Территория без возврата бесплатное чтение

Альбина Нури
Территория без возврата

Часть первая. Возвращение

Глава первая. Побег из библиотеки

Запах. Вот первое, что он почувствовал, когда оказался внутри…

Или снаружи?

Обитая в Пространственной Зоне, Алекс успел отвыкнуть от того, что запахи могут быть такими сильными, как отвык уже и от вкуса настоящей еды. Во всем, что находилось в Зоне, был оттенок чего-то искусственного, рукотворного. Умело нарисованные картинки, точные копии реальной жизни были слишком глянцевыми и правильными, чтобы в них верить. Хотя Алекс все равно верил, конечно — а иначе как выживать?

Лишь одна из встреченных им проекций не производила такого впечатления. Макромир, разлучивший Алекса с Кайрой, был иным, подлинным. Был ли он вообще проекцией, вот в чем вопрос. Может быть, им не повезло очутиться в одном из уголков «открытой» Пространственной Зоны — увидеть краем глаза крошечный кусочек того, что когда-то открылось доктору Саймону Тайлеру?

Но если не считать макромира, чем «старше» была проекция, тем меньше она становилась похожа на земную жизнь: цвета таяли, звуки гасли, ароматы выветривались. Выцветающий мир становился все более слабым, зыбким, приглушенным, пока…

Что происходило потом, когда проекции окончательно умирали, Алекс так и не понял до конца. В старых проекциях он долго не задерживался, а из увиденных пару раз погибающих локаций, слава Богу, удавалось унести ноги. Кайра называла их «мертвыми», но были ли они такими в привычном смысле?

Алекс отмахнулся от воспоминаний и бесконечных вопросов, наслаждаясь реальностью. Стоя с рюкзаком на плечах в одном из залов Фонда Научной университетской библиотеки, среди стеллажей, от пола до потолка заполненных книжными томами, он жадно вдыхал полной грудью любимые библиотечные запахи. Пахло старыми книгами, деревом и лаком, бумажной пылью, еще чем-то неуловимо знакомым, таким, от чего замирало сердце.

— Я вырвался, — прошептал Алекс, как будто это было заклинание. — Пространственная Зона меня отпустила.

В кадке рядом с ним весело зеленел фикус. Овальные крупные листья упруго покачивались на теплом ветерке: окно было приоткрыто, и снаружи доносились звуки улицы. Обрывки разговоров, вспыхивающий и затухающий вдалеке смех, шорох шин по асфальту, нетерпеливые автомобильные гудки — Алекс всей кожей, каждой клеткой впитывал то, что прежде, давным-давно находил совершенно обычным, естественным.

Внутри, в помещении тоже были люди: в отдалении слышались приглушенные женские голоса — сотрудницы библиотеки негромко переговаривались между собой.

Пора было выходить отсюда, идти дальше. Алекс не хотел думать, что вернулся в мир, где никто не дождался его: вопреки всему он верил, что мама и папа живы и здоровы, а Вета, несмотря ни на что, любит Алекса и верит в его возвращение. Эти мысли были его талисманом.

Он осторожно двинулся по узкому проходу между стеллажей в сторону выхода, туда, откуда доносились голоса. Хотелось бы остаться никем не замеченным, выбраться отсюда потихоньку и…

— Молодой человек! Вы как сюда попали? — возмутилась светловолосая невысокая женщина, тощая и бледная, словно цветок, засушенный между страниц одного из фолиантов.

Алекс оказался в небольшом закутке, где стояли два письменных стола, придвинутых друг к другу, а на них — чайник, чашки, коробочки с сахаром, упаковки печенья. Очевидно, это была чайная комната, где обедали и отдыхали уставшие от книжной премудрости сотрудницы.

Две немолодые женщины смотрели на него во все глаза, приоткрыв рты — не могли понять, откуда он взялся. Алекс привычно обшарил помещение глазами, отыскивая возможную опасность и пути к отступлению. К счастью, за спинами библиотекарей была дверь. Оставалось пройти мимо оторопевших женщин.

— Извините, — как можно миролюбивее произнес Алекс и двинулся вперед. — Я уже ухожу.

— Как вы там очутились? В окно, что ли влезли? — подала голос вторая библиотекарь, крашеная шатенка в огромных очках, делающих ее похожей на стрекозу. — Вы вор?

«Ага, будь я вором, так и сказал бы».

— Что это у вас в рюкзаке?

— Уверяю вас, я ничего не крал, — церемонно ответил Алекс, продвигаясь к двери. — Я оказался в Фонде случайно.

Продолжая болтать, он добрался до цели, взялся за ручку и, не давая дамам опомниться, выбрался в коридор.

— Полицию нужно вызвать! — услышал он.

— Безобразие! Звоните в охрану!

Дальнейшего диалога он не услышал, чуть не бегом двигаясь по коридору. Если библиотекари позвонят в охрану, могут возникнуть проблемы. Он хорошо знал, куда идти: бывал здесь не раз, сохраняя привязанность к бумажным книгам. Здесь все было немного не так, как он помнил, но, возможно, какие-то детали он просто позабыл.

«К тому же неизвестно, в каком времени ты оказался, какой сейчас год!» — напомнил себе Алекс.

Не надо пока думать и гадать. Коридор, поворот, еще один, еще.

Алекс выбрался на лестницу и поспешил вниз. Навстречу ему попадались люди, но попыток задержать юношу с рюкзаком никто не предпринимал. Он рассекал пространство, как океанский лайнер — волну, и наконец очутился в вестибюле, замедлив шаг. Полиции не было, возле дежурного библиотекаря выстроилась очередь желающих попасть в храм книги.

Охранник, полный пожилой мужчина с необычайно пышной шевелюрой, хмурясь, говорил по телефону. Не исключено, что одна из напуганных Алексом библиотекарей все же пожаловалась на вторжение.

Что ж, коли так, придется поспешить. После жутких встреч и кровавых столкновений с всевозможными тварями в Пространственной Зоне кудрявый толстячок-охранник не казался сколько-нибудь значимым препятствием, однако скандала и преследования лучше бы избежать.

Стараясь не глазеть по сторонам, Алекс двинулся к выходу стремительной походкой человека, который точно знает, куда и зачем направляется, и имеет полное право здесь находиться.

Проходя мимо огромного зеркала, он ужаснулся. В Зоне ему практически не было дела до того, как он выглядит — Алекс был занят тем, чтобы выжить, прокормиться, не получить травму. Совсем как первобытный человек.

Одежда на нем постепенно приходила в негодность, а взять новую он не мог: из одной проекции в другую нельзя вынести ничего, с собой у них с Кайрой всегда было лишь то, что с чем они когда-то вошли в Зону.

Поэтому сейчас на Алексе были порванные в нескольких местах джинсы, разбитые кроссовки и водолазка. Когда-то у нее были длинные рукава, но он отрезал их по самые плечи.

Впрочем, студенты часто одеваются экстравагантно и странно, так что белой вороной себя можно не чувствовать.

А вот и турникет с красными крестиками — выход закрыт.

— Молодой человек! — раздался окрик.

Не оборачиваясь, Алекс легко перемахнул через преграждающие путь конструкции из металлических труб и побежал к выходу.

В спину ему кричали, но он не слушал и не останавливался. Стеклянные двери послушно расползлись в стороны, и Алекс выскочил на широкое высокое крыльцо. Не задерживаясь, скатился по ступенькам и помчался прочь.

Он бежал и думал, как удивительно, как непривычно: никаких Порталов, никаких бесконечно сменяющих друг друга проекций… Мог ли он поверить, что у него в итоге получится? Что он выберется в свой, родной мир из того — чуждого, опасного, отвечающего ледяным безмолвием на самые страстные призывы и самые жгучие проклятья.

«Обошлось», — думал Алекс, понимая, что преодолел самое малое из возможных препятствий. Шаг он замедлил, оказавшись далеко от библиотеки, за пределами студенческого городка. Неподалеку был большой сквер, где часто собирались студенческие компании и постоянно бывал сам Алекс. Ноги сами несли его в ту сторону.

Была весна или начало лета. Листва на деревьях еще не утратила свежего изумрудного оттенка, не успела поблекнуть, подернувшись пылью. Цветы на клумбах еще не расцвели, а трава была молоденькая, едва пробившаяся на свет божий.

«Что ж, со временем года определились, узнать бы, какой год!»

Но как? Не будешь же спрашивать у прохожих. Идеально было бы купить газету, но денег-то нет. Немного успокоившись, стараясь унять волнение, которое пока не покидало его, Алекс пригляделся повнимательнее к тому, что его окружало.

Сквер, где он сидел, выглядел вполне узнаваемо. Если изменения и были, то не радикальные. Будь на его месте женщина, наверное, поняла бы, в каком времени оказалась: по фасонам одежды, по женским прическам и макияжу. Но ему было сложно сориентироваться. Кажется, когда он исчез в Пространственной Зоне, девушки красились и одевались примерно так же… Или нет?

«Ну ты и дурак, газету не обязательно покупать! Просто подойди к киоску и полистай!»

Устыдившей собственной несообразительности, Алекс встал со скамьи и пошел к выходу из парка. Там, возле остановки, должен быть небольшой магазинчик, где продавали всякую чепуху вроде чипсов и газировки, стояли автоматы с кофе и шоколадками, а также торговали газетами и журналами.

Магазинчика не было, но был киоск с надписью «Пресса». Просто так не полистаешь, придется попросить киоскера посмотреть, мелькнуло в голове, но, подойдя ближе, Алекс увидел, что витрина пестрит от выложенных на ней изданий.

Что-то удивило его — и почти тотчас он сообразил, что кажется ему странным: все заголовки были написаны кириллическим шрифтом. В его время в России пользовались двумя алфавитами — кириллицей и латиницей. Причем латиница была распространена гораздо шире.

Не глядя на сладко улыбающиеся лица кинозвёзд, не думая, знакомы они ему или нет, Алекс отыскивал глазами даты выпусков.

А когда отыскал, так и застыл, уперевшись взглядом в буквы и цифры.

«Жаркий май-2020», — кричал один журнал, помещая дату в кричащую красную кляксу.

«14. 05. 2020», — сухо констатировал другой.

Алекс лихорадочно производил в уме подсчеты, путаясь в цифрах.

— Почти двадцать лет назад, — пробормотал он, отняв ту дату, что видел перед собой, от 2040 — года, когда он вместе одногруппниками отмечал праздник в проекции Мальдивского острова-резорта Бару.

— Вы стоите? — раздраженно проскрипели за спиной.

Алекс оглянулся и увидел старичка в джинсовой панаме, который глядел на него, сердито сверкая выцветшими голубыми глазами. Кустистые брови придавали старичку забавный вид, но Алексу было не до смеха.

— Простите, — тихо сказал он и отошел в сторону.

Старик сунулся в окошко. Алекс не слышал и не видел ничего вокруг. Солнечный весенний день, люди, машины, здания — все отодвинулось куда-то, притихло, замерло.

«Здесь, в этой реальности, мне едва исполнился год», — думал он.

Алекс родился восьмого февраля 2019-го.

Получается, сейчас, здесь, в том времени, куда Портал вывел Алекса, у его родителей годовалый сынишка. Он сам, крошечный, лежит в колыбели, и Вета, благодаря преданности и любви которой он выбрался из Пространственной Зоны, тоже только учится ходить и говорить.

«Главное, что все они живы!» — возрадовалось сердце.

«Но как я могу прийти к родителям? Я ведь никто для них, чужой человек», — спустил его с небес на землю прагматичный разум.

Алекс никак не мог справиться с эмоциями, решить, что ему делать, как вести себя в новом, незнакомом для него мире, где пока еще не придуманы Проекции, не открываются Порталы, и Корпорация не продает всем желающим Комнаты для выхода в мир своих иллюзий.

Нет проекций, проекторов, Порталов…

Когда эта мысль угнездилась у Алекса в голове, когда он понял, что никто, ни один из живущих здесь и спешащих по своим делам людей ни разу не был, да и не мог побывать в том аду, из которого он с таким трудом и потерями выбрался, Алекс подумал, что этот мир гораздо чище, наивнее, добрее.

А следом пришла и другая мысль. Если здесь, в этой реальности, еще не понятия не имеют о выходе в Пространственную Зону, то как он сможет найти Кайру?..

Глава вторая. О чем рассказала художник Галина

Без билета в автобусе не прокатишься. В метро — тем более, туда вообще не попадешь. Какая, вроде бы, мелочь, какая незначительная, пустяковая преграда, особенно в сравнении с тем, что ему довелось пережить! И, тем не менее, Алекс был вынужден пойти пешком.

Два раза он все же садился в троллейбус, и ему удавалось проехать одну — две остановки, но потом суровый кондуктор высаживал безбилетника. Можно было бы поумолять, поупираться, но Алекс не мог себя заставить и покорно вылезал на ближайшей остановке.

Заплатить за него желающих не находилось: возмущенные добропорядочные граждане брезгливо отворачивались от здоровенного лба в лохмотьях, который не мог наскрести денег на поездку.

Хорошо, хоть Алекс вовремя вспомнил, что прежде, когда был маленьким, они с родителями жили совсем в другом районе города. А не то отправился бы в противоположный конец географии, а потом пришлось бы возвращаться.

Город, конечно, изменился… вернее, он был не совсем таким, как помнил Алекс. Не было некоторых зданий в центре, к которым он привык, вместо них стояли другие, непривычные.

Незыблемо, вроде, стояли, а все же через несколько лет их снесут.

Отсутствовал огромный музыкальный фонтан, что красовался на набережной. Остановочные площадки были другими. Автобусы, троллейбусы казались старомодными, немного чудными, а вот автомобили были примерно те же. А может, Алекс просто не замечал, потому что не слишком хорошо разбирался в марках и моделях.

Одежда на людях казалась ему несколько более вычурной — в его время люди одевались проще, функциональнее. Пожалуй, не так нарядно, но зато практично и удобно. Впрочем, различия были не так уж существенны.

А вот что удивляло, так это большое количество откровенно немолодых, пожилых, не слишком красивых женщин и прохожих в очках.

Алекс привык, что все, кому это требовалось, переходили на линзы или делали простейшие безопасные операции по улучшению зрения, так что не было нужды водружать на нос неудобную конструкцию.

К тому же люди скрывали возраст и выравнивали неудачную внешность с помощью пластических операций, которые стали привычным делом. Пластические хирурги были столь же востребованы, как стоматологи, а услуги их — доступны, так что женщинам (чаще все-таки под нож ложились именно они, поскольку в мужчинах жило вековое неистребимое убеждение, что они и так хороши!) не было нужды мучиться от сознания собственного несовершенства.

Он вдруг вспомнил, что профессор Ковачевич носила очки — вроде бы, в знак протеста, ратуя за естественность, не желая постоянно использовать современные технологии омоложения и оздоровления. Но такая позиция была исключением из правил. Теана Ковачевич — особый случай.

Когда Алекс добрался до улицы, где стоял его дом, день клонился к вечеру. Это был спальный район, и народ массово возвращался с работы. Машины истерично гудели, металлические утробы автобусов были переполнены так, что едва не трескались по швам. Пестрые разнокалиберные толпы текли по улицам; люди спешили, не желая терять ни минуты драгоценного вечернего отдыха, деловито рассортировывались по подъездам и магазинам.

Алексу некуда было спешить, но он все равно поддался общему ежевечернему ажиотажу — и на какой-то момент ему стало казаться, что его тоже ждут, что ему есть, к кому прийти, рассказать, как прошел день.

Всю дорогу он думал, как станет вести себя с родителями. Что можно сказать им? Как объяснить, что и он, Алекс, — взрослый, черт-те как одетый парень с настороженным взглядом и ранами по всему телу, тоже их сын! Точно так же, как и годовалый Сашура, как бабушка звала его, когда был маленьким.

Папа, возможно, выслушает и постарается поверить. Он ведь всегда верил в науку, технический прогресс, неизведанные безграничные возможности и все такое.

Мама куда более консервативна. Она материалистка, практик, а не теоретик, для нее во всем важны логические построения. Но какая может быть логика, когда здоровенный верзила сваливается, как снег на голову и заявляет, что он — твой сын из будущего!

Алекс понятия не имел, как выстроить разговор с родными, с чего начать, и, чем ближе подходил к дому, тем сильнее нервничал. Очутившись возле подъезда, он не стал заходить, отошел в глубину двора, присел на скамью, чтобы собраться с мыслями.

То, как выглядел двор, помнилось смутно, хотя убранство квартиры он представлял более-менее ясно. Березы и липы, высаженные вдоль тротуаров, лавочки, горка и качели, цветы в автомобильных шинах, выкрашенных в голубой и красный цвета — кажется, все так и было.

Алекс поднял взгляд на застекленный балкон и окна на восьмом этаже блочной девятиэтажки. Там, в тесной однокомнатной квартирке они с мамой и папой жили много лет, пока не переехали в новую просторную. Алекс, маленький и несмышленый, глядел по утрам в окошко, выходил вот из этого подъезда, чтобы мама или папа за ручку отвели его в садик или в начальную школу.

Детский сад был близко, в соседнем дворе, и это всегда одновременно успокаивало (дом же рядом!), но вместе с тем наполняло душу горечью и тоской (ну ведь рядом же, рядом — а не попадешь!). В школу нужно было идти подольше, минут десять пешком.

«Где-то тут и Вета живет», — подумал Алекс.

В своем послании она писала, что жила по соседству, ходила с ним в один детский сад и школу. Этого Алекс не то, что не помнил, даже вообразить себе не мог.

Ему захотелось увидеть Вету, заглянуть в ее огромные задумчивые глаза, прочесть в них нежность и понимание. Поблагодарить за все, что она сделала для него самого и его родителей. Хотя никаких слов, конечно, не хватит… Рассказать обо всем, о том, как тяжко ему пришлось, зная, что она поймет. Вета всегда понимала и поддерживала, вот только он ничего этого не видел. Почему по-настоящему достойные любви люди так часто оказываются незамеченными, отвергнутыми?

Сейчас искать Вету бесполезно.

Алекс повозил ногами по земле. Мелкие камушки хрустко зашуршали под подошвами кроссовок. На лавку рядом с ним уселась пожилая женщина. Алекс повернул голову и, к своему удивлению, узнал ее. Короткие седые волосы убраны за уши, все пальцы — в тяжелых кольцах с камнями, в углу рта сигарета. Кажется, она художница. Имя на языке вертится, но не дается, а вот то, что она жила на первом этаже и выгуливала утром и вечером шоколадно-коричневую таксу Зулю, вспомнилось сразу.

Да вот и собака — носится, принюхиваясь к земле. Счастливая — ни забот, ни проблем. Покружив по двору, Зуля подбежала к скамейке и принялась обнюхивать Алекса.

— Не бойтесь, она добрая, не укусит, — сказала хозяйка.

Алекс протянул руку, почесал таксу между ушей.

— Зуля, Зуля, хорошая, — проговорил он, не успев сообразить, что не может знать клички собаки.

Хозяйка немедленно напряглась и подозрительно воззрилась на Алекса.

— Откуда вы знаете, как ее зовут?

«Окликала она сейчас собаку или нет? Что сказать?» — подумал Алекс, и тут ему в голову пришло решение.

— Видел вашу красавицу, — он старался говорить непринужденно и спокойно, продолжая гладить собаку. — Бывал уже здесь, в гости приезжал к соседям вашим, с восьмого этажа. К Кущевским, Елене и Вадиму.

Сказал — и замер. Что, если она скажет, что нет тут таких, что никакие Кущевские в их доме отродясь не…

— Ах, конечно! — Хозяйка таксы сразу расслабилась и заулыбалась. — У меня Зуля приметная. Любите собак?

Алекс с облегчением перевел дух и вполне искренне ответил, что любит.

— Опять навестить решил? А их, поди, дома нет? — Собаковладелица все сама за него сказала, даже врать не пришлось, знай только кивай.

— Я, кстати, Галина. Художник. — «Да, точно! Так она всегда всем и представлялась!» — А тебя как звать?

— Алекс, — не задумываясь, ответил он. — Вадим, наверное, на работе? А Лена с ребенком ушла куда-то?

Улыбка стекла с лица Галины, и оно вытянулось, а глаза округлились.

«Что не так?»

— Ты им кто, парень?

— Родственник. Дальний. — Прозвучало глупо, но Алекс, к счастью, вспомнил, что у мамы есть в Белоруси троюродная сестра, с которой они практически не общались, и договорил: — У Елены в Минске сестра троюродная, я ее сын.

«Вроде нормально получилось: седьмая вода на киселе, не проверишь, но и не подкопаешься».

Художник Галина, поразмыслив, кивнула.

— Не знаешь ничего, что ли? Не сказали тебе?

— Я вообще-то проездом. Так, проведать заскочил, он меня не ждут.

По уму, так объясняться не следовало бы. Любые оправдания всегда звучат подозрительно, однако Галина приняла все, как должное.

— Ясно. — Она подозвала к себе Зулю, которая уже успела усвистать за детскую площадку. — Сынишка-то их, Сашенька…

— Что? — не сдержался Алекс.

— Умер, — Галина поджала губы, похоже, в неподдельной скорби. — Такое несчастье. А мальчик какой был! Красивый, улыбчивый. Сидел сам, вставать уже научился и даже агукал слова какие-то.

— Когда? — помертвевшими губами выговорил Алекс.

— Полгода уже скоро. В новогоднюю ночь, представляешь?

Новогодняя ночь. Как раз тогда, когда Алекс не вернулся из Пространственной Зоны. В этой версии бытия все произошло точно так же. Только он даже вырасти не успел. «Видимо, мне не суждено…», — начал было Алекс, но оборвал свою мысль.

— Как? Как это случилось?

— Мы все поверить не могли, — не слушая его, говорила Галина. — Люди празднуют, «скорая» не сразу приехала. Да если бы и сразу… Синдром внезапной младенческой смерти, так говорят. Бывает это у детей. Ему годика не исполнилось, бедняжке. В феврале должно было.

— Восьмого.

— Наверное. Точную дату не помню, знаю, что в феврале. У меня самой внук февральский.

Алекс сидел, уставившись в одну точку, придавленный этой новостью.

— Ты меня прости, — повинилась Галина, увидев, какое впечатление произвели ее слова. — Вывалила на тебя такое, а ты и не знал.

Сил хватило лишь пожать плечами.

— Да, видишь, как бывает… — Галина вздохнула и прицепила поводок к собачьему ошейнику. Прогулка, видимо, подошла к концу. — Лену-то ждать бесполезно.

— Это еще почему? — вскинул голову Алекс.

«Неужели?! О, Господи, мама!»

— Разъехались они. Лена у родителей живет.

— Развелись?

«Да что же это! Мама с папой… не может быть!»

— Нет, просто, как она сказала, поставили отношения на паузу. Я как раз гуляла с Зулей, смотрю, она с сумками. Я спросила, она и ответила. Может, сойдутся еще. Молодые ведь. И детей родят.

Галина уже ушла, волоча за собой жизнерадостно брыкающуюся Зулю, а Алекс все сидел, не мог собрать мысли в кучу. Не помнил толком, как попрощался с соседкой. Не знал, как поступить, что делать с той информацией, которой снабдила его словоохотливая Галина.

«Надо бы на кладбище сходить. Посмотреть на собственную могилу».

Между тем город понемногу затягивали сумерки. Часов у Алекса не имелось, но, наверное, было около восьми. В окнах зажигался свет, детская площадка пустела — малышей звали домой ужинать. Становилось свежо, и, хотя холода Алекс еще не чувствовал, было понятно, что ночью он замерзнет в своей драной водолазке.

Нужно где-то переночевать, отдохнуть. Да и поесть не мешало было. Пусть горе, пусть потрясение — организм все равно свое требует. Гнусное дело, если подумать, но физиологию не обманешь.

Хлопнула дверца машины. Какой-то еще жилец приехал, припарковался.

Алекс поднял голову и увидел, что по двору размашистым шагом идет человек. Высокий, худощавый черноволосый молодой мужчина не старше тридцати лет, в темных джинсах и светлой рубашке. Мужчина слегка сутулился и…

«Сынок, держи спину прямо! А то будешь крючок крючком, как я!» — раздался в голове голос отцовский голос.

Сердце, кажется, перестало биться. Алекс во все глаза смотрел на человека, который, тем временем, быстро набрал код домофона и скрылся в подъезде прежде, чем Алекс успел окликнуть его.

И хорошо, что не успел. Что бы крикнул? «Папа»?

Нет, нужно обдумать все, решить, что сказать. Впрочем, Алекс знал, кем представится — другого выхода нет.

В знакомых окнах восьмого этажа зажегся оранжевый свет.

Глава третья. Чужой среди своих

Ему опять не спалось, уже вторую ночь. Не давали покоя тяжелые, горестные мысли. Алекс лежал на кресле-кровати, зажатый с двух сторон твердыми, как валуны, подлокотниками, и смотрел в потолок. Проезжающие по ночным дорогам автомобили изредка освещали его короткими всполохами, а потом комната вновь погружалась во тьму.

Можно было встать, сходить на кухню, выпить воды, но он знал, что у Вадима (он постоянно старался не сбиться, не назвать его отцом) чуткий сон. Не хотелось его беспокоить.

Алекс жил здесь, в своей старой квартире, уже десять дней. И чем дальше, тем сильнее запутывался, мучаясь от сознания невозможности, неправильности происходящего.

Вадим не подозревал, кто он такой на самом деле, и искренне старался помочь дальнему родственнику жены, который приехал из Минска. Именно так представился ему Алекс, рассудив, что, поскольку с мамой они пока вместе не живут и не общаются, то и вывести его на чистую воду некому. Да и потом, мама не знала толком своих белорусских родственников. Так что риска, пожалуй, никакого.

— Вы к кому? — спросил его отец в тот, первый вечер, открыв дверь незнакомому парню.

У Алекса ком стоял в горле — так хотелось бросится к отцу, обнять, выговориться, попросить совета. Вместо этого он сглотнул и сдавленно проговорил:

— Здравствуйте. Простите, мне бы Лену. А вы, наверное, Вадим?

— Наверное, — отозвался отец. — А Лена вам зачем?

— Я ее… — волнение все еще мешало нормально говорить, но в той ситуации это выглядело даже естественно. — У нее есть троюродная сестра в Минске. Старшая. Я ее сын. Вот, приехал… — Алекс беспомощно умолк.

Они стояли и смотрели друга на друга. У отца была непривычная прическа — обычно он стригся намного короче. Морщинок возле глаз еще не было, линия рта и скул была четче, но взгляд — внимательный, немного грустный, был все тот же. Так и кажется, что папа спросит: «Как дела, сын? Ты что-то невеселый сегодня».

Алекс, боясь, что собственный взгляд может выдать его, опустил глаза.

— Ясно. Проходи. — Отец посторонился. — Тебя как зовут-то?

— Алекс.

Он вошел в тесную прихожую. От знакомого, неуловимого, но родного запаха перехватило горло, и он с ужасом понял, что может расплакаться.

Отец запер за ним дверь.

— Где твои вещи? Ты что, с этим несерьезным рюкзачком из Минска приехал?

— Обокрали, — выдал Алекс очередную заранее заготовленную ложь. — Был чемодан, на вокзале увели. Там и одежда, деньги, и документы… все.

— Мать честная, — присвистнул отец. — Так надо в полицию!

— Я написал заявление, — каждая следующая ложь давалась проще предыдущей. — Они ищут. Извините, что я вот так ворвался. Но мне ночевать негде, а мать говорила…

— Да ты что! Извиняться еще вздумал. Такое дело! — Он знакомым жестом почесал переносицу. — Зачем тогда родственники нужны?

Алекс разулся, постаравшись задвинуть разваливающиеся кроссовки под полку, подальше с глаз. Если отец и заметил этот неловкий жест, то виду не подал.

— А где Лена? — спросил Алекс. Ему показалось, что он должен задать этот вопрос. А вот спрашивать ли про сына, еще не решил.

Рука отца снова потянулась к переносице.

— Она… в отъезде. Временно, — с показной легкостью, сразу выдавшей, как тяжело у него на душе, проговорил он и поспешно прибавил: — Но скоро вернется. А пока придется нам с тобой похозяйничать.

Так Алекс и остался в доме. Проник, как тайный агент, воспользовавшись доверчивостью и добротой отца. «Вадима! Называй его Вадимом даже про себя, болван! А то точно проговоришься!»

Вадим дал Алексу свою футболку, белье и джинсы («Надо же, у нас с тобой и рост один, и размер почти тот же!»), отправил в душ, приготовил ужин, постелил в кресле. На следующий день он ушел на работу, а Алекс весь день провалялся в квартире, наслаждаясь покоем и уютом, разглядывая фотографии и все еще не веря, что и вправду оказался дома.

Только вот это больше был не его дом.

Вечером второго дня они с Вадимом сидели в кухне, ужинали и пили коньяк. Нужно было как следуют познакомиться, поговорить.

— Знаю, никогда тебя раньше не встречал, но не могу отделаться от ощущения, что лицо твое мне знакомо, — сказал Вадим, разливая золотистую жидкость по бокалам.

«Ох, пап!»

Алексу стоило немалых трудов пожать плечами и равнодушно проговорить:

— Мы же с Леной все-таки родственники. Пусть и дальние.

— Да, точно. Генетика — дело тонкое. А сколько тебе лет? — спросил Вадим. — Вроде и молодой совсем, но… Не знаю, как объяснить. Взгляд у тебя… умудренный, что ли.

— Двадцать один.

— А мне двадцать восемь. Ты учиться приехал?

— Я учился в Минске. Два с половиной года. Решил перерыв сделать. Поработать, осмотреться.

— А на кого учился?

— Факультет Гуманитарных и Общественных наук. Специализацию еще не выбрал.

Вадим удивленно вскинул брови.

— Надо же. Это у вас в Минске система образования такая? Название факультета очень, как бы это сказать, обобщённо звучит. И то, что специальность выбирать нужно не сразу — необычно.

Алекс немного растерялся — он не знал, что может быть и по-другому. В его время учились именно так. Боясь ляпнуть что-то не то, он поспешил сменить тему.

— А ты и Лена — вы чем занимаетесь?

— Лена экономист. А я работал на предприятии… Но это неважно, потому что сейчас мы с другом и коллегой открыли свой небольшой бизнес. Офис на днях сняли, там ремонт теперь нужно делать.

— Что за бизнес?

— Установка аппаратов по продаже разной мелочевки в торговых центрах. Не знаю, пойдет или нет.

— Пойдет, — уверенно ответил Алекс и прикусил язык. — То есть я надеюсь, что все получится.

— Спасибо, — усмехнулся Вадим.

От коньяка в голове приятно зашумело. «Смотри только не размякни и не наболтай ерунды!», — велел себе Алекс.

Вадим говорил что-то о перспективах нового бизнеса, Алекс слушал, кивал. Он знал, что бизнес отца просуществует почти десять лет, а потом они с партнером продадут его из-за разногласий. Чтобы совсем не разругаться в пух и прах. Выгодно продадут. А дальше отец будет работать примерно в той же сфере: в крупной корпорации, которая обеспечивает людей, в основном школьников и студентов, горячим питанием с помощью автоматов.

«Почему бы не подкинуть эту идею сейчас? Тут, похоже, еще до этого не додумались», — возникла в затуманенном мозгу светлая мысль.

— Автоматы — дело вообще перспективное, — сообщил Алекс. — Можно ведь и на рынке школьного питания что-то придумать. Например, разработать машину, которая будет выдавать свежую горячую еду. Вставил школьник или студент свою карточку, набрал идентификационный код — и через секунду получил горячее блюдо. Никаких очередей на раздаче. Гигиена, порядок. Красота!

— Слушай, прямо фантастика какая-то. Как в кино, — улыбнулся Вадим. Видимо, он не воспринял эту мысль всерьез. — Что очередей нет, это, конечно, хорошо, но…

Он заговорил о сложностях реализации проекта, Алекс не вслушивался. Главное, он заронил идею в голову Вадима, а дальше уж видно будет. Может, в итоге он, а не кто-то другой первым ее внедрит, пусть и через десятилетие. Сам Алекс вообще не представлял, как может быть иначе.

— … если пока ничего не надумал!

Оказывается, Вадим задал какой-то вопрос, а Алекс прослушал.

— Что, прости?

— Я говорю, нам помощь нужна в ремонте. Если хочешь, если пока ничего не надумал, присоединяйся. За плату, само собой! А может, и надумаешь поработать, когда мы запустимся и будем набирать сотрудников. Ты отличный парень, так что… — Вадим улыбнулся. — Что скажешь?

Разумеется, Алекс согласился, и вот уже неделю работал с отцом и его партнером, Курочкиным, которого помнил весьма смутно: прекратив совместно вести дела, они с отцом встречались не так часто, а с годами и вовсе прекратили общение. Так что говорить с ним, как с незнакомым человеком, ему было проще, чем с Вадимом.

Ему выдали аванс, и Алекс купил себе нормальные кроссовки, кое-что из одежды, личных принадлежностей и сотовый телефон. Такие маломощные устаревшие модели прежде он видел только в старых фильмах, но разобраться особого труда не составило. Хотел отдать Вадиму за проживание, но тот замахал руками: брось, мол, ты что! Родственник же, да к тому же такое несчастье — ограбили!

— Из полиции нет новостей? — время от времени интересовался Вадим, и Алекс, скорчив расстроенную мину, пожимал плечами.

Что делать, как жить дальше, не имея удостоверения личности, он не знал, но надеялся, что со временем придумает что-нибудь.

Сейчас, лежа без сна, он думал, что нужно уже что-то решать, но вот что и каким образом?..

Можно было обосноваться, выправить как-то документы, устроиться работать в фирму отца, снять жилье — зажить, припеваючи, как будто и не было никогда Пространственной Зоны, всех этих метаний и потерь. И Кайры…

Она там, одинокая, измученная, запертая в ловушке, — и рассчитывать ей не на кого. Алекс тосковал по ней, одновременно мучаясь от сознания того, что образ ее меркнет и тает, и сама она превращается в подобие кинозвезды минувших лет. Ему казалось, что его сердце — это единственное место, где она еще жива, и, налаживая жизнь здесь, он предает любимую женщину.

Чтобы начать жить здесь, следовало забыть Кайру.

Но забыть Кайру означало погубить свою любовь.

Он вздохнул и повернулся на бок.

— Не спится? — послышалось в темноте.

«Разбудил все-таки!»

— Да, что — то никак не засну.

— Пошли, покурим. У меня тоже ни в одном глазу.

Алекс не курил, и отец его в зрелом возрасте — тоже. А вот в молодости, как выяснилось, смолил, правда, не слишком увлекался.

Они устроились на балконе, накинув пледы на плечи. Вадим закурил, Алекс смотрел вдаль, на темный спящий город, кое-где присыпанный бисером огней. Было три часа ночи — смутное, нервное время. Не нужно принимать решений, не стоит анализировать свою жизнь. Вот только тянет, неодолимо тянет почему-то.

— У тебя девушка есть? Ну, или была? — спросил Вадим.

— Была. И есть, — ответил Алекс. В темноте легко было быть честным. — Кайра.

— Необычное имя.

— Она наполовину американка.

Помолчали. Вадим затянулся и выпустил дым из ноздрей.

— Ты уже понял, наверное, что Лена не просто уехала. Она… сказала, что нам нужно пожить отдельно. Обдумать все и решить, как быть дальше. Ей казалось, что так правильно.

— А тебе?

— А меня не спрашивали. — Боль в его голосе звучала громко и отчетливо. — Лена не могла быть со мной рядом, так ей было тяжелее. Наверное, моя физиономия постоянно напоминала ей о… — Он щелчком выбросил сигарету и тут же прикурил новую. — Разве не лучше было бы попытаться все пережить вместе?

Алекс знал, о чем он говорит, но не спросить было нельзя.

— Что пережить? Что между вами произошло?

— У нас сынишка умер. Прямо в новогоднюю ночь. Сашенькой звали, Александром, как тебя. Годик должен был исполниться восьмого февраля.

Алекс знал, что скажет Вадим, но все равно ему показалось, будто его ударили.

— Как это случилось?

— Синдром внезапной младенческой смерти. Врачи приехали, но спасать было уже некого. Так бывает, сказали они. Редко, но бывает. Почему с нами? Почему именно с Сашенькой?

Этот вопрос не требовал ответа. Ответа быть и не могло.

— С вечера все было хорошо. Как обычно. Мы его уложили, маленький стол на кухне накрыли. Гостей не было — только я да Лена. Часа в два пошли спать, она уставала очень — Саша спал неважно, да еще подработку взяла, фирме одной балансы сводить. Я против был, но она настояла. — Вадим помолчал немного. — Мы еще радовались и удивлялись: как хорошо и крепко он заснул! Салюты за окном гремят, соседи орут, а ему хоть бы хны. Только Сашенька уже не спал. В полночь все было в порядке, я слышал его дыхание, а потом…

Вадим закрыл лицо руками. Послышался сухой всхлип.

«Папа, вот же я, рядом! Неужели ты не узнаешь меня?» — хотел сказать Алекс, но вместо этого, еле сдерживая рвущиеся наружу эмоции, приглушенным, мертвым голосом проговорил:

— Мне так жаль. Мне очень, очень жаль, Вадим.

Глава четвертая. Тайное и явное

Через неделю после возвращения Алекс после работы сходил на кладбище. Вадиму сказал, что идет в полицию, насчет кражи, а отправился туда.

— Тебя подбросить?

— Нет, не беспокойся, доберусь.

Сам толком не понимал, зачем пошел. Наверное, нужно было удостовериться, что на том месте, которое было отведено для него в этом мире, образовалась дыра.

Где Вадим и Лена могли похоронить сына, он примерно представлял: возле могилы рано умерших родителей отца, которых Алекс никогда не видел, было свободное место. Папа иногда говорил: вот там, мол, меня и похороните. А мама хмурилась, потому что не выносила разговоров о смерти.

Алекс оказался прав. Могила Сашеньки Кущевского оказалась именно там, за черной чугунной оградкой, заваленная цветами, с деревянным крестом. Памятник в первый год, кажется, не ставят. Земля оседает.

Земля…

Алекс смотрел себе под ноги, на крошечный и потому особенно жуткий холмик, и не мог уместить в голове, что там, на двухметровой глубине, покоится в деревянном ящике тело младенца.

Он сам — внизу! Но как, как такое возможно? Это же парадокс! Две даты — рождение и смерть, и такой маленький между ними промежуток. Даже год не успел смениться.

Алекс долго стоял, смотрел на собственную могилу, и мысли, что вяло ворочались в голове, были такими неподъемно-тяжелыми, что ни одно он толком не мог додумать до конца.

Если существуют разные варианты развития события, то тот факт, что Алекс в одном из них застрял в Пространственной Зоне перечеркнул для всех его «двойников» возможность выжить? Значит, где-то там, в параллельных Вселенных, все Александры Кущевские так или иначе погибли?

Но ведь он вернулся! А, может, судьбу не обмануть — он все равно не выживет? «Один раз оказавшись в Зоне, ты остаешься там навсегда», — вспомнились чьи-то слова. Кто это сказал? Наверное, Кайра.

Получается, это неважно — вышел он из Зоны или нет, он все равно остался там, и в земной, нормальной жизни места ему не найдется?

Алекс почувствовал на щеке влагу и будто проснулся. Начал накрапывать мелкий дождик. Он поднял голову к небу. Ни единого просвета — все затянуто пеленой туч. Наверное, дождик скоро разойдется, превратится в настоящий ливень, а у него нет зонта. Алекс сунул руки в карманы и пошел прочь от могилы. Если бы точно так же можно было оставить за спиной все тягостные мысли!

Кладбище было за городом, добираться до дома пришлось больше часа, так что, когда Алекс вышел на нужной остановке, уже стемнело. Вымокнуть под дождем он не успел — удалось вовремя заскочить в автобус, так что сильный ливень он наблюдал из окна. Но он продрог в тонкой ветровке, которую купил в магазине секонд-хэнд (на большее пока денег не хватило), хотелось есть и спать.

«Быстрее бы домой!» — думал он, как всякий уставший за день человек. Но, подходя к подъезду, вынужден был признать: дом-то ведь не его.

Того Сашеньки, который имел полное право жить здесь с отцом (и матерью) больше не существовало, он сам в этом убедился, увидев захоронение. Сколько еще он может злоупотреблять гостеприимством Вадима? Да и потом, жить с ним бок о бок вот так, в постоянной лжи, опасаясь не так что-то сказать или сделать, выдать себя, изворачиваясь и сознавая, что проник в дом, как грабитель, было невозможно.

А одному — в чужом времени, без родных, друзей, документов — разве будет лучше, легче?

«Но это хотя бы жизнь, а не бесконечная гонка по проекциям!» — возразил внутренний голос. Да, все так… Но там была — и осталась Кайра, единственный на всем свете человек, который любит его, который помнит, знает, понимает. Она — там, а он мечется здесь.

Домофон запиликал, дверь открылась. Лифт отключили, о чем возвещала табличка на двери. «Приносим извинения за неудобство», — винились сотрудники жилищной конторы. Интересно, когда его собираются включить? Алекс не помнил, чтобы лифты, горячая вода или электроэнергия вообще когда-либо отключались: обычно все неполадки чинились в считанные минуты. Но тут, видимо, было все иначе, потому что на двери подъезда висело объявление об отключении горячей воды в начале июня. На две недели.

Алекс побрел по лестнице, опираясь на перила, как старик. Невеселые мысли и дурное настроение давили к земле, пригибали книзу, не давая распрямится во весть рост. Оказавшись возле знакомой двери, он надавил на звонок.

Дверь распахнулась тотчас же. Вадим как будто караулил возле порога. В противоположность Алексу, он сиял, как начищенный самовар.

— Чего так долго? Где тебя черти носят в такую погоду? Что там в полиции? — И, не успел Алекс ответить, добавил: — Заходи скорее, не стой.

Недоумевая, что могло так взбудоражить обычно уравновешенного Вадима, Алекс скинул кроссовки и пристроил ветровку на вешалку.

— Есть будешь? — И тут же, опять не дожидаясь: — Я тоже голодный. Сам тоже только что вернулся.

— А ты где был? — прокричал из ванной Алекс сквозь шум льющейся воды.

Вадим ответил что-то, но он не услышал. Когда зашел на кухню, Вадим открывал банку с тушенкой. От макарон в дуршлаге шел пар.

— Огурцы порежь с помидорами, — попросил Вадим.

— Так где ты был? Я не расслышал.

— Лена позвонила. Предложила встретиться. — В голос звенело ликование. — Представляешь?

— Отлично!

— Мы в кафе встретились, в центре. Я все боялся опоздать — пробки кругом. Но даже раньше пришел. — Вадим перемешивал тушёнку с макаронами. — Шел и трясся, как мальчишка на первое свидание. Честное слово, думал, она о разводе будет говорить. Подумала, решила… Нам тяжело было вместе в последнее время, мы все ссорились. Даже не нам, а ей было трудно со мной.

— Но она, я так понимаю, не разводиться хочет?

— Да! То есть, нет, не хочет она разводиться. Лена беременна! Десять недель уже! Она сама недавно узнала, сходила к врачу и… Понимаешь? У нас будет ребенок! — Последние слова Вадим почти прокричал.

Алекс от неожиданности полоснул ножом по пальцу.

— Вот именно! — снова выкрикнул Вадим, глядя в его ошеломленное лицо. — Я тоже так отреагировал. Это же наш второй шанс, понимаешь? Лена обещала вернуться ко мне. Мы о многом поговорили… По душам. Она тоже счастлива. Так легко стало.

Вадим говорил и говорил, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, Алекс почти не слушал: главное было сказано. Значит, у него будет брат или сестра? Эта мысль захватила его целиком, и теперь он был так же взбудоражен, как и Вадим.

А потом вдруг его как подбросило: придется съехать. Вадиму и Елене нужно отношения налаживать, а тут под ногами путается чужой человек. Да и потом, встретиться с мамой («Леной! Леной!») было страшно, трудно… Как не выдать себя? Как найти нужный тон с молодой женщиной, какой она является сейчас?

— Мне нужно найти, где жить, — сказал Алекс.

Вадим осекся — Алекс перебил его.

— Да нет, что ты! Я и не думал о таком! Не нужно никуда уходить, ты же…

В дверь позвонили. Два коротких звонка — именно так они все звонили: мама, папа, Алекс. Чтобы сразу ясно было, что за дверью — свои.

Вадим встрепенулся и побежал открывать.

Алекс замер, прислушиваясь. Хотя и без того знал, кто пришел.

— Лена? — счастливо выдохнул Вадим.

— Я решила не ждать до завтра, — проговорила она.

В ее голосе слышалась улыбка. Последовала пауза — видимо, они целовались. Потом была суета: Вадим приглашал жену войти, забирал и ставил в комнату чемодан, помогал найти домашние тапочки. И во всем этом было солнечное, певучее, неприкрытое счастье, вызванное долгожданным примирением, воссоединением любящих друг друга людей, которые вынуждены были расстаться, и которым тяжело было находиться в разлуке.

Алекс, стоя в кухне возле стола, остро ощущал то, что он лишний, что ему не место в этом доме, куда снова заглянуло счастье. Ему казалось, что он присутствует при чем-то личном, не предназначенном для чужих глаз.

Наконец те двое вспомнили о нем.

— Леночка, я забыл предупредить тебя. Здесь Алекс. Он пока живет у меня, приехал из… Алекс, да иди же сюда! Сам расскажи!

Ему ничего не оставалось, как положить нож, который он все еще сжимал в руке, и выйти в комнату. Сердце колотилось в горле, колени подгибались.

«Мама, мамочка…»

— Привет. — Она улыбнулась чуть застенчиво, но с живым интересом, и протянула руку для приветствия. — Лена.

— Алекс, — хрипло выговорил он и откашлялся.

Мама («Лена, балбес, запомни уже!») была похожа на все свои фотографии в молодости. Отец мало фотографировался, а вот мама любила сниматься. Но никакие снимки не могли передать ее обаяния, света ее улыбки.

У Елены Кущевской были длинные вьющиеся волосы, очень густые и блестящие. Выразительные глаза, длинные ресницы, маленький нос, высокие скулы… Алекс вспомнил, что мама, учась на втором курсе, выиграла студенческий конкурс красоты. Отец, вспоминая об этом, гордился больше, чем сама королева.

Даже в реальности Алекса, где практически все женщины были хороши собой благодаря умению пластических хирургов, мать выделялась своей красотой — и красота эта была натуральная. Она и с годами ничего в себе не меняла, не переделывала, не улучшала.

— Вы мне напоминаете кого-то, — немного растерянно сказала Лена. — Такое лицо знакомое. Как будто я вас откуда-то знаю.

— Генетика, — пожал плечами Вадим. — Представляешь, у него чемодан на вокзале увели! Там все документы были, вещи. Наша доблестная полиция, ясное дело, жуликов найти не может.

Лена повздыхала и поохала, сколько положено, продолжая все так же внимательно вглядываться в лицо Алекса. Неужели что-то почувствовала? Правильно говорят, материнское сердце не обманешь.

— Вадик, ты почему про генетику-то сказал? — спросила она. — Я не поняла.

— Он на тебя немножко похож. То есть не прямо вот на тебя, — поправился он, — а на твою родню. Он же из Минска, я что, не сказал? Родственник твой по материнской линии.

— Правда? — Она снова улыбнулась. — Надо же. Я своих белорусских родственников плоховато знаю, почти никого и не видела, а если и видела, то в детстве.

— Вот и познакомились, — жизнерадостно сказал Вадим.

— А вы… Можно на «ты»?

— Конечно.

— Ты чей сын?

— Твоей троюродной сестры.

Улыбка Елены слегка поблекла.

— Что?

— Янины сын, — сказал Алекс. Имя тетки он знал, а про то, есть ли у нее дети, понятия не имел. И хотел верить, что мать этого и сама не знает. По крайней мере, она о них никогда не упоминала.

— Это невозможно, — проговорила Лена, пристально глядя на Алекса.

— А каком смысле? — спросил Вадим.

В комнате как будто стало холоднее.

— Яночка в восемнадцать лет перенесла операцию… Чуть не умерла. Ей матку удалили. У нее детей нет и быть не может.

Алекс онемел от такого поворота. Было это в том, прежнем варианте жизни или только здесь, в этом странном прошлом? Мысль пронеслась молнией, но, в сущности, значения это не имело. «И зачем я эту Янину приплел? Назвал бы выдуманное имя, кто бы стал разбираться»

Но теперь ведь не скажешь, что ошибся — это уж полный аут!

Родители стояли и смотрели на него — вместо доброжелательности на лицах застыли настороженность и опасение. Вадим инстинктивно обнял Елену, желая защитить, она прижалась к нему плечом.

— Кто ты такой на самом деле? — спросил Вадим. — Зачем ты мне соврал?

Глава пятая. Письмо за океан

Вадим и Лена сидели на диване. Алекс, втайне завидуя этой сплоченности и ощущая себя неприкаянным, пристроился в кресле напротив. В том самом, где спал, поселившись в старой родительской квартире.

Почти час он рассказывал о своих приключениях в Пространственной Зоне — не все, только то, что, как считал, мог позволить себе рассказать, и, чем дольше говорил, тем сильнее вытягивались лица Вадима и Лены.

Они и верили, и не верили, и Алексу трудно было осуждать их. История звучала совершенно фантастически — особенно для людей, который понятия не имеют о Корпорации, Комнатах, Порталах и проекциях.

— Погоди, давай-ка я своими словами… — Вадим потер переносицу, как всегда, когда нервничал. — То есть ты в 2040-м году попал в Пространственную Зону, куда люди могли ходить, как к себе домой, чтобы поразвлечься, застрял там, а потом выбрался и оказался здесь и сейчас. Так?

— Если вкратце, то да. Все верно.

— Почему ты пришел ко мне… к нам? Ты не сказал. Откуда узнал о Лениной сестре?

Это был самый сложный вопрос, и Алексу пришлось тщательно подбирать слова, думая, что сказать. Нужно, чтобы они поверили. Ложь должна быть похожа на правду.

— Я и правда сын Янины. Отца не знаю, мама одна меня растила. Когда я родился, мы жили в Минске, но почти сразу переехали. Сначала я пришел к маме. Но не нашел ни улицы, ни дома. — Алекс говорил коротко, стараясь, чтобы его слова невозможно было проверить.

— Ничего себе! — Лена прижала ладони к губам. — Где же ты прежде жил?

Ответ на этот вопрос был готов. В первый же день Алекс обратил внимание на длинный унылый ряд старинных зданий, что выстроились на одной из центральных улиц, возле речки, что протекала через южную часть города.

Несмотря на затейливую архитектуру, вид они имели неопрятный и жалкий: облупившиеся фасады, заколоченные досками окна, облезлые двери. Наверное, здания эти не представляли исторической ценности, вот никто и не занимался реставрацией, не старался придать им ухоженный вид.

Дома эти Алекс видел впервые: ему помнилось, что на этом месте расположен современный жилой комплекс, огромный торговый центр и аквапарк.

— На Старой Московской. Мы жили в большом доме, на восемнадцатом этаже. А тут…

— Знаю, знаю! — воскликнула Елена. — Старую Московскую собираются перестраивать! Помнишь, Вадик? Еще защитники старины на забастовку выходили! Я статью читала, там будут… — Она мельком посмотрела на Алекса, — новые элитные дома, супермаркеты и… Точно, аквапарк хотели строить!

«Господи, неужели попал? Повезло!»

— Значит, построили, — задумчиво проговорил Вадим.

— Красиво, кстати, получилось, — подхватил Алекс, желая закрепить успех. — Так вот, дома я не нашел. Никого из друзей или девушку свою искать смысла нет — в этом времени они все младенцы. Если вообще родились… Но мама и ты, Лена, близко общались, вот я и…

— Надо же. — Вадим и Лена поглядели друг на друга. — Я, честно сказать, мало знаю Яночку. Она так и живет в Белоруси…

Тут глаза Лены округлились еще больше, как будто ей неожиданно открылась какая-то истина.

— Ты, наверное, хочешь найти маму? Поехать к ней?

— Нет! — выпалил Алекс.

— Нет?

Алекс хотел было ответить, но Вадим сделал это за него.

— Конечно. Лена, ты подумай! Каково Алексу будет свалиться на голову Яне, которая ни сном, ни духом! А она? Ты сама говоришь, она бездетная, родить не может! Решит, что над ней жестоко издеваются.

— Ты прав, — рассеянно проговорила Елена, думая о чем-то своем.

— История, конечно, фантастическая. Ты извини, Алекс, но…

Алекс вскочил и бросился к шкафу, где лежал его рюкзак.

— Сейчас! — на ходу бросил он. — Я покажу.

Спустя пару минут все трое склонились над небольшим прибором, напоминающим закрытый ноутбук.

— Так это и есть проектор? — почти благоговейно проговорил Вадим. Алекс знал, как он любит всевозможные технические штучки.

Алекс провел пальцем по поверхности устройства. Оно послушно отреагировало: они увидели нежный неоновый голубовато-розовый свет. Как только проектор заработал, верхняя часть сделалась прозрачной — внутри что-то переливалось.

Вадим и Лена, не сговариваясь, восторженно ахнули — никогда прежде не видели ничего подобного. Алекс, довольный их реакцией и испытывающий глупую гордость, как будто это он изобрел проектор, с удовольствием демонстрировал чудеса техники.

— Тут и проекция осталась, видите? — Он указал на крошечную тоненькую перламутровую пластиночку, по-прежнему утопленную в специальном гнезде. — Правда, проекцию можно использовать только один раз. Повторно она не откроется.

Вадим пытался задавать вопросы о том, как работает проектор, но Алекс мало что мог ответить: он ведь был лишь пользователем.

— Неужели все это правда? — сказала Лена.

— Думаете, я вас обмануть пытался? — с некоторой обидой проговорил Алекс. — Зачем это мне? Ограбить, что ли, собрался? Так уж ограбил бы. А хотел бы наврать, придумал бы что-то поправдоподобнее.

О том, как он нашел проекцию и выбрался, Алекс тоже рассказал приемлемую полуправду: поведал, что проекцию ему оставила его невеста Вета, которая не смирилась с его исчезновением.

— Перестань, не обижайся. Просто неожиданно все это, но мы верим.

Алекс выключил проектор и убрал его обратно в рюкзак, засунул в шкаф.

Они все немного помолчали. Алекс надеялся, что неудобные вопросы закончились. Кажется, обо всем рассказал, что мог. Но Елена тут же убедила его в обратном.

— А Кайра? Ты не сможешь вернуться к ней, но, наверное, сумеешь отыскать здесь, в нашем времени?

Слова ее буквально вогнали Алекса в ступор. Думая о Кайре, о том, как ему не хватает ее, о невозможности встретиться, о своем одиночестве, он совершенно упустил из виду возможность того, что ведь она-то живет сейчас, в этом мире! Алекс может связаться с ней, увидеть!

Кайре сейчас — сколько же? — меньше тридцати, они почти ровесники, и как раз сейчас, в эти годы, она и остальные ее коллеги открыли Нулевое измерение, разрабатывали возможность выхода в Пространственную Зону!

«А вдруг это тоже изменилось, и ничего такого не происходит?»

Алекс не знал, но должен был узнать.

— Я не подумал, — прошептал он. — Вот я болван!

— Ты можешь найти ее, — сказала Лена.

— Если она занята разработками, ты можешь помочь. Принять участие! — Вадим вскочил с места. — Мы можем все это проверить!

— Как? Что проверить? — не понял Алекс.

Он все еще плохо соображал из-за открывшихся ему возможностей.

— Ведутся ли исследования или нет, разумеется, — пояснил Вадим. — В Интернете можно найти все, что угодно. Поищем тот университет, где она работает, найдем списки сотрудников. Это не так уж сложно.

— Не так уж сложно, — эхом откликнулся Алекс.

Вадим включил компьютер, стоящий в углу комнаты. Пока он загружался, Лена подошла к Алексу, взяла его за руку.

— Любишь Кайру? Наверное, скучаешь ужасно? — Взгляд ее светился сочувствием.

«По тебе и по папе я тоже скучал… и скучаю до сих пор. Вы рядом, но я не могу сказать об этом. Не могу сказать, как люблю вас».

Алекс коротко кивнул вместо ответа, боясь, что голос его подведет. Лена сочувственно улыбнулась, как бы говоря, что все непременно наладится.

В компьютерах, как и в любой другой технике, Вадим разбирался отлично. Честно говоря, куда лучше самого Алекса — так было всегда. У отца был светлый аналитический ум, он умел принимать нестандартные решения и делать правильные прогнозы. Кроме того, у него еще и руки были золотые: он мог что угодно починить, в чем угодно разобраться.

Алекс даже не вмешивался: знал, что, если найти вообще что-то можно, то Вадим найдет. Просто сказал, как называется научно-исследовательский центр и где он располагается, и вместе с Леной стал ждать результата.

Поколдовав над клавиатурой, спустя некоторое время Вадим вскинул ладони кверху и проговорил:

— Аллилуйя!

— Нашел? — Оба бросились к нему.

— А как же. Вот он, родимый.

На экране появился официальный сайт Университета. Замелькали названия институтов и научно-исследовательских центров. Нужный нашелся быстро, а вслед за ним — и лаборатория, которую возглавлял доктор Саймон Тайлер.

— Об исследованиях тут почти ничего не сказано. Так, общие слова.

— А сотрудники? — с замирающим сердцем спросил Алекс.

— Сейчас, сейчас.

Вадим открывал одну вкладку за другой, пока не нашел нужную. С экрана на них смотрели знакомые Алексу с детства лица. Теана Ковачевич, Майкл Петерсон, Джон Свенсон и Кайра Буковски — знаменитая четверка гениев, подаривших человечеству возможность выхода в Пространственную Зону.

Алекс так и не смог до конца понять, что это было — благословение или проклятие? И все же больше склонялся ко второму.

Он неотрывно смотрел на Кайру. Он знал ее другой, не такой улыбчивой и юной. Не такой беззаботной и уверенной в правильности своих действий. Но все же это была она, его любимая.

— Красивая, — искренне сказала Лена. — Улыбка такая солнечная.

— Да, — еле выдавил Алекс, приклеившись взглядом к экрану, вглядываясь в каждую черточку милого лица.

Вадим и Елена переглянулись за его спиной — он этого не заметил. А если бы заметил, то понял, что вот теперь-то все их подозрения рассеялись окончательно. Такую боль, такое потерянное, несчастное и вместе с тем любящее, трепетное выражение лица не сыграешь.

Усилием воли Алекс заставил себя закрыть страницу. Хватит душу рвать.

— Что будем делать? — спросил Вадим, и от этого «будем» на сердце потеплело. Как будто они трое снова были в одной лодке. Снова были семьей.

— Может, взять и написать письмо? — предложила Лена.

— Только не Кайре! — быстро проговорил Алекс. — Это будет… двусмысленно. А если начну для достоверности приводить какие-то личные подробности, это ее напугает.

— Никто не говорит, что нужно писать Кайре. Лучше на адрес центра. Или Университета.

— Тут есть контакты, — сказал Вадим, снова поворачиваясь к компьютеру и принимаясь щелкать мышкой. — Но все же не очень хорошо, если секретарша какая-нибудь… А, нет! Смотрите, вот личная почта доктора Тайлера. Туда и надо писать!

— Только что писать?

— Хороший вопрос. Слишком много напишешь, не станет читать. А в двух словах не объяснишь.

— Ты знаешь английский? — спросила Алекса Лена.

— Да, мы все учили обязательно. Не на самом высшем уровне, но говорю, пишу, понимаю, читаю.

— Садись, пиши, — Вадим встал со своего места. — Я учу, на курсы даже записался. Но пока уровень школьно-институтский.

«Не переживай. Выучишь», — подумал Алекс, на памяти которого отец хорошо знал язык.

После долгих попыток составить внятный, лаконичный текст, который должен был заинтересовать доктора Саймона Тайлера и дать ему понять, что автор — не псих, не хулиган и не один сетевых придурков, которым нечем заняться и которые развлекаются, доставая других, они остановились на таком варианте:

«Добрый день, доктор Тайлер.

Меня зовут Алекс (в этом месте Алекс едва не написал свою фамилию, но вовремя опомнился). Я нахожусь в России.

Если не ошибаюсь, Вы с коллегами работаете сейчас над возможностью выхода в Нулевое измерение и находитесь на пороге важнейшего глобального открытия. Пришли Вы к этому в ходе изучения волновых процессов, в частности — особенностей волнового переноса материи, а не только энергии.

Доктор Тайлер, поверьте, это не попытка шантажа! Я думаю, что мы с Вами можем быть полезны друг другу. Пожалуйста, свяжитесь со мной по этому электронному адресу.

Надеюсь, Вы поймете, что открыто писать обо всем я не могу, поэтому письмо мое получилось размытым, расплывчатым по содержанию. Однако, уверяю Вас, я обладаю полезной информацией о предмете Ваших исследований и охотно поделюсь ею с Вами…»

Дальше шли положенные чопорные уверения в уважении и вежливые слова прощания.

— Не знаю, что из этого выйдет, — с сомнением протянул Алекс, нажимая на значок отправки.

Письмо улетело в неизвестность.

— Пятьдесят на пятьдесят, — философски заметил Вадим. — Может, он воспримет все как розыгрыш. Но может и свяжется с тобой. Подождем. Если не ответит, поищем еще какой-то способ выйти на него.

Но искать способов не пришлось. Выключив компьютер, все отправились ужинать, потому что так и не поели со всеми этими разговорами. А потом стали устраиваться на ночь — была уже почти полночь.

В третьем часу ночи, когда все уже мирно спали: Вадим с Леной на диване, Алекс — в раскладном кресле (несмотря на уверения супругов, мучаясь от сознания, что ужасно им мешает: люди только-только помирились, им хочется наедине остаться, а тут он!), на указанный электронный адрес пришло сообщение от Саймона Тайлера.

Глава шестая. Американский гражданин

Вадим проверил почту только в обед.

С утра ничего не успели, даже кофе не выпили, потому что проспали. Бестолково суетились, собираясь на работу, натыкаясь друг на друга то в кухне, то в ванной.

Первым привел себя в порядок и убежал вниз заводить машину Вадим. Обычно они с Алексом ездили на работу вместе, а сегодня нужно было успеть еще и Елену отвезти, так что он нервничал и торопился.

Алекс был в ванной, пытаясь причесать непослушные вихры, которые топорщились на макушке. Лена легонько стукнула в дверь:

— Алекс, ты скоро?

И он, машинально, сам того не заметив, отозвался:

— Иду, мам, сейчас!

Елена вздрогнула, нахмурилась удивленно, меж бровей пролегла тонкая морщинка. Это «мам» болезненно отозвалось в сердце, но она поспешила прогнать непрошенные мысли. Алекс просто оговорился. С кем не бывает.

— Посмотри, что он пишет, — отозвав Алекса в сторонку, сказал Вадим.

— И что же?

— Дает тебе номер. Просит позвонить.

Вадим протянул Алексу телефон, показывая сообщение. Тот оторопел: сам не ожидал такого скорого эффекта.

— Написано, что звонок за его счет.

— И звонить можно в любое время. Пробрало его, видно. Заинтересовало.

Алекс достал телефон и набрал нужный номер.

— Выйду, позвоню. — Он виновато посмотрел на Вадима, который выжидательно глядел на него. — Мне сосредоточиться нужно.

— Конечно, само собой, — заторопился тот. — Иди вон в скверик, там тихо.

Алекс так и сделал. Нашел лавочку подальше от входа, уселся на нее и, убедившись, что поблизости никого нет, нажал на вызов.

— Да, — ответ прозвучал через считанные секунды. Видимо, доктор держал телефон при себе. Слышно было отлично, как будто собеседник стоял в двух шагах.

— Меня зовут Алекс, — проговорил он после приветствия. — Это я писал вам. Вы дали этот телефон.

Он говорил короткими рублеными фразами, постепенно вспоминая речевые обороты.

— Добрый день. Вы говорите по-английски. Это хорошо, — сказал доктор Тайлер. Голос у него был приятный, но в нем звучало напряжение, которое невозможно было скрыть.

Алекс промолчал.

— Откуда вам известно о Нулевом измерении? Только я его так называю, и то про себя, это мое личное определение.

— Я там был. Недавно вернулся откуда.

— Что? — ясно было, что доктор Тайлер потрясен. — Это совершенно невозможно. Мы только начали наши исследования. Ни один человек еще не был в…

— Вы же ученый. Должны уметь мыслить широко. Я родился в 2019-м году, попал в Пространственную Зону 31 декабря 2039-го. В новогоднюю ночь. Не смог сразу выйти оттуда, а когда попал в реальность, оказался в 2020-м.

— Вот так вот запросто? — снова усомнился доктор. — Зашли — вышли?

— В мое время попасть в Зону было не сложнее, чем сходить в кино. Это общедоступно, школьники изучают географию, путешествуя с учителем по проекциям. Нужно лишь купить доступ в Комнату, заказать нужную проекцию в какой угодно точке мира — и все. Наслаждайтесь. Главное, вовремя покинуть Зону, до того, как закроется Портал.

Даже по телефону слышно было, как обескуражен доктор Тайлер. Его голос буквально вибрировал от волнения.

— И у вас есть какие-то… подтверждения?

— Есть. У меня есть проектор и проекция. Есть записи. Но все самое главное — в моей голове. Я могу рассказать вам, что находится в Пространственной Зоне. Ни в мое время, ни, тем более, в ваше, никто, ни один человек не покидал Нулевое измерение после закрытия Портала. Бедолаги, которым не повезло, оставались там навсегда. Правда, многие делали это по собственному желанию. Но суть в том, что рассказать о том, что там происходит, никто не сможет. Кроме меня.

— Послушайте, Алекс… — Доктор Тайлер говорил почти умоляюще. — Мне трудно вот так, сразу, принять все то, что вы сейчас сказали. Я и подумать не мог о таком. Вы сможете прислать мне хоть какое-то подтверждение?

— Того, что я сказал, недостаточно? Разве такое выдумаешь?

— Нет, но… — Кажется, ученый решился на что-то. — Я вам верю. Вы можете приехать ко мне, в США? В наш исследовательский…

— Не могу, — перебил Алекс. — Из Пространственной Зоны я вышел без документов. Мою личность здесь, в этом времени, установить невозможно. Я никто и ниоткуда. Мне помогают друзья, но скоро придется решать что-то, обратиться за поддержкой к властям. Думаю, их заинтересует то, что я смогу рассказать. Это ведь научный прорыв, понимаете? А как на этом можно заработать! Уж я-то знаю. Видел своими глазами.

В действительности Алекс понятия не имел, куда ему стоит обратиться, и стоит ли. Скорее всего, его просто не станут слушать. Или упекут в психушку, где много таких фантазеров — и Наполеоны есть, и Дарты Вейдеры.

Конечно, пришлось блефовать. Алекс рисковал, чтобы вынудить Саймона Тайлера помочь ему, дать возможность увидеться с Кайрой. Он нарочно нажимал на больные точки — знал, что доктору Тайлеру невыносима сама мысль о том, что кто-то опередит его, обнародует открытие раньше него самого.

Доктор, само собой, мог в любой момент возмутиться наглостью непонятно откуда взявшегося зарвавшегося типа и бросить трубку. Но Алекс надеялся, что Тайлер этого не сделает. И оказался прав.

— Не нужно принимать поспешных решений, — быстро проговорил доктор Тайлер. — Я подумаю, как помочь вам приехать в Штаты.

— Думайте побыстрее, пожалуйста. Я подожду два дня — дольше не смогу.

На том и попрощались.

«Не слишком ли я резко с ним? — подумал Алекс. — Он мой же единственный шанс увидеть Кайру».

И придать своей жизни хоть какой-то смысл, если уж быть честным.

Доктор Саймон позвонил уже на следующий день. Вернее, поздно вечером — Алекс уже собирался лечь спать.

Он все так же жил у Вадима и Елены, по-прежнему ощущая себя лишним. Хотел оставаться ночевать на работе: ремонт в офисе заканчивался, вполне можно было устроиться где-нибудь в углу, но Вадим с Еленой и слушать ни о чем таком не желали. И, втайне, ругая себя за эгоизм, Алекс был рад: пусть эти отзывчивые, добрые люди не подозревали, кто он такой, но сам-то Алекс знал, что они его родители, и ему было спокойнее, когда они рядом.

— Вы должны отправить мне вашу фотографию. Завтра же, — сказал доктор Тайлер. — Я договорился, чтобы вам сделали новые документы. Как гражданину Соединенных Штатов. В четверг придете в визовый центр вашего города, заберете. Я закажу электронный билет на самолет, отправлю по почте. Вылетаете в субботу. Вам все понятно?

У Алекса голова пошла кругом. Неужели получилось? Все заветрелось так быстро, что он не мог поверить в происходящее.

Кое-как выдавив, что ему все ясно, он повесил трубку. Вадим и Лена смотрели на него, пытаясь угадать, о чем был разговор.

— Все хорошо? — спросила она.

Алекс рухнул в кресло, как подрубленный.

— Кажется, да. Мне сделают документы и купят билет. В субботу я лечу в Штаты.

— Значит, он поверил! — Вадим ударил кулаком по колену. — Сработало!

— Это же хорошо, да? Ты рад? — Лена испытующе смотрела на Алекса.

— Конечно! — с показной уверенностью, которой в самом деле не чувствовал, ответил он.

Так, значит, он уедет из России? Оставит мать, отца… Снова переезд, снова перемены. Алекс поймал себя на мысли, что очень устал от бесконечной борьбы, вопросов, неуверенности, неполадок и странностей, что наполняли его жизнь. Что его ждет в США? Снова нужно будет объяснять, доказывать, рисковать, обжигаться…

— Все будет хорошо, — мягко проговорила она. — А если не сложится, ты же всегда можешь вернуться. Правда, Вадик?

— Разумеется! Поработаем вместе. И жить тебе есть где. А уж гражданину США и вовсе тут все будут рады. Знаешь же, как в России благоговеют перед иностранцами! — Вадим улыбнулся. — Но я уверен, что все будет отлично. Мы о тебе еще услышим!

Алекс смотрел на них, верящих ему, поддерживающих, даже не зная, кто он такой, и почувствовал, что задыхается от нахлынувших на него чувств. Ему хотелось сказать им правду, так хотелось, но… Это было бы нечестно.

Некоторые вещи нужно переживать в одиночку. Зачем взваливать на них еще и этот груз? Им сейчас и так нелегко, к чему лишние волнения. Тем более, Лена беременна. Она родит сына или дочь, жизнь наладится. Со временем они забудут о странном парне, что жил у них в доме.

— Спасибо, ребята, — проговорил он. — Давайте спать. Поздно уже.

На следующий день Алекс сфотографировался, как и было велено, отправил снимок доктору Тайлеру. В четверг сходил по нужному адресу и забрал плотный конверт, в котором лежали все необходимые документы.

Alex Kushewsky — так его теперь звали. Вадиму и Елене сказал, что решил взять их фамилию, потому что она звучала более подходяще (фамилия Янины была Пилипчук). Они не возражали.

Вадим выплатил Алексу заработанные деньги, причем в долларах. Кажется, было больше, чем нужно, но Вадим клялся, что все тютелька в тютельку.

В пятницу Алекс уже не пошел на работу. Оставшись один, собрал свои нехитрые пожитки, уложил все в рюкзак. Подумал, что стоит докупить кое-чего, но потом решил, что обойдется тем, что есть. Лучше сохранить деньги, мало ли, как все сложится.

Он побродил по пустой квартире, впитывая запахи, запоминая все подробности. Алекс хотел забрать все это собой, в своем сердце. По опыту знал, что дорогие воспоминания иногда способны помочь выжить.

Время было обеденное, но есть не хотелось. Вместо этого Алекс решил прогуляться по городу. Сходить на набережную и к Университету, пройтись по старому центру, прокатиться на метро, заглянуть в места, где прежде любил бывать.

Однако прогулка не доставила ему особой радости. Слишком многое выглядело не так, как он привык. Должно быть, поэтому он снова ощущал себя не в своей тарелке. Он снова был чужаком. Непрошенным гостем.

«Найдется ли на свете место, где я сойду за своего? Где мне будет уютно? Которое я назову домом?»

На душе было паршиво, и ему не хотелось в таком настроении показываться на глаза Вадиму и Елене. Алекс пошел в парк недалеко от дома, купил пива и лениво потягивал его, сидя на скамейке.

В какой-то момент он задремал и очнулся от громкого окрика:

— Ваши документы, молодой человек.

Алекс открыл глаза и непонимающе уставился на выросшего перед ним полицейского. Откуда он тут взялся?

— Распивать спиртные напитки в общественном месте запрещено, — строго проговорил страж порядка.

К счастью, в кармане Алекса лежал его новенький паспорт.

— Здравствуйте! — сказал он, вскакивая с лавки, и застрекотал по-английски. — Я плохо понимаю русский. Простите, если я что-то нарушил, вот мои документы. Я американский гражданин.

Лицо полицейского немедленно расплылось в улыбке. Он, почти не глядя, повертел в руках паспорт и вернул Алексу. На лице отразилось мучительные попытки вспомнить что-то подходящее из школьных уроков иностранного языка.

— Хэллоу. Все окей, — выдал он наконец. — Гуд дэй!

«Хорошо, хоть не поведал о том, что «Лондон — из э кэпитал офф Грейт Британ».

Расставшись с полицейским, Алекс решил больше не рассиживаться в парке и отправился домой. Было уже пять часов вечера. Скоро вернется Лена, а часам к семи придет Вадим.

Однако, открыв дверь запасным ключом, который выдал ему Вадим, Алекс обнаружил, что Лена уже дома. Она вышла ему навстречу.

— Привет, — улыбнулся Алекс и тут же, по ее побелевшему лицу, понял: что-то случилось. — Лена…

— Я чувствовала… что-то такое. Смотрела на тебя и понимала, что нас связывает…. — Голос ее сорвался. — Только никак не могла понять, что именно, что ты скрываешь. Знала, что ты не всю правду нам сказал. Так, значит, ты — наш сын?

Глава седьмая. Временные парадоксы

На Алекса будто ведро ледяной воды вылили. Или ударили со всего маха.

Скрывал, скрывал — и вот, пожалуйста.

— Откуда ты… — Алекс хотел спросить, как она узнала, но тут же догадался: — Письмо, да?

Лена прижала руки к груди и сказала:

— Извини. Не сердись на меня, пожалуйста. Оно лежало в боковом кармашке. Я один раз увидела случайно, как ты что-то прячешь туда и подумала… Не имею привычки рыться в чужих вещах, но мне нужно было знать. Что-то тревожило меня, не давало покоя… А потом ты на днях неожиданно сказал: «Иду, мам, сейчас!», когда был в ванной, и сам не заметил. Наверное, тогда я и догадалась обо всем, только не разрешала себе поверить. Все думала, думала, нужно ли пытаться докопаться до истины, но потом поняла, что если ты уедешь, а я так ничего и не узнаю, то никогда себе этого не прощу.

У Алекса все внутри дрожало от напряжения, должно быть, поэтому его слова прозвучали резко и отрывисто:

— Теперь ты знаешь.

Он встретил ее взгляд и отвел глаза.

— Да. — Елена вздохнула и сделала шаг ему навстречу. — Знаю. Господи, бедный мой, как же тебе трудно живется со всем этим! Я читала в том письме о себе, о своей жизни, смерти и старости… Это было так страшно и в то же время нереально! То, как она… та, другая Елена поступила… Знаю: я сделала бы точно так же. Не приняла бы, что ничего нельзя сделать, изменить. Все равно не смирилась бы, пыталась вытащить своего ребенка из ловушки. Конечно, так сложно все это уложить в голове, понять: мы сейчас с тобой почти ровесники, но при этом ты мой сын! Сын. — Она словно пробовала слово на вкус. — Но неужели ты так и уехал бы, не сказав нам с Вадиком? Это ведь жестоко.

Жестоко? Алекс и не представлял, что его желание уберечь родителей от правды можно расценить таким образом.

— Угу. Уехал бы. Мне казалось, так лучше. Правильнее. Я думал, вам тяжело будет с этим жить. Мне очень хотелось рассказать правду, но я не знал, как вы воспримете. — Он порывисто обнял Лену, прижал к себе, чувствуя, как бьется ее сердце. — Спасибо. Это ведь ты спасла меня, вытащила… твоя идея заказывать Комнаты, оставлять там проекции, твоя вера! Ты и Вета сделали для меня такое…. — Трудно было найти подходящие слова. — Я потерял надежду. Когда наткнулся на проекцию своей комнаты, то решил: это конец.

Лена чуть отстранилась от Алекса и посмотрела ему в лицо, словно стараясь впитать каждое его слово.

— Там было все в точности так, как в день моего ухода. Я сел на диван и подумал, что никуда отсюда не уйду. Ни за что. Не сумею, духу не хватит. Пусть это был не дом, а только его имитация, декорация, но мне хватило и ее, чтобы ощутить покой. У меня больше не было сил бегать по проекциям. Есть безвкусную еду, бояться, встречать Обитателей. Это потеряло всякий смысл: Кайру я найти не мог, выбраться наружу — тоже. Поэтому решил, что тут и умру. Уж лучше в том месте, которое я знаю и люблю. Подумал, что просто лягу, закрою глаза и буду ждать конца. А потом обнаружил письмо. Ты не представляешь, что я чувствовал, когда читал. Это был мой шанс выйти! Но вернуться в мир, где все мертвы… — Он сжал челюсти. — Где мой отец умер от горя, пытаясь отыскать меня. Где больше нет мамы.

Горло перехватило.

— Но ты все же вышел, Алекс.

— Я до сих пор не понимаю, как все это работает — эти пересечения реальностей, временные парадоксы. Кайра, наверное, поняла бы и знала, как объяснить.

— Возможно, она и объяснит. — Она подняла руку и бережно коснулась его щеки. Провела пальцем по лбу и бровям. — Ты так похож на меня! Но одновременно и на Вадима. Вроде и другие черты, а общее сходство поразительное. Как мы с ним сразу не догадались?

— Потому что такую возможность не держишь в голове. — Алекс помолчал. — Потому что это противоестественно. Я видел свою могилу. Это было самое странное, что только можно увидеть.

Она качнула головой — да.

— Не жалеешь, что узнала?

— Нисколечко. Наоборот, мне легче. Разве ты не понимаешь? Теперь я знаю, что мой мальчик не умер.

В глазах матери заблестели слезы. Алекс прижался щекой к ее руке.

— Ты ведь понимаешь, что здесь твой дом? Ты можешь никуда не уезжать. Тебе не нужно этого делать! Послушай… Мы что-нибудь придумаем с документами и… вообще со всем. Это такая мелочь, по сравнению с тем, что ты жив, Сашенька! Что ты есть у меня.

Он вдруг подумал, что она права. Ведь и в самом деле можно остаться, раз все так хорошо складывается. Мама не испугалась, не оттолкнула его — отец, скорее всего, тоже не сделает этого. Может, тоже обрадуется.

Все может получиться!

Можно попробовать начать новую жизнь — найти новых друзей, дело по душе, работать с отцом, развивать его бизнес, учиться в Университете, если захочется. К тому же у него скоро появится брат или сестра. Это ли не чудо?

Но Кайра… Та, что осталась в Пространственной Зоне и та, которая не подозревала о его существовании. И сама Зона. Она тоже не отпускала Алекса. Он был прав, говоря, что является единственным человеком на свете, который знает о ней так много. Не будет ли малодушием постараться выбросить ее из головы, остаться в стороне?

А возможно — это только что пришло Алексу в голову! — его миссия в том, чтобы убедить исследователей не открывать людям Нулевое измерение.

— Я не могу, — ответил он. — Прости. Я должен поехать. Пойми меня, пожалуйста. А потом видно будет.

Она снова обняла его, будто не желая отпускать.

— Ты должен знать, что мы с Вадиком всегда ждем тебя. Каждую минуту. Ты сможешь вернуться в любое время, Алекс. Ты обещаешь мне?

— Обещаю… мама.

Когда Алекс сел в самолет, он снова вспомнил этот момент. Такое простое слово — «мама», и так невероятно ценна и дорога возможность произнести его вслух и услышать в ответ, как тебя называют сыном или дочерью.

Он не знал, что ждет его дальше. Алекс даже не был уверен в том, что увидит родителей еще раз. Но то, что они были на свете, что ждали его, что им можно было позвонить и услышать их голоса, наполняло душу светом.

— Смотрю на тебя и горжусь, — сказал отец, когда они, все трое, прощались в аэропорту. — Прекрасно понимаю, почему ты решил промолчать, и сам, наверное, сделал бы так же. Ты хороший человек.

— Это же ты меня вырастил, — Алекс слегка улыбнулся.

— Мы с Леной только нашли тебя… снова нашли, а уже нужно расставаться. Ты уверен? Точно уверен?

Алекс промолчал, глядя ему в глаза. Он и сам не знал, уверен ли, и вместе с тем чувствовал, что поступает правильно.

— Если ты так решил… Я поддерживаю твое решение.

Они все трое стояли, обнявшись, и люди, должно быть, принимали их за братьев и сестру. Мама изо всех сил старалась не плакать.

— Ты всегда таким был. Вы оба. Поддерживали, понимали. Вы лучшие родители. Моему брату или сестре повезет с вами.

— Когда он или она родится, ты ведь вернёшься? Приедешь?

Алекс пообещал. Понимая при этом, что, вполне возможно, солгал.

Кто знает, чем обернется эта поездка?

Чего ждать от авантюрного путешествия по фальшивым документам? На краткий миг ему захотелось вскочить с места, броситься к выходу, сойти с самолета. Остаться там, где ему были рады. Но он преодолел этот порыв, подавил его.

От родителей мысли плавно перетекли к Кайре. Как пройдет их встреча? Прошлой ночью он видел ее во сне. Точнее, в ночном кошмаре.

Алекс снова очутился в огромном зеркальном лабиринте, где они уже бывали с Кайрой. Сверкающие зеркальные коридоры уводили все дальше, запутывали, бесконечные отражения собственного растерянного, перепуганного лица мешали сориентироваться, успокоиться, понять, куда идти дальше. Алекс метался, забывая, откуда пришел, понятия не имея, в какой стороне искать выход.

Потом он услышал женский крик. Тоскливый, полный боли. Голос Кайры звал его! Далекий, слабый, почти призрачный. Откуда он доносился, разобрать было невозможно. Где она? Что с ней? Алекс побежал — бежал со всех ног и в отчаянии звал Кайру, но не мог понять, что она отвечает ему и отвечает ли.

Потом свет вдруг погас. Алекс остановился, тяжело дыша. Он таращил глаза в темноту, но мгла была непроглядной. Не было ни единого шанса увидеть перед собой хоть что-то. Голос Кайры тоже потух, растаял во мраке.

Алекс стоял и ждал, сам не зная, чего. Внезапно погаснув, свет также неожиданно и вспыхнул. Алекс щурился, стараясь дать глазам привыкнуть. Огляделся вокруг и оторопел.

Он больше не отражался в зеркалах. Вместо него всюду была Кайра, такая, какой он увидел ее в первый раз: с косынкой на темных волосах, с рюкзаком за спиной. Большие серо-зеленые миндалевидные глаза, тонкий нос с небольшой горбинкой, высокие скулы — сотни, тысячи ее лиц смотрели на Алекса со всех сторон.

Растерянный, изумленный, он двинулся с места, пошел вперед. Многочисленные образы Кайры будто бы последовали за ним.

— Забери меня, — прозвучал знакомый нежный голос. — Алекс, найди меня.

Он знал, то должен отыскать ее, настоящую, среди сотен зеркальных двойников, и что у него нет права на ошибку. Если он промахнется, укажет неправильно, выберет не то отражение, Кайра исчезнет навсегда. Алекс больше не увидит ее.

— Скорее, — умоляла Кайра. — У меня почти не осталось времени.

— Сейчас, сейчас, — бормотал он.

Алекс бегал по коридорам, мучительно вглядывался в знакомые черты, кружил по лабиринту, всем своим существом ощущая, как отведенное ему время уходит, просачивается, словно песок сквозь пальцы.

Он боялся вскинуть руку и сделать выбор, который мог оказаться неверным. Но и медлить было уже невозможно. Алекс упал на пол, прижимая ладони к глазам, и закричал:

— Я не могу! Я не знаю, где ты! Больше не знаю, кого мне искать!

Он проснулся в холодном поту. Горло саднило от крика, дыхание причиняло боль.

Сейчас, чувствуя, как шасси оторвались от земли, и большая крылатая машина понесла его за океан, Алекс подумал, что это правда. Он и сам не знал, кого ему искать. Где она — настоящая Кайра, которую он любил.

Часть вторая. Отрывки из дневника Алекса

31 декабря 2020 года

Новый год для меня теперь похож на поминки. Пить хочется не чокаясь. Улыбка сползает с лица, как старайся присобачить ее на место. Мысли в голове вертятся одна другой мрачнее.

Хотя одна удачная все же попалась — купить вот этот блокнот, куда я теперь пишу, и начать вести дневник. Когда тебе не с кем поговорить, некому не то что душу излить, а даже просто правду сказать, чистые страницы — это самое то. Царапаешь острым пером по живому, оскверняешь чернилами невинные белые листы, поганя их своими признаниями, и точно знаешь, что более покорного и внимательного собеседника тебе не найти.

Продавщица в магазине посмотрела на меня так, будто приговорила к пожизненному заключению в палате с мягкими стенами и решётками на окнах, и перекатила комок жвачки из-за щеки за щеку. Придурка, который ворвался в магазин перед самым закрытием и с порога потребовал блокнот, хотелось послать по известному адресу, но она все же сдержалась.

Блокнот шикарный. Толстый, обтянутый красной кожей. С умилительной закладочкой. Держись, дружище. Терпи.

В США Новый год не такой глобальный, долгожданный праздник, как в России. Никакой не рубеж, когда полагается загадывать желания и делать вид, что веришь, будто они исполнятся. Здесь народ пышно, с придыханием и паточно-сладкой радостью отмечал Рождество, и до 31 декабря запала мало у кого хватило.

А скорее всего, большинство квартир попросту пустые: все разъехались на каникулы. Отчитываются об успехах, достигнутых в ходе построения великой американской мечты. Звенят бокалами на берегу океана, сверкают белозубыми улыбками.

Сейчас два часа ночи, но во всем городке горит мое окно, да еще одно, в корпусе напротив. Тоже какой-то бедолага мается. У меня мелькнула мысль сходить к нему, выпить вместе, но я ее отбросил.

Может, там никакой не бедолага. Может, он как раз счастлив: сексом, например, занимается. Или деньги считает. А может, это вовсе никакой не он, а она — целеустремленная, продвинутая, повернутая на своей независимости и принципиально не бреющая ноги и подмышки. Я тут таких навидался. Позвонишь в дверь, а потом окажется, что домогался в грубой форме.

Жалею, что не сразу стал вести дневник. Но хорошо, хоть сейчас додумался. Квартиру мою не обыщут, никто его не найдет. А если я почувствую, что это может быть, то сожгу. Но все же на видном месте оставлять тоже не годится: спрячу туда же, где храню дневник Кайры.

Десятого декабря у меня родилась сестра. Алисой назвали. Мне не очень-то понравилось имя, но я сказал, что очень.

У мамы глаза сияют и искрятся, не хуже новогодних гирлянд. И у папы тоже. А я смотрю на них, на Алиску крошечную, и у меня все внутри переворачивается, как будто лечу куда-то на американских горках. И зачем, зачем я уехал от них?

Нет, неверная формулировка.

Зачем я полез искать Саймона, лабораторию, Университет, зачем показал проектор, зачем, зачем…

Свалял дурака.

— Пожалуйста, приезжай домой на Новый год, — просила мама.

— Семейный же праздник, — вторил отец. — Сколько можно на сестричку через экран смотреть?

Я отшучивался, потом делал серьезную мину — мол, не могу, тут дела, позже. Они огорчаются, мама так почти до слез. И продолжают ждать.

А я знаю, что никогда… Только через экран теперь.

Пойду водки выпью. Она тут, кстати, не хуже, чем в России. Хотя там я ее не слишком часто пил и не любил.

Рука устала немножко — я отвык писать не на компьютере. Но вхожу во вкус. Вроде и думается яснее, когда водишь авторучкой по листу. Есть в этом что-то… эпохальное. Неправильное слово, неподходящее, но звучит, как надо. А может, я просто опьянел.

Я не приеду в Россию, потому что никто меня отсюда не выпустит. Нет, формально никакой я не пленник. У меня даже счет в банке есть, и он не пустой. И регулярно пополняется, потому что я оформлен на работу в лаборатории… Все время забываю, кем же будто бы тружусь? Лаборантом, видимо.

Упаси Боже, никто мне не говорит, как одеваться или где проводить вечера. С кем спать, что читать. Живу я в миленькой двухкомнатной квартирке с балконом на территории студенческого городка. На балконе стоит стол и два стула. Плетеные такие, шоколадного цвета. Симпатичные. И цветы какие-то желтенькие растут. Уборщица, которая два раза в неделю приходит убираться, добросовестно их поливает. Без нее они бы у меня засохли давно, а так ничего, цветут.

Мебель я не выбирал, она уже тут была, но если бы вздумал купить сам, то купил бы все в точности такое. И светильники мне нравятся, и коврик перед дверью. Я только занавески сам купил, полосатые — слабость у меня к таким. Я их и в комнате своей в той, прежней, жизни, повесил.

Мои соседи — начинающие ученые, преподаватели, лаборанты, ассистенты кафедр. Молодые, холостые, умные, мечтающие о карьере и перспективах.

Кайра тоже тут жила… Нет, не надо о ней сейчас. Не ко времени. Не могу.

Потом все эти подающие надежды женятся или выходят замуж, покидают этот улей и перебираются в собственные дома — тут небольшой город рядом. Чистый, вылизанный, опрятный, как с картинки. Улицы по линеечке. Граждане улыбчивые, как телеведущие. В магазинчиках пахнет ванилью и яблочным пирогом с корицей.

Почему я думаю, что никуда отсюда не смогу уехать? Мне же напрямую этого никто не говорил. Хотя зачем лишние слова? Я ведь не дурак. Тонко намекнули, что мое присутствие желательно. Они работают — я помогаю. Мы команда.

А если я вдруг вздумаю отбиться от стаи, то, боюсь, в аэропорту выяснится, что документы мои фальшивые, что никакой я не американский гражданин, а преступник.

Они мне даже татуировку сделали. Бред какой-то. В сценарий для тупого боевика постеснялись бы такую сцену вставить. Но мне пришлось стерпеть.

«Это облегчение идентификации, ок? Считайте, что вы сделали нам небольшое одолжение, ок?»

Какая идентификация? Они уже настроены, что им придется опознавать мой труп? И вечно это дебильное «ок».

Я нужен им. Поэтому я здесь. А что нужно мне, никого не волнует. Я сам подписался, сам попросился в эту клетку. Никаких обид.

Неожиданно вспомнилась одна история из детства. Обычно я запрещаю себе ее вспоминать, но водка открыла какие-то шлюзы, и все это хлынуло со дна души.

Летом я несколько лет подряд жил в деревне с бабушкой. Не ее был дом, она его снимала, а меня отправляли вместе с бабулей из душного города на природу. Родителям нужно было работать.

В последний раз мы поехали, когда мне исполнилось семь. Больше не ездили — бабушка потом заболела и умерла. Но дело было не в бабушке.

То последнее деревенское лето я запомнил хорошо — не по воспоминаниям родителей, а самостоятельно. Так и стоит перед глазами крепкий деревянный дом с резными ставнями, заросший сад за зеленым забором.

Помню старомодную мебель, деревянные крашеные полы, на которых лежат разноцветные половики. Полы скользкие, если бежишь, половики разъезжаются под ногами. Я много раз падал, а бабушка всплескивала руками и велела не носиться. Вишни в палисаднике помню, кусты смородины. Я красную люблю, а там только черная росла.

Но главное — я помню ее, Мэгги. Соседского лабрадора. Я готов был приезжать в деревню ради нее одной, и часами напролет возился бы с собакой, если бы мне позволяли.

Хозяева Мэгги были странными людьми. То есть это, на самом деле, неправильное определение. Сволочи они были — мамаша, папаша и сын, Коля, двенадцатилетний оболтус.

Золотистую красавицу Мэгги взяли Коленьке в подарок на десятилетие. Ему собачку захотелось. Первый юбилей — как не уважить? Породу выбирали придирчиво и долго (это родители бабушке рассказывали, я слышал). Главные требования были — дружелюбие к детям, отсутствие агрессии.

Правильно выбрали: Мэгги физически не умела ни на кого злиться и укусить не смогла бы (даже тех, кого следовало бы). Когда кто-то из нас — хозяева или соседи — приближались к ней, она припадала к земле и улыбалась младенчески-светлой собачьей улыбкой. Не бросалась, не хрипела с поводка. Виляла хвостом и смотрела на хозяев преданно и с надеждой. Она была больше человеком, чем они.

Потому что только нелюди так поступили бы. Как только Коленьке ожидаемо надоела собака, ее привязали во дворе, за сараем. Места было мало, и Мэгги постоянно просилась погулять, но ее не выпускали. Было дело, она так рвалась, что вывихнула лапу, пришлось обращаться к ветеринару.

— Лабрадоры очень общительные, дружелюбные, им компания нужна, — сказала как-то соседке бабушка. — Нельзя ее одну на привязи держать, это жестоко! С Мэгги играть нужно, выгуливать хоть иногда.

Та поджала губы и попросила не вмешиваться.

Однажды ночью началась гроза, и Мэгги так отчаянно скулила от ужаса, плакала, словно потерявшийся ребенок, что бабушка не выдержала, встала, надела дождевик и ушла во двор. Так и просидела с ней, пока гроза не закончилась. А после выпила на кухне коньяку и сказала:

— Стреляла бы таких.

Она думала, Сашура ее спит, но я не спал.

Позже я узнал, что бабушка ходила к соседям, просила продать ей собаку, предлагала хорошие деньги. Но сынуля топнул ногой, и Мэгги осталась в своем углу за сараем.

Кормили Мэгги, когда придется, и тем, что не могли доесть сами. В основном хлебом. Мне позволялось подходить и кормить, и я таскал для Мэгги со стола котлеты и куриные ножки.

Тем вечером я тоже сложил еду в пластиковый контейнер и пошел. Соседей дома не было — уехали куда-то на выходные. Я протиснулся в собачий закуток и увидел, что Мэгги лежит на боку. Спит, наверное, решил я и позвал ее.

Но Мэгги не отреагировала. Не вскочила, как обычно, не замолотила хвостом.

Я хотел подойти ближе, разбудить ее… Я все еще думал, что она спит! Но тут увидел мух. Они ползали по морде собаки, и одна из них вдруг заползла в ноздрю. Что-то оборвалось у меня внутри. Я до сих пор помню то состояние — меня как будто толкнули куда-то, с большой высоты. Колени подломились, я выронил миску с остатками супа и закричал.

Дальше — черная дыра. Я ничего не помнил: ни того, как примчалась перепуганная бабушка, ни того, как оказался дома, ни «скорую», которую вызвала бабуля, потому что я не приходил в себя.

— Домой хочу, — вот первое, что я сумел произнести, когда очнулся, и больше не произнес ни слова, пока папа не привез нас с бабушкой в город.

Я слышал, как она, чуть не плача, рассказывала эту историю родителям на кухне.

— Собака же рвалась все время! Вот, видно, запуталась как-то, задушила сама себя веревкой. Бессовестные, жестокие люди!

Про Мэгги я никогда ни с кем не говорил, хотя мама с папой пытались вызвать меня на откровенность, задавали осторожные вопросы. Я набычивался, опускал глаза, сжимал челюсти и молчал. Со временем они отступились.

Я никогда не просил у родителей щенка. На лабрадоров и вовсе не мог смотреть. Когда мама как-то заикнулась о том, не хочу ли я собаку, я выкрикнул, что терпеть их не могу.

В смерти Мэгги я не был виноват, но все равно считал себя виноватым.

Меня долго мучили сны, в которых я раз за разом пытался отвязать веревку и выпустить Мэгги на волю, но каждый раз оказывалось, что вместо этого веревка запутывается все сильнее, и Мэгги задыхается у меня на руках. И в нос ей заползает муха.

Я просыпался в слезах и долго не мог уснуть, но никому не рассказывал о своих кошмарах. Это принадлежало только мне — а еще доверчивой, доброй, так никем и не спасенной Мэгги.

Больше ни для одной собаки места в моем сердце не было. Там появилось маленькое кладбище, где она была похоронена: милая, забавная, до самого конца верившая, что люди и правда в ответе за тех, кого… Не знающая, что это ложь. Что никто никогда за предательство и жестокость по-настоящему не отвечает.

Пишу и плачу, и мне не стыдно. Я впервые открыто плачу по Мэгги и пью за помин ее собачьей души. А если уж правду говорить, то и себя самого оплакиваю, и будто даже хороню.

Я ведь тоже, как Мэгги, привязан и не могу вырваться.

Меня держит прошлое, которое одновременно — будущее. Держит чужой мир — Пространственная Зона. Теперь я точно знаю, что она меня так и не выпустила.

… Потом водка кончилась, и я пошел спать.

10 января 2021 года

Мне тяжело жить с этой мыслью. Еще сложнее скрывать ее от остальных.

Нужно записать это, чтобы как-то собраться, четче все сформулировать.

Похоже, я свалял дурака. Приехал сюда, разыскал Саймона, а теперь думаю, что это была самая ужасная ошибка, которую я мог совершить. Да, да, высокопарная фигня в голливудском стиле, но что поделать, если это правда!

Или нет? Или все же я ошибаюсь?

Когда я оказался запертым в Пространственной Зоне, то винил во всем себя — свою безалаберность и глупость. Когда увидел в одной из проекций комнату Льва Толстого в Ясной Поляне, то впервые мне пришло в голову, что это жестоко, неправильно и даже кощунственно — заставлять голограммы изображать людей. Кого бы то ни было.

Я обижался на жизнь, винил разработчиков, изобретателей, ученых, Корпорацию — всех тех, кто открыл Зону для посетителей. Но все равно, даже тогда всерьез не думал о пагубности, опасности, смертоносности Зоны.

Время от времени я задумывался о том, что вероятность выхода в иное измерение противоестественна. Но это было как-то… не всерьез, что ли. Что меня действительно волновало, так это поиск возможности вырваться из Зоны. Я искал способы спастись.

Не потому был в отчаянии, что другие люди могут тоже пострадать; не потому, что все человечество может провалиться в эту дыру, а потому, что сам в этом кошмаре очутился, потерялся!

Это сложно объяснить… Но даже находясь внутри, будучи в ловушке, я, в какой-то мере, все равно испытывал к Пространственной Зоне чувство, сродни преклонению. Если тебя ударило током, глупо требовать, чтобы все перестали пользоваться электричеством. Вот с чем можно сравнить мои умозаключения, ощущения.

Наверное, это всё было потому, что я никогда не жил в мире, где людям достаточно находиться в своем измерении, не высовываясь в чужое. А теперь вот живу!

Здесь люди, если хотят увидеть другую страну, то садятся в поезд или самолет и путешествуют. Если желают провести с семьей выходные у озера, то едут на автомобиле к настоящему озеру, а не довольствуются имитацией!

Они наблюдают за живыми животными в настоящем зоопарке, а не бродят по проекциям, пялясь на Обитателей!

Они плавают на настоящим морям и рекам, а не отправляются в нарисованные, фальшивые локации!

Они не подвергают себя опасности остаться в заточении — или оставить внутри Зоны часть себя… как тот же Костров, которого я там однажды встретил.

Это полный идиотизм, но только сейчас до меня действительно стало доходит то, о чем писала Теана Ковачевич. Только сейчас!

Но даже Теане я не могу рассказать об этом, потому что она сейчас — восторженный адепт Зоны, самый ярый ее фанат и горячий последователь нового учения. Это ее религия, ее вера.

Та, состарившаяся Теана, в старомодных очках и строгом костюме, растерявшая всех своих поклонников и похоронившая репутацию, балансирующая на тонкой грани между полоумным ученым и городской сумасшедшей — та Теана Ковачевич была человеком. Хорошим человеком. Вета писала, что она старалась помочь родителям и ей самой найти меня.

А эта Теана вызвала у меня отвращение.

И не только она.

8 февраля 2021 года

Сегодня у меня день рождения. Помню, как в самом начале нашего знакомства с Кайрой мы поругались, она обозвала меня мальчишкой, а я проорал ей в лицо, что таким и останусь по ее милости. Так и застряну в одном возрасте.

Но все изменилось. Взрослею, старею.

Мама с папой звонили с утра, поздравляли. В первое время им неловко было меня сыном называть — они и старше-то меня всего ничего. Но привыкли быстро, и теперь все воспринимается естественно. Я себя иногда ловлю на мысли, что общаться с ними, молодыми, порой даже и легче.

Я спросил, как дела. Они, как обычно, ответили развернуто, как отличники на уроке. Папина фирма растет и развивается полным ходом, мама целыми днями с Алиской.

Алиска смешная. Взгляд такой осмысленный уже, улыбается безмятежно. Мягкая, розовая, курносая, щекастая, как хомячок из детской книжки. Хочется потискать ее, на ручки взять. Мама говорит, Алиска — копия я в таком возрасте. Сколько ни пытался уловить сходство, не вижу ничего.

— Так и не получается выбраться к нам? — в который уже раз спросил папа, и я привычно соврал про страшную занятость.

— Слушай, мы бы тебе оплатили поездку, ты не переживай. Если все дело в этом…

— Не в этом.

Потом отец отошел от экрана: на работу нужно было бежать.

Мама как-то замялась, губу прикусила, и я сразу понял, что она хочет сказать мне что-то, но не решается. Понял даже, что именно.

— Нет, я не поговорил с ней, — сказал я.

— Откуда ты… — Мама слегка покраснела. — Но вообще-то я и вправду хотела… Почему ты не поговоришь с ней, Алекс?

— Что я скажу, мам?

— Должна же она понять!

— Ага, допустим поняла и даже поверила! И что дальше? — Я не на мать сердился, а на себя, на Кайру, на всю эту дикую ситуацию. — К совести ее взывать? Умолять? Не буду я с ней ни о чем говорить. И хватит об этом.

Алиска захныкала, завозилась, пришлось свернуть разговор.

Я отключился, а сам сидел и пялился на экран, как дурак. В моей жизни всегда два состояния: либо я куда-то бегу, либо откуда-то хочу выбраться. Это кончится когда-нибудь?

В обед пришла Джессика. Именно Джессика, не Джесс — она меня сразу предупредила, как только мы познакомились. Это было в университетском кафетерии, в конце прошлого года.

Встречаемся мы с ней уже больше месяца. С Джессикой хорошо, весело, но все же я уверен, что это ни к чему не приведет. Надеюсь, она тоже понимает.

— Это тебе, — сказала она. — Подарок.

Джессика подарила мне футболку. На груди написано: «Я не нарушаю правила…», а на спине: «…а живу по своим».

В точку. Просто удивительно. У меня все не как у людей. Она угадала, хотя ни черта обо мне не знает. Джессика думает, что я лаборант доктора Саймона Тайлера.

Джессика — отличная девчонка. Живая, активная, улыбчивая. Американистая такая. И беззаботная, как маленькая птичка. Такие всю жизнь перепрыгивают с ветки на ветку и радостно щебечут. Этим она меня и привлекла — легкостью. С ней удается хоть иногда перестать грузиться.

— Надевай футболку и пошли в парк, — сказала Джессика и потрясла перед моим носом плетеной корзинкой, из которой торчала бутылка вина.

Потом мы сидели в парке, под деревом. Солнечный свет лился на нас сквозь прорехи в листве. В корзинке, помимо выпивки, оказались булочки, паштет и фрукты. Джессика расстелила на земле покрывало, и я развалился на нем, а она сидела, изящно скрестив ноги.

Джессика почти всегда говорит сама, мне остается только мычать и вставлять односложные, подходящие по смыслу слова. Очень удобно, когда хочется подумать о своем. Сегодня не хотелось. Ни о чем не хотелось думать, и под ее стрекот меня потянуло в сон.

Я прикрыл глаза, чувствуя, как теплый ветерок острожно касается щек. Голос Джессики отдалился, и мне вдруг показалось, что я на другой поляне, а рядом — совсем другая девушка. Мне даже почудился сладкий, будоражащий аромат спелой, разогретой солнцем земляники.

— Эй, ты меня не слушаешь!

Джессика толкнула меня в плечо и посмотрела с обидой.

— Тебе со мной скучно?

Пришлось извиняться, улыбаться, лгать.

А на душе было так паршиво, хоть волком вой.

Отвратительный день рождения. Хуже некуда.

10 марта 2021 года

Когда я впервые увидел ее — увидел здесь, в этой реальности, Кайра стояла возле письменного стола. Она только что пришла и еще не успела надеть белоснежный рабочий халат.

На Кайре было летнее синее платье до колен из гладкой переливчатой ткани и желтые босоножки на невысоком каблуке. Тонкие ремешки обивали щиколотки, на руке звенели серебряные браслеты. Она стояла вполоборота к двери и что-то говорила, но тут же умолкла, увидев нас с Саймоном на пороге.

Все остальные — Теана Ковачевич, Майкл Петерсон, Джон Свенсон — тоже были в кабинете. Саймон представил меня, и все они что-то сказали в ответ, но я слышал только ее голос.

Кайра улыбнулась и первой протянула мне руку для знакомства.

— Очень рада, — проговорила она, и я стиснул ее хрупкие пальчики.

Мы говорили о чем-то. Мне задавали вопросы, я отвечал. Потом, оставшись один, никак не мог понять, как мне это удавалось. В голове словно крутилась карусель, сменялись кадры.

… Мы сидим под одним пледом на палубе катера. Над головами — звезды. Крупные, ровные, как огоньки на новогодней елке. У Кайры шелковистая, гладкая коже, она целует меня, и от нее пахнет чем-то сладким, медовым, яблочно-ванильным;

… а вот она изо всех сил пытается вытащить меня из воды, спасти от морского чудовища, которое нарезает круги под катером.

«Я держу тебя! — отчаянно кричит Кайра. — Давай же, Алекс!»;

… мы на берегу прозрачного лесного озера…

… в большом старом доме, перед горящим камином…

… на тихой лесной поляне…

… на острове посреди моря…

… над обрывом…

… ее бледное лицо залито кровью, глаза затуманены болью, волосы почернели от крови.

«Брось меня. Спасайся сам, Алекс, пожалуйста. Ты не должен был тут оказаться. Это моя вина…»

Я едва стоял на ногах, в голове стучало:

«Почему ты не узнаешь меня? Как ты можешь меня не узнать?!»

В какой-то момент все заметили, что я не в себе, но списали на смущение, волнение, стресс. Усадили за стол, вручили кружку с чаем, печеньем угостили, как застенчивого малыша.

Первые месяцы я еще надеялся. Пытался привлечь ее внимание. Вел себя, как полный идиот, поминутно пытался поймать ее взгляд, понять, чувствует ли она хоть что-то, когда смотрит в мою сторону.

Но потом понял, что.

Я для нее — объект исследования. Подопытный кролик. Лабораторная крыса, которую необходимо препарировать — вскрыть и посмотреть, что у нее внутри. Да, у крысы есть сердце, но для науки это важно только с физиологической точки зрения. Чувства крысы значения не имеют.

Сколько раз я хотел рассказать ей о том, что нас связывало! О том, как мы любили друг друга, и том, что я и сюда, в Штаты, приехал ради нее!

Так и не смог.

Я все стадии прошел, от шока до принятия ситуации. Поначалу с ума сходил: привыкнуть к ее отчужденности, к ее равнодушной вежливости было невозможно. Кайра улыбалась, всем своим видом демонстрировала расположение, но разве это мне было нужно? Мир рушился, меня заваливало обломками, я задыхался под ними, но никому, ни единой живой душе не мог сказать о том, что заживо горю.

Чужим — потому, что не поняли бы.

Родным — потому, что поняли бы слишком хорошо, а мне не требовалось ничье сочувствие.

Даже когда дневник завел, писать сюда об этом не мог, слишком больно было принять, что я для Кайры — никто. Она любит другого человека — Саймона.

Я ненавидел, ревновал, бесился и пытался давить все это в себе. День за днем варился в этом адском котле, а Кайра постоянно, сама того не желая, подкидывала дровишек.

Эта пытка длилась до тех пор, пока однажды утром я не проснулся и не понял одну вещь. Та Кайра, которую я каждый день встречал в лаборатории в чистеньком белом халатике, с волосами, забранными в строгую прическу, в стильных нарядах, с аккуратным макияжем, золотыми сережками-гвоздиками и ясной, отстраненно-радушной улыбкой — не та женщина, которую я люблю.

У нее те же глаза, нос, губы и плечи, но это не Кайра.

Это другой человек. Они просто похожи, вот и все. Настоящая, моя Кайра осталась в Пространственной Зоне. А с этой гладкой и правильной до приторности незнакомкой меня ничего не связывает.

Когда я осознал это, то сначала задохнулся от удивления и от парадоксальности этой мысли. Да, мысль была абсурдна, но ведь справедлива!

Какая-то версия меня была мертва — я сам видел могилу, но это не мешает мне ходить, дышать, есть, пить, страдать и радоваться.

Какая-то версия Кайры, незнакомая мне, трудится в лаборатории, мечтает выйти замуж за Саймона и сделать карьеру в Университете. Но это не мешает мне любить ту женщину, что до сих пор ждет меня в Нулевом измерении.

Я выдохнул. Выдернул ядовитую стрелу (что меня все в патетику тянет?).

И даже смог записать все это.

21 мая 2021 года

Прошло больше года с того момента, как я вышел из Зоны. Мы с Саймоном сидели вчера в баре, напились — пятница, можно. Странно, если подумать, но если я кого и могу назвать своим другом, то это его.

Доктор Тайлер — классический ученый. Умный, увлеченный, немного рассеянный, порядочный, честный до абсурда, отрешенный от всего мирского, как средневековый монах. Для него ничего не может быть важнее науки.

Ничего странного в том, что личной жизни у Саймона практически никогда не было, а в отношениях с женщинами он — невинный младенец. Кайру он каким-то чудом сумел разглядеть и полюбить, потому что она тоже имеет отношение к науке…

Хотя это звучит язвительно и зло. Не надо так. Саймон любит Кайру, это искренняя, истинная любовь.

Я давно перестал удивляться тому, что доктор Тайлер поверил моему письму и развил бурную деятельность, помогая мне перебраться в Штаты. Как иначе? Он же верил в свою теорию, в свои исследования, как ему было не поверить в подтверждение собственных идей?

Сейчас он благодарен мне, считает не только другом, но и кем-то вроде спасителя.

Приехав в США, я вскоре узнал, что его проект собирались перестать финансировать. Лабораторию могли закрыть. Саймон рассказал, что если бы не объявился я — живое доказательство существования Нулевого измерения, то ему бы перекрыли кислород.

А так, получается, я явился, как какой-нибудь Бэтмен, и всех спас.

Лаборатория теперь не только сохранена — в нее вкладываются огромные деньги. То, во что верил только «чокнутый профессор», теперь обсуждается в самых высоких сферах. А сам доктор Тайлер и его сотрудники постепенно превращаются в легенду. Миф, на котором я воспитывался, творится на моих глазах.

Кто-то звонит. Я позже допишу. Это важно.

28 мая 2021 года

Та роковая колба лопнула в лаборатории за две недели до моего появления. Кайра обнаружила это, не нашла среди найденных осколков того, на котором был написан серийный номер, и это натолкнуло ее на мысль, что он мог попасть под воздействие неких волн.

Когда она рассказала о происшествии доктору Саймону, тот чуть с ума не сошел от счастья, потому что всегда знал, что Нулевое измерение существует, только не мог найти тому доказательств.

В иной реальности, как я знал, у исследователей годы ушли на то, чтобы выяснить, пересечение каких волн открывает доступ в иное измерение, а потом начать перемещать туда предметы и живые организмы.

С моим появлением все было многократно ускорено. Никаких унизительных поисков спонсоров и выбиваний финансирования. Никаких тупиковых путей в ходе поисков.

В распоряжении Саймона Тайлера и его команды оказались проектор, проекция и записи Кайры. Вернее, только научная их часть. Личный ее дневник мне удалось утаить. Решение спрятать дневниковые записи было спонтанным, но я многократно убеждался в его правильности.

… В аэропорту меня встретил Саймон. Кажется, он волновался еще сильнее, чем я, поскольку ставил под удар себя, свою репутацию. Саймон рисковал, поверив мне.

Я понятия не имел, как он выглядит. Знал только, что у него будет табличка с моим именем. В толпе встречающих я сразу же отыскал взглядом нужные имя и фамилию и направился в ту сторону.

Саймон переминался с ноги на ногу и смотрел на меня со странной смесью жадного интереса и надежды. Когда я подошел, он сунул табличку под мышку и протянул мне руку.

Я не воспринимал его как потенциального соперника в борьбе за сердце Кайры (наверное, потому, что сама она в дневнике писала, что их отношения закончились. Я ошибся, но сейчас не об этом). Парадоксально, но Саймон был единственным, кто мог помочь мне отыскать Кайру, придать моей жизни какой-то смысл, задать направление. Так что не только он надеялся на меня, но и я — на него.

Не знаю, кого я ожидал увидеть. Наверное, думал, что он носит старомодные очки с дужкой, замотанной изолентой, и запросто может прийти на работу в ботинках от разных пар. У Саймона оказалась эффектная, прямо-таки кинематографическая внешность: он был высок, светловолос, хорошо сложен. Симпатичное лицо и квадратная челюсть, которую обычно называют волевой. Он коротко стригся и носил очки без оправы. Я вынужден был признать, что Кайра запросто могла увлечься им. Да и не только Кайра — от поклонниц у такого красавца отбою не должно быть.

Правда, пообщавшись с Саймоном буквально пару дней, я понял, что он «повернут» на работе, так что романы со студентками — это совершенно не по его части.

Приглядываясь друг к другу и стараясь преодолеть вполне естественную неловкость, мы пошли к машине. Тут Саймон и сообщил мне, что сейчас мы поедем не в Университет, на территории которого мне предоставят жилье, а на встречу с некими, как он выразился, «службами».

— Они помогли с документами и теперь хотят с тобой побеседовать. Посмотреть, что ты привез. Проектор ведь у тебя с собой?

Я кивнул и приподнял рюкзак.

— Все здесь.

Саймон рассказал, что, получив от меня письмо, рассказал обо всем ректору Университета. Попытался убедить его в том, что мое появление — если, конечно, я не вру! — окажется поистине сенсационным и крайне перспективным. Видимо, Саймону это удалось, потому что ректор (его зовут Алистер Харди) связался с нужными людьми, которые и помогли с оформлением паспорта, билетами и всем прочим.

Теперь «нужные люди» хотели меня видеть. Хотели получить все, что я привез.

Я понимал, что примерно так и будет. И что меня будут мучить вопросами, тоже догадывался. Я все готов был рассказать, за исключением некоторых личных подробностей. И Кайра, думаю, не хотела бы, чтобы ее дневниковые записи читали дяденьки в военной форме или дорогих пиджаках.

Саймон был взвинчен, напряжен, от него только что током не било от волнения, пока мы ехали. Мы толком ни о чем не говорили, он смотрел на дорогу так внимательно, будто впервые сел за руль. Но это было мне на руку.

Я потихоньку ощупал сиденье, гадая, куда лучше спрятать дневник Кайры. В итоге вытащил его из рюкзака и, улучив подходящий момент, засунул под сиденье. Пристроил аккуратненько, чтобы он не выпал.

А после потихоньку забрал.

Вот так и вышло, что мне удалось утаить от всех существование дневника и не придавать огласке нашу с Кайрой историю.

В течение первых нескольких месяцев я только и делал, что рассказывал о своих злоключеньях. Сотни вопросов! Они препарировали мою память, выуживали из меня новые и новые подробности, и я рассказывал все, что знал, что мог припомнить, в деталях.

Только о любви к Кайре, о нашем романе я молчал. Ни разу не проговорился. Но тут мне повезло — все же о моей скромной персоне они не так уж много желали узнать, куда больше их интересовал мировой порядок, развитие стран, положение США на международной арене… Я вспоминал, как переходил из проекции в проекцию, как открывались Комнаты, как заказывались локации, как функционировали Порталы, чем занималась Корпорация… Тут мне скрывать было нечего. Я рассказывал все, что знал, о чем помнил — не врал, они меня и на детекторе лжи проверяли. И радовались, что именно Штаты стояли у истоков выхода в Пространственную Зону.

В общем, в итоге от меня отстали, моя тайна осталась при мне, и это можно считать чудом и удачей.

14 сентября 2021 года

Ректор Алистер Харди проявил недюжинную смекалку и хватку. Он сообразил, какие выгоды и несметные богатства ждут того (или тех), кто окажется у руля. Своих денег ему не хватило, поэтому он привлек того, кто согласился проспонсировать исследования.

Харди, спонсор-миллиардер, «владелец заводов, газет, пароходов», да еще один сенатор — вот те, кто взяли дело в свои руки. Корпорация создавалась на моих глазах. Хуже того, если бы не я, возможно, ничего бы не было. Эта мысль сводит меня с ума.

— Мы стоим у руля истории, — сказала вчера Теана, поднимая бокал.

Да, это был и в самом деле исторический день: Саймон и его команда впервые самостоятельно отправили в Пространственную Зону живой объект. Крысу по имени Чаки.

Чаки вернулся — такой же бодрый и подвижный, как и прежде. Поел, попил, свернулся в уголке. Вид у него был вполне довольный.

— Только представьте, чего мы вскоре добьемся, — не затыкалась Теана, и все остальные сияли улыбками. — Все, о чем говорил нам Алекс, скоро станет правдой! Это начало новой эпохи!

— Это начало конца, — буркнул я.

— Алекс, о чем ты… — начал было Саймон, но я перебил:

— Посмотрите на меня! Вы не понимаете? Я все потерял, моя жизнь сейчас похожа на жизнь этого чертового Чаки!

— Ты преувеличиваешь, — снисходительно улыбнулась Теана, и я готов был ее задушить. — Любой хотел бы оказаться на твоем месте. Конечно, тебе нелегко пришлось, столько испытаний… — Она скроила приличествующую моменту мину. — Но теперь! Алекс, насколько я знаю, о тебе собираются писать книгу — издательства сражаются за право обнародовать твою историю. Ты станешь лицом рекламной компании Корпорации и национальным героем. Со временем ты будешь очень известным и богатым человеком и…

Я швырнул бокал на пол и вышел из лаборатории.

7 октября 2021 года

Никто не хочет ни слова слышать о том, что делать из Нулевого измерения парк аттракционов — опасно.

Я могу быть откровенным только с Саймоном, но у него, как только я открываю рот и заговариваю на эту тему, сразу делается замкнутое и обиженное лицо, как будто я пытаюсь обвинить его в чем-то противозаконном, мерзком. Для него на первом месте — наука, я уже писал. Он будет увлеченно проводить свои эксперименты, чем бы это ему ни грозило.

Знаю, чем все кончилось, когда Саймон впервые вышел в Зону. Знаю, но сказать ему не могу, потому что тогда пришлось бы рассказать обо всем остальном, признаться, что утаил дневник Кайры. И Бог знает, чем это обернется.

Приходится держать язык за зубами, и я молчу, конечно, хотя все чаще думаю, что должен, обязан что-то предпринять.

Открыться родителям, поделиться своими страхами тоже не могу. Во-первых, не хочу впутывать их во все это. Во-вторых, у меня нет уверенности, что мои разговоры не прослушиваются. В-третьих, чем они помогут? Какой совет смогут дать?

Пусть растят Алиску и будут счастливы. Я для них в любом случае отрезанный ломоть. Хотя скажи я такое маме с отцом, они бы обиделись, расстроились, что я так думаю.

21 октября 2021 года

Расстался с Джессикой. Вернее, она меня бросила. Сказала, что я невыносимо занудный и мрачный тип.

В Университете все чаще идут разговоры о том, кто я на самом деле такой. Вроде бы не обычный лаборант, а чуть ли не путешественник во времени. Слухи просачиваются сквозь все требования секретности, как вода сквозь мягкую почву. Тем более что исследования продвинулись уже так далеко вперед, что ни у кого нет сомнений: они увенчаются успехом.

Когда молва дошла до Джессики, она пристала с расспросами, и я (был немного под градусом, если честно) рассказал ей кое-что.

Как она была счастлива! Быть девушкой такого удивительного человека! Будущей звезды!

С утра я себя ненавидел и взял с нее слово молчать. Слово-то Джессика дала, но вот заткнуть ее, когда она принималась болтать всякий вздор, мне уже не удавалось.

— Как можно быть таким?! — возмущенно спросила она во время нашего последнего разговора.

— Каким — «таким»?

— Что ты придуриваешься? О тебе хотят писать книгу, тобой все кругом интересуются, носятся, как с… — Джессика всплеснула руками.

— Я что, прошу, чтобы со мной носились?

— Дуешься на жизнь, вечно ходишь с кислым лицом! — Джессика уже кричала и даже ногой топнула. — Всем недоволен и ненавидишь людей!

Она ошиблась. Ненависти к другим во мне нет — кого я ненавижу все чаще, так это себя.

А еще Джессика не может понять, как кто-то может пожелать оставаться в тени. Просто жить. Просто любить. Просто быть нормальным человеком, а не ярмарочным уродцем.

Она хлопнула дверью так сильно, что у меня не было сомнений: она ждет, что я за ней побегу. Но я не побежал.

3 ноября 2021 года

— Слушай, я давно хочу поговорить с тобой. Давай начистоту. Почему ты теперь так резко настроен против наших исследований? — спросил Саймон в среду. — Объясни, только честно и подробно.

Он хотел вызвать меня на откровенность. Мы бродили по парку — тому самому, где Джессика так любила устраивать пикники. Правда, сейчас уже холодно для сидения на траве: всю задницу отморозишь.

Мы с Саймоном устроились на лавочке, и он достал из бумажного пакета кусок булки, чтобы покормить голубей.

— Ты же сам нашел меня, и поначалу все было хорошо. — Он вдруг резко повернулся и посмотрел на меня поверх очков так, как никогда не смотрел. Пристально, жестко. Я вообще не думал, что у него может быть такой взгляд, и поёжился. — Ты утаил от меня что-то? Верно? Знаешь о Нулевом измерении что-то, о чем мы даже не догадываемся? Рассказывай же!

Мне стало неуютно под этим пылающим взором. «Брось, это же Саймон, добряк Саймон!» — сказал я себе, но почти не поверил. Отвел глаза, опустил голову. Что сказать ему, чтобы он понял? Какую полуправду? И как при этом убедить в своей правоте?

Кажется, я уже писал здесь, в дневнике: никто не знает, что я долгое время был в Пространственной Зоне с Кайрой. Я не хотел натянутости, недоверия, лишних вопросов. Мне казалось, это только мое. Никому, кроме родителей, я не сказал, что Кайра сбежала в Зону, когда заболела. Про Мари, про Саймона — тоже… Как я мог все это рассказать?! Это ведь даже не мои секреты, я их сам узнал, прочитав чужой дневник.

По моим словам, я всегда был один. Тому, как у меня оказались записи, сделанные рукой Кайры, я придумал приемлемое объяснение. Сказал, что однажды встретил бандитов — Данилу и Мопса, с которыми против своей воли путешествовала Кайра (если можно так выразиться).

Я будто бы понятия не имел, как она попала в Зону, что с ней там творилось, что она делала в Нулевом измерении с проектором и научными записями, которые после гибели злоумышленников оказались у меня. Я сказал, что пленникам не давали общаться между собой, и ни у кого не было оснований мне не верить.

— То есть моей смерти вы не видели? — спросила Кайра, когда впервые узнала о случившемся в макромире. — Вы не знаете, выжила ли Другая-я?

— Я сделал все, чтобы вас спасти, — ответил я, и только я знаю, чего мне это стоило. Больше меня об этом не спрашивали.

Тот факт, что Кайра оказалась в Зоне, шокировал всех, и больше остальных — саму Кайру, но в итоге ученые сошлись во мнении, что их коллега проводила в Пространственной Зоне какие-то исследования, и по несчастливой случайности угодила в лапы бандитов.

— Людей стали отправлять в Зону за увеселениями, не изучив до конца ее возможностей, — в десятый раз промямлил я, отвечая на требование Саймона рассказать правду.

— Алекс, я уже говорил тебе и снова повторю: больше такой ошибки не допустят. Я уверен. Лучшие умы постоянно работают в этом направлении. Будет жесткий контроль за теми, кто находится в Зоне, чтобы никто не мог остаться там, как ты, потеряться, забыть выйти. Совсем другая будет система, не браслеты, к которым ты привык.

— Чиповать, что ли, входящих начнут?

Саймон не оценил юмора.

— Меня не посвящают, как ты понимаешь. Но как руководитель лаборатории, я знаю, что работы ведутся очень серьезные.

Знаю, что ведутся. Проектор и проекции, которые я привез, разобрали по кусочкам, чтобы скопировать и начать производить, запустить в массовое производство. Патентуют каждую крохотную деталь. Стараются избежать любой возможности копирования.

— Корпорация работает над тем, чтобы не допустить появления пиратских контор, — проговорил Саймон, вторя моим мыслям. — Никто не сможет попасть с Пространственную Зону нелегально! Конечно, я понимаю твой страх, твое возмущение! Когда в Зону проникали преступники всех мастей, беглые бандиты, самоубийцы, психопаты, она, действительно, была опасным местом. Ты сам видел, даже Кайра угодила в западню! Но все будет иначе, все ошибки учтут — благодаря тебе, Алекс! Ты должен гордиться собой, а не грызть неизвестно за что!

— Чушь все это! Все эти меры безопасности. Неужели сам не понимаешь? Ты же умный человек. Если бы все было так просто, принял закон — и никто не убивает, не грабит, не торгует наркотой, то на земле бы рай воцарился!

— Согласен. Но теперь, когда все нюансы известны в самом начале, на это обратят особое внимание. В Корпорации знают свое дело, поверь. Проведут законы, какие надо, и…

— Да уж, они знают. — Усмешка вышла кривой и жалкой. — Запах денег почуяли сразу, не дай Бог кто-то вздумает от их куска урвать.

— Как же с тобой трудно иногда, Алекс! Скажи, ну, какая разница, какие мотивы? Главное, что посещение Зоны станет упорядоченным, безопасным. Алекс, дружище! — Саймон порывисто вскочил с лавки. — Твое появление все изменило! Ты говорил, прежде мы просто наткнулись на Пространственную Зону, все вышло случайно. Не изучали толком свойств Зоны, а только обнаружили окно в Нулевое измерение — и распахнули его на потеху публике. Да, от такого мороз по коже! Это безответственность и… — Он взъерошил волосы. — Не отрицаю, может, и в этот раз было бы так же. Колба разбилась и… дальше ты знаешь. Но ведь теперь у нас есть ты! Мы сможем изучить все гораздо лучше, эффективнее, быстрее. Уже изучаем! Ты не представляешь, как далеко мы продвинулись!

Меня это покоробило. Доктор Тайлер говорил так, будто перед ним был не я, а член Совета директоров Корпорации.

— Благодаря тебе мы идем вперед семимильными шагами, и уже совсем скоро, возможно, через несколько месяцев, сможем отправить в Пространственную Зону человека! Это неслыханно, если подумать, что год назад мы лишь смутно догадывались о существовании Нулевого измерения.

Я все еще не оставлял попытки донести до Саймона свои мысли и опасения, поэтому решил зайти с другой стороны.

— Пространственная Зона опасна не только потому, что там можно потеряться или попасть туда незаконно. Она меняет людей, понимаешь? Ты все равно остаешься в Зоне, даже если покинул ее. Часть тебя остается там, и блуждает, и… однажды может вернуться.

Мои слегка бессвязные слова ничуть не смутили Саймона.

— Знаю, о чем ты. О двойниках, которых встречал там. Сокурсника своего, себя самого.

Я рассказывал ему о зеркальном лабиринте, о Кострове, о лесной поляне — умолчав, что со мной там была Кайра.

— Это было жутко, Алекс, но ты должен понять: дело не в причудах Зоны. Никого она не меняет. Это не она.

То есть как это — не она?

Я смотрел во все глаза: ждал, что еще скажет Саймон.

— Подумай сам. Ты шагнул в Портал одним, а вышел — другим. В другое время.

— Ты хочешь сказать, что это был просто Другой-я? Из иного времени? Из другого варианта происходящего?

— Разумеется, дружище! Квантовая физика признает, что существуют вселенные, параллельные нашей — ты же знаешь. Ты сам явился сюда из одной из них. — Саймон сделал попытку пошутить. — Да, встреча тебя шокировала, но никакой опасности ни твоя другая версия, ни другая версия Косторова не представляет!

Все звучало убедительно, но я чувствовал, что Саймон ошибается.

— Никто не знает, что еще там может обитать. Или кто. Помнишь, я рассказывал про макромир, когда чуть не погиб? Не думаю, что это была проекция. Кто мог заказать такое? Это была настоящая Пространственная Зона — точнее, ее крошечный кусочек! Крошечный, потому что Зона бесконечна! Это колоссальная территория, которая вдобавок еще и постоянно расширяется, потому что не ограничена материальным измерением. Разве тебе не страшно? Вдруг Обитатели того мира, подлинные Обитатели Зоны, окажутся здесь, среди нас?

Лицо Саймона потемнело, я видел, что он слушает меня внимательно: прежде мы не говорили об этом. Мне показалось, я смогу его переубедить, и решил сказать еще больше.

— Нельзя побывать в Нулевом измерении и остаться тем же человеком, каким был до этого. Это вообще никакая не Пространственная Зона, это Территория без возврата! Жестокий немой мир, который молчит в ответ на твои мольбы, но зато слышит и чувствует твои страхи. Люди еще в древности чувствовали, что Территория близко, что она смыкается с нашим миром. Это как яблоко, висящее на ветке. Человечество — тонкая кожура. А мякоть яблока, зернышки, ветка, на которой оно висит, ствол дерева, сад, где растет яблоня — весь этот огромный, чуждый мир и есть Территория! Лезть туда — самоубийственное безумие.

Я перечитывал дневник Кайры миллион раз, так что некоторые куски уже давно успел заучить наизусть. Сейчас Саймон слышал свои собственные слова: именно это он сказал Кайре перед тем, как убить себя — облить бензином и поджечь.

Доктор Тайлер вошел в перекрестье волн, пропал и появился снова спустя пятьдесят шесть минут. Вернулся из Зоны сломленным, уничтоженным, охваченным ужасом. Я не мог рассказать ему об этом, мог лишь, как попугай, повторить то, что услышала от него Кайра той ночью, когда его не стало.

— Ты никогда не говорил такого. С чего ты это взял? — Саймон выглядел обескураженным.

— Это не мои слова. Примерно так было написано… — Я замялся, но подходящая ложь придумалась легко и просто: — В книге, которую написала Теана Ковачевич.

— Что? В какой еще книге?

Саймон был потрясен. Говоря о них, первооткрывателях Пространственной Зоны, я никогда не вдавался в подробности их биографий. Это казалось излишним: к чему им знать, как сложились их судьбы в том варианте бытия, куда они все равно никогда не попадут?

Я не говорил о чудовищной смерти Саймона, о том, как разбился Майкл Петерсон — погиб в результате то ли аварии, то ли самоубийства. Умолчал о том, как Джон Свенсон захлебнулся в бассейне, а Теана стала ярой противницей Корпорации и написала книгу «Неожиданный Апокалипсис. Закат цивилизации». Сказал сейчас.

— Ты читал ее? Книгу Теаны? — спросил Саймон.

— Только отрывок. Если бы прочитал, может, и в Зону бы не полез. Хотя нет, скорее всего, это бы ничего не изменило. Теану почти все считали чокнутой.

При этих словах Саймон как-то расслабился, выдохнул. Снова сел рядом со мной, положил руку на плечо.

— Алекс, послушай, что я скажу. Люди в течение жизни меняются, их убеждения — тоже, под влиянием разных обстоятельств. Твои ведь тоже изменились, так? Я не знаю, что случилось с Теаной в той реальности, и ты тоже не можешь этого знать. В настоящее время она так не думает. Просто пойми, что написанное в ее книге не обязательно истинно. Почему ты уверен, что заблуждается она сейчас, когда верит в торжество науки, когда работает над проектом? Возможно, она заблуждалась, когда писала свою книгу. Яблоко, ветка, древние представления, смыкание миров — все это хорошо в литературе. Там это звучит таинственно и загадочно. А в реальности… Мы находимся на пороге революционных изменений, которые скоро затронут все сферы. Мы сможем облегчить жизнь миллионов людей, повысить уровень их жизни, образования… Вот о чем стоит думать.

— А макромир? Я видел его своими глазами!

— Но ведь ты не уверен, что это не чья-то больная фантазия! Ты никак не можешь быть в этом уверен! Кто-то заказывает зомби, кто-то — гигантских насекомых. А может, та проекция была пиратской, поэтому работала не так, как нужно. Или она попросту испортилась со временем — кстати, этот аспект нам еще предстоит изучить. Алекс, нельзя все бросить, перечеркнуть из-за того, что тебя что-то напугало! Или из-за книги, написанной под воздействием непонятно чего. Научные открытия часто выглядят пугающе или бредово. Но если не идти вперед, человечество уж точно вымрет.

Я понял, что не сумею его переубедить. Он свято верит в то, что Пространственная Зона — величайшее открытие, манна небесная.

Кроме того, пока я его слушал, в голове забрезжила какая-то мысль. Саймон сказал что-то важное, а я не уловил. Мне нужно было остаться одному, чтобы прокрутить разговор в голове еще раз. Вспомнить.

Саймон, видимо, тоже начал уставать от бессмысленной, как ему казалось, и потому тягостной беседы.

— Надеюсь, я смог тебя убедить, и мы больше не будет возвращаться к этой теме. Хорошо?

Вот тут наши мнения наконец совпали.

15 ноября 2021 года

У Кайры и Саймона через месяц свадьба.

Сегодня я получил приглашение. Сижу, смотрю на золотые буквы на бело-розовом фоне и пытаюсь понять, что чувствую. Конечно, я всегда знал, что они поженятся, поэтому не удивлен. А что тогда испытываю?

Получается, что ничего.

Внутри меня пусто, как в пересохшем колодце.

Эта версия бытия — другая. В ней Кайра не переставала любить Саймона. Как ни старался я в свое найти в ее глазах признаки охлаждения или той неловкости, о которой она писала в своем дневнике, так ничего и не нашел.

Кайра смотрела на Саймона, и глаза ее сияли. Она брала его за руку, и в этом жесте были нежность и доверие. Градус этой нежности и этого доверия был так высок, что мне казалось, будто я подглядываю за ними. Вижу то, что не предназначено для посторонних глаз.

И вот теперь они женятся. А неделю назад я узнал, что Кайра беременна. Это тоже не вызвало (почти!) душевной боли.

— Желаю вам счастья, — проговорил я, когда Саймон вручил мне приглашение на свадьбу.

Вполне искренне сказал. Я действительно надеюсь, что в этой реальности все у них будет хорошо. И их маленькая дочка Мари не умрет.

28 ноября 2021 года

К тому разговору мы с Саймоном и вправду больше не возвращались. Убеждения мои остались прежними, но теперь я о них помалкивал. У меня появился план.

Все кругом считали, что я успокоился. Перестал проявлять агрессию и плеваться язвительными фразами, ссориться с членами команды и убеждать их, что они занимаются опасным и губительным для человечества делом.

— Я рада, что мы теперь снова на одной стороне, — сказала как-то Теана.

И я улыбнулся.

Правда, была еще одна-единственная вещь, которую мне нужно было уточнить. И на днях, во время обеда, я спросил Саймона:

— Кайра разбила колбу и в этой реальности, и в той, моей. То есть это и есть поворотная точка? Не разбейся колба, не было бы открыто Нулевое измерение?

— Не думаю, — ответил Саймон, вгрызаясь в свой сэндвич. — Если бы не Кайра, это сделал бы кто-то другой. Обстоятельства были бы иными, но результат бы не изменился. Именно поэтому, когда ты принимался себя винить за то, что отдал нам проектор и записи Кайры, я тебе говорил: проекторы все равно были бы созданы, твое появление ускорило процесс, но не изменило сути. Электричество, радио, телефон — все это рано или поздно было бы открыто, создано, поставлено на службу людям. Это неизбежно.

— Ты говоришь о техническом прогрессе в чистом виде. Полезные изобретения, механизмы, продукт научных исследований, полет научной мысли… А выход в параллельное измерение — все же явление иного порядка. В этом есть что-то… сакральное, что ли. Духовное. Это как религия. Или как НЛО. Как новая ветвь развития цивилизации. Контакта с иным миром могло и не быть, но человечество все равно развивалось бы, тебе не кажется?

Саймон надолго задумался. Я его не торопил. Наконец он кивнул.

— А ведь, пожалуй, ты прав. Можно предположить, что все по какой-то неизвестной нам причине оказалось завязано на личности Кайры. По крайней мере в двух вариантах бытия все начиналось именно с нее, с ее действий. Можно предположить, что так происходило и в других, неизвестных нам вариантах. Всех, где есть Кайра! А там, где ее нет, Нулевое измерение, возможно, так и осталось за гранью человеческого понимания. Все там происходит так, как это и было веками: только смутные подозрения и неясные страхи, но никакой конкретики и уж тем более, никаких повальных, тесных контактов с запредельным миром.

25 декабря 2021 года

Мое второе Рождество в Штатах. А скоро — и очередной Новый год, и день рождения. Кайра с Саймоном отправились в свадебное путешествие в Италию. Она сказала, что всегда мечтала туда поехать.

Та, моя Кайра тоже мечтала туда отправиться? Вроде бы она не говорила об этом, или я забыл? Вот о том, что устала от лета — говорила. Мы куда чаще оказывались в проекциях, имитирующих теплые страны, ведь люди предпочитают отдыхать на юге. Поэтому однажды Кайра сказала, что хотела бы попасть в какую-нибудь из скандинавских стран или в Ирландию.

Может, она туда и попала…

Но в этой реальности улетела кататься на гондолах в Венеции и любоваться античными развалинами.

Меня все это не задевает. Человек, оказывается, может привыкнуть ко всему. Я лично привык считать Кайру сестрой-близнецом той женщины, которую люблю.

И еще — я вправду успокоился, стараюсь оказывать всяческое содействие в исследованиях (хотя тут от меня мало толку), в продвижении и популяризации идеи пользования Пространственной Зоной (а вот тут уже знаю свое дело). После Рождества будет подписан договор о книге, которую я буду писать в соавторстве (совершенно не умея этого делать!). Моя история (приукрашенная в нужных местах) станет достоянием общественности и одним из элементов грядущей глобальной рекламной компании.

— Это будет бестселлер, — весело сказал Саймон на свадьбе, обнимая молодую жену, которая была поразительно похожа на мою любимую женщину. — А ты прославишься на весь мир и сделаешься миллионером.

10 мая 2022 года

Через четыре дня исполнится два года с того момента, как я вышел из Пространственной Зоны. Время (к течению которого я привык не сразу, ведь в Зоне оно застывает), пролетело быстро.

Мне иногда говорят, что я выгляжу старше своих лет, что у меня глаза много повидавшего человека, на долю которого выпало много испытаний. Например, Джессика так говорила. Кстати, у нее была помолвка в апреле.

Так вот, о возрасте, о переменах. У меня появилась седина на висках. Я как-то утром брился и заметил тонкие серебристые нити. Чуть не порезался от неожиданности. Мой парикмахер сказал, что так даже лучше. Загадочнее. Да уж, чего мне в жизни не хватает, так это загадочности.

У Кайры с Саймоном недавно родилась дочь. Родилась раньше срока, но сейчас все хорошо, девочка здорова, супруги счастливы. Нет ни малейшего намека на тот кошмар, что творился в жизни Кайры в другом варианте бытия, и я этому рад.

Они назвали девочку Мари. Долго выбирали имя, даже поссорились, пока думали, как назвать. Я-то был уверен, что знаю, как, но помалкивал, ясное дело.

Я вообще стал крайне сдержан на язык — жизнь заставила. Чем постоянно бояться ляпнуть не то, лучше уж молчать. И даже в дневник я пишу не так уж часто. Наверное, скоро и вовсе перестану вести его.

К тому же у меня очень мало свободного времени. Книга, которую мы пишем с Линдой… Кстати, я ведь, кажется, не писал о том, что моим соавтором стала Линда Гиллеспи! Она известный писатель, я читал ее книги. В них не картонные куклы и бронзовые статуи, а живые люди, и это меня сразу подкупило.

У Линды потрясающее чувство юмора, она умная, добрая, восхитительная, потрясающая. С ней невероятно весело и интересно. Она прекрасно образована, знает, кажется, все обо всем, но при этом в ней нет ни малейшего высокомерия, чопорности, желания поучать или посмеиваться над моим незнанием.

Я люблю ее. Я ее обожаю.

(Ха-ха! Кто-то уже решил, что у нас роман?)

Линде скоро семьдесят два. Как она сама говорит, это лучший возраст. Если не считать физической слабости, старикам живется проще, чем молодым. Не нужно корчить из себя идеального человека, вечно стараться произвести нужное впечатление и постоянно бояться, что кто-то осудит, посмеется, оттолкнет. Ни к чему приятно улыбаться и стараться всем понравиться. Ты сделал, что собирался (а если так и не сделал, значит, и не нужно было!), всем давно всё доказал, вырастил детей и теперь можешь просто наслаждаться жизнью и посылать к черту всех несогласных с твоей жизненной позицией.

Соавторство — это, конечно, громко сказано. Я подробно рассказываю Линде о себе, о своей жизни, о том, с чем сталкивался в Зоне, и о том, как вышел из нее, а она записывает, уточняет, задает вопросы.

Но о Кайре, о настоящей моей Кайре, не знает даже Линда. Хотя, было дело, я поначалу пару раз пробалтывался, что был в той или иной проекции не один, но Линда не стала ловить меня на слове, настаивать и выведывать. Она не считает, что я обязан выворачиваться перед ней наизнанку — и за это я ей особенно признателен. Линда никому не скажет, даже если и догадалась давно, что в Зоне у меня остался близкий человек.

— Я не цирковая лошадь и не супергерой, — сказал я Линде сразу, как только мы познакомились. — Пожалуйста, не надо лепить из меня неизвестно кого на радость всяким придуркам. Давайте просто расскажем мою историю.

Она была со мной солидарна, так что мы поладили.

Скоро наши встречи прекратятся. Фактического материала достаточно, поэтому Линда будет вплотную работать над текстом. А я уже сейчас понимаю, что мне будет не хватать наших разговоров, пикировок, ее рассказов и поездок к озеру.

Линда показала мне чудесное местечко, и мы частенько отправляемся туда. Это озеро очень напоминает то, на берегу которого мы с Кайрой когда-то жили. Там стоял деревянный дом, наполненный фотографиями и книгами на французском языке. Как раз там я, кажется, понял, что люблю Кайру, только сам себе еще не мог признаться в этом.

24 августа 2022 года

Думаю, это моя последняя запись. Я замечаю, что мне больше не хочется вести дневник. Я коротко напишу о том, что мне вскоре предстоит, чтобы просто осмыслить все, а после, думаю, сожгу дневник вместе с записями Кайры. Или спрячу в сейф — я еще не решил.

В сентябре мне предстоит вернуться в Пространственную Зону. Шагнуть через Портал в одну из Проекций. Саймон и его команда, вместе с сотрудниками Научного центра Корпорации, провели все необходимые исследования и теперь готовы отправить в Зону первого человека.

До этого там, кроме Чаки (который, кстати, жив и здоров!), успешно побывали белки, обезьяны, кошки… Целый зверинец. Все они на короткое время помещались в проекцию и почти сразу же возвращались обратно — были надрессированы шагать обратно в Портал.

Животных, побывавших в Зоне, обследовали вдоль и поперек. Никакого ущерба их здоровью пребывание в Нулевом измерении, точнее, в проекциях, не наносило. В поведении тоже не было никаких сдвигов.

Когда настала пора попробовать отправить в Зону человека, стали думать, кому следует отправиться туда. Саймон хотел отправиться первым — ведь он руководил исследованиями, возглавлял лабораторию.

Конечно, я не мог сказать ему, чем кончился для него выход в Нулевое измерение в другом варианте жизни. Но отговорить его было нужно: я хотел пойти в Зону сам.

— Это должен быть тот, кто уже бывал там однажды, у кого есть опыт.

— Намекаешь, что ли, на кого-то? — усмехнулся Саймон.

Мы сидели в лаборатории. Не в том блоке, где проводятся исследования, а в комнате отдыха. Было уже поздно, все остальные ушли.

Саймон сварил кофе, но мы пили ледяное пиво. В комнате было прохладно: работал кондиционер, а за окном царила жара. Лето внезапно вспомнило о том, чего от него ждут, и наверстывало упущенное. Июнь, июль и первая половина августа были пасмурными и дождливыми, и только сейчас, на излете лета, стояли погожие, солнечные дни.

— Я должен пойти, разве не очевидно?

— Тебе не страшно? — тихо спросил Саймон. — Зачем ты настаиваешь?

— Хочу принимать участие в исследовании Зоны — за этим и вернулся, — ответил я, глядя ему в глаза. — Да, на какой-то момент Зона стала мне отвратительна, она пугала меня, и я хотел, чтобы исследования прекратились. Это был кризис, но я его преодолел, как ты знаешь. Скоро будет написана книга, Линда вовсю работает. Когда Зону откроют для людей, я буду участвовать в рекламной кампании — все бумаги уже подписаны. Кто, как не я, должен сделать сейчас этот шаг?

— Это может быть опасно.

— Собой ты не боишься рискнуть, а мной — боишься? Саймон, у тебя жена и дочь. Кроме того, ты большой ученый…

— Прекрати! — поморщился он.

— Но ведь ты уверен, что все получится?

— Уверен, — Саймон не колебался. — Но ты лучше меня знаешь, как непредсказуема может быть жизнь.

— Знаю, — ответил я. — И все равно готов рискнуть. Пойми, Пространственная Зона — часть моей жизни. Она вросла в меня, а я — в нее. Даже если я не вернусь, если что-то пойдёт не так, у меня больше шансов выжить там, чем у других. Ты не имеешь права заставлять других людей делать это, сам не можешь отправиться, потому что на тебе — ответственность. А я хочу пойти! Как можно сомневаться в выборе кандидата?

Мы говорили долго, и в итоге я его убедил.

Скоро, совсем скоро я вновь окажусь там, откуда мне еле-еле удалось вырваться.

До того момента, когда людей станут отправлять туда, как это было в моих воспоминаниях, пройдет много времени. Может, год, может, больше. Таких экспериментальных походов в Зону может быть много. И если я вернусь, то буду отправляться туда раз за разом. Я буду Испытателем — именно так меня начали называть в лаборатории.

«Вы — смелый первопроходец, который готов раз за разом совершать вылазки в Пространственную Зону, чтобы потом, в ближайшем будущем, она могла служить на благо человечества», — не я придумал этот пафосный бред. Это сказал как-то на ужине Алистер Харди, который теперь является Исполнительным директором Корпорации.

— Дорогой друг, ваше желание помочь в исследованиях достойно восхищения, — сказал он еще.

Никто не знает истинных причин моего поступка. Да я и не собираюсь говорить о них. Именно поэтому, чтобы не было искушения проболтаться, я собираюсь прекратить вести свои записи.

Я уверен, что выход в Зону пройдет благополучно. Мне приходилось ступать в Портал сотни раз — и этот шаг будет самым безопасным. Никакого геройства с моей стороны: я почти не волнуюсь, потому что ученые — физики, биологи и технари — действительно все просчитали. Проектор и проекции скопированы с принесенного мною оригинала с абсолютной точностью и усовершенствованы.

Боюсь я лишь одного: вдруг мой план по какой-то причине не сработает? Или мне не хватит духу, чтобы сделать все, как нужно. А вдруг вообще не сложится ситуация, при которой я смогу попробовать его реализовать? Но ведь Саймон утверждает, что они уже далеко продвинулись…

Все, хватит!! Выключаю эту проклятую бетономешалку в голове. Узнать, как все получится, точнее, получится или нет, мне предстоит еще не скоро. Пока нет смысла думать об этом.

Часть третья. Герой новой эпохи

Телеканал «NBC», США, утренний выпуск новостей. 12 декабря 2022 года

«Только что мир облетела потрясающая новость.

Эфиры всех радиостанций, все информационные агентства в один голос говорят об одном. Это сенсация века: ученые ведущего американского Университета сумели доказать существование измерения, параллельного нашему!

В это невозможно поверить, но первооткрыватели готовы предоставить мировой общественности все доказательства.

Многолетние исследования и эксперименты, которые велись в обстановке строжайшей секретности, завершились поистине глобальным открытием, которое было официально обнародовано сорок минут назад.

Заявлено, что исследования проводились в научно-исследовательском центре Университета, под эгидой Корпорации, которой сейчас принадлежат права…»

«Телеканал номер один», Россия, экстренный выпуск новостей. 12 декабря 2022 года

«… как сообщается, Алекс Кущевский осуществил первый выход в так называемую «Пространственную Зону» 24 сентября текущего года. После благополучного возвращения Кущевский был помещен в карантинную зону, где проходил всесторонние обследования, которые завершились несколько дней назад. Ученые утверждают, что физическое и психическое состояние здоровья первопроходца не вызывает никаких опасений.

В настоящий момент о личности Алекса Кущевского известно крайне мало: Университет и Корпорация всячески пытаются сохранить интригу и не спешат обнародовать данные. Пока сообщается лишь то, что он американский гражданин российского происхождения, который вместе с группой ученых, чьи имена мы называли ранее, участвовал в разработках возможности выхода в Пространственную Зону.

Однако уже анонсирован выход автобиографии Кущевского, из которой можно будет узнать о том…»

Литературный Интернет-портал «Book4you», новости от 30 марта 2023 года

«…первый тираж романа «Не#мой мир» составил пять миллионов экземпляров и был раскуплен в первые часы продаж.

По словам издателей, они понимали, что автобиографический роман Алекса Кущевского, написанный им в соавторстве с известной писательницей Линдой Гиллеспи окажется интересен огромному количеству читателей, однако такого ажиотажа все-таки не ожидали.

В настоящее время готовится перевод романа на все известные языки мира. В продажу запущен уже третий дополнительный тираж…»

Интернет-портал «Звездная жизнь», публикация от 24 мая 2023 года

«…неизменно вызывают большой интерес у людей. Доказательство тому — ежегодные рейтинги, которые публикуют известные издания — такие, как «People», «Vogue», «Elle», «Mens Health», «Cosmopolitan» и другие.

Поразительно, но в этом году все авторитетные издания, называя имя самого красивого мужчины планеты, проявили удивительное единодушие! Совершенно солидарны с экспертами оказались и миллионы простых пользователей Интернета со всего мира, которые голосовали за кандидатов на сайте TC CANDLER.

Подавляющее большинство голосов отдано за одного человека. Вы уже догадываетесь, что выбор пал на новую и самую яркую звезду нашего времени Алекса Кущевского.

Как известно, господин Кущевский…»

Телеканал «ABC», США, программа «Свежие сплетни», 12 августа 2023 года. Ведущая — Сара Пейн, гость студии — Джессика Смит.

«— Джессика, ты встречалась с Алексом, была его невестой. Расскажи нашим читательницам, что он за человек.

— Ну, строго говоря, невестой Алекса я не была, потому что мы никогда не обсуждали с ним вопросов семьи и брака. Однако могу сказать точно: до того момента, как я приняла решение прекратить наши отношения, именно я была самым близким человеком в его жизни.

— Боже, неужели, Джессика? Ты бросила Алекса?!

— Об этом я буду рассказывать своим внукам, пусть знают, какая крутая у них бабушка! (смеётся).

— Признайся, дорогая, ты все локти искусала, когда его звезда взошла!

— Если я отвечу «нет», ты же все равно не поверишь! Но вообще-то я замужем и люблю своего мужа. Поэтому…

— Хорошо, хорошо, допустим, это так! И все же, ответь нам: каково быть девушкой Алекса Кущевского? Сейчас он так скрывает свою личную жизнь, что узнать какие-либо новости для «Свежих сплетен» невозможно.

— Во-первых, быть его девушкой было лестно. Джимми, милый, заткни уши, не слушай! (смотрит в камеру и улыбается, слышен смех в студии). Пусть в ту пору Алекс был никому не известным работником лаборатории, но его красота, его привлекательность была при нем. Когда я шла с ним по улице, думаю, другие девушки мне жутко завидовали.

— Что есть, то есть! Алекс бесподобен. Полагаю, он герой влажных снов многих наших сестер! (смеется). Извини, продолжай.

— Во-вторых, Алекс очень интересный и глубокий человек, он невероятно сентиментален, нежен и романтичен. Алекс обожал наши пикники в парке, любил природу, часто дарил мне цветы. Мне всегда бросалась в глаза его скромность, даже застенчивость. Он предпочитал слушать, а не говорить, был внимателен и тактичен…

— Джессика, то есть Алекс был идеален. Собственно, мы и сами в этом уверены. Так почему ты бросила его? Ты, должно быть, выжила из ума?

— О, это сложно объяснить… Но я попытаюсь. (Задумывается, на глаза набегают слезы). Это вопросы более высокого порядка, чем просто отношения между мужчиной и женщиной, понимаешь? Алекс был ужасно расстроен моим решением! Не мог взять в толк, почему я так поступила, ведь между нами было такое полное взаимопонимание… (после паузы). Извините…

— Что ты, дорогая, не стоит извиняться. Мы все всё понимаем.

— Благодарю. Когда я объявила ему о нашем расставании, Алекс был поистине ошеломлен. Его потрясенное лицо до сих стоит у меня перед глазами! Он едва не плакал и бросился за мной, когда я уходила, но я не позволила ему… Сказала, чтобы он меня не останавливал, хотя мое сердце тоже рвалось на части. Но я не могла поступить иначе! Видишь ли, я всегда знала, что Алекс — гражданин Мира, что у него великое будущее, а такой человек не может принадлежать одной женщине. Я не вправе была позволить ему связать свою жизнь с моей, хотя он, без сомнения, хотел этого всей душой. Ведь я всегда знала, как сильно он ко мне привязан.

— Иными словами, Джессика, ты уже тогда знала, что Алекс Кущевский — необычный человек? Не такой, как все мы?

— Безусловно, я знала не все. Но очень, очень многое мне было известно. Он ведь делился со мной сокровенным, так что догадаться об остальном не составляло труда… Но думаю, Сара, сейчас мне не стоит говорить об этом. Я подробно расскажу обо всем в своей книге, над которой сейчас работаю.

— О, прекрасный подарок всем поклонницам Алекса! Как она называется?

— Я назвала роман «Быть любимой девушкой Алекса Кущевского». Считаю, что не имею права скрывать от людей свои воспоминания об Алексе. Ведь я знала его, как никто из ныне живущих. Да, его коллеги, с которыми он работал бок о бок, общались с ним постоянно, но сердце и душа его принадлежали мне, и я уверена, что…»

Телеканал «NBC», США, вечерний выпуск новостей. 17 ноября 2023 года

«…было запатентовано устройство С-111 «Гард», а также препарат с одноименным названием, позволяющий информировать людей, которые находятся в проекциях Пространственной Зоны, о необходимости покинуть локацию.

Как сообщает представитель пресс-центра Корпорации, в ближайшее время выпуск С-111 «Гард» будет налажен в производственных масштабах, и это станет важнейшим шагом к осуществлению…»

Телеканал «ABC», США, программа «Коротко о главном», выпуск от 19 ноября 2023 года.

Ведущий — Итан Энистон. Гость программы — исполнительный директор Корпорации, ректор Университета Алистер Харди.

«— Скажите, Алистер, как лично вы оцениваете недавно запатентованный Корпорацией препарат С-111 «Гард»? Насколько безопасным становится выход в проекции при условии его использования? Какие гарантии вы можете дать будущим клиентам?

— Выход в проекции сейчас абсолютно безопасен — могу заявить об этом со всей ответственностью. Алекс Кущевский неоднократно говорил, что в прежнем, знакомом ему варианте бытия выход в Пространственную Зону через Портал был, в каком-то смысле, лотереей. Безопасность пытались обеспечить, но меры были крайне ненадёжны. То, вернется ли человек обратно, в принципе, зависело от него самого.

— Будь это иначе, Алекс не оказался бы с нами здесь, сейчас.

— Это так. И для нас это стало удачным стечением обстоятельств. Однако то, что довелось пережить этому мужественному человеку, не укладывается в голове. Немногие отважились бы повторить его подвиг. Поэтому, хотя проекторы, оборудование для Комнат и для создания проекций по желанию заказчика уже сейчас полностью готовы к эксплуатации, запущены в массовое производство и могут использоваться как в нашей собственной сети обучающих и развлекательных центров «Пространство», так и в компаниях, которые приобрели у нас франшизу на строительство аналогичных центров, мы еще не были готовы предоставлять Комнаты всем желающим. Мы просто не имели на это морального права!

— Эта позиция не может вызывать ничего, кроме уважения.

— Напомню о мерах обеспечения безопасности, о которых рассказывал Алекс. Подчеркну еще раз: они не выдерживали никакой критики. Посетителям выдавались так называемые контрольные браслеты, которые за час до окончания отведённого времени начинали издавать световые и звуковые сигналы, напоминающие о необходимости покинуть Пространственную Зону. И хотя сотрудники, конечно, рекомендовали не снимать контрольные браслеты, а выдавались и принимались они под расписку, этого было недостаточно. Забывчивость, желание пощекотать нервы, человеческий фактор…

— Думаю, пришло время услышать, как работает С-111 «Гард».

— Да-да, разумеется. Каждый клиент, желающий воспользоваться нашими услугами и попасть в избранную им проекцию, проходит через простую процедуру. При помощи запатентованного устройства С-111 «Гард» ему делается что-то вроде подкожной инъекции — вживляется сенсор. Забегая вперед, скажу, что никаких следов ни на коже, ни в организме человека позже не остается. Действие — местное, с четко определенным временем воздействия.

— Должен сознаться, я боюсь уколов.

— Вы меня опередили, я как раз хотел сказать, что для людей, которые боятся инъекций, сейчас разрабатываются иные формы препарата.

— Хорошо, а как же действует препарат С-111 «Гард»?

— За определенное время (оно варьируется в зависимости от желательного срока пребывания в Зоне!) до того момента, как клиенту надлежит покинуть Пространственную Зону, он начинает испытывать некоторое беспокойство и не совсем приятные ощущения.

— «Не совсем приятные»? Можно подробнее?

— Легкое покалывание по всему телу, небольшой зуд. Эти ощущения постепенно нарастают, не оставляя клиенту никакой возможности забыть, что ему пора идти к Порталу, чтобы вернуться. Подчеркну: поначалу это лишь легкие ощущения, человек вполне успеет собраться и уйти, не чувствуя особого дискомфорта. Однако ближе к тому моменту, когда человеку надлежит покинуть проекцию, пребывание в Зоне становится практически невыносимым. Зуд во всем теле, тошнота, затрудненное дыхание, болевые ощущения, тревога, перерастающая в панику — будь вы хоть в стельку пьяны, вы проснетесь и вспомните, что вам требуется сделать. Организм буквально кричит о том, что вы должны немедленно уйти из Пространственной Зоны. У клиента просто нет ни единого шанса забыть, проспать, проворонить — как это случилось когда-то с Алексом! Но как только клиент шагает в Портал и оказывается, так скажем, на нашей стороне, все неприятности немедленно прекращаются. Самочувствие становится нормальным.

— Гипотетически: что же произойдет, если человек сам пожелает остаться в Зоне? Он сможет перетерпеть или в конечном итоге С-111 «Гард» убьет его?

— Что вы! Ни в коем случае. С-111 «Гард» не может нанести вреда и, тем более, убить!

— Видимо, препарат рассчитан на добросовестных посетителей Пространственной Зоны. А как быть с теми, кто по какой-то причине не желает возвращаться? Преступники, бандиты, самоубийцы — все те, кто наводняли Пространственную Зону, по словам Алекса? Они, получается, смогут сжать зубы, выдержать и…

— Понимаю, о чем вы. Это несколько иной аспект проблемы. Пока мы сделали все, чтобы уберечь наших будущих по

Часть первая. Возвращение

Глава первая. Побег из библиотеки

Запах. Вот первое, что он почувствовал, когда оказался внутри…

Или снаружи?

Обитая в Пространственной Зоне, Алекс успел отвыкнуть от того, что запахи могут быть такими сильными, как отвык уже и от вкуса настоящей еды. Во всем, что находилось в Зоне, был оттенок чего-то искусственного, рукотворного. Умело нарисованные картинки, точные копии реальной жизни были слишком глянцевыми и правильными, чтобы в них верить. Хотя Алекс все равно верил, конечно – а иначе как выживать?

Лишь одна из встреченных им проекций не производила такого впечатления. Макромир, разлучивший Алекса с Кайрой, был иным, подлинным. Был ли он вообще проекцией, вот в чем вопрос. Может быть, им не повезло очутиться в одном из уголков «открытой» Пространственной Зоны – увидеть краем глаза крошечный кусочек того, что когда-то открылось доктору Саймону Тайлеру?

Но если не считать макромира, чем «старше» была проекция, тем меньше она становилась похожа на земную жизнь: цвета таяли, звуки гасли, ароматы выветривались. Выцветающий мир становился все более слабым, зыбким, приглушенным, пока…

Что происходило потом, когда проекции окончательно умирали, Алекс так и не понял до конца. В старых проекциях он долго не задерживался, а из увиденных пару раз погибающих локаций, слава Богу, удавалось унести ноги. Кайра называла их «мертвыми», но были ли они такими в привычном смысле?

Алекс отмахнулся от воспоминаний и бесконечных вопросов, наслаждаясь реальностью. Стоя с рюкзаком на плечах в одном из залов Фонда Научной университетской библиотеки, среди стеллажей, от пола до потолка заполненных книжными томами, он жадно вдыхал полной грудью любимые библиотечные запахи. Пахло старыми книгами, деревом и лаком, бумажной пылью, еще чем-то неуловимо знакомым, таким, от чего замирало сердце.

– Я вырвался, – прошептал Алекс, как будто это было заклинание. – Пространственная Зона меня отпустила.

В кадке рядом с ним весело зеленел фикус. Овальные крупные листья упруго покачивались на теплом ветерке: окно было приоткрыто, и снаружи доносились звуки улицы. Обрывки разговоров, вспыхивающий и затухающий вдалеке смех, шорох шин по асфальту, нетерпеливые автомобильные гудки – Алекс всей кожей, каждой клеткой впитывал то, что прежде, давным-давно находил совершенно обычным, естественным.

Внутри, в помещении тоже были люди: в отдалении слышались приглушенные женские голоса – сотрудницы библиотеки негромко переговаривались между собой.

Пора было выходить отсюда, идти дальше. Алекс не хотел думать, что вернулся в мир, где никто не дождался его: вопреки всему он верил, что мама и папа живы и здоровы, а Вета, несмотря ни на что, любит Алекса и верит в его возвращение. Эти мысли были его талисманом.

Он осторожно двинулся по узкому проходу между стеллажей в сторону выхода, туда, откуда доносились голоса. Хотелось бы остаться никем не замеченным, выбраться отсюда потихоньку и…

– Молодой человек! Вы как сюда попали? – возмутилась светловолосая невысокая женщина, тощая и бледная, словно цветок, засушенный между страниц одного из фолиантов.

Алекс оказался в небольшом закутке, где стояли два письменных стола, придвинутых друг к другу, а на них – чайник, чашки, коробочки с сахаром, упаковки печенья. Очевидно, это была чайная комната, где обедали и отдыхали уставшие от книжной премудрости сотрудницы.

Две немолодые женщины смотрели на него во все глаза, приоткрыв рты – не могли понять, откуда он взялся. Алекс привычно обшарил помещение глазами, отыскивая возможную опасность и пути к отступлению. К счастью, за спинами библиотекарей была дверь. Оставалось пройти мимо оторопевших женщин.

– Извините, – как можно миролюбивее произнес Алекс и двинулся вперед. – Я уже ухожу.

– Как вы там очутились? В окно, что ли влезли? – подала голос вторая библиотекарь, крашеная шатенка в огромных очках, делающих ее похожей на стрекозу. – Вы вор?

«Ага, будь я вором, так и сказал бы».

– Что это у вас в рюкзаке?

– Уверяю вас, я ничего не крал, – церемонно ответил Алекс, продвигаясь к двери. – Я оказался в Фонде случайно.

Продолжая болтать, он добрался до цели, взялся за ручку и, не давая дамам опомниться, выбрался в коридор.

– Полицию нужно вызвать! – услышал он.

– Безобразие! Звоните в охрану!

Дальнейшего диалога он не услышал, чуть не бегом двигаясь по коридору. Если библиотекари позвонят в охрану, могут возникнуть проблемы. Он хорошо знал, куда идти: бывал здесь не раз, сохраняя привязанность к бумажным книгам. Здесь все было немного не так, как он помнил, но, возможно, какие-то детали он просто позабыл.

«К тому же неизвестно, в каком времени ты оказался, какой сейчас год!» – напомнил себе Алекс.

Не надо пока думать и гадать. Коридор, поворот, еще один, еще.

Алекс выбрался на лестницу и поспешил вниз. Навстречу ему попадались люди, но попыток задержать юношу с рюкзаком никто не предпринимал. Он рассекал пространство, как океанский лайнер – волну, и наконец очутился в вестибюле, замедлив шаг. Полиции не было, возле дежурного библиотекаря выстроилась очередь желающих попасть в храм книги.

Охранник, полный пожилой мужчина с необычайно пышной шевелюрой, хмурясь, говорил по телефону. Не исключено, что одна из напуганных Алексом библиотекарей все же пожаловалась на вторжение.

Что ж, коли так, придется поспешить. После жутких встреч и кровавых столкновений с всевозможными тварями в Пространственной Зоне кудрявый толстячок-охранник не казался сколько-нибудь значимым препятствием, однако скандала и преследования лучше бы избежать.

Стараясь не глазеть по сторонам, Алекс двинулся к выходу стремительной походкой человека, который точно знает, куда и зачем направляется, и имеет полное право здесь находиться.

Проходя мимо огромного зеркала, он ужаснулся. В Зоне ему практически не было дела до того, как он выглядит – Алекс был занят тем, чтобы выжить, прокормиться, не получить травму. Совсем как первобытный человек.

Одежда на нем постепенно приходила в негодность, а взять новую он не мог: из одной проекции в другую нельзя вынести ничего, с собой у них с Кайрой всегда было лишь то, что с чем они когда-то вошли в Зону.

Поэтому сейчас на Алексе были порванные в нескольких местах джинсы, разбитые кроссовки и водолазка. Когда-то у нее были длинные рукава, но он отрезал их по самые плечи.

Впрочем, студенты часто одеваются экстравагантно и странно, так что белой вороной себя можно не чувствовать.

А вот и турникет с красными крестиками – выход закрыт.

– Молодой человек! – раздался окрик.

Не оборачиваясь, Алекс легко перемахнул через преграждающие путь конструкции из металлических труб и побежал к выходу.

В спину ему кричали, но он не слушал и не останавливался. Стеклянные двери послушно расползлись в стороны, и Алекс выскочил на широкое высокое крыльцо. Не задерживаясь, скатился по ступенькам и помчался прочь.

Он бежал и думал, как удивительно, как непривычно: никаких Порталов, никаких бесконечно сменяющих друг друга проекций… Мог ли он поверить, что у него в итоге получится? Что он выберется в свой, родной мир из того – чуждого, опасного, отвечающего ледяным безмолвием на самые страстные призывы и самые жгучие проклятья.

«Обошлось», – думал Алекс, понимая, что преодолел самое малое из возможных препятствий. Шаг он замедлил, оказавшись далеко от библиотеки, за пределами студенческого городка. Неподалеку был большой сквер, где часто собирались студенческие компании и постоянно бывал сам Алекс. Ноги сами несли его в ту сторону.

Была весна или начало лета. Листва на деревьях еще не утратила свежего изумрудного оттенка, не успела поблекнуть, подернувшись пылью. Цветы на клумбах еще не расцвели, а трава была молоденькая, едва пробившаяся на свет божий.

«Что ж, со временем года определились, узнать бы, какой год!»

Но как? Не будешь же спрашивать у прохожих. Идеально было бы купить газету, но денег-то нет. Немного успокоившись, стараясь унять волнение, которое пока не покидало его, Алекс пригляделся повнимательнее к тому, что его окружало.

Сквер, где он сидел, выглядел вполне узнаваемо. Если изменения и были, то не радикальные. Будь на его месте женщина, наверное, поняла бы, в каком времени оказалась: по фасонам одежды, по женским прическам и макияжу. Но ему было сложно сориентироваться. Кажется, когда он исчез в Пространственной Зоне, девушки красились и одевались примерно так же… Или нет?

«Ну ты и дурак, газету не обязательно покупать! Просто подойди к киоску и полистай!»

Устыдившей собственной несообразительности, Алекс встал со скамьи и пошел к выходу из парка. Там, возле остановки, должен быть небольшой магазинчик, где продавали всякую чепуху вроде чипсов и газировки, стояли автоматы с кофе и шоколадками, а также торговали газетами и журналами.

Магазинчика не было, но был киоск с надписью «Пресса». Просто так не полистаешь, придется попросить киоскера посмотреть, мелькнуло в голове, но, подойдя ближе, Алекс увидел, что витрина пестрит от выложенных на ней изданий.

Что-то удивило его – и почти тотчас он сообразил, что кажется ему странным: все заголовки были написаны кириллическим шрифтом. В его время в России пользовались двумя алфавитами – кириллицей и латиницей. Причем латиница была распространена гораздо шире.

Не глядя на сладко улыбающиеся лица кинозвёзд, не думая, знакомы они ему или нет, Алекс отыскивал глазами даты выпусков.

А когда отыскал, так и застыл, уперевшись взглядом в буквы и цифры.

«Жаркий май-2020», – кричал один журнал, помещая дату в кричащую красную кляксу.

«14. 05. 2020», – сухо констатировал другой.

Алекс лихорадочно производил в уме подсчеты, путаясь в цифрах.

– Почти двадцать лет назад, – пробормотал он, отняв ту дату, что видел перед собой, от 2040 – года, когда он вместе одногруппниками отмечал праздник в проекции Мальдивского острова-резорта Бару.

– Вы стоите? – раздраженно проскрипели за спиной.

Алекс оглянулся и увидел старичка в джинсовой панаме, который глядел на него, сердито сверкая выцветшими голубыми глазами. Кустистые брови придавали старичку забавный вид, но Алексу было не до смеха.

– Простите, – тихо сказал он и отошел в сторону.

Старик сунулся в окошко. Алекс не слышал и не видел ничего вокруг. Солнечный весенний день, люди, машины, здания – все отодвинулось куда-то, притихло, замерло.

«Здесь, в этой реальности, мне едва исполнился год», – думал он.

Алекс родился восьмого февраля 2019-го.

Получается, сейчас, здесь, в том времени, куда Портал вывел Алекса, у его родителей годовалый сынишка. Он сам, крошечный, лежит в колыбели, и Вета, благодаря преданности и любви которой он выбрался из Пространственной Зоны, тоже только учится ходить и говорить.

«Главное, что все они живы!» – возрадовалось сердце.

«Но как я могу прийти к родителям? Я ведь никто для них, чужой человек», – спустил его с небес на землю прагматичный разум.

Алекс никак не мог справиться с эмоциями, решить, что ему делать, как вести себя в новом, незнакомом для него мире, где пока еще не придуманы Проекции, не открываются Порталы, и Корпорация не продает всем желающим Комнаты для выхода в мир своих иллюзий.

Нет проекций, проекторов, Порталов…

Когда эта мысль угнездилась у Алекса в голове, когда он понял, что никто, ни один из живущих здесь и спешащих по своим делам людей ни разу не был, да и не мог побывать в том аду, из которого он с таким трудом и потерями выбрался, Алекс подумал, что этот мир гораздо чище, наивнее, добрее.

А следом пришла и другая мысль. Если здесь, в этой реальности, еще не понятия не имеют о выходе в Пространственную Зону, то как он сможет найти Кайру?..

Глава вторая. О чем рассказала художник Галина

Без билета в автобусе не прокатишься. В метро – тем более, туда вообще не попадешь. Какая, вроде бы, мелочь, какая незначительная, пустяковая преграда, особенно в сравнении с тем, что ему довелось пережить! И, тем не менее, Алекс был вынужден пойти пешком.

Два раза он все же садился в троллейбус, и ему удавалось проехать одну – две остановки, но потом суровый кондуктор высаживал безбилетника. Можно было бы поумолять, поупираться, но Алекс не мог себя заставить и покорно вылезал на ближайшей остановке.

Заплатить за него желающих не находилось: возмущенные добропорядочные граждане брезгливо отворачивались от здоровенного лба в лохмотьях, который не мог наскрести денег на поездку.

Хорошо, хоть Алекс вовремя вспомнил, что прежде, когда был маленьким, они с родителями жили совсем в другом районе города. А не то отправился бы в противоположный конец географии, а потом пришлось бы возвращаться.

Город, конечно, изменился… вернее, он был не совсем таким, как помнил Алекс. Не было некоторых зданий в центре, к которым он привык, вместо них стояли другие, непривычные.

Незыблемо, вроде, стояли, а все же через несколько лет их снесут.

Отсутствовал огромный музыкальный фонтан, что красовался на набережной. Остановочные площадки были другими. Автобусы, троллейбусы казались старомодными, немного чудными, а вот автомобили были примерно те же. А может, Алекс просто не замечал, потому что не слишком хорошо разбирался в марках и моделях.

Одежда на людях казалась ему несколько более вычурной – в его время люди одевались проще, функциональнее. Пожалуй, не так нарядно, но зато практично и удобно. Впрочем, различия были не так уж существенны.

А вот что удивляло, так это большое количество откровенно немолодых, пожилых, не слишком красивых женщин и прохожих в очках.

Алекс привык, что все, кому это требовалось, переходили на линзы или делали простейшие безопасные операции по улучшению зрения, так что не было нужды водружать на нос неудобную конструкцию.

К тому же люди скрывали возраст и выравнивали неудачную внешность с помощью пластических операций, которые стали привычным делом. Пластические хирурги были столь же востребованы, как стоматологи, а услуги их – доступны, так что женщинам (чаще все-таки под нож ложились именно они, поскольку в мужчинах жило вековое неистребимое убеждение, что они и так хороши!) не было нужды мучиться от сознания собственного несовершенства.

Он вдруг вспомнил, что профессор Ковачевич носила очки – вроде бы, в знак протеста, ратуя за естественность, не желая постоянно использовать современные технологии омоложения и оздоровления. Но такая позиция была исключением из правил. Теана Ковачевич – особый случай.

Когда Алекс добрался до улицы, где стоял его дом, день клонился к вечеру. Это был спальный район, и народ массово возвращался с работы. Машины истерично гудели, металлические утробы автобусов были переполнены так, что едва не трескались по швам. Пестрые разнокалиберные толпы текли по улицам; люди спешили, не желая терять ни минуты драгоценного вечернего отдыха, деловито рассортировывались по подъездам и магазинам.

Алексу некуда было спешить, но он все равно поддался общему ежевечернему ажиотажу – и на какой-то момент ему стало казаться, что его тоже ждут, что ему есть, к кому прийти, рассказать, как прошел день.

Всю дорогу он думал, как станет вести себя с родителями. Что можно сказать им? Как объяснить, что и он, Алекс, – взрослый, черт-те как одетый парень с настороженным взглядом и ранами по всему телу, тоже их сын! Точно так же, как и годовалый Сашура, как бабушка звала его, когда был маленьким.

Папа, возможно, выслушает и постарается поверить. Он ведь всегда верил в науку, технический прогресс, неизведанные безграничные возможности и все такое.

Мама куда более консервативна. Она материалистка, практик, а не теоретик, для нее во всем важны логические построения. Но какая может быть логика, когда здоровенный верзила сваливается, как снег на голову и заявляет, что он – твой сын из будущего!

Алекс понятия не имел, как выстроить разговор с родными, с чего начать, и, чем ближе подходил к дому, тем сильнее нервничал. Очутившись возле подъезда, он не стал заходить, отошел в глубину двора, присел на скамью, чтобы собраться с мыслями.

То, как выглядел двор, помнилось смутно, хотя убранство квартиры он представлял более-менее ясно. Березы и липы, высаженные вдоль тротуаров, лавочки, горка и качели, цветы в автомобильных шинах, выкрашенных в голубой и красный цвета – кажется, все так и было.

Алекс поднял взгляд на застекленный балкон и окна на восьмом этаже блочной девятиэтажки. Там, в тесной однокомнатной квартирке они с мамой и папой жили много лет, пока не переехали в новую просторную. Алекс, маленький и несмышленый, глядел по утрам в окошко, выходил вот из этого подъезда, чтобы мама или папа за ручку отвели его в садик или в начальную школу.

Детский сад был близко, в соседнем дворе, и это всегда одновременно успокаивало (дом же рядом!), но вместе с тем наполняло душу горечью и тоской (ну ведь рядом же, рядом – а не попадешь!). В школу нужно было идти подольше, минут десять пешком.

«Где-то тут и Вета живет», – подумал Алекс.

В своем послании она писала, что жила по соседству, ходила с ним в один детский сад и школу. Этого Алекс не то, что не помнил, даже вообразить себе не мог.

Ему захотелось увидеть Вету, заглянуть в ее огромные задумчивые глаза, прочесть в них нежность и понимание. Поблагодарить за все, что она сделала для него самого и его родителей. Хотя никаких слов, конечно, не хватит… Рассказать обо всем, о том, как тяжко ему пришлось, зная, что она поймет. Вета всегда понимала и поддерживала, вот только он ничего этого не видел. Почему по-настоящему достойные любви люди так часто оказываются незамеченными, отвергнутыми?

Сейчас искать Вету бесполезно.

Алекс повозил ногами по земле. Мелкие камушки хрустко зашуршали под подошвами кроссовок. На лавку рядом с ним уселась пожилая женщина. Алекс повернул голову и, к своему удивлению, узнал ее. Короткие седые волосы убраны за уши, все пальцы – в тяжелых кольцах с камнями, в углу рта сигарета. Кажется, она художница. Имя на языке вертится, но не дается, а вот то, что она жила на первом этаже и выгуливала утром и вечером шоколадно-коричневую таксу Зулю, вспомнилось сразу.

Да вот и собака – носится, принюхиваясь к земле. Счастливая – ни забот, ни проблем. Покружив по двору, Зуля подбежала к скамейке и принялась обнюхивать Алекса.

– Не бойтесь, она добрая, не укусит, – сказала хозяйка.

Алекс протянул руку, почесал таксу между ушей.

– Зуля, Зуля, хорошая, – проговорил он, не успев сообразить, что не может знать клички собаки.

Хозяйка немедленно напряглась и подозрительно воззрилась на Алекса.

– Откуда вы знаете, как ее зовут?

«Окликала она сейчас собаку или нет? Что сказать?» – подумал Алекс, и тут ему в голову пришло решение.

– Видел вашу красавицу, – он старался говорить непринужденно и спокойно, продолжая гладить собаку. – Бывал уже здесь, в гости приезжал к соседям вашим, с восьмого этажа. К Кущевским, Елене и Вадиму.

Сказал – и замер. Что, если она скажет, что нет тут таких, что никакие Кущевские в их доме отродясь не…

– Ах, конечно! – Хозяйка таксы сразу расслабилась и заулыбалась. – У меня Зуля приметная. Любите собак?

Алекс с облегчением перевел дух и вполне искренне ответил, что любит.

– Опять навестить решил? А их, поди, дома нет? – Собаковладелица все сама за него сказала, даже врать не пришлось, знай только кивай.

– Я, кстати, Галина. Художник. – «Да, точно! Так она всегда всем и представлялась!» – А тебя как звать?

– Алекс, – не задумываясь, ответил он. – Вадим, наверное, на работе? А Лена с ребенком ушла куда-то?

Улыбка стекла с лица Галины, и оно вытянулось, а глаза округлились.

«Что не так?»

– Ты им кто, парень?

– Родственник. Дальний. – Прозвучало глупо, но Алекс, к счастью, вспомнил, что у мамы есть в Белоруси троюродная сестра, с которой они практически не общались, и договорил: – У Елены в Минске сестра троюродная, я ее сын.

«Вроде нормально получилось: седьмая вода на киселе, не проверишь, но и не подкопаешься».

Художник Галина, поразмыслив, кивнула.

– Не знаешь ничего, что ли? Не сказали тебе?

– Я вообще-то проездом. Так, проведать заскочил, он меня не ждут.

По уму, так объясняться не следовало бы. Любые оправдания всегда звучат подозрительно, однако Галина приняла все, как должное.

– Ясно. – Она подозвала к себе Зулю, которая уже успела усвистать за детскую площадку. – Сынишка-то их, Сашенька…

– Что? – не сдержался Алекс.

– Умер, – Галина поджала губы, похоже, в неподдельной скорби. – Такое несчастье. А мальчик какой был! Красивый, улыбчивый. Сидел сам, вставать уже научился и даже агукал слова какие-то.

– Когда? – помертвевшими губами выговорил Алекс.

– Полгода уже скоро. В новогоднюю ночь, представляешь?

Новогодняя ночь. Как раз тогда, когда Алекс не вернулся из Пространственной Зоны. В этой версии бытия все произошло точно так же. Только он даже вырасти не успел. «Видимо, мне не суждено…», – начал было Алекс, но оборвал свою мысль.

– Как? Как это случилось?

– Мы все поверить не могли, – не слушая его, говорила Галина. – Люди празднуют, «скорая» не сразу приехала. Да если бы и сразу… Синдром внезапной младенческой смерти, так говорят. Бывает это у детей. Ему годика не исполнилось, бедняжке. В феврале должно было.

– Восьмого.

– Наверное. Точную дату не помню, знаю, что в феврале. У меня самой внук февральский.

Алекс сидел, уставившись в одну точку, придавленный этой новостью.

– Ты меня прости, – повинилась Галина, увидев, какое впечатление произвели ее слова. – Вывалила на тебя такое, а ты и не знал.

Сил хватило лишь пожать плечами.

– Да, видишь, как бывает… – Галина вздохнула и прицепила поводок к собачьему ошейнику. Прогулка, видимо, подошла к концу. – Лену-то ждать бесполезно.

– Это еще почему? – вскинул голову Алекс.

«Неужели?! О, Господи, мама!»

– Разъехались они. Лена у родителей живет.

– Развелись?

«Да что же это! Мама с папой… не может быть!»

– Нет, просто, как она сказала, поставили отношения на паузу. Я как раз гуляла с Зулей, смотрю, она с сумками. Я спросила, она и ответила. Может, сойдутся еще. Молодые ведь. И детей родят.

Галина уже ушла, волоча за собой жизнерадостно брыкающуюся Зулю, а Алекс все сидел, не мог собрать мысли в кучу. Не помнил толком, как попрощался с соседкой. Не знал, как поступить, что делать с той информацией, которой снабдила его словоохотливая Галина.

«Надо бы на кладбище сходить. Посмотреть на собственную могилу».

Между тем город понемногу затягивали сумерки. Часов у Алекса не имелось, но, наверное, было около восьми. В окнах зажигался свет, детская площадка пустела – малышей звали домой ужинать. Становилось свежо, и, хотя холода Алекс еще не чувствовал, было понятно, что ночью он замерзнет в своей драной водолазке.

Нужно где-то переночевать, отдохнуть. Да и поесть не мешало было. Пусть горе, пусть потрясение – организм все равно свое требует. Гнусное дело, если подумать, но физиологию не обманешь.

Хлопнула дверца машины. Какой-то еще жилец приехал, припарковался.

Алекс поднял голову и увидел, что по двору размашистым шагом идет человек. Высокий, худощавый черноволосый молодой мужчина не старше тридцати лет, в темных джинсах и светлой рубашке. Мужчина слегка сутулился и…

«Сынок, держи спину прямо! А то будешь крючок крючком, как я!» – раздался в голове голос отцовский голос.

Сердце, кажется, перестало биться. Алекс во все глаза смотрел на человека, который, тем временем, быстро набрал код домофона и скрылся в подъезде прежде, чем Алекс успел окликнуть его.

И хорошо, что не успел. Что бы крикнул? «Папа»?

Нет, нужно обдумать все, решить, что сказать. Впрочем, Алекс знал, кем представится – другого выхода нет.

В знакомых окнах восьмого этажа зажегся оранжевый свет.

Глава третья. Чужой среди своих

Ему опять не спалось, уже вторую ночь. Не давали покоя тяжелые, горестные мысли. Алекс лежал на кресле-кровати, зажатый с двух сторон твердыми, как валуны, подлокотниками, и смотрел в потолок. Проезжающие по ночным дорогам автомобили изредка освещали его короткими всполохами, а потом комната вновь погружалась во тьму.

Можно было встать, сходить на кухню, выпить воды, но он знал, что у Вадима (он постоянно старался не сбиться, не назвать его отцом) чуткий сон. Не хотелось его беспокоить.

Алекс жил здесь, в своей старой квартире, уже десять дней. И чем дальше, тем сильнее запутывался, мучаясь от сознания невозможности, неправильности происходящего.

Вадим не подозревал, кто он такой на самом деле, и искренне старался помочь дальнему родственнику жены, который приехал из Минска. Именно так представился ему Алекс, рассудив, что, поскольку с мамой они пока вместе не живут и не общаются, то и вывести его на чистую воду некому. Да и потом, мама не знала толком своих белорусских родственников. Так что риска, пожалуй, никакого.

– Вы к кому? – спросил его отец в тот, первый вечер, открыв дверь незнакомому парню.

У Алекса ком стоял в горле – так хотелось бросится к отцу, обнять, выговориться, попросить совета. Вместо этого он сглотнул и сдавленно проговорил:

– Здравствуйте. Простите, мне бы Лену. А вы, наверное, Вадим?

– Наверное, – отозвался отец. – А Лена вам зачем?

– Я ее… – волнение все еще мешало нормально говорить, но в той ситуации это выглядело даже естественно. – У нее есть троюродная сестра в Минске. Старшая. Я ее сын. Вот, приехал… – Алекс беспомощно умолк.

Они стояли и смотрели друга на друга. У отца была непривычная прическа – обычно он стригся намного короче. Морщинок возле глаз еще не было, линия рта и скул была четче, но взгляд – внимательный, немного грустный, был все тот же. Так и кажется, что папа спросит: «Как дела, сын? Ты что-то невеселый сегодня».

Алекс, боясь, что собственный взгляд может выдать его, опустил глаза.

– Ясно. Проходи. – Отец посторонился. – Тебя как зовут-то?

– Алекс.

Он вошел в тесную прихожую. От знакомого, неуловимого, но родного запаха перехватило горло, и он с ужасом понял, что может расплакаться.

Отец запер за ним дверь.

– Где твои вещи? Ты что, с этим несерьезным рюкзачком из Минска приехал?

– Обокрали, – выдал Алекс очередную заранее заготовленную ложь. – Был чемодан, на вокзале увели. Там и одежда, деньги, и документы… все.

– Мать честная, – присвистнул отец. – Так надо в полицию!

– Я написал заявление, – каждая следующая ложь давалась проще предыдущей. – Они ищут. Извините, что я вот так ворвался. Но мне ночевать негде, а мать говорила…

– Да ты что! Извиняться еще вздумал. Такое дело! – Он знакомым жестом почесал переносицу. – Зачем тогда родственники нужны?

Алекс разулся, постаравшись задвинуть разваливающиеся кроссовки под полку, подальше с глаз. Если отец и заметил этот неловкий жест, то виду не подал.

– А где Лена? – спросил Алекс. Ему показалось, что он должен задать этот вопрос. А вот спрашивать ли про сына, еще не решил.

Рука отца снова потянулась к переносице.

– Она… в отъезде. Временно, – с показной легкостью, сразу выдавшей, как тяжело у него на душе, проговорил он и поспешно прибавил: – Но скоро вернется. А пока придется нам с тобой похозяйничать.

Так Алекс и остался в доме. Проник, как тайный агент, воспользовавшись доверчивостью и добротой отца. «Вадима! Называй его Вадимом даже про себя, болван! А то точно проговоришься!»

Вадим дал Алексу свою футболку, белье и джинсы («Надо же, у нас с тобой и рост один, и размер почти тот же!»), отправил в душ, приготовил ужин, постелил в кресле. На следующий день он ушел на работу, а Алекс весь день провалялся в квартире, наслаждаясь покоем и уютом, разглядывая фотографии и все еще не веря, что и вправду оказался дома.

Только вот это больше был не его дом.

Вечером второго дня они с Вадимом сидели в кухне, ужинали и пили коньяк. Нужно было как следуют познакомиться, поговорить.

– Знаю, никогда тебя раньше не встречал, но не могу отделаться от ощущения, что лицо твое мне знакомо, – сказал Вадим, разливая золотистую жидкость по бокалам.

«Ох, пап!»

Алексу стоило немалых трудов пожать плечами и равнодушно проговорить:

– Мы же с Леной все-таки родственники. Пусть и дальние.

– Да, точно. Генетика – дело тонкое. А сколько тебе лет? – спросил Вадим. – Вроде и молодой совсем, но… Не знаю, как объяснить. Взгляд у тебя… умудренный, что ли.

– Двадцать один.

– А мне двадцать восемь. Ты учиться приехал?

– Я учился в Минске. Два с половиной года. Решил перерыв сделать. Поработать, осмотреться.

– А на кого учился?

– Факультет Гуманитарных и Общественных наук. Специализацию еще не выбрал.

Вадим удивленно вскинул брови.

– Надо же. Это у вас в Минске система образования такая? Название факультета очень, как бы это сказать, обобщённо звучит. И то, что специальность выбирать нужно не сразу – необычно.

Алекс немного растерялся – он не знал, что может быть и по-другому. В его время учились именно так. Боясь ляпнуть что-то не то, он поспешил сменить тему.

– А ты и Лена – вы чем занимаетесь?

– Лена экономист. А я работал на предприятии… Но это неважно, потому что сейчас мы с другом и коллегой открыли свой небольшой бизнес. Офис на днях сняли, там ремонт теперь нужно делать.

– Что за бизнес?

– Установка аппаратов по продаже разной мелочевки в торговых центрах. Не знаю, пойдет или нет.

– Пойдет, – уверенно ответил Алекс и прикусил язык. – То есть я надеюсь, что все получится.

– Спасибо, – усмехнулся Вадим.

От коньяка в голове приятно зашумело. «Смотри только не размякни и не наболтай ерунды!», – велел себе Алекс.

Вадим говорил что-то о перспективах нового бизнеса, Алекс слушал, кивал. Он знал, что бизнес отца просуществует почти десять лет, а потом они с партнером продадут его из-за разногласий. Чтобы совсем не разругаться в пух и прах. Выгодно продадут. А дальше отец будет работать примерно в той же сфере: в крупной корпорации, которая обеспечивает людей, в основном школьников и студентов, горячим питанием с помощью автоматов.

«Почему бы не подкинуть эту идею сейчас? Тут, похоже, еще до этого не додумались», – возникла в затуманенном мозгу светлая мысль.

– Автоматы – дело вообще перспективное, – сообщил Алекс. – Можно ведь и на рынке школьного питания что-то придумать. Например, разработать машину, которая будет выдавать свежую горячую еду. Вставил школьник или студент свою карточку, набрал идентификационный код – и через секунду получил горячее блюдо. Никаких очередей на раздаче. Гигиена, порядок. Красота!

– Слушай, прямо фантастика какая-то. Как в кино, – улыбнулся Вадим. Видимо, он не воспринял эту мысль всерьез. – Что очередей нет, это, конечно, хорошо, но…

Он заговорил о сложностях реализации проекта, Алекс не вслушивался. Главное, он заронил идею в голову Вадима, а дальше уж видно будет. Может, в итоге он, а не кто-то другой первым ее внедрит, пусть и через десятилетие. Сам Алекс вообще не представлял, как может быть иначе.

– … если пока ничего не надумал!

Оказывается, Вадим задал какой-то вопрос, а Алекс прослушал.

– Что, прости?

– Я говорю, нам помощь нужна в ремонте. Если хочешь, если пока ничего не надумал, присоединяйся. За плату, само собой! А может, и надумаешь поработать, когда мы запустимся и будем набирать сотрудников. Ты отличный парень, так что… – Вадим улыбнулся. – Что скажешь?

Разумеется, Алекс согласился, и вот уже неделю работал с отцом и его партнером, Курочкиным, которого помнил весьма смутно: прекратив совместно вести дела, они с отцом встречались не так часто, а с годами и вовсе прекратили общение. Так что говорить с ним, как с незнакомым человеком, ему было проще, чем с Вадимом.

Ему выдали аванс, и Алекс купил себе нормальные кроссовки, кое-что из одежды, личных принадлежностей и сотовый телефон. Такие маломощные устаревшие модели прежде он видел только в старых фильмах, но разобраться особого труда не составило. Хотел отдать Вадиму за проживание, но тот замахал руками: брось, мол, ты что! Родственник же, да к тому же такое несчастье – ограбили!

– Из полиции нет новостей? – время от времени интересовался Вадим, и Алекс, скорчив расстроенную мину, пожимал плечами.

Что делать, как жить дальше, не имея удостоверения личности, он не знал, но надеялся, что со временем придумает что-нибудь.

Сейчас, лежа без сна, он думал, что нужно уже что-то решать, но вот что и каким образом?..

Можно было обосноваться, выправить как-то документы, устроиться работать в фирму отца, снять жилье – зажить, припеваючи, как будто и не было никогда Пространственной Зоны, всех этих метаний и потерь. И Кайры…

Она там, одинокая, измученная, запертая в ловушке, – и рассчитывать ей не на кого. Алекс тосковал по ней, одновременно мучаясь от сознания того, что образ ее меркнет и тает, и сама она превращается в подобие кинозвезды минувших лет. Ему казалось, что его сердце – это единственное место, где она еще жива, и, налаживая жизнь здесь, он предает любимую женщину.

Чтобы начать жить здесь, следовало забыть Кайру.

Но забыть Кайру означало погубить свою любовь.

Он вздохнул и повернулся на бок.

– Не спится? – послышалось в темноте.

«Разбудил все-таки!»

– Да, что – то никак не засну.

– Пошли, покурим. У меня тоже ни в одном глазу.

Алекс не курил, и отец его в зрелом возрасте – тоже. А вот в молодости, как выяснилось, смолил, правда, не слишком увлекался.

Они устроились на балконе, накинув пледы на плечи. Вадим закурил, Алекс смотрел вдаль, на темный спящий город, кое-где присыпанный бисером огней. Было три часа ночи – смутное, нервное время. Не нужно принимать решений, не стоит анализировать свою жизнь. Вот только тянет, неодолимо тянет почему-то.

– У тебя девушка есть? Ну, или была? – спросил Вадим.

– Была. И есть, – ответил Алекс. В темноте легко было быть честным. – Кайра.

– Необычное имя.

– Она наполовину американка.

Помолчали. Вадим затянулся и выпустил дым из ноздрей.

– Ты уже понял, наверное, что Лена не просто уехала. Она… сказала, что нам нужно пожить отдельно. Обдумать все и решить, как быть дальше. Ей казалось, что так правильно.

– А тебе?

– А меня не спрашивали. – Боль в его голосе звучала громко и отчетливо. – Лена не могла быть со мной рядом, так ей было тяжелее. Наверное, моя физиономия постоянно напоминала ей о… – Он щелчком выбросил сигарету и тут же прикурил новую. – Разве не лучше было бы попытаться все пережить вместе?

Алекс знал, о чем он говорит, но не спросить было нельзя.

– Что пережить? Что между вами произошло?

– У нас сынишка умер. Прямо в новогоднюю ночь. Сашенькой звали, Александром, как тебя. Годик должен был исполниться восьмого февраля.

Алекс знал, что скажет Вадим, но все равно ему показалось, будто его ударили.

– Как это случилось?

– Синдром внезапной младенческой смерти. Врачи приехали, но спасать было уже некого. Так бывает, сказали они. Редко, но бывает. Почему с нами? Почему именно с Сашенькой?

Этот вопрос не требовал ответа. Ответа быть и не могло.

– С вечера все было хорошо. Как обычно. Мы его уложили, маленький стол на кухне накрыли. Гостей не было – только я да Лена. Часа в два пошли спать, она уставала очень – Саша спал неважно, да еще подработку взяла, фирме одной балансы сводить. Я против был, но она настояла. – Вадим помолчал немного. – Мы еще радовались и удивлялись: как хорошо и крепко он заснул! Салюты за окном гремят, соседи орут, а ему хоть бы хны. Только Сашенька уже не спал. В полночь все было в порядке, я слышал его дыхание, а потом…

Вадим закрыл лицо руками. Послышался сухой всхлип.

«Папа, вот же я, рядом! Неужели ты не узнаешь меня?» – хотел сказать Алекс, но вместо этого, еле сдерживая рвущиеся наружу эмоции, приглушенным, мертвым голосом проговорил:

– Мне так жаль. Мне очень, очень жаль, Вадим.

Глава четвертая. Тайное и явное

Через неделю после возвращения Алекс после работы сходил на кладбище. Вадиму сказал, что идет в полицию, насчет кражи, а отправился туда.

– Тебя подбросить?

– Нет, не беспокойся, доберусь.

Сам толком не понимал, зачем пошел. Наверное, нужно было удостовериться, что на том месте, которое было отведено для него в этом мире, образовалась дыра.

Где Вадим и Лена могли похоронить сына, он примерно представлял: возле могилы рано умерших родителей отца, которых Алекс никогда не видел, было свободное место. Папа иногда говорил: вот там, мол, меня и похороните. А мама хмурилась, потому что не выносила разговоров о смерти.

Алекс оказался прав. Могила Сашеньки Кущевского оказалась именно там, за черной чугунной оградкой, заваленная цветами, с деревянным крестом. Памятник в первый год, кажется, не ставят. Земля оседает.

Земля…

Алекс смотрел себе под ноги, на крошечный и потому особенно жуткий холмик, и не мог уместить в голове, что там, на двухметровой глубине, покоится в деревянном ящике тело младенца.

Он сам – внизу! Но как, как такое возможно? Это же парадокс! Две даты – рождение и смерть, и такой маленький между ними промежуток. Даже год не успел смениться.

Алекс долго стоял, смотрел на собственную могилу, и мысли, что вяло ворочались в голове, были такими неподъемно-тяжелыми, что ни одно он толком не мог додумать до конца.

Если существуют разные варианты развития события, то тот факт, что Алекс в одном из них застрял в Пространственной Зоне перечеркнул для всех его «двойников» возможность выжить? Значит, где-то там, в параллельных Вселенных, все Александры Кущевские так или иначе погибли?

Но ведь он вернулся! А, может, судьбу не обмануть – он все равно не выживет? «Один раз оказавшись в Зоне, ты остаешься там навсегда», – вспомнились чьи-то слова. Кто это сказал? Наверное, Кайра.

Получается, это неважно – вышел он из Зоны или нет, он все равно остался там, и в земной, нормальной жизни места ему не найдется?

Алекс почувствовал на щеке влагу и будто проснулся. Начал накрапывать мелкий дождик. Он поднял голову к небу. Ни единого просвета – все затянуто пеленой туч. Наверное, дождик скоро разойдется, превратится в настоящий ливень, а у него нет зонта. Алекс сунул руки в карманы и пошел прочь от могилы. Если бы точно так же можно было оставить за спиной все тягостные мысли!

Кладбище было за городом, добираться до дома пришлось больше часа, так что, когда Алекс вышел на нужной остановке, уже стемнело. Вымокнуть под дождем он не успел – удалось вовремя заскочить в автобус, так что сильный ливень он наблюдал из окна. Но он продрог в тонкой ветровке, которую купил в магазине секонд-хэнд (на большее пока денег не хватило), хотелось есть и спать.

«Быстрее бы домой!» – думал он, как всякий уставший за день человек. Но, подходя к подъезду, вынужден был признать: дом-то ведь не его.

Того Сашеньки, который имел полное право жить здесь с отцом (и матерью) больше не существовало, он сам в этом убедился, увидев захоронение. Сколько еще он может злоупотреблять гостеприимством Вадима? Да и потом, жить с ним бок о бок вот так, в постоянной лжи, опасаясь не так что-то сказать или сделать, выдать себя, изворачиваясь и сознавая, что проник в дом, как грабитель, было невозможно.

А одному – в чужом времени, без родных, друзей, документов – разве будет лучше, легче?

«Но это хотя бы жизнь, а не бесконечная гонка по проекциям!» – возразил внутренний голос. Да, все так… Но там была – и осталась Кайра, единственный на всем свете человек, который любит его, который помнит, знает, понимает. Она – там, а он мечется здесь.

Домофон запиликал, дверь открылась. Лифт отключили, о чем возвещала табличка на двери. «Приносим извинения за неудобство», – винились сотрудники жилищной конторы. Интересно, когда его собираются включить? Алекс не помнил, чтобы лифты, горячая вода или электроэнергия вообще когда-либо отключались: обычно все неполадки чинились в считанные минуты. Но тут, видимо, было все иначе, потому что на двери подъезда висело объявление об отключении горячей воды в начале июня. На две недели.

Алекс побрел по лестнице, опираясь на перила, как старик. Невеселые мысли и дурное настроение давили к земле, пригибали книзу, не давая распрямится во весть рост. Оказавшись возле знакомой двери, он надавил на звонок.

Дверь распахнулась тотчас же. Вадим как будто караулил возле порога. В противоположность Алексу, он сиял, как начищенный самовар.

– Чего так долго? Где тебя черти носят в такую погоду? Что там в полиции? – И, не успел Алекс ответить, добавил: – Заходи скорее, не стой.

Недоумевая, что могло так взбудоражить обычно уравновешенного Вадима, Алекс скинул кроссовки и пристроил ветровку на вешалку.

– Есть будешь? – И тут же, опять не дожидаясь: – Я тоже голодный. Сам тоже только что вернулся.

– А ты где был? – прокричал из ванной Алекс сквозь шум льющейся воды.

Вадим ответил что-то, но он не услышал. Когда зашел на кухню, Вадим открывал банку с тушенкой. От макарон в дуршлаге шел пар.

– Огурцы порежь с помидорами, – попросил Вадим.

– Так где ты был? Я не расслышал.

– Лена позвонила. Предложила встретиться. – В голос звенело ликование. – Представляешь?

– Отлично!

– Мы в кафе встретились, в центре. Я все боялся опоздать – пробки кругом. Но даже раньше пришел. – Вадим перемешивал тушёнку с макаронами. – Шел и трясся, как мальчишка на первое свидание. Честное слово, думал, она о разводе будет говорить. Подумала, решила… Нам тяжело было вместе в последнее время, мы все ссорились. Даже не нам, а ей было трудно со мной.

– Но она, я так понимаю, не разводиться хочет?

– Да! То есть, нет, не хочет она разводиться. Лена беременна! Десять недель уже! Она сама недавно узнала, сходила к врачу и… Понимаешь? У нас будет ребенок! – Последние слова Вадим почти прокричал.

Алекс от неожиданности полоснул ножом по пальцу.

– Вот именно! – снова выкрикнул Вадим, глядя в его ошеломленное лицо. – Я тоже так отреагировал. Это же наш второй шанс, понимаешь? Лена обещала вернуться ко мне. Мы о многом поговорили… По душам. Она тоже счастлива. Так легко стало.

Вадим говорил и говорил, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, Алекс почти не слушал: главное было сказано. Значит, у него будет брат или сестра? Эта мысль захватила его целиком, и теперь он был так же взбудоражен, как и Вадим.

А потом вдруг его как подбросило: придется съехать. Вадиму и Елене нужно отношения налаживать, а тут под ногами путается чужой человек. Да и потом, встретиться с мамой («Леной! Леной!») было страшно, трудно… Как не выдать себя? Как найти нужный тон с молодой женщиной, какой она является сейчас?

– Мне нужно найти, где жить, – сказал Алекс.

Вадим осекся – Алекс перебил его.

– Да нет, что ты! Я и не думал о таком! Не нужно никуда уходить, ты же…

В дверь позвонили. Два коротких звонка – именно так они все звонили: мама, папа, Алекс. Чтобы сразу ясно было, что за дверью – свои.

Вадим встрепенулся и побежал открывать.

Алекс замер, прислушиваясь. Хотя и без того знал, кто пришел.

– Лена? – счастливо выдохнул Вадим.

– Я решила не ждать до завтра, – проговорила она.

В ее голосе слышалась улыбка. Последовала пауза – видимо, они целовались. Потом была суета: Вадим приглашал жену войти, забирал и ставил в комнату чемодан, помогал найти домашние тапочки. И во всем этом было солнечное, певучее, неприкрытое счастье, вызванное долгожданным примирением, воссоединением любящих друг друга людей, которые вынуждены были расстаться, и которым тяжело было находиться в разлуке.

Алекс, стоя в кухне возле стола, остро ощущал то, что он лишний, что ему не место в этом доме, куда снова заглянуло счастье. Ему казалось, что он присутствует при чем-то личном, не предназначенном для чужих глаз.

Наконец те двое вспомнили о нем.

– Леночка, я забыл предупредить тебя. Здесь Алекс. Он пока живет у меня, приехал из… Алекс, да иди же сюда! Сам расскажи!

Ему ничего не оставалось, как положить нож, который он все еще сжимал в руке, и выйти в комнату. Сердце колотилось в горле, колени подгибались.

«Мама, мамочка…»

– Привет. – Она улыбнулась чуть застенчиво, но с живым интересом, и протянула руку для приветствия. – Лена.

– Алекс, – хрипло выговорил он и откашлялся.

Мама («Лена, балбес, запомни уже!») была похожа на все свои фотографии в молодости. Отец мало фотографировался, а вот мама любила сниматься. Но никакие снимки не могли передать ее обаяния, света ее улыбки.

У Елены Кущевской были длинные вьющиеся волосы, очень густые и блестящие. Выразительные глаза, длинные ресницы, маленький нос, высокие скулы… Алекс вспомнил, что мама, учась на втором курсе, выиграла студенческий конкурс красоты. Отец, вспоминая об этом, гордился больше, чем сама королева.

Даже в реальности Алекса, где практически все женщины были хороши собой благодаря умению пластических хирургов, мать выделялась своей красотой – и красота эта была натуральная. Она и с годами ничего в себе не меняла, не переделывала, не улучшала.

– Вы мне напоминаете кого-то, – немного растерянно сказала Лена. – Такое лицо знакомое. Как будто я вас откуда-то знаю.

– Генетика, – пожал плечами Вадим. – Представляешь, у него чемодан на вокзале увели! Там все документы были, вещи. Наша доблестная полиция, ясное дело, жуликов найти не может.

Лена повздыхала и поохала, сколько положено, продолжая все так же внимательно вглядываться в лицо Алекса. Неужели что-то почувствовала? Правильно говорят, материнское сердце не обманешь.

– Вадик, ты почему про генетику-то сказал? – спросила она. – Я не поняла.

– Он на тебя немножко похож. То есть не прямо вот на тебя, – поправился он, – а на твою родню. Он же из Минска, я что, не сказал? Родственник твой по материнской линии.

– Правда? – Она снова улыбнулась. – Надо же. Я своих белорусских родственников плоховато знаю, почти никого и не видела, а если и видела, то в детстве.

– Вот и познакомились, – жизнерадостно сказал Вадим.

– А вы… Можно на «ты»?

– Конечно.

– Ты чей сын?

– Твоей троюродной сестры.

Улыбка Елены слегка поблекла.

– Что?

– Янины сын, – сказал Алекс. Имя тетки он знал, а про то, есть ли у нее дети, понятия не имел. И хотел верить, что мать этого и сама не знает. По крайней мере, она о них никогда не упоминала.

– Это невозможно, – проговорила Лена, пристально глядя на Алекса.

– А каком смысле? – спросил Вадим.

В комнате как будто стало холоднее.

– Яночка в восемнадцать лет перенесла операцию… Чуть не умерла. Ей матку удалили. У нее детей нет и быть не может.

Алекс онемел от такого поворота. Было это в том, прежнем варианте жизни или только здесь, в этом странном прошлом? Мысль пронеслась молнией, но, в сущности, значения это не имело. «И зачем я эту Янину приплел? Назвал бы выдуманное имя, кто бы стал разбираться»

Но теперь ведь не скажешь, что ошибся – это уж полный аут!

Родители стояли и смотрели на него – вместо доброжелательности на лицах застыли настороженность и опасение. Вадим инстинктивно обнял Елену, желая защитить, она прижалась к нему плечом.

– Кто ты такой на самом деле? – спросил Вадим. – Зачем ты мне соврал?

Глава пятая. Письмо за океан

Вадим и Лена сидели на диване. Алекс, втайне завидуя этой сплоченности и ощущая себя неприкаянным, пристроился в кресле напротив. В том самом, где спал, поселившись в старой родительской квартире.

Почти час он рассказывал о своих приключениях в Пространственной Зоне – не все, только то, что, как считал, мог позволить себе рассказать, и, чем дольше говорил, тем сильнее вытягивались лица Вадима и Лены.

Они и верили, и не верили, и Алексу трудно было осуждать их. История звучала совершенно фантастически – особенно для людей, который понятия не имеют о Корпорации, Комнатах, Порталах и проекциях.

– Погоди, давай-ка я своими словами… – Вадим потер переносицу, как всегда, когда нервничал. – То есть ты в 2040-м году попал в Пространственную Зону, куда люди могли ходить, как к себе домой, чтобы поразвлечься, застрял там, а потом выбрался и оказался здесь и сейчас. Так?

– Если вкратце, то да. Все верно.

– Почему ты пришел ко мне… к нам? Ты не сказал. Откуда узнал о Лениной сестре?

Это был самый сложный вопрос, и Алексу пришлось тщательно подбирать слова, думая, что сказать. Нужно, чтобы они поверили. Ложь должна быть похожа на правду.

– Я и правда сын Янины. Отца не знаю, мама одна меня растила. Когда я родился, мы жили в Минске, но почти сразу переехали. Сначала я пришел к маме. Но не нашел ни улицы, ни дома. – Алекс говорил коротко, стараясь, чтобы его слова невозможно было проверить.

– Ничего себе! – Лена прижала ладони к губам. – Где же ты прежде жил?

Ответ на этот вопрос был готов. В первый же день Алекс обратил внимание на длинный унылый ряд старинных зданий, что выстроились на одной из центральных улиц, возле речки, что протекала через южную часть города.

Несмотря на затейливую архитектуру, вид они имели неопрятный и жалкий: облупившиеся фасады, заколоченные досками окна, облезлые двери. Наверное, здания эти не представляли исторической ценности, вот никто и не занимался реставрацией, не старался придать им ухоженный вид.

Дома эти Алекс видел впервые: ему помнилось, что на этом месте расположен современный жилой комплекс, огромный торговый центр и аквапарк.

– На Старой Московской. Мы жили в большом доме, на восемнадцатом этаже. А тут…

– Знаю, знаю! – воскликнула Елена. – Старую Московскую собираются перестраивать! Помнишь, Вадик? Еще защитники старины на забастовку выходили! Я статью читала, там будут… – Она мельком посмотрела на Алекса, – новые элитные дома, супермаркеты и… Точно, аквапарк хотели строить!

«Господи, неужели попал? Повезло!»

– Значит, построили, – задумчиво проговорил Вадим.

– Красиво, кстати, получилось, – подхватил Алекс, желая закрепить успех. – Так вот, дома я не нашел. Никого из друзей или девушку свою искать смысла нет – в этом времени они все младенцы. Если вообще родились… Но мама и ты, Лена, близко общались, вот я и…

– Надо же. – Вадим и Лена поглядели друг на друга. – Я, честно сказать, мало знаю Яночку. Она так и живет в Белоруси…

Тут глаза Лены округлились еще больше, как будто ей неожиданно открылась какая-то истина.

– Ты, наверное, хочешь найти маму? Поехать к ней?

– Нет! – выпалил Алекс.

– Нет?

Алекс хотел было ответить, но Вадим сделал это за него.

– Конечно. Лена, ты подумай! Каково Алексу будет свалиться на голову Яне, которая ни сном, ни духом! А она? Ты сама говоришь, она бездетная, родить не может! Решит, что над ней жестоко издеваются.

– Ты прав, – рассеянно проговорила Елена, думая о чем-то своем.

– История, конечно, фантастическая. Ты извини, Алекс, но…

Алекс вскочил и бросился к шкафу, где лежал его рюкзак.

– Сейчас! – на ходу бросил он. – Я покажу.

Спустя пару минут все трое склонились над небольшим прибором, напоминающим закрытый ноутбук.

– Так это и есть проектор? – почти благоговейно проговорил Вадим. Алекс знал, как он любит всевозможные технические штучки.

Алекс провел пальцем по поверхности устройства. Оно послушно отреагировало: они увидели нежный неоновый голубовато-розовый свет. Как только проектор заработал, верхняя часть сделалась прозрачной – внутри что-то переливалось.

Вадим и Лена, не сговариваясь, восторженно ахнули – никогда прежде не видели ничего подобного. Алекс, довольный их реакцией и испытывающий глупую гордость, как будто это он изобрел проектор, с удовольствием демонстрировал чудеса техники.

– Тут и проекция осталась, видите? – Он указал на крошечную тоненькую перламутровую пластиночку, по-прежнему утопленную в специальном гнезде. – Правда, проекцию можно использовать только один раз. Повторно она не откроется.

Вадим пытался задавать вопросы о том, как работает проектор, но Алекс мало что мог ответить: он ведь был лишь пользователем.

– Неужели все это правда? – сказала Лена.

– Думаете, я вас обмануть пытался? – с некоторой обидой проговорил Алекс. – Зачем это мне? Ограбить, что ли, собрался? Так уж ограбил бы. А хотел бы наврать, придумал бы что-то поправдоподобнее.

О том, как он нашел проекцию и выбрался, Алекс тоже рассказал приемлемую полуправду: поведал, что проекцию ему оставила его невеста Вета, которая не смирилась с его исчезновением.

– Перестань, не обижайся. Просто неожиданно все это, но мы верим.

Алекс выключил проектор и убрал его обратно в рюкзак, засунул в шкаф.

Они все немного помолчали. Алекс надеялся, что неудобные вопросы закончились. Кажется, обо всем рассказал, что мог. Но Елена тут же убедила его в обратном.

– А Кайра? Ты не сможешь вернуться к ней, но, наверное, сумеешь отыскать здесь, в нашем времени?

Слова ее буквально вогнали Алекса в ступор. Думая о Кайре, о том, как ему не хватает ее, о невозможности встретиться, о своем одиночестве, он совершенно упустил из виду возможность того, что ведь она-то живет сейчас, в этом мире! Алекс может связаться с ней, увидеть!

Кайре сейчас – сколько же? – меньше тридцати, они почти ровесники, и как раз сейчас, в эти годы, она и остальные ее коллеги открыли Нулевое измерение, разрабатывали возможность выхода в Пространственную Зону!

«А вдруг это тоже изменилось, и ничего такого не происходит?»

Алекс не знал, но должен был узнать.

– Я не подумал, – прошептал он. – Вот я болван!

– Ты можешь найти ее, – сказала Лена.

– Если она занята разработками, ты можешь помочь. Принять участие! – Вадим вскочил с места. – Мы можем все это проверить!

– Как? Что проверить? – не понял Алекс.

Он все еще плохо соображал из-за открывшихся ему возможностей.

– Ведутся ли исследования или нет, разумеется, – пояснил Вадим. – В Интернете можно найти все, что угодно. Поищем тот университет, где она работает, найдем списки сотрудников. Это не так уж сложно.

– Не так уж сложно, – эхом откликнулся Алекс.

Вадим включил компьютер, стоящий в углу комнаты. Пока он загружался, Лена подошла к Алексу, взяла его за руку.

– Любишь Кайру? Наверное, скучаешь ужасно? – Взгляд ее светился сочувствием.

«По тебе и по папе я тоже скучал… и скучаю до сих пор. Вы рядом, но я не могу сказать об этом. Не могу сказать, как люблю вас».

Алекс коротко кивнул вместо ответа, боясь, что голос его подведет. Лена сочувственно улыбнулась, как бы говоря, что все непременно наладится.

В компьютерах, как и в любой другой технике, Вадим разбирался отлично. Честно говоря, куда лучше самого Алекса – так было всегда. У отца был светлый аналитический ум, он умел принимать нестандартные решения и делать правильные прогнозы. Кроме того, у него еще и руки были золотые: он мог что угодно починить, в чем угодно разобраться.

Алекс даже не вмешивался: знал, что, если найти вообще что-то можно, то Вадим найдет. Просто сказал, как называется научно-исследовательский центр и где он располагается, и вместе с Леной стал ждать результата.

Поколдовав над клавиатурой, спустя некоторое время Вадим вскинул ладони кверху и проговорил:

– Аллилуйя!

– Нашел? – Оба бросились к нему.

– А как же. Вот он, родимый.

На экране появился официальный сайт Университета. Замелькали названия институтов и научно-исследовательских центров. Нужный нашелся быстро, а вслед за ним – и лаборатория, которую возглавлял доктор Саймон Тайлер.

– Об исследованиях тут почти ничего не сказано. Так, общие слова.

– А сотрудники? – с замирающим сердцем спросил Алекс.

– Сейчас, сейчас.

Вадим открывал одну вкладку за другой, пока не нашел нужную. С экрана на них смотрели знакомые Алексу с детства лица. Теана Ковачевич, Майкл Петерсон, Джон Свенсон и Кайра Буковски – знаменитая четверка гениев, подаривших человечеству возможность выхода в Пространственную Зону.

Алекс так и не смог до конца понять, что это было – благословение или проклятие? И все же больше склонялся ко второму.

Он неотрывно смотрел на Кайру. Он знал ее другой, не такой улыбчивой и юной. Не такой беззаботной и уверенной в правильности своих действий. Но все же это была она, его любимая.

– Красивая, – искренне сказала Лена. – Улыбка такая солнечная.

– Да, – еле выдавил Алекс, приклеившись взглядом к экрану, вглядываясь в каждую черточку милого лица.

Вадим и Елена переглянулись за его спиной – он этого не заметил. А если бы заметил, то понял, что вот теперь-то все их подозрения рассеялись окончательно. Такую боль, такое потерянное, несчастное и вместе с тем любящее, трепетное выражение лица не сыграешь.

Усилием воли Алекс заставил себя закрыть страницу. Хватит душу рвать.

– Что будем делать? – спросил Вадим, и от этого «будем» на сердце потеплело. Как будто они трое снова были в одной лодке. Снова были семьей.

– Может, взять и написать письмо? – предложила Лена.

– Только не Кайре! – быстро проговорил Алекс. – Это будет… двусмысленно. А если начну для достоверности приводить какие-то личные подробности, это ее напугает.

– Никто не говорит, что нужно писать Кайре. Лучше на адрес центра. Или Университета.

– Тут есть контакты, – сказал Вадим, снова поворачиваясь к компьютеру и принимаясь щелкать мышкой. – Но все же не очень хорошо, если секретарша какая-нибудь… А, нет! Смотрите, вот личная почта доктора Тайлера. Туда и надо писать!

– Только что писать?

– Хороший вопрос. Слишком много напишешь, не станет читать. А в двух словах не объяснишь.

– Ты знаешь английский? – спросила Алекса Лена.

– Да, мы все учили обязательно. Не на самом высшем уровне, но говорю, пишу, понимаю, читаю.

– Садись, пиши, – Вадим встал со своего места. – Я учу, на курсы даже записался. Но пока уровень школьно-институтский.

«Не переживай. Выучишь», – подумал Алекс, на памяти которого отец хорошо знал язык.

После долгих попыток составить внятный, лаконичный текст, который должен был заинтересовать доктора Саймона Тайлера и дать ему понять, что автор – не псих, не хулиган и не один сетевых придурков, которым нечем заняться и которые развлекаются, доставая других, они остановились на таком варианте:

«Добрый день, доктор Тайлер.

Меня зовут Алекс (в этом месте Алекс едва не написал свою фамилию, но вовремя опомнился). Я нахожусь в России.

Если не ошибаюсь, Вы с коллегами работаете сейчас над возможностью выхода в Нулевое измерение и находитесь на пороге важнейшего глобального открытия. Пришли Вы к этому в ходе изучения волновых процессов, в частности – особенностей волнового переноса материи, а не только энергии.

Доктор Тайлер, поверьте, это не попытка шантажа! Я думаю, что мы с Вами можем быть полезны друг другу. Пожалуйста, свяжитесь со мной по этому электронному адресу.

Надеюсь, Вы поймете, что открыто писать обо всем я не могу, поэтому письмо мое получилось размытым, расплывчатым по содержанию. Однако, уверяю Вас, я обладаю полезной информацией о предмете Ваших исследований и охотно поделюсь ею с Вами…»

Дальше шли положенные чопорные уверения в уважении и вежливые слова прощания.

– Не знаю, что из этого выйдет, – с сомнением протянул Алекс, нажимая на значок отправки.

Письмо улетело в неизвестность.

– Пятьдесят на пятьдесят, – философски заметил Вадим. – Может, он воспримет все как розыгрыш. Но может и свяжется с тобой. Подождем. Если не ответит, поищем еще какой-то способ выйти на него.

Но искать способов не пришлось. Выключив компьютер, все отправились ужинать, потому что так и не поели со всеми этими разговорами. А потом стали устраиваться на ночь – была уже почти полночь.

В третьем часу ночи, когда все уже мирно спали: Вадим с Леной на диване, Алекс – в раскладном кресле (несмотря на уверения супругов, мучаясь от сознания, что ужасно им мешает: люди только-только помирились, им хочется наедине остаться, а тут он!), на указанный электронный адрес пришло сообщение от Саймона Тайлера.

Глава шестая. Американский гражданин

Вадим проверил почту только в обед.

С утра ничего не успели, даже кофе не выпили, потому что проспали. Бестолково суетились, собираясь на работу, натыкаясь друг на друга то в кухне, то в ванной.

Первым привел себя в порядок и убежал вниз заводить машину Вадим. Обычно они с Алексом ездили на работу вместе, а сегодня нужно было успеть еще и Елену отвезти, так что он нервничал и торопился.

Алекс был в ванной, пытаясь причесать непослушные вихры, которые топорщились на макушке. Лена легонько стукнула в дверь:

– Алекс, ты скоро?

И он, машинально, сам того не заметив, отозвался:

– Иду, мам, сейчас!

Елена вздрогнула, нахмурилась удивленно, меж бровей пролегла тонкая морщинка. Это «мам» болезненно отозвалось в сердце, но она поспешила прогнать непрошенные мысли. Алекс просто оговорился. С кем не бывает.

– Посмотри, что он пишет, – отозвав Алекса в сторонку, сказал Вадим.

– И что же?

– Дает тебе номер. Просит позвонить.

Вадим протянул Алексу телефон, показывая сообщение. Тот оторопел: сам не ожидал такого скорого эффекта.

– Написано, что звонок за его счет.

– И звонить можно в любое время. Пробрало его, видно. Заинтересовало.

Алекс достал телефон и набрал нужный номер.

– Выйду, позвоню. – Он виновато посмотрел на Вадима, который выжидательно глядел на него. – Мне сосредоточиться нужно.

– Конечно, само собой, – заторопился тот. – Иди вон в скверик, там тихо.

Алекс так и сделал. Нашел лавочку подальше от входа, уселся на нее и, убедившись, что поблизости никого нет, нажал на вызов.

– Да, – ответ прозвучал через считанные секунды. Видимо, доктор держал телефон при себе. Слышно было отлично, как будто собеседник стоял в двух шагах.

– Меня зовут Алекс, – проговорил он после приветствия. – Это я писал вам. Вы дали этот телефон.

Он говорил короткими рублеными фразами, постепенно вспоминая речевые обороты.

– Добрый день. Вы говорите по-английски. Это хорошо, – сказал доктор Тайлер. Голос у него был приятный, но в нем звучало напряжение, которое невозможно было скрыть.

Алекс промолчал.

– Откуда вам известно о Нулевом измерении? Только я его так называю, и то про себя, это мое личное определение.

– Я там был. Недавно вернулся откуда.

– Что? – ясно было, что доктор Тайлер потрясен. – Это совершенно невозможно. Мы только начали наши исследования. Ни один человек еще не был в…

– Вы же ученый. Должны уметь мыслить широко. Я родился в 2019-м году, попал в Пространственную Зону 31 декабря 2039-го. В новогоднюю ночь. Не смог сразу выйти оттуда, а когда попал в реальность, оказался в 2020-м.

– Вот так вот запросто? – снова усомнился доктор. – Зашли – вышли?

– В мое время попасть в Зону было не сложнее, чем сходить в кино. Это общедоступно, школьники изучают географию, путешествуя с учителем по проекциям. Нужно лишь купить доступ в Комнату, заказать нужную проекцию в какой угодно точке мира – и все. Наслаждайтесь. Главное, вовремя покинуть Зону, до того, как закроется Портал.

Даже по телефону слышно было, как обескуражен доктор Тайлер. Его голос буквально вибрировал от волнения.

– И у вас есть какие-то… подтверждения?

– Есть. У меня есть проектор и проекция. Есть записи. Но все самое главное – в моей голове. Я могу рассказать вам, что находится в Пространственной Зоне. Ни в мое время, ни, тем более, в ваше, никто, ни один человек не покидал Нулевое измерение после закрытия Портала. Бедолаги, которым не повезло, оставались там навсегда. Правда, многие делали это по собственному желанию. Но суть в том, что рассказать о том, что там происходит, никто не сможет. Кроме меня.

– Послушайте, Алекс… – Доктор Тайлер говорил почти умоляюще. – Мне трудно вот так, сразу, принять все то, что вы сейчас сказали. Я и подумать не мог о таком. Вы сможете прислать мне хоть какое-то подтверждение?

– Того, что я сказал, недостаточно? Разве такое выдумаешь?

– Нет, но… – Кажется, ученый решился на что-то. – Я вам верю. Вы можете приехать ко мне, в США? В наш исследовательский…

– Не могу, – перебил Алекс. – Из Пространственной Зоны я вышел без документов. Мою личность здесь, в этом времени, установить невозможно. Я никто и ниоткуда. Мне помогают друзья, но скоро придется решать что-то, обратиться за поддержкой к властям. Думаю, их заинтересует то, что я смогу рассказать. Это ведь научный прорыв, понимаете? А как на этом можно заработать! Уж я-то знаю. Видел своими глазами.

В действительности Алекс понятия не имел, куда ему стоит обратиться, и стоит ли. Скорее всего, его просто не станут слушать. Или упекут в психушку, где много таких фантазеров – и Наполеоны есть, и Дарты Вейдеры.

Конечно, пришлось блефовать. Алекс рисковал, чтобы вынудить Саймона Тайлера помочь ему, дать возможность увидеться с Кайрой. Он нарочно нажимал на больные точки – знал, что доктору Тайлеру невыносима сама мысль о том, что кто-то опередит его, обнародует открытие раньше него самого.

Доктор, само собой, мог в любой момент возмутиться наглостью непонятно откуда взявшегося зарвавшегося типа и бросить трубку. Но Алекс надеялся, что Тайлер этого не сделает. И оказался прав.

– Не нужно принимать поспешных решений, – быстро проговорил доктор Тайлер. – Я подумаю, как помочь вам приехать в Штаты.

– Думайте побыстрее, пожалуйста. Я подожду два дня – дольше не смогу.

На том и попрощались.

«Не слишком ли я резко с ним? – подумал Алекс. – Он мой же единственный шанс увидеть Кайру».

И придать своей жизни хоть какой-то смысл, если уж быть честным.

Доктор Саймон позвонил уже на следующий день. Вернее, поздно вечером – Алекс уже собирался лечь спать.

Он все так же жил у Вадима и Елены, по-прежнему ощущая себя лишним. Хотел оставаться ночевать на работе: ремонт в офисе заканчивался, вполне можно было устроиться где-нибудь в углу, но Вадим с Еленой и слушать ни о чем таком не желали. И, втайне, ругая себя за эгоизм, Алекс был рад: пусть эти отзывчивые, добрые люди не подозревали, кто он такой, но сам-то Алекс знал, что они его родители, и ему было спокойнее, когда они рядом.

– Вы должны отправить мне вашу фотографию. Завтра же, – сказал доктор Тайлер. – Я договорился, чтобы вам сделали новые документы. Как гражданину Соединенных Штатов. В четверг придете в визовый центр вашего города, заберете. Я закажу электронный билет на самолет, отправлю по почте. Вылетаете в субботу. Вам все понятно?

У Алекса голова пошла кругом. Неужели получилось? Все заветрелось так быстро, что он не мог поверить в происходящее.

Кое-как выдавив, что ему все ясно, он повесил трубку. Вадим и Лена смотрели на него, пытаясь угадать, о чем был разговор.

– Все хорошо? – спросила она.

Алекс рухнул в кресло, как подрубленный.

– Кажется, да. Мне сделают документы и купят билет. В субботу я лечу в Штаты.

– Значит, он поверил! – Вадим ударил кулаком по колену. – Сработало!

– Это же хорошо, да? Ты рад? – Лена испытующе смотрела на Алекса.

– Конечно! – с показной уверенностью, которой в самом деле не чувствовал, ответил он.

Так, значит, он уедет из России? Оставит мать, отца… Снова переезд, снова перемены. Алекс поймал себя на мысли, что очень устал от бесконечной борьбы, вопросов, неуверенности, неполадок и странностей, что наполняли его жизнь. Что его ждет в США? Снова нужно будет объяснять, доказывать, рисковать, обжигаться…

– Все будет хорошо, – мягко проговорила она. – А если не сложится, ты же всегда можешь вернуться. Правда, Вадик?

– Разумеется! Поработаем вместе. И жить тебе есть где. А уж гражданину США и вовсе тут все будут рады. Знаешь же, как в России благоговеют перед иностранцами! – Вадим улыбнулся. – Но я уверен, что все будет отлично. Мы о тебе еще услышим!

Алекс смотрел на них, верящих ему, поддерживающих, даже не зная, кто он такой, и почувствовал, что задыхается от нахлынувших на него чувств. Ему хотелось сказать им правду, так хотелось, но… Это было бы нечестно.

Некоторые вещи нужно переживать в одиночку. Зачем взваливать на них еще и этот груз? Им сейчас и так нелегко, к чему лишние волнения. Тем более, Лена беременна. Она родит сына или дочь, жизнь наладится. Со временем они забудут о странном парне, что жил у них в доме.

– Спасибо, ребята, – проговорил он. – Давайте спать. Поздно уже.

На следующий день Алекс сфотографировался, как и было велено, отправил снимок доктору Тайлеру. В четверг сходил по нужному адресу и забрал плотный конверт, в котором лежали все необходимые документы.

Alex Kushewsky – так его теперь звали. Вадиму и Елене сказал, что решил взять их фамилию, потому что она звучала более подходяще (фамилия Янины была Пилипчук). Они не возражали.

Вадим выплатил Алексу заработанные деньги, причем в долларах. Кажется, было больше, чем нужно, но Вадим клялся, что все тютелька в тютельку.

В пятницу Алекс уже не пошел на работу. Оставшись один, собрал свои нехитрые пожитки, уложил все в рюкзак. Подумал, что стоит докупить кое-чего, но потом решил, что обойдется тем, что есть. Лучше сохранить деньги, мало ли, как все сложится.

Он побродил по пустой квартире, впитывая запахи, запоминая все подробности. Алекс хотел забрать все это собой, в своем сердце. По опыту знал, что дорогие воспоминания иногда способны помочь выжить.

Время было обеденное, но есть не хотелось. Вместо этого Алекс решил прогуляться по городу. Сходить на набережную и к Университету, пройтись по старому центру, прокатиться на метро, заглянуть в места, где прежде любил бывать.

Однако прогулка не доставила ему особой радости. Слишком многое выглядело не так, как он привык. Должно быть, поэтому он снова ощущал себя не в своей тарелке. Он снова был чужаком. Непрошенным гостем.

«Найдется ли на свете место, где я сойду за своего? Где мне будет уютно? Которое я назову домом?»

На душе было паршиво, и ему не хотелось в таком настроении показываться на глаза Вадиму и Елене. Алекс пошел в парк недалеко от дома, купил пива и лениво потягивал его, сидя на скамейке.

В какой-то момент он задремал и очнулся от громкого окрика:

– Ваши документы, молодой человек.

Алекс открыл глаза и непонимающе уставился на выросшего перед ним полицейского. Откуда он тут взялся?

– Распивать спиртные напитки в общественном месте запрещено, – строго проговорил страж порядка.

К счастью, в кармане Алекса лежал его новенький паспорт.

– Здравствуйте! – сказал он, вскакивая с лавки, и застрекотал по-английски. – Я плохо понимаю русский. Простите, если я что-то нарушил, вот мои документы. Я американский гражданин.

Лицо полицейского немедленно расплылось в улыбке. Он, почти не глядя, повертел в руках паспорт и вернул Алексу. На лице отразилось мучительные попытки вспомнить что-то подходящее из школьных уроков иностранного языка.

– Хэллоу. Все окей, – выдал он наконец. – Гуд дэй!

«Хорошо, хоть не поведал о том, что «Лондон – из э кэпитал офф Грейт Британ».

Расставшись с полицейским, Алекс решил больше не рассиживаться в парке и отправился домой. Было уже пять часов вечера. Скоро вернется Лена, а часам к семи придет Вадим.

Однако, открыв дверь запасным ключом, который выдал ему Вадим, Алекс обнаружил, что Лена уже дома. Она вышла ему навстречу.

– Привет, – улыбнулся Алекс и тут же, по ее побелевшему лицу, понял: что-то случилось. – Лена…

– Я чувствовала… что-то такое. Смотрела на тебя и понимала, что нас связывает…. – Голос ее сорвался. – Только никак не могла понять, что именно, что ты скрываешь. Знала, что ты не всю правду нам сказал. Так, значит, ты – наш сын?

Глава седьмая. Временные парадоксы

На Алекса будто ведро ледяной воды вылили. Или ударили со всего маха.

Скрывал, скрывал – и вот, пожалуйста.

– Откуда ты… – Алекс хотел спросить, как она узнала, но тут же догадался: – Письмо, да?

Лена прижала руки к груди и сказала:

– Извини. Не сердись на меня, пожалуйста. Оно лежало в боковом кармашке. Я один раз увидела случайно, как ты что-то прячешь туда и подумала… Не имею привычки рыться в чужих вещах, но мне нужно было знать. Что-то тревожило меня, не давало покоя… А потом ты на днях неожиданно сказал: «Иду, мам, сейчас!», когда был в ванной, и сам не заметил. Наверное, тогда я и догадалась обо всем, только не разрешала себе поверить. Все думала, думала, нужно ли пытаться докопаться до истины, но потом поняла, что если ты уедешь, а я так ничего и не узнаю, то никогда себе этого не прощу.

У Алекса все внутри дрожало от напряжения, должно быть, поэтому его слова прозвучали резко и отрывисто:

– Теперь ты знаешь.

Он встретил ее взгляд и отвел глаза.

– Да. – Елена вздохнула и сделала шаг ему навстречу. – Знаю. Господи, бедный мой, как же тебе трудно живется со всем этим! Я читала в том письме о себе, о своей жизни, смерти и старости… Это было так страшно и в то же время нереально! То, как она… та, другая Елена поступила… Знаю: я сделала бы точно так же. Не приняла бы, что ничего нельзя сделать, изменить. Все равно не смирилась бы, пыталась вытащить своего ребенка из ловушки. Конечно, так сложно все это уложить в голове, понять: мы сейчас с тобой почти ровесники, но при этом ты мой сын! Сын. – Она словно пробовала слово на вкус. – Но неужели ты так и уехал бы, не сказав нам с Вадиком? Это ведь жестоко.

Жестоко? Алекс и не представлял, что его желание уберечь родителей от правды можно расценить таким образом.

– Угу. Уехал бы. Мне казалось, так лучше. Правильнее. Я думал, вам тяжело будет с этим жить. Мне очень хотелось рассказать правду, но я не знал, как вы воспримете. – Он порывисто обнял Лену, прижал к себе, чувствуя, как бьется ее сердце. – Спасибо. Это ведь ты спасла меня, вытащила… твоя идея заказывать Комнаты, оставлять там проекции, твоя вера! Ты и Вета сделали для меня такое…. – Трудно было найти подходящие слова. – Я потерял надежду. Когда наткнулся на проекцию своей комнаты, то решил: это конец.

Лена чуть отстранилась от Алекса и посмотрела ему в лицо, словно стараясь впитать каждое его слово.

– Там было все в точности так, как в день моего ухода. Я сел на диван и подумал, что никуда отсюда не уйду. Ни за что. Не сумею, духу не хватит. Пусть это был не дом, а только его имитация, декорация, но мне хватило и ее, чтобы ощутить покой. У меня больше не было сил бегать по проекциям. Есть безвкусную еду, бояться, встречать Обитателей. Это потеряло всякий смысл: Кайру я найти не мог, выбраться наружу – тоже. Поэтому решил, что тут и умру. Уж лучше в том месте, которое я знаю и люблю. Подумал, что просто лягу, закрою глаза и буду ждать конца. А потом обнаружил письмо. Ты не представляешь, что я чувствовал, когда читал. Это был мой шанс выйти! Но вернуться в мир, где все мертвы… – Он сжал челюсти. – Где мой отец умер от горя, пытаясь отыскать меня. Где больше нет мамы.

Горло перехватило.

– Но ты все же вышел, Алекс.

– Я до сих пор не понимаю, как все это работает – эти пересечения реальностей, временные парадоксы. Кайра, наверное, поняла бы и знала, как объяснить.

– Возможно, она и объяснит. – Она подняла руку и бережно коснулась его щеки. Провела пальцем по лбу и бровям. – Ты так похож на меня! Но одновременно и на Вадима. Вроде и другие черты, а общее сходство поразительное. Как мы с ним сразу не догадались?

– Потому что такую возможность не держишь в голове. – Алекс помолчал. – Потому что это противоестественно. Я видел свою могилу. Это было самое странное, что только можно увидеть.

Она качнула головой – да.

– Не жалеешь, что узнала?

– Нисколечко. Наоборот, мне легче. Разве ты не понимаешь? Теперь я знаю, что мой мальчик не умер.

В глазах матери заблестели слезы. Алекс прижался щекой к ее руке.

– Ты ведь понимаешь, что здесь твой дом? Ты можешь никуда не уезжать. Тебе не нужно этого делать! Послушай… Мы что-нибудь придумаем с документами и… вообще со всем. Это такая мелочь, по сравнению с тем, что ты жив, Сашенька! Что ты есть у меня.

Он вдруг подумал, что она права. Ведь и в самом деле можно остаться, раз все так хорошо складывается. Мама не испугалась, не оттолкнула его – отец, скорее всего, тоже не сделает этого. Может, тоже обрадуется.

Все может получиться!

Можно попробовать начать новую жизнь – найти новых друзей, дело по душе, работать с отцом, развивать его бизнес, учиться в Университете, если захочется. К тому же у него скоро появится брат или сестра. Это ли не чудо?

Но Кайра… Та, что осталась в Пространственной Зоне и та, которая не подозревала о его существовании. И сама Зона. Она тоже не отпускала Алекса. Он был прав, говоря, что является единственным человеком на свете, который знает о ней так много. Не будет ли малодушием постараться выбросить ее из головы, остаться в стороне?

А возможно – это только что пришло Алексу в голову! – его миссия в том, чтобы убедить исследователей не открывать людям Нулевое измерение.

– Я не могу, – ответил он. – Прости. Я должен поехать. Пойми меня, пожалуйста. А потом видно будет.

Она снова обняла его, будто не желая отпускать.

– Ты должен знать, что мы с Вадиком всегда ждем тебя. Каждую минуту. Ты сможешь вернуться в любое время, Алекс. Ты обещаешь мне?

– Обещаю… мама.

Когда Алекс сел в самолет, он снова вспомнил этот момент. Такое простое слово – «мама», и так невероятно ценна и дорога возможность произнести его вслух и услышать в ответ, как тебя называют сыном или дочерью.

Он не знал, что ждет его дальше. Алекс даже не был уверен в том, что увидит родителей еще раз. Но то, что они были на свете, что ждали его, что им можно было позвонить и услышать их голоса, наполняло душу светом.

– Смотрю на тебя и горжусь, – сказал отец, когда они, все трое, прощались в аэропорту. – Прекрасно понимаю, почему ты решил промолчать, и сам, наверное, сделал бы так же. Ты хороший человек.

– Это же ты меня вырастил, – Алекс слегка улыбнулся.

– Мы с Леной только нашли тебя… снова нашли, а уже нужно расставаться. Ты уверен? Точно уверен?

Алекс промолчал, глядя ему в глаза. Он и сам не знал, уверен ли, и вместе с тем чувствовал, что поступает правильно.

– Если ты так решил… Я поддерживаю твое решение.

Они все трое стояли, обнявшись, и люди, должно быть, принимали их за братьев и сестру. Мама изо всех сил старалась не плакать.

– Ты всегда таким был. Вы оба. Поддерживали, понимали. Вы лучшие родители. Моему брату или сестре повезет с вами.

– Когда он или она родится, ты ведь вернёшься? Приедешь?

Алекс пообещал. Понимая при этом, что, вполне возможно, солгал.

Кто знает, чем обернется эта поездка?

Чего ждать от авантюрного путешествия по фальшивым документам? На краткий миг ему захотелось вскочить с места, броситься к выходу, сойти с самолета. Остаться там, где ему были рады. Но он преодолел этот порыв, подавил его.

От родителей мысли плавно перетекли к Кайре. Как пройдет их встреча? Прошлой ночью он видел ее во сне. Точнее, в ночном кошмаре.

Алекс снова очутился в огромном зеркальном лабиринте, где они уже бывали с Кайрой. Сверкающие зеркальные коридоры уводили все дальше, запутывали, бесконечные отражения собственного растерянного, перепуганного лица мешали сориентироваться, успокоиться, понять, куда идти дальше. Алекс метался, забывая, откуда пришел, понятия не имея, в какой стороне искать выход.

Потом он услышал женский крик. Тоскливый, полный боли. Голос Кайры звал его! Далекий, слабый, почти призрачный. Откуда он доносился, разобрать было невозможно. Где она? Что с ней? Алекс побежал – бежал со всех ног и в отчаянии звал Кайру, но не мог понять, что она отвечает ему и отвечает ли.

Потом свет вдруг погас. Алекс остановился, тяжело дыша. Он таращил глаза в темноту, но мгла была непроглядной. Не было ни единого шанса увидеть перед собой хоть что-то. Голос Кайры тоже потух, растаял во мраке.

Алекс стоял и ждал, сам не зная, чего. Внезапно погаснув, свет также неожиданно и вспыхнул. Алекс щурился, стараясь дать глазам привыкнуть. Огляделся вокруг и оторопел.

Он больше не отражался в зеркалах. Вместо него всюду была Кайра, такая, какой он увидел ее в первый раз: с косынкой на темных волосах, с рюкзаком за спиной. Большие серо-зеленые миндалевидные глаза, тонкий нос с небольшой горбинкой, высокие скулы – сотни, тысячи ее лиц смотрели на Алекса со всех сторон.

Растерянный, изумленный, он двинулся с места, пошел вперед. Многочисленные образы Кайры будто бы последовали за ним.

– Забери меня, – прозвучал знакомый нежный голос. – Алекс, найди меня.

Он знал, то должен отыскать ее, настоящую, среди сотен зеркальных двойников, и что у него нет права на ошибку. Если он промахнется, укажет неправильно, выберет не то отражение, Кайра исчезнет навсегда. Алекс больше не увидит ее.