчика, – хотя принцип действия похож. Мы использовали генно-модифицированную протеобактерию Ideonella sakaiensis, способную разлагать пластмассы. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы научить этот организм уничтожать все высокомолекулярные полимеры и заставить его погибать в порталах, иначе проводники быстро разнесли бы заразу по всем сопредельным мирам. Бактерия питается полимерами и выделяет энергию, которую потребляет внедренный в ее структуру «блок управления». Если говорить простым языком, это живой биоробот. Мы взяли уже существующий микроорганизм и генетически перепрограммировали его так, что получилось мощное биологическое оружие.

Вот, оказывается, почему все возбудители «пластиковой чумы» не передохли в Центруме уже спустя несколько лет, догадался я. В отличие от нанороботов, о которых говорили некоторые поклонники теории «технической» природы Катастрофы, живые бактерии умеют размножаться самостоятельно. Поэтому непрерывно поддерживать их необходимую концентрацию в атмосфере не нужно. Один раз выпустил – и они расползаются сами, как пресловутая чума, очень точное сравнение. В таком случае чумная бомба, которую агенты Очага взорвали в Центруме и пытались активировать на Земле, – не автономный завод по производству микроскопических механизмов, как считалось ранее, а простой детонатор процесса заражения. Она выпускает штамм живых микроорганизмов в атмосферу планеты один раз, а дальше они уже размножаются и поддерживают свою численность в автономном режиме. Очень удобно: не нужно таскать «бомбы» регулярно, а также устанавливать и прятать в глухих лесах какие-то хитроумные устройства.

– Правда, эти ребята столкнулись с одной небольшой проблемой, – усмехнувшись, продолжил Беккер. – Созданная ими генно-модифицированная бактерия может размножаться только в определенных условиях, при достаточно высокой температуре и большой влажности. Как ты думаешь, Иван, какое именно место в Центруме они выбрали в качестве источника эпидемии?

– Разлом, – догадался я.

– Верно. Природные гейзеры, выбрасывающие в атмосферу достаточное количество влаги, существовали там еще до Катастрофы, а после нее каньон расширился и углубился настолько, что стал для микроорганизмов идеальной средой обитания. Вот оттуда они и разлетаются по всему свету.

– Тогда почему… – начал было я и быстро осекся. Я вспомнил свою древнюю пятиэтажку почти в самом центре Москвы, полузатопленный подвал, в котором круглый год плещется темная и мутная, дурно пахнущая жижа, вечно текущие трубы центрального отопления, облака горячего пара и полчища неистребимых комаров… А рядом, буквально в двух шагах, – бомбоубежище, давным-давно превратившееся в огромное подземное болото.

– Ты к себе под лестницу давно заглядывал? – с иронией подтвердила мои догадки Эйжел. – Мы все тщательно рассчитали, Ударник. Этот вариант почти идеален.

– И все же есть один непонятный момент, – стараясь собрать воедино разбегающиеся мысли, произнес я. – Очаг не смог бы провернуть такую сложную операцию без посторонней помощи. Значит, у них были союзники. Кто-то здесь, в Центруме, помог агентам Очага протащить, собрать и запустить чумную бомбу. Ни за что не поверю, что они сделали это самостоятельно, без информационной поддержки, без прикрытия. Следовательно, существует как минимум еще одна организация, которая им в этом помогала.

– Ты совершенно прав. – Лора с явным усилием приподнялась, опираясь рукой о дощатый пол. Да уж, знатно ей сегодня досталось. Свободной ладонью девушка потерла покрытый свежими ссадинами лоб, прикрыла глаза, собираясь с силами, и, наконец, продолжила: – Ты прав, Ударник. Нашлась группа людей, которой показалась крайне выгодной идея отправить процветающий Центрум обратно в каменный век. Лишить их технологий, загнать в ловушку и, воспользовавшись уникальным положением этого перекрестка всех миров, начать контролировать транспортные и товарные потоки, зарабатывая на этом миллиарды. Они и помогли вот этим… – Лора тряхнула челкой в сторону Эйжел, – …устроить то, что они тут устроили. Подсказать, как называется созданная этими благодетелями организация, или сам догадаешься?

– Пограничная стража Центрума, – холодея, прошептал я.

– Ну, вот мы и выяснили самое главное, – улыбнулся Берндт Беккер и выразительно посмотрел на меня. – Мне кажется, пора с этим заканчивать, Эйжел.

С этими словами он поднял свой автомат.

Глава 13

Все произошедшее никак не укладывалось у меня в голове. Услышанное не просто перевернуло все с ног на голову, нет… Скорее, эта информация напрочь сломала привычную картину мира. По всему получалось, что почти половину своей жизни я работал на Очаг и его сподвижников. Не только я сам, но и все бойцы Пограничной стражи… Нет, в это невозможно поверить. Достаточно вспомнить, как Штаб не постеснялся арестовать весь личный состав шестнадцатой заставы только из-за одного подозрения в сотрудничестве с Очагом. Как дотошно допрашивали меня и моих соратников в Марине. Как пытались уничтожить пришельцев из Зеллона, когда те явились в Центрум за перехваченной пограничниками чумной бомбой. Неужели все это было лишь хорошо организованным спектаклем? Черт, я не могу в это поверить.

Я внимательно посмотрел на полковника, ожидая, что тот развеет мои сомнения. Кажется, моя надежда не была напрасной: Беккер направил ствол «шмайссера» не на меня, а в сторону Эйжел.

– Иногда вещи оказываются совсем не тем, чем видятся на первый взгляд, – многозначительно произнес он, вроде бы ни к кому не обращаясь напрямую, но я знал, что эти слова предназначены для меня. – Все не так просто. Мы действительно сотрудничали на начальном этапе. Но это было очень давно.

– Сотрудничали? – все еще не веря в происходящее, переспросил я.

– Они делились с нами технологиями и заработанными на торговле деньгами, – с ехидством и какой-то злостью в голосе пояснила Эйжел. – Охранять границу в мире, мимо которого невозможно пронести никакой товар, – это очень выгодный бизнес, Ударник. Ну просто пипец какой выгодный. Ты об этом не догадывался, да, наивное дитя? Вот тут наши интересы и совпали: мы мечтали затормозить развитие Центрума, чтобы местные ненароком не поубивали сами себя, а они – чтобы заработать на этом кучу денег. Если бы Центрум и дальше обгонял в развитии ваш Маранг, вас бы вышвырнули отсюда в три счета, как обгадившихся котят. Но местные правители, утратившие контроль над ситуацией из-за внезапно случившейся Катастрофы, очень нуждались в помощи «старших братьев» и никак не могли без нее обойтись. А будущие руководители Корпуса пограничной стражи слишком хорошо к этому подготовились. Они оказались в нужное время в нужном месте, правда, произошло это совсем не случайно.

– Все это в прошлом, Эйжел, – процедил сквозь зубы Беккер. Кажется, ему эта исповедь пришлась не по вкусу.

– Разумеется, – фыркнула та, – в какой-то момент вы стали настолько богаты и сильны, что решили, будто без нас можно обойтись. Сотни пограничных застав по всему континенту, тысячи вооруженных бойцов, собственный спецназ и служба контрразведки… Теперь можно послать подальше тех, кто помог вам создать и построить все это.

– Не передергивай, – оборвал ее Беккер. – Причина в том, что вы полезли в наш мир и хотите его уничтожить.

– Мы пытаемся его спасти, идиот! – перешла на крик Эйжел. – Если бы сто лет назад мы не вмешались в естественный ход истории, Центрума сегодня не существовало бы! Эти кретины со своими атмосферными излучателями уничтожили бы его в считаные дни! И если сейчас не остановить ваших вояк с их «Арфой», Землю ждет та же самая участь! А тебе до этого нет дела, да, умник?

– Что такое «Арфа»? – уже окончательно перестав понимать, о чем они толкуют, спросил я.

– Сокращенный вариант выражения «авроральная резонансная фазированная антенна», – устало пояснил полковник. – Так называется проект, который затеяли наши ученые на деньги Минобороны для изучения ионосферы.

– Военные изучают ионосферу, – саркастически передразнила его Эйжел. – Сам-то ты веришь в эту хрень, а? Давай называть вещи своими именами, Берндт. Проект «Арфа» ставит своей целью создание климатического оружия. Причем действует оно на тех же самых принципах, что и провалившаяся в Центруме программа под названием «Шторм». На теоретических принципах, которые сформулировал и описал более ста лет назад ваш земляк по фамилии Тесла. Разница только в одном: здесь глобальная катастрофа могла бы стать побочным эффектом при попытке передать огромные потоки энергии через полконтинента. А у вас природный катаклизм – это изначальная цель генералов. Просто они надеются локализовать его в одной конкретной географической точке. Не выйдет, погибнет вся планета.

– Это правда? – повернулся я к полковнику.

– Со своими проблемами мы разберемся сами, – поморщившись, отмахнулся он. – Этим вопросом занимаются компетентные люди.

– Ваши компетентные люди жидко обделались, Беккер! – Эйжел уже не сдерживала эмоций. – У них было время. Целых тридцать два года! Тридцать два года назад начался этот проект. По вашему летоисчислению это был тысяча девятьсот восемьдесят пятый. Мы смогли ненадолго затормозить исследования в начале девяностых, но наши агенты оказались не всесильны. Кризис миновал, и вы взялись за старое. А твои хваленые компетентные люди не сделали за это время ни-че-го! Фазированная антенна уже построена, оборудование завезено и подключено, запущен обратный отсчет перед началом испытаний. Где вы были, когда принималось решение возобновить строительство полигона? Где вы были, когда подписывался акт о запуске объекта в эксплуатацию?

– Сейчас это не важно. – Интонации полковника были спокойными и сдержанными, но я чувствовал, как внутри его кипят раздражение и злость, готовая в любую минуту выплеснуться наружу. – То, что ты собираешься сделать на Земле, убьет миллионы людей. Поэтому я не допущу этого.

– Если я этого не сделаю, погибнут миллиарды!

Я вновь с ужасом представил себе, во что может вылиться «пластиковая чума», разразись она в моем родном мире. Все-таки Центрум на момент Катастрофы был не столь технологически развит, и потому последствия для него оказались значительными, но не фатальными. По подсчетам различных источников, сто лет назад количество жертв составило от трех до четырех с половиной миллионов, причем значительная часть населения Центрума погибла в результате засухи и неурожая, случившегося в первые годы после исчезновения в этом мире нефти. Это меньше населения современной Москвы. Когда-то я читал воспоминания местных историков, переживших Катастрофу, и потому сейчас прекрасно представлял себе последствия. В «день нуль», как называли его летописцы, никто даже не заметил происходящего. Начали глохнуть и ломаться первые бензиновые автомобили, только-только начавшие осваивать мощенные брусчаткой улицы здешних столиц. Автомеханики разводили руками, списывая происходящее на дурное качество топлива. Потом одна за другой отказались гореть керосиновые лампы: их содержимое превратилось в какую-то мутную, мыльную на ощупь жижу, противно вонявшую болотом, которая напрочь отказывалась гореть. Эта странная эпидемия охватила Центрум не сразу, она распространялась неторопливо и постепенно. Первыми из крупных городов пострадали Анталия и Тангол. В течение нескольких последующих дней достопочтенные ученые из Лореи тщетно силились понять происходящее, они строили разнообразные теории и рвали друг другу бороды в ожесточенных диспутах, сыпали терминами и химическими формулами, пока «пластиковая чума» не докатилась и до Ректората через заснеженные горные вершины Синего Кряжа. Рива, Венальд и Ахтыбах почувствовали на себе действие таинственной разрушительной силы лишь спустя несколько месяцев. Последней сдалась Харитма. Впрочем, сонный и провинциальный Джаваль никогда не поспевал за бурной кипучей жизнью прочих столиц этого мира. Как я теперь понимал, источником распространения чумы, волной прокатившейся по континенту, словно круги по водной глади от брошенного в тинистый пруд камня, был Разлом. Именно он идеально укладывался в географическое пространство, которое можно было бы считать эпицентром развернувшейся век назад трагедии.

Однако превращение в странную негорючую субстанцию бензина и керосина стало только первым предвестником надвигающейся беды. Пластмасса еще не была широко распространена в Центруме, за исключением достаточно дорогого в производстве целлулоида и вискозы, потому население поначалу почти не заметило губительного действия «высокомолекулярной чумы», как ее окрестили впоследствии. Второй вестник Катастрофы не заставил себя долго ждать: постепенно иссякли разрабатываемые Сурганом и Клондалом нефтяные месторождения. Этот процесс тоже происходил постепенно – окончательно скважины пришли в негодность лишь через семь-восемь месяцев после первых сообщений о странностях, творящихся с органикой, а некоторые месторождения так и вовсе продержались больше года, правда, качество добываемой из них нефти неуклонно падало. Затем стали происходить совсем страшные вещи. Тут и там в почве появлялись провалы, порой – глубиной в несколько сотен метров. Кое-где местные жители утверждали, что явившиеся невесть откуда дыры в земле не имеют дна и ведут прямиком в населенную демонами преисподнюю. В один такой провал, образовавшийся на ровном месте, затянуло целую деревню вместе со всеми жителями. По счастливой случайности спаслась только одна маленькая девочка, вышедшая посреди ночи по нужде в тот самый момент, когда ее дом рухнул в бездну. Ямы появлялись и в самом центре городских улиц, и в пустынных местах, населенных лишь диким зверьем. Ходили слухи, что на Центрум обрушилось какое-то древнее проклятье, предсказанное многие годы назад канувшими в Лету пророками. Улицы заполонили бесчисленные проповедники, на разные голоса призывавшие народ покаяться перед лицом грядущего конца света.

Потом ушла вода. Вернее, ушла она из центральной части континента, обратив некогда цветущие луга и густые леса в выжженные солнцем пустоши и смрадные, полные мошкары болота. Пересохли полноводные реки, опустели колодцы. Грянувшая внезапно засуха погубила урожай, навсегда сделав плодородные земли непригодными для пахоты и крестьянского труда. В других местах невесть откуда взявшиеся грунтовые воды, наоборот, размыли и затопили рудные шахты, надолго парализовав требующее угля и металла производство. В Центруме наступил голод.

Пожалуй, то были самые тяжелые и мрачные годы в многовековой истории этого мира. Центрум столетней давности еще только переживал пресловутую индустриальную революцию, и хорошо развитый аграрный сектор успешно кормил крупные промышленные города. Частное крестьянское хозяйство считалось вполне выгодным, и сельские жители не особенно стремились бросить свои земельные наделы и встать к станку. Но теперь все изменилось. Несколько неурожайных лет, перевоплощение посевных угодий и пастбищ в пустыню и последовавший за этим падеж скота превратили поток продуктов в города в тоненький ручеек, который быстро усох. А потом и сами обитатели деревень потянулись в мегаполисы в поисках пропитания, усугубляя и без того нерадостную ситуацию. Чтобы ограничить миграцию населения, дороги перекрывались вооруженными отрядами, но люди шли по пустошам, волоча за собой нехитрый скарб, где становились легкой добычей промышлявших повсюду шаек грабителей и мародеров. Ослабленных от недоедания обитателей Центрума одолевали болезни, смертность от инфекций и голода побила в эти годы все мыслимые рекорды.

Спасло местных жителей от полного вымирания уникальное положение их родного мира. Центрум недаром носит такое имя: он является сердцевиной «ромашки», состоящей из дюжины соседних населенных миров, а также ядром тысяч других вселенных, напоминающих в совокупности распустившийся одуванчик, частично обитаемых, частично непригодных для жизни. Многочисленные проводники наводнили местные рынки разнообразными продуктами, товарами и медикаментами из параллельных пространств, выгребая подчистую те немногие ценности, что еще оставались в полуразрушенном Катастрофой мире. На этом фоне буйным цветом расцвела преступность, по городам и весям принялись сновать вооруженные до зубов банды, отдельные провинции и даже выжившие в сумятице деревеньки спешно собирали ополчение для собственной защиты и объявляли о независимости. Связь между провинциями и административными центрами оказалась разрушенной, армии разбежались, законы превратились в пустой звук. И в этом бурлящем мутном омуте словно из ниоткуда всплыла группа обитателей Маранга, или, по-нашему, Земли, предложившая правительствам быстро навести в Центруме порядок. За небольшое вознаграждение: в обмен они всего лишь просили право контролировать потоки следующих через Центрум товаров, взимать с них умеренную таможенную пошлину и наказывать тех, кто не желает ее платить. Условия показались отчаявшимся властителям более чем справедливыми. Как же они ошибались… Теперь, оглядываясь назад, я отчетливо понимал: то, что всплывает в мутной воде, обычно очень дурно пахнет.

Современная Земля использует углеводороды гораздо шире, чем Центрум столетней давности. Случись подобная катастрофа у нас – и наступит апокалипсис. Перестанут работать компьютеры, телефонные и телекоммуникационные сети, встанет транспорт. По всему миру замрут многочисленные производства, останутся на земле самолеты. Сгорят и откажут все гаджеты, все мобильные телефоны, все без исключения электроприборы, содержащие в себе провода в пластиковой изоляции: от стиральных машин и микроволновок до систем управления ядерными реакторами и баллистическими ракетами. Закроются все биржи, банки и магазины, с полок исчезнут продукты и медикаменты. Токсичные выбросы с территорий остановившихся химических и промышленных производств в считаные дни сделают планету непригодной для жизни, отравят воздух, почву и воду. Сбудутся самые страшные прогнозы фантастов, писавших про жалкие остатки человечества, пытающиеся выжить после ядерной войны в подземельях и бомбоубежищах.

Этого никак нельзя допустить. Даже если альтернативой будет стремительная гибель Земли от последствий испытания климатического оружия. Неизвестно, что лучше: быстрая смерть или медленное умирание. Я уже видел, что произошло с одним миром, пережившим в своей истории «высокомолекулярную чуму». Для своей планеты я не желаю подобной участи. Я родился там, я – плоть от плоти своей Земли, я – ее сын. Я имею право решать.

Беккер, видимо, думал сейчас о том же самом.

– Хватит, Эйжел, – сказал он, – будь умницей. Отпусти запал, медленно подними руки и отойди в сторону.

– Может, тебя еще и ублажить заодно, убогий? – с издевательской улыбкой ответила она и чиркнула о коробок спичкой. Бикфордов шнур зашипел, словно рассерженная змея, отплевываясь вонючим голубоватым дымом. Среди заплетенных в тугой жгут волокон заплясало озорное пламя, брызнули искры.

«Шмайссер» плюнул желтоватым огнем и пригоршней коротких пистолетных гильз, но Эйжел в прицеле уже не было. Бросившись на пол, она ловко перекатилась через плечо и, подобрав под себя ноги, вскинула револьвер. Два ответных выстрела прозвучали точно удар хлыста, тесное помещение заполнилось горькой пороховой гарью. Вниз, в укрытие, пока меня не зацепила шальная пуля! Метнувшись в сторону, я ухватил за руку Лору, прижимавшую ладони к ушам в попытке защититься от громовых раскатов перестрелки. Удар ногой – и тяжелый стол рухнул набок, со звоном рассыпав вокруг запасные части приборов, инструменты и детали. Столешница толстая, должна выдержать прямое попадание. Если повезет.

Снова грянула очередь, однако в Эйжел будто вселился дьявол: крутнувшись на месте, она, точно сжатая пружина, метнулась вверх и в сторону, оттолкнулась ногами от стены и, пальнув в сторону своего противника, скрылась за металлическим шкафом с научным оборудованием. Беккер отшатнулся, уходя с линии огня, вскинул пистолет-пулемет и снова нажал на спуск. «Шмайссер» затарахтел, как швейная машинка, выдав короткую очередь. Только бы в горячке боя не повредить приборы!

Сизая гарь уже заволокла всю комнату, вытяни руку – и не увидишь пальцев. Пахло потом и порохом, к которому примешивалась кислая вонь горящей селитры от огнепроводного шнура. Беккер замер, распластавшись на полу, видимо, экономил патроны для решающего поединка. Его соперница тоже затаилась. Повисла гнетущая тишина, и звук собственного пульса, бьющегося в висках, показался мне грохотом боевых барабанов.

– Выходи, тварь! – рявкнул полковник, потеряв терпение.

И она вышла. Вернее, выскочила, словно черт из табакерки, стреляя на ходу. Беккер пальнул в метнувшуюся темную тень, «шмайссер» разорвал молочно-белые клубы дрожащим желтоватым пламенем и замолк. В тот же миг со звоном разлетелось брызгами оконное стекло: Эйжел вынесла плечом раму и кубарем выкатилась во двор. Я метнулся следом, услышав, как Беккер за моей спиной, матерясь на всех языках сразу, перезаряжает оружие.

Расстояние от окна до земли было небольшим, однако, падая, я умудрился сильно удариться плечом и расцарапать до крови щеку о разбросанные повсюду осколки. Отбитые ребра тут же отозвались резкой болью, от которой потемнело в глазах. Или это мир вокруг внезапно померк? Так и есть: подняв глаза, я увидел выросший прямо в воздухе большой, идеально круглый и черный, как космическая ночь, портал. Портал, в который рыбкой нырнула Эйжел, едва поднявшись на ноги. Следом в окно по пояс высунулся Беккер и выдал ей вслед длинную очередь, скорее от отчаянья и с досады, чем в реальной попытке настичь беглянку. Он опоздал: портал сжался в точку и исчез.

А мне нужно было действовать. Поднявшись на четвереньки – вставать в полный рост было уже просто некогда, – я метнулся вперед, словно побитая и хромая собака. Подобно собаке, я отчетливо видел след: серую, присыпанную пеплом и темными оспинами от осыпавшихся искр проталину на снегу. Крошечный огонек, злобно шипя, уже добежал до ближайшей опоры башни. А вот я, похоже, не успевал.

Сиплое дыхание, пар вырывается из перекошенного рта, словно из паровозной трубы, боль в груди парализует движения. Десять шагов. Огонек, издевательски мигнув, пополз вверх по обвившему железное основание башни бикфордову шнуру. Шаг, еще шаг, смотреть только вперед. Чертики прыгают в глазах, в нос бьет горький пороховой перегар. Огонек играючи преодолел предпоследний виток. Он уже у самой грозди динамитных шашек, висящих на железной опоре. Еще пару шагов. Шнур повис, качаясь, огоньку осталось добежать до цели совсем чуть-чуть. И тут я рванул. Стиснув зубы, задержав дыхание, вложив в этот бросок всю оставшуюся энергию тела, кинулся вперед, вытянул руки, сжал проклятый малиновый огонек в ладони, чувствуя, как он впивается в кожу раскаленным гвоздем. Врешь, сволочь, не уйдешь! Да как же, черт возьми, больно! Стараясь превозмочь эту пытку, я сжал ладонь еще крепче, до хруста в суставах, до слез. Зачерпнув свободной рукой пригоршню снега, растер его между занемевшими пальцами.

Все-таки я успел. Куцый обрывок огнепроводного шнура торчал из круглого среза шашки, словно огрызок скошенной морковной ботвы. Удалось. Получилось. Башня, это удивительное творение сумрачного гения Ласса Хольте, уцелела. Только вряд ли теперь она способна нам помочь. Ключ от механизма, запускающего излучатель, Эйжел унесла с собой.

Тяжело поднявшись на ноги, я засеменил по направлению к домику. Похоже, сиюминутная победа обернулась поражением. Мы выиграли сражение, но вот война… Эйжел все рассчитала точно. Пусть ей не удалось разрушить антенну, воспользоваться ею мы не сможем в любом случае. А значит, на Землю по-прежнему можно открыть портал, и агентам Очага не составит никакого труда завершить начатое.

Внутри домика дым уже почти рассеялся. Полковник сидел на полу рядом с полулежащей Лорой и встревоженно вглядывался в ее лицо, заботливо придерживая рукой ее голову. Куртка на плече Беккера была порвана, из прорешины торчали нити свитера, бурые от сочащейся крови. Кажется, Эйжел все-таки зацепила его, хотя сам Беккер не обращал на ранение ни малейшего внимания.

– Ты в порядке? – заботливо спросил он. Лора молча кивнула.

– Сам-то ты как? – спросил я.

– Ерунда, – отмахнулся полковник.

Я обвел разгромленную комнату взглядом. Ки по-прежнему безучастно сидел в своем углу, видать, Эйжел от души накачала паренька какими-то веществами. Рядом в беспорядке валялись библиотечные книги и журналы. Хрустя каблуками по битому стеклу, я прошел к противоположной стене, туда, где сиротливо лежал брошенный Эйжел спичечный коробок. А вот и знакомый футляр, переделанный из алюминиевого термоса. Открутив крышку, я вытряхнул оттуда свернутый трубкой рулон плотной бумаги. Передо мной возникла подробная карта Хеленгара, та самая, которую Эйжел сперла у несчастного предателя Зайцева, пытавшегося с ее помощью спасти своего сына. Углубившись в воспоминания, я механически сунул карту в карман.

– Вставай, – Беккер помог Лоре подняться, – нужно попробовать как-то запустить эту штуку.

– Без ключа не получится, – не оборачиваясь, откликнулся я.

– Должно получиться, Ударник! – упрямо заявил полковник. – У нас все равно нет другого выхода.

Он был прав: другого выхода, похоже, и впрямь не существовало.

Глава 14

Огонь занялся неохотно, облизал оранжевым языком сыроватые поленья и, потрескивая, затрепетал в печи. Как оказалось, Ласс Хольте был не только выдающимся ученым, но еще и рачительным хозяином: в небольшой кладовке позади его рабочего стола обнаружилась поленница, до половины заполненная аккуратно нарубленными дровами. Выбитое окно Лора заткнула найденным где-то одеялом, потому сквозняк поутих, хотя воздух в домике по-прежнему оставался свежим и прохладным. Освобожденный от пут ассистент профессора все еще не пришел в себя – он неподвижно сидел, уставившись невидящим взглядом в бесконечность. Я принялся перебирать разбросанные на полу книги, в то время как позади раздавались с трудом сдерживаемые ругательства: полковник снял куртку и теперь, шипя от боли, пытался стянуть с себя свитер. Ему повезло: пуля прошла через плечо, не зацепив кость. Рана сильно кровоточила, но Лора уже разорвала найденную вместе с одеялом простыню на бинты и сейчас готовилась перевязать Беккеру руку.

– Ушла, – с сожалением констатировал полковник. – Живучая, тварь!

– Зато башню подорвать не успела, – попыталась найти в происходящем хоть что-то хорошее Лора.

– А толку-то? – Мне подумалось, что они оба просто не понимают всей серьезности сложившейся ситуации. – Запустить излучатель без ключа мы не можем, так что ребята из Очага могут протащить чумную бомбу на Землю в любую минуту. И с этим ни черта не поделать.

– Надо было целиться лучше… – упрекнул сам себя полковник.

– Не надо было устраивать шашни с Очагом, – зло бросил в его сторону я, – тогда не возникло бы всех этих проблем.

– Думаешь, я в этом виноват? – огрызнулся Беккер. – Когда все началось, я еще не родился, Ударник. А когда пришел служить в Пограничную стражу, Очаг уже был нашим врагом, а не другом.

– Не противно было работать на людей, убивших в Центруме столько народу?

– А тебе?

Вопрос получился хлестким, как пощечина.

– Да я понятия не имел о том, что Корпус когда-то сотрудничал с Очагом!

– Я тоже.

Беккер немного помолчал, о чем-то раздумывая, а потом добавил:

– Эта информация держится в тайне даже от офицеров. Только высшее командование Штаба знает подлинную историю возникновения Пограничной стражи, Иван. Впрочем, сейчас это уже не важно, Корпус доживает последние недели. В Клондале, Онелли, Аламее и Сургане местные власти уже разгромили все заставы, а буквально вчера под угрозой сурганского вторжения капитулировала Лорея. Думаю, скоро за нас возьмутся краймарцы, все к этому идет. Марине еще как-то держится, пользуясь своим экстерриториальным статусом, но Штаб уже несколько месяцев существует на осадном положении. По крайней мере трубы в Штабе дымят круглосуточно – жжем бумаги, чтобы не достались врагу. Так что помощи нам сейчас ждать неоткуда. Придется справляться своими силами.

Берндт горько усмехнулся, чуть поморщившись, когда Лора рывком затянула на его плече узел повязки.

– Твои предложения? – поинтересовался я.

Вместо ответа полковник накинул на плечи свою куртку и подошел к громоздившемуся возле стены пульту, пестревшему множеством стрелок и циферблатов. С минуту внимательно разглядывал его, осторожно потрогал торчащие из металлического корпуса тумблеры.

– Все надписи на лорейском, – задумчиво произнес он.

– Тут есть описание, – сказал я, протягивая ему поднятый с пола толстый журнал в потрепанной картонной обложке. – Похоже на инструкцию по эксплуатации с принципиальной схемой установки.

Беккер раскрыл журнал на изображении центральной панели и принялся внимательно изучать его, сверяя картинку с реальностью. Перелистнул несколько страниц, вчитываясь в убористый текст.

– Да, без ключа эта штуковина не заводится, – расстроенно резюмировал он, – от него запускается газовый электрогенератор. Вот этот.

Полковник указал на сложную конструкцию в углу, оплетенную проводами и многочисленными медными трубками разного диаметра.

– Ключ вставляется сюда, – продолжил он, – тут есть специальная прорезь.

Я заглянул ему через плечо. Механизм подключения генератора был изображен на иллюстрации очень подробно, со всеми мелкими деталями. Тут же красовался рисунок самого ключа – непривычной каплевидной формы, с диковинным узором из множества переплетающихся тонких линий…

– Погоди-ка, – произнес я, отстегивая от пояса закрепленный карабином за шлевку брелок. Вблизи он походил на собственное изображение будто брат-близнец. Разглядывая картинку, я снова подивился мастерству неведомого художника, точно запечатлевшего эту безделушку на желтоватом бумажном листе.

– Вот он, ключ, – обескураженно выдавил я. – Похоже, Эйжел утащила с собой совсем не то, что хотела.

– Отлично! – расплылся в довольной улыбке Беккер. – Давай сюда!

– Постой. – Я поспешно сжал ключ-брелок в кулаке. – Это не решает проблему. Эйжел все еще жива, и Очаг по-прежнему готовит свою акцию, а на Земле планируются испытания климатического оружия. Даже если мы запустим установку, это нам не поможет.

– Есть другие варианты? – нетерпеливо перебил меня Беккер.

– Да, есть. Ударить там, где они не ждут. Проникнуть в их мир и разгромить к чертовой матери базу. А потом решать вопрос с военными в нашем мире. Только так мы можем быть уверенными, что Землю не разнесут на куски.

– Послушай, Ударник, – словно маленькому ребенку, принялся втолковывать мне полковник, – если мы перекроем саму возможность открытия проводниками порталов из Центрума на Землю, половина задачи уже будет решена. Да, останутся еще так называемые природные, стабильные порталы, связывающие туннелем все миры «ромашки». В каждом мире есть хотя бы одна такая аномалия. Но контролировать один выход намного проще, чем десятки тысяч людей, способных открыть проход где угодно и когда угодно. Мы должны сделать это, Иван! Мы должны запустить установку!

– Вы ошибаетесь.

Эта реплика, произнесенная тихим и слабым голосом, почти шепотом, разом заставила нас замолчать. Не сговариваясь, мы обернулись в сторону источника звука. Гвен Ки, по-прежнему сидя на полу, потряс головой и принялся тереть запястьями глаза. Кажется, возвращение в реальность давалось ему непросто.

– Вы ошибаетесь, – повторил он. – Работающий излучатель не закроет порталы из Центрума в другие миры…

Ки шумно сглотнул, зашелся в приступе кашля, но все же закончил начатую фразу:

– Он не закроет порталы. Он убьет всех проводников.

Мы застыли, пораженные этим откровением. Видя наше замешательство, бывший ассистент ученого пустился в объяснения, периодически останавливаясь, чтобы перевести дух:

– Когда человек впервые проходит вратами в Центрум, между ним и нашим миром устанавливается некая ментальная связь. Мы не знаем ее природы, но именно благодаря ей проводники совершенно точно чувствуют места, где смогут открыть портал, и аномальные участки, где это невозможно. Профессор Хольте считал, что в момент инициации в мозг реципиента заносится какая-то информация, и одновременно меняются нейронные взаимодействия, благодаря чему проводник всегда остается на связи с Центрумом, где бы он ни находился, в своем родном мире или здесь. По этому каналу человеку передается некая информация в момент открытия врат, благодаря ей он определяет подходящий момент, чтобы шагнуть в портал. Частота, на которой работает наш передатчик, действует на все живые организмы, у обычных людей излучение вызывает тошноту и головокружение. Причем, что удивительно, на уроженцев Маранга оно влияет сильнее, чем на местных жителей. А людей со способностями проводника это излучение убивает. Профессор предполагал, что в этом как-то задействован тот самый ментальный канал. По нему в мозг поступает смертельный сигнал. Это основная причина, по которой устройство до сих пор не было испытано на практике.

– Чушь какая-то… – пробормотал полковник.

– Увы, но это так, – снова откашлявшись, произнес Ки. – Можете мне не верить, но я говорю правду. Запуск излучателя уничтожит всех живущих ныне проводников, всех, кто когда-либо открывал врата в Центрум.

Все это звучало настолько чудовищно, что я просто оторопело хлопал глазами, пытаясь уложить услышанное в голове. План, поначалу казавшийся вполне разумным, трещал по швам и рушился, словно карточный домик. Однако озвученные ассистентом ученого доводы, кажется, не произвели на Беккера ни малейшего впечатления.

– Да и бес с ним! – воскликнул он. – Если нет других вариантов, нужно действовать. Раз уж эти, из Очага, передохнут от вашего излучателя, как чертовы тараканы, это будет разумной жертвой. Ударник, давай сюда ключ!

Я сжал продолговатый металлический лепесток покрепче и отступил на пару шагов. Самоуверенность полковника меня немного удивила и обескуражила, но вот его легкомысленное отношение к судьбе других проводников… И тут же из подсознания вынырнуло воспоминание, пронзившее меня насквозь, будто разряд молнии.

Тесная комнатка в центральном здании Штаба. Эйжел только что открыла портал, вытащив из Очага двух своих товарищей. Пытаясь ее остановить, я швырнул лампу – тяжелую, крепкую, она даже не разбилась при падении. На полу полусидит-полулежит Беккер, кажется, у него сломана рука. «Как с порталами работают, сволочи, – с завистью в голосе произносит он, – вы бы так смогли, Иван?» – «Нет, – отвечаю я, – а вы?» – «Я вообще не проводник, – вздыхает он, – мой отец был проводником, он меня сюда и привел. А я… Что ни пытался делать, не выходит. Видно, не судьба».

Он не проводник! Он не умеет открывать порталы! Ему-то при включении излучателя как раз ничего не грозит!

На всякий случай я прислушался к собственным чувствам. Нет, гибель ради благого дела, ради спасения собственного мира казалась мне поступком благородным… Вот только я совершенно не хотел смерти ни в чем не повинных Кальки и Деда, Хмеля и Ведьмы и тысяч других незнакомых мне людей, шагнувших однажды с Земли в этот странный и полный неразрешимых противоречий мир. Черт возьми, я не хотел смерти Лоры, которая сейчас смотрела на Беккера большими растерянными глазами.

– Дай ключ, Ударник! – Полковник угрожающе надвигался на меня, словно танк на окопавшегося в траншее солдата, сжимающего в руке последнюю гранату. Я снова взглянул на свою спутницу, однако та даже не смотрела в мою сторону. Она смотрела на Берндта, причем взгляд ее был исполнен боли, тревоги и отчаянья. Она сопереживала ему, сопереживала всем сердцем!

– Ты тоже поддерживаешь эту дурацкую затею… Лора Беккер? – обратился к ней я.

– Догадался? – Лицо девушки исказила кривая улыбка. – Хорошо, я скажу. Я не согласна с решением Берндта, но, боюсь, у нас нет другого выхода.

– То есть ты готова умереть?

– Если это необходимо, то да, готова.

Не ожидал я от нее подобной твердости. Конечно, мы пережили вместе не так уж много испытаний, но я все-таки надеялся, что смогу рассчитывать на нее в трудную минуту. Стоп, что это со мной? Укол ревности? Удивительно, ведь еще недавно я сам был готов ее прибить за извечно развязную и хулиганскую манеру поведения…

– Иван, послушай меня, – вкрадчиво произнес полковник, подступая поближе еще на несколько шагов, – ты должен понять, что жизнь целого мира важнее твоей собственной. Ты же видишь, даже Лора со мной согласна. Будь мужчиной!

Он что же, подозревает меня в малодушии? Думает, что я дрожу за собственную жизнь и потому не хочу допустить, чтобы он включил эту адскую машину? Но я волнуюсь не на себя, а за своих друзей!

Додумать эту мысль я не успел: неожиданный и сокрушительный удар в челюсть сбил меня с ног. Брелок, звеня, покатился по плохо оструганным доскам пола, перед глазами поплыли разноцветные круги.

– Прости, Иван, у меня не было иного выхода, – бросил через плечо Беккер, поднимая упавший ключ.

Я приподнялся на локте, тряся головой. Тем временем Беккер подошел к пульту и, тщательно сверяясь с инструкцией, принялся переключать тумблеры. Вставил в приемное отверстие ключ, повернул его, покрутил торчащий из торцевой крышки прибора вентиль. Зашипел газ, чихнул и затарахтел электрический генератор. Свободной рукой полковник дернул длинную, как раз под ладонь взрослого мужчины, рукоять затвора «шмайссера» и лениво бросил через плечо:

– Не дергайся, Ударник.

Я и не собирался дергаться – на сопротивление уже попросту не осталось сил. Стараясь унять пронзающую виски боль, я следил, как полковник щелкает выключателями, то и дело поглядывая на ожившие стрелки приборов. Спрятанные под железным кожухом механизмы излучателя загудели, словно рой диких пчел. Полковник колдовал над пультом, и его руки порхали над рядами выключателей, словно пальцы пианиста над клавиатурой рояля, а расстегнутая куртка металась позади, будто концертный фрак.

– Система выйдет на максимальную мощность через три минуты и тридцать секунд, – сообщил Беккер, снова заглянув в журнал. – Скоро все будет кончено.

Я снова взглянул на Лору. Она сидела, привалившись к стене, и безучастно смотрела на происходящее безразличным, потухшим взглядом. А вот Беккер вел себя странно. Его движения были резкими, дергаными, порывистыми, он тихонько бормотал что-то себе под нос, а на его болезненно бледном лице застыла кривая улыбка. Это было похоже на одержимость. Видно, в своем маниакальном стремлении предотвратить эпидемию «высокомолекулярной чумы» на Земле он твердо решил пожертвовать чужими жизнями на благо человечества, и на всех остальных ему было теперь глубоко наплевать.

Волосы на руках и на голове встопорщились под действием статического электричества, кожу покалывали тысячи невидимых иголок, а виски будто стиснуло тугим железным обручем. Излучатель работал. Неужели все так и закончится? – подумалось мне. Не могу сказать, что отведенное в этой жизни время было потрачено мною впустую, но… Чего я добился за прожитые годы? Отучился, стал никому не нужным музыкантом – ни признания, ни популярности не нажил. Дожил до седых волос, но так и не придумал чего-то нового, своего. Даже тогда, в первый год своего пребывания в Центруме, потерявшись на вокзале Антарии, я исполнял в кабаке кое-как переведенные на клондальский старые земные хиты, чтобы не помереть с голоду. Не свои. Чужие. Друзей у меня тоже так и не появилось. Там, на Земле, остались Хмель, Калька, Дед, с ними съеден не один пуд соли и пережито многое, но это – нет, не друзья, это соратники. У каждого из них собственная жизнь и своя судьба. А я… Бегал с автоматом по пустошам, ловя бедолаг, что таскали обходными тропами в Центрум таблетки да батарейки, чтобы заработать свой кусок хлеба. Зачем? Для чего? Ради какой такой высокой цели? И что дала этому миру моя работа, кроме нескольких миллионов, что подняли на поборах и пошлинах ушлые ребята из Штаба Пограничной стражи? Штаба, от которого сейчас почти ничего не осталось. Который смоет потоком истории вместе со всем остальным Пограничным корпусом, будто его и не было… И ведь можно было что-то изменить. Начать все сначала. Найти цель, смысл, идею, ради которой стоило бы жить. Только сейчас уже, видимо, поздно.

Услышав на фоне монотонного гула излучателя слабый шорох, я оглянулся. Гвен Ки, толком еще не пришедший в себя, полз к пульту, опираясь о пол дрожащими руками. Полз, твердо глядя исподлобья на суетящегося возле тумблеров и рукояток Беккера. Тот, похоже, тоже уловил привлекший мое внимание звук, глянул на бывшего профессорского помощника, словно на назойливую муху, и вскинул оружие, практически не целясь. Хлестнула очередь, и по спине Ки пробежала цепочка кроваво-красных фонтанчиков. Паренек вздрогнул и с гулким стуком уронил голову на дощатый пол хижины.

В следующий миг снаружи, за окнами, что-то оглушительно хлопнуло, будто неведомый великан ударил в ладоши. По тянущимся от приборной панели на улицу толстым проводам, изолированным просмоленной тканью, пробежали змеистые фиолетовые молнии. И в то же мгновение пульт вспух ослепительной оранжевой вспышкой, брызнули обломки, оставляя за собой длинные дымные хвосты. Метнулись во все стороны искры, будто кто-то решил устроить в домике праздничный фейерверк. Лицо обожгла волна раскаленного воздуха, и мир вокруг померк.

Я лежал на подтаявшем снегу, кожи лица приятно касался слабый прохладный ветерок. Куртка на спине намокла и отяжелела, но я не обращал на это внимания. Пульс стучал в висках барабанной дробью. Значит, жив. С трудом разлепив обожженные ресницы, я увидел темное предзакатное небо с тяжелыми синими облаками, цепляющими мохнатым брюхом вершины гор, уже окончательно потонувших в быстро густеющем сумраке. Пахло гарью, жженым тряпьем и электричеством. Голову будто набили мокрой соломой, во рту ощущался горьковатый металлический привкус. Сфокусировав взгляд, я увидел встревоженное и перепачканное сажей лицо Лоры. Вроде бы цела, только рукав немного порван, да болтающиеся вокруг этой прорехи лоскуты ткани слегка обуглились.

– Что произошло? – спросил я, и собственный голос показался мне хриплым и надтреснутым.

– Излучатель взорвался, – откликнулась моя спутница. – Видать, хреново у них тут с изоляцией, что-то и коротнуло при повышении мощности. А там – динамит… Хорошо так рвануло, у меня до сих пор в ушах звенит.

– Где Беккер? – задал я следующий вопрос.

– Там…

Я посмотрел в указанном Лорой направлении. Дымящаяся груда развалин на месте домика-лаборатории красноречиво свидетельствовала о силе разворотившего его взрыва. Устояла только почерневшая печная труба, возле которой виднелась одна торцевая стена, кое-как держащаяся за счет просевших и рухнувших стропил. Остальная конструкция представляла собою бесформенное, медленно тлеющее месиво из бревен и досок. Выходит, Лора вытащила меня оттуда на себе, не позволив погибнуть под завалами.

– Он…

– Да, – вздохнула она.

– Соболезную, – искренне произнес я.

– Он мне не муж, Ударник, – тряхнула перепачканной пеплом разноцветной челкой Лора.

– Тогда кто же? Брат?

– Отчим. Мать уехала из России в Англию, когда мне было одиннадцать. Однажды открыла портал в Центрум, завербовалась в Пограничную стражу… В прошлой жизни она работала секретарем-референтом, потому ее направили в Штаб. Там они и познакомились. Берндт был моложе ее на десять лет…

Так вот откуда Лора так хорошо знает русский язык… При первой встрече Берндт показался мне ровесником, выходит, это предположение не слишком далеко от истины. А сколько сейчас Лоре? Двадцать пять? Двадцать девять? Выходит, она знала Беккера не менее десяти лет, раз уж носит его фамилию. Достаточный срок, чтобы привязаться к приемному отцу. Бедная девчонка…

– Главное, что мы с тобой остались в живых, – поспешил я сменить тему разговора.

– Излучатель работал недолго, да и на полную катушку раскочегариться не успел, – пожала плечами девушка. – Наверное, потому нас и не убило.

– Но все-таки пару минут он действовал, – отозвался я.

Прикрыв глаза, я сосредоточился, пытаясь ощутить картину незримых энергетических полей Центрума, позволявших нам перемещаться из мира в мир. Вот где-то здесь, рядом, было пятно, вступив в него, можно открыть проход, не особенно напрягаясь…

Пусто. Я не чувствовал ничего. Все мои усилия оказались напрасны – я будто очутился в центре аномальной зоны, напрочь изолированной от привычной мне реальности.

– Я уже пробовала, – словно уловив ход моих мыслей, сказала Лора. – Порталы больше не открываются. Совсем.

Выходит, мы оба утратили способности проводников. И вполне вероятно, не только мы одни – отработавший на половину своей мощности излучатель выжег у нас в мозгах какой-то предохранитель, разрушив нейронную цепь, отвечавшую за умение создавать врата.

Если это произошло повсеместно, то мир изменился окончательно и бесповоротно. Изменился навсегда, лишив тысячи людей, считавших себя особенной кастой, возможности перемещаться между мирами. Изолировав Центрум в сердцевине состоящей из вселенных-лепестков «ромашки». Беккер все-таки добился своей цели. Жаль, что он не сможет насладиться результатом.

С трудом поднявшись на ватные, негнущиеся ноги, я огляделся. Локомобиль Эйжел от взрыва вроде бы не пострадал. Рядом с ним обнаружился аккуратно припаркованный пароцикл – уродливый и угловатый байк на паровом ходу, на котором и прикатил сюда Беккер. Что ж, до Марине недалеко, за день-другой доехать можно, тем более на таком-то мощном агрегате.

– Давно ты ему сообщила, куда мы направляемся? – спросил я, кивнув в сторону мотоцикла.

– Я его с самого начала держала в курсе обо всех наших перемещениях. Вообще-то он меня сюда и послал, если ты забыл. Так мы в любую минуту могли рассчитывать на помощь. А вот теперь помощи ждать неоткуда…

Я опустил глаза. Взгляд зацепился за темное пятно на снегу. Тонкая спираль, выложенная из десятка мелких камней, венчалась небольшим зеленым минералом размером с дикую сливу. Хризопраз. Спасенный мною молчаливый мартыш исчез, оставив после себя «рисунок благодарности», или «ключ», как называли его некоторые знатоки этого странного народца. Двенадцать предметов, символизирующих известные всем разумным существам обитаемые миры, и тринадцатый, самый главный, который мартыши всегда располагали в центре кропотливо выложенной спирали. Их родной дом. Зеллон. Мир Очага.

Нагнувшись, я подобрал похожий на изумруд камушек и осторожно положил его в карман.

Глава 15

Берндта Беккера и Гвена Ки мы похоронили на рассвете. Копать промерзшую каменистую почву нам было не под силу, да и нечем, потому мы просто вытащили тела из-под обломков рухнувшего здания и завалили их собранными в окрестностях булыжниками. В багажном ящике локомобиля Эйжел обнаружилась скромная еда: консервированная тушенка и черствые пшеничные лепешки, так что голодными мы не остались. А после завтрака настало время держать совет о том, что делать дальше.

Собственно, выбор был невелик. Еще таская камни, я вновь попытался нащупать своим внутренним взглядом проводника хоть одно место в окрестностях рухнувшей башни, откуда можно было бы открыть портал. И снова безрезультатно. Потому, подкрепившись, я разложил на земле принадлежавшую Эйжел карту и прижал ее по краям четырьмя небольшими булыжниками. Карта оказалась куда подробнее, чем местные, составленные Географическим обществом университета Лореи, потому что делали ее на Земле. Получилось на славу: на плотной вощеной бумаге были аккуратно отмечены все проселочные дороги, перелески, болотца и перепады высот. Думаю, за такой подробный план местности здешние вояки предложили бы целое состояние. Вот почему полковник Зайцев берег эту карту как зеницу ока, пока она не попала в недобрые руки.

Лора все больше молчала, замкнувшись в себе. Я даже не сомневался, что девушка переживает гибель отчима, только старается не показывать виду. Потому на все мои предложения она отреагировала лишь кивком головы, не удостоив меня другим ответом. Ну и ладно, потому что обсуждать здесь, по большому счету, было нечего. Все миры «ромашки» связаны меж собой постоянно действующими природными порталами, соединяющими их наподобие гирлянды, спирали, что выкладывали из подручных предметов мартыши. В Центруме такая аномалия располагалась в Поющем Лесу, странном и таинственном месте, о котором ходили противоречивые слухи и слагались легенды. Оттуда можно попасть в сопредельный мир, а из него, по слухам, есть проход в Зеллон, мир Очага. Если нам удастся проникнуть туда и разобраться с этим осиным гнездом на месте, половина задачи будет решена. По крайней мере об угрозе распространения «пластиковой чумы» в моем родном мире можно будет больше не вспоминать. Останется самая малость: остановить испытание климатического излучателя. Как это сделать, я не имел ни малейшего понятия, но об этом можно будет подумать потом. Проблемы нужно решать по мере их поступления.

Хеленгар, где находится тот самый Поющий Лес, со всех сторон окружен горами, отделяющими его неприступной стеной от прочего континента. С Земли туда вроде бы можно попасть из Узбекистана и других стран Средней Азии. «Можно было попасть», – поправил сам себя я. Если теперь все проводники разом утратили свои способности, привычных жителям Земли путей не осталось вовсе. Да и у нас их, собственно, не так уж и много. В Хеленгар не ведет ни одна железнодорожная ветка, не сумели повелители угля и пара пробить туда туннели через громады вставших на их пути гор. По воздуху тоже не добраться: в Центруме не существует регулярных воздушных линий, хотя дирижабли и примитивные аэропланы из тряпок и палок местная промышленность уже освоила в совершенстве. Значит… Значит – на запад, вдоль подножия Северного Кряжа, по границе Разлома и через плоскогорье Эль-Пиро мы доберемся прямо до Поющего Леса. Благо и тащить на себе барахло большую часть пути не придется: брошенный Эйжел локомобиль вполне себе на ходу.

Утвердив предварительно маршрут, мы собрались в путь. В общем-то нищему собраться – только подпоясаться: спальники и походный котелок уместились в один объемистый тюк, который я взгромоздил на платформу механической повозки. Брошенное мною ружье нашло свое место в тесной кабине, рядом с принадлежавшим Беккеру пистолетом-пулеметом. Правда, патронов для последнего уже почти не осталось: полковник выпустил в бедолагу Ки половину рожка, не оставив себе стратегического запаса. Видать, и вправду плохо соображал, что делает… Паровая машина локомобиля раскочегаривалась долго, хорошо хоть в ее конструкции обнаружился специальный вентиль, позволявший пустить тепло в кабину – без этого мы быстро околели бы от холода. Уже через полчаса двигатель вышел на рабочий режим, и мы тронулись в путь. Место за рулем в этот раз заняла Лора, видно, не доверяла мне после недавней встречи нашего тримобиля с деревом. Я в общем-то не возражал. Приятно, когда тебя везут, давая возможность спокойно подумать о насущных проблемах…

Хеленгар. Что я знаю об этом континууме? Да почти что ничего. Так, отрывочные сведения, известные всем пограничникам, хотя бы немного интересовавшимся историей Центрума. Монархия, замкнувшаяся в себе в силу географической изолированности от ближайших соседей. Говорят, их королевская гвардия – сборище шутов в разноцветных мундирах, вооруженное чуть ли не доисторическими кремневыми ружьями. Согласно тем же слухам, в стычках с дикими степняками эти бравые гвардейцы уже не раз звонко получали по рогам. Ах да, степняки. Значительную часть территории Хеленгара занимают пустоши, населенные дикими кочевыми племенами, основная сфера занятий которых – мародерство. Кочевники раскапывают старые руины, добывают цветной и черный металл, а также сохранившиеся в земле артефакты минувшей эпохи. Покупатели находятся всегда: железо в пережившем Катастрофу Центруме в цене. Правда, ходят слухи, что в последние годы месторождения этого добра изрядно поиссякли, но кто его знает, что на самом деле хранят бесплодные равнины этой забытой всеми богами земли?

Итак, нужно попасть в Хеленгар через перевал Эль-Пиро, преодолеть Поющий Лес, а потом проникнуть в мир, названия которого я не помню, хоть убей, и отыскать там проход в логово Очага. Ничего себе задачка. Сложная, но выполнимая. Для такой миссии нужно и вооружиться получше: наши полтора ствола – курам на смех. А ведь в горах могут встретиться как хищники, так и не слишком дружелюбно настроенные люди…

Машина с шипением и пыхтением катилась по долине, не разбирая дороги и весело подскакивая на кочках. Выкатившееся из-за хребтов Северного Кряжа солнце позолотило морщинистые бока гор, развеяв без следа последние клочки утреннего тумана. Под его лучами из-под снега выглянули широкие проталины, темнеющие прошлогодней пегой травой. Скорая весна уже готова была вступить в свои права. А вместе с ней неумолимо приближался «день икс», день, в который активисты из Очага намерились взорвать на Земле чумную бомбу. У них еще остался шанс прорваться в наш мир через стационарный портал вроде того, что прячется в Поющем Лесу, а значит, нам нужно спешить.

– Смотри! – впервые за минувший час нарушила молчание Лора.

Вдалеке, метрах в пятистах, параллельно нашему курсу неторопливо двигались несколько живых холмов, покрытых бурой косматой шерстью. Передние ноги этих существ заметно превосходили по длине задние, из-за чего со стороны они выглядели довольно нелепо, а оснащенная длинными изогнутыми бивнями и хоботом голова венчалась мощным загривком, напоминающим верблюжий горб. Я где-то читал о том, что проникшие в Центрум с Земли несколько десятков тысяч лет назад мамонты не только прижились здесь, но и до сих пор обитают в северных широтах, правда, встречать их живьем мне до сих пор не доводилось. Стадо было небольшим: я насчитал дюжину голов, включая молодняк – двух тянувшихся за самкой мамонтенков. За минувшие тысячелетия перебравшиеся в соседний мир мамонты не слишком изменились внешне, разве что заметно измельчали: самая крупная особь не превышала двух с половиной метров в холке. Мамонты неторопливо топали по своим делам, время от времени взрыхляя бивнями снег в поисках фуража, и, кажется, не обращали на нас ни малейшего внимания. Правда, я не стал бы слишком рассчитывать на эту их ленивую и безобидную манеру держаться поодаль от человека: согласно тем же источникам, здешний мамонт без особого труда способен развить скорость до тридцати километров в час, а его бивни в сочетании с массой тела являются превосходным средством как обороны, так и нападения. Если бы они не умели постоять за себя, мохнатых слонов давным-давно перебили бы местные жители – густой теплый мех и ценная кость считаются неплохим товаром не только в Центруме. К счастью для своего вида, мамонты предпочитали обитать в труднодоступных долинах северных предгорий, где часты лавины и сели, и к человеческому жилью выходили редко. Потому охотники предпочитали выбирать для себя добычу попроще: даже если и выследишь стадо в укромном ущелье, даже если и справишься с такой косматой махиной, способной играючи раздавить тебя или скрутить в бараний рог при помощи хобота, попробуй еще унеси добытое мясо туда, где начинается хоть какая-то цивилизация. В общем, мамонтов особенно не трогали, разве что добывали бивни павших животных, из которых хеленгарские кочевники резали симпатичные фигурки, ножи и ложки, украшенные тонким орнаментом. Приручать их вроде бы тоже когда-то пытались, только вот мамонты оказались не слишком склонны к одомашниванию, и попытки превратить их в живой бульдозер или лошадь-переростка воспринимали с определенной долей скепсиса. После нескольких неудачных экспериментов, множества переломанных конечностей и разгромленных загонов, куда местные зоологи пытались загнать свободолюбивых слоновьих предков, хеленгарцы вроде бы решили окончательно завязать с подобными развлечениями и отпустить мамонтов подобру-поздорову на все четыре стороны. Чему те остались несказанно рады.

– Красивые! – искренне выдохнул я, разглядывая издалека этих сильных и величественных животных.

– Эта красота тебя раздавит и не заметит, – скептически прокомментировала моя спутница. – Хотя жаль, что на Земле их перебили. Где еще такое увидишь?

Увидеть подобное зрелище где-то еще шансов и вправду было немного. В наших зоопарках мамонтов не показывают.

– Слышал байку, будто кто-то из хеленгарских погранцов однажды выслеживал в долине контрабандиста, да натолкнулся на дохлого мамонта. Дело по весне было, горные реки разлились, тот очутился на острове во время половодья, не смог оттуда выбраться да так и помер от голода. Пограничник, не будь дурак, надрал себе шерсти, из которой ему местные бабы за пару медяков свитер связали. Говорят, теплый свитер вышел, только колкий очень.

– У нас в Марине при Штабе сенбернар жил. Притащил кто-то щенком или сам приблудился, уже и не помню. Так один штабной писарь, который этого пса кормил и вычесывал, решил себе из него свитер сделать. Долго собирал шерсть в специальный мешок и все-таки связал себе джемперок, причем сам. Отличный свитер получился. Теплый. Вот только стоило ему в нем под дождь попасть, псиной начинало вонять так, что хоть вешайся. Представляю, чем воняет свитер из мамонта.

– Нужно было шерсть на Землю забрать и в керосине хорошенько вымочить, – со знанием дела сообщил я. – Мне мать когда-то рассказывала, что это помогает отбить запахи.

– Кстати, а почему вы с ней не общаетесь? – поинтересовалась как бы между прочим Лора.

– Да вот как-то так само собой вышло… – уклончиво ответил я, не желая развивать эту тему.

– И все-таки?

– Я тебе рассказывал уже, меня дед с бабкой воспитывали. Когда я родился, мать только-только поступила на первый курс консерватории. Была наивной молоденькой девочкой, влюбившейся по уши в первого подвернувшегося под руку парня. Вся в мечтах о прекрасном, вся в искусстве, бесконечно далекая от серой обыденности. А когда родила, выяснилось, что вот это кричащее и пачкающее пеленки существо – скорее не радость, а обуза. У нее учеба, экзамены, концерты… Хорошо, родители оказались рядом, было на кого спихнуть отпрыска.

– Значит, ты у нас потомственный музыкант, Ударник?

– Можно и так сказать. Хотя карьера исполнителя у нее в конечном итоге не задалась, талантливых артистов много, а вакансий на вершине Олимпа мало. Сейчас сольфеджио в музыкальной школе преподает. Растит будущее поколение.

– Выходит, в твоем воспитании мать участия не принимала?

– Виделись регулярно, а когда стал постарше – даже чаще, чем в детстве. Бабушка объясняла, что мама очень меня любит, но у нее куча важных дел, а папа переехал и потому совсем не может меня навещать.

– Он действительно переехал?

– Ага. В тюрьму. Пьяная драка в каком-то кабаке из-за какой-то очередной девицы, неудачное падение соперника головой об пол… В общем, в подробности я не вдавался, да и неинтересно мне это. Последний раз я его видел, когда мне исполнилось лет десять или одиннадцать. Приходил к бабке денег просить, да та его на порог не пустила.

– Понятно… – протянула Лора, глядя куда-то вдаль, не то провожая взглядом уже почти потерявшееся на горизонте стадо мамонтов, не то выискивая признаки перевала, до которого мы силились добраться. – А я отца вообще никогда не видела. Они с матерью разошлись еще до моего рождения. Когда мама научилась открывать порталы, она попала в Сурган, недалеко от Марине. Через два года вышла замуж за Беккера. Не скажу, что Берндт слишком увлекался моим воспитанием… Так, баловал подарками иногда да брал с собой в город, когда ездил за покупками. Мама меня любила по-настоящему, а вот Беккер скорее терпел, как вынужденную помеху.

– Она жива?

– Погибла пять лет назад. Попала под поезд в Марине. Говорят, что это был несчастный случай, но я почему-то не верю…

На какое-то время она снова замолкла, погрузившись в собственные мысли.

– Ударник, а что ты собираешься делать, когда все закончится? – неожиданно спросила девушка.

– Знаешь, как-то не задумывался об этом, – пожал плечами я. Угроза со стороны Очага сделалась в последнее время чем-то обыденным, привычным, и я попросту перестал мечтать о том, что может быть какое-то «после». За этот год в Центруме произошло столько важных и одновременно пугающих событий, что загадывать что-то дальше нескольких дней было решительно невозможно. Развязанная Сурганом война, которая по всем признакам грозила рано или поздно стать мировой в масштабах всего континента, фактический разгром Пограничной стражи, а теперь вот еще и эта история с проводниками, которых нам, кажется, удалось превратить в самых обыкновенных людей. Как тут загадывать на будущее?

– А я вот думала. И знаешь, я бы, наверное, осталась жить в Центруме. В каком-нибудь крупном городе вроде Антарии или Тангола, а то в здешних провинциях с тоски подохнешь. Вон у сурганцев даже метро в столице есть. И театры.

– Все равно тяжко здесь жить без бензина и пластмасс, – возразил я. – Паровые технологии достигли своего предела, а что у них еще есть? Ну, газ. Спирт еще, вон в Хеленгаре метанол в промышленных масштабах гонят, благо у них древесины полно. Но все равно это тупиковая ветвь. Не может цивилизация нормально развиваться без высокомолекулярной химии.

– Ничего, что-нибудь придумают, – отмахнулась девушка, – сто лет прожили, и еще сто раз по столько проживут. На мой век хватит.

– А почему не на Земле?

– Так у меня там нет ничего, – удивленно посмотрела на меня Лора, – ни кола, ни двора, ни родственников. Мать с отчимом и те здесь похоронены. Что мне делать на Земле, и главное, зачем туда возвращаться?

Против такого аргумента я ничего возразить не смог. Но сам я, наверное, ни за что не захотел бы остаться навсегда в Центруме. Все-таки данная таким, как я, природой возможность путешествовать из мира в мир именно тогда, когда мы этого захотим, дарила необычайное чувство свободы и защищенности, которого я столь неожиданно лишился. К этому оказалось очень трудно привыкнуть.

Ближе к закату на нашем пути стали попадаться торчащие из земли камни и неглубокие овражки, куда мы рисковали завалиться в сгущающихся сумерках – света тусклого масляного фонаря, закрепленного над капотом локомобиля, было явно недостаточно, чтобы разогнать вечерний сумрак. Пришлось остановиться для ночевки прямо посреди плато. В распадке между двумя сопками я обнаружил высохший пень с пустой сердцевиной, по-видимому, когда-то принесенный сюда лавиной. Сдвинуть его с места не получилось, потому было решено разместиться прямо возле узловатых корней, похожих на извивающиеся щупальца спрута. В полости, образованной сгнившей середкой пня, мы развели огонь. Лора уселась рядом, обхватив колени руками, и молча уставилась на пламя, игравшее красноватыми отблесками в ее глазах. Поблизости нашелся ручей с колюче-ледяной водой, которую я предпочел на всякий случай вскипятить на костре. Откуда-то приполз густой и вязкий туман, застлавший все окрест и превративший пейзаж в призрачный театр теней – видимо, сказывалась близость Разлома.

– Утром перейдем перевал и окажемся в Хеленгаре, – сказал я. Лора кивнула, не отвлекаясь от созерцания взлетающих в стремительно темнеющее небо искр. Искры, словно крошечные светлячки, изо всех сил старались добраться до высыпавших над нашими головами звезд, но не долетали, погаснув без сил на половине пути. Я достал из багажа теплую накидку и набросил на плечи девушки – не дай бог, простудится.

С рассветом нам пришлось пересмотреть планы. Под утро ветер пригнал откуда-то тучи, и началась метель. Зима никак не желала уходить в небытие и, высыпав на нас все оставшиеся у нее запасы снега, решила поквитаться за оставшийся ей короткий век. Метель подкралась неслышно, словно коварный хищник, пустив перед собой крутившуюся вихрями поземку, а потом повалило, да так, что все вокруг застлало сплошной белой пеленой. Куда ни глянь – снежная канитель от горизонта до горизонта. Идти наугад в такую погоду в горах – чистое самоубийство, пропадешь в расщелине или переломаешь ноги. Забившись в кабину локомобиля, мы разбудили уснувший было мотор и стали ждать, когда распогодится.

Мело до полудня. Потом мокрый и липкий снег сменился мерзким косым дождем, забарабанившим по жестяной крыше нашего убежища, но пространство вокруг прояснилось и расчистилось. Стали видны горные склоны, по которым волочились серые клочья дождевых облаков, из мокрой хмари проступило каменистое плато, скрытое у горизонта все тем же дождевым покрывалом. Проехать, объезжая торчащие из земли замшелые валуны и обломки скал, удалось недалеко: через километр с небольшим дороги и вовсе не стало. Зато прекратился дождь, сменившись мелкой моросью. Дальше – пешком.

Бросив прощальный взгляд на оставленную посреди россыпи каменного крошева машину, мы потопали вверх по пологому склону, поминутно оскальзываясь на мокрых валунах. Карабкаться по скалистому отрогу оказалось не так-то просто, и уже спустя полчаса я буквально выбился из сил. А потом мы ступили на морену.

Морена, она же марь, она же курумник, похожа на застывшую реку, полностью состоящую из огромных округлых валунов. Когда-то глыбы принесло сюда ледником, а потом ледник растаял, вымыв почву, и каменная река навсегда замерла посреди сбегающего в долину склона, точно немое напоминание о величии суровой северной природы. Где-то поблизости, а может, под самими камнями, журчала вода, но на поверхности мы ее не заметили. Все наше внимание было сосредоточено лишь на том, чтобы не соскользнуть с очередного камня и не поломать ноги, то и дело попадавшие в узкие расщелины между валунами. А еще здесь жило эхо: громкое, гулкое, откликавшееся на каждое наше движение. Идти стало тяжело. Чертыхаясь сквозь зубы, мы переползали с глыбы на глыбу, перебрасывая вперед тюк с вещами, а камням не было видно ни конца, ни края. Казалось, вся вселенная состоит лишь из седых, покрытых старческими пятнами мха обломков древних скал. Вот замаячили впереди кусты да приземистые деревца, и кажется, что долина уже близко, но под вечнозеленой хвоей обнаруживался бурелом и вязкая трясина вперемешку с подтаявшим снегом, в которой ноги вязнут по колено. Пересекаешь топь – и вновь курумник, бескрайнее море камней. И ты ползешь дальше, проваливаешься в щель между острыми шершавыми глыбами, слушаешь журчание воды, бегущей где-то в неведомой глубине под тобой, ждешь, пока спутница, кряхтя от натуги, вытягивает тебя за шиворот из расщелины. И опять – с камня на камень, оступаясь на каждом шагу. Мрачное это место. Гиблое.

– Эй! Стоять! Stand! Steh auf! Lève-toi!

Голос небритого и чуть помятого мужика в пятнистом камуфляже, настороженно выглядывавшего из-за ближайшей каменюки, отразился от горных склонов и затерялся где-то в тумане. Вместе с мужиком из-за укрытия выглянул облупленный ствол «калаша».

– Да свои! – крикнул я в ответ. – Не стреляй, граница!

– Татуировку покажь! – неприветливо выкрикнул из своего убежища мужичок. Пришлось расстегивать пуговицу на запястье и демонстрировать обладателю автомата перепачканную золой и грязью руку. Увидев тату в форме черного круга с крестиком внутри, тот как-то сразу расслабился и соизволил выползти из своей берлоги нам навстречу.

– Ну, слава ж богу, пограничники! – заулыбался он. – А я, грешным делом, думал, опять контрабандисты пожаловали. Это что же творится-то, мужики? Мы тут на заставе все трое уже который день порталы открыть не можем, наши, кто на Землю ушел, назад не воротятся, и самим теперь туда никак попасть не выходит…

Мы с Лорой многозначительно переглянулись.

– Фигня творится, братуха, – ответила она. – До заставы-то далеко?

– О, да ты девчонка, что ли? – искренне удивился мужик, что, впрочем, неудивительно: в грязном мешковатом балахоне кто угодно принял бы ее за пацана. – Прости, не признал. Да не, рядом тут, часа четыре ходу.

– Так пойдем, – деловито сказала Лора, – нам бы пожрать чего-нибудь да обсушиться. Примете гостей?

– Примем, чего ж не принять, – закивал пограничник, закидывая автомат за спину, – двигайте за мной, до темноты дойдем, у нас и переночуете.

Глава 16

Всю дорогу до заставы мужичок, представившийся Матвеичем, безудержно болтал, оставив нам роль безмолвных слушателей. С его слов выходило, что самые удивительные странности начались пару дней назад – как раз тогда, когда мы поучаствовали в побоище возле башни-ретранслятора. Но еще задолго до этого третья пограничная застава территории Хеленгар практически полностью утратила связь со Штабом Корпуса в Марине: несколько месяцев оттуда не поступало никаких руководящих указаний, а все отправленные в адрес командования депеши остались без ответа. Молчал и местный Штаб в Риве, словно воды в рот набрал. Отправиться туда лично за разъяснениями мешало только удаленное расположение заставы: зимой бродить по горам любят разве что дикие козы, пасущиеся на склонах Северного Кряжа. Да и в долине, где хозяйничают кочевники, в последнее время, говорят, неспокойно. До самой весны извилистые горные тропы оставались закрыты из-за опасности частых в этих местах камнепадов и схода лавин, и потому никаких новостей до обитателей третьей заставы не долетало вот уже три месяца. Так и сидели пограничники в горах, слово насельники какой-нибудь монастырской обители, время от времени отлучаясь по очереди на Землю – хорошенько вымыться да поесть вкусного. В тот день, когда перестали открываться порталы, на хозяйстве остались трое: сам Матвеич, его напарник по прозвищу Шаман да командир заставы. С самого утра, по словам нашего провожатого, всех троих мучила тягостная головная боль, да только Матвеич с Шаманом списывали ее на последствия приговоренной накануне литровой бутыли самогона. Тем же народным средством они и попытались вылечить мигрень, но получалось хреново: боль чуть утихла, но вскоре сменилась слабостью и тошнотой.

Тревогу забили, когда ушедшая на Землю троица сменщиков тем же вечером не вернулась на заставу. Не явились они и назавтра, и на следующий день. Тогда командир с Шаманом решили смотаться в родной мир и попытаться выяснить, не нужна ли товарищам помощь, оставив Матвеича за старшего. Но ничего не вышло. Порталы не желали возникать, как бы они ни старались. Опытный начальник заставы, которого Матвеич уважительно именовал Димпалычем, быстро пресек зародившуюся было панику, в приказном порядке постановив по-прежнему вести патрулирование вверенной территории в поисках контрабандистов и ждать вестей из Штаба. Слушая эти откровения, мне очень хотелось сообщить Матвеичу, что контрабандистов в Центруме больше не будет. И что распоряжений из Марине они тоже никогда не дождутся. Но я промолчал, решив до поры до времени держать язык за зубами, да и Лора не горела желанием посвящать нашего спутника в новости мировой геополитики. Так мы и топали по пологому склону, поросшему редким кривобоким ельником, пока не вышли к цели нашего путешествия.

Третья застава не походила ни на что, виденное мною прежде. Небольшое одноэтажное зданьице, похожее со стороны на средневековый замок в миниатюре, окружала ограда из сложенных в рост человека плоских камней, аккуратно подогнанных друг к другу по размеру. Сходство усиливала островерхая башенка-донжон, прилепившаяся к фасаду этого удивительного строения наподобие флигеля. На флагштоке башенки трепыхался уже привычный мне белый флаг с черным кругом и крестом внутри, а над ним – я даже протер глаза, чтобы убедиться, что мне это не мерещится, – слегка выгоревшее на солнце красное полотнище с серпом и молотом в углу.

– Проходите, – слегка подтолкнул меня в спину Матвеич, – добро пожаловать на третью заставу Корпуса пограничной стражи территории Хеленгар!

Внутри тоже было на что посмотреть. Входная дверь, крепко сколоченная из потемневших от времени толстых дубовых досок, скрепленных меж собой железными пластинами, вела в круглую залу. Это была именно «зала», в духе рыцарских романов про Средневековье, иного слова и не подобрать. Большое и просторное помещение с массивным столом в центре и масляной лампой на цепях, изготовленной из старого колеса от крестьянской телеги. У дальней стены – не то печь, не то древний камин, к которому сбоку приделана явно современная дровяная плита, тянувшаяся ржавой трубой к каменному дымоходу. На плите темнел подкопченными боками мятый алюминиевый чайник, мирно соседствующий с двумя грозного вида утюгами на угольном ходу. С противоположной стороны – колченогий комод, над ним красуется алым бархатом вымпел с выведенной позолотой надписью: «Коллектив коммунистического труда». А рядом, там, где в настоящем средневековом замке должен, наверное, висеть изображающий сцены охоты гобелен, каменную стену прикрывал большой, размером с простыню, кусок материи с вытканным на нем профилем Сталина на фоне пшеничного поля и вышки ЛЭП. Портрет вождя, судя по неплохому качеству, был выполнен на современной вышивальной машине с программным управлением.

– Хеленгарцы построили, – с гордостью обвел рукой окружающее нас великолепие Матвеич. – Это был вроде как охотничий домик какого-то местного олигарха. Потом, после Катастрофы, поместье забросили, слишком далеко от цивилизации. А может, раскулачили хозяина того. Ну а мы – восстановили. Знакомьтесь, ребята, это Шаман. Шаман, проснись, у нас гости.

За столом с отсутствующим видом сидел тощий и сутулый парень неопределенного возраста. Он был худым настолько, что одежда буквально висела на нем мешком. Скуластое лицо, впалые глаза и тонкая козлиная бородка в сочетании с давно не мытыми патлами, свисающими до плеч, придавали ему сходство не то с медитирующим хиппи, не то с заблудившимся в лесу ролевиком, не видевшим пищи и парикмахерской как минимум с полгода.

– Шаман, ау? – снова позвал парня наш провожатый.

Тот тряхнул шевелюрой, обнаружив наметившуюся на макушке плешь, сфокусировал на нас почти бесцветные, прозрачно-голубые глаза, вздохнул и произнес:

– Не вижу! Раньше видел, а теперь нет…

Зрачки у него были странные, примерно в половину склеры.

– Чего ты там не видишь? – проворчал Матвеич. – Гости, говорю, пришли, их-то ты увидел? Ну, вот и метни на стол чего-нибудь порубать.

– Сущее, – не обращая на нас ни малейшего внимания, продолжил Шаман, обращаясь как-то ко всем сразу и в то же время ни к кому конкретно. – Все сущее пронизано энергиями, перетекающими одно в другое и из другого в третье. Все это питало нашу реальность, как кровь, понимаешь, как кровь. Бурлит и кипит. А теперь не вижу. Не чувствую. Не кипит. Все пропало, ушло, осталась одна пустота. Оболочка.

– Опять грибов своих нажрался, – покачал головой Матвеич. Направился к плите, звякнул крышкой чайника, недовольно хмыкнул. – Он у нас любитель эзотерики всякой, мистики-шмистики, вот этого всего. И грибов. Нажрался как-то раз поганок в лесу, сюда и провалился. Три дня потом поверить не мог, что Центрум ему не мерещится. Все ждал, пока попустит. А здесь, в предгорьях, очень интересные грибочки растут… Вот из них он отвар и варит, настойки всякие делает, водку только переводит зря. Потому и Шаман.

Я с интересом посмотрел на паренька. Что я там говорил про наркоманов, среди которых почти не встречалось настоящих проводников? Бывают, оказывается, исключения. Отсюда и его противоестественная худоба: трудно, наверное, объедаться нездоровой пищей, когда все подступы к холодильнику стерегут демоны и драконы.

– Возмущение энергии вселенной порождает жизнь! – воздел узловатый палец к люстре-колесу Шаман. – Оно же ее и уничтожает! Пока я живу, я создаю энергию, потому что я и есть энергия, а энергия есть жизнь! Жизнь – как жила, она тонкая и прочная. Из этого мира вытянули жилы. Остались только образы, растущие в нашем сознании. Это фундаментальная ошибка, фундаментальная!

– Да заткнись ты уже, – послышался откуда-то хриплый и низкий голос, густо приправленный скрипом деревянных ступеней. Оглянувшись на звук, я обнаружил в стене ранее не замеченную мною нишу, в которой просматривалась ведущая вверх, вероятно, в ту самую башню-флигель, винтовая лестница. По лестнице спускался упитанный мужчина средних лет в расстегнутом на объемистом животе военном кителе цвета хаки. Китель имел странный покрой, а на плечах его обладателя красовались погоны совершенно незнакомого мне вида, с двумя просветами, тремя звездочками и почему-то шпалами-лычками. «Точно не наши, не пограничные», – подумалось мне. Грудь бравого вояки украшали два ряда орденских планок, пестрящих разноцветными лентами. Картину довершали заправленные в скрипучие сапоги синие штаны-галифе с ярко-красными, как пожарная машина, лампасами. Улыбнувшись в роскошные рыжие усы, обладатель многих наград и галифе протянул мне для пожатия шершавую руку и с гордостью представился:

– Димпалыч, командир этой богадельни. Потомственный казак, урожденный князь, действительный лейб-генерал и верховный атаман всемирного православного казачьего войска имени товарища Сталина.

«Только этого мне не хватало», – с тоской подумал я, опасливо протягивая ладонь для ответного рукопожатия. Отличная выдалась компания. Обдолбанный мухоморами наркоман и казак-сталинист. Разве что Матвеич на их фоне выглядит более-менее нормальным.

– Иван, – представился я. – Девушку зовут Лора.

Цепко ухватив меня за пальцы, Димпалыч вывернул руку так, чтобы посмотреть на мое запястье, и с довольным видом хмыкнул:

– Пограничник? Это хорошо. Где служишь?

– Шестнадцатая застава, Клондал, – ответил я, с трудом высвобождая ладонь из его могучей лапы.

– А в наших дебрях чего забыли?

– В Поющий Лес идем, – решил не хитрить я, благо никаких иных туристических достопримечательностей Хеленгара, кроме столицы Ривы, я попросту не помнил.

– Это к вонгам, что ли? – удивленно вскинул брови потомственный казак. – Дело ваше, конечно, но как по мне, лучше от них держаться подальше. Дикари, и воняет от них, как от деревенского сортира.

Вонги, значит. Вот как, оказывается, зовут обитателей того мира, в который ведут врата из Поющего Леса.

– Не возражаете, если мы у вас перекантуемся ненадолго? – осторожно спросил я.

– Да завсегда пожалуйста! – хохотнул, колыхнув брюхом, атаман. – Садитесь за стол. Матвеич, у нас пожрать осталось чего?

Тот, кряхтя, водрузил на столешницу принесенную откуда-то здоровенную стеклянную банку, содержимое которой легко угадывалось по характерному желтовато-розовому цвету, и пыльную бутыль с мутноватой жидкостью.

– Хороша закуска – квашена капустка! – прокомментировал сие действие действительный лейб-генерал. – И подать не стыдно, и сожрут – не жалко. Матвеич, наливай!

Матвеич охотно подчинился распоряжению: с гулким звуком вырвав зубами из бутылки корковую пробку, он набулькал до краев жидкость в четыре граненых стакана. Один протянул командиру, два вручил нам с Лорой, а последний придвинул поближе к себе. Безразличный к окружающей реальности Шаман остался обделен его вниманием, но ему, похоже, и без того было хорошо. Я осторожно понюхал пойло: в нос ударил густой сивушный запах.

– Ну, за победу, товарищи! – провозгласил атаман и, залихватски крякнув, опрокинул стакан в глотку. Победу чего и над чем именно он имеет в виду, казак почему-то не уточнил. Наверное, всего хорошего над всем плохим. Под звонкий хруст квашеной капусты я осторожно глотнул из своей посудины. Горло обожгло раскаленной волной, в нос шибануло прелыми дрожжами. Градусов пятьдесят, пожалуй, не меньше. Но пить в общем-то можно, хоть и слегка противно.

Самогон я люблю. Покойный дед, царство ему небесное, гнал просто изумительный первач, собрав дистиллятор из купленной в магазине скороварки и змеевика от старого советского холодильника. Варил он его с душой и любовью, а из готового продукта с большой фантазией изготавливал всевозможные настойки на основе собранных им же трав, черноплодной рябины и смородины. С неменьшей фантазией дед прятал результат своих трудов от бабки, так и норовившей вылить изъятые и конфискованные напитки в унитаз. Однако дед тщательно очищал самогон до кристальной прозрачности, прогоняя его через старый фильтр от противогаза и специальную самодельную конструкцию, собранную из огромной химической воронки и обычного носка, набитого аптечным активированным углем. Здешняя же мутная жидкость больше походила на брагу, чем на привычный мне благородный напиток.

– А вот скажи мне, Иван, ты способностями проводника обладаешь или как? – обратился ко мне раскрасневшийся командир заставы. – Ничего странного не замечаешь в последнее время?

– Пропали способности, – бросив на Лору быстрый взгляд, сообщил я. – Несколько дней назад. Вроде бы сразу у всех пропали, а точную причину не знает никто.

– Вот оно как… – упавшим голосом пробасил Димпалыч и растерянно потянулся к бутылке. – А я-то думал, только у нас тут чего-то не того, а оно эвон чего…

Наполнив свой стакан до краев, он в несколько глотков осушил его, словно то была родниковая вода. Дернул кадыком, занюхал рукавом, шумно втянул воздух, по-боевому встопорщив усы, и, нахмурившись, посмотрел на нас.

– Это все те самые виноваты, – категорично заявил он и для убедительности потряс над столом опустевшим стаканом. – Масоны и американцы! На Земле они власть захватили и всюду пролезли, теперь и тут. С-сволочи!

– Масоны создают манифесты, – подтвердил откуда-то из астрала Шаман. – Пишут и шепчут, осмысливая дискурс. Контраст абстрактен, а оргазм бессмертен, пока мы неравномерно созерцаем современные тенденции…

– Да заткнись ты! – рявкнул на него командир. Шаман испуганно икнул и умолк. Тем временем Матвеич поставил перед нами выуженную откуда-то из закромов пятилитровую банку соленых огурцов.

– Вы уж извиняйте, с продуктами в нашей глухомани не очень, – сдержанно пояснил он. – Все запасы в основном с Земли таскали, а теперь со снабжением совсем беда. Ребята наши, похоже, надолго там застряли.

– А как у вас с оружием и боеприпасами? – хрустнув огурцом, как бы между делом поинтересовалась Лора.

– Наше оружие – в единстве пролетариата! – шваркнув по столу кулаком, заявил Димпалыч. – Надо ехать в Марине! В Штаб! Прямо сейчас! Они знают, что делать.

Однако вместо того чтобы сию же секунду собираться в дорогу, бравый казак снова налил себе до краев и, чокнувшись с Матвеичем, немедленно выпил.

– В Штабе сейчас тоже не все ладно, – осторожно начала Лора. – На континенте идет война, нашего брата всюду зажимают. В Марине пытаются решать вопросы с местными правительствами, но пока не очень успешно.

– Вот! – назидательно поднял палец Димпалыч. – Это все потому, что в Штабе окопались одни европейцы и американцы! Надо их выгнать оттуда взашей, и тогда сразу все будет отлично. Мы соберем свою армию, разгромим Сурган и установим во всем Центруме настоящий коммунизм. Верно я говорю, Матвеич?

– Абсолютно! – заверил командира тот и тут же набулькал до краев снова.

– Они специально воду мутят, точно тебе говорю, – казак чуть понизил голос и доверительно наклонился вперед, дыхнув мне в лицо отвратительным сивушным выхлопом. – Сначала американцы вместе с фашистами напали в сорок первом на СССР, а потом создали тайное мировое правительство масонов, чтобы поработить русский народ! Они и Гитлера от верной смерти спасли, мерзавцы. Думаешь, он в своем бункере тихо застрелился? Ни-фи-га! Американцы его решили спрятать и вывезли прямо из Берлина на секретной подводной лодке в этот, как его…

– Гондурас! – подал голос Шаман и радостно засмеялся.

– Точно! А потом эти гондурасы в шестидесятых на Луну специально полетели, чтобы основать там секретную базу и облучать Советский Союз из космоса психическими лучами. Чтобы, значит, у нас все тоже стали гондурасами. Но мы им не позволили! Мы им показали, понимаешь, где зимует кузькина мать!

Слушая проникновенную речь командира заставы, я чувствовал себя участником знаменитого чаепития с Безумным Шляпником и Мартовским Зайцем, разве что вместо чая у нас было отвратительное пятидесятиградусное пойло. Либо этот человек – уроженец какой-то иной вселенной, где история развивалась по совершенно иному сценарию, подумалось мне, либо он и вправду изрядно поехал крышей. Ну не может же взрослый мужик на полном серьезе нести такую оголтелую чушь. Тем временем командир заставы тяпнул очередной стакан, отер тыльной стороной ладони усы и продолжил пятиминутку политинформации:

– Вот ты думаешь, почему в начале девяностых у нас колбасы в магазинах не было и народ за жратвой в очередях стоял? Ведь предприятия работали, мясокомбинаты вот эти, не могли же продукты просто так взять и исчезнуть? Куда они подевались? А я тебе скажу! Нашу колбасу съели американцы! Люди видели, как со всей Москвы колбасу грузовиками свозили прямо в американское посольство и сваливали во дворе. А потом специально нанятые агенты Госдепа ее ели. Это была диверсия такая, понимаешь? А народ по всей стране голодал!

– Гондурас! – охотно подтвердил Шаман.

– Вот был бы жив товарищ Сталин, он бы такого ни за что не допустил, – продолжал кипятиться казак. – При нем порядок был! Как его не стало, так и просрали Россию-матушку, точно тебе говорю. Рано он нас оставил, ох, рано. С ним мы запросто бы раздавили и американцев, и всех остальных фашистов, и тогда зажили бы во всей Европе по-нашему, по-православному!

– При Сталине, между прочим, церкви не строили, а разрушали, – на всякий случай напомнил я, но не был услышан – допив очередной стакан, уже изрядно захмелевший Димпалыч раздухарился не на шутку.

– Много ты понимаешь, сопляк! – заорал он так, что стоявшая на столе банка с огурцами испуганно зазвенела. – Товарищ Сталин был великий вождь и отец всех народов! Ну, кроме американцев, разумеется. Но ничего! Мы им еще покажем! Матвеич, подай мне шашку! Сейчас я поеду в Марине и наведу там порядок! Пора вытряхнуть оттуда всех этих вот фашистов и масонов!

– Вы бы лучше на заставе своей порядок навели, – абсолютно спокойным тоном посоветовала Лора. – Того и гляди кочевники сюда заявятся или королевская гвардия. Время сейчас неспокойное, по всему Центруму заставы громят.

– И пусть приходят! – Атаман потянулся за бутылкой, но уронил по дороге стакан, со звоном разлетевшийся на тысячу осколков. Ничуть не смутившись этому обстоятельству, Димпалыч приложился прямо к горлышку. – Пускай! Мы их тут встретим как полагается! Вот ты!

Он указал на меня пальцем.

– А ну пойдем со мной! Па-а-адъем! Давай шевелись!

Димпалыч, покачиваясь, направился к винтовой лестнице и стал тяжело взбираться по ступеням. Идти следом мне не очень-то хотелось, особенно я опасался того, что эта нетрезвая туша оступится и покатится кубарем сверху мне на голову. Но любопытство все же взяло верх: было жутко интересно, что же такое хочет продемонстрировать мне этот бравый вояка.

Лестница привела нас в небольшую тесную каморку на самой вершине башни. Смотреть тут было в общем-то не на что, кроме приколоченной к стене таблички «Коллектив коммунистического труда и высокой культуры производства» и внушительного станкового пулемета, установленного на высокой металлической треноге. Пулемет был направлен дулом в лишенное стекол окно, за которым просматривалась на фоне малинового заката ломаная линия горных хребтов. Рядом покоился патронный ящик, из его недр тянулась вверх пулеметная лента.

– Вот наш ответ супостату! – гордо похлопав оружие по вороненой спине, сказал командир заставы. – Враг не пройдет!

С этими словами атаман схватил пулемет за ручки и нажал на гашетку. В ушах зазвенело от оглушительного грохота. Посыпались гильзы, комнату заволокло горьким пороховым дымом, и уже спустя несколько секунд я мог различить вокруг лишь смутные очертания окна и темнеющего на его фоне пьяного пулеметчика.

– За р-р-родину! – проорал воинственный казак. Его изрядно качало, и если бы не пулемет, за который он держался из последних сил, атаман давно рухнул бы на пол. Он безоглядно водил стволом из стороны в сторону, вследствие чего далеко не все пули попадали в окно – часть с визгом высекая искры, рикошетила от стен, а одна даже обожгла мне шею. Наконец пулемет звякнул затвором, выплюнул последнюю порцию гильз и умолк – в ящике закончились патроны.

– Врешь, не возьмешь! – выкрикнул разбушевавшийся казак. Прежде чем я успел сообразить, что происходит, он выхватил из-за пазухи «лимонку», дернул чеку и с размаху швырнул гранату в окно. Гулко ударившись об откос, «лимонка» отскочила обратно в комнату и покатилась картофелиной по дощатому полу. У меня оставалось лишь несколько секунд, чтобы на ощупь отыскать смертоносный боеприпас в клубах порохового дыма и вышвырнуть его в оконный проем. Успел. Во дворе громыхнуло, и от этого грохота у меня окончательно заложило уши. Когда я наконец оглянулся, Димпалыч уже мирно спал, свернувшись калачиком на полу и положив под щеку ладошки.

Глава 17

Когда я спустился вниз, Лоры в гостиной уже не было. За столом, уронив голову на руки, дрых Матвеич, под шумок добивший таки бутылку самогона до дна. Шаман все так же неподвижно сидел на прежнем месте с задумчивой улыбкой на устах.

– Ударник, глянь-ка, – послышался откуда-то из-под земли голос моей спутницы. Я огляделся. Гобелен с портретом вождя оказался небрежно сдвинут в сторону, и за ним обнаружился проход в соседнее помещение, служившее, по всей видимости, кухней. Посреди нее был оборудован люк в подпол, крышка которого сейчас была откинута. Оттуда высунулась растрепанная голова с разноцветной челкой и, нашарив меня взглядом, нетерпеливо произнесла:

– Ну ты где?

– Иду, – откликнулся я.

Подпол был низким и тесным, в полный рост не разогнуться, но полюбоваться тут и вправду имелось на что. К поддерживающим свод поперечным балкам были привязаны копченые колбасы, лениво покачивающиеся на сквозняке, точно шишки на сосновых ветвях. На полках, закрепленных вдоль стен, рядами стояли стеклянные банки с крупами, вареньем, тут же высились целые баррикады консервированной тушенки. На полу обнаружились бутыли с самогоном числом до дюжины.

– Жратвы у них, видите ли, нет, с-суки, – прокомментировала это зрелище Лора.

Вскоре нашелся и арсенал – запертая на ключ кладовка, замок которой моя спутница без особого труда вскрыла за пару минут. Внутри мы насчитали девять «калашей» разной степени потрепанности, пару десятков запасных рожков, автоматический карабин и несколько цинков с патронами. От созерцания этого богатства у Лоры загорелись глаза.

После недолгих препирательств было решено покинуть гостеприимные стены заставы с рассветом, пока ее хозяева не очухались и не устроили еще какое-нибудь шапито. У нас осталось несколько часов на отдых: хотя Лора и настаивала на том, чтобы продолжить путь прямо сейчас, усталость взяла верх, и тащиться куда-то на ночь глядя я отказался наотрез.

Несмотря на выпитый самогон и то, что я уже буквально валился с ног, сон никак не шел. Несколько раз я проваливался в легкую дремоту и просыпался от каждого шороха, пока наконец Лора не растолкала меня, шепнув на ухо, что за окнами затеплился рассвет и нам пора собираться в путь.

С собой мы прихватили два автомата, по паре сменных рожков и изрядный запас патронов. В поклаже уместились экспроприированная из погреба палка сухой колбасы, вермишель и крупа, пересыпанная мною из банки в найденный тут же холщовый мешок. Совесть тихо бурчала где-то в глубине сознания, когда я аккуратно упаковывал чужое имущество: погранцы и вправду не дождутся больше пополнения своих запасов с Земли. С другой стороны, Хеленгар – не пустыня, здесь всегда можно купить еду у местных крестьян, разве что денег обитателям третьей заставы взять неоткуда, ведь, по большому счету, пограничники не умеют делать ничего, кроме ловли и организованного грабежа таких же в точности, как и они сами, проводников. Которых в Центруме больше ждать не стоит.

– Выкрутятся как-нибудь, – успокоила меня Лора, подметив мои колебания. – У них там хавчика месяца на два осталось, а потом придумают что-нибудь. Наймутся к железнодорожникам грузы охранять или откроют в своей хижине отель «У бухого сталиниста». Короче, перестань маяться, и пойдем, пока совсем не рассвело.

Ветер в горах поет по-особенному. Он то тихо стонет, словно притаившееся среди утесов древнее привидение, то шепчет что-то издалека, будто пытаясь доверить нам какую-то великую тайну, то гулко хлопает в вышине, подобно натянутым парусам. Я сверился с картой: чтобы добраться до цели, нам следовало спуститься в долину и пройти несколько километров по пустошам, сразу за которыми и раскинулась самая крупная во всем Центруме аномальная зона – Поющий Лес.

– Тихо тут, – сказала Лора, – даже птицы не поют.

– Да здесь они почти и не водятся, – откликнулся я. – Тут встречаются какие-то местные крупные орлы, охотятся на горных коз. И знаешь, как охотятся? Поднять такую добычу в воздух они не могут, большая слишком, потому используют оригинальный метод добычи пропитания. Заметив пасущуюся на скалах козу, они пикируют вниз и в последний момент распахивают крылья, пугая животное. Коза шарахается в сторону, падает в пропасть и разбивается. Обед готов.

– Хитро. Правда, никаких коз я тут не видела.

– Зато слышала. Помнишь, кто-то громко гавкал ночью в темноте? Вот это они и есть. Здешние козы не блеют, а именно гавкают. Порода такая.

– Так вот кто это был… – протянула девушка. – Я-то думала, это какие-нибудь койоты или что-то подобное.

– Нет, кроме волков, других собаковидных хищников тут не водится. Равнинные волки полностью вытеснили всех конкурентов, но и они живут только в лесах. В пустошах и горах их нет совсем.

Некоторое время мы молчали, любуясь встающим над Северным Кряжем солнцем. Вид на долину открывался просто великолепный. Хвойный лес, покрывавший далекие горные склоны, походил издалека на пушистый зеленый ковер. Низкие облака цеплялись за вершины утесов, оставляя на них стремительно убегающие куда-то тени. Тропа, извиваясь, вела вниз и терялась среди камней и низкого кустарника. Я на всякий случай оглянулся.

– Не дрейфь, Ударник, не погонятся, – поспешила успокоить меня Лора, – они еще полдня будут отходить с похмелья и думать, не привиделся ли им наш визит. К вечеру, может, сообразят, что мы у них «калаши» сперли.

– Странные они, – высказал я давно мучившую меня мысль.

– Да просто собрали на отдаленную заставу всех чудиков и пьяниц с окрестных гарнизонов, чтобы под ногами не путались. Была раньше в Штабе такая практика: если обнаруживались среди пограничников ущербные, которых и выгнать жалко, и к делу толком не пристроишь, их отправляли служить в какое-нибудь захолустье, где контрабандисты-то появляются раз в полгода по обещанию, чтобы и под рукой на всякий случай были, и перед начальством не отсвечивали… Что?

– Да нет, ничего, – мрачно ответил я, но скрыть эмоции все равно не получилось: меня выдало выражение лица. Вот, значит, как на шестнадцатой заставе Клондала оказались люди, поголовно имеющие те или иные… хм… скажем так, особенности. Недаром при первом знакомстве с личным составом я обозвал тамошних обитателей инвалидной командой, а само это заведение – богадельней. Да и вообще шестнадцатая всегда считалась тихим, даже скучноватым местом. Выходит, ее и поставили посреди пустошей лишь для того, чтобы убрать таких, как я, с глаз долой. Недаром Беккер предлагал мне в свое время перевестись в Штаб, намекая, что я достоин большего…

– Слышал? – Лора внезапно остановилась и принялась встревоженно осматриваться. Я навострил уши. Поначалу мне не удалось различить ничего, кроме ставшего уже привычным шума ветра, а потом откуда-то издалека донеслось едва различимое конское ржание.

– Вроде лошадь? – неуверенно произнес я.

– Ага, и чьи-то голоса. Думаю, кочевники. Давай-ка сойдем с тропы на всякий случай…

Мы увидели друг друга почти одновременно. Трое вооруженных всадников на низкорослых лошаденках, похоже, дозорный отряд, трусили вверх по тропе, выстроившись друг за другом. Стоило мне выглянуть из-за камня, как первый из троицы резко остановил лошадь и схватился за притороченный к седлу карабин. Двое других тоже вскинули стволы.

– Ир-кан, халсери уссула, аманут! – выкрикнул один из них на непонятном языке.

– Чего он сказал? – обернулся я к Лоре.

– А хрен его знает, – пожала плечами та, – не понимаю я это собачье наречие.

Не дождавшись ответа, всадник вскинул карабин и выстрелил в воздух. А вот его спутники, похоже, решили не тянуть время и сразу открыли огонь на поражение. Я едва успел спрятаться за валун, когда по нему защелкали пули, и мне за шиворот посыпался мох вместе с гранитной крошкой. Лора бросилась ничком на землю, перекатилась под укрытие валявшегося меж камней старого древесного ствола и выпустила короткую очередь из автомата. Лошадь одного из всадников испуганно шарахнулась назад, оступилась и повалилась наземь, сбросив с себя седока. Притаившись за обломком скалы, я тоже прильнул к прицелу и, поймав стволом одного из противников, нажал на спуск. Автомат дернулся, выплюнув короткую очередь. Не попал: стрелять сверху вниз оказалось не слишком удобно, обзор перекрывала россыпь беспорядочно торчащих из земли скальных обломков.

– Вот тебе «аманут», сука! – процедила сквозь зубы Лора, отправив в цель еще одну порцию свинца. Второй всадник дернулся и тяжело повалился наземь. Третий, пригнувшись в седле, пустил лошадь наутек, нахлестывая ее плетью. Этого я достал, расстреляв остатки рожка: беглец всплеснул руками и скатился на бок, но запутался в стремени. Перепуганная лошадь потащила его за собой, и мне осталось лишь наблюдать, как его голова безвольно подпрыгивает, ударяясь о камни.

Удивительно, но те двое, которых положила своим огнем Лора, были живы. Один лежал без сознания, хотя еще дышал. Второй тихо постанывал, зажимая руками простреленное бедро, из пулевого отверстия сочилась густая и темная кровь. Я присел на корточки рядом, разглядывая раненого. Смуглое лицо с чуть раскосыми по-восточному глазами, темные коротко остриженные волосы. Всадник был одет в короткую безрукавку из грубой кожи и кожаные же штаны. Его коротконогая лошадь, потеряв седока, мирно паслась рядом.

– Кечвеги, – поставила диагноз Лора, бегло осмотрев подстреленных. – Есть тут такое племя.

– Дикари?

– Совсем даже наоборот. Кочевники-мусорщики, в меру цивилизованные. Добывают из руин металлолом, оставшийся там с древних времен, переплавляют его и продают. У них там целый передвижной город-завод с мартеновскими печами. Правда, оборудование им сурганцы поставляют, сами они такое построить не в силах. Но с обслуживанием кое-как справляются.

– Интересно, с чего ж тогда эти цивилизованные кочевники на нас напали?

– Так твой коллега на заставе вчера такую пальбу с фейерверком устроил, за сотню верст небось слышно было. Вот и отправили разведчиков поглядеть, с чего весь этот шум. Те увидели подозрительные рожи с автоматами и решили на всякий случай сначала пристрелить, а потом разбираться. Так мыслю.

– Логично, – кивнул я, хотя в моей голове все еще вертелось множество невысказанных вопросов. Озвучить я их не успел: издалека донесся топот лошадиных копыт, и вскоре перед нами предстали уже полтора десятка вооруженных верховых. Хотя мы и успели перезарядить автоматы, открывать огонь большого смысла не было: численное превосходство противника не оставляло нам ни малейшего шанса на победу.

– Вы опускать оружие! Быстро! – скомандовал на ломаном клондальском один из наездников, по-видимому, являвшийся в этой банде командиром. Второй спешился и, грубо толкнув меня в спину, отобрал у нас автоматы, после чего, быстро и умело охлопав нашу одежду, молча кивнул своему начальнику.

– Вы ехать с нами. Командор Синбай будет говорить.

– Командор? – повернулся я к Лоре. – У них тут какая-то военная организация, что ли?

– Они так своих вождей называют, – ответила девушка. – Но в целом ты прав, кечвеги – народ воинственный. Я слышала, пару лет назад они навешали хороших люлей местной королевской гвардии, усиленной нашими коллегами-пограничниками. Так что могут, если захотят.

Нас усадили за спиной двух всадников, от которых тянуло смесью конского и человеческого пота, а заодно – кисловатым запахом горячего машинного масла. Причмокнув, наездник пустил лошадь шагом вниз по склону, который по мере нашего продвижения становился все более и более пологим.

Стойбище кечвегов открылось нашим взглядам внезапно, когда тропа, уже превратившаяся к тому времени в неширокую грунтовку, вильнула в сторону, обогнув распадок. Здесь было людно и шумно. Сновали туда-сюда перемазанные сажей и копотью люди, тащили тележки с железным ломом, вели под уздцы лошадей. Большие фургоны на паровом ходу, в которых, по-видимому, и скрывалось передвижное плавильное производство, грохотали, шипели и выпускали в небо густые облака пара. Из низких труб, напоминающих жерла вулканов, изрыгались клубы черного дыма и летели искры. Чуть поодаль всей этой адской кухни возвышались жилые шатры, собранные из отдельных секций и затянутые плотной тканью. Судя по их конструкции, разобрать такой шатер и собрать его на новом месте было делом нескольких десятков минут. Возле одного из подобных строений, самого крупного и располагавшегося в центре поселка, мы и остановились.

– Вы слезать! Быстро-быстро! – скомандовал привезший нас кечвег. Отогнув полог шатра, он заглянул внутрь, после чего подал знак рукой. Маячивший за моей спиной кочевник толкнул меня в спину.

Командор Синбай оказался щуплым и угловатым юношей, почти мальчишкой лет шестнадцати на вид. Когда мы вошли, он сидел, поджав ноги, на ковре, расстеленном на полу шатра, а перед ним стояла клетчатая доска с вполне земными на вид шахматами. В жилище витал легкий запах благовоний, напоминавший не то лавандовый оттенок индийских ароматических палочек, не то тяжелый церковный дух ладана. Командор поднял задумчивый взгляд, несколько минут молча рассматривал нас, не проронив ни слова. Смотрел он совершенно взрослыми, умными и немного усталыми глазами, после чего произнес на чистом русском языке:

– Мне сообщили, что вы напали на моих людей. Один убит, двое раненых, которые, возможно, не выживут.

– Боюсь, вас дезинформировали, – ответил я, не зная даже, как, согласно правилам местного этикета, следует обращаться к пареньку: не то «господин командор», не то, как принято при дворе, «ваше многовластие». – Всадники открыли огонь первыми, мы вынуждены были защищаться.

– Вы пересекли границу нашего поселения с оружием в руках. Здесь не слишком любят пограничников.

– Мы шли по своим делам и не знали, что поблизости находится ваш лагерь.

На всякий случай я решил промолчать о том, что мы и вовсе не имеем ни малейшего отношения к хеленгарской Пограничной страже – татуировки на наших запястьях красноречиво говорили сами за себя, а Корпус кое-где все еще считался по инерции заметной силой. Может быть, нас не убьют, опасаясь возмездия.

– Куда вы направляетесь? – продолжил допрос командор Синбай.

– В Поющий Лес, – ответила за меня Лора.

– У вас какие-то общие дела с вонгами? – удивленно приподнял бровь юный вождь кечвегов.

– Прошу прощения, командор, но это наше дело. Нам не хотелось бы обсуждать это.

Синбай снова умолк, будто бы взвешивая наш ответ, а потом вдруг резко сменил тему, кивнув в сторону шахматной доски:

– Играете?

Я отрицательно покачал головой. Дед был заядлым шахматистом и даже неоднократно пытался посвятить меня в это великое таинство, но дальше изучения названий фигур и общего принципа их перемещений по игровому полю дело не пошло. Потом дед умер, и шахматная доска обрела вечный покой на пыльной полке книжного шкафа, откуда я не доставал ее вот уже два десятка лет.

– Я играю, – неожиданно подала голос Лора, по-турецки уселась напротив юноши и ловко расставила фигуры в два ряда. Синбай, которому достались белые, пошел пешкой, передвинув ее через клетку.

– Вы прекрасно владеете русским языком, – осторожно заметила Лора, делая ответный ход.

– Отец научил. Он – уроженец Маранга, поэтому я как минимум наполовину ваш соотечественник. – Судя по интонации, командору не очень понравились подобные расспросы, и он поспешил направить беседу в иное русло: – Давно служите в Пограничной страже?

– С детства.

– В таком случае это не служба, а призвание. Я, видите ли, тоже правлю своим народом с детства, так сложилась жизнь. Непростая это работа.

В устах мальчишки эти слова звучали так, словно его детство уже давным-давно закончилось. Впрочем, это вполне могло быть истинной правдой.

– Вы спустились в долину с третьей заставы? – снова задал вопрос Синбай, переставив очередную фигуру на доске.

– Верно, мы провели там ночь.

– Но служите вы где-то в другом месте.

– Да, в Хеленгаре мы просто гости.

Синбай удачно походил конем, убрав с поля подвернувшуюся под его фигуру пешку Лоры.

– Тогда хотел бы спросить: как сейчас обстоят дела в Марине? – спросил он. – Что думают в Штабе по поводу нынешних политических событий?

– Если вы про войну, то у Штаба нормальные рабочие отношения с военным руководством Сургана, – немного напряглась Лора и передвинула ладью, съев белую пешку Синбая.

– А я думаю, что у командования Корпуса сейчас много других проблем. – Черный конь присоединился к постепенно растущей группе покинувших шахматную доску фигур. – Слышал, что в Сургане и Краймаре у Пограничной стражи дела идут не очень.

– Не совсем понимаю, о чем вы.

– Все вы прекрасно понимаете. В центральной части континента у вас уже практически не осталось застав. Кое-как статус-кво пока еще удается сохранить в Джавале, Цаде, Краймаре и у нас. Но это ненадолго. Шах.

Лора уставилась на доску, якобы придумывая выход из сложившейся тактической ситуации, но на самом деле – подбирая ответ. Наконец ее рука потянулась к фигуре.

– Ситуация действительно неоднозначная, но она сложилась так из-за войны. Неразбериха, беженцы, экономическая нестабильность… Рано или поздно все устаканится.

– Разумный довод. Вернее, был таковым. Примерно пару недель назад, когда командование Штаба Пограничной стражи обсуждало планы дальнейшего сотрудничества с кабинетом канцлера. Выглядело оно, надо сказать, весьма неубедительно. Только вот я слышал, что недавно ситуация изменилась, не правда ли?

По доске снова гулко застучали фигуры.

– Я имею в виду, – продолжил юный командор, – что выходцы из Маранга полностью утратили способность открывать порталы. Теперь мы, уроженцы Центрума, с вами на равных. А это означает конец Пограничной стражи. Полный и безоговорочный конец. Мат.

Синбай посмотрел на свою собеседницу с нескрываемым торжеством.

– Ну, это пока только слухи, – с невозмутимым видом пожала плечами она.

– Слухи нетрудно проверить практикой. Я прикажу изолировать вас в одной из наших повозок без еды и воды. Вы в любую минуту вольны открыть портал и вернуться домой. Если сможете, конечно. Если нет… Что ж, тогда решим вашу судьбу позже. Гальхар!

На его призыв в шатер шагнул вооруженный автоматом охранник.

– Дерх эйва, хкхал дезерги, аманут!

– Цо, дэбе! – бодро отрапортовал тот и прикрикнул на нас, снова перейдя на клондальский: – Вы вставать! Руки на виду, идти вперед давай! Быстро-быстро! Цо!

Шагнув за полог, я прищурился от ударившего в глаза яркого солнца. Удивительно: внутри хлипкой на вид конструкции из тряпок и палок стояла мертвая тишина, здесь же пространство снова наполнилось шумом, скрежетом и грохотом. Нас провели через весь табор, туда, где высилось несколько неопрятно-ржавых фургонов на колесах, игравших у кечвегов роль хозяйственных построек. В одном из них, наиболее старом и потрепанном на вид, охранник отпер дверь, распахнувшуюся с протяжным тоскливым скрипом.

– Вы заходить. Сидеть тихо. Аманут!

– Вот такой вот аманут, – вздохнула в ответ Лора, – и заодно мухабат. Чего делать будем, Ударник?

Я огляделся. Помещение небольшое, стены склепаны из таких же ржавых железных листов, судя по всему, позаимствованных в незапамятные времена на одной из местных свалок. Крошечное зарешеченное оконце под потолком, в углу – грязное ведро с крышкой вполне определенного назначения. И правда, полный аманут.

– Дождемся темноты, а там посмотрим, – пожал плечами я.

– Думаешь, что-то сильно изменится? Сомневаюсь…

– Зато отдохнем с дороги.

Ничего другого нам не оставалось, кроме как, опустившись на пол, терпеливо ждать. Время тянулось ужасно медленно, словно патока. Шум за окнами не прекращался, наоборот, сделался даже гуще. Лора, не выдержав, уцепилась за решетку и подтянулась к ней, повиснув на руках.

– Кажется, движняк какой-то намечается, – сообщила она.

– Надеюсь, им не придет в голову под шумок совершить набег на третью заставу, – негромко произнес я.

– А что? Самое время. Порталы закрыты, помощи им ждать неоткуда. Боеприпасов тоже надолго не хватит. Лучше и не придумать, чтобы навести там шухер.

– Жалко мужиков. Не справятся они с такой толпой.

– Да не дрейфь, они к вечеру опять перепьются в сопли, их тепленькими и возьмут. О, прикинь, и вправду кочевники по коням попрыгали, с ружьями и автоматами. Ща чего-то будет, точно тебе говорю.

В подтверждение ее слов снаружи донесся дробный конский топот и отрывистая гортанная речь. Видать, кечвеги и впрямь решили нанести внеурочный визит нашим друзьям-пограничникам.

Глава 18

Топот копыт и непонятные выкрики становились все громче. В такой суматохе сбежать будет намного проще, подумалось мне, главное, найти способ. Оконце слишком маленькое, не пролезть, а дверь заперта снаружи. Я потрогал металлические листы, набитые на стены и пол фургона, – они оказались ржавыми и прекрасно гнулись под пальцами. Каркас фургона, похоже, был сработан из дерева, а куски железа крепились к нему обычными гвоздями. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы расковырять один из листов настила. Вскоре Лора присоединилась ко мне, и дело пошло быстрее. С железякой мы провозились минут сорок, и результатом наших трудов стало небольшое отверстие в полу, в которое мог пролезть взрослый человек. Металлический лист с противоположной стороны фургона поддавался хуже, но и его нам удалось выломать достаточно быстро. Прежде чем выбраться из заточения, я осторожно выглянул наружу.

В лагере царила суматоха. Кочевники, оседлав лошадей, с криками и гиканьем поскакали куда-то прочь, но в стойбище еще оставалось слишком много людей, чтобы мы могли покинуть его пределы незамеченными. Так и вышло: едва мы вылезли из дыры и притаились возле колеса фургона, на нас обратил внимание один из пробегавших мимо по своим делам кочевников.

– Андан! – заверещал тот. – Текен, аманут!

Времени на размышления не оставалось. Распрямившись, я заехал кечвегу головой под дых, а сверху его приложила по голове Лора. Пока кочевник не пришел в себя, я дернул за ремень болтавшуюся на его плече винтовку, а моя спутница споро обшарила карманы кожаной куртки, не обнаружив там, впрочем, ничего интересного.

– Бежим! – скомандовал я.

И мы побежали. За спиной раздались встревоженные голоса, хлопнул выстрел. Мы двигались зигзагами от одного фургона к другому, стараясь пригибаться пониже к земле. Какая-то темная фигура преградила нам путь, я вскинул винтовку, нажал на спуск и, кажется, попал: фигура повалилась на землю, но за ней маячили еще несколько кочевников.

– Быстрее!

Вниз по склону, туда, где можно скрыться за нагромождением камней. Обернувшись, я несколько раз пальнул наугад, после чего выкинул бесполезную винтовку прочь: кончились патроны. Стойбище кечвегов осталось позади, и нас вроде бы никто не преследовал. Тем не менее мы решили не останавливаться, а бежать, покуда хватит сил.

– Все, не могу больше. – Лора остановилась, тяжело дыша. – Башка гудит, сил нет.

– Это Поющий Лес, – предположил я. – Он на всех так действует, дальше будет хуже.

В голове и вправду повис гулкий протяжный звук, словно огромный хор замер на одной ноте, а виски как будто стиснуло тугим металлическим обручем.

– Я слышала, этот лес вызывает головокружение и боль, но не думала, что он действует на таком расстоянии.

– До него и недалеко, не больше километра, – пожал плечами я, – возможно, именно поэтому кечвеги и не погнались за нами. Боятся.

Насколько я помнил здешние легенды, Поющий Лес существует одновременно в двух мирах, однако никто до сих пор так и не смог толком объяснить этот феномен. Все просто воспринимали это как данность: вот есть солнце, степь, трава, а вот – Поющий Лес, и, войдя в него, можно очутиться в мире вонгов, гуманоидов, застывших в своем развитии где-то на предындустриальном уровне. Именно им кечвеги продавали добытый в руинах металл, а те не скупились, выплачивая за него много большую цену, чем предлагали за металлолом в Гранце и Антарии.

Марш-бросок до границы леса против моего ожидания занял несколько часов. Солнце уже клонилось к закату, однако мы сразу оставили мысль заночевать здесь: во-первых, Поющий Лес уже действовал на нас вовсю, вызывая приступы тошноты и головокружения, а во-вторых, в любую минуту нас все-таки могли нагнать кочевники. Потому выбраться из леса нам обоим хотелось как можно скорее.

Боль в висках становилась все нестерпимее. Я где-то слышал, будто местные, прежде чем сунуться в Поющий Лес, жевали какую-то местную траву, оказывающую на организм легкое дурманящее действие. Так они сберегали мозги, чтобы не сойти с ума. У нас ничего подобного под рукой не было, а потому оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть.

– Хорошо, что жрать было нечего, – простонала Лора, – а то меня сейчас вывернет.

При ее словах я и сам ощутил острый приступ дурноты. Вблизи Поющий Лес представлял собой бесформенное переплетение стволов и ветвей, меж которыми тем не менее можно было протиснуться друг за другом. Голова разламывалась от боли, и мне казалось, что влажная земля под ногами ходит ходуном. Приходилось поминутно прикрывать лицо ладонью, чтобы какая-нибудь слишком назойливая ветка не выколола глаза. Позади топала Лора, но ее присутствие я отмечал скорее по громкому сопению и треску сухих ветвей, ломающихся под ее ногами, чем визуально.

Долго ли мы шли, или нет, я не знал: спустя несколько минут пребывания в Поющем Лесу меня охватил какой-то отупляющий ступор, и я утратил счет времени. Мне оставалось только механически переставлять ноги, но с каждой минутой все больше казалось, что мы топчемся на месте. Наконец боль в висках стала понемногу стихать. Или я попросту привык к ней? Когда я снова обрел способность соображать, то увидел, что лес вокруг поредел и расступился. Перед нами расстилалась колышущаяся разнотравьем равнина, посреди которой высились каменные дома-купола странной архитектуры. Да и воздух тут был заметно теплее, чем в весеннем Центруме. Кажется, мы все-таки дошли.

Первого вонга мы повстречали на окраине деревушки. Замотанный с ног до головы в немыслимое рваное тряпье абориген копался в земле, орудуя небольшой тяпкой, – по всей видимости, искал съедобные коренья. Заметив наше приближение, вонг оставил свою монотонную работу и принялся настороженно следить за нами из-под надвинутого на глаза капюшона. Вступить с нами в контакт он, впрочем, тоже не спешил.

В самом поселке мы насчитали гораздо больше обитателей, около полусотни, однако и они на нас внимания не обратили – ну, ходят тут пришельцы из других миров, дело привычное. Их безразличие объяснялось довольно просто: вонги были очень заняты. Собравшись на расположенной посреди поселка площади, больше напоминающей грязный и замусоренный пустырь, они соорудили в ее центре неопрятную кучу из нескольких уложенных поленницей бревен и наваленного сверху хвороста. Сами вонги уселись вокруг на землю и, покачиваясь из стороны в сторону, затянули заунывную песню, состоящую из нескольких повторяющихся нот. Время от времени один из певцов поднимался на ноги и начинал нарезать вокруг кучи круги, хлеща себя по спине длинной, очищенной от листьев веткой. Совершив это странное действие, вонг швырял ветку к остальному хворосту и занимал прежнее место. Его тут же сменял другой.

– Что они делают? – поинтересовалась, глядя на это представление, Лора.

– А черт их знает. Может, религиозный праздник какой-то или обряд.

– Больше похоже на всеобщее помешательство.

– И вправду похоже. Только вот про психологию вонгов мы вообще ничего не знаем, потому и непонятно, что у них тут считается нормой, а что нет. Они же не люди, хоть и гуманоиды.

Между тем непонятное действо на пустыре продолжалось. Закончив свой бесконечный хоровод, вонги принялись бросать в нагромождение веток подвяленные фрукты и съедобные корешки, напоминающие по форме и цвету гибрид морковки с брюквой. Тот абориген, которого мы встретили у границы поселения первым, вывалил в общую кучу не меньше десятка таких корней. Затем все сидевшие вдруг поднялись на ноги и затянули новую песню, еще заунывнее и тоскливее предыдущей. Поскольку все присутствующие на этом мероприятии, кроме нас самих, были облачены в жуткие лохмотья, зрелище представлялось весьма сюрреалистическим – будто полсотни нищих бродяг решили ни с того ни с сего устроить вокальный концерт.

– Дикари какие-то, – передернула плечами Лора, – не понимаю, зачем они металл покупают, если живут в каменном веке?

– Инструменты, видимо, из него мастерят, – предположил я. – Вон, посмотри.

Вонг, принесший в общую кучу самое щедрое подношение, извлек из-под одежды огромный, сверкающий в закатных лучах солнца тесак, воздел его к небесам и что-то забормотал. Речь аборигена напоминала птичий клекот, изобилующий шипящими и свистящими звуками.

– Надеюсь, он не собирается убить себя этой штуковиной? – с тревогой спросила Лора.

Но вонг расставаться с жизнью вовсе не собирался. Вместо этого на поляне стало происходить нечто совершенно иное, и от созерцания этого зрелища у меня по спине побежали мурашки. Четверо аборигенов под заунывные песнопения и причитание соплеменников вытащили откуда-то из-за спин сидящих товарищей бесформенную груду грязного тряпья. Совершив вместе с ней круг почета по пустырю, они водрузили свою ношу на кучу хвороста. Продолжая свою подвывающую и свистяще-шипящую речь, вонг, которого я про себя обозвал жрецом, приблизился к нагромождению веток и, вонзив нож в тряпье, принялся ловко орудовать им. Груда ветоши заколыхалась. Спустя десяток секунд из-под обрывков тряпок и засаленных лоскутов показалась отрезанная голова – с плотно сжатым рыбьим ртом, закрытыми глазами и длинными, прозрачными, как леска, прядями волос. Жрец высоко поднял ее, демонстрируя окружающим, и толпа вокруг встретила это зрелище радостным клекотаньем и шипением.

– Фу, там же у них труп! – сморщившись, произнесла Лора и отвернулась.

Между тем жрец продолжил разделку мертвеца. Аккуратно уложив голову среди веток и поленьев, он отпилил своим тесаком руки покойника, разместил их крест-накрест под подбородком отрезанной головы, а вскоре к ним присоединились и тощие костлявые ноги. Смотреть на это было противно, но отвести взгляд я почему-то не мог. Закончив свои манипуляции, вонг с противным чавканьем воткнул нож в то, что осталось от туловища, и отступил на несколько шагов. Откуда-то взялись трое аборигенов с горящими и коптящими факелами, которыми они принялись тыкать в хворост у самого основания кучи. Сухие ветки неохотно занялись пламенем, в темнеющее небо потянулся густой столб белого дыма.

– Интересная похоронная традиция, – прокомментировал вслух я.

– Отвратительная, – вставила свое мнение Лора.

– В нашем родном мире и не такое бывает. Я слышал, что на Тибете практикуется обряд «небесного погребения», когда тело привязывают к вбитым в землю кольям, вспарывают мертвецу живот и дожидаются, пока птицы-падальщики оставят от него одни кости. А живущие в Индии зороастрийцы и вовсе оставляют тела своих умерших на вершинах «башен молчания», где их тоже должны склевать птицы, после чего кости сбрасываются в яму-склеп в центре такой башни и засыпаются известью. Правда, в двадцатом веке поголовье стервятников в тех местах резко сократилось из-за антибиотиков, которыми фермеры кормят скот, – для птиц этот препарат смертелен. Потому человеческие тела просто гниют на солнышке, доставляя неудобства жителям окрестных деревень. Кстати, об Индии: народ там живет небогатый. Вот в городе Варанаси, считающемся среди индусов культовым местом, далеко не у всех семей есть деньги на дорогостоящие дрова для кремации, потому трупы бедняков, слегка подкоптив на костре, просто сбрасывают в Ганг, где они могут плавать неделями. А в Папуа – Новой Гвинее дикие племена вообще держат мумии умерших родственников в своих хижинах. Так что у вонгов в этом отношении еще не самые экзотические традиции.

– Шерр-с, икси-сс, скассис, – прошелестело за моей спиной. – Наш-ш-ш вош-шть уш-шел.

Я оглянулся. Позади стоял вонг, тоже замотанный в тряпки сверху донизу, как и остальные представители этого странного народа. Непонятна была даже половая принадлежность этого существа. Да и пахло от аборигена… Запах был очень тяжелым, раздражающим, словно кто-то смешал вместе дешевый одеколон, скипидар, освежитель воздуха и едкое средство от насекомых. Вдыхать этот аромат было попросту неприятно. Судя по тому, как скривилась Лора, ей это амбре тоже не пришлось по душе.

– Искренне сочувствуем вашей утрате, – чуть склонил голову я, на самом деле сомневаясь, что вонг меня поймет: клондальский язык в его исполнении звучал просто ужасно. Но опасения оказались напрасными.

– Спас-с-сибо, с-странник, – прошелестел тот, – ш-што ты ищ-ш-шешь с-с-сдес-с-сь?

– Портал. Врата. Не в Центрум, другие. В другой мир.

Вонг с минуту размышлял, внимательно глядя на нас немигающим взглядом из-под капюшона, а потом ответил:

– С-с-старш-ший с-с-каш-шет.

С этими словами он зашагал в сторону толпы, все еще колышущейся вокруг костра, в котором чадили останки их вождя. Подходить ближе я не решился. «Старшим», по всей видимости, оказался тот самый жрец, ловко расправившийся с телом предводителя вонгов, – именно к нему и подошел беседовавший с нами абориген. Почтительно склонившись, он произнес что-то неразличимое нами с такого расстояния. Выслушав его, жрец взмахнул рукой, отпуская вестника, и направился в нашу сторону.

– Иссинрисс, – не то представился, не то поздоровался он. – С-слыш-шал, тут ищ-щ-щут с-с-странное.

– Мы ищем проход в другой мир, его называют Зеллон, – вступила в диалог Лора. – Возможно, он находится где-то поблизости.

– С-с-селон… – просвистел жрец. – Ис-с-кать С-с-селон с-с-ложно. С-с-ледуйте за с-с-солнцем.

Тряпье колыхнулось, и тонкая бледная рука указала на садящееся за горизонт багровое светило.

– На запад? – уточнил я. – А далеко ли находятся врата?

– З-запад… – повторил словно эхо вонг, – нес-с-сколько дней. С-с-скала. С-с-селон там.

– Спасибо, – искренне поблагодарил аборигена я. Обнаружить открывающую врата аномальную зону в чужом и совершенно незнакомом мире – задача непростая. Наверное, легче найти пресловутую иголку в стогу сена. Если мы с вонгом правильно поняли друг друга, он дал нам очень ценную подсказку. Лора, порывшись в карманах, выудила оттуда невесть как сохранившуюся краймарскую медную монету и протянула ее жрецу.

– Это все, что есть.

– С-с-ступайте, – прошелестел тот, как мне показалось, несколько разочарованно. – С-с-странникам не мес-с-сто с-с-сдес-с-сь.

– Уже уходим, – заверил его я.

Взгляд в указанном «старшим» направлении тем не менее не добавил мне оптимизма: гладкая, как бильярдный стол, пустошь, посреди которой поднимались из жухлой травы полусферы домов местных жителей, словно шляпки шампиньонов, выглядывающие из растрескавшегося асфальта. И никакого намека на скалы вокруг. Мы отошли от погребального костра на пару сотен шагов, когда Лора остановилась возле одного из стоящих на самой окраине поселения куполов. Он был построен дальше всех остальных и, судя по трещинам в пыльном покрытии, оказался давно заброшенным и необитаемым.

– Переночуем здесь, Ударник, – решительно заявила девушка, – что-то меня не тянет тащиться по этой сраной степи впотьмах.

Предложение выглядело разумным: чужой и незнакомый мир по определению полон опасных неожиданностей. Лучше встречать их при свете солнца – больше шансов уцелеть. Я заглянул под купол: в полумраке круглого помещения пахло затхлостью, и повсюду валялся какой-то хлам. В центре виднелось темное пятно золы: там, по всей видимости, раньше разводили огонь.

– Пожрать бы, – вздохнула Лора, – и воды где-то раздобыть.

– Я видел в поселке колодец.

– Если найдем, во что набрать, сгоняешь туда. Только постарайся лишний раз не попадаться местным на глаза, они не слишком приветливы.

Среди громоздившихся в хижине бесформенных куч мусора обнаружилась металлическая фляга без крышки, что удивительно, с выдавленным на ржавом и мятом боку штампом сурганской мануфактуры. Видимо, изделие тангольских промышленников попало сюда из Центрума вместе с прочим металлоломом. Старые заплесневелые тряпки мы просто выкинули наружу, набросав вместо них сорванную поблизости жухлую траву: получилась колючая, но довольно мягкая лежанка. Лора принялась возиться возле очага, пытаясь добыть при помощи подручных средств огонь, а я в уже сгущающихся сумерках отправился за водой.

Воздух стал прохладным, под ноги мне легли длинные изломанные тени. Вонги продолжали завывать и бесноваться у костра, но эпицентр их столпотворения находился в стороне, в паре сотен метров отсюда. К заунывному пению добавился ритмичный стук. Стараясь не попасться никому на глаза, я осторожно приблизился к пустырю и даже смог определить источник этого звука: большой бубен квадратной формы с натянутой желтоватой кожей, по поверхности которой метались отблески пламени погребального костра. Бубен держал в обеих руках вонг, возможно, тот самый жрец, а может, и другой абориген – с такого расстояния я не мог различить замотанные в ветошь фигуры. Другой вонг ритмично лупил в него длинной узловатой палкой, похожей на обглоданную берцовую кость. Сухая кожа издавала высокий вибрирующий звук: бымр-р-р, бымр-р-р, от которого у меня шевелились волосы на затылке, вызывая какой-то дикий, первобытный страх.

Набрав холодной воды из колодца, обложенного по кругу массивными камнями, я двинулся в обратный путь. Из фляги явственно тянуло болотцем, но выбирать было не из чего. Если Лоре удастся развести огонь, водицу можно будет прокипятить, подумал я.

Моей спутнице и вправду удалось поджечь пучок сухой травы при помощи похожего на линзу осколка стекла, найденного среди валявшегося окрест мусора. Слабых лучей заходящего солнца едва хватило, чтобы раздуть из тлеющего пучка соломы пламя и затеплить в глубине лачуги небольшой костерок. Флягу удалось подвесить над огнем на обрывке проволоки, а я отправился искать те самые корешки, которые жрец столь щедро насыпал в костер в подарок покойнику. После нескольких неудачных попыток я таки вычислил нужное растение с колючей, игольчатой ботвой. На вкус очищенные от земли корни показались мне горьковатыми и твердыми, точно оструганная сосновая ветка: жевать такое невозможно, зубы сломаешь. Пришлось нести добычу по-хозяйски возившейся у костра девушке. Задумчиво повертев находку в руках, Лора бросила ее в кипящую воду и не прогадала: через несколько минут корешки разварились и разбухли, стали мягкими, словно запеченная на углях картошка, а главное – сладковатыми. Ужин получился на славу: вареные коренья прекрасно утоляли голод.

Ночь в мире вонгов оказалась светлой, похожей на унылый пасмурный день. Может быть, сказались особенности нынешнего времени года или географического положения места, в котором нас угораздило очутиться, а может быть, в этой вселенной так было принято с самого ее рождения. На небосвод словно выплеснули зеленку, и на поверхности этого бильярдного сукна выступили редкие звезды. Как ни вглядывался я в этот изумрудный небосвод, так и не смог различить ни одного знакомого созвездия, ни привычного пятна Млечного Пути. Издалека все еще доносился утробный стук бубна и песнопения вонгов.

– Типичный вечер в Турции, – сказала, присаживаясь рядом со мной возле самого входа в лачугу, Лора.

– Чего?

– Да отдыхали как-то в Анталии с… Не важно, с кем. Море было далеко, ветер прохладный и небо вот такое же зеленое. А во дворе отеля – ночная дискотека до самого утра гремела: бымц-бымц-бымц. Да и сама гостиница похожа. И по чистоте, и по качеству питания. Разве что бесплатного пойла тут нет.

– И то хорошо, – ответил я, вспомнив свою первую и единственную на сегодняшний день поездку за границу. Давно это было: после очередной стычки с контрабандистами, закончившейся легким ранением в плечо, Старик отправил меня на пару месяцев в принудительный отпуск, снабдив деньгами и пожеланиями раньше времени в Центрум не возвращаться. Турция мне тогда не понравилась совсем: по сравнению с солнечным Джавалем и прибрежным Цадом она выглядела самым настоящим захолустьем.

– Для того чтобы пить тамошний олл-инклюзивный алкоголь, существует одна простая хитрость, – доверительно сообщил я, – нужно собраться с силами и пропихнуть в себя первый стакан. Если сразу не стошнило, дальше пойдет легче. У меня вот ни разу не получилось.

– Пойдем, турист, – хохотнула Лора, ухватила меня за руку и потянула в сторону хижины, – завтра нужно убраться отсюда пораньше, пока местные гиды не устроили нам бесплатную экскурсию в свой костер.

Я покорно пошел за ней следом. Однако улечься спать под изумительным зеленым небом с редкими искорками-звездами мне было не суждено: едва мы переступили порог хижины, Лора набросилась на меня, словно голодная пантера на заблудившегося в джунглях ягненка. Обвила руками шею, впилась жадными губами в мои губы, а потом, тяжело дыша, толкнула на соломенную лежанку, прыгнула сверху и принялась расстегивать на мне одежду.

Угомонились мы только под утро, когда огонь в кострище уже потух, а снаружи, в зеленоватой мгле, проснулись первые утренние птицы.

Глава 19

Есть у моего организма очень полезное свойство: если, погружаясь в сон, я поставил перед собой задачу проснуться через определенное время, это обязательно произойдет. Не знаю, как оно работает на психологическом уровне, но на физиологическом во сне я ощущаю что-то вроде легкого удара током, после чего пробуждение наступает мгновенно. Эта удивительная способность, многократно проверенная на практике, безотказно действовала всегда, а вот сегодня почему-то дала сбой. Иными словами, мы с Лорой банально проспали. Я продрал глаза, когда поднявшееся над горизонтом солнце уже светило золотистыми лучами в низкий лаз нашей куполообразной хижины. Девушка мирно сопела у меня на плече. Осторожно высвободив руку, я выглянул наружу.

День был в самом разгаре, однако вонгов поблизости не наблюдалось: не то, утомившись прыгать ночью вокруг костра, они устроили себе выходной и спокойно отдыхали в своих куполообразных жилищах, не то отправились всем племенем куда-то на промыслы. Как бы то ни было, нам стоило поторопиться. И все-таки я потратил лишний час на то, чтобы собрать в дорогу запас съедобных кореньев и наполнить флягу водой, которую мы с Лорой тут же прокипятили на разожженном старым способом костре. Неизвестно, встретятся ли нам по дороге родники или источники пищи, потому перестраховаться не помешает.

Еще около часа ушло на рукоделие. Вонги и впрямь оказались знатными барахольщиками: окрестности брошенной хижины, в которой мы заночевали, представляли собой настоящее месторождение всевозможного бытового хлама и мусора, среди которого я быстро отыскал множество обрывков прочной веревки. Тут же нашелся и камень-голыш размером чуть более кулака, после чего я уселся на солнышке, разложил перед собой находки и занялся художественным плетением.

– Ты чего там мастеришь? – заглянула мне через плечо Лора.

– Кистень, – ответил я, оплетая голыш веревкой наподобие того, как нитки опоясывают детскую игрушку-«раскидайчик». – В умелых руках страшная штука, а идти по незнакомым местам совсем без оружия как-то не хочется.

– А ты знаешь, как им пользоваться?

– На практике не доводилось, но когда-то немного тренировался.

Судя по скептическому выражению лица, Лора не восприняла мою попытку вооружиться всерьез. Я же вспомнил, как еще в первый свой год службы на шестнадцатой заставе орудовал такой вот штуковиной в дальнем углу двора, возле бани, стараясь не отбить себе ненароком чего-нибудь. Старик настаивал на том, чтобы каждый из нас научился управляться с тем или иным холодным оружием: Калька вот отлично владела ножом, Дед лихо крутил самодельные нунчаки, а я присвоил найденный в кладовке старый и пыльный кистень. В одном Старик был прав: патроны имеют тенденцию рано или поздно заканчиваться, а необходимость постоять за себя может возникнуть в самый неподходящий момент.

Закончив с камнем, я изготовил из остатков веревки крепкую и надежную петлю, надел ее на запястье и с минуту покрутил кистенем, проверяя надежность конструкции, которой я остался вполне доволен. В итоге мы покинули наше временное пристанище, когда светило повисло в самом центре небосвода и день перевалил за середину.

Пейзаж мира вонгов показался мне однообразным, но все же не таким скучным, как привычные клондальские пустоши. Если те представляли собой плоскую, как стол, равнину, то здесь поросшие травами луга перемежались пологими холмами и скальниками, через которые нам приходилось то и дело перебираться, обдирая кожу об острые светло-серые камни. Сутки здесь, судя по всему, имели такую же продолжительность, как на Земле или в Центруме, но вот точнее я сказать не мог: подаренные мне Лорой часы кечвеги отобрали вместе с оружием, едой и прочей нашей амуницией. С другой стороны, прослеживался в этом и определенный плюс: идти без вещей куда легче, чем с тяжелой торбой за плечами.

Вверх, вниз, и снова небольшой пригорок, увенчанный жухлым, цепляющимся за ноги кустарником, за ним – усеянный каменным крошевом овраг, явно служивший когда-то руслом полноводной реки, и опять вверх по склону, увязая в осыпающемся песке. Сейчас я, признаться, очень жалел, что когда-то в юности не вступил в школьный туристический клуб, куда настойчиво звали меня друзья. Опыт дальних походов и выживания на открытой местности сейчас очень бы пригодился. Конечно, за долгие годы пограничной службы я протопал множество километров по безжизненным пустошам Клондала и предгорьям Синего Кряжа, но все мои маршруты так или иначе замыкались вокруг окрестностей шестнадцатой заставы и ограничивались одним-двумя днями пути. Да и сам я мог вернуться на землю через портал практически в любую минуту. Именно сейчас я понял, что именно меня гнетет, тревожит в последнее время, давит на подсознание тяжелым чувством тревоги и обреченности. Утраченная способность открыть врата. Даже несмотря на то, что и раньше это стоило мне определенных усилий. Все-таки сама эта возможность, пусть даже чисто гипотетическая, грела душу и дарила ощущение безопасности, запасного выхода, которым я мог воспользоваться в критической ситуации. Теперь эта возможность утрачена навсегда.

– Смотри! – прервала мои размышления Лора.

Я остановился. В первую секунду я не мог понять, на что именно указывает рукой моя спутница. Холмистая степь, чахлый перелесок справа, одинокая скала слева, почти у самого горизонта. Беззвучно колышется, будто от поглаживания невидимой ладонью, трава…

Стоп. Трава-то колышется, зрелище это в чем-то даже успокаивающее и по-земному привычное, только вот никакого ветра нет! Меж тем странное явление и не думало прекращаться – по травостою, как по морской глади, прокатывались самые настоящие волны и терялись там, где равнина сливалась с выцветшим небом. Хорошенько приглядевшись, я приметил еще одну странность. Над землей тут и там вспухали прозрачные вихри, почти невидимые, незаметные – так дрожит нагретый воздух в жаркий солнечный день. Только здесь воздух не дрожал, а закручивался воронкой подобно крошечному торнадо, зависал, покачиваясь, над травяным ковром, стоявшим под ним бездвижно, не шелохнувшись, и исчезал без следа спустя несколько минут.

– Может, обойдем? – неуверенно предложила Лора.

– Как? Не вижу ни одного безопасного маршрута.

У вздымающегося равномерными волнами травяного моря и впрямь как будто не имелось ни конца, ни края, ни берега.

– Тогда что делать будем?

Вместо ответа я присел на корточки, пошарил под ногами и набрал в ладонь целую пригоршню мелких камушков. Отличную идею озвучили когда-то братья-фантасты, описывая приключения авантюристов-исследователей в заколдованном месте, где однажды побывали гости с других планет. Отчего бы не взять на вооружение работающий и неплохо зарекомендовавший себя метод?

Первый камень пролетел чуть правее вспухшего на нашем пути вихря, описал в воздухе пологую дугу и плюхнулся наземь. Взяв поправку на азимут и расстояние, я метнул второй. Недолет: этот оказался слишком тяжелым, я не рассчитал усилие замаха. Только сейчас до меня наконец дошло, почему сталкеры в книге Стругацких расточительно использовали для той же самой цели гайки вместо валяющегося повсюду в изобилии мусора и хлама: одинаковый вес, одинаковый размер, приноровишься бросать – и будешь с первой попытки попадать именно туда, куда тебе надо. Однако стоило мне, взвесив на ладони, приготовиться метнуть третий камушек, вихрь беззвучно исчез, словно его и не было.

– Пошли, – бросил я через плечо, еще раз добрым словом вспомнив ту самую прочитанную еще в детстве книгу, – иди за мной, постарайся наступать след в след.

Я сделал несколько осторожных шагов вперед, но ничего страшного не произошло. Волны в полной тишине и безветрии прокатывались мимо нас, даже не замечая возникшего на их пути препятствия, и бежали по бескрайней равнине по своим делам дальше, за горизонт. Еще десяток шагов. Вроде бы все нормально, только уши отчего-то заложило, будто в быстро набирающем высоту самолете. Я попробовал приоткрыть рот, поглубже вдохнуть, но это не помогло. Видимо, причина крылась не в меняющемся вокруг меня атмосферном давлении, а в чем-то другом.

К беззвучно колышущемуся вокруг разнотравью я привык спустя несколько минут: судя по всему, серьезной опасности это аномальное явление не представляло. Видимо, расслабившись, я чуть не прозевал очередной прозрачный, как медуза, вихрь, возникший из ниоткуда в пяти шагах и чуть правее меня.

– Стой!

Мой голос прозвучал приглушенно и гулко, словно из колодца. Лора остановилась, тяжело дыша мне в плечо. Нащупав в кармане камушек, я прицелился и метнул его в самую сердцевину медленно вращающейся мутноватой воронки. Начальную часть траектории камень пролетел в полном соответствии с известными мне законами физики, однако стоило ему коснуться края аномальной зоны, и его стремительно закрутило, затянуло по спирали внутрь невидимого смерча, а потом с немыслимой скоростью отшвырнуло прочь, словно выпущенный из пращи снаряд.

– Видала?

– Ни фига ж себе… – аж присвистнула Лора. – Что это за хрень вообще?

– Понятия не имею. Но лучше держаться от этой штуки подальше.

Теперь мы шли медленно и осторожно, внимательно прощупывая взглядом каждый метр земли, на которую ступали. Время от времени я кидал перед собой камушки, пытаясь обнаружить аномалию прежде, чем она обнаружит нас, и больше всего боялся при этом, что вихрь вдруг возникнет из небытия там, где мы стоим прямо сейчас. Несколько раз мне из чистого любопытства удавалось забросить камень в эпицентр возникшего на пути мини-тайфуна, и однажды вылетевший оттуда снаряд едва не прилетел мне же самому в голову, просвистев в считаных сантиметрах от виска. Кроме того, я заметил, что чем чаще я кидаю в сторону вихрей камни, тем ближе они возникают ко мне и ступающей по моим следам Лоре. Возможно, это мне только казалось, но я решил больше не экспериментировать с этим явлением природы без крайней необходимости.

Похожее на волнующееся море поле закончилось очередным скальником, в тени которого мы решили устроить небольшой привал. Едва травянистая пустошь осталась позади, с головы будто бы сняли ватный шлем, и я вновь начал различать далекое жужжание насекомых и стрекот птиц. Все-таки странное это место, гиблое. Несмотря на усталость, мне очень хотелось поскорее убраться отсюда подальше.

День здесь тоже заканчивался непривычно: солнце, зависнув в зените, болталось там до самого вечера, словно прибитое гвоздями, а потом вдруг стремительно покатилось на запад, погружая мир в сумерки и окрашивая небо пронзительной зеленью. Заночевали мы в каменном распадке, поужинав остатками сваренных поутру кореньев, хотя в общем-то можно было и продолжать наш путь – ночь снова оказалась светлой, и окружающий пейзаж был неплохо различим на фоне тускло светящегося, будто гнилушка, изумрудного неба. Пробудились ночные твари и начали пронзительно перекликаться где-то вдалеке. Заснуть никак не получалось: я то и дело погружался в полудрему, просыпаясь от каждого шороха и опасаясь стать добычей для местных хищников. Пару раз в полумраке мне и впрямь чудились пристально разглядывающие нас желтые немигающие глаза, но, если тут и водились крупные звери, к нам они приближаться опасались.

Рассвет встретил нас неприветливо. Равнину накрыл липкий влажный туман, в котором утонул окружающий пейзаж. Одежда тут же намокла, впитав в себя утреннюю росу. Запасы провизии подошли к концу, и пополнить их было негде, да и нечем. Наши мнения насчет дальнейшего плана действий разделились: Лора настаивала на том, чтобы продолжить путь прямо сейчас, я же опасался потерять в тумане направление и окончательно заблудиться.

В итоге был выбран компромиссный вариант: доев два последних вареных корня и все равно оставшись голодными, мы дождались, пока сквозь мутное марево покажется желтоватое пятно солнца, и, оставив его за спиной, направились на запад. Двигались мы осторожно, выверяя каждый свой шаг. Поначалу мне почудилось, что удача сегодня на нашей стороне: почва под ногами была ровной, камней практически не попадалось, вместо них по земле стелилась густая и мягкая, как ковер, трава. Однако вскоре оказалось, что фортуна – девица ветреная. Травяной покров пружинил при каждом нашем шаге все сильнее и сильнее. Туман начал понемногу рассеиваться, но ему на смену откуда-то принесло целые сонмища мелкого гнуса. Крошечные летающие насекомые не кусались и не жалили, а просто вились над нами звенящей тучей, настырно лезли в глаза, за шиворот, ползали по лицу и одежде, норовя забраться в глотку при каждом вдохе. Я отмахивался от них руками и лупил сам себя по щекам, размазывая мошкару по коже, сзади сдавленно материлась Лора. Из-за проклятых насекомых я топал вперед не разбирая дороги, за что и поплатился. Правая нога вдруг ухнула по колено в неведомую бездну, и я почувствовал, как ботинок заполняет что-то жидкое и холодное.

– Замри! – только и успел выкрикнуть я, падая на спину. Бездна с чавканьем отпустила мою нижнюю конечность, и из разрыва в травяном ковре показалась мутная бурая жижа, на поверхности которой, булькая, начали вздуваться и лопаться пузыри. Под нашими ногами была сейчас не твердая земная поверхность, а густое переплетение жухлой травы и дерна, способное выдержать человеческий вес, но местами подгнившее и непрочное. А вот под ним – вязкая трясина черт знает какой глубины. Наступишь на такую топь – и уйдешь под воду, что твой «Титаник».

– Чего там? – послышался сквозь нестройный звон мошкары встревоженный голос Лоры.

– Болото. Не двигайся, стой спокойно.

Теперь главное – не делать резких движений. Перевернувшись на живот, я осторожно встал на четвереньки и только затем поднялся в полный рост. В чуть не утонувшем ботинке противно захлюпало, по штанине вниз потекли ледяные струи воды. Разогнав летающую мелочь руками, я хорошенько присмотрелся: жухлый травяной настил перемежался темным, почти черным мхом, сквозь который пробивались светло-зеленые стебли напоминающего помесь папоротника и укропа растения с тонкими игольчатыми листьями. Местами эта поросль собиралась в кочки, ощетинившиеся зелеными иглами, точно диковинный еж. Я осторожно пощупал ближайшую кочку носком ботинка, а потом перенес на нее тяжесть тела: она жалобно хлюпнула, но выдержала мой вес.

– Идем осторожно, – скомандовал я, – старайся наступать на зеленую траву. И не спеши, пожалуйста.

Хождение по зыбкой хляби – сродни преодолению полосы препятствий, процесс столь же выматывающий и тянущий из организма последние остатки сил. Нужно обладать хорошей координацией и отличным глазомером, чтобы, шагая с кочки на кочку, не промахнуться мимо спасительного островка суши. Кочки все как одна были скользкими и полными влаги, словно губка, подошва соскальзывала с них и норовила нырнуть в темную трясину. Несколько раз растянувшись на брюхе, ухнув в топь дважды левой и трижды – правой ногой, едва не потеряв в похожей на черную сметану жиже ботинок, перемазавшись с ног до головы болотной грязью и промокнув до нитки, я уже вслух проклинал Очаг, Центрум, мир вонгов и все человечество, ради спасения которого мы угодили в эту проклятую ловушку.

Где-то вдалеке, или даже со всех сторон сразу, раздался тревожный и протяжный звук, напоминающий не то стон, не то звон циркулярной пилы. Звук оборвался столь же внезапно, сколь и возник.

– Если вам дорога жизнь… Держитесь подальше от торфяных болот… – с трудом переводя дыхание после каждого прыжка и поминутно оскальзываясь на кочках, процитировала классика Лора.

В моей душе понемногу зрело отчаянье. Какова эта топь по размеру? Я слышал, что в Сибири, между Обью и Иртышом, случаются болота под пятьсот километров длиной и почти столько же в ширину, преодолеть которые практически не под силу человеку. Но то – Сибирь, а здесь – совершенно иной мир, в котором трясина может запросто растянуться и на полконтинента. В лучшем случае за день мы сможем отмахать по болоту километров восемь-десять, не больше, потому велик шанс, что заночевать придется прямо здесь. Не самая радужная перспектива.

Тем не менее спустя пару часов, показавшихся мне вечностью, дела вроде бы начали понемногу налаживаться. Подул слабый ветерок, не только окончательно разогнавший последние лоскуты тумана, но и сдувший наконец вившуюся над нами мошкару. Показалось солнце, но оно пряталось за плотной, как ватное одеяло, пеленой серых облаков, и потому просушиться в его лучах было невозможно. Кочек стало меньше, но и почва вокруг вроде бы не проваливалась под стопой, а каждый след, оставленный нашими башмаками, перестал тут же заполняться тяжелой черной водой. Под ногами начали в изобилии попадаться длинные желтые ягоды размером с некрупную фасолину, но собирать и есть их мы не решились, даже несмотря на все острее чувствовавшийся голод. О местной флоре мы с Лорой не имели вообще никакого представления, и потому шанс отравиться незнакомыми плодами был весьма и весьма реальным.

Мои опасения оказались напрасными: болото вскоре превратилось в непролазные заросли низкого кустарника, сквозь который нам приходилось с треском продираться, стараясь сберечь глаза. Шуму мы при этом издавали, как ломящееся через подлесок стадо кабанов. Я мгновенно разодрал о колючие ветки и без того едва живой рукав своей куртки.

– Час от часу не легче, – ворчала, ломая трескучий кустарник, Лора, – забрались, мать его, в дебри…

– Скоро сделаем привал, – успокоил девушку я, благо и сам уже изрядно выбился из сил.

Едва кусты поредели, мы оба, не сговариваясь, повалились на землю. Я уставился в низкое серое небо, по которому на фоне золотистого солнечного диска плыли клочковатые облака. Буквально все без исключения мышцы ныли после перехода по болоту, двигаться дальше совершенно не хотелось.

– Скалы, – безразличным голосом произнесла над моим ухом Лора.

– Чего?

– Там дальше скалы. Тот оборванец что-то говорил про скалы. Так вот они.

Я неохотно повернул голову. В трех сотнях метров от нас высилась гряда серых, покрытых темными потеками утесов, и они действительно располагались в нужном нам западном направлении.

– Если только это те скалы, которые нам нужны, – усомнился я. – Да и найти бы среди них то, что мы ищем.

– Доберемся – найдем. Только сначала передохнем немного.

Отдых продлился несколько часов, в течение которых я ненадолго проваливался в вязкую дремоту. В полузабытьи мне мерещились образы преследующих нас кечвегов, бескрайнее болото, из которого, как мертвецы из могил, восстают замотанные в тряпье вонги, слышался сотрясающий землю до дрожи близкий топот копыт, но едва я открывал глаза, меня тут же окутывала влажная тишина, нарушаемая лишь звоном кружащейся надо мной мошкары. И я проваливался в полусон снова. Проснулся я оттого, что Лора трясла меня за плечо.

– У тебя светится что-то, – встревоженно сказала она.

– Где? – Я с трудом пытался продрать глаза.

– Да вот же, во внутреннем кармане. Ты повернулся, куртка распахнулась, а за пазухой светится.

Я засунул руку в указанное девушкой место, пошарил за подкладкой и действительно нащупал нечто твердое и угловатое. Поддев находку пальцами, я извлек ее из кармана. Маленький хризопраз, оставленный нам на память спасенным в Венальде мартышом, действительно светился тусклым зеленоватым сиянием, словно кто-то засунул внутрь его крошечный светодиод. А еще он был непривычно теплым на ощупь.

– Фигасе, – с любопытством разглядывая диковинку, выдохнула Лора. – И что это значит?

– Без понятия, впервые вижу подобное.

Зажав камушек в кулаке, я поднялся на ноги.

– Пойдем.

По мере нашего приближения к скалам маленький минерал становился все теплее и светился все ярче. Очутившись у подножия кручи, я повернул направо, и изумрудный свет тут же начал затухать, слабо пульсируя. После недолгих раздумий мы направились в обратную сторону. Камень отреагировал на это по-своему: как только мы очутились на прежнем месте, зеленоватое свечение снова усилилось, а десяток шагов вдоль каменистой гряды подтвердил наши догадки – хризопраз запылал еще ярче.

– Похоже, он показывает нам путь, – предположила очевидное Лора. – Прямо волшебный клубок из сказок.

– Скорее, реагирует на аномалии, – высказал ответную гипотезу я. – Если изначальным миром мартышей был Зеллон, а камень, который они хранят в защечном мешке, – оттуда, вполне вероятно, что он может указывать на природные врата или нестабильные порталы, ведущие отсюда в мир Очага. Иначе зачем они их все время таскают с собой?

– Думаешь, пользуются хризопразом, как компасом, помогающим найти путь домой?

– Вполне вероятно. Другого объяснения у меня пока нет.

Между тем камушек нагрелся в моей ладони настолько, что начал понемногу жечь кожу, однако ничего, похожего на портал, поблизости не наблюдалось. Тем не менее с моим организмом стало происходить нечто странное: откуда-то появились тревога, беспричинная тоска, затылок будто бы сверлил чужой и недобрый взгляд. Я с тревогой оглянулся, но не заметил позади ничего подозрительного.

– Ты тоже чувствуешь это? – спросила Лора и взяла меня за локоть. Сквозь не успевшую толком просохнуть влажную одежду я отчетливо ощутил тепло ее тела. – Голова вроде бы кружится…

Я и сам почувствовал неладное: картинка перед моими глазами на краткий миг исчезала и тут же появлялась вновь, будто в прокручиваемую перед моим взором кинопленку реальности кто-то вставил лишний кадр. Спустя несколько минут это произошло снова и снова. Я списал столь странное ощущение на долгую бессонницу и усталость, но если и Лора чувствует нечто подобное…

– Может, давление скачет? – предположил я.

– Да ну, я еще не в том возрасте, чтобы носить аптечку вместо косметички. А меня реально колбасит.

Значит, не показалось.

– Гляди, пещера, – показал я рукой на небольшую расщелину между двумя валунами. – Да не туда смотришь, чуть правее. Видишь теперь? Вот, можно передохнуть там.

Ничего не ответив, Лора шагнула в подсказанном мною направлении, пригнулась и скрылась в темноте узкого лаза. Я протиснулся следом. Пылающий хризопраз в моей руке давал достаточно света, чтобы разглядеть влажные шершавые стены, украшенные серыми пятнами плесени. Исходящие от камня зеленоватые мерцающие отблески оставляли вокруг причудливые тени, и в этом могильном призрачном свете казалось, будто мы находимся по ту сторону реальности.

А потом на меня накатило. Я почувствовал, как все мое существо охватывает волна запредельной тоски и ужаса, а голова закружилась так, что я потерял равновесие и упал спиной на острые камни, устилавшие пол пещеры. Свет померк, в темноте ко мне прижалась Лора, и я ощутил, что бедняжка дрожит как осиновый лист.

Я не знал, сколько времени это продолжалось. Тошнота внезапно схлынула, осталась лишь неприятная опустошенность внутри. Голова тоже казалась пустой, как барабан, мысли разбежались, спрятавшись по закоулкам сознания. Когда глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что камушек, который я до боли сжимал в побелевшей ладони, больше не дает света. Ориентируясь на бледное пятно за моей спиной, я прополз к выходу из пещеры и осторожно выглянул наружу.

В лицо мне ударил теплый ветер, несущий терпкий электрический запах недавней грозы. Темное небо с золотой полоской у горизонта выглядело недостижимо высоким. Здесь было лето, и здесь был вечер. Передо мной расстилался Зеллон, мир Очага. Я очутился здесь второй раз в жизни и сейчас жадно впитывал в себя тусклые краски этого странного мира, уже понимая, что вижу совсем не то, что ожидал увидеть.

Глава 20

Вокруг почему-то не обнаружилось высоких небоскребов и ярких огней реклам, которые я наблюдал в окне комнаты, куда вытащил нас из-под пуль удивительный человек по имени Виорел. Пещера выходила на густо заросший зеленью пологий склон, причем растительность здесь оказалась скорее тропической, изобилующей непривычно низкими широколистными пальмами и папоротниками в рост человека с толстыми бочкообразными стеблями. Внизу просматривалась беспорядочная мешанина листьев и стволов, среди которых пронзительно перекликались птицы. Вдалеке тускло светились огни – там, вероятно, было человеческое жилье.

– Где мы? – выглянула через мое плечо Лора.

– Это Зеллон. Мир Очага. Мы все-таки добрались сюда.

– Дальнейшие действия? – как-то сразу подобравшись, по-деловому спросила она.

– Медленно спустимся с горы и накроем их базу. Только сначала нужно ее отыскать, да и оружием разжиться бы не помешало… Первая задача из этих двух – самая сложная.

На короткое время мы умолкли, внимательно оглядывая окрестности.

– Там, вдалеке, что-то светится, видишь? – показала рукой Лора. – Предлагаю выдвинуться туда на разведку. Может, заодно «языка» возьмем.

– Годится.

Воздух здесь был теплым и влажным, потому Лора скинула куртку, оставшись в одной обтягивающей майке цвета хаки. Я невольно залюбовался ее округлыми формами, рельефно выпирающими из-под тонкой хлопчатой ткани.

– Чего уставился? Пошли! – скомандовала девушка, взяв на себя роль лидера нашей маленькой группы. Перехватив поудобнее кистень, я вылез вслед за ней из пещеры.

Спуск получился непростым: рыхлая почва постоянно осыпалась под ногами, и чтобы не потерять равновесие, мне приходилось хвататься за торчащие отовсюду листья и лианы. Если сейчас кому-нибудь пришло бы в голову напасть на нас, это мероприятие ожидал бы безоговорочный успех – в подобных условиях невозможно оказать хоть сколько-нибудь достойное сопротивление. Однако вскоре склон сделался пологим, а после и вовсе принял привычное мне горизонтальное положение. Я было расслабился, сосредоточившись на том, чтобы продраться сквозь заросли с минимальным ущербом для одежды, и совершенно напрасно. Только растянувшись на влажном ковре из опавших листьев в полный рост, я подумал о том, что неплохо было бы все же смотреть под ноги.

Я пошарил в листве в поисках предмета, о который только что споткнулся, и был немало удивлен: пальцы наткнулись на гладкий холодный металл. Раскидав жухлые листья, я удивился еще больше. Рельсы! Здесь пролегала самая настоящая узкоколейка, похожая на те, что строили в земных шахтах для транспортировки вагонеток с углем. Судя по ржавой поверхности рельс, эта ветка была давно и безнадежно заброшена.

– Цивилизация, однако, – с интересом разглядывая мою находку, прокомментировала Лора.

– Скорее, ее остатки, – скептически ответил я. – Если этой железной дорогой когда-то и пользовались, это было не меньше века назад.

Узкоколейка вела примерно в нужном нам направлении, и потому мы решили двигаться дальше по шпалам, вместо того чтобы продираться сквозь чащобу, рискуя выколоть себе глаза ветвями. Однако джунгли брали свое и здесь: железнодорожный путь оказался почти неразличим под толстым слоем ползучей растительности, а густые заросли папоротника тут и там пробивались прямо между рельсами, перекрывая нам проход. Стараясь проявлять осторожность, мы перешли через полусгнивший деревянный мостик, перекинутый над деловито журчащим меж камней ручьем. Арки моста уже частично разрушились, а немногие оставшиеся несущие столбы были плотно укрыты стеблями вьюна. За мостом признаки цивилизации стали появляться чаще: мы миновали развалины полустанка – провалившейся деревянной платформы, внутри которой вырос целый лес. Позади просматривались следы станционной постройки со странным растрескавшимся барельефом. Он изображал двух похожих на людей существ, держащих в руках земной шар. Фигуры выглядели со стороны немного непропорционально и гротескно, словно детский рисунок. Точнее принадлежность этих гуманоидов к какому-то конкретному виду определить было невозможно, поскольку головы фигур давным-давно потерялись в густой траве. А еще через сотню метров мы наткнулись на ржавый остов пассажирского состава, состоящего из паровоза и единственного вагона. Вместо окон в его стенах зияли черные провалы, а от крыши остались только ребра каркаса. Локомотив тоже пребывал не в лучшем состоянии: весь во вмятинах и дырах, сквозь которые тянулись к небу листья тропической поросли, он беспомощно завалился набок, будто дохлый жук, выставив на всеобщее обозрение погнутые спицы колес. Но самое поразительное заключалось в том, что состав был очень маленьким – меньше поезда детской, или, как ее еще называли, малой железной дороги в Жуковском, куда меня, школьника, когда-то возили родители.

– Карлики, что ли, это строили? – осторожно дотронувшись до проржавевшей паровозной трубы, поинтересовалась моя спутница.

– Уж точно не люди, – проворчал я.

За полустанком обнаружилась давным-давно не действующая стрелка. Одна ветка узкоколейки убегала на запад, туда, где над неровным силуэтом тропического леса догорал закат, другая тянулась дальше, навстречу огням, все ярче светившим в густеющей мгле. Мы ускорили шаг. Железнодорожное полотно обогнуло заросшее высокой травой озерцо, в темной воде которого недовольно перекрикивались лягушки, и нашим взглядам открылось удивительное зрелище.

В пологой низине раскинулся город, только город этот был очень странным и не похожим ни на что, виденное мною прежде. Здания из дерева и камня напоминали высокие башни, собранные из отдельных секций неправильной формы. Между этажами вытянулись навесные мосты, подобные тем, что я уже видел однажды на дне Разлома. Но больше всего воображение поражали канатные дороги, использовавшие вместо кабин плетенные из лозы корзины, и такие же лифты, деловито сновавшие вверх и вниз между этажами башен. Все это приводилось в движение сложными механизмами, сооруженными из десятков разнокалиберных металлических шестеренок. При взгляде на них мне показалось, будто бы я попал в недра башенных часов, созданных сумрачным гением какого-то сумасшедшего изобретателя. Канатные дороги пролегали на разных уровнях этого чудо-города, они перекрещивались, шли параллельно друг над другом и вновь расходились в разные стороны на следующем воздушном перекрестке. Здешние обитатели просто спрыгивали при необходимости из верхней корзины в нижнюю или, ухватившись за одну из висящих повсюду веревочных лестниц, шустро перебирались на верхний транспортный уровень.

А обитателей тут было много. Мартыши. Сотни, тысячи мартышей различных мастей и размеров. Мартыши с серой, бурой и иссиня-черной шерстью, пожилые мартыши с седыми подпалинами на боках и мамаши, несущие на спине сразу нескольких цепляющихся за их тощие бока любопытных детенышей. Город этих удивительных существ, что я посетил чуть больше месяца назад на пути в Сурган, казался сущей деревней по сравнению с настоящим мегаполисом, где мы очутились сейчас.

Стоило мне немного ослабить бдительность, как в мое сознание хлынул поток направленных извне эмоций. Я ощущал одновременно усталость и грусть, радость и тревогу, печаль и воодушевление, раздражение и нежность. Мартыши прекрасно общаются без слов, транслируя друг другу незримые чувства-образы, и, заразившись однажды от них этой эмпатией, я научился немного понимать их мысли.

– Человек. Гость. Друг?

Обратившийся ко мне мартыш совсем по-человечески стоял на задних лапах, трогательно заглядывая мне в лицо. Говорил он по-клондальски, и произношение непривычных звуков давалось ему с определенным трудом.

– Человек. Не враг, – традиционно ответил я.

– Можешь спросить у него дорогу? – Лора протянула руку, чтобы потрепать маленькое существо по мохнатой макушке, но мартыш пугливо вжал голову в плечи и с опаской отступил на несколько шагов, явно приготовившись удрать. – Или пусть покажет того, кто знает, как добраться до Очага.

– Нам нужен старейшина, – ответил я, – в каждом племени мартышей есть такая уважаемая всеми особь.

– Альфа-самец?

– Скорее, альфа-дедушка. У земных животных вожак обычно отличается силой и агрессивностью. Мартыши разумны, поэтому их общество устроено сложнее. Они прирожденные пацифисты, не приемлют насилие, потому у них в цене разум, знания и опыт. Подожди минутку.

Я прикрыл глаза, сосредоточился, стараясь отстраниться, изолироваться от окружающего меня эмоционального бедлама, и осторожно протянул ниточку собственного сознания к невидимому, но живому кокону разума, окутывавшему мартыша. Тот вздрогнул и замер. Я вообразил пожилое и мудрое существо, объединяющее в себе все благие качества, которые только смогла нарисовать моя фантазия. Лора внимательно наблюдала за моими попытками установить телепатическую связь с нашим мохнатым знакомцем, я же пытался облечь привычные мне слова в визуальные образы. Мне нужен ваш глава, патриарх, староста… Тот, кто знает ответы на все вопросы. Ну же?

– Далхар, – произнес наконец мартыш. По-клондальски это слово означало «зачинатель», «родоначальник». Опустившись на четыре лапы, он вприпрыжку поскакал куда-то в сторону высившихся перед нами причудливых строений, но вскоре остановился и оглянулся, словно спрашивая нас: а вы чего замерли как истуканы?

– Пойдем, – тронул я Лору за плечо, – кажется, у нас появился провожатый.

Угнаться за мартышом было непросто. Тот чувствовал себя среди построек лесного города как дома, но, видимо, все же делал скидку на нерасторопность великанов, неуклюже пытающихся карабкаться по веревочным лестницам и идти по сплетенным из лиан мостам, явно не рассчитанным на их вес. Мы забрались почти на самую верхотуру, влезли в медленно ползущую куда-то тесную корзину, едва выдержавшую нас троих. Веревка, к которой было привязано наше диковинное транспортное средство, повернула в переулок при помощи большого деревянного колеса, крутившегося, как мне показалось, само по себе. Однако секрет самодвижущейся корзины раскрылся за следующим поворотом: транспортная система приводилась в действие через сложную последовательность шестерен и шкивов большим вертикальным колесом, на лопасти которого падала с вершины высокой скалы вода. Она попадала в бассейн, откуда разбегался в разные стороны не один десяток акведуков и труб, изготовленных из похожих на бамбук суставчатых древесных стволов. Судя по всему, мартыши изобрели не только канатную дорогу, но и водопровод. Я заметил, что вертикальные лифты в лесном городе использовали хитрую систему противовесов, рычагов и валов, позволявших местным жителям быстро подниматься к самым верхним этажам зданий и опускаться на землю, скрытую во мгле за переплетением висячих мостов. Чтобы изобрести и построить такое, нужно обладать не просто разумом, а чрезвычайно развитым инженерным мышлением. Вот вам и забавные смешные обезьянки, которых в Центруме отлавливают, чтобы надрессировать для цирковых выступлений.

Мы снова спустились вниз по широкому, похожему на бульвар деревянному мосту, освещенному фонарями из светящегося мха. Потом поднялись наверх, забрались в раскачивающуюся над пропастью корзину и спустя десяток минут опять поползли по веревочной лестнице вниз… Наконец наше путешествие закончилось возле большой каменной постройки в форме пирамиды, окружающей ствол массивного, явно очень старого дерева.

– Далхар, – повторил мартыш.

Никакой охраны поблизости не наблюдалось, потому под пристальным взглядом нашего провожатого мы просто шагнули, пригнувшись, в низкие сводчатые ворота, миновали крошечный дворик с деревянным настилом, вокруг которого благоухали заросли похожих на лилии розовых цветов, и оказались перед входом в пирамиду. Чуть помедлив в нерешительности, я боком протиснулся в узкую и высокую щель, игравшую здесь роль дверей.

Внутри царил полумрак, пахло прелыми травами и осенним лесом. На удивление просторное помещение освещалось все тем же призрачно-зеленоватым светом, исходившим из небольших углублений в стенах пирамиды: видимо, мартыши не признавали или побаивались открытого огня. В центре прямоугольного зала возвышался деревянный помост, украшенный разноцветными лентами и живыми цветами. Посреди этого великолепия скромно виднелась сухонькая фигура мартыша, закутанного в драпировку так, что над темно-зеленой тканью можно было углядеть только сухонькую голову с морщинистой мордочкой, покрытую белоснежным, как одуванчик, седым мехом. Чуть помедлив, я шагнул вперед и почти сразу почувствовал знакомое жжение в нагрудном кармане. Крошечный осколок хризопраза вновь стал горячим, словно выпавший из печи уголек, и мерцал ярким изумрудным сиянием в окружающем меня полумраке. Неподвижная фигура на помосте шевельнулась: из-под складок драпировки показалась тонкая рука с узловатыми пальцами и протянулась ко мне ладонью вверх. С легким сожалением я вложил в нее светящуюся драгоценность, с которой мне почему-то очень не хотелось расставаться. Тяжело опираясь на сучковатый посох, мартыш сошел с помоста, проковылял к одной из ниш и замер, пристально вглядываясь в мерцающую зеленую искорку хризопраза, а затем осторожно положил ее в углубление. Я пригляделся: там уже накопилась целая пригоршня таких же камней, и именно от них и исходило тусклое сияние, освещавшее все вокруг.

– Человек. Гость, – слабым, дрожащим голосом произнес дряхлый мартыш. – Путь. Причина?

– Очаг, – ответил ему я. – Враг.

– Враг… – тяжело, совсем по-человечески вздохнув, повторил мартыш. Сгорбленная спина его дрогнула, и он обернулся, продемонстрировав нам изборожденную глубокими морщинами задумчивую и печальную мордочку. – Враг…

Мое сознание словно окутало теплым одеялом. Перед мысленным взором возникли смутные образы и картины, становившиеся с каждой секундой все яснее и отчетливее. Покосившись в сторону моей спутницы, я пришел к выводу, что и она сейчас ощущает то же самое.

Я увидел Зеллон таким, каким он был до заселения мартышами Центрума: влажный и теплый мир вечного лета, мир бесконечных лесов, кристально чистых озер и ласкового океана, омывающего единственный огромный континент. А еще – я каким-то удивительным образом понял, вернее, почувствовал это – здесь никогда не было нефти. Я увидел города мартышей, широкие подвесные мосты, протянувшиеся между стволами деревьев, каменные и деревянные многоэтажные строения, похожие не то на пагоды, не то на пирамиды древних майя. Этот народ обитал тут испокон веков, много долгих столетий. История прошлого мартышей в представлении старейшины-далхара выглядела как бездонный колодец, в который можно падать бесконечно и от одного взгляда в глубины которого у меня захватило дух. Получается, пронеслась где-то на грани моего помутненного сознания сумбурная мысль, что мартыши едва ли не самая древняя цивилизация во всех мирах «ромашки»…

Маленькие существа избрали для себя принципиально отличный от человеческого путь развития, путь совершенствования науки и технологий в гармонии и единстве с природой. Быстро перешагнув эпоху угля и пара, они внедрили в родном мире сложнейшие механизмы, облегчавшие их повседневную жизнь, но не наносившие ни малейшего ущерба экосистеме. С каждым годом все глубже погружаясь в тайны вселенной, мартыши достигли небывалых высот в биологии, химии и генетике. Они научились контролировать болезни, выращивать полезные микроорганизмы с нужными им свойствами, выводить новые виды растений и водорослей, использовавшихся в качестве лекарств и пищи.

Примерно тогда же в среде мартышей развилось и распространилось философско-этическое учение, навсегда искоренившее в их мире любые войны и насилие. Далхар попытался передать мне суть этой концепции на эмоциональном уровне, но я так и не смог до конца проникнуться ее смыслом: понял только, что во главе угла там стоит идея гуманизма и сверхценности жизни любого разумного существа. Примерно тогда же технологическая эволюция цивилизации мартышей затормозилась, они практически прекратили дальнейшее развитие, погрузившись в некое подобие созерцательного недеяния, самопознания и самосовершенствования. На этот же период, как мне показалось, тихого угасания их общества, пришлась колонизация Центрума – в своих видениях далхар уделил этому историческому моменту совсем немного внимания: нам просто показали, как мартыши открывают врата и заселяют новый для себя мир, в который тогда еще ни разу не ступала нога человека.

Картинка сменилась. По моим ощущениям, теперь нам показывали события примерно столетней давности. Я увидел довольно большую группу людей, человек около сотни. Люди были напуганы, затравлены, их преследовал враг. Вот молодой мартыш открывает для них портал в свой родной мир – судя по долетевшим до меня отголоскам его мыслей и эмоций, он искренне считал этих людей своими братьями, последователями и учениками. И снова смена картинки. Беглецы стремительно осваивают технологии своих спасителей: следующий возникший в моем сознании образ-видение охватил период примерно в десятилетие, в ходе которого, как в ускоренном кино, через открываемые по просьбе людей порталы в Зеллон поступало лабораторное оборудование, материалы для исследований и целые комплексы хитроумных приборов из других миров «ромашки». Мне показалось, мартыши искренне верили, что их новые друзья примут их доктрину отстраненного наблюдения и невмешательства. Но они горько ошибались. Недавние беглецы решили облагодетельствовать все человечество, начав со своего собственного мира, самого развитого и опасного. Благоразумным и безобидным мохнатым существам не осталось ничего иного, кроме как подчиниться и смириться с неизбежным…

Наваждение рассеялось. Я снова очутился в заполненном зеленоватым свечением гулком зале большой каменной пирамиды, похожей на древнюю гробницу. Опиравшийся на свой посох далхар выглядел сейчас еще более жалким, сгорбленным, беспомощным и поникшим.

– Враг, – не то закашлялся, не то засмеялся он. – Не-друг, не-враг. Заблуждение, ошибка. Искупление.

Он умолк, и я почувствовал беззвучный зов, направленный вовне. Спустя мгновение у входа возник мартыш, который привел нас сюда.

– Дорога. Очаг, – произнес, вроде бы обращаясь к нам, но глядя при этом куда-то в пустоту, далхар. – Избавление, спасение. Освобождение.

Молодой мартыш осторожно потянул меня за рукав, показывая, что аудиенция окончена.

Путь по ночному городу занял чуть более часа. По дороге мне удалось объяснить нашему провожатому, что мы голодны, и он принес откуда-то целую охапку свежих фруктов, а потом подвел нас к роднику, из которого мы утолили жажду. Когда над нашими головами снова сомкнулся полог джунглей, на небе затеплился рассвет. В лучах восходящего солнца – маленького, яркого, но злого и колкого, будто вбитый в небосвод раскаленный гвоздь, – мы шли протоптанной в густой траве звериной тропой, то и дело перелезая сквозь поваленные поперек пути и увитые ползучими растениями стволы деревьев и огибая затянутые ряской крошечные озерца. К полудню лес начал редеть, в листве стали видны рваные лоскуты неба, а вскоре и среди густого частокола стволов показалось пустое пространство. Лес закончился зарослями папоротников, среди которых, пожалуй, могло спрятаться целое племя мартышей.

– Очаг, – сказал наш провожатый, услужливо раздвигая перед нами стволы растений.

Впереди, примерно в сотне шагов от нас, раскинулся целый комплекс приземистых строений, напоминающих корпуса провинциального санатория самого что ни на есть земного вида. Среди сложенных из кирпича зданий дымила труба и высился опутанный проводами столб – там, вероятно, располагалась автономная электростанция. Нефти в Зеллоне не было никогда, но «высокомолекулярной чумы» этот мир тоже не знал, потому обитатели этого места без малейшего зазрения совести пользовались всеми благами цивилизации, которых они лишили жителей Центрума. И собирались в самом ближайшем будущем лишить Землю.

– Спасибо, малыш, дальше мы сами, – потрепала мартыша по лохматой спине Лора.

Стараясь держаться гущины, мы осторожно двинулись к маячившим впереди постройкам. На всякий случай я достал из кармана и намотал на запястье шнур кистеня. Пытаясь ступать бесшумно, мы тем не менее упустили из виду самое главное. Привыкнув в Центруме к полному отсутствию техники сложнее паровоза, мы совершенно забыли о том, что здесь, в Зеллоне, есть и электричество, и электроника, и вполне современные охранные системы. Стоило нам пересечь некий незримый периметр, как где-то поблизости пронзительно взвыла сирена. Бежать назад было поздно: не сговариваясь, мы ринулись дальше, надеясь найти укрытие среди кирпичных стен, но не успели.

Первый человек в черном и обтягивающем, будто резиновый костюм аквалангиста, комбинезоне возник на нашем пути как будто из воздуха. Раскрутив на ходу кистень, я со всей дури влепил камнем «аквалангисту» в живот, но это не возымело на него ни малейшего действия. Отступив в сторону, он коротким ударом раскрытой ладонью в грудь отправил меня на землю. Примятая трава немного смягчила падение: быстро вскочив на ноги, я с разворота двинул кистенем ему промеж глаз. Такого обращения сухопутный «подводник», похоже, не ожидал: коротко вскрикнув, он повалился навзничь.

Однако в нашу сторону уже бежали с десяток мужиков, похожих на поверженного врага, как близнецы-братья. Растянувшись неширокой цепью, комитет по встрече взял нас в полукольцо и стал стремительно сжимать круг. Перехватив поудобнее кистень, я ринулся в безнадежную атаку на ближайшего ко мне противника. Краем глаза я успел заметить, что следом за мной на прорыв бросилась Лора, однако в следующую секунду мне стало уже не до нее: скользнув в сторону и пропустив скользящий удар по корпусу, мой соперник схватил меня за руку чуть выше локтя. В следующий миг я почувствовал, что взмыл в воздух и через краткий миг очутился на земле, а сверху навалились сразу несколько облаченных в черное фигур, заблокировав даже малейшую возможность двигаться. Рядом вскрикнула от боли Лора.

– Чудьесно, просто прекрасно, Ударник!

В поле моего зрения сначала появились кожаные сапоги с высокой шнуровкой, а потом – довольная физиономия Эйжел, опустившейся на колено, чтобы с широкой улыбкой заглянуть мне в лицо.

– Я ждала тебя, мой мальчьик, – произнесла она со своим фальшивым акцентом и небрежно потрепала меня по щеке. На моих зубах хрустнула земля.

– Я знала, что ты придьешь, и приготовила достойную встрьечу. Спасибо, что избавил менья от ньеобходимости гоньяться за тобой по всему Центруму. Уведьите их!

Повинуясь ее жесту, чьи-то крепкие руки рывком подняли меня с земли и грубо толкнули в спину.

– Пошел! – раздался за спиной неприятный голос.

Глава 21

Наше новое узилище можно было назвать вполне комфортным. Просторное, светлое и теплое помещение площадью, пожалуй, с мою московскую квартиру. В окнах, забранных изящными коваными решетками, просматривается близкий лес. Вдоль крашенных в зеленый цвет стен – деревянные откидные нары, в углу – умывальник с горячей и холодной водой, а рядом, за занавесочкой, металлический унитаз, совсем как в самолете или современных поездах дальнего следования. Даже скатки из тощих матрацев с одеяльцами заботливо сложены в углу. Пахло тут, правда, как в раздевалке провинциального спортзала – прелыми тряпками и кислятиной, но я надеялся со временем принюхаться к этому не слишком приятному амбре. Камеру отделяла от коридора еще одна решетка, набранная из тонких, но прочных металлических прутьев, коридор освещен электрическими лампами, дающими ровный, приятный свет. Когда за нашими спинами громыхнул замок, я обратил внимание, что одни нары откинуты, а поверх них топорщится скомканное шерстяное одеяло, из-под которого торчит край подушки в желтоватой застиранной наволочке. Недолго думая Лора подошла поближе и двумя пальцами приподняла краешек покрывала.

– Эй, Ударник, тут какой-то старик, – сказала она, – и по-моему, мертвый. Эй, дед!

Она слегка пошевелила лежащего, но тот никак не отреагировал на попытку привести его в чувство. Приблизившись, я заглянул ей через плечо. На нарах и вправду лежал древний старик, похожий на египетскую мумию. Глубоко запавшие глаза, дряблая, тонкая, как папиросная бумага, кожа в пигментных пятнах, обтягивающая резко очерченные скулы. Совершенно лысый шишковатый череп, почти прозрачные уши, напоминающие формой обкусанный пряник. Лора ошиблась: старик был определенно жив, тощая грудь его едва заметно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Просто этот человек либо глубоко спал, либо и вовсе находился в коме. Последнее предположение лично меня не слишком обрадовало: подобное соседство не сулило ничего, кроме сплошных неприятностей и проблем. Впрочем, в нашем нынешнем положении приятного и без того было немного.

– Хреновенько, – осмотревшись, подвела итог Лора. – Решетка из прочной стали, замки – электронно-механические, стекло – триплекс… Хм, надо же, окно открывается, можно проветрить… Что скажешь, Ударник?

– Скажу, что соваться сюда без оружия было сущим безумием.

– Ну а теперь-то чего? Уже сунулись. Просто действовать надо было осмотрительнее, не подставляться так по-глупому…

– Тут датчиков понатыкано, как в банковском хранилище. Хрен бы мы прошли мимо них незамеченными без специального оборудования.

– Ладно, не заводись, – примирительно махнула рукой Лора. – Лучше придумай что-нибудь, пока нас тут не убили.

– На этот счет можешь не беспокоиться. Очаг просто так никого не убивает, только в случае крайней необходимости. Они, знаешь ли, гуманисты.

– Гуманно сгноят нас за решеткой?

– Ну почему же сгноят? Смотри, тут и одеяльца есть, и рукомойник, и сортир. Не хуже, чем в среднестатистическом московском хостеле. Жить можно.

Проигнорировав мой издевательский тон, Лора пристально посмотрела на меня и собралась уже что-то ответить, когда в коридоре хлопнула дверь, послышался шум, и за отделявшей нашу камеру от окружающего мира решеткой показался человек в сером мешковатом костюме, толкающий перед собой дребезжащую тележку на колесиках. Остановившись возле запертой калитки, он открыл снаружи окошко-кормушку и звонко прокричал по-клондальски:

– Обед, арестанты! Кушать подано!

Баландер открыл в своей тележке крышку, из которой сразу повалили густые облака ароматного пара, вытащил из прикрытой дверцей секции несколько пластиковых мисок и принялся разливать в них похлебку. Одеяло на соседних нарах зашевелилось, и из-под него показалась голова на цыплячьей шее. Старик сел на лежанке, с удовольствием почесался и произнес дребезжащим, как пустая кастрюля, голосом:

– А принеси-ка мне похлебки, сыночек.

От неожиданности я едва не выронил свою миску.

– Да живой я, живой, – проскрипел старик и коротко хохотнул. – Позвольте представиться: Роланд, в прошлом биоинженер, а ныне вот политический заключенный, прошу любить и жаловать.

«Прямо как синтезатор», – всплыло у меня в голове при звуке его имени воспоминание из давней музыкальной жизни.

– Иван, – представился я, протягивая старцу дымящуюся миску, – бывший пограничник, а теперь вот сами видите.

– Да уж вижу, – ответил тот, споро заработав ложкой, – а соратницу вашу, стало быть, Лорой звать?

– Очень приятно, – буркнула девушка, удаляясь со своей порцией в противоположный угол камеры.

– Думаю, не ошибусь, ежели предположу, что вы не местные, – не унимался тем временем старец, которому, видно, было очень охота поболтать. – Откуда будете?

– С Маранга, – озвучил я общепринятое в Центруме название Земли.

– Наслышан, наслышан, – старик задумчиво пожевал губами, – значит, и впрямь нездешние. А с чем пожаловали?

– Да вот решили нанести дружеский визит старым знакомым, – вступила в разговор Лора, – а то зазнались они чего-то. Решили в нашем мире чумную бомбу взорвать, а нас на этот праздник позвать забыли.

– Вот оно что… – Старец как-то сразу сник и сделался задумчивым, даже опустил ложку. – Одного Центрума им, значится, уже сделалось мало…

– Сами-то вы давно здесь, в Зеллоне? – поинтересовалась девушка.

– Ась? Я-то? Я-то давно, милая… Аж поди с самого основания вот этой самой колонии.

Ни фига ж себе! Хотя постойте. Это же выходит…

– Подождите, если вы в этом мире с самого начала… Получается, вам сейчас должно быть больше ста лет? – изумленно повернулся я к нашему сокамернику.

– Сто девять, если я со счета не сбился, – хохотнул тот. – У наших мохнатых друзей, видите ли, очень хороши биомедицинские технологии, что позволяют продлевать жизнь. Лекарства у них просто замечательные, генетика – на высочайшем уровне. А мы переняли практически все достижения их науки. Да вот взять хоть ту самую штуку, которую вы называете «высокомолекулярной чумой». Она ведь на основе их изысканий сделана! Генно-модифицированная бактерия с управляющим модулем на основе сложных белков, программируемые асинхронные нейроцепи… Впрочем, вы не поймете.

– Мартыши разработали генную инженерию? – с сомнением переспросила Лора.

– Молекулярную архитектуру. Впрочем, и биоинженерию тоже. Жаль только, им самим это не помогло: сейчас мои соотечественники поставили мартышей в такие условия, что они вынуждены массово мигрировать с Зеллона в Центрум. Здесь им уготовлена роль разве что дрессированных мартышек на побегушках, так что те, кому они когда-то предоставили убежище и кров, теперь гонят их поганой метлой из собственного дома.

– Ну а вас-то за что сюда упекли? – задал я слегка бестактный вопрос.

– Так я ведь выжил из ума! – Роланд снова зашелся веселым квохчущим смехом. – У меня старческий маразм, склероз и слабоумие. Меня нужно изолировать от общества, чтобы не смущал молодежь своими бредовыми идеями. И вот я здесь. Уже лет пять, пожалуй… Или шесть? Не помню.

Со стороны дед не производил впечатления умалишенного и, видя мой явный скепсис, поспешил объясниться:

– По крайней мере так считают те ребята, которые сейчас тут всем заправляют. Очень шустрые ребята и девчата, надо сказать. Выросло поколение… Н-да…

Он ненадолго умолк, задумавшись о чем-то своем, пожевал губами и продолжил:

– Одного только они не понимают. Мы ведь и вправду хотели построить идеальное общество, которое исповедовало бы гуманистические принципы и использовало «чистую энергию», не превращало бы все вокруг себя в пустыню, не пыталось покорить природу, а жило бы с ней в гармонии. В конце концов, у этих мохнатых и хвостатых все получилось, хоть они и ходят на четырех лапах. Почему же у двуногих не выйдет? Вот вы только представьте…

Глаза старика загорелись азартом, и он заговорил с жарким убеждением:

– Представьте себе, что в мире нет ни границ, ни религий. Это легко, просто попытайтесь! Нет причин убивать друг друга или умирать ради абстрактных идей. Представьте, что люди просто живут в обществе, где не существует ни голода, ни социального неравенства. Путешествуют между мирами, просто наслаждаются жизнью. Вы скажете, что я мечтатель? Ну да, все мы были мечтателями… Но я не один такой…

Кажется, когда-то очень давно я слышал подобные слова. По-моему, в какой-то песне. Как она называлась? Нет, не вспомнить сейчас.

– Мы даже выпустили специальную книжицу на разных языках, в которой все это подробно излагается, – продолжил Роланд. – Да, собственно, чего уж теперь, я и был одним из ее авторов. Где бишь она? А, вот, взгляните.

Старик, кряхтя, порылся под матрацем и извлек оттуда потрепанную и изрядно помятую брошюрку толщиной со школьную тетрадь в простой серой обложке. На титульном листе красовалось лаконичное название: «Очаг». Именно такую я швырнул в огонь два с лишним года назад.

– Можно? – спросила Лора, принимая книжку из рук Роланда. Перелистнула обложку, открыла первую страницу, задумчиво пробежалась глазами по испещренному мелким шрифтом развороту.

«Этот текст даст вам ответы на все вопросы, касающиеся Очага, Центрума и «пластиковой чумы», – прочитала вслух она. – Вы поймете смысл наших действий и сможете сделать собственный свободный выбор, владея всей полнотой информации…» Да ну, скукота какая-то. Кто же так книжки пишет? Вам, Роланд, любой редактор скажет, что первая фраза должна затягивать, увлекать читателя. А у вас тут сплошная философия. Так нельзя.

– А как надо? – совсем растерялся старик.

– Должна быть интрига! Начало просто обязано быть необычным, вызывать интерес! Ну, например…

Лора в задумчивости прикрыла глаза.

– Например, так: «к ночи потеплело». Отличная фраза, создает нужное настроение и намекает на интересное развитие сюжета. Разве нет?

– Да ну вас, – обиженно проворчал старец, потянулся, вырвал тетрадку из рук Лоры и с недовольным сопением сунул ее обратно под матрац.

– Теперь-то вы уже думаете иначе? – спросил я, чтобы снять возникшее напряжение.

– Теперь…

Старик тяжело вздохнул.

– Теперь многое изменилось, деточка. Мир стал другим. Мы выбрали неверную тактику, тупиковый путь. Уничтожение технологий не способно само по себе привести человечество к счастью и остановить войны. Вот в Центруме случилась «пластиковая чума», и что? Стали от этого люди реже убивать друг друга?

– Да там прямо сейчас идет война. Всех со всеми.

– А я о чем говорю? Многие из нас давным-давно разочаровались в своих идеалах. Но мы уже не в силах что-либо изменить.

Мне стало искренне жаль старика. Романтик и идеалист, он вольно или невольно подтолкнул Центрум к катастрофе, пытаясь спасти его от катастрофы еще более ужасной. Это стало фатальной ошибкой, только вот осознали ее слишком поздно, когда исправить что-либо было уже невозможно. Но по крайней мере теперь я понял, почему активисты Очага упрятали Роланда за решетку. На свободе он представлял для них слишком большую опасность.

В коридоре послышалась какая-то возня, и мы умолкли, настороженно прислушиваясь. Поначалу источник этого звука оставался вне поля нашего зрения, а потом из-за угла показался мартыш. Он семенил, нервно оглядываясь, и то вставал на задние лапы, будто выглядывающий из норы суслик, то снова опускался на четвереньки. Приблизившись к решетке и заметив, что у старого узника неожиданно появились соседи, мартыш испуганно замер на месте, не решаясь продолжить свой путь.

– Заходи, заходи, не бойся, мой хороший, – поприветствовал его Роланд, – это свои.

Мгновение поколебавшись, мартыш втянул носом воздух, принюхиваясь к ставшим вдруг незнакомыми запахам камеры, а затем решительно просунул голову сквозь решетку. Расстояние между прутьями, как мне казалось, было слишком мало, чтобы в него могла протиснуться мохнатая серая тушка, но мартыш как-то хитро вывернул одну руку, потом другую, изогнулся немыслимой дугой и тут же очутился внутри, припустив вприпрыжку к нарам нашего сокамерника.

– Ах ты, моя радость, – старик со слезами на глазах принялся чесать мартыша за ухом и гладить его по мохнатой спине, – ну давай посмотрим, что ты мне сегодня принес?

Приглядевшись, я заметил, что на спине мартыша красуется тонкая кожаная шлейка, к которой с противоположной стороны крепится небольшая сумочка на молнии, почти незаметная в густом мехе. Роланд расстегнул застежку, извлек оттуда сложенный вчетверо лист бумаги и несколько завернутых в фольгу шоколадных конфет.

– Хотите? – предложил он лакомство нам. Я отрицательно качнул головой. С детским выражением благодарности на лице старик развернул фантик, засунул конфету в рот и принялся жевать, не забыв поделиться лакомством со своим маленьким гонцом. На скуластом лице старика застыла гримаса неземного блаженства.

– Очень люблю сладкое, – словно извиняясь, доверительно сообщил он, – а шоколада тут не дают. Вот этот малыш таскает мне иногда передачки.

– Родственники присылают? – поинтересовалась Лора.

– Ученики. Я преподавал когда-то. Начинал еще в университете Лореи, потом кое-кто из студентов последовал за нами сюда. Да и здесь я не одно поколение ученых воспитал и вырастил…

Пошарив под подушкой, Роланд водрузил на нос очки со сломанной дужкой, развернул бумажный листок и углубился в чтение. Хмыкнул, покачал головой. Затем достал откуда-то карандаш, послюнявил его и нацарапал ответ на обратной стороне страницы.

– А вот так я узнаю последние новости, – пояснил он. – Газет у нас тут нет совсем, а ребят ко мне не пускает охрана. Приходится искать варианты…

Закончив письмо, старик аккуратно сложил бумагу вчетверо, поместил ее обратно в сумочку и нежно потрепал мартыша по макушке:

– Беги.

Тот не заставил повторять команду дважды. Уже через минуту маленького серого существа и след простыл, словно его и не было.

– Прошу прощения, но я с вашего позволения подремлю немного, – вежливо произнес старик, укладываясь обратно под одеяло. – Возраст, знаете ли. Никакие таблетки от этой болезни не помогают…

– Да, конечно, – кивнул я, – постараемся не шуметь.

– Шумите на здоровье, – зевая, махнул костлявой ладонью старец, – я сплю крепко.

– Стоило бы и нам маленько отдохнуть, – предложила Лора, – денек сегодня выдался непростой.

Однако этим планам не суждено было воплотиться в реальность. Едва я откинул нары и пристроился на жесткой, плоской как блин подушке, в коридоре послышались шаги, а потом из-за решетки раздался знакомый голос:

– Эй, Ударник!

Эйжел улыбалась мне приветливо, точно старому другу. Одета она была в такой же черный обтягивающий комбинезон, эластичный материал идеально подчеркивал ее сексуальную фигуру.

– Чего тебе? – не слишком любезно откликнулся я. Лора тоже уселась на своей шконке, внимательно прислушиваясь к разговору.

– У меня предложение, – не обращая на нее ни малейшего внимания, сказала Эйжел, – я могу открыть эту дверь и выпустить тебя отсюда. Если ты присоединишься к нам, Иван. Я знаю, ты умный парень и наверняка уже понял, что правда на нашей стороне. Мы не пытаемся погубить Землю, Ударник, мы спасаем ее. Ты все последние годы делал то же самое. Так давай делать это вместе!

– Какой ценой, Эйжел? Ценой миллионов невинных жизней? В таком случае мой ответ – «нет».

– Подумай еще раз. Все уже решено. Ты можешь помочь нам, но не сможешь ничего изменить. Мы уже собрали новую бомбу. Со дня на день мы доставим ее на Землю, и все будет кончено.

– Порталы больше не открываются, а все проводники утратили свои способности. Это будет не так-то просто, Эйжел.

– Я думала, ты умнее, – презрительно фыркнула в ответ предводительница Очага. – Каждый школьник знает, что все миры «ромашки» соединены меж собой стабильными природными порталами. К нам есть проход из мира вонгов. А из Зеллона – в Маранг.

– Для начала его еще нужно найти.

– Это не проблема. Мартыши населяют Зеллон десятки тысяч лет, и среди них наверняка отыщется тот, кто знает место расположения аномалии. Ну так что, Иван? Ты с нами?

– Знаешь что? – Лора вдруг подошла вплотную к решетке и встала напротив Эйжел, сверля ее недобрым взглядом. – Шла бы ты отсюда куда-нибудь подальше, а?

– Ничего себе, – с наигранным испугом та отступила на шаг назад, не переставая тем не менее улыбаться, – ты-то тут с какой стати выступаешь? Я вроде бы не с тобой разговариваю.

– Да просто не люблю, когда моему мужику глазки строят. Вали отсюда, я сказала.

Я с интересом глянул на свою сокамерницу. Не знаю, в какой именно момент времени я стал «ее мужиком», но само выступление мне понравилось.

– Как хотите, – пожала плечами Эйжел, – жаль, Ударник, пропустишь все самое интересное.

С этими словами она развернулась на каблуках и гордо удалилась прочь.

А мы остались. Я снова опустился на нары: разговаривать не хотелось, да и все уже давным-давно было обговорено не по одному разу. В тюремном корпусе царила полная тишина, разве что изредка где-то вдалеке хлопали двери, да по коридору почти беззвучно пробегали мартыши то с подносом, то с метлой, то с половой тряпкой. Ощущение пристального взгляда возникло у меня не сразу, просто где-то на уровне подсознания я почувствовал некое неудобство, какое возникает, когда кто-то исподволь наблюдает за тобой издалека. Я повернулся, приподнявшись на локте. Возле решетки замер мартыш, в целом ничем не отличающийся от других таких же обитателей нашей тюрьмы, только маленький, худосочный и щуплый. Он пристально и внимательно разглядывал меня глазками-бусинками, обхватив прутья решетки тонкими пальцами. Я смотрел на него в ответ и поначалу никак не мог понять причины его интереса к моей скромной персоне, пока загадку не разгадала Лора:

– Ба, да это же наш старый знакомый!

И точно. Мартыш был тем самым, которого я вытащил недавно из бродячего цирка.

– Привет, – ласково сказал я, подойдя к решетке и опустившись на колено. – Можешь нам помочь?

– Человек. Друг. Помощь, – неожиданно произнес по-детски тонким голосом мартыш. А ведь я считал его немым!

– Свобода, – подсказал я.

– Свобода. Терпение. Ожидание.

С тревогой оглядевшись по сторонам, мартыш опустился на четыре лапы и ускакал прочь. Мы остались ждать.

За полдень принесли обед – пюре с рыхлой бумажной котлетой, вкусную хрустящую булочку и стакан какой-то вязкой розовой жидкости, пахнущей химическим ароматизатором и похожей на компот. Затем снова потянулись долгие и томительные часы полного безделья. Повалявшись на жесткой лежанке и немного восстановив силы, я прошелся по камере от стены к стене, разминая мышцы. Восемь шагов в одну сторону, восемь в другую. Совсем небольшое пространство, позволяющее не сойти с ума от тоски.

Когда за окнами начали сгущаться сумерки, хмурый надзиратель привез тележку с ужином: на сей раз нам досталась лапша с разваренной пресной рыбой. Рыба была ужасно костлявой, а лапша – безвкусной. Есть эту гадость совершенно не хотелось, но тем не менее я заставил себя проглотить все до последней крошки: привычка подолгу оставаться без источников пропитания приучила меня наедаться впрок. Но гораздо больше отвратительных продуктов меня раздражала неопределенность. Что, если Эйжел не лгала, и агенты Очага прямо сейчас несут снаряженную чумную бомбу на Землю? Как теперь помешать им осуществить свои планы? Что, если мартыш забыл про нас и больше не вернется, чтобы попытаться помочь?

Но мартыш не забыл. Едва оконные стекла потемнели и снаружи зажглись электрические фонари, маленькое мохнатое существо снова появилось возле решетки и замерло, выжидательно глядя на меня. В руке мартыш сжимал крошечный кусочек пластика треугольной формы.

– Свобода. Ключ, – сказал он.

Осторожно, стараясь не выронить, я принял у него маленький треугольник. Похоже, в нем был запаян микрочип, открывающий электромеханический замок камеры. Я просунул руку сквозь прутья решетки, но дотянуться до считывателя не смог: создававшие эту систему инженеры предусмотрительно разместили блок управления замком так, чтобы его невозможно было отпереть изнутри.

– Свобода. Помощь, – сказал я.

– Помощь, – охотно согласился мартыш. Вернув ему ключ, я взял мартыша на руки и поднял повыше. Тот оказался крайне сообразительным, как, впрочем, и все остальные представители его племени: внутри двери что-то щелкнуло, и решетка медленно отворилась, открывая нам путь к свободе.

– Молодец! Спасибо тебе! – похвалил нашего спасителя я.

– Человек. Друг? – с вопросительной интонацией настойчиво произнес мартыш.

– Друг, – вздохнув, согласился я.

– И что теперь? – послышался из-за моего плеча голос Лоры. – У нас нет оружия, и мы не знаем даже, где находимся. Думаешь, этот лохматый чувак сможет показать нам дорогу?

В глубине камеры послышалась возня, и из-под одеяла показалась лысая голова Роланда.

– Я покажу вам дорогу, если вы, конечно, не возражаете, молодые люди, – сказал старик. – Загляните под мою кровать…

Не теряя времени, я залез под нары и вытащил оттуда компактно сложенную инвалидную коляску. Судя по количеству покрывавшей ее пыли, ею уже давно не пользовались. Привести это нехитрое средство передвижения в боевое положение было делом нескольких секунд, а усадить в коляску старика – и того проще: его тщедушное тельце оказалось на удивление легким.

– Ноги уже совсем не ходят, – пожаловался старец, – хорошо хоть голова соображает. Ну что, поехали? Только будьте осторожны, тут повсюду камеры.

Выкатив коляску в коридор и аккуратно прикрыв за собой решетчатую дверь, мы направились в указанном стариком направлении. Впереди нас ждала неизвестность.

Глава 22

– Сюда, – сказал Роланд, указав сухой рукой направо. Коридор тут раздваивался: одна его часть превращалась в длинную застекленную галерею, с другой стороны просматривались лишь глухие стены да несколько запертых дверей. На всякий случай сначала я заглянул за угол, прежде чем шагнуть туда, и не напрасно: под потолком мигала красным огоньком небольшая видеокамера. Впрочем, деваться все равно было некуда: другого пути, насколько я понял, у нас попросту не имелось, а побег в любом случае будет скоро обнаружен. Так что нужно спешить.

Коридор опять повернул, и мы очутились в неприметном тупичке перед массивной металлической дверью, напоминавшей скорее гаражные ворота в миниатюре. Слева на стене торчал электронный пульт с тускло светящимися сенсорными кнопками и панелькой-считывателем, к которой я недолго думая поднес раздобытую мартышом треугольную карточку. Пульт коротко бибикнул и мигнул красным: доступ закрыт.

– Дай-ка мне, – попросил старик. Я подтолкнул коляску поближе, так, чтобы он мог дотянуться до клавиш. Роланд набрал на пульте восьмизначный цифровой код и приложил ладонь к считывателю. Замок послушно щелкнул, загорелся зеленый сигнал, и дверь со скрипом поползла в сторону.

– Надо же, работает, – хохотнул старец, – не вычистили, значит, мои пальцы из базы. Вот тебе и причина большинства подобных провалов, Иван: банальное разгильдяйство. Из-за него все проблемы.

В помещении сам собой загорелся свет, и Лора удивленно присвистнула. Мы попали в самый настоящий арсенал. На установленных вдоль стен стеллажах ровными рядами стояли полуавтоматические винтовки земного, судя по всему, американского производства, множество пистолетов-пулеметов различных модификаций, несколько видов совершенно невообразимого оружия – видимо, привезенного сюда из других миров, и даже с десяток гранатометов очень грозного вида. Лора с горящими глазами принялась щелкать затворами и разглядывать оружие с таким видом, с которым девушки выбирают в модных магазинах дамские сумочки и новые туфли. Вставив с характерным щелчком обоймы, она заткнула за пояс сразу два пистолета, а потом принялась распихивать по карманам ручные гранаты. Я же с огромным удивлением извлек из кучи смертоносного железа уродливого вида автомат, как будто бы грубо сваренный из обычных водопроводных труб. Круглого сечения рукоять и такой же приклад, прямой длинный магазин и толстый ствол с овальными прорезями – все это вместе производило настолько непривычное впечатление, что я сначала принял сей странный механизм за нелепую детскую игрушку. Если бы не вес: неуклюжая железяка оказалась очень тяжелой.

– Интересно, в каком из миров могли придумать такое безобразие? – задумчиво произнес я.

– Не поверишь, на Земле, – хмыкнула Лора, – это же «автомат водопроводчика», «EMP.44». Мэйд ин Германия. И он действительно сварен из обычных стальных труб.

– Но зачем?

– На исходе Второй мировой немцам нужен был простой и надежный пистолет-пулемет для фольксштурма, который можно было собирать на коленке в любой механической мастерской. Вот и соорудили такое чудо из всего, что подвернулось под руку. Брось каку, держи нормальный ствол.

С этими словами Лора кинула мне симпатичную на вид автоматическую винтовку с широким изогнутым рожком, которую я поймал на лету. Винтовка была похожа на армейскую «M-16» из американских фильмов про войну.

– Это «Colt AR-15», надежная машинка. И пару сменных магазинов к ней прихвати. Разберешься, как с этим обращаться?

Разобраться оказалось несложно: похоже, американцы проектировали свое оружие в расчете на простых фермеров из глубинки, которые еще вчера выращивали на отцовском поле кукурузу, а сегодня решили отправиться насаждать демократию в какой-нибудь ближневосточной стране. Винтовка была изготовлена с применением алюминия и пластика, потому показалась мне на удивление легкой. Интересно, как ее протащили сюда через Центрум, где пластмассы долго не живут? Или прикрутили все недостающие детали уже на месте? Магазин сбрасывался легким нажатием кнопки под указательным пальцем, обратно вставлялся легко, после чего оставалось лишь нажать на фиксатор с левой стороны – и винтовка готова к стрельбе. Прелесть, а не оружие. От жадности я схватил семь снаряженных рожков из стоявшего тут же патронного ящика – больше там попросту не было.

– Пошли, – скомандовала Лора. – Показывайте дорогу, Роланд.

– Направо и наверх, на второй этаж. Тут полно камер, так что будьте внимательны, скорее всего уже объявлена тревога.

– Я иду первой, ты с коляской следом, – обратилась ко мне Лора, – прикрывай меня, но на рожон не лезь. Понял?

– Понял, – коротко ответил я, хватаясь за ручки инвалидного кресла.

Старик оказался прав: едва мы свернули за угол, нам навстречу выбежали сразу трое обитателей базы, вооруженных странного вида короткими устройствами, напоминавшими помесь фена и строительного степлера. Первого Лора срезала парой прицельных выстрелов, и тот, крутанувшись на месте, отлетел в темноту коридора, двух оставшихся я уложил длинной очередью, полностью израсходовав один рожок. Противник не пытался нас убить, скорее, они просто не ожидали этой встречи и потому в первое мгновение растерялись, что и стоило им жизней. Тут уж не до церемоний.

– У них парализаторы, – предупредил Роланд, – если попадете под излучение, хана. Я, например, сразу сдохну, у меня сердце слабое.

– Спасибо, постараемся не попадаться, – откликнулся я. Чтобы преодолеть распростертое на нашем пути тело, пришлось приподнять передние, а потом задние колеса коляски.

– Погоди-ка, – сказал старик. Кряхтя, наклонился и подобрал один из оброненных нашими противниками парализаторов, спрятал его в одежде.

– Теперь поехали.

Вместо лифта тут использовался открытый подъемник с раздвижным ограждением, которым мы и воспользовались, чтобы подняться на второй этаж. Лора вышла первой, подав нам знак обождать. Присела на корточки, осторожно выглянула из-за угла и сразу же метнулась назад, поскольку с той стороны раздалась оглушительная канонада: похоже, у местных наконец-таки отыскалось в заначке кое-что помощнее парализаторов. Защелкали по стенам пули, выбивая густые облака известки и высекая искры, запахло пороховой гарью. Лора вытащила из кармана гранату, рванула чеку и не глядя швырнула ее за угол. Громыхнуло так, что у меня зазвенело в ушах, сверху посыпался строительный мусор, все вокруг заволокло молочно-белым дымом и пылью.

– Вперед! – скомандовала Лора.

Я мельком глянул в оставшуюся за ее спиной противоположную часть коридора, и не зря: в мутном мареве мелькнула бесформенная тень. Вскинув винтовку, я выпустил в этом направлении пол-обоймы. В окутавшем нас тумане пламя на срезе ствола заплясало, как огненный цветок. Движение тут же прекратилось. Тем временем Лора уже ушла далеко вперед, и мне пришлось догонять ее, толкая перед собой коляску по хрустящим под ногами осколкам битого кафеля и бесформенным комьям штукатурки.

– Налево, – произнес Роланд, – потом направо до конца.

Снова поворот, несколько размытых фигур в дальнем конце галереи. Палец давит на спусковую скобу, серия коротких толчков в плечо, звонко осыпаются стреляные гильзы. Нажатие на кнопку – и пустой магазин падает под ноги, а на его место тут же становится следующий. Удар запястьем по фиксатору, очередь. Огонь на срезе ствола задорно трепещет, веером отправляя вдаль новую порцию свинцовой смерти. Меня вдруг охватил какой-то необыкновенный азарт, кураж, вдохнувший в сердце новые силы, развернувший невидимые крылья за спиной. К черту сомнения, все у нас получится!

Еще одна короткая пробежка по коридору. Лора швыряет гранату за поворот, я прикрываю ей спину, выцеливая позади врага. Вот вдалеке почудилось какое-то движение, и я без раздумий жму на гашетку. Ответный огонь обрывается, едва начавшись, захлебывается под моими пулями. Вроде бы никого из нас не зацепило, это хорошо, и мы, не останавливаясь, бежим вперед до следующего поворота. Лора осторожно выглядывает из-за угла, подает сигнал: чисто.

Свернув за очередной поворот, мы очутились в длинном застекленном переходе, протянутом между двумя соседними корпусами на уровне второго этажа. Здесь ярко светят лампы под потолком, но прозрачные стены – это плохо, снаружи темно, и мы видны как на ладони, а вот что творится на улице, рассмотреть невозможно. Короткая очередь вверх, сыплются осколки стекла, и все вокруг погружается во мглу. Глазам нужно несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку, зато теперь я могу различить за окнами тусклый свет фонарей и размытые очертания расположенного рядом здания. А также беспорядочно мечущиеся внизу человеческие фигуры. Вот одна из них, кажется, вскинула оружие… Коротко тявкнула винтовка, и стеклянная стена осыпалась лавиной осколков, в лицо мне хлынула влажная волна ночного воздуха, наполненного ароматами прелой листвы. Зато людские силуэты приникли к земле, попрятались, не рискуя соваться под пули. Вот и славно.

– Быстрее! – подбодрил я своих спутников. – Далеко еще?

– Здесь рядом, – успокоил меня старик, – прямо через зал, там будет дверь.

Небольшой квадратный холл представлял собой перекресток сразу нескольких коридоров, сбегавшихся сюда на разных уровнях. С нашей стороны выход располагался на высоте второго этажа, с противоположной имелся еще один, третий, ограниченный невысокой балюстрадой. Вот по нему я с ходу и полоснул очередью, наблюдая, как вниз, раскинув руки, камнем рухнула вооруженная автоматом человеческая фигура. Минус один. Толкая перед собой инвалидное кресло, я едва не прозевал другого стрелка, притаившегося на моем пути за металлической колонной, – его прицельным огнем сняла Лора, пока я менял очередной опустевший рожок.

Внушительная дверь, перед которой мы очутились, когда пересекли холл, тоже была закрыта на электронный замок.

– Приготовьтесь, там может быть охрана, – предупредил нас Роланд и потянулся к тускло светящейся клавиатуре. Я вскинул винтовку, готовясь отпихнуть инвалидное кресло с сидящим в нем стариком с линии огня.

Запиликали под узловатыми пальцами Роланда кнопки, электроника чуть помедлила, пережевывая введенный им код, и пневматический привод тяжело вздохнул, открывая нам проход. Не дожидаясь, пока противник начнет пальбу, я выстрелил в дверной проем первым. Сидевший в крутящемся кресле человек даже не успел сообразить, что произошло: несколько пуль прошили высокую спинку насквозь, застряв в противоположной стене. Больше внутри никого не оказалось.

– Черт! – выругался я, закатывая в помещение коляску и прихлопнув ладонью торчащую из стены и мигающую красным кнопку. Дверь с шипением поползла на место. В кресле, запрокинув голову, сидел совсем молодой парнишка и с удивлением смотрел в пространство широко распахнутыми остекленевшими глазами. Помочь я уже ничем не мог: парень был мертв и, судя по всему, даже не вооружен. В горячке нашего стремительного бегства я поспешил, пальнув в него, скорее, со страху, чем по необходимости. Кипящий в жилах адреналин, натянутые будто струны нервы, бешеный стук пульса в висках, постоянная опасность словить шальную пулю сыграли со мной дурную шутку: совершенно того не желая, я убил безоружного человека.

– Бедный мальчик, – в тон моим мыслям пробормотал старик, – я знал его… Ну что ж, у каждого своя судьба.

Я осмотрелся. Комнатка представляла собой пультовую: дальнюю стену занимал огромный экран, разделенный на множество небольших квадратов, в каждом из которых демонстрировалась картинка, передаваемая с одной из камер видеонаблюдения. Ниже размещалась панель с множеством кнопок, переключателей и ручек непонятного назначения.

– Подкати-ка меня поближе, Иван, – попросил меня Роланд. Положив тонкие пальцы на клавиатуру, старик набрал короткий код, и замок на входной двери пронзительно щелкнул.

– Теперь никто сюда не войдет без нашего разрешения, – пояснил он. – А теперь взгляните вон на тот экран…

В указанном им квадрате я разглядел не слишком четкое изображение не то коридора, не то тоннеля, скудно освещенного вмонтированными в стены лампами. По тоннелю двигалась небольшая группа людей в черном. Возглавляла ее высокая худощавая фигура, в которой я без труда опознал Эйжел. За спиной девушка тащила небольшой рюкзачок с широкими лямками, внутри его угадывался тяжелый предмет прямоугольной формы, напоминающий деревянный ящик из-под полевой рации. Такой ящик я уже видел дважды. В первый раз – в подвале Штаба Корпуса пограничной стражи в Марине, когда ребята Беккера задержали несущего на Землю чумную бомбу гонца. Второй раз – на моей собственной квартире. Тогда, связав мне руки, Эйжел деловито собирала смертоносный детонатор, и только чудо помогло мне в тот раз предотвратить неминуемую катастрофу. Теперь небольшой отряд агентов Очага снова направлялся в мой родной мир, чтобы посеять там смерть.

– Они уйдут! – едва не крикнул в отчаянии я.

– Не уйдут, – успокоил меня Роланд и нажал что-то на пульте. Камера не передавала звука, но я увидел на экране, как на пути отряда медленно опустился массивный металлический щит, полностью перекрывая проход. Путники в растерянности остановились, переглянулись, обсуждая что-то, а потом повернули назад. Проходя мимо камеры, Эйжел подняла голову, всматриваясь в объектив, и на экране мелькнуло ее искаженное ненавистью лицо.

– Это аварийная защита на случай стихийных бедствий, тут часты ураганы, – пояснил старик. – Комплекс сейчас полностью изолирован от внешнего мира, все выходы перекрыты и заблокированы. Отключить защиту можно только отсюда, так что скоро к нам пожалуют гости.

Воспользовавшись передышкой, я проверил свой арсенал: у меня осталось три полных магазина патронов. Тело паренька все так же неподвижно лежало в кресле, под которым уже натекла приличная темно-багровая лужа, и от присутствия мертвеца мне сделалось немного не по себе. Стараясь не смотреть в ту сторону, я отошел к противоположной стене, поближе к окну. За ним открывался удивительный пейзаж: те самые светящиеся башни небоскребов на фоне чернильного ночного неба. Именно эти высоченные дома я наблюдал в комнате, куда привел меня Виорел. Я коснулся холодного стекла, и картинка сменилась. Теперь передо мной застыла лесная тропа, петляющая меж осенних деревьев, красно-желтые листья, кружась в беззвучном хороводе, устилали землю пестрым ковром. Еще одно прикосновение – и за окном бушует штормовое море, окатывая пеной прибрежные камни, соленые брызги летят в стороны, оседая на обратной стороне стекла.

– Панорамный экран, стандартные виды, – устало пояснил Роланд, – тут такие во всех помещениях, где нет нормальных окон.

Я отдернул руку, готовую вновь прикоснуться к гладкой глянцевой поверхности.

Пусть будет море.

И в этот самый миг дверь содрогнулась от мощного удара. Складывалось ощущение, что в толстый металл бьют тараном: стальные листы трещали и гнулись, будто фольга. Я откатил инвалидное кресло со слабо протестующим стариком в самый дальний угол комнаты и поднял винтовку, сжав оружие до хруста в побелевших запястьях. Пусть врагов больше и они сильнее, но просто так я не сдамся.

Дверь с грохотом рухнула внутрь, и в ту же секунду мы с Лорой одновременно открыли огонь. Первые мгновения в пороховом дыму невозможно было различить решительно ничего. Картинка чуть прояснилась лишь тогда, когда я нажал на кнопку сброса магазина, и пустая обойма скользнула на устланный гильзами пол, а я со щелчком загнал в винтовку новую.

В искореженном дверном проеме стояла Эйжел. Ее кожу, лицо, даже волосы покрывала уже знакомая мне черная глянцевая пленка, рельефно подчеркивающая каждый выступ ее стройного тела. Казалось, пленка впитывала в себя окружающий свет без остатка, и потому фигура Эйжел была словно вырезана из ночной мглы. А еще я знал, что этому удивительному покрытию не страшны ни огонь, ни пули. Картина выглядела сюрреалистичной: выломанный с потрохами стальной каркас двери, выщербленная от множества попаданий стена и застывший на ее фоне силуэт, словно отлитый из блестящего черного металла. Эйжел обвела комнату тяжелым взглядом и шагнула вперед.

Лора отбросила в сторону разряженную и ставшую бесполезной винтовку, выхватила из-за пояса оба своих пистолета. Стрелять с двух рук – непростая задача даже для опытного бойца, но у нее это получалось великолепно. Пистолеты поочередно выплевывали порции свинца, летели гильзы, но пули отскакивали от Эйжел, словно горох от бетонной стены. Очутившись в полутора шагах возле Лоры, она, крутанувшись на месте, словно балерина, выбила из ее рук оба ствола, а затем быстрым ударом отправила обезоруженную девушку в полет. С хрустом налетев на пульт, Лора скатилась на пол и осталась там лежать без движения. Эйжел повернулась ко мне.

Уже осознавая всю тщетность дальнейшего сопротивления, я снова нажал на спуск и высадил по приближающейся черной фигуре целый рожок. Град винтовочных пуль чуть замедлил продвижение Эйжел, но не остановил ее. Перезарядить оружие я не успел: ухватившись за ствол, она с силой дернула его на себя, а затем резко двинула мне прикладом под дых. Я согнулся от боли пополам, ощутив, как на моей шее сжимаются холодные, будто резиновые пальцы.

– Ну, вот и все, Ударник. – Голос Эйжел звучал из-под черной маски, в которую превратилось ее лицо, чуть громче обычного, но как-то отстраненно и безжизненно. – Признаюсь честно, ты мне всегда нравился, мальчик. Мне очень не хочется тебя убивать. Но ты перешел все границы, а я не люблю, когда кто-то стоит на моем пути.

Ледяные пальцы стиснули горло сильнее, перед глазами поплыли разноцветные круги. Я не мог больше вдохнуть: железная хватка сжимала гортань все крепче и крепче.

– У тебя был шанс, Ударник. Но ты его упустил. Очень жаль. Прощай, Иван.

Позвонки жалобно хрустнули, воздух в легких стремительно заканчивался. Я раскрыл рот, словно вытащенная на берег рыба, схватился за вцепившуюся в мое горло руку – бесполезно: она была как будто каменной. Силы стремительно покидали меня, в глазах потемнело. Я почувствовал, что мое плечо и левая нога онемели, повисли плетью, жизнь стремительно уходила из моего тела с каждым ударом сердца. На глаза упала черная искрящаяся пелена, и я почти перестал чувствовать собственное тело. Вот и все, я не выдержу дольше нескольких секунд.

Вдруг давление будто бы чуть ослабло, стальные пальцы перестали сжиматься, оставляя мне призрачный шанс на спасение. Упершись в живот Эйжел ногой, которой я еще мог хоть как-то двигать, я с силой оттолкнулся и рванул голову назад, освобождаясь из захвата. Моя несостоявшаяся убийца осталась стоять на месте неподвижным черным изваянием. Сквозь непрекращающийся шум в ушах я услышал что-то похожее на слабое хихиканье, доносящееся из-за моей спины. Бессильно повалившись на пол, я оглянулся.

Смеялся Роланд, сжимая в покрытой старческими пигментными пятнами руке парализатор.

– Похоже, тебя тоже слегка зацепило, Иван, – с сочувствием произнес он. – Ну, ничего, через пару часов пройдет.

Отбросив ставшее бесполезным оружие в сторону, старик ухватился за ободы инвалидного кресла и, громыхая по стреляным гильзам, подкатился к превратившейся в неподвижную черную скульптуру Эйжел. Протянул дрожащую руку, коснулся блестящего, словно ртуть, глянца.

– Глупая девочка, – в его дрожащем голосе мне почудились нотки нежности, – ты всегда была умницей. Ведь я искренне хотел вырастить из тебя настоящего светлого человека, который по праву занял бы мое место…

– Это ваша…

– Ученица, Иван. Всего лишь ученица. Самая лучшая, самая перспективная и самая талантливая ученица. У меня никогда не было собственных детей, и я… И я…

Старик беспомощно смахнул рукой пробежавшую по морщинистой щеке слезу. Толкнув ободья колес, он неторопливо подкатился к пульту, приложил дрожащую ладонь к сенсорной панели и набрал на расположенной рядом клавиатуре длинный код. Изображение на настенном экране исчезло, в коридоре пронзительно затрещала сирена, похожая на школьный звонок, зовущий учеников на урок.

– Я включил систему самоуничтожения комплекса, – тихо произнес Роланд. – Здесь все будет разрушено через восемь минут. Когда-то мы заложили под фундамент взрывчатку на случай, если наши враги из Центрума решат достать нас здесь. Тогда этого не произошло, а вот сейчас время пришло. Мы допустили много ошибок, Иван. Теперь я попробую исправить хотя бы часть из них.

– Мы успеем спастись? – прикидывая свои шансы вытащить по коридорам бесчувственную Лору и инвалидное кресло, с тревогой спросил я. Старик грустно покачал головой.

– Все выходы перекрыты. Гермодвери задраены. Спасения нет. Бедная девочка была права: все кончено.

На полу шумно завозилась Лора.

– Что происходит? – подняла она голову, обвела окружающий пейзаж мутным взглядом и, кажется, все поняла без слов.

– Похоже, мы останемся здесь навсегда, – подтвердил ее худшие опасения я. – Скоро тут все взорвется к чертовой матери.

С трудом поднявшись на ноги, девушка подошла ко мне. Привалившись к стене, чтобы не упасть, взяла меня за руку, подняла перепачканное пороховой гарью лицо, пытаясь заглянуть в глаза.

– Знаешь, Ударник, давно хотела тебе сказать, да раньше все как-то не представлялся случай…

– Не надо, – прервал ее я.

– Почему?

– Если раньше было некогда, то не стоит и теперь.

– А я все-таки закончу… да что это за чертовщина, мать твою?

Откуда-то сверху раздался пронзительный скрежет, посыпалась сажа и хлопья пыли, а потом ей на голову с грохотом свалилась грязная алюминиевая решетка. Отпрянув от неожиданности в сторону, я задрал голову. В тесном и узком проеме вентиляционной шахты показалась перемазанная копотью, но очень довольная серая мордочка с блестящими глазами-бусинками.

– Человек. Друг, – произнес наш старый знакомый.

– Мартыш! – радостно взвизгнула Лора, разом позабыв о начатом разговоре.

– Время! – предупредил из шахты наш нежданный гость.

Без лишних рассуждений Лора вскарабкалась на пульт, ухватилась руками за края отдушины и, подтянувшись вверх, легла на край шахты животом, болтая в воздухе ногами.

– Пролезть можно, – послышался изнутри ее гулкий голос.

– Мы не сумеем протащить туда Роланда, – возразил я.

– И не нужно, – подал голос старик. – Я прожил неплохую жизнь, Иван, пора и честь знать. Мне уже давно на кладбище прогулы ставят. Ступайте, ребята, а я останусь здесь, с Эйжел.

– Но как же…

– Идите, я сказал! – В голосе старца прорезались металлические нотки. – Идите и не жалейте ни о чем. Это мой выбор и мое последнее желание.

Забираться в узкий лаз с наполовину парализованной ногой и висящей плетью рукой – задача не из простых, но, подгоняемый чувством опасности, я справился и с этим.

– Счастья вам, – услышал я за спиной едва различимый голос, уползая вперед и вверх по гулкому жестяному коробу вентиляции.

Нам повезло, что на пути не встретилось никаких заслонок, решеток и вентиляторов, призванных нагнетать в систему воздух, – или мартыш хорошо знал дорогу, обходя опасные места. Вентиляционный канал изгибался, как змея, меняя направление через каждый десяток метров. Кроме всего прочего, тут было темно, словно у жителя африканского континента в штанах, и потому я периодически натыкался лицом на подошвы ботинок ползущей впереди Лоры. Вскоре шахта опустилась вертикально вниз, и нам пришлось передвигаться на ощупь по вбитым в ее стену железным скобам. Судя по тому, как крошилась в моих руках поверхность этих ненадежных ступеней, металл уже успел изрядно проржаветь. Воздух сделался спертым и застоявшимся, его течение почти прекратилось – не то шахту где-то перекрывал гермозатвор, не то сказывались последствия перехода базы в автономный режим.

Дальше тоннель пошел горизонтально. Бетонный пол оказался завален каким-то хламом, мимо которого пришлось протискиваться чуть ли не ползком. А еще до моих ушей доносился противный писк, раздававшийся то справа, то слева, то позади нас. Я старался не придавать этому значения, пока по моей руке не пробежало что-то мохнатое, оснащенное мелкими лапками и остренькими коготками. Крысы! Этих вездесущих тварей я встречал и в Центруме, причем на шестнадцатой заставе мы воевали с ними испокон веку, сколько я себя помню. И крысы неизменно выигрывали каждое сражение. Когда-то в эпоху Великих географических открытий голохвостые твари путешествовали между континентами в трюмах торговых кораблей, заселяя новые для себя земли, а в нынешнем веке проникли в соседний мир в тюках и контейнерах с товаром и неплохо там освоились. Не знаю, имели ли местные жители дело с крысами раньше, но, наладив торговлю с Землей, они вскоре начали страдать от нашествия этих вредителей. Крысы портили зерно в амбарах и продукты в погребах, они забирались в кочующие по пустошам Центрума товарные вагоны, лакомились почтовыми отправлениями и перегрызали кожаные ремни в механизмах локомобилей. Их не брали ни отрава, ни хитроумные ловушки. Земные кошки в Центруме почему-то не пользовались популярностью, и достигнуть паритета удавалось с огромным трудом. Видимо, переселенцы когда-то принесли несколько грызунов в Зеллон, и те прекрасно обустроились на базе Очага, организовав новую колонию.

Тоннель неожиданно закончился тупиком, однако я ощутил легкий сквознячок, слегка шевеливший волосы на макушке. Так и есть: вверх вела еще одна вертикальная шахта с такими же в точности хлипкими на ощупь скобами-ступенями. Оттуда же, сверху, лился слабый свет, что позволяло предположить наличие там выхода на поверхность.

Подниматься оказалось не в пример сложнее, чем спускаться вниз. Паралич в руке и ноге еще не прошел, ко всему прочему стены шахты заросли мхом и чахлым вьюном, прочно обосновавшимся на ступеньках, из-за чего я постоянно соскальзывал вниз, рискуя упасть на дно шахты и разбиться. Пот лил с меня водопадом не переставая, и от отчаянья меня спасала только одна мысль: нужно выбираться как можно скорее, иначе смерть неминуема, а выход уже совсем-совсем близко.

Мы вылезли на поверхность в десятке метров от прятавшихся в зелени кирпичных корпусов – шахта выходила в невысокую пирамидку-отдушину, сложенную из белого кирпича. С трудом переведя дух, я опустился прямо на влажную от росы траву, прикрыв усталые глаза.

А спустя минуту земля под нашими ногами вздрогнула, послышался гулкий удар, словно где-то в недрах планеты неведомый гигант ударил в исполинский барабан. Здания базы Очага, поднимая густые клубы пыли, медленно и величественно осели, будто провалившись в саму преисподнюю. На месте уродливо ощетинившихся арматурой и бетонными обломками руин повисло тяжелое сизое облако.

– Ну, вот все и закончилось, – с явным облегчением вздохнула Лора.

– Ничего не закончилось, – в тон ей откликнулся я. – Хоть Очаг и разгромлен, на Земле все еще готовятся испытания «Арфы». Их нужно остановить прежде, чем наш мир погибнет.

– Думаешь, мы сможем это сделать? – с надеждой взглянула на меня девушка.

– Уверен, мы справимся, – улыбнулся я в ответ.

– А конкретные идеи у тебя есть, герой?

– В первую очередь нужно отыскать портал, ведущий на Землю. Время здесь по сравнению с нашим миром течет в обратную сторону, так что, если нам удастся вернуться домой, мы окажемся в прошлом. Возможно даже, в далеком прошлом – все зависит от того, сколько продлятся поиски и как именно работают местные Врата.

– А дальше?

– Дальше будет видно. Но предупреждаю: поиски могут быть очень опасными.

– А куда деваться? – фыркнула Лора. – У меня вся жизнь сплошная опасность с тех самых пор, как я по глупости связалась с тобой. В общем, отступать уже поздно. Так что предлагаю сначала устроить небольшой привал, а потом пойдем спасать Землю. Согласен?

– Согласен, – покорно отозвался я.

Эпилог

Если закрыть глаза, кажется, будто вокруг привычно раскинулся Центрум. Тот же запах дыма из печных труб, тот же терпкий дух лошадиного навоза. Грохочут по булыжной мостовой деревянные колеса экипажей, позвякивает конская упряжь. Город еще спит в этот ранний час, лишь уличные фонари отбрасывают на тротуары длинные ломаные тени.

Но стоит оглядеться, и наваждение рассеивается. Фонари здесь электрические, да на телеграфных столбах, молчаливо стоящих вдоль высоких, в пять-семь этажей, домов натянута густая паутина проводов. Островерхие башенки, увенчанные замысловатыми фигурами флюгеров, шпили готических соборов на фоне усыпанного предрассветными звездами неба, стекла витрин, кое-где прикрытых на ночь деревянными ставнями. Нет, все-таки это совсем не похоже на Центрум.

Окна на четвертом этаже шестиэтажного здания с фризом и фронтоном над крышей наконец погасли. Спустя пару минут из подъезда показался высокий и худощавый, чуть сутулый мужчина средних лет. В неверном свете дуговых фонарей можно было разглядеть густые черные волосы, уложенные аккуратным пробором над высоким лбом, и тонкую ниточку усов на чуть вытянутом лице. Звякнув ключами, мужчина запер дверь, поежился от дуновения пронизывающего ветра и, запахнув поплотнее шерстяное пальто, размашисто зашагал прочь.

От фасада соседнего дома отделилась темная тень. Человек в сюртучном костюме и широкополой, скрывающей черты лица шляпе опасливо оглянулся по сторонам и стремительно пересек улицу, стараясь как можно скорее покинуть бледное пятно света, отбрасываемое фонарями на тротуар. В руке, обтянутой тонкой кожаной перчаткой, он сжимал большую и плоскую пятигаллонную канистру. Вновь повертев головой, незнакомец крадучись подошел к подъезду. В его руке сверкнула тяжелая связка отмычек.

Тихонько прикрыв за собой дверь, взломщик сделал несколько шагов по гулкому кафелю прихожей. Темноту прорезал луч фонаря. Круглое пятно света выхватило из мрака ведущую наверх широкую лестницу, фигурные столбики, подпирающие дубовые перила. Стараясь не шуметь, незнакомец стал подниматься по мраморным ступеням на четвертый этаж. Войдя в просторное помещение, он погасил фонарь, чтобы его отблески в окнах не привлекали ненужного внимания. Уличного света было вполне достаточно, чтобы оценить окружающую обстановку. Дождавшись, когда глаза привыкнут к полумраку, незваный ночной гость огляделся.

Весь этаж представлял собою одно большое открытое пространство, напрочь лишенное стен, потолочные балки которого подпирали выстроившиеся рядами толстые кирпичные колонны. Все вокруг было заставлено множеством диковинных приборов и устройств непонятного назначения. Здесь высился целый лес похожих на удочки телескопических антенн, поблескивали медной проволокой циклопические катушки и белели шкалами сотни вольтметров, амперметров и гальванометров. Возле забитого энциклопедиями и справочниками книжного шкафа громоздилась батарея электролитических банок, а рядом, на заваленном бумагами столе, темнела лакированным боком пишущая машинка. И провода. Повсюду были натянуты провода. Словно в логове гигантского паука, они то сходились в какой-то точке пространства, то вновь разбегались по углам, грозя поймать в свои сети неосторожную жертву.

Обогнув глубокое плетеное кресло, в котором хозяин этого похожего на естественно-научный музей помещения любил предаваться размышлениям, человек в черной шляпе приблизился к письменному столу. Рука в кожаной перчатке поворошила испещренные бисерным почерком бумаги, приподняла несколько листов с аккуратными чертежами неведомых приспособлений и механизмов. Незваный визитер снова огляделся, как будто стараясь запомнить, навсегда запечатлеть в памяти окружающую его обстановку, а затем с бульканьем водрузил на стол канистру и открутил крышку. Резко пахнуло бензином. Щедро плеснув желтоватой мутной жидкостью на бумаги, он оросил пол вокруг стола, провел влажную дорожку до книжного шкафа и затем облил его. Остатки бензина незнакомец выплеснул на ротанговое кресло и отбросил ставшую бесполезной канистру прочь.

Чиркнула длинная фосфорная спичка, на мгновение озарив резко очерченный подбородок и густую щетину усов над верхней губой, и в ту же секунду с гулким хлопком вспыхнуло пламя. Взметнулись в оконных стеклах тревожные оранжевые отблески. Не теряя более не минуты, поджигатель сбежал вниз по лестнице и, толкнув незапертую дверь, выскочил на тротуар. Холодный утренний воздух дохнул ему в лицо. Поправив шляпу, он застучал каблуками по тротуару, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не перейти на бег. Впереди, над ломаной линией крыш, понемногу занимался рассвет, а за его спиной разливалось алое зарево пожара. Где-то вдалеке, возле темневшей на фоне неба каланчи файргардов, тревожно зазвенел колокол.

Говорят, огонь очищает. Огонь бесследно стирает прошлое, превращая его в невесомую золу и пепел. Огонь бесполезно молить о пощаде, он не помнит ни радостей, ни страданий. Он беспристрастен и равнодушен, словно древние божества. Но сегодня огонь призван уничтожить будущее. Будущее, которого не должно наступить.

Свернув за угол, незнакомец ускорил шаг. Здесь почти нет фонарей, и потому переулок выглядит угрожающе темным, но сейчас ему это было только на руку. Вокруг – спокойный район, тут живут добропорядочные граждане: адвокаты, банковские клерки, бухгалтеры и доктора, уличные шайки практически не водятся в этих местах. Снова поворот, широкая улица, у обочины, отгороженной от проезжего тракта крашенными белой краской деревянными столбиками, дремлет запряженная в пролетку лошадь. Лучше идти пешком: возница наверняка запомнит одинокого ночного пассажира и доложит потом полицейским. Береженого бог бережет.

Попетляв по переулкам, человек в черной шляпе свернул на широкий бульвар и нырнул в приветливо распахнутые двери придорожной таверны. Внутри горел свет, но посетителей в этот неурочный час здесь еще не было. Он пересек пустой зал с выставленными прямо на столы вверх тормашками табуретами, хлопнул по плечу возившего по полу грязной тряпкой сонного мальчишку и произнес:

– А принеси-ка мне две пинты светлого эля, Джонни.

– Сию минуту, сэр, – охотно откликнулся парень, бросая свое безрадостное занятие: этот странный джентльмен, говоривший с едва заметным европейским акцентом, всегда оставлял щедрые чаевые.

Между тем ранний посетитель откинул занавеску, отделявшую от посторонних глаз укромную нишу в глубине зала, и упал на подушки мягкого, набитого соломой дивана. Стянул перчатки, снял шляпу и бросил ее на стол прямо перед собой. Сидевшая напротив стройная женщина в длинном платье неодобрительно взглянула на него из-под модной сетчатой вуали.

– Ну, как все прошло? – с тревогой в голосе поинтересовалась она.

– Отлично. Надеюсь, меня никто не срисовал, я неплохо запутал след. Не зря же я почти неделю ошивался вокруг этого чертова дома, изучая все тупики и переулки.

Качнулась занавеска, и возле столика неслышно возник Джонни, поставил перед посетителем две пузатые кружки с пенящимся янтарным напитком и, благодарно приняв свой квотер, исчез.

– Будешь? – подвинул одну из кружек поближе к своей собеседнице мужчина.

– Пиво в шесть утра? Похоже, вы начинаете приобретать дурные привычки, мистер.

– Ой, только не начинай, пожалуйста! Сегодня можно.

С этими словами он запрокинул голову и отхлебнул из посудины сразу несколько щедрых глотков, вытер тыльной стороной ладони губы и поставил кружку обратно.

– Никак не могу привыкнуть к этим твоим дурацким усам, Ударник, – фыркнула девушка и, откинув вуаль, чуть отпила из своей кружки. – Фу, горькое!

– Нефильтрованное. Это тебе не промышленное пойло из дешевых московских забегаловок, тут все натуральное, Лора.

– А еще от тебя бензином воняет.

– Ну, так я же теперь террорист-поджигатель! Завтра во всех газетах на первой полосе про это напечатают. Как-никак, событие недели. Знали бы они…

– И хорошо, что не узнают.

Лора отпила еще глоток и задумчиво уставилась на сидящего напротив мужчину, теребя тонкими пальцами стеклянную ручку кружки.

– А знаешь, Иван… Давно хотела тебе сказать, да раньше все как-то не представлялся случай…

– Не надо, – прервал ее Ударник.

– Почему?

– Раньше было некогда, а теперь у нас с тобой впереди уйма времени.

– А я все-таки закончу… да что это за чертовщина?

За дверями трактира прогрохотали колеса пожарной телеги, сопровождаемые медным трезвоном тревожного колокола, призывавшего прохожих и зевак поскорее убираться с дороги. Перекрывая этот невообразимый шум, издалека послышались пронзительные крики мальчишки-газетчика:

– Свежие новости! Утренние газеты! Всего несколько пенни!

Ударник расслабленно улыбнулся. За дверями трактира начинался новый день.

Первый день новой эпохи в истории его родного мира.

Газета «Нью-Йорк таймс», 13 марта 1895 года

ТЕСЛА ПОТЕРЯЛ ЛАБОРАТОРИЮ В ОГНЕ

Утром 13 марта возник сильный пожар в шестиэтажном доме 33–35, расположенном в южной части 5-й авеню, Нью-Йорк. Пламя быстро распространилось по зданию, полностью уничтожив занимавшую весь четвертый этаж лабораторию известного исследователя и ученого Николы Теслы. В огне погибли все его документы, чертежи, фотографии, инструменты, книги, сотни моделей, заметок и отчетов о лабораторных исследованиях. Нанесенный пожаром ущерб предварительно оценивается в 50 000 долларов. Сам Тесла прокомментировал эти события корреспонденту «Нью-Йорк таймс» следующими словами: «Я слишком расстроен для разговора. Что я могу сказать?» Также в огне безвозвратно утеряны последние достижения молодого изобретателя: механический осциллятор, стенд для испытаний новых ламп электрического освещения и самое ценное открытие – единственный в мире макет устройства для беспроводной передачи энергии на далекие расстояния.