Зверь поневоле бесплатное чтение

Пролог

Говорят, смерть приходит медленно, охватывает загребущими пальцами горло и душит, пока человек не перестает дышать. Шелли же ощущала, как стремительно жизнь покидает её тело, вместе с кровью выливаясь на алтарь.

Жертва.

Хотелось безумно хохотать, широко разевая рот.

Призрак покойницы не пытался её убить, он лишь предупреждал об опасности, о том, что случится в будущем.

Уже случилось.

Глава 1

Рошель. Прошлое

Кора оцарапала нежную кожу маленьких детских рук. Шелли упрямо вцепилась в ствол ели, пискнула, пошатнувшись, когда нога соскользнула с толстой ветви. Послышался свист – стрела вонзилась прямо в дерево, за которым она спряталась. Вспорхнула рядом пуганая птица. Выпавшее перо, ведомое ветром, опало на девичий нос, защекотало. Она пыталась удержаться, честное слово, но зуд стал просто невыносимым. Раздалось чихание. Слюна тяжелым комом застряла в горле.

– Оставь лук, Ричард, – батюшкин голос был суров.

Шелли осторожно выглянула из укрытия, встретившись взглядом с потемневшими карими глазами отца. Ричард опустил древко, поджал губы, разглядев средь листвы серый запачканный зелеными разводами подол.

– Живо слезай, Рошель, ты – девка, а не белка, – густые брови батюшки сошлись к переносице, челюсти плотно сжались, отчего отчетливо проступили скулы.

В груди громко забилось сердце. Не на то она таила надежду, когда шла по следу охотников в желании подсмотреть одним глазком, как те гонят зверя. Руки затряслись, она соскользнула вниз, башмаки ударились о землю. Шелли оправила задранное платье и застыла, боясь подойти к батюшке ближе.

– Выглядишь точно Жожа после погони за курами, – рассмеялся Ричард.

Шелли поджала губы, алый румянец укрыл её щеки. Стало жарко. Сравнение её с Жожей – оскорбительно. Где это видано, чтоб жених невесту сравнивал с псом?

– Зато ты меня даже не заметил, покуда сама себя не выдала! – вырвалось против воли.

Ричард раскрыл широко рот, но не успел ответить.

– Замолчите оба, – батюшка казался спокойным, но уж она-то знала: от его мирного тона ждать добра не стоило.

Волнение вернулось, а вместе с ним и дрожь. Она утерла влажные ладони о ткань. Шелли слышала отцовское дыхание: ровное, глубокое, как и мерное биение сердца.

– Ричард, нельзя так называть свою невесту. Извинись. Живо.

– Приношу извинения, Рошель, – тихо выдавил мальчишка и взъерошил черные короткие волосы.

В детском лице Шелли не увидела сожаления, оттого разозлилась еще пуще. Однако при батюшке затевать спор бессмысленно, коли не хочешь накликать беду.

Краткое удовлетворение от вынужденного признания её правоты рухнуло, стоило строгому голосу разразиться вновь:

– А ты?! Сколь много раз я наказывал не ходить в лес одной? Охота – не бабье занятие. Девка матери должна помогать, – батюшка громко вздохнул, поднял руку к лицу, потирая бороду. – Ночные твари с тобой. Ладно – охота. Уже смеркается: неужто позабыла, как постигла хворь Зарину?

При упоминании матушки Шелли вздрогнула, поникла, уронив голову. Каштановые пряди закрыли лицо. Стало совестно. Дело правда шло к ночи, а с ночью приходят туман и снег, следом за ними же – звери лютые с Проклятого города. Она никогда их не видела, но слышала порой, просыпаясь от громкого душераздирающего воя: за прочными стенами укрытия твари бесновались, не в силах добраться до добычи. В такие моменты тепло матушки успокаивало: она крепче жалась к ней и забывалась беспокойным сном.

– Пр-ростите меня, отец, – голос предательски надломился, а глаза заблестели, обыкновенно золотистые, сейчас приобрели оттенок оранжевой осенней листвы, – этого больше не повторится.

Батюшка нагнулся к связанным меж собой тушкам птиц, поднял, вытягиваясь во весь свой могучий рост.

– Хорошо, я надеюсь, это так.

Шелли подняла голову, рассматривая осторожно напряженную высокую фигуру. Отец скользнул по ней взглядом и махнул Ричарду:

– Охота окончена, ты хорошо справился. Проводи Рошель к укреплению, Зарина нуждается в ней.

Послышался хруст сухой ветви под ногами мальчишки. Он молча развернулся, поманив Шелли за собой. Она успела заметить бледные поджатые губы и внимательный взгляд. Отчего-то этот взгляд ей не понравился: Шелли не поняла значения, однако от шеи до лопаток стройным роем прошли неприятные мурашки.

Обняв себя руками, она поежилась и двинулась следом, оглянувшись на отца на краткое мгновение. Он слегка улыбнулся, качая головой.

Ричард молчал всю дорогу, покуда извилистая тропинка не свернула резко за холм и не показались глазу крыши домов. С весной снег оттаял, потеплело, некоторые избы покосились и, как вещал отец, нуждались в починке, чем мужики в селении и занимались, уходя по бревна в лес с рассветом. Сейчас солнце клонилось к закату, работы свернулись, унялся шум топоров. Люди шли к укрытию, сновали тут и там целыми семьями, торопясь успеть.

Шаг мальчишки ускорился. Шелли, задумавшись, запнулась о корни и вскрикнула.

– Ноги хочешь назло мне переломать? – фыркнул Ричард, подхватывая её под локоть.

– Еще чего! – скривилась Шелли, высвобождаясь. Стало неловко, но благодарить после перепалки она не решилась, вместо этого осторожно протянула: – Знаешь, я слышала ваш с батюшкой разговор: вы нашли кости монстра. Они правда как жженые угли? – голос понизился, переходя в шепот.

Ричард закатил глаза.

– Светило небесное, снова твои штучки? – лицо его исказилось, будто он наступил в лепешку с собачьим дерьмом. – Прекращай. Если глава Свэн узнает, одним разговором не отделаешься.

Шелли нахмурилась и недовольно поджала губы. Ладошки неприятно вспотели. Батюшка не единожды запрещал ей говорить кому-нибудь о своих особенностях. Отчего-то природа одарила её многим лучше остальных: слышать могла за десяток метров, видеть вдаль или в ночи, бегала быстрее мальчишек, а лазала по деревьям так, что те завистливо свистели.

– Прости, – шепот вышел слишком тихим, но Ричард услышал, кивнул, продолжая путь.

Они вышли к основной вытоптанной дороге. Вблизи стройным рядом двигались мужики, перетаскивая свечи, солому и одеяла. Тяжелый вздох вырвался изо рта. Предстояла очередная сложная ночь. Матушке становилось все хуже и хуже: болезнь одолевала её. И пусть все считали Шелли ребёнком, она понимала, видела подобное: с год назад старик Дарен уснул под елью, а вернулся лишь по утру весь покрытый серым снегом, после он захворал и угас за семь дней. Ежели от зверей можно спастись, туманную хворь не побороть: бессильны оказались лекари, сколь ни старались, лекарства не нашли, в их силах было лишь ослабить муки несчастных страдальцев.

Тоска сдавила сердце в тиски. Шелли медленно двинулась внутрь укрытия, мельком подмечая привычные огромные врата. Шлепнула себя ладонями по щекам, растягивая губы в улыбке. Матушке не следует видеть её такой. Она должна быть сильной. Ради матушки, батюшки, брата и себя самой.

На пухлых детских щеках обозначился румянец, едва взгляд наткнулся на фигуру матушки в отдалении. Она лежала на одеялах, уложенных поверх соломы в дальнем углу пещеры и, кажется, дремала. Шелли подошла, осторожно села рядом. Женщина дернулась, открыла мутные от сна глаза и мягко улыбнулась.

– Милая, ты где была? – брови сошлись на переносице, когда она заметила грязную ткань одежд.

Шелли потупилась, отводя взгляд, тот некстати уткнулся в тонкую шею, где зияли некрасивые бурые язвы-ожоги. Губы дрогнули. Иногда ей казалось, что все – сон, кошмар, от которого можно спастись, проснувшись. К сожалению, надежды увядали, точно цветы по осени, реальность напоминала о себе хриплым дыханием, надсадным кашлем, стонами и отвратительными ранами от хвори.

Послышался шорох соломы, матушка, с трудом сев, притянула её ближе к себе.

– Дурная ты у меня, бельчонок. Снова ходила в лес?

Ласковое прозвище заставило совестливо уронить голову, короткий кивок стал ответом. Шелли решилась посмотреть ей в глаза: золото в них померкло, окрасилось жженым сахаром. Болезнь не щадила никого.

– Прости, но… мне было интересно, – матушка кивнула, улыбнувшись, и улыбка та показалась грустной. – Там столько всего: звери, птицы, охотники. А как уж батюшка ловок с мечом и луком!

– Ну-ну, дорогая, не тараторь, ложись рядом.

Шелли шмыгнула на одеяла, свернувшись калачиком, уперлась лбом в теплое плечо. Пахло пеплом, лесом и дикой земляникой. Так странно и одновременно по-родному. Увы, этот аромат мешался с ядреной горечью обезболивающей настойки и кислым духом противовоспалительных компрессов.

– Милая, ты же знаешь, это опасно. Моя хворь – если бы я тогда вернулась к нужному часу, вам с отцом не пришлось бы… переживать.

В груди протяжно заныло, заворочалось, а стыд опалил мочки ушей. Во всем она права! Увлечешься – себя позабудешь, не успеешь воротиться до заката и пиши пропало!

– Знаю. Правда, извини.

Ладонь коснулась макушки и огладила встрепанные волосы.

– Ничего. Но ты уже взрослая и должна думать, прежде чем делать. Я все понимаю, но и ты пойми: такие поступки могут поставить под угрозу не только тебя, но и всех остальных. Не повторяй моих ошибок, будь разумной. Ты же хорошая девочка: умная, ловкая, сильная, смелая. Вся в отца пошла. Слушай его и брата, они добра желают.

– Угу.

Шелли кратко всхлипнула и утерла мокрый нос рукавом. Матушка оправила каштановые пряди, ненароком щекоча виски, и хмыкнула.

– Ложись давай: белочки, лазающие по деревьям, верно, устают.

Наступило молчание. Рядом шуршала ткань одеял, слышался говор других людей, что укладывались на ночлег. Двери закрылись, воцарилась тьма, разгоняемая лишь тусклым теплым светом свечей. Затхлый дух старой соломы и плавленого воска бил в ноздри. Веки закрылись. Шелли крепче прижалась к матушке, сморённая длинным днем, и провалилась в сон.

***

Зарина

Зарина погладила дочь по спутанным темным прядям, осторожно откинулась обратно, укладываясь удобнее. Тело сотряс мучительный кашель. Она закрыла рот тряпицей, сплевывая кровь. Белый платок окрасился алым. Тело пылало в огне, плавилось от жара. Ей осталось недолго. Неделя, пара часов или и того меньше.

Новый рассвет может настать без неё.

Жаль.

Зарина о многом сожалела в своей жизни, но только не о рождении Рошель. Чудесное дитя с её глазами. Увы, дальнейший путь дочери ей увидеть не доведется. Но Свэн обещал. Он справится, должен. Она верит, что справится.

Ноги свело спазмом, сжало в тиски сердце, ударило раз-два, в грудине засвербело. Стало нечем дышать, Зарина схватилась за горло, силясь сделать вдох, позвать хоть кого-то.

Шелли не должна увидеть смерть. Её смерть. Не так. Не сейчас.

Ногти впились в тонкую, точно пергамент кожу, оставляя толстые розоватые полосы. Рот отрылся в немой мольбе, губы побледнели. А после. После все закончилось.

Женщина закрыла глаза навсегда.

***

Рошель

Пахло солью, пеплом и, кажется, чем-то сладким. Ноги сами вели вперед. Шелли двигалась осторожно, силясь разглядеть то, что сокрыто за белесой дымкой. Все шла, шла и шла, но пелена становилась лишь плотнее и выше. Когда туман достиг головы, пропали запахи, затем и зрение. Чужой голос становился все громче, отчетливее, пока не сорвался на крик. Страх сковал грудь, руки затрясло, а непрошеные слезы застлали глаза. Отчего? Что тому виной? Она не знала.

Но желала узнать. Ощущала нутром как необходимость.

Ноги ослабли, она споткнулась о ступень, упала. Падение было недолгим: остановилось, когда руки наткнулись на камень. Мокрый и скользкий, он оказался холодным, настолько, что холод вмиг прошел по локтям, плечам, ребрам и достиг сердца. Почти физическая боль пробила насквозь. И Шелли прозрела. Её ладони упирались в каменную плиту, измазанную красным. Женщина с разорванным горлом пустыми мертвыми глазами смотрела прямо на неё.

Хладный камень. Теплая кровь. Смерть.

Отчаянный визг вырвался наружу, она в ужасе отшатнулась. Кровь полилась на пол, прибывая и прибывая, пока не затопила все вокруг. Шелли побежала. Слишком медленно. Солоновато-сладкая жидкость залила рот, нос и глаза. Она заполнила горло, ноздри, мешая дышать. Грудь сдавило. Тело дернулось несколько раз, пока силы не оставили совсем.

Шелли проснулась.

Вокруг – тишина, проклятые затихли, а сквозь врата пробивался едва заметный свет, значит, время ночи ушло, вскоре настанет новый день. Она укуталась плотнее в одеяло, крепче прижалась к матушке, желая ощутить такое успокаивающее тепло. И не смогла. Кожа женская: холодная, точно снег, обморозила ладони. Шелли подскочила испуганно, тронула за плечи, легко потрясла.

– Матушка, матушка!

Глаза увлажнились, в груди сдавило. Ей казалось: она готова, не должна плакать. Взрослые не плачут. Но слезы лились из глаз, стекали по щекам, подбородку, опадая на остывшее тело.

– Нет-нет-нет, проснись, прошу… Батюшка, Дерек! Матушка не просыпается!

Она все звала и звала, покуда брат не оттащил её в сторону. Шелли сопротивлялась, рвалась назад к постели, дралась и кусалась. Брат терпел, прижимая её спиной к груди, мешая смотреть, но она видела сквозь небольшие щели меж пальцев. Видела, как фигура батюшки, склонившись над ворохом одеял, дрогнула. Сердце, казалось, застыло. Руки Дерека крепче охватили плечи. А затем она услышала севший отцовский голос:

– Она мертва.

Глава 2

Рошель

Пот стек со лба. Шелли нахмурилась, утершись рукавом. Ткань платья взмокла и наверняка плохо пахла. Волосы, выбившись из толстой косы, прилипли к щекам. Мышцы ныли от продолжительной ходьбы и бега, но усталость не отменяла радости славной охоты. Пусть батюшка долго с ней воевал, однако так и не смог переупрямить, за что в шутку величал Шелли ослицей. Что ж, она и не против прозвища, коли есть дозволение наравне с защитниками брать в руки лук и стрелы. Пальцы огрубели и более не болели от тетивы; с каждого похода в лес она всегда приносила добычу. Сегодня связка полнилась тушкой кролика да двумя зазевавшимися птицами. Годный улов.

Шелли свернула с тропы и, ступив на поляну, огляделась. Снизу возлегла пустынная даль, которая брала начало подле их селения, а конец имела у гряды высоких гор. Теплый ветер принес серый песок. Она заслонила глаза ладонью, чихнула, когда тот попал в рот, противно скрипнув на зубах.

Там вдали лежит Проклятый город. Путь до него неблизкий: около двух суток занимает пешим ходом. Пустыня опасна, а за проходом чрез ущелье – еще опаснее. Ночные не дремлют: чудища, обитающие в мертвой бывшей столице Империи, где по слухам земля не рыхлая – она тверда, и не растет там ни древа, ни травинки. Жуткое место. Еще матушка говорила, что тучи рождаются в руинах: набухают, набирают мощь днем и после, под ликом луны, накрывают избы, подвластные воле тварей, рушат снег смертным на головы. Не снег вовсе – прах зловредный, отравляющий душу и тело, покуда человек не умирает, выжженный изнутри.

С неделю назад Ричи стукнуло двадцать пять, и он покинул дом. Так уж заведено: каждому юноше надлежало пройти испытание и, вернувшись, поднести дар. Она ждала и верила: глупость жениха не погубит его, тот обязательно вернется. С подарками иль нет – неважно, его жизнь – вот, что её волновало. Единственное, что ей доступно – надежда. К сожалению, надежда имела свойство умирать, как и человеческая жизнь – невечная.

Солнце окрасилось алым, оповещая о закате. Шелли нахмурилась. Матушка на холм водила её в детстве, сказывала о прошлом, юности своей. Рассказы те не несли никакого смысла, в этом она убедилась, ведь в них никогда не звучало ни мест, ни имен.

В груди засвербело. Шелли, сжав ожерелье на груди, громко вздохнула. Украшение простое и незамысловатое: веревка с перламутровой ракушкой. Батюшка не понимал, отчего она его не снимала, но то – единственная память о почившей матушке, все, что от неё осталось. К морю в нынешние времена ходу нет: на севере – гиблая столица, на юге – неосвоенные земли с выжженной почвой, на восток преградила дорогу высоченная стена, возведенная соседним государством. За неё их не пускали: батюшка говаривал, что те люди изначально были не прочь помочь с убежищем, однако быстро передумали, стоило проклятым раз осадить ограду.

Шелли тряхнула головой, отгоняя бедовые мысли, подтянула простенькую юбку и ударилась в бег, оставляя за спиной пустыню с её былинами. Зря пришла – спокойнее не стало, лишь лишний раз ковырнула старые раны.

Камень сменил чернозем, а затем и трава, впереди показались низкие крыши изб. Люд в спешке запахивал окна, запирал двери. Испуганным никто не выглядел, хоть и следовало бы. Ей не понять спокойствия, с коим каждый вечер жители собственноручно запирали себя в клети из бревен, камня и песка. Затворяли врата в убежище, рассаживаясь кто куда. Она не помнит, но знает, как было раньше. По словам матушки знает. И не может унять горечи в своем сердце. Оно бьется, больно ударяя о грудину, заставляя плотно сжимать зубы, сдерживая очередной порыв. Глупый, как сказал бы батюшка. Ей не следует вмешиваться. Да и что ждет снаружи? Пасти монстров для зевак, а особо удачливых, кто избежит подобной участи, – ядовитый снег.

Облака клубились в поднебесье. Ветер охотно гнал к селению очередную тучу с бесами.

Шелли сощурила глаза, перебросила косу за спину, удобнее перехватив связку с дичью, огляделась в поисках брата. Долговязая фигура Дерека показалась из сарая. Он нахмурился, обернулся, будто учуяв её присутствие, и махнул, подзывая. Шелли улыбнулась широко и поспешила навстречу.

– Алого света, сестра, – вечерние слова приветствия прозвучали глухо. Брат посмотрел сверху вниз сурово и затих на несколько долгих мгновений, оглядывая мятые юбки с пятнами на подоле. – Шелли, сколько отец говорил, не ходить в лес к ночи. Это опасно.

– Алого света, брат, – она мотнула головой и, накрутив кончик косы на палец, ловко нырнула под руку. Дерек словил её за плечо.

– Я серьёзно. Это не смешно. Если прознает, быть тебе битой. Будто мало хворостиной получала, а в голове-то не прибавилось.

Светило, каким же он бывает дураком! Шелли вздохнула, встретив его озабоченный взгляд.

– Думаешь, батюшка не ведает? Я уже получила добро, как видишь, дичь гнать умею, – связка в руке красноречиво качнулась, стоило повести её в сторону. – Еще даже не сумерки! Не надумывай лишнего.

Все он знал, но переживал каждый раз, как в первый, вел себя так, будто впервые с охоты встречает, в самом деле.

– Жила бы как Мира, проблем не знавала. Проклятые с тобой, дурная.

Сравнение с подругой ничуть не обидело, кому что дано. Мира – прекрасная мастерица, Шелли же исколет все пальцы, прежде чем сделает хоть один приличный стежок. Сколь долго с ней старшие бились, да так и признали бестолковой.

Беспокойство сошло с лица Дерека, и, хоть брат пытался казаться суровым, его с головой выдали приподнятые уголки губ. Шелли могла поспорить: стоит сейчас чего ляпнуть, и он не сдержит улыбки.

– Отнеси дичь в кладовую и поспеши в убежище, – на лбу залегли морщины, брат поднял голову к небу. – Тучи сегодня особенно темны.

– Думаешь: быть буре?

– Час от часу не легче. Поди разбери, что твари в руинах затеяли, но точно, что ничего хорошего для нас.

Она согласно кивнула: не заметить серое марево, настигшее солнце, было сложно. Буквально недавно голубое в алых закатных лучах небо теперь вполовину покрылось чернотой. Шелли вдохнула влажный теплый воздух, развернулась, держа путь к небольшой избе, что звали кладовой. В самом деле, домишко мало чем отличался от остальных, но имел стол для разделки туш и добротный просторный погреб. Чудеса, как до сих пор чудища не сожрали весь запас пропитания, видно, их соленья и сушеное мясо интересовали куда меньше живых людей. Короткий недобрый смешок вырвался изо рта.

Скрипнули петли, из-за двери показалась растрепанная макушка Сурина.

– Алого света, малышка Шелли. Правда, нынче скорее серого, – фыркнул мужчина в густую бороду, переводя взгляд на небо.

Шелли потупилась, пред ним она всегда ощущала себя неловко. Как защитник селения, тот славился силой и добытым в бою опытом еще при расцвете Империи, а острый язык часто вел к неоднозначным сценам. Бесстыдник. Давеча, стоило задрать подол для удобства передвижения по лесу, он отвесил ей комплимент о мощных лодыжках. Смеялся весь отряд.

От воспоминания вспыхнули щеки.

– Ага, – недовольно пробурчала Шелли и, передав связку, поспешила к убежищу.

Вслед донеслось насмешливое:

– Еще в обиде? Не злись, Рошель!

Послышался звук удара и ругательства. Судя по грохоту, Сурин напоролся на новые бревна, сложенные аккурат у выхода. С его грузными телесами наверняка ушиб вышел добротным. Так старому дураку и надо! Губы сами растянулись в улыбке, а настроение, кажется, стало чуточку лучше.

Вскоре за крайней к лесу избой показалась гора и черный зев пещеры, деревянные врата раскрылись, обещая защиту. Шелли скользнула меж галдящими детьми, обежала укрепления, скосив ненароком взгляд на острые наконечники пристроенных в земле копий, ловко перебежала по доске, перекинутой через глубокий ров с заранее уложенными на дно щепками и соломой, и юркнула внутрь укрытия. В ноздри ударил привычный дух прелого сена и жженых свечей. Тьму разгонял теплый свет. Она двинулась вдоль лежбищ, аккуратно огибая чужие постели. Запнуться о кого – дело житейское, однако в том приятного мало, как для спотыкающегося, так и для несчастного, кто под эти ноги угодил.

От дальней стены махнула ладонью Мира. Её волосы без единой торчащей спутанной пряди отбросило за спину, когда подруга кинулась навстречу. Шелли улыбнулась.

– С рассвета тебя не видела. И нравится эта охота? – поспешно затрещала Мира, когда меж ними осталось меньше метра. – Не ела наверняка, вон юбки на животе болтаются. Скоро так себя заморишь!

И так всегда: подруга точно курица-наседка беспокоилась о слишком мелких вещах. То платье старо, то питается редко, то занимается не тем. В груди Шелли заклокотало приятное тепло, что возникало каждый раз, стоило уловить беспокойство в мелодичном говоре Миры. Она редко молчала, и часто её речи не нуждались в ответе вовсе, напоминая разговор человека с самим собой.

– Пошли скорее, я тебе кой-чего захватила. Сегодня была похлебка к обеду, а к ужину – печеный на вертеле кролик. Очень вкусно.

И правда, стоило добраться до одеял, как в руки всучили завернутый в тряпицу куль. Внутри сыскалось два больших куска черного хлеба и немного мяса на кости.

В животе громко заурчало, Шелли зарделась и спешно надкусила угощенье.

– Альма так старалась, я прямо с костра стащила! Едва от неё по хребту не огребла! Но все уже остыло, и хлеб зачерствел, – голос Миры понизился, а лицо приняло виноватое выражение. – Но ты сама хороша, поди дождись!

– Нифео, – раздался неразборчивый ответ. Она сглотнула и облизала губы. – Очень вкусно, спасибо.

Благодарность Мира заслужила, как никто другой. Дерек, она и Ричи всегда были подле неё все эти четырнадцать лет после кончины матушки. Первые полгода оказались особенно трудными: приходили кошмары. Постоянно. Каждую клятую ночь. Их не умаляли ни добрые слова подруги, ни снадобья лекаря. Постепенно страх ослаб, а сны перестали казаться реальными. Сны – это всего лишь сны, в них нет ничего, чего стоило бы и вправду бояться.

– Где задержалась?

Промялась солома под весом тела. Мира с интересом всмотрелась в её лицо. Шелли сглотнула, обсосала пальцы и, припрятав грязную тряпицу с кроличьими костями у лежбища, опустилась рядом.

– В кладовой встретила Сурина, ну, знаешь, он всегда такой противный.

– О… Рассказала бы главе уже. Как смеет защитник отпускать похабные шутки его дочери вслед?! И что это, вообще, за защитник такой. Старик и дурья башка!

Шелли поперхнулась, подивившись горячности подруги.

– Брось, то всего лишь шутки, пусть и неприятные. Но ты же знаешь батюшку: отлупит так, что, боюсь, сердце старца не выдержит. Да и Альма ему после еще добавит.

Мира согласно фыркнула: жена Сурина вовсе не отличалась кротким нравом, пусть с ними и была всегда добра.

– А охота? И отчего ты так любишь это дело? Пальцы все в мозолях, руки как у мужика уже!

Замечание лучше игнорировать, ведь стоит распалиться в споре, тот затянется надолго, в худшем случае, вовсе завершится взаимной обидой. А ругаться с подругой хотелось в последнюю очередь, к тому же по такому поводу.

– Неплохо.

Уловом она гордилась, и то слышалось, звенело в голосе колоколами поутру. Не все юнцы справлялись так хорошо, как она.

– Поздравляю, значит, не зря собрала репей, – хихикнула Мира, а Шелли удивленно вскинула брови. Скосила глаза, когда подруга протянула пальцы к воротнику.

Действительно, репейник. Теперь и ей хотелось хохотать.

– Великая охотница, да вам стоило стать травницей.

– Благодарю за похвалу, я обязательно об этом подумаю, – скривилась Шелли и все же рассмеялась, не в силах сдержаться. – Но у меня правда отлично выходит стрельба из лука, думаю, даже лучше, чем у Ричи.

Она запнулась, осознав, что выпалила имя, не подумав, и скосила взгляд на Миру. Узкие плечи той дрогнули, а фигурка вся будто сжалась.

– Как думаешь, Ричи вернется? – шепот показался слишком громким.

– Все будет хорошо. С ним все будет хорошо.

Мира кивнула и завернулась плотнее в одеяла. Раздались тихие всхлипы. Шелли положила ладонь ей на плечо и легонько сжала. Её, как и подругу, не покидали дурные мысли. Сердце билось чаще, в горле пересохло. Действительно вернется? Думы не отпускали из крепких тисков, мучили, когда она всматривалась этим днем в лежащие вдали горы. Ричи – её жених, друг, товарищ Миры и брата, конечно, они беспокоились. Попытка отговорить его от дурацкой затеи провалилась. Как он пояснил: и в павшей Империи существовало подобное испытание. Юношей, достигших двадцати пяти годов, отправляли на охоту, а от добычи зависело будущее положение в обществе.

Глупо! Из-за давних дел почем зря рисковать жизнью в руинах столицы. Мог ведь попросту отправиться в леса и поднести главе тушу кабана иль медведя. Все разумные юноши так поступали.

Дурной Ричи! Детиной здоровенным вырос, а в голове – солома.

Шелли мотнула головой, отгоняя сомнения.

Конечно, он цел и наверняка прямо сейчас держит обратный путь.

Веки налились свинцом, плач Миры стих, а в ноздри ударил привычный сладковато-соленый аромат. Знакомый кошмар распахнул свои объятия.

Глава 3

Рошель

От плотного завтрака дыхание давалось тяжко, сытое довольство за миг сменилось сожалением. Будь за столом Ричи, засмеял бы. Но он далеко, а Мира, ничуть не удивленная аппетитом подруги, сразу же после трапезы уволокла Шелли смотреть новые работы. Вышивка и вправду оказалась восхитительной, особенно прекрасным показался узор из желтых цветов с парящими синими бабочками. В такие моменты зависть колола грудь. Из неё никогда не получилась бы такая рукастая мастерица. Да и мужикам по нраву покладистые, легкие на подъем девы. Таковой и являлась Мира: говорливая, беспечная, легкая, искренняя в своих порывах.

Точно вторя думам, подруга расхохоталась, ступая по нагретой летним солнцем воде. Шелли прикрыла веки, заслоняясь от яркого света, сощурилась, рассматривая длинную светлую косу с синей лентой и поднятые юбки.

Когда они добрались до ручья, время уж шло к полудню.

– Присоединяйся скорее, так здорово. Водичка – чудо! – восторг явно слышался в звонком голосе.

Она шумно вздохнула. Мокнуть не хотелось, день выдался прохладным.

– Нет уж! Холодно, ноги еще сушить. И ты вылазь! Околеешь.

– Брось. Лето же, солнышко печет. И вовсе не холодно, ишь чего удумала!

– Я думала пойти к поляне, – созналась тихо Шелли, но Мира услышала.

Подруга помрачнела, нахохлилась и направилась к суше. Воды здесь неглубоки, ручей, пусть и широкий, – не бурлящий суровый поток.

– Сразу говорю: не пойду, не проси! Звери в лесах дикие, мало ль чего, а я бегать быстро не умею! – она вздернула высоко подбородок, перехватив крепче подол, выбралась на берег. Зеленая высокая трава тут же сокрыла босые ступни. – К тому ж, далече, к ужину едва поспеешь. Главе не по нраву придется.

Будто кто спрашивал!

Шелли закатила глаза. Батюшка в самом деле не одобрит, однако дело того стоило. До поляны с рекой дорога пролегала чрез чащу, тропы там не хожены, зато оттого зверья много непуганого. Ей нравилось слушать птиц и плеск водицы, когда рыба всплывала на поверхность прежде, чем исчезнуть вновь.

– Скажи: на охоту ушла.

– На Грома? У тебя жених есть, охотница, – протянула Мира, выжимая намокшую местами ткань одежд.

– Эй! Гром старше нас лет на двадцать. Ты же в курсе, он мне помогает. И Ричи знает, – Шелли пожала плечами, неопределенно махнув рукой в сторону.

– И то верно. Жених из него для нас, что коню – кролик вместо сена. Он, конечно, умелец, однако стоит поискать в другом огороде.

– Брось свои шутки. Хороший он мужик! – осадила её Шелли.

– Хороший! – поддакнула подруга. – Разве ж кто спорит? Но не для тебя или меня.

Следовало выдохнуть. Мира редко подбирала слова, хотя, казалось, среди них не она несла прозвище упрямой ослицы и вездесущей белки.

– Ступай давай, увидимся за ужином, – согласилась, наконец, Мира, видать, припомнив неказистые черты лица защитника, и, отвернувшись, запела известный мотив.

– Увидимся.

– Жил-был стражник: хорош собою. Жил-был стражник… – тихое мурлыканье за спиной понемногу стихало, пока не умолкло вовсе, прикрытое трелями лесных птиц и трещащими под башмаками сухими ветвями.

Шелли ускорила шаг, тая надежду, что Гром её дождался. У него и так вдоволь обязанностей, еще и взял на себя тренировки девчонки, за что она ему крайне благодарна и никогда не забудет, что бы в основе поступка не лежало.

К стремлению Шелли активно участвовать в жизни селения, будь то охота иль наука обращения с клинками, люд относился с недовольством: девка должна за домом смотреть, а не растрачивать себя в мужском ремесле. Однако ж охоту батюшка ей дозволил, едва стукнуло двенадцать. Может, устал ловить в лесах, может, пожалел, кто знает. За сим широкие жесты окончились: кроме лука оружие в руки брать добра не давал, а те сами тянулись к блестящим на свету лезвиям.

Лет шесть назад поймал её Гром на той самой поляне. Кинжал Шелли стащила, но обращалась с ним неумело: то себя резала, то вместо ствола толстого древа попадала в растущий рядом колючий куст шиповника. Так и застал он её: в поиске клинка задом кверху, передом в кустах с исцарапанными колючками руками. Ох и хохотал, покуда все лицо её не окрасилось в цвет спелого томата.

После встречались они еще трижды, покуда Гром не предложил помощь. С тех пор и виделись из разу в раз. Из него выдался добротный учитель: шутливый, но строгий и понимающий.

Тропа пропала из виду, трава становилась все выше и выше, вскоре достигла колен. Шелли поморщилась, когда осока царапнула лодыжку. Конечно, добираться до поляны трудно, можно найти место для тренировок и ближе, но там больше шанс, что их увидят. Если батюшка прознает, одним разговором дело не обойдется. Меньше всего ей хотелось подставлять под гнев отцовский Грома.

Когда стволы и кусты стали настолько могучими и часто растущими, что приходилось прикладывать усилия, продираясь, чаща расступилась, показался блеск воды. Шелли с облегчением выдохнула.

– Долго ты, – донеслось сбоку. – Поди и позабыла, что молодец на свидание ждет!

Она дернулась, пискнув, обернулась.

– Ночные раздери, напугал! – Шелли расслабилась, выступив вперед, скептически вздернула бровь. – Ты что ли молодец?

Обвиняющий тон ничуть его не смутил. Мужичок шагнул из тени сосны, хмыкнул, протянув заточенный клинок рукоятью к ней.

– Орешь, словно девка, а сквернословишь, как мужик. Мужик в юбках – оно ново, – подначил Гром. – Мужик иль девка – поди разбери, – рассмеялся придуманной шутке, когда Шелли приняла кинжал.

– Вот диво дивное! – шипением она сейчас могла б сойти за змею, однако ж той не являлась и укусить не могла. Зато могла атаковать.

Гром уклонился вправо, легко оттолкнув ведущую руку левой ладонью, с несвойственной его грузным телесам прытью, резво двинулся вперед. Отступив, Шелли едва успела отвести голову, когда лезвие прошло рядом со щекой. Мужичок дернул рукав, тело повело, она ойкнула, восстанавливая равновесие.

– Ты мог меня задеть, – проворчала Шелли, отступая.

– Не задел же. Не сравнивай меня с зелеными юнцами, – сказал Гром и подкинул клинок, перехватив его в полете.

Она закатила глаза. Показушник.

– Конечно-конечно. Без шуток: сегодня снова метание в рыбу?

Не то чтобы ей не нравилось, вполне полезно знать, как добыть пищу при отсутствии зверья поблизости. Все может пригодиться.

Схватку они практиковали крайне редко. Гром сразу дал понять: бойца он из неё делать не намерен. Сперва у Шелли то вызвало раздражение: желание владеть клинками вровень с батюшкой и братом так и зудело под кожей. Почем взялся помогать, раз дело ограничилось лишь метанием лезвий в деревья да животину?

Со временем пришло понимание: ей не хватало физической силы, нужного мышления и, несмотря на скорость реакции, сравниться даже со средним воином – задача из непосильных. Даже ростом и тем не вышла! Самая низкорослая в селении. Оттого внимание целиком перешло на охоту, а уменье обращаться с кинжалом, скорее, стало приятным дополнением. Не всяк раз можно обойтись одним луком: знание, как быстро отнять жизнь добычи, под каким углом резать, оказалось не менее важно.

– Если я правильно помню, а я правильно помню, – отметил Гром, обводя взглядом поляну, – в прошлый раз ты едва ли попадала.

Ишь какой. Шелли сощурила глаза, перехватив удобнее рукоять, решительно шагнула к реке.

– Всего лишь первая попытка. Сам говорил: ничего не дается задаром.

Кристально-прозрачная гладь легко позволила рассмотреть блестящие, точно драгоценные каменья, рыбьи бока. Обыкновенно мелкая, по весне река разливалась, заполняя собой большую часть поляны, однако ж сейчас едва доходила до колен.

Шелли подвязала юбку, сняла башмаки и ступила на песок, поёжившись от мокрой прохлады. Зайдя дальше, замерла в ожидании.

– Помни: не двигай ногами, смотри за плавниками, хвостом, течением.

Гром опустился чуть поодаль и замолк. Она вздохнула и вновь перевела взгляд на воду, сосредотачиваясь.

***

Замерзшие ступни неприятно кололо, обувка натерла влажную кожу. Шелли поморщилась, припоминая ледяную речную водицу: можно сказать, в сравнении с ней, ручей достаточно прогрелся для купаний. Река, точно в противовес, все лето оставалась мерзлой. Кроме того, она вновь не преуспела. Гром лишь пожал плечами, отпуская очередное ехидное замечание – нисколь не обидное, ей за эти годы стали привычны его нападки, да и зла в них не слышалось.

Деревья расступились, являя взгляду ряды изб. Шелли поспешила, быстро перебирая ногами. К ужину поспела – и то хорошо, наверняка Дерек снова её потерял. Но оправдываться ей не впервой.

До ушей донесся радостный гул. Свернув за избу батюшки на пустырь, она остановилась, нахмурившись: люд столпился, кричал наперебой, кто смеялся, кто улюлюкал. Шелли нырнула в толпу, протиснувшись меж плотно стоящим народом, вывалилась в центр. Глаза расширились, под ребрами затрепетало, горло пересохло. Изо рта вырвался вздох облегчения, она по-детски взвизгнула, кинувшись к долговязой мужской фигуре.

Вернулся! Он вернулся.

– Ричи! – девичьи руки сомкнулись на его животе, лоб прижался к широкой спине, она ощутила, как сердце, готовое пробить грудину, тарабанило в висках. – Живой! Ты живой! Светило небесное, вернулся!

Ей хотелось плакать, смеяться и снова плакать. Восторг неописуемый отразился в девичьем взгляде, когда он обернулся, тепло улыбнувшись, кивнул.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Шелли.

Грязь и пыль укрыли его с носа башмаков до макушки, а на гладком лице отросла колючая щетина, щеки осунулись, длинные темные волосы слиплись, утратили блеск, однако изменения не коснулись глаз, те, насмешливо сощуренные, сияли как прежде.

Ричи отстранился, внимательно осмотрев её со стороны, фыркнул:

– Смотрю, моя невеста верна своим привычкам.

Шелли потупилась на миг, вспоминая о своем виде: растрепанная коса, местами мокрый подол с пятнами. Стало не по себе. Однако ж он будто хорош собою! Сам сейчас бродягу без роду и племени напоминает и ещё что-то ей говорит.

– Слово доброе сказал бы, сколько меня не видел, – вскинулась упрямо в попытке казаться выше. Однако сколь ни старайся, росточком она едва ли доходила ему до груди.

Сбоку раздались тяжелые шаги, толпа расступилась. Шелли обернулась, уже зная, кого там увидит. Батюшка потер бороду, смерил её недовольным взглядом и, пройдя мимо, опустил ладонь на плечо Ричи.

– С возвращением, – одобрительные хлопки вселили в жениха уверенность, то читалось в приподнятых уголках губ, прямой осанке и вздернутом подбородке.

– Приветствую, глава.

– Стоят ли руины столицы? Удача сопутствовала ль тебе?

– Стоят, стоят, с места не двинулись. Госпожа-удача помогла добраться и воротиться обратно к родному дому.

– Хорошо, коли так, – батюшка повернул голову вбок и, оценив внешний вид юноши, прикрыл веки. – Тебе нужно искупаться. Ступай. Жду к ужину. Устроим пир.

Ричи склонился, соглашаясь, и, выпрямившись, развернулся на пятках и двинулся прочь. Шелли взглядом проводила его спину, пока та не скрылась из виду вовсе.

Хотелось много чего выведать, разузнать: про город проклятый, приключения, опасности, ночевки под открытым небом. Но это неважно, подождет. Все подождет. Он вернулся!

– Дорогая дочь, – батюшка нахмурился, подмечая детали, но промолчал, видимо, рассудив, что толку от ругани будет мало. – Ожидаю, что ты к нам присоединишься.

– Следую вашей воле, – Шелли, подобно Ричи, согнулась в поклоне пред ним, силясь скрыть широкую улыбку.

Батюшка, кашлянув в густую черную бороду с укрывшей её редкой сединой, махнул рукой.

– Поди собирайся, тебе тоже следует… привести себя в порядок.

Шелли часто-часто закивала, подскочила на месте и рванула к избе Миры, пытаясь унять ощущение бешеного восторга, захватившего её в свои крепкие тиски. Подруга наверняка еще ничего не знала – не ведала. Ох она одуреет!

Глава 4

Рошель

Ловкие пальцы Альмы в последний раз коснулись каштановых волос. Грузная женщина в летах отошла, оглядывая проделанную работу. Шелли неловко поднялась, ощущая себя некомфортно: тяжелые юбки струились аж до пола, а затянутая сверх меры блуза плотно сжимала удавкой горло. Честное слово, коль хотели её задушить – могли б на виселицу отправить, там муки хотя б коротки. А ей в этом наряде весь вечер провести предстоит.

Шелли с сожалением покосилась на ворох привычно легких платьев, юбок и рубах. В лесах многослойные одежды неуместны. Конечно, возникала ранее коварная мысль стащить штаны у соседских юнцов, но если батюшка заметит, гневаться изволит тотчас. Она хихикнула, представив отцовское лицо при виде такой картины.

– Ах! Красота. Диво дивное, не наглядеться! – довольно кивнула сама себе Альма, изучая проделанную работу. Плотный седой пучок на её голове качнулся. – Не невеста, а загляденье! – она легко шлепнула её по лопаткам. – Ступай, жених-то заждался поди.

Красота-то, может, и красота, но неудобно ведь! Ругаться со старушкой Шелли не решилась. Обыкновенно Альма с ней мила, но стоит проявить норов, быстро дурь из головы выбьет.

Солнце уже опускалось, а, значит, до заката у них всего ничего, пляски, радость от возвращения вскоре окончатся, настанет очередная ночь полная страхов. Времени слишком мало, чтобы тратить его на бесполезные споры.

Шелли благодарно улыбнулась и скрылась за дверьми.

Снаружи шумел люд, с пустыря неслась музыка. Стайка мальчишек шмыгнула мимо, крича восторженно на все лады. Внутри вспыхнули искры веселья: такие заразные, блестящие, теплые, пламенем в зимнюю ночь греющие душу. Шелли хотелось бежать, нестись сквозь улочки неудержимым ураганом. Она воровато огляделась и, не заметив приближенных батюшки, подхватила юбки, задрав почти до колен, рванула вперед. Замедлилась, лишь подметив дым костров, остановилась, приводя в порядок дыхание, опустила ткань, наблюдая, как та опадает к пыльной земле, хмыкнула. И каков толк в этих нарядах? Неудобные, больше походят на пыточный инструмент. То ли дело рубаха с легкой льняной юбкой!

Она в силах стерпеть сию пытку – не так часто проводились в селении пиры. В воздухе витал аромат жареного на вертеле мяса, печеного черного хлеба и ягодной наливки. Шелли вдохнула полной грудью, пьянея от запахов и охватившей её радости. Ведомая духом празднества, двинулась к выставленным столам с яствами. Во главе расположился батюшка, ряженый в добротную чистую рубаху и штаны, туго затянутые поясом. Их глаза встретились. Шелли подошла ближе, согнулась в поклоне.

– Алого света, батюшка, – голос прозвучал непривычно звонко.

Она выпрямилась, силясь сдержать ползущие в стороны уголки губ.

– Алого света, дочь, присаживайся.

Сидеть ей, как заведено, полагалось рядом с батюшкой, по правую руку от брата. Дерек вежливо кивнул, когда она подошла и опустилась.

Раздался стук отцовского кулака, говор стих, кто не успел, поспешили занять свои места.

– Этим пиром мы восхваляем становление юноши мужчиной, – батюшка склонил голову, выискивая в толпе нужное лицо.

Ричи выступил вперед, шагнув в центр площадки. Выглядел он взволнованным. Шелли скользнула по сжатым бледным губам, напряженным плечам и ободряюще кивнула.

– Ричард Версан, сын Лау и Рилании Версан, наследник павшей Великой Империи, мы рады твоему возвращению и готовы узреть добычу.

Повторный стук кулака оказался громче прежнего, мужики почти одновременно подхватили, приветствуя нового защитника. Тут и там мощные удары сотрясли столы, тарелки с блюдами подскочили. Шелли заметила, как опрокинулся кувшин, разлитое вино попало на утку и стекло вниз – на черную землю.

Батюшка поднял ладонь, тут же все смолкло. Кадык Ричи дернулся, когда он шумно сглотнул, а после двинулся к ним. К ней. Не к отцу или брату. Пальцы сильно сжали ткань юбки, дыхание сбилось, живот скрутило – игривое веселье обратилось волнением.

– Моя добыча – дар невесте, если позволите, – дождавшись согласного кивка, Ричи вытянул руку через стол и раскрыл ладонь.

Шелли разучилась дышать. Он поднес ей камень невиданной красоты: серый, переливающийся гранями в лучах солнца, отливающий серебром и водами всех известных рек в самый ясный день.

– Как красиво! – дар лег в её ладонь, нагретый чужим теплом камень едва ли усмирил трепет сердца. – Благодарю, Ричард, – он, довольный реакцией, вскинул подбородок, кажется, обретя уверенность.

– Я добыл его из останков ночной твари.

Люд зароптал, удивленный, кто-то вскрикнул, а кто-то с сомнением зашептался. Батюшка пресек споры.

– Это великая добыча, Ричард, она делает тебе честь. Кто бы мог подумать: каменья проклятой богини не исчезли, – пронзил воцарившуюся тишину его каркающий хохот.

Веки Шелли распахнулись, стоило перевести взгляд на подношение. Она слыхала о каменьях Деваны и самой богине, якобы благословившей западный род, до краха столицы обитавший в землях, где батюшка основал селение. Род тот бесследно сгинул, когда пала столица, как и камни, что, по слухам, таили в себе невиданную силу. Но, как говаривал батюшка: все то сказки для детей. Он жил во времена цветения Империи и точно знал: не существовало никакой богини, а камни – всего лишь красивое украшение. Однако обладать одним из них сродни получить доказательство рассказов матушки и батюшки, доказательство того, что когда-то в самом деле руины Проклятого города населял их народ, там высились могучие стены, а улочки полнились высокими избами вовсе не из древесины.

– Что же, Ричард Версан, отныне ты – воин. Прими мои поздравления и отправляйся праздновать. Это твой вечер.

Ричи поклонился и, развернувшись, двинулся в сторону костров. Его примеру последовало еще с десяток человек. Шелли удивленно моргнула. Место Ричи находилось рядом с её. Почему он не сел подкрепиться?

Широкая ладонь брата накрыла её руку в успокаивающем жесте, и Шелли заметила, как сильно она сжала кулаки.

– Иди за ним, – шепнул на ухо Дерек, глаза его отразили солнечный свет.

– Спасибо, – одними губами бросила Шелли прежде, чем скрылась среди снующего по пустырю люда.

Пары танцевали, бойко отплясывая возле пламени, которое совсем недавно служило приготовлению пищи. Она залюбовалась видом, как распущенные пряди одной из девиц взметнулись в воздух, когда юноша прытко повел её в сторону, волосы колыхнулись и опали за спину, доходя аж до поясницы. Шелли завистливо вздохнула, свою копну пришлось обрезать по лопатки, уж больно в лесу мешалась, не выручала даже плетеная коса, длина её частенько за ветви цеплялась. Батюшка тогда не знал за что хвататься: за хворостину иль сердце. Благо, покричал, покричал и угомонился, но обижался еще с добрую неделю.

Взгляд метнулся от плясунов, побежал и застыл на знакомых лицах. Ричи оживленно вел беседу, Мира смеялась в ответ.

Шелли улыбнулась, гоня странное чувство, давящее грудь, и приблизилась к ним, сбившись в половине шага, когда почти достигла конца пути, рука Ричи взметнулась – он протянул ладонь к щеке Миры, оправляя выбившуюся из тугой прически прядь. Лицо его склонилось ближе к её, кажется, он что-то говорил. За звуками музыки даже Шелли со своим чутким слухом не смогла разобрать сказанного. Мира отстранилась слишком резко, отбила его ладонь, обыкновенно нежные черты исказились.

Подруга обернулась, заметив Шелли, расплылась в широкой притворной улыбке.

– Вам следует станцевать в такой дивный вечер, – защебетала Мира, цепко ухватив её за запястье, подвела к Ричи.

Он закатил глаза.

Червь сомнения вгрызся в сердце. Шелли ощущала его нутром, как ядовитый плющ, опоясывающий ребра иль укус крапивы болезный. Оно зудело под кожей, выедало дух веселья.

Она моргнула. Выражение лица Ричи смягчилось.

– Позволишь?

Шелли с опозданием приняла приглашение, теплые ладони легли на талию, и он уверенно повел её в центр танцующих пар.

Что говорить? Может, примерещилось ей чего. Набрасываться на жениха с руганью – последнее дело.

– Ты вновь оскорбил Миру? – осторожно поинтересовалась она, спрятав глаза под сенью густых ресниц.

Ричи подпрыгнул, следуя ритму музыки, юбки взметнулись, когда Шелли повторила за ним знакомое с детства движение. Давление чужих рук исчезло, она крутанулась волчком, шагнула навстречу, вновь возвращаясь в объятия.

– Брось, всего лишь шутка, она должна различать грань, – говор его сквозил мнимым спокойствием.

Злость расползлась паучьей сетью. Не успел воротиться, как взялся за старое! Не то что у него с Мирой плохие отношения, однако частенько дружеские перепалки переходили в едкие замечания с его стороны. Подруга обыкновенно спускала глупые выкрутасы.

– Как не стыдно, – прошипела Шелли, с чувством опуская на носок его ботинка низкий каблук туфли.

Ричи сморщился, оставалось надеяться, что от боли, и резко крутанул её вокруг оси. Кабы не врожденная ловкость, пришлось бы изваляться в пыли. Она восстановила равновесие и буквально в следующее мгновенье оказалась прижата к мужской твердой груди.

– Ты все так же воспитана и вежлива, само изящество. Ведь именно так поступают завидные невесты: калечат женихов?

Сказала бы она ему, что могла сделать, если бы действительно хотела покалечить, но смолчала, потому что упоминать подсказанное в свое время Альмой средство – совсем уж верх неприличия.

– А сам? Уже воин, а ведешь себя, как юнец с навозом вместо мозгов.

Взгляд мужской заострился, она кожей ощутила потрескивающую в воздухе враждебность. Радость от встречи сменилась горькой обидой за подругу. И кто придумал, что прохождение испытания делает мальчишку взрослым? По ней, куда большее значение несли обыденные поступки.

– Уймись. Что простят мне, за то тебя осудят, – фыркнул он, скользнув вместе с ней меж других пар. Ричи склонился, и горячее дыхание опалило ухо, отчего-то Шелли захотелось тотчас его оттолкнуть. – У меня ощущение, что ты ревнуешь, моя дорогая.

Её передернуло. Ревнует? Она-то? Рот открывался и закрывался, но с губ не сорвалось ни звука.

Ладонь на талии опустилась на ягодицу, и Шелли, точно очнувшись, повторно примостила каблук, метя в то же место. Как жаль, что у него хватило сноровки вовремя отскочить.

– Ты что себе позволяешь? – процедила она сквозь зубы.

Ричи пожал плечами и закружился вокруг неё, следуя музыке.

– Ничего такого, чего не может себе позволить суженый после долгой разлуки.

– Идиот!

– Что ж, позволь заметить: этот идиот – твой жених.

Стихли барабаны, сменился ритм. Ричи отступил, чуть склонив голову, извещая о конце танца. Шелли кланяться не стала, вздернув подбородок, фыркнула. Спор не имел смысла, по меркам селян он прав. И пусть у них не возникло друг к другу великой любви, как в сказаниях местных старушек, будущее предопределено и неизменно, пусть её суженый и редкостный осел.

Уголки его губ дрогнули, он довольствовался маленькой победой, теша свое самолюбие. Самое обидное – имел на то право. В будущем, если захочет, он может лишить Шелли всего, что ей приносит радость: лука, кинжала с узкой простенькой рукоятью, подаренного Громом, и даже охоты. Оттого злить его – та еще дурость, но она не смогла сдержать порыв. Частенько батюшка наказывал: думать головой, а не сердцем. Что простительно мужчине, нельзя простить женщине. И, пожалуй, Шелли начинала понимать, что он имел в виду. Еще недостаточно, чтобы усмирить взбалмошную натуру, но уже в силах подавить нарастающий гнев.

Сжав кулаки, она отвернулась от Ричи и поспешила уйти. Дух празднества совсем её оставил: танцы больше не влекли, а накрытые столы и говор люда не заставлял трепетать изнутри.

Воровато оглядевшись, Шелли замотала в платок несколько утиных ног и сунула его в сокрытый в складках юбок карман. Желание оказаться как можно дальше от шума и плясок стало нестерпимым. Улизнуть – задача из простых. Она могла поспорить на матушкино ожерелье: в сей миг даже батюшку куда сильней интересовал кувшин с ароматной наливкой, нежели то, где, с кем и чем она занимается.

Глава 5

Рошель

Холодало. Небосвод окрасился алым, близились сумерки, а, значит, вскоре празднество закончится. Звуки чуть стихли, когда показалась знакомая изба. Шелли толкнула покосившуюся дверь, петли скрипнули. Она облегченно вздохнула, прямо на пороге скидывая неудобные туфли. Ступни, непривычные к грубой обувке, ныли, на пальцах проступили болючие водянистые мозоли. Пройдя через комнату босыми ногами по гладким половым доскам, она опустилась на койку, дотянулась пальцами до завязок на блузе. Снять с себя многослойные наряды оказалось приятнее, чем их надевать. Ветер задул с открытого окна, девушка повела плечами в попытке отогнать вечернюю прохладу. Стайка мурашек пробежала по обнаженной коже. Взгляд скользнул по бережно застеленному покрывалу и остановился на стопке ткани. Шелли улыбнулась – Альма подготовила удобные сменные одежды. Пальцы тронули заправленное ложе, старушка всегда меняла простыни на свежие. Бессмысленно, когда ночи проводишь в убежище.

Женщина ухаживала за ней со дня смерти матушки: добрая, но строгая – внесла свою лепту в воспитание, делилась советами, сказывала легенды о былом, на ходу сочиненные. Воображение Альмы – живое, яркое, вмиг уносило юную Шелли по мирам невиданным. За это она будет ей вовек благодарна. Вероятно, именно эти истории развили бурный интерес к ремеслу, обыкновенно недоступному девушкам.

Живот жалобно заурчал, кишки свело, голод напомнил о себе четко и ясно. Неудивительно, ведь после завтрака в рот не попало ни крохи. Живо набросив поверх тела рубаху и легкую юбку, она достала платок, насквозь пропитанный утиным жиром. Испачкался праздничный наряд, немного жаль красоту. Сама себе подкинула работы, завтра придется стирать во избежание гнева старушки.

Аромат печеной птицы ударил в нос, во рту скопилась густая слюна. Шелли сглотнула, поднесла мясо к губам и жадно откусила. Сок брызнул и заструился по подбородку. Она спешно утерлась.

В окно постучали. Девушка испуганно встрепенулась.

– Это я, – рассмеялся брат.

Его волосы от высокой влажности вились куда сильнее обычного. Кажется, он пытался их уложить, однако ничего не вышло, и сейчас кудри топорщились во все стороны.

– Пофему не хуляеф с оставными? – неразборчиво проворчала Шелли, пережевывая утку.

– Если проведу там чуть больше времени, Мира точно затащит меня плясать, – ответил Дерек, явно разобрав вопрос, и, отодвинув ставни, влез через оконный проем. Каким чудом у него это получилось – вопрос, потому что ростом брат превосходил даже батюшку.

Койка прогнулась под весом второго тела.

– Брось, она ведь тоже тебе по нраву, – сказала Шелли, откладывая обглоданную кость обратно в платок.

Ни для кого в селении не являлись секретом чувства Миры к Дереку. Взаимность ставилась под сомнение лишь оттого, что он с заурядной стабильностью впадал в состояние сухаря, как только Мира появлялась на горизонте.

Брат упрямо смолчал и сменил тему.

– Ты снова поссорилась с Ричардом. Я видел, – пояснил он. – Так бы и поотрывал руки мерзавцу! Но сама знаешь, потом их же мне открутит отец.

Видимо, он застал не все, но, может, оно и к лучшему.

Шелли кивнула. Незачем отрицать. Сделанного не воротишь.

– Он обидел Миру, – прозвучало слишком вымученно и жалко.

Дерек шумно вздохнул.

– Он всегда обижает Миру. Дело же в другом, да?

Слова его сыскали отклик в душе – вправду, дело в другом. Шелли, как точно попал в цель Ричи и как бы обидно ни было признавать, ревновала. И к кому! К подруге, которая всегда находилась рядом, к той, чьи чувства ей известны.

– Не знаю, что на меня нашло, но… Он так смотрит на неё.

Откровение, произнесенное шепотом, потрясло до глубины души. Она поняла, что ей пришлось не по нраву. То, как Ричи смотрел на Миру, то, как подначивал, силясь вызвать хоть какую реакцию, даже то, с какой нежностью заправлял выбившиеся из прически пряди за ухо. Ночные раздери, это же лежало на поверхности – руку протяни. Дураком оказался вовсе не названный жених, а она сама.

– О, светило. Это неправильно.

Она не желала испытывать то, что испытывала, просто не могла принять. Их с Ричи брак решен, но они оба не властны над своими чувствами. Имеет ли она право его осуждать? Возможно, когда-нибудь и Шелли сможет встретить того, кого искренне полюбит, хоть ей и не суждено высказать признание вслух.

– Я понимаю, – тихо согласился брат, опуская большую теплую ладонь на её макушку. – Мне грустно, что ты не можешь выбрать суженого сама, но отец редко ошибается.

– Не думаю, – печально бросила Шелли, не уточняя, что имеет в виду. Поднялась, не желая продолжать этот краткий разговор. – Пойдем, вскоре ночь возьмет свое.

Она поспешила покинуть избу раньше брата в попытке скрыть неловкость, и уже за порогом услышала тихое признание в спину, адресованное ей и никому одновременно.

– Понимаю, именно потому не стану рушить Мире жизнь.

В тот вечер она так и не смогла осознать смысла сказанного.

***

Нэвис. Прошлое

В дальней избе деревни собралось пятеро. Коренастый мужчина ударил кулаком по стене, переводя на него пылающие яростью глаза.

– У нас нет выбора. Кого они заберут в следующий раз: тебя, Ривана, Даграда, Сиеру? Это может быть кто угодно. Дети, взрослые, старики – Империи нет дела.

Нэвис поморщился, цокнув, подкинул в ладони серый камень, перехватив в полете. В стороне ахнула Сиера.

– Богиня! Как ты обращаешься с камнем Деваны?

Он обернулся, пересекаясь взглядом с рыжеволосой девой немногим младше него. Сиера – самая юная в импровизированном Игхилом отряде. Ему не хотелось думать, чего им будет стоить задумка лидера: может, каменьев, дарованных покинувшей своих детей богиней, а, может, даже жизни.

– Поздно одумалась, кажется, именно мы их стащили и теперь… что же собираемся сделать? – он нарочито громко прищелкнул языком. – Ох, точно! Позволить имперцам себя схватить вместе со священными каменьями и возлечь на жертвенный алтарь. Прекрасный план!

Брат прыснул в кулак под раздраженным взглядом Ривана, Нэвис развел руками.

Игхил потер веки, после посмотрел на каждого из присутствующих, его желтые глаза решительно сверкнули в тусклом свете камина. Нэвис раздраженно фыркнул. Быть сыном вождя почетно и все такое, но в нем и в остальных золотая кровь не текла! Даже если богиня осветит им путь и дарует жизнь: по возвращении всю компанию вряд ли ожидает теплый прием. Он уважал друга, однако тот часто не понимал, насколько их положения разнятся.

– Довольно споров, если хотим поспеть, выдвигаемся, – пресек разговоры Игхил и поднялся, пряча свой камень за пазуху.

Глава 6

Нэвис. Настоящее

Тьма опустилась на землю, небо разверзлось, являя трещину меж миром Яви и Нави. Руины дрогнули, воздух потяжелел, наполненный плетением двух сил: магии и энергии богини, формируя одну единую – эон. Проклятый город, пепелище Империи, преобразился: возникли башни в том виде, в каком высились прежде – более двадцати лет назад, улочки, будто только выметенные человеком, сверкали начищенные стекла в окнах каменных домов в пару этажей.

Тут и там опадал густой белесый туман, формируя тела различных существ: птицы и звери черные, как сама бездна.

Волк приземлился на камни, встряхнулся и низко зарычал.

Его череп готов был расколоться, незнакомо-знакомые голоса и лица заполнили собой все вокруг. Он заскулил протяжно, пытаясь понять. Но не мог. Слишком мало информации. Ясно одно: те люди во сне – он их знал когда-то. Всколыхнулись пробужденные, забытые давным-давно воспоминания. И он – не безымянный зверь.

Боль отступила. Нэвис моргнул, оглядываясь. В разломе он не видел сны прежде, там не существовало понятия времени или места. Твари возвращались сюда с рассветом и являлись в мир Яви лишь с наступлением ночи.

Он повел носом – пахло благословением богини. И магией. Зверь обернулся, жадно разинув пасть. Материя разлома расступилась, явив видение-фигуру, насквозь пропитанную кровавой силой Империи. Она двинулась. Он осклабился, силясь догнать, последовал по пятам, но не сумел дотянуться. Не было тому конца. Тень качнулась, растворяясь. Он прыгнул, наконец, сдвинувшись с места, более не удерживаемый пустотой, и лапы его вспороли густой туман, не нащупав материальной добычи.

Защебетали птахи, фыркнул в стороне огромный лис, клич их прокатился по восставшей из мертвых столице. Нэвис умолк, внимательно оглядываясь вокруг. Ветра, ведомые туманом, принесли уже знакомый аромат человеческой кожи и сплетенных в одном теле сил. Зверь довольно фыркнул.

Сегодня они вновь выйдут на охоту, жадные до плоти тех, кто вершил их судьбу в прошлом. Но, кажется, теперь он знает кого искать.

***

Рошель

На этот раз кошмар прервался, как только она рассмотрела в тумане алтарь. Сначала сквозь потусторонний шепот пробились голоса, затем детский плач и крики. Шелли резко села, отбрасывая наваждение, сонно огляделась и, наткнувшись на растерянный взгляд подруги, свела брови.

Вокруг царила неразбериха: люд сбился к дальней стене, где расположилась их с Мирой постель. Батюшка дал команду, и защитники в спешке зажгли факелы.

– Разбудите всех! Мы не дадим им войти!

Раздался вой, во врата ударили с такой силой, что те дрогнули под натиском.

Шелли прислушалась, пробуя уловить то, что творилось снаружи: когти дробили дерево, каркнул раз или два надсадно ворон, хлопанье крыльев пронзило воздух, засопел громко зверь. Затем послышалось рычание и скулеж, видно, один из монстров ступил в огненный ров в попытке прорваться.

Страх возник внезапно, зародившись в животе, змеей скользнул по венам, тугим узлом-удавкой перетянув горло.

– Мы умрем… – простонала Мира. Пальцы её сомкнулись на ткани одеяла, а костяшки от напряжения побелели, равно как и лицо, с него сошел здоровый румянец. – Там дыра, смотри, – ладонью она указала на возникшую брешь. – Он прорвется!

Шелли смолчала, прекрасно понимая: если сообщит, что прорвется далеко не один ночной, наступит паника, а паника – последнее, что им сейчас нужно.

Повторный удар пробил во вратах здоровенную дыру – щепки полетели в стороны. Кто-то вскрикнул, Мира завизжала. Батюшка спешно ударил копьем зверя. Тот зарычал, бросаясь на препятствие с еще большей злобой. Влетела внутрь птаха: черная, точно ночь. Перья её, будто сотканные из самой тьмы, вспороли воздух. Птица защебетала, спикировала на Грома. Мужик взмахнул факелом, отгоняя навязчивую мелкую тварь. Миниатюрные размеры позволяли той легко маневрировать в пространстве, избегая железа и пламени. Существенный вред она нанести вряд ли могла, однако здорово вносила в ряды смуту.

Очередная атака снесла врата с петель. Те жалобно скрипнули, и скрепленные вместе бревна с грохотом опали внутрь пещеры.

Шелли подскочила и тут же застыла, оторопев от ужаса. В проеме возвышался волк, размером превышающий своих лесных сородичей вдвое, если не втрое. Пахнуло горелой шерстью. Его опаленная шкура дымилась, а на морде застыл оскал. С огромных клыков тянулась, капала едкая слюна.

Мужики стали полукругом, преграждая путь, выставив вперед факелы.

– Шелли, Мира! – голос Ричи выдернул из ступора.

Она обернулась на зов, силясь унять трясущиеся колени. Зубы стучали друг о дружку, точно в лютый мороз.

– Уходим. Живо! – Ричи ухватил тонкое запястье, сжимая до боли, приводящей в чувство.

– Куда? Ты что, не видишь, что там! – вскрикнула Мира. Из глаз её текли слезы, а обыкновенно нежный голос звучал слишком визгливо.

Он поморщился и перехватил руку подруги.

– Есть другой путь. Смотрите, – он кивнул в сторону и шагнул в указанном направлении, ведя их за собой.

Шелли наткнулась взглядом на стену – там, где ранее возвышался добротный валун, сейчас зияла дыра, куда в спешке бросались люди. Тоннели. Точно! Пещера, так удачно сыскавшаяся еще в процессе образования селения и ставшая людям убежищем, обладала сетью тоннелей. Обыкновенно ходить туда воспрещалось, отчасти потому, что некоторые из них простирались на тысячи метров, а некоторые вели в тупик. Глупо было считать, что батюшка их не исследовал, ведь ночные могли сломить препятствия в любой миг. Даже удивляло, что это случилось лишь сегодня.

– Но брат и батюшка. Как же они? – встрепенулась Шелли, оглядываясь ко входу.

Батюшка раздавал приказы, попутно обороняясь от ястреба. Пока им удавалось – как известно, твари боялись пламени. Волк скалился, вытягивая вперед морду, клацал зубами, но, напарываясь на огонь, отступал.

В этот миг она ясно осознала: усилий мужчин недостаточно, чтобы прогнать монстров, а вскоре, можно не сомневаться, через ров прорвутся другие.

Ричи скривился и, видимо, устав от уговоров, повел их обеих вперед. Голос его прозвучал зло.

– Они лишь выиграют нам время, подожгут солому и уйдут следом.

Шелли в последний раз оглянулась на знакомые фигуры и словила внимательный взгляд ночного. Волк, не мигая, смотрел будто прямо на неё потусторонними яркими серыми глазами. Колени подогнулись.

Хватка на запястье усилилась, Ричи насильно втянул их в темный зев, как только прошли внутрь, он толкнул её в лопатки, и Шелли уткнулась лбом в спину Миры, та заскулила, споткнувшись.

– Быстрее, давайте же, – простонала позади женщина.

Тоннель оказался коротким и вскоре вывел их на лесную опушку.

Шелли замерла, пораженная небом. Она, конечно, слыхала от Альмы о красотах ночных видов, о луне и блестящих, как маленькое солнце, звездах. Реальность оказалось более захватывающей – внутри замерло, на миг даже страх померк, укрытый восторгом.

– Чего встала, дура! Бежим!

Она моргнула, и наваждение спало. Ужас вернулся с двойной силой, подгоняя.

Ричи с Мирой уже успели добраться до верхней части пригорка. Она рванула следом, точно в пятки ей дышал зверь.

За отсутствием запасного убежища, всем жителям селения предстоит податься в бега, сыскать укрытие иль сгинуть в пастях тварей. Удача им благоволила – снег уже прекратился, а тучи расступились, сгинули, отогнанные ветрами. Шелли страшно было представить, каковым окажется будущее, ведь даже если они спасутся, чтобы восстановить врата потребуется явно не один день, а, значит, им придется выживать в таких условиях еще некоторое время.

Мира споткнулась о раскидистые корни древа, Ричи резким движением поднял её, потянув за локоть. Шелли практически догнала их, когда кусты стали плотнее, а деревья выше. Они достигли чащи, дальше станет лишь тяжелее. Стоило надеяться, для ночных это также окажется препятствием.