Скованная временем бесплатное чтение

∞ Пролог ∞

Чикаго – октябрь 1893

Каблук моего кожаного сапога проткнул дыру размером с ладонь в подоле моего платья, когда я заворачивала за угол. Звук шагов, преследующий меня, затих на мгновение и тут же раздался снова; шаги ускорились. Я свернула в очередной коридор, молча проклиная иконы стиля 1890-х. Будь я в своих привычных шортах и футболке, давно бы уже была за пределами этого несчастного отеля. Крепкий удар по голове лишил бы сознания доктора, и моя шея не горела бы от боли.

Я бросилась через коридор и свернула налево, надеясь, что доктор решит, будто я выбрала более легкий путь – направо. Через три двери я решила потянуть за одну из ручек и проверить, не поддастся ли она. Безуспешно. Я прижалась к двери как можно сильнее и вытащила медальон. Его сердцевина светилась, окружая меня мягким голубым сиянием. И хотя я знала, что он не сможет увидеть свет, чувство, что меня вот-вот разоблачат, не покидало. Сколько женщин за последний год он заманил в этот лабиринт из коридоров? Остался ли кто-нибудь из них в живых?

Бледный, желтоватый свет его фонаря проскользнул в противоположном конце коридора и затем снова появился, когда доктор развернулся, направляясь прямо ко мне. Я пыталась унять дрожь в руках, чтобы сосредоточиться на медальоне для вызова интерфейса, но это было нелегко, сердце колотилось, шею жгло от кислоты.

Дисплей навигации коротко помигал и отключился. Я подавила нарастающую волну паники и собиралась попробовать снова, когда дверь за спиной открылась и я провалилась в комнату. Чья-то рука накрыла рот, удерживая крик прежде, чем он успел сорваться с губ. А затем и другая рука, в которой была сложенная белая ткань, потянулась ко мне.

Все в этот момент встало на свои места. Ужасы внутри этого отеля были делом рук не одного безумного человека. У доктора Генри Холмса, очевидно, был сообщник. И из-за ХРОНОСа и этого дурацкого медальона я попала прямо в их лапы.

∞ 1 ∞

Я не требовательна к порядку и чистоте. Все, кто в этом сомневается, могут порыться в моем рюкзаке, где вы с большой вероятностью найдете недоеденную шоколадку, что пролежала там с самой Айовы – штата, из которого мы уехали почти год назад. После детского сада я пять раз меняла школу. Я провожу половину каждой недели с мамой, а другую – с папой, в доме которого сплю на диване и делю с ним до смешного крохотную ванную комнату. У меня не большие запросы. Я могу справляться с хаосом.

Но есть вещи, в которых должен быть порядок. Обувь надевается после носков. Арахисовое масло нужно мазать после того, как хлеб выпрыгнет из тостера, не раньше. И внуки рождаются после своих бабушек и дедушек.

Большинство людей не задумываются о последнем. Я точно не делала этого – по крайней мере до того, как бабушка не появилась в моей жизни в прошлом апреле. Из-за того, что этот маленький элемент вышел из строя, вся моя жизнь изменилась. И здесь я не преувеличиваю. Полное стирание твоего существования определенно должно квалифицироваться как событие, изменившее жизнь.

До внезапного появления моей бабушки я не видела ее более десяти лет. В старом альбоме была пара пожелтевших фотографий, на которых мы были запечатлены вместе, но для меня она была всего лишь человеком, отправляющим деньги на дни рождения и Рождество. И человеком, который не нравился моей маме.

– Вот, всегда так, – сказала мама, выходя из метро, – мать врывается в город и требует внимания. И не важно, что у нас могли быть другие планы.

У меня не было других планов, и я была уверена, что у мамы тоже. Но я понимала, что дело было не в этом.

Навстречу подул слабый ветерок, как только эскалатор поднял нас наверх, к улице, и мы ступили на Висконсин-авеню. Мама вытянула руку, пытаясь поймать такси, но машина остановилась возле другого пассажира.

– Ресторан всего в нескольких кварталах, – сказала я, – мы могли бы быть там уже к…

– Ноги болят из-за этих каблуков, – она оглянулась, но, заметив, что поблизости не осталось свободных такси, сдалась. – Хорошо, Кейт, мы пойдем пешком.

– Зачем ты вообще купила эту обувь? Мне казалось, тебе нет дела до ее мнения.

Она бросила на меня хмурый взгляд и пошла по тротуару.

– Не могли бы мы отложить этот разговор, пожалуйста? Не хочу опоздать.

Я правда не хотела выводить ее из себя. Обычно мы хорошо ладим. Но, когда дело касается ее собственной матери, мама безрассудна. Чеки на дни рождения и Рождество, что я упомянула ранее, идут прямиком в копилку со сбережениями на колледж, несмотря на то что мама обычно говорит, что я сама должна уметь верно распоряжаться деньгами и нести ответственность за последствия.

Прошлым вечером она говорила со своей матерью более пяти минут – что уже было рекордом, по крайней мере, на моей памяти. Я слышала только слова мамы, но все же смогла составить полную картину. Бабушка вернулась из Европы, она болела и хотела повидаться с нами. Мама возражала, но в конце концов сдалась. Затем переговоры перешли к логистике – местоположение (нейтральная территория), кухня (вегетарианская), время встречи (половина восьмого) и прочее.

Мы добрались до ресторана на добрых десять минут раньше. Это было модное вегетарианское место с большими картинами овощей на фасаде, они напомнили мне иллюстрации в одной из папиных изрядно потрепанных кулинарных книг. Мама вздохнула с облегчением, когда мы вошли и она смогла убедиться, что мы пришли раньше бабушки.

Я устроилась на стуле у барной стойки. Молодой бариста, смешивающий напитки и смузи, был довольно милым, в эстетическо-меланхоличном смысле. У него были длинные волосы, собранные в конский хвост. Даже если он и был немного староват для меня, все же было на что посмотреть, пока они спорили.

Несколькими минутами позже подошла бабушка, и она выглядела совсем не так, как я ожидала. Во-первых, она казалась миниатюрнее, чем на фотографиях, – моего роста или даже чуть ниже. Ее седые волосы были отстрижены почти под корень. Одета бабушка была кое-как: в тунику с броским принтом и черные вязаные штаны, которые выглядели, подумала я с завистью, намного удобнее того, во что меня заставили одеться. И она не выглядела нездоровой. Только немного уставшей, наверное. И никакой болезненности.

Мама, очевидно, думала о том же:

– Здравствуй, мама. Ты выглядишь удивительно хорошо.

– Не ругайся на меня, Дебора. Я не говорила, что собираюсь умереть к концу этой недели, – ее слова были адресованы маме, но она смотрела прямо на меня. – Мне нужно было увидеть тебя и нужно было увидеть мою внучку, уже такую взрослую и красивую. Школьные фотографии не смогли передать твою красоту в полной мере, дорогая, – она отодвинула стул, чтобы присесть. – Я довольно голодна, Кейт. Еда здесь хорошая?

Я была так уверена, что она будет звать меня Пруденс, что не сразу ответила на вопрос.

– Неплохая, – отозвалась я. – Приличные сэндвичи, и не все вегетарианское. Рыба ничего. Десерты хороши.

Она улыбнулась, положив сумочку на соседнее пустое кресло. Вынула ключи, положила их на стол, рядом с салфеткой. На кольце были два совершенно обычных ключа и один совершенно необычный медальон. Он был тонким, диаметром примерно в семь сантиметров, и излучал свет, так что казался необычайно ярким в темной комнате. Он освещал заднюю сторону меню, что держала мама, и я видела крошечные синие точки, отраженные в столовом серебре. Этот свет напомнил мне об ожерелье из светящейся трубочки, что я выиграла на ярмарке в Монтгомери несколько месяцев назад, но этот свет был намного ярче и намного причудливей. В самом центре украшения находились песочные часы. Песок пересыпался из одной части в другую, несмотря на то что медальон ровно лежал на столе.

Мама либо не замечала этот странный объект, что казалось невозможным, либо просто игнорировала его. Если она его игнорировала, то последнее, что я хотела бы сделать, это подлить масла в огонь между ними, пытаясь привлечь ее внимание. Я решила последовать ее примеру по крайней мере в этот раз. Когда я вернулась к меню, то заметила, что бабушка наблюдала за моей реакцией и мягко улыбалась. Выражение ее лица было сложно прочитать, но мне казалось, она почувствовала… облегчение.

Сначала все пытались поддерживать ничего не значащий разговор. Погода и еда были относительно безопасными темами, но их мы изучили вдоль и поперек за первые десять минут.

– Как тебе Браяр Хилл? – спросила бабушка.

Я с энтузиазмом погрузилась в новую тему, ощущая еще одну безопасную зону.

– Очень нравится. Учиться немного сложнее, чем в моих прошлых школах. Я рада, что папа устроился на работу.

В моей новой школе очень щедрая политика, которая предоставляет бесплатное обучение детям учителей. Они даже предлагают маленькие коттеджи для членов педагогического состава, которые хотят жить в кампусе, и именно я занимаю папину раскладушку три или четыре дня в неделю. Матрас комковатый, железная перекладина давит, если придвинуться слишком близко к центру, но это определенно стоит перетерпеть, если в итоге получается выкрасть лишний час сна перед школой.

– Тебе действительно повезло, и Гарри сказал мне, что у тебя неплохо получается.

– Не знала, что вы с папой… общаетесь, – мне очень хотелось спросить, несмотря на то что этот разговор мог принять неприятный оборот, – поэтому ты называешь меня Кейт?

– Да, – сказала она. – А еще ты подписывала так открытки с благодарностями за подарки на твои дни рождения и Рождество последние несколько лет.

Кто бы сомневался. Я совсем забыла об этом.

– Мне жаль, если это ранит твои чувства. Мне правда очень жаль, но…

– С какой это стати мои чувства должны быть ранены? Даже сорок лет назад имя «Пруденс» было отвратительным, но я назвала твою маму, и мне казалось честным, если Джим назовет другую близняшку. Он назвал Пруденс в честь своей матери. Она была очень милой леди, но я все же считаю, что называть так маленькую беззащитную малышку было ужаснейшим упущением.

Мама, которая, конечно же, поступила со мной так же, когда я была маленькой беззащитной малышкой, молча приняла этот косвенный упрек, и моя бабушка продолжила:

– Я уверена, что имя «Пруденс» не подходит шестнадцатилетней девушке. И, должна признать, я польщена тем, что ты все же выбрала мое имя.

В этот момент я была полностью сбита с толку.

– Но мне казалось… разве тебя зовут не Пруденс?

Они засмеялись, и я почувствовала, как напряжение за столом чуть ослабло.

– Нет, ее тоже зовут Кэтрин, – сказала мама. – Пруденс была названа в честь матери моего отца, но ее вторым именем было Кэтрин, в честь моей матери. Поэтому ты тоже Пруденс Кэтрин. Я думала, ты знаешь об этом.

Я облегченно вздохнула. Весь день переживала о том, что, если я настою на имени Кейт вместо Пруденс, это может ранить чувства бабушки. Это имя было постоянным предметом спора между мной и мамой. Я даже хотела попросить официально сменить его, когда меня приняли в школу Браяр Хилл прошлой зимой, чтобы такой компромат не попался в руки моим потенциальным врагам. Но мамины глаза наливались слезами при малейшем упоминании этого имени, и мне пришлось сдаться. Когда тебя называют в честь тети, которая погибла в юности, выбор у тебя не большой.

Я отодвинула бесформенный кусок кабачка на край тарелки и бросила многозначительный взгляд на маму, прежде чем ответить:

– Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-либо называл ее по имени, так откуда же мне было знать? Ты всегда зовешь ее «твоя бабушка».

Бабушка недовольно сморщила нос.

– Ты предпочитаешь, чтоб тебя называли бабулей? – поддразнила я ее, – или, может быть, бабусенькой?

Она вздрогнула:

– Нет, и уж тем более не то, что ты назвала последним. Как тебе «Кэтрин»? Мне никогда не нравились формальные титулы, и все остальные зовут меня просто Кэтрин.

Я кивнула, а мама бросила на меня укоризненный взгляд, вероятно, за то, что я сблизилась с врагом.

Официантка принесла маме еще мерло и наполнила наши бокалы. Я была удивлена тем, что она даже не взглянула на старый медальон, когда подошла к столу, такое ведь не каждый день увидишь. Свет от медальона превратил воду в наших бокалах в нежно-голубую, когда она полилась из кувшина. Я ожидала, что она хотя бы оглянется через плечо, когда отойдет, как обычно делают люди, если что-то привлекает их внимание и они не хотят выглядеть грубыми, уставившись на это сразу, или, как в этом случае, лишиться своих чаевых. Но она сразу же ушла на кухню, остановившись лишь раз, чтобы переброситься парой слов с тем Милым Парнем.

Мы уже почти доели первое, как я нечаянно наткнулась на очередную разговорную мину:

– А твой отель далеко отсюда? – спросила я, надеясь выпросить визит в какое-нибудь место с крытым бассейном и сауной.

– Я не останавливалась в отеле, – сказала Кэтрин. – Я купила дом. Недалеко от твоей школы, кстати.

Мама замерла, не донеся вилку с ризотто до рта:

– Ты… купила… дом.

– Да. Мы с Коннором жили в палатке некоторое время, но владельцы наконец-то съезжают, и теперь нам осталось только привести все в порядок. Гарри посоветовал мне очень хорошего риелтора.

– Гарри. – Мама сжала губы, и у меня возникло ощущение, что папа еще какое-то время будет в ее списке. Она продолжила, четко выговаривая каждое слово голосом, который использовался перед тем, как я попадала под домашний арест. – Значит, ты была в городе несколько недель, и ты не удосужилась позвонить мне, и, более того, ты позвонила моему бывшему мужу, который был так добр, что помог найти тебе риелтора. И держать это в секрете.

– Я не знала, как ты отреагируешь на мое решение, – сказала Кэтрин. – А Гарри меня любит. И я попросила его в качестве особого одолжения сдержать все в секрете. Уверена, ему было нелегко. Скрытность не его сильная сторона. – Я мысленно согласилась с ней, папу во многих отношениях можно сравнить с широко открытой книгой.

– Хорошо. Итак, ты купила дом, – мама отложила вилку с недоеденным ризотто и отодвинула свой стул. Я переживала о том, что мы вот-вот уйдем со скандалом, но она продолжила: – Я иду в дамскую комнату. Когда я вернусь, надеюсь, ты сможешь рассказать мне о том, кто такой Коннор.

Как только мама отошла достаточно далеко, Кэтрин наклонилась, пододвигая ко мне голубой медальон.

– Они не видят его, дорогая. Точнее, они видят кулон, но не видят его так, как мы с тобой. Какого цвета свечение ты видишь? Это голубой, верно?

Я приподняла бровь:

– Ну, да, голубой.

– А вот у меня иначе. Я вижу нежный оттенок оранжевого. Почти как у сливочного мороженого со вкусом апельсина.

– Он голубой, – повторяю я. Я в жизни ничего яснее этого голубого цвета не видела.

Она пожала плечами:

– Я не знаю, как это работает. Но я знаю всего несколько десятков людей, которые могут видеть этот свет, и каждый из нас видит его немного по-разному.

Кэтрин замерла и оглянулась через плечо, чтобы проверить, не вернулась ли мама, перед тем как положить медальон в свою сумочку.

– Мы не можем говорить об этом сейчас, но тебе так много нужно узнать.

От настойчивого тона Кэтрин в моей голове зазвенели тревожные колокольчики. Но, прежде чем я успела спросить, что именно, по ее мнению, мне нужно знать, она схватила меня за руку, зажав ее между своими ладонями:

– Но я хочу, чтобы ты знала кое-что, Кейт. Это не были панические атаки.

Я моргнула, пораженная тем, что она знала про те два случая, которые так сильно потрясли меня. Социальный педагог, к которому мама отвела меня в феврале сразу после второго случая, назвала их паническими атаками, вероятно, спровоцированными сменой школы в середине учебного года. Я не могла понять этого. Если у меня и были панические атаки, то только в те пять месяцев, что я была в старшей школе Рузвельта, где мне приходилось привыкать к металлоискателям и охране после двух лет в сонной, глухой Айове, но и здесь, вероятно, панические атаки были бы причиной обыкновенной скуки.

Оба раза меня охватывало внезапное и сильное чувство того, что что-то было очень, катастрофически не в порядке, но я не могла понять, что именно. Все мое тело поддалось реакции «бей или беги», сердце колотилось, руки дрожали, и все вокруг казалось иллюзией. Во время последней атаки я выбежала из класса прямо к своему шкафчику. Позвонила маме, прервав ее совещание. С ней все было хорошо. Затем я пошла в кабинет отца. Его там не оказалось, я не знала его расписания, поэтому побежала по коридорам, останавливаясь, только чтобы заглянуть в прямоугольные окошки в дверях каждого кабинета. Спустя несколько удивленных лиц и брошенных на меня возмущенных взглядов я нашла его. Он тоже был в порядке. Я отправила сообщение своей лучшей подруге, Шарлейн, хотя знала, что она тоже была на уроке и никак не могла мне ответить.

Затем я пошла в туалет для девочек, и меня стошнило. Чувство, что что-то было не так, не прекращалось несколько дней.

Я уже хотела спросить, откуда Кэтрин знает про панические атаки, как мама с натянутой улыбкой на лице вернулась к столу. Я хорошо знала эту улыбку. Мы с папой называем ее «давай-посмотрим-на-то-как-ты-объяснишь-мне-это», и она никогда не приводила ни к чему хорошему.

– Ладно, ты купила дом. В Батесде. С кем-то по имени Коннор.

– Нет, Дебора. Я сама купила дом в Батесде. А Коннор – мой сотрудник и друг. Он прекрасный архивариус и компьютерный гений, он очень помогал мне с тех пор, как умер Филипп.

– Что ж, полагаю, это звучит лучше. Я решила, что после смерти Филиппа ты оправилась так же быстро, как и после смерти отца.

Ох. Мой взгляд метнулся в сторону бара в надежде, что Милый Парень с конским хвостом был все еще там, чтобы отвлечь мое внимание, но его нигде не было видно. Затем я взглянула на стул возле себя, делая все возможное, чтобы не пересечься взглядом с кем-нибудь из сидящих за столом. Острые лучи от медальона проскальзывали сквозь плетения на сумке Кэтрин, от чего сумка выглядела как льдисто-голубой дикобраз, усевшийся на кресло. И между этими глупыми воображаемыми картинками и моими и без того возбужденными нервами я изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица.

На мгновение я решила, что Кэтрин собирается пропустить мимо ушей язвительный комментарий мамы, но в конце концов она глубоко вздохнула.

– Дебора, я не хочу возвращаться к этой старой истории, но я не позволю тебе отпускать колкие замечания в присутствии Кейт, не рассказав ей мою версию событий, – она повернулась ко мне и сказала. – Я вышла замуж за Филиппа спустя три года после смерти твоего дедушки. Безусловно, твоя мать считала, что это было слишком рано. Но Фил был моим другом и коллегой в течение многих лет, а я была одинока. Мы прожили вместе пятнадцать добрых лет, и я очень скучаю по нему.

Я решила, что безопаснее всего будет просто вежливо улыбнуться. С моей точки зрения, три года – довольно долгий срок.

– Почему бы нам не продолжить разговор о доме, мама? Зачем покупать дом, если ты так больна? Разве не было бы разумнее лечь в больницу?

Мне показалось, что эта фраза прозвучала довольно холодно, но решила промолчать. Кэтрин лишь покачала головой и потянулась за сумочкой.

– Мне нужно позаботиться о библиотеке, Дебора. В домах престарелых не так много места для книг. А я хотела бы насладиться оставшимся временем. Шаффлборд и дешевый покер не входят в мой список дел, что нужно успеть перед смертью.

Она открыла сумочку, и голубой свет залил стол. Я внимательно наблюдала за мамой. Я видела свет, отраженный в ее глазах, но выражение ее лица совсем не изменилось. Я не понимала, как это возможно, но было ясно, что она действительно не видела свет от медальона.

– Значит, ситуация такая. У меня опухоль мозга. Неоперабельная. – Кэтрин не стала ждать реакции, продолжила бодрым и бесстрастным голосом. – Мы пробовали химио- и лучевую терапию, что объясняет отсутствие волос, – она провела рукой по макушке. – Мне сказали, что еще несколько лет назад это считалось бы модным. Плохая новость заключается в том, что у меня, вероятно, есть только год – немного больше, если мне повезет, и немного меньше, если мне не повезет. Хорошая новость заключается в том, что за редким исключением, по словам доктора, я смогу делать практически все, что захочу оставшееся мне время.

Она вытащила из сумки длинный конверт и вынула его содержимое – несколько листов бумаги очень официального вида.

– Это мое завещание. После смерти Филиппа я унаследовала солидную сумму. Все, чем я владею, переходит к Кейт, включая дом. Если я умру до ее совершеннолетия, Дебора, я прошу тебя быть исполнителем завещания до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать. Но есть одно условие. Вы должны оставить Коннору его должность, чтобы моя работа продолжалась. У Кейт будет право изменить это, как только она достигнет совершеннолетия, но я надеюсь, что ему будет позволено оставаться столько, сколько он пожелает. Если ты решишь, что не хочешь быть исполнителем, я попрошу Гарри.

– Также у меня есть одна просьба, – добавила она. – Я бы не хотела называть это обязательным условием. Новый дом огромен и находится менее чем в километре от школы Кейт. Я надеюсь, что вы обе захотите переехать ко мне, – Кэтрин долго смотрела на маму, которая заметно вздрогнула от этого предложения, прежде чем продолжить. – Если ты предпочтешь держаться поближе к университету, Дебора, то я обращусь с той же просьбой к Гарри. В любом случае Кейт будет проводить со мной часть каждой недели, и это даст нам время познакомиться поближе.

Кэтрин подтолкнула бумаги к маме.

– Эта копия для тебя, – она сжала мою руку, затем встала и взяла свою сумочку. – Я знаю, что тебе нужно обо всем этом подумать. Пожалуйста, доешьте свой ужин и закажите десерт, если захочется. Я позабочусь о чеке на выходе.

А затем она исчезла, прежде чем мы с мамой успели сказать хоть слово.

– Что ж, она не утратила склонности к драматизму, – мама взяла документ за уголок, будто он мог укусить. – Я не хочу переезжать к ней, Кейт. И не смотри на меня так, будто я воплощение зла. Если ты хочешь выполнить этот пункт «один год в доме с привидениями» из завещания бабушки, тебе придется обсудить это с отцом.

– Ну и кто теперь драматизирует? Мой переезд не входит в завещание. Она сказала, что это просто просьба. И я не считаю тебя «воплощением зла», но боже, мама, она умирает. Она не монстр, и она кажется очень… – я сделала паузу, подыскивая подходящее слово. – Интересной, думаю. И возможно, если ты проведешь с ней какое-то время, вы двое сможете решить свои разногласия, чтобы ты не чувствовала себя виноватой, когда она умрет.

Я заработала неприязненный взгляд.

– Кейт, я сейчас не в настроении для любительского психоанализа. Есть много того, чего ты не понимаешь и, вероятно, не поймешь, пока у тебя не появятся собственные дети. Не уверена, что хочу, чтобы ты навещала ее, не говоря уже о том, чтобы переехать к ней. Она коварна и эгоистична, а я не хочу, чтобы тебе причинили боль.

– Не понимаю, как ты можешь говорить, что она эгоистка, в то время как она оставляет нам кучу денег. По крайней мере, я предполагаю, что это куча денег.

Мама взглянула на конверт.

– Я думаю, что это возможное предположение. Но я все же надеюсь, что научила тебя тому, что деньги – это еще не все, Кейт. Намного важнее – самопожертвование, отдача всего себя во имя других. Своего времени, внимания, сочувствия…

Она допила остатки вина из бокала, прежде чем продолжить.

– Я всегда была ближе к отцу, чем к матери, но после аварии я очень сильно в ней нуждалась. Я потеряла отца, потеряла близнеца. Я едва успела попрощаться с папой, а Пруденс уже умерла. Никаких прощаний, ничего. Я чувствовала себя так одиноко. Мы пережили одну и ту же потерю, но мама закрылась в своей спальне, и я почти не видела ее. Она вышла на похороны и сразу же вернулась в спальню.

Мама задумчиво провела пальцем по краю пустого бокала.

– Может быть, поэтому меня и тянуло к твоему отцу. Гарри был первым человеком из всех, кого я знала, кто мог понять такую потерю.

Родители моего отца погибли в автокатастрофе, когда ему было всего пять. Ему повезло, что он выжил в аварии. Никто из тех, кого я любила, не умирал, и мама с папой всегда были рядом, физически, когда я действительно нуждалась в них. Но я точно могу понять одиночество. После каждой из этих «панических атак» мне казалось, что никто не понимает, через что я прохожу. Я была в бешенстве от того, что мама и, более того, папа пытались отмахнуться от них как от обычных и объяснимых процессов, в то время, как я без сомнения знала, что это не так.

– Я всегда считала, – продолжала мама, – что мать должна в первую очередь заботиться о своем ребенке, а не о собственных нуждах. Но я, вероятно, не всегда применяю это на практике так, как следовало бы. И… я не хочу, чтобы через двадцать лет ты оглядывалась назад и злилась на меня так же, как я на нее. Я не хочу жить с матерью и не хочу ее денег. Но, – добавила она, – ты скоро станешь совершеннолетней, и ты уже достаточно взрослая, чтобы самой решать. Я не стану запрещать тебе видеться с ней, если ты этого хочешь. Ты и твой отец можете решить все остальное. Звучит справедливо?

Я кивнула. Я ожидала, что она будет обдумывать все в течение нескольких дней или даже недель, и была удивлена, услышав конечное решение так скоро.

– Хочешь разделить десерт?

Она улыбнулась:

– Ни в коем случае, детка. Я хочу свой собственный. Мне нужно что-то большое и приторное, с кучей шоколада.

∞ 2 ∞

– Вы опоздали, юная леди, – папа вручил мне миску с овощами, как только я вошла. – Нам придется поторопиться, чтобы успеть приготовить джамбалайю к приезду Сары. Нож лежит на столе. Резче-резче!

Я закатила глаза от этой отвратительной игры слов, хотя на самом деле не возражала. Если папа отпускает плохие шутки, значит, у него хорошее настроение.

Мы любим готовить, но в будни редко удается найти время для чего-то большего, чем суп и бутерброды. Зато по воскресеньям мы делаем все возможное. Обычно Сара, девушка папы, присоединяется к нам, чтобы оценить этакие гастрономические эксперименты, которые мы с папой проводим. К сожалению, кухня не позволяет приготовить что-то экзотичнее, чем пиццу в микроволновке. За стойкой едва хватает места для одного человека, не говоря уже о двух. Поэтому я сидела за кухонным столом, нарезая «Святую Троицу» креольской кухни – болгарский перец, сельдерей и лук, а папа стоял у раковины и делал свою часть подготовительной работы. Конверт с завещанием Кэтрин лежал на дальнем конце маленького столика, чтобы его не забрызгало в процессе резки овощей. Я взглянула на папу, бросая последние кусочки сельдерея в миску.

– Мама просила передать тебе привет. И Кэтрин тоже.

Отец криво улыбнулся:

– Ох. И насколько сильно меня втянули в это?

Я лишь усмехнулась и начала нарезать перец соломкой.

– Я бы сказала, примерно по уши. Кэтрин нам поведала, что ты помог ей найти риелтора.

– Я дал ей адрес сайта одного знакомого Сары и сказал, что он вполне может справиться. Это нельзя назвать пособничеством врагу, – он вернулся к ветчине, которую резал. – Так она собирается купить здесь дом?

– Она уже его купила. В нескольких минутах ходьбы от Браяр Хилл, довольно близко. Я думала, ты знаешь.

Он усмехнулся.

– Нет. Я думаю, Кэтрин решила, что моя жизнь будет проще, если я буду знать чуть меньше о ее планах. Но вот что я скажу: я счастлив, что она вернулась, – его глаза, такие же темно-зеленые, как и мои, помрачнели. – Как она там?

– Так, значит, ты знаешь, что она больна?

– Да. Она написала мне об этом в своем последнем письме. Так печально. Мне всегда нравилась Кэтрин, несмотря на отношение твоей мамы к ней.

Я сложила в кучку тонкую соломку зеленого перца и перевернула, чтобы покрошить.

– Она не выглядит умирающей. У нее суперкороткие волосы, она сказала, что это из-за процедур. Не могу вспомнить, как она выглядела раньше, за исключением нескольких очень старых фотографий, – я на мгновение замолчала. – Ты рассказал ей о моих… панических атаках… или это была мама?

– Хм… это был я. Надеюсь, ничего страшного? Она как-то написала мне и спросила, как у тебя дела. Я беспокоился о тебе и подумал, может быть, твоя мама прошла через что-то подобное, когда была в твоем возрасте. Наверное, я мог бы спросить твою маму напрямую, но вытягивать такую информацию из Деборы – все равно что вырывать зубы.

– Все в порядке, – сказала я. – Мне просто было интересно. Она рассказала тебе о завещании?

– Нет. Не знал, что завещание есть. Она снова пытается заставить твою маму взять деньги?

– Ну, не совсем так, – я смахнула нарезанный кубиками перец в миску тупой стороной ножа и принялась за лук. – Кэтрин говорит, что оставляет мне все, включая большой дом, который она только что купила. И еще много чего другого. И если мама серьезно не передумает, вероятно, тебе придется стать исполнителем завещания и распорядителем счета, или что-то в этом роде.

Папа едва не порезал указательный палец. Он осторожно положил нож на разделочную доску и придвинул другой стул, вытирая руки о кухонное полотенце.

– Счета?

Я протянула ему конверт, и он некоторое время молчал, рассматривая документы.

– Я даже не подозревал, что у Кэтрин так много денег, чтобы купить дом, особенно здесь. Я думал, что она выберет какой-нибудь маленький загородный дом или что-то в этом роде. Теперь друг Сары должен мне пиво – черт, банок шесть – за то, что я оказал ему такую услугу.

– Это еще не все, – сказала я, – Кэтрин хочет, чтобы я переехала к ней… ну, с мамой, но я думаю, Кэтрин знала, каким будет ее ответ. Бабушка знает, что здесь я бываю одну половину недели, а с мамой – другую, поэтому она сказала, что если мама скажет «нет», то она попросит тебя.

– Это условие завещания?

– Нет. Но я хочу согласиться.

Папа долго смотрел на меня.

– Ты уверена, Кэти? Думаю, следующие несколько месяцев будут нелегкими для твоей бабушки. И это может звучать немного грубо, но чем сильнее ты к ней привяжешься, тем больнее будет, когда она уйдет. То есть я забочусь о Кэтрин, но в первую очередь я должен думать о тебе.

– Я знаю, папа. Но мне кажется, что она одинока, – я хотела рассказать ему о медальоне, но не была уверена, что он мне поверит. Он не решит, что я лгу, но может начать беспокоиться о том, не поехала ли у меня крыша. И, даже если Кэтрин не заставляла меня хранить тайну, мне казалось, что я нарушу ее доверие, обсуждая это с кем-нибудь до того, как у нее самой будет шанс рассказать мне все. – Я хочу узнать ее получше. Пока не стало слишком поздно…

Он вздохнул и откинулся на спинку стула.

– А что говорит твоя мама?

– Мама не хочет переезжать к ней, даже на некоторое время. Но, кроме того, она говорит, что все зависит от нас. И ты можешь оставаться здесь в те дни, когда я с мамой, чтобы Сара могла оставаться у тебя на ночь…

Папа мгновенно покраснел, и я мысленно пнула себя. Я уже несколько месяцев назад поняла, что Сара оставалась здесь с ночевкой в те дни, когда я была с мамой, но, кажется, я выбрала не самый этичный способ рассказать об этом отцу.

– Хм… Верно, – он встал и вернулся к разделочной доске. – Я думаю, мне следует поговорить с твоей мамой, прежде чем мы продолжим обсуждать это дело. Поскольку я и так уже по уши втянут, мне бы не хотелось усугублять ситуацию. Но если она действительно согласна с этим и ты уверена, что это то, чего ты хочешь…

Как только джамбалайя начала благоуханно булькать на заднем плане, папа взял свой сотовый, прихватив завещание, и пошел в спальню. Я вытащила из рюкзака учебник по астрономии и попыталась прочитать задание, но сосредоточиться было нелегко. Я все ждала, что услышу громкие голоса, доносящиеся из спальни, – хотя это, наверное, было глупо, так как папа никогда не кричал, и было бы довольно проблематично услышать маму из динамика его телефона, даже если бы она кричала во весь голос.

Я только встала, чтобы размешать джамбалайю, как вернулся папа. Он протянул мне завещание и маленький клочок бумаги, на котором записал номер телефона.

– Все прошло лучше, чем я ожидал. Твоя мама, кажется, немного… подавлена. И она говорит, что это решение зависит от нас… просто оставь ее в покое некоторое время. Единственный раз она разозлилась, когда я предположил, что и она могла бы провести некоторое время с Кэтрин. Она сказала мне не лезть не в свое дело. И не в самых вежливых выражениях.

Он взял тарелки из маленького верхнего шкафчика – сложный процесс, который требовал сначала передвинуть миски с хлопьями и небольшой дуршлаг.

– Сара будет здесь с минуты на минуту. Почему бы нам всем не поужинать, и после ты могла бы позвонишь своей бабушке и рассказать ей новости? Я очень надеюсь, что она купила дом с хорошей просторной кухней.

В понедельник я встала еще до рассвета, с энергичностью, которая не часто бывает по утрам. Я приняла душ, оделась и постучала в дверь папиной комнаты. Он проснулся, но был этому не рад.

– Ты должен поторопиться, папа, а то мы опоздаем.

Он зевнул и, спотыкаясь, пошел в душ.

– Терпение, кузнечик. Это в пяти минутах ходьбы.

Когда я позвонила ей вечером рассказать о новостях, Кэтрин объяснила, как добраться до дома, и спросила, не заедем ли мы позавтракать перед школой.

– Я знаю, что это не даст нам много времени, чтобы поговорить о деле. Я просто хочу тебя увидеть. Я так рада, что ты останешься здесь. И я хочу, чтобы ты познакомилась с Коннором. И с Дафной тоже, конечно.

У меня не было возможности спросить, кто такая Дафна, прежде чем она повесила трубку, но я узнала об этом в ту же секунду, как мы с папой вошли в парадную дверь огромного дома из серого камня. Большой ирландский сеттер вскочил, положил обе лапы мне на плечи и долго, влажно чавкал мне в лицо. У собаки были большие темные глаза и маленькие серые пятнышки на рыжеватой мордочке.

– Дафна, ужас какой, а ну слезь! Ты собьешь Кейт с ног! – Кэтрин рассмеялась и потянула собаку за ошейник. – Надеюсь, ты не боишься собак, дорогая. Она действительно милая, просто не думает, прежде чем прыгнуть. Она тебя не поцарапала?

– Нет, она классная! И довольно легкая для такой большой собаки.

– Да, она в основном состоит из меха. И, боюсь, она немного перевозбуждена. Ей пришлось сидеть взаперти в конуре, пока мы переезжали. Она так счастлива, что теперь у нее есть целый дом и двор, чтобы резвиться, поэтому ведет себя как щенок.

Кэтрин закрыла за нами дверь.

– Гарри, я так рада тебя видеть. Давай, клади свои вещи, и пойдем скорее на кухню, чтобы вы успели в школу.

Кухня представляла собой большое открытое пространство. Первые робкие лучи солнца пробивались через раздвижную дверь, которая вела в небольшой внутренний дворик. В дальнем конце комнаты было большое эркерное окно с мягким сиденьем, которое выглядело как идеальное место, чтобы полежать, свернувшись калачиком, с хорошей книгой в дождливый день.

– Гарри, наверное, помнит, что я самый ужасный повар в мире, – сказала Кэтрин. – Я решила, что лучше предложить тебе рогаликов, чем мучить бабушкиными попытками накормить черничными булочками. Есть сливочный сыр, фрукты, апельсиновый сок и кофе. И да, Гарри, у меня есть чайник для чая. «Эрл Грей» или «Английский завтрак»?

Я посмотрела в сторону стойки, куда она указывала, и сначала мне показалось, что за большой коробкой с рогаликами стоит лампа. Потом я поняла, что это медальон, сияющий так же ярко, как и в ресторане.

Я была удивлена, увидев, что папа перестал просматривать варианты рогаликов и поднял его, сказав:

– У тебя все еще есть это!

– О да, – ответила Кэтрин. – Он всегда со мной. Наверное, это мой счастливый талисман.

– Он навевает воспоминания. Кэти, я уверен, что ты совсем не помнишь этого, но ты была абсолютно очарована им, когда была ребенком. Каждый раз, когда Кэтрин приходила в гости, ты забиралась к ней на колени и разглядывала его. Казалось, не было ничего, что нравилось бы тебе больше. Ты улыбалась и смеялась, будто эта штука была лучшей игрушкой в мире. Ты называла его…

– Голубой свет, – тихо произнесла Кэтрин.

– Точно, – сказал папа. – Сначала мы не были уверены в том, что ты говоришь, это звучало как «гобу-сет». Даже после того, как ты выучила все цвета, ты все еще называла его своим «голубым светом». Когда твоя мама или я поправляли тебя, ты очень серьезно произносила: «Нет, папа, это голубой свет». В конце концов, мы сдались, – он взъерошил мои темные волосы, как делал всегда, когда я была маленькой. – Ты была такой милашкой.

Он положил медальон обратно на стойку, и я взяла его, чтобы рассмотреть поближе. Он был удивительно легким для своих размеров. Я едва ощущала его в своей ладони. Из любопытства я коснулась сверкающего центра медальона кончиками пальцев и почувствовала внезапный, интенсивный импульс. Маленькие лучи света взметнулись вверх от центра под разными углами, и комната, казалось, растворилась на заднем плане. Я слышала, как папа и Кэтрин разговаривают, но их разговор звучал как приглушенное радио или телевизор, включенный в дальней части комнаты.

Кухня превратилась в вихрь образов, звуков и запахов, быстро проносящихся в моей голове: ветер, пшеничное поле, большие белые здания, из которых раздавался гул голосов и которые, казалось, стояли у самого океана, темная яма, которая, вероятно, была пещерой, чей-то голос… детский? Рыдающий…

Потом я снова оказалась на пшеничном поле, и оно было таким настоящим, что я чувствовала запах зерна и видела маленьких насекомых и пылинки, висящие в воздухе. Я видела свои руки, тянущиеся к лицу молодого человека – темные, напряженные глаза смотрели на меня из-под длинных ресниц, черные волосы касались моих пальцев, когда я обводила контуры его загорелой рельефной шеи. Я чувствовала сильную хватку на талии, когда он притянул меня к себе, теплое дыхание на моем лице, его губы почти коснулись моих…

– Кейт? – голос отца прорезал туман, охвативший мой разум. Он взял меня за руку, в которой я держала медальон. – Кэти? Ты в порядке? – я глубоко вдохнула и положила медальон на стол, схватившись за стойку, чтобы сохранить равновесие.

– Эм… да, – я почувствовала, как румянец приливает к моим щекам. Я была уверена, что именно так я буду чувствовать себя, когда папа увидит, как я целуюсь с кем-то, что практически уже произошло, или мне так показалось. – Просто голова кружится… немного.

Кэтрин отодвинула медальон. Она побледнела и едва заметно покачала головой, когда я поймала ее взгляд.

– Я думаю, ей просто нужно позавтракать, Гарри. – Она взяла меня за руку и повела за обеденный стол.

Это было правильное решение. У меня сильно тряслись колени. Я никогда не испытывала галлюцинаций, а звуки и образы казались такими реальными, как будто все происходило в действительности.

Папа настоял на том, чтобы я сидела смирно, пока он принесет мне рогалик и сок. Он только вернулся к столу и начал одну из своих «а ты помнишь…» историй, когда высокий рыжеволосый мужчина неопределенного возраста появился в дверях.

– Доброе утро, Кэтрин.

– Коннор! – сказала Кэтрин. – Я как раз собиралась позвонить тебе и сказать, что приехали наши новые домочадцы. Этот джентльмен – Гарри Келлер. А это Кейт, моя внучка.

– Коннор Данн. Очень приятно с вами познакомиться, – он быстро пожал папе руку и повернулся ко мне. – И Кейт… я рад, что ты здесь. Нам предстоит много дел.

– Вам помочь с распаковкой вещей? – спросила я.

Коннор бросил на меня непонимающий взгляд, а затем снова посмотрел на мою бабушку.

– Коннор, – сказала она, – расслабься. У нас будет достаточно времени, чтобы обсудить организацию библиотеки, как только Кейт и Гарри вселятся. Возьми рогалик и наслаждайся утренним солнцем. Ты будешь рад, узнав, что на этот раз у них действительно был пумперникель.

Она повернулась к отцу и сказала:

– Коннор работал со мной последние два года, и я бы не справилась без него. Он помогал мне оцифровывать коллекцию, но мы были только на полпути, когда… – она задумалась, словно подыскивая нужное слово, – когда решили переехать.

– У вас много книг? – спросила я.

Папа усмехнулся, намазывая сливочной сыр на рогалик.

– Коллекция Кэтрин переплюнет весь Амазон.

Кэтрин рассмеялась и покачала головой, сказав:

– У меня не так уж много книг, но у меня есть много томов, которые вы не найдете ни там, ни где-либо еще.

– Что это за книги? – спросила я. – Если подумать, я действительно не знаю, чем ты занимаешься…

– Я историк, как и твоя мать. – Она сделала паузу. – Ты изумлена, что Дебора пошла в ту же область, что и я, не так ли? – Я сама удивилась, но не думала, что будет вежливым с моей стороны это озвучить. – Дебора боролась, но, боюсь, это наследственное. У нее не было выбора. Однако она изучает современную историю. Большинство моих исследований посвящено более отдаленным эпохам…

Коннор мягко усмехнулся – правда, я не поняла шутки, – а затем, схватив пару рогаликов из коробки, направился к одной из двух лестниц в фойе. Кажется, он был немногословным человеком с хорошим аппетитом.

– И я больше исследователь, нежели учитель, – продолжала Кэтрин. – Я не преподавала с тех пор, как умер твой дед.

– Дедушка и Пруденс? – я тут же пожалела о своих словах. Тяжело говорить о смерти ребенка, даже спустя много лет.

Но если это и беспокоило Кэтрин, она не подавала виду:

– Да, конечно. И Пруденс.

После завтрака нам устроили грандиозную экскурсию, и Дафна побежала по лестнице следом за нами. Это был очень большой дом, одна изогнутая лестница вела направо, а другая, та, по которой шел Коннор, – налево.

– Жилые комнаты находятся на этой стороне. Каждому из вас мы выделили маленькие апартаменты. Но можем все переделать, если они вам не подойдут, – мы прошли по коридору, и она указала мне на апартаменты, которые были размером с весь наш коттедж в Браяр Хилл. Затем она исчезла в коридоре, беседуя с папой.

Я вошла в главную комнату апартаментов, выкрашенную в бледно-голубой цвет. В центре стояла кровать с балдахином, из кованого белого железа с орнаментом в виде завитков, покрытая светло-голубым ситцевым одеялом. Она выглядела гораздо удобнее папиного раскладного дивана. Я присела на край матраса и осмотрелась. Справа от кровати располагались отдельная ванная комната и гардеробная, а слева – гостиная зона с диваном, письменным столом и двумя высокими окнами, выходящими на задний двор. Комната была красивой и просторной, но я все же была рада, что не покину навсегда свой маленький уголок в старом доме. Я любила свои светящиеся в темноте звездочки, беспорядок и окно в крыше, и я не была уверена, что смогу называть эту новую комнату своей в полной мере.

– Так… тебе нравится? – я слегка вздрогнула, увидев в дверях Кэтрин. Выражение моего лица, очевидно, было достаточным ответом, потому что она продолжила: – Я послала твоего отца на чердак кое-что проверить. Надеюсь, он отвлечется на тот бардак и у нас будет пара минут, чтобы поговорить. В ближайшие месяцы у нас будет больше работы, чем ты можешь себе представить, моя дорогая. – Она присела на край кровати, поставив между нами сумку на молнии, в которой лежала маленькая коричневая книжка. – Так много зависит от тебя и твоих способностей, а мы даже не начали упражняться. Я просто думала, что у нас будет больше времени.

– Мои способности? Это как-то связано с медальоном?

Кэтрин кивнула:

– Так и есть. И с твоими так называемыми паническими атаками. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это в одиночку. Я знаю, это было страшно.

Я скривилась:

– Это было ужасно. Я чувствовала, будто что-то идет не так. Действительно не так. Но я не знала… не знаю, что именно. Каждая моя клеточка просто… я не знаю… кричала, что что-то не на месте, не в порядке. И не то, чтобы это прекратилось… Скорее, просто утихло. Что бы то ни было, оно все еще не… в порядке, но я к этому привыкла, кажется? Это тоже неправильно. – Я покачала головой. – Я не могу этого объяснить.

Кэтрин взяла меня за руку. – Первый раз это случилось второго мая прошлого года, верно? А затем повторилось днем пятнадцатого января?

Я была в замешательстве.

– Да. Папа сказал тебе точное время? – Я была удивлена тому, что он точно запомнил даты.

– Ему не пришлось. Я тоже это почувствовала. Но у меня было преимущество. Я сразу поняла, что испытываю временную аберрацию[1].

Я чувствовала, что удивленно поднимаю бровь, но старалась сохранять нейтральное выражение лица. Было так приятно знать, что хоть кто-то верил, что это не панические атаки, но что, черт возьми, Кэтрин имела в виду под временной аберрацией?

– И в отличие от тебя, – сказала Кэтрин, – у меня был медальон. Ты, должно быть, была напугана до полусмерти. – Взгляд ее голубых глаз смягчился. – Знаешь, ты похожа на нее.

– На мою маму?

– Ну да, немного. Но больше похожа на Пруденс. Они с твоей мамой не однояйцевые близнецы. Хотя глаза у тебя отцовские. Этот зеленый цвет ни с чем не спутаешь, – тонкая рука Кэтрин потянулась, чтобы заправить один из непослушных темных локонов, которые постоянно выбиваются, какой заколкой не удерживай.

– Волосы Деборы послушнее, а у тебя дикая шевелюра Пру. Я никак не могла распутать твои колтуны.

После долгой паузы она улыбнулась и покачала головой, возвращаясь к реальности.

– Я зря теряю время, – она понизила голос и быстро заговорила, – Кейт, это случится снова. Я не знаю, когда произойдет следующий временной сдвиг, но подозреваю, что это произойдет очень скоро. Я не хочу тебя пугать, но ты единственная, у кого есть возможность все исправить. И ты должна все исправить. Иначе все – и я имею в виду абсолютно все – будет потеряно.

Кэтрин передала книгу мне в руки и встала, собираясь уходить.

– Прочти ее. Скорее всего, она не поможет тебе разобраться в том, что с тобой происходит, но я думаю, так ты быстрее убедишься, что все это правда.

Она подошла к двери и оглянулась, очень строго сказав:

– И ты ни в коем случае не должна прикасаться к медальону снова, пока не будешь готова. Я сделала ошибку, оставив его на стойке, но я и понятия не имела, что ты сможешь его запустить, – она резко покачала головой. – Ты едва не покинула нас, юная леди, и, я боюсь, ты не смогла бы найти дороги назад.

Мы с папой успели к школе всего за пару минут до звонка. По дороге он говорил о телескопе, который был установлен на чердаке у Кэтрин, оставленный предыдущими владельцами. «Сейчас в округе Колумбия было слишком светло, чтобы от этой штуковины был какой-то толк, но, когда дом был только построен, все было иначе», – сказал он. Я кивала в нужных местах, почти не слушая.

В тот день мне было очень сложно сосредоточиться на уроках. Тригонометрия или английская литература едва могли меня заинтересовать, когда столько мыслей проносилось в моей голове. В один момент я напомнила себе, что у Кэтрин правда опухоль мозга и ее разговоры могли быть результатом чрезмерного давления на гиппокамп или что-то в этом роде. А потом вспомнила ощущение от прикосновения к медальону – грохот, запах поля и тепло его кожи, – и я безо всяких сомнений знала, что моя бабушка говорит правду, что приводило к вопросу о том, как, черт возьми, я должна все исправить. А затем, через минуты две, я снова начала сомневаться во всем происходящем.

Когда прозвенел звонок, я остановилась у папиного кабинета, чтобы быстро обнять его, а затем поспешила к станции метро, надеясь, что для разнообразия успею на занятие по карате. Я опустилась на свободное место в вагоне и, недолго думая, положила рюкзак рядом с собой, чтобы отвадить сомнительных попутчиков, как учила меня мама, на случай, если еду одна. В транспорте все равно было пусто – только девушка пилила ногти, слушая музыку на iPod, и мужчина средних лет с тяжелой папкой документов уставился в окно.

В это время дня поездка обычно занимала не больше пятнадцати минут, и я просто надевала наушники и отключалась, разглядывая граффити на зданиях первые пару минут, пока поезд не погружался под землю. Некоторые из рисунков были там уже очень давно, со свежими слоями краски поверх старых, выцветших изображений.

Время от времени владелец здания закрашивал стену, но художники вскоре возвращались, привлеченные свежим чистым холстом. Только полдюжины зданий оставались чистыми. Некоторые, как склад шин, строили высокие заборы с колючей проволокой вокруг стены, обращенной к рельсам. Киристский храм, мимо которого мы проезжали, тоже был чистым… ослепительно белым, как и все их здания, которые регулярно окрашивались членами церкви и, по слухам, охранялись большими и агрессивными доберманами.

Однако сегодня я была слишком рассеянна, чтобы обращать внимание на городской пейзаж. Я осторожно вынула из пакета книгу, которую дала мне Кэтрин. Обложку явно помотало время, и, кажется, не раз ее латали липкой лентой, как старые книги в школьной библиотеке. Книга была похожа на что-то вроде дневника, и так оно и было: открыв ее, я увидела исписанные листы.

Бумага была в удивительно хорошем состоянии по сравнению с обложкой. Она нисколько не пожелтела. Сначала я решила, что новые страницы были переплетены внутри старой обложки по какой-то причине, но, когда я пробежала пальцами по линованной бумаге и пригляделась, стало заметно, что это маловероятно. Страницы были очень толстыми. Даже толще картонной бумаги. Судя по весу книги, в ней должно было быть не меньше ста страниц, но я быстро подсчитала, и их оказалось всего около сорока. Я осторожно согнула уголок листа и была удивлена, увидев, как странная бумага резко распрямилась, даже не сморщившись. Я попыталась оторвать маленький кусочек от края, но безуспешно. После нескольких экспериментов с книгой я пришла к выводу, что на бумаге не выйдет писать шариковой ручкой, карандашом или маркером. Вода сразу же пошла бисером, хотя поверхность не казалась ламинированной. Жевательная резинка на мгновение прилипла, но быстро отклеилась, не оставив следов. Спустя несколько минут я сделала вывод, что эту штуку ничем не повредить. За исключением огня, возможно, но я не могла проверить этого в метро.

Затем я начала изучать надписи на страницах и заметила, что только первая четверть дневника была использована. Каждая из исписанных страниц, за исключением первой, казалось, начиналась с оборванной фразы. И между страницами не было никакой связи. Это определенно была очень странная маленькая книжка. Единственное, что казалось нормальным в дневнике, нашлось внутри обложки, написанное уже выцветшими чернилами:

Поезд приближался к моей остановке. Я сунула книгу обратно в пакет и остановилась, чувствуя, что за мной наблюдают.

Это, вероятно, было не слишком удивительно, учитывая, что я не единожды пыталась искалечить книгу. Странное поведение, даже по стандартам метро.

Я подняла глаза и увидела двух молодых людей, сидевших теперь в самом конце вагона, в трех рядах от меня. Я не могла припомнить, чтобы кто-то садился в вагон на последней остановке, и хотя я должна признать, что была немного занята, я не могла избавиться от чувства, что они просто появились из ниоткуда. Они стояли лицом ко мне, и я их ясно видела. Один из них был немного полноват, примерно моего возраста, с темно-русыми волосами и желтоватой кожей, которая выглядела так, будто он редко выходил из дома. Эмблема на его поношенной футболке напоминала обложку музыкального альбома, но я никак не могла понять, что это за группа. Его взгляд метнулся к коленям, и он начал что-то записывать в маленьком блокноте, как только я посмотрела в их сторону.

Второй парень был высоким, на несколько лет старше, очень красивым, с длинными черными волосами. Я почувствовала, как медленный румянец разливается по моим щекам, когда узнала те же темные глаза, которые увидела, когда прикоснулась к медальону.

По рукам побежали мурашки, когда я вспомнила тепло его кожи под пальцами, ощущение руки на талии и тепло, которое пробежало по моему телу от прикосновения. Я не могла представить, как ему удалось выбраться из моей галлюцинации и войти в метро, но я была абсолютно уверена, что это был тот же самый парень.

Теперь он выглядел немного старше, чем когда я видела его на поле, лицо выражало странную смесь печали, страха и той самой тоски, которую я помнила из видения. Он вцепился в обивку сиденья и не отвел взгляда, даже когда другой парень резко толкнул его локтем. Я наконец-то прервала наш зрительный контакт.

Поезд начал замедлять ход почти сразу же после того, как я опустила глаза, и я снова быстро взглянула туда. Двери еще не открылись, и прошла всего секунда, но их уже не было.

Я подошла к скамье, на которой они сидели, и протянула руку, ожидая наткнуться на твердую материю (или лишиться пальца), но там было пусто. Я была почти уверена, что они мне просто померещились, но две вмятины на оранжевой виниловой подушке метро постепенно разглаживались, как всегда, когда кто-нибудь поднимался. Я провела пальцами по краю подушки, которую так крепко сжимал высокий молодой человек, и обнаружила, что она все еще хранила тепло его руки.

∞ 3 ∞

Я пришла на занятие по карате с опозданием на несколько минут и проскользнула на свое привычное место рядом с Шарлейн. В течение следующего часа мы практиковались в наших рутинных упражнениях, и физическая нагрузка вытеснила события последних нескольких дней из моего сознания (почти). Обычно я могла побороть Шарлейн, наверное, потому что я начала заниматься годом раньше нее, но в тот день меня дважды опрокинули, и вскоре у меня появился красивый, яркий синяк на правом бедре от довольно коварного удара ноги Шарлейн.

Мы выполняли упражнения до самого конца занятия. Когда мы направлялись к выходу, Шарлейн повернулась ко мне, спросив:

– Ну что? Что случилось? Ты не ответила ни на одно мое сообщение…

Я все еще не была уверена, как много я действительно могла бы объяснить без того, чтобы Шарлейн не решила, что я свихнулась. Поэтому я решила обратиться к нашей с ней дурацкой шутке:

– Позвольте мне объяснить… Нет, это слишком. Позвольте мне подвести итог.

Шарлейн закатила глаза. Я могла бы процитировать «Принцессу-невесту» практически от начала до конца.

– Ну ладно, подведи итог, Иниго Монтойя. Что произошло?

Я достаточно хорошо знала Шарлейн, чтобы быть уверенной, что она в конце концов вытянет из меня всю историю.

Если она решит, что я храню хотя бы намек на тайну, то не успокоится, пока не убедит меня выложить все пикантные подробности.

– Ладно, слушай. Моя бабушка умирает, она оставляет мне большой дом, много денег, и мы с папой собираемся переехать к ней на год. Я унаследовала от нее особую способность, которой она должна научить меня пользоваться, чтобы спасти наш мир, каким мы его знаем. Или что-то в этом роде. И я почти разделила поцелуй с тем, кто, как мне кажется, мог оказаться призраком, который исчез в метро.

– Ты чуть не поцеловала кого-то в метро? Он был милым? – Шарлейн достаточно сфокусировать свое внимание на этом.

Наличие трех старших братьев означало, что в ее доме постоянно был поток парней и она держала нескольких из них на веревочке. Целью ее жизни было убедиться, что я полностью соответствую своему личному романтическому потенциалу, но до сих пор ее попытки свести меня с кем-то кончались сплошными катастрофами.

– Да, он был симпатичным, – ответила я. – И я чуть не поцеловала его не в метро. Это случилось на кухне моей бабушки или где-то на пшеничном поле. Вероятно, и там, и там.

Последовала долгая пауза, во время которой Шарлейн просто смотрела на меня.

– Окей. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не станешь лгать мне, Кейт. Значит, дело в сумасшествии, тяжелых наркотиках… – Она сделала паузу. – Или ты говоришь правду. Мне понадобится больше, чем версия «позвольте мне подвести итог», чтобы понять все это.

– Тогда мы сможем разобраться во всем этом вместе, потому что я и сама не совсем уверена, – я вытащила дневник из рюкзака. – Я очень надеюсь, что это поможет.

Мама нисколько не удивилась, что мы проглотили всю пиццу, а потом схватили содовую и направились обратно в мою комнату. Мы всегда так делаем, когда Шарлейн остается у меня ночевать. Она также не слишком удивилась бы, увидев нас сгорбившимися над книгами, так как мы часто делаем вместе домашнее задание. Но она бы точно удивилась, если бы заглянула внутрь и увидела нас, прижавшихся друг к дружке, держащих зажженную спичку над каждой из страниц, казалось, очень старого дневника. Я потушила спичку:

– Окей. Ты тоже не смогла его сжечь.

– Но зато из-за огня от него забавно пахнет, – заметила Шарлейн. – И обложка… ее получается поджечь, и на ней можно писать, да и вообще делать все что угодно. Это странно. Почему же обложку не сделали такой же неуязвимой, как и страницы? Обложка ведь должна защищать книгу.

– Верно, – я на секунду задумалась. – Но… ты никогда не прятала книгу, которую хочешь прочесть за обложкой той, что нужно прочесть?

– Ну, бывало. Но…

– Возможно, автор хотел, чтобы другие принимали эту книгу за обычный дневник. Взгляни на дату внутри: 1890. Не похоже на то, чтобы такое могло существовать в 1890-м.

– Не похоже на то, что такое могло бы существовать сейчас, – сказала Шарлейн. – А ты не можешь просто позвонить своей бабушке и спросить?

– Могу. Но она сказала, что я скорее задамся большим количеством вопросов, чем найду ответы. Мне кажется, она хочет, чтобы я попыталась разузнать что-нибудь самостоятельно, если у меня это получится, конечно.

Шарлейн протянула руку и пальцем поскребла маленькую шишечку, торчащую из-под ткани на переплете книги:

– Что это? Что-то застряло под обложкой, – ей пришлось немного потянуть, но потом она вынула маленькую ярко-желтую палочку, примерно вдвое толще зубочистки, с заостренным черным кончиком. – Это крошечный карандаш.

Я взяла палочку, чтобы рассмотреть ее поближе:

– Да, похоже на карандаш, но… смотри, грифель не соскребешь. Думаю, это стилус. Как на старом мамином планшете. Ты такие видела. Просто нажимаешь на экран вот так, и…

Я взяла книгу и приложила кончик к первой странице. Строки рукописного текста медленно поползли вверх.

– Ну, вот. Это не книга. Это что-то вроде портативного компьютера.

Шарлейн была озадачена.

– Но почему? – спросила она. – Почему бы просто не взять с собой ноутбук или iPad? Не понимаю.

– Если только это не 1890 год и ты не хочешь привлекать к себе внимание, – я закрыла обложку, и книга снова стала похожа на старый дневник. – Если только ты не хочешь, чтобы люди узнали, что ты не один из них.

– Жуть. Я никогда не видела ничего подобного. Как у твоей бабушки оказалось что-то подобное? Ты говорила, что она историк. Как и твоя мама, верно?

Я снова открыла дневник и провела пальцем по имени, напечатанному на внутренней стороне обложки:

– Возможно, это совпадение, что мою бабушку зовут Кэтрин, но я так не думаю. И да, она историк, но я начинаю подозревать, что быть историком значит для нее совсем не то, что для мамы. – Я открыла случайную страницу, потыкала по верхнему краю стилусом и стала наблюдать, как текст прокручивается вниз, останавливаясь в начале записи.

15 мая 1893 года

Чикаго, штат Иллинойс

Мы прибыли на рассвете и слились с толпой, идущей от железнодорожного вокзала. Расчеты были верны, хотя местность оказалась не такой закрытой, как мы полагали. Город переполнен, и мы приземлились недалеко от входа в самую популярную достопримечательность, так что в будущем можно было бы предусмотреть еще одну точку входа.

Люди со всего мира съехались в Чикаго, чтобы увидеть новое чудо – огромное колесо с закрытыми кабинками, которые, вращаясь, будут поднимать пассажиров высоко в небо. Он откроется не раньше чем через месяц, но здесь всегда стоит огромная толпа, разглядывающая гигантское колесо, созданное мистером Джорджем Феррисом. Есть надежда, что колесо будет достаточно величественным, чтобы превзойти чудо предыдущей экспозиции в Париже – сказочную башню месье Эйфеля.

Я представила свое рекомендательное письмо Совету Управляющих Леди сегодня утром, и оно было принято без всяких вопросов. Запрос на фоновую обработку «Инфанты». Некоторые женщины обсуждали ее предстоящий визит на выставку.

– А это что такое? – Шарлейн указала на маленькую звездочку над выделенным текстом.

Я пожала плечами и один раз коснулась стилусом символа. Ничего. Я коснулась дважды, и тут же открылось маленькое информационное окошко в верхней части рукописной страницы:

Инфанта Эулалия (1864–1958): дочь испанской королевы Изабеллы и Франциска, герцога Кадисского. Полное имя: Мария Эулалия Франциска де Асис Маргарита Роберта Изабель Франциска де Паула Кристина Мария де ла Пьедад. Продвигала прогрессивные взгляды на права женщин в своих более поздних работах. Внимание: визит Инфанты взъерошит перья Чикагского общества. Часто можно было застать за поеданием сардельки или курением сигареты в Павильоне Германии, во время посещения официальных мероприятий. Супруга чаще всего можно найти в Мидуэй-Плейзанс[2].

– Ничего не поняла, – сказала Шарлейн, когда мы закончили читать запись. – Если у Кэтрин был ответ на этот вопрос прямо здесь, то почему она обратилась с запросом?

– Понятия не имею. Может быть, она добавила информацию позже? – я закрыла всплывающее окно, и мы вернулись к чтению записи в дневнике.

Я провожу вторую половину дня в Женском Павильоне, где планирует начать свою сессию Всемирный конгресс репрезентативных женщин. Женский Павильон считается чем-то удивительным сам по себе – он был построен по проекту 36-летней женщины-архитектора Софии Хейден. Сол сможет принять участие сегодня немного позже, поскольку в министерстве запланированы выступления на тему женщин, но бо́льшую часть дня он проведет в другом конце ярмарочной площади, участвуя в совещании по планированию Сентябрьского парламента мировых религий.

После полудня.

Я видела только пару активистов. Либо они не приехали, либо (мудро) решили пропустить эту сессию. Приветственные речи в действительности были даже длиннее, чем казались на бумаге. Я думала, что представления различных иностранных сановников никогда не закончатся.

Произнесение речей и вид толпы в Мидуэй-Плейзанс.

ХРОНОС файл КШ04012305_05151893_1 загружен.

ХРОНОС файл КШ04012305_05151893_2 загружен.

Сохранен личный файл КШ04012305_1.

Я попыталась постучать по каждой записи стилусом, но никакой реакции не последовало, и на полях не появилось никаких маленьких символов.

– Если файлы – это ссылки, я не могу понять, как их открыть. Наверное, мне придется спросить Кэтрин.

– Второй набор цифр… – Шарлейн указала на названия файлов, – это же дата записи, верно? 15 мая 1893 года.

Я перевернула несколько страниц и кликнула, быстро просматривая записи. Каждая из заполненных страниц содержала записи за целый год. К большинству записей был прикреплен файл ХРОНОСа, и последние цифры всегда соответствовали дате. Обычно было несколько наборов ежедневных записей, а затем промежуток в месяц или около того. Большинство из них были написаны в Чикаго. Последние два были из Нью-Йорка 21 апреля 1899 года и из Сан-Франциско 24 апреля 1899 года.

– Должно быть, КШ – ее инициалы, – сказала Шарлейн. – И… первая группа чисел также соответствует формату дат, но… – она потянулась за дневником, и я отдала ей его вместе с маленьким стилусом.

Через несколько секунд она нахмурилась и сморщила лоб.

– Не работает, – она провела пером по краю страницы, как и я, но текст не сдвинулся с места. Это была статичная страница рукописного текста. – Может быть, батарейка села или что-то еще? – спросила она.

Я взяла у нее книгу, провела стилусом по краю, и снова страница сдвинулась. Шарлейн выглядела немного раздраженной из-за того, что у нее не получилось заставить дневник работать, но в итоге только пожала плечами.

– Наверное, он просто вредный, как сенсорная панель на ноутбуке моего брата. Она тоже никогда не срабатывает, когда мне нужно.

Я просмотрела все записи, и Шарлейн оказалась права насчет дат. Первые две цифры в каждой записи всегда были от 01 до 12, а вторые две цифры всегда были между 01 и 31.

– Итак, похоже, что в 1890-х кто-то пытался слиться с толпой, замаскировав высокотехнологичное устройство под рукописный дневник. И у нас есть два набора дат, один из прошлого и один из будущего. Если мы читаем это правильно и если это не какая-то искусная подделка, то это записи из 1890-х, записанные кем-то в 2304-м и 2305-м годах.

Шарлейн кивнула:

– Если это не какая-то искусная подделка, то да. Однако я все еще не исключаю этого варианта.

Я натянуто улыбнулась ей.

– Тебя сегодня не было в поезде. Эти два парня просто испарились.

– А ты уверена, что просто не отпугнула их взглядом снежной королевы, как сделала это с Ноланом? – Я бросила в нее подушку, и она со смехом пригнулась. Нолан, друг брата Шарлейн, стал жертвой ее последней попытки исправить мою личную жизнь. Славный парень, очень милый, и в голове у него нет ничего, кроме футбола. Оглядываясь назад, понимаю, что могла бы быть более дружелюбной, но не видела смысла начинать что-то. И к тому времени, как мы покончили с пиццей, стало ясно, что мы с Ноланом совершенно не подходим друг другу.

Я положила дневник обратно в пакет и засунула в рюкзак.

– Нам нужно поспать. У меня как минимум тысяча вопросов, которые нужно задать Кэтрин завтра после школы, и если мы продолжим просматривать этот дневник, то список только увеличится. И если завтра ты появишься с мешками под глазами, твоя мама никогда больше не позволит тебе остаться у меня на ночь в будни.

Однако прошло немало времени, прежде чем я заснула. Каждый раз, когда я пыталась это сделать, яркие ощущения от медальона всплывали в сознании, и волнующие страстные темные глаза следили за мной, как только я погружалась в сон.

Утро наступило гораздо быстрее, чем хотелось бы мне или Шарлейн. Я вдохнула прекрасные ароматы завтрака и побежала к метро, которое было так переполнено, что мне пришлось стоять. Толпа рассеивалась по мере того, как поезд удалялся от города. Я опустилась на первое свободное сиденье, надев наушники, чтобы заглушить болтовню в метро.

Я не сразу заметила бледного, пухлого молодого человека, так как он стоял позади меня. Однако через несколько минут после того, как я села, я мельком заметила в зеркале безопасности левую сторону его лица. Я немного сдвинулась, чтобы получше его рассмотреть. Он был одет в ту же рубашку, что и накануне, и, казалось, не замечал ни зеркала, ни того факта, что я за ним наблюдаю. Я огляделась, чтобы посмотреть, нет ли поблизости высокого темноволосого парня, и даже вытащила свое ручное зеркальце, якобы чтобы поправить прическу, но не смогла его найти. Однако полненький явно наблюдал за мной.

Следующая остановка была не моей, но я встала как раз в тот момент, когда последний пассажир выходил из вагона, и направилась к ближайшей двери. Прежде чем я успела дойти до выхода, Пухляк оказался рядом со мной. Я почувствовала руку на своем плече, и что-то холодное и твердое больно впилось мне в ребра, в то время как последние пассажиры, выходившие на остановке, проходили мимо меня.

Он шепотом произнес: «Отдай мне рюкзак, и ты сможешь уйти. Мне не нужны неприятности. Просто сними его с плеч и отдай мне».

В обычной ситуации я бы просто отдала его, без вопросов, без колебаний. Первый урок самообороны состоит в том, чтобы не спорить с человеком, держащим пистолет. Но там был дневник. Лицо пухлого внезапно оказалось в сантиметрах от моего, и я почувствовала острую боль в пальцах ног, когда он с силой наступил на них. Он прошептал мне на ухо: «Я могу застрелить тебя и уйти прежде, чем кто-нибудь узнает, что случилось».

«Двери закрываются. Двери закрываются» – прозвучало в вагоне. Стук моего пульса эхом отдавался в ушах, когда Пухляк потянул меня к двери, просовывая ногу, которая только что искалечила мои пальцы, между дверями метро, чтобы держать их открытыми. Я бросила на него сердитый взгляд, затем сняла рюкзак с плеч и протянула ему. Он протиснул свое пухлое тело в дверь, с силой толкнув меня назад в поезд, а затем исчез во вспышке синего света.

Я упала на двух других пассажиров. Один из них был в наушниках и, должно быть, пропустил всю сцену. Он выглядел раздраженным только моей неуклюжестью. Но женщина явно наблюдала за нами.

– С тобой все в порядке? – спросила она. – Может, мне вызвать охрану?

– Кейт! – Голос, прозвучавший у меня за спиной, был низкий, с легким незнакомым акцентом, но я уже знала, кто это, до того как обернуться. Первым импульсом было бежать. Не то чтобы в закрытом вагоне метро действительно было куда идти. Но, когда он подошел ближе, я заметила знакомое синее свечение, пробивающееся через ткань его рубашки. Он взял меня за руку и потянул к сиденью в нескольких метрах от входа.

Я села, затем резко повернулась к нему лицом.

– Кто ты такой, черт возьми? Почему ты преследуешь меня и почему твой друг забрал мой рюкзак? И как тебе удалось получить это от моей бабушки? – я ткнула пальцем в то место на его рубашке, где виднелся свет медальона.

Он на мгновение задумался, обдумывая шквал вопросов, а затем одарил меня кривоватой улыбкой.

– Хорошо. Я отвечу на них по порядку. Меня зовут Кирнан Данн, – представился он. – Я не следил за тобой. Я следил за Саймоном. Меня здесь вообще не должно быть. Саймон – парень, который забрал твою сумку, не мой друг, Кейт. А этот ключ, – ответил он, указывая на медальон на своей груди, – не из коллекции твоей бабушки. Он принадлежал моему отцу.

Он поднял руку, и я инстинктивно дернулась. Его взгляд стал печальным, а улыбка исчезла, когда он медленно провел рукой по правой стороне моего лица кончиками пальцев.

– Никогда не видел тебя такой юной. – Он протянул руку и стянул ленту с моих волос так, что они упали на плечи.

– Теперь ты больше похожа на мою Кейт.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку и продолжил, но уже быстрее:

– Мы уже близко к твоей станции. Иди прямо к дому своей бабушки и расскажи ей, что случилось. По крайней мере, у тебя все еще есть это, – он коснулся черного шнурка на моей шее. – Всегда держи при себе ключ ХРОНОСа.

– Ключ ХРОНОСа? У меня нет…

– Медальон, – сказал Кирнан, снова касаясь шнурка.

– У меня нет медальона, – я вынула шнурок из-под своей блузки. На нем был прозрачный пластиковый футляр, в котором лежали мое школьное удостоверение, пропуск в метро, несколько фотографий и два ключа: один от папиного коттеджа, а другой – от нового дома. Я перевернула держатель так, чтобы он мог рассмотреть обычные металлические ключи под всеми карточками. – И это единственные ключи, что у меня есть. Не мог бы ты перестать говорить загадками?

Кирнан внезапно побледнел, в его глазах появилась паника.

– Он был в сумке? Ты должна держать его при себе.

– Нет, – повторила я. – У меня нет медальона. И я была уверена, что существует только один, и, насколько мне известно, он находится в доме бабушки.

– Но почему? – спросил он. – Почему, черт возьми, она отправила тебя безо всякой защиты?

– Я не знаю, как им пользоваться! Вчера я чуть не… – я смутилась, вспомнив сцену на кухне. – Я видела тебя, когда держала его в руках. Почему? Кто ты такой?

Поезд начал замедлять ход. Кирнан прикрыл глаза и помассировал пальцами виски, прежде чем посмотреть вверх и покачать головой.

– Я не планировал этого, Кейт. Тебе придется бежать. Возьми такси. Угони машину. Все, что угодно, но доберись до ее дома как можно быстрее и оставайся там.

Он повел меня к дверям, а затем повернулся, притянув меня к себе.

– Я попытаюсь их задержать, но я не знаю точно, что они планируют, поэтому понятия не имею, сколько времени у тебя осталось.

– Времени для че… – меня прервали, его губы встретились с моими, мягко, но настойчиво. Тело охватили те же самые ощущения, что и раньше, когда я держала медальон: сердце колотилось, и я не могла дышать, не могла двигаться, не могла думать.

Через мгновение он отстранился, легко улыбаясь.

– Не таким должен был быть наш первый поцелуй, Кейт. Но если ты не поторопишься, то он наверняка станет нашим последним. Беги. Сейчас же, беги.

Когда поезд замедлил ход, Кирнан потянулся к медальону под рубашкой и сжал его. Темно-зеленая лента, которую он стянул с моих волос, теперь была на его запястье. И потом он исчез.

Двери метро со звоном распахнулись, и я побежала.

Разумеется, снаружи, вне станции, не было такси. Судя по расписанию, автобус прибудет только через двадцать минут, и я не была уверена, что смогу пробежать больше двух километров в нынешнем состоянии. Вдобавок ко всему пальцы ног чертовски болели после того, как их оттоптал Пухляк. Я проковыляла три квартала в противоположном направлении от «Мэрриота» и, бросив панический взгляд на пустую стоянку такси, с облегчением заметила, что одно из них как раз подъезжает к тротуару.

Я скользнула на заднее сиденье и назвала ему адрес.

– Деньги у тебя где припрятаны-то, малая? Потому что я не вижу ни сумочки, ни кошелька, а сейчас час пик.

– У меня экстренная ситуация. Мне нужно добраться до Олд Джорджтауна в Северной Батесде, и как можно быстрее. Моя бабушка вам заплатит.

Он выглядел так, как будто собирался и дальше ворчать, но что-то в моем выражении лица, должно быть, убедило его завести машину и выехать обратно на главную дорогу. Он ехал так быстро, как только позволяло движение, которое часто было не быстрее моего бега. Я в отчаянии стиснула зубы.

– Ты же не бежишь от копов или чего-то в этом роде? – спросил он, глядя на меня через зеркало заднего вида. – Знаешь, что-то мне подсказывает, что ты пытаешься от кого-то сбежать.

– Я бежала, чтобы поймать такси и доехать до дома моей бабушки. Она… больна, ясно?

– Да, конечно, – он свернул на следующем повороте. – Хорошо, Красная шапочка. Я привезу тебя к бабушке раньше, чем большой злобный волк успеет ее съесть. Но ей лучше поискать немного денег в своей корзинке, иначе я сам вызову копов.

Я закатила глаза от его блестящего остроумия и откинулась на спинку сиденья. Я не знала, почему Кирнан думал, что я в опасности, но в его глазах не было ни малейшего сомнения. Я поднесла пальцы к губам, вспоминая его поцелуй. Это был не просто наш первый поцелуй, а мой первый поцелуй в жизни. Даже с моим полным отсутствием опыта я могла сказать, что за ним стояли сильные чувства. Он знал меня, так или иначе, откуда-то или когда-то, и он заботился обо мне. Как бы странно ни было думать, что у меня есть прошлое (или это было будущее?), которое не удается вспомнить, я не сомневалась в том, что Кирнан очень боялся за меня. Я вцепилась в край своей клетчатой юбки, когда такси медленно подъехало к дому Кэтрин, надеясь, что найду ответы внутри.

Я вышла из такси прежде, чем оно успело полностью затормозить. Подбежала к двери и отчаянно заколотила в нее. Через несколько мгновений Коннор выглянул в окно.

– Где Кэтрин? Впусти меня.

– Да, конечно!

– Ты можешь заплатить за такси? Он украл мою сумку.

Коннор озадаченно взглянул на меня.

– Водитель?

– Нет. Парень из метро.

Дафна громко лаяла, и Коннор удерживал ее за ошейник, чтобы она не выскочила за дверь.

– Да, да, я заплачу ему. Держи Дафну, – он схватил туфли из шкафа в прихожей. Водитель начал сигналить, провоцируя Дафну и заставляя ее лаять громче. – Кэтрин! Спускайся вниз! – крикнул Коннор, направляясь к двери. – Кейт здесь.

Кэтрин показалась на лестнице через несколько минут, натягивая халат поверх ночной рубашки, и поспешила вниз, чтобы поприветствовать меня.

– Кейт! Почему ты не в школе, дорогая? Ты выглядишь напуганной. Да что же это такое? Сядь, пожалуйста, – она указала на диван и похлопала себя ладонью по бедру. – Дафна! Гулять!

Она подвела Дафну к кухонной двери, и я села, пытаясь отдышаться. Я сняла ботинок, чтобы осмотреть пальцы ног, раздавленные… Саймоном, как назвал его Кирнан, хотя для меня он оставался Пухляком. Два пальца на ноге были бордово-красными, а один ноготь был так сильно придавлен, что практически отслоился у самого основания. Я стиснула зубы и содрала его, чтобы он не цеплялся за носок. Коннор зашел в дом как раз в тот момент, когда Кэтрин вернулась из кухни. Я заметила, что мягкое голубое свечение пробивается из кармана его джинсов, и с облегчением поняла, что медальон у него. Мне и в голову не приходило, что он тоже может быть в опасности.

Он сел в кресло напротив дивана.

– Ты выяснила, кто ее ограбил?

– Ограбил? – воскликнула Кэтрин. – Кейт, что произошло? Ты в порядке?

– Я в порядке, – сказала я, осторожно натягивая носок. Стянув и вторую туфлю, бросила обувь под кофейный столик. – Но теперь у какого-то парня из метро твой дневник. Ну, еще мой iPod и учебники. Мне очень жаль, Кэтрин. Я бы попыталась отбиться от него, но в метро было полно народу и… у него был пистолет. Или что-то похожее на пистолет, упирающееся мне в бок.

– Не говори глупостей, – сказала она. – Ты поступила правильно. У меня здесь есть еще несколько дневников, и этот том хранится в компьютере.

Коннор кивнул, сказав:

– Мы можем отследить и оригинал, так что, возможно, нам удастся вернуть его обратно. В любом случае, я сомневаюсь, что грабитель заинтересуется просмотром старого дневника. И он не сможет его активировать.

– И часто такое случается в метро? – спросила Кэтрин.

– Что? – я покачала головой. – Нет. То есть да, людей иногда грабят. Меня никогда раньше… в общем, в метро безопасно. Но это был не просто воришка, схвативший случайный рюкзак. Он знал, что делает. Ему нужен был дневник. Он видел меня с ним вчера. И я думаю, что у него был медальон, как у тебя.

Кэтрин скептически посмотрела на Коннора, потом снова на меня.

– Ты уверена? Я не думаю, что…

– Нет, я не уверена в грабителе. Но он действительно растворился в воздухе. Дважды. И я увидела медальон под рубашкой Кирнана…

Я остановилась, когда Коннор и Кэтрин одновременно резко и испуганно вздохнули.

– Его звали Кирнан? – спросил Коннор. – Откуда ты это знаешь?

– Да. Кирнан… Данн или Дункан, кажется. Он не грабитель. Он велел мне бежать. Темные глаза, темные волосы, высокий и… – я замолчала, уверенная в том, что уже покраснела. – А что такое? Вы его знаете? Он хотел знать, почему я не ношу медальон. Он сказал мне, чтобы я как можно быстрее добралась сюда, в ваш дом, и что что-то должно произойти, и что он остановил бы их, если мог, чтобы дать мне время.

Коннор и Кэтрин снова переглянулись.

– Кирнан Данн был моим прадедом, – сказал Коннор через мгновение, – и я нахожу маловероятным, что он сделает что-нибудь, чтобы помочь нам.

Я совсем забыла, что у Коннора фамилия Данн, и не думаю, что они похожи, за исключением разве что носа. И Коннор был по меньшей мере на тридцать лет старше Кирнана. Или, по крайней мере, на тридцать лет старше того Кирнана, который поцеловал меня в метро. Я еще чуть глубже вжалась в диван.

– Может быть, тебе стоит начать с самого начала, – предложила Кэтрин.

Я перечислила свои действия с того момента, как покинула дом Кэтрин в понедельник утром, и до того момента, как такси доставило меня обратно к ее порогу. Я опустила несколько подробностей, так как не была уверена, как она отнесется к тому, что Шарлейн читала дневник или к нашим экспериментальным попыткам определить его материал, и я определенно не была готова рассказывать о поцелуе. Это не то, что я хотела бы обсуждать с бабушкой, или, если уж на то пошло, с тем, кто утверждал, что является правнуком парня, который поцеловал меня. Все и так было слишком странно, и я не хотела усложнять ситуацию еще больше.

Закончив рассказ, я повернулась к Кэтрин.

– Веришь ты информации Кирнана или нет, мне нужно знать о том, что происходит. И мне кажется, что папа должен тоже быть здесь. Или мама…

Я чувствовала себя как обвиняемый, заявляющий о своем праве на адвоката, и, возможно, это было недалеко от правды. Я не знала ни Кэтрин, ни Коннора достаточно хорошо, чтобы доверять им, а папа… ну, он мой отец, и я знаю, чьи интересы он бы поставил на первое место. И хотя мои отношения с мамой немного сложнее, она бы сделала то же самое.

– Кейт… – Кэтрин заколебалась, явно подыскивая нужные слова. – Я восхищаюсь тем, что ты хочешь держать своих родителей в курсе. И да, намного вероятнее, что поймет Гарри, нежели Дебора. Но, возможно, тебе следует услышать мою историю. И тогда, если ты захочешь поговорить с Гарри… я пойму.

Она подняла руку и потянула за цепочку на шее, ее медальон упал на темно-красный халат. Синий свет медальона отбрасывал на красную ткань необычный пурпурный оттенок.

– Но ты должна помнить, Кейт, что твои родители никогда не увидят в этой подвеске ничего, кроме странного украшения. Если кто-то из них подержит его в руке дольше пары мгновений, они почувствуют странное ощущение. Такое, что способен почувствовать Коннор или любой другой человек с рецессивным геном. Они могут заметить небольшое свечение. Но ни один из них никогда не увидит этого так, как ты или я. И потребуется время, чтобы убедить их во всем, что мы можем видеть и переживать непосредственно.

Что-то в этом заявлении не давало мне покоя, но я сосредоточилась на ключевом моменте: чтобы втянуть папу в дискуссию, потребуется время. Я не могла избавиться от ощущения, что времени осталось мало. Настойчивость в голосе Кирнана ясно дала это понять, и я не была уверена в том, что мы можем позволить себе ждать, пока папа не окажется здесь и мы не расскажем ему обо всем. И хотя Кэтрин и Коннор, казалось, сомневались в искренности предостережений Кирнана, я была в нем уверена. Возможно, это был мой первый поцелуй, но я доверяла инстинкту, который подсказывал мне, что Кирнан был на моей стороне. Какой бы она ни была.

∞ 4 ∞

– Я родилась в 2282 году, – начала Кэтрин.

Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, потому что она быстро добавила:

– Я не собираюсь тратить время, пытаясь убедить тебя в том, что ты уже знаешь, Кейт. Еще до моего рождения, – продолжала она, – было решено, что я стану историком. У моих родителей были небольшие сбережения, и, скорее всего, мои бабушка с дедушкой и бездетная тетя также внесли вклад, поэтому было несколько даров, из которых мои родители могли выбрать. Каждому разрешен один – и только один – выбранный дар. Изначально они распределялись как в лотерее, но деньги – это хороший способ открывать нужные двери в любом обществе. В общем, я довольна их покупкой.

Коннор вернулся из кухни с тремя кружками черного кофе, который выглядел слишком крепким для человека, и большой коробкой печенья, которую он явно съел бы сам, если бы Кэтрин не кивнула в мою сторону. Он отказался от трех пряников – неохотно, как мне показалось, – и положил ноги на низенький столик между креслом и диваном.

Кэтрин продолжила:

– Если бы моя семья была менее обеспеченной или не захотела бы вкладывать деньги в мое будущее, я могла бы получить особые способности к целительству, музыке или какому-нибудь другому ремеслу. Избранным даром моего отца была химия. Избранным даром моей матери была логика, и она много лет работала в ХРОНОСе, программируя компьютеры, которые использовались для отслеживания исторических миссий и анализа собранных данных.

Я сделала глоток кофе, мечтая о капельке молока, чтобы избавиться от жгучего привкуса.

– А что такое ХРОНОС? Это упоминалось в нескольких записях в дневнике.

– Хроноисторическая Разведывательная Организация и Научное Обозревательное Сообщество, – сказал Коннор с набитым печеньем ртом. – Иллюстрация того, что американцы из будущего так же охотно, как и их предки, придумывают именования, чтобы получить красивую аббревиатуру.

– Во всяком случае, – сказала Кэтрин, приподняв бровь, – моя мать любила свою работу в ХРОНОСе, и это неудивительно, поскольку она и все остальные люди моего времени буквально рождены любить свою работу. Но я думаю, что в ее душе был какой-то маленький элемент страсти к путешествиям. Выбранный ею для меня подарок означал, что я увижу разные времена и территории…

– Но, – немного неуверенно прервала я ее, – а как же свобода выбора? Я имею в виду, что если бы ты предпочла стать химиком, как твой отец? Или пекарем? Или…

Кэтрин улыбнулась, но это была улыбка усталого человека. Я поняла, что ей уже не в первый раз задают эти вопросы.

– Да. Но многое говорит в пользу внесения некоторых корректив еще до рождения ребенка. Сколько времени тратится сегодня на обучение детей различным навыкам, которые они не только никогда не будут использовать, но даже и не подумают использовать? Я помню, как твоя мать жаловалась, что ей никогда не понадобится умение вычислять квадратный корень, и даже когда я заставляла ее делать домашнее задание по математике, мы обе знали, что она была права. Не пойми меня неправильно, люди все еще изучают предметы, выходящие за рамки их профессии. У нас все еще есть хобби и увлечения. Но мы все заранее знаем главный маршрут к нашей основной цели, когда путешествие только начинается, мы не сожалеем о цели, и у нас нет никакого желания изменить ее. В конце концов, наша генетическая структура гарантирует, что мы будем гораздо лучше справляться с нашей работой, чем с любой другой, и выполнять ее намного лучше, чем те, у кого не было этого избранного дара.

– Значит, все, чем ты являешься, было предопределено еще до твоего рождения, этим… усовершенствованием?

– Нет. Единственное, что изменили до моего рождения, – это мой избранный дар. У меня есть некоторые природные дары от моих родителей – моя мать могла прекрасно петь, и у меня довольно хороший слух. Как и ты, я унаследовала глаза своего отца, хотя тебе повезло больше – глаза Гарри гораздо ярче.

Коннор наклонился вперед и слегка прищурился, глядя мне прямо в глаза:

– Очень… зеленые, – я не знала, был ли это комплимент и утруждался ли Коннор подобными любезностями, поэтому просто кивнула.

– У меня также есть некоторые остаточные эффекты от выбранных даров, которые получили мои родители. Как и моя мать, я хорошо разбираюсь в компьютерах, – Коннор насмешливо фыркнул, и Кэтрин уточнила, – или, скорее, я хорошо разбираюсь в компьютерах, но не тех, что появились несколькими веками ранее моего времени. Я более чем счастлива позволить Коннору самому разбираться с архаичными грудами гаек и болтов, которые он называет компьютером.

Кэтрин остановилась, чтобы сделать глоток кофе, и снова повернулась ко мне:

– Я правда понимаю твое… беспокойство… насчет свободного выбора, но давай пока оставим это в стороне, ладно? Не я придумала общество, в котором родилась, точно как и ты не придумывала наше, и я вполне готова признать, что у него есть свои недостатки. Я хотела сказать, что дары родителей – все дары, избранные и естественные, – передаются ребенку. Я унаследовала кое-что от своей матери, кое-что от отца, и я приобрела один особый, избранный дар, который я передала твоей матери и который она явно передала тебе, учитывая твою реакцию на медальон.

Я все больше запутывалась.

– Но мама не видит света медальона.

– Это не значит, что она не унаследовала дар. Просто ген рецессивный. Возможно, даже не из-за него она интересуется современной американской историей. На нее и так сильно повлиял Джим. Он был одним из тех профессоров, у которых всегда на кончике языка вертелись исторические анекдоты. Однако в твоем случае эта черта является доминирующей.

– Почему ты так считаешь? – спросила я. – Только потому, что я вижу этот голубой свет? То есть мне нравится история, но я люблю много предметов. Я еще не решила, чем буду заниматься. Я с таким же успехом могла бы заняться математикой или иностранными языками. Или юриспруденцией.

– Дело не просто в интересах, Кейт. Для многих специализированных профессий выбранный дар – генетическое «усовершенствование», как ты его называешь, – несет в себе способность управлять специальным оборудованием, используемым в этой профессии. Я видела тебя вчера на кухне. Ты родилась историком ХРОНОСа, как и я, хочешь ты этого или нет. Я не стану утомлять тебя всеми подробностями моей работы, – продолжала она, – но, в отличие от твоей матери, которая должна изучать свою область через документы и артефакты, я путешествовала по местам, где творилась история. Я специализировалась на женских политических движениях, в основном американских, в основном девятнадцатого века, хотя несколько раз путешествовала и в двадцатый век, чтобы проследить долгосрочные тенденции. Я изучала историю, наблюдая, как Сьюзен Б. Энтони[3], Фредерик Дуглас[4] и Люси Стоун[5] выступают как публично, так и говорят без зрителей, в то время как я сама маскировалась под кого-то из их эпохи. Чтобы обеспечить… – она взглянула на Коннора и скорчила гримасу, – или хотя бы попытаться обеспечить неприкосновенность временно́й шкалы, в ХРОНОСе ограниченное число историков. Со мной работали тридцать пять, когда я присоединилась к ним в 2298 году. Я заняла место тридцать шестого, который уходил на пенсию. Этот ключ является портативным устройством, которое позволяет возвращаться в штаб-квартиру, когда наши исследования завершены. А дневники были нашим связующим звеном в этой области – быстрый способ получить ответ на любой вопрос, на который не было ответа в предварительном исследовании. На данный момент важно то, – сказала она, – что измененная структура генов позволила мне – и тебе, через наследственность – активировать ключ ХРОНОСа. Или медальон, как ты его называешь. Когда я была на стажировке, я держала ключ в руке и смогла «увидеть» окрестности заданных координат, к которым меня должны были доставить. На каждом континенте есть определенное количество пунктов назначения, установленных в районах, которые, как мы знаем, были стабильными на протяжении всего рассматриваемого нами периода. Например, одной из стабильных точек в этой области является коридор в сенатском крыле Капитолия, избежавший разрушения во время войны 1812 года. Это географически стабильная точка между 1800-м и 2092-м годами.

– А что произойдет в 2092 году? – спросила я. Губы Кэтрин сжались в тонкую линию.

– Коридор перестал быть стабильной точкой.

– Даже не пытайся расспрашивать Кэтрин об этом, – перебил Коннор. – Она начнет донимать тебя своими «все, что тебе нужно знать».

– Вернемся к медальону, – сказала Кэтрин, – он позволяет пользователю обследовать территорию, сделать незначительные временны́е корректировки, если это необходимо, и определить лучшее время для прыжка.

– Так как же ты оказалась здесь сейчас? Ты решила остаться в прошлом? Или это был несчастный случай?

– Это точно был не несчастный случай, – ответила Кэтрин. – Однако все было сделано для того, чтобы это выглядело именно так. Твой дед – Сол, твой биологический дед – устроил диверсию на ХРОНОСе и высадил команды в разных местах. Я должна была переместиться в Бостон, в 1853 год, но… скажем так, я была вынуждена в последнюю минуту внести коррективы. А Сол…

Кэтрин сделала паузу, тщательно подбирая слова:

– Сол связался с неприятными представителями нашего общества, и я совершенно уверена, что он собирался последовать за мной. Он всегда был черно-белым человеком. Ты был для него либо другом, либо врагом, и никакой серой зоны между. Он считал меня предательницей и убил бы, а вместе со мной – хоть и не осознавал этого – твою мать и Пруденс, если бы я не нырнула в 1969 год в самый последний момент.

В течение следующего часа я узнала, как Кэтрин начала новую жизнь в 1970-х годах. Она появилась в заброшенном сарае примерно в километре от Вудстока[6], штат Нью-Йорк, в середине августа 1969 года, вместо друга-историка музыки, который надеялся посмотреть на Дженис Джоплин[7] и Джими Хендрикса[8] на фестивале. Одетая по последней моде для назначенного 1853 года, Кэтрин была слишком нарядной для рок-концерта. Надеясь получить хоть какую-то полезную информацию для друга, она вынула шпильки из волос, спрятала в саквояж изысканное платье, перчатки и туфли и отправилась на концерт в одной шелковой сорочке, панталонах и черном кружевном чокере. И все же была намного скромнее многих девушек на концерте, но после нескольких часов в грязи и жаре, по ее словам, ей удалось смешаться с толпой.

– Я несколько раз возвращалась в установленный пункт (сарай) в течение нескольких следующих недель и пыталась связаться со штабом. Но я ничего не видела – только черную пустоту с редкими помехами. Я пыталась связаться, используя один из дневников, которые я брала с собой, но он исчез. У меня было чувство, будто все, что существовало в моем времени, пропало безвозвратно.

– Так почему ты не вернулась в тот день, когда уехала?

Коннор кивнул, сказав: «Я тоже об этом спрашивал».

– Боюсь, вы насмотрелись фильмов. Я не могла просто перескочить из одного места в другое в любой момент времени. Ключ ХРОНОСа позволял мне выйти в заранее запрограммированной стабильной точке и затем вернуться в штаб-квартиру, когда моя работа закончена. Никаких отклонений от маршрута не допускается. К счастью, – продолжала она, – историки ХРОНОСа следовали девизу бойскаутов: «Будь готов». Если мы не могли связаться со штаб-квартирой, то должны были найти способ затеряться и затаиться на год или два. И только после этого, если все еще не вышли на контакт с домом, мы должны были сдаться и попытаться жить нормальной жизнью в нашем новом времени и на новом месте.

С помощью ключа от сейфа, вшитого в нижнее белье, Кэтрин покопалась в саквояже, изначально собранном в 1823 году в банке Нью-Йорка. Она выбрала лучший вариант из множества личностей, что таились внутри, придумала мужа, который погиб во время войны во Вьетнаме, и в течение следующих нескольких месяцев работала научным сотрудником в университете.

Она попыталась найти информацию о других историках, места назначения которых были в относительно недавнем прошлом, включая Ричарда, друга, который поменялся с ней местами и приземлился в 1853 году.

– Мне очень хотелось бы узнать, как он сумел смешаться с толпой, появившись в джинсах-клеш и яркой рубашке. Его одежда идеально подошла бы для Вудстока, но я уверена, что для 1853 года он выглядел довольно нелепо. Однако Ричард всегда был толковым. В итоге я узнала, что он был редактором газеты в Огайо в течение следующих сорока лет, был женат, имел детей и внуков. Это вне протокола, нам было сказано избегать детей любой ценой, но я думаю, что это трудно, если вы застряли в 1850-х годах и хотели жить нормально.

Она вздохнула.

– Он умер в 1913 году. Странно было читать, что он состарился и умер так давно, хотя я видела его всего несколько недель назад. Он был хорошим другом, но, я думаю, он хотел попробовать стать для меня кем-то бо́льшим. Если бы я не была так зациклена на Соле… Как бы то ни было, – продолжала она, тряхнув головой, словно пыталась вернуться в реальность, – я послала письмо внучке, которая ухаживала за Ричардом до его смерти. Я сказала, что пишу историю о журналистах девятнадцатого века и ее дед был одним из тех людей, о которых я проводила свое исследование, и была удивлена, когда она попросила меня приехать лично. Когда я приехала, она сразу же направилась к своему фарфоровому шкафчику и достала оттуда ключ от ХРОНОСа. Она сказала, что ее дедушка был своеобразным экстрасенсом, он сказал ей, что однажды, когда ей будет за семьдесят, женщина по имени Кэтрин может прийти и задать вопросы. Если это случится, Ричард сказал, что она должна отдать мне этот старый медальон и его дневник, потому что я буду знать, что с ними делать. Я отложила ключ Ричарда вместе с другими своими вещами, когда вышла замуж за Джимми спустя несколько месяцев. Он был молодым профессором истории, а я – недавно овдовевшей научной сотрудницей, уже шестой месяц вынашивающей твою маму и Пруденс.

Она мягко улыбнулась.

– Джим должен был родиться в эпоху, когда странствующие рыцари спасали девушек, попавших в беду. Встретив меня, он нашел свою судьбу. Мне не хотелось так быстро выходить замуж. Членам ХРОНОСа было приказано ждать не менее года, прежде чем принять решение о том, как лучше всего ассимилироваться. Но я лучше других знала, что происходящее со мной было не просто техническим сбоем. Мы с Джимом поженились еще до рождения девочек, и они были во всех смыслах, кроме биологического, действительно его девочками. Я не могла и мечтать о более преданном муже и отце.

– Значит, мама ничего не знает? – спросила я. – То есть даже после несчастного случая ты не рассказала ей о том, что Джим не был ее отцом?

Кэтрин выглядела немного удивленной.

– Ты действительно думаешь, что я должна была ей сказать? Она и так была достаточно зла на меня, и рассказывать ей очередную ложь об отце, убитом во Вьетнаме, было бессмысленно. А если бы я рассказала правду, то она посчитала бы, что я сошла с ума. Я сделала то единственное, что могла сделать после смерти Джима, – я попыталась спасти ее сестру от Сола. И я потерпела неудачу.

Ее слова объясняли так много всего, и я не удивилась тому, что Пруденс была жива или по крайней мере что Кэтрин верила, что Пруденс пережила катастрофу.

– Мне никогда не приходило в голову, что кто-то из девочек может активировать ключ, – продолжала Кэтрин. – В то время было всего несколько поколений историков ХРОНОСа и… что ж, не то чтобы мы носили оборудование ХРОНОСа при людях. Если дети историков когда-нибудь и проявляли способность активировать оборудование, то мне об этом не говорили. Я хранила ключ в шкатулке с драгоценностями. Не знаю почему. Я бы не бросила свою семью, если бы он вдруг заработал, но я думаю, что он был для меня просто сувениром, напоминанием о мире, который казался мне уже почти нереальным к тому моменту.

Она на мгновение замолчала.

– И я поняла, что Сол совершил перемещение. Он тоже оказался в беде. Думал, что уничтожение стабильной точки ХРОНОСа приведет к свободе, позволит ему переходить из одной стабильной точки в другую, из одного времени в другое, без ограничений. И это могло бы сработать, но… Я все еще не знаю, что произошло в тот день. Однако где бы и когда бы ни приземлился Сол, я совершенно уверена – он обвиняет меня в том, что я разрушила его планы.

Кэтрин перебирала цепочку на своей шее.

– Я никогда не думала, что ключ может быть опасен для девочек. Пруденс нашла его за несколько месяцев до своего исчезновения. Они с Деборой искали старые вещицы для школьного спектакля. Я не знаю, как долго Пруденс держала его и что она видела. Знаю только, что они с твоей матерью довольно сильно поссорились, потому что Пруденс утверждала, что медальон светится зеленым, а твоя мать не могла этого увидеть – она была уверена, что это очередной розыгрыш сестры.

Она остановилась на пару секунд.

– И как ты поступила? – спросила я.

– Я поступила так, как поступили бы большинство матерей: забрала его, накричала на них обеих и сказала, что устала от их глупых споров. Я отказалась принимать чью-либо сторону или обсуждать этот вопрос, когда Пруденс вернулась к нему позже.

Голубые глаза Кэтрин немного потускнели, и она опустила взгляд на свои руки, продолжив:

– Это было ошибкой. Теперь я это знаю. Думаю, она увидела что-то такое… что напугало ее. Может быть, это была та самая черная пустота, которую я все еще вижу, когда пытаюсь его активировать, но вряд ли. Ей начали сниться кошмары, и она была в плохом настроении. Ну, она всегда была немного меланхолична, но… после этого… еще больше.

Слеза скатилась по лицу Кэтрин и упала ей на рукав.

– Я думала, она уже справилась с этим. А потом, через несколько недель, я собиралась отправиться в Джорджтаун вместе с Деборой, чтобы купить ей новые туфли. Была суббота, и Джим повел Пруденс на урок игры на скрипке в кампусе. У Пруденс было слишком хитрое выражение лица, когда она садилась в машину, но я предположила, что это было потому, что она накрасилась ярче, чем я обычно позволяла. Дебора сказала, что она была влюблена в своего преподавателя музыки. Когда они выехали с подъездной дорожки, Пруденс нахально улыбнулась мне и подняла что-то похожее на мой ключ от ХРОНОСа, светящийся мягким оранжевым светом… У нас была только одна машина, поэтому последовать за ними было невозможно. Если бы это случилось на десять лет позже, у нас были бы сотовые телефоны. Я могла бы позвонить ей и сказать, чтобы она немедленно вернулась, чтобы я могла забрать у нее эту чертову штуку. Вместо этого я побежала в свою спальню и начала рыться в ящике комода, где спрятала ключ, и, к моему удивлению, ключ оказался там, где я его оставила. Я решила, что Пруденс, должно быть, нашла похожее украшение, и мы с Деборой отправились в центр города, как и планировали. Но что-то не давало мне покоя… разве Пруденс не говорила, что медальон светится зеленым для нее? Так почему же она купила украшение оранжевого цвета? И все же я не могла придумать никакого другого объяснения. А потом я вспомнила о коробке на чердаке, – сказала она. – Мы побежали обратно к дому. Дебора, конечно, была в ярости, что я передумала после полукилометровой прогулки. Как бы то ни было, я нашла старый сундук с вещами, которые спрятала еще до свадьбы с Джимом, и, конечно же, он был открыт, а ключ Ричарда, подаренный мне его внучкой, исчез.

Кэтрин тяжело вздохнула, затем встала и прошла на кухню. Через несколько минут я услышала, как она впустила Дафну. Собака явно чувствовала настроение хозяйки, такой подавленной я ее еще не видела. Она осторожно подошла к дивану и обнюхала колени Коннора, очевидно, в поисках крошек имбирного печенья. Он выудил печенье со дна коробки и подбросил его в воздух. Дафна поймала его, щелкнув зубами, и растянулась у моих ног, зажав добычу между лапами и обкусывая края.

Я уже собиралась последовать за Кэтрин на кухню, но Коннор покачал головой:

– Она скоро вернется, – сказал он. – Ей трудно говорить об этом.

Я кивнула.

– Моей маме тоже. Кажется, я уже все поняла, в любом случае. Мама сказала, что Пруденс так и не нашли, а ее отец умер в тот же вечер в больнице. Они не знают, почему он потерял контроль над машиной. Не думаю, что маме удалось поговорить с ним, так что, наверное, он так и не проснулся?

– Он говорил с Кэтрин. То терял сознание, то приходил в себя, и…

Он оборвал фразу, когда Кэтрин появилась в дверях; она выглядела хрупкой и усталой.

– Джим говорил со мной всего несколько секунд, только сказал: «Она была там, а потом она просто исчезла. Автомобиль… Я потерял контроль». А потом он крепко схватил меня за руку и спросил: «Куда она пропала, Кэтрин?» А потом Джимми тоже исчез. Не в буквальном смысле, как Пруденс, а…

Она провела рукой по своим коротким седым волосам и прислонилась к стене.

– Медсестра и Дебора были в палате. Я уверена, они решили, что река унесла Пруденс прочь. Что он был не в себе. Но я видела в его глазах замешательство, Кейт. Я поняла, что он имел в виду. Она исчезла. И увидеть, как кто-то исчезает с соседнего сиденья, когда ты никогда не видел ничего подобного… что ж, я не удивлена, что Джим забыл о дороге.

После этого Кэтрин замолчала. Я не знала, что сказать, и почувствовала облегчение, когда Коннор сменил тему:

– Может быть, нам стоит сосредоточиться на том, что случилось с Кейт сегодня утром? Не могла бы ты рассказать нам еще что-нибудь о парне, который забрал твою сумку?

– Мой ровесник, возможно, чуть старше. Кирнан сказал, что его зовут Саймон. На нем была черная рубашка с чем-то вроде логотипа группы спереди, но я не узнала группу. Пухлый… был похож на безнадежного геймера.

– Геймера? – спросила Кэтрин.

– В плохой форме, бледный, редко видит солнечный свет, – сказал Коннор.

– Да, – сказала я. – Он что-то писал, все время заглядывал в свои записи. Честно говоря, я лучше разглядела другого парня. Кирнан. Высокий…

– Подожди… – сказал Коннор.

Он поднял руку и направился к лестнице.

– Возможно, я смогу помочь тебе в этом.

Когда он вернулся через минуту, в руках у него были две очень старые фотографии в одинаковых черных рамках. Он протянул мне одну из них.

– Фото было сделано в 1921 году.

Это была парадная фотография семьи с четырьмя детьми, самый младший мальчик сидел на коленях у матери. Мужчина средних лет, высокий и смуглый, с ухоженной бородой. Он смотрел прямо в камеру, и я сразу узнала его глаза. Я взглянула на женщину, сидящую перед ним, и почувствовала внезапный, иррациональный укол ревности оттого, что его рука лежала на ее плече. В другой руке он сжимал большую богато украшенную книгу, возможно, семейную Библию, с лентой между страниц.

Я вернула фотографию Коннору.

– Это он. Я в этом уверена.

– Второй мальчик справа, – сказал он, – тот, что стоит рядом с матерью, предположительно мой дедушка, Энсон. Мне кажется, ему было лет одиннадцать, может быть, двенадцать. А этот человек, как я уже упоминал ранее, Кирнан Данн, мой прадед. Основываясь на генеалогических исследованиях, которые я провел недавно, Кирнан был известным тамплиером-киристом в Чикаго, пока не умер в конце 1940-х годов. Он приехал сюда ребенком вместе с родителями, чтобы работать в одной из киристских ферм, появившихся на Среднем Западе в середине 1800-х годов.

Я снова взглянула на фотографию, которую держал Коннор, не понимая, что беспокоило меня больше: то, что меня поцеловал женатый проповедник, или что он умер более чем за полвека до моего рождения. Я все еще чувствовала прикосновение его губ к моим губам и его руки на моем лице, помнила его улыбку, когда он распускал мои волосы.

Я тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, и Коннор сунул мне в руку другую фотографию.

– Однако я всегда считал, что этот молодой человек – мой дедушка Энсон.

Он указал на мальчика, чуть младше, на другой семейной фотографии. На этом снимке было трое детей и другая женщина. Они были одеты менее официально и сидели снаружи дома, перед большим фермерским домом. Мужчина был высоким и темноволосым, с чуть более длинной бородой, и выглядел не таким серьезным, на его лице был намек на улыбку. Глаза были похожи.

– У Кирнана был близнец? – спросила я.

– Нет, – ответила Кэтрин. – Это копии одной и той же фотографии. Вторая находилась в моем распоряжении и под защитой поля ХРОНОСа с 1995 года, когда мать Коннора позволила мне сделать копию оригинала для моих исследований потомков историков ХРОНОСа. Первый – более формальный портрет – на самом деле является оригинальной фотографией, с которой я сделала эту копию в 1995 году. Коннор получил ее от своей сестры по почте в мае прошлого года. Только я не думаю, что ее действительно можно называть его сестрой, поскольку…

– Подожди, я запуталась.

Я понятия не имела, что такое поле ХРОНОСа, но эти фотографии никак не могли быть вариантами одного и того же оригинала.

– Это точно не одна и та же фотография. Разные люди и разные локации… как же вторая фотография может быть копией первой?

– В рассказах, что я помню, – сказал Коннор, – мой прадед был фермером, а не священником. И точно не был тамплиером.

Я расслышала пренебрежение в его голосе и уже собиралась спросить, но он продолжал говорить, указывая на различия в изображениях:

– Мать на этой фотографии совсем другая. У детей есть небольшие различия, – Коннор кивнул в сторону лестницы. – Я могу проследить мужскую линию в моей семье на современных генеалогических сайтах, но имена разные. Моя мать никогда не выходила замуж за моего отца. Я смог получить эту фотографию, только притворившись сво… как бы ты его назвала? Похоже, это моя версия в этом времени. Мой сводный брат? Мое второе «Я»?

Он посмотрел на Кэтрин, вопросительно подняв брови.

Кэтрин только пожала плечами.

– Это за пределами моего понимания. Я всего лишь историк. Я пользовалась этим оборудованием, но не изобретала его. Нам сказали, что система была защищена от этого типа (аберрации), но Сол…

– Сол, – насмешливо произнес Коннор. – Сейчас я провожу все свое время, пытаясь понять, что именно этот ублюдок изменил и как мы можем вернуть все обратно. – Он сложил коробку с печеньем с большей силой, чем требовалось. – И каждый день я вижу еще эти его проклятые храмы, портящие пейзаж.

∞ 5 ∞

Папа говорил правду, когда упоминал, что у Кэтрин было много книг. Они выстроились вдоль трех стен огромной библиотеки, занимающей бо́льшую часть левого крыла дома. Это была почти классическая библиотека, по крайней мере как те, которые я видела только в кино, с передвижной лестницей, катающейся от стены к стене, и книгами от пола до потолка.

Однако были и некоторые принципиальные отличия. Вдоль края каждого блока полок снизу-вверх тянулась ярко-синяя трубка, точно такого же оттенка, как ключ ХРОНОСа. А затем раздваивалась у потолка и снова сходилась в центре, где образовывала большой синий крест.

Мой взгляд привлекли компьютеры. Десятки жестких дисков лежали на металлических полках. Там было три рабочих места, каждое с большим двойным монитором. Справа от них находился странный аппарат, который я не могла опознать, за исключением предметов в самом центре. Два медальона ХРОНОСа были заключены в некое подобие кожуха, от которого тянулись ряды кабелей. Верхняя часть футляра была изготовлена из тонированного стекла, которое частично приглушало синий свет. Толстый метровый жгут переплетенных кабелей, крепящийся к корпусу, тянулся от компьютерной станции к книжным полкам и соединялся с одной из ярко-синих трубок.

– Что… это такое?

– Кейт, это то, что делает наш дом безопасным местом, – сказала моя бабушка. – Вы даже не представляете, как трудно было перевезти все это в новый дом, учитывая необходимость держать все под защитой во время переезда. Было бы гораздо проще увезти тебя в Италию, но, подозреваю, что с твоей матерью такое не пройдет. Коннор собрал довольно хитроумную систему. Сигнал от ключей ХРОНОСа усиливается, и защита распространяется как минимум на шесть метров от дома.

– А пока, – добавил Коннор, – мы просто держим при себе один из других ключей, если нам необходимо выйти за пределы этого периметра. Я хотел бы включить еще и двор в безопасную зону, но для этого потребуется использовать третий ключ, и я переживаю, что расширение защиты на такое расстояние может перегрузить систему.

– Что ты имеешь в виду под «защитой»? – я вдруг вспомнила вопрос, что Кирнан задал мне в метро: «Почему она отправила тебя безо всякой защиты?»

– От временны́х искажений, – ответил Коннор. – Любая вещь и любой человек в этих стенах, или тот, кто носит один из ключей, – не подвержены влиянию временно́го сдвига. Мы с Кэтрин, например, ясно помним, что вторая фотография, которую ты видела, была настоящей. Она была защищена вместе со всеми остальными предметами в этом доме. Но первая фотография, которую ты видела, и… люди, и предметы вне защитной зоны… все они изменились.

– Так почему же первая фотография не изменилась, когда ты принес ее сюда? – я была в сомнениях. – Если это вроде как безопасная зона, разве она не должна показывать реальность, которую ты знаешь?

Кэтрин покачала головой.

– Все не так работает, Кейт. Она не была защищена, когда произошел временной сдвиг. Подумай об этом как о… свинцовом фартуке, вроде того, что ты надеваешь у дантиста. Ты защищена, когда фартук на тебе, но он не сможет обратить повреждения, которые уже нанесены. Документы, которые мы здесь храним, которые мы всегда защищали, включая те, что были оцифрованы на этих серверах, – все это сохранилось. Однако все, что мы приносим извне, может быть уже измененным. Честно говоря, оно будет изменено, если не будет находиться в постоянном физическом контакте с кем-то, носящим медальон. Но, как только оно окажется здесь, изменения прекратятся.

– Это… думаю, это имеет смысл. Ладно, я видела… – я сделала паузу, чтобы сосчитать, – пять медальонов, включая тот, что был у Кирнана. Я предполагаю, что у Саймона… парня, который меня ограбил… тоже есть такой, наверняка. Откуда они берутся? Вы научились их копировать?

– Нет, те дополнительные ключи и дневники, которые находятся здесь, собрала я, – сказала Кэтрин, садясь за один из компьютеров. – До исчезновения Пруденс я не старалась выяснить, что случилось с моими бывшими будущими коллегами, разве что присматривала за Солом, потому что он мог приземлиться где угодно и когда угодно. После того как Пруденс пропала, я заперлась в комнате и провела следующие несколько недель, отчаянно пытаясь получить какой-нибудь ответ от ключа ХРОНОСа. Мне кажется, я была очень близка к тому, чтобы исчезнуть в этой пустоте. Эта черная дыра все еще единственное, что я вижу в медальоне.

Я немного колебалась, но все же спросила:

– Ты думаешь, что Пруденс отправилась именно туда? В эту самую… черную дыру?

– Сначала я решила, что это вполне вероятно, хотя и не хотела признаваться в этом себе самой. Другая вероятность заключалась в том, что Сол нашел нас и забрал Пруденс. Все же после того случая я была полна решимости собрать все оставшиеся ключи, потому что мне не хотелось думать о том, что кто-то еще исчезнет таким же образом. Двадцать три историка ХРОНОСа оказались в ловушке, и у каждого был свой ключ. Большинство из них, к счастью, были направлены в современные эпохи, и только четверо – в пятнадцатый век. Некоторые из них путешествовали вместе, как это часто делали мы с Солом. Двенадцать занимались историей Северной Америки, поскольку ХРОНОС расположен в той местности. Шесть из них находились в Европе, а остальные были разбросаны по всему земному шару. На сегодняшний день я нашла десять ключей и несколько дневников в дополнение к тем, что собрала для своего последнего перемещения. Многие ключи передавались членами семьи как диковинная фамильная реликвия, странное украшение. Большинство стремились избавиться от этих предметов, которые, по их мнению, были заколдованными. Либо они сами, либо кто-то другой говорил, что они светятся или двигаются, или они просто вызывали у них плохое предчувствие. Один из ученых, занимающихся исследованием нацистской Германии, фактически уничтожил свой ключ ХРОНОСа и дневники, которые у него были с собой. Мы немного поговорили с ним незадолго до его смерти, и он сказал, что не хотел рисковать тем, что ключ может быть использован нацистами, как бы маловероятно это ни было. Оглядываясь назад, могу сказать, что он сделал мудрый выбор. Если бы я знала, что Сол станет злоупотреблять этой технологией, я бы уничтожила все, что нашла. Однако я рада, что не сделала этого, потому что примерно через три года после аварии я заметила первые изменения.

Кэтрин повернулась к компьютеру и щелкнула по папке, затем по файлу, открылось изображение. Это была отсканированная копия пожелтевшего документа со списком имен, разделенным на колонки: «Дамы» и «Господа». Сверху было заглавие: Конвенция о правах женщин, Сенека-Фоллс, Нью-Йорк, 1848 год.

– Копия этого документа в рамке висела на стене моего кабинета в университете с тех пор, как Пруденс и Деборе исполнилось два или три года, так что они обе видели его много раз. Сто человек. Шестьдесят восемь женщин и тридцать два мужчины подписали Декларацию Чувств на этой конвенции. Но, если посмотреть внимательно, можно заметить, что сейчас там сто одно имя. Здесь, в самом низу средней колонки, есть еще одно имя – Пруденс К. Рэнд. И это имя стало появляться и в других документах.

– Но… почему именно Пруденс Рэнд? Мамина фамилия – Пирс.

– Я могу только предположить, что Пруденс решила подписать этот документ после того, как встретила своего отца – Сола Рэнда. Она явно пыталась послать мне сообщение, но я все еще не уверена, что она хотела сказать. Хотела ли она, чтобы я ее спасла, или она просто… дала понять, что знает мой секрет? Больнее всего было оставаться в неведении… Знала ли она, что я не могла связаться с ней? Знала ли она, что я пыталась?

Мы с Кэтрин вернулись на первый этаж, оставив Коннора в библиотеке с компьютерами, где он пытался выяснить, не происходит ли чего необычного, что могло бы быть подсказкой к предупреждениям Кирнана. Что-то не давало мне покоя на протяжении всего предыдущего разговора, но я никак не могла понять, что именно. Наконец, спустя несколько минут, когда мы сидели на кухне, меня осенило.

– Подожди, подожди, подожди… ранее, сегодня утром, ты предположила, что у всех трех ген дара ХРОНОСа был рецессивным: у Коннора, мамы и… папы?

Кэтрин кивнула.

– Думаю, у твоего отца он сильнее, чем у Деборы. Один из самых отвратительных споров, который я когда-либо видела между ними, произошел сразу после твоего второго дня рождения. Я была у вас в гостях, и на мне был этот медальон. Дебору это никогда особо не волновало, мне же хотелось увидеть твою реакцию. Как сказал вчера Гарри, ты была очарована и постоянно называла его «голубым светом». Гарри как бы невзначай отметил, что медальон, скорее, имеет розоватое свечение. Дебора была вне себя от ярости. Она думала, что я рассказала ему о ее давней ссоре с Пруденс, и, я думаю, она решила, что мы хорошо посмеялись над ней. Бедный Гарри. Он понятия не имел, о чем она говорит, и не мог понять, почему она продолжает настаивать на том, что это простая бронзовая подвеска, не розовая, не зеленая, не голубая.

Кэтрин тяжело вздохнула и продолжила:

– Как бы сильно Гарри ни любил, и, возможно, до сих пор любит твою мать, я всегда думала, что ему повезло бы больше, если я не поспособствовала бы их знакомству. У Деборы есть хорошие стороны, и я очень люблю ее, но мне кажется, что она унаследовала отцовский характер и…

– Подожди, – вмешалась я, – мама и папа познакомились на каком-то историческом мероприятии. Ярмарка Возрождения или что-то в этом роде. Он продавал драгоценности. Он заменял подругу, потому что она приболела.

– Почти, – сказала она с легкой улыбкой. – Гарри заменял молодую леди, которая была счастлива ста долларам и позволила твоему отцу провести восемь часов на жаре и в сырости, хотя я не думаю, что Гарри догадался, что я ей заплатила. Он сделал мне одолжение. И я сказала ему, что если он встретит Дебору, то будет неразумно дать ей знать, что мы знакомы. Он видел ее фотографию и сказал, что она хорошенькая, а я объяснила, что ему будет совсем не на руку, если она решит, что я его знаю или что есть хоть малейшая вероятность того, что я могла его одобрить.

Я бросила на бабушку долгий взгляд, затем встала и подошла к окну, наблюдая, как две белки гоняются друг за другом вверх и вниз по большой иве на заднем дворе.

– Кэтрин… это точно все, что было совершенно не известно мне о моей жизни и родителях? Насколько я знаю, мама даже не познакомила тебя с папой, пока они не поженились.

– Ну, это действительно так, просто это не вся история. Твоя мать не представила нас друг другу. Я впервые встретила Гарри, когда ему было около восемнадцати. Его приемные родители всегда говорили ему, что они помогут ему разузнать о биологических родителях, если у него возникнут вопросы. Логичнее всего оказалось обратиться ко мне. Его биологические родители, Эвелин и Тимоти, также были историками ХРОНОСа и застряли в 1963 году. Они изучали события, связанные с убийством Кеннеди. Я связалась с ними после моего прибытия в 1969 год. Они жили в Делавэре. У них был друг, который замолвил за меня словечко, чтобы помочь мне получить исследовательскую работу в Нью-Йорке, где я познакомилась с Джимми. Мы несколько раз обменивались рождественскими открытками. Помню, как однажды они прислали фотографию маленького мальчика, который, вероятно, и был твоим отцом. А после я ничего от них не слышала. Люди теряют старые связи, и это происходило намного чаще до появления ваших Facebook и электронной почты, и…

Кэтрин снова наполнила свою чашку кофе, добавив немного сливок из маленького фарфорового кувшина на столе.

– После смерти Джима я начала искать ключи от ХРОНОСа, как уже говорила тебе раньше. Разыскивая ключи Эвелин и Тимоти, я узнала об их смерти и о том, что Гарри был усыновлен парой за пределами Милфорда. Я представилась Келлерам как подруга матери Гарри, которая только что узнала о ее смерти, и это было правдой. Я сказала, что ключи были подарком женского общества, в котором мы с Эвелин учились в колледже. Келлеры их не видели, но я оставила им визитку на случай, если они что-нибудь вспомнят. Позже, когда Гарри поступил в колледж, здесь, в Вашингтоне, они предложили ему разыскать меня. Он интересовался информацией о своих биологических родителях и тем, как они выглядели. Его воспоминания о них поблекли и почти стерлись… ну, я их знала, поэтому встретилась с ним, и мы поговорили. Разумеется, я не могла сказать ему всей правды, но он только хотел знать, какими людьми были его родители. Я работала с ними несколько лет и могла рассказать ему о них. Анекдоты, небольшие описания того, что они делали…

Кэтрин села на подоконник, поправив подушку.

– Мы довольно хорошо поладили, и… когда на мне был медальон, я заметила, что его тянуло к нему. Для него свет не был ярким, неоновым, как для нас. Но этого было достаточно, чтобы решить, что, возможно, он и Дебора могли бы… если бы они сошлись и…

Она замолчала, и я просто уставилась на нее, не зная, что и думать.

– Ты свела моих родителей в надежде на то, что у них будет ребенок – я, чтобы я могла сделать… Что? Отправиться на поиски моей давно потерянной тети?

Глубоко внутри я все понимала, но в то же время во мне разгоралась ярость, я чувствовала себя использованной.

– Разве ты не понимала, что шансы ничтожны?

Кэтрин встала и положила руки мне на плечи, глядя прямо в глаза.

– Конечно, это был рискованный шаг, Кейт. Но он был одним из тех, что мне пришлось предпринять, неужели ты не понимаешь? И неоспоримый факт – мои попытки сработали. Ты здесь, и ты… я никогда не встречала человека, который мог бы мгновенно подключиться к оборудованию ХРОНОСа, как ты сделала это вчера. У меня почти три месяца ушло на то, чтобы увидеть что-то, кроме расплывчатой картинки, а ты… судя по тому, что ты рассказала, ты практически побывала там, где бы оно ни находилось, не прошло и пяти секунд, как схватила медальон.

Я сбросила руки Кэтрин со своих плеч. Меня преследовало чувство, что мама была права, предупреждая меня. Она коварна и эгоистична.

– А ты не думаешь, что они имели право решить это самостоятельно? Или позволить судьбе идти своим чередом? Очевидно, мои родители не были созданы друг для друга, но все могло быть иначе. Может, без твоего вмешательства они все еще были бы счастливы. Речь идет о людях, а не о марионетках!

– Возможно, они были бы счастливее, Кейт. Но как бы их чувства ни были важны для тебя, да и для меня тоже, дело было в другом.

– Да, – ответила я. – Пруденс. Я знаю, все дело в Пруденс. Но она пропала уже очень, очень давно. Я сожалею о твоей потере и о потере моей мамы, но я действительно не знаю, что вы ждете от меня, как исправить ситуацию, и я не уверена, хочу ли помогать. Наверное, это звучит немного эгоистично, но кто-то ткнул меня в ребра чертовым пистолетом в метро, и… мне казалось, что ты будешь немного больше беспокоиться о том, что происходит здесь и сейчас, чем…

Кэтрин ударила рукой по стойке.

– Ты упускаешь самое главное, Кейт! Да, мне бы очень хотелось узнать, что случилось с Пруденс. Мне бы очень хотелось, чтобы она знала, что я всем сердцем старалась найти ее, вернуть обратно. Но я не для этого пыталась свести твоих родителей и не для этого привезла тебя сюда. Тот факт, что Пруденс смогла изменить тот документ, который ты видела, а не только мою копию, но и каждую копию, а также полдюжины других фрагментов истории – вот то, о чем мы должны беспокоиться. Временны́е сдвиги – ты их ощущала, ты знала, что что-то не так, а все вокруг жили своей жизнью, как будто ничего не изменилось. Как будто проблема была в тебе, да?

Я кивнула, все еще сердясь.

– Но проблема была не в тебе, – продолжила Кэтрин. – Изменения происходили в течение последних двадцати лет. Те два, что ты почувствовала, были просто… самыми важными.

Кэтрин сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.

– Несмотря на избранный дар, несмотря на лучшие намерения тренеров в ХРОНОСе, Сол очень хорошо скрывал свои истинные взгляды. Он и группа его друзей, двое из которых были связаны с ХРОНОСом, считали, что эта технология используется не так, как следовало бы… что она находится в руках слабых людей, которым не хватает обзора. «Зачем просто изучать историю?» – спрашивали они. «Почему бы не творить историю – переписать историю?» Я не знаю, где в итоге оказался Сол, но он понял то же самое, что и я, Кейт. Родители с геном ХРОНОСа могут производить детей, способных обойти защиту. Так и поступила Пруденс. И ты сделала почти то же самое вчера утром. И, основываясь на этих данных, Сол сумел создать небольшую армию людей, которые могут перемещаться во времени по его команде. Ты – все, что у меня есть для борьбы с ним, Кейт.

Кэтрин явно надеялась, что это заявление заставит меня понять, и в какой-то степени так оно и было. Но чудовищность ее слов, то, что она была на грани, то, что она просила меня в одиночку справиться с человеком, которого только что фактически признала сумасшедшим… пугало меня.

– Я хочу, чтобы папа знал обо всем. Поговори с ним, мы примем решение вместе. Или я ухожу, и ты сама по себе.

– Согласна. Мы позвоним ему, когда закончатся занятия в школе, и…

Часы на микроволновке показывали 12:22.

– Нет, – сказала я. – У меня через десять минут его урок. Он будет волноваться, если меня там не окажется, и если я отправлюсь сейчас, то еще смогу успеть.

У меня голове звучал тихий голосок, настаивающий на том, чтобы я никуда не уходила, но я его проигнорировала. Все, что я понимала в тот момент, это то, что мне нужно было уйти, выбраться из дома, чтобы развеяться.

Я направилась к входной двери, схватив туфли из-под стола и обувшись. Кэтрин последовала за мной, продолжая что-то говорить, но я уже не слушала ее. Я огляделась в поисках рюкзака, прежде чем вспомнила, что он и мои книги – все исчезло в прошлом, или будущем, или в какой-то странной альтернативной версии настоящего.

– Увидимся после того, как я поговорю с папой.

Я закрыла за собой дверь и была уже на полпути к воротам, как услышала, что Кэтрин бежит за мной, крича мне в след:

– Кейт, вернись!

Я обернулась как раз в тот момент, когда она остановилась в нескольких метрах от дома, резко отпрянув назад, будто что-то ее напугало.

Она протягивала медальон.

– Возьми это. У меня есть еще один. Я просто не успела отдать его, потому что ты так внезапно ушла… и я почти забыла о границе. Сигнал немного колеблется, но никогда не выходит за пределы клена, – она кивнула на дерево в нескольких сантиметрах слева.

– Ни в коем случае не вынимай ключ, – сказала Кэтрин. – Держи его при себе. И будь осторожна. Я не знаю, что значила эта сцена в поезде, и понятия не имею, каковы мотивы Кирнана, но я не перестану волноваться, пока ты не вернешься сюда.

Кэтрин выглядела бледной и встревоженной. Мне показалось, что довольно эмоциональное утро сказалось на ней очень сильно. Я взяла медальон, надела на шею и сунула под блузку. Я все еще злилась, но заставила себя улыбнуться ради нее.

– Не тревожься, ладно? Я вернусь сегодня днем. С папой, – добавила я, направляясь к воротам. – Если ты права и я действительно буду сражаться против целой армии, то нам понадобится вся помощь, какую мы сможем получить.

∞ 6 ∞

Я шла быстро, почти бежала. Мне нужно было отметиться на стойке регистрации и придумать какой-нибудь причину пропуска утренних занятий, а это означало, что я все равно опоздаю на папин урок. Пальцы на ногах все еще болели, но в остальном усталость была приятной, и напряжение, что меня одолевало, начало отступать.

Утро было довольно прохладным для середины апреля, но день уже вступал в свои права, и, когда я вошла в здание, почувствовала, что мои распущенные волосы впитали солнечное тепло. Это напомнило мне о том, что я нарушаю дресс-код Браяр Хилл, а еще это напомнило мне о Кирнане. Я вспомнила, как моя темно-зеленая лента для волос ярко выделялась на коже его запястья, когда он исчез на манер рыцаря, с подарком своей дамы (шарфом или лентой) идущего в бой. Я отбросила этот нелепый образ и открыла дверь в главный офис.

– Кейт Пирс-Келлер. Я опоздала, – сказала я довольно суровой женщине средних лет, которая была одной из трех, работавших в главном офисе в Браяр Хилл. Другие две, что обычно работали за стойкой регистрации, были гораздо общительнее, но они, вероятно, были на обеде.

Я ждала, пока женщина откроет журнал посещаемости на компьютере.

– У меня нет записки. Сегодня утром произошло чрезвычайное происшествие, и я забыла попросить маму написать ее, прежде чем покинуть дом. Я принесу ее завтра. И… я забыла собрать волосы. У вас не найдется запасной резинки?

Женщина удивленно подняла брови и принялась рыться в одном из ящиков стола. Через мгновение она нашла большую бежевую резинку, которую молча протянула мне вместе с розовым пропуском в холл.

– Спасибо.

Я собрала волосы, пока шла по коридору. К классу добралась с опозданием на несколько минут и заглянула в маленькое окошко на двери, надеясь войти, когда папа будет что-нибудь рассказывать, и добраться до своего стола, не привлекая к себе внимания класса. Папа стоял возле интерактивной доски и указывал на какое-то уравнение… а потом я почувствовала то же самое выворачивающее внутренности ощущение, которое уже дважды поражало меня раньше.

Я наклонилась вперед, невольно надавив на дверную ручку. Дверь распахнулась. Если бы мне чуть хуже удавалось держать равновесие, я уже лежала бы бесформенной кучей на ближайшем столе, но, к счастью, все обошлось. Я подняла голову и взглянула туда, где стоял мой отец.

Папы там уже не было. Он исчез из класса. На его месте сидела полная женщина средних лет. Эта женщина не была мне знакома. Еще один незнакомец, симпатичный парень с темно-русыми волосами, сидел за тем столом, где обычно сидела я, с открытым учебником тригонометрии перед собой. Я была почти уверена, что он тоже новичок. Остальные лица в классе были мне знакомы. Однако все они смотрели на меня как-то странно. Я поймала взгляд Карли Девинс, девушки, с которой я была в довольно хороших отношениях, хоть и не дружеских, и попыталась слабо улыбнуться ей, но в ответ получила только насмешливый взгляд.

Мне было трудно дышать. Я посмотрела на женщину за столом, которая не была папой, и снова на парня, который сидел там, где обычно сидела я. Открыв рот, с трудом произнесла: «Ошиблась кабинетом…» – и это прозвучало как хриплый шепот. Затем все вокруг начало вращаться, и я поскользнулась на полу.

Когда я пришла в себя, первым, что я заметила, была пухлая, бледная рука с выцветшей татуировкой розового лотоса, похлопывающая меня по руке. Через мгновение глаза сфокусировались, и мой взгляд поднялся от руки к лицу ее владелицы, очевидно, моей учительницы. Она и тот высокий блондин, сидевший за моим столом, встревоженно склонились надо мной. Я снова оглядела комнату. Это определенно был папин класс, и, за исключением блондина, это был мой класс тригонометрии.

– Ты в порядке? – спросила женщина.

Я была совсем не в порядке. Голова кружилась почти так же, как и во время предыдущих двух временны́х сдвигов, хотя на этот раз все казалось более приглушенным. Возможно, это было связано с ключом ХРОНОСа? Однако ужас, разрывающий мое нутро, ощущался еще хуже, и это определенно было связано с тем фактом, что папа просто исчез у меня на глазах.

– Ошиблась кабинетом. Я в порядке, правда. Извините, что помешала.

Но… что, если папа сегодня заболел? И она его замещала? Хотя я понимала, что это, скорее всего, выдача желаемого за действительное, мне все же нужно было пойти в коттедж и проверить, так ли это.

Я подтянулась, и блондин помог мне подняться на ноги.

– Меня зовут Трей. Ты ведь здесь новенькая, верно? Осторожнее… ты с трудом стоишь на ногах. Тебе лучше присесть.

– Простите, – повторила я, – мне нужно идти.

Я все еще чувствовала легкое головокружение, но все же отстранилась и вышла из класса.

– Не торопись, – сказала учительница, – тебе лучше не вставать так резко. Трей, проводи ее к медсестре.

И вот, когда я торопливо шла по коридору, мистер Прекрасный Высокий Блондин следовал за мной, отставая всего на пару шагов.

– Подожди, куда ты идешь? Кабинет медсестры находится в другой стороне.

– Я в порядке.

Я продолжила свой путь к выходу из здания, а парень все еще следовал за мной. Он схватил меня за руку.

– Эй, будь осторожна. Ты же не хочешь снова упасть в обморок на этой лестнице.

– Слушай, тебя Трей звать, так? Ты довольно милый, но, пожалуйста, уйди. Я должна найти своего отца.

– Отца?

Мы продолжили путь через парковку, направляясь к футбольным полям.

– Он здесь преподает, – сказала я. – Гарри Келлер. Мы живем на другом конце кампуса, на окраине. В одном из преподавательских коттеджей. Туда я и направляюсь. Пожалуйста, просто оставь меня.

Он отпустил мою руку.

– Ладно, мы можем поехать в коттедж, если хочешь, но потом пойдем к медсестре.

– Нет. Мне нужно просто прилечь. Я в порядке. Мне бы пообедать…

Я продолжила идти, и он за мной.

– Прости, но я не могу. Я обещал миссис Диз, что ты пойдешь к медсестре. Я не могу вернуться в класс, пока ты не…

Я повернулась, чтобы взглянуть на него, и увидела, что он улыбается широкой, дружелюбной улыбкой.

– Послушай, – сказал он, – я не знаю, в какую игру ты играешь, но ты же не учишься здесь… если только тебя не зачислили сегодня. Я бы точно тебя запомнил. Я сам здесь недавно, поэтому присматриваю за новичками. Трудновато вписаться среди тех, кто здесь с седьмого класса. И я почти уверен, что никакого Гарри Келлера среди учителей нет.

Я покачала головой.

– Он должен быть… и, если ты думаешь, что я не та, за кого себя выдаю, почему бы тебе не вернуться к учительнице и не сказать ей, чтобы она предупредила охрану? – я прибавила шагу. – Если я не ученица, то не должна находиться здесь.

– Верно, – сказал он. – Но так не интересно. Ты не похожа на опасного террориста, и, кроме того, ты действительно упала в обморок прямо там. Так почему бы тебе не рассказать мне, что случилось? Может быть, я смогу помочь.

– Ты не сможешь. Вернись в класс.

– Я так не думаю. Ну, давай же, у меня всего два варианта: вернуться к тригонометрии или прогуляться по школе с красивой девушкой в этот теплый весенний день. И что же, по-твоему, я выберу?

Я посмотрела на него с изумлением. Он правда пытался флиртовать со мной, когда я была на грани срыва. Безо всякой причины, которую я могла бы объяснить, слезы хлынули из моих глаз, и я была охвачена чем-то между истерическим смехом и плачем. Я села посреди футбольного поля и обхватила голову руками.

– Эй! Прости, мне очень жаль, – сказал он. – Не надо… только не плачь. Правда…

Я на мгновение опустила голову, чтобы взять себя в руки, и глубоко вдохнула.

– Я в порядке, – сказала я. – Просто сегодня был очень плохой день.

Когда я подняла глаза, то увидела, что он сидел на поле передо мной, его лицо было на одном уровне с моим. Его серые глаза с маленькими голубыми крапинками были полны беспокойства, и он одарил меня робкой, сочувственной улыбкой. Он напоминал мне большого дружелюбного щенка, которого так хотелось потискать.

Я вспомнила о своем школьном удостоверении и потянула шнур из-под воротника. Оно было там, под моей карточкой метро. Я вытащила его и подняла так, чтобы он мог видеть.

– Я правда ученица, видишь? У меня есть доказательство.

Он наклонился вперед, чтобы прочитать удостоверение.

– Пруденс Кэтрин Пирс-Келлер. Крутая монограмма – ПКПК. Привет, Пруденс. Я – Трей.

Я поморщилась.

– Прошу, просто Кейт.

Смеясь, он вытащил свое удостоверение из серой сумки на плече, и протянул мне.

– Лоуренс А. Коулман третий, – прочла я. – Что значит «А.»?

– Алма. Девичья фамилия моей прабабушки.

– Ох.

– Да, дедушка – Ларри, а отец – Ларс. Хороших вариантов не осталось, но не то чтобы мне очень нравились первые два, поэтому мама выбрала просто «Трей», – он поднял вверх три пальца, – ну, знаешь, потому что я номер три.

Я кивнула и поднялась на ноги, возвращая ему удостоверение. Я положила свое обратно в бейдж и достала один из ключей. К нему была прикреплена маленькая белая бирка, на которой кто-то из администрации школы написал номер 117 и фамилию Келлер.

– Этот ключ, Трей, подходит к входной двери вон того маленького домика. Мой отец, Гарри Келлер, живет в этом доме, и я тоже живу там больше недели.

Он снова шел рядом со мной.

– Если этот ключ подойдет, – продолжила я, – ты можешь вернуться и сказать миссис… Диз? – Трей кивнул. – Можешь передать миссис Диз, что я в порядке. Просто глупая девчонка, которая не должна была пропускать обед. Договорились?

– По рукам. Но не раньше, чем ты войдешь внутрь.

– Отлично, – согласилась я. – Я сейчас открою дверь, разогрею остатки джамбалайи, которые лежат в холодильнике, и буду очень долго спать.

Я вздохнула, понимая, что говорю все это не только для того, чтобы убедить Трея, но и для того, чтобы успокоить себя. Мне действительно нужно было открыть дверь и увидеть, что папа там, что миссис Диз его замещала, потому что он простудился или что еще, и я просто вообразила, что он находился в классе. Я продолжала твердить себе, что Кэтрин и Коннор сошли с ума, а, может быть, последние несколько дней были всего лишь длинным дурным сном. Я дрожащими руками протянула ключ и под пристальным взглядом Трея наконец-то смогла вставить его в дверную ручку.

К моему огромному облегчению, она открылась. Я снова повернулась к Трею и широко улыбнулась ему.

– Вот видишь! Я же говорила тебе, что это моя… – я внезапно остановилась, увидев его лицо, и проследила за его взглядом в открытую дверь. Все в коттедже было иначе. Диван, на котором я спала, был заменен двумя мягкими креслами. На полу лежал плетеный коврик. А потом я увидела то, на что смотрел Трей, – фотографию миссис Диз в рамке, с двумя маленькими детьми, рядом с большой белой кружкой, в которой лежали ручки и карандаши. Красные буквы на кружке гласили: «Бабуля № 1».

– Нет! – я попятилась от двери. – Ключ подходит! Ты ведь видел это, не так ли? Он подходит!

Трей закрыл дверь, убедился, что она заперта. Я опустилась на ступеньки крыльца, и через мгновение он сел рядом со мной.

– Так… не хочешь рассказать мне, что, по-твоему, происходит?

Я взглянула на него. Какое это имеет значение? Вряд ли он мне поверит. Я вытащила ключ от ХРОНОСа из-под блузки.

– Какого цвета?

Он перевел взгляд с меня на медальон и произнес:

– Коричневый, бронзовый… не знаю, как правильнее. Он выглядит старым.

– Ну, для меня он ярко-синий. В середине – песочные часы.

– Синий. Серьезно? Я вижу песочные часы, но…

Я удивленно подняла брови.

– Ты видишь песочные часы в середине и песок движется туда-сюда? – Трей в ответ покачал головой. – Я и не надеялась. Если я буду держать его в руке слишком долго, моя бабушка говорит, что я попаду в какой-нибудь момент из прошлого. Или будущего, возможно. Это чуть не случилось со мной вчера.

Выражение его лица не изменилось, и я продолжила:

– Кто-то изменяет реальность… изменяет вещи. Когда я сегодня утром впервые заглянула в класс, мой отец, Гарри Келлер, стоял у интерактивной доски. Моя парта, теперь уже твоя, была пуста, потому что я только пришла в школу. А потом, в одно мгновение, я увидела, как все это изменилось.

В его серых глазах читалось сочувствие, но я видела, что он мне не поверил. Конечно же, он не поверит. Нужно быть сумасшедшим, чтобы поверить в то, что я говорю. Он, вероятно, думал, что я психически неуравновешенна, и я не была уверена, что смогу успешно опровергнуть эту теорию.

– Кто-то… очевидно, мой дед, меняет историю. Моя бабушка говорит, что я единственная, кто может остановить это, потому что я унаследовала способность работать с этой технологией. Некоторые другие люди тоже унаследовали эту способность, но, очевидно, все они находятся на темной стороне.

Я положила ключи от дома обратно в держатель, а затем его вместе с медальоном обратно под рубашку.

– Я возвращалась сюда, в школу, чтобы втянуть отца в этот кошмар… Не хочу в одиночку принимать решения и справляться с этим. Я уже дважды пережила эти временны́е сдвиги, но они ощущались просто как… плохое предчувствие. Никто никогда не исчезал, – я вздохнула, уставившись на свои ботинки. – И ключ подходит, черт возьми. Я была так уверена…

– Но… разве ключ не подошел бы в любом случае? – Трей говорил так мягко, будто с кем-то, кого можно было легко вывести из себя. Заметив этот слегка снисходительный тон, я возмутилась, но не могла винить его за это. – Я имею в виду, если все, что ты сказала, в какой-то степени правда, если они наняли миссис Диз вместо твоего отца, то… ключ от коттеджа был бы тот же самый. Не так ли?

Я закрыла глаза, но ничего не ответила. Да. Конечно, это был бы тот же самый ключ.

Через несколько минут я встала и слабо улыбнулась Трею.

– Я знаю, что тебе нужно немедленно предупредить охрану, но не мог бы ты дать мне несколько минут, чтобы я успела добраться до метро? Пожалуйста?

– Куда ты?

– Я собираюсь попытаться найти свою маму, она в Вашингтоне. И потом…

– Окей, – он встал и отряхнул брюки. – Пойдем.

– Что? Нет! – сказала я, собираясь уходить. – Нет, нет и еще раз нет. Я ухожу, Трей. А ты возвращайся в класс.

Он решительно покачал головой.

– Это было бы очень безответственно с моей стороны. Ты либо в беде, и в этом случае я мог бы тебе помочь, либо ты сошла с ума, и в этом случае кто-то должен присматривать за тобой. Я буду добровольцем, по крайней мере до конца дня.

Я направилась самым прямым путем через кампус к станции метро.

– У тебя занятия. Ты не можешь просто бросить все. Разве у тебя нет родителей?

Он пожал плечами, подстраиваясь под мой шаг.

– Мой отец, наверное, сказал бы, что я делаю правильный выбор. Он не будет жаловаться в любом случае. Моя мама может не одобрить, но она в командировке и ближайшие несколько месяцев, на Гаити, и я не думаю, что ей позвонят из школы. Эстелла – она живет с нами – будет отчитывать меня за то, что я прогуливаю занятия, но из школы не звонят никому, кроме родителей. Так что ты застряла со мной.

Я не знала, смеяться мне или плакать. Трей был милым и, я должна признать, очень милым, но мне нужно было сосредоточиться на своих проблемах. Может быть, мне удастся оторваться от него в толпе на вокзале?

Метро, однако, вызывало у меня волну беспокойства. Внезапно мысль о том, что кто-то будет рядом после того, что я пережила этим утром, показалась мне не такой уж плохой.

– Ладно, – сказала я, – ты можешь пойти со мной. Но ты должен знать, что сегодня утром меня ограбили в метро.

Он снова одарил меня своей кривой усмешкой.

– Черт, подруга, у тебя действительно был плохой день.

Нам пришлось ждать поезда минут пятнадцать, но дорога до Вашингтона была недолгой. Трей пытался завязать разговор. Мой мозг работал на автопилоте, но все же мне удалось покивать в нужных местах. Его мать работала в государственном департаменте и много путешествовала. Его отец работал в какой-то международной фирме, для меня это звучало довольно туманно. И они только что вернулись из Перу, где он учился в школе для детей дипломатов. Когда я спросила о братьях и сестрах, Трей рассмеялся и сказал, что его родители недостаточно часто находились на одном континенте, чтобы осилить второго ребенка. Они решили, что Трей с отцом останутся в Вашингтоне, чтобы он мог окончить среднюю школу в Браяр Хилл, это место посещали его отец и дед. Эстелла, которая работала на его семью с тех пор, как отец Трея был еще ребенком, заботилась о них и кормила.

Когда они вернулись из Перу в декабре, в Браяр Хилл сказали его отцу, что Трей будет принят в выпускной класс осенью, поэтому он был на домашнем обучении в течение всего этого времени. Но в январе неожиданно появилось свободное место, и он смог приступить к учебе в весеннем семестре. Это было похоже на то, как я получала свое место, когда папа согласился на эту работу.

Я тоже рассказала ему свою двухминутную биографию, или по крайней мере версию, которая была правдой час назад, и мы говорили о музыке и кино в течение нескольких минут. Или, скорее, Трей говорил, а я слушала и кивала.

Когда мы поднялись по эскалатору к солнечному свету, я остановилась и закрыла глаза, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Ты в порядке? – спросил Трей. Я отрицательно покачала головой.

– Здесь всего несколько кварталов до нашего дома, и я… я не думаю, что она будет там. И мне страшно.

Мне показалось странным говорить это кому-то, кого я едва знала, но Трей был настолько дружелюбен, что трудно было держать дистанцию.

– Что ж, – сказал он, – будем беспокоиться об этом, когда выясним, ладно?

Когда мы добрались, мне даже не пришлось использовать ключ. Я разглядывала окна дома, когда Трей открыл почтовый ящик и заглянул внутрь – вся почта была адресована кому-то по имени Судхира Сингх. Но, как только мы завернули за угол, я сразу поняла, что мама там не живет. Розовые гофрированные занавески с завязками никогда бы не висели в том доме, где жила Дебора Пирс. Если бы такие занавески продавались вместе с домом, они были бы сняты и выброшены в мусорное ведро еще до того, как первую коробку для переезда вынут из грузовика.

∞ 7 ∞

Казалось, я совсем обессилела, и все, что я могла сделать, это спуститься со ступенек дома. Трей взял все на себя и повел меня к Массачусетс-авеню, где мы нашли кофейню. Он усадил меня у окна и вернулся с двумя чашками кофе и двумя черничными булочками. Я пообещала возместить ему все, но он только рассмеялся, сказав, что с кофе и булочками все равно не выйдет достойного свидания.

– А почему ты думаешь, что этот временной сдвиг заставил твоих папу и маму… исчезнуть? – спросил он. – Ты сказала, что это случалось уже дважды, и никто не исчезал. Почему именно в этот раз?

– Я не знаю. На самом деле я даже не задумывалась об этом, – я сделала паузу на мгновение, прокручивая в голове все, что помнила. – В доме моей бабушки были две фотографии, и ее друг Коннор сказал, что они обе были копиями одного и того же семейного портрета. Одна из них хранилась в защищенной зоне. В защищенной от временны́х сдвигов одним из этих медальонов. Когда я увидела эти копии сегодня, это были портреты двух разных семей, возглавляемых одним и тем же человеком.

Я сделала глоток кофе, прежде чем продолжить:

– Должно быть, что-то изменило ход жизни этого человека на фотографии, возникло два разных пути. И да, Коннор и Кэтрин могут ошибаться или лгать, одна фотография может быть отредактирована, или мужчины могут быть братьями-близнецами, я не знаю… Но я почти уверена, что человек на тех фотографиях – это тот же самый человек, которого я встретила сегодня утром в метро сразу после того, как меня ограбили. Только сегодня утром он был примерно на двадцать лет моложе, чем на фотографии, сделанной в 1920-е годы.

– Подожди, – сказал Трей, – ты встретила парня с фотографии? Сегодня утром?

Я кивнула.

– Он предупредил меня, что что-то должно произойти. И я видела, как он исчез, держа в руках точно такой же медальон, – я вымученно улыбнулась Трею. – Все это звучит для меня так же безумно, как и для тебя. Я думаю, мои мама и папа исчезли, потому что в прошлом что-то изменилось. Что-то, что повлияло на мою семью.

Я пересказала историю, которую мне рассказала бабушка, осознавая, что в том, что я знаю, были огромные пробелы. Я рассказала ему о ХРОНОСе и о том, как Кэтрин сбежала в 1969 год.

– Если подумать, – заключила я, – то я бы сказала, что Сол наконец-то догнал мою бабушку в прошлом. Если она не родила мою мать, то и меня никогда не было, и мой отец… – я пожала плечами, – у него нет никаких причин быть в Браяр Хилл. Или что-то еще изменилось, и мои мама и папа, а может быть, и я?.. Я понятия не имею, как это работает. Может быть, мы все еще в Айове…

Трей встал и жестом попросил меня подвинуться. Он втиснулся на сиденье рядом со мной и достал из сумки маленький ноутбук.

– В таком случае это самое подходящее место, чтобы начать. Давай найдем твоих родителей. Правильнее «Дебра» или «Дебора»? А как пишется «Пирс»?

Я взглянула на него с недоверием.

– Ты веришь мне? Ты действительно веришь во все это?

Он откусил кусочек булочки, медленно пережевывая и обдумывая свой ответ.

– Нет, – сказал он. – Не обижайся, пожалуйста. Ты сама сказала, что это безумие. Я не верю, что реальность изменилась и что медальон на твоей шее может заставить тебя исчезнуть. Хотя я должен признать, что нервничал, когда ты держала его в руке чуть раньше, так что, возможно, я все же не полностью тебе не верю.

– Так зачем тогда помогать мне? – я подозревала, что это отчасти потому, что он находил меня привлекательной. Трей был хорошим парнем, но, если бы не этот маленький факт, я была почти уверена, что его обязанность помочь заканчивалась на станции метро.

Он доел булочку и ответил:

– Важно то, что я действительно думаю, что ты веришь во все рассказанное мне. И я уверен, у тебя где-то есть родители, и я бы хотел попытаться помочь тебе найти их. Пожалуйста, съешь что-нибудь, ладно? Иначе мне придется нести тебя на руках до метро.

– А почему просто не отвезти меня обратно к бабушке? – спросила я, будто защищаясь, и откусила кусочек от своей булочки. Я чувствовала себя потерявшимся котенком, которого он кормил и держал подальше от уличного движения, пока искал нового хозяина.

– Ну, во-первых, ты не сказала мне ни ее имени, ни адреса, – сказал Трей. – А во-вторых, ты ведь не этого хочешь, верно?

Я покачала головой, ответив:

– Нет. То есть… нет, пока я не узнаю.

– Хорошо. Тогда мы ищем твоих маму и папу. Давай начнем с поиска в Google…

Двадцать минут спустя мы установили, что Деборы Пирс не существует или по крайней мере она никогда не преподавала историю ни в одном из колледжей, где работала. Я знала логин и пароль для доступа к ее университетскому сайту, потому что мама всегда использовала один и тот же пароль для всего. Пароль не подошел, так как в системе не было записей о пользователе dpierce42. Мы попытались найти некоторые научные статьи, которые она написала, но не нашли никакой информации о них.

Трудно было представить себе мир, в котором моя мать не существовала… никогда не существовала. Я прикусила нижнюю губу и сделала несколько глубоких вдохов в попытках сосредоточиться на поисках отца, пытаясь подавить страх, который рос внутри меня. Он не был включен в список преподавателей на сайте Браяр Хилл, что не удивило нас. Затем мы перешли к общему веб-поиску. Нашлось много Гарри Келлеров, включая одного, что был кинорежиссером еще в 1950-х годах. Я попросила Трея сузить поиск до Делавэра и включить в него моих бабушку и дедушку, Джона и Терезу Келлер. Их адрес не изменился, и я почувствовала облегчение.

– Попробуй добавить что-нибудь такое: «математическая олимпиада». Мой отец был в команде в старших классах – это то, что он обычно вписывает в свою биографию. Думаю, для того чтобы отметить свою помешанность на математике.

– Или, возможно, чтобы вдохновить своих студентов, помешанных на математике, – сказал Трей с улыбкой.

Он изменил критерии поиска, и через пару минут я уже смотрела на папину фотографию. У него была борода, которую я видела только на паре фотографий из его студенчества, но это определенно был он. Он преподавал в школе-интернате примерно в часе езды от дома моих бабушки и дедушки в Делавэре.

Я схватила Трея за руку и крепко сжала ее, сказав:

– Мы нашли его. Это же мой папа!

Я вынула три фотографии, которые носила в своем бейдже. На одной была изображена мама, которая не любила фотографироваться и поэтому выглядела немного раздраженной. На одной были изображены мы с Шарлейн после церемонии вручения пояса по карате. На последней фотографии был папа, снятый на прошлое Рождество, он держал в руке вок, который я ему подарила. Я показала фотографию Трею.

Он молча кивнул.

– Да, это один и тот же мужчина. И сразу понятно, что вы родственники, даже с фотографии в интернете. У тебя его глаза. И улыбка такая же.

Я придвинулась к Трею, чтобы прокрутить страницу вниз и прочитать остальную часть биографии, положив фотографию на стол рядом с ноутбуком. Но, как только я убрала руку, фото исчезло. Действуя рефлекторно, я попыталась схватить то, чего там уже не было, понимая, что уже ничего не изменить. Еще секунду назад фотография была там – цветное пятно на полированном черном мраморе стола. А в следующее мгновение снимок исчез.

– Охренеть… – Трей разинул рот и отстранился, забившись в угол. – Кейт, ты это видела?

Мы на мгновение замолчали.

– Не думаю, что мне удастся доесть этот кекс, – пробормотал он.

Не раздумывая, я вытащила ключ ХРОНОСа из-под рубашки и прижала руку Трея к своей груди так, чтобы мы оба были в полном контакте с медальоном. Через несколько мгновений Трей пришел в себя.

– Ты помнишь, что только что произошло? – спросила я.

Трей кивнул, ответив:

– Да. Мы нашли твоего отца. А потом его фотография, которая лежала прямо там, рядом с солонкой, просто исчезла, – он посмотрел на свою руку, которую я все еще прижимала к груди. – Я не то чтобы жалуюсь, вовсе нет, но почему ты держишь мою руку… там?

Я покраснела, но не убрала его ладонь.

– Мне начинает казаться, что будет… опасно, если я хоть на мгновение потеряю контакт с этим медальоном, Трей. Если моя мать не существует в этом времени… тогда и я тоже, верно? А еще я помню, каково это было, когда произошли временны́е сдвиги, а у меня не было медальона. Я чувствовала себя… так, как ты выглядел всего пару минут назад. Слабость, тошнота, паника?

– Да… сейчас мне лучше. Но что-то заставляет меня верить, что этой фотографии никогда и не было. Дело не только в том, что я не верю в то, что вещи могут вот так исчезать, но и в том, что я помню две противоположные вещи одновременно, если это имеет какой-то смысл?

– Все это не имеет никакого смысла, – сказала я. – Чего я никак не могу понять, так это почему ты вообще видел, как исчезла фотография. Не думаю, что у тебя есть ген ХРОНОСа, так как медальон выглядит для тебя обычным… но Коннор, друг моей бабушки, сказал, что любой, кто не носит медальон, не поймет, что что-то изменилось, когда произойдет изменение во времени.

– Может быть, достаточно касаться того, кто носит медальон? – предположил Трей. Он слегка пошевелил плечом и коленом, которые все это время касались меня, потому что здесь было тесно.

– Может быть, – сказала я. – Но… теперь ты мне веришь, да? В то, что я тебе рассказала?

Трей скорчил гримасу.

– Да. В этом мне придется согласиться с Шерлоком Холмсом: «Если исключить невозможное, то что останется, и будет правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось», – он уставился на то место, где только что была фотография. – Я бы сказал, что то, что ты описала ранее, было невозможным, но я только что увидел все своими глазами. Я мог бы попытаться сделать вид, что этого не произошло… возможно, я даже заставлю себя поверить в это… но меня не проведешь.

– Вот почему я держу твою руку на медальоне, – сказала я. – Боюсь, что если ты уберешь свою руку, то забудешь об этом… что ты перестанешь мне верить, – слезы подступили к моим глазам, и я сморгнула их. – Я знаю, что это звучит невероятно эгоистично, но мне сейчас очень, очень нужно, чтобы кто-то поверил мне.

Его улыбка вернулась, только немного подрагивала.

– Хорошо, но думаю, нам будет трудновато закончить этот поиск с нашими руками в этом положении. И люди будут пялиться на нас, если мы попытаемся пройти вот так по улице. Может… мы просто сядем ближе? – он обнял меня левой рукой и очень медленно убрал правую, пока я наблюдала за его лицом, ожидая каких-либо изменений.

– Вот видишь! – сказал он. – Я все еще помню. Мы в порядке, – он постучал по сенсорной панели, чтобы открыть остальную часть биографии моего отца; его рука все еще обнимала меня за плечи. – И я определенно могу привыкнуть к такому стилю поиска.

Я бросила на него косой взгляд, но не стала возражать. Все мое тело напряглось, когда Нолан, последний кандидат Шарлейн на роль моего парня, приобнял меня в кино. Находиться же рядом с Треем, напротив, было вполне естественно.

– В конце страницы нет какого-нибудь адреса? – спросила я.

– Думаю, есть. Но Кейт… возможно, тебе лучше дочитать биографию.

Я быстро просмотрела все три абзаца. Биография включала ту же самую информацию, которую папа всегда добавлял об олимпиаде по математике, те же данные про колледж и интересы. Однако некоторые дополнительные факты вернули меня к реальности. К новой реальности.

«Гарри живет со своей женой Эмили и двумя детьми в преподавательском доме с видом на Иствикский пруд».

Было уже почти четыре часа дня, и движение уже начало набирать обороты, когда мы вышли из кафе и свернули на Массачусетс-авеню. Мы держались за руки даже тогда, когда Трей собирал ноутбук и клал его в свою сумку, и, вероятно, выглядели, как влюбленная парочка, что не может вынести разлуки даже на секунду. А уже через пару минут мы были похожи на влюбленную парочку, которая ссорится.

– Он все равно узнает меня, Трей. Он узнает. Это же мой отец, как он может не знать меня? – я уже несколько раз это сказала, но Трей, казалось, не был в этом убежден. Я и сама не была полностью уверена в этом, но и не хотела признавать никакого другого расклада.

Мы дождались зеленого света, и Трей потянул меня к скамейке, которая огибала небольшой парк в центре Дюпон Серкл. Несколько человек, некоторые из которых были бездомными, судя по мешкам и одеялам, окружавшим их, сидели за каменными шахматными досками неподалеку, поглощенные игрой.

– Я не уверен, Кейт. Я знаю, что ты хочешь его видеть, и я с радостью готов тебя проводить, если ты действительно считаешь, что так будет лучше, – Трей положил палец мне на подбородок и повернул мое лицо к себе, заставляя меня посмотреть на него. – Слушай. Отсюда до моего дома десять-пятнадцать минут ходьбы. Мы рядом с районом Калорама. А до Делавэра еще два часа езды, плюс-минус. Если мы поедем сейчас, то выберемся из города до часа пик и, возможно, успеем добраться туда до темноты.

Он поднял указательный палец, когда я собралась встать со скамейки, и сказал:

– Но… выслушай меня. Я не сомневаюсь, что в твоей временно́й оси твой отец очень любит тебя. Однако для этого Гарри Келлера ты будешь чужой. Может быть, нам стоит пойти к твоей бабушке? Или хотя бы позвонить ей перед отъездом? Ты сказала, что она верит, что ты можешь каким-то образом… исправить… это. Разве мы не должны сосредоточиться на этом?

Я вздохнула. Его слова звучали логично, и я знала, что в какой-то степени он был прав, но…

– Я не могу позвонить Кэтрин. У меня нет ее номера телефона. Он был записан в моем телефоне, его украли вместе с рюкзаком. Кажется, у нее новый номер, и я могу гарантировать, что его никак не найти, – она беспокоится, что ее выследит мой дедушка.

Сказав это, я отогнала от себя мучительные мысли о том, что ключи ХРОНОСа по какой-то причине могли не защитить Кэтрин и Коннора. Сначала мне нужно было сосредоточиться на поисках отца.

– Может быть, нам стоит сначала съездить туда, но я думаю, что она попытается помешать мне связаться с папой. А мне нужно увидеть его, Трей. Даже если он меня не узнает, я его уговорю. Мне нужно увидеть, что он реален, что он существует. У меня… у меня не выйдет встретиться с мамой. Ее здесь нет. Я не думаю, что она вообще где-то есть.

Может быть, все дело было в нарастающей панике в моем голосе. Я почти уверена, что не убедила его силой своих аргументов, потому что причины не казались логичными даже мне. Все, что я знала, это то, что мне нужен был отец, что он был всего в двух часах езды и Трей предложил отвезти меня к нему.

– Окей, – он грустно улыбнулся и, взяв меня за руку, поднял со скамьи. – Мы едем в Делавэр. Я не думаю, что это поможет, но я знаю тебя сколько уже?.. Целых четыре часа. Я хочу надеяться, что ошибаюсь.

Семья Трея жила в трехэтажном доме, возможно, чуть меньшем, чем тот, который Кэтрин купила в Батесде. Он находился в тихом райончике со зданиями, выстроенными в ряд, редкими домами на одну семью и несколькими небольшими посольскими учреждениями. Трей сказал, что дом принадлежал его бабушке и дедушке, но они уехали во Флориду много лет назад, и он жил в этом доме бо́льшую часть своей жизни, по крайней мере в то время, когда его семья жила в Штатах.

Мы вошли через боковую дверь, которая вела в большую кухню с бледно-желтыми стенами.

– Эстелла? – крикнул Трей, открывая дверь. – Это я. – Большой серый кот, который спал в лучах послеполуденного солнца, потянулся и подкрался к Трею, чтобы поздороваться. – Привет, Дмитрий. А где Эстелла?

Я наклонилась, чтобы погладить кота за ушами, и он замурлыкал в ответ, кружась у ног.

– Хм. Эстелла обычно бывает здесь. Должно быть, она вышла на рынок. Наверное, это даже хорошо, потому что у нее возникнет тысяча вопросов о тебе, даже если я скажу, что мы просто идем в кино. Она… чрезмерно заботливая, – Трей оставил на столе записку для своего отца, сообщив ему, что он помогает другу, и прикрепил другую записку к холодильнику, в которой объяснял Эстелле, что он не вернется домой к ужину.

По предложению Трея мы нашли номер моего отца через справочную службу и позвонили, чтобы убедиться, что он не уехал в отпуск или еще куда-нибудь. Я услышала в трубке голос отца и очень старалась не заговорить с ним, но Трей вырвал телефон из моих рук и ответил, что набрал неправильный номер.

Машина Трея была припаркована в гараже позади дома. У него был старый темно-синий «Лексус», стоящий рядом с гораздо более новым, похожим на него черным «Лексусом».

– Эта машина досталась мне от мамы, – объяснил он, – но папа добавил Bluetooth для моего телефона и музыки, – он ухмыльнулся. – Я убедил его, что это вопрос безопасности, чтобы я мог сосредоточиться на дороге и одновременно звонить домой, но на самом деле в этой машине был только CD-плеер, и он нуждался в серьезном музыкальном апгрейде.

Поездка в Делавэр прошла без происшествий. Когда мы выехали из города, больших пробок не было. Я держала руку на плече Трея, чтобы он мог свободно вести машину двумя руками. Несмотря на то что мой семнадцатый день рождения был уже не за горами, я все еще не получила прав. Казалось, в этом не было необходимости, поскольку на метро можно добраться куда угодно, и единственный автомобиль, к которому у меня был доступ, – это старый драндулет, который папа использовал исключительно для поездок в магазин. Однако Трей, по-видимому, уже достаточно долго водил автомобиль и выглядел уверенно за рулем.

Он был голоден, поэтому мы остановились перекусить в «Макдоналдсе» неподалеку от Аннаполиса. Мы уже прошли через дверь и были на полпути к кассе, когда одновременно осознали, что Трей отпустил мою руку, чтобы открыть дверь.

– Трей? – сказала я. Ответа не последовало. Он вопросительно смотрел на меня, склонив голову набок.

Я подождала немного, а потом снова схватила его за руку и практически выкрикнула его имя:

– Трей?

– Кто ты вообще такая? – сказал он. – И почему ты держишь меня за руку?

Он расплылся в улыбке еще до того, как произнести следующую фразу, и сжал мою руку.

– Шучу! – Я попыталась вырвать свою руку, но он не отпускал ее. – Прости, я не смог удержаться.

Я ударила его по плечу свободной рукой.

– Ох! Ладно, это было больно, но, кажется, я сам напросился. – Трей потянул меня за угол, сцепив мои запястья вместе, чтобы избежать еще одного удара. – Мне очень жаль, правда. Я не собирался отпускать твою руку… но я думал об этом раньше и почти уверен, что ничего бы не забыл. То есть, если только не произойдет еще один временно́й сдвиг, или как ты там это называешь, я не думаю, что что-то повлияет на мою память.

Я бросила на него обиженный взгляд.

– Тогда почему ты не сказал этого раньше?

Очередная ухмылка.

– Если бы я это сделал, ты бы держала меня за руку последние три часа? Правда, Кейт. Я собирался предложить тебе проверить эту теорию после того, как мы сядем за стол.

– Проверить как?

– Ну, если бы я забыл, худшее, что тебе пришлось бы сделать, это вытащить свой пропуск в метро, чтобы я мог посмотреть, как он исчезнет, верно? Или одну из твоих сережек? То есть если фото исчезло, то и эти вещи тоже должны исчезнуть. И если исчезающая фотография убедила меня в Вашингтоне, я думаю, что исчезающая карточка метро сделала бы это в Аннаполисе.

Я пожала плечами, а потом кивнула. Я все еще была раздражена, но мне было трудно злиться на Трея.

– Кроме того, – сказал он, – судя по тому, как ты ерзала на сиденье машины последние двадцать километров, я подозреваю, что ты нуждаешься в уборной так же сильно, как и я. А совместный поход в туалет мог бы перейти границы привычного для нас обоих.

С этим я не могла поспорить.

Большую часть следующего часа я провела, глядя в окно и пытаясь решить, что скажу папе, когда увижу его. Это место было очень похоже на Айову сельскохозяйственными угодьями, редкими маленькими городками. Академия Чаплина находилась совсем рядом с одним из таких городов, а я так и не решила, что мне сказать, когда мы доберемся.

У входа находились охраняемые ворота, и я наклонилась через Трея, показывая свое школьное удостоверение охраннику.

– Я Кейт Пирс-Келлер. Мой… мой дядя, Гарри Келлер, преподает здесь. Мы проезжали мимо и решили поздороваться с ним, – я очень боялась, что охранник попытается забрать у меня удостоверение, чтобы рассмотреть его, и тогда я понятия не имела, что буду делать. Я не могла рисковать всем содержимое бейджа, которое может исчезнуть. Охранник, однако, был дружелюбным человеком, который наклонился к окну, чтобы взглянуть на удостоверение личности, а затем показал нам направление к жилому району факультета.

Я беспокоилась, что будет трудно найти папу. У нас не было точного адреса, и я думала, что нам, возможно, придется идти от двери к двери, пока мы не найдем услужливого соседа. Но я увидела его еще до того, как мы нашли место для парковки. Он сидел за деревянным столиком для пикника у пруда, с книгой в руке, и наблюдал за двумя мальчиками: одному было около пяти, а другому – чуть меньше, дети катались по траве на трехколесных велосипедах. Местность была зеленой и яркой, с большой ивой возле пруда. Я видела двери небольших аккуратных домиков примерно в пятидесяти метрах за столом, во внутреннем дворике большинства стояли грили, рядом с некоторыми из них были песочницы или пластиковые домики для игр.

Я сидела неподвижно, просто глядя на него. Через минуту или две Трей обошел машину и открыл дверь, пригнувшись, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Хочешь, чтобы я подождал здесь, у машины, или пошел с тобой?

Я на мгновение задумалась.

– Ты не мог бы пойти со мной? – спросила я тихонько. Это, несомненно, будет слишком личный разговор для кого-то, кого я знаю так мало, но я чувствовала, что у меня колени дрожат, а я даже еще не встала.

– Конечно, – ответил Трей. Он протянул мне руку, чтобы помочь выбраться из машины, и продолжал держать ее, пока мы шли к столу для пикника. – Для моральной поддержки, – сказал он, мягко сжимая мои пальцы.

Я одарила его благодарной улыбкой. Никогда еще не чувствовала себя такой уязвимой.

– Мистер Келлер? – сказала я. Папа поднял глаза и закрыл книгу, придерживая ее пальцем. Обложка книги была цвета желтого, оранжевого и коричневого меланжа, на ней был нарисован кролик. Это была книга, которую он читал мне много лет назад. Одна из наших любимых.

– Да? – он слегка нахмурился и посмотрел на нашу школьную форму. Я поняла, что, вероятно, у них здесь была другая форма, если она вообще требовалась. – Мы знакомы? – спросил он.

Я села с другой стороны стола для пикника, рядом со мной присел Трей.

– Надеюсь на это, – я отрепетировала двадцать различных способов начать этот разговор во время поездки, и теперь единственное, что я могла сказать, было: «Я твоя дочь. Я – Кейт».

Его взгляд выражал абсолютное потрясение, это заставило меня немедленно пожалеть, что я выбрала именно эту фразу.

– Прости! Это не то, с чего я хотела начать… То есть…

Папа решительно покачал головой.

– Это невозможно. Я женат… только последние десять лет, но… А кто твоя мать?

– Дебора, – ответила я. – Дебора Пирс.

– Нет, – он снова покачал головой. – Я никогда не встречался ни с кем с таким именем. Мне очень жаль, но твоя мать ошиблась.

– О нет, все совсем не так, – решительно возразила я. – Я… я уже знаю тебя, – я сделала единственное, что пришло мне в голову: вытащила ключ ХРОНОСа из-под рубашки. – Ты видел это раньше? Какого он цвета?

Теперь папа смотрел на меня так, словно я была совершенно обезумевшей и, возможно, опасной. Он взглянул на Трея, хотя было неясно, искал ли он в нем возможного союзника или расценивал его как угрозу.

– Нет, не видел… и он вроде розовый, – он снова взглянул на медальон. – Это необычный предмет. Я бы запомнил, если бы видел его раньше.

Я достала свой бейдж и показал ему школьное удостоверение: Пруденс Кэтрин Пирс-Келлер. Потом я вытащила мамину фотографию.

– Это… это была моя мама, – он явно заметил, что я сказала это в прошедшем времени, потому что его взгляд смягчился.

Папа пару мгновений смотрел на фотографию, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. Его тон был мягким, когда он ответил:

– Я очень сожалею о твоей потере… Кейт? Так ведь? – он взглянул на Трея. – А это кто?

Трей повернулся к нему и протянул руку.

– Трей Коулман, сэр. Я друг Кейт. Я привез ее сюда из Вашингтона.

Папа наклонился вперед и пожал Трею руку.

– Привет, Трей. Мне жаль, что вы приехали так далеко и только разочаровались. Если бы вы позвонили, я мог бы не тратить зря ваше… – он замолчал, когда младший из двух мальчиков подбежал к нему и положил ногу на скамью у стола.

– Папа, застегни мне туфлю, пожалуйста. Эта штука снова отлепилась…

Он прикрепил потертую липучку на крошечной туфельке и подтянул носок.

– Тебе ведь нужны новые кроссовки, да, Робби?

– Ага, – Робби кивнул, застенчиво глядя на двух людей, разговаривающих с его отцом. Его глаза были такими же темно-зелеными, как и мои. По выражению лица папы, когда он посмотрел на меня, а потом снова на мальчика, я поняла, что он тоже заметил сходство.

Отец провел рукой по светло-каштановым кудрям сына, и я не смогла сдержать глубокий вдох. Этот жест был таким знакомым, но рука всегда была на моей голове, улыбка всегда была для меня.

– Иди поиграй со своим братом, ладно? – сказал он. – Твоя мама скоро вернется, и мы будем есть пиццу.

– Ням-ням! – закричал Робби, убегая. – Пицца!

Когда папа снова повернулся ко мне, я протянула мамину фотографию.

– Это единственная фотография моей матери, которая у меня есть, – я отдернула руку, отчаянно надеясь, что у моей бабушки осталось хотя бы несколько фотографий мамы. Фото исчезло точно так же, как и папина фотография в кафе. Я почувствовала, как Трей напрягся, и пожалела, что не сказала ему отвернуться.

Папа ошеломленно смотрел на то место, где только что была фотография. Я взяла его за руку.

– Мне очень жаль. Я знаю, что это тяжело, но мне нужно, чтобы ты понял.

Следующие несколько минут я потратила на то, чтобы рассказать ему все, что произошло со мной за последние несколько дней. Я рассказала ему о том, как жила с ним в коттедже на Браяр Хилл, добавив небольшие подробности о его жизни и личности, которые, я надеялась, не изменились с новым браком и новой семьей. Я рассказала ему все, что Кэтрин рассказала о его настоящих родителях и несчастном случае, о моих бабушке и дедушке, объяснила теорию Кэтрин о том, что происходит с временны́ми сдвигами. Папа ничего не говорил, пока я не закон- чила.

Наконец он встретился со мной взглядом; он выглядел печально и отстраненно.

– Мне очень жаль… но я не знаю, что мне сказать или сделать. Я не могу объяснить, откуда ты знаешь то, что знаешь. И я не могу отрицать того, что только что увидел здесь. И смотреть в твои глаза – все равно что смотреть в зеркало.

– Ты мне веришь? – мой голос дрожал.

– Наверное, да. По правде говоря, я и сам толком не знаю, – в его голосе слышалось раздражение. – Но в любом случае эта временна́я шкала, о которой ты мне рассказала… это не мой мир, Кейт. Ты прекрасная молодая девушка, и я не хочу причинять тебе боль. В какой бы то ни было реальности, которую ты знаешь, ты вполне могла быть центром моей вселенной, – он остановился и кивнул в сторону детей, которые теперь гонялись за чем-то в траве, – но два этих маленьких мальчика и их мать, которая с минуты на минуту вернется домой с пиццей и продуктами, – это моя жизнь. Я могу предположить, что в твоем мире Джона и Робби не существует, а Эмили… кто знает, встретил бы я когда-нибудь Эмили?

Мои губы начали дрожать, и я сильно прикусила их, чтобы успокоиться. Трей приобнял меня, пытаясь успокоить.

– Если я скажу, что желаю тебе удачи в этом деле… что бы ты там ни планировала сделать, – сказал папа, – это будет ложью. Как я могу смотреть на двух моих детей, что играют там, и надеяться на что-то еще, кроме твоей неудачи?

∞ 8 ∞

Я не помню, как вернулась к машине. Трей помог мне забраться внутрь и пристегнуться.

– Мне жаль, Кейт. Мне очень жаль, – в его глазах стояли слезы. Он нежно поцеловал меня в лоб и притянул к себе. В этот момент я не выдержала и зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Я крепко прижалась к нему. Как бы я ни ненавидела казаться слабой или жалкой, но после того дня, когда я потеряла свою мать, своего отца и, во всех смыслах, свое собственное существование, я отчаянно нуждалась в человеческом контакте.

Он держал меня несколько минут, а потом я отстранилась. Я все еще плакала, но сказала:

– Я в порядке. Нам нужно ехать.

– Звучит неубедительно, но ладно… давай выбираться отсюда, – он порылся в консоли и нашел несколько салфеток из закусочной. – Прости, у меня нет ничего лучше, – сказал он. Взяв салфетки, я вытерла ими глаза и нос.

Я снова взглянула на стол для пикника. Мальчик помладше сидел у папы на коленях, пытаясь привлечь его внимание, но папа все смотрел на машину, пока мы не отъехали. Он выглядел несчастным, и я почувствовала вину за то, что заставила его испытать эту в итоге совершенно ненужную боль.

Я была рада, что Трей не был из тех, кто скажет: «Я же говорил», но я все равно признала этот факт.

– Ты меня предупреждал. Мне следовало прислушаться.

Мы молча поехали в сторону Вашингтона. Каким-то образом я задремала, положив голову на плечо Трея. Когда я проснулась, мы были на Белтвей, в нескольких километрах от поворота к Батесду. Трей тихо напевал старую песню Belle & Sebastian. У него был приятный баритон, и в машине было темно, если не считать огней приборной панели и фар на шоссе. Мне захотелось закрыть глаза и остаться в этом мгновении, не думая ни о чем другом, что произошло.

– Мне очень жаль, Трей, – сказала я. – Ты был так добр, когда вызвался провезти меня через два штата, а я отблагодарила тебя, просто заснув здесь.

Я заметила, что его рукав был влажным. Может, я плакала во сне? Или, боже мой, пускала слюни?

– Не извиняйся, – сказал он. – Я думаю, тебе нужно было на время отключиться. Хотя мне все равно уже скоро пришлось бы тебя будить. Я не знаю, где живет твоя бабушка, но ты сказала, что это недалеко от школы.

При мысли о Кэтрин я снова почувствовала себя виноватой. Я взглянула на часы на приборной панели. Было уже почти девять часов. Я знала, что бабушка должна быть в бешенстве, и хотя я все еще немного злилась, но теперь меньше из-за Кэтрин и больше из-за бесчеловечного дедушки из будущего, который появился откуда-то оттуда, что я даже не могла себе представить этого места, и украл всю мою жизнь.

Мне следовало вернуться в дом Кэтрин, а не пытаться втянуть отца в это дело. В моей голове промелькнули образы: два мальчика, бегающие у пруда, Робби, карабкающийся на колени к папе… и мне внезапно захотелось их защитить.

– Трей, а что если он прав?

– Кто прав?

– Мой отец… Гарри. То есть я возвращаюсь к бабушке, и она говорит, что я единственная, кто сможет поставить все на свои места, кто может исправить временну́ю шкалу. Я не знаю, что это значит, что она хочет, чтобы я сделала, и смогу ли я вообще это сделать. Но что если я добьюсь успеха и эти маленькие мальчики не будут существовать, когда я завершу свое дело? Разве это хорошо? Может, Гарри здесь будет лучше, с Эмили, с этой семьей. А сколько еще людей существует в этой временно́й шкале, но не в другой? Кто имеет право говорить, какая временна́я шкала лучше?

Трей долго думал, прежде чем ответить:

– Я не знаю, Кейт. Но кто-то, вероятно, твой дед, прикладывает немало усилий, чтобы менять ход событий, и это выглядит так, будто ему все равно, кто в итоге перестанет существовать. Ты же, с другой стороны, на самом деле беспокоишься и задаешься этим вопросом, хотя не ты создала эту проблему. Поэтому я бы доверился твоему решению больше, чем его, если кому-то придется выбирать между временны́ми линиями. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Думаю, да, но…

– Нет, дай мне закончить. Ты уже говорила мне раньше, что практически уверена в том, что ты не существуешь в этой временно́й шкале. И, основываясь на том, что мы оба видели, я думаю, ты права. Рано или поздно что-нибудь отделит тебя от этого медальона, и я думаю, что ты исчезнешь из жизни точно так же, как эти фотографии, – он взял меня за руку, – и, если это правда, что ж, я решил, что мне не очень нравится эта временна́я линия.

Он почти заставил меня снова расплакаться – явный признак того, что этот день подтолкнул меня к эмоциональному срыву. Я прокашлялась и кивнула в сторону лобового стекла.

– Мы уже почти приехали. На следующем перекрестке сверни направо.

Я начала нервничать, когда он свернул на улицу Кэтрин. Хотя я и не хотела говорить об этом Трею, я очень боялась, что мы свернем за угол и увидим вывеску «Продается» перед каменным домом, без каких-либо следов того, что моя бабушка или Коннор когда-либо жили там.

Я вздохнула с огромным облегчением, когда увидела, что в доме горит свет, как внизу, так и наверху. Сквозь верхние окна я видела многочисленные полки с книгами, выстроившиеся вдоль стен библиотеки, и бледно-голубое свечение оборудования ХРОНОСа. Казалось, прошли дни с тех пор, как я стояла в этой комнате.

– Слава богу, они все еще здесь.

Трей остановил машину рядом с тротуаром.

– Ты переживала? – спросил он, когда мы вышли. – Мне казалось, ты говорила, что медальоны защищают их.

Дафна начала лаять с заднего двора, когда мы подошли к дому.

– Да, говорила, и да, переживала. Ты мог бы уместить все, что я понимаю во всем этом, в наперсток, и все равно осталось бы место. И, за исключением встречи с тобой, все, что могло пойти не так сегодня, пошло, поэтому…

Я только подняла руку, чтобы позвонить, когда передо мной открылась дверь и Кэтрин заключила меня в объятия.

– О боже мой! Кейт! Где же ты пропадала? Мы думали…

– Мне очень жаль, Кэтрин. Я должна была проверить, если… мама, она пропала. Я не могу найти никаких ее следов, ни в настоящем, ни в прошлом. А папа…

Кэтрин провела меня внутрь.

– Я знаю. Мы тоже это почувствовали, – я видела, как на лице Кэтрин появилась настороженность, когда она увидела Трея, который стоял прямо за мной в тени крыльца. – Кто это с тобой?

Я потянулась к руке Трея и потянула его вперед.

– Трей, это моя бабушка, Кэтрин Шоу. Кэтрин, это Трей Коулман. – Я никак не могу запомнить, представляют ли старших сначала или нет, но формальности казались незначительными в данной ситуации. – Трей был… очень добр сегодня. Я не уверена, что оказалась бы здесь без его помощи.

Мы вошли в гостиную, и я рухнула на диван, потянув Трея за собой.

– Трей знает все. Ну, он знает столько же, сколько и я. Я не знаю, является ли это какой-то проблемой для тебя, но это было отчасти неизбежно.

Кэтрин вздохнула и села в кресло напротив нас.

– Я пыталась дозвониться тебе на мобильный, но…

Я криво усмехнулась.

– Ты получила сообщение о том, что человек, которому ты звонишь, находится вне зоны обслуживания? Телефон был в моем рюкзаке сегодня утром, – я похлопала себя по юбке, – никаких карманов. Твой номер был записан в телефоне, я не записывала его нигде больше. И поскольку телефон был записан на маму, сомневаюсь, что сейчас о нем остались какие-либо записи.

– Почему тебя так долго не было? Мы уже почти потеряли всякую надежду.

Я взглянула на Трея, ответив:

– Он отвез меня к папе. Который сейчас находится в Делавэре.

– Ох, Кейт. Как бы я хотела, чтобы ты просто вернулась сюда. Что произошло? Ты ведь не пыталась объясниться с Гарри, так ведь?

– Да, я пыталась.

– И?

– Исчезающие фотографии довольно убедительны.

Трей кивнул, сказав:

– На меня подействовало.

Кэтрин скептически посмотрела на Трея. Было ясно, что она думает, что могут быть и другие причины, по которым его легко было убедить.

– Папа мне поверил, – сказала я. – Но это было бессмысленно. У него своя жизнь. Семья. Дети.

Я замолчала, осознав, как горько звучит мой голос, и немного подождала, прежде чем продолжить:

– Не могла бы ты рассказать мне точно, что такого сегодня произошло, что изменило мою жизнь до такой степени, что мой собственный отец не знает, кто я такая? До такой степени, что моя мать просто не существует?

Кэтрин кивнула.

– Я все объясню, Кейт. Но я думаю, что твоему другу пора возвращаться домой. Завтра же в школу, верно? Мы можем поговорить об этом позже.

– Мы можем поговорить при Трее, – начала я.

– Нет, – ответил Трей. – Все в порядке, Кейт, правда. У меня действительно завтра занятия в школе, и папа будет меня искать.

Я начала было возражать, но поняла, что он прав. Я просто не хотела оставаться одна. И я знала, что буду чувствовать себя очень одинокой, когда он уедет, даже с моей бабушкой и Коннором рядом.

Кэтрин встала, направляясь на кухню.

– Было приятно познакомиться, Трей. Если подождешь здесь минутку, я бы… уверена, что ты потратил немного средств по дороге в Делавэр.

– В этом нет необходимости, миссис Шоу. Мне это было в удовольствие.

– Тогда прими мою благодарность, Трей. Кейт, я пойду приготовлю тебе чашку чая. Выглядишь так, будто тебе она не помешает.

– Проводишь меня до двери? – спросил Трей, когда Кэтрин вышла из комнаты.

Я кивнула, и мы вышли на крыльцо. Трей заключил меня в объятия, затем отступил немного и внимательно посмотрел на меня.

– Не будь такой хмурой, – он заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо и оставил нежный, быстрый поцелуй на уголке губ. – Поспи немного, ладно? Я должен ехать домой и закончить свою домашнюю работу по тригонометрии, – он улыбнулся. – Эй, в этом всем есть и хорошая сторона – никаких домашних за- даний.

– Вообще-то я не против домашней работы. Ну, почти.

– Правда? – спросил он. – А как ты относишься к домашним заданиям других людей? Я вижу большие перспективы в этих отношениях.

Я рассмеялась и села на деревянные качели на крыльце, когда Трей начал спускаться по ступенькам.

– О, подожди… У меня нет твоего номера. А твоя бабушка натравит на меня собаку, если я просто приду к тебе завтра?

– Если она это сделает, я почти уверена, что самое худшее, что сделает Дафна – это залижет тебя до смерти. Я просто… наверное, я боюсь, что может произойти еще один сдвиг и ты забудешь о моем существовании, – я почувствовала, что покрылась краской. – То есть… у меня буквально нет больше друзей в мире на данный момент.

– Не проблема, – ответил он. – Если твой дедушка снова изменит мир, просто найди меня в школе и сними носок или еще что-нибудь. Я увижу, как он исчезнет, и через пять минут я снова буду есть из твоих рук.

А потом он уехал. Я стояла на крыльце и смотрела, как свет фар удаляется в темноте, думая о том, что, если ему правда пришлось уехать домой, было очень приятно, что хотя бы кто-то покинул меня не в мгновение ока.

Кэтрин ждала на кухне с чашкой настаивающегося травяного чая.

– Ты голодна? В холодильнике есть пирог… кажется, вишневый… или я могла бы сделать тебе сэндвич.

Я отказалась, опустившись в одно из кухонных кресел. Оглядев большую кухню, на которой папа с нетерпением ждал возможности что-нибудь приготовить, я снова чуть не расплакалась.

– Думаю, нам сейчас не следует покидать дом, хотя бы некоторое время, – она села напротив меня. – Я отправила Коннора в магазин, как только мы поняли, что произошло. Я не могу полагаться на его вкус, но в твоей комнате ждет ночная рубашка и сменная одежда, которая должна подойти тебе, и еще зубная щетка и другие необходимые мелочи.

Я слабо улыбнулась ей:

– Спасибо. На обратном пути из Делавэра я поняла, что у меня нет даже расчески.

– А еще мы оставили один из ноутбуков в твоей комнате. У нас уйдет несколько дней на то, чтобы привести в порядок все документы, но все счета были открыты на имя Коннора, и они, по-видимому, все еще активны, так что ты можешь заказать в интернете все, что нужно.

Я засмотрелась на чай. Ароматы ромашки и лаванды поднимались из чашки.

– Как ты узнала? То есть я знаю, что ты почувствовала временной сдвиг, но как ты узнала о том, что мама… и папа?

– У Коннора есть программа, которая отслеживает соответствующую информацию в интернете. Он проверил, как делал это после каждого временно́го сдвига, и Дебора… – Кэтрин сделала паузу на мгновение, и ее голос смягчился, когда она продолжила: – Сол забрал у меня обеих моих дочерей, хотя я уверена, что Деборы просто… не существует в этой реальности. Я могу только надеяться, что Пруденс, где бы она ни была, находится под защитой ключа ХРОНОСа.

Я сделала глоток еще не остывшего чая и продолжила:

– Значит, он убил тебя, так? В какой-то момент времени?

– Именно это мы и предполагаем, – кивнула Кэтрин. – Вопрос только в том, где и когда?

– Именно об этом мы с Треем говорили в машине…

Кэтрин вмешалась:

– Ты действительно считаешь, что было разумно втягивать этого молодого человека в нашу проблему, Кейт?

Я выждала момент, взвешивая свои слова, прежде чем заговорить:

– Может, и нет. Но сегодня у меня было не так уж много времени для раздумий. Я встретила его буквально недавно, но, честно говоря, доверяю ему больше, чем кому-либо из тех, кого знаю сейчас… включая тебя. – Я видела, что Кэтрин задели мои слова, но, если мы хотим, чтобы у нас все получилось, я должна быть честной.

Мои локти лежали на столе, и я уткнулась лбом в ладони, потирая закрытые глаза. Несмотря на то что мне удалось поспать в машине, я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовала себя настолько измученной.

– Я люблю тебя, Кэтрин, – сказала я, снова глядя на нее. – Правда. Ты – все, что осталось от моей семьи. Все, что ты посчитаешь нужным сделать, я сделаю. Честно говоря, не думаю, что у меня есть выбор. Но… мамы больше нет. Папа… что же, теперь чей-то чужой папа. Шарлейн… другие мои друзья… наверное, они никогда меня не встречали. Мне сейчас нужен друг, если ты хочешь, чтобы я сохранила рассудок.

Губы Кэтрин сжались, но она кивнула, ответив:

– Если ты доверяешь ему, то мне этого достаточно, – она поднялась на ноги. – Коннор сейчас в библиотеке. Может, поднимемся и…

– Нет, – сказала я. Кэтрин удивило это, но я продолжила. – Завтра первым делом я хочу узнать, почему все это происходит. А после мы можем перейти к обсуждению того, почему ты веришь, что все это могу изменить только я. Сейчас я допью свой чай и пойду спать. Я не могу больше думать.

Я тут же рухнула на кровать, надеясь, что усталость унесет меня в сон, как это случилось в машине. Однако вскоре стало ясно, что мне еще долго не удастся уснуть.

К моему изумлению, Коннор выбрал пижаму, джинсы, шорты, несколько рубашек и даже нижнее белье, которое я бы и сама выбрала. Джинсы были немного великоваты, но это лучше, чем если бы я не cмогла в них влезть. Пижама из мягкой зеленой фланели, возможно, была бы слишком теплой для плохо проветриваемого коттеджа отца, но как раз для этой новой комнаты. В пакете лежал набор туалетных принадлежностей вместе с расческой, зубной щеткой и одноразовой бритвой. И бутылочка обезболивающего. Шампунь был не тот, которым я обычно пользовалась, но пахло от него приятно, а еще он купил кондиционер. Либо Кэтрин дала Коннору список, либо у него скрытые таланты, о которых я не подозревала.

Я приняла две таблетки обезболивающего, надеясь, что оно поможет мне расслабиться. Хотя я обычно принимаю душ, в этот раз решила наполнить горячую ванну, капнув немного шампуня под кран, чтобы появилась пенка. Медленно и болезненно стянула дешевую резинку с волос, снова вспомнила Кирнана с моей зеленой лентой на запястье.

Я скользнула в большую ванну, поморщившись, когда горячая вода коснулась моего придавленного ногтя. Закрыв глаза, я погрузилась под воду, и мои волосы расплылись вокруг. Люблю это ощущение с самого детства – ощущение невесомости, тепла. Я держалась под водой так долго, как только могла, и затем вынырнула. Каждый раз, когда меня посещала мысль о моей матери или отце, я решительно отбрасывала ее и снова погружалась, очищая свой разум. Я отказывалась думать о том, что мама мертва. Если Кэтрин сказала, что я могу это исправить, значит, я это сделаю.

Вместо этого я попыталась сосредоточиться на некоторых приятных моментах дня. Раньше я обычно избегала парней в школе, предпочитая сосредотачиваться на книгах. Два паренька, с которыми я ходила на свидания, были довольно милыми, но с ними у нас было мало общих интересов. С первым мы пришли к этому выводу после нашего первого свидания, и я нашла вежливое оправдание, когда второй мальчик попросил меня о втором свидании.

В рамках этого одного тяжелого дня я превратилась из девушки, которую никогда не целовали, в девушку, которую страстно поцеловал Кирнан (и я все еще чувствовала легкое головокружение, думая об этом) и которая получила так много поцелуев от Трея, чтобы задуматься, что бы я почувствовала, если бы мы поцеловались по-настоящему.

Спустя двадцать минут я высушилась пушистым синим полотенцем. Затем обернула волосы еще одним и натянула новую пижаму. Кровать выглядела как огромное уютное облако. Гораздо лучше двуспальной кровати в старом доме или дивана у папы. Однако я бы с удовольствием обменяла ее на любой из этих двух вариантов. Высушив волосы полотенцем, я забралась под одеяло, выключила лампу и свернулась калачиком на боку. И спустя много-много времени мне удалось заснуть.

∞ 9 ∞

Меня разбудил тихий стук в дверь спальни.

– Кейт? Ты не спишь?

Я проснулась в незнакомой обстановке, и мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь. Часы на прикроватном столике говорили, что я проспала большую часть утра.

– Я спущусь через минуту, Кэтрин.

– Не спеши, дорогая. Я просто хотела убедиться, что с тобой все хорошо.

– Я в порядке. Наверное, я просто очень устала. Спущусь через пару минут.

Я умылась, натянула рубашку и джинсы, которые Коннор купил мне накануне. Волосы были растрепаны. Обычно я просто собирала их назад, но у меня была только та чужая резинка, и я содрогнулась при мысли о том, что мне снова придется вытягивать ее из волос. Поэтому я потратила несколько минут на то, чтобы как следует расчесаться, потому что волосы всегда путались, если я ложилась спать, не высушив их.

Спустя несколько минут я уже спускалась по лестнице. Кэтрин и Коннор, вероятно, находились в библиотеке. Услышав стон и стук за входной дверью на кухню, я пошла впустить Дафну. На ошейнике Дафны появилось дополнение – к нему был пришит один из ключей ХРОНОСа. На мгновение я была сбита с толку, но потом мне пришло в голову, что в этой реальности Кэтрин не существует, а значит, Дафна принадлежала бы кому-то другому.

– Думаю, ты бы просто испарилась на заднем дворе без этой штуки, не так ли, Дафна? Или еще одна версия твоего хвостика виляет сейчас где-то на чужой кухне?

После нескольких минут объятий (от меня) и поцелуев (крепких и влажных от Дафны) собака достаточно успокоилась, чтобы я смогла порыться на кухне в поисках завтрака. Я была счастлива найти хлопья, банан, немного молока и наполовину полный кофейник. Должно быть, этот кофе приготовила Кэтрин, так как он был гораздо вкуснее того, что Коннор готовил накануне.

Я уже почти доела хлопья, когда вошел Коннор.

– Спасибо, что сходил за меня в магазин, Коннор. Ты выбрал все, что мне было нужно.

Коннор коротко кивнул, доливая себе кофе.

– Ты почти до смерти напугала Кэтрин. Думаю, ей уже достаточно.

Доев хлопья, я на мгновение посмотрела на него.

– Я сожалею. Вчера я обнаружила, что моих родителей больше не существует.

Он уловил мой саркастический тон и повернулся ко мне.

– Тем больше причин вернуться сюда, в безопасное место, а не разъезжать по стране с другом. Знаешь, я не уверен в радиусе действия этого медальона. Что бы мы делали, если бы ты споткнулась на тротуаре, уронив его, и исчезла бы, как и твоя мама. Доедай и отправляйся в библиотеку. Нам есть над чем поработать.

Я боролась с глупым желанием показать ему язык в спину. Не хотелось радовать Коннора беспрекословным подчинением приказам, поэтому я не спеша допила кофе, а затем заглянула в свою комнату, чтобы почистить зубы. Я села за письменный стол и взглянула на новый ноутбук. Думала проверить свою электронную почту, но вспомнила, что моя учетная запись, скорее всего, уже не активна. Дафна положила свою рыжеватую голову мне на колени.

– Думаю, нам следует пойти и посмотреть, чего этот ворчун от нас хочет, верно, Дафна? – сеттер помахал хвостом, и я еще раз обняла его.

Взглянув вверх, я увидела в дверях спальни Кэтрин. Она выглядела лучше, чем накануне вечером. Ей явно удалось немного поспать, как и мне.

– Вижу, ты выспалась? – сказала она.

Я пожала плечами, ответив:

– Мне пришлось постараться. Но этим утром я, кажется, наверстала упущенное.

– Коннор тоже беспокоился о тебе, Кейт. Если он был немного грубоват, то это можно понять.

– Он всегда немного грубоват. Думаю, это просто у него в крови.

Кэтрин молча кивнула, сказав:

– Подозреваю, что это не всегда было так, но он поставил на карту столько же, сколько и любой из нас.

– Я знаю, – сказала я. – Нелегко потерять всю свою личность…

– Дело не только в его личности, Кейт. Он тоже потерял свою семью. И я имею в виду не просто, что его сестра изменилась или что у него теперь есть брат. Для него это второстепенные детали. Его жена… она умерла около десяти лет назад от аневризмы мозга, совершенно не связанной со всем этим. Но его дети исчезли во время временно́го сдвига в мае прошлого года. Он уже работал со мной, и… они были в колледже. Его сын и дочь перестали существовать, как и твоя мама. Когда мы проверили все записи, по какой-то причине оказалось, что Коннор никогда не встречался со своей женой в этой временно́й линии.

Я не знала, что и сказать. Посмотрев на свой наряд, я поняла, что вкус Коннора в одежде, вероятно, объяснялся опытом – он не понаслышке знал, что нужно девочкам-подросткам, потому что не так давно ходил в магазины с дочерью, будучи отцом-одиночкой.

Мы вышли из комнаты и пошли по изогнутому коридору в гостиную, пока не достигли библиотеки на противоположной стороне второго этажа. Дафна, которая преданно шагала за нами, всхлипнула, когда поняла, куда мы направляемся, и повернула обратно, направляясь к лестнице.

– Бедная Дафна, – сказала Кэтрин. – Она не может приближаться к библиотеке. Мы не знаем точно, почему. Она не должна видеть свет от оборудования ХРОНОСа. Коннор думает, что, возможно, медальоны издают звук, который беспокоит ее, когда мы их активируем.

Коннор стоял в дальнем конце комнаты, поглощенный работой. Кэтрин села за один из терминалов, а я схватила ближайший стул, прижав к себе босые ноги и положив подбородок на колени.

– Что ты делаешь и чем я могу помочь?

Коннор взглянул на меня, затем подошел и протянул мне три дневника. Они были похожи по размеру на тот, что лежал в моем рюкзаке, хотя цвет и состояние обложек отличались.

– Можешь начать с этого. Мы пытаемся точно определить, когда была убита Кэтрин. Пока мы этим занимаемся, тебе следует ознакомиться с каждой из экспедиций. Полагаю, ты хорошо знакома с историей движений по защите прав в Америке?

Он ушел, не дожидаясь ответа, поэтому я обратилась к Кэтрин, положив дневники на стол рядом со мной.

– Гражданских прав? Как у Мартина Лютера Кинга?

– Да, – ответила Кэтрин, – и прав женщин. Конечно, есть и другие категории, но моя исследовательская карьера была сосредоточена на отмене рабства, вернее, на борьбе с рабством, и на правах женщин. Я изучала эти движения в широком смысле, рассматривая изменения, происходившие в течение нескольких столетий. В мою самую первую исследовательскую поездку я отправилась в деревню квакеров в начале 1700-х годов. Ты знакома с квакерами?

– Немного. Я знала одного квакера в Айове. Он ходил со мной на занятия по карате. Одному из ребят в классе показалось забавным, что тот, кто должен быть пацифистом, увлекается боевыми искусствами, но он объяснил, что здесь нет никакого противоречия, так как карате – это попытка избежать насилия, а не использование насилия для решения проблем.

Кэтрин кивнула, продолжив:

– Религиозное общество друзей, часто называемое квакерами, было самой ранней религиозной группой в Америке, выступающей против рабства и содействующей равноправию между мужчинами и женщинами. Женщины часто путешествовали в качестве служителей этой религии, что позволило мне довольно легко наблюдать за общиной, не бросаясь в глаза. Во время моих первых двух перемещений, в 1732-м и позже в 1794-м, я была в паре со старшим историком, чье место я собиралась занять в ХРОНОСе. После этого я совершила одиночный переход в 1848 год, на заседание, где была подписана Декларация Чувств. Многие из подписавших ее были квакерами.

– Это тот самый документ, который ты мне показывала и на котором теперь стоит подпись Пруденс, верно?

Кэтрин кивнула, продолжив:

– Я совершила еще несколько одиночных прыжков, но ХРОНОС считал, что экспедиции проходят более гладко, когда историки путешествуют парами. Было логично отправить меня с Солом Рэндом, поскольку он специализировался на религиозных движениях. Религиозные организации и правозащитные движения часто пересекались – не только у квакеров, но и у многих других конфессий. Сол был всего на восемь лет старше, так что наше путешествие в качестве молодой супружеской пары обеспечивало эффективное прикрытие. И в конце концов быть под прикрытием стало очень естественно, потому что мы были парой.

– Итак, – продолжила она, снова поворачиваясь к экрану компьютера, – всего у нас было двадцать семь перемещений, – она щелкнула мышкой и открыла список городов, рядом с каждым из которых была напечатана дата. – Наиболее вероятно, что где-то среди этих двенадцати дат могло произойти мое убийство. Конечно, мы не можем полностью исключать мои одиночные перемещения, хотя я не уверена, что у Сола было достаточно информации о них.

– Почему? – спросила я. – Нет, не почему именно эти перемещения, мы можем обсудить это позже. Почему Сол делает это? Почему он хочет изменить прошлое? Почему он хочет убить тебя?

– Почему он убил меня, так будет правильнее. Или почему он заставил кого-то другого убить меня, – сказала Кэтрин. – Как я уже объясняла ранее, Сол застрял в том времени, куда он переместился, и я готова поспорить, что это точка в будущем, а не в прошлом. Он использует кого-то другого, или, как я начинаю подозревать, нескольких человек, чтобы изменить историю. Мы знаем, что их двое – те молодые люди, с которыми ты столкнулась вчера, но я не думаю, что мы можем с уверенностью предположить, что они единственные. Я подозреваю, что Пруденс тоже одна из них. У нас есть доказательства, что она внесла по крайней мере небольшие изменения в исторические записи.

– Я все еще не понимаю личных мотивов Сола. Что он надеется получить?

Краем глаза я заметила, как Коннор раздраженно покачал головой, и решила обратиться к нему напрямую:

– Тебе нужно признать, Коннор, что если я должна помочь выследить убийцу, то мне очень важно понять ход его мыслей.

Коннор развернулся ко мне на своем вращающемся кресле и ответил:

– Возьми любого психопата, социопата, не важно. Выбрось все детали, и мотивация будет всегда одна и та же, Кейт. Власть. Как можно больше власти.

– Но зачем убивать Кэтрин? Почему он просто не приказал Пухлому убить меня в метро? Кэтрин не может использовать медальон, и она не скрывает тот факт, что у нее смертельная болезнь.

– Ты права, Кейт. Думаю, дело в чем-то личном, – добавила Кэтрин. – В первый раз Сол планировал убить меня, когда я сбежала в 1969-й, потому что я стояла у него на пути. И, что не менее важно, потому что я уже не считала его таким очаровательным, привлекательным и блестящим, каким он казался мне раньше. Я по глупости верила все четыре года, что мы были партнерами. Тогда ему не удалось убить меня, а Сол никогда не мирился с неудачами легко. Если у него сейчас есть средства закончить то, что он начал еще в ХРОНОСе, я подозреваю, что он сделает это просто из принципа.

Трудно было представить себе Кэтрин такой молодой и порывистой, и мне все еще казалось, что мы упускаем какую-то важную часть, которая помогла бы собрать всю картину воедино, но я все же кивнула.

– А что именно заставило тебя изменить отношение к Солу?

– Я стала замечать… несоответствия в его отчетах и стала свидетельницей нескольких действий, которые противоречили протоколу ХРОНОСа. Это произошло примерно в то же время, когда я узнала, что беременна. Многие наши коллеги полагали, что Сол изучал историю религии, потому что был глубоко верующим. Он определенно был способен произвести такое впечатление на людей самых разных вероисповеданий. Я знала его немного лучше остальных и считала, что его привлекает религиозная история, потому что он был скептиком. Ни то, ни другое не было правдой.

Кэтрин внимательно посмотрела на меня и продолжила:

– Сол глубоко верил только в себя, и он был убежден, что религиозная вера других, если ею умело манипулировать, станет прекрасным источником власти, которой он жаждал. Он изучал религии мира, чтобы набраться знаний о том, как создать свою собственную.

– А как можно «создать» религию? – спросила я.

– Многие уже делали это и с меньшими ресурсами, чем у него, – сказала Кэтрин с кривой улыбкой. – В распоряжении Сола был превосходный инструмент. Думаю, что его план состоял в том, чтобы самостоятельно отправиться в разные места и времена в истории и составить необходимую ему цепочку явлений, чудес и пророчеств, смешивая различные религии. Подобно тому как христианство использовало элементы языческих религий, чтобы привлечь последователей, он бы использовал элементы христианства, ислама и других религий, прокладывая путь к царствованию пророка Кира… который, конечно же, являлся бы Солом.

– Стой… ты же не хочешь сказать, что он основал Киристскую церковь? Это же безумие. Несколько месяцев назад я ходила на службу в один из храмов. То есть я не сильно вникала во все это, но они кажутся нормальными. Шарлейн тоже иногда ходит с Джозефом, своим братом. Он встречается с девушкой, исповедующей киристство.

Я опустила тот факт, что родители Шарлейн немного нервничали из-за того, насколько серьезными стали их отношения. Джозефу придется принять киристство, если они решат пожениться, а большинство киристов вступают в брак довольно рано. Достигнув двенадцати лет, киристы набивают маленькую татуировку в виде цветка лотоса на левой руке как символ целомудрия. Верующие дают обет воздержания, вернее, полного воздержания, до своего двадцатого дня рождения или бракосочетания, в зависимости от того, что наступит раньше, и все браки должны быть одобрены храмовыми старейшинами.

Я вспомнила разговор с мамой Шарлейн после того, как мы посетили воскресную службу в храме. Ее чувства были очень смешанными. Она с подозрением относилась к киристам, но Джозеф с детства был проказником, а после встречи с Фелицией исправился. Ни алкоголя, ни наркотиков, и, насколько ей было известно, никакого секса. Его жизнь вращалась вокруг работы, учебы в колледже и тщательно контролируемых визитов к Фелиции, которой было восемнадцать лет и предстояло еще два года воздержания. Они встречались уже около полугода, и Джозеф был в восторге от того, что ему наконец позволили держать ее за руку. Шарлейн сказала, что перемены в Джозефе были жуткими, в романтическом смысле. Я не представляла себе, как жутко и романтично могут сочетаться, но Шарлейн нередко высказывается так, будто она не от мира сего.

– Ты уверена? – спросила я. – То есть у них действительно немало странностей, но так у многих религий. Разве вице-президент не кирист? Я помню, как Шарлейн рассказывала о том, что Джозеф видел ее в храме почти каждую неделю на протяжении нескольких месяцев, предшествовавших выборам. Это не какой-то новый культ, который только что появился. Киристы существуют уже много веков. Почему ты думаешь…

Кэтрин бросила на меня раздраженный взгляд, прервав:

– Я не просто думаю так, Кейт. Я это точно знаю. Сол создал киристов. А существуют ли они на протяжении веков, зависит от точки зрения. Для всех тех, включая тебя, Кейт, кто не находился под постоянной защитой медальона в течение последних двух лет, киристская церковь основана в середине пятнадцатого века.

– Точнее, в тысяча четыреста семьдесят восьмом, – ответил Коннор.

Кэтрин подошла к одной из полок и некоторое время изучала содержимое, в конце концов вытащив толстую книгу.

– Ваши учебники, вероятно, посвящают целые страницы истории киристов и их роли в разных эпохах. Но возьми любую книгу с этих полок, и ты не найдешь никаких упоминаний о киристах, их верованиях или их истории.

Она протянула мне книгу. Это был справочник по американской истории, написанный в 1980-х годах. Я пробежалась глазами по содержанию и не нашла никакого упоминания о колонии киристов в Провиденсе, которую в каждом классе истории, который я могла вспомнить, изучали вместе с пуританами Салема и паломниками в Плимут-Роке.

– Значит, это правильная история? – спросила я.

– «Правильно» – это относительный термин, но да, эта книга дает в целом точное описание реалий до того, как Сол начал играть с историей. Нам очень повезло, что мы смогли сохранить эти книги. Если бы я вовремя не нашла Коннора, то вся библиотека была бы испорчена. И хотя ты не найдешь упоминания о киристах ни в одном из этих томов, мы с Коннором можем назвать точную дату фактического основания «Кирист Интернэшнл»: второе мая прошлого года.

– А-а, – протянула я, начиная понимать. – Это когда…

– Именно. Это была дата первого искажения времени, которое ты почувствовала, будучи еще в Айове.

– В это так трудно поверить. В смысле, я помню, что видела киристские храмы, еще когда была ребенком. Киристов, наверное, около десяти процентов населения?

– Еще неделю назад ты была бы права, – сказал Коннор. – По состоянию на сегодняшнее утро, но в справочнике ЦРУ говорится о более чем двадцати процентах. Они получили довольно много сторонников во время последнего сдвига. О, и ты упомянула вице-президента Паттерсон? – он набрал несколько символов в окне поиска на своем компьютере и щелкнул по ссылке в верхней части страницы.

Открылся сайт Белого дома, на главной странице которого висело слайд-шоу с фотографиями из Вашингтона, на которых была запечатлена фигура Паттерсон на подиуме или фотосессии. Коннор легонько постучал по экрану кончиком пальца, частично загораживая лицо Паттерсон и ее идеально уложенные каштановые волосы.

– Как видишь, ее повысили.

У меня буквально отвисла челюсть. Я бы вряд ли проголосовала за Паулу Паттерсон как за первую женщину-президента, но было довольно круто знать, что самый высокий «стеклянный потолок» наконец-то был разбит.

– Но как? Президента убили или?..

Коннор пожал плечами, ответив:

– Ничего такого ужасного. Паттерсон просто одержала победу на праймеризе[9]. Ее хорошо спонсировали.

Я медленно покачала головой.

– Это… невероятно. Ты хочешь сказать, что все, что я помню, все, чему меня учили в школе, – нереально?

– Дело не в том, что твои воспоминания нереальны, – сказала Кэтрин. – Ты просто была свидетелем другой реальности, не той, в которой существовали мы, после тех временны́х сдвигов, которые ты ощутила. Если точнее, то ты не та Кейт, с которой я столкнулась бы, начни я этот проект восемнадцать месяцев назад, как планировала.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы переварить все это. Трудно было представить себе другую версию себя, с другими воспоминаниями. И киристская церковь имела не такое большое значение в моей жизни. Насколько же иной будет реальность для тех людей, что выросли с этой религией или чьи семьи исповедовали эту религию в течение многих поколений?

– Ладно, – начала я. – Давайте не будем о том, как давно было основано киристство. Почему ты думаешь, что они причастны к твоему убийству? Я мало что знаю о киристах, но помню, что они выступают против убийства людей. Я почти уверена, что у них есть особые правила, запрещающие это.

– Конечно, у них есть, – сказал Коннор с презрительным фырканьем. – Во всех главных религиях есть правила, запрещающие убийство. Если бы их не было, то новообращенных было бы очень мало. И тебе бы не захотелось с ними встретиться. Но это не значит, что не найдется людей, готовых убивать во имя своей веры. Это применимо к большинству религий.

– Так зачем же создавать религию? Ты упомянул власть, и мне кажется, что есть гораздо более прямые пути к власти, чем создание религии.

– Вероятно, – сказала Кэтрин. – Но священник из 1870-х годов – не Сол, а кто-то, кого он изучал, – однажды проповедовал своим прихожанам: «Деньги – это власть, и вы должны быть достаточно честолюбивы, чтобы иметь ее». Киристы сделали на этом состояние. Помимо всех других церковных правил члены церкви обязаны платить десятину. Им обещают, что их «духовные инвестиции» будут многократно возвращены.

Кэтрин наклонилась вперед с лукавой улыбкой на лице.

– И они возвращаются многократно, если эти члены также следуют предложениям своих лидеров в отношении остальных своих инвестиций. Можешь быть совершенно уверена, множество киристов знали, когда следует инвестировать в Microsoft, а когда продать свои акции Exxon. Они мудро манипулировали своими пакетами акций во время каждой рецессии. Конечно, более бедным членам церкви, которые могут пожертвовать только десять процентов, не так повезло, но остальным? На их глазах появилось прямое доказательство того, что Бог принесет богатство тем, кто уверовал. «Кирист Интернэшнл» – очень богатая организация, Кейт. Бо́льшая часть этих денег, вероятно, могла бы находиться под контролем других религиозных групп, если бы не возникли… киристы. Но в любом случае, это позволило миллиардам долларов оказаться в руках кого-то, кто способен манипулировать этим богатством еще больше, вмешиваясь в историю.

– И Сол проделал все это всего лишь за три временны́х сдвига? – спросила я.

– Мы думаем, что было три основных сдвига, – сказала Кэтрин. – Те три, которые ты почувствовала. Первый произошел тогда, когда был создан храм. Второй – ну, мы еще не совсем точно определили причину сдвига 15 января. Третий, конечно, был вчера. Мы изначально думали, что это незначительный сдвиг для временной линии в целом, но с большим влиянием на всех тех, чьи жизни были переплетены с моей с 1969 года, потому что в итоге оказалось, что я никогда не менялась местами с Ричардом, никогда не приземлялась на Вудстоке и никогда не имела дочерей. Следовательно, Дебора никогда не существовала, чтобы встретиться с Гарри, и ты не была рождена.

Кэтрин сделала паузу, сделав глоток чая, прежде чем продолжить:

– Но мы заметили немало других изменений, поэтому я предполагаю, что такова была их стратегия. В конце концов, эти сдвиги должны быть для них такими же неприятными, как и для нас с тобой. Было бы разумно свести к минимуму дискомфорт и делать несколько вещей сразу; предполагаю, что у них достаточно людей со способностью путешествовать во времени.

Самое страшное для меня было то, что кое-что из этого начинало казаться логичным.

– А ты знала, что Сол планировал до того, как ты… оказалась в 1969 году? Ты знала, что он собирался создать эту новую религию?

Кэтрин не ответила, но взяла стопку дневников, которые я держала в руках, и провела пальцем по корешкам, читая даты, которые были выбиты золотом. Она покачала головой и вернулась к книжной полке, нашла еще одну маленькую книгу, которую открыла, трижды постучав по первой чистой странице. Я увидела, как ее пальцы быстро зашевелились на странице, словно она вводила пин-код в банкомате.

– Если коротко, то нет, – сказала она, возвращаясь ко мне. – Я не знала, чем он занимается. Но я подозревала, что он замышляет что-то против правил ХРОНОСа.

Кэтрин протянула мне стопку дневников.

– Тебе все же нужно прочитать мой официальный дневник, – сказала она, – чтобы ознакомиться с миссиями. Но, возможно, это место лучше всего подойдет для начала. Нас всех попросили вести личные журналы в дополнение к официальным отчетам о поездках. Вот этот сверху – мой личный дневник.

Коннор удивленно посмотрел на Кэтрин. Мне показалось, что я так же уловила намек на раздражение и догадалась, что это была единственная книга в библиотеке, к которой Коннор не имел доступа.

Кэтрин порылась в ящике стола и нашла футляр, из которого вытащила небольшой полупрозрачный диск, размером и формой напоминающий контактную линзу. Она положила диск мне на ладонь.

– Приклей это прямо за ухом, в маленькую ложбинку у основания. Если чуть прижмешь, он прилипнет к коже.

Я попробовала, и устройство приклеилось без каких-либо проблем, но я не заметила никаких изменений и спросила:

– Как это должно работать?

Кэтрин открыла дневник и трижды постучала по странице. Я наблюдала, как появилось несколько крошечных иконок, парящих над страницей, словно голограмма. Значок громкости был серым до тех пор, пока я не нажала на него пальцем, а затем услышала слабое гудение.

– Ты можешь приостановить, пропустить записи и совершать другие действия, используя эти элементы управления. Они немного отличаются от кнопок на твоем iPod, но должны быть понятными.

Когда она протягивала мне дневник, то задержала его на мгновение, как будто ей не хотелось отдавать его.

– Ты можешь начать с самого начала, но вряд ли найдешь что-то интересное до поздних апрельских записей, – она замолчала со странным выражением на лице. – Постарайся не думать обо мне слишком плохо, когда будешь читать его. Я была молода и влюблена, а это редко приводит к мудрым решениям.

∞ 10 ∞

Мне было не по себе слушать личный дневник Кэтрин, в то время как она была прямо рядом со мной, поэтому я спустилась вниз, схватила диетическую содовую из холодильника и уселась на широкий подоконник с горой подушек. Не совсем такое чтение я себе представляла, увидев впервые этот уголок, когда пришла с отцом, но он, как я и предполагала, прекрасно подошел для того, чтобы свернуться на нем калачиком с книгой в руке.

Пришлось потратить несколько минут на то, чтобы разобраться с элементами управления. Изучив навигацию, я визуально просмотрела несколько более ранних записей года. Большинство из них были довольно непримечательными. Книга казалась чем-то средним между дневником и планером, включавшим заметку о вечеринке в канун Нового года, на которой Кэтрин была с Солом; небольшое описание любовной ссоры с Солом, который захотел жилье попросторнее, когда они начали жить вместе; краткое, но смущающе яркое описание празднования Дня святого Валентина. Подобные записи оставляют в дневнике те, кто слишком занят или счастлив, чтобы заниматься самоанализом. Помимо монолога о коллеге, в котором нарушались личные границы, в записях почти не упоминалось о ХРОНОСе или повседневной работе Кэтрин в организации.

Я заметила, что записи ранней весны постепенно менялись. Нажав на страницу три раза, как это делала Кэтрин, я снова открыла иконки. Отрегулировав громкость, я нажала кнопку воспроизведения на записи под названием «04202305_19:26». Я услышала гудение, а затем текст на странице переместился вниз, уступая место маленькому видеоокну, похожему на трехмерную всплывающую рекламу. Передо мной открылось маленькое, четкое изображение молодой женщины – красивой, с тонкими чертами лица; она сидела за письменным столом с расческой в руке. На ней был красный шелковый халат. На заднем плане стояла кровать, заваленная одеждой, что, похоже, была вытряхнута из большой коричневой дорожной сумки.

У женщины были длинные светлые волосы, немного влажные. Ее голубые глаза были мне знакомы, и, когда она заговорила, я поняла, что смотрю на гораздо более молодую и очень раздраженную версию моей бабушки.

Мы вернулись из Бостона. Наконец-то у меня есть возможность принять приличный душ и вымыть голову. Сол…

Молодая Кэтрин оглянулась на дверь и продолжила:

Сол снова в клубе. Боже, как я ненавижу это место. Он теперь всегда первым делом после перемещений встречается с Кэмпбеллом и другими своими приятелями по Клубу Объективистов. Даже не потрудился сначала прийти домой.

Мы сильно поссорились в Бостоне, и я не знаю, какого черта он там делал. Из-за него нас точно вышвырнут из ХРОНОСа, но он, конечно же, уверен, что его дела меня не касаются.

Когда я вошла в аудиторию, он стоял за кафедрой, за этой проклятой кафедрой! Я не должна была быть там. Предполагалось, что я буду на собрании женского клуба Новой Англии, где пройдет награждение Джулии Уорд Хоу[10], но они перенесли встречу, потому что Хоу заболела. Разве они не могли упомянуть этот маленький факт в газетных отчетах, которые дали мне в ХРОНОСе?

В общем… я вернулась в церковь, где Сол должен был присутствовать на ежегодном собрании служителей Конгрегациональной церкви. Он должен был наблюдать, раствориться в толпе, но нет. Он у всех на глазах вел дискуссию о пророчествах и знамениях. Некоторые из наиболее опытных служителей в зале смотрели на него как на сумасшедшего. Возможно, так оно и было. Остальные ловили каждое его слово, словно стадо овец, поэтому я думаю, что он что-то совершил, чтобы привлечь их внимание. Несомненно, что-то против правил ХРОНОСа.

В этот момент она отошла от камеры, и, повернувшись спиной, порылась в кармане дорожной сумки и вытащила маленькую непрозрачную бутылочку с этикеткой, которую я не смогла разобрать. Кэтрин потрясла бутылкой перед камерой.

И еще… я искала его зубной порошок, так как забыла свой, и нашла это в его сумке. Церазин. Как ни странно. Он знает, что нам категорически запрещено брать с собой на задание любые предметы из другого времени, включая фармацевтические препараты. Он прекрасно это знает.

Когда я потребовала объяснений, он сказал, что препарат был прописан ему от головной боли. Неужели он думает, что я настолько глупа? Церазин от головной боли? Абсолютный бред. Я только что проверила и убедилась – это только противораковое средство. И все.

Возможно, у него были хорошие намерения. Он как-то говорил, что у одного из служителей, с которыми он встречался, был рак кожи. Я уверена, что он просто пытался помочь. Но он должен понимать, чем рискует… он не может просто…

И да. Я знаю, знаю, что все равно должна написать об этом в своем отчете о миссии, независимо от его добрых намерений, или по крайней мере мне нужно поговорить об этом с Анджело. Я знаю это.

Гнев, казалось, сошел на нет, и Кэтрин села на край кровати, закрыв глаза. Она молчала секунд двадцать, а затем продолжила:

Он клянется, что такого больше не повторится. Извинился за то, что подверг нас риску. Потом подарил мне самый красивый весенний букет. Он просто стоял там, с лицом грустного щенка, с цветами в руке, говоря, как он был невероятно глуп и как сильно меня любит.

И он правда любит. Я знаю, что это так. Так что я простила его, и мы провели остаток дня, мирясь. Сол умеет заставить забыть, почему ты вообще на него злилась, но до тех пор, пока не совершит еще одну глупость…

Я просто хочу, чтобы он иногда думал, прежде чем действовать. Он такой импульсивный, и правила ХРОНОСа существуют не просто так. Он не может просто произнести импровизированную речь или дать другу бутылочку церазина. Никогда не знаешь, к чему может привести даже крошечное вторжение во временну́ю линию.

Я просто хочу, чтобы он думал…

Видео закончилось, и я просмотрела еще несколько ежедневных записей, прежде чем нажать на прикрепленный элемент для записи «04262305_18:22».

На Кэтрин была деловая одежда: облегающий серый жакет и светло-голубая майка с круглым вырезом, нитка маленьких черных бус на шее. Ее волосы были зачесаны назад, а глаза были красными и опухшими, как будто она плакала, но пыталась скрыть это за макияжем.

Вот тебе и надежные импланты, будь они прокляты. Я очень надеялась, что это всего лишь расстройство желудка, которое я заработала во время поездки в Бостон на прошлой неделе. Сто шестнадцать дней. Значит, это случилось после новогодней вечеринки.

А теперь… я даже не знаю, хочу ли говорить об этом Солу. Он солгал насчет поездки в Бостон. Это было не просто увлечение, и не единственный раз, когда он выступал на собраниях. Думаю, он использует другое имя, и, возможно, поэтому компьютерные анализы ХРОНОСа не выявили никаких аномалий. Но это утро я провела в библиотеке, рядом с ванными комнатами, на случай, если тошнота снова накроет меня, и нашла там несколько отсылок, которые меня побеспокоили.

Я наткнулась на несколько упоминаний о путешествующем в конце 1800-х годов священнике по имени Кир и на целую статью в так называемом Американском журнале пророчеств, датируемую сентябрем 1915 года. В ней говорилось о том, как в маленькой церкви где-то между Дейтоном и Ксениа, штат Огайо, этот Кир ярко, в деталях, предсказал Дейтонское наводнение 1913 года, почти за сорок лет до настоящего наводнения. Он даже указал на одного мальчика из прихожан и предсказал, что его дом будет разрушен и что они найдут свинью, плавающую по улице города в его автомобиле. В 1877 году никто толком не знал, что такое автомобиль, но эти слова были задокументированы в статье местной газеты, и действительно, Дэнни Барнс увидел свинью, сидящую в его «Форде», когда тот плыл вдоль городской улицы после наводнения 1913 года.

В статье также упоминались слухи о чудесах: десятках исцелений, которые брат Кир якобы совершил на Среднем Западе. Опухоли. Пневмония. Артрит.

Это не моя специальность, но невозможно жить и путешествовать с религиозным историком в течение почти трех лет и не сложить два и два. Я помню, как Сол упоминал сестру Эйми, отца Кофлина и десятки других людей, но ничего не говорил об этом Кире. И я сомневаюсь, что совпадение дат наших перемещений с выступлениями Кира – просто случайность.

Брат Кир – это Сол. Я уверена в этом. Во всем этом замешан фанатик Кэмпбелл и другие члены его клуба.

Я так же не считаю совпадением то, что Киром зовут проклятого пса Кэмпбелла, этого старого вонючего добермана, который рычит и огрызается на любого, кто подходит близко.

Кэтрин сделала большой глоток чего-то из бледно-голубой бутылки с надписью: «Ви-на-Талити». Она поморщилась, будто жидкость была кислой, а затем протерла глаза, слегка размазав макияж, прежде чем снова посмотреть в камеру.

Я должна сказать Анджело. У меня нет выбора. Единственный вопрос заключается в том, стоит ли сначала поговорить с Солом, попытаться образумить его. Может быть, если он узнает, что я беременна… может быть, он поймет, что это не игра, что наши жизни и карьера не должны подвергаться опасности из-за какого-то пари с Кэмпбеллом. Сол любит детей, я думаю, он будет счастлив. И потом, если мы поедем к Анджело вместе…

Она покачала головой и вздохнула.

Они вышвырнут его из ХРОНОСа. Я не вижу никакого выхода из этой ситуации. Но, может быть, если он расскажет им все, они позволят мне остаться, даже если мы останемся вместе. И по крайней мере хотя бы у одного из нас будет приличная работа. Он мог бы сидеть с ребенком или, может быть, они позволили бы ему заниматься фоновыми исследованиями.

Она быстро помассировала виски и закрыла глаза.

Он скоро будет дома. Он весь день провел с Кэмпбеллом и другими своими друзьями-идиотами. Завтра в десять утра у меня запланировано одиночное перемещение. Сегодня вечером я попытаюсь поговорить с Солом, а завтра с ним или без него я поговорю с Анджело.

Если бы не ребенок, я бы послала его к черту. Но, окажись Сол на рабочей ферме, этот ребенок вряд ли будет часто видеться с ним. А может быть, все будет хорошо… в Соле так много доброго. Я просто не могу поверить, что он бы…

Глубоко вздохнув, Кэтрин наклонилась вперед, чтобы остановить запись.

Пока я просматривала запись от 26 апреля, снаружи начался легкий дождь, и я услышала, как кто-то легонько постучал в сетчатую дверь. Устройство за моим ухом передавало звук из дневника так ясно, что почти все фоновые шумы были приглушены. Судя по укоризненному взгляду, который бросила на меня Дафна, она уже довольно долго скреблась в дверь. Я была вознаграждена за свою небрежность второсортным душем, когда Дафна энергично встряхнулась, чтобы избавиться от капель дождя, которые собрались на ее темно-рыжей шерсти.

Коннор спустился где-то в половине первого, когда я просматривала записи в дневнике. Он ничего не сказал, просто взял вилку и какой-то пластиковый контейнер из холодильника, поэтому я предположила, что мой обед, как и завтрак, пройдет в компании Дафны.

В холодильнике было еще несколько пластиковых контейнеров, но я понятия не имела, что там такое и как долго оно там пролежало. Налив себе стакан молока, я начала рыться в шкафу, пока не нашла хлеб и арахисовое масло. Арахисовое масло было мягким, не слишком густым, как мне и нравится, и не было никакого варенья, кроме мятного (фу), поэтому я нарезала банан поверх арахисового масла и снова включила журнал, чтобы смотреть, пока ем.

Последняя запись в дневнике была сделана 27 апреля в 02:17. Когда Кэтрин снова появилась на экране, я резко втянула воздух, едва не подавившись кусочком бутерброда. Она сняла пиджак и теперь была одета только в синюю майку. Ее волосы, которые до этого были аккуратно заколоты, были в беспорядке. Ожерелье исчезло, и грубая красная линия вокруг ее шеи заставила меня заподозрить, что оно было сорвано. Ее нижняя губа была разбита, и она прижимала маленькую белую подушечку к своей правой распухшей щеке. Когда она заговорила, ее голос звучал тихо и ровно.

Сол знает… то есть он знает, что я знаю. Я даже не успела рассказать о ребенке. Я не осмелилась, особенно когда он так кричал на меня. Может быть, мне следовало начать с этого… может быть, он не стал бы… но нет. Я не хочу, чтобы он знал о ребенке. Не сейчас.

Я думаю… думаю, он сошел с ума. Я никогда не видела его таким… таким злым.

По ее лицу текли слезы, и она остановилась, чтобы собраться с мыслями, прежде чем продолжить. Дорожная сумка, которую я видела на кровати в более ранних видео, была аккуратно упакована, но вся комната была разгромлена. Большой длинный предмет, который мог быть чем-то вроде лампы, разбит вдребезги, и картина, висевшая над кроватью, теперь лежала на полу с огромной дырой в центре холста.

Когда я сказала ему, что нам нужно просто пойти к Анджело и рассказать ему, прежде чем кто-то другой обнаружит те же нарушения, что и я, он начал бредить, сказал, что я не понимаю, какую пользу может принести ХРОНОС, если мы используем имеющиеся в нашем распоряжении инструменты для изменения истории вместо того, чтобы просто изучать то, что век за веком создавали идиоты своими ошибками и промахами. Говорил о том, что такова его судьба и что Кэмпбелл показал ему, что людям просто нужен сильный лидер, чтобы помочь им создать тот идеальный мир, который мог бы существовать и должен был. У него есть план, сказал он, и он не собирается позволить кучке дураков в ХРОНОСе определять судьбу человечества.

И все это время он избивал меня. Сол никогда раньше не бил меня. Даже когда он был по-настоящему зол, он мог ударить в стену или сломать что-нибудь, но никогда…

В итоге я солгала, сказала ему, что он меня убедил. Что я люблю его, и мы не пойдем к Анджело, и, возможно, я смогу помочь ему изменить ситуацию. Просто чтобы заставить его остановиться. Но он так холодно смотрел на меня. Он мне не поверил. А потом он ушел.

Я не знаю, куда он ушел, но я заперла дверь. Если он вернется, я вызову охрану. Я постараюсь поспать несколько часов, а потом отправлюсь в ХРОНОС Мед, чтобы они могли… исправить это.

Она убрала ватку от распухшей щеки и осторожно прикоснулась к тому месту, поморщившись. На скуле виднелась небольшая ссадина.

Я скажу им… что-нибудь. Я не знаю. А потом я поговорю с Анджело. Он обычно приходит туда к восьми, когда у нас запланированы прыжки.

Но… сначала я напишу ему сообщение. Сегодня вечером. И я отправлю копию Ричарду. Я боюсь того, что может сделать Сол, и, если со мной что-то случится, кто-то в ХРОНОСе должен знать почему.

Я была так погружена в чтение дневника, что даже не заметила, как Кэтрин села за стол напротив меня, поставив перед собой чашку чая и положив несколько ломтиков яблока. Было немного странно оторвать взгляд от молодого раненого лица на видео и увидеть взрослую версию, спокойно потягивающую чай.

– Я только что добралась до того места, где Сол ушел, – сказала я. – Что случилось на следующий день? Они действительно смогли восстановить твое лицо?

Кэтрин тихо рассмеялась, ответив:

– Да. В медицинском обслуживании произошло довольно много улучшений, и небольшая кожная травма, подобная этой, была довольно легко поправима. Если бы мы все еще были в той эпохе, у меня бы не было никаких морщин в таком возрасте. Это одно из тех медицинских достижений, к которым я хотела бы иметь доступ сейчас.

– Они смогли бы вылечить твой рак? – спросила я.

Кэтрин кивнула.

– За последние несколько десятилетий в исследовании рака был большой прогресс, но примерно через пятьдесят лет мы достигнем гораздо большего, если сможем восстановить хронологию. Будь я сейчас в 2070 году или даже чуть раньше, вылечить меня не стоило бы каких-то особых усилий, и болезнь бы выявили гораздо раньше. Но сейчас мое тело подвергают риску гораздо более опасными химическими веществами и радиацией. А болезнь все равно не отступает.

Кэтрин пожала плечами и продолжила:

– Но все это не имеет ни малейшего значения, поскольку я уже мертва в этой реальности. На следующее утро я посетила ХРОНОС Мед и сказала им, что поскользнулась в ванной. Сомневаюсь, что они мне поверили. Конечно, это был не первый раз, когда женщина приходила с подобной историей. Но я не хотела привлекать внимание членов ХРОНОСа к Солу, пока у меня не будет возможности обсудить ситуацию с Анджело.

– Кем был этот Анджело? – я уже перестала пытаться говорить об этих людях в правильном времени. Если он существовал в прошлом Кэтрин, то я буду говорить о нем в прошедшем времени, даже если он родится только спустя несколько столетий.

Прежде чем ответить, Кэтрин сделала еще один глоток чая.

– Анджело был нашим непосредственным начальником. Он тренировал и меня, и Сола. Он был хорошим человеком, и я во многих отношениях была ближе к нему, чем к моим родителям, потому что он был моим другом… у него тоже был ген ХРОНОСа. Я могла спросить его о таких вещах, которые были бы неизвестны моему отцу или даже матери. С того момента, как я вступила в программу в возрасте десяти лет, Анджело был тем, кто руководил моими исследованиями. Я достаточно хорошо разбиралась в бюрократии ХРОНОСа, чтобы понимать, что он тоже будет в ярости от действий Сола. Мне нужен был его совет, и я должна была предупредить его. После того как я завершила работу в медицинском отделении, я пошла в костюмерную, чтобы меня подготовили к прыжку. Было около восьми, и обычно моя подготовка к середине XIX века занимала около получаса. Но в тот день… не думаю, что это когда-либо занимало так много времени. Некоторые из костюмерных сотрудников прибыли поздно. Я просидела там в одной сорочке с наполовину уложенными волосами почти двадцать минут. Я планировала дать Анджело несколько минут, чтобы проверить сообщения, а потом мы могли бы поговорить, но было уже десять часов, когда я наконец добралась туда. Я собиралась только заглянуть к нему и сказать, что мы поговорим после того, как я вернусь.

– Ты не могла отложить прыжок? – спросила я. – Не слишком ли серьезным был разговор, чтобы откладывать его на несколько дней?

Кэтрин покачала головой, ответив:

– Нет, не могла без серьезных причин. Расписание прыжков планируют на год вперед. Экипажи приложили много усилий, чтобы все подготовить, и я уже прошла костюмирование. И… ты опять мыслишь линейно, Кейт.

Я уже устала это слышать.

– Прости, Кэтрин. Как и большинство людей, я привыкла двигаться во времени в одном направлении – прямо.

– Я имею в виду то, что это перемещение продлилось бы для меня четыре дня, но я бы вернулась не на четыре дня позже. Это было бы тратой времени для всей команды. Мы все перемещались и возвращались группами. Было целесообразнее планировать перемещения сразу для двух десятков путешественников один или два раза в неделю, вместо того чтобы следить за кучей одиночных путешественников. Когда я вернулась в ХРОНОС, для команды, Анджело и даже Сола прошел всего час, потому что он был одним из дюжины тех, у кого не было перемещений. Первая группа – дневные путешественники, которым не требовалось много времени на подготовку, – отправилась в половине десятого и должна была вернуться в половине одиннадцатого. Двенадцать человек из моей группы должны были отбыть в десять, а вернуться в одиннадцать часов. Так что это не занимало много времени для тех, кто был в ХРОНОСе, и мне отчасти нравилась идея провести несколько дней в одиночестве, вдали от Сола, чтобы подумать о том, как мне поступить. Мысль о том, что я мать-одиночка и как это скажется на моей карьере, пугала меня до чертиков.

Кэтрин отвела взгляд и на мгновение уставилась в окно, продолжив:

– Я не знаю, когда Анджело пришел в офис, – сказала она, – но, когда я вошла, дверь была открыта и на полу были разбросаны осколки его кружки. Он всегда пил эту ужасную травяную смесь по утрам, и в комнате сильно пахло. На ковре образовалась большая лужа. Я открыла шкаф, чтобы взять полотенце, и увидела Анджело, лежащего там, прислоненного к стене. Ему перекрыли доступ к кислороду, обмотав скотчем лицо. Прошло уже более сорока лет, я все никак не забуду его лицо: синевато-фиолетовое, с широко открытыми глазами.

– Он был мертв? – спросила я.

– Да, – тихо ответила она. – Было уже слишком поздно, чтобы медчасть успела его реанимировать. Я всегда задаюсь вопросом, как бы все сложилось, навести я его прежде, чем идти в костюмерную.

Я сочувственно посмотрела на нее и покачала головой.

– Скорее всего, Сол убил бы и тебя, верно?

Она пожала плечами и закуталась в свитер.

– В любом случае, я чувствовала ответственность. Я знала, что мне нужно вызвать охрану, но я была уже полностью одета для 1853 года, сумка была собрана, и у меня не было с собой коммуникатора. Я не могла взять его с собой в 1850-е, поэтому положила обратно в шкафчик с другими вещами. Я прошла по коридору в поисках кого-нибудь из начальства, но они либо уже ушли, либо еще не прибыли в офис. А потом я увидела Ричарда, выходящего из гардероба. На нем была самая безобразная рубашка с галстуком и расклешенные брюки, почти такие же широкие, как моя юбка. По выражению его лица было ясно, что он получил мое письмо. Он был таким же потерянным, как и я, когда увидела Анджело. Ричард сказал, что все, вероятно, уже были в комнате для перемещений, что было весьма вероятно. Обычно мы собирались вокруг платформы – большой круглой площадки – за десять минут до запланированного времени, выпивая последнюю чашку приличного кофе или что-то в таком роде. Мы с Ричардом немного опоздали, до прыжка оставалось всего три-четыре минуты.

– Но ведь экипаж отменил бы прыжок в случае убийства, верно? – спросила я.

– Да. Но у них не получилось. Мы с Ричардом сказали координатору прыжка, Аарону, об Анджело. Ричард также упомянул, что видел Сола чуть позже восьми, когда тот выходил из здания с несколькими своими друзьями из клуба объективистов. Два из них тоже работали в ХРОНОСе: историк средних лет, который должен был уйти на пенсию через пару лет, и один из работников исследовательского отдела.

Она мягко улыбнулась мне и добавила:

– Я начинаю отвлекаться. В общем, Аарон сообщил эту информацию в штаб-квартиру Службы безопасности, которая находилась через два здания, и мы как раз собирались сообщить об этом остальным, когда в комнату вошел Сол. Хотя я не думаю, что кто-нибудь узнал его сразу. Он был одет в паранджу, ну, знаешь, ближневосточная одежда, покрывающая с головы до ног?

Я кивнула. Она немного побледнела, продолжив:

– Он держал Шайлу, нашу коллегу, прямо перед собой, приставив нож к ее горлу. А к ее груди было привязано что-то странное, похожее на маленькую квадратную коробку. Сол приказал Аарону отключить связь с охраной и велел всем занять свои места для перемещений. И, конечно же, мы все сделали то, что он сказал. То есть остальные еще не знали об Анджело, но какой-то сумасшедший в парандже приставил нож к горлу Шайлы, – она вздрогнула. – Все это время он смотрел прямо на меня, Кейт, так же холодно, как накануне, будто он хотел приставить нож к моему горлу. Ричард тоже это заметил, и, я думаю, именно поэтому он занял мое место на платформе. Я не знаю, заметил ли Сол, что мы поменялись местами. Он был на месте Шайлы, все еще держа нож у ее шеи, – Кэтрин печально улыбнулась мне. – И было очень разумно с его стороны выбрать паранджу.

– Потому что никто не мог его узнать? – спросила я.

– Да, это определенно помогло ему скрыть свою личность от других, но не от меня и Ричарда, и мы, возможно, не узнали бы его, будь мы не в курсе, там ведь с трудом различишь глаза, только тоненькая щелочка. Но, – сказала она, – это не единственная причина. По внешнему виду нашей группы можно было легко предположить, в какое время мы направлялись. Место было бы определить сложнее, по крайней мере до середины 1900-х годов, когда мода стала более глобальной, но в целом можно было определить эпоху и даже десятилетие по тому, как мы были одеты. Что касается паранджи, женщины носили ее во многих странах на протяжении тысячелетий. Ее все еще носили в нескольких изолированных общинах в мою эпоху. Шайла изучала динамику изменений в исламской культуре, и я знала, что она совершала перемещения, которые варьировались от середины 1800-х до середины 2100-х годов, так что кто знает, когда и где приземлился Сол? Эта накидка помогла бы ему приспособиться к любой эпохе. И все это произошло так быстро, – добавила она. – Когда Аарон нажал кнопку, чтобы начать перемещение, Сол толкнул Шайлу в центр круга. Она ударилась о платформу, и последнее, что я увидела – вспышка белого света и громкий свистящий звук, а после я жестко приземлилась в сарае где-то к северу от поля, на котором проходил Вудсток. Жесткая посадка дело непривычное, обычно ты просто появляешься на новом месте в том же положении, в котором покидал ХРОНОС. Если ты чесал нос в 2305 году, ты бы все еще чесал его в 1853 году. Но я приземлилась плашмя на спину на грязный пол, и моя пышная юбка почти вывернулась наизнанку. То, что Сол привязал к груди Шайлы, должно быть, было взрывчаткой, и я могу предположить, что бомба была очень мощной, поскольку с тех пор никто, насколько мне известно, не смог подключиться к ХРОНОСу.

Дольки яблока все еще лежали нетронутыми на тарелке Кэтрин, и я поняла, что мой собственный сэндвич съеден лишь наполовину. Я откусила еще пару раз и затем спросила:

– Почему Сол думал, что разрушение штаб-квартиры позволит ему перемещаться из одной эпохи в другую, если он не делал этого раньше?

– Я и сама об этом думала, – сказала Кэтрин. – Мы все знали, что не можем перемещаться между стабильными точками, не возвращаясь в ХРОНОС. На тренировке нам говорили, что это системная проверка, способ следить за нашим временны́м местоположением. Медальон читает генетическую структуру перемещающегося путешественника, и Сол, должно быть, полагал, что без штаба он будет свободным агентом, так сказать. Без якоря в штабе, тянущего его назад, он думал, что сможет перемещаться между стабильными точками, когда захочет. Но медальоны были запрограммированы возвращаться в ХРОНОС. Все, что он сделал, это убедился в том, что теперь мы вообще не можем их использовать. Я не была рада тому, что застряла в более раннем столетии, и я не знала, когда и где приземлился Сол, но по крайней мере было приятно знать, что его план не сработал.

– Ирония судьбы, – сказала я.

– Верно. Однако все изменилось, когда Пруденс исчезла или, как я подозреваю, когда Пруденс нашла Сола, где бы он ни был. Как только он понял, что ген ХРОНОСа может передаваться по наследству, найти способ манипулировать этим, чтобы породить детей, которые смогли бы отправляться туда, куда не мог он, было только вопросом времени.

– Ты поступаешь так же… – мягко напомнила я ей.

– Нет, Кейт, – ответила Кэтрин.

Она встала и подошла к окну, поставив на стойку пустую чашку и едва тронутую тарелку, продолжив:

– Я познакомила двух одиноких людей, у которых было что-то общее; к сожалению, не столько общего, чтобы их отношения продлились долго, но когда-то они были влюблены. Думаю, ты со мной согласишься. Я никогда ничего не навязывала, просто надеялась на лучшее. И мне невероятно, невероятно повезло.

Она снова подошла ко мне, и в ее голосе послышались нотки гнева:

– Сол же, напротив, ничего не оставлял на волю случая. Знаешь ли ты, что священнослужители-киристы обязаны вступать в брак только с людьми, одобренными храмовой иерархией? Что руководство храмом передается по наследству и одобряется международным храмом? Ты знала это?

Да, я знала это, хотя причины не были ясны до тех пор, пока Кэтрин не изложила их прямо.

– Значит, все тамплиеры-киристы несут в себе ген ХРОНОСа?

Коннор, появившийся в дверях, ответил на мой вопрос:

– На данный момент мы можем только строить предположения. Но это кажется вполне вероятным. Мы бы узнали гораздо больше, если бы у нас была копия их книги пророчеств – если, конечно, эта проклятая штука действительно существует. Киристы так часто пускают пыль в глаза верующим, что трудно сказать, что реально, а что ложь.

Я бросила на него долгий тяжелый взгляд, а затем повернулась к Кэтрин:

– И вы действительно думаете, что я могу все это изменить? Что я могу сделать? Изменить хронологию так, чтобы киристы никогда не появлялись?

Кэтрин покачала головой, потом остановилась и в отчаянии всплеснула руками, сказав:

– Честно говоря, Кейт, я не знаю. Когда ты была маленькой, я просто надеялась, что однажды ты сможешь помочь найти Пруденс, хотя бы для того, чтобы передать ей мое сообщение. Чтобы попытаться заставить ее вернуться сюда и позволить мне все объяснить. Но потом я начала замечать едва заметные изменения во временно́й шкале. А в мае прошлого года все стало ясно. Сол приводил свои планы в действие. Я хотела вернуться сюда, чтобы проверить, сможешь ли ты помочь, обучить тебя… но рак поразил меня, и мне пришлось выбирать: бороться с раком или бороться с Солом. Я все еще сомневаюсь, что сделала правильный выбор…

– Правильный, – сказал Коннор, который взял у Кэтрин дольки яблока и говорил, пережевывая. – Твое лечение дало нам немного времени, и у нас гораздо больше шансов на успех, если Кейт будет обучена кем-то с реальным опытом.

– Но это и забрало немало времени, и теперь наш враг еще сильнее, – со вздохом возразила Кэтрин. – Но, так или иначе, дело сделано, и нам придется играть теми картами, которые нам сдали.

Я все еще размышляла над тем, что сказала Трею в машине. Буду ли я счастлива в этой реальности, будучи музейным экспонатом, который тут же исчезнет без ключа ХРОНОСа? Нет, но…

– Почему ты уверена, что та временна́я линия, которую я должна помочь вам «исправить», правильная? – спросила я. – Не лучше ли будет, если я отправлюсь назад и расскажу тебе, что замышляет Сол, чтобы его арестовали? В конце концов, он уже убил по меньшей мере двух твоих коллег. А сколько изменений произошло из-за его действий? И все эти историки, застрявшие в разных эпохах и годах, повлияют на ход времени, даже если сделают все возможное, чтобы избежать этого. Как ты и сказала, если бы ты не застряла здесь, тебе не пришлось бы бороться с раком.

Кэтрин покраснела и опустила глаза в тарелку, чувствуя себя немного виноватой.

– Ты права, Кейт. Именно это я и должна была сделать. В истории произошли некоторые незначительные перемены, я признаю это. Были случаи, когда кто-то сделал открытие, слишком продвинутое для своего времени, если ты понимаешь, о чем я. Но, – продолжала она, – эти перемены были ничтожны по сравнению с тем, что планирует Сол. И я уже давно не историк ХРОНОСа. У меня с ним свои счеты. И у тебя. И у Коннора тоже. Временна́я линия, которую я знала более сорока лет, – правильная для нас троих, пока мы можем остановить Сола. Вылечиться от рака было бы неплохо, но я прожила достаточно долго. Я не хочу променять твою жизнь и жизнь моих дочерей, не говоря уже о Конноре и его детях, на лишнее десятилетие или около того, добавленное к моей собственной жизни. Анджело и Шайла не заслуживали такой смерти, но, с моей точки зрения, они ушли очень давно, а с твоей – вообще никогда не существовали.

Коннор кивнул:

– Мы с Кэтрин обсуждали это не раз, Кейт. Я не уверен, что правильная временна́я линия вообще есть. Я здесь, чтобы вернуть своих детей и, надеюсь, дать им хорошее будущее, в котором не существуют киристы. Я не знаю точно, что планируют киристы, но, судя по тому, что рассказала мне Кэтрин, я не думаю, что будущее, контролируемое Солом, будет светлым. Для Кэтрин это намного сложнее, потому что она потеряла друзей, но для меня все довольно просто. Мне все равно, какая линия правильная, потому что я знаю, какая из них верная.

∞ 11 ∞

Я отложила книгу и потерла глаза.

– Это самая нудная в мире версия «Канала Путешествий». И «Исторического канала». Вместе взятых. А мне не очень нравится ни то, ни другое…

Коннор фыркнул, сказав:

– У тебя есть доступ в реальном времени в сотни исторических мест, разбросанных по всему миру, и тебе скучно?

Журнал стабильных точек был таким же обманчиво тонким, как один из дневников, которые я читала, но он содержал еще больше информации. Я будто смотрела небольшое видео, но это были онлайн-камеры, насколько я могла судить. С помощью визуального интерфейса я выбрала дату и время, а затем моргнула, чтобы выбрать, в какой момент полупрозрачный «экран» передо мной будет отображать географическое местоположение в эту конкретную дату в реальном времени. Возможно, это звучит круто, но…

– Ты правда смотрел что-то из этого? – спросила я Коннора.

– Нет, – признался он, продолжая просматривать документ на экране, – я вижу текст на странице, но диск, который приклеен у тебя за ухом, позволяет тебе слышать и видеть трансляции. Я пытался его использовать, но воспринимал только случайные звуки и изображения, которые менялись каждые несколько секунд. У меня болел живот от этого. Кэтрин тоже не может все четко различить. Мы думаем, это потому, что ХРОНОС заблокировал ее сигнал, когда произошел взрыв или что бы это ни было. Но некоторые из них она мне уже описала…

– Она не говорила тебе, что большинство этих записей транслируют пустынный переулок? Или лес? Или темный чулан для метел?

– А ты бы предпочла внезапно оказаться в центре толпы? Свалиться на чью-то голову? В некоторых эпохах из тех, что ты наблюдаешь, это легко бы привело к сожжению на костре, знаешь ли.

– Ну, ладно, я только что провела пять минут, наблюдая за белкой в Бостонском парке. Предположительно, 5 мая 1869 года, но с тем же успехом это могло быть и вчера. Белка мне показалась очень современной.

– Значит, ты зря потратила пять минут, – Коннор вздохнул. – Сосредоточься на постоянных элементах, Кейт. Белка не поможет тебе найти эту стабильную точку, когда вы начнете делать тестовые прыжки, если только это не будет чучело белки.

Я снова взяла книгу в руки и начала листать ее, чтобы найти хоть что-нибудь отдаленно интересное, но Дафна начала лаять, а затем раздался звонок в дверь. Через несколько секунд снизу послышался голос Кэтрин:

– Кейт, к тебе пришел джентльмен.

Я закатила глаза.

– Как так вышло, что бабушка из двадцать четвертого века разговаривает так, словно только что выбралась из романа Чарльза Диккенса?

Коннор пожал плечами.

– Может быть, она воспринимает обе эти эпохи как древние. Вот ты сможешь сказать мне, как называли бойфрендов в 1620 и в 1820 годах?

На этот раз я поддалась искушению высунуть язык, и Коннор удивил меня, рассмеявшись.

Я старалась избегать мысли о том, придет ли Трей, как он мне обещал, потому что не хотела чувствовать себя разочарованной, если этого не произойдет. Предыдущий день был таким разрушительным для меня, что я уже боялась на что-то надеяться. Тем не менее я была до смешного счастлива узнать, что он сдержал свое обещание, и мне пришлось постараться, чтобы не слететь вниз по лестнице, когда я спускалась его встречать.

Из кухни доносился голос Кэтрин:

– Это так мило с твоей стороны, Трей. Коннор наверняка будет доволен. Он ненасытный сладкоежка, – она повернулась ко мне c двумя стаканами холодного кофе в руках, когда я вошла в кухню. – Я только отнесу это наверх и оставлю вас вдвоем.

– Привет, Кейт, – Трей присел на корточки, поглаживая Дафну, которая радостно виляла хвостом. – Вижу, тебе теперь есть что надеть, кроме той школьной формы.

Я кивнула, охваченная необъяснимой волной робости. Несмотря на все, что произошло накануне, мы все еще были всего в нескольких часах пути от того, чтобы стать чужими.

– Оказалось, Коннор на удивление хорош в покупках, – я взяла один из двух оставшихся стаканов (они были покрыты взбитыми сливками и капельками карамели) и устроилась на подоконнике. – Спасибо. Как ты узнал, что я люблю кофе с карамелью?

– Ну, о кофе я узнал вчера. А карамель – просто случайность, – он сел рядом со мной, и его улыбка немного померкла. – Так… ты в порядке? У тебя был чертовски тяжелый день вчера. Я думал об этом по дороге домой и, в общем, беспокоился о тебе. Хотелось позвонить или написать тебе, или еще что-нибудь, но…

– Подожди, – я подошла к кухонному столику и рядом с телефоном нашла блокнот. Я записала свое имя пользователя и адрес электронной почты, которую создала в то утро, когда заказывала дополнительную одежду и другие предметы первой необходимости. – Они оба активны, – сказала я ему. – Пока без телефона. Мы купим какой-нибудь простенький, когда Коннор выйдет за покупками в следующий раз. Им с Кэтрин пришлось ухищряться с банковскими операциями, как только они поняли, что произошло. У нее было достаточно наличных, и его счета все еще активны, то есть он все еще существует, но что-то все же изменилось. Я начинаю задаваться вопросом, сколько времени у нас есть, прежде чем кто-то выяснит, что мы технически нелегалы. Дом защищен от временны́х сдвигов, но… если Кэтрин не владеет им сейчас, значит, владеет кто-то другой.

– Да, похоже на правду, – сказал он. – Ты уже все разузнала? Когда я уходил вчера, казалось, тебя ждал сложный разговор.

Я пожала плечами, ответив:

– На самом деле вчера я решила, что не готова к этому разговору. Но мы наверстали упущенное этим утром, – я начала рассказывать ему о событиях и откровениях этого дня, но немного замешкалась, когда речь зашла о киристах.

– Что ты исповедуешь, Трей?

– Э-эм… Пресвитерианство, полагаю. Но мы не часто ходим в церковь, точнее, вообще не ходим. Я, наверное, чаще бывал на других католических службах. Эстелла любит брать меня с собой на праздничные мессы. А что?

– Просто хотела убедиться, что не оскорблю ничьи чувства. Это в любом случае будет звучать немного безумно.

Я глубоко вздохнула и продолжила:

– Что тебе известно о киристах?

– Думаю, примерно то же, что и любому другому некиристу. Они довольно скрытны, но я знаком со многими из их числа, как здесь, так и за границей. Их полно в Перу. Не так много, как римских католиков, но все же. Не люблю, когда они пытаются читать мне лекции о «Пути», особенно когда они кажутся искренне обеспокоенными тем, что «Конец» близок. Но в остальном они вроде бы довольно безобидны. И они проводят большую просветительскую работу с малоимущими и с благотворительными организациями, так что…

Я рассказала ему о том, как Сол создал брата Кира и «Кирист Интернэшнл», и, как я и ожидала, реакция Трея была почти такой же, как и у меня. Трудно было понять, как организация, которая, по нашему мнению, существовала задолго до нашего рождения, могла быть создана всего за один прошедший год.

– Но, знаешь, – сказал он, обдумывая такую возможность, – если тебе нужна власть, которая была бы вне зоны досягаемости правительства, религиозная организация имеет все шансы. А киристы придерживаются странной смеси либеральных и консервативных взглядов: есть обет воздержания, и в то же время женщины могут быть посвящены в духовный сан, но они должны быть замужем за другим священником. Большинство храмов находится под управлением семей, и контроль над ними передается из поколения в поколение, – он сделал паузу, указывая на медальон ХРОНОСа на моей груди. – Значит, если ты отнесешь эту штуку в киристский храм, они будут видеть ее так же, как и ты? И они смогут ею воспользоваться?

Я кивнула, ответив:

– Лидеры храма, да. Или по крайней мере такова наша теория. А еще они смогут использовать дневники.

Я подошла к столу, взяла личный дневник Кэтрин, который слушала ранее, и открыла его. Как и Шарлейн, Трей видел текст, но не мог прокручивать его. Я слегка откинула волосы назад, отклеила маленький диск из-за уха и спросила его:

– Хочешь попробовать?

– Конечно.

Мои пальцы коснулись его лица, когда я протянула руку, чтобы приложить маленький диск в углубление между ухом и челюстью. Он притянул мою руку к себе, как только диск оказался на месте, прижав мое запястье к своим губам.

– Ты чудесно пахнешь.

Я покраснела и попыталась успокоить свое сердцебиение.

– Наверное, это из-за жасминового мыла…

Он улыбнулся и покачал головой:

– Жасмин тоже хорош, но это все же ты. И это будет звучать безумно, Кейт, но я скучал по тебе с того самого момента, как ушел.

– Я тоже по тебе скучала, – я опустила глаза, все еще немного смущенная. Трей приподнял мой подбородок, и наши глаза встретились, а затем он поцеловал меня, его губы мягко прижались к моим. Я слегка наклонилась к нему, полностью наслаждаясь покалыванием, которое пульсировало во мне от его прикосновения.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы заметить, как кто-то почесывал мое колено. Когда я отстранилась от Трея, Дафна немного отошла от нас. Она склонила голову набок, и в ее мягких карих глазах читалось недоумение.

Трей рассмеялся и почесал ее за ушком.

– Кажется, за нами присматривают. Да, мисс Дафна? Я буду хорошо себя вести, – он снова посмотрел на дневник. – Так… как эта штуковина за ухом должна работать? Я ничего не вижу…

Я слегка улыбнулась ему.

– Теперь мы точно знаем, что у тебя нет гена ХРОНОСа. Я смотрела видео с гораздо более молодой версией моей бабушки, снятое в 2305 году, в котором она довольно подробно объясняла, что собирается сделать с коллегой, который постоянно использует ее кружку.

– Я вижу только обрывки текста и несколько квадратов там… и там… – он убрал диск из-за уха и состроил печальное выражение лица. – Наверное, я не смогу быть частью тайного клуба.

– Ты говоришь так, будто это плохо, – я взяла диск и наклеила за ухо. – Если бы ты мог управлять этим, они бы заставили тебя запомнить полмиллиона мест для перемещений, или стабильных точек, как они их называют. У меня такое чувство, что я весь день провела на довольно странном уроке истории. Когда я читаю исторические дневники Кэтрин, то время от времени вижу вопросы, которые Кэтрин записывала для себя, например: «Кто такая Инфанта?» или «Что такое симолеон?»

– В Симсити симолеон – это валюта, – вставил Трей.

– Да, так в народе называли доллар в конце 1800-х годов. В любом случае, я не могла понять, почему она записывала вопросы, если ответ был прямо на странице.

– Может быть, у них в будущем есть сеть 28G и они просто отправили ей этот текст ответным сообщением? – предположил он. – Кажется маловероятным, но…

– Ответ на самом деле очень прост, если не мыслить линейно. Видишь эту кнопку… о, нет, думаю, ты не видишь.

Он скорчил мне гримасу.

– Прости! – я одарила его извиняющейся улыбкой. – Во всяком случае, – я указала на часть дисплея, которую он не мог видеть, – когда Кэтрин или другие историки нажимали эту кнопку, дневник записывал вопрос. В конце путешествия историк возвращался в установленное время, но сам дневник должен был вернуться за двадцать четыре часа до того, как историк отправится в путешествие. Пока Кэтрин добиралась до ХРОНОСа, как было запланировано, каждый раз, когда она записывала вопрос в дневник, появлялся ответ, потому что исследователи уже ответили на этот вопрос за день до начала путешествия.

– Ладно, у меня от этого голова разболелась.

– Добро пожаловать в мой мир, – я ухмыльнулась. – Плохая новость заключается в том, что я не могу использовать этот ловкий маленький трюк. Дату можно изменить, но Кэтрин почти уверена, что дневники запрограммированы на возвращение в исследовательский отдел ХРОНОСа. Она попыталась отправить сообщение, когда только застряла во времени, но дневник просто исчез. Поэтому, когда я отправлюсь, мне придется полагаться на информацию, которая уже есть в книге или в моей голове.

– Значит, ты действительно собираешься… использовать эту штуку так скоро? – он указал на медальон с ноткой беспокойства в голосе.

– Да, хотя Кэтрин говорит, что сначала это будут короткие и не дальние перемещения. В районе Вашингтона есть около дюжины стабильных точек, и я просто быстренько перемещусь туда и обратно, на несколько часов или, может быть, на день вперед. Что-то в этом роде, – я говорила более уверенно, чем чувствовала себя. – Но все равно это звучит безумно.

– И как именно ты собираешься все изменить? Как же ты, совсем одна, сможешь восстановить временну́ю линию? То есть… – он медленно покачал головой с очень скептическим выражением на лице.

Я пожала плечами.

– Мы выясним, когда они убили Кэтрин, а потом я предупрежу ее и попытаюсь заставить вернуться в штаб-квартиру ХРОНОСа до того, как это произойдет. Я уверена, что у них есть… было… будет?.. какое-то правило, связанное с экстренным возвращением на базу. На самом деле мы еще не обсуждали все это.

– Ты сказала, что тот парень в метро, который напал на тебя, был вооружен.

– Да, я так думаю. По крайней мере, он хотел, чтобы я поверила, что он вооружен, – я сделала паузу. С одной стороны, мне нравилось, как Трей беспокоился обо мне, но с другой – я ведь не настолько беспомощна.

– Но если бы метро не было переполнено, – продолжила я, – и если бы я не заподозрила, что у него есть пистолет, я бы попыталась сбить его с ног. Я занимаюсь карате с пяти лет. У меня есть коричневый пояс. Или по крайней мере он у меня был… наверное, он тоже исчез.

– Правда? – его голос был серьезен, но глаза явно смеялись надо мной. – Думаешь, сможешь меня повалить?

– Я смогла бы, – поддразнила я его. – Но на мраморном полу? Ты раскроишь себе череп, если ударишься. И мы бы напугали бедную Дафну. Она все еще выглядит немного обеспокоенной из-за… произошедшего.

– В таком случае я дождусь другого раза. Ты не выглядишь так, будто сможешь повалить что-то тяжелее Дафны. Без обид, – он ухмыльнулся мне. – Пруденс Кэтрин Пирс-Келлер, ниндзя-путешественница во времени.

– Ха-ха… смешно, – я рассмеялась и затем изобразила сердитый взгляд. – Лоуренс Альма Коулман третий явно любит рисковать.

Улыбка Трея задержалась на мгновение, но затем его взгляд стал серьезным.

– Нет, Кейт, не совсем так, – сказал он. – И я был бы рад, если бы тебе тоже не пришлось этого делать.

Следующие несколько недель прошли без происшествий. По утрам я читала дневники с записями о тех миссиях, которые казались наиболее вероятными для убийства Кэтрин. Во второй половине дня я сосредотачивалась на запоминании стабильных точек, и к концу второго дня я уже пыталась визуализировать образы местных стабильных точек, держа ключ ХРОНОСа. В тех случаях, когда мне удавалось удерживать фокус устойчиво, я видела голографический дисплей. Если я осторожно перемещала взгляд, медальон улавливал эти движения, и я могла настроить цифровой дисплей, чтобы установить дату и время.

В течение недели я стала довольно хорошо находить конкретные стабильные точки и даже устанавливать отображение времени. Я также научилась устанавливать новые местоположения, например две точки внутри дома, хотя, как сказал Коннор, это не лучший выбор, если не знать наверняка, что эти точки останутся стабильными. В противном случае можно материализоваться в пустой шахте лифта или посреди оживленной автострады.

Кэтрин сказала, что я делаю невероятные успехи, но мне было удручающе трудно сосредотачиваться на медальоне. Сначала, держа его в руках, я ловила себя на том, что повторяю произошедшее на кухне, когда там был папа… я проносилась через серию сцен, ошеломленная спектром чувств и полной ясностью того, что я, казалось, видела и слышала. Несколько раз я снова оказывалась на поле вместе с Кирнаном. Смотреть на него, ощущая его теплую кожу под моими пальцами, было совершенно невыносимо, и, когда это происходило, я тут же откладывала ключ и принималась за другую задачу.

Наверное, это было неразумно, но со временем я начала чувствовать, что поступаю предательски, и даже злилась на себя, когда лицо Кирнана являлось передо мною. Визиты Трея были единственным, чего я с нетерпением ждала, особенно с тех пор, как Кэтрин и Коннор запретили мне покидать дом в ближайшее время. Трей приходил почти каждый вечер и в выходные, мы делали его домашнее задание, или он приносил DVD-диски. Телевизора в доме не было, поэтому мы заказывали пиццу и смотрели фильмы на компьютере в моей комнате. К счастью, Кэтрин не была ханжой и позволяла нам немного уединиться. И даже Дафна уже проще относилась к этому.

Трей обладал всеми качествами, присущими идеальному бойфренду: он был забавным, умным и красивым (хотя, как отметил мой внутренний голос, который звучал очень похоже на Шарлейн, я редко присматривалась к парням с такой короткой стрижкой, как у Трея). Было так чудесно свернуться калачиком рядом с ним, наблюдая, как Человек в черном и Иниго Монтойя сражаются на вершине скалы безумия, смеяться над Шреком и Ослом или над какой-нибудь глупой комедией, которую Трей взял напрокат. Он явно выбирал фильмы, которые, как он думал, заставят меня улыбнуться и, по крайней мере на некоторое время, помогут мне избежать этой реальности. В конце концов я удовлетворила его любопытство относительно моих навыков карате, свалив его после того, как разложила кучу подушек и убедилась, что Дафна не возражает. Затем, когда я попыталась помочь Трею подняться, он потянул меня вниз за собой, и тогда я узнала, что ужасно боюсь щекотки.

Я была почти счастлива, если бы не стремительно приближающиеся тренировки перемещений и глухая боль, одолевающая меня всякий раз, когда я думала о своих родителях. И когда я смотрела, как Трей уезжает, меня все время грызло чувство страха, что он не вернется, что произойдет еще один сдвиг во времени и он даже не вспомнит моего имени.

Теперь я еще больше скучаю по Шарлейн. В моей прошлой жизни она бы писала мне по пять раз в день, чтобы узнать, как идут дела с Треем, и рассказать мне, с каким парнем она встречается, хочет начать встречаться и/или планирует бросить. Я так привыкла, что она всегда с радостью меня выслушивала. Поговорив с ней, я всегда чувствовала себя сильнее и увереннее, и когда на кону было так много всего, я действительно нуждалась в ее поддержке.

Однажды вечером, после того как Трей ушел, я перенесла ноутбук на кровать и вытянулась, открыв Facebook, чтобы посмотреть страницу Шарлейн. Я знала, что некоторые разделы открыты только для «друзей», но пара фотографий была доступна всем. Я думала, что мне станет легче, если я увижу ее улыбку.

Но я не нашла страницу Шарлейн, и это меня озадачило. Она зарегистрировалась в Facebook примерно за год до того, как я перевелась в школу Рузвельта, и убедила меня что-то выкладывать. Если этот последний сдвиг времени был достаточно локализован, как сказал Коннор, то в жизни Шарлейн не должно было произойти каких-то серьезных перемен, а значит, ее страничка должна быть активной.

Я погуглила имя Шарлейн и ее адрес. Ничего. Убрав адрес, я набрала «Старшая школа Рузвельта». По-прежнему ничего, поэтому я решила попробовать поискать Джозефа, ее брата. В прошлом году, будучи старшеклассником, он занимался тремя видами спорта, и у его родителей на столе в гостиной лежал альбом с вырезками из газет. Шарлейн язвительно называла его Святилищем Джозефа, но ее отец говорил, что она громче всех подбадривала его с трибун.

По запросу «Джозеф Синглтон» поисковик выдал несколько результатов, в основном связанных со спортом, но не в Рузвельте. Однако мое внимание привлекла вторая ссылка снизу – объявление о свадьбе в разделе «Стиль» газеты «Вашингтон Пост». «Джозеф Синглтон, Фелиция Кастор». Свадьба состоялась в феврале в храме киристов на шестнадцатой улице, в той самой церкви, которую мы посещали с Шарлейн несколько месяцев назад. Я просмотрела статью и наткнулась на информацию о том, что родители Фелиции были членами храма с самого детства (не сюрприз), но следующее предложение было шокирующим: «Родители жениха, Мэри и Бернард Синглтон, были членами храма с 1981 года».

Под текстом появилась фотография свадебной вечеринки. Джозеф, высокий и красивый, в великолепном белом смокинге, радостно улыбался в камеру, обнимая свою новую невесту. На фото было три подружки невесты, каждая из которых прижимала к груди маленький букет цветов. Девушка с краю привлекла мое внимание, и я кликнула, чтобы увеличить фотографию. Ее улыбка была сдержанней, чем та дикая, буйная улыбка, которую я надеялась увидеть на ее страничке в Facebook, но это определенно была Шарлейн – с лепестками розового лотоса, что отчетливо виднелся на ее левой руке.

∞ 12 ∞

Мои первые тестовые перемещения прошли гладко, несмотря на то что я была в ужасе. Я создала две стабильные точки внутри дома: одну в библиотеке, которая была моим отправным пунктом, и одну на кухне, которая была моим пунктом назначения. Я планировала сделать свой первый переход из библиотеки на кухню около полудня, когда буду там обедать, но Кэтрин посоветовала избегать ситуаций, в которых я могла бы столкнуться сама с собой.

– Почему? – спросила я. – Что произойдет, если я увижу себя? Это нарушит пространственно-временной континуум или что-то в этом роде?

Кэтрин рассмеялась.

– Нет, дорогая, – ответила она. – Просто это очень тяжело для твоего сознания. Лучше немного подождать, пока ты не привыкнешь к процессу. Ты все равно не захочешь делать это регулярно и даже больше минуты. Ты должна примирить два противоречивых набора воспоминаний, и это всегда вызывало у меня ужасную головную боль. Сол утверждал, что у него нет никаких проблем с этим, но все остальные, кого я знала, боялись этого испытания, когда мы должны были вернуться назад и вступить в разговор с прошлым «Я». Нас предупреждали, что мы будем совершенно недееспособны в течение нескольких часов после этого, и они были правы. Это настоящая сенсорная перегрузка. Я слышала пару мрачных историй о первых днях ХРОНОСа, когда они еще проверяли пределы системы. Некоторые сотрудники… потеряли рассудок, пытаясь примирить несколько часов противоречивых воспоминаний. Одну девушку пришлось госпитализировать. Жутко.

Это звучало почти так же плохо, как и нарушение пространственно-временно́го континуума, поэтому я отбросила все мысли о беседе с самой собой. Было решено вернуться назад примерно на три часа, в четверть первого, когда Коннор спустился на кухню, чтобы приготовить себе сэндвич. Я так нервничала, что почти минуту пыталась визуализировать кухню и еще около тридцати секунд установить время прибытия. Как только все зафиксировалось, я последовала совету Кэтрин и моргнула, удерживая образ кухни в памяти. Когда я снова открыла глаза, то оказалась на кухне. Коннор стоял у холодильника, накладывая ветчину на ломтик пшеничного хлеба. Кухонные часы показывали четверть первого.

– На что ты уставилась? – спросил он, глядя на свою рубашку так, словно искал пятно от горчицы или майонеза.

Я улыбнулась ему, а затем снова сосредоточилась на медальоне, стараясь вывести изображение стабильной точки, которую я установила возле одного из окон библиотеки.

Картинка была настолько четкой, что я могла видеть в окне отражение Кэтрин, смотрящей на то место, откуда я только что переместилась. Я сосредоточилась, чтобы вывести дисплей времени, на котором было написано время моего перемещения, плюс пять секунд. Затем я моргнула, как и прежде, и, открыв глаза, увидела Кэтрин в нескольких шагах от меня, с ликующей улыбкой на лице.

– Я и не думала, что когда-нибудь увижу, как кто-то снова это делает, – в ее глазах стояли слезы, когда она обнимала меня. – Знаешь, Кейт… может быть, у нас все-таки есть шанс.

На следующее утро, перечитывая записи в дневнике Кэтрин, я поняла, что мы идем по ложному следу, пытаясь установить дату убийства.

– Почему бы мне просто не понаблюдать пару минут за местами перемещений, перед тем как там появится Кэтрин? Мы начнем с последних, и, если она появится, это должно быть тем перемещением, во время которого она была убита, верно? Потому что после этого она уже не смогла бы сделать ни одного перемещения.

Коннор и Кэтрин восторженно переглянулись.

– Теперь, когда у нас есть тот, кто может запустить оборудование ХРОНОСа, это отличная идея, – сказала Кэтрин. – На этот раз, думаю, именно мы думали слишком прямолинейно.

Кэтрин не включила время прибытия в список дат, которые она распечатала, поэтому Коннору пришлось вернуться к дневникам, чтобы добавить эту информацию, останавливаясь каждые несколько минут, доставая очередной крендель из пластиковой коробки, лежащей рядом с клавиатурой. Я не знала, что поражало меня больше: то, что Коннор оставался стройным, несмотря на все сладости, которые он поглощал, или то, что его клавиатура все еще работала, несмотря на множество крошек, собирающихся между клавиш.

Когда он завершил список, я просмотрела его и заметила, что некоторые даты пересекаются или дублируются.

– Почему здесь повторяются одни и те же даты?

Кэтрин пожала плечами, ответив:

– Происходило много разных событий. Могло быть так, что встреча, проходившая в конце ярмарочной площади, пересекалась с другим событием, которое нам также нужно было наблюдать, – особенно часто это происходило во время наших с Солом совместных перемещений – или если нужно было собрать информацию для какого-нибудь другого историка. Мы часто делали это в Чикаго, потому что были местными экспертами на международной выставке, и почти каждый, кто изучал американскую историю – политику, литературу, музыку, науку, – обращался к нам с просьбой изучить кого-то или что-то. Например, ты слышала о Скотте Джоплине?

Я кивнула.

– Пианист, верно? Рэгтайм?

– Верно, – сказала она. – Помнишь Ричарда, того друга, который поменялся со мной местами во время последнего прыжка? Ему было известно, что Джоплин руководил группой в Чикагском ночном клубе во время ярмарки, но не было никаких подробностей. Ему пришлось бы потратить много времени на подготовку к поездке в 1890-е годы, но для нас с Солом это было довольно простое дело: расспросить всех, съездить послушать Джоплина и забрать запись для анализа Ричарду. А также я собрала некоторые данные для коллеги, изучающего серийных убийц. Среди них был один довольно неприятный человек, который охотился на молодых женщин во время выставки. И еще я раздобыла на ярмарке брошюру, объявляющую о Дне цветных американцев для одного коллеги, изучавшего расовые отношения.

Она скривилась и продолжила:

– Вот что было интересно – организаторы выставки решили, что было бы неплохо раздать арбузы в ознаменование этого события, хотя существует стереотип о том, что афроамериканцы любят арбузы, потому что они ленивы и нерасторопны. Фредерик Дуглас, борец за права чернокожих, был там в качестве генерального консула Гаити. Скажем так, его это не впечатлило.

Я засмеялась.

– Могу себе представить. Но разве не было как-то рискованно нескольким версиям тебя бродить одновременно в одном и том же месте?

– Не совсем, – ответила она. – Каждый день выставку посещали больше тысячи человек, так что до тех пор, пока мы держались подальше от того места, где работали наши другие «Я», шансов на то, что нас кто-нибудь заметит, было очень мало. Костюмеры и гримеры ХРОНОСа были невероятно талантливы. Однажды я увидела себя переходящей улицу и даже не осознала, что это я, пока не прошла полквартала. И мы обычно держались довольно скромно, наблюдая, но не вмешиваясь. Ну, я не вмешивалась. У Сола явно появились иные планы ближе к концу.

Последнее перемещение перед тем, как Сол вывел из строя систему, было совершено в Бостон в 1873 год, когда он поссорился с Кэтрин. Помимо этого была еще пара перемещений в Бостон, но бо́льшая часть из всех двадцати двух предыдущих перемещений были совершены в пределах Чикаго, в течение всего 1893 года.

– Выставка проходила в 1893 году, верно? – Я взяла журнал стабильных точек и начала пролистывать его назад, начиная с последних записей в списке. – Я почти уверена, что мы должны искать примерно в эти даты. В конце концов, именно дневник 1890-х годов был украден в метро.

Однако я начала с Бостона, поскольку эти два перемещения были из последних, совершенных ими в паре. Было указано семнадцать стабильных пунктов назначения в районе Бостона, но Кэтрин сказала, что во время своих поездок они с Солом пользовались только одним из них, что находился в нескольких кварталах от Фаней-Холла. Эта точка, как и многие другие, была узким переулком. Я вывела стабильную точку и установила свое время прибытия за одну минуту до запланированного прибытия Кэтрин: 04181873_06:47–18 апреля 1873 года, в 6:47 утра.

Спустя несколько минут я увидела огромную крысу, которая сильно напугала меня, и я почти потеряла фокус. Однако через несколько секунд появился человек, так близко, что я могла сосчитать отдельные нити в плетении его черного плаща. Когда он отошел и его лицо частично появилось в поле зрения, стало ясно, что это Сол Рэнд: рост выше среднего, темно-каштановые волосы, бледная кожа и тот же напряженный взгляд, что я видела на двух изображениях в дневниках Кэтрин. У него была коротко подстриженная борода, усов не было, и первым моим впечатлением было: мой дед немного ниже ростом, красивее, но не приятнее Авраама Линкольна. Хотя это впечатление отчасти объяснялось тем, что на голове у него был цилиндр. Кэтрин с ним не было.

Сол неожиданно повернулся в мою сторону, и я резко втянула воздух, когда его глаза, прищуренные и пронзительные, уставились почти прямо на меня, как будто он знал, что я наблюдаю за ним. Я наконец выдохнула, когда поняла, что он просто осматривает переулок, чтобы убедиться, что он прибыл незамеченным.

Я проверила предпоследнее перемещение и ничего не обнаружила. Его либо перенесли, либо Сол пропустил его, потому что, несмотря на то что я ждала несколько минут, никто не появился, даже та крыса.

Поскольку Кэтрин не появилась ни на одном из бостонских перемещений, я вычеркнула этот город из списка и сосредоточилась на Чикаго. На территории ярмарочного комплекса были указаны четыре стабильные точки, и та, что использовалась чаще, была обозначена как «Лесной остров» – уединенное тенистое местечко с цветочными лозами и пышной листвой. Примерно в двадцати метрах от меня виднелась какая-то хижина, по периметру которой были разбросаны большие рога, а вдоль дорожки – несколько парковых скамеек. В первую дату, указанную мной, никто не появился, хотя сквозь листву, окружавшую мой наблюдательный пункт, я заметила несколько человек, прогуливающихся по тротуару в утреннем свете.

Тем не менее следующая моя попытка увенчалась успехом. Примерно через пятнадцать секунд наблюдения две фигуры внезапно преградили мне обзор. Когда они отошли от конюшни, я поняла, что одна из них – Кэтрин. Я сразу же ощутила два сильных, противоречивых чувства: облегчение оттого, что мы нашли правильное время, и тревогу оттого, что скоро мне придется одеться во что-то вроде этого вычурного старинного костюма, который был на ней.

Тот высокий мужчина из перемещения 1873 года стоял рядом с ней. Его бороду сменили закрученные усы. Он снова быстро осмотрел окрестности, как делал это в Бостоне, а затем схватил Кэтрин за локоть, чтобы помочь ей подняться по небольшому склону к дорожке. Она приподняла подол своего серого платья, которое было отделано темно-пурпурной каймой, на голове у нее красовалась маленькая шляпка с большим нелепым лавандовым пером. Когда они проходили мимо деревянной хижины, из нее вышел темноволосый мальчик лет восьми-девяти с метлой в руке и принялся сметать листья, скопившиеся на дорожке.

Я быстро перевела взгляд, чтобы отключить дневник. Резкая смена визуального ряда от осеннего утра в парке к нашей библиотеке, где Коннор склонился над компьютером, а Кэтрин ставила книги на полку, немного дезориентировала меня.

Я взяла список и положила его на стол перед Коннором, постукивая ногтем по намеченной дате.

– Найди ее. Чикаго. Перемещение от 3 апреля 2305 года в 28 октября 1893 года. Похоже, это было единственное перемещение в ту дату.

Коннор сначала кивнул, а потом покачал головой, указывая на запись вверху страницы одним из кренделей, что он пожевывал.

– Да, единственное перемещение конкретно в 28-е… но, смотри, вот двухдневная одиночная поездка, 27–29 октября, от февраля 2305 года.

– Отлично, – ответила я, закатывая глаза и опускаясь в кресло Кэтрин. – Значит, по ярмарке будут бродить две Кэтрин, сбивая меня с толку.

– Не понимаю, на что ты жалуешься, – сказал он, откусывая еще один кусок кренделя. – По крайней мере, ты хоть ненадолго выйдешь из дома.

Кэтрин взяла список у Коннора и сказала:

– Я помню эти поездки. Много всего произошло. Ярмарка закрывалась уже в конце октября, и она была ужасно переполнена посетителями, которые тянули до последнего, но не хотели пропустить ее. В последний день был запланирован грандиозный праздник с фейерверками и речами, но из-за убийства все было отменено.

– Убийства? – спросила я. – Ах да… ты упомянула что-то о череде убийств на ярмарке…

– Нет-нет. Это было другое. Убийство политического деятеля.

– МакКинли?

Она покачала головой, ответив:

– Президент МакКинли был убит на следующей Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1901 году. На этот раз целью был мэр Чикаго. Картер Харрисон. Очень хороший человек… с хорошим чувством юмора. Мы с Солом провели с ним бо́льшую часть дня во время второго перемещения, и мне было грустно думать, что к концу дня его не станет, – она немного помолчала, а потом принялась листать стопку дневников на столе. – Ах, да. Это тот дневник, который был у Кейт в метро. Подожди, получение доступа к резервной копии займет всего секунду.

Она схватила дневник, лежащий сверху, и открыла его, нажав несколько кнопок, чтобы найти то, что ей было нужно.

– Ладно, начнем. Целью февральского перемещения было наблюдение реакции на убийство и последних дней ярмарки – эти исследования для ХРОНОСа более общие, чем моя индивидуальная программа. Культурные исследования Мидуэя в основном. Это был милый маленький мир, где рабочие, съехавшиеся со всего мира, смешивались с американцами, прибывшими в Чикаго в поисках работы. Понимаешь, выставка проходила в разгар экономической депрессии.

Она усмехнулась, добавив:

– Я изображала писателя журнала о путешествиях, а на шее у меня висел огромный тяжелый фотоаппарат «Кодак». Они называли это портативной камерой, но я была так счастлива снять ее в конце дня. Камеры были на пике моды, особенно среди молодых посетителей ярмарки, которых пожилые люди называли «кодак-извергами», потому что те появлялись из ниоткуда и фотографировали без спроса. Это была веселая поездка, – добавила она, – но не очень насыщенная, насколько я помню. Я побеседовала с жителями дагомейской деревни и собрала для историка, исследовавшего преступления, кое-какую информацию об одной официантке из немецкой пивной, которая только что пропала. Он думал, что она могла быть одной из жертв серийного убийцы, но я так и не нашла никаких улик. Апрельское перемещение, – сказала она, снова нажимая на экран, – было вызвано событием, которое привлекло мое внимание во время предыдущего путешествия в День американских городов, когда около пяти тысяч мэров со всей страны посетили выставку. Мэр Харрисон должен был провести для делегации из примерно пятидесяти мэров и их супруг экскурсию по ярмарке, до того как произнесет свою главную речь перед полным собранием мэров во второй половине дня. Одним из представителей этой избранной группы была первая женщина-мэр в стране, Дора Солтер, также лидер Женского Христианского Союза Трезвости – ЖХСТ. Может быть, ты слышала? Запрет? Борьба с алкоголем?

У меня было смутное воспоминание о чьем-то проекте по истории в девятом классе о том, как Кэрри Нэйшн[11] громила бары своим топором, поэтому я кивнула.

– В то время Солтер уже не была мэром, и я подозреваю, что кто-то с извращенным чувством юмора добавил ее в список приглашенных, – продолжила Кэтрин. – Картер Харрисон был хорошо известен своей галантностью по отношению к дамам, но он был алкоголиком, определенно не в пользу программы ЖХСТ. Я подумала, что будет интересно послушать, как они общаются, поэтому мы с Солом смешались с компанией. Он утверждал, что является мэром маленького городка в Орегоне, а я – его женой. Но на самом деле это была пустая трата времени – Солтер была кроткой серой мышкой, и они даже не разговаривали после того, как их представили друг другу.

– Остается догадываться, почему она баллотировалась на политический пост, если была такой застенчивой. Особенно в то время, – добавила я, – когда большинство женщин даже не имели права голосовать.

Кэтрин кивнула:

– Женщины в штате Солтер, в Канзасе, имели право голосовать на местных выборах, но на самом деле она не собиралась баллотироваться. Некоторые мужчины в городе в шутку внесли ее имя в избирательный бюллетень, и они были очень удивлены, обнаружив, что большинство женщин и довольно много мужчин предпочли ее другому кандидату. Я действительно восхищаюсь ею за то, что она отплатила им той же монетой и фактически заняла эту должность, когда ее избрали, но это, по-видимому, было пределом ее активности в защиту прав женщин. В общем, очень разочаровывающая поездка, – сказала Кэтрин. – Хотя мне все-таки удалось прокатиться на чертовом колесе. Очередь всегда была ужасно длинной, когда я совершала свои одиночные путешествия, и Сол никогда не любил ждать меня, когда мы отправлялись вместе. Он ужасно боится высоты. Однако на этот раз мы были в одной группе с мэром, так что нас провели прямо в начало очереди. Многие решили подождать на земле, но Сол не хотел выглядеть трусом. В итоге он жутко побледнел и его чуть не стошнило на продавца арахиса, когда мы спустились, – добавила она с очень довольной улыбкой.

Поскольку место и дата убийства Кэтрин были точно определены, в следующие несколько дней мы сосредоточились на том, чтобы подготовить меня, как морально, так и физически, к посещению выставки. Физическая подготовка включала в себя десяток метров шелка и кружев, а также корсет, который я возненавидела с того самого момента, как его доставил курьер. У Кэтрин все еще была одежда, оставшаяся после запланированного перемещения в 1853 год, но она уже устарела на лет сорок. Вряд ли она была бы уместна в эпоху, когда мода менялась по прихоти парижских дизайнеров, хотя новости об этих изменениях доходили до Америки из-за океана лишь через несколько месяцев.

– Так почему бы нам просто не забыть все это и не отпустить меня в костюме официантки? – спросила я. – Или одной из тех египетских танцовщиц, которых я видела на фотографиях? Они были одеты довольно комфортно…

Кэтрин презрительно усмехнулась, садясь за компьютер и открывая окно браузера.

– Ты достаточно читала об этой эпохе, чтобы понять их классовые отношения, Кейт. Ты понятия не имеешь о том, куда тебе придется отправиться и с кем тебе придется поговорить. Официантка никогда бы не могла приблизиться к той группе, с которой я была в тот день, не привлекая ненужного внимания. Если ты одета как леди, ты сможешь задать вопрос любому человеку, независимо от его социального класса. Правильный наряд открывает двери…

Кэтрин занялась поиском исторических фотографий платьев 1890-х годов, и я была удивлена, увидев, что в интернете есть настоящие журналы мод той эпохи. В издании под названием The Delineator были даже советы о том, как создавать платья, аксессуары и прически.

На следующий день к нам домой пришел местный свадебный дизайнер, чтобы помочь разработать мой костюм. Девушка приподняла ухоженную бровь, когда Кэтрин настояла на том, чтобы платье было двусторонним, с тканью другого цвета внутри, и чтобы в нем было два скрытых кармана, один в корсете, а другой в нижнем белье.

Для нас это имело смысл, так как мне, возможно, придется остаться еще на один день и я не смогу расхаживать по выставке с багажом. Мне также нужен был быстрый доступ к ключу ХРОНОСа, и Кэтрин решила, что у меня должно быть место, где я смогу спрятать запасной медальон и немного денег, на всякий случай. Однако трудно было убедить человека в том, что двустороннее платье с потайными карманами, с подкладкой, чтобы не было видно света медальона, было нужно нам только для костюмированной вечеринки, которую мы использовали как прикрытие. После недолгих раздумий дизайнер просто кивнула, доказывая, что у нее достаточно здравого смысла, чтобы не подвергать сомнению эксцентричные запросы тех, кто готов заплатить за заказ возмутительную сумму.

Моя роль во всем этом состояла в том, чтобы неподвижно ждать, пока ассистент снимал с меня мерки, а затем терпеть повторные примерки, булавки и наставления, стоять прямо и перестать сутулиться. Конечным результатом стал наряд, признанный верхом моды 1893 года, в котором мне будет жарко, туго и жутко неудобно.

Когда мы не были заняты примеркой, я читала и перечитывала дневниковые записи Кэтрин для намеченных дат, запоминала карты выставки и просматривала десятки исторических отчетов об экспонатах и Чикаго 1890-х годов. В дополнение к записям из библиотеки Кэтрин я нашла кое-какую информацию в интернете.

Трей дважды брал напрокат документальные фильмы о выставке и о Чикаго 1800-х годов. Некоторые из них были посвящены самой экспозиции, и они действительно оживили те образы и истории, которые я читала.

Однако от одного из них у меня мурашки побежали по коже. Он был снят как фильм ужасов, но на самом деле это был документальный фильм о Германе Маджете, социопате-убийце, о котором упоминала Кэтрин. Выдавая себя за доктора Г. Г. Холмса, врач и фармацевт Маджет убил десятки, а может быть, и сотни молодых женщин за то время, что жил в Чикаго. Некоторые из них были его женами, иных привлекали его деньги, но с большинством жертв он был совершенно незнаком. У него был идеальный план: здание рядом с выставкой, которым он владел, было превращено в отель «Всемирная ярмарка», обслуживающий посетителей женского пола. Некоторые комнаты были специально оборудованы для пыток; в других случаях он подавал газ в плотно закрытые комнаты без окон через маленькие отверстия, которые просверливал в стене, и наблюдал через глазок, как задыхаются женщины. Затем он тайно сбрасывал их останки в известковые ямы в подвале и во многих случаях продавал их кости, собранные в модели скелетов, медицинским школам за небольшую дополнительную плату.

Мы не досмотрели до конца. Я не любительница фильмов ужасов, включая те, что основаны на реальных событиях, поэтому я вытащила диск, когда стало ясно, что три маленьких ребенка, за которыми Мадж присматривал по просьбе своего бизнес-партнера, тоже не выживут. Следующий час мы провели за просмотром куда более приятного документального фильма о Джейн Аддамс[12] и ее усилиях помочь малоимущим в Чикаго. Я никак не могла успокоиться, поэтому мы пересмотрели «Принцессу-невесту», чтобы отвлечься от мыслей об убийствах. И, несмотря на все это, в ту ночь мне пришлось спать с включенной лампой.

Бо́льшая часть исторических событий, о которых я читала и которые наблюдала, была неизменна в обеих временны́х линиях, за исключением нескольких упоминаний лидеров киристов, которые, как и лидеры всех других основных религий, присутствовали на Всемирном парламенте религий во время выставки в конце сентября. Были и другие несовпадения, например фотография улыбающегося Марка Твена, поднимающегося на привязанный воздушный шар с несколькими молодыми египетскими танцовщицами, хотя Твен, согласно историческим книгам Кэтрин из докиристской хроники, заболел по прибытии в Чикаго и никогда не покидал своего гостиничного номера.

Хотя у меня никогда не было большой страсти к изучению истории, я нашла чтение более интересным, чем ожидала. Это было похоже не столько на исследование, сколько на чтение путеводителя для подготовки к предстоящему отпуску, даже если это была не совсем та поездка, которую я бы выбрала.

Вместе с тем я немало практиковалась, совершенствуя короткие внутренние перемещения с медальоном. Теперь я могла сосредоточиться на стабильной точке и настроить дисплей менее чем за три секунды. Я даже несколько раз появлялась перед Треем, выпрыгивая в фойе, когда он приходил, чтобы быстро поцеловать его, и возвращалась в библиотеку. Помимо этого я установила дополнительную стабильную точку в гостиной и убедилась, что могу, как и предполагала Кэтрин, перемещаться из точки А в точку Б и затем в точку В без возвращения в начальную точку А. Правила, которые ограничивали историков ХРОНОСа в круговых перемещениях, были предписаны штабом ради безопасности, и эти ограничения не были встроены в медальон. В отличие от Сола, Кэтрин и других первых членов ХРОНОСа, я могла путешествовать когда и куда хотела, если поблизости были стабильные точки. Мы также подозревали, что я смогу вернуться в известную стабильную точку из места, которое ранее не было определено как стабильная точка, хотя Кэтрин не хотела, чтобы я проверяла это. Коннор не мог придумать никаких логических причин, почему это может не сработать, но Кэтрин настаивала, что мы должны рассматривать это как крайний, запасной вариант.

Моим следующим испытанием, прежде чем совершить прыжок на большое расстояние, будь то географическое или хронологическое, стал короткий прыжок в ближайшую стабильную точку. Таким местом в системе ХРОНОСа, куда можно было легко добраться, был мемориал Линкольна. Слева от кресла Линкольна, за пределами огороженной веревкой зоны, в той части, которая была скрыта тенями. Это место являлось стабильной точкой между 1923 и 2092 годами. У меня снова возникло желание спросить Кэтрин, что именно произойдет в 2092 году, но я подозревала, что мне все равно ничего не расскажут. Рабочий персонал мемориала находился там с 8 утра до полуночи, и на эти же часы приходился поток посетителей, поэтому мы решили, что будет безопасно прибыть в час ночи. Кэтрин и Коннор беспокоились о том, что на такой ранней стадии обучения я могу попасть туда и не успеть ввести место возвращения, поэтому Трей предложил на всякий случай подвезти меня оттуда домой.

Мой прыжок назначили на пятницу в 11 часов вечера. Трей был в библиотеке, когда я отправлялась. Я одарила его широкой, храброй улыбкой и сказала:

– Час ночи, мемориал Линкольна. Не подставляй меня, ладно?

Он крепко пожал мне руку и сказал, широко улыбаясь:

– Наше первое свидание вне дома? Не волнуйся, я буду там.

Кэтрин сжала губы, ее глаза были полны тревоги:

– Никаких задержек, Кейт. Я серьезно. Сразу же возвращайся, хорошо?

– Не волнуйтесь, – сказал Трей. – Мы просто шутим. Никаких неоправданных рисков, обещаю.

Она кивнула ему и снова повернулась ко мне, продолжив:

– Тебе необязательно быть в том же самом месте, когда будешь возвращаться, ключ имеет некоторую дальность действия, но подойди как можно ближе.

Отпустив руку Трея, я вывела стабильную точку. Я изучала это место весь день, наблюдая, как сотни посетителей поднимаются по ступенькам к мемориалу, делая фотографии и видео, но теперь я делала дополнительные шаги, открыв дисплей времени и зафиксировав свое прибытие, переместив взгляд на дисплей к соответствующим параметрам и моргнув один раз. Почти как щелчок мыши, хотя мне было интересно, как этим пользоваться, если, например, пыль дует вам в лицо. Я взглянула на установленные координаты, затем, глубоко вдохнув, моргнула.

По теплому вечернему ветерку я поняла, что прибыла еще до того, как открыла глаза. Немного осмотревшись по сторонам, я заметила Трея, прислонившегося к одной из ближайших колонн. В руках он держал коричневый пакет и большую бутылку содовой.

Я подошла к нему, глубоко вдыхая.

– Мм… я чувствую запах луковых колец.

– Да, так и есть, – ответил он.

За несколько дней до этого я призналась, что очень скучаю по луковым кольцам из «О’Мэлли», местного гриль-бара, где мы с мамой часто обедали по выходным. Я улыбнулась и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его.

– Спасибо тебе. Но ты меня балуешь, если что. И у нас две минуты, потом я должна вернуться. Да, Кэтрин все равно об этом не узнает, – призналась я, – но мы обещали.

Он поставил пакет с содовой на ступеньки и притянул меня к себе.

– Да знаю я, знаю. Мы быстро поедим. Тебе придется поделиться со мной луковыми кольцами. Я даже принес мяту, так что если ты будешь есть аккуратно, в кои-то веки… – он засмеялся, уклоняясь от моих попыток ударить его по плечу, – и не будешь дышать им в лицо, когда вернешься, никто ни о чем не догадается.

Это была прекрасная ночь, я любовалась нежным сиянием огней, отражающихся на поверхности бассейна, и мне стало грустно, что мы не можем позволить себе такие простые радости. Я все больше ощущала себя человеком на карантине.

Трей, очевидно, был на той же волне:

– Жаль, что мы не можем делать это чаще. Учитывая то, что твой день рождения в эти выходные…

– А как ты узнал, что мой день рождения будет в эти выходные? – я намеренно избегала мысли об этом дне, зная, что это только заставит меня думать о предыдущих днях рождения, о маме, папе и обо всем остальном, чего уже не было.

Он хитро улыбнулся мне, ответив:

– У меня свои связи. Думаешь, Кэтрин позволит нам один вечер?

Я вздохнула.

– Думаю, мы знаем ответ на этот вопрос. Скорее всего, этот вечер будет нашим единственным в ближайшее время, если только ты не захочешь отправиться со мной на Всемирную ярмарку.

– В Чикаго я бы, пожалуй, отправился, – сказал он. – Но в тысяча восемьсот девяносто третий будет проблематично.

– Верно, – согласилась я.

На мгновение я задумалась, доставая из пакета еще одно луковое колечко. Было кое-что, о чем я действительно хотела узнать больше, и один человек, которого я должна была увидеть, прежде чем отправиться в Чикаго.

– Может быть, вместо этого ты сможешь пойти со мной в церковь?

– Что? – Трей засмеялся, а затем остановился, спросив:

– О. Шарлейн?

Я кивнула, ответив:

– Это не единственная причина, но да, я хочу ее увидеть, – я повернулась к нему. – Еще я хочу знать, что они задумали, Трей. Киристы. Я к тому, что сейчас меня подталкивают к изменению временно́й линии только личные мотивы – возвращение моих родителей и возможность покинуть дом без этого проклятого медальона. Но Кэтрин и Коннор, похоже, думают, что киристы…

– Зло? – спросил он.

– Да. Наверное, это верное определение. Признаю, я была только на одной службе в храме киристов, и это было до последнего временно́го сдвига – но я так и не поняла сути. И, кроме того, я не могу сказать, что полностью согласна с идеей будущего, в котором почти все важные решения в жизни совершаются, пока ты еще эмбрион.

– Согласен, – сказал он. – Могу понять, почему они это делают, но такая система не оставляет пространства для личного выбора, не так ли?

– Верно. Я не сомневаюсь в том, что методы Сола ужасны. То есть он, очевидно, убил Кэтрин, чтобы устроить все это, но, возможно, он планирует что-то большее? У меня такое чувство, что я многого не понимаю. И если киристы такие прогнившие, как считают Коннор и Кэтрин, я думаю, мне следует узнать больше о том, с чем я столкнулась.

Трей задумался на минуту, а затем кивнул, сжимая мои плечи.

– Где и когда? У них в храмах почти каждый день что-то происходит, но основные службы в воскресенье утром, верно?

– Так и есть. Не мог бы ты заехать за мной сюда около семи, пока не приедет охрана? Если меня поймают, когда я буду пытаться улизнуть… я притворюсь, будто тренируюсь в коротких перемещениях. Я достаточно часто делаю это, поэтому Кэтрин не должна что-то заподозрить. И я уже была в храме на шестнадцатой улице, так что хотя бы немного знакома с его планировкой.

– А зачем тебе нужно знать его планировку? – спросил он, подозрительно взглянув на меня.

Я пожала плечами.

– Ну… Вообще я хочу увидеть Шарлейн и, возможно, просто задам ей пару вопросов, но, вероятно, мне придется… немного осмотреться. Я не знаю. Понадеюсь на чутье.

Трей слегка нахмурился, а затем наклонил голову, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Можешь положиться на меня. Давай просто надеяться, что ты вернешься целой и невредимой. У них там держат довольно голодных доберманов.

Я толкнула его локтем, ответив:

– Они не заставляют собак охотиться во время службы, дурачок. Но, если ты переживаешь, мы принесем несколько собачьих галет Дафны, чтобы отвлечь их.

От луковых колец теперь осталась только пара вкусных крошек на дне упаковки. Я поцеловала Трея на прощание и положила мятную конфету в рот, возвращаясь на свое место рядом с креслом Линкольна.

– Встречу тебя через пару секунд, – сказала я, выводя медальоном стабильную точку в библиотеке. – А ты меня завтра вечером за ужином, так что осторожнее за рулем, ладно?

Теперь, успокоившись, я быстро переместилась обратно, и, когда снова открыла глаза, оказалась в библиотеке, где Трей, Кэтрин и Коннор смотрели на меня с легким беспокойством.

– Линкольн передавал привет, – сказала я с усмешкой. Через пару минут я проводила Трея до двери, так как ему все еще нужно было пересечь город для нашей встречи.

– Невероятно, – сказал он, когда я поцеловала его на прощание и протолкнула маленький кусочек мятной конфеты ему в рот своим языком.

– Чувствую вкус мятных луковых колец. Я хотел сделать тебе сюрприз, но теперь это уже не кажется сюрпризом.

– Это было очень мило с твоей стороны, и это будет сюрпризом. Или это было сюрпризом, – поправила я себя. – Выбирай сам.

∞ 13 ∞

Трей ушел около десяти часов в субботу, немного раньше, чем он обычно уходил по выходным. Я хотела, чтобы он хорошенько выспался, так как на следующее утро он должен был очень рано заехать за мной к мемориалу Линкольна. Лично я по хронотипу сова, и мне было бы легче «улизнуть», когда Кэтрин и Коннор будут спать, поэтому я планировала спуститься на кухню около полуночи. Было бы безопаснее переместиться из моей комнаты, но мне не хотелось добавлять еще одну стабильную точку в список. Я еще не умела их удалять и не очень хотела привлекать к себе внимание, спрашивая.

Я постоянно забывала, что в моем шкафу и комоде нет того же самого, что было в моей прежней комнате, поэтому мне не приходило в голову, что вскоре после ухода Трея у меня не останется подходящей «церковной» одежды. Я перебрала несколько нарядов, которые заказала в интернете, и выбрала самую элегантную рубашку из всех, что нашла, и пару узких черных джинсов. Моей единственной обувью, кроме пары кроссовок и сандалий, были черные туфли на плоском каблуке, которые в последний раз я надевала в школу. Я не смогла полностью вылечить придавленный Саймоном палец на ноге, но эта обувь подходила для случая.

Я нанесла немного косметики и надела пару маленьких золотых сережек-колец, затем собрала волосы назад с помощью заколки персикового цвета, подходящей к блузке. Карманный экземпляр Книги Кира, который я заказала за несколько недель до этого, лежал на прикроватной тумбочке, где я оставила его накануне вечером. Эта книга была одной из двух священных писаний киристов. Другая, Книга Пророчеств, которую Коннор так хотел заполучить, была внутренним документом, доступным только членам высшей иерархии. «Кирист Интернэшнл» очень тщательно охраняют авторские права на Книгу Пророчеств, и те немногие возмущенные члены объединения, что слили несколько отрывков в интернет или рассказали в разоблачительных материалах о лидерах церкви, оказались в центре разорительных судебных разбирательств. Тамплиеры выигрывали каждое дело.

Книга Кира, в свою очередь, проиграла бы любой процесс по авторскому праву, если бы не тот факт, что у библейских источников, из которых она черпала содержание, уже очень давно истек срок действия авторских прав. Эта маленькая книжка представляла собой сборник цитат из Библии, Корана и других религиозных текстов, а также несколько свежих идей, добавленных тут и там. От нее клонило в сон лучше, чем от снотворного – пять минут чтения, и я уже клевала носом.

Я убрала книжку в задний карман джинсов, спрятала ключ ХРОНОСа под тунику и посмотрела на свое отражение в зеркале. Судя по моим воспоминаниям о той службе, на которую я ходила вместе с Шарлейн, меня никогда бы не приняли за набожного кириста, с татуировкой лотоса или без нее, но я выглядела достаточно презентабельно, чтобы сойти за потенциальную новообращенную.

В самый последний момент я повернула назад. Видеть голубое мерцание медальона сквозь ткань одежды в тех редких случаях, когда я отваживалась выйти за пределы защитной зоны, было для меня привычным делом, но я осознала, что, как только мы окажемся в храме, я могу столкнуться с другими, кто также будет видеть свет ключа.

Я стянула тунику и решила добавить под нее кофточек. Первые две были тонкими, и я все еще видела свечение достаточно ясно. Я вынула третью из корзины с грязной одеждой и надела ее, а затем наконец черную майку – на мне теперь был почти весь мой гардероб. Когда я закончила, я все еще немного различала бледно-голубой свет, но он был замаскирован цветочным принтом туники, и я решила, что этого будет достаточно.

Я понимала, что поступаю неправильно, пытаясь выбраться тайком. Я даже никогда не нарушала комендантский час, хотя была близка к этому после вечеринки в доме одной из кузин Шарлейн. Если Кэтрин или Коннор видели меня спускающейся вниз, то ничего страшного не происходило – у меня часто просыпалось желание перекусить в полночь, но я еще никогда не была полностью одета и накрашена в такой час. Я не включила ни одну лампу, но все еще нервничала, когда добралась до кухни. Мои руки слегка дрожали, когда я вводила данные мемориала Линкольна, фиксируя место и устанавливая время чуть больше, чем на семь часов вперед.

Трей ждал на том же месте, что и в прошлый раз. Он потрясно выглядел в темно-синей рубашке и серых брюках.

– Что, никаких луковых колец?

– У меня есть план получше, – ответил он с улыбкой. – Служения в церкви начинаются только в одиннадцать, и я знаю, что кулинарные способности Кэтрин и Коннора… ну, ограниченны. – Этот предлог нас немного оправдывал: в тех немногих случаях, когда он обедал у Кэтрин, еду готовила только я. – Так что же скажет именинница о настоящем домашнем завтраке, который ей не придется готовить?

Такого я не ожидала.

– Ох, Трей… я не думаю, что мы должны… а что, если… – Я не думала, что завтрак в его доме увеличит мои шансы быть пойманной, но мысль о встрече с его семьей приводила меня в ужас, и по выражению его лица я поняла, что он точно знает, о чем я думаю.

– Папа полюбит тебя. Не бойся ты так. Уже слишком поздно звонить и отменять все, потому что Эстелла уже готовит. И ты правда не пожалеешь, ее huevos divorciados очень delicioso[13].

– Разведенные яйца? – мой испанский был далеко не так хорош, как у Трея, но я была уверена, что именно это он и сказал.

– А вот увидишь, – сказал он, смеясь.

Эстелла была значительно ниже полутора метров ростом и довольно округлой, с ярко-рыжими кудрями, которые явно не были естественными для ее родной Гватемалы. Открыв дверь, она быстро оглядела меня сверху донизу, и я, очевидно, оправдала ее ожидания, так как она расплылась в широкой улыбке и потянула меня к себе, чтобы обнять.

– Ларс сейчас в душе, он только по воскресеньям успевает высыпаться. Но он скоро спустится. Мне жаль, что мамы Трея нет здесь сегодня, чтобы поприветствовать тебя, но я встречаю тебя от ее имени. Когда она вернется из Перу, она будет так счастлива встретить молодую леди, которая заставила ее малыша улыбнуться.

Трей тут же покраснел от этого заявления так же, как и я, и Эстелла рассмеялась, ведя нас в просторную кухню в желтых тонах. Я была рада, что завтрак пройдет в неформальной обстановке на кухне, а не за длинным официальным обеденным столом, который я мельком заметила из прихожей. Эстелла позволила нам накрыть на стол и нарезать фрукты, пока сама сновала между холодильником и плитой, прогоняя Дмитрия (который явно был в поисках своего завтрака) с дороги и задавая мне непрерывный поток вопросов, не прекращая при этом готовить завтрак. Я отвечала, как могла, складывая воедино кусочки моей прежней жизни (мама, папа и Браяр Хилл) и моей новой, с Кэтрин и Коннором.

К тому времени, как завтрак был готов, Эстелле удалось заставить Трея покраснеть еще трижды. Я узнала о его первых шагах и необычной встрече с зубной феей, когда ему было шесть лет, и вот она только что закончила рассказывать мне о Марисоль, первой девушке, в которую он влюбился: «Она была далеко не так хороша, как ты, querida[14]», когда прервалась, чтобы поприветствовать отца Трея: «Садись, mijo[15]. Я принесу тебе кофе».

Мистер Коулман был почти такого же роста, как и его сын. Волосы у него были темнее, и мне сразу стало ясно, откуда у Трея такая улыбка. И у него были такие же серые глаза, как у Трея, только слегка искаженные очками в роговой оправе, что делало его немного похожим на старую версию солиста Weezer[16].

– Кейт! – сказал он, и улыбка его стала еще шире. – Я рад, что ты существуешь. Я уже начал думать, что Трей придумал себе подружку, чтобы Эстелла больше не пыталась свести его с девушками из своей церкви.

– Ха. Очень смешно, mijo, – Эстелла поставила перед ним тарелку huevos divorciados – два яйца, одно с зеленым соусом, а другое – с красным.

Трей был прав, они восхитительны. На самом деле весь завтрак был невероятно хорош, и Эстелла так настаивала, чтобы мы ели больше и больше, что я была поражена, как Трей умудрялся жить так и оставаться худым.

Мы вчетвером болтали за завтраком, сосредоточившись на еде, а потом мистер Коулман удивил меня более прямым вопросом:

– Насколько я понимаю, сегодня утром вы отправляетесь в разведку?

Я удивленно посмотрела на Трея, и он тут же начал объясняться:

– Я сказал папе, что тебя беспокоит внезапный интерес Шарлейн к киристам.

Выражение лица Эстеллы не оставляло сомнений в ее мнении по этому поводу:

– Очень мило с твоей стороны беспокоиться об этом, querida. Ничего хорошего от этих киристов. Всегда говорят о богатствах, которыми Бог одарит здесь, на Земле, если будешь силен, но ничего о том, как нужно относиться к другим. Однажды утром я смотрела по телевизору проповедника Патрика Конвелла, и он все время просит у зрителя денег и говорит, что вернет в десять раз больше. То же самое говорят и в Атлантик-Сити. Я ему не доверяю. Никому из них не доверяю.

– У Шарлейн доброе сердце, – сказала я, – но она может легко… поддаться влиянию, думаю? Вот почему я беспокоюсь. – Я не видела телевизионных богослужений из-за отсутствия телевизора у Кэтрин, но я видела пару роликов священников-киристов, включая Конвелла, нынешнего тамплиера конгрегации Шестнадцатой улицы, которые были размещены в интернете. Его улыбка казалась чересчур фальшивой, и все в нем кричало о мошенничестве. Когда я посетила службу в начале года вместе с Шарлейн, проповедь читал пожилой человек, поэтому я предположила, что Конвелл сменил его в этой временно́й шкале. Тот старик был не лучшим оратором, но он не был похож на продавца подержанных автомобилей, как Конвелл.

Мистер Коулман положил себе на тарелку немного фруктового салата и улыбнулся Эстелле:

– Ты знаешь, что я согласен с тобой в философских принципах, Эстелла, но как твой финансовый консультант я должен сказать, что твое положение было бы намного прочнее с киристами, чем с каким-нибудь дилером в Атлантик-Сити. Некоторые из моих коллег набожные киристы, и, скажем, их портфели акций в очень хорошем состоянии. Можно даже сказать, в подозрительно хорошем. Я никогда не велся на теории заговора, но… – он покачал головой, – я бы не стал открыто обсуждать это на публике – у киристов есть серьезные политические связи, но в прошлом году я провел статистический анализ их основных акций. Просто из любопытства. Если тебе интересно, Кейт, я могу показать тебе в следующий раз, когда ты будешь здесь.

– Мне было бы очень интересно, мистер Коулман. – Я была уверена, что Кэтрин и Коннор тоже сочтут эту информацию полезной, но не была уверена, что мне удастся прийти сюда еще раз, прежде чем я прыгну в Чикаго.

Трей, очевидно, подумал о том же.

– Вообще-то мне тоже было бы интересно посмотреть на это исследование, папа.

– Конечно. После завтрака я пришлю тебе по электронной почте все, что у меня есть. Но не делись этим ни с кем, кроме Кейт, ладно? Я не шутил насчет того, что у киристов есть высокопоставленные друзья.

К моему великому смущению, Трей рассказал всем о моем дне рождения, и завтрак закончился buñuelos – чудесными маленькими пончиками, покрытыми медом. Мой был украшен свечкой. Когда мы закончили, я встала, чтобы помочь Эстелле убрать со стола, но она прогнала меня тем же взмахом руки, что и Дмитрия:

– Иди, иди. Тебе надо идти. Я уже ходила на утреннюю мессу сегодня, и мне теперь нечего делать весь день.

Я взглянула на кухонные часы.

– Наверное, нам правда пора выдвигаться, Трей, если мы хотим успеть припарковаться. В прошлый раз отцу Шарлейн пришлось парковаться в шести кварталах отсюда.

Трей был немного удивлен, но мы попрощались и направились к его машине.

Храм был всего в нескольких километрах отсюда, и, когда мы приблизились, я поняла, почему Трей не беспокоился о парковке. Трехуровневый гараж и несколько небольших киристских пристроек теперь занимали два квартала к северу, где раньше располагались жилой комплекс, несколько небольших магазинов и десятки таунхаусов. Сам храм, занимавший один квартал, когда я посещала его ранней весной, казался как минимум вдвое больше. Окрестности, которые были немного запущены, когда я видела их в последний раз, теперь были усеяны элитными бистро, Старбаксом и несколькими другими кафе.

– Все это давно здесь находится, не так ли? – я указала на гараж и другие здания.

Трей покачал головой, ответив:

– Рестораны за холмом сменяют друг друга каждые несколько лет, но остальная местность почти не менялась, сколько я себя помню. Я думал, у тебя есть какие-то планы, из-за которых тебе нужно приехать пораньше.

Он въехал в наполовину пустующий гараж, и мы направились к храму. Утро было прекрасным, но в воздухе ощущалась какая-то тяжесть, которая говорила о том, что к середине дня будет жарко и влажно. Несколько семейных пар шли впереди нас по направлению к храму. Большинство из них были одеты в свои лучшие «воскресные» одеяния, а я с опаской смотрела на свои джинсы.

Храм сверкал в ярком солнечном свете, словно чудище из белого камня и стекла. Главное здание было гораздо больше, чем я припоминала, и, более того, казалось еще больше благодаря высокому шпилю и своему положению на вершине холма. На конце шпиля возвышался огромный символ киристов – похожий на христианский крест, но с закругленной петлей наверху и расширяющийся книзу, как египетский анкх. А еще он был закруглен с обеих сторон, так что, если смотреть сзади, горизонтальная полоса немного напоминала символ бесконечности. Спереди, в самом центре, был расположен богато украшенный цветок лотоса.

Мы поднялись по ступенькам к главному входу и последовали за несколькими прихожанами в просторное фойе, мало напоминающее то здание, в которое мы вошли с Шарлейн несколько месяцев назад. Сразу за дверью нас встретил охранник, который попросил нас снять обувь и пройти через металлоискатель. Я была уже на полпути, когда осознала, что прибор может среагировать на медальон, но охранник вернул Трею его бумажник и ключи и кивнул нам в сторону главного фойе.

Устланный коврами холл, который я помнила по предыдущему визиту, был заменен высоким сводчатым атриумом с полированным каменным полом и арочным входом, ведущим в главную часовню. Утреннее солнце переливалось на огромном белом мраморном фонтане в центре. В левой части атриума находилось кафе, где несколько десятков человек болтали за чашкой кофе с булочками, а справа – книжный магазин киристов.

Мы с Треем направились ко входу в книжный магазин, где на полках лежали вдохновляющие книги известных авторов-киристов, а также множество компакт-дисков и DVD-дисков с киристами, футболки и разнообразные сувениры. Последняя книга Конвелла «Вера и путь: пять шагов к финансовой свободе» стояла на главном стенде. Его бронзовое лицо с длинным орлиным носом резко контрастировало с тщательно подстриженными серебристыми волосами и ярко-белыми зубами. Из-за такого странного сочетания он одновременно выглядел и старше, и моложе своих сорока семи лет, что были указаны в его онлайн-биографии.

Обложка компакт-диска рядом с книжным дисплеем привлекла мое внимание, и я потянула Трея за рукав.

– Вот оно… вот что было на его футболке! – прошептала я.

– На чьей футболке? – спросил он.

– В метро. Саймона. Парня, который забрал мой рюкзак. Правда, она была очень выцветшей, но я уверена, что это был логотип группы. – Я взяла компакт-диск и осмотрела обложку более внимательно. В центре находилось изображение глаза, зрачок которого был в форме лотоса – символ киристов. – Хотя я никогда не слышала об этой группе… Aspire? Ты слышал о них?

Трей поднял брови, ответив:

– Э-э, да. Хочешь сказать, что ты – нет? Их музыка не совсем в моем вкусе, но в прошлом году нельзя было включить радио и не услышать одну из их песен.

Я слабо улыбнулась ему.

– Но не в моем прошлом году. Что ж, думаю, в нашем списке пополнение. – Мы постоянно подсчитывали различия в поп-культуре Нового времени. Компьютерная программа Коннора отслеживала новых политических лидеров, появившихся после смены власти (около дюжины), и отмечала общие сдвиги в экономическом мире и другие вещи, которые были связаны с цифрами, но он и Кэтрин не следили за последними тенденциями в музыке и развлечениях. Появилась по меньшей мере дюжина блокбастеров в прошлом десятилетии, о которых я не могла ничего вспомнить, и несколько неизвестных мне знаменитостей и писателей, все они были киристами. Более того, Трей познакомил меня с кучей «классики», которую, я уверена, вы не нашли бы в списке литературы любого курса истории западной цивилизации до последнего сдвига времени.

– Кажется, Aspire получили Грэмми в прошлом году или, может быть, в позапрошлом, – добавил он. – Не могу утверждать, что это религиозная музыка, но, правда, я и не вслушивался в их тексты, чтобы проверить это.

Парень примерно нашего возраста вышел из-за прилавка и спросил, не может ли он нам помочь.

– Нет, спасибо, – ответил Трей. – Мы просто пришли посмотреть, пока не началась служба.

Парень, на бейджике которого было указано «Шон», взглянул на диск в моей руке и спросил:

– Вы фанаты? – спросил он.

Трей отрицательно покачал головой, но я кивнула и одарила его своей лучшей улыбкой:

– Мне очень нравится новый альбом. Я слушала несколько треков в интернете, – я положила диск обратно на прилавок. – Наверное, я приду за ним после службы.

Шон протянул руку и поправил диск, хотя мне не показалось, что он лежал криво.

– Вы видели их, когда они были здесь?

Должно быть, я выглядела растерянно, потому что он опустил взгляд на мою руку, вероятно, ища татуировку лотоса.

– Ох, нет, – сказала я. – Я не член церкви, пока что. Я была здесь только однажды, а Трей здесь впервые.

Его улыбка стала еще шире:

– Добро пожаловать! Мы всегда рады принять посетителей, – он вынул из кармана сотовый телефон, нажал на кнопку и снова убрал его. – Да, Aspire были здесь около трех месяцев назад. Мероприятие было только для членов церкви, иначе здесь была бы давка. Но зрительный зал все равно был переполнен; едва можно было найти место, чтобы просто постоять, – он протянул руку в сторону Трея. – Напомни, как тебя зовут? Я Шон.

Трей пожал ему руку:

– Я Трей, а это К… – он сделал паузу на долю секунды и притворился, что прочищает горло, прежде чем продолжить, – это Келли.

Я не знала, почему он представился своим настоящим именем, а мне решил дать псевдоним, но очевидно, что я останусь Келли на все утро.

– Привет, Шон, – сказала я. – Было приятно познакомиться с тобой. Может быть, увидимся позже.

Я слегка потянула Трея за локоть, чтобы подвести к главной часовне, но Шон притянул меня за другую руку, сказав:

– Я пригласил сюда послушников, которые в этом месяце у нас в гостях. Они уже на пути сюда. Они будут рады ответить на любые твои вопросы и рассказать о наших мероприятиях. Тебе на самом деле очень повезет, если сможете немного задержаться, потому что сегодня утром в Молодежном центре будет обед послушников сразу после службы.

Я вздохнула, надеясь, что никто не заметил моего раздражения. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня водила за нос делегация набожных юных киристов. Когда они приблизились, мы с Треем обернулись к ним, и с комом в горле я поняла, что одной из трех девушек была Шарлейн.

∞ 14 ∞

Ее волосы были длиннее, и моя Шарлейн сочла бы белую юбку и бледно-желтый свитер чересчур скромными даже для церкви, но это определенно была она. Она над чем-то смеялась с идущей рядом с ней девушкой, пока они приближались, и не обращала особого внимания на нас, пока ее глаза не остановились на Трее. Она окинула его быстрым, но тщательно-оценивающим взглядом, каким она одаривала каждого хотя бы немного симпатичного парня. Затем мельком взглянула на меня, словно присматриваясь к конкурентке. Да, это определенно было похоже на Шарлейн.

И это навело меня на мысль.

– Та, что в желтом, – осторожно прошептала я Трею, – это Шарлейн. Подыграй мне, ладно? Мы кузены. У нас будет больше шансов поговорить с ней, если она решит, что ты свободен.

– Ты что, решила мною поторговать?

Я подавила смешок, ответив:

– Всего на час. Я знаю Шарлейн, и не важно, в какой мы временно́й линии. Она только что одарила тебя оценивающим взглядом, и она заговорит с тобой, если ты будешь хоть немного расположен к ней.

У него не было времени на возражения, потому что толпа послушников уже добралась до нас. Шон представил Трея, который, в свою очередь, представил меня как свою кузину Келли. Слегка раздраженное ударение на слове «кузина» заметила, по-видимому, только я. Улыбка Шарлейн мгновенно стала ярче.

Побеседовав пару минут, мы быстро прошли в главную часовню и уселись в один из первых рядов. Круглое помещение было устроено скорее как зрительный зал, чем как обычная церковь: в конце зала было установлено три приподнятые секции, которые напоминали ложи на стадионах или в больших театрах, за исключением того, что обычно ложи не облицовывают материалом, напоминающим пуленепробиваемое стекло. Все три секции были освещены, и две из них были заняты, в основном пожилыми мужчинами и несколькими женщинами в дорогих костюмах.

В этот момент в третьем секторе открылась дверь, и четверо мускулистых мужчин, напоминающих телохранителей, вошли внутрь и внимательно осмотрели помещение, заглянув даже под сиденья. Очевидно, убедившись, что здесь безопасно, они вышли, и буквально через несколько секунд вошла Паула Паттерсон. Я никак не могла привыкнуть к мысли, что теперь она президент, а не вице-президент. За ней следовал ее муж, пожилой и полный мужчина, и четверо ее сыновей, которым было лет двадцать или чуть больше. Ее невестка вошла последней в компании двух малышей, ни один из которых, судя по их лицам, не был в восторге от происходящего.

Я снова перевела взгляд на переднюю часть зала, которая представляла собой полукруглую сцену с гигантским плазменным экраном. Огромный символ киристов светился в центре, в окружении фотографий их религиозной деятельности, что сменяли друг друга каждые несколько секунд.

Высокие витражные окна чередовались с белыми каменными панелями внешних стен. На некоторых окнах были изображены сцены из библейских сказаний, похожие на те, что я видела в других церквях, – Ноев ковчег, Мадонна с младенцем и так далее. Наряду с ними также был Будда, но более половины работ явно основывались на киристской истории. На многих из них был изображен высокий человек с короткими темными волосами и в белом одеянии, который благословлял детей, лечил больных и раздавал людям золотые монеты. Спустя несколько минут я осознала очевидный факт – это был мой дед, притворяющийся братом Киром.

Я села слева от Трея. На сиденье по другую сторону от меня плюхнулся один из послушников. Он все еще, не прекращая, болтал о достоинствах главного тренера «Балтиморских Иволг» с другим послушником в ряду прямо перед нами и не обращал на нас никакого внимания.

Шарлейн сидела справа от Трея в компании подруги, с которой я видела ее ранее и которую представили нам как Еву. Девушка была безупречно и очень модно одета, и я подозревала, что одна ее сумочка стоила больше, чем весь тот гардероб, который был у меня еще до временно́го сдвига.

Ревновать Шарлейн к этой новой лучшей подруге было жалким, но я не могла ничего с собой поделать. У меня было совсем мало близких друзей, и немного больно было видеть, как меня заменили. Я искоса взглянула на Еву и успокоилась, заметив, что тушь ее была размазана, а нос слишком крючковат для идеального, хотя я подозревала, что этот недостаток в скором времени исправят поездкой к пластическому хирургу.

Трей тоже рассматривал окна в перерывах между ответами на вопросы Шарлейн. Он толкнул меня локтем и чуть заметно кивнул в сторону панели прямо за моей спиной. Молодая женщина стояла посреди сада с поднятыми руками, ее глаза были устремлены вверх. Она была одета в подпоясанное белое платье без рукавов, а на одном из концов пояса висел большой бронзовый медальон. Темные непослушные локоны рассыпались по ее плечам. Слова Кэтрин эхом отдавались в моей голове «Знаешь, ты похожа на нее». Она не шутила.

Трей наклонился к Шарлейн и сказал: «Расскажи мне об окнах, они очень интересные. На этом Кир лечит больных, но кто эта женщина там, – он указал на панель позади меня, – и на противоположной стене?»

Я немного напряглась, не уверенная в том, что было бы разумно привлекать внимание к этому окну, но хотелось услышать ответ Шарлейн. Я смогла найти лишь очень краткое упоминание о Пруденс в интернете.

Шарлейн одарила Трея своей лучшей улыбкой, той самой, которую, как я знала, она практиковала перед зеркалом.

– Это сестра Пруденс, – ответила она. – Пруденс – оракул, как и Кир, но она гораздо более… открыта. Я никогда не видела брата Кира. Никто из нас не видел его лично, кроме брата Конвелла и его семьи, поэтому не могу ничего сказать о его изображениях. Но те, на которых сестра Пруденс, – очень близки к действительности.

– Значит, художник рисовал с фотографий? – спросил Трей.

– Ну, возможно. Наверное, где-то есть фотографии Кира, хотя я их не видела. Но примерно семь или восемь лет назад я видела Пруденс здесь, в храме. Она посвящала брата Конвелла, когда он принимал пост главы этого региона, что ранее принадлежал его матери. Мне кажется, она назначает всех региональных лидеров.

– О… – Трей на мгновение замолчал. – Я не знал, что она жива. Витражи не часто изображают живых людей.

Шарлейн сделала долгую паузу, словно тщательно обдумывая свои следующие слова:

– Мы не часто говорим об этом вне храма, но Пруденс и Кир живы. Не только здесь, – она постучала себя по груди, – в наших сердцах, как другие пророки. Они живые. Вечно.

Она кивнула в сторону окна позади меня, продолжив:

– Это изображение, например, было создано почти сто лет назад. Окна сохранились от прежнего регионального храма в Виргинии. Моя мать видела сестру Пруденс, будучи совсем маленькой, и сказала, что она все еще выглядит точно так же, как и тогда, – Шарлейн улыбнулась мне. – Знаешь, ты похожа на нее.

Я нервно улыбнулась ей в ответ и пожалела, что не взяла с собой очки или что-нибудь еще, что могло бы хоть немного изменить мою внешность. Конечно, я не думала, что когда-нибудь столкнусь с витражом моей тетушки-двойника. Трей ловко перевел разговор на какую-то другую область вероучений киристов, отвлекая внимание Шарлейн. Наблюдая за ним, я понимала, что он гораздо более искусно работает под прикрытием, нежели я, и уже не в первый раз пожалела, что он не составит мне компанию в моем перемещении на выставку.

Взяв один из псалтырей с переднего ряда кресел, я принялась рассматривать страницы. Я ходила в церковь с родителями моего отца, когда мы навещали их летом. Это был небольшой сельский приход, не имевший определенной конфессии, и я всегда находила псалмы, которые они пели, успокаивающими.

Фоновая музыка, которая играла, пока мы ждали начала службы киристов, была более современной, даже, скорее, новой эпохи, и в книге я нашла несколько знакомых мне псалмов: «Будет дожди благословения» и «Я прихожу в сад». Остальные были мне незнакомы или походили на старые псалмы, но текст был изменен. «В моей короне будет много звезд» заменил собой старый псалом, который, насколько я помню, назывался «Будут ли звезды в моей короне?». Несмотря на то что я не помнила все наизусть, текст псалма киристов – «Коль мой дом преображен, знайте – я благословлен» – не соответствовал прежнему настроению молитвы.

Музыка затихла как раз перед тем, как брат Конвелл вышел на сцену. На нем был темный, хорошо пошитый костюм с белым стоячим воротником и длинным церковным шарфом на плечах. Шарф представлял собой золотую парчу, украшенную большими белыми символами киристов на каждом конце. На шее у него висел ключ ХРОНОСа. Я должна была быть готова к этому, но почему-то вид медальона, ярко-синего на фоне белого и золотого, застал меня врасплох.

Краем глаза я заметила, что подруга Шарлейн наблюдает за мной, и очень надеялась, что выражение моего лица не было слишком красноречивым, когда я заметила медальон. Она быстро улыбнулась мне, когда я поймала ее взгляд, и я вернулась к брату Конвеллу, пытаясь сосредоточить взгляд на его лице, а не на светящемся синем диске прямо над его животом.

– Добро пожаловать, братья и сестры, в это чудесное весеннее утро, – он сверкнул своей лучезарной улыбкой всем собравшимся и направился в дальнюю часть аудитории. – Мы также хотели бы особо поприветствовать вас и вашу семью, мадам президент. Вас очень не хватало в течение последних нескольких недель, но я уверен, что ваша поездка за границу сделала многое для развития нашей великой нации и нашего Пути.

Паттерсон улыбнулась и слегка кивнула собравшимся. Затем Конвелл поднял руки, указывая нам встать для вступительного псалма. Свет потускнел, и часть сцены постепенно поднялась, создавая лучший обзор на большой хор и музыкантов. Псалтыри, по-видимому, были пережитком прежних дней или же находились там для поверхностного чтения перед службой, потому что текст псалма «Утро наступило» транслировался на плазменном экране, накладываясь на безмятежные изображения природы.

Спустя две песни и минуту молчаливой медитации Конвелл начал свою проповедь. Она была довольно краткой и очень похожей на те, что я читала в интернете. Он уделял особое внимание самосовершенствованию и по крайней мере полдюжины раз ссылался на десятину за те полчаса, что говорил. У Конвелла была яркая харизма, в жизни он был гораздо живее, чем в тех видео, что я смотрела в интернете, и я осознала, что улыбнулась нескольким его анекдотам, несмотря на свою неприязнь.

Однако поочередное чтение было действительно жутким. Я читала кредо киристов в интернете, и оно было напечатано на форзаце моего карманного экземпляра «Книги Кира». Хотя оно казалось немного странным, но все же не сильно отличалось от учений других религий, в которых верят, что они единственные хранят божественную мудрость и имеют зарезервированное место в VIP-секции загробного мира. Просто в этом громком хоровом пении было что-то такое, что заставляло… поверить, наверное.

Свет потускнел, и на месте изображения брата Кира на экране появились группы людей, семьи различных рас и возрастов, чьи лица сияли, когда они восклицали: «Мы избрали Путь, поэтому мы благословенны», и эти же слова выделялись в нижней части экрана. Изображения сменила большая тарелка для подношений, переполненная золотыми монетами, которая показалась мне странно похожей на горшок с золотом лепрекона, а подпись изменилась на «Подайте Киру, и будет успех вам».

Те же самые лица, на этот раз серьезнее, объявили: «Мы избрали Путь, чтобы нас могли Избрать», – как раз перед тем, как картинка медленно перешла в апокалиптический фон, с мертвыми, почерневшими деревьями, застывшими на фоне красного неба, и голоса продолжили: «Поскольку люди не смогли защитить Планету, Планета защитит себя».

Затем на экране снова появилась группа киристов, выражения их лиц колебались от решительных до сердитых: «Мы избрали Путь, поэтому мы Защитники. Враги Пути встретят наш Гнев и Суд». И затем вместе с последней строкой кредо «Мы избрали Путь, чтобы нас могли Спасти» появилась группа людей с торжествующими лицами, стоящая перед пышным и зеленым садом – восстановленной землей, виртуальным садом Эдема. Трей, очевидно, тоже нервничал, потому что его рука нащупала мою в темноте и крепко сжала, прежде чем свет снова зажегся.

Служба завершилась объявлениями: ежеквартальное собрание руководителей в отдельном корпусе после службы, две предстоящие свадьбы и вечеринка по случаю выхода на пенсию. В это время двое молодых людей начали собирать пожертвования, проходя со специальной тарелкой мимо прихожан. Об этом я должна была подумать заранее, но смысла не было, так как мой последний доллар исчез вместе с рюкзаком в метро. Я одарила парня слева от меня извиняющейся улыбкой, когда он протянул мне тарелку для сбора пожертвований, и затем передала ее Трею. Он оставил довольно щедрую сумму поверх стопки счетов, чеков и конвертов, из-за чего был вознагражден взглядами Шарлейн и Евы, которые уже шептались с ним о молодежном собрании, которое планировалось после службы.

Я подумывала над идеей последовать за Конвеллом, который почти наверняка направлялся на объявленное им совещание руководителей, но даже не знала, что мне от него нужно. Конечно, неплохо было бы получить копию «Книги Пророчеств», но судя по тому, что я прочла в интернете, руководители храма не оставляли книгу где вздумается. Некоторые отрывки делили между собой члены церкви и посвященные, но мало кто видел настоящую книгу.

Я подозревала, что на собрании руководителей будут делиться важными советами по финансам, но у нас не было ни малейшего шанса попасть на этот маленький званый вечер, особенно если на нем присутствовала Паттерсон. Похоже, мне придется довольствоваться тем, что удастся разузнать от послушников.

Мы с Треем покинули аудиторию вместе с Шарлейн и ее друзьями, причем Шарлейн практически приклеилась к Трею. Я остановилась у первой попавшейся дамской комнаты. Ева и еще одна послушница сделали то же самое. Я не была уверена, следили ли они за мной или просто им нужно было в уборную, так как они вошли в первые две кабинки и сразу же приступили к делу. Я воспользовалась кабинкой в противоположном конце и не торопилась выходить, надеясь, что они уйдут без меня. Они этого не сделали, и на лице Евы читалось раздражение, когда я остановилась у раковины, чтобы помыть руки.

Она повернулась к другой девушке и сказала:

– Надеюсь, мы успеем, чтобы перехватить нормальную пиццу.

Я вежливо улыбнулась и последовала за ними по длинному коридору к большой и радостной вывеске, приглашающей нас в Молодежный центр.

Внутри помещение представляло собой комбинацию спортзала и комнаты отдыха с несколькими небольшими помещениями для занятий или встреч, расположенными вдоль внешних стен. Трей сидел за длинным столом для пикника вместе с Шарлейн и остальной группой с проповеди, и я заметила, что он не только забил мне место, но и захватил кусок пиццы и диетическую содовую.

Я скользнула на скамейку, сказав:

– Спасибо.

Ева и моя вторая компаньонка из туалета громко фыркнули, почти в унисон, и направились к коробкам с пиццей в конце стола, посмотреть, что осталось.

– Никаких проблем, сестричка, – сказал Трей. Я бросила на него взгляд, предполагающий, что он немного переусердствовал, и он быстро улыбнулся мне, прежде чем снова повернуться к Шарлейн. – Итак, я прочитал бо́льшую часть «Книги Кира», и она действительно интересная и все такое, но, кажется, она не дала мне полного представления о том, чем занимаются киристы. О том, во что вы верите. Моя мама говорит, что вы не всех принимаете в свои ряды, что не все имеют право быть Избранными. Это правда?

Шарлейн выглядела немного смущенной:

– Ну, и да, и нет. Кто угодно может присутствовать на наших службах. То есть вы ведь сегодня здесь, верно? И можете посещать собрания послушников и стать членами церкви. Затем, со временем, мы узнаем, были ли вы Избраны. Не каждый человек является Избранным. Придется несколько лет посещать уроки, и только потом можно узнать, откроете ли вы свой разум Пути. Также придется подчиняться нашим правилам, хоть некоторые из них довольно строги, и тогда… – она пожала плечами.

– Значит, все здесь Избранные? – спросила я.

– О нет, – сказала она. – Мы все еще послушники. Мы еще не стали независимыми. Большинство из нас все еще учатся в школе, но даже после нее… нет никакой гарантии, что тебя Изберут.

– А как же кредо, что вы все повторяли на службе: «Мы избрали Путь, чтобы нас могли Избрать»?

– Да, – кивнула она с терпеливой улыбкой. – «Мы избрали Путь, чтобы нас могли Избрать». «Мы избрали Путь, чтобы нас могли Спасти». Мы не уверены, что Кир защитит нас, но те, кто изберет Путь, могут оказаться среди тех, кто заслужит милость в Конце. Те, кто Избран, могут быть спасены. У тех, кто никогда не слушает, кто игнорирует предостережения из «Книги Кира», вообще нет никаких шансов.

Такие обещания, казалось мне, довольно сильно уступали другим религиям, которые я изучала, но я кивнула и улыбнулась ей в ответ.

Трей откусил еще один кусок пиццы, а затем спросил:

– И как узнать? В смысле, как понять, что кто-то стал Избранным?

– Это зависит от человека. Чаще всего это определяется по их дарам, по степени их благословенности Богом с того момента, как они встали на Путь. Мои родители стали Избранными именно так. Члены совета и брат Конвелл изучили их доходы до того, как они были обращены, и после. Сравнив результаты, они решили, что Бог проявил к ним благосклонность.

Ева, которая теперь сидела напротив Трея, отлепила кусочек колбасы от своей пиццы и искоса посмотрела на меня.

– Но есть и такие, кого определяют по их талантам, если они творят чудеса или пророчат. Иногда их Избирают совсем юными. Например, брата Конвелла выбрали, когда ему было тринадцать лет. Его дочь была еще моложе, когда впервые прочитала «Книгу Пророчеств». Они рождены быть Избранными, поэтому их имена вписаны в саму «Книгу».

– Я все еще немного в замешательстве. От чего именно Кир обещает спасти Избранных? – спросил Трей. – От адского пламени?

Темноволосый мальчик, сидящий рядом с Евой, который беседовал о спорте перед службой, рассмеялся:

– Киристы не верят в загробную жизнь. Награда будет только в этой жизни. Кир может спасти Избранных от Конца. Ну, знаешь, наступает конец света. И очень скоро, судя по тем пророчествам, что были нам даны. Избранные будут жить дальше, когда все остальные умрут. Они станут будущим.

Это заставило меня вздрогнуть; эмоция, должно быть, отразилась на моем лице, потому что Ева бросила на мальчика долгий, тяжелый взгляд.

– Серьезно, Джаред. Это правда то, о чем мы должны говорить за обедом? С гостями? – она снова повернулась ко мне с ободряющей улыбкой. – Обо всем этом расскажут на уроках эсхатологии. Лидеры знают о Конце гораздо больше, чем Джаред, поверь мне.

– Я хотела бы сосредоточиться на том, – сказала Шарлейн Трею, – что Путь дает нам инструменты для счастливой и успешной жизни здесь и сейчас. И вопреки распространенному мнению киристы действительно умеют хорошо проводить время. Мы планируем поездку в Six Flags[17] на следующие выходные, если вам интересно.

– Это хорошая идея, Шарлейн, – сказала Ева. – Почему бы тебе не поделиться с Треем информацией о поездке? Возьми его электронную почту, чтобы мы могли связаться с ним. И, Келли, если ты пойдешь со мной в офис, я могу достать вам пару членских наборов, которые ответят на многие другие ваши вопросы. Собрание послушников должно начаться через несколько минут, и оно, к сожалению, только для послушников, так что…

Шарлейн раздраженно взглянула на Еву. Я не знала точно, была ли она раздражена тем, что Трей собирался уходить, или просто не хотела, чтобы ей приказывали, но она протянула руку и молча сложила наши пустые тарелки. Трей присоединился к ней, собирая банки с содовой, чтобы отнести их в мусорную корзину, а я последовала за Евой.

Я предполагала, что она ведет меня в одну из маленьких комнат на территории спортзала, но она направилась к выходу. Я немного нервно оглянулась на Трея, но последовала за ней. Мы свернули налево, в коридор, который был длиной почти с футбольное поле, по обеим сторонам располагались офисные двери и редкие картины в рамах. Я увидела стеклянные двойные двери, выходящие на переулок, прямо под ярким знаком «Выход».

Улица была похожа на ту, которую мы пересекли, возвращаясь из гаража, и я решила, что Ева, возможно, направляется к одному из небольших зданий поблизости. Однако мы прошли всего несколько метров по коридору, когда она вытащила из сумочки маленький пропуск и помахала им перед считывателем рядом со стеклянной дверью. Дверь тихонько запищала, и она толкнула ее, уводя меня во второй, тускло освещенный коридор.

– Мы уже почти пришли, – весело сообщила она. – Обычно мы держим несколько членских наборов в Молодежном центре, но… – Она замолчала, когда мы подошли к последней двери слева, которую она так же открыла своим пропуском, и затем включила верхний свет.

Комната представляла собой роскошно обставленную библиотеку с полками вдоль трех стен. Четвертая стена была стеклянной, с каменным камином в центре. Стулья перед камином были обращены к тщательно ухоженному садовому анклаву, окруженному белыми стенами соседних зданий. Два огромных, мускулистых добермана неторопливо пили из уменьшенной версии того белого фонтана, что мы с Треем видели в атриуме церкви.

Ева закрыла за нами дверь и прислонилась к краю большого письменного стола, который стоял перед одной из книжных полок. Еще один стол попроще стоял справа, и она кивнула в сторону небольшого офисного кресла перед ним.

– Ты тоже можешь присесть, Кейт. Возможно, нам придется подождать.

Мне потребовалась секунда, чтобы осознать тот факт, что она назвала меня «Кейт», а не «Келли».

– Я уверена, что Шарлейн не заставит твоего кузена скучать, – продолжила она. – Глупая девчонка была так польщена, когда я попросила ее сесть рядом со мной сегодня утром на службе. Чего я не понимаю, так это того, почему ее имя вообще есть в твоем досье. Она явно совсем тебя не помнит.

Я глубоко вдохнула, пока она болтала, и начала обдумывать варианты.

Вариант первый: убрать ее, пока никто не пришел. Ева была худой, с плохо развитыми мышцами. Я была уверена, что смогу быстро уложить ее, особенно если застигну врасплох. Она была на добрых пять килограммов легче меня, и я сомневалась, что она когда-либо обучалась боевым искусствам. Загвоздка была только в том, что в таком случае мы с Треем должны будем быстро бежать к выходу, а я понятия не имела, кого из других послушников она успела предупредить.

Вариант второй: вытащить медальон и надеяться, что я смогу вывести местоположение дома и переместиться на кухню. Учитывая, что Конвелл прогуливался с ключом ХРОНОСа на груди, я была уверена, что здесь есть стабильная точка. Это был бы лучший способ покинуть здание, но я не хотела рисковать тем, что они могут причинить вред Трею.

Вариант третий: вернуться на кухню на пять минут раньше, убедить себя, что эта поездка была очень плохой идеей, и лечь спать. Я могла бы послать Трею сообщение и отменить встречу. Его отец и Эстелла были бы разочарованы, но это не страшно, если Трей в итоге будет в безопасности. Как бы заманчиво это ни звучало, я помнила о предостережениях Кэтрин относительно вредности слияния даже пары минут противоречивой реальности. Смогу ли я выдержать пять часов двойственных воспоминаний? А как насчет всех остальных? Будет ли у Трея и других, с кем я столкнулась, та же проблема? Я понимала, что не обладаю достаточными знаниями, чтобы так рисковать.

Первый вариант казался более подходящим, но я хотела разузнать что-нибудь у Евы, прежде чем предпринять что-либо. Мне было любопытно – кого мы ждем и как она узнала, кто я. Самодовольная улыбка, появившаяся на ее лице, наводила на мысль, что она действительно может оказаться достаточно глупой, чтобы рассказать мне о том, как умно она сложила все кусочки пазла.

Я придвинула к себе вращающийся стул, затем развернула его и оседлала, слегка покатившись в ее сторону, оперлась руками на мягкую спинку. Она сморщила нос от моей неподобающей леди позы, пока я прикидывала, насколько эффективным будет кресло в качестве оружия, если я встану и резко приложу тяжелое основание к ее подбородку.

Я уже собиралась спросить, откуда она меня знает, как вдруг поняла, на кого она похожа.

– Так ты дочь брата Конвелла? Та, которую Избрали в столь юном возрасте?

Самодовольное выражение исчезло на мгновение, а затем вернулось:

– Возможно.

– Ну конечно, это так. Ты похожа на него почти так же, как я похожа на свою тетю Пруденс.

– Если ты знала, что так похожа на нее, неужели ты действительно думала, что сможешь войти сюда и никто тебя не заметит? Еще и с ключом ХРОНОСа? Охрана позвонила в офис, как только ты переступила порог.

Я была очень удивлена, что она знает о ХРОНОСе, но сделала все, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.

– Я допускала такую возможность, – я пожала плечами и очень надеялась, что она достаточно доверчива, чтобы проглотить такую очевидную ложь. – Но такой исход, наверное, к лучшему. Иначе я бы потратила уйму времени, пытаясь убедить тебя в том, кто я. Так мы сможем сразу перейти к делу.

Ева слегка приподняла брови, спросив:

– К делу?

Я кивнула, ответив:

– Мне удалось узнать все, что возможно, от своей бабушки. Судя по всему, она ведет безнадежную битву, и я не люблю оказываться на стороне проигравших. Чего я пока не знаю, так это того, сможет ли ваша сторона предложить мне что-нибудь лучше. Когда твой отец будет здесь? Думаю, мне следует поговорить с ним напрямую.

– Исполнительное заседание обычно длится час или чуть больше. Думаю, оно завершится точно по расписанию, так как мы не любим тратить время сестры Паулы впустую.

Было ясно, что она намеренно назвала президента по имени, и я с трудом сдержалась, не закатив глаза от ее претенциозности.

– Папа еще не знает, что ты здесь. Я не люблю беспокоить его, когда он готовится к службе, и я подумала, что ты станешь приятным сюрпризом, когда он вернется после собрания. Они бывают такими напряженными. – Она пересела на большой письменный стол и скрестила ноги в лодыжках. – Но ты же не в том положении, чтобы с кем-то торговаться, правда, Кейт? Насколько я знаю, ты исчезнешь, если я просто отберу твой ключ.

Я одарила ее своей лучшей злобной ухмылкой, ответив:

– Мне бы хотелось взглянуть на это, – я немного преувеличила, так как меня не покидало желание стереть эту вечную насмешку с ее лица. – Но, даже если тебе это удастся, а я так не думаю, неужели ты действительно веришь, что моя тетя или мой дед будут довольны твоим решением? Когда я пришла сюда по собственной воле?

Это ее немного испугало.

– Не вижу причин для их беспокойства. Судя по тому, что мне сказали, ты никогда не встречалась с ними.

– Верно, – согласилась я. – Но для многих людей кровное родство превыше всего. И тебе известно, что все мои бабушки и дедушки были… – я замолчала. Я не была уверена, как много она знает о ХРОНОСе и происхождении брата Кира, поэтому я сдержала это в секрете. – Из ХРОНОСа? Этот ключ висит у меня на шее не только для того, чтобы обеспечивать дальнейшее существование. Я активировала его сразу же, как только взяла в руки.

Она отбросила назад свои светлые волосы.

– Это невозможно. В большинстве случаев на это уходят месяцы. Годы.

Я приподняла бровь и выдержала ее пристальный взгляд, потянувшись к воротнику своей рубашки и доставая медальон из-под слоев ткани.

– У скольких киристов кровь такая же чистая, как у меня, Ева?

На ее лице промелькнуло сомнение. Она жадно впилась взглядом в ключ ХРОНОСа, и мне пришло в голову, что ей, вероятно, редко разрешали держать его в руках. Кэтрин обнаружила десять из двадцати четырех, находившихся в поле, когда штаб-квартира была уничтожена. Даже если бы киристы нашли все оставшиеся ключи, что казалось очень маловероятным, то осталось бы только четырнадцать, разделенных между тысячами храмов. Не думаю, что у них было бы больше одного на один регион.

– Какого цвета он для тебя?

– Розоватый, – сказала она, настороженно глядя на меня.

– Правда? Мой папа тоже видит его розовым. Для меня он голубой, – я улыбнулась ей и взяла медальон в руку, мгновенно вызывая дисплей. Ева резко втянула воздух, когда панель управления появилась между нами, а затем наклонилась ко мне.

Я убрала палец от центра. Когда панель управления исчезла, я убрала медальон обратно под рубашку, и она расслабилась. Ее реакция отвечала по крайней мере на один вопрос – очевидно, я смогла бы использовать ключ ХРОНОСа в этой комнате, если бы мне пришлось.

– Не волнуйся, – усмехнулась я. – У меня нет ни малейшего желания уходить. – Я одарила ее, как мне показалось, сочувственной улыбкой. – Кэтрин, моя бабушка, говорит, что никогда не видела никого, кто мог бы активировать ключ так быстро, как я. Я была предсказана в твоей «Книге Пророчеств»? Согласно твоим критериям, я должна быть среди предопределенных. А существует ли эта книга вообще? До меня дошли кое-какие слухи…

– Существует, – отрезала она. – У каждого великого тамплиера есть своя копия. И тебя в ней нет.

– Уверена? Мне трудно поверить в то, что Кир не предвидел моего появления, не знал, что я захочу узнать больше. – Я придвинула стул чуть ближе и немного понизила голос. – Или они не позволяют тебе прочесть все целиком? Я слышала, что Избранным даются только небольшие фрагменты пророчеств, что-то вроде бумажки из печенья с предсказанием.

Она стиснула челюсти.

– Большинство киристов видят «Книгу» только в тот день, когда присоединяются к Избранным. Однако я живу здесь, – ее взгляд скользнул через левое плечо к полкам за письменным столом. – Я еще не все прочла, на это уйдет целая вечность, но совершенно точно могу прочесть все, что захочу.

Я бросила на нее скептический взгляд.

– Ну, если это правда и если ты знаешь, где список Избранных, то почему бы не проверить, пока мы ждем? На одну заботу меньше к визиту твоего отца. То есть либо я в «Книге», либо Кир совершил довольно большую ошибку.

– Кир никогда не ошибается. – Она обошла стол и заглянула на четвертую полку, заполненную большими, богато переплетенными томами. Однако ее рука сомкнулась вокруг книги гораздо меньшего размера, в которой я сразу же узнала дневник ХРОНОСа. Украшена была только передняя часть, где простыми золотыми буквами были выгравированы слова «Книга Пророчеств», и внизу – эмблема киристов.

Она открыла книгу и через несколько секунд снова захлопнула ее с раздраженным выражением лица.

– Нам придется подождать. А у меня нет этого… – она замолчала, подыскивая нужное слово. – О, этой штуки с адаптером… Я не помню, как папа это называет.

– А-а, – протянула я. – Маленький транслирующий диск? У меня есть такой. Здесь… – я встала и приложила руку к уху, надеясь, что она подойдет ко мне раньше, чем я успею на самом деле его убрать. Она обошла стол и остановилась в ожидании.

– Черт возьми! – сказала я. – Я снова уронила его. Эти диски ужасны, все равно, что пытаться найти контактную линзу… – я наклонилась вперед, и через пару секунд Ева попалась на крючок и присоединилась ко мне, слегка наклонившись, чтобы лучше рассмотреть ковер.

Я чувствовала себя невероятно виноватой, но напомнила себе, что у меня действительно не было выбора. Подняв офисное кресло вверх, я сильно размахнулась. Одно из колес отлетело и покатилось под стол, когда пневматическое основание стула встретилось с ее головой. Ева упала навзничь и с громким стуком ударилась головой о стол, прежде чем рухнуть на пол.

Подождав секунду, я коснулась ее ресниц, чтобы проверить, не притворяется ли она. Не ощутив никакого движения, я сделала вывод, что она правда была без сознания, но невозможно было сказать, как долго она будет оставаться в таком состоянии. Или, подумала я, нервно оглядываясь по сторонам, есть ли в комнате скрытые камеры слежения.

Вот тогда и начался лай. Я машинально обернулась и тут же пожалела об этом, потому что доберманы смотрели прямо на меня сквозь стекло, оскалив зубы.

Я сделала несколько шагов к двери и вспомнила про пропуск. Он лежал на столе рядом с «Книгой Пророчеств». Я схватила их, засунула книгу за пояс джинсов, спрятав под многочисленными слоями моих маек, и побежала к двери так быстро, как только могла.

Коридор по-прежнему был пуст. Я поспешила прямо к двери в спортзал, надеясь, что Трей все еще там, а не бродит по храму с другими послушниками. Помахав пропуском перед панелью, я заглянула в маленькое окошко.

Я видела, что некоторые из группы все еще сидели за столами, но Шарлейн и Трея с ними не было. Панель доступа запищала, и я с силой толкнула дверь, чуть не задев Трея и Шарлейн, которые уже собирались открыть ее с противоположной стороны.

– Эй, берегись! – воскликнула Шарлейн, отскакивая назад. – Видишь, она в полном порядке, как я тебе и говорила, – она подошла ко мне и посмотрела в коридор. – А где Ева?

– Мы не нашли членских наборов, – сказала я. – Она собиралась заглянуть в главный офис… – я схватила Трея за руку и вытащила его из спортзала.

– Как она сможет это сделать? – спросила Шарлейн. – Ее пропуск ведь у тебя.

Я на мгновение уставилась на нее. На самом деле она не была моей Шарлейн, но мне не нравилось лгать ей.

– Ева тебе не подруга, Шарлейн. Я знаю, что ты этого не поймешь, но она тебя использовала, чтобы добраться до меня. Береги себя, ладно? – и потом я забросила пропуск так далеко в зал, как только могла. Как я и надеялась, она озадаченно взглянула на меня, а затем повернулась, чтобы забрать его.

Я захлопнула за нами дверь.

– Бежим, – сказала я, кивнув в сторону выхода в конце коридора и схватив его за руку. – Нам нужно немедленно убираться отсюда.

Мы уже прошли примерно треть пути до выхода, когда позади нас открылась дверь. Я оглянулась через плечо, ожидая увидеть сердитую Шарлейн у входа в спортзал. Вместо этого я увидела очень сердитую Еву с тонкой струйкой крови, стекающей по ее щеке. Она прислонилась к раме стеклянной двери, чтобы не упасть. Два еще более злых добермана пытались протиснуться мимо нее. Ноги Евы подкосились, и она упала вперед. Одна из собак взвизгнула, когда она приземлилась на нее, но это не остановило ни одну из них на пути к намеченной цели – ко мне.

Мы все еще были в добрых пятнадцати метрах от выхода, и я понимала, что нам никак не удастся выбраться прежде, чем они доберутся до нас. Трей мог бы успеть, если бы я прибегла к отвлекающему маневру, тем более что его длинные ноги пересекали землю намного быстрее, чем мои короткие. Я, не останавливаясь, вынула ключ ХРОНОСа из-под своей рубашки, когда Трей потянул меня за другую руку, пытаясь ускорить.

– Мы не сможем выбраться, если не разделимся, Трей, – сказала я. – Беги к машине. Я вернусь в дом Кэтрин. Это наш единственный шанс.

– Нет! – сказал он и потянул меня сильнее.

– Трей, пожалуйста! Я уверена, что Ева вызвала охрану. Выбирайся отсюда! Я буду в порядке. – Я отпустила его руку и изо всех сил толкнула в сторону двери, надеясь, что мои слова звучали увереннее, чем мне казалось.

Затем я резко развернулась и увидела несущихся на меня 80 килограммов с оскаленными зубами.

Увидев медальон, собаки замедлили шаг и перестали лаять. Я дотронулась рукой до центра. Одна из них тихонько заскулила, как Дафна у дверей библиотеки, и сделала пару шагов назад. Другая выглядела озадаченно, но все еще приближалась ко мне, скаля острые зубы.

– Назад! Сидеть! – сказала я самым властным тоном, на который была способна в тот момент. Собак не впечатлили мои усилия, но они все еще с опаской смотрели на ключ ХРОНОСа и двигались ко мне медленнее.

Меня так и подмывало оглянуться и посмотреть, действительно ли Трей ушел, потому что я не слышала, как открылась дверь, но из-за собак было сложно вообще что-либо расслышать. Однако я не осмеливалась нарушить зрительный контакт с ними. Поэтому я стояла, подняв дисплей и пытаясь зафиксировать место назначения.

– Хорошие собачки, – прошептала я. Они были всего в трех метрах от меня, и мне нужно было спешить. – Не двигайтесь…

Более крупного и агрессивного из двух псов, очевидно, не заботила команда «не двигаться», потому что он снова начал лаять и бросился на меня. Я ответила ему ударом левой ноги в живот.

К несчастью, его челюсти сомкнулись на моем бедре примерно в то же время, когда он распластался на земле от удара. Я закричала, когда зубы разорвали джинсы и оставили две глубокие борозды на моей ноге. Руки дрожали, и дисплей мерцал передо мной, но я успокоилась, прежде чем полностью упустила бы стабильную точку.

Я слышала, как Трей зовет меня по имени издалека, и приближающиеся шаги.

– Я в порядке! Возвращайся, Трей! – альфа-пес снова был на ногах, его задние лапы напряглись, он готовился к прыжку. Если я попытаюсь блокировать его, то снова упущу стабильную точку. Через долю секунды собака уже была в воздухе, направляясь к руке, держащей ключ ХРОНОСа. Я сделала единственное, на что была способна, – моргнула и понадеялась на лучшее.

∞ 15 ∞

Я не помню, чтобы кричала, но, должно быть, кричала, потому что именно крик привел Коннора на кухню. Оглядываясь назад, я понимала, что крик – вполне естественная реакция на тот факт, что сорок килограммов ярости были так близко, что я отчетливо ощущала теплое дыхание добермана на коже руки. Спустя мгновение, осознав, что зубы не разорвали вновь кожу, я осторожно открыла глаза. Оглядев темную кухню, я опустилась на пол, прерывисто дыша и обхватив себя руками в попытке успокоиться.

Через несколько секунд в дверях появились Коннор и Дафна.

– Ради всего святого, что ты наделала, Кейт?

Я слабо улыбнулась Коннору, когда Дафна подошла, обнюхивая меня.

– Помнишь ту книгу, которую ты хотел взять в библиотеке? – я достала «Книгу Пророчеств» из-под рубашки. – Оказывается, киристы спускают собак на тех, у кого нет читательского билета.

По его глазам я поняла, что он очень рад видеть книгу, но это чувство не отразилось на его лице.

– Ты, должно быть, шутишь. Зачем тебе так рисковать ради этой книги? Ты вся в крови.

Он был прав. Травма была не серьезной, однажды я порезалась почти так же, пытаясь побрить ноги. Однако на моей ноге все же были две пятисантиметровые раны чуть выше колена. Темное пятно на моих джинсах росло, кровь маленькой лужей собралась на мраморном полу.

– Хорошо, что Кэтрин не слышала тебя. После снотворного она спит без задних ног, – сказал он, качая головой. – Я принесу бинты. А ты оставайся здесь, – решительно добавил он, хотя в этом не было особой необходимости, поскольку я вряд ли отправлюсь в очередное приключение с окровавленной ногой.

Я ждала, уткнувшись лицом в шерсть Дафны, пока Коннор вернется с ножницами, полотенцем, антисептической мазью, несколькими марлевыми повязками и пластырем. Он усадил меня на один из кухонных стульев, отрезал штанину моих брюк и начал промывать раны.

– Ой! – вскрикнула я, дернувшись из-за полотенца, которое он, очевидно, обмакнул в спирт.

– Не двигайся. Тебе повезло, что все не так плохо, как могло быть, Кейт.

Я вздрогнула, когда в моих мыслях снова пронесся образ летящего ко мне добермана. Коннор не понимал, насколько именно мне повезло, и я не думала, что сообщать ему кровавые подробности будет хорошей идеей. Он не сказал ничего больше, просто закончил промывать порезы и накладывать мазь и повязку.

Вытерев кровь с пола, он придвинул стул и несколько секунд пристально смотрел на меня, а затем спросил:

– И?

Вкратце рассказав ему о своих последних часах, я подтолкнула к нему книгу:

– Я отправилась не из-за книги. У меня просто появилась возможность забрать ее, и я этим воспользовалась. Я хотела навестить Шарлейн. Я полностью согласна с изменением этой временно́й линии, я хочу, чтобы мои родители вернулись, но что касается всего остального… Ну, киристы всегда существовали, если верить моим воспоминаниям. Наверное, я хотела убедиться, действительно ли киристы такие… ну, не знаю, злобные… как вы с Кэтрин, кажется, думаете.

– И ты убедилась?

– Наверное, – я пожала плечами. – Ладно, да, это так. Кажется, они замышляют что-то грандиозное. Вернее, Сол замышляет. Не думаю, что рядовые сотрудники, которые верят в предопределение, замешаны в этом. Ты ведь знаешь их кредо? «Мы избрали Путь, значит…»

Он кивнул, и я продолжила:

– Ну, они воспринимают это гораздо серьезнее и более буквально, чем я думала.

– Ничего удивительного, – сказал он. – Те немногие киристы, с которыми я успел столкнуться, и в прежние периоды времени, казалось, были под действием токсичной газировки.

– Был там один парень, – сказала я, – послушник, говорил о спасении Избранных. Не от наказания в загробной жизни, а от какой-то катастрофы. Он сказал, что Избранные выживут, а все остальные умрут. Что Избранные станут будущим…

Коннор на мгновение замолчал, уставившись на обложку книги, а затем снова поднял глаза:

– Значит, ты вернулась сюда. А где Трей?

– В эту самую минуту он спит дома, поставив будильник, чтобы забрать меня в семь часов у мемориала Линкольна, – я сделала глубокий вдох. – Но если ты спрашиваешь о сегодняшнем вечере, то, думаю, что он выбрался. Я не знаю точно. Я сказала ему бежать, и что я собираюсь вернуться обратно сюда, потому что другого выхода у нас не было. Но я закричала, когда собака укусила меня, и он побежал обратно ко мне.

У меня дрожали губы, а вскоре навернулись слезы.

– Я совершила большую ошибку. Мы не должны были идти туда. И, Коннор… они знают, кто я. Во-первых, я почти точная копия Пруденс. Там повсюду витражи с ее изображением. И… думаю, они следят за домом, – я вспомнила слова отца Трея о том, что у киристов есть друзья в высших кругах. – Если они знают, что мы здесь, что Кэтрин тренирует меня, тогда я не понимаю, почему они еще не взяли штурмом это место. Тамплиеры явно делают все, что им прикажут Сол и Пруденс, а мы просто…

Он кивнул.

– Я и сам задавался этим вопросом. У нас есть система безопасности, и она не из дешевых. А еще Дафна довольно хорошо предупреждает о незваных гостях, по крайней мере в тех случаях, когда они появляются традиционным способом, – добавил он, прищурившись. – Но застигнуть нас врасплох было бы детской забавой для тех, кто полон решимости, у кого есть деньги и власть.

Я скрестила руки на столе и на мгновение опустила голову, потрясенная чудовищностью того, с чем мы столкнулись, и тем, как мало мы знали. Меня будто что-то грызло изнутри, похожее на страх, что Трей может оказаться в беде, а я не была, или, вернее, не буду там, чтобы помочь ему.

– Коннор, может, мне вернуться и все исправить? Остановить себя? Сказать Трею, чтобы он не встречал меня? Я помню, что Кэтрин говорила о жонглировании двумя разными реальностями, но, возможно…

– Нет. Мы не можем так рисковать, Кейт. Во-первых, не только тебе придется жонглировать двумя разными воспоминаниями. Но и всем тем, кто так или иначе контактировал с медальоном в течение всего этого времени. С Кэтрин все будет в порядке, раз уж она спит, но мы с Дафной здесь уже сколько? Пятнадцать или двадцать минут? И как долго это будет для тебя? Пять часов? Шесть?

Он все еще хмуро смотрел на меня, но взял мою руку в свою, продолжив:

– Нет. Я знаю, что это тяжело, но тебе придется подождать. Если ты позвонишь ему, это может что-то изменить, особенно если он догадается, что ты расстроена или ранена. Он здоровый парень, и ты сказала, что он был рядом с дверью. Он будет в порядке.

Коннор встал и подошел к шкафу, где Кэтрин хранила бо́льшую часть своих лекарств. Немного покопавшись, он наконец открыл один из пузырьков. Наполнив стакан водой из холодильника, он протянул его мне вместе с маленькой красной капсулой.

– Прими это. Поможет тебе заснуть и унять боль в ноге. И, – добавил он, – мне не хочется говорить об этом Кэтрин, если только это не будет необходимо… не хочу ее беспокоить. Так что тебе придется придумать какое-нибудь логическое оправдание этой ране.

Я не горела желанием говорить Кэтрин о том, что была настолько глупа, что явилась прямо в логово льва только для того, чтобы удовлетворить свое любопытство по поводу киристов, поэтому я была счастлива, что Коннор согласился сохранить мою тайну.

– Запросто, – сказала я. – Поскользнулась в душе, порезалась бритвой. Нога вся забинтована, так что она ничего не заподозрит. Но… – я кивнула в сторону «Книги Пророчеств». – Нам ведь придется рассказать ей о книге?

– После того как скачаю содержимое на наши компьютеры, я сниму обложку и спрячу ее вместе с другими дневниками, что мы собрали.

– Но разве она не будет интересоваться, откуда у тебя эта информация? – спросила я. – Ты ведь уже довольно давно пытался ее найти…

– Диву даешься, сколько всего можно отыскать в WikiLeaks[18], – сказал он с абсолютно серьезным лицом. – Не знаю, почему мне раньше не пришло в голову заглянуть туда. Она поверит мне, Кейт. И я постараюсь ее убедить. И как только мы закончим анализировать все эти данные, – он усмехнулся, – WikiLeaks вполне может оказаться тем местом, где окажется эта маленькая книга.

Коннор поднялся наверх в библиотеку, вероятно, чтобы поработать над «Книгой Пророчеств». Я приняла маленькую красную таблетку, которую он мне дал, и поднялась по другой лестнице в свою комнату, прихватив оставшиеся бинты.

Болеутоляющее действительно немного заглушило пульсирующую боль в ноге спустя примерно полчаса. Но, по правде говоря, все мое тело будто онемело. Я смогла заснуть только спустя некоторое время. Я все еще слышала голос Трея, зовущего меня по имени, и видела острые белые зубы так близко. И то, как я бью Еву стулом по голове, в замедленном воспроизведении и ярких красках. Несмотря на всю ее неприязнь, я чувствовала себя немного виноватой и надеялась, что она в порядке.

Я проснулась чуть раньше десяти и приняла горячую ванну, погрузившись в нее из уважения к ране на ноге. Область вокруг порезов начала синеть от удара собачьей морды, и было неприятно думать о том, что псина, вероятно, прямо сейчас нежится в лучах солнца в том маленьком саду, в нескольких блаженных часах от нашей встречи.

Я утешала себя мыслью, что к полудню ее состояние ухудшится – уверена, что тот удар, который я нанесла ей в грудь, оставит синяк больше того, что на моей ноге.

Трудно было поверить, что мы с Треем в эту самую минуту беседуем с его отцом и Эстеллой. Несмотря на урчание в этой версии моего желудка, который не ел уже около десяти часов, другая версия меня была набита под завязку всякими huevos divorciados, tortilla[19] и buñuelos. Вспомнив все это, я еще больше проголодалась, поэтому, неохотно выбравшись из ванны, перевязала ногу и оделась, чтобы отправиться на поиски завтрака.

Я впустила Дафну со двора, радуясь, что у меня есть компания, пока я ем свои хлопья. Судя по тарелкам в раковине и тому факту, что мне пришлось разогреть оставшийся кофе в кофейнике, Кэтрин и Коннор поели несколько часов назад.

Они, вероятно, уже изучали документы, которые Коннор чудесным образом нашел в интернете; мне очень не хотелось присоединяться к ним. Моя способность убедительно лгать уже была исчерпана; притворяться, будто я удивлена открытием Коннора, и в то же время не волноваться из-за Трея казалось довольно сложной задачей.

Однако альтернатива сидеть в одиночестве и думать о Трее и об этом полностью испорченном дне в течение следующих двух или трех часов была еще менее привлекательной.

Как я и предполагала, они были в библиотеке. Когда я вошла, Кэтрин поднялась со стула у окна. В руках у нее был один из дневников, и я была почти уверена, что до вчерашнего вечера на нем была обложка с надписью: «Книга Пророчеств».

– С днем рождения, Кейт! У Коннора есть… о боже, Кейт! Что с твоей ногой?

Я рассказала ей свою историю для прикрытия и объяснила, что на самом деле все было не так уж плохо. И, честно говоря, из-за широкого бинта все выглядело хуже, чем было на самом деле.

Она сочувственно улыбнулась мне.

– Тебе следует быть осторожнее, дорогая. Мне повезло, я избавилась от всех нежелательных волос еще в юности. Но я помню, как Дебора жутко порезала голень, когда была немного моложе тебя. В любом случае, – продолжила Кэтрин, подводя меня к компьютерам, – у Коннора есть для тебя замечательный подарок на день рождения… ну, вообще-то, для всех нас.

Я сделала вид, что удивлена, когда Коннор открыл «Книгу Пророчеств», теперь загруженную на жесткий диск для упрощения поиска и установленную на двух дневниках ХРОНОСа, на всякий случай, если мы захотим немного почитать в кресле. Однако, просмотрев первые несколько страниц, я усомнилась, что буду использовать эту книгу для легкого чтения.

«Книга» была очень плохо структурирована, состояла из обрывков политических и социальных «пророчеств» в сочетании с советами по инвестициям, афоризмами и банальностями. И затем, примерно через каждые десять страниц, располагались длинные рекламные тексты о том, как те, кто следовал Пути киристов, будут вознаграждены щедрее, чем в своих самых смелых мечтах. В «Книге Кира», возможно, были повторения и заимствования из других религиозных текстов, но по крайней мере она обладала каким-то лиризмом и была достаточно последовательной.

«Книга Пророчеств», в свою очередь, больше напоминала рекламные ролики, которые показывают по телевизору где-то в 2 часа ночи, когда люди с трудом распознают ложь. Я не понимала, почему Коннор считал ее такой важной.

Однако ее чтение отвлекало точно так же, как и щелканье по ссылкам в интернете, когда оказываешься так далеко от своего первоначального запроса, что трудно вспомнить, что искал. Тем не менее я продолжала оглядываться на часы каждые десять минут, думая о том, где же находилась именно в эту минуту другая версия меня и что делал Трей.

К половине первого я была уже не в силах это терпеть. Покинув библиотеку, я направилась обратно в свою комнату. Одноразовый сотовый телефон, который Коннор купил несколько недель назад, лежал на столе рядом с моим ноутбуком.

Я знала, что Трей отключил свой телефон во время службы. А может, он поставил его на вибрацию? Я только надеялась, что он не забыл включить его после того, как мы пошли в спортзал с послушниками. Я послала ему короткое сообщение, которое казалось достаточно абстрактным, чтобы не слишком встревожить его: «Беги, когда я скажу тебе бежать. Не оглядывайся назад. Я добралась домой в целости», – и положила телефон в карман своих шорт.

Даже если то, что сказали Коннор и Кэтрин о проблемах, вызванных попытками примирить противоречивые версии реальности, было правдой, я все равно уже была в офисе с Евой или направлялась туда. Я увижу Трея всего за пару минут до того, как совершу перемещение, и, конечно, это не сильно на все повлияет, так ведь?

Когда я вернулась в библиотеку, Кэтрин уже спустилась вниз, вероятно, в поисках какого-нибудь перекуса. Я снова села в кресло у окна, но не смогла заставить себя продолжить чтение.

– А я и не знал, что люди в буквальном смысле грызут костяшки пальцев, – сказал Коннор. – Я думал, это просто такая фигура речи. Неужели книга такая напряженная?

Взглянув на свои руки, я поняла, что он был прав. Я снова взялась за старую привычку – первые две костяшки на левой были ярко-красными.

– Конечно, нет, – ответила я. – Ты же знаешь, почему я нервничаю.

Он слегка улыбнулся мне:

– Он справится, Кейт.

– Я тоже так думаю… теперь, – сказала я, сделав акцент. – Я решила немного подстраховаться.

– Что значит «подстраховаться»? – спросил он.

– Я послала ему сообщение. Примерно две минуты назад. Сказала ему, чтобы он бежал и что я вернулась в целости. Не многое изменится, я ведь даже почти не видела его, но только надеюсь, что он включил свой телефон после окончания службы.

Коннор усмехнулся и покачал головой:

– Не важно, включил он свой телефон или нет.

– И почему же?

– Я отправил ему сообщение перед тем, как лечь спать, где-то в четыре часа утра. Велел ему оставаться у дверей спортзала и бежать, когда ты скажешь бежать, и уверил его, что ты здесь, в доме, в безопасности. И я велел ни при каких обстоятельствах не говорить тебе, что я написал ему.

– Так вот почему он был там, у дверей! Я боялась, что мне придется отправиться за ним. Но ты же сам сказал, что мы не должны…

– Я сказал, что тебе не следует этого делать, – поправил он. – Но чем больше я думал об этом, тем сильнее осознавал, что риск будет невелик, если я позвоню ему.

– А ты не мог мне сказать? Я уже почти отгрызла себе чертовы пальцы!

Он пожал плечами, ответив:

– А что мне оставалось делать? Передать тебе записку? Кэтрин была здесь все утро. И, кстати, об этом…

Когда он остановился, я услышала шаги Кэтрин на лестнице. Взяв дневник, я сделала вид, что сосредоточилась, пока Кэтрин и Коннор спорили о значении какого-то «пророчества».

Минут через двадцать у меня в кармане зазвонил телефон, и я так быстро вскочила, что книга, лежавшая у меня на коленях, покатилась на пол. Кэтрин бормотала что-то о том, что я должна быть осторожна с оборудованием ХРОНОСа, но я уже была за дверью.

Я ответила на звонок, как только дошла до спальни. Я была уверена, что это Трей, в крайнем случае кто-то ошибся номером. А потом мне пришло в голову – это может звонить Ева или кто-нибудь из охранников, сказать, что они держат Трея или…

– Трей? – мой голос дрожал. – Это ты? Ты в порядке? Где ты?

Последовала короткая пауза, после которой я услышала его голос:

– Да, я в порядке. Я в нескольких кварталах от Белтвей.

Я присела на край кровати и глубоко вздохнула.

– Я так испугалась, Трей. Я слышала, как ты бежишь ко мне, и не знала, успел ли ты вовремя обернуться или Ева вызвала охрану. Ты прочел мое сообщение?

– Нет, но я вижу его во входящих. Позвонил, как только смог. Я получил сообщение от Коннора сегодня утром, но он просил не говорить тебе. Не уверен, что согласился бы, если бы заранее знал, во что ты ввязываешься. Ты в порядке? Этот пес был огромным, и казалось, что он вот-вот вцепится тебе в горло.

– Так оно и было. Он укусил меня только раз, в ногу – не очень глубоко, потому что я пнула его довольно сильно. Я рада, что ты сбежал.

Он криво усмехнулся:

– Ничего бы не произошло в любом случае. Пес довольно сильно ударился об пол и был… скажем так, не думаю, что у кого-то из них был опыт с исчезающей в воздухе жертвой. Я уже был у парковки, когда снова услышал их лай, а они были за дверью, так что…

– Ты уверен, что за тобой не следят?

Последовала пауза, и я предположила, что он смотрит в зеркало заднего вида.

– Не думаю.

– Ладно, не буду вешать трубку, пока ты не доберешься.

На другом конце провода повисло долгое молчание, и мой разум сразу же охватила паника. Был ли кто-то еще в машине с ним? Неужели он все еще в опасности?

– Трей? Что-то не так?

– Ничего, – ответил он. – Правда, Кейт, все в порядке. Я не буду вешать, если тебе станет легче, но не говори Кэтрин, ладно? Я обещал, что по дороге заеду за праздничным тортом для тебя, и думаю, она надеялась, что это будет сюрпризом.

Вечеринка по случаю дня рождения была веселой, несмотря на ком в горле, который подступал каждый раз, когда я вспомнила, что это был мой первый день рождения, который пропустили мама или папа. Мы ели пиццу. Я не могла сказать Кэтрин, что мы с Треем уже ели ее всего за несколько часов до этого. Кэтрин открыла бутылку вина для тоста. Она немного замешкалась, прежде чем налить Трею, хотя он заверил ее, что у его семьи очень европейские взгляды на потребление вина. Затем она пожала плечами, сказав:

– Учитывая тот факт, что я технически не существую в этой временно́й линии, сомневаюсь, что власти будут обеспокоены тем, что я спаиваю несовершеннолетнего.

Торт был до ужаса вкусным, истекающим шоколадом, точно таким, каким должен быть торт ко дню рождения. Трей подарил мне несколько футболок с забавными надписями и золотую цепочку, сделанную из тонких маленьких переплетенных сердечек. В подарок от Кэтрин и Коннора я получила небольшую видеокамеру, которой мы пользовались остальную часть вечеринки, сделали несколько глупых кадров, на которых Дафна пыталась снять маленькую картонную корону с моей головы.

Я все еще чувствовала себя ужасно виноватой, что подвергла Трея опасности. Было трудно избавиться от панического чувства, которое я испытывала до его прихода. Думаю, он чувствовал то же самое – мы оба частенько дотрагивались друг до друга, стараясь убедиться, что мы действительно находились там.

Как только мы поели и закончили празднование, Коннор показал Трею «Книгу Пророчеств». По крайней мере, Трею не пришлось притворяться удивленным – он не знал, что мне действительно удалось извлечь какую-то пользу из нашего приключения.

Спустя несколько минут мы оставили Кэтрин и Коннора анализировать дальше и направились в мою комнату. Трей притянул меня к себе, как только за нами захлопнулась дверь. После очень долгого поцелуя он немного отстранился и сказал:

– Ты чертовски напугала меня, Кейт. Что там произошло? То есть я знал, что что-то должно было случиться, из-за сообщения Коннора, но…

– Она узнала меня. Единственная причина, по которой мы смогли оттуда выбраться, это то, что Ева любит производить впечатление на своего папу. Она хотела обрадовать его, поймав меня в одиночку.

– На своего папу? – спросил Трей.

– Конвелл, – сказала я. Он сел на диван, и я уютно устроилась рядом с ним. – Мне не приходило это в голову, пока мы не оказались наедине – у нее те же глаза, тот же нос. Она сказала, что охрана храма обнаружила ключ ХРОНОСа, как только мы прибыли, и отправила сообщение в офис Конвелла. Она была там, когда сообщение пришло. Не хотела беспокоить Конвелла до начала службы, а охрана была слишком занята совещанием руководителей, так что…

Я сложила для него кусочки головоломки, которые он упустил: мой побег от Евы, доберманы в саду. Он приподнял край повязки на моей ноге и слегка поморщился.

– Думаю, могло быть гораздо хуже, – сказал он.

– Да. Нам повезло. Я очень, очень сожалею, что втянула тебя в это, – сказала я. – Это было глупо и опрометчиво, и…

Он покачал головой.

– Это я должен перед тобой извиняться. Ты не знала, во что мы ввязываемся. Я согласился, понимая, что нас ждет какая-то опасность, так как мне придется бежать, но Коннор уверил меня, что с тобой все в порядке. Я не знал, что ты будешь ранена. Я должен был сказать тебе…

– Ты поступил правильно, Трей. И, возможно, все это произошло не зря. Может быть, в этой дурацкой книге есть что-то такое, что поможет нам.

Следующие несколько часов мы провели, разговаривая о всяком разном и вообще ни о чем. Мы были рады просто быть вместе, в безопасности. Было ясно, что никто из нас не горел особым желанием прощаться, но я знала, что завтра с утра его ждет контрольная по тригонометрии, поэтому уже после девяти вечера мне пришлось вытолкать его за дверь.

Я проводила взглядом его отъезжающий автомобиль, а затем, все еще немного взвинченная, решила, что чашка травяного чая поможет мне расслабиться перед сном. Кэтрин уже была на кухне, и чайник должен был вот-вот вскипеть.

– Ты читаешь мои мысли, – сказала я, протягивая руку в шкафчик за чашками. – А воды на двоих хватит?

Она кивнула, и я взяла пакетик ромашки, добавив немного меда в свою чашку. Кэтрин решила выпить свой привычный вечерний чай. Не знаю, что в этой смеси, но она смутно пахнет итальянской колбасой, и я стараюсь не вдыхать пар, поднимающийся из ее чашки.

– Раз уж ты здесь, – сказала она, наливая воду поверх в кружку, – может быть, нам стоит немного поговорить?

– Конечно, – ответила я, садясь за стол. Что-то в ее тоне говорило мне, что радостным этот разговор не будет. – Что случилось?

– Две вещи. Во-первых, у меня есть еще один подарок для тебя, – она сунула руку в карман и вытащила изящный серебряный браслет, на котором висел амулет в виде крошечных песочных часов размером примерно с кончик моего пальца. Часы не были настоящими – две луковицы заменили крошечными жемчужинами, а края – плоскими зелеными камнями, похожими на нефрит.

– Цепочка новая, – сказала она. – Подлинная давно сломалась. А вот амулет подарила мне моя мать, когда я закончила свое обучение в ХРОНОСе. Ее подруга сделала его специально для меня, и я никогда не видела ничего подобного. Я всегда носила его во время путешествий… Наверное, это был мой талисман на удачу, – она помогла мне застегнуть браслет на запястье. – Думаю, это достойный подарок. Не только по случаю твоего дня рождения, но и потому, что ты уже близка к концу своего обучения. Хотя, боюсь, у тебя все прошло в гораздо более сжатые сроки.

Я улыбнулась ей:

– Спасибо, Кэтрин. Он очень красивый.

– Я давно хотела отдать его тебе, – сказала она, – но в качестве подарка на день рождения он подходил лучше всего. Если ты покажешь мне его на ярмарке, то сразу же привлечешь мое внимание, особенно если укажешь на сколотый край и напомнишь мне, как это произошло.

Я даже не заметила этого крошечного несовершенства – маленький скол в зеленом камне, подвешенном над жемчугом в серебряной оправе.

– А как это случилось?

– Во время одного их моих предыдущих перемещений. Одиночного перемещения, без Сола, – она немного помолчала, осторожно потягивая чай, который, очевидно, все еще был горячим. – За последние два года я совершила десятки прыжков, и, казалось бы, я уже привыкла видеть знаменитых людей, но когда я выходила из кареты в Нью-Йорке, где мне предстояло присутствовать на вечернем заседании Американской ассоциации равных прав, на том самом, где обсуждалось, должна ли пятнадцатая поправка включать женщин[20], слышала о таком?

Я кивнула, смутно припоминая уроки истории и то, что совсем недавно читала в одном из ее дневников.

– Так вот, – продолжила она, – я выглянула и увидела Фредерика Дугласа, спорящего со Сьюзен Б. Энтони и Соджорнер Трут[21], всех трех всего в нескольких метрах от входа в здание. И, как зевающий турист, впервые увидевший статую Свободы или здание Капитолия, я каким-то образом умудрилась прищемить дверцей экипажа запястье.

– Ох, бедняжка, – я не смогла сдержать смешок. – Прости, надеюсь, ты не пострадала.

– Не сильно. Порезалась немного дверной щеколдой, но у мистера Дугласа был носовой платок, который он любезно пожертвовал ради такого дела. Хотела бы я иметь этот сувенирчик при себе, застряв в 1969 году, – она вздохнула. – Но моему достоинству и этому маленькому камню на чаше песочных часов правда был нанесен серьезный урон. Кажется, я никогда никому не рассказывала эту историю, даже Солу. Я боялась, что в ХРОНОСе высмеют меня за такое фанатское поведение.

Она сделала еще один глоток чая и снова посмотрела на меня.

– А теперь еще кое-что.

Последовала долгая пауза, а затем она продолжила:

– Я беспокоюсь о тебе, Кейт. Не о том, как ты работаешь с медальоном, – быстро добавила она, – ты добилась поистине невероятного прогресса. У меня ушло почти два года, прежде чем я смогла выводить информацию так же быстро, как это делаешь ты. Ты прекрасно сосредотачиваешься.

– И… Что? – спросила я.

Очередная пауза, во время которой Кэтрин помешивала чай, явно пытаясь решить, как сформулировать то, что она хотела сказать.

– Дело в Трее, Кейт. Я беспокоюсь о том, что вы двое стали слишком близки, и ты ведь понимаешь, что эти отношения не могут длиться долго?

Меня задело это, но все же я не могла отделаться от чувства, что в этих словах есть доля правды. Я и сама задавалась вопросом, почему Трей заинтересовался мной… он был красив, умен, мог рассмешить… а я была просто собой, просто Кейт.

– Знаю, – сказала я, глядя в свою чашку. – Он действительно замечательный, и я уверена, что найдется много других девушек, которые…

Кэтрин потянулась и схватила меня за руку.

– О нет, милая. Нет, нет, нет, – к ее глазам подступили слезы. – Я не это хотела сказать. У этого молодого человека есть сотня причин интересоваться тобой. Ты красивая, мудрая, остроумная. С чего бы ему не хотеть быть с тобой? – она покачала головой и улыбнулась мне. – Конечно, тебе немного не хватает уверенности в себе, но… я, кажется, помню, что это довольно распространенная проблема у шестнадцати… прости, семнадцатилетних.

– Тогда почему ты сказала, что…

– Ты неправильно меня поняла. Я позволила Трею проводить с тобой время, потому что ты была права – тебе нужен был друг. Я так боялась, что ты впадешь в депрессию из-за Деборы и Гарри… – она сделала паузу. – Но, если ты сумеешь исправить эту временну́ю линию, твои родители вернутся и мы будем жить прежней жизнью. Трей… что ж, его не будет в Браяр Хилл, судя по тому, что ты рассказывала. Он занял твое место в школе, верно? Трей ничего из этого не вспомнит. Он не вспомнит тебя, Кейт.

Я вспомнила слова Трея в нашу первую ночь на крыльце, что я могу просто бросить носок или серьгу на землю и он снова поверит во все, что случилось. Это могло бы сработать несколько недель назад, когда мы провели вместе всего один день. Но теперь? Я буду помнить все то время, что мы провели вместе, а Трей – нет. Даже если я найду способ встретиться с ним снова, все будет иначе. Теперь эта мысль ранила еще больше.

– Почему он не может просто быть здесь, когда я перемещусь? – спросила я. – Как тогда, во время моего первого перемещения? Здесь он будет защищен, как ты и Коннор, и он все запомнит, верно?

– Да, – ответила Кэтрин. – Он запомнит. Но я не могу допустить этого, Кейт, по двум причинам. Во-первых, это нарушение правил ХРОНОСа… – она подняла руку, когда я начала возражать. – Пожалуйста, дай мне закончить. Вмешиваться так в хронологию нельзя, это нарушение правил ХРОНОСа. Мы пытаемся исправить то, что наделал Сол, и я не могу мириться с изменением временно́й линии только потому, что ты позволила себе так привязаться к Трею.

Я зажмурилась. Кэтрин это сказала так, словно Трей был бродячим котом.

– Ты сказала, что есть две причины? – спросила я, стараясь говорить ровным тоном.

Кэтрин кивнула, ответив:

– Если ты действительно волнуешься об этом мальчике, то поймешь мою вторую причину, даже если не согласна с первой. Трею в конце концов придется покинуть этот дом, и, когда он это сделает, у него будут два совершенно разных набора воспоминаний, которые нужно будет примирить. Это тяжело даже для нас, имеющих ген ХРОНОСа, – сказала Кэтрин, медленно качая головой. – Ты сказала, что он был дезориентирован, когда увидел, как исчезла фотография твоего отца. А это было всего одно маленькое воспоминание, которое не совпадало. Неужели ты действительно хочешь подвергнуть его этому в гораздо большем масштабе? Он столкнется с тысячами расхождений в реальности. Мы с Коннором правда не знаем, как это повлияет на мальчика. Вполне может возникнуть риск необратимого психического расстройства.

У меня замерло сердце. Я совсем не задумывалась о возможных последствиях для Трея.

– Я не говорю, что ты должна немедленно прекратить свою дружбу с Треем, Кейт. У тебя еще есть несколько дней. Просто наслаждайтесь вашими отношениями такими, какие они есть… такими, какими они должны быть. Иначе для тебя все закончится гораздо печальнее, чем могло бы. Ведь все должно будет закончиться.

∞ 16 ∞

Несмотря на все мои усилия воспроизвести гладкую и утонченную прическу, которая была поэтапно описана в сентябрьском выпуске журнала The Delineator за 1893 год, мои волосы все еще были растрепаны. Я привыкла укладывать свои волосы в пучок, но это было, по-видимому, слишком просто для женщин в 1890-х годах. Стиль диктовал несколько обязательных боковых кос, заправленных в сложные петли волос, и все это удерживалось на месте гребнями и бог знает чем еще, чтобы сформировать не поддающуюся гравитации дугу. В конце концов в отчаянии я сдалась.

Тем не менее я уже была одета с головы до пят. Туфли, которые Кэтрин заказала в онлайн-магазине маскарадных костюмов, прибыли сегодня днем, спустя несколько часов после того, как платье и нижнее белье были доставлены портнихой. Я помогла Коннору и Кэтрин подсунуть крошечные серебряные приемники в ткань платья, нижнего белья и ботинок, чтобы убедиться, что они не пропадут, если я их сниму. Приемники усиливали поле ХРОНОСа – система, похожая на ту, что Коннор установил для дома, но в гораздо меньшем масштабе. Это окончательно решило вопрос, который мучил меня уже несколько недель. Что могло помешать историку схватить рисунок Пикассо или набить сумку золотом и привезти все с собой? Дело не в уважении правил и уставов ХРОНОСа. Эти вещи невозможно будет продать, потому что историка сразу же поймают, как только украденный предмет покинет защиту медальона и новый покупатель обнаружит, что в сумке у него ничего не осталось.

Сапоги были сделаны из мягкой белой кожи. Кэтрин сказала, что они из козьей кожи, что, я уверена, значило, из кожи козленка, и старалась не думать об этом, когда надевала их. Они хорошо сидели, но мне потребовалась целая вечность, чтобы застегнуть все пуговицы, даже после того как Коннор соорудил для них крючок.

А еще пуговицы были сзади платья.

– Я могла бы избавить всех от этих мучений, – заметила я, – если бы просто протащила липучку на выставку изобретений.

Судя по книгам, которые я читала, все, начиная от автоматической посудомоечной машины и заканчивая жвачкой «Джуси Фрут», было представлено на выставке.

– Я могла бы просто подсунуть пакет тому парню на ярмарке, который демонстрировал первую застежку-молнию. Уверена, что он будет в восторге от апгрейда.

Коннор приподнял бровь.

– Не дай бог Кэтрин услышит тебя. Она посчитает, что ты слишком похожа на своего дедушку, чтобы доверить тебе миссию ХРОНОСа. – Его губы слегка дернулись, будто он с трудом подавлял улыбку. – История священна, как поход на природу: «Оставляй только следы, уноси только воспоминания», – он говорил как некто средний между Кэтрин и экскурсоводом в музее.

Звонок в дверь и Дафна одновременно объявили о прибытии Трея, как раз тогда, когда я начала застегивать пуговицы на втором ботинке. Закончив, я вышла из библиотеки, слегка пошатываясь на необычной формы каблуках, и начала очень осторожно спускаться по лестнице. Трей уже сидел на диване, читая свое задание по британской литературе.

Его лицо просияло, когда он увидел меня.

– Ну что ж, добрый день, мисс Скарлетт.

Я оглядела свое платье, сшитое из зеленого шелка, и поняла, в чем дело. Цвет был ближе к темно-изумрудному зеленому и более ярким, нежели у платья, которое Скарлетт сшила из занавесок в «Унесенных ветром». Да и крой был у́же, чему я была несказанно рада, потому что наряд требовал меньше душных липких кринолинов. Лиф был облегающим, с квадратным вырезом и рукавами-фонариками, суженными в предплечье, с отделкой из кружев цвета слоновой кости.

– Вы опоздали лет на сорок, мистер Коулман, – протяжно сказала я, изображая южный акцент и прижимая к лицу воображаемый веер. – Но лесть открывает любые двери.

Мы встретились у подножия лестницы.

– Серьезно, Кейт, ты прекрасно выглядишь. Платье подчеркивает цвет твоих глаз, – он взглянул на свои школьные брюки цвета хаки. – У меня такое чувство, будто я пришел в домашней одежде на выпускной.

Выпускной. Еще одно напоминание о внешнем мире, в котором уже близился конец учебного года. Трей несколько раз упоминал о выпускных экзаменах, но я даже не вспомнила о выпускном бале средней школы. Я старательно избегала всех школьных балов в прошлом, но с Треем, возможно, было бы не так уж плохо нарядиться и танцевать под мерцающими огнями и креповой бумагой.

– Выпускной Браяр Хилл… – начала я.

– Был в прошлую субботу, – закончил Трей.

В прошлую субботу. Самым ярким событием того вечера была наша игра в «Эрудит» против Кэтрин и Коннора.

– Не смотри так, – сказал он. – Я все равно не планировал идти, но признаю, что был бы рад пригласить тебя. Я был гораздо счастливее здесь, с тобой, чем был бы там, без тебя.

Я присела на краешек дивана, вспоминая свой недавний разговор с Кэтрин.

– Эстелла и твой отец, вероятно, ненавидят меня. Ты проводишь здесь так много времени. И я заставила тебя пропустить выпускной бал.

– На который я в любом случае не собирался идти. Эстелла уже начала ненавидеть меня за то, что я не привозил тебя к нам. Она была убеждена, что мне стыдно за нее, что она недостаточно крута, чтобы представлять ей мою девушку. Но все осталось позади, когда она накормила тебя. А папа просто улыбается временами немного коварно и качает головой, – он рассмеялся. – Ну, знаешь, ох-быть-молодым-и-влюбленным… – он остановился, и мы почувствовали себя немного неловко. – В любом случае, – продолжил он, – как только ты починишь вселенную в своем платье от Скарлетт О’Хары, мы наверстаем упущенное, хорошо? Ты же танцевать умеешь?

Я толкнула его локтем.

– Да, я умею танцевать, хотя и не стала бы пробовать в этом платье. Оно не для танцев, это дневная одежда, поверь, – я посмотрела на длинную юбку до щиколоток и нелепые туфли и покачала головой. – Было бы намного проще исправлять вселенную, если бы я могла одеться как Чудо-женщина или Бэтгерл[22].

– Ох, с удовольствием бы посмотрел на это. – Трей улыбнулся. – Определенно могу представить тебя в роли Бэтгёрл, пинающей злодея по голове. Но за такой костюм в 1893 году тебя бы арестовали.

– Нет, если бы я осталась в Мидуэе, – ответила я. – Я бы отлично вписалась в компанию.

Мы провели весь предыдущий день, просматривая множество фотографий, сделанных на ярмарке, или, как ее официально называли, Колумбийской выставке 1893 года. В то время как многие экспонаты были солидными, сдержанными и информативными, другие экспонаты, привлекавшие больше всего денег, располагались на полосе длиной в километр, примыкающей к ярмарке. Эта линия называлась Мидуэй-Плейзанс и включала в себя развлечения вроде гигантского колеса обозрения, о котором упоминала Кэтрин. Очевидно, были и другие, менее семейно-ориентированные развлечения: мы нашли откровенные фотографии танцовщицы живота, известной как Литл-Иджипт, одной из многих экзотических танцовщиц, которые выступали в переполненных домах по вечерам.

– Действительно, ты бы вписалась в Мидуэй, – признал Трей. – И я уверен, там было бы веселее. Но из того, что я помню, Кэтрин не провела тот день на ярмарке, зависая с танцовщицами живота. Так… когда ты отправляешься? Ты ведь переживаешь из-за этого, не так ли?

Я пожала плечами.

– Скоро. Мой боннет[23] еще не пришел. – «Боннет». Это слово совершенно не входило в мой лексикон. – Мне нужно подняться наверх и переодеться… не могу дышать. Кэтрин следует ослабить этот корсет в следующий раз.

– Корсет? – Трей рассмеялся.

– Даже не пытайся, – предупредила я. – Под этим платьем скрывается больше одежды, чем я обычно надеваю за целую неделю.

Трей взял напрокат недавний фильм Джона Хилла. Я переоделась в джинсовые шорты и футболку с надписью «Спасающая себя принцесса», которую он подарил мне на день рождения. Весьма уместно, по его словам, учитывая обстоятельства. А потом мы приготовили пару бутербродов с арахисовым маслом и немного попкорна, чтобы жевать во время просмотра. Приятно было провести несколько часов в двадцать первом веке после нескольких дней концентрации на 1890-х годах, и я была рада отвлечься от мыслей о предстоящем перемещении и от того, что будет потом. Может быть, Кэтрин права и я просто должна наслаждаться тем временем, что у нас осталось. Не было никаких причин расстраивать Трея, обсуждая неизбежное.

Трею нужно было закончить эссе об Олдосе Хаксли по британской литературе, поэтому он ушел немного раньше обычного, как раз перед наступлением темноты.

– Я зайду в сеть чуть позже, – сказал он. – Ты говорила, что прочла «О дивный новый мир», верно?

Я кивнула.

– Хорошо, тогда ты сможешь прочитать эссе, когда я закончу его, и посмотреть, есть ли в нем толк, – он бросил на меня обеспокоенный взгляд. – Ты сегодня какая-то тихая, детка. Устала?

– Немного, – ответила я, глядя себе под ноги.

– Тогда, может быть, это и хорошо, что сегодня мы расходимся пораньше, – он подарил мне долгий, глубокий поцелуй, когда мы стояли на крыльце. Я смотрела, как он идет по тротуару туда, где была припаркована машина. – Увидимся завтра, хорошо?

Я улыбнулась, когда Трей ушел, все еще наслаждаясь теплом его поцелуя. Закрыв дверь и повернувшись, чтобы подняться наверх в библиотеку, я заметила на столе его учебник литературы. Схватила его и, дважды убедившись, что медальон был у меня на шее, выскочила за дверь. Трей уже отъезжал, когда я выбежала за ворота, размахивая книгой и выкрикивая его имя. На мгновение вспыхнули стоп-сигналы, и мне показалось, что он увидел или услышал меня, но он просто замедлил ход, чтобы обогнуть поворот до- роги.

Я уже собиралась вернуться в дом и позвонить ему, как кто-то появился позади меня, буквально из ниоткуда. Он схватил меня за левую руку, резко и больно загнув ее за спину. Первым моим побуждением было воспользоваться приемами самообороны и повернуться к нему, ударив ногой, чтобы вывести из равновесия и треснуть тяжелым учебником по голове. Но затем я почувствовала, как пальцы сомкнулись вокруг ключа ХРОНОСа под моей футболкой, и замерла.

– Брось книгу и позови свою бабушку.

Я сразу же узнала этот голос. Это был Саймон, мой пухлый друг из метро.

Дафна либо учуяла его запах, что было весьма вероятно, поскольку он, похоже, не мылся с нашей последней встречи, либо услышала его, потому что из дома начал доноситься ее дикий лай.

– Я не шучу, Кейт. Зови.

– Кэтрин, будь осторожна! – начала я, бросая книгу на траву рядом с дорожкой. Мой голос походил на хриплое карканье.

– Ближе… нам нужно подойти поближе, чтобы она услышала меня сквозь лай, – я надеялась, что смогу добраться до клена, у которого начиналась защитная зона, но Саймон угрожающе дернул медальон. Я содрогнулась, отчасти от страха, отчасти от отвращения, почувствовав прикосновение его руки к моей обнаженной коже.

Когти Дафны уже царапали дверь, и через долю секунды Кэтрин открыла ее. Я заметила, как она дважды сделала жест рукой, указывая кому-то за дверью на второй этаж. Затем она втолкнула Дафну обратно в прихожую и вышла на крыльцо, закрыв за собой дверь.

– Кто ты? Что тебе нужно? – спросила Кэтрин.

– А как ты думаешь? Просто принеси сюда свой медальон, и этот я оставлю на Кейт. Она сможет продолжать заниматься своими делами и будет в порядке, если только не забудет и не снимет его в душе, – на последнем слове он снова прикоснулся рукой к моему оголенному животу, и я с трудом сдержала рвотные позывы.

Я видела, как Кэтрин сняла с шеи ключ от ХРОНОСа. Голубой огонек зажегся между ее пальцами, когда она крепко сжала его в руке. Она все еще была примерно в тридцати сантиметрах от клена, все еще за барьером.

– Она сняла его, – сказала я. – Давай подойдем и заберем, – я попыталась подойти поближе к Кэтрин, но Саймон оттащил меня назад.

– Нет, – ответил он. – Думаю, она сама может принести его мне. Живо, Кэтрин.

Мне было неизвестно, знал ли Саймон о защитной зоне или просто упрямился. Я подозревала последнее, учитывая его убежденность в том, что я в безопасности, пока принимаю душ с медальоном. В любом случае, он не сдвинулся ни на сантиметр.

Кэтрин сделала шаг вперед.

– Почему я должна тебе верить?

Я почувствовала, как Саймон пожал плечами у меня за спиной, ответив ей:

– Брат Кир сказал прикончить только тебя. А Кирнан… ну, у него есть свой личный интерес в этом деле, – он наклонился и коснулся моей макушки щекой. – По понятным причинам, – я попыталась убрать лицо как можно дальше, и он усмехнулся. – Я бы предпочел не переходить дорогу Кирнану без крайней необходимости.

Кэтрин огляделась, словно пытаясь найти кого-то, кто мог бы нам помочь.

Заметив, что она не сдвинулась с места, Саймон продолжил расслабленным тоном:

– Я могу забрать ее ключ прямо сейчас, а потом пойти за твоим. Ты не сможешь убежать от меня, и мы оба знаем, что я могу получить то, что мне нужно и исчезнуть за сотни километров отсюда, прежде чем кто-нибудь услышит твой крик, – он дернул мой медальон в подтверждение своих слов, а другой рукой дернул руку за моей спиной вверх.

Я стиснула зубы, пытаясь сдержать крик:

– Он лжет, Кэтрин. Он не отпустит меня.

Кэтрин посмотрела мне в глаза и грустно улыбнулась. Затем она подошла к нам, протягивая руку с медальоном.

После этого произошло сразу несколько событий. Саймону пришлось бы либо ослабить хватку на моей руке, которую он все еще прижимал к спине, либо отпустить мой медальон, чтобы забрать другой у Кэтрин. Он сделал ошибку, отпустив мою руку, и я быстро воспользовалась этим, прижав его другую ладонь к своей груди и замахнувшись ногой назад, одновременно наклонившись вперед. Я хотела вывести его из равновесия, перевернуть и затем упасть на него, надеясь сохранить контакт с медальоном.

К моему удивлению, этот прием действительно сработал, но было уже слишком поздно. Как только я наклонилась вперед, дернув Саймона за руку, я увидела, как медальон выскальзывает из пальцев Кэтрин и опускается в его ладонь. Падая на землю, краем глаза я увидела, как Кэтрин исчезла.

– Нет! – закричала я, и Саймон воспользовался этим мгновением, перевернув меня и надавив коленом мне на живот. За дверью все громче звучал яростный лай Дафны.

– Прости, милашка Кэти, – Саймон одарил меня злобной улыбкой, пряча медальон Кэтрин в карман, и затем потянулся к моей шее, чтобы расстегнуть мой. – Вообще-то мне и этот ключ не помешает, вместе с полудюжиной тех, что твоя бабушка припрятала где-то в этом доме.

Я изо всех сил пыталась подтянуть себя поближе к клену, к защитной зоне. Почувствовав, что медальон отстегнулся, я изменила стратегию, пытаясь теперь схватить медальон Саймона, но мои пальцы только скользнули по ткани его рубашки.

Он сильнее оперся на колено, буквально выдавливая из меня весь воздух.

– А может, я просто заберу тебя с собой. Кир никогда бы не позволил такому предателю, как Кирнан, заполучить тебя, особенно после его недавнего вмешательства, но мы с тобой могли бы отлично провести время… – он грязно провел рукой по внутренней стороне моего бедра. Его рот был всего в нескольких сантиметрах от моего, дыхание касалось лица, и я почувствовала, что начинаю паниковать. У меня все расплылось перед глазами. На крыльце, прямо передо мной, несколько раз замигал свет, пока я изо всех сил старалась набрать в легкие хоть немного воздуха.

Затем раздался громкий хлопок. Голова Саймона откинулась назад, а тело резко отлетело в сторону. Яркая полоса крови потянулась от его левого виска. Я видела, как мой медальон, все еще лежащий в руке Саймона, ясно отливал голубым светом на фоне сумеречного неба. А позади него, с монтировкой в руке, стоял Трей. Я уже была готова исчезнуть, думая только о том, как счастлива, что последним увижу лицо Трея, а не уродливую ухмылку Саймона.

∞ 17 ∞

Но ничего не произошло. Трей наклонился и выдернул мой медальон из руки Саймона.

– Ты в порядке? – спросил он. Бросив монтировку к себе под ноги, он наклонился вперед, чтобы снова надеть медальон мне на шею. – Кейт?

Я кивнула, все еще не в силах сделать полноценный вдох, а тем более заговорить. Саймон издал стон, когда Трей подхватил меня на руки и понес к крыльцу. Он повернулся к Саймону с плотно стиснутыми зубами, и по выражению его лица я поняла, что он планировал схватить монтировку и прикончить ублюдка. Как бы то ни было, план не удался. Саймон все еще лежал на лужайке, но его рука тянулась к медальону, и не успел Трей сделать и нескольких шагов, как он исчез.

Трей несколько секунд сверлил глазами то место, где только что лежал Саймон, а потом снова повернулся ко мне. Он выглядел ошеломленным.

– Он сделал тебе больно?

Я покачала головой, пытаясь сдержать слезы, которые жгли глаза. Трей сел рядом, притянув меня к себе, а я вдыхала его запах, и, стараясь не расплакаться, произнесла:

– Кэтрин…

– Знаю. Я вспомнил, что моя книжка осталась на кофейном столике, и как раз выходил из машины, когда она… – он помолчал, будто не в силах поверить в это, – вот я и вернулся за монтировкой.

Я взглянула на тротуар. Бампер машины Трея был едва виден за изгородью.

– Я даже не слышала, как ты подъехал.

Трей пожал плечами.

– Дафна обеспечила мне хорошее прикрытие. К счастью, он тоже меня не услышал, – он прижался губами к моим волосам, и мы немного посидели, пытаясь осмыслить последние несколько минут.

– Я просто не понимаю, почему Кэтрин не подождала меня… я знаю, что она видела, как я подъехал.

Свет на крыльце потускнел и снова ненадолго вспыхнул, как раз перед тем, как лампочка лопнула, заставив нас обоих вскочить на ноги.

– Напомни мне спросить Коннора, где лампочки, – тихо сказала я.

Трей кивнул, спросив:

– Ладно, а, кстати, где он?

– Понятия не имею. Я видела, как Кэтрин подала ему знак, выходя из дома. Может быть, нам стоит пойти и проверить?

Открыв дверь, я сразу же увидела Коннора, сидящего, взявшись за голову, а Дафна лежала подле него, уткнувшись носом в передние лапы, – картина маслом. Они одновременно подняли глаза на звук открывшейся двери, и на лице Коннора появилось растерянное выражение.

– Кейт? Я решил, что… ох, слава богу! Я думал, что вы обе… то есть я видел, как Кэтрин… ушла… а когда оглянулся через окно библиотеки, тебя тоже не стало.

– Если ты видел, как Кейт пыталась отбиться от этого парня, почему не попытался помочь ей? – спросил Трей. Коннор уже начал спускаться по лестнице, но остановился, услышав гнев в голосе Трея. – Или Кэтрин? Где ты был, черт возьми?

Я накрыла руку Трея своей, пытаясь немного успокоить его.

– Все в порядке, Трей. Кэтрин велела ему подняться в библиотеку. Верно, Коннор?

Коннор кивнул, продолжая спускаться по лестнице вместе с Дафной.

– Мы с ней видели, что ты находилась за пределами периметра. Она предложила, что лучше всего будет попытаться расширить безопасную зону, но это не сработало. Я все еще не решил проблему с перезагрузкой системы.

Я вспомнила, как лампочка на крыльце сначала потухла, когда я боролась с Саймоном, а затем лопнула из-за скачка напряжения. Я грустно улыбнулась Коннору:

– Это сработало, хотя и ненадолго. Иначе меня бы здесь не было. Кэтрин просто не успела…

Мы сели в гостиной. Я свернулась калачиком на диване рядом с Треем. Меня внезапно бросило в дрожь, и я догадывалась, что это, вероятно, от шока. Казалось, все мы, даже Дафна, были не в состоянии поверить в происходящее, и в комнате на несколько минут воцарилась тишина.

Наконец я нарушила молчание:

– Я могу это исправить? То есть, если мне удастся помешать Солу на ярмарке, будет ли Кэтрин здесь, когда я вернусь?

Коннор неуверенно посмотрел на меня, но все же кивнул:

– Думаю, да. Ну, если она доберется до 1969 года, до Нью-Йорка, то все с этого момента развернется так же, как и раньше. Она бы все еще существовала в этой временно́й линии, так что на самом деле не имеет значения, будет у нее ключ ХРОНОСа или нет.

– Тогда мы сделаем вот что. И как можно скорее. Нам осталось выяснить еще кое-что, это не займет больше пары часов.

К моему удивлению, Коннор согласился.

– Наверное, ты права. Думаю, будет сложно привлечь внимание Кэтрин, не предупредив ее о Соле.

– Но почему бы Кейт не рассказать ей о Соле? – вмешался Трей. – Разве не он пытался убить ее?

– Не совсем так, – ответил Коннор. – Он бы не стал пачкать руки. Сол не может использовать медальон так же, как и Кэтрин. Тот Сол, который был с ней в 1893 году… я уверен, он прогнил до мозга костей, но еще не решил убить ее. И насколько, по-вашему, Кэтрин будет склонна продолжать отношения с ним, если узнает его истинную природу?

– Меня это тоже выводит из себя, – сказала я. – Знаю, я не должна ей ничего говорить, но часть меня хочет предупредить ее, чтобы она успела сбежать, как можно скорее… Я видела, что Сол сделал с ее лицом той ночью, – Коннор поднял глаза, и в его взгляде читались удивление и гнев, и я поняла, что Кэтрин, возможно, не рассказывала ему об этом раньше. – Но, если я сделаю это, – продолжила я, – увеличится вероятность того, что все изменится. Не будет мамы, по крайней мере той, что родилась в 1970 году; не будет меня. И появится множество других различий в хронологии. Поэтому я могу рассказать ей только то, что поможет предотвратить ее убийство.

– А что потом? – сказал Трей. – Ты не думаешь, что он попробует еще – в другой час, в другой день?

– Мы решим все постепенно, – сказала я. – Сначала нужно вернуть Кэтрин. Рано или поздно нам придется найти способ остановить Сола, предотвратить появление «Кирист Интернэшнл», и в этом путешествии я постараюсь найти все возможные зацепки, которые помогут нам это сделать. Я не смогу сосредоточиться на главном, если буду постоянно думать обо всем этом.

– Значит, после этого перемещения ты все еще будешь в опасности. И как мне с этим cмириться?

Наш разговор, очевидно, обретал более личный характер, поэтому я взяла Трея за руку и направилась к лестнице. Коннор с трудом сдерживал слезы и рассеяно поглаживал Дафну. Я решила, что ему нужно немного побыть в одиночестве, чтобы справиться с эмоциями. Он был ближе всех к Кэтрин и сильнее всех переживал утрату. У меня так болело за него сердце, и я накрыла ладонью его плечо, когда мы проходили мимо.

– Отдохни немного, ладно, Коннор? Завтра мы встанем пораньше и начнем с ясной головой.

Мы с Треем поднялись в мою комнату и сели на диван у окна. Сквозь листву едва виднелась почти полная луна. Я перекинула ноги через колени Трея, положив босые ступни на диван, чтобы я могла смотреть на него, и осторожно провела пальцами по линии его подбородка. Затем я придвинулась ближе и поцеловала его в шею, вырисовывая языком небольшой круг – я совсем недавно узнала, что это сводит его с ума. Он крепче прижал меня к себе.

– У меня нет выбора, Трей, – тихо сказала я. – Ты ведь это знаешь, правда? Я буду так осторожна, как только смогу, обещаю.

Он на мгновение замолчал, а потом ответил:

– Я будто… скован, Кейт. Не тобой, нет, а всей этой проклятой ситуацией. Ты делаешь что-то невероятно опасное, а я не могу тебе помочь.

Я слегка раздраженно вздохнула.

– Трей, ты только что разбил Саймону череп монтировкой, – я бросила взгляд на свою футболку «Самоспасающейся принцессы». – На этот раз я не совсем соответствовала своему титулу, да? Если бы тебя там не было, я бы умерла, или, что еще хуже, Саймон все еще лапал бы меня своими вонючими руками. – Мысль о руке Саймона, прижатой к моей обнаженной коже, заставила меня содрогнуться, и я почувствовала, что Трей тоже напрягся.

Я потянулась и снова поцеловала его долгим, медленным поцелуем, чтобы стереть эти ужасные воспоминания.

– Спасибо тебе.

Трей немного расслабился, а затем покачал головой. Его правая рука покоилась на моих ногах, а пальцы мягко поглаживали мои ступни.

– Кейт, меня съедает то, что я никогда не узнаю, потерпишь ли ты неудачу или добьешься успеха. Завтра, когда ты совершишь перемещение, все это… мы… между нами все будет кончено, верно? – он горько усмехнулся. – Независимо от того, спасешь ли ты Кэтрин или вас обеих убьют в процессе, я просто вернусь к какой-то версии моей прежней жизни. В Браяр Хилл или еще где-нибудь, но в любом случае я не буду помнить тебя… Я не буду помнить, что люблю тебя.

Мы никогда раньше не говорили этого друг другу, и мое сердце забилось сильнее. Вопреки всему я была счастлива услышать это признание от него.

– Я тоже люблю тебя, Трей.

Он расплылся в широкой улыбке, а затем снова впал в уныние.

– Когда ты это понял? Я имею в виду не то, что ты… любишь меня, а…

Он пожал плечами, ответив:

– Что-то в выражении лица Кэтрин в тот вечер, на твоем дне рождения, не давало мне покоя. И сегодня, когда я отъезжал от твоего дома, я вдруг все осознал. Я развернул машину еще до того, как вспомнил о дурацком учебнике.

– А мне не хватило сообразительности, – сказала я. – Кэтрин пришлось все мне разжевать. И я все равно не понимала, почему тебе нельзя будет остаться здесь… почему нельзя позволить тебе все запомнить.

– И почему я не могу? – спросил он с легкой надеждой в голосе. – Я мог бы помогать Коннору, у вас ведь теперь на одного человека меньше.

Я покачал головой, ответив:

– Во-первых, правила ХРОНОСа. Мы пытаемся исправить временну́ю линию, а это станет еще одним вмешательством.

– Что ж, к черту правила ХРОНОСа.

– Именно это я и сказала, – продолжила я. Эта ситуация очень сильно напомнила мне мой разговор с Кэтрин, только теперь я повторяла ее слова, а Трей сидел с выражением лица, отражающим те же самые эмоции, которые чувствовала я: гнев, отрицание, пренебрежение.

– Но самое важное заключается в том, что это может… сделать тебе больно, Трей, – я опустила взгляд на его руку, переплетая наши пальцы. – Помнишь, ты видел, как исчезли те фотографии? В тот момент твое сознание пыталось примирить два маленьких расхождения в реальности. Если ты останешься здесь завтра, эти ощущения умножатся в тысячи раз. В какой-то момент тебе придется покинуть защитный барьер, и Кэтрин не знает, как сильно это повлияет на тебя.

– Мне все равно, – сказал он.

– А мне – нет.

Мы не сводили друг с друга глаз, и никто не хотел сдаваться в этой битве упрямых взглядов. И все же. Я сдалась первой и расплакалась.

– Я не смогу сосредоточиться на том, что должна сделать, Трей, если ты окажешься в опасности.

– Ну, теперь ты знаешь, как я себя чувствую. Черт возьми, Кейт… – слезы стояли в его глазах:

– Ответишь на один вопрос?

Я кивнула.

– Кто такой Кирнан? – Мое лицо вспыхнуло, и я ничего не ответила. – Ну, я знаю, что он прадедушка Коннора, тот парень, которого он показывал мне на фотографиях. Но Саймон что-то говорил Кэтрин, когда я только подъехал, а потом еще раз, когда он был… прямо над тобой. Правда, Кейт, кто тебе Кирнан?

– Он для меня никто, Трей, – тоненький внутренний голосок назвал меня лгуньей, но я продолжила. Я была полна решимости рассказать Трею как можно больше правды. Ну, из всего того, в чем я не сильно была уверена. – Кирнан сказал мне бежать в тот день, в метро. Он практически спас мне этим жизнь. И я… видела его изображение в медальоне. Он говорил, что мы знали друг друга в какой-то другой временно́й линии.

«А еще он поцеловал меня», – подумала я, но не добавила, потому что это еще больше расстроит Трея. И я не просила Кирнана целовать меня. Да, было приятно. Но нет, я не просила.

– Судя по всему, он знал тебя достаточно хорошо, чтобы заявить о своих правах, – голос Трея звучал горько и обиженно. – Саймон сказал, что Сол не позволит Кирнану заполучить тебя теперь…

Я притянула его лицо к себе и пристально посмотрела ему в глаза.

– Кого бы Кирнан ни знал в той реальности, Трей, это не была я. Ни Сол Рэнд, ни Саймон не будут решать, кому я принадлежу. Я решаю это. Я решаю, кого я люблю и кого хочу. И никто больше.

Прижавшись к нему ближе, я скользнула пальцами под его рубашку, проведя рукой по груди.

– И я люблю тебя, Трей. Я хочу тебя. – Я колебалась, подыскивая нужные слова. – Я никогда… ни с кем… но я хочу тебя…

А после его губы настойчиво и уверенно накрыли мои. Руки скользнули вверх по моему телу, и я невольно выгнулась навстречу ему. В течение этих нескольких минут мой мир сузился до нас двоих, до его тела, прижимающегося к моему… а потом он резко отстранился и сел, опустив глаза в пол.

– Что не так? – я попыталась притянуть его к себе, но он покачал головой.

Я слабо улыбнулась ему:

– Дафны здесь нет. Никто не следит за нами, видишь?

Он не ответил. Я была смущена с головы до пят и пинала себя за то, что не позволила ему сделать самый важный первый шаг. Прикусив дрожащую нижнюю губу, я отодвинулась в дальний конец дивана и села, обхватив колени и так же опустив глаза в пол.

Спустя мгновение я почувствовала, как его пальцы мягко пробежали по моей ноге. Я не подняла го- ловы.

– Кейт. Кейт? Посмотри на меня. Пожалуйста.

По моей щеке скатилась слеза, которую он не мог видеть, потому что я повернулась к нему боком. Я крепко зажмурилась, надеясь, что другой глаз меня не подведет. Он встал с дивана и опустился на колени передо мной, смахнув слезу подушечкой большого пальца.

– Посмотри на меня, пожалуйста.

Я подняла глаза, и он продолжил:

– Ты должна знать, вне всякого сомнения, как сильно я хочу тебя, – он мягко засмеялся. – То есть правда, Кейт, разве это не очевидно?

Я не ответила, хотя и знала, что он прав.

– В эту самую минуту, – сказал он, глядя мне прямо в глаза, – нет ничего на свете, чего я хотел бы больше, чем тебя. Но мы оба знаем, что завтра или послезавтра мои воспоминания об этой ночи исчезнут. Ты, наверное, будешь помнить, но я – нет. А я хотел бы запомнить наш первый раз, Кейт.

Трей ушел почти в полночь. Не знаю, удалось ли ему дописать эссе о Хаксли. Скорее всего, нет. На следующий день он пропустил бо́льшую часть занятий, появившись на пороге сразу после полудня с ланчем от «О’Мэлли»: огромным количеством луковых колец и тремя неприлично большими бутербродами. Он не побрился и, похоже, спал не больше моего.

– Опять прогуливаете школу, мистер Коулман? – спросила я с мягкой улыбкой.

– Моя девушка собирается изменить эту реальность. Не думаю, что мои прогулы на что-либо повлияют.

В его словах был смысл.

– А как же твои родители? Эстелла?

– Я сказал им, что вчера твоей бабушке стало хуже и что мне нужно побыть с тобой. Ни то, ни другое не является ложью, – добавил он. – Скоро сюда доставят цветы, которые папа просил меня заказать.

Мы сели за стол вместе с Коннором, который, несмотря на свою необъятную любовь к солонине с ржаным хлебом, кажется, не испытывал аппетита. После обеда мы снова обсудили план действий.

– Старайся изо всех сил следовать за ней, – сказал Коннор, – но не забывай про план Б, на случай если Кэтрин исчезнет в толпе. Потому что она, вероятно, так и сделает.

Коннор был прав. Ярмарка привлекала в среднем 120 000 посетителей в день с момента ее открытия в мае и до закрытия в конце октября. А это примерно в три раза больше, чем Disney World обрабатывает каждый день, и выставка проходила на гораздо меньшем участке земли. Шансы на то, что я смогу держать ее в поле зрения, были довольно невелики.

– Я постараюсь не отставать от нее, – сказала я. – Но, если что, она будет с людьми мэра на колесе обозрения в десять пятнадцать, а после обеда она будет в центре города, в том месте, где они проводили все массовые встречи во время выставки. Теперь там институт искусств.

– Верно, – сказал Коннор. – Они называли его вспомогательным зданием. Но это будет означать, что тебе придется воспользоваться общественным транспортом Чикаго. Я знаю, что ты читала дневники ХРОНОСа о той эпохе, но я бы чувствовал себя намного лучше, если бы ты держалась ближе к стабильной точке. В худшем случае ты всегда можешь вернуться сюда и попробовать снова.

Он был прав, у нас был не один шанс. Если я совсем потеряю Кэтрин из виду и просто не смогу ее найти, то у меня будет возможность вернуться на стабильную точку и попробовать еще раз. Тем не менее, переместившись туда во второй раз, я создам еще одну свою копию, расхаживающую по ярмарке, что усложнит ситуацию. У меня было плохое предчувствие по поводу того, что мы слишком долго тянем, и Коннор с Треем чувствовали то же самое. Дом Кэтрин был оснащен достаточно надежной сигнализацией, но мы были совершенно безоружны. Как бы сильно я ни ненавидела оружие, осознавать, что у Саймона и других приспешников Сола оно было, а у нас – нет, было неутешительно, и, как заметил отец Трея, у киристов теперь есть высокопоставленные друзья.

Мы с Коннором провели бо́льшую часть утра, просматривая записи в дневнике Кэтрин о перемещении, совершенном 28 октября, собирая все возможные подробности о ее отеле и маршруте этой поездки. К тому моменту, как пришел Трей, нам пришлось признать свое поражение в одном пункте – Кэтрин не указала информации об отеле, кроме той, что он находился рядом с ярмаркой. Она останавливалась в Палмер-Хаусе во время первого перемещения на эти даты, но эта информация не очень помогла, так как нашей целью была немного более поздняя версия Кэтрин. Нам бы не помешало узнать еще что-нибудь, и я мысленно пнула себя за то, что не задала эти очевидные вопросы, когда Кэтрин была рядом, чтобы ответить.

Пока я ковырялась в своей пастрами[24], мне пришло в голову, что я могла бы просто вернуться в предыдущий день и спросить Кэтрин, но Коннор быстро отклонил этот план:

– Ты сможешь обещать мне, что не предупредишь ее? – спросил он. – Что не убедишь ее остаться в доме, когда Саймон тебя схватит?

Я подумывала солгать, но в конце концов решила сказать правду:

– Нет, Коннор… но что с того? Почему бы мне не предупредить ее? Или предупредить себя, чтобы я не выходила на улицу? Разве эта реальность настолько прекрасна, что в нее нельзя вмешаться? И я готова немного помучиться с двойственными воспоминаниями.

Коннор сердито покачал головой, ответив:

– А почему, по-твоему, она послала меня наверх, Кейт? Наша первоочередная задача – защитить тебя. Несмотря ни на что. Как бы мне ни было больно видеть, как исчезает Кэтрин, по крайней мере я знал, что это обратимо… ну, во всяком случае, я знал, что это обратимо, как только ты вошла в дом, – продолжил он, и голос его смягчился. – Именно это я и хочу сказать. Допустим, мы обратим то, что произошло вчера, – они почти наверняка просто нападут на дом в этот же момент. Если мы что-то изменим и Кэтрин выживет, а ты – нет… что ж, без тебя, Кейт, не будет никаких маллиганов[25]. Кэтрин умрет, Рэнд победит, а мы просто будем сидеть и смотреть, что он делает с миром.

Я не знала, что такое маллиган, но… Трей кивнул:

– Ладно, это объясняет то, почему она отдала Саймону медальон, хотя ясно видела, как я подъезжаю. Все еще существовал риск, что он сорвет с тебя ключ от ХРОНОСа прежде, чем я успею до него добраться. Она выиграла Коннору дополнительное время, чтобы расширить барьер.

– И выиграла время тебе, чтобы ты успел схватить свое оружие, хотя я не знаю, поняла ли она это, – добавил Коннор. – Я просто надеюсь, что этот гнусный ублюдок сейчас мучается от боли.

Цветы от отца Трея прибыли позже, во второй половине дня. Они был прекрасны – белые лилии, сиреневые розы и пурпурные альстромерии, с гроздьями крошечной белой гипсофилы. Я очень надеялась, что Кэтрин когда-нибудь их увидит, и была рада, что хотя бы в этом доме останутся какие-то напоминания о моих отношениях с Треем. Даже при том, что каждое маленькое воспоминание будет делать чертовски больно, это все равно было лучше, чем то, с чем столкнется он, вообще никаких воспоминаний.

Спустя несколько минут после цветов доставили большую круглую коробку. В ней лежала вычурная зеленая шляпка, путешествовать с которой мне очень не хотелось. Собрав последний костюм, мы назначили время отправления на 6 часов вечера и втроем начали последние приготовления к моему перемещению.

Изумрудно-зеленый зонтик лежал на кровати рядом с черной сумочкой, которую Кэтрин брала с собой в свое последнее путешествие ХРОНОСа. Эта сумка уже лет сорок как вышла из моды для поездки в 1893 год, но мне придется взять ее, так как в ней было несколько потайных карманов, которые могли бы пригодиться. Я не могла взять чемодан, потому что перемещусь на территорию ярмарочной площади, а поблизости не было никаких отелей. Сумочка была набита деньгами на расходы (все 1893 года, мечта коллекционера монет), одним из дневников, старинной картой выставки, расческой, зубной щеткой и зубной пастой, крошечной аптечкой, фляжкой с водой и четырьмя энергетическими батончиками.

Внутренняя Кэтрин Коннор отказалась от нескольких предметов в сумке, отметив, что они не были исторически уместны, но это ведь не типичная исследовательская миссия, и я не могла часами стоять в очереди, чтобы получить еду или воду. Я разрезала несколько бумажных пакетов из продуктового магазина на прямоугольники, чтобы завернуть в них энергетические батончики. Они, вероятно, затвердеют, но по крайней мере я не буду голодать. И я не собиралась отправляться без зубной щетки, даже если бы не оставалась на ночь, даже если эта зубная щетка была сделана из блестящего розового пластика.

В пять минут шестого я пошла в ванную, чтобы переодеться в нижнее белье. Трей ждал снаружи, чтобы помочь мне зашнуровать корсет. Вернувшись в спальню, я почувствовала себя немного неловко, хотя шорты и майки, которые я обычно носила, обнажали гораздо больше моего тела, чем метры белого шелка и кружев, в которые я теперь была завернута.

Он одобрительно приподнял бровь и улыбнулся, взяв меня за плечи и развернув спиной к себе, чтобы начать завязывать шнурки. Он не затянул их так туго, как это делала Кэтрин, но мне показалась, что этого будет достаточно. Он закончил со шнурками и приподнял мои волосы, перекинув их через плечо. Его губы прижались к моей шее, оставив дорожку поцелуев до края кружевного корсета. Его теплое дыхание касалось моей кожи, и я с трудом держалась на ногах.

– Обещай мне, – очень тихо сказал Трей, поворачивая меня лицом к себе, – что однажды мне выпадет шанс развязать это. Я понимаю, что ты не в восторге от этого корсета, но, хочу сказать, я люблю открывать подарки медленно.

Я улыбнулась ему с надеждой в глазах.

– Почему бы тебе не сделать это сейчас?

– Нельзя, красавица, – сказал он, качая головой. Он сел на край кровати и притянул меня к себе на колени. – Тебе нужно закончить свою работу. Во-первых, ты будешь держаться подальше от высоких темноволосых незнакомцев на ярмарке, особенно от тех, кто путешествует во времени. – Я слегка покраснела от завуалированного упоминания Кирнана, но кивнула. – Я бы также предпочел, чтобы ты держалась подальше от того парня, который управлял отелем «Всемирная ярмарка».

– Не о чем волноваться, – сказала я. – У меня будет достаточно хлопот, когда я буду останавливать одно убийство, что уж говорить о серийных. Если мне придется остаться на ночь, я последую примеру Кэтрин и возьму такси до Палмер-Хауса.

– Хорошо. Потом ты спасаешь Кэтрин, возвратишься прямо сюда, и, в довершение ко всему, найдешь меня. Это не составит тебе особого труда, даже если я не буду в Браяр Хилл.

Я с трудом сдерживала слезы, рвущиеся наружу.

– Это ничего не изменит, Трей. Ты не будешь меня знать.

– Верно, – сказал он, а затем одарил меня широкой улыбкой.

– Тогда почему ты улыбаешься?

– Потому что я знаю кое-что, чего не знаешь ты.

– И что же это? – мои губы чуть дрогнули, как от цитирования «Принцессы-невесты», так и от того, что я повелась на его шутку. – Я уже знаю, что ты не левша.

– Дело вот в чем, – продолжил он, все еще мягко улыбаясь. – Я очень много думал обо всем том времени, что мы провели вместе, и почти уверен, что влюбился в тебя, как только ты открыла глаза, прямо там, на полу в классе тригонометрии. Изменится ли что-то в следующий раз? Просто сделай то, что должна, – и я отказываюсь верить, что у тебя это не получится, потому что у тебя получится, а потом найди меня.

– И что мне сказать, когда я найду тебя, Трей Коулман?

Он рассмеялся и ответил:

– Ничего не говори. Или скажи: «Ошиблась кабинетом», как в первый раз. Что бы ты ни сказала, это не будет иметь ни малейшего значения. Улыбнись мне, опрокинь меня на спину одним из своих зловещих ниндзя-движений, а затем поцелуй. И даже если я забуду все о тебе, я же парень, Кейт. Поверь мне, я не оттолкну тебя.

– Может быть, и нет… но ты решишь, что я сумасшедшая.

Он пожал плечами и поцеловал меня в кончик носа.

– Я решил, что ты сумасшедшая, когда мы впервые встретились. Но ведь я все еще здесь, верно?

Не могла бы с этим поспорить, и, даже если бы у меня был весомый аргумент, я не могла лишить его последнего луча надежды, что блеснул в его глазах.

Запасной медальон ХРОНОСа ярко сиял на ночном столике. Я спрятала его в потайном кармане в подкладке у основания нижней юбки, а затем Трей помог мне надеть темно-зеленое платье и ненавистные мне ботинки. Нам даже удалось собрать мои волосы в аккуратный, если не сказать вычурный, шиньон и надеть сверху боннет.

Я выглядела нелепо.

Трей, конечно же, сказал, что я выгляжу идеально – хотя что-то в его глазах подсказывало мне, что он все еще представлял меня в белом корсете и нижних юбках, которые, как он знал, были под платьем. Он застегнул на моем запястье браслет, который дала мне Кэтрин. Подвеска идеально сочеталась с платьем: кружево цвета слоновой кости и зеленый шелк перекликались с жемчугом и нефритом на песочных часах.

Когда мы спустились вниз, Коннор сидел на кухне. С каждым днем он все больше и больше тревожился из-за моего путешествия. Когда мы вошли, он выглядел так, будто усиленно размышлял над огромным списком всего, что нам предстояло решить. Он взглянул на мой наряд и кивнул, будто подтверждая, что я прошла проверку, а затем он повернулся к Трею:

– Ты не возражаешь, если мы с Кейт поговорим… наедине? Всего пару минут. Мне неловко спрашивать, но…

Трей покачал головой, хотя и выглядел немного обеспокоенным.

– Без проблем, Коннор. Выйду во внутренний дворик побросать фрисби с Дафной. – Он наклонился и быстро поцеловал меня в щеку, а затем направился к задней двери.

Коннор проводил его взглядом, сказав:

– Похоже, сегодня его настроение лучше, чем вчера.

– Наверное. Что случилось?

Коннор на мгновение замолчал. Не знаю, ожидал ли он от меня какого-то личного признания о том, почему настроение Трея улучшилось, но я просто подняла бровь и ждала, пока он наконец заговорит.

– Ты не должна этого делать, Кейт. Мы найдем другой способ. Ты ужасно рискуешь, и я чувствую, что все это… неправильно, нельзя отпускать тебя.

Я улыбнулась ему и подошла к кофейнику. Кофе все еще был теплым, поэтому я вылила остатки себе в кружку.

– Если ты так беспокоишься обо мне, Коннор, почему ты не мог сказать это до того, как мы застегнули эти ужасные ботинки? И волосы? И…

– Я серьезно, Кейт.

Я села возле него и взяла его руку в свою.

– Я знаю, что это так, Коннор. Но разве у нас есть выбор? Я не хочу лишиться всей своей семьи.

Он указал головой в сторону заднего двора.

– А как насчет Трея? Твои чувства очевидны, Кейт, а он был по уши влюблен в тебя с того самого дня, как ты затащила его в дом. Ты готова отказаться от него?

Проведя полдня если не рыдая, то в попытках не разрыдаться, я ни капельки не удивилась, почувствовав, как слезы снова просятся наружу.

– Опять же, есть ли у меня выбор, Коннор? И, возможно, Трей прав. Он убедил себя, что это не имеет значения, что я найду его и мы будем вместе. Просто я буду помнить немного больше, чем он.

– Я не хочу усложнять для тебя все, Кейт, но… – он замолчал и опустил взгляд на стол, осторожно проводя ногтем вдоль края. – Кэтрин рассказывала тебе о моих детях?

Я кивнула.

– Как бы я хотел знать заранее, что все это произойдет… даже если бы я не мог предотвратить это, у меня была бы возможность подготовиться, попрощаться, понимаешь? – он печально улыбнулся мне. – Но у меня не было возможности.

Он вздохнул и вытащил из кармана конверт.

– Не сердись на Трея, он оставил ему только адрес и даже не знает, что письмо пришло. Кэтрин решила не показывать его тебе. Она сказала, что не видит смысла расстраивать тебя. Возможно, она была права, но… может быть, тебе стоит знать… – Он передал мне письмо.

Оно была напечатано на машинке, но я сразу узнала подпись внизу.

Кейт,

Я запомнил название твоей школы из того пропуска, что ты мне показала. Я не помнил фамилии твоего друга, но, к счастью, в школе был только один Трей, и один из учителей математики в Браяр Хилл нашел его для меня. Трей поделился со мной твоим адресом, но совершенно ясно дал понять, что мне лучше не делать тебе больно.

Я вовсе не хотел причинить тебе боль, Кейт. Надеюсь, ты понимаешь мою реакцию. Многое из того, что ты мне рассказала, казалось слишком невероятным, но я убежден, что ты моя дочь или по крайней мере дочь, которая могла бы быть у меня, если бы я когда-нибудь встретил твою мать.

Если ты решишь, что эта временна́я линия подходит тебе, пожалуйста, позвони мне. Тебе нужна какая-нибудь помощь? Может быть, деньги или место, где остаться? Я хочу узнать тебя. Может быть, мы сможем по крайней мере стать друзьями?

Звони. Или пиши. Не знаю, как я объясню это Эмили или мальчикам, но мы найдем способ, как справиться со всем этим.

К тому моменту, как я дочитала письмо, два ручейка слез уже текли по моему лицу. Я заметила, что сначала он подписал письмо как «Гарри», но зачеркнул. Вместо этого он подписался так, как обычно делал это под каждой поздравительной открыткой, открыткой на день рождения и каждой запиской, что он когда-либо оставлял мне, – «Папа».

Коннор выглядел растерянно.

– Мне очень жаль, Кейт. Может, не стоило показывать тебе… Я просто…

Мне было слышно, как Трей смеялся на заднем дворе, говоря Дафне, как хорошо она играет. Какая-то часть меня хотела рассматривать это письмо как знак. Знак того, что я должна передумать. Но я отбросила эти мысли.

– Нет, Коннор, ты правильно поступил, показав мне это. Спасибо. Я счастлива знать, что мой отец хороший человек, независимо от временно́й линии. Конечно, я и раньше это знала. Было ясно, что он старался не сделать мне больно. Но все же приятно знать, что он хочет… быть рядом, насколько это возможно.

Я откинулась на спинку стула и покачала головой, продолжив:

– Но это письмо ничего не меняет, Коннор, мы оба это знаем. Даже если Сол отступит и не будет яростно пытаться убить меня, мне придется постоянно носить медальон. И тебе. Моей мамы не существует, и Кэтрин… твои дети… А Гарри все равно не мой папа. Биологический отец, да, но не мой папа. Я буду хранить все свои воспоминания, но он…

Коннор посмотрел на дверь, а затем быстро опустил взгляд на свои ноги. Он ничего не сказал, но я знала, о чем думает: то же самое можно было сказать и о моих отношениях с Треем.

– Я знаю, Коннор. Но с Треем я провела только месяц, а с папой почти семнадцать лет. И Трей, кажется, убежден, что все, что мне нужно будет сделать, это поцеловать его, и мы волшебным образом снова будем… вместе.

– «Очаровательная принцесса», я полагаю? – на его губах расцвела ухмылка. – Единственная проблема заключается в том, что ты кажешься менее убежденной в этом, чем Трей.

– Да, но разве лучше будет лишить его надежды?

Я взглянула на часы. Пять часов сорок восемь минут. Дедлайн в шесть часов был условным, ведь я прибуду рано утром 28 октября 1893 года, независимо от того, в какое время я отправлюсь из библиотеки. Но с каждой минутой ожидания становилось все более вероятным, что я потеряю самообладание.

– Встретимся в библиотеке через десять минут, хорошо? – Неуверенно улыбнувшись ему, я пошла к задней двери, положив письмо в карман.

Трей сидел спиной ко мне на низком каменном заборе, окружавшем внутренний дворик. Дафна лежала у его ног и радостно грызла край своей неоново-зеленой тарелки фрисби. Послеполуденное солнце стояло низко в небе, и слезы в моих глазах создавали вокруг него мягкий золотистый абрис. Я стояла там с минуту, просто глядя на него, чтобы запомнить. Он повернулся ко мне и улыбнулся, и мне пришлось подавить новую волну слез.

Я наклонилась и позвала Дафну, оттягивая момент, когда мне нужно будет взглянуть на Трея.

– Ты позаботишься о Конноре, ладно, моя девочка? Я собираюсь отправиться за Кэтрин. – Прощание было скорее для меня, чем для Дафны, так как в ее реальности, если все пойдет по плану, я исчезну всего на несколько минут. Она подняла голову и обнюхала мое лицо там, где только что высохли слезы, мягко лизнув меня, она снова принялась грызть свою игрушку.

– Что там произошло? – сказал Трей, указывая головой в сторону кухни.

Я села рядом с ним и вынула письмо из кармана. Прочитав его, он начал было что-то говорить, но я мягко улыбнулась ему и покачала головой:

– Все в порядке, Трей. Я рада, что прочла его. Но мне все еще жаль, что я вмешалась в его жизнь. Он был так счастлив… Но, знаешь, он был счастлив и с Сарой тоже. И со мной.

Я взяла его за руку и переплела наши пальцы, продолжив:

– И мы не знаем, как все это работает; Кэтрин рассказывала, что даже в ее эпоху велись споры о том, будет ли изменение чего-то просто создавать новую временну́ю линию… может ли существовать бесконечное число различных временны́х линий, сосуществующих на разных плоскостях. Она сказала, что, возможно, эта реальность тоже продолжится каким-то образом и какая-то версия моего отца все еще будет…

– Нет, – прервал Трей. – Нет. Я в это не верю. Эта временна́я линия исчезнет.

Я с острой болью в груди осознала, что если для меня эта теория о множественных временных линиях звучала вполне приемлемо, потому что тогда мой отец и его двое маленьких сыновей все еще существовали бы в какой-то из реальностей, то для Трея это значило совсем другое.

Он покачал головой, крепко сжимая мою руку.

– Мне не нужно бесконечное количество жизней на разных плоскостях, если даже одну из них мне придется прожить без тебя. Ты отправишься назад, чтобы исправить эту реальность, вернуть все на круги своя, чтобы мы могли быть вместе. И все будет хорошо. Эстелла всегда говорит мне, что нужно верить, чтобы прожить жизнь, а я не уверен, что у меня есть та вера, о которой она говорит, но я верю в тебя. В нас.

Он поднял меня на ноги и держал в нескольких сантиметрах от себя, его глаза озорно поблескивали:

– Что там Уэстли сказал Лютику? «Это настоящая любовь. Ты думаешь, такое случается каждый день?»

– Мне бы просто хотелось, чтобы ты был там со мной, в этом Огненном болоте.

– И мне, – признался он. – Но ты справишься. Я знаю.

Оптимизма в его глазах немного поубавилось, когда мы прощались в последний раз у входной двери. В его глазах стояли слезы, когда он целовал меня.

– Я люблю тебя, Кейт. Просто найди меня, ладно? – А потом он ушел. Я прислонилась лбом к двери, немного надеясь, что он снова откроет ее и даст мне повод передумать.

Через мгновение я услышала, как его машина завелась и отъехала. Коннор подошел ко мне и сжал мои плечи.

– Ну же, девочка. Если ты решила, нам нужно покончить с этим как можно скорее.

Я неуверенно улыбнулась ему:

– Тебе легко говорить. Ты узнаешь, удалось ли мне это сделать, спустя две минуты после моего ухода. Это мне придется гоняться за Кэтрин по всему Чикаго целый день.

– Ты же знаешь, я бы поменялся местами… – начал он.

– Я знаю, Коннор, – сказала я. – Просто поддразниваю. Я готова, как никогда…

Итак, ровно в 5:58 вечера я находилась в библиотеке, держа в одной руке зонтик и сумочку, а в другой – ключ от ХРОНОСа. Внизу на кухне лаяла Дафна, вероятно на белку, своего заклятого врага, а Трей в своей машине направлялся домой. Коннор стоял передо мной с таким видом, словно собирался снова передумать и сказать, что мы найдем другой выход. Я наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, а затем, не раздумывая ни секунды, зафиксировала местоположение и закрыла глаза.

∞ 18 ∞

Когда мои глаза снова открылись, я уже стояла под ясным утренним небом и чувствовала легкий холодок свежего октябрьского ветерка на своем лице. Я уже привыкла к виду пышной зеленой листвы в этой стабильной точке, когда рассматривала это место в дневнике, но ощущения теперь были совсем иные. На острове было тихо, если не считать щебечущих птиц и насекомых. Издалека доносился шум толпы. Я улавливала слабый аромат жареного арахиса и, гораздо ближе, безошибочно узнаваемый запах грязи.

Было уже 8:03 утра по местному времени, и прошла минута после прибытия Кэтрин и Сола. Двери выставки открылись в восемь, так что посетители еще не скоро успеют добраться до Лесного острова, который располагался в центре ярмарочной площади. Я быстро огляделась по сторонам. Темноволосый парнишка лет семи-восьми энергично подметал тротуар перед деревенским домиком, а чуть дальше справа виднелись удаляющиеся фигуры Сола и Кэтрин.

Каждый раз, когда я наблюдала их прибытие через медальон, я видела, как Сол брал Кэтрин за локоть, чтобы помочь ей подняться на небольшой холм, который обеспечивал прикрытие для их внезапного появления на острове. Этот жест тогда показался мне излишне галантным, но теперь я поняла, что мокрая земля в сочетании с этой абсолютно неповоротливой одеждой создавала немало препятствий на пути к тротуару.

Вздохнув, я спрятала ключ от ХРОНОСа в потайной карман своего платья. Свободной рукой я задрала юбку повыше и использовала свой закрытый зонтик как опору, чтобы подняться вверх по склону. Земля была не так плотно утрамбована, как казалось, и кончик моего зонтика погрузился сантиметров на десять в рыхлую, влажную почву, лишив меня равновесия. Я смогла с трудом удержаться на ногах, едва не упав ничком, но создала достаточно шума, чтобы привлечь внимание парнишки, подметающего дворик перед хижиной.

Мой зонтик теперь был заляпан темной грязью, а перчатки совсем испорчены – вот вам и образ приличной леди. Я стянула перчатки и спрятала их в сумку, старательно стряхивая с зонтика землю вперемешку с опавшими листьями, прежде чем открыть его дрожащими руками.

Дрожащие руки напомнили мне о моем единственном выступлении в спектакле в пятом классе. Я отчаянно боялась, что занавес поднимется, выставляя меня на обозрение десяткам глаз, и я забуду две свои очень короткие реплики. Несмотря на то что сейчас за мной наблюдал только мальчик, стоявший перед хижиной, ощущение было то же самое. Я несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, а затем одарила мальчика надменным взглядом, который, как я надеялась, показал ему не лезть не в свое дело. Я повернулась, чтобы последовать за Солом и Кэтрин, которые теперь стояли на мосту, пересекавшем лагуну и соединявшем Лесной остров с главной выставкой.

Я все еще ясно видела их, когда приблизилась к мосту через лагуну. Они выглядели точно такими же, какими я неоднократно наблюдала их через медальон: Сол возвышался над миниатюрной фигурой Кэтрин. Она была одета в серое платье, на голове пурпурная шляпка с лавандовым пером.

Я ускорила шаг, все еще надеясь следовать плану А и держать их в поле зрения. В этом не было особой необходимости. Они окажутся у колеса обозрения около десяти пятнадцати, и, если по какой-то причине этого не случится, я могу последовать за ними в центр города, где Кэтрин проведет в одиночестве бо́льшую часть дня. И даже если эта ее версия была на полвека моложе той бабушки, которую я знала, и даже если она понятия не имела, кто я такая, я чувствовала, что мне будет гораздо спокойнее, если это дурацкое лавандовое перо будет оставаться в поле моего зрения.

Тем не менее план А с самого начала оказался под угрозой срыва. Мое далекое от грациозного восхождение на тротуар заставило меня отстать от них гораздо больше, чем я планировала. Если бы я шла быстро, мне потребовалось бы всего несколько минут, чтобы догнать их, но на горизонте буквально маячили неприятности. Несмотря на то что они были единственными людьми, идущими от острова, примерно в пятидесяти метрах впереди них виднелись тысячи людей, прибывших по гораздо более традиционному маршруту – через вход на Шестьдесят седьмой улице. Толпы людей собирались вокруг зданий, которые находились перед нами, и, если Кэтрин и Сол не повернут направо или налево и не пойдут вдоль лагуны, окружающей Лесной остров, они растворятся в толпе прежде, чем я успею догнать их.

А потом, что еще хуже, я услышала, как кто-то бежит за мной по мосту. Я оглянулась через плечо и увидела, что это был тот самый мальчик из хижины.

– Вы уронили это на острове, мисс! – сказал он, слегка запыхавшись. В одной грязной руке он держал сложенный конверт, а в другой – влажную тряпку. – И вам понадобится моя помощь с этим зонтиком. Если оставить на нем грязь, ткань будет испорчена.

Я сразу же узнала этот конверт, и сердце мое подскочило к горлу. Это было папино письмо, которое я, не раздумывая, спрятала обратно в карман, когда Трей закончил его читать. Должно быть, оно выпало, когда я споткнулась на холме.

Письмо было небрежно засунуто обратно в конверт, и я подозревала, что эти любопытные глаза по крайней мере взглянули на него; хотя у него вряд ли был бы шанс прочесть что-то во время этого бега по мосту… и это при условии, что ребенок его возраста умел бы читать в эту-то эпоху. Почтовый штемпель на конверте был четким, но он наверняка решил бы, что с датой ошиблись, так ведь?

Мальчик протянул руку с письмом, чтобы взять зонтик и стереть с него большое пятно. Я отдала ему зонтик, взяла письмо и быстро спрятала его в сумочку.

– Спасибо тебе. Я бы очень не хотела потерять это… – Порывшись в маленьком кошельке с монетами, лежащем внутри сумки, я пыталась решить, какие чаевые могут быть подходящими.

– Интересная марка, – сказал он. – Должно быть, оно издалека, раз за одно только письмо заплатили сорок четыре цента. И я никогда раньше не видел такой марки с тигром. Похож на одного из тех тигров в Мидуэе, и рисунок на ней очень яркий и красочный. Может быть, вы позволите мне оставить его себе для коллекции?

Я покачала головой, оглядываясь через мост. Кэтрин уже почти скрылась из виду.

– Мне очень жаль, но моя сестра тоже коллекционирует марки, а это письмо от нашего отца, и ей уже обещали…

Он закончил вытирать зонтик (не могу сказать, стало ли лучше, если не считать того, что грязь немного размазалась по кругу) и вернул его мне, пожав плечами.

– Ладно, мисс. Просто она правда необычная, поэтому я подумал…

– Вот, – сказала я, одарив его своей самой лучшей улыбкой. – Возьми это. В награду за то, что ты вернул письмо, и еще немного за твои старания, – я протянула ему монету в полдоллара, надеясь, что это отвлечет его от мыслей о марке. – Мне действительно нужно идти. По правде говоря, я очень опаздываю. И еще раз спасибо тебе.

Его темные глаза округлились, и я осознала, что немного переусердствовала с великодушием. Пяти или десяти центов было бы вполне достаточно. Прикинув цифры в уме, я поняла, что дала ему около двенадцати долларов чаевых в современном эквиваленте.

– Нет, мисс. Вам спасибо, – сказал он, кладя монету в карман и шагая рядом со мной. – А что вы планируете посмотреть в первую очередь? У вас есть карта? А если нет… – он порылся в кармане и вытащил грязную, сильно мятую карту выставки, явно надеясь, что ему удастся выманить у богатой девушки еще пару баксов, прежде чем она уйдет.

– Нет, спасибо, у меня есть карта, – сказала я, немного ускоряя шаг. Я вынула из сумки копию официальной карты выставки Рэнда МакНелли и вытянула шею, чтобы проверить, не видно ли пера Кэтрин. И я заметила его всего в метре от толпы.

Парнишка не отставал от меня, шагая след в след.

– Разве тебе не нужно вернуться к своей работе? – спросила я, хотя мне было немного не по себе говорить это ребенку, который сейчас должен быть примерно в третьем классе.

– Нет. На сегодня там все сделано. А на другую работу мне нужно только к вечеру, – он сделал несколько шагов вперед, а затем повернулся и посмотрел на меня, пятясь назад. – Знаете, эти карты никуда не годятся. Половина из них была создана еще до того, как ярмарку достроили, только чтобы успеть вовремя их напечатать, и некоторые экспонаты уже переместили. Вам нужен проводник. Во всяком случае, приличная молодая леди не должна бродить по ярмарке без сопровождения.

Я удивленно вскинула бровь, ответив:

– Я видела немало женщин, гуляющих по ярмарке без сопровождения мужчин.

– Ну, компаниями, да, – признал он. – Но не в одиночку, верно? Я могу сопроводить вас. Я делал это уже девять раз, однажды даже сопровождал группу дам прямо из Лондона. Я знаю все о ярмарке, потому что мой отец работал здесь все то время, что они ее строили.

Он сделал паузу и глубоко вздохнул, продолжив:

– За два доллара я могу показать вам все, что стоит здесь посмотреть, и расскажу, как избежать толпы, и… – он слегка покраснел, – и где находится дамская комната, и все такое прочее…

Я уже хотела спросить, что такое «дамская» комната, но, заметив, как он покраснел, сообразила, что к чему.

– Ну, что думаете, мисс? – быстро продолжил он. – Вы же не хотите бродить здесь в одиночестве? Тут полно мест, где вы можете попасть в беду… знаете, здесь немало таких, кто может напасть на одинокую девушку.

Мы дошли до середины проспекта, между зданиями горнодобывающей промышленности и электричества. Впереди виднелся золотой купол административного здания, но лавандового пера Кэтрин нигде не было видно.

Вздохнув, я огляделась вокруг и убедилась, что он был прав – не было ни одной женщины без сопровождения, все бродили либо группами, либо парами. Должна признать, я действительно привлеку меньше внимания, если не буду одна.

Кроме того, он видел письмо. Не знаю, как много он смог прочесть, но я решила, что будет лучше держать его в поле зрения и под контролем, пока я не выберусь отсюда. В этом мне, безусловно, поможет обещанная ему дополнительная плата.

Он понял, что я обдумываю его слова, и потому спокойно стоял, держась прямо, заложив руки за спину, словно маленький чумазый солдат, ожидающий досмотра. Тем не менее было видно, что он прикладывал немалые усилия, стараясь не запрыгать как кузнечик, ведь речь шла о такой крупной сделке.

– Я думала, тебе нужно на другую работу.

– Нужно, но гораздо позже, – сказал он, кивая. – Я просто должен помочь маме в будке сегодня ночью, и она будет рада, если я поработаю еще где-нибудь и смогу заработать побольше. Нам с ней приходится нелегко, с тех пор как мой отец…

Погиб? Оставил их? Он не договорил, и его лицо омрачилось, поэтому я решила не настаивать.

Он был худеньким, одежда на нем была изношенная, и я подумала, что, наверное, то, что его мать будет счастлива получить несколько лишних долларов на этой неделе, были абсолютной правдой. А еще он казался довольно смышленым, что было не совсем мне на руку, так как он знал о моем прибытии больше, чем мне хотелось бы. В его темных глазах горели озорные огоньки, но лицо было открытым и искренним.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Ну, моего отца звали Мик, и поэтому меня прозвали малыш Микки, потому что мы ирландцы и все такое… Только теперь его нет, а я уже не малыш, поэтому можете звать меня просто Мик.

– Ладно, Мик. Сколько тебе лет?

– Двенадцать лет, мисс, – ответил он, не задумываясь ни секунды.

Я скептически выгнула бровь.

– А сколько тебе лет на самом деле? Я не буду отказываться от твоих услуг из-за возраста, я просто хочу знать.

– Почти девять, – сказал он.

– Даю тебе еще один шанс.

– Нет, правда, в августе мне будет девять, – сказал он.

Учитывая, что на дворе был октябрь, он сильно округлил до «почти девяти». Но по крайней мере сейчас я могла поверить, что ему столько. Я пыталась придумать историю, на которую купился бы восьмилетний ребенок, такую, которая могла бы заставить его держаться рядом и помалкивать, пока я не буду готова отправиться домой. Я вспомнила о книге, которую читала в средней школе, о Нелли Блай, знаменитой девушке-репортерше 1880-х годов, которая в одиночку объехала весь мир за семьдесят два дня. Я почти уверена, что ей было столько же лет, сколько и мне сейчас, когда она начала писать репортажи.

– Хорошо, – сказала я, наклонившись, чтобы поравняться с ним. – Вот что я могу предложить, Мик, и это не будет подлежать обсуждению. Меня зовут Кейт, и я журналистка, писательница для… газеты, там, на востоке. Обычно я работаю в паре с моим фотографом, но он задерживается. Мне бы не помешал помощник, но ты должен будешь делать именно то, что я скажу. Никаких вопросов и никаких разговоров на эту тему, потому что я работаю над эксклюзивным материалом, ясно?

Он немного поморщился, услышав последнюю фразу. Я подозревала, что он не совсем понимал, что такое эксклюзивный материал, но старался не подавать виду.

– Репортер? Следите за теми двумя, верно? За мужчиной и женщиной, которые пришли до вас? Он что, преступник или что-то в этом роде? Выглядел правда подозрительно, он…

Я бросила на него острый взгляд и оборвала на полуслове:

– Никаких вопросов, помнишь? Для начала я дам тебе пять долларов, – продолжила я. – Возможно, я уеду сегодня, но могу и остаться на завтра, в зависимости от того, сколько времени займет моя статья. Я также оплачу твои расходы: еду и тому подобное. И первым делом мы отправимся в мужскую комнату, где ты приведешь в себя в порядок, потому что мне нужен чистый и аккуратный помощник. А затем ты поможешь мне добраться к десяти часам до Мидуэя.

Он снова кивнул и, схватив меня за локоть, потянул в сторону, к ансамблю больших белых фонтанов.

– Сюда, мисс…

– Кейт, – подсказала я.

– Сюда, мисс Кейт. Я знаю путь получше.

Пока мы шли, Мик вошел в роль экскурсовода, и вскоре стало очевидно, что он не лукавил насчет своих знаний. Ему действительно многое было известно о выставке, и он помнил многие подробности о различных павильонах и экспонатах.

– Это, – сказал он, когда мы подошли к огромному водоему, один край которого был усеян гигантскими белыми фонтанами, – то, что они называют Гран-Басин, – Мик указал на центральную скульптуру фонтана в форме большого корабля, мимо которого мы проходили. – Это колумбийский фонтан Макмонни, и тот парень, который его проектировал, сказал мне, что это символ страны и того, какого прогресса мы достигли со времен Колумба. А люди, которые гребут, символизируют искусство, ну, знаете, типа музыка, живопись и все такое… а тот огромный мужик – Отец наш Время, направляет лодку в будущее со своим большим… – он немного помолчал, размышляя. – Моя мама всегда называла это копьем, но ведь это штука, которой косят сено. Как ее называют?

– Коса? – спросила я.

– Да, именно, – сказал он, слегка оттягивая меня в сторону, чтобы увернуться от небольшой группы женщин средних лет, которые, как и я, смотрели на статую и не обращали особого внимания на то, куда они шли. – Коса. Я не помню, что символизирует эта статуя женщины впереди. Или эти купидоны. Наверное, просто декорации. А вон то здание, – сказал он, – это самое большое здание в мире, здание мануфактуры. И то, мимо которого мы проходили по дороге сюда, – здание электричества, там находятся вещи, в которые вы не поверите, даже если увидите. У меня есть приятель, который подметает там, и он говорит, что у них там есть такая машина под названием «телеавтограф», с помощью которого можно отправить фотографию, скажем, с востока, и эта машина нарисует ее для вас прямо здесь, точно такую же. А еще он говорит, что у них есть новая штука мистера Эдисона, которая заставляет картинки двигаться так, что кажется, будто вы видите, как парень чихает, но на деле вы просто смотрите в эту крошечную коробочку. И просто подождите немного, когда стемнеет, все это место светится – вы точно никогда не видели ничего более красивого. Будто миллион фонариков, но я проверил их днем, и оказалось, что это всего лишь маленькие стеклянные шарики с крошечной проволокой внутри.

Странно было думать, что почти все величественные сооружения, на которые указывал Мик, были временными постройками, сделанными из материала чуть прочнее папье-маше. Экспонаты будут вывезены, а здания снесены или сожжены в течение нескольких месяцев. Останется лишь несколько зданий и садов, что уже удивительно, поскольку еще год назад здесь было болото.

Мы обошли лагуну с несколькими разноцветными гондолами, принимающими своих первых пассажиров. Прямо через водоем, сквозь сады Лесного острова, был виден японский чайный домик.

Бо́льшую часть пути мы шли по тротуарам, минуя здание правительства США и здание рыбного хозяйства, где Мик с великим удовольствием описал мне во всех красках огромную акулу, которая была выставлена на всеобщее обозрение. Затем он срезал путь через травянистую площадку перед национальными выставками Гватемалы и Эквадора, и мне пришлось идти на цыпочках, чтобы каблуки сапог не провалились в сырую землю.

Мой правый ботинок уже начал натирать волдырь на пятке, и я все больше подозревала, что «лучший путь» Мика – не самый прямой к Мидуэю. Вдалеке виднелось Чертово колесо, и, казалось, мы где-то пропустили свой поворот.

– Да, – сказал он, когда я указала на большое колесо на горизонте. – Но вы вряд ли захотите воспользоваться дамскими комнатами в том павильоне. Они не подходят для леди. Дамы из Лондона были очень впечатлены комнатами, что находились во Дворце изящных искусств. Это прямо здесь, в следующем здании. Они говорили, что лучше еще нигде не видели.

– Но я… имела в виду, что в «комнате»… надо умыться тебе. Я-то не очень сейчас нуждаюсь, – мне было страшно представлять, как я справлюсь в туалете с этим платьем, и решила, что мне лучше просто потреблять меньше жидкости оставшуюся часть дня.

– Ох… простите, – сказал он. – Я могу воспользоваться той, что в Мидуэе, и за нее не придется платить, но… я подумал, может быть, вам нужно было… Знаете, некоторые дамы не говорят. Одна дама из Лондона молчала всю дорогу, пока чуть не…

– Девушки-репортеры не чопорны, – сказала я, слегка улыбнувшись ему. – Мы говорим то, что думаем. Так что, если мне будет нужно, я скажу тебе прямо, – я взглянула на ступеньки, ведущие к богато украшенному зданию. – Мы уже пришли, так что можем войти внутрь. Я подожду тебя в вестибюле.

У нас произошло маленькое недопонимание с дежурным в уборной для джентльменов. Он окинул небрежным взглядом наряд Мика и предложил ему найти другой туалет. Мик немного поспорил с ним, а затем вмешалась я, передав парню четвертак – намного превышавший плату в один никель за использование уборной. Его отношение изменилось, но он все равно последовал за мальчиком внутрь, будто боялся, что Мик может убежать с полотенцами.

Я села на черную, обитую тканью скамью и оглядела огромное разнообразие статуй из мрамора, гипса и бронзы. Часы в холле показывали всего несколько минут десятого. У нас оставалось еще много времени, но я слишком нервничала и не могла спокойно сидеть, поэтому подошла поближе, рассматривая несколько работ. Одна из самых больших статуй изображала человека, который собирался ударить орла, который нападал на него. Рядом на небольшой бронзовой статуэтке с французским названием был изображен маленький ребенок, сидящий на берегу реки. Статуэтка была прекрасно детализирована, и я с удивлением заметила, что художницей была девочка-подросток из Бостона, Теодора Элис Рагглз.

Мик вышел из уборной спустя несколько минут и действительно успел смыть бо́льшую часть грязи с лица и рук. Его манжеты немного намокли из-за попыток очистить их, но и они выглядели лучше прежнего. Он явно знал, как правильно пользоваться бесплатными туалетными принадлежностями – теперь его волосы были аккуратно разделены пробором посередине и смазаны чем-то, что пахло бергамотовым маслом, которое используют в «Эрл Грее», и я вспомнила, как в детстве дремала на коленях у отца, пока он читал газету и потягивал утреннюю чашку чая.

Мальчик снова стоял в режиме досмотра, поэтому я быстро кивнула ему.

– Очень солидно, сэр. Я думаю, вы вполне сойдете за помощника журналиста.

Он широко улыбнулся мне, и мы покинули Дворец искусств. Очевидно, в этих местах Мик проводил не так много времени, поскольку он ничего не говорил о многочисленных статуях и картинах, мимо которых мы проходили, но он снова оживился, как только мы повернули налево к тротуару.

– До Мидуэя совсем недалеко, мисс Кейт. А откуда вы знаете, что они будут там в десять? И вообще, что они там делали, у Охотничьего лагеря? Я видел его там раньше, пару раз. Он каждый раз выходит из этих кустов… Я чуть было не позвонил копам, потому что здесь иногда пропадают девушки, но потом заметил, что с ним всегда одна и та же женщина. И она часто бывает здесь, на выставке. Они там что-то прячут?

Он поднял глаза, когда я не ответила.

– Ах, да, вы же сказали, никаких вопросов. Моя мама всегда говорит, что я добьюсь гораздо большего в жизни, если научусь держать рот на замке.

– Моя мама говорит мне то же самое, – засмеялась я. – И я тоже обычно ее не слушаю. Но, знаешь, наверное, это хороший совет.

Он пожал плечами.

– Да, но мой папа сказал, что единственный способ научиться чему-то – это задавать вопросы, что довольно трудно сделать, если рот на замке. Вообще, могу сказать, что тот, за кем вы следите, – плохой парень. У него глаза такие. Он всегда бросал на меня злобный взгляд, когда поднимался на тот холм, как вы сегодня утром, но я видел, что вы просто испугались. Не желали мне зла.

– Я вовсе не испугалась, – сказала я.

– Ну конечно, испугались, – ответил он как ни в чем не бывало. – Вы здесь впервые и следите за каким-то плохим парнем. Но теперь у вас есть хороший компаньон, так что вы допишете свою историю и ваш босс будет счастлив, да?

Мне казалось бессмысленным спорить с восьмилетним ребенком, особенно если он был прав, поэтому я просто замолчала и последовала за ним.

В половине десятого утра в Мидуэй-Плезанс уже было шумно, пыльно и многолюдно. Здания были не такими огромными, как на главной выставке, но недостаток в размерах восполнялся цветом и дизайном. Спустя несколько городских кварталов мы миновали копии старинной американской бревенчатой хижины, ирландский замок, коллекцию азиатских хижин и уменьшенную копию турецкой мечети.

Сразу за немецкой деревней находилась небольшая закусочная, где мы остановились и купили два лимонада. Спустя несколько минут мы нашли свободное место на одной из скамеек перед зданиями.

В отличие от остальной части ярмарки, где посетители были в основном белыми, Мидуэй больше походил на современный город с широким разнообразием рас и национальностей. Я взглянула на другой конец улицы и увидела человека в арабской одежде, он тащил за собой верблюда по главной дороге. На верблюжьем горбу в седле сидела женщина средних лет, крепко вцепившись в края седла, и выглядела так, словно одной этой поездки ей уже было достаточно.

Мик проследил за моим взглядом:

– Вон там, внизу, Каирская улица. Вы должны вернуться сюда сегодня, когда у них начнется арабская свадьба. Это будет…

– К сожалению, я не думаю, что у меня получится посмотреть ее, Мик, – сказала я. – Я здесь по заданию, и у меня мало времени.

Я была немного удивлена, когда осознала, что искренне сожалею о необходимости спешить, потому что здесь было много того, что я правда хотела бы посмотреть, будь это обычное путешествие. Я немного завидовала работе Кэтрин, которая состояла всего лишь в том, чтобы узнавать как можно больше.

– Очень жаль, – сказал он. – И недели не хватит, чтобы все здесь посмотреть. Но вы, конечно, не сможете провести здесь целую неделю, ведь все уже закрывается. Будет здорово снова пройтись здесь, когда все разбегутся, как тогда, когда все только строили. Я не очень люблю большие толпы. Потом люди начнут все здесь крушить, и, наверное, потом разъедутся по домам.

– А где твой дом, Мик? Я имею в виду, откуда ты приехал в Америку.

– Графство Клэр. Находится в Ирландии, – сказал он. – Город называется Дублин. Красивое местечко, – говорит мне мама, – но, кроме рыбалки, ничем не займешься. Мы здесь с тех пор, как мне исполнилось три или четыре года. Я вроде как помню, что приехал сюда на лодке, но Ирландию не помню.

– И куда ты отправишься? – спросила я. – Ведь скоро здесь не останется работы для тебя и твоей мамы, верно?

Он кивнул, скорбно скривив губы.

– Леди из церкви пытается уговорить мою мать вернуться на большую ферму, где мы работали, когда только приехали в Америку, и она думает согласиться. Почти уверена в этом.

– А ты не хочешь?

Он покачал головой:

– Там было чисто, и у нас было больше места и все такое, и было здорово работать на открытом воздухе, но я не хочу туда возвращаться. Мой отец не хотел работать на той ферме, он не доверял им, и я тоже. Я бы лучше остался в городе и работал на фабриках, даже если придется сидеть взаперти весь день.

– А как же школа? – спросила я, потягивая прохладный и приятно терпкий лимонад через высокую бумажную соломинку.

– Я уже все, – сказал Мик, рисуя носком ботинка узоры в пыли. – Почти два года ходил на занятия на ферме, пока не началась ярмарка и не умер мой отец. Я могу хорошо читать и писать. Умею считать. Все остальное можно самому выучить. Я уже достаточно взрослый, чтобы зарабатывать себе на жизнь.

Он говорил с высоко поднятой головой, и я была поражена тем, как сильно он старался быть взрослым.

– А когда твой отец… – начала я нерешительно.

– Еще в июле, – сказал он. – Как началась ярмарка и окончились строительные работы, он получил работу пожарника. В ресторанах и некоторых электрических зданиях частенько что-то загорается. А потом случился большой пожар в здании холодильного склада… странно, что здание с таким количеством льда внутри загорелось. Не знаю, из-за чего все началось, но пламя было огромным. Все пожарные, работавшие на выставке, погибли, и несколько человек, приехавших из города, тоже погибли. Тушение заняло много времени, но у них получилось, поэтому ни один из соседних домов не загорелся.

– Мне жаль, что так вышло с твоим отцом, Мик.

– Да, мне тоже. Я скучаю по нему. – Он немного помолчал, а потом допил лимонад, и его соломинка уже начала издавать громкий чавкающий звук, когда он перемешивал ею лед, чтобы добраться до нескольких последних капель, оставшихся на дне.

– Знаешь, я не хочу допивать, – сказала я, хотя это было не так – в воздухе витала пыль, и я бы с радостью допила оставшуюся в моем стакане жидкость, если бы не наводящие ужас мысли о попытках сориентироваться в уборной в этой огромной юбке. – Можешь допить мой, если хочешь.

Он одарил меня очередной ухмылкой:

– Ты лучше моего предыдущего босса. Однажды она дала мне мятный леденец, и то только потому, что она сказала, что у меня изо рта пахнет луком. Что, вероятно, было правдой. – Он в несколько глотков допил лимонад и отнес две пустые бутылки обратно в закусочную.

Мы начали спускаться к колесу обозрения, которое казалось еще более огромным по мере приближения. Оно было почти в пять раз выше того, на котором я каталась во время ярмарки графства в прошлом году, и отбрасывало тень далеко вдоль Мидуэя. Я опустилась на свободную скамейку прямо за углом соседнего здания, откуда открывался отличный вид на погрузочную платформу аттракциона. Волдырь на моей пятке начинал дико раздражать, и мне очень не хотелось стоять здесь и ждать появления Кэтрин.

– Значит, мы просто будем сидеть здесь и ждать, пока они придут? Я могу помочь вам проследить за ними… Мы собираемся пойти за ними и посмотреть, куда они идут, или что?

Похоже, что правило «никаких вопросов» все больше и больше раздражало его, и я решила, что не случится ничего страшного, если я объясню ему план действий:

– Что ж, на самом деле мне нужно подобраться поближе к той женщине рядом с ним. Они будут идти в большой группе, около сотни человек, и мэр будет вместе с ними, так что заметить их будет нетрудно.

– Оу, – сказал он, кивая с важным видом. – Значит, вы пишете политическую статью. Этот негодяй пытается подкупить мэра, да?

– Нет, не совсем так, – покачала я головой. – Я пишу не о мэре. Мне нужно только пару минут поговорить с этой женщиной, и нужно постараться сделать это так, чтобы «негодяй», как ты его назвал, не подслушал нас.

– Ладно, это будет несложно, – сказал он. – Я попрошу Поли посадить нас в их кабину.

– В их… что? – спросила я. – И кто такой Поли?

– В кабину на том большом колесе, – сказал он, кивнув в сторону вагончиков, в которые теперь входили люди. – Вы говорили, что с ними будет около сотни человек, да? По крайней мере двадцать из них струсят сесть в кабину, вот увидите, а в каждую кабину помещается по шестьдесят человек. Поэтому нам просто нужно сесть в нужную.

Я посмотрела на самый верх колеса и подумала, что он, вероятно, прав насчет людей, которые струсят. У меня внутри все сжалось при мысли о том, что я поднимусь так высоко на построенном в 1890-х годах колесе, задолго до того, как оно прошло проверку.

– А Поли, – продолжил Мик, – он знает меня, он может просто протолкнуть нас вместе с ними. Дамы могут поехать отдельно, чтобы мужчины могли курить, но если всех отправят вместе, то я отвлеку негодяя и вы сможете поболтать с той леди.

– Но я не думаю, что с ними будут дети, – сказала я. – Только мэры и их жены…

Он пожал плечами:

– Это не имеет значения, – сказал он, понизив голос. – Я довольно часто катаюсь бесплатно. Многие дети так делают, нужно просто найти пару дам с пышными юбками и как-то протиснуться между ними. Поли все равно, пока меня никто не замечает. Чаще всего дамы не выдают нас, если вести себя так, будто никогда раньше не ездили на нем. А если они все-таки пожалуются, то Поли просто накричит на меня, когда мы выйдем, и обзовет кучкой всяких гадостей, может быть, даже бросит в меня чем-нибудь, чтобы у него не было неприятностей.

– Ну что ж, – рассмеялась я, – по крайней мере на этот раз тебе не придется протискиваться между кем-то, – я протянула ему доллар с четвертью. – Купи нам два билета и дай Поли четвертак в качестве чаевых за помощь.

– Ладно, – он вскочил со скамейки. – Вы останьтесь здесь, потому что у вас болит нога, а я скоро вернусь.

Нужно отдать ему должное за его наблюдательность. Я ничего не говорила о волдыре, и если и хромала, то вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание, потому что я вся была закутана в одежду с головы до ног.

Мик подбежал к кассе и встал в короткую очередь, чтобы купить билеты, а затем остановился на минуту, чтобы поговорить с Поли, мальчиком примерно моего возраста. Они оба посмотрели в мою сторону, и Поли слегка помахал рукой, после чего Мик направился обратно к скамейке.

– Все готово, – сказал он с усмешкой. – Если вы уверены, что они будут здесь в десять пятнадцать, то у нас есть всего пара минут, может быть, пять. Когда вы увидите, что мэр направляется в нашу сторону, мы пойдем к колесу, и потом вы просто смешаетесь с толпой в конце очереди. Если они будут без детей, я подожду в стороне, пока вы не начнете входить в кабину, а потом быстро проскользну рядом.

Лучше плана я бы и не придумала.

– Даже если они поймут, что мы пришли не с мэром, – сказала я, – они вряд ли смогут высадить нас, когда колесо начнет двигаться, верно?

– Я не думаю, что мэр устроит много шума из-за нас, – сказал Мик. – Он любит детей. Даже пытался заставить владельцев выставки устроить бесплатный вход для бедных детей из Чикаго, но те отказались.

– А вот Буффало Билл[26], – добавил он, кивнув в сторону другого конца Мидуэя, – был совсем другой. Видите, вон те палатки? Это его шоу «Дикий Запад». Он сказал мэру, что сделает это – устроит день беспризорника, когда все дети в городе смогут посмотреть шоу бесплатно, получат бесплатные конфеты, бесплатное мороженое. Тот еще день был, конечно, – заметил он с серьезным видом. – Они там зарабатывают много денег. Держу пари, что боссы ярмарки хотели бы, чтобы шоу Билла было частью Мидуэя. Но они сказали, что оно слишком «низкого класса», хотя у них уже были индийские шоу на выставке, только далеко не такие хорошие, как у Буффало Билла.

Затем он замолчал, то садясь на скамейку, то подходя к углу здания каждые тридцать секунд, чтобы заглянуть за край. После третьего или четвертого раза он снова сел и придвинулся чуть ближе.

– Там внизу большая группа людей, как раз возле киоска с лимонадом. Это они. Мэра ни с кем спутаешь, он большой парень, и у него эта шляпа… ну, увидите.

И я правда увидела, как примерно через две минуты из-за угла вышел высокий, довольно статный мужчина в черной шляпе с опущенными полями и направился к билетной кассе. Мик был прав – на нем был деловой костюм, дополненный классическим жилетом и карманными часами, Картер Генри Харрисон определенно обладал своим стилем. На всех мужчинах были шляпы: котелки, соломенные лодочки и несколько цилиндров, но шляпа Харрисона имела несколько сомнительную, ковбойскую форму. Она немного напомнила мне фетровую шляпу, которую носил Индиана Джонс.

Мэр махнул рукой в сторону многочисленной делегации позади него и остановился, чтобы услышать что-то, что говорила одна из женщин. Ее волосы были светло-каштановыми, с редкими седыми прядями, а платье темно-синим, с белым кружевным лифом. Эта привлекательная особа носила очки в проволочной оправе, роста была моего, как и телосложения. Мэр от души рассмеялся над тем, что она сказала, и похлопал ее по руке, прежде чем снова повернуться к толпе.

– Если кто-то из вас беспокоится, как миссис Солтер, позвольте заверить вас, что колесо совершенно безопасно. Самым первым пассажиром была жена изобретателя, и нет, мистер Феррис вовсе не стремился избавиться от своей дорогой дамы.

В группе послышался вежливый смешок, а затем Гаррисон продолжил:

– Прошу подождать всего минуту, чтобы я мог договориться о нашем путешествии с этим милейшим человеком, а потом, – он театральным жестом указал на вершину колеса, – «только небо наш предел».

Несколько женщин проследили взглядом его жест, и одна из них, пухленькая женщина средних лет, в бледно-розовой шляпке, громко ахнула. Не знаю, действительно ли она не смотрела на колесо до этого момента или только сейчас осознала происходящее, но она вырвала свою руку из руки подруги, стоявшей рядом с ней:

– Мне очень жаль, Харриет. Я знаю, что обещала подняться с тобой, но ни за что в жизни я не ступлю ногой внутрь этого стального монстра, – она заметно вздрогнула и покачала головой. – Нет. Я подожду тебя здесь, – она подошла к дюжине женщин и паре мужчин, которые собрались посмотреть с земли на своих более храбрых соотечественников. Через пару секунд ее подруга взглянула на колесо и с довольно страдальческим лицом решила, что тоже останется внизу.

Оглядев толпу, я сразу же заметила Сола, стоявшего рядом с многочисленной группой мужчин. Через несколько секунд я увидела перо Кэтрин, прямо за спиной женщины в сине-белом платье, которая только что разговаривала с мэром. Они стояли почти в центре группы, которая, за исключением этих двух женщин, казалось, разделилась по большей части по половому признаку, причем женщины собрались на одной стороне платформы, а мужчины – на другой. Несколько членов женской группы сверлили взглядом двух предательниц, выражая свое недовольство.

Я толкнула Мика локтем.

– Это она. Не уверена, что знаю другую женщину, с которой она разговаривает. Возможно, это женщина-мэр, которую они пригласили… – это казалось наиболее вероятным, хотя я бы не описала эту жизнерадостную леди как «кроткую серую мышку», как это сделала Кэтрин.

– Женщина-мэр. Подумать только, – Мик слегка прищурился, чтобы получше разглядеть, но ее загораживали несколько мужчин, стоявших между нами. – Я постою рядом с Поли, а вы просто заходите в ту кабину, в которой поедет она, и я пойду следом.

Я придвинулась к линии, у которой женщины и мужчины разделялись на две группы, и сделала вид, что копаюсь в своей сумочке, когда мужская половина отступила в сторону и галантно позволила женщинам войти в кабину первыми. Высокий голосок Кэтрин был легко различим в низком гуле мужских разговоров. Она говорила с другой женщиной, но я не могла разобрать, о чем именно, и так как они не присоединились к группе женщин, я тоже держалась позади, рядом с ними.

Дверь первой кабинки закрылась, и несколько женщин смеялись и махали мужчинам, что поджидали внизу. Я переместилась к внешней стороне платформы, ближе к концу очереди. Несколько мужчин неодобрительно посмотрели на Кэтрин и ее спутницу, а один из них высокомерно фыркнул в мою сторону, когда мы направились к «мужской» кабине и начали подниматься. Похоже, Мик был прав. Они с нетерпением ждали быстрого перекура и были не слишком рады, что теперь им придется просить разрешения у женщин на борту.

Я оглядела платформу в поисках Мика, надеясь, что он сможет проскользнуть, но вскоре стало ясно, что он уже поднялся в кабину. Как только я вошла, он издал громкий вопль, и из кабины выбежала женщина в темно-синем платье, таща его за ухо. Судя по выражению лица Мика, она довольно долго тянула его, пробираясь к мужчинам, которые всё еще стояли в очереди, чтобы войти в фургон.

– У нас здесь маленький безбилетник, – строго сказала она, потянув его за ухо так, что ему пришлось встать на цыпочки. – Если вы, джентльмены, отойдете в сторону, я вышвырну его вон.

Я глубоко вздохнула, надеясь, что не совершу необратимой ошибки:

– Он не безбилетник, мэм. Его билет у меня.

Я подняла в воздух два корешка билетов, и все повернулись, чтобы посмотреть на меня, включая Кэтрин. Ее взгляд был прикован к моему поднятому запястью, к подвеске в виде песочных часов, которую она подарила мне на день рождения. Я поймала ее взгляд на секунду, а затем снова повернулась к женщине, которая мертвой хваткой вцепилась в ухо Мика.

В это мгновение мне удалось рассмотреть ее поближе, и я сразу же ее узнала. Наше сходство и сейчас было довольно сильным, хотя и не таким очевидным, как с ее витражным изображением в церкви, потому что она изменила цвет своих волос. И теперь я легко могла разглядеть, что ее глаза, спрятанные за очками в проволочной оправе, были не зелеными, а голубовато-серыми. Я бросила взгляд на ее руки, чтобы найти символ киристов, но на ней были перчатки, как и на мне, пока я не умудрилась измазать их в грязи, поднимаясь на холм на Лесном острове.

Совсем не так я ожидала встретить свою давно потерянную тетю. Я всегда представляла себе ее ровесницей моей матери, поэтому было странно встретить эту более молодую версию. Светлые пряди неплохо маскировали ее возраст, но теперь, вблизи, я была уверена, что ей немногим больше двадцати пяти. По выражению ее лица стало ясно, что она точно знает, кто я такая. Она сверкнула глазами, а затем снова вернулась к своему образу, натянув недовольную улыбку.

Затем вмешался мэр Харрисон:

– Благодарю вас, миссис Солтер, но поскольку у мальчика действительно есть билет, может быть, нам стоит просто…

Пруденс отпустила Мика и подтолкнула его ко мне.

– Забавно, – сказала она, прищурившись и продолжая пристально смотреть на меня, – не помню, чтобы вы были в нашей компании.

– Я пришла не с вами, – ответила я. – Я купила билеты сегодня утром, и мы не знали, что эта кабина была заранее забронирована, – я кивнула в сторону Мика, – он мой помощник… я пишу рассказ для моей… моей газеты.

Она фыркнула и недоверчиво выгнула одну бровь.

– Так значит, это ваш помощник… понятно, но вы не пишете никакую статью для газеты. Мэр Харрисон, возможно, вам лучше вызвать охрану и попросить их выдворить этих двух. Сегодня утром, когда я только заходила на территорию, они пытались залезть в карман к одному джентльмену. Молодая леди его отвлекала, чтобы этот маленький бродяга мог сделать свою работу. Если бы я не стукнула его зонтиком, они вдвоем удрали бы с бумажником старика.

– Это ложь, – яростно возразила я. – Такого не было, и вы это знаете.

Тем не менее ее слова прозвучали достаточно убедительно для большинства людей в кабине, и я почувствовала, как атмосфера изменилась. Еще минуту назад некоторые из них сочувствовали мне, а теперь даже мэр Харрисон смотрел на меня с некоторым подозрением.

– Тогда почему вы не вызвали охрану? – спросила я. – Если вам показалось, что мы делаем что-то противозаконное…

Мягкий голос, донесшийся откуда-то сзади, прервал меня:

– А для какой газеты вы пишете, мисс?

Я со страхом повернулась к Кэтрин и пробормотала первое, что пришло мне в голову:

– Ра… «Рабочий Вестник Рочестера». Всего лишь небольшой еженедельник. Мы пишем в основном о вопросах рабочего класса.

– О, я знаю эту газету, – сказала она, делая шаг вперед и становясь рядом со мной. – Ваш редактор недавно написал отличную статью о сложностях борьбы с детским трудом. В прошлом месяце в «Женском журнале» была короткая выдержка из нее. Вы здесь для того, чтобы взять интервью у некоторых молодых работников выставки?

– Да, – ответила я, благодарно улыбнувшись ей. Ее способность сплести правдоподобную историю из той тоненькой ниточки, что я обронила, очень впечатляла. – Мик знаком со многими молодыми рабочими, и он помогал мне. Я решила отблагодарить его поездкой на колесе обозрения.

– Я всегда мечтал прокатиться на большом колесе, – добавил Мик, с жалобным выражением разглядывая свои ботинки. – Но моей маме нужны все деньги, которые я могу заработать, – он обвел всех присутствующих взглядом и снова посмотрел на меня. Его большие карие глаза с длинными черными ресницами, которые наверняка через несколько лет сделают его настоящим сердцеедом, теперь сияли еще ярче из-за слез, вызванных оттягиванием за уши. – Но все в порядке, мисс Кейт. Я не хочу причинять вам никаких хлопот.

Мик был очень убедительным маленьким актером, и я почувствовала, как настроение в кабине снова изменилось, когда несколько человек вокруг меня расслабились. Некоторые мужчины сердито смотрели на Пруденс, хотя я заметила, что в основном это были те же самые люди, которые и ранее презрительно смотрели на нее и Кэтрин у входа.

– Дора, – сказала Кэтрин, наклоняясь вперед, – тебе не кажется, что сегодня утром ты ошиблась? Возможно, ты неправильно оценила ситуацию. Так трудно сказать, что происходит, когда место кишит таким количеством людей. Не думаю, что эта молодая леди выглядит или говорит, как какой-то воришка…

В этот момент вмешался мэр Харрисон:

– Может быть, мы просто попросим вас и вашего… молодого помощника… сесть в следующую кабину? Похоже, это была невинная ошибка, миссис Солтер, и у них действительно есть билеты, как вы можете видеть.

Пруденс знала, что выбора у нее нет, и бросила раздраженный взгляд на Кэтрин, когда та, пыхтя, пробиралась к дальним сиденьям кабины. Я сделала паузу якобы для того, чтобы положить билеты в сумочку, и шепотом обратилась к Кэтрин:

– Мне нужно поговорить с тобой наедине. Сегодня. И это не Дора Солтер.

Ее брови чуть приподнялись, и она слегка кивнула мне, когда я повернулась к двери кабины, потянув за собой Мика. Спустя несколько виноватых улыбок мы выбрались на улицу, и остальные мужчины из компании мэра, включая Сола, сели в кабину, которую мы только что освободили. По лицу Сола было ясно, что Кэтрин не преувеличила его боязнь высоты – он уже побледнел и то и дело поглядывал на скопление более робких душ на другой стороне улицы, как будто в любой момент мог сбежать. Поли закрыл дверь и нажал на рычаг, чтобы остальные кабины заняли позицию для посадки.

– В любом случае спасибо, Поли, – сказал Мик, когда мы вошли в следующий вагон вместе с толпой других пассажиров. Он с несчастным лицом привалился к стенке кабины, как только мы протиснулись в заднюю часть вагона.

– Все в порядке, Мик, – сказала я. – Мне удалось сказать ей всего пару слов, но теперь она знает, что мне нужно поговорить с ней позже.

Он ничего не ответил, и я слегка наклонилась, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Ты хорошо поработал. Даже очень хорошо поработал. Если бы ты не вмешался, они бы вряд ли нам поверили…

Мик покачал головой:

– Дело не в этом, мисс. Я только что заработал себе проблем, – он на мгновение закрыл глаза, потирая пальцами виски круговыми движениями. Это был очень взрослый жест и почему-то очень знакомый, хотя я не могла точно понять, где его видела.

Я дала ему время, чтобы собраться и продолжить, но когда он открыл глаза, то просто уставился в окно на шестеренки гигантского колеса. Через несколько секунд нас снова подняли на уровень вверх, погрузив еще одну группу пассажиров.

Мне было так больно видеть этого маленького ребенка, на плечи которого, казалось, взвалили целую вселенную.

– Так расскажи мне об этом. Может быть, я смогу помочь.

Теперь он выглядел еще более несчастным. Пожав плечами, он ответил:

– Моя мама будет в ярости, а вы возненавидите меня, и вам, наверное, следует это сделать. Но вы мне нравитесь, а она мне больше совсем не нравится.

– Твоя мама? – спросила я.

– Нет, – сказал он, явно потрясенный этой мыслью. – Нет. Я люблю свою маму. Я про ту ведьму, что дернула меня за ухо. Я не узнал ее сразу, потому что она покрасила волосы, чтобы выглядеть старше, но это она. Она – мой другой босс.

∞ 19 ∞

У меня отвисла челюсть.

– Твой босс? Ты имеешь в виду, из хижины? На Лесном острове?

– Да, – сказал он, жалобно взглянув на меня своими темными глазами. – Мне очень жаль, мисс Кейт. Мне следовало сказать вам, но мне нельзя было никому рассказывать, никогда. Даже мой отец согласился с этим. И я делал то же самое, что и вы, следил, когда эти двое появятся, так что я подумал, что, может быть, было бы неплохо, знаете, объединить усилия.

– А почему именно ты следил за ними, Мик? – спросила я. – Что ты должен был делать?

– Я… – он покачал головой и глубоко вздохнул. – Вы мне не поверите, мисс Кейт. Есть одна книга… она принадлежала моему отцу. Он посылает ей сообщения. Мой дедушка передал папе книгу перед смертью, вместе с этой круглой штукой, которая светится. Она освещает пространство вокруг себя словами и всяким таким, если коснуться. На выставке эти изобретения выглядят как дешевые игрушки по сравнению с ней.

Очевидно, Сол нашел способ использовать дневники, которые упустили Коннор и Кэтрин. Мальчик взглянул на меня, но я сохранила невозмутимое выражение лица и кивнула ему, чтобы он продолжал:

– Ну, я как раз закончил это делать… посылать ей сообщение, когда оглянулся и увидел, как вы поднимаетесь на холм. А потом я нашел письмо, которое вы уронили, и… – он замолчал, и раздался громкий рев шестеренок, когда колесо, приняв последних пассажиров, начало вращаться, поднимая нас высоко над Мидуэем.

– Твоя начальница – та самая дама из церкви, о которой ты говорил? – спросила я. – Та, которая хочет, чтобы твоя мама вернулась на церковную ферму?

Он кивнул, но ничего не сказал, поэтому мне пришлось немного надавить:

– Почему ты не доверяешь ей, Мик?

– Потому что мой отец не доверял, – сказал он яростно. – Именно поэтому мы и уехали. Церковь привезла нас сюда – они оплатили нам дорогу на пароходе из самой Ирландии, так что, я думаю, они рассчитывали, что мы будем работать дольше и что я буду продолжать посещать их киристские занятия, но мой отец сказал, что мы найдем другой способ вернуть им деньги. Было много споров, когда мы уезжали, и мой отец сказал, что с этим покончено. Он получил работу на стройке, моя мама нашла подработку, ну, и я стараюсь вот заработать здесь что-нибудь. Как только мы уехали, все снова стало хорошо. Когда ярмарка была полностью построена, у нас стало очень туго с деньгами.

Он коротко взглянул на меня и продолжил так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его сквозь гул толпы, поражающейся открывшимся видом:

– Сестра Пру нашла нас здесь и сказала, что простила моего отца за то, что он бросил ферму, и за все плохое, что он говорил о киристах. Она каким-то образом заставила его присоединиться к пожарным, и я уже рассказывал вам, чем все закончилось.

Его губы горько скривились, но он продолжил:

– Моя мама говорит, что она не могла знать, что моего папу убьют, и я знаю здесь, – сказал он, постукивая себя по голове, – что моя мама права. Но здесь, – добавил он, постукивая себя по груди, – кричит о том, что она знала и нашла хороший способ заткнуть моего отца.

Его нижняя губа задрожала, и я в гневе стиснула зубы. Я не могла сказать наверняка, знала ли Пруденс, что здание холодильного склада сгорит в огне и его отец будет убит, но у нее определенно была возможность узнать это.

– Я знаю, что это глупо, но я чувствую это, и мне жаль, что мне приходится работать на нее. Хотя, – сказал он, усмехнувшись, – наверное, теперь мне не придется работать на нее. Но, ох, моя мама теперь будет намного злее, черт возьми.

Когда он произнес последние два слова, у меня внезапно щелкнуло в голове, и я поняла, почему испытала дежавю ранее, когда он потирал свои виски. Я, наверное, узнала бы эти глаза раньше, но каждый раз, когда я встречалась с ними до этого – и через медальон, и в метро, – они горели такой страстью, которую маленький мальчик передо мной не сможет понять еще несколько лет.

Он принял мое ошеломленное выражение лица за неодобрение.

– Простите, мисс Кейт. Я не должен был этого говорить. Еще одна причина, по которой моя мама разозлилась бы еще больше, узнав, что я ругаюсь, особенно в присутствии леди.

Я улыбнулась ему:

– Нет, все в порядке, правда. Я же сказала тебе, что не строю из себя скромнягу, – он не выглядел убежденным, поэтому я наклонилась к нему и прошептала: «Черт возьми, черт возьми, черт!»

Его губы дрогнули, а затем он наконец посмотрел мне в глаза и расплылся в улыбке.

Я глубоко вздохнула и попыталась решить, что же мне делать. У меня сердце в пятки упало, когда я посмотрела вниз, на теперь уже крошечные здания под нами, но это было едва заметно, потому что мои внутренности уже были завязаны в тугой узел. Как много я должна ему рассказать? Как много я могла ему рассказать, не вызвав еще бо́льших изменений в хронологии событий? Что, если сейчас мне нужно сказать ему то, что должно привести его в метро в тот день, когда он спас меня? А, может, сейчас я совершу что-то, из-за чего он не окажется там? Вот действительно «черт возьми».

Через мгновение я опустилась на колени рядом с ним и расстегнула маленький кармашек на корсаже, потянув наружу ключ ХРОНОСа, совсем немного. Он округлил глаза, и несколько противоречивых эмоций промелькнули на его лице. Вероятно, облегчение от того, что я поверила ему, но смешанное с чем-то, похожим на страх.

Я поняла, что медальоны для него связаны напрямую с киристами.

– Я не кирист, – быстро сказала я ему, взяв его маленькую ладошку в свою. – Мне они тоже не нравятся. И, я думаю, ты прав, что не доверяешь ей. Как тебя зовут на самом деле? – спросила я, хотя совершенно точно знала, каков будет его ответ.

– Кирнан, – ответил он. – Кирнан Данн, как и мой отец.

– Кирнан, – повторила я. – Красивое имя. Или ты хочешь, чтобы я называла тебя Миком?

– Нет, – сказал он. – Мне оно не очень нравится, но вряд ли кто-то станет утруждать себя тем, чтобы запоминать мое настоящее имя. Им легче звать меня Миком, так что я не спорю. Вас действительно зовут Кейт? – спросил он, скептически скривив рот.

Я кивнула, решив, что из-за его знакомства с тетей Пруденс он скорее всего не захочет знать, что Кейт мое второе имя.

– Какого цвета свет на медальоне для тебя, Кирнан? Для меня он голубой – очень яркий, как самое ясное небо из всех, что ты когда-либо видел.

– Для меня он зеленый, мисс Кейт. Глубокого, красивого зеленого цвета… – он покраснел, а потом снова посмотрел на меня. – Как и ваши глаза.

– Это очень мило с твоей стороны, Кирнан, – сказала я, сжимая его руку, прежде чем отпустить ее, чтобы спрятать медальон обратно в потайной карман. – Так скажи мне, ты знаешь, что делает этот медальон?

– С его помощью можно исчезнуть, по крайней мере некоторые люди на ферме могли это сделать. Это святой предмет для киристов. Они сказали, что мы особенные, я и мой папа, потому что мы могли видеть свет и заставлять книги посылать сообщения. Сестра Пру хотела, чтобы я работал над этим каждый день, но у меня от этого ужасно болит голова. Моя мама никогда не видела этот свет, как и многие другие. На ферме была только пара человек, которые и правда принесли с собой эти, как они их называли, ключи. И все, кроме моего отца, передали свои ключи сестре Пру и другим лидерам.

– Поэтому сестра Пру и твой отец поссорились? – спросила я. – Твой отец не отдал ключ?

Он покачал головой, ответив:

– Я так не думаю. У меня она никогда не пыталась отнять его. Сказала мне хранить его, когда моего отца не стало.

Колесо слегка дернулось, начав свой второй оборот, и из верхних кабинок послышался визг, ведь там движение наверняка ощущалось намного страшнее. Я долго смотрела на Кирнана и пыталась сложить все, что он мне рассказал, в общую картину. Тем не менее я не нашла никаких четких закономерностей и в итоге решила, что мне придется полагаться на свои собственные инстинкты и рассказать ему только основные детали.

– Не вини себя за то, что был не до конца честен со мной, – сказала я. – Я тоже не была на сто процентов честна с тобой. Меня правда зовут Кейт, и я правда слежу за теми же двумя людьми, что и ты. И тот человек настоящий негодяй – все это правда, но я не журналистка. Наверное, можно сказать, что я своего рода посланник. И ты был прав, решив, что та леди в опасности. Именно это я и хочу ей сказать. Но я должна сделать это очень осторожно.

Он кивнул и склонил голову набок.

– Эта леди в пурпурной шляпе… почему она нас прикрыла, если вы на самом деле не журналист? Или та газета, о которой вы говорили, правда существует?

– Нет, – ответила я. – Я все это выдумала. Она просто… – я сняла браслет с запястья и показала ему крошечный амулет в виде песочных часов. – Мне кажется, она узнала это. Она знает даму, которая подарила его мне.

– А, значит, это что-то вроде знака, что она должна вам доверять, да?

– Именно, – сказала я, осторожно поднявшись на ноги, когда наша кабинка достигла высшей точки и остановилась, слегка покачиваясь. Я немного поморщилась, пытаясь восстановить равновесие – волдырь на ноге все сильнее отдавал острой болью, и отсутствие сидячих мест только ухудшало ситуацию.

– Я лучше не буду пытаться поговорить с ней сейчас, тем более что Пруденс, твой босс, все еще здесь. Но, к счастью, я знаю, где будет другая леди чуть позже этим днем. Могу я рассчитывать, что ты поможешь мне добраться туда?

Он улыбнулся, явно испытывая облегчение от того, что не потерял сразу обе работы.

– Да, мисс Кейт. Я был бы очень рад помочь.

Я легонько сжала его плечо.

– Тогда почему бы нам не насладиться оставшейся поездкой? – сказала я. – А потом мы с тобой найдем какое-нибудь тихое местечко, чтобы присесть и обдумать наши дальнейшие шаги. И надеюсь, мне удастся снять там эти чертовы ботинки.

Найденное Кирнаном место было довольно уединенным: небольшой, заросший травой клочок суши под одним из мостов, ведущих к Лесному острову, где мне удалось не только снять обувь, но и омыть ноги. Вода была достаточно чистой и удивительно прохладной, на пятке действительно красовался уже огромный волдырь. Единственное, что удерживало меня от того, чтобы швырнуть эти дурацкие ботинки в лагуну, это отсутствие магазина спортивной обуви, где я смогла бы купить себе что-то удобнее.

Я прислонилась к каменной стене набережной, пытаясь расслабиться и радуясь, что платье было зеленым, поэтому мне не придется слишком сильно переживать из-за пятен от травы. Кирнан вызвался купить нам что-нибудь к обеду, и я была счастлива принять его предложение. Полдень здесь еще не наступил, но я забыла поужинать в своей временно́й линии, после тех огромных бутербродов от «О’Мэлли», что у нас были на обед, и теперь умирала с голоду.

Кирнан вернулся минут через десять с хот-догами и свежими фруктами, прихватив побольше лимонада. После «Джунглей» Эптона Синклера[27], романа, который мы проходили по истории, мне не хотелось пробовать хот-дог из Чикаго 1890-х годов, но я все же откусила несколько раз булочку, чтобы Кирнан не подумал, что я не хочу есть из-за брезгливости. Он, казалось, был вполне счастлив обменять остаток моего хот-дога на свое яблоко. Съев его, я достала один из припрятанных батончиков, завернутых в коричневую бумагу, и предложила ему кусочек.

– Неплохо, – сказал он. – Сладкое и можно пожевать. Их продают в Нью-Йорке?

Я кивнула, запивая лимонадом. Коннор не там его купил, но я почти уверена, что они продаются и в Нью-Йорке, и почти по всей стране, но точно не в 1893 году. Интересно, много ли Кирнан знает о ключе ХРОНОСа после своего пребывания на ферме киристов… и какова будет его реакция, если я скажу, что он ест батончик, купленный его правнуком?

Пообедав, я неохотно вынула ноги из воды и положила их на большой камень, чтобы дать высохнуть на солнце.

– Мисс Кейт! – воскликнул Кирнан, указывая пальцем. – Что с вашими пальцами на ногах?

– Что? – я посмотрела вниз, ожидая увидеть пиявку, порез или еще какую-нибудь травму, но ничего странного там не было. – О чем ты говоришь?

– Ваши ногти. Они полностью красные… похоже на кровь!

– Ох, – рассмеялась я. – Это всего лишь лак для ногтей. Он уже отслоился в нескольких местах.

– Похоже на краску, – Кирнан неодобрительно фыркнул.

Я вздохнула. Кэтрин наверняка бы заметила этот анахронизм, когда я готовилась к перемещению. Красили ли девушки ногти лаком в 1890-е годы? Был ли он вообще изобретен? Я понятия не имела.

– Ну, это похоже на краску, – сказала я.

– Моя мама говорит… – он покачал головой и замолчал.

– Что говорит твоя мама, Кирнан? – он не ответил. – Нет, правда, я не буду сердиться. Что она говорит?

– Говорит, что только блудницы носят краску, – сказал он, опустив взгляд на траву. – Но они обычно носят ее на лице. Я никогда не слышал о крашеных пальцах ног.

– Что ж, – ответила я, – наверное, твоя мама права и это действительно так в Ирландии или даже в Чикаго. Я не знаю точно, потому что впервые здесь. Но в Нью-Йорке утонченные леди красят ногти на руках и ногах. Некоторые из них даже приклеивают на них крошечные блестящие камешки.

– Правда? – спросил он, соскальзывая немного вниз по склону, чтобы получше рассмотреть мои ступни. – Похоже, краска еще не высохла. Можно потрогать?

– Конечно, – сказала я, посмеиваясь и протягивая ему одну ногу. – Лак давно высох, уже как несколько дней назад.

Он осторожно протянул палец, коснувшись ногтя моего большого пальца, и внезапно в моей голове всплыла картина, как Трей обводил контуры моих пальцев, когда мы сидели на диване в моей комнате, после того как Кэтрин исчезла. Меня немного грызла совесть, ведь я обещала Трею держаться подальше от высоких темноволосых незнакомцев на ярмарке. Кирнан не совсем подходил под описание, учитывая его рост, и в его интересе к моим ногтям на ногах не было ничего даже отдаленно романтического, но я была уверена, что Трей будет ревновать, если узнает. Поэтому спустя мгновение я скромно спрятала ногу обратно под юбку.

У меня не было с собой часов, но, так как Кирнан уже знал о медальоне, я могла воспользоваться им. Оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает, я нажала на центр, выводя дисплей. Был уже первый час. Компания мэра должна была покинуть территорию экспозиции примерно к часу дня, чтобы сесть на поезд до города, где находилось большое вспомогательное здание. Я вынула из сумки карту выставки и перевернула ее, разложив на траве перед собой.

– Вам не нужна карта, – сказал он. – Я знаю, где находится каждый экспонат…

– А что насчет самого Чикаго? – спросила я, и он ответил мне кривой ухмылкой.

– Тоже разберусь. Я был там три раза, в самом центре города. Мы живем недалеко от ярмарки, но я ездил туда вместе с отцом, когда он искал работу прошлой весной.

– Ты знаешь, как найти вспомогательное здание?

– Легко, – сказал он. – Я уже был там однажды. Дамы из Лондона приезжали сюда на какой-то Всемирный Женский Конгресс, и они отправились туда, чтобы слушать лекции. Это почти все, что они там делают – люди стоят и говорят что-то, а потом говорит еще больше людей. Это вообще не весело, но, наверное, именно туда и направляется леди с фиолетовым пером, да?

– Ты угадал, – сказала я. – Честно говоря, я надеюсь, что не придется ехать в город. Нам нужно попытаться поймать ее до того, как они сядут в поезд, но, если мне не удастся выкрасть минутку, чтобы поговорить с ней наедине, нам придется последовать за ними.

– Но ведь здесь много разных станций…

– Они будут на станции на Шестидесятой улице, той, что ближе всего к месту, где они обедают.

Он выглядел так, как будто собирался спросить, откуда я это знаю, поэтому я переключила его внимание.

– Можешь найти урну? – спросила я, протягивая ему обертки, банановую кожуру и другой мусор от нашего обеда. – Я хочу проверить, смогу ли снова втиснуть свои ноги в эти чертовски-ужасно-гадкие ботинки, – добавила я, с каждым словом ударяя по ним. – Ты точно не хочешь поменяться со мной? Твои, возможно, слишком малы, но я уверена, хуже этих уже не будет.

Он хихикнул и покачал головой, ответив:

– Нет, мисс Кейт. Даже моя мама не поменялась бы с вами. Эти ботинки очень хороши, если, конечно, сидеть в них, но для работы или ходьбы совсем не годятся.

– Полностью с тобой согласна, малыш.

– Так зачем же вы их купили? – спросил он.

Его слова отозвались болью в моей душе, когда я вспомнила, как задавала маме такой же вопрос о ее туфлях в тот вечер, когда мы ужинали с Кэтрин. Казалось, с того времени прошло не немногим больше месяца, а целая вечность.

– Мне их подарили. Я бы с большим удовольствием надела свои Skechers, – ответила я, подняв руку, когда он уже готов был задать мне очередной вопрос. – И да, такие тоже продают в Нью-Йорке.

Как только он скрылся из виду, я вынула из своей сумки маленький тюбик антисептического крема и пластыри, которые, скорее всего, не продавались в 1893 году. Даже в Нью-Йорке. Позаботившись о ранках, я натянула чулки и взялась за туфли. Мне потребовалась целая вечность, чтобы надеть их без крючка, который придумал Коннор, и мне все еще было неудобно в них. Тем не менее отмачивание ног в водоеме немного успокоило острую боль, и, немного пройдясь, я поняла, что все же смогу продолжить в них путь.

Набережная, на которой мы обедали, находилась на той стороне лагуны, что была ближе всего к Мидуэю, всего в нескольких минутах ходьбы от станции метро «Шестидесятая улица». Мы прибыли немного раньше предполагаемого отбытия, чтобы поискать место, где можно было бы незаметно посидеть, прежде чем прибудет компания Кэтрин. Я отправила Кирнана купить нам пару жетонов на поезд, просто на тот случай, если нам все-таки придется отправиться в город.

Тем временем я свернула с пути в предыдущий квартал, чтобы посетить «дамскую», которую я заметила во время нашей прогулки. «Общественная уборная» была гораздо больше и современнее, чем я себе представляла, но я все еще не знала, как справиться со множественными слоями одежды на мне, что все еще доставляли колоссальное неудобство.

Я поправляла шляпку в маленьком туалетном зеркале над раковиной, когда почувствовала легкое прикосновение к своему локтю. Это была Кэтрин. Она схватила меня за руку и потащила за угол.

– Я заметила, как ты входишь сюда, – тихо прошептала она. – Миссис Солтер… или кем бы она ни была, последовала за мной. Она там, внутри, – Кэтрин мотнула головой в сторону одной из кабинок. – Если ты хочешь поговорить, нам нужно уйти сейчас. У нас есть всего несколько минут. Эта женщина никак от меня не отстанет.

Мы бросились через улицу к зданиям, которые спонсировались различными штатами для демонстрации своих индивидуальных достижений, истории, сельского хозяйства и промышленности. Калифорнийское здание находилось прямо напротив уборных. Я последовала за Кэтрин к гигантской башне, полностью сделанной из апельсинов, которая, должна признать, выглядела гораздо более впечатляюще вживую, чем на черно-белых фотографиях, которые я видела. Экспонат, по-видимому, немного перезрел, поскольку в воздухе витал ни с чем не сравнимый запах заплесневелых цитрусов.

Как только мы скрылись из виду, Кэтрин подняла мое запястье, чтобы сравнить мой браслет с ее собственным. Цепочки были разные, но амулеты одинаковые – нефритовые и жемчужные песочные часы, с маленьким сколом в одном и том же месте.

– Скажи мне, кто ты, откуда у тебя этот браслет и почему ты здесь, – сказала она.

– Я не могу ответить на первый вопрос, – сказала я ей. – Но браслет дала мне ты. И я здесь, чтобы сказать тебе, что ты должна немедленно вернуться в штаб-квартиру ХРОНОСа. Отправляйся прямо к стабильной точке у хижины. Я свяжусь с Солом…

– Зачем? Это не входит в стандартный протокол! – сказала она. – Я вернусь в установленное время, независимо от того, закончим мы здесь работу или нет. ХРОНОС не прерывает перемещения даже по семейным обстоятельствам.

– Что следует делать по протоколу, если историк в опасности? – спросила я. – Ты в опасности, даже если в штаб-квартире не знают об этом.

Она не ответила, и я продолжила, глядя ей прямо в глаза:

– Слушай внимательно. Я скажу тебе столько, сколько смогу. Но мне нельзя рассказывать тебе все без… ну, ты ведь понимаешь, да?

– Не хочешь менять временну́ю линию без особой необходимости.

– Верно. Скажи в штабе, что ты больна, и отмени свое следующее перемещение. – Она снова начала перебивать меня, но я подняла руку, пытаясь ее остановить. – Ты очень изобретательна, придумаешь что-нибудь. Расстройство желудка вполне сойдет, учитывая недавние события. Да, и не забудь сходить на прием к гинекологу, ладно?

Ее глаза расширились, и я продолжила:

– Твои подозрения насчет Сола верны, – сказала я и замолчала, пытаясь решить, как много я могу сказать, не меняя ее действий. – Он привозил сюда лекарства из вашей эпохи. Но тебе нельзя говорить с ним об этом, пока он не вернется из следующего перемещения в Бостон, того, которое ты пропустишь.

– Почему я должна пропустить этот прыжок? – спросила она.

– Потому что я не хочу возвращаться, выслеживать тебя там и снова вытаскивать! – сказала я немного раздраженно. – Следующие несколько дней ты должна оставаться в своем времени.

Я заставила себя сделать глубокий, успокаивающий вдох и продолжила:

– Когда Сол вернется, постарайся убедить его поговорить с Анджело, но только не говори ему о ребенке, ладно? На следующей неделе у тебя запланировано одиночное перемещение, верно?

Она кивнула, ответив:

– В Бостон, 1853 год.

– Его тебе действительно нужно совершить. Оно… оно безопасно, – это прозвучало не очень убедительно даже для меня самой. В мыслях всплыло лицо Кэтрин после ее ссоры с Солом, и я никак не могла забыть, как она рассказывала мне о смерти Анджело и Шайлы, но я настояла. – И это очень важно.

– Это все? – спросила она.

– Старайся избегать миссис Солтер.

– Которая на самом деле не миссис Солтер, если верить твоим словам. Могу добавить, что эта женщина довольно похожа на тебя, не считая волос и очков. Кто она такая? Это из-за нее я в опасности?

Я покачала головой, ответив:

– Я собираюсь последовать примеру моего наставника и сказать тебе, что это все, что тебе нужно знать, и…

– И остального мне знать не нужно. Забавно. То же самое говорит мой наставник.

– Ну… – Я пожала плечами. – Это не совсем так. Достаточно сказать, что если тебе удастся избежать встречи с ней на обратном пути в стабильную точку, то это, вероятно, будет к лучшему.

– Это легче сказать, чем сделать, – она слегка прищурилась, и я поняла, что она все еще пытается решить, стоит ли мне доверять. – Что ж, скажи мне, как этот амулет был поврежден? Эти маленькие песочные часы?

– Насколько я понимаю, произошло столкновение между дверью кареты и молодым агентом ХРОНОСа, которого поразило величие мистера Дугласа, который сейчас на выставке Гаити, так что тебе лучше не попадаться ему на глаза, вдруг он вспомнит о случившемся и попросит тебя вернуть ему носовой платок.

Кэтрин окинула меня холодным, оценивающим взглядом.

– Я единственная, кто знает эту историю, так что ты, должно быть, услышала ее от меня… Но мне очень трудно поверить, что я могла приказать тебе вмешаться вот так.

– Да, – ответила я с натянутой улыбкой. – Знаю. Против правил ХРОНОСа.

Еще один долгий взгляд, обращенный на меня, и она глубоко вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Я скажу Солу, что возвращаюсь. Придумаю какое-нибудь оправдание. Возможно, он захочет отправиться со мной, но я не удивлюсь, если он этого не сделает, учитывая его недавнее поведение.

– Только постарайся сделать так, чтобы он не узнал, почему…

– Постараюсь, – сказала Кэтрин. – Я в точности последую твоему плану. Пропустить следующее перемещение, сходить на прием к гинекологу и не обсуждать мои подозрения по поводу действий Сола – а это только, напомню тебе, подозрения до 26-го числа. Я перемещусь 27-го. Очень надеюсь, что ты… или, вернее, мы – правильно поступаем.

Я вспомнила слова Коннора, сказанные им несколько недель назад.

– Я тоже. Но как недавно сказал мне один мой хороший друг, точнее, наш друг – я совершенно уверена, что то, что мы делаем, – верно. Иногда правильное и верное – не совсем одно и то же.

Кажется, она с трудом мне верила, но все же кивнула и сделала несколько шагов к выходу, прежде чем обернуться:

– На случай, если мы столкнемся с лжемиссис Солтер, может быть, нам лучше разойтись по отдельности? Похоже, она испытывает довольно сильную неприязнь к тебе и к твоему юному другу.

Я согласилась, и Кэтрин направилась к двери. Не знаю, было ли это предчувствием или я просто нервничала, но я выждала только двадцать секунд и сразу направилась к тому же выходу, что и она. Как назло, в двери тут же ворвалась толпа, и мне пришлось проталкиваться сквозь поток, который почти полностью состоял из людей старше шестидесяти лет. Я пробормотала извинения и встала на цыпочки, пытаясь разглядеть Кэтрин за их спинами, и, проталкиваясь через последний ряд людей, начала спускаться по ступенькам перед зданием. Пожилая женщина постучала своей тростью по моей ноге. И я не могла на нее обижаться, потому что ранее чуть не сбила ее с ног.

– Простите, мэм, я не… – начала я, но тут же осеклась, потому что кто-то толкнул женщину прямо в меня. Я споткнулась на первой ступеньке и едва успела подхватить ее, прежде чем она упала. Когда я пыталась поставить ее обратно на теперь уже очень дрожащие ноги, ее обидчик положил свою ладонь мне на грудь и с силой толкнул.

Я упала с последних двух ступенек и совсем не грациозно приземлилась на спину. Костюм этого человека на мгновение сбил меня с толку, так как раньше я видела его только в потрепанной футболке и джинсах. Рваный шрам возле правого виска был еще свеж, и он немного напоминал рану от монтировки. На его лице теперь красовались жалкие маленькие усики, но его трудно было не узнать – я слишком часто и близко видела его в последнее время.

– Привет, Кэти, – сказал Саймон с блеском в глазах. – Поверить не могу, что мы встретились здесь. Увидимся позже, ладно?

И с этими словами он быстрым шагом направился к вокзалу на Шестидесятой улице. Несколько человек из толпы, сквозь которую я только что протиснулась, подошли, чтобы помочь мне подняться, и один довольно галантный джентльмен, которому было лет восемьдесят, если не больше, проковылял вслед за Саймоном, крича и потрясая кулаком в воздухе.

К тому времени, как я поднялась на ноги, Саймон был уже на полпути к станции. Чуть поодаль я увидела Кэтрин, которая так и не смогла отвязаться от Пруденс. Они вдвоем приближались к платформе, где компания мэра собралась в ожидании поезда, который, пыхтя, приближался к остановке. Я приподняла юбку и попыталась хоть как-то побежать, но было ясно, что я не доберусь до них раньше Саймона. Единственное, на что я могла рассчитывать, так это на то, что мой голос доберется до них быстрее, чем я сама. Сделав глубокий вдох, я крикнула, указывая прямо на Саймона:

– У него пистолет! Остановите его! У него пистолет!

Не уверена, меня ли услышала компания на станции, или кого-то из многочисленных посетителей ярмарки, что подхватили мои возгласы и повторяли «пистолет» в хаосе следующих нескольких секунд, но все посмотрели в нашу сторону. Саймон оглянулся через плечо, а затем снова повернулся к платформе, все еще держа руку в кармане, когда Пруденс маневром, достойным центрального защитника, повалила Кэтрин на землю.

Они упали вперед, рукав Кэтрин зацепился за деревянные перила, разорвав ткань от плеча до локтя, как раз перед тем, как ее голова ударилась о край платформы. Крики толпы теперь смешивались с ревом останавливающего поезда. Сол опустился на колени рядом с Кэтрин, а Пруденс вскочила на ноги, вглядываясь в лица собравшихся на станции.

Я протаранила себе путь через массу людей, пытаясь приблизиться к Саймону, но не могла найти его в толпе. Не думала, что у него хватило бы наглости совершить перемещение средь бела дня, на глазах у сотен людей, но он и на секунду не задумался, прежде чем совершить перемещение в переполненной станции метро после похищения дневника, так что кто его знает.

Два мужчины в одинаковых костюмах устремились к мэру. На плече одного из них виднелся значок охраны Колумбийской выставки.

– Ложная тревога, ребята. Ложная тревога. Молодая леди ошиблась. У нас все под контролем.

Мэр Харрисон подошел к мужчинам, чтобы поговорить с ними, пожимая им руки и хлопая их по плечам. Я не могла не задаться вопросом, как именно этот инцидент повлияет на него всего через несколько часов, когда убийца появится на его пороге. Не будет ли он менее склонен впустить незнакомца в свой дом, не попросив кого-нибудь хотя бы быстро обыскать его в поисках оружия? Или такие ситуации были довольно обычным явлением в Чикаго, который был только на малость спокойнее Дикого Запада?

Я снова обернулась все еще в поисках Саймона, но его нигде не было видно. Сол прижимал носовой платок к голове Кэтрин. На белой ткани виднелись пятна крови, но не было похоже, что она сильно пострадала.

Кирнан теперь заметил меня и побежал к платформе. Я подняла одну руку и жестом попросила его подождать на скамейке – меньше всего мне хотелось, чтобы он оказался в центре всего этого. Он кивнул, но встревоженно посмотрел мне за спину.

Когда я повернулась обратно к платформе, то столкнулась лицом к лицу с причиной, по которой Кирнан выглядел таким обеспокоенным. Прямо передо мной стояла Пруденс, впившись в меня яростно горящими глазами, вполне способными прожечь дыру сквозь линзы очков в проволочной оправе.

– У меня все было под контролем, Кейт, – тихо прошептала она, хватая меня за плечо и сильно сжимая. – С Кэтрин все было бы в порядке, и мы бы избежали этого спектакля. Ты вмешиваешься в то, чего не понимаешь.

Я с трудом подавила желание рассмеяться. Она говорила как злодейка из мультфильма «Скуби-Ду».

– Все было под контролем?! – спросила я. – Именно от тебя я и пытаюсь защитить ее… от тебя и твоего головореза-кириста. Мне нужно найти его…

– Не спеши, глупая маленькая коровка, – сказала она. – Саймона здесь уже нет, – она кивнула в сторону двух здоровенных охранников, которые разговаривали с мэром. – Мои люди были здесь, чтобы схватить этого идиота. Он никогда бы не приблизился к ней. И если бы мне удалось хоть на пару минут остаться наедине с Кэтрин, она бы уже вернулась в свое время, Сол ничего бы не узнал и у меня был бы шанс переманить Саймона на свою сторону.

Я была совершенно сбита с толку.

– Ты пытаешься спасти Кэтрин? Но это ваша компания, что…

– Ты думаешь, это ради нее? – спросила Пруденс с резким смешком. – О, нет. Это очень личное. Неужели Сол действительно думал, что я дам ему такую власть? Надо мной? Ему нужно всего лишь дернуть за этот проклятый медальон, и я уйду вместе с ней.

– Так ты собираешься помочь нам бороться с ними? – спросила я. Наличие Пруденс на нашей стороне было бы невероятным преимуществом, и я могла только представить себе радость на лице Кэтрин и моей матери, если бы…

Ее губы скривились в усмешке, мгновенно оборвав мою фантазию.

– Я не собираюсь бороться с киристами, – сказала она. – Я и есть киристы. Без меня не было бы «Кирист Интернэшнл». Я была готова разделить власть со своим отцом, но если он думает, что может отстранить меня без последствий, то он глубоко ошибается. Все будет кончено. А теперь послушай меня внимательно, моя дорогая племянница, – сказала она, снова сверля меня взглядом. – Я отпускаю тебя только по одной причине – из-за твоей матери. Дебора не имеет ко всему этому никакого отношения, и, вполне возможно, она ценит твою жизнь больше, чем моя мать ценила мою, так что…

– Это неправда, Пруденс. Кэтрин пыталась найти тебя, но она не может использовать медальон так же, как и Сол.

По выражению лица Пруденс было ясно, что она не поверила ни единому моему слову.

– Можешь перестать притворяться, Кейт. Я знаю о сделке, которую она заключила с Солом. Самое смешное, что я в итоге осталась в выигрыше. Бедняжке Деборе пришлось остаться с ней.

Пруденс оглянулась через плечо. Поезд уже отъезжал от платформы, и некоторые пассажиры вытягивали шеи, вглядываясь в окна и пытаясь разглядеть, чем закончилась потасовка. Кэтрин поднялась на ноги, и Сол повел ее прочь от платформы, обратно к главной ярмарочной площади. Все складывалось как нельзя лучше, потому что небольшая травма дала Кэтрин убедительный повод завершить путешествие пораньше.

Пруденс отпустила мою руку.

– Проклятье, – сказала она. – Мне нужно идти. У меня не было возможности поговорить с ней.

– Стой, – крикнула я, бросившись за ней. – Не нужно. Она знает… она возвращается в штаб.

Пруденс снова повернулась ко мне, и я продолжила:

– Кэтрин пропустит следующее перемещение, – сказала я. – Она знает, что ей нужно делать – и не делать – в течение следующих нескольких недель, чтобы сохранить хронологию нетронутой.

Она в удивлении вскинула брови:

– Что ж, наверное, ты не совсем бесполезна, – сказала она. – Я только надеюсь, что ты не напортачила. Из-за того беспорядка, что ты устроила, будет очень трудно вернуться сюда, чтобы все исправить. Я здесь проделывала ювелирную работу, а ты прорвалась, как танк… Кто знает, сколько ряби это создаст на временно́й шкале.

Читать мне лекции о святости временно́й шкалы было просто бесстыдным лицемерием со стороны Пруденс, которая сейчас усердно работала над радикальным изменением истории, но я подозревала, что для нее это было всего лишь мелочью. Вместо того чтобы вступать с ней в прения, я развернулась на каблуках и направилась к Кирнану, который все еще наблюдал за нами со стороны.

Пруденс снова схватила меня за руку и рывком развернула лицом к себе. Я с трудом поборола желание опрокинуть ее через плечо и посмотреть, будет ли она такой же напористой, когда упадет на лопатки, но я стиснула зубы и ответила ей тем же взглядом.

– Мы еще не закончили, – сказала она. – Я не позволю Саймону и всем остальным угрожать Кэтрин во время этих перемещений. Ты, Дебора и я будем защищены. Но. Не переходи мне дорогу, Кейт. Ты же не хочешь оказаться на ложном пути. У тебя будет спокойная, славная жизнь, только веди себя смирно. Киристы – это будущее, и, учитывая твой очевидный дар в использовании…

– Нет. – Я хотела добавить что-нибудь, но лучше ничего не придумаешь, поэтому я просто повторила свой ответ, отрицательно качая головой. – Нет.

– Как угодно, – сказала она, пренебрежительно пожав плечами. – Ты не сможешь бороться с киристами в одиночку, Кейт. Ты либо станешь одной из Избранных, либо встанешь в очередь к другим овцам, которых ждет резня.

Она наверняка была права в том, что я не смогу бороться в одиночку, но меня чуть не вывернуло от того, как небрежно она упомянула об уничтожении тех, кто не был «Избран». Но это только укрепило мою решимость. Никакая власть не должна находиться в руках человека, способного сказать что-то подобное с такой убежденностью.

Тем не менее спорить с ней было бесполезно.

– У тебя всё? – спросила я, стиснув зубы.

– Еще кое-что, – сказала она, прищурившись. – Держись подальше от Кирнана. Он будет одним из Избранных. И он будет моим.

Я взглянула на мальчика, который взволнованно наблюдал за нами со скамейки.

– Господи, да ему же всего восемь лет!

– Сейчас да. Но он совершенно точно был старше, когда я знала его. И когда ты знала его, – добавила она с самодовольной улыбкой. – Кажется, ты лишилась этих воспоминаний, когда произошел сдвиг, не так ли? Ты не та Кейт, которую он… которой он увлекся. И я намерена сделать все, чтобы так оно и осталось.

То, что Пруденс знала версию меня, которую я никогда не узнаю, раздражало меня гораздо больше, чем хотелось бы. Кэтрин говорила, что я не та Кейт, которую она встретила бы, если бы мы смогли начать мое обучение шестью месяцами раньше. Я это понимала, но в то же время что-то не сходилось. Если верить словам Коннора о смене временны́х линий, то другой Кейт не должно существовать. Кэтрин болела бы раком в любой временно́й линии. И если это так, мое обучение не могло начаться в другое время и я не должна слышать истории о приключениях той дерзкой Кейт, которую я не могла вспомнить.

Но жизнь другой Кейт все же промелькнула в моем медальоне. И Кирнан – взрослый Кирнан, тот, что был в метро, – явно думал о ней, когда стягивал ленту с моих волос и надевал ее на свое запястье.

Вспомнив то, как он смотрел на меня, я ощутила внезапный прилив сочувствия. Каково это – смотреть в глаза тому, кого ты любишь, тому, кто любил тебя, и не видеть ни признания, ни ответной любви? Я узнаю это совсем скоро, если вернусь в свое время и найду Трея.

Я взглянула на Кирнана. Поезда уже как час прибывали на станцию, и толпа вокруг платформы успела полностью рассеяться, если не считать пожилого чернокожего садовника, который огромной метлой сметал в кучу мусор позади билетной кассы. Кирнан все еще ждал, на его лице читалось напряжение, а руки сжимали деревянные перекладины скамьи. Сколько он уже пережил в столь юном возрасте…

Несмотря на мое решение не враждовать с ней, я не могла не задать ей один вопрос.

– Как насчет его отца? – выпалила я. – Кирнан сказал, что ты ответственна за…

– Кирнан – маленький мальчик с богатой фантазией, – отрезала она. – На самом деле он не верит, что я приложила руку к смерти его отца. Его мать тем более не верит в это. А когда Кирнан повзрослеет и у него появятся… – она сделала паузу, одарив меня многозначительной улыбкой, – взрослые желания, он будет счастлив последовать за мной обратно в лоно киристов. Или туда, куда я захочу его отправить.

Пруденс сунула руку за корсаж платья и вытянула толстую золотую цепь с ключом ХРОНОСа на конце. Она быстро осмотрела пространство вокруг нас и активировала его.

– Держись подальше от Кирнана и не путайся у меня под ногами. Запомни это и будешь в порядке. Да, и будь повежливее со своей мамой, – добавила она. Ее взгляд опустился вниз, к ключу ХРОНОСа, и затем она исчезла.

∞ 20 ∞

Деревянная скамья оказалась пуста. Кирнан пристально наблюдал за нами все это время, и я обернулась посмотреть, как он отреагирует на исчезновение Пруденс. Но его там уже не было. Было очень странно, что он так долго и терпеливо ждал и в итоге просто сбежал, ничего не сказав.

Помимо нас поблизости в это время был только садовник, который сейчас убирал свою метлу обратно в уголок за будкой.

– Прошу прощения, – сказала я. – Здесь, на скамейке, меня ждал мальчик. Вы случайно не видели, куда он пошел?

– Да, мэм, – сказал он, быстро взглянув вверх, а затем снова опустив глаза. – Вы имеете в виду малыша Мика, да?

Я кивнула, гадая, сколько же людей на выставке знали этого паренька.

– Он ушел в ту сторону минуту назад, мисс, – сказал старик, склонив голову к Мидуэй-Плейзанс. – Похоже, он следовал за одним джентльменом, который прибежал сюда с другой стороны дороги – с той, где находятся государственные здания.

У меня замерло сердце.

– Вы помните, как выглядел тот человек? Это очень важно.

– Ну что ж, мисс, я не рассмотрел его совсем близко, я подметал, – сказал он, наморщив лоб и пытаясь вспомнить. – Но он показался мне довольно молодым, примерно вашего возраста. Не похоже, что он много работал на улице, был бледноват. И не похоже, что он много голодал, если вы понимаете, о чем я, – добавил он с тихим смешком. – Мик, без сомнения, сумеет за ним угнаться. Он шустрый маленький сверчок.

– Спасибо, – сказала я, одарив его легкой улыбкой и бросившись к центральному входу.

Он определенно описывал Саймона, и это не могло быть совпадением. Неужели Кирнан работает вместе с ним? Он был в метро вместе с Саймоном. И они, очевидно, были друзьями или по крайней мере коллегами в какой-то момент времени, судя по тому, что сказал Саймон, когда напал на меня во дворе Кэтрин.

Тем не менее было трудно поверить, что Кирнан замешан в этом деле. Скорее всего, он понял, что Саймон был тем, на кого я указывала, когда кричала: «У него пистолет!» Наверное, он просто хотел помочь мне и погнался за Саймоном вместо меня.

И все же его отсутствие беспокоило. Но что действительно сбивало меня с толку, так это то, почему Саймон отправился в Мидуэй. Если он вернулся, чтобы совершить второе покушение на жизнь Кэтрин, а другой причины вернуться у него не было, то почему он шел в противоположном направлении от стабильной точки на Лесном острове?

И тут я вспомнила – сегодня по выставке бродили две Кэтрин. В том дневнике, что Саймон забрал у меня вместе с рюкзаком, были записи и о первом перемещении. Потерпев неудачу в попытке убить Кэтрин на вокзале, он решил выследить ее другую версию. В моей голове прозвучал голос Коннора, который твердил мне отправиться на стабильную точку, вернуться домой и попытаться еще раз, все спланировав. Но в таком случае мне придется следить за Саймоном и в то же время избегать встречи с самой собой или с кем-то еще, кого я видела в тот день, поэтому лучше попытаться найти его сейчас и решить эту проблему сразу. И он ведь не мог убежать слишком далеко, прошло всего около минуты.

Я молилась только о том, чтобы Кирнан не был с ним. Я не думала, что он стал бы помогать Саймону – на него это не похоже, – но правда в том, что я не знала Кирнана достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в этом. И, если он просто следовал за Саймоном, я надеялась только, что он будет осторожен, потому что я была уверена – у Саймона не дрогнет рука причинить ему боль. Или использовать его как приманку.

В Мидуэе теперь было гораздо более людно и шумно. Мне пришлось свернуть с тротуара на главную улицу, чтобы избежать скопления людей, выстроившихся в очередь в зоопарк Хагенбека[28]. На красочных плакатах, вывешенных над входом, были изображены слоны, львы и тигры, терпеливо поджидающие на платформах, за которыми наблюдал дрессировщик, щелкая кнутом. К полудню стало жарче, и в воздухе у здания теперь стоял затхлый, зловонный запах, который напомнил мне об одном печальном маленьком цирке, который я посетила в детстве. Казалось, это не повлияло на энтузиазм людей в очереди, но это скорее потому, что в эту эпоху экзотических животных можно было увидеть только на картинах и черно-белых фотографиях.

Я окинула взглядом всю улицу в поисках Саймона или Кирнана, пытаясь вспомнить рассказы Кэтрин и дневниковые записи о предыдущем перемещении. Мы уделили намного больше времени изучению второго перемещения. Первое я только бегло просмотрела, выискивая в нем дополнительную информацию о самой ярмарке. Кэтрин сказала, что это перемещение не было связано с ее исследованиями – она была там, только чтобы собрать общие впечатления о последних днях ярмарки и понаблюдать за реакцией людей на убийство мэра Харрисона, а также сделать заметки для других агентов ХРОНОСа.

Я смутно припоминала ее рассказы о камере, африканской выставке и немецкой пивной. Под африканской выставкой она, должно быть, имела в виду дагомейскую деревню, расположенную в дальнем конце Мидуэя. Пивная находилась прямо по курсу, в немецкой деревне, но я понятия не имела, в какой именно день она отправилась туда.

Вместо того чтобы тратить время на попытки вспомнить все детали, я остановилась в тени одного из виадуков, пересекавших Мидуэй, и вынула из сумки дневник 1893 года. После нескольких минут поисков я нашла запись от 28 октября и быстро просмотрела ее. Кэтрин провела бо́льшую часть утра, разговаривая с девушками в Международном Доме красоты, на своего рода всемирном показе мод, который был очень популярен – снаружи выстраивалась длинная очередь оба раза, когда я проходила мимо, и, как ни странно, в ней было почти столько же мужчин, сколько и женщин, хотя я подозревала, что большинство парней приходили смотреть на красивых девушек со всего мира, а не узнавать последние тенденции в мировой моде. Около полудня Кэтрин вернулась на главную выставку, где говорила с некоторыми из многочисленных рабочих, которым придется искать новую работу спустя несколько дней, когда ярмарка закроет свои двери в последний раз.

Следующая запись в дневнике была именно той, которую я искала. В ней говорилось, что к трем часам дня она будет у немецкой деревни. Но она не задержалась там надолго, ей нужно было только поговорить с подругой той барменши, что исчезла несколько недель назад. Смена девушки начиналась только в шесть, поэтому Кэтрин решила вернуться вечером.

Я прислонилась спиной к кирпичной стене виадука и стала обдумывать возможные варианты. У Саймона была информация только из дневника, так что он не мог знать больше меня о том, где Кэтрин будет между полуднем и тремя часами. Ему, как и мне, оставалось только следить за несколькими входами в немецкую деревню.

С виадука я могла наблюдать за одним из них, но не была уверена, что он ведет в пивную.

Спрятав дневник обратно в сумку, я решила отправиться в немецкую деревню, чтобы провести небольшую разведку.

Три маленькие девочки в костюмах туземцев шли через улицу от яванской выставки, взявшись за руки, пересекали середину улицы. Я только шагнула к ним, чтобы спросить, не видели ли они «малыша Мика», потому что он, кажется, знал всех на выставке, – как вдруг увидела, что выражение их лиц сразу же изменилось. Одна маленькая смуглая ручка внезапно взметнулась вверх, будто ее владелица пыталась предупредить меня.

Я с удивлением поняла, что на самом деле это были вовсе не маленькие девочки, а три крошечные пожилые женщины. Испуганное выражение их лиц было последним, что я отчетливо запомнила, прежде чем почувствовать острый укол иглы в предплечье. Мидуэй начал таять в калейдоскопе случайных лиц и частей тел. Я мельком увидела мужчину с усами, в черном котелке, красочную парчу яванских костюмов и маленькую потертую туфельку, когда мои колени подогнулись. Затем – только формы и цвета. И наконец, все погрузилось в кромешную тьму.

Спустя несколько секунд после того, как я проснулась, мне казалось, что я нахожусь в маленькой уютной гостевой комнате, в которой я всегда ночевала, когда навещала родителей моего отца в Делавэре. В воздухе стоял слегка затхлый запах, и, как только мои глаза привыкли, я разглядела замысловатый узор вязаной салфетки на ночном столике рядом с кроватью. Я потянулась к прикроватной лампе, но вместо этого моя рука наткнулась на подсвечник, сбив кусок воска на пол. Он прокатился несколько сантиметров, а затем остановился, ударившись, я была почти уверена, о ночной горшок.

Это была не гостевая комната бабушки Келлер.

Я откинула тонкое одеяло, которое кто-то аккуратно подоткнул вокруг меня. Мое зеленое платье пропало. На мне были только белая шелковая сорочка и нижняя юбка, которыми Трей так восхищался ранее. Правая рука немного онемела, и на ней красовался небольшой рубец примерно в пятнадцати сантиметрах ниже плеча, там, где игла проколола кожу. На внутренней стороне запястья появилась красная царапина, а браслет, подаренный мне Кэтрин, исчез.

Все выглядело непривычно в этом тусклом свете, и я подозревала, что нахожусь под действием какого-то препарата. Только крохотный лучик солнечного света просачивался в мрачное, покрытое грязью окно размером с мою ступню, которое находилось под самым потолком. Справа, в нескольких сантиметрах под ним, находилось большое зашторенное окно. Я скользнула к другой стороне узкой кровати и потянулась, чтобы открыть шторы, надеясь пролить немного света на мое нынешнее положение.

Но окна за шторами не оказалось. Раскрашенный ряд кирпичей непрерывной линией тянулся к противоположной стене, где соединялся под странным углом. Здесь не было ни картин, ни каких-либо предметов, кроме совершенно бесполезных занавесок и салфетки на ночном столике. В стене над дверью были просверлены три отверстия: первые два – не более пары сантиметров в диаметре, а третье, центральное, примерно вдвое больше.

Присев на кровати, я подтянула колени к груди. Это напомнило мне о том, как я сидела в такой же позе в своей комнате у Кэтрин и смотрела фильм с Треем. Сначала я оглянулась на фальшивое окно, потом на маленькие дырочки над дверью, и мое сердце бешено заколотилось. Я пыталась убедить себя, что делаю поспешные выводы, основанные на сомнительных доказательствах, но я знала.

Я находилась в отеле «Всемирная ярмарка», а это означало, что я нарушила уже два обещания, данных Трею. Конечно, теперь это не было моей самой грандиозной проблемой.

Сколько женщин убил Холмс в этой комнате? Сколько умерло на этой самой кровати, пока он наблюдал через те отверстия?

От этой мысли у меня по коже побежали мурашки, и я быстро вскочила с кровати. Я только начала размышлять, стоит ли попытаться открыть дверь, как что-то… соскользнуло на пол. Я подавила крик, а затем нервный смешок, когда поняла, что дверь все еще была на своем месте. Соскользнуло мое платье, которое висело на крючке для пальто.

Я осторожно подошла и подняла его, чуть не споткнувшись о сапоги, лежавшие под ним. Я была очень рада, что платье не пропало, чего не могла сказать об обуви.

Краем глаза я снова уловила какое-то движение, и на долю секунды мне показалось, что я увидела вспышку света в противоположном углу. Меня посетила мимолетная догадка, что за мной наблюдают, но, когда я обернулась, было все еще темно, и там никого не было. Все, что я смогла разглядеть, – это смутные очертания стула.

Сев обратно на край кровати, я протерла глаза, надеясь, что действие препарата скоро пройдет. Расстелив перед собой платье, я принялась нащупывать потайной карман в корсаже. Я не думала, что ключ от ХРОНОСа окажется там, и это подтвердило мои подозрения: Холмс не случайно решил схватить девушку, путешествующую в одиночестве. Похищение средь бела дня не было на него похоже, ведь он просто заманивал сюда жертв.

Кто-то убедил Холмса пойти на этот риск, и я была почти уверена, что Саймон. Зачем утруждать себя, если здесь бродит местный серийный убийца, который будет более чем счастлив, вероятно, за смехотворно малую плату, держать меня подальше от него?

Как только я подумала об этом, дверь внезапно открылась. Комнату залил мягкий желтый свет от газовых ламп, установленных вдоль коридора. Я напряглась и приготовилась к драке, но фигура в дверном проеме оказалась не Холмсом.

Это была высокая молодая девушка со светлыми волнистыми волосами. Ее милое лицо в форме сердечка сморщилось от беспокойства, когда она увидела меня.

– О, нет! – сказала она, быстро кладя поднос на тумбочку. – Тебе еще рано вставать. Ты еще слишком слаба. Давай я помогу тебе вернуться в постель…

– Нет, – ответила я. – Где мои вещи? Сколько сейчас времени? Я должна идти…

– Ты никуда не пойдешь. Меня зовут Минни. Сейчас как раз время ужина, и я принесла тебе немного отличного бульона.

Минни взяла меня за плечи и очень настойчиво повела обратно к постели. Должно быть, это была одна из тех жен или любовниц Холмса, которых он сумел очаровать, прежде чем убить.

– Ты упала в обморок в Мидуэе, – сказала она, подложив мне под спину пуховые подушки и толкнув меня к ним. – Тебе очень повезло, что мой муж был там, когда ты потеряла сознание. Он принес тебя сюда. Он врач, – добавила она с ноткой гордости в голосе. – И он говорит, что тебе нужно отдохнуть. Что касается твоих вещей, – сказала она, кивнув в угол, – твоя шляпка лежит на стуле. Это все, что у тебя было, когда мой муж привел тебя сюда. Я надеюсь, что на ярмарке ничего не украли, – сейчас довольно опасное время.

Не могла с этим поспорить, хотя сомневалась, что она понимала, какой именно вклад вносил ее супруг.

Мне тут же захотелось сказать ей убираться из Чикаго как можно скорее, пока она не оказалась в подвале вместе с остальными. Но это вряд ли увеличит мои собственные шансы на спасение. В комнате все еще царил полумрак, но света было достаточно, чтобы разглядеть выражение ее лица, когда она говорила о своем муже, докторе. Она явно была влюблена в него, и я была почти уверена, что она первым делом побежит к Холмсу, а не проверит улики, если я расскажу ей об известковых ямах, люках и скелетах.

– Где доктор Холмс? – спросила я, когда она подняла мое платье с кровати и вернула его на тонкий крючок для пальто на двери.

Ее спина напряглась, когда она отвечала мне:

– Мой муж внизу разговаривает с одним из своих деловых партнеров, поэтому я решила подняться и проверить, как ты. Не знала, что вы знакомы, – ее тон резко изменился, и она, повернувшись, чтобы уйти, внимательно посмотрела на меня. Ее взгляд был уже не таким дружелюбным.

– Мы не знакомы, – сказала я.

– Тогда откуда ты знаешь его имя? – спросила она.

– Я не знаю, – ответила я. – Ты сказала, что доктор Холмс унес меня из Мидуэя, и я предположила, что…

– Правда? – сказала она, прищурившись. – Я уверена, что не называла его по имени. Просто оставайся в постели и допивай свой бульон. Мы вдвоем скоро придем проведать тебя.

Хм… возможно, она все-таки не до конца доверяла Холмсу. По крайней мере, она точно знала, что у ее мужа блудливый глаз, и это ей совсем не нравилось.

Дверь плотно закрылась, и я услышала, как задвинулся засов. Я не могла не задаться вопросом, зачем кому-то понадобилось селиться в отеле, где снаружи дверей были засовы, но, судя по трем маленьким отверстиям в верхней части двери, это был один из «особых номеров», где Холмс травил газом своих жертв. Вероятно, этого постояльцам отеля не рассказывали.

Я снова оказалась в кромешной темноте. Эта девушка надеялась, что я смогу есть без лампы или хотя бы свечи? Но, по правде говоря, это не имело особого значения, потому что прикасаться к бульону я не собиралась.

Когда шаги Минни затихли в коридоре, я откинула одеяло и провела пальцами по внутренней стороне нижней юбки. Прошло короткое, пугающее мгновение, перед тем как мои пальцы наконец коснулись тонкого металла внутри потайного кармана.

Запасной ключ ХРОНОСа все еще был там, на тонкой серебряной цепочке, вместе с дополнительной суммой денег, которую я спрятала. Минни была права в том, что мне повезло. Не потому, что Холмс оказался в Мидуэе – я была совершенно уверена, что удача тут ни при чем, – а потому, что она была здесь. При настолько ревнивой жене даже такой извращенец, как Холмс, не станет проверять нижнее белье потерявшей сознание девушки.

Сорвав платье с крючка, я перекинула его через руку и после недолгих раздумий схватила и обувь. Я не собиралась надевать все это, Коннор видел меня и в худшем состоянии, но, когда я вернусь, мне понадобится костюм, чтобы исправить всю эту ситуацию. А сейчас я собиралась домой. Было бы неплохо добраться до стабильной точки, но, учитывая то, как Саймон и Пруденс исчезали и появлялись где вздумается, было совершенно ясно, что опасения Кэтрин по этому поводу были напрасными. В любом случае пребывание в плену в этом отеле с десятками мертвых тел в подвале должно квалифицироваться как веская причина для использования аварийного выхода.

Держа ключ ХРОНОСа в руке, я прижала пальцы к его центру. Вывела интерфейс, сосредоточилась на стабильной точке в библиотеке и уже собиралась совершить перемещение, как услышала шаги в коридоре. Я отвлекалась, и интерфейс дрогнул, а затем и вовсе исчез.

Звук шагов затих, и я услышала, как отодвигается засов. У меня не было времени, чтобы снова вывести дисплей, поэтому я бросила платье на кровать, спрятала медальон под сорочкой и заняла оборонительную позицию за дверью. Судя по увиденным мною фотографиям, Холмс не был особенно крупным мужчиной, и я была почти уверена, что справлюсь с ним, если он не вооружен. И даже если он будет вооружен, я была готова драться.

Еще немного, и я бы ударила свою бабушку ногой в живот. Я отдернула ногу в самый последний момент, когда юбка подсказала мне, что это, скорее всего, не Холмс. Она взмахнула рукой вверх, чтобы защититься от моей ноги своей сумкой – той же самой сумкой, которая была ранее при мне.

Мне все же потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это действительно была Кэтрин. Она была права, когда говорила, что костюмерный отдел ХРОНОСа проделывает невероятную работу. Если бы она прошла мимо меня в Мидуэе, не думаю, что я узнала бы ее. Ей было около двадцати пяти лет, и первой моей мыслью было, что это моя мама – довольно странно, потому что я никогда раньше не замечала между ними сходства.

Мы обе заговорили одновременно, и я остановилась, уступая ей.

– Кто ты? – сказала она приглушенным голосом. Ее глаза опустились на мою грудь, где под сорочкой слабо просвечивал свет медальона. – Тебя прислал штаб?

Я решила, что сэкономлю намного больше времени, если расскажу правду:

– Не совсем так, – ответила я. – Я Кейт, твоя внучка. Нам нужно убираться отсюда. Но как ты меня нашла? Как тебе удалось пройти мимо Холмса?

Ее глаза в замешательстве изучали мое лицо. Я не знаю, что она увидела, но что-то в нем убедило ее, что я, возможно, говорю правду.

– Я уже дважды приезжала сюда на разведку. Здесь только две комнаты, в которых Холмс мог бы кого-нибудь запереть, – сказала она. – Я прибегла к небольшому отвлекающему маневру – сообщила одному из его многочисленных кредиторов его нынешнее прозвище, и затем прокралась сюда под шумок. – Она обернулась, бросила нервный взгляд через плечо и протянула правую руку. – Откуда у тебя это? – спросила она.

В ее раскрытой ладони лежал браслет. Цепочка была разорвана, но амулет был точно такой, как тот, что висел на ее левом запястье.

– Ты сама мне его подарила, – сказала я. – На мой день рождения. И да, я знаю, как ты его повредила. Фредерик Дуглас, Сьюзен Б. Энтони, Соджорнер Трут. Ты наблюдала за ними, вместо того чтобы обратить внимание на дверь кареты. В тысяча восемьсот шестьдесят… каком-то.

Последовала пауза, а затем Кэтрин одарила меня слабой, печальной улыбкой.

– Ладно, я верю тебе. Я даже Солу об этом не говорила, – она снова пристально посмотрела на меня. Я подозреваю, что ей было интересно, не являюсь ли я их общей с Солом внучкой, но она не спросила. – Когда я увидела эту женщину… Минни или Джорджиану? Кажется, Минни. Он очень быстро менял спутниц, – сказала она. – В общем, я предположила, что это меня заперли здесь, что произошел какой-то несчастный случай в будущем или что Холмс пронюхал, что я задавала вопросы о нескольких женщинах, которых он убил.

– Но как ты узнала, что Холмс держит здесь… – начала я.

– Какой-то мальчишка нашел меня в Мидуэе и сказал, что даму с этим браслетом отвезли в отель «Всемирная ярмарка». Он сказал, что последовал за тобой сюда и что мне нужно помочь тебе.

Кирнан. Внезапно я вспомнила о маленькой потертой туфельке, которую увидела перед тем, как упасть. Должно быть, он выхватил браслет, когда вокруг меня собралась толпа. Я решила, что если мне удастся выбраться, то я отдам ему все до последнего пенни и покрою его маленькое личико поцелуями.

– Я бы отправилась в штаб, попросила бы помощи и вернулась бы способом полегче, – сказала она. – Здесь на третьем этаже есть стабильная точка. Но я никак не могла избавиться от этого ребенка. Я боялась, что мне придется связать его или вырубить, а потом вспомнила финансовый спор между Маджетом – то есть Холмсом – и одним из джентльменов в Совете управляющих выставкой.

Она на мгновение поджала губы и продолжила:

– Я больше ничего не смогла предпринять, чтобы убедить этого мальчика дать мне время, чтобы приступить к отвлекающему маневру, а затем я потратила добрых пять минут, пытаясь заставить его вернуться домой. В конце концов он согласился подождать в переулке. Он хотел ворваться прямо сюда и проверить, в порядке ли ты, а я не могла объяснить ему, почему это слишком опасно. Он дал мне вот это, – сказала она, протягивая пакет и довольно грязный зонтик, который я выбросила. Эта сумка моя, но все остальное содержимое, кроме медальона и дневника, – не совсем из ХРОНОСа, не так ли? И эта розовая пластиковая зубная щетка?

– Нет, это не из ХРОНОСа, – вздохнула я. – Я очень спешила, Кэтрин.

– Почему? Если ты не из ХРОНОСа, как ты можешь пользоваться этим ключом? И почему у тебя два ключа? Никто не получает два ключа.

– Все довольно запутанно, – сказала я.

Все так и было с самого начала, но теперь еще труднее понять, как много я могу рассказать Кэтрин. У меня не было возможности узнать, означает ли возвращение Саймона то, что Пруденс не сдержала своего обещания остановить покушение на Кэтрин. Возможно, он успел вернуться, прежде чем она занялась этим делом. Все было бы намного проще, если бы я знала наверняка, что Пруденс сдержала (или смогла бы сдержать) свое слово, но я совсем не знала – все так непредсказуемо.

Учитывая, что Кэтрин переместилась сюда из штаб-квартиры ХРОНОСа, она могла вернуться назад только из той же точки, в которую она прибыла, и я не могла уйти, не будучи уверенной, что она точно вернется в свое время. Это означало, что о моем безопасном, быстром, полураздетом перемещении не могло быть и речи. Смирившись, я бросила платье на пол, образовав круг, и встала в середину, натянув костюм на плечи, а затем повернулась спиной к Кэтрин.

– Можешь помочь? – спросила я, указывая на шнурки.

Она дернула их, и я втянула в себя воздух.

– Мы должны вытащить тебя отсюда, – сказала я. – Холмс не охотится за тобой, но есть кое-кто другой, с ключом ХРОНОСа. Тебе нужно немедленно вернуться в штаб. Но… ты не можешь рассказать им обо мне, Кэтрин. Поверь мне. Это важнее всего. Не записывай это в свой дневник и не обсуждай ни с кем, даже с Солом. Убеди Анджело отменить твои перемещения на несколько месяцев вперед. Возьми отпуск или академический – что у вас там.

– Я не уверена, что это возможно, – сказала Кэтрин, начиная застегивать платье. – Я не управляю ХРОНОСом. Даже Анджело не управляет ХРОНОСом. И я не могу контролировать действия других людей, только свои собственные. Поверь мне. Я уже пыталась пару раз.

Она явно думала о Соле. Я порылась в своей памяти, пытаясь найти нужные даты. Когда она стала подозревать Сола?

– Я знаю это, Кэтрин, но также я знаю, что ты очень сообразительная леди. Что-нибудь придумаешь.

Она застегнула последнюю пуговицу, и я повернулась к ней лицом, продолжив:

– И… твои опасения на счет Сола… что он не так строго придерживается протокола, как следовало бы… верны. И о его друзьях в клубе объективистов… Проверь его сумку, когда он вернется из Бостона. Но… тебе нельзя говорить ему об этом до 26 апреля. Произойдет ссора. Тебе нужно оставить сообщение Анджело и Ричарду о своих подозрениях. И ты должна запланировать перемещение на следующий день – 27-го.

Выражение ее лица становилось все более скептическим по мере того, как я добавляла в план все новые сложности. Кэтрин была опытным актером – ей приходилось из-за должности, – но сможет ли она все это провернуть? А если нет, если она никогда не совершит прыжок в 1969 год? Что я увижу, когда вернусь? И вернусь ли я вообще в свое время?

– Ох, и, эм… ты беременна, – добавила я с виноватой улыбкой, садясь на кровать и пытаясь втиснуть ноги в ботинки. – Ты, наверное, еще не знаешь, потому что это случилось после новогодней вечеринки.

Кэтрин выглядела немного неловко при упоминании той ночи, и я снова сосредоточился на туфлях, чтобы отвлечься.

– Ты не можешь рассказать Солу о беременности, – сказала я. – Пока не узнаешь, как он отреагирует на… то, что ты найдешь в его багаже.

Мои пальцы скользнули по пуговицам туфельки, и я тихонько ругнулась.

– Но ты уже знаешь, как он отреагирует, – сказала она, подняв руку, чтобы вытащить булавку из своих волос. Быстрым движением руки она согнула шпильку в двух местах и протянула мне результат – самодельный крючок для пуговиц. – Я достаточно умна, чтобы сложить все воедино. Он не станет адекватно реагировать. Но ты ждешь, что я вернусь, зная все это, и целых два месяца буду вести себя так, будто все в порядке? С незапланированной беременностью, которую я могла бы легко прервать на этой стадии?

– Мне очень жаль, – сказала я, наклонившись, чтобы закончить с обувью. – Я знаю, что прошу слишком многого. Но если тебе не удастся сделать все так, как я сказала, то я почти уверена, что история будет переписана по-крупному. И если кратко, то тебе не сильно понравятся эти изменения.

– Мне не сильно нравятся вообще какие-либо изменения во временно́й линии, – сказала она, крепко сжимая губы и подняв мою шляпку со стула с тростниковой спинкой, который стоял рядом с фальшивым окном. – Именно поэтому мне трудно поверить в то, что ты говоришь.

– Ну, на этот раз ты сделала исключение. По крайней мере, та Кэтрин, которую я знаю, сделала исключение, – сказала я, не сводя с нее пристального взгляда. – По правде говоря, она провела большую часть последних двадцати лет, пытаясь организовать это исключение. Зайдя так далеко, что решилась свести моих родителей, надеясь, они произведут меня. И если ты не сделаешь того же, миллионы… нет, будем честны, скорее всего, миллиарды людей умрут задолго до назначенного им времени.

После долгого пристального взгляда она прерывисто вздохнула:

– Ну, если это так, внучка, думаю, нам пора идти.

∞ 21 ∞

Я уверена, что мы бы выбрались из отеля незамеченными, если бы Кирнан просто оставался на тротуаре, как ему велела Кэтрин. Или если бы мы не ошиблись поворотом во втором коридоре, который оказался одним из тех слепых, что Холмс включил в план этажа только для того, чтобы позабавиться. Если бы ничего этого не случилось, Холмс все еще находился бы в кабинете по другую сторону от выхода.

Но обе эти вещи случились. Кредитор, которого Кэтрин заманила сюда, чтобы отвлечь Холмса, находился внизу и громко спорил с Минни, которая требовала, чтобы он подождал Холмса в гостиной. Холмс стоял на площадке между первым и вторым этажами, держась одной рукой за пистолет, а другой – за рубашку Кирнана.

– Добрый вечер, дамы, – судя по приятной улыбке на лице Холмса и веселому огоньку в его голубых глазах, он, вероятно, собирался вовлечь нас в непринужденную беседу о погоде. – Этот молодой человек принадлежит кому-нибудь из вас? – спросил он.

Кэтрин ответила «Нет» в тот самый момент, когда я ответила «Да».

– Он мой помощник, – сказала я, бросив на Кэтрин сердитый взгляд. – Я репортер, освещаю ярмарку в газете «Рабочий Вестник Рочестера». Ваша жена сказала мне, что вы были очень добры, когда принесли меня сюда после моего обморока в Мидуэе. Спасибо.

– Хорошо, – сказал Холмс. – Именно это он мне и сказал.

Хотя я и не большая поклонница сомьих усов, но все же понимаю, почему Холмс так легко очаровывал женщин. У него были почти гипнотические глаза, и в уголках виднелись дружелюбные морщинки – линии улыбки, как называл их мой отец.

Я оторвала взгляд от Холмса и посмотрела на Кирнана. Он был бледным, темные глаза широко раскрыты и полны тревоги. Он беззвучно произнес одними губами «Прости», и я покачала головой, сочувственно посмотрев на него. Это была не его вина.

Когда я подняла глаза, Холмс все еще улыбался. Он кивнул в сторону Кэтрин и продолжил:

– А кто же эта добрая леди?

– Моя мать, – сказала я. – Она путешествует со мной.

Кэтрин поняла намек и слегка шагнула вперед, очевидно решив, как и я, что наш лучший шанс – это сделать вид, что этот с виду приятный мужчина на лестничной площадке не держит в руке пистолета.

– Да, сэр, – ответила она. – Примите нашу глубочайшую благодарность. Я не знаю, что могло бы случиться с моей дочерью, если бы вы не…

– Меня это нисколько не затруднило, мадам. Даже, наоборот, было в удовольствие. А теперь, не могли бы вы с «дочерью» сделать пару шагов назад? – он сделал жест пистолетом, и мы молча попятились назад. Затем он наклонился и подхватил Кирнана под руку, неся его вверх по лестнице на второй этаж, где стояли мы.

– Я бы с удовольствием постоял здесь и поболтал с вами, милые дамы, – сказал Холмс, поднявшись на верхнюю ступеньку, – но мне пришлось оставить свою… жену разбираться с довольно расстроенным деловым партнером, а она правда не очень хороша в таких ситуациях. Поэтому я попрошу вас вернуться в вашу комнату, и мы продолжим этот разговор на досуге сегодня вечером.

Он снова взмахнул пистолетом, и мы с Кэтрин попятились в сторону коридора.

– Думаю, мы продвинемся гораздо быстрее, если вы развернетесь, – сказал он.

Мы немного замешкались, но затем все же повернулись и пошли назад по коридору. Через несколько поворотов мы снова оказались перед дверью с засовом снаружи.

Холмс швырнул Кирнана к моим ногам, как мешок картошки, а затем придержал дверь открытой, пока мы входили внутрь.

– Пожалуйста, располагайтесь поудобнее. Я обещаю, что вернусь так быстро, как только смогу.

Не прекращая улыбаться, он закрыл дверь и задвинул засов.

Тоненький луч дневного света, который ранее пробивался через узкое окошко, теперь исчез. Я чувствовала, как маленькое тельце Кирнана дрожит рядом со мной, но в темноте не могла понять, плачет ли он. Я опустилась на колени и притянула его к себе, как для собственного успокоения, так и для его.

– Мне очень жаль, мисс Кейт, – сказал он. – Мне следовало оставаться в переулке.

Кэтрин слегка раздраженно фыркнула, усаживаясь на кровать и давая понять, что спорить с этим она не станет.

– Нет, Кирнан, – твердо сказала я, бросив на Кэтрин недобрый взгляд, хотя знала, что она этого не увидит. – Ты молодец. Не могу поверить, что тебе удалось схватить мои вещи прямо под носом у Холмса и привести помощь. Но как ты нашел Кэтрин? Мне кажется, даже я бы не узнала ее.

Он пожал плечами, ответив:

– Это всего лишь маскировка. К такому быстро привыкаешь в Мидуэе. Походка и голос все те же. Я часто видел ее в этом году. И на ней всегда был такой же браслет, как и на вас сейчас. Тот, который вы назвали своим особым знаком.

– Ты невероятно наблюдателен для восьмилетнего ребенка, – сказала я. – А ты точно не замаскированный взрослый?

Не очень удачная шутка, но он поддержал меня легким смешком. Я крепко обняла его и поцеловала в лоб.

– Ты спас мне жизнь.

– Я бы не торопилась делать такие выводы, – сказала Кэтрин, – учитывая эту ситуацию.

Затем она достала что-то из кармана своей юбки. Светящийся интерфейс дневника ХРОНОСа появился спустя пару секунд после того, как она открыла его.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Я звоню в штаб, попросить экстренную эвакуацию. Они могут появиться в стабильной точке на третьем этаже и…

– Нет, – сказала я, отбирая дневник.

– У тебя есть идеи получше? – возразила она, пытаясь забрать его у меня. – Холмс рано или поздно вернется, и я не думаю, что он собирается устроить нам вечеринку с мороженым этим вечером.

– Я уже сказала тебе, что никто в ХРОНОСе не должен знать об этом, Кэтрин. Ты не подумала о том, что будет со мной, если ты втянешь сюда штаб? Или с Кирнаном? Как ты думаешь, ХРОНОС согласится отпустить его, не задавая никаких вопросов, учитывая то, что он видел и слышал?

– Он только видел, как я открываю дневник, Кейт, и слышал разговор, который совершенно не понимает. И если ты заткнешься и вернешь мне книгу, мы сможем закончить этот разговор так, чтобы он…

– Я не впервые вижу такую штуку, мисс Кейт, – вмешался Кирнан, – такой же книгой мой папа обычно посылал сообщения…

Я слегка дернула его за руку, и он понял намек, но было уже слишком поздно. Кэтрин полезла в сумочку и вытащила ключ ХРОНОСа, который был на мне ранее. Он осветил комнату бледно-голубым светом, и я мысленно пнула себя за то, что не додумалась раньше использовать его в качестве фонарика.

– Какого это цвета? – спросила Кэтрин, держа медальон прямо у лица Кирнана.

– Я не очень хорошо вижу его в темноте, мэм, – ответил он, нервно взглянув на меня.

Бровь Кэтрин взлетела вверх в недоверии.

– Ты ловкий маленький лжец, малыш, но меня тебе не одурачить, – она схватила его свободную руку и прижала ее к центру медальона. Дисплей не был сильно четким – мешали помехи, с редкими видимыми словами или кнопками, но этого было достаточно, чтобы понять.

– Как? – спросила она меня. – Как у него это получается? В таком возрасте даже не начинают подготовки.

– Я не могу тебе этого сказать, – ответила я. – Это как раз часть того, что мы пытаемся исправить.

Это была явная ложь, и я надеялась, что мое бесстрастное лицо будет поубедительнее, чем у Кирнана, по крайней мере в таком тусклом свете. А вот правдой было то, что я просила ее вернуться и начать ту самую цепочку событий, которая приведет к тому, что Кирнан, я и бог знает сколько еще людей будут способны активировать это оборудование. Но эта цепочка событий была единственной, которую я знала и которая, казалось, оставляла хоть какую-то надежду остановить киристов.

– И что же ты предлагаешь, Кейт? – спросила она, пряча медальон обратно под платье. – Не думаю, что из этой комнаты есть какой-то выход, и наш единственный выбор – сидеть здесь и ждать возвращения Холмса. Нас трое против него одного, и один из нас довольно мал, я думаю, у него больше шансов увернуться от пули.

– Один из нас сможет выбраться отсюда, – сказала я. – И, чтобы открыть этот засов и вытащить нас всех, нужен всего один человек. Ты можешь вернуться только из стабильной точки на Лесном острове, но я – нет. Я могу переместиться отсюда в любую стабильную точку. Ты сказала, что на третьем этаже есть еще одна, верно?

– Да, но как ты можешь…

– Я не могу больше ничего тебе рассказать, Кэтрин. – Конечно, было немного странно отвечать ей в ее манере «все, что тебе надо знать», но у нас действительно не было времени для подробного обсуждения всего этого. И каждая крупица информации, которую я давала ей, была еще одной нитью, за которую она могла бы потянуть, потенциально распутывая события, которые должны были произойти в течение следующих нескольких месяцев.

– Я ознакомилась только со стабильными точками внутри ярмарки и рядом со входами, – сказала я, вынимая из внутреннего кармана свой ключ ХРОНОСа и вручая его ей. – Я знала, что есть и другие, но… у меня было не так много времени, чтобы подготовиться. Если ты сумеешь вывести местоположение на ключе так, чтобы я могла увидеть и зафиксировать его, я смогу переместиться и вернуться сюда через пару минут. Но не знаю, как мы выберемся через парадную дверь, ведь Холмс и Минни стоят внизу, у лестницы.

– Мисс Кейт, – сказал Кирнан, дергая меня за руку, – может, нам не придется идти по лестнице. Давайте используем стремянку?

– Какую стремянку? Здесь есть запасной выход? – такого я совсем не ожидала. Ну, правда, какой маньяк-убийца установил бы пожарные лестницы в своем замке пыток?

– Не знаю, можно ли назвать это запасным выходом, но из окна на верхнем этаже на крышу соседнего дома ведет лестница. Я заметил ее, когда ждал в переулке. Вместо того чтобы идти домой.

Я не могла не усмехнуться, услышав нотку сарказма в его голосе. Но если Кэтрин и заметила это, то виду не подала. Она просто взяла меня за руку и положила активированный медальон мне на ладонь.

– Пока тебя не будет, мы с малышом посидим вместе, – сказала она, – и попробуем выяснить, какое окно ведет к лестнице.

Расположившись так, чтобы мы оба могли ясно видеть интерфейс, она визуально отсортировала различные категории и затем остановилась, когда в поле зрения появилось темное пространство.

– Ты уверена, что это оно? – спросила я. – Там же сплошная темнота.

– Да, – ответила она немного раздраженно. – Это бельевой шкаф. А сейчас уже ночь. Чего ты ожидала?

– Я просто не понимаю, как ты можешь отличить этот шкаф от других темных шкафов, которые ты только что пролистала. Я же могу оказаться в Де-Мойне[29].

– Я никогда не была в Де-Мойне. Но я уже бывала здесь. Первый поворот налево, а затем второй поворот налево, и ты доберешься до лестницы. А оттуда тебе просто нужно будет проделать наш прежний путь в эту комнату.

Я кивнула и положила свои пальцы на панель управления, заменив ее. Дисплей на мгновение дрогнул, а затем погас. Кэтрин раздраженно фыркнула и снова вывела его.

– На этот раз сосредоточься, ясно?

– Ясно, – сказала я. – Ты мне больше нравилась старушкой. Остынь немного.

Я не шутила, но старалась напоминать себе, что и для нее это был довольно напряженный день. Она только что узнала, что беременна и что дед, вероятно, не тот, за кого себя выдает, и она была достаточно сообразительна, чтобы понять, что ее мир вот-вот изменится в корне. Все это уже было достаточно трудно переварить, не считая угроз от серийного убийцы.

Дисплей снова коротко мигнул, когда Кэтрин убирала свои пальцы, чтобы освободить место для моих, но я смогла вернуть изображение обратно.

– Окей. У меня все получилось. Спасибо, Кэтрин. Кирнан, – сказала я, не отрывая глаз от дисплея, – я вернусь совсем скоро. Всего через пару минут. Кэтрин не такая противная, как кажется.

– Я буду в порядке, – сказал он. – Будьте осторожны, мисс Кейт.

– Кэтрин, – добавила я, понизив голос. – Если что-то случится, я надеюсь, что ты вытащишь его отсюда. Я точно знаю, что ему не суждено встретить свой конец в этом отеле. Ты скажешь ХРОНОСу, что он ничего не видел и ничего не знает.

– Боже мой, Кейт. За кого ты меня принимаешь? – прошипела она. – Сегодня этот мальчик был для меня настоящей занозой, но я не оставлю его с этим чудовищем.

– Значит, я могу принять это за обещание? Ты сделаешь все возможное, чтобы обезопасить его, если я не вернусь?

– Тебе лучше вернуться, ведь ты, кажется, так уверена, что от этого зависит судьба мира. Но да – даю тебе свое честное слово. Может, уже уйдешь?

Я сфокусировалась на самой середине черного прямоугольника, который, как утверждала Кэтрин, был бельевым шкафом на третьем этаже, и моргнула.

Я не любитель маленьких темных помещений, поэтому с радостью обнаружила, что дуга голубого света от медальона освещает бо́льшую часть шкафа. По-видимому, ХРОНОС нанимал только очень худых историков, потому что эта стабильная точка была слишком тесной даже для моего небольшого тела. Повернувшись, я ударилась плечом о полку, сбросив большую стопку белья на пол. Зловоние химикатов и чего-то более землистого и острого, исходящее откуда-то снизу, ударило мне в нос.

По привычке я наклонилась и начала поднимать опрокинутые простыни, но запах у самого пола был гораздо сильнее. Борясь с приступом тошноты, я решила, что не очень хочу знать, что находится под стопкой постельного белья, поэтому выпрямилась и толкнула дверь справа от себя. Она не поддавалась, и внутри не было ручки.

Я отступила на два шага назад, чтобы посмотреть, хватит ли мне места, чтобы пнуть ее. И тогда я почувствовала, как что-то круглое и твердое упирается мне в спину.

Я едва сдержала крик. Затем, когда спустя несколько секунд ничего не произошло, я оглянулась и увидела, что нападающим оказалась дверная ручка от другой, более крупной двери. С облегчением я открыла ее и выбралась в коридор. Я понятия не имела, куда ведет первая дверь, и, учитывая, что запах из-за нее доносился куда сильнее, я была очень рада, что мне не пришлось это выяснять.

Свет от медальона снова выручил меня, так как на третьем этаже не горели лампы.

Коридоры и без того были запутанными, а мне еще и приходилось пробираться вдоль стен в темноте на ощупь. Весь этаж казался заброшенным, но меня не покидали мысли о том, что происходило за некоторыми из этих дверей.

И конечно, Кэтрин немного ошиблась в маршруте. Первый поворот налево действительно привел меня в главный коридор, но после второго поворота я попала в один из тупиков Холмса.

Вернувшись в главный коридор, я прошла мимо двери, которая, как и та, где меня ждали Кэтрин и Кирнан, была заперта снаружи.

Я знала, что Кэтрин будет ворчать, что я нарушаю временну́ю линию, и она, несомненно, будет права, что кто-то, находящийся там, не должен сбежать, но я не сильно задумывалась об этических принципах ХРОНОСа в тот момент. Я отодвинула засов и открыла дверь.

Изнутри послышался какой-то шорох, но это вполне могла оказаться мышь, а у меня не было времени останавливаться и проверять.

– Если здесь есть кто, дверь открыта, – прошептала я. – Но у Холмса пистолет, так что будьте осторожны.

Я не стала дожидаться ответа, просто свернула направо по главному коридору, а затем налево. К счастью, этот поворот действительно привел меня к лестнице.

Остановившись на верхней площадке лестницы, я прислушалась. До меня приглушенно доносились голоса людей, спорящих о чем-то. Но ни один из них не походил на голос того человека из банка.

– …Не оставлю тебя здесь одного с… – этот голос явно принадлежал Минни. Я не смогла разобрать весь ответ, но другой голос был тихим и спокойным, и я была почти уверена, что это Холмс. Медленно спускаясь по лестнице, я уловила слова «назад в квартиру» и «дела», на этом всё.

Добравшись до второго этажа, я быстро побежала по коридору. На этот раз без неправильных поворотов, потому что с включенными фонарями было намного легче ориентироваться, чем с помощью тусклого света ключа ХРОНОСа. Несмотря на то что в этом лабиринте было достаточно тупиков и поворотов, я все же добралась до комнаты спустя несколько минут. Отодвинув засов на двери, я встретила Кэтрин и Кирнана, с облегчением бросившихся наружу.

Когда мы поспешили обратно к лестнице, я взяла все деньги, которые смогла найти в своей сумке, и запихнула их под рубашку Кирнана. Их было в десять раз больше той суммы, о которой мы договаривались, и он пытался отказаться.

– Ты это заслужил, малыш. И… – мягко добавила я, – даже если мы разойдемся, у тебя все еще будет работа. Верни Кэтрин на Лесной остров, к тому месту рядом с хижиной.

– Я знаю, как вернуться на выставку, Кейт, – сказала Кэтрин. – Я провела здесь достаточно времени.

– Да, но держу пари, что ты не знаешь всех закоулков так же хорошо, как он. И судя по тому, что я увидела, он дружит по меньшей мере с половиной людей, работающих на выставке. Я уверена, что они помогут ему. Без лишних вопросов.

– Кирнан, – добавила я, – обойди все переулки, которые ты знаешь, и не спускай глаз с того парня, за которым ты следил ранее. С того, пухлого. Он все еще ищет Кэтрин, и, скорее всего, в Мидуэе.

– А как насчет тебя? – спросил он.

– Я буду в порядке, я могу прямо отсюда вернуться домой… но мы с вами еще не скоро встретимся.

Кэтрин свернула за угол. Я придержала Кирнана за руку, останавливая его, чтобы она не услышала наш разговор.

– Как только выберешься, не возвращайся назад, ясно? Я буду в порядке, – я постучала пальцем по медальону, висевшему у меня на шее, и быстро продолжила, – твой в хижине?

Он кивнул, и, немного помедлив, я надела запасной медальон ему на шею и спрятала его под рубашку.

– Никогда не снимай его, ладно? Никогда. Придет время, когда Пруденс захочет забрать ключ твоего отца, и есть вероятность, что ты ничего не вспомнишь, если она это сделает. Скорее всего, ты даже не вспомнишь, почему не доверяешь ей, и это будет совсем не честно, да?

Его взгляд был полон серьезности:

– Да, мисс Кейт. Это будет совсем не честно.

Цепочка медальона была слишком длинна для него, и, когда мы завернули за угол, он поправил ее, спрятав за пояс брюк.

У меня снова возникло жуткое ощущение, что за мной наблюдают, и я резко обернулась, чтобы проверить коридор, который мы только что прошли. Но там никого не было. Только мерцающие тени от газовых ламп.

Кэтрин нетерпеливо оглянулась, когда подходила к лестнице. Я снова повернулась к Кирнану, приложила палец к губам и сверкнула глазами в сторону Кэтрин, давая понять, что ему нужно быть потише и что ей не следует знать о нашем разговоре. Он кивнул и слегка улыбнулся мне.

На лестнице не было слышно никаких голосов. В аптеке все еще горело несколько ламп, но в кабинете Холмса было темно. Я надеялась на то, что он вышел помочь своей жене поймать такси, чтобы отвезти ее домой, но у меня было плохое предчувствие.

Я подвела Кирнана к краю лестницы, и мы медленно поднялись на темный третий этаж отеля. Когда мы добрались до лестничной площадки, я легонько сжала плечо Кирнана и провела его дальше, чтобы догнать Кэтрин.

– Что ты делаешь? – спросила она едва слышным шепотом. – Я единственная, кто знает, в какую сторону мы идем.

– Ты занималась боевыми искусствами? – огрызнулась я. – Думаю, нет, поэтому будет лучше, если я пойду первой. На всякий случай. Кирнан идет после меня, а ты замыкаешь. Если мы все будем держаться ближе, ты сможешь дать мне знак, когда нужно будет свернуть.

Она слегка поморщилась, но все же кивнула и отодвинулась к стене, чтобы я смогла осторожно пройти вперед.

– Второй поворот налево, – сказала Кэтрин.

В прошлый раз ее инструкции оказались не очень полезными, и теперь мне очень хотелось уточнить, уверена ли она в этом, но я решила, что лучше будет свести болтовню к минимуму.

Мы перешли на другую сторону коридора и уже собирались повернуть, как сзади раздались два выстрела. Мы в ужасе подпрыгнули и пригнулись, побежав за угол, но выстрелы явно прозвучали на нижнем этаже. Хорошие новости? Холмса нигде поблизости не было. Плохие новости? Он определенно все еще находился в здании. И, судя по всему, эта плохая новость была гораздо хуже для тех, кто находился на первом или втором этаже.

– Пошли, – сказала я. – По крайней мере, теперь мы знаем, что он в здании, но не рядом. Нам просто нужно найти это окно.

– Но сегодня он не должен был никого застрелить, – сказала Кэтрин.

– Ты в этом уверена? – спросила я напряженным голосом. – Он многих убил здесь.

– Я только надеюсь, что он не убил кого-то еще из-за нас, – сказала она. – Кого-то, кто не должен был умереть.

– Я тоже, – сказала я. – Но сейчас мы мало что можем сделать, не так ли? Нам нужно продолжать двигаться.

За моей спиной раздался стук, и я резко повернула ключ ХРОНОСа, чтобы осмотреть коридор, но тут же столкнулась с Кирнаном. На долю секунды в самом центре коридора появилась высокая тень, а затем исчезла.

– Вы это видели? – спросила я у Кэтрин.

– Нет, – ответила она. – О чем ты?

– Я подумала… – Я покачала головой. Это явно был не Холмс, я за последние сорок восемь часов почти не спала. – Ничего. Просто нервничаю, наверное.

Мы пробежали еще по двум коридорам, включая тот, где я остановилась ранее, чтобы отпереть дверь. Дверь была открыта гораздо шире, чем тогда, и я подумала, не попал ли заложник из огня в полымя?

И тут я почувствовала запах дыма.

∞ 22 ∞

Я не знаю, сколько времени мы провели в этих коридорах. Вероятно, не больше десяти минут, но это были самые длинные десять минут в моей жизни. Это место было лабиринтом, предназначенным для того, чтобы дезориентировать любого, кому посчастливится здесь заблудиться.

Мы только что миновали дверь, которую я отперла раньше, и стабильную точку в бельевом шкафу во второй раз. Каждый раз, когда нам приходилось возвращаться назад после того, как мы натыкались на тупик, я с ужасом ждала, что мы столкнемся лицом к лицу с Холмсом. И что еще хуже, дым сгущался.

– Я уверен, там было окно, мисс Кейт. Оно было с этой стороны здания.

Мы уже дважды прошли весь путь до конца этого коридора, по лицу Кирнана текли слезы.

– Ну, в конце коридора нет окон, а в этой части коридора нет комнат, – сказала Кэтрин.

Я на мгновение остановилась.

– А если мы найдем… потайную дверь? Он использовал люки, не так ли? Я помню что-то о том, как он замуровал кучу мебели – построил комнату вокруг нее и заявил, что ее вообще не привозили, чтобы избежать оплаты. Возможно…

– И что же нам тогда делать? – спросила Кэтрин. – Начать пинать стены наугад?

Я не стала ей отвечать, а просто рванула по коридору обратно к бельевому шкафу. Не обращая внимания на отвратительную вонь, которая распространялась оттуда, я с силой пнула ногой закрытую дверь шкафа. Она приоткрылась на пару сантиметров, и мне пришлось зажать рот и нос рукой, чтобы меня не вырвало.

Я снова ударила ногой, стараясь не думать о том, куда именно я рвусь. Третий удар отозвался мягким глухим стуком, и маленькая дверь распахнулась.

Я наклонилась, чтобы заглянуть внутрь, и едва смогла разглядеть окно в самом конце длинной, узкой комнаты, которая тянулась по всей длине коридора. Лунный свет едва пробивался через стекло. Я не могла разглядеть лестницу, но Кирнан сказал, что изнутри этого сделать не получится, так как ступеньки начинались прямо под окном.

Я повернулась к Кэтрин и Кирнану, которые стояли у входа в бельевой шкаф.

– Ты был прав, Кирнан. Это наверняка то, что мы искали.

– Чем здесь так воняет? – спросила Кэтрин.

– Я уверена, этому есть объяснение, – ответила я. – Скорее всего, Холмсу не удалось сбросить всех жертв в подвальную яму. Просто постарайся задержать дыхание. И не забудь пригнуться у входа, дверной проем очень низкий.

Я вытянула ключ ХРОНОСа перед собой и вошла в комнату, надеясь, что этого света будет достаточно, чтобы пройти к окну, не задевая трупы. Как только я начала отходить от двери, моя юбка задела что-то твердое. Я совсем не хотела знать, что это было, поэтому просто продолжила медленно продвигаться вперед.

– Ты в порядке, Кирнан? – спросила я, потянувшись за его рукой.

– Я в порядке, мисс Кейт, – сказал он, тут же вложив свою ладонь в мою. – Нам нужно поторопиться. Ну, если он устроил пожар, для него это единственный путь спастись…

Я шла вперед так быстро, как только могла, и только ключи ХРОНОСа освещали мой путь. Комната была почти пуста, если не считать нескольких предметов мебели, но в то же время она была всего лишь на метр шире чулана для метел.

Мы прошли вдоль левой стены мимо пары темных силуэтов, напоминавших раскладушки, и я была почти уверена, что продолговатый тонкий предмет, свисавший с края одной из них, был чьей-то рукой. Спустя несколько секунд я услышала, как Кэтрин в ужасе вдохнула. Кирнан крепко сжал мою руку и зажмурился, следуя за мной вслепую.

Как только мы миновали еще около пяти метров, сзади послышался шаркающий звук. Я быстро обернулась, но ничего не увидела. Мне хотелось верить, что это просто сдвинулось то тело, которое я оттолкнула от двери. Или крыса пробежала. В любой другой ситуации каждая из этих мыслей привела бы меня в ужас, но сейчас это стало бы огромным утешением.

Звук раздался снова. А потом еще. Либо тело преследовало нас, либо это была очень большая крыса. Вероятнее, это был Холмс.

Он явно знал, что мы здесь. Если уж я могла расслышать, как кто-то один крадучись двигался позади меня, то он определенно мог слышать нас троих. Холмс, должно быть, узнал, что мы здесь, еще до того, как вошел, потому что был без фонаря. Он не видел света от ключей ХРОНОСа, и в этом было наше преимущество. Тем не менее он гораздо лучше ориентировался здесь, потому что сам спроектировал эту пыточную.

– Идите, – прошептала я, продолжая двигаться вперед. – Пригнитесь и отойдите ближе к стене, чтобы Холмс не заметил вас в свете окна. Если оно не откроется, разбейте. Не останавливайтесь ни перед чем. Вы знаете, что вам нужно сделать после того, как выберетесь отсюда. Мы с вами еще увидимся.

Кирнан наклонился ко мне на мгновение и сжал мою руку. Я боялась, что он начнет спорить, но он не стал.

– До встречи, мисс Кейт. Будьте осторожны.

Я быстро поцеловала его в макушку, когда они проходили мимо меня. Прижавшись как можно ближе к стене, я прислушалась, пытаясь различить звуки, что издавали Кэтрин и Кирнан справа, от менее заметных движений слева.

Медленно пройдя несколько сантиметров, я встала напротив тех коек, которые заметила ранее. Комната была от силы метра два в ширину, и Холмсу пришлось бы пробираться прямо передо мной, чтобы подойти к окну, потому что у другой стены стояли койки и сужали пространство. Я с трудом поборола желание спрятать медальон обратно в карман. Холмс не мог видеть его, но я все равно чувствовала себя незащищенной – ярко-синий свет, казалось, кричал о моем местоположении.

Я несколько раз медленно и глубоко вдохнула, чтобы успокоить свое сердцебиение, а затем бросила быстрый взгляд на Кэтрин и Кирнана. Мне было сложно их разглядеть, и я заметила только свечение ключа ХРОНОСа Кэтрин в десяти, а может, пятнадцати метрах от окна. «Боже, прошу, пусть это будет то самое окно с лестницей», – думала я.

Холмс приближался, но определить точное расстояние было очень трудно. Его дыхание было прерывистым, как будто он бежал или задыхался из-за дыма.

Еще раз я взглянула на окно. Теперь я не видела даже голубого свечения… Кэтрин, должно быть, спрятала ключ под платьем.

Я уже собиралась отвернуться, как слабый контур окна слегка сдвинулся. Рама громко скрипнула, но выстрелы были еще громче.

Холмс дважды спустил курок. Не знаю, куда угодил первый выстрел, но второй разбил часть окна. Я повернулась к нему как раз в тот момент, когда прозвучал третий выстрел, и теперь точно могла определить, где он находился – он практически повалился на меня. На самом деле, если бы он не таращился в окно, когда стрелял, я почти уверена, что он заметил бы меня во вспышке выстрела.

Я встала, прижавшись спиной к стене. Синий свет придавал лицу Холмса жуткое сияние, которое было уже достаточно зловещим и без длинноствольного револьвера, который он сжимал в руке. Как только он остановился, чтобы лучше прицелиться, я взмахнула ногой. Целью было ударить его по рукам, которые держали револьвер на уровне груди, но юбка ограничивала мои движения, поэтому удар пришелся ему чуть ниже пояса.

Холмс согнулся пополам, одновременно сжимая пальцем спусковой крючок пистолета. Выстрел был диким. Вибрация под ногами говорила о том, что пуля застряла в полу. Восстановив равновесие, я резко дала ему коленом по лицу. Послышался хруст, но этого было недостаточно, чтобы остановить его. Рука его метнулась вперед и потянула меня за ногу.

Падая, я заметила фигуру Кирнана, по пояс торчащую из окна. Я не могла разглядеть Кэтрин; она либо стояла в стороне от света из окна, чтобы не стать мишенью, либо уже была на лестнице.

Я ударилась головой об пол. Прислонившись спиной к стене, я постаралась как можно быстрее присесть, но была совершенно дезориентирована. Когда я открыла глаза, передо мной горели десятки маленьких голубых огоньков, и я, помнится, подумала, что это то самое «искры из глаз посыпались».

Слева от меня послышался шум, поэтому я подтянула ноги и снова замахнулась. Я попала ему, по-моему, по колену, но это, скорее, был удар по касательной.

– У тебя впечатляющий удар для такой маленькой леди, – сказал он. – Но он не сравнится с пистолетом, – он водил оружием из стороны в сторону одной рукой, а другой шарил в кармане пиджака.

У меня заколотилось сердце, когда он навел револьвер на то место, где лежала я, съежившись. «Он не видит тебя, Кейт, он не может видеть тебя», – твердила я себе. И прозвучало уже шесть выстрелов – два внизу и четыре здесь, наверху. Я плохо разбиралась в оружии, но смотрела несколько вестернов, и то, что он держал в руке, было «шестизарядным». Это означало, что револьвер уже должен быть пуст. Если, конечно, он не остановился, чтобы перезарядить оружие, прежде чем войти в бельевой шкаф.

Он не перезарядил пистолет, но это уже было не важно. Он вытянул из своего кармана одну пулю. Когда Холмс со щелчком вернул барабан на место, я отвернулась и взяла медальон в ладонь, опершись локтем на стену, чтобы держать ровно и вывести кухню в доме Кэтрин.

Он сделал пару шагов назад, вероятно, чтобы лучше видеть, и протянул левую руку, прощупывая путь. Его ноги подкосились, наткнувшись на одну из коек. Послышался звон стекла, и Холмс тихо выругался, а затем остановился на полуслове и рассмеялся.

Не знаю, какой инстинкт заставил меня отвернуться от этого смеха. За этим последовал разрыв зрительного контакта с медальоном, а я уже зафиксировалась на кухне, нужно было только вывести дату, и все. Но, если бы я не отвернулась, жидкость попала бы мне прямо в лицо.

Кислота обожгла мою шею и кожу головы будто пламенем. Я закричала. Невозможно было сдержаться. Затаив дыхание, я ожидала выстрела, но вместо этого услышала что-то другое. Судя по звуку, он споткнулся о койку, но вскоре снова вскочил на ноги и направился ко мне.

Он просто сдерживался, подумала я. С единственной пулей он хотел быть уверенным в своей цели. Я поползла по полу так быстро, как только могла, прочь от него, обратно к бельевому шкафу, стараясь не ныть, поскольку каждое крошечное движение усиливало жгучую боль в голове.

Запах дыма становился все сильнее, перекрывая зловоние разлагающихся тел. У Холмса был только один путь к спасению от пожара – через окно. И, если повезет, он решит, что это и мой единственный выход, и, возможно, просто оставит меня умирать в горящем здании. Тем не менее, если я смогу продолжать двигаться и не упаду в обморок, все, что мне нужно будет сделать, это выйти из этой комнаты и найти место, где я смогу сосредоточиться и использовать ключ ХРОНОСа.

Дверь должно быть, была закрыта. Я с трудом поднялась на ноги, пытаясь двигаться быстрее. Перед глазами все еще мелькали маленькие голубые звездочки, поэтому мне пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть, прежде чем сделать шаг. Холмса я не видела, но слышала какое-то движение у себя за спиной.

Моя рука наконец нашла отверстие в стене, и я пригнулась, чтобы войти в крошечный бельевой шкаф. Я толкнула дверь в коридор и набрала полный рот воздуха – дымного, но по крайней мере без запаха разлагающейся плоти. Я побежала так быстро, как только могла, в направлении лестницы, свернула за угол чуть быстрее, чем следовало, и зацепилась каблуком своего дурацкого ботинка за подол юбки. Звук разрывающейся ткани эхом прокатился по коридору, как ярко-красная стрелка, указывающая Холмсу в мою сторону.

Я завернула в третий коридор справа, а затем метнулась через него, свернув налево на следующей развилке. Я надеялась, что доктор решит, будто я свернула направо, тот ход был гораздо ближе и быстрее. Он остановился, зажигая фонарь, – я увидела его тень.

В третьей по счету комнате я подергала ручку на случай, если ее оставили незапертой. Безуспешно. Шаги стали громче, и я как можно ближе подтянулась к двери. Сделав глубокий вдох, я прижала пальцы к центру медальона.

У меня не было времени искать место и фиксировать дату, я собиралась просто выбрать что-нибудь наугад и моргнуть. Я вдруг вспомнила предостережение Коннора насчет появления посреди шоссе, но если это единственное, что мне остается, помимо серийного убийцы, вооруженного кислотой и пистолетом, то возможное столкновение с полуприцепом звучит не так уж и плохо. Я пыталась успокоить руки, чтобы сосредоточиться и вывести дисплей, но это было очень трудно сделать. Дисплей дрогнул, а затем исчез.

Готовясь повторить попытку, я краем глаза заметила слабый свет. Доктор на мгновение свернул в правый коридор, затем развернулся и направился прямо ко мне.

Дверь за моей спиной внезапно открылась, и я провалилась в комнату. Огромная рука закрыла мне рот, удерживая крик прежде, чем он успел сорваться с моих губ. Другая рука, со сложенной тканью, потянулась ко мне.

∞ 23 ∞

Мужчина отдернул меня от дверного проема. Он прижал белую мокрую ткань к моей щеке, крепко прижимая меня к себе.

– Кейт! – потребовалось несколько секунд, чтобы знакомый голос, тихий, но настойчивый, прорвался сквозь пелену моей паники. Я посмотрела ему в лицо. Оно казалось странным в голубом свете наших медальонов, но темные, встревоженные глаза были теми же самыми, в которые я смотрела всего несколько минут назад.

– Кирнан? Но как…

– Кейт, пожалуйста. Ты должна сосредоточиться. Я вывел стабильную точку, любимая, – дисплей показывал маленькую, тускло освещенную комнату с одеялами в углу. – Просто проведи пальцами и отправляйся. Я прямо за тобой. Обещаю.

Не знаю, было ли дело в его голосе или это просто осознание того, что я была не одна, но мои руки успокоились, когда я потянулась к ключу ХРОНОСа. Он замерцал, но потом все прояснилось. Я моргнула и сделала большой глоток свежего, свободного от дыма воздуха, прежде чем рухнуть на грязный пол.

Я то теряла сознание, то снова приходила в себя. Голос Кирнана приводил меня в сознание лишь на несколько мгновений. Я отчетливо помню то, как вода лилась ровным потоком мне на шею. Было больно, но стало еще больнее, когда вода остановилась. В какой-то момент он заставил меня сесть ненавязчивыми мягкими движениями и проглотить несколько капсул. Я закрыла глаза и скользнула обратно в туман.

Когда я окончательно пришла в себя, было уже светло. Первым, что я увидела, было спящее лицо Кирнана, его длинные темные волосы влажно касались кожи. Он сидел, прислонившись спиной к углу хижины. Я была завернута в одеяло, моя голова покоилась на его бедре, а его пальцы переплелись с моими. От его одежды исходил сильный и едкий запах дыма. Я поднесла свободную руку к шее и нащупала большой кусок марли, прикрепленный пластырем. Вокруг нас было разбросано несколько бутылочек и баночек с мазью, а в камине тлели угли. Мое зеленое платье лежало скомканной кучей, и сквозь дыры, прожженные кислотой, виднелся влажный грязный пол.

Мое тело уже начало ныть, и мне нужно было немного сменить положение. Я медленно сдвинулась, не желая будить Кирнана, но он тут же открыл глаза.

– Кейт? Ты в порядке?

Я попыталась кивнуть, но резкая боль помешала мне, поэтому я ограничилась слабой улыбкой.

– Да. Больно, но я в порядке. Это ведь та хижина на Лесном острове, верно? Но когда мы здесь?

– Сейчас около пяти утра. Уже наступил следующий день, – ответил он. – Здесь никого нет. Сегодня вообще мало кто будет здесь, церемония закрытия была отменена из-за убийства мэра. И мне было легче устроить все именно тут. Я… мне трудно перемещаться на большие расстояния. Маленькие перемещения гораздо легче, но в последнее время я часто их совершаю. Хотел, чтобы ты была поблизости, если мне пришлось бы идти к тебе.

– А Холмс? И Кэтрин?..

– Холмс сбежал, как и предполагалось. Скорее всего, он уже на пути в Колорадо. Пожар должен был случиться только через несколько недель, но я не думаю, что это сильно повлияет на суд. И да, мы с Кэтрин добрались до стабильной точки. Я повел ее по переулкам, и с нами ничего не произошло.

Я вздохнула с облегчением, узнав, что по крайней мере эта часть плана удалась.

– Расскажи мне, как ты узнал, Кирнан. Почему ты вернулся? Как ты узнал, что мне нужна была помощь?

Он несколько мгновений неотрывно смотрел мне в глаза, прежде чем заговорить:

– Мне потребовалось много времени, чтобы собрать все воедино, Кейт. Я все эти годы думал о тебе, но не знал наверняка, выбралась ли ты из отеля. Вернувшись в ту ночь, после того как я отвел Кэтрин на Лесной остров, я обнаружил, что все было в огне. Пожарные сказали, что никому бы не удалось выжить. Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться домой. Я сделал так, как ты мне сказала. Я больше не снимал медальон. Я даже держал руку на нем, когда мылся. Мы вернулись на ферму киристов – у нас не осталось выбора, как только моя мать заболела. Я позволил им научить меня пользоваться ключом ХРОНОСа. Я не так хорош в этом, как многие другие, но для Пруденс это было неважным, – добавил он с горьким смешком, – а обычно она решала, кому раздавать привилегии.

– Она же не… – Я замолчала, не решаясь сказать, о чем я думаю. – Ты был так молод.

– О, нет. Ничего подобного. Чаще всего, когда она приезжала на ферму, она была чуть старше меня. Когда я впервые увидел ее более взрослой, она была примерно твоего возраста. А мне было всего шестнадцать. Очень трудно отказать настойчивой девушке в шестнадцать лет, Кейт.

– Разве ты не знал, что она была… ну, что ты знал ее, когда она была старше? И когда ты был моложе… – Я покачала головой и тут же поморщилась, почувствовав, как бинты сдвинулись с ожога. – То есть ты, кажется, был убежден, что она имела какое-то отношение к смерти твоего отца.

– Да… но это была не та взрослая Пру, понимаешь? Я не знаю, что она натворила потом, и у меня до сих пор нет никаких доказательств; так или иначе, но она не сделала ничего плохого в восемнадцать.

– Боже, у меня от этого голова разболелась, – сказала я. – И это не сводит тебя с ума? Помнить о Пруденс постарше, которая знала тебя, когда ты был моложе, а потом о вас двоих, когда вы были подростками?

– Я все время забываю, что ты… как бы это сказать… «новенькая», – сказал Кирнан, поддразнивая. – Скоро ты привыкнешь ко всем перипетиям. В свои восемнадцать лет Пру была всего лишь потерянным ребенком, не совсем уверенным в том, чего хочет от нее Сол и какая роль ждет ее во всем этом. Она не была плохим человеком, насколько я мог судить. Спустя какое-то время я решил, что несправедливо судить ее на основании того, чего она не делала… или по крайней мере еще не сделала. Понимаешь?

– Нет, – ответила я. – То есть я понимаю, но не могу сказать, что это вообще имеет какой-то смысл. Все это какая-то сплошная бессмыслица.

– Не то чтобы я гордился этими отношениями, – сказал он. – Я бы не сказал, что использовал Пру. По крайней мере, не больше, чем она использовала меня, но мои чувства были осложнены моим прошлым. Если бы я не взглянул ей в глаза, когда мы… ну, она напоминала мне тебя. Я был совсем ребенком, когда мы были здесь вместе, но я никогда не забывал о тебе, Кейт.

Он сделал паузу на мгновение, нежно проведя пальцем по моей нижней губе, и дрожь пробежала по всему моему телу. «Нет, Кейт, – подумала я, – нет, нет, нет. Ты просто измучена, благодарна и… да, черт возьми, тебя невероятно влечет к нему. Но нет».

– А потом, спустя год, когда мне было семнадцать, ты была там, Кейт – не ты, не эта ты, а другая Кейт. Моя Кейт. Немного старше, чем ты сейчас. Такая красивая, так настойчиво убеждающая меня сражаться с киристами. Мы были так сильно влюблены, Кейт, но у тебя не было никаких воспоминаний о восьмилетнем мальчике, никаких воспоминаний о выставке. Я не мог этого понять. А теперь, хотя я и понимаю, почему, трудно представить себе Кейт, которая не помнит тот год, который мы провели вместе. Кажется, ты была в Бостоне 1905 года чаще, чем в своем собственном времени. Удивительно, как ты выдерживала это. Ты говорила Кэтрин, что идешь вниз пить кофе, а потом возвращалась, чтобы провести со мной весь день, и снова перемещалась, на десять секунд позже твоего ухода. Перемещения всегда давались тебе намного легче. Они… опустошают меня. И нам приходилось быть осторожными, чтобы скрыть все от Пруденс.

– Ты все еще был… с Пруденс? – спросила я, слегка поморщившись, заставляя себя сесть. Я попыталась скрыть совершенно иррациональную нотку ревности в своем голосе, но довольная улыбка на лице Кирнана дала мне понять, что я потерпела неудачу.

– Нет, Кэти. Все было кончено, в этом плане. После того, как я нашел тебя.

Он сел напротив и взял меня за руку.

– Пру ужасно разозлилась, когда узнала об этом, и именно тогда стащила папин ключ. Ну, не собственноручно, а трое ее головорезов-киристов сняли его с меня, но они не знали о запасном ключе, который ты мне оставила. Пру вернула ключ спустя несколько месяцев после того, как они внесли изменения, и я подыграл ей. Она все еще не знает, что я все помню. Но потом… ты перестала приходить, – сказал он. – И я понял, что где бы ты ни была, ключ не защитил тебя. Что-то изменилось. Движение сопротивления, которое мы пытались организовать вместе, так и не было начато. Я просто… ну… вроде как затаился и ждал. Они заставили меня работать с Саймоном, чтобы наблюдать за тобой. Это была идея Пру, что-то вроде злой шутки – столкнуть нас лицом к лицу. Она ведь была уверена, что ни ты, ни я ничего не помним.

Я задрожала, плотнее натянув на себя одеяло и пытаясь разобраться во всем этом.

– Не уверена, что все это было ее идеей, Кирнан. Если она и была замешана в этом с самого начала, то вскоре передумала.

Я вкратце пересказала ему разговор с Пруденс, рассказала об ее убежденности в том, что убийство Кэтрин было совершено из-за борьбы за власть. Что так Пру хотели убрать с дороги.

Кирнан усмехнулся, ответив:

– Наверное, она наконец сложила дважды два. Не знаю, планировал ли Сол это специально, но уверен, что правила морали к нему неприменимы. И Пруденс в последнее время все настойчивее давила на него, заставляя действовать по-своему. Он вполне мог решить, что от нее больше неприятностей, чем пользы.

– Ты видел его?

– Конечно. Несколько раз. – Кирнан помог мне повернуться и прислониться спиной к стене хижины, а затем налил немного воды в стакан. Он вытряхнул на ладонь пару очень современных таблеток и протянул их мне. – Пру всегда скрывала, куда мы направляемся. Она фиксировала координаты на моем ключе, не давая мне ни малейшего представления о месте и времени, но Сол часто вызывал на встречу людей, которых они с Пру считали «приближенными». Хотя я сомневаюсь, что меня снова пригласят. Он не знает о том, что я помог тебе сбежать от Холмса. Но он знает, что я предупредил тебя в тот день в метро.

Я вспомнила слова Саймона о вмешательстве Кирнана.

– Они разозлились, да? Они будут искать тебя.

Он пожал плечами, ответив:

– Наверное. Но я хорошо умею держаться в тени. Они поймут, в каком я времени, но не где именно.

– Мне очень жаль, Кирнан. Ты вляпался во все это, потому что решил помочь мне.

Он немного помолчал и глубоко вздохнул, прежде чем снова посмотреть на меня.

– Дело не в решении, Кейт. Мне нечего было решать. Когда я увидел тебя в поезде в тот первый день, когда ты пыталась уничтожить дневник…

– Я не пыталась его уничтожить, – сказала я. – Просто проверяла, что это такое.

Он улыбнулся, но взгляд его был таким же печальным, как и в тот день в метро.

– Я сразу понял, как только мы сели в тот поезд, – сказал он с легкой дрожью в голосе, – что ты изменилась. Я знал все о своей Кейт. Черт, я знал ее душу. И она знала мою. Никаких секретов. А когда ты смотрела на меня, в твоих глазах не было ничего… ты меня совсем не знала. Той жизни никогда не было, и ты не была моей Кейт… но ты все еще была Кейт. И я все еще… любил тебя. Я должен был найти способ защитить тебя, понимаешь?

– Да, – сказала я, снова думая о Трее. В следующий раз, когда я увижу его, он все еще будет Треем, но он не будет моим Треем. Что бы ни случилось между нами в будущем, я никогда больше не увижу своего Трея. – Я правда понимаю. Мне так жаль, Кирнан.

Он вздохнул и сел рядом со мной, прислонившись к стене и обняв меня очень осторожно, чтобы не сделать больно.

– Но вот что интересно, – сказал он. – Я не понимал всей иронии, пока не узнал о заговоре против Кэтрин. Ты так же моя Кейт, моя первая Кейт – девочка с забавными накрашенными ногтями, которая подарила мне медальон и была готова рискнуть своей жизнью ради восьмилетнего мальчика, чтобы помочь ему выбраться из этого отеля. И тогда я понял, что не знаю, чем закончилась та ночь, и что я должен это выяснить.

– Поэтому ты был там этой ночью? Наблюдал?

Кирнан стиснул зубы. Вид у него был измученный: под глазами залегли темные круги, и он явно не вспоминал о бритве по меньшей мере несколько дней. Щетина ему невероятно шла, и я боролась с желанием провести пальцами по его щеке.

– Я был в этом отеле десятки раз, Кейт. Весь последний месяц я провел в этой адской дыре. Я наблюдал со всех сторон, из каждого угла, с каждого пункта, – его рука обняла меня чуть крепче. – Я был так близок к тому, чтобы просто убить Холмса, просто задушить его там, в темноте, и сбросить вниз по одному из этих желобов прямо в известковую яму в подвале, точно так же, как он делал это со многими своими жертвами. Но ты – моя другая ты – всегда убеждала меня в том, что мы можем изменить только те кусочки истории, которые разрушили Сол и киристы. Суд над Холмсом должен был произойти в любом случае. Какую волну последствий я вызвал бы, убив его там? И у меня было всего несколько секунд для того, чтобы действовать, – продолжил он. – Поэтому, сделав неверный шаг, я не мог вернуть все вспять – все, что я мог делать, это менять события снова и снова. То есть, если бы я толкнул его и пистолет выстрелил в тебя, я никак не смог бы этого исправить, кроме как вернуться раньше и остановить себя в тот момент, когда я пытался ему помешать. И я не мог вмешиваться, пока Кэтрин полностью не скрылась за окном.

Он сделал долгий медленный вдох и закрыл глаза.

– Я видел, как ты умираешь снова и снова, Кейт. Мне пришлось четырнадцать раз смотреть, как он стреляет в тебя, прежде чем я нашел способ изменить это.

– Огоньки! – сказала я, полностью выпрямившись. – О боже… это был ты? Я думала… моя голова… я очень сильно ударилась, когда падала. Я думала, что именно поэтому вижу маленькие голубые вспышки. Но это был ты!

Он кивнул:

– В конце концов, я все-таки сбил его с ног, чтобы замедлить, но у него была кислота. Сначала я подумал, что бутылки с ней лежали возле коек у стены. Я находился довольно близко к одной из этих коек, и я почти уверен, что он облил кислотой женщину, которая умерла там. Но бутылка была у него в кармане пальто. Я решил, что он вспомнил о ней, когда наткнулся на стекло. Я даже убрал бутылки, чтобы проверить, но, думаю, то место, где он использовал кислоту однажды, напомнило ему о бутылке в пальто. Мне нужно было точно рассчитать время. Первые четыре раза, когда я толкал его, ты не успевала отвернуться. Кислота попадала тебе прямо в лицо; и дважды твои глаза были открыты.

Я вздрогнула, вспомнив жгучую боль, когда кислота попала мне на шею, и поняла, насколько хуже все могло быть.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Какая-то часть меня хотела продолжать попытки, пока я не сделаю все возможное и ты не уйдешь оттуда без травм, но… я не мог продолжать. У тебя наверняка останется шрам на шее, но он не будет слишком страшным. Я нанес на ожог усовершенствованный гидрогель. У тебя в сумке еще три тюбика.

– Моя сумка! – сказала я, оглядываясь вокруг. – Я не…

– Нет, – сказал он, протягивая руку вправо. – Но я это сделал. Ты уронила ее, когда споткнулась. Гидрогель из 2038 года, так что в своем времени лучше ты не найдешь. Жаль, что твои волосы не были распущены… это хоть немного защитило бы тебя.

Я мягко улыбнулась, вспомнив, как он стянул ленту с моих волос в метро.

– Тебе всегда нравилось, когда мои волосы были распущены, насколько я помню.

– Каюсь, – сказал он. – Напоминает мне о том времени, когда мы были вместе…

Голос Кирнана затих, а затем он закрыл глаза и медленно покачал головой. Через мгновение он снова открыл их и одарил меня, как он явно надеялся, веселой улыбкой.

– Так кто же этот Трей?

– Трей? – я опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. – Он мой друг… или был им раньше…

– Кейт, – голос Кирнана был таким мягким и полным понимания, что у меня на глаза навернулись слезы. – Ты звала его во сне, любимая. Думаю, он больше, чем просто друг.

Это было так несправедливо – заставлять меня думать, что я предаю Кирнана. Но именно это я и ощущала.

Он слегка приподнял мой подбородок, и я посмотрела ему в глаза, такие же мокрые от слез, как и мои.

– Ты не можешь прятаться от своего сердца, Кейт. Оно всегда находит тебя. И, к сожалению, я тоже не могу спрятаться от своего.

Он притянул меня к себе и поцеловал. Сначала нежно, а потом со страстью, которая потрясла меня до глубины души. Я будто вернулась обратно на пшеничное поле, и все было так же ясно, как и тогда, когда я впервые заглянула в медальон. Между нами было по меньшей мере два одеяла, не говоря уже об одежде, но воспоминание о предыдущем поцелуе было настолько сильным, что я почти чувствовала его обнаженную кожу на своей. Медленный восхитительный жар разгорался глубоко внутри меня, когда я целовала его в ответ, запустив пальцы в его длинные черные волосы.

Не совсем уверена, кто из нас прервал поцелуй, но не думаю, что это была я. Некоторое время я просто сидела там, отвернувшись и закрыв глаза, с раскрасневшимся лицом. Я была ошеломлена, сбита с толку, злилась на себя, злилась на Трея, злилась на Кирнана, и все это боролось с очень сильным искушением снова прижаться губами к губам Кирнана и забыть обо всем остальном хотя бы ненадолго.

Я чувствовала на себе его взгляд, но не могла посмотреть в ответ. Наконец он прижался губами к моей макушке.

– Ах, Кэти, – прошептал он, и его дыхание согревало мою кожу в этом прохладном утреннем воздухе. – Я веду себя эгоистично. Ты должна вернуться. Тебе нужен отдых. Я так боялся, что ты замерзнешь прошлой ночью. Я поддерживал огонь в камине так долго, что удивительно, как не поджег хижину. Я тоже не могу здесь долго оставаться… я уже довел себя до предела. Даже эти короткие перемещения – сплошное напряжение.

Я знала, что он прав. Одна половина моего сознания кричала, что мне нужно вернуться, проверить, что произошло, узнать, есть ли там Кэтрин, найти моих родителей, найти Трея. Другая половина была до ужаса напугана этой перспективой, потому что так много всего могло пойти не так. Здесь и сейчас было безопасно. Затишье после бури. Там и тогда было просто неизвестно.

– Ты уверен, что сможешь вернуться? – спросила я. – Ты беспокоился о том, что придется переместиться еще раз…

– Я буду в порядке, любимая, – ответил он. – Если у меня не получится, я немного отдохну. Возвращение никогда не бывает таким же тяжелым, как само путешествие. У меня такое чувство, будто какой-то… якорь тянет меня обратно.

– Тогда я должна идти, – я встретилась с ним взглядом впервые после того, как мы поцеловались, и попыталась изобразить улыбку. – Но… ты говорил о сопротивлении. Ты все еще в нем? То есть, даже если Пруденс заставит Сола отступить и они больше не будут преследовать Кэтрин, это еще не конец. Я не знаю точно, что они планируют…

– У меня довольно хорошее представление об этом, – сказал Кирнан, прислонившись плечами к голой деревянной стене хижины. – Они называют это «Отбором», необходимым для спасения человечества и планеты. Его замаскируют под что-то вроде экологической катастрофы. Они говорили как о воздушной, так и о водной, так что я не уверен. Конкретной даты пока нет, насколько я знаю. План заключается в том, чтобы подождать, пока у них под рукой будет около четверти населения, и потом они сделают все, чтобы воплотить его в жизнь. Киристы – или по крайней мере бо́льшая их часть – получат противоядие, и вместе с ними несколько непосвященных. Тех, чьи навыки их эксперты признали жизненно необходимыми для создания нового мира.

– Так значит… это как в том кредо, которое они пели в храме, – сказала я. – «Поскольку люди не смогли защитить Планету, Планета защитит себя». Вот только киристы берут на себя роль «планеты» и убивают тех, кого считают недостойными?

– Да, – ответил он. – Но не спеши думать, что их послание звучит абсурдно. Они кажутся довольно убедительными, если быть в их рядах. Было время, когда слова Сола имели для меня смысл. Очень просто произвести впечатление на кого-то из моего времени. Особенно если это молодой пацан, который только что научился использовать ключ ХРОНОСа. Открой ему некоторые сцены, скажем, из 2150-х годов, перемести его пару раз и покажи, что такое ядерная катастрофа. Или две. Расскажи ему об обществе, в котором твое будущее планируется еще до того, как ты родишься, – прямо в ДНК. Позволь ему увидеть краем глаза современную войну вместе с полным отсутствием человечности, и решения киристов уже не будут звучать так зловеще.

– Значит, ты считаешь, что они правы? – спросила я.

– А ты нет?

Я задумалась, пытаясь собрать мысли воедино.

– Да… хорошо, – наконец, призналась я. – Где-то там, под слоями безумия, их мотивы понятны. Но практически все, что ты описал, это… нарастающее зло, если ты меня понимаешь. Ошибки одного поколения, построенные на ошибках следующего, и в итоге получается общество, которое на самом деле никому не нужно. А Сол говорит о массовом, запланированном зле и предполагает, что в результате получится лучшее общество. Если отбросить мораль, разве это логично? Мне кажется, они собирают самых жадных и самых властолюбивых из всех, и я не думаю, что они хорошо поладят, когда их план придет в действие. Пруденс одна из тех, кто проектирует этот дивный новый мир, и именно она сказала мне, что я могу либо стать одной из Избранных, либо встать в очередь к другим овцам, которых ждет резня.

Кирнан фыркнул, ответив:

– Могла бы придумать что-то свое. Эту строчку она украла у своего отца. Но да, именно такое бездушное пренебрежение теми, кто предпочел не следовать Пути киристов, заставило моего отца уйти.

На мгновение он напомнил мне себя восьмилетнего, слова звучали почти так же, и тот же гнев кипел в его голосе.

– Так ты спрашиваешь, в деле ли я? – спросил он. – Конечно, я в деле. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить их. Но Кейт, я был серьезен, когда сказал, что мои способности сейчас ограничены. Они гораздо слабее, чем были всего пару лет назад, особенно когда я так регулярно пользовался ключом. Я сомневаюсь, что смогу сделать больше, чем недолгое перемещение из моей временно́й шкалы в следующий месяц. Может, чуть больше.

– Но у тебя есть знания, которых нам не хватает, Кирнан. Ты можешь дать нам информацию, необходимую для начала работы. Дай мне знать, как с тобой связаться, – сказала я, сжимая его руку. – Тебе не нужно никуда отправляться. Я сама приду к тебе.

Я почувствовала, как он напрягся. Что-то мне подсказывало, что я снова напомнила ему прошлую Кейт.

– Я в деле, – повторил он после долгой паузы. – Ты сможешь связаться со мной через стабильную точку в Бостоне – уголок за табачной лавкой недалеко от площади Фаней. Она стабильна с 1901 по 1910 год, но я возвращаюсь в 17 июля 1905 года. В любое время после этого Джесс будет знать, где я нахожусь. Он мой друг. Он единственный, кто бывает за прилавком, и он не удивится, если ты выйдешь из его кладовой – ты уже много раз так делала. Ты можешь оставить ему сообщение, и я тоже оставлю свое местоположение, как только устроюсь на новом месте.

– Так… у нас был план действий? Раньше, я имею в виду.

– Да, – ответил он. – И мы даже добились некоторого прогресса до твоего… исчезновения. Идея довольно проста. Нам просто нужно вернуться и убедить историков ХРОНОСа держаться подальше от Сола и Пруденс и забрать их ключи.

– А если они этого не сделают?

– Мы все равно их заберем, – сказал он с кривой ухмылкой. – Ты уже дважды убедила их и дважды своровала.

Я слабо усмехнулся ему в ответ:

– Значит, я буду играть коллектора? Отлично.

– Однажды ты сказала, что купишь футболку с надписью «коллектор ХРОНОСа» на груди.

– Бедный Кирнан. Слушать меня, наверное, все равно что быть рядом с дядей моего отца – он всегда забывает, что рассказывал тебе один и тот же анекдот дюжину раз.

– Я не возражаю, – сказал он. – Интересно посмотреть на тебя с другой… стороны, наверное. И многое из того, что мы делали, было на самом деле больше детективной работой, чем работой по изъятию имущества. Первые несколько дались довольно легко – Кэтрин точно знала, когда и где приземлялись эти историки.

– Почему ты все это помнишь, а Кэтрин – нет? – спросила я.

– Тебе придется спросить у нее самой, – сказал Кирнан. – Но я думаю, ответ в том, что что-то произошло, когда она не была под защитой медальона.

– Она была жива в моей другой временно́й линии? Когда мне было восемнадцать?

– Да, – ответил он. – И, если не считать легкого артрита, настигшего ее зимой, она была вполне здорова.

– Это… – начала я.

– Сбивает с толку, – закончил Кирнан. – Я знаю. Рак Кэтрин – это не данность во временно́й шкале, даже если ты думаешь, что это так. Очередное дело, которое нужно будет разгадать после того, как мы немного отдохнем.

Я кивнула и начала подниматься на ноги, но Кирнан потянул меня обратно вниз.

– Это не лучшая идея, дорогая. Я принесу твои вещи. Лекарство, которое я тебе дал, довольно сильное, и я сомневаюсь, что ты много ела.

Он был прав. Даже от этого легкого движения у меня слегка закружилась голова, и я прислонилась спиной к стене хижины. Кирнан подошел к груде ткани, которая когда-то была моим платьем, и поднял ее, чтобы осмотреть. Я сморщила нос. Оно было безнадежно.

– Мне нужно добраться до потайных усилителей, которые Коннор положил в карманы и подол. Думаю, он сможет использовать их повторно.

Кирнан достал несколько маленьких серебряных прямоугольников и положил их в мою сумку.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

– Если платье не исчезнет, когда я уйду, брось его в камин.

К несчастью, сапоги, похоже, остались в идеальном состоянии. Он положил их и сумку мне на колени, а затем опустился передо мной.

– Прости. Я знаю, что на тебе была шляпка, но я не смог ее найти.

– Мне нет дела до этой дурацкой шляпы, – рассмеялась я. – Ты пытался вытащить меня из адской гостиницы целой и невредимой. И, кажется, я так и не сказала тебе спасибо.

Он искоса улыбнулся мне и сжал мою руку.

– На самом деле, любовь моя, думаю, что всего пару минут назад ты очень основательно поблагодарила меня. Но я бы не отказался от второго раунда.

На моих щеках появился румянец, и я опустила взгляд на сумку, лежавшую у меня на коленях, стараясь не встречаться с ним глазами. Я выудила ключ ХРОНОСа и только успела открыть интерфейс, как он коснулся моего запястья, отвлекая меня.

– Этот Трей, – сказал Кирнан грубым голосом. – Он хорошо к тебе относится? Любит тебя?

– Да… или по крайней мере любил, – исправила себя я, криво улыбнувшись. – Он, кажется, верит, что полюбит снова. Что все, что мне нужно сделать, это улыбнуться ему или что-то еще, и все будет так, как раньше.

– Но ты не веришь? – спросил он.

Я покачала головой и посмотрела ему в глаза, ответив:

– Разве можно повторить такое? Я не знаю.

Кирнан долго смотрел на меня, а потом наклонился и нежно поцеловал в уголок губ.

– Но тебе нужно попытаться, да? Slа́n go fо́ill, a stо́r mo chroí[30].

Я понятия не имела, что означают эти слова, но это явно было прощание. Он в последний раз сжал мою руку, а потом я посмотрела на ключ и закрыла глаза.

∞ 24 ∞

Я мельком увидела свое отражение в мониторе компьютера за секунду до того, как Коннор понял, что я вернулась, так что я сразу поняла его шокированный взгляд. Вся правая сторона моей шеи была забинтована. Чуть выше линии роста волос виднелись два красных пятна. Несколько красных отметин усеивали мои плечи, и даже в нижней юбке было несколько дыр.

Коннор пристально посмотрел на меня, а потом его нижняя губа задрожала. Трудно было сказать, смеялся он или плакал, и, казалось, он и сам плохо понимал.

– И что же нам делать с твоей одеждой, Кейт? – наконец сказал он. – Что с тобой произошло? Ты…

Что бы он еще ни собирался сказать, его слова потонули в безумном лае, донесшемся снизу и сопровождаемом звонком в дверь.

– Ты, – сказал он, указывая пальцем. – Не двигайся.

Я знала, что это Кэтрин, еще до того, как Коннор подошел к двери. Это не был испуганный лай Дафны. Это был ее приветственный лай, тот самый, с легким «я скучала по тебе» тоном.

С лестницы донесся голос Кэтрин.

– Как я оказалась во дворе без ключа ХРОНОСа, Коннор? Или ключа от дома, если уж на то пошло?

Я легла на пол и закрыла глаза.

Проснулась я уже в своей постели. Цветочная композиция, которую Трей прислал Кэтрин, стояла на моем комоде. Казалось, это случилось целую вечность назад, и все же цветы выглядели такими свежими, будто их только привезли. Дафна свернулась калачиком на ковре рядом с моей кроватью, а Кэтрин сидела на диване у окна и читала что-то похожее на исторический роман – тот самый, который моя мама иногда называла эротическим чтивом. Я впервые видела Кэтрин читающей что-то не с экрана компьютера или из дневника ХРОНОСа. Спустя несколько минут она оглянулась.

– Ох, Кейт. Я рада, что ты проснулась, дорогая. Я уже начала беспокоиться.

– Маленькие голубые таблетки, – сказала я, все еще находясь в тумане, – в моей сумке. Они… классные.

– Понятно, – ответила Кэтрин, и легкая улыбка тронула уголки ее губ, когда она присела на край моей кровати. – А где ты достала эти классные маленькие голубые таблетки? Коннор рассказал мне все о вчерашнем дне, до твоего прыжка. Я рассказала ему то, что теперь помню после нашего приключения на выставке. Но никто из нас не знает, что случилось с тобой после того, как я вылезла из того окна.

У меня пересохли губы, и для начала я попросила стакан воды. Сделав несколько глотков, я убрала стакан обратно на тумбочку.

– Кирнан, – сказала я. – Он дал мне лекарство. Он вытащил меня из отеля.

– Но как? – спросила она. – Он был очень смышленым маленьким мальчиком, но я не понимаю, как эта гостиница еще не рухнула, когда он вернулся… Во всех исторически записях, что я прочла…

– Он был замечательным маленьким мальчиком, – перебила я ее. – И он замечательный молодой человек.

Я кратко рассказала ей о тех событиях, чтобы восполнить недостающие фрагменты, и мне пришлось несколько раз останавливаться, чтобы собраться с мыслями. Мне казалось, что я протягиваю руку сквозь туман в поисках нужных фраз, которые можно было бы связать вместе, и все же мысли никак не сплетались воедино. Должно быть, в какой-то момент я задремала на несколько минут, потому что, когда я открыла глаза, Кэтрин уже была на диване и снова читала свою книгу.

– На чем я остановилась? – спросила я.

– Ты объясняла план Кирнана… или это был твой план? О возвращении ключей ХРОНОСа, когда задремала между словами, – сказала она, откладывая книгу на диван. – После того что ты пережила за последние несколько дней, я боялась, что ты бросишь нас. Ты вернулась к своей прежней жизни, и Пруденс, кажется, в какой-то степени… освободила тебя. Ты ведь можешь просто уйти.

Эта мысль на самом деле не приходила мне в голову, но теперь, когда она произнесла эти слова вслух, я была удивлена, почему этого не случилось ранее. Мама вернулась, папа снова стал моим папой…

– Шарлейн? – спросила я.

Кэтрин на мгновение растерялась, а потом покачала головой, ответив:

– Не проверяла, но уверена, что для нее ничего не изменилось.

Я попросила ее принести мне компьютер. После недолгих поисков я нашла ту же свадебную фотографию, и эмблема киристов ярко выделялась на темной коже Шарлейн. Спасение Кэтрин исправило мою жизнь, но семью Шарлейн коснулось что-то другое.

Я отодвинула компьютер в сторону и снова посмотрела на Кэтрин.

– Дети Коннора? Их нет, так ведь?

Она кивнула.

– Тогда ты ошибаешься. У меня нет выбора. – Правда была в том, что, даже если бы никто из тех, кто мне дорог, не был лично затронут в этой временно́й шкале, я знала, что никогда не смогу просто сидеть и смотреть, как киристы заманивают все больше людей и приближаются к какому-то массовому геноциду. Уйти было невозможно.

– Так что насчет тебя? – спросила я, слегка ерзая на кровати. Действие лекарства прекращалось, что было одновременно и хорошо, и плохо – язык уже не заплетался, но боль возвращалась. – Помнишь что-нибудь из того дня, после сдвига?.. после Саймона?

– Я помню, как протягивала медальон этому мерзкому кретину. И Трей… – она остановилась, одарив меня грустной улыбкой, прежде чем продолжить. – Машина Трея только подъехала. Я не видела другого выбора, кроме как верить. Верить в то, что Трей сдвинет любую гору, чтобы спасти тебя от Саймона. Верить в то, что Коннор сотворит чудо с защитной границей. Верить в то, что ты сможешь исправить эту временну́ю шкалу. Я никогда не была хороша в этом – в передаче контроля другим, – но, кажется, на этот раз все сработало.

– Но ты помнишь, как была в отеле и бежала от Холмса… и все, что случилось в ту ночь. Разве это не… сбивает с толку? То, что у тебя теперь два набора воспоминаний.

– Это довольно странное чувство, – сказала она. – Но все это случилось так давно. Я помню, как гадала, чьей дочерью ты будешь – Деборы или Пруденс, когда они обе были маленькими. Моя ставка была на Пруденс, учитывая сходство, пока она не исчезла.

Кэтрин на мгновение замолчала, а потом спросила:

– Значит, Пруденс не участвовала в этом? Она пыталась спасти меня?

Я подумывала солгать, чтобы не ранить ее, но знала, что это не принесет большой пользы.

– Она спасала тебя, чтобы защитить себя, Кэтрин. И, возможно, чтобы защитить маму. Но точно не из-за сентиментальной привязанности к тебе или ко мне, если уж на то пошло. Кажется, она уверена, что ты отказалась от нее. Но я думаю, что она не позволит им снова напасть на тебя. По крайней мере, пока не узнает, что я все еще пытаюсь остановить киристов.

Кэтрин прикусила губу, но кивнула:

– Значит, на этот раз нам придется действовать очень осторожно.

– Да, – согласилась я.

На мгновение я замолчала, не зная, как затронуть тему, которая терзала меня в глубине души, но в конце концов просто решила спросить в лоб.

– Ты ведь справилась с этим, не так ли? С двумя разными наборами воспоминаний? Почему ты была так уверена, что Трей не справился бы с этим? – я слышала свой раздраженный тон, и мне это не нравилось, но мне нужно было избавиться от чувства, будто меня обманули.

– Я ничего не знала наверняка, – призналась она. – Но у Трея нет гена ХРОНОСа. А в твоем случае речь идет не о давних воспоминаниях. Даже такая яркая картина, как пребывание в горящем отеле с серийным убийцей, преследующим тебя по пятам, теряет краски спустя некоторое время, поэтому это нельзя сравнить с двумя противоречивыми наборами воспоминаний. Это все равно что читать старый дневник или вспомнить то, что давно позабылось. Или помнить и правду о событии, и ложь, которую ты столько раз рассказывала людям, обе версии кажутся одинаково реальными. Понимаешь?

– Нет, – призналась я. – Не совсем. Но я вроде как привыкла к тому, что мало что из этого понятно. Я решила, что единственный способ остаться в здравом уме – это просто плыть по течению.

– Боюсь, что примирить воспоминания из прошлого месяца будет гораздо труднее, чем далекое прошлое. Мы с Коннором обсуждали то, как лучше всего скорректировать наш собственный маленький кусочек временно́й линии. Лучше всего тебе вернуться в день смены времени, иначе твои мама и папа будут очень волноваться.

Мама. Папа. Я была счастлива услышать эти слова и вспомнить, что я снова вернулась в мир, где у меня были родители.

– Тебя не было больше месяца в этой временно́й линии, по крайней мере для них, и так мы сможем избавить их от переживаний, – Кэтрин провела пальцами по краю моей повязки. – Я проверила раны, пока ты спала, и нанесла еще немного гидрогеля на пятна на твоей голове. Ожог на шее довольно глубокий, но, я думаю, он заживет через пару недель. Все закончилось бы намного хуже, не будь Кирнан так подготовлен. Уже придумала какую-нибудь историю, на которую твои родители могли бы купиться?

Я на мгновение задумалась.

– Как насчет придурка с горячим кофе в метро? Я могла бы сказать маме, что решила просто вызвать такси и приехать сюда, а не искать папу в кампусе. А ты отвезла меня в больницу?..

– Думаю, в это можно будет поверить, если мы подождем еще пару дней, чтобы все зажило, – сказала она. – А потом, когда ты разберешься с ними, наверное, будет лучше, если мы с Коннором на несколько недель исчезнем. У тебя будет меньше шансов пересечься с нашими другими версиями. Мы скажем Гарри и Деборе, что в последнюю минуту успели в Европу на испытания экспериментальных лекарств.

– Я расскажу все папе, Кэтрин. Он ведь будет жить здесь, так что мне придется постоянно лгать ему. У меня это не очень хорошо получается, так что мы можем рассказать маме историю с кофе, а ему…

Я внезапно замолчала. Ее слова об экспериментальных лекарствах наконец-то дошли до моего сознания, и я вдруг вспомнила о моем разговоре с Кирнаном.

– В другой временно́й линии у тебя нет рака, Кэтрин. Кирнан был в этом уверен. Как думаешь, почему ты больна в одной временно́й линии, но не в другой? Я знаю, что рак может развиться из-за экологии, но это ведь не случается внезапно? Я думала, что для чего-то подобного требуются годы.

– Так и есть, – согласилась она, выглядя немного ошеломленной. – Единственный раз, когда я была вне защиты медальона после исчезновения Пруденс, случился во время пребывания в больнице, когда мне сделали биопсию. Я настаивала на том, что мне нужно постоянно носить его с собой. Сказала им, что это религиозный медальон. Но, когда я пришла в себя, он уже лежал в пластиковом пакете вместе с другими моими вещами.

Она немного помолчала, а потом покачала головой, словно пытаясь прояснить ее.

– Думаю, когда мы с Коннором отправимся в наш маленький отпуск, мне нужно будет еще кое о чем подумать. Ты не могла бы присмотреть за Дафной?

Дафна вильнула хвостом, услышав свое имя, и тут же снова погрузилась в дремоту. Я рассмеялась.

– Не знаю, Кэтрин. Она настоящая заноза. Конечно, мы присмотрим за ней. Папа не будет против остаться здесь на ночь, когда я буду с мамой. Эту кухню должен хоть кто-то использовать для разнообразия.

От одного упоминания о еде у меня в животе заурчало.

– Кстати, о еде… я умираю с голоду. Есть что-нибудь поесть?

– Где-то лежит половина бутерброда из гастронома, если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – ответила я, думая, что Коннор, должно быть, уже совершил набег на холодильник, если от «О’Мэлли» осталась только половина сэндвича. – Звучит потрясающе. Хотелось бы еще жареной картошки. И банана или чего-нибудь еще, что ты сможешь найти. Я целый день ничего не ела.

Кэтрин направилась к двери, а затем развернулась и подошла обратно к дивану. Она открыла обложку книги, которую читала, и достала компьютерный диск. Он был запечатан в белый конверт, на котором большими буквами было написано мое имя.

– Я нашла это на крыльце, рядом с дверью. Я предполагаю, что это от Трея? – Она снова подошла ко мне и положила диск на компьютер. – Мне действительно жаль Трея, Кейт. Но я все равно думаю, что это было к лучшему.

Я прикрыла глаза и, услышав, как за ней захлопнулась дверь, взяла диск. Я была почти уверена, что это просто та информация о финансах киристов, которую отец Трея обещал ему, но на мгновение прижала диск к губам, прежде чем открыть. Мои руки дрожали, когда я открывала конверт и клала диск в дисковод. Я ожидала увидеть каталог файлов, но через пару секунд на экране появилось лицо Трея, и у меня перехватило дыхание. Он был одет в ту же рубашку, что и прошлым вечером. Его серые глаза были покрасневшими, и выглядел он невероятно уставшим, но все же улыбался.

«Эй, красотка. Если ты видишь это, то ты успешно спасла мир, как я и предполагал. И если ты видишь это, то я, вероятно, всего в нескольких километрах отсюда, но понятия не имею о том, что я снял это видео и что самая красивая девушка в мире смотрит его. Но я скучаю по тебе, Кейт. Даже если я этого не знаю, я скучаю по тебе».

Он сделал глубокий, дрожащий вдох, а затем продолжил, глядя вниз на клавиатуру и что-то печатая:

«Итак, далее следует краткая видеоподборка лучших хитов Трея и Кейт. Помнишь те ночи, когда я уходил домой, и мы часами болтали в видеочате? Что ж, я сохранил все разговоры, кроме первого, потому что у меня еще не было подходящей программы. Я правда не знаю, почему сохранил их. У меня не было времени пересматривать все, потому что я всегда был с тобой. Но они все здесь, на моем жестком диске. Я хочу записать их на диск вместе с парой видео, которые я снял на свой телефон, и с теми, что мы записывали на твой день рождения. Все, что я смог найти. Да, и если ты посмотришь каталог файлов, то найдешь там информацию, которую обещал папа.

Сохранить все на диске было идеей Коннора, так что, если это поможет, мы будем ему очень обязаны. Мне даже не пришло это в голову, но он сказал мне, что все, что я оставлю там, в доме, будет защищено, как и книги. Тебе нужно сделать копию, как только ты вернешься сюда, в настоящее время. Или в прошлое… Спроси Коннора. Он объяснит это лучше, чем я. Мне кажется, это сработает, Кейт. Будет довольно трудно не поверить в это. То есть… мне нужно быть невероятно тупым, чтобы не узнать послание от самого себя, верно?

Что ж, приступим. Лоуренс Альма Коулман третий, также известный как Трей. На случай, если у тебя есть какие-то сомнения, что это ты говоришь в компьютер: я знаю, что ты делал в тот субботний вечер, когда тебе было тринадцать и мама, папа и Эстелла ушли в художественную галерею, открывшуюся на улице Р. Ты ведь никому об этом не рассказывал, правда?»

Я улыбнулась и решила, что нужно обязательно спросить его однажды, что именно он делал в ту субботу.

«Девушка, подарившая тебе этот диск, – Пруденс Кэтрин Пирс-Келлер, она же ниндзя-Кейт, путешествующая во времени. Она помнит кое-что, чего не помнишь ты. Возможно, эти видео помогут тебе. Но на самом деле все, что тебе нужно знать, это то, что у нее самые красивые зеленые глаза во Вселенной и очень щекотливые ноги. Она обожает цитаты из «Принцессы-невесты», луковые кольца из «О’Мэлли», кофе, но только не тот, что готовит Коннор, и ты так влюблен, что не представляешь себе жизни без нее.

А теперь вернемся к тебе, Кейт. Найди меня, поцелуй и убедись, что я получу это сообщение. В точном порядке. И поторопись, ладно? Я люблю тебя. И уже скучаю по тебе».

Он все еще смотрел в камеру, когда видео постепенно сменилось на один из наших видеочатов. Мы болтали ни о чем. Просто повод побыть вместе еще пару минут, перед тем как лечь спать. Я быстро промотала видео, зная, что вернусь позже и просмотрю каждую минуту. Он сохранил их все, в хронологическом порядке. Каждый разговор, каждую глупую шутку, то, как я красила ногти, пока мы разговаривали, и как Трей предлагал мне кусочек мороженого и капнул шоколадным сиропом на камеру.

Я смеялась и плакала одновременно, когда вдруг услышала тихий стук.

Коннор приоткрыл дверь и вошел, держа в руках большой поднос.

– Может, мне стоит вернуться позже? – спросил он.

– Нет. У тебя еда, – сказала я. – Не смей уходить. – Я убрала компьютер на другую сторону кровати и подвинулась, чтобы освободить место. – Сейчас я начну запихивать это в рот так быстро, как только смогу, и говорить с набитым ртом будет невежливо, поэтому позволь мне сначала поблагодарить тебя. За все, но особенно за то, что подкинул Трею эту идею. Поэтому он смог отпустить меня, не так ли? Не стал спорить со мной, когда я собиралась переместиться.

– Да, в противном случае мне пришлось бы практически выгнать его, и он, вероятно, все равно ночевал бы на крыльце. – Коннор улыбнулся и покачал головой. – Я думал, он сам тебе скажет, но, вероятно, он не хотел все испортить. Тебе нужно будет сделать копию этого диска, как только ты вернешься к предыдущему временно́му сдвигу. Сделай это здесь, в доме, и все должно быть в порядке. Видео из этого времени, да, но диск будет в той же временно́й линии, что и Трей, так что… у тебя получится отдать его.

Я уже ела свой бутерброд.

– Значит, он не исчезнет? Или не опустеет? – спросила я с наполовину набитым ртом.

– Нет, если ты сделаешь копию, – сказал он. – Я не уверен, но не вижу причин, чтобы это не сработало. Дневники ведь работают, верно?

Я взглянула на сэндвич в своей руке.

– Тебе повезло, что я сейчас слишком счастлива, чтобы злиться на тебя, – сказала я между укусами. – Это ростбиф Трея. Ты съел мою пастрами?

– Не был уверен, что ты вернешься, – сказал он. – Не пропадать же ей даром.

Следующие несколько дней я спала, ела и записывала все, что могла вспомнить о прошедшем месяце. Затем я сохранила файлы в дневнике ХРОНОСа, чтобы отдать их Кэтрин и Коннору, и сделала резервную копию всего этого на DVD, чтобы передать папе и, как я надеялась, маме тоже.

На третий день ожог на шее достаточно зажил, чтобы скинуть всю вину на горячий кофе. Я достала из шкафа униформу Браяр Хилл и очень осторожно откинула волосы назад, стараясь скрыть несколько пятен лысины на затылке.

Я достала из ящика комода свой бейдж, в котором уже не хватало двух фотографий. Я найду новые фотографии мамы и папы позже, а сейчас я вложила фотографию, которую Коннор сделал для меня и Трея на заднем дворе с Дафной, и фотографию нас с Шарлейн, обнимающих друг друга, улыбающихся от уха до уха в наших новых поясах – моем коричневом и ее синем, – завязанных на белых кимоно.

Обе эти фотографии исчезнут, если я когда-нибудь возьму их за пределы поля ХРОНОСа. Если теория Коннора верна, я смогу сделать копии позже, а исчезающие фотографии могут пригодиться. В любом случае, ключ ХРОНОСа отныне будет моим постоянным аксессуаром. Это немного раздражало, потому что одной из причин, по которой я согласилась на это безумие, было то, что я не хотела постоянно беспокоиться о том, что может случиться, если что-то отделит меня от медальона. Но, учитывая все, через что я прошла за последние несколько недель, быть обремененной каким-то странным ювелирным изделием казалось не очень большой платой за страховку существования и возможность воспользоваться аварийным выходом.

У меня была еще пара вещей, которые я не могла оставить, например ожерелье и футболки, которые подарил мне Трей, хотя я знала, что не смогу забрать их из дома Кэтрин, если не надену их. Я положила все это в сумочку Кэтрин вместе с «Книгой Пророчеств» и диском, который сделал Трей.

Мне казалось немного глупым грустить из-за прощания с Кэтрин и Коннором, ведь я увижу их всего через несколько минут. Но они уже не будут прежними Кэтрин и Коннором. Нам нужно будет восстанавливать отношения, и, кажется, они думали о том же. Я поцеловала их и погладила Дафну. По крайней мере, с ней все вернется на круги своя, стоит мне достать пару собачьих лакомств и несколько минут почесать ей живот.

А после я вывела стабильную точку в фойе Кэтрин, зафиксировала ее на 9 часов утра 7 апреля и вернулась к прежней жизни.

Коннор был, мягко говоря, удивлен, когда я без предупреждения появилась в коридоре. Он как раз выходил из кухни, одетый в те же джинсы и клетчатую рубашку, что были на нем, когда он бросился расплачиваться за такси после кражи моего рюкзака. Он позвал Кэтрин, и она поспешила вниз по лестнице в своем красном халате. А потом мы все уселись на диван, и Коннор приготовил тот ужасный кофе. Но вместо истории Кэтрин они слушали мою. Или, скорее, кусочки моей истории, которых хватит им для исполнения нашего плана в следующие несколько дней. И на этот раз Коннор передал мне целую коробку имбирных пряников, а не три жалких печенья.

Я одолжила телефон Кэтрин, чтобы позвонить маме и рассказать ей о случившемся. Ничего серьезного, сказала я, просто ожог. Но в суматохе я потеряла свой рюкзак.

Конечно, я начала плакать, как только услышала ее голос на другом конце провода, но она приняла мои слезы за беспокойство о рюкзаке.

– Кейт, милая, ничего страшного. Я заблокирую твою карточку, мы купим тебе новый телефон и iPod. Мы заплатим за книги. Я не сержусь из-за этого, так что тебе не стоит расстраиваться.

– Я знаю, мама. Я люблю тебя.

– Может, мне приехать к тебе, Кейт? Кажется, ты сильно переволновалась.

– Нет-нет. Все в порядке, мам. Увидимся завтра.

Потом я позвонила в Браяр Хилл и спросила, не могут ли они передать папе, что со мной все в порядке и что меня не будет в классе тригонометрии, но я буду ждать его в коттедже.

Через несколько минут Коннор отвез меня к коттеджу. Мои руки дрожали, когда я вставляла ключ в замок, как это было тогда, когда Трей ждал меня на ступеньках. На этот раз не было никакой кружки «Бабули № 1». Папин вок лежал на своем привычном месте на верхней полке шкафа. Я бросилась к холодильнику и нашла джамбалайю на второй полке.

У меня будет достаточно времени, чтобы рассказать все папе, когда он вернется с занятий. А пока я просто опустилась на диван и закрыла глаза. Дома.

Папе пришлось рассказывать все постепенно, и то, что я расплакалась, как только увидела его, нисколько не ускорило дело. К счастью, папа понял, что происходит, после долгого разговора с Кэтрин и Коннором и нескольких демонстраций ключа ХРОНОСа. Мы с ним согласились, что сейчас, пожалуй, лучше оставить это между нами. Так что мама не имела ни малейшего представления, почему я накинулась на нее с крокодильими слезами и очень долго обнимала, когда она вошла в дом после вечерних занятий в среду. Это правда не было похоже на то, как мы обычно с ней общаемся, и я думаю, что она всерьез подумывала назначить мне еще один сеанс с психотерапевтом. Вместо этого я уговорила ее поужинать в «О’Мэлли». Больше луковых колец.

Почти все кусочки из моей прежней жизни вернулись на свои места в течение следующих нескольких дней. Я, как и прежде, жила и в доме мамы, и папы, и ходила в школу. Мне нужно было только собрать вещи для переезда в дом Кэтрин и напоминать себе, что в этой временно́й линии у меня не было Шарлейн.

И я все время откладывала то, что обещала сделать сразу же. Диск лежал в моем новом рюкзаке. Я сделала копию нашей фотографии на всякий случай и была почти уверена, что оригинал, который я вложила в бейдж, исчезнет, как только я передам его ему. Я просмотрела диск по меньшей мере дюжину раз и даже оставила еще одну копию на кухонном столе у папы, когда ушла на занятия в пятницу, просто чтобы доказать себе, что он не исчезнет и содержимое останется прежним. И он все еще был там, когда я вернулась, и Трей все так же приветствовал меня, когда я вставила диск в компьютер. Было глупо тянуть с этим, но мысль о том, что Трей посмотрит на меня и увидит совершенно незнакомого человека, пугала меня.

Наконец в воскресенье днем, когда мы убирали тарелки с чудесной лазаньей из шпината, папа предложил поесть на десерт мороженого из «Риччи», что находилось недалеко от Дюпон-Серкл. Всего в нескольких кварталах от Калорама-Хайтс. В нескольких минутах ходьбы от Трея. Меня бросило в дрожь.

Папа некоторое время смотрел на меня, а затем покачал головой:

– Ты не можешь вечно откладывать это, Кейт. Ты сказала, что обещала ему. Даже если сейчас все не так, как было раньше, будет нечестно по отношению к Трею и к тебе самой, если ты не попытаешься. И еще, – добавил он с усмешкой, – мне уже надоело слушать, как ты пересматриваешь этот диск. Вы хоть когда-нибудь говорили о чем-то существенном?

Я угрожающе замахнулась кухонным полотенцем в его сторону, но спорить не стала. Он был прав. Я скучала по Трею. И у меня не будет ни единого шанса вернуть его, если я не наберусь храбрости и не сделаю первый шаг.

Я села на крыльцо, рассматривая аккуратную полоску травы, которая тянулась вдоль дорожки между домом и тротуаром. Я осознала, что грызу костяшки пальцев, только когда услышала, как позади меня открылась дверь, и я тут же спрятала руку. Ранний вечерний ветерок донес до меня слабый, знакомый запах его шампуня, и я поняла, что это он, еще до того, как подняла голову и увидела эти прекрасные серые глаза с крошечными голубыми крапинками. Его улыбка была такой же открытой и дружелюбной, как и в тот первый день, когда он шел за мной по футбольному полю. И я перестала нервничать. Это был Трей, мой Трей. Он просто еще не знал этого.

– Ты ведь Кейт, верно? – спросил он, садясь рядом со мной на ступеньку крыльца. – Эстелла говорила, что ты из приветственного комитета Браяр Хилл. Меня зовут Трей, но, кажется, ты уже знаешь это.

– Привет, Трей, – сказала я.

И я сдержала свое обещание. Я наклонилась вперед и поцеловала его. Сначала он был поражен, но не отстранился, и определенно целовал меня в ответ. Это не было похоже на наш первый поцелуй, который был робким и нерешительным с обеих сторон. На этот раз я точно знала, что ему нравится, и вложила в этот поцелуй все, что у меня было.

– Вау. Что это было? – спросил он, когда я наконец отстранилась.

– Просто выполняю обещание, – сказала я.

– Ладно, – он выглядел немного ошеломленным, но снова улыбнулся мне. – Кажется, мне нравится то, как в Браяр Хилл приветствуют новичков.

– Ну, я в Браяр Хилл, но это приветствие не относится к школе, – сказала я, протянув ему фотографию и вложив ее в его в ладонь. На фотографии явно был Трей, обнимающий девушку, которая явно была мной. Я держала свои пальцы на фотографии достаточно долго, чтобы он мог хорошо рассмотреть ее. Достаточно, чтобы неизбежный вопрос закрался в его глаза. А затем я убрала пальцы и наблюдала, как изображение исчезает.

Я схватила его за руку и прижала ее к медальону, который держала в своих руках. Он точно так же побледнел, как и в прошлый раз.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Я знаю, что сложно с этим справиться в первые несколько минут, но… – и потом я снова прижалась к нему, нежно поцеловав в уголок рта.

– Кто ты? – спросил он.

– Меня зовут Кейт. И я люблю тебя, Лоуренс Альма Коулман третий. Я не какая-то сумасшедшая девчонка-сталкер. В этом конверте лежит диск с видеозаписями, которые ты снял и которые все объяснят. Исчезновение фотографии, причину, по которой я держу твою руку на этом странном медальоне… Ты в порядке?

Он кивнул, но ничего не ответил. Я долго вглядывалась в его глаза. И увидела замешательство, сомнение и все то, что ожидала увидеть… но за всем этим был свет, который я видела раньше. Это было не признание, не любовь, но и не пустой взгляд незнакомца. Между нами была какая-то связь, и у меня появилась надежда на то, что Трей был прав, когда верил, что мы сможем вернуть нас.

– Эти видео все объясняют, – я положила ему на колени конверт из плотной бумаги и, наклонившись вперед, еще раз поцеловала. – Пока, Трей.

Я уже вышла на тротуар, как услышала его голос.

– Кейт! Стой. Как мне связаться с тобой?

Я улыбнулась ему и ответила:

– Просто открой конверт.

∞ Благодарности ∞

Каждый историк, которого я когда-либо знала, воображал, что у него есть машина времени. Не для того, чтобы изменить историю, а просто чтобы наблюдать, как события разворачивались на самом деле, без всей предвзятости, добавляемой к историческим отчетам. Но сможем ли мы устоять от соблазна немного подправить события и создать лучший мир? Не думаю.

Именно это стало идеей, вдохновившей меня на написание «Скованных временем», и здесь я хотела бы воспользоваться моментом и поблагодарить тех людей, которые помогли мне на этом пути. За исключением пары вольностей с датами и событиями, описание выставки в значительной степени основано на реальных событиях. Я провела много часов, копаясь в интернет-архиве, огромной сокровищнице фотографий, записей и рассказов из первых рук о выставке. Команда Urban Simulation в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса создала поистине невероятную онлайн-симуляцию Колумбийской выставки 1893 года, которая позволила мне почувствовать, будто я действительно прогуливалась по тротуарам Лесного острова, по Дворцу изящных искусств и исследовала Мидуэй-Плейзанс. И конечно, огромное количество работ по серийному убийце Г. Г. Холмсу, он же Герман Маджет, включая замечательную книгу Эрика Ларсона «Дьявол в Белом городе», а также несколько подробных документальных фильмов позволили мне найти всю ту информацию, которая позволила воспроизвести ужасы отеля «Всемирная ярмарка».

Благодарю своих сестер за то, что они слушали меня, когда мне нужно было выговориться, а также моих родителей и брата. И многих других друзей и членов семьи, которые голосовали за «Скованных временем» в финале премии Amazon Breakthrough Novel Award. Я также хотела бы поблагодарить моих племянниц и племянников за то, что они дали мне возможность заглянуть в жизнь и статусы юных читателей на Facebook. (Аманда, ты уже достаточно взрослая, чтобы прочесть это.) Беседы с Гаретом и Арианой помогли воплотить в жизнь идеи киристов, а Мэри часто напоминала мне об этой призрачной добыче каждого писателя – «приостановке неверия».

Я также в долгу перед многими моими друзьями, коллегами и студентами, которым (не всегда по доброй воле) приходилось помогать мне в этом проекте. Гигантские медвежьи объятия моим бета-читателям – Райану, Донне, Питу, Йену, Тери, Джой Джу, Саванне и Мэри Фрэнсис. И еще одно крепкое объятие тем из вас, у кого хватало терпения комментировать мои бесчисленные наброски. Две мои любимые группы в Goodreads – Ya Heroines и Time Travel – обеспечили столь необходимую моральную поддержку и проницательные комментарии к предыдущему проекту, так же как и широкий круг книжных блогеров и коллег-писателей.

Спасибо всем в Skyscape и Amazon Publishing, особенно Кортни Миллер, Терри Гудману и Тиму Дитлоу. Это было сумасшедшее путешествие, и вы все были очень терпеливы ко мне как к начинающему автору. И еще одно огромное спасибо моему редактору, Марианне Баер, за ее проницательность и комментарии. Всем вам: если я не включила некоторые из ваших предложений, пожалуйста, помните, что я упряма, и вы, вероятно, были правы. Ваши советы и отзывы были бесценны, и я бесконечно вам благодарна.

И хотя я уже упоминала некоторых из них, мне хотелось оставить напоследок тех, кого я никогда не смогу отблагодарить достаточно, – мою замечательную семью. Вы, ребята, крутые.