Поллианна взрослеет бесплатное чтение

Элинор Портер
Поллианна взрослеет

Глава 1. Делла высказывается

Взлетев по крутой лестнице на крыльцо дома ее сестры на Комонвелт-авеню, Делла Уэтерби энергично ткнула пальцем в кнопку электрического звонка. Вся она, от украшенной плюмажем шляпки до туфель-лодочек, излучала здоровье, бодрость и задор. Даже голос ее был напоен радостью жизни, когда она обратилась к отворившей дверь служанке.

– Доброе утро, Мэри! Моя сестра дома?

– Д-да, мэм, миссис Керю дома, – неуверенно промямлила девушка, – но она сказала, что ее ни для кого нет…

– Вот как? Но ведь я не кто-то, – улыбнулась мисс Уэтерби, – значит, для меня она есть.

– Не бойся, всю ответственность я беру на себя, – добавила она в ответ на испуганный взгляд прислуги. – Где она сейчас? В гостиной?

– Д-да, мэм; но… она действительно не велела мне…

Напрасно: мисс Уэтерби уже поднималась по широкой лестнице, и горничная, отчаянно оглянувшись на гостью, закрыла за ней дверь.

Решительно пройдя коридор на втором этаже, Делла Уэтерби подошла к полуоткрытой двери и постучала.

– Мэри, что там еще такое? – ответил раздраженный голос. – Разве я не говорила, чтобы… Ах! Делла?

Любовь и приятное удивление сразу наполнили голос теплом.

– Это ты, милая? Какими судьбами?

– Да, это я, твоя Делла, – широко улыбнулась молодая женщина. – Я возвращаюсь из однодневного отпуска на побережье с двумя другими медсестрами. И вот, на обратном пути в санаторий, решила заглянуть к тебе. Я ненадолго, я вот ради чего…

И она нежно поцеловала обладательницу переменчивого голоса.

Миссис Керю нахмурилась и, невольно, даже чуть отпрянула от сестры. Воодушевление, которое она ощутила, тут же уступило место привычной раздраженной угнетенности.

– Ну, конечно! Я могла бы сразу догадаться! – воскликнула она. – Ты никогда здесь не задерживаешься.

– «Здесь»! – весело рассмеялась Делла Уэтерби, взмахнув руками.

Затем ее голос и весь ее вид неожиданно изменились. Она пристально и нежно посмотрела на сестру.

– Рут, дорогая, я просто не смогла бы поселиться в этом доме, ты сама знаешь. Я просто не смогла бы здесь жить, – мягко добавила она в заключение.

Миссис Керю раздраженно пожала плечами.

– Право, не пойму, с чего бы это, – возразила она сестре.

Дела Уэтерби покачала головой.

– Ты и сама знаешь, дорогая. Я категорически не приемлю всего этого: мрачности, неопределенности, горечи и нытья.

– Но если мне действительно горько, и я страдаю!

– А тебе не следует.

– Почему же нет? Что дает мне повод измениться?

Делла Уэтерби ответила нетерпеливым жестом.

– Рут, послушай, – принялась она убеждать сестру, – тебе тридцать три года. У тебя отменное здоровье, по крайней мере, оно было бы таковым, если бы ты о нем заботилась. У тебя нет недостатка в свободном времени, к тому же денег у тебя более чем достаточно. Кто угодно скажет: в такое замечательное утро ты могла бы найти себе занятие получше, чем тосковать, запершись в этом доме, словно в склепе, и приказав горничной, чтобы та никого к тебе не допускала.

– А если я никого не хочу видеть!

– Сделай так, чтоб захотелось.

Миссис Керю тяжело вздохнула и отвернулась от собеседницы.

– Ах, Делла, как ты не можешь понять? Я не такая как ты. Я не могу… не могу забыть.

Мучительная гримаса исказила лицо молодой женщины.

– Ты имеешь в виду Джеми, я полагаю? Так я вовсе не забыла его, дорогая. Как я могла бы… Но хандра не поможет нам отыскать его.

– Как будто я не пыталась отыскать его! Целых восемь лет, – едва сдерживая слезы, возмутилась миссис Керю. – И отнюдь не с помощью хандры.

– Я знаю, дорогая, – успокоила ее сестра, – и мы не оставим поисков, пока не найдем, или сами пропадем. Но и унывать нет смысла.

– Но у меня больше нет желания что-либо делать, – мрачно пробурчала Рут Керю.

На мгновение воцарилась тишина. Младшая сестра села, глядя на старшую взволнованно и неодобрительно.

– Рут, – наконец произнесла она с нотками отчаяния, – ты меня прости, но ты что же, всегда в таком состоянии будешь пребывать? Понимаю, ты овдовела. Но твоя жизнь в браке и продолжалась-то всего один год, а твой муж был намного старше тебя. Ты в то время была еще почти ребенком, и ваш единственный год совместной жизни должен казаться тебе смутным сном. Нельзя допустить, чтобы этот сон отравил тебе всю жизнь!

– Нет, о, нет, – пробормотала миссис Керю, все так же подавлено.

– Так что же, ты вечно будешь в таком состоянии?

– Что ж… конечно, если бы нашелся Джеми…

– Да, да, я знаю, Рут. Но, дорогая, неужели, кроме Джеми, ничто в мире тебя не радует?

– Не вижу ничего такого, на чем хотя бы задержать внимание, – равнодушно вздохнула миссис Керю.

– Рут! – воскликнула младшая сестра, на мгновение поддавшись гневу. Но тут же засмеялась. – Ох, Рут, Рут, я бы тебе назначила дозу Поллианны. Не знаю никого, кто нуждался бы в ней больше тебя!

Миссис Керю несколько напряглась.

– Я не знаю, что это за «поллианна», но в любом случае я ее не хочу, – резко заявила она, в свою очередь не сдержав гнева. – Ты не в своем любимом Санатории, а я не твоя пациентка. Поэтому ты мне процедуры не назначай и меня не вычитывай. Так и знай.

У Деллы Уэтерби в глазах заплясали огоньки, но лицо сохранило выражение серьезности.

– Дорогая, Поллианна – это не лекарство, – сдержанно объяснила она, – хотя некоторые утверждают, что она необыкновенно тонизирует. Поллианна – это девочка.

– Ребенок что ли? Откуда мне было знать, – недовольно проворчала сестра. – У вас же в медицине применяется «белладонна». Я и подумала, «поллианна» – тоже что-то в этом роде. Тем более ты всегда мне рекомендуешь какие-то новые лекарства. А поскольку ты сказала, «дозу»… Обычно так говорят именно о лекарствах.

– Что ж, Поллианна – тоже в своем роде лекарство, – улыбнулась Делла. – По крайней мере, врачи в Санатории говорят, что более действенного средства они придумать не способны. Это девочка лет двенадцати или тринадцати, и в прошлом году она пробыла в санатории все лето и часть зимы. Правда, мы с ней общались едва ли месяц или два, потому что она выписалась вскоре после того, как я туда прибыла. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы я успела полностью поддаться ее чарам. Впрочем, в Санатории все еще обсуждают Поллианну и не прекращают ее игру.

– Игру?

– Да, – кивнула Делла, загадочно улыбаясь. – Ее «игру в радость». Я никогда не забуду, как впервые ознакомилась с правилами. Одна из назначенных девочке процедур была чрезвычайно неприятной и даже довольно болезненной. Процедура выполнялась по вторникам, с утра. И вскоре после моего прибытия, мне поручили эту процедуру выполнять. Я боялась идти, потому что знала по опыту, что меня ждет: дети капризничают, плачут, а иногда случается и что-то похуже. К моему большому удивлению, девочка встретила меня улыбкой и сказала, что рада видеть меня. Ты не поверишь, но за все время я не услышала от нее ничего громче, чем легкий стон, хотя я знала, как бедняжке больно.

– Должно быть, – продолжала Делла, – я как-то слишком явно выразила свое удивление, потому что девочка с готовностью начала объяснять мне, в чем дело. Она сказала: «Да, я сначала тоже переживала из-за процедуры и боялась ее. Но потом мне пришло в голову, что это совершенно как день стирки у Нэнси. Поэтому именно по вторникам я могу быть счастливой. Ведь до следующего вторника, в таком случае, остается целая неделя».

– Ничего себе рассужденьица! – нахмурилась миссис Керю. – Но я что-то не пойму, в чем заключается игра?

– Я тоже не сразу поняла. Но она мне потом объяснила. Девочка росла без матери. Отец, бедный пастор, воспитывал ее на пожертвования прихожан и Женского благотворительного общества. Девочка очень хотела куклу и очень надеялась найти ее в очередной партии пожертвований. А там оказалась лишь пара детских костылей. Девочка разрыдалась, и тогда отец научил ее игре. Эта игра заключается в том, чтобы находить радость во всем, что бы ни случилось. Он предложил ей сразу же начать и порадоваться тому, что костыли ей не нужны. С тех пор все и началось. Поллианна говорит, раз увлекшись игрой, она уже никогда ее не прекращала. Причем чем тяжелее бывало найти счастливую сторону в обстоятельствах, тем интереснее становилась игра, и тем больше бывала радость, когда удавалось ее найти.

– Ого, это что-то невероятное! – пробормотала миссис Керю, так до конца еще всего и не поняв.

– Ты бы еще не то сказала, если бы увидела последствия игры в Санатории, – согласно кивнула Делла. – А доктор Эймс говорит, он слышал, будто она таким образом перевоспитала весь городок, из которого приехала. Он хорошо знаком с доктором Чилтоном, который женился на тетке Поллианны. Кстати, их брак тоже состоялся с легкой руки Поллианны: она помирила двух влюбленных, уладив их давнюю ссору.

– Года два тому или чуть раньше, – продолжала рассказывать Делла, – отец Поллианны умер, и ее отправили на восток страны, к тетке. В октябре девочка попала под машину. Врачи сказали, она никогда не сможет ходить. В апреле же доктор Чилтон направил ее в Санаторий, и она лечилась там до прошлого марта, почти год. Домой возвращалась она уже практически здоровой. Видела бы ты этого ребенка! Только одно облачко омрачало ее счастье: она, видишь ли, не могла проделать весь путь домой пешком. Насколько мне известно, весь город встречал свою любимицу с духовыми оркестрами и приветственными транспарантами.

– Впрочем, – сказала Делла в завершение, – о Поллианне нет смысла рассказывать. Ее нужно увидеть! Потому-то я и сказала, что тебе не помешала бы доза Поллианны. Тебе пошло бы очень на пользу.

Миссис Керю гордо задрала подбородок.

– Не хотела бы я уподобляться тебе, – холодно заметила она. – Я не нуждаюсь в перевоспитании, и я ни в кого такого не влюблена, с кем мне нужно было бы помириться. И если что-то и кажется мне невыносимым, так это пуританская проповедница, которая бы меня наставляла, что мне следует за все благодарить судьбу. Я бы никогда не вынесла…

Ее слова прервал звонкий смех сестры.

– Ах, Рут, Рут! – проговорила Делла сквозь смех. – Поллианна отнюдь не проповедница! Если бы ты только раз увидела этого ребенка! Впрочем, мне следовало предвидеть. Я же говорила, что о Поллианне бессмысленно рассказывать. И, конечно же, ты не склонна знакомиться с ней. Но сказать, что она «пуританская проповедница»!..

Молодую женщину охватил очередной приступ смеха. Но в следующее мгновение она посерьезнела и пристально посмотрела на сестру встревоженными глазами.

– А, по правде говоря, дорогая, неужели ничего нельзя сделать? Зачем же тратить понапрасну свою жизнь? Почему бы тебе не выйти наконец из дома, не пообщаться с людьми?

– Зачем, если у меня нет ни малейшего желания? Я устала от людей. Знаешь, я всегда скучала в обществе.

– Ну, а если тебе взяться за какую-нибудь работу? Благотворительность…

Миссис Керю раздраженно махнула рукой.

– Делла, милая, мы все это уже проходили. Я отдала достаточно денег на благотворительность. На самом деле, может, даже излишне много. Я не очень-то верю в обнищание населения.

– Дорогая, если бы ты посвятила себя какому-нибудь делу, – попыталась осторожно настаивать на своем Делла, – если бы заинтересовалась чем-то, это помогло бы тебе изменить свою жизнь, и тогда…

– Делла, милая, прекращай, – прервала ее упрямая старшая сестра. – Я люблю тебя, и я рада, что ты навестила меня, но я терпеть не могу поучений. Тебе пошла на пользу роль ангела-хранителя: ты подаешь людям стакан воды, перебинтовываешь им разбитые головы. Возможно, тебе это помогает забыть Джеми, но мне бы не помогло. Я только еще острее вспоминала бы о нем, думала бы, есть ли кому позаботиться о нем, подать ему стакан воды, перебинтовать голову… К тому же, само общение с больными людьми было бы мне неприятно.

– А ты уже пробовала?

– Еще чего! Конечно, нет! – в голосе миссис Керю прозвучали нотки презрительного возмущения.

– Так откуда же такая уверенность, если ты даже не попыталась? – спросила молодая сестра милосердия, вставая, несколько утомленная спором. – Мне пора, дорогая. Нужно еще встретиться с девушками на Южном вокзале. Наш поезд отправляется в половине первого.

– Прости, если я, сама того не желая, заставила тебя сердиться, – добавила она, целуя сестру на прощание.

– Делла, я не сержусь на тебя, – вздохнула миссис Керю. – Вот если бы только ты смогла понять меня…

Спустя мгновение, миновав молчаливые мрачные коридоры, Делла Уэтерби вышла на улицу. Выражение ее лица, жесты, походка были совсем не такими, как всего лишь час назад, когда она поднималась на крыльцо дома своей старшей сестры. Куда подевались бодрость, живость, радость жизни! Молодая женщина плелась, вяло переставляя ноги. Вдруг она резко подняла голову и глубоко вздохнула.

«Я в этом доме не выдержала бы и недели, – подумала она, вздрогнув. – Не думаю, ах, не думаю, что даже Поллианна была бы способна соперничать с мрачной его атмосферой. Единственную радость она бы нашла разве в том, что ей не приходится там жить».

Дальнейшие события, однако, показали, насколько притворным было неверие Деллы Уэтерби в способность Поллианна изменить положение вещей в доме миссис Керю. Только лишь молодая медсестра вернулась в Санаторий, она узнала нечто такое, что заставило ее уже на следующий день помчаться за восемьдесят километров, назад, в Бостон.

Как Делла и предполагала, она нашла миссис Керю в точно таком же состоянии. Было такое ощущение, что они вообще не расставались.

– Рут, я просто не могла не вернуться! – радостно провозгласила она, торопливо ответив на удивленное приветствие сестры. – И на этот раз ты должна уступить и сделать по-моему. Слушай! Я думаю, если только ты пожелаешь, та девочка, Поллианна, может поселиться у тебя.

– Я не же-ла-ю, – холодно отчеканила миссис Керю.

Но Делла Уэтерби словно бы и не слышала ее. Она возбужденно объясняла суть дела.

– Вчера, едва вернувшись в Санаторий, я узнала, что доктор Эймс получил письмо от доктора Чилтона, того, что женился на тетке Поллианны, я тебе говорила. Так вот, он пишет, что на зиму уезжает в Германию на какие-то медицинские курсы. А жену он хочет взять с собой, если сумеет убедить ее, что Поллианне будет хорошо в частной школе-интернате. Но миссис Чилтон не склонна оставлять девочку одну. Поэтому он боится, что и жена с ним не поедет. Это же наш счастливый случай, Рут! Я хочу, чтобы ты на эту зиму пригласила Поллианну к себе. Она будет ходить в местную школу.

– Делла, какая нелепая идея! Зачем мне хлопоты с ребенком!

– У тебя не будет с ней хлопот. Девочке уже тринадцать или около того, и ты даже не представляешь, какая она способная.

– Я не люблю способных детей, – неприязненно заметила миссис Керю и засмеялась.

Именно ее смех придал отваги младшей сестре, и та взялась убеждать старшую с удвоенным пылом.

То ли сыграл свою роль фактор неожиданности и новизна подхода, то ли история Поллианны действительно тронула сердце Рут Керю. А может, она просто поленилась опровергать аргументы сестры, посыпавшиеся на нее градом. Но, что из этого ни повлияло на первоначальное мнение Рут Керю, через час, когда Делла Уэтерби торопливо покидала дом старшей сестры, та уже успела пообещать, что примет у себя Поллианну.

– Но учти, – предостерегла миссис Керю сестру на прощание, – только эта малышка начнет поучать меня и проповедовать милосердие, она тотчас же вылетит отсюда, и тогда можешь делать с ней, что тебе самой заблагорассудится. А я ее терпеть не стану!

– Я приму к сведению, но я спокойна, – сказала Делла, кивая на прощание.

Уже выйдя из дома, она прошептала сама себе: «Половина дела сделана. Осталась другая половина – убедить Поллианну, чтобы она сюда переехала. Уж я напишу такое письмо, что ее никто не сможет от этого отговорить!»

Глава 2. Старинные друзья

В тот апрельский вечер в Белдингсвиле миссис Чилтон дождалась, пока Поллианна уляжется спать, и уж тогда начала с мужем разговор по поводу письма, которое она нашла в утренней почте. Впрочем, она в любом случае была бы вынуждена подождать с семейным советом, учитывая ненормированный рабочий день мужа и достаточно долгий путь, который доктор ежедневно проделывал на работу и обратно.

Было уже около половины десятого, когда он вошел в комнату жены. Его усталое лицо осветилось радостью при виде любимой женщины, но тотчас же в его глазах появилось выражение беспокойства.

– Полли, любимая, в чем дело? – озабоченно спросил муж.

Жена грустно улыбнулась в ответ.

– Дело в письме. Однако я не предполагала, что ты заметишь мое беспокойство по одному лишь моему виду.

– Ну, так зачем же было принимать такой вид? – улыбнулся он в ответ. – Так что в письме?

Какое-то мгновение миссис Чилтон колебалась, поджав губы. Затем взяла лежавшее рядом с ней письмо.

– Я тебе его прочитаю, – сказала она. – Письмо от Деллы Уэтерби из санатория доктора Эймса.

– Хорошо, начинай! – велел муж, растянувшись на диване, что стоял рядом с креслом жены.

Но, прежде чем начать, она поднялась и укрыла мужа шалью из серой домотканой шерсти. Прошло около года со дня свадьбы миссис Чилтон. Ей самой исполнилось сорок два. И, кажется, в этот короткий год брачной жизни, она пыталась отдать мужу весь тот нерастраченный запас женской заботы и нежности, который копился в ней в течение двадцати лет одиночества и недостатка любви. Со своей стороны, доктор, который женился в сорок пять лет и у которого за плечами тоже были только одиночество и недостаток любви, отнюдь не возражал против этой «концентрированной» нежности. Другое дело – принимая эту заботу и нежность вполне охотно, он пытался не выказывать чрезмерного восторга. Доктор замечал, что миссис Полли, столь долгое время бывшая мисс Полли, еще не вполне привыкла к своему положению замужней женщины, поэтому, если проявления ее чувств принимались со слишком очевидной благодарностью, она впадала в панику и пыталась сдерживать свое «неуместную» заботливость и «бессмысленную» нежность. Итак, муж ограничился тем, что слегка похлопал ее ладонь, когда разглаживала на нем шерстяную шаль.

Женщина устроилась рядом и начала вслух читать письмо.

«Моя дорогая миссис Чилтон, – писала Делла Уэтерби, – шесть раз я начинала писать Вам письмо и шесть раз разрывала его. Поэтому я решила не «начинать» больше, а сразу изложить Вам, что мне от Вас требуется.

Мне нужна Поллианна. Возможно ли это?

Мы познакомились с Вами и Вашим мужем в марте, когда Вы приехали за Поллианной, чтобы забрать ее домой, но я думаю, что Вы меня вряд ли помните. Я попрошу доктора Эймса (который меня знает очень хорошо) написать Вашему мужу, чтобы Вы смогли без опасений доверить нам (я надеюсь на это) свою знаменитую племянницу.

Насколько я понимаю, Вы уехали бы с мужем в Германию, если бы у вас были те, на кого вы решились бы оставить Поллианну. Поэтому я осмелилась предложить Вам оставить ее у нас. Более того, дорогая миссис Чилтон, я прошу Вас об этом. И, с Вашего позволения, объясню, почему.

Моя сестра, миссис Керю, несчастная женщина. Жизненные обстоятельства совершенно сломили ее. Она создала вокруг себя безрадостную гнетущую среду, в которую не проникает даже лучик солнца. Я думаю, Ваша племянница Поллианна единственная во всем мире способна привнести в ее жизнь хоть лучик солнца. Не позволите ли Вы ей сделать такую попытку? Если бы я только могла описать Вам, что Поллианна сумела сотворить у нас в Санатории! Но выразить это словами невозможно. Это можно только увидеть. Я давно уже поняла, что о Поллианне нет смысла рассказывать, потому что в рассказах она предстает склонной к поучениям самодовольной проповедницей. А мы с Вами знаем, насколько она далека от этого. С Поллианной надо познакомиться, и она сама себя покажет. Вот оттого я так хочу познакомить ее со своей сестрой. Разумеется, Поллианна будет посещать школу, но в это же время она смогла бы исцелить израненное сердце моей сестры.

Не знаю, как закончить это письмо. Это кажется даже более сложным, чем начать его. На самом деле я бы его не заканчивала вообще. Мне хочется писать дальше и дальше из опасений, что, прервавшись, я даю Вам шанс отказать мне. Итак, если Вы действительно склонны сказать «нет», прошу Вас, считайте, что я снова и снова убеждаю Вас в том, как мне нужна Ваша Поллианна.

Исполненная надежды, Ваша Делла Уэтерби».

– Вот так вот! – воскликнула миссис Чилтон, откладывая письмо. – Случалось тебе читать подобный бред или слышать более нелепую, абсурдную просьбу?

– Я не уверен, – улыбнулся доктор. – В конце концов, желание приблизить к себе Поллианну не представляется мне таким уж нелепым.

– Но она это представляет таким образом… «Чтобы она исцелила израненное сердце сестры»… Можно подумать, речь идет не о ребенке, а о каких-то лекарствах!

Доктор от души расхохотался.

– В определенном смысле, Полли, так и есть. Я сам неоднократно жаловался, что не могу назначать ее, как назначают медикаменты или процедуры. А Чарли Эймс говорит, с тех пор, как Поллианна прибыла в санаторий и до момента, когда ее выписали, они всегда заботились, чтобы каждый пациент получил свою дозу Поллианны.

– «Дозу»! – фыркнула миссис Чилтон. – Скажешь еще тоже!

– Так ты ее не отпустишь?

– Конечно же, нет! Неужели ты думаешь, я способна отпустить ребенка с совершенно чужим человеком? Еще и с такой неуравновешенной особой… Знаешь, Томас, я думаю, если бы я согласилась на это, по приезде из Германии я получила бы племянницу разлитой в бутылки с этикеткой: как принимать, в каких дозах и от каких болезней.

Доктор снова захохотал, откинув голову назад. Но через мгновение выражение его лица изменилось, и он вытащил из кармана другое письмо.

– Я сегодня утром тоже получил письмо, от доктора Эймса, – объяснил он со странной ноткой в голосе, заставившей его жену нахмуриться. – Позволь я тоже прочитаю тебе это письмо.

«Дорогой друг Том! – начал он. – Мисс Делла Уэтерби попросила меня «дать характеристику» ей и ее сестре, что я очень охотно делаю. Этих девушек я знаю практически с момента их рождения. Они происходят из добропорядочной благородной семьи и получили безупречное благородное воспитание. С этой точки зрения, тебе нечего бояться.

Сестер было трое: Дорис, Рут и Делла. Дорис обручилась с мужчиной по имени Джон Кент, хотя семья этот брак не одобряла. Кент происходил из уважаемой семьи, но сам был личностью сомнительной и, бесспорно, очень эксцентричной. Иметь с ним дело было не слишком приятно. В свою очередь, он был недоволен отношением к нему родственников жены, поэтому молодые супруги почти не общались с родней, пока не родился их первенец. Все Уэтерби боготворили малыша Джеймса, или Джеми, как они его называли. Дорис, молодая мать, умерла, едва мальчику исполнилось четыре года. Уэтерби прилагали все усилия, чтобы убедить отца отдать им ребенка. Но Кент вдруг исчез, забрав сына с собой. С тех пор он как в воду канул, несмотря на все поиски.

Эта потеря, можно сказать, добила стариков – мистера и миссис Уэтерби. Оба вскоре после этого умерли. Рут в то время уже побывала замужем и овдовела. Ее муж, мистер Керю, был очень богат и намного старше жены. Он прожил с молодой женщиной что-то около года и отошел, оставив ее с маленьким сынишкой, который через год тоже умер.

С тех пор как исчез малыш Джеми, Рут и Делла, похоже, посвятили себя единственной цели – найти его. Они тратили деньги безоглядно, они перевернули вверх дном весь мир, но все напрасно. Со временем Делла занялась медициной и стала медсестрой. Она блестяще работает и стала энергичной, жизнерадостной здоровой женщиной, какой ей и надлежит быть. Однако своего пропавшего племянника она не забывает ни на минуту и не пренебрегает ни одной ниточкой, которая могла бы к нему привести.

Иначе сложилась судьба миссис Керю. Потеряв своего ребенка, она отдала племяннику всю свою нереализованную материнскую любовь. Можете представить себе ее отчаяние, когда тот пропал. Произошло это восемь лет назад, и для нее эти годы стали восемью годами страданий, тоски и горечи. Она может позволить себе все, что можно купить за деньги, но ничего в мире ее не радует, ничего не интересует. Делла чувствует, что сестре настало время вырваться из плена одиночества. И также Делла верит, что светлая как солнышко племянница твоей жены, Поллианна, обладает тем ключиком, который открыл бы дверь в новую жизнь для миссис Керю. Если это действительно так, я надеюсь, вы сможете удовлетворить просьбу Деллы. Осмелюсь добавить, что я лично тоже был бы признателен вам за это, поскольку Рут Керю и ее сестра очень давние и близкие друзья моей жены и мои, и все, что касается их, также касается и нас.

Неизменно твой друг,

Чарли».

Когда доктор дочитал письмо, молчание продлилось так долго, что он, наконец, спросил:

– Полли, что скажешь?

Все та же тишина. Присмотревшись к лицу жены, доктор заметил, что ее, как правило, неподвижные губы и подбородок дрожат. Поэтому он терпеливо ждал, пока жена заговорит.

– Как думаешь, когда они ждут ее приезда? – спросила она, наконец.

Неожиданно для себя доктор Чилтон ответил вопросом на вопрос.

– Значит, ты отпустишь ее? – воскликнул он.

Жена взглянула на него возмущенно.

– Томас, как ты можешь такое спрашивать! Ты полагаешь, будто после такого письма я посмела бы не пустить ее? После того, как доктор Эймс попросил об этом лично? После всего, что этот человек сделал для Поллианны, неужели я решилась бы отказать ему в чем-либо… о чем бы он ни попросил?

– Моя ты милая! Надеюсь только, доктору Эймсу не придет в голову попросить твоей любви, счастье мое, – язвительно заметил муж.

Но жена не пожелала оценить этот юмор и ответила строго:

– Напиши, пожалуйста, доктору Эймсу, что мы отправляем Поллианну: пусть он передаст мисс Уэтерби, чтобы та подробнее изложила нам свои пожелания. Надо решить все вопросы до десятого числа следующего месяца. То есть до времени твоего отъезда. Понятно, что я, прежде чем поеду с тобой, хочу лично убедиться, насколько хорошо ребенок устроен.

– А Поллианне когда скажешь? Завтра, наверное?.. И что именно ты ей скажешь?

– Я еще не решила. Но в любом случае только самое необходимое. Ни при каких обстоятельствах мы не имеем права испортить Поллианну. А ребенок не может не испортиться, если вобьет себе в голову, будто она какая-то… так сказать…

– …«бутылочка с наклейкой: в каких дозах принимать, от каких болезней»? – улыбаясь, закончил доктор за нее предложение.

– Да, – вздохнула миссис Чилтон, – все держится на ее непосредственности. Ты сам знаешь, дорогой.

– Да, знаю, – утвердительно кивнул мужчина.

– Конечно, она знает, что и ты, и я, и полгорода – все играют в ее игру, и что мы счастливы в жизни именно потому, что играем в нее.

Голос миссис Чилтон задрожал, она сделала паузу. Затем продолжила:

– Но если бы, вместо того чтобы просто оставаться собой, она сознательно определила бы свою миссию, она уже не была бы той радостной наивной девчушкой, которую отец научил играть в радость. Она превратилась бы в самодовольную проповедницу, как писала та медсестра. Это было бы неизбежным.

– Итак, что бы я ей ни сказала, она не услышит, что призвана ободрить миссис Керю, – с решительным видом вставая и откладывая свое рукоделие, подытожила миссис Чилтон.

– Я всегда знал, какая ты мудрая, – одобрил ее слова муж.

Поллианне сообщили на следующий день. Вот, как это было:

– Милая моя, – начала тетя, оставшись в то утро наедине с племянницей, – хотела бы ты эту зиму провести в Бостоне?

– С тобой?

– Нет. Я решила ехать с твоим дядей в Германию. Но миссис Керю, хорошая знакомая доктора Эймса, пригласила тебя к себе на всю зиму. И я склонна отпустить тебя к ней.

Поллианна расстроилась.

– Но тетечка Полли, в Бостоне не будет ни Джимми, ни мистера Пендлтона, ни миссис Сноу – никого из моих знакомых.

– Не будет, милая. Но они тоже не были твоими знакомыми, пока ты не приехала сюда и не познакомилась с ними.

Лицо Поллианны озарила улыбка.

– А что, тетя Полли, это правда! Наверняка, в Бостоне есть свои Джимми, и мистер Пендлтон, и миссис Сноу, которые только и ждут, чтобы я с ними познакомилась. Правильно я говорю?

– Правильно, дорогая.

– Тогда мне есть чему порадоваться. Я думаю, тетя Полли, ты теперь умеешь играть лучше меня. Вот мне и в голову бы не пришло, что там люди ждут знакомства со мной. Да еще сколько их! Я некоторых видела два года назад, когда мы были там с миссис Грей. Мы там стояли целых два часа по дороге с Запада. Там, на вокзале, один человек, очень славный, подсказал мне, где можно напиться воды. Думаешь, он там еще бывает? Я бы охотно с ним подружилась. А еще была очень славная леди с маленькой девочкой. Они живут в Бостоне. Они сами так сказали. Девочку зовут Сьюзи Смит. Возможно, я могла бы с ними познакомиться. Как думаешь, я могла бы? И был там еще мальчик, и еще одна дама с малышом. Но те живут в Гонолулу, поэтому их я вряд ли там встречу. Ну и, наконец, там живет миссис Керю. Тетя Полли, а кто такая миссис Керю? Она наша родственница?

– Вот беда-то, Поллианна! – воскликнула миссис Чилтон полушутя-полуотчаянно. – Ты надеешься, что кто-то способен угнаться за твоими рассуждениями, когда ты каждые две секунды мысленно перескакиваешь из Бостона в Гонолулу и обратно! Нет, миссис Керю нам не родственница. Она сестра мисс Уэтерби из Санатория. Ты помнишь мисс Деллу Уэтерби из Санатория?

Поллианна всплеснула руками.

– Она ее сестра? Сестра мисс Уэтерби? Ох, тогда она замечательная. Потому что мисс Уэтерби была замечательная. Мне ужасно нравилась мисс Уэтерби. У нее были морщинки-смешинки в уголках рта и глаз, а еще она рассказывала прекрасные истории. Я была с ней всего лишь два месяца, потому что она прибыла в санаторий незадолго до того, как я выписалась. Мне сначала было обидно, что она не была там все это время. Но со временем я была даже довольна, потому что, если бы она была с нами все это время, было бы гораздо труднее с ней расставаться, чем когда мы с ней были знакомы такое короткое время. А теперь я буду как будто бы снова с ней, потому что я буду с ее сестрой.

Миссис Чилтон вздохнула и закусила губу.

– Поллианна, деточка, ты не можешь быть уверена, что они настолько уж похожи друг на дружку.

– Тетечка Полли, они же сестры, – возразила девочка, широко открывая глаза, – а сестры, я думаю, должны быть очень похожи между собой. У нас в Женском благотворительном обществе было две пары сестер. Две сестры были близнецами. Так те были так похожи друг на друга, что ты бы ни за что не определила, которая из них миссис Пек, а которая миссис Джонс. Ну, пока у миссис Джонс не выскочила бородавка на носу. Тогда уж мы легко их стали различать, потому что сразу смотрели на бородавку. Я так и сказала миссис Джонс, когда она как-то стала жаловаться, что, мол, люди ее часто называют миссис Пек. А я ей говорю: они бы не ошибались, если бы обращали внимание на бородавку, как вот я делаю. А она отчего-то ужасно рассер… расстроилась. Хоть я, право, не знаю, чем она была так недовольна. Я думаю, ей бы радоваться, что нашелся способ так легко их различать. Тем более что она была председателем Комитета и любила, чтобы ей отдавали должное почтение, представляя гостям или на торжественных ужинах. Но она почему-то спасительной бородавке не радовалась. Я даже слышала впоследствии от миссис Уайт, что миссис Джонс делала все возможное, чтобы только избавиться от бородавки, и готова была ради этого даже ежа за пазухой носить. Впрочем, я себе не представляю, каким образом подобное может помочь. Тетя Полли, а еж за пазухой действительно помогает от бородавок на носу?

– Деточка! Конечно же, нет. Поллианна, ты как заведешь речь о своем Женском благотворительном обществе, тебя прямо невозможно остановить!

– Тетя Полли, правда? – виновато спросила девочка. – Так тебя это раздражает? Честное слово, тетечка, я не хотела тебе досаждать. А если даже тебе надоедают мои воспоминания о Женском благотворительном обществе, ты можешь этому радоваться. Ведь когда я вспоминаю о Женском благотворительном обществе, ты можешь быть уверена, что я счастлива оттого, что меня больше с ними ничего не связывает, и у меня есть своя собственная родная тетя. Тетечка Полли, правда, тебе это приятно?

– Да, да, дорогая, конечно, приятно, – улыбнулась миссис Чилтон, вставая и выходя из комнаты.

Ей вдруг сделалось неловко из-за тех остатков своего давнего раздражения по поводу безграничной радости Поллианны по любому поводу.

На протяжении нескольких последующих дней, пока велась переписка по поводу зимнего пребывания Поллианны в Бостоне, сама девочка, готовясь к отъезду, наносила прощальные визиты своим друзьям в Белдингсвиле.

В Вермонтском городке Поллианну знали сейчас практически все. И практически все играли в ее игру. Те немногие, кто от этого еще воздерживался, возможно, еще не до конца понимали, в чем заключается игра в радость. Теперь же Поллианна ходила из дома в дом с известием о том, что зиму она проведет в Бостоне. И все отчетливее повсюду в городке по этому поводу выказывалось разочарование – везде: от кухни в доме тетушки Полли до большого дома на Пендлтонском холме, где обитал мистер Джон Пендлтон.

Нэнси решительно высказала всем, кроме своей хозяйки, что лично она считает поездку в Бостон полнейшей бессмыслицей. Со своей стороны, она бы скорее пригласила мисс Поллианну к своим, на Кулички. И пусть бы тогда миссис Полли ехала в эту свою Гармонию или куда там ей еще захочется.

Мистер Джон Пендлтон с Пендлтонского холма сказал, по сути, то же самое. Но он не побоялся выразить свое мнение миссис Чилтон прямо в глаза. Что касается Джимми, двенадцатилетнего мальчика, которого Джон Пендлтон приютил в своем доме, потому что так хотела Поллианна, и которого он теперь усыновил, потому что так захотелось ему самому… так вот, Джимми был просто возмущен и не замедлил свое возмущение выразить.

– Ты только-только вернулась, – упрекал он Поллианну таким тоном, к которому прибегают мальчики, пытаясь скрыть свою все еще детскую чувствительность.

– Вот тебе раз! Да я здесь еще с конца марта. И, наконец, я уезжаю-то не навсегда, а только на эту зиму.

– Что с того? Тебя не было почти целый год. И если бы я знал, что ты сразу уедешь, я бы сроду не помогал устраивать тебе встречу с транспарантами, и оркестрами, и всем остальными, когда ты возвернулась из своей Санатории.

– Джимми Бин, очнись! – воскликнула Поллианна, ошеломленная этой тирадой, и продолжила с некоторым превосходством, происходящим из оскорбленного чувства собственного достоинства. – Во-первых, я не просила встречать меня «с оркестрами и всем остальным», а во-вторых, ты допустил две ошибки в одном-единственном предложении. Санаторий, это слово мужского рода. А «возвернулась», так тоже не говорят. По крайней мере, звучит как-то неуклюже, мне кажется.

– Кому какое дело до моих ошибок?

Поллианна взглянула на паренька с осуждением.

– Тебе самому, кажется, не было безразлично. Летом ты просил меня исправлять тебя каждый раз, когда ты говоришь неправильно, ведь мистер Пендлтон хотел, чтобы ты научился говорить грамотно.

– Если бы ты, Поллианна Виттьер, выросла в приюте, где у тебя ни одной родной души и где никто тебя знать не хочет, а не среди старушек, которым больше делать нечего, как тебя воспитывать да обучать грамотной речи, ты бы тоже не знала какое слово какого рода, а может, и похуже ошибки допускала бы.

– Ладно тебе, Джимми Бин! – вспыхнула Поллианна. – Наши дамы из Женского благотворительного общества вовсе не были старушками!..

– То есть далеко не все и не такими уж… – поспешила уточнить девочка (ее склонность к буквализму все же возобладала над гневом), – не такими уж старыми, а…

– Если так, то и я вовсе не такой уж и Джимми Бин, – гордо задрав нос, перебил ее мальчишка.

– Ты не… В каком смысле? – удивилась девочка.

– Мистер Пендлтон официально усыновил меня. Он говорит, что давно хотел это сделать, но жалел времени на волокиту. Но теперь уж не пожалел. Поэтому меня правильно называть Джимми Пендлтон. А я его не должен называть дядя Джон, но я еще было не… то есть, я еще не привык. Поэтому я еще не всегда его правильно называю.

Несмотря на то, что мальчик говорил сердито и обиженно, лицо Поллианны засветилось радостью. В восторге, она захлопала в ладоши.

– Как это замечательно! Значит, теперь есть у тебя родная душа, которая хочет тебя знать. И не надо никому объяснять, родные вы или не родные, потому что у вас одна фамилия. Я так рада! Я просто счастлива, счастлива!

Парень вдруг спрыгнул с каменной стены, на которой они сидели вдвоем, и пошел прочь. Щеки его пылали, а в глазах стояли слезы. Именно Поллианне он обязан был свалившимся на него счастьем, и он это вполне осознавал. А он Поллианне только что такого наговорил…

Джимми отфутболил подвернувшийся под ногу камешек, затем другой, и еще один. Он боялся, что горячие слезы брызнут у него из глаз и побегут по щекам. Парень снова отфутболил камень, и еще один, а потом подобрал с земли третий и что было силы швырнул его прочь. Спустя минуту он вернулся к Поллианне, все еще сидящей на каменной ограде.

– А спорим, я первым добегу до вон той сосны! – с притворным задором предложил он.

– А спорим, что нет! – воскликнула Поллианна, спрыгивая со стены.

Правда, состязания так и не состоялись: Поллианна вовремя вспомнила, что быстрый бег на данный момент все еще оставался для нее одним из запрещенных развлечений. Но для Джимми это было не так уж принципиально. Главное – щеки его уже не пылали, а слезы отступили от глаз. Джимми снова был самим собой.

Глава 3. Доза Поллианны

По мере приближения восьмого сентября – дня, на который был запланирован приезд Поллианны – миссис Рут Керю впадала во все более глубокое нервное раздражение. Она упрекала себя за опрометчиво данное обещание взять к себе девочку. В этом обещании она раскаивалась с первой же минуты. Собственно, не прошло еще и суток со дня того разговора, как она написала сестре, требуя расторгнуть договоренность. Но Делла ответила, что отступать поздно, поскольку и она сама, и доктор Эймс уже отправили свои письма Чилтонам.

Вскоре пришло еще одно письмо от Деллы, в котором сестра сообщала, что миссис Чилтон дает свое согласие и через несколько дней приедет в Бостон лично, чтобы уладить вопрос со школой и т. п. Поэтому оставалось только позволить событиям развиваться своим путем. Осознав это, миссис Керю покорилась неизбежности, хотя и очень неохотно. Конечно, когда к ней в назначенное время нагрянули Делла и миссис Чилтон, миссис Керю не нарушила общепринятых правил элементарного гостеприимства, однако была очень довольна тем, что неотложные дела и нехватка времени заставили миссис Чилтон ограничиться лишь очень коротким сроком пребывания.

То, что прибытие Поллианны предполагалось не позднее 8 сентября, было, пожалуй, к лучшему, поскольку миссис Керю все равно, вместо того, чтобы примириться с мыслью о появлении нового человека в доме, только все больше раздражалась по поводу того, что она называла «минутной слабостью», из-за которой она «согласилась на бессмысленную выдумку Деллы».

Делла, надо сказать, вполне осознавала, в каком душевном состоянии пребывает ее сестра. И если внешне Делла держалась бодро, то в глубине души опасалась вполне возможных последствий. Но она верила в Поллианну и, положившись на девочку, решила позволить той сразу начать свою работу самостоятельно, без постороннего вмешательства. Для этого она умудрилась устроить так, чтобы миссис Керю сама встретила девочку на вокзале, а сама она исчезла сразу после первых приветствий, представив друг дружке гостью и сестру и сославшись на предварительную договоренность. Таким образом, миссис Керю не успела опомниться, как осталась с ребенком с глазу на глаз.

– Делла, постой!.. Но, Делла… ты ведь не можешь… Я же не… – отчаянно выкрикивала она вслед сестре, пытаясь ее задержать.

Но та была уже далеко и если даже и слышала, то не этого не показала. В отчаянии и раздражении, миссис Керю повернулась к стоявшей рядом гостье.

– Какая жалость! Она вас не услышала, – сказала Поллианна, провожая медсестру взглядом, полным надежды. – А я так хотела, чтобы она еще немножко побыла со мной… Впрочем, теперь у меня есть вы. И я этому очень рада.

– Да, у тебя есть я, а у меня есть ты, – мрачновато подтвердила миссис Керю.

– Пойдем, нам в эту сторону, – добавила она, показывая направо.

Поллианна послушно повернулась в указанную сторону и зашагала рядом с миссис Керю через огромный вокзал. Раз или два она обеспокоенно взглянула в насупленное лицо женщины. И, наконец, решилась высказать свои опасения.

– Наверное, вы ожидали, что я буду хорошенькой… – взволнованно предположила она.

– Хорошенькой? – удивленно переспросила миссис Керю.

– Да, курчавой, знаете, и так далее. Разумеется, вам интересно было, какая я с виду. Так же, как мне было интересно узнать о вас. Но я сразу знала, что вы милая и славная, как ваша сестра. Я могла это представить, глядя на нее, а вам, конечно, не на кого было посмотреть. А я на самом деле не хорошенькая, потому что веснушчатая. Наверное, это не очень приятно, когда ждешь хорошенькую девочку, а приезжает такая, как я. Зато…

– Что ты выдумываешь, детка! – резковато перебила ее миссис Керю. – Пойдем за твоим чемоданом, а потом поедем домой. Я надеялась, сестра побудет с нами, но, похоже, она не способна посвятить мне даже один вечер.

Поллианна улыбнулась и кивнула.

– Я вас понимаю. Но, видимо, ее кто-то ждал, я так думаю. В Санатории она ежесекундно была кому-то нужна. Это ведь обременительно, когда людям постоянно что-то от тебя нужно. Значит, ты часто себе не принадлежишь, когда тебе самой от себя что-то нужно. С другой стороны, надо, наверное, радоваться тому, что ты всегда кому-то нужен?

Ответа не последовало: впервые в жизни миссис Керю задумалась о том, есть ли в мире кто-нибудь, кому она действительно нужна. Впрочем, не очень-то ей и хотелось быть кому-то нужной. В этом она сама себя убеждала, пытаясь овладеть собственными мыслями. Она хмуро взглянула на девочку, но Поллианна этого взгляда не заметила: глаза ее разбегались при виде окружающей суеты.

– Ничего себе, сколько народу! – в восторге воскликнула она. – Даже больше, чем в прошлый раз. Но я, как ни высматриваю, никого не вижу из тех, кто мне попался тогда. Разумеется, дамы с ребенком здесь не найти, потому что они из Гонолулу. Но была еще девочка, Сьюзи Смит, она здешняя, из Бостона. Может, вы ее даже знаете. Вы не знакомы со Сьюзи Смит?

– Нет, со Сьюзи Смит я не знакома, – сухо ответила миссис Керю.

– В самом деле? Она очень славная и очень хорошенькая: черноволосая, с такими, знаете, кудрями… у меня такие будут, когда я отправлюсь в Рай. Но вы не волнуйтесь: я ее постараюсь найти и вас непременно с ней познакомлю.

– Ой, какой красивый автомобиль! А мы что, на нем поедем? – воскликнула Поллианна, когда они вдруг остановились перед шикарным лимузином, дверцы которого распахнул перед ними одетый в ливрею шофер.

Шофер не сумел скрыть улыбку. Зато миссис Керю ответила тоном человека, для которого поездка в автомобиле – это лишь утомительное передвижение из одного пункта в другой.

– Да, мы поедем на автомобиле.

– Перкинс, домой, – добавила она, обращаясь к нарядному шоферу.

– Ух! Так это ваш автомобиль? – угадала Поллианна в женщине собственницу лимузина. – Какой же он элегантный! Так вы, должно быть, очень богаты. То есть по-настоящему богаты. Богаче людей, у которых ковры в каждой комнате и мороженое по воскресеньям, как у Уайтов из моего Женского благотворительного общества. То есть это его жена была в Женском благотворительном обществе. В те времена я считала их богатыми. А сейчас я знаю, что богатые – это у кого перстни с бриллиантами, горничные и котиковые шубы, а еще шелковые и бархатные платья на каждый день. И автомобиль. У вас все это есть?

– Да вроде бы есть, – бледно улыбнувшись, признала миссис Керю.

– Тогда вы точно богаты, – с видом знатока, кивнула Поллианна. – У моей тети Полли тоже все это есть. Только вместо автомобиля у нее лошади.

– Если бы вы знали, как я люблю кататься на автомобилях! – воскликнула Поллианна, в восторге подпрыгивая на сиденье. – Я ни на одном раньше не каталась, за исключением того, что меня переехал. Меня из-под него вытащили и сразу посадили внутрь. Но я была без сознания и поэтому, разумеется, не почувствовала удовольствия от поездки. А с тех пор мне уже не приходилось кататься на автомобиле. Тетя Полли их не любит. Дядя Том любит и хочет купить. Говорит, в его работе вещь нужная. Понимаете, он врач, а все остальные врачи в городе имеют автомобили. Не знаю, чем все это кончится. Тетечка Полли очень по этому поводу переживает. Понимаете, она хочет, чтобы у дяди Тома было все, что ему нужно, но она хочет, чтобы ему нужно было то, что она хочет, чтоб ему было нужно. Понимаете?

Миссис Керю невольно рассмеялась.

– Да, дорогая, думаю, что понимаю, – ответила она сдержанно, но в глазах у женщины блеснули столь необычные для нее смешинки.

– Да, – удовлетворенно вздохнула Поллианна, – думаю, все-таки понимаете. Хотя рассказала я довольно сбивчиво. Эх! Тетушка Полли говорит, она бы не против автомобиля, если бы ее автомобиль был единственным в мире и не было вероятности столкнуться с другими.

– Вы только посмотрите! Сколько домов! – сама себя перебила Поллианна, осматриваясь округлившимися от удивления глазами. – Неужели они так и тянутся бесконечно? Впрочем, домов же должно быть много, чтобы разместить в них всех людей, что мы видели на вокзале. Не говоря уже об этих толпах на улице. Но когда так много людей вокруг, наверняка есть с кем подружиться. Я люблю людей. А вы?

– Люблю ли я людей?

– Да, я имею в виду, людей вообще. Каждого и любого.

– Нет, Поллианна, я не могу так сказать, – холодно ответила миссис Керю, хмуря брови.

Смешинки исчезли из глаз миссис Керю. Подозрительный взгляд ее остановился на Поллианне. Миссис Керю говорила себе: «Сейчас я услышу проповедь номер один. Думаю, о том, что не следует сторониться ближнего, что-нибудь в стиле моей сестренки Деллы!»

– Не любите? Ой, а я люблю, вздохнула Поллианна. Знаете, они все такие славные и такие разные! А в вашем городе их должно быть страсть как много – очень славных и очень разных. Ох, вы не представляете, как я рада, что приехала! Правда, я уже заранее знала, что буду довольна, как только узнала, что вы сестра мисс Уэтерби. Я люблю мисс Уэтерби, поэтому знала, что вас тоже полюблю. Потому что вы должны быть похожи, раз вы сестры, хоть вы и не близнецы, в отличие от миссис Джонс и миссис Пек. Хотя те тоже не абсолютно одинаковые, благодаря бородавке. Держу пари, впрочем, вы не знаете, о чем идет речь. Но я вам расскажу…

Так случилось, что, вместо проповеди на тему общественной этики, услышать которую она так опасалась, ошарашенная миссис Керю выслушала всю историю бородавки на носу некой миссис Пек из Женского благотворительного общества.

К моменту завершения рассказа лимузин повернул на Комонвелт-авеню, и Поллианна немедленно начала выражать возгласами свое восхищение красотой улицы, на которой «просто посередине, по всей длине, тянется из конца в конец такой замечательный сад» и которая, по убеждению девочки, была намного приятнее «всех этих узких коротких улочек».

– Я думаю, каждый хотел бы жить на такой улице, – возвышенно подвела она итог своим рассуждениям.

– Очень вероятно, но вряд ли такое возможно, – заметила миссис Керю, поднимая брови.

Поллианна, ошибочно приняв эту мину за выражение досады по поводу того, что сама миссис Керю не проживает на этом живописном бульваре, поспешила внести поправки в свое мнение.

– Конечно, нет, – подтвердила она. – Но я и не имела в виду, будто узкие улочки чем-то хуже. Даже лучше! По крайней мере, не надо далеко ходить, чтобы одолжить яиц или набрать воды у соседей напротив. А еще…

– Ах! Но вы именно здесь живете? – перебила она сама себя, когда машина остановилась перед импозантным крыльцом дома миссис Керю. – Вы в этом доме живете, миссис Керю?

– Конечно, здесь, а где же еще? – немного раздраженно сказала хозяйка дома.

– Ой, вы должны быть очень довольны, что живете в таком совершенно превосходном месте! – воскликнула девочка, выскакивая на тротуар и радостно оглядываясь вокруг. – Ведь вы довольны?

Миссис Керю ничего не ответила. Она вышла из лимузина мрачная и насупленная.

Во второй раз за последние пять минут Поллианна поспешила исправить сказанное слово.

– Я, конечно же, не имела в виду такое греховное удовольствие, как гордыня, – объясняла она, беспокойно ища взглядом лицо миссис Керю. – Возможно, вы так же меня поняли, как в свое время поняла подобные мои слова тетечка Полли. Но я не имела в виду такое удовольствие, когда вам приятно оттого, что вы имеете то, чего нет у других, а такое удовольствие, когда вам хочется кричать от радости и хлопать дверью… хотя так поступать невоспитанно, – закончила она свою речь, раскачиваясь на носках своих туфелек.

Шофер, пряча улыбку, занялся машиной. Миссис Керю, губ которой улыбка так и не коснулась, двинулась по каменной лестнице к входной двери.

– Поллианна, пойдем, – твердо сказала она.

Пять дней спустя Делла Уэтерби получила от сестры письмо, которое с радостным нетерпением тут же распечатала. Это было первое письмо со времени приезда Поллианны в Бостон.

«Дорогая сестра! – писала миссис Керю. – Дорогая Делла, почему ты не предупредила меня, чего следует ожидать от этого ребенка, когда уговаривала взять ее? Она сводит меня с ума, а отрядить ее домой я уже тоже не могу. Трижды пыталась, но каждый раз, прежде чем я успевала что-нибудь сказать, она останавливала меня, рассказывая, как хорошо ей у меня живется, и как она рада, что приехала, и как мило с моей стороны, что я позволила ей пожить у себя, пока ее тетка в Германии. После таких слов как я могла бы заявить: «Возвращайся домой, я тебя здесь не хочу видеть»? Но самым абсурдным остается то, что ей, похоже, и в голову не пришло, что она может быть здесь нежеланной. А я, похоже, не могу ей даже намекнуть.

Конечно, если она начнет читать мне проповеди или учить искать личные благословения, я моментально отряжу ее домой. Я сразу тебе говорила, что терпеть такого не стану. И не потерплю. Дважды или трижды мне уже казалось, что она собирается начать (проповеди, я имею в виду), но каждый раз она выдавала какую-нибудь вздорную байку о дамах из своего Женского благотворительного общества. Таким образом, ей до сих пор удается избежать изгнания домой.

Но на самом деле, Делла, она невыносима. Во-первых, она мечется по всему дому как угорелая. В первый же день она умолила меня открыть для нее каждую комнату. Она не успокоилась, пока не обследовала каждый закуток, чтобы увидеть «все эти удивительные и прекрасные вещи», даже более красивые, как она заявила, чем у мистера Джона Пендлтона, кто бы он ни был – думаю, кто-то из Белдингсвилля. Во всяком случае, он не из Женского благотворительного общества. До этого я дошла самостоятельно.

Далее, как будто не достаточно было беготни из комнаты в комнату (при чем я была персональным гидом на этой своеобразной экскурсии), она где-то нашла мое атласное вечернее платье, которое я годами не надевала, и уговорила меня примерить его. Зачем я на это согласилась, я сама не знаю, но я обнаружила полную беспомощность перед девчонкой.

И это еще было только начало. Она стала уговаривать меня, чтобы я показала ей все, что у меня есть. И при этом настолько смешно рассказывала, как в детстве одевалась из миссионерских посылок с благотворительными пожертвованиями, что я не могла удержаться от смеха. Одновременно меня душили слезы при мысли о том, в какие лохмотья должен был одеваться бедный ребенок. Конечно же, от нарядов мы перешли к драгоценностям. Она так превозносила мои два или три перстня, что я, как дурочка, открыла сейф – единственно ради удовольствия увидеть ее удивление.

Знаешь, Делла, я боялась, ребенок сойдет с ума. Она надела на меня каждое кольцо, каждую брошь, браслет, каждую цепочку и колье, настояла, чтобы я надела на голову обе свои бриллиантовые тиары (когда выяснила, что они собою представляют). Так я и сидела, украшенная жемчугами, бриллиантами и изумрудами, чувствуя себя языческим идолом в индуистском храме, тем более что неуемная девчонка начала плясать вокруг меня, хлопая в ладоши и распевая: «Ох, как превосходно! Как совершенно чудно и прекрасно! Как бы славно было подвесить вас в окошке, словно волшебную призму!»

Я как раз хотела спросить ее, что она имеет в виду, как она упала на пол посреди комнаты и принялась рыдать. Ну-ка, угадаешь ли ты, отчего она плакала? От счастья, что у нее есть глаза и она способна видеть. Что ты на это скажешь?

Конечно, это еще не все. Это только начало. Поллианна здесь едва ли четыре дня, но каждый ее день насыщен до предела. Среди ее личных друзей сейчас числится мусорщик, квартальный полицейский, мальчишка-разносчик газет, не говоря уже о каждом человеке из моей прислуги. Такое впечатление, что она всех их очаровала. Но не включай в число очарованных меня. Я бы охотно отправила ее домой, если бы не мое обязательство принимать ребенка в своем доме всю зиму. А заставить меня таким образом забыть Джеми и мою непреодолимую скорбь просто нереально. Присутствие этой девочки не заменяет мне его, а только делает острее ощущение потери. Но, как и обещала, я буду терпеть девчонку, пока она не начнет проповедовать. Только начнет – сразу отправится к тебе. Впрочем, на данный момент, еще не начала.

С любовью и некоторым смущением,

твоя Рут».

«Проповедовать она еще не начала! – Улыбнулась про себя Делла Уэтерби, складывая листок, исписанный нервным почерком сестры. – Рут, Рут! Ты сама признала, что открыла для девочки каждую комнату, показала ей каждый уголок дома, наряжалась для нее в атласное платье и надевала на голову короны. А Поллианна ведь еще и недели там не пробыла. Но проповедей она тебе не читала и не учила, нет».

Глава 4. Игра и миссис Керю

Бостон оказался для Поллианны совершенно новым жизненным опытом так же, конечно, как и Поллианна для Бостона – для той его части, которой посчастливилось познакомиться с девочкой.

Поллианна говорила, что ей нравится Бостон, но ей бы хотелось, чтобы он не был таким большим.

– Понимаете, – очень серьезно объясняла она миссис Керю на следующий день после своего приезда, – мне бы хотелось увидеть абсолютно все, а я не могу. Это точно как на званых обедах тетушки Полли: много всего, чего хочется отведать, хочется всего попробовать – а здесь хочется все увидеть, но приходится решать, что именно.

– Конечно, я довольна, когда всего так много, – подытожила Поллианна, переводя дыхание. – Это хорошо, когда всего много – я имею в виду, всего хорошего: я не говорю о лекарствах или похоронах. Но, вместе с тем, я не могу справиться – так как хочется всего. Например, хотелось бы, чтобы званые обеды тетушки Полли растянулись также на будни, когда не подают тортов и пирожных. То же самое я чувствую в Бостоне. Мне бы хотелось забрать часть его домой, в Белдингсвилль, так, чтобы что-нибудь осталось еще и на лето. Но понятно, что это невозможно. Города ведь не торты. Да и торт нельзя хранить очень долго. Я уже пробовала, но они высыхают, особенно взбитые сливки. Я так думаю, что надо лакомиться взбитыми сливками, когда они свежие. Это же касается приятных дней в гостях в чужом городе. Поэтому я бы хотела осмотреть его весь, пока я здесь.

Поллианна, в отличие от людей, считающих, будто знакомиться с миром надо, начиная с самых отдаленных уголков, начала осматривать Бостон с непорседственно окружающей ее обстановки в доме на живописном бульваре Комонвелт-авеню, который временно стал также и ее домом. Вместе со школьным обучением, это занятие отнимало у нее все свободное время на протяжении нескольких дней.

Так много всего нужно было увидеть, изучить. И все было таким волшебным и красивым: начиная от маленьких настенных пуговок, нажатие на которые наполняло комнаты светом и заканчивая зеркалами и картинами в огромных молчаливых залах. Не было недостатка также и в замечательных людях, с которыми надо было познакомиться. Ибо, кроме самой миссис Керю, в доме обитала также Мери, которая вытирала пыль в комнатах, открывала дверь посетителям и ежедневно провожала Поллианну в школу и обратно. Была еще Бриджит, которая жила на кухне и готовила еду, Дженни, которая подавала на стол, и Перкинс, который управлял автомобилем. И все они были такие славные, но такие разные!

Приезд Поллианны пришелся на понедельник, поэтому до первого воскресенья прошла почти неделя. В то утро, сияя счастьем, девочка спустилась по лестнице.

– Обожаю воскресенье, – вздохнула она счастливо.

– Действительно? – переспросила миссис Керю голосом человека, которому кажется одинаково постылым любой день недели.

– Да, особенно благодаря церкви и воскресной школе. Вы что больше любите: церковь или воскресную школу?

– По-правде говоря, я… – замялась миссис Керю, которая очень редко посещала церковь и никогда в жизни не ходила в воскресную школу.

– Трудно даже выбрать, правда? – помогла ей Поллианна вполне серьезно, хотя глаза ее сияли. – Но я все же больше люблю церковь. Из-за своего отца. Знаете, он был пастором и, конечно, он сейчас в раю, вместе с моей мамой и остальными нашими, но я очень часто пытаюсь представить его здесь, на земле. И мне проще представить его в церкви, когда он читает проповедь. Я закрываю глаза и представляю себе папу, и это очень мне помогает. Я так счастлива, что можно себе столько всего напредставлять! А вы?

– Я, Поллианна, насчет этого не очень уверена.

– Но, вы подумайте, насколько более красивые вещи мы себе можем вообразить, чем те, что у нас на самом деле есть. Я, конечно, не говорю о ваших вещах, потому что ваши действительно очень красивые.

Миссис Керю намеревалась сказать что-то сердитое, но Поллианна не дала ей вклиниться.

– И, честно говоря, мои нынешние реальные вещи намного лучше, чем те, что были у меня в свое время. Но все то время, когда у меня были проблемы с ногами и я не могла ходить, я все представляла и представляла себе, насколько воображения хватало. Да и теперь, конечно, я часто это делаю – как вот о своем папе и все такое. Вот и сегодня я снова представляла себе отца за кафедрой в церкви. Так когда мы пойдем?

– «Пойдем»?

– Я имею в виду, в церковь.

– Нет, Поллианна, я не пойду… То есть, я бы предпочла не пойти…

Миссис Керю прокашлялась и попыталась объяснить, что она вообще никогда не ходит в церковь. То есть почти никогда. Но полный доверия взгляд счастливых глаз Поллианны помешал ей закончить фразу.

– Я думаю, где-то в четверть одиннадцатого… если пойдем, – сказала она почти раздраженно. – Это здесь, очень близко.

Вот как получилось, что миссис Керю в то солнечное сентябрьское утро заняла семейное место Керю в нарядной церкви, в которую она ходила еще девочкой и которую до сих пор периодически поддерживала финансово.

Поллианну воскресная литургия наполнила радостью и восторгом. Волшебное пение церковного хора, таинственный свет из витражных окон, возвышенный голос проповедника и благоговейный шепот молитв в толпе произвели на девочку такое впечатление, что она некоторое время не могла произнести ни слова. Уже возвращаясь домой, она, наконец, восторженно перевела дыхание.

– Ах, миссис Керю, я сейчас думаю, как я счастлива, что мы можем проживать день за днем, а не все дни сразу!

Миссис Керю нахмурилась и резко взглянула на девочку. Миссис Керю не склонна была выслушивать проповеди. Ей вполне достаточно было на сегодня того, что она вынуждена была выслушать от проповедника с кафедры, и она сердито сказала себе, что не желает слушать вторую проповедь от ребенка. Более того, теория «жизни день за днем» составляла личную доктрину Деллы. Не она ли, ее младшая сестра Делла, вечно повторяла: «Рут, надо жить минуту за минутой, а в течение минуты человек может выдержать все что угодно!»

– Да? – сухо отозвалась миссис Керю.

– Да. Вы только подумайте, если бы я вынуждена была прожить одновременно вчера, сегодня и завтра, – вздохнула Поллианна. – Это ведь столько всего совершенно замечательного. А так у меня было вчера, сейчас я живу сегодняшним днем, а еще у меня есть завтра, которого я только еще жду, а есть еще и следующее воскресенье. Честно говоря, миссис Керю, если бы не воскресенье и не эта тихая улочка, я бы стала кружиться, и кричать, и визжать от счастья. Просто не выдержала бы. Но, поскольку сегодня воскресенье, я должна потерпеть, пока доберусь домой, и там уж спою хвалебный гимн. Радостный гимн, который я знаю. А вы знаете какой-нибудь радостный гимн? Знаете, миссис Керю?

– Нет, я бы не сказала, что знаю, – тихо ответила миссис Керю с таким видом, будто она пыталась найти что-то давно потерянное.

Когда все безнадежно плохо, и тебя попытаются утешать тем, что страдания легче выдержать, распределяя их по времени, странно вдруг слышать о том, как хорошо, что можно испытывать счастье постепенно, день за днем и нет необходимости испытать все счастья сразу в один день!

На следующее утро, в понедельник, Поллианна впервые отправилась в школу сама. Она уже хорошо изучила путь, к тому же – довольно короткий.

Поллианна с радостью ходила в школу. Это была небольшая частная школа для девушек, но все равно это был новый опыт, а Поллианна любила всякий новый опыт.

Миссис Керю, напротив, не любила никакого нового опыта, а в тот день ей пришлось испытать немало всего нового. У человека, который от всего устал, вызывает раздражение (если не что-то хуже) общение с другим человеком, которому все новое и неожиданное доставляет удовольствие. Миссис Керю была более чем раздражена. Она впала в отчаяние. Но она вынуждена была признаться себе, что если бы кто-то спросил ее о причинах такого отчаяния, она смогла бы указать лишь одну: «Потому что Поллианна радуется». А даже миссис Керю вряд ли захотела бы дать такой ответ.

В письме к Делле, однако, миссис Керю написала, что слово «радость» действует ей на нервы и на самом деле она не хотела бы испытать никакой такой радости. Она признала, что Поллианна еще воздерживается от проповедей и поучений и до сих пор не пыталась «склонить ее к игре». Правда, девочка непрерывно разговаривала с миссис Керю о «радости», и, разумеется, у человека, которому радость незнакома, такие разговоры вызывали неприязнь.

На протяжении второй недели пребывания Поллианны у миссис Керю раздражение хозяйки, еще кое-как сдерживаемое, вылилось в открытое недовольство. Непосредственным поводом для этого стал оптимистичный вывод Поллианны, которым она завершила очередную историю о некоей даме из Женского благотворительного общества.

– Она стала участвовать в игре, миссис Керю. Вы, наверное, не знаете, что за такая игра. Но я вам расскажу. Это замечательная игра.

Миссис Керю отрицательным жестом остановила девочку.

– Не стоит, Поллианна, – возразила она. – Я знаю об игре. Моя сестра мне рассказала и… должна сказать, подобная игра не для меня.

– Конечно, не для вас, миссис Керю! – воскликнула Поллианна, торопливо извиняясь. – Я не имела в виду предлагать вам игру. Вы все равно не смогли бы в нее играть.

– Я бы не смогла? – вырвалось у сбитой с толку миссис Керю.

Она отнюдь не готова была признать себя неспособной играть в какую бы то ни было игру, несмотря на то, что играть в нее она действительно не хотела!

– Разве не очевидно? – засмеялась Поллианна. – Игра ведь заключается в том, чтобы находить поводы для радости во всем, что случается. А вам не нашлось бы даже с чего начать, потому что у вас нет оснований ни для чего другого, кроме радости. В вашем случае просто нет повода для игры! Правильно?

Лицо миссис Керю вспыхнуло жаром. От досады она сказала больше, чем намеревалась сказать.

– Нет, Поллианна, я не могу с этим согласиться, – произнесла она ледяным тоном. – Я бы сказала, скорее, я не нахожу ни малейших оснований для радости.

Какое-то мгновение Поллианна оторопело смотрела на собеседницу. Потом даже отшатнулась удивленно.

– Миссис Керю, отчего же? – выдохнула она.

– А что хорошего у меня есть? – с вызовом спросила женщина, напрочь забыв о своем решении не позволять Поллианне «проповедовать».

– Так ведь… совершенно все, – пробормотала Поллианна, которая еще не пришла в себя от удивления. – Вот у вас какой красивый дом.

– Он мне служит только местом для приема пищи и ночлега. А мне не хочется ни есть, ни спать.

– Но у вас так много прекрасных, замечательных вещей, – нерешительно сказала Поллианна.

– Они лишь утомляют меня.

– Автомобиль, на котором вы куда угодно можете поехать.

– Я никуда не хочу ехать.

Поллианна громко охнула.

– Миссис Керю, подумайте, сколько интересных людей и вещей можно увидеть…

– Поллианна, они мне не интересны.

Поллианна растерянно умолкла. На ее лице отразилось глубокое беспокойство.

– Но, миссис Керю, – продолжала она – раньше случалось так, что к игре присоединялись люди, которым выпало немало бед. И чем хуже им бывало, тем больше поводов для радости они должны находить в своем положении. Но когда нет никакой беды, я, пожалуй, и сама не знаю, как играть в игру.

Некоторое время миссис Керю молчала. Она сидела неподвижно, глядя в окно. Постепенно выражение сердитой неприязни на ее лице сменилось безнадежной грустью. Она очень медленно повернулась к девочке и сказала:

– Поллианна, я не думала, что стану рассказывать тебе об этом, но вот, решила рассказать. Я объясню тебе, почему я не способна ничему радоваться.

И она стала рассказывать историю Джеми, четырехлетнего мальчика, который долгих восемь лет назад будто вышел в чужой внешний мир, прочно затворив за собой дверь.

– И вы никогда с тех пор его не видели? – робко спросила Поллианна, с влажными от слез глазами.

– Никогда.

– Но мы его найдем, миссис Керю. Я уверена, что мы его найдем.

Миссис Керю печально покачала головой.

– Я не сумела. Я везде его искала, даже за рубежом.

– Но где-то же он должен быть!

– Поллианна, он мог просто умереть.

Поллианна отчаянно вскрикнула.

– Ах, нет, миссис Керю! Умоляю вас, не говорите так! Давайте представлять его живым. Мы это можем, и это поможет. А когда мы себе представим его живым, то мы также сможем представить себе, что мы его найдем. И это поможет намного больше.

– Но я боюсь, Поллианна, что он мертв, – всхлипнула миссис Керю.

– Вы же не знаете этого наверняка? – обеспокоенно спросила девочка.

– Нет…

– В таком случае, это лишь ваше воображение, – победоносно заявила Поллианна. – Но если вы можете вообразить его мертвым, то можете также представить себе его живым. А это будет гораздо приятнее. Разве нет? А в один прекрасный день вы его найдете, я уверена. Миссис Керю, вы теперь можете присоединиться к игре! Вы можете играть ради Джеми. Вы можете радоваться каждому дню, потому что каждый день приближает вас к мгновению, когда вы наконец отыщете его. Вот видите!

Но миссис Керю не «видела». Она поднялась и сказала подавленно:

– Нет, нет, деточка! Ты не понимаешь, ты просто не понимаешь. Беги, поиграй, прошу тебя. Почитай или найди себе какое-нибудь занятие. У меня болит голова. Мне нужно лечь.

И Поллианна с выражением сосредоточенной тревоги на лице медленно вышла из комнаты.

Глава 5. Поллианна отправляется на прогулку

Послеобеденная прогулка Поллианны, невинно начавшаяся во второе воскресенье ее пребывания в Бостоне, превратилась в опасное приключение. К тому времени девочка выходила на улицу одна только тогда, когда шла школу. Миссис Керю никогда не приходило в голову предоставить Поллианне возможность познакомиться с улицами Бостона. Поэтому, собственно, она этого своей гостье и не запрещала. К тому же, в Белдингсвилле жизнь Поллианны была настолько разнообразной прежде всего благодаря прогулками по плутающим старым улочкам в поисках новых друзей и новых впечатлений.

В то воскресенье, после обеда, миссис Керю по своей привычке сказала: «Деточка, ты беги к себе и поиграй, прошу тебя. Найди себе развлечение, какое хочешь, только не донимай меня сегодня больше своими вопросами!».

До сих пор Поллианна всегда находила себе вдоволь интереснейших дел в пределах дома. Если ее не удовлетворяли занятия с неодушевленными предметами, всегда можно было пообщаться с Мэри, Дженни, Бриджит или Перкинсом. Однако сегодня у Мэри болела голова, Дженни подшивала шляпку лентой, а Перкинса почему-то невозможно было нигде найти. В дополнение ко всему, стоял великолепный сентябрьский денек, и ничто в доме не могло привлечь девочку настолько, насколько влекло ее яркое солнышко и свежий воздух. Поэтому Поллианна вышла из дома и устроилась на крыльце.

Некоторое время она молча наблюдала, как хорошо одетые мужчины, женщины и дети, куда-то спеша, быстро проходят мимо или неторопливо шагают по аллее, тянувшейся посреди авеню по всей ее длине. Наконец, девочка поднялась на ноги, вприпрыжку сбежала по лестнице на тротуар и остановилась, оглядываясь направо и налево.

Поллианна решила, что ей тоже не помешало бы немного прогуляться. День для прогулок был подходящим, а она ведь за все время еще ни разу по-настоящему не прошлась по улицам города. Походы в школу и обратно не в счет. Миссис Керю не стала бы возражать, подумала Поллианна. Не она ли сама велела Поллианне заниматься, чем ей заблагорассудится – только бы не задавала бесконечные вопросы? А впереди ведь было еще столько времени до самого вечера. Подумать только, сколько удивительных достопримечательностей можно увидеть, прогуливаясь по городу в послеобеденное время! А день стоял исключительно погожий. Пожалуй, для начала стоит пройтись в эту сторону! Поллианна повернулась на каблучках и, подпрыгивая и пританцовывая от возбуждения, бодро двинулась по бульвару.

Она приветливо улыбалась прохожим, встречаясь с ними взглядом. Ее ничуть не удивляло, хотя несколько и разочаровало то, что никто на ее улыбку не отвечал. Она уже успела привыкнуть к этому в Бостоне, но не прекращала улыбаться в надежде, что кто-нибудь когда-нибудь все-таки улыбнется ей в ответ.

Дом миссис Керю стоял почти в самом начале Комонвелт-авеню, поэтому Поллианна вскоре оказалась на перекрестке. По другую сторону улицы, пересекая авеню под прямым углом, раскинулся сад, который показался девочке красивейшим из всех, которые она видела в своей жизни. Это был Бостонский городской парк. На мгновение Поллианна замерла в нерешительности, устремив взгляд пытливого исследователя на это роскошное произведение природы и человеческой фантазии. Она не сомневалась, что перед ней находится частный сад какого-то очень богатого владельца. Еще когда Поллианна лечилась в Санатории, доктор Эймс взял ее с собой в гости к одной богатой даме – та жила в красивом доме, в окружении таких же, как здесь, аллей и цветников.

Поллианне очень хотелось перейти на другую сторону улицы и войти в «сад». Но она не была уверена, что имеет на это право. Правда, по ту сторону ограждения прогуливалось множество людей – она ясно это видела – но, возможно, все они были приглашены хозяевами. Наконец, увидев, как две женщины, мужчина и девочка, вошли через ворота и направились куда-то по аллее, Поллианна рассудила, что она тоже может войти. Выбрав удобный момент, она вприпрыжку перебежала улицу и вошла в сад. Внутри он оказался еще более привлекательным, чем снаружи. Прямо над головой щебетали птички, дорожку прямо впереди ее в два-три прыжка пересекла рыжая, как огонь, белка. Тут и там на скамейках сидели мужчины, женщины, дети. Сквозь кружево зеленых листьев проглядывала хрустальная поверхность пруда, на которой волшебными огоньками вспыхивали солнечные блики. Откуда-то доносились радостные детские крики и чарующая музыка. Поллианна, смутившись, несколько неуверенно обратилась к нарядно одетой молодой женщине, которая шла ей навстречу.

– Простите, а сегодня сюда… гостей пускают?

Молодая женщина посмотрела на нее удивленно.

– Гостей? – переспросила она озадаченно.

– Да, мэм. Я имею в виду, это ничего, что я… вошла сюда?

– Что с того, что вошла? Сюда кто угодно может заходить! Кто только пожелает, – ответила женщина.

– Ой, тогда все в порядке! Я очень рада, что зашла, – сияя счастьем, призналась Поллианна.

Ничего на это не ответив, женщина направилась к выходу. По дороге она все же обернулась, чтобы снова взглянуть на Поллианну.

Растроганная гостеприимством щедрых владельцев замечательного сада, готовых принимать у себя всех, кто пожелает войти, Поллианна двинулась дальше. На повороте она чуть было не столкнулась с маленькой девочкой, толкавшей перед собой игрушечную коляску с куклой. Поллианна радостно взвизгнула и вознамерилась заговорить с девочкой. Но тут откуда-то выскочила молодая женщина и, схватив девочку за руку, потащила ее в другую сторону, при этом еще и недовольно отчитывая ее:

– Глэдис, пойдем! Разве мама не говорила тебе, что нельзя разговаривать с чужими детьми?

– А я не чужой, – с достоинством оправдывалась Поллианна. – Я сейчас тоже живу в Бостоне, поэтому я…

Но молодая женщина и девочка с игрушечной коляской были уже далеко, и Поллианна умолкла, не закончив фразы. Какое-то мгновение она стояла совершенно ошарашенная. Затем, решительно подняв голову, двинулась вперед.

– Ну и пусть! Я могу этому только радоваться, – уверяла она себя, – потому что теперь, возможно, найду каких-нибудь других друзей. Например, Сьюзи Смит или даже Джеми, племянника миссис Керю. В любом случае я могу представлять себе, что непременно их найду. А если даже их не найду, то кого-нибудь я тут непременно найду, это уж точно!

Сделав такой вывод, она пошла дальше, погруженная в собственные мысли, но на прохожих теперь смотрела с грустью.

Несомненно, Поллианна чувствовала себя одиноко. Воспитанная отцом и дамами из Женского благотворительного общества в городке на американском западе, она считала там каждый дом родным домом, а каждого жителя – мужчину, женщину, или ребенка – своим другом. В одиннадцать лет, перебравшись к тете в штат Вермонт, она сразу убедила себя, что это изменение в ее жизни не так уж существенно – теперь просто будут другие дома, другие друзья, и они, вероятно, окажутся еще интереснее, чем раньше. Ведь они будут особенными! А Поллианна больше всего на свете любила «особенных» людей и «особенные» места. Поэтому в Белдингсвилле первым и бесспорно самым приятным из ее развлечений сделались прогулки по городу с посещением многочисленных новых друзей. Естественно, огромный Бостон вначале показался Поллианне городом очень перспективным в отношении новых знакомств.

Тем не менее, она вынуждена была признать, что, по крайней мере, в одном отношении Бостон ее разочаровал: она жила здесь уже почти две недели, но до сих пор не познакомилась ни с соседями по другую сторону улицы, ни даже с теми, чьи дома стояли вплотную к их дому. И у нее совсем не укладывался в голове тот факт, что сама миссис Керю не только не дружила ни с кем из своих соседей, но по большей части даже не была с ними знакома. Похоже, они действительно были ей не интересны. С точки зрения Поллианны, это невозможно было ничем оправдать. Но какие бы аргументы не приводила Поллианна, она не смогла изменить отношение миссис Керю к этому вопросу.

– Нет, Поллианна, меня никто из них не интересует, – так она обычно отвечала.

И каким бы формальным ни казался девочке подобный ответ, она вынуждена была им удовлетворяться.

Впрочем, сегодня Поллианна отправилась на прогулку с исключительно оптимистическими ожиданиями. И что же? Увы, ей снова пришлось испытать сплошные разочарования. Вокруг было множество людей. Несомненно, людей чрезвычайно интересных! Если бы только она была с ними знакома. Но, к сожалению, она никого не знала. А хуже всего было то, что, казалось, не представлялось никакой возможности подружиться с ними, поскольку никто не хотел с ней знакомиться. Вспомнив резкие слова раздраженной гувернантки о «чужих детях», Поллианна почувствовала горькую обиду.

– Что ж, вероятно, я сначала должна доказать им, что я не чужая! – сказала она себе и решительно двинулась вперед.

Приняв твердое решение, Поллианна ласково улыбнулась, глядя в глаза первой встречной особе, и весело сказала:

– Хороший сегодня денек, правда?

– А? Что? Да, да, конечно, – пробормотала дама, к которой обращалась девочка, и ускорила шаг.

Поллианна еще дважды делала такие попытки, однако результат всякий раз оказывался неудовлетворительным.

Вскоре она вышла к небольшому пруду. Блики солнца на его поверхности она видела сквозь листву деревьев, еще когда только вошла в парк. По этому живописному водоему плавали несколько лодок с детьми. Глядя на них и слушая их смех, Поллианна почувствовала, что уже не способна сопротивляться гнетущему одиночеству. Именно в этот момент она увидела на скамейке столь же одинокого мужчину. Девочка нерешительно подошла к нему и осторожно села на другой конец скамейки. Еще не так давно она подбежала бы к этому человеку и с радостной откровенностью предложила бы знакомство, не сомневаясь в том, что ее общество будет охотно принято. Однако ряд неудачных попыток вызвал у Поллианны необычное для нее чувство неуверенности. Она украдкой оглядела мужчину.

Вид у него был не слишком привлекательный. Его одежда, хоть и не изношенная, казалась какой-то неопрятной и сидела на нем словно с чужого плеча. Поллианна не могла этого знать, но одежду подобного кроя государство обычно предлагает при освобождении заключенным, отбывшим положенный им срок. Бледного, одутловатого лица мужчины по крайней мере неделю не касалась бритва. Шляпу он надвинул на глаза, руки держал в карманах. Он сидел неподвижно, равнодушно уставившись в землю перед собой. Прошла целая минута, длившаяся бесконечность, пока Поллианна с надеждой в голосе решилась произнести:

– Хороший день сегодня, правда?

Вздрогнув от неожиданности, мужчина обернулся к ней.

– А? Ты… ты что-то сказала? – переспросил он, испуганно озираясь, словно пытаясь убедиться, что слова эти действительно адресованы ему, а не кому-нибудь у него за спиной.

– Я говорю, день сегодня хороший, – принялась торопливо объяснять Поллианна, – хотя дело, конечно, не в этом. То есть я, конечно, рада, что день такой хороший, но я сказала это только для того, чтобы завязать разговор. Потом я бы охотно поговорила с вами и о чем-нибудь другом – о чем угодно то есть. Я только хотела, чтобы мы о чем-то поболтали… Вы меня понимаете?

Мужчина тихонько засмеялся. Даже Поллианне показался странным этот смех, хотя она не могла знать (в отличие от самого мужчины), что улыбка уже много месяцев не касалась его губ.

– Ты хочешь, чтоб мы с тобой о чем-то поболтали? – грустно переспросил незнакомец. – Что же, в таком случае поболтаем. Хотя я думаю, что славная маленькая леди могла бы найти себе немало собеседников более приятных, чем эдакий старый бродяга, вроде меня.

– А мне нравятся старые бро… – поспешила возразить Поллианна, – я хочу сказать, старики. Кто такой бродяга, я не знаю, поэтому не могу сказать, что они мне нравятся. Впрочем, если вы бродяга, я думаю, бродяги мне тоже нравятся. В любом случае вы мне нравитесь, – закончила она, поудобнее устраиваясь на скамейке, что придало ее словам больше убедительности.

– Хм! Весьма польщен, – иронично усмехнулся мужчина.

Выражение его лица и тон его голоса выдавали сомнение, однако он выровнял спину и тоже увереннее устроился на скамейке.

– Так о чем поговорим?

– Это, собственно говоря, не так существенно. «Несущественно» означает, что мне безразлично, правильно? – сияя улыбкой, начала разговор Поллианна. – Тетя Полли утверждает, с чего бы я ни начала разговор, я непременно переведу его на рассказ о дамах из Женского благотворительного общества. Я думаю, это потому, что они были моими первыми воспитательницами. А вы как думаете?.. Мы могли бы еще обсудить прием, который устроили здешние хозяева. Теперь, когда я, наконец, познакомилась с одним из гостей, прием кажется мне успешным.

– Прием?

– Ну, да. Прием… Все эти люди, которых сегодня здесь принимают. Все эти гости… Одна дама сказала, что пускают всех желающих… вот я и осталась. Я до сих пор не видела хозяев… То есть не видела, кто принимает гостей.

Губы мужчины растянулись в улыбке.

– Что ж, моя маленькая прекрасная леди, в какой-то степени это действительно прием. Но хозяин, который его устроил – город Бостон. Это общественный парк, понимаешь? Он открыт для всех.

– Ух, это даже лучше, чем я себе представляла. Понимаете, я боялась, что никогда больше сюда не попаду, ни в какой другой день. А теперь я даже довольна, что раньше об этом не знала. Ведь теперь мне вдвойне приятно. Все приятное всегда приятнее вдвойне, когда мы боимся, что оно продлится недолго. Правильно я говорю?

– Возможно… если действительно речь идет о чем-то приятном, – неохотно и несколько мрачновато согласился мужчина.

– Вот и я так думаю, – кивнула Поллианна, не заметив странного тона собеседника. – Ну, разве не роскошный этот парк? Интересно, знает ли об этом миссис Керю? То есть знает ли она, что парк открыт для всех? Я думаю, каждый хотел бы приходить сюда каждый день и просто так вот сидеть и смотреть.

Лицо мужчины вдруг омрачилось.

– Ну, остались еще на свете люди, занятые на работе… У них есть еще какие-то дела, кроме как приходить сюда, сидеть и смотреть. Увы, мне не повезло попасть в их число.

– Вот как? Так вы вполне можете этому радоваться, – отозвалась Поллианна, взглядом провожая проплывающую неподалеку лодочку.

Мужчина уже подбирал слова для сердитого ответа, однако Поллианна опередила его.

– Вот бы мне так! А то приходится ходить в школу. Правда, школа мне тоже нравится, но есть немало других дел, гораздо более интересных, чем учеба… И, несмотря на это, я рада, что могу ходить в школу особенно, когда вспомню, как этой зимой все думали, что я вообще никогда больше не смогу ходить. Понимаете, я на время осталась без ног. Я имею в виду, они у меня не совсем двигались. Почему-то именно тогда, когда мы что-то теряем, мы осознаем, насколько нам это необходимо. Так же вот, например, и с глазами. Вы никогда не задумывались, насколько нам нужны глаза? Я никогда не задумывалась, пока не приехала на лечение в санаторий. Там была одна дама, которая за год до того потеряла зрение. Я хотела, чтобы она тоже присоединилась к игре, то есть чтобы стала искать то, чему можно порадоваться. Но она ответила, что не может. А если я хочу понять, почему, я пытаюсь почувствовать, каково это. Я подумала, что можно на часок завязать себе глаза платком. Я завязала. Это было ужасно! А вы когда-нибудь устраивали себе такое испытание?

– Хм… нет, не устраивал, – сказал мужчина, одновременно раздраженно и смущенно.

– Непременно попробуйте. Это ужасно! Ничего невозможно делать: ничего такого, что хотелось бы сделать. Но я выдержала целый час. И с того времени мне так радостно… Иногда, когда я вижу что-то очень хорошее, как вот этот парк, мне особенно радостно. Я так расчувствовалась, когда его увидела, что чуть не заплакала оттого, что способна его видеть. Вы понимаете?.. Впрочем, она все равно присоединилась к игре, та слепая дама. Мне сказала об этом мисс Уэтерби.

– Присоединилась к игре?

– Да, к игре в радость. Я вам еще не рассказывала? Дело в том, что всегда можно найти, чему радоваться. Даже она нашла повод для радости в своем положении слепой. Понимаете, ее муж – один из них, кто пишет законы. Она попросила его придумать закон, который помогал бы слепым. В частности маленьким детям. Та дама даже сама пошла к людям, которые пишут законы, и рассказала им, каково быть слепой. Представьте себе, они написали, такой закон. Говорят, она ради создания этого закона сделала больше, чем кто бы то ни было. Даже больше, чем ее муж. Если бы не она, возможно, вообще не было бы такого закона. И вот теперь она говорит, что даже рада, что потеряла зрение, так как благодаря этому сумела помочь многим людям, в частности маленьким детям. Они теперь не вырастут беспомощными слепыми, такими, как она сама. Вот так, видите, она присоединилась к игре… Боюсь, вы еще не до конца поняли суть этой игры. Сейчас я вам расскажу. Началось все так…

И Поллианна начала рассказывать о паре детских костылей, которые она однажды получила в подарок вместо куклы.

Когда она окончила свой рассказ, наступило молчание. Затем мужчина вдруг встал.

– Ой, вы уже уходите? – разочарованно воскликнула девочка.

– Да, пойду, – как-то странно улыбнулся он.

– Но вы еще вернетесь?

Он покачал головой и снова улыбнулся.

– Надеюсь, нет. Даже уверен, что нет. Сегодня я сделал великое открытие. До сих пор я считал, что все уже потерял в своей жизни. Думал, после всего, что я испытал, мне не осталось места в этом мире. Но только что я осознал, что у меня есть глаза, руки и ноги. Теперь я намерен ими воспользоваться… Я заставлю кого-нибудь понять, что я способен правильно их применять!

В следующее мгновение мужчина уже удалялся по аллее в сторону выхода.

«Какой странный человек! – подумала Поллианна. – Тем не менее, он очень славный и к тому же особенный».

Она тоже поднялась и отправилась дальше вглубь парка. Теперь она снова была сама собой, веселой и бодрой. Она снова шла вперед с чувством человека, которому неизвестны сомнения. Наконец, тот мужчина объяснил ей, что это общественный парк. Следовательно, она имеет право вместе со всеми в нем гулять. Девочка подошла к пруду и через мостик перешла на противоположный берег к тому месту, откуда отплывали лодочки. Некоторое время она наблюдала, как в лодочках катаются дети, в надежде увидеть среди них черные кудри Сьюзи Смит. Конечно, Поллианна сама охотно покаталась бы по пруду в одной из этих лодочек. Но в объявлении на причале была указана цена в пять центов за один круг по пруду. А она с собой денег не прихватила.

Поллианна двинулась дальше и, не теряя надежды, улыбнулась нескольким женщинам. Дважды она даже пыталась заговорить. Но первым с ней никто не заговорил, а те, к которым она обращалась, только холодно взглянули на нее и едва пробормотали что-то в ответ. Вскоре Поллианна вышла на другую аллею. Там, в кресле на колесах, сидел какой-то бледный мальчик и читал книгу. Поллианне ужасно хотелось с ним заговорить, но мальчик был настолько увлечен чтением, что она не решилась его потревожить. Сделав еще несколько шагов, она неожиданно увидела красивую, но очень печальную девушку, сидящую на скамеечке в совершенном одиночестве, уставившись куда-то в пространство с таким же выражением лица, как недавний собеседник Поллианны.

– Как ваши дела? – радостно подбежала к ней Поллианна. – Я ужасно рада, что нашла вас! Я так долго вас искала, – добавила она, садясь на свободный край скамейки.

Красивая девушка, вздрогнув, с надеждой во взгляде обернулась к Поллианне.

– Ах! А я подумала, это… – разочарованно сказала она, снова опираясь на спинку скамьи.

Потом спросила обиженно:

– Почему вы говорите, что искали меня? Я вас вижу впервые в жизни.

– Я вас тоже, – улыбнулась Поллианна. – Но я действительно вас искала. Разумеется, я не могла знать, что это окажетесь именно вы. Но я хотела встретить кого-нибудь, кто совершенно один. Так же, как я. Понимаете? Сегодня здесь в основном люди, которые пришли не одни. Понимаете?

– Понимаю, кивнула девушка. Бедный ребенок. Как жаль, что тебе пришлось узнать об этом так рано.

– Узнать… о чем?

– О том, что нигде так не одиноко человеку, как в шумной толпе большого города.

Поллианна наморщила лоб, задумавшись.

– Неужели? Не представляю себе, как можно быть одинокой, когда вокруг столько людей. Впрочем…

Она еще больше наморщила лоб.

– Я сегодня действительно чувствую себя здесь одинокой, хотя вокруг столько людей. Но им до меня нет дела. Или они просто не обращают внимания.

Красивая девушка горько рассмеялась.

– То-то и оно. Им никогда ни до кого нет дела, и они ни на кого не обращают внимания. Толпа есть толпа.

– Некоторые все же обращают внимание. И этому мы можем порадоваться, – попыталась убедить ее Поллианна. – Теперь, когда я…

– Да, некоторые обращают внимание… – перебила ее собеседница, и снова вздрогнув, испуганно посмотрела на тропинку позади Поллианны. – Некоторые обращают внимание… и даже чрезмерное.

Поллианна испуганно съежилась: в этот день она так часто сталкивалась с неприязнью, что сделалась более чувствительной, чем обычно.

– Вы меня имеете в виду? – смущенно спросила она. – Вам не хотелось, чтобы я… чтобы я обращала на вас внимание?

– Нет, нет, деточка! Я имела в виду совсем другого человека. Того, кому лучше бы не обращать на меня внимания… Я даже рада, что у меня теперь есть с кем поговорить. Просто в первый момент я подумала, что это кто-то из моего городка…

– Вы тоже нездешняя, как и я? То есть вы не здесь живете?

– Теперь я живу здесь, – вздохнула девушка. – Здесь-то здесь, но не могу сказать, что я действительно живу.

– Так что же вы тогда делаете? – заинтересовалась Поллианна.

– Что делаю? Я расскажу тебе, что я делаю! – воскликнула девушка с горечью в голосе. – С раннего утра до позднего вечера я продаю изысканные кружева и яркие ленты девушкам – праздным хохотуньям и болтуньям. Потом возвращаюсь домой, в убогую каморку на четвертом этаже с единственным окошком, выходящим на задний двор. В той каморке помещается только узкая продавленная кровать, старый умывальник со щербатым кувшином, хромоногий столик, да еще я сама. Летом комната раскаляется, как печка, а зимой в ней холодно, как в ледяной пещере. Но это мой приют, единственный в этом городе. Там мне положено сидеть, когда я не на работе. Но сегодня я вышла на свежий воздух. Не хочу ни сидеть в своей каморке, ни идти за книгами в старую библиотеку. Сегодня у нас последний свободный вечер в этом году – дополнительный – и я бы хотела приятно провести время… по крайней мере, в этот раз. Я тоже молода и люблю шутить и смеяться не меньше тех девушек, которым я ежедневно продаю кружева и ленты. Поэтому сегодня я намерена шутить и смеяться.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула.

– Я рада, что вы так рассуждаете. Я придерживаюсь того же мнения. Быть счастливым гораздо веселее. Правильно? Сама Библия повелевает нам так поступать – веселиться и радоваться. В ней упоминается об этом восемьсот раз! Впрочем, вы ведь сами знаете, в каких местах в Библии упоминается о радости.

Красивая девушка отрицательно покачала головой. Лицо ее приняло странное выражение.

– Нет, – сухо ответила она. – Я бы не сказала, что вспоминаю о Библии.

– Не вспоминаете? Может, и нет. Но, знаете, мой отец был пастором. Так вот он…

– Пастором?

– Да, а что? Ваш тоже? – воскликнула Поллианна, заметив реакцию собеседницы.

– Да, – ответила девушка, слегка зардевшись.

– Ах! И он, так же как и мой, вознесся на небо к Богу и ангелам?

Девушка отвернулась, словно бы пряча лицо.

– Нет. Он пока еще жив, он дома, – ответила она едва слышно.

– Ах, вы должно быть очень счастливы, – вздохнула Поллианна. – Я вот все время думаю, вот бы увидеть отца еще хоть разочек! А вы видитесь со своим папой?

– Не очень часто. Он там, а я здесь.

– Но вы со своим можете видеться, а я со своим нет. Он ушел в Рай, к моей маме и остальным нашим. А у вас мама тоже есть? Земная мама.

– Ну… да.

Девушка беспокойно заерзала на скамейке – так, словно намеревалась встать и куда-то идти.

– Ой, так вы можете видеться с ними обоими, – выдохнула Поллианна с тоской в голосе. – Какая же вы счастливая! В мире ведь нет никого, кто по-настоящему заботится и так беспокоится о нас, как родные отец и мать. Я знаю, потому что до одиннадцати лет, у меня был отец. А вот за мать мне были дамы из Женского благотворительного общества, пока меня не забрала к себе тетя Полли. А тогда…

Поллианна рассказывала взахлеб. Она была в своей стихии. Поллианна любила рассказывать. Девочке ни на минуту даже в голову не приходило, что в этом может быть что-то странное или неуместное, или может таиться какая-то оплошность в том, что она выкладывает столь интимные подробности своей жизни совершенно постороннему человеку в общественном парке Бостона. Поллианна всех людей – мужчин, женщин, детей – считала своими друзьями. Как знакомых, так и незнакомых. Незнакомые представлялись ей не менее приятными в общении, чем знакомые. С ними острее ощущался вкус приключения и тайны, когда, наконец, из незнакомых они превращались в знакомых.

Поэтому Поллианна со всей искренностью рассказывала красивой девушке о своем отце, о своей тетушке Полли, о своей жизни на Западе и о путешествии на восток, в штат Вермонт. Она рассказывала о новых друзьях и о старых друзьях, и, конечно же, она рассказала об игре. Рано или поздно Поллианна рассказывала об игре практически всякому знакомому человеку. На самом деле игра стала частью его личности, поэтому девочка едва ли могла обойти ее в разговоре.

Что касается девушки из парка, та почти ничего не говорила. Но, со всей очевидностью, она вышла из подавленного состояния, и весь вид ее заметно изменился. Разгоряченные щеки, нахмуренные брови, беспокойный взгляд и нервно стиснутые пальцы свидетельствовали о какой-то внутренней борьбе. Периодически она обращала на Поллианну благодарный взгляд, а в какой-то момент сжала руку девочки с такими словами:

– Послушай, деточка, ты не оставляй меня сейчас, слышишь? Побудь здесь, никуда не уходи! Сейчас должен подойти один мой знакомый. Но что бы он ни говорил, ты не обращай внимания и не уходи от меня. Я останусь с тобой. Хорошо?

Поллианна едва успела набрать в легкие воздуха, чтобы выразить свое удивление, как перед ними уже стоял представительный молодой джентльмен.

– А вот и я! – приветливо улыбнулся он, снимая шляпу перед красивой собеседницей Поллианны. – Ты ждешь! Я хочу, прежде всего, извиниться за свое опоздание.

– Это ничего, сэр, – поспешно ответила девушка. – Я решила, что я не пойду.

Молодой человек рассмеялся.

– Оставь, милая, не злись на кавалера за небольшое опоздание!

– Нет, нет, не в этом дело, уверяю вас, – покраснев, заверила его девушка. – Я серьезно говорю, что не пойду.

– Что за чушь!

Улыбка исчезла с лица молодого джентльмена, и его голос сделался неприятно резким. – Ты вчера сказала, что пойдешь.

– Да, я так говорила, но сегодня я передумала. Я пообещала своей юной подруге, что останусь с ней.

– Ой, если вам нужно идти с этим славным джентльменом, то… – начала было Поллианна торопливо, но прикусила язык, в ответ на отчаянный взгляд девушки.

– Я уже сказала, что не склонна никуда идти и не пойду.

– Это что за манера такая, задний ход давать на полпути? – грубо упрекнул ее молодой человек, что сделало его в глазах Поллианны уже не таким представительным и не таким уж джентльменом. – Вчера ты говорила, что…

– Я помню, – взволнованно перебила его девушка. – Но я еще тогда знала, что мне не следовало соглашаться. А теперь, скажем так, я знаю твердо, что мне не следует идти. И я ни за что не пойду.

И она решительно отвернулась.

Но на этом дело не кончилось. Мужчина никак не унимался. Он стал уговаривать ее настойчивее. А когда убедился, что уговоры не действуют, стал насмехаться. При этом глаза его горели яростью. В конце концов он кинул ей какие-то обидные слова, смысла которых Поллианна не поняла, повернулся на каблуках и ушел.

Девушка проследила за ним пристальным взглядом, пока он совсем не исчез из виду. Тогда она с облегчением вздохнула и положила дрожащую ладонь на руку Поллианны.

– Спасибо, деточка. Вряд ли ты сама понимаешь, чем я тебе обязана. До свидания!

– Вы же не уйдете вот так сразу! – в отчаянии простонала Поллианна.

Девушка устало вздохнула.

– Мне нужно идти. Он может вернуться, а кто знает, хватит ли мне в следующий раз тверд…

Она оборвала речь на полуслове и поднялась со скамейки.

После некоторых колебаний она с горечью добавила:

– Он как раз из тех, что обращают повышенное внимание. А лучше бы такие и вовсе не замечали меня!

С этими словами она удалилась.

– Странная особа, – проворчала Поллианна, провожая удаляющуюся фигуру девушки тоскливым взглядом. – Но она тоже славная и тоже по-своему особенная.

Сделав такой вывод, девочка поднялась и направилась по какой-то тропинке, выбранной наугад.

Глава 6. На помощь приходит Джерри

Через некоторое время Поллианна очутилась на другом краю парка, в месте пересечения двух улиц. Это был очень оживленный перекресток: через него непрестанно проносились автомобили и конные экипажи, спешили прохожие. Внимание девочки сразу же привлекла гигантская красная бутылка в витрине аптеки. Откуда-то издалека доносились звуки шарманки. После некоторых колебаний Поллианна стремительно пересекла перекресток и вприпрыжку помчалась по улице на звук манящей музыки.

По дороге тоже нашлось, на что посмотреть: в витринах магазинов были выставлены удивительнейшие вещи. Когда же Поллианна отыскала, наконец, шарманщика, то обнаружила, что вокруг него танцуют с полтора десятка малышей, от которых глаз невозможно отвести. Они были настолько забавны, что Поллианна прошла некоторое расстояние со странствующим музыкантом только ради того, чтобы насладиться зрелищем танцующих детей. В конце концов она оказалась на перекрестке настолько оживленном, что какой-то могучий человек в синей шинели, подпоясанной ремнем, вынужден был помогать людям переходить улицу. С минуту девочка в немом восхищении смотрела на него. Затем и сама робко двинулась через дорогу.

Это был незабываемый момент. Великан в синей шинели сразу заметил ее и подал ей знак остановиться. Он сам подошел к девочке. Потом они вдвоем перешли улицу, минуя автомобили и лошадей, нетерпеливо фыркающих со всех сторон, и таким образом Поллианна целой и невредимой добралась до противоположного тротуара. Ощущение оказалось настолько приятным, что она тут же снова двинулась через улицу. И еще дважды, с короткими перерывами, она прошествовала по волшебному проходу между замершими транспортными средствами, которые подчинялись мановению руки синего великана. Переводя Поллианну через дорогу в последний раз, тот подозрительно нахмурил брови.

– Послушай, девочка, не ты ли переходила улицу минуту назад? – спросил он. – И еще раз до этого?

– Да, сэр, – бойко отрапортовала Поллианна. – Я переходила четыре раза!

– Да это же… – начал было полицейский гневно.

Но Поллианна не дала ему договорить:

– …и всякий раз было еще приятнее предыдущего!

– Хм, вот как? – пробормотал великан оторопело. – По-твоему, я здесь для твоего развлечения стою? Чтоб тебя водить туда-сюда? – уже увереннее добавил он с упреком.

– Что вы, сэр, нет! – широко улыбнулась ему Поллианна, показав ямочки на щеках. – Не только меня. Вон еще сколько прохожих! А я знаю, кто вы. Вы полицейский. У нас, там, где я живу, возле дома миссис Керю, тоже есть полицейский. Он, правда, ходит вдоль улицы. А раньше я думала, что вы военные – из-за ваших золотых пуговиц на мундире и синих фуражек. Но теперь я знаю: вы полицейский. Хотя, как по мне, вы тоже воины: вон как вы мужественно стоите против всех этих экипажей и автомобилей, защищая прохожих.

– Хо-хо-хо! – рассмеялся великан, краснея, как школьник, и гордо задирая нос.

В следующее мгновение он уже поднял руку, останавливая движение и переводя через улицу испуганную старенькую леди. И если поступь его стала величественнее, а грудь гордо выпятилась, то это была лишь его подсознательная реакция на слова маленькой девочки, в данный момент восторженно взиравшей на него с противоположной стороны улицы. Через мгновение, взмахом руки разрешая движение водителям и извозчикам, он вернулся к Поллианне.

– Ах, как прекрасно вы это делаете – глаз не отвести! – приветствовала его девочка, сияя глазами. – В точности, как Моисей переводил Сынов Израилевых через Чермное море. По вашему знаку волны расступаются, и люди проходят между ними. Представляю, как вам приятно, что вы способны это делать! Раньше я считала, что самую большую радость приносит работа врача, но сейчас склоняюсь к мысли, что полисмену еще приятнее – вот как вам – помогать испуганным людям. А еще…

Однако, вновь смущенно хохотнув, великан в синей шинели поспешил на свое место посреди улицы, и Поллианна осталась на тротуаре одна.

Еще минутку-другую Поллианна полюбовалась на «переход через Чермное море», а затем, в последний раз оглянувшись, отправилась в обратный путь.

«Пожалуй, мне самое время возвращаться домой, – рассуждала девочка. – Скоро ведь и ужинать пора».

Она ускорила шаг, направляясь в ту сторону, откуда пришла.

И только побродив по нескольким незнакомым перекресткам и сделав две неудачные попытки изменить направление, Поллианна осознала, что «вернуться домой» – не такое простое дело, как ей казалось. А когда она увидела дом, которого прежде точно не видела, девочка поняла, что заблудилась.

Она оказалась на грязной узкой улочке с выщербленной мостовой. По обе стороны тянулись мрачные дома и неприглядного вида лавки. Вокруг громко переговаривались какие-то голосистые мужчины и женщины, но ни слова из их речи Поллианна не была способна разобрать. Более того, местные жители смотрели на нее удивленно, так, словно знали, что она нездешняя.

Несколько раз Поллианна попыталась спросить дорогу, но все попытки были напрасны. Похоже, никто не знал, где живет миссис Керю. А последние два человека, к которым она обратилась, ответили энергичными жестами и выражениями на неизвестном ей языке, который Поллианна определила как голландский. На голландском общались в семье Хагерманов, единственных иностранцев Белдинсвиля.

Поллианна плутала по лабиринту незнакомых улиц. Она была напугана, голодна и очень устала. Ноги у нее ныли, а на глаза наворачивались слезы, как она ни пыталась их сдерживать. А хуже всего было то, что, со всей очевидностью, начинало смеркаться.

«Но все равно, – утешала она себя, – я рада, что заблудилась. Тем приятнее будет, когда меня найдут. Этому стоит порадоваться уже сейчас!»

Выйдя на место пересечения двух широких улиц, Поллианна остановилась в полном отчаянии. На этот раз слезы прорвали плотину воли, и, за неимением носового платка, она вынуждена были размазывать соленые потоки по щекам тыльной стороной ладошки.

– Хэй, подруга, чё ревешь? – весело поинтересовался кто-то рядом с ней. – Чё за беда-то?

Облегченно всхлипнув, Поллианна обернулась к мальчишке с пачкой газет под мышкой.

– Ой, как же я рада тебя видеть! – воскликнула она. – Мне так хотелось встретить кого-нибудь, кто говорит не по-голландски!

Мальчишка оскалил зубы в ухмылке.

– Какой еще голландский! – фыркнул он презрительно. – Ты ведь нарвалась-то здесь на макаронников.

Поллианна наморщила лоб.

– В любом случае они не говорили по-английски, – неуверенно рассудила она. – По крайней мере, они не могли ответить на мои вопросы. Но, может, ты ответишь. Ты не знаешь, где живет миссис Керю?

– Не-а! Хоть карманы выверни.

– Как это? – не поняв, переспросила Поллианна.

Мальчишка снова оскалился в улыбке.

– Я говорю, ни сном ни духом. Не выпадало мне счастья спознаться с такой леди.

– Неужели никто ее не знает? – умоляюще спросила Поллианна. – Понимаешь, я вышла прогуляться и заблудилась. Хожу, хожу, а нашего дома нигде нет. Пора ужинать и смеркается. И я домой хочу. Мне очень нужно домой.

– Вот горе-то! Я бы себе места не находил! – с насмешкой посочувствовал мальчишка.

– Да, боюсь, миссис Керю тоже не находит себе места, – вздохнула Поллианна.

– Ну, это все! Ты меня добила, – продолжал насмехаться мальчишка. И вдруг:

– Слушай, а ты знаешь, какая тебе улица нужна?

– Ну, не совсем… Помню, что как-то там и «…авеню», – ответила Поллианна.

– А-ве-ню?! За это тебе пять с плюсом и конфета! Умница. А номер дома какой? Сумеешь вспомнить? Почеши в затылке!

– Почесать в затылке? – переспросила Поллианна и неуверенно поднесла ладонь к голове.

Мальчишка презрительно посмотрел на нее.

– Кончай дурочку валять! Ты не такая пришибленная, какую из себя корчишь. Ты знаешь номер дома, который тебе нужен?

– Н-нет. Но знаю, в нем есть семерка, – вспомнила Поллианна, с надеждой в голосе.

– Вы такое слыхали? – не прекращал потешаться над ней дерзкий мальчишка. – «В нем есть семерка», и я должен по этому признаку распознать дом!

– Ой, дом бы я и сама узнала, если бы его увидела! – бодро заверила его Поллианна. – Я думаю, улицу бы я тоже узнала. Потому что на ней такой красивый сад, по всей-всей длине, прямо посреди улицы.

На этот раз мальчишка заинтересовался информацией всерьез.

– Сад? – переспросил он, – посреди улицы?

– Да, деревья, травка. А посередине, дорожка со скамеечками. И еще…

Мальчишка прервал ее восторженным возгласом:

– О-ля-ля! Комонвелт-авеню, это уж как доктор прописал! Лошадь бы догадалась и привезла!

– Ой, ты действительно знаешь? – умоляюще воскликнула Поллианна. – Вот я только не уверена относительно доктора. Не знаю, там где-то есть доктор рядом. И лошадей я там видела. Хотя у миссис Керю автомобиль. Но лошади…

– Вот и запрягай! – прыснул смехом мальчишка. – Потому что я туда знаю дорогу не хуже, чем ложка в рот! Я туда каждый день отвожу сэра Джеймса, в парк. И тебя отведу. Подожди только, пока я дораспродам все газеты. И окажешься на своей Авеню, не успеешь даже рта разинуть.

– Ты что же, отведешь меня домой? – на всякий случай уточнила Поллианна, снова не до конца поняв.

– Запросто! Если ты узнаешь, который твой дом, фирма гарантирует.

– Да, дом я узнаю, – взволнованно заверила его Поллианна, не замечая сарказма. – Но относительно гарантий фирмы, я не уверена. Если бы ты мог…

Но мальчишка только в очередной раз смерил ее презрительным взглядом и нырнул в плотный поток прохожих. Через мгновение Поллианна услышала из толпы его звонкие крики:

– Покупайте газеты! Вам «Геральд»? «Глоуб»? Газету, сэр?

Облегченно вздохнув, Поллианна отступила к какому-то подъезду и стала ждать. Она была уставшая, но счастливая. Несмотря на некоторые непонятные обстоятельства, она доверяла этому мальчику, а главное, была уверена, что он способен довести ее до дома.

«Он славный, и он мне нравится», – сказала она про себя, следя взглядом за его подвижной энергичной фигурой. – Но говорит он на каком-то странном языке. Вроде бы и на родном, английском, но много непонятных слов, и они не вяжутся по смыслу с тем, что он говорит».

«И все равно, я рада, что он мне встретился», – закончила она, снова вздохнув с облегчением.

Очень скоро мальчишка вернулся, уже без газет.

– На борт, подруга! Пароход отправляется! – весело крикнул он. – В круиз к твоей Авеню. Будь я покруче, доставил бы тебя домой на шикарной машине. Но, поскольку я еще только начинающий бизнесмен, придется нам чесать пешкодрала.

В пути по большей части молчали. Поллианна впервые в жизни от усталости не находила сил на разговоры даже о дамах из Женского благотворительного общества, а мальчик сосредоточился на выборе кратчайшего маршрута движения. Когда они вышли к общественному парку, Поллианна радостно воскликнула:

– Ой, отсюда уже рукой подать! Я помню это место. Я сегодня после обеда, прекрасно провела здесь время. Наш дом где-то здесь близехонько должен быть.

– А я что говорил! Бац – и мы на месте! – хвастал парнишка. – Сейчас проскочим прям на твою Авеню. А там уж дело за тобой – собственный дом найти.

– Ну, уж дом-то я найти сумею, – гордо заявила Поллианна, чувствуя знакомую почву под ногами.

Когда девочка и ее спутник стояли, наконец, на широких каменных ступенях дома миссис Керю, было уже совершенно темно. Дверь открылась на звонок очень быстро, и Поллианна увидела перед собой не одну только Мэри, но также миссис Керю, Бриджит и Дженни. Лица у всех четверых были бледные, а в глазах читалась тревога.

– Деточка, где ты пропадала? – выступая вперед, спросила миссис Керю.

– А что? Я просто вышла прогуляться, – стала оправдываться Поллианна, – и заблудилась, а этот мальчик…

– Где ты ее нашел? – прервала объяснения миссис Керю, властно обратившись к провожатому Поллианны, который с интересом рассматривал чудеса, окружавшие его в ярко освещенном вестибюле.

– Мальчик, где ты ее нашел? – строго повторила она вопрос.

Мальчишка на мгновение поймал взгляд строгой дамы и в глазах его вспыхнули дерзкие огоньки. Но ответил он ей исключительно солидным тоном:

– Я ее нашел вблизи площади Болдуина, мэм. Я так понимаю, она туда прошла через Норт-Энд. Ну и не смогла договориться с тамошними макаронниками. Впрочем, они бы ей все равно ничего путного не посоветовали, мэм.

– Девочка, одна, на Норт-Энд! Поллианна! – ужаснулась миссис Керю.

– Да нет же, миссис Керю, я не одна там была. Там было полным-полно народу на улице. Правда, мальчик?

Но мальчишка, насмешливо осклабившись на прощание, молча исчез за дверью.

В следующие полчаса Поллианна узнала немало важных вещей. Она усвоила, что воспитанные девочки не бродят сами по улицам незнакомых городов, и не садятся на скамейки рядом с незнакомыми людьми, и тем более – не разговаривают с ними. Она также узнала, что «только чудом» ей повезло вообще вернуться домой в тот вечер и избежать очень, очень тяжелых последствий своего необдуманного поступка. Она также запомнила, что Бостон – это не Белдингсвилль и не дай Бог ей даже предположить такое.

– Миссис Керю, – в отчаянии оправдывалась она, – но я ведь здесь, и не потерялась навсегда. Потому, наверное, мне стоит уже радоваться, что все обошлось, вместо того, чтобы думать об ужасных вещах, которые могли со мной произойти.

– Да, деточка, я думаю, ты права, – вздохнула миссис Керю. – Но я из-за тебя натерпелась такого страха, что теперь должна быть совершенно уверенной, что ты больше никогда-никогда так не поступишь. А сейчас пойдем, милая. Ты, верно, здорово проголодалась.

Засыпая в ту ночь, Поллианна сквозь сон прошептала:

– О чем я действительно сожалею, так это о том, что не спросила у мальчика, как его зовут и где он живет. Теперь я не знаю, как его поблагодарить.

Глава 7. Новое знакомство

После той рискованной прогулки за Поллианной пристально наблюдали и, за исключением походов в школу и из школы, выходить из дома ей разрешалось только в сопровождении Мэри или миссис Керю. Это Поллианну ничуть не огорчало, поскольку она любила и миссис Керю и Мэри, а посему всегда была рада их обществу. Они в свою очередь тоже не забывали уделять время девочке. Даже миссис Керю, вспоминая свой ужас при мысли о том, что могло произойти, и облегчение от того, что этого не произошло, прилагала все усилия, чтобы как-то развлекать свою гостью.

Благодаря этому, вместе с миссис Керю Поллианна стала посещать концерты, утренние спектакли, Публичную библиотеку и Музей искусств, а с Мэри они отправлялись на увлекательнейшие познавательные экскурсии по Бостону, в ходе которых они посетили, в частности, Палату Представителей легислатуры штата и Старую Южную церковь.

Однажды, к своему удивлению, миссис Керю выяснила, что, любительница автомобильных прогулок, Поллианна любит троллейбус даже больше.

– Мы поедем на троллейбусе? – с надеждой спросила в тот раз Поллианна.

– Нет, нас повезет Перкинс, – ответила миссис Керю.

– А что, деточка? – добавила она, заметив очевидное разочарование во взгляде девочки. Я думала, тебе нравится автомобиль!

– Очень нравится, – успокоила ее Поллианна. – И в любом случае я знаю, что автомобиль экономнее троллейбуса. Поэтому я бы все равно не…

– Экономнее троллейбуса? – удивленно перебила ее миссис Керю.

– Ну да, – объяснила Поллианна, – поездка на троллейбусе стоит пять центов с человека, а машина ничего не стоит, потому что она же вам принадлежит.

– И, конечно, я люблю автомобиль, – поспешно добавила она, прежде чем миссис Керю успела что-то сказать. – Но в троллейбусе гораздо больше людей, и за ними так интересно наблюдать! Как вы думаете?

– Я так не думаю, Поллианна, – сухо ответила миссис Керю и отвернулась.

Прошло каких-нибудь два дня, и миссис Керю еще кое-что узнала о Поллианне и о троллейбусах – на этот раз, от Мэри.

– Странное дело, мэм, – с жаром рассказывала она, отвечая на какой-то вопрос хозяйки, – просто невероятно, как мисс Поллианна умудряется очаровать любого человека. А самое интересное, что она ничего особенного для этого не делает. Просто она кажется всегда счастливой. Да, я думаю, именно в этом дело. Однажды я видела, как она заходит в переполненный троллейбус: пассажиры там раздражены, мужчины, женщины жалуются, дети хнычут. Через каких-нибудь пять минут пассажиров не узнать. Взрослые улыбаются, дети забыли, что надо плакать. Мисс Поллианна просто сказала мне что-то, а пассажиры вокруг услышали… Или она просто поблагодарила, когда кто-то предложил нам свое место (всегда случается кто-нибудь, желающий уступить место)… Или просто улыбнулась ребенку или собачке. Все собаки приветливо виляют хвостами, только лишь ее увидят, детишки смеются и тянут к ней ручонки… Попадет троллейбус в уличную пробку – неприятное событие, а благодаря ей превращается в веселую шутку. А если мы сели не в тот троллейбус, это просто забавное приключение. И во всем так. Рядом с мисс Поллианной невозможно сердиться или ворчать, даже если троллейбус переполнен и если вы видите ее впервые.

– Хм, очень даже может быть, – мрачно сказала миссис Керю и отвернулась.

Октябрь того года выдался теплым. Погода стояла великолепная. Но известно ведь, что погожие деньки рано или поздно заканчиваются, и вскоре стало понятно, что сопровождать неутомимую Поллианну везде и всюду – это задача, требующая очень много времени и терпения. И если у миссис Керю имелся огромный запас первого, то второго ей, со всей очевидностью, не хватало. В то же время она не могла позволить Мэри тратить все свое время (о терпении в данном случае речи не было) на выполнение бесчисленных фантазий и прихотей Поллианны. А с другой стороны, недопустимым было держать ребенка целыми днями дома, когда стояла такая роскошная осень.

Таким образом, прошло не так много времени, прежде чем Поллианна снова оказалась одна все в том же «прекрасном большом саду», то есть в Бостонском общественном парке. Однако, несмотря на видимость полной свободы, девочка теперь была окружена огромной стеной различных правил и ограничений: ей запрещалось разговаривать с незнакомыми взрослыми и играть с чужими детьми. Ни при каких обстоятельствах она не смела покидать пределы парка, если только речь не шла о возвращении домой. Более того, сопроводив Поллианну в парк, Мэри должна была, прежде чем оставить ее там, убедиться, что девочка не забыла дорогу домой. То есть не забыла ли она, в каком месте Комонвелт-авеню пересекает Арминтон-стрит, на которой располагался парк. И только лишь часы на башне местной церкви пробьют полпятого, Поллианна должна была немедленно возвращаться домой. Иногда она отправлялась на прогулку с какой-нибудь из своих одноклассниц, но в основном ходила сама. Прогулка доставляла девочке огромную радость, несмотря на все досадные ограничения и запреты, установленные миссис Керю. Так, например, если Поллианне и не позволялось заговаривать с людьми, она могла сколько угодно за ними наблюдать. А поговорить в крайнем случае можно было даже с белками, голубями или воробьями, охотно подбегавшими и подлетавшими за своей порцией орешков и зернышек, которые девочка теперь привыкла брать с собой на каждую прогулку в парк.

Прогуливаясь, Поллианна невольно искала взглядом своих новых друзей – тех, с кем познакомилась в первый свой день в парке – мужчину, который так обрадовался, осознав, что у него «есть глаза, руки и ноги»; красивую девушку, которая предпочла избежать общества представительного молодого человека. Однако они ни разу Поллианне не встретились. Зато она часто видела мальчика в кресле на колесах и очень жалела, что не может с ним заговорить. Он тоже кормил белок и птиц. Он так с ними подружился, что голуби порой садились ему прямо на плечи, а то и на голову, а белки бесцеремонно обыскивали его карманы в надежде отыскать там орешки. Но, издалека наблюдая за мальчиком, Поллианна отметила для себя одно странное обстоятельство: несмотря на огромное удовольствие, которое он получал от кормления своих маленьких друзей, принесенное угощение всякий раз исчезало в одно мгновение. Вид у мальчика бывал столь же разочарованный, сколь и у белок, тщетно искавших лакомства в его пустых карманах. Он, однако, почему-то не догадывался в следующий раз прихватить немного больше орешков. Поллианне это казалось несколько недальновидным.

Когда мальчик не играл с птицами и белками, он читал. Он всегда читал. В кресле рядом с ним всегда бывало две или три потрепанные книги, а иногда также и несколько иллюстрированных журналов. Обычно мальчика можно было увидеть на одной и той же аллее. Поллианне чрезвычайно было интересно одно обстоятельство: как он каждый раз туда попадает? День, когда она раскрыла эту тайну, стал по-настоящему незабываемым.

Занятий в школе в тот день не было, и Поллианна с самого утра отправилась в парк. Прошло немного времени, и она увидела, как по одной из тропинок парка мальчика в кресле на колесах везет другой парень, курносый, конопатый и рыжий. Присмотревшись к этому другому мальчику, Поллианна бросилась к нему с радостными воплями.

– Так это ты! Я тебя знаю! Вот только не знаю, как тебя зовут. Это ты нашел меня, когда я потерялась! Помнишь? Какое счастье, что мы снова встретились! Я тогда не успела тебе поблагодарить!

– О-ля-ля! Да это же моя шикарная подружка с А-ве-нью-у-у! – ухмыльнулся мальчишка. – Ты что, опять заблудилась?

– Нет, нет! – заверила его Поллианна, от безудержного счастья приплясывая на цыпочках. – Теперь я никак уже не заблужусь: мне попросту не позволяют выходить из парка. Мне также запрещено разговаривать с незнакомцами. Но с тобой можно, ведь я тебя знаю!

– И с ним тоже можно, если ты нас друг другу представишь, – добавила она, сияя от счастья и взглядом, указывая на мальчика в кресле.

Рыжий мальчишка хохотнул и похлопал по плечу своего подопечного.

– Ну, что, слышал? Моя подружка отказа не потерпит, а? Поэтому я тебя сейчас представлю!

Он выдержал театральную паузу.

– Мадмуазель, позвольте представить вам моего уважаемого друга, сэра Джеймса, лорда переулка Мерфи и…

Мальчик в инвалидном кресле остановил его.

– Джерри, ну что ты комедию разыгрываешь, в самом деле! – воскликнул он раздраженно, а потом, слегка покраснев, повернулся к Поллианне. – Я видел, как ты кормишь белок и птиц. У тебя всегда вдоволь угощения для них! Но я подозреваю, что ты тоже отдаешь предпочтение сэру Ланселоту. И, конечно же, леди Ровене… Как она вчера обошла Гиневру! Утащила у нее угощение прямо из-под носа!

Поллианна растерянно заморгала и наморщила лоб, переводя недоуменный взгляд с одного мальчика на другого. Джерри расхохотался, а потом установил кресло в обычном месте. Уходя прочь, он бросил Поллианне как бы между прочим:

– Не пугайся, подруга: мой приятель не пьян и не сумасшедший. Поняла? Просто он окрестил этими именами своих многочисленных друзей, – и Джерри широким жестом показал на грызунов и птиц, спешивших к ним отовсюду. – По-моему, это даже не человеческие имена. Он их нашел в своих книгах. Понимаешь? Он скорее их всех накормит, чем сам поест. И что ты с ним, с таким, сделаешь?

– Пока, сэр Джеймс, – обратился он к приятелю, скорчив на прощание забавную гримасу. – Дыши свежим воздухом, но и про желудок не забывай! Пока!

Джерри ушел, а Поллианна все еще растерянно хлопала глазами и морщила лоб, когда новый знакомый, улыбаясь, обратился к ней из своего кресла.

– Ты не обращай внимания, это у него стиль такой. Джерри за меня хоть в огонь, хоть в воду. Но он любит всех подначивать. Кстати, где ты с ним познакомилась? Он даже не сказал мне, как тебя зовут.

– Я Поллианна Виттьер. Однажды я заблудилась в городе, а он провел меня домой, – ответила все еще немного растерянная Поллианна.

– Понял. На него это похоже, – кивнул мальчик. – Ведь именно он привозит меня сюда ежедневно.

Поллианна окинула его сочувственным взглядом.

– Сэр Джеймс, а вы совсем не можете ходить?

Мальчик от души расхохотался.

– Только не сэр. Это очередная выдумка Джерри. На самом деле я никакой не сэр.

Поллианна не в состоянии была скрыть свое разочарование.

– Не сэр? То есть и не лорд, как он говорил?

– Конечно, нет.

– А я решила, вы лорд… наподобие юного лорда Фаунтлероя, понимаете? – объяснила Поллианна. – Я попросту подумала, что…

Мальчик возбужденно перебил ее.

– Так вы читали про маленького лорда Фаунтлероя? А о сэре Ланселоте читали? Священный Грааль короля Артура и Рыцарей Круглого Стола? А о леди Ровене и о рыцаре Айвенго? И о тех еще других…

Поллианна неуверенно покачала головой.

– Кажется, я знаю не всех, кого вы назвали, – призналась она. – Они ведь… из книг?

Мальчик кивнул.

– Некоторые из этих книг у меня при себе, – сказал он. – Я люблю их перечитывать. И каждый раз нахожу в них что-нибудь новое. Впрочем, других книг у меня ведь нет. Это отцовские…

– Немедленно прекрати, маленький воришка! – смеясь, обратился он к белке с пушистым хвостиком, что, прыгнув к мальчику на колени, обнюхивала карманы его брюк. – Ничего не поделаешь! Придется сразу их покормить, иначе они нас самих сожрут! Кстати, это сэр Ланселот, он всегда прибегает первым.

Мальчик достал небольшую картонную коробочку и осторожно развернул ее, осознавая, что многочисленные глазки следят за каждым его движением. Вокруг слышалось трепетание крыльев, воркование голубей, щебетание воробьев. Сэр Ланселот замер в боевой готовности на спинке кресла. Его менее храбрый друг присел на задние лапки в нескольких шагах от кресла. Третья белка нетерпеливо визжала, крутясь на нижней ветке ближайшего дерева.

Мальчик достал из коробки несколько орешков, булочку и пончик, на который он посмотрел очень задумчиво. После чего он нерешительно спросил у Поллианны:

– А ты им что-нибудь принесла?

– Принесла и немало всего, – потрясла Поллианна большим бумажным пакетом.

– Тогда, наверное, пончик я сегодня сам съем, – сказал мальчик и, облегченно вздохнув, положил пончик обратно в коробку.

Поллианна не придала значения этим его словам. Она вытащила полную горсть лакомств из своего пакетика, и начался веселый пир.

Это был восхитительный час. Едва ли не самый удивительный час в жизни Поллианны, поскольку она впервые встретила того, кто способен был болтать быстрее и продолжительнее, чем она сама. Этот необычный мальчик обладал неистощимым запасом удивительных историй о мужественных кавалерах и прекрасных дамах, о рыцарских турнирах и крестовых походах. При этом мальчик рассказывал так ярко и живо, что Поллианне казалось, она воочию видит фантастические подвиги рыцарей в сверкающих доспехах, прекрасных дам с золотистыми волосами и в роскошных платьях, украшенных драгоценностями. Слушая, она смотрела на порхающих с места на место беззаботных птичек и на игривых рыжих белок, которые прыгали по залитой солнцем лужайке парка. Она забыла о дамах из Женского благотворительного общества. Забыла даже об игре в радость.

Щеки Поллианны раскраснелись, глаза сияли счастьем, когда девочка путешествовала во времена Золотого Века, где гидом ее был мальчик, влюбленный в рыцарские романы. Она не могла знать, что за короткое время дружеского общения с близким по духу человеком он пытался наверстать все то, что упустил в течение бесчисленных мрачных дней одиночества и тоски.

Когда часы на церкви пробили полдень, Поллианна поняла, что ей пора собираться. И лишь по дороге домой она вспомнила, что не знает, как на самом деле зовут мальчика.

– Знаю только, что «сэр Джеймс», – вздохнула она, нахмурив брови. – Ну, да ничего. Спрошу у него завтра.

Глава 8. Джемма

Но на следующий день шел дождь, и Поллианна не сумела встретиться со своим новым знакомым. На следующий день тоже лил дождь, и она не могла выйти в парк. А на третий день Поллианна все равно не увиделась с ним, несмотря на то, что к тому времени распогодилось и светило солнышко. Она отправилась в парк раньше обычного и ждала очень долго. Однако знакомый мальчик так и не появился. Наконец, на четвертый день, Поллианна увидела мальчика на его обычном месте и бросилась к нему с радостными возгласами.

– Как же я рада! Я несказанно рада, что ты снова здесь! Почему тебя так долго не было? Вчера я искала тебя в парке и не нашла.

– Вынужден был лежать дома. Очень уж боли донимали, – объяснил мальчик.

Поллианна заметила, что он очень бледен.

– Боли? А часто у тебя бывают боли? – сочувственно поинтересовалась Поллианна.

– Всегда, – кивнул мальчик.

В тоне его не было жалобы – он просто сообщал факт из своей повседневной жизни.

– Обычно я просто терплю и отправляюсь на прогулку в парк, несмотря на боль, – продолжал он. – Но иногда бывает нестерпимо больно, как вот вчера…

– Как можно вообще вытерпеть боль, которая никогда не проходит? – поразилась Поллианна.

От волнения, у нее перехватило дыхание.

– Приходится терпеть. Надо принимать жизнь такой, как она есть. Какой смысл рассуждать о том, какой она могла бы быть? К тому же, чем сильнее боль сегодня, тем приятнее завтра, когда она немного отпускает.

– Понимаю. Это, как в игре… – начала было Поллианна, но мальчик перебил ее.

– А ты в этот раз много принесла угощений для животных? – спросил он с беспокойством. – Хорошо, если принесла. Сегодня, видишь ли, у меня ни одного лишнего цента, и мы не смогли купить орешков. В коробке даже для меня почти ничего нет.

Поллианна была потрясена.

– Ты хочешь сказать… тебе самому не хватает еды?

– Точно! – улыбнулся мальчик. – Но это сущие пустяки. Не в первый раз и не в последний. Я уже привык… Посмотри-ка! Вот и сэр Ланселот. Тут как тут!

Поллианна в этот момент не способна была думать о белках.

– А дома, что же, совсем ничего не было?

– Нет, у нас дома еда не залеживается, – засмеялся мальчик. – Мамуля подрабатывает – моет лестницы, убирается в квартирах – там и питается, чем придется. Джерри тоже целый день работает – где сможет, там чего-нибудь и перехватывает. Только завтракает и ужинает с нами вместе… если находится, что на стол поставить.

Поллианна не могла успокоиться.

– А что же вы делаете, если ничего не находится?

– Тогда голодаем, конечно.

– Я никогда не слыхала, чтобы людям совсем нечем было питаться, – проговорила Поллианна срывающимся от волнения голосом, – мы с папой тоже нуждались: приходилось питаться бобами и рыбными тефтелями, когда хотелось индейки. Но какая-то еда у нас всегда бывала. Почему бы вам не обратиться за поддержкой к людям, ко всем этим людям, которые здесь живут, во всех этих домах?

– А что толку?

– Что толку? Каждый может вас чем-нибудь угостить!

Мальчик снова засмеялся, но на этот раз смех его был каким-то странным.

– Ты очень заблуждаешься. Ничего из этого не получилось бы. Что-то я не слыхал, чтобы каждого, кто попросит, угощали отбивной или шоколадным тортом. К тому же, если не знаешь голода, никогда не осознаешь, какими вкусными бывают картофель и молоко. И вообще, тогда не много найдешь такого, что можно записать в Книгу Радости.

– В какую книгу?

Мальчик покраснел от смущения.

– Да нет, не обращай внимания. Я просто забыл, что разговариваю не с Джерри и не с мамулей.

– Но ты сказал, Книга Радости. Расскажи о ней, пожалуйста, – настаивала Поллианна. – Она тоже о рыцарях, лордах и прекрасных дамах?

Мальчик отрицательно покачал головой. Искорки смеха в его глубоких карих глазах вдруг погасли.

– Нет. Хотя было бы хорошо, если бы о них, – вздохнул он печально. – Но когда ты не способен даже встать на ноги, не стоит и мечтать о героических сражениях, военные трофеях… и прекрасная дама не подаст тебе меч перед поединком, и не приходится надеяться на награду из ее рук за победу на турнире.

Глаза его вдруг загорелись, и он вскинул голову, словно на звук боевой трубы. И так же неожиданно огонь в его глазах погас, и он продолжил печально:

– А в моем случае ничего не можешь делать. Только сидеть и думать. А когда думаешь, в голову приходят ужасные вещи. Во всяком случае, мне приходят. Я бы хотел ходить в школу и учиться, и узнать немного больше того, чему способна меня научить мамуля. Вот о чем я думаю. И еще я хотел бы бегать и играть в мяч с другими мальчишками. Об этом я тоже думаю… Я бы охотно продавал газеты вместе с Джерри. Я часто думаю об этом… И я хотел бы никому не быть обузой. Об этом я больше всего думаю.

– Я понимаю тебя… Ах, как понимаю, прошептала Поллианна с глазами, влажными от слез. – В свое время я ведь тоже не могла ходить.

– Вот как? В таком случае ты действительно способна кое-что понять. Но, видишь, ты снова стала ходить, а я – нет.

Мальчик вздохнул. В глазах его читалось крайнее уныние.

– Однако ты так и не рассказал мне о Книге Радости, выдержав паузу, напомнила ему Поллианна.

Мальчик заерзал в своем кресле и смущенно улыбнулся.

– В действительности не о чем особо и рассказывать. Это только для меня что-то значит, а тебя вряд ли заинтересует. Я начал эту книгу год назад. В тот день я чувствовал себя совсем худо. Все складывалось как-то не так. Я много размышлял, и меня охватила жуткая хандра. Тогда я взял одну из отцовских книг и начал читать. Мне попалось там одно стихотворение. Впоследствии я даже выучил его наизусть. Среди прочего, там есть такие строки:

– Меня тогда взяла жуткая злость. Я подумал: вот бы тому стихоплету в мою шкуру попасть. Интересно, какие развеселые «листочки» он бы нашел в моем положении. Меня это все так возмутило, что я решил доказать, насколько тот автор далек от понимания того, что сам пишет. И с тех пор я начал отыскивать собственные «листочки» – то, что казалось мне поводом для радости. У меня нашелся один блокнот, который мне когда-то подарил Джерри, и туда я стал записывать все, что случалось приятного. Все, что как-то порадует меня или покажется мне сколько-нибудь интересным, я решил записывать в свою книжечку. Чтобы выяснить наверняка, сколько на самом деле в моей жизни приятных вещей.

– Правильно! – восторженно воскликнула Поллианна, воспользовавшись паузой, которую мальчик сделал, чтобы перевести дыхание.

– Я, по правде говоря, не ожидал, что приятного окажется так много. Ты не поверишь, но выяснилось, что оснований для радости более чем достаточно. Практически во всем происходившем в моей жизни было что-то такое, что мне хоть немного да нравилось. Ничего не поделаешь, пришлось честно записывать. Прежде всего, приятнейшим делом стала сама книга – само по себе то, что она у меня есть, и я могу все в нее записывать. Потом кто-то подарил мне цветок в горшочке, потом Джерри нашел в подземке отличный роман, которого я не читал. В конце концов, очень увлекательным занятием стал даже сам поиск отрадных фактов. Случалось находить их в совершенно неожиданных обстоятельствах. А потом как-то Джерри наткнулся на мою книжечку. Он очень быстро смекнул, о чем идет речь. Он-то как раз и дал ей такое название – «Книга Радости». Вот и вся история.

– Вот уж действительно история! – воскликнула Поллианна. Удивление на ее лице сменилось восторгом. – Это ведь самая настоящая игра в счастье! Ты в нее играешь, сам того не подозревая. Причем ты играешь мастерски, намного лучше меня самой! Боюсь, сама я выбыла бы из игры, если бы мне нечего было есть или я узнала бы, что никогда не смогу ходить.

Голос девочки дрожал от волнения.

– Игра? – наморщил лоб мальчик. – Какая игра? Я об этом ничего не знаю.

– Поллианна захлопала в ладоши.

– Я знаю, что ты не знаешь! Конечно, не знаешь. Именно это и прекрасно, и очень даже замечательно! Ты только слушай, и я расскажу тебе все-все про игру.

И она ему рассказала.

– Вот это да! – одобрительно вздохнул мальчик, когда она закончила. – Хорошее дело, ничего не скажешь!

– Но надо же такое: ты играешь в мою игру лучше всех, кого я встречала, лучше, чем я сама! А я даже не знаю ни твоего имени, ни вообще ничего о тебе! – восторженно воскликнула девочка. – Но я непременно хочу знать. Я хочу все-все знать.

– Пф-ф! Да ведь и знать-то особо нечего, – пожал плечами мальчик. – Посмотри-ка лучше: вон, бедный сэр Ланселот и все прочие ждут своего угощения.

– Ой, да, действительно! – вздохнула Поллианна, оглядываясь на окруживших их со всех сторон нетерпеливых маленьких обитателей парка.

Она небрежно развернула бумажный пакет и враз вытряхнула все его содержимое, позволив ветру разбросать угощение во все стороны.

– Это дело мы уладили, – удовлетворенно сказала Поллианна. – Теперь можем спокойно поговорить. Потому что мне нужно много всего о тебе узнать. Прежде всего, как тебя на самом деле зовут? Мне известно только «сэр Джеймс».

Мальчик улыбнулся.

– Нет, я не сэр Джеймс, но Джерри именно так меня всегда называет. А мамуля и все остальные называют меня Джеми.

– Джеми?!

У Поллианна даже перехватило дыхание, и в глазах ее вспыхнула горячая надежда, которую она, однако, постаралась сдержать.

– Но мамуля – это ведь значит… мама?

– Понятное дело.

У Поллианны разочарованно вытянулось лицо. Если у этого Джеми есть мама, он, конечно, никак не может быть тем самым Джеми Кентом, мать которого давно умерла. Но, несмотря ни на что, этот мальчик оставался чрезвычайно интересной личностью.

– Где же ты живешь? – расспрашивала его Поллианна. – В вашей семье есть еще кто-нибудь, кроме тебя, твоей мамы и Джерри? А ты здесь ежедневно бываешь? А где твоя Книга Радости? Можно будет ее посмотреть? Тебе врачи так и сказали, что ты никогда не сможешь ходить? А где, ты говоришь, вы раздобыли это кресло?

Мальчик засмеялся.

– Постой, постой! Как, ты хочешь, чтобы я сразу ответил на все твои вопросы? Пожалуй, я начну с последнего и стану двигаться в обратном порядке, если только не забуду, о чем ты спрашивала. Инвалидное кресло у меня появилось около года назад. Джерри знаком с одним из тех джентльменов, что пишут для газет. Тот написал обо мне… ну, что я никогда не смогу ходить и прочее… и о Книге Радости в том числе. Едва его заметку напечатали, как ко мне явилась целая группа людей – мужчин и женщин – и они притащили с собой это кресло. Они сказали, что прочитали обо мне, и что это кресло для меня, и пусть, мол, оно напоминает мне о них.

– Вот это да! Должно быть, ты здорово обрадовался!

– Еще бы! Я тогда целую страницу исписал в Книге Радости.

– Но неужели ты действительно никогда не сможешь снова ходить? – в глазах Поллианна стояли слезы.

– Похоже, что нет. Врачи сказали, не смогу.

– Обо мне вначале говорили то же самое. А потом меня отправили к доктору Эймсу. Я почти целый год пробыла у него в Санатории, и он сумел меня вылечить. Возможно, он смог бы и тебя поднять на ноги!

Мальчик покачал головой.

– Не смог бы… Понимаешь, я все равно не могу поехать к нему. Это стоило бы слишком дорого. Нужно просто смириться с тем, что я действительно никогда больше не смогу… не смогу ходить. Но ты об этом не думай!

Мальчик тряхнул головой, словно бы избавляясь от лишних мыслей.

– Я, по крайней мере, стараюсь просто не задумываться об этом. Знаешь, как бывает: начнешь думать о неприятном, и одно цепляется за другое…

– Да, да, ты прав… Напрасно я заговорила об этом! – извиняющимся тоном произнесла Поллианна. – Ты действительно смыслишь в игре побольше меня. Но ты продолжай. Ты ведь даже и половины не рассказал еще. Где ты живешь? У тебя нет других братьев или сестер кроме Джерри?

Выражение его лица вдруг переменилось, глаза засияли.

– Нет… В действительности, мы ведь с ним не родные братья. Он мне не родственник, как и мамуля. Но ты только подумай, как они ко мне относятся!

– Постой-ка, постой! – насторожились Поллианна. – Так твоя мамуля тебе не родная мать?

– Нет, и именно поэтому…

– И у тебя никогда не было матери? – взволнованно перебила его Поллианна?

– Матери своей я не помню, а отец умер шесть лет назад.

– А сколько тебе тогда было лет?

– Я точно не знаю. Я был еще совсем маленьким. Мамуля говорит, мне должно было быть около шести. Именно тогда они взяли меня к себе.

– Но твое имя Джеми?

Поллианна затаила дыхание.

– Ну да. Я ведь тебе говорил.

– А фамилия?

Поллианна ждала ответа со страхом и с нетерпением.

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Ну, не помню. Я был еще слишком мал. Даже Мерфи не знают. Меня всегда называли просто Джеми.

Снова на лице Поллианны появилось выражение разочарования, но вдруг счастливая мысль озарила ее лицо надеждой.

– Во всяком случае, если ты не знаешь своей фамилии, ты не можешь знать, что твоя фамилия не Кент?

– Кент? – с недоумением переспросил мальчик.

– Да, – возбужденно начала Поллианна. – Понимаешь, один маленький мальчик, которого звали Джеми Кент, он…

Она неожиданно замолчала и закусила губу. Поллианна подумала, что не стоит заранее рассказывать мальчику о своих предположениях. Она должна убедиться в том, что он действительно тот самый некогда пропавший Джеми. Не стоит давать ему надежду, пока есть угроза, что надежда выльется в горькое разочарование. Она еще не забыла, как разочарован был Джимми Бин, когда она вынуждена была сказать ему, что дамы из Женского благотворительного общества не хотят забирать его к себе, а затем еще раз, когда мистер Пендлтон поначалу тоже от него отказался. Поллианна совсем не хотела вновь допустить ту же ошибку. Поэтому она изобразила полное равнодушие к этой чрезвычайно опасной теме и сказала:

– Впрочем, это не так важно… Расскажи лучше о себе. Мне жутко интересно!

– А больше и рассказывать-то нечего, – нерешительно начал мальчик. – Я попросту ничего такого особенного и не знаю. Говорят, правда, мой отец был чудаковатым, ни с кем не общался. Никто не знал его имени, все называли его «профессором». Мамуля говорит, я жил с ним в маленькой комнатке на последнем этаже дома в районе Лауэлл. Как раз в то время по соседству с ними. Они тогда уже нуждались, хоть и не настолько, насколько сейчас. Отец Джерри был еще жив, и у него была работа.

– Рассказывай, рассказывай дальше, – подбодрила его Поллианна.

– Еще мамуля говорит, мой отец был нездоров и становился все более странным. Поэтому я много времени проводил у них, этажом ниже. Я тогда еще передвигался самостоятельно, но с ногами у меня уже было что-то не так. Мы играли с Джерри и его младшей сестрой – она впоследствии умерла. Когда умер мой отец, у меня никого не осталось. Какие-то люди хотели отдать меня в сиротский приют. Но мамочка говорит, я так расстроился и Джерри тоже так расстроился, что они решили оставить меня в своей семье. И оставили. Сестренка Джерри незадолго до того умерла, и они сказали, что я займу ее место в семье. С тех пор я живу у них. Но вскоре после того я упал, и мое состояние ухудшилось. К тому же они теперь очень бедные, потому что умер отец Джерри. И все равно они оставили меня у себя. Они это называют проявлением истинной любви к ближнему.

– О, да, безусловно! – воскликнула Поллианна. – Но их ожидает награда… Я точно знаю, что их ждет награда!

Она дрожала от возбуждения. Последние сомнения исчезли. Она нашла того самого Джеми. Она была в этом совершенно уверена. Но сейчас она ничего не должна говорить. Пусть сперва миссис Керю его увидит, а уж тогда… Ах! Даже неудержимой фантазии Поллианны не достаточно было, чтобы во всей полноте представить будущее счастье миссис Керю и Джеми после их счастливого воссоединения.

Она легко вскочила на ноги, к неудовольствию сэра Ланселота, как раз намеревавшегося поискать крошек и орешков в складках ее юбки.

– Сейчас мне пора домой. Но я непременно приду завтра. Возможно, со мной еще придет одна дама, с которой тебе будет интересно познакомиться.

– Ведь ты завтра снова здесь будешь? – обеспокоенно уточнила девочка.

– Конечно. Если только день будет погожий. Джерри привозит меня сюда каждое утро. Он все устроил так, чтобы у него на это хватало времени. А я беру с собой обед и остаюсь в парке где-то до четырех. Знаешь, как Джерри обо мне заботится!

– Знаю, знаю, – кивнула Поллианна.

– Возможно, найдется еще кто-то, кому охота будет позаботиться о тебе! – нараспев воскликнула она на прощание и с таинственной улыбкой на устах поспешила домой.

Глава 9. Планы и интриги

Пока Поллианна шла домой, в ее голове уже созревал план действий. Завтра она непременно должна тем или иным способом убедить миссис Керю выйти с ней на прогулку в городской парк. Правда, пока Поллианна не знала, как именно этого добиться, но она должна была это сделать.

О том, чтобы прямо заявить миссис Керю, что ее Джеми найден, не могло быть даже речи. Ведь оставалась хоть и небольшая, но вполне реальная вероятность того, что он не тот самый Джеми. В подобном случае неоправданные надежды миссис Керю могли бы вылиться в катастрофу. От Мэри Поллианна уже знала, что миссис Керю дважды впадала в глубокую депрессию после того, как она будто бы выходила на след племянника, сына покойной сестры, а в результате находила совершенно чужих мальчиков. Поэтому Поллианна была уверена, что ей не следует преждевременно раскрывать миссис Керю истинную цель похода в парк. В конце концов, оптимистично уверяла себя Поллианна, всегда найдется какой-нибудь повод, чтобы вытащить ее из дома.

Увы, судьба вновь вносила в планы Поллианны свои суровые коррективы. На этот раз их осуществлению помешал ливень с пронизывающим ветром. Ей достаточно было выглянуть утром в окно, чтобы догадаться, что прогулка в этот день отменяется. К сожалению, погода не изменилась ни на второй день, ни на третий. Вернувшись из школы, Поллианна вынуждена была весь остаток дня слоняться от окна к окну, вглядываясь в небо и с беспокойством спрашивая домашних: «Как вам кажется, понемногу, вроде бы, распогоживается?»

Такое странное поведение и надоедливые вопросы всегда веселой и бодрой девочки вывели из терпения миссис Керю.

– Деточка, что с тобой? – воскликнула она. – Не припомню, чтобы ты прежде так беспокоилась из-за непогоды. А как же твоя знаменитая «игра в радость»?

Поллианна смутилась и покраснела.

– Ой, и правда! На этот раз я, кажется, забыла о своей игре, – призналась она. – Безусловно, даже плохая погода дает повод для радости. Стоит лишь поискать как следует. Я могла бы радоваться тому, что… что дождь когда-нибудь прекратится. Ведь Господь обещал, что не устроит нам второго всемирного потопа. Но, честно говоря, я очень хотела, чтобы сегодня был погожий день.

– А почему именно сегодня?

– Я просто хотела… прогуляться в парке, – сказала Поллианна, пытаясь следить за тем, чтобы голос ее звучал спокойно и ровно. – Я даже думала, может, вы тоже захотите со мной выйти.

Внешне девочка сохраняла полное спокойствие, но сердце ее замирало от волнения.

– Я?! Чтобы я пошла на прогулку в парк? – удивленно вскинула брови миссис Керю и усмехнулась. – Ну, уж нет, спасибо, детка. Боюсь, у меня нет желания.

– Но… вы… вы ведь не откажетесь составить мне компанию? – запинаясь, произнесла Поллианна, которую уже охватывала паника.

– А я уже отказалась.

Судорога перехватила Поллианне горло. Она побледнела и нервно глотнула.

– Миссис Керю, пожалуйста, не говорите, что не пойдете, когда распогодится. Умоляю вас. Понимаете, есть особая причина… причина, по которой я хочу, чтобы вы пошли со мной… Только этот единственный раз.

Умоляющий тон и выражение глаз Поллианны не могли не склонить миссис Керю к положительному ответу. Но было понятно, что согласие она дает крайне неохотно.

– Ладно, дорогая. Пусть будет по-твоему. Но я даю согласие только при условии, что ты пообещаешь до вечера не подходить к окну и не спрашивать меня каждый час, не кажется ли мне, что уже распогоживается.

– Хорошо, мэм, я так и сделаю. То есть я не буду этого делать, – взволнованно залепетала Поллианна. И тут же, увидев на оконном стекле блик, похожий на солнечный лучик, радостно воскликнула:

– Ой, а вам не кажется, что уже рас…

Сама испугавшись своих слов, она оборвала фразу на полуслове и выбежала из комнаты.

На следующее утро погода явно наладилась. Солнце ярко сияло в небе, прохладный воздух был удивительно прозрачным. Правда, ко времени возвращения Поллианны из школы поднялся пронизывающий ветер. Но девочка утверждала, что день очень погожий и она расстроится, если миссис Керю не выйдет с ней на прогулку в парк. И после недолгих возражений миссис Керю все же пришлось с ней выйти.

Поход оказался безрезультатным. Раздраженная женщина пошла торопливым шагом рядом с девочкой, а та все кого-то искала вокруг озабоченным взглядом. Обе они дрожали от холода. Не увидев мальчика на его обычном месте, Поллианна повела свою спутницу всеми аллеями и тропинками парка. Она не хотела поверить, что такое могло случиться: она сумела вывести миссис Керю в парк, а Джеми нет на месте. И она ни слова не могла об этом сказать своей взрослой спутнице.

Вконец продрогшая и обозленная, миссис Керю настояла на немедленном возвращении домой. Потеряв всякую надежду, Поллианна поплелась за ней.

А после наступили очень печальные дни. Поллианна даже опасалась второго всемирного потопа, хотя, по словам миссис Керю, речь шла всего лишь об «обычных осенних ливнях». Бесконечная череда туманов и холодной мороси, пришедшая на смену ливням, наводила еще большую тоску. Если день оказывался относительно погожим, Поллианна сразу бежала в парк. Но напрасно: Джеми она там так ни разу и не нашла.

Наступил ноябрь, и сам парк уже выглядел довольно тоскливо: голые деревья, пустые скамейки и ни одной лодочки на пруду. Правда, белки, голуби и даже воробьи вели себя уже не столь нахально, однако кормить их было скорее грустно, чем весело – каждый взмах пушистого хвоста сэра Ланселота вызывал у Поллианны горькие воспоминания о мальчике, который дал имя этой рыжей белке, но в парке больше не появлялся.

«Какая же я дура, что не спросила, где он живет! – снова и снова упрекала себя Поллианна. – А ведь то был Джеми… Я точно знаю, что он тот самый Джеми. А теперь я вынуждена дожидаться весны, когда вернутся теплые дни и он снова появится на своем месте в парке. Но, может, меня к тому времени уже не будет в Бостоне… Ах, беда-то какая! Я точно знаю, что он тот самый Джеми».

В один из тех тоскливых серых дней произошло неожиданное событие. Однажды, поднимаясь по лестнице, Поллианна услышала сердитый спор. Один голос принадлежал Мэри, а другой…

– Да ни в жизни! Никакой я не попрошайка! – возмущался другой голос. – Что за дела вообще? Мне нужно увидеть свою подругу Поллианну! У меня к ней поручение от… от самого сэра Джеймса! И нечего мне путь загораживать! Лучше вызови мне сюда Поллианну!

Радостно вскрикнув, Поллианна буквально взлетела по лестнице.

– А я уже здесь! Я уже здесь! – задыхалась она от волнения. – Что случилось? У тебя поручение от Джеми?

Споткнувшись на последней ступеньке, она практически упала в объятия мальчика, несмотря на попытки Мэри оградить ее.

– Мисс Поллианна! Вы что же, хотите сказать, что знакомы с этим… с этим малолетним нищим?

Не успел возмущенный мальчик гневно возразить, как Поллианна сама мужественно вступилась за него.

– Он вовсе не нищий. Он названный брат одного из моих лучших друзей. Между прочим, именно он меня нашел и привел домой, когда я заблудилась.

Она резко повернулась к гостю.

– Что случилось? Ты с поручением от Джеми?

– Да. Он уж месяц как хворает, никак не вернется в форму.

– Что, ты говоришь, он делает? – не поняла Поллианна.

– Лежит в постели. Я хочу сказать, он заболел и хочет с тобой увидеться. Ты придешь?

– Он заболел? Ах, как обидно! – расстроилась Поллианна. – Конечно, я его навещу. Возьму только свое пальто и надену шляпку.

– Мисс Поллианна! – строго остановила ее Мэри. – Миссис Керю ни за что вас не отпустит… неизвестно куда, да еще с незнакомым мальчишкой!

– Какой же он незнакомый, – возразила Поллианна. – Я давно его знаю. И мне обязательно нужно с ним пойти.

– Как это следует понимать? – ледяным тоном поинтересовалась миссис Керю, появляясь в дверях гостиной. – Поллианна, кто этот мальчик, и что он здесь делает?

Поллианна обернулась к ней и отчаянно взмолилась:

– Миссис Керю! Вы ведь разрешите мне с ним пойти, правда?

– Пойти? Куда?

– Проведать моего брата, мэм, – вмешался Джерри, стараясь говорить чрезвычайно учтиво. – Понимаете ли, он плохо себя чувствует и прямо покоя мне не дает: пойди, мол, приведи ее, и все тут.

Он показал пальцем на Поллианну.

– Она ему как свет в окошке.

– Так мне можно пойти? – с надеждой спросила Поллианна.

Миссис Керю нахмурилась.

– Пойти с этим мальчиком… Тебе одной? Конечно, нет, Поллианна. Я не понимаю, где твой здравый рассудок, если ты хоть на миг могла такое допустить.

– Но я хочу, чтобы вы тоже пошли… – начала объяснять Поллианна.

– Я? Деточка, это какая-то бессмыслица! Это совершенно невозможно. Если хочешь, дай этому мальчику немного денег. Но…

– Спасибо, мэм, но я пришел не за деньгами, – с чувством оскорбленного достоинства заметил мальчик, сердито сверкая глазами, – я пришел за ней.

– Да, миссис Керю. Это же Джерри… Джерри Мерфи – тот мальчик, что нашел меня и привел домой, когда я заблудилась, – путано объясняла Поллианна. – Теперь вы мне разрешите пойти с ним?

Миссис Керю отрицательно покачала головой.

– Поллианна, об этом даже речи быть не может.

– Но он говорит, что Дже… что другой мальчик болен и хочет со мной увидеться.

– Ничего не поделаешь, нельзя.

– Миссис Керю, я его очень хорошо знаю. Честное слово. Он много читает. Он читает увлекательные книги о рыцарях, лордах и прекрасных дамах. А еще он кормит птиц и белок и дает им имена. Он не может ходить, и ему самому очень часто не хватает еды.

Поллианне от волнения перехватывало дыхание, но она продолжала говорить.

– Он целый год играл в мою игру, хотя и сам об этом не знал. А играет в радость он даже намного лучше меня. Я его искала… Я искала его несколько недель! Честное слово, миссис Керю, мне крайне необходимо с ним увидеться, – нервно всхлипывала Поллианна. – Я не имею права снова его потерять!

Миссис Керю побагровела от гнева.

– Поллианна, что ты несешь! Я очень удивлена. Я удивлена и расстроена твоим поведением, и никак не могу позволить тебе того, что не одобряю. Я просто не могу позволить тебе уйти с этим мальчиком. И, пожалуйста, я больше не хочу никаких разговоров на эту тему.

Вдруг выражение лица Поллианны резко изменилось. Она подняла голову и взволнованно, почти торжественно заговорила, глядя в глаза миссис Керю.

– В таком случае, я вынуждена вам все сказать. Я не хотела, пока не буду знать наверняка. Я хотела, чтобы вы сначала сами его увидели. Миссис Керю, я думаю, это Джеми.

– Джеми? Мой Джеми?

Миссис Керю побледнела.

– Да.

– Этого не может быть!

– Рассудите сами: его зовут Джеймс, Джеми, фамилии он не знает. Его отец умер, когда мальчику было шесть лет, а своей матери он не помнит. Он думает, что сейчас ему около двенадцати. Эти люди взяли мальчика к себе, когда умер его отец. Тот был очень странным человеком, никому не называл своего имени. Он…

Миссис Керю жестом остановила Поллианну. Она побледнела еще больше, но глаза ее горели.

– Мы поедем сию же секунду, – сказала она. – Мэри, скажите Перкинсу, чтобы немедленно подавал машину. Поллианна, надень пальто и шляпку. Ты, мальчик, подожди, пожалуйста, здесь. Мы сейчас соберемся и немедленно отправляемся с тобой.

Она стала быстро подниматься по лестнице. Мальчик остался в прихожей один. Он облегченно перевел дыхание.

– Вот это я понимаю! – сказал он тихонько сам себе. – Поедем в шикарной тачке! Вот это я понимаю! Представляю себе, что на это скажет сэр Джеймс…

Глава 10. В переулке Мерфи

Автомобиль миссис Керю с мягким басистым рычанием, столь типичным для роскошных лимузинов, промчался по Коммонвелт-авеню и выехал на Арминтон-стрит. В салоне, на задних сиденьях, расположились девочка с сияющими глазами и бледная, напряженная от волнения женщина, а впереди, на пассажирском сиденье, гордо восседал Джерри Мерфи, полный осознания своей важной роли, давая указания недовольному шоферу.

Когда лимузин заехал в узкий грязный переулок и остановился у входа в мрачный многоквартирный дом, мальчик выпрыгнул из автомобиля и, забавно копируя манеру богатейских лакеев, которых ему часто приходилось видеть на улицах в центре города, распахнул дверцу дамам и замер в почтительной позе, ожидая, когда они выйдут.

Поллианна выпрыгнула сразу. Глаза ее округлились от удивления и разочарования, когда она огляделась вокруг. Вслед за ней вышла из машины миссис Керю. Она вздрогнула, окинув взглядом грязь, кучи мусора и неопрятных ребятишек, с визгом и дикими криками высыпавших из убогих многоэтажек. Детвора в одно мгновение окружила автомобиль, но Джерри сердито замахал на них руками.

– Брысь, мелкота! – рявкнул он на малышей. – Здесь вам не бесплатное представление! Не галдите и убирайтесь вон. Мигом! Разойдитесь! Дайте дорогу! К сэру Джеймсу пожаловали гости.

Миссис Керю снова вздрогнула и тронула Джерри за плечо.

– Здесь?

Мальчик не услышал ее. Он разгонял детей подзатыльниками, освобождая путь своим спутницам. Мисси Керю не успела опомниться, как уже стояла вместе с мальчишкой и Поллианной перед шаткой лестницей в темном вонючем подъезде.

Она подняла руку, дрожащую от волнения, и охрипшим голосом сказала:

– Постойте. Вы не должны ни слова говорить ему о том, что… возможно, он тот мальчик, которого я разыскиваю. Сначала я сама должна увидеть его… расспросить.

– Конечно! – согласилась Поллианна.

– Лады, – кивнул Джерри. – К тому же меня работа ждет. Мне все равно надо сразу сматываться, так что я вам помехой не стану. А сейчас осторожно ступайте по этой лестнице. Здесь есть такие укромные уголки, в которых всегда спят два-три бездомных шалопая…

– Лифт сегодня, к сожалению, не работает, – пошутил он. – А нам нужно карабкаться на самый верх!

Вскоре миссис Керю увидела эти «укромные уголки», образованные в местах, где гнилые скрипучие доски были совершенно выломаны. Увидела она также и одного из «шалопаев», малыша лет двух, который играл с пустой банкой, таская ее вниз и вверх по лестнице второго этажа. Со всех сторон приотворялись двери, из которых или открыто или тайком выглядывали нечесаные женщины и грязные дети. Где-то навзрыд плакал младенец. С другой стороны доносилась крепкая мужская брань. И на всех этажах стоял запах дешевого виски, гнилой капусты и немытого человеческого тела.

Они поднялись на верхний этаж, мальчик остановился перед закрытой дверью и прошептал:

– Интересно, что скажет сэр Джеймс, когда увидит, какой сюрприз я ему устроил… Что поделаешь, я знаю наперед, что мамочка расчувствуется и заплачет, когда увидит, как Джеми млеет от восторга.

Он широко распахнул дверь и весело воскликнул:

– А вот и мы! А на какой шикарной тачке мы приехали! Скорость у нее – что надо! Уверяю вас, сэр Джеймс!

Крошечная комнатка – темная, холодная, убогая, с голыми стенами – была, однако, безупречно чистой. Здесь не было ни взъерошенных нечесаных голов, ни чумазых детей. Также не ощущался запах виски, капусты или немытого тела. Из мебели в комнате было две кровати, три хромоногих стула, а столом служил ящик из-под какого-то бакалейного товара. В печи едва тлело несколько угольков, тепла от которых, со всей очевидностью, не хватало, чтобы согреть даже такую крошечную комнатенку. На одной из двух кроватей лежал мальчик. От лихорадки глаза его блестели, а на щеках выступил болезненный румянец. Рядом с ним на стуле сидела бледная женщина с признаками суставного ревматизма. Миссис Керю, войдя в комнату, отпрянула, качнулась и, чтобы не упасть, на мгновение оперлась спиной о стену. Зато Поллианна сразу бросилась к больному, а Джерри, пробормотав: «Ну, я уже упоминал, что мне на работу пора!» – выскользнул за дверь.

– Ах, Джеми! Какое счастье, что я наконец нашла тебя! – воскликнула Поллианна. – Если б ты только знал! Я тебя искала каждый день! Но как обидно, что ты заболел!

Сияя счастливой улыбкой, Джеми протянул к ней худенькую бледную руку.

– А мне нисколько не обидно. Я очень даже рад, – он сделал особое ударение на последнем слове. – Я рад, так как благодаря этому ты пришла ко мне. К тому же мне уже получше.

– Мамуля, вот та девочка, что научила меня игре в радость, – гордо объявил он и снова повернулся к Поллианне. – Мамуля тоже присоединилась к игре. Сначала она все плакала, мол, у нее спина разболелась, и она не может работать. А потом, когда мне стало хуже, она обрадовалась, что не может работать, потому что поэтому может оставаться дома, чтобы ухаживать за мной.

В этот момент миссис Керю торопливо двинулась вперед. Она не сводила с мальчика взгляда – взгляда, одновременно испуганного и полного надежды.

– Это миссис Керю, – дрожащим голосом представила ее Поллианна. – Она тоже хотела проведать тебя, Джеми.

Между тем, скованная ревматизмом женщина с трудом поднялась и предложила свой стул миссис Керю. Та опустилась на стул, не отрывая глаз от лица больного мальчика.

– Тебя зовут… Джеми? – с трудом произнесла она.

– Да, мэм, – он смотрел ей прямо в глаза.

– А как твоя фамилия?

– Не знаю.

– Он вам не родной сын? – впервые за все время обратилась миссис Керю к сгорбленной женщине, стоявшей рядом, у кровати.

– Нет, мэм.

– А его фамилии вы не знаете?

– Нет, мэм, никогда не слышала.

В отчаянии миссис Керю обернулась к мальчику.

– Ты подумай, вспомни… Неужели не помнишь о себе ничего, кроме того, что ты… что тебя зовут Джеми?

Мальчик отрицательно покачал головой. На его лице появилось выражение обескураженного любопытства.

– Нет, больше ничего.

– И у тебя не сохранилось ничего из папиных вещей или документов, где могла бы стоять его фамилия?

– Кроме книг, он не оставил ничего, что стоило бы сохранять, – вмешалась миссис Мерфи. – Может, вы хотите на них просмотреть? Эти книги принадлежали ему.

Женщина показала на ряд потрепанных книг на полочке в противоположном конце комнаты. Она не удержалась и спросила:

– А вы думаете, мэм, что были с ним знакомы?

– Не знаю, – сдавленным голосом ответила миссис Керю и, поднявшись со стула, направилась к книжной полке.

Книг было не много, с десяток. Сборник избранных пьес Шекспира, «Айвенго» Вальтера Скотта, зачитанная «Дева Озера», сборник стихов Теннисона без обложки, потрепанный «Маленький лорд Фаунтлерой» и несколько книг по истории Древнего мира и Средневековья…

Миссис Керю внимательно просмотрела и пролистала каждую, но нигде не нашла ни одного написанного от руки слова. Тяжко вздохнув, она снова оберну�

Глава 1. Делла высказывается

Взлетев по крутой лестнице на крыльцо дома ее сестры на Комонвелт-авеню, Делла Уэтерби энергично ткнула пальцем в кнопку электрического звонка. Вся она, от украшенной плюмажем шляпки до туфель-лодочек, излучала здоровье, бодрость и задор. Даже голос ее был напоен радостью жизни, когда она обратилась к отворившей дверь служанке.

– Доброе утро, Мэри! Моя сестра дома?

– Д-да, мэм, миссис Керю дома, – неуверенно промямлила девушка, – но она сказала, что ее ни для кого нет…

– Вот как? Но ведь я не кто-то, – улыбнулась мисс Уэтерби, – значит, для меня она есть.

– Не бойся, всю ответственность я беру на себя, – добавила она в ответ на испуганный взгляд прислуги. – Где она сейчас? В гостиной?

– Д-да, мэм; но… она действительно не велела мне…

Напрасно: мисс Уэтерби уже поднималась по широкой лестнице, и горничная, отчаянно оглянувшись на гостью, закрыла за ней дверь.

Решительно пройдя коридор на втором этаже, Делла Уэтерби подошла к полуоткрытой двери и постучала.

– Мэри, что там еще такое? – ответил раздраженный голос. – Разве я не говорила, чтобы… Ах! Делла?

Любовь и приятное удивление сразу наполнили голос теплом.

– Это ты, милая? Какими судьбами?

– Да, это я, твоя Делла, – широко улыбнулась молодая женщина. – Я возвращаюсь из однодневного отпуска на побережье с двумя другими медсестрами. И вот, на обратном пути в санаторий, решила заглянуть к тебе. Я ненадолго, я вот ради чего…

И она нежно поцеловала обладательницу переменчивого голоса.

Миссис Керю нахмурилась и, невольно, даже чуть отпрянула от сестры. Воодушевление, которое она ощутила, тут же уступило место привычной раздраженной угнетенности.

– Ну, конечно! Я могла бы сразу догадаться! – воскликнула она. – Ты никогда здесь не задерживаешься.

– «Здесь»! – весело рассмеялась Делла Уэтерби, взмахнув руками.

Затем ее голос и весь ее вид неожиданно изменились. Она пристально и нежно посмотрела на сестру.

– Рут, дорогая, я просто не смогла бы поселиться в этом доме, ты сама знаешь. Я просто не смогла бы здесь жить, – мягко добавила она в заключение.

Миссис Керю раздраженно пожала плечами.

– Право, не пойму, с чего бы это, – возразила она сестре.

Дела Уэтерби покачала головой.

– Ты и сама знаешь, дорогая. Я категорически не приемлю всего этого: мрачности, неопределенности, горечи и нытья.

– Но если мне действительно горько, и я страдаю!

– А тебе не следует.

– Почему же нет? Что дает мне повод измениться?

Делла Уэтерби ответила нетерпеливым жестом.

– Рут, послушай, – принялась она убеждать сестру, – тебе тридцать три года. У тебя отменное здоровье, по крайней мере, оно было бы таковым, если бы ты о нем заботилась. У тебя нет недостатка в свободном времени, к тому же денег у тебя более чем достаточно. Кто угодно скажет: в такое замечательное утро ты могла бы найти себе занятие получше, чем тосковать, запершись в этом доме, словно в склепе, и приказав горничной, чтобы та никого к тебе не допускала.

– А если я никого не хочу видеть!

– Сделай так, чтоб захотелось.

Миссис Керю тяжело вздохнула и отвернулась от собеседницы.

– Ах, Делла, как ты не можешь понять? Я не такая как ты. Я не могу… не могу забыть.

Мучительная гримаса исказила лицо молодой женщины.

– Ты имеешь в виду Джеми, я полагаю? Так я вовсе не забыла его, дорогая. Как я могла бы… Но хандра не поможет нам отыскать его.

– Как будто я не пыталась отыскать его! Целых восемь лет, – едва сдерживая слезы, возмутилась миссис Керю. – И отнюдь не с помощью хандры.

– Я знаю, дорогая, – успокоила ее сестра, – и мы не оставим поисков, пока не найдем, или сами пропадем. Но и унывать нет смысла.

– Но у меня больше нет желания что-либо делать, – мрачно пробурчала Рут Керю.

На мгновение воцарилась тишина. Младшая сестра села, глядя на старшую взволнованно и неодобрительно.

– Рут, – наконец произнесла она с нотками отчаяния, – ты меня прости, но ты что же, всегда в таком состоянии будешь пребывать? Понимаю, ты овдовела. Но твоя жизнь в браке и продолжалась-то всего один год, а твой муж был намного старше тебя. Ты в то время была еще почти ребенком, и ваш единственный год совместной жизни должен казаться тебе смутным сном. Нельзя допустить, чтобы этот сон отравил тебе всю жизнь!

– Нет, о, нет, – пробормотала миссис Керю, все так же подавлено.

– Так что же, ты вечно будешь в таком состоянии?

– Что ж… конечно, если бы нашелся Джеми…

– Да, да, я знаю, Рут. Но, дорогая, неужели, кроме Джеми, ничто в мире тебя не радует?

– Не вижу ничего такого, на чем хотя бы задержать внимание, – равнодушно вздохнула миссис Керю.

– Рут! – воскликнула младшая сестра, на мгновение поддавшись гневу. Но тут же засмеялась. – Ох, Рут, Рут, я бы тебе назначила дозу Поллианны. Не знаю никого, кто нуждался бы в ней больше тебя!

Миссис Керю несколько напряглась.

– Я не знаю, что это за «поллианна», но в любом случае я ее не хочу, – резко заявила она, в свою очередь не сдержав гнева. – Ты не в своем любимом Санатории, а я не твоя пациентка. Поэтому ты мне процедуры не назначай и меня не вычитывай. Так и знай.

У Деллы Уэтерби в глазах заплясали огоньки, но лицо сохранило выражение серьезности.

– Дорогая, Поллианна – это не лекарство, – сдержанно объяснила она, – хотя некоторые утверждают, что она необыкновенно тонизирует. Поллианна – это девочка.

– Ребенок что ли? Откуда мне было знать, – недовольно проворчала сестра. – У вас же в медицине применяется «белладонна». Я и подумала, «поллианна» – тоже что-то в этом роде. Тем более ты всегда мне рекомендуешь какие-то новые лекарства. А поскольку ты сказала, «дозу»… Обычно так говорят именно о лекарствах.

– Что ж, Поллианна – тоже в своем роде лекарство, – улыбнулась Делла. – По крайней мере, врачи в Санатории говорят, что более действенного средства они придумать не способны. Это девочка лет двенадцати или тринадцати, и в прошлом году она пробыла в санатории все лето и часть зимы. Правда, мы с ней общались едва ли месяц или два, потому что она выписалась вскоре после того, как я туда прибыла. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы я успела полностью поддаться ее чарам. Впрочем, в Санатории все еще обсуждают Поллианну и не прекращают ее игру.

– Игру?

– Да, – кивнула Делла, загадочно улыбаясь. – Ее «игру в радость». Я никогда не забуду, как впервые ознакомилась с правилами. Одна из назначенных девочке процедур была чрезвычайно неприятной и даже довольно болезненной. Процедура выполнялась по вторникам, с утра. И вскоре после моего прибытия, мне поручили эту процедуру выполнять. Я боялась идти, потому что знала по опыту, что меня ждет: дети капризничают, плачут, а иногда случается и что-то похуже. К моему большому удивлению, девочка встретила меня улыбкой и сказала, что рада видеть меня. Ты не поверишь, но за все время я не услышала от нее ничего громче, чем легкий стон, хотя я знала, как бедняжке больно.

– Должно быть, – продолжала Делла, – я как-то слишком явно выразила свое удивление, потому что девочка с готовностью начала объяснять мне, в чем дело. Она сказала: «Да, я сначала тоже переживала из-за процедуры и боялась ее. Но потом мне пришло в голову, что это совершенно как день стирки у Нэнси. Поэтому именно по вторникам я могу быть счастливой. Ведь до следующего вторника, в таком случае, остается целая неделя».

– Ничего себе рассужденьица! – нахмурилась миссис Керю. – Но я что-то не пойму, в чем заключается игра?

– Я тоже не сразу поняла. Но она мне потом объяснила. Девочка росла без матери. Отец, бедный пастор, воспитывал ее на пожертвования прихожан и Женского благотворительного общества. Девочка очень хотела куклу и очень надеялась найти ее в очередной партии пожертвований. А там оказалась лишь пара детских костылей. Девочка разрыдалась, и тогда отец научил ее игре. Эта игра заключается в том, чтобы находить радость во всем, что бы ни случилось. Он предложил ей сразу же начать и порадоваться тому, что костыли ей не нужны. С тех пор все и началось. Поллианна говорит, раз увлекшись игрой, она уже никогда ее не прекращала. Причем чем тяжелее бывало найти счастливую сторону в обстоятельствах, тем интереснее становилась игра, и тем больше бывала радость, когда удавалось ее найти.

– Ого, это что-то невероятное! – пробормотала миссис Керю, так до конца еще всего и не поняв.

– Ты бы еще не то сказала, если бы увидела последствия игры в Санатории, – согласно кивнула Делла. – А доктор Эймс говорит, он слышал, будто она таким образом перевоспитала весь городок, из которого приехала. Он хорошо знаком с доктором Чилтоном, который женился на тетке Поллианны. Кстати, их брак тоже состоялся с легкой руки Поллианны: она помирила двух влюбленных, уладив их давнюю ссору.

– Года два тому или чуть раньше, – продолжала рассказывать Делла, – отец Поллианны умер, и ее отправили на восток страны, к тетке. В октябре девочка попала под машину. Врачи сказали, она никогда не сможет ходить. В апреле же доктор Чилтон направил ее в Санаторий, и она лечилась там до прошлого марта, почти год. Домой возвращалась она уже практически здоровой. Видела бы ты этого ребенка! Только одно облачко омрачало ее счастье: она, видишь ли, не могла проделать весь путь домой пешком. Насколько мне известно, весь город встречал свою любимицу с духовыми оркестрами и приветственными транспарантами.

– Впрочем, – сказала Делла в завершение, – о Поллианне нет смысла рассказывать. Ее нужно увидеть! Потому-то я и сказала, что тебе не помешала бы доза Поллианны. Тебе пошло бы очень на пользу.

Миссис Керю гордо задрала подбородок.

– Не хотела бы я уподобляться тебе, – холодно заметила она. – Я не нуждаюсь в перевоспитании, и я ни в кого такого не влюблена, с кем мне нужно было бы помириться. И если что-то и кажется мне невыносимым, так это пуританская проповедница, которая бы меня наставляла, что мне следует за все благодарить судьбу. Я бы никогда не вынесла…

Ее слова прервал звонкий смех сестры.

– Ах, Рут, Рут! – проговорила Делла сквозь смех. – Поллианна отнюдь не проповедница! Если бы ты только раз увидела этого ребенка! Впрочем, мне следовало предвидеть. Я же говорила, что о Поллианне бессмысленно рассказывать. И, конечно же, ты не склонна знакомиться с ней. Но сказать, что она «пуританская проповедница»!..

Молодую женщину охватил очередной приступ смеха. Но в следующее мгновение она посерьезнела и пристально посмотрела на сестру встревоженными глазами.

– А, по правде говоря, дорогая, неужели ничего нельзя сделать? Зачем же тратить понапрасну свою жизнь? Почему бы тебе не выйти наконец из дома, не пообщаться с людьми?

– Зачем, если у меня нет ни малейшего желания? Я устала от людей. Знаешь, я всегда скучала в обществе.

– Ну, а если тебе взяться за какую-нибудь работу? Благотворительность…

Миссис Керю раздраженно махнула рукой.

– Делла, милая, мы все это уже проходили. Я отдала достаточно денег на благотворительность. На самом деле, может, даже излишне много. Я не очень-то верю в обнищание населения.

– Дорогая, если бы ты посвятила себя какому-нибудь делу, – попыталась осторожно настаивать на своем Делла, – если бы заинтересовалась чем-то, это помогло бы тебе изменить свою жизнь, и тогда…

– Делла, милая, прекращай, – прервала ее упрямая старшая сестра. – Я люблю тебя, и я рада, что ты навестила меня, но я терпеть не могу поучений. Тебе пошла на пользу роль ангела-хранителя: ты подаешь людям стакан воды, перебинтовываешь им разбитые головы. Возможно, тебе это помогает забыть Джеми, но мне бы не помогло. Я только еще острее вспоминала бы о нем, думала бы, есть ли кому позаботиться о нем, подать ему стакан воды, перебинтовать голову… К тому же, само общение с больными людьми было бы мне неприятно.

– А ты уже пробовала?

– Еще чего! Конечно, нет! – в голосе миссис Керю прозвучали нотки презрительного возмущения.

– Так откуда же такая уверенность, если ты даже не попыталась? – спросила молодая сестра милосердия, вставая, несколько утомленная спором. – Мне пора, дорогая. Нужно еще встретиться с девушками на Южном вокзале. Наш поезд отправляется в половине первого.

– Прости, если я, сама того не желая, заставила тебя сердиться, – добавила она, целуя сестру на прощание.

– Делла, я не сержусь на тебя, – вздохнула миссис Керю. – Вот если бы только ты смогла понять меня…

Спустя мгновение, миновав молчаливые мрачные коридоры, Делла Уэтерби вышла на улицу. Выражение ее лица, жесты, походка были совсем не такими, как всего лишь час назад, когда она поднималась на крыльцо дома своей старшей сестры. Куда подевались бодрость, живость, радость жизни! Молодая женщина плелась, вяло переставляя ноги. Вдруг она резко подняла голову и глубоко вздохнула.

«Я в этом доме не выдержала бы и недели, – подумала она, вздрогнув. – Не думаю, ах, не думаю, что даже Поллианна была бы способна соперничать с мрачной его атмосферой. Единственную радость она бы нашла разве в том, что ей не приходится там жить».

Дальнейшие события, однако, показали, насколько притворным было неверие Деллы Уэтерби в способность Поллианна изменить положение вещей в доме миссис Керю. Только лишь молодая медсестра вернулась в Санаторий, она узнала нечто такое, что заставило ее уже на следующий день помчаться за восемьдесят километров, назад, в Бостон.

Как Делла и предполагала, она нашла миссис Керю в точно таком же состоянии. Было такое ощущение, что они вообще не расставались.

– Рут, я просто не могла не вернуться! – радостно провозгласила она, торопливо ответив на удивленное приветствие сестры. – И на этот раз ты должна уступить и сделать по-моему. Слушай! Я думаю, если только ты пожелаешь, та девочка, Поллианна, может поселиться у тебя.

– Я не же-ла-ю, – холодно отчеканила миссис Керю.

Но Делла Уэтерби словно бы и не слышала ее. Она возбужденно объясняла суть дела.

– Вчера, едва вернувшись в Санаторий, я узнала, что доктор Эймс получил письмо от доктора Чилтона, того, что женился на тетке Поллианны, я тебе говорила. Так вот, он пишет, что на зиму уезжает в Германию на какие-то медицинские курсы. А жену он хочет взять с собой, если сумеет убедить ее, что Поллианне будет хорошо в частной школе-интернате. Но миссис Чилтон не склонна оставлять девочку одну. Поэтому он боится, что и жена с ним не поедет. Это же наш счастливый случай, Рут! Я хочу, чтобы ты на эту зиму пригласила Поллианну к себе. Она будет ходить в местную школу.

– Делла, какая нелепая идея! Зачем мне хлопоты с ребенком!

– У тебя не будет с ней хлопот. Девочке уже тринадцать или около того, и ты даже не представляешь, какая она способная.

– Я не люблю способных детей, – неприязненно заметила миссис Керю и засмеялась.

Именно ее смех придал отваги младшей сестре, и та взялась убеждать старшую с удвоенным пылом.

То ли сыграл свою роль фактор неожиданности и новизна подхода, то ли история Поллианны действительно тронула сердце Рут Керю. А может, она просто поленилась опровергать аргументы сестры, посыпавшиеся на нее градом. Но, что из этого ни повлияло на первоначальное мнение Рут Керю, через час, когда Делла Уэтерби торопливо покидала дом старшей сестры, та уже успела пообещать, что примет у себя Поллианну.

– Но учти, – предостерегла миссис Керю сестру на прощание, – только эта малышка начнет поучать меня и проповедовать милосердие, она тотчас же вылетит отсюда, и тогда можешь делать с ней, что тебе самой заблагорассудится. А я ее терпеть не стану!

– Я приму к сведению, но я спокойна, – сказала Делла, кивая на прощание.

Уже выйдя из дома, она прошептала сама себе: «Половина дела сделана. Осталась другая половина – убедить Поллианну, чтобы она сюда переехала. Уж я напишу такое письмо, что ее никто не сможет от этого отговорить!»

Глава 2. Старинные друзья

В тот апрельский вечер в Белдингсвиле миссис Чилтон дождалась, пока Поллианна уляжется спать, и уж тогда начала с мужем разговор по поводу письма, которое она нашла в утренней почте. Впрочем, она в любом случае была бы вынуждена подождать с семейным советом, учитывая ненормированный рабочий день мужа и достаточно долгий путь, который доктор ежедневно проделывал на работу и обратно.

Было уже около половины десятого, когда он вошел в комнату жены. Его усталое лицо осветилось радостью при виде любимой женщины, но тотчас же в его глазах появилось выражение беспокойства.

– Полли, любимая, в чем дело? – озабоченно спросил муж.

Жена грустно улыбнулась в ответ.

– Дело в письме. Однако я не предполагала, что ты заметишь мое беспокойство по одному лишь моему виду.

– Ну, так зачем же было принимать такой вид? – улыбнулся он в ответ. – Так что в письме?

Какое-то мгновение миссис Чилтон колебалась, поджав губы. Затем взяла лежавшее рядом с ней письмо.

– Я тебе его прочитаю, – сказала она. – Письмо от Деллы Уэтерби из санатория доктора Эймса.

– Хорошо, начинай! – велел муж, растянувшись на диване, что стоял рядом с креслом жены.

Но, прежде чем начать, она поднялась и укрыла мужа шалью из серой домотканой шерсти. Прошло около года со дня свадьбы миссис Чилтон. Ей самой исполнилось сорок два. И, кажется, в этот короткий год брачной жизни, она пыталась отдать мужу весь тот нерастраченный запас женской заботы и нежности, который копился в ней в течение двадцати лет одиночества и недостатка любви. Со своей стороны, доктор, который женился в сорок пять лет и у которого за плечами тоже были только одиночество и недостаток любви, отнюдь не возражал против этой «концентрированной» нежности. Другое дело – принимая эту заботу и нежность вполне охотно, он пытался не выказывать чрезмерного восторга. Доктор замечал, что миссис Полли, столь долгое время бывшая мисс Полли, еще не вполне привыкла к своему положению замужней женщины, поэтому, если проявления ее чувств принимались со слишком очевидной благодарностью, она впадала в панику и пыталась сдерживать свое «неуместную» заботливость и «бессмысленную» нежность. Итак, муж ограничился тем, что слегка похлопал ее ладонь, когда разглаживала на нем шерстяную шаль.

Женщина устроилась рядом и начала вслух читать письмо.

«Моя дорогая миссис Чилтон, – писала Делла Уэтерби, – шесть раз я начинала писать Вам письмо и шесть раз разрывала его. Поэтому я решила не «начинать» больше, а сразу изложить Вам, что мне от Вас требуется.

Мне нужна Поллианна. Возможно ли это?

Мы познакомились с Вами и Вашим мужем в марте, когда Вы приехали за Поллианной, чтобы забрать ее домой, но я думаю, что Вы меня вряд ли помните. Я попрошу доктора Эймса (который меня знает очень хорошо) написать Вашему мужу, чтобы Вы смогли без опасений доверить нам (я надеюсь на это) свою знаменитую племянницу.

Насколько я понимаю, Вы уехали бы с мужем в Германию, если бы у вас были те, на кого вы решились бы оставить Поллианну. Поэтому я осмелилась предложить Вам оставить ее у нас. Более того, дорогая миссис Чилтон, я прошу Вас об этом. И, с Вашего позволения, объясню, почему.

Моя сестра, миссис Керю, несчастная женщина. Жизненные обстоятельства совершенно сломили ее. Она создала вокруг себя безрадостную гнетущую среду, в которую не проникает даже лучик солнца. Я думаю, Ваша племянница Поллианна единственная во всем мире способна привнести в ее жизнь хоть лучик солнца. Не позволите ли Вы ей сделать такую попытку? Если бы я только могла описать Вам, что Поллианна сумела сотворить у нас в Санатории! Но выразить это словами невозможно. Это можно только увидеть. Я давно уже поняла, что о Поллианне нет смысла рассказывать, потому что в рассказах она предстает склонной к поучениям самодовольной проповедницей. А мы с Вами знаем, насколько она далека от этого. С Поллианной надо познакомиться, и она сама себя покажет. Вот оттого я так хочу познакомить ее со своей сестрой. Разумеется, Поллианна будет посещать школу, но в это же время она смогла бы исцелить израненное сердце моей сестры.

Не знаю, как закончить это письмо. Это кажется даже более сложным, чем начать его. На самом деле я бы его не заканчивала вообще. Мне хочется писать дальше и дальше из опасений, что, прервавшись, я даю Вам шанс отказать мне. Итак, если Вы действительно склонны сказать «нет», прошу Вас, считайте, что я снова и снова убеждаю Вас в том, как мне нужна Ваша Поллианна.

Исполненная надежды, Ваша Делла Уэтерби».

– Вот так вот! – воскликнула миссис Чилтон, откладывая письмо. – Случалось тебе читать подобный бред или слышать более нелепую, абсурдную просьбу?

– Я не уверен, – улыбнулся доктор. – В конце концов, желание приблизить к себе Поллианну не представляется мне таким уж нелепым.

– Но она это представляет таким образом… «Чтобы она исцелила израненное сердце сестры»… Можно подумать, речь идет не о ребенке, а о каких-то лекарствах!

Доктор от души расхохотался.

– В определенном смысле, Полли, так и есть. Я сам неоднократно жаловался, что не могу назначать ее, как назначают медикаменты или процедуры. А Чарли Эймс говорит, с тех пор, как Поллианна прибыла в санаторий и до момента, когда ее выписали, они всегда заботились, чтобы каждый пациент получил свою дозу Поллианны.

– «Дозу»! – фыркнула миссис Чилтон. – Скажешь еще тоже!

– Так ты ее не отпустишь?

– Конечно же, нет! Неужели ты думаешь, я способна отпустить ребенка с совершенно чужим человеком? Еще и с такой неуравновешенной особой… Знаешь, Томас, я думаю, если бы я согласилась на это, по приезде из Германии я получила бы племянницу разлитой в бутылки с этикеткой: как принимать, в каких дозах и от каких болезней.

Доктор снова захохотал, откинув голову назад. Но через мгновение выражение его лица изменилось, и он вытащил из кармана другое письмо.

– Я сегодня утром тоже получил письмо, от доктора Эймса, – объяснил он со странной ноткой в голосе, заставившей его жену нахмуриться. – Позволь я тоже прочитаю тебе это письмо.

«Дорогой друг Том! – начал он. – Мисс Делла Уэтерби попросила меня «дать характеристику» ей и ее сестре, что я очень охотно делаю. Этих девушек я знаю практически с момента их рождения. Они происходят из добропорядочной благородной семьи и получили безупречное благородное воспитание. С этой точки зрения, тебе нечего бояться.

Сестер было трое: Дорис, Рут и Делла. Дорис обручилась с мужчиной по имени Джон Кент, хотя семья этот брак не одобряла. Кент происходил из уважаемой семьи, но сам был личностью сомнительной и, бесспорно, очень эксцентричной. Иметь с ним дело было не слишком приятно. В свою очередь, он был недоволен отношением к нему родственников жены, поэтому молодые супруги почти не общались с родней, пока не родился их первенец. Все Уэтерби боготворили малыша Джеймса, или Джеми, как они его называли. Дорис, молодая мать, умерла, едва мальчику исполнилось четыре года. Уэтерби прилагали все усилия, чтобы убедить отца отдать им ребенка. Но Кент вдруг исчез, забрав сына с собой. С тех пор он как в воду канул, несмотря на все поиски.

Эта потеря, можно сказать, добила стариков – мистера и миссис Уэтерби. Оба вскоре после этого умерли. Рут в то время уже побывала замужем и овдовела. Ее муж, мистер Керю, был очень богат и намного старше жены. Он прожил с молодой женщиной что-то около года и отошел, оставив ее с маленьким сынишкой, который через год тоже умер.

С тех пор как исчез малыш Джеми, Рут и Делла, похоже, посвятили себя единственной цели – найти его. Они тратили деньги безоглядно, они перевернули вверх дном весь мир, но все напрасно. Со временем Делла занялась медициной и стала медсестрой. Она блестяще работает и стала энергичной, жизнерадостной здоровой женщиной, какой ей и надлежит быть. Однако своего пропавшего племянника она не забывает ни на минуту и не пренебрегает ни одной ниточкой, которая могла бы к нему привести.

Иначе сложилась судьба миссис Керю. Потеряв своего ребенка, она отдала племяннику всю свою нереализованную материнскую любовь. Можете представить себе ее отчаяние, когда тот пропал. Произошло это восемь лет назад, и для нее эти годы стали восемью годами страданий, тоски и горечи. Она может позволить себе все, что можно купить за деньги, но ничего в мире ее не радует, ничего не интересует. Делла чувствует, что сестре настало время вырваться из плена одиночества. И также Делла верит, что светлая как солнышко племянница твоей жены, Поллианна, обладает тем ключиком, который открыл бы дверь в новую жизнь для миссис Керю. Если это действительно так, я надеюсь, вы сможете удовлетворить просьбу Деллы. Осмелюсь добавить, что я лично тоже был бы признателен вам за это, поскольку Рут Керю и ее сестра очень давние и близкие друзья моей жены и мои, и все, что касается их, также касается и нас.

Неизменно твой друг,Чарли».

Когда доктор дочитал письмо, молчание продлилось так долго, что он, наконец, спросил:

– Полли, что скажешь?

Все та же тишина. Присмотревшись к лицу жены, доктор заметил, что ее, как правило, неподвижные губы и подбородок дрожат. Поэтому он терпеливо ждал, пока жена заговорит.

– Как думаешь, когда они ждут ее приезда? – спросила она, наконец.

Неожиданно для себя доктор Чилтон ответил вопросом на вопрос.

– Значит, ты отпустишь ее? – воскликнул он.

Жена взглянула на него возмущенно.

– Томас, как ты можешь такое спрашивать! Ты полагаешь, будто после такого письма я посмела бы не пустить ее? После того, как доктор Эймс попросил об этом лично? После всего, что этот человек сделал для Поллианны, неужели я решилась бы отказать ему в чем-либо… о чем бы он ни попросил?

– Моя ты милая! Надеюсь только, доктору Эймсу не придет в голову попросить твоей любви, счастье мое, – язвительно заметил муж.

Но жена не пожелала оценить этот юмор и ответила строго:

– Напиши, пожалуйста, доктору Эймсу, что мы отправляем Поллианну: пусть он передаст мисс Уэтерби, чтобы та подробнее изложила нам свои пожелания. Надо решить все вопросы до десятого числа следующего месяца. То есть до времени твоего отъезда. Понятно, что я, прежде чем поеду с тобой, хочу лично убедиться, насколько хорошо ребенок устроен.

– А Поллианне когда скажешь? Завтра, наверное?.. И что именно ты ей скажешь?

– Я еще не решила. Но в любом случае только самое необходимое. Ни при каких обстоятельствах мы не имеем права испортить Поллианну. А ребенок не может не испортиться, если вобьет себе в голову, будто она какая-то… так сказать…

– …«бутылочка с наклейкой: в каких дозах принимать, от каких болезней»? – улыбаясь, закончил доктор за нее предложение.

– Да, – вздохнула миссис Чилтон, – все держится на ее непосредственности. Ты сам знаешь, дорогой.

– Да, знаю, – утвердительно кивнул мужчина.

– Конечно, она знает, что и ты, и я, и полгорода – все играют в ее игру, и что мы счастливы в жизни именно потому, что играем в нее.

Голос миссис Чилтон задрожал, она сделала паузу. Затем продолжила:

– Но если бы, вместо того чтобы просто оставаться собой, она сознательно определила бы свою миссию, она уже не была бы той радостной наивной девчушкой, которую отец научил играть в радость. Она превратилась бы в самодовольную проповедницу, как писала та медсестра. Это было бы неизбежным.

– Итак, что бы я ей ни сказала, она не услышит, что призвана ободрить миссис Керю, – с решительным видом вставая и откладывая свое рукоделие, подытожила миссис Чилтон.

– Я всегда знал, какая ты мудрая, – одобрил ее слова муж.

Поллианне сообщили на следующий день. Вот, как это было:

– Милая моя, – начала тетя, оставшись в то утро наедине с племянницей, – хотела бы ты эту зиму провести в Бостоне?

– С тобой?

– Нет. Я решила ехать с твоим дядей в Германию. Но миссис Керю, хорошая знакомая доктора Эймса, пригласила тебя к себе на всю зиму. И я склонна отпустить тебя к ней.

Поллианна расстроилась.

– Но тетечка Полли, в Бостоне не будет ни Джимми, ни мистера Пендлтона, ни миссис Сноу – никого из моих знакомых.

– Не будет, милая. Но они тоже не были твоими знакомыми, пока ты не приехала сюда и не познакомилась с ними.

Лицо Поллианны озарила улыбка.

– А что, тетя Полли, это правда! Наверняка, в Бостоне есть свои Джимми, и мистер Пендлтон, и миссис Сноу, которые только и ждут, чтобы я с ними познакомилась. Правильно я говорю?

– Правильно, дорогая.

– Тогда мне есть чему порадоваться. Я думаю, тетя Полли, ты теперь умеешь играть лучше меня. Вот мне и в голову бы не пришло, что там люди ждут знакомства со мной. Да еще сколько их! Я некоторых видела два года назад, когда мы были там с миссис Грей. Мы там стояли целых два часа по дороге с Запада. Там, на вокзале, один человек, очень славный, подсказал мне, где можно напиться воды. Думаешь, он там еще бывает? Я бы охотно с ним подружилась. А еще была очень славная леди с маленькой девочкой. Они живут в Бостоне. Они сами так сказали. Девочку зовут Сьюзи Смит. Возможно, я могла бы с ними познакомиться. Как думаешь, я могла бы? И был там еще мальчик, и еще одна дама с малышом. Но те живут в Гонолулу, поэтому их я вряд ли там встречу. Ну и, наконец, там живет миссис Керю. Тетя Полли, а кто такая миссис Керю? Она наша родственница?

– Вот беда-то, Поллианна! – воскликнула миссис Чилтон полушутя-полуотчаянно. – Ты надеешься, что кто-то способен угнаться за твоими рассуждениями, когда ты каждые две секунды мысленно перескакиваешь из Бостона в Гонолулу и обратно! Нет, миссис Керю нам не родственница. Она сестра мисс Уэтерби из Санатория. Ты помнишь мисс Деллу Уэтерби из Санатория?

Поллианна всплеснула руками.

– Она ее сестра? Сестра мисс Уэтерби? Ох, тогда она замечательная. Потому что мисс Уэтерби была замечательная. Мне ужасно нравилась мисс Уэтерби. У нее были морщинки-смешинки в уголках рта и глаз, а еще она рассказывала прекрасные истории. Я была с ней всего лишь два месяца, потому что она прибыла в санаторий незадолго до того, как я выписалась. Мне сначала было обидно, что она не была там все это время. Но со временем я была даже довольна, потому что, если бы она была с нами все это время, было бы гораздо труднее с ней расставаться, чем когда мы с ней были знакомы такое короткое время. А теперь я буду как будто бы снова с ней, потому что я буду с ее сестрой.

Миссис Чилтон вздохнула и закусила губу.

– Поллианна, деточка, ты не можешь быть уверена, что они настолько уж похожи друг на дружку.

– Тетечка Полли, они же сестры, – возразила девочка, широко открывая глаза, – а сестры, я думаю, должны быть очень похожи между собой. У нас в Женском благотворительном обществе было две пары сестер. Две сестры были близнецами. Так те были так похожи друг на друга, что ты бы ни за что не определила, которая из них миссис Пек, а которая миссис Джонс. Ну, пока у миссис Джонс не выскочила бородавка на носу. Тогда уж мы легко их стали различать, потому что сразу смотрели на бородавку. Я так и сказала миссис Джонс, когда она как-то стала жаловаться, что, мол, люди ее часто называют миссис Пек. А я ей говорю: они бы не ошибались, если бы обращали внимание на бородавку, как вот я делаю. А она отчего-то ужасно рассер… расстроилась. Хоть я, право, не знаю, чем она была так недовольна. Я думаю, ей бы радоваться, что нашелся способ так легко их различать. Тем более что она была председателем Комитета и любила, чтобы ей отдавали должное почтение, представляя гостям или на торжественных ужинах. Но она почему-то спасительной бородавке не радовалась. Я даже слышала впоследствии от миссис Уайт, что миссис Джонс делала все возможное, чтобы только избавиться от бородавки, и готова была ради этого даже . Впрочем, я себе не представляю, каким образом подобное может помочь. Тетя Полли, а еж за пазухой действительно помогает от бородавок на носу?

– Деточка! Конечно же, нет. Поллианна, ты как заведешь речь о своем Женском благотворительном обществе, тебя прямо невозможно остановить!

– Тетя Полли, правда? – виновато спросила девочка. – Так тебя это раздражает? Честное слово, тетечка, я не хотела тебе досаждать. А если даже тебе надоедают мои воспоминания о Женском благотворительном обществе, ты можешь этому радоваться. Ведь когда я вспоминаю о Женском благотворительном обществе, ты можешь быть уверена, что я счастлива оттого, что меня больше с ними ничего не связывает, и у меня есть своя собственная родная тетя. Тетечка Полли, правда, тебе это приятно?

– Да, да, дорогая, конечно, приятно, – улыбнулась миссис Чилтон, вставая и выходя из комнаты.

Ей вдруг сделалось неловко из-за тех остатков своего давнего раздражения по поводу безграничной радости Поллианны по любому поводу.

На протяжении нескольких последующих дней, пока велась переписка по поводу зимнего пребывания Поллианны в Бостоне, сама девочка, готовясь к отъезду, наносила прощальные визиты своим друзьям в Белдингсвиле.

В Вермонтском городке Поллианну знали сейчас практически все. И практически все играли в ее игру. Те немногие, кто от этого еще воздерживался, возможно, еще не до конца понимали, в чем заключается игра в радость. Теперь же Поллианна ходила из дома в дом с известием о том, что зиму она проведет в Бостоне. И все отчетливее повсюду в городке по этому поводу выказывалось разочарование – везде: от кухни в доме тетушки Полли до большого дома на Пендлтонском холме, где обитал мистер Джон Пендлтон.

Нэнси решительно высказала всем, кроме своей хозяйки, что лично она считает поездку в Бостон полнейшей бессмыслицей. Со своей стороны, она бы скорее пригласила мисс Поллианну к своим, на Кулички. И пусть бы тогда миссис Полли ехала в эту свою Гармонию или куда там ей еще захочется.

Мистер Джон Пендлтон с Пендлтонского холма сказал, по сути, то же самое. Но он не побоялся выразить свое мнение миссис Чилтон прямо в глаза. Что касается Джимми, двенадцатилетнего мальчика, которого Джон Пендлтон приютил в своем доме, потому что так хотела Поллианна, и которого он теперь усыновил, потому что так захотелось ему самому… так вот, Джимми был просто возмущен и не замедлил свое возмущение выразить.

– Ты только-только вернулась, – упрекал он Поллианну таким тоном, к которому прибегают мальчики, пытаясь скрыть свою все еще детскую чувствительность.

– Вот тебе раз! Да я здесь еще с конца марта. И, наконец, я уезжаю-то не навсегда, а только на эту зиму.

– Что с того? Тебя не было почти целый год. И если бы я знал, что ты сразу уедешь, я бы сроду не помогал устраивать тебе встречу с транспарантами, и оркестрами, и всем остальными, когда ты возвернулась из своей Санатории.

– Джимми Бин, очнись! – воскликнула Поллианна, ошеломленная этой тирадой, и продолжила с некоторым превосходством, происходящим из оскорбленного чувства собственного достоинства. – Во-первых, я не просила встречать меня «с оркестрами и всем остальным», а во-вторых, ты допустил две ошибки в одном-единственном предложении. Санаторий, это слово мужского рода. А «возвернулась», так тоже не говорят. По крайней мере, звучит как-то неуклюже, мне кажется.

– Кому какое дело до моих ошибок?

Поллианна взглянула на паренька с осуждением.

– Тебе самому, кажется, не было безразлично. Летом ты просил меня исправлять тебя каждый раз, когда ты говоришь неправильно, ведь мистер Пендлтон хотел, чтобы ты научился говорить грамотно.

– Если бы ты, Поллианна Виттьер, выросла в приюте, где у тебя ни одной родной души и где никто тебя знать не хочет, а не среди старушек, которым больше делать нечего, как тебя воспитывать да обучать грамотной речи, ты бы тоже не знала какое слово какого рода, а может, и похуже ошибки допускала бы.

– Ладно тебе, Джимми Бин! – вспыхнула Поллианна. – Наши дамы из Женского благотворительного общества вовсе не были старушками!..

– То есть далеко не все и не такими уж… – поспешила уточнить девочка (ее склонность к буквализму все же возобладала над гневом), – не такими уж старыми, а…

– Если так, то и я вовсе не такой уж и Джимми Бин, – гордо задрав нос, перебил ее мальчишка.

– Ты не… В каком смысле? – удивилась девочка.

– Мистер Пендлтон официально усыновил меня. Он говорит, что давно хотел это сделать, но жалел времени на волокиту. Но теперь уж не пожалел. Поэтому меня правильно называть Джимми Пендлтон. А я его не должен называть дядя Джон, но я еще было не… то есть, я еще не привык. Поэтому я еще не всегда его правильно называю.

Несмотря на то, что мальчик говорил сердито и обиженно, лицо Поллианны засветилось радостью. В восторге, она захлопала в ладоши.

– Как это замечательно! Значит, теперь есть у тебя родная душа, которая хочет тебя знать. И не надо никому объяснять, родные вы или не родные, потому что у вас одна фамилия. Я так рада! Я просто счастлива, счастлива!

Парень вдруг спрыгнул с каменной стены, на которой они сидели вдвоем, и пошел прочь. Щеки его пылали, а в глазах стояли слезы. Именно Поллианне он обязан был свалившимся на него счастьем, и он это вполне осознавал. А он Поллианне только что такого наговорил…

Джимми отфутболил подвернувшийся под ногу камешек, затем другой, и еще один. Он боялся, что горячие слезы брызнут у него из глаз и побегут по щекам. Парень снова отфутболил камень, и еще один, а потом подобрал с земли третий и что было силы швырнул его прочь. Спустя минуту он вернулся к Поллианне, все еще сидящей на каменной ограде.

– А спорим, я первым добегу до вон той сосны! – с притворным задором предложил он.

– А спорим, что нет! – воскликнула Поллианна, спрыгивая со стены.

Правда, состязания так и не состоялись: Поллианна вовремя вспомнила, что быстрый бег на данный момент все еще оставался для нее одним из запрещенных развлечений. Но для Джимми это было не так уж принципиально. Главное – щеки его уже не пылали, а слезы отступили от глаз. Джимми снова был самим собой.

Глава 3. Доза Поллианны

По мере приближения восьмого сентября – дня, на который был запланирован приезд Поллианны – миссис Рут Керю впадала во все более глубокое нервное раздражение. Она упрекала себя за опрометчиво данное обещание взять к себе девочку. В этом обещании она раскаивалась с первой же минуты. Собственно, не прошло еще и суток со дня того разговора, как она написала сестре, требуя расторгнуть договоренность. Но Делла ответила, что отступать поздно, поскольку и она сама, и доктор Эймс уже отправили свои письма Чилтонам.

Вскоре пришло еще одно письмо от Деллы, в котором сестра сообщала, что миссис Чилтон дает свое согласие и через несколько дней приедет в Бостон лично, чтобы уладить вопрос со школой и т. п. Поэтому оставалось только позволить событиям развиваться своим путем. Осознав это, миссис Керю покорилась неизбежности, хотя и очень неохотно. Конечно, когда к ней в назначенное время нагрянули Делла и миссис Чилтон, миссис Керю не нарушила общепринятых правил элементарного гостеприимства, однако была очень довольна тем, что неотложные дела и нехватка времени заставили миссис Чилтон ограничиться лишь очень коротким сроком пребывания.

То, что прибытие Поллианны предполагалось не позднее 8 сентября, было, пожалуй, к лучшему, поскольку миссис Керю все равно, вместо того, чтобы примириться с мыслью о появлении нового человека в доме, только все больше раздражалась по поводу того, что она называла «минутной слабостью», из-за которой она «согласилась на бессмысленную выдумку Деллы».

Делла, надо сказать, вполне осознавала, в каком душевном состоянии пребывает ее сестра. И если внешне Делла держалась бодро, то в глубине души опасалась вполне возможных последствий. Но она верила в Поллианну и, положившись на девочку, решила позволить той сразу начать свою работу самостоятельно, без постороннего вмешательства. Для этого она умудрилась устроить так, чтобы миссис Керю сама встретила девочку на вокзале, а сама она исчезла сразу после первых приветствий, представив друг дружке гостью и сестру и сославшись на предварительную договоренность. Таким образом, миссис Керю не успела опомниться, как осталась с ребенком с глазу на глаз.

– Делла, постой!.. Но, Делла… ты ведь не можешь… Я же не… – отчаянно выкрикивала она вслед сестре, пытаясь ее задержать.

Но та была уже далеко и если даже и слышала, то не этого не показала. В отчаянии и раздражении, миссис Керю повернулась к стоявшей рядом гостье.

– Какая жалость! Она вас не услышала, – сказала Поллианна, провожая медсестру взглядом, полным надежды. – А я так хотела, чтобы она еще немножко побыла со мной… Впрочем, теперь у меня есть вы. И я этому очень рада.

– Да, у тебя есть я, а у меня есть ты, – мрачновато подтвердила миссис Керю.

– Пойдем, нам в эту сторону, – добавила она, показывая направо.

Поллианна послушно повернулась в указанную сторону и зашагала рядом с миссис Керю через огромный вокзал. Раз или два она обеспокоенно взглянула в насупленное лицо женщины. И, наконец, решилась высказать свои опасения.

– Наверное, вы ожидали, что я буду хорошенькой… – взволнованно предположила она.

– Хорошенькой? – удивленно переспросила миссис Керю.

– Да, курчавой, знаете, и так далее. Разумеется, вам интересно было, какая я с виду. Так же, как мне было интересно узнать о вас. Но я сразу знала, что вы милая и славная, как ваша сестра. Я могла это представить, глядя на нее, а вам, конечно, не на кого было посмотреть. А я на самом деле не хорошенькая, потому что веснушчатая. Наверное, это не очень приятно, когда ждешь хорошенькую девочку, а приезжает такая, как я. Зато…

– Что ты выдумываешь, детка! – резковато перебила ее миссис Керю. – Пойдем за твоим чемоданом, а потом поедем домой. Я надеялась, сестра побудет с нами, но, похоже, она не способна посвятить мне даже один вечер.

Поллианна улыбнулась и кивнула.

– Я вас понимаю. Но, видимо, ее кто-то ждал, я так думаю. В Санатории она ежесекундно была кому-то нужна. Это ведь обременительно, когда людям постоянно что-то от тебя нужно. Значит, ты часто себе не принадлежишь, когда тебе самой от себя что-то нужно. С другой стороны, надо, наверное, радоваться тому, что ты всегда кому-то нужен?

Ответа не последовало: впервые в жизни миссис Керю задумалась о том, есть ли в мире кто-нибудь, кому она действительно нужна. Впрочем, не очень-то ей и хотелось быть кому-то нужной. В этом она сама себя убеждала, пытаясь овладеть собственными мыслями. Она хмуро взглянула на девочку, но Поллианна этого взгляда не заметила: глаза ее разбегались при виде окружающей суеты.

– Ничего себе, сколько народу! – в восторге воскликнула она. – Даже больше, чем в прошлый раз. Но я, как ни высматриваю, никого не вижу из тех, кто мне попался тогда. Разумеется, дамы с ребенком здесь не найти, потому что они из Гонолулу. Но была еще девочка, Сьюзи Смит, она здешняя, из Бостона. Может, вы ее даже знаете. Вы не знакомы со Сьюзи Смит?

– Нет, со Сьюзи Смит я не знакома, – сухо ответила миссис Керю.

– В самом деле? Она очень славная и очень хорошенькая: черноволосая, с такими, знаете, кудрями… у меня такие будут, когда я отправлюсь в Рай. Но вы не волнуйтесь: я ее постараюсь найти и вас непременно с ней познакомлю.

– Ой, какой красивый автомобиль! А мы что, на нем поедем? – воскликнула Поллианна, когда они вдруг остановились перед шикарным лимузином, дверцы которого распахнул перед ними одетый в ливрею шофер.

Шофер не сумел скрыть улыбку. Зато миссис Керю ответила тоном человека, для которого поездка в автомобиле – это лишь утомительное передвижение из одного пункта в другой.

– Да, мы поедем на автомобиле.

– Перкинс, домой, – добавила она, обращаясь к нарядному шоферу.

– Ух! Так это ваш автомобиль? – угадала Поллианна в женщине собственницу лимузина. – Какой же он элегантный! Так вы, должно быть, очень богаты. То есть по-настоящему богаты. Богаче людей, у которых ковры в каждой комнате и мороженое по воскресеньям, как у Уайтов из моего Женского благотворительного общества. То есть это его жена была в Женском благотворительном обществе. В те времена я считала их богатыми. А сейчас я знаю, что богатые – это у кого перстни с бриллиантами, горничные и котиковые шубы, а еще шелковые и бархатные платья на каждый день. И автомобиль. У вас все это есть?