Больное сердце бесплатное чтение

Глава первая

Тимон решил прыгнуть с парашютом назло отцу. В двадцать два года это звучало смешно, а потому он злился еще больше. Но повернуть назад сейчас, когда он приехал на аэродром, казалось совсем уж верхом позора. Это значило бы сдаться, признать, что он немощный урод, и доживать остаток жизни, держась за папину ручку. «Папа, а можно мне шоколадку? А вон ту машинку? А порулить?..»

Шоколадку папа наверняка разрешит, машинку тоже – любую, какая понравится, но обязательно с личным водителем, потому что рулить самому для сердца очень опасно. Для его долбаного больного сердца! Опасно, как и занятие спортом – да что там спортом, простой физкультурой; как и поднятие чего-либо тяжелее сумки с учебниками; как и вечеринки с друзьями – ведь там обязательно будут сигареты, спиртное… Порок сердца – что вы хотите! Папа ведь желает только добра. Папе ведь для тебя, Тимофей, ничего не жалко – тем более он у тебя не продавец в автосалоне, а сам Юрий Краселин – генеральный директор банковского холдинга. Вот только папе, видишь ли, жалко тебя самого, а потому тебе ничего и нельзя. На всякий случай – вообще ничего. Кроме шоколадки. Даже того, что больного сердца вообще не касается. Например, учиться, где сам Тимон хочет. Поскольку дорожка у него одна – в папин холдинг, а это значит: зубри экономику, банковское дело, финансовый менеджмент. Но это Тимофей, стиснув зубы, вытерпел. А вот то, что у него, оказывается, не может быть и личной жизни… Звездец!

Эта позорная сцена долго теперь будет стоять перед глазами. Ворвавшийся к нему в спальню отец, вспыхнувший свет, визжащая Таша, натягивающая на себя одеяло, которое тотчас полетело в сторону под отцовский рев: «Вон отсюда, шлюха!» И сам он, потерявший дар речи, закрывающий ладонями мужское достоинство. Достоинство!.. Растерял он в тот момент последние его остатки. Не защитил девушку, не вступился, даже не пикнул. Лишь моргал, глядя, как та лихорадочно натягивает одежду, как выбегает в слезах… Все было точно во сне. Разбудил его лишь новый рык отца: «Я говорил тебе: никаких баб! Не с твоим сердцем, балбес! Допрыгаешься!»

И вот это «допрыгаешься» Тимона как раз и пробило. Оно подсказало ему, что нужно делать, чтобы вернуть к самому себе хоть каплю уважения. Ему надо прыгнуть. Но уж прыгнуть – так прыгнуть!

На посадку заходил небольшой винтовой самолет. Белый, с синей полосой. Больше Тимон о нем ничего сказать не мог, в авиации он был не силен. Подумал лишь, что вероятно из этого самолета и прыгают парашютисты. И, может, скоро начнется посадка. Так что нужно спешить, а то кто знает, когда будет следующий – не пропадет ли и впрямь желание прыгать. Даже не так, не желание, а уже потребность, что ли… Будто внутренний голос подсказывал: от этого прыжка зависит многое, он перевернет всю его жизнь.

Тимон ускорил шаг. Сначала он пошел туда, где выруливал севший самолет, но быстро сообразил, что сначала нужно где-то заплатить за прыжок, узнать, что да как, получить парашют наконец… Он заозирался вокруг. С одной стороны летного поля виднелись здания побольше, с другой, чуть ближе, – маленькие, одноэтажные. И куда идти? Тут он увидел бодро шагающих по полю, хохочущих через слово двух парней в синих комбинезонах, наверняка имеющих отношение к полетам. Парни были плечистые, крепкие – именно такие, каким мечтал быть сам Тимон, и каким он никогда уже не станет. Он поспешил им наперерез.

– Подскажите, где тут с парашютом прыгают? – спросил, почему-то смутившись. Будто прыгать с парашютам – стыдно. На самом-то деле как раз наоборот, но вот застеснялся.

Но веселым парням было на это плевать. Они и самого-то его будто не заметили. Правда, один из них все же махнул рукой в сторону низких строений:

– На манифест иди.

«Куда?» – хотел переспросить Тимофей, но парни шли быстро, бежать за ними он посчитал неудобным. К тому же, направление они показали, а там можно будет спросить еще.

Манифестом как раз и назывались те самые одноэтажные домики, где находилась администрация, сидели диспетчеры, готовили к прыжкам и все такое прочее. И где была касса, окошко которой Тимон увидел еще издали. К ней он первым делом и направился.

– Самостоятельный прыжок или в тандеме? – равнодушно спросила кассир в ответ на вопрос о прыжке.

– В тандеме – это как? – растерялся Тимон.

– Ну, с инструктором, как!.. На подвесной системе.

– Не надо мне на подвесной! Я сам хочу прыгнуть.

– А если сам, то надо раньше приходить. Там на полдня инструктажа и тренировок, медкомиссия еще…

Услышав слово «медкомиссия», Тимофей вздрогнул. Об этом он совершенно не подумал.

– А если с инструктором? – стараясь, чтобы не подвел голос, спросил он.

– Тогда вот анкету заполните, – протянула женщина несколько скрепленных листов, – потом заплатите и шустренько в инструкторскую. Следующий вылет через час, должны успеть. Но поторопитесь, сегодня это крайний заход.

Тимон сел за стоявший тут же, под брезентовым навесом стол и принялся заполнять анкету. Ничего особенного: фамилия, имя, отчество, пол, рост, вес… Затем, собственно, заявление: «Прошу зачислить… выполнение прыжка с инструктором…» и все такое прочее. Потом заявление об освобождении от ответственности. «Осознаю, что парашютный спорт связан с риском получения физических травм и даже гибели». Звездец! Ну а чего он хотел? Ага, и вот наконец то самое! Медицинское заявление. «Я такой-то такой-то заявляю следующее: у меня нет физических и психических ограничений…» И дальше – перечень этих самых ограничений из десяти пунктов, на самом первом, почетном месте среди которых, конечно же, «сердечно-сосудистые заболевания».

Тимофей все заполнил, подписал и с замирающим почти буквально сердцем – потребует или нет медицинскую справку? – вернул анкету кассиру. Та быстро по ней пробежала глазами и протянула в окошко руку. «Вот и напрыгался», – разочарованно подумал он, но кассир всего лишь потребовала паспорт. К счастью, его Тимон взять догадался.

– И… все? – не веря в удачу, спросил он, когда ему вернули документ.

– Разумеется, нет, – буркнула кассир.

– А что еще?..

– Самое главное, – усмехнулась женщина и потерла палец о палец. – Денежки. Пока не заплатишь, не полетишь.

Тимон даже рассмеялся от облегчения.

– Сколько?

– Оператор нужен? Фото, видео… Если с ним, то…

– Да не надо мне никакого видео, – улыбаясь, заявил он. – У меня память хорошая.

После оплаты кассир отправила его в раздевалку, где Тимону выдали темно-синий, с красными полосками комбинезон. Одевшись, он вышел наружу и тут же столкнулся с одним из встреченных раньше парней.

– Ты на тандем?

Он кивнул. Парень протянул руку:

– Иван. Со мной полетишь. Идем на инструктаж. Только живенько, вылет скоро.

Инструктаж Иван тоже провел «живенько» – коротко рассказал, что и когда нужно делать. А Тимон в это время возился с ремнями подвесной системы. Ничего, справился.

– Да ты не боись, – хлопнул его по плечу Иван. – Я с тобой.

– Я и не боюсь, – соврал Тимон, который как раз и начал бояться. Не то чтобы очень, но внутри неприятно заныло.

По громкой связи объявили взлет.

– Пошли, – мотнул головой инструктор.

Самолет оказался тем самым, что уже видел Тимон, – белый, с синей полосой вдоль фюзеляжа. Желающих прыгать оказалось немало, по лавкам внутри расселось не меньше двух десятков человек. Но Тимофею некогда было их пересчитывать – на него и впрямь вдруг накатил страх.

«На кой я все это творю? – подумал он. – Что я докажу отцу этим прыжком? Что у меня детство в одном месте заиграло?.. Ну-ка нахрен, я выхожу!»

– Ты чего ерзаешь?! – прокричал ему сквозь шум моторов инструктор. – Рано еще, только взлетели.

Как взлетели?!.. Тимофей завертел головой, сунулся к иллюминатору. Квадратики полей, уплывающий вниз и вдаль массив леса. Ничего себе! А он со своими переживаниями взлет даже не заметил. И что, сказать Ивану, что прыжка не будет; что он, говоря по-простому, зассал?.. Позорно? Да. Но кто об этом узнает?

«Ты, – будто сказал кто-то внутри его головы. – Ты об этом узнаешь и будешь жить дальше, помня, что ты и в самом деле урод. Не только из-за сердца. Моральный урод. Трус, ссыкло. И даже пикнуть против забот папочки ты больше не посмеешь».

– Две пятьсот! – крикнул, вставая, Иван.

«Что две пятьсот?.. – не сразу перестроился с обвинительных мыслей Тимон. – Ах да, это высота… Прыжок, говорили, будет с четырех тысяч метров».

Он машинально поднялся. Инструктор пристегнул к себе четырьмя карабинами ремни его подвески, потом все тщательно проверил. В это время уже открыли дверь. Ворвавшийся внутрь сильный ветер слегка освежил Тимофея, но окончательно в себя так и не привел. Внутри продолжало ныть – и чем дальше, тем сильней. А из самолета уже начали выпрыгивать первые тандемы. Иван всем телом толкнул его к двери; они теперь были сцеплены, от такого бугая и не дернешься. Подошли к самому краю. Свист ветра, рев моторов – в голове от какофонии звуков воцарилась вдруг пустота. Даже исчез страх. Вот только внутри уже не ныло, а сильно давило и жгло. Тимон понял наконец, что это бунтует его больное сердце.

Иван закричал прямо в ухо:

– Повисай!

Тимон будто во сне машинально согнул колени, взялся за ремни подвески и повис на инструкторе.

– Голову мне на плечо! – крикнул тот и шагнул за борт.

А дальше была только боль. Тимофей не чувствовал падения, не ощущал на лице бешеной скорости ветра. Боль вгрызлась в грудную клетку и пожирала его изнутри.

Хлопок по плечу. Хлопок, хлопок!.. Сквозь боль просочилась вдруг странная мысль: «Парашют». Что это значит?.. Ах, да, сейчас откроется купол, нужно держаться за ремни…

Взявшись за них, Тимон поднял голову. Как раз в тот миг, когда наверху распахнулся сине-зеленый «матрас» парашюта. По глазам резко хлестнула яркая вспышка. Солнце! Одновременно будто что-то взорвалось в груди. И солнце погасло. Звездец! Погас весь мир, наступила полная тьма.

А потом опять вспыхнуло солнце. Или не солнце – свет был не желтым, а ослепительно белым. Тимон зажмурился и лишь тогда осознал, что ушла боль. Точнее, изменилась, вместо жгучей и острой стала тупой, размытой.

И тут раздался голос инструктора. Нет, не инструктора… Совсем незнакомый, очень громкий и строгий:

– Операция, стоп! Больной в сознании! Гипномодуль – семь эс!.. Больше! Еще больше! Восемь и два… Продолжаем!

Тимофей снова падал. Глянул вверх на красный клин парашюта… Что за странная форма?.. И почему красный?! Ведь он же был си…

Очнувшись, он увидел над собой потолок. Очень странный, поскольку будто светился. То есть, он точно светился, но свет был не ослепительным, на потолок вполне можно было смотреть без рези в глазах. А вот определить из-за свечения, на какой высоте он расположен, было невозможно.

Тимон было подумал, что умер и находится на том свете, но в груди продолжало ныть, хоть и слабо, будто в натруженной мышце. Сразу вспомнился парашютный прыжок и та – настоящая боль, от которой взорвалось и погасло солнце. Все тут же встало на место. У него не выдержало сердце. Но его спасли, и сейчас он находится в какой-то очень крутой больничке – один потолок чего стоит. Ясно, что папочка расстарался. Не удивительно, если это и вовсе заграничная клиника. Непонятно лишь, как удалось завести сердце? Или… нашелся донор?.. Но это не сделать так быстро даже с папиными миллионами! Иногда даже огромные деньги не все могут решить. А может, сердце искусственное? Подключили к аппарату, и будет он теперь лежать годы, пока что-то решится. Или вообще всегда… Тимон попробовал поднять голову, но даже не смог шевельнуться. Парализован! Подключен к поддерживающей жизнедеятельность аппаратуре!..

Ему захотелось крикнуть: «Не надо! Отключите! Я не хочу так жить, дайте мне умереть!» Но даже слабого шепота не вырвалось из его губ. Он не мог ничего! Только лежать и смотреть в потолок.

«У меня что, галики?» – прозвучало вдруг в голове. Нет, не прозвучало… Тимон словно подумал это, но как-то… как-то неожиданно, будто не сам, будто это сделал кто-то за него. Он что, даже думать уже сам не может?!.. И что такое «галики»?

«Галлюцинации, что еще! – подумал за него кто-то снова. – Шакс! Да что это со мной?»

«Что еще за шакс?» – Нет, сам он думать все-таки мог. Вот это он точно сам подумал. А это…

В сознании возникла вдруг смутная картинка чего-то омерзительно-гадкого, такого, что и словами не выразишь. Звездец! А еще вспомнился запах. Именно вспомнился, а не появился. И хорошо, что так; даже воспоминания хватило, чтобы желудок свело рвотным спазмом. К счастью, его не вырвало. Зато он понял значение этого слова. Действительно, шакс! Все, что с ним происходит – один сплошной шакс!

«Вот именно!» – Мысль снова была чужой, а тело вдруг дрогнуло, напряглись руки, приподнялась голова… Все происходило само, без вмешательства Тимофея. И это напугало его чрезвычайно. Хотя, казалось бы, куда уж больше!

Зато он видел теперь не только потолок. Вокруг были и стены. Светлые, но не белые, и тоже будто светящиеся. По одной, как по экрану, бежали цветные линии графиков, мелькали цифры. Еще какие-то цифры и символы будто и вовсе повисли в воздухе. Своего тела он увидеть не смог – оно было словно подернуто чем-то вроде густого тумана, только не белого, а светло-сиреневого. В его глубине что-то неярко вспыхивало и помигивало.

Если это и была клиника, то даже не зарубежная, а… Его что, похитили инопланетяне?.. Да нет же, все куда прозаичней и проще – просто он сейчас умирает и видит предсмертные… как их там?.. галики.

«Да чтоб меня!.. – завопила в сознании чужая мысль. – Тимур! У тебя раздвоение сознания! Надо врачела звать!»

«Я не Тимур», – машинально «откликнулся» Тимофей. Свое имя он даже не «произнес», но его все равно «услышали».

«Какой еще Тимофей?!»

«Можно просто Тимон. А идея четкая: раздвоение сознания… Да, у меня точно едет крыша! Вот как оно – умирать… Поскорей бы уже!..»

– Медея не справляется! – закричало вдруг вслух его тело. – Нужен врачел! Врач-человек!.. Шакс! Не надо меня у-сы-плять…

Сознание завертелось праздничной каруселью, расплылось в стороны радугой, а в следующее мгновение Тимон летел над землей внутри прозрачной сферы. Нет, это летел кто-то другой, вовсе ему не знакомый. Сам он всего лишь наблюдал за происходящим со стороны. Ага, как бы не так! В том-то и дело, что не со стороны, а будто бы изнутри, словно он и был этим незнакомым человеком. Хотя почему незнакомым? Он ведь прекрасно знал, что его зовут Тимур…

Ну да, он Тимур Шонес, кто же еще? Сто девяносто три – девяносто три – двадцать три. Рост – вес – возраст. Сейчас, правда, его фамилия звучит чуть по-другому – Шосин, и он теперь сирота, ну так ид-чип у него тоже другой, не тот, что был от рождения. Хоть в чем-то польза от папиных денег, которых тот для сына не жалел – на подпольную замену ид-чипа хватило. Правда, после этого – все, доступ к счету, само собой, прекратился, но на беске – безличностной слим-карте – кое-что тоже было, так что медузу – медицинское удостоверение здоровья – ему закачали, что надо. Ровно такую, чтобы без проблем приняли в космолетное училище. Да, именно в космолетное! И не потому, что с детства мечтал быть космолетчиком, а, если уж начистоту, то просто назло отцу. Ребячество, чего уж там; отец все равно не узнает. Но захотелось – жуть как сильно, не устоял. И то, папаша-то у нас не кто иной, как сам Игран Шонес – глава той самой космической корпорации! Хотел больного сыночка под крылышком у себя держать? Вот сыночек к тебе под самое крылышко и забрался. Больное сердце? Ничего нельзя? Что, и в космос тоже?.. Ах, даже думать о нем вредно? Так на тебе, папа, получай! Мы и с больным сердцем к звездам прорвемся!

Обидно, конечно, жить с такой болячкой, которая даже в двадцать третьем веке не лечится. Невероятно, уму непостижимо! Вот все уже лечится, а его врожденный порок сердца – нет! То есть, лечится, конечно, но кардинально. Заменой сердца на искусственное. А папа у нас против этого. Сентиментальный у нас папочка. Сердце, говорит, это не просто насос для перекачки крови. Сердце, говорит, это нечто большее, бездушной железякой не заменимое! И повелел ждать, пока медицина не покорит наконец эту порочную вершину. Правда, сколько именно ждать – даже сам великий папа не знает. А жизнь при этом проходит впустую не у него, а у любимого сына Тимура. Шакс-шакс-шакс!..

Нет, он все же не был круглым идиотом. Бунт бунтом, но нужные материалы он перед этим проштудировал. И сделал вывод, что летать на космолетах в середине двадцать третьего века ничуть не опасней даже для больного сердца, чем пользоваться любым другим, любезно разрешенным папочкой транспортом. Перегрузок нет, искусственная гравитация имеется даже на спасательных шлюпках, на борту – все удобства… Кроме, может, испытательных и разведподразделений, ну так он в них и не рвался, для них специалистов в других школах учат.

Да, физподготовка была и в обычном космолетном училище. Но уже давным-давно существовали блокаторы, применяя которые, вполне можно было заниматься спортом и с пороком сердца. Опасность, даже с блокаторами, представляли лишь резкие перегрузки и перепады давления. Но их в программе подготовки не было, не двадцатый же век! А еще – сильный стресс. Ну так он и для здоровых не полезен.

Все предусмотрел Тимур, кроме того, что предусмотреть нельзя в принципе. Например, что во время посадки на безобидную Аргуну взорвется старенький грузовик Ника Хорота, а со скафандра Ника при катапультировании сорвет обе антиграв-полоски. Вместе с руками. В итоге несчастный грузила разбился, а для всех пилотов корпорации ввели новое обязательное правило: иметь при себе парашют. Да, его наноткань была настолько тонкой и легкой, что тот почти ничего не весил, но многие все равно приняли нововведение в штыки, сочли глупой перестраховкой. Хотя бы потому, что огромное количество планет вовсе не имели атмосферы. Или же имели такую, что этим парашютом можно было разве что подтереться со страху, пока падаешь. Да никто никуда и не собирался падать – случай с Хоротом был одним на миллион! И все-таки дополнительное спассредство узаконили официально. А в космолетном училище появился новый обязательный зачет – прыжок с парашютом.

Шарообразная капсула Тимура лопнула и развеялась в воздухе на расчетных четырех километрах. Парашют должен был раскрыться на полуторах. Он и раскрылся. Красный клин его купола был последним, что видел Тимур перед тем, как разлившаяся внутри грудной клетки жгучая боль выплеснулась тьмой, закрывшей собою весь мир.

Тимофей пережил и прочувствовал все настолько реально, что мог бы ручаться: это не было сном. Да он никогда раньше не видел во сне ничего даже близко похожего – не только зримого и осязаемого, но и включающего в себя столь яркие воспоминания. Да еще на такую далекую от него тему, как мир будущего. Фантастикой он вообще особо не увлекался; так – смотрел, как и все, «Звездные войны», еще пару-тройку фильмов, которые и не вспомнить. Но чтобы ему приснился мир двадцать третьего века, в котором он даже не был самим собой – нет, в это не верилось.

Но что тогда? Что?! И почему, снова придя в себя, он как и прежде не может пошевелиться? Может, это не смерть, а кома, и сон – вовсе не сон, а то, что видят все коматозники? Он ведь не знает…

«И все коматозники сдают зачеты по прыжкам», – проворчало у него в голове.

Нет, голоса он, как и в прошлые разы, не слышал, но даже мысли – пугающие чужие мысли – он невольно стал различать по их настроению, по смысловой окраске. И вот эта мысль именно что ворчала.

Тимону по-прежнему было чертовски страшно, после странного сна даже, пожалуй, еще больше, но он решил, что даже если это всего лишь бред, никто не мешает ему поговорить с «собеседником» не истерично, а как будто и правда он реальный. Тот самый Тимур…

«Еще бы не правда! – перебил его мысли… ладно, Тимур. – Заткнись! Ладно ему!.. Придет врачел и…»

«Но пока он не пришел… Ответь только: ты тоже видел тот сон? Прозрачный шар, красный парашют, все такое?..»

«Сон?! Шакс! Какой еще сон?! Это я прыгал! И гробанулся…»

Тимона вдруг осенило:

«Так ведь и я тоже прыгал! И тоже гробанулся, звездец! Сердце, чтоб его!..»

«Это у меня сердце! Ну точно, раздвоение…»

«Погоди! Я сейчас постараюсь очень подробно вспомнить, как это было у меня. Может, и ты увидишь…»

И Тимофей стал вспоминать…

На посадку заходил небольшой винтовой самолет. Белый, с синей полосой…

У него получилось очень здорово – будто заново все пережил. Истеричный Тимур долго молчал. Потом буркнул:

«Что еще за исторический визель?»

«Визель – значит, видео, визуальный?.. Так вот, это не видео. Это было со мной на самом деле. Перед тем, как я тут очнулся».

«Ага! А я на самом деле высаживался на Солнце. Ночью, чтобы не сгореть».

«Но ведь ты раньше не видел этого вид… визеля, так? Как бы ты мог его придумать так точно, с деталями?»

«Смотрел когда-то, может, да забыл… Какой это век? Девятнадцатый? Братья Райт, все такое…»

«Сам ты Райт! Это двадцать первый!» – почему-то обиделся Тимофей.

«То есть, ты хочешь сказать, что прыгнул в двадцать первом веке, а приземлился в двадцать третьем, да еще и прямо ко мне в башку?»

«Получается, так. – Тимон мысленно похолодел. Очень уж четко, объясняюще все озвучил ситуацию Тимур. – Ты уж прости, но теперь мне, похоже, не выпрыгнуть».

Глава вторая

Окончательно увериться, что он не сошел с ума, а действительно делит одно тело с кем-то еще, не смог пока ни Тимон, ни Тимур, но споры и разбирательства по этой теме они пока оставили, поскольку оба вспомнили, что данная ситуация не самая критическая в их положении. Действительно жизненно важной была сейчас проблема с сердцем, ведь обоим было понятно, что во время прыжка с парашютом оно отказало. Тимофей понимал еще и то, что со своим сердцем он расстался навсегда, равно как и с телом; как минимум руки он уже видел, и они были явно чужими: с большими ладонями, широкими запястьями – совсем не его «цыплячьи лапки». То есть вместе с телом общим было сейчас у них и сердце. Больное сердце, из-за которого они… ну хорошо, в данном случае Тимур попал в клинику. Сейчас сердце не болело, но дискомфорт в груди оставался, и очень хотелось выяснить, к чему пришли медики и что им уже удалось сделать.

Тимон по-прежнему не мог шевелиться, но и Тимур не смог ни сесть, ни даже дотронуться до груди – сиреневый «туман» препятствовал этому, становясь неподатливо-упругим.

«Что это за хрень?» – спросил Тимофей.

«Медея, – ответил Тимур. – Медицинская система. Я не медун, в деталях не разбираюсь, но вот то самое облако, в котором я лежу, – часть всей этой большой дуроты… охрененно умной дуроты!.. которая может вылечить кучу болезней без участия врачела».

«Врачел, ты говорил, это врач-человек? Он вообще придет? Как я понял, твое сердце даже у вас вылечить пока не могут, так что Медея эта, похоже, нам просто помереть не дает, а не лечит».

«Не знаю, – неохотно ответил Тимур. – Ну да, Медея сердце не вылечит, но что-то у меня сейчас вообще как-то не так внутри… Надо врачела, реального медуна ждать, пусть расскажет».

Ждать пришлось недолго. Послышались легкие шуршащие шаги, и рядом с Тимоном-Тимуром возникла симпатичная девчонка – лет двадцати на взгляд Тимофея – с ярко-желтыми короткими волосами и в точно такого же цвета блестящем комбинезоне.

Тимур мысленно фыркнул:

«Какая она тебе девчонка? На медунов знаешь сколько учатся? Ей не меньше тридцатника, а то и все пятьдесят. Хотя нет, медуницы обычно себе для солидности…»

Договорить он не успел, девчонка… ладно, пусть будет девушка… заговорила тоже. Только, разумеется, вслух:

– Тимур Шосин! Меня зовут Осень Славина, я кардиомед третьего счета. Приветствую тебя в нашей клинике и поздравляю с перенесенной операцией.

«Что?! – захотелось выкрикнуть Тимону. – С какой операцией?!» Но оказалось, что говорить вслух он тоже не мог – губы и голосовые связки не подчинялись ему, как и все остальное. Но вместо него с этим прекрасно справился Тимур:

– Что?! С какой операцией?!

– У тебя остановилось сердце, – широко улыбнулась желтая Осень. – Чтобы не лезть в медицинские дебри, скажу простым языком: оно сломалось. Его было уже не вернуть в рабочее состояние. Поэтому я поздравляю тебя с новым сердцем! Теперь ему не страшны никакие нагрузки.

– Но мой отец… – Тимур заткнулся, и Тимон «услышал», как тот безжалостно материт себя за то, что чуть не проговорился.

– Твой отец давно погиб, – удивленно посмотрела на него медуница.

– Да, но… он был бы против. Он не любил всяких вот этих замен живого на искусственное. И в память о нем я не хотел…

– Если бы мы не поставили тебе это сердце, не было бы вообще никакой памяти. Ты бы умер. Ты и так умер, провел в состоянии клинической смерти больше, чем… Впрочем, все обошлось. Ты снова жив, ты в здравом уме, ты можешь не думать о своем сердце. Оно надежно настолько, что с ним тебе можно все!

Тимофей «услышал», как забегали мысли Тимура:

«Ага! Я был мертвым дольше, чем можно! Мозг не получал кислород… Вот что такое этот Тимон – последствие клинической смерти! Нужно сказать ей о голосе в моей башке!.. Нет… Шакс! Нельзя говорить! Меня исключат из училища!.. О-па… А с железякой вместо сердца не исключат?..»

Тимон был тоже обескуражен услышанным, поэтому даже не успел вмешаться во «внутренний монолог» Тимура. Тем более тот уже вновь говорил с Осенью:

– Значит, с этим сердцем нет никаких ограничений?

– Представь себе! – Улыбка желтой медуницы стала еще шире. Зубов, как показалось Тимону, было у нее штук сорок – и все сверкали идеальной белизной.

– То есть, я могу продолжить учебу в космолетном?..

Улыбку с лица Осени будто унесло ветром. Осенним.

– Видишь ли… – сказала она. – Одно небольшое ограничение у этого сердца все-таки есть. Оно не выносит сильного холода.

– В космос летают не в холодильниках!

– Да. Но сам космос… Насколько мне известно, температура там близка к абсолютному нулю.

– Я же не собираюсь гулять по космосу без скафандра! – нервно рассмеялся Тимур. – А если вдруг соберусь, меня никакое сердце не спасет.

– Решение в любом случае принимаю не я, – с новой, уже не столь широкой улыбкой развела руками медуница. – Но данные об операции в училище видели. И… минутку… Можешь подключить ид-чип.

Осень махнула рукой на одну из полупрозрачных стен, а Тимур сделал какое-то мысленное усилие – Тимофей не смог уловить его суть, – и на стене проступили символы, напоминающие иконки компьютерного рабочего стола. Затем стали очень быстро мелькать подобия окон операционной системы, пока не осталось одно, увеличившееся на полстены. Там, помимо незнакомых Тимону символов и неких таблиц имелся и небольшой по объему текст. Глазами тоже управлял Тимур, так что Тимофей успел выхватить лишь пару фраз. Но и этого было достаточно, чтобы все понять: «…по медицинским показаниям… исключить из списка курсантов…».

«Шакс!» – подумал Тимур.

«Звездец!» – согласился Тимон.

Сердце у них хоть и было теперь искусственным, по-прежнему оставалось больным.

Проблема с исключением из училища вылилась сразу в несколько новых, главными из которых были деньги и жилье. Космолетное училище было, выражаясь знакомыми Тимону понятиями, не коммерческим, во время учебы там курсантам платили что-то вроде стипендии, вдобавок их обеспечивали бесплатным жильем, обмундированием, питанием… Официально это называлось «материальным содержанием», сокращенно «ма-со», но курсанты, конечно же, преобразовали название в «мясо». Так вот, «мяса» Тимур, разумеется, тоже лишался. Правда, лечение ему оплатили и даже оставили на довольствии еще на неделю после выписки – для полного восстановления и поисков новых источников к существованию. Тимон был приятно удивлен такому благородству. А вот Тимур, для которого такие порядки были привычными, мысленно негодовал и ругался так долго, что это в конце концов достало Тимофея:

«Нас вылечили, не выставляют сразу на улицу, а ты материшься!»

«Нет никаких "нас"! – последовал возмущенный ответ. – Ты просто галик в моей башке из-за того, что я был дохлым дольше, чем можно, понял? Так что заткнись, пока я не позвал психомеда!»

«Он тоже станет лечить тебя бесплатно?»

«Станет, куда денется! Это ведь тоже из-за прыжка, а прыжок – из-за учебы, а не по моей прихоти».

«Знаешь, что меня удивляет? – спросил Тимон, и тот вопрос на самом деле возник у него не впервые, так что для Тимура он точно не стал неожиданностью. – Что эти ваши… медуны с медуницами не докопались, что сердце у тебя изначально было больное. А по всем данным – вроде как ништяк».

«Я сам не пойму. Это просто везуха, узнали бы – сразу пинка под зад безо всякого "мяса", а за операцию долг бы неслабый повесили… Шакс! Ты опять?! Не понял?! Зову психомеда!»

«Зови. Псих-то уж точно копать начнет и до всего докопается. Ты говоришь, что долг повесят и пинка под зад? А уголовной ответственности за подделку документов… ну, за левый чип, у вас не предусмотрено?»

«Шакс-шакс-шакс!..»

«Вот-вот. Так что давай-ка жить дружно».

«Заглохни! Не хочу я с тобой жить – ни дружно, ни как-то еще!» – задергался Тимур, причем реально, физически, так что подергаться пришлось и Тимону. И он не выдержал:

«Ты думаешь, мне хочется?! Да мне в сто раз хуже, чем тебе! Ты у себя дома, в своем времени, а я – не пойми где, мне такое и не снилось! Может, это мой предсмертный бред! Думаешь, не страшно?! И ты, долбаный нытик, в своем теле, а я и пальцем шевельнуть не могу! Мне выть от всего этого хочется, но даже это у меня не выходит!» – И он на самом деле зарыдал, но мысленно, опять же мысленно – иного ему было не дано.

Хотя… Тимофей ощутил, как по щеке скатилась слеза. И почти сразу же – по другой. Тимур, разумеется, это тоже почувствовал.

– Что это?.. – хрипло спросил он. Вслух спросил, настолько был поражен.

«Теперь ты… понял?.. – от неожиданности прервал рыдание Тимон. – Теперь веришь, что я не галик?»

«Это еще ничего не значит, – уже мысленно буркнул Тимур, но непреклонной уверенности у него больше не чувствовалось. – Из-за галиков тоже всякое бывает. Психомед бы… Э!.. Ладно…»

Было решено заключить временное перемирие. Договорились, что Тимон не будет сознательно выводить из себя Тимура и вообще специально нарываться, Тимур же больше не станет на него орать, называть бредом и заставлять заткнуться. Но поверить окончательно в то, что они теперь – два разных человека, разделенные двумя с половиной столетиями и оказавшиеся в одном теле, оба так и не смогли. Впрочем, Тимофею в это все же верилось больше, что и понятно, иначе оставалось поверить либо в галлюциногенную кому, либо в предсмертную агонию сознания.

Тимона обнадежило, что он смог по-настоящему заплакать – тело отреагировало на его эмоции. Может, как раз из-за сильных эмоций это и стало возможным? Может, со временем он может сделать что-то и не впадая в истерику? Ему так хотелось в это верить, так не терпелось почувствовать себя по-настоящему живым, что он попросил Тимура дать ему возможность попытки сделать что-то самому. Да хоть моргнуть, или пальцами пошевелить.

«А я тебе не даю, что ли?» – проворчал Тимур.

«Мне кажется, да. Не специально, я не это имею в виду. Но по-моему, ты инстинктивно этому противишься, как бы крепче сжимаешь руль».

«Чего я сжимаю?.. А! Это такой рычаг управления в древних тарантасах?»

«Ну, почти, – не стал вдаваться в подробности Тимон. – Так что, дашь немного порулить?»

«Попробуй. Все равно ведь ты гал…»

«Мы же договорились!»

«Ладно, молчу. Давай, моргай».

И Тимофей моргнул! Во всяком случае, он дал мысленную команду глазам на мгновение закрыться – и они ему подчинились! Или все-таки не ему? Вдруг моргание произошло рефлекторно, и совпадение вышло случайно? Нет, надо было сделать что-то более определенное. Да хотя бы те же пальцы! Пусть это будет указательный на левой руке. Тимон сосредоточился, представил, как он сгибает палец – и тот шевельнулся! Действительно шевельнулся! Не согнулся полностью, но все-таки!

«Ты тоже это чувствовал?!» – восторженно спросил он у Тимура.

«Чувствовал, чувствовал», – буркнул тот.

Ему определенно не понравился этот опыт, и Тимофей его понимал: кого бы обрадовало, что твоим телом управляешь не ты сам, а кто-то чужой, сидящий внутри твоей головы. Приятного мало! Кроме того Тимон это не просто понимал, но и чувствовал, поскольку область восприятий была теперь у них тоже общей.

«Я без спросу не буду, – пообещал он. – Но ты мне иногда разрешай, потому что… мне это надо».

Тимур ничего не ответил, но Тимону и так было ясно, что его «напарник» тоже это чувствует. Да и как иначе? К этому было трудно привыкнуть, но этого было не изменить.

А еще они договорились, что Тимур при знакомстве с новыми людьми будет представляться Тимом – все-таки Тим было приемлемым сокращением для обоих имен. К тому же, когда дело касалось общих чувств и ощущений, а физически и физиологически они по определению были едиными, им самим было тоже проще не делить это на двоих, а быть тем же Тимом.

Желтоволосая Осень навестила их – или теперь можно было сказать: его, Тима? – на следующий день, преувеличенно радостно объявила, что все показатели в норме, и что пациент может быть свободен.

Тимофей впервые в новом теле стоял на ногах. Он думал, что после двухсуточного практически неподвижного лежания – сиреневооблачная Медея не позволяла вставать даже по естественным надобностям, прекрасно со всем справляясь сама – почувствует слабость, головокружение, но все было в полном порядке, медицина двадцать третьего века показала себя с самой лучшей стороны.

Правда, кардиомед Славина напомнила на прощание, что искусственное сердце не выносит сильного холода.

– Что значит «сильного»? – спросил Тим. – Голышом в прорубь? – Эта фраза принадлежала Тимону, но Тимуру она так понравилась, что он ее озвучил.

– Если там вода, то можно и в прорубь, – не моргнув ответила Осень. – Температура воды не бывает ниже нуля, это для твоего сердца не страшно. Но если ты без теплой одежды пробудешь на тридцатиградусном морозе минут десять, то сердце почти наверняка остановится. Чем ниже температура, тем меньше времени потребуется для его остановки.

– Мне кажется, на морозе без одежды и с обычным сердцем вряд ли кто-то долго выдержит, – сказал Тимур.

Ему было очень обидно, и Тимон искренне разделил с ним эту обиду: в самом деле, как же это было несправедливо – исключать из училища за сверхпрочное, сверхнадежное сердце, которое могло остановиться лишь при каких-то совсем уж невероятных условиях! Но спорить на этот счет было совершенно бесполезно, тем более с медуницей, от которой вообще ничего не зависело. А вот за спасение жизни ее поблагодарить все-таки стоило, что Тим и сделал.

А потом, в раздевалке с зеркальными стенами, Тимофей впервые увидел свое новое тело целиком. Не удержавшись, он ахнул – это получилось сделать вслух, что не понравилось Тимуру. Но Тимон был искренне восхищен идеальными пропорциями телосложения, прекрасно – не перенакачано, а в самую меру – развитой мускулатурой, да еще при таком суперском росте! Именно о чем-то подобном он несбыточно мечтал прежде, зная, что таким ему не бывать никогда. И вот он смотрит – смотрит в зеркало! – на свой, казалось бы, недостижимый, но чудесным образом достигнутый идеал… От подобных чувств и мыслей даже ворчун Тимур растаял. Но Тимофей тут же вспомнил, какую цену ему пришлось заплатить за исполнение столь необязательной мечты, и грустно вдруг стало обоим.

Тим еще раз взглянул на себя в зеркало, и Тимон обратил внимание, что послеоперационный шрам отсутствует.

«А зачем он? – отреагировал на его удивление Тимур. – Где-то слышал, что у вас, в древности, шрамы украшали лицо мужчины, так это ведь не лицо».

«Ничего себе у вас медицина! – искренне восхитился Тимон. – Или это Осень такая мастерица? Кстати, вы с ней что, знакомы?»

«Познакомился одновременно с тобой, – хмыкнул Тимур. – С чего вдруг такая мысль?»

«И ты ей "тыкал", и она тебе».

«Но-но, ты думай, о чем… думаешь! Что я ей куда тыкал?! – тут Тимур «распознал» мысли напарника и поразился еще больше: – Так она же не знала, что нас двое, вот и говорила "ты", а не "вы"! А уж она-то точно была одна, зачем я должен был ее во множественном числе называть? Она же мне ничего плохого не сделала… Погоди-ка, это же у вас в прошлом такая нелепость была в моде? Вроде как "вы" – это вежливо?.. Забудь. И не вздумай кому ляпнуть… А, ну да, ты же и не сможешь… В общем, у нас назвать кого-то на "вы" – это, считай, оскорбление. Ну, морду за такое не бьют, но ты показываешь челу при этом, что ты его не уважаешь».

Объясняя это, Тимур достал из круглой ячейки в стене почти невесомый комок серой ткани, которую принялся надевать на себя, и которая в итоге оказалась обтягивающим тело, но при этом практически не ощущавшимся комбинезоном. Движений он не сковывал точно. Обулся же Тим в смешные на вид, какие-то девчачьи красные тапки, тоже оказавшимися очень удобными и почти не имеющими веса.

Тимон все ждал, когда же он окажется на улице, чтобы увидеть наконец воочию город будущего. Тимур на это мысленно расхохотался, а потом посокрушался, что нельзя спрятать мысли – очень уж ему хотелось устроить «гостю из прошлого» сюрприз. Но Тимофей теперь сам уже знал, что наружу им выходить не понадобится – внутренняя транспортная система пронизывала весь город густой сетью насквозь во всех направлениях, включая все здания и сооружения. Войдя в тракап – транспортную капсулу – в каком-нибудь учреждении на окраине, ты через несколько минут, максимум полчаса, если целью была противоположная окраина, оказывался у себя дома или где-то еще, не покидая тракапа. При этом движение капсулы, да и то незначительно, ощущалось лишь, когда она меняла траекторию с вертикальной на горизонтальную. Такой симбиоз личного вагона сверхскоростного метро с лифтом. Управлялся же тракап с помощью все того же ид-чипа, то есть, по сути, стоило лишь подумать о конечной цели пути, используя некоторые мыслительные техники, в которых Тимон до конца еще не разобрался. Ид – сокращенно от «идентификационный» – чип был тут, можно сказать, всем, начиная от удостоверения личности и медузы, заканчивая кошельком и средством суперсвязи – тоже, конечно же, мысленной. Тимофею пока страшно было лезть в дебри и разбираться, что можно делать с помощью ид-чипа еще. Для начала следовало хотя бы немного понять, что в принципе все это самое «еще» значит.

Жил Тимур в очень, нужно сказать, малюсенькой квартирке, которая принадлежала общежитию космолетного училища – называлось это непроизносимым термином, но означало то же самое – и несмотря на свои размеры имела все, необходимое для вполне комфортного проживания, которого для Тима осталось здесь, увы, всего на семь дней.

Поэтому, заказав в овальном окне с означающими всевозможную еду символами доставленный туда же через две-три минуты весьма вкусно пахнущий обед, Тим плюхнулся в висящее, казалось, прямо в воздухе полупрозрачное кресло и, поглощая не всегда знакомые для Тимофея, но все вполне съедобные блюда, уставился в стену.

Тимон уже знал, что напарник нацелился на здешнее, только куда более глобальное и всеобъемлющее, подобие интернета, – и впрямь на… а точнее, перед стеной, замелькали окна, панели, значки, символы… Мало того, знал Тимон и что именно Тимур хочет найти – какую-нибудь работу, пусть пока и временную, но дающую хотя бы минимальные средства к существованию.

Тимофей успел понять, что без хорошего образования и мало-мальского опыта работы в двадцать третьем веке тоже было несладко. Даже более несладко, чем в родном и безвозвратно далеком двадцать первом, – тогда хоть дворником можно было устроиться, теперь же подобный труд полностью автоматизировали и роботизировали.

Да, по большому счету Тиму не грозила голодная гибель. Даже по малому счету не грозила: настали времена, когда и любой безработный имел какую-никакую крышу над головой и бесплатное, пусть и не всегда особо вкусное пропитание. Но это была, конечно, не жизнь – существование, на которое ни Тимур, ни Тимон никогда бы не согласились – лучше уж еще раз откуда-нибудь прыгнуть. Без парашюта. А по большому счету можно было просто пойти к папе и покаяться. И все – Тиму была бы гарантирована такая жизнь, какую бы он захотел. С учетом папиных условий, разумеется.

Тимофей вспомнил своего отца. Пошел бы он к нему на поклон в подобных условиях?.. И… в горле вдруг встал горький ком…

«Э, ты чего?! – возмутился Тимур. – Если ты готов был пойти, то я иду к психомеду! В долги влезу, но пусть тебя из моей башки выковыривает!»

«Да не ной ты! – огрызнулся Тимон. – Звездец!.. Никуда бы я не пошел! Накатило просто… Думаешь, легко вот так все сразу забыть?»

Действительно, вспомнив отца, он ощутил не запоздалое раскаянье, а всего лишь ностальгию, острую тоску по прошлому – в обоих для него смыслах этого понятия. Но – как накатило, так и отпустило, тем более что Тимур уже распалился:

«Никогда, никогда в жизни я не пойду к отцу! Я упаду к нему в ноги лишь в том случае, если меня туда приволокут мертвого! И эти, которые дурацкие инструкции пишут, из-за которых здоровых в калеки списывают! Валитесь вы все в шакс! Мне тошно вас не только видеть, но и рядом с вами жить! Все! Я сваливаю! Хватит!»

«Кого приволокут мертвого?.. – внутренне похолодел от дурного предчувствия Тимофей, не в силах разобраться в хаотично мелькающих мыслях разъяренного напарника. – Куда ты сваливаешь?!..»

– В шакс! В космос! Куда угодно! – вслух завопил Тимур.

При этом он отсутствующим взглядом смотрел на бегущий перед ними поток данных. И Тимон ухватил кусочек одной из промелькнувших строк: «…звезда 51 созвездия Пегаса».

«Стой! – «закричал» он Тимуру. – Как это понимать? Да, уже знаю, что вы забрались далеко в космос. Но что, даже туда можно устроиться на работу?!»

«А?.. – встрепенулся Тимур. – Где?..»

Он быстро отмотал полосу объявлений к нужному месту, и они вместе с Тимоном несколько раз перечитали небольшое объявление – один лишь сухой текст, без каких-либо рекламных украшательств: «Требуются рабочие на лесозаготовки. Планета Эстер, звезда 51 созвездия Пегаса. Оплата сдельно-премиальная. Сумма заработка астрономическая».

Глава третья

Тимону стало страшно. Он не хотел на лесозаготовки. Нет, даже не так… Лесозаготовки – пусть, ладно, на первое время и такая работа сгодится, он теперь сильный. Но звезда 51?.. Созвездие Пегаса?.. Э! Мы так не договаривались! Я не хочу никуда лететь!

«Зато мы договорились, что ты не будешь нарываться и выводить меня из себя! – подслушав его мысли, «рыкнул» Тимур. – А ты нарываешься и выводишь. Чего это ты не хочешь лететь? В космолетах укачивает? Так теперь это моя проблема, забыл? И ты видел, что там сказано про сумму заработка? Она там и в самом деле такая, что я за год себя на ближайшие десять обеспечу».

«Откуда ты знаешь? Может, обычный рекламный развод!»

«Знаю. Я же на космолетчика учусь… учился. Про Эстер у нас любят потрепаться. Открыли его всего два года назад. Пятьдесят первая Пегаса – на самом краю исследованной зоны космоса, почти пятьдесят световых лет от Земли, дальше в принципе нет пока ни одной нашей базы. Короче, Эстер – кислородная планета, на ней можно жить без средств защиты, а это уже большая редкость. И она кишит жизнью, но разумных обитателей нет – колонизируй да населяй…»

«Но?..» – воспользовался заминкой Тимура Тимон.

«Что? – «буркнул» тот. – Разнокался!.. Но на Эстере двойная по сравнению с Землей сила тяжести. Вот тебе и "но". Не сильно туда рвутся колонисты – животы и спины надрывать. Да, можно использовать антигравы, но это значит: все равно носить спецкостюмы. И на кой шакс тогда переться в такую даль?»

«Вот именно! А ты почему тогда рвешься?»

«Говорю же: за деньгами! Платят реально много. Из-за удаленности, из-за повышенной гравитации, из-за опасной фауны…»

«Звездец! Еще и фауна опасная! Сначала тебя гравитацией раздавит, потом хищники остатки сожрут. Красота! А работа тоже класс – лесозаготовки. При двойной силе тяжести… Еще, поди, и жара?»

«Не замерзнешь точно. Но терпимо. Выше сорока редко. На экваторе, правда, и пятьдесят не предел, но все базы – в умеренных широтах. А хищники просто так не полезут, мы ведь будем с оружием».

«Слушай, но если там все так не сильно круто, на хрена вообще там лес добывать, да еще такие бабки платить? Я уж молчу про его доставку оттуда. Золотые выйду дровишки-то!»

«Да ты чего? Золото по сравнению с тем лесом дешевка. В том-то и смысл. Я сейчас не помню уже, что это за дерево и почему оно так ценится, но рубить его – это рубить бабло. Так ведь у вас говорят?»

«Так-то так, – начал сдаваться Тимон. – Но я тогда не пойму, почему бы не использовать роботов? Им и платить не надо, и повышенная гравитация им не страшна».

«Я тоже не очень понял. Но все связано с этим деревом. Что-то у него бывает не так, а роботы это различить не могут. Что-то непостоянное, на которое не запрограммируешь, – нужна человеческая интуиция, чутье».

«Ну хорошо… И как долго мы там будем рубить бабло?»

«Посмотрим. Как быстро и на какую сумму нарубим. Но и когда захочешь – сразу не сбежишь. Туда тракапы не ездят. И рейсовые звездолеты не предусмотрены. Вряд ли чаще раза в год грузовики с древесиной отправляют, иначе не выгодно».

«А там что, один кто-то этим занимается?»

«Да вроде как нет. Но даже если три-четыре компании, то грузач выгодней один на всех фрахтовать. Частные космояхты, может, и есть у кого из владельцев, так уж всяко пассажиров они не возьмут, а если и возьмут, то как раз за те деньги, что заработал».

«Ладно, давай попробуем. На год я согласен. Но только на год!»

«Вот я прям тебя буду спрашивать!..» – фыркнул Тимур, каким-то образом завернул объявление так, что стали видны контактные данные и завопил вдруг вслух:

– Шакс!!! Срок подачи заявок закончился вчера!

А Тимофей даже почувствовал облегчение: не нужно никуда лететь, рисковать быть съеденным или раздавленным… Разумеется, эти мысли тут же стали доступны Тимуру, что лишь больше его разозлило. И он продолжил вопить вслух:

– Ты чему радуешься, идиот?! Боишься быть съеденным? А сам-то что жрать собрался?! Бесплатное дерьмо, что выдают безработным?.. Сваливай тогда из моей головы!

– Давно бы уже свалил, если бы мог! – тоже вслух, неожиданно для них обоих, выкрикнул Тимон.

Повисло напряженное молчание. Потом Тимур, уже мысленно, выдал:

«Ты как это?.. И ты обещал, что будешь спрашивать, когда…»

«Ты думаешь я знал, что так получится? Офигел не меньше твоего», – признался Тимон.

«Погоди-ка… – забегали у Тимура непонятные мысли. – Ты сказал, что свалил бы, если бы мог…»

«Но я же не могу. А ты, смотрю, опять про объявление думаешь».

«Да. Если набор закончился только вчера, то сразу они вряд ли свалили. Пока всех собрали, оформили, то да се… Короче, надо попробовать все же связаться – вдруг еще не опоздали».

Тимур опять стал мысленно делать что-то непонятное Тимону, хотя по смыслу действий можно было догадаться: он пытается связаться с оставившим объявление человеком. Но уже вскоре процедил сквозь зубы:

– Все, номера заблокированы, теперь точно поздно.

«Но если корабль еще не улетел, может, стоит пойти к нему? Ты же знаешь, где космодром?»

«Ты правда такой наивный, что думаешь, будто на космодром пускают, кого попало? У меня даже во время учебы постоянного допуска не было».

«А как же туда проходят будущие работники? Они что, позвонили по этому объявлению, и им сразу допуск дали?»

«Нет, конечно. Да ты молодец, Тимон!»

Тимур стал названивать бывшим сокурсникам, выяснять, знает ли кто, какое судно прибыло с Эстера, когда летит назад, кто там капитан. И его труды оказались не напрасными. Грузовик «Ава» с ценной древесиной действительно прибыл от звезды 51 созвездия Пегаса две недели назад. Возвращение «Авы» намечалось на послезавтра. Капитаном грузовика был некто Пират Котомаров, и о нем Тимур был, оказывается, наслышан.

«Пират? – поразился Тимофей. – В космосе тоже появились пираты? И он вот так запросто прилетел и не скрывается?»

«Ну, в космосе много чего и кого имеется, – ответил Тимур. – Может, где-то есть и пираты. Но в данном случае Пират – это имя. Папа с мамой у него веселые были. А самое главное, я знаю излюбленное местечко Котомарова. Тем более там очень удобно собрать кандидатов в лесорубы. Идем! Хотя куда ты денешься».

Тимон даже подумать не мог, что этим «местечком» окажется бар. Наверное потому, что в его представлении люди, связанные с космосом, были серьезными, следящими за своим здоровьем и уж, конечно, непьющими. Во всяком случае, не посещающими подобные заведения. А еще подобная мысль не пришла к нему, возможно, потому, что сам он никогда не пил. Вообще. Благодаря своему больному сердцу и строгому папиному контролю на этот счет. Так что и бары за свою жизнь он видел только в кино. И этот, призывно расположившийся в сотне шагов от космодромного КПП и носивший говорящее имя «Улет», был точной копией тех, киношных, будто и не прошло двух с лишним сотен лет. Разве что названия напитков были по большему счету не на слуху у Тимофея, да табуреты возле барной стойки представляли собой круглые, висящие прямо в воздухе диски, очень похожие на блины от штанги, даже отверстие по центру имелось – как оказалось, опустив туда пальцы, можно было приподнять или опустить такой табурет в зависимости от роста посетителя.

Имелись в баре и столики – тоже висящие в воздухе, как и подобия стульев без ножек вокруг них. Тимон прикинул, что такая особенность местной мебели должна очень нравиться уборщикам – удобно мыть полы, ничего не сдвигая. Впрочем, он вспомнил – или подсмотрел ненароком мысли Тимура, – что убирают здесь не люди, а роботы, которые вряд ли чему-нибудь радуются. Но все равно антиграв-технология ему нравилась все больше и больше. Что касается мебели – не только удобно, но и стильно.

Поскольку была лишь середина дня, расслаблялись в баре не так уж много людей. Оттого сразу бросалась в глаза группа из десяти человек за двумя сдвинутыми впритык столиками. Перед большинством из них стояли пивные кружки – почти все уже наполовину пустые, – но четверо пили не пиво: возле троих стояли невысокие ребристые стаканы, а еще у одного, одетого в нечто темно-синее с золотыми вставками, отдаленно напоминающее форменный китель, была в руках рюмка, которую он как раз и опустошил. Этот человек, лет сорока на вид, был русоволосым, с приятным интеллигентным лицом и широкими плечами, одно из которых поднималось чуть выше другого.

– Как же мы порешим? – поставив пустую рюмку, спросил он неожиданно сильным и хриплым голосом, совсем не подходящим к его внешности. – Вас восемь, а заказчиков, включая моего, трое. Лерон Сапов, мой старпом, – кивнул он на сидевшего справа темноволосого мужчину в похожем кителе, – представляет двух других, что также дожидаются вас на Эстере. Они дали ему полномочия подписать с вами контракт, как и мне – третий заказчик. Но получается так, что у одного из них будет три новичка, а у другого – лишь два, ведь своего-то я, понятно, обижать не стану. И ладно бы вас было восемь десятков – одним больше, одним меньше, не критично, – но вас, пурга хренучая, всего лишь восемь, и кому-то из тех двоих не понравится, что его обделили. «А с хрена ли, – скажет, – меньше именно у меня?» Получится некрасиво, люди могут поссориться, а то и форштевни друг другу отрихтовать.

– Возьми своему четырех, – сказал кто-то, – а двум другим по два, вот и все дела.

– Но тогда эти двое окрысятся на него, а то и вообще я окажусь виноватым, что ему больше других нахапал.

– Жребий, Пират Димитович, – посмотрел на капитана старпом. – Я вижу только такой выход. Три – три – два. И – кому повезет.

– Пурга хренучая! – вдарил кулаком по столику Котомаров. – Дожили! Жребий!.. Скоро гадать начнем! Почему никто не хочет лететь на Эстер, а, Лерон Таминович? Ведь такие деньги им платят – сам бы пошел, да на одном месте долго сидеть не могу… Эй, бармен, еще водки!

– Я хочу! – шагнул к сдвоенному столику Тим.

– Чего ты хочешь? Водки? – посмотрел на него исподлобья капитан. Плечи его еще сильнее скособочились.

– Если угостишь, можно и водки. А вообще я хочу лететь на Эстер, бабло рубить.

– Кого?.. – поперхнулся темно-медового цвета напитком старпом.

– Бабл… Э-ээ… Деревья. Пилить, рубить, все что нужно.

– Бар-ррмен!!! – зарычал Пират. – Две водки!

Тимону стало и страшно, и в то же время любопытно. Страх был вполне объясним, он впитался в сознание почти на уровне рефлексов: выпьешь – умрешь. Однако его нынешнему сердцу спиртное ничем не грозило, так что и бояться было нечего. А любопытно было тоже понятно почему: все новое и неизведанное всегда вызывает любопытство.

Разумеется, Тимур подслушал его мысли и чувства.

«Не бойся, – подбодрил он. – Я много не буду, сам не люблю. Для дела нужно, сам видишь. Тебе еще, может, понравится».

Тимофею не понравилось. Горько, обжигающе, тошнотворно… До ужаса отвратительно! И вот эту гадость люди сознательно, по собственному желанию пьют, да еще и платят за это?!.. Что-то тут было не то… Какой-то подвох. Если бы не странное тепло, возникшее в животе и поднявшееся к самому мозгу, можно бы было об этом подумать… А так – нет, не хочется, ведь и так хорошо. Мило, уютненько. И люди вокруг такие милые! Славные, добрые. Оказывается, в будущем так много добрых людей!.. Нет! Они все тут добрые. Все-все! Даже Тимур…

«Тимур! Ты хороший. Правда. А я?..»

«А ты – заткнись! – огрызнулся «хороший» Тимур. – Что, от одной рюмки поплыл? Не мешай мне, понял?»

«Я никуда не поплыл, я здесь, с тобой! Я не буду тебе мешать! Я помогать буду».

«Ты поможешь мне, если заткнешься!» – от мысленного вопля Тимура у Тимона даже закружилась голова. Которой у него, по сути, не было. Эта мысль показалась ему забавной, и он захихикал. Как оказалось, вслух.

– Что тебя насмешило? – насупил брови Пират Котомаров.

– Это я от радости, – сказал Тимур, пригрозив Тимофею сильными психотропными средствами, если тот не уймется. – Я только сегодня увидел объяву; думал, что опоздал.

– И опоздал бы. Завтра крайний срок регистрации новых членов экипажа. Послезавтра уже летим.

– Так ты берешь меня?

Капитан окинул Тима внимательным взглядом и сказал:

– А сам как думаешь? Слышал ведь, о чем мы тут говорили.

– Слышал. И понял, что людей ты набрал мало…

– Людей всегда мало, – перебил его Котомаров и кивнул на свободный парящий в воздухе стул: – Садись, оботрем детали.

Тим сел.

– Как зовут? – спросил капитан. – Не по ид-чипу, а так – как привык, чтобы звали? Я вот по чипу Пират, но тебе так меня звать не надо. Обращайся по рангу: капитан. Можно просто кэп.

– Я Тиму… Тим. Просто Тим.

– Еще водки, Тим? Угощаю.

– Мне бы пива, – сказал Тимур, и когда Пират сделал заказ, спросил: – Ты сказал о новых членах экипажа. Разве мы экипаж?

– Ну, ты, положим, еще даже и не «мы», – хмыкнул капитан. – Хотя выделываться не стану: да, лишний чел для Эстера никогда не лишний, пусть каламбур и не ахти какой. К тому же, слышал сам, у нас число работников на трое не делится, а с тобой – в самый раз. А что до экипажа, так ведь на грузачах пассажиров не бывает, нарушение это. Вот и оформляю вас всякой пургой хренучей. Палубной командой, подай-принеси. Ну, если у кого реальный опыт в чем полезном имеется, то можно и по специальности оформить. Ты вот кто?.. Не, мне по хрену, кто ты по чипу, пусть он у тебя и вовсе левый. Ты скажи, что ты на самом деле умеешь?

– Я умею прыгать с парашютом! – радостно завопил вдруг Тимон, и это получилось у него сделать вслух.

– Что?.. – нахмурился Котомаров. – Это прикол? Шутить бы тебе, Тим, пока рановато.

– Это я так… – начал оправдываться Тимур, мысленно обматерив напарника. – Просто я на космолетчика учился… Нет, я ничего не умею, но готов на любую работу!

– На космолетчика?.. – смерил его подозрительным взглядом капитан. – А почему не доучился? Мне-то как бы и без разницы, но из училища сами уходят, если космос тебя не принял, или ты его. Но тогда бы ты сейчас туда и не рвался. А выгоняют из космолетного, или если нарушил что-то конкретно, но это мне похрен, или по здоровью. Только ведь ты, вроде, здоровым кажешься. Вот разве что у тебя проблемы с головой, тогда, парень…

– У меня были с сердцем проблемы! – закричал во весь голос Тимон. – А с головой все хорошо. У-уу! Одна голова хорошо, а две лучше, знаете ли. И с сердцем уже хорошо… Как в той песне: вместо сердца – пламенный мотор!..

– Водки!!! – схватившись за голову, закричал Тимур. – Дайте мне водки!!! Скорее!!! И много!

Тимон и так-то растерял все свои мысли – они прыгали по его сознанию, будто кузнечики, – а тут и вовсе потерялся: какая водка, зачем? Или это Тимур от радости, что он, Тимофей, так хорошо все объяснил Пирату… Как его там?.. Димит… Динамит… Динамитовичу. О! А вот и водка! Сам бармен принес, уважает. Какой большой стакан… Ух, как в него вцепился Тимур! Звездец! Он не алкоголик, случайно?.. Погоди! А тост?!..

И, прежде чем Тимур успел поднести ко рту водку, Тимон выпалил:

– За тебя, Динамитыч! Хороший ты мужик, добрый.

Обжигая, водка хлынула в горло. Тим едва не захлебнулся и закашлялся. А потом под грязные ругательства напарника Тимофей улетел в темное, уютное ничто.

Просыпался он, а точнее, выныривал из темноты забытья, раза три-четыре. Но ему было при этом так плохо, окружающий мир так больно и грубо на него давил, что Тимон опять спешил погрузиться в спасительную темноту. Он даже не успевал толком разобрать, где именно при этом находится; сначала было что-то похожее на большой светлый зал со множеством парящих в воздухе столов, за которыми сидели люди, потом вообще полумрак, в котором ничего толком не видно, затем что-то похожее на купе поезда…

Когда он очнулся в очередной раз, снова увидел все то же «купе». Две полки одна напротив другой, столик, большая овальная дверь, по обе стороны от которой, между нею и полками, тоже дверцы, но меньше размером, взрослому человеку не протиснуться. А вот окна в «купе» не было, напротив двери – лишь гладкая стена, сделанная будто из белого матового стекла. Что еще удивительно – полки и столик не парили в воздухе, а жестко крепились к стенам. На одной из этих полок Тим сейчас и сидел.

И в этот раз Тимофей чувствовал себя лучше. Реальность по-прежнему навевала странную беспричинную тоску, но уже не давила болезненным грузом. А потом он услышал обращенные к себе мысли Тимура. Очень некрасивые мысли, самая добрая из которых была следующей:

«На кой шакс ты очухался, дебил?! Я так надеялся, что ты навсегда окочуришься!»

Когда поток ругательств, угроз, сравнений и сожалений иссяк, Тимон мысленно сказал:

«Привет! Я тоже по тебе не особо скучал. Но ты хоть объясни, что я сделал-то? Я почему-то ничего не помню после того, как мы выпили водки, и капитан стал спрашивать, что мы умеем делать».

«Сейчас вспомнишь! Сейчас я буду вспоминать, а ты смотри! И если от всей этой срани, что ты натворил, сгоришь со стыда и исчезнешь, то я буду только рад. Но ведь ты не исчезнешь, ты меня и дальше станешь позорить и мутью своей доставать! Мы из-за тебя, идиота, чуть было такой работы не лишились!»

«Погоди-погоди!.. Чуть не лишились?.. То есть нас все-таки взяли? А когда мы летим?»

«Мы уже летим, придурище!»

«Что?! А почему… А как же?!..» – Тимон ощутил такую дикую панику, что едва снова не нырнул в забытье, но окрик Тимура его немного встряхнул:

«А потому! А так же! Потому что кое-кто сумел кое-как выкрутиться из того шакса, что ты наворотил! Смотри! Внимательно смотри и не вякай!»

И Тимур стал вспоминать. А Тимон с нарастающим ужасом слушал то, что в этих воспоминаниях говорил Пирату Котомарову Тим. А если точнее, то не Тим, а именно он, Тимофей. Это и в самом деле был настоящий позор. Такое стыдобище, от которого и впрямь захотелось сгореть. Звездец!

Огромной удачей было то, что Тимур догадался, в чем его единственное спасение. В водке! Если от одной только рюмки Тимона развезло в хлам, решил он, то уж от стакана должно совсем вырубить. Так и получилось. Водка чуть было не сорвала их затею, и она же в итоге их выручила. А еще Тимур понял, что пьяный Тимон может болтать вслух вообще без напряга. Что собственно едва и не стало причиной глобального краха. Ведь едва Тимофей тогда вырубился, как побагровевший от ярости Котомаров процедил сквозь зубы:

– Как ты меня назвал?.. А ну, уматывай отсюда, недошлепыш!

– Я… Прости, я не хотел… – лихорадочно стал придумывать оправдание Тимур. Оно не придумывалось, выпитое и на его умственные способности подействовало не лучшим образом. Столько водки разом он еще никогда не пил.

– Пурга хренучая! – зарычал капитан. – Он не хотел! Тебя что, кто-то заставил, да?! Уматывай, пока я добрый!

– Между прочим, он тебя добрым и назвал, – засмеялся вдруг старпом Сапов. – А ты набросился на парня!

– Добрым?!.. – рыкнул Котомаров.

– Ну да. Хороший ты, говорит, и добрый.

– Добрый… – повторил капитан, и тоже вдруг зычно, во все горло заржал.

Его смех оказался заразительным, скоро хохотали уже все собравшиеся за двумя этими столиками. Посмеялся за компанию и Тимур, хотя ему было совсем не смешно.

А потом, успокоившись, Пират Котомаров недовольно, но уже не так рассерженно буркнул, отвечая вроде бы Лерону Сапову, но глядя при этом на Тима:

– Он меня еще и по-другому назвал. Динамитычем. А так меня называть нельзя никому. Так мне только один человек мог сказать… А еще – мне не нравится, что творится в голове у этого недоделанного космолетчика. Что он там плел? Одна голова хорошо, а две лучше… Сердце больное, мотор вместо него…

– Разреши, я объясню! – спрыгнул со стула и вытянулся в струнку Тимур. И заметил, как старпом коротко кивнул капитану.

– Ну попробуй, – проворчал Котомаров. – Только ты уж очень постарайся. Пока что дверь для тебя только на выход открыта.

А Тимур почувствовал вдруг вдохновение. И вспомнил еще услышанное где-то правило: лучшая ложь получается из правды. То есть если хочешь соврать так, чтобы тебе поверили, ври как можно меньше, опираясь при этом на то, что было в действительности. Так и получается достовернее, и у самого потом меньше шансов запутаться.

Вот он и сказал:

– У меня на самом деле было больное сердце. Я поступал в училище с левой медузой, очень уж хотел летать. И все бы ладно, блокаторы выручали, а тут вдруг придумали новый зачет – прыжки с парашютом…

– Это после Ника Хорота на Аргуне, – негромко сказал капитану старпом.

– Да, уж, не повезло Нику, – отозвался тот и глянул на Тимура: – А ты чего замолк? Продолжай.

– Вот этот зачет… этот прыжок с парашютом мое сердце и угробил. Очнулся уже после операции – поставили искусственное. Потому и назвал его мотором. А почему я несвязно говорил, так это, наверное, после гипномодуля так водка подействовала. После этого неделю ничего принимать нельзя, а я забыл.

Это и было главной ложью в рассказе Тимура, но он понадеялся, что капитан со старпомом не знают, что никаких ограничений после гипнотического наркоза нет, слишком уж специфическая информация. Они и не знали.

– А после стакана как же ты тогда очухался? – приподнял одну бровь Пират Котомаров.

– Испугался, – совсем уже практически честно ответил Тимур. – Страх, наверное, мозги на место и поставил.

– Да, кстати, а что там насчет двух голов?

– Так я это про то, что под твоим командованием хочу быть. Что с твоей головой куда лучше, чем с одной моей.

– Недолго тебе с моей быть, – буркнул Котомаров. – На Эстере другая голова тобой будет командовать.

– Так ты меня берешь?!

– Завтра явишься на регистрацию. А сейчас иди отоспись как следует, недолеченный.

Глава четвертая

«Увидев» все воспоминания Тимура, Тимону стало совсем плохо. Он бы с удовольствием попросил остановить звездолет – и вышел. Вот только ни то, ни другое осуществить было невозможно. Особенно выйти.

Что касается космического грузовика, так он, напротив, собрался не останавливаться, а осуществлять самый важный этап полета – гиперныр. Этот термин уже не раз прозвучал в голове Тима, «озвученный» разумеется, Тимуром, и Тимофей примерно представлял, что это такое. Гиперныр – это прыжок через гиперпространство, а поскольку происходит он сквозь межпространственные тоннели, так называемые «кротовые норы», то приходится в них как бы нырять, отсюда и «гиперныр» или просто «нырок». Про все это Тимону интересно было бы узнать и подробней, но тут как раз белая матовая стена в их «купе» стала черной, а затем превратилась в окно. Так по крайней мере показалось Тимону, поскольку сидящий за этим окном старпом Сапов был настолько реален, что даже мысли о том, что это все-таки изображение, возникли не сразу. Да и то это были мысли Тимура.

А Лерон Сапов между тем произнес ровным будничным тоном:

– Экипажу «Авы» приготовиться ко входу в межпространственный тоннель. Всем занять свои места, принять горизонтальное положение и пристегнуться. Нырок состоится через пять минут. Повторяю… «Ава» подходит к МП-тоннелю. Экипажу лечь на свои места и пристегнуться. Кратковременный сигнал будет подан за две минуты до входа. Постоянная сигнализация включится за минуту и будет звучать до начала нырка.

Тимур принимать горизонтальное положение не торопился. Три минуты пролетели быстро, завыла сирена, замигало освещение. Это длилось секунд пять, но по нервам ударило хлестко. Тимофей начал нервничать. Когда в поле зрения попадала вторая, свободная полка, его так подспудно и порывало ринуться к ней, лечь, пристегнуться… Как все-таки вбилось в его сознание: если тебе говорят, что можно… в данном случае, что нужно делать – то будь добр это и сделать. Понятно, не кто угодно говорит, а кому положено. Сейчас это старпом Сапов…

«А раньше – папасов!..» – хмыкнул все, разумеется, слышавший Тимур.

«Да, и что? Сейчас-то ни твоего, ни тем более моего тут нет, перед кем ты выделываешься? Передо мной? Решил назло мне угробиться? Звездец, как ты крут!»

«Слушай ты, пьяница-любитель, наверное я побольше твоего знаю, как нужно вести себя во время гиперныра? Или ты меня поучишь? А то меня ведь исключили, не успел доучиться».

«Да пошел ты! Сдохнем – я даже рад буду от тебя избавиться. Делай, что…»

И тут снова завыла сирена. И выла, не замолкая. Свет же, мигнув несколько раз, стал вдруг тревожно-багровым.

Тимур неспешно лег на полку, нажал что-то под ней, и тело тут же зафиксировали выдвинувшиеся из стены похожие на широкие ремни упругие пластины. Через пару секунд сирены затихли, а свет погас полностью. И Тимон мог бы поклясться, что он куда-то падает – ощущение было точно таким, как при злополучном парашютном прыжке, только не обдувал лицо ветер. Собственно, ветра тут быть не могло, потому что пропал и воздух. Пропало абсолютно все, включая самого Тимофея, то есть теперь уже Тима.

Ощущение небытия было жутким – главным образом потому, что оно не являлось провалом, полной отключкой, как при глубоком обмороке, а воспринималось какой-то частью сознания, искореженного, вывернутого наизнанку, но все-таки продолжающего действовать. Если то же самое творится и после смерти, то это и есть настоящий ад. Именно так подумал Тимон, но уже потом, когда вернулся из этого псевдонебытия. А еще с ужасом осознал, что ему ведь еще придется испытать подобное. Как минимум раз, если они не планируют осесть на Эстере навсегда.

«Кто-то совсем недавно соглашался лишь на год», – хмыкнул Тимур.

«А тебе самому, что, понравился этот нырок?» – огрызнулся Тимон.

«При чем здесь понравился или нет? Обычный гиперныр. Это часть работы космолетчика».

«Я не космолетчик!» – напомнил Тимофей.

«Если летаешь в космосе, то уже как бы он, – вновь усмехнулся Тимур. – Хотя, конечно, космолетчиками называют тех, кто управляет кораблями. Ты просто космолетун».

«Мне от этого не легче, – буркнул Тимон. – Хорошо хоть, что это летание такое недолгое. Когда посадка? Почему экран опять выключен? Показали бы то, что снаружи! Мне ведь интересно на эту планету из космоса глянуть. Первый раз все-таки».

«На какую планету?» – искренне, определенно без подколок, удивился Тимур.

Да и сложно, а точнее, бесполезно подкалывать того, кто читает твои мысли как свои собственные. Что Тимофей уже, в общем-то, и сделал. Даже не прочитал, а ощутил эти мысли именно своими – гиперныр, похоже, поспособствовал еще более тесному слиянию двух сознаний в одно.

Поэтому и отвечать на вопрос он не стал. И ему уже было понятно, что будь обзорный экран включен, смотреть, кроме как на бесчисленную россыпь немигающих звезд, было бы не на что. Потому что лететь до Эстера нужно было еще неделю. На обычных уядах – ударно-ядерных двигателях, – которые развивали скорость лишь в одну десятую от световой. Ничего более быстрого пока не изобрели. И если бы не пресловутые «кротовые норы», которые помимо официального термина «МП-тоннели», космолетчики называли просто «норками», а то и «дырками», даже до самой ближайшей звезды, Проксимы Центавра, на таких движках пришлось бы тащиться больше сорока лет. А уж до Эстера… Разве что в анабиозе. Но какому заказчику понравится, если отправленный за лесом грузовик вернется лишь через тысячу лет? Самому тоже, что ли, в анабиоз ложиться?

И раз уж так получилось, что свободного времени у них образовалось вагон (который пришлось представить, чтобы напарник понял, что это такое), Тимофей попросил Тимура хотя бы в общих чертах ввести его в курс современных космических дел.

«Мне особой научной зауми, что вы проходили в училище, не надо, – сказал он. – Мне бы в пределах научно-популярной книжки для чайников». (Тут же пришлось представлять книжку и чайник, который, кстати, вызвал у Тимура живой интерес.)

Рассказанное, а больше «показанное», представляло примерно следующее…

Теоретически о существовании «кротовых нор» предполагали давно, даже Тимон что-то такое слышал краем уха. Но их реальные поиски в космосе начали проводить лишь в семидесятых годах двадцать первого века, и только в самом его конце они увенчались успехом. Примерно в четверти светового года от пояса Койпера обнаружилась одна такая «дырка» в пространстве. Собственно, как раз ее, самую первую, нашли совершенно случайно – один из кораблей попросту провалился в такую «нору». Выходила она аж на другом краю нашей Галактики, возле безымянного красного карлика. К огромной удаче, космолетчикам хватило выдержки не запаниковать, а быстро развернуть корабль. Еще им удивительно повезло не промахнуться мимо «дырки» с той стороны туннеля – для тогдашних бортовых приборов и для человеческого зрения она была совершенно невидимой.

А вот уже после этого «кротовые норы» стали находить все чаще и чаще. И если поначалу для их обнаружения использовали уникумов – всего лишь пару десятков из сотни тысяч обследованных людей, – которые могли непонятным образом ощущать «дырки» так, будто они их непосредственно видели, то позднее, лишь в начале двадцать второго века, изобрели и специальное оборудование, способное улавливать специфическое излучение, исходящее от входов в МП-туннели. Лишь тогда стало возможным говорить о практической, транспортной роли «кротовых нор». Ведь чтобы попасть к какой-нибудь конкретной звезде, приходилось порой делать несколько «нырков», чтобы достичь цели, а общее расстояние в итоге превышало иногда в разы, а то и в десятки раз непосредственную длину отрезка «от точки А до точки Б». Обнаружение новых «кротовых нор» было делом исключительной важности, такие находки щедро вознаграждались, поэтому каждый межзвездный корабль, будь это специализированный разведчик МП-туннелей, пассажирский лайнер или простой грузовик вроде «Авы», был снабжен необходимым оборудованием.

«А сами проковыривать такие норы еще не научились?» – спросил заинтересованный Тимон.

«Вообще-то научились, – ответил Тимур. – Но тут есть большие проблемы. Во-первых, это очень дорого. Полет на "дыроколе", который сам "выгрызает" пространство до конечной цели, дороже путешествия на "дыролазе", что использует естественные МП-туннели, раз в сто. А может, и больше, мне не докладывали, знаю только по слухам. Но это бы еще ладно, наковыряли бы таких нор хотя бы по основным направлениям, и они бы быстро окупились. Только тут-то и есть главный шакс: самодельные МП-тоннели быстро затягиваются, корабль не всегда по такому и назад успевает вернуться – заново ковыряет. Поэтому "дыроколы" используют в крайних случаях, когда куда-то позарез надо, а "норы" туда, даже окольным путем, нет. Но это настолько специфично и даже секретно, что в обычном космолетном училище даже не изучают – лишь дают кратким ознакомительным курсом».

«А те МП-туннели, что уже есть, они постоянны? Не может так быть, что мы сейчас по такому сюда пролезли, а через год он затянется – и звездец нам, будем вечно на Эстере сидеть?»

«Были случаи, что затянулась пара нор, – неохотно ответил Тимур. – Но не сразу, не быстро, успели вывести всех, кто был по ту сторону. Еще три-четыре туннеля изменили направление, но не критично, за пару лет на уядах можно долететь».

«Лететь пару лет в жестянке по сплошной пустоте? Вот уж весело!»

«Всяко лучше, чем двадцать. Или двести, в надежде, что хотя бы косточки твои похоронят на родной Земле».

«В родной земле на родной Земле», – угрюмо добавил Тимофей.

«Вот-вот!»

«Интересно, а эти дырки как образовались? – спросил Тимон. – Может, их тоже кто-то проковырял, только с помощью более крутых технологий?» – Впрочем, благодаря памяти Тимура он уже знал, что такая гипотеза, действительно, существовала, вот только в исследованной части Вселенной так и не удалось еще встретить братьев по разуму. Даже следов деятельности иных цивилизаций пока еще не нашли. Если, конечно, «кротовые норы» как раз и не были теми следами.

Потом снова стал активным экран на стене. Только теперь на нем был сам капитан – Пират Димитович Котомаров. Тиму показалось, что смотрит кэп прямо ему в глаза. А еще Тим вдруг понял, что он действительно осознал себя именно Тимом, единой личностью, которая, впрочем, снова распалась на две отдельные, едва Котомаров заговорил.

– Значит, так, – сказал он. – Через десять минут всем собраться в кают-компании. Кто будет крайним – сам виноват».

Вместо экрана снова матово белела стена.

«Зачем?» – вырвалось у Тимона.

«Не я же капитан! Придем, узнаем, – отозвался Тимур. – И надо спешить, слышал же насчет крайнего!»

«Слышал, но как раз не понял».

«А чего непонятного? Кто позднее всех приползет, тому капитан приз вручит. Так что я помчал, а ты как хочешь».

Шутка Тимону не особо понравилась. Никуда он мчать не хотел. Тем более что понял уже, узнал из мыслей Тимура: насчет приза – это сарказм, шутка. Что на самом деле прибывшего последним – ах да, крайним! – ничего хорошего точно не ждет.

И получилось именно так, что позже всех – буквально в спину предыдущему – в кают-компанию примчался, конечно же, Тим.

«Шакс! – буркнул Тимур. – Все из-за тебя! "Зачем!.." "Не понял!.." Тормоз».

«Конечно, газ же у нас ты».

«Кто я?..»

«Газ… Ну, как он там… акселератор».

«Дегенератор», – проворчал Тимур, который увидел в мыслях Тимона древний агрегат с двигателем внутреннего сгорания.

«Самокритично», – усмехнулся Тимофей.

«Я бы тебе сейчас навел самокритику, да вот самому больно будет… Навязался на мою голову, умник!»

Но как следует поругаться им не дали. Да и неинтересно ругаться, когда заранее знаешь, что тебе ответят.

Капитан Котомаров указал на два длинные и даже мягкие, с узкой спинкой скамьи, стоявшие одна напротив другой. С дальних сторон этих скамеек, образуя букву «П» разместился более на вид удобный и уж точно более широкий диван – наверняка место для капитана и старпома. По идее между лавками напрашивался стол, но сейчас его не было – возможно, поднимался из-под пола или, наоборот, опускался с потолка, когда это было нужно.

Котомаров махнул рукой на одну и другую скамью:

– Садитесь.

Восьмерка наемных лесорубов и Тим расселись по скамейкам. Сидеть было и впрямь удобно и мягко. Но Тимону было не до этого. Ему не давал покоя обещанный капитаном сюрприз. То есть, насчет сюрприза сказал Тимур, а кэп выразился еще круче: «Кто будет крайним – сам виноват». Что по мнению Котомарова значило быть виноватым?

Скоро все разъяснилось. Сначала капитан дождался старпома, потом, как и полагал Тимон, с потолка опустилась матово-черная, со скругленными углами столешница, на которой стояло одиннадцать кружек и два больших блестящих цилиндра, оказавшихся кофейником и чайником соответственно.

Кто-то из новичков-лесорубов, поняв это, недовольно поморщился. Это не ускользнуло от внимания Котомарова.

– Ожидал чего покрепче? – заботливо поинтересовался он.

– Да уж неплохо бы.

– А то, что мы в космосе, где спиртное запрещено даже на пассажирских лайнерах, – это ничего?

– Никто же не видит.

– То есть, я, капитан этого судна, для тебя никто? – как бы даже со смешком спросил кэп. – И старпом Сапов для тебя никто? И даже твои друзья-коллеги? А устав Космофлота тоже для тебя никто не писал. Ты же у нас особенный.

Помолчав, капитан спокойно, но уже без намека на смех произнес:

– Пересядь вон туда, к Тиму.

– Зачем это?! – взвился мужчина.

– Я же сказал: ты у нас особенный.

– А почему я должен садиться к этому юнатику?

– Потому что он пришел крайним.

– А я тут при чем?!

– А ты теперь тоже крайний, – все еще спокойно сказал Пират Димитович. А потом взорвался вдруг: – Пурга хренучая! Не сметь повышать голос на капитана! – И затем опять тихо: – Вообще никому нельзя орать на моем судне. Кроме меня. Или старпома. В мое отсутствие.

И покрасневший как рак провинившийся пересел к Тиму, которому стало уже совсем неуютно. Тимофею было еще неприятно оттого, что ершистый мужчина назвал их «юнатиком». Он уже без подсказки Тимура, сразу из зоны общей памяти, становившейся все обширнее, вытянул информацию об этом слове. Юнатиками взрослые презрительно называли юношей и девушек от четырнадцати-пятнадцати до восемнадцати примерно, реже до двадцати лет. Почти как «желторотик» во времена Тимона. Но ведь Тимофею было двадцать два, а Тимуру и вовсе двадцать три!

«Мы что, так ему это оставим?!» – спросил возмущенный Тимон у напарника.

«А тебе мало того, что и так уже в изгои попал? Драка на судне – это уже серьезное чэпэ. Простым сюрпризом не отделаешься. Потерпи, от тебя не убудет. Мы ему это на Эстере припомним».

«Да что за сюрприз-то нас ждет?»

«Вот сейчас и узнаем».

– Наливайте, – словно и не было стычки, мирно и вежливо, как добрый хозяин, сказал капитан. – Вот здесь кофе, здесь чай, кто чего хочет. Кофе, правда, с лунных оранжерей, гидропонный, зато чай настоящий, земной.

Когда все разлили по чашкам напитки, Котомаров повел себя странно. Он стал пристально наблюдать за набранными работниками, будто ему и правда было очень важно, чтобы гостям было хорошо, чтобы им понравилось его нехитрое угощение. И когда один из мужчин, выбравший кофе, сделав глоток, поморщился и отставил чашку, капитан участливо спросил:

– Что? Невкусно?

– Да это вообще тухляк, а не кофе! – раздраженно буркнул недовольный. – Не гидропонный, а дерьмопонный.

– Ай-ай, – сказал Пират. – Какая досада. Зато команда счастливчиков полностью укомплектована. Будь так добр пересесть вон к тем двоим, – показал он мужчине на Тима и прошлого провинившегося.

– Но я не повышал голос! – повысил голос мужчина. – Я просто сказал, что кофе дерьмовый. А он и есть дерьмовый!

– Лерон Таминович, я что, и впрямь непонятно с ними говорю? – печально посмотрел на старпома кэп. – Может, у меня дефект речи появился, а я не замечаю?

– Более чем понятно, Пират Димитович, – ответил Сапов. – По-моему, ты просто чересчур с ними любезничаешь. А они ведь не привыкли, когда с ними по-хорошему. Разреши, я объясню бедолаге, что капитана на судне нужно слушаться?

– Ты уж только помягче, без мата, – кивнул Котомаров. – Не терплю на борту мат. Плохо на корабельной ауре сказывается.

– Нет-нет, мат я не приемлю, ты же знаешь, – помотал головой старпом.

Затем он встал, подошел к будущему лесорубу, которому не понравился кофе, и вылил горячий напиток тому прямо на голову. Мужчина, шипя от боли вскочил:

– Ты обурел?! Больно же!

– Нет, – сказал Лерон Сапов. – Я не менял цвета. И это не больно. – Затем он повертел в руках кружку и со всего маху заехал ею по носу ослушнику.

Тот взревел и схватился за сломанный нос, из которого хлынула кровь.

– А вот это больно, согласен, – сказал старпом. – Желаешь еще побольней?

– Н-нет… – гундяво ответил страдалец.

– Хорошо, – кивнул Сапов. – А я желаю. – И двинул того уже кулаком в челюсть.

Удар был такой силы, что несчастный рухнул с ног. А старпом помахал кистью:

– Теперь и мне больно. И если ты не поднимешься, дальше я стану бить тебя ногами – для меня это и очень удобно сейчас, и не больно.

Поверженный мужчина поднялся на ноги. Помычав, выплюнул на ладонь зуб. И сказал:

– Не надо… Я понял.

– Что именно?

– Что на судне нельзя буреть с капитаном…

– Правда? Только с ним?

– С тобой тоже.

– Отлично! – радостно заулыбался старпом. – Тогда сядь, будь добр, куда тебе сказано.

И когда шмыгающий разбитым носом мужчина опустился возле Тима на скамью, он почти неслышно шепнул:

– На судне нельзя, а на Эстере поспорим, грузилы тухлые.

А капитан как ни в чем не бывало продолжал собрание. Сам он, кстати, пил кофе. И ничуть при этом не морщился. Наверное, привык уже к гидропонному.

Сделав очередной глоток, он сказал:

– Значит так. Одной проблемой стало меньше.

– Проблема – это мы? – вырвалось у Тима.

– Ни хрена. Вы как раз решение этой проблемы, – широко улыбнулся Котомаров. – Да ладно, не ссыте вы, я же не зверь. Я вас всего лишь на корм другому зверю отдам.

Они со старпомом дружно заржали. Точнее, ржал капитан, а Лерон Сапов ему подхихикивал. Старпом вообще сейчас выглядел славным душкой, будто и не он только что походя сломал нос и выбил зуб нехилому мужику. Тим подумал, что с этим человеком нужно быть осторожнее, он совсем не так прост, как грозный на вид Пират. Который, отсмеявшись, наконец пояснил свою шутку:

– Я ведь уже говорил, что заказчиков на всех вас трое. Значит, надо всех вас тоже по трое поделить. Вот я эту дележку и начал.

– Но в чем все-таки проблема? – решил выяснить Тим, которому становилось все тревожнее. – Почему вы отделили от остальных нас… провинившихся?

– А в наказание, сынок, как раз в наказание, – грустно улыбнулся Котомаров.

– Но ведь тогда получается, – осторожно заметил кто-то из оставшейся шестерки, что вы этим наказываете и заказчика…

– А так и есть, – посмотрел на него кэп с оценивающим прищуром. – Кое-кого из наших заказчиков мы тоже хотим наказать.

И они со старпомом снова заржали.

Глава пятая

После такого собрания Тимон совсем было упал духом. А Тимур ничего, держался. И даже попробовал поддержать напарника:

«Да ладно тебе мученика из себя строить! Что изменилось? Мы все равно летим туда, куда и летели и будем заниматься на Эстере тем, чем и собирались, – пилить лес и рубить, как ты говоришь, бабло».

«Но нас отдадут непонятно кому! Какому-то долбанутому зверю! Наверное, будет с нами как с рабами обращаться!»

«Это тебе не двадцать первый век, рабство уже отменили. Никаких рабов давно нет и быть не может. Тем более между заказчиком и нами существует контракт. А это… – Дальше объяснять было не нужно, Тимур уже понял, что это слово знакомо Тимофею, поэтому продолжил успокоительную беседу: – Скорее всего, Пират с одним из этих заказчиков поцапался, что-то они не поделили, скорее всего, не сошлись в цене. Вот он и решил в отместку дать тому не самых лучших работников. Но это еще не значит, что этот чел такой уж прям зверь! Лес везде одинаковый, валить его тоже все равно для кого, не так, что ли? Мы его и видеть-то будем утром да вечером, и то не всегда. Если ему даже наши кэп со старпомом такие уж прям враги – с нами-то ему на кой шакс отношения портить? Ему наоборот с нами дружить надо, чтобы мы ему больше леса хреначили и четко все делали».

«Не самых лучших работников, значит…»

«Так а чего? – пожал на эту мысль плечами Тимур. – Если уж пургу не гнать, я из всех по годам самый мелкий».

«Юнатик», – хмыкнул Тимон.

«Сам ты юнатик!.. Но по сравнению с другими где-то и так… Ну а те двое – сам видел, выкруталы».

«Выкруталы? Типа крутые, что ли?»

«Да какие они крутые! Они просто выкручиваются, строят из себя не пойми кого».

«У нас выкручиваться значило совсем другое, – сказал Тимофей. – А тут больше выделываются как бы».

«В общем, смысл ты понял».

«Ну понял, и что хорошего? Нам ведь с этими выкруталами работать!»

«Мы будем работать для себя, уяснил? Неважно, кто будет рядом маячить. И не трясись так, я за себя постоять смогу. За тебя, значит, тоже. Тот, что нас юнатиком назвал, вообще хлипкий. Да и второму старпом запросто дважды въехал».

«Просто старпому он не смог ответить – мог работы лишиться».

«А ко мне полезет – остальных зубов лишится. Короче, не ссы!»

Тимона этот «разговор по душам», признаться, немного успокоил. Тимур… в общем-то уже Тим, то есть, по сути, он сам, был на самом деле накачанным, тренированным, сильным парнем. И драться умел – это, разумеется, было в его воспоминаниях. А те двое – да, не особые крепыши. Ну, второй еще туда-сюда. Вот только если они скорешатся и вдвоем на него полезут…

«И от двоих отобьемся, – заверил услышавший эти мысли Тимур. – Но вдвоем в открытую не полезут. Там ведь вообще вот так, всерьезку, наживать врага опасно. Лес валят лучевыми резаками, это, считай, тот же лучемет, только ближнего действия. Ну и на кой шакс выводить из себя того, кто, может, по натуре псих и вместо дерева тебя распилит?»

А вот теперь Тимону стало не спокойно, а наоборот страшно.

«А если они на нас с резаком?»

«Вместо кучи денег получить кучу дерьма в виде перешивки личности? Это нужно быть совсем прикушенным».

Да, это было понятно. Но где гарантии, что кто-то из этих двоих, а то и оба сразу, не «прикушенные»?

– А идем, познакомимся! – поднялся вдруг Тимур. – Все равно ведь придется.

И как будто их подслушали – в этот же миг на стене появился экран, с которого хмуро смотрела физиономия выкруталы с распухшим красным носом.

– Ну че, Тим, может, познакомимся? Работать-то вместе.

– Как раз об этом думал, – ответил Тим.

– А че думать? Иди, подудим. Палата номер шесть.

И экран опять стал просто стеной.

«Палата номер шесть?» – слегка обалдел Тимофей, не ожидавший, что у подобных типов может присутствовать хоть какое-то подобие чувства юмора, не говоря уже о том, что они в принципе знакомы с творчеством Чехова.

«А чего с ним знакомиться? – уловил его мысли Тимур. – Все самое главное из общих знаний закладывается в сознание до четырнадцати лет. Дальше уже каждый выбирает, куда нужно углубляться».

«Закладывается? – схватился за слово Тимон. – Это как же – насильно, что ли? Тоже какой-нибудь чип вживляется?»

«Ну почему насильно? Не хочешь – не делай. Только потом для тебя все дороги закрыты. И это не чип, обычные гипносеансы. Но может, хватит трепаться? В общем, я пошел, а ты как хочешь».

«Очень смешно! – буркнул Тимофей. – Но я так и не понял, а куда ты пошел?.. А!.. Этот кадр палатой каюту обозвал?»

«Не каюту, а жилой отсек. Это тебе не круизный лайнер!»

Шестой отсек оказался в точности таким же, что и родной восемнадцатый. Только жили в нем двое – те самые нарушители, которых на собрании отсадили к Тиму. А может, здесь жил кто-то один из них, а второй пришел в гости – свободных кают… пардон, отсеков на «Аве» хватало.

Сидели мужчины каждый на своей полке, да еще развалившись прямо по центру каждой, так что Тим в нерешительности переводил взгляд с одного на другого, думаю, к кому лучше сесть. Но хоть так, хоть эдак, садиться пришлось бы на самый краешек, сразу поставив себя в подчиненное, униженное положение.

«Хрен вам, – решил Тим. – Я лучше постою. Буду возвышаться над вами, выкруталами».

Тот, что с разбитым носом, видать тоже об этом подумал. Подвинулся к стене, буркнул напарнику: «Сядь сюда, Ник!», а когда тот лениво и медленно, будто на него уже давила двойная тяжесть, это сделал, кивнул Тиму на свободную полку:

– Че застрял? Вольно! Можешь садиться.

– Правда, что ли? – осклабился Тим. – Вот уж спасибо.

Но к освободившейся полке подошел, сел.

– А вот буреть не надо, – проворчал побитый. – И… это… меня Серш зовут. Не Серж, а Серш, уловил?

– Вполне, Серш-шш! – отчетливо прошипел Тим.

– Вот так-то. А это Ник, – мотнул Серш головой на соседа.

Тот что-то нечленораздельно буркнул. На Тима при этом он даже не смотрел.

«С этим мы точно не споемся», – подумал Тимон.

«Зачем нам с ним петь? – удивился Тимур. – А чтобы нос не воротил, разок его и своротить можно будет. Легонечко, по-свойски».

А потом Серш завел разговор. Говорил только он один, и, по сути, ни о чем. С двусмысленными интонациями и подмигиваниями намекал о том, что им вместе работать бок о бок, а работа не любит, когда кто-то буреет, а если кто выкручивается, того самого выкручивают – и так далее в том же духе.

Тиму это скоро надоело, и он сказал:

– Ты, главное, сам не выкручивайся. Тогда все нормалем будет. И своему немому приятелю это скажи.

– Это кто немой, а, юнатик?!.. – начал медленно привставать с полки Ник.

– А, нет, я ошибся, – усмехнулся Тим, – разговариваешь. Только если еще раз меня юнатиком назовешь, нос у тебя такой же, как у него будет, – мотнул он головой на Серша.

Теперь и тот поднялся с полки:

– Это ты мне его, что ли, таким сделал?

– Что ты, Серш! – приложил Тим к груди руку, растянув губы в клоунской улыбке. – Это я для примера.

– Тухлый пример, – проворчал, опускаясь на место, мужчина. – А ты, Ник, того… не бурей. Говорю же, вместе работать. И ты, Тим, улови: тронешь его – я тебя тоже трону.

– Не сильно только, хорошо? – съерничал Тим, а потом стал серьезным: – Ладно, ребята, попугали друг друга и хватит. Скажите лучше, вы знаете, к кому нас засылают? Что в нем такого страшного?

– Вы че, прикушенные? – округлил глаза Серш. – Да это полный тухляк!

И тут заговорил Ник. Тиму показалось, что мужчина едва сдерживается, чтобы не зарыдать:

– Это мы тухляк… Мы с вами тухляк!.. Потому что мы скоро сдохнем!

Неделя полета, какой бы она ни показалась Тиму долгой и скучной, подходила к концу. И чем ближе подлетал грузовик к Эстеру, тем еще тоскливей становилось у него на душе. Хотелось сказать, что ныло сердце, но нет, новое сердце работало без сбоев. По ощущениям оно вообще никак себя не проявляло, что говорило о безупречности этого механического насоса. Работает себе и работает, выполняя возложенные на него функции.

Тимон невольно подумал:

«Вот бьется внутри эта железяка, и ей хоть бы что. А когда мы сдохнем, она все равно будет биться?»

«Это не железяка, – неохотно откликнулся Тимур. – Там такие сплавы, где железом и не пахнет. Да и вообще металла в нем не больше половины».

«А ты откуда знаешь?»

«Изучал вопрос. Я ж не дебил, понимал, что рано или поздно этим кончится. А после смерти оно биться не будет, не расстраивайся, у него с мозгом связь: вырубится мозг – выключится сердце».

«Вот спасибо, успокоил! А если мозг только временно вырубится? Типа обморок там, или кома?»

«При обмороке и даже при коме, вырубается не мозг, а сознание. Говорю же, не расстраивайся, все учтено».

«Ага! Не расстраивайся… Слышал, что эти выкруталы говорили? Нам скоро звездец!»

«Слышал, – буркнул Тимур. – Но я тебе уже тоже говорил: наше дело валить лес, остальное перетерпим».

«Перетерпим? А если нас самих завалят?» – не унимался Тимон.

«Шакс! Да чего ты разнылся?! Кто нас будет заваливать – заказчик? На кой это ему? Лишиться работников, рисковать перепрошивкой личности? Если он и зверь, как все говорят, значит, будет рычать, а не горло грызть. Потерпим! Да и вообще, откуда эти два выкруталы все знают? Выкручиваются просто, нас пугают».

Однако в мыслях Тимура не было уверенности, и Тимон это почувствовал. Что, в свою очередь, почувствовал Тимур. И буркнул:

«Ну и трясись себе. Только меня не раскачивай».

Между тем грузовой звездолет «Ава» вышел на орбиту планеты Эстер. Космолетными правилами предписывалось даже на грузовых судах вблизи крупных объектов транслировать изображения с внешних камер на экраны жилых отсеков. Так что Тимон наконец-то смог полюбоваться космическими видами. И ему это понравилось – аж дух захватило! Эстер был раза в полтора больше Земли, но поскольку родную планету из космоса он видел только на фото и видео, то масштабы сопоставить не мог, а потому ему сначала показалось, что это и есть Земля: такой же огромный голубой шар с атмосферной дымкой, синевой океанов, белизной облаков, атмосферными вихрями циклонов и антициклонов… Даже цвет материков был тем же – желтовато-коричневым, с большими островами зелени, занимающими обширные пространства. Вот только очертания материков были совсем незнакомыми, и мысль о том, что это Земля, у Тимофея тотчас исчезла. Зато он увидел сразу несколько темных облачных скоплений, внутри которых что-то ярко мигало. Он бы мог и сам сообразить, что это такое, но мысль Тимура выскочила в сознании первой:

«Грозы. На Эстере они охренительно жуткие. Я смотрел визель – полный шакс! Будто небо рвется и на тебя рушится. И они тут частое явление».

«Да я уже вижу! – возмутился Тимон. – То есть, двойная тяжесть, жара, опасные хищники, прикушенные напарники, садюга-заказчик, а теперь еще и небо часто рушится?.. Звездец мы нашли работенку! Ладно хоть от дома близко и соцпакет зашибись».

«Не нравится, вали назад!» – проворчал Тимур.

Грузовик сделал над планетой пару витков, и экран заняло изображение старпома Сапова.

– Экипажу «Авы» приготовиться к сходу с орбиты и совершения посадки на планету Эстер. Первая точка – район базы «Ламус». Всем занять места согласно судовому расписанию, не занятому управлением кораблем составу принять горизонтальное положение и пристегнуться. Торможение начнется через пять минут. Кратковременный сигнал будет подан за минуту до начала маневра. Повторяю… Через пять минут «Ава» начинает снижение. Всем, кроме капитана и старшего помощника, лечь и пристегнуться.

Тимур на сей раз выполнил сказанное Саповым сразу. Тимофей тут же прочел его мысль, что лучше уж потерять свободу движений, чем ходить потом с разбитым носом и синяками – грузовики в плавности маневров даже слонам легко уступят первенство.

Но Тимона больше заинтересовало другое:

«А что значит первая точка? Мы что, несколько раз будем взлетать и садиться? На Эстере разве не единый космодром?»

Ответ, как в последнее время все чаще бывало, он уже знал, но Тимур машинально ответил:

«Заказчиков трое, значит, три раза и сядем. Можно, конечно, было бы сесть в одном месте, а нас, лесорубов, развезти на катере по точкам, но ведь нужно в каждом месте и лесом загрузиться. А его катером не перетаскаешь – деревья здоровенные и их очень много. Проще грузач подогнать сразу на погрузку».

Тимофей подумал было, что это ужасно нерационально и накладно – жечь горючее, чтобы поднимать и перегонять такую махину. И опять он понял все еще до того, как Тимур что-то сказал. А тот и не стал ничего говорить – он ведь знал то же самое, что и напарник. Все вообще шло к тому, что совершать мысленные диалоги им скоро станет вовсе не нужно. Разве что скуку развеять, если, конечно, будет время скучать. Или же просто так, по привычке.

А сейчас по поводу того, рационально ли гонять огромный звездолет по планете, Тимон уже знал, что проблемы в этом нет. Ведь в двадцать третьем веке существовали устройства-антигравы, локально уменьшающие, а то и сводящие к нулю силу тяжести. Сделав грузовик невесомым, его уже без труда можно было перемещать в любую точку планеты с помощью совсем небольших и весьма экономичных двигателей. И в связи с этим же каких-то особо специализированных мест для взлета-посадки «Аве» не требовались. Просто на каждой базе было расчищено место рядом с готовым к погрузке лесом – вот и весь тебе космодром.

Первой такой точкой, как и объявил старпом Сапов, была база «Ламус». Когда грузовик начал торможение и сошел с околопланетной орбиты, при входе в атмосферу его стало немилосердно трясти. Но стоило сбросить скорость и включить антигравы, как тряска немедленно прекратилась, и дальнейшее снижение корабля происходило исключительно плавно. А момента посадки Тим даже не почувствовал, лишь услышал голос старпома:

– Можете отстегиваться, приехали. Виттор, Свеч и Макус – на выход. Остальным оставаться на борту. Покидать судно без приказа строго запрещается. Наказание – разрыв контракта.

«Интересно, а что тогда?» – невольно подумалось Тимофею.

Тимур этого точно не знал, у него лишь имелись предположения:

«Думаю, ничего хорошего. Ладно, если дорогу сюда отплатить не заставят, но уж назад точно даром не повезут. Значит, придется тут вкалывать, зарабатывать на возвращение домой. И это будет уже совсем другой контракт, с очень и очень другими условиями. Если вообще будет. Тогда – или в рабство к лесозаготовителям, или подаваться к пиратам»

«Ты же говорил, что в двадцать третьем веке нет рабства!»

«Так это на Земле он двадцать третий, а на Эстере всего лишь первый еще», – хмыкнул Тимур.

«А пираты? Это же ты пошутил так?»

Тимур не ответил. А Тимофей не смог уловить, шуточными или нет были мысли напарника. На Эстере он сам раньше не был. А если что когда и слышал – так то ведь только слухи… Но если в них имелась хотя бы доля правда, то лес на Эстере добывали и сбывали не одним лишь законным путем.

Оказалось, что экран в отсеке можно было переключать на разные камеры, и Тимур знал, как это делается. А Тимону, конечно же, было офигительно любопытно посмотреть на Эстер уже не сверху, а находясь на его поверхности. До него лишь теперь по настоящему дошло, что он – на другой планете! В его время люди и до Марса еще не сумели добраться, а он сейчас в миллиард, наверное, раз дальше, чем тот Марс!

«Да не, поменьше, – хмыкнул слушавший его мысли Тимур. – Разница примерно в полтора миллиона раза».

«Ага, совсем фигня. Звездец!.. А ты как так быстро сосчитал? Наугад ляпнул?»

Но Тимофей уже знал, что сделал это напарник совсем не наугад. Но и в уме он астрономическими числами не жонглировал. Все это элементарно делалось через ид-чип, и Тимон, все глубже сливаясь сознанием с Тимуром, наконец-то и сам теперь мог делать это. Да и переключать экран на разные камеры он, оказывается, тоже умел. Точнее, не совсем он, а их новая с Тимуром, общая личность – Тим, которая с каждым днем становилась полнее и ярче. Это было трудно выразить словами как одному, так и другому, ведь раньше они ничего подобного не испытывали. Но если это поначалу скорее пугало, то теперь стало даже приносить удовольствие – ведь твой внутренний мир становился в два раза больше! К счастью, моральные и прочие основополагающие принципы у Тимофея и Тимура оказались близкими.

И теперь Тим наблюдал сквозь экран за чужой планетой. Правда, смотреть было особо не на что – вблизи находились лишь хозяйственные постройки и лежали многочисленные штабеля бревен удивительно красивого бирюзового оттенка. Но вот к этим бревнам подлетела пара десятков толстых, метров пяти в диаметре грязно-желтых «блинов». А дальше для Тимона все выглядело так, будто он смотрел фантастический фильм про трансформеров, потому что «блины» и в самом деле стали приобретать самые неожиданные формы. Вот только они вовсе не собирались устраивать между собой зрелищного сражения, а всего лишь принялись цеплять связки бревен, поднимать их и переносить в грузовой трюм звездолета. Конечно и этого «всего лишь» Тимону хватило, чтобы затаив дыхание смотреть, как слаженно действуют роботы и восхищаться удивительной техникой будущего. То есть, теперь уже настоящего. Теперь – и уже навсегда. К этому он тоже пока не привык окончательно.

А потом, поражаясь, с какой легкостью летающие механизмы управляются с огромными грузами, до Тимофея дошло, что на этой планете все вообще весит вдвое больше, чем на Земле. Ну да, роботы пользуются антигравами, а вот сам он почему не ощущает себя в два раза тяжелее?

«Потому что на корабле своя гравитация», – то ли подсказал Тимур, то ли Тимон прочитал из их общего сознания. И ему вдруг захотелось ощутить здешнюю силу тяжести реально. А то он уже почти час находился на чужой планете, но выглядело все так, будто он и впрямь лишь кино по телику смотрит. Вот выйти бы наружу, ступить на инопланетную почву, вдохнуть воздух иного мира…

«Ступишь и навдыхаешься, – буркнул Тимур. – Затошнит еще от инопланетных красот».

«Затошнит меня, а плохо тебе будет», – парировал Тимон.

«Не боись, обоим хватит», – утешил напарник.

Между тем погрузка на «Ламусе» закончилась, и «Ава» перелетела к другой базе, имеющей сочное название «Карамбола». В остальном она оказалась почти близнецом предыдущей. И происходило там все то же самое: высадка еще трех лесорубов, роботизированная погрузка леса в трюм… Даже Тимону смотреть на это наскучило, а Тимур и вовсе стал откровенно зевать, что, конечно, пришлось делать обоим.

И тут экран переключился на капитанскую каюту. Пират Димитович выглядел очень довольным.

– Ну что, – ласковым голосом пропел он, – остались одни провинившиеся? Серш, Тим, Ник – вы как там? Готовы к самоотверженному труду? Или домой со мной полетите?.. Так ведь нет, пурга хренучая, домой я вас не повезу. Вас в другом месте ждут. В очень-очень теплом месте! Очень-очень сильно ждут! – И кэп захохотал так, что внутри у Тима порвалась последняя ниточка надежды.

А база как раз и называлась «Надеждой». Тиму это показалось издевкой. Но кроме как надеяться на лучшее ему и впрямь ничего не оставалось; назад, как и сказал Котомаров, было при всем желании сейчас не вернуться.

Едва грузовик опустился, Тима стало потряхивать. И Тимон осознал, что это не конкретно он так сильно волнуется, а именно оба они, вместе с Тимуром.

«Заволнуешься тут, – сразу отреагировал напарник. – Хотя… Шакс! Все, собрались! Помни, что я говорил: мы работаем для себя! Все остальное нам похрен. И все остальные – тоже».

«Пусть идут лесом», – вспомнил Тимофей присказку двадцать первого века, которая при данных обстоятельствах подходила как нельзя лучше.

«Красиво сказал», – одобрил Тимур.

А потом старпом собрал их вместе с Ником и Сершем в большом отсеке, напоминающем склад, чем тот, собственно, и являлся. Смерил каждого прищуренным взглядом, и открыл три ниши-пенала, в каждой из которых стояло, как подумал сначала Тимон, по роботу. Но это оказались всего лишь скафандры, скорее даже просто спецкостюмы с кондиционерами и антигравами, поскольку полноценные автономные скафандры для работе в вакууме или иной неприспособленной для жизни среде были на Эстере не нужны; кроме удвоенной тяжести ничего непосредственно вредного для организма условия на планете не имели. Не считая опасных животных, но тут уж не скафандрами защищаться.

– Надевайте, – скомандовал Лерон Сапов. – Но это – от широты наших с Пиратом Димитовичем душ, чтобы вас с непривычки-то не сразу придавило. На базе вернете, пусть работодатель снабжает.

И подождав, пока новоиспеченные лесорубы наденут костюмы, старпом повел их к шлюзовой камере.

До административно-жилых куполов «Надежды» идти пришлось минут десять. Тимону очень хотелось повертеть головой, разглядеть все получше. В конце концов Тимур сжалился, да ему и самому, что говорить, было любопытно, поэтому Тим принялся рассматривать то место, где ему предстояло провести ближайший год. Но и тут особо любоваться было не на что. Строения базы имели, как правило, однообразную форму куполов или горизонтальных полуцилиндров, соединенных между собой цилиндрическими же переходами. Все универсально-стандартное; подобных баз имелось на открытых людьми планетах уже сотни, если не тысячи. Где-то они были совсем маленькими, сугубо исследовательскими, где-то представляли собой целые города, но в основе каждой лежали, как правило, все те же стандартизированные конструкции, из которых, словно из конструктора, можно было собрать жилые или рабочие модули за считанные часы, а в случае критических повреждений очень быстро заменить точно такими же.

Возле открытого люка одного из модулей их поджидала женщина. Она была худой и высокой, под метр восемьдесят точно, и на ней не было спецкостюма – всего лишь матерчатый синий комбинезон. Что поразило Тимона, женщина выглядела непривычно для этого века немолодо, он дал бы ей лет пятьдесят: грубая, загорелая до шоколадного оттенка кожа, лицо с морщинками, обильно сдобренные сединой пряди волос, выбивающиеся из-под защитного цвета банданы. И глаза… Вот они были у женщины молодыми – голубыми как небо и очень яркими, но в то же время несли в себе умный, слегка усталый взгляд много чего повидавшего человека.

– Принимай, – не здороваясь, сказал ей Сапов. – В этот раз мало, но всем поровну, не думай.

– Думать-то вы мне никак не запретите, – недружелюбно сверкнула она голубыми льдинками глаз. – Давай контракты!

Тимон вспомнил, что контракты они подписывали виртуально, через ид-чипы, значит, так же происходила сейчас и передача. «Вот только почему опять через посредника?» – подумали они оба с Тимуром.

– За костюмы сколько? – спросила женщина.

– Костюмы я забираю, – сказал старпом.

– Я же заказывала, я просила! Говорила ведь: был пожар на складе, а роботы спасали лишь технику – им-то на антигравы насрать… У меня осталось только два костюма! Я сама уже давно без антиграва привыкла, но ребят-то зачем мучить?

– Их предупреждали насчет здешних условий, – пожал плечами Лерон Таминович. – Контракт не вслепую подписывали. А целых два костюма – это уже много! Будут по очереди носить.

– Значит, война продолжается? Ну и сука же ты, Витаминыч. И Динамитыч твой сука, падаль гнилая.

– Ну-ну, ты полегче! Сейчас догавкаешься – устроим выбраковку, пойдет твой лес по цене дров.

– Я ж говорю: суки.

– А я говорю: догавкаешься! – рявкнул Сапов.

Но женщина на это не отреагировала, а перевела взгляд на Тима и двух других лесорубов:

– Простите, из-за этой гниды с вами не поздоровалась… Меня зовут Надежда, – протянула она каждому сухую, цепкую ладонь. – Можно Надя или Надин, кому как удобнее. И – да, базу муж назвал в мою честь.

– А где он сам? – спросил Тим. – Лес рубит?

– Ага, в райских кущах, – хмыкнул старпом.

Если бы взгляд мог прожигать, Лерон Сапов уже валялся бы с дымящейся дыркой во лбу. Однако Надежда ему ничего не сказала. А Тиму ответила:

– Его самого зарубили. Теперь базой управляю я.

Глава шестая

То, что третьим заказчиком оказалась женщина, было для Тима большой неожиданностью. А вот насчет того, что она «зверь», он начал сомневаться сразу же, едва увидел ее глаза. Причина такой ее характеристики из уст капитана и старпома «Авы» заключалось в чем-то ином, похоже, что личном. Судя по тому, как Надежда разговаривала с Лероном Саповым, она ни к нему, ни к Пирату Котомарову тоже особой любви не питала. Поцапались они когда-то, факт, и Тиму было жуть как интересно узнать, из-за чего. Еще и загадочно прозвучавшая причина смерти ее мужа… «Его самого зарубили»! Но не Сапов же с Котомаровым, это вообще был бы полный звездец. Шакс натуральный! И ведь не спросишь же: «А чего ты так с Лероном неласково?» Или все же спросить? Но, понятно, когда тот уйдет.

Сапов же зашел вместе с ними внутрь базы; правда, дальше шлюза, который из-за одинакового давления и состава воздуха внутри и снаружи, служил чем-то вроде прихожей, Надежда его не пригласила.

– Кто-то из твоих возвращается с нами на Землю? – не глядя на нее, спросил старпом наигранно равнодушным тоном; даже не владеющей ситуацией Тим уловил эту наигранность. – Контракты у кого-нибудь кончились?

– Контракты?.. – побледнела вдруг женщина, и на ее худощавом лице заиграли желваки. – Кончились ли у кого-то контракты?.. Ты даже не сука, ты вонючая падаль!

– Но-но! Потише! – взъярился вдруг и Лерон. – За оскорбление при свидетелях я ведь тебя и привлечь могу. Может, тебя и не посадят, но штраф прилетит, не горюй! А лес мы твой покупать не будем. Пока других ищешь, то да се… Короче, или тюрьма, или банкротство. В том и в другом случае уж мы с Димитычем о твоих лесных делянках позаботимся, найдем, кому за ними присмотреть. Так что я с большой на-деж-дой жду твоих извинений.

– Пошел в жопу!

– Нет, спасибо, есть места поинтересней, – повернулся Сапов и бросил через плечо: – Кстати, мне даже свидетели не нужны. Зная тебя, я на всякий случай вел запись. Видишь, как пригодилось.

– Ну ты и… – начала было Надежда, но тут Тим выпалил вдруг:

– Не надо! Что ты делаешь?! Он ведь не шутит! Извинись, что тебе стоит?

– Извиняться?.. Перед ним?! – вытянула женщина к Саповой спине палец.

А старпом остановился, выжидая, но поворачиваться не стал.

– Так да, – мотнул вдруг головой Серш. – А то че это будет? Ты в заключку, а мы куда? Это же полный тухляк!

– Вот именно! – развернулся все же старпом. – Все это приведет еще и к нарушению контрактов с наемными работниками. Так что ты точно уже не расплатишься.

– Нарушение контрактов?! А сами что сделали?! – снова вспыхнула Надежда, но, глянув на своих лесорубов, сникла вдруг и махнула рукой: – Только ради них! Они и впрямь ведь из-за вас, гадов, крайними окажутся…

– Из-за нас?.. – вздернул бровь Лерон Таминович. – И что это сейчас было – извинение?.. По-моему, только еще одно оскорбление.

– Да заткнись ты уже! – раздраженно крикнула Надежда. – И… вот тебе!.. – отвесила она поклон. – Прости дуру-бабу: говорю, что думаю, а думать-то нечем.

– Вот именно, что нечем! – сплюнул старпом. И заорал вдруг на Тима с Сершем и Ником: – А вы чего клювами щелкаете, глистоперы?! Давайте сюда скафы!

– Погоди, старпом, – подал вдруг голос молчавший до этого Ник. – Че-то я не въехал в эту пургу… Че не так с контрактами? Я просек, что тут ни одного рабохи не осталось, все куда-то сдристнули?.. Ты че это, с Пиратом своим тухлым, нас прикусить замечтался? Так ты это, не бурей! У вас тут свои терки, а мы тебе не глиномялы затупленные! Вези нас на те базы, где других высадили!

– Тебя сразу на обе отвезти? – осклабился Сапов. – Вдоль или поперек распилить?

– Ты давай не выкручивайся! – влез в перебранку и Серш. – Мы тоже законы знаем! Что не так с контрактами?

– Да все так, затухните! – рыкнул старпом. – Стандартные в этот раз у всех контракты.

– В этот раз? – повернувшись к Надежде, негромко спросил Тим. – А что было нестандартным в прошлый раз?

– В прошлый раз у работников на других базах в договорах был подпунктик, что работодатель не имеет права за все время действия контракта снижать заработную плату. А в моих – что я не имею права ее менять.

– А разве это не одно и то же? Ведь главное, чтобы платили, как договаривались, а не снижая или не меняя – один шакс!

– Не один. Я не могла не только понизить зарплату, но и поднять. А на других базах могли.

– Звездец! – фыркнул Тим. – Какой идиот сам вдруг станет поднимать зарплату?

– Те, кто заранее сговорился меня погнобить. Динамитыч с Витаминычем подбили на это других лесодобытчиков. Кто-то сам им задолжал, кого-то припугнули, кого-то подкупили… И они подняли работникам плату. А я по условиям своих контрактов этого сделать не могла. Вот мои лесовички к другим кормушкам и упрыгали. И я их в этом даже не виню. Деньги всем нужны, за ними они в такую даль и прилетели.

– Но в этом случае они нарушили с тобой контракт!

– Да, нарушили, – пожала плечами Надежда. – И неустойку мне законно выплатили – в этом им тоже помогли, не так и много пришлось, всего пятеро их и было.

Тим только головой покачал. Серш и Ник тоже, разумеется, внимательно все слушали. И когда женщина замолчала, оба повернулись к Лерону:

– Сейчас точняк с контрактами норма?

– Так я же молчать не стала, довела информацию, куда следует, – усмехнулась Надежда. – Хоть они, по сути, явно закон не нарушили, но есть некоторые пункты, касающиеся монополий во внеземном предпринимательстве… В общем, мне ничего не компенсировали, конечно, и людей не вернули, но этим засранцам жопы надрать обещали, если еще что-то подобное учудят. Так что в этот раз рисковать они не стали. Не бойтесь, с этим точно все чисто.

– Вы уже подписали эти сраные контракты! – взревел старпом. – Сейчас за вас все равно никто неустойку платить не станет! Снимайте скафандры, уроды!

Он, тяжело сопя, подождал, пока новички-лесорубы снимут спецкостюмы, уложил их в кузов прилетевшего с «Авы» грузового робота и, что называется, сделал всем ручкой.

Надежда, с красными пятнами на лице, все еще играя желваками, процедила: «За мной!» и повела лесорубов внутрь базы. А Тим все еще недоумевал, почему так озлобились все на Надежду, что не поделили с ней Лерон с Пиратом?.. Кто и как зарубил ее мужа?.. Что за пожар был у нее на складе, просто ли так он случился?.. Вопросов и неясностей тут было много, и Тим чувствовал, что чуть сильнее копни – отроется еще больше. «Дело ясное, что дело темное», – как говорили когда-то во времена Тимофея и даже еще раньше. Но копнуть Тиму почему-то вдруг очень захотелось. Из любопытства, конечно, тоже, но еще и потому, что, как ни крути, но жить и работать ему здесь целый год. А если помимо уже известных неудобств и опасностей добавляются новые, то нужно хотя бы точно знать, какие именно. «Знание – сила!» – имелось и такое старое, но актуальное во все века высказывание.

Надежда привела их в жилой блок, показала каждому его отсек, места приема пищи, санузел, прачечную, мастерскую – все, что требуется для нормальной жизни. И все это, к счастью, пребывало тут в полном порядке.

А когда Надежда собралась уходить и буркнула: «Сегодня устраивайтесь и отдыхайте, о работе завтра», Тим все же не вытерпел и спросил:

– Почему они так?

Женщина медленно повернулась к нему, но отвечать не спешила, хотя явно поняла, кого и что именно имел он в виду.

– Почему они тебя третируют? – все же сделал пояснение Тим.

– Муж с ними не ладил, – наконец выдавила Надежда. – Он погиб, а я вот теперь по его счетам и расплачиваюсь.

– А… как он погиб? Ты сказала, что его зарубили… Как это? Кто?..

– Тебе не кажется, что это не твое дело? – сквозь зубы негромко сказала женщина. А потом завопила вдруг, замахала руками: – Тебе не кажется, что есть такие вещи, которые лучше не знать?! Ты думаешь, тот пожар вспыхнул сам по себе?! Ты хотя бы представляешь, какая тут защита от пожаров? И что, я тебе сейчас мои подозрения выскажу, поплачусь горестно, и ты пойдешь всех накажешь и наведешь на Эстере порядок?.. Тебя самого зарубят и сожгут! И меня в придачу за длинный язык, который мне и правда не мешало бы себе в жопу засунуть.

И тут случилось совсем неожиданное: Надежда, казавшаяся до этого Тиму железной, заплакала. Навзрыд, взахлеб, во весь голос. И, закрыв мокрое лицо ладонями, умчалась по коридору, цокая подошвами высоких башмаков.

А Тим понял вдруг, что проблема вовсе не в Сапове с Котомаровым. Во всяком случае, точно не в них одних. И не в двух-трех – или сколько их тут всего? – лесодобытчиках. Было на планете что-то еще – куда более коварное и опасное.

Тим зашел в отведенный для него отсек. Поначалу ему показалось, что он снова на звездолете – такие же две полки, столик, дверь, пара встроенных в стены шкафов. Такой же белый матовый экран вместо окна. Разве что в этом отсеке было чуть просторнее, чем на «Аве», а в остальном – как по шаблону. Впрочем, возможно, как раз по шаблону все и делалось, ведь и звездолеты, и внеземные базы изготовлялись на предприятиях космической отрасли, и жилые отсеки с большой вероятностью могли быть унифицированными, как минимум изготовленными с соблюдением единых или схожих стандартов.

Тимона удивило лишь, что полки и столик здесь, как и на корабле, крепились к стенам, а не парили в воздухе. На звездолете понятно, из-за невесомости, перегрузок, системы искусственной гравитации – в общем, чтобы не наворачивать лишних сложностей, где не надо. А тут-то чего?

«Не врубаешься? – откликнулся на его мысли Тимур. – Забыл, что на Эстере двойная сила тяжести? На базе тоже система искусственной гравитации, как и на грузовике, только здесь она не создает тяжесть, а наоборот, уменьшает».

«Ага…»

«Вот тебе и ага. Здесь бы тоже были сложности с настройками антигравов, я думаю. И уж точно лишний расход энергии там, где он совсем не обязателен».

Пообсуждать технические особенности базы им в этот раз не дали. Дверь, которую Тим за ненадобностью – как он считал – не запер, мягко вжикнув, резко ушла в стену. За ней стояли угрюмые Ник и Серш.

– Выколупывайся, – сказал Ник.

– Зачем это?

– Подудеть надо, – недобро прищурился Серш.

– Ну и дудите себе дуэтом, – хмыкнул Тим.

– Не бурей! – насупился Ник. – Выпрыгивай!

– Я вам не попрыгун.

– Хорош выкручиваться, – сказал Серш. – Вылазь, перетереть кое-что надо.

Выкруталы стояли по ту сторону двери, будто стесняясь войти без приглашения. Тиму от этой мысли стало смешно, но все-таки он сумел сдержаться от усмешки и мотнул головой на свободную полку:

– Ну проходите тогда.

– Не, – синхронно ответили «стеснительные» гости. А Серш добавил: – Давай сюда. Кто знает, что там понатыкано…

– Жучков, что ли, боитесь? Делать Наде больше нечего, как подсматривать за нами!

– А вот не тарахти зря, – подался вперед Ник. – В контракте есть момент, что за кипеш могут нетухло штрафануть.

Тим все-таки вышел в длинный коридор базы. В конце концов это и правда смешно – перебрехиваться через порог. Еще подумают, что он их боится.

– Какой кипеш? Мы же не собираемся ничего такого делать!

– Ты, может, не собираешься, а вот мы тебя маленько поучить хотим, – делано строгим тоном заявил Серш.

– Чего-о?.. – протянул Тим.

– Того, – набычился Ник. – Ты че буреешь? Че лезешь к бабе?

– Это ты буреешь! Звездец! К кому я лезу?

– Баба у нас тут вроде одна, – придурочно завертел головой Ник. – Или ты с собой еще одну контрабандой притарабанил?

– Ты слишком много задаешь ей вопросов, – не обратив внимания на клоунаду напарника, пояснил Серш. – Таких, которых не надо задавать. Ты зачем сюда прилетел? Лес валить? Вот и вали лес. А в дела Надин не лезь, сама разберется. Нам проблем на задницы не надо. Здесь и так тухляком пованивает.

– Да при чем тут ваши задницы?

– А при том, что ты и мы в одной команде. И те, кто Надин рихтуют, не станут разбираться, кто там рядом с ней жужжит, сразу всех прихлопнут.

– Да кто прихлопнет-то? – на сей раз и правда удивился Тим. – И кто именно ее рихтует? Вы что, знаете?

– Вот только еще не хватало узнать! Чтобы уж точно прихлопнули… И ты не вздумай больше трепыхаться! Только сунься к ней еще с вопросами!

– И что тогда? – насмешливо произнес Тим, внутренне собравшись и приготовившись уже не только к словесному продолжению. Точнее, произнес это и приготовился, скорее, только один Тимур, потому что у Тимофея по известным причинам опыта драк не было в принципе, да и сейчас, будучи в превосходной физической форме, он понятия не имел, на что способно его новое тело, сумеет ли справиться сразу с двумя мужчинами, пусть они и не выглядели амбалами.