Дюна: Герцог Каладана бесплатное чтение

Brian Herbert

Kevin J. Anderson

DUNE: THE DUKE OF CALADAN

© Herbert Properties LLC, 2020

© Перевод. А. Анваер, 2021

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Человек, не совершивший в жизни ничего достойного, часто громче всех хвастается своими достижениями.

КАНИКТ: «Анализ имперских сочинений по истории»

Он находился сейчас далеко от дома, там, куда никогда не стремился, но, когда Падишах-Император пригласил всех членов Ландсраада на встречу, Лето Атрейдесу пришлось подчиниться. Он был главой Великого Дома, герцогом прекрасного Каладана, да к тому же приходился дальним родственником Шаддаму. На его отсутствие сразу обратили бы внимание.

По счастью, ему не пришлось для этого лететь на кричаще безвкусную, шумную планету Кайтэйн – столицу Империи. Дело в том, что в сердце Вселенной просто не было места для экстравагантного мемориала, задуманного правителем, и Шаддам для его устройства выбрал уголок, о котором прежде никто и слыхом не слыхивал. Императору требовалась такая планета, где можно было похвастаться всеми его достижениями и свершениями, и самой подходящей из них являлась Оторио.

Когда навигатор привел свой лайнер к планете-музею, Лето находился на космической яхте Атрейдесов, доставленной на борт гигантского корабля Гильдии. В этом путешествии Лето сопровождали, кроме пилота, несколько слуг, но сейчас он был один в своей личной каюте. У герцога была незаурядная внешность – длинные темные волосы, проницательные серые глаза и выдающийся орлиный нос. Во всем его облике проступала непоколебимая уверенность в себе, которую не сможет затмить даже великолепие нового музейного комплекса.

Лайнер остановился на стационарной орбите, и находившиеся в его огромном трюме суда выстроились в очередь, чтобы покинуть корабль и спуститься на Оторио. Прежде это была совершенно незначительная планета, которую много столетий игнорировали путешественники, деловые люди, колонисты и имперские аудиторы. По-деревенски чистый и безмятежный, этот мир долгое время представлялся тихой заводью в океане имперской политики.

Теперь, однако, на планете выстроили новый гигантский комплекс, который должен был прославить десять тысяч лет правления Дома Коррино. Именно тот факт, что Оторио не была особенно известна в прошлом, означал, что музей самовосхваления Шаддама станет величайшей достопримечательностью планеты. Лето прекрасно понимал ход мыслей Императора.

Многие благородные аристократы прибыли сюда для того, чтобы привлечь внимание Императора, надеясь приумножить свое состояние, приобрести влияние и сокрушить соперников. Лето не преследовал таких целей. У него было свое значительное владение, правление его было устойчивым, и он уже не раз становился объектом внимания – благосклонного или враждебного – Императора Шаддама IV во время их предыдущих встреч. Герцогу Лето не требовалось ничего доказывать, но присутствовать на встрече было его долгом.

На Оторио должно было высадиться так много благородных паломников, домогавшихся милостей Императора, что выгрузка кораблей грозила затянуться на несколько часов, а яхта Атрейдесов расположилась весьма далеко от головы очереди.

Покинув Каладан, герцог старался отвлечься от скучного путешествия, продолжая работать в каюте. Он изучил данные о косяках лунных рыб, отчет о числе частных судов, погибших во время недавнего тайфуна, поинтересовался он и сведениями о ходе обучения и физической подготовки своего сына Пола. Лайнер совершил облет всех планет, откуда должны были прибыть на встречу главы Домов, так как прямых рейсов, связывавших эти планеты с Оторио, просто не существовало. Шаддам намеревался изменить такое положение дел.

Ожидая своей очереди на выгрузку, Лето включил настенный экран, чтобы осмотреть незнакомую ему планету. Плотные облака клубились над океанами и коричнево-зелеными просторами континентов. Огромный музейный комплекс Шаддама, без сомнения, нарушит безмятежное течение жизни Оторио. Большие группы архитекторов и строителей буквально наводнили планету, преобразив до неузнаваемости единственный крупный населенный пункт. Были вымощены бесчисленные квадратные километры поверхности. Словно водоросли во время прилива, повсеместно вырастали монументы и статуи. Были воздвигнуты административные здания, гражданские центры, интерактивные аттракционы, цирки и аудитории. Были отстроены исполинские стадионы, вмещавшие сотни тысяч зрителей, – и это все на планете, население которой, как узнал Лето из имперского справочника, до совсем недавнего времени едва превышало один миллион человек.

Включилась связь с пилотом.

– Наше судно уже четвертое в очереди, мой герцог. Скоро будем выгружаться.

Пилот говорил с сильным простонародным каладанским акцентом. Спутниками Лето выбрал нескольких рабочих, для которых это путешествие было настоящим приключением, и то, что он смог доставить своим людям радость, согревало сердце Лето. Для них подобная поездка – воспоминание на всю жизнь.

– Спасибо, Арко, – ответил Лето, намеренно назвав пилота по имени. Он отключил связь и откинулся на мягкую кожаную спинку кресла.

Глядя в иллюминатор, он вдруг подумал, что ему следовало взять с собой сына Пола. Леди Джессика, правда, не была любительницей космических путешествий и не стремилась вмешиваться в придворную политику, но их четырнадцатилетний сын был умен и любознателен. Лето гордился своим наследником, однако не хотел участия семьи в этом скучном, тягостном мероприятии, единственной целью которого было самовозвеличивание Императора.

Но, с другой стороны, он не может до бесконечности прятать Пола от имперской политики. Лето был популярен в Ландсрааде, Дом Атрейдесов пользовался немалым влиянием, несмотря на то что герцог владел только одной планетой. Многие аристократы Ландсраада были бы счастливы породниться с Домом Атрейдесов, а Полу уже четырнадцать…

Лето видел, как еще два корабля покинули лайнер Гильдии через гигантский люк в днище. Некоторые корабли были абсолютно непритязательны – вероятно, менее богатые гости Императора брали суда напрокат, – но на других горделиво красовались флаги и гербы Великих Домов Мутелли, Икаца, Боннера, Уарда и прочих.

Еще один корабль соскользнул в редкие облака, а следом за ним и яхта Атрейдесов отсоединилась от фиксатора. Заработали гравидвигатели. Лето ухватился за подлокотники кресла, когда яхта резко пошла вниз по орбитальному коридору к верхним слоям атмосферы.

Включился Арко.

– Ожидаются несколько рывков, милорд. На высокой орбите есть препятствия – думперы и брошенные тягачи. Системы Оторио сработают, последует ряд маневров, чтобы избежать столкновений.

Лето посмотрел в иллюминатор, увидел какие-то обломки, кружащие вокруг Оторио по бесконечным слепым орбитам.

– Удивительно, почему Шаддам их не убрал.

– Не успевали со строительством, сир. Осталось тяжелое оборудование и тягачи – все они пусты, как мне думается. Вероятно, и финансов не хватило…

– Шаддам, конечно, не мог отложить торжество до более разумной даты, – процедил Лето сквозь зубы, а затем произнес в микрофон: – Я полагаюсь на твое мастерство.

– Благодарю, милорд.

Герцогская яхта плавно обходила медленно качавшиеся предметы, загромождавшие посадочный коридор.

Из чрева лайнера продолжали выпадать корабли, в каждом из которых находились представители планет, коим вскоре предстояло рукоплескать новому императорскому комплексу. Герцогу Лето тоже придется отдать должное долгой истории свершений Дома Коррино. Он представится Императору и выполнит свой долг верноподданного.

– Постарайся сесть мягко, Арко, – сказал Лето пилоту, – и держи яхту готовой к взлету. Мне бы хотелось вернуться домой поскорее под каким-нибудь предлогом.

Всеми помыслами, всем сердцем он был дома, на Каладане, со своим народом.

Пилот, кажется, был несколько разочарован.

– У меня не будет времени купить подарок любимой и сувениры племянникам, милорд?

Лето улыбнулся, стараясь ободрить пилота. Наверняка все ожидавшие думали так же.

– Конечно, будет. Сомневаюсь, что Император намерен спешить.

Яхта плавно спускалась к планете, и Лето уже отчетливо видел строгий геометрический рисунок нового имперского музея Шаддама – многие квадратные километры громадных зданий, широких бульваров, дворцов и монументов – как будто кусок Кайтэйна выдрали с корнем и перенесли через Галактику на новое место.

Арко посадил яхту на приоритетную посадочную площадку, прилегавшую к новому Императорскому Монолиту. Шпиль был выполнен в виде узкого клина, расширявшегося кверху и покоившегося на мощной опоре центрального дворца. С высоты этот монумент выглядел как копье, всаженное в сердце Оторио.

Пилот и весь экипаж были поражены величием открывшейся перед ними картины и теперь будут рассказывать о нем в тавернах Каладана до конца своих дней. Улыбнувшись, Лето выдал членам экипажа приличные суммы на покупку достойных сувениров и дал время на вылазку в город. Люди, восторженно благодаря своего герцога, покинули борт, а Лето предстояло заняться прямыми обязанностями.

Герцог вышел на трап, и в ту же секунду его буквально захлестнула какофония звука и света. Прибывавшие аристократы, одетые в роскошные одежды, увешанные немыслимо дорогими украшениями и сопровождаемые огромными свитами, пытались казаться важнее, чем были на самом деле. Старавшиеся любой ценой быть замеченными, эти надутые, как индюки, и распираемые чувством собственного достоинства люди свысока смотрели на официальный, но непритязательный наряд Лето. Но ему не надо было доказывать свою важность и демонстрировать богатство.

Несмотря на то что он был герцогом Каладана, Лето сразу же смешался с толпой. Он часто проделывал то же самое и дома, наслаждаясь несколькими часами незаметности, возможностью неузнанным находиться среди своего народа. Теперь он, совершенно один, прогуливался среди бесчисленных фонтанов, статуй, обелисков и музейных экспонатов.

Чины имперской службы безопасности патрулировали улицы в своих алых с золотом мундирах, сопровождаемые устрашающими сардаукарами, солдатами личной гвардии Императора. Лето заинтересовался: сардаукары привлекались только в случаях самых важных торжеств. Присутствие здесь сардаукаров говорило о том, что Шаддам придает особую важность этому событию. На Кайтэйне столетиями действовала отлаженная система безопасности, а здесь ее только предстояло создать, так что эта демонстрация силы была как нельзя более уместна.

Лето уверенно шел по широким бульварам, вдоль которых извергали воду и необъятные струи пара многоярусные фонтаны; стеклянные призмы разлагали солнечный свет на ослепительные радуги. Огромные статуи прежних Императоров из Дома Коррино представляли их в облике красивых и доблестных воинов. На постаментах красовались отполированные таблички с перечислением свершений и достижений каждого Императора.

После окончания Батлерианского джихада – десять тысяч лет назад – Коррино, взявшие себе это имя в память о Битве при Коррине, правили Вселенной, став господствующей династией. Бывали междуцарствия, перевороты и вре́менные переходы правления в руки других династий, но затем отпрыски Дома Коррино снова возвращали себе власть – путем браков с представителями правящих семейств, захвата власти в результате кровавых гражданских войн или путем административных махинаций. Построив этот мемориальный город, Шаддам IV наверняка заставит всех запомнить его и его предков.

Лето задрал голову и окинул взглядом трехметровую статую отца Шаддама, «мудрого и великодушного» Элруда IX. Нахмурившись, прочитал надпись на табличке. Он-то знал, что старый Элруд был злобным и мстительным деспотом, которого презирал даже сам Шаддам. Отец Лето, герцог Пол Атрейдес, во время Икацского мятежа воевал на стороне Элруда, но бесчестные деяния вождя вызывали сильное возмущение старого герцога.

Лето шел по бесконечному мемориальному комплексу; глазам было больно от непомерной пышности; барабанные перепонки лопались от грома праздничной музыки. Вся толпа состояла из аристократов или высокопоставленных чиновников, лично получивших заветные приглашения на это грандиозное празднество. Можно было представить себе, что сказал бы старый герцог, доведись ему присутствовать здесь.

Через час, порядком устав от толпы и суеты, Лето принялся искать спокойное место, где можно было бы отдохнуть перед личной аудиенцией у Императора. Он обошел самую большую статую у подножия Императорского Монолита – прекрасную, похожую на мадонну, фигуру Серены Батлер с ребенком на руках – с младенцем-мучеником, гибель которого привела к страшной войне с мыслящими машинами. Статуя высилась за крепким, узловатым оливковым деревом, растущим среди плит площади. На прикрепленной к дереву табличке было написано, что оно – последнее дерево, сохранившееся от бывшей здесь некогда оливковой рощи. Но совсем недавно рощу вырубили, а место это замостили плитами.

Позади статуи Серены Лето заметил неприметный запасной вход в одно из зданий огромного музея. Исполинский монумент скрывал переплетение ничем не примечательных проулков и служебных входов. Уверенный, что его никто не видит, Лето скользнул под навес, в его благодатную тень. Ароматы синтетических ароматизаторов и искусственного тумана плазы сменились более привычной вонью мусора, пота работавших здесь людей и горячего отработанного пара тепловых генераторов.

Лето подошел к одной из дверей под навесом и обнаружил, что она заперта. Здесь он был один. Тень и тишина дышали покоем. Прислонившись спиной к стене дверной ниши, Лето извлек из кармана плотно намотанную катушку шигафибра и портативный проигрыватель. Включив запись, он блаженно улыбнулся.

В воздухе появилось зыбкое изображение, быстро ставшее очень четким. Лето был счастлив увидеть прекрасную леди Джессику, его наложницу, возлюбленную, мать его сына. Джессика была одета в синее платье, а на шее ее красовалось жемчужное ожерелье – дар Каладанского моря. Длинные волосы бронзового оттенка были скреплены заколками и резными гребнями из морских раковин, подчеркивавших красоту зеленых глаз женщины.

Голос ее звучал для Лето небесной музыкой, особенно после назойливого шума музейного комплекса.

– Лето, ты говорил, что не станешь смотреть эту запись до прилета на Оторио. Ты выполнил свое обещание? – В голосе звучали задорные нотки.

– Да, выполнил, любовь моя, – негромко ответил он.

Чувственные губы Джессики тронула улыбка; грациозным жестом она поправила один из гребней. Она хорошо знала своего возлюбленного.

Одна из причин, по которой Джессика не сопровождала Лето во время этого визита, заключалась в том, что она – по политическим соображениям – была его наложницей, а не законной супругой. Несмотря на то что Лето был свободен и мог заключить брачный союз в любое время, он допускал, что, возможно, этого не произойдет никогда. Во всяком случае не после…

Он содрогнулся, вспомнив кровавую бойню, которой окончилась его свадьба с Илезой Икац. Сколько крови… сколько ненависти. Будучи аристократом Ландсраада, он был обязан открыто сообщать о своих намерениях, но для себя решил не принимать больше никаких брачных предложений. Надо было позаботиться о безопасности Джессики. Правда, она как сестра Бинэ Гессерит вполне могла и сама постоять за себя.

Голографическое изображение Джессики продолжало что-то говорить, но Лето были важны не сами слова, а голос. Любовь к ней была слабостью, которую нельзя было выказывать публично.

– Благополучного возвращения, – сказала она. – Каладан ждет тебя, как и я, мой герцог.

– О, моя леди, – тихо произнес Лето, улыбнувшись. Запись окончилась, и изображение растаяло в воздухе. Из этой записи он почерпнул силы, которые наверняка понадобятся ему в мире политических интриг и маневров.

Лето еще не успел выйти из тени навеса, как вдруг в узкий проход быстро вошел еще один человек. Он был одет в черно-серый рабочий комбинезон с инструментами на поясе; на плече человека болталась сумка. Понимая, что находится в неположенном месте, Лето уже был готов извиниться, если бы человек поинтересовался, что он здесь делает, хотя рабочий едва ли осмелился бы бросить такой вызов аристократу.

Но незнакомец его не заметил. Он протиснулся в угол и, воровато оглядевшись по сторонам, сбросил с плеча сумку. Насторожившись, Лето решил не выходить из тени. Что-то было не так. Этот человек не был похож на усталого трудягу, пришедшего на тяжелую рабочую смену; было видно, что он старается не привлекать внимания.

Лето выключил проигрыватель, чтобы не начался повтор видеописьма Джессики.

Рабочий порылся в кармане и достал тонкий кристаллический экран, к которому присоединил передающее устройство. Лето не видел подробностей того, что делал этот человек; было только понятно, что он развернул какое-то изображение – на экране высветилась орбитальная карта, покрытая кривыми линиями и светящимися красными и зелеными точками. Рабочий склонился над экраном и негромко заговорил в микрофон передатчика. Лето уловил лишь отдельные слова: «…активировать… системы… надо ждать».

Таинственный незнакомец коснулся угла тонкого экрана, и Лето увидел, что на дисплее появилось изображение выброшенных пассажирских капсул и думперов, болтавшихся на орбите. На больших темных корпусах внезапно замигали яркие вспышки.

Незнакомец выключил устройство и спрятал его в карман. Встревоженный Лето выступил из ниши.

– Эй ты, стой!

Рабочий опрометью бросился прочь, и Лето побежал за ним. Человек обогнул острый угол и свернул в один из узких проходов, проскользнул мимо составленных штабелями ящиков и нырнул под низкий навес. Один поворот, затем следующий – и незнакомец бросился в лабиринт проулков. Лето бежал за человеком, отбрасывая в стороны попадавшийся на пути хлам, стараясь не терять незнакомца из вида и громко крича. В конце концов он выбежал из лабиринта и снова оказался в шумном, заполненном толпами городе.

Из динамиков оглушительно гремела духовая музыка; яркий свет солнца Оторио ослепил Лето. Гомон толпы заглушил его крик. Ему показалось, что он увидел, как человек свернул влево и понесся дальше.

Лето не отставал, стараясь громким криком привлечь внимание, – он понимал, что толпа нашпигована сотрудниками службы безопасности, не говоря уже о сардаукарах, но хоть бы кто-то из них обратил на него внимание! Он поднял руку, надеясь, что его заметит патруль, но вокруг были лишь разодетые в пух и прах гуляющие.

Наконец стража обратила на Лето внимание. Это были одетые в красные с золотым шитьем мундиры императорские гвардейцы, сопровождавшие важное официальное лицо. Чиновник подошел к Лето.

– Герцог Каладана Лето Атрейдес, – громко произнес он, перекрывая голосом какофонию площади.

– Да, это я. – Лето обернулся к сановнику. – Мне надо сообщить…

Чиновник прервал его заученной улыбкой и поднял над головой украшенный драгоценными камнями цилиндр с письмом.

– Мы ищем вас с того самого момента, когда приземлилась ваша яхта. – Отвесив низкий поклон, чиновник протянул Лето цилиндр. – Это личное приглашение вы можете сохранить как память и показывать на Каладане молодым людям.

Затем человек важно откашлялся и провозгласил:

– Его сиятельное величество Падишах-Император Шаддам IV ожидает вас на личную аудиенцию в Императорском Монолите. Следуйте за мной. – Чиновник был явно удивлен отсутствием ответного воодушевления. – Сейчас.

История – это инструмент, коим до́лжно пользоваться, оружие, коим до́лжно владеть. Прошлое обязано служить нуждам Империи, в противном случае надо считать, что Император не исполнил свой долг.

Император Фондиль III, Охотник. Дополнение к императорским архивам Кайтэйна

Стоя на верхнем этаже Монолита, Шаддам IV, сцепив руки за спиной, словно старым выдержанным вином, упивался видом грандиозного комплекса Коррино. Наконец он обернулся к застывшему рядом с ним человеку с коварным лисьим лицом и, удовлетворенно улыбнувшись, произнес:

– Люди отсюда выглядят совсем крошечными, Хасимир.

Граф Хасимир Фенринг вскинул свои выразительные брови и тоже обратил взгляд на живописные дворцы и монументы.

– Так вы любите смотреть на людей сверху вниз, м-м?

Фенринг говорил несколько в нос и каждое свое предложение заканчивал раздражающим носовым призвуком.

Окно из плаза было прозрачным как воздух. Сверкающие на солнце длинные узкие корабли аристократов рядами стояли на поле, прилегавшем к центральному дворцу.

– Мне нравится наблюдать за моими подданными с порядочной дистанции. Это дает уникальное преимущество.

Шаддам еще раз окинул взглядом гигантские статуи своих предков из рода Коррино. Они выглядели как титаны, захватившие город. Когда-то по Империи ходили слухи о том, что Оторио станет местом, куда устремятся бесчисленные толпы путешественников. Армии туристов будут высаживаться здесь, чтобы выказать свое почтение и внести немало денег в казну планеты, а значит, в сундуки Коррино. Очень скоро Космическая Гильдия откроет прямое сообщение Оторио с Кайтэйном.

– Мы принесли цивилизацию в это захолустье, – сказал Император. Голова его закружилась от удовольствия, и он издал горловой звук, но оборвал его, осознав, что подражает Фенрингу. – Мы сделали великое дело.

Маленький и неприметный Фенринг обладал тем не менее скрытой силой и незаурядной проницательностью. Он был другом детства Императора, а теперь стал наиболее влиятельным советником во многих трудных и щекотливых вопросах. Официально Фенринг занимал одно из самых солидных положений в правительстве Шаддама: он был смотрителем имперской специи на Арракисе. Непривлекательный человечек со специфическими чертами уродливого лица, граф компенсировал этот недостаток изысканными нарядами: гигантскими складчатыми брыжами, манжетами, украшенными синими драгоценными камнями. Его пальцы были унизаны золотыми и платиновыми перстнями.

– Да, м-м, я рад, что смог заново открыть эту планету, сир, хотя до сих пор не понимаю, почему она так долго оставалась в тени забвения. – Ноздри Фенринга сузились, когда он, сопя, вдохнул. – Я и сейчас занимаюсь расследованием этого вопроса. Мне думается, что облик Оторио был намеренно искажен в исторических документах. Местные жители, правда, э-э, очень неохотно делились информацией. Либо они действительно ничего не знают о прежних правителях планеты, либо за всем этим стоит какой-то заговор.

Шаддаму, собственно, не было никакого дела до этого.

– Теперь уже неважно. Оторио навсегда войдет в историю как место Великого Музея Коррино.

По счастливому совпадению, один эксцентричный – а на самом деле испорченный – ментат Грикс Дардик случайно наткнулся на попавшее в несоответствующую рубрику старого императорского реестра упоминание о планете Оторио. Обитатели планеты не располагали даже принадлежавшим хотя бы к Малому Дому властителем, и потому она не была представлена в Ландсрааде. Жители не участвовали в большой политике Империи или переписях населения и на протяжении многих поколений не платили налогов в имперскую казну. Дардик доложил о своем открытии графу Фенрингу, единственному человеку, которому хватало терпения выносить присутствие несносного ментата, а уже Фенринг познакомил с этим открытием Шаддама. Одним росчерком своего императорского пера Шаддам аннексировал Оторио и выбрал планету местом своего великолепного музея.

Сверкая расшитой бриллиантами юбкой, камчатым корсажем и блузой, украшенной кроваво-красными полосами, в покои впорхнула новая Императрица Ариката. Она подошла к мужчинам и, проскользнув между ними, встала у окна.

– Шаддам, мой повелитель, – с придыханием произнесла она, одарив супруга ослепительной искренней улыбкой.

Ариката была шестой, последней супругой, на которой он очень быстро женился после смерти некрасивой и пресной Фиренцы Торвальд – посредственной Императрицы и отвратительной жены. Милейшая Ариката пока еще светилась счастьем недавнего замужества, и Шаддам исполнял с ней свой супружеский долг намного чаще, чем навещал наложниц.

Полные губы Императрицы были подчеркнуты помадой темно-бордового цвета, зубы были ровными и прекрасными, как жемчуг.

– Ты не слишком гостеприимный хозяин, мой дорогой. Отойди от окна. Эти люди прибыли сюда по твоему повелению, чтобы лицезреть тебя.

– Они прибыли, чтобы я посмотрел на них. – Он снова бросил взгляд на толпу, кишевшую далеко внизу, у дверей палаты приемов. – Отсюда мне очень удобно наблюдать за ними.

Фенринг сдавленно хихикнул.

– У Шаддама пунктик, дражайшая Императрица, но ведь и вы тоже не без греха, м-м? Сир, плести интриги и обсуждать тайные дела мы сможем в любое время. Может быть, сегодня стоит предоставить им возможность выказать свое почтение и обожание. Такое происходит не слишком часто, не так ли, м-м?

Шаддам недовольно нахмурился.

– Ты оскорбляешь меня, Хасимир, а это небезопасно.

– Человеку полезно иногда выслушивать правду – подчеркиваю, иногда. Я говорю искренне, и то только когда никто не может нас слышать.

– Я могу вас слышать, граф Фенринг, – сказала Императрица, мелодично усмехнувшись. – Но не тревожьтесь, я никому не скажу. Мы все здесь едины в том, чтобы служить благу Империи.

Это смелое заявление Арикаты немало удивило как Фенринга, так и Шаддама. Она и в самом деле была поразительной женщиной со своими иссиня-черными, как будто впитывавшими свет волосами, гладкой карамельного оттенка кожей и восхитительными глазами – черными, как гагат или обсидиан. Она составляла компанию Шаддаму, когда он этого хотел, но была достаточно мудра, чтобы не докучать Императору, когда он желал побыть в одиночестве. Фенринг внимательно присматривался к Арикате и предупредил Шаддама, что она, возможно, всячески им манипулирует. Однажды граф заметил: «Она не просто играет на вас, как на музыкальном инструменте, она дирижирует вами, сир, словно симфоническим оркестром».

Шаддам почти не обращал внимания на эту озабоченность, считая себя выше всяких манипуляций. Еще бы ему жаловаться! Она доставляла ему такое удовольствие, когда касалась пальчиками его кожи, что все остальное просто не имело никакого значения.

И вот сейчас, во время торжественного действа, Императрица взяла Императора под руку, и Шаддам пошел вслед за супругой по огромной приемной зале, занимавшей весь верхний этаж Императорского Монолита. Ариката повела его в центр залы, словно хотела поставить Шаддама в центр всеобщего внимания.

Открылись металлические двери скоростного лифта, выплюнувшего из своего чрева толпу разодетых в пух и прах аристократов, наряды которых были украшены гербами Ландсраада. Только приглашенным на этот прием было дозволено подниматься сюда на лифте, который за считаные секунды взлетал с первого этажа к вершине Монолита.

Фенрингу, собственно, не было никакого дела до публичных церемоний, и Шаддам нисколько не был удивлен, заметив, что граф незаметно растворился в толпе гомонящих аристократов.

Гости с изумлением рассматривали впечатляющие экспонаты в стеклянных шкафах, а слуги сновали между гостями с подносами, уставленными напитками и изысканными деликатесами. При виде Императора лица аристократов светлели, загорались восхищением и раболепным почтением – выражения своих лиц они тренировали за несколько часов до аудиенции. Знать бросилась к Шаддаму, но Ариката остановила гостей, заставив подходить по очереди и одного за другим представляя их Императору. Каким-то непостижимым образом она помнила все имена и названия Домов. Шаддам одарил супругу благодарным взглядом, пораженный ее светскими талантами. Аристократы сияли от радости, довольные тем, что их знает по именам прекрасная новая Императрица – пусть даже и не сам Падишах-Император.

Вперед, источая физически ощутимую силу и уверенность, выступил офицер сардаукаров в отутюженной форме. Шаддам посмотрел в его сторону, обрадовавшись возможности отвлечься от докучной церемонии представлений.

– Вы что-то хотите доложить, полковник-баши Колона?

Офицер приблизился к Шаддаму и заговорил негромким, но очень отчетливым шепотом:

– Каждый гость был нами полностью проверен, мы сделали все, что в наших силах, сир. Можете не беспокоиться, вы в полной безопасности.

В городе было столько войск, а во дворце столько охраны, что Шаддаму даже не приходили в голову мысли о том, что здесь ему может угрожать какая-то опасность. Он жестом отпустил офицера и повернулся к следующему аристократу, подошедшему представиться и выказать глубочайшее уважение к царственной особе.

Этого человека Шаддам узнал без всяких представлений Императрицы.

– А, эрцгерцог Арманд Икац! – Он протянул ладонь, но вовремя остановился и опустил ее, увидев пустой рукав, приколотый к мундиру булавкой. Эрцгерцог потерял руку в результате кровавого покушения, совершенного на неудачной свадьбе его дочери с герцогом Лето Атрейдесом. – Надеюсь, минувший год был мирным и плодотворным? Кажется, действительно прошел уже год… – Император не мог отвести взгляда от пустого рукава.

– Прошел год, месяц и несколько дней, сир, – сказал эрцгерцог, сильно постаревший за то время, что прошло после его последней встречи с Шаддамом.

Император откашлялся и попытался говорить увереннее.

– Да, это было тягчайшее преступление, но все проблемы с Грумманом теперь позади. Мы не пригласили сюда даже отдаленных родственников Дома Моритани.

– Дома Моритани больше нет, сир. Об этом позаботились, – сказал эрцгерцог. – Я благодарю вас лично и Империю за то, что их планета была пожалована мне как ленное владение, хотя она не приносит ничего, кроме расходов на ее содержание.

Шаддам щелкнул языком.

– Любая новая планета добавляет Дому Икац веса в Ландсрааде, разве нет?

– Да, сир, – согласился эрцгерцог, не сумев вполне скрыть недовольство. – Примите мою глубочайшую благодарность.

Шаддам видел, что другие аристократы, стоявшие в нескольких шагах от них, нетерпеливо ожидают своей очереди. Надо было продолжить церемонию.

– Мы подыщем какую-нибудь неиспользуемую планету, чтобы передать ее под ваше управление. В моей Империи миллионы миров, и многие из них были незаслуженно забыты. – Он обвел зал широким жестом. – Вот, например, как Оторио. У местного населения много столетий не было царствующего благородного Дома. Если существуют подобные планеты, то такой дворянин, как вы, сможет с пользой принять ее под свое покровительство ради блага Империи.

Икац поклонился, но без улыбки.

– Кодекс гласит, что аристократ обязан служить, прежде всего, Ландсрааду и Империи.

С этими словами он отошел в сторону, и Шаддам почувствовал, что эта встреча его разочаровала. Любой другой аристократ был бы вне себя от радости, получив новую планету. Вероятно, надо будет поискать более покладистого человека.

Аристократы один за другим подходили к Шаддаму, и он долго терпел этот неиссякаемый поток – дневной свет сменился пестрой радугой заката. Скоростной лифт доставил еще одну группу глав благородных Домов, потом еще одну…

Вернувшийся граф Фенринг смешался с толпой, войдя в нее, словно нож в масло. Встретившись взглядом с Шаддамом, граф сделал едва заметный тайный знак рукой – этим языком они начали пользоваться давно, еще в детстве. Знак говорил о том, что Фенринг хочет сказать Императору нечто очень важное.

– Простите, – извинился Шаддам перед подошедшим аристократом. – Я сейчас вернусь. Неотложные государственные дела требуют моего внимания.

Он скользнул к графу, и они нашли место, где можно было поговорить без помех.

– Изучив список прибывших, я с изумлением обнаружил нескольких недостающих гостей, – негромко произнес Фенринг. – Президент КАНИКТ Франкос Ару публично принял ваше приглашение, но, насколько я знаю, он до сих пор находится в Серебряной Игле на Кайтэйне. – Он изогнул белесую бровь. – Его мать, ур-директор Малина Ару, вообще не откликнулась на приглашение. В связи с событием такого масштаба мы ожидали, что она, вопреки обыкновению, появится публично – в интересах, по крайней мере, КАНИКТ, даже если нет иных поводов.

Компания КАНИКТ являлась гигантской монополией, сосредоточившей в своих руках всю торговлю Империи. Компания заключала свои сделки, как правило, тайно, незаметно, и большинство людей в Империи просто не представляли себе степень влияния и могущества КАНИКТ.

Шаддам беспечно отмахнулся от тревоги Фенринга.

– Исторические спектакли, как этот, не интересуют КАНИКТ. Здесь все хотят, чтобы их увидели и отметили, а ты ведь знаешь, что КАНИКТ всегда предпочитает оставаться в тени.

Фенринг нехотя согласился и почесал подбородок длинным пальцем.

– После повторного открытия Оторио я копнул глубже и обнаружил ниточки, привязанные к другим ниточкам, которыми приводится в движение вся эта запутанная и насквозь фальшивая паутина. У меня есть подозрение, х-мм-а, что эта планета, на которой мы сейчас находимся, была недаром вычеркнута из всех реестров; ее намеренно хотели спрятать от вас и от многих Императоров, которые были до вас. Вероятно, это сделали люди, так или иначе связанные с КАНИКТ.

Кровь бросилась Шаддаму в лицо.

– С КАНИКТ связано в Империи абсолютно все. Теперь Оторио принадлежит мне, и, если кто-то хочет что-либо возразить, милости прошу. Я сам поговорю с ур-директором, если, конечно, у нее хватит смелости предстать передо мной.

Император заметил, что самые нетерпеливые из аристократов пытаются подслушать разговор.

Шаддам сделал Фенрингу знак замолчать и некоторое время наблюдал, как Императрица доблестно пытается отвлечь гостей.

– Позволь мне пока наслаждаться моментом, Хасимир. Сложностями и политическими неприятностями мы займемся позже. – Он повернулся к толпе, раскинул руки и тихо произнес: – Мне надо поприветствовать этих льстецов и дать им то, чего они хотят.

Фенринг еще сильнее понизил голос:

– Не считайте их всех льстецами, сир. На некоторых стоит обратить внимание… как на врагов или потенциальных союзников.

Покрытая тончайшей гравировкой дверь лифта снова открылась. Первый вышедший из кабины человек был одет в черно-зеленую накидку с ястребом на груди. Взгляд его серых глаз встретился с взглядом Императора. Аристократ кивнул в знак приветствия. Шаддам хорошо знал этого человека.

То был герцог Лето Атрейдес.

Способность выживать – это способность противостоять неожиданным опасностям и преодолевать их.

Аксиома Бинэ Гессерит

Барон Владимир Харконнен никогда не считал себя толстяком, хотя другие за глаза называли его именно так – им бы не поздоровилось, узнай он об этом. Он был действительно огромен, и вся его фигура дышала исполинской силой.

Манеры и репутация барона внушали людям безотчетный страх. Когда он шел по залу или коридору, опираясь на свои гравипоплавки, все старались уступить ему дорогу, даже высокопоставленные сановники других благородных Домов. Кто знает, может быть, в один прекрасный день, если сложатся благоприятные обстоятельства, род Харконненов займет престол Золотого Льва. Когда-нибудь.

Конечно, из числа кандидатов надо вычеркнуть его грубого и неотесанного племянника Глоссу Раббана. Нет-нет, это просто немыслимо. Однако младший брат Раббана, Фейд-Раута… Он такой милый мальчик. Ему, пожалуй, императорская мантия будет вполне к лицу.

Барон размышлял об этом, готовясь к отлету с Арракиса на празднество, устроенное Шаддамом на какой-то захолустной планете. Будет неплохо лишний раз показаться Императору.

Надев гравипояс, барон с неуклюжей грацией шагнул в пыльный туннель, проложенный под Карфагом, и направился по этому тайному ходу в космопорт. О его отъезде не было объявлено публично, и барон надеялся, что его никто не остановит. До получения этого претенциозного приглашения барон не имел ни малейшего понятия о планете Оторио.

Одетые в хаки гвардейцы трусцой бежали впереди, рядом и сзади держались личные слуги. Члены свиты тащили чемоданы с одеждой барона. Покинув замок Харконнен в укрепленном центре столицы, барон сядет в челнок, который доставит его на ожидавший на орбите лайнер Гильдии.

Барон был одет в длинную черную шинель с синим грифоном на лацкане – гербом Дома Харконненов. Под шинелью работала встроенная вентиляция, обдувавшая тело приятными прохладными струями воздуха. Харконнен отер с мясистого лица пот, смешанный с песчаной пылью, с нетерпением ожидая того момента, когда окажется в комфортной каюте.

Аборигены называли эту пустынную планету Дюной. То было слишком неубедительное название, однако сами они произносили это слово так, будто в нем крылся какой-то духовный или мистический смысл. Сам барон предпочитал официальное имперское название – Арракис. Оно звучало более четко и уместно, обозначая предмет, который надо было познать умом и контролировать. Арракис был негостеприимным местом, грязным и пыльным, в отличие от сладостного ароматного мира родной планеты Харконненов – Гайеди Прим. Однако, будучи единственным источником жизненно необходимого меланжа, Арракис являлся чрезвычайно доходным файфом, и барон терпел неудобства, лишь постоянно напоминая себе, сколько соляриев приносит планета в казну Харконненов.

Угодливый слуга распылял перед Харконненом влажное облако аэрозоля, чтобы хозяину было легче идти по освещенному туннелю. Барон всей грудью вдохнул влажный воздух, сделал слуге знак добавить влаги. Освежившись, он последовал дальше, а слуга продолжил то и дело менять баллончики с аэрозолем, чтобы помочь барону свободно дышать. Казалось, этот тайный подземный ход бесконечен, но, по крайней мере, он давал возможность сохранить отъезд в секрете.

Наконец туннель начал полого подниматься вверх, чтобы закончиться двойными дверями. У Космической Гильдии были очень жесткие правила, и барону не хотелось, чтобы лайнер улетел без него.

Прежде чем выйти на открытый воздух, барон сделал глоток живительной воды из трубки, прикрепленной к шинели. Свита подхватила Харконнена под руки и бегом понесла его к кораблю, чтобы скорее миновать узкую полосу раскаленной беспощадным солнцем бетонной площадки. Доставив барона в роскошную каюту, слуги сняли с него верхнюю одежду, и он наконец смог расслабиться, наслаждаясь прохладой.

В дверях показался Раббан, заполнив своим гигантским телом весь проход.

– Мы готовы к взлету, милорд барон. Сегодня я поведу корабль. – Племянник очень гордился этим своим умением.

– Поторопись, Падишах-Император ждет.

Великан быстро отвернулся, чтобы скрыть, как вспыхнуло его лицо, и направился в пилотскую кабину.

Подойдя к рубке, Раббан взмахнул рукой перед сканером, чтобы открыть дверь кабины. На панели засветился оранжевый сигнал, запрещающий вход, и дверь осталась закрытой.

К своему ужасу, Раббан вдруг почувствовал, что палуба под его ногами завибрировала – заработали двигатели. Судно было готово взлететь! Он забарабанил по двери своими огромными кулаками и всем телом налег на нее. Металл заскрежетал, но дверь не поддалась.

Услышав грохот, двое охранников прибежали на помощь. В этот момент судно уже оторвалось от земли и взмыло в воздух, оставив Карфаг внизу. Рослые солдаты, вооружившись тесаками и защитными поясами, вместе налегли на дверь и в конце концов смогли сдвинуть с места воздвигнутую внутри баррикаду. Дверь с грохотом распахнулась.

Раббан едва не задохнулся от неожиданности, увидев открывшееся его взору зрелище. Несколько пустынных жителей в своих пыльных коричневых одеждах находились в рубке. Численное превосходство было на их стороне. Над панелью управления колдовала сухощавая женщина, исполнявшая роль пилота. Она метнула взгляд на Раббана и что-то крикнула товарищам на своем варварском языке. Как же не похожи были эти люди на покорных жителей Карфага. В их синих глазах горел яростный огонь; они были тверды и непоколебимы – такими сделала их жизнь в жестокой пустыне. Кто они? Местные добытчики специи? Может быть, это таинственные фримены?

Смуглый человек, сжимая в руке кривой нож, бросился на Раббана. Он ударил, но промахнулся – Раббан успел уклониться от удара и стремительным движением активировать защитное поле. На Раббана бросились другие пустынные бойцы с ножами в одной руке и старинными примитивными пистолетами-маула в другой. Охрана тоже обнажила оружие, приготовившись к бою.

Один из нападавших выстрелил, но пуля отскочила от защитного поля. Пали четыре бойца, защищавших подход к панели управления, но были убиты и оба охранника Раббана – каждый получил рану отравленным дротиком в шею. Дротики летели медленно, и защитное поле не могло задерживать их. Пол рубки был усеян трупами. Раббан с великим трудом избежал участи охранников, успев присесть, когда отлетевший от консоли дротик едва не поразил его.

Прежде чем нападавшие успели перезарядить оружие, Раббан выскочил из рубки и захлопнул за собой дверь. Корабль, вибрируя всем корпусом, с грохотом набирал высоту.

Раббан позвал охрану, но никто не пришел. Он посмотрел в иллюминатор и увидел, что судно, развернувшись и постепенно ускоряясь, устремилось в пустыню, а не к лайнеру на орбите.

Раббан слышал, как в пассажирском отсеке бушует его дядя, требуя ответа. Но племяннику было сейчас не до него.

Корабль внезапно сделал крутой вираж и устремился в противоположном направлении, теперь прямо к городу. У Раббана перехватило дыхание, когда он понял, что задумали эти пустынные дикари. Они хотели направить судно на Карфаг, может быть, даже, на резиденцию Харконненов, а наземные службы не осмелятся открыть огонь, так как понимают, что на борту находится барон.

Засветился настенный экран, на котором появилось изображение барона. По лбу текла кровь, заливая темные глаза. Барон держался за руку, неестественно повисшую, – очевидно, она была сломана.

– Что происходит? Мне нужна медицинская помощь!

По коридору на помощь Раббану бежали пятеро охранников. Увидев поврежденную дверь, они ускорились. Все вместе они снова навалились на нее и наконец распахнули. Теперь, получив подкрепление, Раббан ворвался в рубку первым. Надо было овладеть панелью управления и выправить курс. Они обнажили клинки. Раббан зарубил одного из повстанцев, потом второго – их тела тяжело повались на пол.

В живых остались трое противников, продолжавших работать с консолью. Одновременно они стреляли из своих никуда не годных пистолетов, почти не целясь. Несмотря на защитное поле, от которого отскакивали пули, им удалось повредить панель управления. Охранники пошли в атаку, в то время как женщина-пилот продолжала направлять судно на высокие здания города. Когда у мятежников закончились боеприпасы, они стали драться ножами.

Раббан, проворно переступая через тела и уклоняясь от ударов, старался держаться за охранниками. В нескольких сантиметрах от его головы просвистел брошенный кинжал. Погибли еще двое телохранителей.

Казалось, запас ножей у мятежников был неисчерпаем, они то и дело извлекали их из складок своих балахонов, но у Раббана и его уцелевших охранников оставалось преимущество в силе и защитные поля, и очень скоро все мятежники были убиты. Тела их устилали рубку среди искореженных консолей.

Женщина-пилот лежала на панели управления, из ее рта густой струей текла кровь. Она была еще жива, глаза ее горели фанатичным огнем – она продолжала вести судно в смертельное пике.

Раббан выстрелил, из раны брызнула кровь, заливая иллюминатор. Рев двигателей стал тише, шаттл замедлился, но продолжал опускаться на город.

Раббан, скользя по крови, покрывавшей пол рубки, пробрался к панели управления. Он взялся за рычаги, намереваясь выправить курс. Одно из устройств вспыхнуло вольтовой дугой и зашипело. Пули повредили многие органы управления. Несмотря на все усилия Раббана, корабль отказывался ему повиноваться. Высокие здания Карфага продолжали приближаться.

Время… хватит ли нам времени? Он осыпал консоль управления грубыми ругательствами, пытаясь стереть рукавом кровь женщины с панели. В конце концов ему удалось активировать вспомогательные системы, чтобы с их помощью заставить судно набрать высоту. Раббан изменил курс и направился прочь от центра города. Из смертоносного пике корабль вышел всего в нескольких метрах от земли; с натужным ревом он понесся к космопорту.

Судно плохо повиновалось, но Раббан все же вел его к посадочной площадке – надо было во что бы то ни стало спасти барона.

Порыв ветра ударил в борт, и Раббан с великим трудом посадил шаттл на твердое покрытие взлетно-посадочной площадки. Корабль проехался по бетону, поднимая облака пыли и песка, резко качнулся из стороны в сторону и застыл. Теперь Раббан слышал лишь оглушительный шум в ушах и ощущал бешеное биение собственного сердца.

В рубку ввалился барон с перекошенным от ярости лицом. Кровь продолжала течь из раны на лбу, заливая глаза, и барон страдальчески морщился от боли в распухшем запястье.

Следом за бароном в рубку ворвались телохранители с оружием наизготовку. Правда, вся эта воинственность была уже лишней – мятежники были мертвы.

– Все в порядке, дядя, я справился, – сказал Раббан.

Барон с ненавистью покосился на гору трупов. Один из мятежников дернулся, и барон, почти невесомый благодаря гравипоплавкам, склонился над человеком и перерезал ему горло кинжалом, зажатым в здоровой руке.

Раббан закончил посадку и выключил продолжавший мигать сигнал тревоги, а потом, сияя, обернулся к барону.

– Я здорово сработал, дядя, разве нет?

Харконнен, однако, отнюдь не собирался расточать комплименты.

– Я ранен, многие мои телохранители убиты, а мой шаттл разбит. Как мне теперь успеть на лайнер?

Раздосадованный отсутствием похвалы, Раббан изо всех сил пнул мертвую женщину-пилота в живот. Труп откатился к переборке, и Раббану стало немного легче.

Капитан гвардии засунул пистолет в кобуру, а кинжал – в ножны. Его била дрожь, на лбу выступил пот – из животного страха перед бароном. Внезапно тот молниеносным движением выкинул вперед руку и вонзил кинжал в горло капитана. Военный повалился на пол, словно тряпичная кукла, а остальные оцепенели, боясь поднять глаза на барона.

– Тебе крупно повезло, что я решил казнить кого-то другого, племянник!

Барон фыркнул, и этот звук сказал Раббану, что он прощен – во всяком случае, отчасти.

Барон тронул рукой запекшуюся на лбу кровь и крикнул остальным гвардейцам:

– Вон! Все вон! Вызывайте транспорт, мне надо вернуться в резиденцию!

Гвардейцы опрометью бросились выполнять приказ.

Барон закатил глаза, но гравипоплавки не дали ему упасть.

– Теперь я не смогу попасть на празднество Шаддама на Оторио.

Раббан сохранял бдительность.

– Может быть, я пошлю официальное сообщение Императору?

– Нет, ты не пошлешь. Я найду человека, которые сделает это лучше. Нам не стоит извещать его о том, что нас едва не убила горстка пустынных крыс. – Раббан видел, что дядя продолжает срывать на нем свою злость. – Ты должен был удостовериться в полной безопасности до моего появления на корабле. Ты этого не сделал, и это твоя вина, Раббан.

– Но я спас вас, я спас нас обоих!

Барон Харконнен устало вздохнул.

– Ты действительно умеешь убивать и драться, у тебя талант применять грубую силу, но это уместно только в тех ситуациях, когда тебя загоняют в угол. Ты должен научиться продумывать свои действия на несколько ходов вперед и быть последовательным. Учись играть в стратегические игры, а не просто проламывать головы дубиной! – Вымазанное кровью лицо барона стало холодно-расчетливым. – Умеешь ли ты играть в пирамидальные шахматы?

Раббан покачал головой.

– Это очень сложная игра, а жизнь превосходит ее сложностью. Играя, ты научишься предвосхищать события, учитывать их последствия и избегать ловушек.

– Я научусь, дядя, клянусь вам! – Раббан начал понимать, насколько важно то, что говорил сейчас барон.

Повинуясь внезапной перемене настроения, барон добродушно положил здоровую руку на плечо племянника.

– Не знаю, можно ли научить всем этим премудростям такого, как ты.

Раббан попытался сохранить серьезность и смириться с оскорблением.

– Я поумнею, обещаю вам.

Барон, как будто обращаясь к каменной стене, прорычал:

– Так, а теперь спустись с небес на пустынный щебень. Это у тебя получится. – Он помолчал и добавил: – И вызови мне врача!

Говорят, что удовлетворенность своим положением приводит к отсутствию притязаний. С другой стороны, я не раз видел, как притязания становятся раковой опухолью, разъедающей человека изнутри. Истинный лидер должен уметь находить точку равновесия.

Герцог Лето Атрейдес. Из писем сыну Полу

Оказавшись в переполненной приемной зале Императорского Монолита, Лето ощутил себя бойцовым зверем, выпущенным на арену, но такие битвы были не в его вкусе.

Его мать Елена научила его искусству придворного успеха, ибо ее притязания были весьма высоки. Лето остановился, чтобы полюбоваться пестрым водоворотом гостей и вдохнуть запахи изысканных кушаний. Отец герцога обожал такие мероприятия и часто устраивал на Каладане роскошные пиры, зрелищные бои быков, в одном из которых он в конце концов и погиб. Эта трагедия сделала Лето герцогом, когда он был чуть старше, чем сейчас Пол…

Он встретился взглядом с Шаддамом и выступил вперед из толпы высыпавших из лифта аристократов. Каждый из них хотел первым представиться Императору, но что-то в этом герцоге заставило уступить первенство именно ему.

Лето отвесил Шаддаму церемониальный поклон, и Император поприветствовал его в ответ.

– Герцог Лето Атрейдес, cher cousin. Для меня очень важно, что вы здесь. Подчас бывает трудно вытащить вас с Каладана.[1]

– Я отдаю все силы моей планете и народу, сир… и только во имя Империи. Я горжусь тем, что принадлежу к Дому Атрейдесов. – Он решился на похвалу: – Ваш новый музейный комплекс – это самое впечатляющее зрелище из всех, что мне приходилось когда-либо видеть. За один визит осмотреть и понять все это немыслимо.

– Это значит, что вам следует еще и еще раз побывать на Оторио, – ответил Шаддам. – Тогда вы сможете в полной мере оценить величие наследия Коррино.

Лето почувствовал, что его все же вовлекли в придворную игру, но постарался сделать так, чтобы не выглядеть заурядным льстецом.

– Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, сир. Дом Атрейдесов стал намного сильнее благодаря вашему великодушию.

Шаддам изобразил притворную скромность.

– Прошло так много лет после того прискорбного нападения на корабль тлейлаксу на борту лайнера Гильдии и конфискационного суда.

– Суда, который я выиграл.

– Вы были полностью оправданы, это так. Честно говоря, я и в тот момент не верил в справедливость обвинений. Подобные изменнические действия не в духе Дома Атрейдесов, и я очень доволен, что с тех пор вы правили планетой с достойной уравновешенностью и без потрясений.

Подошел граф Фенринг и холодно кивнул герцогу. У него были свои счеты с Лето.

– Ваши дела идут хорошо после того несчастья, хм-м? Ну если не считать некоторых неурядиц между Икацем и Грумманом в войне ассасинов. Хм-м-ах. Такие неприятности могут плохо отразиться на вашем положении в Ландсрааде. – Он вел себя как учитель, журящий нерадивого ученика. – Вы обладаете большим потенциалом, герцог Атрейдес. Я, эх-х-хм-м, давно слежу за вами.

Другие аристократы с нетерпением ждали своей очереди, но Лето посчитал необходимым заявить о подозрительном человеке с передатчиком, которого он видел на улице. Он обратился к Императору:

– Сир, мне пришлось стать свидетелем некоего происшествия. Возможно, это важно, хотя я могу и ошибиться.

Шаддам уже обратил взор на толпу нетерпеливых визитеров, и Фенринг ненавязчиво, но твердо отвел Лето в сторону.

– Если вы хотите попросить Императора о каких-либо привилегиях, то сейчас не время. Я могу посоветовать…

Лето покачал головой.

– Я не собираюсь ни о чем просить, я хочу сообщить о вещи, которая не на шутку меня встревожила. Мы с вами оба, граф Фенринг, сталкивались с изменой и наемными убийцами. Бдительность никогда не бывает лишней.

Он вкратце рассказал графу о том, что увидел.

Фенринг щелкнул пальцами сардаукару, стоявшему поблизости неподвижно, как статуя.

– Полковник-баши, послушайте, что вам скажет герцог Атрейдес. Это может потребовать расследования.

Взгляд сардаукара был таким напряженным, словно он пытался слой за слоем содрать с Лето кожу, пока выслушивал его историю. Когда герцог закончил свой рассказ, баши, помолчав, произнес:

– Как я понимаю, у вас нет никаких причин лгать или сеять панику, герцог Лето Атрейдес. Я расследую этот инцидент.

Коротко кивнув, полковник зашагал прочь.

Положившись на добросовестность сардаукара, Лето успокоился и принялся наблюдать толпу. Приемная зала была уставлена голографическими стендами с экспонатами, относительно которых голосовые гиды давали самые подробные исторические сведения: накидка Императора Хассика II; плеть Ильнода, которой он свободно пользовался все время своего двухнедельного царствования; украшенная каменьями тиара первой жены Шаддама, леди Анирул. Лето был хорошо знаком с ней, ибо именно Анирул вызвала Джессику на Кайтэйн на последнем месяце ее беременности Полом.

Джессика обладала столь многими драгоценными навыками сестры Бинэ Гессерит, что все они просто не могли уместиться в голове Лето. Герцог знал только одно: он любил Джессику и верил в ее взаимную любовь. Они были вместе уже почти двадцать лет, и она принимала свою роль официальной наложницы, а не законной супруги. Таков выбор Империи – не Лето.

– Она была сестрой Бинэ Гессерит и хорошо послужила Ордену, – произнес женский голос рядом с Лето. – Я имею в виду леди Анирул.

Лето повернул голову, увидел старуху в неприметной черной одежде и нахмурился.

– Я вижу, Император нигде не расстается со своими Вещающими Истину.

– На таких мероприятиях, как это, сама атмосфера сгущается от лжи так, что может задушить любого. – С этими словами Преподобная Мать Мохайем окинула Лето странным взглядом, и герцогу показалось, что она смотрит на него сквозь стену из сокровенного знания о всей его жизни.

Лето, мягко говоря, недолюбливал эту старую ведьму. Он хорошо помнил, как она представила ему юную Джессику и настояла на том, что он должен принять ее в качестве наложницы. За это он терпеть не мог Мохайем, хотя, надо сказать правду, Джессика сумела растопить его сердце. Тем не менее он все равно не доверял Бинэ Гессерит и их тайным планам.

– Как себя чувствует Джессика? – продолжила Мохайем. Старая карга из Бинэ Гессерит действительно могла читать мысли по малейшим нюансам выражения глаз и лица. Впрочем, Джессика тоже в совершенстве владела этим навыком.

– Она прекрасно чувствует себя на Каладане.

– Естественно, она не пожелала лететь на Оторио. Наложница знает свое место, а сестра Ордена тем более понимает такие простые истины. Мы сделали правильный выбор, направив ее к вам. – Мохайем шумно потянула воздух носом и сменила тему: – Как дела у вашего сына? – Голос ее сочился ядом, что заставило Лето насторожиться.

– Мой сын… – заговорил Лето, но тут же уточнил: – Мой наследник преуспевает во всех сферах. Очень скоро я начну учить его важнейшим имперским обязанностям.

– Таким, как эта?

– Да, таким, как эта. Император пригласил меня посещать Оторио, и, возможно, в следующий раз я привезу с собой Пола, чтобы и он познакомился с музейным комплексом.

Она пробуравила Лето проницательным взглядом.

– Скоро он вступит в брачный возраст. Орден сестер может оказать свою помощь.

Лето насторожился, но ответил уклончиво:

– Мне нет нужды вовлекать сестер в мои семейные дела.

Улыбка Мохайем казалась не более теплой, чем ледяная полярная шапка.

– Но в благородных Домах все семейные дела важны для Империи.

Лето окинул Мохайем тяжелым взглядом; шум вокруг усилился.

– Мой отец учил меня, что первой обязанностью герцога является безопасность его народа. Я, прежде всего, герцог Каладана.

Увидев в толпе знакомое лицо эрцгерцога Икаца, Лето воспользовался этим как предлогом, чтобы покинуть общество ледяной Преподобной Матери Мохайем. Он извинился и направился к эрцгерцогу, подавляя раздражение, которое вызывала у него эта старуха своим неуемным любопытством.

Арманд Икац в обществе четырех других аристократов, с которыми он увлеченно о чем-то беседовал, стоял возле стенда с золотым императорским кинжалом, принадлежавшим Файкану Батлеру, участнику Битвы при Коррине. Происхождение этого кинжала оставалось неясным, но Шаддам тем не менее сделал его главным предметом экспозиции.

Лето остановился и прислушался к приглушенным голосам этих людей.

– …Содружество благородных.

Похожий на птицу человек с густыми пышными усами насмешливо произнес:

– О развале Империи болтают уже не первое столетие, но Империя стоит себе как ни в чем не бывало.

– Что ты говоришь, Атикк? Тебе не кажется, что твои владения будут процветать лучше, если ты будешь править независимо? Или тебе нравится платить десятину и прочие налоги на такие смехотворные «нужды», как этот грандиозный музей? – Гости сдвинулись еще теснее.

Заговорил Арманд Икац:

– Этот музей показывает, чего Коррино добились за десять тысяч лет. – Он окинул взглядом экспозицию. – Надо сказать, немногого.

Первый из говоривших, лорд Атикк, пробормотал:

– Никто не сможет разрушить Империю. Она навсегда останется, чтобы служить темой скучных сплетен.

Один из собеседников увидел Лето и дал знак остальным. Все немедленно прекратили разговор. Лицо Икаца засветилось радостной улыбкой.

– Лето Атрейдес! Старый дружище!

Эрцгерцог представил Лето своим собеседникам, которые почувствовали себя неловко. Лето, переваривая услышанное, хранил на лице совершенно бесстрастное выражение. Слухи о Содружестве благородных казались маловероятными, особенно здесь, в эпицентре торжества мощи десятитысячелетней Империи.

Лето без улыбки произнес:

– Я прибыл сюда, чтобы насладиться славой Падишах-Императора.

Атикк фыркнул, окинув Лето презрительно-оценивающим взглядом.

– Вот как? А не для того ли, чтобы расширить рынок сбыта каладанских наркотиков?

Другой аристократ судорожно выдохнул от удивления. Лето нахмурился.

– Каладанских наркотиков?

Атикк вспыхнул и отвернулся.

Не дав герцогу договорить, Арманд обнял его единственной рукой. Было видно, что он искренне рад встрече.

– Ты заставляешь вспомнить о страшных событиях, но мы с тобой оба испытали боль, которую трудно понять другим. Надеюсь, у тебя все хорошо.

Лето внутренне содрогнулся, вспомнив Илезу Икац в свадебном платье, разорванную на куски, мертвую, на полу во время церемонии бракосочетания. Он сердечно обнял старого друга, не обращая внимания на остальных.

– У меня все хорошо. – Лето изо всех сил старался не упомянуть случайно Джессику, но добавил: – Моему сыну Полу уже четырнадцать, и я могу им только гордиться. Из него выйдет превосходный правитель.

– Четырнадцать? – спросил один из аристократов, граф Диново. – Если вашему сыну четырнадцать, то вам уже стоит присматривать для него подходящую партию. Пора. Моей дочери ровно столько же… – Он улыбнулся Лето, не закончив фразы.

Лето был и так раздражен замечаниями Мохайем на этот счет, а потому ответил коротко:

– Для отца это всегда рано. – Он окинул взглядом собравшихся здесь благороднейших людей Империи – не только из кружка Икаца, но и остальных. Неужели весь Ландсраад с таким же вожделением смотрит на его сына – как на кусок свежего мяса?

Лорд Атикк насмешливо фыркнул:

– Надо просто пошире раскинуть сеть, Атрейдес. Каладан – это всего лишь одна из заурядных планет. Многие другие аристократы предпочтут отдать своих дочерей в Дом, владеющий, ну, скажем… более престижной планетой.

Лето ощетинился:

– Дочери с такими убогими притязаниями не ровня моему сыну.

Арманд приблизился к Лето, словно желая заслонить его от нападок.

– Когда моя дочь была жива, я считал Дом Атрейдесов более чем приемлемым для ее брачного союза.

Эти слова положили конец неприятному разговору. Все знали, о чем без слов говорит пустой рукав Арманда Икаца.

Лето отошел в сторону, покинув собеседников и понимая, что это блистательное благородное собрание полно политических ловушек.

Не слишком стремись получить чужое внимание. Тайное, скрытое влияние – это намного более мощное орудие власти, нежели откровенная и хвастливая демонстрация богатства и могущества. Терпение – вот единственная ценная валюта.

Малина Ару, ур-директор КАНИКТ. Из письма детям

Под ногами то и дело ощущались едва заметные подземные толчки, но в целом планета была сейсмически спокойна. Серая пелена дыма стелилась в воздухе, а реки лавы с вершин далеких вулканов отбрасывали алый отсвет на темнеющее небо.

Планета Тупайл была тайным средоточием деятельности КАНИКТ с давних, очень давних времен, но оставалась никому не известной. Она не была отмечена ни на одной имперской карте; отсутствовали упоминания о ней и в бортовых журналах кораблей Космической Гильдии. Несколько планет – таких же тайных убежищ – носили одно и то же закодированное название, и ур-директор Малина Ару считала, что это только повышает эффективность маскировки.

Сыну Ару, Якссону, напротив, не было абсолютно никакого дела ни до безопасности, ни до секретности. В те беспокойные и тревожные месяцы, что он жил с Малиной на Тупайле, он, вопреки всякой логике, пытался противостоять уничтожению их семейного поместья на далекой планете Оторио. Якссону скоро предстояло покинуть надежное убежище Тупайла, хотя Ару изо всех сил отговаривала его от этого опрометчивого шага.

Малина возлагала большие надежды на своего младшего сына, используя все влияние и гигантские ресурсы КАНИКТ, – лишь бы только он сам не помешал осуществлению великого плана. Увы, у Малины имелись большие сомнения на этот счет. У молодого человека были способности, был характер, было стремление, но не было самого главного – терпения.

Она стояла на открытой веранде в полном одиночестве. Едкий дым вулканов жег ее покрасневшие карие глаза. Волосы Малины были стильно, но коротко, по-деловому, подстрижены – без завитков и прочих украшательств. Стройные ноги обтянуты изящными брюками из шлаговой кожи. Единственная луна планеты висела прямо над головой, словно готовая в любой момент рухнуть на землю.

Вечная сейсмическая активность Тупайла бодрила Малину Ару, напоминала о мощи, которая находилась под ее властью. Конечно, императорское влияние распространялось на все планеты, заселенные людьми, но роскошь Императора и политические интриги Ландсраада, словно мановения рук иллюзиониста, служили лишь для отвлечения внимания публики.

Благодаря своей густой сети торговых связей и альянсов компания КАНИКТ была тем истинным и прочным остовом, на котором зиждилась вся цивилизация. Якссон, подобно многим другим подстрекателям, велеречиво вещал о том, что разбухшая Империя должна быть демонтирована. Малина в принципе не возражала против такой точки зрения, но считала, что данный процесс должен быть постепенным и ни в коем случае не бесконтрольным. Однако сын не обладал для этого достаточной силой духа.

Роль Тупайла как убежища от имперских смут и волнений прослеживалась на протяжении всей истории Империи. Во времена восстаний и мятежей, сопутствовавших публикации Оранжевой Католической Библии, члены комиссии переводчиков-экуменистов бежали, спасая свои жизни, именно сюда, под таинственную сень Тупайла. Целые столетия продолжалась чистка архивных записей и других документов, и в конце концов слово Тупайл исчезло со всех карт и из всех реестров. Несмотря на то что Тупайл не значился в списке маршрутов Космической Гильдии, существовало старое секретное соглашение Гильдии с КАНИКТ, и топ-менеджеры компании имели возможность летать сюда тайными рейсами.

Планета находилась на большом расстоянии от своего тусклого красного солнца, что, по сути, должно было свидетельствовать о ее необитаемости, но гравитационное воздействие массивного спутника разогревало континенты до температуры, делавшей их пригодными для жизни. Богатые затворники построили здесь частные укрепленные здания, способные противостоять даже очень сильным подземным толчкам.

Услышав стук когтей по полу, Малина обернулась и увидела входящего на веранду Якссона в сопровождении двух мускулистых остистых собак. Прошло лишь несколько часов после их очередного ожесточенного спора. Малина от всей души надеялась, что перемирие продлится дольше, но переменчивый сын был уже готов к продолжению перепалки.

Он проводил много времени с собаками, хотя они были больше привязаны к Малине. Остистые собаки представляли собой клубки лохматого меха, но со стальными мышцами и острыми клыками; их шерсть состояла из серебристых тонких шипов, очень жестких и колючих. За ушами из черепа выступали острые рога. Утробное рычание, которое они издавали, было способно устрашить любую жертву, но Малине этот рык казался ласковым мурлыканьем.

Притворившись, что не видит Якссона, Малина присела, улыбнулась и протянула руки навстречу своим любимцам. Псы рванулись к ней, забыв о Якссоне.

– Приветствую вас, мои дорогие Хар и Кар.

Она обняла животных, почесала их морды и случайно укололась пальцем об один из шипов, но не обратила внимания на этот пустяк. Руки ее были усеяны подобными мелкими шрамами. Собаки уселись рядом, с обожанием глядя на хозяйку.

Малина встала, посмотрела на сына и строго произнесла:

– Помни, что пунктов, относительно которых мы согласны, больше, чем пунктов, которые нас разделяют.

– Если мы во многом согласны, мама, то почему мы не уничтожили Дом Коррино за его преступления? У тебя же в руках все нити, ты можешь растоптать Шаддама одним меморандумом.

– Потому что мы – КАНИКТ, а Шаддам – владыка Империи, и мы не можем обходиться с ним как с дворовым хулиганом. Император даже не знает, какой ущерб он нам причинил.

– Это нисколько его не извиняет! Оторио – наше наследственное родовое владение. Ущерб невозможно возместить.

– Вот поэтому нам и некуда спешить, – ответила Малина. – Чего ты хочешь – опрометчиво мстить прямо сейчас или терпеливо, не жалея времени, постепенно разрушить Империю?

Якссон в ярости сжал кулаки. Короткие курчавые волосы плотно, словно черный войлок, облегали его красивый череп. Густые темные брови лишь подчеркивали неистовое выражение карих глаз, угрожающих и наполненных светом внутренней силы.

Малина не дала ему ответить и снова заговорила:

– Я восхищаюсь твой энергией. Всю жизнь мне хотелось направить ее в правильное русло, на благо КАНИКТ и всей нашей семьи.

– Ты хочешь, чтобы я был такой же марионеткой, как мои брат и сестра!

Малина коротко рассмеялась, и оба пса негромко зарычали. Один из них поднялся и подошел к Якссону, напрашиваясь на ласку, а потом вернулся на прежнее место.

– Франкос и Джалма играют свои роли по сценарию. Не сомневайся, в отношении тебя у меня тоже есть большие планы.

– Отец всегда говорил, что ты лишь отталкиваешь меня в сторону, чтобы я тебе не мешал.

Малина с трудом сохранила на лице непроницаемое выражение.

– Твой отец вообще много чего говорил, и были веские причины тому, что перед смертью он удалился на Оторио. Мне жаль, что ты проводил с ним слишком много времени. Надо было этому помешать.

Якссон был готов ответить грубо, но Малина предостерегающе подняла руку, предлагая ему промолчать. Якссон всегда был дерзким ребенком, но Малина знала, как его усмирять. Она умела обуздывать остистых собак, тем более могла она обуздать сына. Для него просто нужен особый ошейник.

Она сунула руку в карман стильной куртки и извлекла листок позолоченной тончайшей бумаги, украшенной императорской печатью – золотым львом Коррино.

– Приглашение на его смехотворный прием. Это отнюдь не провокация и не издевка. Шаддам просто ни о чем не догадывается. Он не знает, какой урон причинил нашему наследию.

Она порвала в клочья приглашение и подняла руки, глядя, как обрывки медленно падают на пол веранды, кружась в потоках дымного воздуха.

– Я никуда не поеду. Президент КАНИКТ, твой брат, тоже не поедет. Там не будет ни одного представителя компании КАНИКТ, потому что я отдала распоряжение не появляться на этом мероприятии под любым благовидным предлогом. Как видишь, мы на одной стороне баррикад.

– Кто-нибудь это заметит? – с горечью поинтересовался Якссон. – Чего мы этим добьемся?

– Всего, что могут подсказать тебе твои воображение и терпение. Я ведь учила тебя: никогда не жертвуй тем, что тебе на самом деле необходимо, ради сиюминутных желаний. У каждого из вас своя роль в великом плане. – Малина плотно сжала тонкие губы. Франкос, ее старший сын, принял мантию президента КАНИКТ, став публичным лицом огромной компании, а Джалма, ее единственная дочь, вышла замуж за могущественного, но престарелого графа Учана, главу одного из Великих Домов, под властью которого – то есть теперь под властью Джалмы – находятся семь планет.

– Мне нужно нечто большее, мама, чем протирание штанов на встречах и собраниях. Надо что-то предпринять. У меня есть собственная сеть, и мы можем многое сделать, причем с далеко идущими последствиями.

Малина знала, что ее сын встречался с несколькими мятежно настроенными аристократами Ландсраада. Им было полезно и приятно иногда выпускать пар своего недовольства и планировать смелые протесты, которые заведомо не могли закончиться ничем плодотворным.

– Когда ты будешь готов, я свяжу тебя с влиятельными людьми из Содружества благородных. План очень обширен и изощрен, и за несколько поколений мы уже сумели заметно разложить Империю. В фундаменте Империи образовалась трещина, но Шаддам пока этого не замечает.

Якссон вспыхнул, как сухая солома.

– Император ничего не понимает и ни о чем не догадывается, потому что все эти трещины слишком малы и растут очень уж медленно. Ты выступаешь за то, чтобы втихомолку не платить имперские налоги, прятать владения и уводить из казны ресурсы. Я же не хочу ждать плодов этой черепашьей революции. Человечество не может терпеть десятки тысяч лет постепенного упадка Дома Коррино. Империя в ее нынешнем виде способна только на деспотизм.

Хар и Кар во все глаза смотрели на Якссона, словно завороженные его речью, но Малина слышала все это уже много раз.

– Лозунгами прогресса не добьешься. Докажи мне свой рост, примени полученные знания. – Голос ее стал жестким, и Якссон сник, как будто его ударили хлыстом. Орден сестер Бинэ Гессерит использовал подобную технику, которую сестры называли Голосом, но Малина просто показала, насколько хорошо она знает все тончайшие струны существа Якссона. – Я расширю твои полномочия, но при условии, что ты подчинишься моему руководству!

Что-то в его облике заставило ее умолкнуть на полуслове; в характере сына она заметила то, чего раньше не видела – стальную волю. Он сделал шаг назад.

– Это не совпадает с моими целями, мама. Я очень много разговаривал с отцом, пока он был жив. – Не обращая внимания на угрожающую мимику матери, Якссон продолжал: – Ты всегда унижала его! Теперь, когда его нет, а его могилу на Оторио осквернили, ты уже никогда не узнаешь, как много он мог бы сделать для КАНИКТ, если бы только ты позволила ему это.

Малина перестала смотреть на дымное небо и во все глаза уставилась на сына. Собаки поднялись и встали рядом с ней.

– Мы сможем разрушить Империю до моей смерти, – сказал он. – Твой постепенный и гладкий план может показаться привлекательным отвлеченно-академическому уму, но большинство людей не могут держаться за экстравагантную мечту, исполнение которой потребует нескольких столетий. Мы оба, мама, прекрасно знаем, что такое бюрократия. Одно промедление тянет за собой следующее, и в результате не происходит ничего. Для того чтобы что-то сломать, нужно нечто большее, чем мягкие повторные толчки. Иногда надо взять в руки дубину.

Малина покачала головой.

Якссон направился к двери.

– Я уже собрал вещи. Я буду держать тебя в курсе моих дел, мама, потому что мы и в самом деле на одной стороне. Мои усилия придадут публичное лицо твоему делу.

– Это опрометчиво и неразумно. Я не стану платить за это, – предостерегающе произнесла Малина, понимая всю тщетность этой угрозы. – Счета КАНИКТ отныне для тебя закрыты, и все твои расходы должны получать мое одобрение.

Якссон рассмеялся.

– У меня есть собственные источники дохода.

Это еще больше встревожило Малину.

– Что ты собираешься делать?

– Скоро ты сама все узнаешь и поймешь, что я действую правильно. Но остановить меня ты уже не сможешь. Механизм запущен.

Когда ученик перестает быть учеником? Или вся жизнь – это один бесконечный урок?

Чани Кайнс. Ответ отцу

Пол Атрейдес, которому только что минуло четырнадцать, уверенно положил руки на панель управления военно-тренировочного воздушного судна. Он взялся за дугообразный штурвал, желая ощутить воздушные потоки, и судно, повинуясь его воле, послушно меняло высоту и направление полета.

Сидевший рядом Дункан Айдахо отключил дублирующую панель, позволив мальчику самостоятельно вести корабль. Дункан был основным воспитателем и телохранителем Пола. Мастер фехтования обладал многими талантами, в том числе и талантом пилота.

Это был не первый учебный полет Пола на истребителе. Мальчик был уже хорошо знаком с гибридными органами его управления – машина могла служить медлительным орнитоптером, а при укорочении крыльев превращалась в стремительный истребитель. Полу нравилось это сочетание, так как оно давало возможность освоить обе манеры управления. Он активировал режим орнитоптера, плавно, насколько у него это получалось, регулируя темп взмахов шарнирных крыльев машины.

– Ты слишком сильно дергаешь аппарат, – сказал Дункан одновременно строго и ободряюще. – Представь себе полет хищной птицы. Машина сама так летать не может.

Сосредоточившись на управлении, Пол успокоил себя упражнением из арсенала Бинэ Гессерит; этому искусству тайно учила его мать. Подавив волнение, он точно понял, что имел в виду Дункан, понял, что надо исправить в своих движениях. Он ослабил хватку рук на штурвале, и этого хватило, чтобы судно пошло более плавно.

– Вот так, сынок. Делай, как я тебя учу.

Пол не стал говорить, что в его понятливости есть заслуга матери. Дункан и леди Джессика недолюбливали друг друга; оба эти человека, обладавшие железной волей, старались наилучшим образом – каждый по-своему – воспитывать мальчика. Однажды мать намекнула на эти разногласия, сказав, что они с Дунканом соперничают за любовь и внимание Пола. Но никто доподлинно не знал, каким именно практикам Бинэ Гессерит обучала сына Джессика. Герцог Лето не одобрил бы этих уроков, как, впрочем, и Орден сестер. Но у Джессики было свое мнение по этому поводу.

Однако Дункан и леди Джессика не были единственными учителями Пола. Боевым искусствам его обучали воин-трубадур Гарни Холлик и Сафир Хават, ментат и мастер-ассасин Дома Атрейдесов. Сафир, несмотря на свой ранг, в основном учил Пола защите, учил, как избегать трудных положений и выживать в них.

Однако положение Дункана тем не менее представлялось особенным. Помимо того что он был учителем и телохранителем, он был лучшим другом Пола. По распоряжению герцога мастер фехтования обучал Пола многому – и обучал строго, на совесть. Сегодняшний полет не стал исключением. По прогнозу погоды на море сегодня ожидался шторм, и Дункан приказал Полу держать курс прямо в око тайфуна.

Мастер фехтования пристально вглядывался в пространство сквозь стекло фонаря кабины; он внимательно наблюдал, как впереди, в нескольких километрах от них, поднимается черная стена туч. Зловеще громыхал гром, словно созывая тучи на смертоносный пир.

– Ты готов, мой мальчик? – спросил Дункан. – Это самый лучший способ отточить пилотское мастерство.

– «Мальчик»? Может быть, ты перестанешь так меня называть, когда я одолею шторм… – Пол уже ощущал толчки усиливающегося ветра и усерднее сосредоточился на управлении.

– Может быть. Посмотрим, как ты справишься.

Благодаря урокам матери Пол уловил беспокойство в голосе Дункана. Шторм мог оказаться сильнее, чем они предполагали, но Пол не стал говорить о смене плана. Он был готов.

Повинуясь указаниям Дункана, Пол приблизился к грозовому фронту, выровнял машину, отключил режим орнитоптера и укоротил крылья так, что теперь судно приобрело обтекаемые очертания стремительных боевых машин, которые патрулировали небо Каладана. Теперь длина крыльев составляла едва ли четверть их прежней длины. Правда, на учебном орнитоптере практически не было никакого вооружения, если не считать носовой и кормовой лазерных пушек.

Пол до предела выжал акселератор, и машина резко взмыла вверх, словно готовясь к захватывающему танцу с грозой и бурей. Облака вокруг сгущались, становилось все темнее и темнее, и Пол нырнул в облачный покров, стараясь сохранить полное внутреннее спокойствие. Судно стало его частью, продолжением тела, и он смог придать кораблю самое подходящее ускорение.

– Хорошо, – похвалил Дункан. – Ты сегодня ведешь машину лучше, чем раньше.

Краем глаза Пол заметил, что Дункан положил руки на свою дублирующую панель, готовый активировать ее в любой момент, если подопечный вдруг ошибется.

Внизу были видны мощные разряды в тех местах, где тучи соприкасались с поверхностью воды. Эти твари встречались редко, но Пол знал, что они из себя представляют, и предчувствие встречи с ними вызвало у него почти благоговейный трепет.

– Элекраны, Дункан! Смотри, как их много!

– Держись от них подальше, и все будет в порядке. Возьми немного выше.

Пол послушался, но не мог оторвать взгляда от завораживающих вспышек живых молний.

Эти морские звери размножались в море; они должны были постоянно держаться у поверхности воды, иначе их телам грозил распад. Иногда, при высокой волне, элекранов выбрасывало в воздух, и, теряя связь с водой, они разрушались, оставляя после себя электростатический туман. Пока же элекраны были погружены в воду, они представляли смертельную опасность своими мощнейшими электрическими разрядами.

– Это твое боевое крещение, – сказал Дункан, – и очень серьезное.

– Это то, что ты мне обещал?

Накануне они обсуждали опасные и безопасные тренировки, и Пол настаивал на том, что приобретенные навыки нужно применять в действительно тяжелых ситуациях, чтобы быть готовым к реальным опасностям. Герцог Лето тоже считал такое обучение наилучшим, и это лишний раз демонстрировало его доверие к Дункану Айдахо, ведь герцог просил мастера фехтования позволять сыну рисковать.

Но подобный шторм с участием чудовищ выходил за рамки любого разумного обучения. Эти стихийные монстры усиливали бурю, превращая ее в неистовый ураганный шквал.

Удары живых молний не поднимались вверх, а распространялись в стороны, словно электрические твари заряжали друг друга в каком-то сверхъестественном соперничестве. Когда кривая, зигзагообразная дуга разряда ударяла в элекрана, он резко сгибался, скручивался, а затем так же резко выпрямлялся, извергая своим башнеобразным телом новую молнию.

Пол уже несколько лет обучался у Дункана мастерству пилотирования, усваивал сложные рефлексы, вырабатывал способность к молниеносной реакции. Он восхищался той уверенностью, с какой мастер фехтования вел себя в самых опасных ситуациях, не допуская при этом ни малейшего высокомерия. Пол искренне ценил превосходство Дункана, его самообладание в ситуациях на грани жизни и смерти. Дункан буквально оживал от всплесков адреналина в крови, и Пол выработал у себя такую же зависимость. Он полюбил хождение по лезвию бритвы, когда каждая ошибка могла стоить жизни.

И вот теперь Пол ощутил внутренний трепет, прояснявший сознание, обострявший восприятие обстановки, вселявший чудесную способность к выживанию, почувствовал прилив невероятной энергии; весь его организм мобилизовался перед лицом великой опасности. Внимание, сосредоточенность, напряжение, умения, навыки и быстрота реакции – все это достигло такой силы, какой он прежде никогда в себе не чувствовал. Взглянув на Дункана, Пол понял, что и учитель находится в состоянии полной готовности.

Исполинский шторм блистал теперь столь бесчисленными вспышками живых молний, что Пол уже не мог их сосчитать.

– Приборы перегружены сигналами и дают ложные показания, – предостерегающе произнес Айдахо. – Можешь на них не смотреть.

– Да, мешает электрическая энергия элекранов. – Пол снова прибегнул к технике успокоения. – Я буду полагаться на мои глаза и инстинкты.

– Отойди от грозового фронта, чтобы мы не теряли из виду берег. Нам все же надо вернуться домой.

Пол изменил курс, но фронт шторма стремительно расширялся. Облака поднялись выше и накрыли орнитоптер; струи дождя хлестали по фонарю кабины. Удары ветра были так сильны, что грозили сбросить судно в море.

– Я не доверяю приборам, но мы определенно теряем высоту.

Выровняв машину, Пол посмотрел в боковой иллюминатор и увидел испускающих трескучие разряды элекранов на расстоянии уже меньше тысячи метров. Скопления чудовищ испускали тучи ярких вспышек статического электричества. Пол изменил курс, но, несмотря на это, судно продолжало стремительно приближаться к морю.

Элекраны внизу, словно бесноватые, выплевывали зигзагообразные молнии. На мгновение Пол почти полностью потерял ориентацию; у него было такое чувство, что корабль перевернулся, и теперь он видит сполохи молний в небе, над головой. Но он уже надежно усвоил навыки пилотирования и знал, что надо полагаться на внутреннее ощущение направления, а не на одни только зрительные впечатления. Он чувствовал, где верх, а где низ, знал, где находится берег и Каладанский замок, хотя и не мог их физически видеть сквозь дождь и туман.

Судно теряло не только высоту, но и скорость, и Пол повернул корабль носом к ветру – не заботясь о его силе, – чтобы исправить положение. Внизу элекраны, словно почуяв добычу, всем своим скоплением подались вверх, вытягиваясь все выше и выше. Пол ощутил покалывания электрических разрядов на коже, отчего у него зашевелились волосы на голове.

Дункан выстрелил из носового орудия, обезглавив нескольких элекранов. Но твари быстро восстановили потерянную энергию.

Судно продолжало падать в океан, шипящие монстры соединились, образовав нечто подобное многоглавой гидре из молний, и каждая из них рвалась ввысь, навстречу орнитоптеру.

– Пожалуй, опасность слишком велика, – сказал Дункан. – Я беру управление на себя.

– Нет, я должен справиться сам, – возразил Пол. Он видел и знал, как выйдет из положения, ясно представляя себе, что сейчас произойдет и что надо делать.

Все вместе элекраны вспучивались вверх причудливым конусом из молний, едва соприкасавшимся с поверхностью воды. Блестевшие как амальгама твари сверкали так ярко, что Полу было больно на них смотреть. Образы элекранов буквально выжигались на сетчатке.

Дункан снова выстрелил, рассеяв энергию одного элекрана. Тварь съежилась и опустилась ниже. Пол сосредоточился только на пилотировании, стараясь правильно изменить режим работы укороченных крыльев, воспользоваться восходящими теплыми потоками и попутным ветром, чтобы ускорить полет, но в конце концов судно продолжило свое падение.

До кишащей массы электрических чудовищ оставалось уже всего несколько сотен метров, и молнии почти задевали днище корабля, несмотря на то что Дункан продолжал стрелять. Корпус и крылья трещали от электрических вспышек, а внутренность фонаря заполнилась призрачными сполохами.

Пол вспомнил рассказ отца о том, как его лодка оказалась в гуще элекранового шторма. Матросы стреляли из бластеров по основаниям волн под элекранами, вода вскипала, контакт тварей с водой нарушался, и они мгновенно превращались в облака безвредного тумана. Теперь Дункан тоже стрелял по воде, но эта стрельба приносила мало пользы при таком громадном скоплении элекранов – просто не хватало мощности лазерного луча, и пара образовывалось недостаточно для уничтожения чудовищ.

Воспользовавшись попутным ветром, Пол направил орнитоптер прямо к верхушке элекранового облака.

– Пол, что ты делаешь? Ты же убьешь нас!

Пол не ответил, полностью сосредоточившись на полете. Дункан не стал переключать управление на себя, он даже не попытался это сделать, продолжив вести огонь.

– Я целюсь в голову скопления элекранов, в его энергетическую макушку… Это узел объединенных элекранов. Может быть, нам удастся взорвать их единство.

– У меня другая идея, – ответил Пол.

Элекраны изрыгали ввысь дуги электрической энергии, одна из этих молний ударила в фонарь кабины орнитоптера. На панели управления заплясали синеватые искры. В последний момент Пол сумел уйти вправо и круто поднять машину вверх.

В спешной попытке избавиться наконец от надоедливого пришельца объединенные элекраны рванулись навстречу воздушному судну с такой силой, что прервалась их связь с поверхностью океана. Как только эта связь оказалась нарушенной, страшные чудовища рассыпались, превратившись в светящееся вспышками безвредное облако, которое рассеялось без следа.

С сильно бьющимся сердцем Пол сделал круг над тем местом, где только что бесновались элекраны; теперь океанский шторм казался чем-то совсем не страшным. Рассыпавшиеся чудовища вновь погрузились в пучину, где им через некоторое время было суждено воссоздание.

Пол гордо улыбался.

– Вот теперь я поверну назад. На сегодня хватит этого веселья.

Дункан вытер со лба пот.

– Я ни минуты не сомневался в тебе и никогда больше не стану называть тебя мальчиком.

Верность запечатлена в самом ядре моего существа, а честь – синоним имени Атрейдесов. Единственное, что подлежит обсуждению – это кому именно изъявляю я свою верность.

Герцог Лето Атрейдес. Из писем к сыну Полу

– Расскажите мне о Каладане, герцог Лето, – сказала Императрица Ариката. – После нашего с Шаддамом бракосочетания он пообещал, что теперь я смогу посетить множество планет Империи. Надо ли мне посетить Каладан?

В общении она была живой, дружелюбной, и, когда увлеченно говорила, при этом энергично жестикулируя, по упоминаемым ею подробностям было понятно, что она на самом деле помнит каждого присутствующего на императорском приеме. Это приятно удивило Лето и произвело на него впечатление.

От вопроса Императрицы герцога охватила ностальгия, и он в ответ грустно улыбнулся.

– Каждый человек находит прекрасной свою планету, родной дом своей души. Для меня Каладан всегда будет краем чудесных волн, бьющихся о живописные берега. У меня добротный и крепкий замок, и мне он представляется лучшим жильем, какое только можно вообразить. Он служит домом Атрейдесам на протяжении вот уже двадцати шести поколений. – Он не смог удержать вздоха. – Я люблю, стоя на высоком балконе, смотреть на берег во время прилива. В безлунные ночи океан фосфоресцирует и до самого горизонта светится таинственным зеленоватым светом. Часто ко мне присоединяется моя леди Джессика.

Он очень скучал по ней и постоянно в мыслях возвращался к голографическому посланию, которое она отправила сюда вместе с ним.

Чувственные губы Арикаты сложились в приветливую улыбку.

– О, герцог Лето Атрейдес, а вы, оказывается, романтик!

Сам Лето никогда не считал себя романтиком.

– Я герцог Каладана, – сказал он, видимо, сочтя это достаточным ответом.

Сумерки за окнами сгущались, огни, словно гигантские светлячки, подчеркивали роскошные очертания музейного комплекса. В разгар приема Император, видимо, сильно утомленный обилием гостей, отошел от них, приблизился к стене и включил систему громкоговорителей – он решил обратиться ко всем людям, находившимся в городе.

Императрица, заметив это, извинилась перед Лето:

– Мы поговорим с вами позднее. Мой супруг готовится произнести речь для всего города. Это будет историческое обращение, достойное быть запечатленным в анналах истории.

Она направилась к Шаддаму.

Толпа перестала гомонить, перейдя на почтительный шепот, а некоторые зааплодировали Императору. Лето обратился в слух.

Прежде чем Император заговорил, весь город погрузился во мрак.

Энергия иссякла так внезапно, как будто кабель был перерублен топором палача. Тьма наполнилась единым вздохом, вырвавшимся из груди сотен присутствовавших в Монолите. Они были растеряны и смущены, но не испуганы, поскольку решили, что дело в технических неполадках. Правда, слышались возмущенные восклицания, выражения гневного недоумения и жалоб. Все эти звуки волной прокатились по залу.

Широченные плазовые окна смотрели теперь на погруженный в непроницаемую ночную тьму город, но глаза Лето постепенно привыкли к темноте. К своему удивлению, он не заметил ни единого огонька во всем музейном комплексе. Новый город Шаддама больше походил теперь на огромный склеп, нежели на величественный мемориал.

Лето сразу насторожился. Он, конечно, понимал, что целью потенциальных убийц является, без сомнения, Шаддам, но побочных мишеней гораздо больше – в их числе и он сам. Он инстинктивно подался к Императрице и Шаддаму. Сардаукары образовали кольцо вокруг Императора.

Лето расслышал, как Ариката тихим, но твердым голосом произнесла:

– Все в этом торжестве было распланировано до мельчайших деталей! Надеюсь, что мой муж найдет виновных, и тогда покатятся головы.

Шаддам рявкнул:

– Где фонари?

Неожиданно появившийся Фенринг взял Императора за руку.

– Надо полагать, что мы в опасности, сир.

Лето сразу вспомнил подозрительного человека, встреченного им в проулке за статуей Серены Батлер. Нашла ли его служба безопасности?

Снова раздался мощный голос Императора:

– Стража! Ко мне!

В руке полковника-баши сардаукаров вспыхнул яркий свет ручного фонаря.

Одновременно в разных концах зала появились светящиеся фигуры. Возле стенда с кинжалом Файкана Батлера в воздухе возник бледный мужской силуэт. Четыре идентичные проекции появились в четырех важных точках переполненного зала. Фигура в человеческий рост была похожа на прихотливое облако белого дыма. Это был молодой, мощного сложения человек с тяжелыми надбровными дугами и темными волосами, которые плотно, как грозовые тучи, облегали череп. Его лицо источало властность и силу; все голограммы были абсолютно одинаковыми.

Лето не сразу понял, что эти туманные, прозрачные проекции были голограммами. Он огляделся, но ничего не смог рассмотреть в тусклом свете, испускаемом изображениями.

– Где-то должны быть умножители, проекторы, расставленные в помещении.

– Кто этот человек? – недоуменно проворчал один из слуг. – Кто-нибудь узнает его?

Голографические образы отбрасывали призрачный свет на толпу аристократов. Фигуры хранили зловещее молчание. Гомон стал громче. Шаддам прикрикнул на присутствующих, а сардаукары начали отдавать приказы, стараясь организовать толпу и защитить ее от возможной опасности.

Прижавшись к плазовым окнам, другие гости тыкали пальцами в стекла, указывая на раскинувшийся внизу город. Лето смог рассмотреть белые мерцающие пятна, рассеянные по всему комплексу, – это была целая армия одинаковых голограмм, блуждающих между выставками, фонтанами, статуями и аудиториями. С высоты Императорского Монолита они выглядели как тысячи крошечных бледных огоньков, разбросанных по всему городу.

Затем, в один момент, все голограммы заговорили в унисон, резонируя и перекрывая гул толпы:

– Городская сеть нейтрализована. Оторио покрыла тьма, каковая должна господствовать здесь от века. Эта планета переживет еще один миг покоя и мира, прежде чем навсегда прославится в истории.

Лето понял, что тысячи голограмм произносят одни и те же слова по всему городу. Каждый услышит то, что хочет сказать этот человек. Благодаря умело сделанным проекциям Лето казалось, что светящееся изображение смотрит ему прямо в глаза. Голос зазвучал громче:

– Мне есть что сказать, и вам предстоит меня выслушать, хотите вы этого или нет. Вся Империя услышит меня, ибо я говорю громовым голосом.

– Кажется, он слишком много о себе воображает, – процедил сквозь зубы один пышно одетый лорд.

– Вы не знаете меня, но я сейчас представлюсь. Меня зовут Якссон Ару. Мое обращение услышит вся Империя, все ее планеты, ибо невозможно заглушить голос свободы.

– Ару? – повторила Императрица Ариката. – Мы знаем это имя.

Лето тоже вспомнил Франкоса Ару, президента компании КАНИКТ. Этот Якссон ему, случайно, не родственник?

Голограмма продолжала вещать:

– Империя Коррино изжила себя, доказав свою бесполезность, и мы должны разрушить ее. Единственный способ это сделать – обезглавить ее.

Сардаукары подтянулись и теснее обступили Шаддама.

– Вы все здесь присутствуете на месте преступления, – продолжал Якссон Ару, – на месте одного из многих преступлений Коррино. Император похитил эту планету для того, чтобы раздуть свое эго, таким же образом он обобрал и все другие знатные семейства Ландсраада. Мы должны быть королями наших планет, управлять сами нашим достоянием. Коррино душили вас тысячи лет, и вы смирились с этим! Мало того, вы сами дали им эту возможность. Этот «благородный» Дом и вся верхушка Ландсраада должны быть сменены.

Свет голограмм залил зал. В этом тусклом свете Лето увидел, как нахмурился Шаддам.

– Что мы знаем об этом человеке?

Фенринг ответил сразу:

– Недавно я коротко докладывал вам о нем, сир, хм-м, не так ли? Это сын Малины Ару, ур-директора КАНИКТ, но больше мы о нем ничего не знаем.

– Что все это…

Якссон еще сильнее повысил голос:

– Почему вы терпите дряхлую коррумпированную Империю, монополизированную одним алчным семейством, когда мы могли бы иметь соцветие могучих независимых планет, каждая из которых управляется собственными лидерами и собственным народом? Именно так сможет выжить род человеческий!

На площади внизу было видно, как заволновалась людская масса. Лето наблюдал толпы людей, подобно роям разгневанных насекомых струящиеся между блуждающими проекциями Якссона Ару.

Один из аристократов в зале громко, заглушив голос голограммы, крикнул:

– Это государственная измена! Я верен Падишах-Императору!

Лето внимательно слушал, анализируя положение, и его постепенно охватила сильная тревога. Любой продуманный, сложный заговор, такой, как этот, должен выразиться в чем-то большем, чем возмущенное заявление. Возможно, Якссон Ару выступил с этим манифестом, чтобы совершить переворот в умах и побудить людей к мятежу, но Лето не думал, что он удовлетворится только этим. Надо было ждать продолжения.

В сильном волнении он оглядел зал. Он знал, что на крыше Монолита дежурят воздушные суда – лишь этажом выше приемного зала; впрочем, если всю эту массу людей придется эвакуировать, то единственным путем спасения будет скоростной лифт до первого этажа. Но что, если Ару каким-то способом изолировал приемный зал, блокировал его? Не заложена ли в здании бомба?

Лето подбежал к Арикате.

– Мне это очень не нравится, Императрица. Нужно готовиться к худшему.

Император повернулся к стенным микрофонам, через которые собирался воззвать к городу.

– Сейчас я смогу обратиться к людям из службы безопасности по всему комплексу. Мой голос заглушит каждое слово этого безумного человека.

Он взмахнул рукой, чтобы активировать систему, но та не сработала. Энергия была отключена.

Якссон продолжал свою тираду:

– Вспомните о Содружестве благородных. Учитесь у нас, осознайте свое будущее, присоединяйтесь к нам. – Голограмма сделала паузу, а затем добавила: – Если переживете эту ночь.

По залу прокатилась волна гневного недоверия; голографические образы исчезли, рассеявшись, словно морской туман под лучами утреннего солнца. Ропот толпы стал громче, хотя, как заметил Лето, некоторые аристократы молчали – такие, как, например, лорд Атикк. Лето вспомнил, что некоторые аристократы говорили о Содружестве благородных. Вовлечены ли они в заговор?

Загорелись лампы, питаемые аварийной станцией Монолита. Император кипел бессильной яростью, окруженный кордоном сардаукаров. Лето и раньше не раз приходилось видеть разъяренного Императора, однако в таком бешенстве он не видел Шаддама никогда прежде. Мятежное выступление Якссона Ару не только представлялось оскорбительным само по себе, но и произошло во время значимого для Императора события; это было личным оскорблением.

– Найдите этого человека! – проревел Шаддам. – Разберите полы, вскройте стены, найдите провода. Как он смог это сделать? Найдите его! Он здесь?

– Думаю, что это запись, сир, – предположил Фенринг.

– Что он имел в виду, сказав: «Если вы переживете эту ночь»? – спросил Лето и подошел ближе к сардаукарам. – Нет ли здесь какой-то прямой угрозы?

Сквозь толпу, прямые как манекены, чеканя шаг, прошли три сардаукара. Лето узнал среди них полковника-баши, который согласился искать подозрительного «рабочего» на площади. Этот офицер плечом оттеснил в сторону одного из гостей – графа Диново – и быстрым шагом устремился к Императору.

– Мы забираем вас, сир. Мы должны вас эвакуировать.

– Эвакуировать? Во время моего празднества?

Не выказав ни малейшего почтения, полковник крепко взял Императора за руку.

– Подозрения герцога Атрейдеса оказались справедливыми. – Сардаукар посмотрел на Лето. – Мне очень жаль, что наше расследование продлилось так долго, сир. Существует действительная угроза заговора против трона.

– Конечно, это заговор! Мы только что наблюдали, как он развертывается, – огрызнулся Шаддам. – Вы не видели голограммы? Нам надо остановить этого человека, чтобы он и не продолжил сеять возмущение и подстрекать народ к мятежу.

Офицер коротко доложил обстановку, увлекая за собой Императора:

– Грузовые контейнеры и тяжелые обломки на орбите не пусты, как нам казалось. Они нагружены радиоактивным веществом и взрывчаткой. Их двигатели были активированы, и теперь три из них быстро спускаются к поверхности планеты. Их цель – музейный комплекс.

Шаддам изо всех сил отказывался верить очевидному, но сардаукар и не думал ослабить хватку.

– Мы эвакуируем вас, сир. Немедленно!

Самая важная из родительских добродетелей – это умение понять, когда стоит показать свою власть, а когда – нет.

Леди Джессика

Когда разразился шторм, Джессика сразу вспомнила, что Пол и Дункан отправились в тренировочный полет на модифицированном орнитоптере. Не обращая внимания на ветер и дождь, она выбежала из замка. За полчаса до этого, стоя у высокого окна, она видела, как Пол и Дункан взлетели в небо с военного аэродрома и взяли курс на море, не боясь надвигавшегося шторма. Пол будет рад случаю проверить в деле приобретенные навыки.

Но грозовые тучи становились мрачнее. Вспышки света у их нижней кромки говорили о чем-то более зловещем, чем простые молнии. Эта опасность превосходила все, чего Джессика опасалась во время подобных учебных полетов. Разумные рыбаки развернули свои лодки и устремились к пристани, но самолет Пола продолжал лететь вперед, словно стремясь подразнить шторм.

Джессика испытывала вполне естественный страх за своего ребенка, но она знала, на что он способен.

Под длинным пальто на Джессике было надето изящное белое платье, а бронзовые волосы, уложенные в пучок, были заколоты редким жемчугом, подаренным ей герцогом Лето. Сегодня исполнилось двадцать лет с момента их знакомства, и она не забыла об этом, несмотря на то что сам Лето находился на празднестве, устроенном Коррино. Но сейчас, поняв, какому риску подвергает себя их сын, она думала только о насущных вещах.

Выбежав со двора замка, она принялась взбираться вверх по каменистой тропе к мысу, высившемуся над океаном. Это было неразумно – стоять на продуваемом всеми ветрами месте во время электрического шторма, но она должна была видеть, что происходит. Раскаты грома и шум катящихся на берег волн заглушали звук работы моторов. Она прикрыла глаза ладонью от сырого пронизывающего ветра и стала пристально вглядываться в уродливо изломанную линию грозового фронта. Яростные вспышки на поверхности океана подтверждали, что то был не обычный шквал.

Окинув взглядом взлетную полосу, она обратила взор на посадочную. Джессика уговаривала себя, что Дункан позаботится о безопасности Пола, но и сам мастер фехтования был склонен к авантюрам и безрассудству, а Пол всегда стремился до предела испытать свои возможности.

Даже сейчас, спеша к летному полю по безлюдной местности, Джессика не испытывала одиночества. Она была важна для Дома Атрейдесов, для правителя Каладана. Ее роль не исчерпывалась ролью наложницы, матери наследника или сестры Бинэ Гессерит. Лето оставил ее вместо себя, уезжая на грандиозное празднество Шаддама. Герцог и его леди заключили негласный договор, основанный на доверии, которое они питали друг к другу после двадцати лет совместной жизни. Джессика часто принимала самостоятельные решения в отсутствие Лето, брала на себя ответственность, чтобы облегчить бремя, лежавшее на плечах герцога. Она знала образ мыслей возлюбленного и понимала, какое решение он бы принял на ее месте.

Черные тучи, словно исполинский кулак, нависли над морем. Зловещие яркие вспышки и разряды, подобно гигантским плетям, хлестали во всех направлениях. Леденящий ветер усилился, косые струи дождя немилосердно били Джессику по щекам. Пол и Дункан были там, в самом эпицентре шторма, слишком далеко от берега; они были в страшной опасности. У Джессики замерло сердце. Ее сын – прекрасный пилот, а Дункан – лучший, но даже лучшим не всегда удается уцелеть в вихрях океанских штормов. Она надеялась, что после бури спасательным командам Каладана не придется искать искореженные обломки орнитоптера в морских волнах.

– Возвращайся, Пол, – шепотом взмолилась она.

Сегодня, прежде чем отправиться на аэродром, Пол серьезно поговорил с матерью. Он стоял перед ней, скрестив руки на груди.

– Легкие тренировки не дают отточить мастерство. Только реальный риск порождает настоящий опыт.

Она верила в своего сына.

Но в этот момент, думая о хрупком орнитоптере в водовороте шторма, Джессика призвала на помощь медитативную технику, усвоенную в Ордене Бинэ Гессерит. Она и сама сталкивалась со смертельным риском во время обучения на планете Уаллах IX. Ее проктор, Преподобная Мать Мохайем, подвергала Джессику очень жестким испытаниям. Орден сестер обычно не ценил жизней послушниц; выживали лишь самые лучшие – об остальных можно было не жалеть. Джессика выдержала все испытания и овладела всеми трудными эзотерическими практиками, которые преподавались в школе Матерей.

После этого ее определили в наложницы герцогу Каладана, Лето Атрейдесу. Тогда это представлялось Джессике просто очередной миссией, миссией, в которой она преуспела. Тогда Джессика не подозревала, что это станет ее судьбой, нитью ее жизни. Она сомневалась, что все назначения Бинэ Гессерит были такими же безупречными.

Неподалеку раскаленная добела молния ударила в гребень высокого мыса. Джессика глубже натянула капюшон, прикрыв волосы, пригнула голову и ускорила бег. Скорее бы добраться до аэродрома – там можно будет спрятаться от непогоды в каком-нибудь здании. Ей показалось – или это была всего лишь надежда? – что она слышит приглушенный рокот двигателя за завываниями ветра, но огней приближавшегося орнитоптера она не увидела.

Пол уцелеет, Джессика чувствовала, знала это всем своим существом. Дункан не даст ему погибнуть!

Грянул гром, и Джессика вдруг подумала о Лето: где-то он сейчас? Она знала, что он на Оторио, в окружении амбициозных аристократов, и это тоже было нешуточное испытание. Ему придется принять участие в политических схватках – схватках с разодетыми в пух и прах, надменными и чванливыми гостями празднества Императора Шаддама. Джессика знала, как противна герцогу эта придворная претенциозность. Несмотря на отвращение к политическим играм, Лето тем не менее не был в них изгоем; среди аристократов у него были и друзья, и политические союзники, что делало его более влиятельным, чем многие другие лорды, владевшие только одной планетой. Как бы то ни было, он сейчас, наверное, потягивает тикальское шампанское, отведывает изысканные блюда и ведет пустые беседы с представителями других благородных Домов.

Она могла бы быть рядом с ним в качестве леди владетельного герцога, но наложница не могла исполнить ту роль, какая была необходима в подобных ситуациях Дому Атрейдесов. После трагической гибели Илезы Икац перед церемонией бракосочетания Лето – Джессика прекрасно это понимала – будет сопротивляться желанию вступить в брак, но прошло уже много времени, за такое время меняются целые ландшафты, меняется политика, и ее требования могут оказаться сильнее любых надежд. Если Лето будет загнан в угол, то, возможно, ему все же придется положить герцогство Каладан к ногам Джессики. Согласится ли он взять ее в жены, если она поведет правильную политику?

Шторм продолжался недолго, и к тому моменту, когда Джессика добралась до первых строений аэродрома, ветер стал намного слабее. На востоке, над морем, небо наконец начало проясняться. Над горизонтом появился голубой просвет чистого неба.

Остановившись в дверях небольшого металлического ангара, она пристально вглядывалась в небо и в конце концов различила огни орнитоптера и услышала приближавшийся гул моторов. Судно, покачиваясь, зашло на посадку. Не поврежден ли фюзеляж? Не устал ли пилот? Может быть, Пол ранен?

Она стояла на краю поля, когда аппарат, подпрыгнув, не вполне удачно приземлился. Джессика бросилась к орнитоптеру. Фонарь кабины открылся, и из нее выпрыгнул Пол. Лицо его буквально светилось от счастья, ведь он смог пройти по самому краю пропасти, на волосок от смерти. Следом из кабины вылез Дункан Айдахо; он, как всегда, шагал прямо и уверенно; Джессика достаточно хорошо знала мастера фехтования и видела, что перенесенная опасность доставила и ему немало тревоги.

Джессика принялась тихо выговаривать Дункану:

– Не надо было идти на такой риск, Дункан.

Мастеру фехтования, собственно, нечего было возразить на этот упрек. Он опустил глаза и принялся мучительно подбирать слова, но его выручил Пол:

– Мы вернулись, мама! Я очень многому научился всего за какой-то час… – Он стер с лица струи дождя, заливавшего глаза. – В один прекрасный день я, возможно, попаду в шторм, и ты будешь знать, что мне удастся с ним справиться.

Любой человек способен убить другого… или самого себя.

Сафир Хават

В школе Матерей Ордена Бинэ Гессерит на планете Уаллах IX на медицинской койке лежала, трудно и хрипло дыша, древняя старуха, раздавленная тяжестью своих видений и преклонного возраста. Лезия, Мать Квизаца Ордена, обладала поразительной способностью воочию видеть все здание, весь гештальт гигантской селекционной программы Общины сестер; она представляла себе все нити, все родословные, все тупики, прозревала надежду там, где ее не видели другие сестры.

Она медленно умирала, напичканная меланжем; благодаря неслыханным способам поддержания жизни она уже давно переступила все мыслимые пределы продолжительности человеческой жизни. Но Орден Бинэ Гессерит считал необходимым поддерживать в старухе искру жизни, ибо Лезия владела уникальным и жизненно важным даром – даром, который было трудно передать другим.

Лезия была опасна, переменчива и иррациональна.

Верховная Мать Харишка вошла в секретный отсек на третьем этаже медицинского корпуса, где в изоляции и под охраной пребывала Лезия – от нее надо было защитить других сестер. Верховная Мать подошла к послушнице, охранявшей запертую дверь, и они заговорили шепотом, чтобы не потревожить находившуюся в палате старуху.

Харишка молча кивнула в сторону двери, и послушница сняла заграждение и засовы. Верховная Мать скользнула в пропахшее тленом помещение и, неслышно ступая по темному деревянному полу, приблизилась к широкой кровати, на которой спала Лезия. У старухи было поразительно юное лицо, но тело было иссушенным, а руки покрыты пятнами и морщинами. Харишка видела старые изображения подруги. В прошлом Лезия была Мастером скрещивания и постепенно поднялась по карьерной лестнице до руководительницы программы. Лезия до сих пор сохраняла остатки былой красоты.

В палату неслышно вошла полная сестра с записывающим аппаратом. Она подошла к Лезии и склонилась над ней, направив на старуху объектив, чтобы записывать мимику и слова, которые она, возможно, произнесет, очнувшись от своего кататонического ступора.

Харишка несколько минут стояла у кровати, стараясь не шелестеть накидкой и тихо дыша, чтобы не производить лишнего шума. Нельзя было лишать старую подругу ни одного мгновения драгоценного сна. Даже до того, как Харишка стала Верховной Матерью, она восхищалась врожденной, просто невероятной способностью Лезии к видению необъятного плана, видению, недоступному другим сестрам Бинэ Гессерит.

Словно ощутив каким-то сверхъестественным образом присутствие Верховной Матери, прикованная к постели женщина медленно приоткрыла глаза, а потом, широко их распахнув, уставила проницательный взгляд на Харишку, вздрогнувшую от неожиданности.

– Ты очень долго стоишь здесь. Никак не можешь решиться перерезать мне горло, чтобы покончить со всеми хлопотами, какие я вам причиняю?

Верховная Мать заставила себя рассмеяться.

– Ты же знаешь, что об этом я не могу даже помыслить, давняя моя подруга.

– Я не Вещающая Истину, так что ты можешь меня обмануть. – Лезия подозрительно взглянула на Харишку и попыталась отодвинуться.

– Я пришла сюда не для того, чтобы тебе лгать; просто зашла проведать, узнать, как ты себя чувствуешь. – Верховная Мать постаралась вложить в свои слова всю искренность, на какую была способна. – Ты нужна Ордену, Лезия. Ты незаменима.

Краем глаза Харишка заметила рослую сестру в зеленом медицинском халате, подошедшую к кровати Лезии. Волосы женщины были гладко зачесаны и плотно прилегали к голове. Теперь, когда Лезия пробудилась, сестра проверила показания приборов, поправила трубки, зонды и диагностические датчики. Пришедшая с Харишкой сестра с камерой подошла ближе, чтобы лучше записывать происходящее.

Харишка склонилась над старухой и заговорила умиротворяющим голосом:

– Мы стараемся тебе помочь. Твое тело изношено и не может само поддерживать в тебе жизнь. Мы делаем все ради твоего блага.

– Моего блага? – Мать Квизаца приподнялась на подушках, затем снова бессильно откинулась назад. Харишка торопливо приподняла ее, а медицинская сестра подложила под спину старухи подушку. – Ты хочешь сказать, для блага Бинэ Гессерит.

– Но разве мы не сестры? Разве не поклялись мы всеми силами поддерживать и продвигать цели Ордена? Селекционная программа – суть и смысл существования Общины сестер. Ты – главный человек Общины. – Харишка выпрямилась. – Таким образом, все, что благо для Ордена, есть благо и для тебя.

Старуха недовольно поморщилась.

– У меня нет подруг, ты же знаешь. Я никогда не испытывала ничего даже отдаленно напоминающего любовь к человеку. В том числе и к тебе.

Харишка рассмеялась.

– Ты не такая бесчувственная, какой хочешь казаться. У меня множество приятных воспоминаний о разговорах с тобой.

Мать Квизаца хрипло вздохнула.

– У меня была невероятно трудная жизнь, да и длится она уже чересчур долго. Как много селекционных путей оказались ложными, сколько их завело нас в тупик, сколько надежд было перечеркнуто – я вижу каждый такой путь и бесчисленное множество других, столь же неудачных. Так в чем же смысл всего этого?

Харишка постаралась ответить как можно мягче:

– Ты можешь выбрать нити, которые не ведут к неудаче. Только ты вдыхаешь жизнь в наши надежды.

– Я не могу жить вечно. Вы нашли Мать Квизаца, которая заменит меня, так дайте же мне уйти в царство Другой Памяти. Она талантлива, способна, я говорила с ней и знаю, что она справится.

Верховная Мать сочувственно кивнула.

– Но у тебя есть и еще один талант, разве нет? Талант, которым не обладает она. Вот поэтому-то ты для меня так важна.

– Да, за это меня стоит терпеть. – Лезия с отвращением посмотрела на подсоединенные к ней трубки, по которым поступала эссенция специи и питательные растворы; на мониторы, следившие за работой сердца; на аппаратуру, поддерживавшую дыхание. Помолчав, старуха вдруг выпалила: – Если уж ты так обо мне заботишься, то не принесла ли мне чего-нибудь вкусного?

Харишка сунула руку в карман и достала небольшой аккуратный пакет, развернула его и перелила содержимое в миску. Из другого кармана она извлекла ложку и подозвала медицинскую сестру.

– Выключи аппаратуру. Оставь ее в покое на несколько минут. Она продержится.

Сестра заколебалась. Было видно, что она встревожилась.

Лезия прохрипела:

– Я умею контролировать работу всех клеток моего тела. На обед меня хватит!

Жужжание аппаратов прекратилось, но питательные растворы и специя продолжали течь по трубкам в вены старухи. Харишка придвинула к кровати стул. Лезия, прищурившись, старалась рассмотреть миску.

– Что у нас сегодня?

Вспышка нетерпения была самой положительной реакцией, какую Харишка видела у нее за долгое время.

– Савойский суп с перцем, который ты так любишь. Его трудно найти. – Верховная Мать улыбнулась. – Но я нашла его… для тебя.

Лезия была счастлива, но не вполне.

– Ты единственная, кто умеет меня успокоить. Другие тоже пытаются, но у них ничего не выходит.

– У нас с тобой есть особые навыки.

Харишка отправила ложку с густой темно-зеленой жидкостью в рот Лезии. Старуха, посмаковав кушанье, проглотила суп, а Харишка приготовила вторую ложку, потом следующую, стараясь не пролить редкое угощение на дряблый подбородок. Когда Лезия поела, Харишка вытерла ей губы салфеткой. Только Харишке старуха позволяла так себя кормить.

Насытившись, древняя Мать Квизаца почувствовала сонливость.

Харишка встала, чтобы уйти.

– Я проведаю тебя завтра.

Лезия сердито посмотрела на нее.

– Ты просто хочешь удостовериться, что я еще жива.

– Да, конечно.

Старуха закрыла глаза и сбросила на пол несколько подушек, чтобы улечься на спину. Медицинская сестра попыталась помочь, но Харишка сама поухаживала за Лезией.

Когда умирающая закрыла глаза и затихла, Харишка сказала сестрам:

– Теперь можете включить аппаратуру. Если будут какие-то изменения, немедленно сообщите.

Когда Верховная Мать ушла, Лезия приподнялась без посторонней помощи. Две медицинские сестры, повернувшись спинами к старухе, шепотом переговаривались, но та слышала каждое их слово.

– У меня бывают моменты помрачения, но сейчас я мыслю очень ясно.

Сестры, насторожившись, обернулись. Обе даже не пытались скрыть страх.

Лезия прибегла к непреоборимой силе Голоса и сразу парализовала волю обеих сестер.

– Ты, с камерой, подойди ближе.

Рослая женщина беспрекословно повиновалась. Не в силах сопротивляться, она приблизилась к кровати и встала рядом с Лезией.

– Ты все записываешь? – резко спросила Лезия. – Все, чтобы каждое мое слово, каждое мое действие можно было обсудить и проанализировать?

– Я добросовестно выполняю мою работу, – кивнула сестра.

Едва заметная ухмылка скользнула по лицу Лезии.

– Тогда так же добросовестно сделай еще одно дело. – Старуха понизила голос до хриплого шепота; теперь сила Голоса была направлена только на эту сестру. – Видишь вот ту каменную стену? Один кирпич слегка выступает из нее своим заостренным сколотым краем. Видишь, какой он острый?

Вытянув узловатую, изуродованную старостью руку, она указала на угол комнаты.

Сестра кивнула и подняла записывающую камеру.

– Теперь подойди к стене и бейся об этот кирпич лбом столько раз, сколько сможешь. – Лезия махнула рукой. – Да, отдай мне камеру, я подержу ее, пока ты будешь выполнять мой приказ.

Медицинская сестра громко вскрикнула и попыталась удержать подругу, но Лезия остановила ее властным окриком Голоса:

– Стоять! Не двигаться!

Не колеблясь, рослая сестра отдала Лезии камеру, и старуха принялась записывать каждое действие несчастной молодой женщины. Она подошла к стене, повернулась к ней лицом, а затем отступила на шаг назад, чтобы изо всей силы стукнуться лбом о выступающий острый кирпич. После первого же удара она отпрянула назад, с отвращением глядя на кровавое пятно на стене, а затем снова бросилась на стену.

Лезия записывала это безумие, а вторая сестра беспомощно наблюдала, как ее подруга еще несколько раз ударилась головой о стену, а потом, бездыханная, рухнула на пол. Череп был расколот; из раны потоком струилась кровь.

Лезия в изнеможении откинулась на подушку и уставила взгляд в ослепительно белый потолок. Рука ее разжалась, но камера записала слова, которые она произнесла, прежде чем впасть в забытье:

– Джессика… Джессика с Каладана! Вы должны забрать ее у него! Джессику…

Стоит ли жизнь короля дороже жизни крестьянина или вора? Стоит ли ваша жизнь дороже, чем жизнь подчиненного вам человека? Вот такой шкалой можно пользоваться для определения того, являются ли поступки героическими или трусливыми.

Император Фондиль III, Охотник. «Рассуждение об имперских предубеждениях»

Те, кто стоял ближе других к Шаддаму, отпрянули, повинуясь резкому приказу баши. Некоторые не смогли сдержать крика ужаса. В тусклом свете зала Лето вспомнил о кораблях, стоявших на дипломатической взлетной площадке, и задумался: сколько людей можно эвакуировать из здания и, самое главное, сколько времени в их распоряжении?

В этот момент, словно в качестве издевки, снова включилась энергия, и в зале вспыхнул яркий свет, ослепивший присутствующих. Лето пригнулся, прикрыв глаза ладонью. Нельзя было терять ни секунды. В окна было видно, как вновь осветился музейный комплекс – засияли искусственные радуги, в зеркалах вспыхивали отражения крутящихся звезд, по небу чертили линии разноцветные лучи, прославляя величие Дома Коррино. Лето понял, что это был еще один отвлекающий маневр.

Сардаукар схватил Императора за руку и повел его к тайной двери в задней части приемного зала.

– Сир, вам надо уходить. Немедленно. – Полковник громко отдал команды другим сардаукарам. – Вы тоже, граф Фенринг, и Императрица. Идемте с нами.

Возмущенный Шаддам попытался вырваться, но тщетно.

– Мне достаточно и этого оскорбления, полковник-баши. Я не собираюсь бежать. Мой народ не должен видеть мою трусость.

На лице сардаукара отразилась лишь досада. Он смотрел на Императора, как на непослушного ребенка. Баши заговорил тихо, но энергично:

– Эти люди погибнут и ничего никому не расскажут, сир. Мы находимся в зоне поражения. На крыше стоит легкое судно, на нем мы доставим вас в безопасное место!

Фенринг не заставил уговаривать себя дважды и поспешил к потайной двери.

– Надо было слушать, что говорят, не так ли, хм-м?

Сардаукары расчищали путь, бесцеремонно расталкивая благородных гостей.

Лето был немногословен, когда заговорил, выступив вперед:

– По вашей воле в городе собрались тысячи людей, сир. Эвакуировать надо всех.

Ему ответила Императрица Ариката:

– Здесь самая важная персона – мой муж, но если и другие смогут спастись, то…

Лето бросился к панели управления громкоговорителями и активировал систему.

– Вниманию всех граждан! Покиньте город любыми доступными способами! Бегите как можно дальше от него! – Лето сомневался, что людям удастся это сделать, но он был обязан их предупредить. – Налет неотвратим!

Какой-то сардаукар включил тревожные сирены, вой которых разнесся по всему городу. На перекрестках неистово замигали красные маяки. Массивные контейнеры уже летели к земле сквозь атмосферу. Лето не имел ни малейшего понятия о том, насколько точным было прицеливание, но массы падающих объектов было достаточно для взрыва, эквивалентного взрыву небольшой атомной бомбы.

Лето заметил эрцгерцога Икаца, стоявшего в группе других аристократов.

– Арманд! Веди людей к лифтам! Выбирайтесь на взлетную площадку и занимайте любые корабли!

Суда самых важных гостей были готовы взлететь в любой момент. Поняв приказ Лето, эрцгерцог, не говоря ни слова, быстро повел людей к дверям лифтов.

Лето снова подошел к микрофонам в стене.

– Уходите! Уходите!

Его слова громовым эхом отдавались от домов и мостовых гигантского города и музейного комплекса. Он внезапно подумал, что едва ли сумеет спастись, и вспомнил о Джессике, о Поле…

Охваченная паникой толпа бросилась к лифтам. Арманд Икац втиснулся в уже переполненную кабину и блокировал вход. Ему помогал граф Диново. Резные металлические двери со скрежетом закрылись, и лифт провалился вниз. Лето от души надеялся, что его друг успеет уйти вовремя.

Гости были сбиты с толку и дезориентированы. Некоторые до сих пор не понимали, что происходит что-то страшное. Пробиваясь к двери, куда вели Императора, помощник канцлера периодически громко восклицал хорошо поставленным басом:

– Спокойствие, спокойствие! Все под контролем!

– Где моя Вещающая Истину? – непрестанно повторял Шаддам, пока сардаукары увлекали за собой его, графа Фенринга и Императрицу. – Непременно разыщите ее и выведите на крышу!

В горле Лето застыл ледяной ком. Он подумал о своем пилоте Арко и тех молодых людях из свиты, которым так хотелось увидеть это потрясающее зрелище. Яхта Атрейдесов стояла на поле, и Лето понимал, что его люди обречены.

Пока первая группа сардаукаров выводила Императора и его спутников через одну потайную дверь, вторая сопровождала престарелую преподобную мать Мохайем через другую. Внезапно какой-то офицер взял Лето за плечо.

– Сюда, Атрейдес.

Это был тот самый полковник-баши, который странно смотрел на Лето во время его разговора с Императором; тот самый, кто всерьез воспринял его предостережение.

– Для вас есть место в корабле Императора.

Крепко взяв Лето за руку, сардаукар повел герцога к выходу, за которым располагалась лестница наверх, на крышу Монолита. Шаддам карабкался по лестнице первым, за ним – Императрица, а замыкал этот исход Фенринг. Другие гости тоже пытались пробиться к двери, но сардаукар оттеснил их и протолкнул Лето вперед.

– Почему вы меня спасаете? – спросил Лето. – Надо спасать всех.

– Всех спасти невозможно, – отрезал сардаукар. – Вы сообщили об опасности, предостерегли нас. Разве это не причина спасти вас?

– Нет! – ответил Лето, для которого такой ответ был единственно возможным. – Все эти люди нуждаются в спасении. Есть же какой-то способ им помочь!

– Император Шаддам приказал вывести вас, чего бы это ни стоило, и я выполню приказ. Все остальные уже фактически мертвы.

Он бесцеремонно потащил герцога по узкой крутой лестнице, ведущей на крышу. Лето пытался помочь остальным, хотя и понимал, что это тщетная попытка. Времени уже не было. Внушало надежду то, что Арманд успел вывести часть людей на первый уровень Монолита, и, может быть, кто-то успеет взлететь.

Офицер сардаукаров подтолкнул Лето.

– Скорее! Мы можем опоздать!

Группа, окружавшая Императора, вышла на открытую площадку, где стояло несколько небольших кораблей, готовых к взлету. Впереди всех шли Шаддам и Ариката. Иллюминаторы ближайшего судна были ярко освещены; пилот ждал приказа. Император, Императрица и граф Фенринг ринулись в тесный пассажирский отсек. Шаддаму пришлось съежиться и опустить плечи, чтобы протиснуться в кабину; более хрупкий Фенринг помог Императрице войти в корабль, а затем скользнул следом.

Неподалеку другая группа беглецов направилась ко второму судну, тоже готовому к немедленной отправке. Преподобная Мать Мохайем в своем черном одеянии была похожа на встревоженную ворону. Полковник сардаукаров втолкнул Лето в императорский корабль, потом вошел сам и запер люк.

– Император на борту, взлетаем! – скомандовал он пилоту.

На крыше показалась еще одна группа аристократов, бросившихся к другим кораблям. Несколько сардаукаров остались на площадке, жертвуя собой для того, чтобы корабли могли беспрепятственно взлететь. Эти солдаты не пускали на крышу людей, толпившихся на лестнице.

Пилот поднял судно в воздух на гравидвигателях. Сила тяжести вдавила пассажиров в сиденья. Герцога прижало к плазовому иллюминатору; от резкого ускорения у него закружилась голова; корабль несколько раз повернулся вокруг своей оси, выровнялся и начал быстро набирать высоту, уходя из опасной зоны.

Посмотрев вниз, Лето увидел ярко освещенный музейный комплекс, яркие картины и бесчисленные маленькие фигурки людей, бегущих по залитым светом улицам. С поля космопорта один за другим, словно гигантские стрекозы, взлетали корабли. Лето облегченно вздохнул, осознав, что хотя бы некоторым людям удастся спастись.

Шаддам и Ариката пристегнули ремни безопасности. Фенринг прошмыгнул в угол каюты, где скорчился, прижав колени к груди. Лето и полковник старались удержаться на ногах, когда мощный рывок корабля бросил их на палубу.

– Не могу в это поверить, – простонал Шаддам. – Мой музейный комплекс, мой праздник!

– …и все эти люди. – Лето окинул взглядом пассажирскую каюту. – Жаль, что мы не смогли спасти больше.

– На это не было времени. – Сардаукар прищурился и наморщил лоб. – Я рисковал, включив в число спасенных вас, Атрейдес, и не стану слушать ваших возражений.

– Вы же сказали, что таков приказ Императора.

– Я всегда чувствую, чего желает Император, – произнес баши и надолго замолчал. Интересно, что он хотел этим сказать?

У Лето болела душа. Он не мог не думать о своем пилоте и других членах экипажа. Он вспомнил, как радовался Арко, как горячо хотел купить сувениры для своей возлюбленной, для маленьких племянников. Несомненно, Арко и другие были в городе, осматривали местные красоты и заглядывали в магазины и лавки, пробуя экзотические деликатесы. Даже если они слышали предостережение Лето и успели вернуться на корабль, они не стали бы взлетать, не дождавшись своего герцога…

Он зажмурился.

– Может быть, это была ложная тревога? – спросил Фенринг. – Может быть, мы просто поддались панике?

– Нет, сир, – ответил полковник. – Предупреждение герцога Лето подтвердилось. Три поврежденных контейнера летят в направлении музейного комплекса.

– Будь проклят этот Якссон Ару! – рявкнул Шаддам. – Я требую найти его и казнить! Его смерть не должна быть легкой.

– Сначала нам надо избежать опасности, хм-м, сир, – возразил Фенринг. – Давайте повременим с местью до благополучного возвращения на Кайтэйн.

– Это же просто предметы, падающие с орбиты, – с сомнением в голосе заметила Ариката. – Как можно с такой точностью нацелить их на Императорский Монолит?

Сардаукар нахмурился, и Лето уже знал, что́ он ответит.

– Зона поражения от такого количества взрывчатки составит десятки квадратных километров, так что тщательное прицеливание здесь и не нужно.

Судно круто взяло вправо, ускорение усилилось. Пилот обернулся.

– Вот они! Я уступлю им дорогу.

Корабль дернулся назад, а потом завилял из стороны в сторону, попав в зону турбулентности.

Лето увидел ярко светящийся оранжевый шар, несущийся в воздухе, – падающий ком расплавленного металла, похожий на древнее пушечное ядро, заряженное порохом. Вдали виднелись еще две оранжевые полосы, летевшие к поверхности. Лето уже приметил эти объекты на орбите, подлетая к Оторио, и еще тогда оценил их размеры и массу. Остановить подобные метеориты не было никакой возможности.

Шаддам побагровел, глядя на смертоносные снаряды. Борясь с ускорением, Лето выпрямился, чтобы лучше видеть, что происходит. Ужас, переполнявший его, был сильнее гравитации. На груди он ощутил прижатый силой тяжести портативный проигрыватель с посланием Джессики.

– Джессика… – прошептал он. – Пол…

Три массивных предмета ударились о поверхность Оторио один за другим, стерев с лица планеты новый город Императора.

Лето крепко зажмурился за миг до столкновения, но яркая вспышка все равно обожгла глаза сквозь плотно сомкнутые веки. Три взрыва означали смерть тысяч людей.

– Я никогда не смогу восстановить редчайшие экспонаты, – горестно проговорил Шаддам.

– Но зато мы уцелели, – сказал Фенринг, – благодаря проницательности герцога Лето Атрейдеса.

– Мы обязаны вам жизнью, – заметила Императрица Ариката.

Лето внутренне возмутился, но вслух лишь произнес:

– Да, мы уцелели. Я уцелел.

Далеко внизу бушевал океан пламени. Городской комплекс в мгновение ока превратился в озеро расплавленного камня.

– Можешь перевести дух, дорогой кузен, – сказал ему Шаддам. – Мы спасены.

Лето повернулся к иллюминатору и взглянул на чудовищную картину жестокого всесожжения.

Когда сон становится реальностью, а реальность обращается сном?

Принцесса Ирулан. «Книга о Муад’Дибе»

Уже не в первый раз Полу снилась эта таинственная девушка. Внутренним взором он видел силуэт молодой женщины, стоявшей на вершине скалы, на фоне заката, окрашивающего небосклон палитрой немыслимо ярких цветов. Закат, правда, был слишком желтым, тени – слишком резкими, а местность – слишком засушливой для Каладана.

На девушке был странный наряд: костюм облегал ее стройную фигуру, откуда-то из-под воротника ко рту тянулась трубка. Двигалась она легко, грациозно спускаясь со скалы, когда Пол как зачарованный пытался приблизиться к ней. Она не спешила, чтобы он не отстал, а потом вдруг ныряла в тускло освещенный туннель, прорубленный в камнях.

Во сне Пол был одет в мундир Атрейдесов, изорванный и помятый так, словно его владелец только что вышел из боя. Воздух был напоен сухим зноем и пылью. Пол торопливо следовал за девушкой в проход. Глаза его постепенно привыкали к полумраку.

Девушка оглядывалась, улыбалась и вела его дальше по туннелю.

Он догонял ее в пещере, где мог лучше ее рассмотреть. Она была приблизительно того же возраста, что и Пол. Ангельское лицо, темно-рыжие волосы и синие белки глаз – такого Пол не видел никогда в жизни. Он подавался вперед, чтобы взять ее за руку, и она снова одаривала его своей необыкновенной улыбкой. Пол каким-то скрытым чутьем понимал, что знает эту девушку, но не мог вспомнить ее имени. Он протягивал к ней руку… и видение исчезало.

Он проснулся от нехватки воздуха. Сел в постели, дрожа всем телом.

Пол был растерян и расстроен, его неодолимо тянуло к этой юной женщине. Он хотел вернуться в сон, но сон ушел, оставив его наедине с ее смутным образом и неуловимым ощущением прикосновения руки.

Пол закрыл глаза, стараясь отыскать девушку в темных закоулках памяти. Он со вздохом лег на спину и снова погрузился в сон, надеясь увидеть ее в дремотной пелене. Он отчетливо помнил сухой жар воздуха и пытался воспользоваться этим ощущением как ключом к драгоценному видению.

Пол уснул, и ему явился другой сон, но девушки там не было, несмотря на все старание ее найти.

Девушки не было, и найти ее он не смог, исчезла и скала. Теперь Пол стоял в полутемном коридоре какого-то замка. Каладан? Нет, это было другое место. Он пришел в огромное, массивное здание, чтобы предостеречь отца. Это было безотлагательно! Где-то там, впереди, в темноте, герцогу Лето угрожала смертельная опасность, настоящая опасность, и Пол должен был успеть вовремя! Коридор разделился надвое. Куда бежать?

Пол машинально свернул налево и бросился вперед мимо зловещих теней, почти ничего не видя в темноте. Он не думал о себе – сейчас самое главное успеть предупредить отца.

В коридоре стало светлее, хотя и ненамного, но теперь Пол мог различить мощный силуэт герцога и даже рассмотреть шапку его густых темных волос. Лето стоял спиной к сыну и смотрел куда-то в сторону.

– Отец! – изо всех сил крикнул Пол.

Герцог не двигался; кажется, он не услышал сына.

– Отец, тебе грозит опасность!

Ощущение ее было почти физическим. У Пола бешено колотилось сердце, хотя он и не знал, в чем именно заключается угроза.

Внезапно от ниш в стене отделились три одетые в черное фигуры наемных убийц, набросившихся на герцога Лето. На отце не было индивидуального щита, и убийцы беспрепятственно пронзили его своими кинжалами. Пол бросился вперед, чтобы вмешаться, но, когда он добежал, фигуры убийц уже растворились во мраке.

Умирающий отец, истекая кровью, лежал на полу, уставив на сына взгляд своих серых глаз. Он пытался протянуть руки, но не мог пошевелиться. Когда Пол склонился над отцом и прикоснулся к нему, Лето вдруг бесследно исчез под его пальцами, как и убийцы. На полу осталась только лужа крови.

– Отец! – исступленно закричал Пол.

От этого крика он проснулся и понял, что действительно кричал во сне. Плавучие светошары в спальне включились на полную мощность, и Пол увидел в дверях человека с обнаженным мечом.

– Молодой господин? Что с вами? – Это был Гарни Холлик – покрытый шрамами крепкий мужчина, оружейный мастер Дома Атрейдесов. Он быстро оглядел спальню, готовый в любой момент прикрыть от опасности наследника герцога, но не обнаружил никакой угрозы. – Слава богу!

Пол, дрожа, сел и свесил ноги с кровати.

– Со мной все в порядке, Гарни. Но с отцом что-то произошло! Ему угрожает великая опасность! Прямо сейчас.

Гарни недоуменно посмотрел на Пола, потер глубокий шрам на подбородке свободной рукой, не выпуская из другой меч.

– Отец далеко, на Оторио.

– Но с ним происходит что-то страшное. Герцог в большой опасности!

– Откуда вы знаете? – Гарни положил руку на плечо мальчика.

– Я просто знаю!

Я наслаждаюсь жизнью. Я наслаждаюсь смертью.

Барон Владимир Харконнен

В своей спальне, занимавшей целое крыло Карфагской резиденции, барон Харконнен только что мощной рукой задушил мальчика. Несмотря на это, он был до глубины души расстроен и сильно обозлен. Стараясь не задеть труп тощего юноши сломанной рукой, он столкнул его на пол. Юный наглец посмел сопротивляться и даже прокусил барону нижнюю губу! Теперь из нее сочилась кровь. Он коснулся раны и вполголоса выругался. Очередная травма!

О нападении мятежников на корабль напоминала боль в сломанной руке, закованной в гипс. Правда, рука успешно заживала. Еще лучше обстояло дело с раной на голове: от нее над ухом остался лишь глубокий рубец, скрытый под волосами. Да, не ожидал он такого сопротивления от этого раба, этого мальчика для утех… В следующий раз нужно будет воспользоваться более мощным наркотиком.

Не ожидал он подобной непокорности и от фрименской рвани! Еще одно расстройство. Сейчас он должен был присутствовать на императорском празднестве на Оторио, заниматься полезными делами, показать себя. Барон очень переживал, что Шаддам заметит его отсутствие, но еще больше он боялся, что Император этого отсутствия не заметит.

Барон медленно свесил босые ноги с кровати и взял со стола свой гравипояс. Опоясавшись, он активировал устройство, и движения его сразу стали легкими и даже в какой-то мере изящными. К тому же барону нравилось ощущение легкого покалывания, вызванного антигравитационным полем.

Два молодых человека – оба чуть старше задушенного мальчика – отодвинули портьеру и вбежали в спальню с полотенцем и халатом. Юноши обернули полотенце вокруг бедер барона, пропустили концы между ног и закрепили застежками. Черный халат они набросили барону на плечи и затянули на поясе, а затем с подобострастными поклонами попятились назад.

Барон взглянул на стройное мертвое тело и согнул в локте здоровую руку.

– Подайте-ка мне этот хлам.

Юноши наклонились, подняли тело и положили его у ног барона.

Своей мощной рукой он взял труп за руки и легко – с помощью гравипояса – поволок к закрытому бронированному окну. Затем распахнул одну створку, впустив в комнату удушающий поток нестерпимо знойного воздуха, и взгромоздил податливое, как воск, тело на подоконник. Пока двое онемевших слуг наблюдали за ним широко раскрытыми глазами, Харконнен проталкивал труп в оконный проем. Вытолкнув тело, он понаблюдал, как оно, пролетев вдоль стены здания, рухнуло на покрытую песком улицу.

Обычно барон поручал подобные действа слугам, но иногда ему самому хотелось ощутить свою грубую силу и власть над жизнью и смертью. Эти красивые мальчики были как свежие цветы – он мог срывать их и выбрасывать, заменяя новыми.

Он прекрасно знал, что последует дальше. Эти отчаявшиеся люди были такими предсказуемыми. Появились нищие уличные оборванцы, одетые в невообразимое тряпье поверх конденскостюмов, подняли труп и торопливо понесли его прочь. По слухам – а барон был склонен им верить, – они забирали тела, чтобы добывать из них воду. Какая же жалкая у них жизнь!

Выйдя из роскошно убранной прохладной спальни, барон вошел в лифт и проследовал в столовую, занимавшую целый этаж, где другие слуги сопроводили его к широкому креслу во главе огромного банкетного стола. Остальные стулья пустовали, но перед каждым лежали приборы.

В обеденный зал вошел Раббан в компании своего худощавого брата Фейд-Рауты, приехавшего в гости с планеты Гайеди Прим. Раббан двигался с грацией броненосца, а движения Фейда отличались плавностью и изысканностью. За братьями неслышно скользил ментат барона Питер де Врие с его вечно задумчивым видом. Губы ментата были покрыты соком сафо, словно запекшейся кровью.

Нянча травмированную руку, барон опустился в кресло, будто король, собравшийся вершить суд.

– Я голоден! – провозгласил он. – Зовите наших особых гостей.

В столовую вошла процессия из двадцати слуг, каждый из которых нес накрытое крышкой блюдо. Все они заняли места за спинками стульев, а один встал за спиной барона.

После того как племянники и ментат расселись, барон взмахнул здоровой рукой, зная, что дальнейшее действо отрепетировано в мельчайших деталях. С точностью часовых механизмов слуги одновременно сняли крышки с блюд, на которых лежали головы мертвых мятежников, пытавшихся захватить корабль барона. Для того чтобы все места за столом были заняты, Раббану пришлось убить еще нескольких подозрительных типов, найденных на улицах Карфага, несмотря на то что они не имели ни малейшего отношения к заговору. Какая, в конце концов, разница?

Глаза мертвецов были открыты и смотрели в лицо вечности.

Барон уставился на голову единственной женщины, пилота.

– Добро пожаловать на первый в вашей жизни аристократический банкет, моя дорогая!

Пока барон говорил, слуги внесли в зал другие блюда – с кушаньями. Трясясь от страха, подданные накладывали еду в пустые тарелки перед мертвыми головами, выказывая издевательское гостеприимство и щедрость. Тем временем остальные слуги наполнили мясом тарелку барона, а затем и тарелки других живых гостей. Ядоискатели просканировали яства и нашли их безупречными.

Когда все было готово, слуги, пятясь, неслышно покинули зал, оставив барона наедине с его мрачным пиршеством. Раббан и де Врие явно наслаждались этим зрелищем, но на лице Фейда-Рауты отражались лишь раздражение и нетерпение – ему хотелось одного: скорее вернуться в Харко-Сити.

Барон с вожделением смотрел на свою тарелку с жареным волчьим окороком и целиком запеченной куросвинкой, но не стал вгрызаться в блюда с обычным аппетитом. Он поднял сломанную руку и, нахмурившись, посмотрел на гипс. Если бы не это проклятое покушение, он бы сейчас пировал вместе с другими благородными господами в музейном комплексе Коррино на Оторио.

Раббан не стал ждать дядю и принялся, громко чавкая, пожирать мясо, пользуясь руками и ножом. Фейд и де Врие вели себя более изысканно.

Барон медленно переводил взгляд с одной отрубленной головы на другую. Мертвые глаза женщины, казалось, смотрели прямо на Харконнена с прежним вызовом. Надо позаботиться о том, чтобы весь Карфаг узнал о мстительном пире – возможно, это охладит горячие сердца фрименов. Нет, его солдаты и охрана недорабатывают.

Поправляясь от своих ран, барон не хотел, чтобы его видели слабым. Он не станет сообщать Императору Шаддаму или его верному псу Фенрингу о покушении; надо будет придумать другую причину своего отсутствия. Не вернется он и на Гайеди Прим, поскольку это могут расценить как бегство с Арракиса.

Наконец барон тоже принялся за еду, оторвав огромный шмат мяса, но успел насладиться всего одним куском. В зал вошел императорский посыльный в военной форме, не спросив разрешения и не представившись. Этот человек держал в руке украшенный орнаментом и гербом Коррино цилиндр.

– Милорд барон, я привез послание из императорского дворца.

Опасаясь, что Император прислал изъявление своего неудовольствия, барон сальной рукой схватил цилиндр и сорвал с него замыкающее кольцо. Из цилиндра он извлек сверхпрочную бумагу, развернул и стал читать. Курьер неслышно исчез. Барон смертельно побледнел.

Фейд-Раута внимательно смотрел на него с нескрываемым любопытством.

– Что случилось, дядя? Вы, кажется, расстроились?

Не веря своим глазам, барон перечитал короткое сообщение о катастрофе на Оторио – о полном уничтожении нового императорского музейного комплекса.

– Это было самое живописное покушение!

Харконнен вкратце пересказал содержание послания, чем вызвал у присутствующих страх и трепет.

Питер де Врие вскочил со стула и поспешил к барону, чтобы самому прочитать сообщение.

– Шаддам уцелел?

Барон передал ментату письмо.

– Кажется, его вовремя эвакуировали, но погибли многие члены Ландсраада. Число жертв до сих пор подсчитывают. Обвиняют некоторых членов Содружества благородных.

Раббан перестал жевать.

– Мы же тоже должны были присутствовать там, дядя. Вас бы убили!

У барона по спине внезапно пробежал холодок.

– Да, я уже был готов к вылету… – Он посмотрел на окровавленные головы, которыми был уставлен стол, и обратился к ним: – Ну что ж, получается, ваше нападение спасло мне жизнь.

Застывшее лицо ближайшей мертвой головы никак не отреагировало на эту новость.

Внезапная смерть наносит глубокие раны душам оставшихся в живых. Вред, причиняемый внезапным выживанием, не так заметен.

Доклад психологического отдела научно-исследовательской школы Сукк

Каладан встретил Лето безбрежным океаном, густым, напоенным разнообразными ароматами воздухом, пустошами, плодородными полями и добросердечными людьми.

Во время спешной эвакуации с Оторио в ту страшную ночь Лето был вынужден оставить там все, кроме своей жизни. Большинство же гостей, прибывших на праздник Коррино, не смогли сохранить и этого. Теперь, после долгой задержки, он вернулся домой с попутным торговым транспортом с Кайтэйна, имея на руках имперский паспорт и все необходимые документы. Ему не терпелось снова оказаться на Каладане. Судебный канцлер, высокий и печальный Били Ридондо, предлагал Лето дождаться комфортабельного дипломатического рейса, но герцог настоял на немедленной посадке в первое же судно, следовавшее с остановкой на Каладане.

Лето до сих пор не оправился после пережитой трагедии, отзвуки которой звучали в его душе с неослабевающей силой. Он не мог забыть панической эвакуации, вида множества обреченных людей, оставшихся за его спиной, когда сардаукар тащил герцога к выходу. Перед глазами продолжало стоять жуткое зрелище падения трех раскаленных снарядов, испепеливших ярко освещенный город…

Оказавшись на борту лайнера Гильдии по прибытии на орбиту Оторио, Шаддам приказал немедленно брать курс на Кайтэйн. Навигатор Гильдии задержался, лишь чтобы принять на борт немногочисленные суда, успевшие взлететь с Оторио. У Лето сжалось сердце, когда он увидел, как мало кораблей успели это сделать. Печально, что его яхта с маленьким экипажем так и не смогла эвакуироваться. Она исчезла в адском пламени, которое пожрало и многих других.

Ознакомившись с результатами подсчета жертв, Лето обрадовался, что его старому другу эрцгерцогу Арманду удалось спастись с горсткой других аристократов. Спастись смогли немногим более ста человек – благодаря предупреждению Лето, прозвучавшему по громкой связи. Он изо всех сил старался отвлечься от переживаний, дать себе хотя бы мгновение покоя. Эти души уцелели благодаря ему. И он, герцог Лето Атрейдес, тоже остался в живых.

Но все остальные…

Слухи об атаке Якссона Ару распространялись по Империи как ударная волна, однако большинство подробностей были путаными и неопределенными. По приблизительным данным, погибли восемьдесят четыре важных члена Ландсраада, двести сорок один аристократ из Малых Домов и бесчисленное множество местных жителей, обслуживающего персонала, рабочих – этих людей погибло не менее десяти тысяч.

Оказавшись в имперской столице, охваченной хаосом и кризисом, Лето легко потерялся в этой суете. Императрица Ариката, правда, написала ему письмо, в котором благодарила его за бдительность, спасшую Императора. Канцлер Ридондо обеспечил Лето всем необходимым – одеждой, деньгами, едой, но не спешил с выдачей паспорта, без которого Лето не мог покинуть планету.

Пока Лето ждал, к нему обратилась Преподобная Мать Мохайем, настигшая герцога в одном из коридоров императорского дворца, и еще раз предложила нескольких подходящих невест для Пола, многие из которых прошли подготовку в Ордене Бинэ Гессерит. Лето счел предложения старухи докучными и неуместными, особенно в свете последних ужасных событий. Сейчас перспективы женитьбы Пола мало занимали герцога. Он отделался от Мохайем и отправился договариваться об отлете с Кайтэйна. Ждать оставалось всего час…

Когда корабль Гильдии прибыл на орбиту его чудесной океанической планеты, Лето смог наконец воспользоваться прямой связью и поговорить с Джессикой. Это стало первым событием, поднявшим ему настроение после катастрофы. На экране он видел радостную улыбку облегчения на прекрасном и милом лице. До этого момента Джессика не была уверена в том, что герцог жив; до нее доходили лишь обрывки слухов о происшедшей беде.

Когда пассажирский челнок отчалил от лайнера Гильдии и приземлился в космопорту Кала-Сити, Лето почти физически ощутил, как огромная тяжесть упала с его плеч. Открылся люк, к выходу подали трап, и все остальные пассажиры расступились, открыв дорогу герцогу. Он вышел из корабля первым, остро ощущая, что он и в самом деле жив. Он глубоко вдохнул свежий, пахнущий солью воздух. Несущиеся по небу облака предвещали вечерний шторм.

За ограждением взлетной полосы стояла огромная толпа в знакомых каладанских одеждах – рыбаки, рулевые, хозяева гостиниц, ремесленники, преуспевающие купцы и немногословные слуги. Слышался радостный ропот. Эта встреча взволновала Лето; его глаза затуманились от слез, но он сумел удержать их.

Впереди стояли Джессика и Пол, по сторонам от них – ментат Сафир Хават и Гарни Холлик; Дункан Айдахо держался за их спинами. Сердце Лето неистово забилось, когда они с Джессикой встретились взглядами; Пол рванулся вперед – четырнадцатилетний подросток с развевающимися иссиня-черными волосами, как у отца.

Лето спустился с трапа, и Пол буквально повис у него на шее.

– Я видел сон, в котором тебе грозила великая опасность!

Такая эмоциональность расстроила Лето, который не любил выказывать свои чувства на людях. Даже с леди Джессикой он всегда держался официально, допуская нежности только наедине с ней.

Он обнял мальчика за плечи, а потом отстранился на расстояние вытянутой руки, чтобы рассмотреть сына.

– Я спасся, Пол, но моя рана здесь. – Он прижал руку к сердцу. Память о трагедии будет долго преследовать его.

Из толпы навстречу Лето грациозной походкой величаво вышла Джессика, и Лето сразу заметил, что она изо всех сил, пользуясь ухищрениями Бинэ Гессерит, удерживается от того, чтобы броситься в объятия герцога, как это сделал Пол.

– Мой герцог, – произнесла она спокойно, хотя глаза ее горели, как хагальские изумруды.

– Моя госпожа.

Лето не мог больше сохранять холодную невозмутимость и пылко обнял любимую, чем вызвал шумное одобрение ликующей толпы.

Сафир, Дункан и Гарни, выждав несколько секунд, тоже поприветствовали герцога. От широкой улыбки шрам на лице Гарни стал похож на свернувшуюся багровую змею.

Подобно неудержимому потоку, остальные люди рванулись к герцогу. Казалось, каждый хочет похлопать его по плечу, но Сафир, Гарни и Айдахо ненавязчиво оттесняли в сторону самых напористых.

От толпы отделился бородатый человек в тяжелой коричневой накидке. На голове его красовалась прямоугольная шляпа, на которой был вышит лист папоротника. Над глазами нависали кустистые брови, взгляд был живым и проницательным, а сквозь густую бороду проглядывала приветливая улыбка.

– Я пришел, чтобы лично встретить вас, мой герцог. Не часто появляюсь я в столь многолюдных местах. – Он окинул взглядом космопорт и город, стараясь скрыть неловкость. – Эти огромные здания вызывают у меня смущение.

– Вы оказываете мне честь, архивикарий, – ответил на приветствие Лето.

Архивикарий Тороно возглавлял древнюю религиозную секту Муадх и считался глубоко уважаемым человеком в северных аграрных районах Каладана. Последователями этой созерцательной мирной религии были фермеры, выращивавшие рис-панди. Муадхи поклонялись земле, проповедовали мир и больше всего заботились о добрых урожаях, что нашло отражение в цветах их эмблемы – коричневый цвет символизировал землю, а зеленый – рисовые поля.

Тороно еще раз поклонился.

– Когда мы узнали, что случилось на императорском празднике, я обратился к моим последователям. Мы молились за вас, герцог Лето, мой герцог. Я пришел, чтобы лично сообщить вам об этом. Муадх возрадовался тому, что вы вернулись домой целым и невредимым. Герцог Каладана – это и есть Каладан, живущий среди нас. – Он расставил пальцы и наклонился, чтобы коснуться ими земли, а потом выпрямился, словно вытягивая из почвы невидимые нити, связывающие людей с миром. Затем он раскинул руки, будто желая поделиться всем своим богатством. – Я принес вам наше благословение.

Торжественный момент состоялся, и люди снова радостно загомонили. Лето посмотрел на сына, на любимую наложницу и ответил религиозному вождю:

– Благодарю вас, архивикарий. Я действительно благословлен.

К вечерней трапезе в столовой Каладанского замка Лето снова переоделся в свой обычный наряд и был очень доволен, что ему наконец можно снять одежду, подаренную имперским канцлером. Какое это счастье – сидеть вместе с семьей в доме предков!

Каладан был его плотью и кровью, а морские ветры планеты вплелись в его гены. После долгой череды поколений предков, лежащих в могилах и покоящихся на морском дне, разве могло быть иначе?

Он посмотрел на портрет своего отца, старого герцога, одетого в костюм матадора. На картине герцог был запечатлен со своей неизменной, уверенной и веселой улыбкой, которую так любил и ждал его народ. Лето расположился у противоположного конца стола, а за его спиной к стене была прикреплена голова салузанского быка, убившего старого Паулуса. Прозрачная водонепроницаемая пленка сохранила пятна крови на рогах чудовища.

Леди Джессика сидела рядом со своим герцогом, одетая в официальное платье, и смотрела не на голову быка, а на Лето. Пол был одет в форму молодого герцога, наследника престола. По просьбе Лето повара приготовили традиционные каладанские кушанья – глазированную медовую лунную рыбу, приправленный пряностями рис-панди и ломтики сладкой параданской дыни. Лето наслаждался уютом своего дома.

На ужине присутствовал Дункан Айдахо, а кроме него, еще и Хават, Холлик, ряд советников, министров и торговцев. Все они собрались отметить возвращение Лето, хотя он сам не думал сейчас о делах. Но они не терпели отлагательства, и Лето не должен был перекладывать ответственность на плечи своих заместителей.

Хават механически жевал еду, но было видно, что его ментатский ум занят обдумыванием куда более важных вещей. На губах его виднелись следы сока сафо, который он употреблял, чтобы стимулировать умственную работоспособность. Когда унесли первую перемену блюд, старый ветеран Сафир заговорил:

– Каладан в безопасности, мой герцог. После вашего отъезда министры вели дела, вникая в мельчайшие детали. Разрешите воспользоваться этой возможностью, чтобы коротко ввести вас в курс дела, и тогда вы будете полностью осведомлены о том, что происходит сейчас в ваших владениях

Ментат взглянул на свои руки, словно на них был написан доклад.

– Рис-панди остается самой выгодной статьей каладанского экспорта, как в отношении объемов, так и в отношении денежной выручки. Урожаи стабильны в течение многих поколений. В качестве долгосрочной стратегии нам стоит подумать об усовершенствовании сельскохозяйственной техники, чтобы повысить урожайность риса на террасах.

– Фермеры, выращивающие рис, большие традиционалисты, – сказала Джессика. – Они действуют по одной и той же схеме вот уже много поколений. Они могут оскорбиться, если мы попытаемся… что-то улучшить.

Подумав о верности архивикария и его последователей, свидетелем которой он сегодня стал, Лето согласился с Джессикой:

– Я доволен теми методами, к которым прибегают земледельцы, чтобы выращивать рис-панди. Неужели так уж необходимо обязательно улучшать то, что мы имеем? Пусть Харконнены выжимают все больше и больше из своих людей и планет, но такое не в обычае Дома Атрейдесов.

Хават умолк, затем сменил тему:

– Что касается других статей экспорта, то можно отметить оживление спроса на лунную рыбу. – Он протянул герцогу доклад, который тот сейчас не особенно хотел читать. – Северные рыболовецкие артели разрослись так, что мы теперь можем поставлять больше филе и дешевых субпродуктов. Спрос в Империи повышается, так как растет покупательская база. Многие лорды Ландсраада оценили вкус лунной рыбы.

– Будем надеяться, что не все они погибли на Оторио, – тихо произнес Лето. Присутствующие умолкли, почувствовав неловкость.

Хават посмотрел на человека в строгом костюме, сидевшего чуть дальше за столом.

– Министр торговли Веллан больше моего разбирается в состоянии рынка лунной рыбы. Недавно он лично посетил рыболовецкие предприятия…

– Пусть говорит сам, Сафир, – сказал Лето, с трудом сдерживая нетерпение, – и пусть скорее закончит доклад, чтобы я мог спокойно поесть.

Министр занервничал, как будто его застигли врасплох. Глаза его блестели так, словно были покрыты тонкой пленкой треснувшего стекла.

– Да, наше рыболовство растет и развивается. Рыболовный промысел находится в частной собственности, но регулируется указами, изданными вашим отцом, милорд. Предприятия велики – они сельского типа, однако работают эффективно. Общие сложности, связанные с разведением лунной рыбы, например, уникальные требования к нерестилищам, представляют серьезную проблему, но с помощью звуковых панелей, издающих успокаивающие рыб мелодии, мы разводим столько, сколько нужно. – Он положил на стол толстую кипу бумаг; руки его заметно дрожали. – Все подробности изложены здесь.

Лето посмотрел на недоеденный ужин и на секунду закрыл глаза, чтобы отвлечься. Затем снова открыл их.

– Я просмотрю документы позже. Сейчас же я хочу побыть с сыном и леди. – Осознав, что слова его прозвучали излишне жестко, Лето взял себя в руки и едва заметно повел плечами, словно поправляя невидимую герцогскую мантию на плечах. – Прошу прощения, министр. Я вижу, что дела на Каладане идут хорошо, и завтра я внимательнейшим образом изучу ваш доклад.

Гарни Холлик наклонился и извлек из-под стола бализет, пристроил его на коленях и ударил по струнам.

– Быть может, вы хотите послушать музыку, милорд?

– В самом деле, Гарни, я так давно ее не слушал.

Джессика прикоснулась к руке герцога, дав ему знать, что все это время она была с ним душой и сердцем. Он ласково улыбнулся, оглядел лица присутствующих и сказал:

– После зрелища на Оторио и суетного блеска Кайтэйна Каладан кажется мне лучшим местом в мире!

Любая новость основывается на факте, или на вымысле, или на сочетании первого и второго и преподносится под определенным углом зрения. Истиной владеет тот, кто управляет этими процессами.

Граф Хасимир Фенринг

Весь блеск Империи не мог отвлечь графа Фенринга от потрясений и хаоса, в которые внезапно погрузилось все после атаки на Оторио. Император Шаддам полагал, что пребывает в состоянии войны с коварными мятежниками.

Фенринг вошел в императорский аудиенц-зал в сопровождении маленького тщедушного человечка с непропорционально большой головой. К несчастью, это появление выглядело не слишком эффектным. Человечек шел очень странно, все время отклоняясь от прямой линии и делая прихотливые зигзаги, а затем возвращаясь к верному исходному направлению. Фенринг, потеряв терпение, схватил спутника за искривленную кисть, напоминающую паучью лапку, и потащил к трону.

Падишах-Император сидел на массивном голубовато-зеленом троне, высеченном из хагальского кварца. Рядом, на троне поменьше, восседала Императрица Ариката, внимательно и с большим интересом рассматривавшая необыкновенную пару. Подле нее скромно стояла пожилая женщина в темной одежде Ордена Бинэ Гессерит, Вещающая Истину Мохайем, которой также едва удалось бежать с Оторио.

Шаддам пребывал в неважном расположении духа, но лицо его просветлело, когда он увидел Фенринга.

– О, Хасимир! Нам надо обсудить множество важных планов. – Он наморщил лоб, изображая великую озабоченность. – Я вижу, ты привел с собой неудавшегося ментата. Он… дееспособен?

Фенринг отошел в сторону от непрестанно пританцовывавшего спутника, приблизился к трону и отвесил небрежный поклон.

– Я вынужден терпеть странности и особенности Грикса Дардика, чтобы в полной мере пользоваться плодами его гениальности. – Он улыбнулся. – Во имя Империи мы нуждаемся в прозрении. В конце концов, именно он отыскал записи об Оторио, затерянные в пыльных архивах. – Фенринг искоса взглянул на странного человечка, который, казалось, был поглощен созерцанием собственных ботинок. – Если уж он оказался способным отыскать для вас целую пропавшую планету, сир, то есть ли что-то, чего он не смог бы найти? Содружество благородных прячется в темной норе, и мы должны выкурить его оттуда…

С высоты трона Император принялся пристально разглядывать странного компаньона Фенринга. Новая супруга Шаддама склонилась к его уху и что-то тихо сказала. Фенринг не мог расслышать всего, но понял, что Ариката просит дать ей какую-то имперскую должность. Фенринг знал, что Ариката постоянно требует у супруга дополнительных полномочий и важных обязанностей. Другим Императрицам редко позволялось вообще находиться вместе с Императором в тронном зале.

Их отношения разительно отличались от отношений Императора с его прежними пятью женами, двух из которых Фенринг с трудом переносил, а остальных всей душой презирал и ненавидел. Он пока не мог решить, станет Ариката полезным союзником или досадным препятствием. Ясно было одно – царственным супругом она вертит по своему усмотрению.

Фенринг ждал, а Император тем временем выслушивал жену, которая убеждала его поручить ей новые обязанности.

– Теперь, когда погибли многие члены Ландсраада, вам как никогда нужны люди, которым можно доверять, – говорила она. – Я могла бы взять на себя более сложные дипломатические задачи.

– Доверие в наше время вещь трудная, моя дорогая, – ответил Император. Посмотрев на Фенринга, он повысил голос: – Насколько мощным является это движение Содружества благородных? Как нам найти злодея Якссона Ару и привлечь его к ответу?

– Именно это нам и предстоит разузнать, сир.

Покосившись на приплясывавшего ментата, Фенринг заметил, что взгляд Дардика странно блуждает. Пришлось вернуть этого человека к реальности, иначе его сомнамбулизм мог затянуться на много часов, а ментат нужен был Фенрингу здесь и сейчас.

Он резко окликнул Дардика по имени и заметил, что ментат дернулся, но продолжил закатывать глаза. Фенринг вновь позвал его, и взгляд безумца несколько прояснился.

– Мы пришли сюда для важного доклада. Ты должен помочь нам разрешить тяжелейший политический кризис.

Дардик был блестящим мыслителем, но его надо было постоянно направлять. Этот маленький человечек не смог стать полноценным ментатом из-за личностных нарушений и неспособности к живому общению. В школе ментатов он отличался патологической склонностью к раздражающим пустым спорам, дебатам и даже смертельным дуэлям.

Но Фенринг и сам обожал ожесточенные дебаты, ибо они оттачивали его ум, и, несмотря на то что эксцентричный гений превосходил его в силе мышления, Фенринг мог легко одолеть ментата в единоборстве. Дардик получил достаточное количество травм от Фенринга, чтобы до конца это осознать, и теперь отношения двух людей находились в превосходном балансе.

Как только Дардик снова стал понимать, где находится, Фенринг развернул его лицом к тронному помосту и вновь обратился к Императору:

– Сир, мой ментат будет говорить с вами сам, но мне придется вмешиваться, хм-м, если вдруг он забудется. Он, конечно, абсолютно лишен светских манер, но его гениальность стоит того, чтобы это терпеть.

– Я желаю услышать, что он скажет, – серьезно произнес Император.

Шаддам сделал жене знак, что разговор с ней пока окончен, и снова заговорил с графом:

– У меня есть мои придворные ментаты, Хасимир, а этот ухитрился даже не получить свидетельства. Мне нужны лучшие советы в той неотложной ситуации, в которой мы оказались.

Фенринг поджал губы.

– Сир, он оказался прав, заподозрив существование Оторио, не так ли? Так давайте все же его послушаем.

Император вздохнул.

– Говори, ментат, и постарайся выражаться коротко и без обиняков, мое время дорого.

– Ментат никогда не употребляет лишних слов, – возразил Дардик. – Мое время тоже дорого.

Фенринг едва не убил его на месте.

– Говори о своих открытиях и докажи собственную ценность!

Неудавшийся ментат горделиво выпрямился.

– Итак, резюме: больше года назад я открыл предположительно потерянную планету Оторио, которую вы затем выбрали местом строительства нового имперского музейного комплекса. В свете недавних событий я исследовал данные об этой планете более тщательно. Я уверен, что немыслимый террористический акт Якссона Ару является чем-то бо́льшим, нежели простым жестом политического протеста. В этом действии есть и личный интерес.

– Личный интерес? – переспросил Шаддам. – Мне ясно одно – это безумец, решивший убить меня и разрушить Империю.

– Это была также атака и на Оторио как таковую, а не только нападение на вас, – сказал Дардик, а затем, после некоторой паузы, добавил: – Сир.

Он несколько раз закрыл и открыл глаза, словно проверяя свои выводы.

– Я нашел убедительное доказательство того, что предположительно потерянная планета была непризнанным владением обширного семейства Ару, каковое оно использовало в качестве тихой гавани на протяжении нескольких поколений. После отстранения от должности в компании КАНИКТ Брондон Ару, отец Якссона, был отправлен на Оторио фактически в изгнание. Якссон проводил на Оторио много времени в качестве опекуна и охранника отца.

Ментат что-то промычал, словно вспомнив, что упустил некую важную информацию.

– Мать Якссона, Малина Ару – ур-директор, а его брат, Франкос – президент и публичное лицо компании. У Малины Ару есть еще дочь, Джалма, жена графа Учана с планеты Плисс. Интересно отметить следующее: граф Учан стал одной из жертв массового убийства на Оторио.

Неудавшийся ментат неустанно сыпал подробностями, а Шаддам пытался связать факты воедино.

– Ты хочешь сказать, что незначительная планета, которую я выбрал местом музея Коррино, на самом деле является крепостью КАНИКТ?

– Возможно, хотя это и не доказано. Однако, сир, вероятно, что Оторио была оккупирована семейством Ару лично, и ваш музей уничтожил, растоптал это фактическое наследственное держание.

Шаддам побагровел.

– Одно из богатейших и могущественнейших семейств Империи сумело скрыть от нашего внимания целую планету и не платило нам никаких налогов на нее? Сколько же времени это продолжалось?

В разговор вмешалась Императрица Ариката:

– В ведомстве регистрации гостей отметили отсутствие представителей семейства Ару. Знали ли они о заговоре заранее? Они не прибыли на Оторио, заботясь о собственной безопасности?

Фенринг уже предвкушал ответ, но молчал, стараясь сохранить остроту интриги.

Шаддам напряг память.

– Мне приходилось встречаться – естественно, по дипломатическим делам – с президентом КАНИКТ и даже с ур-директором Малиной Ару. Но Якссон Ару? Я не помню его ни на одном изображении в отчетах о встречах. Я могу его знать?

Фенринг нисколько не удивился забывчивости Императора.

– Да, сир, но, хм-м, вероятно, та встреча не произвела на вас большого впечатления.

– Кажется, я помню его мальчиком – он был очень активным и нервным ребенком, – сказал Шаддам. – Мать держала при нем врача, который успокаивал Якссона. Он был просто несносен.

Дардик продолжил:

– Якссон был паршивой овцой семейства. Его выслали на Оторио вместе с отцом, вероятно, для того, чтобы он не создавал проблем.

Неудавшийся ментат начал подробно излагать, как именно ему удалось прийти к таким выводам, но это была уже просто умственная гимнастика, и Император перестал его слушать. Шаддам откинулся на спинку исполинского трона и потер подбородок, а затем поднял руку, давая ментату знак умолкнуть, но тот продолжал говорить как заведенный.

Фенринг ткнул Дардика кулаком в бок.

– Довольно!

Ментат растерялся и произнес еще несколько слов, прежде чем окончательно замолчать.

Император отпустил обоих.

– Теперь идите, мне надо обдумать услышанное.

Фенринг поклонился, а затем схватил за руку ментата и поволок его прочь из тронного зала. Дардик уже успел настолько глубоко погрузиться в свои мысли, что едва ли мог идти самостоятельно.

В жизни мало таких страшных моментов, как тот, когда сын сталкивается с реальностью смерти отца.

Герцог Лето Атрейдес. Введение к авторизованной биографии старого герцога Паулуса Атрейдеса

Не все обязанности Лето как правителя Каладана были радостными и приятными. Сегодня он должен был исполнить тяжкий долг. Он не мог, не имел права поручить столь важное дело кому-то другому. Сердце его ныло, но он держал себя в руках.

Жена Арко, пилота космической яхты Лето, выглядела усталой, постаревшей от свалившегося на нее горя и нелегкой жизни. Лето вспомнил, что Арко всегда называл ее «любимой», хотя они были женаты много лет.

Вдобавок к тоске по погибшему на Оторио мужу она испытывала робость в присутствии Лето, который принял ее в отдельном кабинете Каладанского замка. Она коротко поклонилась, а потом откинула назад свои тронутые сединой волосы.

– Вы оказали мне честь, мой герцог. Вам не было нужды приглашать меня… Я все понимаю.

Лето ласково положил руку на сильное плечо женщины; он и сам был смущен не меньше ее.

– Это ваш муж оказывал мне честь своей верной службой, – сказал он. – Я взял его на Оторио в награду, а он из-за этого потерял жизнь.

Женщина быстро подняла голову.

– Это не ваша вина, милорд! Я знала Арко много лет, и это путешествие на Оторио стало самым волнующим событием в его жизни. Он был очень горд тем, что вы выбрали его. Даже если бы он знал о риске, он все равно захотел бы быть вашим пилотом.

Сердце Лето сжалось. Он понимал: члены его свиты, оказавшись в западне, до последнего надеялись, что герцог найдет возможность спасти их. Но они остались там и были убиты ужасными взрывами.

– Первая обязанность герцога – безопасность его народа, – сказал Лето, глядя ей в глаза. Этому научил его отец, и то была основа кодекса членов Ландсраада. – Я не справился с этой обязанностью, но позабочусь о том, чтобы ваша семья отныне ни в чем не нуждалась.

Он уже встретился с членами семей других погибших, но встречу с этой несчастной женщиной отложил на самый конец, осознав, что разговор с ней будет еще тяжелее, чем предыдущие.

Жена Арко расплакалась.

– Вы так добры к нам, герцог Лето.

Он хотел было сказать, что не заслуживает такого отношения, но сейчас подобные слова прозвучали бы пусто и фальшиво, их можно было бы счесть неуважением к верности пилота, к его жертвенности. Нет, сейчас не время и не место. Лето сделает все, чтобы поддержать эту мужественную женщину, и даже больше.

– Через два дня я проведу церемонию в Бухте Полумесяца, чтобы почтить память вашего мужа и других, погибших на Оторио. Будет полная луна.

Женщина тяжело вздохнула.

– Благодарю вас, мой герцог! Мы с детьми непременно придем туда.

Она вышла, охваченная горем, но не сломленная.

Лето физически ощущал тяжесть этих смертей. Первая обязанность герцога – безопасность его народа. Он подумал об Арко и его товарищах, о том, как горели их глаза, когда они улетали с Каладана, с каким восторгом рассматривали они красоты обновленной планеты, в особенности имперский комплекс, с каким наслаждением пробовали редкие деликатесы, как радовались потрясающим, умопомрачительным видам. Вдова Арко была права. Посещение Оторио могло бы стать самым волнующим моментом в их жизни. Лето думал, что это путешествие будет для них наградой, но…

Два дня спустя Лето, Джессика и Пол присутствовали на памятной церемонии под белым светом полной луны. Был прилив, заполнивший Бухту Полумесяца – идеально ровную, защищенную от бурного океана и расположенную к северу от Кала-Сити. На это печальное торжество собрались осиротевшие семьи вместе с друзьями и знакомыми. Сотни людей совершили неблизкий путь к северу на транспорте, а многие и пешком. Охваченные трауром люди стояли на серой гальке у кромки воды.

Родственники погибших зыстыли, скорбно опустив головы. Один высокий худой мужчина держался особняком – это был младший брат одного из членов свиты. Он вздрагивал от неудержимого рыдания. Лето подошел к нему, положил руки ему на плечи и крепко обнял. Герцог приказал изготовить венки из прекрасных лилий и вплести в них белые звездные цветы, по одному за каждого погибшего на Оторио. Венки лежали на перилах низкой рыбацкой пристани, выступавшей в бухту. Сопровождаемый Полом и Джессикой Лето прошел к концу пристани и повернулся лицом к людям.

Он вдохнул, готовый заговорить. Он умел говорить, и люди всегда внимательно его слушали, но на этот раз слова застряли у него в горле. Он постоял несколько секунд в напряженной тишине. Пол взглянул на отца и ободряюще кивнул. Джессика решительно, но очень тепло посмотрела на своего герцога и взяла его за руку.

Лето почерпнул силу из этого прикосновения, из внимания собравшейся толпы. Его народ оплакивает своих детей. Во всех этих смертях и разрушениях был повинен главарь мятежников Якссон Ару. Арко и остальные стали лишь случайными жертвами. Как несправедливо! Членам свиты Лето не было никакого дела до имперской политики, но они погибли из-за нее.

– Я помню и оплакиваю каждого из тех, в память кого мы здесь собрались. Каждый из них был особенно дорог вам и мне как их герцогу.

Он стал называть имена погибших, чтобы люди ощутили всю глубину его сочувствия. Так у Атрейдесов было принято выражать заботу о народе. Падишах-Император едва ли смог бы понять такое отношение.

Лето посмотрел на прекрасные венки из лилий.

– Ты поможешь мне, Пол?

Сын выступил вперед, и вместе они подняли первый венок. Лето произнес имя Арко, положил венок на воду и оттолкнул его от берега. Венок поплыл, залитый ярким лунным светом. Пол поднял второй венок, не дожидаясь подсказки отца, произнес следующее имя и пустил венок по воде. Лето гордо улыбнулся.

Имя третьего погибшего произнесла Джессика. Втроем они погрузили в воды бухты все венки. Цветы величаво и торжественно плыли по мелкой ряби. Полная луна освещала скорбное собрание, тем не менее вселяя в людей мужество.

Через несколько мгновений до слуха Лето донесся какой-то приглушенный звук. Он обернулся и взглянул на спокойные воды бухты, на которых покачивались венки. Бухта была домом для множества светящихся медуз, плывших теперь к цветам. Подобно галактикам сияющих бледно-голубых звезд, светящиеся создания окружили венки, увлекая их за собой, словно души погибших, отправляющиеся в последний путь в глубины океана.

Люди на берегу затаили дыхание; Лето заметил, что многие даже улыбались. Он любил свой народ. Лето смотрел на серебристых медуз и шептал слова благодарности людям.

Потом он перевел взгляд на Джессику и Пола, на две опоры, на которые он всегда мог положиться. Он обернулся к народу и возвысил голос:

– Я благодарю вас.

Юный Пол был поглощен внезапно охватившими его мыслями о смерти и бренности бытия. В большом обеденном зале Каладанского замка он долго смотрел на голову чудовищного быка, на кровь деда, покрывавшую рога страшного животного. Много лет назад Лето рассказал ему ту историю.

– Это предание Дома Атрейдесов, ты должен знать его и никогда не забывать, но не плакать, думая о нем. Помни о величии своего деда, и когда-нибудь ты станешь таким же сильным, как он.

Пол тогда был еще маленьким мальчиком, но поклялся отцу быть сильным:

– Да, сэр.

Теперь же эта висевшая на стене голова стала пронзительным напоминанием о том, что и его отец едва не погиб. На Оторио сгинули тысячи невинных людей. Если бы герцог Лето оказался в другой части зала, если бы тот баши не вывел его на крышу к кораблю – а это была чистая случайность! – Лето бы погиб. Просто испарился бы в адском пекле вместе с музейным комплексом.

По спине Пола пробежал холодок. Несмотря на то что отец отправился на императорский праздник без особого воодушевления, он все же сделал это, чтобы исполнить свои политические обязанности, будучи представителем Каладанского Дома Атрейдесов. И он едва не пал невинной жертвой страшного террористического акта. Какая тонкая грань отделяет нас всех от смерти!

Оглядываясь назад, Пол даже не мог припомнить, попрощался ли он с отцом перед его отлетом на Оторио. Скорее всего, это было небрежное прощание, без всякого ощущения, что, возможно, они прощались навсегда.

Если бы герцог Каладана погиб, что сталось бы с Полом и его матерью? Он был единственным сыном, бесспорным наследником, но имелся ли у четырнадцатилетнего мальчика достаточный политический навык, чтобы удержать Дом Атрейдесов, оградить его от маневров и интриг, с которыми ему неизбежно пришлось бы столкнуться в Ландсрааде? Почувствовав его слабость, не попытались бы другие семейства отстранить от власти незаконного сына Атрейдеса?

Он вдруг понял, что такое положение – после трагедии на Оторио – может теперь сложиться на десятках планет.

Пол тяжело вздохнул, рассеянно переводя взгляд с одного предмета на другой. Он был подавлен. Герцог Лето желал всего самого лучшего для своей семьи, для своего сына. Он заботился об обучении сына: у мальчика были лучшие инструкторы и учителя, и он делал все, чтобы оправдать отцовские надежды. Отец возложил на него тяжкое бремя, но и Пол не щадил себя.

Пока юный Пол скромно стоял в обеденном зале, старший лакей, смуглый мужчина в герцогской ливрее, следил за работой ядоискателя – прибора, напоминающего большого паука, висевшего над длинным столом. Тихо напевая, лакей подносил каждый датчик прибора к блюду с отмеренными порциями ядовитых порошков и жидкостей. Небольшие индикаторы загорались красным, когда лакей, продвигаясь вдоль стола, проносил датчик мимо блюда, и снова зажигались зеленым, когда он проходил дальше. Сафир Хават с недовольной миной наблюдал за калибровкой от двери – впрочем, это была обычная манера поведения руководителя службы безопасности.

Один из датчиков не сработал, и Сафир коротко приказал человеку в рабочей одежде:

– Замените весь комплект и проверьте его заново.

Человек бросился выполнять приказ. Даже здесь, на Каладане, приходилось сохранять бдительность, все время опасаясь возобновления войны ассасинов, в которой едва уцелели и Сафир, и Дункан. Существовали правила ведения войны между благородными Домами, и каждый аристократ знал эти правила, но случались и ошибки, после чего виновные приносили свои извинения… Однако бывали и исключения.

Пол ничего не принимал как само собой разумеющийся дар судьбы, понимая, что именно он станет первой мишенью для любых врагов, ибо олицетворял будущее Дома Атрейдесов. Однажды герцог Лето открыл ему суровую истину:

– Для меня потерять сына – значит потерять будущее.

Именно поэтому он настаивал, чтобы Пол всегда был настороже, вырабатывал в себе способность оценивать любые ситуации и учился заблаговременно составлять план, ориентируясь на ту или иную обстановку. Эти тревожные слова было тяжело слушать, но Пол предпочитал узнать правду, чтобы не пасть жертвой собственного невежества. Следующее напутствие отца, запомнившееся Полу, светило ему, как маяк в ночи: «Готовься жить».

Остальные вызовы Пол встречал, как подобает сыну герцога. Согласно жестким правилам аристократии Империи он был всего лишь бастардом, «условным» наследником. Лето называл Джессику своей законной наложницей, что обеспечивало определенные гарантии, но все могло измениться в один момент, если бы политическая выгода вынудила отца жениться на дочери какого-нибудь другого благородного семейства, как он едва не поступил однажды, когда хотел заключить брак с Илезой Икац. Лето поклялся Джессике, что второго раза никогда не будет, что он не примет больше ни одного предложения. Полу очень хотелось в это верить.

Пол знал, что если бы Лето погиб на Оторио, то Сафир, Гарни, Дункан и войска Атрейдесов остались бы верны ему как сыну герцога, но Император Шаддам IV мог легко передать Каладан под управление какого-то другого благородного Дома. Было страшно даже подумать об этом.

Несмотря на то что Пол любил и даже, пожалуй, боготворил отца, он мысленно постоянно упрекал его за нежелание жениться на матери. С одной стороны, такое решение было мудрым, но с другой – неразумным. Как заметил однажды Сафир Хават во время занятий по тренировке мышления, в подобных делах Пол не может быть бесстрастным наблюдателем.

Покончив с калибровкой ядоискателя, лакей и его спутники ушли, и Пол остался в зале один. На столике у стены он обнаружил бумагу и ручку; он взял их и сел на свое место за обеденным столом, по правую руку от отца. Ему надо было привести в порядок и записать свои мысли. Он смотрел на чистый лист бумаги, пытаясь переплавить собственные эмоции в слова.

Он едва успел написать несколько неровных строчек, когда в зал вошел Лето. Увидев отца, Пол отодвинул листок в сторону, чтобы скрыть то, чем занимался.

Лето нахмурился.

– Между нами появились секреты, сынок?

– Никаких секретов. Я решил написать тебе письмо. Я думал, что на бумаге смогу лучше изложить свои мысли.

Сначала Лето позабавили слова сына, но потом он заметил, что Пол абсолютно серьезен.

– Вот как? И о чем же ты решил мне написать?

– Я лучше все-таки напишу, чтобы подобрать правильные слова и фразы, но… – он сделал глубокий вдох, – но, пожалуй, я сделаю это сразу, сейчас.

– Похоже, это очень серьезно. – Лето занял свое место и облокотился на стол, глядя на Пола так, словно тот был прибывшим с другой планеты дипломатом.

Стараясь совладать с нахлынувшими мыслями, молодой человек рассказал отцу обо всем – о чувстве неопределенности, о тревоге за себя, свое будущее и будущее Дома Атрейдесов, о матери. После короткой паузы, заметив, что герцог внимательно его слушает, Пол выразил свой страх – и гнев – оттого, что едва не потерял отца. Лето действительно чудом избежал смерти, но ее близость потрясла Пола до глубины души.

Лето не стал перебивать сына. Когда Пол высказал все, что хотел, уверенный, впрочем, что его рассказ был не более чем сбивчивой мешаниной бессвязных предложений, он закончил словами:

– Вот что я хотел написать в письме.

От волнения руки и голос его дрожали, но он изо всех сил старался совладать с эмоциями, вспомнив уроки матери, однако техника Бинэ Гессерит на этот раз не помогла.

Лето долго обдумывал свой ответ.

– Ты мой сын и наследник, Пол, и это известно всем. Я высоко ценю твое мнение, но имперская политика налагает определенные обязательства на человека моего положения.

Пол ощутил в животе ледяной ком. О чем говорит отец?

Лето продолжал:

– Ты изучал историю и политику, кодекс Ландсраада, Великую Конвенцию, правила ведения конфликтов и заключения союзов между Домами. Дом Атрейдесов – Великий Дом, впрочем, не особенно могущественный, и подобное положение вещей сейчас вполне меня устраивает. Мои братья в Ландсрааде относятся ко мне терпимо, но после массового убийства на Оторио, боюсь, значительная часть нашей социальной ткани сомнется, а местами, вероятно, и порвется. Нас ждут великие потрясения, и многие условия могут измениться.

Пол почувствовал, как вспыхнуло его лицо. Неужели отец снова думает о политическом браке, что неизбежно изменит роль как его самого, так и матери? Он ощутил, как под ним заколебалась почва, и встал на ноги, не желая слушать оправданий отца.

– Простите меня, сэр, я вернусь в свою комнату, чтобы обдумать ваши слова. – Он изо всех сил, хотя и тщетно, постарался скрыть от Лето свое потрясение. – Я постараюсь понять их.

Я столкнулась с конфликтом собственных обязательств и приняла решение.

Леди Джессика

На следующее утро Пол сошелся с Дунканом и Гарни в схватке с использованием индивидуальных защитных полей. Учителя заставляли Пола выполнять сверхсложные упражнения, усиленно тренировали его, нападая на него одновременно с двух сторон. Как обычно, мастера фехтования работали на совесть и ждали того же от Пола.

– Настоящий ассасин не станет жалеть тебя, парень, – сказал Гарни, нанося удар.

Отерев пот со лба свободной рукой, Дункан похвалил Пола в более изысканных выражениях:

– Ты прекрасно работал сегодня и скоро преодолеешь этот барьер. Последние пару месяцев ты топтался на месте, а потому нам было необходимо подтолкнуть тебя вперед, объединив усилия.

– Это верное замечание, – поддержал друга Гарни. – Я вижу то же самое. Теперь в твоем боевом мастерстве есть что-то… новое и лучшее.

Пол просиял от этих похвал, ему было приятно, что наставники заметили сдвиг.

– Я постоянно практиковался в нескольких специальных техниках, так, как вы меня учили.

Мать, помимо этого, обучала его навыкам Бинэ Гессерит – навыкам управления работой мышц, недоступным Дункану и Гарни. Он улыбнулся двум своим могучим соперникам.

– Каждая усвоенная мелочь делает меня лучшим бойцом. Нужно постепенно заучивать каждый способ, овладевать им и только потом двигаться дальше.

Гарни хрипло рассмеялся.

– Так теперь ты даешь нам уроки, а не мы тебе? Сам решаешь, когда тебе двигаться вперед, а когда стоять на месте?

– Да, но я же делаю то, что вы мне говорите, а значит, это вы меня учите, а не я вас, разве нет? – спросил Пол.

– Какой находчивый парень, умеешь орудовать и мечом, и словом!

Учителя готовили его к схваткам не на жизнь, а на смерть, и Пол искренне гордился своими успехами. Но он не позволял себе самоуверенности, ибо каждый шаг вперед отмечал лишь веху на пути к постижению еще более высокого искусства. Всегда есть чему учиться и что познавать.

Все трое со звоном соединили рапироны, как они всегда делали в конце особенно успешного занятия, а затем расстались. Пол принял душ и переоделся в домашний пиджак и брюки, потом вернулся в свои покои, в музей своей молодой жизни – комнаты были заполнены фехтовальным инвентарем, пирамидами стрелкового оружия, на стене висели сделанные в прошлом месяце портреты родителей и Пола в день его четырнадцатилетия.

Он встал у панорамного окна и окинул взглядом Каладанское море, протянувшееся до самого горизонта; посмотрел вниз, на подножие отвесного утеса, на котором возвышался замок, на белую полосу прибоя, бьющегося о прибрежные скалы. Вдали на волнах, увенчанных белыми барашками, пританцовывали рыбацкие лодки. Над головой, высоко в небе, прожужжал патрульный орнитоптер. На таком любил летать Сафир Хават, отвечавший за безопасность Дома Атрейдесов.

Мысль об учителе-ментате и многих его напутствиях внезапно заставила Пола насторожиться. Сафир советовал никогда, ни при каких обстоятельствах не становиться и не садиться спиной к двери. Наставник называл это ситуационной осведомленностью. Помня совет, мальчик в любом помещении первым делом мысленно отмечал двери, откуда исходила угроза, откуда мог появиться потенциальный убийца и где находились пути отступления. В комнате Пола была вторая дверь, ведущая в спальню – там он мог укрыться в случае нападения. Он даже практиковался в бегстве через балконную дверь – карабкался вниз по стене замка или перелезал на соседний балкон.

Он обернулся к закрытой двери, положив руку на кинжал, висевший на поясе. В коридоре послышался негромкий шорох, но, когда раздался тихий, знакомый стук в дверь, Пол мгновенно успокоился.

– Входи, мама.

Джессика открыла дверь и вошла в комнату. Со своими волосами цвета темной бронзы, в парадной накидке, скрепленной спереди голубой сапфировой булавкой – подарком Лето для особо торжественных выходов, – она выглядела по-настоящему царственно. Взгляд у Джессики был серьезным и сосредоточенным.

– Слышала, вчера у тебя был неприятный разговор с отцом. Я почувствовала в твоих словах больше беспокойства, чем он. Могу я чем-то тебе помочь?

Пол долго молчал, глядя на мать. Она тоже была одним из его учителей. Благодаря ее урокам он мог регулировать дыхание, пульс, рефлексы. Но Джессика умела и многое другое – например, управлять собственным обменом веществ, изменять течение некоторых биохимических процессов.

Он изо всех сил старался использовать эти техники Ордена сестер, чтобы укрепиться перед лицом своих сомнений, но полностью ему это не удалось. Он был разочарован, хотя и отказывался признаться в этом даже самому себе.

Джессика видела выражение его лица, распознала гордость Атрейдесов, такую же, какой отличался и Лето. Стоя перед Полом, она прекрасно осознавала, что он обижен и уязвлен, и попыталась поддержать его. Она протянула руки, чтобы обнять его, но он уклонился, отступив назад.

– Мне кажется, что ты сильно расстроен, но если ты не хочешь, чтобы я…

– Я этого не сказал. – Он с трудом улыбнулся. – Я все еще думаю.

Она прикоснулась к его руке.

– Ты расскажешь мне об этом?

Он высвободил руку.

– Мне очень дорога твоя забота обо мне.

– Моя любовь к тебе, – поправила она сына.

– Я уже поговорил с отцом о моем будущем и о его планах относительно Дома Атрейдесов. – Пол повернулся к окну. – Но он – герцог.

Одна эта фраза заключала в себе одновременно множество вопросов и ответов.

Она тоже подошла к окну и встала рядом с сыном, глядя вместе с ним на океан. Джессика понимала гордость Пола, его стремление к независимости. Она наблюдала за ним, но не баловала. Лето не хотел, чтобы его сын выглядел слабым. Взрослея, Пол постепенно познавал себя, шаг за шагом отделяясь от родителей. Таков был естественный ход вещей.

Хотя Джессика была предана идеям Бинэ Гессерит и прекрасно подготовлена, ей приходилось играть роль, сложность которой потрясла ее. Узы, связывающие Джессику с Орденом, были неразрывны, но, несмотря на это, она смогла стать органичной частью Дома Атрейдесов, верным сподвижником Лето. И все же главная ее обязанность – быть матерью Пола, хотя Орден мог бы и не согласиться с этим…

Она знала, что Бинэ Гессерит опутали своими невидимыми нитями Империю, следили за всеми благородными Домами и исподволь, дергая за нужные ниточки, управляли их делами. Джессику воспитали в школе Матерей, однако ей была чужда жажда власти. Она была довольна ролью законной наложницы Лето Атрейдеса и матери Пола – даже, пожалуй, счастлива. Она нашла свою любовь, невзирая на запрет Ордена поддаваться эмоциям. Главной заповедью сестер был примат требований Ордена над личными интересами. Джессика балансировала на тонкой грани, стараясь совместить и то и другое, и пока ей это удавалось.

Она искоса взглянула на своего сына-подростка и задумалась о его возможностях. Когда Пол был еще маленьким, она просто наблюдала за его играми, но сейчас перед ним во весь рост встали более серьезные проблемы, и целью стало научиться быть герцогом Каладана. Он уже не был мальчиком, но еще не стал и мужчиной. Она от души желала ему еще хотя бы недолго наслаждаться отпущенной ему свободой и невинностью. У него не было друзей-ровесников, не было юношеской влюбленности в какую-нибудь из местных девочек. Но у него, правда, были Гарни Холлик и Дункан Айдахо – его учителя, защитники и друзья.

Она заговорила с сыном спокойно и твердо:

– Как сын герцога ты должен принять решение и определить свою роль, свою идентичность, решить, как будешь жить дальше, как относиться к самому себе.

Он продолжал смотреть на море, не отреагировав на ее слова. Джессика видела, что он глубоко погружен в свои мысли. Не сказав больше ни слова, она неслышно вышла из комнаты.

Расстроившись после неожиданного и тяжелого разговора с сыном, Лето решил посоветоваться с Сафиром Хаватом. Воин-ментат был наставником и учителем Лето со времен юности герцога. Хават только что вернулся из очередного патрульного полета, которые он совершал регулярно, чтобы лично удостовериться в добросовестности службы безопасности.

Они встретились в семейном музее Дома Атрейдесов, где была собрана небольшая коллекция экспонатов, открытая для публики дважды в месяц. Не далее как утром подчиненными Хавата был задержан вор, пытавшийся украсть одну из реликвий, первую статуэтку ястреба, которой было уже несколько сотен лет. Лето взволновала не столько сама попытка воровства, сколько то, что она оказалась возможной, поскольку ставила под сомнение работу охраны. Старый ментат пообещал разобраться в происшествии и принять дополнительные меры по охране замка.

Герцогу, однако, не давали покоя тревожившие его мысли.

– Я уверен, что ты до конца разберешься в этом деле, Сафир.

После разговора с Полом герцог наконец принял решение. Некоторое время он молчал, а затем, ибо Хават был его близким другом, решил поделиться с ним наболевшим.

– Мой сын очень обеспокоен своей ролью в Доме Атрейдесов, своим будущим как будущим моего наследника. – Он тяжело вздохнул. – И он имеет основания для тревоги. Два года назад все было поставлено под сомнение, когда я дал согласие на брак с Илезой Икац. Положение Пола пошатнулось, и он отлично это помнит. Если я когда-нибудь вступлю в официальный брак, то мой законный наследник оспорит права Пола. Теперь, после разрушения Оторио, в Ландсрааде произойдут большие сдвиги, будет много свободных невест, причем невест востребованных. – Он озабоченно покачал головой. – Хотя я ни о чем не просил Императора, мое положение остается двусмысленным, а вместе с ним и положение моего сына и женщины, которую я люблю.

– Политика изменчива, – сказал Хават. – Когда-нибудь женитьба на дочери другого Дома может стать необходимостью.

– Но как быть с людьми, которым я причиню боль своим решением?

Хават нахмурил густые брови.

– Таковы политические реалии, милорд, и все, что вы можете сделать, – это лишь смягчить удар. Выказывайте Полу и леди Джессике свою любовь, но держитесь намеченного курса. Леди Джессика осознает и примет этот факт, как, впрочем, и Пол.

Лето поднял голову и посмотрел в глаза Хавату.

– Я не собираюсь отставлять Джессику. Если брачный союз станет неизбежным, то нам придется склониться перед необходимостью, по крайней мере, внешне. Но у меня есть иное решение.

Хават с интересом взглянул на герцога.

– Полу уже четырнадцать, – сказал Лето. – Если Ландсраад потребует, чтобы Дом Атрейдесов заключил брачный союз, то давайте подойдем к делу с другой стороны; это, во всяком случае, отвлечет их от сути вопроса и заставит потратить время на пустые переговоры.

– Как я могу помочь вам, милорд?

– Я хочу, чтобы ты поискал подходящих невест для Пола.

Маски и униформа не смогут скрыть все тайны нашего прошлого.

Полковник-баши Джопати Колона. Из личного дневника

Стоя рядом с троном Золотого Льва, с высот которого Император обращался к придворным, командир сардаукаров сохранял полную невозмутимость. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь заметил, что внутри у него все кипит в предчувствии опасности.

Полковник-баши Джопати Колона был с Императором на Оторио и проверял сообщение Лето о подозрительных действиях какого-то незнакомца. Он лично руководил эвакуацией Императора и его ближайшей свиты и никогда больше не допустит, чтобы подобное повторилось.

Теперь же аристократы Ландсраада толпились в аудиенц-зале императорского дворца, наперебой выражая свою озабоченность благополучием возлюбленного Шаддама IV. Каждый из них страстно желал быть замеченным. Они громко оплакивали невинно убиенных подлым нападением Якссона Ару, но сардаукар ясно видел, что все они уже положили глаз на какой-нибудь пустующий трон, на свободные владения, на богатства, которые можно было теперь урвать…

Бо́льшую часть своей жизни Джопати Колона наблюдал за тем, как имперская политика затеняла и ретушировала реальность, меняла по своему усмотрению исторические хроники и отправляла в небытие великие семейства. Собственный Великий Дом Джопати был свергнут много лет назад в результате заговора, состряпанного Императором Элрудом и герцогом Паулусом Атрейдесом. Это был предательский удар в спину, которого ни один достойный человек не может ни забыть, ни простить.

Отец Шаддама каким-то образом убедил или заставил Паулуса Атрейдеса внезапно напасть на планету Дома Колона Дорхис. Во время нападения некоторые члены семейства Колона были убиты, а молодому человеку вместе с отцом и братьями пришлось скрываться. В конце концов герцог Паулус выследил повстанцев – Джопати теперь знал это наверняка – с помощью тайных агентов-сардаукаров, переодетых в форму Дома Атрейдесов. Юный Джопати Колона и его братья были схвачены, а затем перевезены на планету-тюрьму Салузу Секундус, где их взяли на службу в корпус сардаукаров.

Проведя всю жизнь на суровой военной службе, полковник-баши утратил свой Великий Дом, но ничего не забыл. Он успешно продвигался вверх по служебной лестнице, стал офицером, а теперь служил в личной охране Императора. Он сохранял верность, но помнил, чего была лишена его семья, помнил, что Император отнял у него владение. Эти утраты постоянно омрачали его дух, питали враждебность, которую он скрывал ото всех.

Люди, совершившие это ужасное преступление, умерли много лет назад, но Дом Атрейдесов и Дом Коррино остались. С другой стороны, полковник-баши не мог забыть, как молодой герцог Лето Атрейдес удивил его неожиданным проявлением великодушия и благородства…

Устав от долгого общения с придворными, Император Шаддам удалился в свои покои, чтобы отдохнуть и подумать. Он плохо спал после трагедии на Оторио, планируя ответное мщение – знать бы только, куда нанести удар! Он назначил несколько комиссий, поручив им досконально разобраться с деятельностью Содружества благородных, чтобы не допустить распространения мятежа. Был ли Якссон Ару озлобленным одиночкой, движимым личной ненавистью? Как далеко простираются цели восстания, направленные на уничтожение тысячелетнего правления Коррино?

Императрица Ариката занялась своими делами и отправилась обсуждать перестройку северного крыла дворца с бригадиром строителей. Шаддам был охвачен одной мыслью – как отомстить мятежникам, кем бы они ни были, и покончить с ними, но его жена считала, что жизнь Империи – хотя бы внешне – должна продолжаться как обычно. Она даже советовала «не придавать особого значения тому, что произошло на этой захолустной планете».

Войдя в роскошные апартаменты, Шаддам прилег на диван, устроившись на подушках, но понимал, что уснуть ему все равно не удастся. Как много проблем свалилось на него! Он знал, что не пользуется любовью аристократии. Многие в Ландсрааде будут только рады, если род Коррино угаснет, но он сомневался, что они способны развязать гражданскую войну, к которой призывал Якссон Ару.

Он перебрал в памяти имена наиболее выдающихся аристократов, но Фенринг посоветовал – и, видимо, абсолютно справедливо – вычеркнуть их из списка подозреваемых. Тихие, незаметные изменники могут причинить куда больше вреда.

У Шаддама был полный список тех, кто прибыл на празднество на Оторио, и, естественно, никто из них не знал, что замышлял Якссон, – они не самоубийцы. С другой стороны, Шаддам располагал сведениями о том, какие благородные семейства под разными предлогами отказались прибыть на торжества. Пока у Шаддама не было убедительных доказательств их соучастия. Были только подозрения.

Фенринг помог составить список тех аристократов, которых можно было считать лояльными, а также довольно длинный список тех, кто вызывал подозрение. Эти благородные могли двинуться в любом направлении. Да и как оставаться сторонним наблюдателем в гражданской войне? Шаддаму предстояло внимательно за ними следить, внедрить в их окружение своих людей и анализировать каждый их шаг, каждое сказанное ими слово. После бойни на Оторио опустели многие троны, на которые надо будет подобрать подходящих людей.

Конечно, он не уснул, но, во всяком случае, хотя бы немного отдохнул. Сколько у него забот с момента восшествия на престол Золотого Льва! Шаддам вспомнил, как хотелось ему когда-то стать Императором, вспомнил годы бесконечных интриг и великих замыслов, вспомнил, как они с Фенрингом начали долгое, медленное отравление Элруда. И вот теперь это…

Он вышел на северный балкон, с которого открывался вид на обширный сад. Отсюда он видел, как его красавица жена разговаривает с бригадиром строителей в компании со стройным канцлером Ридондо и Эйксом Нибсом, низеньким сварливым человечком, отвечавшим за планы перестройки. Нибс всегда носил с собой резиновую дубинку – она служила ему самым веским аргументом в спорах со строителями.

Кабинеты Арикаты и Ридондо находились в том крыле, которое сейчас перестраивалось, и они часто встречались и даже вместе обедали, обсуждая долгосрочные планы переустройства императорского дворца. Шаддам знал, что их связывает вполне невинная дружба: его соглядатаи прояснили этот вопрос. Он был счастлив, надеясь, что шестая жена пробудет с ним дольше, чем пять предыдущих. В Арикате было что-то необычное…

Все эти перестройки дворца были детской забавой по сравнению с заботами, обуревавшими Шаддама на троне. Императрица повела бригадира к месту, где трое рабочих укладывали черепицу, и Арикате что-то не понравилось в их работе. Спустя несколько секунд люди уже отдирали черепицу, чтобы переложить ее заново. У Арикаты был зоркий глаз.

Оставив Нибса наблюдать за работой, Императрица удалилась вместе с Ридондо. Словно для того, чтобы доставить ей удовольствие, карлик Нибс накричал на рабочего и замахнулся на него дубинкой. Тот отпрянул, а остальные кинулись бежать, но Нибс бросился за ними, нанося удары дубинкой. Один из рабочих споткнулся, упал, и Нибс еще раз ударил его по спине. Рабочий вскочил и побежал дальше. Люди спрятались под навесом, ожидая, когда Нибс остынет.

Вскоре Ариката вернулась во дворец и присоединилась к Шаддаму в его покоях. Она улыбнулась мужу, но Императору очень не понравилось то, что он увидел.

– Ты говоришь, что тебе хочется работать и ты желаешь заняться дипломатией. Что общего между этим эпизодом и дипломатией? Ты послала Нибса отлупить несчастных рабочих дубиной! Превосходная дипломатия. Это не дипломатия, это варварство.

Впрочем, в его тоне не было особого осуждения.

Императрица слегка наморщила лобик.

– Мне кажется, это возымело действие. Они знают, что я требовательна, и скоро ты сам сможешь оценить результат.

– Дорогая моя, ты уверена, что тебе хватит терпения и учтивости для того, чтобы быть дипломатом?

Личико Арикаты стало каменным.

– Дай мне шанс, и я это докажу.

Упорство жены восхитило Шаддама.

– Ну… мы попробуем что-нибудь для тебя найти.

В тот же вечер в своем кабинете Император решил предпринять одно очень смелое действие. Он издал указ, в котором объявил Якссона Ару вне закона и назначил огромную сумму в награду за его голову – такого вознаграждения не знала долгая история Империи.

Подписав указ, Шаддам ознакомился с предварительными рапортами следственных комиссий. Его сильно обеспокоил факт, что комиссии нашли свидетельства того, что Содружество благородных существует уже добрых два столетия. Значит, смута распространялась давно, только скрытно.

Но в атаке Якссона Ару не было ничего скрытного. Интересно, почему мятежники вдруг сменили тактику? Раньше они не прибегали к насилию.

Разгневанный Император мучительно пытался придумать достойный ответ на теракт, заставить всех понять и осознать, насколько он серьезен. Одна только цена разрушения Оторио приводила его в ярость. Как он покроет все эти невероятные убытки?

Очевидно, что надо ввести добавочный налог, дабы заплатить за дорогой музей, а также возместить дополнительные расходы на усиление охраны и пополнение корпуса сардаукаров. Надо откуда-то взять на все это деньги.

Решение пришло, когда он понял, кто может и должен принять на себя тяжесть такого существенного налога. Так как представители высших классов употребляют меланж и никогда не откажутся от этой привычки, ему, Императору, следует немедленно ввести добавочный налог на специю, а полученные деньги направить на усиление имперской безопасности.

От внимания Императора не ускользнуло, что на празднестве отсутствовал барон Харконнен – сиридар-губернатор Арракиса; он нашел какой-то удобный предлог отказаться от посещения. Был ли барон членом Содружества благородных? Насколько вообще опасно это брожение?

Он снова вызвал к себе Фенринга, но решение уже было принято. В качестве Имперского наблюдателя за добычей специи Фенринг отправится на Арракис, чтобы осуществить дополнительное налогообложение. Есть ли лучший способ повлиять на жителей Империи, получить огромный доход и заставить всех задуматься?

Правильный выбор брачного партнера чрезвычайно важен для всех, кого это касается, как индивидуально, так и коллективно. Этот выбор влияет не только на будущее самой пары, он может воздействовать и на галактическую политику.

Герцог Паулус Атрейдес

Цилиндр с посланием из школы Матерей Бинэ Гессерит выглядел абсолютно невинно, но был помечен особым знаком. Его доставили лично Джессике. Писала сама Верховная Мать Харишка. В письме были пожелания благополучия и перечислялись заурядные новости о жизни Ордена сестер.

Джессика почувствовала бегущий по спине холодок, когда поняла, что послание содержит информацию куда более важную, чем могло показаться на первый взгляд.

Она ощупала точки на бумаге, выглядевшие для неосведомленного наблюдателя всего лишь случайными дефектами. На самом деле это был шифр, которому Джессику обучила ее проктор, Преподобная Мать Мохайем. Джессика взяла письмо, перешла в свой личный кабинет, села за стол и провела пальцами по строчкам письма, несколько раз прочитав закодированные инструкции Верховной Матери.

Скрытое послание расстроило Джессику.

До нашего сведения дошло, что Лето Атрейдес начал поиск партии для своего сына Пола. После тщательного анализа селекционной программы мы пришли к выводу, что наш долг – отсечь некоторые нежелательные генеалогические линии. Некоторые из этих лиц будут в списке кандидаток.

По приказу Ордена сестер тебе надлежит удалить нижеперечисленные имена из списка любой ценой и любыми средствами. Бинэ Гессерит не может допустить, чтобы линия Пола Атрейдеса смешалась с линиями нижеперечисленных Домов. У нас на этот счет другие планы. Выполняй приказ.

Далее следовали имена, тоже закодированные точками, и Джессика запомнила их. Некоторые из этих имен были ей знакомы, другие неизвестны. Нир Пирия, Селенити дар Окун, Мария Сайдоу, Нория Боннер, Майя Джиния, Тарисса Камбур, Сан Мэй Бранденберг, Геката Диново.

Джессика ощутила сильное волнение. Беда пришла неожиданно. Как могли они так быстро обо всем узнать? Потом она вспомнила, как Лето рассказывал ей, что поделился этой идеей с некоторыми аристократами Ландсраада, а также – пусть и мимолетно – побеседовал с Мохайем. Уцелев на Оторио, Лето улетел на Кайтэйн, где пробыл несколько дней до возвращения на Каладан. Возможно, он и там подготавливал почву для брака Пола, и если ее старая учительница что-то об этом услышала, хотя бы легкий намек, то…

Сначала она была сильно раздражена такой бесцеремонностью Бинэ Гессерит. Они не только совали свой нос в дела Ландсраада и Дома Атрейдесов, но и вмешались в выбор супруги для ее сына.

Однако чему тут удивляться? Она же сама воспитывалась и обучалась в Ордене и продолжала хранить ему верность. Несмотря на то что она, погруженная в повседневную жизнь Каладана, редко вспоминала об узах, связывавших ее с Бинэ Гессерит, они – эти узы – все же существовали, и Джессика никогда о них не забывала, да и не могла забыть. Хотя она и знала об обширной селекционной программе и сама надеялась на лучшую партию для Пола, она и представить не могла, как далеко распространяются необъятные планы Ордена.

Ничего не ведая об этих тайных махинациях, Сафир Хават как раз в это время занимался изучением генеалогий членов Ландсраада, составляя список предложений для Пола. У Джессики не было личной заинтересованности ни в одной из перечисленных в письме кандидаток, но если бы она вздумала противится воле Верховной Матери, то Бинэ Гессерит могли подергать за одну из множества невидимых нитей и тайно наказать Джессику за неповиновение. Но как может она удалить эти имена из списка? Придется ли ей лгать? Лето был гордым человеком, и если он узнает о происках Ордена, то назло ей выберет именно исключенную из списка кандидатку.

Нет, Лето не должен ничего узнать о полученной Джессикой инструкции. Он и так уже недоволен Орденом, даже несмотря на то, что она учила Пола важным навыкам Бинэ Гессерит.

Джессика подумала о сопротивлении, но быстро поняла, что у Ордена найдутся способы давления на нее. Технически они могли лишь отдать приказ, которому она обязана беспрекословно подчиниться, хотя надо сказать, что все годы, пока она была законной наложницей герцога Лето, сестры использовали очень мягкие методы влияния. Это был первый недвусмысленный приказ, полученный Джессикой за прошедшее время.

Она тяжело вздохнула, припоминая все, чему ее научили на планете Уаллах IX. Первым побуждением было воспротивиться этому приказу, просто потому, что он ее обидел – к тому же втайне она понимала, что любовь к Лето перевешивает все ее обязательства по отношению к Ордену, – но если отбор определенных кандидаток так важен для Бинэ Гессерит, то она обязана по меньшей мере разобраться в этих именах.

Ей придется найти способ услужить сразу двум господам.

Когда Сафир Хават закончил составление списка кандидаток, герцог Лето встретился с ним и Джессикой, чтобы обсудить будущую жену сына. Надо было учесть множество политических, финансовых и личностных факторов. Как глава Дома Атрейдесов Лето должен был выбрать лучший из многих вариантов, не забыв при этом и об интересах самого Пола.

Он вспомнил напряженные отношения отца с матерью, леди Еленой из Дома Ричесов. На бумаге союз этих двух благородных Домов выглядел идеальным. Однако идеальным он никогда не был, и Лето не желал попасть в такую же ловушку. Хават блестящий аналитик, но Джессика поможет сделать правильный выбор сердцем.

Он решил созвать совет в своем рыбацком домике, там, где он любил побыть наедине с собой. Старый герцог Паулус построил эту хижину в качестве места для уединения, сельского убежища, куда он мог скрыться от своей язвительной жены, и на Лето домик действовал умиротворяюще; здесь он чувствовал себя более уютно, чем в рабочем кабинете замка или в воинском зале. Хижина была самым лучшим местом для обстоятельного откровенного разговора.

Хижину и замок соединял механический лифт, но Лето предпочел спуститься вниз по крутой лестнице. Свежий воздух бодрил, а прекрасный вид вдохновлял – отсюда были одинаково хорошо видны море и стоящий на высоком утесе Каладанский замок. Лето шел впереди по скользким от вечной влаги деревянным ступенькам, а за ним грациозно спускалась Джессика. Подойдя к хижине, стоявшей на берегу неприметной бухточки, Лето открыл дверь, которая издала при этом совершенно немыслимый скрип, и галантно взмахнул рукой:

– После вас, миледи.

Лето активировал плавучий светошар в центральной комнате, а Джессика включила обогреватель, чтобы прогнать пронизывающую сырость. Они оба не были здесь уже больше месяца. Она огляделась.

– Сегодня это место кажется мне еще более аскетическим, чем в последний раз.

– Да, это отнюдь не романтическое убежище, но оно привлекает меня именно своей простотой. Когда мы вернемся, комнаты замка покажутся нам еще более комфортными в сравнении с этой хижиной. – Он поставил чайник на маленькую плитку. – У меня есть чай, так что мы расположимся не без удобств.

Джессика поставила на стол кружки.

– Я понимаю, почему тебе нравится здесь. Вы с Полом получаете удовольствие даже от ежегодных походов, в которых живете в палатках и питаетесь выловленной рыбой.

Они услышали скрежет спускающегося лифта. Лето открыл дверь: это прибыл Сафир Хават. Ворча, старый ментат вышел из кабины на площадку, припадая на левую ногу, поврежденную во время одного из боев быков во времена старого герцога. Было это много лет тому назад. Хават нес кожаный портфель. Нес он его с такой осторожностью, словно в нем были коды запуска семейной атомной бомбы. Увидев Лето, Хават постарался не хромать. Из уважения Лето сделал вид, что ничего не заметил, и жестом пригласил старого ментата войти в хижину.

Сети, удочки и другие рыболовные снасти висели на деревянных стенах хижины вместе с особо ценными трофеями. Хават посмотрел на чучело огромной рыбы с радужной чешуей и огромными колючими плавниками.

– А-а, это та самая, которую поймал ваш отец, когда я был с ним на рыбалке. Единоборство с рыбой утомило его сильнее, чем любой бой быков. Он говорил, что это самая вкусная рыба из всех, что ему приходилось пробовать. Леди Елена объявила, что такая еда… сносна.

Лето рассмеялся.

– Мне стоит приглашать тебя сюда чаще, старый дружище.

Хават поставил портфель на стол.

– В этом нет необходимости, милорд. Я прекрасно себя чувствую и на сквозняках замка.

Джессика подала мужчинам кружки с дымящимся чаем, а потом взяла свою.

Лето усадил ментата на крепко сколоченный стул – стул, на котором обычно сидел сам. Хават положил перед собой на стол кожаную папку.

– По вашему требованию, милорд, я подготовил доклад о возможных партиях для вашего сына. Вот имена женщин, которых я считаю наиболее подходящими и полезными для Дома Атрейдесов.

– В политическом смысле, – сказала Джессика. – Но есть и нечто большее, нежели просто подбор партнера. Нам хотелось бы знать, какая из этих женщин сможет стать хорошей женой.

Ментат взглянул на Джессику, а потом снова обратил взгляд на герцога.

– Я проанализировал множество факторов и упорядочил их, чтобы вам было проще в них разобраться. Конечно, вы можете уделить больше внимания субъективным личным качествам. – Он положил перед собой длинный список имен. – Дому Атрейдесов не подходят заурядные невесты, они не нужны будущему герцогу Каладана.

Лето, подавшись вперед, стал читать список, к нему присоединилась и Джессика. Герцог с наслаждением вдыхал тонкий аромат ее волос.

Хават тем временем извлек из портфеля документы и небольшой голографический проектор, но не стал пока его включать.

– Разыскивая подходящие кандидатуры среди дочерей аристократов Ландсраада, я обращал внимание на здоровых девушек, подходящих Полу по возрасту. Я разработал собственные параметры, так как вы не уточнили, когда хотите женить его.

Лето нахмурился.

– Сейчас мы пока лишь рассматриваем возможности. Он еще слишком юн для женитьбы.

Он посмотрел на Джессику, и она одобрительно кивнула.

Хават раскрыл принесенные досье.

– Учитывая ограничения, я нашел почти тридцать кандидатур. Это только первый, так сказать, улов, чтобы набрать как можно больше подходящих вариантов.

В Ландсрааде было необъятное множество Великих и Малых домов, а потому Лето сомневался, что даже Хават сможет запомнить такое количество имен. Некоторые имена были ему знакомы, другие он слышал впервые в жизни. Октавия Туту, Даниэлла Кронин, Кэй Норн, Ронди Констанс Урда, Джуну Верден, Геката Диново, Нир Пирия, Майя Джиния, Нория Боннер, Грета Нарибо и остальные. Дважды просмотрев список, они поняли, что так не смогут его оценить. Джессика принялась изучать досье внимательнее, и Лето заметил, как она на мгновение напряглась, а затем скрыла за бесстрастностью эту свою первую реакцию.

Лето вздохнул, ему было тягостно даже просто обсуждать этот предмет.

– Пол пока выглядит очень юным, но я понимаю, что мы должны смотреть в глаза политическим реалиям. Я слишком долго нес на своих плечах тяжесть этого решения, обдумывая варианты моего собственного брачного союза. Теперь, дав знать Ландсрааду, что мы ищем супругу для Пола, мы сможем отвлечь внимание аристократов от моей персоны. Я не намерен жениться. – Он посмотрел на Джессику. – Я вполне счастлив с моей леди.

Она нежно прикоснулась к его руке.

– Я тоже хочу придирчиво отобрать невесту для Пола. Мы, конечно, можем оценить этот список, но нас никто не принуждает останавливаться на первой попавшейся кандидатке. Пока это дискуссия чисто для проформы. – Ее зеленые глаза сверкнули. – Что мы знаем об этих девушках? Можем ли быть уверены, что сам Пол найдет их привлекательными? Будут ли они совместимы как личности?

– Это главный фактор? – поинтересовался ментат с таким видом, словно этот вопрос и в самом деле его заинтересовал.

– Это, конечно, мое решение, – сказал Лето, – но я бы предпочел не делать Пола несчастным.

Он отогнал от себя тягостные воспоминания – как он кричал от бессилия перед закрытыми дверями родительской гостиной, как мучило его ощущение вечной холодной вражды в замке, как родители в последние десять лет совместной жизни разошлись по разным спальням.

– Но я думаю, он исполнит свой долг перед Домом Атрейдесов.

– Непременно, милорд, – сказал Хават. Он разложил документы на шероховатой столешнице. На листах были напечатаны портреты девушек, а также сведения об их семьях, владениях, родителях, положении в Ландсрааде и о политических пристрастиях Дома. – У каждой кандидатки есть достоинства и недостатки, которые я попытался оценить количественно. Вероятно, вы еще захотите обсудить вопрос о приданом.

Он показывал имя, переворачивал страницу, представлял следующую кандидатку.

– Так, а это Нир Пирия. Я слышала, что она сварливая и вообще очень неприятная особа.

Лето не смог скрыть удивления.

– Где ты это слышала? Сплетни и пересуды каких-нибудь сестер?

Джессика слегка изменилась в лице, но тут же скрыла гримасу за улыбкой.

– Я леди герцога, и моя обязанность – следить за тем, что происходит в других благородных семействах. Ты думаешь, что я впервые задумалась о том, кто мог бы в будущем стать женой Пола? Я присматривалась даже к принцессе Ирулан. Может быть, единственная достойная партия для нашего сына – это дочь Императора.

Хават приподнялся от изумления, а Лето улыбнулся своей леди.

– Ты, однако, мечтательница!

– Я возлагаю очень большие надежды на нашего сына.

Она снова склонилась над списком и небрежно предложила переместить в самый конец Гекату Диново, в то время как Хават рекомендовал присмотреться к Майе Джинии, Октавии Туту, Кэй Норн, Грете Нарибо, Джуну Верден и Нории Боннер. Джессика сочла многих из них приемлемыми, хотя и высказала некоторые опасения относительно Джинии и Боннер. Лето серьезно отнесся к возражениям Джессики.

– Я хочу, чтобы мой сын был счастливее меня, – сказал он. – Я хорошо помню, как родители ссорились по поводу моих брачных перспектив. Мне было всего пятнадцать, когда погиб мой отец, и этот процесс прервался. – Голос его дрогнул. – Почему Пол не может жениться на женщине, которую он бы любил и уважал и которая одновременно была бы отличной партией с политической точки зрения?

– Это решение требует большего, чем простое знание семейной статистики, – сказала Джессика. – Подбор брачного партнера не может основываться только на статистических выкладках.

Хават нахмурился, очевидно, приняв это замечание Джессики за критику в свой адрес.

– Мы всего лишь советники. Окончательное решение все равно остается за герцогом.

Она собрала в кулак всю свою гордость.

– Но кто, кроме наложницы, может помочь выбрать жену?

Лето посмотрел на Джессику, помня свое обещание, данное после убийства Илезы Икац.

– Я сам не собираюсь жениться, невзирая ни на какие политические расчеты. Ты – единственная женщина, которую я люблю и которую буду любить всегда, но у Пола есть долг перед Домом Атрейдесов. Мы должны сделать для него лучший выбор.

Лето включил голографический проектор, чтобы лучше рассмотреть каждую кандидатку.

Проектор выдал изображение молоденькой брюнетки и ее фамильного имения. На видеозаписи девушка грациозно выгуливала большую собаку, вникала в важные документы, изучала математику, произносила речи в университете.

– Это Грета Нарибо, ученая девушка, может быть, излишне серьезная; происходит из состоятельной, благородной семьи.

Лето кивнул.

– Я знаком с ее отцом. Он занимается транспортными операциями, доставляет по всей Империи специализированные грузы по договоренности с Гильдией и КАНИКТ. Этот лорд довольно скучный человек, но мне приходилось встречать и не таких зануд. – Он помолчал, потом, подумав, добавил: – А девушка прехорошенькая.

Джессика сказала:

– Да, очень приятная и, кажется, не ветреная.

Хават продолжил показ.

– Следующая кандидатка Джуну Верден, младшая дочь герцога Фаусто Вердена. Я особо поинтересовался ею самой и ее семейством. Дом Верденов правит планетой Дросс и постоянно стремится расширить зону своего влияния.

– Дросс? – переспросила Джессика. – Разве это не значит «что-то бесполезное»? Не очень-то благозвучное название для владения.

Хават воспользовался своей бездонной памятью ментата.

– Планета получила свое название на заре Империи. Она не слишком богата ресурсами, но климатические условия там вполне сносные. Она замечательна… своей заурядностью.

– Возможно, название планеты объясняет, почему герцог Верден так хочет расширить свои владения за счет ценных приобретений, – произнес Лето. – Это может быть нам полезно. Я встречался с ним. Наши Дома приблизительно равны по статусу, если не считать того, что Верден – один из директоров КАНИКТ, причем он занимает один из самых важных директорских постов. Он получил его в наследство от деда, на подъеме Империи. Хотя у Дома Атрейдесов нет директорского поста в КАНИКТ, герцог, возможно, поможет нам этого добиться, если мы увеличим экспорт лунной рыбы.

На видеозаписи все увидели миловидную светловолосую девушку, гуляющую по саду, катающуюся верхом на чистокровных лошадях, плавающую в бассейне. В биографической справке было сказано, что юная герцогиня очаровательна, одарена музыкальным талантом и добровольно работает в госпитале сестрой милосердия.

– Надо, однако, помнить, – прибавил от себя Хават, – что эти сведения могут быть отчасти преувеличенными самим герцогом Верденом, который, естественно, хочет, чтобы его дочь выглядела более привлекательной.

– И это было до Оторио, – сказал Лето.

В течение следующего часа они просматривали анкеты девушек, отобранных Хаватом. Лето потерял им счет, но ментат не упустил ничего. Джессика время от времени вставляла свои комментарии и возражения, указывала, что некоторые кандидатки составят негодную партию для Пола, однако большинство невест ей нравились.

Обсуждение прервали слуги, спустившиеся на лифте к хижине и доставившие заказанный Лето обед. Когда еда – гигантские мидии и другие поджаренные морепродукты – была проверена ядоискателем и подана, все трое уселись вокруг обеденного стола, продолжая обсуждать кандидаток. Они трижды пересмотрели досье, прежде чем добрались до десерта – маленьких пирожных, которыми закончили трапезу. После внимательного разбора всех голограмм и справок они вернулись к Джуну Верден.

Герцог Лето наконец сказал свое веское слово:

– Я отправлю предложение герцогу Фаусто Вердену, с тем чтобы мы начали формальное обсуждение брачного союза между нашими Домами. Если мы сумеем договориться, то объявим о помолвке с отложенным бракосочетанием.

– Как пожелаете, милорд, – кивнул Хават.

Удовлетворенная этим выбором, Джессика посмотрела на Лето.

– Позвольте, мой герцог, самой сказать об этом Полу.

Подумав о тревоге, от которой так явно страдал юноша, о неприятном разговоре между ними, Лето согласно кивнул.

– Он приободрится от этой новости, – сказал герцог мягко. – По крайней мере, он убедится, что сам я не собираюсь жениться.

Джессика смиренно улыбнулась герцогу.

– Я смогу показать ему все преимущества Джуну Верден – во всяком случае, нам будет что обсудить.

– Значит, это дело можно считать улаженным, – заметил Лето. Как ему хотелось, однако, чтобы все было по-другому, чтобы он смог жениться на Джессике, а Пол – жениться по любви, и чтобы они – вместе – счастливо жили на Каладане.

Я должен держаться этого курса, подумал он, чего бы мне это ни стоило, невзирая ни на какие трудности.

Мы можем манипулировать людьми, давая и отнимая… Надо просто знать, в какой момент дать, а в какой – отнять.

Иббо Випп, философ Икаца

Одетая в черную накидку Бинэ Гессерит, Преподобная Мать Гайя Елена Мохайем сопровождала Императора, когда он входил в обширный и гулкий, как пещера, зал заседаний Ландсраада. Экстренное совещание аристократов после трагедии на Оторио было спешно созвано, чтобы решить возникшие трудности.

Этот зал никогда прежде так не выглядел. Стены были задрапированы черной материей в знак траура. Восемьдесят четыре пустых кресла красноречиво свидетельствовали о членах Ландсраада, погибших от самого чудовищного террористического акта в современной истории, а бесчисленные цветы символизировали сотни членов семей и десятки тысяч простых людей, сгоревших в пламени адского взрыва на месте падения смертоносных контейнеров, рухнувших на планету.

После того как Шаддам занял свое место в украшенном богатым орнаментом кресле на краю сцены, справа от него, словно его молчаливая совесть, села Вещающая Истину. Дюжина самых высокопоставленных аристократов Империи расселись по сторонам от Императора в зависимости от своего ранга. Все они играли важные роли в этой экстренной сессии, включая престарелого спикера Тилсона Ксумба и даже почтенного ур-директора КАНИКТ Малину Ару, которая редко показывалась на публике. Будучи матерью злодея, учинившего бойню на Оторио, Малина Ару была встречена волной гнева и презрения. Но, выказав невероятную храбрость – или дерзость? – она предстала перед Ландсраадом лично. Мохайем было очень интересно, как она справится с ситуацией.

Она, правда, опасалась, что разъяренные аристократы разорвут женщину на части.

В своем письменном заявлении, распространенном среди присутствующих, ур-директор настаивала на том, что ни она, ни компания КАНИКТ не имеют ничего общего с фанатичным злодеянием Якссона Ару, и отрицала свою причастность к движению Содружества благородных. Малина и ее второй сын, Франкос, президент КАНИКТ, публично заверили всех, что они ни в коем случае не приемлют насилия. Мохайем не могла проверить, насколько искренне написано заявление, но она верила этой женщине. Как можно допустить даже мысль о том, что подобное преступление могло быть выгодно КАНИКТ? У Малины Ару была безупречная репутация, она всегда выступала горячей поборницей Империи и ее традиций и не могла быть частью заговора, направленного на низвержение государства.

Оглядывая охваченных волнением аристократов, занимавших длинные ряды кресел, Мохайем отметила, что почти у всех были покрасневшие, обведенные темными кругами глаза. Сколь много близких друзей, союзников, родственников сгинули в аду взрывов? Масштабные личности, обладатели веских голосов – все они ушли, ушли навсегда. Отзвуки трагедии будут прокатываться по Империи еще долго, не одно поколение, а сейчас грядет тектонический сдвиг власти.

Эти восемьдесят четыре пустующих места надо заполнить, заполнить все сразу, а значит, привлеченные запахом наживы амбициозные аристократы бросятся в Ландсраад, как стервятники на труп павшего зверя.

Когда ропот в зале умолк, спикер Ксумба выразительно посмотрел на Императора, и тот медленно кивнул. Спикер, высокий пожилой человек с лицом цвета красного дерева, медленно поднялся на трибуну, оказавшись в конусе яркого света. Глаза его были красны и влажны от слез, на лице застыло выражение скорби.

Он взялся за трибуну и некоторое время стоял молча, многозначительно оглядывая пустые места в зале, словно повторяя мысленно имена всех, кто недавно сидел в этих креслах. Зал тоже молчал. Зал заседаний Ландсраада был сейчас местом упокоения погибших аристократов.

Ксумба возвел глаза к потолку, стремясь найти подходящие для этого скорбного момента торжественные и веские слова.

– Наши мертвые погребены, надгробные речи произнесены, память почтена, слезы выплаканы. – Он вытер влажные щеки. Мохайем уловила искренность в голосе спикера: он и в самом деле переживал горе.

Ксумба медленно обвел рукой пустые кресла – то был вакуум, зиявший на политическом поле Империи.

– Умолкли страстные голоса благородных людей, желавших сохранить силу и славу Ландсраада. Как сможем мы найти им замену? Император рассмотрит претендентов на эти места и скоро представит на наше обсуждение их имена.

Шаддам наклонился к Мохайем и шепнул ей:

– Баланс сил изменился; слишком много моих союзников погибли на Оторио. Эту ситуацию надо исправить.

Она понимала всю правоту Императора. На празднество прибыли самые близкие, самые верные аристократы, а мелкие льстецы, возможно, даже симпатизировавшие Содружеству благородных, нашли подходящие предлоги, чтобы отказаться от визита.

– Очень много вакантных мест, сир. Но прежде у вас было большинство, и вы сможете устроить так, чтобы ушедших заменили только истинные ваши сторонники. В такие времена, как сейчас, Ландсраад не должен даже помышлять о дальнейшем ослаблении Империи.

Шаддам хмуро взглянул на Мохайем.

– Думаешь, этого не случится? Мне думается, что мятежники могут воспользоваться нашей очевидной слабостью, чтобы сломать хребет имперской цивилизации.

Мохайем на мгновение задумалась.

– Я прибегну к своим способностям распознавать истину для того, чтобы вы могли убедиться, что каждый отобранный является истинным лоялистом. Вы наградите своих настоящих союзников, а ложных друзей вышвырнете дрожать на морозе.

– Мне нравится твое предложение.

Когда спикер Ксумба закончил свою речь, Император встал и в гробовой тишине направился к трибуне. Он подождал, пока техники отрегулировали мощность громкоговорителя.

– Это очень важное и серьезное дело. Я никогда не забуду верных соратников, злодейски убитых на Оторио. Восемьдесят четыре самых лучших, самых преданных благородных друга. Мне будет нелегко найти замену таким одаренным, блестящим людям, но назначенная мною комиссия будет работать над этим день и ночь. Я лично буду рассматривать кандидатуры тех, кто окажется достойным занять эти, столь трагично опустевшие места.

Несколько участников собрания выкрикнули с мест слова поддержки. Один воскликнул:

– Да здравствует Империя!

Мохайем прекрасно знала, что Шаддам предпочел бы услышать: «Да здравствует Император!»

Тем не менее он принял поддержку.

– Все будет хорошо, – пообещал он. – Все будет лучше, намного лучше, чем было.

Шаддам говорил несколько минут, торжественно и скорбно, перечислив всех убитых членов Ландсраада, особо отметив тех, кто больше других отличился в служении Империи. Свое выступление Шаддам закончил клятвой:

– Мы найдем и покараем преступников, осмелившихся на это гнусное преступление. Насильственная сущность Содружества благородных открылась нам во всей красе. Мои сардаукары не успокоятся до тех пор, пока Якссон Ару не предстанет перед судом.

В ответ раздался гром аплодисментов, перешедших в бурную овацию.

Мохайем ощущала в зале сильное напряжение. Теперь должна была выступить Малина Ару, а Шаддам своей речью зажег ее погребальный костер.

По залу прокатился нестройный приглушенный ропот, когда эта гордая женщина шла к трибуне. Она шла без тени смущения, хотя оскорбления и обвинения сыпались на нее из зала, словно отравленные дротики. Малина Ару вышла на трибуну, чтобы обратиться к благородным семьям тех, кого убил ее сын.

Не дрогнув, она дождалась, когда уляжется гневный ропот. Многие лишь злобно глядели на нее, просто не веря своим глазам. Мохайем почти физически ощущала яд, разливавшийся по залу. Были, правда, и такие, кто с сочувствием смотрел на невинную мать, которой сын нанес подлый удар исподтишка.

Как Преподобная Мать Бинэ Гессерит Мохайем восхищалась ур-директором за ту силу, которую она выказывала, руководя КАНИКТ, хотя работа Малины Ару в корне отличалась от служения сестер. Очень немногие женщины Империи достигали такой осязаемой, реальной власти и могущества. Малина вовремя спасла компанию от некомпетентного управления своего мужа, которого сместила с руководящего поста. Доходы и влияние КАНИКТ под началом Малины стали недосягаемыми для конкурентов.

Сегодня, однако, эта женщина должна была говорить не о своих деловых талантах, а об ужасном преступлении Якссона.

На сцене Малина Ару выглядела так, словно ей в этот момент хотелось быть в другом месте, где угодно, только не здесь, в этом зале. Стоическое выражение лица растворилось. В ее глазах отразилась беспомощность, столь для нее нехарактерная. Мохайем знала, что ур-директор всегда отличалась уверенностью в себе, в своей правоте; появляясь на публике, она порой вела себя вызывающе и высокомерно. Теперь Малине предстояло сказать что-то помимо того, что было изложено в ее письменном заявлении.

Встретившись взглядом с глазами сидевших в зале людей, Малина Ару ссутулилась, став меньше ростом. С видимым усилием она собрала всю свою волю и вышла на трибуну. С разных сторон к ней подошли по три человека в форме КАНИКТ. Они положили к трибуне три огромные охапки цветов со всех концов Империи.

– Этими цветами я хочу почтить память жертв ужасной трагедии на Оторио, цветы с тех планет, которые их павшие благородные властители называли своим домом, – сказала она и продолжила окрепшим голосом: – Но ни один мемориал не сможет возместить тяжесть утраты столь важных для всех нас жизней.

Аудитория была явно не удовлетворена. Преподобная Мать Мохайем понимала, что Малине надо сказать нечто более значимое, сделать что-то, чтобы привлечь аудиторию на свою сторону.

Малина Ару активировала голографические изображения. Появились фигуры погибших членов Ландсраада. Они, словно призраки, сидели на своих обычных местах. Преподобная Мать вспомнила те жуткие изображения, которые показал обреченным людям Якссон Ару перед самым взрывом.

Аудитория затаила дыхание, некоторые зарыдали.

Голограммы не двигались, это были статичные изображения погибших. Каждый из них был запечатлен в одеянии Ландсраада. Они просто сидели на своих местах, сложив руки на коленях.

Малина продолжала говорить:

– Я не смогла посетить празднество на Оторио и уже принесла за это мои официальные извинения Императору. Я уцелела, но это было просто стечение обстоятельств. Я ничего не знала о намерениях моего сына.

Некоторые члены Ландсраада вытирали слезы, волна рыданий прокатилась по залу. Однако в разных концах помещения послышались и гневные возгласы недоверия.

Впрочем, в голосе Малины тоже зазвучали гневные нотки.

– Если бы я знала, я бы его остановила. Я бы убила его, если бы возникла такая необходимость! Я проклинаю Якссона за то, что он сделал. КАНИКТ никоим образом не поддерживает его действий, и я тоже… Я, его мать.

Она судорожно вздохнула.

Преподобная Мать Мохайем слушала эту речь, погрузившись в свою способность улавливать правду и стараясь проанализировать, какие эмоции этой женщины были истинными и насколько делаными были ее скорбь и возмущение. Удивительно, но она не могла с уверенностью этого сделать. Ур-директор превосходно владела собой.

– Из моих личных средств и из фондов КАНИКТ мы выделим значительные суммы на помощь благородным Домам, которым был причинен ущерб безрассудными и преступными действиями моего сына, а также окажем помощь семьям всех других жертв, простых людей, обслуживающего персонала. Не все жертвы были представителями состоятельных Домов – музей Коррино и Императорский Монолит строили бесчисленные рабочие. Ради их достойных похвалы достижений КАНИКТ хочет почтить их память.

В зале послышались жидкие и непродолжительные аплодисменты. Аудитория была все еще в гневе, люди не верили Малине и продолжали подозревать ее в двоедушии. Мохайем не могла прочитать их настроение.

Малина Ару посмотрела в зал; общее порицание окутало ее, как траурное покрывало.

– Мне трудно говорить. Это невозможно сказать. Я знаю… я знаю, что подарила жизнь чудовищу. – Слезы заструились по ее щекам.

Аудитория хранила гробовое молчание, внимая каждому слову Малины, наблюдая за каждым ее жестом, за каждым движением лица.

– Я отрекаюсь от моего сына, я рву все узы, связывающие меня с ним. Император Шаддам объявил его вне закона, то же делаю и я. Я скорблю вместе с вами, но не по нему. Я надеюсь, что никогда больше не увижу Якссона – только перед судом.

Она отошла от трибуны в мертвой тишине. Изображения убитых членов Ландсраада были видны еще несколько мгновений, а потом медленно растворились в воздухе.

Когда спикер Ксумба закрыл заседание, Мохайем принялась обдумывать и анализировать то, что сказала Малина Ару, стараясь решить, был ли это акт беспримерного мужества или просто мера самозащиты, проявление инстинкта самосохранения, пьеса, разыгранная ради защиты КАНИКТ. Как Вещающая Истину она слушала очень и очень внимательно. Директор умело оттеняла правду, переплетая ее с косвенной фальшью, но Мохайем не смогла уловить откровенной лжи в ее выступлении.

Когда толпа рассеялась, Император задержался в пустом зале, занятый разговором с несколькими аристократами, которые поспешили к нему с просьбами решить вопрос о владении освободившимися планетами.

Шаддам, занятый беседой, не заметил, как в зал вошла посланница Бинэ Гессерит и приблизилась к Мохайем. Это была одна из сестер Ордена, откомандированная на Кайтэйн. Она тщательно отрегулировала голос, чтобы ее могла слышать только Мохайем.

– Преподобная Мать, вас немедленно вызывают на Уаллах IX. Дело очень срочное и не терпит отлагательств. Оно касается одной из ваших учениц. Послание пришло от Верховной Матери Харишки. Вы обязаны повиноваться.

Несмотря даже на то, что Мохайем была ясновидящей при Императоре Шаддаме, она ответила сестре:

– Да, я должна повиноваться. Организуйте мой немедленный отъезд в школу Матерей.

В годы роста и становления Пола Атрейдеса многие говорили, что он рожден для величия.

«Имперская история»

Пол получал истинное удовольствие от тренировок с Дунканом Айдахо, большее, чем от занятий с другими наставниками. Иногда, в начале тренировки, мастер фехтования просто испытующе смотрел на него, и тот знал, что работать придется до седьмого пота.

На сей раз Дункан держал в руках два клинка.

– Сегодня, молодой человек, мы будем работать другим оружием – широким мечом.

Пол нахмурился, понимая, что это оружие не очень подходит людям хрупкого телосложения, таким как он.

– Это необычный вид фехтования.

– Тем больше причин его испытать. – Дункан взвесил в руках мечи, взмахнул ими, со свистом рассекая воздух. – Этот я дам тебе. Им легче работать, хотя он длиннее твоей руки. Это хорошее оружие для первого раза. Включай поле.

– Ага, – съязвил Пол, активируя силовую защиту. – Ты взял более длинный меч, потому что боишься меня.

– Буду бояться, если ты сумеешь внушить мне страх.

Они принялись сражаться большими двуручными мечами под прикрытием щитов, применяя обычные приемы выпадов и парирования, но также присовокупив и другие, которым Дункан обучился на Гинаце. Пол же использовал некоторые оборонительные приемы из арсенала Гарни Холлика, что не укрылось от внимания его наставника.

Во время схватки Дункан поддразнил Пола, назвав его Гарни; это отвлекло юношу и выбило его из равновесия. В пылу боя он забыл тонкости, которым его учили, и положился на инстинктивное ведение боя и быстроту своих молодых ног.

Под громкий звон соприкоснувшихся клинков Пол отступил на шаг, тяжело дыша.

– Итак, как лучше драться – инстинктивно, как животные, или ограничив себя знаниями и усвоенной техникой, как часто делают люди? Природное против приобретенного, животное против человеческого – что лучше?

Дункан поднял меч, готовый возобновить схватку.

– По сути мы тоже животные, и это наша инстинктивная бессознательная сторона. Другая сторона, человеческая, предполагает общение, обучение способам социализации и достижения целей.

Он взмахнул мечом, наступая на Пола.

Пол парировал удар, крякнув от натуги – меч был слишком тяжел для него. Дункан остановился.

– Мы изучаем приемы фехтования для того, чтобы преодолевать препятствия и побеждать опасности, – сказал мастер. – Наша человеческая сторона отшлифована знанием, очищена, и это большое наше преимущество перед животными. Мы можем использовать целый арсенал средств, чтобы сохранить свое господство. – Он кивнул, сделав вид, что расслабился, но Пол чувствовал, что в следующую секунду последует нападение. – В конечном счете цель нашей жизни заключается в том, чтобы становиться все более человечными, развиваться и совершенствоваться.

Когда Дункан вдруг сделал резкий выпад, Пол ловко уклонился, а затем повернулся лицом к сопернику с поднятым мечом, готовый отразить удар.

– С другой стороны, – произнес мальчик, – мы никогда не сможем отказаться от нашей первобытности. Наши основные чувства и врожденные качества никогда не отомрут.

Дункан нанес удар, но Пол с помощью защитного поля замедлил и блокировал его, а затем отступил в сторону и взмахнул клинком.

– Хорошо сказано, молодой человек, – смеясь, сказал Дункан. – Для человека слова – тоже оружие. Ты только что опробовал его на мне.

– С пользой?

Дункан мечом отсалютовал Полу.

– Ты молодой повелитель, и я ни на минуту не забываю об этом, но не на тренировках. Здесь повелитель я, и ты будешь повиноваться мне… ради твоего же блага.

Спарринг был прерван появлением Джессики. Дункан опустил меч и учтиво поклонился матери Пола. Он сразу уловил ее смущение; она сама учила его читать чужие чувства.

– После тренировки зайди ко мне, Пол. Нам есть о чем поговорить.

Юноша вытер со лба пот.

– Думаю, что на сегодня я уже достаточно утомил Дункана.

Джессика посмотрела на мастера фехтования, а затем заговорила, вежливо, но твердо:

– Будь так добр, позволь нам поговорить наедине.

– Конечно, миледи.

Дункан сунул меч в ножны, повесил на стену и вышел, отирая лицо полотенцем.

Несмотря на то что его наставник говорил с матерью с должным почтением, как с законной спутницей герцога, от Пола не укрылась жесткость, с какой Дункан смотрел на Джессику. Он не мог понять, почему Дункан и его мать питают друг к другу не вполне дружеские чувства. Пол хотел использовать все доступные ему техники помимо тех, что преподавали ему Гарни и Сафир, чтобы достичь совершенства. Они же все искренне желали, чтобы он стал лучшим герцогом, и он был им за это очень благодарен.

Лицо Джессики выражало одновременно теплоту и печаль.

– Есть одна вещь, которую ты должен знать – планы отца относительно твоего будущего, – сказала она, и Пол тоже повесил меч на место. Они с матерью присели на жесткую скамью.

– Лето – это моральный фундамент, на котором зиждется Дом Атрейдесов, – заговорила Джессика, тщательно подбирая слова. – Он мой якорь, моя любовь. Оценив множество кандидаток, он принял решение, важное решение для нашего общего будущего – посоветовавшись с Сафиром Хаватом и мной.

Пол внимательно вслушивался в интонации материнского голоса, всматривался в мельчайшие нюансы мимики. Он боялся того, что она скажет теперь.

Джессика вручила ему карточку с изображением лица миловидной молоденькой блондинки.

– Кто это? – вдруг насторожившись, спросил он.

– Ее зовут Джуну Верден, она – дочь герцога Фаусто Вердена, влиятельного члена Ландсраада. Объединение с этим Домом через брачный союз значительно усилит Дом Атрейдесов. Твой отец отправил герцогу Вердену официальное предложение начать переговоры о возможной помолвке.

Пол испытал жгучую ненависть к отцу и такую же острую боль за мать. Ведь герцог Лето обещал, что не женится!

– Она выглядит как моя ровесница! И отец вознамерился жениться на ней?

От возмущения у Пола закружилась голова. Потом ему стало тошно.

Джессика сначала удивилась, а потом рассмеялась, что озадачило ее сына.

– О, Пол! Нет, твой отец предлагает тебя в женихи его дочери!

Теперь растерялся Пол. Он был изумлен. Помолчав и поискав нужные слова, он произнес:

– Но мне же всего четырнадцать! Когда он хочет меня женить?

Джессика пристально посмотрела ему в глаза и протянула руку, чтобы прикоснуться к нему.

– Глядя на тебя, я часто забываю, насколько ты еще юн; в тебе столько мудрости, да и в боевых искусствах ты отлично преуспел.

Ее слова приятно щекотали гордость Пола, но он все же никак не мог успокоиться.

– Ты говоришь… о моей помолвке? Когда же, в таком случае, будет свадьба? – Он нетерпеливо повысил голос, ему хотелось знать, сколько времени у него осталось до того, как ему придется взять на себя обязанности герцога.

– Мы думаем над этим, и, понимаешь, это всего лишь предложение, чистая идея, которая тем не менее взбудоражит Ландсраад. Если герцог Верден примет предложение, это будет означать официальный пакт о дружбе между двумя Домами. – Она перевела дыхание. – Если понадобится, мы сможем затянуть переговоры. Я буду настаивать на твоем с ней личном знакомстве. Дата – это хороший предлог для обсуждения. – Джессика продолжала говорить, явно испытывая облегчение: – Несколько других кандидатур, найденных Хаватом, оказались менее удачными. Я позабочусь о том, чтобы мы как можно скорее забыли о них навсегда.

Мысли Пола путались, но он благодарно улыбнулся матери, хотя теперь весь его мир погрузился в полную неопределенность.

Она дала Полу карточку, чтобы он смог внимательно рассмотреть Джуну.

– Конечно, эта девушка тебе незнакома, но ты можешь прочитать сведения о ней. Если мы получим положительный ответ от герцога Вердена, то найдем способ представить вас друг другу.

Пол принялся рассматривать черты лица девушки, и она показалась ему привлекательной. Да что там, она была прехорошенькая. Он несколько раз мысленно повторил ее имя. Джуну Верден. Ожидается, что он возьмет ее в жены по политическим соображениям. Наступит день, когда она станет герцогиней Каладана.

Джессика молча долго смотрела на сына, а он изо всех сил старался дышать спокойно, контролировать пульс – делать все, чему учила его мать. Она не стала ему помогать, дав самому довести упражнение до конца. Наконец пульс его замедлился, дыхание стало спокойным, и он смог сосредоточиться и обрести чувство безмятежного эмоционального покоя.

Он открыл глаза и грустно посмотрел на портрет Джуну Верден.

– Но это неправильно. Она совсем не похожа на девушку, которую я вижу в моих снах.

Джессику заинтересовало это возражение.

– В снах? Ты видишь во сне какую-то девушку?

– Очень часто, и этот сон все время один и тот же. Я уверен, что когда-нибудь увижу ее наяву. Я точно это знаю. – Он рассказал матери о молодой женщине в пещере и о бескрайней пустыне, о странных синих глазах незнакомки, ее темно-рыжих волосах и ангельском лице. Он отложил в сторону карточку, взял со стола блокнот, лежавший среди книг.

– Я настолько часто ее вижу, что отлично помню черты. И это не дочь герцога Вердена. – Он попытался в меру способностей изобразить девушку из своих сновидений. – Думаю, что именно она станет моей женой, моей любовью.

– Жена и возлюбленная – это не всегда одно и то же. – Джессика не смогла сдержаться, в ее голосе была слышна горечь. – Да и сны не всегда сбываются.

– Может быть, нам все же стоит прислушиваться к снам, – сказал Пол. – Помнишь, однажды, не так давно, я видел сон, который привел меня в неописуемый ужас? Мне приснилось, что отец находится в страшной опасности. – Он на мгновение умолк. – Я сверился с иксианским хронометром в его кабинете, и мои предположения оправдались. Я видел сон как раз в момент атаки на Оторио.

Джессика встревожилась.

– Действительно странно. Такие точные сновидения всегда интересовали Орден сестер.

Она и раньше чувствовала нечто особенное в Поле, но теперь сильнее, чем когда-либо, уверилась в том, что ее сына ожидает великое будущее. И это не уменьшило ее страха за него.

Почтовый цилиндр был доставлен от лорда Атикка. Лето помнил его по короткому разговору на Оторио. Кажется, это был очень громогласный и хвастливый человек. Раскрыв цилиндр, развернув послание и прочитав его, Лето почувствовал себя так, словно ему в лицо плеснули ядом и отхлестали по щекам.

Аристократы Ландсраада уважают Дом Атрейдесов за благородство, герцог Лето, но теперь я знаю, что это – ложь, прикрывающая Ваше коварство и двоедушие. Впрочем, сознаете ли Вы сами, источником какого страдания и вреда являетесь для других? Будьте прокляты Вы и Ваши махинации с наркотиками!

Лето ощутил внутри себя невыносимый холод, словно его проткнули ледяным клинком. Он не мог поверить, что это оскорбление исходило от человека, с которым он даже не был знаком.

Ваш каладанский наркотик убил моего сына! Вначале казалось, что он не более вреден, чем другие пороки Раолина, но Вы же знаете правду, не так ли? Вы соблазнили его обещаниями блаженства, однако наркотик оказался бомбой замедленного действия. Теперь сын мертв, мертв по Вашей вине. Мертв! Я держал его на руках, он корчился в страшных судорогах, а жизнь по капле вытекала из него, и все из-за страшного снадобья, которым Вы торгуете на черном рынке.

Я не стану посылать ассасинов в Дом Атрейдесов, во всяком случае сейчас, ибо на Оторио Вы спасли мне жизнь. Честь обязывает меня помнить об этой любезности. Я смог улететь на одном корабле с эрцгерцогом Икаца. Таким образом, я невольно обязан Вам жизнью. Но Ландсраад узнает, кто Вы на самом деле, герцог Лето.

Лето чувствовал, что цепенеет, он не мог до конца осознать, что именно он сейчас прочитал. Он помнил о странном замечании Атикка о «каладанском наркотике», которое тот обронил во время приема у Императора, но атака Якссона Ару стерла эту подробность из памяти.

Концовка письма была следующей:

Вы мой вечный враг, враг Дома Атикков, Лето Атрейдес. Такое не забывают.

Больше в письме не было сказано ничего. Никаких пояснений в нем не содержалось.

– Сафир! – громко позвал Лето. – Сафир Хават!

Лето встал из-за стола и снова перечитал письмо, но понятнее от этого оно не стало. Первым побуждением было написать ответное послание, выразить сочувствие по поводу смерти Раолина, предложить помощь. Но он не осмелился. Таким горьким ядом сочились слова Аттика!

Что такое каладанский наркотик и почему он, герцог Каладана, ничего о нем не знает? Каладан – это его планета, он правит ею, опираясь на закон и мораль, а теперь, оказывается, его безупречная репутация подорвана. Надо разобраться, кто занимается нелегальной деятельностью на его планете. Погиб сын члена Ландсраада. Кто еще пострадал?

Каладанский наркотик?

На пороге кабинета герцога появился воин-ментат. Он слегка запыхался, лицо его покраснело – он очень торопился, услышав зов герцога.

– Я слушаю вас, милорд герцог.

Лето передал ему ядовитое послание. Хават все сильнее хмурился по мере чтения. Герцог отошел в сторону.

– Выясни, что происходит, Сафир. Найди этот каладанский наркотик – кто его производит, кто распространяет? Как он попадает на другие планеты? Почему мы ничего об этом не знаем… и в чем я виновен?

Хават выпрямился и вернул герцогу письмо.

– Я приступлю к расследованию немедленно.

Подозрения имеют обыкновение становиться фактами, даже если для этого нет никаких оснований.

Принцесса Ирулан. «Книга о Муад’Дибе»

Вернувшись на Арракис, граф Хасимир Фенринг во второй половине дня отправился в Карфаг. После захода солнца воздух стал прохладнее, пустыня не казалась столь угрожающей, хотя надо все же признать, что главный город Харконнена как был, так и остался отвратительным местом. Фенринг провел довольно много лет на этой суровой планете и знал, когда лучше всего оставлять свою уютную резиденцию в Арракине. Визит к барону Харконнену обещал быть нелегким.

Фенринг вышел из местного самолета, доставившего его из космопорта, для проформы облачившись в конденскостюм, но отказавшись от маски и нософильтров. Он вдыхал пыльный воздух, ощущая неприятный запах и испарения, которые, казалось, источали люди и машины Харконнена.

Фенринг уже скучал по Кайтэйну, но Шаддам отправил его в эту дыру снова как Имперского наблюдателя за добычей специи, и он полностью сознавал всю важность миссии, возложенной на него Императором. Он любил побаловать свою милую супругу, но сам Хасимир Фенринг в поблажках не нуждался.

Быстрым шагом он подошел к ожидавшему его на краю летного поля вездеходу и облегченно вздохнул, когда оказался внутри и закрыл дверь. Вездеход прислал за ним сам барон, поэтому не надо было говорить водителю, куда ехать. Не произнеся ни слова, тот повел машину по мощеной дороге в город.

Фенринг до дрожи ненавидел мегаполис, в котором барон устроил свою резиденцию. Этот перенаселенный город с широкими безликими дорогами и такими же безликими громоздкими домами словно притягивал жару и грязь, что делало это место еще менее привлекательным. В воздухе пахло машинным маслом, по́том и выхлопом, едким дымом, смешанным с пылью. После окончания правления династии Ричес прошло восемьдесят лет, и Харконнены за это время настолько прочно укоренили здесь свои представления о грубой силе, что следы подобного варварства будут ощущаться на планете еще много столетий.

Фенринг предпочитал более старый и более державный Арракин, где он устроил для себя и своей дорогой Марго вполне сносный дом, но граф тотчас напомнил себе, что приехал сюда не развлекаться. Он должен вручить барону имперский декрет о новом добавочном налоге на специю, и, естественно, эта новость не обрадует Харконнена.

В центре Карфага дома стали выше. Их крыши тонули в дыму предприятий, строивших и ремонтировавших машины для добычи и обработки специи. Замок правителя был ниже банка Гильдии, но выглядел внушительнее и мощнее.

У въезда на территорию замка, по обе стороны от ворот, из земли торчали две пики, на которые были насажены высохшие на солнце человеческие головы. Темная кожа вздулась от жары, а искусственный свет фонарей оттенял жуть этой мрачной картины.

Фенринга провели через пункт охраны и пропустили в главное здание. Граф вошел туда, держа наготове имперское удостоверение, на случай если придется напомнить о своем важном статусе какому-нибудь ретивому охраннику…

Барон Владимир Харконнен поздоровался с ним, сидя в гравикресле за овальным столом в просторном личном кабинете. Стол был сделан из зеленовато-розового дерева элакки и представлял собой точную копию стола в кабинете барона на Гайеди Прим. Помещался здесь и рельефный глобус пустынной планеты. На полках вдоль стен лежали свитки и книгофильмы.

Фенринг не спеша шагнул в кабинет и сел, не дожидаясь приглашения. Уже после того, как он устроился в кресле для посетителей, граф понял, что барон так обставил свой кабинет, чтобы возвышаться над любым своим гостем. Фенрингу это не понравилось, было мерзко чувствовать себя подчиненным этого неприятного человека.

Громадный барон выглядел устрашающе; впечатление усиливалось бугристым, неровным и пятнистым лицом, на котором проступал отпечаток хронической неизлечимой болезни. На голове красовалась медицинская повязка, а на левом запястье – лонгет. Фенринг сразу отметил эти детали, подтверждавшие уже известные ему факты.

Император с большим подозрением отнесся к тому, что барон не присутствовал на празднестве в музейном комплексе Оторио. После тирады Якссона, в которой тот грозил разрушить Империю, Шаддаму повсюду мерещились заговоры; ему казалось, что Империя кишит тайными членами Содружества благородных, сочувствующими мятежу. Был ли барон Харконнен участником этого движения?

Дом Харконненов владел Арракисом с его прибыльным промыслом вот уже восемьдесят с лишним лет. Отец барона, Дмитрий Харконнен, правил много лет до самой своей смерти, за ним последовало катастрофическое правление сводного брата барона, Абулурда; после него операции со специей взял под контроль Владимир Харконнен. По давней имперской традиции какому-либо благородному Дому отдавали эту пустынную планету в управление на сто лет, хотя, конечно, Император мог отобрать ее в любой момент. Доходы – как официальные, так и тайные – были столь велики, что очень немногие семейства добровольно отказывались от Арракиса.

Заметив, как внимательно наблюдает за ним граф, великан поднял свою забинтованную руку.

– Я не слишком хорошо себя чувствовал. Произошел небольшой инцидент, и в результате я получил травму. Только поэтому я не смог присутствовать на празднестве Императора на Оторио.

– Какое счастливое совпадение, э-хм-м. Как вам повезло, что вы были далеко от Оторио, когда произошло нападение. – Фенринг подался вперед. – Как именно вы получили эту травму?

Барон натужно засопел, потом устало махнул перевязанной рукой.

– О, это пустяковое домашнее происшествие. Мой гравипояс сломался в самый неподходящий момент, и я упал на каменные ступеньки лестницы. Увы, для человека таких габаритов, как я, гравитация – не лучшая спутница. – Толстяк отвел взгляд в сторону, ибо сам-то прекрасно знал, что эта история высосана из пальца. – Вы можете заверить Императора, что я день ото дня чувствую себя все лучше и лучше и моя работа здесь никоим образом не пострадала.

Фенринг прекрасно знал, что он лжет; у графа были собственные источники информации.

– Интересно, хм-м-ах… домашнее происшествие, да-да, в самом деле.

Барон поморщился, словно от кислого, но не стал вдаваться в дальнейшие подробности.

Фенринг провел собственное расследование и подготовил подробный доклад. Установить реальную причину не составило никакого труда, понятно было и то, что все это не имело ровным счетом никакого отношения к Якссону Ару или его нападению на музейный комплекс. Просто как правитель барон Харконнен не хотел признаваться в том, что на вверенной ему планете неспокойно и попахивает мятежом. Попытка покушения демонстрировала его административную слабость.

Фенринг не мог допустить, чтобы барон подумал, будто его неуклюжая грошовая хитрость удалась.

– Вы что, на самом деле воображаете, что Император не узнает о недовольных, которые атаковали ваш корабль? Что было совершено покушение на вас? – Тон Фенринга был ледяным и резким. – Вы считаете маловажным тот факт, что какие-то пустынные оборванцы едва не убили наместника Императора на одной из самых важных планет Империи?

На лбу толстяка выступил обильный пот.

– Это… это внутреннее дело, и к тому же мы справились с ним.

– Ну да, хм-м, я видел головы у ворот.

– Дом Харконненов очень серьезно относится к операциям со специей, и мы будем защищать их как от внешних врагов, так и от внутренних мятежников. – К барону вернулось его обычное самодовольство. – Я приказал моему племяннику Раббану проследить за безопасностью и вызвал дополнительные войска с Гайеди Прим. Уверяю вас, производство меланжа под нашей полной защитой. – Он с видимым усилием проглотил слюну. – Нам даже удалось выкорчевать гнезда контрабандистов в пустыне, а это еще больше сократило наши потери. Император Шаддам будет доволен.

Граф сцепил пальцы. Этот человек соткан из лжи, подумал он. Но Фенринг понимал барона. Он получил нужные ему ответы и доложит Шаддаму, что барон Владимир Харконнен не причастен к нападению на Оторио. Ясно, что барон собирался лететь на Оторио, а значит, он ничего не знал о запланированном массовом убийстве.

Но была только одна истинная причина, по которой Император отправил Фенринга сюда. Он молча смотрел на барона и ждал подходящего момента, чтобы вручить Харконнену декрет Императора. Это заставит барона понервничать.

Барон наконец откашлялся и снова заговорил:

– Но что вам угодно от меня? Вы упомянули, что привезли важное послание от Императора? У меня очень много дел сегодня.

– Да, м-м, я буду краток. Поскольку имперская казна понесла колоссальные убытки в результате террористической атаки на Оторио, Император вынужден пойти на чрезвычайные меры для их возмещения. Для того чтобы заплатить за разрушения, а также покрыть возросшие расходы на обеспечение безопасности и увеличение воинского контингента в ключевых стратегических пунктах, Падишах-Император распорядился ввести добавочный налог на производство и распределение специи. Этот налог неприятен, но необходим, и вы позаботитесь о том, чтобы это распоряжение неукоснительно выполнялось.

Что-то бессвязно забормотав, барон с трудом приподнялся.

– Добавочный налог сверх всех наших расходов? Но это же нанесет непоправимый ущерб рынку! Наши доходы и без того невелики, если учесть постоянные поломки оборудования в этом адском пекле! Потребители же откажутся платить больше…

– Но тем не менее они будут платить, не так ли, хм-м?

Барон буквально дымился от злости.

– Да, некоторые будут платить, но другие станут меньше покупать. – Он грохнул по столу сломанной рукой и скривился от боли. – Передайте Императору, что это неприемлемо! Мы и так уже изнемогаем под бременем имперских налогов на меланж, и этот новый налог нас просто добьет.

– При всем моем уважении, дорогой барон, должен сказать, что если у вас есть возражения, то будьте любезны высказать их Императору Шаддаму лично. Я не ваш посланник, а его. – Фенринг издевательски улыбнулся, как он имел обыкновение улыбаться, вонзая нож в грудь жертвы.

Когда граф отвернулся, чтобы уйти, барон тяжело, словно придавленный грузом нового налога, опустился обратно в кресло.

Вернувшись в свою резиденцию, граф Фенринг нашел супругу, сестру Бинэ Гессерит, в оранжерее, в месте, которое она любила больше всего на свете. Этот роскошный сад в южном крыле здания казался абсолютно неуместным на такой засушливой планете. Пышные зеленеющие растения были здесь роскошью, которую могли себе позволить только богатые и привилегированные чиновники. Это был каприз, требовавший непомерно большого расхода воды.

Пройдя через герметичную дверь, Фенринг подошел к Марго и встал так близко к ней, что их локти соприкоснулись. Супруги улыбались, наслаждаясь близостью друг друга. Они говорили очень тихо, а потому шум воды в небольшом фонтане делал невозможным подслушивание через любые, самые хитроумные устройства.

Фенринг всегда доверял жене.

– Толстяк дважды мне солгал – о том, как он получил травму, и о том, почему он не явился на праздник.

– Ты думаешь, он знал о планах Якссона Ару заранее? Неужели Дом Харконненов замешан в мятеже?

– Нет, он просто пытается защититься, а от смущения делает это очень неловко. Он не справился с обеспечением безопасности на планете и решил скрыть свой провал от Императора. Если бы на Оторио ничего не случилось, то очень немногие заметили бы отсутствие барона, но сам факт, что он уцелел, не явившись на торжества, привлек к нему ненужное внимание.

– Значит, барон на самом деле невинен? – Марго, кажется, была удивлена.

– Ну, барона Владимира Харконнена трудно назвать невинной овечкой, моя дорогая! Но в сговоре с Содружеством благородных он точно не состоит.

Она ласково провела кончиками пальцев по лбу мужа.

– Ты так мало спишь! Ты выглядишь усталым. – Она поцеловала его в щеку. – Мой бедный.

– Знаешь, одно твое присутствие меня освежает. Завтра я приступаю к исполнению своих обычных обязанностей наблюдателя за добычей специи и к неофициальной работе – налаживанию связей с контрабандистами. Многое изменится, теперь Император решил закрутить гайки. Это может побудить многих людей к опрометчивым действиям.

Марго осталась ухаживать за растениями в оранжерее, а Фенринг вернулся в их частные апартаменты, решив последовать совету жены и отдохнуть. Он лег на широкую супружескую кровать и накрылся одеялом с головой.

Он думал о своей милой жене; он часто думал о ней, когда ее не было рядом с ним в постели, в его объятиях. Некоторым казалось, что они являются полными противоположностями, но на самом деле их отношения отличались невероятной нежностью. Марго не слыла убийцей, но он знал, что его жена по-своему смертельно опасна. Она прекрасно владела всеми боевыми искусствами Бинэ Гессерит, хотя никогда не признавалась в том, что ей приходилось убивать самой.

И все же леди Марго была присуща внутренняя, врожденная доброта, которой недоставало графу; ее мягкость оказывала на него облагораживающее действие, и ему это нравилось. Ее любовное внимание было отличным средством от его профессиональной жестокости.

Через страстную веру и тайные откровения, недоступные чужим, религиями легко манипулировать. Религии могут также оказывать стабилизирующее действие, создавая общности, скрепленные верой.

Документ Бинэ Гессерит для служебного пользования. «Анализ чистых религий»

Каждый лайнер Гильдии, прибывавший на Каладан, приносил все новые и новые известия о возмущениях, сотрясавших Империю. Герцог Лето тщательно изучал и анализировал эти сообщения, читал подробные отчеты об экстренных заседаниях Ландсраада, наблюдал за реакциями Императора. Видел он и запись речи, в которой ур-директор КАНИКТ отреклась от собственного сына Якссона Ару.

Он был рад, что находится у себя на Каладане, далеко от всего этого.

Лето был не из тех амбициозных аристократов, что разглядели в трагедии новые возможности для себя, способ повысить статус своих Домов. Несмотря на то что многие из них демонстративно выражали возмущение и скорбь по погибшим собратьям, на деле они давали взятки, интриговали и, прибегая к всяческим ухищрениям, старались занять опустевшие места в Ландсрааде. Как уважаемый член Ландсраада Лето мог отправиться на Кайтэйн, чтобы с помощью своего влияния улучшить положение Дома Атрейдесов, но ему была омерзительна сама мысль об этом – это было то же самое, что воровать монеты, которыми закрывают глаза мертвым. Он не опустится до такого вздора ради возможности управлять планетами, до которых ему не было никакого дела.

По возвращении домой после трагедии на Оторио Лето остался на Каладане, намереваясь сосредоточиться на управлении собственным народом, на укреплении владения, которое принадлежало Дому Атрейдесов на протяжении многих и многих поколений. Пол примет герцогскую мантию, когда настанет срок.

Но поскольку эхо трагедии на Оторио должно было коснуться и его сына, Лето разрешил Полу участвовать в заседаниях совета, на котором обсуждались все новые сообщения о событиях, происходивших в Империи. Он объяснил мальчику:

– Ты должен быть хорошо информированным. Очень скоро на твои плечи ляжет тяжкая ответственность.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы понять имперскую политику, сэр, – ответил Пол. Сидевший рядом Хават многозначительно кивнул, испытывая гордость за своего ученика.

– Понимание имперской политики выходит за пределы нашей компетенции, – сказал Лето. – Однако мы должны попытаться понять смысл того, что можем сделать сами.

Когда дело касалось общественных проблем, герцог заседал в главном аудиенц-зале, где выслушивал петиции, принимал дары, награждал за труды и подвиги и творил суд.

Полной неожиданностью стало, однако, появление на таком заседании архивикария Тороно, проделавшего нелегкий путь с северных рисовых полей. Встав перед троном Лето, архивикарий церемониальным жестом благословил герцога.

– Муадх служит вам и молится за вас, мой герцог. Дом Атрейдесов веками правит Каладаном, но мои единоверцы живут здесь много дольше; мы несем мир Дому, избранному для нас Всевидящим.

Лето ответил старику теплой улыбкой.

– Вы всегда хорошо мне служили, архивикарий, и народ ваш довольствуется малым. Чем могу я одарить его?

Тороно выставил вперед поднятые ладони.

– Я явился сюда не с просьбой, мой герцог, а с приглашением.

– Что же это за приглашение?

– Посетить наш храм близ скал Аронди. Каждый месяц мы проводим там обряд медитации и очищения. Этим ритуалам уже тысячи лет. Они помогают нам не забывать, кто мы и зачем пришли в этот мир, не забывать о нашем месте во Вселенной. – Архивикарий улыбнулся. – Я прошу вас, ваших леди и сына не отвергнуть наше приглашение.

Лето привстал и ответил торжественным поклоном.

– Благодарю за радушное приглашение, архивикарий. Как герцог я должен хорошо знать мой народ, а с той поры, когда вы пришли поприветствовать меня, целым и невредимым вернувшегося домой с Оторио, я понял, что плохо знаю ваш народ, архивикарий. – Он помолчал. – Расскажите мне о ритуале. В чем он заключается?

– Мы собираем в лесной чаще молодые побеги папоротника, высушиваем их и раздаем на собрании общин. – Он обеими руками пригладил окладистую бороду. – Отвар папоротника мы называем айларом.

Лето нахмурился, сразу вспомнив странное, гневное послание лорда Атикка. Нет ли здесь какой-то связи с таинственным каладанским наркотиком?

– Мне бы не хотелось пробовать напиток, изменяющий сознание, и я не хочу, чтобы его пробовал мой сын…

Архивикарий, казалось, совершенно искренне не понимал, в чем здесь загвоздка.

– Но мы пьем этот напиток тысячи лет, мой герцог. Айлар нежно обнимает выпившего его человека. От него не бывает никакого вреда, Всевидящий не допустит такого.

– Как герцог я вынужден подчиняться другим правилам, – сказал Лето, но, заметив разочарование в глазах старика, добавил: – Разве нельзя нам просто поприсутствовать на ритуале в качестве наблюдателей? Мы поддерживаем вас, но не являемся последователями вашей религии.

Архивикарий снова поклонился.

– Мы сочтем за честь, если вы прибудете к нам в любом качестве.

Лето откинулся на спинку трона и задумался. Оказывается, на Каладане еще остаются вещи, которые ему только предстоит узнать.

Все золото, драгоценности и тончайшие ткани, украшающие Императрицу, не могут подсказать, что́ есть ее сердце – чистейший бриллиант или грубый булыжник.

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Ур-директор Малина Ару поняла, что Императрица Ариката способна сослужить ей очень полезную службу, сама о том не догадываясь. Эта возможность появилась неожиданно, но теперь юная жена Императора могла помочь Малине Ару выпутаться из последствий катастрофы, устроенной ее сыном.

Малина добровольно унизилась в зале заседаний Ландсраада, отреклась от Якссона и даже поддержала его объявление вне закона. Это должно было произойти. Многие в Империи скептически отнеслись к ее личным мотивам, но она могла воспользоваться еще одним рычагом – возбудить сочувствие к себе как к несчастной матери. Несмотря на то что она управляла самой могущественной компанией в Империи, она была и матерью, которую опозорил ее собственный сын, дурное семя…

Да, это должно быть сделано.

После своего выступления в Ландсрааде Малина приняла великодушное «приглашение» Императрицы Арикаты – тайно инспирированное и организованное самой Ару. Но при всей конфиденциальности этой встречи она не осталась незамеченной.

На Кайтэйне у Императрицы имелось множество представительских обязанностей. Ее секретари и прочие помощники делали шоу из всех ее передвижений и конференций. Как и было оговорено, блистательная Императрица приняла ур-директора КАНИКТ во дворце, а после встречи они погуляли в саду, примыкавшем к только что отремонтированному северному крылу.

Малине было просто необходимо, чтобы все соглядатаи, сплетники и простые придворные увидели, как она входит во дворец. Словно по заказу Ариката встретила гостью на пороге. Приветливая улыбка тронула ее чувственные губы, на смуглых щеках проступил румянец. Иссиня-черные волосы длинными локонами ниспадали на плечи. Охране пришлось понервничать, когда Императрица сочувственно обняла ур-директора.

– Мне так жаль вас, моя дорогая Малина. Не могу даже вообразить себе ту боль, какую приходится испытывать матери в такой ситуации. Это несчастье задело самые чувствительные струны в моем сердце. В столь тяжелое для вас время вы можете рассчитывать на мою поддержку и на поддержку Империи.

Малина поклонилась, дав возможность всем любопытным лицезреть ее неловкость и горе.

– Благодарю вас, Императрица. Ваше участие очень много для меня значит!

Ариката взяла ее под руку.

– Идемте на террасу. Мне хочется показать ее вам после ремонта. Заменили облицовку…

Гвардейцы позаботились о том, чтобы никто из любопытных не смог последовать за женщинами, когда они, покинув здание дворца, вышли на богато украшенную цветами роскошную террасу с фонтанами, шумопоглощающими перегородками и уютными тихими местечками, где можно было не опасаться лишних ушей.

Поведение Малины резко изменилось, как только они оказались вне поля зрения.

– Это очень важно, Ариката. Пришло время отдать старый долг.

Теперь, став Императрицей, молодая женщина больше не была простой марионеткой и вела себя более независимо, если не вызывающе. Ариката всегда считалась способной и амбициозной ученицей, но Малина все же сохраняла над ней некоторую власть.

– Я считаю это равноценным обменом, директор, – сказала Императрица. – Вы помогли мне, а я теперь помогу вам. Считайте, что мы заключили деловую сделку.

Малина в ответ холодно улыбнулась.

– Именно этому я тебя и учила.

Императрица Ариката была шестой женой Шаддама. Первая его супруга, Анирул, была закаленной Преподобной Матерью Бинэ Гессерит; она родила Императору пять дочерей, прежде чем пала жертвой убийц. Желая получить более покладистую жену, Император перепробовал нескольких пустоголовых красавиц, которые пытались покорить его с помощью безудержной лести. Но все было тщетно. Предыдущая жена Фиренца Торвальд продержалась всего полгода.

Ариката была слеплена из совершенно иного теста. Она была поистине красива и посвятила много времени изучению наложниц и любовниц Шаддама, готовясь завладеть его вниманием, подбросив ему невидимый крючок, который он непременно должен был заглотить. Ариката понимала, что похожая на грушу простушка Фиренца долго не удержится.

Теперь у Арикаты, шедшей рядом с директором КАНИКТ, затуманился взор.

– Это верно, что граф Учан погиб на Оторио? Я, кажется, его там не видела.

– Да, это верно, – сдержанно ответила Малина. – Во всяком случае, во всех документах будет значиться, что он погиб во время нападения.

Императрица медленно шла по гравийной дорожке, рассеянно играя волосами.

– Он был плохим, невнимательным любовником, но с добрым сердцем.

– Моя дочь скажет все, что надо сказать о своем покойном муже, – сказала Малина. – Но теперь Джалма – полновластная хозяйка Дома Учанов. Все сложилось как нельзя лучше.

– Значит, у этого теракта есть и положительная сторона, – задумчиво произнесла Императрица. – Вы всегда учили меня, что преимущества открываются, когда смотришь на вещи шире.

Во времена своей бурной прекрасной юности – под другим именем и с несколько иной внешностью – Ариката служила образцовой наложницей в Доме Хагалов, а затем в Доме Учанов на Плиссе, где ее и заметили люди из КАНИКТ.

Малина Ару разглядела в девушке большие способности, и, пока Ариката находилась при дворе графа Учана, КАНИКТ втайне обучал ее тонкостям бизнеса и умению манипулировать людьми. Корпорация много тысячелетий влияла на состояние имперских рынков, торговые отношения и личные союзы.

Когда стало ясно, что Шаддаму IV скоро потребуется новая жена, Малина Ару принялась дергать за все свои невидимые ниточки, и Ариката стала самой лучшей кандидаткой на роль Императрицы. Теперь КАНИКТ мог установить контроль и над императорским троном.

Когда дочь Малины Джалма вышла замуж за графа Учана, он уже год как охладел к своей наложнице. Ариката незаметно исчезла с планеты Плисс. Все свидетельства, все документы о ее пребывании там в качестве наложницы были уничтожены. Была создана легенда о ее прошлом, а заодно для нее составили безупречную аристократическую родословную. Затем Арикату внедрили в ничем не выдающийся Дом Ландсраада. Так она стала идеальной претенденткой на руку и сердце Императора, когда Шаддам изъявил желание жениться еще раз после удаления Фиренцы.

Теперь, восседая на троне, Ариката не забыла, что попала на него только благодаря манипуляциям Малины.

Женщины задержались возле зеркального пруда, в котором беспокойно плавала голодная золотая рыба. На тумбе рядом с прудом стоял аквариум со сверчками. Ариката сунула в аквариум руку, выбрала черного сверчка и бросила его в воду. Голодная рыба кинулась к насекомому и принялась жадно пожирать его, разрывая на части.

Малина тоже достала сверчка, бросила в пруд и стала наблюдать за торопливым пиршеством.

– Это напоминает мне Ландсраад, в котором благородные аристократы дерутся за освободившиеся места.

– Мой муж выберет только тех, кто ему слепо предан.

– И он их найдет, – сказала Малина. – Мы видим этих аристократов насквозь.

Ариката получила строгие инструкции: если она узнавала, что-то важное для КАНИКТ, то отправляла Франкосу Ару послание в Серебряную Иглу, а Франкос затем передавал эту информацию своей матери на Тупайл.

Годом ранее Ариката отправила совершенно заурядное сообщение о том, что Шаддам хочет аннексировать никому не известную планету Оторио, где предполагалось расчистить часть территории под строительство невиданного музея – музея династии Коррино. Ариката не знала, какое значение имеет эта захолустная планета, не ведала, как дорога Оторио семейству Ару.

Малина теперь жалела, что не сказала об этом Якссону сразу. Она просто не предполагала, какую ужасную боль он испытает, когда Император осквернит могилу отца и священную оливковую рощу.

– Я стараюсь расширить свое влияние здесь, во дворце, – продолжала Ариката. – Пока мой дорогой Шаддам позволяет мне играть лишь роль украшения на всевозможных пустяковых мероприятиях. Я разрезаю ленточки и возлагаю венки, но могу делать и намного более важные вещи.

– Конечно, можешь, – согласилась Малина.

Вероятно, за исключением Анирул, все остальные жены Шаддама были необразованными и невежественными, абсолютно не годными к каким-либо серьезным делам. Ариката великолепно играла отведенную ей роль, и Шаддам недооценивал ее, как и бо́льшая часть аристократов Ландсраада. Они видели в ней только увешанную бриллиантами изящную леди, но не могли даже вообразить, какие опасные амбиции таятся под этой оболочкой. Ариката была острым смертоносным кинжалом, вложенным в золотые, украшенные драгоценностями ножны.

– Я найду способ заставить Императора назначить меня дипломатом, послом на какой-нибудь важной планете.

– Это будет большим преимуществом, – согласилась Малина, – но не преуменьшай свою роль Императрицы. Ты можешь продолжать передавать нужную мне информацию.

– А мой дорогой Шаддам будет ее исправно поставлять, – сказала Ариката. – Какие у нас будут превосходные, а главное, полезные отношения!

Эйфорию можно вызвать разнообразными средствами – эмоциональными, воспитательными, религиозными и химическими.

Руководство для врачей школы Сукк

Перспектива поездки на север, в храм Муадха, привела Пола в восторг. Хотя герцог часто путешествовал по Каладану в одиночку и без охраны, а каждый год они с Полом, по традиции, совершали дальние походы либо вдвоем, либо в сопровождении нескольких спутников, теперь, учитывая брожение, охватившее Империю, следовало подумать о безопасности.

К свите присоединился Дункан Айдахо в качестве личного телохранителя Пола, а герцога и леди Джессику сопровождал отряд гвардейцев. Возглавлял отряд лейтенант Нупре, который сам напросился в эту поездку к террасам рисовых полей, залитых водой. Так как молодой лейтенант имел безупречный послужной список и прекрасно справлялся со своими обязанностями, герцог Лето удовлетворил его просьбу. Когда же Нупре спросили, почему он хочет туда попасть, лейтенант ответил:

– Мне всегда хотелось увидеть скалы Аронди, я слышал, что они замечательно красивы.

Герцог, Джессика и охрана отбыли в путешествие на комфортабельном и роскошном церемониальном фрегате, а Пол с Дунканом полетели отдельно, в военном орнитоптере.

Когда машина спустя четыре часа полета, наконец приблизилась к рисовым полям, Пол стал проявлять нетерпение.

– Мы с тобой могли бы лететь и быстрее, Дункан! Надо показать, на что способны эти двигатели!

– Могли бы, но у нас нет никакой необходимости спешить. Иногда ожидание только усиливает радость. Разве твоя мать не учит тебя терпению и умению владеть собой? Я видел, как ты часами сидишь неподвижно, думая о своих мышцах – о каждой по очереди.

Пол несказанно удивился тому, что Дункан видел его тренировки.

– Это совсем другое. Занятия улучшают мои навыки. Они помогают мне стать лучшим бойцом. А это… просто путешествие.

– Когда я учился в школе Гинаца, мастера фехтования заставляли нас часами сидеть неподвижно, иногда в течение целого дня, ничего не объясняя и не ставя перед нами никаких целей. Мы учились понимать и принимать пустое времяпрепровождение, постигать тщетность желаний.

Управлявший машиной Пол искоса взглянул на Дункана.

– Ты так говоришь, как будто это хорошо.

– Даже герцог или Император не всегда могут контролировать Вселенную, юный господин. Лучше быть готовым к разным вариантам развития событий.

Пол посмотрел вниз, на местность, испещренную серебристыми нитями каналов, мелкими прудами, ирригационными шлюзами. На склонах долины, по которой текла река, крестьяне устроили живописные террасы, карабкавшиеся вверх, словно огромные ступени. Каждая из них была покрыта обширными рисовыми полями, которые немедленно засевались снова после очередного сбора урожая. От яркой зелени у Пола заболели глаза.

Местность вокруг долины представляла собой огромную равнину, но в ее центре, будто крепость, возвышалась гигантская гора. Перед путешествием Пол познакомился с этой геологической аномалией заочно с помощью доктора Веллингтона Юэ, врача школы Сукк, прикомандированного к Дому Атрейдесов. Этот врач был одним из учителей и наставников юного Пола. Гранитные скалы Аронди поднимались над равниной на две тысячи метров, а вершина горы выглядела так, словно ее снесли исполинским кинжалом. Подножие скал было усеяно каменными обломками. Гора продолжала осыпаться.

Пол приник к иллюминатору.

– Я не ожидал, что она такая высокая! Она же просто громадна!

– Да, на нашей планете эта гора одна из самых трудных для восхождения. Взойти на нее труднее, чем на прибрежные скалы, на которые ты карабкаешься для развлечения.

– Нет, восходить на прибрежные скалы тоже трудно, но я смог – так же, как смог лазить по стенам замка, забираясь на них с моего балкона. – Пол пригляделся к горе, проследил взглядом линии изломов и прикинул возможные пути восхождения. – И ты же знаешь, что я не просто так взбираюсь на скалы. Это помогает тренировать выносливость, концентрацию внимания. В случае острой необходимости этот навык может помочь мне избежать западни.

– Я не буду с тобой спорить. – Дункан посмотрел вперед. – Видишь там впереди деревню Муадха? Оттуда открывается потрясающий вид на скалы.

Намного обогнав церемониальный фрегат Атрейдесов, Дункан покружил над деревней и посадил машину на поляну в стороне от жилых домов, затем приглушил двигатели, и Пол вылез из кабины и помахал жителям деревни, которые вышли приветствовать гостей.

Очень скоро здесь же приземлился эскорт герцога и Джессики, а за ними прибыло и главное судно. Несмотря на то что это было вполне безобидное путешествие, министры Дома Атрейдесов подготовились к нему, как к масштабной военной операции.

Лейтенант Нупре со своими гвардейцами быстро осмотрели деревню Муадха. Когда Нупре передал сигнал о том, что все готово, церемониальный корабль медленно опустился на землю, включив гравидвигатели. Пол знал, что вообще-то этот корабль не предназначен для праздничных шоу. Двигатели были настолько мощны, что фрегат мог легко уйти при возникновении любой опасности.

Полу и раньше доводилось видеть герцогские процессии и церемонии. Сейчас же его куда больше впечатлила мощь и суровая красота скалистой стены Аронди. Он смотрел на уходящие ввысь гранитные столпы, трещины и канавки на вулканических шестигранных колоннах. Вся гора была похожа на исполинский пучок неровных колосьев.

Отец сошел с фрегата, и Пол с Дунканом поспешили присоединиться к нему, но мальчик все же как зачарованный никак не мог оторвать взгляда от скалы. Лето понимающе улыбнулся.

– А, любуешься скалами Аронди? Видишь разбросанные у подножия обломки? Если присмотришься, то поймешь, что костей там не меньше, чем камней. Сотни скалолазов пытались покорить эту гору, взойти на эту неприступную стену. Успешных восхождений было не больше пятидесяти.

– Я хороший скалолаз, – упрямо сказал Пол, не желая признавать опасность восхождений даже на стены замка или на прибрежные скалы.

Лицо Лето стало жестким.

– Ты очень способный парень, Пол, но этого… делать нельзя. Когда твой дед был молод, он попытался взойти на Аронди, однако повернул назад. Эта гора испугала даже Паулуса Атрейдеса.

Пол слышал множество легенд о старом герцоге.

– Мне говорили, он был настолько храбр, что смеялся, когда его ударил рогами салузанский бык.

Лето взял сына за плечо и заставил отвернуться от скалы.

– Никаких восхождений на этот раз не будет. Мы прибыли сюда для встречи с этими людьми, чтобы посетить их церемонию и произвести хорошее впечатление. Уверяю тебя, это довольно трудная задача.

Вскоре появился и торопившийся на эту встречу архивикарий Тороно в сопровождении нескольких молодых дьяконов. Толпы крестьян продолжали работать в полях – было как раз время сбора урожая, но их семьи остались в деревне и готовились к церемонии медитации и очищения.

Для местных жителей это была привычная рутина, но Пол воспринимал ее как невероятно волнующий праздник. Деревенские жители носили домотканые, не слишком изысканные одежды, однако мальчика поразило их спокойствие и довольство. Люди Муадха были удовлетворены своими домами, семьями и работой. После суеты и шума Каладанского замка, после трепета и страха, которые он испытал, узнав, что отец был на волосок от смерти на Оторио, после постоянных встреч, сообщений, докладов, политических интриг и предательских заговоров аристократов Ландсраада Пол был счастлив видеть неспешную, самодостаточную жизнь крестьян. Он завидовал этим людям, ведь они знали свое истинное место и предназначение, знали себе цену.

Пока герцог и Джессика беседовали с деревенскими старостами, самыми трудолюбивыми крестьянами и архивикарием Тороно, Пол и Дункан осматривали это уютное поселение. Хотя лейтенант Нупре и признался, что его заветным желанием было посмотреть на скалы Аронди, он теперь, кажется, не проявлял к ним особого интереса. Лейтенант вместо этого проводил время в разговорах с некоторыми селянами. Пол не понимал Нупре.

Вечером вся деревня собралась на центральной площади и начался пир. Люди ели постное мясо, простой рис и тыквы со своих огородов. Архивикарий извинился перед Лето за столь скудное гостеприимство.

– Такова традиция – мы постимся перед медитацией и очищением, мой герцог, и сегодня не будет вкусной еды и напитков. Ритуал – это трудное испытание, но и благодатное. Вот увидите.

– Мы уважаем ваши традиции, – ответил Лето. – Рис-панди и каладанские овощи – моя любимая еда.

Он, Пол и Джессика сидели за деревянным столом на открытом воздухе, разделяя с селянами скромную трапезу, – правда, лишь после того как слуги проверили все миски ядоискателем. Бдительные гвардейцы стояли чуть поодаль и сами к еде не притрагивались. Лейтенант Нупре и его подчиненные будут ужинать позже, по очереди.

Глаза архивикария Тороно сияли; он был счастлив принимать столь высоких гостей.

– Сегодня вы поймете нас гораздо лучше, герцог Лето.

– Наш герцог, – повторяли люди, словно заклинание, обращаясь друг к другу.

После захода солнца, когда отвесную скалу покрыла тень, деревню охватило волнение. Голоса людей стали более оживленными. Пол оглядывался, прислушивался и старался сосредоточиться.

Глаза Джессики сверкали.

– Запоминай все, Пол. Для тебя это совершенно новый опыт, как и для всех нас.

Люди начали вставать из-за длинных столов и собираться перед храмом Муадха, возвышавшимся над деревенскими домами.

Лето посмотрел на яркие звезды, вспыхнувшие над головой, и сказал Полу, пока они ждали начала ритуала:

– Сейчас мы далеко от морского тумана и городских огней. Посмотри на эти звезды. Сейчас ты видишь Вселенную.

Дьяконы в домотканых накидках вышли из храма, неся плетеные корзины, наполненные какими-то высушенными шишками, похожими на искривленные мумифицированные пальцы. Пол с любопытством смотрел на это диковинное действо.

– Айлар раскрывает наши умы и сердца, – гулко заговорил архивикарий. – Айлар дарует нам мир и ясность. Айлар дает нам силу. Айлар дает нам покой.

Последователи Муадха произносили молитвы на языке, непонятном Полу. Тороно сунул руку в корзину и извлек оттуда высушенную шишку.

– Папоротник барра растет в лесах к северу отсюда. Это очень редкое растение. Наши деревенские охотники прочесывают лесную глушь, собирая барра в строго определенное время. Небольшой отросток, такой как этот… – архивикарий зажал коричневый предмет между большим и указательным пальцами, – …дарит великую силу.

Почтительно поклонившись, он протянул кусок высушенного папоротника Лето, который принял его на свою ладонь. Пол наклонился к отцу, чтобы лучше рассмотреть, но тот предостерегающе взглянул на него, и только после этого позволил сыну взять предмет. Мальчик ощутил покалывание в пальцах. Или это было только воображение?

– Мы не просим вас участвовать в ритуале, – сказал Тороно, – но посмотрите на него и присоединитесь к нам своими сердцами.

Нупре подошел ближе вместе со своими гвардейцами. Напряжение нарастало, но Пол не испытывал ни страха, ни тревоги. Среди этих людей он не чувствовал себя в опасности.

Плетеные корзинки пустили по кругу в толпу местных жителей, и каждый брал чудесный папоротник и откусывал крошечный кусочек, наслаждаясь его вкусом. Люди жевали растение и начинали издавать тихий жужжащий звук. Сначала это были отдельные носовые звуки, но потом они стали громче, слились друг с другом, эхом отдаваясь от горы, а затем в разрозненном мычании появился ритм.

По спине Пола пробежал холодок, он понял, что его трясет. Он быстро взглянул на отца и мать. Было видно, что Джессика старается запомнить каждую подробность происходящего. Лето же встал со своего места и пристально смотрел на людей. Пол кожей чувствовал, как продолжает стремительно нарастать мощь звука; величие ритуала подавляло его.

Участники действа сидели на земле, скрестив ноги и прижавшись друг к другу, продолжая грызть кусочки папоротника. Подносили все новые и новые корзины. Люди трогали друг друга, гладили по лицам, словно зачарованные. Глаза светились ярче, улыбки становились все шире.

– Мы едины, мы все заодно, – произнес архивикарий. – Мы – часть Каладана и Вселенной.

Жужжание переросло в оглушающий гул, словно гремел рой исполинских насекомых. Пол ощутил непреодолимую сонливость, умиротворяющее чувство затопило его, веки закрывались. Дьяконы собрали пустые корзины и унесли их в храм, а затем еще раз вынесли оттуда коричневые сушеные листья папоротника, теперь для себя. Дьяконы расселись среди остальных людей, которые уже находились под действием айлара.

Пол внутренним зрением ощущал какое-то свечение, он смог присоединиться к просветлению, которое испытывали сейчас эти люди. Он вопросительно взглянул на отца, заметив, что его ровесники, мальчики и девочки, тоже принимают участие в ритуале наравне со взрослыми.

Лето покачал головой.

– Нет, мы не будем этого делать.

Пол согласился с этим решением и стал просто наблюдать за людьми. Эйфория была такой сильной, что ее, казалось, можно было пощупать, словно густой утренний туман.

– Это мой народ, – тихо произнес Лето и повернулся к Полу, – и это твой народ тоже.

Пол как завороженный смотрел на деревенских жителей, пребывавших в каком-то другом мире, в своей особой жизни, и старался в полной мере разделить их удовлетворенность подобной жизнью.

В царстве имперской политики необходимо предпринимать непубличные действия. На самом деле таких невидимых действий гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Падишах-Император Шаддам IV

После долгого бреющего полета на высоте ниже области охвата сенсоров слежения Фенринг посадил свой орнитоптер без опознавательных знаков в точке с нужными координатами, близ характерного скального образования прямо под Барьером. Сидя за панелью управления, он подождал, когда умолкнут и остынут двигатели и корпус судна. Сквозь плазовое стекло кабины он внимательно осмотрел место назначенной встречи, готовый к любому повороту событий. Сегодня, правда, не было оснований ожидать западни, но бдительность никогда не бывает лишней.

Он уже бывал здесь на тайных встречах с контрабандистами, но сегодня тут не было ни одного человека. Тем не менее Фенринг знал, что Эсмар Туек и его люди наблюдают за ним. Все в мире подчиняется правилу: доверяй, но проверяй. Его отношения с этими маргиналами были очень ценны, и, самое главное, никто о них не знал и, возможно, даже не догадывался.

Он продолжал ждать в приземлившемся орнитоптере, понимая, насколько уязвим в этом положении. Но вот Фенринг выбрался из машины, похожей на гигантское насекомое, и застыл рядом. Горячие лучи желтого солнца отражались от покрытого пылью фюзеляжа. Наконец, когда граф зашагал к подножию скалы, часть ее отодвинулась в сторону, открыв защищенный силовым полем вход, спрятанный под ложной стеной. Трое контрабандистов, одетых в пустынные накидки, стояли внутри и жестами приглашали Фенринга присоединиться к ним.

Он последовал за ними по открывшемуся узкому коридору. Контрабандисты попытались вести Фенринга, но он обогнал их и пошел впереди в заданном им самим темпе – он знал, где находится резиденция Туека. Граф мог только гадать об истинной величине этой тайной базы; в свои прошлые визиты ему удалось осмотреть лишь ничтожную часть сети ходов сообщения.

Эсмар Туек, человек с лицом, покрытым шрамами, глава шайки контрабандистов, ждал Фенринга в вырубленном в скале личном убежище. Туек сидел за металлическим столом с величественным видом короля, восседающего на троне. Жестом он приказал своим людям уйти. Фенринг же отказался сесть на предложенный ему Туеком стул перед столом.

Туек нахмурился, сведя над переносьем тяжелые брови. Лицо контрабандиста было резким и угловатым, как будто высеченным из арракинского камня. Несмотря на свое положение вне закона, Туек чувствовал себя здесь достаточно комфортно; его банда получала вполне приличный доход от незаконной торговли специей.

– Вы говорили, что у вас есть для меня важное сообщение, граф Фенринг? Мои жена и сын присоединятся к нам. Они тоже участвуют в наших делах.

– Хм-м, значит, им также придется послушать мое сообщение. Это распоряжение затронет все аспекты поставок специи с Арракиса, как по законным каналам, так и по каналам черного рынка. После событий на Оторио Император Шаддам решил внести некоторые изменения в законодательство.

В пещеру вошла Рулла Туек, женщина с гордо посаженной головой, и старший сын Эсмара Стабан. Фенрингу доводилось видеть его и раньше. На вид Стабану было около тридцати пяти, у него были такие же густые брови, как у отца, и такое же грубое лицо. Новая жена Эсмара, темноволосая фрименка, была по возрасту, вероятно, ровесницей его сына. В этом глубоком убежище контрабандистов она облачилась в пестрый эклектичный наряд, состоявший из яркого шарфа, весьма смелой блузки и свободных брюк, какие обычно носят мужчины. Здесь, под защитой гермоклапанов, ей не было нужды носить конденскостюм, и Фенринг заметил, что она беременна. По размеру живота Фенринг определил, что она, должно быть, уже на седьмом месяце.

Эсмар однажды по секрету сообщил Фенрингу, что Рулла очень трепетно относится к своей внешности, и это тщеславие заставляет ее выступать против фрименских обычаев. Сам Эсмар предпочел бы, чтобы его жена вела себя более консервативно, как подобает женщинам пустыни; ему не нравились ее вольности и легкомысленные заигрывания с суровыми и грубыми контрабандистами. Первая жена Эсмара, мать Стабана, была полной противоположностью Руллы.

Он женился на своей тщеславной второй жене семь лет назад, щедро одарил ее, наделил богатством и влиянием, и теперь Рулла вместе со Стабаном занимались некоторыми важными делами контрабандистов. Пользуясь своими связями с фрименами, Рулла очень умело организовывала караваны специи, которую перевозили одомашненные куланы, выбирала маршруты, пролегавшие по безопасным путям, где не было песчаных червей, животных в высшей степени территориальных, и куда не заглядывали харконненовские патрули.

Рулла и Стабан сели рядом на каменную скамью слева от металлического стола. Фенринг сразу ощутил заметное напряжение между мужем и женой и плохо скрываемую неловкость женщины по отношению к пасынку. Граф решил разобраться в этих сложных связях, так как они могли повлиять на его дела, но сейчас он находился здесь по поручению Императора.

Было ясно, что контрабандистам не понравится привезенная им новость.

– Я привез последнее распоряжение Императора Шаддама IV, – заговорил Фенринг. – В политике произошли изменения, с которыми, хм-м, вам придется смириться. Эти изменения недешево вам обойдутся. Император вводит новый добавочный налог на специю, что обеспечит приток средств в казну Кайтэйна.

Глава контрабандистов недовольно нахмурился.

– Мы торгуем не по имперским правилам. У нас собственная торговая сеть.

– В этом весь смысл нашего существования, – поддержала мужа Рулла. – Мы не станем платить больше.

Стабан внимательно слушал, но пока молчал.

Лицо Фенринга потемнело.

– Вы работаете с определенным пониманием, хм-м, правил. Шаддам – и я – терпим вашу деятельность. Я могу уничтожить вас одним посланием на Кайтэйн – или в Карфаг, если решу дать барону шанс выслужиться перед Императором.

Эсмар дрогнул.

– Мы уже платим огромные взятки Императору! Такова была наша договоренность.

– И в ответ на это он смотрит на вашу деятельность сквозь пальцы. Отныне он постановил, что вы будете платить больше. Во всех операциях, во всех расчетах теперь надо учитывать новый добавочный налог. Это касается и контрабанды. Я буду внимательно следить за вами.

– Это слова Императора или ваши, граф Фенринг? – Тон Руллы возмутил Фенринга. – Не положите ли вы часть дохода в свой карман?

Кажется, она поняла, что ее поведение не нравится графу, но это ее не остановило. Он, конечно, слыл опасным убийцей, но Рулла чувствовала себя здесь в полной безопасности. Впрочем, было неразумно наживать врага в лице Хасимира Фенринга. Граф решил, что Рулла нуждается в более тщательном наблюдении, а потому до поры подавил свое раздражение.

– Это не имеет никакого значения; сейчас я говорю от имени Шаддама.

Эсмар неодобрительно взглянул на жену, а затем снова посмотрел на Фенринга.

– Это может подкосить нас. Император должен дать нам больше свободы для маневра.

– Император очень доходчиво дал понять, чего именно он хочет. Пока я убедил его, что в его интересах продолжать игнорировать ваши операции, потому что лично я нахожу вас полезными – во всяком случае, иногда. Но ваша свобода иллюзорна. – Он многозначительно перевел взгляд с Эсмара на его жену. – Я в любой момент могу покончить с вашей деятельностью.

Рулла не выдержала взгляда Фенринга и отвернулась.

– Контрабандисты делают очень важную для Императора работу, – заговорил сын Эсмара Стабан. – Мы передаем жизненно важную информацию о Харконнене, о его действиях как держателя файфа, мы сообщаем о слухах столь тихих, что о них не знаете даже вы.

Фенринг улыбнулся.

– И так как ваша информация оказалась полезной в прошлом, мы снисходительно относимся к вам, и дело стоит того, хотя, конечно, это сильно досаждает барону Харконнену. – Он прищурился. – Однако снисходительности Императора есть предел. Никогда не забывайте об этом и никогда не пытайтесь воспользоваться им или мною. Вы будете платить добавочный налог. Я потребую подробного отчета о производстве и транспортировке специи.

Рулла сверлила Фенринга испепеляющим взглядом, поглаживая свой живот, но Эсмар хотя и неохотно, но примирительно кивнул.

– Этот добавочный налог временный? Мы сможем вернуться к нормальной работе после того, как рассосется кризис?

– Налог будет введен на то время, какое потребуется для покрытия дефицита, вызванного необходимостью возместить потерю разрушенного музея Коррино и увеличить численность корпуса сардаукаров.

– И долго это продлится? Когда такое было, чтобы временный налог и в самом деле оставался временным? – визгливо спросила Рулла. – О чем говорят анализ цен и прогнозы на будущее?

– Хм-м, налог будет взиматься столько, сколько потребуется. – Голос графа стал стальным. – Контрабандистам придется платить то, что им прикажут платить.

Он видел, что жесткость возымела нужное действие. Рулла испугалась – на краткий миг, но и этого было достаточно.

Сидя в своей резиденции в Карфаге, барон Харконнен с неудовольствием смотрел на неудавшегося ментата, входившего в кабинет.

Питер де Врие двигался жеманно, крадущейся походкой, что делало его похожим одновременно на женщину и хищника.

– Вы звали меня, мой дорогой барон? – произнес он более льстиво и мелодично, чем обычно.

– Это глупый вопрос, – ответил барон, глядя как ментат усаживает свое тощее тело на стул перед овальным столом. – Я недоволен… Нет, я просто в ярости от этого добавочного налога, который, как надеется Император, я буду платить! Я, конечно, переложу издержки на других, но это спровоцирует рост цен. Мы уже и так подвели покупателей к опасному пределу того, что они могут позволить себе платить, и я не могу давить дальше, не рискуя лишиться потребителей. Многие из тех, кто не страдает пристрастием к специи, перейдут на другие наркотики. Мне надо обойти этот налог! Найди ответ, ментат.

– Да, трудная задача! – Де Врие достал флакончик с соком сафо и сделал глоток красной жидкости. Через мгновение взгляд его затуманился; он принялся обдумывать создавшееся положение. – Очевидное решение – увеличить производство и продавать больше специи.

Барон побагровел от злости.

– Если мы произведем больше специи, то нас обложат бо́льшим налогом! Император получит доход, а Дому Харконненов достанутся одни убытки.

Ментат начал прикидывать другие возможности.

– Этого не произойдет, мой барон, если мы не будем отражать добычу меланжа в документах. Эта планета огромна, в пустыне много специи. Никто не сможет проследить ее добычу полностью.

Барон надул щеки.

– Ты хочешь сказать, что мы должны работать, как грязные контрабандисты? Может быть, даже сотрудничать с ними, чтобы продать больше специи? Я подозреваю, что у контрабандистов уже состоялась секретная встреча с графом Фенрингом, а значит, и с Императором – хотя я не могу этого доказать. Поищи другую проекцию.

Де Врие снова умолк, и барону показалось, что молчит он слишком долго. Эту проблему надо было решить немедленно.

Ментат моргнул.

– Нужно обойти контрабандистов. Наши официальные операции по производству и продаже меланжа проходят по имперским каналам. Такие операции находятся под строгим контролем и облагаются высокими налогами. Санкционированный меланж распределяется по Империи через КАНИКТ. По специальным контрактам Космическая Гильдия получает грузы специи, и эта деятельность тоже облагается тяжкими налогами. Контрабандисты, предположительно, также отправляют свои партии специи через КАНИКТ, а следовательно, платят очень большие взятки… которые затем возвращаются в имперскую казну.

– Но Шаддам тем не менее утверждает, что ему надо выжать из нас еще больше! – прохрипел барон. Нетерпение буквально разрывало его. – Прекрати учить меня азам экономики. Что ты предлагаешь?

– Создать еще один независимый канал, новый и секретный путь доставки незарегистрированной специи на другие планеты. Часть ее мы можем продавать непосредственно компании КАНИКТ: специя не будет отражена в бухгалтерских документах, это будут поставки по укороченным закрытым частным петлям. Таким образом, мы исключим всех промежуточных посредников, а это – финансово – будет очень выгодно Дому Харконненов и компании КАНИКТ.

Барон колебался.

– Да, подозреваю, что КАНИКТ будет рад альтернативе, не зависимой от имперского надзора. Если мы предложим им этот план, они почти наверняка его примут.

Барон принялся детально обдумывать эту идею, а затем лукаво улыбнулся.

– Питер, я, наверное, дам тебе пожить немного дольше.

К несчастью, в некоторых исключительных случаях врачебное вмешательство может стать столь же смертоносным, как и сама болезнь.

Практикум медицинской школы Сукк

Небо Оторио было затянуто дымом и пеплом. В городе, среди руин, продолжали местами бушевать пожары, ибо их некому было тушить. В конце концов планета сама залечит эту рану.

Прошло несколько недель после удара, и вот теперь Якссон Ару собственными глазами увидел то, что он сделал. Его не смущал ужас открывшегося ему зрелища. Он даже позволил себе мимолетную улыбку.

После атаки на Оторио стала поступать гуманитарная помощь, прибыли добровольцы для проведения спасательных операций. Якссон смог затеряться среди них. Благодетели, явившиеся помогать «этим несчастным людям», не понимали, что Оторио много сотен лет обходилась без заботливого вмешательства Империи. Выдавая себя за участника спасательной команды, Якссон раздобыл себе частный легкий орнитоптер и облетел границы зоны поражения.

Несмотря на то что тяжелые контейнеры частично испарились в плотных слоях атмосферы, ударная волна, прокатившаяся над имперскими строениями, разрушила их до основания. Весь периметр был усеян лагерями поисковиков, группы которых просеивали пепел и щебень в поисках чего-нибудь ценного. Может быть, ему удастся приобрести у этих кладоискателей нечто интересное: например, кусок оплавленного стекла как сувенир, напоминающий о его великой победе, о первом реальном ударе, нанесенном Содружеством благородных. Он пробудил Империю от спячки – это был достоверный результат.

Но не таким – почерневшим и изуродованным – хотел он помнить это некогда мирное и прекрасное место. Он закрыл глаза и представил картины идиллической планеты, где он провел так много лет. Обеспокоенная мятежностью его натуры, мать отослала Якссона на Оторио, когда он был еще совсем юным. Из троих детей Малины он считался наименее способным и, по мнению матери, не годился для дипломатии, в отличие от брата и сестры. Однако свое пребывание на Оторио Якссон не считал изгнанием; он был счастлив здесь с отцом, с которым у него были очень доверительные отношения.

Брондон Ару являлся последним представителем долгой и древней династии, но его третировали как человека, абсолютно лишенного деловой хватки. Его жена, впрочем, понимала необходимость расширения компании. Надо сказать, Малина действительно была способна принимать сложные вызовы и успешно отстаивать интересы компании, занимаясь делами, к которым у ее мужа не было никаких способностей.

КАНИКТ хотел заставить Брондона замолчать, отослать его в какое-нибудь тихое место, где он не смог бы причинить вреда своей неспособностью к делам и отсутствием интереса к ним. Много позже Малина использовала Оторио в качестве планеты, на которой удобно было спрятать импульсивного младшего сына до того момента, когда она решит, что делать с ним дальше.

Каждое лето Якссон проводил в их тайном имении на Оторио, вдали от интриг имперской политики и сложностей коммерческих хитросплетений. Тем не менее мать настояла на том, чтобы Якссон получил прекрасное образование – с помощью чтения книг и теоретических трактатов, а не на непосредственном жизненном опыте. Так получилось, что, несмотря на свой незаурядный ум, молодой человек имел идеалистические представления о политике и истории; Якссон не был прагматиком.

Его предубежденный отец слушал восторженные слова Якссона о революционном преобразовании Империи в более демократическое содружество. В душе Брондона не было огня, страсти к переменам, но он поощрял мечты сына о системе, лучшей, чем разложившаяся Империя Шаддама и его присных.

Издалека Малина тоже поддерживала страсть сына, побуждая его продолжать учебу, чтобы познать, как подорвать существующую систему. Она с большой гордостью рассказывала ему о Содружестве благородных, организации, зародившейся во времена Фондиля Коррино III; эта организация тайно росла и в течение многих поколений постепенно набирала силу. Малина наконец нашла то, что объединяло ее с младшим сыном, нашла подходящее для него дело, нашла роль, такую же важную, как и роль других ее детей.

Но пока она требовала от Якссона не выделяться, быть незаметным. Она собиралась вместе с ним тихо и исподволь готовить широкое и победоносное восстание против Империи. В конечном счете они смогли бы добиться исполнения своей мечты, правда, возможно, лишь ко времени, когда станут взрослыми внуки Якссона. Прогнившая Империя неизбежно должна была рухнуть.

Но между тем Якссон и его отец на Оторио не теряли времени даром. Они активно занимались спортом, ездили верхом на генетически модифицированных чистокровных скакунах, плавали и ныряли в местном море, вместе летали над равнинами.

Однажды вечером, за ужином, у Брондона случился удар, почти полностью его парализовавший. Теперь он едва мог говорить. Лежа в постели под присмотром врачей, Брондон оплакивал свою потерянную жизнь, а Якссон оплакивал свои разбитые надежды, связанные с отцом.

Однажды, когда за окном моросил мелкий надоедливый дождь, Якссон сидел рядом с отцом, с нежностью вглядываясь в его оплывшее лицо. Якссон говорил ему обо всем, что они раньше делали вместе и теперь никогда уже не смогут делать. С трудом выговаривая слова, старик пробормотал на ухо склонившемуся к нему сыну:

– Не трать свою жизнь даром, Якс. Я свою жизнь прожил зря. Но с этим надо покончить. Не думай, не размышляй. Действуй. Ты… совершишь великие деяния. Делай, что до́лжно. И люди запомнят тебя на века.

Брондон очень боялся медленного безнадежного угасания и упросил сына помочь ему. Молодой человек дал отцу вызывавший эйфорию смертельный яд, который позволил ему покончить с никчемной жизнью.

Якссон похоронил горячо любимого отца в древней величественной оливковой роще, занимавшей много акров старого поместья. Здесь они говорили о своих несбыточных мечтах. Для Якссона роща стала личным святилищем.

После похорон Якссон отбыл с Оторио и отправился к матери на Тупайл, где она привлекла его к более насыщенной программе обучения политике и коммерции. Он даже посетил свою сестру Джалму на Плиссе, и они развлекали друг друга забавными историями у смертного одра находившегося в коме графа Учана, мужа Джалмы, несмотря на то что старик до боли напоминал Якссону его собственного парализованного отца.

После этого Якссон поехал в Серебряную Иглу, штаб-квартиру КАНИКТ на Кайтэйне, где принял участие во встречах директоров, советом которых руководил его брат Франкос. Работа ржавой, медлительной и громоздкой бюрократической машины погрузила Якссона в черную меланхолию; он непрестанно вспоминал последние слова отца, какими тот напутствовал его, призывая совершить подвиг, достойный быть запечатленным на скрижалях истории.

Потом Шаддам заново открыл «потерянную» планету Оторио и решил, что она – самое подходящее место для его безвкусного музея Коррино. Пространство расчистили, и на месте имения и священной рощи было воздвигнуто нечто уродливое, напоминающее бельмо на глазу планеты.

Якссон прилетел на Оторио, когда строительные работы были в самом разгаре, но он не мог выразить официальный протест, потому что владение не было зарегистрировано ни в одном имперском документе. В ужасе Якссон бессильно наблюдал, как Шаддам уничтожает священную рощу и оскверняет гробницу отца.

Именно тогда Якссон окончательно понял, что неспешная деятельность Содружества благородных никуда не годится, и решил действовать на свой страх и риск.

Он смотрел на оплавленные руины имперского музея, на место, где некогда зеленела священная оливковая роща, где в мире и любви был упокоен прах его отца. Бессмысленные разрушения причиняли боль, но ведь и его родной дом был до основания разрушен ненавистным Шаддамом Коррино.

Глаза и легкие горели от дыма, висевшего в воздухе. Все, достаточно с него этого зрелища.

Когда Содружество благородных одержит победу, народ Оторио сделает свой собственный выбор, так же как и народы всего мира. Якссон заставит их выбрать свободу, чего бы это ни стоило.

Самый коварный враг – это тот, кто живет в твоем собственном доме. Не все такие враги обладают человеческим лицом.

Герцог Паулус Атрейдес. «Советы будущим герцогам»

Покрытый древними трещинами и все же исполненный достоинства, Каладанский замок был похож на старый костюм, поношенный, но чистый и опрятный. Каменные стены источали прохладную сырость, их покрывала соль, осевшая из морского воздуха. Ночные облака принесли с океана мелкий, надоедливый дождь, но герцогу Лето было тепло и уютно в его личном кабинете.

Объятый дурными предчувствиями и тревогой, Лето в одиночестве сидел за столом, читая доклады, накопившиеся за время его отсутствия. Посещение храма Муадха принесло удовлетворение и было необходимым, но дома его ждали куда более важные дела, требовавшие внимания. Был поздний час, Пол уже спал, а Джессика в своих покоях занималась медитацией.

Темная деревянная отделка стен и ряды книг на полках придавали важности этому месту, подчеркивали высокую ответственность герцога. Светошары, плававшие под потолком, лили мягкий оранжевый свет в помещение, создавая уют и напоминая о теплом свете огня в камине. Графин киранского бренди медового цвета стоял на краю письменного стола, и время от времени, утомившись от чтения, Лето наливал себе глоток прекрасного напитка.

Он просмотрел обширный отчет министра Веллана, касавшийся добычи и переработки лунной рыбы на Каладане; к докладу были приложены планы по совершенствованию структуры рынка и предложения по расширению зоны лова этой рыбы на севере. Лето ознакомился с изображениями системы прудов для разведения ценной рыбы и предложениями об их аренде и налогах на продажу инопланетным покупателям; в докладе даже были перечислены потенциальные инвесторы. К докладу министр Веллан прикрепил ходатайство от КАНИКТ, в котором выражалось согласие на увеличение поставок и имелся список сопутствующих пошлин и платежей.

Просматривая приведенные Велланом цифры, Лето вдруг понял, что в докладе есть какая-то странность. Что-то привлекло его внимание. Герцог вчитался в доклад, сравнил даты и увидел, что министр слишком часто лично инспектировал места рыболовного промысла. В нескольких случаях он во время поездок отклонялся от маршрута и посещал точки, расположенные весьма далеко от моря, например, деревни, занятые выращиванием риса-панди, включая и ту, где только что побывали на церемонии Муадха Лето с семьей.

Это было странно. Министр рыбного хозяйства в принципе не должен интересоваться делами крестьян, выращивающих рис. Может быть, Веллан имел там какой-то свой интерес, может быть, он вкладывал личные средства в выращивание риса? Влиятельный человек, знавший всю подноготную каладанской экономики, он мог стремиться к увеличению собственного состояния, но зачем ему было маскировать эту деятельность, прикрываясь выполнением прямых обязанностей, связанных с экспортом лунной рыбы?

Лето взглянул на иксианский хронометр, висевший на стене кабинета. Этот хронометр ему когда-то подарил изгнанный принц Ромбур Верниус. Хронометр показывал время в любой точке Империи. Несмотря на поздний час, министр Веллан едва ли спал. Он славился своей привычкой работать по ночам.

Как и домашний персонал и доверенные слуги, многие высшие государственные чиновники Каладана проживали в отдельном крыле замка. В новых административных зданиях Кала-Сити жили чиновники более низкого ранга, а также служащие различных учреждений, но кабинет министра рыбного хозяйства располагался в самом замке. При кабинете даже была маленькая спальня, где министр мог отдохнуть, если засиживался за работой допоздна. Герцог решил нанести ему неожиданный визит.

Лето взял со стола вызвавший вопросы доклад и вышел из кабинета. Даже если Веллана не окажется на месте, герцог решил, что оставит ему записку, в которой пригласит для срочной беседы.

По пустым залам Лето прошел в административное крыло. Как он и ожидал, в большинстве кабинетов было темно, а двери были закрыты, однако в кабинете министра Веллана свет горел. Лето подошел к двери, готовый задать неудобные вопросы.

Герцог всегда старался хорошо думать о своих подчиненных, в том числе и о чиновниках. В этом он руководствовался главными принципами кодекса чести Дома Атрейдесов. Но Лето не был наивным человеком. Его доверие надо было заслужить. Веллан верой и правдой служил герцогу много лет, и Лето хотел дать этому человеку возможность объясниться. Может быть, дело не стоило и выеденного яйца.

Лето постучал в дверь своим герцогским перстнем. В ночной тишине эти звуки показались громкими, как пушечные выстрелы. Несмотря на горевший свет, ответа не последовало, не было слышно и никакого движения внутри. За плазовым стеклом не угадывался силуэт человека. Наверное, министр все же уже ушел домой.

Лето толкнул дверь, и она открылась. Это насторожило и встревожило герцога. Информация, хранившаяся в кабинетах, часто была конфиденциальной, и ее не следовало оставлять в незапертом помещении. Он шире распахнул дверь и вошел в прихожую, где обычно находился секретарь.

– Веллан! Мне надо поговорить с вами.

В воздухе висел какой-то кислый запах. Неплохо было бы проветрить помещение. Стол секретаря был пуст, что не удивило Лето, ведь работать допоздна любил только один Веллан. Однако дверь во внутренний кабинет была распахнута. Плавучие светошары заливали комнату беспощадно ярким белым светом.

Лето обнаружил министра распростертым на столе. Одна рука была вытянута вперед ладонью вверх. Скрюченные пальцы сжимали какой-то высушенный коричневый предмет. Веллан не просто уснул: рот его был безвольно открыт, на стол стекала струйка слюны, глаза с налитыми кровью белками были полузакрыты и ничего не выражали. Лицо было как будто бы вдавлено в разложенные на столе бумаги, а вторая рука безвольно свисала, словно плеть. Министр походил на громадное, безжалостно раздавленное насекомое.

Лето бросился к нему.

– Веллан!

Человек за столом не отозвался, и Лето с силой потряс его за плечо. Однако и это не помогло. Оглянувшись, Лето закричал в коридор:

– Эй, кто-нибудь, на помощь!

Он снова посмотрел на министра, поднял ему веки, но взгляд налитых кровью глаз был пуст и ничего не выражал. Веллан не шевелился.

Лето обнаружил на столе микрофон внутренней связи, активировал его и рявкнул:

– Мне нужна помощь, я в кабинете министра Веллана. Пришлите доктора Юэ!

Он приподнял обмякшее тело, чтобы Веллан не захлебнулся в рвотных массах. Тут-то он и обратил внимание на предмет, крепко зажатый в ладони министра. Сухой коричневый стручок, похожий на согнутый палец, – точно такой же Лето видел в деревне Муадха, во время церемонии медитации и очищения. Он разжал пальцы Веллана и вытащил предмет. Да, это тот самый высушенный лист папоротника барра, в безвредности которого его с таким пылом убеждал архивикарий. Половина листа была съедена. Веллан принял наркотик айлар, но реакция оказалась совсем не такой, какую Лето наблюдал у крестьян, поглощавших священное растение.

Он вдруг вспомнил горькие слова из послания лорда Атикка: Ваш каладанский наркотик убил моего сына!

Лето надавил на виски Веллана, потом осмотрел шею. Человек дышал поверхностно, его пульс едва прощупывался. Накануне министр проявлял чрезвычайную активность, взгляд его метался, движения были быстрыми и порывистыми. Но во время церемонии в Муадхе айлар умиротворял людей, делал их довольными жизнью и более сосредоточенными, а не такими!

Вы соблазнили его обещаниями блаженства, однако наркотик оказался бомбой замедленного действия.

Каладанский наркотик?

В кабинет влетел Сафир Хават в сопровождении трех гвардейцев, все были в активированных силовых щитах и с обнаженными клинками в руках, готовые к схватке.

Министр Веллан несколько раз дернулся, после чего его поразили сильные судороги.

Воин-ментат бросился вперед и прикрыл собой герцога на случай, если Веллан впадет в неистовство.

– С вами ничего не случилось, милорд?

– Он наелся какого-то наркотика. Помогите мне справиться с ним! Где доктор Юэ?

– Сейчас будет.

Лето и Хават удерживали министра, пытаясь не давать ему двигаться, но он все равно продолжал неистово извиваться и биться в их руках. Глаза его были теперь широко открыты, склеры окончательно покрылись кровавой пеленой. На помощь Хавату и Лето поспешили еще два гвардейца.

Лето прорычал сквозь стиснутые зубы:

– Я пришел к нему, потому что нашел некоторые странности в его докладе, но этого я не ожидал. Посмотри, что было у него в руке.

Хават посмотрел на скрученный высушенный лист.

– Это папоротник барра? Вы просили меня проверить слухи о новом каладанском наркотике, милорд, и я нашел кое-какие сведения, хотя и не окончательные. Говорят, что айлар используют в качестве наркотика.

– Никогда раньше не слышал об этом до церемонии Муадха, – сказал Лето. – Он используется не только в религиозных целях? Мы наблюдали очень мягкий эффект: люди впадали в эйфорию, но в воздействии на них айлара мы не заметили ничего смертоносного. Почему меня не проинформировали?

– Я не предполагал, что вас заинтересуют какие-то уличные наркотики, сир, – с мрачным видом ответил Хават.

– Веллан ездил на север инспектировать пруды для нереста лунной рыбы и рыбообрабатывающие предприятия, – сказал Лето, снова попытавшись сопоставить факты. – Но он без всякой служебной надобности посещал и места, отдаленные от моря, рисовые поля в северной глуши.

Взгляд Хавата стал отрешенным. Будучи ментатом, он постоянно создавал и сравнивал проекции, сопоставляя факты и мельчайшие подробности, чтобы помочь своему герцогу.

– Я не связывал свои рассуждения с министром Велланом, но определенные данные не укладывались в схему. Мне надо было раньше заподозрить неладное.

Ментат снова погрузился в себя, выстраивая новые логические связи, вспоминая разговоры и встречи с неожиданными людьми.

– Наверное, теперь надо заняться гвардией и службой придворной безопасности. Я припоминаю три случая, когда видел Веллана беседующим с одним лейтенантом… с которым у него не было и не могло быть никаких общих дел.

Наконец прибежал запыхавшийся доктор Юэ. Веллингтон Юэ был очень энергичным человеком небольшого роста с проницательными глазами, оживлявшими продолговатое лицо. Длинные волосы были собраны в хвост, закрепленный серебряным кольцом. Он был врачом медицинской школы Сукк и раньше работал в Доме Ричесов. Все последние годы Юэ был придворным врачом Дома Атрейдесов на Каладане. Татуировка в виде ограненного алмаза на лбу говорила о том, что он подвергся имперской обработке.

Доктор бросился к бьющемуся в конвульсиях человеку. Он приложил инъектор к шее Веллана, посмотрел на остатки листа папоротника барра на столе и глухо произнес:

– Только не это.

– Это какой-то вид сельского наркотика, называемого айларом, – сказал Лето. – Министр плохо на него отреагировал.

Судороги между тем усилились, бессмысленные глаза Веллана почернели, как у демона.

– Мне уже приходилось видеть подобное, мой герцог. Это очень мощный и токсичный вид папоротника барра, в котором крайне высока концентрация айлара. На этой стадии очень мало шансов…

– Сделайте что-нибудь! – воскликнул Лето.

Юэ открыл свой медицинский саквояж, извлек оттуда монитор, датчики которого прикрепил к коже Веллана, чтобы оценить его физиологические функции. Когда судороги стали слабее, Лето решил, что Веллану лучше, но на самом деле его состояние стремительно ухудшалось. Веллан обмяк, словно его тело стало плавиться, превращаясь в бесформенный ком.

Врач отступил на шаг назад и поджал темные тонкие губы.

– У него тяжелое кровоизлияние в мозг, и его не спасет даже экстренная операция. Нам придется просто наблюдать, как он умирает, милорд.

– Как вы можете говорить так уверенно, Юэ? Нельзя так легко сдаваться!

Врач вновь поджал губы.

– Всего час назад мне пришлось столкнуться с таким же случаем в гвардейских казармах, а в Кала-Сити просто эпидемия передозировок айлара, особенно в нижнем городе, в тавернах, в лодочных сараях. Все эти случаи заканчивались летально.

Лето не мог поверить своим ушам.

– То есть эти смерти – обычное дело?

– Тревожно, но это так, сир. Число случаев растет.

В голове Лето эхом отдались слова Атикка: «Ваш каладанский наркотик убил моего сына!»

– Как этот наркотик попал в Кала-Сити? Как он попал в мой замок? Как он вообще смог заразить мой народ?

Юэ отошел от умирающего министра.

– Я всего лишь врач, милорд. Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Кто был той предыдущей жертвой? – спросил Хават. – Вы только что сказали, что потеряли одного больного в гвардейской казарме.

– Именно поэтому я задержался с приходом сюда. – Длинные темные усы Юэ дрогнули, на лице появилось выражение озабоченности. – Приношу свои извинения, хотя это не помогло бы министру Веллану.

Несчастный дернулся еще раз, испустил долгий хриплый вздох, похожий на трескучий звук смерти. Юэ пощупал пульс и закрыл налитые кровью глаза.

– Кто был жертвой в казарме? – еще раз спросил Хават.

Врач поднял голову.

– Лейтенант по имени Нупре. Он умер точно так же.

Каладанский наркотик… Лето знал только об одном источнике айлара.

– Папоротник барра используется в ритуале Муадха; растет он в глухих лесах на севере. Министр Веллан бывал там несколько раз, что никак не было связано с его служебными обязанностями. Он ездил туда по собственной инициативе. Лейтенант Нупре возглавлял мой эскорт во время посещения церемонии на рисовых полях. Здесь прослеживается отчетливая связь. Все они бывали в районе деревни Муадха.

Взгляд Хавата стал необычно серьезным.

– Нупре – этот тот самый офицер, о котором я вам докладывал, милорд. Говорили, что лейтенант Нупре и министр Веллан несколько раз встречались, но я никак не мог понять, что связывает этих двух людей. У меня не было объяснений.

– Не было до настоящего момента, – сказал Лето, посмотрев на остатки сушеного листа папоротника. – Как это могло случиться с моими людьми? – Он вспомнил архивикария и его дьяконов, разносивших корзины с листьями среди людей. – Я требую покончить с этим раз и навсегда.

Когда прислушиваешься к голосам сильных, не слушай самые громкие из них. Те, кто шепчет, обладают бо́льшими познаниями.

Руководство Бинэ Гессерит «Обучение влиянию»

Серебряная Игла возвышалась над горизонтом Кайтэйна, пронзая небо своими плавными металлическими контурами. Административное здание КАНИКТ было весьма примечательным архитектурным объектом и привлекало так много внимания, что никому не приходило в голову искать истинную штаб-квартиру компании на Тупайле.

Произнеся неизбежную речь в Ландсрааде и встретившись с Императрицей Арикатой, Малина Ару отправилась в Серебряную Иглу, где могла уединиться за толстыми плазовыми стенами и надежными дверями.

Никто не задержал ур-директора, когда она вошла в устремленный ввысь комплекс. Скоростной лифт с быстротой ракеты доставил Малину в башенку на крыше здания. Выйдя из лифта, она спокойно направилась к кабинету номинального президента компании КАНИКТ.

Франкос стоял у входа в кабинет. Он открыл дверь в тот самый миг, когда лифт прибыл на этаж.

– Все собрались, мама. – Он слегка поклонился. – Мы ждем твоих указаний.

– Мои указания последуют после того, как я выслушаю их доклад, – сказала она, быстро входя в кабинет. – Высшие руководители совета директоров КАНИКТ – избранные специалисты и знают свое дело. Я не автократ.

– Конечно, мама. – Франкос понимающе улыбнулся.

Да, ее старший сын был образчиком зрелого и респектабельного мужчины. Темные волосы, слегка тронутые сединой, придавали ему солидный вид, а гладкое загорелое лицо и проницательные серо-голубые глаза говорили о недюжинной энергии. Внешность вполне соответствовала отведенной ему роли. Франкос был президентом КАНИКТ уже десять лет и делал ровно то, чего требовала от него Малина.

В качестве президента он исполнял представительские обязанности, которыми не желала обременять себя его мать. Именно Франкос, стоя на фоне желтого штандарта КАНИКТ с красно-черными кругами, выступал публично, излагая политику компании. Франкос со своей администрацией занимал весь верхний этаж Серебряной Иглы и имел высший ранг среди тысяч директоров КАНИКТ, работавших по всей Империи.

Поскольку Малина постоянно укрепляла здоровье и замедляла естественное старение с помощью специи, она выглядела практически ровесницей своего сына. Оба излучали силу, обретенную через тренировки, упорство и спокойствие.

Франкос жестом предложил матери подойти к инкрустированной ониксом закрытой двери главного конференц-зала. По бокам двери неподвижно, как статуи, стояли два великана-гвардейца.

Малина пошла впереди.

– Хар и Кар уже там? Ты заботился о них?

– Конечно, они вполне довольны жизнью, хотя и сильно по тебе скучают. – В голосе сына послышались нотки умиления. – Думаю, они сильно напугали герцога Вердена.

– Чего еще можно было от него ждать, – сказала Малина. Мысль о питомцах согрела ее. Она подошла к гвардейцам у дверей. Охранники были похожи на каменные глыбы с руками, но двигались весьма проворно, когда распахивали перед Малиной створки дверей. Она вошла в зал, где вокруг сияющего полировкой большого стола уже сидели главные директора. Как только двери открылись, эти высокопоставленные сотрудники поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать Малину Ару.

– Добро пожаловать, ур-директор, – почтительно произнес Раджив Лондин своим слабым негромким голосом. Правда, одет был старый лорд в яркий красно-фиолетовый костюм, который должен был продемонстрировать всем его жизнелюбие и энергию.

Виконт Джандро Тулл, встав, низко поклонился.

– Госпожа ур-директор, – произнес он почтительно. Тулл, в отличие от Лондина, был одет в черно-коричневый деловой костюм. Это был молодой красивый мужчина, недавно сменивший на посту директора своего умершего отца.

Герцог Фаусто Верден, улыбаясь, шагнул навстречу Малине. У герцога были длинные волнистые волосы, бородка а-ля Ван Дейк и густые, тщательно ухоженные и напомаженные усы. Помимо них в зале присутствовали еще четыре человека, спешивших выразить свое почтение Малине. Это был тесный круг избранных.

Малина, однако, первым делом посмотрела на своих серебристых псов, сидевших рядом с ее дочерью Джалмой, которая держала собак за ошейники. Хар и Кар горели желанием подбежать к хозяйке, но они были превосходно выдрессированы и ждали, когда она сама подойдет к ним. Малина нежно погладила жесткий колючий мех, почесала животных за ушами, где не было шипов. Это были прекрасные псы, выведенные тлейлаксу путем селекции и сложных генетических манипуляций. Своими длинными устрашающими клыками они могли за долю секунды порвать в клочья любого человека, но Малина их не боялась.

Одной своей командой она могла натравить остистых собак на любого человека в этом зале, но сейчас в этом не было необходимости. Потому она и созвала присутствующих мужчин и женщин на секретную встречу руководства КАНИКТ. Содружество благородных нуждалось в них и доверяло им.

Уделив должное внимание своим питомцам, Малина наконец обратила взгляд на людей. Семь директоров, выказывая уважение, продолжали стоять; они были одеты в традиционную для их планет одежду и носили гербы своих Домов.

Словно все они сдерживали дыхание до прибытия ур-директора, разговор сразу стал громким, перекрывая голоса тех, кто стремился завладеть вниманием Малины Ару. Она села рядом с Джалмой, став якорем, определившим главное место за столом неправильной формы. По обе стороны от хозяйки поместились два пса. Малине было приятно видеть своих питомцев здоровыми и бодрыми.

Джалма была одета в вычурные, роскошные и очень дорогие одежды, традиционные для Плисса. За годы жизни с больным престарелым графом Учаном Джалма усвоила местные обычаи и теперь носила столь стесняющие платья только по крайней необходимости.

Герцог Фаусто Верден, подавшись вперед, горячо заговорил, словно стараясь впечатлить ур-директора:

– Прежде чем мы приступим к делам, позвольте мне выразить мое глубочайшее соболезнование леди Джалме в связи с гибелью ее мужа на Оторио. – Он горестно покачал головой и скорбно вздохнул. – Сколько благородных людей там погибло. Ландсраад долго будет оправляться от этой потери.

– Да, это была ужасная трагедия, – поддержал коллегу лорд Лондин.

Джалма сохраняла бесстрастное выражение лица, на котором не отразилось даже тени скорби.

– Спасибо за ваши соболезнования. Правительство Плисса, однако, продолжает нормально работать. Мой муж был тяжело больным человеком, и заниматься государственными делами мне приходилось много.

Малина уважительно кивнула дочери, подтвердив сочиненную ими историю.

– Последней волей твоего мужа было видеть новый музей Коррино на Оторио. Я рада, что он смог высказать свое сокровенное желание перед смертью.

Малина лучше других знала, что граф Учан давно не покидал смертного одра в своем старом фамильном замке на Плиссе, но все документы были подделаны, и теперь по ним выходило, что граф прибыл на Оторио, где и погиб во время взрыва. Никто из уцелевших при всем желании не сможет с уверенностью утверждать, что Учан не присутствовал на празднестве, а его тело, естественно, никогда не будет найдено. Всё в радиусе нескольких километров от взрыва превратилось в пар.

Много лет назад Джалма вышла замуж за старого графа Учана, могущественного аристократа Ландсраада, контролировавшего семь планет, включая Плисс. Вскоре после замужества Джалма сумела взять в свои руки бразды правления Домом Учанов, получила статус регента, что позволило ей выступать от имени своего больного и впадавшего в деменцию мужа. Никто не видел графа на публичных собраниях в течение последних пяти лет. Малина прекрасно знала, что эта старая развалина давно впал в кому и уже ничем не мог помешать бурной деятельности Джалмы.

Узнав о трагедии на Оторио, Джалма действовала без промедления, сочинила подобающую историю, сфабриковала доказательства, которые стали эффективным средством избавления от мужа, которого она терпела столько лет. Она лично его убила, уничтожила останки и обеспечила свою власть над его Домом.

Малина одобряла поступок дочери, но все же предпочла бы, чтобы та спросила разрешения, прежде чем совершать такое импульсивное и экстравагантное действие, хотя и понимала, что у Джалмы просто не было времени. Во всяком случае, от жуткой глупости Якссона все же была польза. Семейство Ару всегда славилось своей гибкостью и способностью не упускать благоприятных возможностей.

Теперь же, на этой встрече, Франкос тоже выразил неискренние соболезнования своей сестре. Естественно, он знал, что произошло на самом деле. Он занял свое место рядом с Джалмой и передал слово матери.

Малина призвала директоров к тишине.

– Начнем с констатации очевидного. Мы должны обсудить безумное деяние моего сына Якссона и понять, что делать дальше. Что мы скажем, как отреагируем? Какую выгоду может получить от этого КАНИКТ?

– Выгоду? – не веря своим ушам, переспросил герцог Верден. – Он обескровил Ландсраад, уничтожил торговлю на сотнях планет! Мы все аристократы Ландсраада, но одновременно мы и директора КАНИКТ. Поступок вашего сына разорвал ткань Империи.

– Наша цель и состоит в том, чтобы разорвать ткань Империи, – возразил Раджив Лондин. – Разве не в этом суть деятельности Содружества благородных? Вы это имеете в виду, ур-директор? Можем ли мы использовать поступок вашего сына для подкрепления нашей работы?

– У нас та же цель, что и у моего глупого сына, вот только методы разные, – сказала Малина.

– Содружество благородных упорно работало много поколений, – заговорил виконт Тулл, – но теперь наши тщательно продуманные планы рухнули. – Он застонал от бессилия. – При помощи постоянного давления мы ослабили устои Империи и продолжали распространять наши идеи.

– Да, это была полезная работа, – согласилась Малина, – но теперь мы должны уцелеть и приспособиться. То, что Якссон сделал, он уже сделал.

Ей надо было внимательнее отнестись к планированию, надо было предвидеть безумное действие сына, но она не осознала, насколько глубоко заденет Якссона осквернение фамильного имения.

Деловое выражение лица Франкоса сменилось горестной миной.

– Я хорошо помню, как мой брат сидел в этом самом зале и участвовал во встречах директоров КАНИКТ. – Он покачал головой. – Якссон всегда был импульсивным и беспокойным, он всегда чувствовал себя не на своем месте. Я думал, что нам удается обуздать его, заставить изменить свой взгляд на многие вещи. Но то, что он недавно сделал…

– Если Якссон решает добиться определенной цели, он становится сильнее лазерного луча, – сказала Джалма. – Он видел только красную точку в перекрестии прицела, но не видел всей картины.

– Мы не сможем отменить трагедию на Оторио, как бы нам этого ни хотелось, – повторила Малина. – Но нам надо смягчить последствия. Шаддам уже своевольничает и капризничает. Если Император станет реакционером после такого разрушения, то это сильно навредит нам. Мы должны отразить удар, отвести его от себя.

– Он уже ввел новый тяжкий добавочный налог на специю! – прорычал один из самых умных высокопоставленных директоров граф Липер. – Даже я теперь не могу позволить себе специю, независимо от того, насколько великой может стать моя потребность в меланже. Люди начнут умирать от абстиненции. Они уже не способны жить без специи.

– Мы найдем способ обойти этот налог, – сказала Малина.

– Ваш сын выдал Содружество благородных, отбросил нас назад! – воскликнул Фаусто Верден. Он закричал так громко, что оба пса зарычали, а занервничавший герцог вжался в спинку стула.

Малина опустила руки, и собаки перестали рычать, принявшись лизать ее пальцы.

– Вы, директора, понимаете все сложности и хитросплетения торговли, все сложности регулирования предложения и спроса. Трагедия на Оторио нарушила нормальные торговые маршруты, и при такой большой неопределенности в Ландсрааде рынки начинают падать. Мы должны найти способ остановить экономический коллапс.

– Мы должны арестовать вашего сына и передать его властям. Тогда рынки успокоятся, – проворчал Верден, но быстро поджал губы, потому что псы снова зарычали.

– Я не знаю, где он, – сказала Малина, и это была правда. – Он разорвал все связи со мной.

Старый Раджив Лондин, который, несмотря на экстравагантный наряд, был спокойным и сдержанным человеком, выразил свое беспокойство:

– Наши предки разработали долгосрочный план достижения независимости тысяч планет. Теперь же бессмысленная атака Якссона не только спровоцировала Императора на ответные меры, но и превратила многих наших потенциальных союзников в открытых врагов.

Виконт Тулл кивнул в знак согласия, поддернув рукав черного костюма. Он пока был не уверен в устойчивости своего положения в этом внутреннем круге, но на месте своего отца уже чувствовал себя вполне комфортно.

– В течение долгого времени слухи о Содружестве благородных осмеивали или просто игнорировали. Мы были слишком осторожны! Но манифест Якссона осветил нас ярким светом, и глупец Шаддам обратил на Содружество пристальное внимание. Он видит в нас личную угрозу. Мы пока не готовы взорвать Империю.

– В соответствии со своим замыслом Якссон убил только тех аристократов, которые не сочувствовали нашему движению, – подчеркнула Малина, не желая полного уничижения своего сына, несмотря на слова, сказанные ею в Ландсрааде. – Никто из служащих КАНИКТ официально не посетил музейную церемонию. Все сочувствующие нам люди получили указание отказаться от посещения под благовидным предлогом – хотя они и не знали, что задумал мой сын. – Она вздохнула. – Я посчитала это завуалированным оскорблением Дома Коррино.

На лице Джалмы проступило страдальческое выражение.

– Многие разрывались между верностью компании КАНИКТ и Ландсрааду, мама. Наше движение на самом деле потеряло нескольких союзников.

– Ну, значит, они сами сделали свой выбор, – сказала Малина и поставила локти на полированную столешницу. – Я подозревала, что Якссон может сделать какую-нибудь глупость, но не думала, что он решится на такое ужасное злодейство. – Она взяла себя в руки, расправила плечи. – Но мы устоим, мы выносливы! На самом деле безумное действие моего сына поможет нам замаскировать истинную деятельность Содружества благородных. Мы можем извлечь из трагедии пользу.

Франкос выпрямился и посмотрел на мать с удивлением и даже некоторой надеждой.

– Но как?

– Твой брат непредсказуем, но временами эта непредсказуемость может быть полезной и нужной для нас. Его поступок был как красный плащ матадора в бою быков, и теперь к моему сыну будет приковано внимание всего корпуса сардаукаров и самого Шаддама. Они будут заняты охотой за ним. – Она поднялась, и оба пса встали у ее ног, отряхиваясь, отчего мех их стал похож на заросли чертополоха.

Малина окинула взглядом стол, посмотрела на своих детей и на самых доверенных директоров. Это была лишь горстка тайных сторонников Содружества благородных.

– Все вы слышали мое выступление в Ландсрааде. Я лично отреклась от Якссона, порвала все связи с сыном, хотя, конечно, это была простая формальность. Он мой сын и всегда останется моим сыном. Я уверена, что Якссон вернется, пусть и тайно, и мы сможем его использовать. Пока же он будет отвлекать внимание врагов, мы продолжим демонтировать Империю.

Джалма побарабанила пальцами по столу.

– Реакционная политика Шаддама приведет к еще большему отчуждению от него Ландсраада. Аристократы, несомненно, воспротивятся высоким налогам на меланж – даже те, кто сможет платить чудовищные цены. – Она кивнула графу Липеру, сидевшему у противоположного края стола.

– Рынки падают и снова поднимаются, спрос и предложение колеблются, – сказала Малина. – Мы КАНИКТ. Мы поставщики, и мы можем поощрять спрос.

– Но как мы обойдем добавочный налог на специю? – спросил Верден. – Я сам потребляю много меланжа, а теперь он сильно подорожает. – Герцог скорчил недовольную гримасу, и Малина поняла, что для него специя – символ высокого статуса. – Он подорожает настолько, что я не смогу его себе позволить.

– Но, возможно, мы найдем другого поставщика, найдем независимый канал, не связанный с каналами, регулируемыми Империей, – предположила Малина, тонко улыбнувшись и заметив, что все смотрят на нее с напряженным вниманием. – Воспользовавшись этим каналом, мы сможем обеспечить поток не облагаемой налогом специи, каковой мы снабдим нашу сеть, верных нам людей, людей, которые продолжат важную работу Содружества благородных. Тем временем те, кто будет страдать под бременем имперских налогов, постепенно созреют для участия в нашем движении. В этом направлении мы и будем работать.

– Да, такая ситуация едва ли сулит что-то хорошее Шаддаму Коррино, – заметил молодой виконт Тулл.

Франкос стряхнул с рукава невидимую пылинку.

– Но где мы найдем такой источник специи, мама? Торговля меланжем находится под строжайшим контролем.

Она медленно обвела взглядом всех присутствующих. Хар и Кар одновременно улеглись у ее ног. Она улыбнулась и произнесла, словно рассуждая вслух:

– Я только что получила очень интересное сообщение от барона Владимира Харконнена. Он полагает, что у него есть канал поставок специи, в котором мы так нуждаемся.

Яды существуют во множестве форм: чомас – это яды, добавляемые в пищу; чомурки – яды, добавляемые в питье; самый же коварный яд из всех – человеческая слабость. Его не улавливает никакой, даже самый чувствительный детектор.

«Справочник ассасина»

Оставив при себе воина-ментата и врача Сукк, Лето вызвал отряд своих гвардейцев для экстренной поездки на север, в деревню Муадха. Некоторые солдаты были потрясены внезапной смертью лейтенанта Нупре. Герцог Лето настоял на немедленном отбытии к этому известному источнику айлара.

Для поездки герцог выбрал дипломатический фрегат, который мог летать со скоростью боевых машин, а не торжественно-церемониальный, медленный. Фрегат взял курс на рисовые поля, к террасным долинам и серебристым оросительным каналам. Впереди внезапно, как лезвие секиры, выросли из земли скалы Аронди. Это был ориентир, именно здесь находилась деревня и религиозный центр Муадха.

Лето с трудом подавлял гнев и недоверие; он не мог понять, зачем архивикарий Тороно это делал. Религиозный лидер, не прячась, раздавал айлар своим людям прямо на глазах герцога и даже пытался уговорить Лето попробовать листья смертоносного папоротника. Какая дерзость! Неужели он так беззастенчиво рекламировал этот наркотик, был так уверен в своей силе, что мог осмелиться предлагать его Лето? Неужели думал, что герцог останется равнодушным к распространению этого смертельного яда, и надеялся коварно связать айлар с Домом Атрейдесов?

Ваш каладанский наркотик убил моего сына!

Теперь Лето отлично понимал, как тяжела была скорбь, как велика ярость и жажда мести лорда Атикка. Даже если распространение айлара происходило без ведома герцога Лето, люди Каладана были его людьми, и это могло разрушить репутацию самого Лето. Ни одному врагу не удалось лишить его доброго честного имени, и вот сейчас он может потерять его быстрее, чем приобрел…

Прибыв на место без свиты и без предупреждения, герцог даст быстрый и жесткий ответ на вызов. Фрегат приземлился на околице деревни, загородив главную дорогу, ведущую к скоплению домов. Солдаты Атрейдеса высыпали из богато украшенного судна и активировали защитные силовые поля. После этого они приготовились окружить герцога плотным строем, чтобы прикрыть его от любых возможных опасностей.

Хават вышел из фрегата раньше Лето и внимательно, словно полицейская ищейка, осмотрел местность, а затем дал знак герцогу, что тот может сойти с корабля.

Активировав свой собственный щит, Лето ощутил резкий запах озона и увидел, как заколебался воздух вокруг него. Он, конечно, сомневался, что эти мирные крестьяне нападут на него, и все же, подозревая, что здесь происходит что-то неладное, приготовился к любому развитию событий. Были ли все они вовлечены в торговлю наркотиком, в приготовление и распространение айлара по Каладану и за его пределами? Пусть они хоть трижды клянутся в своей невиновности, им теперь придется потрудиться, чтобы снова заслужить его доверие.

Вид герцога, когда он окинул взглядом столпившихся вокруг крестьян, был поистине устрашающим. Он решил показать им свой гнев. На груди Лето горделиво выделялся ястреб, развевался на ветру черно-зеленый плащ. Деревенские жители топтались на месте, сильно встревоженные угрюмым настроением нежданных визитеров.

Лето обратил взор на величественный храм. Герцог ждал объяснений от архивикария Тороно. Но как мог Лето поверить тому, что скажет этот человек, если знал, что министр Веллан не раз и не два приезжал сюда? Знал он, и что лейтенант Нупре был здесь буквально только что и, видимо, получил партию айлара. Эти люди были связаны между собой, и их связь приводила к храму Муадха.

Когда доктор Юэ вышел из фрегата, Лето обернулся и сказал через плечо:

– Помогите мне найти ответ, Юэ. Мы знаем, откуда поступают листья папоротника барра и кто использует их. Мы должны остановить преступление, выкорчевать этот смертоносный сорняк.

Дверь храма распахнулась, и на пороге появилась внушительная фигура архивикария в коричневом одеянии с капюшоном, на котором был вышит лист папоротника. Архивикарий, несмотря на присутствие солдат, держался спокойно и приветливо, но Лето теперь смотрел на этого бородача совершенно иными глазами.

Не было ли притворным уважение, выказываемое Тороно? Но какой смысл ему притворяться? Зачем этому религиозному вождю привлекать к себе внимание и показывать герцогу айлар и его эйфорическое действие? Лето ничего не знал об «уличном наркотике», как выразился Хават, однако архивикарий позаботился о том, чтобы Лето стал свидетелем церемонии очищения, увидел множество людей под одурманивающим воздействием папоротника барра.

Если этот айлар, этот яд, производится здесь и беспрепятственно распространяется в Кала-Сити, где убивает людей, если он проникает и на другие планеты в таком количестве, что их правители называют его каладанским наркотиком, то терпеть подобное положение дальше нельзя. Сколько людей еще умерло, проклиная герцога в свой последний час?

Тороно протянул руки в благословляющем жесте, лучась невинной улыбкой.

– Герцог Лето Атрейдес, мой герцог, мы не ожидали столь скорого возвращения. Вы оказываете нам великую честь своим посещением.

Лето сделал два шага вперед и резко остановился, глядя в глаза религиозному вождю.

– Не будем сейчас говорить о чести. Я явился сюда говорить о жертвах. Вы должны понимать, почему мы здесь.

Гнев в голосе Лето смутил вождя.

– Нет, мой герцог, нет, мы этого не понимаем.

– Двое моих людей умерли от наркотика, который они могли получить только в вашей деревне. Один отпрыск благородного Дома также умер от айлара, а теперь я узнаю, что из-за вашего папоротника погибли многие жители Каладана! Вы думали, что мы никогда этого не узнаем?

Архивикарий был потрясен. Он в ужасе отступил на несколько шагов, затем остановился, окинув тревожным взглядом герцогских гвардейцев, напряженное лицо Сафира Хавата.

– О чем вы говорите, мой герцог? Я не понимаю. – Тороно нервно жестикулировал, словно рисуя в воздухе прихотливые линии.

– Мы видели ваш ритуал, – сказал Лето. – Мы знаем, где находится источник айлара. Вы сами показали нам его.

– Да, мы поделились с вами, мы предлагали и вам попробовать айлар.

– Этот айлар убил множество людей не только в Кала-Сити и не только моих подданных. Он убивает людей и на других планетах.

Хават медленно обернулся к солдатам, дав сигнал о боевой готовности; он не хотел допустить, чтобы толпа стала организованной.

Тороно взял себя в руки и снова стал излучать полное спокойствие.

– Мы никого не убивали, мой герцог. Клянусь Всевидящим, клянусь всем, что свято для Муадха, всем, что дорого вам. Вы же видели наш ритуал!

Лето не мог отделаться от воспоминания о Веллане, корчившемся в смертных муках и истекавшем кровью.

– Да, я видел этот папоротник в действии.

Однако, несмотря на весь свой гнев, Лето все же не был до конца уверен в собственной правоте. Удивление и растерянность архивикария выглядели очень убедительно. Деревенские жители сильно встревожились, но явно не испытывали чувства вины. Солдаты сохраняли бдительность.

Теперь к священнику обратился Хават, буквально обрушив на него лавину доказательств:

– Наш министр рыбного хозяйства умер от передозировки айлара. Наш военнослужащий, лейтенант Нупре, который был здесь с нами на церемонии, тоже умер от этого наркотика. – Он посмотрел на врача Сукк, стоявшего рядом с Лето. – Кое-что еще вам расскажет доктор Юэ.

Архивикарий, как заведенный, продолжал качать головой.

– Нет, это неправда. Айлар очень мягкое, просветляющее средство. Мы сами собираем папоротник барра и используем его много-много поколений.

– Это очень мощный наркотик, – заговорил доктор Юэ. – Я бы остерегся называть его «мягким» или «просветляющим». По требованию моего герцога, я проанализировал медицинские данные по Кала-Сити. – Врач озабоченно нахмурился. – В городе много практикующих врачей, маленьких клиник, санитаров. Я узнал о массовом употреблении айлара, о черном рынке папоротника барра. Всплеск смертей наблюдается сравнительно недавно, причем все смерти наступили в результате передозировки. Многие врачи просто не понимали, с чем они имеют дело. – Юэ сделал паузу и посмотрел на герцога. – За последние несколько месяцев от айлара умерли сто двадцать три человека, и во всех случаях это была смерть от передозировки. Возможно, были и другие, незарегистрированные случаи.

– Мой герцог, это невозможно! – закричал архивикарий. – Муадхи принимают айлар много столетий. Он не опасен.

– Я лично видел сушеный папоротник в руке министра Веллана, когда он умирал, – сказал Лето. – Я знаю, как выглядит ваш папоротник. Все следы ведут к вам, к вашему народу и к этому месту.

Архивикарий принялся судорожно поглаживать бороду.

– Но я ничего об этом не знаю. Сотни моих людей употребляли айлар на ваших глазах, и тот не причинил им никакого вреда. – Крестьяне негромко зароптали, а архивикарий продолжил: – Мы прочесываем леса и болота на севере. Мы находим там заросли дикого папоротника и собираем узелки. Эти поиски объединяют наше сообщество. Мы высушиваем папоротник здесь, в деревне, только для нашего собственного употребления. Но мы не продаем папоротник, мы никому его не продаем.

– Все же кто-то продает, и я докопаюсь до истины. – Лето понимал, что не имеет права быть снисходительным. Сколько еще гневных и скорбных писем получит он от подавленных горем аристократов, потерявших своих детей? – Слушайте мой приказ. Я запрещаю дальнейшее использование айлара. Сжечь все запасы папоротника!

Крестьяне заволновались. Послышались негодующие выкрики. Тороно оцепенел.

– Но это основа нашей веры. Вы не можете отнять ее у нас!

– Люди умирают! Умирают и простые люди, и благородные аристократы! – воскликнул Лето. – И я не хочу, чтобы начали умирать ваши люди. Может быть, вам просто повезло? Я так не думаю. Где источник? Кто продал папоротник лейтенанту Нупре, министру Веллану, всем другим жертвам? Кто заправляет черным рынком в Кала-Сити?

– Я не знаю, мой герцог. Честное слово, не знаю.

Лето умолк, видя искренность и отчаяние Тороно. Будучи герцогом, он не вмешивался в религиозную жизнь народа, но знал, что источник опасности здесь, знал, что погибают невинные. Он видел мучения Веллана, понимал, что точно так же умирали и другие. Первая обязанность герцога – безопасность его народа.

– Сжечь весь оставшийся папоротник, чтобы он не попал в руки других жертв.

Дрожа всем телом, архивикарий посмотрел на герцогских гвардейцев, на суровое, беспощадное лицо Лето и осознал, что сопротивление бессмысленно. Тороно мрачно хлопнул в ладоши, и дьяконы начали выносить из храма корзины с сушеными листьями папоротника.

– Наши запасы минимальны, мой герцог, – сказал архивикарий. – Бо́льшую часть мы использовали на последней церемонии. Нам придется собирать еще папоротник.

– С этого момента у вас не будет никаких церемоний, – отрезал Лето. – Это мой декрет. Я объявляю вашу религиозную практику вне закона, ибо стала очевидной опасность, которую представляет этот наркотик.

Дьяконы сваливали сушеный папоротник на землю. Крестьяне попятились, образовав круг.

Юэ как зачарованный приблизился к куче папоротника.

– Надо взять несколько листьев для анализа, милорд. Мы очень мало знаем об айларе: не только о его эффектах, но и о том, как он растет в дикой природе. Я читал, что папоротник такого вида не найти больше ни на одной планете. Если мы хотим остановить эту наркотическую эпидемию, то должны как можно больше узнать о ее источнике.

Хават согласился.

– Доктор Сукк прав. Одно только сожжение этой партии не решит проблему. Надо взять пробы для исследования.

– Да, – кивнул Лето, – возьмите то, что вам нужно, Юэ, и уничтожьте остальное.

Крестьяне принялись умолять герцога не делать этого, а архивикарий страдал молча, но, прежде чем проявить сочувствие, Лето снова представил искаженное мукой лицо Веллана, его прижатую к столу голову, слюну, вытекающую изо рта… вспомнил страшное письмо лорда Атикка.

Доктор Юэ взял пригоршню высушенных листьев из сваленной на землю кучи. Лето посмотрел на архивикария.

– Мой ментат проведет полномасштабное расследование. Если папоротник растет только в глухих северных лесах, то как он попадает на улицы Кала-Сити? Как ваши люди его распространяют?

Тороно снова отчаянно покачал головой.

– Мой герцог, наши верующие не ездят в Кала-Сити. Муадхи – простые люди. Мы безвыездно живем здесь. – Он протянул руку и обвел ею окружающее пространство. – Рисовые поля и эти скалы – вот все, что нам нужно.

– А наркотик? – спросил Лето.

– Мы собираем только то, что нужно нам для религиозных церемоний. Это безвредное вещество.

Глядя на кучу сухих листьев и побегов папоротника, Лето вспомнил, как он беспечно сидел здесь среди этих людей, которых обносили корзинами с зельем, и как дьяконы предлагали отведать папоротник ему, Джессике… его сыну!

Что, если Пол тайком унес с собой проклятое растение и уже умер в страшных муках?

– Сжечь все это, сжечь немедленно! – приказал он.

Двое гвардейцев вышли вперед, облили кучу горючей жидкостью и подожгли. Муадхи горестно склонили головы. Лето изо всех сил старался не вдыхать маслянистый жирный дым. Он посмотрел на крестьян, зная, как они чтили его, как чтили представителей всех предыдущих поколений герцогов Дома Атрейдесов.

Хават, понизив голос и глядя на горящий папоротник, обратился к герцогу:

– Надо учесть одно обстоятельство, милорд. Если папоротник растет в дикой природе, а Муадхи действительно собирают его для своих религиозных церемоний, то это значит, что для иных целей его собирают какие-то другие люди.

На следующий день после того, как герцог вернулся в замок, доктор Юэ представил ему результаты анализа. Врач Сукк тщательно причесал свои длинные темные волосы и закрепил их серебряным кольцом. Татуировка на лбу выглядела ярче, так как лицо врача за сутки побледнело и осунулось. Доктор явился к Лето в сопровождении Сафира Хавата, но ментат скромно стоял у двери, пока Юэ докладывал результат.

– Я изучил образцы папоротника, сир. Эти остатки, которые мы взяли из храма Муадха, действительно содержат айлар, но его действие слабее, чем у образцов, обнаруженных у министра Веллана и лейтенанта Нупре. Это другой подвид папоротника, и концентрация действующего вещества в нем выше.

Лето нахмурился.

– То есть это не тот наркотик, который использовали в ритуале? Это другой подвид папоротника барра?

– Возможно, милорд. Цитологический анализ показал, что он модифицирован. Подозреваю, что с целью усилить действие.

Лето внимательно слушал бесстрастное, сухое сообщение Юэ, хотя сам испытывал сильный гнев и отвращение.

– То есть любой человек, который считает, что принимает мягкий айлар, может стать жертвой передозировки?

– Да, это так, милорд. – Юэ держал в руке коричневый высушенный листок. – Этот тип модифицированного папоротника, который употребили Веллан и Нупре – а вероятно, и сотни жертв в Кала-Сити, – оказывается смертельным в тех дозах, в которых папоротник Муадхов вызывает лишь легкую эйфорию.

Лето побагровел и кивнул.

– Сын лорда Атикка познал это на собственном опыте.

Юэ ловким движением достал из кармана еще один пакет с другим образцом.

– Вот то, что мы нашли у обеих жертв в Каладанском замке. Как показал анализ, эти образцы идентичны тем, что вызвали передозировку у жертв в Кала-Сити. – Он протянул второй образец герцогу. – Как вы можете сами убедиться, милорд, окраска растения немного иная. Видите пятнистость? Думаю, что это генетически модифицированный папоротник, и именно его продают сейчас в Кала-Сити и на других планетах.

Закончив доклад, он поклонился и отошел назад.

Лето смотрел на остатки папоротника, лежавшие на столе, с таким видом, словно это были свернувшиеся ядовитые змеи.

– Каладанский наркотик, – произнес он, с ужасом понимая, какой урон его чести и репутации наносит само это словосочетание.

– Я выяснил, – произнес Хават, – что операции контрабандистов ведутся с куда бо́льшим размахом, чем я мог предположить. – Ментат вытер губы цвета спелой клюквы и отвел взгляд в сторону. В этот момент на лице старого ассасина проступил его истинный возраст. – С помощью ментатских проекций я проанализировал возможные потоки, просмотрев таможенные декларации в космопорту Кала-Сити, а также документы на грузы, оформленные в мелких космопортах побережья. – Густые брови ментата нахмурились, и Лето услышал, как изменился, став глуше, голос верного воина. – Сир, я считаю, что этот наркотик распространяется по всей Империи – прямо у нас под носом.

Некоторые люди хотят знать будущее, чтобы лучше к нему подготовиться. Но я предпочитаю оставаться в неведении. Лучше я стану готовиться к случайностям и двигаться вперед с уверенностью, что я силен и способен встретить все, что может произойти со мной.

Гарни Холлик

В то утро, когда Преподобная Мать Мохайем прибыла на Уаллах IX, школа Матерей тонула в густом тумане, а свет дня померк, превратившись в тусклые сумерки. Окна были освещены плавучими светошарами, и эти горящие в крытых красной черепицей зданиях окна еще больше усиливали ощущение вечера. Улицы были тоже ярко освещены уличными фонарями.

Императорская Вещающая Истину быстро прошла по центральной площади к главному комплексу школы. Собственно, Мохайем и не рассчитывала на теплую солнечную погоду, последняя была на Уаллахе IX исключительной редкостью, но этот день оказался особенно неприветливым даже для такой мрачной планеты. Она прошла мимо группки юных послушниц, закутанных в многослойные темные одежды. Мохайем с трудом справилась с пронизывающим холодом, отрегулировав пульс, теплообмен и свои нервные реакции. Несмотря на это, ее почти трясло, когда она оказалась у высоких дверей административного здания.

Верховная Мать Харишка стояла на балконе второго этажа, опершись на перила, и смотрела на Мохайем.

– Поспеши, Елена. В такую погоду не слишком большое удовольствие ждать тебя на балконе.

Мохайем вошла в просторный вестибюль. Верховная Мать уже спускалась навстречу по широкой лестнице. На улицу, зябко кутаясь, выскочили три послушницы.

– Я смотрю, сестрам стало трудно согреваться, – сказала Мохайем.

– Зима испытывает нас на прочность, это время испытаний, – сухо отрезала Харишка. – Но в нынешнем году холода наступили слишком рано, никто не был к ним готов. – Она махнула рукой. Шла Верховная мать быстро, пожалуй, слишком быстро для своего возраста. – У нас сложилась экстренная ситуация… есть вопросы, на которые надо немедленно дать ответ. Нам нужен твой опыт, твоя мудрость.

Заинтригованная, Мохайем последовала за Верховной Матерью в центральный коридор. Ей уже приходилось бывать здесь раньше.

– Ты ведешь меня к Лезии, Матери Квизаца.

– Да, ей стало хуже, намного хуже.

Откуда-то из глубины здания донесся дикий женский крик, от которого стыла кровь в жилах. Крик прокатился по корпусу, гулким эхом отдаваясь от стен коридора.

– Сюда! – воскликнула Харишка.

Дверь в палату Матери Квизаца была открыта, но Верховная Мать на мгновение остановилась, прежде чем они обе вбежали внутрь.

Старая Лезия лежала на широкой койке и беспорядочно махала иссушенными, как палки, руками, словно отгоняя невидимых призраков. Пять медицинских сестер старались успокоить Лезию, две девушки пытались удержать ее на месте, одна следила за тревожно жужжащими мониторами, одна пыталась сделать инъекцию, а еще одна записывала бессвязные выкрики старухи. Лезия исступленно мотала головой из стороны в сторону, стараясь укусить державшую ее сестру, однако другая решительно, но не причиняя вреда, отводила голову Лезии в сторону.

Лезия выкрикивала имя, от которого у Мохайем заледенела кровь в жилах.

– Джессика! Джессика на Каладане! Уберите ее оттуда! От этого зависит наше будущее! – Она захлебнулась слюной, но продолжала кричать, яростно отплевываясь: – Я вижу нечто ужасное… Кровь, кровь! Беда! Горе Ордену сестер! Разлучите ее с мальчиком!

Джессика? – удивленно подумала Мохайем. – Так вот почему я здесь.

Одна из женщин, державших Лезию, Преподобная Мать Терта, облегченно вздохнула, увидев входившую Харишку. У Терты были золотисто-каштановые волосы и старомодные круглые очки. Она сокрушенно покачала головой.

– Лезия стала совсем невыносимой. Все время выкрикивает это имя, а ее показатели падают с ужасающей быстротой.

Пока одна из сестер старалась понять, что происходит со старухой, Терта вполголоса заговорила с Мохайем и Харишкой:

– Кто эта Джессика с Каладана? Почему это так важно? И что за мальчик?

Мохайем ответила, хотя говорить ей было трудно из-за разом нахлынувших мучительных воспоминаний:

– Леди Джессика – спутница герцога Лето Атрейдеса. Я была ее наставницей и проктором здесь, в школе Матерей. Мальчик – это, скорее всего, сын Джессики. Но о чем говорит Лезия? Откуда надо убрать Джессику?

Больше она ничего не сказала, но кое-какие предположения у нее имелись.

Верховная Мать Харишка не была столь же сдержанной, ее ответ говорил о том, что она доверяла Терте.

– Как Мать Квизаца Лезия понимает все хитросплетения наших генетических линий. Джессика родила от герцога Атрейдеса сына, а не дочь, как ей было приказано. Правда, мальчик создает не только большие сложности, но и некоторые благоприятные возможности.

Харишка, впрочем, умолчала о том, что сама Джессика была дочерью, рожденной Преподобной Матерью Мохайем от барона Харконнена, о чем знали очень немногие. Мохайем тоже не стала об этом распространяться и вместо этого сказала:

– Но Лезия хочет, чтобы Джессику разлучили с мальчиком? Она говорит, что от этого зависит наше будущее?

– Она бредит, – сказала Терта. – Часто в ее словах вообще нет никакого смысла. – Она еще сильнее понизила голос. – После всех тех разрушений, что она причинила, я сомневаюсь, что Лезия думает о высших интересах Ордена.

Харишка кивнула.

– Именно поэтому я и вызвала Мохайем, вдруг она сможет понять, что происходит, прежде чем мы испортим наши столь хорошо продуманные планы.

– Но почему бы нам не доставить сюда саму Джессику? – спросила Мохайем. – Просто для верности. Ты же знаешь, где ее найти. Направь ей вызов, и она не посмеет ослушаться. Убери ее с Каладана, как того требует Лезия. Тогда у тебя и появится ответ. Джессика воспитана в Ордене сестер и никогда не ослушается приказа Верховной Матери. Зачем все эти сложности с моим приездом?

– Поступки Лезии непредсказуемы и опасны. Мы чувствуем, догадываемся, что она хочет предостеречь нас. – Было видно, что Харишке есть что сказать, но она не хочет этого делать.

У Мохайем стало холодно в груди. Родив сына вопреки указаниям Верховной Матери, Джессика произвела великое смятение, создала угрозу обширным планам селекции для рождения Квизаца Хадерача. Предыдущая Мать Квизаца, Императрица Анирул, была вовлечена в это незаконное рождение и за свою измену поплатилась жизнью.

Разлучите ее с мальчиком… От этого зависит наше будущее.

Мохайем все же сохраняла скепсис.

– Я готова оспорить мудрость решения отлучить мать, нашу сестру, от мальчика с таким потенциалом. Я ознакомилась с предварительными докладами. Разве, если уж на то пошло, Джессика не нужна нам хотя бы для того, чтобы воспитывать мальчика в духе Бинэ Гессерит?

Она посмотрела на извивавшуюся в корчах старуху. Мальчик, Пол, родился четырнадцать лет назад. Но почему Лезия впала в неистовство только сейчас?

Лето Атрейдес уже начал готовиться к браку своего сына, и, хотя герцог уклонился от предложенной Мохайем помощи, Орден направил недвусмысленные инструкции Джессике. Мохайем надеялась, что та выполнит их. Может быть, брачные планы в отношении Пола Атрейдеса послужили катализатором, усугубившим деменцию старой Матери Квизаца.

Терта покачала головой.

– Нам надо соблюдать осторожность. Мы знаем ценность Лезии, пусть даже она и опасна.

Мохайем нахмурилась. Лезия была теперь лишь бледной тенью, жалким подобием человека.

– Как она может быть опасной? Она не может даже самостоятельно встать с постели.

– Она безумна, иррациональна, мстительна и могущественна, – объяснила Харишка. – Она воспользовалась Голосом, чтобы заставить одну несчастную сестру разбить голову о стену, а другую – записать происходившее.

Мохайем была потрясена.

– Ты думаешь, она хочет убить Джессику, когда та прибудет сюда?

– Этого мы не знаем, – ответила Харишка. – Лезия находится под постоянным наблюдением, мы все время контролируем ее. Медицинские сестры ухаживают за ней лично, а другие наблюдают из соседнего помещения, огражденные силовым полем и готовые в любой момент вмешаться. Мы должны беречь Лезию от нее самой.

– И нас от нее, – добавила Терта.

Беда. Конец Ордена сестер.

Что это – пророчество Матери Квизаца или бред безумной старухи? Мохайем знала об особой способности Лезии – ее сосредоточенном предзнании – и одна эта способность делала утрату Лезии невосполнимой. В ней надо было любой ценой как можно дольше поддерживать жизнь.

Сестры наконец смогли успокоить старуху, и теперь она лежала неподвижно, прерывисто дыша, хрипя и кашляя. Она по-прежнему была в бессильной ярости, но признала свое поражение.

За годы, проведенные в Ордене, Мохайем знала, что, когда Лезия начала клониться к умственному упадку, Совет Бинэ Гессерит провел экстренное совещание, чтобы назначить новую Мать Квизаца. Но, несмотря на свое умопомрачение, Лезия все же давала ценные советы, когда не терялась в тумане деменции и меланжевого транса. Подстегиваемая употреблением специи, эта древняя старуха все еще была в состоянии видеть ближайшее будущее селекционной программы. В свои лучшие дни Лезия являлась бесценным советчиком и принимала гениальные стратегические решения. Но теперь…

– Моменты просветления происходят все реже и становятся короче, – сказала Харишка. – Раньше она была в ясном сознании каждый день, но вот уже прошла неделя с тех пор, как у нее наблюдались хоть какие-то проблески прежнего разума. – Она отвернулась. – Вызывая тебя сюда, я надеялась, что ты сумеешь продраться сквозь туман, сможешь поговорить с ней о Джессике.

Мохайем тяжело вздохнула.

– Информация там, внутри, в ее голове. Долго она не протянет. Кто-нибудь пытался перенести ее память, как это делается, когда умирает Преподобная Мать?

Верховная Мать покачала головой.

– Мы опасаемся повредить информацию… и убить Лезию. Я все время лелеяла надежду, что она придет в себя и я смогу сама попытаться перенести ее память, пока она опять не впадет в бредовое состояние и не понесет вздор. Но последний раз это было так давно…

Харишка посмотрела на сестер, возившихся с внутривенными катетерами и датчиками. Лизия начала дергаться и хрипеть. Встревожившись, Мохайем бросилась к ней.

– Мне кажется, она умирает.

Терта посмотрела на показания приборов и недовольно качнула головой.

– Да, наверное, ты права.

Мохайем преисполнилась решимости.

– Если она умирает, нам надо любыми способами постараться перенести ее память. В противном случае мы все потеряем.

Харишка колебалась.

– Это слишком опасно.

Но Мохайем настаивала на своем.

– Если Лезия умрет, мы потеряем все, что есть у нее в голове! Возможно, у нас нет времени на то, чтобы вызвать Джессику с Каладана, да я и не вижу никакой пользы от ее приезда. Мы можем попробовать использовать энергию другой Преподобной Матери, чтобы захватить и передать содержание сознания Лезии. Это, вероятно, наш последний шанс.

– Ей осталось жить не больше нескольких часов, – сказала одна из медицинских сестер. – Но кто знает, может, она протянет еще несколько лет. Ее выносливость просто поражает.

– Сейчас здесь находятся три Преподобные Матери, – сказала Мохайем. – Ты, Терта и я. – Она собрала в кулак все свое мужество. – Я могу это сделать.

Харишка отпрянула.

– Ты императорская Мать, Вещающая Истину! Бинэ Гессерит не может пойти на такой риск. А вдруг мы потеряем тебя? На Кайтэйне ты занимаешь очень важное место в наших политических делах.

– Не можем мы рисковать и Верховной Матерью, – сказала Терта, расправив плечи. – Следовательно, если мы решимся на попытку, то сделать ее должна буду я. Выбор ясен.

Словно услышав эти слова, Лезия забилась в конвульсиях, хватая воздух скрюченными пальцами, чем отвлекла внимание медицинских сестер. Зазвучал тревожный сигнал монитора. Харишка бросила быстрый взгляд на Мохайем. Обе понимали, что Лезия может умереть в любую минуту.

– Это буду я, – настаивала Терта. – Я попытаюсь прямо сейчас, пока не все еще потеряно.

Харишка неохотно кивнула.

– Пробуй.

Преподобная Мать поправила свои круглые очки, рассыпала по плечам волосы и положила ладони на пергаментные виски старухи. Сделав глубокий вдох, Терта наклонилась вперед и коснулась лбом лба Лезии.

Напряженное лицо Терты разгладилось, когда она сосредоточилась, выстроив свои мысли так, чтобы вытянуть память из-под сводов сознания Лезии.

Мохайем внимательно смотрела, впитывая каждую деталь.

– Что-то происходит, – прошептала Терта, закрывая глаза. Голос ее дрогнул и звонко завибрировал. – Да, я прорвалась внутрь. О, это невероятно! Это фантастика!

Остальные женщины в палате затаили дыхание.

Потом по телу Терты прошла судорога и она затряслась. Она изо всех сил пыталась оторваться от Лезии, но была не в состоянии это сделать, словно ее лоб прирос к голове старухи. Медицинские сестры, морщась от натуги, постарались оторвать Терту от Лезии.

Мохайем и Харишка схватили Терту за руки, сильно потянули и смогли высвободить ее из мертвой хватки полумертвой старухи, но Терта, словно безумная, рвалась назад и выла.

– Голоса! Голоса затапливают меня! – ревела она не своим голосом. – Я тону в них!

На помощь ринулись медицинские сестры, но она отталкивала их, словно решившись куда-то бежать. С неожиданной силой Терта отшвырнула от себя женщин, вырвалась и бросилась к балконной двери.

Поняв ее намерение, Мохайем закричала, прибегнув к силе Голоса в отчаянной попытке остановить Терту. Но даже это не помогло.

Преподобная Мать Терта рывком распахнула дверь, перегнулась через перила, нырнула в зимний холод и с диким воплем полетела вниз.

Старая Лезия откинулась на подушку и снова впала в кататонию. На лице ее застыла жестокая дьявольская улыбка…

Как врачу и ученому мне всю жизнь приходилось изучать загадки природы и сложные механизмы человеческой физиологии. Однако иногда меня ужасали полученные мною ответы.

Доктор Веллингтон Юэ. Запись из личного дневника

В первой ипостаси Лето был герцогом Каладана, во второй – отцом Пола. Эти положения разделяла очень тонкая грань, на которой приходилось искусно балансировать.

Чем глубже вникал Лето в неприятную ситуацию, сложившуюся на Каладане, тем бо́льшую тревогу он испытывал, думая о глубине разложения, поразившего общество, – разложения, которое стало столь очевидным из-за стремительного распространения смертельного наркотика айлара. Предположительно, источником был дикорастущий папоротник, но его новый подвид оказался намного более опасным. Распространение «каладанского наркотика» говорило о слабости правления, допустить которую он как герцог не имел права.

Вернувшись домой, Лето вновь ощутил, как сильно переживает Пол: сначала отец едва не погиб на Оторио, а потом его, Пола, ошеломили предложением – пусть и предварительным – политического брака.

Лето страстно желал душевного сближения с сыном, но мешало отчетливое понимание роли Пола. Он и сам воспитывался в таких же условиях, его учили сдерживать эмоции, он самостоятельно научился быть равнодушным, просто наблюдая отношения Паулуса и Елены в их холодном, лишенном любви браке. Собственно, ни один из родителей не проявлял теплоты и в отношении своего единственного сына, а потому Лето изо всех сил старался относиться к Полу по-другому. Бывали минуты, когда герцог с грустью размышлял о том, что не может быть как деревенские рыбаки, бравшие сыновей с собой на ловлю, обучавшие их управляться с сетями и выгружать из лодок серебристую трепещущую рыбу.

Как отец – и как герцог – Лето редко мог позволить себе держаться с сыном столь естественно и раскованно, хотя каждый год они на несколько дней уходили в лесную глушь вдвоем – отец и сын. В остальное время они никогда не шутили, никогда от души не смеялись, не играли в забавные игры. Лето, как и подобает главе Великого Дома, должен был всегда, в любой ситуации, проявлять сдержанность и всегда, в любой момент, думать о политике, а Полу, в свою очередь, не разрешалось быть обычным озорным мальчишкой. Его наставляли как сына герцога и готовили к роли главы благородного Дома. В Кала-Сити было, конечно, полно подростков, но отпрыск Атрейдесов был от них надежно изолирован. Он был лишен друзей, с которыми мог бы общаться, ибо нельзя было допустить, чтобы наследник попал в какую-нибудь подростковую передрягу. Готовясь к роли уважаемого члена Ландсраада, Пол учился властвовать и был лишен простых радостей обычной жизни.

Уже давно пришло время отправиться в путешествие, вспомнить любимую привычку. Лето успел соскучиться по походной жизни. На этот раз, впрочем, он постарается совместить две роли – отца и герцога – и сыграть их безупречно.

После обеда, когда морской туман окутал прибрежные скалы, Лето направился в покои Пола, но у двери остановился, услышав смех.

– Это запрещенный ход, Гарни!

– Господи, да нормальный это ход! Кто учил тебя ходить фараоном?

– Отец, а он-то очень хорошо знает правила – любые!

Холлик расхохотался.

– Ну тут я не буду с тобой спорить, малыш. Герцог – это человек, живущий за стеной правил.

Пол усмехнулся.

– В замке правила отца – закон, даже если речь идет о пирамидальных шахматах.

– Ладно, забирай у меня пешку, я же все равно выиграю.

Лето вошел и увидел воина-трубадура и сына сидящими за шахматным столиком. Оба были увлечены игрой. Пол поднял руку к третьему уровню доски, обдумывая ход.

Холлик, заметивший какое-то движение у дверей, вскочил на ноги и схватился за клинок, но, увидев герцога, успокоился.

– Простите, милорд, мне не следовало так резко вскакивать.

– Скорость твоей реакции внушает уверенность, Гарни, – сказал герцог. – Теперь я точно знаю, что даже муха не сможет укусить моего сына.

Пол встал и церемонно поклонился отцу. Было видно, что мальчик хотел броситься навстречу Лето, но сдержался.

– Добрый вечер, сэр.

Именно такой сдержанности Лето всегда учил сына, но сейчас она лишь опечалила его: Пол помнил о своем положении даже здесь, в момент игры и отдыха. Лето тяжело вздохнул. Неужели он хотел подобного отношения со стороны родного сына?

– Вот пришел навестить тебя, – мягко произнес герцог. – Давно мы не сиживали за задушевным разговором.

Холлик поднял стоявший у столика девятиструнный бализет и направился к двери.

– Я оставлю вас наедине, милорд.

– Не уходи, Гарни. Наш разговор касается и тебя. Думаю, ты не станешь возражать против моего приглашения.

Пол просиял.

– У нас банкет? Я буду представлять Дом Атрейдесов как положено? – Он напрягся. – Или это будет прием по случаю объявления моей помолвки?

Лето снова ощутил тяжесть на сердце.

– Нет, ничего официального не будет, и тебе понравится, уверяю тебя. Кажется, давно настало время совершить вылазку в лес. Тебе же всегда нравились эти походы.

Пол широко улыбнулся.

– Я приготовился ждать этого похода не меньше полугода. Сейчас погода очень дождливая.

– Мы оденемся по погоде, – сказал Лето. – Думаю, нам пора отвлечься и хотя бы на несколько дней перестать быть герцогом и герцогским наследником, ты согласен?

– Мне очень нравится эта идея, – ответил Пол и едва не добавил «сэр», но вовремя удержался. – Куда мы пойдем на этот раз?

– Мы отправимся в северные леса за рисовыми плантациями и скалами Аронди, – сообщил герцог, вновь став серьезным, и, предупреждая неизбежные вопросы, продолжил: – Наша экспедиция сможет послужить и еще одной цели, если мы будем достаточно наблюдательны.

Гарни тут же насторожился.

– Я предупрежу охрану, сир, а также организую отряд носильщиков и сопровождающих. Какова цель экспедиции?

– Нам не нужен полный эскорт. Наша цель – отвлечься от всех формальностей, как мы с Полом делали раньше. Нас будут сопровождать лишь два человека – ты, Гарни, и доктор Юэ.

– Юэ? – удивленно переспросил Гарни. – Полагаю, что это мудро – взять с собой врача, но я плохо представляю себе Юэ в походных условиях.

– Я тоже этого не представляю, – признался Лето, – но мне нужен опытный специалист, а ему нужны образцы. Пока мы будем бродить по лесам, у нас будет возможность внимательно изучить папоротник барра. Сафир Хават сказал мне, что айлар – это сырое и примитивное средство и его можно легко собрать и упаковать для отправки без какой-либо сложной обработки. – Лето помолчал и добавил с горькой усмешкой: – Это каладанский наркотик. Последователи Муадха просто уходят в лес и собирают папоротник для своих ритуалов. Значит, то же самое могут делать и другие. – Он озабоченно нахмурился. – Возможно, я был излишне резок с архивикарием Тороно. Я думал, эти люди афишируют свой доступ к наркотику, чтобы каким-то образом меня спровоцировать. Мне просто не пришла в голову мысль о том, что и посторонние могут заготавливать в лесу папоротник.

Лето посмотрел на Пола, глаза которого загорелись в предвкушении необычного приключения.

Лето продолжил:

– Юэ хочет исследовать дикорастущий папоротник, посмотреть, не удастся ли обнаружить новый его подвид. Документально подтверждено, что этот папоротник произрастает только на Каладане. Возможно, айлар, убивший Нупре и Веллана, был генетически модифицирован, а это порождает массу новых вопросов. Кто стоит за кулисами этих масштабных операций? Что-то неладное происходит в диких, не нанесенных на карты лесах, и я хочу знать, что именно.

Холлик повесил бализет на плечо.

– Я могу организовать дюжину поисковых групп, милорд. Мы разошлем их в разных направлениях, и, возможно, им удастся обнаружить, кто заготавливает в лесах папоротник.

Лето еще раз подумал о времени, какое он хотел посвятить сыну.

– Нет, пока это не нужно, Гарни. Как отцу мне это сейчас не нужно. – Он положил руку на плечо мальчика. – Мы отправимся в путь вчетвером.

– Я просто в восторге, – сказал Пол.

Прежде чем Холлик успел заговорить, Лето возразил ему:

– Понятно, что мы будем оставлять маяки, за нами будет следовать группа охраны, мы вооружимся и активируем силовые щиты. Мы уже много раз делали это раньше, Гарни, и у нас никогда не было проблем.

– Времена изменились, милорд. Я не понимаю, что вы находите в этих примитивных походах! Помнится, в молодости, когда я бродил по Гайеди Прим в поисках сестры, я провел массу времени, ночуя на земле, прячась в пещерах, чтобы уйти от патрулей Харконнена. – Он покачал головой, чтобы отогнать мрачные воспоминания. – То, что вы задумали – это не развлечение. – Холлик вдруг улыбнулся, отчего, казалось, пустился в пляс глубокий шрам, оставленный чернильной лозой на его лице. – Но я не думаю, что в наших северных лесах рыщут патрули Харконненов, да и лагерная стоянка куда лучше рабского загона Твари Раббана. Я буду с вами, и это главное.

Лето видел, как радуется его сын, и чувствовал, что предстоящий поход сблизит их. Вызвать радость у подростка легче, чем у закаленного взрослого человека. Пол все простил.

– Когда мы выступаем? – спросил он. – Ты уже сказал маме?

– Я скажу ей, – ответил Лето, понимая, что и сам хочет скорее отправиться в поход. – Мы выступим, как только будет готов доктор Юэ.

Доктор Веллингтон Юэ служил при дворе герцога Атрейдеса уже много лет, его квартира была образцом аскетической скромности. Он жил в главном здании замка, чтобы все время быть рядом и в случае необходимости своевременно оказать медицинскую помощь членам герцогской семьи.

Готовясь к экспедиции, Юэ не суетился. Он спокойно раскладывал нужные инструменты, контейнеры и флаконы для сбора образцов, пакеты, лабораторную посуду и реактивы. Когда Лето заглянул к Юэ, тот паковал пробирки, съемочную аппаратуру и биохимические наборы. Он уже уложил сканеры и журналы с описаниями природы Каладана – правда, весьма скудными.

– Какая досада, что имеется так мало данных о флоре и фауне этой планеты, милорд, – сказал Юэ, не в силах полностью скрыть разочарование. – За столько столетий не нашлось натуралистов, которые перевернули бы все материки, пощупали бы каждое растение, описали бы всех зверей, птиц, рыб, насекомых! Неужели человечество забыло о своей глубинной потребности отвечать на вопросы?

– Наверное, это не было важным для предыдущих герцогов, – ответил Лето. Он знал древнюю историю. – Батлерианский джихад уничтожил нашу страсть к поиску ответов. Когда-то очень давно, движимые неуемным любопытством, мы создали мыслящие машины, которые поработили человечество. Необузданное увлечение наукой без учета последствий привело к диктатуре титанов, созданию кимеков и многовековому угнетению. – Он поджал губы. – Может быть, это и к лучшему, что мы не можем ответить на все вопросы.

Юэ продолжал невозмутимо укладывать свои инструменты в защитные контейнеры. Он брал с собой увеличительные приборы, лазерные ножи для отделения образцов.

– Однако в результате мы почти ничего не знаем о папоротнике барра. Разве нам не нужны ответы, чтобы раскрыть подноготную операций с айларом?

Лето нахмурился и испустил тяжкий вздох.

– Я сделаю исключение, ибо речь идет о безопасности моего народа.

Врач, однако, продолжал рассуждать:

– Увы, это пренебрежение исследованиями характерно не только для Каладана, милорд. Это порок, поразивший мышление всего современного человечества. Мы даже не знаем ничего о специи с Арракиса, а это одно из важнейших веществ в Империи. Космическая Гильдия создает с помощью специи своих навигаторов, а многие аристократы пристрастились к меланжу. Сколько людей погибнет от абстиненции, если вдруг прекратятся поставки специи? Тем не менее мы до сих пор не понимаем, что это за вещество и как оно образуется на Арракисе. Новый добавочный налог Императора сделает меланж еще дороже, что повлечет за собой огромные трудности.

– Тем бо́льшую радость я испытываю оттого, что сам не употребляю это зелье. – Лето подумал о сыне лорда Атикка Раолине, о его множественной наркотической зависимости. Лицо герцога стало суровым. – Опасность заключается в том, что нечто дорогое и важное кажется столь соблазнительным. Это ослабляет человеческий дух.

Юэ между тем продолжил:

– Можно побиться об заклад, что Дом Коррино располагает обширными данными о меланже, но данные эти засекречены. – Он посмотрел куда-то вдаль. – Интересно…

Лето перебил врача. Ему было важно отправиться в экспедицию, как можно скорее.

– Давайте пока думать о более насущных делах. Нам надо найти источник айлара и разобраться с ним.

Для сокрытия тайн может использоваться весьма пестрая маскировка. Смотрите внимательно, а не краем глаза, на то, что находится прямо перед вами.

Книга ментата: «Сосредоточенность и отвлечение внимания»

Они летели на север, едва не касаясь верхушек деревьев. Пол восхищался нетронутыми пейзажами Каладана. Готовясь к экспедиции – а это был его первый выезд в северную глушь – Пол пересмотрел множество книгофильмов о ландшафтах, деревьях, птицах, насекомых и даже о колониях грибов, выраставших выше человеческого роста. Теперь он хотел увидеть все это своими глазами.

Пол засыпа́л Юэ вопросами, и врач, как обычно, терпеливо отвечал на них, сохраняя полнейшую невозмутимость. Юэ никогда прежде не участвовал в таких вылазках, и Пол не мог представить себе доктора ночью, в сырой палатке среди ночного холода.

– Моя служба Дому Атрейдесов ограничена замком, а раньше я служил Дому Ричесов. Это мое первое знакомство с природой Каладана. – Едва заметная улыбка тронула губы Юэ. Было видно, что врач заинтересован поездкой, но изрядно нервничает.

Лето сам вел воздушную машину. Он обернулся и громко, стараясь перекричать рев двигателей, обратился к Полу:

– Будущему герцогу очень важно увидеть сердце Каладана. Личный опыт важнее того, что можно узнать из книгофильмов.

Пол подался вперед.

– А ты сам видел его, когда был таким, как я?

– Увы, нет. Старый герцог не любил исследовать глубинку, хотя и не чурался грязи и пота. К сожалению, у меня не было возможности узнать Каладан ближе. Но я надеюсь возместить этот недостаток с тобой, Пол.

Сидя в хвосте машины без опознавательных знаков, Гарни тихо наигрывал на бализете. Казалось, его совершенно не интересовали расстилавшиеся внизу красоты. Он был целиком и полностью сосредоточен на своей основной задаче – находиться рядом с герцогом, куда бы тот ни направился.

Перед полетом Лето объявил, что они сделают крюк и посетят нерестовые бассейны лунной рыбы. Расследуя обстоятельства смерти Веллана, Сафир Хават выяснил некоторые детали деятельности министра, которые подтверждали его причастность к нелегальным операциям с айларом. Похоже, подозрения герцога были верны. Одно из рыбных предприятий министр посещал подозрительно часто.

– Это предприятие не нуждалось в более частых инспекциях, однако же Веллан наведывался туда регулярно. Подозреваю, что за этим что-то кроется, – сурово насупив брови, сказал Лето. – Что, если рыбная промышленность как-то связана с контрабандой наркотика? Именно поэтому я хочу увидеть предприятие своими глазами.

Гарни отложил бализет и самоуверенно фыркнул:

– Мы все найдем.

– А мне хочется увидеть и рыбный бассейн, где лунная рыба мечет икру, – сказал Пол. – Лунные рыбы – очень интересные создания.

– Ты любишь ими вволю полакомиться, – поддразнил Пола Гарни.

– Всегда полезно знать, откуда берется еда, – глубокомысленно заметил Юэ.

Они летели на север вдоль редконаселенного берега, а затем направились в сторону болотистой местности, где многочисленные реки впадали в неглубокие заливы. Искусственные прямоугольные бассейны были соединены между собой каналами. Пол видел отдельно расположенные бассейны для нереста, бассейны для выращивания мальков и металлические желоба, соединявшие их.

Солнце клонилось к закату, когда Лето сделал разворот и посадил машину на приподнятую металлическую решетку. Герцог не стал объявлять о своем прибытии до тех пор, пока машина не оказалась над рыбацким поселком.

Поселок этот был на самом деле промышленным комплексом, но вид у него был идиллически-пасторальный. Производственные цеха размещались в кубических корпусах, в которых чистили, резали и упаковывали рыбу. Жилые дома, сколоченные из деревянных досок, стояли на сваях, возвышаясь над болотом. Над рыбными прудами, словно светлячки, на расстоянии метра от поверхности плавали в воздухе светошары, разливая мягкий теплый свет.

Лето умело посадил машину на решетчатую платформу. Рабочие, ходившие по болотной жиже и стоявшие в мелких канавах, подняли головы, после чего их фигуры в водонепроницаемых костюмах, толстых перчатках и банданах снова склонились к воде.

Один из рабочих, вероятно, бригадир, поспешил к платформе встречать неожиданных гостей. Лето заглушил двигатель и вышел из машины. Герцог был одет буднично. На голове его красовалась рыбацкая кепка, из-под которой виднелись темные волосы. Пол, Гарни и доктор Юэ вышли следом.

Бригадир забрался на платформу по металлической лестнице и потопал ногами, чтобы стряхнуть грязь с тяжелых сапог. Штаны его тоже были мокрыми и грязными, а щеки покрывала трехдневная щетина.

Бригадир окинул взглядом машину и прибывших незнакомцев.

– Вы… вы наш герцог? Герцог Лето Атрейдес?

Говорил он с опаской, видимо, не веря своим глазам. Он прикоснулся к серьге.

– Я работал, когда услышал оповещение о вашем прибытии прямо перед посадкой.

– Да, я – герцог, – ответил Лето. – Мы летим на север и решили по дороге остановиться у вас. Мой сын хочет посмотреть, как выращивают лунную рыбу. – Он возвысил голос. – Как и я.

От взгляда гостей не укрылось, что бригадир – его имя было Хайли – сильно расстроен.

– Мы не успели подготовиться, милорд. Министр Веллан докладывает вам о наших делах? У нас все в порядке, сир.

Лето его слова не впечатлили.

– Я и не предполагаю другого. Пока.

Глядя на бригадира, Пол понял, что тот не знает о смерти Веллана.

– Ну да, лунная рыба – важная часть каладанского экспорта, – произнес Гарни. – Должен же герцог понимать, откуда у него деньги.

Хайли улыбнулся шутке, однако Пол заметил, что человек пытается скрыть тревогу. Впрочем, возможно, Полу это только показалось. Может, рабочий просто испытывал неловкость от присутствия самого герцога, но Пол так не думал. Джессика недаром учила его искусству наблюдения.

– Мне нравится видеть моих подданных за исполнением обязанностей, а не во время подготовленных приемов, – сказал герцог. – Это помогает мне лучше понимать людей.

– Мы с радостью покажем вам наше предприятие, но смена, к сожалению, уже заканчивается, – начал суетливо оправдываться Хайли. – Работа тяжелая, к концу дня люди сильно устают.

– Я знаю, что по ночам лунная рыба издает какие-то интересные звуки, – сказал Пол. – Мы сможем их услышать?

Лето снисходительно кивнул сыну.

– Да.

– Но, значит, вам придется остановиться здесь на ночлег, сир? – Хайли красноречивым взглядом окинул жалкие хибарки на сваях. – У нас мало приличных мест для гостей. Министр Веллан никогда не остается у нас на ночь.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Лето. – Может быть, мы останемся.

Пол перевел взгляд с отца на бригадира, потом обратно. Он понял, что Лето хочет узнать больше о незаконных операциях с айларом. Были ли эти рабочие как-то связаны со сбором и рассылкой дикого папоротника? Министр Веллан явно был вовлечен в дела такого рода именно здесь, на этом предприятии. За Хайли надо понаблюдать.

Бригадир, тяжело топая, подошел к краю платформы и начал жаловаться:

– Дела идут не лучшим образом, сир. Прошлой ночью одну из наших работниц нашли мертвой в собственном доме. Ужасная трагедия! Она была так молода, а ведь у нас уже было в этом году несколько таких смертей. – Хайли почесал щетину. – Может быть, стоит прислать еще рабочих из Кала-Сити, милорд? Добавить рабочих? Нам нужна помощь. Министр Веллан все время нам это обещает, но дальше этого дело не идет.

Лето не успел ничего сказать, потому что заговорил доктор Юэ:

– Как она умерла?

Хайли неопределенно пожал плечами:

– Она была уже мертва, когда мы обнаружили ее утром. Такова жизнь.

– Смерть на самом деле часть жизни, – произнес Гарни, – но не все смерти одинаковы.

– У нас нет возможности делать анализы или вскрытия, – сказал Хайли, – эти вопросы я не решаю.

– Я бы хотел осмотреть тело, – сказал Юэ. Он посмотрел на Лето, который одобрительно кивнул.

Бригадир не на шутку испугался.

– Это… это невозможно. Похороны были сегодня. Тело Шедай было… – Он снова пожал плечами. – Ну, словом, оно уже недоступно.

– Вы здесь предпочитаете кремацию? – спросил Лето, с сомнением окинув взглядом топкое болото.

– Ее тело было предано не огню, а воде, сир. – Хайли кивнул в сторону каналов и желобов. – Там лунные рыбы. Она ушла к ним. Мы всегда…

Пол понял.

– Вы погрузили тело в воду, где его съели рыбы.

Гарни, не скрывая своих подозрений, сказал, понизив голос:

– Прекрасный способ избавиться от трупа, если надо заодно избавиться от улик.

Бригадир окончательно растерялся.

– Улик чего?

Пол почувствовал, что тревога бригадира растет, и вызвана она была отнюдь не обсуждением тела погибшей работницы. Юноша тихо произнес на ухо отцу:

– Он что-то скрывает, папа, я это чувствую.

– Я тоже, – сказал Лето. – Мы внимательно ознакомимся с вашей работой здесь, Хайли. Я хочу видеть тело Шедай или то, что от него осталось.

Бродившие по болоту возле мелких бассейнов рабочие сетями вылавливали мальков и отправляли их в бассейны для выращивания. Другие, облаченные в гидрокостюмы, стояли по пояс в воде в широких каналах, считая и помечая более крупных рыб, которых затем, невзирая на сопротивление, помещали в садки, где они продолжали неистово биться о стенки.

Хайли, заикаясь, начал рассказывать:

– По ночам мы включаем звуковые мембраны. Их частота успокаивает рыб, помогает им метать икру и размножаться. За последние пять лет нам удалось стимулировать плодовитость, что, надеюсь, хорошо вам известно, милорд.

– Да, это мне известно, – ответил Лето, – хотя мне неизвестно, что у вас умирают люди.

Рабочие, оторвавшись от работы, смотрели на прибывших. Солнце было уже у самого горизонта, и свет плавучих светошаров над водой стал ярче. Хайли вел гостей по металлическим мостикам. Бригадир остановился и указал на одно место в темной воде или, скорее, в жидкой грязи, за которой был не виден сам канал. В грязи копошились сытые рыбы.

– Шедай… она здесь, в этой канаве, милорд. Мы положили ее туда сегодня утром, и рыбы с тех пор… Думаю, это будет не слишком приятное для вас зрелище.

– Смерть редко выглядит приятно, – сказал Юэ. – Но думаю, что для анализов нам хватит. Мне нужны образцы тканей.

Лето остановился на металлическом мостике. Пол встал рядом с ним. Они оба вглядывались в темную, пахнущую гнилью воду. Гарни отдал распоряжение, и Хайли подозвал рабочих. Группа одетых в гидрокостюмы мужчин и женщин вошли в канал и посмотрели наверх. Было видно, что приказ сильно смущает их.

– Делайте то, что он говорит. Найдите Шедай, – сказал им бригадир. – Эти люди хотят видеть ее тело.

– Она мертва, – произнес один из рабочих. – Зачем они хотят ее видеть?

Другой рабочий презрительно посмотрел на визитеров, но промолчал.

Хайли побагровел.

– Исполняйте мой приказ! Герцог Лето – важный человек.

– Но зачем они хотят видеть Шедай? Чем она провинилась?

– Делайте что велят, иначе останетесь без жалованья, – сказал Хайли.

Эта угроза возымела действие. Рабочие побрели вдоль канала, роясь в жиже руками, обтянутыми перчатками, и наконец нашли труп.

– Вот она!

Рабочие извлекли тело, с которого капали вода и грязь, из канала и взгромоздили его на металлическую решетку, чтобы с него стекла влага.

Пол смотрел на тело как зачарованный, хотя зрелище было поистине отвратительным. У Шедай отсутствовали глаза, нос и уши были уничтожены рыбами, кожа вздулась.

Юэ поднял податливую руку мертвой женщины, сделал соскоб с ногтей и присмотрелся к кутикуле. Затем он наклонился и внимательно осмотрел лицо, нисколько не смутившись его ужасным состоянием.

– Если бы глаза были на месте, я бы мог выявить кровоизлияние. – Он поднял голову и посмотрел на Лето. – Я понимаю, что́ вы подозреваете, милорд. Я захватил с собой лабораторный набор, он остался на борту корабля. Мне не составит труда обнаружить следы айлара, если именно это вещество ее убило.

Пол уже сложил все части головоломки, но прямое заявление Юэ вдруг встревожило Гарни. Трубадур наклонился к уху Лето и зашептал:

– Не вызвать ли подкрепление, милорд? – Он огляделся, словно ожидая нападения. – Солдаты будут здесь через пару часов.

Лето покачал головой:

– Это просто экспедиция, а не военный поход, и мы надеемся, что сможем мирно получить ответы на наши вопросы. Хайли нам поможет. – В вежливом тоне герцога слышались стальные нотки. – При необходимости я смогу вызвать Сафира Хавата и охрану из Кала-Сити.

Юэ взял образец ткани трупа, а бригадир с тревогой и отвращением следил за его действиями. Другие рабочие, выбравшись из канала, угрюмо стояли внизу.

Сумерки сгустились незаметно. Высокие холмы отбрасывали длинные тени. Хайли, глядя на невозмутимо работавшего Юэ, приходил во все большее возбуждение.

– Милорд, позвольте сопроводить вас на квартиру, где вам будет удобно. Мы приготовим ужин. Моя обязанность…

– Мне комфортно и здесь, на открытом воздухе, – сказал Лето. – Мы останемся тут до тех пор, пока не получим ответы.

– Слушаюсь, милорд. – Хайли застыл в неподвижности, хотя было заметно, что внутри у него все переворачивается.

Юэ быстро выполнил анализ, который показал, что умершая женщина стала очередной жертвой вещества, содержащегося в папоротниках.

– Ее мышцы буквально накачаны айларом, – сказал он. – Она, видимо, принимала наркотик весьма продолжительное время, но на этот раз, сама того не зная, употребила новую его разновидность, и вещества оказалось слишком много даже для человека, привычного к айлару.

Теперь Хайли наконец сбивчиво заговорил, оправдываясь:

– Ну да, об этом папоротнике здесь знают все; его полно, особенно в лесу. Некоторые из наших рабочих время от времени употребляют его, чтобы расслабиться и обрести покой. Он безвреден.

– Я хочу обыскать все дома, всех подозрительных рабочих. Мы закроем это предприятие, и каждый останется на своем месте до тех пор, пока я не найду весь айлар и не вскрою все связи с контрабандистами. Гарни, вызывай Хавата, гвардию и следственную группу, – приказал Лето.

Услышав это, рабочие заволновались. Некоторые бросились к своим свайным хижинам, но Гарни догнал их, схватил одного и швырнул в канал.

– Вы будете делать то, что прикажет ваш герцог.

Лето и его спутники вооружились и стали ждать прибытия подмоги.

Пол остро чувствовал пропитывавший окружающее пространство запах рыбы и грязи. Зазвучали автоматически управляемые звуковые мембраны, на поверхности показались бесчисленные лунные рыбы, ритмично отзывавшиеся устройствам в ответ. Воздух наполнился вибрациями, которые одновременно тревожили и успокаивали.

Рабочие же были возбуждены по другой причине. Гарни обнаружил сушеный папоротник у пяти человек – у троих это была пригоршня для индивидуального употребления, но у двоих нашлись целые мешки пятнистого – ядовитого – папоротника, наверняка предназначенного для продажи на черном рынке.

Лето разговаривал по системе связи, когда прибыли его гвардейцы и быстро заняли поселок. Они изъяли все запасы айлара. Обыски и дознание продолжались до глубокой ночи. Плавучие светошары заливали эту картину своим призрачным светом.

Рабочие были сильно напуганы, и Пол уловил среди них острое беспокойство.

– Чену Мареку это не понравится, – пробурчал один из них.

Пол услышал, как кто-то повторил это имя.

Герцог Лето обратился к стоявшим перед ним рабочим, напряжение которых продолжало усиливаться.

– Это мои предприятия, а Каладан – моя планета, – громовым голосом произнес герцог. Он взглянул на сына, и свирепое выражение его лица немного смягчилось. – Я не позволю этому яду испортить время, которое мы проведем вдвоем, Пол. Завтра мы двинемся дальше к северу и сделаем то, что намеревались. Сафир сам доведет здесь дело до конца.

Политика и война: какая странная компания.

Неизвестный философ Древней Земли

Хотя пост сиридар-правителя Арракиса обеспечивал ему определенное политическое влияние, не говоря уже о богатстве, барон Владимир Харконнен был рад вернуться на свою уютную, цивилизованную планету Гайеди Прим. Однако, невзирая на все ожидавшие его здесь дела, связанные с далеко идущими стратегическими планами Дома Харконненов, надолго он не задержится. Арракис требовал самого пристального внимания, особенно сейчас.

Здесь, дома, у него назначена важная встреча с человеком, который сможет помочь обойти дьявольский императорский налог, уже подавляющий спрос на меланж.

Облегчая свой немалый вес гравипоясом, барон встречал гостя перед внушительным корпусом военного завода, самого большого здания на Гайеди Прим. Черные полосы, испещрявшие стены завода, были следами кислотных дождей и выглядели как высохшие на щеках слезы. Двое рабочих рядом, стоя на высокой платформе, протирали статую его отца, Дмитрия Харконнена, которая украшала вход на предприятие.

Ур-директор КАНИКТ, Малина Ару, вышла из подъехавшего экипажа в сопровождении двух остистых собак. Эти хищники выглядели более устрашающе, чем самые свирепые телохранители барона, но он знал, что сама Малина опаснее ее милых псов. Малина была стройной моложавой женщиной, за милю источавшей ледяной профессионализм, и явно не была склонна к излишествам. Непроницаемые карие глаза делали ее похожей на жестокую хладнокровную рептилию. На ней были темный деловой пиджак, брюки и белая блузка. Из второго, бронированного, как танк, экипажа вышел небольшой отряд телохранителей КАНИКТ.

На бароне была его оригинальная версия делового костюма – свободный оранжевый китель и просторные брюки. На шее висела золотая цепь с золотым же гербом Харконненов. Он поздоровался, и Малина соизволила кивнуть, хотя и без особой теплоты. Он встречался с Малиной и раньше, в имперской столице, и с самого начала понял, каким опытным бизнесменом она является, как эффективно управляет компанией КАНИКТ. Теперь, благодаря предложениям Питера, Дом Харконненов и КАНИКТ смогут совместно вести весьма прибыльный бизнес, тайный и опасный. Такое сотрудничество требовало взаимного доверия и признания силы друг друга.

Величественный и даже импозантный, барон возвышался на своих гравипоплавках, словно башня, над маленькой хрупкой женщиной. Однако это нисколько не устрашало Малину Ару. Псы выступили вперед, плотоядно поглядывая на барона. За Малиной следовала вооруженная охрана, но у барона в засадах сидели снайперы, готовые в любое мгновение открыть огонь.

Барон протянул руку в сторону охраны.

– Вы можете оставить охрану здесь, директор. На Гайеди Прим вы в полной безопасности.

– Полная безопасность бывает только в сказках. – Она прищурилась и выразительно посмотрела на его руку с лонгетом, искусно прикрытым рукавом оранжевого кителя. – Надеюсь, вы уже оправились от травм, полученных на Арракисе? Я была потрясена, когда читала отчет об этом безрассудном нападении пустынных бандитов. Да еще и на борту вашего собственного судна! Недопустимая небрежность со стороны ваших спецслужб. – Малина щелкнула языком. – Полагаю, вы перетряхнули все кадры спецподразделений.

Ее замечание поразило барона, ибо он был уверен, что ему удалось сохранить в тайне все, кроме того, что доложили местные соглядатаи графу Фенрингу. Не работает ли Малина на Фенринга, а следовательно, и на Императора?

Однако он быстро взял себя в руки, понимая, что проиграет, если покажет сейчас слабину. Он просто сказал:

– Я полностью оправился после того прискорбного инцидента; злоумышленники расплатились сполна.

Иногда он все же ощущал пульсирующую боль в руке, а кости срастались не так быстро, как ему хотелось бы, и левая рука была пока слабее правой, но он не собирался рассказывать об этом Малине Ару. Он посмотрел на охрану и добавил, понизив голос:

– Чем меньше ушей услышат нашу беседу, тем лучше.

Директор КАНИКТ ответила мимолетной улыбкой.

– Ну что ж. Моя охрана побудет здесь, но Хар и Кар пойдут со мной. – Она легонько потрепала по холкам своих щетинистых любимцев.

– Да, да, конечно… можете оставить при себе ваших… милых собачек. – Он повернулся к входной двери. – Мы пообедаем, а заодно побеседуем в приватной обстановке. У меня есть специальный кабинет, где мы сможем спокойно, откровенно и беспристрастно обсудить все наши проблемы.

Малина приказала охране остаться у входа, а сама легко взбежала по ступеням огромного производственного здания. Псы следовали за хозяйкой, как вышколенные солдаты, не спуская своих желтых глаз с барона.

Когда они вошли в фойе, Малина заметила:

– В вашем послании содержится интересное деловое предложение, касающееся доступа КАНИКТ к специи. – Кажется, ей не терпелось начать переговоры. – Я заинтересована, но проблема, как обычно, кроется в деталях.

– Сначала – главное, – произнес барон. – Я голоден, а времени у нас много.

– Время надо ценить, а не растрачивать впустую, – резко сказала ур-директор, и Харконнен остолбенел, не вполне понимая, как реагировать на подобную грубость.

– Уверяю вас, ур-директор, мы не станем терять времени даром.

Они вошли в лифт, достаточно вместительный для того, чтобы барон чувствовал себя в нем свободно, и поднялись на второй этаж, окна и балконные двери которого выходили на огромный заводской цех первого этажа. Цех гудел от работающего оборудования.

Барон, поддерживаемый гравипоясом, повел Малину по мостику, перекинутому через цех к изолированному кабинету, висящему над гудящими станками. Харконнен с трудом протискивался между перилами мостика. Внизу ковали оружие для отправки на Арракис. Не выказывая ни малейшей тревоги, Малина следовала за бароном.

Они вошли в помещение с единственным входом; ожидавший их охранник затворил за ними дверь. Наступила благословенная тишина. Пол был изготовлен из прозрачного плаза и позволял видеть все, что происходит внизу. Малина и барон словно парили в воздухе, шагая к столу, установленному в центре кабинета.

– Сейчас нам принесут еду, – сказал барон.

Остистые псы внимательно, с некоторым недоумением уставились на свои лапы, потом посмотрели на хозяйку и, успокоенные ее взглядом, заняли места по обе стороны от Малины.

– Я буду есть с вами, барон, ровно столько, сколько продлится наше обсуждение.

– Эффективность сберегает время и деньги. Мы обсудим мое предложение во время еды. – Он старался вести себя раскованно, но заметил ее оценивающий взгляд, когда она садилась за стол. Хар и Кар улеглись на невидимый пол.

На мостике показалась цепочка слуг. Каждый нес блюдо. Слуги вошли в кабинет и расставили на столе лакомства – нарезанное ломтями мясо, поблескивающие колбаски, поджаренные овощи, дымящихся вареных ракообразных. Один из слуг повязал салфетку поверх оранжевого кителя, и барон, схватив самого огромного рака, сломал панцирь и вонзил зубы в мякоть.

Малина едва притронулась к пище. Псы приподняли колючие уши, затем снова успокоились.

– В КАНИКТ я могу позволить себе все, что считаю нужным, а потому на меня трудно произвести впечатление, – сказала она. – Прошу вас, давайте обсуждать детали вашего предложения. Как вы собираетесь его осуществлять и что вам потребуется от меня? Вы позвали меня, чтобы тайно попросить о кредите? Вам отказал банк Гильдии?

Барон расхохотался, и от этого хриплого хохота сотряслось все его огромное тело.

– При моих доходах от операций на Арракисе могу заверить вас, что Дом Харконненов не нуждается в займе ни от КАНИКТ, ни от Космической Гильдии, ни даже от такого благотворителя, как вы. – Он кивком указал на мясо в коричневатом кляре. – Отведайте филе рукки. Очень интеллигентные создания.

Она попробовала, согласилась, что вкус неплохой, и умолкла, ожидая продолжения.

Барон снова попытался пробить брешь в стене холодного профессионализма Малины Ару.

– Мне бы хотелось подружиться с вами, ур-директор.

– Если бы я считала вас врагом, то захватила бы с собой более внушительную охрану. – Она неспешно скормила несколько кусков мяса своим собакам.

Не успели они приступить к содержательной дискуссии, как на мостике, ведущем в кабинет, показался красивый молодой человек. Барон увидел его, и лицо его зарделось от гордости и восхищения.

– Ах, смотрите, это идет мой племянник, Фейд-Раута!

Фейд неторопливо вошел, окинул взглядом пиршественный стол, посмотрел на Малину.

– Рад вас видеть, – официальным тоном произнес он, но Малина не поднялась ему навстречу.

– Это же приватная беседа, – сказала она и повторила слова барона: – Чем меньше посторонних ушей, тем лучше.

– Разве ты здесь не для того, чтобы следить за работой в цехе, мой дорогой племянник? – поспешно спросил барон, чтобы сгладить неловкость.

Фейда, казалось, нисколько не смутило недовольство барона, он был поглощен созерцанием собак.

– Я поднял голову и увидел двух животных. – Он подошел ближе и протянул руку, словно собираясь погладить одного из псов. Хар и Кар глухо зарычали, но это не испугало Фейда, а, напротив, восхитило. – Как мне приобрести несколько таких псов для гладиаторских боев?

– Это моя личная порода, – нахмурившись, ответила Малина. – Тлейлаксу вывели ее по моему заказу.

– Тлейлаксу? – Было видно, что молодой человек разочарован. – Прошу, дайте мне знать, если такие собаки будут где-то доступны.

– Возможно, что-нибудь выяснится, мой дорогой племянник, в зависимости от исхода наших переговоров, – сказал барон. – Пока же могу сказать, что ур-директору и мне есть что обсудить. Прошу тебя, оставь нас, дай нам спокойно поесть и поговорить.

Отослав племянника, барон отправил в рот добрый кусок филе рукки. Фейд еще раз посмотрел на собак и вышел, равнодушно взглянув на Малину.

Она сложила руки на груди, очевидно, решив покончить с пустыми любезностями и отвлечениями.

– Вы предложили способ обойти бремя императорского добавочного налога. КАНИКТ тоже страдает от этих тягостных требований, как и многие из наших самых выгодных покупателей и заказчиков. Я уверена, что Дом Харконненов несет значительные убытки оттого, что люди выбирают менее эффективные, но более дешевые рекреационные средства. Давайте все же приступим к переговорам и посмотрим, сможем ли мы прийти к соглашению.

Она посмотрела сквозь прозрачный пол и поняла, на какой страшной высоте они висят над грохочущими машинами.

– Если мы не придем к соглашению, не нажмете ли вы тайную кнопку, чтобы спровадить меня в цех?

– Это абсурд! Здесь нет такого механизма! – Он усмехнулся. – Положительно, вы мне нравитесь, ур-директор.

– Я хочу наконец услышать, барон, ваше предложение, а затем решить, нравитесь ли вы мне. – От тона ее голоса собаки насторожились, не спуская глаз с барона.

– Хорошо, покончим с преамбулами. – Он запер дверь, чтобы слуги не могли войти в кабинет, но сразу обратил внимание гостьи на поднос, уставленный меланжем в самых разнообразных видах.

– Мой шеф-повар имперского класса знает множество рецептов с чистой специей: добавляет ее в напитки, бисквиты, торты и другие десерты. – Он взял щепотку порошка ржавого цвета из тарелки, вдохнул его и откинулся на спинку кресла. – Нет ничего лучше чистого свежего меланжа.

Малина взяла щепотку ржаво-красного порошка и втянула его носом, потом попробовала бисквит.

– Так в чем заключается ваше деловое предложение?

– Вы употребили порошок и отведали бисквит. Это лишь жест, но он зримо доказывает состоятельность самой концепции. – Она вопросительно посмотрела на барона, и тот пояснил: – Император ничего не знает о партиях специи, из которых приготовлены эти деликатесы. Да, в самом деле, все операции с меланжем на Арракисе находятся под строжайшим контролем, все экспортные сделки облагаются налогом – теперь еще бо́льшим, чем раньше. Некоторые контрабандисты используют свои особые каналы для нелегальных поставок меланжа на черный рынок, но их свобода иллюзорна. Император следит за ними и тоже вынуждает платить.

Он взял с блюда кусок медовой вафли и целиком отправил в рот.

– Однако, пользуясь моим влиянием, я могу обеспечить совершенно независимые поставки специи, и это будет наша с вами тайна – конечно, это капля в море, только начало, но в наше непростое время, при таких завышенных ценах и растущих налогах, это может заинтересовать некоторых покупателей.

Барон видел, что сумел заинтриговать собеседницу.

– Но я должен иметь абсолютно надежный, совершенно конфиденциальный способ распределения. Хотя императорский добавочный налог смехотворно высок, моя голова мне дороже.

– КАНИКТ абсолютно надежен, – сказала Малина, – и не все пути наших поставок известны императорским шпионам. – Она взглянула на псов, словно ища у них подтверждения. – Ваше предложение имеет смысл, барон, если, конечно, вы сможете исполнить то, что обещаете.

Барон улыбнулся. Он взял еще одну понюшку специи, потом другую и ощутил прилив бодрости.

– Вот в этом-то я абсолютно уверен.

Каладан, о Каладан! Я пытался писать песни, но твоя красота превосходит любую музыку. Моя память – вот те песни, что мне нужны.

Гарни Холлик. Сборник песен

Карательный отряд, прибывший в поселок, обнаружил много других партий папоротника барра, спрятанного в складских помещениях среди оборудования и готового к отправке в столицу. Лето поручил расследование Сафиру Хавату, зная, что ментат досконально разберется в этом деле.

Ночь высокие гости провели в квартире, предоставленной бригадиром, под охраной гвардейцев, а на рассвете отправились дальше. За штурвалом на этот раз сидел Гарни Холлик. Корабль сделал разворот над рыбацкими деревушками и доками, а затем взял курс на более глухие места.

Дальше к северу, на необитаемом берегу, они обнаружили уединенный залив, берег которого был усеян гравием, куда Гарни и посадил машину.

– Здесь мы будем в безопасности, милорд. У Сафира есть трекер, и он всегда сможет определить наше местонахождение. Мы также располагаем станцией экстренной связи, так что при необходимости позовем на помощь. Она прибудет самое большее через один-два часа.

Он посмотрел на Юэ, и врач кивнул.

– У меня с собой аптечка и инструменты на все случаи.

Выйдя из орнитоптера, герцог Лето взглянул в сторону дикого леса и отрогов прибрежных скал. Таинственный ландшафт был прекрасен своей дикой красотой.

– Мы хорошо подготовились, Гарни, и спасательная партия нам не потребуется. Мы с Полом хотим отвлечься от удобств аристократической жизни.

Гарни усмехнулся.

– Это вы сейчас говорите, милорд.

– Я скажу то же самое и через несколько дней.

Закрепив корабль и включив его защитное поле – от диких зверей, – они вскинули на плечи рюкзаки и отправились в путь. Идя вдоль ручьев, они прокладывали дорогу к высоким хвойным деревьям. Пол чувствовал, что отец был полон неукротимой решительности.

Даже в лесной глуши Лето не снял с пальца герцогский перстень. Пол задавался вопросом, будет ли он когда-нибудь носить такой же. Он не хотел иметь этот перстень как символ власти, не стремился и к увеличению богатств и расширению владений, но он прекрасно понимал политические игры Ландсраада и уже разбирался в положении Великих и Малых Домов. Однако здесь, в глухом сумрачном лесу, все эти проблемы казались далекими и несущественными.

Умом он понимал, почему отец обратился к герцогу Фаусто Вердену с предложением заключить брачный союз между их Домами. Это был необходимый шаг, пробный шар. Пол видел портреты Джуну Верден, читал о ней; она показалась ему умной и приятной, определенно хорошенькой, но это была не та девушка, которую он видел в своих снах…

Теперь, окруженный роскошным северным лесом, Пол любовался живописными пихтовыми рощами, вдыхал влажный воздух, напоенный пряным ароматом вечнозеленой хвои. Шелест ее и беспрестанное жужжание бесчисленных насекомых внушали чувства неисчерпаемой щедрости, всевластия жизни, делали его самого маленькой, незаметной частью необъятной ткани природы.

Слепень уселся на его щеку, вознамерившись напиться крови, но Пол мгновенно раздавил его – реакция не подвела, и расплющенное насекомое упало на землю.

Пока они продирались сквозь чащу, несколько раз принимался моросить мелкий противный дождь. Они нашли место для привала возле извилистой медленной речки, где одетые мхом пихты могли послужить защитой от дождя.

Пока Гарни хлопотал с устройством лагеря, Пол осматривал окрестности, сохраняя бдительность, несмотря на кажущуюся безмятежность этого уединенного места. Теперь, после всего, что они обнаружили в поселке, он все время был настороже.

– У нас есть тент от дождя, – сказал Лето, посмотрев на небо. – Под ним будет сухо и достаточно комфортно.

Темные волосы герцога блестели от влаги.

– Кажется, это путешествие не будет комфортным, – беззаботно отозвался Пол.

– Тренировки не всегда бывают удобными, парень, – поддел юношу Гарни, разворачивая тент. – Они ведь нужны для обучения – чтобы понять, как преодолевать трудности.

Рюкзаки были сложены у подножий толстых деревьев. Стояла такая тишина, что Пол слышал, как струится ленивый речной поток.

– Несчастным я чувствовал себя не так давно, Гарни, – когда услышал, как ты пел, помнишь?

Трубадур поморщился в притворном гневе и обернулся к герцогу:

– У молодого человека нет вкуса.

Лето рассмеялся.

– Я тоже слышал твое пение.

Сделав вид, что он возмущен до глубины души, Гарни закончил обустройство лагеря. Доктор Юэ уже давно занимался делом – собирал образцы растений, рассматривал их, фотографировал и сортировал для последующего анализа.

– Едва ли я найду редкий папоротник барра в первый же день, но надо воспользоваться этой возможностью для того, чтобы больше узнать о природе Каладана. В наших знаниях полно белых пятен.

Дождь прекратился, ветер разогнал тучи, но воздух оставался пронизывающе холодным. Завернувшись в теплую накидку, Пол пошел на отмель и сквозь прогалину в вершинах деревьев принялся рассматривать очистившееся небо. Потом он стал собирать валежник и складывать его на гальку.

– Давайте разведем костер.

Они с Гарни взяли на растопку сухой мох и траву, обложили ветвями и сучьями, и скоро в лесу затрещал веселый огонь. От костра валил довольно густой дым. Пол присел на корточки. От огня веяло настоящей первобытной радостью. Радость эта переполняла чувствами, какие, наверное, испытывали, сидя вокруг костров, далекие предки. Мальчик с невыразимой теплотой посмотрел на отца.

– Я очень рад, что мы здесь.

Герцог Лето, занятый устройством спальных мест под пологом палатки, вышел и встал рядом с сыном. Обычно строгое и официальное выражение его лица смягчилось.

– Я тоже рад, Пол.

Юноша закрыл глаза, отдавшись чувству единения с природой, слушая потрескивание костра. Как хорошо быть вдали от политических дрязг! Но он понимал, что отца и здесь мучают проблемы, ожидавшие его в замке, как укусы надоедливых мух, жужжавших среди деревьев.

На отмели лежало вынесенное речкой искривленное сучковатое бревно, и Пол сел на него, глядя на извилистый водный поток. Гарни нашел место на том же бревне, поставил бализет на колено и принялся его настраивать.

– Немного музыки, молодой человек?

Пол улыбнулся.

– Ты же знаешь, как я люблю твои песни, хоть и поддразниваю тебя.

– Критика оттачивает мастерство менестреля.

– Ты споешь что-то из Оранжевой Библии? Ты любишь эти стихи.

– Нет уж, обычно так говорят хозяева гостиниц, которым не нравятся мои песни! – Гарни перебрал струны и заиграл, тихо напевая себе под нос, подбирая ноты и подходящие слова. Он не был ментатом, как Сафир, но в его памяти хранилось множество народных мелодий и композиций собственного сочинения.

Он запел проникновенным нежным голосом, который был неожиданным контрастом его грубому жесткому лицу.

Юэ тоже сел на бревно, а Гарни продолжал петь. Пол, смотревший на воду, вдруг увидел крупных рыб – лунных рыб! – которые выпрыгивали из реки, словно привлеченные музыкой трубадура. Эти рыбы были больше лунных рыб, которых разводили в бассейнах. Гигантские, цвета красной меди чешуи покрывали головные перепонки, вибрировавшие в такт музыке. Рыбы крутились на месте, словно погрузившись в гипнотический транс.

Лето, порывшись в ящике со снаряжением, достал сеть на телескопической рукоятке и широким жестом забросил сеть в воду, поймав несколько крупных рыбин. Гарни прекратил игру и отставил в сторону бализет.

– Спою еще раз за ужином. Сегодня мы попируем всласть.

– Да, такая идея и мне нравится, а то у меня в животе уже урчит от голода.

Они с Полом оттащили улов подальше от воды, на мягкий песок.

– У нас будет лесной пир – не то что в банкетном зале Каладанского замка. – Холлик рассмеялся. – Бьюсь об заклад, что и рыба будет вкуснее.

Гарни ловко воткнул небольшой нож в песок у ног Пола.

– Возьми ножик, сынок. Поможешь мне почистить и выпотрошить рыбку.

Одна из рыб отличалась от других, на ее чешуе были видны темные разводы, а головную мембрану покрывали мелкие пузырьки. Вскрыв ей брюхо, Пол увидел икринки с личинками.

– Это самка после оплодотворения, – сказал Юэ, с интересом разглядывая икру. – Она должна была вот-вот родить.

Пол извлек из брюха самки икринки и извивающихся личинок и бросил их в воду, надеясь, что они смогут выжить и превратиться во взрослых рыб.

– Не надо было убивать мать, но уже ничего не поделаешь. Я съем ее сам.

– Не выдавливай из нас слезу, парень, это всего лишь рыба, – сказал Гарни насмешливо, однако герцог посмотрел на сына с уважением.

Юэ молча делал заметки в блокноте.

– Мне было бы интересно разобраться в жизненном цикле лунной рыбы. Это очень важная для Каладана рыба, но о ней мало материала в книгофильмах, которые я просмотрел. Записей министра Веллана тоже не вполне достаточно.

Они поджарили рыбу на костре, а Юэ приготовил гарнир из собранных им съедобных растений и ягод, хотя у путешественников имелся запас пищи не меньше чем на неделю. Пол отметил, что у дикой рыбы другой вкус – немного странный, однако довольно приятный. Он с аппетитом съел свою порцию.

Когда на лес опустилась ночь, они расселись вокруг костра, а Гарни принялся петь баллады. Вскоре сгустившаяся тьма дала знать, что пора укладываться на ночлег. Пол чувствовал странную усталость и неприятные спазмы в животе, но решил, что это от переживаний последних дней. Они расположились в палатке. Лето лег рядом с сыном.

Герцог блаженно вытянулся на одеяле и, посмотрев на звезды, тихо произнес:

– Как обманчив и соблазнителен этот безмятежный покой. Я почти забыл об опасностях Империи.

Нарушение основополагающих правил требует большого искусства – искусства оказаться единственным, кто, нарушив, выходит сухим из воды.

Граф Хасимир Фенринг

Проводив Лето и Пола на север, Джессика взяла на себя всю необходимую работу в замке: она принимала административные решения, руководила домашним персоналом и незаметно делала все, чтобы облегчить решение проблем, с которыми Лето неизбежно должен был столкнуться по возвращении. Она так долго прожила с герцогом, что многие второстепенные решения принимала самостоятельно, зная, что он ей доверяет.

Усвоив навыки Бинэ Гессерит, она умела как видеть общую картину, так и разбираться в хитросплетениях мелких деталей. Она не обладала способностями ментата, но могла медитировать и сосредотачиваться на проблемах, которые ждали своего решения. По необходимости она была активна и внимательна.

Однажды ясным ветреным утром она покинула каменные стены замка и отправилась на неспешную прогулку вдоль прибрежных скал, всей грудью вдыхая прохладный морской воздух. Сторонний наблюдатель мог легко принять ее за беззаботную придворную даму, бесцельно прогуливающуюся по берегу в развевающейся на ветру юбке, но на самом деле ум Джессики был занят очень сложными вопросами.

Она понимала, почему Лето с такой радостью отправился в глухие леса вместе с сыном, но теперь ей одной пришлось снова и снова перебирать кандидаток в невесты для Пола. Она думала не только о политических расчетах, которые в первую очередь интересовали Лето и Сафира Хавата, но и о жестких инструкциях Верховной Матери, приславшей ее сюда. Джессика была возмущена бесцеремонным вмешательством Ордена, однако она воспитывалась и обучалась на Уаллахе IX и понимала важность долгосрочных селекционных схем.

Приходилось соблюдать хрупкое равновесие между нуждами Дома Атрейдесов и требованиями Бинэ Гессрит, учитывая при этом и интересы сына. Но Лето ничего не должен был об этом знать. К счастью, письмо с предложением было отправлено Джуну Верден, а этот выбор по стечению обстоятельств устроил обе стороны.

В одиночестве, но сопровождаемая роем неотвязных мыслей, Джессика грациозной походкой шла по узкой тропинке вдоль края скал. По одну сторону тропинки зияла глубокая пропасть, впрочем, Джессика шла уверенно, не боясь оступиться. Она остановилась на огороженной перилами смотровой площадке, над которой развевался черно-зеленый флаг Дома Атрейдесов.

Она взглянула вниз, в пропасть, где разбивались о скалы волны прибоя. На двадцать метров ниже площадки Джессика разглядела выступ, на котором помещалось гнездо гигантского морского орла. Серая самка сидела на гнезде из скрепленных водорослей, а белый самец покружил над своей подругой, а затем приземлился рядом, сложив крылья.

Присмотревшись, Джессика заметила, что яйцо уже расколото и самка крылом защищает копошащегося орленка. Мать расположилась так, чтобы прикрыть птенца от ветра и возможного нападения.

Глядя на эту сцену, Джессика подумала, что нет ничего более естественного, чем любовь матери к потомству. Но не всегда могла она прикрыть Пола от опасности. На ее глазах он становился мужчиной, слишком быстро оставив за плечами детство.

Она пошла дальше. Взглянув в небо, она увидела патрульный планер, который поднимался вверх, подталкиваемый восходящими потоками и ветром. За панелью управления сидел человек, пристально осматривавший территорию сквозь прозрачный плаз фонаря кабины. Как правило, такие полеты выполняли рядовые пилоты, но Джессика узнала в человеке Сафира Хавата, только что вернувшегося с рыбного предприятия на севере. Когда-то этот воин-ментат много летал и теперь часто выполнял подобные задания по собственной инициативе.

Остановившись на лугу на вершине мыса, Джессика следила, как планер, обогнув высокие башни, направился к ней. Сафир был мастером пилотажа; никто не умел лучше его использовать воздушные потоки и малейшие колебания ветра. Джессика всякий раз восхищалась его способностью ловко вести судно и одновременно бдительно осматривать окрестности.

Заметив Джессику, он приблизился к ней, заложил еще один круг и мягко посадил планер на траву. Она поспешила навстречу, пока Сафир с трудом ставил аппарат на якорь.

Старый мастер-ассасин Дома Атрейдесов, по распоряжению Лето, занимался расследованием дела о наркотиках на рыбном предприятии. Проведя в поселке два дня и тщательно разобравшись в происходящих событиях, он оставил там отряд чистильщиков и офицеров безопасности, которые взяли ситуацию под контроль, а сам вернулся следить за делами в замке.

Укрепив планер, Сафир снял летную форму, отстегнул ремни и вышел на траву из маленького летательного аппарата. Заслуженный ветеран сохранил прекрасную физическую форму, однако Джессика видела, что движения его стали более скованными, чем были раньше. Великий воин времен старого герцога, Сафир Хават отказывался признать, что стареет и теряет прежние силу и ловкость. Джессика знала, что сомнений в верности старого ментата быть не может.

Он поклонился, улыбнувшись своими тронутыми соком сафо губами.

– Всегда заняты, всегда в заботах, миледи! Ну мне тоже хорошо думается, когда я сажусь в планер и остаюсь наедине со своими мыслями.

Хават вызвал эвакуационную команду и распорядился отвести планер на базу, и они с Джессикой вдвоем пошли к замку, оставив позади колыхавшийся на ветру летательный аппарат.

– Знаю, что расследование дела о наркотиках в надежных руках, – сказала она. – Тебе удалось перерезать один из каналов снабжения черного рынка?

Она уже слышала о том, что там произошло, но Сафир пока не представил официального отчета.

– У меня надежная и добросовестная команда, – ответил ментат. – Мы начали работать над ликвидацией наркотрафика, но пока не смогли найти первичный источник поставок папоротника, однако нам все же удалось перерезать некоторые пути контрабанды и захватить много готового к отправке зелья. Хотя бы некоторые жители Каладана будут спасены. Я просмотрел маршруты перемещений министра Веллана, чтобы узнать, какие еще рыбные предприятия он посещал.

Джессика кивнула.

– Да, они тоже могут быть перевалочными пунктами контрабандной транспортировки.

– Кто-то продвигает каладанский наркотик по путям поставок лунной рыбы. Сеть эта как сорняк; ее корни распространились далеко во всех направлениях.

Сафир помолчал, собираясь с мыслями, потом снова заговорил:

– Когда мы допрашивали перепуганных рабочих, они часто называли одно имя – Чен Марек. Очевидно, на нем завязаны все нелегальные операции.

– И кто этот человек? – спросила Джессика. – Ты узнал о нем какие-то подробности?

– Марек для нас пока загадка, миледи, но несомненно одно: он внушает рабочим почти суеверный страх. Он чужеземец. Располагает межпланетными связями, которые позволяют ему распространять наркотик по всей Империи. Видимо, через эту сеть получил айлар сын лорда Атикка. – Ментат насупился. – Сейчас я расследую масштабы межпланетного распространения. Рабочие ничего не добавили к тому, что мы узнали, и я убежден, что они и на самом деле больше ничего не знают. Они очень охотно давали показания.

Отношения между Сафиром и Джессикой были формальными, но уважительными. Она редко делала ментату комплименты, но сейчас он явно заслуживал похвалы.

– Лето будет гордиться твоей работой, Сафир, – сказала она.

Ветеран недовольно поморщился.

– Я делаю это не для того, чтобы герцог мог мною гордиться, миледи. Я делаю это, потому что такова моя работа.

– Ты прекрасно справляешься со своей работой, ты – пример для всех нас, – вздохнула Джессика, подумав о тех тайных делах, которыми ей приходилось заниматься, чтобы удерживать в равновесии свои обязательства и не мешать работе государственной машины. – Так мы сделаем Дом Атрейдесов еще сильнее. – Она помолчала, а затем добавила: – Мы с тобой соперники, знаешь об этом, Сафир?

Он не ответил на шутку.

– Миледи, я никоим образом не препятствую вам.

– Мы соперничаем за внимание моего сына. Ты завоевываешь его тренировками ментата, а я – тренировками иного рода. Я обучила сына другим навыкам – для его же блага.

– Вы используете методы Бинэ Гессерит, – сказал Хават, и Джессика уловила недовольство в его тоне.

– Да, и не только, – заметила она, улыбнувшись. – Мы оба знаем, что ты обучаешь его мышлению ментата. Я одобряю это.

– Мое обучение направлено лишь на то, чтобы научить его правильно мыслить, миледи. – Они понимающе переглянулись. – Даже если это не нравится другим.

– Пол любит учиться и обладает поразительной способностью усваивать информацию. – Ветер подхватил прядь волос Джессики. – Мне нравится, как ты учишь его, Сафир. Ты готовишь его к выживанию в политических битвах, в которых он обречен участвовать, как и в жизни Империи вообще. Ты вооружаешь его, настраивая на трудности, с которыми ему суждено столкнуться.

Ментат замедлил шаг.

– Сын герцога столкнется с ментальными, физическими и политическими трудностями. Молодой человек должен быть готов ко всем этим вызовам. – Уголки его губ горестно опустились.

Джессика попыталась представить себе будущее Пола.

– Нет ли ответа от герцога Вердена относительно предложения о помолвке? Я счастлива, что мы нашли хотя бы одну девушку, на которую мы все можем согласиться, но ведь письмо было отправлено уже довольно давно.

– Ответа пока нет.

– Странно. Как думаешь, в чем причина задержки?

Сафир задумался и молчал, пока они не дошли до самых стен замка.

– Трудно сказать. Со всей этой сумятицей в Ландсрааде и освободившимися после трагедии на Оторио файфами Верден, вероятно, не спешит выдавать дочь замуж, – ответил Сафир, а потом добавил не без гордости: – Герцог Верден едва ли найдет более достойного жениха, чем молодой мастер Пол.

Джессика просияла.

– Не могу не согласиться с тобой.

Вместе они дошли до северного крыла замка и вошли в боковую дверь, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Ментат наклонился и потер изуродованную шрамом ногу.

– В Поле есть что-то очень особенное, миледи. Чем больше он узнаёт, тем сильнее становится его внутреннее равновесие, глубокая безмятежность, не свойственная его возрасту.

Джессика и сама это заметила, и не только как мать, которая обычно смотрит на сына сквозь пелену завышенных ожиданий.

– Да, Пол необычен, и наше наставничество может сделать его еще более особенным.

Разница между бредовым видением и просветляющим озарением – лишь вопрос восприятия.

Доктор Веллингтон Юэ. Личный дневник медицинских наблюдений

Пол проснулся от пронизывающего лесного холода, корчась от боли. В темноте он слышал жужжание и стрекот насекомых и крики ночных птиц, но все эти звуки заглушал ревущий шум в голове и боль в сведенных мышцах. Болезнь поразила его стремительно, как взбесившийся бык.

Пол скатился с одеяла, свернулся калачиком, затем встал на четвереньки. Боль разрывала внутренности, словно зазубренная пила. Он упал на бок, а через мгновение его вырвало.

Костер догорел, под слоем золы светились красноватые угольки. Тут же проснулся Гарни Холлик и выскочил из палатки.

– Ваша светлость, что с вами?

– Пол! – герцог тоже подбежал к сыну. – Юэ, сюда!

Пол чувствовал, что изнутри его разъедает какой-то яд. Отрава. Желудок извергал все, что в него попало – мальчика непрерывно рвало. Он попытался заговорить, но вместо этого из груди вырвался жалкий хрип. Он давился и задыхался. Отец и Гарни трясли его за плечи, потом кто-то – наверное, Юэ – приложил ладонь к его лбу.

У Пола начался жестокий озноб, он извивался и бился всем телом. Звезды стали сначала ярче, а потом потускнели, как обгоревшие алмазы. Глаза наполнились слезами, и он зажмурился, ушел в себя.

Он чувствовал, что постепенно теряет сознание, перестает воспринимать мир… деревья, крики птиц, лесные тени. Рев в ушах напоминал рев бушующего океана, которого здесь не было.

Пол задрожал еще сильнее и, открыв глаза, увидел ослепительный солнечный свет и извилистые дюны в безбрежном море песка. Ему и раньше приходилось видеть огромные песчаные пляжи, но такого он не видел никогда. Тело его продолжали сотрясать судороги, однако сознание было уже далеко и потеряло связь с телом.

Он смотрел на пустынный ландшафт, одновременно умиротворяющий и тревожный, видел идущих по песку людей – фигуры в пятнистых коричневых накидках. Пол видел их третьим глазом, который открылся, когда веки его природных глаз плотно сомкнулись от боли. Люди побежали вперед и напали на блокпост. Послышались пронзительные крики умирающих, Пол разглядел над блокпостом оранжевые флаги со стилизованными грифонами – гербом Дома Харконненов, смертельных врагов Атрейдесов.

Песок хлестал по лицу, засыпая глаза, мешал смотреть. Под ногами тоже шуршал песок, а не чавкал сырой лесной покров Каладана.

По дюнам пронеслась гигантская изогнутая волна, поверхность пустыни разверзлась, и из провала поднялось огромное существо, чудовище, похожее на миногу с открытой пастью величиной с пещеру. Жуткая тварь, словно смерч, вздыбилась из-под песка и поглотила все вокруг, а потом и самого Пола.

– Что происходит с моим сыном? – Лето был готов драться с любым врагом, посягнувшим на Пола, но сейчас сражаться ему было не с кем. – Ответьте мне, Юэ!

Врач уложил на землю извивавшегося в судорогах мальчика, которого вырвало еще несколько раз. Желудок его был теперь пуст. Юэ уже впрыснул Полу укрепляющее лекарство и начал переливать жидкость. Он работал с быстротой и сноровкой опытного военно-полевого хирурга.

– Сейчас я делаю анализы, милорд. Я могу, конечно, облегчить симптомы, но для того, чтобы лечить, я должен точно знать, что произошло с Полом.

– Проклятье, он наверняка отравлен, – в сердцах воскликнул Гарни, сжимая в руке кинжал. Лето нисколько не сомневался в способности Гарни защитить их всех от нападения любого противника, но сейчас речь шла о враге, которого было невозможно поразить мечом.

– Но как его могли отравить? – беспомощно проговорил Лето. – Как это стало возможным? Мы выловили рыбу сами и не притронулись к привезенным нами продуктам.

Гарни нервно огляделся, словно ожидая, что сейчас из лесной чащи нагрянут убийцы.

– Я не мнительный человек, сир, но даже я могу представить себе несколько способов: контактный яд, нанесенный на наше снаряжение или на одеяло.

Лето изо всех сил не хотел этого признавать, но отрицать очевидное было невозможно: Пола трясло, он был бледен и почти без сознания. Герцог так хотел оторваться хоть на время от охраны, слуг, провести время рядом с сыном, и вот…

– Это какой-то заговор. Он выглядит как Веллан, умерший от айлара. Спасите его!

Юэ продолжал работать – быстро, но осмотрительно.

– Да, симптомы похожи, милорд, но возможны и другие причины.

Юноша выгнулся дугой, словно пытаясь стряхнуть с себя невыносимый груз.

– Пол… – выдохнул Лето. Ему казалось, что он кричит, но на самом деле это был лишь едва различимый, отчаянный шепот.

– Я включаю экстренную связь. Надо вызвать спасательную команду, – сказал Гарни. – Она будет здесь… – Голос его дрогнул.

Лето молча посмотрел на него. Команда прибудет слишком поздно.

– Юэ, вы справитесь?

Врач продолжал работать.

– Не знаю, сир, но мы узнаем это через несколько минут, если будет польза от моих усилий. Если нет…

Он поднял веки Пола, пощупал пульс. Анализы крови уже были взяты, и анализаторы начали выдавать предварительные результаты.

– Я не вижу следов айлара в крови. Он не был отравлен наркотиком, за это я могу ручаться.

– Значит, какой-то другой яд?

– Как вы сможете применить антидот, если не знаете, какая это отрава? – спросил Гарни.

– Первую, самую неотложную помощь я уже оказал – ввел жидкость, электролиты, соли, – ответил Юэ. – Пульс стал ровнее, устойчивее. Это хороший знак. Его организм бурно отреагировал на какое-то вещество, но сейчас он от него избавляется. – Юэ посмотрел на рвотные массы на земле. – Он ел то же, что и все мы, поэтому могу предположить, что яд содержался не в еде.

Лето изо всех сил старался понять.

– Но как кто-то смог подмешать яд… – Он взглянул на Юэ и Гарни. Неужели кто-то из них мог совершить подобное злодеяние? И почему здесь? У них обоих была масса возможностей отравить Пола уже много лет назад, если было такое намерение. Это безумные подозрения…

– Мы ели не одно и то же, – возразил Гарни. – Мы поймали несколько рыб, но каждый съел одну. Рыба Пола отличалась от других…

Юэ моргнул от неожиданности.

– Самка с икрой! Самка в репродуктивной стадии может выделять необычные гормоны или токсины. – Он принялся рыться в медицинском саквояже, извлек оттуда автоматический инъектор и прижал его к шее Пола. – Пищевое отравление нередко вызывает такую сильную реакцию. Мы слишком увлеклись своими подозрениями…

Лето опустился на колени, положил руку на плечо Пола и откинул с его лба прядь темных волос. На лбу блестели капли пота, но мальчик успокоился и лежал неподвижно, ровно и глубоко дыша.

Юэ пробежал глазами новые данные анализатора.

– Температура нормализуется. – Он испустил долгий вздох облегчения. – Возможно, кризис миновал. Пусть мальчик отдохнет, а мы будем внимательно за ним наблюдать.

Лето опустил глаза. Каждый планетарный правитель, каждый глава Великого или Малого Дома всегда опасается покушения на свою жизнь. Применение ядоискателя, силовых защитных полей, шпионская сеть – все это стало частью образа жизни имперской знати.

Возможно ли, что болезнь Пола не имеет ничего общего с изменой или покушением? Неужели все дело в ядовитой рыбе?

Юэ посмотрел на герцога. Гарни продолжал сохранять на лице напряженное выражение, но немного расслабился, поняв, что убивать никого не придется. Врач еще раз проверил данные анализов.

– Не могу утверждать со всей определенностью, сир, но иногда лихорадка – это всего-навсего лихорадка, а пищевое отравление – чистая случайность.

– Спасибо вам, Юэ. – Лето порывисто вздохнул. – Доверяю вам жизнь Пола.

К несчастью, большинство злодеев – люди с исключительно высоким интеллектом, который позволяет им вершить темные дела.

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Двое мужчин вышли из орнитоптера на рыхлый, искрящийся в лучах солнца песок. Стояла дьявольская жара, но Раббана в первую очередь интересовало ржаво-красное пятно меланжа, видневшееся на песке.

Он и Питер де Врие уставились на потрепанный комбайн для сбора специи – опасный грохочущий агрегат, который давно пора было списывать в утиль. Машина ползла по волнистому от дюн песчаному полю, подхватывая и просеивая песок и отделяя от него меланж. Комбайн должен был работать до тех пор, пока его грохот и вибрация не привлекут червя, и тогда его мгновенно поднимали в воздух, чтобы избежать опасности. Гигантская машина в прошлом проделывала этот трюк бессчетное число раз.

Экипаж комбайна, однако, не знал, что агрегат был давно вычеркнут из всех инвентарных списков и вот уже пять выездов работал тайно, а добытая им специя не будет учтена ни в каких производственных отчетах и налоговых декларациях.

Это был призрак. Однако призрак весьма прибыльный.

Раббан увидел споттер, круживший в небе. Пилот внимательно осматривал окрестности, чтобы не пропустить признаки приближения червя. Этот комбайн приземлился на место добычи всего за несколько минут до прибытия Раббана.

В небе послышался рокочущий звук множества моторов, показалась эскадрилья орнитоптеров с группой наемников на борту, которые ждали сигнала Раббана. Людей доставили с Гайеди Прим, они не состояли на официальной военной службе и были пиратами, готовыми изъять добытую специю и доставить ее в безопасное и надежное место.

Об этом отряде спецопераций экипаж обреченного комбайна ничего не знал. В течение нескольких недель после списания старого комбайна экипажу не позволяли вернуться домой в Карфаг. Люди жили на отдаленных блокпостах Харконненов или на восстановленной фабрике по переработке меланжа под названием Оргиз, которая тоже не была нанесена ни на одну карту.

Люди жаловались на невыносимые условия труда на этой безнадежно устаревшей уборочной машине и начали откровенно выражать недоверие по отношению к обещаниям баснословных премий. Раббан же прекрасно знал, что экипаж этого комбайна – отработанный материал, от которого уже надо было избавляться. Знал он и то, что комбайн перестанет существовать к концу текущего дня. Пора было сворачивать его работу – и именно сейчас. Шесть незадокументированных выездов за специей – достаточно большой куш.

Огромный мускулистый Раббан, воплощение грубой силы, покосился на своего спутника-ментата, хлипкого нервного человечка. Питер де Врие обладал умственным оружием, важным для составления планов и анализа рисков, и очень гордился собственной проницательностью. Раббан находил его скучным, надоедливым и раздражающим с его вечно растрепанными волосами, женоподобным лицом и едкими замечаниями. Дядя терпел этого испорченного ментата так долго, потому что Питер был пока полезен – например, это он придумал и разработал сегодняшнюю операцию. Рано или поздно, однако – как и в случае с этим старым комбайном, – де Врие отработает свой ресурс и станет бесполезным.

Раббан искоса посмотрел на своего заклятого врага. Если дядя решит убить Питера, то, надеюсь, он поручит это мне.

Он включил наушники, услышал статический треск и какие-то голоса – переговоры членов экипажа, реплики бригадира, который уговаривал рабочих проехать еще немного. Раббан переключил канал и наконец уловил беседу пиратов, готовившихся к своей части операции.

Испорченный ментат с явным отвращением смотрел на дребезжащий, рокочущий и стучащий всеми деталями гигантский агрегат, медленно ползущий по песку.

– Даже в самых смелых моих проекциях я не мог бы предположить, что эта рухлядь протянет так долго. Мое почтение конструктору.

– Этот комбайн старше тебя, – саркастически пояснил Раббан и рассмеялся своей шутке.

Ментат состроил недовольную гримасу.

– Кто знает, может, он протянет дольше, чем вы, если вы не будете выказывать мне должного уважения и признавать мою ценность. – В голосе его звучала мелодичная, почти ласковая угроза, перед изощренностью которой Раббан почувствовал себя полным недоумком.

Тем не менее он шумно втянул ноздрями жаркий воздух и напыщенно произнес:

– Что такое твоя ценность в сравнении с моим достоинством? Я граф Ланкивейла, а недавно барон назначил меня вице-управляющим Арракисом.

– А я весьма дорогой ментат, прошедший модификацию на Тлейлаксе по специальному заказу барона, – сказал Питер, а затем добавил, недовольно фыркнув: – Барон не говорил мне о вашем назначении управляющим – официальном или неофициальном.

Когда-нибудь, подумал Раббан, у меня лопнет терпение, и я просто прикончу его на месте.

– Мой дядя назначил меня на то время, пока будет находиться по делам на Гайеди Прим, но даже когда он вернется, я все равно буду твоим начальником.

– О, вот как, моим начальником? – Жестокая улыбка искривила вымазанные соком сафо губы. – Погодите, я попробую себе это представить.

Раббан решил больше не обращать внимания на это насекомое. Надо быть более выдержанным, более терпеливым.

Барон же говорил ему, что жизнь – шахматная партия и надо уметь продумывать тактику на несколько ходов вперед.

Хороший совет, но как прикажете следовать ему в такую несусветную жару! Раббан решил игнорировать провокации ментата. Вместо этого он посмотрел на грохочущий, неистово вибрирующий комбайн.

– Я доказываю свое превосходство над тобой всякий раз, когда наши пираты увозят груз незарегистрированной специи.

Продолжение успешных операций, таких как сегодняшняя, гарантирует Раббану положение наследника барона. Потом у него будет масса времени, чтобы в подходящий момент избавиться от этого надоедливого бракованного ментата.

Де Врие благоразумно прикусил язык, и они оба принялись с безопасного расстояния наблюдать, как комбайн пополз к богатой жиле специи, где возобновил сбор. Раббан остро ощущал пыльный, удушающий запах корицы и едкий выхлоп работающих двигателей и механизмов комбайна. Когда-то этот агрегат считали удачным. Теперь же он гремел и вибрировал так, что у Раббана, несмотря на расстояние, закладывало уши.

Одно из пиратских судов приземлилось на каменистую площадку рядом с орнитоптером Раббана. Из машины, не выключая двигателей, вылез высокий седоватый человек. Несмотря на то что этот человек не был одет в военную форму, он отдал Раббану честь.

– Это хорошая точка, с которой удобно наблюдать за нашей операцией, граф Раббан.

Это был командир наемников, которых барон прислал с Гайеди Прим; они похитят специю с неучтенного комбайна и тайно, без всякой регистрации, продадут ее КАНИКТ. Мало того, что видавший виды наемник никак не был связан с экипажем комбайна, он не имел связей и с контрабандистами на Арракисе и не был известен даже графу Фенрингу.

Раббан улыбнулся, польщенный тем, что человек обратился к нему, назвав официальный титул, – особенно приятно это было после выпадов де Врие. Начальник отряда пиратов извлек из кармана портативное устройство, связанное с сенсорами внутри кабины комбайна. На экране появился показатель заполнения бункера специей.

– Уровень вполне удовлетворительный. Не думаю, что эта развалина сможет набрать больше.

– Да, агрегат давно отслужил свой срок, – согласился Раббан.

– Подождите еще три минуты, – сказал де Врие. – Через три минуты наступит оптимальный момент для атаки.

Раббан, едва сдерживаясь, стиснул зубы, но осознал правоту ментата.

– Не видно ли приближающегося червя?

Наемник покачал головой:

– Пока нет, что удивительно, учитывая весь тот шум, что производит эта колымага.

– Три минуты. – Раббан нехотя согласился с испорченным ментатом. – Потом действуйте.

Пират бросился обратно в орнитоптер, который мгновенно взлетел. Вскоре, по прошествии отведенных им трех минут, наемники атаковали комбайн, как рой кровососущих насекомых. Они сбросили бронированные дроны, которые прикрепились к корпусу передвижной фабрики и вскрыли бункеры со специей. В отверстия были вставлены вакуумные шланги, через которые с ревом, напоминающим рев старинных космических кораблей, начали высасывать красноватый порошок компрессоры.

Члены экипажа комбайна, пораженные происходящим, подняли на борт свои вездеходы и начали кричать на напавших, которые невозмутимо и умело продолжали делать свое дело, не обращая внимания на уже никому не нужных рабочих.

Настроившись на нужный канал, Раббан слушал, как бригадир комбайна тщетно вызывает помощь – суда сопровождения и даже споттеры были заблаговременно отосланы на базу. Никто не должен был видеть кульминации этого страшного действа, последний вздох старого доблестного агрегата и его несчастного экипажа.

Через несколько минут прозвучал сигнал, оповещавший о приближении червя. В нормальных условиях этот сигнал означал немедленное прекращение работы и экстренную эвакуацию машины и людей. Но сейчас выполнялась совершенно другая операция, шел последний акт драмы старого комбайна. Отборные головорезы-наемники завершали здесь свою особую миссию.

Члены экипажа обреченного комбайна начали выпрыгивать из нутра машины, пытаясь оказать сопротивление. Открыв люки, сильные, мускулистые рабочие, вооружившись кто чем смог, высыпали наружу. Но хладнокровные профессиональные убийцы умело поражали их длинными клинками и сбрасывали трупы с накренившейся машины в рыхлый взбитый песок.

– След червя! – предупредил пиратов их разведчик по специальному каналу связи. Командир принял сигнал, и его команда принялась работать с удвоенной скоростью. – Осталось четыре минуты!

За три минуты пираты перегрузили в свои емкости оставшуюся специю и покинули выпотрошенный комбайн. Тем временем исполинский червь приближался, вздымая перед собой вал песка, обозначавший траекторию его движения.

Чудовище пустыни стремительно надвигалось, и Раббан со всех ног бросился к своему орнитоптеру. Ментат не отставал. Каменистая площадка, на которой они стояли, была, в принципе, безопасным местом, но оба решили не испытывать судьбу. Забравшись в орнитоптер, они взлетели, набрали высоту и принялись кружить над местом разыгравшейся внизу трагедии.

Раббан невозмутимо наблюдал, как червь в слепой ярости сокрушил комбайн и начал его поглощать. В воздух взметнулась туча песка и пыли. Даже на расстоянии был слышен рев и скрежет раздираемого на части огромного металлического корпуса. Казалось, червь испытывает злобную, мстительную радость, помогая Раббану уничтожить все следы преступления.

– Ну что ж, эта операция прошла гладко, – сказал де Врие. – Мои комплименты нашим наемникам. Мы были абсолютно правы, списав этот ненадежный комбайн, хотя он смог еще пять раз собрать меланж. – Улыбка тронула его вымазанные соком губы. – Теперь он надежно и полностью утилизирован.

Внизу неистово извивался червь, погребая в песке остатки комбайна.

– Да, мой дядя разработал великолепный план, – сказал Раббан, зная, что эта издевка больно уколет ментата.

– Разумеется, – согласился де Врие, не ввязываясь в спор, и Раббан понял, что они оба постепенно учатся сдержанности.

Есть радость познания, интеллектуальная эйфория, возникающая от понимания сложной концепции или открытия вещи, доселе неизвестной. Но некоторые открытия несут на себе печать проклятия. Будьте осторожны с тем, что ищете.

Руководство ментата

Когда Пол очнулся, было еще темно. В желудке бурлило, а во рту ощущался нестерпимый кислый привкус. Мышцы болели так, словно он два дня подряд тренировался одновременно и с Гарни, и с Дунканом.

Доктор Юэ был рядом, наблюдая за состоянием своего юного пациента. Подошел Лето и поддержал Пола, когда тот попытался сесть.

– Здорово ты напугал нас, сынок. Мы уже вызвали команду спасателей, но они прибудут только через час. Из-за густых крон деревьев и неровностей ландшафта нам придется ждать рассвета.

– Но что произошло? – Пол попытался вспомнить, где он, удивляясь, что по-прежнему находится на Каладане, а не в песчаной пустыне, привидевшейся ему в бреду.

– Вы плохо отреагировали на ядовитую лунную рыбу, – сказал Юэ. – Я провел несколько анализов и обнаружил в ее тканях мощный токсин.

Эти слова вызвали у Пола смятение.

– Меня кто-то отравил?

Врач пригладил свои длинные усы.

– Думаю, что это природный гормон, который продуцируют самки лунных рыб во время размножения, и ваш организм восстал против него. – Юэ кратко объяснил, как и чем он лечил Пола. – Теперь можно считать, что вы очистились от этого яда.

Лето недовольно покачал головой:

– Почему никто на заводе не предупредил нас, что в этой фазе самки лунных рыб ядовиты?

– Мы же знаем, что им надо было многое скрыть, – заметил Гарни. – В конце концов, они же скрывали свое участие в контрабандных поставках папоротника барра.

Юэ больше интересовала медицинская сторона вопроса. Ночью он делал заметки, протоколируя симптомы Пола.

– Я уже говорил, что в наших знаниях о Каладане есть множество пробелов. Рабочие не могли предполагать, что мы станем ловить и есть диких рыб. На заводе не перерабатывают самок, беременных оплодотворенными икринками. Это бессмысленное с коммерческой точки зрения занятие. Наверное, рабочие знают о токсине, но считают такое знание само собой разумеющимся. Они просто не думали, что об этом надо кого-то предупреждать.

– А мы не расспрашивали их о таких деталях, – признал Лето. – Сафир был больше озабочен перекрытием каналов поставок айлара.

Пол откинулся на спину, чувствуя слабость. Однако лекарства Юэ все же действовали. Внутренним зрением мальчик продолжал видеть отголоски яркого сновидения.

– Я видел пустыню, воинов… я видел какое-то чудовище. Оно было реальным… или когда-нибудь будет.

Лето озабоченно нахмурился.

– Не тот ли это сон, которым так интересуется твоя мать?

– Я… я не знаю. – Мысли Пола пока еще путались. Он видел, как в небе занимается серый рассвет.

– Скорее всего, это был бред, – сказал Юэ, протягивая Полу миску с диетическим завтраком. – Эта протертая пища успокоит желудок и поможет восстановить силы.

– Мы скоро отправимся домой, – пообещал Гарни. – Я только что получил сообщение со спасательного судна, они уже долетели до нашего орнитоптера. Как только станет еще немного светлее, они прилетят сюда. – Он окинул взглядом их примитивный лагерь на берегу сонной речки, песчаную отмель, зубчатую гряду гор вдали, холодный туман, висевший в воздухе. – Да, парень, ты выбрал не самое удачное место для болезни.

Лето поднял голову и посмотрел на густые древесные кроны.

– Отдыхай, скоро мы доставим тебя домой. Не надо нам было забираться в такую дикую глушь.

– Думаю, мы для того и шли, чтобы забраться в глушь, – со слабой улыбкой возразил Пол. Он решительно провел рукой по влажным от пота волосам. – Нет, папа, мы не можем сейчас уехать. Ты же обещал, что мы пробудем в походе несколько дней.

– Тебе надо быть там, где ты поправишься и выздоровеешь, – в удобной кровати, где рядом будут люди, которые смогут о тебе позаботиться, – заговорил Лето строгим, внушительным голосом. – Что, если болезнь вернется?

– Доктор Юэ меня вылечит. У него все для этого есть.

– Это не одно и то же, – сказал Юэ. – Но должен заметить, что в замке я буду лечить его точно так же, как здесь, милорд.

– Мне уже намного лучше. Мы же и пришли сюда, рассчитывая на трудности, – стоял на своем Пол. – К тому же мы делаем здесь важное дело, а я могу быть выносливым. – Он с трудом встал на ноги; его шатало, как хижину на сваях в поселке рыбного предприятия. – Ведь мы должны найти папоротник барра!

Лето едва ли убедили эти слова.

– Спасательное судно уже летит сюда.

– Так отзови его, пусть они летят обратно! – Пол изо всех сил старался держаться прямо и выглядеть сильным. – Их можно снова вызвать, если мне вдруг станет хуже. – Ему показалось, что он заметил выражение гордости в глазах отца, и потому Пол решил продолжить: – Гарни всегда говорит, что меня нельзя баловать. Если это было всего лишь пищевое отравление, как утверждает доктор Юэ, то оно уже прошло. Мне намного лучше, и мне хочется проверить себя. Мы будем искать папоротник, ведь доктору Юэ нужны образцы.

Юэ нехотя кивнул.

– Да, это будет большая польза для моего исследования.

По какой-то, не вполне понятной ему самому, но очень веской причине, для Пола было важно остаться здесь, доказать, что он сильный, что он независим. Так он покажет, что сможет стать следующим герцогом Каладана.

Яркий сон о пустыне – не было ли это чем-то бо́льшим, чем просто бред? – все еще беспокоил его.

Неожиданно Пола поддержал Гарни Холлик:

– Парень прав, милорд. Мы пока не раскрыли махинаций с айларом. Где-то же эта публика выращивает папоротник. Слишком много вопросов пока остаются без ответов.

Лето устремил свой ястребиный взор на врача.

– Что скажете, Юэ? Вы – врач Пола.

Изжелта-бледный врач почесал подбородок.

– Организм его пережил сильное напряжение, но показатели жизнедеятельности вполне приемлемы. Пока я рекомендую воздержаться от тяжелых нагрузок, но сделаю ему уколы витаминов и препаратов, повышающих выносливость. – Он окинул Пола долгим изучающим взглядом. – Думаю, нам надо побыть в лагере еще один день и посмотреть, как он будет себя чувствовать. Когда он достаточно поправится, я смогу дать окончательную оценку.

– Прошу вас, сэр, – умоляюще произнес Пол, обращаясь к отцу. – Ведь это же часть воспитания властителя, не так ли?

Лето посмотрел на сына своими серыми, как дым, глазами.

– Твоя мать знает манипулятивные приемы Бинэ Гессерит, но, кажется, и ты сам охотно ими пользуешься.

Пол вымученно улыбнулся отцу.

– Этот прием сработал?

– Отошли спасательную команду домой, Гарни, – приказал герцог, повернулся к Полу и сел рядом с ним. – Сегодня мы отдохнем и посмотрим, что делать дальше. Когда отправимся на поиски, будем приноравливаться к твоему темпу.

– Я выдержу, сэр. – Пол радостно улыбнулся. – Если нет, то Гарни меня понесет.

Трубадур усмехнулся.

На следующий день Пол чувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы двинуться в путь, и доктор Юэ дал добро. За день он обследовал место их стоянки, набрал множество интересных биологических проб, добавил свои снимки к каталогу, но папоротник барра ему найти не удалось.

Включив передатчик, Лето связался с Сафиром Хаватом и объяснил – сознательно преуменьшив, – что произошло с Полом. Ментат уже вернулся в Каладанский замок, оставив воинский отряд наблюдать за положением на рыбном предприятии и продолжив расследование контрабанды айлара.

Группа выступила в поход и углубилась в окутанный туманом лес, где к небу тянулись гигантские пихты, в ветвях которых клочьями висел туман. Пол шагал в своих тяжелых походных сапогах, следуя за остальной группой, которая прокладывала тропу среди опавших рыжих хвоинок, взбиралась на скалы и продиралась между толстыми поваленными стволами, покрытыми лишайником. На стволе одного вечнозеленого гиганта рос раковинный гриб. Они шли, внимательно осматриваясь и стараясь не пропустить необычный папоротник барра.

Гарни фиксировал маршрут, оставляя на пути маленькие сигнальные маячки, чтобы можно было, ориентируясь по ним, выйти к месту посадки орнитоптера. Они двигались достаточно тесной группой для того, чтобы переговариваться друг с другом, но в то же время и на некотором удалении, чтобы было легче осматривать лес.

Они шли, делая привалы, два дня, пока не устали и не покрылись мокрой грязью. Пол чувствовал себя прекрасно, совершенно оправившись от отравления лунным токсином. Уставал он точно так же, как и все, от тяжелого пути по густому бездорожному лесу – не больше, но и не меньше.

Однажды во второй половине дня Гарни оторвался от остальной группы и направился к отдаленному скалистому кряжу. Пол же переступил через поваленное дерево и стал пробиваться сквозь густой подлесок. Наклонившись, он вдруг увидел тонкий, ярко-зеленый лист папоротника, торчавший из рыхлой земли. Конец листка был изогнут, как хватательный побег.

– Доктор Юэ, я, кажется, нашел его!

Доктор Юэ бросился к Полу, сквозь кусты и заросли ежевики. Этот обычно очень сдержанный человек яростно ругался, когда очередной шип вонзался ему в кожу. Прибежал и Лето, оскальзываясь на мхе и грязи и отводя в стороны ветви.

Юэ наклонился, чтобы внимательно рассмотреть светло-зеленый листок.

– Это действительно папоротник барра, молодой человек. – Юэ раскрыл рюкзак и достал оттуда химический набор. – Мы достигли нашей важной цели. Теперь у меня есть свежий образец для сравнения. Надо посмотреть, соответствует ли концентрация айлара в нем концентрации, вызывающей смертельное отравление.

– Гарни, мы нашли один нужный папоротник! – во всю силу легких прокричал герцог.

Воин-трубадур тем временем ушел настолько далеко, что почти скрылся из виду, карабкаясь вверх, где лес становился реже. Пол видел его фигуру между полосатыми лесными тенями. Услышав оклик герцога, Гарни прекратил свое восхождение, но долго молчал в ответ. Наконец он обернулся к ним и замахал руками.

– Господи, вы нашли всего одно растение? Посмотрите, что делается здесь!

Юэ, надев перчатки, чтобы вещество не попало на кожу, выдернул лист папоротника из земли и уложил его в контейнер для проб. Гарни продолжал звать, и все трое стали, продираясь сквозь заросли, подниматься вверх по склону к вершине кряжа.

На самом деле этот кряж представлял собой каменистую скалу, поросшую редкими соснами и громадными древовидными папоротниками; некоторые растения достигали высоты пяти метров. Юэ, запрокинув голову, посмотрел наверх. Похожие на лопасти, листы зрелого папоротника закрывали солнце, как кружевные занавески.

Гарни в своих высоких сапогах ринулся к поляне, покрытой ковром светло-зеленых папоротников, нежные узлы которых были размером с мужской кулак.

Пол испытывал благоговение перед увиденными растениями.

– Эти папоротники примерно одного возраста, и их поверхность более пятнистая, чем у молодого побега, который я обнаружил в лесу. – Он наклонился, нашел упавший побег, но не стал к нему прикасаться. – Смотрите, его срезали до того, как он успел вырасти на бо́льшую высоту.

– Дело не только в этом, парень, – сказал Гарни и указал куда-то вперед, так что мальчик сразу понял, что имел в виду Холлик. – Они растут правильными рядами.

Пол окинул взглядом ровные ряды растений.

– Так это не дикие заросли. Кто-то культивирует этот папоротник.

– А потом собирает. – Подошедший Лето оглядывал высокие папоротники и сосны, помогавшие замаскировать плантацию. – Сколько же здесь растений?

– Слишком много, чтобы мы могли их все выкорчевать, милорд, – ответил Гарни, растоптав и вдавив в землю один из побегов. – Думаю, что мы найдем и другие поля поблизости. Это, судя по всему, огромная плантация.

Пол посмотрел на большие кружевные листья и заметил какие-то серебристые нити, которые связывали самые высокие растения.

– Что это за сетка?

Лето провел пальцем по тонким нитям.

– Это маскировочная сеть. Путает сигналы сенсоров и скрывает растения от воздушных наблюдателей.

Гарни прошел дальше, осматривая лес гигантских древовидных папоротников. Переводя взгляд с одного растения на другое, Пол насчитал не меньше тысячи молодых пятнистых папоротников, ожидавших сбора.

– Если эти папоротники выращивают и собирают, – задумчиво произнес доктор Юэ, – значит, кто-то должен регулярно за ними ухаживать. Как вы думаете, насколько часто сюда приезжают люди?

– Может быть, кто-то здесь есть и сейчас. – Гарни обнажил кинжал и бросился вперед. – Сюда, милорд, сюда!

Все остальные ринулись на голос, раздвигая сетки, маскировавшие ряды папоротников. Впереди бежал герцог, Пол и Юэ старались не отставать.

Когда они миновали заросли папоротников, Пол увидел сборный домик, поставленный рядом с несколькими прямоугольными складскими помещениями. Сельскохозяйственные машины находились здесь же, прикрытые полимерными чехлами.

Из хижины выбежал худой человек с запавшими глазами и в ветхой бедной одежде, встревоженный шумом. Широко раскрыв рот, он секунду смотрел на них, прежде чем в панике юркнуть обратно в дом. Через мгновение он вернулся, вооруженный длинной пикой для сбора папоротника с искривленным острым наконечником.

Гарни бросился к человеку, приготовив к бою кинжал и скрестив его с пикой. Человек отступил, не в силах противостоять искусному бойцу. Он попытался ударить Гарни пикой, однако он был лишь крестьянином, и Холлик легко отразил неумелый удар.

Закричав что-то нечленораздельное, человек скрылся в хижине и забаррикадировал дверь изнутри. Пол огляделся, ища глазами других людей, но, видимо, сторож был здесь один, как пастух, стерегущий стадо.

Лицо Гарни раскраснелось, шрам, оставленный чернильной лозой, побагровел. Он поднял с земли оброненную человеком пику и принялся сверлить наконечником стенку домика. Обернувшись, он сказал герцогу через плечо:

– Мы вытащим его оттуда, и он даст нам все ответы.

После недолгих усилий Гарни удалось продырявить стенку. Было слышно, как сторож жалобно причитал внутри. Гарни проник в дом; Лето последовал за ним.

Они обнаружили сторожа лежащим на полу. Человек свернулся в клубок и трясся в судорогах. Рот его был набит зелеными побегами, из него текли слюна и пена, глаза были налиты кровью.

Лето зарычал:

– Юэ, спаси его!

Доктор беспомощно посмотрел на несчастного.

– При такой дозе, сир? Это невозможно.

Тем не менее он присел рядом с умирающим и рывком распахнул свой саквояж.

– Почему он решил покончить с собой? – спросил Пол. – Ведь он даже не знает, кто мы. Мы могли быть просто проходившими мимо охотниками.

Из глазниц рабочего потекла кровь. Юэ очистил его рот, отшвырнул пережеванные листья в сторону, но жертва уже успела проглотить слишком много сырого айлара.

– Зачем ты это сделал? – спросил Лето. – Ответь! На кого ты работаешь?

Усилия Юэ были тщетны.

Умирая, рабочий лишь смог прохрипеть сквозь кашель и икоту:

– Я боюсь Чена Марека больше… больше, чем вас!

С момента своего основания Орден Бинэ Гессерит всегда находил способы проникать в коридоры власти.

Верховная Мать Харишка

После страшной насильственной смерти Преподобной Матери Терты в коридорах школы Матерей воцарилась атмосфера печали и страха.

– Я была уверена, что в тот момент Лезия умирала, – сказала Мохайем. – Может быть, я проявила неосторожность, но ведь это был наш последний шанс извлечь ее память и навыки… И вот теперь бедная Терта мертва.

Харишка покачала головой.

– Соединившись с ее памятью, Преподобная Мать Терта всего лишь пыталась ей помочь.

– И помочь Ордену сестер, но это оказалось ловушкой, – вздохнула Мохайем. – Лезия ненавидит нас? Предупреждает ли она нас о катастрофе в Бинэ Гессерит или хочет собственноручно ее устроить?

Обе женщины вошли в оранжерею, где одетые в белое послушницы ухаживали за цветами и другими растениями.

– Нам необходимо использовать ее способности предсказывать ближайшее будущее селекционной программы, но какова цена? Она уже и так оставила на своем пути очень много жертв. – В голосе Мохайем зазвучал гнев. – Лезия – это не просто вызов, она представляет опасность для всех нас.

Терпкий, душистый аромат растений в закрытом помещении не рассеивал беспокойства Мохайем.

– Сознает ли Лезия, что́ она делает?

– Она понимает больше, чем нам кажется, и уже показала свою злобность и мстительность. Как мы можем положиться на нее и вызвать сюда Джессику? Мы же не знаем, что она хочет с ней сделать!

Потратив массу ментальной энергии на принуждение медицинской сестры к самоубийству, Лезия угомонилась и теперь тихо лежала на своей широкой койке. Камеры слежения фиксировали каждое ее движение, за которыми наблюдал из соседнего помещения персонал. Сестры были очень напуганы и не приближались к ней. Более того, Верховная Мать приказала персоналу держаться от Лезии подальше.

Они прогуливались между рядами зеленых растений, вдыхая запах удобренной черной земли, туман увлажняющих систем, аромат цветов. Харишка остановилась и сделала глубокий, умиротворяющий вдох, склонилась над клумбой ярких синих цветов и неожиданно произнесла:

– Это место успокаивает меня. Много лет назад одна молодая сестра научила меня, что растения восстанавливают наши силы и успокаивают смущенный дух. Это то, что нам сейчас по-настоящему нужно.

Мохайем улыбнулась, вспомнив о том же.

– Наверное, это говорила сестра Марго? Она обожала свою оранжерею. Я часто вижу ее и графа Фенринга при императорском дворе. Интересный брак, счастливый для обоих, а также полезный для Ордена сестер. – Она нахмурилась. – Однако мне думается, что она слишком хорошо относится к этому страшному человеку.

В голосе Харишки зазвучали стальные нотки.

– Очень многие сестры позволяют себе подчиниться любви и становятся уязвимыми. Любовь подавляет способность смотреть на вещи здраво.

Мохайем попыталась проявить понимание.

– Но они же люди.

– Цели Бинэ Гессерит должны быть для них на первом месте – в их головах и душах. Неважно, где они живут и какое задание выполняют, все сестры одинаково принадлежат Ордену.

Сама Мохайем никогда не допускала появления сильных чувств по отношению к своим любовникам, которых у нее было немало за ее долгую жизнь. По инструкции Ордена она рожала дочерей, но не испытывала никакой нежности к их отцам. Она содрогалась от отвращения, вспоминая свое совокупление с отвратительным бароном Харконненом, хотя это было до того, как он безобразно растолстел. Но зато их союз привел к рождению Джессики… Джессики Каладана.

Чего хотела от нее Лезия? Почему она считала, что на кону стоит само будущее Ордена сестер? И почему так важно разлучить мать с сыном?

Сквозь плазовые панели крыши оранжереи пробивались лучи неяркого солнца, согревавшие влажный воздух. С удивительно беззаботной улыбкой Верховная Мать повела Мохайем к другому ряду растений.

– Здесь растет то, чего ты еще не видела.

В воздухе свободно висел тонкий широкий лист, по краям которого расположились маленькие крылатые создания, похожие на изготовившихся к прыжку парашютистов. Воздух оживал от жужжания, производимого молниеносными движениями крылышек. Мохайем, прищурившись, смотрела, как эти существа снуют между листом и цветками с нектаром, опыляя растения.

– Это самые маленькие колибри Империи, – сказала Харишка. – Они меньше пчел.

Мохайем улыбнулась, отвлекшись от неприятностей, связанных с Лезией. В воздухе плавали и другие листья, усеянные крошечными птичками; жужжа, маленькие создания летали между ними. Они действовали так согласно, словно их жизнью управлял единый мозг.

Несколько птичек уселись на плечо Харишки, и та восхищенно вскрикнула.

– Они не боятся людей, а какую ласкающую слух музыку они рождают!

Другие колибри уселись на Мохайем, а затем полетели дальше. Улетели они и с Харишки. Верховная Мать тяжело вздохнула.

– Говорят, они чувствуют добрых людей.

Наблюдая за птичками, Мохайем вспомнила все те ужасные вещи, которые она творила во имя Ордена сестер.

– Кажется, их отношение к нам обеим неоднозначно.

– Для сестер Бинэ Гессерит, подобных нам, нет простых и ясных вещей, – сказала Харишка, – но я сомневаюсь, что эти птички приблизились бы к Лезии.

Она пошла дальше, вдыхая влажный ароматный воздух и продолжая рассуждать вслух:

– Как быть с Джессикой? Я не могу понять, почему Лезия так хочет видеть столь непримечательную сестру, отправленную на второстепенную планету. Но на Джессику обратили пристальное внимание две Матери Квизаца. Значит, либо мать, либо дитя очень важны для нашей обширной селекционной программы.

– Джессика забылась. Думаю, в своем высокомерии она вообразила, что может родить Квизац Хадерача, – покачала головой Мохайем. – Но кто знает, может быть, у мальчика и в самом деле большой потенциал.

– Такая возможность существует, – согласилась Верховная Мать. – Я просмотрела также и материалы, оставленные Анирул много лет назад, и убедилась, что генетические нити, на которые мы рассчитывали, действительно начинают сходиться, но селекция никогда не была точной наукой. По ходу программы мы получили несколько кандидатов на роль Квизац Хадерача, и все разочаровали нас по тем или иным причинам. Некоторые, правда, остаются под наблюдением. За Джессикой же надо следить с особым вниманием. – Она хрипло откашлялась. – Я не желаю уступать насильственным требованиям Лезии, но пренебрежение ее словами может нам навредить.

Колибри продолжали виться вокруг, то приближаясь, то удаляясь, словно эти женщины одновременно и привлекали, и отталкивали их.

Харишка задумалась на несколько секунд, споря с собой, колеблясь и используя Мохайем в качестве скорее хорошего слушателя, нежели собеседника.

– Но если Пол Атрейдес на самом деле обладает тем потенциалом, который нам нужен, то смеем ли мы разлучать его с Джессикой? Разве не нуждается мальчик в обучении и воспитании под ее руководством? Разве его не надо контролировать? – Она вперила тяжелый взгляд в свою собеседницу. – И воспитает ли его Джессика так, как хотим мы?

Мохайем и сама уже давно мучительно размышляла над этим вопросом.

– Даже если она так важна, Верховная Мать, то все равно моя дочь забыла о своих обязательствах перед Орденом. Вспомните, она должна была родить дочь герцогу Атрейдесу, но родила сына. Такое своеволие нанесло ущерб нашим планам. Впрочем, если Лезия хочет ее призвать, то, возможно, старуха знает способ, как исправить положение. Надо увести ее от герцога Атрейдеса и доставить сюда. Для надежности.

Харишка остановилась перед подвижными цветами, которые то собирались в складки, то снова распускались, словно стараясь привлечь к себе внимание. Верховная Мать резко сменила тему, перейдя к более обыденным предметам:

– Теперь, когда со мной императорская Вещающая Истину, мы можем обсудить общие проблемы политики Ордена сестер. Мы должны пустить в ход все наше влияние на Шаддама, ведь в данный момент ему как раз нужно заполнить освободившиеся места в Ландсрааде?

Мохайем кивнула.

– В старинных и крепких семействах есть назначенные наследники и преемники, но многие слабые Дома падут или будут заменены. Амбициозные аристократы станут стремиться к преимуществу. – Мохайем испытала большое облегчение оттого, что они сменили тему разговора. После ужасного поступка Лезии было очень приятно переключиться на обычные дела Ордена.

Мохайем перечислила уже предложенных Императором кандидатов, и женщины обсудили то, что они знали о личностях и характерах этих возможных новых членов Ландсраада, а также то, как именно сестра может повлиять на них в качестве соблазнительницы, Вещающей Истину или советницы в делах государственного управления. Обсудили они и сестер, которые подошли бы тем или иным аристократам – то есть делали точно то же самое, что делал Орден, когда отправлял юную Джессику на Каладан, к Лето Атрейдесу.

Харишка перешла к трудному вопросу:

– Когда ты вернешься к императорскому двору, мы еще отчаяннее будем нуждаться в твоих глазах и ушах. В одном благородном Великом Доме сложилась неустойчивая ситуация. Орден сестер утратил влияние на Дом Туллов, один из наиболее влиятельных в Ландсрааде.

Мохайем несколько мгновений вспоминала все, что знала о Доме Туллов, те детали, которые она наблюдала на Кайтэйне.

– У нас там есть сестра… Зоанна? Разве она не приручила патриарха этого семейства?

– Это уже не имеет значения. Месяц назад старик умер, когда лежал с ней в постели. Наследником стал его сын, виконт Джандро Тулл. Джандро не присутствовал на торжествах Императора на Оторио, так как был занят похоронами отца. Но не в этом заключается наша трудность. После нелепой смерти старого виконта его сын объявил сестру Зоанну персоной нон грата. Более того, он вообще с подозрением относится к влиянию Ордена и не желает назначения на его планету другой сестры. Он настроен резко против нас.

Мохайем подумала о нескольких других аристократах, отвергших помощь Ордена. Правда, таких Домов было мало.

– Даже если он не нуждается в наложнице для любовных утех, виконту все равно нужна Вещающая Истину. Политические советы Бинэ Гессерит бесценны.

– Он сомневается в наших мотивах и отклоняет все предложения. Теперь он вообще перестал нам отвечать. Но нам непременно надо внедрить какую-нибудь сестру в его придворный штат.

Мохайем ощущала глубокую озабоченность Верховной Матери.

– Я разберусь в этом деле, когда вернусь на Кайтэйн. Мы сможем найти подходящую сестру, хотя это может потребовать времени.

В оранжерею влетела запыхавшаяся послушница.

– Верховная Мать! Лезия пришла в себя и говорит!

Послушница выглядела как насмерть перепуганный кролик.

Харишка и Мохайем поспешили назад, в палату старухи. У дверей дежурили несколько сестер, не решавшихся войти внутрь. Одна Преподобная Мать стояла у входа, ожидая прихода Верховной Матери.

Уже из коридора Мохайем слышала, как старуха во весь голос кричала:

– Приведите ко мне Джессику! Джессику с Каладана!

Политические союзы, деловые ассоциации и дружеские отношения – это абсолютно разные категории. Не путайте ваши определения или ваши чувства. Результат может быть катастрофическим.

Малина Ару, ур-директор КАНИКТ. Выступление на административном совещании

Какой неприятный человек, какое неприятное место, думала Малина Ару. Трудно решить, что хуже. Но как бы то ни было, ей надо было самой удостовериться, что барон Харконнен верен своему слову.

Ур-директор тайно прибыла на Арракис, смешавшись с другими пассажирами рейсового лайнера Гильдии. С орбиты лайнер отправил на планету грузовые контейнеры с военным снаряжением для гарнизонов Харконнена, а имперские торговцы привезли с собой блестящие предметы роскоши. Прибыли этим рейсом для работы на месторождениях специи и полные надежд наемники, привлеченные обещаниями баснословного жалованья. Были здесь и люди, давно избавившиеся от иллюзий: для них Арракис оставался последней надеждой найти хоть какую-нибудь работу.

Малина лишь понаслышке знала о культуре выживания местного населения: люди здесь были буквально помешаны на сбережении воды. Они берегли даже водяной пар. В прошлом Малине доводилось видеть нищих, готовых перегрызть друг другу глотки и ползать на брюхе ради нескольких соляриев, небрежно брошенных в сточную канаву. Люди Арракиса приблизительно так же относились к воде. Ежедневное существование было похоже на жизнь человека с петлей на шее, которому каждый вдох представляется последним.

В каком-то смысле на ур-директора бодряще действовало это угнетающее зрелище, подтверждавшее, на какие зверства способен человек, чтобы остаться в живых. Люди всегда чего-то хотят, а кто-то может получить доход, удовлетворяя их желания. Именно это и удерживало на плаву компанию КАНИКТ.

После того как с борта были отправлены коммерческие грузы и транспортные суда, Малина спустилась в судно без опознавательных знаков, где ее ожидала охрана из службы безопасности КАНИКТ. У пилота были координаты тайного места встреч барона Харконнена – место это было неприметно, и обнаружить его было почти невозможно.

Толстяк показался ей надменным, высокомерным и отвратительным, и ее оскорбило само приглашение посетить места тайных операций со специей и увидеть их собственными глазами. Помня о суровом, жарком климате планеты, Малина повязала на голову коричневый платок, надела легкую блузку с длинными рукавами и просторную длинную юбку. Ей редко приходилось делать что-либо лично, и она не понимала, почему сейчас требовалось ее непосредственное присутствие.

И все же она здесь.

Пилот вел машину над враждебной пустыней, покрытой волнистыми дюнами, вулканическими кратерами и редкими горными цепями. Летели они слишком высоко для того, чтобы можно было рассмотреть добывающие специю комбайны.

Прошло уже больше часа, когда пилот, обернувшись, наконец громко сказал:

– Мы приближаемся к обозначенным у меня координатам, ур-директор, но я ничего не вижу. Вообще ничего.

– Обогатительная фабрика Оргиз где-то здесь. Воспользуйтесь сканером.

Линия гор состояла из черных, иссеченных вертикальными желобами скал, зазубренных и неровных пиков. Пилот спустился ниже и заговорил сам с собой, очевидно, забыв выключить громкую связь:

– Почему эта фабрика так далеко от транспортных магистралей? Ее даже найти невозможно.

– Вы сами ответили на свой вопрос. – Малина тоже пристально смотрела вниз на острые, как бритвы, скалы, пока судно продолжало снижаться. Пилот заложил круг, и Малина смогла разглядеть узкие трещины между горами, теснины и ущелья, которые в древние времена, видимо, были руслами давно высохших рек, если, конечно, на этой планете вообще когда-нибудь была вода. – Вот горы, обозначенные на карте, а посадочная площадка где-то там, внизу, но Харконнен прикладывает все силы, чтобы она оставалась невидимой. Ищите.

Она заранее изучила ненадежные и неточные карты Арракиса, так как, будучи ур-директором, предпочитала черпать сведения из первоисточников. По устоявшейся традиции или по недосмотру, карты этой планеты всегда были неточными и небрежными, корабли Гильдии не наблюдали эту планету из космоса, не было здесь и погодных спутников или точных топографических планов местности. Отсутствие карт настолько сильно бросалось в глаза, что казалось чуть ли не преднамеренным. Но почему?

Надменность правителя, предпочитавшего не обращать внимания на жизненно важные факты, всегда раздражала Малину, однако Падишах-Император почему-то мирился с таким невежеством. Шаддам IV вообще был нелюбопытен. Незнание подробностей функционирования меланжевой отрасли – одной из важнейших в Империи – представлялось Малине Ару главным пороком Императора. Когда-нибудь, если Содружеству благородных все же удастся расколоть Империю на бесчисленное множество независимых планет, Арракис можно будет передать в более компетентные руки. Но пока КАНИКТ был здесь на правах обычного покупателя.

После того как пилот сузил поле поиска с помощью сканера, стала видна фабрика Оргиз. Окруженная стенами гор плоская посадочная площадка выглядела как крепость, защищенная валом. Посадочная зона обогатительного предприятия была очерчена цепью огней. Включив гравидвигатели, пилот удачно посадил машину между несколькими орнитоптерами и крейсерами Харконнена.

Когда судно остановилось и двигатели были выключены, сотрудники службы безопасности КАНИКТ вышли наружу первыми и рассыпались по полю, образовав подобие оцепления. Малина вышла вслед за ними и была ошеломлена поразившим ее зноем. Казалось, ноздри и легкие мгновенно потрескались от горячего воздуха, насыщенного коричным ароматом меланжа.

На краю посадочной площадки Малину Ару уже ожидали встречающие. Легким пружинистым шагом, поддерживаемый гравипоясом, навстречу Малине шел огромный, как дирижабль, Владимир Харконнен. Хотя Малина совсем недавно видела барона на Гайеди Прим, здесь, в этом выбеленном солнцем промышленном комплексе, он показался ей не на своем месте; он выглядел более слабым, чем в цивилизованной обстановке своей родной планеты. Даже сопровождаемый охраной, он казался уязвимым в этой суровой пустыне.

Барон широко улыбнулся и отвесил церемонный поклон, источая искреннее дружелюбие.

– Добро пожаловать, ур-директор, имею честь и удовольствие принять вас в этом особенном месте. Позвольте показать вам недавно восстановленный и заново открытый комплекс. Вы увидите, насколько великолепны перспективы нашего сотрудничества.

Малина не стала отвечать улыбкой на елейные излияния барона. Вместо этого она окинула критическим взглядом скалистый вал, разбросанный песок под стенами, трубы, насосы и прочие машины восстановленного производства, высокое хранилище, блестящие металлические трубопроводы, кое-где уже тронутые ржавчиной и покрытые толстым слоем пыли.

– Зачем мне надо было явиться сюда лично, барон? Это же пустая трата моего драгоценного времени. Мы уже пришли к соглашению, а мне было бы достаточно изображений.

– Да, но любое изображение можно подделать. – Харконнен фальшиво, как расстроенный музыкальный инструмент, расхохотался. – Еще важнее, что никакие съемки не передадут величественности этого места. Посмотрите вокруг. – Он поднял руки, и от этого движения гравипояс заставил его совершить неожиданный и не вполне изящный пируэт. – Мой отец, Дмитрий, построил Оргиз, процветающее обогатительное предприятие, но это было почти сорок лет назад. Потом предприятие перешло под управление моего бестолкового сводного брата Абулурда и было разрушено местными пустынными бандитами. Фабрика до недавнего времени была заброшена, но мы тайно открыли ее вновь и запустили производство на полную мощность. – Он понизил голос. – Работа предприятия нигде не зарегистрирована. За ним не следит ни Император, ни его наблюдатель Фенринг. Насколько они знают, здесь нет ничего, кроме бесполезных развалин.

Малина внимательно осмотрела внушительные корпуса, где фильтровали, очищали, паковали и маскировали добытую в пустыне специю. На посадочной площадке Оргиза стояли грузовые корабли без опознавательных знаков, готовые в любой момент взлететь и взять курс на лайнер Гильдии.

Малина нахмурилась.

– Было ли предприятие таким же большим тогда, много лет назад? Как могло случиться, что какая-то шайка неорганизованных разбойников остановила его работу? Какое оружие они использовали?

Барон на мгновение замялся.

– Как я уже сказал, правление моего брата здесь было просто катастрофическим, система безопасности работала из рук вон плохо – одним словом, царила полная беспечность.

Малина обратила внимание на вытянувшихся по стойке «смирно» солдат Харконнена.

– Пусть даже так, но… – Она прищурилась и посмотрела на барона, ожидая ответа.

Он понял, что придется рассказывать подробности и нехотя заговорил:

– Эти бандиты… э… каким-то образом сумели притащить сюда одного из гигантских червей и загнали его в каньон. Чудовище оказалось запертым внутри отвесных стен и не смогло найти выхода наружу. Оно взбесилось и целыми днями крушило все вокруг. – Он издал неопределенный горловой звук, видимо, означавший горькую усмешку. – Один червь. Мы осмелились войти сюда лишь через несколько лет, потому что не были уверены, что чудовище ушло.

Малина поморщилась.

– Теперь вы тайно восстановили предприятие и хотите переложить на меня расходы. Ведь именно поэтому ваша специя так баснословно дорога.

– Ур-директор, – заговорил барон, – с помощью этого предприятия мы можем обеспечить движение абсолютно независимого потока специи. Говоря откровенно, стоимость таких операций требует, чтобы я получал доходы без добавочного налога от всей свободной специи, которую мы произведем.

Солдаты караула стояли неподвижно, как статуи, лица их ничего не выражали, но Малина понимала, что в любой момент они могут стать смертельно опасными.

– Мы заключим дополнительные соглашения, – сказал барон, – но я уверен, что мы поймем друг друга. Оргиз для нас – это работающая платформа, которая поможет направлять достаточно большие партии специи по каналам КАНИКТ. – Его круглое жирное лицо омрачилось. – Если, конечно, об этом не пронюхают граф Фенринг и Император. Шаддам может лишить Дом Харконненов права на управление Арракисом, как он сделал это когда-то в отношении Дома Ричесов.

– Определенно, я согласна с вами, барон, но уж поскольку я прибыла сюда, проделав такой долгий путь, то не покажете ли вы мне этапы операций со специей в деталях? Я хочу понять, как протекает процесс, хочу разобраться во всех аспектах этой отрасли.

Малина плотно сжала губы. Они уже высохли и потрескались. Удивительно, как быстро эта планета высасывает воду из тела!

– Наш союз приемлем – если вы больше никогда не потребуете, чтобы я вновь посетила это богом проклятое место!

Когда дело касается войны, благородство редко приводит к победе.

Верховный баши Корреа Добле

Сидя на троне, вокруг которого застыли отборные сардаукары, Император на чем свет стои́т ругал своих подчиненных. Даже после повторной ревизии списка Шаддам не был удовлетворен рекомендованными ему кандидатами в новые члены Ландсраада.

Все утро канцлер Ридондо приводил к Императору бесконечную череду советников и специалистов, а Шаддам читал их докладные записки. Многие имена кандидатов были ему неизвестны, но, вероятно, их знала его драгоценная супруга. Впрочем, пока все эти досье не удовлетворяли Императора. Он хотел быть уверенным, что новые члены Ландсраада будут безусловно верны ему, Шаддаму Коррино, пусть даже и во времена смуты, которую сеяли мятежники из Содружества благородных.

– Мне нужно еще больше имен. Я вычеркнул половину из тех, что вы мне подсунули; я же знаю, как они настроены и как высказываются публично. – Он посмотрел на Ридондо, а затем на имперских чиновников. – Хватит тратить мое время!

Советники съежились, и это была та самая реакция, которой ожидал от них Император.

– Это не только срочное и безотлагательное дело, – продолжал Шаддам, стараясь заставить их понять, чего он хочет, – это еще и возможность. Я намерен заполнить Ландсраад людьми, на которых мог бы целиком и полностью положиться, которые проводили бы мою политику и поддерживали меня в годину испытаний. Мы должны быть абсолютно уверены в том, что ни один из них не имеет отношения к преступной деятельности Якссона Ару. Вы меня поняли?

– Мы очень хорошо вас поняли, сир, – сказал Стеф Иббон, профессиональный карьерный бюрократ, возглавлявший одну из групп поиска кандидатов.

– Мы посоветуемся с более многочисленной группой экспертов и предложим новых кандидатов к концу дня, – сказала какая-то молодая женщина. Он никак не мог вспомнить ее имени, но знал, что она – недавняя выпускница одного из лучших университетов. Император недовольно глянул в ее сторону – так же, как и Стеф Иббон; оба были уверены, что этой сопливой девчонке не пристало говорить таким тоном в присутствии более высокопоставленных особ.

Потом Шаддам снова посмотрел на нее. В отличие от большинства других, она выглядела более уверенной в себе, более умной и твердой в своих убеждениях, чем ее коллеги. Он также вспомнил, что отобранные ею кандидаты были вполне удовлетворительными и многие из них остались в императорском списке.

– Конечно, я вынужден расформировать мою прежнюю фокус-группу, чтобы получить лучший результат. – Говоря это, он изо всех сил пытался вспомнить имя женщины, и наконец ему это удалось. – Вы Айна Тере, верно? С этого момента я назначаю вас главой группы поиска кандидатов. – Он перевел тяжелый взгляд на Иббона. – Отныне вы будете следовать ее указаниям.

Старый бюрократ побледнел и на мгновение лишился дара речи, но затем сумел взять себя в руки.

– Да, ваше величество, как вам будет угодно! Мы все хотим добиться наилучшего результата.

– Обеспечьте ее всем необходимым и оказывайте любую поддержку. Айна Тере будет оценивать кандидатов более тщательно, исследовать их глубже, чтобы выявлять верных Империи людей и отсеивать изменников.

Полковник-баши Колона стоял возле трона и внимательно слушал Императора. Полковник был предан правителю и был готов при первых признаках угрозы пожертвовать своей жизнью ради него. Шаддам IV, конечно, сильно испугался страшной бойни на Оторио, но не меньше его беспокоил и «тихий» мятеж Содружества благородных, который подрывал устои Империи, намереваясь одну за другой вырвать планеты из железной хватки Императора.

Император начал видеть изменников повсюду; по большей части их измены были плодом его воображения, но некоторые и в самом деле были мятежниками. Когда шпионы Императора добывали доказательства предательства какого-либо аристократа, который ратовал за независимость и выступал за развал Империи, Шаддам не предавал имя огласке, так как не хотел давать изменнику возможности публично выражать свои взгляды, но заносил его имя в особый список.

Офицер внимательно наблюдал за происходящим, но свои мысли держал при себе. Многие члены Ландсраада были предателями, однако некоторые его приятно удивили – в частности, Лето Атрейдес.

Вскоре после восшествия на престол молодой герцог Лето Атрейдес узнал о невольном участии своего отца в падении Дома Колона. Несмотря на то что владения Колона были переданы Дому Атрейдесов, благородство не позволило ему удерживать богатство, добытое такими средствами. Годы спустя, хотя это стоило благополучия и положения Дому Атрейдесов, герцог прибыл на Кайтэйн и добровольно вернул наследие Колона его дальним уцелевшим родственникам.

Герцог сказал, что считает это своим долгом.

Молодой полковник-баши в то время находился в охране Императора и стал свидетелем неожиданного великодушия Лето. С того момента Колона изменил свое мнение об Атрейдесе. Он отказывался верить в то, что герцог был вовлечен в заговор Содружества благородных, особенно после того, что он видел на Оторио. Сардаукар немедленно принял к сведению предостережение Лето и отнесся к нему со всей серьезностью, хотя, конечно, герцог Каладана не мог знать, кто такой Джопати Колона.

Подозрительность Императора, казалось, не знала границ.

Теперь, когда молодая Айна Тере превратилась в слух, Император продолжал инструктировать поисковую группу. Шаддам поднял список.

– Например, в этом последнем списке я вижу имя графа Трама Вичона, человека, который выступил за планетарные права. Он, конечно, не упоминал Содружества благородных, но его высказывания почему-то не остановили вас. Стремясь построить сильную и единую Империю, смеем ли мы давать власть человеку, который идеализирует идею ее развала?

Советники тотчас принялись заново просматривать свои записи. Какая-то статная женщина воскликнула неестественно высоким голосом:

– Вичон никогда не критиковал ни вас, ни ваш трон, сир! Я читала его речь. Граф просто предложил провести мысленный политический эксперимент, указав, что очень трудно управлять столь обширной Империей; он, в частности, упомянул о задержках в передаче распоряжений на такие огромные расстояния. Мы думали, что вы хотите исключить только тех, кто открыто агитирует против вас.

Но Шаддам и слышать не хотел о полумерах.

– Думайте, что вы говорите! Суть аргументов Содружества благородных – это противопоставление планетарных прав имперскому праву, независимости отдельных планет – полной унификации. Аристократ, выступающий за планетарные права, может быть врагом трона!

Подчиненные ответили гробовым молчанием.

Колона, стоя по стойке «смирно», слушал распалившегося Императора. Несмотря на то что он был верным сардаукаром, баши испытывал смешанные чувства к этому человеку. Шаддаму Коррино случалось проявлять невиданную жестокость, дабы поддержать свое правление. Пятнадцать лет назад он казнил собственного сводного брата здесь, в императорском дворце, обвинив его в измене. Император не гнушался крайними мерами.

Но Колона стал свидетелем и удивительной доброты Шаддама. Он вспомнил день, когда Император, гуляя со своей любимой дочерью, принцессой Ирулан, вдруг заметил какое-то смятение у Западных ворот. Несколько десятков людей устроили демонстрацию у ворот дворца, умоляя накормить их. Некоторые императорские гвардейцы начали хватать этих бедных людей, но Шаддам и Ирулан успели вмешаться, прежде чем солдаты смогли арестовать несчастных. Ирулан сумела убедить отца накормить бедняков едой из императорской кухни. Император лично раздавал им пищу, несмотря на угрозу собственной безопасности.

Конечно, когда Шаддам и Ирулан вернулись во дворец, сардаукары безжалостно разогнали протестующих, а затем приняли жесткие меры, чтобы впредь никто не смог даже приблизиться к воротам дворца. Но как бы то ни было, Император сделал этот жест добра, он попытался помочь несчастным… Возможно, то был просто спонтанный поступок, но даже так он свидетельствовал о том, что у этого человека есть сердце, свидетельствовал о доброте Ирулан.

Несмотря на застарелую ненависть, которую Колона испытывал к Дому Коррино за то, что Элруд принял активное участие в ниспровержении его благородного Дома, баши все же сохранял уважение к нынешнему Императору.

Точно так же, несмотря на то что сделал Паулус Атрейдес, ему нравился герцог Лето.

Но вот Шаддам махнул рукой, распустив раскритикованных советников. Низко кланяясь и пятясь задом, они покинули тронный зал. Колона остался на посту, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

Свобода выбора предполагает, что человек волен выбрать один из предложенных вариантов. Но как быть, если любой из них ведет к катастрофе? Что лучше: вообще воздержаться от выбора или все же выбрать, зная, что непременно столкнешься с последствиями?

Руководство ментата. «Парадокс власти»

Пол был рад вернуться в Каладанский замок после экспедиции в глухие северные леса, но Сафир Хават не дал юноше вволю насладиться отдыхом. На следующий же день учитель-ментат возобновил интенсивные занятия.

Чувствуя себя в замке пленником, Пол спросил Хавата, нельзя ли им выйти в Кала-Сити, чтобы там, в городе, он мог поучиться искусству рассуждения и анализа. Учитель не стал возражать:

– Главное, продолжать обучение, а обстановка не слишком важна. Нельзя все время пребывать в состоянии застоя. – Окрашенные красным соком губы ментата сложились в улыбку. – Мы пойдем в Кала-Сити, отлично пообедаем в каком-нибудь ресторане и заодно поразмышляем о важных вещах. Если мы переоденемся в простую одежду, люди подумают, что ты обыкновенный мальчик, перекусывающий с дядей.

Пол рассмеялся.

– После того, как ты столько лет верой и правдой прослужил Дому Атрейдесов, ты все еще воображаешь, что никто не узнает мастера-ассасина?

– Но тебя тоже хорошо знают и любят как сына герцога. Быть может, из уважения люди дадут нам возможность нормально позаниматься, притворившись, что не узнаю́т нас.

Кала-Сити являл собой живописное смешение исторических построек и новых зданий. Сафир направился в кафе с верандой, расположенное на берегу, откуда можно было смотреть на рыбацкие лодки в гавани и на орнитоптеры, то и дело взлетавшие с пригородного аэродрома и садившиеся на него.

Пол и старый ветеран расположились за маленьким столиком друг напротив друга. Отсюда открывался великолепный вид на океан. Хозяин кафе посмотрел на новых посетителей долгим взглядом, но ничем не выдал, что узнал их. Им подали крепкий горький кофе и огромное блюдо горячих каладанских кальмаров, приправленных пряной зеленью, собранной у подножия прибрежных скал.

Вдали, у кромки гавани, Пол разглядел выдающийся в море мыс, на котором высились грандиозные статуи с вечным огнем, заменявшие маяк. Исполинская фигура бородатого Паулуса Атрейдеса, охранявшего вход в гавань, была столь же внушительна, как и он сам в бурные времена своего правления. Рука старого герцога покоилась на плече мальчика, первого сына Лето, Виктора, трагически погибшего при взрыве. Обе статуи были обращены лицами к морю.

Сафир тоже посмотрел на статую мальчика, сводного брата Пола, которого тот никогда не видел. Взгляд старого ментата потеплел, но остался сосредоточенным – словно он смог прочитать мысли своего подопечного.

– Ты тоже сын Лето и, как Виктор, был рожден от наложницы, а не от жены. Но ты наследник Дома Атрейдесов, и твой отец очень тебя любит. – Он прищурился. – Однако же ты опасаешься, что ситуация может измениться.

Пол немало расстроился от провокационного замечания ментата.

– Ты учил меня думать самостоятельно, Сафир, но сейчас выразил мою мысль до того, как она пришла мне в голову. – Мальчик отхлебнул крепкого кофе, вздрогнул и сделал еще один глоток. – Совсем недавно мой отец готовился к свадьбе с Илезой Икац, полагая, что моя мать поймет политическую необходимость этого брака, и она поняла, хотя и была уязвлена. Это решение отца меняло для меня все. Если бы свадьба состоялась, то дитя, рожденное в этом браке, стало бы полноправным наследником. Я же стал бы всего лишь бастардом.

Сафир насупился.

– Герцог не поступил бы с тобой так жестоко.

– Мой отец руководствуется политической целесообразностью, общепринятыми правилами. Он обещал мне и моей матери, что никогда не женится, но вместо этого выставил на «рынок женихов» меня. Думаю, что все обещания существуют лишь на бумаге.

– Правильно сформулированный документ может быть таким же сковывающим, как пластиловые наручники, – сказал ментат. – Перед твоим отцом встал неразрешимый выбор, и ни один вариант не был для него приемлемым. Разумеется, Лето выберет наилучшее для тебя решение, ведь ты всегда останешься для него любимым сыном, и неважно, станешь ли ты следующим герцогом Каладана, министром торговли Дома Атрейдесов или Императором Всей Известной Вселенной.

Пол натужно рассмеялся.

– Сколько возможностей!

Сафир достал из кармана флакон с соком сафо и сделал глоток клюквенно-красной жидкости, усиливающей мыслительные способности.

– Я хочу, чтобы ты подумал о невозможных выборах, юный герцог. Это тема сегодняшнего урока. Вспомни классический пример Моста хретгиров в конце Батлерианского джихада – это был невозможный выбор, положивший начало длительной вражде между Домами Атрейдесов и Харконненов.

– Я знаю все о Битве при Коррине, – сказал Пол. – Это была последняя битва с мыслящими машинами, в ходе которой мой предок Вориан Атрейдес проявил себя как герой и после которой Абулурд Харконнен был осужден как трус. Человечество едва не погибло по вине этого человека.

– Это занимательная история. – Взгляд Сафира стал жестче. – Однако в реальности все было не так просто. Мост хретгиров – пример классической дилеммы, для которой не было приемлемого решения, не было правильного выбора. Планета Коррин стала последним оплотом вездесущего Омниуса и его мыслящих машин, и после многовекового джихада эта битва должна была стать финальной. Силы человечества, ведомые Ворианом Атрейдесом и Абулурдом Харконненом, окружили Коррин, собираясь уничтожить мыслящих машин любой ценой, чего бы это ни стоило. Но Омниус заключил планету в кольцо из металлических станций, забитых живыми заложниками; там были сотни тысяч невинных людей, и все они неизбежно были бы убиты во время решительной атаки. Абулурд Харконнен слишком высоко оценил жизни заложников, но Вориан заплатил эту цену, не считаясь с ее непомерностью.

Пол задумался.

– Но ведь Харконнены убийцы, они – воплощение зла.

– Да, многие из них злодеи, молодой человек, но за десять тысяч лет даже среди них появлялись люди с честью, совестью и человеческим сердцем.

– Так что же на самом деле произошло тогда на Мосту хретгиров? – спросил Пол. – Мыслящие машины – и это совершенно очевидно – были разбиты, а Абулурд Харконнен – изгнан за трусость.

– Я предоставляю тебе самому ознакомиться с этой историей, Пол, а теперь подумай о других невозможных выборах. Прежде чем обвинять своего отца в том, что он решил жениться сам или женить тебя, дабы заключить разумный политический союз, давай выполним одно ментатское упражнение, – предложил Сафир, сверкнув глазами. – Это не просто набор эзотерических фактов, это живой чувственный опыт. Сосредоточенно смотри мне в глаза. Пусть картинка станет для тебя абсолютно реальной.

Мальчик, как всегда, последовал инструкции наставника. Сафир остановил взгляд на Поле, и тот почувствовал, как исчезли все окружающие звуки. Он был дезориентирован, ему показалось, что он стремительно падает в пропасть расширенных зрачков ментата. Воин продолжал смотреть, не отводя глаз.

– Воображай. Поставь себя в место действия. Поверь.

Пол поверил.

– Ты схвачен Харконненами. Представь себя в камере, в тюрьме; вокруг тебя стены из непробиваемого плаза, в тело впились усилители боли.

Пол понимал, что это лишь плод его воображения, но все реальное вокруг потускнело, потеряло четкие очертания, и он действительно видел себя в каком-то плазовом гробу. Он на самом деле ощущал иглы и шипы, кандалы и электроды, пронзавшие кожу. Он был пойман, обездвижен, и его вот-вот начнут пытать. Он извивался всем телом, но не мог ни вырваться, ни просто пошевелиться.

– Далее, – продолжил Хават, – представь себе другое помещение. Там находятся вместе твои отец и мать – они тоже в плену, их тоже сейчас начнут пытать усилителями боли. Они не вынесут пытки и умрут, и ты знаешь, что это правда.

– Я знаю, – сказал Пол. Он видел, что Джессика и Лето находятся в полном смятении, одежда их разорвана, волосы всклокочены, под глазами видны черные тени, а щеки запали. Несомненно, их уже пытали. Проклятые Харконнены! Джессика билась о плазовую стенку, но толстый плаз заглушал звуки. Пол видел, как шевелятся ее губы. Она что-то говорила герцогу Лето, умоляла о помощи. Лето же что-то приказывал сыну, однако Пол не мог его расслышать.

Снова раздался голос Хавата.

– Ты должен знать еще одну вещь: Харконнены нашли атомное оружие Атрейдесов, захватили его и разместили в Кала-Сити и во всех крупных городах планеты. Все боеголовки подключены к единой пусковой кнопке. Одним движением барон может взорвать боеголовки и уничтожить три четверти населения Каладана.

– Нет! – воскликнул Пол.

– Теперь у тебя есть выбор. Барон может оказать тебе любезность – но только одну. Перед тобой три варианта. Ты можешь спасти своих родителей, освободить их одной просьбой, или же ты можешь спасти население Каладана. Барон откажется от своего намерения, и все эти люди будут спасены, однако он пытками замучает до смерти и тебя, и твоих родителей. Третий выход: ты можешь спастись сам. Барон освободит тебя. Твои родители умрут в муках. Народ Каладана погибнет. Но выбор у тебя только один. Один из трех.

Пол тонул в этом провокационном переживании, сценарий захватил сознание мальчика и не отпускал. В своем воображении он бился о плазовые стенки камеры, кричал, чтобы его выпустили, но ничего не происходило. Он видел, как его родители тоже тщетно пытаются вырваться, а тем временем безжалостная пытка становится все более мучительной. И он знал, отчетливо представлял себе все эти атомные бомбы, все то разрушение, какое они причинят, миллионы людей, которым было суждено погибнуть, если он сделает такой выбор…

– Решай! – потребовал Хават. Команда прозвучала резко, как щелчок бича. Пол вздрогнул. – Ты спасешь своих родителей? Спасешь себя? Освободишь народ Каладана или дашь ему погибнуть в ядерном всесожжении? Станешь ли ты наблюдать за мучительной смертью герцога и его леди собственными глазами? Или умрешь сам?

Все воспринималось так реально, что Пол на самом деле чувствовал себя в безвыходном положении, созданном ментатом в его, Пола, воображении.

– Я не стану делать выбор!

– Но ты должен его сделать. Если ты его не сделаешь, то умрете вы все.

– Нет!

– Ты должен выбрать! – заорал Хават. Рев этот сотряс иллюзию.

Пол сосредоточился на своих мыслях, постарался освободиться от наваждения и стал смотреть на статуи у входа в гавань, на огонь маяка. Отсюда, от этого стола, Кала-Сити выглядел таким мирным, таким безмятежным. По синему небу плыли мирные белые облачка.

– Сафир, не заставляй меня…

– Видишь, молодой человек, как бывает, а ведь это очень простой выбор, не так ли? Условия предельно ясны. Почему же не выбрать один из предложенных вариантов?

– Должен быть какой-то другой выход, – стоял на своем Пол. – Я придумаю другой выход.

– Другого выхода нет, – жестко отрезал Сафир. – Может и в самом деле наступить такой день, когда ты столкнешься с подобным невозможным выбором.

Тяжело дыша, Пол смотрел на идущих по улице людей, простых каладанцев – купцов, рыбаков, корабельщиков. По тротуару, к парку на мысе, вел дюжину детишек учитель. У Пола заныло сердце, когда он осознал весь ужас мысленного эксперимента, к которому принудил его ментат.

Я не буду делать выбор! Это был четвертый вариант, доступный для Пола, – не принимать никакого решения. Жертвование своей и родительской жизнью не было победой, хотя он твердо знал, какой выбор сделает.

– Я отказываюсь.

– Тогда умрут все, – сказал Хават.

Пол все равно отказывался принимать навязанные условия.

– Должен быть какой-то другой выход, может быть, переговоры…

Внезапно внимание его было отвлечено – он увидел молодую женщину, шедшую по улице к повороту. Увидев, он сразу узнал ее – темно-рыжие волосы, большие глаза, чудесное, ангельское лицо. Она напомнила ему девушку из непрестанно повторяющегося сновидения, но здесь не было пустыни, пещер или каньонов. Однако он видел ее, видел воочию, и это заставило его забыть о невозможном выборе. Он бросил взгляд на учителя-ментата и вскочил. Надо узнать, кто эта незнакомка!

Он поспешил следом за ней, но Сафир догнал его, схватил за руку и вернул обратно.

– Я не давал тебе разрешения уходить.

– Но, Сафир, это та самая девушка! Та, которую я вижу во сне. Та, которую я нарисовал.

Глаза ментата вспыхнули гневом.

– Я не давал тебе разрешения уйти. Сиди на месте! – Он произнес эти слова решительно и зло, и Пол отреагировал почти так же, как в тех случаях, когда мать в разговоре с ним прибегала к Голосу. – Даже здесь я решаю, как долго мы будем заниматься.

Пол провожал девушку тоскливым взглядом до тех пор, пока она не скрылась за углом. Это было страшное разочарование.

Сафир схватил его за руки и прижал к спинке стула.

– Я требую твоего внимания, полного внимания, мальчик!

Пол тяжело вздохнул и снова обратил взгляд на учителя.

Неважно, насколько убедительны аргументы злодея, – оправдание преступления само по себе преступно.

Герцог Паулус Атрейдес. Частное письмо о деле Дома Колона

Величественные статуи маяка, запечатлевшие отца и Виктора, напомнили Лето об ужасной испытанной им боли, но, с другой стороны, монументы успокаивали, внушали надежду на лучшее.

Один из берегов главной гавани представлял собой высокий каменный мол, сложенный из огромных глыб, и Лето свернул на усыпанную гравием дорожку, шедшую вдоль него. В этот солнечный день сотни людей пришли отдохнуть в обширный парк у подножия колоссальных статуй. На моле сидели терпеливые рыбаки с удочками, семьи устраивали пикники на лужайках, дети запускали разноцветных змеев.

Лето поднял голову и всмотрелся в каменное лицо Паулуса Атрейдеса, изображенного в наряде матадора. Да, старый герцог всегда был больше, чем жизнь, а эта грандиозная статуя делала память о нем еще более величественной. Огонь маяка, горевший в руке статуи, светил ярко, питаемый газом, подаваемым по трубам. Это был неугасимый, вечный огонь.

Лето еще в детстве понял, что его мать была суровой женщиной, лишенной всякого чувства юмора, как, наверное, и вообще любых живых чувств, и знал, что брак Паулуса и Елены был основан не на любви, а на политическом расчете. Но в какой момент он стал смертоносным? Как могла леди Елена убить своего мужа?

У Лето заболели глаза, когда на лицо статуи упал яркий отсвет зеркального воздушного змея, проплывшего мимо. Герцог вспомнил, как Виктор играл с отражательными полосками, подхваченными восходящими потоками соленого морского воздуха. Как смеялось, как радовалось дитя этому блеску, этим солнечным зайчикам!

Он остановился и закрыл глаза, вспомнив вспышку взрыва на воздушном судне – взрыва, убившего его сына Виктора… Еще более сильную боль испытал он, когда узнал, кто устроил эту трагедию. Как могла его наложница Кайлея настолько его ненавидеть?

Кайлея и Елена хотели невозможного, обе требовали того, чего им не могли дать их мужчины, и отвечали кровавым насилием.

Лето не мог себе представить, чтобы Джессика совершила нечто подобное. Он глубоко и искренне любил ее и был уверен во взаимности, невзирая на ее воспитание, полученное в Бинэ Гессерит. Он не доверял Ордену сестер, но знал Джессику лучше, чем кого бы то ни было, и не мог допустить даже мысли о том, что она способна на злодейства, как Кайлея и Елена.

Или он просто невероятно наивен? Как герцогу ему приходилось принимать жесткие, сложные решения и показывать железный характер. Он не уклонялся перед лицом измены, предательства и подлости и побеждал их. Он знал каждого из своих приближенных, знал членов своей семьи, знал своих слуг. Он доверял им и заслуживал их доверие своей безукоризненной честностью.

Над головой с криками носились чайки, хватая на лету хлебные крошки, которые подбрасывала в воздух молодая пара. Птицы дрались, стараясь ухватить лакомые кусочки. То же самое происходило сейчас в Империи – уцелевшие аристократы дрались за владения, освободившиеся после террористической атаки Якссона Ару на Оторио. Лето был просто счастлив оттого, что не участвует в этом постыдном спектакле.

Каменное ангельское личико Виктора смотрело на море с грустной задумчивой улыбкой. Лицо же старого герцога, пусть и несколько идеализированное скульптором, несло отпечаток тяжкого жизненного опыта и тяжких прозрений. Лето, глядя на себя в зеркало, часто видел на своем лице такое же выражение.

Тягостные мысли давили на герцога с особой силой после возвращения из экспедиции на север. Они нашли по крайней мере одну плантацию папоротника барра, и Лето собирался на следующий день отправить туда команду с приказом уничтожить все растения, найти и наказать Чена Марека. После этого воинские отряды прочешут леса, чтобы найти и другие плантации. Герцог Лето Атрейдес будет беспощаден.

Первая обязанность герцога – безопасность его народа.

Если он справится, то никто больше не будет умирать от айлара ни на Каладане, ни за его пределами. Он искоренит этот преступный промысел. Он понимал, что едва ли лорд Атикк простит ему смерть сына, но герцог обязан довести это дело до конца. Каладанский наркотик должен исчезнуть с лица Вселенной.

Сейчас, чтобы отвлечься от тяжелых раздумий, он и решил пойти и постоять под статуями, от которых веяло величавым покоем. Люди понимали, что он находится здесь как частное лицо, и не вторгались в его личное пространство. Он был погружен в свои мысли, когда перед ним вдруг остановился какой-то незнакомый человек.

– Как герцог вы держите в руках благополучие этой планеты. Сделаете ли вы все возможное для блага своего народа?

Герцог повернулся и увидел человека в одежде рыбака, обутого в высокие сапоги, одетого в куртку с множеством карманов для инструментов и в водонепроницаемую серую накидку. Густые брови выделялись на лице, как две гусеницы, в курчавых черных волосах серебрилась ранняя седина. Однако лицо было гладким, а не обветренным, как у рыбака, проведшего в море всю свою сознательную жизнь. Собственно, по лицу можно было сразу угадать, что перед Лето стоял родовитый аристократ.

Лето внутренне оцепенел, когда внезапно узнал этого человека. Он видел его голографический потрет, который проецировался на Оторио в тот трагический вечер. Это был Якссон Ару!

Лето потянулся к кнопке включения силового щита и к кинжалу.

– Я знаю, кто вы.

Якссон принужденно рассмеялся.

– А я знаю, кто вы, герцог Лето Атрейдес! Я прибыл сюда, потому что нам есть что обсудить.

– Вы убийца. Сколько невинных людей погибли на Оторио! Я сам едва избежал гибели… но многие не смогли уйти.

Эта отповедь нисколько не смутила террориста.

– Я рад, что вы уцелели, и вы должны знать, что не вы были моей целью. Вы не являетесь частью коррумпированной сети Коррино, которая, безусловно, подлежит уничтожению. Дом Атрейдесов известен своей честью. Именно поэтому я обратил на вас особое внимание. – Якссон говорил громко, чтобы перекрыть шум прибоя, голоса людей на набережной, детский смех. – Думаю, вы могли бы стать выдающимся членом Содружества благородных. Нам нужны планетарные лидеры вашего масштаба.

Разгневанный и потрясенный Лето отступил на шаг. Ветер закрутил его накидку.

– Я никогда на это не соглашусь. Я видел, что вы сделали!

Якссона нимало не тревожило чувство вины.

– Это была необходимость, часть процесса очищения.

Лето сжал рукоятку кинжала. Этого мятежника нельзя отпустить, нельзя позволить ему ускользнуть, избегнуть ответственности за свое злодеяние. Лето заметил, что на Якссоне нет даже силового щита. Надо вызвать гвардейцев, сотрудников службы безопасности и предать этого человека имперскому правосудию.

Якссон, заметив эти движения, вскинул брови.

– Лето, я прилетел сюда, чтобы поговорить. Даже не пытайтесь напасть на меня или арестовать. Я принял меры предосторожности. – Он задумчиво посмотрел на величественные статуи, на семьи, беззаботно веселившиеся на пикниках, на рыбаков с удочками, на носившихся по берегу детей. Он был так уверен в себе, так спокоен!

– Какие меры предосторожности?

– Прежде чем подойти к вам, я провел здесь довольно много времени, заложив взрывчатку в статуях и во многих местах вокруг Кала-Сити. Я могу взорвать все или некоторые из этих зарядов, как мне будет угодно. – Он помолчал, стараясь усилить впечатление от своих слов. – Вы хотите увидеть гибель этих людей, точно так же как видели гибель ничтожных аристократов на Оторио? Я прошу всего о нескольких минутах разговора.

Лето почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он неподвижно стоял, не в силах двинуться с места.

– Вы таким способом хотите привлечь меня к своему движению? Угрожая устроить здесь массовую бойню?

Он пытался оценить, сколько бомб мог заложить этот человек, не привлекая внимания охраны и патрулей. Сафир Хават не допустил бы такого промаха. Может быть, террорист блефует?

Глаза Якссона сверкнули.

– Слушайте меня внимательно, поймите правильно и в полной мере нашу цель. Каладан – идеальный кандидат, чтобы стать оплотом выступления против застойной Империи, угнетающей своих подданных. У вас может быть своя планетарная оборона, ваша собственная торговля, ваша независимость, в конце концов. Почему вы должны платить грабительский добавочный налог на специю только из-за того, что Шаддам воспылал ненавистью ко мне? Почему вы, собственно говоря, должны платить за это позорное бельмо на глазу – за этот смехотворный комплекс на Оторио?

Взгляд Лето стал еще жестче. Он и в самом деле не мог не чувствовать дополнительного давления на каладанское казначейство, проявившегося после того, как Коррино начал строить свой музей на Оторио.

Якссон сдвинул густые брови.

– Вы знаете, чего хочет добиться Содружество благородных, и в душе вы сознаете, что мы правы. Дом Атрейдесов не раз становился пешкой в хитроумных схемах Коррино. Да, здесь, на Каладане, вы можете сделать вид, что вам безразличны имперская политика и имперские махинации, но вы при этом прекрасно понимаете, насколько продажным, ничтожным и манипулятивным является режим Шаддама Коррино.

– Я понимаю, что вы убили тысячи людей просто для того, чтобы привлечь к себе внимание.

Лето заметил двух стражей порядка, но они были довольно далеко и разговаривали с парой, которая, вероятно, хотела получить какую-то информацию. Можно было помахать им, подать сигнал, чтобы они бежали к нему…

Якссон отмахнулся от этого обвинения.

– Все они были подлые льстецы. И даже вы, Лето, отправились на Оторио, чтобы поклониться Шаддаму IV, человеку, руки которого испачканы в крови миллионов жертв. – Он криво усмехнулся. – Аристократы, конечно, могут воображать себя невинными овечками, но каждый из них соучастник, поддерживающий преступную систему, существующую уже десять тысяч лет.

Полицейские до сих пор не заметили Лето или, если и заметили, решили не мешать ему и не обращать на него внимания. Помня об угрозе Якссона, Лето не решился позвать на помощь. Носит ли Якссон детонатор в кармане? Этот безумец уже доказал, что способен на самое экстравагантное насилие.

Подойдя ближе к герцогу – они выглядели сейчас как два беседующих о погоде приятеля, – Якссон взволнованно произнес явно не отрепетированную фразу:

– Вспомните обо всех этих феодальных войнах между Домами, длящихся веками и приводящих к бесчисленным смертям. Дом Атрейдесов против Дома Харконненов, Дом Икацев против Дома Моритани. Известно вам и об уничтожении Дома Колона, когда вы были еще молоды, но ваш родной отец принимал участие в этом заговоре. – Он понизил голос. – Я восхищаюсь вашей попыткой исправить эту несправедливость после того, как вы стали герцогом. Это показывает, что́ вы за человек на самом деле. Я впечатлен вашей принципиальностью.

Лето сохранял бдительность. Он хорошо помнил тот скандал и связанные с ним беспорядки, помнил свержение Дома Колона, уничтожение этой семьи. Герцог Паулус всю жизнь сожалел, что его тайком использовали в столь постыдном и кровавом спектакле. После смерти отца Лето, узнав, что это подлое преступление задумал Император Элруд IX, вернул украденные планетарные владения родственникам Колона по женской линии, смыв позорное пятно с чести Дома Атрейдесов.

– Содружество благородных – это фантастическая и вздорная идея, которую скучающие аристократы обсуждают в своих гостиных, – сказал Лето. Он вспомнил Арманда Икаца и нескольких других, обсуждавших Содружество благородных в Императорском Монолите. Лорд Атикк тоже был в этой группке. – Но то, что вы сотворили на Оторио, доказывает, что это жестокое и бесчестное движение. Почему я должен присоединяться к тому, за что оно выступает?

Якссон рассмеялся.

– Значит, вы просто не знаете, за что оно выступает.

Странно, но в этом человеке чувствовалось что-то привлекательное, несомненно харизматичное. Он был почти убедителен, хотя Лето все равно продолжал считать его опасным, как гадюка.

– Даже герцог не может просто взять и провозгласить независимость Каладана. Императорские сардаукары убьют здесь всех, – сказал Лето.

Лето было неприятно слушать самого себя, но, по крайней мере, это помогало отвлекать мятежника от мыслей о взрыве заложенных бомб. Герцог старался выиграть время.

Якссон пожал плечами:

– Да, Шаддам действительно способен на это, но, если Каладан провозгласит свою независимость вместе с тысячью других планет и если Космическая Гильдия будет сотрудничать с нами и не станет спешить с высадкой имперских войск, то Император никогда не сможет выжечь мятежные планеты. Империя развалится, прежде чем он сможет что-то с этим сделать. – Глаза мятежника горели фанатичным огнем. – Но мы сами должны выжечь скверну! Вы нужны Содружеству благородных, герцог Лето Атрейдес!

Лето в этот момент мог думать только о безвинно убиенных на Оторио, об этом неразборчивом массовом убийстве. Однако, прежде чем он смог что-то сказать, собеседник опередил его:

– Не бывает мирной и бескровной гражданской войны.

– Я не хочу никакой гражданской войны.

Якссон недовольно поморщился.

– Вы и сами не знаете, чего вы хотите! Обдумайте мое предложение, герцог Лето. Разве надежда на истинную свободу и экономическую независимость не стоит малого усилия, не стоит незначительной боли?

Лето вложил в ответ всю возможную твердость.

– Я гражданин Империи и член Ландсраада. Я не присоединюсь к вашему движению. Мой долг – предать вас в руки правосудия.

Якссон презрительно фыркнул и отвернулся, взглянув на белые буруны прибоя, накатывавшегося на основание мыса.

– Ну хорошо, Лето. Я узнал то, что хотел. Вы не тот человек, который любой ценой стремится к богатству и готов лизать сапоги Императору. Вы уважаемый, независимый человек. Именно поэтому я обратился к вам с моим предложением. Я знаю, что вы – совестливый человек и с должным вниманием его обдумаете.

Лето пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве, посмотреть на мемориал, воздвигнутый в честь отца и погибшего сына, и, очевидно, Якссон знал, что он будет один. Он тщательно выбрал себе цель. Тревожные мысли роились в голове Лето.

– Вы вне закона. Вас разыскивают по всей Империи. Если бы Император Шаддам знал, что вы здесь, сюда бы уже высадился легион сардаукаров.

Якссона явно развлекла эта мысль.

– Но Император не знает. Он не имеет ни малейшего представления о моих передвижениях и о моем местонахождении, а вы ему не скажете. Вы действительно хотите, чтобы спецвойска Императора высадились на вашей прекрасной планете?

– Этого требует справедливость, – сказал Лето.

– Я прибыл сюда не для того, чтобы причинять вам вред. – Мятежник пожал плечами. – Я прибыл для того, чтобы поговорить.

– Поговорить? И при этом угрожаете моему народу бомбами?

Якссон досадливо надул губы.

– Только для того, чтобы завладеть вашим вниманием. Мой визит я не считаю напрасным, потому что мне удалось вступить с вами в диалог. Я дал вам пищу для размышлений. Возможно, вы этого не знаете, но я нахожусь здесь по делу. Мы можем поговорить позже, после того как вы возьмете на себя труд подумать.

– После того, что вы сделали, вы должны предстать перед судом.

– Да, и я ищу именно суда – честного и беспристрастного. Просто помните, что я вам сказал.

Лето ощетинился, но Якссон запахнул рыбацкий плащ и собрался уйти.

– Вам предстоит сделать выбор – нелегкий выбор. – Он непринужденно засмеялся на прощание. – Если вы предпочитаете простые выборы, то вам лучше быть рыбаком, а не герцогом.

Якссон зашагал прочь и скоро затерялся в толпе.

Нередко мы работаем в обход имперских правил и законов. В этой теневой, незаметной области между крахом и успехом мы делаем больше всего денег.

Энгер Ристос, банкир Гильдии

Шаддаму Коррино IV поступало множество донесений из самых разнообразных источников, но в то утро он прочитал настолько тревожное сообщение, что пропустил завтрак с любимой Императрицей Арикатой.

Первый же доклад о доходах, полученных в результате нового добавочного налога на специю, оказался обескураживающим. Шаддам ввел налог для того, чтобы заполнить финансовую брешь, образовавшуюся после строительства гигантского и баснословно дорогого, а теперь бесследно уничтоженного музейного комплекса Коррино, но поступления были далеко не так велики, как он рассчитывал.

Император был недоволен своими финансовыми экспертами и их оказавшимися бесполезными проектами. Хасимир Фенринг недаром предупреждал его о недостатках столь высокого дополнительного налога. Цена меланжа сделала его практически запретным товаром вследствие сумасшедшей себестоимости. Суровая природа Арракиса приводила к постоянным поломкам комбайнов и разрушала предприятия по переработке специи. Только за прошлый месяц барон Харконнен сообщил о пяти пришедших в негодность из-за нападений песчаных червей и необычайно сильных песчаных бурь комбайнах.

Добавочный налог сделал меланж настолько дорогим, что позволить его себе могли теперь только очень состоятельные люди, а это привело к резкому снижению потребления специи. Хуже того, начались недовольства среди аристократов, торговцев и бизнесменов, которые привыкли потреблять специю, но теперь были лишены этой возможности. Они находили некачественную замену меланжу – альтернативные нелегальные наркотики, вызывавшие эйфорию.

В результате всех этих стеснений и неудобств многие аристократы принялись открыто критиковать политику Дома Коррино, что было на руку Содружеству благородных, которое деловито сеяло в Империи семена недовольства и мятежа. Такие отъявленные негодяи, как Якссон Ару, должно быть, радостно потирали руки, видя, в какое затруднительное положение попал Император.

Шаддам решил побыть один в своих покоях, чтобы обдумать полученное донесение. Его юные дочери Джосифа и Руга пришли к нему, одетые в праздничные яркие платья. Они просили разрешения устроить небольшой праздник в дворцовом саду, который только-только расцвел, но отец отослал их прочь, приказав посоветоваться с Арикатой. Он знал, что в таких делах Императрица понимает гораздо больше, чем он сам.

Вздохнув, он попытался сосредоточиться на информации, содержавшейся в докладе о последствиях добавочного налога, – на длинных, сводящих с ума столбцах сухих цифр. Юридические службы отслеживали продажу и распределение специи с тщательной регистрацией всей ее добычи и обработки на Арракисе с точностью почти до килограмма. Имперский наблюдатель за операциями со специей граф Фенринг бдительно следил за каждым действием Харконнена и даже смог допросить своих агентов среди контрабандистов. Казалось, записи точны. Но это было не так.

Бухгалтеры-ментаты в один голос твердили, что во всех отчетах чего-то не хватает, что существует некий разрыв, провал, которого не должно было быть. Объем потребления специи не соответствовал объему продаж по всем учтенным каналам. Заключения ментатов были четвертого и пятого уровня сложности, проекции основывались на тончайших расчетах, и Шаддам был просто не в состоянии их усвоить и осознать. Он затянул украшенный позументом пояс парадного мундира, свернул в рулон пергамент с донесением, вышел из покоев и направился в тронный зал.

У входа в зал его ожидала Преподобная Мать Мохайем. Император был удивлен тем, что она так скоро вернулась с Уаллаха IX. Он не видел свою Вещающую Истину довольно давно, с тех пор как она – без его разрешения – внезапно улетела в школу Матерей Бинэ Гессерит. Она, правда, оставила письмо с извинениями, в котором писала, что ее обязательства перед Орденом сестер перевешивают обязательства перед Императором, что дела на Уаллахе IX требуют ее неотложного присутствия, и потому она отбыла, не встретившись с Императором, чтобы не вступать в ненужные споры. Шаддам очень остро ощущал ее отсутствие.

Увидев Императора, Мохайем почтительно опустила глаза. Шаддама страшно возмутил тот факт, что она исчезла как раз в тот момент, когда была нужна для помощи в отборе кандидатов в новые члены Ландсраада. Он набросился на нее с упреками.

– Черт бы побрал вас и ваших ведьм-гессериток! Почему вы уехали?

Преподобная Мать ответила сдержанно и почтительно:

– Мы существуем только для того, чтобы верно служить, сир. Наш Орден борется за дело всего человечества.

– Борется ли он за дело трона?

Она снова поклонилась, на этот раз еще ниже. Удивительно, какая гибкая спина у этой пожилой женщины!

– Империя – первый представитель человечества. Орден сестер никогда не препятствовал вашему правлению, сир. Чем я могу служить вам теперь?

Она последовала за ним в зал, где Император уселся на блистательный трон. Несмотря на показной гнев, Шаддам был очень рад, что Мохайем снова находится при нем. Граф Фенринг ожидал Императора в тронном зале. Граф только что вернулся с Арракиса и был готов дать отчет об операциях со специей. Теперь, когда рядом Мохайем и Фенринг, Шаддам сможет наконец-то получить по-настоящему дельные советы! Уж эти-то люди докопаются до сути проклятого доклада.

Одетый в белую кружевную сорочку с просторными рукавами и черные брюки граф Фенринг танцующей походкой приблизился к трону. Несмотря на то что Шаддам был от души рад снова видеть своего друга детства, он почти швырнул тому в лицо доклад.

– Здесь говорится о серьезных упущениях, Хасимир. Подозреваю, что кто-то меня обманывает, но не понимаю как. Мои ментаты нашли целый ряд нестыковок. Я должен знать, насколько обоснованы их подозрения.

Фенринг внимательно прочел доклад и его завуалированные выводы. Поглядывая из стороны в сторону, он обдумал прочитанное, а затем снова пробежал глазами по исходным данным.

– А-хм, хм-м, они подозревают, что часть меланжа покидает Арракис неучтенной. В каком-то канале поставок существует утечка.

– Твои контрабандисты совсем распоясались. Я не намерен больше это терпеть.

Фенринг сделал шаг назад, притворившись, что потрясен до глубины души.

– Сир, хм-м, за контрабандистами внимательно следят, и они знают свое место. Мы сквозь пальцы смотрим на их операции, а взамен они снабжают нас информацией. Не стоит терять такой ценный источник информации.

– Они обманывают нас! – Шаддам заглянул в доклад. – Ясно, что они продают специю по всей Империи, не сообщая о доходах и не выплачивая при этом оговоренных взяток.

– Эсмар Туек прекрасно осведомлен о своем шатком положении, сир. Он очень внимательно следит за своими людьми, мм, да и я держу их под неусыпным контролем. Скорее всего, они здесь ни при чем.

Император отказывался в это поверить.

– Очевидно, что у них есть другой канал экспорта специи, канал, о котором тебе неизвестно. Мы должны узнать, что они делают, и наказать так, чтобы остальным было неповадно.

Фенринг внимательнейшим образом снова перечитал доклад, но не казался удивленным.

– Э-эх-х, я получил точно такой же доклад час назад и уже поручил Гриксу Дардику тщательно его изучить, чтобы проверить анализ ваших ментатов-бухгалтеров. Надеюсь, он найдет что-нибудь интересное.

Шаддам нахмурился при упоминании имени этого странного человека.

– Ты слишком неосмотрительно полагаешься на этого испорченного ментата. Ты мог бы найти кого-нибудь получше.

– Хм-м, «лучше» – это субъективное понятие. Мне очень нравятся его неортодоксальные методы анализа и умение делать выводы. Я спас Дардика от его законного места на помойке имперской истории.

– Ну так посмотрим, сможет ли он предложить удовлетворительное объяснение. – Шаддам откинулся на спинку трона в ожидании. Эти два человека слишком хорошо знали друг друга.

Один из придворных со всех ног выбежал из тронного зала и скоро вернулся с неуклюжим, шатающимся Дардиком, на лице которого была написана полная растерянность. Огромная голова склонилась набок, взгляд блуждал, словно человек, зажатый в этом несуразном теле, жаждал освободиться.

Граф взял ментата под руку и подвел к трону. Сардаукары Шаддама напряглись, словно опасаясь, что этот недомерок может броситься на Императора. Фенринг поставил Дардика лицом к трону и встряхнул за плечи, а потом виновато посмотрел на Императора.

– Он погружен в свои проекции и анализ, сир.

Испорченный ментат сунул руку в карман рубашки и извлек флакон с соком сафо, откуда отхлебнул изрядный глоток. Капля напитка сползла из уголка рта.

Граф Фенринг повысил голос.

– Говори Его Величеству все, что ты уже сказал о недостаче специи!

– Специя, специя, специя… – забормотал Дардик, глядя в пол и избегая смотреть в глаза Императору. Внезапно взгляд его прояснился, и он поднял глаза на трон, улыбаясь ярко-красными губами. – Э, вы хотите знать, где недостающая специя! Как ее продают по нелегальным каналам!

Император Шаддам только вздохнул. Вид ментата привел его в полное отчаяние.

– Мои ментаты уже идентифицировали проблему. Что ты можешь к этому добавить? Как контрабандисты умудряются продавать специю под носом моих наблюдателей?

Дардик визгливо рассмеялся.

– Проблема не в контрабандистах. Контрабандисты – смею заявить – честные люди.

– Честные контрабандисты? – Император метнул в Фенринга испепеляющий взгляд. – И это его вывод?

Голова испорченного ментата дернулась.

– Я многое обдумал, Ваше Великолепие. В моих детальных проекциях эти контрабандисты действительно честнее многих других. Они работают в тени, но под полным контролем графа Фенринга. Он видит. Он знает.

– Но тогда каким образом так много специи утекает бесконтрольно? – спросил Шаддам. – И, главное, без уплаты добавочного налога! За бароном Харконненом наблюдают особенно тщательно. Должен быть дополнительный, вторичный канал.

– Согласно моим проекциям существует еще один вид операций со специей, спрятанный за кулисами. Это новая операция. – Эксцентричный ментат что-то замычал, подражая хмыканью Фенринга. – Это новый канал.

– Детали, мне нужны детали!

Дардик внезапно ясным взглядом посмотрел на Императора.

– Детали?

– Как ты пришел к такому выводу?

Взгляд ментата стал надменным.

– Сир, ментат не может показать свои проекции человеку, не являющемуся ментатом.

Шаддам поднял глаза к резному изукрашенному потолку и медленно посчитал до десяти, чтобы сохранить спокойствие.

– Где проводятся эти другие операции со специей? Кто ими управляет?

– Я не знаю где; я не знаю кто.

Кровь бросилась в голову Шаддаму, но Мохайем поспешно наклонилась к его уху и зашептала:

– Он не лжет вам, сир. Такова его проекция на самом деле. Но он не может объяснить, как пришел к такому выводу.

Император посмотрел на старую Вещающую Истину, одетую в традиционную черную накидку, потом обернулся к Фенрингу, обдумывая только что услышанное. Прежде чем заговорить, Император тяжело вздохнул.

– Хасимир, ты мой наблюдатель за операциями со специей. Найди ответы. Возвращайся на Арракис и копай глубже. – Голос его стал мягче. – В этом деле я не могу положиться ни на кого, кроме тебя, мой старый друг.

После ухода графа и его эксцентричного ментата Шаддам попытался провести следующую встречу, на которой выступил посредником в переговорах двух враждующих аристократов. Оба были его союзниками, но Император был сильно возбужден и отослал их, отказавшись выслушивать какие-либо аргументы. Выйдя из аудиенц-зала, он решил вернуться в свои покои.

Мохайем осталась в пустом зале одна. Ей было о чем подумать и что взвесить. В каком-то смысле она чувствовала себя как тот странный ментат, очутившийся перед лицом множества необъяснимых фактов.

Сейчас, однако, она нашла отдушину, погрузившись в привычные интриги и хитросплетения имперской политики. Но Верховная Мать Харишка дала ей задание совершенно иного рода. Здесь, при дворе, она попытается найти подход к упрямому молодому виконту Джандро Туллу в надежде восстановить хоть какое-то влияние Бинэ Гессерит на этот важный аристократический Дом.

Но все же основные ее мысли касались дел на Уаллахе IX. Верховная Мать Харишка отправила на Каладан экстренный вызов, требуя прибытия Джессики в школу Матерей для встречи с Лезией.

В чем заключался смертоносный интерес этой безумной старухи к тайной дочери Мохайем?

От главы Великого Дома ожидают, что он будет проводником имперских законов, представителем не только своей планеты, но и всей Империи. Он – вершитель правосудия и должен выступать судьей своего народа, потому что Император не может присутствовать на его планете лично. Более того, никаким своим решением, никаким своим действием не должен правитель разочаровать Императора, нанести урон его чести.

«Кодекс членов Ландсраада» в изложении наследного принца Рафаэля Коррино

После того как Якссон Ару исчез в толпе гуляющих возле статуй маяка, Сафир Хават и силы безопасности Дома Атрейдесов прочесали мыс и парк, обследовали статуи и частым гребнем прошлись по Кала-Сити. Ментат был сильно расстроен этой неудачей и имел весьма смущенный вид, когда докладывал герцогу о результатах поиска.

В руке он держал массивный металлический цилиндр.

– Вы попросили меня искать, милорд. Мы нашли сюрприз, оставленный Якссоном для вас, но это… совсем не то, что мы рассчитывали найти.

Лето почувствовал, как на лбу у него выступил пот. Он не мог отвести взгляда от цилиндра.

– Это одна из бомб?

– В некотором смысле да. – С этими словами Хават растянул цилиндр и обнажил клапан на его поверхности.

Лето напрягся.

– Вы его дезактивировали?

– Сначала мы не могли их обнаружить, сир, потому что в них нет взрывчатки. Эти предметы не представляют физической опасности для людей. – Хават раскрыл цилиндр и вытянул оттуда полоску бумаги. – Мы нашли семь таких цилиндров. В каждом оказалось одно и то же послание.

Лето взял бумагу и прочел слова, написанные террористом.

Я никогда не причиню вреда Вашему народу, герцог Лето. Я никогда не совершу такого достойного осуждения акта насилия. Я искренен и откровенен в моих усилиях привлечь Вас к делу Содружества благородных. Я просто хотел поговорить с Вами, попытаться переубедить Вас, склонить на нашу сторону. Прошу Вас, обдумайте то, что я Вам сказал, и помните, что истинными злодеями являются Коррино. У Каладана есть достойный уважения герцог, и планета нуждается только в нем, а не в деспоте-Императоре. Я желаю только процветания Вам, Вашей планете и Вашему народу.

Лето прочел это обращение вслух, смял бумагу и отложил в сторону.

– Это была всего лишь угроза. Якссон Ару показал, что сможет навредить нам в любой момент, когда это будет ему угодно, если я откажусь сотрудничать.

– А вы откажетесь? – Ментат вскинул свои кустистые брови.

– Молчание будет моим единственным – и самым безопасным – ответом.

Вечером того же дня четыре бомбардировщика военно-воздушных сил Атрейдесов, готовые к вылету, стояли на военном аэродроме в окрестностях Кала-Сити. Самолеты были нагружены зажигательными бомбами и готовы отправиться на бомбардировку папоротниковых плантаций. У машин были бронированные корпуса, а на фюзеляжах красовался ястреб – гордая хищная птица, герб Дома Атрейдесов. После того как будут уничтожены обнаруженные плантации, в леса отправятся новые поисковые команды для возможного обнаружения других полей. Герцог был уверен, что ему удастся искоренить заразу, уничтожить все плантации, на которых выращивали источник смертоносного наркотика.

Лето с гордостью и восхищением смотрел на боевые машины; прохладный бриз овевал лицо герцога. Складчатые крылья помогали машинам быстро летать на бреющем полете, а форсированные двигатели позволяли ускоряться и совершать быстрые маневры в воздухе. Рядом с герцогом стояли Пол, Сафир Хават и Гарни Холлик.

– Мы уничтожим их, милорд, – сказал Рисон, офицер в безукоризненно отутюженной форме со знаками различия, блестевшими на кителе. У капитана Рисона были рыжеватые волосы, резко контрастировавшие с оливково-смуглым цветом кожи. Верхнюю губу оттеняли аккуратно подстриженные усы. Рядом с Рисоном стояли еще три пилота в летной форме.

– Уничтожьте поля и сожгите источник айлара, – сказал Лето. – Я хочу искоренить черный рынок этого каладанского наркотика.

Хават окинул взглядом строй боевых машин и обратился к четверым пилотам:

– У вас имеются координаты известного поля, но будет полезно предположить, что есть и другие плантации папоротника барра вблизи от того, что мы обнаружили. Операции, которые мы раскрыли на рыбном предприятии, их масштаб позволяют с уверенностью сказать, что мы имеем дело с большими плантациями культивируемого папоротника. Количество собранного и обработанного наркотика намного превосходит то количество, которое можно собрать с одной этой маленькой плантации.

– Их почистят наземные команды, возможно, им удастся выследить и схватить Чена Марека, – сказал Лето. – Но сегодня мы нанесем первый удар.

– Мы знаем, что искать, сир, – отчеканил Рисон, и остальные пилоты кивнули, подтверждая его слова. – Маскировочные сети – хитрая штука, но такая локальная операция посреди глухой чащобы не может оказаться слишком сложной.

– Нет, может, – скептически отозвался Хават. – Мы же не знаем, как давно работают эти люди.

– Неважно, сколько времени они работают, мы покончим с ними сегодня, – сказал Лето, с трудом сдерживая гнев. – Каладан не будет источником смертоносного вещества, которое наносит вред моему народу и расползается по всей Империи.

Дункан Айдахо самоуверенно оглядел четыре боевые машины, готовые к вылету.

– Милорд, вы не хотите послать на это дело и меня – в качестве пилота? Операция может потребовать неожиданных маневров.

Пол подошел к Дункану и встал рядом. Глаза его горели.

– Я могу полететь с ним. Дункан меня учил.

– Иногда меня очень тревожит то, чему тебя учит Дункан, – с притворным недовольством проворчал Лето. – Наверное, мне придется нанять другого пилота, чтобы он научил тебя элементарным правилам безопасности.

Дункан сделал вид, что обижен.

– Я готовлю вашего сына к сложным ситуациям, милорд. Он должен быть готов к реальной жизни. – Было заметно, что он ни в малейшей степени не чувствует за собой вины. – Я с удовольствием возьму его как второго пилота. Мы будем частью атакующей эскадрильи.

Пока капитан Рисон и остальные пилоты ожидали приказа на взлет, Пол формально обратился к отцу:

– Я и в самом деле хочу принять участие в атаке, сэр. Я был там, когда мы нашли плантацию барра, и я должен быть там, когда мы его уничтожим.

Лето заколебался.

– Что думаете, капитан?

Офицер смутился.

– Это наше задание, сир. Оно может быть опасным. Мы не хотим подвергать опасности молодого мастера.

Лето усмехнулся.

– Пол, мы должны доверить нашим войскам выполнение хотя бы каких-то действий по защите Дома Атрейдесов. – Он понизил голос и доверительно добавил: – Я слышал, что произошло, когда вы с Дунканом попали в шторм с элекранами.

Пол вспыхнул от смущения, которое, впрочем, сразу же сменилось гордостью. Четыре пилота рассмеялись; обстановка разрядилась сама собой. Лето снова заговорил:

– Ты будешь находиться рядом со мной на командном пункте. Будешь помогать мне исполнять обязанности герцога.

Хават озабоченно заметил:

– Когда они сбросят зажигательные бомбы, сир, помните, что это может вызвать потери и разрушения, могут погибнуть некоторые рабочие ферм. Надеюсь, вы к этому готовы?

Выражение лица Лето стало жестким.

– Если эти рабочие выращивают смертоносный папоротник, то и они несут ответственность за зависимость и гибель множества людей. – Он вдохнул холодный воздух. – Я не считаю их невинными жертвами.

Пилоты пошли к машинам. Рисон высунул руку из кабины, хлопнул ладонью по гербу Атрейдесов и закрыл кабину.

Лето и его спутники отступили назад, когда взревели двигатели боевых машин, взметнув за собой вихрь горячего воздуха. Включились гравидвигатели. Крылья раскрылись, словно нехотя потягиваясь, а затем пришли в головокружительно быстрое движение. Машины оторвались от земли. Построившись в боевой порядок, четыре бомбардировщика полетели прочь, как свирепые хищные птицы. Лето, прикрыв глаза ладонью, проводил их взглядом.

– Мы будем смотреть за ними с наблюдательного пункта, милорд, – сказал Хават. – Все четыре машины оснащены съемочной аппаратурой.

– Отлично, – произнес Лето. Ему не терпелось увидеть, как огонь будет уничтожать смертоносный папоротник.

Штаб и наблюдательный пункт, расположенные на краю летного поля, представляли собой покрытое куполом небольшое строение, набитое административными кабинетами и оперативными материалами. В штабе офицеры были заняты изучением топографических карт, изображений, снятых с большой высоты, сканов высокого разрешения, на которых был виден район, обследованный Лето и его спутниками во время недавней экспедиции. Красным цветом была выделена зона, где они обнаружили плантацию папоротника барра.

Лето сгорал от нетерпения, так ему хотелось нанести уничтожающий удар по этому рассаднику смерти! Очень скоро Чен Марек поймет, что его операции раскрыты и что герцог намерен ликвидировать его, прежде чем наркобарон сможет хоть как-то отреагировать.

Лето посмотрел на Сафира Хавата, но обратился ко всем присутствующим командирам:

– Даже после того, как эта операция будет завершена, я хочу, чтобы поисковые команды прочесали всю местность. Там не должно остаться ни одного уцелевшего папоротника.

– Будет исполнено, мой герцог, – ответил Хават.

На большой настенный экран непрерывно передавалось изображение с камеры первого бомбардировщика. Внизу простирались непроходимые северные леса – деревья, реки, квадраты залитых водой рисовых полей, зубчатые кряжи скалистых гор.

Лето восхищенно смотрел на нетронутый цивилизацией пейзаж. Сколько там ресурсов, как он красив! Лето сейчас думал о себе как об управляющем этим прекрасным имением, понимая, что именно так и отнеслись к нему люди Муадха.

Рисон доложил обстановку:

– Эскадрилья приближается к заданным координатам. Активированы силовые щиты для предварительного облета. После первого круга мы приступим к бомбометанию.

– Будьте внимательны, – распорядился Лето. – Если Марек обнаружит хотя бы одного убитого рабочего, он может вызвать подкрепление

– Он не ожидает атаки с воздуха, – заметил Дункан.

– Снижаемся, заходим, – передал Рисон.

Пол подошел ближе к отцу. Оба внимательно смотрели на экран, разглядывая высокие пихты и луга, поросшие светлой травой. Ручьи и речки текли, словно серебристые ленты по склонам гор. Атака разворачивалась стремительно. Машинам потребовалось несколько минут для того, чтобы пролететь вдоль речного каньона. Лето и его спутникам на преодоление этого пути потребовалось несколько дней.

Четверка бомбардировщиков набрала высоту и прошла над небольшим полем, промелькнувшим на экране. Бронированные машины, перестроившись в боевой порядок, начали пикировать.

– Мы готовы к бомбометанию.

Внезапно из укрытий, расположенных между высокими стволами папоротника, выбежали несколько человек с портативными пусковыми установками в руках.

– Они ждали нас! – воскликнул Дункан. На наблюдательном пункте послышались приглушенные ругательства.

Люди с земли открыли огонь по самолетам, и пилотам пришлось маневрировать, уходя из-под обстрела. Несмотря на то что некоторые снаряды ударили по силовым щитам, боевые машины не были повреждены.

– Попали под обстрел, – доложил Рисон. – Делаем повторный разворот.

Четыре бомбардировщика взмыли вверх, заложили вираж и, ускоряясь, понеслись к замаскированному полю.

– Цель подтверждена, милорд герцог. Готовы к атаке. – Он поколебался. – Нет изменений в планах относительно гражданских лиц внизу?

– Это не гражданские лица, это враги, – холодно произнес Лето в ответ. Первая обязанность герцога… – Это не крестьяне и не рисовое поле. Уничтожить плантацию, как было запланировано.

В динамиках громкой связи слышался нарастающий рев форсированных двигателей, устремивших боевые машины к плантации папоротника. Капитан Рисон отрегулировал защиту и сбросил серию зажигательных бомб. Пилоты трех других самолетов повторили его маневр.

Волны красно-оранжевого пламени прокатились по полю. Лето, не отрываясь, смотрел, как в этом аду вспыхивали фигурки рабочих плантации.

Пол наблюдал, не говоря ни слова.

– Там внизу не останется ни одного растения, милорд, – пообещал Рисон.

– Как я и приказал, – сказал Лето. – Теперь сделайте круг и расширьте зону охвата. Учитывая, что здесь были вооруженные люди, мы можем предположить, что поблизости имеются другие поля. Найдите их и тоже уничтожьте.

Четыре бомбардировщика набрали высоту над поднимавшимися клубами дыма, а затем перестроились и отправились на поиски. Сканеры позволяли видеть местность, спрятанную под покровом древесных крон.

– Вижу несколько похожих полей на следующем хребте, – доложил Рисон.

Одновременно заговорили два других пилота, обнаруживших замаскированную местность:

– Видим обширные возделанные участки. – Последовала пауза, а затем: – Надо ли нам искать дальше или сначала уничтожить и эту плантацию, сир?

Лето смотрел на пятнистую серо-зеленую листву на экране, прекрасно понимая, что́ это.

– Уничтожить! Таково ваше задание.

Атакующие суда приготовились сбросить бомбовый груз.

Затем произошло невероятное. Впереди по курсу с земли поднялись шесть небольших черных воздушных кораблей, похожих на мух, взлетевших с раздутого полусгнившего трупа. Это были бронированные орнитоптеры без опознавательных знаков. Лето не смог рассмотреть просвета между ними и землей.

– У них есть собственная авиация, – изумленно произнес Хават. – Машины недешевы.

– Переделанные под военные орнитоптеры, милорд, – произнес Дункан, даже не пытаясь скрыть тревогу. – Это не подобранный на свалке хлам.

Лето передал командиру эскадрильи:

– Будьте осторожны. Скорее всего, они вооружены и защищены силовым полем.

Суда Атрейдеса на мгновение, чтобы пустить в ход бортовую артиллерию, отключили силовые поля, но снаряды не причинили ни малейшего вреда черным орнитоптерам. Они продолжали следовать своим курсом, стараясь внушить страх противнику. Капитан Рисон попытался совершить маневр, но вражеское судно выстрелом ударило по защитному полю его машины – оба самолета отклонились от курса.

Другие пилоты тоже попытались уклониться от выстрелов, стараясь при этом не потерять управление. Потом они взмыли в небо и сверху обрушили на темные орнитоптеры наиболее мощные из снарядов.

– Наше оружие заставит истощиться их генераторы поля, – передал Рисон. Потом он обратился к остальным пилотам, направив две машины в повторную атаку на черные суда, а сам с четвертым пилотом продолжил бомбометание.

После серии огненных взрывов сенсорная маскировочная сеть разорвалась. Взору наблюдающих открылись огромные поля папоротника – участок за участком возделанной земли.

Находившиеся в штабе затаили дыхание при виде такого размаха деятельности наркобаронов. Стали видны десятки домиков и замаскированных производственных помещений. Край поля был охвачен огнем, но уничтожить надо было намного, намного больше.

Капитан Рисон и его напарник сделали разворот, чтобы повторить атаку.

Вражеские суда продолжали бить по защитным полям орнитоптеров Атрейдеса. Воздушный бой разгорался. Один из черных орнитоптеров попытался таранить судно Рисона, а затем сбросил поле. Вспышки артиллерийских выстрелов осветили корпус вражеского орнитоптера.

– Теперь я могу их уничтожить, сир, – доложил Рисон. – Прицеливание…

Пол лихорадочно переводил взгляд с отца на экран.

– У них лазерные пушки! У нас включены защитные поля. Они не…

Осознав опасность, Лето скомандовал:

– Уходите…

Экран залила ослепительно-белая вспышка. Лето инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Изображение на экране пропало.

Поражен был даже Хават.

– Они знали, что наши корабли защищены силовым полем. Этот подонок умышленно использовал лазерную пушку против поля!

Дункан зашелся кашлем. Казалось его сейчас стошнит.

– Господи, ведь это же как атомный взрыв!

Ментат проанализировал ситуацию, прежде чем Лето успел выразить словами то, что ему только что пришлось увидеть.

– Они знали, что погибнут, – громко произнес Хават. – Они нарушили все мыслимые каноны Великой Конвенции, пожертвовали собой, чтобы поразить нас!

– Дело не только в этом, – сказал Дункан. – Это недвусмысленное предостережение нам. Они – фанатики.

В голове Лето роем пронеслись самые разные мысли. Он вспомнил самоубийство сторожа на первой из обнаруженных папоротниковых плантаций, вспомнил выражение животного страха в глазах продавцов айлара на рыбном предприятии. Что могло быть причиной такой самоотверженности, такого фанатизма? Ведь это всего лишь торговля наркотиком.

Потом он с ужасом подумал, что едва не отпустил на это задание Пола и Дункана. Он почти – почти! – согласился с их доводами! Несмотря на присущее Айдахо летное мастерство, они оба были бы сожжены в аду этого взрыва. Пол…

Лето заговорил сдавленным голосом:

– Чен Марек думает, что может нас запугать. Но он ошибается. – Лето сжал кулак и посмотрел на перстень с герцогской печаткой. – Мы начнем полномасштабную наземную операцию, и как можно скорее. С этого момента вводится военное положение.

Все это ты услышишь от меня еще не один раз: наблюдай за планами, спрятанными в других планах, замаскированных под третьи.

Барон Владимир Харконнен своему племяннику Фейд-Рауте

Когда Марго Фенринг вошла в кабинет мужа в их арракинской резиденции, он корпел над книгофильмами, производственными отчетами и записями о величине поставок. Она долго молча смотрела на него, прислушиваясь, как он что-то напевает себе под нос. Он не заметил ее прихода, хотя был очень наблюдателен и чуток, но Марго умела двигаться, не производя ни малейшего шума. Она могла бы стать убийцей такой же высочайшей квалификации, как и ее муж, если бы выбрала эту профессию.

Марго намеренно зашумела, и Фенринг обернулся стремительно, словно змея, готовая наброситься. Он понял, что это она, но не улыбнулся. В серо-стальных глазах читалась смертельная усталость. Без всякого предисловия он спросил:

– Ты не думаешь, что ментаты Шаддама правы? Не кажется ли тебе, что где-то есть невидимая брешь, что меланж утекает с Арракиса неизвестно куда? Не через барона Харконнена, не через контрабандистов, не через меня. Император обвиняет контрабандистов, но он просто ищет легких ответов. – Фенринг посмотрел на лежавшие перед ним документы. – И если это делает не Эсмар Туек, то как меланж уходит с планеты? И кто его покупает?

Марго подошла к нему и принялась массировать его напряженные сведенные плечи; ей потребовалось все ее искусство, чтобы хоть немного расслабить мужа.

– Твой испорченный ментат, кажется, согласен с выводами ментатов Шаддама, но разве Дардик когда-нибудь ошибался? Ошиблись ли другие ментаты? Или мы упустили самое главное?

– Хм-м-ах, знаешь ведь, что с Гриксом трудно говорить – уж слишком он эксцентричен. Но императорские ментаты заметили скрытую недостачу, неуловимое несоответствие. Меланж тщательно учитывается, все продажи регистрируются с точностью до грамма. – Он недоуменно покачал головой. – Тот, кто этим занимается, хм-м, делает это, надо признать, мастерски.

Она поцеловала мужа в макушку. Граф Хасимир Фенринг был далеко не красавцем с его близко посаженными глазами, но он был самым умным и оригинальным человеком из всех, кого знала Марго. Он участвовал в любых, самых темных махинациях Императора, однако искренне заботился о жене, и Марго платила ему взаимностью.

– Может быть, тебе стоит повнимательнее присмотреться к контрабандистам, дорогой мой супруг, – сказала она. – Если даже не будет ничего другого, то само ужесточение твоих мер уже понравится Шаддаму, взбодрит его – он и так всюду видит предателей. Даже если Туек невиновен, он и его люди в этом деле очень сильно заинтересованы – для них это вопрос жизни и смерти. Может быть, они продают специю Гильдии – хотя я этого не утверждаю, – потому что ей нужна специя для навигаторов? При таком огромном потреблении дополнительный источник меланжа позволяет экономить деньги и сохранять стабильность. Конечно, главный вопрос – это качество нелегальной специи.

Он почесал подбородок и наконец улыбнулся жене.

– Ах-х, мы с тобой одинаково мыслим, моя дорогая. Гильдия действительно может быть замешана в этом деле. Ты сделала великолепную проекцию, не будучи ментатом!

Она продолжала массировать его плечи. Фенринг тяжело вздохнул.

Марго услышала легкое постукивание в створку полуоткрытой двери, обернулась и увидела испорченного ментата, скромно стоявшего в коридоре и переминавшегося с ноги на ногу.

– Вы посылали за мной, граф Фенринг?

Фенринг ссутулился, отвлекся от документов и взглянул на гротескную фигурку ментата.

– Итак? Ты раскопал еще что-то? Что же это за источник дополнительной специи, наводнившей черный рынок? Как она попадает на другие планеты Империи и кто ее продает? Где утечка?

Грикс Дардик стоял на пороге, качаясь, словно маятник.

– Я знаю только, что это происходит, но не знаю как. Эти махинации хорошо замаскированы, преступники работают с умом.

– Хм-мм-ах, как ты считаешь, может быть в этом деле замешана Космическая Гильдия? Моя жена указывает, что ей нужно очень много специи.

– Я учел и проверил эту возможность, но адекватного ответа не получил. То же самое в полной мере касается и крупных торговых домов, вовлеченных в торговлю специей. То же самое можно сказать о больших конгломератах и даже о КАНИКТ. Картель «Новейшие и качественнейшие товары» – очень сложная организация, записи этой компании непрозрачны, недоступны для посторонних глаз. То же касается и Космической Гильдии. Она ведь занимается не только эксплуатацией лайнеров – у Гильдии есть также свой банк. Если они смогут сэкономить много соляриев на покупке специи, то отложат больше монет в свои сундуки.

– Насколько мы знаем, Гильдия и КАНИКТ работают только по легальным каналам, – сказал Фенринг. – Они платят добавочный налог.

Дардик согласно кивнул. Голова его мотнулась так сильно, как будто крепилась на тряпичной шее.

– Да, да, они платят. Конечно, платят. Но они умны и скрытны.

Фенринг поджал губы и озабоченно наморщил лоб.

– Но если Космическая Гильдия и компания КАНИКТ найдут или уже нашли способ обхода имперских каналов и научились избегать уплаты налогов и тарифов, включая и добавочный налог, то это будет связано с большими неприятностями. – Он улыбнулся. – Если вся эта деятельность вскроется и вина этих компаний будет доказана… то последствия для них окажутся поистине катастрофическими.

– Что касается КАНИКТ, то за ур-директором внимательно наблюдают с тех пор, как ее сын-террорист атаковал Оторио. Малина Ару публично от него отреклась. Известно, что она состоит в близких приятельских отношениях с Императрицей Арикатой. Она никогда не пойдет на такой ужасный риск. – Марго задумалась. – Или это часть обмана?

– Хм-мм, такой заговор должен быть очень обширным и разветвленным, и мне понадобится много времени, чтобы распутать и раскрыть его, – сказал Фенринг и метнул взгляд на жену. – Я займусь этим расследованием, но пока мне надо убедить Императора в том, что у меня все под контролем. Он вне себя, он мечется и в таком состоянии склонен к избыточным реакциям. Я много раз наблюдал это в прошлом. Надо отвлечь его, найти козла отпущения, чтобы выиграть время. – Он задумчиво пожевал нижнюю губу.

Дардик, дрожа, попятился назад.

– Я не подхожу на эту роль. – С этими словами испорченный ментат выскользнул из кабинета.

Фенринг кивнул, погруженный в раздумья.

– Здесь я имперский наблюдатель за операциями со специей. Мы найдем подходящую кандидатуру.

Ценность человеческого сердца и души определяется не чужим мнением, но измеряется по своим внутренним качествам.

Мудрость дзенсуннитов

Лето вернулся в Каладанский замок потрясенный, в отвратительном расположении духа. Четыре лучших пилота заживо сгорели в бессмысленном псевдоатомном взрыве.

Он, правитель планеты, недооценил размах производства айлара, недооценил силу Чена Марека и масштабы его контрабанды – уже дважды! – но что еще хуже, он так и не понял причины фанатичного мужества людей Марека. Ни один цивилизованный человек не смог бы допустить даже в мыслях, что кому-то придет в голову использовать лазерный луч для стрельбы по защитному полю, причем преднамеренно. Правила Великой Конвенции были настолько глубоко запечатлены в умах всех жителей Империи…

Кто этот наркобарон, кто его поддерживает, откуда он берет средства? Теперь Лето не станет недооценивать Чена Марека; герцог поклялся себе, что обрушится на этого преступника всей военной мощью Дома Атрейдесов. Очень скоро его вооруженные силы разгромят любую оборону торговцев папоротником барра.

Прибыв в замок, он немедленно вызвал к себе Сафира Хавата, Гарни Холлика, Дункана Айдахо и еще нескольких советников на экстренный военный совет. Войска Атрейдеса выступят, как только будут вооружены солдаты, подготовлена амуниция, заправлены горючим корабли и составлены планы.

Перед встречей Лето уединился в своем личном кабинете и активировал больше светошаров – послеполуденное небо было теперь затянуто темно-серыми, почти черными тучами. Изящно украшенный фонтан в углу тихо журчал, успокаивая и настраивая на безмятежный лад, но ничто не могло успокоить герцога. Четыре человека погибли! Он решил побыть в одиночестве, чтобы подумать. В горле у Лето пересохло. Если бы он разрешил Полу лететь с пилотами…

Вдруг он увидел, что на столе лежит массивный металлический цилиндр, недавно доставленный курьером. Леди Джессика оставила его здесь. Лето отметил, что печать не сломана. Он знал, что Джессика никогда не злоупотребит его доверием и не станет без разрешения читать его личную почту.

Герцог повертел в руках цилиндр, посмотрел на эмблему с изображением бегущего оленя и узнал герб Дома Верденов. Он сел. Цилиндр заинтересовал его. Наконец-то он получил ответ от герцога Фаусто Вердена относительно помолвки его дочери с Полом.

Он ощутил чье-то присутствие в кабинете, обернулся и увидел Джессику, одетую в синее платье, окинул любящим взглядом ее длинные волосы, уложенные в высокую прическу, закрепленную шпильками и резным гребнем. Он сразу вспомнил, что именно в этом платье она снялась для голограммы, которую он взял с собой на Оторио. Казалось, что все это было очень и очень давно, хотя прошло всего два месяца. Зеленые глаза Джессики сияли, она с трепетом ожидала, что же окажется внутри.

Лето поднял почтовый цилиндр.

– Ты, конечно, знаешь, что это.

– Я подозревала, что это послание касается и меня, так же как и тебя, и нашего сына, но не стала его вскрывать.

– Я часто делил свои герцогские обязанности с моей леди, – мягко произнес Лето.

Он приложил палец к распознающей отпечатки пальцев печати, открыл цилиндр и извлек листок бумаги с изображением того же бегущего оленя. Лето уже хотел было прочесть письмо вслух, однако осекся, пробежав его глазами. Он яростно смял письмо, но бумага тотчас разгладилась, как только герцог разжал руку.

– Этот… напыщенный… хорек!

Джессика мгновенно оказалась рядом с Лето. Пока герцог приходил в себя, она прочла следующее:

Герцог Атрейдес, я очень удивился, получив Ваше послание. Итак, моя милая дочь привлекла внимание Вашего сына как потенциальная супруга. Она привлекает внимание многих достойных молодых людей, однако все они, к великому несчастью, ниже ее по положению.

Дом Верденов – выдающийся член Ландсраада, могучий Великий Дом, располагающий местом в совете директоров КАНИКТ. Поскольку я, так же как и Вы, являюсь герцогом, я должен с большой осторожностью и осмотрительностью принимать политические решения. Имя Верденов становится все более почетным по мере увеличения нашего благосостояния. Мы предполагаем, что Падишах-Император окажет нам честь и расширит наши владения теперь, когда освободились столь многие места в Ландсрааде. Я намереваюсь в самом ближайшем будущем лично встретиться с Шаддамом IV.

Лето болезненно поморщился, но на этом письмо не закончилось.

Дом Атрейдесов владеет лишь одной планетой, и, хотя я уверен, что Каладан – замечательное место, оно, по моему мнению, не подходит для постоянного проживания моей дочери. В недавнем прошлом Дом Атрейдесов располагал бльшими богатствами и бльшим влиянием, но после того как Вы по собственной воле отказались от ресурсов Дома Колона, Ваши вес и влияние в Ландсрааде заметно уменьшились, а блеск Вашего имени потускнел. Как мне кажется, это не свидетельствует о мудрости правителя, и я не разделяю подобный подход к управлению.

Далее следовали совершенно тошнотворные по смыслу и форме слова:

Я всячески одобряю Ваше стремление войти в высокое сообщество наших Домов, но не могу смириться с мыслью о помолвке моей дочери с Вашим сыном-бастардом, который даже не является истинным наследником. Мы считаем, что моя дорогая Джуну найдет более приемлемого спутника в самом скором будущем. Я понимаю Ваш интерес и полностью вам сочувствую,

Фаусто Верден, герцог Дросса.

Верден добавил к письму еще одну шпильку ниже своей подписи:

Лорд Атикк мой друг, и я знаю, что сделал с ним Ваш каладанский наркотик.

Лето швырнул письмо на пол, испытывая ярость, правда, совершенно иного рода, чем та, которая была вызвана потерей четырех бомбардировщиков с экипажами. Письмо герцога Вердена стало еще одной из множества мелких подлых нападок, оскорбивших его и его сына. Лето грохнул кулаком по столу.

– Он говорит, что Пол недостоин такой чести!

Джессика подхватила с пола письмо, тоже глубоко переживая оскорбление.

– Но в Ландсрааде у тебя точно такое же положение, как у герцога Вердена.

Она перечитала письмо и задумалась.

– Ничего страшного, – сказала она. – Мы сделаем другой выбор, мы найдем невесту, которая лучше подойдет Полу.

– Это понятно, что Джуну Верден ни в коем случае не является подходящей партией для нашего сына. Ее семья недостойна породниться с Домом Атрейдесов.

Лето понимал, что сама девушка нисколько в этом не виновата. На самом деле Лето не имел ни малейшего представления о ее характере, но герцог Верден ответил в оскорбительном тоне, не совместимом ни с каким кодексом поведения.

– Он оскорбляет моего сына!

Лето вырвал письмо из руки Джессики и снова попытался его смять, но бумага непостижимым образом каждый раз как ни в чем не бывало разглаживалась. Тогда Лето швырнул послание в фонтан.

– Следовательно, он оскорбляет и меня, и весь Дом Атрейдесов! – Герцог понизил голос. – Он – и это совершенно ясно! – обвиняет меня в распространении айлара, хотя я стараюсь его уничтожить.

Джессика заговорила умиротворяющим тоном, и он вдруг задумался, не пытается ли она манипулировать им, пользуясь Голосом Бинэ Гессерит. Как раз сейчас он не желал успокаиваться, хотя ему нравилось то, что делала Джессика. Он чувствовал, что стал ближе к ней, потому что она злилась вместе с ним.

– Такого поведения следовало ожидать, – сказала она. – Фаусто Верден продемонстрировал свои непомерные амбиции. Мы знаем об этом по сообщениям из Ландсраада и по официальным заявлениям Кайтэйна. Как он вообще получил столь влиятельное директорство в КАНИКТ? Теперь он ринулся заполнять вакуум, образовавшийся после трагедии на Оторио, надеясь получить из рук Императора некоторые из оставшихся без правителей планет, вероятно, самые ценные.

– А я вот этого не делаю, – сказал Лето, чувствуя нарастающую горечь. – Неужели это характеризует меня как человека, лишенного всякого честолюбия? Именно так меня воспринимают в Ландсрааде? Потому что я не желаю шарить в карманах трупов? Потому что я недостаточно напорист и не хочу греть руки на пепелище Оторио?

Джессика, несмотря ни на что, старалась успокоить своего герцога.

– Это делает тебя преданным Каладану, таким, каким ты был и остаешься всегда!

– Но теперь эта моя преданность может навредить Полу! Неужели я навредил моим наследственным правам тем, что не участвую в мелкой политике? Даже мой отец знал, как играть в имперские игры.

– Так же, как и ты, Лето, – сказала Джессика. – Когда захочешь. Имперская политика никогда не была в центре твоего внимания.

– Первый долг правителя – верность Ландсрааду и Империи, гласит кодекс. Достаточно ли одного Каладана для Дома Атрейдесов? Я думал, что да, достаточно. Я думал, что Пол будет удовлетворен, но теперь надежда на брак рухнула…

Джессика положила ладонь на руку Лето.

– Это только один ответ, первый, пробный шар. Это благородное семейство совершенно очевидно не подходит Дому Атрейдесов. Их отказ – завуалированное благословение. Не думай больше о нем. Пол даже не знает эту девушку. Он говорит, что мечтает о другой.

Но Лето было не так легко успокоить.

– Этот человек назвал его бастардом.

Злые слова Вердена достигли своей цели. Лето был разбит этой мыслью. Не ошибся ли он, не ухватившись за возможности, открывшиеся после катастрофы на Оторио? Не ошибся ли он, сосредоточившись на своем народе, а не на богатстве и власти? Не стоит ли ему подумать об усилении своего влияния и о расширении владений? Обладая большей властью и бо́льшим богатством, он сможет больше сделать и для народа Каладана.

Однако о некоторых вещах надо подумать уже сейчас, несмотря ни на что. Лето вспомнил свой визит к императорскому двору после того, как узнал о том, что Император Элруд шантажом склонил герцога Паулуса к участию в свержении Дома Колона. Лето восстановил честь семьи и исправил положение. Теперь же Верден его в этом обвиняет.

Однако Ландсраад отныне стал другим. Он, Лето, не хотел воспользоваться кровопролитием и трагедией, но на самом деле многие планеты остались без правителей, их благородные монархи погибли. Если не Атрейдесы, то какие-то другие аристократы займут эти троны. Так почему не он? Почему не заложить для Пола более мощный наследственный фундамент, почему не управлять новыми планетами в традициях справедливости Дома Атрейдесов?

Но на Каладане сейчас были свои проблемы, в том числе и Чен Марек с его смертоносной наркоторговлей. Разве это не первоочередная задача? Первая обязанность герцога…

– Есть много других вариантов, Лето. В Доме Верденов нет ничего выдающегося. Это к лучшему, что нам не придется больше иметь с ним дело. Мы найдем лучшую партию для Пола.

– Я могу вычеркнуть его имя из списка, – согласился Лето, – но оскорбление останется.

Ему стало жарко, несмотря на прохладу. Это был второй тяжелый удар, последовавший сразу после трагической гибели пилотов.

– Я поручу Хавату составить новый список. Я хочу видеть все имена и на этом основании сделаю свой выбор.

В глазах Джессики вспыхнул огонь, и она отвела взгляд в сторону.

– Я буду рада помочь тебе, мой герцог. В самом деле, пока ты будешь готовить операцию против наркобарона, возможно, стоит использовать опыт Сафира Хавата в военных действиях. Позволь мне заняться списком кандидаток.

– Хават уже все знает, – сказал Лето. – Я хочу, чтобы этим занимался он. – Герцог смягчил тон и взгляд, понимая, что напрасно обидел Джессику. – А пока ты поможешь мне рассказать обо всем Полу.

Джессика улыбнулась и положила руку на плечо Лето.

– Я всегда стараюсь облегчить твое бремя, Лето. Я сама позабочусь об этом и все скажу Полу. – С этими словами она направилась к двери. – Ты уже повоевал сегодня и должен как можно скорее подготовиться к еще более тяжким сражениям.

Стоя в дверях комнаты Пола, Джессика смотрела на сына. Ему уже исполнилось четырнадцать, но он был мал для своего возраста и в глазах Джессики до сих пор оставался ребенком, хотя умом она понимала, что мальчик уже вырос и превращается в мужчину. В школе Ордена сестер ее учили оценивать детали объективно, абстрагироваться от личных чувств и находить наилучшие ответы. Но в этом случае ответ был сложен.

Обучение Бинэ Гессерит было направлено на преодоление слабости любви. Некоторые сестры принимали это за запрет открывать другим свое сердце, за приказ быть холодными, отстраненными и поверхностными в чувствах. Однако другие сестры утверждали, что опыт любви – основополагающий человеческий опыт и его нужно пережить, не поддаваясь любви и преодолевая ее слабость. Это была очень зыбкая почва.

Из Бинэ Гессерит Джессике прислали список имен девушек, генетические линии которых Орден хотел пресечь, со строгим предписанием исключить эти имена из рассмотрения, не считаясь ни с какими трудностями. Некоторые имена из этого черного списка действительно были предложены Сафиром Хаватом по ходу предпринятого им отбора. При таком обилии вариантов ей не составило труда обратить внимание Лето на другую кандидатку, которой оказалась Джуну Верден. Джессика была счастлива, что ей удалось так легко выполнить свою миссию.

Теперь вопрос опять встал ребром из-за политических амбиций, не предусмотренных Джессикой.

Но сначала надо объясниться с Полом.

После того как она все рассказала и объяснила сыну, Джессика внимательно оценила гамму чувств, отразившуюся на лице Пола: оскорбление, растерянность, но также и облегчение. Она понимала, о чем думал в этот момент ее сын, так как воспитала в нем способность к глубокому анализу.

Пол положил руки на стол и посмотрел на мать.

– Прошу тебя, мама, сядь, нам надо обсудить это.

– Я понимаю, что это тяжелый удар, Пол…

– Это удар для моего отца, – ответил он. – По его чувству собственного достоинства. По сути дела я, конечно, нахожу такой ответ оскорбительным и разочаровывающим, но я не знал эту девушку, не был влюблен в Джуну Верден, и на меня не производят особого впечатления любовные песни, которые постоянно поет Гарни. Эти песни не обо мне.

– Да, это так, – признала Джессика, садясь рядом с Полом. – Речь идет о Доме Атрейдесов, о нашем ранге, нашем благосостоянии, нашем престиже.

– Нет, мама. – Пол покачал головой. – Речь идет о Доме Верденов, об ограниченном аристократе с низкой самооценкой, о человеке, который убедил себя в том, что сможет выловить крупную рыбу внезапно доставшейся ему сетью. Герцог Верден мог отклонить наше предложение уважительно, но он умышленно решил унизить наш Дом. Такой поступок многое говорит о характере этого человека. Он слабый запуганный мелкий человек, и такой ответ дает ему возможность почувствовать себя более важным, сильным и могущественным.

Джессика удивленно вскинула бровь.

– Очень проницательный анализ.

– Ты же сама учила меня искусству анализировать. Женится на тебе мой отец или нет, но ты – самая подходящая для него пара.

Джессике стало тепло от таких слов.

– Бинэ Гессерит, даже не понимая того, превзошли сами себя, когда назначили меня в наложницы герцогу. Они считали это просто удачной деловой операцией. – По ее лицу скользнула мимолетная улыбка. – Иногда Орден сестер проявляет качества, о которых и сам не имеет представления.

Я ненавижу, когда меня принуждают или уговаривают совершать действия, которые я считаю нецелесообразными. Когда ко мне обращаются с такими предложениями даже мои ближайшие советники или друзья, я могу проявить поддельный интерес, но поступлю только сообразно с моими собственными идеями и руководствуясь собственными соображениями.

Падишах-Император Шаддам Коррино IV

Одетый в свой самый роскошный наряд Император шествовал по дворцу мимо придворных, но самым лучшим его украшением была Императрица Ариката. В белой горностаевой мантии, в диадеме, инкрустированной хагальским хрусталем и камнями су, она блистала красотой и царственным величием. Именно такой всегда видел ее Шаддам. Сам он украсил свой мундир, помимо прочего, медалями за военные кампании, которыми он руководил, сидя на троне. Все такие кампании объявлялись победоносными. Медали внушали ему чувство гордости за величие Дома Коррино, укрепляли его власть и тешили его самолюбие.

О других, менее удачных походах и сражениях предпочитали умалчивать.

С недавнего времени, пользуясь обширной сетью своих следователей и шпионов, подключив к работе сардаукаров, он удвоил усилия для искоренения деятельности аристократов, сочувствовавших Содружеству благородных. С большой тревогой Шаддам узнал, что о мятеже шепчутся практически везде, заговор оказался глубже и шире, чем он предполагал, и теперь требовалось нечеловеческое упорство для уничтожения изменников. Как только следователи обнаруживали какие-либо факты, свидетельствующие против потенциально неверного аристократа, Шаддам тотчас заносил его имя в черный список. Скоро, очень скоро он передаст список сардаукарам, чтобы они окончательно решили этот вопрос. Он не станет миндальничать с изменниками.

Ариката загадочно улыбнулась.

– Ты совсем потерялся в своих мыслях. Надеюсь, в них нашлось место и для меня?

– Конечно, конечно, – поспешил заверить ее Император с такой искренностью, что Ариката сразу поняла: он лжет.

Император и Ариката шагали мимо рядов придворных, как на параде. Толпа разряженных в пух и прах представителей инопланетной знати наперебой сыпала заверениями в преданности, и голоса их сливались в нестройный и надоедливый хор. Шаддам давно научился отсекать этот гомон как бессмысленный шум, умудряясь при этом правильно отвечать на обращенные к нему слова, коротко глядя в глаза очередному собеседнику. Так как Ариката обладала феноменальной способностью запоминать имена, он позволял и ей добавить пару слов в этих обменах репликами, прежде чем они проходили дальше.

Они дошли до конца портретной галереи – длинной череды изображений Императоров из Дома Коррино. Галерея отличалась невероятной длиной и казалась неправдоподобной оптической иллюзией. Да, много было Императоров за десять тысяч лет…

Поблизости, одетая в свою неизменную черную накидку, молчаливо и скромно стояла Мохайем. Отсюда она могла слышать каждое произнесенное слово. Император полагался на Вещающую Истину, она помогала ему определять, кто из аристократов был достоин доверия. Содружество благородных уже успело изрядно расколоть самое основание Империи.

Гвардейцы охраны, выстроившись в прямоугольное каре, оградили императорскую чету от толпы придворных, и аристократы по одному подходили к Императору, пропущенные сквозь кордон. На этот раз, из-за того, что ему требовалось выбрать конкретные имена тех, кому предстояло занять освободившиеся места в Ландсрааде, Шаддам заставил себя сосредоточиться на том, что ему говорили. Он оценивал каждое слово и предложение, брал на заметку настроение и манеру поведения. Было очень важно внушить всякому кандидату спокойствие и чувство собственной важности, но при этом не пообещать ничего конкретного. Император ничего и не обещал, но молча выносил суждение.

Он поговорил с подобострастными главами Домов Боннеров и Суруда, со сдержанным и немногословным лордом Онивонди, и ни один из них не произвел на него благоприятного впечатления. Они были отосланы прочь. Следом за ними к Императору подошел высокий, энергичный человек с маленькой клиновидной бородкой и в нарядной одежде, представленный как герцог Фаусто Верден с Дросса. Герцог низко поклонился, словно только за тем, чтобы показать свою гибкость.

– Сир, вы удостоили меня высокой чести, пригласив ко двору, и я рад и польщен, что вы рассматриваете меня как кандидата на освободившиеся места в Ландсрааде и на расширение моих владений. – Он изъяснялся языком воспитанного и образованного человека, чем произвел на Шаддама впечатление притворщика.

Императрица Ариката улыбнулась и вмешалась в разговор:

– Мы пригласили вас, герцог Верден, как и многих других, в знак нашей милости и простой любезности. Мы считаем одинаково важными всех членов Ландсраада.

Верден засмеялся и решил блеснуть вымученным остроумием:

– Определенно, некоторые аристократы более равны, нежели другие. Например, я вхожу в совет директоров КАНИКТ, несмотря даже на то, что моя планета своим экспортом не превосходит множества других планет. Тем самым я демонстрирую способность как к руководству, так и к торговле. Я мог бы с таким же успехом делать это и на других планетах, где безотлагательно нужна новая администрация. – Он пригладил рукой остроконечные усы. – Все во имя Императора. Первая ответственность герцога – это ответственность перед Империей.

Шаддам испытывал двойственные чувства во время разговора с этим амбициозным аристократом. Он вспомнил записку, поданную ему молодой помощницей Айной Тере относительно наиболее подходящих кандидатов. По мнению Тере, Верден был верен трону, но постоянно выказывал безразличие, а иногда и попросту уклонялся от исполнения имперских обязанностей, и это побудило императорских следователей внимательно присмотреться к досье герцога. Верден родственно был близок к двум Великим Домам, главы которых допускали критические высказывания в адрес Дома Коррино.

Кроме того, герцог Верден под благовидным предлогом уклонился от посещения Оторио.

Император также отметил, что Мохайем тихо стоит рядом и внимательно слушает каждое слово, произнесенное Верденом.

Герцог между тем продолжал говорить:

– Я записал свои предложения о том, как я могу распространить мои методы управления за пределы Дросса – естественно, в сотрудничестве с Империей – к нашей взаимной выгоде. Мой посол вручит эту записку имперскому канцлеру. Надеюсь, вы найдете время благосклонно ознакомиться с ней, сир.

– Ваша записка удостоится того внимания, какого она заслуживает, – холодно произнес Шаддам.

Верден был самоуверен, как индюк. Он был разодет в шелка, расшитые золотом и драгоценными камнями, и, похоже, пытался превзойти в этом отношении самого Императора. Что-то в его голосе и манерах заставило Шаддама насторожиться.

Едва переведя дыхание, Верден продолжил:

– Сир, как обладающему правом голоса члену Ландсраада позвольте мне выразить мое серьезное и искреннее желание продемонстрировать собственную ценность для Империи, сделать более весомым мой вклад в повышение благосостояния ее народов. Надеюсь, что теперь, после немыслимой трагедии, я смогу еще вернее, еще лучше служить вам, сир.

После этого он перечислил те гуманитарные мероприятия, которые финансировали и поддерживали он и его супруга.

Заметив хищный блеск в глазах герцога Вердена, Шаддам сказал:

– Здесь не место для подобных дискуссий, вы не находите?

Конечно, именно это и было целью сегодняшнего приема – оценить каждого кандидата из списка, представленного поисковым комитетом. Места в Ландсрааде должны быть заполнены, а он уже отмел множество соискателей. Ему были нужны только преданные и верные.

– Прошу прощения, ваше величество, но если вы дадите мне еще несколько секунд, то я уверен, вы будете удовлетворены.

Шаддам бесстрастно посмотрел на герцога, но позволил ему говорить. Император хотел, чтобы Мохайем получила как можно больше информации.

– Герцог Верден, я просто горю желанием слушать вас и дальше, но, возможно, вначале вы соблаговолите мне объяснить, почему не присутствовали на торжественном открытии музея Коррино на Оторио? Как умудрились остаться невредимым в то время, как тысячи людей погибли?

Верден побледнел.

– Я… я собирался прибыть на Оторио, сир, но в тот момент моя собственная жизнь была в опасности. Мой дворец на Дроссе был окружен и атакован мятежниками, и все мои ресурсы, все мое внимание были направлены на подавление этого мятежа. Это мое внутреннее дело, но повстанцы задумывали и более масштабные действия, направленные против императорского трона. Я расправился с ними, и теперь мои тюрьмы заполнены до отказа; там содержатся почти пятьсот смутьянов и агитаторов. В настоящий момент я готовлю отчет. Вы сами увидите, какую пользу извлечет ваш трон из моей деятельности.

– О боже, так вы были сильно заняты, – саркастически заметил Шаддам.

Герцог Дросса – какое смехотворное название, подумалось Шаддаму, – был настолько поглощен желанием завладеть вниманием Императора, что совершенно забыл о Вещающей Истину, стоявшей неподалеку. Великолепно! Мохайем обладает потрясающим даром держаться в тени, и люди часто забывают о ее присутствии.

Шаддам решил наконец прекратить этот бессмысленный разговор.

– Предлагаю вам направить вашу энергию на завершение этого важного документа. Я продолжаю отбирать кандидатов среди тех членов Ландсраада, кто претендует на владение освободившимися файфами. Вас известят о моем решении.

После того как явно недовольный герцог Верден отошел, Император сделал знак гвардейцам удержать просителей, чтобы поговорить с Мохайем. По угрюмому выражению ее лица Император видел, что ей есть что сказать.

– Верден – самый вульгарный и очевидный из лжецов, – негромко заговорила Вещающая Истину. Ариката подошла ближе, чтобы лучше слышать, и Шаддам не стал возражать. – Он на ходу сочиняет эту историю о мятеже и нападении на его дворец. Я подозреваю, что он затягивает с представлением доклада, потому что ему надо согласовать детали этой фикции и скомпоновать показания свидетелей.

Осознание масштабов заговора с новой силой поразило Шаддама.

– Он не ожидал, что я его об этом спрошу. Теперь он попался.

– И это еще не все, – сказала Мохайем, оглянувшись, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает. – Фаусто Верден, член Ландсраада и гордый потомок старых героев Империи, явно симпатизирует участникам этого вымышленного заговора против императорского трона. Я слышала интонации его голоса. Заключенные «мятежники», которых он держит напоказ, вероятно, являются его резервной армией.

Император вздрогнул.

– Он помогает Содружеству благородных? Ты не думаешь, что он поддерживал нападение Якссона Ару? Он нарочно и демонстративно проигнорировал мое приглашение посетить Оторио, видимо, зная о взрыве.

Лицо Императора горело. Он решил уйти. Он высвободил руку, которой поддерживал Арикату, чтобы оставить супругу в зале.

– Мне нужно принять несколько посетителей, моя дорогая. Ты же останься и обратись к собравшимся от моего имени. Скажи им что-нибудь приятное, а потом пригласи всех на банкет. Успокой их и ублажи, как ты это умеешь.

Она улыбнулась, приняв это новое задание. Поняв, что Император спешит, гвардейцы быстро расчистили ему путь, оттеснив знать в стороны, чтобы Шаддам мог без задержки покинуть зал.

Придя в свой личный кабинет, Шаддам вызвал командиров сардаукарской гвардии, чтобы немедленно воспользоваться представившимся поводом. Офицеры вошли в кабинет, печатая шаг в своей строгой форме. Вид их вселил в Шаддама энергию. Наконец-то можно будет отбросить все двусмысленности и дипломатию. Сейчас он сделает внятное заявление.

Впереди, около украшенного резьбой стола, стоял полковник-баши Колона, держа в руке офицерскую фуражку. К нему ближе подошли еще два офицера того же ранга.

Шаддам уселся в роскошное кресло и окинул взглядом явившихся сардаукаров.

– Я обнаружил участника мятежа. Это герцог Фаусто Верден. Вещающая Истину подтвердила мои подозрения.

Он ожидал, что на лицах офицеров отразится недоумение или недовольство, но гвардейцы сохранили абсолютно бесстрастный, непроницаемый вид.

– Подготовьте ударный отряд. Дождитесь, когда герцог Верден вернется домой, и совершите карательный рейд. Уничтожьте этого изменника и все его семейство. Это будет недвусмысленным намеком Содружеству благородных о недопустимости неповиновения воле Императора.

Двое из офицеров вытянулись в струнку, приняв к сведению приказ. Однако Колона колебался.

– Сир, все семейство тоже? У Вердена есть малолетние дети и пожилые родственники. Они не могли и не могут причинить Империи никакого вреда. Есть ли необходимость наказывать всех?

– Уцелевших быть не должно! Я хочу пресечь род Верденов, истребить это семейство всех до единого и вычеркнуть их из списков знати Империи. – Он поставил локти на стол. – Это послужит предостережением для всех остальных.

Кивнув, Колона сделал полшага назад.

– Слушаюсь, мой Император.

Шаддам вспомнил о «мятежниках», упомянутых Верденом, о якобы заключенных, содержавшихся в тюрьмах. Скорее всего, они тоже участники заговора.

– Разбомбить все тюрьмы – уничтожить всех заключенных.

Колона отсалютовал первым. Шаддаму нравился этот офицер, этот надежный человек.

Офицеры вышли.

Император взглянул на разложенные на столе документы, взял список, подготовленный Айной Тере, – список аристократов, которых предстояло возвысить.

После удара по владению Фаусто Вердена в Ландсрааде освободится еще один файф.

Исторически сложилось так, что прогресс идет рука об руку с самыми дерзновенными предвидениями. Только слабые лидеры принимают решения, основываясь на принципе: «Так делали всегда».

Якссон Ару. Из листовки «Апология Содружества благородных»

Укрывшись на борту своего личного корабля КАНИКТ, расположенного в чреве лайнера Гильдии, Малина Ару размышляла и работала, уверенная в том, что никто не подозревает о ее присутствии на огромном корабле. Гильдия всегда помогала ей сохранять инкогнито.

Ум Малины был ее кабинетом, и она работала везде, где бы ни находилась. Теперь она была на пути к Тупайлу, то есть почти дома, куда стремилась всей душой. Ее планета не значилась ни в одном маршрутном листе Гильдии, но представитель Гильдии молча отметил ее присутствие, когда ее частное судно причалило к доку лайнера. Все записи о ее прибытии будут зашифрованы, а затем удалены. Безопасность и секретность были главными приоритетами для Малины Ару.

Ностальгия – это проявление слабости, и все же ур-директор скучала по островку безопасности, ожидавшему ее на Тупайле, скучала физически и психологически. Ей не терпелось усесться на любимой веранде, чтобы любоваться дымно-пурпурным горизонтом, побыть там, где все тревоги и заботы отходили на второй план, превращаясь в едва слышный шум.

Недоставало ей и двух обожавших ее остистых псов, Хара и Кара, к которым – единственным существам на свете – она питала по-настоящему теплые чувства.

В своей личной каюте Малина изучала документы, вникала в хитросплетения и тончайшие связи торговли, искала тайные намеки и оттенки, совокупность которых означала миллионы соляриев – доходы или потери. Малину заинтриговало то, что из-за подорожания меланжа многие аристократы Малых Домов отказались от употребления специи и переключились на другие, менее известные вещества. В частности, стало известно об айларе, или каладанском наркотике. Продажи айлара взлетели до небес, хотя Малина никак не могла понять, как вещество перевозилось по регулярным каналам КАНИКТ. Это интересно.

Запомнив финансовый анализ, она приложила печать к правому верхнему углу документа: вещество, содержавшееся в печатке, активировало кислоту чернил, и в течение нескольких секунд бумага бесследно исчезла.

Даже несмотря на то, что Содружество благородных было потрясено до основания немыслимой выходкой Якссона, сторонники движения продолжали сеять семена сомнений среди правящих семейств. Террористический акт встряхнул сонных, самодовольных аристократов, которые поколениями рассуждали о независимости и которым нужен был толчок, чтобы пробудить их от благостной спячки. Другие потенциальные сторонники были на самом деле воодушевлены энтузиазмом (или, быть может, фанатизмом?), выказанным Якссоном.

Как мать она любила его, но не одобряла такого бессмысленного кровопролития, которое лишь подчеркнуло его опасную нетерпеливость. Она не могла оправдать то, что он сделал, но теперь, по прошествии времени, начала видеть некоторые результаты, и результаты, надо сказать, положительные. Неожиданно у Содружества благородных появились новые сторонники, и мало-помалу движение снова стало разрастаться. Вероятно, ее сын, сам того не предполагая, стал катализатором этого роста. Отречение от сына и объявление его вне закона на заседании Ландсраада было всего лишь частью ее далеко идущего плана. Ур-директор Малина Ару никогда ничего не делала без дальнего прицела.

Конечно, Якссону не следовало проявлять такое своеволие, но, возможно, он был прав, во всяком случае, в определенном смысле. Для окончательного разрушения Империи требовалась сильная рука, дубина, а не хирургический скальпель. Громовой удар, нанесенный Якссоном, породил титаническую волну, сотрясшую галактическую Империю, показавшую, чего может добиться Содружество благородных, если в сердцах его членов вспыхнет огонь.

Целям Малины служил и реакционный закон Шаддама о добавочном налоге на специю. Этот налог вбивал множество клиньев в основание Империи и раздражал аристократов, которые прежде и не помышляли о выходе из Империи. С другой стороны, имея столько освободившихся мест в Ландсрааде, Шаддам теперь сможет заполнить его верноподданными и цепными псами, а это сильно осложнит деятельность Содружества благородных…

Лайнер летел согласно заданному маршруту, когда Малина получила сообщение по частному каналу связи от своего контакта в Гильдии: «Ур-директор, мы прибыли на планету Борхис, где сделаем запланированную остановку. Погрузка и выгрузка будут продолжаться два дня. Мы настаиваем на встрече с вами в течение этого времени. Эскорт прибудет на ваше судно и проведет вас на палубу пилотов».

Передача закончилась, и связь прервалась, прежде чем Малина успела ответить. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, Космическая Гильдия что-то пронюхала о ее соглашении с бароном Харконненом и о поставках незарегистрированного меланжа. Хотя и эта специя была баснословно дорога, она была вне досягаемости для Шаддама. Несмотря на то что технически секретная деятельность Малины вредила интересам Гильдии, она надеялась сохранить соглашение в тайне, хотя и не была настолько наивной, чтобы не понимать, что у Гильдии тоже есть свои окольные пути транспортировки специи.

Является ли это приглашение провокацией или пробой сил в какой-то игре? Космическая Гильдия, как и КАНИКТ, была одним из надежных столпов Империи. Эти организации работали раздельно, но деятельность их была неразрывно связана, это были партнеры равного уровня. Ни один представитель Гильдии не мог управлять действиями ур-директора КАНИКТ, но и Малина не могла проигнорировать приглашение. Она встала и стряхнула со стола горку пепла, оставшегося от уничтоженного документа. Малина все же надеялась, что эта встреча предоставит ей какие-то новые возможности, а не обременит новыми обязательствами.

Меньше чем через десять минут после получения сообщения, когда она закончила все приготовления к загадочной встрече, на пороге кабинета появился начальник ее охраны.

– Ур-директор, у входного люка стоит представитель Гильдии и утверждает, что у вас назначена встреча. Я ничего об этом не знаю. – У начальника был озабоченный вид. – Надо ли отрядить команду для вашей охраны?

– Нет, моя безопасность гарантирована, – ответила Малина. Что бы ее ни ожидало, это не будет любительской попыткой покушения. – Вы по-прежнему ничего не знаете о встрече, и никогда о ней не знали. Вы не знаете, что она происходит.

Мужчина поклонился и отступил назад.

– Я не знаю, что она происходит.

Как и все другие суда, погруженные на борт лайнера, корабль Малины Ару был прикреплен к внутренней стенке огромного корпуса. Каждый корабль помещался в отдельном доке, с которым был соединен многочисленными гибкими шлангами. Теперь соединительный гибкий проход был перекрыт только с внешнего конца, что позволило Малине выйти в помещение самого лайнера.

Пройдя соединительный туннель, Малина увидела лысого человека с незапоминающимся лицом, одетого в серый форменный костюм со знаком бесконечности – эмблемой Гильдии – на лацкане. Человек стоял, опустив руки вдоль тела, подавшись вперед и расправив плечи.

– Ур-директор, я пришел, чтобы проводить вас на палубу пилотов. Мы пойдем запасным коридором, чтобы не нарушать вашу приватность.

Повернувшись и ожидая, что она последует за ним, человек неспешным, но твердым шагом зашагал вдоль ярко освещенного безликого коридора. Миновав несколько секций, одетый в серое человек резко повернулся и направился прямо к стене. Он не колебался ни секунды, пройдя буквально сквозь нее. Малина подошла ближе и увидела боковой проход, замаскированный голограммой стены. Она последовала за провожатым сквозь иллюзорную стену и оказалась в полутемном проходе, который вывел ее к лифту. Сотрудник Гильдии жестом предложил Малине войти в кабину. За все это время он не проронил ни слова.

Двери лифта закрылись, и капсула понеслась по лайнеру, повторяя искривленные контуры корпуса. Сначала лифт проследовал вдоль оси гигантского суда, а затем как вкопанный остановился на месте. Малина вышла на пилотскую палубу, оказавшись в овальном зале. Было такое впечатление, что она прибыла на какую-то заурядную деловую конференцию.

Ожидавшая ее женщина была высокого роста, мощная и мускулистая, словно воительница-амазонка; форменный мундир Гильдии сидел на ней как влитой. Малина не смогла сразу сосчитать шевроны на рукаве женщины, но было ясно, что она занимает в Гильдии высокое положение; во всяком случае, в этом помещении она была главной.

Палуба была обрамлена плазовыми иллюминаторами – с одной стороны сквозь них виднелись звезды, а с другой – наполовину освещенный диск планеты. Лайнер покоился на орбите Борхиса, планеты Дома Колона. Яркие точки кораблей причаливали к лайнеру или вылетали из его чрева и направлялись к поверхности планеты. Однако внимание Малины сразу привлек огромный чан в центре рубки. Чан был герметично заперт изнутри и наполнен густым туманом меланжевого газа, в котором плавала деформированная фигура навигатора Гильдии.

Малина прищурилась и пристально вгляделась в эту фигуру. Ее ожидал весьма интересный разговор.

– Я здесь, вы хотели встретиться со мной? – спросила она и посмотрела на высокую женщину, сотрудницу Гильдии, а затем снова обратила взгляд на уродливую фигуру в облаках газа внутри прозрачного чана. Она поняла, в чем будет заключаться суть предстоявшего разговора.

Навигаторы представляли собой человеческих существ с чрезмерно развитым интеллектом; они были настолько накачены специей, что обитали где-то в отвлеченном мире математики, физики и предзнания. В очень редких случаях снисходили они до разговора с обычными людьми. Даже высокопоставленные чиновники Гильдии, наподобие высокой женщины, едва ли могли на равных общаться с этими необычными существами.

– Ур-директор, – странным, приглушенным динамиком голосом заговорил навигатор, – вы представляете КАНИКТ, я представляю Космическую Гильдию. Мы – основа и уто́к ткани, из которой сплетена Империя.

Малина сделала шаг и подошла ближе к чану. Амазонка стояла неподвижно, наблюдая за нею.

– Специя – это нить, – сказала Малина. Она ощущала сильный запах корицы, исходивший от меланжевого газа, сочившегося из вентиляционных трубок.

Навигатор подплыл ближе к стенке чана, силуэт стал больше, и Малина смогла рассмотреть огромную голову и глаза, сморщенное тело, плававшее в густой газовой субстанции.

– Мы должны поговорить о специи и ткани… о том, можно ли ее расплести и снова сплести. Вы, ур-директор, представляете собой запутанный клубок этих нитей.

Малина нахмурилась.

– Никогда не думала, что навигаторы Гильдии так сильны в метафорах.

– Атазия вам все объяснит, – произнесла уродливая фигура. Сопровождаемый треском в динамике, странный голос умолк. Навигатор исчез в клубах меланжевого газа.

– Наши навигаторы провидят надежные маршруты сквозь галактики, в то время как наши двигатели свертывают пространство и несут нас из одного места Вселенной в другое, – заговорила женщина-чиновник Гильдии Атазия. – Без специи навигаторы не смогут ничего видеть. Космическая Гильдия целиком и полностью зависит от специи.

Малина начала проявлять нетерпение.

– Все это мне известно. В Империи это знает каждый школьник.

– Специя необходима, – сказала Атазия, а затем произнесла нечто удивительное: – Но Империя – это не единственная возможная форма государственного управления. Империя была создана после Батлерианского джихада в качестве удобной конструкции. Дом Коррино захватил главенство в Лиге Благородных, и с тех пор основные властные структуры в течение тысячелетий остаются неизменными.

Ур-директор снизу вверх посмотрела на женщину, которая была выше ее на целую голову, но Атазия не стремилась устрашить Малину.

– КАНИКТ долгое время является частью этой конструкции. Стабильность Империи благоприятствует торговле лучше, чем хаос гражданской войны.

– Независимость и свобода торговли тоже благоприятствуют коммерции, как вам хорошо известно, ур-директор. – Женщина говорила бесстрастным и сухим тоном. – Вы знаете, каких целей стремится достичь Содружество благородных. Мы видели, что сделал ваш сын на Оторио, и мы не одобряем таких действий.

По спине Малины пробежал холодок. Она резко ответила:

– Но я тоже этого не одобряю! Я уже отреклась от Якссона на Кайтэйне и не имею никакого отношения к его террористическому акту. У меня нет связи с ним.

– Вы не полностью порвали с ним, – заметила Атазия. – Нам известно о длительной и тайной связи КАНИКТ с деятельностью Содружества благородных.

– Это не доказано, – возразила Малина, прекрасно понимая всю шаткость подобного аргумента.

– Политические проекции и модели управления показывают, что мириады независимых планет могут получить большую пользу от экспансии цивилизации. Структура Империи, а особенно структура правления Дома Коррино не являются оптимальными ни для Космической Гильдии, ни для КАНИКТ. Учитывая огромные расстояния, отсутствие средств мгновенной передачи сообщений и масштабы самих планет и населяющих их обществ, сохранение авторитарного правления – не лучший выход для нас. Такое правление – лимитирующий фактор.

– Зачем вы все это мне говорите? – поинтересовалась Малина, чувствуя, что начинает выходить из равновесия. – Бизнес сильно пострадает, если разразится гражданская война.

– История учит нас, что война может и помочь бизнесу, – хладнокровно заметила Атазия.

Малине было нечего возразить на это.

– Что же вы хотите от меня услышать?

Ару не могла понять, чего хотят добиться ее собеседники этим беспредметным разговором.

– Мы хотим, чтобы вы выслушали нас. Именно для этого мы и пригласили вас сюда.

Атазия повернулась к чану и застыла в довольно долгом ожидании. Наконец послышался треск включенного динамика и раздался голос навигатора, полностью скрытого в густых клубах оранжевого тумана.

– Мы прозреваем верный путь в пространстве, – произнес сюрреалистический, нечеловеческий голос, – а также надежные и безопасные пути в будущее… Это очень опасная территория.

Риск преодолевается неустанными тренировками и тщательным наблюдением. Но тем не менее плутовка-Вселенная ставит нас перед неизбежным фактом – рискованна сама жизнь, которая в какой-то момент заканчивается смертью. Для всех. Никто на свете не может жить вечно.

Воспитанник школы Гинаца, мастер фехтования Ривви Динари

Ночью того же дня, когда в адском пламени сгорели четыре бомбардировщика, Полу снова снилась рыжеволосая девушка с кукольным личиком и большими глазами. Некоторые сновидения были подернуты дымкой таинственности и неопределенности, другие же отличались поразительной четкостью, и Пол прекрасно помнил их при пробуждении. Они стояли у него перед глазами, как голографические картинки.

На этот раз сон как раз и был таким – отчетливым и запоминающимся. Он ясно видел девушку, которая в один прекрасный день станет для него самым главным человеком в жизни.

Все эти разговоры об устройстве политического брака и грубый, с переходом на личности, отказ герцога Вердена заставили Пола всерьез задуматься о будущей жене, кем бы она ни оказалась в конечном счете. Как у сына герцога у Пола были лучшие учителя Империи; к тому же у него перед глазами есть пример отца, но все же Полу было всего четырнадцать, и никакое обучение, никакое воспитание не могли отменить того факта, что он еще мальчик, обуреваемый нерешительностью и сомнением.

Была ли эта девушка из сновидений той, на которой он когда-нибудь женится, или его супругой станет другая женщина?

Надо непременно узнать, кто она. Он был полностью уверен, что именно ее видел в Кала-Сити, когда ездил туда с Сафиром. Хотя она промелькнула как видение, ее волосы, черты лица и глаза были в точности такими же, как у девушки из сновидений. Была ли она той самой девушкой? Может быть, Пол просто принял желаемое за действительное? И все же он должен ее найти.

Герцог Лето заканчивал подготовку к масштабному наступлению на плантации Чена Марека. Лето, Сафир и Гарни с головой погрузились в стратегическое планирование. Они гадали, какое оружие использовать, так как применять силовые щиты было чрезвычайно рискованно. Однако герцог настаивал на мобилизации всех сил и скорейшем – уже в течение следующего дня – возмездии. Ожидалась грандиозная операция.

Пол оказался за бортом этих лихорадочных, но эффективных приготовлений. Очнувшись от яркого сновидения, он не мог забыть его. Сон не давал ему покоя, но эту проблему можно было попытаться решить. Рядом с ним оставался Дункан Айдахо – верный друг и телохранитель. К нему-то Пол и обратился:

– Пойдем в город, Дункан. Мне надо… найти одного человека.

Мастер фехтования был немало удивлен, но не стал возражать.

– Как вам угодно, молодой господин.

Пол немного поколебался, но у него не было тайн от Дункана, они делились друг с другом самым сокровенным.

– Я ищу одну девушку. Недавно я случайно увидел ее на улице, но потерял из виду. Теперь я должен ее выследить.

Дункан сочувственно улыбнулся.

– А, ну теперь все понятно! Этот надутый индюк Верден говорит, что его дочь слишком хороша для тебя, и ты вспомнил, сколько хорошеньких молодых женщин на Каладане.

Пол принужденно улыбнулся.

– Это самые красивые женщины на свете, если верить песням Гарни.

– Гарни поет обо всем, что рифмуется, – хохотнул Дункан. – Но теперь ты сам увидишь. Ты в том возрасте, когда в крови вспыхивает огонь. Идем, мы же не участвуем в военном совете.

Пол надел бархатный мундир с ястребом Атрейдесов на груди, приладил индивидуальный щит и вооружился кинжалом. Он хотел выглядеть так, как подобает сыну герцога, наследнику благородной династии, правившей Каладаном много столетий.

Дункан будет идти рядом, как воплощение сдерживаемой охраняющей силы.

– Ты достоин лучшей партии, нежели эта Джуну Верден, парень, – буркнул Дункан. – Такие женщины приносят только несчастье.

Но Пола беспокоило вовсе не это.

– Я не имею представления о том, как она выглядит. Отец советовался с Сафиром и мамой, и они составили список возможных невест; они говорят, что скоро подберут мне другую. – Он с отвращением покачал головой. – Но эта девушка преследует меня уже давно, и мне надо понять, почему она не уходит из моих снов.

Дункан сочувственно похлопал его по плечу, и они отправились в город.

– Будь проклята эта политика. Предоставь отцу думать о подходящих брачных союзах. Сегодня мы не будем думать о женитьбе. Тебе еще многое надо узнать об ухаживании и просто о том, как надо разговаривать с девушками твоего возраста. – Айдахо широко улыбнулся. – Тут я смогу стать для тебя надежным наставником. Идем, мы зайдем в ресторанчики и таверны, где ты увидишь множество красоток.

– Я ищу одну, особенную девушку. Мне кажется, я ясно об этом сказал.

– Все они особенные, эти молодки. Не ограничивай себя в возможностях, особенно в таком нежном возрасте.

Они шли по улицам Кала-Сити, над их головами кружили чайки, парившие между высокими башнями. С неба донесся оглушительный рев – шестерка военных самолетов совершала маневр. Пол остановился, чтобы посмотреть на них; Дункан последовал его примеру.

– Скоро мы опять будем летать вместе, молодой господин, но не сегодня. Твой отец затеял на Каладане свою частную войну.

– Это наша общая война, – сказал Пол. – Атака назначена на завтра.

– Каждый из нас сыграет в ней свою роль. А пока моя задача – помочь тебе найти твою особенную девушку.

Люди в Кала-Сити были заняты своими повседневными делами. Рестораны обслуживали посетителей, рыбные рынки продавали утренний улов, ткачи выставили в витринах ковры с замысловатыми узорами – жалкую имитацию тех ковров, которые ткали сестры-отшельницы, члены религиозной секты, живущие среди холмов Восточного континента. Мастер по изготовлению бализетов, прибывший с Чусука, рекламировал свои инструменты, наигрывая на них популярные мелодии.

Было заметно, что в городе появилось больше патрулей; герцог стягивал в Кала-Сити дополнительные силы для нанесения удара по бандам Чена Марека. Все отпуска были отменены, вся пограничная стража и полицейские силы были брошены на борьбу с наркобароном.

Дункан шел рядом со своим юным подопечным. Пол был почти на целую голову ниже мастера фехтования. По пути они заглядывали в таверны и кафе, зашли и в то заведение, где всего несколько дней назад Пол и Сафир обсуждали «невозможный выбор». Оттуда Пол мог видеть улицу, где заметил девушку, и угол, за которым она исчезла.

Увы, не было никакой надежды, что она снова появится в этом месте, но Пол посчитал кафе самым подходящим местом для начала поисков.

– Давай зайдем сюда.

Молодая женщина протирала столы и собирала кружки на открытой веранде. Увидев ее, Дункан толкнул Пола в бок.

– Смотри, какая хорошенькая. Мне нравятся ее косы и улыбка.

Девушка поняла, что говорят о ней, и подняла голову. Узнав сына герцога, она покраснела и смущенно улыбнулась.

Пол тихо сказал Дункану:

– Я согласен, что она хорошенькая, но это не моя особенная девушка.

Дункан насмешливо фыркнул.

– Мне кажется, ты слишком разборчив, парень.

Они пошли дальше мимо веранды, и девушка вернулась к работе, поправляя скатерти на столах и расставляя стулья. Однако внезапно ее внимание привлек странный пакет, перевязанный металлической лентой. Девушка огляделась по сторонам, но хозяина предмета не обнаружила.

Что-то в этом пакете показалось Полу подозрительным. Он насторожился и замедлил шаг. В груди зашевелилось сухое и противное чувство страха. Он обернулся.

Девушка прикоснулась к пакету, склонилась над ним.

Пола, словно ток, пронзило ужасное предчувствие. Молниеносным движением он активировал силовой щит, хотя и не знал, где прятался невидимый враг.

– Постойте!

Он бросился вперед, оттеснив Дункана в сторону как раз в тот момент, когда пакет взорвался вспышкой пламени. Фасад таверны с грохотом обвалился. Послышался звон разбитых стекол, и таверна вспыхнула, как спичка. Несчастную девушку взрыв разорвал на куски.

Силовое поле защитило Пола от разлетающихся обломков, но взрывная волна отбросила его на Дункана. Горящие куски дерева и острые, как бритвы, осколки стекла летели во всех направлениях, но щит уберег Пола и Дункана от смертоносных ударов. Они остались невредимыми.

Пол в ужасе отшатнулся назад. Дункан первым оправился от потрясения, схватил Пола в охапку и потащил к ближайшему укрытию.

Улица наполнилась громкими криками. Многие пешеходы, оказавшиеся рядом с таверной, получили ожоги и раны. Пол увидел лежавшие на тротуаре тела, некоторые из них судорожно дергались, другие лежали неподвижно. Таверна пылала.

Над таверной взметнулся столб пыли и дыма, а на землю посыпались листовки.

Прежде чем Пол успел схватить одну из них, на другой стороне улицы раздался второй взрыв, в том месте, где бализетный мастер наигрывал свои любовные песенки. Время словно замедлило свой бег. Пол видел, как вспышка огня разорвала фасад музыкальной лавки, разметав по мостовой обломки инструментов, как взрывная волна сбила с ног множество пешеходов, включая несчастное семейство, остановившееся поглазеть на витрину стеклодува.

Спустя несколько мгновений прогремел третий взрыв.

Дункан протянул руки сквозь защитное поле и обхватил Пола за плечи.

– Идемте, молодой господин. Мой долг сохранить вам жизнь! – крикнул он и добавил прерывающимся голосом: – Благодарю за спасение. Если бы ты не активировал силовое поле и не встал передо мной…

– Ты спасал меня много раз, Дункан. Но как быть со всеми этими людьми, со всеми ранеными… Мы должны им помочь!

С этими словами Пол быстро подобрал с земли упавшую листовку. На листе бумаги красовалось грубое изображение папоротника барра.

Герцог Лето Атрейдес, ты угрожаешь моему делу, нападаешь на мои плантации, разрушаешь мой бизнес. Папоротник барра мой. Айлар мой. Если ты не прекратишь вмешиваться в мои дела, погибнет еще больше людей.

Текст был подписан Ченом Мареком.

Пол ощутил подкатившую к горлу тошноту. Он оттолкнул Дункана, который по-прежнему пытался увести его с улицы.

– Нет, мы не можем постыдно бежать! Мы останемся и поможем этим людям. Мы не можем бросить их в несчастье.

Дункан превратился в клубок напряженных мышц. Он лихорадочно оглядывал улицу. Прежде чем мастер фехтования смог возразить, Пол сказал:

– Атрейдес не может бежать с поля боя, спасая свою шкуру!

– Ты говоришь, как твой добрый отец, – ответил смирившийся Дункан. – Правда, моя обязанность беречь твою драгоценную жизнь, но тем не менее давай спасать тех, кого еще можно спасти. – Он с яростью взглянул на листовку. – Сейчас я больше всего хотел бы встретиться с этим человеком, который просто не имеет права жить.

В ее наиболее логичной форме жизнь можно рассматривать как карту решений на основании положительных и отрицательных влияний. Но не все решения логически обоснованы, и именно в этом главная проблема, возникающая на пути к истине.

Граф Хасимир Фенринг

Стоя в мрачной тени заводского корпуса в предместье Арракина, граф Фенринг ждал назначенной встречи. Эсмар Туек и его контрабандисты все меньше и меньше доверяли графу. Это было объяснимо, учитывая, что махинации барона Харконнена продолжали набирать силу, угрожая нормальным операциям со специей на Арракисе.

На эту встречу Фенринг надел пятнистый пустынный плащ и конденскостюм, которым снабдил его один из контактов. Костюм был великоват для хрупкой фигуры Фенринга, но работал достаточно хорошо. Правда, граф не стал вставлять нософильтры. Он предпочитал дышать без них. Следуя секретным инструкциям, он вымазал лицо грязью. Богатый опыт научил его важности маскировки.

Император требовал ответов на вопрос о таинственных путях поставок специи, ускользавшей от налогообложения и прочих ограничений. Зная непостоянство своего старого друга, Фенринг предвидел, что Шаддам скоро потеряет терпение и начнет действовать с чрезмерной решимостью, а это надо было предотвратить любой ценой. Пока же Фенринг понимал, что в данный момент ему нужны не столько правильные ответы, сколько сведения, которые могли бы удовлетворить Императора.

Грикс Дардик продолжал упорно стоять на своем, утверждая, что тайные пути потоков специи существуют, и Фенринг верил ему, понимая, что есть пираты, не связанные с его контрабандистами. Эсмар Туек не был глупцом и не стал бы рисковать своим бизнесом с такой неосмотрительностью. Увы, испорченный ментат не мог выследить таинственного пирата. Так откуда поступает нелегальная специя?

Кто-то должен расплатиться публично, для острастки, и в этом убеждении Император не был оригинален – ему просто необходимо убедить себя и всех остальных, что имперское правосудие работает. Это бремя Шаддам возложил на плечи графа Фенринга.

Следовательно, надо копать глубже, искать причину в самом сердце общества. Было бы неплохо взять с собой на эту встречу Дардика, но ставки были слишком высоки, а эксцентричный ментат не отличался крепким здоровьем. Фенринг решил отправиться на встречу один.

Контрабандистам пришлось сменить базу, после того как барон Харконнен принялся беспощадно бороться с незаконными операциями. Очевидно, он хотел таким образом продемонстрировать свое возмущение масштабами воровства специи и направил свой гнев на самую правдоподобную цель. Это было тупое, чисто силовое вмешательство, которое лишь заставило Туека зарыться глубже.

Фенринг был, однако, уверен, что ему удастся докопаться до сути дела. Через своих людей в Арракине он передал Туеку послание с требованием встречи. Главарь контрабандистов опасался ловушки, и не без основания, но граф согласился на меры предосторожности и дал Туеку гарантии.

Стоя в пыльном проулке, Фенринг почти физически ощущал, что за ним внимательно наблюдают – пытаются убедиться, что не привел с собой солдат или убийц. Фенринга это удивило, ибо он и лично мог защититься от любых действий контрабандистов, если бы те посмели на него напасть. Он сжал под рукавами плаща рукоятки двух стилетов.

Над головой пролетели, громко стрекоча, несколько крупных орнитоптеров. Они направлялись к большому аэродрому. Потом послышался тихий звук двигателя небольшого орнитоптера, летевшего на малой высоте. Подняв голову, Фенринг различил над крышами домов частное воздушное судно без опознавательных знаков, приближавшееся со стороны города. Орнитоптер описал круг над каменистым плато, отделявшем Арракин от котловины, окруженной Барьером. Судно приземлилось неподалеку от Фенринга, именно там, где граф его и ждал. Фенринг вышел из своего укрытия и подошел ближе к машине.

Складчатые крылья продолжали медленно двигаться, но из кабины на землю соскользнули два бородатых человека в пустынных плащах и направились к нему.

– Пора.

Один из них подхватил Фенринга под локоть и буквально потащил к орнитоптеру. Фенринг нырнул под движущееся крыло и забрался в кабину. Там ему приказали сесть на пол и завязали глаза.

Раздраженный Фенринг сорвал повязку.

– Я отказываюсь вам подчиниться. Я имперский наблюдатель на Арракисе.

– Разве это основание доверять вам? – Человек тряхнул повязкой. – Наденьте ее, иначе Туек откажется от встречи.

Это были фримены, и Фенринг знал, что убеждать их в чем-то бесполезно и миндальничать они с ним не будут. Он подчинился и позволил им завязать себе глаза.

Он почувствовал, что орнитоптер взлетел. Без нософильтров Фенринг ощущал запах пыли, смешанный с всепроникающим ароматом меланжа. Воздушное судно полетело прочь от Арракина, делая множество поворотов, чтобы граф потерял представление о направлении полета. Фримены молчали.

Фенринг обладал особым чувством времени и благодаря этому мог оценить расстояние полета. Они летели час преимущественно в одном направлении, после чего орнитоптер приземлился.

Когда двигатель умолк, один из бородачей снял повязку с глаз Фенринга, дал ему поморгать и привыкнуть к свету. Фонари орнитоптера освещали обширный грот в массивной скале с высокими сводами. Плавучие светошары усиливали освещение. Вверху, сквозь электронную завесу, прикрывавшую узкую расщелину, виднелось небо.

Фенринг вылез из кабины и размял затекшие мышцы и онемевшие суставы. Теперь он был готов к делу.

Откуда-то подошел главарь со шрамами на лице и поздоровался.

– Добро пожаловать на нашу новую базу, граф Фенринг. Надеюсь, вы понимаете, что нам пришлось удвоить меры безопасности. Харконнены доставляют нам массу неприятностей.

Фенринг в ответ скорчил недовольную мину.

– Знаете, мне не нравится, хм-м, когда мне завязывают глаза. – Он отряхнул плащ. – Разве мы не всегда понимали друг друга? Я думал, мы можем друг другу доверять.

– Доверять? Если бы я не считал вас достойным доверия, то вас бы здесь вообще не было. Вы мой союзник, граф Фенринг, уважаемый партнер, возможно, даже друг. Но в такое время…

У Фенринга было очень мало друзей, но долгое общение с Эсмаром Туеком позволяло ему относиться к контрабандисту по-товарищески. Правда, требования, которые он собирался выставить, не вязались с понятием дружбы. Обстоятельства были изменчивы, как песок пустыни, а жизнь создавала все новые и новые проблемы.

Обветренное лицо Туека скривилось.

– Тем не менее Харконнены разрушили нашу прежнюю базу, и некоторые из нас не смогли уйти оттуда живыми. Они точно знали, где мы, и нанесли концентрированный удар посреди ночи. Я потерял семь человек, а мои жена и сын чудом спаслись.

Они вошли в пещеру.

Фенринг заметил:

– Да, надо всегда думать о запасном выходе.

Он посмотрел на серые каменные стены с прожилками минералов. В гроте стояли орнитоптеры, рядом находились лебедки, погрузчики и другое оборудование.

Новая база почти не отличалась от предыдущей – круглое помещение пещеры, металлический стол и простые стулья. Фенринг сел, а вожак контрабандистов остался стоять, прислонившись к стене.

– И как же Харконнены нашли вас? – спросил Фенринг. – Я же знаю, что вы не новички в деле конспирации.

Контрабандист помедлил с ответом.

– Рулла думает, что Харконнены следили за вами во время нашей последней встречи.

Фенринг недоверчиво фыркнул.

– Я принял необходимые меры предосторожности и знаю, как избавиться от слежки. – Молодая самоуверенная жена Туека всегда выводила графа из себя. – Быть может, она или кто-то другой из вашего окружения открыл расположение базы. Случайно… или преднамеренно.

Главарь контрабандистов не стал оправдываться, как ожидал Фенринг, но помрачнел.

– Есть и такая возможность. – Он потянулся к чайнику, стоявшему на столе. – Хотите выпить чаю?

На любой другой планете это расценивалось бы как чисто формальная любезность; здесь же, на Арракисе, это был жест, исполненный большого значения. Фенринг с благодарностью принял предложение.

– Так как мы друзья, как вы сами сказали, я должен обрисовать ситуацию. Это тщательно охраняемый императорский секрет, и Император Шаддам требует, чтобы я решил эту проблему.

Туек был заинтригован.

– Какая проблема?

– Доход от добавочного налога на специю оказался ниже ожидаемого. Один тревожный фактор был обнаружен благодаря интенсивному ментатскому анализу. Представляется, что по небольшому, но значимому каналу специя утекает с Арракиса. – Тон его стал жестче. – Либо вы утаиваете свои доходы, поставки и взятки… или, мм, кто-то еще производит тайные операции, которые заметил Император.

Туек искренне возмутился.

– Мои люди отдают себе отчет в том, что мы работаем с вашего молчаливого согласия, граф Фенринг. Вы четко дали нам понять, чего от нас ожидают – в смысле денег и информации. Неужели вы думаете, что я настолько глуп, что буду рассказывать об этом на каждом углу? Много лет назад мой отец заплатил страшную цену, когда продал сведения о местонахождении Доминика Верниуса и его скрытых контрабандных операциях. – Туек побледнел, вспомнив об этом. – А неделю назад я едва ускользнул от налета Харконненов. Мы не выдержим нападения сардаукаров, если Император обратит против нас свой гнев. Я ничего не утаиваю от вас, граф Фенринг.

Фенринг почесал подбородок.

– Но тем не менее кто-то тайком вывозит с Арракиса неучтенный и не обложенный налогами меланж.

– Значит, у нас есть конкурент.

– Да, и Шаддам требует, чтобы я выяснил, кто он.

Чтобы отвлечься, Туек налил себе чашку горячего чая.

– Мы только от вас это узнали. Нам потребуется время, чтобы разобраться в том, что происходит.

– Увы, Император Шаддам, как вам известно, не отличается терпением. Он предпочитает действовать, хм-м, решительно, даже когда в этом нет никакой необходимости. Теперь он требует, чтобы я нашел способ остановить утечку. Немедленно. Мне надо дать ему хоть что-то. – Граф отхлебнул чай. – Боюсь, что решение окажется для вас весьма болезненным.

Туек метнул на Фенринга озабоченный взгляд.

– Мои люди не имеют ничего общего с теми пиратами. Почему вы решили наказать меня?

– Все знают, что вы контрабандисты, тесно связанные с черным рынком. Мне нужен способ отвлечь внимание Императора и укрепить мое положение, пока я буду проводить расследование. Это может занять некоторое время, а время сейчас для нас непозволительная роскошь. У нас его просто нет. – Он подался вперед, сверля взглядом главаря контрабандистов. – Мне нужна победа сейчас, мне нужно поднести Шаддаму чью-то голову, пусть даже это будет всего лишь ложным маневром. – Он вдохнул горячий воздух, ощутив боль в груди. – Считайте это еще одним налогом, но одноразовым.

Потрясенный Туек поднялся и встал за столом, словно пытался отгородиться от Фенринга. Граф понимал, что Туек вооружен и может в любой момент пустить оружие в ход. Фенринг ощупал в рукавах готовые к бою стилеты.

– И ты хочешь принести Императору мою голову? – прорычал Туек.

Фенринг примирительно усмехнулся.

– Ах-х, мне очень этого не хочется, Эсмар… дружище. Это разрушило бы наше сотрудничество и навредило нашему общему делу. Надеюсь, наши связные и агенты помогут нам в конце концов обнаружить других пиратов, и тогда ты будешь мне нужен.

Эти слова не успокоили контрабандиста.

– Так чего ты хочешь?

– Я должен доказать, что докопался до истины, – сказал Фенринг, – доказать, что расследование продвигается. Мне нужна очевидная жертва, в противном случае Шаддам действительно пошлет сюда своих сардаукаров, чтобы «решить проблему». Мы этого не хотим.

– Нет, не хотим.

– Назови мне заметного члена твоей организации. Мы объявим, что он предал тебя, обошел твои тайные каналы и начал свои собственные операции, не поставив тебя в известность, и без твоей санкции. Когда Император увидит, что кто-то расплатился за обман кровью, он обратит внимание на что-нибудь другое – по крайней мере, на время. У него есть о чем беспокоиться – например, о Содружестве благородных. Я постараюсь его чем-нибудь занять. – Он продолжал сжимать в рукавах рукоятки стилетов. – Да, и я прошу прощения, но эта жертва должна быть болезненной для тебя.

– Какое непомерное требование!

– Оно – залог твоего выживания. Мы исключим тот вариант, что я, как, хм-м, имперский эмиссар на Арракисе, всегда могу назвать Императору твое имя.

Эсмар Туек некоторое время безмолвно кипел, потом взглянул на Фенринга. Глаза его сверкнули опасным огнем.

– У меня есть такое имя, – сказал он наконец. – Рулла.

Даже повидавший всякое Фенринг был поражен.

– Твоя жена?

– Да, моя жена. Она второй человек в моей группе после меня. Мой сын Стабан займет ее место.

Фенринг вспомнил последнюю встречу, на которой видел жену Туека.

– Но она беременна!

Лицо Туека потемнело, и он отвел взгляд. Ответ его прояснил многое:

– Да… от другого человека.

Фенринг несколько секунд переваривал сказанное Туеком.

– Она прекрасно подойдет на эту роль. Император будет доволен.

Как планетарному правителю мне приходится принимать трудные решения и прибегать к жестким действиям, будь то во имя моего народа, моей семьи или меня самого. За каждое такое решение я несу личную ответственность.

Герцог Лето Атрейдес

Лето тяжело переживал каждую угрозу – в особенности если она касалась его сына.

Взрывы, потрясшие Кала-Сити, унесли жизни девятнадцати прохожих; намного больше было раненых. Герцог и его приближенные отвлеклись от военных приготовлений и присоединились к спасателям, тушившим пожары и оказывавшим первую помощь раненым и обожженным. Доктор Юэ работал бок о бок с медиками, уже прибывшими на место.

Лето, поспешивший на место происшествия, обнаружил там своего сына, разбиравшего завалы и отдававшего распоряжения так, словно он сам был герцогом. Дункан Айдахо и Пол работали плечом к плечу в рядах спасателей.

Отдав распоряжения своей группе, Лето бросился к сыну и заключил его в объятия.

– Слава богу, ты жив! – Он бросил на Дункана вопрошающий взгляд. – Что здесь произошло?

Мастер фехтования расправил плечи.

– Молодой господин спас мне жизнь, сир. Он вовремя активировал индивидуальный щит и смог отвести удар, заслонив меня собой. Если бы не он, меня бы сейчас не было в живых.

Лето лишь мгновение предавался охватившим его чувствам, а затем, взяв себя в руки, присоединился – вместе с Полом и Дунканом – к спасателям. Очень скоро руки его были в грязи и крови. Первая обязанность герцога – это безопасность его народа.

В течение двух часов раненые после оказания им первой помощи были доставлены в лечебные учреждения; были собраны и опознаны тела погибших. После этого Лето наконец подобрал с земли одну из листовок, прочитал, стиснул зубы и швырнул ее на землю.

Наркобарон встал на путь кровопролития и разрушения. Пол и Дункан отправились в город, не объявив об этом заранее, поэтому не они были целью террористов Чена Марека. Но, независимо от этого, Полу угрожала непосредственная опасность, а все убитые и пострадавшие были невинными жертвами в войне против торговцев айларом.

Наркобарон перешел к решительным действиям, и Лето поклялся, что немедленно положит этому конец.

Рядом с герцогом стояли его верные союзники и помощники – Холлик, Хават и Дункан Айдахо.

– Этот злодей думает устрашить меня, но лишь подстегивает мою ярость, – заговорил Лето негромко, с едва сдерживаемой злостью. – Наши силы уже готовы! Оружие подготовлено, боевые машины снаряжены. Мы начинаем операцию возмездия завтра на рассвете. Настало время очистить планету от наркотика и всех, кто с ним связан. Мы объявляем войну истинным врагам Каладана.

Гарни согласился со своим герцогом:

– Так точно, сир, чем дольше мы будем ждать, тем больше будет у Марека времени подготовиться к ответу.

Они вернулись в замок. Лето до боли в глазах вглядывался в карты северных лесов, поклявшись себе, что после окончания операции распорядится начать полномасштабное исследование природы планеты, как предлагал доктор Юэ. Герцог Каладана должен знать каждый квадратный метр своей планеты не хуже, чем он знает жизнь подданных.

В комнате военного совета Пол изучал карты будущего театра военных действий вместе с отцом. Карты были составлены десятки лет назад, когда не существовало никаких плантаций папоротника барра. Сравнивая эти изображения с новыми снимками, Лето и его советники могли опознать участки равномерной зелени, которые выдавали наличие там камуфляжной сетки.

– Мы не знаем, где Марек расположил свою базу по переработке айлара, – сказал Лето, – но мы нанесем воздушные удары по всем потенциальным целям, а следом туда войдут сухопутные силы. Мы найдем эти базы.

Гарни улыбнулся. Улыбка потревожила его багровый шрам, оставленный чернильной лозой.

– Да, мы устроим там нашу собственную бойню.

Они планировали не мелкую операцию вроде самоуверенного налета капитана Рисона, закончившегося полной катастрофой. Эта операция будет иметь поддержку с воздуха, но основная ее часть будет наземной. Войска герцога прочешут северную территорию, обнаружат все поля папоротника и уничтожат их.

После этого последует полицейская операция по выявлению всех связей и каналов черного рынка, всех мест переработки и высушивания айлара, откуда смертоносная отрава распространяется по Каладану и отправляется на другие планеты.

Сафир Хават объявил число солдат, подготовленных к участию в завтрашнем наступлении, а также количество оружия и число боевых авиационных групп. Лето будет находиться на своем бронированном фрегате.

Дункан, однако, высказал сомнения относительно запланированной операции:

– Милорд, мы все же решили не прикрывать наши силы щитами? Мы пошлем людей в бой без надежной защиты. Эти силовые щиты являются частью солдатской экипировки.

– Наверное, нам лучше всего идти в бой голыми! – насмешливо поддразнил Дункана Гарни.

– И тем не менее… – Лето внимательно рассматривал ужасающую картину, оставшуюся на месте последнего боя эскадрильи капитана Рисона. Взрыв защитных полей под действием лазерного луча сжег все деревья в округе, выжег почву на расстоянии нескольких сотен метров от места взрыва. Некоторые участки почвы были оплавлены и блестели, как стекло.

– Если фанатики хотят устроить побоище, если они готовы пожертвовать собой и прибегнуть к способу, сопоставимому с применением запрещенного атомного…

Пол перебил Дункана, закончив его мысль:

– Если наши войска начнут наступление, прикрывшись силовыми щитами, то один враг сможет уничтожить их единственным выстрелом из бластера.

Хават согласно кивнул.

– Парень прав.

– Милорд, – заговорил Гарни, – я могу превосходно драться мечом и без щита. То же самое можно сказать и о других бойцах. Лучше нам не рисковать.

– Дункан говорит, что у меня хорошо получается драться разными клинками, – сказал Пол. – Я тоже могу сражаться, сэр.

Лето посмотрел на сына и сразу принял окончательное решение.

– Как мой наследник ты можешь стать особой мишенью для Чена Марека. Ты останешься здесь, в безопасности. – И добавил, прежде чем Пол успел возразить: – Ты только что чудом уцелел после взрывов. Мне хочется – нет, мне нужно, – чтобы ты был в безопасности.

Глаза молодого человека яростно сверкнули; слова отца не убедили его. Пол вытянулся и перешел на официальный тон:

– При всем уважении я не согласен с вами, сэр. Я должен участвовать в сражении. Я хочу быть рядом с вами.

Лето улыбнулся, ощутив тепло в груди.

– Вспомни, как ты себя чувствовал после моего возвращения с Оторио. Помнишь, как ты был разгневан, узнав о том, что я едва не погиб? Не заставляй меня испытывать такие же чувства. Это ненужный и неприемлемый риск. У тебя еще будет возможность сражаться рядом со мной, но завтра ты останешься в замке.

Пол посмотрел на Гарни и Дункана, ища поддержки, но, не найдя ее, снова повернулся к отцу.

– Это мой приказ как герцога, – твердо сказал Лето. – И ты ему подчинишься.

Пол опустил глаза и сел.

– Слушаюсь, сэр.

Подумав, он переключил свое внимание на подготовку к битве.

– Тогда я, как смогу, буду помогать вам перед выступлением.

Лето положил на стол список командиров частей и принялся советоваться с Гарни насчет распределения транспорта. Теперь, когда конкретный план был составлен, герцог чувствовал себя более уверенно. Глядя на топографические карты, они выбрали место нанесения главных ударов, наметили участки возможного расположения папоротниковых плантаций и лагерей с обрабатывающими предприятиями, но полной определенности все равно не было. Герцог прищурился, словно пытался разглядеть на карте нечто большее.

– Мы в невыгодном положении, потому что абсолютной уверенности у нас нет. Я не могу рисковать людьми из-за возможных географических аномалий.

Хават пристально вгляделся в карты.

– Я могу лишь высказать обоснованные предположения о целях ударов.

Лето уже усилил патрулирование Кала-Сити после террористического акта, а теперь ментат предложил ввести в городе комендантский час до окончания военной операции.

– Милорд, нам надо позаботиться о секретности. Ни одна живая душа не должна знать о наших планах. Я предлагаю закрыть город на ночь, прекратить движение транспорта, перекрыть все дороги. Никакого движения не должно быть до выступления войск.

– Черт возьми, – тихо выругался Гарни, – у этого Чена Марека, наверное, есть шпионы в городе. Нет сомнения, что они уже доложили ему о разрушениях и пожарах в Кала-Сити.

– Нам надо во что бы то ни стало сохранить наши планы в тайне, – сказал Лето. – Солдаты узна́ют о времени выступления, только когда услышат команду на погрузку в транспорт. – Он снова посмотрел на карту и покачал головой. Как много потенциальных объектов для атаки. – Если бы у нас было больше точной информации…

На пороге кабинета, где проходил военный совет, появился пожилой дворецкий.

– К вам посетитель, милорд. Он настаивает на том, что ему необходимо видеть вас по неотложному делу.

– Мы не можем сейчас его принять, – возразил Лето.

Старик вел себя почтительно, но не без фамильярности – он знал герцога с детства.

– Вероятно, вам будет полезно его выслушать, сир. Это архивикарий Тороно, и думаю, его настойчивость обоснована.

– Возможно, этот человек – шпион, – предположил Гарни. – После того, что натворили его последователи…

– Возможно, да, но возможно, и нет. – Лето испытывал чувство раскаяния после своего жесткого поведения в отношении последователей архивикария и наложенного на них наказания. Но тогда он искренне считал их виновными. Фермеры, выращивавшие рис-панди, имели доступ к папоротнику барра, который использовали в своих ритуалах, так что они, очевидно, были каким-то образом связаны с незаконной торговлей айларом. Общее обвинение казалось справедливым, но оставались, правда, не совсем ясные детали…

– Я окажу ему любезность, приму и выслушаю то, что он хочет мне сказать. В такое время нельзя упускать ни одной возможности узнать что-то еще о противнике.

В кабинет вошел величественный архивикарий Тороно. Священник шел, смиренно опустив глаза. На голове его был традиционный остроконечный колпак, украшенный вышитым изображением листа папоротника. Коричневая накидка подчеркивала важность старого священника, но вид у него был смущенный. Он сложил ладони, затем развел их и растопырил пальцы, словно тщась вытянуть из воздуха невидимые тягучие нити.

– Герцог Лето, мой герцог, сложившаяся ситуация и моя честь привели меня сюда, в ваш замок. – С этими словами он низко поклонился. Лето внимательно всмотрелся в лицо Тороно и прочитал в его глазах искренность. Архивикарий продолжил: – Благородство Атрейдесов хорошо известно Каладану, но не менее знаменито и благородство последователей Муадха. Я принес вам сведения о папоротнике барра, о том, где он растет и… как было испорчено наше священное средство.

Лето отступил на шаг, чувствуя, что в груди у него затеплилась робкая надежда.

– Если у вас есть ценные сведения, то я просто горю желанием их выслушать.

– Мои люди сильно расстроены вашим необоснованным обвинением, мой герцог. Мы не понимаем, почему вы поверили таким страшным измышлениям о нас. Крестьяне рисовых полей – ваши мирные и верные подданные, но, когда вы прибыли к нашему храму и запретили нам использовать священный папоротник, мы…

Лето в этот момент подумал об уничтожении четырех своих боевых орнитоптеров, о бомбах, заложенных в Кала-Сити, которые едва не убили Пола. Герцог, однако не мог поверить, что крестьяне и были теми свирепыми фанатиками, пособниками Чена Марека. Первая обязанность герцога…

Архивикарий продолжил без обиняков:

– Мы, последователи Муадха, посвящаем свою жизнь созерцанию и медитации. Именно в этом и состоит ритуал очищения. Я созвал моих прихожан, и мы задались важным вопросом. Мы поняли, что наш долг – помочь нашему герцогу. Мы нашли ответы на те вопросы, которые стоят перед вами.

Он соединил кончики пальцев, а затем развел их, словно играя в ниточку.

– До моих людей доходят некоторые слухи. По всей нашей стороне, в других деревнях, с полей исчезают крестьяне. Они перестают обрабатывать поля, за которыми столетиями ухаживали их предки… и просто пропадают. Я узнал, что некоторые мои люди на самом деле были вовлечены в выращивание папоротника барра, в доставку и продажу айлара… в том числе и нового вида, который убил многих. – Он насупил брови, бородатое лицо исказилось гневом. – Мы нашли людей, продавших айлар вашему лейтенанту Нупре, – печально сказал он. – Эти люди… получили свое.

– Что вы с ними сделали? – спросил Сафир Хават. – Правосудие – прерогатива герцога.

– Мы наказали их так, как это принято у Муадха, и этого было достаточно. – Архивикарий не стал вдаваться в подробности. – Папоротник барра, который используют эти люди… это не тот папоротник, который мы применяем в наших ритуалах. Наши растения более мягкие, они не пятнистые, и айлар их не так силен. Он благотворен для нас. – Он снова свел кончики пальцев, словно стягивая невидимые нити. – Тот, другой папоротник генетически изменен, и из него получают опасный айлар. Мы установили, что человек по имени Чен Марек выращивает папоротник тоннами. Он работает в лесах с большим размахом. – В тоне архивикария зазвучали покровительственные ноты. – Он осквернил то, что мы считаем священным. Мы хотим, чтобы этих людей остановили. Надо покончить с этим позором, герцог Лето, мой герцог.

– Это каладанский наркотик, – с болью в сердце произнес Лето. – В этом состоит и моя цель, архивикарий.

– Хорошо, тогда, значит, я могу вам помочь.

Лето серьезно воспринял желание религиозного вождя помочь ему.

– Если вы хотите благословить нас, то мы примем ваше благословение.

– Я дам вам свое благословение, и даже более того. – Архивикарий порылся в кармане своей накидки и извлек оттуда листки коричневой бумаги. – Я могу показать, где находятся самые крупные плантации папоротника барра, и предоставить вам координаты мест, где осуществляются самые масштабные операции с ядовитым айларом. Ваши войска будут точно знать, куда наносить удары.

Сердце Лето было готово выпрыгнуть из груди. Хават подался вперед, чтобы взять листки бумаги, а Гарни рассмеялся.

– Это как раз то, что нам сейчас нужно!

– Благодарю вас, архивикарий, – сказал Лето. – Это и в самом деле хорошая для нас новость.

Архивикарий широко улыбнулся, отчего его борода встопорщилась. Было видно, что он испытывает громадное облегчение, ведь герцог простил его. Он свел кончики пальцев и поклонился.

– Теперь вы получите мое благословение.

Орден сестер видит будущее человечества в бесчисленном множестве возможностей. Мы можем отступить назад и подумать, какие пути наиболее благоприятны для нашего вида как единого целого. В этом заключается отличие Бинэ Гессерит от отдельного индивида, будь то прирожденный аристократ или уличный оборванец. Мы не задаемся вопросами вроде: «Что со мной будет? Что ожидает меня в будущем?»

Взгляд Бинэ Гессерит на историю: «Краткое наставление к исполнению»

Полукруглый серп рассветного солнца ярко высветил каменную кладку Каладанского замка. На обширном армейском плацу мыса шла погрузка войск в транспортные орнитоптеры. Штурмовые бомбардировщики должны были пилотировать суровые офицеры, все как один готовые идти в бой, пусть даже каждый из них и помнил о трагической судьбе пилотов погибшей эскадрильи. Быстроходные суда обеспечат прикрытие с воздуха и произведут бомбовые удары по выявленным плантациям. Однако главной задачей оставалась наземная операция. Транспорты доставят многочисленные, отлично вооруженные и горящие жаждой мести войска к лагерям производителей и торговцев наркотиком, местоположение которых указал архивикарий Тороно.

Герцог Лето приказал придерживаться тактики выжженной земли. Никакой пощады наркобарону, взрывающему бомбы в Кала-Сити, убивающему мирных подданных и угрожающему жизни его сына!

Сафир Хават был облачен в длинный плащ с воинскими знаками различия. Он руководил рассадкой солдат по транспортам и распределением вооружений, одновременно оценивая ход подготовки с помощью ментатских проекций. Дункан Айдахо застыл, горделиво положив руку на эфес сверкающего клинка, до поры покоившегося в ножнах. Гарни Холлик резко отдавал приказы. Он уже поклялся написать песню об этом дне.

Пол стоял рядом с матерью, вместе с ней наблюдая, как армия готовится к выступлению. Чувствуя на лице холодное дуновение морского бриза, он остро переживал за жизнь отца – уже не в первый раз. За несколько часов беспокойного сна он не видел никаких тревожных сновидений, но понимал, с какими опасностями предстоит столкнуться армии.

– Вернись ко мне целым и невредимым, Лето, – сказала Джессика с нежной теплотой, какую она редко позволяла себе на людях.

– Я вернусь, любимая, – ответил он тихо, а затем возвысил голос и добавил: – Я вернусь с победой.

Убедившись, что погрузка войск и оружия завершена, Хават подошел к Лето с рапортом. Воин-ментат должен был сопровождать герцога на борту его фрегата, под прикрытием истребителей и бортовых орудий. На этот раз бронированное судно будет служить подвижным командным пунктом, а не церемониальным кораблем.

Хават стер с губ ярко-красный сок. Внутренним взором он уже видел все детали намеченной операции. Он официально кивнул Джессике, Полу и откашлялся.

– На всякий случай, сир. Ночью я положил просмотренный список потенциальных невест на стол в вашем кабинете. Думаю, мы нашли много подходящих кандидатур. – Он посмотрел на Пола, и взгляд его стал более серьезным. – Мне не хотелось оставлять неоконченных дел, на случай… если все пойдет не по плану.

Лето повернулся к ментату:

– Я займусь этими делами позднее, после уничтожения даже малейших остатков каладанского наркотика. – Он положил руку на плечо старого воина. – После того как мы вернемся с победой.

Подошел и Гарни, светлые волосы которого развевались на ветру, а шрам от чернильной лозы особенно заметно выделялся на лице.

– Наши войска горят желанием скорее вступить в бой с мерзавцами, милорд. Они хотят встретиться с негодяями лицом к лицу, чтобы уничтожить их – со щитами или без них. – Он вскинул голову и процитировал Оранжевую Католическую Библию: – «Десница господня есть карающая длань правосудия, а мы его воплощение». – Он мимолетно улыбнулся. – Эти слова я вставлю в нашу победную песнь. Это будет нашей личной битвой.

– О да, она будет очень личной. – Лето пристально посмотрел в лицо Пола. – Этот Чен Марек едва не убил моего сына.

Пол понимал, что не он один подвергся смертельному риску. Сколь многие другие были убиты не только бомбами на улицах Кала-Сити, но и ядовитым айларом, как лейтенант Нупре, министр Веллан или сын лорда Атикка. Лето не мог позволить этому продолжаться, и уж во всяком случае не его Каладан должен быть источником этой заразы.

– Да, это личное дело, – повторил герцог. Речь шла и о его репутации среди народа.

Когда все солдаты были погружены на суда, Лето подошел к трапу флагманского фрегата, на борту которого гордо красовался ястреб, герб Дома Атрейдесов. Он долгим взглядом попрощался с Полом, а затем поднялся по трапу и вошел внутрь корабля. Дверь закрылась, взревели двигатели.

Пол и Джессика плечом к плечу стояли на краю летного поля, глядя, как воздушная эскадра, словно стая хищных птиц, поднимается в воздух. Небо наполнилось ревом моторов. Эскадра взяла курс на север, машины уходили волна за волной, освещенные ярким утренним солнцем. Пол смотрел вслед улетающим войскам, и сердце его стремилось вслед за ними.

Теперь, после того как архивикарий Тороно дал Лето точные координаты, боевая группа герцога на высокой скорости достигла северных территорий. Это была армада, состоявшая из стремительных охотников, быстрых разведчиков, бомбардировщиков, тяжелых истребителей и тяжелогруженых транспортных судов. Единственным предупреждением Чену Мареку станет рев двигателей.

Ветер звучно обдувал металлический корпус флагманского фрегата. Лето, сидевший рядом со своим ментатом, подавшись вперед от нетерпения, считал часы полета, зная, что вся эскадра на полной скорости несется в направлении густых девственных лесов. Герцог получал регулярные донесения от командиров.

Самолеты авангарда сообщили данные разведки:

– Детали внизу различить невозможно. Мы осматриваем местность, но такое впечатление, что мы смотрим сквозь туман, сир. Очевидно, сенсорная маскировка. Покрывает большую площадь.

– Но благодаря архивикарию мы знаем, где искать замаскированные базы, – ответил Лето по каналу связи, повысив голос, чтобы перекрыть шум внутри флагмана. – Сбросьте зажигательные бомбы – это выкурит их из укрытий. Бейте по периметру и уничтожайте маскировочную сеть. Потом в бой вступят основные силы и закончат сражение – мы следуем сразу за вами.

– Мы затопим их, как весеннее половодье, милорд.

Транспортные суда с ревом неслись вслед за передовыми машинами, из нутра которых сыпался дождь зажигательных бомб, превращая возделанные плантации в огромный костер. Солдаты на борту транспортов горели желанием поскорее вступить в бой на земле.

После первого удара маскировка над лесным ландшафтом исчезла, участок за участком обнажив обширные поля с ровными рядами ярко-зеленых молодых папоротников, обрамленных высокими зрелыми древовидными растениями. Когда была уничтожена следующая секция маскировочной сети, Лето увидел несколько стоящих в ряд строений.

– Это их укрепленный пункт, милорд, – сказал Хават.

– Брать пленных, сколько возможно, допрашивать их, местность тщательно зачистить, – приказал Лето. – Все остальное уничтожать.

Резко тормозя, транспорты начали опускаться на открытые поля, гравидвигатели укладывали под собой на землю всю растительность. С борта своего флагмана Лето, испытывая мрачное удовлетворение, наблюдал, как вся его армия высаживается на расстилавшейся внизу местности. С полей высоко в небо поднимались языки пламени и столбы черного жирного дыма.

Было видно, что люди Марека спешно готовились к отражению атаки. Когда началось наступление, строения стали похожи на растревоженные муравейники. Из замаскированных домов выскакивали застигнутые врасплох рабочие в тусклой спецодежде. Другие люди бежали за оружием. Жилой комплекс состоял из длинных бараков, производственных зданий, маленьких хижин и летного поля, на котором стояло несколько готовых к взлету судов без опознавательных знаков.

Приземлившись, флагманский фрегат заглушил двигатели, люки открылись, и наружу высыпали гвардейцы личной охраны герцога. Сам он сошел с фрегата, положив ладонь на рукоять своего любимого меча. Суровый Сафир Хават шел рядом с Лето, с вниманием ментата наблюдая за ходом операции. Неподалеку садились последние транспорты, подминая под себя поросль молодого папоротника; рев двигателей заглушал крики солдат и рабочих.

Высадившиеся подразделения быстро построились в боевые порядки. С обнаженными клинками, но без индивидуальных щитов солдаты стремительно двинулись вперед, как стая хищников. Выйдя из разных транспортов, Гарни Холлик возглавил одну большую группу атакующих, а Дункан Айдахо – другую. Под развевающимися черно-зелеными знаменами солдаты ринулись к открывшимся их взору строениям, испуская боевой клич.

Лето и его старый ветеран стояли у трапа фрегата, ожидая, когда мимо пробегут последние солдаты, атакующие позиции наркобарона. Лето испытывал гордость за своих каладанских воинов.

Хават проницательным взглядом следил за развертывающейся операцией.

– Размеры этого комплекса намного больше, чем я ожидал, милорд, – признался он.

Лето смотрел на побеги папоротника барра, выступавшие из-под земли, словно хвосты скорпиона, – тысячи и тысячи их ожидали сбора. В воздухе стоял удушливый смолистый запах, этот запах напомнил Лето о ритуале у храма Муадха, но теперь кругом были не блаженство и безмятежность, а страх, дым и кровь.

Солдаты бежали в атаку в защитных жилетах и противогазах. Передние несли огнеметы, и очень скоро запасы высушенного папоротника превратились в пылающий ад, окутанный едким дымом. Солдаты с огнеметами методично прокладывали себе путь через демаскированные поля; длинные ряды папоротника застилал густой дым. От этого дыма у Лето нестерпимо защипало глаза, и он надел противогаз. Хават последовал его примеру.

Неистовые крики сражающихся смешались с треском пламени. Рабочие в грубых домотканых робах бросились в поля, а оттуда – в близлежащий лес в поисках спасения. Другие, однако, встречали солдат с оружием, вступая с ними в бой. Глаза этих людей горели фанатичным огнем. По тому как они двигались, отражая удары, Лето понял, что это были закаленные в боях наемники, но не просто нанятые за плату бойцы – у этих людей имелась какая-то причина. Наемники наркобарона были не запуганными крестьянами из глухих деревень, а тренированными и хорошо обученными убийцами, которые были готовы сражаться насмерть.

– По возможности берите пленных, – приказал Лето. – те, которые убегают, вероятно, на самом деле просто невежественные рабочие. Остальные предстанут перед герцогским судом в назначенное мною время.

Дункан и Гарни повели своих солдат на лагерь, где перерабатывали айлар. Неподалеку от одного из зданий раздался взрыв, и Лето увидел, как наемники стреляют по передовым порядкам наступающих солдат. Сами наемники были снабжены индивидуальными силовыми щитами, которые защищали их от огнестрельного оружия.

Над головой с оглушительным свистом кружили истребители.

– Надо уничтожить маскировочную сеть, чтобы облегчить работу авиации.

Хават отдавал приказы по каналу полевой связи.

– Обнаружьте маскировочную сеть, чтобы открыть всю местность!

В ходе первых же атак были срезаны высокие древовидные папоротники, и, по мере того как падали стволы, со звоном лопалась сенсорная сеть. Светящееся полотно над полями исчезло. Отряды Атрейдеса бросились вперед.

Лето и воин-ментат отошли от флагмана, когда солдаты сошлись с наемниками Марека в рукопашной схватке.

На краю поля пришли в движение два похожих на насекомых воздушных корабля – две черные бронированные машины, прикрытые маскировочной сетью, которой теперь на них не было. Двигатели были уже запущены.

– У них есть боевые орнитоптеры! – воскликнул изумленный Лето.

Нелегальные суда взмыли в воздух, собираясь то ли бежать, то ли атаковать. Дункан Айдахо повел своих солдат к летному полю. Когда орнитоптер поднялся над высокими стволами папоротника, Дункан запустил снаряд, который взорвался под брюхом воздушного судна. Второй орнитоптер быстро включил защитное поле и смог отразить удар.

Поврежденные крылья пораженного судна беспорядочно захлопали в воздухе, а затем отвалились, и орнитоптер рухнул наземь, протаранив одно из строений. Врезавшись в дом, машина вспыхнула. Из кабины выскочили три человека и бросились в лес.

С дальнего края летного поля поднялись еще две машины, набрали высоту и полетели прочь. В погоню за ними бросились орнитоптеры герцога. Преследуемые и преследователи скрылись за горизонтом.

– Где Чен Марек смог раздобыть все это вооружение и снаряжение? – разъяренно вопрошал Лето. – Наемные войска и военные самолеты не могли просто так проскочить через космопорт Кала-Сити!

– Я допрошу захваченных пленных, милорд. Но сейчас у нас сражение, которое мы обязаны выиграть. – Хават извлек из ножен меч и посмотрел на герцога. – Я не настолько стар, чтобы уклоняться от рукопашной. – Он повернулся в ту сторону, откуда доносились звон клинков и клики сражающихся.

Лето вытянул из ножен свой меч.

– Да и я еще не стар, – усмехнулся герцог, и они бросились в гущу схватки.

Любовь – это танец доверия и тайны.

Леди Джессика. Из письма герцогу

После отбытия войск герцога Лето на север в замке стало пусто и холодно; ощущения безопасности не было. Пол с трудом заглушал в себе чувство обиды – он так надеялся, что и его возьмут на войну. Он не мог оспаривать распоряжения отца, но изо всех сил пытался с ними примириться. Он не был избалованным ребенком.

Поднявшись в свою комнату, Пол оценил свою инстинктивную реакцию и сравнил ее с реакцией разумной. Война не вызывала у него приятного волнения, он не жаждал бесшабашных приключений. О, он читал художественные произведения и серьезные исторические труды о войнах, а Гарни Холлик пел песни об упоительной радости победы; Дункан Айдахо рассказывал о школе, где его учили мастерству владения оружием, о сражениях, развернувшихся за школу Гинаца перед ее падением, о битвах с тлейлаксу на Иксе.

Эти истории будоражили воображение, но Пол уже не был восторженным юнцом. Он отдавал себе отчет во всех трудностях и опасностях военной операции, и к тому же он был сыном герцога, и его воспитывали как будущего правителя. Тем не менее его задел за живое незаконный бизнес торговцев айларом и беспощадный наркобарон. Он должен был участвовать в возмездии!

Впрочем, его отстранили от участия и в других делах.

В замке стояла звенящая тишина, но Пол знал, что к этому моменту армия уже достигла местности, указанной архивикарием. Мальчик верил, что войска Атрейдесов одержат победу. Никакие бандиты, никакие наркоторговцы не смогут выдержать удара регулярной армии, особенно армии под командованием самого герцога.

Однако реальность все же давила ему на плечи. Кто мог знать, какое оружие бандиты Чена Марека обратят против атакующих? Эти люди уже продемонстрировали свой фанатизм. Отцу, наверное, придется столкнуться с битвой не на жизнь, а на смерть.

В одиночестве бродил Пол по залам замка. Прислуга занималась своими делами: мыла и чистила утварь, расставляла по местам предметы быта, развешивала праздничные украшения, добавляла срезанные цветы в вазы. В столовой, используя цитрусовый воск, натирали до блеска обеденный стол, а затем застилали его камчатой скатертью. Пол вошел в зал неожиданно, встревожив прислугу. Не успел он сказать людям, чтобы они продолжали заниматься своими делами, не обращая на него внимания, как они, словно стая напуганных голубей, быстро покинули столовую, оставив герцогского сына одного. Обеденный зал сразу стал пустым и зловещим.

Внимание Пола снова привлек портрет деда в ярком наряде матадора. Став заложником созданного им самим образа, удалой старый герцог был вынужден снова и снова выказывать свое бесстрашие, до тех пор пока смерть наконец не победила его.

Не была ли операция против Чена Марека придуманной герцогом Лето версией отчаянного боя быков? Не был ли это просто спектакль, в котором Лето посчитал себя обязанным участвовать, независимо от того, имелась ли военная необходимость в таком непосредственном участии? Он мог наблюдать за схваткой с командного пункта, как он поступил, послав на смерть эскадрилью капитана Рисона. Сафир, Дункан и Гарни вполне справились бы с командованием наземной операцией.

Рабочие плантаций папоротника барра уже продемонстрировали полное пренебрежение собственными жизнями, доказали свой фанатизм, оставив воронку на месте псевдоатомного взрыва. Если они поймут, что армия Атрейдеса одерживает победу, то не прибегнут ли снова к той же самоубийственной тактике – превратить в пар всё и вся, особенно если будет шанс убить при этом самого герцога? Почему они ведут себя так фанатично?

Пол принялся пристально рассматривать уродливую голову быка на стене. Пусть даже теперь голова этого чудовища была прибита к стене как трофей, но до этого оно успело убить старого герцога…

Пол был законным наследником Дома Атрейдесов, но после Оторио в Ландсрааде многое изменилось. Дома пришли в смятение, линии наследования изменились, изменились навсегда. Этот вечный вопросительный знак, словно шип, неотступно терзал душу Пола. Пол всю жизни испытывал чувство грызущей неопределенности, несмотря на то что любил отца, верил ему и преклонялся перед ним. Но теперь его, Пола, самого выставили на продажу, предложив в качестве жениха на брачном рынке.

И его отвергли.

Джессика учила его, как очищать мысли, как смотреть на ситуацию с точки зрения логики, а не блуждать в тумане эмоций. Пол не стал возражать против кандидатуры молодой женщины, предложенной отцом и Сафиром Хаватом, решившими, что для Пола она будет наилучшей политической партией.

Теперь же, когда герцог Верден отверг саму возможность помолвки, Лето подыщет сыну другую кандидатуру. Сафир уже составил новый список, о чем сам и доложил перед отбытием войск. Да, скоро все это начнется сначала. Лето начнет изучать имена и взвешивать их преимущества и недостатки.

Полу предстояло делать то, что было необходимо для Дома Атрейдесов. Он понимал обязанности сына герцога и, если это необходимо, станет хорошим мужем для своей благородной жены. Но, с другой стороны, ему хотелось более активно влиять на свою судьбу – в конце концов, это была его жизнь, его будущее.

Расстроенный, он покинул обеденный зал, понимая, что в любой момент все может кардинально измениться. Проклятые вопросы и неопределенность жгли юного Пола, словно раскаленные угли. Неужели он не сможет даже посмотреть список имен, познакомиться с биографиями этих женщин, одной из которых будет суждено стать его герцогиней?

Повинуясь неясному импульсу, Пол направился в отцовский кабинет. В коридоре не было ни охраны, ни слуг, когда юноша вошел туда. Переплетенные книги стояли на полках вперемешку с редкими вещицами и сувенирами: полированной коралловой горкой, подаренной Лето одним рыбаком, раковинами экзотических моллюсков, древним манускриптом, запечатанным между двумя листками плаза, – дар архивикария. В отдельном шкафу находились каталоги документов о текущих государственных делах, торговых сделках, резервах и доклады министров.

На полированном письменном столе лежал список, заверенный подписью Сафира Хавата и содержавший досье на кандидаток, составленные герцогским ментатом.

Пол остановился в нерешительности. Это были те самые имена. Сафир не стал делать из этого тайны и доложил о списке на летном поле перед отбытием армии. Разве нет у Пола права заглянуть в этот список и что-то узнать о перечисленных там женщинах?

Мать всегда выступала на его стороне, поддерживала сына. Отец, скорее всего, просто сообщит Полу о своем решении, но молодой человек надеялся сначала все же обсудить список…

То, что он здесь, можно было расценить как нарушение доверия… но Пол должен был знать. Он заслуживал этого знания. Разве нет?

Он открыл папку и пробежал глазами имена и краткие сведения о женщинах, понимая, что любая из них может в одночасье круто изменить его жизнь. Возраст кандидаток сильно колебался – были в списке девочки одиннадцати лет и женщины вдвое старше Пола. Он листал испещренные именами страницы, заполненные описанием физических данных, информацией о семье и списками преимуществ и недостатков для Дома Атрейдесов.

Принять окончательное решение, сделать то, что представлялось лучшим для Дома Атрейдесов, должен был герцог. Пол несколько раз напомнил себе об этом. Но он все-таки хотел посмотреть список сам, надеясь найти в нем ту девушку из своих снов…

Пол внимательно читал каждое описание, всматривался в голографические портреты, понимая, что внешность играет едва ли не последнюю роль в выборе оптимального политического союза. Но как быть с ним самим? Пол хотел знать о характере этих женщин, их личностях, темпераменте, интересах, привычках. Были ли эти потенциальные жены трудолюбивыми женщинами или пустыми бездельницами, добродушными или сварливыми? И что они будут думать о нем? Будет ли у него вообще что-то общее с невестой?

Пол листал страницы и просматривал их, стараясь сохранять объективность. Одно из этих имен будет навсегда связано с Домом Атрейдесов, изменит его благосостояние и политическое влияние. Какая из этих молодых женщин подходит ему лучше?

– Многие из этих оставшихся имен будут приемлемыми, Пол, – произнесла его мать, заставшая сына врасплох.

Его чувства были напряжены, он был готов ко всему, благодаря наставлениям Хавата, но Джессика смогла войти незаметно своей крадущейся походкой.

– Не ожидала встретить тебя здесь, – сказала она и ласково улыбнулась сыну.

В смущении он попытался закрыть папку, но она уже все увидела и сделала свои выводы. Он заметил, что мать тоже держит в руке папку – точно такую же, как и папка, которую он нашел на письменном столе. Пол отметил румянец, выступивший на щеках Джессики, ее видимое, пусть и легкое замешательство. Очевидно, она вообще не рассчитывала встретить здесь кого бы то ни было.

– Что это за папка у тебя в руках? – спросил он.

Она ответила почти мгновенно и с легким вызовом, чтобы обезоружить сына:

– О, я внесла кое-какие правки в список Хавата и добавила некоторые имена. – Она подошла к столу, положила на него свою папку, а первую взяла из рук сына. – Идем со мной. – С этими словами она повернулась и пошла к двери, ожидая, что Пол последует за ней.

Он же почувствовал что-то необычное и не стал противиться инстинкту. Открыв новую папку, он просмотрел страницы, заполненные почерком Хавата. Однако страниц было меньше, а некоторые разделы просто отсутствовали. Бросались в глаза и небольшие отличия в написании букв, в расстановке знаков препинания.

Джессика мастерски подделала почерк ментата, но Пол все же уловил разницу.

– Почему ты принесла эту папку сейчас, когда отца нет, а не отдала ее ему лично в руки? – Пол вгляделся в лицо матери и мгновенно понял, каким должен быть ответ. – Ты внесла изменения, о которых он, по твоему мнению, не должен знать. Почему?

Будучи наложницей, посланной к Лето Орденом Бинэ Гессерит, Джессика, в общем-то, находилась в таком же положении, что и Пол. Она была верной партнершей отца, но надежность этого положения поддерживалась доверием, а не имперским законом.

Джессика была не только прекрасной дамой герцога, но и вполне самостоятельной женщиной. По собственному почину она преподавала Полу глубокие навыки Бинэ Гессерит, чтобы улучшить его способности, и делала, вероятно, гораздо больше, чем думал его отец.

– Мне пришлось внести некоторые… улучшения, – заговорила Джессика. – Это наше с твоим отцом дело, и речь идет о благополучии Дома Атрейдесов. – Она одарила сына обезоруживающей улыбкой. – Я хорошо тебя знаю, сын мой, и хочу, чтобы ты был счастлив. Если же по этому поводу возникнет спор, я всегда буду на твоей стороне.

Пол видел, что вывел мать из равновесия, и пришел к выводу, что на ее действия повлияли интересы Бинэ Гессерит.

Нахмурившись, он вслед за Джессикой вышел из кабинета. Пол достаточно много узнал из досье и уже понял, что среди кандидаток нет той девушки, которую он давно видит в сновидениях.

Его будущее будет решаться предложениями Сафира, исправлениями матери и окончательными намерениями отца. Ему же хотелось, чтобы хоть кто-нибудь спросил его мнения на этот счет.

Есть закон, и есть месть. Я воплощаю и то и другое.

Герцог Лето Атрейдес. Обращение к военному совету Каладана

При виде бегущих с поднятыми мечами в атаку солдат лицо Гарни исказила хищная улыбка. Битвы всегда вдохновляли его. Здесь он был в своей стихии. Кровь пела в его жилах в дни сражений. Годы жизни под властью Харконненов и служба у Лето Атрейдеса – все это готовило Гарни к таким моментам, как этот.

Хотя он чувствовал себя голым без щита, кинжал в одной руке и рапирон в другой могли защитить его не хуже, а если он лишится этого оружия, то сможет работать и голыми руками.

Возвысив голос, он обратился к своим бойцам:

– Вы порядком устали от учений, правда, парни?

Рев приземляющихся судов, треск и вой пожара, звон клинков были оглушительными, но громовой голос Гарни перекрыл всю эту адскую какофонию.

– Черт возьми, ничто не пахнет так приятно, как кровь врага.

Он и его бойцы не обращали внимания на оборванных рабочих, метавшихся в поисках спасения из ада горящего папоротника. Они не были достойными противниками. Солдаты обнаружили тюки упакованного айлара и сожгли все. С гулким хлопком взорвался охваченный пламенем склад без окон. Гарни ринулся вперед, увлекая за собой солдат. Сейчас армия герцога сокрушит весь этот комплекс, не оставив от него камня на камне.

Вблизи палаток и низких строений, за длинными бараками, защищенными светящимся силовым полем, Гарни заметил генераторную будку.

– Туда! Уничтожим силовую станцию и выключим защитное поле и маскировку.

Свирепая усмешка прорезала лицо бежавшего рядом с Гарни человека. Он был молод и нетерпелив.

– Я предпочту вонзать меч во вражеские тела, а не ломать какое-то старье!

– Вперед, парень! Перед тобой масса наемников, и есть кого убивать, но я все же поломаю это старье, а потом присоединюсь к вам. – Холлик улыбнулся. – Взрыв может быть так же приятен, как и удар меча, если умеешь это делать.

Бойцы побежали дальше, подняв клинки, горя желанием скорее скрестить их с клинками наемников Марека, но ни один из них не встал на пути Гарни, когда он кинулся к генераторной будке. Остановившись перед работающей машиной, он извлек из кармана небольшой взрывпакет и прикрепил его к металлическому кожуху. Холлик тоже жаждал сражения и бросился прочь, обнажив оба своих клинка. Отсчитав положенное число секунд, он сгруппировался и упал на землю.

Осколки от взрыва полетели во всех направлениях, словно шрапнель. Генератор был уничтожен. Маскировочная сеть отключилась, полностью обнажив поля и сделав их доступными целями для бомбардировщиков. От разрушенной будки к небу поднимались языки пламени и клубы дыма.

Гарни на мгновение остановился, чтобы полюбоваться своей работой, а затем посмотрел на небо. Через несколько секунд он увидел эскадрилью герцогских бомбардировщиков, заходивших на боевой разворот. Они сбросили бомбы на дальнем конце поля и зажгли его по периметру.

Холлик догнал своих бойцов, когда они уже столкнулись лицом к лицу с фанатиками Марека. Враги сражались ожесточенно, умело и стойко, кажется, даже не помышляя об отступлении. По цвету кожи и по чертам их лиц Гарни понял, что этих людей набрали по всей Империи, видимо, завлекая высокой платой. Но двигали этими людьми не просто деньги; никакими деньгами нельзя купить столь фанатичной верности.

Вражеские бойцы буквально жаждали умереть, и Холлик был готов исполнить это их желание.

– Вперед, за Атрейдесов! – проревел он.

– За Атрейдесов! – откликнулись солдаты.

Слова Гарни вселяли мужество в сердца.

Враги прикрывались силовыми полями, но герцогские солдаты знали, как пробить их: нужно было немного замедлить удар клинка, чтобы он прошел сквозь поле Хольцмана. Эту привычку выработали на тренировках, и она стала второй натурой воинов. Солдаты наносили удары сами и отражали удары вражеских мечей.

Пока подразделение Гарни сражалось плечом к плечу, сам он поспешил к наемнику со шрамом на лице. Притормозив, он нанес боковой удар рапироном, пробив щит, а затем кинжалом поразил врага в почку. Это был отработанный прием, которым Гарни поверг великое множество противников – он и сам не помнил, скольких, – и неважно, были у них щиты или нет.

Из дальних строений на поле высыпала очередная группа наемников. Добавилась еще добрая сотня вражеских бойцов. Все оснащение противника – генераторы, производственные цеха, орнитоптеры, сенсорные сети, подготовленные солдаты и их экипировка – говорило о тщательной продуманности обороны.

Однако Гарни был уверен, что войскам Атрейдеса удастся вырвать этот комплекс с корнем, растоптать и уничтожить его. Воины не подведут своего герцога.

Гарни резко обернулся и оказался лицом к лицу с темнокожим наемником с зелеными глазами. Его лицо не выражало ничего, кроме слепой ярости, словно он был под действием наркотиков, но это никак не влияло на быстроту и точность его движений. Гарни действовал кинжалом и рапироном, стараясь нащупать слабое место в щите противника и проткнуть силовое поле. Наемник отступил. Рапирон зазвенел от удара более массивного клинка неприятеля, но Гарни отвел его меч в сторону.

Отскочив назад и оказавшись вне досягаемости врага, Гарни поднял оба своих клинка, со свистом рассек ими воздух и крикнул:

– От какого оружия ты предпочтешь умереть – от кинжала или от рапирона? Я с радостью убью тебя и тем и другим.

Наемник не ответил. Гарни бросился на светящийся щит, и неприятель принялся яростно отражать его удары. Очевидно, наемник не привык сражаться с противниками без щитов, и Гарни поспешил воспользоваться этим преимуществом. Он был более ловок; почувствовав обжигающий удар в плечо, он извернулся, сделал нырок, напряженно анализируя систему обороны противника и, наконец, смог подобрать к ней ключ. Он убил наемника выпадом рапирона, а затем проткнул его еще и кинжалом.

– Я сделал выбор за тебя!

Потрясая обоими клинками, с которых стекала кровь, Гарни огляделся и легко нашел следующую цель. Пока это была только разминка.

Продвигаясь вперед, отряд оставлял за собой груду мертвых тел. Гарни посмотрел в сторону. Его внимание привлекло небольшое, но хорошо укрепленное и защищенное силовым полем строение. Что-то подсказало Гарни, что это не обычное складское помещение. Холлик решил посмотреть, что это за домик, оставив рукопашную своему подразделению. Оно прекрасно справлялось с задачей и без него.

Подбежав к силовому щиту, Гарни медленно его вскрыл и прошел к двери.

Войдя внутрь, он увидел нечто вроде архива документов и катушек шигафибра – декларации о поставках, контракты с именами участников, маршруты – настоящая сокровищница информации. Пользуясь этими данными, Сафир Хават сможет вскрыть всю сеть операций с айларом, выяснить, кто на Каладане помогал распространять наркотик, кто финансировал эту деятельность и кто был заказчиком на других планетах.

Гарни пришел в восторг и расхохотался.

– Награда Господня пребудет с праведными!

Он взломал замок подвернувшегося шкафа и принялся выгребать оттуда документы. Подняв крышку одного из ящиков, он услышал подозрительное шипение и понял, что что-то пошло не так. Ящик вспыхнул ярким пламенем. Гарни отскочил назад, подняв обожженные руки.

Раздался еще один негромкий хлопок, и огонь охватил второй ящик, потом третий. Начался процесс самоуничтожения архива с ценнейшей информацией.

– Проклятье!

Гарни сунул руки в контейнер и выхватил оттуда пачку бумаг и две катушки шигафибра – это было все, что он смог спасти до того, как пламя разгорелось слишком сильно. Ящики продолжали вспыхивать один за другим, металлические стойки шкафов раскалились добела.

Яростно выругавшись, Холлик вдруг осознал, что может оказаться в огненной ловушке. Он бросился к двери и выскочил из домика; буквально через секунду строение полностью охватили огонь и удушливый дым.

Сжимая в руках спасенные документы, Гарни поморгал обожженными веками и поспешил прочь от огня. Он сложил на землю бумаги и катушки, запомнил это место, потом согнул и разогнул покрасневшие от ожогов пальцы. Он извлек из ножен оружие и зашагал в гущу схватки.

Рукопашная… он решил заняться тем, что умел делать лучше всего.

Большинство самых успешных империй вырастают из семян точно нацеленного разрушения. С императорского трона я возделываю этот сад.

Император Элруд Коррино IX

Транспортный отсек корабля Космической Гильдии, арендованный имперской армией для выполнения миссии, был забит сотнями боевых судов корпуса сардаукаров, военным снаряжением и солдатами. Это была крупнейшая военная экспедиция из всех, какими довелось командовать полковнику-баши Джопати Колона.

После многих лет безжалостного обучения в школе сардаукаров на Салузе Секундус ему приходилось самому возглавлять более мелкие операции, но в крупных боевых действиях он всегда играл вторые роли. Колона отличился во всех случаях – отличится и сегодня.

Император Шаддам IV был преисполнен решимости дать недвусмысленный сигнал каждому тайному изменнику в Ландсрааде и Содружеству благородных в целом.

Облаченный в полевую форму Колона находился на командном пункте передового флагманского судна. Отдав приказ пилоту, он возглавил авангард, высыпавший из брюха лайнера, и устремился к видневшейся внизу планете. Корабли Императора приближались к ночной стороне Дросса. Герцог Фаусто Верден и его семья спали, но очень скоро они проснутся.

На экране устройства тактической связи полковник-баши наблюдал, как светлые точки его кораблей вспыхивали оранжевым огнем, входя в плотные слои атмосферы. Карательная операция шла гладко и выглядела даже красиво.

Колона был не из тех командиров, которые посылают свои войска в пекло, оставаясь при этом в безопасном тылу, наблюдая оттуда за схваткой, принимая донесения и отдавая распоряжения. Когда его солдаты оказывались в опасности, Колона и сам устремлялся в самое опасное место. Если солдаты начнут погибать, он присоединится к ним, чтобы умереть вместе с ними. Сардаукары были его семьей, и он любил их всех. У него не было другой семьи, и он очень живо ощущал узы товарищества, связывавшие его с солдатами. Для Колона не было более высокой чести, чем погибнуть среди братьев и сестер, товарищей по оружию.

Колона, глядя на темное небо планеты Вердена, отдавал приказы, руководя всем своим флотом.

– Мы застали их спящими, но я приказываю активировать силовые щиты и сохранять бдительность.

Так было запланировано.

Боевые корабли были окружены светящимся полем, защищавшим их от ракет и снарядов противника. Это первое руководство крупной войсковой операцией сулило Колона большие возможности. Император Шаддам счел его пригодным для этой роли, и Колона не подведет своего сюзерена. Он образцово выполнит приказ.

Но, несмотря ни на что, Колона никак не мог избавиться от ощущения какой-то смутной внутренней неловкости. Со смешанными чувствами смотрел полковник-баши на жемчужные огни больших городов планеты, на столицу Вердена. Людям там, внизу, суждено сегодня умереть, и большинство из них невинны, даже если подозрения Шаддама верны в отношении самого Фаусто Вердена.

Все это живо напоминало полковнику такое же нападение на его родную планету Борхис. То был неожиданный ночной рейд под командованием Паулуса Атрейдеса, обманом вовлеченного в преступление Элрудом. Теперь Колона знал это доподлинно. Герцога Паулуса сопровождали сардаукары, переодетые в форму Атрейдесов. Выследив последних уцелевших членов правящей семьи, командир сардаукаров захватил в плен юного Джопати, укрывшегося в холмах. Сардаукар не стал его убивать, а направил на воспитание на планету-тюрьму Салузу Секундус. В то время Джопати было всего четырнадцать.

Джопати, однако, выжил и даже преуспел в жизни.

Теперь, руководя этим нападением, Колона не мог отделаться от чувства, что история повторяется и он, именно он, творит эту историю. Разве не разожжет он жажду мести в уцелевших членах поверженной благородной семьи своей внезапной атакой на Дом Верденов? Нет ли там внизу такого же, каким был он, подростка, который станет свидетелем гибели своего мира? Что, если в действительности это безжалостное действо заставит еще большее число людей сочувствовать движению Содружества благородных?

Тем не менее полковник-баши Джопати Колона выполнит свой долг, и выполнит хорошо.

Боевая группа пронеслась по ночному небу, приготовив к бою оружие. Согласно приказу Императора Колона должен был напасть без предупреждения, без предъявления ультиматума и без объяснений; ни у кого не должно было быть возможности эвакуироваться.

Сардаукары просто нанесли удар.

Орудия произвели первые выстрелы, разрушая здания; над планетой взметнулась огненная завеса. Из транспортов высаживались вооруженные до зубов безжалостные солдаты, облаченные в форму имперских сардаукаров; дроны-самоубийцы, наполненные взрывчаткой, летели навстречу своим целям.

Огненные полосы прочертили ночное небо Дросса; дворец Вердена был объят пламенем. Колона приказал пилоту флагмана приблизиться к горящему зданию и принялся рассматривать его, впитывая все детали.

Рушились стены, гигантские языки пламени лизали высокие башни, и вдруг на стене одной из них Колона разглядел красивую девочку-подростка в тонкой ночной рубашке. На инструктаже перед отправкой на задание полковника-баши ознакомили с составом семьи амбициозного герцога. Колона сразу узнал его дочь, Джуну Верден. К ней на выручку бросилась охрана дворца, но люди бежали слишком медленно, и девочка упала вниз, навстречу своей смерти, в ревущий среди рушившихся стен огонь.

Такое зверское убийство девочки и всей ее семьи не доставило Колона никакого удовольствия. Это была еще одна черная метка в истории.

Невзирая на внутреннее неприятие, полковник-баши Колона образцово провел операцию. Атака сардаукаров была быстрой, эффективной и ошеломляющей. Военно-воздушные силы Вердена попытались оказать сопротивление, но оно было настолько плохо организовано, что воздушные суда, вспыхивая, словно факелы, одно за другим падали на землю. Очень скоро все было кончено.

Если герцог Верден действительно был вовлечен в мятеж, направленный на разобщение миров Империи, то агенты Содружества благородных и вестники быстро разнесут слух о возмездии по всей Вселенной. Шаддам тоже не станет медлить и выступит с заявлением, в котором скажет, что герцог Верден заслужил такую судьбу. Слово Императора не подлежит обсуждению.

Это было жестоким предостережением, и Джопати Колона сомневался, что оно станет последним.

Решая уравнение выживания, необходимо просчитать, чт* * * можно приобрести, и пренебречь тем, чт* * * можно, не жалея, потерять.

Руководство ментата

Во главе отряда самых лучших воинов Дункан Айдахо миновал ряд небольших защищенных хижин. За этими строениями, среди высоких стволов древовидных папоротников, он заметил низкий дом, отличавшийся от всех остальных зданий – как производственных цехов, так и жалких сборных хибар. Здание выглядело более солидным, более пригодным для жилья. Что это? Дом охраняли не менее пятидесяти наемников.

Группа телохранителей вывела из строения какого-то человека и вместе с ним направилась к густой листве леса, уводя человека подальше от места боя.

– За мной! – скомандовал Дункан.

Наемники построились в ряд, чтобы блокировать продвижение отряда Дункана, словно прикрывая отступление сопровождаемого человека. Дункан и его солдаты врезались в ряды наемников с неудержимой яростью. Айдахо убил первого же подвернувшегося противника, а затем напал на следующего. Солдаты Дункана тоже быстро расправлялись с врагами, пробиваясь сквозь кордон. Но реальная цель ускользала – еще немного, и она скроется в густых зарослях папоротника.

Он догадался, что этим охраняемым человеком мог быть только Чен Марек.

Дункан налетел на следующего противника, но меч не смог с первого раза пробить силовой щит. Айдахо замедлился, изменил направление удара и сквозь щит поразил врага в сердце.

– Они пытаются нас задержать! Наша цель – вон тот человек!

Он указал направление мечом и бросился в погоню, не дождавшись, когда убитый противник упадет на землю.

Солдаты Атрейдеса бились с фанатичными наемниками, одолели нескольких из них и прорвали оборону. Не заботясь о судьбе оставшихся в живых врагов, Дункан начал преследование.

– Он уходит!

Айдахо и его люди продирались сквозь подлесок, отбрасывая мешавшие им ветви. Дункан почувствовал, как какой-то шип вонзился ему в щеку. Он досадливо откинул злополучную ветку и продолжил погоню. Товарищи не отставали.

Путь им преградили пятеро телохранителей, подаривших своему хозяину еще несколько минут форы. Дункан и его солдаты справились с этими наемниками очень быстро и продолжили преследование. Несмотря на то что воины Атрейдеса были без силовых щитов, дрались они уверенно, решительно пробивая вражеские щиты. Дункан уже понял, что наемники были достойными противниками, но его люди превосходили их умением, и к тому же под командой Айдахо были лучшие солдаты Каладана.

Хотя трое соратников пали на поле боя, враги дорого заплатили за их гибель. Теперь лишь горстка телохранителей продолжала уводить наркобарона в чащу зарослей папоротника, петляя между растениями. Дункан прибавил шагу. Может быть, у Марека где-то неподалеку спрятан орнитоптер…

Айдахо мысленно поклялся, что Марек не сможет от него ускользнуть.

Колючие зрелые растения высились вокруг, листья их напоминали острые жесткие лопасти. Дункан срубил один лист, рванулся вперед, выбежал на небольшую полянку и здесь наконец-то увидел цель. От удивления Айдахо на мгновение застыл на месте.

Чен Марек оказался низеньким человечком в серой одежде, петлявшим среди огромных папоротников. Охваченный паникой наркобарон лихорадочно оглянулся, и Дункан различил остренькое личико; кожа его отливала сероватым цветом. Сердце Дункана забилось чаще.

Тлейлаксу!

Чен Марек оказался членом Бинэ Тлейлаксу, сообщества презренных экспериментаторов, генетических манипуляторов, мастеров изощренных пыток. Дункан встречался с ними и раньше – он сражался с ними и ненавидел их. Но что они делают на Каладане?

– Я знаю, кто ты, Чен Марек!

Дункан бросился вперед, убил еще одного телохранителя, который попытался задержать его. Остальные солдаты Дункана бежали следом, и на их стороне был небольшой численный перевес. Теперь наркобарон уже не мог ускользнуть.

Тлейлаксу остановился. Около него осталось всего трое телохранителей. Они окружили его с поднятыми клинками и включенными силовыми щитами, готовые пожертвовать своей жизнью.

При необходимости Дункан мог бы расправиться со всеми. Бежать Чену Мареку было больше некуда.

Припертый к стенке, Марек сверлил Дункана ненавидящим взглядом.

– Ты человек герцога? – По глазам Марека было видно, что сдаваться он не собирается.

– Я мастер фехтования Дункан Айдахо. Последний раз я дрался с тлейлаксу в пещерах Икса. Мы восстановили там власть Дома Верниусов после вашего нашествия. – Он улыбнулся. – Тогда я убил много ваших, а сейчас с радостью дополню этот список еще одним.

Морщинистое, размером с кулачок, серое личико Марека потемнело от гнева. Он выступил вперед между двумя своими телохранителями.

– Ты не представляешь, с каким врагом ты столкнулся, Дункан Айдахо. Ты даже не понимаешь, каковы будут последствия твоих действий.

– Я знаю, что мы покончили с твоими незаконными операциями здесь, на Каладане. Что, Каладан стал испытательным полигоном для тлейлаксу? Мы остановим поставки наркотика, и вы больше не сможете убивать.

Губы Марека скривились в презрительной усмешке.

– Герцог Лето – человек, не видящий возможностей.

Наркобарон, казалось, ни на секунду не сомневался, что остался хозяином положения, хотя было очевидно, что битву он проиграл.

Тлейлаксу сунул руку в складки своей накидки и извлек миниатюрный бластер. Его сморщенное лицо стало поистине зловещим.

– Войди в мое положение, Дункан Айдахо. Если я позволю тебе взять меня в плен, то герцог Лето непременно казнит меня, и ты прекрасно это понимаешь. Больше того, я знаю, что допрашивать меня будет герцогский ментат. Этого я допустить не могу. Слишком велики ставки в этой игре. – Тонкие губы его сложились в улыбку. – Думаю, тебе придется меня отпустить.

Сжимая рукоятку меча, Дункан напрягся, как лазанский тигр перед прыжком.

– Мы можем убить твоих телохранителей и передать тебя в руки правосудия. – Наркобарона и его людей уже окружили солдаты с оружием на изготовку; некоторые обнажили и огнестрельное оружие, хотя оно было бесполезно против индивидуальных силовых щитов.

– Нет, мне все же кажется, что ты меня отпустишь, – повторил Марек. – Ты же наверняка усвоил преподанный вам урок, когда четверо ваших пилотов были превращены в пар. Мне пришлось тогда показать, насколько мы серьезны, насколько преданны нам наши последователи. У нас есть дело, понять которое вам не дано. Я потерпел урон от потери одного поля, но Атрейдес потерпел больший урон. Ты понимаешь, что я хочу сделать. – Он поднял бластер. – И теперь ты меня отпустишь. Прочь с дороги!

Дункан презрительно фыркнул.

– Я мастер фехтования, и я твердо намерен пленить тебя.

Невзирая на бластер, они могли с легкостью захватить наркобарона – он бы не успел убить их всех.

– Я вижу, твои люди обошлись без силовых щитов; это мудрая предосторожность. – С этими словами Марек активировал бластер. – Но на моих людях такие щиты есть. – Он навел оружие на одного из телохранителей. – Лазерный луч и силовое поле. Ты же прекрасно знаешь, что происходит при их взаимодействии, и для этого совсем не нужны враги, подойдут и мои люди. Они в любом случае готовы умереть.

У телохранителей на лицах не дрогнул ни один мускул.

Дункан оцепенел. Он понимал, что этот человек вполне способен исполнить свою угрозу.

Марек принялся рассуждать:

– Мы живем по законам Великой Конвенции, по законам войны ассасинов. – Он грубо расхохотался. – Разве может разумный человек даже помыслить о том, чтобы намеренно выстрелить из бластера в щит, зная, что в результате получит подобие атомного взрыва? Какое отчаяние может толкнуть на столь запретное действие?

– Никакое… – произнес Дункан, ощущая невыносимый холод в груди. Эти люди – фанатики и уже доказали, на что способны.

Он тут же подумал и о более тяжких последствиях. Взрыв, полученный в результате взаимодействия лазерного луча и силового поля, убьет не только Дункана и Марека, он уничтожит и превратит в пар всю армию и самого герцога.

Тлейлаксу рассмеялся, заметив выражение лица Дункана.

– Ты сказал, что считаешь мою расу презренной. Я знаю, вы презираете нас просто за сам факт нашего существования. Неужели ты решил, что я не предпочту достойный конец, не предпочту умереть в венце славы? Если я нажму эту кнопку, лазерный луч поразит щит телохранителя. После этого ты, я – всё в радиусе одного километра исчезнет в адской белой вспышке. Абсолютно всё.

Он умолк, высокомерно вскинув брови, потом снова заговорил:

– Ах, наверное, и герцог тоже здесь, с вами? Ну конечно же, он здесь! Герцог Лето Атрейдес не станет отсиживаться в тылу, посылая других в бой. Одно нажатие на кнопку, и я навеки прославлюсь как человек, убивший герцога Каладана и уничтоживший его войско. Это намного лучше, чем быть допрошенным и замученным до смерти, ты не находишь? – Марек злобно засмеялся. – Я уже сказал, но повторю снова: ты отпустишь меня, или ты, твои солдаты и твой герцог сгорите в огне.

Дункан изо всех сил пытался обуздать душившую его ярость, тщетно ища выход. Тлейлаксу был прав: герцог Лето находился в радиусе взрыва. При всей своей быстроте, при всей молниеносной реакции Дункан не сможет опередить лазерный луч, который ударит в щит. Да, это был невозможный выбор.

Двое солдат вышли вперед и встали рядом с Дунканом.

Марек не стал ждать его ответа. Зная, что он выиграл, наркобарон решительно зашагал прочь, взяв с собой двух наемников и оставив третьего, готового задержать преследователей ценой собственной жизни. Дункан колебался, представляя все возможные последствия, но затем отбросил осторожность и бросился в погоню.

Марек не испепелит их в огне псевдоатомного взрыва, до тех пор пока у него останется надежда на удачный побег. Дункан убил задержавшегося телохранителя, а затем пустился вдогонку за наркобароном, который уже успел углубиться в заросли и теперь петлял между гигантскими стволами папоротника, прокладывая себе путь в тенях, отбрасываемых колючими растениями.

Потом он внезапно исчез среди переплетенных ветвей. Дункан больше не видел этого серого человечка. Наркобарон и его телохранители как будто провалились сквозь землю.

Дункан окликнул Марека по имени, но никто не отозвался. Папоротниковый лес звонко шелестел на ветру, словно издеваясь. Издалека по-прежнему доносились звуки сражения и была видна дымная пелена, поднимавшаяся над горящими плантациями.

– Марек! – снова крикнул Айдахо. Уцелевшие бойцы его отряда, запыхавшись, догнали Дункана и рассыпались по лесу, продолжив преследование. – Это был ловкий трюк, чтобы выиграть время. Все было спланировано с самого начала…

Через полчаса долгих и тщательных поисков Дункан и его товарищи наконец обнаружили хитроумно замаскированное отверстие в стволе одного из папоротников. Это отверстие вело в проход, достаточно широкий, чтобы в него мог протиснуться один человек. За проходом открывалась сеть подземных ходов – настоящий лабиринт.

Теперь Чен Марек мог оказаться где угодно.

Дункан постепенно привык к темноте, но понимал, что на этот раз упустил наркобарона.

На грандиозных весах Империи и будущего человечества ничто не может сравниться с опасностью эмоциональной привязанности.

Наставление Бинэ Гессерит

Наступил вечер, когда один из контрабандистов подвел к орнитоптеру графа Фенринга, снова с завязанными глазами. Он снял с графа повязку, только когда они прибыли на новую базу Туека. Отряхнувшись, Фенринг остановился на каменном полу тайной пещеры, освещенный плавающими под потолком светошарами.

Сегодня, чтобы соблюсти все формальности, он будет присутствовать здесь в качестве имперского наблюдателя. Шаддам посмотрит запись позже, после чего будет удовлетворен – по крайней мере, на время.

В этом укрытом от посторонних глаз гроте контрабандисты Туека с помощью насосов закачивали специю в транспортные емкости, затем запечатывали их и грузили в орнитоптеры. Даже с гравипоплавками каждый контейнер с трудом поднимали двое рабочих.

Воздух пах корицей. Запах был так силен, что у Фенринга защипало глаза.

– Да, запах, кажется, стал сильнее, – произнес Фенринг, потянув носом воздух.

– Мы сегодня нашли нетронутое ветром поле специи, как раз на месте недавнего меланжевого выброса, – объяснил сопровождающий. – Наполнили комбайн и ускользнули с грузом. Потом нас атаковал харконненовский патруль. Это произошло до того, как мы заметили след червя. Пришлось бросить на месте часть оборудования. – Контрабандист был зол, как песчаный дьявол, но старался говорить тихо. – Это нанесло нам большой урон. Эсмар говорит, что нам во что бы то ни стало надо достичь взаимопонимания с Императором.

– Мы его достигнем, – сказал Фенринг, подумав, что необходимо жестко поговорить с бароном Харконненом. – После того что мы сделаем сегодня, взаимопонимание станет полным.

Войдя в новый кабинет Туека, граф увидел, что в помещении стало больше металлической мебели – четыре стола, шкафы с документами и рабочее оборудование. Прежде чем Фенринг успел сесть, в кабинет вошел человек со шрамом. Туек был явно утомлен и сильно расстроен. Он выслал из кабинета устанавливавших дверной гермоклапан рабочих, чтобы остаться наедине с Фенрингом.

– Вы очень точно рассчитали время, граф. Буквально через минуту сюда приведут Руллу и ее тайного любовника. – Туек заскрипел зубами от ярости. – Это будет неприятно, но полезно – как для вас, так и для меня.

Он выглядел больным и уставшим, однако лицо его оставалось угрюмым и напряженным.

– Я верю, что жертва, которую я готов принести, будет достаточной для вашей цели.

– Хм-м-ах, посмотрим.

Из коридора донеслись шум борьбы и грубые выкрики. Женский голос кричал: «Не бейте его!» Спустя мгновение в кабинет втащили Руллу, которая вырывалась из рук державших ее людей, как попавший в капкан хищник. Она презрительно взглянула на Туека.

– Твои люди избивают его!

– Значит, ему не нужно сопротивляться. – Туек выжидающе посмотрел на выход из туннеля. – Он знает, что сделал, и знает, что его жизнь висит на волоске, как и твоя. Вы оба предали меня.

Запыленные контрабандисты вошли в кабинет, толкая перед собой упиравшегося мужчину. Когда они выволокли своего пленника на середину пещеры и отпустили, пораженный Фенринг увидел, что это Стабан, сын Туека от первой жены. На лице молодого человека было несколько ссадин, из разбитой губы сочилась кровь.

Контрабандисты подвели Стабана к отцу и отступили. Стабан кипел от злости, но старался сохранить достоинство. Эсмар шагнул вперед и ударил сына кулаком в лицо.

Молодой человек вздрогнул и отшатнулся, но не поднял руки в ответ. Эсмар ударил его еще раз, теперь сильнее, и сбил сына с ног. Стабан зашевелился, пытаясь встать.

– Почему ты не защищаешься? – спросил Эсмар и нанес сыну третий удар.

– Потому что я никогда не трону отца. Я не могу…

Эсмар пришел в ярость.

– Ударить меня ты не можешь, но ты смог взять мою жену, не так ли?

Рулла смотрела на эту сцену, кипя от гнева, но контрабандисты крепко держали ее. Фенрингу было приятно видеть, насколько верны контрабандисты Эсмару Туеку. Женщина пронзительно закричала:

– Он изнасиловал меня! Я никогда не давала своего согласия…

Эсмар заставил ее замолчать гневным взглядом.

– Да, мой сын предал меня, но он не насильник.

Он толкнул Стабана в руки приведших его людей. Молодой человек смотрел в пол, не поднимая головы.

– Но ты, Рулла… Я очень хорошо знаю теперь, кто ты. – Туек говорил тихим угрожающим голосом. Он повернулся к Фенрингу, и после этого поведение его переменилось. Он принялся рассказывать состряпанную им историю, фальшивую и лживую, которую доложат на Кайтэйне. Он говорил, сверля глазами неверную жену, но слова предназначались для Фенринга и других контрабандистов, находившихся в пещере. – Рулла, я также знаю о твоих подлых операциях со специей – ты наняла банду пиратов, воровала меланж и тайно от нас продавала его. – Он вперил в нее горящий взгляд. – Если ты обманула меня в любви, то могла обмануть и в деле.

Фенринг улыбался, удовлетворенно кивая.

– Да, хм-м, я видел доказательства твоих преступлений, и они довольно убедительны. Их действительно достаточно.

Рулла перестала вырываться. Это обвинение, казалось, парализовало ее. Растерянность уступила место слепой ярости.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ничего подобного я не делала! – Она посмотрела на других контрабандистов, ища поддержки, но у тех были каменные лица. – Я непричастна ни к какому пиратству!

– Император недоволен; черный рынок специи ускользает из-под его контроля, – сказал Фенринг. – Он будет рад, когда я доложу ему, что мы нашли преступника.

Рулла смотрела на мужа во все глаза.

– Это вздор!

Главарь контрабандистов чуть наклонил голову.

– Остается еще один вопрос: участвовал ли в этом мой сын… или его еще можно спасти? – Он посмотрел на Стабана.

Стабан смело встретил взгляд отца, не боясь снова быть избитым.

– Я ничего не знаю о каких-то других действиях Руллы.

Эсмар долго смотрел на него, и Фенринг буквально физически чувствовал, что главарь контрабандистов кипит от ярости. Наконец Туек-старший отвернулся.

– Я верю тебе.

– Это ложь! – закричала Рулла. – Это ложь! Как ты можешь так предавать меня?

– Посмотри в зеркало, и ты увидишь настоящего предателя. – Эсмар подошел к жене. – Граф Фенринг, имперский наблюдатель, засвидетельствует, как мы вершим правосудие в пустыне. Теперь это и правосудие Императора.

Стабан выглядел сломленным, но постарался сохранить лицо.

– Что будет со мной, отец?

Эсмар помолчал, потом ответил:

– Я все еще питаю призрачную надежду, что тебе стоит сохранить жизнь.

Рулла снова принялась вырываться, словно нарочно выставив напоказ свой круглый живот.

– Нет! Я ношу под сердцем дитя! – Она бросила взгляд на упорно молчавшего Стабана, потом опять на Эсмара. – Это твой… твой внук!

– Это плод твоего соблазна, твоего лукавства. – Туек отвернулся и жестом приказал своим людям увести Руллу.

– Но дитя невинно! – завыла женщина.

– В пустыне гибнет много невинных, – отрезал Туек, – а ты виновна.

Фенринг был очень доволен этим сюрпризом. Он приказал Туеку приготовить козла отпущения, принести жертву, достаточную для того, чтобы убедить Шаддама, что этот жест был болезненным и реальным. Но жена-соблазнительница и нерожденный внук? Император будет впечатлен сверх всяких ожиданий. У него не останется никаких сомнений.

Фенринг протянул Туеку повязку, снятую с его глаз.

– Могу предложить вот это… нельзя ли использовать повязку как кляп?

Ночью, стоя на высокой горе, откуда открывался потрясающий вид, граф Фенринг и Эсмар Туек наблюдали за происходящим через бинокли с масляными линзами. Они смотрели, как Руллу волокут в открытую пустыню. Записывающий аппарат высокого разрешения фиксировал мельчайшие подробности, потому что Шаддам наверняка захочет насладиться казнью во всех деталях. Он сможет убедиться в том, что Фенринг добросовестно выполнил свою работу.

На дюны падал бледный призрачный свет двух маленьких лун. Фенринг настроил масляные линзы так, чтобы отчетливо видеть, как контрабандисты Туека за руки и за ноги волокут по песку беременную женщину – она была похожа на птицу, распятую в пустыне.

– Досадно, что мы не сможем услышать ее последние слова, хм-м, – сказал граф.

Туек возмущенно фыркнул.

– Она уже достаточно наговорила и достаточно сделала. Будет знать, как предавать мужа.

Люди Туека воткнули фрименскую колотушку в песок неподалеку от Руллы, активировали механизм и бросились к маленькому орнитоптеру. Судно захлопало складчатыми крыльями, взмыло в воздух и полетело прочь.

Фенринг приблизил изображение. Съемочная камера следовала за его взглядом.

– Это не продлится долго.

Эсмар казался статуей, высеченной из песчаника.

– Да, это будет недолго.

Сын Туека, Стабан, стоял рядом с отцом. Он не был связан, но выглядел так, словно его скрутили удушающей шигафибровой проволокой. Он был бледен, как выбеленный солнцем песок. Эсмар обернулся к сыну и выплеснул на него весь свой гнев.

– Благодари меня за оказанную тебе милость, за мою веру в то, что ты не испорчен окончательно. Иначе ты был бы там, рядом с ней.

Стабан тихо ответил:

– Это еще хуже.

Человек со шрамом посмотрел на сына жестким взглядом синих от специи глаз.

– Я и хотел, чтобы тебе было хуже.

Эсмар Туек предложил казнить еще двух контрабандистов в качестве сообщников Руллы. Они, как и его неверная жена, не были замешаны ни в каких подпольных операциях, однако Туек поймал их на воровстве и воспользовался этой возможностью. Эта дополнительная казнь подкрепит рассказ Фенринга, сочиненный специально для Шаддама. Но тех жертв ожидает другой конец. У Туека были на этот счет свои планы.

Хотя Фенринг и не слышал никаких звуков из-за большого расстояния, он видел, как отчаянно билась Рулла, стараясь высвободиться из веревок, привязанных к четырем массивным кольям. Стабан наблюдал, судорожно глотая слюну, которой не было, но молчал.

Колотушка ритмично стучала по песку. Эти звуки обычно довольно быстро вызывали чудовище. Бум, бум, бум! Фенринг напрягся и уловил этот слабый звук; графа распирало от неясного предчувствия. Люди, не родившиеся фрименами, как правило, не имели возможности вживую увидеть огромных песчаных червей из глубин пустыни.

Эсмар Туек молча пристально смотрел вдаль. Потом он опустил бинокль.

– Вы слышите?

– Колотушку? Да, звук очень отчетливый, несмотря даже на расстояние…

– Нет, я не об этом. Прислушайтесь.

Сосредоточившись, Фенринг услышал отдаленный негромкий рокот, шелестящую вибрацию, похожую на шум катящейся волны. В свете лун граф увидел резко оттененный надвигающийся песчаный вал, несшийся с невероятной скоростью.

Огромный продолговатый силуэт двигался к распятой на песке женщине с неотвратимостью метеора. Отчаянно крича, Рулла смогла высвободить одну руку и вырвать кол из песка. Извернувшись, она постаралась дотянуться до второго кола, а освободив руки, занялась ногами. Двигалась женщина с поразительной ловкостью, особенно если учесть, что она была на последнем месяце беременности.

– Это сильная фрименская женщина, – сказал Эсмар мертвым голосом. – Она может выпутаться из любых веревок.

– Если выпутается, сможет ли убежать от червя? – спросил заинтригованный Фенринг.

– Нет.

– Она носит твоего внука, – едва слышно произнес Стабан.

Главарь контрабандистов сердито поморщился.

– Она умирает из-за своего предательства. Нет у меня внука.

Фенринг физически ощущал напряжение, возникшее между двумя мужчинами. Жизнь и решения не были легкими в пустыне.

Граф не использовал нософильтры, а потому вдохнул горячий едкий воздух. Воздух пах пылью и меланжем. Он ни разу в жизни не видел червя так близко, и предстоящая сцена приятно воодушевляла его. Однако где-то в глубине души Фенринга шевелился липкий страх.

Рулла все еще лихорадочно пыталась освободиться, когда песок вздыбился и поглотил ее. Чудовище прошло в глубине под дюнами, затем поднялось над песком во весь свой исполинский рост и пожрало Руллу и колотушку вместе с массой песка.

Фенринг в оцепенении смотрел на игру первобытных сил, а потом опустил бинокль. От Руллы не осталось и следа.

Камера записала все до мельчайших подробностей для Шаддама. Фенринг решил сохранить одну копию у себя.

Вожак контрабандистов долго стоял молча.

– Я заставлю Стабана снова и снова смотреть на эту казнь, – сказал он, хрипло вздохнув. – Чтобы лучше запомнил преподанный ему урок.

Доверие, любовь и честь тесно переплетены, но слишком часто существуют по отдельности.

Герцог Лето Атрейдес. Из частных дневников (считаются утраченными)

Дым горящих папоротниковых плантаций черными полосами пятнал небо, словно ложные обвинения – репутацию Лето, но эти разрушения были целительным бальзамом для души герцога, очищением от злокозненного каладанского наркотика.

Атака с применением тактики выжженной земли была необходима, подобно тому как необходима хирургическая операция иссечения омертвевшей плоти. Никакой пощады убийце Чену Мареку. Махинации с айларом нанесли вред народу Лето и запятнали его герцогскую честь. Как герцог Каладана, он считал себя ответственным за распространение смертоносного наркотика по всей Вселенной.

Его не утешала мысль о том, что существуют куда более смертоносные наркотики, чем айлар, что есть более разрушительные вещества и практики их применения. Человечеству искони присуща привычка искать и находить вызывающие пристрастие субстанции, предаваться смертельно опасным порокам. Такие наркотики получили более широкое распространение в ответ на чудовищный рост цен на меланж, вызванный добавочным императорским налогом.

Но конкретно эта проблема поразила его мир, а не какую-то далекую пустынную планету или джунгли Икаца. Папоротник барра растет только на Каладане. Чен Марек культивировал и обрабатывал айлар здесь, и это позорило Дом Атрейдесов.

Совсем недавно охваченный скорбью лорд Атикк подал формальную жалобу в Ландсраад, хотя в настоящее время аристократы были больше заняты мелочной грызней, стремясь завладеть бесчисленными освободившимися планетами и занять теплые места при дворе Шаддама.

Лето был полон решимости уничтожить каждый канал поставок смертоносного зелья. Его возлюбленный Каладан никогда больше не станет источником заразы. Ответ герцога будет скорым и беспощадным, и результаты его действий увидит вся Империя.

Собрав воедино сведения, полученные от тайных агентов, Сафир Хават уже вскрыл невероятно обширную сеть распространения айлара по Империи, и узлом этой сети был Каладан. А ведь ментат только начал расследование и нашел лишь небольшую часть данных. На свет предстояло вытащить множество новых неприглядных и скрытых до поры фактов.

Лето стоял, положив руку на эфес обагренного кровью меча, глядя, как солдаты приводят пленных наемников и собирают разбежавшихся рабочих. Специальные команды жгли папоротниковые плантации, срубали зрелые древовидные растения, возвышавшиеся над полями.

С лица Дункана Айдахо не сходило мрачное выражение, после того как он доложил о бегстве Чена Марека. Солдаты Атрейдеса прочесали все туннели под лесом и нашли тайный выход и обгоревшую землю на месте старта реактивного судна, на котором, по всей видимости, скрылся Марек.

Несмотря на это разочарование, Лето чувствовал себя победителем.

– Мареку удалось уйти, но мы положили конец его деятельности. Производство айлара уничтожено, мы также ликвидируем сеть его распространения, разгромим черный рынок. Этому человеку останется только зализывать раны.

Лето был поражен, узнав, что операции на Каладане организовал и осуществлял тлейлаксу. У герцога и до этого были основания презирать Бинэ Тлейлаксу за то, что эта организация сделала с Домом Верниусов. Теперь мерзкие создания добрались и сюда, модифицировали исконно каладанское растение и превратили его в наркотик, вызывающий еще бо́льшую зависимость, в поистине смертоносное зелье.

Глядя на огромные плантации папоротника барра, на мощное оборудование, наемников и вооружение, Лето все больше и больше убеждался в том, что это не могло быть плодом работы одного человека. Генетические манипуляции тлейлаксу являлись сложным процессом, который невозможно воспроизвести по мановению волшебной палочки.

Кто финансировал Чена Марека? Шаддам Коррино санкционировал работу тлейлаксу на Иксе, но весь этот план с треском провалился. Был ли наркобарон-тлейлаксу независимым одиночкой или просто винтиком куда более крупного механизма? Что, если в эту деятельность вовлечен сам Император, как он был некогда вовлечен в авантюру на Иксе?

– Бо́льшая часть документов погибла, милорд, – признался Гарни Холлик и покраснел. В обожженных руках он держал несколько обгоревших документов и две катушки шигафибра. – Всему виной моя неуклюжесть и то, что этот архив был запрограммирован на самоуничтожение. Я должен был найти пусковой механизм и отключить его. И вот это все, что мне удалось спасти. Надеюсь, Сафир извлечет из этого что-нибудь полезное.

– Сафир найдет все, что только возможно найти, – сказал Лето, принимая из рук Гарни уцелевшие документы. – Мы еще не покончили с этим делом, но сделали очень важный шаг.

Происходящее напомнило Лето о том, насколько маловажным был на этом фоне оскорбительный отказ герцога Вердена. Хават уже составил новый список возможных невест для Пола; их имена ожидали его на столе в кабинете. Лето изучит список, как только вернется, и на этот раз даже обсудит кандидаток с сыном. Нет никакой нужды спешить с женитьбой Пола; надо просто прощупать возможности, поиграть в эту игру. Да, он выберет одно из имен и отправит еще одно вежливое письмо с предложением.

Конечно, было бы огромной ошибкой породниться с Домом Верденов. Но даже так намек аристократа на то, что Пол – неподходящая партия для его дочери, намек на затрапезность Дома Атрейдесов был неприятен Лето. Сколько еще Великих Домов так относятся к его роду? Неужели его сын и наследник снова будет отвергнут?

Раньше он думал, что управления одним только Каладаном – его родным домом, его вселенной, – было для него достаточно. Но если Фаусто Верден и другие аристократы Ландсраада считают Пола и Дом Атрейдесов недостойными своего внимания, то нет ли в этом вины самого Лето? Возможно, стоит потрудиться и поиграть в политические игры, особенно теперь, когда открылось столько возможностей?

Каладан был дорог его сердцу, но в условиях имперской власти и игры влияний, возможно, мало иметь одну маленькую планету. Герцоги из рода Атрейдесов царствуют здесь на протяжении уже двадцати шести поколений… Не стало ли это царствование застойным? Отец однажды сказал ему, что довольствоваться малым – первый шаг к падению.

Что, если ему следует претендовать на большее, стать более амбициозным, воспользоваться возможностями для захвата богатства и власти? Об этом твердил ему Хават, да и Джессика понимала необходимость поиска возможностей. После Оторио освободилось так много территорий…

Он посмотрел, как его солдаты заканчивают зачистку местности. Какой-то лейтенант подбежал к герцогу доложить о потерях. Лето с печалью узнал, что за этот день потерял почти сотню бойцов; не радовало даже то, что наемники Марека понесли намного бо́льшие потери.

Он снова вернулся к мучившему его вопросу. Возможно, Дому Атрейдесов нужно больше власти, больше политического влияния, больше силы.

Лето однажды сказал, что хочет сделать все ради Пола и будущего Дома Атрейдесов. Теперь он мысленно поправил себя: все, что не принесет бесчестья.

Вернувшись в Каладанский замок, оказавшись за его закрытыми дверями, под светошарами, лившими в покои приглушенный оранжевый свет, Лето наконец смог на время снова стать мужем и любовником. Он сбросил с себя оковы власти и раскрыл сердце и объятия Джессике. Теперь, когда он был дома, был в безопасности, она отдавалась ему со страстью, обнажившей всю глубину ее тревоги за его жизнь.

На широкой кровати они пребывали в полной гармонии, ощущая теплые прикосновения своих обнаженных тел. Пресытившись ласками, они лежали, глядя друг на друга – серые глаза Лето смотрели в зеленые изумруды глаз Джессики. Они говорили шепотом, ибо им не надо было говорить громче, чтобы слышать друг друга. Он гладил прядь ее бронзовых волос, упавшую на щеку.

Но даже здесь он оставался герцогом и не тратил слов на ничего не значившие банальности. Джессика была его главным советником, его спокойным и надежным доверенным лицом. Он говорил ей о том, о чем думал, говорил о своем желании воспользоваться новыми возможностями.

– Джессика, я… пересмотрел свои приоритеты.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне надо добиваться большего для Дома Атрейдесов, для Пола. В Империи началось перераспределение сил, перераспределение власти, и мне надо перестать утешать себя мыслью о том, что я выше всего этого. Мое сердце так и останется навсегда отданным Каладану, но нам следует лучше позаботиться и о нас самих, и о нашем наследнике. Я слишком долго витал в облаках. Теперь я решил отправиться на Кайтэйн и подать Императору прошение о пожаловании мне дополнительных владений, которые остались без хозяев после трагедии на Оторио. Я – преданный герцог. Почему бы мне не взяться за управление и другими планетами? – Он откинулся на подушку и вздохнул.

Он представлял герцога Вердена стервятником, кружащим над свежими трупами, и от этой воображаемой картины ему стало неловко. Лето не таков. Но все, что усилит Дом Атрейдесов, пойдет на благо Полу.

– Все знают, – сказала Джессика, – что именно ты поднял тревогу и спас многих людей на Оторио. Императора, его жену, графа Фенринга и других, кто остался жив только благодаря тому, что ты сообщил об опасности. Будь уверен, они этого не забыли.

– Шаддам не любит, когда ему напоминают о его обязательствах, – вслух предостерег сам себя Лето. – Если я начну слишком сильно давить на него, он разозлится. – Потом герцог подумал о сыне и ощутил прилив решимости. – Но разозлится Шаддам или нет, заранее никто сказать не может. Он сам выбирает причины для своего гнева. – Лето сел на постели. – На него давят многочисленные льстецы. Так много планет осталось без аристократического правления… Я считаю себя достойным человеком и хорошим правителем. Разве тем планетам не станет лучше под опекой Атрейдесов? Стоит только подумать о несчастных подданных барона Харконнена.

Он сердито хмыкнул.

– Дом Харконненов владеет Гайеди Прим и Ланкивейлом и вот уже восемьдесят лет контролирует оборот специи на Арракисе. Разве такой Дом заслуживает иметь больше территорий, чем Дом Атрейдесов? Я могу усилить влияние нашего рода ради моей семьи и ради будущих поколений. Может прийти время, когда от этих новых владений будет зависеть наше существование.

– Я не могу спорить с тем, что ты говоришь, мой господин. – Она помолчала. – Моя любовь.

– Значит, решено. Я отправлюсь на Кайтэйн и поговорю – частным образом или публично – с Императором. Настало время, когда Дом Атрейдесов получит владения и уважение, которых он, без сомнения, заслуживает. – Он нежно привлек Джессику к себе. Она обвила его своими стройными ногами, и так они лежали довольно долго. Они упивались своей близостью, словно редким и дорогим вином.

– Я поеду на Кайтэйн как герцог Каладана, но вернусь, может быть, и с новыми титулами.

На лице Джессики отразилось беспокойство.

– Берегись коррупции, она всегда разъедала Империю, а теперь в особенности. Аристократы в своих амбициях закусили удила и дерутся за территории, как собаки за кости. Они тебе не друзья.

Он ответил ей долгим горячим поцелуем.

– Я знаю, кому можно доверять и кого можно любить.

Продолжая размышлять о том, как обеспечить будущее Пола, Лето вернулся в свой кабинет, где нашел оставленный для него Хаватом список. Он начал просматривать его, вчитываясь в биографии кандидаток. Герцог был уверен, что найдет идеальную невесту для Пола. Он изучал страницы, вспоминая длинные обсуждения с ментатом и последующие разговоры с Джессикой, вспоминал, как вместе они перебирали подходящих для брака дочерей аристократов Ландсраада.

Он пробегал глазами страницу за страницей, читал и перечитывал имена, сообщения о брачных перспективах, обдумывал преимущества и недостатки знатных семейств, заглядывал в примечания, сделанные неровным почерком ментата. Дело было не только в политике. Лето желал найти лучшую невесту для Пола. Грубый отказ Фаусто Вердена избавил их всех от большого несчастья.

Лето попытался вспомнить, когда все так драматично переменилось. Неужели прошло всего несколько месяцев после его отъезда на Оторио? Он воскресил в памяти блистательный прием, разодетых аристократов, исторические реликвии, выставленные в Императорском Монолите. В потрясении и сумятице он и думать забыл о пустой болтовне, но теперь вспомнил тот тихий разговор, какие-то перешептывания по поводу движения Содружества благородных. Тогда он стоял рядом с Армандом Икацем и лордом Атикком и задумался о том, не участвуют ли они в каком-то заговоре, хотя, возможно, это были обычные недовольства властью и бюрократией.

Читая составленный Хаватом список потенциальных невест, он вспомнил еще одного аристократа, участвовавшего в разговоре, – графа Диново, который упомянул о своей дочери брачного возраста, когда Лето обмолвился о Поле. Ах да, ведь Диново уцелел; он был одним из тех, кто спасся вместе с Армандом Икацем.

Дочь Диново они, помнится, обсуждали в рыбацкой хижине старого герцога. Как ее зовут? Какое-то красивое имя, историческое, из времен Титанов. Геката! Да, именно так. Геката Диново.

Граф Диново выглядел приличным человеком, лишенным надменности герцога Фаусто Вердена. Надо бы присмотреться к его дочери. Однако, пролистав список, Лето не обнаружил имени Гекаты. Он снова проверил список, но девушки в нем определенно не было. Интересно, почему Хават вычеркнул ее?

В обсуждениях всплывали и другие имена, которые они весьма серьезно рассматривали: Нория Боннер, Майя Джиния, Грета Нарибо. Он поискал записи об этих кандидатурах, так как они понравились им в ходе предыдущих обсуждений. Лето нашел Грету Нарибо, но имен двух других девушек не было. Герцог нахмурился.

Он надеялся, что примет окончательное решение сам, но, кажется, ментат Атрейдесов уже вычеркнул подходящих кандидаток без всяких обсуждений. Решив выслушать Сафира Хавата, Лето послал за ним. Ветеран тотчас явился.

– Когда я отправлю следующее письмо с предложением, я хочу сделать более удачный выбор для Пола, – сказал Лето, постучав пальцами по папке.

– Учитывая грубый ответ герцога Вердена, это будет не так уж трудно сделать, милорд.

Лето поднял со стола досье.

– Я хотел почитать о Гекате Диново, но заметил, что ты вычеркнул ее имя. Почему ты счел ее неприемлемой?

Хават озабоченно насупился.

– Геката Диново? Она действительно была мною отобрана в качестве подходящей кандидатки, сир. Я ее не вычеркивал.

– Ее нет в списке, – сказал Лето. – Да, и что случилось с Норией Боннер и Майей Джинией? Нас ведь тоже заинтересовали их кандидатуры.

Старый ментат недоуменно покачал головой.

– Нет, сир. Уверяю вас, я включил их в список вместе с моими рекомендациями. – Он взял свой доклад, перелистал его, помолчал и снова принялся листать, присматриваясь к деталям. – Милорд, записи изменены. Некоторые примечания выполнены не моей рукой. Это умелая подделка!

Лето ощутил невыносимый холод в груди. Кто приложил руку к докладу Хавата прямо здесь, в его личном кабинете? Это кто-то из своих. Нет ли среди них шпиона, манипулирующего выбором будущей супруги для наследника герцога?

Он обернулся и увидел на пороге улыбающуюся Джессику. Ее волосы рассыпались по плечам; одета она была в зеленое домашнее платье с матово поблескивающей брошью из камня су на левом плече.

– Настало время выбрать следующую кандидатку? Вместе мы найдем лучшую невесту для Пола. У меня есть предложения.

Лето поднял глаза на Джессику – его взгляд был исполнен недоверия и гнева.

– Кто-то подменил доклад, подготовленный моим ментатом! Это случилось, когда я участвовал в военной операции на севере. – Ноздри его раздулись от ярости. – И это произошло здесь, в моем доме!

Джессика побледнела, и Лето сразу отметил странную перемену в выражении ее лица. Она явно насторожилась, однако быстро взяла себя в руки, успокоилась и решила, как вести себя дальше. Совершенно спокойным тоном она сказала:

– Я сама просмотрела список, мой господин. В нем были кандидатки, которых я сочла неприемлемыми, помня наши прежние обсуждения. Я решила избежать ненужных споров, особенно в такое трудное для тебя время.

Лето задышал чаще. Внутри у него возникло отвратительное, тошнотворное ощущение – как будто под ногами разверзлась пропасть.

– Не посоветовавшись со мной?

Джессика не отвела взгляда.

– У меня не было никаких оснований считать, что ты не примешь моих советов. Я думала только об интересах Пола. – Лето видел, что она намеренно говорит таким спокойным, почти безмятежным тоном. Теперь Джессика отвела зеленые глаза. – Мои извинения, милорд. Я переступила дозволенные границы, но ты же знаешь, что я не сделаю ничего во вред Дому Атрейдесов.

В первый момент Лето просто потерял дар речи. Он пытался совладать с бурей эмоций, чувствуя себя как человек, на которого с дерева неожиданно прыгнул сильный хищник.

Старый ментат внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одного слова, ни малейшего изменения в интонации. Лето решил, что спросит Хавата о его впечатлениях позже, но сейчас ему надо было справиться со своими собственными чувствами, со своим безмерным недоумением. Он всегда безоговорочно доверял Джессике и даже в мыслях не мог допустить нечто подобное.

Она молчала, уверенная в себе и прекрасная, слегка приподняв подбородок и показывая грациозную шею. Она подсознательно демонстрировала Лето свою покорность?

– Хават, оставь нас! – резко, по-военному приказал Лето.

Мастер-ассасин, не говоря ни слова, вышел.

Лето встал и подошел к Джессике, которая, потупив взор, продолжала стоять на месте.

– Хават говорит, что ты подделала его почерк в примечаниях.

Джессика ничего не ответила на эти слова.

– Ты молчишь, ничего не хочешь сказать? Полагаю, в действительности молчание лучше, чем ложь. Скажи мне, что такого неприемлемого в Гекате Диново? Или в Нории Боннер? В Майе Джинии? Ты могла бы сказать мне об этом. – Прежде чем она смогла ответить, Лето добавил: – Мой ментат проверит все, что ты скажешь, а я прикажу ему заново составить список, чтобы я мог увидеть каждое вычеркнутое тобой имя.

Джессика была бледна, как полотно, но голос ее остался ровным и спокойным.

– У меня были причины, которые я сочла достаточными. Мне очень жаль, что я не могу ничего объяснить.

Лето был разочарован, осознав, что лучшего ответа у нее для него не нашлось. Даже если бы она начала извиняться, он бы вряд ли принял ее извинения. Герцог не мог понять, какие могли быть причины у Джессики.

Потом проснулись затаенные подозрения; они жгли его изнутри, заставили кровь броситься в лицо. Она так легко это сделала, ни минуты не сомневаясь в своей правоте! Сколько еще раз Джессика поступала подобным образом, принимала за него решения и просто не была поймана за руку, проделывая все это за его спиной и без его ведома?

Она так хорошо его знала…

Неужели он действительно столь наивен, что не замечал этого раньше?

Именно тогда он заподозрил, что ее манипуляции были частью каких-то козней Ордена сестер, и это еще сильнее его расстроило. Он вспомнил, что именно Бинэ Гессерит, как опытный кукловод, поставляли наложниц, поручая им дергать за ниточки и управлять аристократами, словно марионетками, для достижения каких-то неведомых целей Общины. Воспоминания душили его.

Он должен был все время держать в голове, что ее красота и проницательный ум имеют цену: конфликт лояльностей. Те же люди, которые воспитывали и обучали Джессику, претендовали теперь на ее верность.

– Ты слишком многому научилась в чертовой школе Ордена сестер, – прорычал он тихо, отведя от нее взгляд. – Но я тоже кое-чему научился.

Лицо Джессики обмякло, она выглядела теперь потерянной, опустошенной и… побежденной. Лето не думал, что она притворяется, но уже не знал, чему можно верить, а чему нет.

– Лето, я…

– Тебе надо уйти. Сейчас я не могу ручаться за себя. Иди и запри за собой дверь, чтобы мне не пришлось принять необратимое решение, о котором я потом буду жалеть.

Личность, кажущаяся абсолютно безумной, в особенности Преподобная Мать с океаном Других Памятей, бушующим в ее голове, может быть чем-то бо́льшим, чем представляется стороннему наблюдателю. Более того, она может обладать очень здравым умом, потому что видит то, что недоступно другим.

Лариба Пайл, Верховная Мать Воительница темных веков после Батлерианского джихада

Очередной упадок жизненных сил Лезии начался несколько дней назад, но эмоциональная нестабильность старухи и ее склонность к насилию сделали этот промежуток времени бесконечно долгим для Харишки. Верховная Мать с отвращением входила в охраняемую медицинскую палату, где опасность буквально витала в воздухе. Харишка предпочитала наблюдать за старухой на экране в своем кабинете.

Перед отбытием на Кайтэйн Преподобная Мать Мохайем помогла Харишке составить письмо на Каладан, леди Джессике. Судя по хрипло выкрикиваемым требованиям Лезии и ее злобным предостережениям Джессика была единственной, кто мог вскрыть разум старой Матери Квизаца. Ей зачем-то надо было, чтобы Джессика немедленно явилась к ней. Разлучите ее с мальчиком! Горе Ордену сестер!

Если бы только Лезия дожила…

Надо отзывать Джессику с Каладана, и отзывать, вероятно, навсегда. Иного выхода не было.

Верховная Мать видела на экране безобидную старую женщину, лежавшую на кровати. Встревоженные медицинские сестры ухаживали за больной, а она вырывалась и извивалась, пытаясь подняться, выказывая при этом недюжинную силу и способность к сопротивлению: четыре послушницы и Преподобная Мать по имени Венедикто с трудом удерживали Лезию на месте.

Одна послушница подошла к старухе с инъектором, но Венедикто запретила вводить мощные транквилизаторы и антипсихотические средства.

– Пока не надо. Это может повредить ее предзнанию, а нам нужно узнать, что́ она скажет.

– Если, конечно, она действительно скажет что-нибудь стоящее, – проворчала Харишка, глядя на экран. – Нам всегда надо было это знать, но старуха не желает говорить с нами.

Вдруг Лезия начала хрипло выкрикивать короткие фразы:

– Это неправильно! Я все вижу своим внутренним взором, и это неправильно! Джессика… Я должна видеть Джессику с Каладана. Сейчас! Она и мальчик! Эта картина неверна!

Медицинские сестры смогли удержать Лезию в кровати. Преподобная Мать Венедикто склонилась над старухой и принялась увещевать ее спокойным голосом; слова ее были хорошо слышны в кабинете Харишки.

– Лезия, послушай меня. Джессику вызвали. Послание уже отправлено.

– Скоро она будет здесь, – прошептала Харишка. – Она подчинится приказу.

Венедикто произнесла что-то еще успокаивающим тоном и нагнулась над старухой.

– Прошу тебя, утиши свои мысли, чтобы они не захлестнули тебя. Подыши по способу прана-бинду и обрети внутренний покой. Все будет хорошо, когда внутри тебя воцарится мир.

Лезия бросилась на Венедикто, стараясь своими скрюченными пальцами вырвать той глаза. Послушницы вовремя успели схватить ведьму за руки.

– Мир внутри меня? Я что, выгляжу мирной и безмятежной? У меня нет никаких причин для покоя!

Казалось, от головы Лезии исходят невидимые, но бурные волны, а белоснежные седые волосы извиваются, подхваченные потоками психической энергии, излучаемой ее мощным сознанием.

Венедикто все же пыталась урезонить бушующую старуху, даже когда медицинские сестры в страхе разбежались.

– Успокойтесь! Вы не должны ее бояться! Страх убивает разум. Страх – это…

Лезия взвилась на подушках с неожиданной силой.

– Ты ничего не понимаешь! Вся картина рассыпается в прах! Один неудачный Квизац Хадерач за другим! Образуются тупиковые генетические линии, матери отказываются выполнять приказы и не считаются с последствиями своих действий. Джессика не должна оставаться на Каладане! Еще немного – и будет поздно!

Голос ее прерывался от хрипов, дыхание стало свистящим.

– Некоторые сестры позволяют себе любовь! Что с этим поделать? Предать их всех смерти? – Лезия едко и звонко рассмеялась. Психические волны кругами расходились от ее головы, свидетельствуя о царящей в сознании старухи внутренней сумятице. – Это селекционный хаос, он вышел из-под контроля!

Харишка продолжала наблюдать; напряжение ее росло по мере того, как Венедикто задавала новые вопросы.

– Какая картина рассыпается? Мать Квизаца, скажи, о чем ты говоришь?

Откинувшись на подушку, старуха, давясь, разразилась смехом, больше похожим на кудахтанье. Но очень скоро этот смех перешел в мучительный стон.

– Ты даже отдаленно не поймешь, что́ я скажу, не поймешь, что́ я вижу, эти картины сплетают воедино прошлое и будущее. – Лезия снова попыталась соскочить с кровати. – Выпустите меня отсюда. Я сама поеду к Джессике.

Странная энергия продолжала бушевать, свертываясь в прихотливые завихрения, исходившие откуда-то из недр ее агонирующего сознания. Похрустывающие электричеством, вставшие дыбом волосы Лезии придавали ей зверский, безумный вид. Такое проявление ее сверхъестественной ментальной способности встревожило Харишку. Она вспомнила ужасных, давно исчезнувших Россакских ведьм времен Батлерианского джихада. Но, видимо, гены этих ведьм сохранились в человеческой популяции. Наверное, Лезия была их прямым потомком.

Мощный разум старухи перемещался в космосе, как пылающий маяк, стремящийся к одной-единственной цели.

Решившись, Харишка включила громкую связь.

– Лезия, я сейчас приду к тебе. Мне надо поговорить с тобой.

Смертельно больная старуха в недоумении огляделась, отчаянно пытаясь понять, откуда раздались обращенные к ней слова.

Выйдя из кабинета, Верховная Мать бегом помчалась в медицинский отсек. Через несколько минут она уже была в палате Лезии. Венедикто встретила ее в дверях и знаком попросила поспешить.

– Ваш голос что-то переключил в ее мозгу. Ей резко стало хуже. – Четыре послушницы с трудом удерживали взбесившуюся старуху в кровати.

Однако злобные выкрики прекратились. Теперь Лезия бормотала что-то абсолютно бессвязное. Волосы все еще трещали от излучаемой энергии, и невидимые волны витали над больничной койкой.

– Вы не вводили ей никакие лекарства? – спросила Харишка. – Ничего, что могло бы изменить ее сознание?

– Ничего, Верховная Мать. Она помутилась рассудком… сама. Ей нужно психотерапевтическое лечение.

– Мне не нужен никакой психотерапевт! – взвизгнула Лезия. – Мне нужна Джессика. Привезите ее мне с Каладана! Есть вещи, которые я должна сказать ей, она должна все понять! У нас осталось мало времени, чтобы обуздать ее! Уберите ее оттуда!

Харишка подошла к больной и накрыла ладонью ее руку.

– Она придет. Наш вызов скоро доставят ей.

Древняя Мать Квизаца купалась в поту от усилий приподняться, но слова Харишки наконец успокоили ее. Она расслабила плечи и посмотрела на Верховную Мать тусклыми, налитыми кровью глазами.

– Это правда? Она будет здесь?

– Я лично отправила ей вызов. Она должна подчиниться.

Лезия вздрогнула всем телом и вздохнула.

– Тогда, может быть, все опять сложится в правильную картину. Уберите ее с Каладана. Вы не поймете. Только Мать Квизаца может уразуметь это. – Она закрыла глаза и как будто погрузилась в глубокий сон. Бурная энергия истощилась, волосы перестали топорщиться и трещать.

Мучаясь от невозможности задать все свои вопросы, Харишка склонилась над больной. Много десятилетий селекционная программа Ордена сестер была главной и единственной заботой Лезии, эта женщина держала в своих руках все нити и управляла ими так, как не мог никто другой; она умела распутывать даже самые сложные узлы. Лезия провидела бесчисленные пути, которые со временем должны были привести к конечной цели существования Бинэ Гессерит – к рождению Квизац Хадерача, мужчины-сверхчеловека, способного соединить пространство и время.

Джессика, дочь Мохайем и наложница герцога Лето, каким-то образом играла в этом ключевую роль. Но когда она наконец прибудет на Уаллах IX, Верховной Матери Харишке придется защитить ее. Лезия уже доказала, насколько опасна.

Некоторые человеческие инстинкты позволяют нам чувствовать, чт* * * происходит с людьми вокруг нас. Существует некий фундаментальный, необходимый для выживания навык, помогающий интуитивно ощущать исходящую от другого опасность. Таким навыком обладают и правители, которые нередко осознают, что им, возможно, придется убить миллионы людей.

Учение Бинэ Гессерит

Перед арракинской резиденцией графа Фенринга росли двадцать высоких и стройных финиковых пальм. На других планетах эти растения считались бы вполне заурядными, но здесь, на Арракисе, они казались победными знаменами. Эти пальмы были высажены в дерзновенном порыве как свидетельство способности человека покорить столь негостеприимный мир; как доказательство того, что грубая сила и расточительная трата ресурсов позволяют сильным мира сего заставлять расти здесь даже деревья.

Сегодня граф Фенринг напоит пальмы кровью.

Одетые в легкие светлые одежды, он и леди Марго наблюдали за работой слуг – снисходительно, но внимательно. Марго любовалась пальмами, восхищаясь их широкими листьями и радуясь крошечным гроздьям незрелых плодов.

Угрюмые работники выступили вперед с покорно склоненными головами и открыли запечатанные емкости. Подойдя к подножиям пальм, они принялись лить в песок густую красную жидкость, которая, просачиваясь сквозь рыхлую почву, должна была достигнуть корней. Собравшаяся толпа мрачно наблюдала за действом.

Напевая себе под нос, Фенринг взглянул на барона Харконнена, который тоже присутствовал на этом спектакле. Громадный человек был нарядно одет. Одежда, отороченная китовым мехом, явно спорила со зноем пустыни. Барон сильно потел, и по лицу его было видно, что он весьма смущен. Харконнен не понимал, зачем его позвали сюда.

Фенринг хмыкнул, и горячий воздух обжег ему ноздри.

– Ах, барон, говорят, что фримены пустыни дистиллируют кровь своих жертв и пьют полученную таким способом воду. – Он повернул голову в сторону рабочих, которые, переходя от одного дерева к другому, поливали красной жидкостью корни. – Но я подумал, что можно напоить дерево чистой кровью, чтобы сэкономить на дистилляции, как вам такая идея, хм-м?

– Я уверен, что в человеческой крови есть питательные вещества, полезные для пальм, – ответил барон. Его толстые губы непроизвольно скривились в усмешке; он мучительно соображал, чем этот спектакль может для него обернуться. – Но меня больше интересует не сельское хозяйство, мне хотелось бы знать, чья это кровь.

Фенринг постарался если не успокоить барона, то по крайней мере отвлечь.

– Нет никаких причин переживать, барон, хм-м… хотя это дело касается и вас. Вы же в курсе, что мой личный ментат Грикс Дардик…

– Испорченный ментат, – перебил Фенринга барон. Когда Фенринг метнул в него угрожающий взгляд, толстяк поспешил добавить: – Не буду оспаривать его компетенцию, продолжайте, прошу вас.

– Дардик совместно с бухгалтерами-ментатами Императора раскрыл странные недостачи в добыче специи, неточности в поставках и отчетах о денежных поступлениях. Все вместе мы проанализировали доступные нам документы КАНИКТ, отчеты о продажах, налогах и выплатах, а также размер платежей в счет нового добавочного налога на специю.

– Я очень хорошо осведомлен об этом злосчастном добавочном налоге. – Барон буквально выплюнул эти слова, словно застрявший в зубах кусок непрожеванного жилистого мяса.

– Сам я провел тщательный анализ того, что происходит здесь, на Арракисе, и нашел эти мои усилия, э-э, весьма плодотворными.

Марго взяла его под руку.

– Мой муж – имперский наблюдатель, барон. Он очень внимательно следит за делами, связанными со специей.

Фенринг продолжил:

– Я бросил своих агентов и наблюдателей на решение этой задачи, в частности, мобилизовал моих людей в среде контрабандистов. Я преисполнен решимости выяснить, что здесь на самом деле происходит, а затем обо всем проинформировать Императора.

Теперь барон уже не скрывал охватившей его тревоги. Фенринг успел уловить это изменение в мимике и поведении барона, хотя тот и попытался быстро скрыть эмоции под маской деланого возмущения.

– Если вы озабочены незаконными операциями со специей, граф Фенринг, то вам следует арестовать всех контрабандистов. Я уже поручил Раббану охоту за контрабандистами, чтобы мы могли скорее покончить с их незаконной деятельностью.

– Да, но это, хм-м, теперь излишне. Я уже позаботился о главной проблеме. – Он с улыбкой наблюдал, как сухой песок жадно впитывает кровь.

Барон прищурил близко посаженные глаза.

– Вы их всех казнили?

– Я нашел нескольких пиратов, которые отказывались работать по правилам, но другие получили от меня молчаливый карт-бланш. Император Шаддам уже давно знает о здешних контрабандистах, и некоторые из них верно нам служат. Поэтому оставьте их в покое.

– Вы хотите, чтобы я… просто игнорировал их?

– Это мои контрабандисты. Они служат нам и платят то, что с них причитается. Император удовлетворен их службой. – Фенринг помолчал, а потом заговорил жестким, не допускающим возражений тоном: – Но он недоволен теми, кто обходит известную нам сеть.

Рабочие продолжали лить кровь между деревьями, двигаясь вдоль цепочки пальм, и уже опорожнили две большие емкости. Притихшая толпа не двигалась.

– Я смог обнаружить целую банду пиратов, орудующих в песках, – сказал граф Фенринг. – Они проводили параллельные операции, крали специю из пустыни и продавали ее инопланетным заказчикам. Их деятельность была вне нашего контроля и никак не документировалась. Большое количество меланжа было продано на черном рынке в обход добавочного императорского налога и всех обычных платежей или, хм-м-эх, необходимых взяток.

Барон выпрямился, опираясь на гравипояс, изо всех сил стараясь скрыть дрожь.

– Действительно!

Он буквально пылал негодованием.

– Мы задержали главаря этих пиратов, Руллу Туек, жену главного контрабандиста. Она вела свою игру, обманывая Императора и собственного мужа. – Он умолк, втянул ноздрями горячий воздух и продолжил: – Она получила свое.

Фенринг отметил, что растерянность на лице барона сменилась выражением злорадства. Интересно, ведь граф ожидал совсем иной реакции…

Барон Харконнен с трудом сохранял самообладание, слушая откровения графа Фенринга. От своих шпионов он каким-то образом сумел узнать, что Император и его чрезмерно умные бухгалтеры-ментаты обнаружили в отчетах спорные места. Они заподозрили существование независимого потока специи с Арракиса, а это означало, что барону придется более тщательно скрывать свой секретный бизнес, организованный с КАНИКТ и Малиной Ару. Если у Шаддама есть подозрения, Фенринг становится чертовски опасен.

Но пока его собственные пираты продолжали свою деятельность безнаказанно, пользуясь новыми тайными каналами. Во всяком случае, они только что доставили новую большую партию специи с Оргизской фабрики, и эту специю тихо и без шума передали КАНИКТ – за очень неплохую мзду.

Но не сказал ли сам Фенринг, что ему удалось поймать главаря нелегальных контрабандистов? Этот мерзкий тип думал, что докопался до истины, казнив главаря, и уже, наверное, доложил о своей победе Шаддаму.

Но он взял не того человека!

Барон с восторгом смотрел теперь на кровь, которую рабочие продолжали лить, стараясь не оставить в емкости ни единой капли.

– И это кровь Руллы Туек, преступницы?

– Ах-х, хм-м, это кровь двух ее соплеменников, – ответил Фенринг. – Я наблюдал за казнью и забрал тела казненных для этого экстравагантного зрелища.

– Что же вы сделали с женщиной? Я говорю о Рулле.

Фенринг сунул руку в карман и извлек катушку шигафибра.

– Здесь видеозапись: ее выволокли в пустыню, распяли на песке и вызвали червя, который пожрал ее. У меня есть все необходимые доказательства. Моя милая жена и я, – он взял Марго за руку, а она ответила ему обожающим взглядом, – возвращаемся к императорскому двору. Я хочу лично показать запись моему другу Императору. Он испытает большое облегчение.

Так ли было необходимо Фенрингу подчеркивать, что с Императором его связывает личная дружба? Специально ли он похвастал своими силой и влиянием перед бароном? Конечно же, да!

Барон принял из рук Фенринга катушку, и граф продолжил:

– Это копия для вас. Думаю, вам доставит удовольствие посмотреть запись на досуге, и, быть может, не один раз.

– Я непременно это сделаю, граф. – Харконнен едва сдерживал радость. Фенринг пошел по ложному следу! Теперь собственная деятельность барона вне опасности, если, конечно, он сумеет сохранить ее в тайне.

После обнаружения признаков независимых пиратских операций со специей Шаддам слал барону гневные письма, требуя от него ответа как от правителя Арракиса. Барон опасался, что Император решит покарать его. В худшем случае Дом Харконненов может быть отстранен от управления Арракисом.

Теперь же фальшивые «пираты» Фенринга понесли ответственность и были наказаны имперским судом. Шаддаму предоставили козлов отпущения, и теперь его ярость будет направлена в иное русло. Можно считать, что пока барон и его тайные операции находятся в безопасности.

– Я со всем вниманием просмотрю эти записи. – Барон положил катушку в карман. – Думаю, они понравятся и моему племяннику.

– И еще кое-что, барон. Я должен особо подчеркнуть, что Эсмар Туек и его сын Стабан находятся под моим покровительством. За их деятельностью тщательно наблюдают. Вам не следует вмешиваться в их дела, а потому прикажите Раббану прекратить их преследование. У вас есть свои обязанности, обязанности сиридар-правителя.

В этот момент барон был счастлив согласиться со всем, что бы ни сказал ему Фенринг.

– Я сделаю это.

Они проводили взглядами рабочих, опорожнивших емкости с кровью. Пальмы, напоенные жидкостью, остались стоять на беспощадном солнцепеке. Барон считал, что это превосходный жест, зловещий сигнал устрашения, посланный народу Арракиса.

В Карфаге, в резиденции барона, недавно поймали экономку, которая промышляла мелкими кражами и похищала также и воду. Ее арестовали, и скоро она будет казнена. Барону пришла в голову очень удачная идея. Он решил извлечь из казненной женщины всю кровь и послать несколько емкостей в Арракин в качестве дара графу Фенрингу.

В конце концов, пальмам ведь всегда нужна жидкость.

Проступки такого рода необратимы, их невозможно исправить. Я могу надеяться лишь на прощение.

Леди Джессика. Донесение Преподобной Матери Гайе Елене Мохайем

Подобно другим выученицам школы на Уаллахе IX, Джессика была воспитана в убеждении, что любые чувства – особенно любовь – это слабость, которой, следовательно, надо избегать. Несмотря на все предостережения, Джессика оступилась, потому что ее чувства к Лето вышли далеко за пределы того, чему учили ее наставницы.

Верховная Мать Харишка поручила Джессике вычеркнуть из списка потенциальных жен Пола ряд имен. Конечно же, Бинэ Гессерит не видели за этими именами «жен», они видели лишь пешки в своей селекционной программе, шахматные фигуры, которые следовало расставить в определенном порядке. Все это было игрой, которую Орден сестер планировал на много ходов вперед.

Джессика была обязана следовать распоряжениям Верховной Матери. Наложница герцога не знала, какими изъянами или недостатками страдали эти молодые женщины, потому что не была посвящена в детали селекционной программы. Неохотно Джессика выполнила поручение, уведя обсуждение в нужное русло и обратив внимание Лето на Джуну Верден. Та оказалась подходящей кандидаткой.

Во второй раз, однако, Джессике пришлось действовать быстро, и она была поймана за руку. Даже Пол знал, что́ она сделала, но то, что об этом узнал Лето, было стократ хуже. Она ничего не могла ответить герцогу, и никаких оправданий у нее не было.

Ей был отвратителен сам факт того, что Бинэ Гессерит заставили ее обмануть Лето. Даже сейчас, когда она прожила с Лето так много лет, они все равно могли дергать ее за ниточки, словно марионетку.

Джессика мобилизовала все свои силы, чтобы окружить себя непроницаемым эмоциональным щитом, но все равно ощущала собственную уязвимость.

Ее связывали с Лето очень близкие отношения, и она все же надеялась, что он в конце концов простит ее. Она действительно нанесла ему обиду, вышла за пределы своей роли – сыграла в его жизни роль еще одного предателя, углубив его всегдашнее недоверие к Ордену сестер и его уловкам. Это был далеко не пустяк, и Джессика опасалась, что их отношения необратимо разрушены. Он отгородился от нее, а она жаждала восстановить их узы, неважно, сколько времени потребуется.

Глубоко в душе она осталась той юной девочкой, не знавшей своих родителей; с самого детства она воспитывалась среди сестер Бинэ Гессерит. Их цели были ее целями, воспитание сделало ее идеальной наложницей для Лето. Орден внедрял своих женщин в благородные Дома, поставлял их директорам КАНИКТ и другим влиятельным политикам и лидерам делового мира. То, что она была направлена к Лето, было чистой случайностью; с той же вероятностью ее могли направить и в другое благородное семейство, предложить любому из аристократов Ландсраада.

Джессика всегда считала свою роль особенной. Она по-настоящему полюбила Лето, и на сердце у нее было тяжело от пробежавшей между ними трещины. Уже в течение многих дней он проявлял по отношению к ней невыносимую холодность. Джессика несколько раз пыталась поговорить с ним, но безуспешно.

Надо подождать, пока поблекнет пламя его гнева, и попытаться разрешить этот конфликт.

Вероятно, для того чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Лето отдался своему новому решению – теперь он был поглощен мыслью об укреплении авторитета и репутации Дома Атрейдесов. Он подготовился к поездке на Кайтэйн, желая покинуть Каладан – и ее, Джессику. Лайнер Гильдии должен был прибыть на следующий день. Лето отправится в имперскую столицу один, и, наверное, сейчас ему действительно надо было какое-то время побыть вдали от возлюбленной. Как герцог Каладана, как высокородный аристократ, как кузен самого Императора он имел полное право претендовать на большее политическое влияние и рассчитывать на получение новых владений. Джессика надеялась, что, когда он вернется, они смогут наладить отношения – хотя бы ради Пола.

Она как раз раздумывала об этом, когда курьер доставил ей почтовый цилиндр с Уаллаха IX. Вскрыть его могла только Джессика, приложив к печати большой палец. Ею овладели мрачные предчувствия, когда она, открыв цилиндр, извлекла из него письмо. Прочитанное ужаснуло Джессику.

Она, помертвев, села на стул с высокой спинкой в своем кабинете. Отложив цилиндр в сторону, она перечитала письмо, словно от этого могло измениться его содержание.

Сестра Джессика, тебе надлежит немедленно прибыть на Уаллах IX. Школа Матерей нуждается в твоем безотлагательном присутствии. Это не просьба, это напоминание о твоем долге. Это приказ Верховной Матери.

Письмо было подписано самой Харишкой.

Содержание послания, печать и подпись породили в душе Джессики тяжелое чувство. Ее жизнь, ее ум, ее сердце были насквозь пропитаны учением Бинэ Гессерит, и каждая клетка ее тела была запрограммирована служить неотъемлемой частью этой хитроумной и сложной машины. Орден сестер раскинул свою невидимую сеть по всей Империи, но сеть эта, несмотря на невидимость, была прочна, как шигафибр. Чем отчаяннее пытаешься освободиться, тем теснее сжимаются удушающие путы.

Хуже всего было то, что в письме содержалось и второе, зашифрованное послание.

Это скрытое письмо написала учительница и наставница Джессики, знавшая ее даже лучше, чем Лето. От слов этого письма по спине Джессики побежали ледяные мурашки ужаса. Подавив страх, она прошлась пальцами по точкам кода и начала читать.

Ты принадлежишь Ордену Бинэ Гессерит, Джессика. Мы предназначили тебя герцогу Каладана, но, если понадобится, изменим твое назначение. Ты можешь считать себя свободной, но ты наша подчиненная. Немедленно приезжай на Уаллах IX, иначе тебе будет не к чему возвращаться на Каладан.

Мне известен твой упрямый характер. Если ты не подчинишься, мы уничтожим не только тебя, но и Лето со всем его окружением. Как императорская Вещающая Истину я смогу позаботиться об этом – герцог и весь Дом Атрейдесов впадут в немилость и будут раздавлены. И ты все равно останешься нашей. Приезжай немедленно!

Тяжело дыша, Джессика откинулась на спинку стула, раздумывая о последствиях, на которые недвусмысленно намекало письмо. Перед глазами ее плясали черные точки, комната начала вращаться. Джессике пришлось прибегнуть к самой изощренной технике, чтобы успокоиться и овладеть собой.

Лето никогда этого не поймет, но она не может проигнорировать вызов. Несмотря на то что Джессика была законной наложницей герцога, душа ее принадлежала Ордену сестер.

Но какой же неблагоприятный момент! Она не может ехать прямо сейчас. Все в замке отчетливо ощущали возникший между ними ледяной барьер. Лето улетает на Кайтэйн, и если уедет и она…

Зачем она понадобилась Верховной Матери? Надолго ли ей придется уехать на Уаллах IX? Джессика была поставлена перед невозможным выбором, но понимала, что взывать к великодушию Ордена бесполезно. Бинэ Гессерит органически не способны к сочувствию.

Она пошла к Лето, чтобы сообщить ему о том, что вынуждена покинуть Каладан, повторяя на ходу литанию против страха. Я не должна бояться. Страх убивает разум. Страх – это малая смерть, грозящая полной гибелью. Я встречу свой страх лицом к лицу. Я дам ему дорогу – надо мной и во мне. А когда он пройдет, внутренним оком я разгляжу его след. Где прошел страх, ничего не будет. Останусь только я. Это ее немного успокоило.

Она остановилась в дверях кабинета Лето и стала дожидаться, когда он поднимет голову и увидит ее. Сегодня его лицо было абсолютно непроницаемым, даже для нее. Лето мог быть резким, когда его отвлекали от важных дел, но сейчас все было по-другому. Теперь она стала чужой; он исключил ее из своего мира, где она столько лет занимала главное место.

Он снова погрузился в чтение бумаг.

– Я просил не беспокоить меня.

Джессика перевела дух, чтобы успокоить бешено стучавшее сердце.

– Простите, милорд, но я получила вызов. Орден сестер Бинэ Гессерит призывает меня на Уаллах IX. – Она с трудом сглотнула. – Я должна ехать немедленно.

Он поднял на нее свои серые глаза и пристально посмотрел Джессике в лицо, словно желая пробуравить ее взглядом.

– Нет, я не могу позволить тебе уехать сейчас. Я улетаю на Кайтэйн, и ты должна остаться здесь, чтобы вести дела в замке и присматривать за Полом. Неважно, что произошло между нами, но ты пока еще леди, и я завишу от тебя. Мы не можем покинуть Каладан одновременно. – Он снова склонился к бумагам, давая понять, что разговор окончен.

– Я получила распоряжение от Верховной Матери Харишки, – сказала Джессика. – У меня нет выбора.

Лето вспыхнул.

– Человек, утверждающий, что у него нет выбора, просто лишен воображения. Придумай какой-нибудь выход.

– Я не могу, Лето. Я принадлежу Ордену. Они воспитывали и обучали меня. Они же направили меня сюда.

– И ты приняла эти условия. Ты, кроме всего прочего, моя законная наложница, мать моего сына. Мне все равно, чего хотят дергающие тебя за ниточки ведьмы. У тебя есть обязательства перед Каладаном, у тебя обязательства передо мной.

Джессика опустила голову. Она не могла открыть Лето угрозу Преподобной Матери Мохайем, потому что от этого стало бы еще хуже.

– Если бы я только могла отказаться. Когда я была беременна Полом, леди Анирул вызвала меня на Кайтэйн, чтобы Бинэ Гессерит могли наблюдать роды, помнишь? Так вот, это то же самое!

Ее слова не убедили Лето.

– Я все знаю про обучение в Ордене Бинэ Гессерит. Я всегда это знал и мирился с этим и тем не менее открыл тебе сердце. Все эти годы я верил, что ты всегда будешь на моей стороне, всегда будешь мне верным другом, но недавно я убедился в противоположном.

Его слова резали больно, как кинжал.

– Я верна тебе, Лето. Как ты можешь в этом сомневаться?

– Я никогда не думал, что мне придется сомневаться, но теперь я понимаю, что здесь происходили многие вещи, которых я, как последний глупец, не замечал. Я уеду на Кайтэйн, а ты останешься здесь.

– Но я не свободна в своих действиях. Ты должен понять, что это не мой выбор.

Она видела, что Лето изо всех сил старается подавить закипавший в нем гнев.

– Значит, ты выбираешь своих сестер, предпочитая их своей семье. Ты прямо заявляешь, что махинации Бинэ Гессерит для тебя важнее, чем я. Если это так, то уезжай. Ты чужая в Доме Атрейдесов. Мне стыдно, что мною манипулировали – и столько лет.

Джессика непроизвольно всплеснула руками, но заставила себя успокоиться.

– Лето, ты неверно меня понял. Моя верность тебе непоколебима. Я всем сердцем люблю тебя и Пола. Я не люблю Орден сестер, но я поклялась выполнять свои обязательства перед сестрами. Ты ведь должен понимать меня лучше всех в этом мире! – Она прерывисто вздохнула. – Из одного чувства чести я обязана повиноваться приказам Верховной Матери.

Лицо Лето оставалось совершенно бесстрастным, он подавил свой гнев, похоронил его внутри себя, и это еще больше испугало Джессику. Он сказал:

– Ты помнишь тот день, когда Преподобная Мать Мохайем впервые представила тебя мне? Я подозревал вас в нечестности уже тогда.

Джессика с трудом сглотнула.

– Ты приставил мне к горлу нож.

– Да, я это сделал. Я был уверен, что то была какая-то изменническая уловка Бинэ Гессерит. Тебя навязали мне, когда я уже жил с Кайлеей, когда у меня уже был сын от нее. – Он положил руки на стол. – Из-за тебя мои отношения с ней разрушились, а ее ядовитая ревность привела к тому, что случилось с Виктором. В этом заключалось ваше намерение? Это было частью инструкций твоего проклятого Ордена сестер?

Она едва не задохнулась от обиды.

– Нет, Лето, нет! Просто… так получилось!

– Правда? Пользуясь всеми ухищрениями и отточенными навыками, которым тебя научили ведьмы Бинэ Гессерит, ты проникла в мой дом, разрушила мои отношения, но все, что ты можешь сказать, – это «просто так получилось»? После гибели Виктора и после того, как Кайлея бросилась с башни, мне потребовались годы, что поверить тебе и полюбить тебя. – Он отвернулся и покачал головой. – Ты знаешь, что честь и верность – это фундамент, на котором стоит Дом Атрейдесов. Теперь я вижу: твоя верность предназначается кому-то другому. – Голос его едва заметно дрогнул. – Это все махинации Ордена сестер? Все?

– Нет! – Ей хотелось выкрикнуть этот ответ со всей страстью, на какую она была способна, но она слишком хорошо знала Лето: что бы она ни сказала сейчас, он не будет удовлетворен.

В отчаянии она отрешенно заглянула в себя и вдруг вспомнила один факт, о котором он не знал и о котором она никогда не упоминала. Он не должен был этого знать. Сейчас она могла использовать этот факт как доказательство своей любви как последний аргумент. Орден сестер приказал Джессике рожать Атрейдесу только дочерей, плясать под дудку Общины, носившейся со своей селекционной программой. Но после смерти Виктора, видя, как он опустошен, как отчаянно нуждается в душевном исцелении, она подарила ему сына. Пола. Это было ее первое ослушание, и Бинэ Гессерит никогда не забудут ей отступничества.

Никакое неподчинение теперь не будет принято. Орден сестер получит требуемое, иначе они уничтожат ее возлюбленного Лето и весь его благородный Дом.

Джессика вдруг поняла, что он до сих пор ждет ее ответа.

Но она не могла его дать.

Лицо Лето окаменело.

– Я вижу, что у тебя до сих пор остаются от меня секреты. Может быть, это единственная твоя сущность – секреты. Мы очень по-разному смотрим на вещи, ты и я. – Он вернулся к работе, перестав обращать на нее внимание.

Джессика вышла, отчаянно пытаясь сохранить достоинство с помощью техник Бинэ Гессерит, тщась подавить нахлынувшие эмоции. Однако она чувствовала, что сердце ее разбилось на миллион осколков.

Для сильной личности поражение – это лишь вопрос подхода. То, что одни считают неудачей, другие воспринимают как вдохновение. Так я «вдохновлялся» множество раз.

Якссон Ару. «Новый рассвет Содружества благородных»

В иллюминатор небольшого замаскированного корабля на орбите планеты Якссон Ару видел сине-зеленый простор океана и нетронутую зелень диких лесов Каладана. С нетерпением ожидая прибытия грузового челнока, он еще раз подумал о том, что эта планета должна быть свободной и независимой. Каждая планета Империи должна получить возможность самостоятельно определять свое политическое будущее, контролировать свою экономику и по своему усмотрению вступать в торговые союзы – и все это без удушающего гнета имперской власти.

Герцог Лето Атрейдес не понял или не оценил потенциала планеты, обладающей такими неисчерпаемыми ресурсами. Якссон возлагал столько надежд на этого человека, угадывая в нем родственную душу. Лето ему нравился. Он не казался политическим простофилей, но не был и провидцем, а жаль.

Лето защищал Каладан, как верный цепной пес, но не видел более широкой перспективы. Якссон просто кипел, вспоминая, что Лето не принял его предложения. Впрочем, игра еще не окончена, и все может измениться к лучшему. Надо выждать. В некоторых вещах революционер должен проявлять терпение.

Неужели Лето действительно был так слаб и запуган? Или он все же в состоянии разглядеть великие деяния, которые сможет совершить, если примет верное решение, решение, которое войдет в галактическую историю и поможет изменить всю цивилизацию?

Расхаживая по палубе своего фрегата, Якссон бросил взгляд на иксианский хронометр и нахмурился. Его фрегат был частным, сделанным на заказ судном, полученным им по каналам КАНИКТ; корабль был оснащен инертным внутренним корпусом, превращавшим его в бесплотную тень для наземных сканеров. Этот корабль-призрак мог незамеченным ускользать от любой слежки. Ару воспользовался связями матери для того, чтобы забронировать тайный перелет на борту лайнера Космической Гильдии.

Несмотря на то что Малина Ару публично отреклась от своего сына в Ландсрааде, а его брат и сестра так же публично выразили свое возмущение его недопустимым поступком, Якссон знал, что на самом деле они понимали ценность того, что он делал, хотя и не могли открыто признать это. Не верил Якссон и в то, что мать окончательно подвергла его остракизму. Впрочем, будучи вне закона, он не контактировал с ней.

Пока.

Отсюда, с орбиты, Каладан казался совершенным миром, тихим и безмятежным, так не похожим на Тупайл с его буйной природой. Там, внизу, Якссон вдыхал свежий океанский воздух, слышал шум прибоя и крики чаек. Побывал он и в девственном лесу, впитывая мощь природы и бессмертие жизни. У Каладана были огромные перспективы, как и у многих других, стонавших под гнетом династии Коррино. Под покровительством нового Содружества благородных возникнут миллионы независимых экономик, миллионы процветающих торговых партнеров – вместо этой безликой массы, изнывающей под сапогом автократического и напыщенного деспота и задыхающейся под бременем тарифов и добавочных налогов.

Он смотрел сквозь плаз иллюминатора, и его нетерпение начало перерастать в гнев. Куда запропастился этот проклятый челнок?

Якссон жалел, что ему не довелось остаться на Каладане подольше, побродить по простоватой столице, по побережью, по густым лесам. Эта планета напоминала ему о времени, проведенном с отцом на Оторио, перед тем как Шаддам осквернил это место, разорил священную оливковую рощу Ару и построил на том месте…

Но настанет день, когда Якссон снова встретится с Лето Атрейдесом, еще раз предложит ему свою дружбу, и, возможно, тогда герцог сможет оценить все возможности и перспективы. Якссон прочитал нечто многообещающее в глазах Лето, почувствовал, что есть шанс склонить этого человека на свою сторону. Почему бы и нет? Отчего герцог не хочет видеть иной перспективы, кроме медленного загнивания под гнетом Империи? Якссон решил не терять надежды.

Наконец он увидел рыжий огонь дюз челнока, прочертивший яркую линию в атмосфере. Челнок исчез в густых облаках, но Якссон теперь знал, куда смотреть.

Раздался грубый голос пилота:

– Искомое судно причалит в течение пятнадцати минут, сэр. Они сообщают о нехватке людей и просят оказать помощь в погрузке.

– Мы сделаем все, о чем они просят, – сказал Якссон.

Четверо новых сподвижников были с ним на борту – охранники и одновременно наемные убийцы, посредники, соглядатаи. Эти люди были пригодны и для тяжелой физической работы.

– Мы сделаем все, что должны, – задумчиво произнес Якссон.

Когда корабль поравнялся с фрегатом, суда сблизились бортами. Второе судно тоже было тщательно замаскировано и располагало переходным шлюзом. Работа Содружества благородных была многогранной – это знала даже его мать. Она бы одобрила то, что он сделал на Каладане, так же, как и отец, будь он жив.

Шлюзы соединились и образовали герметично изолированный переход. Якссон сложил руки на груди, обтянутой синей рубашкой, купленной им на Каладане. Да и выглядел он как каладанский уроженец.

Соратники присоединились к нему у люка, готовые к переноске груза на частное судно Якссона. Дверь в стене корпуса открылась, и Якссон увидел низкорослого тлейлаксу в серой одежде. Выглядел Чен Марек неважно – волосы всклокочены, лицо покрыто синяками, глаза блуждают.

Якссон не смог скрыть удивления.

– Марек! Ты же никогда сам не прилетал для передачи груза. Не опасно ли покидать базу на Каладане?

– Моей базы больше нет, – ответил Марек, ступая на борт фрегата. – Нападение герцога Лето на наши плантации папоротника барра было более стремительным и разрушительным, чем я ожидал. Я предупреждал, чтобы он оставил нас в покое, но он не внял предостережениям. Не ты ли говорил мне, что герцог Лето выглядит как вполне разумный человек? – Во взгляде тлейлаксу Якссон прочитал немое обвинение.

Якссону не понравился такой тон. Он уже получил известия о стычке, но находил их преувеличенными. Теперь он только покачал головой.

– Я слышал его публичную речь. Ты сам спровоцировал его, заложив на улицах настоящие бомбы, убившие невинных людей и едва не ранившие его сына. Твои люди устроили лазерный взрыв, и как, ты думал, он после этого отреагирует?

– Имперские правила, – с горечью произнес тлейлаксу. – Как ты сам однажды заметил.

– Человеческие правила, – поправил его Якссон. – Это было лишнее. – Он понизил голос. – По крайней мере, я, чтобы угрожать Лето, пользовался только муляжами.

Тлейлаксу недоверчиво вскинул голову.

– И ты рассуждаешь о гражданских правах после того, как уничтожил целый музейный город на Оторио?

– Я ставил перед собой цель и не нарушил ни одного правила Великой Конвенции. – Якссон сверху вниз смотрел на низкорослого тлейлаксу. – Ты создаешь сложности.

– Я чудом остался жив, – раздраженно произнес Марек. – К счастью, у нас все было готово к вылету, а на борту был полный груз айлара, но с нашей деятельностью в этом месте покончено – там разрушено все. Это ужасный удар. – Взгляд его черных, близко посаженных глаз продолжал дико блуждать. – Ты, кажется, вовсе не расстроен?

Якссон был, конечно, обескуражен поражением, но смотрел на это дело шире.

– Если мы дадим герцогу полную свободу, словно дикому скакуну, то в конце концов он прибежит к нам.

– Мы едва ли выживем без ресурсов, оборудования и конечного продукта. Как ты будешь финансировать свой мятеж без айлара? Мы расширили рынок каладанского наркотика, снабжали им всю Империю, а императорский добавочный налог на специю дал нам множество заказчиков. Но если у нас больше не будет папоротника…

– У Содружества благородных имеются и другие источники финансирования, – сказал Якссон. – Груз, который ты доставил, поддержит нас. У меня есть целая сеть пристрастившихся к айлару потребителей. Я оповещу их о нашей неудаче и подниму цену, но не настолько, чтобы они отказались от нас и снова перешли на меланж. – Он озабоченно нахмурил брови. – Впрочем, я недоволен высокой смертностью среди потребителей айлара. Людей умирает гораздо больше, чем ты рассчитывал. Что не так с этим новым сортом? Наши клиенты боятся его употреблять.

– Ты сам велел мне использовать методы тлейлаксу для изменения свойств папоротника барра и увеличения силы айлара. Все получилось замечательно и превзошло возможные ожидания.

– Но многие умирают, потому что наркотик очень сильный.

Тлейлаксу насмешливо улыбнулся.

– Их просто плохо информировали, а мы не можем провести нормальный анализ. Концентрация наркотика в растении велика, но сильно варьируется. Несмотря на все ресурсы, какими ты меня снабдил, доставить сложное оборудование в эту глушь очень трудно. Каладан – это не Тлейлакс и не Икс.

Якссон все же продолжал сомневаться.

– Если слухи будут распространяться, то потребители будут бояться покупать айлар.

Марек покачал головой.

– Но зато эйфория очень приятна, а потому люди пойдут на риск. Конечно, новый сорт барра нуждается в генетической модификации, чтобы немного ослабить его действие. Слишком много партий с избыточной активностью айлара успело разойтись, прежде чем мы узнали о его смертоносных свойствах. Но это мы исправим. – Он улыбнулся. – Избыточная мощь нам даже на руку, потому что мы сможем производить больше айлара из меньшего количества сырого папоротника, если научимся правильно его обрабатывать.

Оба они посторонились, уступая дорогу людям, переносившим коробки айлара на фрегат. Якссон остановил одного из грузчиков, открыл коробку. Там лежали плотно упакованные сухие листья папоротника. От массы исходил пряный запах, отдававший торфом и дымом. Якссон ни разу не пробовал айлар – от одной мысли об этом его начинало тошнить, – но ему не надо было понимать чужие пороки для того, чтобы наживаться на них.

И, кроме того, он помнил, что доходы направлялись на финансирование заговора против Империи Коррино. Он самодовольно улыбнулся.

– Именно поэтому я и бросил пробный шар на Тлейлакс, чтобы найти там недовольных. Я понимал, что мы – идейные союзники.

Серый человечек недовольно поморщился.

– Если бы еще больше людей из нашего народа поняли, какие возможности открывает перед нами Содружество благородных… Сейчас, в этой коррумпированной, разложившейся Империи нас демонизируют, не дают нам прав и привилегий благородных Домов. Твое дело важнее для нас, чем для любой другой планеты Империи, и наши новообращенные будут поддерживать тебя даже ценой своей жизни. Ни один член Бинэ Тлейлаксу не заседает в Ландсрааде, ни один не является директором КАНИКТ. Ты обещал мне, что все это изменится.

– Это изменится, как только наше движение одержит победу. И я обещаю тебе, что мы не будем ждать сто или двести лет, как предпочла бы моя мать. – Якссон через иллюминатор посмотрел на покрытый сочной растительностью Каладан. Пока они говорили, фрегат перелетел океан и теперь находился над другим материком. – Нам нужны устойчивые поставки айлара. Тебе придется начать все с нуля, но герцог Лето отныне будет более бдительным. Перенеси операции на Восточный и Южный континенты. Увеличь производство в три раза.

– Условия там будут еще более примитивными, – сказал Марек. – Нам будет трудно найти надежных рабочих; возникнут трудности и с транспортировкой.

– Я предпочитаю в любом деле видеть преимущества, – самоуверенно возразил Якссон. – В этих примитивных условиях тебе удастся лучше скрывать свою деятельность. Ты сможешь увеличить производство при меньших издержках. Твоя ошибка в том, что ты допустил слишком большую утечку айлара в каладанское общество. Герцог Лето Атрейдес с большим трепетом относится к своему долгу защищать народ. Он и бровью не поведет, узнав о тысячах пристрастившихся к айлару аристократов, но смерть одного каладанского крестьянина может вызвать у него неукротимый гнев. Так что в следующий раз будь осторожен.

Марек погрузил свои серые пальцы в органическую массу, утрамбованную в коробку, и пошуршал засушенными листьями папоротника.

– Исходный каладанский папоротник барра – совершенно уникальный вид, но моя модификация сделала его более пригодным для наших целей. К сожалению, мы пока не можем выращивать растение за пределами Каладана.

– Ну, значит, тебе придется делать это на Каладане. – Якссон следил, как его люди расставляют коробки в грузовом отсеке. – Когда ты наладишь производство на других континентах, наше движение будет осыпано золотым дождем соляриев. Содружество благородных сможет продолжить свою работу.

– И все получат свою выгоду, – согласился тлейлаксу. – Наши планеты наконец станут независимыми. Бинэ Тлейлаксу смогут делать свой выбор, заниматься наукой по своему усмотрению и добывать доход для себя. – Он понизил голос до свистящего шепота. – Мы перестанем быть козлами отпущения, которых винят за каждую неудачу!

– Это вы должны будете заслужить, Чен Марек, – предупредил его Якссон, – так же, как и уважение.

Когда люди Якссона закончили погрузку айлара, он вдруг понял, что это пока последняя полная партия на неопределенно долгий срок. В банке Гильдии у Якссона были деньги на секретном счете, но его союзникам придется стать более экономными.

Но так как они всегда говорили правду, которую хотели услышать правители угнетенных планет, заговор будет и дальше успешно распространяться.

В худшем случае Якссон всегда сможет вернуться к матери. Несмотря на ее отречение от сына, он был уверен, что Малина найдет возможность снабдить его необходимыми средствами для продолжения борьбы и достижения победы в деле, за которое они оба ратовали, хотя и расходились во взглядах на методы. Но он заставит ее посмотреть на мир его глазами.

Чен Марек, по всей видимости, не собирался покидать фрегат Якссона. Он хотел остаться с Ару, улететь с ним на Кайтэйн, в роскошную Серебряную Иглу или в какую-нибудь другую резиденцию КАНИКТ, но Якссон был неумолим.

Обиженный Марек вернулся на свой замаскированный грузовой корабль, а Якссон – в свою каюту. Фрегат вскоре займет место в секретном отсеке следующего рейсового лайнера Гильдии, отправляющегося на Плисс, частное владение сестры Якссона Джалмы. Она продолжала укреплять свою единоличную власть после того, как умело избавилась от старого слабоумного мужа.

Якссон улыбался. Уж сестру-то он сумеет обратить в свою веру.

Да, у них у всех впереди было много работы.

Смертельно опасные угрозы никогда не требуют мобилизации лишь только физических сил. Они также требуют мобилизации сил умственных, и чем страшнее вызов, тем больше ума требуется для того, чтобы преодолеть препятствия и выжить.

Герцог Лето Атрейдес

Мрачно рокочущее море выглядело мирным и безмятежным по сравнению с той напряженной, безмолвной враждебностью, что поселилась в Каладанском замке, с той холодностью, что разделяла теперь мать и отца. Пол не понимал, в чем дело, но видел, что отношения их были необратимо разрушены.

По утреннему холодку Пол забрался на скалы, возвышавшиеся над основанием утеса под наблюдательной башней замка, потом пролез под проволочной изгородью, поставленной для того, чтобы преградить особо отчаянным сорвиголовам путь на утес. Протиснувшись в узкое отверстие, он направился дальше вверх по скользким, покрытым мхом камням. Надо было направить энергию на что-то реальное, на препятствие, которое он смог бы преодолеть, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Склон не был таким же неприступным, как скала Аронди на севере, но пропасть под утесом замка тоже внушала ужас слабым духом. Это нелегкое физическое упражнение поможет избавиться от ощущения беспомощности.

Он и раньше совершал восхождения на эти скалы во время отлива, но никогда еще не выбирал такой маршрут. Склон был неимоверно крут, а камни не служили надежной опорой. Внизу виднелось подножие кольцевой стены, окружавшей сторожевую башню, над которой реял флаг Дома Атрейдесов. Пол размял пальцы, запястья и приготовился к восхождению.

Однажды, еще до того, как была установлена эта проволочная изгородь, какой-то чужеземный искатель приключений забрался на скалу, преодолел половину пути, но сорвался и погиб. Пол хорошо запомнил тот день. Услышав приглушенный крик этого человека, мальчик бросился на балкон и увидел мертвое тело, распростертое в воде, оставшейся после отлива. Вскоре двое рыбаков, подогретые вином, полезли на скалу и тоже погибли. Тогда герцог Лето распорядился поставить здесь проволочную изгородь.

Несмотря на сумятицу, царившую в мыслях Пола, он отнесся к задуманному со всей серьезностью, решив непременно взять скалу. Подобный осознанный риск при полном контроле над собой позволит сфокусировать мышление, как лазерный луч.

Отец и мать постоянно отговаривали сына от попытки залезть на скалу, но Пол знал, что герцог Лето и сам часто рискует, и каждое из таких восхождений делало его лучше – и как правителя, и как человека. В это время родители рисковали своими отношениями, и Пол почти физически чувствовал, как между ними разверзается пропасть. Надо было как-то избавиться от тревоги и досаждавших ему тяжелых мыслей. Пол сжал рукоятку клина, взглянул вверх и наметил маршрут – по трещинам, выступам и бугоркам. Он начал подъем, вставил обутую в тяжелый сапог ногу в расщелину и, подтянувшись на руках, поднялся на следующий уступ. Так он и продвигался дальше, отталкиваясь по очереди ногами и подтягиваясь на руках.

Жизнь без риска – это не жизнь. Пол хотел познать в жизни все – и радости, и опасности. Он не желал сидеть в тепле и уюте и слушать дразнящие рассказы других о пережитых ими приключениях, но не искать их самому. Если Пола предостерегали от опасности, он мог либо избежать ее, либо найти лучший способ ее преодоления, укрепляя себя ментально и физически, становясь сильнее в ходе этого преодоления.

Лицом он ощущал холодок морского бриза. Подняв голову и окинув взглядом крутой склон, он увидел стену замка, а на ней – маленький балкон его спальни, сравнительно безопасное место.

Если родители заметят его сейчас, то не миновать ему трепки за такую бесшабашность.

Ухватившись за следующий камень, Пол подтянулся и нащупал ногами опору. Он всем своим существом чувствовал, что для продвижения вверх ему придется рисковать. Он забирался все выше и выше, не теряя веры в свои способности – духовные и физические.

Дункан учил его владению мечом, умению пользоваться щитом, учил драться, рискуя умереть или получить тяжелую рану, а также добиваться превосходства в схватке. Вероятно, лучше, чем все остальные наставники Пола, Дункан понимал необходимость постоянно подталкивать себя, но эта отвесная и скользкая стена не была тренировочной площадкой с гарантированной безопасностью. Это было нечто совсем другое.

Дункан бы не понял внутреннего смятения Пола из-за размолвки родителей. Айдахо редко вспоминал о своих родителях, которых убил жестокий Раббан, когда сам Дункан был еще ребенком. Эмоциональное смятение Пола было раной совсем иного рода, и все же ссора отца и матери причинила ему боль.

Проведя почти всю жизнь на Каладане со своим народом, Лето отправлялся на Кайтэйн, чтобы вмешаться в имперские политические игры во благо Дома Атрейдесов. Герцог утверждал, что делает это ради своего сына, но ведь он никогда не интересовался, чего хочет сам Пол.

В то же время мать Пола, призванная Верховной Матерью Бинэ Гессерит, собиралась лететь на Уаллах IX. Вернется ли она? Пол не понимал, что вызвало взаимное отчуждение родителей, но понимал, что между ними вдруг пролегла непреодолимая пропасть.

И вот теперь Пол был здесь один, на крутом склоне скалы. Он продолжал взбираться вверх, сосредоточенно выбирая надежные точки опоры.

Откуда-то сверху, как будто из другого мира, прозвучал приглушенный голос, окликнувший его.

– Пол!

Он поднял голову и увидел Дункана, стоявшего на площадке на вершине скалы. Он бросил вниз веревку с завязанными по всей длине узлами.

– Ухватись за веревку!

Пол продолжал карабкаться вверх параллельно спасительному канату, но не притрагивался к нему, продолжая выискивать взглядом трещины и выступы.

Черный камень дрогнул и зашатался, как гнилой зуб. Пол слишком сильно надавил на него. Потеряв равновесие, он скользнул на несколько дюймов вниз, но, нащупав ногой выступ, уперся в него и остановился, стараясь отдышаться.

Дункан встревоженно продолжал что-то кричать, но Пол не отвечал, чтобы не отвлекаться от главного. Он переместился в сторону от веревки, продвигаясь по дюйму за один раз, пробуя каждую опору на прочность, прижимая ноги к выступам, чтобы определить, насколько они надежны Поднявшись чуть выше, он шагнул еще в сторону, переступил через расщелину, нащупал крошечную площадку и снова подтянулся вверх.

Дункан переместил веревку ближе к Полу.

– Пол, хватайся за канат! Не упрямься!

Мальчик перевел дух и прокричал в ответ:

– Это всего лишь еще один урок. Ты же сам говорил, что в реальной жизни риск не поддается контролю, но этот риск я выбрал сам. Таково мое решение. Я испытываю себя на прочность.

Он продолжал медленно и осторожно подниматься по скале. Спустя несколько мгновений рядом с ним оказалась вторая веревка, но Дункан не стал требовать, чтобы Пол за нее ухватился, он сам соскользнул вниз, оказавшись рядом с мальчиком.

– Я поплачусь головой, если твой отец узнает, что ты творишь!

– Мой отец улетает на Кайтэйн, а мать собирается на Уаллах IX. Я остаюсь здесь наедине со своими трудностями. Но я знаю, как я с ними справлюсь. Самостоятельно.

Дункан сделал вид, что все понял.

– Я знаю об их ссоре.

– Думаю, что это что-то большее, чем ссора. Думаю, между ними произошло нечто непоправимое. Что, если эта пропасть навсегда? – Он крякнул, подтянувшись еще немного вверх. Он чувствовал, что руки и ноги его начали дрожать. Пальцы болели и кровоточили. – Восхождение помогает мне сосредоточиться. Мне недосуг беспокоиться за будущее. Все происходит только здесь и сейчас.

– Я понимаю, что тебе нужен риск, чтобы проверить, на что ты способен, но хотя бы для страховки возьмись за веревку. Это глупо – рисковать сильнее, чем необходимо.

Пол упрямо мотнул головой, взглянув на Дункана, стоявшего на выступе рядом с ним.

– Чему я научусь, если буду знать, что нахожусь в безопасности?

Голос мастера фехтования стал суровым.

– В прошлом году здесь погибли три человека. – Балансируя на выступе, он отпустил свою веревку и встал ближе к Полу. – Если вы упадете, молодой господин, мне придется броситься вслед за вами. Моя жизнь и честь погибнут, если я дам вам умереть, особенно так глупо.

– Я могу сам о себе позаботиться.

– Твой отец считает иначе, и ты прекрасно это знаешь.

Найдя равновесие, Пол внимательно посмотрел на друга. Ветер свистел, обдувая их, а внизу дразнила бездонная пустота.

– Значит, выходит, что я держу твою жизнь в руках так же, как свою собственную?

– Да, и этот факт невозможно отрицать, мой юный друг. – Дункан поймал конец первой веревки и протянул ее Полу. – В один прекрасный день ты станешь герцогом, и твой отец делает все, что в его силах, чтобы как можно лучше тебя к этому подготовить. Какой был самый важный урок? Что герцог Лето Справедливый считает своей главной обязанностью?

Пол задумался, с необычайной отчетливостью вспомнив эти слова.

– Первая обязанность герцога – безопасность его народа.

– И ты знаешь, что я должен спуститься сюда, чтобы защитить тебя, неважно, насколько опасна эта скала и насколько глупо это твое восхождение. – Дункан продолжал протягивать веревку Полу. – Здесь у меня нет выбора. Моя жизнь в твоих руках.

Пол понял, что имел в виду мастер фехтования.

– Я подвергаю твою жизнь ненужному риску.

– Знаешь, мне не доставляет никакого удовольствия болтаться здесь между небом и землей; поверь, есть масса вещей, которыми я предпочел бы сейчас заняться. – Дункан сунул ногу глубже в расщелину и прижался к скале всем телом, чтобы сохранить равновесие. – Подготовка к встрече с риском – это одно, молодой мастер. Безрассудство – совсем другое. Когда ты столкнешься с политикой и интригами в Империи, тебе не придется искать опасность, она сама тебя отыщет.

Зацепившись за узкий выступ, Пол задумался. Он забрался сюда, чтобы освободиться от растерянности, от эмоционального смятения, но не подумал, как его поступок отразится на друзьях, семье, наставниках. Если он сорвется и упадет, как те бесстрашные восходители, которые ни минуты не сомневались в успехе, считая себя удачливыми и сильными, то его смерть причинит ужасное горе герцогу Лето… так же, как смерть юного Виктора. Дункан будет опозорен и обесчещен навсегда, поскольку не смог уберечь своего подопечного. Если же Пол упадет и получит травму, то Дункану придется рисковать жизнью, чтобы спасти его.

Первая обязанность герцога – безопасность его народа.

А Дункан – часть этого народа. Пол уже сейчас должен мыслить как герцог Каладана.

Он вспомнил недавний мысленный эксперимент, проделанный им вместе с Сафиром Хаватом. В результате эксперимента на совести Пола осталось множество смертей.

– Я не допущу твоего падения, Дункан.

Он протянул руку и схватил веревку. Было видно, какое громадное облегчение испытал мастер фехтования. Он опоясал веревкой Пола и последовал за ним, взбираясь вверх. Вместе они выбрали путь вдоль прочного выступа, который тянулся до самой вершины утеса.

Пол услышал где-то рядом пронзительный птичий писк, свист и чириканье, и вдруг прямо у него над головой взмахнула большими белыми крыльями птица, снявшаяся с выступа прямо над мальчиком. Птица отчаянно верещала, словно стараясь прогнать прочь двух незваных пришельцев. Одним крылом птица задела Пола по лицу, но он прижался грудью к камню и удержался. Пол узнал этого самца. Это была одна из птиц, что гнездились в скалах.

Птица с криком отлетела в сторону, сделала круг и снова вернулась, крича еще громче. Она летела прямо на Пола, как пушечное ядро, и он напрягся, приготовившись к столкновению. Дункан, сумев каким-то непостижимым образом сохранить равновесие, швырнул в птицу камень. Птица увернулась, испустив пронзительный крик, набрала высоту и скрылась за козырьком скалы.

Пол, тяжело дыша, пытался рассмотреть, куда улетела птица.

– Мама говорит, что там, наверху, ее гнездо.

Крепче прижавшись к камням, Пол попытался заглянуть за угол скалы. Он увидел две большие птичьи головы, высунувшиеся из огромной расщелины, – одна голова была белая, другая серая. Да, это гнездо. Он решил выбрать другой путь, чтобы не наткнуться на гнездо, но птицы продолжали внимательно наблюдать за незваными гостями, готовые в любой момент напасть.

Дункан, глядя на Пола, сказал:

– Помнишь, мы однажды говорили об Империи, Ландсрааде и политике? Ты сказал тогда, что все эти вещи тебя ошеломляют. Да, они похожи на восхождение: вбиваешь клин, потом другой. Находишь точку опоры, останавливаешься… – Он помолчал. – И продолжаешь восхождение.

Пол встал на довольно широкий выступ, чтобы отдышаться, и Дункан устроился рядом с ним. У мастера фехтования не осталось больше слов, но Полу было что сказать.

– Бывают моменты, когда самым главным во всей Вселенной тебе кажется то, что находится у тебя перед глазами. – Он наклонился, протянул Дункану руку и помог ему подняться выше. – То, что прямо под рукой.

Теперь они были уже недалеко от вершины, но Пол решил немного передохнуть. Здесь риск, да и вся его жизнь, оставались под контролем. Он был рад, что Дункан стоит рядом с ним. Сегодня они оба доказали, что живут не зря.

Лучшие правители собирают информацию и принимают меры, обеспечивающие политическую стабильность. Худшие – скрывают информацию и порождают хаос.

«Урок имперской истории»

Оставив леди Марго в роскошных гостевых покоях императорского дворца, граф Хасимир Фенринг, нарядившись в приличествующий его сану отороченный мехом плащ, отправился на аудиенцию к Падишах-Императору. Граф был готов доложить о своих успехах в борьбе с пиратами Арракиса. Шаддам будет доволен, а Фенринг сможет не спеша продолжить расследование.

Марго уже ушла навестить Преподобную Мать Мохайем и других важных придворных сестер Ордена Бинэ Гессерит, что тоже было на руку Фенрингу. У жены имелись свои интриги, у графа – свои, но супруги никогда не действовали друг против друга. Замысел состоял в том, чтобы отвлечь Вещающую Истину и исключить ее присутствие на аудиенции, когда Фенринг будет лгать о том, что он обнаружил виновницу – Руллу Туек.

Граф уже успел отправить Императору записку с сообщением о том, что доставил ему важные сведения, и надеялся, что старый друг как можно скорее примет его. Фенринг как лицо, облеченное чрезвычайными полномочиями, много лет пользовался своим правом видеть Императора в любое время.

Адъютант Императора проводил Фенринга в строго, но красиво убранную приемную, и Фенринг понял, что был не один. На стуле, выпрямив спину, сидел полковник-баши Джопати Колона. Фуражка лежала на коленях, а в руках сардаукар держал папку бумаг и тонкую катушку шигафибра. Офицер встал и приветствовал Фенринга коротким полупоклоном и энергичным рукопожатием. Фенринг был неприятно удивлен тем, что Колона пойдет первым.

Колона, словно прочитав его мысли, сказал:

– Похоже, мы оба прибыли с важными известиями для Императора, сэр.

– Да, похоже на то, хм-м, – пробурчал Фенринг и сел на другой резной стул, с любопытством поглядывая на бумаги и катушки, которые держал полковник-баши. Даже если это сверхсекретная информация, Шаддам непременно ознакомит с нею Фенринга. Свою небольшую коробку граф положил на откидной столик, нисколько не заботясь о том, что полковник видит его сообщение Императору. В приемной воцарилась неловкая тишина.

Через минуту вышла миловидная женщина-секретарь и предложила Фенрингу чай. На откидном столике полковника уже стояла чашка чая, к которому Колона даже не притронулся. Граф принял чай, но тоже оставил его нетронутым. Офицер был хорошо вышколен и умел хранить бесстрастное выражение лица, но было видно, что происходящее ему не понравилось, а потому он даже не пытался завязать непринужденную светскую беседу. Колона был явно недоволен.

– Хм-м, – протянул Фенринг, однако говорить тоже не стал.

Наконец в приемной появился канцлер Ридондо. Он был бледнее, чем обычно, а на его высоком лбу блестели капли пота. Из этого Фенринг заключил, что Император пребывает не в лучшем настроении.

Несмотря на то что его рапорт о Рулле Туек был ловко состряпанной фальшивкой, Фенринг ни минуты не сомневался в том, что новость порадует и взбодрит старого друга. Интересно, что привез ему сардаукар?

Канцлер удивленно посмотрел на Фенринга, словно не ожидал увидеть его здесь.

– Прошу прощения, граф Фенринг. Император поручил мне пригласить полковника-баши Колона. Наверное, он не ждал вашего прибытия? Я сообщу ему, что вы здесь.

– И что я жду, – добавил Фенринг.

– Да, и что вы ждете.

Сардаукар поднялся, выпрямившись, словно готовая к запуску ракета, сунул под мышку папку и сжал в руке катушку. Прежде чем Колона успел последовать за высоким строгим канцлером, раздались приближавшиеся быстрые шаги.

В приемной собственной персоной появился Император Шаддам.

– Я хочу выслушать рапорт об ударе по планете Дросс. Полковник-баши Колона?

Фенринг вскочил. Сардаукар, не медля, по-военному приветствовал своего Императора.

Шаддам наконец заметил Фенринга.

– О, Хасимир! – произнес он, но голос его тут же стал более суровым. – Надеюсь, вы привезли мне хорошие новости о пиратах Арракиса?

Фенринг улыбнулся.

– Ах-х, сир, именно так. Вы будете довольны.

Канцлер Ридондо топтался в приемной в сильном смущении.

– Я пытался соблюсти протокол и решить, кого вы примете первым.

Однако Шаддам не обратил на канцлера никакого внимания. Он выжидающе посмотрел на офицера.

– А ваш рапорт? Вы принесли мне хорошие новости об операции? Дом Верденов уничтожен, как вам и было приказано?

Фенринг весь обратился в слух.

– Так точно, сир. Я принес вам весть, которую вы с нетерпением ожидали. – Колона кивнул. – Операция завершилась полным успехом. Семья уничтожена… так же, как в прошлом был уничтожен еще один благородный Дом.

Фенринг обратил внимание на напряжение в поведении офицера. Вид у Колона был отнюдь не победоносным. Но Император ничего не заметил.

– О, значит, меня ожидает день, полный хороших новостей! Я приму вас обоих одновременно. – Шаддам повернулся. – Следуйте за мной. Канцлер, распорядитесь, чтобы в мой личный кабинет доставили легкие закуски. Чай и выпечку, которая мне нравится, и, кроме того, тикальское шампанское, чтобы мы смогли отпраздновать наши успехи. – Император сделал паузу. – Все это вы принесете нам сами, я не хочу посвящать в это дело слуг. Оно весьма конфиденциальное.

Канцлер торопливо вышел, а граф и полковник последовали за Шаддамом в его личный кабинет. Заняв предложенные им места, Фенринг и полковник-баши одновременно извлекли содержимое своих пакетов. Колона достал отпечатанные документы и аппарат для показа изображений; граф – катушку шигафибра. Они словно соревновались друг с другом.

Пока Шаддам ждал, полковник и граф подготовились к демонстрации. Император сложил руки на украшенном золотым шитьем парадном кителе.

– Выберем ли мы по жребию, кто будет говорить первым? Или мне приказать вам драться за это право?

Фенринг окинул сардаукара оценивающим взглядом. Колона был выше и явно сильнее. Они испытующе посмотрели друг на друга, а затем немного отодвинулись в стороны. Фенринг не верил в серьезность императорской шутки, но Шаддам был непредсказуем. Тем не менее оба не желали даром терять время.

Граф снова взглянул на расстроенного сардаукара и активировал голографический проектор. Мгновение поколебавшись, Колона вставил принесенные изображения в свой аппарат и тоже активировал его. Сообщения воспроизвелись одновременно. Кабинет Императора наполнился звуками взрывов, огнем воздушной и наземной атаки сардаукаров; промелькнула сцена с девушкой, падающей со стены в огонь, сцена с молодой женщиной, распятой на песке и пытающейся освободиться, в то время как гигантский червь, со всей его первобытной мощью, вырастает из песка и пожирает ее.

Император Шаддам был удовлетворен обоими сообщениями. Очевидно, он уже ознакомился с некоторыми деталями миссии Колона и потому в первую очередь обратился к графу:

– Кто эта женщина в пустыне? Надеюсь, она была в чем-то виновна?

– Это казненная преступница, сир. Вы поручили мне узнать, каким образом специя исчезает с Арракиса, выследить пиратов, которые умудрялись вывозить специю под носом наших наблюдателей. Казненная женщина, Рулла Туек, руководила всеми нелегальными операциями. Она держала их в тайне даже от собственного мужа, возглавляющего нашу… э-э, группу, которой позволена санкционированная контрабанда специей и с которой я работаю.

Сардаукар ознакомился со сценой в пустыне, но избегал смотреть на сцены убийств и разрушений из своего собственного рапорта. Фенринг, наблюдая за офицером, никак не мог понять, чем он так расстроен, несмотря на успех миссии.

Шаддам подался вперед, смакуя момент появления огромного червя.

– Но как мне понять, что эта несчастная женщина не выступила в роли жертвенного агнца? Кто-то ведь мог подставить ее, чтобы мы прекратили поиск истинных виновников? – Он задумчиво потер переносицу. – О, так она к тому же еще и беременна!

– Да, сир. Это жена Эсмара Туека, влиятельного вожака контрабандистов, и она действительно была беременна. – Он тяжело вздохнул, давая понять, что может представить Императору самые убедительные доказательства на этот счет. На самом деле он был просто счастлив, что при разговоре не присутствует Вещающая Истину Мохайем. – Туек выдал собственную жену, чтобы доказать свою преданность. Он отдал в жертву и ребенка. – Фенринг не стал вдаваться в лишние подробности. – Она не просто подставная жертва, которую использовали для того, чтобы отвлечь наше внимание, сир. Туек, несомненно, искренен в своем раскаянии, а кроме того, этот человек нужен мне для продолжения работы на Арракисе. Он смог принять столь болезненное для себя решение, пожертвовать дорогим человеком, и это говорит о том, что это не обман.

Видя, что Шаддам продолжает сверлить его недоверчивым взглядом, Фенринг добавил:

– Я сам лично, э-э-хм-м, наблюдал сцену казни. Туек был неподдельно потрясен этим зрелищем. Отныне он будет целиком и полностью в наших руках.

В действительности Фенринг до сих пор не знал, существует ли вообще какая-то связь между меланжевыми контрабандистами на Арракисе и второй группой пиратов, действовавших на черном рынке. Но со временем, наверное, Гриксу Дардику удастся это выяснить… после того как Фенринг вернется на Арракис и во всем разберется без надоедливого понукания со стороны Императора.

Шаддам некоторое время внимательно просматривал записи, переводя взгляд с одного голографического экрана на другой, со сцены атаки червя на зрелище нападения сардаукаров на планету герцога Вердена. Глаза Императора горели восторгом.

– Завтра, Хасимир, мы вместе позавтракаем, чтобы обсудить все в подробностях. Не забудьте захватить с собой свою очаровательную жену.

– Я с радостью присоединюсь к вам, – сказала Императрица Ариката, входя в кабинет. Она прошла к Шаддаму и тоже стала наблюдать ужасающие сцены. Император не возражал, и они вместе посмотрели записи еще раз. Сначала Ариката выглядела смущенной, но затем зрелища захватили Императрицу. Глаза ее заблестели.

Император поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

– Граф Фенринг и полковник-баши Колона, вы оба прекрасно справились со своими заданиями, но я и не ожидал меньшего.

Оба коротко поклонились. Глядя на офицера сардаукаров, Император нахмурился.

– Кажется, вы чем-то недовольны, полковник-баши.

Колона мгновение помолчал, а затем признался:

– Если быть откровенным, то могу сказать, что мне не понравились некоторые аспекты операции, сир. Но я выполнил задание до конца согласно приказу.

Шаддам окинул полковника долгим жестким взглядом, словно выискивая малейшие признаки нелояльности, недовольства отданными распоряжениями.

Чтобы оправдаться, Колона добавил:

– Я понимаю, что это было необходимо. Могу я быть свободным, сир?

– Да, полковник-баши. Можете взять однодневный отпуск. – Император был доволен и позволил себе поиграть в великодушие.

Фенринг мысленно поклялся щедро вознаградить Марго за то, что она не пустила сюда эту проклятую Вещающую Истину.

Шаддам сказал на прощание:

– Мы продолжим расследование изменнической деятельности Содружества благородных. Надеюсь, скоро найдется другая работа для вас и ваших солдат. Думаю, в Ландсрааде освободится еще больше мест после того, как я почищу этот хлев.

На полях сражений человеческих сердец число потерь не поддается подсчету.

Из песен Гарни Холлика

Перед отъездом на Кайтэйн сосредоточенный на своих амбициозных планах герцог Лето Атрейдес встретился с самыми главными советниками. Слуги уже упаковали парадную одежду для визита в имперскую столицу: украшенные драгоценными камнями пояса, церемониальные плащи, кителя, бриджи и сапоги; все предметы были выдержаны в зеленых и черных тонах и украшены гербом Атрейдесов – ястребом.

Теперь у него была иная цель, чем та, которую он преследовал, прибыв на Оторио. Предстояло привлечь к себе внимание в Ландсрааде, как это делали другие аристократы, и, наконец, заявить о своих неотъемлемых правах. По необходимости ему теперь придется играть роль другого Лето, хотя его сердце и понятия о чести останутся прежними.

Кого-нибудь при императорском дворе волновало, любит ли Лето свой народ? Нет. Заслужит ли он уважение благородных семей, стремящихся ударить друг друга в спину, если они узнают, что народ называет своего герцога Лето Справедливым? Едва ли. Они придавали значение только богатству и числу владений.

Нет, надо делать что-то большее. Быть чем-то бо́льшим.

Несмотря на то что это противоречило его натуре, Лето решил играть в политические игры по их правилам. Первой обязанностью аристократа является верность Ландсрааду и Империи. Следовало изменить взгляды на мир. Он понял, как много возможностей было им упущено, но теперь он все исправит. Пол и будущие поколения Атрейдесов от этого только выиграют.

После их последнего разговора Лето не общался с Джессикой. Тогда она объявила, что ее вызвали на Уаллах IX, молчаливо подтвердив, что преданность Ордену важнее преданности Дому Атрейдесов. Она оставила незаживающую рану на его сердце, и Лето воздвиг непроницаемую стену вокруг своих эмоций. Он не знал и не хотел знать, уедет ли она на самом деле. Если да, то ей придется самой устраивать свой перелет на лайнере Гильдии; ей не будет места на фрегате Атрейдеса.

Много лет назад Лето уже пытался закрыть свое сердце, чтобы оно не разорвалось от горя; сначала он защищался от холодности Кайлеи, когда она восстала против него, а потом это стало единственным способом перенести скорбь из-за смерти Виктора. Теперь же он весь превратился в каменное изваяние, наподобие гигантской статуи своего отца.

С Хаватом, Айдахо и Холликом он встретился в обеденном зале, а не в личном кабинете. В шелковом плаще и вышитой куртке, надетых поверх свободной зеленой рубашки, Лето стоял под портретом старого герцога и выглядел так же блистательно, как и его отец. Пол, молчаливый, насупленный, испытывающий очевидную неловкость, сел рядом с отцом.

Трое советников стояли навытяжку по другую сторону стола, понимая, что их позвали сюда не для дружеской беседы в неофициальной обстановке. Лето пока ничего не сказал им о своих намерениях, но они уже и сами ощущали, что в последнюю неделю замок затопили какие-то серьезные подводные течения. Все трое знали, что герцог собирается на Кайтэйн, и ждали его распоряжений относительно своих обязанностей на время его отсутствия.

– Я поручаю вам самую важную миссию. Пока я буду находиться при императорском дворе, вы не должны… – Голос его дрогнул. Он рассчитывал сохранять твердость и непреклонность, но нахлынувшие чувства сдавили ему горло. – Вы не должны допустить, чтобы что-нибудь случилось с моим сыном. Обещайте мне это. – Он посмотрел на Пола.

Верные слуги Атрейдеса в один голос заверили его, что сделают все возможное.

– Вы могли бы и не говорить об этом, милорд! – воскликнул Гарни Холлик.

Пол взглянул на отца.

– Я – ваш будущий наследник, сэр, и пока остаюсь на Каладане, я буду с честью и должной ответственностью представлять здесь Дом Атрейдесов. Можете положиться на меня, сэр.

– Да, Пол, я могу это сделать и покину Каладан, зная, что он остается в надежных руках. – Герцог сжал рукой плечо сына. – Ты понимаешь, что я делаю это ради твоего будущего и приумножения наших богатств.

– Я знаю, что это так, но… – Пол отвернулся, взгляд его стал напряженным. – Почему мама не едет с тобой?

Лето с новой силой ощутил, как ледяная броня сковывает его сердце.

– Твоя мать сделала свой выбор.

Несколько последних ночей он провел в своих личных покоях. Джессика, кажется, избегала его, дав ему возможность подумать, но каждый из них понимал, что разделяющая их пропасть становится все шире. Теперь им обоим предстоял отъезд, а значит, решение откладывалось на неопределенный срок и эмоциональная рана будет продолжать болеть и гнить.

Но, быть может, со временем…

Накануне вечером Джессика столкнулась с Лето в коридоре замка – Лето не сомневался, что встреча не была случайной. Наложница смотрела на него, не отводя взгляда, и он увидел в ее зеленых глазах невысказанную любовь и отчаяние.

– Лето, прошу тебя, я… Наверное, я сейчас вижу тебя в последний раз! Есть одна вещь, которую ты должен знать.

Но у нее уже было к тому времени слишком много тайн от него. Он не остановился, и Джессика вернулась в свои покои, где собирала вещи к отъезду на Уаллах.

Теперь Лето повернулся к Полу и холодно произнес:

– Твоя мать покидает нас.

Орден сестер поставил леди Джессику в невыносимое положение, заставив делать выбор между исходами, ни один из которых не был приемлемым. Ее назначили на Каладан, когда она была совсем юной девушкой со свеженьким личиком, ясными глазами, очень обрадованной тем, что ее отправили к такому красавцу и такому, как выяснилось, доброму человеку, как Лето.

Но по сути Джессика продолжала всецело принадлежать вскормившему ее Ордену. Это не было ее осознанным выбором. Она могла своевольничать, сопротивляться, но у Бинэ Гессерит всегда были в запасе способы призвать сестру к порядку, и Лето не мог даже подозревать об этих способах. Однако она знала, на что способны ведьмы-гессеритки, знала, насколько мстительны Преподобные Матери.

Если бы она не поехала на Уаллах IX, то они опозорили бы Лето, облили бы грязью его репутацию, уничтожили бы его доброе имя, а это было для него намного хуже, чем если бы они просто убили его.

Ей надо уехать. Она должна это сделать.

Джессика начала собираться, решительно укладывая в чемодан дорожную одежду. Она собиралась полететь рейсовым челноком, а для этого ей нужна была обычная повседневная одежда. Она самостоятельно вернется в школу Матерей, которую помнила с самого раннего детства. Джессика родилась и воспитывалась там, жила в яслях с другими детьми, воспитывавшимися без родителей. Никто из них ничего не знал о своем происхождении.

Если ты не подчинишься нам, мы уничтожим не только тебя, но и Лето со всем его окружением.

Джессика чувствовала себя как в клетке, откуда не было выхода. Бинэ Гессерит крепко держали ее в своих удушающих объятиях. Она родилась в Ордене сестер, и умереть ей суждено там же.

Корпус герцогского фрегата был расписан с немыслимой, просто кричащей яркостью. Для своих проводов Лето созвал восторженные толпы людей, размахивающих черно-зелеными знаменами. Все это было частью нового костюма, который ему пришлось теперь надеть. На проводах присутствовал даже архивикарий Тороно.

Лето не улыбался, идя по выложенному бронированными плитами полю космопорта Кала-Сити в сопровождении многочисленной свиты. Это были не светящийся от счастья пилот Арко и большеглазая девушка, которые улетали с ним на Оторио…

Оказавшись на борту фрегата, Лето отрешился от этих мыслей. Он закрылся в своей личной каюте, не сказав свите ни слова. Ему не терпелось отправиться в путь.

Для пущей важности он мог, конечно, взять с собой ментата – это подняло бы его престиж в глазах других аристократов, но Лето оставил Хавата на Каладане – для охраны Пола. Кроме того, в обязанности ментата входило обеспечение безопасности и продолжение расследования деятельности остатков банды наркобарона Чена Марека. Сейчас это было для Лето важнее всего.

Все решения были приняты, но Лето не испытывал радости. Герцогу предстояло явиться к императорскому двору и придерживаться необходимых формальностей, дабы укрепить положение Дома Атрейдесов.

Невидимый отсюда, огромный лайнер Гильдии висел на орбите Каладана. Около него кипела работа – сгружались и разгружались транспортные суда, причаливали и отчаливали пассажирские корабли, поднимались на борт грузовые контейнеры. Тем временем фрегат Атрейдеса готовился к взлету.

Лето посмотрел в иллюминатор и увидел на другом конце космопорта пассажирский челнок. Глаза предательски защипало, когда он подумал, что там сейчас находится Джессика. Он даже не попрощался с ней. Когда корабли окажутся в гигантском транспортном отсеке лайнера, он останется на борту своего фрегата, а она – в кабине челнока вместе с другими пассажирами, и отныне пути их разойдутся. Она отправится к цели своего путешествия – Уаллаху IX, чтобы прибыть в школу Матерей.

Очень скоро между ними окажется Вселенная, которая навсегда разлучит их.

На пороге каюты показался один из взятых в путь слуг герцога. Молодой человек был одет в официальный мундир гвардии Атрейдесов. Парень чувствовал себя в этой одежде так же неловко, как Лето в своей новой роли.

– Простите, милорд. Это сообщение было передано вам с лайнера. Оно доставлено с пометкой «срочно».

Лето принял из рук молодого человека документ, запечатанный в непроницаемый футляр. Занятый своими мыслями, он все же не забыл поблагодарить слугу, которого, кажется, удивила такая щепетильность герцога. Лето дождался, когда молодой человек выйдет, запер дверь, опустил светонепроницаемую штору на иллюминатор и только после этого занялся письмом.

На документе была печать Бинэ Гессерит, и это сразу насторожило Лето. Послание оказалось коротким и недвусмысленным.

Герцог Лето Атрейдес, Орден сестер Бинэ Гессерит извещает Вас, что Община аннулирует назначение Джессики наложницей Дома Атрейдесов и на неопределенное время отзывает ее на Уаллах IX. Если Вы желаете получить другую наложницу, то можете подать официальный запрос, и соответствующее решение будет нами принято.

Пустота, которая уже мучила его, усилилась тысячекратно. Он отложил послание в сторону, улегся на кровать и погрузился в свой защищенный мир. Очень скоро он почувствовал, как заработали гравидвигатели, и фрегат взмыл в воздух.

Лето закрыл глаза. Где-то недалеко летела и Джессика.

Герцог и его бывшая наложница покинули свой надежный и любимый Каладан и отправились в дорогу разными путями, оставив позади нечто большее, чем просто воспоминания.

Мы благодарны следующим людям за тот вклад, который они внесли в сложную работу по подготовке этой книги к печати: Джону Силберсэку и Роберту Готлибу, нашим литературным агентам; Тому Догерти и Кристоферу Моргану из издательства «Тор букс»; Джен Герберт и Ребекке Моеста, нашим женам, осуществлявшим общее руководство; Дайане Джонс за чтение рукописи и ценные комментарии; Ким Герберт и Байрону Мерритту из Herbert Properties LLC, которые бросили все свои силы на сохранение наследия Фрэнка Герберта. И, конечно, главная наша благодарность – Фрэнку Герберту и его жене, Беверли Герберт, труд которых в далекие пятидесятые годы привел в конечном счете к созданию этого нового романа величественной эпопеи «Дюна».