Владыка Марса бесплатное чтение

Эдгар Берроуз.
Владыка Марса

1. НА РЕКЕ ИСС

В тени леса, окаймляющего багряную поляну долины Дор, на берегу мертвого озера Корус, при переменном свете быстро бегущих лун Марса, я крался следом за темной фигурой, пробирающейся вперед. Настойчивость, с которой выслеживаемый мною человек избегал света и выбирал темные места, указывала на его недобрые намерения. Уже в продолжение шести долгих марсианских месяцев бродил я по соседству с ненавистным мне храмом Солнца, в медленно вращающемся корпусе которого, глубоко под поверхностью Марса, оставалась заточенной моя Дея Торис. Живая или мертвая? – этого я не знал. Поразил ли кинжал злобной Файдоры сердце моей возлюбленной? Только время могло раскрыть истину.

Шестьсот восемьдесят семь марсианских дней пройдет, прежде чем дверь темницы окажется против конца тоннеля, где я последний раз видел сквозь все сужавшуюся щель свою прекрасную Дею Торис.

Половина этого срока уже истекла, или, вернее, истечет утром. Однако, перед глазами стоит последняя сцена так ярко, как будто это случилось вчера.

Живо вижу я перед собой красивое лицо Файдоры, дочери Матаи Шанга, перекошенное ненавистью, в ту минуту, когда она с поднятым кинжалом бросилась на мою жену. Вижу красную девушку Тувию из Птарса, бросившуюся вперед, чтобы предотвратить злодеяние.

Дым пылающего храма скрыл на минуту картину трагедии, но в моих ушах еще звучал чей-то пронзительный крик. Затем наступило молчание, а когда дым рассеялся, вращающийся храм уже скрыл от нас комнату с тремя прекрасными хозяйками.

Много важных событий поглотили мое внимание после этого страшного случая, но он ни на миг не изглаживался из моей памяти. Я проводил каждую минуту, которую смог урвать от своих многочисленных обязанностей, вблизи мрачного склепа, где томилась мать моего Картериса.

Работы у меня было много. Мне приходилось принимать участие в переустройстве государства перворожденных после того, как мы победили их на суше, на воде и в воздухе.

Раса перворожденных в продолжение многих веков поклонялась Иссе, считая ее богиней жизни и смерти. После моего изобличения ее в обмане и лжи, народ чернокожих оказался в состоянии полнейшего упадка. Привыкшим к самопоклонению и владычеству над всеми расами Марса, перворожденным пришлось испить горькую чашу унижения.

Божество их пало, а вместе с ним пал весь сложный организм их религии. Хваленый флот их был разбит наголову превосходящими силами красных людей Гелиума, дикие свирепые зеленые кочевники с пересохшего морского дна Марса затоптали священные сады храма Иссы, а Тарс Таркас, джеддак тарков, самый свирепый из них всех, воссел на трон Иссы и правил перворожденными, пока союзники решали судьбу побежденного народа.

Почти единодушно было выражено пожелание, чтобы на древний трон черных людей вступил я, но я не согласился. Мое сердце не лежало к народу, который так недостойно обошелся с моими женой и сыном.

По моему совету джеддаком перворожденных стал мой друг Ксодар. Он сам был перворожденный и занимал высокое положение датора до того времени, пока Исса его разжаловала. Более подходящего человека найти было трудно.

После основания нового государства зеленые воины рассеялись по своим пустынным равнинам, а Мы, гелиумцы, вернулись в нашу страну. Здесь мне снова был предложен трон, потому что об исчезнувших джеддаке Гелиума Тардос Морсе и его сыне Морсе Каяке, отце Деи Торис, по-прежнему не было никаких вестей.

Прошло уже больше года, как они отправились в экспедицию к северному полюсу в поисках Картериса.

Шли смутные слухи об их гибели, и опечаленный народ наконец им поверил.

Но я опять отказался от трона, потому что не хотел верить, что могучий Тардос Морс и его сын умерли.

– Пусть правит вами потомок их, пока они не вернутся! – сказал я собравшимся сановникам.

Я стоял в это время у пьедестала «Правды» в храме Возмездия на том самом месте, где стоял год тому назад, когда Зат Аррас произнес мне смертный приговор.

Выступив вперед, я положил свою руку на плечо Картериса.

Единодушные крики восторга встретили мое предложение. Десять тысяч мечей взвились над головами собравшихся. Славные бойцы древнего Гелиума приветствовали Картериса, джеддака Гелиума.

Он был избран пожизненно, или до возвращения своего деда. Устроив таким образом, к общему удовлетворению, дела Гелиума, я на следующий же день пустился в обратный путь к долине Дор, чтобы оставаться вблизи храма Солнца до того дня, когда откроется дверь в темницу моей возлюбленной.

Хор Вастуса, Кантос Кана и других моих верных друзей я оставил с Картерисом. Своей честностью, смелостью и мудростью они могли помочь моему мальчику выполнить трудную задачу, которая была на него возложена. Один Вула, мой марсианский пес, сопровождал меня.

Этой ночью верное животное бесшумно следовало за мной. Величиной с шотландского пони, с безобразной головой и страшными клыками, с десятью короткими сильными лапами, Вула казался ужасным чудовищем, но для меня он был воплощением преданности и любви.

Темная фигура, двигавшаяся впереди нас, был Турид, датор перворожденных. Я заслужил его вечную вражду в тот день, когда голыми руками победил его – его, знаменитого воина и силача! – и, верх позора, связал ему руки его же собственным ремнем перед лицом соплеменников.

Подобно большинству его товарищей, он внешне примирился с изменившимся положением вещей и присягнул новому правителю, Ксодару. Но я знал, как он ненавидел меня, и был уверен, что в глубине души он завидовал Ксодару и ненавидел также и его.

Поэтому я не переставал тайно следить за всеми его действиями и, наконец, убедился, что он замышляет какую-то интригу.

Несколько раз я уже замечал, что после наступления темноты он пробирается из обнесенного стеной города перворожденных в страшную долину Дор, куда честное дело не могло привлечь человека.

Этой ночью он быстро шел вдоль опушки леса, а потом свернул на ярко-красную поляну к берегу мертвого озера. Лучи ближнего месяца, низко плывущего над долиной, переливались многоцветными искрами на драгоценных камнях его доспехов, а его черная кожа отливала, как атлас. Дважды озирался он на лес, как злоумышленник, который хочет удостовериться, что его никто не видит.

Я не отважился следовать за ним по открытой, ярко освещенной луной, поляне. Не следовало нарушать его планов: чтобы узнать, какое темное дело влечет сюда ночного хищника, мне нужно было, чтобы он спокойно достиг своей цели.

Я оставался в тени деревьев, пока Турид не скрылся за крутым берегом озера в четверти мили от меня. Только тогда я пустился бегом через поляну вслед за черным датором.

Могильная тишина лежала над таинственной долиной. Вдали могучей стеной вздымались Золотые Скалы. Драгоценный металл, из которого они состояли, сверкал в ярком свете обеих лун.

Позади меня темной полосой тянулся лес, имевший вид парка благодаря своим как бы подстриженным деревьям. На самом деле их общипывали растительные люди.

Передо мной блестело озеро Корус, а дальше вилась серебряная лента таинственной реки Исс, вытекающей из-под Золотых скал и несущей свои воды в Корус, к мрачным берегам которого в течение стольких веков тянулись вереницы несчастных обманутых паломников.

Растительные люди с их отвратительными руками, высасывающими кровь, и чудовищные белые обезьяны, делающие столь опасной днем долину Дор, ночью попрятались в свои логовища.

Сторожевой святых жрецов не стоял больше на выступе Золотой Скалы, чтобы зловещим криком созывать чудовищ к нападению на жертвы, приплывающие к ним по реке Исс.

Флоты Гелиума и перворожденные очистили от жрецов крепости и храмы после того, как те отказались сдаться и признать добровольно новый порядок, которым уничтожалась их религия, построенная на лжи и обмане.

Жрецы сохранили свое влияние только в некоторых дальних странах. Сам Матаи Шанг, отец святых жрецов, их хеккадор, был выгнан из своего храма, но все усилия захватить его оказались напрасными. Ему удалось бежать с несколькими приверженцами и где-то укрыться от нас.

Подойдя осторожно к краю низкой скалы, выступающей над мертвым озером Корус, я увидел Турида, плывущего на маленьком челноке по блестевшим подам озера. Это был один из тех челноков причудливой формы, которые с незапамятных времен изготовлялись жрецами. Они распределяли их вдоль всего течения Иссы, чтобы облегчить последнее путешествие своих несчастных жертв.

На берегу лежало еще с дюжину таких лодочек; в каждой из них имелся длинный шест, один конец которого заканчивался веслом, а другой – острием. Турид держался берега, и как только он скрылся за ближним мысом, я спустил один из челноков на воду и, подозвав Вулу, оттолкнулся от берега.

Мы шли вдоль берега к устью Иссы. Дальняя луна светила у самого горизонта, и скалы, окаймляющие озеро, бросали на воду широкую полосу тени. Ближняя луна, Турия, только что закатилась и должна была взойти снова не раньше, чем часа через четыре; я вполне мог рассчитывать скрыться в темноте.

Черный воин продолжал плыть вперед. Он находился теперь против устья Иссы. Не останавливаясь, он повернул вверх по мрачной реке, усиленно гребя против течения и все время стараясь держаться берега, где течение было не так сильно.

За ним следовал я с Вулой. Черный был так занят борьбой с течением, что я смог подвинуться ближе, не боясь быть замеченным.

Вскоре он подплыл к темному отверстию в Золотых скалах, откуда вытекала вода. Сюда-то он и направил свою лодку.

Казалось безнадежным делом следовать за ним в эту беспросветную тьму, где я не мог увидеть даже собственной руки. Я уже собрался отказаться от преследования и повернуть обратно, как вдруг при неожиданном повороте увидел впереди слабое сияние.

В сводчатый потолок пещеры были вделаны большие куски фосфорической каменной массы, из которой лился тусклый, но ровный свет. Было достаточно светло, чтобы я без затруднения мог следовать за преследуемым мною челном.

Это было мое первое путешествие по реке Исс, и то, что я увидел, навеки запечатлелось в моей памяти.

Но, как ни страшны были проходившие передо мною картины, они являлись, вероятно, только слабым отражением тех трагедий, которые разыгрались здесь до того, как Тарс Таркас, Ксодар и я разоблачили прелести долины «мира, счастья и любви» и спасли от добровольного паломничества миллионы людей внешнего мира.

Даже теперь низкие острова, усеивавшие широкую реку, были завалены скелетами и изглоданными трупами тех, которые из страха или предчувствия истины останавливались здесь, почти у конца своего путешествия. Бродили какие-то жалкие тени, которых ждала голодная смерть.

Почти на всех этих зловонных островах визжали, бормотали и дрались одичалые безумцы и яростно боролись за жалкие остатки страшного угощения. Там, где оставались только обглоданные кости, люди бились друг с другом, и более слабый служил пищей более сильному.

Турид, видимо, привык к этим сценам. Он не обращал ни малейшего внимания на жалкие воющие существа, которые обращались к нему то с угрозами, то с мольбой, и продолжал спокойно подниматься по реке. Проехав с милю, он переплыл к левому берегу и втащил свой челн на нижний выступ, лежащий почти на одном уровне с водой.

Я остановился у противоположной стены под свисающей скалой, бросающей густую тень на воду. Отсюда я мог следить за Туридом, не боясь быть замеченным.

Чернокожий стоял на выступе у лодки недалеко от меня и смотрел вверх по реке, как бы ожидая кого-то.

Сильное течение все время относило мой челн к середине реки, так что я с трудом удерживался в тени скал. Я отплыл немного дальше, думая найти удобное место, где мог бы причалить. Но места такого не было, и, боясь потерять из вида Турида, я принужден был остаться там, стараясь веслом удержать лодку, которую сильно сносило.

Я раздумывал о причине этого странного явления, когда мое внимание внезапно было привлечено Туридом. Он приподнял обе руки над головой – это был жест обычного марсианского приветствия – и тихо, но внятно проговорил: «Каор».

Я обернулся в сторону, куда он смотрел, и увидел длинную ладью, в которой сидело шесть человек. Пятеро из них гребли, а шестой – очевидно, главный – восседал на корме, богато украшенной дорогими шелками.

Белая кожа, развевающиеся желтые парики, прикрывающие голые черепа, роскошные диадемы в виде золотых обручей – все это указывало на то, что это были святые жрецы.

Когда они подъехали к выступу, где их ожидал Турид, тот, который сидел на корме, встал, чтобы выйти на берег, и я увидел, что это был никто иной, как Матаи Шанг, отец жрецов.

Сердечность, с которой он обменялся приветствиями с датором перворожденных, вызвала во мне изумление.

Черные и белые люди Барсума – извечные враги, и никогда не видел я до этой минуты, чтобы двое из них встречались иначе, как в бою.

Очевидно, результатом превратностей судьбы, испытанных обоими народами, был тайный союз между этими двумя людьми, – союз против ненавистного общего врага. Теперь я понял, почему Турид так часто отправлялся по ночам в долину Дор, понял, что интрига его очень близко касается меня и моих друзей.

Как мне хотелось быть поближе к заговорщикам, чтобы услышать их разговор! Но о переправе через реку нечего было и думать, и потому я продолжал спокойно оставаться на своем месте, лишь издали следя за ними. Они и не предполагали, как близко от них находится их враг и как легко они могли бы его убить!

Несколько раз Турид рукой указывал в моем направлении, но я не думаю, что его жесты имели какое-то отношение ко мне. Вскоре он и Матаи Шанг вошли в большую лодку, которая, повернувшись кругом, поплыла в моем направлении.

По мере их приближения я двигал мой челн все дальше и дальше к крутому берегу, но вскоре стало очевидно, что их лодка держится того же курса. Она шла с такой быстротой, что мне пришлось налечь на весла.

Каждую минуту я ожидал, что нос моей лодки ударится о береговую скалу, но ее все еще не было видно. Вместо того, чтобы вступить в полосу непроглядной тьмы, передо мною забрезжил свет.

Тогда я наконец понял, что плыву по подпочвенной реке, которая вливалась в реку Исс как раз в том месте, где я прятался.

Ладья была совсем близко от меня. Правда, шум их весел заглушал плеск моего весла, но каждую минуту меня могли заметить с лодки.

Я повернул свой челн направо и остановился у скалистого берега. Матаи Шанг и Турид приближались, держась середины реки.

Когда они подплыли ближе, до меня донеслись их голоса:

– Я уверяю тебя, жрец, – вкрадчиво проговорил черный датор, – что желаю только отомстить Джону Картеру, принцу Гелиума. Никакой ловушки для тебя тут нет. Что мне от того, что я выдам тебя тем, кто разорил мой народ и меня?

– Хорошо! Остановимся здесь! Говори мне свой план, – сказал хеккадор. – Мы вместе обсудим свои действия и взаимные обязательства.

Гребцам был отдан приказ причалить к берегу, и их лодка встала в десяти шагах от того места, где я находился.

Если бы они остановились ниже, они, конечно, увидели бы меня из-за света. Но теперь я был в такой же безопасности, как если бы нас отделяли несколько миль.

Те фразы, которые я услышал, разожгли мое любопытство. Я жаждал узнать, какую месть замышляет Турид против меня и слушал с напряженным вниманием.

– Ни о каких обязательствах не может быть и речи, святой отец, – продолжал перворожденный, – Туриду, датору Иссы, не нужно награды. Когда дело будет сделано, я буду рад, если при твоем содействии буду принят, как подобает моему древнему роду и высокому положению, при дворе какого-нибудь народа, еще оставшегося верным твоей религии. Я не смогу вернуться в долину Дор или в другое место, которое находится под властью Гелиума. Впрочем, я не требую даже этого – все будет зависеть от твоего желания!

– То, что ты просишь, будет исполнено, датор, – ответил ему Матаи Шанг.

– Но это еще не все. Я не пожалею для тебя никаких богатств, если ты вернешь мне мою дочь Файдору и передашь в мои руки Дею Торис, принцессу Гелиума.

– О! – продолжал он со злобной усмешкой, – пусть человек Земли искупит все оскорбления, которые навлек на святая святых! Самые гнусные пытки не будут достаточные для его жены. Если бы только я мог заставить его быть свидетелем унижения и позора его краснокожей!

– Скажи только слово, – и она будет в твоей власти, раньше, чем пройдет день, – промолвил Турид.

– Я слышал о храме Солнца, датор, – ответил Матаи Шанг, – но никогда не слышал, чтобы пленников освобождали бы раньше, чем пройдет назначенное для них время. Как же сможешь ты выполнить невозможное?

– В каждую комнату храма Солнца есть доступ в любое время, – ответил Турид. – Только Исса знала это, но не в ее интересах было раскрывать свои тайны. Случайно после ее смерти мне попался в руки старинный план храма, и на нем было подробно написано, как пройти в камеры. В прошлом многие люди проходили туда по поручению Иссы, чтобы принести пленникам смерть или мучения. Но те, которые узнавали секретные ходы, таинственно умирали, еле успев вернуться и доложить об исполнении ее приказа.

– В таком случае, будем действовать! – воскликнул после некоторого молчания Матаи Шанг. – Я доверяюсь тебе, но помни, что нас шестеро против тебя одного!

– Я не боюсь, – ответил Турид. – Наша ненависть к общему врагу – достаточная гарантия для честного отношения друг к другу, а после того, как мы расправимся с Деей Торис, станет еще более необходимым поддерживать наш союз, если только я не ошибаюсь в характере ее мужа!

После этого краткого разговора Матаи Шанг сделал знак гребцам, и лодка медленно двинулась вверх по притоку.

С трудом удержался я, чтобы не наброситься на них и не убить гнусных заговорщиков. Но понял все безумие подобного поступка: я убил бы единственного человека, который мог указать путь к темнице Деи Торис раньше, чем длинный марсианский год завершит свой бесконечный круг.

Если Турид может провести Матаи Шанга в неприступные камеры храма Солнца, то он проведет туда и Джона Картера, джеда Гелиума!

Тихо, едва касаясь воды веслом, следовал я за большой лодкой.

2. ПОД ГОРАМИ

Река, по которой мы плыли, вытекала из глубин горы Оц, проходила под Золотыми Скалами и несла свои темные воды в мрачную Исс. Слабый свет, еле брезживший впереди нас, делался все сильнее и сильнее и, наконец, превратился в сияние.

Река расширилась и приняла вид озера, сводчатый потолок, которого, освещенный фосфорическими скалами, сверкал алмазами, сапфирами, рубинами и всеми бесчисленными безымянными камнями Барсума. За освещенным озером стоял густой мрак. Что скрывалось за ним, я не мог догадаться.

Непосредственно следовать за лодкой жрецов и пересечь освещенные воды – было бы страшной неосторожностью. Поэтому, как ни боялся я хотя бы на минуту выпустить Турида из вида, я вынужден был переждать в тени, пока большая лодка не достигнет противоположного берега. Только тогда поплыл я по блестящей поверхности озера в том же направлении.

Этот переезд казался мне вечностью. Наконец я достиг верхнего конца озера и увидел, что река протекает через круглое отверстие в основании скалы. Оно было так низко, что я должен был приказать Вуле улечься на дно челнока, а сам согнуться в три погибели, чтобы не удариться головой о скалу.

За входом потолок стал снова подниматься, но путь уже не был так ярко освещен, как на озере. Небольшие куски фосфорического камня, рассеянные кое-где, излучали слабое сияние. Я попал в небольшую пещеру, в которую река втекала через три сводчатых отверстия.

Турида и жрецов нигде не было видно. В каком из этих темных отверстий они исчезли? Я не мог этого установить никак, и потому наобум выбрал центральное отверстие.

Путь шел теперь в полнейшем мраке. Поток был извилистый и узкий, такой узкий, что я постоянно натыкался то на одну, то на другую скалистую стену.

Далеко впереди себя я услышал глухой рев, который усиливался по мере моего продвижения вперед и перешел в оглушительный грохот, когда я выплыл из-за крутого поворота.

Прямо передо мной, с высоты нескольких сот футов, река низвергалась могучим водопадом, заполняя собой все низкое ущелье. О! Этот оглушительный рев падающей воды, отдающий грохотом в скалистой подземной пещере! Даже если бы водопад не преграждал мне дороги и не указывал, что я на ложном пути, мне кажется, что я убежал бы от этого адского шума!

Турид и жрецы не могли проехать этой дорогой. Я потерял их след, и они теперь настолько опередили меня, что я не смогу настигнуть их вовремя, если вообще буду в состоянии их разыскать!

Мое путешествие вверх по потоку заняло ужа несколько часов; потребуется еще несколько часов для возвращения обратно, хотя по течению путь, конечно, будет намного быстрее.

Со вздохом повернул я челн вниз по потоку и помчался по узкому извилистому каналу, пока не достиг пещеры, в которую река вливалась тремя рукавами.

Оставалось еще два неисследованных пути. И снова я не знал, какой из них выбрать, какой приведет меня на след заговорщиков. Насколько я себя помню, никогда в своей жизни не страдал я так от нерешительности, как в эту минуту!

Часы, которые я потерял, могли решить судьбу моей Деи Торис, если вообще она еще в живых. Потратить еще часы, а может быть, дни на бесполезные исследования другого неверного пути! Новая ошибка, без сомнения, будет иметь роковые последствия.

Я несколько раз въезжал в правое отверстие и вновь возвращался обратно. Как будто какое-то чутье предостерегало меня на этом пути. Наконец я решил остановить свой выбор на левом канале. Однако, перед тем, как повернуть лодку, я бросил последний нерешительный взгляд на темные воды, вытекающие из-под правого свода.

И тут я увидел, как из темноты канала потоком вынесло скорлупу большого сочного плода сорапуса.

Я едва сдержал громкий крик радости при виде этого молчаливого и безразличного вестника, проплывавшего мимо меня. Теперь я знал, что впереди меня на том же потоке должны быть марсиане! Кто-то ел чудесный плод и выбросил скорлупу за борт. Это могла быть только та компания, которую я искал!

Я отбросил всякую мысль о левом проходе и уверенно повернул направо. Поток вскоре расширился. Попадались фосфорические скалы, которые освещали мне путь.

Я очень спешил, потому что почти на день отстал от тех, кого преследовал. Вула и я не ели с предыдущего дня. Что касается до него, то это не имело особого значения: все животные Марса, родина которых – высохшее дно моря, могут невероятно долго обходиться без пищи.

Я тоже не особенно страдал. Вода реки была холодная, вкусная и не зараженная разлагающимися трупами, подобно водам реки Исс. А что касается пищи, то одна мысль о том, что я нахожусь вблизи моей любимой Деи Торис, не давала мне думать ни о чем.

Река становилась все уже, а течение – все быстрее и бурливее, так что я с трудом мог проталкивать свою лодку вперед. Думаю, что сделал не более двухсот футов в час, когда при повороте увидел перед собой пороги, через которые, бурлясь и пенясь, перекатывалась река!

Сердце мое похолодело. Ореховая скорлупа сорапуса обманула меня. Мое внутреннее чутье было правильнее. Мне следовало выбрать левый канал!

Будь я женщиной, я бы заплакал. По правую руку от меня медленно вращался большой водоворот. Я пустил в него свой челнок, чтобы дать хоть немного отдохнуть моим усталым мускулам. Я был совсем убит. Снова нужно было потерять полдня, чтобы вернуться назад и поехать по единственному оставшемуся неисследованному каналу! Какая дьявольская судьба заставила меня выбрать из трех возможных путей два неправильных?!

В то время, как медленное течение тихо несло меня по периферии водоворота, мой челн дважды ударился о скалистый берег. Когда он ударился опять, то звук от толчка получился другой – это был звук удара дерева о дерево.

Я весь встрепенулся… В этой подпочвенной реке не могло быть дерева, кроме того, которое было принесено сюда людьми. Я протянул руку за борт, и пальцы мои нащупали борт другого судна.

Я весь окаменел, напряженно всматриваясь в темноту, стараясь разглядеть, занята ли лодка.

Возможно, что в лодке находились люди, которые не догадывались о моем присутствии… Лодка ударялась одной стороной о береговые скалы, и мягкий удар моего челнока мог пройти незамеченным.

Было так темно, что, несмотря на все мои старания, я не мог ничего разглядеть. Мне почудился было звук дыхания; я начал прислушиваться, но нет, кроме шума воды и мягкого трения лодок, я не расслышал ни единого звука. По обыкновению, у меня очень быстро созрел план действий.

На дне моего челна лежала свернутая веревка. Я ее поднял, привязал одним концом к бронзовому кольцу на носу моего челнока и осторожно перелез в соседнюю лодку. В одной руке я держал веревку, в другой меч.

Лодка слегка качнулась под моей тяжестью, удар моего челна об ее борт мог вызвать тревогу пассажиров, если таковые были. Но все было тихо, и, минуту спустя, обыскав лодку от носа до кормы, я нашел, что она была пуста.

Я ощупал руками скалу, у которой она была привязана, и нашел узкий выступ. Это была дорога! По ней, вероятно, должны были пройти те, которые приезжали до меня. По размеру и строению лодки я был убежден, что это была лодка Турида и жрецов.

Позвав Вулу, я вступил на выступ. Большое дикое животное с ловкостью кошки прыгнуло за мной.

Проходя через лодку, принадлежащую Туриду и жрецам, Вула издал глухое рычание, а когда он подошел ко мне, и я положил на его шею руку, то почувствовал, как его короткая грива ощетинилась от злобы. Мне кажется, что он телепатически почувствовал присутствие врага, потому что я до сих пир не делал никаких попыток объяснить ему цель наших поисков.

Это было упущение, которое следовало исправить. По способу зеленых марсиан я объяснил своему псу то внушением, то словами, что мы выслеживаем людей, занимавших недавно большую лодку.

Легкое мурлыканье указало мне, что Вула понял меня. Я повернул направо, но едва успел сделать это, как почувствовал, что Вула потянул меня в противоположном направлении, я последовал за ним.

Я знал, что он был прекрасной ищейкой и вряд ли ошибался.

Сквозь полный мрак вел он меня вдоль узкого уступа над бурным потоком.

Мы вышли из-под нависших скал, и при тусклом свете я увидел, что тропинка была выбита в массиве скалы, и, что она вела вдоль реки за пороги.

Более часа двигались мы по берегу темной речки. Судя по направлению, я догадался, что мы шли под долиной Дор, а может быть, под морем Омии. Теперь, вероятно, я был недалеко от храма Солнца.

Едва эта мысль пришла мне в голову, как Вула внезапно остановился у сводчатого прохода в скале, отполз от входа и притаился в расщелине.

Слова не смогли бы сказать мне яснее, что где-то поблизости нас подстерегает опасность. Я осторожно подполз к Вуле и поверх его головы заглянул в отверстие.

Передо мной оказалось просторное помещение, которое, судя по обстановке, служило сторожевой комнатой. В одном углу стояли ружейные козлы, а по стенам были нары для воинов. В помещении находились только два жреца из тех, которые были с Туридом и Матаи Шангом.

Жрецы были заняты серьезным разговором, и по тону его было видно, что они совершенно не подозревают, что их могут подслушать.

– Я тебе говорю, – проговорил один из них, – что не доверяю этому черномазому. Не было никакой необходимости оставлять нас здесь, якобы, для того, чтобы охранять путь. Против кого, скажи на милость, охранять нам эту давно забытую подпочвенную тропинку? Поверь, это – просто хитрость с его стороны, чтобы разделить нас. Потом он уговорит Матаи Шанга оставить других где-нибудь, тоже под тем или иным предлогом, а потом нападет на нас со своими товарищами и перебьет всех нас.

– Я согласен с тобой, Лакор, – ответил другой. – Между жрецами и перворожденными не может быть ничего, кроме ненависти и измен. А что думаешь ты о всей этой сказке со светом?

«Пусть, – говорит, – свет горит с силой трех радиоединиц в продолжение пятидесяти секунд, а затем в продолжение одной минуты с силой одной радиоединицы, и, наконец, в продолжение двадцати пяти секунд с силой девяти радиоединиц».

Вот в точности, что он сказал. И подумать только, что старый мудрый Матаи Шанг слушал такую чепуху!

– Действительно это глупо, – ответил Лакор. – Разве таким способом что-нибудь откроешь? Должен же был он что-нибудь ответить, когда Матаи Шанг напрямик спросил его, что он сделает, когда дойдет до храма Солнца. Вот он и выдумал наскоро какой-нибудь ответ. Бьюсь об заклад диадемой хеккадора, что сам он не в состоянии, был бы повторить снова слова.

– Чего нам здесь оставаться, Лакор? – проговорил другой жрец. – Может быть, если бы мы поспешили за ними, мы бы успели спасти Матаи Шанга и отомстить черному датору. Как ты думаешь?

– Никогда за всю свою долгую жизнь, – ответил Лакор, – я не ослушался ни одного приказа отца святых жрецов. Если он не вернется и не прикажет мне покинуть пост, я умру здесь на месте.

Товарищ его покачал головой.

– Я твой подчиненный, – промолвил он наконец, – и ничего не могу сделать без твоего согласия. Но все же я думаю, что мы совершаем большую глупость, оставаясь здесь.

Я тоже считал, что они делают глупость, потому, что мне нужно было пройти через комнату, в которой они находились. Я не имел причин питать особую нежность к этой расе самообожествляющих себя демонов. Однако охотно прошел бы мимо них, не причинив им вреда, если бы это было возможно.

Во всяком случае, следовало попробовать пройти мирным путем. Борьба могла задержать меня или даже положить конец моим поискам: лучшие люди, нежели я, бывали иногда побеждены бойцами меньшей боевой способности, чем жрецы.

Дав знак Вуле следовать за мной, я решительно шагнул в комнату и очутился пред обоими жрецами. При виде меня они обнажили свои мечи, но я знаком руки остановил их.

– Я ищу Турида, черного датора, – сказал я. – У меня с ним счеты, а не с вами. Дайте мне мирно пройти, потому что, если я не ошибаюсь, он такой же враг вам, как и мне, и у вас нет причин его защищать.

Они опустили мечи, и Лакор заговорил:

– Я не знаю, кто ты такой. У тебя белая кожа жреца и черные волосы перворожденных. Если бы дело шло только о безопасности Турида, ты мог бы пройти, и мы бы тебе не помешали. Скажи нам, кто ты и по чьему поручению ты здесь? Может быть, тогда мы пропустим тебя исполнить свой долг, который и сами хотели бы совершить.

Я был поражен, что никто из них не узнал меня. Я думал, что был известен каждому жрецу на Барсуме лично или понаслышке и что я буду немедленно опознан в любой части планеты. Действительно, я был единственным белым человеком на Марсе с черными волосами и с серыми глазами – за исключением моего сына Картериса.

Объявить свое имя означало бы вызвать немедленное нападение: каждый жрец на Барсуме был моим тайным врагом, потому что каждый из них знал, что именно мне обязаны они падением своей вековой власти над душами. С другой стороны, моя репутация исключительного бойца могла заставить их пропустить меня.

По правде сказать, я не обманывал себя этой последней возможностью. На воинственном Марсе нет трусов: всякий – будь он джеддак, жрец или простой смертный – гордится каждым поединком, каждым сражением. А потому я крепче обхватил рукоятку меча, когда обратился к Лакору.

– Я думаю, вы сами поймете, что разумнее пропустить меня с миром, – сказал я. – Если вы вступите со мной в борьбу, это ничего не принесет вам. Вы умрете бесславной смертью в глубине Барсума, а для чего спрашивается? Чтобы защитить наследственного врага вашей нации Турида, датора перворожденных! А то, что вы умрете, если вздумаете противиться мне, этому порукой бесчисленные трупы великих барсумских воинов, павших от этого меча. Я – Джон Картер, принц Гелиума!

В первую минуту это имя, казалось, парализовало жрецов, а затем младший с громкими проклятиями кинулся на меня с обнаженным мечом.

Во время наших переговоров он стоял немного впереди своего товарища, и теперь Лакор схватил его за пояс и оттащил назад.

– Стой! – прогремел Лакор. – У нас будет достаточно времени для боя, если мы вообще найдем нужным сражаться. Конечно, достаточно причин, чтобы каждый жрец на Барсуме жаждал пролить кровь богохульника и святотатца, но не дадим омрачить наш рассудок ненавистью. Джон Картер хочет сейчас исполнить то, что мы сами за минуту до этого желали сделать. Так пусть же он идет убить черного. Мы будем ждать его здесь, чтобы преградить ему путь обратно. Мы освободимся таким образом сразу от двух врагов и вместе с тем не нарушим приказа отца святых жрецов.

В то время, как он говорил, я не мог не заметить коварного выражения его глаз и, несмотря на видимую логичность его рассуждении, бессознательно чувствовал, что его слова маскируют какие-то мрачные намерения. Второй жрец повернулся к нему, видимо, пораженный, но Лакор шепнул ему что-то на ухо, и он, кивнув головой, спокойно отошел в сторону.

– Иди, Джон Картер, – сказал Лакор. – Но знай, что если Турид тебя не уложит, то здесь тебя будут ждать двое, которые сделают все, чтобы ты никогда больше не увидел света солнца. Иди!

Во время нашего разговора Вула ощетинился, рычал и терся об меня. Иногда он заглядывал мне в глаза и умоляюще выл, как бы прося позволения броситься на врагов. Он тоже чувствовал коварство за гладкой речью жреца.

В задней части комнаты было несколько дверей, и на одну из них, крайнюю справа, указал Лакор.

– Эта дорога ведет к Туриду, – сказал он.

Но, когда я подозвал Вулу, чтобы отправиться указанным путем, умное животное принялось выть и не двигалось с места. Затем оно быстро перебежало к первой двери налево, остановилось и начало лаять, как бы приглашая меня за ним последовать.

Я пытливо посмотрел на Лакора и сказал ему:

– Мой пес редко ошибается. Я, конечно, не сомневаюсь в твоей осведомленности, но все же думаю, что будет лучше, если я послушаюсь не тебя, а инстинкта моего пса, которым руководит преданность. – При этих словах я усмехнулся, чтобы он знал, что я не доверяю ему.

– Как хочешь, – ответил он, пожав плечами. – В конце концов это то же самое!

Я повернулся и последовал за Вулой в левый проход, чутко прислушиваясь, не преследуют ли меня жрецы, но все было тихо.

Коридор тускло освещался редкими радиолампами – самыми обычными осветительными приборами на всем Барсуме.

Лампочки, которые я видел, горели, быть может, в этих подпочвенных проходах уже в продолжение многих веков; они не требовали никакого ухода и устроены были так, что расходуется минимальное количество энергии.

Скоро нам стали попадаться поперечные коридоры, но Вула ни разу не колебался в выборе пути. Из одного из этих боковых проходов до меня вскоре донесся звук, значение которого мне сразу стало ясно. Это был металлический звон – лязганье боевых доспехов. Звук раздавался где-то недалеко от меня справа.

Вула тоже услышал его. Он остановился, ощетинился и обнажил все ряды своих блестящих клыков. Я жестом приказал ему молчать, и мы тихо отступили в другой боковой коридор.

Здесь мы остановились в ожидании. Вскоре мы увидели на полу главного коридора тени двух мужчин. Они двигались, по-видимому, очень осторожно: случайный звон, вызвавший мое внимание, больше не повторялся.

Они подошли, тихо ступая, к месту против нашей стоянки. Я ничуть не удивился, признав в них Лакора и его товарища. В правой руке каждого из них блестел хорошо отточенный меч.

– Неужели они уже опередили нас? – сказал Лакор.

– Может быть, животное повело его по неверному следу? – ответил другой.

– Тот путь, по которому мы шли, гораздо короче – конечно, для того, кто его знает. Но для Джона Картера он был бы только короткой дорогой к смерти. Жалко, что он не пошел по нему, как ты ему советовал!

– Да, – сказал Лакор, – никакое умение драться не спасло бы его от вращающейся плиты! Он наверняка лежал бы теперь на дне колодца! Проклятый калот предостерег его от той дороги.

– Ничего! Он свое еще получит, – сказал товарищ Лакора. – Ему не так-то легко будет избежать остальных ловушек, даже если удастся спастись от наших мечей.

– Много бы я дал, чтобы увидеть, например, каким образом он выкрутится, если неожиданно залезет в комнату…

Я тоже много бы дал, чтобы услышать конец разговора и чтобы знать подробнее об опасностях, ожидающих меня впереди. Но тут вмешалась судьба: в эту минуту, в самую неподходящую из всех минут, я чихнул.

3. ХРАМ СОЛНЦА

Теперь оставался только один выход – бой! На моей стороне не было никаких преимуществ. Надо же было так по-идиотски чихнуть! Когда я выскочил в коридор с мечом в руке, жрецы уже приготовились встречать меня.

Никто из нас не произнес ни слова. Да и к чему были слова?

Одно их присутствие уже ясно говорило о предательстве. Было очевидно, что они последовали за мной, чтобы тайно напасть на меня, и, конечно, увидели, что я понял их тактику.

В ту же минуту закипел бой, и хотя я ненавижу само имя жреца, я должен признать, что они отважные и сильные противники. Эти двое не оказались исключением.

Мною овладело, как всегда, радостное опьянение боя. Дважды спасся я от смертельного удара только благодаря особому проворству и ловкости моих земных мускулов. Но все же в тот день, несмотря на всю мою ловкость, я был на волосок от смерти в этом мрачном коридоре, глубоко под поверхностью Барсума.

Лакор сыграл со мной такую шутку, которой мне ни разу не приходилось видеть за всю свою боевую жизнь на обеих планетах.

Я бился в это время с другим жрецом и теснил его назад, нанося ему легкие раны, так что кровь сочилась у него из десятка мест. Но он защищался прекрасно, я никак не мог нанести ему решающий удар.

Вот тогда-то Лакор отстегнул свой пояс и пользуясь моментом, когда я был полностью поглощен борьбой с его товарищем, закинул один конец ремня вокруг моей левой лодыжки так, что она оказалась крепко обвитой, затем быстро дернул за другой конец ремня и повалил меня на спину.

Как пантеры ринулись они тогда на мое распростертое тело. Но они рассчитали мой маневр без Вулы. Верный пес, рыча, как тысяча дьяволов, бросился им наперерез. Представьте себе, если можете, чудовищного десятинога, вооруженного могучими когтями, с огромной пастью, в которой блестели три ряда длинных белых клыков. Потом снабдите это чудовище легкостью и свирепостью голодного бенгальского тигра, силой двух быков – и вы будете иметь слабое представление о том, что представлял собой Вула.

Раньше, чем я успел его отозвать, он раздавил Лакора в лепешку одним ударом своей могучей лапы и буквально разорвал на куски другого жреца. Однако, когда я приказал ему отойти, он боязливо съежился, как провинившийся пес.

Я никогда не наказывал Вулу за все долгие годы, которые прошли с того первого дня на Марсе, когда зеленый джед тарков приставил его ко мне в качестве сторожа, но я думаю, что он безропотно снес бы всякую жестокость с моей стороны – так велика была его привязанность.

Золотой обруч с драгоценным камнем на лбу Лакора доказывал, что он был святым жрецом. По украшениям его товарища я видел, что и он достиг уже девятого цикла, непосредственно предшествующего циклу святых. Стоя над растерзанными телами жрецов, я вспомнил один случай, когда нарядился в парик, диадему и доспехи святого жреца Сатор Трога, убитого Тувией.

Мне пришло в голову, что не мешало бы и теперь воспользоваться украшениями Лакора для той же цели.

Не долго думая, я сорвал желтый парик с его лысой головы и возложил его на свою собственную. Вула не одобрил метаморфозы. Он долго обнюхивал меня и зловеще рычал.

Только когда я погладил его огромную голову и ласково поговорил с ним, он успокоился и покорно отправился со мной в путь.

Я продвигался теперь еще осторожнее; я шел все время рядом с Вулой, рассчитывая на то, что зоркость наших четырех глаз скорее усмотрит опасность. И какое счастье, что я был предупрежден!

Мы дошли до нескольких узких ступеней. Тут коридор внезапно круто заворачивал назад, а потом снова делал крутой поворот в прежнем направлении и выходил в большую, плохо освещенную пещеру. Весь пол ее оказался сплошь покрытым ядовитыми змеями и отвратительными пресмыкающимися!

Попытка пересечь пещеру повела бы к немедленной смерти. Я упал было духом, но вовремя вспомнил, что Турид и Матаи Шанг должны же были пройти через эту пещеру, и сообразил, что существует какой-то обход.

Если бы мне не повезло подслушать часть разговора жрецов, мы бы, наверное, спокойно вошли в грот и ступили в эту кишащую массу. Было бы достаточно одного шага, чтобы погибнуть.

Это были первые пресмыкающиеся, которых я встретил на Барсуме. Только в музеях Гелиума я видел окаменелые остатки вымерших, как предполагали, пород, живые экземпляры которых были у меня перед глазами.

Более отвратительного сборища чудовищ мне не приходилось видеть. Было бы бесполезно описывать их земным людям, потому что ничего общего не было у них ни с каким земным существом прошлого и настоящего времени.

Яд у них – неслыханной силы, так что, по сравнению с ними, наша кобра казалась бы безвредной, как дождевой червь.

Увидев меня, они бросились ко входу, где мы стояли, но ряд радиоламп, помещенных вдоль пещеры, заставил их остановиться. Они, очевидно, не смели перейти этой световой линии.

То обстоятельство, что я не встретил ни одного пресмыкающегося в коридорах, давало мне уверенность, что их удерживало.

Я оттащил Вулу немного назад и начал тщательно осматривать пещеру. Когда мои глаза освоились с тусклым светом, я различил в дальнем конце помещения низкую галерею, от которой шло несколько проходов.

Подойдя поближе к порогу, я увидел продолжение галереи и понял, что она огибает весь грот. Взглянув наверх, я, к своей радости, заметил, что над тем местом, где мы стояли, не больше фута над головой открывается вход в галерею. Я немедленно вскочил туда и позвал за собою Вулу.

В галерее пресмыкающихся не было, путь был свободен до противоположного края ужасной пещеры. Мы быстро прошли ее и благополучно спрыгнули в нижний коридор.

Минут через десять мы вошли в огромное круглое помещение, выложенное белым мрамором, стены которого были сплошь покрыты странными золотыми иероглифами перворожденных.

В середине возвышалась огромная круглая колонна, упиравшаяся в высокий купол. Посмотрев на нее, я заметил, что колонна медленно вращается. Я достиг оси храма Солнца!

Где-то надо мной находилась Дея Торис, Файдора, дочь Матаи Шанга, и Тувия, красная девушка из Птарса. Но как дойти до них – оставалось все еще неразрешимой загадкой.

Медленно начал я обходить огромную колонну, выискивая какой-нибудь вход в нее. Обойдя половину колонны, я наткнулся на небольшую радиозажигалку, лежавшую на полу. Присутствие ее в этом скрытом, почти недоступном месте, меня страшно удивило. Я поднял ее. На ней был вырезан герб дома Турида.

– «Значит, ищу я верно!» – подумал я радостно и сунул безделушку в небольшую сумку, висевшую у меня на поясе. С новым рвением принялся я искать вход, который должен был быть где-то в колонне. Вскоре я действительно наткнулся на небольшую дверцу, так искусно вделанную в колонну, что менее внимательный наблюдатель прошел бы мимо нее.

Передо мной была дверь, которая вела внутрь темницы, но как ее открыть? Не видно было ни замка, ни кнопки. Я много раз тщательно исследовал каждый дюйм ее поверхности, но не нашел ничего, кроме крошечного отверстия почти в середине дверцы. Оно было немногим больше булавочной головки и казалось случайным повреждением мрамора.

Я старался заглянуть в эту дырочку, но никак не мог понять, проходила ли она насквозь (по крайней мере, никакого света за ней не было видно). Затем я приложил к ней ухо и прислушался: стояла полная тишина. Вула не спускал глаз с двери. Его чутью можно было довериться. Я решил окончательно удостовериться, что на нужном пути и, притворяясь, что отхожу от двери, позвал Вулу, приказав ему следовать за мной. Минуту он колебался, а затем прыгнул, визжа и дергая меня за пояс. Я отошел еще на некоторое расстояние, чтобы посмотреть, что он сделает.

Он потащил меня обратно прямо к загадочной двери и снова занял свою позицию перед гладким камнем, не отводя глаз от его блестящей поверхности. Я промучился целый час над разгадкой тайны, которая открыла бы дверь.

Я стал тщательно припоминать все обстоятельства преследования Турида. Турид пришел этой дорогой и прошел в эту дверь, которая преграждала мне путь. Но как он сделал это?

Я вспомнил о приключениях в таинственной пещере в Золотых Скалах в тот день, когда освободил Тувию. Я припомнил, как она взяла тонкий ключ, наподобие иглы и вставила его в замочную скважину, очень похожую на ту, которая была передо мной. Она открыла этой иглой дверь в таинственную комнату, где Тарс Таркас бился насмерть с дикими бенсами.

Не попробовать ли мне ввести какое-нибудь острие в маленькую дырочку в мраморной двери? Я поспешно высыпал на пол все содержимое своей сумки. Если бы только мне найти тонкую стальную проволоку!

В то время, как я рассматривал разнородную коллекцию всевозможных предметов, которые всегда можно найти в сумке марсианского воина, мне попала под руку радиозажигалка черного датора. Я хотел отложить ее в сторону, как не имеющую никакого значения в данную минуту, как вдруг случайно заметил странные знаки, выцарапанные на золотом футляре.

Простое любопытство заставило меня рассмотреть поближе эти свеженацарапанные знаки, но то, что я прочел, в первую минуту ничего мне не сказало. Это были три ряда цифр, один под другим:

3 – 50 с.

1 – 1 м.

9 – 25 с.

Смысла в этих цифрах я не усмотрел и намеревался уже сунуть зажигалку обратно в сумку, когда в моей памяти отчетливо встал разговор между Лакором и его товарищем. Я вспомнил, как младший жрец, издеваясь, приводил слова Турида: «А что ты думаешь об этой странной истории со светом? Пусть свет горит с силой трех радиоединиц в продолжении пятидесяти секунд…» – ведь это первый ряд знаков на футляре!

Вся формула подходила как нельзя лучше, но что это могло означать?

Вдруг мне показалось, что я понял, и, схватив из сумки сильное увеличительное стекло, принялся тщательно исследовать мрамор вокруг отверстия. Я едва удержался от торжествующего восклицания! Мрамор вокруг отверстия был испещрен едва заметными частицами обуглившихся электродов, которые осыпаются с зажигалок!

Очевидно, в продолжение бесчисленных веков радиозажигалка прикладывалась к этому отверстию.

Для чего? Ответ был для меня ясен: механизм замка приводился в действие световыми лучами, и я, Джон Картер, держал в руках нужную комбинацию лучей, нацарапанную рукою моего врага на его собственной вещи!

В золотом браслете на моей руке был заключен мой барсумский хронометр, отмечавший секунды, минуты и часы марсианского времени. С необычайной тщательностью приступил я к операции: приложил зажигалку к отверстию и регулировал силу света посредством небольшой пружины, находящейся сбоку футляра.

Сперва в продолжение пятидесяти секунд я осветил отверстие тремя радиоединицами, затем в течение одной минуты дал ток в одну радиоединицу, наконец, в продолжение двадцати пяти секунд переменил его на девять радиоединиц. Эти последние двадцать пять секунд были самыми долгими секундами в моей жизни… Откроется ли замок по истечении этого бесконечного времени?

Двадцать три! Двадцать четыре! Двадцать пять!

Я потушил свет. Семь секунд я ждал. В механизме замка не было заметно никакого действия. Неужели вся моя теория оказалась неправильной?

Но что это? Вызвало ли нервное напряжение галлюцинацию, или дверь действительно шевельнулась? Медленно и беззвучно отодвигался в сторону массивный камень: нет, это не галлюцинация!

Дальше и дальше отодвигалась дверь, пока не открылся узкий коридор, который шел параллельно наружной стене. Едва проход раскрылся, как я и Вула проскочили внутрь, а затем дверь бесшумно закрылась за нами.

За поворотом я увидел слабое отражение света. Мы кинулись туда и очутились в небольшой круглой ярко освещенной зале. Из нее поднималась витая лестница, которая вела кверху.

Мы находились в самом центре храма Солнца. Спиральная лестница вела вверх мимо внутренних стен камер. Где-то надо мной была Дея Торис, если только Турид и Матаи Шанг не успели ее похитить.

Я двинулся вверх по лестнице, но Вула начал внезапно проявлять признаки самого дикого возбуждения. Он прыгал взад и вперед, хватая меня за руки и за пояс, и вел себя так, что я подумал, что он взбесился. Я оттолкнул его и снова ступил на лестницу, но он ухватился челюстями за мою руку и потащил обратно.

Ни крики, ни удары не помогали, он не выпускал меня, и я был во власти взбесившегося животного. Конечно, я мог бы левой рукой нанести ему удар кинжалом, но рука не поднималась убить верного друга.

Он потащил меня обратно в зал, к стороне, противоположной той, откуда мы вошли. Оказывается, там была другая дверь, которая вела в коридор, круто спускавшийся вниз. Без колебания Вула увлек меня и остановился. Встав между мной и дверью, он глянул мне в лицо, как бы спрашивая, хочу ли я добровольно следовать за ним, или он должен будет снова прибегнуть к силе.

Взглянув на правую руку, на которой ясно выступали следы его страшных клыков, я решил идти за ним. В конце концов его необыкновенное чутье могло быть правильнее, чем мой человеческий разум.

Какое счастье, что я за ним последовал! Пройдя небольшое расстояние от круглого зала, мы внезапно попали в освещенный лабиринт проходов, отделенных друг от друга хрустальными перегородками. Сперва мне показалось, что это одно обширное помещение, так прозрачны были стены коридоров. Но после того, как я несколько раз ударился о прочные стеклянные стены, я сделался осторожнее.

Мы прошли несколько футов, как Вула вдруг издал страшное рычание и кинулся на перегородку, находящуюся налево от нас.

Отзвуки этого ужасного воя еще отдавались в подпочвенных коридорах, когда я увидел то, что вызвало возбуждение верного пса. Далеко налево, как бы в тумане, сквозь многие толстые стены смутно виднелись фигуры восьми людей – трех женщин и пяти мужчин.

В ту же минуту, очевидно, испуганные воем Вулы, они остановились и оглянулись. Внезапно одна из женщин протянула ко мне руки, и даже на таком большом расстоянии я увидел, что губы ее зашевелились – это была Дея Торис, моя вечно прекрасная, вечно юная Дея Торис!

С ней были Тувия, Файдора, ее отец, Турид и трое жрецов. Турид издали погрозил мне кулаком, а двое жрецов грубо схватили за руки Дею Торис и Тувию и повлекли их за собой. Минуту спустя они скрылись в каменном коридоре позади стеклянного лабиринта.

Говорят, что любовь слепа. Но такая великая любовь, как любовь Деи Торис, узнала меня даже под личиной жреца, которую я на себя надел, и сквозь туманную даль хрустального лабиринта!

4. ПОТАЙНАЯ БАШНЯ

У меня нет желания рассказывать вам монотонные приключения тех утомительных дней, в течение которых Вула и я совершали свой путь сквозь стеклянный лабиринт, сквозь темные, извилистые подпочвенные ходы под долиной Дор и Золотых Скал, пока, наконец, не вышли на склоны горы Оц, как раз над долиной потерянных душ. Это жалкое чистилище Барсума населено несчастными, которые не решились продолжать паломничество в долину Дор и не могли вернуться в страну внешнего мира, откуда они пришли.

Здесь след похитителей Деи Торис вел вдоль подножия гор, через крутые обрывы, по краю страшных пропастей, иногда заводил меня опять в долину, где мне не раз приходилось сражаться.

Наконец мы подошли к узкому ущелью, которое с каждым шагом делалось все круче и непроходимее, пока не очутились перед могучей крепостью, смыкавшейся с высокими скалами.

Это было тайное убежище Матаи Шанга, отца жрецов. Здесь, окруженный горсткой правоверных, жил хеккадор древней веры, некогда властвовавшей над всем Барсумом. Отсюда посылал он свои духовные наставления тем немногим народам, которые упорно продолжали держаться старой религии.

Солнце заходило, когда мы подошли к неприступным стенам старой крепости. Опасаясь быть замеченным, я спрятался с Вулой за гранитную глыбу в зарослях колючего красного кустарника, который покрывает бесплодные склоны Оца.

Мы лежали в кустах, пока не наступила полная темнота. Тогда я выполз и приблизился к крепостным стенам.

По небрежности ли, или из сознания полной неприступности убежища, массивные ворота оказались приоткрытыми. За ними виднелась группа стражников, весело смеющихся и занятых одной из непонятных мне барсумских игр. Ни один из них не принадлежал к партии, сопровождавшей Матаи Шанга и Турида. Поэтому, вполне полагаясь на свой маскарад, я смело прошел через ворота и подошел к ним.

Люди прекратили игру и взглянули на меня без признаков подозрения. Точно так же взглянули они на Вулу, недовольно ворчавшего.

– Каор! – произнес я марсианское приветствие.

Воины встали и поздоровались со мной.

– Я только что прибыл с Золотых Скал, – продолжал я, – и мне нужна аудиенция у хеккадора Матаи Шанга.

Где я могу найти его?

– Следуй за мной, – сказал один из стражников и повел меня через внешний двор ко второй крепостной стене.

Не знаю почему, удивительная легкость, с которой мне удалось обмануть их, не возбудила во мне никаких подозрений. Вероятно, мои мысли еще были полны мимолетным видением моей возлюбленной, и ни для чего иного не было места в моей голове. Как бы то ни было, но факт то, что я беспечно и добровольно последовал за своим провожатым прямо в объятия смерти.

Позже я узнал, что шпионы предупредили жрецов о моем приходе за несколько часов до того, как я достиг крепости. Ворота были оставлены открытыми нарочно, чтобы заманить меня. Стражники великолепно сыграли свою роль. И я, опытный воин, прошедший через столько опасностей, попал, как мальчишка, в расставленную мне ловушку!

В дальнем углу двора виднелась узкая дверь; сторож вынул ключ и отворил ее, затем, отступив назад, он жестом пригласил меня и сказал:

– Матаи Шанг во внутреннем дворе.

Я спокойно вошел с Вулой в открытую дверь, и она быстро захлопнулась за нами. Насмешливый хохот, донесшийся из-за толстой стены после того, как щелкнул замок, был первым предупреждением, что все не так гладко, как мне представлялось.

Я очутился в маленькой круглой комнате внутри стены. Передо мной была дверь, которая, по всей вероятности, вела во внутренний двор. Минуту я колебался. Во мне возникли подозрения. Однако, пожав плечами, я открыл дверь и шагнул во внутренний двор, освещенный факелами.

Прямо против меня возвышалась массивная башня высотой в триста футов. Она была красивой архитектуры в новом барсумском стиле; вся поверхность ее была покрыта орнаментом сложного, вычурного рисунка. На высоте тридцати футов находился широкий балкон, на котором действительно стоял Матаи Шанг. С ним вместе стояли Турид, Файдора, Тувия и Дея Торис – обе последние были закованы. Несколько воинов-жрецов охраняли их.

Когда я вышел во двор, все глаза стоящих на балконе устремились на меня. Злая усмешка искривила тонкие губы Матаи Шанга. Турид бросил мне какое-то оскорбление и с фамильярным видом, положил руку на плечо моей возлюбленной. Я увидел, как с яростью тигрицы обернулась она к нему и нанесла сильный удар своими цепями.

Он, наверное, прибил бы ее, если бы не вмешался Матаи Шанг. Я сразу же заметил, что оба союзника казались не слишком дружески расположенными друг к другу. Матаи Шанг надменно и властно обратился к перворожденному, объяснив ему, что принцесса Гелиума является его личной собственностью и никто другой трогать ее не смеет. В обращении Турида с бывшим хеккадором тоже не было заметно особого почтения.

После того, как недоразумение на балконе было ликвидировано, Матаи Шанг обратился ко мне:

– Человек Земли, – сказал он, – ты заслужил более страшную казнь, чем та, к которой наша слабая власть может приговорить тебя. Но чтобы смерть твоя сегодня была вдвое горше, знай, что как только ты умрешь, твоя вдова сделается на целый марсианский год женой Матаи Шанга, хеккадора жрецов. К концу же этого срока, как полагается по нашему обычаю, она будет смещена. Но она не будет вести спокойной и почетной жизни высшей жрицы в какой-нибудь святой обители, как это обычно делается. Она сделается предметом забавы моих помощников и, может быть, твоего врага датора Турида.

Он остановился и ожидал, очевидно, взрыва ярости с моей стороны, что еще больше увеличило бы сладость его мести. Но я не доставил ему этой радости. И поэтому вызвал его ярость и увеличил его ненависть. Я был уверен, что в случае моей смерти Дея Торис найдет способ умереть раньше, чем им удастся опозорить ее.

Из всех святынь, которые жрецы почитают, самым святым является для них желтый парик, прикрывающий их лысую голову, и золотой обруч с драгоценным камнем, обозначающим принадлежность к десятому циклу. Зная это, я снял парик и обруч с головы и с пренебрежением бросил их на плиты двора. Затем я спокойно вытер ноги о желтые кудри, а когда с балкона раздались крики бешенства, я плюнул прямо на священную диадему.

Матаи Шанг затрясся от гнева, но на губах Турида промелькнула довольная улыбка. Для него эти предметы не были священными. Боясь, что мой поступок доставил ему слишком много удовольствия, я воскликнул:

– Я поступил так же со святынями Иссы, вашей шарлатанской богини вечной жизни, перед тем, как бросил ее саму на растерзание толпы.

Эти слова прекратили веселье Турида. Он был одним из любимцев Иссы.

– Покончим с этим богохульником! – вскричал он, обернувшись к отцу жрецов.

Матаи Шанг встал и, перегнувшись через перила балкона, издал зловещий клич. Подобный клич раздавался в былые времена на маленьком выступе Золотых Скал, выходящем на долину Дор: жрецы созывали им полчища белых обезьян и растительных людей к нападению на несчастные жертвы, приплывающие по таинственной реке Исс к мертвому озеру Корус.

– Выпустите смерть! – закричал отец жрецов.

Немедленно внизу башни открылись двенадцать дверей и двенадцать злобных бенсов выскочили во двор.

Не в первый раз встречался я лицом к лицу со свирепым марсианским львом, но мне никогда не приходилось видеть перед собой целую дюжину их… Несмотря на помощь Вулы, в такой неравной борьбе мог быть только один исход.

Ослепленные светом факелов, звери на минуту остановились. Но вскоре глаза их привыкли к свету, они увидели меня и Вулу и, ощетинив гривы, с глухим ревом приблизились к нам, размахивая своими сильными хвостами.

В последнюю минуту своей жизни я бросил прощальный взгляд на Дею Торис. Ее прекрасное лицо выражало ужас. Глаза наши встретились, она протянула ко мне руки и бросилась бы вниз, если бы стражники силой не удержали ее. Когда бенсы были уже близко от меня, она отвернулась и закрыла лицо руками.

Внезапно мое внимание было привлечено Тувией из Птарса. Прекрасная девушка перегнулась через перила балкона, глаза ее возбужденно сверкали. Через минуту бенсы набросятся на меня, а лицо Тувии совсем не выражало печали. Я не мог понять загадочного взгляда красной девушки. Я знал, что выражение ее лица не могло означать радости при виде страшной трагедии, которая должна была вскоре разыграться. Оно имело какое-то скрытое значение.

На мгновение у меня мелькнула мысль положиться на свои земные мускулы и спастись от бенсов, прыгнув на балкон. Но как решиться оставить на съедение страшным зверям своего верного Вулу? Оставлять в беде товарища на Барсуме не принято, да это и не в характере Джона Картера.

Я только тогда понял причину возбуждения Тувии, когда с ее губ сорвался тихий мурлыкающий напев. Однажды я уже слышал его, когда Тувия созвала им свирепых бенсов и повлекла их за собой, как пастушка ведет стадо послушных ягнят.

При первых звуках странной мелодии бенсы остановились и повернули головы, желая найти источник знакомого зова. Вскоре они увидели красную девушку на балконе и, повернувшись к ней, радостно зарычали.

Стражники подскочили к Тувии, чтобы оттащить ее, но прежде, чем им удалось сделать это, она успела крикнуть зверям. Все как один, они повернули и спокойно направились в свои помещения.

– Тебе нечего их больше бояться, Джон Картер, – воскликнула она. – Они не причинят никакого вреда ни тебе, ни Вуле.

Это все, что мне нужно было знать! Теперь ничто не мешало мне прыгнуть на балкон. Я взял разбег, высоко подскочил и ухватился за нижний выступ балкона. На балконе поднялось дикое смятение. Матаи Шанг отшатнулся, а Турид подскочил с обнаженным мечом, чтобы столкнуть меня вниз.

Снова Дея Торис размахнулась своими тяжелыми оковами и отогнала его. Тогда Матаи Шанг грубо схватил ее за талию и потащил в башню.

Минуту Турид колебался, но затем, как бы боясь, что отец жрецов убежит от него с Деей Торис, тоже бросился за ними следом.

Одна Файдора сохранила присутствие духа. Она приказала двум стражникам скорее увести Тувию, остальным она велела остаться и помешать мне следовать за Деей Торис. Потом она обернулась ко мне и воскликнула:

– Джон Картер! В последний раз Файдора, дочь святого хеккадора, предлагает тебе свою любовь. Прими ее – и твоя принцесса будет возвращена ко двору ее деда, а тебя ожидает счастье. Ты не можешь спасти ее теперь. Откажись – и твою Дею Торис достигнет судьба, которой угрожал ей мой отец.

Они уже достигли места, куда даже ты не сможешь добраться. Если ты отвергнешь меня – тебя ничто не спасет! Дорогу в крепость святых жрецов тебе облегчили, но отсюда тебе выхода нет. Отвечай же!

– Ты уже знала мой ответ, Файдора, – ответил я, – еще раньше, чем произнесла свои слова. Дорогу! – закричал я стражнику. – Джон Картер, принц Гелиума, хочет пройти!

С этими словами я перепрыгнул через низкую балюстраду балкона и с обнаженным мечом встал, ожидая врагов.

Их было трое. Файдора, вероятно, догадалась, каков будет исход битвы. Она повернулась и убежала в ту минуту, когда я отказался от ее предложения.

Стражники не ожидали нападения. Они бросились на меня все трое одновременно, и в этом было мое спасение. Узкий балкон не позволял им развернуться, они толкались и мешали друг другу. А передний из них сам напоролся на мой меч.

Вид крови пробудил во мне старый боевой пыл. Меч летал по воздуху с быстротой и точностью, которая приводила в отчаяние двух оставшихся жрецов. Когда, наконец, я поразил одного из них, другой бросился бежать. Надеясь, что он побежит вслед за теми, кого я искал, я не стал его удерживать и опрометью бросился за ним. Лестница привела нас в небольшую комнату, стены которой были глухие, за исключением одного окна, выходящего на скалы Оца и долину потерянных душ.

Здесь, обезумевший от ужаса, жрец подскочил к стене, противоположной окну, и стал отчаянно царапать ее. Я сразу понял, что здесь был, вероятно, потайной выход из комнаты и приостановился, чтобы дать ему открыть дверь. Мне не нужна была смерть этого несчастного слуги – я хотел только найти путь к Дее Торис.

Но несмотря на все его усилия, стена не поддавалась, и он, наконец, отступился и повернулся ко мне.

– Иди своей дорогой, жрец, – сказал я ему, указывая на лестницу. – У меня нет злобы против тебя, и твоя жизнь мне не нужна. Ступай!

Вместо ответа он бросился на меня с мечом. Это было так неожиданно, что я чуть не упал от первого удара. Ничего не оставалось, как дать ему то, что он искал, и как можно скорее. Ведь в это время Матаи Шанг и Турид убегали с Деей Торис и Тувией!

Жрец был искусным бойцом, а главное необыкновенно хитрым и неразборчивым в средствах. Казалось, что он никогда не слышал, что существуют определенные правила поединка, переступить которые не осмелился бы ни один честный барсумский боец. Он дошел даже до того, что стащил со своей головы священный парик и бросил его мне в лицо, когда ему понадобилось ослепить меня, прежде чем нанести решительный удар.

Но это ему не удалось – я вывернулся. Мне не раз приходилось сражаться со жрецами, и хотя никто из них не рисковал прибегнуть к этому трюку, я знал, что это самые бесчестные, самые предательские бойцы на Марсе, а потому всегда был настороже в ожидании какого-нибудь нового дьявольского приема.

Но, наконец, он перешел всякие границы. Он вытащил свой кинжал, кинул его в меня наподобие метательного копья, а сам бросился на меня с мечом. Простым круговым движением я поймал летящий кинжал и отбросил его далеко назад, так, что он со звоном упал и ударился о стену. Сам же я отскочил в сторону и, когда мой противник стремительно пронесся мимо меня, нанес ему смертельный удар.

Меч вонзился в тело жреца по самую рукоятку, и он с отчаянным воплем рухнул на пол.

Я бросился к стене, через которую жрец пытался пройти. Мне нужно было во что бы то ни стало найти секрет замка, но, сколько я не пытался, стена не трогалась. В отчаянии я попытался разбить камень, но он мог выдержать какие угодно натиски. В спокойном и непоколебимом упорстве безжизненной материи чудился какой-то осмысленный вызов. Действительно, я готов был поклясться, что услышал из-за стены слабый насмешливый хохот.

Видя бесплодность своих усилий, я подошел к единственному окну комнаты.

Склоны горы Оц и далекая долина не заключали в себе ничего, что могло бы вызвать мой интерес. Но громоздящиеся надо мною стены башни, сплошь покрытые орнаментами, привлекли мое внимание.

Где-то внутри этой каменной громады скрывали от меня Дею Торис! Может быть, эта стена – единственный путь, по которому я могу к ней добраться. Риск был большой, но ведь дело шло о судьбе самой замечательной женщины всего мира.

Я взглянул вниз. Огромные зубчатые глыбы гранита лежали, как парапет, на краю страшной пропасти, над которой высилась башня. Стоило сделать одно неловкое движение, стоило пальцам на секунду ослабнуть – верная смерть ждала меня или на гранитных глыбах, или на дне пропасти!

Однако другого пути не было! Должен сознаться, что я слегка вздрогнул, когда перешагнул на внешний выступ окна и начал свой отчаянный подъем.

К своему ужасу, я заметил, что в отличие от орнаментов гелиумских зданий, края всех орнаментов этой башни были закруглены, так что держаться за них было очень неудобно.

В пятидесяти футах надо мной начинались ряды выступающих каменных рустов. Они шли вокруг башни, на расстоянии двух футов друг от друга. Так как каждый руст выступал на четыре или пять дюймов над поверхностью башни, то они представляли сравнительно легкий путь для подъема. Если бы только я мог достигнуть первых рядов!

Медленно, с трудом карабкался я все выше, стараясь добраться до ряда нижних окон. Оттуда я надеялся найти уже более легкий путь. Моментами я так слабо держался за толстые круглые края орнамента, что случайный кашель, чиханье или легкое дуновение ветерка могли сбросить меня в глубину.

– Наконец я достиг высоты, где мои руки смогли уцепиться за выступы ближайшего окна. Я уже собирался вздохнуть с облегчением, когда сверху из раскрытого окна до меня донеслись голоса.

– Он никогда не сможет разгадать секрета дверного замка… – Это был голос Матаи Шанга. – Идем скорей к верхнему ангару. Нам нужно быть далеко на севере раньше, чем он найдет другой путь, – хотя последнее кажется мне невозможным.

– Все возможно для этого проклятого калота, – ответил другой голос, в котором я узнал голос Турида.

– Тогда поспешим, – сказал Матаи Шанг. – Но на всякий случай я оставлю здесь двух стражников, которые должны будут охранять эту лестницу. Потом они последуют за нами на другом аэроплане и догонят нас в Каоле.

Мои протянутые вверх руки не зацепились за следующий выступ у окна. При первых звуках голосов я весь сжался, судорожно цепляясь за выступ руста. Если бы меня сейчас увидел Турид! Ему стоило только наклониться из окна и острием меча столкнуть меня в бездну…

Вскоре звук голосов сделался слабее, и я снова возобновил свой рискованный подъем. Он стал еще труднее, потому что теперь я должен был карабкаться, старательно избегая окон.

Матаи Шанг упомянул об ангаре и аэроплане – это указывало, что моим назначением должна была стать крыша здания, и я бодро принялся лезть к этой далекой цели. Самая опасная и трудная часть подъема все же была уже сделана, и я с облегчением почувствовал под руками последние ряды рустов.

В десяти футах от крыши стена слегка наклонялась внутрь. Ползти наверх стало здесь легче, и вскоре мои усталые пальцы ухватились за верхний карниз. Когда глаза мои очутились над поверхностью крыши, то я увидел, что аэроплан уже готов к отлету. На палубе уже находились Матаи Шанг, Файдора, Дея Торис, Тувия и несколько жрецов-воинов. Турид стоял рядом с аэропланом и собирался перейти на палубу.

Он был не более чем в десяти шагах от меня и смотрел в противоположном направлении. Когда голова моя приподнялась над карнизом крыши, он случайно обернулся ко мне. Наши глаза встретились, на его лице появилась злорадная улыбка, и он подскочил ко мне, пока я старался перелезть через карниз.

Дея Торис, очевидно, тоже увидела меня, потому что она испустила пронзительный крик предостережения. В ту же минуту Турид размахнулся ногой и нанес мне сильный удар прямо в лицо. Я пошатнулся, как сраженный бык, и упал навзничь через карниз крыши.

5. ПО ДОРОГЕ В КАОЛ

Если судьба и бывает ко мне жестока, то, вероятно, все же есть и милосердное провидение, которое оберегает меня. Я падал с башни в страшную бездну, считая себя уже погибшим. Турид, очевидно, думал то же самое, потому что он даже не потрудился взглянуть вниз, а повернулся и сразу же сел в поджидающий его аэроплан.

Я свалился всего на глубину десяти футов: петля моего ремня зацепилась за один из выступов руста, и я повис в воздухе. Я долго не мог поверить в чудо, которое спасло меня от неминуемой смерти, и продолжал висеть почти без памяти, обливаясь холодным потом.

Наконец, осторожно, с неимоверными усилиями, принял более устойчивое положение. Однако подыматься снова я не решался – ведь наверху меня мог поджидать Турид.

Но вскоре моих ушей достигло жужжание пропеллера. С каждой секундой делалось оно все слабее и слабее. Я понял, что аэроплан отлетел на север. Все шансы были за то, что и Турид улетел вместе со всеми.

Я тихо полез обратно на крышу, но должен сознаться, что ощущение было не из приятных в тот момент, когда мне снова пришлось поднять голову над карнизом. К моему облегчению, на этот раз крыша была пуста, и через минуту я уже стоял на ее широкой поверхности.

Добежать до ангара и вытащить из него единственный стоящий там аэроплан было делом нескольких минут. И когда оба жреца-воина, которых Матаи Шанг оставил для предупреждения всяких случайностей, показались на крыше, я пролетел над ними и насмешливо захохотал им в лицо. Затем я быстро нырнул во внутренний двор, где оставил Вулу. К моей огромной радости верное животное было еще здесь.

Все двенадцать бенсов лежали в дверях своих логовищ, глядя на него и зловеще рыча, но они не ослушались приказания Тувии. Я благодарил судьбу, которая сделала ее укротительницей бенсов в Золотых Скалах и одарила ее особой способностью привязывать к себе этих свирепых зверей.

При виде меня Вула начал прыгать от радости и вскочил на палубу аэроплана в тот короткий миг, едва я коснулся плит двора. Он так бурно проявлял свой восторг, что аэроплан чуть не ударился о каменную стену двора.

Провожаемые злобными криками стражников, мы вихрем поднялись над последним оплотом святых жрецов и помчались к северо-востоку на Каол, куда, как я слышал, должны были направиться Матаи Шанг и другие.

Поздно вечером я заметил далеко впереди маленькое пятнышко, в котором я опознал аэроплан. На нем была моя возлюбленная и мои враги!

За ночь я значительно нагнал неприятельское судно. Зная, что они, вероятно, заметили мой аэроплан, а поэтому огней не зажгут, я установил на них свой «компас назначения». Этот поразительный марсианский инструмент раз поставленный на предмет назначения, всегда указывает на него, независимо от изменения его положения.

Всю ночь мчались мы над Барсумом, пролетая над низкими холмами и высохшим морским дном, над мертвыми покинутыми городами и населенными пунктами красных марсиан, над полосами культивированной почвы, которые идут вдоль водных путей и которые на Земле называют каналами Марса.

На рассвете я увидел, что расстояние между нами значительно сократилось. Их аэроплан был больше моего и не такой быстроходный, но все же он покрыл огромное расстояние с тех пор, как началась погоня.

Перемена растительности внизу доказывала, что мы быстро несемся к экватору. Я был теперь так близко от неприятеля, что мог бы пустить в ход пушку; но я боялся стрелять в судно, на котором находилась Дея Торис, хотя и видел, что ее на палубе не было.

Турид не был уверен в том, что преследую их я, но в факте чьей-то погони он не мог сомневаться. Своими руками наставил он на меня орудие, и минуту спустя радиоснаряд прожужжал над моей палубой. Следующий выстрел черного оказался более метким: он попал в нос моего аэроплана, разворотил резервуары и привел машину в негодность. Я едва успел привязать Вулу к палубе и прикрепить свой пояс к кольцу лафета, как аэроплан клюнул носом и начал падать.

Резервуары, находившиеся на корме, не были повреждены, поэтому машина падала медленно. Но Турид продолжал непрерывно стрелять, стараясь взорвать их. Заряд за зарядом пролетали мимо или попадали в мой корабль, но каким-то чудом ни Вула, ни я не были задеты, и задние резервуары оставались целыми. Однако такая удача не могла продолжаться бесконечно. Я был уверен, что Турид успокоится только тогда, когда увидит меня мертвым. Поэтому, обождав разрыва следующего снаряда, я вдруг выпустил перила, за которые держался, и неподвижно повис на поясе, раскачиваясь, как мертвое тело.

Хитрость удалась. Турид прекратил стрельбу. Вскоре я услышал постепенно удаляющееся жужжание пропеллеров и понял, что снова спасен.

Поврежденный аэроплан медленно сел на почву. Я освободил себя и Вулу и мы покинули обломки нашего судна. Оказалось, что мы опустились на опушку настоящего леса. На умирающем Марсе это настолько редкое явление, что я до сих пор видел лес только в долине Дор, у мертвого озера Корус.

Из книг и от путешественников я знал немного о малоизвестной стране Каол, которая лежит вдоль экватора, далеко на восток от Гелиума. Она расположена в глубокой котловине и отличается тропическим климатом. Страна населена краснокожими, которые по виду, обычаям и образу жизни мало отличаются от остальных красных народов Барсума. Я знал, что этот народ принадлежал к числу немногих, которые продолжали упорно держаться религии святых жрецов. Матаи Шанг должен был найти у них ласковый прием и убежище, а Джон Картер мог рассчитывать только на позорную смерть.

Изолированность каолян от прочих народов объясняется тем, что ни один водный путь не соединяет Каол с другими странами. Они и не нуждаются в водных путях, потому что их низменная, сырая область достаточно орошена, чтобы производить роскошную тропическую растительность.

Эта страна со всех сторон окружена суровыми возвышенностями и пустынями высохших морей. Международной торговли на воинственном Барсуме не существует, и каждый народ живет сам по себе. По этим причинам о дворе джеддака Каола было очень мало известно, и почти ничего неизвестно о многочисленных странных, но интересных народах, которыми он управлял.

Случайные охотничьи экспедиции забредали иногда в этот забытый уголок Барсума, но туземцы всегда так враждебно встречали их, что даже интересная охота на диких неведомых зверей каольских джунглей не привлекала в последние годы отважных искателей приключений.

Я знал, что очутился где-то на границе этой неведомой страны. Но в каком направлении искать Дею Торис? Как далеко нужно мне проникнуть а гущу леса? Обо всем этом я не имел ни малейшего представления.

Не так обстояло дело с Вулой. Едва я его развязал, как он, высоко подняв голову, начал кружить по опушке леса. Вскоре он остановился и, обернувшись ко мне, чтобы удостовериться, что я за ним следую, бросился прямо в чащу деревьев в том направлении, которого мы держались во время полета.

Лес кончался крутым оврагом, и я следовал за Вулой, спотыкаясь на каждом шагу. Огромные деревья колыхали высоко над нами своими вершинами, густая листва совершенно закрывала небо. Легко было понять, почему каоляне могли обходиться без воздушного флота! Их города, спрятанные в самой чаще этого могучего леса, были совершенно невидимы сверху. К ним могли спускаться только самые маленькие аэропланы, да и те не без риска.

Я не представлял себе, как Турид и Матаи Шанг приземлятся в этом лесу. Только потом я узнал, что в каждом большом городе Каола возвышается сторожевая башня, верхняя платформа которой построена на одном уровне с вершинами деревьев. На этих башнях днем и ночью стоят дозорные, чтобы предотвратить неожиданное приближение враждебного флота. К одной из них и пристал хеккадор святых жрецов.

Когда мы с Вулой дошли до конца крутого ската, почва сделалась такой влажной и мягкой, что мы с большим трудом вытаскивали ноги. Вокруг нас буйно росла высокая трава, напоминавшая папоротник с красными и желтыми листьями, высота которых превышала мой рост на несколько футов. Мириады ползучих растений грациозными фестонами перекидывались с дерева на дерево: среди них я заметил несколько разновидностей странного марсианского растения «человек-цветок», цветы которого снабжены глазами и руками. При помощи них они видят и хватают насекомых, служащих им пищей.

Здесь же я встретил отвратительное дерево-калот. Это хищное растение, величиной с большой куст, имеющее на конце каждой ветки сильные челюсти. Оно схватывает ими и пожирает довольно крупных животных. Вула и я несколько раз подвергались опасности быть схваченными этими прожорливыми растительными чудовищами.

Иногда попадались лужайки с более твердой почвой, где мы могли передохнуть от утомительного перехода по душной трясине. На одной из таких лужаек я решил расположиться на ночь, которая должна была скоро наступить.

В лесу в изобилии росли различные плоды. Я набрал их в достаточном количестве, и так как марсианские калоты всеядны, то Вула и я отлично поужинали ими. Затем я улегся рядом с моим верным псом и крепко заснул.

Лес был уже окутан непроницаемым мраком, когда глухое рычание Вулы разбудило меня. Кругом нас слышны были крадущиеся шаги огромных мягких лап и время от времени блестели злобные зеленые глаза. Я вскочил, обнажив свой меч, и стал ждать.

Внезапно, почти рядом со мной, раздался дикий рев. Какая глупость, что я не выбрал на ночь более безопасного убежища для нас с Вулой! Мне следовало бы устроиться на ветках одного из бесчисленных деревьев, которые нас окружали.

Днем было сравнительно легко каким-нибудь образом поднять Вулу наверх, но теперь было слишком поздно. Не оставалось ничего другого, как стоять на месте и ждать дальнейших событий. Первый рев, казалось, был сигналом; после него поднялся оглушительный концерт. По-видимому, мы были окружены сотнями, а может быть, и тысячами свирепых хищников каолянских джунглей.

Весь остаток ночи прошел среди этого адского рева. Я не мог понять, почему звери не нападают, и так и не разгадал этого. Самое правдоподобное объяснение – что они почему-то никогда не отваживаются выходить на открытые поляны, заросшие красной травой.

Рассвет все еще застал их. Они кружились вокруг нас, однако не переступали края поляны. Трудно было представить себе более страшное сборище свирепых чудовищ, чем то, которое оказалось перед нашими глазами.

Вскоре, после восхода солнца, они начали уходить в чащу джунглей поодиночке и парами. Когда последний зверь исчез наконец, в лесу, Вула и я снова отправились в путь.

В течение дня нам несколько раз приходилось видеть этих хищников, но, к счастью, всегда неподалеку оказывалась лужайка, на которой мы спасались, как на острове. Преследование зверей всегда кончалось на самой опушке поляны.

К полудню мы добрели до хорошей дороги, которая шла в нужном нам направлении. Все указывало на то, что она построена искусными строителями. Дорога была старинная, но, вместе с тем, не заброшенная. На ней, очевидно, бывало большое движение, и я заключил из всего этого, что она вела, вероятно, в один из главных городов Каола.

Только мы ступили на дорогу с одной стороны, как с другой, из джунглей, показалось огромное чудовище, которое бешено помчалось в нашем направлении. Представьте себе, если можете, шершня величиной с быка, и вы будете иметь некоторое представление о свирепом виде того страшилища, которое налетело на меня.

Мой меч казался жалкой игрушкой по сравнению с его страшными передними челюстями и ядовитым жалом на хвосте. Я не надеялся, что мне удастся спастись от его молниеносных движений или укрыться от его сотни глаз, покрывающих три четверти его отвратительной головы. Этими глазами чудовище могло видеть одновременно во всех направлениях.

Даже мой сильный и свирепый Вула перед этим чудовищем был беспомощен, как котенок. Бежать было бесполезно, так что я остался на месте, решив умереть в бою.

Чудовище уже налетело на нас. Если бы только я мог поразить ядовитые железы, питающие жало, борьба была бы не столь неравной.

При этой мысли я приказал Вуле броситься на голову чудовищу и, по возможности, не выпускать ее. Могучие челюсти десятинога сомкнулись на безобразной голове нашего врага и его блестящие клыки вонзились в огромные глазные отверстия. Одновременно я нырнул под грузное туловище, которое приподнялось, стараясь жалом поразить Вулу.

Положение было крайне опасно и грозило немедленной смертью, потому что увернуться от жала было трудно; но я размахнулся мечом и отрубил смертоносное оружие врага по самое туловище. В ту же минуту одна из сильных задних ног чудовища как тараном ударила меня в грудь и откинула через широкую дорогу в заросли джунглей. Я упал, тяжело дыша. Все тело ныло, и все же мне повезло в том отношении, что я пролетел мимо деревьев. Ударься я об одно из них – и я, наверняка, был бы тяжело ранен, а может быть, и убит: с такой силой отбросила меня эта огромная лапа.

Я едва держался на ногах, но, шатаясь, побрел на помощь Вуле. Чудовище кружилось в десяти футах от земли и бешено размахивало всеми шестью голыми ногами, стараясь стряхнуть вцепившегося Вулу.

Даже во время моего неожиданного падения с аэроплана я не выпускал меча из рук. Теперь я подбежал к дерущимся и стал снизу колоть крылатое чудовище острием меча.

Чудовище могло свободно улететь, но, очевидно, оно так же мало заботилось об отступлении перед опасностью, как Вула и я… Оно стремительно опустилось, и, прежде чем я успел отскочить, ухватило меня за плечо и подняло в воздух.

Оно било меня ногами, и, вероятно, скоро бы превратило меня в лепешку, если бы не обстоятельство, положившее конец его враждебной деятельности.

Поднятый на несколько футов в воздух, я мог окинуть взором дорогу до ее поворота на восток. В ту минуту, когда я отказался от всякой надежды на спасение, я увидел, как из-за кустов выехал красный воин. Он ехал, не торопясь, на великолепном тоте из той небольшой породы, которых используют красные люди, и в руках у него блестело длинное копье.

Увидя нас, он поскакал галопом. Длинное копье направилось в нашу сторону, и, когда всадник промчался под чудовищем, копье вонзилось в туловище нашего противника.

Чудовище судорожно вздрогнуло, челюсти его разжались, и я упал. Животное накренилось на бок и рухнуло на землю вместе с Вулой, который так и не выпускал окровавленной головы.

В то время как я вставал и отряхивался, красный воин повернул к нам. Вула, видя, что враг лежит неподвижно, выпустил его; по моему приказанию он выполз из-под тела, придавившего его, и встал возле меня.

Я подошел к незнакомцу, чтобы от всего сердца поблагодарить его за своевременную помощь, но он решительно перебил меня.

– Кто ты? – спросил он. – Как осмелился ты вступить в страну Каол и охотиться в лесах джеддака?

Но, заметив сквозь пыль и кровь, покрывавшие меня, мою белую кожу, он раскрыл глаза в изумлении и прошептал изменившимся тоном:

– Неужели ты святой жрец?

Я мог бы временно обмануть его, как обманывал многих других; но ведь я оставил свой желтый парик и диадему на дворе Матаи Шанга. Кроме того, обман не мог долго продолжаться, и мой новый знакомый скоро узнал бы, что я не жрец.

– Я не жрец, – признался я откровенно, и отбросив всякую осторожность, прибавил: – Я – Джон Картер, принц Гелиума, чье имя, быть может, немного знакомо тебе.

Если глаза его расширились при мысли, что я святой жрец, то теперь они чуть не выскочили из орбит.

Я крепче сжал рукоятку своего меча, ожидая, что мои слова вызовут немедленное нападение. Однако его не последовало.

– Джон Картер, принц Гелиума, – тихо повторил он, как будто не мог поверить истине моих слов. – Джон Картер, самый могучий воин на Барсуме.

Он слез со своего тота и положил руку мне на плечо, что на Марсе означало дружеское приветствие.

– Моей обязанностью было бы убить тебя, Джон Картер, – сказал он; – но я всегда в глубине души восхищался твоей смелостью и верил в твою искренность. Я сам сомневаюсь в религии святых жрецов. Если бы при дворе Кулан Тита подозревали об этом, то мне грозила бы смерть. Когда тебе понадобится помощь Торкар Бара, двара каолянской дороги, то тебе стоит только приказать ему!

Честность и искренность были написаны на лице воина, и я не мог не доверять ему. Титул двара каолянской дороги объяснял его присутствие в чаще этого дикого леса. Все проезжие дороги на Барсуме всегда охраняются самыми уважаемыми воинами, и служба эта считается очень почетной.

– Я уже в большом долгу у тебя, Торкар Бар! – ответил я, указывая на труп чудовища, в котором торчало его длинное копье.

Красный человек улыбнулся:

– Счастье, что я подоспел, – сказал он. – Сита можно убить, только воткнув отравленное копье в его сердце. В этой части Каола мы все вооружены длинными копьями, конец которых пропитан ядом самого сита. Ни один яд не действует на них так быстро, как их собственный. Смотри, – продолжал он, вытаскивая свой кинжал.

Он сделал разрез в трупе животного, немного повыше жала, и вырезал две железы, из которых каждая содержала в себе пять бутылок ядовитой жидкости.

– Таким образом мы пополняем наши запасы. Яд сита идет и на производственные цели. К счастью, сейчас эта страшная порода вымирает. Мы наталкиваемся на них сравнительно редко. В старые же времена ситы представляли настоящее бедствие для Каола. Эти чудовища целыми стаями в двадцать, тридцать штук налетали на города и уносили женщин, детей и даже воинов!

Пока он говорил, я размышлял о том, как объяснить этому человеку цель, которая привела меня в его страну. Но следующие его слова показали, что всякие объяснения с моей стороны излишни.

– А теперь несколько слов о тебе, Джон Картер, – сказал он. – Я не спрашиваю тебя, какое дело привело тебя к нам. Можешь мне ничего не рассказывать. У меня есть глаза и уши. Вчера утром я видел компанию, которая прибыла в Каол с юга на небольшом аэроплане. Я прошу у тебя одного: дай мне слово, Джон Картер, что ты не замышляешь ничего ни против народа Каола, ни против его джеддака.

– В этом я даю тебе слово, Торкар Бар, – ответил я.

– Мой путь лежит вдоль каолянской дороги, далеко от города Каола, – продолжал он. – Я ничего не видел, слышишь? Джона Картера – меньше всего! Ты тоже не видел Торкар Бара и не слышал о нем. Понял?

– Вполне, – ответил я.

Он еще раз положил руку на мое плечо и сказал:

– Эта дорога ведет прямо в город Каол. Желаю тебе удачи!

И, вскочив на тота, он умчался, даже не оглянувшись назад.

Наступила ночь, когда Вула и я сквозь гущу леса увидели высокую стену, окружавшую город. После встречи с Торкар Баром мы совершили путь без приключений. Немногие прохожие, которые встречались нам, с удивлением смотрели на огромного калота, но я не вызывал у них подозрений – все свое тело я покрыл красной краской.

Но как войти в хорошо охраняемый город Кулан Тита, джеддака Каола? Ни один человек не входит в марсианский город без того, чтобы не дать о себе правдивых и подробных сведений. Я не льстил себя надеждой, что мне удастся провести начальников стражи у городских ворот.

Моей единственной надеждой было пробраться в город тайком, под покровом темноты, а затем спрятаться в каком-нибудь густонаселенном квартале, где будет трудно меня обнаружить.

Я начал обходить высокую стену, высматривая, каким бы образом перелезть через нее. Вокруг стены все деревья из предосторожности были вырублены. Несколько раз пытался я вскарабкаться на стену, но даже мои земные мускулы не могли справиться с этим хитро построенным укреплением. На тридцать футов вверх стена была скошена наружу, затем шла перпендикулярно на протяжении тридцати футов, и, наконец, наверху была скошена внутрь. Поверхность ее была скользкая, как полированное стекло. После долгих усилий я вынужден был признать, что, наконец, нашел барсумскую крепость, которую даже я не могу одолеть.

Я печально удалился в лес и залег у широкой дороги, которая вела в город с востока.

6. ГЕРОИ В КАОЛЕ

Было уже светло, когда я проснулся, разбуженный какими-то неясными звуками. Казалось, будто кто-то украдкой пробирается в чаще леса.

Открыв глаза, я увидел, что Вула, ощетинившись, смотрел по направлению к дороге, которой не было видно за густым кустарником.

Первое время я ничего не мог рассмотреть, но затем увидел, что между красными, желтыми и малиновыми листьями мелькает что-то лоснящееся, зеленое. Я сделал Вуле знак, чтобы он лежал спокойно и пополз вперед на разведку. Спрятавшись за ствол толстого дерева, я увидел длинную колеблющуюся линию зеленых воинов, прятавшихся в густых зарослях вдоль дороги. Линия тянулась насколько мог окинуть взгляд, и, по-видимому, доходила до самого Каола.

Это могло означать только одно: зеленые воины ожидали выступления отряда красных войск из ближайших ворот и лежали в засаде, чтобы на них наброситься.

Я не присягал джеддаку Каола, но он принадлежал к той же расе красных людей, что и Дея Торис, и я не мог равнодушно смотреть, как его воины будут перебиты жестокими демонами барсумских пустынь.

Осторожно вернулся я к тому месту, где оставил Вулу, и знаком приказал ему тихо следовать за мной. Пришлось сделать значительный обход, чтобы не попасть в руки зеленых воинов, но я благополучно подошел к городской стене.

Направо, всего в двухстах футах от меня, возвышались ворота, откуда, очевидно, должно было выступить войско; но достичь ворот можно было только зайдя за фланг зеленым воинам. Стоило им заметить меня и мой план предупредить каолян об опасности сразу потерпел бы крушение. Поэтому я решил, что лучше бежать к другим воротам налево, которые находились в миле от меня.

Я знал, что известие, которое я несу, послужит мне лучшим пропуском в Каол. Должен сознаться, что причиной моей осторожной тактики было скорее желание пробраться в город, чем желание предотвратить столкновение между зелеными и красными людьми. Как я ни люблю сражения, не могу же я вечно думать об одних удовольствиях! У меня было более важное и спешное дело, чем проливать кровь незнакомых мне воинов.

Только бы мне пробраться за пределы городской стены! Там я надеялся среди смятения, которое последует за моим известием, найти случай проникнуть во дворец Джеддака. Я был уверен, что Матаи Шанг с его пленниками размещены во дворце.

Но едва я сделал сотню шагов по направлению к дальним воротам, как услышал из-за стены мерный шум марширующего войска, бряцание оружия и визг тотов. Я понял, что войско каолян уже двигалось к ближним воротам.

Каждая минута была дорога! Сейчас ворота распахнутся, голова колонны выступит на дорогу, и, ничего не подозревая, попадет прямо в лапы смерти.

Я повернул обратно и быстро помчался вдоль края просеки. Я мчался своими знаменитыми прыжками, которые впервые принесли мне известность на Барсуме. Прыжки в тридцать, пятьдесят, сто футов – ничто для мускулов сильного земного человека в разреженном воздухе Марса.

Зеленые воины поняли, что их засада открыта. Ближние вскочили, желая перерезать мне дорогу. В тот же момент огромные ворота раскрылись и показались первые ряды краснокожих. Десятку зеленых воинов удалось встать между мной и каолянами, но они не имели ни малейшего представления, с кем имеют дело.

Я ни на йоту не уменьшил своей скорости, а ринулся на них, нанося удары направо и налево. Я не мог не вспомнить тогда тех памятных боев, когда Тарс Таркас, джеддак тарков, самый могучий зеленый воин Барсума, стоял плечом к плечу со мной, и мы вместе косили врагов, пока вокруг нас не вырастала груда высотой с человеческий рост.

Когда зеленые воины перед воротами Каола начали сильно теснить меня, я перелетел через них и, на манер растительных людей, нанес, перелетая, одному из них смертельный удар по голове.

Красные воины бежали из города по направлению к нам, а из джунглей навстречу им неслась дикая орда зеленых людей. Через минуту я очутился в центре жестокого кровавого боя.

Каоляне были отважны, да и зеленые воины экватора оказались не менее воинственными, чем их жестокие сородичи умеренного пояса. Не раз наступали моменты, когда одна из сторон могла с честью отступить и, таким образом, прекратить военные действия, но они неизменно возобновляли борьбу с тем же безумным ожесточением. И я понял, что бой кончится только полным уничтожением той или другой стороны.

Я, как всегда, отдался радости битвы. Что мои подвиги не остались незамеченными каолянами, доказывалось возгласами радостного одобрения, которыми они меня приветствовали.

Если иногда кажется, что я слишком горжусь своими подвигами, то не надо забывать, что война – мое призвание. Положим, ваше призвание – подковывать лошадей или писать картины. Если вы делаете это лучше ваших товарищей, то вы просто глупы, не гордясь вашим превосходством над другими. Итак, я откровенно горжусь, что на обеих планетах нет более великого бойца, чем Джон Картер!

В этот день я превзошел самого себя. Я хотел показать себя туземцам Каола, потому что мне нужно было завоевать их сердца… и доступ в город. И мне не пришлось разочароваться.

Мы сражались весь день, пока дорога не оказалась пропитанной кровью и заваленной трупами. Бой велся все время на дороге, то продвигаясь, то отступая, но ворота в Каол ни разу не подверглись серьезной опасности. Бывали минуты передышки, во время которых мне приходилось вступать в разговор с красными людьми, в рядах которых я сражался. Один раз ко мне подошел сам джеддак Кулан Тит, положил свою руку на мое плечо и спросил мое имя.

– Я – Дотар Соят, – ответил я, вспомнив имя, которое дали мне тарки много лет тому назад. По их обычаю, это имя было составлено из имен первых двух воинов, убитых мною.

– Ты могучий воин, Дотар Соят! – сказал джеддак. – Когда день кончится, я поговорю с тобой в большой зале аудиенций.

Вокруг нас снова закипела битва, и нас разъединили, но я достиг своего. С обновленными силами и с радостной душой ринулся я в сражение и бился до тех пор, пока последний зеленый воин не отступил к своим пустыням.

Только когда кончилось сражение, я узнал, куда собиралось выступить в тот день красное войско. Оказалось, что Кулан Тит ожидал посещения могущественного северного джеддака, единственного союзника каолян. Он хотел с подобающей помпой встретить гостя на расстоянии дневного перехода от Каола.

Теперь выступление оказалось отложенным до следующего утра. Кулан Тит не вызвал меня сразу после боя, но послал ко мне одного из дваров, который провел меня в удобное помещение в той части дворца, где жили начальники гвардии.

Здесь я провел с Вулой спокойную ночь. Вула тоже сражался со мной весь день, как настоящая марсианская боевая собака. Такие собаки очень часто сопровождают на войне диких зеленых воинов.

Мы оба порядком пострадали в бою, но чудесные целебные мази Барсума оказали за ночь свое действие, и мы проснулись свежими и бодрыми.

Я позавтракал с несколькими каолянскими командирами и нашел, что они такие же любезные и гостеприимные хозяева, как красные люди Гелиума, которые славятся прекрасным воспитанием и вежливостью обращения. Едва мы кончили завтракать, как явился посланник от Кулан Тита с приглашением явиться к нему.

Когда я вошел в великолепный зал аудиенций, джеддак поднялся со своего трона и, спустившись с эстрады, пошел ко мне навстречу. Это было высшее отличие, которого обычно удостаивались только чужеземные правители.

– Каор, Дотар Соят! – приветствовал он меня. – Я просил тебя прийти, чтобы передать тебе благодарность моего народа. Ты герой вчерашней битвы. Если бы ты не предупредил нас вовремя, мы наверняка попали бы в ловушку. Расскажи мне о себе: из какой ты страны, и какое дело привело тебя ко двору Кулан Тита?

– Я из Хастора, – ответил я.

У меня действительно был небольшой дворец в этом южном городке, принадлежавшем Гелиуму.

– Мое присутствие в стране Каол, – добавил я, – вызвано несчастным случаем: мой аэроплан потерпел крушение на южной окраине вашего леса. А в то время, как я искал входа в город Каол, заметил зеленых воинов, лежащих в засаде и поджидающих ваши войска.

Может быть, Кулан Тит и удивился про себя, зачем моему аэроплану понадобилось подлетать к самой границе его владений, но он был настолько любезен, что не вдавался в дальнейшие расспросы.

Во время своего разговора с джеддаком я услышал, что вошли еще какие-то посетители. Я не видел их лиц до тех пор, пока Кулан Тит не направился к ним, сделав мне знак следовать за ним. Он хотел представить их мне.

Я повернулся и с трудом смог сохранить спокойствие: передо мной стояли мои злейшие враги и слушали, как Кулан Тит расточал мне хвалебные речи.

– Святой хеккадор святых жрецов! – сказал джеддак. – Благослови Дотара Соята, доблестного чужеземца из далекого Хастора, чей чудесный подвиг и поразительная храбрость спасли вчера Каол.

Матаи Шанг шагнул вперед и положил руку на мое плечо. Лицо его не дрогнуло: очевидно, моя красная кожа сделала меня неузнаваемым. Он ласково поговорил со мной и представил меня Туриду. Черный тоже, по-видимому, ничего не заметил. Затем Кулан Тит, к моему удовольствию, занялся подробными рассказами о моих подвигах на поле сражения. Самое большое впечатление на него произвела моя ловкость, и он снова и снова расписывал, как я ловко раскроил противнику череп, в то время, как сам перелетал через него.

Мне показалось, что при этом рассказе глаза Турида расширились от удивления, и я заметил, что он несколько раз принимался пристально разглядывать меня. Не пробуждались ли в нем подозрения? А затем Кулан Тит вздумал еще некстати рассказать о диком калоте, который сражался со мной, и я увидел, что в глазах Матаи Шанга тоже мелькнуло какое-то беспокойство. Или мне это только почудилось?

В конце аудиенции Кулан Тит объявил мне, что он желает, чтобы я сопровождал его в поездке навстречу гостю и поручил меня командиру, который должен был доставить мне приличные доспехи и подходящего тота. Я попрощался. Матаи Шанг и Турид оба, казалось, искренне выразили мне свое удовольствие, что имели случай познакомиться с таким замечательным воином. Я вздохнул с облегчением, когда вышел из зала. Конечно, только нечистая совесть заставила меня подумать, что враги разгадали мою истинную личность!

Полчаса спустя я выехал из городских ворот с отрядом войск, сопровождавших Кулан Тита. Несмотря на мое страстное желание узнать что-нибудь о Дее Торис и Тувии из Птарса, ни во время моей аудиенции у джеддака, ни во время моих прогулок по двору, я не видел их и ничего о них не слышал. И все же я был убежден, что они должны быть где-то в этом огромном запутанном здании, и много бы дал, чтобы каким-нибудь образом остаться во дворце во время отсутствия Кулан Тита и провести розыски.

К полудню мы встретились с головой отряда, навстречу которому ехали.

Великолепный караван сопровождал иностранного джеддака; он растянулся на целые мили по широкой белой каолянской дороге. Авангард состоял из кавалерии. Доспехи, украшенные драгоценными камнями и металлом, ярко блестели на солнце. За ними двигались тысячи богато разукрашенных повозок, запряженных огромными цитидарами.

Эти низкие удобные колесницы двигались по две в ряд, а с обеих сторон гарцевали ряды всадников. На спине у каждого чудовищного цитидара сидел юноша-возница. Повозки были полны детей и женщин, разряженных в пестрые шелка. Вся сцена воскресила в моей памяти мои первые дни на Барсуме, двадцать два года назад, когда я впервые увидел живописный караван зеленых тарков.

Я никогда до этого не видел цитидаров на службе у красных людей. Эти животные, напоминающие допотопных мастодонтов, достигают огромной величины и кажутся исполинами даже рядом с гигантскими зеленокожими и их исполинскими тотами. В сравнении же с относительно небольшими красными людьми и мелкой породой их тотов величина цитидаров поражает.

Животные были обвешаны блестящей сбруей и яркими шелковыми попонами, усеянными узорами из бриллиантов, жемчуга, рубинов и изумрудов. Каждая повозка была разукрашена шелковыми знаменами, флагами и вымпелами, развевающимися на ветру.

Впереди ехал сам джеддак на белоснежном тоте очень редкой породы, а за ним двигались бесконечные ряды копьеносцев, меченосцев и стрелков. Это была действительно величественная картина!

Караван двигался почти беззвучно. Изредка раздавался звон доспехов, случайный визг тота или глухой гортанный клекот цитидара.

Тоты и цитидары не имеют копыт и мягко ступают своими плоскими ступнями, а широкие обода колес вылиты из упругой массы, не издающей никакого шума.

Иногда звенел веселый женский смех или детская болтовня.

Красные марсиане – веселый, радостный, общительный народ в противоположность, угрюмой, замкнутой расе зеленых людей.

Церемония встречи обоих джеддаков заняла целый час, а затем мы повернули и двинулись обратно в Каол. Как раз перед наступлением темноты голова колонны достигла городских стен, но, последние ряды успели вступить в город только к утру.

К счастью, я находился в передних рядах и, после бесконечного банкета, смог удалиться на покой. В эту ночь дворец внутри и снаружи был полон такой суматохой и суетой, что я не посмел начать розыски Деи Торис и вернулся в свою комнату.

Проходя вдоль коридоров между банкетным залом и помещением, которое было мне отведено, я внезапно почувствовал, что за мною следят. Быстро оглянувшись, я успел заметить какую-то фигуру, скрывшуюся в открытой двери в ту минуту, как я обернулся. Я немедленно побежал к тому месту, но фигура исчезла бесследно. Однако я готов был поклясться, что в тот короткий миг, когда она промелькнула перед моими глазами, я видел белое лицо и длинные желтые волосы.

Этот случай навел меня на неприятные размышления. Если меня не обманул беглый взгляд на шпиона, то значит Матаи Шанг и Турид не обмануты моим маскарадом… А если это было так, то даже большие услуги, которые я оказал Кулан Титу, не спасут меня от религиозного фанатизма.

Но никогда опасения за будущее не мешали моему сну, а поэтому и в тот вечер я бросился на шелковые одеяла, и немедленно заснул крепким сном, без сновидений.

Калотам доступ в самый дворец не дозволялся: я должен был поместить Вулу в конюшне, где содержатся тоты джеддака. У него было удобное, даже роскошное помещение, но я много бы дал, чтобы он оставался со мной. И если бы он был со мной – не случилось бы того, что произошло в эту ночь.

Я спал, вероятно, не более четверти часа, когда внезапно проснулся от ощущения чего-то холодного и липкого, прикоснувшегося к моему лбу. Я немедленно вскочил на ноги и протянул руки вперед. Моя рука коснулась человеческого тела. Я бросился к нему, но в темноте запутался в одеялах и упал на пол.

Пока я снова встал и нашел выключатель лампы, мой посетитель успел скрыться. Тщательный осмотр комнаты не дал мне ничего. Кто же был этот ночной гость и по какому делу ему вздумалось посетить меня в такой неурочный час?

Так как на Барсуме воровство совсем неизвестно, то я не мог предположить, что это был вор. Убийство, правда, очень распространено, но казалось маловероятным в данном случае: ведь неизвестный ночной посетитель мог легко убить меня во сне. Я терялся в догадках и собирался уже снова заснуть, когда десяток вооруженных стражников вошли в мое помещение. Дежурным командиром был один из моих любезных хозяев, с которым я завтракал утром. Но теперь на его лице не было и признака дружелюбия:

– Кулан Тит приказал мне привести тебя к нему, – сказал он сурово. – Идем!

7. НОВЫЕ СОЮЗНИКИ

Окруженный стражниками, отправился я вдоль коридоров дворца Кулан Тита, джеддака Каола, к большому залу для аудиенций, находившемуся в центре огромного здания.

Все устремили взор на меня, когда я вошел в блестяще освещенное помещение, переполненное знатью Каола и свитой иностранного джеддака. В дальнем конце на большом возвышении стояли три трона, на которых сидели Кулан Тит и его два гостя: Матаи Шанг и чужеземный джеддак.

В гробовом молчании прошли мы по центральному проходу и остановились у подножия трона.

– Выступи со своими обвинениями, – промолвил Кулан Тит, обернувшись к кому-то, стоявшему среди его свиты.

Вышел Турид, черный датор перворожденных, и очутился лицом к лицу со мной.

– Благородный джеддак, – начал он, обращаясь к Кулан Титу, – у меня сразу возникло подозрение против этого инопланетянина. Твое описание его дьявольской ловкости очень напоминало ловкость злейшего врага истины на Барсуме! Но, чтобы не произошло ошибки, я послал к нему священнослужителя твоей религии. Смотри на результат! – и Турид указал пальцем на мой лоб.

Все глаза устремились по направлению его обвиняющего жеста. Казалось, что я один не понимал, какой роковой знак запечатлен на нем.

Начальник, стоящий со мной рядом, догадался о моем недоумении. Он вынул из своей сумки небольшое зеркальце и подержал его перед моим лицом. Я взглянул – и мне сразу все стало понятно!

На лбу моем красовалось белое пятно! Красная краска была стерта – это было дело рук коварного жреца, пробравшегося ко мне ночью…

Брови Кулан Тита сдвинулись и глаза засветились угрозой, когда он взглянул на меня.

Турид на минуту замолк, желая усилить драматический момент своего разоблачения. Затем он продолжал:

– Перед троном твоим, о, Кулан Тит! – воскликнул он, – стоит тот, кто осквернил храмы богов Марса, тот, кто поднял целый мир против древней религии! Перед тобой, благородный джеддак Каола, находится сам Джон Картер!

Кулан Тит посмотрел на Матаи Шанга, как бы ища поддержки этих обвинений. Святой жрец кивнул головой.

– Это действительно тот самый святотатец, – сказал он. – Он последовал за мной в твой дворец, Кулан Тит, с единственной целью убить меня. Он…

– Он лжет! – перебил я его. – Кулан Тит, выслушай меня, если хочешь знать правду! Я скажу тебе, зачем Джон Картер последовал за Матаи Шангом в твой дворец. Выслушай меня, как выслушал я их, а затем ты сможешь судить, насколько мои поступки соответствуют барсумской чести.

– Молчать! – заревел джеддак, вскочив с трона и схватившись за рукоятку меча. – Молчать, богохульник! Кулан Тит не позволит осквернить воздух своего дворца кощунственной ересью, которая изрыгает твоя нечестивая глотка! Мне нечего судить тебя. Ты уже сам себя осудил. Остается только определить род твоей смерти. Даже услуги, которые ты оказал войску Каола, не помогут тебе. Они были низкой хитростью, чтобы вкрасться ко мне в доверие и добраться до святого человека, на жизнь которого ты посягаешь! В пещеру его! – закричал он, обращаясь к начальнику стражи.

Хорошее положение, нечего сказать! Что я мог поделать против целого народа? Как мог я надеяться на милость со стороны фанатика Кулан Тита, имевшего таких советников, как Матаи Шанг и Турид? Чернокожий злорадно расхохотался мне прямо в лицо.

– На этот раз тебе уже не выскочить, человек Земли, – насмехался он.

Стражники подступили ко мне. Красный туман застлал мне глаза. Пылкая кровь моих виргинских предков закипела в моих жилах. Мною овладела безумная жажда борьбы.

Одним прыжком очутился я возле Турида. Дьявольская усмешка не успела исчезнуть с его лица, как я размахнулся и ударил его кулаком по зубам. Добрый американский кулак сделал свое: черный датор отлетел на десять футов и упал у подножия трона, захлебываясь в крови, которая хлестала у него изо рта. Затем я обнажил меч и встал, готовый потеряться силами с целым народом.

Стражники налетели на меня со всех сторон, но раньше, чем произошло столкновение, громовой голос покрыл крики воинов, и гигантская фигура, спрыгнув с возвышения, бросилась между мной и моими противниками. Этот был чужеземный джеддак.

– Стой! – вскричал он. – Если ты дорожишь моей дружбой, Кулан Тит, дорожишь вековым союзом, который связывал наши народы, – отзови своих меченосцев? Знайте, что где бы ни напали на Джона Картера и кто бы ни нападал на него – рядом с ним, до самой смерти будет биться Туван Дин, джеддак Птарса.

Крики смолкли, угрожающие мечи опустились и тысячи изумленных глаз устремились сперва на Туван Дина, а затем на Кулан Тита. Джеддак Каола побледнел от ярости, но овладел собою и обратился к Туван Дину спокойным тоном, как подобает в разговоре между двумя дружественными джеддаками. Он медленно и обдуманно начал:

– Туван Дин должен иметь необычайно важные мотивы, чтобы так попирать ногами древний обычай Барсума. Он забыл, что он гость, и что я его хозяин! Чтобы и мне не забыться так, как это случилось с моим великим другом, я предпочитаю молчать, пока джеддак Птарса не разъяснит нам причин, вызвавших его неслыханный поступок и не убедит меня в своей правоте.

Я видел, что джеддак Птарса был готов швырнуть свой меч в лицо Кулан Тита, но он тоже пересилил себя.

– Нет никого, кто бы лучше Туван Дина, – сказал он, – знал законы, управляющие поступками людей во владениях друга. Но Туван Дин знает также и высший закон – закон благодарности. Ни перед одним человеком на Барсуме не находится он в таком долгу, как перед Джоном Картером!

– Много лет тому назад, Кулан Тит, продолжал он, – во время твоего последнего посещения, ты был очарован красотой моей единственной дочери Тувии. Ты видел, что я обожал ее, а впоследствии ты узнал, что до какому-то непонятному капризу она предприняла последнее добровольное паломничество к берегам таинственной реки Исс. Ты знал, в каком я был горе!

Несколько месяцев назад я впервые услышал о походе, который Джон Картер повел против Иссы и святых жрецов. До меня дошли неясные слухи о жестокостях и надруганиях, которые совершались в течение бесчисленных веков над несчастными, приплывающими в долину Дор.

Я узнал, что тысячи пленников были освобождены там, но что немногие решились прийти обратно в свои города из страха жестокой смерти, которая ждала вернувшихся из долины Дор.

Первое время я не особенно верил всем этим слухам об обмане жрецов и молился, чтобы моя дочь Тувия умерла прежде, чем совершила кощунство, вернувшись во внешний мир. Но затем любовь отца пересилила благочестие, и я поклялся скорее заслужить вечное осуждение, чем оттолкнуть свою дочь, когда она вернется ко мне.

Я послал многих гонцов в Гелиум и на юг ко дворцу Ксодара, джеддака перворожденных. И от всех я слышал одну и ту же историю о бесчеловечных зверствах, чинимых святыми жрецами над беззащитными жертвами их религии.

Многие бывшие пленные видели и знали мою дочь. От жрецов, отказавшихся от старой религии, которые когда-то стояли близко к Матаи Шангу, я узнал о тех оскорблениях, которым он лично подвергал ее. Как я обрадовался, узнав, что Матаи Шанг у тебя в гостях! Я все равно отыскал бы его, хотя бы на это потребовалась часть моей жизни!

Многое узнал я еще от гонцов. Я услышал о рыцарском отношении Джона Картера к моей дочери, как он сражался за нее, как освободил ее и как спас от диких южных варунов.

Будешь ли ты удивляться после того, что я готов рисковать своей жизнью, миром своего народа, даже твоей дружбой, которую я ставлю выше всего, за Джона Картера?

Кулан Тит молчал. По выражению его лица было видно, что он был смущен. Затем он заговорил:

– Туван Дин, – молвил он, и голос его звучал дружески, но печально. – Могу ли я судить своего ближнего? В моих глазах отец жрецов – святой, и религия, которую он исповедует, единственная истинная религия. Но если бы передо мной стояла такая же задача, как перед тобой, я не сомневаюсь, что чувствовал и поступал бы совершенно так же, как и ты.

Что касается Джона Картера, то его в сохранности доставят к границе моих владений; он будет освобожден и сможет идти, куда ему будет угодно. Но под страхом смерти ему навсегда будет воспрещено вступать в пределы моей страны.

Между тобой и Матаи Шангом я могу выступить только в качестве примирителя. Но если у вас дойдет до ссоры, то вы и без моей просьбы поймете, что она может быть решена только после того, как вы оба покинете Каол. Удовлетворен ли ты, Туван Дин?

Джеддак Птарса кивнул головой, но злобный взгляд, который он бросил при этом на отца жрецов, не представлял ничего доброго для этого сверженного кумира.

– Но совсем не удовлетворен Джон Картер! – воскликнул я, грубо разрывая с трудом налаженный мир. – Пока я преследовал Матаи Шанга, смерть десятки раз подстерегала меня. А теперь, когда я достиг цели, ценой бесконечных усилий и нечеловеческой борьбы, меня хотят увести от нее и думают, что я покорно пойду, как одряхлевший тот на бойню?

Туван Дин, джеддак Птарса, тоже не будет удовлетворен, если он выслушает меня до конца. Знаете ли вы, зачем я преследовал Матаи Шанга и черного датора Турида от лесов долины Дор, зачем я прошел полсвета?

Думаете ли вы, что Джон Картер унизится до убийства? Неужели Кулан Тит настолько глуп, что может поверить низкой лжи, которую ему нашептали святой жрец и Турид? Я преследую Матаи Шанга не для того, чтобы убить его, хотя видит бог моей планеты, у меня сейчас чешутся руки вцепиться в его поганое горло. Я преследую его, Туван Дин, потому что с ним – две пленницы

– моя жена Дея Торис и твоя дочь Тувия!

Думаешь ли ты теперь, Туван Дин, что я позволю увести себя за стены Каола, прежде чем мать моего сына не будет сопровождать меня, а твоя дочь не будет возвращена тебе?

Туван Дин обернулся к Кулан Титу. В глазах его сверкнула ярость, но он опять огромным усилием воли овладел собой и заговорил ровным голосом:

– Знал ли ты это, друг мой Кулан Тит? Знаешь ли ты, что моя дочь содержится пленницей в твоем доме?

– Он не мог этого знать, – прервал Матаи Шанг, побледнев от страха. – Он не мог этого знать, потому что это ложь!

Я хотел убить его на месте, но тяжелая рука Туван Дина опустилась на мое плечо и остановила меня.

– Подожди, – сказал он мне, а затем обратился к Кулан Титу. – Это не ложь. Джон Картер никогда не лжет. Ответь мне, Кулан Тит.

– Три женщины прибыли с отцом жрецов, – ответил джеддак Каола, – Файдора, его дочь, и еще две, которые, по слухам, были ее рабыни. Но если это неправда, если эти женщины – Дея Торис и Тувия, то они завтра же будут возвращены вам.

При этих словах он взглянул на Матаи Шанга, не так, как верующий на первосвященника, а как правитель смотрит на человека, которому отдает приказания.

Отцу жрецов, должно быть, стало ясно, как ясно и мне, что наше разоблачение очень ослабило веру Кулан Тита. Малейшего повода достаточно, чтобы обратить могучего джеддака в открытого врага жрецов. Но так сильны в людях предрассудки и суеверия, что даже великий Кулан Тит не решался сразу решительно порвать со своей древней религией.

У Матаи Шанга хватало ума сделать вид, что он охотно подчиняется приказанию своего духовного сына. Он обещал завтра привести обеих пленниц в зал аудиенций.

– Теперь уже утро, – сказал он, – и мне не хотелось бы прерывать сон моей дочери. Иначе я сразу предоставил бы их, чтобы Джон Картер мог убедиться, что он ошибается.

Последнее слово он подчеркнул, желая оскорбить меня, но так тонко, что я ни к чему не мог придраться.

Я собирался протестовать против отсрочки и требовать, чтобы Дея Торис была приведена ко мне немедленно, но Туван Дин считал такую поспешность излишней.

– Мне страстно хотелось бы видеть мою дочь сейчас же, – сказал он, – но я не буду на этом настаивать, если Кулан Тит даст мне гарантию в том, что за ночь никто не покинет дворца и что ни Дее Торис, ни Тувии из Птарса не будет причинено никакого вреда, начиная с этой минуты.

– Никто не покинет за ночь дворец, – ответил джеддак Каола, – а Матаи Шанг даст нам слово, что обе женщины будут доставлены в этот зал в безопасности.

Жрец в знак согласия кивнул головой. Кулан Тит объявил аудиенцию законченной, и Туван Дин пригласил меня в свои апартаменты. Мы просидели с ним до рассвета, и я рассказал ему все свои похождения на Барсуме и все, что случилось с его дочерью в тот промежуток времени, который мы провели вместе.

Отец Тувии пришелся мне очень по сердцу, и наша беседа положила начало дружбе, которая с течением времени все укреплялась. Но все же моим лучшим другом продолжал оставаться мой первый друг на Барсуме – Тарс Таркас, зеленый джеддак тарков.

С первыми лучами солнца пришли гонцы от Кулан Тита с приглашением явиться в зал аудиенций. Здесь Туван Дин после долгих лет должен был встретить свою дочь, а я должен был вновь увидеть свою любимую Дею Торис после почти двенадцати лет разлуки.

Сердце мое так билось, что я в смущении оглядывался кругом, предполагая, что все окружающие должны были слышать этот стук. Все мое существо рвалось к Дее Торис, вечная молодость и красота которой были только внешними проявлениями ее дивной души.

Наконец вернулся гонец, посланный за Матаи Шангом. Я вытянул шею, чтобы скорее увидеть, кто за ним следует, но гонец возвратился один.

Остановившись перед троном, он обратился к джеддаку громким голосом, который раздался во всех концах зала.

– О, Кулан Тит, могущественнейший из джеддаков, – произнес он, – твой гонец возвращается один. Когда он пришел в апартаменты отца жрецов, то нашел их пустыми, пусты были также комнаты его свиты!

Кулан Тит побледнел.

Глухое рычание сорвалось с уст Туван Дина, который не взошел на трон, а стоял рядом со мной. Гробовая тишина воцарилась в зале.

Кулан Тит, джеддак Каола, первым прервал тишину. Он спустился с возвышения и порывисто подошел к Туван Дину. Слезы блестели в его глазах, когда он положил обе руки на плечи своего старого друга.

– О, Туван Дин, – воскликнул он, – и это несчастье должно было случиться с тобой здесь, во дворце твоего лучшего друга! Собственными руками задушил бы я Матаи Шанга, если бы догадался, что таилось в его низкой душе! В прошлую ночь моя вера была поколеблена – она разбилась теперь вдребезги, но увы, слишком поздно, слишком поздно! Стоит тебе только приказать, и весь Каол, все силы моего могущественного народа – в твоем распоряжении. Мы сделаем все, чтобы вырвать твою дочь и жену этого доблестного воина из лап хищников. Что нужно сделать? Скажите!

Я выступил вперед и обратился к нему:

– Во-первых, нужно уличить тех из твоих подданных, кто помог бегству Матаи Шанга и его свиты. Без помощи со стороны дворцовой стражи он не мог бы уйти. Ищи виновных и узнай от них, каким образом бежали жрецы и в каком направлении.

Прежде чем Кулан Тит отдал приказ о расследовании, из толпы вышел молодой офицер с красивым открытым лицом и сказал:

– О, Кулан Тит, могущественнейший из джеддаков! Я один несу ответственность за это печальное происшествие. В последнюю ночь стражей командовал я. Во время ночной аудиенции я дежурил в другой части дворца и ничего не знал о том, что здесь произошло. Поэтому, когда отец жрецов вызвал меня и сказал, что ты хочешь, чтобы он скорее покинул город из-за присутствия смертельного врага, который покушается на его жизнь, я беспрекословно повиновался. Ведь отец жрецов повелевал над всеми нами: власть его была даже выше твоей власти, могущественнейший из джеддаков! Пусть же последствия отразятся на мне, потому что я один виноват. Другие стражники, которые способствовали бегству, только выполняли мое приказание.

Кулан Тит взглянул сначала на меня, а затем на Туван Дина, как бы спрашивая нашего мнения об атом человеке. Неумышленные действия молодого командира были так очевидны, что никто из нас не вздумал требовать его наказания.

– Как бежали они? – спросил Туван Дин, – и в каком направлении?

– Они покинули Каол тем же путем, как и прибыли в него, – ответил командир, – на собственном аэроплане. Я следил за огнями корабля после того, как они улетели, и видел, что они направились на север.

– Где на севере Матаи Шанг может рассчитывать на убежище? – спросил Туван Дин у Кулан Тита.

Тот опустил голову и несколько мгновений казался погруженным в глубокое раздумье. Затем лицо его внезапно просветлело.

– Знаю! – воскликнул он. – Вчера еще Матаи Шанг рассказывал мне о народе, совершенно непохожем на нас и живущем далеко к северу. Он говорил, что святые жрецы давно знают этот народ, и, что это верные и набожные последователи древней религии. Он говорил, что среди них он найдет убежище, где никакие еретики его не найдут. Я уверен, что он направился туда!

– И во всем Каоле не найдется ни одного аэроплана, на котором можно было бы за ним последовать! – воскликнул я с отчаянием.

– Аэроплан ты найдешь не ближе, чем в Птарсе, – ответил Туван Дин.

– Постойте, – воскликнул я. – Там, на южной границе, этого большого леса лежит поврежденный аэроплан, на котором я сюда прилетел. Если вы дадите мне людей, я починю его в два дня.

Вначале я не особенно доверял искренности внезапного вероотступничества джеддака Каола, но он с такой готовностью пошел навстречу всем моим требованиям и предоставил в мое распоряжение столько людей, что все мои сомнения поневоле рассеялись.

Два дня спустя аэроплан, готовый к отлету, стоял на крыше сторожевой башни. Оба джеддака предлагали мне силы своих народов. Миллионы бойцов были в моем распоряжении. Но на моем аэроплане, кроме Вулы и меня, было место только для одного человека. Когда я вступил на судно, Туван Дин занял место рядом со мной. Я с изумлением взглянул на него. Он повернулся к начальнику своего войска, который сопровождал его в Каол, и сказал:

– Я доверяю тебе отвести мою свиту обратно в Птарс, и пусть мой сын правит в мое отсутствие. Джон Картер не поедет один в страну врагов. Я сказал! Прощайте!

8. ЧЕРЕЗ ПЕЩЕРЫ КАРИОНА

Днем и ночью летел наш аэроплан прямо к северу. Наш «компас назначения» все еще был направлен на судно врага с того момента, как я установил его, вылетев из крепости жрецов. Во вторую ночь мы почувствовали, что воздух стал заметно свежеть, и, судя по расстоянию, которое мы покрыли, можно было думать, что мы приближаемся к северной арктической области.

Теперь приходилось соблюдать величайшую осторожность. Я знал, что бесчисленные экспедиции, которые пытались исследовать эту неизвестную страну, из-за огромного ледяного барьера, вздымавшегося вокруг всей арктической области, не возвращались обратно. Что случилось с ними – не знал никто. Люди эти навсегда исчезали в этой угрюмой и таинственной полярной стране.

Расстояние от барьера до полюса было не очень велико: быстроходный аэроплан мог бы покрыть его в несколько часов. Поэтому предполагали, что какая-то страшная катастрофа ожидала тех, кто попадал в «запретную страну», как начали называть эту область марсиане.

Поэтому при приближении к барьеру я уменьшил скорость хода. Я решил осторожно продвигаться над ледяной массой, чтобы не попасть в ловушку, а вовремя обнаружить, действительно ли имеется у северного полюса обитаемая страна. Только здесь, думал я, может быть то место, где Матаи Шанг чувствует себя в безопасности от Джона Картера.

Мы медленно плыли на высоте нескольких футов от почвы, буквально ощупывая наш путь в темноте. Ночь была необыкновенно темная. Обе луны зашли, а небо было окутано облаками, которые на Марсе встречаются только у полюсов.

Внезапно прямо перед нами выросла огромная белая стена. Я круто повернул руль и дал задний ход, но было уже поздно, чтобы предотвратить катастрофу.

С треском ударились мы о высокое препятствие. Аэроплан дрогнул и закачался, машина остановилась, и мы упали вниз с высоты двадцати футов. К счастью, ни один из нас не разбился. Мы вылезли из-под груды обломков, и, когда показалась меньшая луна, мы увидели, что находимся у подножия огромного ледяного барьера; в некоторых местах выступали его гранитные глыбы, которые задерживали сползание льдов.

Какая насмешка судьбы! Потерпев крушение почти в конце путешествия, упасть по эту сторону отвесной неприступной стены! Я взглянул на Туван Дина. Он только печально пожал плечами.

Мы провели остаток ночи в глубоком снегу, который лежал у подножия стены, дрожа от холода. С наступлением утра мое подавленное настроение сменилось обычной бодростью, хотя надо сознаться, что надежды на спасение было очень мало.

– Что нам делать? – спросил Туван Дин. – Как сможем мы пройти через этот непреодолимый барьер?

– Мы должны прежде всего оставить мысль, что стена непроходима, – ответил я. – Я только тогда признаю, что нам через нее не пройти, когда обойду ее кругом и приду на это же место. Чем скорее двинемся мы в путь, тем лучше, потому что другого пути нам нет, и путешествие по этой пустыне займет не меньше месяца времени.

Пять дней шли мы по трудному замерзшему пути, страдая от холода и лишений. Свирепые пушные звери нападали на нас днем и ночью. Ни одной минуты не были мы застрахованы от появления какого-нибудь огромного северного чудовища.

Самым опасным нашим врагом оказался апт. Это огромное животное, покрытое белым мехом, имело шесть конечностей. Четыре из них служили ему ногами, а две другие, прикрепленные к плечам по обе стороны его сильной шеи, оканчивались безволосыми руками. Ими животное хватало свою добычу.

Головой и пастью апт похож на гиппопотама, только на нижних челюстях его имеется по большому рогу, которые слегка загибаются вниз. Его два огромных овальных глаза пробудили мой живейший интерес.

Они занимают почти всю голову от макушки до пасти, так что кажется, будто рога вырастают из нижней части глаз. Каждый глаз состоит из нескольких отдельных глазков, снабженных каждый самостоятельным веком, так что животное может Открывать и закрывать столько глазков, сколько ему желательно.

Такое построение глаз показалось мне сперва излишним для животного, которое охотится на ослепительно белой снежной поверхности; но я тогда же сообразил, что природа снабдила его таким сложным глазом потому, что апт проводит большую часть своей жизни в темных подпочвенных пещерах.

Вскоре мы наткнулись на самого крупного апта, которого нам пришлось видеть. Он был восьми футов в вышину и покрыт гладким лоснящимся мехом. Он стоял, повернув к нам голову, и глядел на нас, пока мы шли прямо на него. Мы решили, что избегать этих чудовищ – напрасная трата времени, потому что они все равно нападают на каждое живое существо, которое завидят издали.

Даже когда они сыты, они набрасываются и убивают просто для удовлетворения своего инстинкта. Поэтому я был несколько удивлен, когда огромный апт не кинулся на нас, а повернулся при нашем появлении и удалился.

Случайно я разглядел вокруг его шеи золотой ошейник. Туван Дин тоже заметил его, и это обстоятельство пробудило в нас обоих какую-то неопределенную надежду.

Только человек мог одеть апту ошейник. И так как ни одна известная нам раса марсиан никогда не пыталась приручить свирепых аптов, то он должен был принадлежать какому-то северному народу, о существовании которого мы не знали. Быть может, это была мифическая желтая раса Барсума, некогда сильная, и которую теперь считали вымершей, хотя иногда в теории и допускали, что она могла существовать где-то на далеком севере.

Мы немедленно отправились по следу животного. Я объяснил Вуле наши намерения, так что нам не нужно было гнаться за зверем. К тому же это было бы совершенно бесполезно, принимая во внимание быстроту бега аптов.

Около двух часов след вел нас параллельно барьеру, а затем внезапно повернул к нему и пошел по неровной непроходимой местности. Огромные гранитные глыбы, разбросанные в хаотическом беспорядке, преграждали нам дорогу на каждом шагу; глубокие трещины во льду грозили поглотить нас при малейшей неосторожности, а легкий ветерок, дувший с севера, доносил до нас неописуемое зловоние, от которого мы почти задыхались.

Нам понадобилось целых два часа, чтобы проделать несколько футов до подножия барьера. Затем, обогнув скалу, имевшую вид стены, мы вышли на ровную площадку у самого основания ледяной и скалистой стены и увидели перед собой темное отверстие пещеры.

На нас пахнуло удушливое зловоние. Оглянувшись кругом, Туван Дин остановился, и у него вырвалось удивленное восклицание:

– Клянусь предками, – воскликнул он, – я никогда не думал, что мне придется своими глазами убедиться в действительности мифических пещер Кариона! Если это они, то мы нашли путь сквозь ледяной барьер!

Древние летописи первых историков Барсума, такие древние, что мы считали их мифами, передают о великом переселении желтой расы под давлением зеленых полчищ. Это случилось в то время, когда высохли океаны, и господствующие расы были изгнаны из их крепостей и городов.

Летописи рассказывают о странствиях остатков некогда сильных желтых племен, преследуемых на каждом шагу, пока наконец они не нашли путь через северную ледяную стену к плодородной долине у полюса.

У входа в подземный проход, который вел их в убежище, произошла великая битва. Желтые оказались победителями. Они завалили пещеры, по которым можно было проникнуть на их новую родину целыми горами трупов зеленых и желтых людей, чтобы зловоние удержало их врагов от дальнейшего преследования.

И с того самого, давно прошедшего дня, все умершие этой мифической страны относятся в пещеры Кариона, чтобы и в смерти служить родине и ограждать ее от нашествия неприятеля. Легенда говорит, что сюда сносятся все отбросы, все, что подвержено гниению и может увеличить страшное зловоние.

Смерть на каждом шагу подстерегает путника, решившегося проникнуть в эти пещеры; в них логовища свирепых аптов. Это страшная дорога, но это единственная, которая ведет к нашей цели!

– Ты, значит, уверен, что мы нашли дорогу к стране желтых людей? – воскликнул я.

– Насколько можно быть уверенным, руководствуясь только древней легендой, – ответил он мне. – Но смотри, как каждая деталь здесь совпадает с преданием о желтой расе!

– Если это правда, и дай бог, чтобы это было правдой, – сказал я, – то мы, быть может, откроем тайну исчезновения Тардос Морса, джеддака Гелиума, и его сына Морса Каяка. Ни одно место на Барсуме, кроме этого, не осталось неисследованным многочисленными экспедициями в течение двух лет. Последние вести, которые пришли от них, говорили, что они искали моего сына Картериса где-то на севере.

В это время мы дошли до входа в пещеру и, переступив ее порог, я перестал удивляться, что ужасы этого пути остановили в древности зеленых кочевников. Пласт скелетов достигал человеческого роста на полу первой пещеры, а над ним лежала гниющая масса разлагающегося мяса, сквозь которую апты пробили себе дорогу к отверстию во вторую пещеру.

Зловонные запахи были так сильны и осязаемы под низкими сводами, что хотелось взять меч и прорубить себе дорогу к свежему воздуху.

– Разве может человек дышать этим смрадом и не умереть? – спросил Туван Дин, задыхаясь.

– Думаю, что долго дышать им нельзя, – ответил я, – и потому поспешим. Я пойду вперед, ты позади, а Вула в середине. Идем!

И с этими словами я бросился вперед, через вонючую массу гнили.

Мы прошли, не встретив препятствий, семь пещер разной величины, мало отличающихся друг от друга по силе и роду своих запахов. Но в восьмой пещере мы наткнулись на берлогу аптов. Два десятка огромных зверей расположились в ней. Некоторые спали, другие разрывали свежее мясо недавно убитой добычи или дрались между собой.

Здесь становилось понятно значение их огромных глаз: внутренние пещеры погружены почти в полный мрак.

Пытаться пройти через стадо лютых животных даже мне казалось полным безумием, и я предложил Туван Дину вернуться вместе с Вулой во внешний мир. Они вдвоем могли найти дорогу в культурную страну, а затем вернуться обратно с достаточными силами, чтобы не только перебить аптов, но и сломить все дальнейшие препятствия, лежавшие на нашем пути.

– За это время, – продолжал я, – я смогу, быть может, найти способ пробиться в страну желтых людей, а если мне не удастся, то погибнет всего одна жизнь. Ведь если мы все пойдем вперед и умрем, то не останется никого, кто мог бы привести сюда экспедицию для спасения твоей дочери и Деи Торис.

– Я не вернусь назад и не оставлю тебя одного, Джон Картер, – решительно ответил джеддак Птарса. – Пойдешь ли ты к победе или к гибели, джеддак Птарса останется с тобой. Я сказал!

По его тону было видно, что спорить бесполезно, а потому я пошел на компромисс и решил отправить обратно Вулу с запиской, вложенной в металлический футляр, привязанный к его шее. Я приказал верному животному бежать в Гелиум и разыскать Картериса, и, хотя между нами лежало полсвета и должны были встретиться бесчисленные препятствия, я был уверен, что если только будет хоть малейшая возможность, Вула исполнит поручение.

Снабженный от природы удивительной быстротой, выдержкой и свирепостью, он мог справиться в единоборстве с любым врагом, а его смышленость и инстинкт могли помочь ему успешно выполнить поручение.

Вула не мог ослушаться моего приказания, но покинул нас с явной неохотой. Я не мог удержаться, чтобы не обнять на прощание верного друга. Он потерся своей щекой о мою в прощальной ласке и через минуту мчался через пещеры Кариона к внешнему миру.

В записке к Картерису я дал ему подробные указания относительно местоположения пещер Кариона. Я подчеркивал необходимость проникнуть в страну именно этим путем и ни под каким видом не пытаться перейти ледяной барьер при помощи флота. Я написал ему, что не могу даже представить себе, что лежит за восьмой пещерой, но что я уверен, что где-то по ту сторону ледяного барьера находится его мать во власти Матаи Шанга, а может быть, и его дед и прадед, если они еще живы.

Далее я советовал ему обратиться к Кулан Титу и к сыну Туван Дина с просьбой предоставить ему воинов и корабли. Экспедиция должна быть настолько мощной, чтобы обеспечить себе успех с первого же удара.

– И, если будет возможно, приведи с собой Тарса Таркаса, – закончил я.

– Если я буду жив, когда вы прибудете, для меня будет большой радостью сражаться плечом к плечу с моим старым другом.

После того, как Вула покинул нас, Туван Дин и я, спрятавшись, стали выдумывать различные планы, как бы пройти через восьмую пещеру. С того места, где мы находились, мы видели, что драка между аптами стихала, и многие улеглись спать. Вероятно, через короткое время все свирепые чудовища мирно заснут, а тогда предоставится возможность, хотя и очень рискованная, пройти через их логовище.

Один за одним растягивались сонные звери на липкой массе, покрывающей кучи костей на полу их берлоги. Не лег только один: он беспокойно бродил по пещере, обнюхивая своих товарищей и отвратительную зловонную подстилку.

Иногда он останавливался то у одного, то у другого входа в пещеру. По всему было видно, что он сторожевой.

Мы наконец, с тревогой должны были убедиться, что он не ляжет, пока спят другие, а потому начали придумывать, каким бы образом его провести. Я сообщил свой план Туван Дину, и он нашел его удачным.

Согласно ему, Туван Дин тесно прижался к стене налево от входа в восьмую пещеру, а я тем временем умышленно показался апту, когда он взглянул в нашу сторону. Затем я быстро прыгнул к правой стороне входа и тоже прижался к стене.

Не издав ни одного звука, огромный зверь стремительно двинулся к нам, чтобы посмотреть, какое дерзкое существо вторглось так далеко в пределы его обиталища. Он просунул голову в узкое отверстие, соединяющее обе пещеры, но его ожидали с двух сторон острые мечи. Он не успел даже издать ни единого звука, как голова его покатилась к нашим ногам.

Быстро взглянули мы в восьмую пещеру – ни один апт не проснулся. Мы перелезли через огромную тушу, загородившую нам дорогу, и осторожно вошли в пещеру.

Мы бесшумно крались, осторожно обходя огромные фигуры. Иногда только раздавался плеск, когда наша нога попадала в лужу разлагающейся жидкости. Когда мы были посередине пещеры, один из аптов беспокойно зашевелился. Как раз в ту минуту моя нога поднялась над его головой, чтобы перешагнуть через него. Я ждал, затаив дыхание и балансируя на одной ноге, не смея шелохнуться. Я сжимал меч правой рукой и направил его острие в то место, где билось сердце огромного хищника.

Но апт успокоился, вздохнул и снова начал мерно дышать. Я перешагнул через его голову и благополучно пошел дальше.

Туван Дин шел следом за мной, и через минуту мы очутились у противоположного выхода.

Пещеры Кариона состоят из двадцати семи смежных гротов, которые, по-видимому, были когда-то промыты большой рекой, протекавшей к югу.

Остальные девятнадцать пещер нам удалось пройти без всяких приключений.

Впоследствии мы узнали, что только один раз в месяц можно найти всех аптов, собравшихся в одной пещере. Обычно они бродят парами или в одиночку по всей цепи пещер, так что было бы невозможно двум людям пройти через все двадцать семь пещер, не наткнувшись на них. Только раз в месяц они высыпаются целые сутки, и наша счастливая звезда привела нас как раз в такой день!

Выйдя из последней пещеры, мы увидели унылую местность, покрытую снегом и льдом. Почва была сплошь завалена огромными каменными глыбами, так что мы могли видеть перед собой только небольшой участок пути. Часа через два, обойдя огромную скалу, мы подошли к крутому склону, который вел в долину.

Прямо перед собой мы увидели группу людей. Их кожа была лимонного цвета и у всех были черные бороды.

– Желтые люди Барсума! – воскликнул Туван Дин. Даже теперь, когда он видел их воочию, ему с трудом верилось, что эта раса действительно существует.

Мы поспешно спрятались за ближайшую глыбу, чтобы следить за небольшой компанией желтокожих. Они столпились у подножия другой глыбы, спиной к нам. Их было человек шесть; все они были одеты в красивые полосатые шкуры, черные с желтым. Один из них выглядывал из-за камня, как бы выслеживая кого-то, кто должен был подойти с другой стороны.

Вскоре я увидел приближающегося, тоже желтокожего человека: он был в белоснежной шкуре апта.

Желтые люди были вооружены двумя мечами и коротким дротиком. На левой руке висел круглый вогнутый щит не больше тарелки; причем вогнутая сторона была обращена к противнику. Щиты показались мне бесполезной игрушкой, которой нельзя было защитить себя от меча, но потом я понял их смысл и видел с какой поразительной ловкостью владеют ими желтые люди.

Как я уже сказал, каждый воин имел при себе два меча. Один из них сразу обратил на себя мое внимание. Я называю его мечом за неимением другого слова, но в сущности это был не меч, а острое лезвие, конец которого был загнут крючком. Другой меч почти такой же длины, как оружие с крюком. Он был прямой, с двумя заостренными краями. Кроме перечисленного оружия, у каждого воина на поясе висел кинжал.

При приближении человека в белой шкуре остальные крепче сжали свои мечи

– прямой меч в правой руке, орудие с крюком – в левой, а на левом запястье они держали свои маленькие щиты, прикрепленные к руке металлическими браслетами.

Когда одинокий воин подошел к глыбе, все шестеро бросились на него с диким ревом, напоминающим боевой клич американских индейцев. Немедленно воин выхватил оба своих меча, и я увидел интересный бой. Сражающиеся старались крюками захватить противника, который быстро подставлял свой щит, так что крюк попадал в его вогнутую поверхность. Один раз одинокому воину удалось поймать своим крюком одного из врагов; он притянул его близко к себе и поразил его своим мечом.

Но бой был слишком неравен. Хотя одинокий воин, несомненно, был самым отважным из них и защищался отлично, но я видел, что его гибель – вопрос только времени.

Мои симпатии всегда были на стороне слабейшего, а потому, хотя я не знал ничего о причинах боя, но не смог равнодушно наблюдать, как падет храбрый воин, подавленный численностью врагов.

Полагаю, однако, что главной причиной моего вмешательства в драку была просто моя любовь к бою. Я не мог устоять от искушения. Не успел Туван Дин опомниться, как я уже стоял рядом с человеком в белой шкуре и сражался, как сумасшедший, с его пятью противниками.

9. ЖЕЛТЫЕ ЛЮДИ БАРСУМА

Туван Дин очень быстро присоединился ко мне, и хотя оружие с крюком было для нас необычно и дико, но мы втроем скоро справились с пятью бородатыми воинами.

Когда битва окончилась, наш новый знакомый снял с руки щит и протянул его мне. Я не знал значения этого акта и решил, что это форма выражения благодарности.

Позднее я узнал, что передача щита – символ предложения своей жизни в ответ на какую-нибудь большую услугу. И я инстинктивно поступил правильно, отказавшись от него.

– Тогда прими от Талу, джеда Марентины, этот знак моей благодарности.

Он вынул браслет из-под одного из своих широких рукавов и одел его мне на руку. Ту же церемонию проделал он и с Туван Дином.

Затем он спросил, кто мы и откуда родом. Казалось, он был прекрасно знаком с географией внешнего мира. При упоминании Гелиума, он приподнял брови.

– А! – сказал он, – вы, верно, ищете своего правителя и его партию?

– Ты что-нибудь знаешь о них? – поспешно спросил я.

– Знаю только, что они были взяты в плен моим дядей Салензием Оллом, джеддаком джеддаков, правителем всего Окара. Но о дальнейшей их судьбе я ничего не знаю: я с дядей в войне. Он все время пытается подорвать мою власть в Марентине.

Воины, от которых вы только что спасли меня, были подосланы им, чтобы подстеречь меня и убить. Салензий Олл знает, что я часто отправляюсь один охотиться на священных аптов, которых он так почитает. Он меня и ненавидит отчасти из-за того, что я презираю его религию. Но кроме того, дядюшка боится моего растущего влияния. Во всей стране образовалась сильная партия, которая хочет, чтобы я стал джеддаком джеддаков Окара вместо него.

Он – жестокий тиран, возбудивший всеобщую ненависть. Я мог бы за одну ночь поднять против него целую армию. Смести тех немногих, которые остались ему верны – легко. Мой собственный народ предан мне, и область Марентины уже целый год не платит дани Салензию Оллу.

Он ничего не может поделать с нами силой: в долину Марентины ведет один узкий проход, который при нужде десяток людей смогут защитить против целой армии. Но довольно обо мне. Перейдем к вашим делам. Чем могу помочь я вам? Мой дворец в вашем распоряжении, если вы пожелаете оказать мне честь вашим посещением.

– Когда мы кончим наше дело, мы с удовольствием примем твое предложение, – ответил я. – Но теперь ты можешь помочь нам, указав нам дорогу в город и во дворец или в другое место, где заключены наши друзья.

Талу неодобрительно посмотрел на наши гладкие, безбородые лица, на красную кожу Туван Дина и на мою белую кожу.

– Вы должны сперва отправиться в Марентину, – сказал он. – Необходимо совершенно изменить вашу внешность, прежде чем пробираться в какой-нибудь город Окара. У вас должны быть желтые липа и черные бороды, ваша одежда и снаряжение не должны вызывать ничьих подозрений. У меня во дворце есть человек, который сумеет сделать из вас таких желтых людей, что вы будете не хуже Салензия Олла.

Его совет показался нам очень разумным. Другого способа обеспечить себе доступ в Кадабру, столицу Окара, не было. Мы отправились с Талу, джедом Марентины, в его маленькую, окруженную горами, страну.

Дорога была-очень тяжелая, почти непроходимая. Становилось понятным, что в стране, где не было ни тотов, ни аэропланов, ни одно войско не могло идти походом против Марентины.

Наконец: мы достигли места нашего назначения. Вид на город открылся с небольшого возвышения в полумиле от города.

Город лежал в небольшой котловине и был весь покрыт, как крышей, одним огромным стеклянным куполом. Вокруг города лежали снег и лед, но на куполе их не было.

Желтые люди победили суровую полярную природу и жили в роскоши и комфорте среди вечных льдов.

Их города были настоящими оранжереями, и я преисполнился восхищения перед научными познаниями и строительным искусством этой древней расы.

Как только мы вошли в город, Талу снял свою меховую одежду, и я увидел, что его наряд мало чем отличается от наряда красных людей Барсума. За исключением кожаных лат, богато украшенных золотом и драгоценными каменьями, он был совсем голый, да никакой одежды и нельзя было носить под стеклянными сводами этой теплицы.

Мы гостили три дня у джеда Талу, и все это время он осыпал нас знаками внимания. Он показал нам все, что было интересного в его владениях.

В Марентине имеется большая атмосферная фабрика, которая сможет бесконечно долго поддерживать жизнь в городах у северного полюса, когда жизнь в остальных частях умирающего Марса замрет окончательно. Талу показал нам систему отопления, состоящую в том, что солнечные лучи накапливаются в огромных резервуарах, находящихся под городом. Требуется очень немного лучей, чтобы поддерживать ровную летнюю температуру в этом полярном раю.

Широкие улицы покрыты ярко-желтым дерном – это то же растение, которое сплошь затянуло высохшее морское дно Барсума. По желтым улицам бесшумно снуют легкие изящные автомобили, несколько напоминающие по внешнему виду аэропланы. Иного способа передвижения по ту сторону гигантского барьера нет. Широкие шины этих оригинальных машин полые внутри, наполнены восьмым лучом Барсума. Восьмой луч, или луч двигательной силы, одно из поразительных открытий марсиан. Собранный и заключенный в резервуары, этот луч дает возможность судам держаться в воздухе.

Автомобили в Марентине содержат минимальное количество лучей, которое достаточно, чтобы двигать машину вперед, но не может поднять ее в воздух. В задней части имеется небольшой пропеллер.

Ездить на этих элегантных машинах, которые бесшумно скользят во мягкому дерну улиц – невыразимо приятное ощущение. Улицы окаймлены ярко-красными лужайками и тенистыми деревьями, усыпанными чудесными цветами, которыми так изобилует марсианская растительность.

К концу третьего дня придворный цирюльник – я не могу придумать более правильного названия для этого артиста – произвел над Туван Дином и надо мной такую метаморфозу, что даже наши собственные жены не узнали бы нас. Наша кожа сделалась лимонного цвета, большие черные бороды и усы были прочно приклеены к нашим лицам. Полное снаряжение воинов Окара дополняло иллюзию. Для странствий за пределами тепличных городов у каждого из нас была одежда из полосатой шкуры орлука.

Талу дал нам подробные указания относительно нашего путешествия в Кадабру, столицу всех желтых людей. Наш добрый друг даже проводил нас часть пути, а затем, пообещав и впредь помогать, чем может, попрощался с нами.

При прощании он одел на мой палец кольцо оригинальной работы с черным матовым камнем, который был похож на кусочек угля; это был самый драгоценный камень Барсума.

– От большого камня, который находится в моем владении, – сказал он, – были отколоты только три кусочка, кроме того, который я тебе даю. Их носят самые близкие мои приближенные, которые пользуются полным моим доверием. Все они сейчас посланы с тайными поручениями ко двору Салензия Олла.

Если ты случайно окажешься на расстоянии пятидесяти футов от кого-либо из них, ты почувствуешь в пальце, на котором носишь кольцо, быстрое пульсирование. Тот, кто носит подобное кольцо, испытывает подобное же ощущение. Это пульсирование вызвано разряжением электричества, которое происходит в камнях, вырезанных из одного куска, когда они попадают в сферу взаимного влияния. При помощи этого кольца ты узнаешь, что вблизи тебя есть друг, к которому в случае нужды ты можешь обратиться за любой помощью.

Зато если другой обладатель одного из этих камней обратится за помощью к тебе, не отказывай ему, а если смерть будет угрожать, проглоти кольцо, но не давай ему попасть в руки врагов. Береги камень, как зеницу ока, Джон Картер, потому что может случиться, что он будет иметь для тебя огромное значение.

После этих наставлений наш друг повернул обратно в Марентину, а мы направились в Кадабру, ко двору Салензия Олла, джеддака джеддаков всего Окара.

В тот же вечер мы подошли к городу. Он тоже оказался обнесенным стеной и покрытым стеклянным куполом. Кадабра лежала в котловине у полюса и была окружена скалистыми возвышенностями, покрытыми вечным снегом. С того горного прохода, через который мы прошли в долину, открывался чудесный вид на северную столицу. Ее хрустальные купола сияли под ослепительными лучами солнца, возвышаясь над наружной стеной, запорошенной инеем.

Стена опоясывала весь город и имела сто миль в окружности; в ней на равных расстояниях друг от друга возвышались большие ворота. С того места, где мы стояли, было видно, что все ворота закрыты. По совету Талу мы решили не пытаться войти в город вечером, а отложили это до следующего утра.

Как он и говорил, в ближайших холмах оказалось много пещер. В одной из них мы и устроились на ночь. Благодаря нашей одежде из меха орлука, нам было очень тепло. Мы прекрасно выспались и проснулись только после наступления рассвета.

В городе уже было движение. Из ворот выходили партии желтых людей. Точно следуя указаниям нашего друга, мы несколько часов скрывались в пещере, пока партия из нескольких воинов не прошла мимо нашего убежища по той дороге, по которой мы прошли накануне.

Мы дали им время скрыться из виду, затем Туван Дин и я выползли из пещеры и побежали за ними. Мы нагнали их, когда они уже вступили в горы.

Я громко окликнул их, и вся компания остановилась и обернулась в нашу сторону. Наступил решительный момент. Если нам удастся обмануть этих людей, то остальное будет уже делом сравнительно легким!

– Каор! – закричал я, подойдя к ним ближе.

– Каор! – ответил начальник отряда.

– Мы из Иллада, – продолжал я, называя небольшой и очень отдаленный город, который почти не поддерживает никакого сообщения с Кадаброй. – Мы прибыли только вчера, а сегодня утром начальник ворот сказал нам, что вы идете охотиться на орлуков. В наших местах такой охоты нет, и нам очень хотелось бы принять в ней участие. Мы и просим вас взять нас с собой.

Начальник любезно разрешил нам сопровождать их. Моя случайная догадка, что они отправляются на охоту, оказалась правильной, и не мудрено. Талу уверил меня, что из десяти шансов девять были за то, что мы не ошибемся. Дорога, по которой мы шли, вела в обширные долины, где водятся орлуки, гигантские пушные хищники, похожие на слонов. По этой дороге обычно шли только охотники.

Охота оказалась совсем неудачной: мы так и не видели ни одного орлука. Впрочем, нам это послужило только на пользу, желтые люди не захотели вернуться в город через те же ворота, через которые они вышли утром, оказывается, они хвастались перед начальником ворот своим искусством в этой опасной охоте.

Поэтому мы приблизились к Кадабре с другой стороны и тем избежали щекотливых расспросов и объяснений со стороны начальника ворот, про которого я сказал, что он направил нас к охотникам.

Мы подошли уже совсем близко к городу, когда мое внимание было привлечено высоким черным столбом, возвышавшимся на несколько сот футов над поверхностью почвы; вокруг него валялись груды каких-то обломков, частью засыпанных снегом.

Я не решался расспрашивать из боязни обнаружить мое полное незнание условий страны. Но прежде чем мы достигли города, мне пришлось ознакомиться с назначением этого сооружения и узнать, что за обломки лежали вокруг него.

Мы были уже почти у ворот, когда один из охотников окликнул своих товарищей и указал на юг. Взглянув по этому направлению, я различил корпус большого корабля, быстро несущегося из-за гребня окружающих гор.

– Снова безумцы, которые хотят разгадать тайну запретного севера! – сказал начальник вполголоса. – Неужели они никогда не прекратят свои роковые разведки?

– Нужно надеяться, что нет, – возразил другой. – Иначе откуда мы брали бы рабов и кто бы нас развлекал?

– Это-то так, но все же какое это дурачье! Упорно лезть в страну, откуда еще никто не вернулся!

– Обождем и полюбуемся, чем все это кончится! – предложил один из охотников.

Начальник взглянул по направлению к городу и сказал:

– Часовой их уже заметил. Останемся здесь; может быть, мы понадобимся.

Я посмотрел по направлению к городу и заметил, что из ближних ворот выступило несколько сот воинов. Они шли не спеша, как будто не было никакой необходимости торопиться. Так оно и было, как мне вскоре пришлось убедиться.

Затем я снова посмотрел на корабль. Он быстро летел, но я с удивлением заметил, что пропеллеры его не двигались. Он несся прямо на зловещий столб. Я видел, как судорожно задвигались огромные лопасти, чтобы дать машине задний ход, но корабль продолжал неуклонно лететь вперед, как бы притягиваемый какой-то неодолимой силой.

На палубе царило полное смятение. Люди растерянно бегали взад и вперед, собираясь спустить маленькие одноместные аэропланы, целая флотилия которых находилась на каждом военном марсианском корабле. Все скорее и скорее мчалось судно к черному столбу; в следующее мгновение оно должно было удариться о него. Тогда я увидел, что был поднят сигнал: «Спасайся, кто может!», и сотня маленьких аэропланов, как рой бабочек, отделилась от палубы. Но едва они успели взлететь, как передний конец каждого из них круто повернулся по направлению к столбу, и все они с неимоверной быстротой понеслись в том же направлении, в котором летел и большой корабль.

Минуту спустя произошло столкновение. Люди были сброшены с палубы и разлетелись во все стороны, а корабль упал на груду обломков у подножия столба. За ним, как град, посыпались маленькие аэропланы, из которых каждый со всего размаху ударялся о столб.

Я заметил, что поврежденные аэропланы при падении все время касались столба, но падение их было не так быстро, как этого можно было бы ожидать. Внезапно я понял тайну столба, понял причину, почему ни один корабль, перелетевший через ледяной барьер, не возвращался обратно.

Столб представлял собой сильнейший магнит. Он неудержимо притягивал к себе алюминиевую сталь, из которой строятся все барсумские суда. Как только корабль попадал в радиус его притягательной силы, ничто не могло предотвратить конца.

Я узнал впоследствии, что столб установлен как раз над магнитным полюсом Марса, но не знаю, усиливало ли это обстоятельство его притягательную силу. Я не ученый, а воин.

Наконец-то я мог объяснить долгое отсутствие Тардос Морса и Морса Каяка! Эти отважные смельчаки не побоялись опасностей таинственного севера, чтобы отправиться на поиски Картериса, и сами погибли!

Как только упал последний аэроплан, чернобородые желтые воины, как саранча, налетели на обломки. Они забирали в плен оставшихся в живых и иногда приканчивали мечом тех из раненых, которые, казалось, не были настроены мирно сносить насмешки и оскорбления.

Несколько красных людей мужественно дрались с жестоким врагом, но большинство было так подавлено ужасной катастрофой, что покорно дали одеть на себя цепи.

Заковав последнего пленника, наш отряд вернулся в город, у ворот которого мы встретили свору аптов с золотыми ошейниками. Каждый из них выступал между двумя воинами, державшими его на золотой цепи. За воротами воины выпустили лютых зверей, и они бросились к зловещему черному столбу. Мне не нужно было спрашивать, для какой цели! Если бы в городе Кадабра не было тех, кому моя помощь была нужней, чем этим несчастным, умирающим на обломках, я кинулся бы на этих страшных чудовищ, которые были посланы, чтобы раздирать и пожирать людей.

У меня была другая задача, и мне пришлось, с поникшей головой, последовать за желтыми воинами и благодарить судьбу, которая помогла мне получить такой легкий доступ в столицу Салензия Олла.

Очутившись в городе, мы без труда отделились от наших попутчиков и направились в гостиницу.

10. НОВЫЙ СОПЕРНИК

Гостиницы на Барсуме, как мне пришлось убедиться, почти все на один лад. Отдельные комнаты существуют только для семейных.

Если мужчина приходит один, его проводят в общую комнату. Пол здесь, обыкновенно, из белого мрамора или толстого стекла и содержался в безукоризненной чистоте. В комнате имеются небольшие возвышенности, заменяющие кровати, на которые гости кладут свои шелковые и меховые одеяла. Если у гостя нет своих одеял, то хозяин гостиницы доставляет ему таковые, всегда чистые и свежие.

С момента, когда вошедший кладет свои вещи на одно из возвышений, он считается гостем гостиницы, и возвышение это принадлежит ему до его отбытия. Вещи его в полной безопасности в этой общей комнате без запоров, потому что на Марсе совсем нет воров.

Но убийства случаются так часто, что обычно хозяева гостиницы содержат вооруженную стражу, которая днем и ночью обходит спальные комнаты. По числу стражников и богатству их доспехов можно судить о богатстве гостиницы.

Рядом с каждой спальной комнатой имеется ванная. Каждый гость обязан ежедневно принимать ванну, иначе он должен покинуть гостиницу.

Обыкновенно во втором или третьем этаже есть большая спальня для одиноких женщин; убранство ее немногим отличается от комнат, занимаемых мужчинами. Стражники, охраняющие женщин, остаются в смежных комнатах, а рабыни обслуживают спальни.

Я с удивлением заметил, что стража гостиницы, где мы остановились, состояла сплошь из красных людей. Я узнал, что это были рабы, которых собственники гостиницы покупают у правительства. Человек, несший охранную службу в нашей комнате, был в прежней своей жизни командующим флотом великой марсианской державы.

Судьба занесла его флагманское судно за ледяной барьер, и оно попало в радиус действия притягательной силы магнитного столба. С тех пор уже много томительных лет состоит он в рабстве у желтых людей.

Он рассказал мне, что среди рабов, прислуживающих желтой расе, имеется много джедов и даже джеддаков. Но когда я спросил его, не слышал ли он что-нибудь о судьбе Тардос Морса и Морса Каяка, он покачал головой. Он никогда не слышал, чтобы они были взяты в плен, хотя имена их были ему хорошо известны.

Он ничего не слышал также и о прибытии в Окар отца жрецов и черного датора перворожденных, но поспешил объяснить мне, что ему вообще мало известно то, что происходит при дворе. Я заметил, что он был немного удивлен тому, что желтый человек интересуется какими-то красными пленниками и вместе с тем так несведущ в обычаях своей расы.

Увлеченный расспросами, я совсем забыл о своем маскараде, и только выражение изумления на лице стражника вовремя предупредило меня. В мои планы совсем не входило без всякой нужды раскрывать свою личность первому встречному. Этот несчастный ничем не мог помочь мне, но я надеялся, что впоследствии мне удастся помочь ему и тысячам других пленников, томящимся в рабстве у желтокожих в Кадабре.

В одну ночь, сидя на наших шелковых и меховых одеялах, среди сотни желтых людей, помещавшихся в той же комнате, Туван Дин и я долго шепотом обсуждали план наших дальнейших действий. Мы говорили тихо, но так как в гостиницах этого требует простая вежливость, то мы не вызывали никаких подозрений.

После многих разговоров мы принуждены были признать, что все наши рассуждения бесполезны, пока нам не удастся фактически исследовать город и привести в исполнение план, который нам посоветовал Талу, а потому, пожелав друг другу спокойной ночи, мы улеглись спать.

На следующее утро, после завтрака, мы отправились осматривать город. Благодаря щед�

1. На реке Исс

В тени леса, окаймляющего багряную поляну долины Дор, на берегу мертвого озера Корус, при переменном свете быстро бегущих лун Марса, я крался следом за темной фигурой, пробирающейся вперед. Настойчивость, с которой выслеживаемый мною человек избегал света и выбирал темные места, указывала на его недобрые намерения. Уже в продолжение шести долгих марсианских месяцев бродил я по соседству с ненавистным мне храмом Солнца, в медленно вращающемся корпусе которого, глубоко под поверхностью Марса, оставалась заточенной моя Дея Торис. Живая или мертвая? – этого я не знал. Поразил ли кинжал злобной Файдоры сердце моей возлюбленной? Только время могло раскрыть истину.

Шестьсот восемьдесят семь марсианских дней пройдет, прежде чем дверь темницы окажется против конца тоннеля, где я последний раз видел сквозь все сужавшуюся щель свою прекрасную Дею Торис.

Половина этого срока уже истекла, или, вернее, истечет утром. Однако перед глазами стоит последняя сцена так ярко, как будто это случилось вчера.

Живо вижу я перед собой красивое лицо Файдоры, дочери Матаи Шанга, перекошенное ненавистью, в ту минуту, когда она с поднятым кинжалом бросилась на мою жену. Вижу красную девушку Тувию из Птарса, бросившуюся вперед, чтобы предотвратить злодеяние.

Дым пылающего храма скрыл на минуту картину трагедии, но в моих ушах еще звучал чей-то пронзительный крик. Затем наступило молчание, а когда дым рассеялся, вращающийся храм уже скрыл от нас комнату с тремя прекрасными женщинами.

Много важных событий поглотили мое внимание после этого страшного случая, но он ни на миг не изглаживался из моей памяти. Я проводил каждую минуту, которую смог урвать от своих многочисленных обязанностей, вблизи мрачного склепа, где томилась мать моего Карториса.

Работы у меня было много. Мне приходилось принимать участие в переустройстве государства перворожденных после того, как мы победили их на суше, на воде и в воздухе.

Раса перворожденных в продолжение многих веков поклонялась Иссе, считая ее богиней жизни и смерти. После моего изобличения ее в обмане и лжи, народ чернокожих оказался в состоянии полнейшего упадка. Привыкшим к самопоклонению и владычеству над всеми расами Марса, перворожденным пришлось испить горькую чашу унижения.

Божество их пало, а вместе с ним пал весь сложный организм их религии. Их хваленый флот был разбит наголову превосходящими силами красных людей Гелиума, дикие свирепые зеленые кочевники с пересохшего морского дна Марса затоптали священные сады храма Иссы, а Тарс Таркас, джеддак тарков, самый свирепый из них всех, воссел на трон Иссы и правил перворожденными, пока союзники решали судьбу побежденного народа.

Почти единодушно было выражено пожелание, чтобы на древний трон черных людей вступил я, но я не согласился. Мое сердце не лежало к народу, который так недостойно обошелся с моими женой и сыном.

По моему совету джеддаком перворожденных стал мой друг Ксодар. Он сам был перворожденный и занимал высокое положение датора до того времени, пока Исса его разжаловала. Более подходящего человека найти было трудно.

После основания нового государства зеленые воины рассеялись по своим пустынным равнинам, а мы, гелиумцы, вернулись в нашу страну. Здесь мне снова был предложен трон, потому что об исчезнувших джеддаке Гелиума Тардос Морсе и его сыне Морсе Каяке, отце Деи Торис, по-прежнему не было никаких вестей.

Прошло уже больше года, как они отправились в экспедицию к северному полюсу в поисках Карториса.

Шли смутные слухи об их гибели, и опечаленный народ наконец им поверил.

Но я опять отказался от трона, потому что не хотел верить, что могучий Тардос Морс и его сын умерли.

– Пусть правит вами их потомок, пока они не вернутся! – сказал я собравшимся сановникам.

Я стоял в это время у пьедестала «Правды» в храме Возмездия на том самом месте, где стоял год тому назад, когда Зат Аррас произнес мне смертный приговор.

Выступив вперед, я положил свою руку на плечо Карториса.

Единодушные крики восторга встретили мое предложение. Десять тысяч мечей взвились над головами собравшихся. Славные бойцы древнего Гелиума приветствовали Карториса, джеддака Гелиума.

Он был избран пожизненно, или до возвращения своего деда. Устроив таким образом, к общему удовлетворению, дела Гелиума, я на следующий же день пустился в обратный путь к долине Дор, чтобы оставаться вблизи храма Солнца до того дня, когда откроется дверь в темницу моей возлюбленной.

Хор Вастуса, Кантос Кана и других моих верных друзей я оставил с Карторисом. Своей честностью, смелостью и мудростью они могли помочь моему мальчику выполнить трудную задачу, которая была на него возложена. Один Вула, мой марсианский пес, сопровождал меня.

Этой ночью верное животное бесшумно следовало за мной. Величиной с шотландского пони, с безобразной головой и страшными клыками, с десятью короткими сильными лапами, Вула казался ужасным чудовищем, но для меня он был воплощением преданности и любви.

Темная фигура, двигавшаяся впереди нас, был Турид, датор перворожденных. Я заслужил его вечную вражду в тот день, когда голыми руками победил его – его, знаменитого воина и силача! – и, верх позора, связал ему руки его же собственным ремнем перед лицом соплеменников.

Подобно большинству его товарищей, он внешне примирился с изменившимся положением вещей и присягнул новому правителю, Ксодару. Но я знал, как он ненавидел меня, и был уверен, что в глубине души он завидовал Ксодару и ненавидел также и его.

Поэтому я не переставал тайно следить за всеми его действиями и, наконец, убедился, что он замышляет какую-то интригу.

Несколько раз я уже замечал, что после наступления темноты он пробирается из обнесенного стеной города перворожденных в страшную долину Дор, куда честное дело не могло привлечь человека.

Этой ночью он быстро шел вдоль опушки леса, а потом свернул на ярко-красную поляну к берегу мертвого озера. Лучи ближнего месяца, низко плывущего над долиной, переливались многоцветными искрами на драгоценных камнях его доспехов, а его черная кожа отливала, как атлас. Дважды озирался он на лес, как злоумышленник, который хочет удостовериться, что его никто не видит.

Я не отважился следовать за ним по открытой, ярко освещенной луной, поляне. Не следовало нарушать его планов: чтобы узнать, какое темное дело влечет сюда ночного хищника, мне нужно было, чтобы он спокойно достиг своей цели.

Я оставался в тени деревьев, пока Турид не скрылся за крутым берегом озера в четверти мили от меня. Только тогда я пустился бегом через поляну вслед за черным датором.

Могильная тишина лежала над таинственной долиной. Вдали могучей стеной вздымались Золотые Скалы. Драгоценный металл, из которого они состояли, сверкал в ярком свете обеих лун.

Позади меня темной полосой тянулся лес, имевший вид парка благодаря своим как бы подстриженным деревьям. На самом деле их общипывали растительные люди.

Передо мной блестело озеро Корус, а дальше вилась серебряная лента таинственной реки Исс, вытекающей из-под Золотых скал и несущей свои воды в Корус, к мрачным берегам которого в течение стольких веков тянулись вереницы несчастных обманутых паломников.

Растительные люди с их отвратительными руками, высасывающими кровь, и чудовищные белые обезьяны, делающие столь опасной днем долину Дор, ночью попрятались в свои логовища.

Сторожевой святых жрецов не стоял больше на выступе Золотой Скалы, чтобы зловещим криком созывать чудовищ к нападению на жертвы, приплывающие к ним по реке Исс.

Флоты Гелиума и перворожденные очистили от жрецов крепости и храмы после того, как те отказались сдаться и добровольно признать новый порядок, которым уничтожалась их религия, построенная на лжи и обмане.

Жрецы сохранили свое влияние только в некоторых дальних странах. Сам Матаи Шанг, отец святых жрецов, их хеккадор, был выгнан из своего храма, но все усилия захватить его оказались напрасными. Ему удалось бежать с несколькими приверженцами и где-то укрыться от нас.

Подойдя осторожно к краю низкой скалы, выступающей над мертвым озером Корус, я увидел Турида, плывущего на маленьком челноке по блестевшим водам озера. Это был один из тех челноков причудливой формы, которые с незапамятных времен изготовлялись жрецами. Они распределяли их вдоль всего течения Иссы, чтобы облегчить последнее путешествие своих несчастных жертв.

На берегу лежало еще с дюжину таких лодочек; в каждой из них имелся длинный шест, один конец которого заканчивался веслом, а другой – острием. Турид держался берега, и как только он скрылся за ближним мысом, я спустил один из челноков на воду и, подозвав Вулу, оттолкнулся от берега.

Мы шли вдоль берега к устью Иссы. Дальняя луна светила у самого горизонта, и скалы, окаймляющие озеро, бросали на воду широкую полосу тени. Ближняя луна, Турия, только что закатилась и должна была взойти снова не раньше, чем часа через четыре; я вполне мог рассчитывать скрыться в темноте.

Черный воин продолжал плыть вперед. Он находился теперь против устья Иссы. Не останавливаясь, он повернул вверх по мрачной реке, усиленно гребя против течения и все время стараясь держаться берега, где течение было не так сильно.

За ним следовал я с Вулой. Черный был так занят борьбой с течением, что я смог подвинуться ближе, не боясь быть замеченным.

Вскоре он подплыл к темному отверстию в Золотых скалах, откуда вытекала вода. Сюда-то он и направил свою лодку.

Казалось безнадежным делом следовать за ним в эту беспросветную тьму, где я не мог увидеть даже собственной руки. Я уже собрался отказаться от преследования и повернуть обратно, как вдруг при неожиданном повороте увидел впереди слабое сияние.

В сводчатый потолок пещеры были вделаны большие куски фосфорической каменной массы, из которой лился тусклый, но ровный свет. Было достаточно светло, чтобы я без затруднения мог следовать за преследуемым мною челном.

Это было мое первое путешествие по реке Исс, и то, что я увидел, навеки запечатлелось в моей памяти.

Но, как ни страшны были проходившие передо мною картины, они являлись, вероятно, только слабым отражением тех трагедий, которые разыгрались здесь до того, как Тарс Таркас, Ксодар и я разоблачили «прелести» долины «мира, счастья и любви» и спасли от добровольного паломничества миллионы людей внешнего мира.

Даже теперь низкие острова, усеивавшие широкую реку, были завалены скелетами и изглоданными трупами тех, которые из страха или предчувствия истины останавливались здесь, почти у конца своего путешествия. Бродили какие-то жалкие тени, которых ждала голодная смерть.

Почти на всех этих зловонных островах визжали, бормотали и дрались одичалые безумцы и яростно боролись за жалкие остатки страшного угощения. Там, где оставались только обглоданные кости, люди бились друг с другом, и более слабый служил пищей более сильному.

Турид, видимо, привык к этим сценам. Он не обращал ни малейшего внимания на жалкие воющие существа, которые обращались к нему то с угрозами, то с мольбой, и продолжал спокойно подниматься по реке. Проехав с милю, он переплыл к левому берегу и втащил свой челн на нижний выступ, лежащий почти на одном уровне с водой.

Я остановился у противоположной стены под свисающей скалой, бросающей густую тень на воду. Отсюда я мог следить за Туридом, не боясь быть замеченным.

Чернокожий стоял на выступе у лодки недалеко от меня и смотрел вверх по реке, как бы ожидая кого-то.

Сильное течение все время относило мой челн к середине реки, так что я с трудом удерживался в тени скал. Я отплыл немного дальше, думая найти удобное место, где мог бы причалить. Но места такого не было, и, боясь потерять из вида Турида, я принужден был остаться там, стараясь веслом удержать лодку, которую сильно сносило.

Я раздумывал о причине этого странного явления, когда мое внимание внезапно было привлечено Туридом. Он приподнял обе руки над головой – это был жест обычного марсианского приветствия – и тихо, но внятно проговорил: «Каор».

Я обернулся в сторону, куда он смотрел, и увидел длинную ладью, в которой сидело шесть человек. Пятеро из них гребли, а шестой – очевидно, главный – восседал на корме, богато украшенной дорогими шелками.

Белая кожа, развевающиеся желтые парики, прикрывающие голые черепа, роскошные диадемы в виде золотых обручей – все это указывало на то, что это были святые жрецы.

Когда они подъехали к выступу, где их ожидал Турид, тот, который сидел на корме, встал, чтобы выйти на берег, и я увидел, что это был никто иной, как Матаи Шанг, отец жрецов.

Сердечность, с которой он обменялся приветствиями с датором перворожденных, вызвала во мне изумление.

Черные и белые люди Барсума – извечные враги, и никогда не видел я до этой минуты, чтобы двое из них встречались иначе, как в бою.

Очевидно, результатом превратностей судьбы, испытанных обоими народами, был тайный союз между этими двумя людьми, – союз против ненавистного общего врага. Теперь я понял, почему Турид так часто отправлялся по ночам в долину Дор, понял, что дело его очень близко касается меня и моих друзей.

Как мне хотелось быть поближе к заговорщикам, чтобы услышать их разговор! Но о переправе через реку нечего было и думать, и потому я продолжал спокойно оставаться на своем месте, лишь издали следя за ними. Они и не предполагали, как близко от них находится их враг и как легко они могли бы его убить!

Несколько раз Турид рукой указывал в мою сторону, но не думаю, что его жесты имели какое-то отношение ко мне. Вскоре он и Матаи Шанг вошли в большую лодку, которая, повернувшись кругом, поплыла в моем направлении.

По мере их приближения я двигал мой челн все дальше и дальше к крутому берегу, но вскоре стало очевидно, что их лодка держится того же курса. Она шла с такой быстротой, что мне пришлось налечь на весла.

Каждую минуту я ожидал, что нос моей лодки ударится о береговую скалу, но ее все еще не было видно. Вместо того чтобы вступить в полосу непроглядной тьмы, передо мною забрезжил свет.

Тогда я наконец понял, что плыву по подпочвенной реке, которая вливалась в реку Исс как раз в том месте, где я прятался.

Ладья была совсем близко от меня. Правда, шум их весел заглушал плеск моего весла, но каждую минуту меня могли заметить с лодки.

Я повернул свой челн направо и остановился у скалистого берега. Матаи Шанг и Турид приближались, держась середины реки.

Когда они подплыли ближе, до меня донеслись их голоса:

– Я уверяю тебя, жрец, – вкрадчиво проговорил черный датор, – что желаю только отомстить Джону Картеру, принцу Гелиума. Никакой ловушки для тебя тут нет. Что мне от того, что я выдам тебя тем, кто разорил мой народ и меня?

– Хорошо! Остановимся здесь! Говори мне свой план, – сказал хеккадор. – Мы вместе обсудим наши действия и взаимные обязательства.

Гребцам был отдан приказ причалить к берегу, и их лодка встала в десяти шагах от того места, где я находился.

Если бы они остановились ниже, они, конечно, увидели бы меня из-за света. Но теперь я был в такой же безопасности, как если бы нас отделяли несколько миль.

Те фразы, которые я услышал, разожгли мое любопытство. Я жаждал узнать, какую месть замышляет Турид против меня, и слушал с напряженным вниманием.

– Ни о каких обязательствах не может быть и речи, святой отец, – продолжал перворожденный. – Туриду, датору Иссы, не нужно награды. Когда дело будет сделано, я буду рад, если при твоем содействии буду принят, как подобает моему древнему роду и высокому положению, при дворе какого-нибудь народа, еще оставшегося верным твоей религии. Я не смогу вернуться в долину Дор или в другое место, которое находится под властью Гелиума. Впрочем, я не требую даже этого – все будет зависеть от твоего желания!

– То, что ты просишь, будет исполнено, датор, – ответил ему Матаи Шанг. – Но это еще не все. Я не пожалею для тебя никаких богатств, если ты вернешь мне мою дочь Файдору и передашь в мои руки Дею Торис, принцессу Гелиума.

– О! – продолжал он со злобной усмешкой, – пусть человек Земли искупит все оскорбления, которые навлек на святая святых! Самые гнусные пытки не будут достаточные для его жены. Если бы только я мог заставить его быть свидетелем унижения и позора его краснокожей!

– Скажи только слово, – и она будет в твоей власти, раньше, чем пройдет день, – промолвил Турид.

– Я слышал о храме Солнца, датор, – ответил Матаи Шанг, – но никогда не слышал, чтобы пленников освобождали бы раньше, чем пройдет назначенное для них время. Как же сможешь ты выполнить невозможное?

– В каждую комнату храма Солнца есть доступ в любое время, – ответил Турид. – Только Исса знала это, но не в ее интересах было раскрывать свои тайны. Случайно после ее смерти мне попался в руки старинный план храма, и на нем было подробно написано, как пройти в камеры. В прошлом многие люди проходили туда по поручению Иссы, чтобы принести пленникам смерть или мучения. Но те, которые узнавали секретные ходы, таинственно умирали, еле успев вернуться и доложить об исполнении ее приказа.

– В таком случае, будем действовать! – воскликнул после некоторого молчания Матаи Шанг. – Я доверяюсь тебе, но помни, что нас шестеро против тебя одного!

– Я не боюсь, – ответил Турид. – Наша ненависть к общему врагу – достаточная гарантия для честного отношения друг к другу, а после того, как мы расправимся с Деей Торис, станет еще более необходимым поддерживать наш союз, если только я не ошибаюсь в характере ее мужа!

После этого краткого разговора Матаи Шанг сделал знак гребцам, и лодка медленно двинулась вверх по притоку.

Я с трудом удержался, чтобы не наброситься на них и не убить гнусных заговорщиков. Но понял все безумие подобного поступка: я убил бы единственного человека, который мог указать путь к темнице Деи Торис раньше, чем длинный марсианский год завершит свой бесконечный круг.

Если Турид может провести Матаи Шанга в неприступные камеры храма Солнца, то он проведет туда и Джона Картера, джеда Гелиума!

Тихо, едва касаясь воды веслом, следовал я за большой лодкой.

2. Под горами

Река, по которой мы плыли, вытекала из глубин горы Оц, проходила под Золотыми Скалами и несла свои темные воды в мрачную Исс. Слабый свет, еле брезживший впереди нас, делался все сильнее и сильнее и, наконец, превратился в сияние.

Река расширилась и приняла вид озера, сводчатый потолок, которого, освещенный фосфорическими скалами, сверкал алмазами, сапфирами, рубинами и всеми бесчисленными безымянными камнями Барсума. За освещенным озером стоял густой мрак. Что скрывалось за ним, я не мог догадаться.

Непосредственно следовать за лодкой жрецов и пересечь освещенные воды – было бы страшной неосторожностью. Поэтому, как ни боялся я хотя бы на минуту выпустить Турида из вида, я вынужден был переждать в тени, пока большая лодка не достигнет противоположного берега. Только тогда я поплыл по блестящей поверхности озера в том же направлении.

Этот переезд казался мне вечностью. Наконец я достиг верхнего конца озера и увидел, что река протекает через круглое отверстие в основании скалы. Оно было так низко, что я должен был приказать Вуле улечься на дно челнока, а сам согнуться в три погибели, чтобы не удариться головой о скалу.

За входом потолок стал снова подниматься, но путь уже не был так ярко освещен, как на озере. Небольшие куски фосфорического камня, рассеянные кое-где, излучали слабое сияние. Я попал в небольшую пещеру, в которую река втекала через три сводчатых отверстия.

Турида и жрецов нигде не было видно. В каком из этих темных отверстий они исчезли? Я не мог этого установить никак, и потому наобум выбрал центральное отверстие.

Путь шел теперь в полнейшем мраке. Поток был извилистый и узкий, такой узкий, что я постоянно натыкался то на одну, то на другую скалистую стену.

Далеко впереди себя я услышал глухой рев, который усиливался по мере моего продвижения вперед и перешел в оглушительный грохот, когда я выплыл из-за крутого поворота.

Прямо передо мной, с высоты нескольких сот футов, река низвергалась могучим водопадом, заполняя собой все низкое ущелье. О! Этот оглушительный рев падающей воды, отдающий грохотом в скалистой подземной пещере! Даже если бы водопад не преграждал мне дороги и не указывал, что я на ложном пути, мне кажется, что я убежал бы от этого адского шума!

Турид и жрецы не могли проплыть этой дорогой. Я потерял их след, и они теперь настолько опередили меня, что я не смогу настигнуть их вовремя, если вообще буду в состоянии их разыскать!

Мое путешествие вверх по потоку заняло уже несколько часов; потребуется еще несколько часов для возвращения обратно, хотя по течению путь, конечно, будет намного быстрее.

Со вздохом повернул я челн вниз по потоку и помчался по узкому извилистому каналу, пока не достиг пещеры, в которую река вливалась тремя рукавами.

Оставалось еще два неисследованных пути. И снова я не знал, какой из них выбрать, какой приведет меня на след заговорщиков. Насколько я себя помню, никогда в своей жизни не страдал я так от нерешительности, как в эту минуту!

Часы, которые я потерял, могли решить судьбу моей Деи Торис, если вообще она еще жива. Потратить еще часы, а может быть, дни на бесполезные исследования другого неверного пути! Новая ошибка, без сомнения, будет иметь роковые последствия.

Я несколько раз проникал в правое отверстие и вновь возвращался обратно. Как будто какое-то чутье предостерегало меня на этом пути. Наконец я решил остановить свой выбор на левом канале. Однако перед тем как повернуть лодку, я бросил последний нерешительный взгляд на темные воды, вытекающие из-под правого свода.

И тут я увидел, как из темноты канала потоком вынесло скорлупу большого сочного плода сорапуса.

Я едва сдержал громкий крик радости при виде этого молчаливого и безразличного вестника, проплывавшего мимо меня. Теперь я знал, что впереди меня на том же потоке должны быть марсиане! Кто-то ел чудесный плод и выбросил скорлупу за борт. Это могла быть только та компания, которую я искал!

Отбросив всякую мысль о левом проходе, я уверенно повернул направо. Поток вскоре расширился. Попадались фосфорические скалы, которые освещали мне путь.

Я очень спешил, потому что почти на день отстал от тех, кого преследовал. Вула и я не ели с предыдущего дня. Что касается Вула, то это не имело особого значения: все животные Марса, родина которых – высохшее дно моря, могут невероятно долго обходиться без пищи.

Я тоже не особенно страдал. Вода реки была холодная, вкусная и не зараженная разлагающимися трупами, подобно водам реки Исс. А что касается пищи, то одна мысль о том, что я нахожусь вблизи моей любимой Деи Торис, не давала мне думать ни о чем другом.

Река становилась все уже, а течение – все быстрее и бурливее, так что я с трудом мог проталкивать лодку вперед. Думаю, что сделал не более двухсот футов в час, когда при повороте увидел перед собой пороги, через которые, бурлясь и пенясь, перекатывалась река!

Сердце мое похолодело. Ореховая скорлупа сорапуса обманула меня. Мое внутреннее чутье было правильнее. Мне следовало выбрать левый канал!

Будь я женщиной, я бы заплакал. По правую руку от меня медленно вращался большой водоворот. Я пустил в него свой челнок, чтобы дать хоть немного отдохнуть моим усталым мускулам. Я был совсем убит. Снова нужно было потерять полдня, чтобы вернуться назад и поплыть по единственному оставшемуся неисследованному каналу! Какая дьявольская судьба заставила меня выбрать из трех возможных путей два неправильных?!

В то время как медленное течение тихо несло меня по периферии водоворота, мой челн дважды ударился о скалистый берег. Когда он ударился опять, то звук от толчка получился другой – это был звук удара дерева о дерево.

Я встрепенулся… В этой подпочвенной реке не могло быть дерева, кроме того, которое было принесено сюда людьми. Я протянул руку за борт, и пальцы мои нащупали борт другого судна.

Я окаменел, напряженно всматриваясь в темноту, стараясь разглядеть, занята ли лодка.

Возможно, что в лодке находились люди, которые не догадывались о моем присутствии… Лодка ударялась одной стороной о береговые скалы, и мягкий удар моего челнока мог пройти незамеченным.

Было так темно, что, несмотря на все мои старания, я не мог ничего разглядеть. Мне почудился было звук дыхания; я начал прислушиваться, но нет, кроме шума воды и мягкого трения лодок, но не расслышал ни единого звука. По обыкновению, у меня очень быстро созрел план действий.

На дне моего челна лежала свернутая веревка. Я ее поднял, привязал одним концом к бронзовому кольцу на носу моего челнока и осторожно перелез в соседнюю лодку. В одной руке я держал веревку, в другой меч.

Лодка слегка качнулась под моей тяжестью, удар моего челна об ее борт мог вызвать тревогу пассажиров, если таковые были. Но все было тихо, и, минуту спустя, обыскав лодку от носа до кормы, я нашел, что она была пуста.

Я ощупал руками скалу, у которой она была привязана, и нашел узкий выступ. Это была дорога! По ней, вероятно, должны были пройти те, которые приезжали до меня. По размеру и строению лодки я был убежден, что это была лодка Турида и жрецов.

Позвав Вулу, я вступил на выступ. Большое дикое животное с ловкостью кошки прыгнуло за мной.

Проходя через лодку, принадлежащую Туриду и жрецам, Вула издал глухое рычание, а когда он подошел ко мне, и я положил на его шею руку, то почувствовал, как его короткая грива ощетинилась от злобы. Мне кажется, он телепатически почувствовал присутствие врага, потому что я до сих пор не делал никаких попыток объяснить ему цель наших поисков.

Это было упущение, которое следовало исправить. По способу зеленых марсиан я объяснил своему псу то внушением, то словами, что мы выслеживаем людей, занимавших недавно большую лодку.

Легкое мурлыканье указало мне, что Вула понял меня. Я повернул направо, но едва успел сделать это, как почувствовал, что он потянул меня в противоположном направлении, я последовал за ним.

Я знал, что Вула был прекрасной ищейкой и вряд ли ошибался.

Сквозь полный мрак вел он меня вдоль узкого уступа над бурным потоком.

Мы вышли из-под нависших скал, и при тусклом свете я увидел, что тропинка была выбита в массиве скалы, и, что она вела вдоль реки за пороги.

Более часа двигались мы по берегу темной речки. Судя по направлению, я догадался, что мы шли под долиной Дор, а может быть, под морем Омии. Теперь, вероятно, я был недалеко от храма Солнца.

Едва эта мысль пришла мне в голову, как Вула внезапно остановился у сводчатого прохода в скале, отполз от входа и притаился в расщелине.

Слова не смогли бы сказать мне яснее, что где-то поблизости нас подстерегает опасность. Я осторожно подполз к Вуле и поверх его головы заглянул в отверстие.

Передо мной оказалось просторное помещение, которое, судя по обстановке, служило сторожевой комнатой. В одном углу стояли ружейные козлы, а вдоль стен разместились нары для воинов. В помещении находились только два жреца из тех, которые были с Туридом и Матаи Шангом.

Жрецы были заняты серьезным разговором, и по тону его было видно, что они совершенно не подозревают, что их могут подслушать.

– Я тебе говорю, – проговорил один из них, – что не доверяю этому черномазому. Не было никакой необходимости оставлять нас здесь, якобы для того, чтобы охранять путь. Против кого, скажи на милость, охранять нам эту давно забытую подпочвенную тропинку? Поверь, это – просто хитрость с его стороны, чтобы разделить нас. Потом он уговорит Матаи Шанга оставить других где-нибудь, тоже под тем или иным предлогом, а потом нападет на нас со своими товарищами и перебьет всех нас.

– Я согласен с тобой, Лакор, – ответил другой. – Между жрецами и перворожденными не может быть ничего, кроме ненависти и измен. А что думаешь ты обо всей этой сказке со светом?

«Пусть, – говорит, – свет горит с силой трех радиоединиц в продолжение пятидесяти секунд, а затем в продолжение одной минуты с силой одной радиоединицы, и, наконец, в продолжение двадцати пяти секунд с силой девяти радиоединиц».

Вот в точности, что он сказал. И подумать только, что старый мудрый Матаи Шанг слушал такую чепуху!

– Действительно это глупо, – ответил Лакор. – Разве таким способом что-нибудь откроешь? Должен же был он что-нибудь ответить, когда Матаи Шанг напрямик спросил его, что он сделает, когда дойдет до храма Солнца. Вот он и выдумал наскоро какой-нибудь ответ. Бьюсь об заклад диадемой хеккадора, что сам он не в состоянии, был бы повторить снова слова.

– Чего нам здесь оставаться, Лакор? – проговорил другой жрец. – Может быть, если бы мы поспешили за ними, то успели бы спасти Матаи Шанга и отомстить черному датору. Как ты думаешь?

– Никогда за всю свою долгую жизнь, – ответил Лакор, – я не ослушался ни одного приказа отца святых жрецов. Если он не вернется и не прикажет мне покинуть пост, я умру здесь на месте.

Товарищ его покачал головой.

– Я твой подчиненный, – промолвил он наконец, – и ничего не могу сделать без твоего согласия. Но все же я думаю, что мы совершаем большую глупость, оставаясь здесь.

Я тоже считал, что они делают глупость, потому, что мне нужно было пройти через комнату, в которой они находились. Я не имел причин питать особую нежность к этой расе самообожествляющих себя демонов. Однако охотно прошел бы мимо них, не причинив им вреда, будь это возможно.

Во всяком случае, следовало попробовать пройти мирным путем. Борьба могла задержать меня или даже положить конец моим поискам: лучшие люди, нежели я, бывали иногда побеждены бойцами меньшей боевой способности, чем жрецы.

Дав знак Вуле следовать за мной, я решительно шагнул в комнату и очутился пред обоими жрецами. При виде меня они обнажили мечи, но я знаком руки остановил их.

– Я ищу Турида, черного датора, – сказал я. – У меня с ним счеты, а не с вами. Дайте мне мирно пройти, потому что, если я не ошибаюсь, он такой же враг вам, как и мне, и у вас нет причин его защищать.

Они опустили мечи, и Лакор заговорил:

– Я не знаю, кто ты такой. У тебя белая кожа жреца и черные волосы перворожденных. Если бы дело шло только о безопасности Турида, ты мог бы пройти, и мы бы тебе не помешали. Скажи нам, кто ты и по чьему поручению ты здесь? Может быть, тогда мы пропустим тебя исполнить свой долг, который и сами хотели бы совершить.

Я был поражен, что никто из них не узнал меня. Я думал, что был известен каждому жрецу на Барсуме лично или понаслышке и что я буду немедленно опознан в любой части планеты. Действительно, я был единственным белым человеком на Марсе с черными волосами и с серыми глазами – за исключением моего сына Карториса.

Объявить свое имя означало бы вызвать немедленное нападение: каждый жрец на Барсуме был моим тайным врагом, потому что каждый из них знал, что именно мне обязаны они падением своей вековой власти над душами. С другой стороны, моя репутация исключительного бойца могла заставить их пропустить меня.

По правде сказать, я не обманывал себя этой последней возможностью. На воинственном Марсе нет трусов: всякий – будь он джеддак, жрец или простой смертный – гордится каждым поединком, каждым сражением. А потому я крепче обхватил рукоятку меча, когда обратился к Лакору.

– Я думаю, вы сами поймете, что разумнее пропустить меня с миром, – сказал я. – Если вы вступите со мной в борьбу, это ничего не принесет вам. Вы умрете бесславной смертью в глубине Барсума, а для чего спрашивается? Чтобы защитить наследственного врага вашей нации Турида, датора перворожденных! А то, что вы умрете, если вздумаете противиться мне, этому порукой бесчисленные трупы великих барсумских воинов, павших от этого меча. Я – Джон Картер, принц Гелиума!

В первую минуту это имя, казалось, парализовало жрецов, а затем младший с громкими проклятиями кинулся на меня с обнаженным мечом.

Во время наших переговоров он стоял немного впереди своего товарища, и теперь Лакор схватил его за пояс и оттащил назад.

– Стой! – прогремел Лакор. – У нас будет достаточно времени для боя, если мы вообще найдем нужным сражаться. Конечно, достаточно причин, чтобы каждый жрец на Барсуме жаждал пролить кровь богохульника и святотатца, но не дадим омрачить наш рассудок ненавистью. Джон Картер хочет сейчас исполнить то, что мы сами за минуту до этого желали сделать. Так пусть же он идет убить черного. Мы будем ждать его здесь, чтобы преградить ему путь обратно. Мы освободимся таким образом сразу от двух врагов и вместе с тем не нарушим приказа отца святых жрецов.

Пока как он говорил, я не мог не заметить коварного выражения его глаз и, несмотря на видимую логичность его рассуждении, бессознательно чувствовал, что его слова маскируют какие-то мрачные намерения. Второй жрец повернулся к нему, видимо, пораженный, но Лакор шепнул ему что-то на ухо, и он, кивнув, спокойно отошел в сторону.

– Иди, Джон Картер, – сказал Лакор. – Но знай, что если Турид тебя не уложит, то здесь тебя будут ждать двое, которые сделают все, чтобы ты никогда больше не увидел света солнца. Иди!

Во время нашего разговора Вула ощетинился, рычал и терся об меня. Иногда он заглядывал мне в глаза и умоляюще выл, как бы прося позволения броситься на врагов. Он тоже чувствовал коварство за гладкой речью жреца.

В задней части комнаты было несколько дверей, и на одну из них, крайнюю справа, указал Лакор.

– Эта дорога ведет к Туриду, – сказал он.

Но, когда я подозвал Вулу, чтобы отправиться указанным путем, умное животное принялось выть и не двигалось с места. Затем оно быстро перебежало к первой двери налево, остановилось и начало лаять, как бы приглашая меня за ним последовать.

Я пытливо посмотрел на Лакора и сказал ему:

– Мой пес редко ошибается. Я, конечно, не сомневаюсь в твоей осведомленности, но все же думаю, что будет лучше, если я послушаюсь не тебя, а инстинкта моего пса, которым руководит преданность. – При этих словах я усмехнулся, чтобы он знал, что я не доверяю ему.

– Как хочешь, – ответил он, пожав плечами. – В конце концов это то же самое!

Я повернулся и последовал за Вулой в левый проход, чутко прислушиваясь, не преследуют ли меня жрецы, но все было тихо.

Коридор тускло освещался редкими радиолампами – самыми обычными осветительными приборами на всем Барсуме.

Лампочки, которые я видел, горели, быть может, в этих подпочвенных проходах уже в продолжение многих веков; они не требовали никакого ухода и устроены были так, что расходуется минимальное количество энергии.

Скоро нам стали попадаться поперечные коридоры, но Вула ни разу не колебался в выборе пути. Из одного из этих боковых проходов до меня вскоре донесся звук, значение которого мне сразу стало ясно. Это был металлический звон – лязганье боевых доспехов. Звук раздавался где-то недалеко от меня справа.

Вула тоже услышал его. Он остановился, ощетинился и обнажил все ряды своих блестящих клыков. Я жестом приказал ему молчать, и мы тихо отступили в другой боковой коридор.

Здесь мы остановились в ожидании. Вскоре мы увидели на полу главного коридора тени двух мужчин. Они двигались, по-видимому, очень осторожно: случайный звон, вызвавший мое внимание, больше не повторялся.

Они подошли, тихо ступая, к месту против нашей стоянки. Я ничуть не удивился, признав в них Лакора и его товарища. В правой руке каждого из них блестел хорошо отточенный меч.

– Неужели они уже опередили нас? – сказал Лакор.

– Может быть, животное повело его по неверному следу? – ответил другой. – Тот путь, по которому мы шли, гораздо короче – конечно, для того, кто его знает. Но для Джона Картера он был бы только короткой дорогой к смерти. Жалко, что он не пошел по нему, как ты ему советовал!

– Да, – сказал Лакор, – никакое умение драться не спасло бы его от вращающейся плиты! Он наверняка лежал бы теперь на дне колодца! Проклятый калот предостерег его от той дороги.

– Ничего! Он свое еще получит, – сказал товарищ Лакора. – Ему не так-то легко будет избежать остальных ловушек, даже если удастся спастись от наших мечей.

– Много бы я дал, чтобы увидеть, например, каким образом он выкрутится, если неожиданно залезет в комнату…

Я тоже много бы дал, чтобы услышать конец разговора и чтобы знать подробнее об опасностях, ожидающих меня впереди. Но тут вмешалась судьба: в эту минуту, в самую неподходящую из всех минут, я чихнул.

3. Храм солнца

Теперь оставался только один выход – бой! На моей стороне не было никаких преимуществ. Надо же было так по-идиотски чихнуть! Когда я выскочил в коридор с мечом в руке, жрецы уже приготовились встречать меня.

Никто из нас не произнес ни слова. Да и к чему были слова?

Одно их присутствие уже ясно говорило о предательстве. Было очевидно, что они последовали за мной, чтобы тайно напасть на меня, и, конечно, увидели, что я понял их тактику.

В ту же минуту закипел бой, и хотя я ненавижу само имя жреца, я должен признать, что они отважные и сильные противники. Эти двое не оказались исключением.

Мною овладело, как всегда, радостное опьянение боя. Дважды спасся я от смертельного удара только благодаря особому проворству и ловкости моих земных мускулов. Но все же в тот день, несмотря на всю мою ловкость, я был на волосок от смерти в этом мрачном коридоре, глубоко под поверхностью Барсума.

Лакор сыграл со мной такую шутку, которой мне ни разу не приходилось видеть за всю свою боевую жизнь на обеих планетах.

Я бился в это время с другим жрецом и теснил его назад, нанося ему легкие раны, так что кровь сочилась у него из десятка мест. Но он защищался прекрасно, я никак не мог нанести ему решающий удар.

Вот тогда-то Лакор отстегнул свой пояс и, пользуясь моментом, когда я был полностью поглощен борьбой с его товарищем, закинул один конец ремня вокруг моей левой лодыжки так, что она оказалась крепко обвитой, затем быстро дернул за другой конец ремня и повалил меня на спину.

Как пантеры ринулись они тогда на мое распростертое тело. Но они рассчитали мой маневр, не учитывая Вулы. Верный пес, рыча, как тысяча дьяволов, бросился им наперерез. Представьте себе, если можете, чудовищного десятинога, вооруженного могучими когтями, с огромной пастью, в которой блестели три ряда длинных белых клыков. Потом снабдите это чудовище легкостью и свирепостью голодного бенгальского тигра, силой двух быков – и вы будете иметь слабое представление о том, что представлял собой Вула.

Раньше, чем я успел его отозвать, он раздавил Лакора в лепешку одним ударом своей могучей лапы и буквально разорвал на куски другого жреца. Однако когда я приказал ему отойти, он боязливо съежился, как провинившийся пес.

Я никогда не наказывал Вулу за все долгие годы, которые прошли с того первого дня на Марсе, когда зеленый джед тарков приставил его ко мне в качестве сторожа, но я думаю, что он безропотно снес бы всякую жестокость с моей стороны – так велика была его привязанность.

Золотой обруч с драгоценным камнем на лбу Лакора доказывал, что он был святым жрецом. По украшениям его товарища я видел, что и он достиг уже девятого цикла, непосредственно предшествующего циклу святых. Стоя над растерзанными телами жрецов, я вспомнил один случай, когда нарядился в парик, диадему и доспехи святого жреца Сатор Трога, убитого Тувией.

Мне пришло в голову, что не мешало бы и теперь воспользоваться украшениями Лакора для той же цели.

Не долго думая, я сорвал желтый парик с его лысой головы и возложил его на свою собственную. Вула не одобрил метаморфозы. Он долго обнюхивал меня и зловеще рычал.

Только когда я погладил его огромную голову и ласково поговорил с ним, он успокоился и покорно отправился со мной в путь.

Я продвигался теперь еще осторожнее; я шел все время рядом с Вулой, рассчитывая на то, что зоркость наших четырех глаз скорее усмотрит опасность. И какое счастье, что я был предупрежден!

Мы дошли до нескольких узких ступеней. Тут коридор внезапно круто заворачивал назад, а потом снова делал крутой поворот в прежнем направлении и выходил в большую, плохо освещенную пещеру. Весь пол ее оказался сплошь покрытым ядовитыми змеями и отвратительными пресмыкающимися!

Попытка пересечь пещеру повела бы к немедленной смерти. Я упал было духом, но вовремя вспомнил, что Турид и Матаи Шанг должны же были пройти через эту пещеру, и сообразил, что существует какой-то обход.

Если бы мне не повезло подслушать часть разговора жрецов, мы бы, наверное, спокойно вошли в грот и ступили в эту кишащую массу. Было бы достаточно одного шага, чтобы погибнуть.

Это были первые пресмыкающиеся, которых я встретил на Барсуме. Только в музеях Гелиума я видел окаменелые остатки вымерших, как предполагали, пород, живые экземпляры которых были у меня перед глазами.

Более отвратительного сборища чудовищ мне не приходилось видеть. Было бы бесполезно описывать их земным людям, потому что ничего общего не было у них ни с каким земным существом прошлого и настоящего времени.

Яд у них – неслыханной силы, так что, по сравнению с ними, наша кобра казалась бы безвредной, как дождевой червь.

Увидев меня, они бросились ко входу, где мы стояли, но ряд радиоламп, помещенных вдоль пещеры, заставил их остановиться. Они, очевидно, не смели перейти через эту световую линию.

То обстоятельство, что я не встретил ни одного пресмыкающегося в коридорах, давало мне уверенность, что их удерживало.

Я оттащил Вулу немного назад и начал тщательно осматривать пещеру. Когда мои глаза освоились с тусклым светом, я различил в дальнем конце помещения низкую галерею, от которой шло несколько проходов.

Подойдя поближе к порогу, я увидел продолжение галереи и понял, что она огибает весь грот. Взглянув наверх, я, к своей радости, заметил, что над тем местом, где мы стояли, не больше фута над головой открывается вход в галерею. Я немедленно вскочил туда и позвал за собою Вулу.

В галерее пресмыкающихся не было, путь был свободен до противоположного края ужасной пещеры. Мы быстро прошли ее и благополучно спрыгнули в нижний коридор.

Минут через десять мы вошли в огромное круглое помещение, выложенное белым мрамором, стены которого были сплошь покрыты странными золотыми иероглифами перворожденных.

В середине возвышалась огромная круглая колонна, упиравшаяся в высокий купол. Посмотрев на нее, я заметил, что колонна медленно вращается. Я достиг оси храма Солнца!

Где-то надо мной находилась Дея Торис, Файдора, дочь Матаи Шанга, и Тувия, красная девушка из Птарса. Но как дойти до них – оставалось все еще неразрешимой загадкой.

Я начал медленно обходить огромную колонну, выискивая какой-нибудь вход в нее. Обойдя половину колонны, я наткнулся на небольшую радиозажигалку, лежавшую на полу. Присутствие ее в этом скрытом, почти недоступном месте, меня страшно удивило. Я поднял ее. На ней был вырезан герб дома Турида.

– «Значит, я на верном пути!» – подумал я радостно и сунул безделушку в небольшую сумку, висевшую у меня на поясе. С новым рвением принялся я искать вход, который должен был быть где-то в колонне. Вскоре я действительно наткнулся на небольшую дверцу, так искусно вделанную в колонну, что менее внимательный наблюдатель прошел бы мимо нее.

Передо мной была дверь, которая вела внутрь темницы, но как ее открыть? Не видно было ни замка, ни кнопки. Я много раз тщательно исследовал каждый дюйм ее поверхности, но не нашел ничего, кроме крошечного отверстия почти в середине дверцы. Оно было немногим больше булавочной головки и казалось случайным повреждением мрамора.

Я старался заглянуть в эту дырочку, но никак не мог понять, проходила ли она насквозь (по крайней мере, никакого света за ней не было видно). Затем я приложил к ней ухо и прислушался: стояла полная тишина. Вула не спускал глаз с двери. Его чутью можно было довериться. Я решил окончательно удостовериться, что на нужном пути и, притворяясь, что отхожу от двери, позвал Вулу, приказав ему следовать за мной. Минуту он колебался, а затем прыгнул, визжа и дергая меня за пояс. Я отошел еще на некоторое расстояние, чтобы посмотреть, что он сделает.

Он потащил меня обратно прямо к загадочной двери и снова занял свою позицию перед гладким камнем, не отводя глаз от его блестящей поверхности. Я промучился целый час над разгадкой тайны, которая открыла бы дверь.

Я стал тщательно припоминать все обстоятельства преследования Турида. Турид пришел этой дорогой и прошел в эту дверь, которая преграждала мне путь. Но как он сделал это?

Я вспомнил о приключениях в таинственной пещере в Золотых Скалах в тот день, когда освободил Тувию. Я припомнил, как она взяла тонкий ключ, наподобие иглы и вставила его в замочную скважину, очень похожую на ту, которая была передо мной. Она открыла этой иглой дверь в таинственную комнату, где Тарс Таркас бился насмерть с дикими бенсами.

Не попробовать ли мне ввести какое-нибудь острие в маленькую дырочку в мраморной двери? Я поспешно высыпал на пол все содержимое своей сумки. Если бы только мне найти тонкую стальную проволоку!

В то время как я рассматривал разнородную коллекцию всевозможных предметов, которые всегда можно найти в сумке марсианского воина, мне попала под руку радиозажигалка черного датора. Я хотел отложить ее в сторону, как не имеющую никакого значения в данную минуту, как вдруг случайно заметил странные знаки, выцарапанные на золотом футляре.

Простое любопытство заставило меня рассмотреть поближе эти свеженацарапанные знаки, но то, что я прочел, в первую минуту ничего мне не сказало. Это были три ряда цифр, один под другим:

3 – 50 с.

1 – 1 м.

9 – 25 с.

Смысла в этих цифрах я не усмотрел и намеревался уже сунуть зажигалку обратно в сумку, когда в моей памяти отчетливо встал разговор между Лакором и его товарищем. Я вспомнил, как младший жрец, издеваясь, приводил слова Турида: «А что ты думаешь об этой странной истории со светом? Пусть свет горит с силой трех радиоединиц в продолжение пятидесяти секунд…» – ведь это первый ряд знаков на футляре!

Вся формула подходила как нельзя лучше, но что это могло означать?

Вдруг мне показалось, что я понял, и, схватив из сумки сильное увеличительное стекло, принялся тщательно исследовать мрамор вокруг отверстия. Я едва удержался от торжествующего восклицания! Мрамор вокруг отверстия был испещрен едва заметными частицами обуглившихся электродов, которые осыпаются с зажигалок!

Очевидно, в продолжение бесчисленных веков радиозажигалка прикладывалась к этому отверстию.

Для чего? Ответ был для меня ясен: механизм замка приводился в действие световыми лучами, и я, Джон Картер, держал в руках нужную комбинацию лучей, нацарапанную рукою моего врага на его собственной вещи!

В золотом браслете на моей руке был заключен мой барсумский хронометр, отмечавший секунды, минуты и часы марсианского времени. С необычайной тщательностью приступил я к операции: приложил зажигалку к отверстию и регулировал силу света посредством небольшой пружины, находящейся сбоку футляра.

Сперва в продолжение пятидесяти секунд я осветил отверстие тремя радиоединицами, затем в течение одной минуты дал ток в одну радиоединицу, наконец, в продолжение двадцати пяти секунд переменил его на девять радиоединиц. Эти последние двадцать пять секунд были самыми долгими секундами в моей жизни… Откроется ли замок по истечении этого бесконечного времени?

Двадцать три! Двадцать четыре! Двадцать пять!

Я потушил свет. Семь секунд я ждал. В механизме замка не было заметно никакого действия. Неужели вся моя теория оказалась неправильной?

Но что это? Вызвало ли нервное напряжение галлюцинацию, или дверь действительно шевельнулась? Медленно и беззвучно отодвигался в сторону массивный камень: нет, это не галлюцинация!

Дальше и дальше отодвигалась дверь, пока не открылся узкий коридор, который шел параллельно наружной стене. Едва проход раскрылся, как я и Вула проскочили внутрь, а затем дверь бесшумно закрылась за нами.

За поворотом я увидел слабое отражение света. Мы кинулись туда и очутились в небольшой круглой ярко освещенной зале. Из нее поднималась витая лестница, которая вела кверху.

Мы находились в самом центре храма Солнца. Спиральная лестница вела вверх мимо внутренних стен камер. Где-то надо мной была Дея Торис, если только Турид и Матаи Шанг не успели ее похитить.

Я двинулся вверх по лестнице, но Вула начал внезапно проявлять признаки самого дикого возбуждения. Он прыгал взад и вперед, хватая меня за руки и за пояс, и вел себя так, что я подумал, что он взбесился. Я оттолкнул его и снова ступил на лестницу, но он ухватился челюстями за мою руку и потащил обратно.

Ни крики, ни удары не помогали, он не выпускал меня, и я был во власти взбесившегося животного. Конечно, я мог бы левой рукой нанести ему удар кинжалом, но рука не поднималась убить верного друга.

Он потащил меня обратно в зал, к стороне, противоположной той, откуда мы вошли. Оказывается, там была другая дверь, которая вела в коридор, круто спускавшийся вниз. Без колебания Вула увлек меня и остановился. Встав между мной и дверью, он глянул мне в лицо, как бы спрашивая, хочу ли я добровольно следовать за ним, или он должен будет снова прибегнуть к силе.

Взглянув на правую руку, на которой четко выступали следы его страшных клыков, я решил идти за ним. В конце концов его необыкновенное чутье могло быть правильнее, чем мой человеческий разум.

Какое счастье, что я за ним последовал! Пройдя небольшое расстояние от круглого зала, мы внезапно попали в освещенный лабиринт проходов, отделенных друг от друга хрустальными перегородками. Сперва мне показалось, что это одно обширное помещение, так прозрачны были стены коридоров. Но после того как я несколько раз ударился о прочные стеклянные стены, я сделался осторожнее.

Мы прошли несколько футов, как Вула вдруг издал страшное рычание и кинулся на перегородку, находящуюся налево от нас.

Отзвуки этого ужасного воя еще отдавались в подпочвенных коридорах, когда я увидел то, что вызвало возбуждение верного пса. Далеко налево, как бы в тумане, сквозь многие толстые стены смутно виднелись фигуры восьми людей – трех женщин и пяти мужчин.

В ту же минуту, очевидно, испуганные воем Вулы, они остановились и оглянулись. Внезапно одна из женщин протянула ко мне руки, и даже на таком большом расстоянии я увидел, что губы ее зашевелились – это была Дея Торис, моя вечно прекрасная, вечно юная Дея Торис!

С ней были Тувия, Файдора, ее отец, Турид и трое жрецов. Турид издали погрозил мне кулаком, а двое жрецов грубо схватили за руки Дею Торис и Тувию и повлекли их за собой. Минуту спустя они скрылись в каменном коридоре позади стеклянного лабиринта.

Говорят, что любовь слепа. Но такая великая любовь, как любовь Деи Торис, узнала меня даже под личиной жреца, которую я на себя надел, и сквозь туманную даль хрустального лабиринта!

4. Потайная башня

У меня нет желания рассказывать вам монотонные приключения тех утомительных дней, в течение которых Вула и я совершали свой путь сквозь стеклянный лабиринт, сквозь темные, извилистые подпочвенные ходы под долиной Дор и Золотых Скал, пока, наконец, не вышли на склоны горы Оц, как раз над долиной потерянных душ. Это жалкое чистилище Барсума населено несчастными, которые не решились продолжать паломничество в долину Дор и не могли вернуться в страну внешнего мира, откуда они пришли.

Здесь след похитителей Деи Торис вел вдоль подножия гор, через крутые обрывы, по краю страшных пропастей, иногда заводил меня опять в долину, где мне не раз приходилось сражаться.

Наконец мы подошли к узкому ущелью, которое с каждым шагом делалось все круче и непроходимее, пока не очутились перед могучей крепостью, смыкавшейся с высокими скалами.

Это было тайное убежище Матаи Шанга, отца жрецов. Здесь, окруженный горсткой правоверных, жил хеккадор древней веры, некогда властвовавшей над всем Барсумом. Отсюда посылал он свои духовные наставления тем немногим народам, которые упорно продолжали держаться старой религии.

Солнце заходило, когда мы подошли к неприступным стенам старой крепости. Опасаясь быть замеченным, я спрятался с Вулой за гранитную глыбу в зарослях колючего красного кустарника, который покрывает бесплодные склоны Оца.

Мы лежали в кустах, пока не наступила полная темнота. Тогда я выполз и приблизился к крепостным стенам.

По небрежности ли, или из сознания полной неприступности убежища, массивные ворота оказались приоткрытыми. За ними виднелась группа стражников, весело смеющихся и занятых одной из непонятных мне барсумских игр. Ни один из них не принадлежал к партии, сопровождавшей Матаи Шанга и Турида. Поэтому, вполне полагаясь на свой маскарад, я смело прошел через ворота и подошел к ним.

Люди прекратили игру и взглянули на меня без признаков подозрения. Точно так же взглянули они на Вулу, недовольно ворчавшего.

– Каор! – произнес я марсианское приветствие.

Воины встали и поздоровались со мной.

– Я только что прибыл с Золотых Скал, – продолжал я, – и мне нужна аудиенция у хеккадора Матаи Шанга.

Где я могу найти его?

– Следуй за мной, – сказал один из стражников и повел меня через внешний двор ко второй крепостной стене.

Не знаю почему, удивительная легкость, с которой мне удалось обмануть их, не возбудила во мне никаких подозрений. Вероятно, мои мысли еще были полны мимолетным видением моей возлюбленной, и ни для чего иного не было места в моей голове. Как бы то ни было, но факт то, что я беспечно и добровольно последовал за своим провожатым прямо в объятия смерти.

Позже я узнал, что шпионы предупредили жрецов о моем приходе за несколько часов до того, как я достиг крепости. Ворота были оставлены открытыми нарочно, чтобы заманить меня. Стражники великолепно сыграли свою роль. И я, опытный воин, прошедший через столько опасностей, попал, как мальчишка, в расставленную мне ловушку!

В дальнем углу двора виднелась узкая дверь; сторож вынул ключ и отворил ее, затем, отступив назад, он жестом пригласил меня и сказал:

– Матаи Шанг во внутреннем дворе.

Я спокойно вошел с Вулой в открытую дверь, и она быстро захлопнулась за нами. Насмешливый хохот, донесшийся из-за толстой стены после того, как щелкнул замок, был первым предупреждением, что все не так гладко, как мне представлялось.

Я очутился в маленькой круглой комнате внутри стены. Передо мной была дверь, которая, по всей вероятности, вела во внутренний двор. Минуту я колебался. Во мне возникли подозрения. Однако, пожав плечами, я открыл дверь и шагнул во внутренний двор, освещенный факелами.

Прямо против меня возвышалась массивная башня высотой в триста футов. Она была красивой архитектуры в новом барсумском стиле; вся поверхность ее была покрыта орнаментом сложного, вычурного рисунка. На высоте тридцати футов находился широкий балкон, на котором действительно стоял Матаи Шанг. С ним вместе стояли Турид, Файдора, Тувия и Дея Торис – обе последние были закованы. Несколько воинов-жрецов охраняли их.

Когда я вышел во двор, все глаза стоящих на балконе устремились на меня. Злая усмешка искривила тонкие губы Матаи Шанга. Турид бросил мне какое-то оскорбление и с фамильярным видом, положил руку на плечо моей возлюбленной. Я увидел, как с яростью тигрицы обернулась она к нему и нанесла сильный удар своими цепями.

Он, наверное, убил бы ее, если бы не вмешался Матаи Шанг. Я сразу же заметил, что оба союзника казались не слишком дружески расположенными друг к другу. Матаи Шанг надменно и властно обратился к перворожденному, объяснив ему, что принцесса Гелиума является его личной собственностью и никто другой трогать ее не смеет. В обращении Турида с бывшим хеккадором тоже не было заметно особого почтения.

После того как недоразумение на балконе было ликвидировано, Матаи Шанг обратился ко мне:

– Человек Земли, – сказал он, – ты заслужил более страшную казнь, чем та, к которой наша слабая власть может приговорить тебя. Но чтобы смерть твоя сегодня была вдвое горше, знай, что как только ты умрешь, твоя вдова сделается на целый марсианский год женой Матаи Шанга, хеккадора жрецов. К концу же этого срока, как полагается по нашему обычаю, она будет смещена. Но она не будет вести спокойной и почетной жизни высшей жрицы в какой-нибудь святой обители, как это обычно делается. Она сделается предметом забавы моих помощников и, может быть, твоего врага датора Турида.

Он остановился и ожидал, очевидно, взрыва ярости с моей стороны, что еще больше увеличило бы сладость его мести. Но я не доставил ему такого удовольствия. И поэтому вызвал его ярость и увеличил его ненависть. Я был уверен, что в случае моей смерти Дея Торис найдет способ умереть раньше, чем им удастся опозорить ее.

Из всех святынь, которые жрецы почитают, самым святым является для них желтый парик, прикрывающий их лысую голову, и золотой обруч с драгоценным камнем, обозначающим принадлежность к десятому циклу. Зная это, я снял парик и обруч с головы и с пренебрежением бросил их на плиты двора. Затем я спокойно вытер ноги о желтые кудри, а когда с балкона раздались крики бешенства, плюнул прямо на священную диадему.

Матаи Шанг затрясся от гнева, но на губах Турида промелькнула довольная улыбка. Для него эти предметы не были священными. Боясь, что мой поступок доставил ему слишком много удовольствия, я воскликнул:

– Я поступил так же со святынями Иссы, вашей шарлатанской богини вечной жизни, перед тем, как бросил ее саму на растерзание толпы.

Эти слова прекратили веселье Турида. Он был одним из любимцев Иссы.

– Покончим с этим богохульником! – вскричал он, обернувшись к отцу жрецов.

Матаи Шанг встал и, перегнувшись через перила балкона, издал зловещий клич. Подобный клич раздавался в былые времена на маленьком выступе Золотых Скал, выходящем на долину Дор: жрецы созывали им полчища белых обезьян и растительных людей к нападению на несчастные жертвы, приплывающие по таинственной реке Исс к мертвому озеру Корус.

– Выпустите смерть! – закричал отец жрецов.

Немедленно внизу башни открылись двенадцать дверей и двенадцать злобных бенсов выскочили во двор.

Не в первый раз встречался я лицом к лицу со свирепым марсианским львом, но мне никогда не приходилось видеть перед собой целую дюжину их… Несмотря на помощь Вулы, в такой неравной борьбе мог быть только один исход.

Ослепленные светом факелов, звери на минуту остановились. Но вскоре глаза их привыкли к свету, они увидели меня и Вулу и, ощетинив гривы, с глухим ревом приблизились к нам, размахивая своими сильными хвостами.

В последнюю минуту своей жизни я бросил прощальный взгляд на Дею Торис. Ее прекрасное лицо выражало ужас. Глаза наши встретились, она протянула ко мне руки и бросилась бы вниз, если бы стражники силой не удержали ее. Когда бенсы были уже близко от меня, она отвернулась и закрыла лицо руками.

Внезапно мое внимание было привлечено Тувией из Птарса. Прекрасная девушка перегнулась через перила балкона, глаза ее возбужденно сверкали. Через минуту бенсы набросятся на меня, а лицо Тувии совсем не выражало печали. Я не мог понять загадочного взгляда красной девушки. Я знал, что выражение ее лица не могло означать радости при виде страшной трагедии, которая должна была вскоре разыграться. Оно имело какое-то скрытое значение.

На мгновение у меня мелькнула мысль положиться на свои земные мускулы и спастись от бенсов, прыгнув на балкон. Но как решиться оставить на съедение страшным зверям своего верного Вулу? Оставлять в беде товарища на Барсуме не принято, да это и не в характере Джона Картера.

Я только тогда понял причину возбуждения Тувии, когда с ее губ сорвался тихий мурлыкающий напев. Однажды я уже слышал его, когда Тувия созвала им свирепых бенсов и повлекла их за собой, как пастушка ведет стадо послушных ягнят.

При первых звуках странной мелодии бенсы остановились и повернули головы, желая найти источник знакомого зова. Вскоре они увидели красную девушку на балконе и, повернувшись к ней, радостно зарычали.

Стражники подскочили к Тувии, чтобы оттащить ее, но прежде, чем им удалось сделать это, она успела что-то крикнуть зверям. Все как один, они повернули и спокойно направились в свои помещения.

– Тебе нечего их больше бояться, Джон Картер, – воскликнула она. – Они не причинят никакого вреда ни тебе, ни Вуле.

Это все, что мне нужно было знать! Теперь ничто не мешало мне прыгнуть на балкон. Я взял разбег, высоко подскочил и ухватился за нижний выступ балкона. На балконе поднялось дикое смятение. Матаи Шанг отшатнулся, а Турид подскочил с обнаженным мечом, чтобы столкнуть меня вниз.

Снова Дея Торис размахнулась своими тяжелыми оковами и отогнала его. Тогда Матаи Шанг грубо схватил ее за талию и потащил в башню.

Минуту Турид колебался, но затем, как бы боясь, что отец жрецов убежит от него с Деей Торис, тоже бросился за ними следом.

Одна Файдора сохранила присутствие духа. Она приказала двум стражникам скорее увести Тувию, остальным она велела остаться и помешать мне следовать за Деей Торис. Потом она обернулась ко мне и воскликнула:

– Джон Картер! В последний раз Файдора, дочь святого хеккадора, предлагает тебе свою любовь. Прими ее – и твоя принцесса будет возвращена ко двору ее деда, а тебя ожидает счастье. Ты не можешь спасти ее теперь. Откажись – и твою Дею Торис достигнет судьба, которой угрожал ей мой отец.

Они уже достигли места, куда даже ты не сможешь добраться. Если ты отвергнешь меня – тебя ничто не спасет! Дорогу в крепость святых жрецов тебе облегчили, но отсюда тебе выхода нет. Отвечай же!

– Ты уже знала мой ответ, Файдора, – ответил я, – еще раньше, чем произнесла свои слова. Дорогу! – закричал я стражнику. – Джон Картер, принц Гелиума, хочет пройти!

С этими словами я перепрыгнул через низкую балюстраду балкона и с обнаженным мечом встал, ожидая врагов.

Их было трое. Файдора, вероятно, догадалась, каков будет исход битвы. Она повернулась и убежала в ту минуту, когда я отказался от ее предложения.

Стражники не ожидали нападения. Они бросились на меня все трое одновременно, и в этом было мое спасение. Узкий балкон не позволял им развернуться, они толкались и мешали друг другу. А передний из них сам напоролся на мой меч.

Вид крови пробудил во мне старый боевой пыл. Мой меч летал по воздуху с быстротой и точностью, которая приводила в отчаяние двух оставшихся жрецов. Когда, наконец, я поразил одного из них, другой бросился бежать. Надеясь, что он побежит вслед за теми, кого я искал, я не стал его удерживать и опрометью бросился за ним. Лестница привела нас в небольшую комнату, стены которой были глухие, за исключением одного окна, выходящего на скалы Оца и долину потерянных душ.

Здесь, обезумевший от ужаса, жрец подскочил к стене, противоположной окну, и стал отчаянно царапать ее. Я сразу понял, что здесь был, вероятно, потайной выход из комнаты и приостановился, чтобы дать ему открыть дверь. Мне не нужна была смерть этого несчастного слуги – я хотел только найти путь к Дее Торис.