Вы не авторизовались

Типа я. Дневник суперкрутого воина бесплатное чтение

Ислам Ханипаев
Типа я. Дневник суперкрутого воина
повесть

Редактор Татьяна Тимакова

Иллюстрации Нюси Красовицкой

Издатель П. Подкосов

Продюсер Т. Соловьёва

Руководитель проекта М. Ведюшкина

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Корректоры О. Петрова, Ю. Сысоева

Компьютерная верстка А. Ларионов

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Пятница.
Делать уроки – для слабаков

– Тебе нужны какие-нибудь вещи! – раздосадованно сказал Крутой Али.

– Какие вещи? – спросил я.

– Ну такие, чтобы ты сразу разозлился. То есть вспомнил их – и сразу злой!

– С ходу?

– С ходу!

– Как Халк?

– Да, точно, как Халк, или лучше как я. Я бы вырубил Гасана-Вонючку.

– Тебе легко говорить. Ты суперкрутой воин.

Я пощупал рукой свежий синяк под правым глазом. Это место болело, но не так сильно, как могло показаться со стороны. Да и боль пока не ощущалась, ведь драка завершилась только минут пять назад.

– Ай… Сильно видно?

– Пока он просто красный, но, судя по моему чемпионскому опыту бесконечных драк с разными врагами, этот фингал станет синим.

– А потом?

– Желтым, зеленым, фиолетовым, – пожал плечами Крутой Али.

Я доверяю мнению Крутого Али, потому что он опытный уличный воин, но вообще у меня тоже неплохой опыт. Я тоже типа часто дерусь. В школе все крутые часто дерутся, и я не отстаю. Если бы в нашей школе сделали рейтинг драчунов, я точно был бы в десятке! Махмуд, Анвар, два Маги, Заирбек, Зубастик, Ася, которая ходит на карате, Наби – ее брат (он тоже ходит на карате), Велихан и я. Ну, Муртуз, Гасан-Вонючка, Марат, Саид, Умар… Да блин! Ну я точно был бы на двадцатом месте или даже выше! Так-то я веду список всех драк, которые случаются у нас во втором классе, и иногда пишу третий класс тоже, а то откуда знать, с кем придется делить поле брани.

– Крутой Али?

– Чё?

– Почему место, где дрались, в древности называли «поле брани»?

– Ты откуда это узнал?

– Учительница так сказала. А еще в фойе висит картина «Поле брани… чёта… чёта…».

– Наверно, это ошибка. Там поле брóни должно быть.

– Ты чё? Серьезно?

– Нет, откуда мне знать. Мы называем это «местом помахаться», типа: «Идем, там есть место помахаться». Щас еще говорят «зарубиться»: «Если тебе что-то не нравится, мы можем зарубиться один на один за школой». Есть еще плохие слова, но я их не говорю.

Я остановился, потому что вспомнил: типа мама увидит синяк и опять захочет прийти в школу. В прошлый раз мне удалось ее кое-как отговорить. Но когда я учился в первом классе, она целых три раза приходила разбираться, почему я так часто прихожу домой с синяками. Ей не понять, что для таких, как я, очень важно делать то, что мы любим. А мы любим драться и побеждать, а потом опять драться. Так делают все воины, и Крутой Али тоже, и я должен быть таким же.

– Крутой Али?

– Чё?

– Типа мама узнает, что меня побили.

– Тебя не побили! – крикнул на меня Крутой Али так, что после его крика у меня в левом ухе свистело еще несколько минут. – Их было много. Пять или… или двадцать пять. Или миллион, я не помню.

– Я дрался один на один, – выдохнул я грустно.

– Это ты так думаешь! Ты же не видел, что происходило вокруг, а я там был и все видел. Сколько у тебя глаз?

– Два.

– А сколько их там стояло?

– Пять? – спросил я, посчитав в уме.

– Я уверен, что их там было не меньше ста, но даже если пять, это была психологическая атака. Они отвлекали тебя от Гасана-Вонючки. Они кричали всякие обзывания, чтобы ты смотрел в их сторону, пока Гасан-Вонючка пытался тебя побить. Это все было заранее запланировано. А ты видел портфель с Человеком-пауком у Саида?

– Ага.

– Все знают, что Человек-паук твой любимый герой, поэтому этот Саид принес его, чтобы ты отвлекался на портфель.

– Точно, – удивился я.

– Меня слушай, я опытный воин. Это был их план, они знали, что у тебя только два глаза.

– Тогда ты должен был мне подсказать!

– Я пытался! Но ты не видел мои сигналы. Я делал так! – Крутой Али показал на свои глаза указательным и средним пальцами, потом на мои. – Тебя отвлекали дурацкий портфель и обзывания. Не волнуйся. Когда дерешься с подлыми врагами, такое бывает. Я привык, я дрался с тысячами врагов, всегда побеждал, но это же я.

– Гасан-Вонючка! – буркнул я и опять остановился. Огляделся. Мы шли вдоль Собачьего парка. Отличное место для драки. Отличное поле брани.

– Ну чё? – спросил Крутой Али.

Я зашел в кусты, сломал сухую ветку об колено два раза, третий не получилось, и вернулся на тротуар.

– Я когда злой, мне надо что-нибудь ломать, – произнес я и добавил: – Это я только что понял. Когда я буду злой, мне надо будет что-нибудь ломать, и типа чтобы все видели. Ударить ногой мусорку или… или ветки ломать, как сейчас. Ты слышал мощный звук? Такой хтыщ!

– Слышал.

– Круто, да же?

– Круто. Лучше бы кости твоих врагов, но и маленькая веточка сойдет. Насчет мамы…

– Типа мамы, – поправил его я.

– Типа мамы. В прошлый раз она сказала, что придет разбираться в школу, если еще раз увидит тебя с синяком.

– Репутация… – выдохнул я себе под нос. Меня бесит, что репутация так важна.

– Да, репутация – это важно, – многозначительно сказал Крутой Али. – Если она придет в школу, это конец. Скажешь ей, что вступился за девочку, мамы это любят. И выиграл.

Я согласился. Это звучит логично, а потом он добавил:

– А девочка тебя поцеловала, и все это видели. Четко?

– Ты чё?

– Ладно, насчет поцелуя не говори, в остальном все так: защищал девочку, выиграл. Вопросы?

Я помотал головой. Хороший план. У Крутого Али всегда есть план. Хорошо, что мы лучшие друзья.

Я пришел домой и закрылся в своей комнате. Типа брат может прийти в любой момент, а типа мама придет только после шести. Крутой Али сидел под окном. Он вообще никогда не заходит в дом, потому что он уличный воин. Я хочу быть на него похожим.

Я подошел к зеркалу, чтобы изучить боевую отметину. Линейка уже была наготове.

– Третье октября, – объявил я, включив диктофон на телефоне. – Подрался с Гасаном-Вонючкой. Проиграл.

– Это была ничья, – влез Крутой Али, заглядывая в окно второго этажа.

– Я был внизу, он был наверху! – разозлился я, но скорее на себя, чем на Крутого Али.

– Хорошо, проиграл так проиграл, – пожал плечами Крутой Али. – Тебе надо принять поражение и стать сильнее!

– Великие воины не принимают поражения! Ты же не принимал!

– Я не проигрывал, – он опять пожал плечами. Бесит.

– Не сравнивай нас. Ты великий воин, а я только начинаю свой путь воина. Итак, результат – синяк, четыре сантиметра в ширину, три в высоту, под правым глазом. Крутой Али!

– Чё?

– Есть разница между синяком и фингалом?

– Не-а.

– Хм, фингал круче звучит. Как думаешь?

– Да.

– Фингал… Причина драки – моя нереально крутая крутость. Нет, просто нереальная крутость, которой завидуют все в классе. Общий результат неутешительный.

Я вынул свою таблицу разборок и записал результат: «Вничью». Получилось три победы, семь ничьих и шесть поражений, но это нечестно, у меня только два глаза. (Примечание: «Психологическая атака количеством. Надо что-то с этим делать в будущем».) Но я только начинаю. Пока только три месяца прошло, как я решил стать крутым воином. Так что это не в счет. Это просто тренировки.

Я решил, что скажу типа маме, что это не задиры, а я вступился за Амину, и скажу, что победил, это не считается за вранье. Когда хочешь сделать хорошее, врать можно. Я хотел защитить Амину, это хорошо – значит, так можно сказать.

– Что думаешь, Крутой Али? – Я показал ему последние записи в дневнике воина.

– Потом можно, если что, извиниться. Извинения детям всегда прощают. Сколько тебе уже?

– Восемь.

– Да, тебе еще можно врать и потом извиняться, – кивнул он с пониманием дела.

Я убрал боевой архив обратно в шкаф и отжался пять раз. Неделю назад я отжимался три раза, а теперь пять. Я настроен серьезно. Я должен быть готов, когда судьба позовет делать великие и крутые дела.

Ближе к вечеру пришла типа мама. Она спросила, как прошли уроки, я ответил, что нормально, но я знал, что она заметила синяк. Это значит, что мы еще вернемся к этому разговору. Придется рассказать, что это результат «исключительно джентльменского поступка» (так сказал мужик из рекламы духов для мужчин). Думаю, типа мама меня похвалит за то, что я вступился за честь девушки. Женщин легко обмануть. Я вообще суперкрутой мастер обманывать, но не обманываю просто так. Только иногда. Вообще редко, тем более что на кону моя репутация. Это мой шанс начать новую жизнь и показать, что я изменился за время летних каникул. А я и так изменился. Я решил встать на путь воина и в тот момент познакомился с Крутым Али!

– Кушать-ку-ку-кушать! Кушать-ку-ку-кушать! – объявила на всю квартиру типа мама.

Я вышел из комнаты с недовольным лицом. Пусть не думает, что я голодный. Великого воина нельзя никуда заманить вкусной едой. Только славной битвой. Славной битвой на поле брани. Я сел за стол и подумал, что эта кухонька будет для меня маленькой, когда я стану воином. А ведь в квартире живут еще типа брат Ахмед и типа мама. Зачем она вообще готовит еду в такой маленькой кухне? Почему мы не переезжаем в нормальную большую квартиру?

– Ку-ку-ку! А, ты тут, – сказала она, увидев меня.

Ходьба в стиле ниндзя под названием «шепот листьев» – моя новая техника, меня недавно научил Крутой Али.

– Шелест лучше, – сказал, сунувшись в окно, Крутой Али.

Я согласился.

– Итак, великий воин… ммм… ты определился с геройским именем? – спросила типа мама.

Я пожал плечами, прямо как Крутой Али. Я совсем недавно отказался от своего старого имени, потому что подумал, что если начинать с чистого листа, то нужно новое и суперкрутое имя.

– Не понимаю, почему тебе не нравится Артур. Очень даже геройское имя. Король Артур, круглый стол, все дела. Не круто? Это вполне себе крутой мужик. Артурчик?

Я промолчал. Нельзя отзываться на имя, от которого ты отказался.

Мы услышали барабанный стук в дверь.

– Вот тебе и вовремя! – обрадовалась типа мама. – Открой, пожалуйста.

Я открыл дверь, вошел Ахмед.

– Артуридзе, – поздоровался типа брат.

– Не называй его так, это не его геройское имя, – влезла типа мама.

– Ты еще не решил? – поднял бровь Ахмед.

Я не ответил и вернулся за стол.

– Руки мыть, за стол садиться, вкусно покушать, меня поцеловать, вопросы? – продолжала типа мама. Она все время улыбается и шутит. Бесит.

– Все понял. – Ахмед, помыв руки слишком быстро (за это время микробы не умирают, я уверен), прыгнул за стол, попутно чмокнув типа маму в щеку. Между нами десять лет, а он ведет себя как ребенок. Бесит. – Что у нас?

– Макарохи по-флотски. Безымянный воин заявил, что с этого дня не кушает ничего, кроме мясной еды. Бери с него пример.

– Серьезно? А что не так с овощами? – спросил он.

Я собирался ответить, но типа мама опять влезла:

– Ну, это еда для слабаков. Мясо рулит. Только не вареное – оно невкусное.

– А мощный бульон? – спросил типа брат.

– Не, – скривился я.

– Как это так? От немясной еды решил отказаться, а бульон тут при чем? Спроси у каждого серьезного мужика, бульон – это сила. И вареное мясо сила. О, у меня новый вариант! Арчибальд! Как тебе?

– Тупость, – буркнул я.

– Согласен. Артурио?

– Тупость.

– Артурян?

– Тупость.

Типа мама поставила на стол тарелки.

– Артуриан? Это не армянское, типа из «Властелина колец». Король эльфов Артуриан!

– Тупость.

– Артуроид? Это как робот. Робот-воин, не?

Типа мама села за стол.

– Тупость.

– Хватит, – влезла она. – Других тем, что ли, нет? Артурудин, как тебе?

Они оба засмеялись, но простым людям не понять. Пусть смеются, а я буду говорить только по делу и вообще буду вечно молчать. Мне понравилась мысль вечно молчать. Со всеми буду вечно молчать. Пусть вместо меня говорят мои кулаки.

– Ты не должен молчать со своим сенсеем, – заметил Крутой Али.

– Кроме тебя, – ответил я Крутому Али. А потом ответил типа маме: – Тупость.

– Я пыталась. Найти себе геройское имя – сложное дело, как оказалось. Прогугли, – она пожала плечами.

– Загугли, – поправил ее типа брат и спросил: – А как будешь учиться в школе, если ты отказался от имени?

– Они не узнают. Смысл секретного воина в том, чтобы никто не знал хода его мыслей, – ответил я суперскрытно.

Типа брат сложил губы дугой и молча согласился, переглянувшись с типа мамой.

Я решил было, что они что-то задумали против меня, какой-нибудь заговор, но потом оба вместе кивнули. Кажется, теперь Ахмед понял всю серьезность ситуации с именем.

– Ты крут, кумиж, – сказал он.

Я задумался над кумижем. Жумик. Умжик. Кимуж. Мужик… Он думает, что я совсем дурак и не понимаю его шифровки?

– Кумиж? – спросила типа мама.

– Женщина, тебе не понять мой секретный шифр, – Ахмед подмигнул мне. Это ему не понять, что я все понимаю. Ракуд. Дукар. Акдур.

После ужина я ушел от этих детей в свою комнату. Я решил, что надо хорошо продумать план побега из дома, когда судьба позовет великого воина. Подошел к окну и выглянул вниз. Второй этаж. Не так уж высоко, но и не так уж низко. Крутой Али стоял у окна, только с улицы. Мы как раз стали одного роста.

– Крутой Али, что будет, если я выпрыгну из окна?

Крутой Али посмотрел себе под ноги.

– Я думаю, что ты выживешь, но ходить не сможешь.

– Думаешь, лучше веревка из одежды или типа парашют?

– Ты хочешь круто или как лох?

– Как круто.

– Тогда тебе нужен правильный момент. Надо дождаться высокой машины. «Газель» дяди Махмуда пойдет. Он проезжает четыре раза в день у тебя под окном. Или мужик, который продает соленья во дворе, или который молочник, или который привозит хлеб в магазин рано утром. Не забудь выкрикнуть что-нибудь крутое.

– Что, например? «В бесконечность и даль»? «Банзай»? Или «Ээ-хе-хей»?

– Оставь эти детские игры! – гаркнул он. – Ты живешь в Дагестане. Для таких случаев тут уже придумали свой крик. Все кричат: «Ииииууууу!»

Мне не очень нравится «Ииииууууу!». Я иногда слышу его из машин с громкой музыкой, которые едут по Махачкале. Вчера, когда я шел из школы домой, они крикнули «Ииииууууу!», проезжая рядом с нашей новой суперкрасивой учительницей английского языка. А еще «Ииииууууу!» постоянно кричат в наших дагестанских роликах на ютубе. Наверное, это круто. Я достал свой «Дневник воина» и записал туда: «Научиться ииииууууу».

– Шанс выжить? – спросил я, выглянув из окна еще раз. Здесь нужен серьезный подход.

– Писят на писят, – пожал плечами Крутой Али.

Он слишком крут, чтобы знать, что это значит. Поэтому он придумывает цифры, я уверен.

Остаток дня я потратил на то, чтобы сделать уроки, хотя я знаю, что если решил быть крутым, то должен перестать делать уроки. Все самые крутые в школе не делают уроки. И Анвар, и Мурад, и Гаджи, и Гасан-Вонючка, и Азиз, и другие. Хотя Азиз начал делать уроки, он больше не крутой. Нельзя учиться хорошо и быть крутым. Это несовместимые вещи.

Несовместимые вещи называются оксюморонами или исключениями. Никто не хочет быть тупым исключением. Вчера в крутом историческом фильме главный герой сказал: «Ради великой цели мы должны пойти на эту великую жертву!» – а потом их всех убили. Вот и я подумал: ради великой цели (стать крутым и по возможности злым воином) я должен пожертвовать школой. Надо пожертвовать всей обычной жизнью. Я уже начал жертвовать. Я дал обет безбрачия. Это значит, я никогда не женюсь на Амине. Но мне себя не жалко. Жалко Амину, потому что у нее никогда не будет крутого мужа.

Вообще, делать уроки мне нравится, мне нравится делать вещи, которые мне нравятся. Я люблю гулять, люблю учить новые боевые стили (вчера я изучил кунг-фу, стиль змеи), люблю делать уроки (но скоро должен перестать), люблю говорить крутые слова. Типа «типа». Когда говоришь «типа» в каждом предложении, это уже круто, но типа мама и типа брат не поэтому. Они «типа», потому что они по-настоящему мне не мама и не брат. Мою маму убили, так что я должен готовиться к великой судьбе воина. Может, когда-нибудь я смогу отомстить за нее.

– Когда плачешь, отворачивайся, чтобы никто не увидел, – подсказал Крутой Али.

– Хорошо, – сказал я и отвернулся.

– И платок носи, чтобы вытирать сопли.

– Хорошо.

Я заканчивал домашнюю работу, когда в комнату вошла типа мама. Я даже ее не услышал. Мне надо тренировать свой слух. Я не уверен, но есть вероятность, что секретная техника «шелест листьев» передается по генам. Хоть она мне и не мама.

– Что делаешь, зайчик? – спросила она и села рядышком.

Я успел закрыть «Дневник воина» и спрятать его.

– Не называй меня так, – ответил я.

– Извини, я все еще не привыкла, что ты уже вырос.

«Ты и не видела, как я рос! Не притворяйся, мы с тобой знакомы только два года, ведешь себя, как будто ты меня родила!» – подумал я, но сказал… ничего не сказал.

– Можно, пока ты не определился с новым именем, называть тебя просто Артур? Временно.

Я кивнул. Воин должен иногда проявлять милосердие.

– Ну и что у тебя? Математика?

– Уже закончил.

– Молодец.

Мы немного помолчали. Я делал вид, что занят чем-то важным. Она смотрела то в окно, то на меня. У нее грустный взгляд всегда, когда она не улыбается. Я не люблю такие моменты. Лучше бы она была обычной. Не шутила и не грустила.

– Слушай, зайчик, ой, то есть Артур, мне неудобно, но я хочу спросить у тебя кое-что.

– Да, я подрался. Я заступился за девочку и выиграл, – сказал я спокойно, как будто делаю так каждый день. Я и так делаю так каждый день. Ну, дерусь. А за девочек я вообще не заступаюсь.

Крутой Али показал мне из окна «класс».

– Ух ты, за девочку? – усмехнулась типа мама, как будто это великое дело и уже надо выбирать галстук для свадьбы.

– Да, но я дал обет безбрачия, – жестко отрезал я.

– Да-да, помню. Этого я не забуду, мой маленький безымянный воин, который в восемь лет дал обет безбрачия, – сказала она и чмокнула меня так быстро, что я не успел применить защиту. – Извини, не удержалась. Но, как гласит великая мудрость, перед любым великим делом надо закончить школу и сдать ЕГЭ на пять. Я пошла, спокойной ночи. – Она пулей вылетела из моей комнаты.

– Крутой Али!

– Чё?

– Есть такая великая мудрость?

– Не-а, она все врет.

Я всегда знал, что взрослые врут. Они думают, что мы не знаем, когда они врут. Когда я вырасту, не буду врать детям. К черту Деда Мороза, Гарри Поттера, аистов и капусту. Я сразу расскажу, откуда все берется. И дети, и подарки.

Суббота.
Я люблю ходить в школу – и это проблема

На следующий день я опять пошел в школу. По дороге вспомнил свои вчерашние мысли про крутые слова и решил дальше их обдумывать. Есть много крутых слов, которые пока у меня не получается говорить, но это дело привычки. Чем больше говоришь, тем легче. Это как с матом. Если хочешь говорить плохие слова, надо их часто говорить. Но Крутой Али сказал, чтобы я не учился говорить плохие слова, потому что «тебе за это дадут по башке, а еще ты мусульманин. Мусульмане не ругаются матом». Я ответил: «А крутые пацаны в классе тоже мусульмане, но говорят плохие слова». А он: «Они олени. Ты не олень». Я сказал: «Понятно». Я не матерюсь. Я не олень.

– Эй, Крутой Али, какое слово самое крутое из всех?

– Из вообще всех или которые тут говорят, в этой яме?

Ямой он называет «это место». А «этим местом» он иногда называет место, где мы стоим, а иногда Махачкалу, а иногда Дагестан. Это правило для любого, кто хочет быть крутым и злым: мы должны называть место, где живем, ямой.

Я сразу получил доказательство, что становлюсь из-за «ямы» крутым. Учительница дала нам тесты, и в вопросе «Назовите республику, в которой вы живете» из вариантов «Дагестан», «Татарстан», «Башкортостан», «назвать другое место» я написал: «ЯМА». Мне поставили двойку. Потом классная руководительница звонила типа маме. В классе многие смеялись, когда узнали, а некоторые показывали на меня пальцем и говорили: «Дурак». Меня похвалили Анвар, Мурад и Гаджи, самые крутые и плохие пацаны в классе, а Гасан-Вонючка взбесился из-за того, что всем понравилось то, что я сделал. Как я и сказал, крутость зависит от оценок.

– Крутой Али?

– Чё?

– Какое крутое слово ты знаешь вообще из всех?

– «Атомный» или «ядерный». Это крутое слово везде. Если какие-нибудь президенты спорят, кто-нибудь говорит «ядерный» – и остальные все кидают задний, – уверенно сказал Крутой Али.

– А что значит «кинуть задний»?

– Зассать, испугаться, дать деру, ну ты понял. Ты даже не должен слышать про эти слова, понял?! – закричал вдруг Крутой Али.

Я могу его понять. Злой воин его уровня не захочет даже слышать слово «испугаться».

– Понял. А какое крутое слово тут?

– Сейчас… – Крутой Али задумался и, пожав плечами, ответил: – Жиесть.

«Жиесть» – слово, которое нужно всем. Оно важнее даже, чем «Ииииууууу!».

– Круче, чем «уцишка»?

– Чем «уцишка» тоже. И чем «хищник». Его можно добавлять к любому предложению в любом месте, и оно всегда звучит четко. Вот смотри: «Вот ты, в натуре, жиесть!» Видел? В любом месте.

– Жиесть – это да-а-а… – протянул я, восхваляя это слово.

Я уже давно пытаюсь говорить «жиесть», но это слово пока звучит из моего рта тупо. У всех вокруг это получается легко и естественно, но я раньше не говорил «жиесть», а теперь научиться тяжело. Это как родной язык: мама учила меня говорить, но у меня плохо получалось, ее убили – и теперь меня никто не учит и я не могу говорить. А крутые слова – другое дело. У меня есть учитель – Крутой Али.

– Жиесть. Жиесть. Жиесть. А что оно значит, если точно?

Крутой Али пожал плечами. Он не знает слова, которые говорит, ему нельзя знать их смысл, потому что он крутой, и поэтому он сказал:

– Тебе не нужно знать смысл, ты должен просто говорить. Правило номер сорок шесть! Записывай!

Я быстро вынул «Дневник воина». Когда Крутой Али произносит новое правило, я должен быть всегда наготове. Это очень важный момент.

– Готов?

– Ага.

– Пиши: «Правило воина номер сорок шесть! Крутой и злой боец…» Тебе больше нравится боец или воин?

– Оба.

– Пиши «воин». Итак: «Крутой и злой воин может говорить без причины разные слова и не обязан знать смысл этих слов!» Записал?

– Ага.

– Запомни это правило. В жизни будет много случаев, где тебе надо будет говорить не только «жиесть», но и целые предложения без смысла! Например, например… Вот, смотри.

На противоположной стороне улицы несколько студентов шли вдоль дороги, бросали друг другу скрученные трубочкой тетради, как в регби, и громко смеялись.

– Круто? – спросил Крутой Али.

– Круто, – автоматически ответил я, пытаясь разглядеть скрытый смысл крутости.

Один из пасов вылетел над головами ребят прямо на проезжую часть. Самый высокий и самый быстрый из них выбежал на дорогу и поймал тетради, едва не приземлившись на капот машины. Старик-водитель опустил стекло и сказал слово, которое мне нельзя говорить. В ответ они предложили ему замолчать, тоже используя нехорошее слово, и убежали.

– Вовремя, – обрадовался Крутой Али наглядному примеру. – Видел, как он поймал тетради?

– Ага.

– Как бы ты его похвалил?

– Молодец? Четко? Круто? – спросил я нерешительно. Я знал, что тут не все так просто.

– Если бы ты был лохом, ты бы сказал «молодец», еще скажи «хороший мальчик». Ты должен сказать новое модное выражение: «В натуре, ты пушка!» Понял?

– Какая пушка?

– Никакая!

– А где пушка? Я не понял.

– Вот именно, я же сказал, правило сорок шесть, прочитай вслух.

Я опять достал тетрадь и прочитал правило:

– Крутой и злой воин может говорить без причины разные слова и не обязан знать смысл этих слов!

– Теперь понял?

– Ага.

Я зафиксировал полпути до школы, ровно на остановке. Я знаю это, потому что считал шаги: 750 шагов – половина пути, еще 750 – и я в школе. Быстрым шагом можно дойти за 13 минут 30 секунд, обычным – примерно за 20 минут. Кстати, я иду в школу не потому, что должен ходить в школу. Я сам решаю, что мне делать, и решил ходить в школу, потому что типа мама мне не разрешает бросить ее. Я спрашивал позавчера. Это одна из моих серьезных проблем: если хочешь быть крутым, ты не должен любить ходить в школу. Поэтому я начал придумывать вещи, из-за которых я не люблю школу. Я должен приходить туда с плохим настроением и уходить с хорошим. «Школа – это тюрьма» – вспомнил я одно из первых правил Крутого Али.

– Перемены? Я не люблю перемены, – сказал я.

– Перемена – это хорошо. Это возможность кого-нибудь побить, – ответил Крутой Али. У него на все есть ответ. Он крутой.

– Ах да… – Я вспомнил, что все еще не придумал вещи, которые должны меня злить, чтобы я мог сразу разозлиться и подраться, как настоящий воин. Злой воин, и даже плохой. Если я буду злиться, то смогу напасть даже на слабых, если они на меня посмотрят не так. Или так. Или вообще посмотрят. Или вообще все что угодно. – Я не люблю школу за вонючие парты, – вдруг вспомнил я.

– Почему?

– Ты же их видел, Крутой Али, они сломанные, разваливаются, краска падает с них, они кривые, на них пишут всякие гадости. Я хочу нормальные парты.

– Нормальных парт нет ни в одной школе этой ямы, – сказал он уверенно, вероятно имея в виду Махачкалу. – Ты поменял уже три школы, тебе хотя бы раз попалась нормальная парта?

– Нет.

– А ты видел, чтобы у кого-нибудь когда-нибудь при тебе была нормальная парта в любом из классов любой из школ?

– Нет.

– Тогда чё ты пристал к партам?

– Ты видел, что нарисовано у меня под партой?

– Ты.

– Что я?

– Под твоей партой нарисовали тебя, и у тебя во рту всякие гадости.

– А еще?

– «Артур черт».

– Я это уже стер. Там вообще много чего пишут. Даже про Амину, а она мне нравится. Меня бесят эти парты. Я сразу злюсь.

– Из-за них или из-за надписей?

– Я с тобой не разговариваю! Тебе легко говорить, ты за парту не влезаешь. Тебе надо на полу сидеть, чтобы нормально помещаться за партой. И вообще, никто ничего плохого о тебе не писал на партах и тебя не рисовал, потому что ты крутой и все тебя боятся, Крутой Али! Они меня бесят. Я не хочу ходить в школу, чтобы сидеть за этими партами.

Я вообще разозлился, и мне понравилось, что у меня получилось разозлиться. Но я вспомнил, что со временем некоторые вещи перестают меня злить. Мой второй лучший друг после Крутого Али – это Расул. Он сидит позади меня. Раньше он меня злил, потому что он самый умный в классе, но потом мы сравнили наши оценки и решили, что я второй самый умный после него. Он больше меня не злит. Еще меня злила Амина, я дергал ее за косички три или четыре раза, а потом я в нее влюбился и решил, что она больше меня не злит, и это проблема. Из-за нее, а еще из-за лучшего друга я люблю ходить в школу. А еще из-за природоведения, и изо, и чтения. Блин!

Пока мы шли, Крутой Али переворачивал машины по моей просьбе, побил несколько человек и ограбил два магазина. Я подумал, что это неплохая профессия для меня в будущем. Я могу стать ограбителем. Для всех должна быть работа – и для злых, и для добрых. Ограбитель – работа для злых. Как пират. Как обманщик-вор-ниндзя-убийца. Как учитель физры. Я думаю, все учителя физры в школе были крутыми и злыми двоечниками. Я не хочу быть учителем физры, я хочу быть еще круче. Ограбитель – это круче учителя физры.

«Нужно что-то более злое, чем парты, Крутой Али», – подумал я, потому что представил гигантские весы и на одну чашу поставил Амину, Расула, природоведение, изо и чтение, а на другую – плохие парты. Хорошего было явно больше, поэтому мне нужно что-то ну очень сильно меня злящее, иначе не получится возненавидеть школу.

– Артур, привет! – прозвучало у меня за спиной. Вприпрыжку меня нагоняла Амина.

Я вспомнил о том, что дал обет безбрачия. Уже три месяца. Когда ее вижу, всегда об этом вспоминаю.

– Привет.

– Ты идешь по этой улице?

– Ага.

– Вы же раньше шли с мамой через парк, – заметила Амина.

Я не могу признать тот позорный факт, что меня весь первый класс и начало второго типа мама не отпускала в школу одного. Две недели назад я смог ее уговорить, и это серьезный этап в моем становлении воина. Я хочу быть самостоятельным и, отправляясь каждое утро один в школу, репетирую, как однажды уйду из дома навсегда, когда судьба меня позовет. Крутой Али говорит, что, как любому настоящему воину, мне придется сразиться с каким-нибудь монстром. Моего монстра зовут Баха, и однажды мы встретимся. И раз уж в школу теперь я хожу один, мне приходится звонить типа маме три раза в день: когда дошел до школы утром, когда вышел из школы после уроков и когда дошел до дома. Но это оправданная жертва. А еще мне больше нельзя ходить через парк укороченными тропинками. Приходится идти сперва по одной людной улице, потом по другой. И вот спустя две недели одиночных походов в школу я встретился с Аминой.

– Теперь я хожу сам, – ответил я гордо. – Я раньше провожал маму на работу.

– Поня-я-ятно, – протянула она, задумавшись о своем.

Амина хорошая. Она тоже звонит маме три раза, и это все было подозрительно, пока я не узнал, что наши мамы (моя – типа) работают в одной больнице и вместе придумали этот план слежки за нами.

Некоторое время мы молча шли в школу. Я люблю молчать, но, когда рядом с тобой идет кто-нибудь, молчать нельзя. Надо говорить всякие интересные вещи, рассказывать истории, шутить шутки. Но я не шучу, потому что воин не должен шу…

– Артур, – вдруг сказала она.

– А?

– Девочки рассказали, что ты вчера подрался из-за меня с Гасаном, – сказала она и отвернулась.

«Ого», – подумал я. Крутой Али неодобрительно покачал головой. Это не очень хорошо для репутации, когда все знают, что ты заступаешься за девочку. Джентльменствовать надо скрытно. Видимо, кто-то из пацанов проговорился или сам Гасан-Вонючка начал всем рассказывать про драку. Он тот еще болтун.

– Не-а. Я вообще часто дерусь. Всегда. Я хожу по улице и ищу, с кем подраться, – ответил я.

Крутой Али одобрительно кивнул.

– Он сказал про меня нехорошие вещи в мальчиковской раздевалке, а потом ты его позвал подраться после уроков. Ну, так говорят. Наверно, они все врут. Да?

«Я дал обет безбрачия», – подумал я и ответил:

– Пусть говорят. Еще, наверно, говорят, что он меня побил.

– Ага, – еле слышно сказала она.

– Это я просто устал тогда после физры, и вообще, я наступил в ту скользкую лужу, которая рядом с абрикосовым деревом за школой. Знаешь эту лужу?

– Ага.

– Вот там я упал. Из-за лужи и из-за обуви. А потом я ему сказал: давай завтра еще, ну сегодня уже, а он сказал, что больше не хочет. Как трус, – завершил я свою речь.

Крутой Али даже похлопал меня по плечу. Амина, кажется, улыбнулась, и больше мы не говорили, пока не дошли до школы, а когда дошли, она сказала:

– А давай после уроков вместе домой пойдем.

– Хорошо, – сказал я, и она убежала. А я смотрел ей вслед, размышляя о том, что обет безбрачия можно перенести и начать с десяти лет, но Крутой Али мне не разрешит.

А еще стало очень жарко, так что даже сердце забилось быстро. Я слышал про изменения климата, у нас даже на стенде висит карта температуры мира, так она вся покраснела от жары – и теперь я тоже покраснел. Дурацкая жара.

До начала уроков ко мне подошел Гасан-Вонючка с другими пацанами и спросил: «Будешь сегодня махаться?» Я собирался согласиться, но Крутой Али посчитал их всех, и оказалось, что их четверо. Крутой Али указал пальцами сперва на свои глаза, потом на мои и потом показал четыре. Опять психологическая атака количеством. Пришлось отказаться, хоть я и мог их всех побить. Потом я хотел толкнуть Гасана-Вонючку, но отвлекся, и он толкнул меня первым. Они ушли, а я смотрел на них, так что последний взгляд остался за мной. Никто не может выдержать мой взгляд. На прошлой неделе это был главный урок, который мне преподал Крутой Али. Он называется «Техника боевого взгляда». Это когда ты идешь во дворе, на тренировках и в школе и смотришь всем в глаза, чуть-чуть опустив голову, как будто что-то скрываешь, и напрягаешь брови, как будто солнце светит в глаза. И потом ходишь так. А если есть капюшон, то его тоже накидываешь и смотришь на всех. Это очень важно, чтобы все понимали, что со мной нельзя шутить. Я иногда стараюсь его применять. Пока что перед зеркалом – и даже сам себя боюсь. Я очень крутой перед зеркалом.

– Ну, кто у нас там следующий? – спросила учительница и заглянула в журнал. – Хотите по журналу или по желанию? Журнал – раз! Журнал – два! Журнал – три! Султанов.

Гамид встал из-за парты. По взгляду мне показалось, что он выполнил задание.

– Итак, кого ты выбрал своим героем?

– Доктор Стрэндж… – выдавил он из себя.

Класс разочарованно выдохнул, а учительница сказала:

– Еще один… Ну давай, читай про своего супергероя. Халк уже был, Железный Человек тоже.

Гамид трясущимися руками взял в руки свое сочинение и начал читать:

– Я выбрал своим героем супергероя из «Марвел» Доктора Стивена Стрэнджа. Это очень крутой маг, который получил свои силы, потому что он попал в аварию, потому что смотрел в телефон вместо того, чтобы смотреть на дорогу, когда он был за рулем. Машина упала в пропасть, и у него из-за этого испортились руки. Потом он поехал в Камараж…

– Что? – переспросила учительница. – То есть куда поехал?

– Камараж… Камдараж… Кармагандаж… – мямлил Гамид.

Кто-то в классе его поправил:

– Камар-Тадж, дурак.

Он продолжил:

– Короче, он поехал в одну древнюю страну, нашел там древнего учителя, и она научила его, как делать магические вещи, и он стал защищать землю, как остальные Мстители. Все.

– Молодец, Гамид. Какой у него характер? Чем он тебе так понравился?

– Характер? Ну, он такой крутой… и умный, ваще четкие вещи делает там… Ну… он останавливает время, делает его назад-вперед и там еще создает всякие телепорты и в любое место может попасть, и еще у него есть летающий такой живой плащ…

– Так, хорошо, – учительница устало взялась за лоб.

Я подумал, что мог бы рассказать в тыщу раз круче про Доктора Стрэнджа, хотя он даже не мой любимый герой. Мне нравятся Тор и Железный Человек, а еще Вдова и Капитан Америка, а любимый Человек-паук, но не эта тупая Капитан Марвел. Вообще не понимаю, кому…

– Ау-у-у, Артур, ты с нами? – спросила учительница.

– Он в своих облаках, – сказала Ася, и весь класс почему-то засмеялся.

Тупая шутка, и Ася тоже тупая. Хотя она лучше всех знает природоведение. Природоведение тоже тупое.

– Я говорю, что из рассказа Гамида мы поняли, что, когда сидишь за рулем, надо смотреть на дорогу. Твоя очередь. О ком твое сочинение?

Я встал из-за парты и взял свой листок. Вначале я думал, что напишу про Хабиба Нурмагомедова, но его выбрали уже три пацана и еще Гасан-Вонючка. Хотя если все крутые берут Хабиба, то и я должен так делать, но в общем опять получилось, что я исключение. У меня и так есть свой герой.

– Его зовут Крутой Али.

– Крутой? Крутой Али? А фамилия?

– У него нет фамилии, это просто Крутой Али.

– Ну ладно… Читай про… Крутого Али, – сказала она и улыбнулась остальным ребятам.

Все захихикали.

Вообще-то, про учителей нельзя говорить плохие вещи, но из-за нее надо мной все посмеялись, поэтому она тоже тупая. Учителя не должны шутить про учеников, чтобы остальные над нами смеялись.

– Мой герой – Крутой Али. Мы познакомились несколько месяцев назад, когда со мной никто не хотел дружить. Крутой Али подошел и сказал «салам», а потом мы подружились. Крутой Али самый крутой из всех моих друзей.

– У тебя вообще нет друзей, – сказал кто-то сзади, и все опять посмеялись. Тупой класс.

– Крутой Али знает о мире больше всех. У него всегда есть на все ответ. Он разбирается в людях и дает мне разные советы. Крутой Али очень крут. Хоть и не считает себя умным, но он очень умный и самый сильный. Сильнее, чем тупой Доктор Стрэндж. – Не знаю, зачем я сказал это и еще посмотрел в сторону Гамида. Он показал мне средний палец, спрятав руку под партой. – Мне повезло, что я нашел такого друга, потому что настоящих друзей бывает очень мало. У некоторых вообще не бывает друзей, и я хочу, чтобы у всех был такой хороший друг, как Крутой Али. Все.

– Очень хорошо, – сказала учительница. – Молодец. У тебя очень хороший друг. – Я решил, что она больше не тупая. – А где живет Крутой Али? Он твой сосед?

– Не скажу, – ответил я и сел на место.

– Спасибо, брат, – сказал Крутой Али и пожал мне руку. Он сидел на полу рядом со мной. Как я и говорил, когда он садится на пол, он как раз достает нормально до моей парты.

Мне понравилось это сочинение на тему нашего героя – потому что я смог узнать о многих своих одноклассниках. Надо знать слабости своих врагов. Это великая китайская мудрость. Когда кто-нибудь рассказывает про себя что-нибудь, надо внимательно слушать, чтобы потом знать, как победить этого человека. Из всего класса, наверное, половина выбрала своим героем какого-нибудь супергероя. Или какого-нибудь героя из мультиков. Я понял, что они просто тупые дети и герои их тупые и детские. Только Спанч Боб нормальный, и Амина выбрала его своим героем.

Хочу кое в чем сознаться. Мне из-за этого стыдно, кроме того, это очень подрывает мой авторитет в школьной жизни, и об этом знает весь класс. Каждую субботу после уроков я должен посещать школьного психолога на двадцать минут.

К сожалению, была суббота, и уроки закончились, а мои двадцать минут только начались. Я ненавижу сюда приходить, а Крутой Али – еще больше.

– Здрасте.

– Здравствуй, Артур, – сказала она, как обычно протянув эти два слова, как будто она суперглавная злодейка. – Как твои дела?

– Пушка, – ответил я, пытаясь усвоить сегодняшний урок. Крутой Али похвалил мою инициативу, подняв большой палец вверх.

– Пушка? В смысле?

– Хорошо.

– О как, интересно. Обычно ты говорил нормально. Почему сегодня «пушка»?

– Я делаю, как вы сказали на прошлой неделе.

– Мыслишь позитивно?

– Ага. Я теперь каптимист.

– Прекрасная новость, Артур, – обрадовалась психолог. Эта женщина мастер притворяться. – Ну раз у нас такой день, то, если ты не против, я бы хотела обсудить с тобой… – Она заглянула в маленькую, сложенную несколько раз бумажку и, наморщившись, прочитала: – Крутого Али, твоего друга.

– Против, – ответил я.

Одно из преимуществ общения со школьным психологом – это отказ от обсуждения разных тем. Я нашел в интернете список правил школьного психолога. Одно из них: «Уважать личное пространство и внутренний мир ребенка. Если он наотрез, твердо и уверенно отказывается обсуждать ту или иную тему, примите его мнение. Если он посчитает нужным, сам об этом заговорит, а ваше дело – сделать так, чтобы он сам захотел». Ага. «ЕСЛИ Я ПОСЧИТАЕТ НУЖНЫМ», А Я НЕ ПОСЧИТАЕТ.

– Понятно, хорошо. Как прошла неделя? Случилось что-нибудь интересное?

– Не-а.

– А может, у тебя появились какие-нибудь идеи, как добавить в твою жизнь красок?

– У меня и так есть краски. Хотя черный цвет заканчивается.

– Я говорю про идеи, которые сделают тебя счастливее. Мы договаривались, что ты составишь список вещей, которые сделали бы твою жизнь еще более крутой и интересной. Ты сделал список?

– Не-а.

– Ведешь дневник, который я тебе дала?

– Не-а… – «Дневник воина» не в счет. Ее дурацкий дневник я выкинул, когда вышел из кабинета.

– Хорошо, тогда поговорим о драке, – сказала она и сменила позу. Я удивился, откуда она об этом знает, а она, как будто прочитав мои мысли, ответила, как моя типа мама: – У меня везде ушки.

– Психологическая атака, я тебя предупреждал, – сказал Крутой Али.

– Я не хочу говорить о драке.

– Странно, обычно мальчики любят говорить про свои драки.

– Смотри, опять пытается. Будь внимательным! – сказал Крутой Али уже громко и пристально стал следить за ее лицом и жестами.

– Я не люблю.

– Знаешь, это ничего, что ты не хочешь обсуждать неудачную драку. Так бывает, главное, чтобы ты помнил, что насилием ничего не решить. Я поговорю с ребятами, чтобы они перестали тебя доставать.

– Я не проиграл.

– Я не так выразилась. Извини, если я тебя как-то оскорбила.

– Я вообще не проиграл! Вы что, совсем, что ли? Настоящие мужики все проблемы решают драками! Я вообще прихожу в школу, чтобы драться, и их было десять человек! А еще – двадцать минут прошло! До свидания.

Я вышел из кабинета. Крутой Али сказал, чтобы я хлопнул дверью, и я хлопнул. Тупая женщина, тупая школа. Я забрал свою куртку и пошел в сторону выхода, так как на улице меня дожидалась Амина. Крутой Али всегда дает крутые советы. Хорошо, что я взял с собой платок.

Я выглянул из окна коридора на втором этаже. Амина стояла прямо под ним, и мы встретились взглядами. Я помахал ей, она помахала мне, а затем произошло кое-что плохое. Так делают только трусы. Меня схватили сзади Гасан и два других одноклассника.

– Ты чё тут говоришь, что ты выиграл? – спросил Гасан. – Ты хочешь опять махаться, что ли, дурак? Я тебя сейчас (тут он сказал плохое слово), понял?

Они потащили меня в туалет для девочек и заставили наступить в унитаз ногой, а в другие два унитаза выбросили шапку и пенал. Они думали, что они крутые и злые, поэтому могут делать такие вещи со мной, а еще с Расулом и мальчиком в больших очках из 2 «Д» класса. Они не знают, каким злым буду я, как я буду их мучить. Они засунули мою ногу в унитаз, а я засуну их головой. Они обзывали меня нехорошими словами, а я буду писать фломастером на их лицах эти слова. Они порвали мой капюшон, а я порву на них всю одежду и заставлю ходить голыми по школе. Они толкнули меня об стенку, а я их изобью. Они просто плохие, а я буду очень злой.

Я подождал, пока высохнут вещи, а потом подождал еще чуть-чуть, пока Амина не ушла, и потом пошел домой. Я шел молча, потому что мне было стыдно перед Крутым Али. Он мой учитель и лучший друг, а я его подвел. Он молча избивал всех мальчиков, пока мы шли, и ничего мне не сказал.

Когда я пришел домой, сразу бросил шапку, штаны и носок в стиральную машинку, а сам пошел в свою комнату. Крутой Али не разрешает мне плакать просто так. У нас есть список вещей, из-за которых мне можно плакать. Например, из-за грустных мультиков или когда в фильмах убивают героев, когда мне ставят четверки, если я ответил хорошо, когда учитель по физре кричит на меня (это было один раз), когда я обо что-нибудь ударяюсь, когда я вспоминаю про маму, когда меня называют нехорошим словом, когда разрисовывают мои вещи, когда на меня нападают больше трех человек. Сегодня на меня напали три человека, не хватает одного, поэтому я не собирался плакать, но они говорили нехорошие вещи и порвали капюшон. Я спросил у Крутого Али, он разрешил чуть-чуть поплакать. Вообще чуть-чуть, даже неслышно, – и он разрешил.

Типа мама и типа брат в этот день пришли вместе. Я открыл им дверь и сразу ушел в свою комнату придумывать вещи, из-за которых я не люблю школу.

– Артурчик, – позвала меня типа мама через пару минут.

Я был к этому готов и придумал план. Я выглянул из комнаты. Она стояла в коридоре, держа в руках мои вещи, готовые к стирке.

– А что твои вещи делают в стиральной машине? Они испачкались?

– Да, я случайно наступил в лужу, – ответил я, следуя блестящему плану.

– А шапка? – спросила она. Шапку я спрятал внутрь штанины. Следуя моему плану, шапку она не должна была найти, но план не последовал моему плану. Я не ответил на ее вопрос. – А еще пенал лежит в раковине. Он испачкался?

Про пенал я забыл, что собирался помыть его мылом.

Правило воина № 30 звучит так: «Если раскрыли твой секрет, скажи все как есть, как настоящий воин». Я закрылся в комнате.

– Артур, – прозвучал голос типа брата за дверью, – кто тебя обидел? Это опять Камиль или кто-то из школы? Как его там, Гасан? Смотри, братишка, как мы сделаем: ты мне просто напиши список этих пацанов, я пойду в школу и разберусь с ними. Хорошо? Я не буду их бить, но поговорю с ними, и они будут бегать от тебя по всей школе.

Я не ответил.

– Артур, эй, мужик, тут нет ничего. Не плачь, – сказал он. – Не надо из-за этого плакать. Меня тоже в школе били, потом я пошел на дзюдо и настучал каждому из них. Они все тру́сы. Перестань плакать, братан.

Я опять не ответил.

– Ахмед, ничего. Я поговорю с ним, – сказала типа мама и открыла дверь.

Я сидел на полу. Когда я злой и серьезный, то сажусь на пол, потому что настоящие воины не спят и не отдыхают в постели. Они сидят на камнях или на траве. У меня дома нет камней и травы тоже. Но я сижу на старых деталях лего. Они тоже острые.

– Артуренок, можно я сяду рядом? – спросила она. Я не ответил, но она все равно села. – Даже если ты не скажешь, кто это был, я пойду в школу и разберусь.

– Ты ничего не знаешь вообще, – ответил я, следуя совету своего сенсея: «Если не знаешь, что ответить, говори вещи, которые могут обидеть твоего врага».

– Вот завтра пойду в школу и узнаю.

– Это даже не школа, – сказал я, следуя другому совету своего сенсея: «Если врешь, то ври очень уверенно».

– А вот и школа. На твоем рюкзаке написано кое-что плохое жирным красным маркером. У тебя таких нет, значит, это, скорее всего, кто-то, у кого был такой маркер, и завтра, скорее всего, он принесет его с собой. А еще слово, которое он написал, это… нехорошее обзывание. Я знаю, что только в школе тебе такое иногда говорят. Из-за того, что ты ходишь к психологу.

– Она тоже тупая. Все в школе тупые, кроме моих друзей и учительницы природоведения и изо.

– О, я тоже так думала, – улыбнулась типа мама. – А мне, конечно, нравилась музыка. Рисую я как будто ногами, а вот пела я… Эх, меня надо было на «Минуту славы». В белом платье со звездочками, которое подарил папа.

– Фу.

– Фуфукай сколько хочешь, а платье было… Какое знаешь крутое слово?

– Ядерное, – буркнул я.

Крутой Али обрадовался тому, что я внимательно слушаю все его уроки.

– Ядерное платье. Да, пожалуй, оно было ядерным. Все девочки точно завидовали. Как все мальчики у вас завидуют твоим мозгам.

– Никто не завидует.

– Завидуют все. Все, кроме Расула. Ты говорил, что вы договорились, что он самый умный, потом ты.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что ты мне это сказал. Зашел домой, сказал это и сразу ушел к себе. Кто, кроме мамы, должен помнить такие вещи? – сказала она и обняла меня.

– Ты мне не мама, – ответил я. Я не хотел это говорить, но она должна знать, чтобы не приходилось обманываться всю жизнь.

Она немного помолчала, потом сказала:

– Ну и пусть. Я буду почти как мама. Мне без разницы, главное, что ты храпишь в соседней комнате ночью, а утром ешь мою дурацкую яичницу. И поскольку я почти как мама, то должна буду пойти в школу и разобраться с тем, что произошло сегодня. Даже если ты обидишься, зайчик. Я не могу это так оставить.

Я ничего не ответил. Она встала с пола и пошла к двери.

– Это мужские разборки. Ты не должна туда идти, – сказал я, потому что у меня появился хороший план остановить ее. – Такие вещи решают папы.

– У нас нет папы, – ответила она грустно.

– Если папы нет, то никто не должен идти, – сказал я.

Это был отличный план, который должен был оставить ее без решения. Я ждал, что она что-нибудь ответит, потому что у нее тоже всегда на все бывает ответ, но она ничего не ответила. Просто вышла из комнаты.

У нас дома дурацкие тонкие стены. Слышно, когда соседи ругаются, а еще слышно, когда соседи плачут. Двери у нас дома тоже тонкие. Поэтому я услышал, как типа мама плакала. Девушкам можно плакать, мужикам нельзя. Это серьезное и очень важное правило. Правило воина № 3. Поэтому я не плачу. А Крутой Али вообще, как родился, никогда не плакал, он даже не знает, что такое грусть. Он так и сказал однажды: «Грусть – чё такое?»

Одна из серьезных проблем общения с типа родителями – это обращение к ним. Я не могу говорить типа маме: «Типа мама, привет». А еще не могу ей говорить: «Джамиля, привет». А еще не могу говорить: «Эй, привет». Вот и получается, что я не могу к ней обращаться. Приходится всегда просто начинать разговор, но она все слышит и говорит, что у нее ушки, как у кошки, которая всегда слышит мяуканье своих котят. Я не котенок, я вообще тигар. На улице все на всех говорят «тигар», но Крутой Али сказал однажды: «В джунглях бывает только один тигар. Ты – тигар» (я знаю, что пишется «тигр», но все крутые пишут и говорят «тигар»).

Я стоял у двери типа мамы несколько минут и думал, как к ней обратиться. Я не люблю, когда говорят про мою маму или про папу. Нельзя говорить про чужих родственников, которых нет, а я сказал про ее мужа. Он ушел очень давно, типа мама не сказала почему. Просто развелись – и все. Она мне не мама, но она хорошая и вкусно готовит. Я вообще не понимаю, зачем от нее…

– Эй, Крутой Али.

– Чё?

– Можно обзывать старших, если они сделали плохие вещи, но не мне?

– Можно. Можешь сказать на него «олень».

– Хорошо.

– Я вообще не понимаю, зачем этот олень ушел от нее.

В комнате типа мамы стало тихо, и я постучался в дверь.

– Да? – сказала она.

– Это я.

– Я знаю, что это ты, Ахмед ушел на тренировку, – тихо посмеялась она.

Это хорошо, что она смеется. Я собирался пошутить, чтобы ей стало весело, но воины не шутят. Хорошо, что уже не придется.

– Нельзя говорить про чужих родственников, которых нет, а я сказал.

– Извиню только за обнимашки, – ответила она.

Пришлось войти в комнату и обнять ее. Я не люблю такие вещи, но воин должен быть иногда добрым.

– А где он? Ну, твой… – Не знаю почему, но мне стало неудобно говорить о нем.

– Бывший муж? – спросила она и замолчала. Мне показалось, что она думала или вспоминала его новый адрес. – Не знаю точно, но надеюсь, что в хорошем месте.

– Он не звонит?

– Нет, – улыбнулась она, как будто он теперь живет на Северном полюсе и звонить оттуда невозможно.

– А почему?

– Ну, мы много ссорились, и последний наш разговор… Мы опять ругались по телефону, и все. Больше мы не говорили.

– А когда?

– Не помню уже, давно. Наверно, лет десять назад. Уже после развода. Ахмед был как раз твоего возраста.

– А из-за чего?

– Тоже не помню. Так и бывает, зайчик. Ой, извини, временно безымянный воин.

– Как бывает?

– Вот так. Поспоришь с кем-то, время пройдет, ссора забудется, а обида останется. Со временем уже не важно, с кем и почему ты ссоришься. Если было бы важно, мы бы это запоминали.

– Так и бывает, – сказал я с умным видом.

– Ага, – сказала она с грустным видом.

Это была первая ночь, когда я не спал. Я пытался уснуть, но не получилось. Все потому, что мне в голову пришла классная идея. Я подумал, как хорошо было бы найти типа маминого мужа и опять познакомить их (если он не уехал в Антарктиду – я бы за ним полетел, но мне нельзя, наверное, летать одному), чтобы они поговорили и снова помирились. Этот классный план я рассказал Крутому Али, а он спросил:

– Зачем тебе эти сопли?

Крутой Али не любит, когда делают вещи, от которых нет пользы. Вот даже сейчас – уже была ночь. Можно было посидеть в телефоне, послушать музыку или посмотреть мультики, но Крутой Али не тратил время зря. Он качался, поднимая машины, и злился оттого, что сегодня во дворе не было ни одной большой машины, хотя бы «газели». Легкие машины он не любит поднимать.

– Потому что злой воин тоже должен делать хорошие вещи, чтобы потом попросить за них другие хорошие вещи. Ты сам говорил, что воину всегда нужна выгода, если он помогает другим. У меня тоже есть выгода.

– Какая?

– Я попрошу пустить меня на тренировки.

Мне не разрешают записываться ни на какие тренировки, только на дурацкое плавание или шахматы. На фиг мне шахматы? Крутой Али однажды сказал: «Шахматы нужны, чтобы ломать уши». Я не хочу и на плавание. Когда судьба позовет меня на великие дела, я что, только плавать буду туда-сюда? Я что, Аквамен? Я сходил по просьбе типа мамы один раз на плавание, потом она весь день называла меня «мой лягушонок». Я – ЛЯГУШОНОК?! Я ВОИН! Воины не купаются в лужах! Я хочу на борьбу! На бокс! На кунг-фу!

Она говорит: «Ну если хочешь, я запишу тебя на легкую атлетику, только не перенапрягайся». Зачем мне легкая атлетика? Чтобы убегать от врагов? Чтобы она называла меня «зайчонок»? Однажды мне даже пришлось из-за этого заплакать. Крутой Али сказал, что из-за спорта можно плакать, это как если спортсмен получит травму – плакать можно, и я заплакал. Типа мама пришла из поликлиники с какой-то дурацкой бумажкой, и там было написано, что мне запрещен «физический контакт» в боевых видах спорта. Я не знаю, что это значит. Что-то там с сердцем. Тупость. Крутой Али тоже сказал: «Чанда все это». В общем, теперь мне нельзя ходить на всякие крутые тренировки, но Крутой Али учит меня всем боевым стилям прямо дома.

– Хороший план, – сказал Крутой Али.

– Я найду его, помирю их и получу тренировки, – повторил я, чтобы самому понять, что я собрался делать.

Воскресенье.
Вечно счастливый, вечно мертвый

Воскресное утро я провел в своей комнате, дожидаясь, пока останусь дома один. К десяти часам вышел Ахмед, а типа мама в обед пошла на рынок. Я предупредил, что буду гулять с Расулом, и позвонил к нему в дверь, чтобы предупредить, что я с ним гуляю.

– Гуляешь? – спросил он.

– Ага, – ответил я.

– А где мы будем гулять?

– Нигде. Я иду делать важное задание, а если мама позвонит, скажи, что мы гуляли весь день и я только что пошел домой, а потом позвони мне и скажи, что звонила мама.

– Я не люблю врать. Я вообще не вру никому.

– А когда ты забрал мой пластилин?

– Это не в счет. Мне тогда очень нужен был пластилин.

– Скажи маме, что мы гуляем, или я с тобой не буду дружить, а если с тобой перестает дружить самый крутой, то другие тоже не будут.

– Но ты не самый крутой.

– Я буду самым крутым. Я семь раз отжимаюсь, а ты сколько?

– Четыре.

– Вот видишь. Ты мой лучший друг и должен мне помочь!

Я соврал. Мой лучший друг – Крутой Али.

– Хорошо, – сказал он, чуть-чуть подумав. О чем там вообще думать?

Я стал искать по дому все, что связано с мужем типа мамы. Вообще я, конечно, знаю, что нельзя копаться в вещах типа мамы и вообще в чужих вещах, но я очень хотел помочь, а еще я хотел на тренировки. А еще я люблю делать добрые дела, но Крутой Али не любит их. Он считает, что я делаю слишком много хороших вещей и слишком мало плохих и крутых. Это надо исправить.

Из шпионских фильмов я знаю главное правило вора. (Хоть я и не вор и не буду вором в будущем, когда стану злым крутым воином. Я могу стать ограбителем, а ворами пусть будут слабаки-злодеи. Ограбители забирают все, что хотят, и смотрят в лицо своему врагу, а воры ковыряются в чужих карманах.) Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, что ты копался в его вещах. Я покопался на некоторых полках типа мамы и довольно быстро нашел коробку из-под обуви, в которой лежали только документы на всех нас. Нашел дурацкую фотографию Ахмеда для паспорта, свой медицинский полис (не знаю, зачем эта бумажка, но, скорее всего, это документы – если я когда-нибудь захочу поехать на Северный полюс, надо будет взять эту бумажку с собой), свидетельство о рождении (я и так знаю, что я родился, зачем эта бумажка? Взрослые – глупые люди). Нашел целлофановый пакет типа мамы и все ее документы. Она была красивой на старых фотках (сейчас тоже красивая). Свидетельство о браке. Свидетельство о браке!

– Вот эта бумажка мне нужна! – крикнул я. – Брак – это когда женятся и делают свадьбу. Танцуют там лезгинку и кушают голубцы. – «Абдулазиз Гамзатов», – прочитал я. – Наверно, это он.

– Дальше чё? – спросил Крутой Али. Он все еще был недоволен моим планом.

– «Одноклассники». Все старики бывают там. Буду искать.

Я включил типа мамин компьютер и открыл сайт «Одноклассники». Начал искать Абдулазиза Гамзатова. Написал его имя. Типа маме сейчас 43 года. Наверное, ему где-то от 42 до 50 лет. Я записал эту цифру, конечно, город Махачкала и получил результат – три человека. Одна страница была закрыта, без каких-нибудь фотографий. На другой был полный лысый мужик с усами. Не таким я представлял папу Ахмеда. Типа мама не вышла бы за мужика с тремя волосинками на голове, но по возрасту он подходил, а еще был в сети прямо сейчас. Я увидел фотографии его и… его семьи. Жена, три дочки, весь такой счастливый. Мне стало из-за этого плохо.

– Крутой Али?

– Чё?

– Написать ему?

– Типа чё?

– «Салам, вы муж Джамили?»

– Не-а. Зачем эти сопли? Пиши с ходу «Чё там? Давай пообщаемся, брат».

– А это что?

Я увидел другой город, потом посмотрел все его 400 фотографий, он переехал в Махачкалу только недавно, почти всю жизнь прожил в Волгограде. «Это не он», – подумал я, и мне стало легче. Меня очень разозлили его фотки: столько всего было в жизни, как будто самый счастливый человек в мире. Путешественник, миллионер, наверное, а типа мама работает медсестрой и еще два раза в неделю работает ночью в большой пекарне. Он что, этот, дурак? Почему он ее оставил? Или это вообще не он. Это хорошо, если не он. Хочу, чтобы он каждый день плакал без типа мамы. Я решил ему написать и, следуя совету более опытного переговорщика, начал так: «Салам, брат, как ты?»

Он был в сети, так что ответ я ожидал довольно быстро, но мужик молчал. Он прочитал мое сообщение и все равно промолчал!

– Наверно, задний кинул, – объяснил мне Крутой Али.

«Здравствуйте, мы знакомы?» – приходит неожиданное сообщение.

«Нет, брат, надо пообщаться насчет моей мамы».

«Извините, я вообще не понимаю, о чем речь. Чьей мамы? И кто вы вообще?»

– Назвать ему свое имя? – спросил я.

– Скажи ему, что это Крутой Али. Меня все знают, – сказал уверенно Крутой Али.

«Это Крутой Али. Насчет Джамили пообщаемся. Ты еще муж, да? Если да, то чё ты ушел? Давай встретимся, чисто по-мужски».

«Я все понял, вы взломали чужую страницу. Наверное, сейчас будете просить у меня денег, потому что ваша мама тяжело больна и срочно нужна помощь. Я проходил через таких жуликов».

– Он чё, дурак? – спросил я, совершенно не понимая, куда ушел наш разговор. При чем тут типа мама? Почему он считает, что она больна? Я не взламывал ничьей страницы.

– Кажется, он хочет дать копейку, – решил Крутой Али. – Узнай насчет этого.

– «А чё, сколько у вас денег?»

– «Я вас бросаю в черный список. Если у вас есть совесть, вы вернете страницу обратно женщине, у которой ее забрали».

Этим сообщением он окончательно разозлил Крутого Али, и тот сам написал ему сообщение с нехорошими словами и обещанием поймать во дворе, но сообщение не дошло, так как он нас заблокировал.

Оставался последний, третий мужик. Тоже обычный дяденька – жена, ребенок. Мне показалось, что он работает на каком-то заводе, потому что у него много фоток в здании с большими трубами и всякими металлическими штуками. И еще несколько фотографий, на которых мужик в каске. Адреса и номера не было, так что ему можно было написать: «Ты чё, э? Давай пообщаемся». Но потом я подумал, что, если опять буду начинать разборки, он не захочет говорить с типа мамой. И вообще у него уже своя семья. Он уже не вернется, но они могут помириться, и, может, тогда типа мама будет больше улыбаться, а он будет дарить мне подарки на день рождения, который ровно через месяц, но я не кушаю торты, так что пусть просто подарит мне плейстейшн или иксбокс.

Я написал ему просто «Салам» и ждал около часа, пока он войдет в сеть. Потом я заметил, что его не было в сети с 2019 года. Уже год. Пришлось еще искать. Я нашел его дочку, узнал, что она учится в 19-й гимназии, а эта школа недалеко от нашей. Там учился Расул в первом классе, пока не перевелся к нам. Поэтому я решил, что мне нужен помощник. Я позвонил Расулу и отменил предыдущий план. Мы договорились встретиться рядом с гимназией. Теперь даже не придется врать. Мы с Расулом будем гулять, хоть мне и нельзя уходить с нашего двора, но это было очень важное дело.

Крутому Али не нравится Расул. Он вообще не любит умников, я тоже их не люблю. Каждый день бы их бил, но они потом жалуются родителям. Поэтому я никого не бью. Крутой Али говорит, что друзья для слабаков, а кент – это настоящий брат. Не каждого можно назвать кентом. Поэтому Расул мне не кент, и если я хочу с ним дружить, как с кентом или братом (я чуть-чуть запутался, кто друг, кто кент, а кто брат), то должен тоже научить его быть крутым, но это потом.

– А что тут? – спросил Расул, когда мы встретились у гимназии. Это здание выглядело намного лучше нашего. Я читал историю нашей школы, она открылась в 1959 году, а этой гимназии, наверное, лет десять. Она во всем лучше, и, возможно, тут даже парты лучше, но, когда я менял школу в прошлом году, типа мама попыталась меня устроить в эту гимназию, и директор попросила семнадцать тысяч рублей на ремонт школы. Типа мама очень разозлилась и ушла. Но я думаю, что на ремонт школы денег не должно быть жалко. Все дети хотят учиться в нормальных школах, поэтому и наша директриса тоже часто просит деньги на ремонт. Типа мама не хотела отдавать меня в эту школу, но пришлось. Она отдала девять тысяч на ремонт директрисе, и меня взяли в школу. Правда, ремонт еще не начался.

– Тут учится девочка, Гамзатова Румина, вот, – я показал фотку.

– Красивая.

– Ага. Надо ее найти.

– Но школа закрыта, а когда открыта, мы бываем в своей школе.

– Ага.

– А зачем тебе она? Влюбился?

– Не-а. Она мне даже не нравится. И вообще девочки не нравятся. Я даже жениться не буду.

– Почему?

– Мне нельзя. Я дал обет безбрачия.

Расул замолчал, повернулся и начал копаться в телефоне. Он всегда так делает, когда узнает новые слова, чтобы посмотреть их в «Википедии» и чтобы никто не знал, что он их не знает.

– Круто, – сказал Расул. – Но мне родители не разрешат обет безбрачия.

– А у меня нет родителей, так что мне можно, – гордо сказал я.

– У тебя есть мама.

– Это не моя мама.

– А где твоя мама?

– Нельзя говорить про родственников, которых нет, – ответил я.

Расул замолчал. Потом я сказал:

– Ее убили, но ты никому не говори вообще. Тагиру тоже, с которым ты дружишь во дворе.

– Хорошо, – сказал Расул.

Мы немного посидели на скамейке у школы, обсуждая недавнее отравление жителей города крысиным ядом. Я прикинул, сколько нужно яда выпить, чтобы стать человеком-крысой и, если надо будет с кем-нибудь подраться, чтобы я мог в него превратиться.

– Человек-крыса – это он или она? – спросил я.

– Он, – ответил Расул. Он умный, чуть-чуть умнее, чем я. Крутые воины не бывают слишком умными. – Ой, я знаю этот подъезд! – крикнул вдруг он и показал мне телефон. Это была фотография Румины с цветочками у красной металлической двери в подъезд. Расул лайкнул фотку. Я спросил:

– Зачем ты ее лайкнул?

– Просто, – сказал Расул, потом посмотрел на следующую фотку и опять лайкнул.

– Ты в нее влюбился?

– Да, наверно.

– Ей десять лет. Нельзя жениться на старых, – сказал я.

– Моя мама старше папы на три года, – ответил он. – Помнишь, я потерял кота в сентябре?

– Ну?

– Мы его с бабушкой искали во всех дворах и еще в подъездах смотрели. В этом подъезде изнутри куча наклеек с Барби. Я его точно помню. Вот тут тоже, – он ткнул пальцем в дверь. Рядом с ручкой были разодранные наклейки. – Там рядом шаурму продают.

– Хорошо, идем.

Мы пошли с Расулом на поиски подъезда и уже через пятнадцать минут нашли его. Точно такой, как на фотке. Позвонила типа мама, я сказал, что я рядом с домом. Расул покачал головой, потому что мамам (и типа мамам тоже) врать нельзя. Он прав, но у меня важное дело. Мы решили ждать прямо в подъезде, вдруг ее увидим, и если мы ждем, то надо ждать на скамейке. «Правило № 31: если ждешь на скамейке, то надо грызть семечки». Мы с Расулом скинулись по десять рублей и купили пачку семечек.

– А зачем мы ее ищем? – спросил Расул еще раз, когда мы шли обратно к подъезду.

– Ее папа был женат на моей типа маме, а потом они развелись. Типа мама теперь грустная, а он счастливый. Я хочу, чтобы они помирились.

– Да-а-а, – протянул Расул, размышляя над тем, какая запутанная и крутая у меня жизнь.

Расул не воин и даже не крутой, поэтому он не знал, как надо сидеть на скамейках. Мне пришлось преподать ему важный урок, который преподал мне мой сенсей.

– Расул, ты неправильно сидишь на скамейке, – сказал я и сел на ее спинку, поставив ноги туда, куда садятся обычные (вообще не крутые) люди.

– Так сидеть нельзя, – сказал он.

– А так вообще круто и высоко, – ответил я.

– Ты пачкаешь скамейку. Бабушка говорит, что на таких местах потом сидят взрослые, а такие, как ты, пачкают скамейку.

– Если хочешь быть крутым, ты тоже должен так сидеть, чтобы мы оба были крутыми. Если я так сижу, а ты сидишь по-другому, то мы не как крутые друзья. Если хочешь быть крутым другом, то садись как я.

Расул покривил рот, а потом сел. Мы грызли семечки. К нам подошла бабуля и поругала нас, пришлось сесть нормально. Все знают, что бабули – главные враги воинов. Крутой Али меня предупреждал. Они могут ударить своей палкой или сумочкой или даже плюнуть, а отвечать бабулям нельзя. Когда она ушла, я опять сел на спинку, а Расул отказался, и я обиделся.

– Как правильно? «На скамейку» или «в скамейку»? – спросил я.

– На скамейку, – ответил Расул.

– Тогда ты сидишь в скамейке. Скамейки построили, чтобы сидеть на них. Ты сам сказал. Вот я сижу на скамейке, а ты сидишь в скамейке. Ты неправильно сидишь. Сам сказал, – закончил я обвинительную речь.

Расул хотел мне ответить, но из подъезда вышла девочка. Это была Румина.

– Эй, вы! – сказала она.

Мы замерли. Она была настроена очень воинственно (об этом говорили ее сжатые и большие, как у мальчиков, кулаки):

– Моя мама моет эту скамейку не для того, чтобы вы на ней сидели, как тупые быки. Слезайте и уходите, а то я вас сфотографирую и отправлю в инстаграм, и если придется, то побьют обоих.

Это была серьезная угроза. Никто не хочет стать такой звездой инстаграма. Нам пришлось встать, хоть Крутой Али и поставил бы ее на место. Он любую девочку поставит на место. Я собирался что-нибудь сказать и посмотрел вначале на Расула. Он молча на нее смотрел. Нельзя делать важные дела с влюбленными.

– А где ты живешь? – спросил я.

Она посмотрела на окно прямо над нами и сказала:

– Вас это не касается. Вы быки.

– Спасибо, – сказал я. Наконец-то меня кто-то назвал быком. Крутой Али похвалит меня, а еще похвалит ее дурацкие кулаки. Уж очень они крепкие.

– Я не бык, – сказал Расул. Он влюбленный ботаник, от которого мне уже нет толка.

– Вы уходите? – спросила она.

– Да, – ответил я.

Она опять зашла в подъезд, а мы оба посмотрели на ее окно. Тупые наклейки с Барби были прилеплены прямо на стекло. Если бы я был более внимательным, сразу бы понял.

– Что будем делать? – спросил я.

– Она вообще красивая, – ответил Расул. – Я приду к ней через десять лет, когда буду жениться, и подарю гору наклеек с Барби.

– Я не могу ждать десять лет, мне надо сейчас. Жди тогда тут, у меня серьезный разговор. Я спрошу ее номер телефона для тебя.

– Инстаграм тоже спроси.

– Ага.

Я вошел в подъезд, который изнутри выглядел намного лучше нашего. Кажется, любой подъезд в этой яме красивее нашего. Подошел к коричневой бронированной двери и собирался постучать.

– Воин, – сказал Крутой Али.

– Чё?

– Какой у тебя план?

– Какой план?

– Правило номер двадцать один.

Мне пришлось открыть «Дневник воина», который я всегда ношу с собой. Я прочитал правило № 21:

– «Всегда нужен план. Только у лохов и слабаков не бывает плана. Поэтому они всегда проигрывают».

– И какой у тебя план?

– Ну, я попрошу позвать Гамзатова Абдулазиза, если откроет мама. Если откроет девочка, то надо позвать папу. А потом скажу ему, кто я, и скажу, что типа маме бывает плохо, когда она его вспоминает, и что они до сих пор в ссоре, хоть она и не помнит почему, и что им нужно помириться. И что у меня день рождения через месяц, а у всех в классе есть плейстейшн.

– Хорошо, стучи.

Я постучал в дверь. Открыла будущая жена Расула. Она опять была злая. Она что, всегда злая?

– Чё пришел? – сказала она, а не спросила.

– Я не к тебе пришел. Мой друг хочет на тебе жениться и спросил твой номер или инстаграм.

– Не дам.

– Ладно, а папа дома? – спросил я.

Она посмотрела на меня и ничего не ответила. Из кухни выглянула ее мама и спросила:

– Кто это? – Она подошла ближе. – Мальчик, что-то случилось?

– Это он сидел у нас на скамейке ногами и грыз семечки, – пожаловалась будущая жена Расула.

Она уже меня бесит. Расулу придется выбирать, с кем из нас дружить.

– Здрасте. А Гамзатов Абдулазиз дома?

– А кто спрашивает?

– Я, – ответил я, оглянувшись по сторонам. Вроде я стоял один.

– А как тебя зовут?

– Артур. Моя типа мама… то есть мама – Гитинова Джамиля. Она была женой… – Мое объяснение явно пошло не по плану. Я слишком понервничал. У меня вспотели руки и заколотилось сердце, и эта девочка смотрела мне прямо в глаза. Она вообще моргает?

– Я знаю Джамилю, – перебила меня женщина. – Ты ее сын?

– Да.

– Ой, заходи, конечно, заходи.

Женщина сразу стала добрее. Она пригласила меня в дом и сразу позвала на кухню. БЖР (будущая жена Расула) шла следом. Я увидел несколько фотографий Гамзатова Абдулазиза на шкафу, а одна была приклеена на стенку холодильника.

– А где мама?

– Она на работе, – ответил я, даже не задумавшись. Взрослым врать нельзя, но у меня очень важное дело.

– Тебе налить что-нибудь?

– Сок, – ответил я, потому что я люблю сок. Сок полезен для спортсменов.

– Ой, сока нет. Есть какао.

– Хорошо, – сказал я, и она полезла в шкаф.

Все это время будущая жена Расула смотрела на меня не моргая. Я решил ее не замечать. Крутой Али сказал, что, если хочешь победить девушку, просто не замечай ее. Во всех девушках внутри живет маленький монстр, и он щиплет их, когда мужик их не замечает. Думаю, мой план сработал, потому что она злилась еще сильнее.

– Мама не знает, что я сюда пришел. Я ищу вашего мужа Гамзатова Абдулазиза. Он же ваш новый муж?

– Новый? – она посмотрела на меня удивленно. На ее глазах появились слезы.

– Ой, извините. Он был мужем моей мамы, а теперь ваш новый, а ее старый. Или как сказать…

Второй раз за последнее время я увидел улыбку со слезами. Женщина громко рассмеялась, но на ее лице все равно были слезы. Она быстро их вытерла. Будущая жена Расула вообще разозлилась и ударила ногой по стулу, за которым никто не сидел.

– Нет, ничего. Да, новый, – улыбнулась она. – Извини, просто я… Ничего. Какао.

Она поставила передо мной какао, и я отхлебнул. Очень, очень вкусное какао. Она, наверное, мастер какао. Такой же мастер, как Крутой Али в карате или как я в гляделках и в управлении девочками (я могу их бесить).

– Румик, пожалуйста, дай нам чуть-чуть поговорить, – сказала она. Девочка по-злому посмотрела на нас обоих и ушла. – А зачем ты его ищешь?

– Я вчера спросил у мамы про него. Она сказала, что они поссорились и давно не разговаривали. А потом ей стало плохо, и она заплакала. Я хочу их помирить, чтобы ей стало хорошо и чтобы она больше улыбалась.

– Понятно, – сказала она с улыбкой на лице. Затем сняла фотографию с холодильника и показала мне. Это была их семейная фотка. Будущая жена Расула была совсем маленькой. Она сказала: – Вот он.

– Я знаю, я нашел его в «Одноклассниках», а потом мы нашли Румину, а потом у нее на фотках этот подъезд, а потом мой друг Расул сказал, что знает этот подъезд, потому что он живет тут рядом и ходил в одну школу с Руминой. А потом мы пришли сюда и начали ждать, а потом вышла Румина, я узнал, где вы живете, а Расул влюбился в Румину. Он хочет на ней жениться, а я хочу помирить вашего нового мужа и мою маму, – гордо рассказал я весь наш план на одном дыхании. Я крутой.

– Ого. Какие вы молодцы, – сказала она, затем села напротив меня. – Мне жаль тебя огорчать, Артурчик. Абдулазиз умер год назад. Ничего такого. Просто остановилось сердце, когда он спал.

Я не знал, что ответить. Я посмотрел на фотографию и вспомнил. Это то же самое фото, что было на главной странице в «Одноклассниках». Это тот самый счастливый мужик, на которого я злился. А теперь он мертв. Его улыбка просто застыла на фотке. Он же недавно был живой. У него была куча всяких фоточек. Он любил ездить по Дагестану и фоткать горы, а еще, как я понял, он любил коней и тоже их много фоткал. Он ездил кушать шашлык, был на море много раз и в каком-то городе с очень высоким домом, выше неба. А теперь он на этой фотографии. Вечно счастливый. Вечно мертвый.

– Извини, – сказала она.

– За что? – спросил я.

– Ты хотел с ним поговорить, ты хотел сделать хорошее дело, обрадовать маму… а его больше нет.

– А Румина знает? – спросил я, не знаю зачем. Просто ее попросили выйти, и я подумал, что это, возможно, великая тайна, которую мне придется хранить до смерти. Я мечтаю о такой тайне, чтобы никому никогда не рассказывать, а все бы хотели, чтобы я ее рассказал. Например, где находится сундук с сокровищами.

– Знает, конечно, знает, – улыбнулась женщина. – Просто, когда мы говорим о папе, она сразу начинает плакать. Наверно, уже плачет. Так бывает, она очень любила папу.

– Извините, – сказал я. – Мне надо идти. Очень вкусное какао, – сказал я в конце, потому что не знал, что сказать, но надо было сказать что-то хорошее.

– Спасибо, что зашел, маме привет.

– Она мне не мама, но я передам.

Я вышел из подъезда, размышляя о том, что недавно был человек и теперь его нет. У меня тоже была настоящая мама, а теперь ее нет. Я подумал о том, что люди слишком легко умирают и вообще никого не предупреждают. Если бы я собирался умереть, я бы точно всех предупредил. Я бы собрал всех-всех своих лучших друзей у себя в комнате. Позвал бы Расула и… еще кого-нибудь – типа маму, Ахмеда, Амину – и сказал бы, что я собираюсь умереть через неделю и что если кто-нибудь собирался мне что-нибудь потом подарить, то лучше подарить сейчас, а то я уже буду мертвый и дарить будет некому. Я подумал, что так умирать лучше, чем как Гамзатов Абдулазиз – никому ничего не сказав. Я был немного злой.

– Ну что? – спросил Расул.

– Он умер.

– Умер?

– Ага. Насовсем. Год назад. Его не было в сети целый год, потому что он умер. Румина не дала тебе инстаграм и номер. Она вообще злая, хоть и красивая. Лучше с ней не дружи. Она, кажется, не хочет за тебя замуж, потому что ты малявка. Хорошо, что у тебя есть такой лучший друг, как я. Она так не сказала, но она так подумала.

Позвонила типа мама, я сказал, что скоро буду дома, она сказала, что ее срочно вызвали в больницу и она придет после шести. Передо мной стояла серьезная задача: я должен был сообщить Ахмеду, что его отец умер, а типа маме – что умер ее бывший муж.

В тот же вечер я сидел В скамейке, чтобы не ругаться с соседями, и ждал, когда типа мама вернется. Я попросил у Ахмеда разрешения (хоть и не должен) подождать типа маму и обещал писать ему каждые пять минут (но не писал, потому что я крутой и не должен постоянно предупреждать, что живой).

Типа мама шла вдоль нашего дома. По ее лицу мне показалось, что она устала, поэтому я подошел к ней и взял ее вещи. Мы дошли до подъезда, и я решился:

– Я хочу сказать кое-что.

– Мы можем поговорить дома? – предложила она. – Я немного устала, безымянный воин.

– Надо без Ахмеда, – сказал я, и типа мама села в скамейку. По ее выдоху я понял, что она очень устала.

– Ты выбрал себе геройское имя? – спросила она.

– Еще нет, – ответил я и выложил все как есть на одном дыхании, длинными предложениями, это получилось круто. – Гамзатов Абдулазиз, твой бывший муж, умер год назад. Я был у них дома, и его новая жена так сказала. Она хорошая, налила мне какао и чуть-чуть поплакала, и мне стало ее жалко, хотя вначале мне было жалко тебя, а на него я был злой, потому что увидел его фотку в «Одноклассниках», и он был суперсчастливый, а ты вчера плакала, когда я сказал про него. Теперь надо сказать Ахмеду, а я не знаю как, поэтому ты скажи сама, – я выдохнул.

Она смотрела на меня молча десять секунд (я не считал, но подумал, что очень долго, хоть много времени и не прошло). Потом сказала:

– Не плачь.

А я все равно молчал и ничего не говорил. Она опять сказала:

– Не плачь, – и обняла меня.

Я забыл дома дурацкий платок. Людям нужны платки так же часто, как и носки.

– Я знаю, – сказала она.

– Что?

– Что он умер. И Ахмед знает. Конечно, мы знаем.

– Но ты сказала, что не знаешь, где он.

– Я сказала: «Надеюсь, что он в хорошем месте». Я думала про рай. Извини, что не говорила. Я думала, что это прошлое, которое тебе не нужно. И сейчас тоже так думаю. Это моя прошлая жизнь. А сегодня у меня есть ты и Ахмед, и больше мне никого не надо.

– Вообще никого?

– Вообще никого. Я и так суперсчастливая, просто я не выкладываю дурацкие фотки в «Одноклассники».

– Ладно.

– Идем домой?

– Да.

Я собрал все свои суперсилы в руки, взял все ее пакеты и побежал наверх.

Сидя за столом и делая вид, что ничего не произошло, я продолжал мысленно смотреть на фотографию Гамзатова Абдулазиза. Год назад был в сети, а теперь нет. Счастливый и мертвый.

Лежа в постели, я думал о том, что он делал в день, когда умер. Наверное, пришел домой уставший, покушал, посмотрел сериал, поиграл с Руминой, рассказывал анекдоты новой жене и смеялся. Потом поцеловал на ночь Румину, лег в постель и закрыл глаза, а утром не открыл. Интересно, они успели сделать фотографию в его последний день? Такую, чтобы он улыбался. А какое последнее предложение он сказал? «Спокойной ночи»? «Выключи, пожалуйста, свет»? «Завтра опять на работу»? «Хороший сериал»? О чем он думал?

– Хватит об этом думать, – сказал Крутой Али. – Скоро дома закончатся платки.

– Хорошо. А если я умру ночью? Ну вот сейчас я закрою глаза, а потом не открою?

– Я тебя похороню в хорошем месте, – сказал он.

– Спасибо, ты настоящий друг, – сказал я. Хорошо, когда есть настоящие друзья, которые меня похоронят, если я проснусь мертвым. – А какая будет моя последняя мысль?

– Хватит дурацких разговоров. Я пошел спать, – сказал Крутой Али и ушел.

Я долго думал про последнюю мысль тех, кто умирает. Вначале я думал про тех, кто знает, что умрет, а потом про тех, кто умер неожиданно, как мама. О чем думала она? О моем дне рождения? Или о машине (если она успела ее увидеть)? Или она думала о моем папе, который тоже ушел? Я вообще его не помню. Я даже не знаю, кто его знает, потому что единственным человеком, который его знал, была мама. Просто ушел. Мне так сказали очень давно, и я подумал: «Ну и пусть». Кому он нужен? И где он был, когда маму убили? Если бы он там был, все было бы хорошо. Он бы увидел машину и оттолкнул маму, а потом избил тех дураков.

– Крутой Али, ты помнишь моего папу?

– Нет.

– А какой он был?

– Я же сказал, не помню, – рассердился Крутой Али.

– Мне просто интересно.

– А мне вообще не интересно. Тебе он даже не нужен!

– Всем нужны папы.

– Воинам не нужны родители. Им самим по себе хорошо!

– Но мне не хорошо, – разозлился я. – Мне вообще не хорошо. Если детям не хорошо, родители должны быть рядом. Хоть я и не ребенок, я все равно хочу, чтобы он был рядом. У меня день рождения скоро, а где он?!

– Умер, наверно!

– Я не знаю, может, даже не умер. Я говорю, что тебе и без него хорошо.

– Но он же мой папа… Я хочу его найти.

– И что ты ему скажешь, если найдешь?

– Ничего не скажу. Спрошу, где он был, и все. Мне вообще без разницы, что он делает. Я спрошу, где он был и почему он ушел и меня не искал. Все. Пусть даже не возвращается и подарки свои вонючие себе оставит!

– Как будешь его искать?

– По воскресеньям. Для начала надо узнать, как его зовут, но я не могу спросить про него у типа мамы. Она сразу все поймет и подумает, что мне тут плохо и я хочу в другую семью, и опять будет плакать. Я не люблю, когда другие из-за меня плачут.

– А ты хочешь в другую семью?

– Я вообще никуда не хочу, я хочу быть сам по себе. У кого спросить?

– Оставь меня. Я с тобой не разговариваю, – вдруг сказал Крутой Али.

– Почему?

– Ты портишь наш план. Какая главная цель воина? Прочитай.

Я нехотя открыл «Дневник воина» и перелистал на последнюю страницу. В конце было написано: «Главная цель воина – тренироваться и стать крутым и злым воином, чтобы судьба позвала его сразиться с главным своим врагом – монстром Бахой и победить его, и чтобы все потом боялись воина».

– Ты должен тренироваться, а не искать всяких пап. Если вы встретитесь с Бахой – он тебя победит. Ты хочешь проиграть?

– Нет.

– Тогда ты не должен отвлекаться!

– Меня все время отвлекают эти мысли. Про папу и маму. Крутой Али, ты мой учитель, но у меня не получается делать, как ты говоришь, потому что я не могу кое-что забыть. Что делать?

– Хорошо, разберемся сзади, чтобы идти вперед, – круто сказал Крутой Али, и я ответил:

– Круто.

– Запиши правило номер сорок семь: «У воина в голове всегда должен быть порядок. Если там беспорядок, то надо сделать порядок, а то в жизни тоже будет беспорядок».

– Записал.

– Воин?

– Чё?

– Сделай порядок в своей башке и готовься. Скоро судьба тебя позовет.

Понедельник.
Суперкрутая команда (название временное)

В понедельник я шел в школу с двояким чувством. Во-первых, мне, конечно, было плохо из-за того, что типа мама пошла со мной, чтобы устроить разборки, но с этим я смирился. Во-вторых, я начал обдумывать свой план по поиску папы. С этим делом нельзя медлить, ведь я должен готовиться к зову судьбы.

Я сидел в приемной, пока типа мама и директриса обсуждали мои разборки. Типа мама открыла дверь и позвала меня. Я вошел в кабинет.

– Здравствуй, Артур, – сказала директриса, вытянув улыбку.

Я терпеть не могу Аминат Камиловну, и это странное чувство, потому что мне нравится Камилова Амина, моя одноклассница. Хорошо, что они не родственники, подумал я. Я всегда об этом думаю, когда вижу директрису. Ее никто не любит, даже учителя. Однажды из-за нее расплакалась моя любимая учительница изо Патимат Рашидовна. Урок немного задержали, а мы все стояли за дверью. Директриса и Патимат Рашидовна что-то обсуждали, потом директриса (была очень злая) вышла и разрешила нам войти. Мы сели на свои места, а Патимат Рашидовна начала урок. Через пять минут мы услышали ее всхлипывания, и она быстро вышла из кабинета, прикрывая лицо платком. Никто в школе не любит Аминат Камиловну. Про нее даже писали в инстаграме. Типа мама однажды сказала:

– Ого, тут про вашего директора пишут.

– Где пишут? – спросил я и подошел к ней.

– В инстаграме. Говорят, она получила должность директора, потому что была племянницей предыдущего директора. Эх, типичный Дагестан, – выдохнула типа мама.

– Типичный Дагестан, – повторил я. – Ее никто не любит в школе, даже учителя. На прошлой неделе из-за нее заплакала Патимат Рашидовна…

В общем, я это уже говорил, но ее вообще никто не любит. Мне даже жалко ее, и об этом я сегодня собирался рассказать типа маме.

Я сел за стол, типа мама села рядом со мной, а напротив нас села Аминат Камиловна.

– Здрасте, – сказал я на всякий случай, точно не вспомнив, ответил ли я на ее приветствие.

– Пожалуйста, расскажи, что произошло в субботу после уроков. Твоя мама говорит, что ты не рассказываешь, но она нашла твои вещи в стиральной машинке, и пахли они… – Аминат Камиловна остановилась, задумалась и сказала: – Туалетом. Ты можешь нам довериться. Мы никому не скажем, а, наоборот, найдем тех, кто виноват, и накажем их.

– Пожалуйста, – добавила типа мама.

Они обе смотрели на меня и ждали, чтобы я что-нибудь рассказал. Я не хотел ничего рассказывать, но, когда я сказал одну вещь, рот начал рассказывать все остальное, и я не смог остановиться. Когда я закончил, типа мама меня обняла, а Аминат Камиловна сказала: «Бедный ребенок!» – и взяла меня за руку. Она притворялась, это и так понятно, даже типа мама знала об этом. Я был злой, что они пытаются меня успокоить. Мне не нужна их поддержка. Когда я злой, мне нужно что-нибудь сломать. Кого-нибудь избить. Типа мама спросила:

– Что вы предпримете?

– Не волнуйтесь. Они у меня получат.

– Вы ведь понимаете, что это не должно плохо отразиться на школьной жизни моего сына? В классе своя атмосфера. Дети не любят, когда кто-то жалуется…

– Не волнуйтесь, – повторила она, перебив типа маму. – Это не первый подобный случай. Мы знаем, как это решить. Дайте мне несколько дней.

– Хорошо, – ответила типа мама.

На этом наш разговор закончился, мне разрешили умыть лицо в раковине в кабинете директора. Зачем она тут? Пока я мыл руки, на глаза попалась стена, увешанная различными дипломами и наградами. Я задумался, почему все награды учеников висят в кабинете директора, но, когда я пригляделся, оказалось, что вся эта стена посвящена Аминат Камиловне. Каждый диплом, каждая похвала, каждая награда – это все получала наша директриса, и половину дипломов подписала она сама. Это что получается, она как будто дарит сама себе на день рождения подарки?

Мы вышли из кабинета и пошли по длинному коридору. Мы рассматривали рисунки, посвященные осени, которые были развешаны по стенам.

– Я говорил тебе, что ее никто не любит, – сказал я. – Это потому, что она злая.

– Люди бывают разные, – ответила мне типа мама. – Иногда добрые, иногда не очень. Не очень добрых мне жалко.

– Я тоже хотел это сказать! Я не знаю почему, но мне иногда жалко директрису. А почему? – спросил я.

– Ну, – начала отвечать типа мама и замолчала. Она подумала над ответом, потом сказала: – Идем.

Мы подошли к окну, из которого было видно весь внутренний двор школы. Там было около десяти деревьев. Поднялся ветер, поэтому листья падали с них, как дождь, а земля была уже полностью завалена листвой. Крутой Али как раз во дворе сбивал руками и ногами листья, которые падали. Он никогда не промахивался и при желании мог ударить пролетающую муху в живот. Крутой Али очень крутой.

– Красиво? – спросила типа мама.

– Что?

– Вот это все. Осень, деревья, разноцветные листья, ветер.

– Ага.

– Вот такие, как она, – злые, как ты сказал, – не могут видеть красивые вещи. Они не видят осень. Не видят смешных детишек в колясках.

– Или котят? – спросил я, пытаясь понять, что она имеет в виду. Мне нравятся котята.

– Да, котят тоже не видят. Вот злые мальчики в твоем классе видят котят?

– Не-а.

– А ты видишь. Вот поэтому всех злых жалко, потому что они не видят, сколько хорошего их окружает. И ходят себе весь день злые, как будто… как будто птички покакали на их голову утром, когда они вышли из дома, – типа мама засмеялась.

– Фу-у-у, – сказал я и тоже засмеялся, а когда мы успокоились, она сказала:

– Мне пора бежать на работу. Ни о чем не волнуйся. Если будет хотя бы один косой взгляд на тебя, расскажи мне. Хорошо? Я им всем устрою.

– Я что, слабак, чтобы тебе жаловаться?

– Нет, конечно, просто я знаю, что ты их изобьешь так сильно, что родная мать не узнает. Зачем нам эти проблемы? Ты слишком сильный воин. Да?

– Ага, – уверенно сказал я.

В словах типа мамы была истина, ведь я мог кого-нибудь покалечить. Однажды утром типа мама попросила меня, чтобы я взял из холодильника яйца и передал ей. Я взял одно яйцо и сжал так сильно, что раздавил. В тот день я понял, что слишком сильный и мне нелегко контролировать свою силу.

– А теперь беги на урок. Что у вас сейчас?

– Математика.

– Хорошо, а я бегу на работу.

– Ага.

Так мы и разошлись. Типа мама быстрым шагом пошла в конец коридора, а я смотрел ей вслед. Если бы она была моей настоящей мамой, я бы крикнул: «Мам!» Она бы повернулась, и я бы сказал: «Я тебя люблю!» – и она бы бросила свою сумку, и побежала ко мне, и обняла меня, и мы ушли бы вместе из этой дурацкой школы, гуляли бы в парке, кушали бы мороженое (даже несмотря на то, что сейчас октябрь), потом выпили бы бананово-шоколадный коктейль, а потом пошли бы в кино смотреть офигенски крутой боевик, а потом пришли бы домой, смотрели бы все четыре части «Истории игрушек» и кушали бы гору попкорна, а потом я ложился бы спать, а она легла бы рядом со мной и рассказывала всякие крутые истории, пока я не усну. Но она не моя мама, поэтому я ничего не крикнул и поэтому она ушла на работу, а я пошел на математику.

На большой перемене мы сели с Расулом в столовой.

– Вы были у директора?

– Ага.

– А потом?

– Не знаю. Аминат Камиловна сказала: «Я разберусь». Лучше бы не разбиралась.

– Почему?

– Потому что я сам их всех поймаю и изобью. А теперь нельзя.

– По-нят-но, – протянул Расул. Одним глазом он смотрел в телефон и улыбался, пока я ему рассказывал серьезные вещи. Наверное, он даже меня не слушал.

Я спросил:

– Что у тебя там?

– Ничего, – сказал он и убрал телефон в сторону.

Я использовал технику молниеносной змеи, которой меня научил Крутой Али недавно, и схватил телефон. Расул поставил на фон фотографию злой Румины? Ну это уже слишком. Я разблокировал телефон, увидел страницу Румины в инстаграме и вспомнил, что с влюбленными нельзя работать. А еще Крутой Али однажды сказал: «Девочки всегда все портят».

– Эй, отдай! – сказал он.

– Как ты ее нашел?

– Нашел, – сказал он.

– Скажи как, и тогда отдам. Или я сейчас напишу плохие комментарии от тебя.

– Я утром подождал, пока она пойдет в школу, и подарил ей куклу, а она в меня влюбилась и дала свой инстаграм.

– Круто, – сказал я, но это не круто. Крутой воин не бегает за девочками. Они бегают за ним. Амина бы тоже за мной бегала, если бы я не дал обет безбрачия.

С другого конца столовой послышалось хором: «С днем рождения! С днем рождения! С днем рождения!»

– Хорошо им, – сказал Расул. – А вот у меня день рождения летом. Двадцать третьего августа! Летом нет уроков, и никто из школы меня не поздравляет и подарки мне не дарит.

– С днем рождения, – сказал я.

– Спасибо. А у тебя когда?

– Никогда, – сразу ответил я. – Третьего ноября, но я никогда его не праздную. Тупой день рождения. Кому вообще нужен этот тупой праздник? Только для тупиц и дураков. Крутым воинам не нужно никаких дней рождения.

– А торт?

– Вонючие торты тоже никому не нужны. Я вообще не ем торты. Торты для детей.

– Даже шоколадный?

– Ага.

– Даже который с клубникой в шоколаде?

– Ага.

– А тот, который…

– Я вообще никакие торты не ем.

– А подарки?

– Подарки я тоже не люблю, но если дорогие, то пусть будет exception.

– Я знаю это слово, – сказал Расул. Его мама учитель английского языка. Он не знает ни одного слова на даргинском, зато спокойно говорит на английском.

– Расул.

– А?

– Не говори «а». Если хочешь быть крутым, говори «чё».

– Чё?

– Я хочу найти своего папу.

– Он же умер.

– Это не мой папа умер, это чужой умер. Папа твоей будущей жены умер.

– А, ну да. Жалко. А кто твой папа?

– Я не знаю. Он вообще давно ушел. Я его никогда не видел и не помню.

– А зачем тебе он?

– Хочу кое-что спросить у него.

– Это секрет?

– Ага.

– Мне расскажешь?

– Нет. Никому не расскажу. Я хочу спросить у него, зачем он ушел и почему меня не искал, когда маму убили.

– И как нам его искать?

– Я его один ищу. Это мой папа, и это очень важное дело, которое я должен сделать один. Но мне нужна помощь. Поможешь?

– Ага. Как нам его искать?

– Не знаю, скажу, когда придумаю. Только по воскресеньям, и это суперсекрет. Не говори вообще никому, – сказал я. Тут мне на глаза попалась Амина, она села с девочками за соседний стол. – Мне надо поговорить с Аминой.

– Ты дал обет безбрачия.

– Я на ней жениться не буду, и вообще ни на ком не буду, – сказал я, потом встал и пошел к ее столу.

– Привет, я хочу кое-что сказать. Только по секрету, – сказал я, и все девочки сразу посмотрели на меня.

Девочки любят секреты, это хороший способ завладеть мозгами девушки.

– Да, – сказала она.

Мы встали, отошли в уголок.

– Мы договорились вместе пойти домой. Ты обещал и обманул.

– Извини. Я подрался еще раз и испачкался.

– Про тебя написали нехорошие вещи на стене в нашем туалете.

– Это потому, что я их избил.

– Я сейчас, – сказала Амина и отошла к своему портфелю. Потом вернулась с фломастерами. – Это тебе. Новые.

– Зачем?

– Мальчики украли твои в четверг. Я видела, как они ковырялись в твоем портфеле, пока тебя не было, но промолчала. Извини.

– Спасибо, – сказал я и взял фломастеры.

Потом рассказал ей, что собираюсь искать папу, и она сказала, что поможет, и потом, когда она уходила, я спросил:

– А что написали в вашем туалете?

– Ничего, я уже стерла, – ответила она и убежала.

Тяжело понять девочек. Иногда я пытаюсь, но Крутой Али говорил про девочек такие вещи:

1. «Девочек понимать не надо. Я пытался, сам запутался. Надо управлять их мозгами».

2. «Девочки – враги воинов. С ними нельзя дружить. Потому что влюбляешься, а потом хочешь жениться. Нет ни одного женатого воина в истории».

3. «Злой и крутой воин за девочек не вступается. Он вступается только за друзей».

Мне надо быть осторожным, потому что я могу влюбиться в Амину, тогда я не смогу стать воином.

– В нашей школе есть призраки! – вдруг на всю столовую крикнул мальчик из старших классов. Все начали собираться вокруг него.

– Чё теперь выдумал? – спросил другой.

– Да я тебе за слова отвечаю! Вчера ночью с пацанами гуляли за школой, где стройка, из подвалов были всякие звуки! Кто-то орал «Жиесть!» на всю школу!

– Да не да!

– Я за слова отвечаю! Всякие крики, звуки! Из коридоров на первом этаже!

– Это правда, я тоже слышала, – испуганно сказала девочка. – На лестнице хорошо слышно звуки из подвала.

– И в нашей раздевалке! – продолжила другая. – Мы вечером приходим на гимнастику. Я не знаю, что это, призраки или всякие крысы, но звуки точно есть.

– Да какие крысы, если это крысы, то огромные!

Мы с Расулом стояли подальше и слышали эти разговоры про призрака. На самом деле эти слухи ходили еще с сентября. Многие слышали их ночью со стороны стройки, которую начали рабочие в прошлом году. Нам строят новый корпус, и оттуда по ночам доносятся эти звуки.

– Ого, – сказал Расул. – Русик даже испугался. Он самый сильный в девятом классе.

– Призрак разозлился, – сказал я. – Чтобы его победить, нужен настоящий воин, а не этот твой Русик.

– Призраков не бывает, – сказал Расул.

– Тогда останься здесь, пока не стемнеет.

– Не останусь.

– Потому что ты не воин.

– А ты?

– Я воин, но я пока не готов. Когда мой сенсей скажет, что я готов, тогда уйду.

Расул начал ковыряться в телефоне.

– Сенсей – это учитель, – сказал я.

– Я и так знаю, – ответил он и убрал телефон. – Куда ты уйдешь?

– Меня позовет судьба воина, и я уйду.

– Как позовет?

– Не знаю, позовет и все, а когда позовет, я узнаю.

Мы шли после уроков домой, когда Расул вернулся к этому разговору.

– И что ты будешь делать, когда судьба тебя позовет?

– Воевать, убивать, делать всякие крутые вещи.

– Ты будешь, как Мстители?

– Я буду как Танос, злой воин. И буду всех убивать.

– А меня? – спросил Расул, помолчав целую минуту.

– Тебя не буду, ты мой друг. Самое главное – я должен убить Баху.

– Кто такая Баха?

– Это монстр, мой главный враг. Я должен буду победить Баху, или он меня убьет. Так сказал сенсей.

– А как выглядит Баха? Это типа дракон? Или гигантский червь? Или это как бабка-ёжка? Или вампир?

– Не-а.

– Оборотень?

– Не-а.

– Ниндзя?

– Не-а.

– Паук?

– Не-а.

– Вампир? А, вампир уже был. Ну тогда я не знаю.

– Я тоже не знаю. Но я должен его побить! – сказал я уверенно, потом взял палку и сломал ее о дерево. Получилось круто. – Я должен быть готов. Поэтому я тренируюсь. Видел, как я только что сломал ветку?

– Ага.

– Круто?

– Ага.

– Я потом всех побью – и Гасана-Вонючку, и Русика, и Гаджи из третьего «А» класса, и всяких других крутых мальчиков, но сейчас надо найти папу.

Мы сели на скамейку внутри Собачьего парка. Вокруг были деревья с разноцветными листьями, и под ногами тоже были разноцветные листья. Я вспомнил про слова мамы, что злые не замечают красивые вещи, а я их заметил. Но если я хочу быть злым, то не должен замечать всякие красивые вещи, и котят тоже должен не видеть. Быть злым воином нелегко.

– Я думаю, что я особенный, – сказал я, посмотрев в небо.

– А что у тебя особенного? – спросил Расул и начал разглядывать меня с ног до головы в поисках моей особенности.

– Не знаю, но я не простой второклассник, потому что я сделаю что-то великое, когда судьба меня позовет. Я сделаю что-то такое, что все скажут «вау!». Вот такой я буду. А ты что чувствуешь?

– Я чувствую, что голодный, – сказал Расул, чуть-чуть подумав. Он не особенный, он просто Расул. У всех великих воинов бывают простые помощники, но воин бывает один, поэтому он одинокий. Это важно.

– А как мы себя назовем? – спросил Расул. – Все крутые герои, когда объединяются, потом себя как-то называют. «Мстители», «Стражи галактики», «Лига справедливости», «Братство кольца». Нас пока двое, но нам тоже нужно крутое имя.

– Ага, – сказал я. – Крутое имя…

– «Суперкрутая команда»? – сказал Расул.

– Ладно, пока не придумаем нормальное название, пусть будет, – сказал я. У Расула вообще нет воображения.

– А что вы делаете? – спросила девочка. Мы обернулись и увидели за спиной Амину.

– Ты следила за нами! – сразу обвинил ее Расул. – Это наше секретное место, как ты узнала, что мы тут?

– Я по этой дороге всегда иду домой, и вы тоже, – сказала она, указав на оживленную дорогу, рядом с которой мы сидели на скамейке. – Вас тут все видят. Вы будете искать папу Артура?

– Откуда она узнала? – спросил Расул.

– Я сказал, – ответил я. – Но это секрет, больше никто не должен знать.

– Хорошо, – сказала он а.

– Теперь ты в Суперкрутой команде. Это временное название, – объяснил я.

– А знаешь, зачем оно? – спросил Расул с таким видом, как будто это была его идея.

– Как «Братство кольца». У нас какая-то тайна и секретное задание. Наверно, оно опасное, поэтому мы собираемся в секретном месте и у нас секретное название, хоть и очень скучное, – сказала она, не моргнув и глазом, и мы поняли, что Амина тоже умная. Она просто притворяется обычной красивой девочкой. – А как будем его искать?

– Нам нужны имя и фамилия, – сказал я.

– Какое у тебя отчество? – спросила Амина.

– Умарасхабович, – сказал я.

– Имя мы нашли – Умарасхаб, – сказала она. Мы переглянулись с Расулом.

– Это я тут умный в команде, – сказал он обиженно.

– Извини, – сказала она.

– Теперь надо найти фамилию, – сказал я. – Настоящую. Нам надо подумать, как ее найти.

– Нужен план! – объявил Расул.

И на этом первое собрание Суперкрутой команды (название временное) закончилось, потому что мы не знали, где и как найти фамилию моего отца: у меня ведь новая фамилия, а старую я не помню. Я вообще ничего не помню из своей старой жизни, только лицо мамы, и все.

Опять домашняя работа дома, и опять я, лежа в постели, перед сном размышлял о ходе своего расследования.

– Поздравляю, – сказал Крутой Али.

– С чем?

– У тебя теперь суперкоманда. Баба и ботаник.

– Кого нашел, того нашел. Не называй Амину бабой, она мне нравится, хоть я и не буду на ней жениться. И вообще, меня не окружают всякие герои, как тебя. Вокруг меня обычные всякие дети. Если бы я мог, то взял бы всех крутых в школе.

– Им нет до тебя дела. Они бы послали тебя во всякие места.

– Потом бы я их избил! Я взял Амину и Расула, потому что воину нужны надежные люди, ты сам так говорил. Вот, – я открыл «Дневник воина» и нашел правило № 18: «Каждому воину нужна четкая поддержка, свои пацаны, которые, если чё, зарубятся за тебя на непонятках».

– «Зарубятся за тебя на непонятках», – повторил Крутой Али. – При чем тут ботаник и Амина?

– Кого нашел, того нашел. Не называй Расула ботаником, он мой друг, и вообще он умнее меня на чуть-чуть. И вообще, видел, как они захотели мне помочь? Это все потому, что они мои друзья, а я их лидер.

– Ну все, ты, в натуре, запарил, бери дневник! – крикнул Крутой Али. Я взял. – Какое там правило на очереди?

– Сорок восемь.

– Пиши правило номер сорок девять: «Воину не нужны друзья. Особенно ботаники и красивые девочки! Когда приходит время, он от них избавляется, потому что они уже не нужны». Записал?

– Да.

– Вопросы есть?

– Я не буду дружить с Расулом и вообще ни с кем?

– Все крутые пацаны дружат, потому что надо дружить, пока есть польза. Ты дружишь с Расулом, потому что тебе нужен помощник. А так просто тебе Расул не нужен. У всех так, не только у тебя, понял?

– Вообще у всех?

– Да, никто ни с кем там, – он указал в окно на улицу, – не дружит просто так! Нужна работа – дружи с тем, кто даст тебе работу. Хочешь деньги – найди богатого друга. Кем ты хочешь быть?

– Не знаю. Ограбителем?

– Найди главного ограбителя и дружи с ним. Хочешь стать отличником? Скажи маме, чтобы она подружилась с директором, и тебе начнут ставить хорошие оценки. Никто ни с кем не дружит просто так, понял?

– Ага. А зачем со мной дружит Расул?

– Потому что он не крутой и ему нужен крутой друг.

– А Амина?

– Не знаю, но она подозрительная, может, она хочет, чтобы ты на ней женился, когда будешь большой. Все девочки хотят, чтобы на них кто-нибудь крутой женился. Может, она хочет у тебя списывать домашнюю работу. Воин, правило номер пять!

– «Всегда будь начеку».

– Когда от тебя не будет никакой пользы, тебя все бросят.

– Даже ты?

– Я твой учитель. Я уйду, только если ты попросишь.

– Я тебя никогда не попрошу уйти. Ты мой самый лучший друг, и вообще – ты единственный мой друг.

Вторник.
Лезгинка – тоже махаловка

На следующий день после уроков мы решили устроить очередное собрание Суперкрутой команды (название временное). Я пришел раньше всех, потому что у Расула был дополнительный урок, а Амина, узнав, что у Расула дополнительный урок, решила пойти домой и поесть торт, оставшийся от вчерашнего дня рождения старшей сестры. Торт или прогулка со мной по осеннему парку? Торт. Этих женщин не поймешь. Правильно говорит Крутой Али: если бы у меня был торт, она бы гуляла со мной в парке. Я попытался понять, почему торт должен быть лучше, чем прогулка со мной по осеннему парку. Она даже сочинение написала на тему «Что я люблю больше всего». (Скорее всего, это написала не она, а ее мама или старшая сестра. Я всегда все честно пишу сам.) Типа Амина написала про то, что обожает гулять осенью по парку. Ну вот Собачий парк, ну вот осень, ну вот и я. Что еще ей надо? Дурацкий торт. Дурацкие дни рождения.

Я гулял по парку и подумал о том, что Собачий парк – настоящее поле брани. В Собачьем парке каждую неделю дерутся между собой дяденьки, студенты. Вот, например, две недели назад рядом с непонятным камнем, торчащим из земли и похожим на скалу, подрались полицейский и студент.

Студент покупал шаурму, подошел полицейский, что-то ему сказал, студент ответил, а полицейский сказал:

– Ты чё, э-э-э?

– Я бы тебя ушатал, если бы ты был без формы, – ответил студент.

Я это помню, потому что записываю все драки в деталях, чтобы знать, как действовать. Потом я дома перечитываю и планирую, как бы я всех там ушатал. «Ушатать» – офигенное слово. Мы его учили в понедельник на прошлой неделе, но я его плохо выучил. В общем, полицейский ему ответил:

– Ты чё думаешь, я за формой прячусь? *Ругательство* тебя и твою *ругательство* маму. Иди сюда, черт.

– Давай чё, вон туда, где камень *ругательство*.

Потом они отошли, а за ними отошли еще пятьдесят человек, которых даже рядом не было. Я заметил, что наши драки похожи на индийские фильмы, которые любит типа мама. Там, когда начинается драка, откуда ни возьмись появляется еще пятьсот человек, и начинают все танцевать и драться. Вот у нас точно так же. Если кто-то начинает драться, со всех сторон появляются остальные, которые тоже хотят с кем-нибудь подраться. Классная была драка. Полицейский даже выбросил автомат, чтобы ему ничего не мешало. Автомат так и лежал на земле, никому не интересный. А на следующий день про этот случай рассказали в новостях. Полицейский со сломанным носом извинился на камеру, но его все равно уволили. Такая вот история.

Я пришел к нашему секретному месту. Ждать надо было еще десять минут, и, чтобы как-нибудь себя занять, я подошел к дереву и фломастером стал писать на нем свое имя. Вообще так делать нельзя, но это был октябрь, а я знаю, что это дерево (на котором растут круглые колючки в форме бубенчиков) отбрасывает кору, прямо как змея кожу. Рядом на таком дереве, только намного толще, кто-то ножом вырезал «Аварцы сила *ругательство*». А другой зачеркнул слово «аварцы» и вырезал «Сергокала». На другом дереве написано «Патя, да перезвани да пабрацки» и номер телефона, который кто-то зачеркнул и написал «твой черт». Нельзя на деревьях ничего вырезать ножом. Дерево потом будет много лет пытаться стереть эту надпись, а кто-то другой увидит и тоже напишет что-нибудь. У меня есть нож, мне подарил его типа брат, но он сувенирный и не может резать. Его можно только на полку положить или на стену повесить. В общем, никогда не беру с собой никаких ножей, а то придется вырезать «Крутой Али сила» на дереве. Крутой Али сила, но я не хочу делать дереву больно. Никто бы не захотел, чтобы на нем писали ножом всякие вещи.

– Привет, – сказала Амина.

Я не услышал, как она подошла. Наверное, она подсмотрела у меня технику «шелест листьев».

– Привет, – ответил я.

– А что ты делаешь?

– Пишу на дереве, – гордо ответил я. Хоть это и не нож, а фломастер, но я все равно делаю крутую плохую вещь.

Она подошла и прочитала:

– «Воин без имени». Это ты?

– Ага.

– Круто, а что это значит?

– Не скажу, – ответил я.

Если бы я рассказал ей про свою судьбу воина, пришлось бы рассказать и про то, что я дал обет безбрачия. Тогда она бы ушла из нашей команды (как сказал Крутой Али, все девочки хотят замуж за крутых).

– Я тоже напишу. – Она вытащила свой фломастер и рядом с моим черным написала розовым цветом: «Принцесса Амик». Потом сказала: – Меня так мама называет.

Я хотел предложить ей погулять, но уже пришел Расул (дурак) и все испортил. Мы сели на скамейку. Она идеально подходила для собрания Суперкрутой команды (название временное). Это была угловая скамейка, закрепленная между тремя деревьями. Я, будучи лидером команды, сел по центру, а остальные (не особо важные члены команды) сели по бокам.

– Собрание объявляю открытым, – сказал Расул и сломал веточку, поднятую с земли. Мне понравилась эта новая традиция, и я кивнул.

– А почему ты объявляешь? – спросила Амина, но вопрос не прозвучал грубо, ей было просто интересно, как в нашей команде принимаются всякие решения и распределяются функции.

– Ну, Артур – лидер, а я – мозги, как Гендальф, или как Халк, когда он человек, или как Донателло.

– А это кто?

– Черепашка-ниндзя, который с палкой, самый умный хакер. Это мое звание – открыватель всяких вещей. Первооткрыватель! – громко произнес Расул, обрадовавшись тому, что придумал себе прозвище.

– Ты должен записать его, – сказал я и указал на дерево.

Амина предложила ему фломастеры, убрав черный и розовый. Недолго думая, Расул взял синий и побежал к дереву. Написал «Первооткрыватель» и вернулся к нам.

– А чё будем делать? – спросил он у меня, потом посмотрел на Амину. Она пожала плечами и посмотрела на меня.

– Вы узнали фамилию моего папы? – спросил я. Они промолчали. – Узнали, как узнать его фамилию? – Они промолчали. Я безнадежно выдохнул и сказал: – Блин. Я тоже. А что тогда делать?

– Эй! – крикнула Румина, которая быстрым шагом шла в нашу сторону. – У вас тупое секретное место. Что за секретное место там, где все вас видят?

– Откуда ты узнала? – спросил я.

– Это я рассказал, – сразу сознался Расул.

– Это же был наш секрет.

– Ты позвал Амину, я позвал Румину.

– Ты позвал свою будущую жену, а я дал обет безбрачия!

– Кого он позвал? – удивилась Румина. – Кто будущая жена?

– Он сказал, что подарил тебе Барби, а ты в него влюбилась и дала ему свою страницу.

– Я сказала, что дам ему страницу, если этот дурак отстанет, и еще он должен был поставить лайки на все фотки. Ты поставил?

– Поставил, поставил! – испуганно сказал Расул.

Мы все замолчали и начали смотреть друг на друга злобно.

– Привет, я – Амина, – сказала Амина и улыбнулась.

– Привет, а я – Румина, – сказала Румина и тоже улыбнулась (но только ей). Потом сказала: – Я сяду там, – и села рядом с Аминой.

– Зачем ты пришла? – спросил я.

– Она пришла, чтобы нам помочь. Я ей все рассказал – и про твою маму, и про то, что мы объединились в Суперкрутую команду, чтобы найти твоего папу.

– Тупое и скучное название, – сказала она.

– Это временное название, – сказал я.

– Если ты в нашей команде, то должна выбрать себе секретное имя и записать его на том дереве каким-нибудь фломастером. Только не черным, розовым и синим, мы их уже выбрали, – объяснил ей наши правила Расул.

– Вы дураки, – сказала она нам, а потом Амине: – Кроме тебя. Я не буду в вашей команде малявок, мне десять лет, а вам всем по восемь.

– Мне уже девять, – объявил Расул.

– Я сюда пришла потому, что это плохо, когда родителей нет. Мой папа умер, а у тебя умерла мама.

– Когда твоя мама умерла? – спросила удивленно Амина у меня.

– Моя мама не моя мама. Мою настоящую маму убили, а потом новая мама взяла меня к себе, но я хочу найти своего старого папу, который был мужем моей настоящей мамы, только я его не помню и вообще не знаю, – объяснил я Амине и остальным всю ситуацию, чтобы меня больше не спрашивали про родителей.

– Понятно, – сказала Амина. – Как жалко… А как твою маму убили?

– Нельзя говорить про родственников, которых нет, – сказал я. – Ее сбила машина, пока я был в магазине. Я больше ничего не помню. Если бы помнил, то уже нашел бы папу. Но я не знаю, где его искать.

– А я знаю, – сказала вдруг Румина.

– Я же говорил – она поможет! – обрадовался Расул. Он точно думал только про свою свадьбу.

– Наши мамы иногда общаются, моя и твоя новая мама, – сказала она мне. – Я спросила у мамы все, что она знает про тебя. Она сказала, что ничего не знает, даже имя не помнит, но твоя новая мама рассказала, что твоя старая мама… можно говорить «старая мама»?

– Лучше «настоящая мама», – сказал я.

– Твоя новая мама сказала, что настоящая мама работала в ателье на какой-то улице, я записала в телефоне. И мама вспомнила, что заказывала у твоей настоящей мамы для меня платье много лет назад.

– А потом? – спросил я и подался вперед так, что почти упал со скамейки. Меня интересовала любая деталь о маме, любая зацепка, абсолютно все, что с ней связано. Ее одежда, цвет волос, рост, как она говорила, сколько раз улыбнулась.

– Все. Мама больше ничего не помнит.

– Блин! Как все? Вообще все? Может, еще что-нибудь?

– Ничего, но теперь у вас есть адрес ателье, – сказала она и показала свой телефон.

– «Нурадилова», – прочитал я. – Это что?

– Улица. Адрес я не помню. Надо будет поспрашивать.

– Там семь ателье, – сказал Расул. Он успел уже покопаться в телефоне.

– Завтра мы начнем искать, – объявил я команде наш план действий.

– Ну и удачи, – сказала Румина.

– А ты не хочешь в нашу команду? – спросил Расул.

– Не хочу я в малявочную команду.

– Нам нужна помощь, это же его папа, – продолжил уже умолять Расул.

Мне это не понравилось.

– Нам тоже всякие зазнайки не нужны. В нашей команде все должны что-нибудь уметь. Вот я – лидер и умею командовать. Амина – красивая.

– Спасибо, – сказала Амина.

– А Расул умный. Чуть-чуть умней, чем я. А ты что умеешь?

– Я занимаюсь боксом, – сказала Румина и сделала несколько ударов по воздуху, таких быстрых, что я толком ничего не заметил. – Папа всегда хотел, чтобы я могла постоять за себя и, если придется, дать кому-нибудь в глаз.

– Ты принята, – сказал я. – Тебе нужно крутое имя.

– Оставь себе тупое имя. Я Румина, и меня никуда принимать не надо, я просто помогу тебе, потому… потому и все.

– А как мы будем искать твоего папу? – спросил Расул. – У нас же школа, а потом родители ждут нас дома.

– Танцы, – сказала Амина. – У нас в школе учат танцам целых два часа, а с переодеваниями и дорогой туда и обратно почти три часа. Учителю вообще все равно, кто приходит. У него есть своя любимая команда, а на остальных ему без разницы. А еще там есть дети из других школ, ты тоже можешь записаться, – предложила Амина Румине, и та согласилась.

Я подумал в очередной раз, что не зря взял Амину в нашу команду. Она нашла отличное прикрытие, и у всех нас появилось по целых два часа на всякие расследования. Все в Дагестане любят лезгинку, поэтому мы точно знали, что никто из родителей нам не откажет. На этом собрание наше закончилось, но у меня в запасе было не меньше двух часов до прихода типа мамы и типа брата, поэтому я решил пойти искать ателье. У Румины была такая же ситуация, а остальным пришлось идти домой.

Мы посчитали с Руминой наши карманные деньги. Их должно было хватить на дорогу туда и обратно, если бы мы платили маршрутчикам по семнадцать рублей. Цену до двадцати трех рублей подняли недавно, и некоторые маршрутчики все еще брали семнадцать рублей, тем более со школьников, которые за спасибо могут ехать куда хотят.

Мы сели с Руминой в маршрутку и поехали на эту неизвестную улицу. Пока мы ехали, я смотрел в окно, а Румина играла в какую-то игру на телефоне.

– Ой, какие вы красивые, – сказала бабуля, сидевшая напротив нас. – Вы брат и сестра?

– Ага, – ответил я сразу. Румина посмотрела на меня удивленно и наступила мне на ногу.

– Вот она мне нравится, – сказал Крутой Али. – Видел, как она машет руками? Она любого ушатает. Пусть она научит тебя боксу.

– Ага, – ответил я. – Поэтому я ее и взял. Когда уже будет не нужна, я перестану с ней дружить. Крутой Али?

– Чё?

– Лезгинка – это круто?

– Конечно.

– Зачем воину лезгинка? Это же тупые танцы.

– Смотри! – сказал Крутой Али и начал танцевать прямо в маршрутке, потом вытащил пистолет и начал кричать, танцевать и стрелять в потолок. – Видел? Вот она, мощь! Когда ты умеешь четко танцевать, это круто.

– Воину в драках пригодится лезгинка?

– Лезгинка – это тоже махаловка.

– Это как?

– Когда ты танцуешь, ты должен победить противника своей крутизной, показывать всякие крутые вещи, кричать громче всех! Это круто. Когда станешь большой, у тебя будет еще и это, – он показал мне пистолет, – и ты сможешь танцевать и стрелять в воздух, и все крутые поймут, что ты еще круче, и все девочки будут смотреть на тебя, потому что в их глазах ты будешь главный мужик. А все почему?

– Из-за того, что я хорошо танцую?

– И из-за пистолета. Без пистолета ты просто танцор. И не забудь всякие сальто-мальто.

– Я видел ролик, где мужик сломал позвоночник, когда пытался сделать сальто на свадьбе. А потом его мама плакала и просила в интернете деньги на операцию.

– Он просто не умел делать сальто. Поэтому ты сперва потренируйся, а когда будет получаться, сделаешь и не сломаешь себе шею. Понял?

– Ага. Танцевать, кричать, стрелять и делать сальто.

– Молодец. И девочкам тоже понравится. Они на свадьбы ходят, чтобы найти таких хищников.

– Зачем?

– Ты же смотришь дома «Нэшнл джиографик»?

– Ага.

– Вот там самцы-олени дерутся между собой, а девочки смотрят и выбирают самого сильного. А павлины распускают хвост, надуваются и танцуют брачные танцы – и девочки тоже смотрят. Запомни, дагестанские свадьбы то же самое.

– Брачные игры животных? – спросил я с удивленным видом.

– Ага. Одни красиво танцуют, другие красиво одеваются. Все, чтобы жениться.

– Но я же дал обет безбрачия!

– Ну тогда не смотри на девочек. Но танцевать, стрелять из пистолета и драться на свадьбах ты все равно должен.

Мы приехали на улицу Нурадилова и с помощью «У-Е-ФА» решили, в какую сторону идти. Я выиграл, поэтому мы пошли направо. Наш разговор выглядел примерно так:

– Здрасте.

– Здрасте, чем могу помочь, ребята?

– Мы ищем ателье, которым владела девушка, которая умерла два года назад.

– В смысле? Умерла?

– Ага, ее убили. Сбила машина с пьяными дураками. Это было ее ателье?

– Нет… нет… Точно нет.

– Спасибо.

– Пожалуйста…

Мы дошли до конца улицы и не нашли наше ателье. Пришлось возвращаться к месту, где мы вышли из маршрутки, и идти по улице налево.

– Здрасте, – сказал я красивой девушке с интересной кудрявой прической.

– Здрасте, – ответила она и улыбнулась.

Все нам улыбались, но уже после следующего вопроса улыбка пропадала с их лица. Мне не нравился этот момент, но выбора у нас не было. Поэтому я опять сказал:

– Мы ищем ателье, которым владела девушка, которая умерла два года назад.

Девушка с кучеряшками смотрела на нас несколько секунд, потом сказала:

– Этим ателье владела девушка, которая умерла. Вроде бы.

– Ее убили машиной, – уточнил я на всякий случай.

– Ой… подожди, пожалуйста, – сказала она и присела. – А вы кто?

– Я ее сын, – сказал я. – Это моя старшая сестра временно.

– Здрасте, – сказала Румина, стоявшая у меня за спиной. Она очень мило улыбалась всем. Если бы они знали, какой монстр прячется за этой улыбкой и боевая машина! Может, она и есть Баха! Хорошо, что она не Баха. Не хочу бить девочек (тем более если они занимаются боксом).

– Ой, – опять сказала она. – Бедный, иди сюда. – Она обняла меня. – Идите оба. – Она обняла нас обоих. – Чем я могу помочь вам?

– Я хочу узнать все про нее.

– Ой, а я же ничего не знаю. Я взяла это место в аренду, и все. Я даже ее имя не знаю. Подождите, сейчас позвоню владельцу. – Она взяла телефон дрожащими руками и повернулась к нам спиной, но в зеркале я видел, что глаза ее покраснели и она уже в третий раз салфеткой вытирала слезы. – Алло. Здравствуйте, Замир, ко мне пришли дети… предыдущей владелицы ателье. Да, да, которая… да, она. Они хотят узнать о ней. Да, сейчас. – Она обернулась к нам и сказала: – Он ничего толком не знает и не может сказать. Лучше вам спросить у родственников.

– У нас нет родственников, нас отдали в другую семью, и мы ничего не знаем.

– Их усыновила другая семья. А что вы хотите узнать? – спросила она у нас.

– Имя и фамилию, – сказала сразу Румина.

– Они хотят узнать, как ее звали. Вы не знаете имя своей мамы? – спросила она нас. Ей еще сильнее захотелось плакать. Она опять отвернулась. – Да, хорошо. Я передам. Спасибо, извините. До свидания.

Она положила трубку и быстро убежала в другую комнату. Мы услышали шум льющейся воды. Она сказала оттуда же:

– Я сейчас, извините.

Наконец она вышла обратно к нам.

– Он знает только имя и фамилию, то, что было записано у него в телефоне: «Гаджиева Мадина». Блин… Ох, детишки. Сейчас. – Она пошарила в шкафчике и нашла один «твикс». Вот. А хотите чай?

– Не, спасибо, – сказал я и взял «твикс». Чай для стариков, а «твикс» – это круто. – Спасибо. До свидания.

– До свидания…

Мы вышли на улицу. Через стеклянную дверь было видно, что девушка сидит на стуле и ничего не делает. Только вытирает иногда глаза. Нам стало ее жалко, но мы все равно съели «твикс».

– Поздравляю, ты знаешь, как зовут твою маму, – сказала Румина, но на лице не было улыбки. – Мне ее очень жаль.

– Ага, – ответил я.

– Нам пора домой.

– Ага.

Хоть Крутой Али и не одобрил, но я проводил Румину до дома, потом мы договорились о новой встрече Суперкрутой команды (название все еще временное), в которую она не входит. Мы попрощались, и я пошел домой. Гаджиева Мадина. Гаджиева Мадина. Гаджиева Мадина…

– Крутой Али?

– Чё?

– Можно мне поплакать?

– Да.

Среда.
Я тоже хочу золотой унитаз

Сидя на уроке, я думал только о том, что нам делать дальше. Мы узнали имя моей мамы. Это первая вещь, которую я должен был знать о ней, но я и этого не знал. Однажды я спросил у типа мамы, но она сказала, что не знает. Сказала, что приемным родителям не сообщают ничего. Просто дают ребенка, и все. Она соврала. Она знала мою маму, потому что она говорила про нее с мамой Румины. Все взрослые врут нам, думают, мы дураки. Может, все и дураки, но я не дурак. Меня нельзя подкупить конфеткой, чтобы я перестал думать о маме. Не перестану, я буду только о ней и думать, а еще о папе, и когда найду его, может, даже уйду к нему!

На перемене ко мне подошел Гасан-Вонючка, толкнул меня и сказал:

– Ты пожаловался на меня директору, вонючий трус! Сказал, что я бросил твою шапку в унитаз. Меня хотят выгнать из школы из-за тебя. Вонючий ябеда! Надо было вообще тебя утопить в унитазе, понял, да?

– Не понял. Ты сам трус, нападаешь сзади и еще с друзьями, – сказал в ответ я. Вокруг нас было много людей, и Крутой Али, посмотрев на всю картину, рекомендовал мне ответить врагу.

– Да я тебя вообще порву один на один, понял, да? Тебя никто не защитит на улице. У тебя даже папы нет. Давай махаться один на один после уроков.

– В воскресенье, – сказал я, потому что дальше оттягивать нельзя. Следующий понедельник выглядел как трусость, а в воскресенье драться все любят, потому что школа ни при чем и любая драка – уличная драка, а не школьная, даже если мы дрались бы у входа в школу.

– Зачем воскресенье?

– Я потренируюсь и тебя ушатаю, – сказал я. Крутой Али мне похлопал. «Ушатаю» – офигенное слово.

– Ну все, Артур, я тебя порву в воскресенье, понял, да? – сказал Гасан-Вонючка и ушел.

Меня бесит его привычка говорить после предложений «понял, да». Все остальные говорят «жиесть».

Наша драка приняла вселенское значение потому, что уже в четверг его выгнали из школы и он очень хотел со мной поквитаться, но до этого еще далеко.

После уроков в ту же среду мы – я, Амина и Расул – пошли записываться на лезгинку все втроем. Как и ожидалось, родители обрадовались, когда мы захотели танцевать лезгинку. Расул, наверное, обрадовался еще сильнее, потому что умение танцевать лезгинку (как я понял из последней лекции Крутого Али) повышает шансы жениться. «Теперь вас заметят на свадьбе! 100 %!» – гласила надпись на рекламном объявлении школы лезгинки напротив нашего дома. Я даже не знал, что свадьбы так важны, пока Крутой Али мне не рассказал о брачных играх.

Мы вошли в актовый зал. Дети уже переодевались и разминались. Халтурщики вроде нас сидели сзади и ковырялись в телефонах. Договариваться с Анваром Сайгидовичем мы отправили Амину, потому что она посещала несколько уроков лезгинки в прошлом году и потому что ее все любят (она красивая, и это ее суперспособность).

Он сидел на сцене на стуле, повернув его спинкой вперед, и смотрел на танцующих.

– Ну что за движения, ну что за движения! Выше локоть, сколько раз тебе говорил! Фиксируй кисть на уровне головы! – завопил учитель танцев.

– Здрасте, Анвар Сайгидович, – сказала Амина.

– Здрасте, – сказал он. – Тагир, еще раз! Наступи нормально ногой! Не кончиком, а полностью ногой, чтобы был бам-бам! У тебя был бам?

– А можно нам записаться на лезгинку вчетвером?

– Да, – ответил Анвар Сайгидович, даже не посмотрев на Амину. – Нет! Не было бама, был какой-то плюх, а мне нужен бам! – сказал он танцору, который, кажется, уже хотел заплакать.

– Мы будем в группе с трех часов до пяти. Можно?

– Я устал! – сказал танцор.

– Да, – ответил нам Анвар Сайгидович. – Это я устал смотреть на то, как ты там устаешь, делая свои плюхи! – ответил Анвар Сайгидович танцору.

Мы сели в самом конце зала.

– Ты будешь махаться в воскресенье? – спросил Расул.

– Ага.

– Ой, а Гасан же сильнее тебя, – грустно сказала Амина.

Меня это разозлило. В меня не верит девочка, которая мне нравится! Она должна была первая сказать: «Ушатай его!»

– Я вообще побью его, просто с ним всегда бывают друзья, и они вместе все нападают.

В актовый зал вошла Румина с мамой. Ее тоже записали на танцы, и наша команда наконец была в сборе.

– Мне надо найти папу срочно, до воскресенья! – объявил я.

– Зачем? – спросила Румина.

– Потому что в воскресенье он договорился помахаться с Гасаном-Вонючкой, и Гасан, скорее всего, его побьет, – сказал Расул.

– Меня не побьет Гасан-Вонючка. Я сам его побью! А когда побью один раз, потом еще раз побью!

– Кто такой Гасан-Вонючка?

– Это тебя не касается. Надо найти папу до воскресенья, чтобы он пошел вместе со мной на мою драку… и увидел… как я изобью Гасана-Вонючку, и понял, какой я крутой. Вот.

– Ты хочешь взять с собой папу, чтобы он тебя защитил, понятно, – сказала Румина.

– Да ну тебя, – сказал я.

– А что вы узнали вчера? – спросила Амина.

– Мы узнали, как зовут его маму, – сказала Румина и посмотрела на меня.

Я хотел сказать имя, но у меня не получалось. Я не смог из себя выдавить имя и поэтому буркнул:

– Сама скажи.

– Гаджиева Мадина, – сказала Румина и посмотрела на меня, нахмурив брови. Почему она вечно недовольная?

– Тогда давайте искать ее в интернете, – предложил Расул.

Все согласились, и я тоже. Но когда я собирался сесть поближе, у меня в животе как будто все зашевелилось, как будто я очень сильно захотел в туалет, потом задрожали ноги, и я быстро сел на свое место, схватил телефон и сделал вид, что тоже ищу, но не мог нажать даже на экран. У меня дрожали пальцы, поэтому я схватил телефон обеими руками и просто повернулся ко всем спиной. Мне стало тяжело дышать. Я услышал слова Расула:

– Очень много Гаджиевых Мадин. Как… найти… мама? Может… тоже… Вот…

Расул показал мне телефон, но я не понимал, чего он от меня хочет. Он просто мотал кучу фотографий, кучу людей друг за другом. Разные лица, радостные, грустные, скучные, злые, смешные… и мама. Среди всех остальных ничем не выделяющееся лицо, никакое не особенное, просто человек с улыбкой на лице. Еще одна вечно счастливая улыбка.

Я быстро встал и убежал из актового зала. Убежал из школы. Убежал домой. Убежал в свою комнату и долго лежал под покрывалом. Руки перестали дрожать, ноги тоже, и живот уже почти не крутило, но я продолжал лежать.

– Крутой Али?

– Чё?

– Можно мне поплакать?

– Не-а.

– Почему?

– Если будешь постоянно убегать в уголок и плакать, ты никогда не найдешь папу.

– Но я хочу чуть-чуть, а потом больше не буду.

– Плачь сколько хочешь, но со мной не разговаривай. Тряпки мне не друзья.

– Я не тряпка, – сказал я.

– Сказал ребенок, который уже час прячется под покрывалом.

– Я не тряпка! – сказал я уже громко и убрал покрывало. – У тебя не было папы, и даже родителей не было, поэтому ты вообще ничего не понимаешь, Крутой Али. Тебя вообще никто никогда не любил!

– Я понимаю, что ты плакса.

– Я не плакса и вообще не плачу никогда! И сейчас тоже не хочу плакать!

– А зачем тогда плачешь?

– Я не знаю! Я не хочу плакать, смотри! – сказал я и показал ему злое лицо. – Я вообще не плачу! Я злой!

– А тут слеза, и вот тут слеза, и еще из носа сейчас капнет сопля, и еще на подушке целое озеро.

– Ну и что? Дурацкие тупые капли! Они сами капают, а я не плачу, я не реву, как девчонка. Просто дурацкие капли капают, и все. Как мне их остановить? Ты же Крутой Али, и ты все знаешь. У тебя на все всегда есть ответ. Я не хочу плакать, как не плакать?

Крутой Али смотрел на меня молча.

– Ты даже сам не знаешь, как не плакать, – сказал я и повернулся к нему спиной.

– Не обессудь, – сказал Крутой Али.

– Я хочу найти папу.

– Я знаю.

– И маму тоже.

– Мама умерла.

– Знаю! – Я лег на мокрую подушку. – Но я все равно хочу.

Я полежал еще немного, потом услышал стук в дверь. Слишком рано для типа мамы, а Ахмед должен быть на тренировке. Я не достаю до глазка, поэтому рядом с дверью всегда находится моя табуретка. Я тихо поставил табуретку поближе, залез на нее и заглянул в глазок. За дверью стояла Суперкрутая команда (название временное). Я открыл дверь.

– Как дела? – спросил Расул, и все они смотрели на меня в ожидании какого-нибудь объяснения.

– Хорошо. Что нашли?

– Вот, – сказал Расул, и потом они все без разрешения вошли ко мне в коридор.

– Не показывай, – сказала Румина.

– Мы долго искали фотку, а потом написали слово «авария» и нашли новость про твою маму, – тихо и грустно сказала Амина. – Мы можем пойти туда завтра.

– Идемте сейчас, – сказал я. – Если у вас есть время.

Все согласились, и уже через десять минут мы сидели в маршрутке, которая везла нас в сторону моря.

– Слышал, да, что нашли у этого *ругательство* начальника… Как его там? – сказал водитель на всю маршрутку.

Мы сидели вчетвером прямо за его спиной.

– Гимбатов? – уточнил пассажир, который сидел рядом.

– Да, этот *ругательство* *ругательство*. У него в *ругательство* туалете нашли золотой унитаз! Золотой унитаз! – повторил водитель и ударил по рулю.

Женщина, которая сидела напротив нас, покачала головой то ли из-за плохих слов, то ли из-за золотого унитаза.

– Я просто *ругательство*, насколько обнаглели эти *ругательство*, которые сидят там, наверху, и, мол, делают Дагестан лучше. *Ругательство*, золотой унитаз. Я тоже хочу золотой унитаз!

– *Ругательство* какой-то, – согласился пассажир. – Вот еще летит. – Он указал пальцем в небо. Где-то далеко и высоко над нами пролетел вертолет. – Стопудово еще одного забрали. Каждый день пусть по десять таких вертолетов отправляют. Чтобы всех *ругательство* забрали… Я тебе говорю.

– Да… Ну *ругательство*, ну скажи мне… Вот тебя как зовут?

– Гамзат.

– Скажи мне, брат Гамзат, это до какого *ругательство* надо обнаглеть, чтобы уже золотой унитаз у себя дома ставить? У него еще дома лифт нашли! Лифт! Трехэтажный дом! Зачем тебе лифт, скотина жирная? Видел его? Жирдяй! Это *ругательство* какой-то. И еще автомат, и еще пистолеты, целый арсенал! Наверно, в гараже еще танк стоял. И этот человек, видите ли, нашу жизнь делает лучше. *Ругательство*! – сказал водитель, но тут в разговор включилась какая-то бабуля, сидевшая в самом конце маршрутки:

– Водитель, вы бы не могли тише разговаривать и не ругаться матом?!

– Могу! Могу, но не буду! Это моя маршрутка, ты сама сюда села, вот и слушай мой мат, поняла?

– Стыдно, стыдно за вас, – сказала она. – Тьфу!

– А за этих, которые золотые унитазы у себя дома ставят, не стыдно тебе? – сказал пассажир, который, наверное, уже стал другом водителя.

– Нам какое дело до их унитазов? – сказала женщина, которая сидела напротив нас и все время качала головой.

– Как какое? Это же наши всехние налоги! Это мы платим! Я каждый день плачу три тысячи рублей, чтобы возить пассажиров. В год я плачу миллион рублей, и еще полторы тысячи других маршрутчиков платят, а он на эти деньги у себя там поставил унитаз, еще, наверно, засунул туда вниз алмазы какие-нибудь, чтобы думать, что он какает там бриллиантами!

– Водитель, ну хватит уже, тут же дети сидят!

– Где сидят?

– Вот прямо за вами!

Водитель, продолжая ехать, привстал, обернулся и увидел нас, потом сказал:

– *Ругательство* мать… извините, дети. Хорошие дети. У меня такие же внуки, как вы… – Он затих и грустно сказал: – Я тоже хочу *ругательство* золотой унитаз.

Мы вышли из маршрутки и продолжили размышлять о том, что услышали. Я подумал, что было бы хорошо, если бы через десять лет я стал крутым воином-спецназовцем и прилетел на вертолете в свою школу, а потом мы бы забрали Аминат Камиловну и увезли бы туда, куда увезли дяденьку с золотым унитазом.

– Офигеть, – сказала Румина.

– Я столько плохих слов за всю жизнь не слышала, – сказала Амина.

– Крутой мужик, – сказал я. Я бы тоже хотел знать столько плохих слов, но Крутой Али все равно не разрешает мне их говорить. – Если бы я знал все эти слова, я бы всех прохожих так обзывал.

– Зачем?

– Это круто. Плохие слова знают только крутые.

– Ты дурак, – сказала Румина. – Плохие слова знают только плохие люди.

– Я тоже буду плохим, когда вырасту! Я буду всем говорить плохие слова! Вот смотри, – сказал я и увидел полицейский уазик, который ехал в нашу сторону. Я поднял руки и показал полицейским два средних пальца. Расул рассмеялся. – Видела, какой я? Я вообще самый плохой и крутой.

В ответ Румина покачала головой, а Амина сказала:

– Я не хочу, чтобы ты был плохим и злым. Если будешь делать такие вещи, я перестану с тобой дружить.

– Дети, а ну стоять! – вдруг прозвучал из машины громкий полицейский голос, который получается из-за мегафона, и их машина остановилась.

Я сразу вспомнил правило № 23: «Когда воин видит угрозу, он никогда не отступает, он выбирает новое место для атаки», поэтому побежал во двор, окруженный несколькими многоэтажками. Остальные, как трусы, побежали за мной.

– Ты дурак! Ты дурак! Ты дурак! Ты дурак! Ты дурак! – кричала мне вслед Румина.

Обогнав меня, она спряталась в подъезде. Мы все побежали за ней и, прикрыв дверь, стали смотреть туда, откуда прибежали. Минут пять мы следили за прохожими, и все это время Румина бурчала себе под нос про меня гадости.

– Круто получилось, – сказал я и вышел из подъезда, но никто мою крутость не поддержал.

В центре двора была новая игровая площадка со всякими крутыми штуками, каруселями, горками и качелями, поэтому мы решили сделать перерыв и заняться спортом. Все воины должны заниматься спортом.

Пока Румина изучала горки, Расул ходил за ней, стараясь увеличить свои шансы на свадьбу, на которой, наверное, мне придется танцевать, кричать, стрелять в воздух и делать сальто. А мы с Аминой сели на карусель напротив друг друга и катались. Мы делали круг за кругом, смотрели друг на друга, на членов нашей Суперкрутой команды (название временное) и на прохожих. А потом я посмотрел на три многоэтажки, окружавшие нас. Две из них были девятиэтажные и одна пятиэтажная. Я смотрел на них несколько минут, пока мы тихо кружились. Они казались мне такими знакомыми, как будто были родными, но когда я опускал глаза вниз, на двор, мне уже не казалось это место знакомым. Это было очень странно. Дома знакомые, а двор другой.

– Артур, – сказала Амина.

– Что? – спросил я.

– Что-то случилось?

– Нет, – сказал я и продолжал оглядываться.

– У тебя слеза, – сказала она и показала пальцем на каплю на моей щеке, которую я сразу же вытер.

Я слез с качелей, сказал: «Я сейчас», – и просто пошел вдоль двора. Я совсем не контролировал свои ноги, они сами шли. Все, что мне оставалось делать, – это смотреть в разные стороны, пытаясь понять тайну этого двора. Подъезды мне казались одновременно знакомыми и нет. В моей памяти они были старыми, а сейчас покрашены в разные цвета. Ребята догнали меня, и я, указав на угловой подъезд, сказал:

– Этот был коричневый, а этот черный, – указал я на следующий подъезд. Там, где сейчас был ухоженный палисадник, в мыслях я видел старый ржавый и согнутый турник, на котором занимался дядя… Дяденька… я не мог вспомнить имени, которое крутилось у меня в голове, но отчетливо видел, как худощавый лысый мужик в белой майке с татуировкой на плече подтягивался на этом турнике, которого уже не было. Он вечно курил сигареты, и мама… кажется… мама предупреждала меня, чтобы я с ним не разговаривал.

– Ты помнишь это место? – спросил Расул, но я не ответил.

Я дошел до конца двора, где был выезд на дорогу. Я вышел со двора и повернул, затем еще раз, я знал, где лежала старая вонючая шина, знал, где была яма, куда соседи иногда выбрасывали мусор, когда стемнеет, и я их видел… я всех их видел сверху, а еще я видел море, волнорезы, корабли… бесконечные волны… Я все это видел сверху. И тогда я поднял глаза наверх, на пятиэтажный дом, с виду не такой уж и старый. Он был весь покрашен в непонятный то ли оранжевый, то ли красноватый цвет. С улицы к окнам тянулись какие-то растения, которые, будто виноград, искали что-нибудь твердое, чтобы вокруг него обвиться.

– Что? – спросила Румина.

– Я там жил. Там, наверху, я видел все это место…

Я побежал дальше по дороге, повернул еще раз. На пересечении улиц стояла белая, как будто кто-то опустил облако на землю, кондитерская «Сладкуша». Я смотрел на нее несколько секунд, потом мои ноги задрожали, и я сел на землю.

– Это то место, которое мы видели вчера на фото, – тихо сказала Румина кому-то из нашей команды. – Тут была авария.

Я подождал еще пару минут, пока не понял, что опять могу стоять на ногах, и быстрым шагом пошел в сторону кондитерской, потом опять остановился.

– Я дальше не могу, – сказал я.

– Почему?

– Не могу. Ноги не идут, – сказал я и сел на бордюр. – Идите сами. Спросите все про маму, а я тут подожду.

Они пошли, а я сидел вдалеке и смотрел на этот дурацкий магазин тортов. Я думал про всякие вещи, про место, где я жил. Все в том дворе, даже в этой дороге до кондитерской, мне казалось знакомым. Даже запах моря. Все тут было какое-то… мое. Я встал и повернулся в сторону моря. Вдалеке можно было его разглядеть, но между нами было неухоженное поле из всяких колючек, кустов, бугров и ям. Если пройти еще дальше, за кондитерскую, то там был поворот к морю, ужасная тропинка, потом небольшой металлический мост, под которым тянулись две толстенные черные горячие трубы, а за ним начинался пляж. Это все, как будто фотоальбом, выступало перед глазами. Как я мог забыть эти места?

Я обернулся в сторону своего дома. Интересно, в каком окне я жил? Точно высоко, потому что я помню, как смотрел туда, где заканчивается море, туда, за белую полосу, где плавали маленькие (на самом деле очень большие) корабли. А еще я вспомнил сон, который мне снится периодически. В этом сне я просыпаюсь рано-рано утром. В комнате, где я сплю, никого нет, но я слышу храп из соседней комнаты. Считая, что сейчас вечер, я подхожу к окну, чтобы посмотреть, играет ли кто-нибудь у меня под окном. Там часто собирались дети, чтобы погонять мяч прямо на дороге. Подойдя к окну, я берусь руками за подоконник, подпрыгиваю, упираюсь ногами в чугунные батареи и забираюсь на окно. Я четко помню то удивление, которое испытываю каждый раз, когда во сне выглядываю в окно. Я всегда удивляюсь тому, что на улице совсем никого нет, а солнце непонятно зачем садится со стороны моря, хотя обычно оно садится с противоположной стороны. Я любуюсь красотой заката несколько минут, но вместо того, чтобы садиться, солнце встает, и тут я прихожу к выводу, что это рассвет. Каждый раз, когда я понимаю, что это рассвет, я удивляюсь и радуюсь, просто так. Это очень круто, когда солнце встает прямо из воды. В этот момент у меня из-за спины звучит голос: «Артур, что ты там делаешь?» Я поворачиваюсь и просыпаюсь. Всегда этот сон казался мне чем-то большим, чем сон. Он всегда был мне ближе, и всегда после этого сна, когда я просыпался, моя подушка была мокрой. Я не мог понять почему, но однажды типа мама меня разбудила, как раз когда я видел этот сон. Она сказала, что я плакал во сне, что у меня текли слезы. Это был очень близкий мне сон, очень родной, слишком… слишком реальный.

Дверь кондитерской открылась, оттуда вышла женщина, а за ней и вся наша команда. Они пошли в мою сторону. Я немного растерялся, потому что это выглядело, как будто команда что-то натворила. Но я был тут, а они были там, и это они что-то сделали. Тогда зачем эта женщина идет ко мне? Я встал и собирался сказать «здрасте», но не успел, потому что она обняла меня и сразу заплакала. Уже второй похожий случай. «Взрослые люди, а совсем не могут вести себя по-взрослому», – подумал я. Женщина что-то говорила, но я не мог разобрать ее слов, потому что она уткнулась мне в шею. Единственное, что я понял: она меня знает, и это уже хорошо.

– Ты что, меня совсем не помнишь? Вы приходили с мамой ко мне за сладостями каждый месяц, на каждый твой праздник вы покупали у меня торт! И в тот вечер тоже… Вы купили торт, – сказала она и опять заплакала. – Ой, как ты вырос, сколько уже прошло?

– Я не помню, – сказал я, но соврал.

– Сколько тебе лет?

– Девять, – сказал я, но опять соврал. Мне девять через месяц.

– Ему через месяц будет девять, – сказал Расул (дурак). Он очень гордится тем, что сейчас ему девять, а мне восемь, хотя он старше меня всего на два месяца и одну неделю. Зато меня в школе поздравляют с дурацким днем рождения, а его нет.

– Я помню, как рисовала на твоем торте цифру «6». Почти три года прошло. Какой красавчик! Вы все такие красивые! А вы тут живете?

– Нет, мы просто гуляем, – сказала Румина, а я все это время смотрел на женщину и пытался ее вспомнить.

– Понятно. Хотите чего-нибудь покушать? У меня новый интересный торт есть, как раз нужно его проверить на детишках, хотите? – спросила она, и все, конечно, согласились, кроме меня. Я продолжал вспоминать.

Она пригласила нас в кондитерскую, и мы все пошли. Амина взяла мою руку, наверное, потому, что ей было страшно. То есть не наверное, ей точно было страшно, а когда девочке страшно, воин должен дать ей руку, хоть и не собирается на ней жениться.

Я опустил голову, смотрел на ноги Расула и шел за ним, пока мы не оказались внутри.

– Хотите чаю? – спросила она.

– Нет, – практически хором ответили мы.

Она взяла тарелки и положила нам по большому куску торта.

Я смотрел по сторонам. Это место было одновременно старым и новым.

– Я недавно сделала ремонт, – сказала она. – Ты помнишь, как было раньше?

– Не-а.

– И меня тоже? Как я здесь работала.

– Не-а.

– Ничего. Кушай торт.

– Я больше не кушаю торты, вообще никакие, – сказал я. – И эти дни рождения дурацкие тоже больше не праздную. Я пришел сюда спросить у вас кое-что.

– Что?

– Расскажите все, что знаете про маму и про папу. Вообще все, что вспомните.

– Ну… это очень тяжелый вопрос. Ваша семья жила тут, наверно, с твоего рождения. Мы много не общались, но ты точно был лялькой, когда я увидела тебя в первый раз. За все годы я видела и тебя, и маму много раз, но мы с ней практически не разговаривали. Говорили «здрасте», спрашивали «как дела», и все. Что еще? Папу твоего я даже не знала. До того дня… А после того дня никогда не видела.

– Вы видели папу?

– Да, то есть мне кажется, что это был твой папа. Уже не знаю почему. Может, потому, что он сам мне сказал, не помню. Даже не помню, как он выглядел, усы были точно, и он был худой, обычного роста, не высокий и не низкий, а еще смуглый. Больше ничего не помню про него. А мама была одним из моих клиентов, с которыми я всегда здоровалась, но имен друг друга мы не знали и даже не спрашивали. Вроде бы все. Вы жили вот в этом пятиэтажном доме. Кажется, ваши окна смотрели в эту сторону, потому что твоя мама говорила иногда, что смотрела из окна, закрылись мы или нет, чтобы успеть что-нибудь купить на ужин.

– Это все? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– Спасибо, – сказал я, потом встал и быстро вышел из кондитерской. Посмотрел один раз на место, где лежала моя мама, и ушел обратно во двор. Через пять минут пришли остальные. Я сказал:

– Дурацкое место. Чтоб оно сгорело и потом взорвалось. Чтобы на него упал метеорит или цунами, чтобы его затопило или чтобы было землетрясение, и оно упало в трещину в земле.

– А нам понравилось, – сказал Расул.

– Нам всем понравилось, – добавила Румина.

«Потому что вы все тупые», – хотел сказать я, но не сказал, потому что там была Амина.

Я смотрел на пятиэтажный дом. Посчитал подъезды и квартиры, потом сказал:

– В этом доме шесть подъездов, я жил или на пятом, или на четвертом этаже. Я точно помню, что из окна было высоко, и помню, как уставал всегда подниматься по лестнице и завидовал всем, у кого в домах есть лифты. Поэтому…

– Тридцать шесть квартир, – сказал Расул. Он самый умный в нашем классе, а может быть, и во всей школе среди второклашек.

Мы разделились по двое и выбрали по три подъезда. Расул хотел с Руминой, Румина хотела с Аминой, я тоже хотел с Аминой, Амине было без разницы (но я точно знаю, что она хотела со мной). Чтобы никто не пошел с тем, с кем он хочет, мне пришлось опять идти с Руминой, а Расул пошел с Аминой.

Некоторых жильцов еще не было дома, у некоторых были только дети, некоторые не открывали нам, а одна женщина приоткрыла дверь, сказала: «Нет у меня ничего! Идите отсюда, попрошайки!» – и хлопнула дверью. Из некоторых квартир мы слышали всякий шум, но они делали вид, что их нет дома. Через двадцать минут поисков мы с Руминой нашли нашу квартиру. Но нам не повезло, я предварительно осмотрел подъезды и, доверившись памяти, выбрал один, из-за которого мои руки (и иногда ноги) дрожали сильнее. Когда мы с Руминой поднялись на второй этаж, я уже понял, что это мой подъезд. Мы поднялись на третий этаж, и я увидел знакомую полосу, нарисованную фломастером красного цвета. Ее нарисовал я, и доходила она до нашей двери, за что все соседи обозлились на меня (это все я вспомнил, пока мы поднимались).

Мы дошли до четвертого этажа, и я сразу указал на центральную дверь. Это была новая черная бронированная дверь, но я был уверен, что когда-то здесь стояла наша – старая, деревянная снаружи, а изнутри обшитая дерматином, мягкая, как диван, дверь. Я постучал и практически сразу услышал какие-то шаги за дверью. Дверь открылась, и мы расслышали:

– Сейчас узнаю. Какие-то дети.

– Здрасте, – сказал я и только потом увидел перед собой высокого мужчину с короткой стрижкой и длинным носом.

– Здрасте, – сказал он растерянно.

Я опять не понял, почему взрослые реагируют на меня как на инопланетянина. Я молчал несколько секунд, потому что пытался его вспомнить. Кто знает, он вполне мог оказаться моим папой, но если он и был моим папой, то хорошо, что от него мне не передался такой нос.

– Вы Умарасхаб? – спросил я.

– Я? Нет, ты ошибся.

– А вы тут живете недавно? Года два?

– А кто спрашивает?

– Я, – ответил я на этот глупый вопрос и обернулся на всякий случай, но, кроме Румины, рядом никого не было. Зачем они спрашивают? Как будто я невидимый, а он говорит с призраком.

– А кто ты?

– Меня зовут Артур. Я жил в этой квартире с мамой, пока ее не убили.

– Я… хм, сейчас, – сказал мужчина, потом из-за угла выглянула девушка, и теперь они оба смотрели на нас круглыми глазами.

– Кто кого убил? – спросила девушка, но я решил не отвечать на ее вопрос.

– Я не знаю, мальчик, нам эту квартиру продал мужчина.

– Это мой папа? Умарасхаб, – я повторил имя папы.

– Нет, вроде нет, – сказала девушка. – Мы тут живем два года, и до нас эту квартиру снимали, какая-то семья вроде.

– Это его семья, Айшат, – сказал тихо мужчина, но я все услышал и посмотрел на них хитрыми глазами, чтобы они знали, что я умею слышать любые звуки, даже всякие секретные.

– Вы, наверно, слышали про то, что случилось с моей мамой.

– Да-да, кое-что слышали, – сказал мужчина. – Извини, Анвар?

– Артур.

– Извини, Артур, нам очень жаль. Хотите войти? С вами есть кто-нибудь? Взрослые?

– Нет, – сказал я. – Я просто хочу кое-что узнать.

– Точнее, мы хотим все узнать про семью Артура. Расскажите все, что вы знаете, – влезла Румина. Она говорит грубо, не понимаю, как Расул будет с ней жить.

– А мы… – Мужик и девушка переглянулись.

Девушка сказала:

– Мы ничего не знаем о вашей семье. Отсюда все вывезли, и мы купили пустую квартиру. Сейчас я позвоню владельцу квартиры, но это точно не твой папа, потому что нам сказали, что вы снимали эту квартиру.

Девушка отошла. В этот момент наверх поднялись Расул и Амина.

– Мы нашли, – сказала Румина. – Это вся наша команда, – добавила она, как будто это ее команда и ее идея создать команду и как будто это она нашла мою квартиру. Мы долго молчали, мужик смотрел в пол, в потолок, потом на всех нас по очереди, а потом почесал нос и спросил:

– А вы тут рядом живете?

– Нет, мы просто приехали, чтобы найти его папу, – ответил Расул.

– Понятно, – сказал мужик и почесал теперь голову.

Я услышал, как в соседней комнате девушка говорила с кем-то по телефону, называя мое имя. Мужик посмотрел на меня и спросил:

– Значит, ищешь папу?

– Ага.

– Так, зовут его Умарасхаб, а фамилия?

– Гаджиев.

– Никого не знаю с таким именем.

– Я его тоже не знаю, – сказал я. – Никогда его не видел. Он с нами тут не жил. Он ушел, наверно, очень давно.

– Понятно, – сказал мужик. Его лицо стало очень задумчивым, как будто кто-то задал ему самый сложный в мире вопрос и он пытается на него ответить. – А ты живешь с бабушкой и дедушкой?

– Нет, у меня новая семья. Нормальная типа, но там нет папы, а мне нужен папа.

– У него в воскресенье драка с Гасаном-Вонючкой, и он хочет позвать с собой папу, чтобы тот побил Гасана и всех его друзей, – сказал Расул (дурак).

– Это неправда, я сам их всех побью, – сказал я.

– Понятно, – опять сказал мужик, и его лицо стало еще более задумчивым, как будто он забыл свое имя и пытался его вспомнить.

Девушка вернулась к нам:

– Узнала, вы снимали эту квартиру, и твой папа забрал все вещи.

– Точно Умарасхаб? – спросил мужик.

– Да, – ответила девушка и продолжила рассказ: – Бывший владелец звонил твоему папе, но номер его был выключен. Он мне его продиктовал, и я позвонила по номеру, там отвечают вообще другие люди, говорят, что купили этот номер. Это значит, что твой отец давно не использовал эту сим-карту, ее отключили, и теперь она у других людей. Больше ничего он не знает.

Я обдумал все ее слова, но, вместо того чтобы загрустить, разозлился и сказал:

– Хорошо. Если что-нибудь узнаете, позвоните сюда. – Я вырвал из своего дневника чистую страничку, записал свой номер и отдал мужику. Потом развернулся и ушел. За мной ушли все остальные.

– Ребята, вас отвезти домой? – крикнул мужик нам вслед.

– Мы уже не маленькие, – ответила Румина.

Мы сели в маршрутку, и я отвернулся от всех, чтобы вытереть тупые капли, которые не хотели заканчиваться.

– Крутой Али?

– Чё?

– А если не пить воду вообще, слезы перестанут выходить?

– Да.

– Хорошо, с завтрашнего дня я больше не буду пить воду.

Я пришел домой за пять минут до типа мамы. Уже почти стемнело. Типа брат был дома.

– Чёт ты поздно, – сказал он.

– У нас были танцы.

– Танцы? А-ха-ха, – посмеялся типа брат. – Ах да, точно, мама сказала, что ты попросил ее записать тебя на танцы. Странно.

– Чё?

– Ты не хотел на шахматы, на плавание, на легкую атлетику, еще куда-то – и захотел на танцы?

– А чё?

– Это же не для крутого воина, как ты. Тут что-то не так. Я тоже делал такие вещи, как ты, так что я думаю, что знаю правду. Сам расскажешь?

– Нечего, я просто хочу танцевать. Всегда хотел, – сказал я, но был уверен, что типа брат знает мою правду. Не знаю как, но он узнал мой секрет. Наверное, кто-нибудь проболтался.

– Вранье, какие еще танцы, рассказывай, – сказал он.

Я был очень зол, что кто-то меня предал.

Скачать книгу

Редактор Татьяна Тимакова

Иллюстрации Нюси Красовицкой

Издатель П. Подкосов

Продюсер Т. Соловьёва

Руководитель проекта М. Ведюшкина

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Корректоры О. Петрова, Ю. Сысоева

Компьютерная верстка А. Ларионов

* * *

Пятница.
Делать уроки – для слабаков

– Тебе нужны какие-нибудь вещи! – раздосадованно сказал Крутой Али.

– Какие вещи? – спросил я.

– Ну такие, чтобы ты сразу разозлился. То есть вспомнил их – и сразу злой!

– С ходу?

– С ходу!

– Как Халк?

– Да, точно, как Халк, или лучше как я. Я бы вырубил Гасана-Вонючку.

– Тебе легко говорить. Ты суперкрутой воин.

– Ай… Сильно видно?

– А потом?

– Желтым, зеленым, фиолетовым, – пожал плечами Крутой Али.

– Крутой Али?

– Чё?

– Почему место, где дрались, в древности называли «поле брани»?

– Ты откуда это узнал?

– Учительница так сказала. А еще в фойе висит картина «Поле брани… чёта… чёта…».

– Наверно, это ошибка. Там поле брóни должно быть.

– Ты чё? Серьезно?

– Крутой Али?

– Чё?

– Типа мама узнает, что меня побили.

– Я дрался один на один, – выдохнул я грустно.

– Это ты так думаешь! Ты же не видел, что происходило вокруг, а я там был и все видел. Сколько у тебя глаз?

– Два.

– А сколько их там стояло?

– Пять? – спросил я, посчитав в уме.

– Ага.

– Точно, – удивился я.

– Меня слушай, я опытный воин. Это был их план, они знали, что у тебя только два глаза.

– Тогда ты должен был мне подсказать!

– Ну чё? – спросил Крутой Али.

Я зашел в кусты, сломал сухую ветку об колено два раза, третий не получилось, и вернулся на тротуар.

– Слышал.

– Круто, да же?

– Круто. Лучше бы кости твоих врагов, но и маленькая веточка сойдет. Насчет мамы…

– Типа мамы, – поправил его я.

– Типа мамы. В прошлый раз она сказала, что придет разбираться в школу, если еще раз увидит тебя с синяком.

– Репутация… – выдохнул я себе под нос. Меня бесит, что репутация так важна.

Я согласился. Это звучит логично, а потом он добавил:

– А девочка тебя поцеловала, и все это видели. Четко?

– Ты чё?

– Ладно, насчет поцелуя не говори, в остальном все так: защищал девочку, выиграл. Вопросы?

Я помотал головой. Хороший план. У Крутого Али всегда есть план. Хорошо, что мы лучшие друзья.

Я подошел к зеркалу, чтобы изучить боевую отметину. Линейка уже была наготове.

– Третье октября, – объявил я, включив диктофон на телефоне. – Подрался с Гасаном-Вонючкой. Проиграл.

– Это была ничья, – влез Крутой Али, заглядывая в окно второго этажа.

– Я был внизу, он был наверху! – разозлился я, но скорее на себя, чем на Крутого Али.

– Хорошо, проиграл так проиграл, – пожал плечами Крутой Али. – Тебе надо принять поражение и стать сильнее!

– Великие воины не принимают поражения! Ты же не принимал!

– Я не проигрывал, – он опять пожал плечами. Бесит.

– Чё?

– Есть разница между синяком и фингалом?

– Не-а.

– Хм, фингал круче звучит. Как думаешь?

– Да.

– Что думаешь, Крутой Али? – Я показал ему последние записи в дневнике воина.

– Потом можно, если что, извиниться. Извинения детям всегда прощают. Сколько тебе уже?

– Восемь.

– Да, тебе еще можно врать и потом извиняться, – кивнул он с пониманием дела.

– Кушать-ку-ку-кушать! Кушать-ку-ку-кушать! – объявила на всю квартиру типа мама.

– Ку-ку-ку! А, ты тут, – сказала она, увидев меня.

Ходьба в стиле ниндзя под названием «шепот листьев» – моя новая техника, меня недавно научил Крутой Али.

– Шелест лучше, – сказал, сунувшись в окно, Крутой Али.

Я согласился.

– Итак, великий воин… ммм… ты определился с геройским именем? – спросила типа мама.

Я промолчал. Нельзя отзываться на имя, от которого ты отказался.

Мы услышали барабанный стук в дверь.

– Вот тебе и вовремя! – обрадовалась типа мама. – Открой, пожалуйста.

Я открыл дверь, вошел Ахмед.

– Артуридзе, – поздоровался типа брат.

– Не называй его так, это не его геройское имя, – влезла типа мама.

– Ты еще не решил? – поднял бровь Ахмед.

Я не ответил и вернулся за стол.

– Серьезно? А что не так с овощами? – спросил он.

Я собирался ответить, но типа мама опять влезла:

– Ну, это еда для слабаков. Мясо рулит. Только не вареное – оно невкусное.

– А мощный бульон? – спросил типа брат.

– Не, – скривился я.

– Тупость, – буркнул я.

– Согласен. Артурио?

– Тупость.

– Артурян?

– Тупость.

Типа мама поставила на стол тарелки.

– Артуриан? Это не армянское, типа из «Властелина колец». Король эльфов Артуриан!

– Тупость.

– Артуроид? Это как робот. Робот-воин, не?

Типа мама села за стол.

– Тупость.

– Хватит, – влезла она. – Других тем, что ли, нет? Артурудин, как тебе?

– Ты не должен молчать со своим сенсеем, – заметил Крутой Али.

– Кроме тебя, – ответил я Крутому Али. А потом ответил типа маме: – Тупость.

– Я пыталась. Найти себе геройское имя – сложное дело, как оказалось. Прогугли, – она пожала плечами.

– Загугли, – поправил ее типа брат и спросил: – А как будешь учиться в школе, если ты отказался от имени?

– Они не узнают. Смысл секретного воина в том, чтобы никто не знал хода его мыслей, – ответил я суперскрытно.

Типа брат сложил губы дугой и молча согласился, переглянувшись с типа мамой.

– Ты крут, кумиж, – сказал он.

Я задумался над кумижем. Жумик. Умжик. Кимуж. Мужик… Он думает, что я совсем дурак и не понимаю его шифровки?

– Кумиж? – спросила типа мама.

– Крутой Али, что будет, если я выпрыгну из окна?

Крутой Али посмотрел себе под ноги.

– Я думаю, что ты выживешь, но ходить не сможешь.

– Думаешь, лучше веревка из одежды или типа парашют?

– Ты хочешь круто или как лох?

– Как круто.

– Что, например? «В бесконечность и даль»? «Банзай»? Или «Ээ-хе-хей»?

– Шанс выжить? – спросил я, выглянув из окна еще раз. Здесь нужен серьезный подход.

– Писят на писят, – пожал плечами Крутой Али.

Он слишком крут, чтобы знать, что это значит. Поэтому он придумывает цифры, я уверен.

– Когда плачешь, отворачивайся, чтобы никто не увидел, – подсказал Крутой Али.

– Хорошо, – сказал я и отвернулся.

– И платок носи, чтобы вытирать сопли.

– Хорошо.

– Что делаешь, зайчик? – спросила она и села рядышком.

Я успел закрыть «Дневник воина» и спрятать его.

– Не называй меня так, – ответил я.

– Извини, я все еще не привыкла, что ты уже вырос.

– Можно, пока ты не определился с новым именем, называть тебя просто Артур? Временно.

Я кивнул. Воин должен иногда проявлять милосердие.

– Ну и что у тебя? Математика?

– Уже закончил.

– Молодец.

– Слушай, зайчик, ой, то есть Артур, мне неудобно, но я хочу спросить у тебя кое-что.

Крутой Али показал мне из окна «класс».

– Да, но я дал обет безбрачия, – жестко отрезал я.

– Крутой Али!

– Чё?

– Есть такая великая мудрость?

– Не-а, она все врет.

Суббота.
Я люблю ходить в школу – и это проблема

– Эй, Крутой Али, какое слово самое крутое из всех?

– Из вообще всех или которые тут говорят, в этой яме?

– Крутой Али?

– Чё?

– Какое крутое слово ты знаешь вообще из всех?

– А что значит «кинуть задний»?

Я могу его понять. Злой воин его уровня не захочет даже слышать слово «испугаться».

– Понял. А какое крутое слово тут?

– Сейчас… – Крутой Али задумался и, пожав плечами, ответил: – Жиесть.

«Жиесть» – слово, которое нужно всем. Оно важнее даже, чем «Ииииууууу!».

– Круче, чем «уцишка»?

– Жиесть – это да-а-а… – протянул я, восхваляя это слово.

– Жиесть. Жиесть. Жиесть. А что оно значит, если точно?

– Тебе не нужно знать смысл, ты должен просто говорить. Правило номер сорок шесть! Записывай!

– Готов?

– Ага.

– Пиши: «Правило воина номер сорок шесть! Крутой и злой боец…» Тебе больше нравится боец или воин?

– Оба.

– Ага.

– Круто? – спросил Крутой Али.

– Круто, – автоматически ответил я, пытаясь разглядеть скрытый смысл крутости.

– Вовремя, – обрадовался Крутой Али наглядному примеру. – Видел, как он поймал тетради?

– Ага.

– Как бы ты его похвалил?

– Молодец? Четко? Круто? – спросил я нерешительно. Я знал, что тут не все так просто.

– Какая пушка?

– Никакая!

– А где пушка? Я не понял.

– Вот именно, я же сказал, правило сорок шесть, прочитай вслух.

Я опять достал тетрадь и прочитал правило:

– Крутой и злой воин может говорить без причины разные слова и не обязан знать смысл этих слов!

– Теперь понял?

– Ага.

– Перемены? Я не люблю перемены, – сказал я.

– Почему?

– Нет.

– Тогда чё ты пристал к партам?

– Ты видел, что нарисовано у меня под партой?

– Ты.

– Что я?

– Под твоей партой нарисовали тебя, и у тебя во рту всякие гадости.

– А еще?

– «Артур черт».

– Из-за них или из-за надписей?

Скачать книгу

Типа я. Дневник суперкрутого воина бесплатное чтение

Ислам Ханипаев Типа я. Дневник суперкрутого воина повесть

* * *

Пятница. Делать уроки – для слабаков

Суббота. Я люблю ходить в школу – и это проблема

Воскресенье. Вечно счастливый, вечно мертвый

Понедельник. Суперкрутая команда (название временное)

Вторник. Лезгинка – тоже махаловка

Среда. Я тоже хочу золотой унитаз

Пятница.Делать уроки – для слабаков

Суббота.Я люблю ходить в школу – и это проблема

Ислам Ханипаев
Типа я. Дневник суперкрутого воина
повесть

Пятница.
Делать уроки – для слабаков

Суббота.
Я люблю ходить в школу – и это проблема

Воскресенье.
Вечно счастливый, вечно мертвый

Понедельник.
Суперкрутая команда (название временное)

Вторник.
Лезгинка – тоже махаловка

Среда.
Я тоже хочу золотой унитаз

Пятница.
Делать уроки – для слабаков

Суббота.
Я люблю ходить в школу – и это проблема