Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы бесплатное чтение

Микки Нокс
Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы

© Нокс М., 2019

© ООО «Издательство Родина», 2019

* * *

Было бы здорово, если бы кто-то ответил мне, зачем я все это сделал. Что послужило для этого поводом; потому что у меня подходящего ответа нет.

Джеффри Дамер

Пролог

1992 год

– Мистер Ресслер, мистер Ресслер, вы уже провели несколько сеансов с Милуокским монстром, вы можете дать предварительное заключение?

– Сеансы проводят психотерапевты и с целью излечения больного, я же всего лишь могу лишь беседовать с людьми. Подчеркиваю тот факт, что в моей компетенции беседы лишь с людьми, с монстрами общается Стивен Кинг, наверное.

Роберт Ресслер говорит с налетевшими журналистами, еле сдерживая свое раздражение.

Тогда, в 1992 году, он вот уже два года как был на пенсии. Двадцать лет безупречной службы, создание общей базы данных всех нераскрытых преступлений в стране, создание уникального метода профайлинга серийных убийц, – все это уже осталось в прошлом. Кажется, что тогда, после второй или третьей беседы с Дамером, он впервые начал осознавать это. Он продолжал, как это принято в Чикаго, работать двадцать четыре часа в сутки, выступать с лекциями, давать свои заключения о вменяемости или невменяемости преступника. За полтора года, которые он провел в отставке, у него просто не нашлось времени для того, чтобы осознать тот факт, что его карьера в ФБР закончилась.

Когда начался суд над Джеффри Дамером, не было ни одной газеты, журнала или вечернего ток-шоу, в котором так или иначе не затронули тему Милуокского монстра. Эта привычка журналистов придумывать клички всем серийным убийцам всегда раздражала людей, занятых расследованием преступлений маньяков. Понять ход мыслей человека, совершившего убийство, можно. Но вот что можно сделать с монстром? Как понять его мысли? Придумывая клички, пресса не только тешила самолюбие преступников, но и как будто лишала их статуса человека. «Кто, кроме чудовища, сможет убить десятки человек?» – часто восклицали на ток-шоу так называемые «эксперты». Ресслера постоянно приглашали на подобные мероприятия, и таких выкриков он слышал множество. Профайлер должен понимать преступника, представлять себя на месте серийного убийцы, а журналисты низводили этот труд до статуса зоопсихолога, разгадывающего мысли утконоса.

22 июля 1991 года Джеффри Дамера арестовали в его квартире под номером 213. Узнав об этом, Роберт предполагал, что со дня на день его пригласят провести серию бесед с Дамером. Но этого не произошло. Ни через неделю, ни через несколько месяцев. Конечно, профессиональное любопытство буквально сжигало его. Ресслер продолжал считаться главным специалистом по серийным убийцам в стране, и на всех встречах, лекциях и интервью его теперь спрашивали лишь о том, когда он даст свое заключение по Дамеру. О том, что это заключение Ресслера никто даже не попросил сделать, никто даже подумать не мог.

Ресслер решил задействовать свои старые связи и сделал несколько звонков, чтобы организовать встречу с Дамером. В конце концов, это было необходимо, хотя бы для его новой книги. Ему пообещали «сделать все возможное», но так и не позвонили.

Лишь в январе 1992 года, когда выяснилось, что судьбу Дамера будет решать суд присяжных, Роберту удалось встретиться с ним. Обвинение настаивало на том, чтобы было принято заключение нескольких психиатров, уже проведших экспертизу Дамера, но против прошения о заключении самого Ресслера никто выступить не решился.

Наверное, нужно сказать несколько слов о нем. По нему никогда нельзя было сказать, сколько ему лет. Поначалу такие люди выглядят много старше своих лет, а затем пересекают грань усталости и начинают поражать всех своих родственников прогрессивностью своих взглядов. Все просто. Человек выглядит не на свой возраст, но на то количество опыта, которое ему отмерила судьба. Заметили, наверное, что многие путешественники, певцы и музыканты, как ни стараются, попросту не могут выглядеть моложе своего возраста, лишь потому, что пережили значительно больше своих ровесников. Одетый в строгий костюм, в своих неизменных огромных очках, заслонявших его от самых темных глубин самых черных в истории душ, сейчас он выглядел уже немного уставшим. Нужно было признать, что он больше не незаменим, да и может ли вообще человек быть незаменимым? Если речь идет о такой огромной системе, как ФБР?

– Пройдемте, мистер Ресслер, мы уже подготовили переговорную, – сообщил подошедший парень в форме, на вид ему было лет двадцать и на лице его явственно читалась гордость от того, что он участвует в этом историческом событии: встрече двух легенд.

В переговорной Ресслер встретил адвоката Дамера Джеральда Бойла, без присутствия которого Ресслер не имел больше права беседовать с обвиняемым. Они поздоровались и начали разговаривать о какой-то никому не интересной ерунде. По негласному закону, в переговорной не заводили разговоров о семье, даже самых обобщенных и нейтральных. Ресслер как никто знал, как важно максимально оградить семью от повседневного ужаса, с которым приходилось сталкиваться на работе.

Дверь переговорной открылась, и небольшое помещение моментально переполнилось людьми. Три конвоира вели невысокого, хорошо сложенного молодого человека в точно таких же очках на половину лица, как и у самого Ресслера.

– Здравствуйте, – тихо кивнул он и продолжил стоять.

Роберт отодвинул стул, но, заметив вопросительный взгляд Дамера, вспомнил о конвоирах и предложил ему сесть вслух.

– Как ты отнесся к известию о том, что тебе предстоит еще одна серия бесед с психиатром? – поинтересовался Роберт, когда конвоиры вышли из переговорной.

– Хорошо. Мне кажется, что это то единственное, что я могу сделать для пользы общества. Чем больше вы выясните, тем лучше сможете защищать людей от таких монстров, как я, – тихо, но уверенно говорил он. – И мне бы хотелось, чтобы вы сказали, безумен ли я. – На этой части фразы голос его дрогнул. Вряд ли это заметил сидящий рядом Джеральд Бойл, но Роберт отчетливо услышал это изменение интонации.

– Возможно, ты болен, или безумен, возможно, нет, но я против того, чтобы кого бы то ни было называли монстрами, – размеренно произнес он.

В первую встречу Роберт задавал те же вопросы, что и десятки психиатров до него. На следующий день беседа была уже чуть менее формальной. Дамер пришел на нее с большой коробкой, которую отдал Роберту, когда интервью подошло к концу. Профайлер осторожно взял ее, но, прежде чем открывать, поинтересовался, что в ней. Конечно, там не могло содержаться чего-то пугающего, но часом ранее Дамер рассказывал о том, как поместил голову одной из жертв в железный сейф и долгое время хранил ящик в своей комнате. Сейчас перед Робертом стоял обычный человек, пациент или клиент, но иногда забыть о том, что сделал сидящий перед ним человек, бывало трудно.

– Это письма моих поклонников. Я уверен, что эти люди нуждаются в психологической помощи, и думаю, что им еще можно помочь. Вам они нужнее, чем мне, – пояснил Дамер.

Это была лишь малая часть корреспонденции, которую получал Джеффри Дамер. На тот момент его популярность лишь немногим уступала популярности хип-хоп-исполнителей тех лет. Фанаты серийных убийц – особая категория людей. В абсолютном большинстве случаев они не рисковали стать убийцами, как думал Дамер, но вот стать жертвой маньяка они могли легко. Впрочем, даже это не было главным. Страшнее было то, что те люди, кто когда-либо всерьез задумывался о том, чтобы совершить убийство, перейти за грань самого страшного порока, видели то, как моментально серия чудовищных преступлений превращала тихого и незаметного человека в звезду. Жажда славы и признания редко была целью действий маньяка, но практически всегда являлась сопутствующим мотивом. Когда Роберт Ресслер заглянул в коробку, он увидел аккуратные стопки писем, перевязанные почтовой бечевкой. Их никто даже не пытался прочесть.

В тот момент не было уже в Штатах журналиста, не написавшего статью про Милуокского монстра по имени Джеффри Дамер. Стоит ли говорить, что в уединенном и обособленном штате Милуоки все разговоры рано или поздно сводились к обсуждению ужасов, творившихся в квартире 213.

После той второй встречи я решил поинтересоваться у Роберта, в чем, по его мнению, заключается феномен Дамера.

– Что обычно женщины называют, когда описывают свой идеал?

Не помню точно, что я перечислял, но среди прочего я назвал чувство юмора, интеллект, искренний интерес к личности, желание создать семью. На последнем пункте все, кто был тогда в офисе, начали саркастически улыбаться.

– Девушки все прощают красивым парням, – откликнулся собирающийся домой парень, имени которого я не знал. Он был полноват для своих лет, что, судя по всему, стало причиной его проблем с девушками.

– Дамер просто пример искреннего интереса к внутреннему миру людей и любви к животным, – хмыкнул Ресслер. – Он ведь хотел, чтобы его искренне любили, хотел безраздельно властвовать над любящим его человеком. Не получив этого в должном объеме, его сознание извратило эти вполне обычные для мужчины желания в эту страшную и уродливую форму, – задумчиво добавил он.

Это тогда показалось дежурной шуткой старого профайлера, но чем больше я узнавал о жизни Дамера, тем больше в ней появлялось смысла. Его действительно интересовал внутренний мир человека, и единственным осмысленным мотивом его действий было желание искренней и безусловной любви. И вот это уже пугало. Кто-то направляет эти желания в работу, желая спасти сначала весь мир, а потом хоть кого-то. Кто-то сосредотачивается на благополучии своей семьи, из тех же самых побуждений. Иногда по тем же причинам человека сжигают приступы необоснованной ревности, ярости или агрессии. Иногда человек приковывает свою вторую половину к дому (иногда и в прямом смысле, но чаще в переносном). А если нет ни семьи, ни работы, способных создать эту иллюзию безусловной любви? Ответ на этот вопрос зависел от психиатрической экспертизы Дамера. Ведь если он безумен, это проблема природы, но если вменяем, это бы значило, что чудовище скрывается в душах каждого из нас.

Глава 1

Меня всегда злит, когда кто-то пытается обвинить во всем произошедшем моих родителей. Эти заблуждения не имеют ничего общего с реальностью. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал…

Джеффри Дамер

1959 год

– Погодите, то есть вы больше не выпишите мне эти таблетки?! – воскликнула красивая девушка в кабинете врача терапевта центрального госпиталя Милуоки.

– Нет, мисс Дамер, мне очень жаль. Курс пока не закончен, но мы не можем рисковать. Действие этого препарата на беременных пока не изучено, – сообщил врач. Красивая девушка была замужем за уважаемым ученым и ждала ребенка, какой тут может быть повод для грусти? По правде говоря, он не понимал, зачем ей вообще нужны антидепрессанты.

Депрессия – самая удивительная из всех психических болезней. Ее можно и, безусловно, нужно лечить, но невозможно вылечить. Нет-нет, это вовсе не повод лезть в петлю. Депрессия проходит, но вовсе не оттого, что вы ее лечили. Она проходит сама по себе. Рано или поздно вы почувствуете, что ваши глаза наполнились слезами. Родственники и друзья встревожатся и начнут переживать, но на самом деле слезы – это хорошо. Это значит, что депрессия пока еще медленно и неохотно выпускает вас из своих крепких и липких объятий.

Поразительно, но именно в ХХ веке число людей, в той или иной форме страдающих от этого заболевания, перевалило за 30 %. Больше трети всего человечества. Упомянем тот факт, что во время войн, природных или техногенных катастроф этот процент падает до совершенно незначительной цифры. Да и кому вообще интересны люди с депрессией, когда идет война или надвигается очередное цунами? Если убрать из статистики страны Африки и некоторые страны Азии, в которых у людей попросту нет времени на то, чтобы обращать внимание на свое психическое здоровье. Итак, мы получаем поразительные цифры. В условиях более или менее благополучной и размеренной жизни, когда один день отличается от другого не больше, чем вид из вашего окна вчера отличается от того пейзажа, который вы видите сегодня, мозг попросту перестает замечать гормоны радости, которые продолжает получать. Хотя, если он их не видит, зачем эти гормоны вообще нужны? Организм человека – самая точная и эргономичная машина, какая когда-либо существовала на свете. Все то, что не используется, моментально начинает отмирать, атрофироваться, давая возможность развиться другим системам.

Вполне успешные в своем деле, имеющие семью и друзей люди в какой-то момент вдруг начинали гаснуть. Большинство из них списывали все на сезонную хандру или первые приметы возраста, но кое-кто утрачивал способность работать и поддерживать видимость нормальной жизни. Тогда они шли к врачам, которые поначалу попросту не знали, что посоветовать таким пациентам. Конечно, доктор Фрейд прописывал таким людям вполне безобидное средство^[1], которое имело весьма приятный веселящий эффект, но очень скоро стало очевидно, что эта безобидная микстура подозрительно быстро вызывает привыкание. Чуть позже появились антидепрессанты, а уже во второй половине ХХ века появились и лекарства нового поколения. Они не вызывали привыкания в обычном понимании этого слова, никак не ухудшали качество жизни человека и, самое главное, делали мир человека с депрессией нормальным. В нем все так же было мало красок и радости, но теперь с этим можно было жить, а это ведь немаловажно. Мозг получал достаточное для нормального функционирования количество гормонов, отвечающих за положительные эмоции, и продолжал работать в привычном режиме. Если что-то дается просто так, зачем это вырабатывать? Зачем тратить драгоценные ресурсы (а мозг – самый энергозатратный орган, за время шахматной партии человек тратит столько же калорий, сколько и во время пробежки) на то, что и так дадут минут за пятнадцать до приема пищи? Такие таблетки существенно снижали выработку гормонов радости, но, согласитесь, это ведь не такая высокая плата за возможность жить более или менее полноценной жизнью? Человек пропьет длительный курс препаратов, психика стабилизируется и накопит достаточно ресурсов для того, чтобы настроиться на нормальную работу уже без препаратов.

Это 1959 год. По телевизору беспрестанно рассказывают о различных митингах и акциях против войны во Вьетнаме, которые устраивают странные люди в брюках клеш, цветных рубашках и с давно не мытыми волосами. Поразительно, но среди них очень много девушек-студенток. Впрочем, это где-то там, далеко, в Нью-Орлеане, Вашингтоне, Нью-Йорке. Хуже осознавать, что ее муж Лайонел каждый день видит сотни таких же девушек, приезжая в университет на занятия. Когда Джойс впервые приехала к Лайонелу в университет Маркетт, она была поражена тем, какое количество девушек там учится.

Студенческий городок занимает довольно обширную территорию, в сердце которой находится небольшой парк и лужайка. Джойс приезжает в середине дня, когда у Лайонела уже закончились занятия. Молодой человек ведет девушку на лужайку. Так проводят свое свободное время сотни других студентов. Здесь прогуливают пары, замышляют безумные выходки, пьют пиво, прикрывая банки бумажными пакетами, за углом можно было купить какие угодно наркотики… Здесь уже ощущался дух свободы, который привнесла с собой хиппи-культура, но только здесь, на лужайке перед университетом. В других уголках штата все еще правят консервативные 1950-е.

Джойс приехала в аккуратном белом платье с пышной юбкой ниже колен и небольшой корзинкой для пикника. Она выглядит так, будто бы сошла с экранов дневной мыльной оперы. Именно этим девушка и нравится ему.

– Может быть, мне тоже попробовать поступить в университет? – в очередной раз интересуется она.

– Не говори глупостей. Тебе же нравится работать на почте, ты сама же об этом говорила.

Они собираются пожениться, а в Висконсине и по сей день считается признаком нищеты, если белая замужняя девушка выходит на работу. Что уж и говорить о 1959 годе. Джойс работает на почте, принимает сообщения для телеграмм, вполне приличная для девушки работа.

– Кто будет платить за твое обучение? – уже чуть спокойнее спрашивает Лайонел, доставая новый сэндвич из корзинки.

– Я же работаю на почте! – возмущается девушка.

Это звучит скорее как шутка. Даже если двадцать лет работать на почте в две смены, вряд ли можно было бы оплатить обучение в университете, а Лайонел только через пару месяцев должен был получить степень бакалавра-химика. О каком-то серьезном доходе вряд ли можно будет мечтать в ближайшие пару лет. Конечно, им бы одобрили кредит на обучение, но какой в этом смысл, если кредит на дом значительно нужнее?

Родители Джойс говорят девушке то же самое, добавляя к этому, что она окончательно сошла с ума. В семье Джойс эти слова имеют особое значение. Бабушка девушки всегда была немного не в себе, а ближе к сорока окончательно сошла с ума. Возможно, на то повлияла тяжелая жизнь, которая выпала на ее долю после переезда из Швеции в Штаты, или же Великая депрессия, которую ей также довелось пережить, но факт оставался фактом: бабушка Джойс с сорока лет начала впадать во все более длительные периоды безумия, которые вскоре перестали сменяться краткими просветлениями. Та же судьба была уготована и тете девушки, которая пока еще была в здравом уме.

Джойс не оставили выбора. Вскоре они с Лайонелом поженились. Молодой человек, как и полагается мужчине, настоял на том, чтобы его жена ушла с работы и посвятила себя дому. Денег у молодой семьи пока нет, поэтому им приходится арендовать небольшой одноэтажный дом на окраине Вест-Эллиса, городка на сотню домов рядом с Милуоки.

Маленький дощатый дом на окраине еще более захолустного городка, чем тот, в котором прошло ее детство, на долгое время стал ее тюрьмой. Никогда и ничего больше не поменяется. Все будет только хуже. Когда она родит детей, последняя надежда на счастье и свободу будет сожжена.

С каждым днем Джойс становится все более мрачной и грустной. С каждым днем приходящий с занятий Лайонел раздражает ее все больше. Молодой человек старается, как может, подрабатывает везде, где удается, но денег все равно не хватает, а раздражение – накапливается.

Чтобы как-то себя развлечь, Джойс частенько посещает публичную больницу. Здесь, в обществе бродяг и алкоголиков, она ждет своей очереди к врачу. Если повезет, здесь можно получить рецепт на сильные обезболивающие, которые хотя бы ненадолго успокаивают ее тревогу. На фоне бродяг и алкоголиков девушка в элегантном платье ниже колен, да еще и замужняя, производила очень приятное впечатление.

– По моему мнению, вы совершенно здоровы, мисс, – заключил очередной терапевт в публичной больнице Милуоки.

– Миссис, – гордо подчеркнула Джойс, – но у меня болит спина, понимаете? Я не могу ни есть, ни спать от этих болей! – Голос девушки уже звенит от напряжения.

Доктор внимательно смотрит на девушку, но ничего не говорит. Мужчина долго и задумчиво крутит ручку у себя в руках. Джойс продолжает сидеть на стуле, даже не пытаясь как-то еще аргументировать свое желание получить рецепт на обезболивающее.

– Вы бы не хотели обратиться к еще одному специалисту, миссис? – наконец спросил доктор.

Терапевт советует девушке обратиться к психиатру. Как ни странно, Джойс не возмущается, а даже напротив, благодарит врача и пересаживается в очередь к психиатру. В тот день ей выписывают антидепрессанты.

Когда Лайонел приходит со своей смены в магазине, он попросту не узнает свою жену. Джойс не осыпает его упреками, не устраивает истерики, она… Она даже улыбается.

Конечно, антидепрессанты, тем более 1950-х годов, не могли подействовать сразу. Ощутимого эффекта можно было ждать только через пару-тройку недель, но уже само предвкушение этого результата помогло ей. Внезапно она почувствовала, что жизнь все же продолжается и, вполне вероятно, впереди ее ждет еще много удивительных событий. Скоро Лайонел получит работу, они переедут, а там, в другом прекрасном городе, ее обязательно ждут новые удивительные события.

Постепенно ее настроение стабилизируется. Кажется, что мир вокруг хорошенько помыли и высушили на ярком солнце. Ах да, еще вдруг появилось и само солнце, которое почему-то Джойс уже давно перестала замечать. В сочетании с обезболивающими прописанные врачом антидепрессанты дают удивительный эффект. В теле появилась легкость, время пролетало незаметно, жизнь казалась легче и проще.

Врачи в публичных больницах меняются с завидной периодичностью. На тяжелую и низкооплачиваемую работу соглашались в основном выпускники-троечники, которые не успели в последний год обучения найти себе более или менее приличное место работы. Проработав пару месяцев, они благополучно переходили на любую другую службу, притом желательно не только в другом городе, но и в другом штате, подальше от вечно хмурого Висконсина.

Джойс узнает о своей беременности незадолго до того, как ее запас рецептов на антидепрессанты стал заканчиваться. У нее еще даже живот не заметен, а этот врач ей уже предлагает забыть об этом замечательном, солнечном мире, который она обрела благодаря таблеткам. Как она и предполагала, ребенок означает только одно: прощание с надеждами на лучшую жизнь. Проблема состоит в том, что она не предполагала, что это прощание произойдет так быстро.

В тот вечер она закатывает мужу невероятный скандал за его небольшую задержку на работе. Мужчина уходит из дома, хлопнув дверью, и возвращается лишь под утро. Нелюдимый и довольно мрачный Лайонел никогда не имел друзей, и уж точно у него нет приятелей, к которым он мог бы обратиться в трудную минуту. Всю ночь ему пришлось провести в машине, в компании с упаковкой дешевого пива из супермаркета. На следующий день все вновь повторяется. И потом, на следующий, тоже.

– Ты уже перестала пить свои таблетки? – интересуется он спустя пару дней.

– Врач запретил мне их пить, – хмуро бросает девушка, доставая тарелки для завтрака.

– Мне кажется, тебе стоит возобновить курс, – говорит Лайонел. – Для ребенка важнее всего, чтобы мать была счастлива.

Эти слова даются ему с трудом. Он точно знает, что поступает неправильно, но в то же время он понимает, что именно это хотела от него услышать Джойс. И оказывается прав. Услышав это, девушка просияла и настроение ее моментально изменилось. Лайонел списал тогда все на гормональные перепады, свойственные всем беременным.

Получив официальное разрешение, пусть и не от доктора, но от мужа, девушка получила карт-бланш. Она тут же записывается на прием в публичную больницу в соседнем городе. Естественно, называет вымышленные имя и фамилию, и, конечно, в такой больнице никто и никогда даже и не думает проверять данные, полученные от пациента. Проделав такой маневр несколько раз и с разными больницами, девушка скапливает целую стопку рецептов на антидепрессанты, которые, как драгоценности, складывает в красивую резную шкатулку, когда-то подаренную ей свекровью.

* * *

Спустя девять месяцев Лайонел отвозит Джойс в Евангелистский публичный госпиталь Вест-Эллиса, где девушка и благополучно рожает здорового мальчика.

Когда Лайонел узнает о том, что у младенца две руки, две ноги и одна голова, он впервые за долгое время вздыхает с облегчением. Джойс принимала таблетки в течение всех этих долгих месяцев. Несколько раз он пытался заставить девушку прекратить принимать лекарства, но всякий раз это заканчивалось дикой истерикой и угрозой выкидыша. Лайонел всякий раз пасовал и на некоторое время оставлял попытки образумить жену.

Каждое утро Джойс как ни в чем не бывало заходила в ванную комнату, открывала вечно скрипящий шкафчик с зеркалом и начинала методично открывать баночки с лекарствами. В итоге набиралась целая горсть препаратов, образующих специфический коктейль из обезболивающих и антидепрессантов. Благодаря этому набору в их семье сохранялась видимость нормального существования. Правда, день за днем тревога за малыша у Лайонела нарастала. Он стал читать всевозможные книги и брошюры для будущих родителей. Поначалу это были бесплатные проспекты из школы, в которую он устроился работать, затем это уже были недорогие книги в мягком переплете из раздела распродаж в книжном магазине, потом – уже довольно дорогие издания и подписки на журналы для будущих родителей. Все это вызывало отвращение и гнев со стороны Джойс.

– Ты думаешь, что я буду плохой матерью? Думаешь, что я не могу справиться даже с этим?! – кричит девушка, выкидывая новую порцию журналов. С подобной интонацией можно было бы выкидывать порнографическую продукцию, коей у Лайонела было предостаточно, но вот что плохого в этих книгах, понять невозможно.

Джойс ведет себя все более странно. Доходит до того, что она начинает переключать телевизионные каналы, когда видит на экране какого-то ребенка, и даже перестает смотреть пару своих когда-то любимых ей сериалов.

– У тебя сын, – говорит девушка, когда видит Лайонела в дверях больничной палаты. На ее лице сейчас не читается никаких эмоций.

– Мне уже сказали, – отвечает ей муж и улыбается.

– Лайонел, дорогой, ты принес мне таблетки? – спрашивает девушка.

– Не думаю, что тебе уже можно их… – начинает было Лайонел, но договорить не успевает.

– Зачем ты тогда вообще пришел? – верещит девушка. По лицу ее уже градом катятся слезы.

Эту картину и застает медсестра, принесшая в палату ребенка. Она с укором смотрит на Лайонела и направляется к молодой маме.

– А его вы зачем принесли, зачем мне это вот принесли, я не могу… – плачет Джойс. Вот тут уже акушерка отступает. Она проработала в госпитале уже без малого двадцать лет и видела немало девушек, которые поначалу пугались материнства. Обычно это были слишком юные девушки, еще не созревшие для брака. Джойс исполнилось уже 23 года, самое лучшее время для родов, но кто его знает, все ведь по-разному взрослеют.

Медсестра начинает медленно отходить к стене, чтобы положить малыша в кроватку, но Джойс не дает этого сделать. Девушка хватает лежащую рядом подушку и швыряет ею в акушерку. Медсестра успевает увернуться от подушки, не потревожив ребенка. Тем не менее все же уносит его.

Джойс оставляют в больнице на пару дней, чтобы убедиться в том, что ее самочувствие пришло в норму. С каждым днем девушке становится все хуже. Она вот уже несколько дней не принимала лекарства. Внезапно на нее обрушивается невероятная, свинцовая усталость. Она встает с кровати лишь для того, чтобы сходить в туалет, а затем вновь вернуться в постель. Несмотря на наличие молока, наотрез отказывается кормить ребенка и предпочитает спать по двадцать часов в сутки. Проснувшись она продолжает лежать с закрытыми глазами. Изредка сквозь свинец тошноты и усталости до нее доносятся чьи-то голоса, то ли врачей, то ли Лайонела, но вскоре она вновь падает в бездну тяжелого, мучительного сна.

На третий день этого непрекращающегося ада Лайонел забирает жену домой, так как денег на то, чтобы оплачивать палату, уже совсем не остается.

Знакомая обстановка благотворно влияет на девушку. К удивлению Лайонела, девушка начинает кормить ребенка, ухаживать за ним и даже кое-как проявлять тепло и заботу по отношению к сыну. Более того, она перестает принимать таблетки. Ну, по крайней мере, так говорит.

Глава 2

Да, я раскаиваюсь, но знаете, я даже не могу быть уверен так ли глубоко мое раскаяние, каким должно быть. Я всегда удивлялся, почему не могу испытывать глубокие эмоции, такие, о которых всегда говорят и пишут. Даже не знаю, могу ли я испытывать нормальные эмоции или нет.

Джеффри Дамер

19 марта 1964 года

– Нет, Джефф, ты не будешь есть мороженое перед обедом, – категорично заявила Джойс, захлопнув перед ним дверцу холодильника. Джефф уже было собирался заплакать, но тут живот его свело, и он упал на пол, начав корчиться от боли.

– Прекрати притворяться, это не смешно, – начала Джойс.

Джефф даже и не думает прекращать. Он продолжает извиваться в припадке боли на полу кухни.

– Тогда я ухожу, чертов клоун! – злится Джойс и намеренно громко хлопает дверью.

Джефф с недавнего времени приобрел привычку изображать какой-нибудь припадок. Так он не раз пугает и соседей, и немногочисленных друзей семейства Дамеров. Джойс уже привыкла к таким спектаклям. Она решает уйти в гостиную и подождать Джеффа там. Рано или поздно ему надоест изображать приступ. Зрителей-то для концерта нет.

Входная дверь открывается, и в гостиную входит Лайонел. Он видит Джойс, заснувшую прямо на диване в гостиной. Джеффа не слышно. Видимо, смотрит очередной мультфильм. Он практически все свободное время проводит либо с комиксами, либо с телевизором. С одной стороны, плохо, что у него нет друзей, ну а с другой, ведь и сам Лайонел был точно таким же в детстве. В этот момент Лайонел открывает дверь на кухню и видит распластавшегося на полу и уже посиневшего сына.

– Джефф, что с тобой, Джефф? – начинает тормошить его Лайонел.

* * *

1960–1969 годы

Джеффри Лайонел Дамер рождается 21 мая 1960 года. По всем показателям это совершенно здоровый малыш. Он хорошо кушает, спокойно спит, быстро набирает вес и опережает в развитии всех своих сверстников. Впрочем, Джойс и Лайонел слишком заняты, чтобы замечать это.

Отец Джеффри тратит все свои силы на то, чтобы поступить в магистратуру, но денег на это катастрофически не хватает. Кредит на обучение молодой семье с малым ребенком на руках никто не спешит одобрять, а без степени можно не надеяться на место преподавателя химии в университете.

Они все так же живут в крохотном доме где-то на окраине Милуоки, все так же яростно пытаются изобразить то семейное счастье, которое показывают по телевизору. Джойс не стремится много времени проводить с ребенком. Можно было бы нанять няню, но Лайонел категорически против того, чтобы кто-то приходил к ним домой. Это касается не только няни, но и друзей не слишком общительной, но отчаянно скучающей Джойс.

– Через пару месяцев мы переезжаем в Айову, я подал документы в магистратуру местного университета, – говорит как-то утром Лайонел. На секунду в комнате становится слишком тихо. Лайонел как будто не замечает того, как безмолвно взрывается натянутое, как тетива, напряжение между ними. Он отпивает кофе из кружки и даже перелистывает газету на последнюю страницу.

– Ты даже не счел нужным посоветоваться со мной? – дрожащим голосом спрашивает девушка.

С одной стороны, она, конечно, мечтала выбраться из невыносимо тоскливого Вест-Эллиса, но с другой – она не менее отчаянно боялась переезда. Несколько последующих месяцев превращаются для Лайонела в непрекращающийся, тихо закипающий ад. Он старается как можно больше времени проводить на работе, за счет чего получает репутацию трудоголика. Он вовсе не карьерист и не трудоголик, просто ему очень сильно не хочется идти домой.

Айова мало чем отличается от Висконсина. Один небольшой городок на среднем Западе сменился другим. Лайонелу удалось получить место в университете, что значительно упростило кредитные условия для магистратуры. Ради сына нужно было подумать о собственном жилье, поэтому Лайонел и Джойс все же решились на покупку дома. Теперь практически все, что зарабатывал Лайонел, уходит на погашение долгов, но во всем остальном жизнь вроде бы наладилась. Джойс даже, кажется, стала больше времени уделять сыну. Как только они оказываются в непосредственной близости от детского садика, в который отдали Джеффри, Джойс начинает беспрестанно поправлять одежду сына, вытирать сопли, без конца щупать и обнимать ребенка. Со стороны она кажется карикатурно-заботливой мамочкой, но еще более странно это видеть Лайонелу. Он как никто знал, что Джойс никогда в жизни без необходимости не то чтобы не брала на руки, но даже не прикасалась к сыну.

Лайонел, Джеффри и Джойс селятся в небольшом одноэтажном доме в городке, расположенном в получасе езды от университета Айовы. Четыре широких пустынных улицы в лучших традициях шоссе 66^[2], пара магазинов и скобяных лавок, пара супермаркетов и церковь – вот, собственно и все, что может предложить этот город. Было еще пара баров на центральной площади, но, конечно, Джойс и Лайонел стараются обходить их стороной. Несмотря на безумие Вудстока^[3], здесь все еще считается, что ни девушки, ни семейные пары в бары ходить не должны. Есть небольшая пиццерия рядом с супермаркетом, вот туда они ходят пару раз в неделю.

Лайонел старается большую часть времени проводить на террасе перед домом. Иногда он приезжает ближе к одиннадцати вечера и, увидев, что окна дома все еще горят, старается как можно тише пробраться к лавочке на террасе, где открывает заготовленное заранее пиво и сидит в абсолютной тишине, дожидаясь того момента, когда окна в доме наконец погаснут. С сыном он общается мало по той простой причине, что это сложно организовать. Прогулка с ребенком предполагает прогулку и с Джойс. Он все еще любит ее, но если пару часов в день с ней можно было провести вполне спокойно, то за время такой прогулки, даже если они не ссорятся, а вполне мирно изображают идеальную пару, его охватывает совершенно невыносимое ощущение безысходности.

Иногда вечера в семействе Дамеров проходят именно так, как в любимых мыльных операх Джойс. Лайонел возвращался домой около восьми вечера и проходит на кухню. Здесь, перед телевизором, уже сидит Джеффри. На экране моряк Попай^[4] поедает свою порцию шпината. Лайонел присаживается рядом с сыном и начинает ждать ужина. Джойс никогда не любила готовить, но в такие вечера все же собирается с духом и отправляет на сковородку пару стейков.

– Я не хочу есть! – заливался слезами трехлетний Джеффри, когда перед ним оказывался кусок только что поджаренного мяса с кучей нелюбимых им овощей.

Лайонел начинает молча жевать кусок плохо прожаренного мяса. Слышится лишь неприятный стук металлического ножа о тарелку. Джеффри безо всякого энтузиазма ковыряет детской вилкой в овощах. Почему-то в этот момент всегда возникает такое напряжение, какое обычно бывает на экзамене. Причем Джеффри и Лайонел в роли нерадивых студентов.

– Прекрати капризничать! Мальчики не капризничают! Ешь немедленно! – возмущается женщина.

– Я не хочу…

– Ешь, – тихо шипит Лайонел. – Не обижай маму.

– Ну конечно, тебе не нравится, как я готовлю. Эти мамаши из детского сада рассказывают, как я плохо готовлю, а ты веришь, – восклицает Джойс, лицо которой уже начинает кривится от подступающих слез. – Мне все говорили, что ты отстаешь в развитии, но я не хотела верить…

Джеффри начинает как можно быстрее заталкивать в рот куски мяса, но это не помогает. Лайонел с тоской смотрит на сына и начинает привычно успокаивать женщину. Он встает из-за стола и идет к жене, но всегда останавливался в полуметре от нее и еще мгновение медлит, прежде чем положить ей руку на плечо.

– Садись за стол, дорогая, ты же, наверное, так устала за сегодня, – говорил он. Через несколько минут Джойс все же садится за стол и, все еще всхлипывая, накладывает себе в тарелку еду. И вот она уже разрезает свой стейк, но, как назло, ей попадается самый непрожаренный кусок. Она кривится от отвращения и бросает нож на стол. Прибор перелетает через всю поверхность стола и падает между Джеффри и Лайонелом.

– Вы не могли сказать, что мясо не прожарено?! Зачем ты разрешил ребенку это есть? А ты зачем ешь? – закипает женщина.

– Даже здесь ты умудряешься все испортить, – с досадой шипит Лайонел.

Самой нормальной и естественной реакцией в этом случае будут слезы. Вот Джеффри и плачет, но только поначалу. Впоследствии он учится отключаться. Как только голоса родителей достигают определенного уровня децибел, мальчик перестает их слышать и молча ест то, что было на тарелке, стараясь вникнуть в то, что показывали на экране громоздкого телевизора.

Утро следующего дня мало чем отличается от предыдущего. Лайонел старается уйти до того момента, когда проснется жена. Он любит ее, но ему просто жизненно необходимо выпить утренний кофе в одиночестве. Будильник Джеффа звонит ровно в тот момент, когда хлопает входная дверь. Он тут же просыпается. Спустя пару минут дверь в комнату приоткрывается. Джойс неловко стоит на пороге и говорит:

– Просыпайся, пора в садик.

Через несколько минут заспанный Джеффри уже выползает на кухню. Несмотря на взъерошенный вид, он уже одет и собран. Джойс, ни слова не говоря, ставит перед ним пластиковую бутылку с молоком, коробку с хлопьями и тарелку. Наконец Джойс догадывается включить телевизор, моментально разрушающий мертвенную тишину.

Все так же молча и немного неуклюже они идут к машине, так же едут к садику, расположенному на другом конце города. Джойс паркует машину совсем близко от входа. Джефф выходит из салона и ждет самого странного момента всего дня.

– Иди сюда, – говорит Джойс и нагибается, чтобы поцеловать сына в щеку. Джефф инстинктивно отстраняется, чувствуя напряжение и неловкость, с которыми приходится бороться Джойс, чтобы выполнить этот необходимый любящей матери ритуал. – Веди себя хорошо, – говорит на прощание она.

Когда Джойс приезжает в садик, чтобы забрать сына, оказывается, что к завтрашнему дню срочно нужно купить или сделать маскарадный костюм. Все встреченные по дороге мамочки интересуются, какой костюм собирается шить Джойс. Женщина бормочет что-то невразумительное и тащит за руку сына. Приходится сразу ехать в ближайший супермаркет, где в отделе хозяйственных товаров всегда валяется несколько нераспроданных с прошлого Хэллоуина костюмов. Джефф в предвкушении нового костюма Бэтмена, который, о чудо, находится среди жуткого вида шапок, изображающих белок и собачек.

– Не веди себя как идиот, над тобой будут смеяться, а значит, и надо мной тоже, – раздражается женщина и отбирает костюм Бэтмена. Вместо него она находит костюм пушистого зайца, который, по ее мнению, больше подходит ребенку трех лет.

– Вот в нем ты будешь выглядеть самым красивым мальчиком, – удовлетворенно говорит женщина.

– Но я хочу костюм Бэтмена, – робко начинает хныкать ребенок, будто пробуя почву, есть надежда на покупку костюма или нет.

– В нем ты будешь идиотом, – отрезает женщина и быстро шагает к кассе.

Вечером, когда домой возвращается Лайонел, Джойс просит Джеффа примерить новый маскарадный костюм. Мальчик горестно вздыхает и плетется в свою комнату, чтобы примерить новый костюм. Плюшевый комбинезон стесняет движения, в нем нельзя ни руки поднять, ни побежать.

– Смотри, какой у нас красивый мальчик, – фальшиво восклицает Джойс, когда Джефф появляется на пороге кухни.

– В магазине не было чего-нибудь более мужественного? – скептически спрашивает Лайонел.

– Если тебе не нравится, мог бы сам позаботиться об этом! – парирует женщина.

Джефф решает, что лучше молча удалится в свою комнату, ведь скоро начнется последний на сегодня выпуск дядюшки Попая.

– Разве в магазине не было более подходящих для мальчика костюмов? – жеманно интересуется у Джойс мама какой-то девочки в костюме принцессы.

– Был костюм Бэтмена, но Джефф решил, что этот ему больше нравится. Главное ведь, чтобы детям нравилось, – легко находится Джойс, наблюдая за тем, как Джефф неуклюже мнется в углу зала, пытаясь научиться двигаться в этом комбинезоне.

– Конечно! Я тоже всегда так говорю, – преувеличенно восторженно восклицает дама.

В этот момент пара мальчиков в костюмах супергероев решают напасть на зайца. Остальные дети с интересом наблюдают за происходящим. Кто-то уже толкает Джеффа, тот, естественно, падает. В этом комбинезоне даже толкать было не обязательно, Джеффри и сам бы упал. Дети уже собираются в плотное кольцо, с интересом наблюдая за тем, как пытается подняться плюшевый заяц. И вдруг дети начинают смеяться. Родителям не видно того, что происходит внутри круга, но это что-то из ряда вон выходящее.

При виде того, как дети собираются в круг, желая посмотреть на представление, Джеффу становится страшно. Волна охватившей тревоги уже заставляет его начать подниматься, чтобы убежать отсюда. Когда кто-то убегает, кто-то обязательно должен нападать. Джефф неуклюже катается по полу, пытаясь встать. Заметив это, мальчик в костюме супергероя уже кидает в него игрушку, чем вызывает борю хохота. Джефф вновь падает. Краем глаза он уже видит, как над ним повис пугающего вида пластиковый грузовик. Он дергается, скорее инстинктивно, чем осознанно. Снова хохот. Джефф дергается еще раз, и реакция повторяется. И вот уже он корчится в псевдоприпадке под общее одобрение всех детей в группе. Именно в этот момент их замечает воспитательница и разгоняет толпу несанкционированно смеющихся детей.

– Миссис Дамер, нам нужно с вами поговорить, – заявляет в конце праздника воспитательница. – Джефф очень хороший мальчик, но слишком застенчивый…

Женщина рекомендует им завести какое-то домашнее животное, что вызывает массу негатива со стороны Джойс. Она не выносит вида шерсти и даже представить боится, сколько ее будет скапливаться на ее любимом паласе, если они заведут собаку. А о собаке Джефф мечтает уже давно. Он восторженно наблюдает за тем, как на лужайке перед домом соседские дети играют со своим домашним любимцем, толстым черным спаниелем. Ничуть не боясь, он мог остановиться перед дворовым псом и начать его гладить. Они возвращаются домой. Джефф кидает плюшевый комбинезон на диван и бежит на кухню.

– Выкинь этот уродливый костюм, – визжит Джойс, уже представляя то, как вместо костюма на том же месте лежит отвратительно пахнущий, блохастый пес.

Джойс неосмотрительно рассказывает о своем разговоре с воспитательницей мужу. Тот слушает с воодушевлением. Собака – это же прекрасная идея. С ней нужно гулять утром и вечером, а это целый час времени наедине с собой. Это радость и веселье, и, в конце концов, это ведь правда полезно для ребенка.

Идея о покупке собаки откладывается. Придя домой, Лайонел обнаруживает сына лежащим посреди кухни. Поняв, что сын еще дышит, он поднимает его и несет в машину. Нужно как можно скорее отвезти его в больницу. Джеффа продолжают мучить страшные боли, от которых его то и дело бьют судороги. В остальное время он практически не шевелится.

Врачи диагностируют паховую грыжу и в срочном порядке везут Джеффа в операционную.

– Почему вы раньше не обратились? – с упреком спрашивает его врач, выходя из смотровой.

– Дома была только жена, она, наверное, не заметила… – начинает оправдываться Лайонел, но доктор делает останавливающий жест и спешит скрыться в операционной. Лайонел звонит Джойс, чтобы рассказать о том, что Джеффа отвезли на операцию.

– Он же притворяется! Ты сказал им, что он притворяется?! – воскликнула женщина.

Лайонел в припадке ярости бросает трубку.

Джеффри везут в операционную. Три хирурга местной больницы суетятся вокруг него, говорят какие-то термины, которых он никогда раньше не слышал. Включают лампу, которая тут же ослепляет глаза. Кто-то говорит что-то про анастезию.

– Слышишь, парень, сейчас я тебе сделаю укол, и нужно будет считать от десяти до одного, понял?

Джеффри кивает и тут же начинает считать. Укол даже не чувствуется на фоне общей боли, скручивающей все внутренности в тугой узел. На секунду он как будто падает в бездну, но где-то вдалеке еще слышатся голоса хирургов. Что-то металлическое касается его кожи. Джеффри чувствует новую волну боли, но почему-то не может ни кричать, ни говорить.

Спустя сорок минут операция заканчивается. Джеффри просыпается через несколько часов. Оказывается, ему сделали самую настоящую операцию по удалению паховой грыжи. Что такое грыжа, он, конечно, понятия не имеет, но вот суть сказанного улавливает. Ему отрезали что-то в паху.

Уже на следующий день его выписывают домой. Джеффри продолжает мучится от боли, но врачи говорят, что это скорее истерическое, и выписывают ему сильное снотворное. Лайонел усаживает мальчика на больничное кресло-каталку и везет его к выходу. Отец просит сына подождать, пока тот пригонит машину ко входу. Пока Лайонел возится с машиной, Джеффри пытается снять бинты.

– Зачем ты это делаешь?! – Лайонел в ужасе подбегает к сыну.

– Хочу посмотреть, не отрезали ли мне все, – хнычет Джеффри.

Лайонел кое-как успокаивает сына, но только на пару часов. Еще несколько дней мальчик мучается от боли и все время интересуется у родителей, не отрезали ли ему половые органы. Это буквально выводит из себя Джойс, которая совсем недавно узнала о том, что беременна вторым ребенком.

– Если я умру, у тебя будет другой ребенок, – рассудительно заявляет Джефф.

– Прекрати говорить глупости, ты всегда говоришь только глупости! – осекает его Джойс. Эти дни после операции превращаются для нее в настоящий ад. Как только она рассказала Лайонелу о своей беременности, тот потребовал, чтобы она немедленно прекратила принимать таблетки. Она уже несколько лет сидит на успокоительных и обезболивающих, отказ от таблеток для нее равносилен катастрофе. Чем дольше она принимала таблетки, тем темнее и чернее для нее казался тот период жизни, когда она жила в каком-то кромешном аде и оцепенении. Ей психологически сложно принять тот факт, что нужно будет несколько месяцев жить без таблеток. То и дело Лайонел находит пузырьки с лекарствами и выкидывает их. Теперь еще Джеффри целыми днями сидит дома и говорит какие-то глупости. Так много глупостей…

Спустя месяц Джеффри вновь начинает посещать школу, а в доме практически не остается разбросанных повсюду антидепрессантов. Теперь Лайонел отвозит Джеффа в школу и привозит его домой. Джойс все больше времени проводит в постели. Часто она тихо плачет, непонятно из-за чего. В их доме больше не появляются друзья и приятели, коих и раньше было немного. Лайонел то и дело уезжает снова на работу после того, как привозит Джеффа. Когда он все же остается дома, то все свободное время проводит в гараже. Джеффри с каждым днем становится все более тихим и замкнутым.

– Мистер Дамер? Я бы хотела с вами поговорить по поводу Джеффри, – говорит однажды школьная учительница Джеффа.

– Он перестал успевать по какому-то предмету? Может, нужны дополнительные занятия? Знаете, он ведь никогда не был вундеркиндом, но он ведь очень старательный.

– Что вы! Джеффри лучший ученик по всем предметам, я хотела…

– Лучший? – удивляется Лайонел. При всем желании он бы не мог предположить, что сын получает хоть по какому-то предмету хорошие отметки. Он был уверен, что Джефф, как и сам Лайонел в детстве, еле-еле дотягивает до отметки «С» за контрольные. Если он отличник, почему он никогда об этом не говорит, не хвастается?

– Да, Джефф значительно лучше развит, чем все наши ученики. Он опережает свой возраст на пару лет, но дело не в этом, – рассеянно говорит учительница, – у него совсем нет друзей, и в последнее время он стал еще более замкнутым, чем раньше. У вас дома все хорошо?

– Да, все как обычно. Вскоре у Джеффа должен появиться брат, может, дело в этом? – рассуждает вслух Лайонел.

– Ну конечно! Он просто ревнует! Нужно объяснить ему, что теперь его будут любить не меньше, а больше. Нужно дать ему право выбора! – радуется женщина. Такое ощущение, что она вдруг вспомнила какой-то урок по психологии, который наконец ей пригодился.

– Какого выбора?

– Джеффа никто не спрашивал, хочет ли он брата. Он чувствует себя обманутым. Ему нужно дать понять, что его мнение важно и значимо для вас. Лучше всего, если дать ему возможность выбрать имя для брата. Вы уже думали об имени?

– Нет пока…

Несколько раз после этого разговора Лайонел пытается доверительно поговорить с сыном. Примерно так, как показывают в кино, но каждый раз этот разговор обрывается на полуфразе.

– Джефф, ты знаешь, что скоро у тебя появится брат? – интересуется Лайонел.

– Да, знаю, пап.

– Ты рад?

– Да, я рад.

На этом все разговоры заканчиваются. Иногда Джефф роняет какие-то фразы о том, что когда у родителей появится новый сын, он сможет умереть и никто не будет переживать, ведь у них будет уже другой ребенок. Впрочем, на эти фразы Джойс не обращает внимания, да и Лайонел пропускает это мимо ушей.

Вскоре наступает момент, когда Джойс пора везти в роддом. На сей раз роды проходят спокойно. Мальчик рождается здоровым, с хорошим весом и ростом, но, что еще более важно, Джойс вполне спокойно начинает кормить малыша. По крайней мере, в первые дни после рождения.

– Какая прекрасная картина! Вся семья в сборе! Вы уже придумали имя для Дамера-младшего? – воркует вошедшая в палату медсестра.

– Ты уже придумала имя для малыша, дорогая? – интересуется Лайонел, наблюдая за тем, как жена кормит ребенка грудью.

– Нет, я думала, ты выберешь. Какие у тебя варианты? – безучастно откликается Джойс.

– Я думал, знаешь, пусть Джефф выберет имя, как считаешь? – отвечает Лайонел. – Как думаешь, Джефф? Какое имя тебе нравится?

– Не знаю. Может быть, Дэвид? – тихо говорит стоящий в дверях Джефф.

– Это же отличное имя! Пусть будет Дэвид! – преувеличенно бодро говорит Лайонел.

Джойс и Джефф с одинаковым выражением лица пожимают плечами. Им обоим это кажется какой-то глупостью, не стоящей обсуждения. Все равно что обсуждать, какие чашки больше подойдут для кухни, розовые или синие.

Когда Джойс возвращается домой, все возвращается на круги своя. Малыш растет вполне здоровым ребенком, Джефф продолжает ходить в школу, где его даже учителя перестают спрашивать. Он и так отлично успевает, не стоит лишний раз тревожить ребенка, у которого только что родился брат.

И вот уже по небольшому дому Дамеров бегает смешной, белый, двухмесячный щенок терьера, которого решают назвать Фриски. Все свободное время Джефф проводит, играя со своей собакой, плачет, когда вечером его не пускают пойти гулять с ней, и то и дело норовит лечь вместе с ней спать. Фриски моментально становится всеобщей любимицей. Все дети не могут скрыть зависти к Джеффу. Ведь у них-то уже взрослые собаки, а у него самый настоящий щенок. Впрочем, даже когда Фриски подрастает, ей удается сохранить свой статус любимицы. Белоснежная, кучерявая и отчаянно дружелюбная, она норовит прыгнуть ко всем на руки и лизнуть человека в нос. Особенно необходимо это сделать, если человек выглядит грустным. В этом же и есть великая миссия собаки: лизнуть в нос грустного человека.

Мать Джеффа часто выглядит грустной. Особенно когда таблетки заканчиваются. Фриски прыгает ей на руки, лижет нос, после чего отлетает к другой части комнаты. Спустя какое-то время ситуация повторяется. Такова уж нелегкая работа собакой.

Джефф придумывает тысячу и один трюк, как оставить Фриски на ночь у себя в комнате. Каждый раз, когда он видит, как мама отметает собаку от себя, словно та неживая, ему чуть ли не физически больно. Ему просто жизненно важно знать, что ночью Фриски будет рядом с ним, в безопасности спать где-нибудь в ногах, зарывшись в кучу плюшевых игрушек. Это, кстати, один из трюков. Маленькая Фриски очень похожа на плюшевую игрушку, поэтому в куче таких же игрушек, да и еще при свете одного ночника, ее легко не заметить.

– Мне предложили работу в Дойлстауне, – сообщил однажды Лайонел. – В водоочистной компании. Там платят вдвое больше, чем здесь.

Джойс тяжело восприняла эту новость. Она стала пить больше таблеток, чем обычно, но веселее от этого не становилась. Наоборот. Все чаще она могла заплакать при виде совершенно странных, вроде бы совсем не грустных вещей. К примеру, она часто плакала, когда ее внимание привлекал мультфильм, который Джефф смотрел по телевизору. Плакала, когда видела то, как работает садовник. Если второе Лайонел еще мог понять – Джойс недавно закончила курсы флористики и даже решила пойти работать в цветочный магазин на полставки, – то что же грустного в мультфильмах про несчастного кота и надоедливую мышку, он не понимал.

Сначала Лайонел взял несколько дней отпуска за свой счет и съездил в Дойлстаун для подписания договора, а затем уже они начали готовиться к большому переезду. Вещей у молодой семьи уже накопилось достаточно много, Джефф подрос и игрушек поприбавилось, да еще к тому же и Фриски. Джойс категорично заявила, что не поедет в столь длительное путешествие вместе с собакой в салоне. Дойлстаун находился в сутках езды от Эймса, и это если ехать без отдыха, что вряд ли можно было представить, путешествуя с маленьким ребенком.

– Мы можем поехать на двух машинах, – предложила Джойс.

Джойс ездила на совсем стареньком автомобиле марки «Паккард», который вряд ли смог бы осилить такое путешествие. Да и деньги им сейчас были очень нужны, а на продаже машины можно было заработать долларов 700, что по тем временам было вполне ощутимой суммой.

Они начали собирать вещи за день до отъезда.

– А где поедет Фриски, спереди или сзади? – поинтересовался Джефф, разглядывая гигантские коробки с повседневным скарбом.

– Джефф, Фриски с нами не поедет, она останется здесь, – чуть помедлив, сказал Лайонел.

Он совершенно не знал, что ему говорить, как сказать о своем решении усыпить Фриски. Он даже сам не был уверен в правильности этого решения. Оно было самым разумным, но как это повлияет на Джеффа? Педагогично ли это?

Лайонел был далек от сильных переживаний по поводу собаки. Да и в принципе испытывать какие-либо сильные эмоции ему было не свойственно. Он знал это за собой и знал, сколько проблем в жизни может быть у Джеффа из-за этой холодности и отстраненности. Поэтому Лайонел продолжал частенько читать книги по психологии и педагогике. Как и советовали в таких случаях психологи, Лайонел старался говорить с Джеффом, как со взрослым. Да он и всегда так с ним разговаривал. Как и предписывали педагогические брошюры, он решил уступить сыну в малом и согласился взять его с собой на последнюю прогулку с Фриски.

– Ты ведь понимаешь, что мы не можем взять с собой Фриски, ты же умный мальчик? – интересуется напоследок Джойс.

– Да, мама, я все понимаю, – обреченно говорит Джефф.

Ничего не подозревающий веселый терьер с радость прыгает на руки и озабоченно тыкается в нос, пытаясь развеселить Лайонела и Джеффа. Джефф ни на секунду не выпускает Фриски из рук всю дорогу до ветеринарной клиники. Врач в клинике встречает их улыбкой, которая постепенно улетучивается с лица, когда он узнает, что посетители приехали на усыпление. Терьер абсолютно здоров, молод и весел, зачем такого усыплять, если можно заплатить каких-то двадцать долларов и отдать его в питомник. Тяжело вздохнув, ветеринар уже достает из шкафчика нужное лекарство и замечает в дверях тревожно наблюдавшего за происходящим Джеффа.

– Вы не хотите отвезти ребенка погулять? – интересуется ветеринар.

– Я буду с Фриски до конца, – тихо, но твердо произносит Джефф.

– Я обещал, – извиняющимся тоном произносит Лайонел.

Фриски добродушно позволяет сделать себе укол. Постепенно она становится все менее воодушевленной и радостной, взгляд ее туманится, и она засыпает. Она уже полчаса как заснула в последний раз, но Джефф продолжает ее гладить. Ветеринар неловко кладет ему на плечо руку и говорит, что им пора идти.

– Теперь ведь мы можем взять ее с собой, да? – спрашивает Джефф отца.

– О чем ты, Джефф? Фриски больше не проснется.

– Я знаю, она превратится в скелет. Ее можно будет положить в сумку, и теперь от нее не будет шерсти. Совсем никакой шерсти, пап. Можно мы возьмем ее с собой? – заплакал Джефф.

* * *

1992 год

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Джудит Беккер, выступающую со стороны защиты. Мисс Беккер, пройдите, пожалуйста, на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США. Мисс Беккер, клянетесь ли вы говорить правду?

– Да, Ваша честь, клянусь.

– Итак, мисс Беккер, являлись ли действия Джеффри Дамера следствием болезни?

– Да, Ваша честь. Мы провели серию бесед с мистером Дамером. Разоткровенничавшись, он рассказал многое о своем детстве, о нездоровой обстановке, царившей в их доме. На мой взгляд, именно это повлияло на развитие болезни.

– Уточните пожалуйста, что вы имеете в виду? Насколько я знаю, Джеффри Дамер рос в достаточно благополучной семье.

– За внешним благополучием часто скрывается абсолютное равнодушие. Когда Джеффри был маленьким, семья часто переезжала, совершенно не заботясь о чувствах ребенка, которому раз за разом нужно было находить свое место в этом мире. С одной стороны, они заводили домашних животных, чтобы ребенку было с кем играть, но с другой – их каждый раз приходилось оставлять при переезде на новое место. Для ребенка это становилось настоящей трагедией, и в конечном счете он сам больше не хотел заводить себе питомца. Джеффри Дамер рос в обстановке абсолютного одиночества, отчуждения, бесконечных ссор между родителями, не имея друзей и близких. Чтобы избежать одиночества, он стал коллекционировать трупы мертвых животных. Они, по его нездоровой логике, навсегда должны были остаться с ним и скрасить его одиночество.

– Весьма оригинальный способ заводить друзей.

– Я бы сказала, болезненный и патологичный.

– Мисс Беккер, диагностировали ли вы какое-либо заболевание у обвиняемого?

– Вследствие тяжелого детства и отчуждения со стороны родителей у мистера Дамера развилась тяга к мертвым телам. Некрофилия является психическим заболеванием, требующим медицинского вмешательства. У Дамера некрофилия достигла крайних форм проявления и переросла в категорию некрофилических убийств, что, несомненно, говорит о наличии психического расстройства.

Глава 3

1960 год: К нашему окну часто приходит белка и ест крошки. Джефф хохочет, когда мама щелкает, чтобы подозвать белку.

Первый День Рождения: 21 мая 1961 год.

Устроили дома вечеринку. Развесили повсюду украшения, серпантин, воздушные шары, цветы и раздали всем колпаки.

Первое слово: Ма-ма.

Первая фраза: Подними, пожалуйста (на ручки)

Ноябрь, 1961: У нас появилась черепаха. Джефф ее обожает.

Из записей «Первой книги малыша»

Джеффри Дамера. Книгу вела мама

Джеффри, Джойс Дамер (Флинт)

1967 год

Однажды Джефф и Лайонел привычно открывают дверь своего дома и слышат отчаянный плач Дэвида. Ничего удивительного. Джойс могла уснуть и пока еще не успела подойти к ребенку, всякое бывает. Лайонел подходит к кроватке, берет ребенка на руки и только после этого идет в спальню. На кровати, распластавшись в карикатурно-изысканной позе, лежит Джойс. Лицо ее мертвенно-бледное, а на полу возле кровати виднеется рвота. Только в этот момент Лайонел видит аккуратно выставленные на тумбочке упаковки с сильным транквилизатором, который Джойс пила еще в Эймсе.

– Джефф, Джефф, звони немедленно в больницу, твоей маме плохо! – в ужасе кричит Лайонел, пугая тем самым только-только успокоившегося Дэвида.

* * *

1967–1975 годы

Городок Бат, штат Огайо, расположен в нескольких километрах от Акрона, где Лайонелу предложили новую работу в PPG Industries. На въезде в городок для трехсот человек висит огромная вывеска, на которой значится надпись: «Добро пожаловать в Бат. Сюда приходят для того, чтобы жить, а не работать».

Вокруг леса и озера. Несколько вечно пустынных улочек – вот и весь город. Здесь всегда сыро и пасмурно. Ни больших магазинов, ни автобусов, ни больниц. Большое старинное здание средней школы, городская ратуша, небольшие магазинчики со всякой снедью – вот и весь «город». Практически каждое утро город окутывает плотный, непроглядный туман. Местные жители шутят, что Карл^[5] перебрался из Сан-Франциско сюда. Буквально в паре сотен метров от школы Джеффа начинается лес, полный тайн и загадок. Туда бегают все мальчишки, втайне надеясь найти какой-нибудь труп, как в романах Стивена Кинга.

Дом семьи Дамеров располагается на окраине города у самой черты леса. Джеффу удобнее бегать в лес, чем всем его одноклассникам. Во-первых, ему этого, в отличие от них, никто не запрещает, во-вторых, первые деревья кромки леса находятся метрах в десяти от дома. Значительно удобнее. Да и тропы здесь более загадочные, чем вдоль и поперек исхоженные школьниками лесные тропки возле школы.

Джойс благополучно спасли в больнице Дойлстауна, но слухи о безуспешной попытке самоубийства уже поползли по городку в несколько сотен жителей. Стали поговаривать, что Лайонел бьет жену и сына. На мужчину стали коситься на работе, так что он стал потихоньку рассылать резюме в различные компании, подальше от Дойлстауна. Первое же предложение поступило из Акрона, и уже через пару месяцев они с женой и детьми перебрались в Бат. Отсюда было удобно добираться до работы, а недвижимость стоила значительно дешевле, чем в Акроне.

Джеффри уже одиннадцать лет, у него никогда не было постоянных друзей, никогда не было веселых дней рождения с приглашенными клоунами и смешными колпачками, и никогда больше он не захочет заводить домашнее животное. Особенно собаку. Их слишком больно терять.

Бат расположен на нескольких холмах. В самом центре городка, то есть минутах в десяти от дома Дамеров, расположена средняя школа Eastview Junior High, куда и записывают Джеффри. Это самое большое и величественное здание Бата, окна которого выходят на католическую церковь. Оба этих здания выполнены в немного готическом стиле, отчего вид города делается еще более мрачным и пустынным.

Вы когда-нибудь были новичком в средней школе? Испытание похлеще прыжка с парашютом. Ежедневного прыжка с парашютом. А уж если это единственная школа округа, население которого составляет девять тысяч человек, то здесь уровень угрозы возрастает многократно. Конечно, учиться в неблагополучном районе Нью-Йорка не менее сложно и опасно, даже наоборот, но и в Eastview Junior High жизнь Джеффри была поначалу совсем не простой.

Плохо одетый мальчик в больших очках, со светлыми вьющимися волосами, тут же становится объектом насмешек. Джеффри всегда садится на последнюю парту и пытается скрыться за учебниками. Такие ученики редко выполняют домашнее задание, поэтому поначалу учителя стараются его не спрашивать.

Бат – небольшой городок на триста домов, поэтому и учеников в средней школе здесь не так уж много. Оживление здесь наблюдается лишь по утрам, когда все местные жители ведут своих детей в школу, целуют их, а затем садятся в машину и едут в Акрон на работу. В период с шести до семи вечера тут также иногда можно встретить людей, так как все спешат с работы домой, к своим семьям. Во все остальное время Бат производит впечатление города-призрака. Но тут живут люди. Вернее, они там жили в середине 1970-х, сейчас это место представляет собой триста заброшенных домов, каждый из которых легко можно приобрести долларов за триста-четыреста. Причем заплатят их вам, чтобы только избавиться от совершенно бесполезной, но облагаемой налогами недвижимости.

По соседству с Дамерами живут две семьи: Шейренберги и Ричардсоны. Джорджия Шейренберг, мать двух детей возраста Джеффри, искренне радуется тому, что по соседству с ней теперь будет жить семья с мальчиком возраста ее детей. Дом Ричардсонов находится в нескольких сотнях метрах от Дамеров. Они сдержанно приветствуют Дамеров, но никак не проявляют желания общаться. Сын мисс Ричардсон Кент в школе делает вид, будто не знаком с Джеффри, но, видя то, как он выходит из своего дома, всегда вежливо кивает и держится другой стороны улицы. В школьной столовой Джеффри неизменно достается самый отдаленный и неудобный угол, в котором приходится есть в одиночку. Его пока еще не сделали изгоем, но он уже отчаянно близок к этому.

Однажды, когда уже близок конец учебного года, Джеффри идет к выходу из здания школы. Газон перед школой сейчас представляет собой самое многолюдное место в городе. Ни дети, ни учителя пока не спешат домой, радуясь неожиданно хорошей погоде. Джеффри начинает спускаться вниз по лестнице, как вдруг его сбивают с ног несколько детей помладше. Стоящие группой его одноклассники, в том числе и дети мисс Шейренберг, начинают покатываться со смеху. Джеффри отряхивается и испуганно смотрит на них.

– Извини, это правда выглядело очень смешно, – говорит кто-то из них.

Новичку средней школы Eastview Junior High не остается ничего, кроме как улыбнуться в ответ и постараться как можно быстрее уйти отсюда, так как этот смех буквально выводит из себя. Он просто не может для себя понять, издеваются над ним сейчас, или просто он правда смешно упал.

Лайонел, которому Джеффри пересказывает случившееся накануне, пожимает плечами и цитирует известную фразу Чарли Чаплина: «Нет ничего смешнее, чем падающий человек».

– Тебе нужно завести друзей и начать заниматься спортом, – привычно напоминает отец Дамера. Это их вечный спор. Лайонел хочет, чтобы у Джеффри было много друзей и отличные отметки в школе. Если с оценками все не так сложно, то вот друзей Джеффри так и не нашел.

Выйдя на улицу утром, Джеффри видит, что во дворе мисс Шейренберг собрались почти всего одноклассники. Соседка приветственно машет ему рукой и приглашает его поиграть вместе с другими детьми. Ему этого отчаянно хочется, но он начинает вежливо отказываться. Мисс Шейренберг проявляет настойчивость, и Джеффри все же идет к соседям. Дети без особенного восторга воспринимают новость о том, что Дамер присоединиться к их компании. Они увлечены какой-то игрой и предлагают Джеффри подождать в углу, пока они доиграют. Джеффри садится на лужайку рядом с домом Шейренбергов и начинает наблюдать за игрой. Неподалеку в садовом кресле сидит мисс Шейренберг и ободряюще улыбается Дамеру.

Так проходит немало времени, а раунд игры все никак не заканчивается. Джеффри так и продолжает сидеть чуть поодаль и наблюдать. В этот момент кто-то из детей соседки резко оборачивается и падает, ударяясь при этом о железное барбекю, стоящее на заднем дворе дома. На мгновение все стихает, как будто никто не знает, как на это реагировать. Как вдруг Джеффри начинает хохотать, наблюдая за корчащимся от боли мальчиком. Ведь нет ничего смешнее упавшего человека, правда? Ведь еще вчера над ним точно так же смеялись.

– Ты совсем сумасшедший, да? Прочь из моего дома немедленно! – визжит мисс Шейренберг и несется на помощь своему сыну. Джеффри поднимается и непонимающе смотрит на все это несколько мгновений. Все остальные дети поглядывают на него с каким-то чувством превосходства и брезгливости на лицах. Джеффри ничего не остается, кроме как уйти поскорее отсюда.

Еще очень долго он будет обдумывать произошедшее и не понимать, что именно сделал неправильно. Он никогда не умел понимать эмоции других людей. Если одним это дается с рождения, то другим приходится постигать эту науку долгие-долгие годы. Но даже тогда они не будут так тонко чувствовать собеседника, как те счастливчики, которые с рождения умеют тонко чувствовать настроение других людей. Ребенок, оказавшись в ситуации, когда его, с одной стороны, психологически отвергают, а с другой – демонстрируют заботу, попросту не может научиться распознавать эмоции других людей. Уже во взрослом, осознанном возрасте они пытаются обучиться этому искусству, но единственный способ, каким это можно сделать, – копировать других людей. Повторять ту реакцию, которую наблюдал накануне в схожей ситуации. В тот раз Джеффри рассмеялся, чем навсегда испортил отношения с мисс Шейренберг и ее детьми.

С тех пор его начинают сторониться в школе. Причем не только дети, но, кажется, и учителя. Джеффри легко справляется со всеми заданиями, поэтому получает неплохие отметки. Это дает учителям возможность попросту не замечать его. Если бы у Джеффри были плохие отметки, то его бы приходилось ругать и общаться с родителями, если бы оценки были исключительно хорошими – приходилось бы хвалить. Джеффри никогда не выполняет домашние задания, предпочитая тратить свободное время на просмотр телевизора, за что всегда получает низшие оценки. Во время проверочных работ он неизменно демонстрирует хорошие знания. Таким образом, у него выводится средний уровень знаний, что всех устраивает. Его никогда не хвалят, но и нечасто ругают. Разве что за прогулы, которые случаются с завидной регулярностью.

Летом между пятым и шестым классом Джеффри Лайонел уговаривает жену лечь для обследования в психиатрическую клинику. Это всего несколько дней, да и нет в таком обследовании ничего страшного. Но не для Бата, в котором никогда ничего не происходит. Клиника располагается в единственном крупном городе поблизости, Акроне. Естественно, находится несколько человек из Бата, которые там работают и которые, естественно, проговариваются о том, что видели мисс Дамер там, своим соседям. Вскоре слухи о психической неуравновешенности странной и кажущейся излишне высокомерной Джойс Дамер густой паутиной окутывают маленький Бат. Теперь уже все сторонятся Дамеров.

– Дамер, не хочешь рассказать о Гражданской войне Севера и Юга? – спрашивает однажды учительница на уроке естествознания.

– Запросто. 1861–1865 годы. Война между хорошо развитым Севером и рабовладельческим Югом.

– И все? – недовольно интересуется женщина. По большей части она недовольна тем, что Дамер хоть что-то ответил, так как в ее планы входило публичное покаяние двоечника.

– Боевые действия начались с обстрела форта Самтер 12 апреля 1861 года и завершились сдачей остатков армии южан под командованием генерала Стенда Уэйти 23 июня 1865 года… – Дамер говорит все это впервые. Столько слов он не произносил за все время своего обучения. Он уже несколько месяцев как ходит в эту школу. Несколько раз приходилось писать проверочные работы, за которые он получал самые разные отметки – от «С» до «А». Еще ни разу никто не просил его ответить на вопрос. С ним здороваются, но почему-то опасаются заводить разговор. Начало средней школы – самое опасное время. С кем начнешь общаться, тем и будешь по жизни. А кто знает, что это за новенький? Если он станет изгоем, то потащит в эту пучину и тебя. Поэтому сейчас все с удивлением слушают хорошо поставленную речь отличника, так несуразно звучащую с последней парты.

– Как ты все это выучил? – спрашивает болезненно толстый подросток с темными и явно давно не мытыми волосами. Его зовут Ллойд, но все его зовут просто Ли. Он живет на другой стороне Бата, поэтому вне школы Джеффри его встречает редко. Ли обычно садится в самом центре школьной столовой, вместе с самыми уважаемыми учениками. В той компании здоровяка Ли считают тупицей, но все же предпочитают с ним не ссориться. Ли известен своим крутым нравом и может легко побить своего обидчика. Средний балл его по всем предметам трагически низок. То и дело он оказывается на грани отчисления, но каждый раз ему все же удается удержаться в классе.

В этот раз он садится рядом с Джеффри и начинает расспрашивать его о том, как тому удалось выучить столько слов. Джеффри немного заикается от неожиданного внимания со стороны тупицы Ли.

– Сделаешь мне домашнее задание по истории? – интересуется под конец Ли.

– Да, конечно, мне не сложно, – говорит Дамер.

– Ну вот и отлично, друг, – ухмыляется Ли и уходит их столовой.

Так или иначе, у Джеффри все же теперь есть друг. Ли общается с ним только для того, чтобы тот делал за него домашние задания, рефераты и проекты, но все же ведь общается. Иногда Ли даже приглашает Джеффри к себе, чтобы посмотреть фильмы и побездельничать. Джеффри к себе обычно не зовет. Это всегда игра в рулетку. Иногда его мама может вести себя как образцовая домохозяйка, а иногда устроить немыслимую истерику из-за какого-то пустяка. Лучше не рисковать.

Во время летних каникул Ли и Джеффри оказываются не у дел. Им отчаянно скучно, а никаких других вариантов для общения у Ли нет, поэтому он проводит довольно много времени вместе с Джеффри. Вместе они часто слоняются по лесу. Однажды они находят на дороге несколько дохлых крыс. Ли уже хочет пнуть их, но Джеффри его останавливает.

– Давай посмотрим, что у них внутри? – предлагает Джеффри, чем вызывает бурный восторг у Ли.

* * *

1975 год

River High School располагается ровно посередине между Ричфилдом и Батом. Это самая крупная старшая школа в окрестностях Акрона. Неподалеку отсюда располагается крупный для здешних мест торговый центр Summit. Джеффри поступает сюда сразу после окончания средней школы. Каким-то чудом и невероятными стараниями Джеффри сюда попадает и Ли, у которого не было ни малейшего шанса поступить сюда до знакомства с Джеффри. Старшая школа предполагает более индивидуальный график посещения занятий, а заодно и большее количество различных дополнительных занятий. Под давлением Лайонела Джеффри еще в шестом классе записывается в школьный оркестр и начинает учиться игре на кларнете. Когда об этом узнает директор школьного оркестра River High School, он требует, чтобы Джеффри записался и в здешний оркестр. Теперь занятия у Ли и Джеффри практически не пересекаются. Они сидят вместе лишь на занятиях по химии и биологии. Программа теперь у них разная, поэтому и необходимость в общении постепенно сходит на нет.

Ричфилд и Южный Бат, в котором живет Джефф, соединены небольшим отрезком шоссе. River High School расположена как раз посередине. Сегодня последний день для сдачи проекта по химии, поэтому он задержался на пару часов и решил не ждать автобуса. Идти не больше часа. Немногим дольше, чем время, за которое он утром едет до школы на автобусе. Ему-то, в отличие от автобуса, не нужно наматывать круги по всем окрестным поселениям. Нужно всего лишь пройти пару-тройку километров по шоссе. Дорога немного загибается, и там дальше с одной стороны дороги крутой обрыв. Джефф привычно держится по краю дороги, ему нравится чувствовать это легкое чувство опасности, когда он проходит тот отрезок с обрывом. Небольшие камешки под ногами отлетают в сторону и с едва заметным звуком падают в бездну. Это их последний момент перед тем, как исчезнуть навсегда. Почему-то Джеффу всегда жаль эти камешки.

Отрезок с обрывом еще далеко, но Джефф уже сосредотачивается на мыслях об исчезающих в никуда камешках. В этот момент за его спиной слышится оглушительный звук, то ли лай, то ли визг. С секундным опозданием слышится отвратительный скрежет жестяных банок и визг тормозов.

Мимо проносятся несколько дворовых собак. К хвостам каждой из них прочно привязаны жестяные банки из-под томатного супа. Загнанные собаки с совершенно несчастным и безумным видом проносятся вперед, к обрыву. Если они не успеют свернуть, то…

– Привет, Джефф, хочешь с нами? – кричит из машины Ли.

В этот момент слышится отчаянный собачий визг. Звук удаляется и окончательно стихает. Машина, из которой кричал Ли, заворачивает за поворот и останавливается. Выжившие собаки пытаются убежать, но с жестяными банками на хвостах у них это плохо получается.

– Лови их! – кричит Крамер, вылезая из машины.

– Садись к нам! – весело кричит Ли и уже хватает Дамера за плечо, тот успевает увернуться и быстрым шагом уйти вперед. Уже на приличном расстоянии от машины Дамер оборачивается и кричит:

– Прекратите, слышите, прекратите!

Видя, что над ним только смеются, Дамер разворачивается и бежит в сторону дома.

Весь вечер он бездумно смотрит на экран телевизора и практически не шевелится, чем немного пугает отца. Впрочем, что удивительного в том, что сын-подросток проводит свободное время перед телевизором?

На следующий день Дамер видит Ли в школьном автобусе и намеренно садится в другой части автобуса, чем вызывает тихую волну перешептываний, так как все места в автобусе уже давно распределены и теперь толстой девочке с первой парты приходится сесть рядом с Ли. Она ничего не говорит и не выказывает никакого недовольства.

Весь день Дамер старается избегать общения с Ли, но на уроке химии они вынуждены работать в паре.

– Да что плохого я сделал, Дамер, это ж всего лишь животные?! – взрывается Ли. – Кому нужны эти дворовые собаки!

– Что они тебе плохого сделали? – шипит Дамер. Его передергивает от этого последнего удаляющегося вопля какой-то несчастной дворовой собаки.

– Никому не нужные животные! Я могу прямо сейчас при тебе убить кого-то, и мне ничего за это не будет, – взрывается Ли.

Мальчик машет рукой в сторону аквариумов с крысами и лягушками, которыми уставлены все стены класса.

– Смотри, – шипит Ли.

Он решительно идет в сторону аквариума с лягушками и достает специальной лопаткой одну из них. Затем он бросает ничего не понимающее пресмыкающееся на белую поверхность лабораторного стола, берет выданный для занятия скальпель и разрезает лягушку. Дамер цепенеет и не может оторвать глаз от умирающего животного.

– Ли! Зачем ты это сделал?! – кричит учитель, только заметивший то, что происходит за последним лабораторным столом.

– Просто так, – отзывается Ли под тихие смешки класса.

– Немедленно иди к директору! Вам с Дамером я ставлю «D» за проект, – злится учитель.

Ли немного медлит, затем бросает на стол скальпель, хватает школьную сумку с изображением какого-то героя комиксов и уходит из класса, не забыв при этом погромче хлопнуть дверью. Джефф все оставшееся время не мог оторвать взгляд от мертвой лягушки на лабораторном столе. Тот факт, что ее останки нужно будет сейчас выкинуть, кажется ему невыносимым. Он буквально гипнотизирует несчастное, распластавшееся на столе животное. Раздается звонок, обозначающий конец занятия, и Дамер незаметно складывает пакет с останками лягушки к себе в сумку. Так она навсегда останется с ним. Так он не то чтобы продлит ее жизнь, но она хотя бы не исчезнет бесследно.

Спустя неделю после этого эпизода Джефф снова возвращается вечером один. Уже стемнело, но он прошел большую часть пути. Осталось пройти по небольшой дорожке, а затем свернуть на темные улочки Южного Бата.

– Эй, кто это у нас здесь, Дамер? – окликает его какой-то черный силуэт. От улочек южного Бата их отделяет стена огромного заброшенного ангара, служившего когда-то местным жителям складом неизвестно чего.

Сзади слышатся шаги. Пути к отступлению нет, Дамера окружили пятеро старшеклассников. То, что это именно ученики школы, Дамер понял по курткам со школьной символикой, которые были у каждого из учеников, правда, носить их уже было не обязательно.

На фоне стены ангара отчетливо виднеется силуэт одного из парней. У него в руке бейсбольная бита. Человек, стоявший сзади, уже отбирает у него рюкзак, а парень справа бьет его под дых. Дамер скрючивается и падает. Биту никто в ход не пускает, но вот избивают Дамера основательно. Обчищают рюкзак в поисках карманных денег, отбирают куртку, забирают еще какие-то вещи из рюкзака, а в довершение всего кто-то из парней под всеобщее улюлюканье и хохот расстегивает ширинку и мочится на Джеффа.

Затем ночные мстители благополучно сбегают с места преступления, оставляя Джеффа лежать в луже из чужой мочи и собственной крови. Еще где-то полчаса Джефф не решается подняться с земли. Он так и продолжает лежать, прислушиваясь к вибрациям бетонной дороги.

* * *

1992 год

– Мистер Фридман, вы были назначены судом для психиатрической экспертизы Джеффри Дамера, не могли бы вы вкратце изложить основные тезисы своего заключения?

Самуэль Фридман, худощавый мужчина с вытянутым лицом и саркастическим прищуром, резко поднимается со своего места в зале и идет к месту для дачи показаний.

– Положите правую руку на конституцию и поклянитесь говорить правду, – просит судья.

– Клянусь, – кивает психиатр и вопросительно смотрит на судью, ожидая дальнейших указаний.

– Мистер Фридман, к каким выводам вы пришли в ходе серии бесед с обвиняемым?

– Могу сказать, что мне было легко работать с Джеффри, он показал себя весьма открытым для общения человеком с острым, язвительным умом и невероятным, порой весьма трагичным чувством самоиронии. Этот во всех отношениях приятный, общительный и доброжелательный человек был максимально искренен и готов был в сотый и тысячный раз рассказывать о себе и тех ужасах, что он совершал. Хочу отметить, что подсудимому было мучительно больно вспоминать о содеянном. Когда я поинтересовался, что заставляет его в тысячный раз отвечать на одни и те же вопросы, он ответил, что сам хочет узнать, что с ним было не так, и считает своим долгом сделать все, чтобы это выяснили психиатры и не допустили еще раз таких чудовищных преступлений. К моему глубокому сожалению, Джеффри с детства не везло с выстраиванием личных отношений. Я подчеркиваю, что здесь имеет место стечение обстоятельств, а не психопатический склад личности. Сформировавшийся комплекс неполноценности, который часто возникает в подростковом возрасте, на фоне возникших гомосексуальных наклонностей превратился в весьма серьезную дисморфофобию^[6]. Осознавая свое внутреннее, душевное уродство и неполноценность, он отчаянно нуждался в любви, но не имел уже навыка выстраивания отношений. Приводя молодых людей к себе домой, он уже знал, что они покинут его, как и все прочие, поэтому нашел для себя способ оставить их навсегда, убивая их. Этим объясняется также и то, что Дамер сохранял черепа своих жертв, а впоследствии стал практиковать каннибализм. Он хотел раствориться в своих жертвах, перестать быть собой и стать кем-то другим.

– Мистер Фридман, я вижу, что вам удалось установить весьма доверительные отношения с подсудимым. Тем не менее вам придется ответить на вопросы, поставленные перед вами судом.

– Да, Ваша честь, я считаю Джеффри Дамера частично вменяемым. Несмотря на явную психическую патологию, он был способен осознавать свои действия и противостоять своим патологическим желаниям. Этим объясняется тот факт, что подсудимый рассказал о ряде эпизодов, когда он сумел не завершить начатое. Не убить. В то время, когда Джеффри проживал со своей бабушкой и использовал в качестве места для убийств подвал дома Кэтрин Дамер, несколько раз случалось так, что мисс Дамер возвращалась домой раньше означенного срока. В таких случаях Джеффри останавливался. Он прибирался и будил одурманенную жертву. Далее он рассказывал о том, что молодой человек перебрал накануне с алкоголем, согласился ехать к нему, но уснул в самый неподходящий момент. Это свидетельствует о том, что Дамер действовал осознанно. Поэтому мой ответ – да, Джеффри является частично вменяемым и да, он осознавал свои действия. И все же хочу отметить то, что этот человек действительно искренне и глубоко раскаивается, он нуждается в психиатрической помощи, и очень надеюсь, что этому интеллигентному и весьма обаятельному человеку еще можно помочь.

Глава 4

Я просто как бы жил в своей собственной выдуманной жизни, в мире фантазий.

Джеффри Дамер

1976 год

Учитель заходит в класс уже после звонка и видит, что все окружили одну из парт. Обычно это означает, что кто-то принес в класс какую-то гадость вроде крысы или хомячка. В этот момент учитель замечает белобрысую голову Дамера в центре толпы. Это уже кажется интересным. Чем он мог привлечь всеобщее внимание?

В этот момент Дамер достает бутылку и делает приличный глоток. По классу разносится характерный запах крепкого алкоголя.

– Зачем ты это принес? – интересуется кто-то из одноклассников.

Дамер кривит свою привычную предприпадочную физиономию, и все тут же начинают довольно смеяться, а заодно и забывают вопрос, который только что задали.

– Это мое лекарство, – тихо, но вполне отчетливо говорит Джеффри.

– Дамер, пойдем-ка к директору, парень, – не выдерживает учитель, который до тех пор стоял в толпе никем не замеченным.

Джеффри отводят в приемную директора школы, где обычно ждут серьезного разговора проштрафившиеся ученики. Спустя минут тридцать директор вызывает Джеффри к себе. Мужчине даже интересно: обычно он знает всех тех, кого к нему приводят, а про этого Дамера он даже не слышал никогда.

Еще больше удивляет тот факт, что у парня нет проблем ни с учебой, ни с посещаемостью. Похоже, это просто небольшой подростковый бунт. Проба пера, так сказать. В этом возрасте еще сложно понять, как бунтовать можно, а как нет. Что, в конце концов, страшного в паре глотков виски? Дамер выглядит настолько перепуганным, что и так понятно: на урок он бутылку притаскивать больше не будет. Ну а по меркам свободолюбивых 1970-х ничего особенно страшного и не произошло.

Директор читает небольшую лекцию о вреде алкоголя и велит Дамеру идти домой и хорошенько выспаться. Домой Джеффри идти категорически не хочется, поэтому он еще долго шатается по лесу, а затем решает не ждать школьного автобуса, а пойти домой пешком. В этот момент он сожалеет, что показал всем свое лекарство. Бутылку отобрали, а сейчас бы виски пришлось очень кстати.

К слову сказать, он никогда все же не напивается. Глоток алкоголя перед школой для него лишь ритуал. Не сделав его, он не сможет веселить одноклассников, а значит вместо того, чтобы исполнять партию школьного шута, он вынужден будет стать изгоем. А этого ему совсем не хотелось. Попробовав раз, это помогло, а вскоре действительно стало «лекарством», средством для общения. Это были 1970-е. Сложно было найти школьника, который бы хоть раз не пробовал алкоголь или легкие наркотики. Правда, такие опыты обычно заканчивались для подростков весьма неприятными минутами в туалете, но не для Дамера. От него всегда немного пахло алкоголем, но он никогда не впадал от этого в беспамятство. Поэтому-то никто из одноклассников и не подозревал о том, что Джеффри пьет каждый день. Дамер, конечно, говорил об этом. Но кто такому поверит? Неприятный запах списывали на паршивый ополаскиватель для рта. Не более того.

* * *

1975–1977 годы

На следующий день после нападения Джеффри как ни в чем не бывало завтракает вместе с отцом. Они привычно молчат, пытаясь раствориться в звуках работающего телевизора. Когда вдруг по какой-то причине телевизор выключается, всем в доме становится не по себе. Кажется, что моментально из самого обычного, наполненного веселым шумом дома небольшой особняк Дамеров превращается в дом-призрак. Как ты ни будешь прислушиваться, почти никогда не услышишь никаких звуков. Здесь никто никогда не разговаривает. Просто не о чем. Единственное исключение – весьма регулярные ссоры Лайонела и Джойс. По большому счету, это и есть то единственное, что их объединяет.

После того как напавшие на Джеффри убежали, Дамер кое-как добрался до дома. Он очень переживал из-за того, что ему придется сказать родителям, но все оказалось напрасно. Никто даже не заметил. Джеффри просто прошмыгнул в свою комнату и потом весь вечер пытался как-то обработать синяки и ссадины. Утром Лайонел все же замечает несколько ссадин на лице Джеффри, но Джеффри говорит, что упал с лестницы. Лайонел ничего не говорит, но не может удержать появившуюся на лице полуулыбку. Его мальчик подрался с кем-то из школы. Именно так и ведут себя обычные подростки. Джеффри – такой же, как все. А это отличная новость. Лайонел всегда очень переживал из-за своей некоммуникабельности и из-за того, что их дом почти никогда не знал гостей. Хоть кто-то в их семье будет обычным. Это хорошо. Это отличная новость. Значительно лучше, чем хорошие успехи в учебе. Какими бы хорошими ни были эти успехи, потом жизнь все равно превращается в рутину без взлетов и падений, и здесь очень важно, чтобы хотя бы эта рутина тебе нравилась. Друзья отлично могут в этом помочь.

Лайонел смотрит на часы и начинает собираться на работу. Школьный автобус Джеффри приедет только через двадцать минут, так что Лайонел не удивляется тому, что Джеффри пока еще не собирается выходить.

Джеффри продолжает сидеть на кухне, пытаясь раствориться в небольшом экране телевизора. Ни через двадцать минут, ни через час он не выйдет на улицу. Кажется, он даже не меняет своей позы. Только изредка отпивает из чашки с кофе.

Джойс в последние несколько дней опять чувствует себя плохо, без конца плачет и не выходит из комнаты. Вероятность того, что она в течение дня выйдет из комнаты, близка к нулю, а вот Лайонел может заехать в середине дня домой, такое иногда случается. Когда стрелка на часах переваливает за 12 часов, Джеффри встает и выходит из дома. Вместо школы он направляется в лес и долго бесцельно шатается по давно уже знакомым дорожкам. Он представляет, как бы он мог отреагировать на вчерашнее нападение. Как бы он ответил. Лучше всего удалось бы ответить, если бы у него был пистолет. Или он хотя бы умел драться. Представляя возможные варианты ответов, он тут же придумывает, как бы отреагировали на него нападающие. И так он минута за минутой приближается к бешенству. Затем вновь успокаивается и начинает придумывать уже новый сценарий. Затем все повторяется. Один раз он настолько распаляется, что ломает пару веток на ближайшем дереве, но холодный воздух Огайо быстро остужает его пыл.

Джеффри не замечает, как начинает темнеть. Здесь, среди деревьев и собственных фантазий, ему хорошо. Значительно лучше, чем дома. Он возвращается ближе к вечеру. Отец дежурно спрашивает, где Джефф пропадал, но даже не слушает заготовленный подростком заранее ответ. Лайонел молча наливает себе немного виски и идет к себе в кабинет. Это его ежевечерний ритуал. Иногда бутылка виски уходит за вечер, но чаще он растягивает ее на неделю, а то и на две. Подумав немного, Джеффри тоже наливает себе стакан виски. Горькая жидкость сначала обжигает и парализует глотку, затем оглушает, но потом Джеффри с удивлением понимает, что ему хорошо. Мысли превращаются в тягучую и монотонную субстанцию. Переживания последних дней больше не беспокоят его, а накопленная за день усталость от прогулки в еще холодном весеннем лесу уходит. Впервые за долгое время Джеффри засыпает без сновидений.

Еще несколько дней Джеффри не ходит в школу, предпочитая вместо этого шататься по пустынным дорогам Огайо. Все хорошее имеет свойство заканчиваться. И вот однажды еще до двенадцати дня домой к Джеффри звонит учительница, чтобы узнать, чем заболел Джеффри. Она не слишком возмущена и обеспокоена. Джеффри всегда хорошо учился и никогда не прогуливал, переживать особенно не о чем.

Проходит еще несколько дней перед тем, как Джеффри все же набирается смелости прийти в школу. Обычно, когда человек возвращается после длительного отсутствия, ему кажется, что в месте, куда он возвращается, все изменилось, мир рухнул, а он едет на сбор обломков. Практически всегда это не так. Мир и люди всегда стремятся к стабильности. В случае с Джеффри все действительно изменилось. Нет, школа не превратилась в груду обломков, но вот положение Джеффри в школьной иерархии действительно изменилось. Притом весьма опасно.

Ли был единственным, с кем Джеффри дружил. Место изгоя вакантно, и Джеффри имеет все шансы, чтобы его получить. Как выжить в школе без друзей? Думаю, никто не будет спорить с тем, что это довольно-таки сложно.

И вот Джеффри вешает куртку в свой шкафчик, закрывает дверцу и идет по коридору. До конца перемены еще несколько минут.

– Эй, Дамер, как здоровье?

– Да, как самочувствие?

– Все еще хочешь себе собачку, а?

Эти вопросы задают с разных сторон. И вот уже один из спрашивающих отбирает рюкзак Дамера и перекидывает его кому-то из приятелей. Вокруг собирается толпа зевак, которым интересно понаблюдать за происходящим. Таким образом, все возможности побега у Дамера перекрыты. Рюкзак продолжает кочевать из рук в руки, а кто-то уже толкает Дамера в плечо. В толпе Джеффри видит непроницаемое лицо Ли. Идея приходит сама собой.

Когда кто-то в очередной раз толкает Джеффри, тот отпрыгивает и начинает корчиться, изображая начало припадка. Это вызывает оторопь и недоумение. Толпа зевак расступается, образуя полноценное место для выступления. Кто-то все же осмеливается ради интереса еще раз толкнуть Дамера. Джеффри отпрыгивает к другой стороне круга, кривит лицо и начинает плавно сползать по кому-то из зевак на пол. И вот уже он корчится, как в эпилептическом припадке. Удивление в толпе сменяется дикой радостью, смешанной с недоумением.

– Он совсем чокнутый, пойдем отсюда, – говорит кто-то из ребят, отобравших рюкзак. Все они начинают нервничать из-за возможных последствий. А если это настоящий припадок? А если кто-то расскажет, что они первыми начали эту потасовку?

И вот уже все больше людей начинают недоумевать. Корчащийся на полу Дамер все же больше похож на больного, чем на клоуна. Кто-то уже предлагает вызвать врача, но тут звенит звонок, приглашающий на занятия. Абсолютное большинство зевак тут же разлетаются по классам, но остается несколько человек, которые вроде бы и собираются на урок, но им все же еще интересно посмотреть на то, чем дело кончится.

Дамер видит, что вокруг больше нет ребят, отобравших у него рюкзак. Он глубоко вдыхает воздух и усаживается на полу, чтобы немного отдышаться.

– Чего смотрите? Урок начался, шоу закончилось, – интересуется Дамер, обводя взглядом все еще не разошедшихся людей.

– Ты совсем больной, Дамер, – бросает кто-то, перед тем как побежать на урок.

На уроке он специально садится за последнюю парту. Кто-то из класса то и дело с интересом оглядывается на него. Каждый раз, когда Дамер замечает заинтересованный взгляд, он корчит свою впоследствии ставшую фирменной припадочную гримасу. В конце концов это замечает учительница и делает Дамеру замечание. Это мало помогает, и тогда женщина решает задать Джеффри пару вопросов по теме урока. К глубокому сожалению женщины, Дамер отвечает на все вопросы.

В школьной столовой Дамер садится за последний стол, но это его личный выбор. Когда кто-то спрашивает у него разрешения сесть рядом, Джеффри на потеху всем окружающим начинает снова изображать начало припадка.

Как выжить в школе без друзей? Есть только две таких роли. Изгой и клоун. Джеффри делает вполне очевидный выбор в пользу второго. Вечером он возвращается домой, дожидается, когда отец скроется в своем кабинете, и наливает себе еще один стакан виски. Произошедшее за день перестает сводить его с ума, и хотя бы на какое-то время Дамер может перестать придумывать все новые сценарии того, как мог бы пройти сегодняшний день.

Через пару месяцев начинаются летние каникулы. За прошедшее время отец Джеффри отремонтировал гараж, расположенный в их доме, под комнатой Джеффри. Джойс стала чувствовать себя лучше и даже стала подумывать о том, чтобы устроиться на работу.

– У меня даже нет своей машины.

– Мы не можем себе ее позволить.

– Поэтому я пойду работать.

– Не говори глупости, никто из твоих подруг не работает. Тебе не нужна собственная машина.

– Не решай за меня…

Подобные споры случаются чуть ли не каждый день, но, по большому счету, это означает, что Джойс пошла на поправку. Депрессия пусть и ненадолго, но вновь выпустила ее из своих липких объятий. Впрочем, Джеффри и Лайонел иногда думают, что было бы неплохо, если бы Джойс вновь перестала выходить из своей комнаты.

Теперь старый гараж, расположенный в ангаре на заднем дворе дома, освободился. Лайонел подумал было снести его, но Джеффри уговаривает его оставить развалюху ему. Что-то вроде увеличенного домика на дереве. Подростку, в конце концов, нужно личное пространство.

– За это ты должен записаться на секции, тебе нужно больше общаться с людьми, – назидательно говорит Лайонел.

Джеффри соглашается и уже на следующий день записывается в секцию школьного хора, чему совсем не рада учительница пения. Она уже наслышана о новом школьном клоуне, любящем изображать припадки. Ей совсем не нужно, чтобы кто-то постоянно срывал ее занятия. Ученики же, наоборот, начинают с интересом коситься на него. Они буквально ждут какой-то выходки, но Джеффри в этот раз их разочаровывает. Он прилежно выполняет все занятия учительницы и ни разу даже не шутит за все время урока. После хора он молча собирается и уходит, даже не попытавшись ни с кем заговорить. Теперь он официально числится в хоре, так что совесть его чиста.

– Только хор? Издеваешься? Я имел в виду какие-то спортивные секции хотя бы, – возмущается Лайонел.

– Хорошо, к концу следующего года я запишусь во все секции, – соглашается Дамер.

– К концу следующего года?

– В конце учебного года нет смысла записываться в спортивные секции, – выкручивается Дамер.

Учебный год заканчивается, и теперь Джеффри вновь предоставлен сам себе. Дома его ждут бесконечные ссоры родителей и маленький брат, который теперь тоже вынужден целыми днями сидеть дома. Чтобы сбежать от всего этого, Джеффри начинает разбирать завалы хлама в старом ангаре. А его здесь уже скопилось очень много. Поскольку теперь здесь не нужно оставлять машину, Лайонел снес сюда немыслимое количество хлама. В основном это различные образцы химических средств для демонстрации опытов, проведения лабораторных работ и образцы различных чистящих средств. Джеффри нравится химия и биология, поэтому он с интересом изучает весь этот старый хлам. Вскоре здесь появляется старое, но работающее радио, пара постеров с модными группами, и, по большому счету, ангар теперь мало чем отличается от комнаты Дамера в доме.

Щенок черного терьера скулит возле старого склада, где не так давно побили Джеффри. Дамер видит собаку и подходит к ней, желая погладить или поиграть с ней. Терьер явно голоден. Домой его принести нельзя. Джойс не выносит собак и скажет, что его шерсть может навредить Дэвиду.

Несколько минут Джеффри смотрит на собаку, а затем все же решает отнести его к себе в ангар. Терьер радостно съедает все, что приносит ему Джеффри, и благополучно засыпает на подстилке. Джеффри хочет забрать его к себе в комнату, но не решается и оставляет собаку на ночь в ангаре.

Наверное неделю Джеффри заботится о потерявшейся собаке, но однажды, придя в ангар, он видит, что терьер бесследно исчез.

– У тебя в ангаре была соседская собака, я ее выпустил, даже не представляю, как она там оказалась, – говорит вечером Лайонел.

– Кто… кто тебе позволил заходить в ангар? – кричит Дамер и убегает к себе в комнату.

* * *

Когда Джеффри учился в первом классе, он очень привязался к своей учительнице. Он решил наловить целую кучу головастиков в подарок.

Надо отдать ей должное, женщина с благодарностью приняла этот подарок, что сделало сына по-настоящему счастливым. Спустя несколько дней коробка с головастиками исчезла из класса. Он решил спросить о них учительницу. Женщина ответила, что решила «переселить» их к себе домой.

Вечером я завез его в гости к своему однокласснику, и Джеффри увидел в гараже свой пластиковый контейнер с головастиками. Джефф почувствовал, что его предали и разозлился. В ярости он налил моторное масло прямо в контейнер с драгоценными головастиками. Он сказал тогда, что «если ей они не нужны, то они никому нее достанутся». Естественно, после этого они с одноклассником поссорились, но вскоре помирились вновь. А вот к учительнице Джефф больше не питал ни капли теплых чувств. (Лайонел Дамер, «Рассказ отца»)

Глава 5

Лет с пятнадцати мои мысли вряд ли можно было озвучить кому-либо. Так что я просто закрылся ото всех окружающих и надел на себя «маску нормальности»^[7].

Джеффри Дамер

1976 год

– 20 метров веревки, пожалуйста, – просит Дамер продавца в магазине строительных материалов. Консультант молча кивает и уходит в подсобку. Джеффри выглядит невозмутимым и непроницаемым.

Получив моток трехпрядного тонкого каната, Джеффри отправляется в ближайший супермаркет. Там он берет тележку и идет в отдел бытовой химии. Здесь несколько молодых мам с одобрением смотрят на сутулого подростка в больших очках, который явно пришел сюда по просьбе матери. Джеффри выдавливает из себя улыбку по отношению к одной из дамочек и продолжает изучать содержимое полок.

Следующими по списку идут полки с аптечными товарами и лишь затем отдел с хозтоварами, в котором он покупает ведра, тазы и еще какие-то вещи.

Нагруженный пакетами, он еще долго бредет по дороге к Бату. Все купленное он прячет в один из ящиков в своем ангаре, после чего садится на деревянный табурет и берет со стола моток купленной сегодня веревки. Он буквально гипнотизирует эту веревку в течение нескольких часов.

«Откройся, черт возьми, миру», – звучат в голове слова отца.

На следующий день ровно в 7:45 утра он стоит на углу дороги и держит бейсбольную биту. Он уже в деталях продумал, что будет делать. Когда спортсмен в своих черных спортивных штанах с зелеными вставками побежит мимо, Джеффри приветственно улыбнется и огреет парня по голове. Пока спортсмен будет без сознания, он успеет его задушить. Это безумный план, но Джеффри уверен, что сможет это сделать.

Проходит несколько минут, но любитель пробежек так и не появляется в положенное время. Нет его и через пятнадцать минут, и через двадцать… Спустя три часа Джеффри понимает, что сегодня он не увидит спортсмена. Он с удивлением смотрит на веревку в своих руках и с ужасом выбрасывает ее. Только сейчас он понимает, какое чудовищное преступление мог совершить. Какое он на самом деле чудовище.

Вечером он напивается в хлам. В ангаре у него припасены пара бутылок виски и несколько граммов легких наркотиков. Джеффри не любит наркотики. Однажды он уже пробовал их, но эффект от них его испугал. Он буквально погрузился в водоворот своих самых черных желаний и стремлений. Он буквально видел со стороны весь тот ужас и отвращение, какое он вызывал сам у себя. Наблюдал со стороны за тем, как он сам совершает самые черные из своих желаний. Больше он не притрагивается к наркотикам, держит их у себя скорее для друзей. Для гостей. Вдруг кто-то к нему зайдет и ему захочется расслабиться? Сюжет маловероятный, но не выбрасывать же.

А вот виски в тот день он выпивает предостаточно. Алкоголь приглушает все чувства, пока количество промилле в крови не становится критическим и его не начинает тошнить. Джеффри буквально выворачивает наизнанку возле ангара. Почти без сил он заползает в свое распотрошенное отцом убежище и засыпает прямо на полу, разглядывая трещины в дощатом потолке.

* * *

1975–1976 годы

Джеффри остается один на один с собой. Целыми днями он бродит по лесу и вряд ли замечает сменяющиеся пейзажи. Тихий и ненавязчивый шум леса заменяет ему телевизор или радио. Каждое утро он выходит из дома и бредет через лес в соседний городок. Там он заходит в магазин комиксов или в супермаркет, бродит между полок и периодически покупает что-то из аптечного отдела или отдела бытовой химии. Иногда покупает пару шоколадных батончиков или газировку. Затем еще медленнее и дольше бредет назад. По большому счету ему не нужно в супермаркет, да и в магазине комиксов ему делать нечего, но ведь очень важно куда-то идти, правда? Нельзя ведь просто выйти из дома на прогулку. Это странно, в конце концов. Должна быть конечная цель. Пусть и придуманная.

Джеффри с детства умеет уходить в мир собственных фантазий. Он мечтает о времени, когда у него будут права и машина, он будет иметь возможность ездить куда захочет. Однажды он увидит на дороге какого-нибудь автостопщика и остановится. Они поедут вместе. Будут останавливаться в мотелях и весело проводить время. Автостопщик теперь всегда будет с ним, ведь у него же нет машины, куда он без Джеффри сможет поехать? Возможно, они заведут собаку, или… Он мог придумывать сложные и странные сюжеты. Иногда развязка этих историй пугала. Автостопщик мог начать предъявлять претензии или угонять машину, и тогда Джеффри приходилось применять силу. Бывало, что собака заражалась бешенством, и тогда у него просто не было другого выхода, кроме как убить пса, чтобы защитить себя от животного с капающей изо рта пеной.

В какой-то момент Дамер замечает на дороге мертвую крысу. Животное умерло недавно. Джеффри и раньше подбирал мертвых животных и относил их домой. Там он втайне от родителей выкапывал для них могилы и хоронил. Так они навсегда оставались с ним.

В этот раз ему хочется пойти дальше. Ему интересно узнать, сможет ли он мумифицировать животное. Он подбирает труп крысы и идет обратно в Бат. Оказавшись уже рядом с их особняком, он сворачивает и, не заходя домой, закрывается в своем ангаре. С полки он достает взятый у отца формальдегид и большую банку. Он помещает труп животного в банку и заливает большим количеством резко пахнущего малинового вещества.

Вскоре он повторяет свой опыт уже с другим животным, и с другим. Затем начинает экспериментировать с другими химическими веществами и составами. Вскоре это превращается в полноценное хобби. Теперь он не всегда доходит до супермаркета в соседнем городке, он идет через лес, выходит на дорогу и бредет до тех пор, пока не найдет какое-нибудь умершее животное. Чаще всего животных удается встретить на том участке, где начинается соседний с Батом городок. Дорога здесь резко сворачивает вправо, поэтому очень часто можно встретить сбитых собак, кошек и других зверей, не вовремя решивших пройтись по проезжей части. И почти каждый раз, когда Джеффри проходит здесь, мимо пробегает один и тот же парень, занимающийся бегом трусцой. Постепенно Джеффри уже выучивает расписание любителя утренних прогулок и, сам того не замечая, начинает приходить сюда в это время. Он каждый раз представляет себе, как бегун остановится и заговорит с ним. Затем его фантазия идет дальше. Часто она заходит так далеко, что это начинает его пугать. В такие моменты Дамер старается как можно быстрее уйти отсюда. Иногда это происходит еще до того момента, когда бегун в своих черных спортивных штанах с зелеными вставками пробежит мимо. И тогда Джеффри старается уйти отсюда, но, отойдя на пару сотен метров, он вновь останавливается и все же дожидается того момента, когда спортсмен пробежит мимо. Иногда Дамеру кажется, что бегун уже узнает его и приветственно улыбается. Обычно он все же убеждает себя, что все это выдумки. Тем не менее он даже не допускает мысли о том, чтобы поддаться своим фантазиям и реализовать этот во всех отношениях глупый план.

Дома все постепенно меняется не в лучшую сторону. Джойс увлекается то одним хобби, то другим. Пару месяцев она увлеченно делала различные икебаны, потом записалась в женский кружок рукоделия, потом вдруг решила изменить интерьер дома и начала хаотично передвигать мебель в квартире. По большому счету, Джеффри это мало интересует. Главное, чтобы мама не трогала его вещи. Лайонел все больше времени проводит на работе. Пару недель назад Джеффри встретил отца возле мотеля с сомнительной славой, после чего он понял, что причина поздних возвращений отца не имеет прямого отношения к работе.

Встречаясь за ужином, Лайонел и Джойс обычно молчат. Если же Джойс пытается начать непринужденный разговор ни о чем, то рано или поздно эта милая беседа заканчивается ссорой. В такие моменты Джеффри тихонько встает и уводит брата из комнаты, а затем сбегает в свой ангар.

В самый разгар летних каникул Джеффри привычно бредет по дороге, неся в руках большой черный пакет с подобранным на дороге трупом кошки. Навстречу ему идут двое ребят, знакомых ему по школе. Один из них приветственно машет ему рукой, а второй с интересом поглядывает на большой черный пакет в руках у Дамера.

– Что у тебя в пакете? – спрашивает он.

Дамер крепче сжимает пакет, но второй парень уже тянется к нему руками. Джеффри ничего не остается, и он с вызовом вытягивает пакет и раскрывает его. Подростки чуть ли не сталкиваются лбами, пытаясь заглянуть в пакет, а затем одновременно отпрыгивают от него.

– Зачем тебе ЭТО? – визжат они.

– Хочу растворить его в кислоте, – пожимает плечами Джеффри.

– Не ври. Откуда у тебя кислота?

– От отца. Он химик, – спокойно отвечает Джеффри. Подростки недоверчиво смотрят на него. – Пойдемте со мной, я покажу, как это делается, – пожимает плечами Дамер.

– Ты пойдешь? – с сомнением спрашивает один из тинейджеров.

– Почему нет? Все равно нечем заняться.

– Ты далеко живешь? – все еще сомневаясь, спрашивает парень.

– Десять минут отсюда, – отвечает Дамер. Он не ожидал такой реакции. Дамер был уверен, что демонстрация содержимого пакета произведет тот же эффект, что и его припадки, все посмеются и отстанут от него. Но не в этом раз. Подросткам было совершенно нечего делать, а посещение логова Дамера обещало хоть какое-то развлечение, которое потом можно будет обсудить.

Джеффри ведет ребят к себе в ангар. Когда они оказываются рядом с домом его родителей, он несколько раз с тревогой бросает взгляды на окна гостиной, опасаясь, что кто-то из родственников увидит его новых друзей. Более всего он боится, что их выйдет встречать мама, которая часто ведет себя весьма эксцентрично.

Метрах в сорока от дома Дамеров стоит деревянный ангар Джеффри. Дамер подбегает к сараю, кладет черный мешок на земли и начинает распутывать проволоку, на которую закрыта дверь ангара.

Подростки терпеливо ждут, пока Дамер закончит с проволокой. Впрочем, когда дверь уже открыта, они все еще не спешат войти внутрь. Нет, внутри сарай не напоминает логово маньяка, никаких шкур животных не разбросано по полу, а на стене не висят оленьи рога. Тем не менее входить страшновато. Внутри все напоминает о том, что это химическая лаборатория. Повсюду полки с непонятными колбами и различными химическими веществами. Повсюду коробки и банки с самодельными этикетками. Повсюду идеальная чистота. Банки расставлены и по размеру, и по алфавиту. Даже этикетки все смотрят в одну сторону.

Пока подростки оторопело оглядываются по сторонам, Дамер выбегает на улицу и забирает оставленный на пороге пакет.

– Сейчас нужно будет залить кислотой, и через месяц процесс закончится, – поясняет Джеффри.

– Зачем тебе это? – спрашивает один из гостей.

– Я… просто коллекционирую кости, экспериментирую. Это же интересно, – чуть помедлив, отвечает Дамер и открывает один из верхних шкафов. Там стоит банка, в которой можно различить очертания полуразложившейся крысы.

– Ты больной, Дамер! – восклицает один из подростков.

– Да ладно, я уверен, что твоя кислота – просто грязная вода, – немного с вызовом говорит второй парень.

Дамер медлит секунду, а затем хватает банку с крысой. Слишком стремительный для Дамера жест еще сильнее пугает подростков.

– Сюда идите! – задыхаясь, кричит Дамер, уже стоя на пороге ангара.

Мальчишки подходят к выходу и заглядывают через плечо Дамера. Джеффри с размаху швыряет банку с крысой о железную бочку с дождевой водой, стоящую рядом с деревом. Стекло трескается и разбивается на несколько крупных осколков. В нос тут же ударяет резкий запах формальдегида.

– Черт! Ты просто стопроцентный фрик, Дамер! – взбешенно кричит подросток и отталкивает Дамера от двери. Второй парень уходит следом.

Джеффри еще какое-то время смотрит с сожалением вслед уходящим мальчикам, а потом принимается собирать останки несчастной крысы. В этот момент он ненавидит себя. Ему выпал редкий шанс завести друзей, а он все испортил.

Еще несколько дней проходят в привычном для Джеффри режиме. Он все так же ходит на угол дороги, чтобы встретить проезжающего мимо любителя пробежек, все так же собирает сбитых машинами кошек и собак на том опасном участке дороги, так же продолжает экспериментировать с химическими составами. По вечерам Джеффри ужинает вместе со всеми, а затем они с братом усаживаются смотреть телевизор в гостиной. Если разговор родителей переходит на повышенные тона и они заглушают звук телевизора, Джеффри уводит Дэвида наверх.

В один из дней Лайонел возвращается домой нестандартно рано. Джойс еще на своем заседании в женском клубе, а Джеффри нигде не видно. В гостиной на диване сидит только Дэвид, который с меланхоличным видом вертит в руках какую-то игрушку-головоломку.

– Где Джеффри? – скорее от скуки, чем из интереса спрашивает Лайонел.

– В ангаре, наверное. Он там все время пропадает и друзей туда водит, – пожимает плечами ребенок.

Лайонел наливает себе стакан виски и некоторое время наблюдает за происходящим на экране, затем решает из любопытства заглянуть в сарай. Не столь важно, что он там делает, но вот тот факт, что у него появились друзья, которых он туда водит, вызывает у него неподдельный интерес.

Ангар заперт на скрученную проволоку. Лайонелу приходится расплести ее, прежде чем войти. Параллельно он разбивает стакан виски в руках и чертыхается из-за перепачканных брюк.

Лайонел натыкается взглядом на полку с аккуратно выставленными банками. На этикетках значатся знакомые ему составы. Насторожившись, Лайонел начинает открывать ящики и коробки. Повсюду он находит мумифицированных животных. Из недавно просмотренной по телевизору передачи Лайонел прекрасно знает, что, если ребенок убивает животных или имеет страсть к поджигательству, почти со стопроцентной вероятностью можно заключить, что он психопат.

– Что ты здесь делаешь? – дрожащим от гнева голосом спрашивает стоящий на пороге Джеффри Дамер.

– У меня к тебе тот же вопрос, – в бешенстве кричит Лайонел. – Ты понимаешь, что все это не нормально?! – кричит он, тыча в нос сыну банку с каким-то зверьком.

– Это просто химия, пап… – пытается возразить Джеффри. – Есть такое хобби. Таксидермия… – Но Лайонел в бешенстве начинает открывать ящики и коробки и вытряхивает оттуда все, что только можно.

– Ты же хотел, чтобы у меня было хобби…

Схватив со стола рулон с пакетами для мусора, Лайонел отрывает один из пакетов и начинает скидывать туда все страшные находки.

– Я запрещаю тебе все это! – в бешенстве кричит на Джеффри отец.

В один пакет находки не умещаются. Да и в два тоже. Лайонел планомерно наполняет мешок за мешком и относит их к себе в машину. Джеффри стоит поодаль и с бессильным отчаянием наблюдает за тем, как в считанные минуты разрушают его мир.

– Откройся, черт возьми, этому миру, Джефф. Будь нормальным подростком! – говорит напоследок отец. – Пожалуйста, – чуть тише добавляет он.

Джеффри так и продолжает еще какое-то время сидеть возле дерева, немного в стороне от ангара. Уже после того, как темнеет, он идет домой. В спальне уже спит его брат. Открыв свою прикроватную тумбочку, Джеффри видит, что здесь тоже все перерыто. То ли это отец проверял его тумбочку, то ли младший брат в очередной раз рылся в его вещах.

Легко можно пережить любые правила и ограничения. Легко можно соблюдать любые заранее установленные правила, но невозможно соблюдать постоянно меняющиеся правила и невозможно спокойно пережить то, как у тебя на глазах роются в самых сокровенных уголках твоей души, когда потрошат то, что казалось тебе твоим безраздельным владением, твоим домом. По крайней мере, все сказанное справедливо для любого подростка, увлеченного любым хобби, а в особенности чем-то связанным с уединенной деятельностью.

«Откройся миру…» – звучат в голове походя брошенные слова отца. «Откройся миру»…

Акрон – небольшой промышленный город, в котором практически никогда ничего не происходит. Если оказаться здесь в разгар рабочего дня, то вряд ли вам доведется встретить хотя бы одного человека. Если пройтись по улицам, у вас сложится впечатление, что сюда уже пришел Апокалипсис, и все люди вымерли. Причем моментально, потому что кое-где стоят припаркованные машины, загруженные покупками, изредка мигают вывески кафе и небольших магазинов. Зайдите внутрь кафе и сядьте за барную стойку. Подождите, и спустя пару минут к вам выйдет официантка. Поверьте, вы вздрогнете, когда впервые за несколько часов увидите живого человека. Не переживайте, официантка тоже вздрогнет, увидев впервые за несколько лет незнакомое лицо, да еще и в разгар дня.

Ближе к шести вечера на дорогах хоть и изредка, но все же начинают появляться машины. Люди, отработавшие смену на заводе, возвращаются к своим семьям. Кое-кто спешит в ближайший бар выпить по паре бокалов пива, кое-кто спешит в детский сад или школу, чтобы забрать детей. Если вы пробудете здесь до вечера пятницы, то не узнаете город. На пару часов Акрон становится шумным, оживленным местом. Эти несколько часов после конца укороченного рабочего дня считаются святыми у местных мужчин. Жены разрешают им лишь один раз в неделю расслабиться вечером с друзьями, чем мужчины и спешат воспользоваться. Именно эти несколько часов делают выручку всем магазинам, барам и кафе.

Тем не менее Акрон, штат Огайо, считается одним из крупных городов штата, имеющим с десяток городков-спутников, в том числе и Бат, в котором жил Джеффри. Сегодня Бат представляет собой самый настоящий город-призрак без каких-либо допущений. Здесь уже давно никто не живет, за исключением пары домов на самой окраине города. Изредка сюда заезжают любители заброшенных зданий и ищут бывший дом Джеффри Дамера.

Заколоченные магазины и кафе, насквозь проржавевшие и уже давно никому не нужные грузовики и ретрокары, которые уже невозможно восстановить. Весьма удручающее впечатление. Лет тридцать назад здесь все же жило человек 300–400, так что вид Бат имел чуть менее мрачный. Тогда еще этот город не прославился как колыбель, взрастившая одного из самых страшных серийных убийц в истории Америки, тогда это было просто давно забытое богом местечко, в котором никогда и ничего не происходило.

В местной газете Акрона чаще всего появлялись материалы о различных достижениях завода, редкие сообщения о различных школьных мероприятиях, заметки о предстоящих свадьбах и похоронах. Очень редко в газетах появлялось что-то по-настоящему интересное, вроде сообщения о страшной аварии, пожаре и тому подобных заметок, которыми, к сожалению, пестрят все таблоиды Нью-Йорка и других крупных городов.

На днях вблизи Акрона произошла крупная авария. Мотоциклист не вписался в поворот и разбился насмерть. Естественно, такое из ряда вон выходящее событие не могло не оказаться в местной газете. На первой же полосе была напечатана фотография с красивым смеющимся парнем чуть старше Джеффри, а чуть ниже и мельче были напечатаны снимки аварии, сделанные на днях.

Джеффри привлекает внимание фотография красивого парня на первой полосе, и он начинает читать о произошедшем. Обычно он, конечно, не читает местных газет. Это делает только отец, да и то не всегда, но сейчас другое дело. Вчера вся школа обсуждала ту аварию, а сегодня оказывается, что погиб практически ровесник самого Джеффри. Оказывается, он даже учился в той же школе, но уже окончил ее.

В конце заметки мельком сообщается, что похороны состоятся завтра на местном кладбище. Джеффри прячет газету к себе в сумку и весь день то и дело проверяет, не исчезла ли газета. Вечером он вновь разворачивает газету и перечитывает статью. Он решает сходить на похороны. В конце концов, что в этом такого плохого. Они вполне могли общаться. Ли же общается с парнями на несколько классов старше. Точно так же мог общаться и Джеффри.

Утром следующего дня вместо школы Джеффри отправляется на местное кладбище. Он приезжает за час до начала церемонии прощания и долго гуляет по кладбищу, изучая надгробия всех, кто здесь похоронен. Мотоциклиста должны похоронить прямо напротив церкви, на холме под большим деревом. Идеальное место для последнего приюта.

Постепенно к холму подходят люди. В основном это родственники погибшего, но есть и пара молодых людей возраста мотоциклиста, видимо, друзья парня. Джеффри подходит чуть ближе, но держится в стороне.

– Ты тоже дружил с ним? – шепотом интересуется кто-то из приятелей мотоциклиста. Парень точно так же старается быть немного в стороне от процессии, и чувствует себя неловко.

– Нет, я родственник. Дальний родственник, – выдавливает из себя Джеффри и делает шаг в сторону.

Наконец гроб сгружают в могилу, и теперь все присутствующие выстраиваются в длинную очередь, чтобы бросить ритуальную щепоть земли. В числе выстроившихся в очередь и тот стеснительный приятель мотоциклиста, и Джеффри.

Спустя час все заканчивается, и распорядитель похорон сообщает о времени поминок.

– Ты пойдешь? – интересуется неугомонный приятель мотоциклиста.

Джеффри ничего не остается, кроме как неуклюже кивнуть. Чтобы не выглядеть подозрительно, Дамер почему-то все же идет на поминки, где слушает долгие истории о том, каким был мотоциклист при жизни.

На следующий день Джеффри вновь идет на могилу к парню и долго сидит на холме, представляя то, каким был этот парень, как они могли бы с ним общаться. На следующий день Дамер вновь приходит сюда. Так продолжается до тех пор, пока однажды к нему не подходит мать парня и не начинает интересоваться тем, в каких отношениях он был с ее сыном.

– Я часто тебя здесь вижу, но даже не знаю, как тебя зовут. Видимо, вы не так давно стали общаться с сыном? Что вас с ним связывало? – интересуется она.

– Он… помогал нашей школе и был очень добр с нами, школьниками. Он играл с нами и выглядел таким взрослым, что я считал его кем-то вроде кумира, – находится Дамер.

– Мой сын помогал школе? – удивляется женщина.

– Да. Вы, наверное, многого не знали о нем, он ведь уже вырос…

Этот разговор сильно перепугал Джеффри. Он закончился тем, что женщина буквально умоляла его зайти к ней на чай, но для Джеффри это было подобно пытке. Больше он старается не появляться на кладбище, предпочитая вновь и вновь перечитывать заметку о смерти парня.

* * *

1992 год

– Вследствие неоднозначности полученных психиатрических заключений судом было назначено три дополнительных психиатра для проведения экспертизы Джеффри Дамера. Джордж Палермо, суд просит вас подойти к судье и положить правую руку на конституцию.

Пожилой итальянец с трудом поднимается с места и медленно идет к месту дачи показаний.

– Клянусь говорить правду, – почтенно произносит он и поднимается за кафедру. Прежде чем начать говорить, он бросает короткий взгляд на место, где сидит обвиняемый. Джеффри Дамер сидит за пуленепробиваемым стеклом и смотрит в одну точку. Поняв, что на него смотрят, он поднимает голову и ободряюще кивает куда-то в сторону суда. Он без очков и сейчас с трудом может разглядеть человеческие фигуры в нескольких метрах от него.

– Чтобы описать личность обвиняемого, я бы хотел дать краткую характеристику ряда терминов. Итак, согласно современным исследованиям, шизоидное расстройство личности формируется под влиянием ряда внешних социальных факторов. В том случае, если эмоционально холодная мать старается внешне поддерживать видимость заботы о ребенке, возникает ситуация так называемого двойного родительского послания. В этом случае ребенок все время, систематически получает противоречащие друг другу сигналы: с одной стороны, ему демонстрируют свою любовь, с другой – отвергают. Подобная ситуация развития крайне враждебна и патологична. Любое действие или решение ребенка в этом случае не одобряется, либо вербально, либо эмоционально. Рано или поздно в этой ситуации человек понимает, что, если любой выбор ошибочен, лучше отказаться от выбора вовсе. При этом личность должна развиваться, расти и формироваться. Оказываясь в этой ситуации, ребенок чаще всего уходит в придуманный мир фантазий. Часто эта копинг-стратегия^[8] ухода от проблем проявляется в детях в форме любви к просмотру определенных мультфильмов, комиксов или изучении любых других продуктов масс-медиа. В том случае, если интеллект ребенка достаточно высок, а склонность к фантазированию выражена ярко, помимо любви к такого рода продукции появляются и достаточно хорошо сформированные собственные фантазии. Эта склонность к уединенному времяпрепровождению в детстве зачастую выходит боком в более зрелом предподростковом и подростковом возрасте. Не имея достаточных навыков общения со сверстниками и весьма травматичный опыт общения с родителями, такие дети не могут наладить дружеские, а затем любовные отношения. В том случае, если им это все же удается, они идентифицируют себя с этим человеком и считают его частью себя. Несложно догадаться, что такие отношения патологичны по своей природе и обречены на разрыв, который переживается ими довольно тяжело.

Джеффри Дамер рос как раз в такой опасной для детской психики ситуации. Сам подсудимый отрицает тот факт, что родители как-либо могли повлиять на формирование его, без сомнения, нездоровой психики. Он считает, что всему виной лишь он, его выбор и деяния. Я же усматриваю причину его поступков именно в детстве. Мать Дамера, страдавшая от хронического депрессивного расстройства, не проявляла интереса к воспитанию ребенка. Он раздражал ее, вызывал исключительно негативные эмоции. Отец Джеффри Дамера на протяжении периода раннего детства не проявлял интереса к воспитанию ребенка, впоследствии предпочитал использовать формальный стиль воспитания. Все это привело к тому, что в подростковом возрасте ему не удалось сформировать полноценные дружеские отношения, более того, он утвердился в мысли о том, что не способен и не достоин таких отношений. Рано проявившиеся гомосексуальные наклонности утвердили его в мысли о том, что он не достоин отношений. Накапливающаяся с течением времени враждебность к окружающему миру привела к формированию преступного поведения у Джеффри Дамера. Его сексуальные желания в данном случае выступают как способ выражения той деструктивной энергии, которая копилась в нем. Убийства, совершенные Дамером, являются своего рода проявлением агрессии по отношению к себе. Убивая гомосексуалистов, с которыми познакомился в баре, он убивал тем самым ненавистную ему часть себя. Принципиально важен тот нюанс, что Дамер никогда не предпринимал попыток выстроить близкие отношения без помощи дополнительных мотиваторов. В детстве он получал внимание друзей, развлекая публику эпилептическими припадками, впоследствии с сексуальными партнерами он знакомился, представляясь фотографом и обещая заплатить гонорар за услуги модели. Такое поведение говорит о том, что подсудимый не считал себя достойным отношений с другим человеком. Желая доминировать, но не находя в себе достаточно сил для выстраивания таких отношений, он нашел единственный способ доминировать над своим партнером, полностью подчинить его своей воле: он стал выстраивать «отношения» с трупами. Таким образом, я считаю, что некрофилия Джеффри Дамера является не формой фетиша, но извращенной формой садистских наклонностей. Не думаю, что мотивом убийств являлся «поиск компании», как считает мистер Фридман. Нет. Он хотел заставить их замолчать, подчиниться и навсегда остаться с ним.

– Мистер Палермо, если вы говорите о садистской составляющей некрофилии Дамера, то как вы можете объяснить тот факт, что в подростковом возрасте Джеффри влюбился в умершего мотоциклиста? В этом эпизоде не усматривается садистской составляющей, – задает вопрос прокурор Макканн, с искренним интересом слушавший все выступление доктора Палермо.

– Я усматриваю в этом подростковую тенденцию в поиске кумира, свойственную большинству подростков. Тот факт, что молодой человек к тому моменту погиб, означает лишь то, что Дамер стремился максимально дистанцировать себя от своего кумира. Так многие подростки начинают вдруг слушать давно умерших и уже не модных среди современной молодежи исполнителей.

– Мистер Палермо, видно, что вы проделали большую работу и создали очень подробный профайл Джеффри Дамера, но суд интересуют лишь два вопроса. Будьте добры, ответьте на них односложно, – говорит судья. Джордж Палермо вновь бросает взгляд на Джеффри Дамера, но на сей раз человек по ту сторону стекла не замечает этого взгляда.

– Является ли Джеффри Дамер психически больным человеком, не способным отвечать за свои поступки?

– Нет, Ваша честь. Подсудимый, бесспорно, умный и образованный человек, способный нормально функционировать в обществе.

– Осознавал ли подсудимый преступность своих действий, мистер Палермо?

– Да, Ваша честь, он осознавал свои действия, – явно нехотя говорит Джордж Палермо. – Но хочу добавить, что, несмотря на все, Джеффри Дамер является довольно хорошим и чутким человеком.

Глава 6

Никогда, ни до, ни после, у меня больше не было таких близких друзей.

Джеффри Дамер

1976 год

– Любишь комиксы? – интересуется Дерф, подсаживаясь к нему в столовой.

– Да, конечно, все любят, – настороженно отвечает Дамер.

– Ты не сильно разговорчивый, – усмехается Дерф. – Не хочешь после уроков пойти в магазин комиксов?

В этот момент Дерф хлопает Джеффа по спине. Дамер настолько испуган, что может думать только о том, видно ли, как он сейчас вспотел, и не дай бог Дерфу придет в голову пожать ему руку на прощание. Джефф не раз слышал от отца, что нет ничего более отвратительного, чем потные ладони при рукопожатии.

– Зачем? – глупо интересуется Дамер.

– Историю учить, – усмехается Дерф. – Зачем ходят в магазин комиксов? Чтобы украсть пару журналов, конечно.

– Украсть? – удивляется Дамер.

– Расслабься, будет весело. Идешь? – говорит он.

Дамер соглашается, и после уроков они действительно идут в магазин комиксов. Это небольшое стеклянное здание, больше напоминающее большую будку, расположено в паре кварталов от школы.

Схема воровства до предельного проста. Один должен как-нибудь отвлечь продавца, пока второй запихивает себе под куртку как можно больше новых журналов.

– Сумеешь отвлечь? – с сомнением интересуется Дерф.

– Да… Да, думаю, сумею, – отзывается Дамер.

Они заходят в магазин комиксов, где их сразу приветствует добродушного вида консультант лет тридцати. Мужчина хорошо знает, что мальчишки частенько воруют комиксы, но и не пускать их в магазин без родителей было бы глупо. Все же именно мальчишки – основные покупатели его товара.

Джеффри несколько мгновений разглядывает стенд с комиксами, расположенный при входе. Затем делает шаг по направлению к продавцу, медлит, втягивает побольше воздуха в грудь и подходит наконец к стойке с кассовым аппаратом.

– У вас есть свежий выпуск про Халка? – интересуется он.

– Что? Что, прости? Погоди, мне нужно посмотреть, что там с товаром, – продавец уже нервно поглядывает на воровато озирающегося Дерфа в другом конце зала. Он уже готов пойти туда, как Джеффри буквально хватает того за руку.

– Мне, кажется, плохо, – задыхается Дамер.

Все внимание продавца теперь сосредоточено на Дамере. Тот медленно сползает на пол, задевая собой пару стоек с журналами, и начинает извиваться в судорогах.

– Эй, парень, парень, что нужно делать-то? Вытащить язык? Позвонить в 911? – начинает суетиться продавец. – Эй, подойди сюда, мне нужна твоя помощь. – Вторая часть фразы уже относится к Дерфу, который на мгновение вышел из-за стендов с комиксами в последнем ряду. Дамеру не видно, что происходит, но в какой-то миг раздается характерный звук хлопающей двери. Дамер начинает извиваться все меньше.

– Не надо 911, такое бывает, – заплетающимся языком произносит Дамер. Он намеренно тяжело опирается об очередной стенд с журналами и, конечно, роняет его. – Простите…

– Ничего, главное, ты жив, – не может скрыть облегчения продавец. – Тебе не пора домой?

Дамер не устает благодарить продавца, он даже кланяется, хотя это больше похоже на новую судорогу. Продавец машет руками, мол, все в порядке, и явно мечтает лишь о том, чтобы больной мальчишка поскорее убрался из магазина. Дамер спиной выходит из магазина и лишь тогда выпрямляется в полный рост. Он отходит на пару десятков метров и, оказавшись в месте, в котором продавец уже не может за ним наблюдать, начинает озираться по сторонам в поисках Дерфа.

– Это было круто! Это было так круто! – восхищенно говорит Дерф Блекдерф, подбежав к нему сзади. У мальчика в руках целая стопка комиксов.

По большому счету, у Дерфа с Дамером мало общего. Единственное, что их объединяет, – школьный социальный статус. Они балансируют на той едва заметной грани, которая отличает неудачников от изгоев. Дерфа интересуют девочки и то, как их можно заманить на свидание, ну, или как хотя бы посмеяться над толстенькой девочкой на первой парте. Еще больше Дерфа интересует то, как стать школьной элитой и войти в круг приближенных к Джорджу Крамеру. Этот парень – настоящая звезда. У него уже есть своя машина, он часто собирает вечеринки у себя дома, курит травку, и с ним хотят встречаться все девочки школы. Тот факт, что ты тусуешься у Крамера, уже говорит о многом и делает из тебя если не звезду, то, по крайней мере, человека уважаемого.

* * *

1976–1977 годы

Испытание средней школой Джеффри Дамер прошел успешно. Он никогда не был изгоем, но всегда был сам по себе. После их ссоры с Ли Джеффри никогда и ни с кем настолько не сближался, но его уважали. Ни разу, ни единым словом Джеффри не выдал своих обидчиков, более того, из той ссоры он вышел победителем. Его феерический припадок снял с него все претензии. Никому не приходило в голову к нему лезть. Скорее наоборот. С ним хотели общаться. Он создавал впечатление человека, способного собрать собственную компанию, способного организовывать выходки, свойственные школьникам, просто сам Дамер никогда не чувствовал в себе этой силы. Лайонел с детства говорил ему о том, что друзей нужно искать и завоевывать, что он, Джеффри, их не заслуживает, но если постарается, то, наверное, с ним и захотят общаться. Точно так же говорили и про школьные успехи. От Джеффри никто и никогда не ждал побед, а все успехи списывали на волю счастливого случая.

Переход в старшую школу означал и то, что все классы вновь переформировали. Теперь все оказались в положении новичков. Некоторым повезло, их компании так и остались без изменений, но многие лишились своих друзей. А многим старшая школа давала шанс найти новых друзей.

Для Джеффри мало что поменялось. Он все так же сидит всегда один и всегда за последним столом в школьной столовой. Его единственное отличие от изгоев состоит в том, что это его выбор. Действительно его выбор.

– Привет, не хочешь сходить на концерт Нила Седаки^[9] в эту пятницу? – спрашивает парень, с которым Джеффри ходит на уроки химии и биологии. Этот парень почему-то все время предлагает Джеффри как-то провести вместе время. Вполне вероятно, что он хочет подружиться с ним, возможно, Джеффри даже ему нравится, но сам Джеффри не допускает такой мысли.

– Это моя любимая группа, да, конечно, давай сходим, – пожимает плечами Дамер. – Прости, мне пора на занятия.

Джеффри поднимается и идет к выходу из столовой. На следующем уроке биологии он специально садится за парту уже после того, как надоедливый парень найдет себе место в классе. Когда Дамер обводит глазами класс, подросток призывно глядит на него, но Джеффри как будто игнорирует этот взгляд.

На самом деле Джеффри просто пугает его поведение. Он не понимает, чем может быть кому-то интересен. У него уже был один приятель, Ли, общение с ним ясно показало, что ни к чему хорошему такая дружба не ведет. Лайонел с детства внушал Джеффри мысль о том, что нужно потрудиться, чтобы завести друзей, нужно как-то их подкупить, заинтересовать. Предположить, что кто-то захочет общаться с Дамером просто так, просто из-за того, что он показался кому-то интересным человеком, Джеффри не может.

Уроки химии и биологии теперь куда интереснее, чем раньше. Они часто делают лабораторные работы, изучают внутреннее строение лягушек, разглядывают под микроскопом микробы. Впрочем, самое интересное – это банки с заспиртованными животными, которыми заставлено школьное помещение для лабораторных занятий.

– Майк и Дерф, прекратите болтать! Дерф, иди сядь с Дамером, – восклицает учительница биологии, полная женщина в больших очках, и громко стучит ручкой по столу, привлекая к себе внимание учеников. Дамер был слишком увлечен работой, чтобы слышать то, о чем она говорит. Этот противный стук ручки о поверхность стола вырывает его из круговорота мыслей. Он поднимает голову и непонимающе смотрит на учительницу. – Все в порядке, Дамер. Работай спокойно и следи за тем, чтобы Дерф не отвлекался, – говорит учительница, заметив на себе удивленный взгляд Джеффри.

Щуплый темноволосый подросток со слишком тонкой для своей рубашки шеей с грохотом плюхается на стул рядом с Джеффри. Чтобы хоть как-то досадить учительнице, он с еще большим грохотом бросает книги и тетради на стол. Дерф и Нейл – те самые два подростка, решившихся этим летом от скуки зайти в лабораторию Дамера. Заметив их среди своих новых одноклассников, Дамер старался держаться от них подальше, боясь услышать о себе что-то неприятное.

– Привет, – недовольно шепчет Дерф Блекдерф и отворачивается.

Джеффри не сильно обращает на это внимание и уже через пару минут вновь увлекается своей лабораторной работой. Дерф ни черта не понимает в биологии и с трудом может рассказать о том, что они вообще за тему сейчас проходят. Вместо лабораторной работы он весь урок что-то чертит у себя в тетради, периодически поглядывая на Джеффри.

– Держи, – недовольно говорит Дерф, когда звенит звонок. Дерф оставляет рядом с микроскопом Дамера тетрадный листок, на котором изображен карикатурно-комиксовый портрет Дамера с микроскопом. На голове у него специальные большие очки-окуляры, делающие Джеффри похожим на сумасшедшего доктора.

– Спасибо, – ошарашено говорит Дамер. – Я подпишу лабораторную и твоим именем тоже, если хочешь, – зачем-то добавляет он.

– Если хочешь? Издеваешься? Конечно, хочу! – говорит Дерф и уже машет приятелям, ждущим его возле выхода из класса.

После занятий Джеффри бредет в школьную библиотеку, чтобы подготовить реферат по истории. Учитель пообещал, что без этого реферата никто из учеников может не надеяться на удовлетворительную оценку в аттестате по его курсу. Дома, скорее всего, подготовиться не удастся, так как у них целыми днями крутится дико раздражающий Джеффри дизайнер, которого наняла его мама. Он уходит только к вечеру, когда с работы должен скоро вернуться Лайонел. При виде Джеффри он каждый день начинает монолог о том, что ему нужны друзья и просто необходимо записаться в какой-нибудь новый кружок. Джеффри играет на кларнете в школьном оркестре, а с недавнего времени еще и записался в секцию тенниса, но ничто из этого Лайонела не устраивает.

Джеффри уже второй час переписывает своими словами какую-то статью из книги, когда на пороге библиотеки возникает Дерф с тремя своими друзьями. Они здороваются и проходят к большому столу для четверых человек. Естественно, библиотека сразу же наполняется целым скопищем самых разных шумов. Дерф шуршит своими бумагами, Майк роняет стул, два их приятеля тут же прыскают от смеха.

– Тихо! В библиотеке всегда должна стоять тишина! – карикатурно восклицает сотрудница библиотеки. Дамер смотрит на нее и тихонько кривит физиономию, изображая искаженное гневом, вечно какое-то брезгливое лицо библиотекарши. Вся компания Дерфа тут же покатывается со смеху. Джеффри оборачивается и рассеянно кивает им. Он даже не ожидал, что сейчас его кривляния кто-то заметит.

Библиотекарша вновь сосредотачивается на заполнении каких-то документов. Дерф с друзьями тихонько о чем-то переговариваются и иногда поглядывают на одиноко сидящего Джеффри. В очередной раз заметив на себе взгляды подростков, Джеффри подкидывает какую-то бумажку и кидает ее в сторону библиотекарши. Бумажка приземляется ровно по центру бланка, который сейчас заполняла женщина.

– Кто это сделал?! – визжит женщина и остервенело смотрит на компанию Дерфа. Все тут же утыкаются в свои учебники.

Спустя пару минут Джеффри, к всеобщему ликованию, вновь повторяет свой трюк, доводя при этом бедную женщину до состояния, близкого к истерике. Так повторяется еще несколько раз, прежде чем женщина не начинает верещать как ненормальная. Когда Джеффри и Дерф с друзьями покидают библиотеку, сотруднице библиотеки уже явно требуется помощь психолога.

– Ты совсем чокнутый! – на сей раз не просто одобрительно, но даже восхищенно восклицает Дерф.

– Ты чемпион по кривляниям! – добавляет его приятель.

Джеффри ошарашено благодарит их и спешит попрощаться. Он не понимает, что им от него нужно, что он сейчас должен сделать и чего от них ожидать. Всю дорогу домой и часть вечера он продолжает обдумывать произошедшее за день. Даже наличие манерно-суетливого дизайнера в доме его не раздражает так, как обычно.

Лайонел приходит домой позже, чем обычно. Он явно выпил лишнего и явно чем-то раздражен.

– Ты сделал уроки? – интересуется он при виде Джеффри. Сидящий в углу Дэвид его вообще не интересует. Они даже не здороваются.

– Да, пап, – кивает Джеффри.

– Так почему ты здесь сидишь? Ты ж обещал записаться на секции. В твоем возрасте нужно общаться со сверстниками, а не сидеть перед телевизором.

– Я записался на теннис, сегодня занятий по теннису нет, – напоминает Джеффри.

– Издеваешься? – еще больше раздражается Лайонел. – Я имел в виду командные виды спорта, понимаешь, командные!

– Ты не говорил, какие именно виды спорта ты имеешь в виду. Ты говорил просто про спорт и секции, – бормочет Джеффри, поднимаясь с дивана. Лайонел продолжает что-то говорить, распаляясь с каждым высказыванием все сильнее, но Джеффри уже поднимается на второй этаж, к себе в спальню. Он запирает дверь на ключ и не отпирает до тех пор, пока в дверь не начинает стучать Дэвид.

После того дня, когда Джеффри издевался над библиотекаршей, он стал часто проводить время вместе с Дерфом, Майком, Кентом и Нейлом. То и дело он пугает школьников своими псевдоэпилептическими припадками, во время которых легко может схватить какую-нибудь девушку за руку или другую часть тела. Все это вызывает неизменные взрывы хохота со стороны Дерфа, Майка, Кента и Нейла. Очень скоро покатываться со смеху начинают все, а для девушек это превращается в своего рода экстремальный аттракцион: попробуй оказаться рядом, когда Дамер вновь начнет кривляться. Неизменно все это вызывает бурю визга и хохота. В их классе теперь даже появляется выражение: «сделать как Дамер», что с их внутреннего языка переводится как «сделать что-то уморительное, из ряда вон выходящее». К примеру однажды девочка замечает то, как Дерф и Дамер обсуждают какой-то рисунок. Решив, что это достаточный повод для начала разговора, она интересуется, умеет ли Джефф рисовать.

– Конечно. Только тебе придется лечь на пол, – отвечает Дамер и уже берет в руки маркер.

Ничего не понимающая девочка так и продолжает стоять, не понимая, пошутили ли над ней сейчас, или действительно лучше лечь на пол.

– Да чего тебе стоит, ложись, давай! – кричат уже из-за спины.

Девочка еще какое-то время медлит, но затем все же начинает укладываться на пол. Тогда Джеффри делает неуверенный шаг вперед и под подбадривающее нашептывание Дерфа начинает очерчивать контуры тела девочки на полу.

Весь класс еще несколько дней хохочет над этим и просит повторить трюк. Даже несмотря на то, что им потом пришлось основательно попотеть оттирая от пола эти очертания, шутка не утрачивала своей актуальности еще многие месяцы. Правда теперь Джеффри просили очерчивать чем-нибудь легкосмывающимся.

Если изначально Джеффри смог благодаря своей странности добиться уважения, то теперь ему удается заработать себе не только авторитет, но и минуту славы. Без всякого сомнения, он главная звезда если не школы, то уж класса точно. Пару недель все на полном серьезе обсуждают, как было бы хорошо сделать его королем выпуска и проголосовать за него на выпускном вечере. Впрочем, сам Дамер против этого, он говорит, что вообще считает все эти выпускные глупостью.

– Ради чего туда идти? Чтобы выпить? Я и здесь могу это сделать, – хохочет он, указывая на свой портфель.

Недавно родители купили ему модный кожаный портфель темно-коричневого цвета, и он ни на секунду его не выпускает из рук. Благодаря этому простому аксессуару он смотрится старше и значительнее. Когда ему нужно купить алкоголь, он просто подходит к какой-нибудь женщине в магазине, стеснительно поправляет очки и говорит:

– Простите, вы не могли бы сделать мне одолжение? Мой младший брат сегодня получил ученую степень, мы хотели отметить это событие, а я, как назло, забыл удостоверение личности, не могли бы вы купить мне алкоголь?

В зависимости от ситуации придуманный повод меняется, но в остальном фраза остается неизменной. Отказывать никто не решается. Дамер пару раз смелеет настолько, что просит об этом полицейских. Джеффри достаточно высокий, мощный, в своих очках на половину лица, со слегка замедленными движениями и, конечно, с портфелем он выглядит не меньше чем на тридцать – тридцать пять лет. К тому же он умеет быть обаятельным. Подойти к незнакомому человеку с просьбой ему значительно проще, чем поговорить с кем-то по душам. Кажется, что есть какая-то невидимая стена, отделяющая его от других людей. Как бы Джеффри не старался перелезть через нее, ничего не выходит. Он всегда кажется отстраненным и зажатым, и только благодаря глотку пива, а лучше виски, ему удается расслабиться, заглушить постоянный, невыносимый анализ собственных действий, подойти вплотную к невидимой стене, отделяющей его от людей.

Он всегда старался во всем достичь совершенства и очень часто перегибал с этим палку. Невероятно аккуратный, всегда выполняющий домашние задания и редко играющий с другими детьми – таким Дамер пришел в среднюю школу. Тогда он практически все лето провел не выходя из комнаты и не отрываясь от телевизора и комиксов. И вот теперь он должен был почти по десять часов день как-то общаться с другими детьми. Чтобы как-то отвязаться от бесконечного обдумывания разговоров, школьных ответов учителям и домашних заданий, он придумал ритуал: нужно было идти пару шагов вперед, а когда бетонная плита пешеходной дороги заканчивалась, нужно было сделать шаг назад. Два шага вперед и один назад. Это занятие сосредотачивало и отвлекало. Сонм бесконечных мыслей в голове утихал, и Джеффри на какое-то время переставал переживать из-за возможных ошибок в общении. А он ведь часто ошибался.

Долгое время этот ритуал спасал, но потом его стало не хватать. Сейчас, в старшей школе, он без конца общался. Почти все время он был в центре внимания, и каждый раз, когда разговор заканчивался или приходило время сворачивать свой псевдоприпадок, он начинал обдумывать, все ли сделал правильно и не перегнул ли он палку, где он совершил ошибку, и как… Как же хорошо один глоток виски мог заглушить этот поток бесполезных и сводящих с ума мыслей. Теперь Джеффри практически всегда перед тем, как зайти в здание школы, выпивает немного пива или, если повезет, виски. Этого хватает. От него всегда идет легкий запах алкоголя, но Джеффри никогда не напивается, так что его никто и не ругает. Это конец 1970-х годов. Кокаиновый шик в самом разгаре. Практически все старшеклассники без конца пьют или курят легкие наркотики, да и некоторые преподаватели имеют те же привычки.

Однажды он привычно заходит за угол школы, чтобы выпить свой традиционный глоток спиртного для храбрости, когда его видит директор школы.

– Дамер! Подойди сюда! – кричит мужчина.

Джеффри медлит несколько секунд, но все же идет к мужчине.

– Покажи, что в сумке, – требует он, демонстративно морщась от запаха алкоголя.

Джеффри раскрывает сумку, и директор вытаскивает оттуда обернутую в бумагу бутылку скотча.

– Ко мне в кабинет, – командует он.

Дамер сидит в кабинете директора около часа, прежде чем туда входит директор школы. Он начинает заученным тоном декламировать речь о вреде алкоголя. Примерно эти же слова он говорил на днях на конференции, посвященной проблемам девиантности подростков.

– …В конце концов, это просто неуважение к школе. Я понимаю, если ты, хороший ученик, поддался уговорам менее сознательных одноклассников и выпил немного, но ведь ты пил один, и я видел это. Ты пил перед тем, как зайти в школу! – заканчивает он. – Ты понимаешь, что теперь я должен сообщить об этом твоим родителям?

– Да, сэр, – соглашается Джеффри. За все время речи директора он лишь изредка успевал произнести эту фразу.

– Ты хочешь этого? – проверяет директор, слушал ли Дамер все это время.

– Нет, сэр, – искренне отвечает Дамер.

Директор замолкает на какое-то время, а потом вдруг говорит:

– Знаешь, я могу предложить тебе выбор: либо я сообщаю о случившемся родителям, либо ты получаешь десять ударов указкой за своей поведение.

Это самое странное предложение, какое только можно было услышать от директора школы. Воцаряется слишком длительное молчание.

Наконец Дамер делает единственно разумный с точки зрения подростка выбор.

– Я не хочу, чтобы вы сообщали родителям, сэр, – говорит Джеффри.

Директор удивлено вскидывает брови, но все же выполняет свою часть уговора и наносит десть довольно ощутимых ударов какой-то допотопной деревянной лопаткой по нижней части спины.

Когда экзекуция закончена, Джеффри буквально выбегает из кабинета и бежит прочь из школы. По дороге он встречает Майка. Тот интересуется, почему Джефф такой взъерошенный. Тот рассказывает ему о произошедшем. Майк ошеломлен. Он закуривает и со смехом предлагает выпить, раз уж все равно Дамер поплатился за это.

Впоследствии директор объяснил свое поведение тем, что на недавней конференции психолог рекомендовала этот способ разрыва шаблона для закрепления стойкой отрицательной реакции подростка на алкоголь. Директор по какой-то причине решил проверить на подвернувшемся подростке этот метод.

В тот день Джефф и Майк, конечно, не идут в школу. Вместо этого они решают дождаться возле школы конца занятий и отправиться домой к Дерфу, так как его дом расположен в паре кварталов от школы. Там они привычно начинают веселиться, названивая всем без разбора и говоря самые глупые в мире шутки. Джеффри умеет это делать совершенно гениально. Он никогда не теряет самообладания и может сколько угодно сохранять серьезный тон. Естественно, он звонит чаще всех. Обычно он представляется декоратором и пытается продать занавески с модным рисунком в виде маленьких половых органов. При этом он всегда уморительно картавит, подражая лучшему и единственному другу ее матери, декоратору откуда-то из Европы. С ним она уже довольно давно проводит все свое свободное время и, к слову сказать, с момента их знакомства стала значительно веселее и даже своих таблеток стала пить меньше. Впрочем, Джеффри все равно не выносит этого типа.

Так проходит целый учебный год. Тогда еще это просто очень неплохой год. Еще никто из друзей не знает, что это был лучший год их жизни, для Джеффри, по крайней мере.

Ближе к лету Дерф приглашает Джеффри на рыбалку. Джеффри соглашается, но признается, что никогда до этого не пробовал ловить рыбу.

– Я научу, это весело, – заверяет Дерф.

Озеро находится в миле от дома Дамера, поэтому Дерф предлагает зайти за Джеффом, но Дамер отказывается и предлагает встретиться прямо на дороге, ведущей к озеру.

– Почему ты никогда не приглашаешь к себе в гости? У меня ты был сотню раз, – больше удивляется, чем злится приятель.

– У меня… Знаешь, у меня правда отвратительные занавески и повсюду розовые пуфики, не думаю, что тебе понравится, – отвечает Дамер.

Какое-то время они идут молча, а затем переходят к обсуждению Сидни Златка. Эта девушка пару дней назад затмила собой даже славу Дамера, правда, посмертно. Девушка, которую никто никогда даже не замечал, недавно повесилась из-за несчастной любви, как поговаривали.

Они приходят на озеро, раскладывают все необходимое для рыбалки, Дерф насаживает приманку на крючок своей удочки и удочки Дамера, они ждут, когда глупая рыба наконец заметит их приманку, и все это проходит за обсуждением несчастной Сидни Златка и ее безутешных родителей.

В этот момент поплавок Джеффри дергается. Он начинает со всех сил крутить ручку спиннинга и вытаскивает под радостные возгласы Дерфа довольно большую рыбину.

– Сейчас надо будет ее отпустить… – озабоченно говорит Дерф, но Дамер, кажется, не слышит его. Он наблюдает за тем, как рыба беспомощно хватает ртом воздух и бьется плавниками о землю. В следующую секунду Джеффри протягивает к ней руки и буквально разламывает ее на две части. Он долго потрошит рыбу, а Дерф с ужасом за этим наблюдает.

Вскоре Джеффри заканчивает и приобретает совершенно беспомощное и какое-то удивленное выражение лица. Он смотрит на свои руки так, будто не понимает, как они могли сотворить такое.

– Черт… Зачем ты это сделал? – с отвращением и недоумением одновременно кричит на него Дерф.

– Я просто хотел узнать, что у нее внутри, – тихо говорит Дамер.

– Убери здесь все, – бросает Дерф и начинает собирать удочки.

Еще пару дней после этого Дерф немного сторонится Дамера, но потом все возвращается на круги своя. В пересказе эта история звучит не столь впечатляюще, особенно на фоне тех отвратительных мерзостей, которые творит на их глазах парень по прозвищу Маньяк Ллойд. Этот стокилограммовый старшеклассник легко может подойти к любому человеку в столовой и от нечего делать перевернуть поднос с едой, а заодно и вылить сок кому-нибудь на голову. Без какой-либо причины или предыстории. И на фоне этого психопата Дерф пытается назвать Джеффри ненормальным? Майк и Кент лишь рассмеялись, когда Дерф рассказывает о произошедшем. Дерф уже и сам решает, что ничего такого страшного и не было, но то совершенно безумное лицо, с которым Джефф потрошил рыбу, Дерф помнит еще долго и старается надолго не оставаться с Джеффом наедине. Слишком бурная фантазия будущего художника легко позволяет ему представить себя на месте той несчастной рыбы.

Спустя пару недель Дерф и Джеффри еще раз ссорятся. На сей раз пострадал сам Дерф. В тот день уроки уже закончились, но Джеффри и Дерф все еще болтают на лужайке перед школой. Их плавно обтекает толпа выходящих школьников, преподавателей и сотрудников школы. Это пятница, и все стараются побыстрее попасть домой. Джеффри начинает дурачиться, то и дело падает и хватается за чьи-то руки, задерживая тем самым людей. Дерф довольно смеется.

Вдалеке уже виднеется грязно-желтый школьный автобус. Джеффри и Дерф собираются уже бежать до остановки, но Дерф неожиданно оступается и подворачивает ногу. Джеффри оборачивается и видит, как Дерф скорчился от боли. Подросток ошарашено смотрит на это, а потом начинает радостно смеяться. Точно так же, как только что смеялся Дерф, когда Джефф дурачился и хватал людей за руки. Пока не понятно, что случилось. То ли Дерф решил «сделать Дамера», то есть покривляться, то ли ему действительно больно.

– Боже, Дерф, с тобой все в порядке? – восклицает Джорджия Шейренберг. Эта женщина живет по соседству с Дамерами в Бате, а заодно работает в школьной столовой. – Может, тебе вызвать медсестру? – хлопочет вокруг Дерфа женщина.

– Не надо, – через силу произносит Дерф и пытается подняться. Со второго раза у него это все же удается. Он начинает ковылять ко все еще стоящему на остановке автобусу. На половине пути он оборачивается и со злостью бросает:

– Что, черт возьми, с тобой такое, Дамер?! Почему ты настолько фрик?!

Радостная улыбка слетает с лица Дамера. Он идет мимо автобусной остановки, решив дойти до Бата пешком.

Через пару дней занятия в школе заканчиваются. Никто из их компании не уезжает на летние каникулы, все пытаются подыскать себе какую-нибудь работу. Кент довольно быстро пристраивается на работу продавцом в бакалейную лавку. Дерф пытается устроиться в магазин комиксов, потом в местную газету, а потом плюет на все и садится дома перед телевизором. Нейл какое-то время работает в местном почтовом отделении, но потом тоже решает, что последнее свободное лето детства лучше провести, бездельничая с приятелями. Ну а Дамер?

Никто не знает, где Дамер. За все лето они, кажется, ни разу не видели приятеля. Все они живут в разных городках вокруг Акрона, Бат – самый маленький и далекий из них. Несколько раз они порываются сходить проведать друга, но затем вспоминают ту жуткую лабораторию, в которую их приводил Дамер пару лет назад, и решают отложить поход в Бат.

Джеффри устраивается на работу в местный магазин растений. Ему всегда нравилась биология, поэтому это место его вполне устраивает. Ему даже интересно поначалу. До первого рабочего дня. Потом оказывается, что суть работы заключается в том, что нужно продавать растения всем знакомым. Заработок зависит от того, сколько ты продашь. Джеффри не обладает талантом продавца, но умеет быть обаятельным и вежливым, поэтому у него охотно берут растения. Мисс Шейренберг, живущая по соседству, покупает несколько сосен, которые Джеффри потом помогает сажать.

В конце концов, из всех набранных для продажи растений у Джеффри остаются только розы, которые в местном климате плохо растут. Владелец магазина отмахивается, когда Джеффри пытается вернуть ему розы. Вечером Джеффри берет лопату и начинает вскапывать землю перед их домом.

– Что ты делаешь? – с подозрением интересуется Лайонел, вспоминая страсть сына к мертвым животным.

– Сажаю розы, пап, – отвечает тот.

– А удобрения? – скептически спрашивает Джойс, с интересом наблюдая с действиями сына.

– А подумать о том, что розам нужна солнечная сторона? – в тон жене интересуется Лайонел и берет еще одну лопату. – Ну почему ты всегда все портишь? – задает отец риторический вопрос, когда видит, что Джеффри пытается посадить луковицы не той стороной. Джеффри ничего не отвечает, но бросает луковицы вовсе и снова берет в руки лопату. Ему хочется копать просто потому, что у отца не возникало претензий к тому, как он это делает, а Джеффри очень сильно хочется делать все правильно. Тем не менее это один из очень хороших семейных вечеров. К процессу посадки роз вскоре присоединяется Джойс, а затем и Дэвид. Когда все луковицы рассажены, все устало бредут домой, долго и весело моют руки, а затем ужинают, болтая о том, как будет здорово иметь розарий под окнам�

© Нокс М., 2019

© ООО «Издательство Родина», 2019

* * *

Было бы здорово, если бы кто-то ответил мне, зачем я все это сделал. Что послужило для этого поводом; потому что у меня подходящего ответа нет.

Джеффри Дамер

Пролог

1992 год

– Мистер Ресслер, мистер Ресслер, вы уже провели несколько сеансов с Милуокским монстром, вы можете дать предварительное заключение?

– Сеансы проводят психотерапевты и с целью излечения больного, я же всего лишь могу лишь беседовать с людьми. Подчеркиваю тот факт, что в моей компетенции беседы лишь с людьми, с монстрами общается Стивен Кинг, наверное.

Роберт Ресслер говорит с налетевшими журналистами, еле сдерживая свое раздражение.

Тогда, в 1992 году, он вот уже два года как был на пенсии. Двадцать лет безупречной службы, создание общей базы данных всех нераскрытых преступлений в стране, создание уникального метода профайлинга серийных убийц, – все это уже осталось в прошлом. Кажется, что тогда, после второй или третьей беседы с Дамером, он впервые начал осознавать это. Он продолжал, как это принято в Чикаго, работать двадцать четыре часа в сутки, выступать с лекциями, давать свои заключения о вменяемости или невменяемости преступника. За полтора года, которые он провел в отставке, у него просто не нашлось времени для того, чтобы осознать тот факт, что его карьера в ФБР закончилась.

Когда начался суд над Джеффри Дамером, не было ни одной газеты, журнала или вечернего ток-шоу, в котором так или иначе не затронули тему Милуокского монстра. Эта привычка журналистов придумывать клички всем серийным убийцам всегда раздражала людей, занятых расследованием преступлений маньяков. Понять ход мыслей человека, совершившего убийство, можно. Но вот что можно сделать с монстром? Как понять его мысли? Придумывая клички, пресса не только тешила самолюбие преступников, но и как будто лишала их статуса человека. «Кто, кроме чудовища, сможет убить десятки человек?» – часто восклицали на ток-шоу так называемые «эксперты». Ресслера постоянно приглашали на подобные мероприятия, и таких выкриков он слышал множество. Профайлер должен понимать преступника, представлять себя на месте серийного убийцы, а журналисты низводили этот труд до статуса зоопсихолога, разгадывающего мысли утконоса.

22 июля 1991 года Джеффри Дамера арестовали в его квартире под номером 213. Узнав об этом, Роберт предполагал, что со дня на день его пригласят провести серию бесед с Дамером. Но этого не произошло. Ни через неделю, ни через несколько месяцев. Конечно, профессиональное любопытство буквально сжигало его. Ресслер продолжал считаться главным специалистом по серийным убийцам в стране, и на всех встречах, лекциях и интервью его теперь спрашивали лишь о том, когда он даст свое заключение по Дамеру. О том, что это заключение Ресслера никто даже не попросил сделать, никто даже подумать не мог.

Ресслер решил задействовать свои старые связи и сделал несколько звонков, чтобы организовать встречу с Дамером. В конце концов, это было необходимо, хотя бы для его новой книги. Ему пообещали «сделать все возможное», но так и не позвонили.

Лишь в январе 1992 года, когда выяснилось, что судьбу Дамера будет решать суд присяжных, Роберту удалось встретиться с ним. Обвинение настаивало на том, чтобы было принято заключение нескольких психиатров, уже проведших экспертизу Дамера, но против прошения о заключении самого Ресслера никто выступить не решился.

Наверное, нужно сказать несколько слов о нем. По нему никогда нельзя было сказать, сколько ему лет. Поначалу такие люди выглядят много старше своих лет, а затем пересекают грань усталости и начинают поражать всех своих родственников прогрессивностью своих взглядов. Все просто. Человек выглядит не на свой возраст, но на то количество опыта, которое ему отмерила судьба. Заметили, наверное, что многие путешественники, певцы и музыканты, как ни стараются, попросту не могут выглядеть моложе своего возраста, лишь потому, что пережили значительно больше своих ровесников. Одетый в строгий костюм, в своих неизменных огромных очках, заслонявших его от самых темных глубин самых черных в истории душ, сейчас он выглядел уже немного уставшим. Нужно было признать, что он больше не незаменим, да и может ли вообще человек быть незаменимым? Если речь идет о такой огромной системе, как ФБР?

– Пройдемте, мистер Ресслер, мы уже подготовили переговорную, – сообщил подошедший парень в форме, на вид ему было лет двадцать и на лице его явственно читалась гордость от того, что он участвует в этом историческом событии: встрече двух легенд.

В переговорной Ресслер встретил адвоката Дамера Джеральда Бойла, без присутствия которого Ресслер не имел больше права беседовать с обвиняемым. Они поздоровались и начали разговаривать о какой-то никому не интересной ерунде. По негласному закону, в переговорной не заводили разговоров о семье, даже самых обобщенных и нейтральных. Ресслер как никто знал, как важно максимально оградить семью от повседневного ужаса, с которым приходилось сталкиваться на работе.

Дверь переговорной открылась, и небольшое помещение моментально переполнилось людьми. Три конвоира вели невысокого, хорошо сложенного молодого человека в точно таких же очках на половину лица, как и у самого Ресслера.

– Здравствуйте, – тихо кивнул он и продолжил стоять.

Роберт отодвинул стул, но, заметив вопросительный взгляд Дамера, вспомнил о конвоирах и предложил ему сесть вслух.

– Как ты отнесся к известию о том, что тебе предстоит еще одна серия бесед с психиатром? – поинтересовался Роберт, когда конвоиры вышли из переговорной.

– Хорошо. Мне кажется, что это то единственное, что я могу сделать для пользы общества. Чем больше вы выясните, тем лучше сможете защищать людей от таких монстров, как я, – тихо, но уверенно говорил он. – И мне бы хотелось, чтобы вы сказали, безумен ли я. – На этой части фразы голос его дрогнул. Вряд ли это заметил сидящий рядом Джеральд Бойл, но Роберт отчетливо услышал это изменение интонации.

– Возможно, ты болен, или безумен, возможно, нет, но я против того, чтобы кого бы то ни было называли монстрами, – размеренно произнес он.

В первую встречу Роберт задавал те же вопросы, что и десятки психиатров до него. На следующий день беседа была уже чуть менее формальной. Дамер пришел на нее с большой коробкой, которую отдал Роберту, когда интервью подошло к концу. Профайлер осторожно взял ее, но, прежде чем открывать, поинтересовался, что в ней. Конечно, там не могло содержаться чего-то пугающего, но часом ранее Дамер рассказывал о том, как поместил голову одной из жертв в железный сейф и долгое время хранил ящик в своей комнате. Сейчас перед Робертом стоял обычный человек, пациент или клиент, но иногда забыть о том, что сделал сидящий перед ним человек, бывало трудно.

– Это письма моих поклонников. Я уверен, что эти люди нуждаются в психологической помощи, и думаю, что им еще можно помочь. Вам они нужнее, чем мне, – пояснил Дамер.

Это была лишь малая часть корреспонденции, которую получал Джеффри Дамер. На тот момент его популярность лишь немногим уступала популярности хип-хоп-исполнителей тех лет. Фанаты серийных убийц – особая категория людей. В абсолютном большинстве случаев они не рисковали стать убийцами, как думал Дамер, но вот стать жертвой маньяка они могли легко. Впрочем, даже это не было главным. Страшнее было то, что те люди, кто когда-либо всерьез задумывался о том, чтобы совершить убийство, перейти за грань самого страшного порока, видели то, как моментально серия чудовищных преступлений превращала тихого и незаметного человека в звезду. Жажда славы и признания редко была целью действий маньяка, но практически всегда являлась сопутствующим мотивом. Когда Роберт Ресслер заглянул в коробку, он увидел аккуратные стопки писем, перевязанные почтовой бечевкой. Их никто даже не пытался прочесть.

В тот момент не было уже в Штатах журналиста, не написавшего статью про Милуокского монстра по имени Джеффри Дамер. Стоит ли говорить, что в уединенном и обособленном штате Милуоки все разговоры рано или поздно сводились к обсуждению ужасов, творившихся в квартире 213.

После той второй встречи я решил поинтересоваться у Роберта, в чем, по его мнению, заключается феномен Дамера.

– Что обычно женщины называют, когда описывают свой идеал?

Не помню точно, что я перечислял, но среди прочего я назвал чувство юмора, интеллект, искренний интерес к личности, желание создать семью. На последнем пункте все, кто был тогда в офисе, начали саркастически улыбаться.

– Девушки все прощают красивым парням, – откликнулся собирающийся домой парень, имени которого я не знал. Он был полноват для своих лет, что, судя по всему, стало причиной его проблем с девушками.

– Дамер просто пример искреннего интереса к внутреннему миру людей и любви к животным, – хмыкнул Ресслер. – Он ведь хотел, чтобы его искренне любили, хотел безраздельно властвовать над любящим его человеком. Не получив этого в должном объеме, его сознание извратило эти вполне обычные для мужчины желания в эту страшную и уродливую форму, – задумчиво добавил он.

Это тогда показалось дежурной шуткой старого профайлера, но чем больше я узнавал о жизни Дамера, тем больше в ней появлялось смысла. Его действительно интересовал внутренний мир человека, и единственным осмысленным мотивом его действий было желание искренней и безусловной любви. И вот это уже пугало. Кто-то направляет эти желания в работу, желая спасти сначала весь мир, а потом хоть кого-то. Кто-то сосредотачивается на благополучии своей семьи, из тех же самых побуждений. Иногда по тем же причинам человека сжигают приступы необоснованной ревности, ярости или агрессии. Иногда человек приковывает свою вторую половину к дому (иногда и в прямом смысле, но чаще в переносном). А если нет ни семьи, ни работы, способных создать эту иллюзию безусловной любви? Ответ на этот вопрос зависел от психиатрической экспертизы Дамера. Ведь если он безумен, это проблема природы, но если вменяем, это бы значило, что чудовище скрывается в душах каждого из нас.

Глава 1

Меня всегда злит, когда кто-то пытается обвинить во всем произошедшем моих родителей. Эти заблуждения не имеют ничего общего с реальностью. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал…

Джеффри Дамер

1959 год

– Погодите, то есть вы больше не выпишите мне эти таблетки?! – воскликнула красивая девушка в кабинете врача терапевта центрального госпиталя Милуоки.

– Нет, мисс Дамер, мне очень жаль. Курс пока не закончен, но мы не можем рисковать. Действие этого препарата на беременных пока не изучено, – сообщил врач. Красивая девушка была замужем за уважаемым ученым и ждала ребенка, какой тут может быть повод для грусти? По правде говоря, он не понимал, зачем ей вообще нужны антидепрессанты.

Депрессия – самая удивительная из всех психических болезней. Ее можно и, безусловно, нужно лечить, но невозможно вылечить. Нет-нет, это вовсе не повод лезть в петлю. Депрессия проходит, но вовсе не оттого, что вы ее лечили. Она проходит сама по себе. Рано или поздно вы почувствуете, что ваши глаза наполнились слезами. Родственники и друзья встревожатся и начнут переживать, но на самом деле слезы – это хорошо. Это значит, что депрессия пока еще медленно и неохотно выпускает вас из своих крепких и липких объятий.

Поразительно, но именно в ХХ веке число людей, в той или иной форме страдающих от этого заболевания, перевалило за 30 %. Больше трети всего человечества. Упомянем тот факт, что во время войн, природных или техногенных катастроф этот процент падает до совершенно незначительной цифры. Да и кому вообще интересны люди с депрессией, когда идет война или надвигается очередное цунами? Если убрать из статистики страны Африки и некоторые страны Азии, в которых у людей попросту нет времени на то, чтобы обращать внимание на свое психическое здоровье. Итак, мы получаем поразительные цифры. В условиях более или менее благополучной и размеренной жизни, когда один день отличается от другого не больше, чем вид из вашего окна вчера отличается от того пейзажа, который вы видите сегодня, мозг попросту перестает замечать гормоны радости, которые продолжает получать. Хотя, если он их не видит, зачем эти гормоны вообще нужны? Организм человека – самая точная и эргономичная машина, какая когда-либо существовала на свете. Все то, что не используется, моментально начинает отмирать, атрофироваться, давая возможность развиться другим системам.

Вполне успешные в своем деле, имеющие семью и друзей люди в какой-то момент вдруг начинали гаснуть. Большинство из них списывали все на сезонную хандру или первые приметы возраста, но кое-кто утрачивал способность работать и поддерживать видимость нормальной жизни. Тогда они шли к врачам, которые поначалу попросту не знали, что посоветовать таким пациентам. Конечно, доктор Фрейд прописывал таким людям вполне безобидное средство[1], которое имело весьма приятный веселящий эффект, но очень скоро стало очевидно, что эта безобидная микстура подозрительно быстро вызывает привыкание. Чуть позже появились антидепрессанты, а уже во второй половине ХХ века появились и лекарства нового поколения. Они не вызывали привыкания в обычном понимании этого слова, никак не ухудшали качество жизни человека и, самое главное, делали мир человека с депрессией нормальным. В нем все так же было мало красок и радости, но теперь с этим можно было жить, а это ведь немаловажно. Мозг получал достаточное для нормального функционирования количество гормонов, отвечающих за положительные эмоции, и продолжал работать в привычном режиме. Если что-то дается просто так, зачем это вырабатывать? Зачем тратить драгоценные ресурсы (а мозг – самый энергозатратный орган, за время шахматной партии человек тратит столько же калорий, сколько и во время пробежки) на то, что и так дадут минут за пятнадцать до приема пищи? Такие таблетки существенно снижали выработку гормонов радости, но, согласитесь, это ведь не такая высокая плата за возможность жить более или менее полноценной жизнью? Человек пропьет длительный курс препаратов, психика стабилизируется и накопит достаточно ресурсов для того, чтобы настроиться на нормальную работу уже без препаратов.

Это 1959 год. По телевизору беспрестанно рассказывают о различных митингах и акциях против войны во Вьетнаме, которые устраивают странные люди в брюках клеш, цветных рубашках и с давно не мытыми волосами. Поразительно, но среди них очень много девушек-студенток. Впрочем, это где-то там, далеко, в Нью-Орлеане, Вашингтоне, Нью-Йорке. Хуже осознавать, что ее муж Лайонел каждый день видит сотни таких же девушек, приезжая в университет на занятия. Когда Джойс впервые приехала к Лайонелу в университет Маркетт, она была поражена тем, какое количество девушек там учится.

Студенческий городок занимает довольно обширную территорию, в сердце которой находится небольшой парк и лужайка. Джойс приезжает в середине дня, когда у Лайонела уже закончились занятия. Молодой человек ведет девушку на лужайку. Так проводят свое свободное время сотни других студентов. Здесь прогуливают пары, замышляют безумные выходки, пьют пиво, прикрывая банки бумажными пакетами, за углом можно было купить какие угодно наркотики… Здесь уже ощущался дух свободы, который привнесла с собой хиппи-культура, но только здесь, на лужайке перед университетом. В других уголках штата все еще правят консервативные 1950-е.

Джойс приехала в аккуратном белом платье с пышной юбкой ниже колен и небольшой корзинкой для пикника. Она выглядит так, будто бы сошла с экранов дневной мыльной оперы. Именно этим девушка и нравится ему.

– Может быть, мне тоже попробовать поступить в университет? – в очередной раз интересуется она.

– Не говори глупостей. Тебе же нравится работать на почте, ты сама же об этом говорила.

Они собираются пожениться, а в Висконсине и по сей день считается признаком нищеты, если белая замужняя девушка выходит на работу. Что уж и говорить о 1959 годе. Джойс работает на почте, принимает сообщения для телеграмм, вполне приличная для девушки работа.

– Кто будет платить за твое обучение? – уже чуть спокойнее спрашивает Лайонел, доставая новый сэндвич из корзинки.

– Я же работаю на почте! – возмущается девушка.

Это звучит скорее как шутка. Даже если двадцать лет работать на почте в две смены, вряд ли можно было бы оплатить обучение в университете, а Лайонел только через пару месяцев должен был получить степень бакалавра-химика. О каком-то серьезном доходе вряд ли можно будет мечтать в ближайшие пару лет. Конечно, им бы одобрили кредит на обучение, но какой в этом смысл, если кредит на дом значительно нужнее?

Родители Джойс говорят девушке то же самое, добавляя к этому, что она окончательно сошла с ума. В семье Джойс эти слова имеют особое значение. Бабушка девушки всегда была немного не в себе, а ближе к сорока окончательно сошла с ума. Возможно, на то повлияла тяжелая жизнь, которая выпала на ее долю после переезда из Швеции в Штаты, или же Великая депрессия, которую ей также довелось пережить, но факт оставался фактом: бабушка Джойс с сорока лет начала впадать во все более длительные периоды безумия, которые вскоре перестали сменяться краткими просветлениями. Та же судьба была уготована и тете девушки, которая пока еще была в здравом уме.

Джойс не оставили выбора. Вскоре они с Лайонелом поженились. Молодой человек, как и полагается мужчине, настоял на том, чтобы его жена ушла с работы и посвятила себя дому. Денег у молодой семьи пока нет, поэтому им приходится арендовать небольшой одноэтажный дом на окраине Вест-Эллиса, городка на сотню домов рядом с Милуоки.

Маленький дощатый дом на окраине еще более захолустного городка, чем тот, в котором прошло ее детство, на долгое время стал ее тюрьмой. Никогда и ничего больше не поменяется. Все будет только хуже. Когда она родит детей, последняя надежда на счастье и свободу будет сожжена.

С каждым днем Джойс становится все более мрачной и грустной. С каждым днем приходящий с занятий Лайонел раздражает ее все больше. Молодой человек старается, как может, подрабатывает везде, где удается, но денег все равно не хватает, а раздражение – накапливается.

Чтобы как-то себя развлечь, Джойс частенько посещает публичную больницу. Здесь, в обществе бродяг и алкоголиков, она ждет своей очереди к врачу. Если повезет, здесь можно получить рецепт на сильные обезболивающие, которые хотя бы ненадолго успокаивают ее тревогу. На фоне бродяг и алкоголиков девушка в элегантном платье ниже колен, да еще и замужняя, производила очень приятное впечатление.

– По моему мнению, вы совершенно здоровы, мисс, – заключил очередной терапевт в публичной больнице Милуоки.

– Миссис, – гордо подчеркнула Джойс, – но у меня болит спина, понимаете? Я не могу ни есть, ни спать от этих болей! – Голос девушки уже звенит от напряжения.

Доктор внимательно смотрит на девушку, но ничего не говорит. Мужчина долго и задумчиво крутит ручку у себя в руках. Джойс продолжает сидеть на стуле, даже не пытаясь как-то еще аргументировать свое желание получить рецепт на обезболивающее.

– Вы бы не хотели обратиться к еще одному специалисту, миссис? – наконец спросил доктор.

Терапевт советует девушке обратиться к психиатру. Как ни странно, Джойс не возмущается, а даже напротив, благодарит врача и пересаживается в очередь к психиатру. В тот день ей выписывают антидепрессанты.

Когда Лайонел приходит со своей смены в магазине, он попросту не узнает свою жену. Джойс не осыпает его упреками, не устраивает истерики, она… Она даже улыбается.

Конечно, антидепрессанты, тем более 1950-х годов, не могли подействовать сразу. Ощутимого эффекта можно было ждать только через пару-тройку недель, но уже само предвкушение этого результата помогло ей. Внезапно она почувствовала, что жизнь все же продолжается и, вполне вероятно, впереди ее ждет еще много удивительных событий. Скоро Лайонел получит работу, они переедут, а там, в другом прекрасном городе, ее обязательно ждут новые удивительные события.

Постепенно ее настроение стабилизируется. Кажется, что мир вокруг хорошенько помыли и высушили на ярком солнце. Ах да, еще вдруг появилось и само солнце, которое почему-то Джойс уже давно перестала замечать. В сочетании с обезболивающими прописанные врачом антидепрессанты дают удивительный эффект. В теле появилась легкость, время пролетало незаметно, жизнь казалась легче и проще.

Врачи в публичных больницах меняются с завидной периодичностью. На тяжелую и низкооплачиваемую работу соглашались в основном выпускники-троечники, которые не успели в последний год обучения найти себе более или менее приличное место работы. Проработав пару месяцев, они благополучно переходили на любую другую службу, притом желательно не только в другом городе, но и в другом штате, подальше от вечно хмурого Висконсина.

Джойс узнает о своей беременности незадолго до того, как ее запас рецептов на антидепрессанты стал заканчиваться. У нее еще даже живот не заметен, а этот врач ей уже предлагает забыть об этом замечательном, солнечном мире, который она обрела благодаря таблеткам. Как она и предполагала, ребенок означает только одно: прощание с надеждами на лучшую жизнь. Проблема состоит в том, что она не предполагала, что это прощание произойдет так быстро.

В тот вечер она закатывает мужу невероятный скандал за его небольшую задержку на работе. Мужчина уходит из дома, хлопнув дверью, и возвращается лишь под утро. Нелюдимый и довольно мрачный Лайонел никогда не имел друзей, и уж точно у него нет приятелей, к которым он мог бы обратиться в трудную минуту. Всю ночь ему пришлось провести в машине, в компании с упаковкой дешевого пива из супермаркета. На следующий день все вновь повторяется. И потом, на следующий, тоже.

– Ты уже перестала пить свои таблетки? – интересуется он спустя пару дней.

– Врач запретил мне их пить, – хмуро бросает девушка, доставая тарелки для завтрака.

– Мне кажется, тебе стоит возобновить курс, – говорит Лайонел. – Для ребенка важнее всего, чтобы мать была счастлива.

Эти слова даются ему с трудом. Он точно знает, что поступает неправильно, но в то же время он понимает, что именно это хотела от него услышать Джойс. И оказывается прав. Услышав это, девушка просияла и настроение ее моментально изменилось. Лайонел списал тогда все на гормональные перепады, свойственные всем беременным.

Получив официальное разрешение, пусть и не от доктора, но от мужа, девушка получила карт-бланш. Она тут же записывается на прием в публичную больницу в соседнем городе. Естественно, называет вымышленные имя и фамилию, и, конечно, в такой больнице никто и никогда даже и не думает проверять данные, полученные от пациента. Проделав такой маневр несколько раз и с разными больницами, девушка скапливает целую стопку рецептов на антидепрессанты, которые, как драгоценности, складывает в красивую резную шкатулку, когда-то подаренную ей свекровью.

* * *

Спустя девять месяцев Лайонел отвозит Джойс в Евангелистский публичный госпиталь Вест-Эллиса, где девушка и благополучно рожает здорового мальчика.

Когда Лайонел узнает о том, что у младенца две руки, две ноги и одна голова, он впервые за долгое время вздыхает с облегчением. Джойс принимала таблетки в течение всех этих долгих месяцев. Несколько раз он пытался заставить девушку прекратить принимать лекарства, но всякий раз это заканчивалось дикой истерикой и угрозой выкидыша. Лайонел всякий раз пасовал и на некоторое время оставлял попытки образумить жену.

Каждое утро Джойс как ни в чем не бывало заходила в ванную комнату, открывала вечно скрипящий шкафчик с зеркалом и начинала методично открывать баночки с лекарствами. В итоге набиралась целая горсть препаратов, образующих специфический коктейль из обезболивающих и антидепрессантов. Благодаря этому набору в их семье сохранялась видимость нормального существования. Правда, день за днем тревога за малыша у Лайонела нарастала. Он стал читать всевозможные книги и брошюры для будущих родителей. Поначалу это были бесплатные проспекты из школы, в которую он устроился работать, затем это уже были недорогие книги в мягком переплете из раздела распродаж в книжном магазине, потом – уже довольно дорогие издания и подписки на журналы для будущих родителей. Все это вызывало отвращение и гнев со стороны Джойс.

– Ты думаешь, что я буду плохой матерью? Думаешь, что я не могу справиться даже с этим?! – кричит девушка, выкидывая новую порцию журналов. С подобной интонацией можно было бы выкидывать порнографическую продукцию, коей у Лайонела было предостаточно, но вот что плохого в этих книгах, понять невозможно.

Джойс ведет себя все более странно. Доходит до того, что она начинает переключать телевизионные каналы, когда видит на экране какого-то ребенка, и даже перестает смотреть пару своих когда-то любимых ей сериалов.

– У тебя сын, – говорит девушка, когда видит Лайонела в дверях больничной палаты. На ее лице сейчас не читается никаких эмоций.

– Мне уже сказали, – отвечает ей муж и улыбается.

– Лайонел, дорогой, ты принес мне таблетки? – спрашивает девушка.

– Не думаю, что тебе уже можно их… – начинает было Лайонел, но договорить не успевает.

– Зачем ты тогда вообще пришел? – верещит девушка. По лицу ее уже градом катятся слезы.

Эту картину и застает медсестра, принесшая в палату ребенка. Она с укором смотрит на Лайонела и направляется к молодой маме.

– А его вы зачем принесли, зачем мне это вот принесли, я не могу… – плачет Джойс. Вот тут уже акушерка отступает. Она проработала в госпитале уже без малого двадцать лет и видела немало девушек, которые поначалу пугались материнства. Обычно это были слишком юные девушки, еще не созревшие для брака. Джойс исполнилось уже 23 года, самое лучшее время для родов, но кто его знает, все ведь по-разному взрослеют.

Медсестра начинает медленно отходить к стене, чтобы положить малыша в кроватку, но Джойс не дает этого сделать. Девушка хватает лежащую рядом подушку и швыряет ею в акушерку. Медсестра успевает увернуться от подушки, не потревожив ребенка. Тем не менее все же уносит его.

Джойс оставляют в больнице на пару дней, чтобы убедиться в том, что ее самочувствие пришло в норму. С каждым днем девушке становится все хуже. Она вот уже несколько дней не принимала лекарства. Внезапно на нее обрушивается невероятная, свинцовая усталость. Она встает с кровати лишь для того, чтобы сходить в туалет, а затем вновь вернуться в постель. Несмотря на наличие молока, наотрез отказывается кормить ребенка и предпочитает спать по двадцать часов в сутки. Проснувшись она продолжает лежать с закрытыми глазами. Изредка сквозь свинец тошноты и усталости до нее доносятся чьи-то голоса, то ли врачей, то ли Лайонела, но вскоре она вновь падает в бездну тяжелого, мучительного сна.

На третий день этого непрекращающегося ада Лайонел забирает жену домой, так как денег на то, чтобы оплачивать палату, уже совсем не остается.

Знакомая обстановка благотворно влияет на девушку. К удивлению Лайонела, девушка начинает кормить ребенка, ухаживать за ним и даже кое-как проявлять тепло и заботу по отношению к сыну. Более того, она перестает принимать таблетки. Ну, по крайней мере, так говорит.

Глава 2

Да, я раскаиваюсь, но знаете, я даже не могу быть уверен так ли глубоко мое раскаяние, каким должно быть. Я всегда удивлялся, почему не могу испытывать глубокие эмоции, такие, о которых всегда говорят и пишут. Даже не знаю, могу ли я испытывать нормальные эмоции или нет.

Джеффри Дамер

19 марта 1964 года

– Нет, Джефф, ты не будешь есть мороженое перед обедом, – категорично заявила Джойс, захлопнув перед ним дверцу холодильника. Джефф уже было собирался заплакать, но тут живот его свело, и он упал на пол, начав корчиться от боли.

– Прекрати притворяться, это не смешно, – начала Джойс.

Джефф даже и не думает прекращать. Он продолжает извиваться в припадке боли на полу кухни.

– Тогда я ухожу, чертов клоун! – злится Джойс и намеренно громко хлопает дверью.

Джефф с недавнего времени приобрел привычку изображать какой-нибудь припадок. Так он не раз пугает и соседей, и немногочисленных друзей семейства Дамеров. Джойс уже привыкла к таким спектаклям. Она решает уйти в гостиную и подождать Джеффа там. Рано или поздно ему надоест изображать приступ. Зрителей-то для концерта нет.

Входная дверь открывается, и в гостиную входит Лайонел. Он видит Джойс, заснувшую прямо на диване в гостиной. Джеффа не слышно. Видимо, смотрит очередной мультфильм. Он практически все свободное время проводит либо с комиксами, либо с телевизором. С одной стороны, плохо, что у него нет друзей, ну а с другой, ведь и сам Лайонел был точно таким же в детстве. В этот момент Лайонел открывает дверь на кухню и видит распластавшегося на полу и уже посиневшего сына.

– Джефф, что с тобой, Джефф? – начинает тормошить его Лайонел.

* * *

1960–1969 годы

Джеффри Лайонел Дамер рождается 21 мая 1960 года. По всем показателям это совершенно здоровый малыш. Он хорошо кушает, спокойно спит, быстро набирает вес и опережает в развитии всех своих сверстников. Впрочем, Джойс и Лайонел слишком заняты, чтобы замечать это.

Отец Джеффри тратит все свои силы на то, чтобы поступить в магистратуру, но денег на это катастрофически не хватает. Кредит на обучение молодой семье с малым ребенком на руках никто не спешит одобрять, а без степени можно не надеяться на место преподавателя химии в университете.

Они все так же живут в крохотном доме где-то на окраине Милуоки, все так же яростно пытаются изобразить то семейное счастье, которое показывают по телевизору. Джойс не стремится много времени проводить с ребенком. Можно было бы нанять няню, но Лайонел категорически против того, чтобы кто-то приходил к ним домой. Это касается не только няни, но и друзей не слишком общительной, но отчаянно скучающей Джойс.

– Через пару месяцев мы переезжаем в Айову, я подал документы в магистратуру местного университета, – говорит как-то утром Лайонел. На секунду в комнате становится слишком тихо. Лайонел как будто не замечает того, как безмолвно взрывается натянутое, как тетива, напряжение между ними. Он отпивает кофе из кружки и даже перелистывает газету на последнюю страницу.

– Ты даже не счел нужным посоветоваться со мной? – дрожащим голосом спрашивает девушка.

С одной стороны, она, конечно, мечтала выбраться из невыносимо тоскливого Вест-Эллиса, но с другой – она не менее отчаянно боялась переезда. Несколько последующих месяцев превращаются для Лайонела в непрекращающийся, тихо закипающий ад. Он старается как можно больше времени проводить на работе, за счет чего получает репутацию трудоголика. Он вовсе не карьерист и не трудоголик, просто ему очень сильно не хочется идти домой.

Айова мало чем отличается от Висконсина. Один небольшой городок на среднем Западе сменился другим. Лайонелу удалось получить место в университете, что значительно упростило кредитные условия для магистратуры. Ради сына нужно было подумать о собственном жилье, поэтому Лайонел и Джойс все же решились на покупку дома. Теперь практически все, что зарабатывал Лайонел, уходит на погашение долгов, но во всем остальном жизнь вроде бы наладилась. Джойс даже, кажется, стала больше времени уделять сыну. Как только они оказываются в непосредственной близости от детского садика, в который отдали Джеффри, Джойс начинает беспрестанно поправлять одежду сына, вытирать сопли, без конца щупать и обнимать ребенка. Со стороны она кажется карикатурно-заботливой мамочкой, но еще более странно это видеть Лайонелу. Он как никто знал, что Джойс никогда в жизни без необходимости не то чтобы не брала на руки, но даже не прикасалась к сыну.

Лайонел, Джеффри и Джойс селятся в небольшом одноэтажном доме в городке, расположенном в получасе езды от университета Айовы. Четыре широких пустынных улицы в лучших традициях шоссе 66[2], пара магазинов и скобяных лавок, пара супермаркетов и церковь – вот, собственно и все, что может предложить этот город. Было еще пара баров на центральной площади, но, конечно, Джойс и Лайонел стараются обходить их стороной. Несмотря на безумие Вудстока[3], здесь все еще считается, что ни девушки, ни семейные пары в бары ходить не должны. Есть небольшая пиццерия рядом с супермаркетом, вот туда они ходят пару раз в неделю.

Лайонел старается большую часть времени проводить на террасе перед домом. Иногда он приезжает ближе к одиннадцати вечера и, увидев, что окна дома все еще горят, старается как можно тише пробраться к лавочке на террасе, где открывает заготовленное заранее пиво и сидит в абсолютной тишине, дожидаясь того момента, когда окна в доме наконец погаснут. С сыном он общается мало по той простой причине, что это сложно организовать. Прогулка с ребенком предполагает прогулку и с Джойс. Он все еще любит ее, но если пару часов в день с ней можно было провести вполне спокойно, то за время такой прогулки, даже если они не ссорятся, а вполне мирно изображают идеальную пару, его охватывает совершенно невыносимое ощущение безысходности.

Иногда вечера в семействе Дамеров проходят именно так, как в любимых мыльных операх Джойс. Лайонел возвращался домой около восьми вечера и проходит на кухню. Здесь, перед телевизором, уже сидит Джеффри. На экране моряк Попай[4] поедает свою порцию шпината. Лайонел присаживается рядом с сыном и начинает ждать ужина. Джойс никогда не любила готовить, но в такие вечера все же собирается с духом и отправляет на сковородку пару стейков.

– Я не хочу есть! – заливался слезами трехлетний Джеффри, когда перед ним оказывался кусок только что поджаренного мяса с кучей нелюбимых им овощей.

Лайонел начинает молча жевать кусок плохо прожаренного мяса. Слышится лишь неприятный стук металлического ножа о тарелку. Джеффри безо всякого энтузиазма ковыряет детской вилкой в овощах. Почему-то в этот момент всегда возникает такое напряжение, какое обычно бывает на экзамене. Причем Джеффри и Лайонел в роли нерадивых студентов.

– Прекрати капризничать! Мальчики не капризничают! Ешь немедленно! – возмущается женщина.

– Я не хочу…

– Ешь, – тихо шипит Лайонел. – Не обижай маму.

– Ну конечно, тебе не нравится, как я готовлю. Эти мамаши из детского сада рассказывают, как я плохо готовлю, а ты веришь, – восклицает Джойс, лицо которой уже начинает кривится от подступающих слез. – Мне все говорили, что ты отстаешь в развитии, но я не хотела верить…

Джеффри начинает как можно быстрее заталкивать в рот куски мяса, но это не помогает. Лайонел с тоской смотрит на сына и начинает привычно успокаивать женщину. Он встает из-за стола и идет к жене, но всегда останавливался в полуметре от нее и еще мгновение медлит, прежде чем положить ей руку на плечо.

– Садись за стол, дорогая, ты же, наверное, так устала за сегодня, – говорил он. Через несколько минут Джойс все же садится за стол и, все еще всхлипывая, накладывает себе в тарелку еду. И вот она уже разрезает свой стейк, но, как назло, ей попадается самый непрожаренный кусок. Она кривится от отвращения и бросает нож на стол. Прибор перелетает через всю поверхность стола и падает между Джеффри и Лайонелом.

– Вы не могли сказать, что мясо не прожарено?! Зачем ты разрешил ребенку это есть? А ты зачем ешь? – закипает женщина.

– Даже здесь ты умудряешься все испортить, – с досадой шипит Лайонел.

Самой нормальной и естественной реакцией в этом случае будут слезы. Вот Джеффри и плачет, но только поначалу. Впоследствии он учится отключаться. Как только голоса родителей достигают определенного уровня децибел, мальчик перестает их слышать и молча ест то, что было на тарелке, стараясь вникнуть в то, что показывали на экране громоздкого телевизора.

Утро следующего дня мало чем отличается от предыдущего. Лайонел старается уйти до того момента, когда проснется жена. Он любит ее, но ему просто жизненно необходимо выпить утренний кофе в одиночестве. Будильник Джеффа звонит ровно в тот момент, когда хлопает входная дверь. Он тут же просыпается. Спустя пару минут дверь в комнату приоткрывается. Джойс неловко стоит на пороге и говорит:

– Просыпайся, пора в садик.

Через несколько минут заспанный Джеффри уже выползает на кухню. Несмотря на взъерошенный вид, он уже одет и собран. Джойс, ни слова не говоря, ставит перед ним пластиковую бутылку с молоком, коробку с хлопьями и тарелку. Наконец Джойс догадывается включить телевизор, моментально разрушающий мертвенную тишину.

Все так же молча и немного неуклюже они идут к машине, так же едут к садику, расположенному на другом конце города. Джойс паркует машину совсем близко от входа. Джефф выходит из салона и ждет самого странного момента всего дня.

– Иди сюда, – говорит Джойс и нагибается, чтобы поцеловать сына в щеку. Джефф инстинктивно отстраняется, чувствуя напряжение и неловкость, с которыми приходится бороться Джойс, чтобы выполнить этот необходимый любящей матери ритуал. – Веди себя хорошо, – говорит на прощание она.

Когда Джойс приезжает в садик, чтобы забрать сына, оказывается, что к завтрашнему дню срочно нужно купить или сделать маскарадный костюм. Все встреченные по дороге мамочки интересуются, какой костюм собирается шить Джойс. Женщина бормочет что-то невразумительное и тащит за руку сына. Приходится сразу ехать в ближайший супермаркет, где в отделе хозяйственных товаров всегда валяется несколько нераспроданных с прошлого Хэллоуина костюмов. Джефф в предвкушении нового костюма Бэтмена, который, о чудо, находится среди жуткого вида шапок, изображающих белок и собачек.

– Не веди себя как идиот, над тобой будут смеяться, а значит, и надо мной тоже, – раздражается женщина и отбирает костюм Бэтмена. Вместо него она находит костюм пушистого зайца, который, по ее мнению, больше подходит ребенку трех лет.

– Вот в нем ты будешь выглядеть самым красивым мальчиком, – удовлетворенно говорит женщина.

– Но я хочу костюм Бэтмена, – робко начинает хныкать ребенок, будто пробуя почву, есть надежда на покупку костюма или нет.

– В нем ты будешь идиотом, – отрезает женщина и быстро шагает к кассе.

Вечером, когда домой возвращается Лайонел, Джойс просит Джеффа примерить новый маскарадный костюм. Мальчик горестно вздыхает и плетется в свою комнату, чтобы примерить новый костюм. Плюшевый комбинезон стесняет движения, в нем нельзя ни руки поднять, ни побежать.

– Смотри, какой у нас красивый мальчик, – фальшиво восклицает Джойс, когда Джефф появляется на пороге кухни.

– В магазине не было чего-нибудь более мужественного? – скептически спрашивает Лайонел.

– Если тебе не нравится, мог бы сам позаботиться об этом! – парирует женщина.

Джефф решает, что лучше молча удалится в свою комнату, ведь скоро начнется последний на сегодня выпуск дядюшки Попая.

– Разве в магазине не было более подходящих для мальчика костюмов? – жеманно интересуется у Джойс мама какой-то девочки в костюме принцессы.

– Был костюм Бэтмена, но Джефф решил, что этот ему больше нравится. Главное ведь, чтобы детям нравилось, – легко находится Джойс, наблюдая за тем, как Джефф неуклюже мнется в углу зала, пытаясь научиться двигаться в этом комбинезоне.

– Конечно! Я тоже всегда так говорю, – преувеличенно восторженно восклицает дама.

В этот момент пара мальчиков в костюмах супергероев решают напасть на зайца. Остальные дети с интересом наблюдают за происходящим. Кто-то уже толкает Джеффа, тот, естественно, падает. В этом комбинезоне даже толкать было не обязательно, Джеффри и сам бы упал. Дети уже собираются в плотное кольцо, с интересом наблюдая за тем, как пытается подняться плюшевый заяц. И вдруг дети начинают смеяться. Родителям не видно того, что происходит внутри круга, но это что-то из ряда вон выходящее.

При виде того, как дети собираются в круг, желая посмотреть на представление, Джеффу становится страшно. Волна охватившей тревоги уже заставляет его начать подниматься, чтобы убежать отсюда. Когда кто-то убегает, кто-то обязательно должен нападать. Джефф неуклюже катается по полу, пытаясь встать. Заметив это, мальчик в костюме супергероя уже кидает в него игрушку, чем вызывает борю хохота. Джефф вновь падает. Краем глаза он уже видит, как над ним повис пугающего вида пластиковый грузовик. Он дергается, скорее инстинктивно, чем осознанно. Снова хохот. Джефф дергается еще раз, и реакция повторяется. И вот уже он корчится в псевдоприпадке под общее одобрение всех детей в группе. Именно в этот момент их замечает воспитательница и разгоняет толпу несанкционированно смеющихся детей.

– Миссис Дамер, нам нужно с вами поговорить, – заявляет в конце праздника воспитательница. – Джефф очень хороший мальчик, но слишком застенчивый…

Женщина рекомендует им завести какое-то домашнее животное, что вызывает массу негатива со стороны Джойс. Она не выносит вида шерсти и даже представить боится, сколько ее будет скапливаться на ее любимом паласе, если они заведут собаку. А о собаке Джефф мечтает уже давно. Он восторженно наблюдает за тем, как на лужайке перед домом соседские дети играют со своим домашним любимцем, толстым черным спаниелем. Ничуть не боясь, он мог остановиться перед дворовым псом и начать его гладить. Они возвращаются домой. Джефф кидает плюшевый комбинезон на диван и бежит на кухню.

– Выкинь этот уродливый костюм, – визжит Джойс, уже представляя то, как вместо костюма на том же месте лежит отвратительно пахнущий, блохастый пес.

Джойс неосмотрительно рассказывает о своем разговоре с воспитательницей мужу. Тот слушает с воодушевлением. Собака – это же прекрасная идея. С ней нужно гулять утром и вечером, а это целый час времени наедине с собой. Это радость и веселье, и, в конце концов, это ведь правда полезно для ребенка.

Идея о покупке собаки откладывается. Придя домой, Лайонел обнаруживает сына лежащим посреди кухни. Поняв, что сын еще дышит, он поднимает его и несет в машину. Нужно как можно скорее отвезти его в больницу. Джеффа продолжают мучить страшные боли, от которых его то и дело бьют судороги. В остальное время он практически не шевелится.

Врачи диагностируют паховую грыжу и в срочном порядке везут Джеффа в операционную.

– Почему вы раньше не обратились? – с упреком спрашивает его врач, выходя из смотровой.

– Дома была только жена, она, наверное, не заметила… – начинает оправдываться Лайонел, но доктор делает останавливающий жест и спешит скрыться в операционной. Лайонел звонит Джойс, чтобы рассказать о том, что Джеффа отвезли на операцию.

– Он же притворяется! Ты сказал им, что он притворяется?! – воскликнула женщина.

Лайонел в припадке ярости бросает трубку.

Джеффри везут в операционную. Три хирурга местной больницы суетятся вокруг него, говорят какие-то термины, которых он никогда раньше не слышал. Включают лампу, которая тут же ослепляет глаза. Кто-то говорит что-то про анастезию.

– Слышишь, парень, сейчас я тебе сделаю укол, и нужно будет считать от десяти до одного, понял?

Джеффри кивает и тут же начинает считать. Укол даже не чувствуется на фоне общей боли, скручивающей все внутренности в тугой узел. На секунду он как будто падает в бездну, но где-то вдалеке еще слышатся голоса хирургов. Что-то металлическое касается его кожи. Джеффри чувствует новую волну боли, но почему-то не может ни кричать, ни говорить.

Спустя сорок минут операция заканчивается. Джеффри просыпается через несколько часов. Оказывается, ему сделали самую настоящую операцию по удалению паховой грыжи. Что такое грыжа, он, конечно, понятия не имеет, но вот суть сказанного улавливает. Ему отрезали что-то в паху.

Уже на следующий день его выписывают домой. Джеффри продолжает мучится от боли, но врачи говорят, что это скорее истерическое, и выписывают ему сильное снотворное. Лайонел усаживает мальчика на больничное кресло-каталку и везет его к выходу. Отец просит сына подождать, пока тот пригонит машину ко входу. Пока Лайонел возится с машиной, Джеффри пытается снять бинты.

– Зачем ты это делаешь?! – Лайонел в ужасе подбегает к сыну.

– Хочу посмотреть, не отрезали ли мне все, – хнычет Джеффри.

Лайонел кое-как успокаивает сына, но только на пару часов. Еще несколько дней мальчик мучается от боли и все время интересуется у родителей, не отрезали ли ему половые органы. Это буквально выводит из себя Джойс, которая совсем недавно узнала о том, что беременна вторым ребенком.

– Если я умру, у тебя будет другой ребенок, – рассудительно заявляет Джефф.

– Прекрати говорить глупости, ты всегда говоришь только глупости! – осекает его Джойс. Эти дни после операции превращаются для нее в настоящий ад. Как только она рассказала Лайонелу о своей беременности, тот потребовал, чтобы она немедленно прекратила принимать таблетки. Она уже несколько лет сидит на успокоительных и обезболивающих, отказ от таблеток для нее равносилен катастрофе. Чем дольше она принимала таблетки, тем темнее и чернее для нее казался тот период жизни, когда она жила в каком-то кромешном аде и оцепенении. Ей психологически сложно принять тот факт, что нужно будет несколько месяцев жить без таблеток. То и дело Лайонел находит пузырьки с лекарствами и выкидывает их. Теперь еще Джеффри целыми днями сидит дома и говорит какие-то глупости. Так много глупостей…

Спустя месяц Джеффри вновь начинает посещать школу, а в доме практически не остается разбросанных повсюду антидепрессантов. Теперь Лайонел отвозит Джеффа в школу и привозит его домой. Джойс все больше времени проводит в постели. Часто она тихо плачет, непонятно из-за чего. В их доме больше не появляются друзья и приятели, коих и раньше было немного. Лайонел то и дело уезжает снова на работу после того, как привозит Джеффа. Когда он все же остается дома, то все свободное время проводит в гараже. Джеффри с каждым днем становится все более тихим и замкнутым.

– Мистер Дамер? Я бы хотела с вами поговорить по поводу Джеффри, – говорит однажды школьная учительница Джеффа.

– Он перестал успевать по какому-то предмету? Может, нужны дополнительные занятия? Знаете, он ведь никогда не был вундеркиндом, но он ведь очень старательный.

– Что вы! Джеффри лучший ученик по всем предметам, я хотела…

– Лучший? – удивляется Лайонел. При всем желании он бы не мог предположить, что сын получает хоть по какому-то предмету хорошие отметки. Он был уверен, что Джефф, как и сам Лайонел в детстве, еле-еле дотягивает до отметки «С» за контрольные. Если он отличник, почему он никогда об этом не говорит, не хвастается?

– Да, Джефф значительно лучше развит, чем все наши ученики. Он опережает свой возраст на пару лет, но дело не в этом, – рассеянно говорит учительница, – у него совсем нет друзей, и в последнее время он стал еще более замкнутым, чем раньше. У вас дома все хорошо?

– Да, все как обычно. Вскоре у Джеффа должен появиться брат, может, дело в этом? – рассуждает вслух Лайонел.

– Ну конечно! Он просто ревнует! Нужно объяснить ему, что теперь его будут любить не меньше, а больше. Нужно дать ему право выбора! – радуется женщина. Такое ощущение, что она вдруг вспомнила какой-то урок по психологии, который наконец ей пригодился.

– Какого выбора?

– Джеффа никто не спрашивал, хочет ли он брата. Он чувствует себя обманутым. Ему нужно дать понять, что его мнение важно и значимо для вас. Лучше всего, если дать ему возможность выбрать имя для брата. Вы уже думали об имени?

– Нет пока…

Несколько раз после этого разговора Лайонел пытается доверительно поговорить с сыном. Примерно так, как показывают в кино, но каждый раз этот разговор обрывается на полуфразе.

– Джефф, ты знаешь, что скоро у тебя появится брат? – интересуется Лайонел.

– Да, знаю, пап.

– Ты рад?

– Да, я рад.

На этом все разговоры заканчиваются. Иногда Джефф роняет какие-то фразы о том, что когда у родителей появится новый сын, он сможет умереть и никто не будет переживать, ведь у них будет уже другой ребенок. Впрочем, на эти фразы Джойс не обращает внимания, да и Лайонел пропускает это мимо ушей.

Вскоре наступает момент, когда Джойс пора везти в роддом. На сей раз роды проходят спокойно. Мальчик рождается здоровым, с хорошим весом и ростом, но, что еще более важно, Джойс вполне спокойно начинает кормить малыша. По крайней мере, в первые дни после рождения.

– Какая прекрасная картина! Вся семья в сборе! Вы уже придумали имя для Дамера-младшего? – воркует вошедшая в палату медсестра.

– Ты уже придумала имя для малыша, дорогая? – интересуется Лайонел, наблюдая за тем, как жена кормит ребенка грудью.

– Нет, я думала, ты выберешь. Какие у тебя варианты? – безучастно откликается Джойс.

– Я думал, знаешь, пусть Джефф выберет имя, как считаешь? – отвечает Лайонел. – Как думаешь, Джефф? Какое имя тебе нравится?

– Не знаю. Может быть, Дэвид? – тихо говорит стоящий в дверях Джефф.

– Это же отличное имя! Пусть будет Дэвид! – преувеличенно бодро говорит Лайонел.

Джойс и Джефф с одинаковым выражением лица пожимают плечами. Им обоим это кажется какой-то глупостью, не стоящей обсуждения. Все равно что обсуждать, какие чашки больше подойдут для кухни, розовые или синие.

Когда Джойс возвращается домой, все возвращается на круги своя. Малыш растет вполне здоровым ребенком, Джефф продолжает ходить в школу, где его даже учителя перестают спрашивать. Он и так отлично успевает, не стоит лишний раз тревожить ребенка, у которого только что родился брат.

И вот уже по небольшому дому Дамеров бегает смешной, белый, двухмесячный щенок терьера, которого решают назвать Фриски. Все свободное время Джефф проводит, играя со своей собакой, плачет, когда вечером его не пускают пойти гулять с ней, и то и дело норовит лечь вместе с ней спать. Фриски моментально становится всеобщей любимицей. Все дети не могут скрыть зависти к Джеффу. Ведь у них-то уже взрослые собаки, а у него самый настоящий щенок. Впрочем, даже когда Фриски подрастает, ей удается сохранить свой статус любимицы. Белоснежная, кучерявая и отчаянно дружелюбная, она норовит прыгнуть ко всем на руки и лизнуть человека в нос. Особенно необходимо это сделать, если человек выглядит грустным. В этом же и есть великая миссия собаки: лизнуть в нос грустного человека.

Мать Джеффа часто выглядит грустной. Особенно когда таблетки заканчиваются. Фриски прыгает ей на руки, лижет нос, после чего отлетает к другой части комнаты. Спустя какое-то время ситуация повторяется. Такова уж нелегкая работа собакой.

Джефф придумывает тысячу и один трюк, как оставить Фриски на ночь у себя в комнате. Каждый раз, когда он видит, как мама отметает собаку от себя, словно та неживая, ему чуть ли не физически больно. Ему просто жизненно важно знать, что ночью Фриски будет рядом с ним, в безопасности спать где-нибудь в ногах, зарывшись в кучу плюшевых игрушек. Это, кстати, один из трюков. Маленькая Фриски очень похожа на плюшевую игрушку, поэтому в куче таких же игрушек, да и еще при свете одного ночника, ее легко не заметить.