Самооценка у детей и подростков. Книга для родителей бесплатное чтение

Начнем с пары примеров.

Моей дочери Ханне было тогда пять лет. Она выдвинула ящик из секретера, который стоял у нас в гостиной. Это был битком набитый ящик, где хранилась всякая ерунда – скрепки, иностранные монеты, резинки, карандаши и другие мелочи. Ханна вытащила ящик и вытряхнула все его содержимое на диван. Я тут же представила себе, как буду все это убирать. Я пристально посмотрела на дочку и сказала (несколько страдальчески и раздраженно): «Ты чего это делаешь, Ханна?!» Ханна, вернув мне столь же пристальный взгляд, изучала меня пару секунд, после чего ответствовала: «Не морщи лоб, тормоз!»

Что эта коротенькая история может сказать нам о Ханне? Что она – невоспитанная грубиянка, которую надо поставить на место? Или же дочка поставила на место меня, поскольку я мешала ей реализовать ее нехитрый исследовательский проект («Дайте-ка я как следует изучу, что же все-таки скрывается в этом ящике…»)?

Я полагаю, что Ханна продемонстрировала здоровую самооценку. Она прислушалась к себе, чтобы понять, что она думает по поводу моего упрека. Хотя я просто задала вопрос, раздраженная и недовольная интонация продемонстрировала негативное отношение к действиям Ханны. Сама же Ханна считала, что все в порядке: ей просто надо было изучить содержимое ящика, к тому же она собиралась потом все убрать (ну, не исключено, ей бы немного с этим помогли, но…). Таким образом она заключила, что это мама нуждается в порицании. И Ханна решила сделать это своеобразным, несколько дерзким способом.

Такая интерпретация, разумеется, зависит от ситуации и существующих обстоятельств – и не в последнюю очередь от того, какие взаимоотношения были тогда у нас с Ханной. Если бы, скажем, пятилетняя дочь постоянно называла меня тормозом и другими плохими словами, если бы у нее вошло в привычку махать рукой на мое мнение и замечания, то, пожалуй, я иначе восприняла бы произошедшее. Однако в действительности передо мной был вежливый, приветливый, в целом примерный ребенок. Исходя из этого, я истолковала ее реплику как проявление здоровой самооценки: Ханна настояла на своем и осадила необоснованно раздраженную маму.

Вот еще один пример.

Десятилетний Ветле и еще несколько ребят стоят на школьном дворе и болтают. Разговор зашел об их однокласснике Якобе, с которым, по мнению многих, трудно сладить. Они говорят о том, что Якоб такой чувствительный, что у него чуть что – глаза на мокром месте и что он очень уж обидчивый. «Да на него посмотришь, а он сразу реветь начинает!» – говорит один из мальчиков и изображает плачущего Якоба. Остальные смеются и тоже начинают передразнивать Якоба. Ветле твердо заявляет: «Так, стоп! Над тем, кому плохо, не смеются. Если кто-то заплакал, успокой его – и все». Ребята притихают, разговор прекращается, и Ветле предлагает поиграть в футбол.

Ветле реагирует на злословие: он испытывает недовольство и действует исходя из этого. Ему хватает доверия к себе для того, чтобы серьезно отнестись к возникшему у него неприятному чувству и выразить свое отношение окружающим. А остальные прислушиваются к нему. Ветле утверждает свое место в жизни и ожидает отклика. Таким образом ему удается остановить травлю одноклассника.

В поведении Ханны и Ветле отражаются два процесса, характеризующие здоровую самооценку:

1. Здоровая самооценка – это умение слышать самого себя и принимать свои чувства.

2. Здоровая самооценка – это также и способность проявить свои чувства во взаимодействии с другими людьми.

Именно это и сделала Ханна – она прислушалась к себе, сочла, что мама хватила через край, и оттолкнулась от этого, чтобы говорить от своего имени. То же сделал и Ветле. Он основывался на собственных чувствах, чтобы высказаться, но в данном случае от лица другого. Стоит обратить внимание на то, что здоровая самооценка – это не только умение отстаивать себя, но и социальная активность, забота о других. Это не эгоизм, а убежденность в том, что ты вправе иметь потребности, и внимание к потребностям окружающих.

Понятие самооценки

Иметь здоровую самооценку – то есть принимать самого себя – значит понимать свои чувства и реакции и действовать исходя из этого понимания (в своих интересах или в интересах других). Это относится ко всем сторонам жизни, а не только к ситуациям, когда человек воспринимает что-либо негативно. Здоровая самооценка дает возможность понять и выразить широкий диапазон чувств и эмоций. Когда Ханна днем позже обнимала свою младшую сестренку, она практически во весь голос воскликнула: «Как же я тебя люблю, Тува!» И это тоже – свидетельство здоровой самооценки: Ханна прислушалась к своим ощущениям и ясно их выразила. И то, что Ветле уже в подростковом возрасте плачет и льнет к матери, потому что девушка решила с ним расстаться, также говорит о здоровой самооценке: Ветле расстроен, он это показывает и ищет утешения. Мы ощущаем свою целостность, когда позволяем чувствам выйти наружу – без притворства, не испытывая необходимости искажать их, чтобы защитить себя или ввести в заблуждение других. Здоровая самооценка позволяет чувствовать собственную ценность во взаимодействии с другими, и тогда мы смеем проявить себя, свои чувства – как позитивные, так и негативные.

Два уровня самооценки можно проиллюстрировать несложной схемой (рис. 1).

Применительно к детям речь идет о возникновении восприятия самого себя, а кроме того, о поддержке и помощи в проявлении себя, помощи в овладении языком для выражения своего внутреннего состояния. Всем детям нужна помощь в том, чтобы:

1. Познать свои чувства и потребности;

2. Научиться выражать себя во взаимодействии с другими людьми.

Вместе эти два элемента образуют самооценку. И развитие обоих уровней самооценки ребенка происходит во взаимодействии со взрослыми, которые о нем заботятся. Эта книга о том, что нужно маленькому человеку, и о том, что мы – взрослые – способны сделать, чтобы сформировать и укрепить самооценку ребенка. Возможность ребенка научиться чувствовать (1) и выражать (2) самого себя зависит от того, признаем ли мы его чувства и потребности, зависит от нашей реакции на его слова и действия.

Вам интересно, как я отреагировала на реплику Ханны «Не морщи лоб, тормоз!»? Я расхохоталась, то же самое сделала и Ханна. Мы смеялись до слез и несколько раз повторили ее слова. Младшая Тува, которой было десять месяцев и которая, собственно, не понимала, что произошло, от души смеялась вместе с нами. Позже вечером, уложив Туву, я зашла в гостиную. Ханна уже изучила содержимое ящика и аккуратно сложила все обратно. Я поблагодарила ее за то, что она меня одернула.

Если бы я отреагировала руганью или строго ее отчитала, самолюбие Ханны было бы уязвлено – во всяком случае, если бы она все время слышала ругань в ответ на попытки себя отстоять. Тогда она сочла бы, что высказывать свою позицию – наказуемо, а грубоватый юмор точно неуместен. Но мне кажется, эта ситуация способствовала повышению самооценки у нас обеих. Ханна приобрела положительный опыт отстаивания своих интересов, а я почувствовала себя хорошей матерью, которая помогает ребенку повысить самооценку.

Структура самооценки

Самооценка имеет сложную структуру. Здоровая самооценка не означает, что надо все время быть сильным и чего-то добиваться. Она вмещает широкий эмоциональный спектр, самые разные реакции. Поэтому правильнее характеризовать самооценку через систему переживаний и ощущений, многообразный набор мыслей, эмоций и поступков. Иметь здоровую самооценку – значит чувствовать собственную ценность вне зависимости от того, получается что-то или нет, а также уметь просить о помощи, когда в ней нуждаешься. Это касается вас, меня и всех нас.

Все люди многогранны, сложны и неоднозначны, и детям необходима поддержка в том, чтобы научиться вмещать в себе эту неоднозначность и противоречивость, а также терпимо относиться к противоречивости в других. Здоровая самооценка – это в каком-то смысле принятие всевозможных противоречий, многообразия состояний, эмоций, чувств, качеств и особенностей, потребностей, привычек, реакций и устремлений. Сегодня мы радуемся, а завтра нам взгрустнется, секунду назад мы были сильны, а в следующий момент от этого ощущения не останется и следа.

Когда мы сталкиваемся с трудностями, важно не то, какую стратегию мы используем, а какой арсенал имеется у нас в наличии. Порой мы должны послушаться, порой стоит подраться, порой лучше сбежать. Зачастую нам требуется хорошенько поразмыслить, а случается, мы должны склониться и попросить прощения. Здоровая самооценка включает в себя принятие многогранности жизни. Мы тем сильнее, чем полнее ее охватываем, чем с большей гибкостью ее используем.

Все ситуации и события, в которых ребенок познает различные стороны своей личности, имеют значение для формирования самооценки. Поэтому мы, взрослые, сталкиваясь с различными особенностями и качествами ребенка, должны относиться к ним со всем вниманием и заботой. Структура самооценки, или структура «Я», требует того, чтобы ребенок со временем развил способность воспринимать себя как «разного», но при этом чувствовал свою целостность.

Упрощения для самооценки всегда опасны. Например, если взрослые в первую очередь оценивают способности ребенка, таким образом сводя его ценность к достигнутым результатам. Это способно лишить ребенка радости жизни. В то же время было бы ошибкой не замечать естественное стремление детей к преодолению трудностей.

Есть ли разница между уверенностью в себе и самооценкой?

В последние годы стало принято различать самооценку и уверенность в себе. Самооценка определяется отношением человека с самим собой, в то время как уверенность в себе касается способностей, которыми ты обладаешь, уверенности в том, что ты можешь. Самооценка – это то, кто ты есть, а уверенность в себе – то, что ты можешь. Многие считают эту дифференциацию полезной, поскольку она помогает отделить важное от менее значимого. Различие между самооценкой и уверенностью в себе показывает, что индивидуальная ценность не зависит от достижений и самооценка должна формироваться на основе достоинства человека, а не его достижений.

Ребенку необходимо это осознать, поскольку это чрезвычайно важно. Я помню, какое сильное впечатление на меня произвел ответ мамы, когда в пятилетнем возрасте я спросила ее, за сколько она согласилась бы меня продать. Мама сказала: «Я не продала бы тебя даже за все деньги мира!» Я не успокаивалась: «А что, если бы тебе дали все деньги, все золото, бриллианты и драгоценности мира, тогда бы ты согласилась меня продать?» – «Нет, – ответила мама, – я не продала бы тебя ни за что, даже если бы могла получить взамен вообще все. Ты для меня совершенно незаменима, дружочек мой». Такое запоминается на всю жизнь. Быть ценнее, чем все драгоценности в мире, быть совершенно незаменимой. Таково положение вещей: дети незаменимы, они имеют для нас ни с чем не сравнимую ценность просто потому, что существуют, и им необходимо это знать.

Однако я считаю, что разделение самооценки и уверенности в себе способно помешать увидеть существенные особенности самооценки. Наши умения и таланты, на мой взгляд, важная составляющая самооценки: то, что ты можешь, – это часть того, кто ты есть. Дети «запрограммированы» на исследование окружающего мира и обладают чрезвычайной пытливостью и стремлением постигать новое. Ребенок гордится и радуется, когда ему удается научиться чему-то новому, когда он чувствует себя человеком, который что-то может.

На семейном торжестве четырехлетняя Анна вдруг восклицает: «Ой, тетя Лине, я совсем забыла тебе сказать, что научилась плавать без нарукавников!» Разумеется, для Анны, для ее самооценки важно, чтобы тетя Лине узнала то, что девочка рассказывает о себе, и приняла эту информацию как особенность личности Анны. «Правда? Как здорово, Анна! Ты действительно научилась плавать самостоятельно? Давай-ка расскажи, как это было!»

Здоровая самооценка формируется на основе подобных впечатлений. Чувство, что ты на что-то способен (в какой области – значения не имеет), – важный элемент, повышающий самооценку. Радость овладения навыком плавания и гордость, которую Анна испытала, поделившись своей радостью с другими, станут небольшим, но чудесным вкладом в развитие ее самооценки. Когда ты чувствуешь, что обладаешь умением, знаешь, что тебе нужно, и, не в последнюю очередь, привык верить в плоды собственных усилий – это свидетельствует о здоровой самооценке. Чтобы переживать маленькие и большие победы, требуется определенная доля мужества, а здоровая самооценка позволяет отважиться и использовать то, что получается, применить свои способности. Ребенку, который редко чувствует, что у него что-то получается, что он к чему-либо способен, тяжело будет побеждать. Вера в свои способности и усилия – это составляющая самооценки.

Прочтите эту коротенькую историю из реальной жизни и подумайте, как описанная ситуация может повлиять на самооценку ребенка.

Молодой отец и его шестилетний сын Оливер загружают вещи в машину. Они отправляются в отпуск. Мальчик предлагает разумное решение: как лучше расположить вещи в багажнике. После этого происходит следующий диалог:

Папа: «Здорово! Я думаю, ты у нас в семье самый сообразительный».

«Да», – улыбаясь, говорит Оливер.

Папа: «Но папа ведь тоже довольно умен».

Оливер: «Мне кажется, дедушка – умный».

Папа: «Ты так же умен, как твой дедушка?»

Оливер: «Да, я такой же умный».

«Да», – улыбаясь, говорит папа.

Затем разговор опять возвращается на круги своя, и папа с сыном продолжают загружать вещи.

Какой след оставит этот короткий диалог в душе Оливера? Я думаю, это будет теплое чувство от сопоставления с дедушкой, потому что сам папа в непринужденной манере это отметил. Оливер идентифицирует себя с дедушкиной сообразительностью, умом и таким образом обращается к этим качествам в самом себе. А то, что его отец имел неосторожность ранжировать членов семьи по сообразительности, остается почти незамеченным благодаря теплоте и открытости диалога.

Однако для нас, взрослых, существует опасность озаботиться одними лишь способностями ребенка, то есть замечать и оценивать достижения больше, чем качества маленького человека. И это вредит его самооценке, поскольку ограничивает свободу познания собственной ценности как таковой и мешает исследовать все многообразие жизни.

Возможно, именно поэтому возникла потребность различать самооценку и уверенность в себе. Мы привыкли уделять большое внимание способностям ребенка (а еще, пожалуй, вежливости и отзывчивости) и тем самым загоняли в рамки его человеческую ценность и ограничивали возможности развития системы элементов, укрепляющих самооценку. Благодаря знаниям об особенностях развития ребенка, полученным в течение последнего десятилетия, изменился и подход к воспитанию. Теперь нам известно: ребенок с самого рождения ориентирован на социальное взаимодействие, его самооценка зависит от того, как он принимается взрослыми, и мы стараемся относиться к детям с уважением и воспринимать их всерьез. Было также отмечено, что здоровая самооценка основывается вовсе не на достижениях ребенка. Основная задача воспитания в настоящее время – уже не получение сообразительных мальчиков и прилежных девочек.

Предыдущие поколения родителей стремились добиться от детей послушания, сейчас мы в большей степени занимаемся воспитанием в ребенке самодостаточности и чувства ответственности. Мы хотим, чтобы наши дети имели собственный подход к жизни, свое мнение о важных вещах, чтобы они жили своим умом, а не подчинялись авторитетам. В этом смысле разделение самооценки и уверенности в себе обоснованно, оно подчеркивает, что формирование здоровой самооценки зависит от признания личности ребенка во всей ее полноте.

В данной книге я, тем не менее, буду рассматривать уверенность в себе как составляющую самооценки. Обычная проблема низкой самооценки – недостаток веры в себя, в свою способность чего-то добиться. Здоровая самооценка предполагает веру в то, что «я – тот, кто может, и я не боюсь пытаться».

Теперь, когда мы получили представление о том, что такое здоровая самооценка (контакт с самим собой плюс мужество проявлять себя в общении с другими), мы можем вернуться к основе ее формирования: осознанному родительству и важнейшим инструментам его достижения.

Осознание роли родителя подразумевает понимание своей ответственности и влияния, которое вы оказываете на ребенка в процессе взаимодействия с ним. Осознающим свое родительство маме и папе важно, что у ребенка на душе, что он чувствует и переживает. Они готовы работать со своими реакциями, чтобы укрепить самооценку ребенка. Исходя из этого, мы будем говорить о трех областях, в которых нам необходимо добиться осознанности:

• то, что на душе у ребенка, – чувства и потребности;

• то, что у вас на душе, – какие эмоции и чувства пробуждает в вас ребенок;

• взаимодействие в семье.

Чувства и потребности ребенка

У ребенка формируется здоровая самооценка, когда его чувства и потребности признаются и принимаются. Другими словами, наше желание и способность увидеть и принять то, что происходит в душе ребенка, очень важны для становления и укрепления его самооценки. Это очень важно, и мы часто будем к этому возвращаться: мы должны стремиться быть с ребенком на эмоциональном уровне, а не просто реагировать на внешние поведенческие проявления. Нас должны заботить чувства ребенка, его восприятие мира, то, как он ощущает в нем себя. Если двухлетнему малышу страшно, надо попытаться представить себе, как ситуация выглядит с его точки зрения, и продемонстрировать ему желание понять и помочь, но это не значит, что малышу надо все время потакать. То же касается и детей постарше: самооценка укрепляется, когда родители пытаются их понять. Так и формируется самооценка: взрослые принимают чувства и переживания своих детей. Признавая право ребенка на самые различные эмоции и чувства, взрослые помогают ему развить систему элементов, укрепляющих самооценку.

Какие эмоции и чувства пробуждает в вас ребенок

Важнейшие учителя в области родительства для каждого из нас – собственные родители или другие взрослые, на попечении которых мы находились в детстве. Полученный опыт и переживания остаются в нас как бессознательное руководство к действию. Разумеется, хорошо, если это руководство грамотное и поддерживает нашу самооценку. Однако процесс роста и взросления весьма непрост, а быть родителем – трудная и ответственная задача, поэтому большинство из нас, если разобраться как следует, получили в детстве раны и травмы, от которых хотели бы уберечь своих детей.

Однако мы делаем ровно противоположное: передаем все, что сами пережили в детстве – как хорошее, так и плохое, – следующему поколению. Родителей, которые часто ругают детей, как правило, самих в детстве часто ругали. Мамы и папы, требующие от своих сыновей и дочерей отличных оценок, вполне вероятно, и сами воспитывались в семьях, где их ценность определялась через достижения. Родители, которые много шутят и смеются со своими детьми, скорее всего, сами росли в атмосфере улыбок и смеха. Такое хорошее наследство можно с радостью передавать. А вот от дурного родителям, осознающим свою роль, следует избавляться.

Осознанность не делает родителя идеальным. Он вовсе не делает все и всегда правильно, но осознает свою ответственность, готов взглянуть со стороны на себя и свою манеру общения с ребенком. Осознанность дает родителям возможность развиваться. Мы не можем требовать от себя совершенства во всем, но мы способны принять решение идти по пути осознанного развития вместе с ребенком. На мой взгляд, такое решение необходимо, если вы хотите укрепить самооценку своего ребенка. Ребенок зависим, он может только вверить нам свою жизнь – и жизнь детей находится в руках взрослых. Ответственность за создание такого взаимодействия, при котором ребенок чувствует себя принятым и имеет возможность выразить себя, лежит на нас, взрослых. По этой причине мы должны иметь смелость обратить взгляд на самих себя в те моменты, когда что-то не складывается, чтобы не оказаться заложником деструктивной тенденции обвинять во всем ребенка.

Чем опасно неосознанное родительство?

При возникновении конфликта мы часто перекладываем ответственность на детей. Порой мы начинаем говорить о них как о причине неудовлетворительной ситуации. Например: «Тина так агрессивна! Она просто невозможна! Мы выбились из сил. Чего мы только не предпринимали, но все бесполезно», «На Петтера порой накатит, так с ним невозможно сладить! Из-за этого у нас в семье все кувырком», «Мы перепробовали все, но Катрина безнадежна. Она с рождения такая – где сядешь, там и слезешь». Все эти высказывания – примеры того, как родители отказываются от ответственности, перекладывая ее на ребенка («С ней что-то не так», «Он всегда все портит»). Процесс роста и взросления сложен, и всем детям порой бывает нелегко. И именно в эти тяжелые периоды проверяется наша ответственность, наша взрослость. В такие моменты надо задать себе вопрос: что нужно сделать, чтобы Тина почувствовала себя принятой? Может быть, Петтер чего-то хочет от нас, от родителей? В чем он нуждается? Что сказать Катрине? Кроме того, необходимо запастись терпением и выдержкой, чтобы понять потребности ребенка. И для этого понадобится время и нелегкая работа – сознательная и целенаправленная. Неосознанное родительство таит в себе опасность: мы можем реагировать на слова и поступки ребенка, не пытаясь понять, что он чувствует в то время, когда поступает определенным образом. Это грозит тем, что ребенок останется наедине со своими переживаниями и, следовательно, не получит помощь, в которой нуждается, не успокоится, не разберется со своими чувствами, не выразит их.

Мама забирает четырехлетнего Петтера из детского сада. Когда мальчик видит маму, он ложится на пол, начинает плакать и дрыгать ногами. Мама поднимает Петтера, при этом говоря ему очень строго: «Это что, благодарность за то, что я пришла пораньше? Так вести себя нельзя!» Петтер ревет, а мама тащит его в раздевалку и цыкает на него, одевает спешными резкими движениями. Они уходят из детского сада – Петтер все еще плачет, но уже не так громко…

Мама негативно отреагировала на поведение Петтера. Может быть, она устала или расстроилась потому, что сын не выказал радости, когда она за ним пришла. Может быть, подобные сцены повторяются часто, когда она его приводит или уводит из детского сада. Может быть, мама хотела продемонстрировать присутствовавшим при этой сцене взрослым, что она – сильный и умеющий устанавливать границы родитель. Но она совершенно забыла о том, в чем ее сын нуждается больше всего: в том, чтобы мама попыталась понять, что происходит у него внутри. Может быть, ему тяжело или его что-то беспокоит? «Тебя что-то огорчает, мальчик мой? Иди на ручки к маме, ты ведь так расстроен!» Получив подобную обратную связь, Петтер приобрел бы опыт того, что его чувства имеют право на существование, что мама была рядом, когда он расстроился («Я не одинок!»). Скорее всего, он быстро бы успокоился, сидя на коленях у мамы, а с помощью воспитателей удалось бы разобраться, в чем дело. Если мама фокусируется на чувствах Петтера, а не только на его поведении, то его самооценка укрепляется.

Неосознанное родительство порой проявляется и совсем иначе, – родители слепо защищают своего ребенка и не замечают, что ему нелегко, что он нуждается в помощи.

Мама и папа восьмилетней Стине узнали от родителей ее лучшей подруги Кайи, что та начала сторониться Стине, немного ее бояться. Стине верховодит во всех играх, и если что-то не по ней, то дерется. Родители Кайи предлагают подумать, как им решить эту проблему. Мама и папа Стине лишь усмехаются в ответ: «Если другие дети не справляются со Стине, то это не наша проблема. Стине – крутая девчонка, а то, что Кайя робкая и неуверенная, так это – ответственность ее родителей».

Родители Стине не хотят слышать о том, что надо как-то отреагировать на поведение дочери. Они крепко держатся за идеальный образ Стине и таким образом отказываются помочь ей в момент, когда она сталкивается с трудностями в общении с другими детьми. Можно сказать, что они тем самым лишают ее права работать над собственным развитием, права, которое должны получать все дети, встречая дружескую поддержку в этом нелегком процессе.

Если мы больше заняты собой, а не ребенком, то упускаем важные для формирования самоощущения и самооценки моменты. Ребенок предоставляется самому себе в ситуациях, где ему требуется помощь. Петтер остается наедине со своими переживаниями, к тому же его еще и ругают в ответ на их проявление. Стине остается наедине с проблемами в отношениях с Кайей, а ее потребность в помощи игнорируется из лучших побуждений.

В таких непростых ситуациях родители рискуют переносить опыт собственного детства в отношения с ребенком. Разумеется, этот опыт может быть полезным, но бывает, что такой перенос нецелесообразен и вреден для ребенка. Однако, решившись на осознанную работу, мы способны отделить хорошее от плохого и не переносить из прошлого то, что переносить не следует.

Это не означает, что родители всегда должны знать ответы на все вопросы. За двадцать лет, в течение которых происходит рост и взросление ребенка, возникнет не одна ситуация, когда мы можем потерять почву под ногами, будем сомневаться и думать: что же нам делать? Как нам справиться с этим? Воспитание детей проверяет нас на прочность, раз за разом испытывает нашу самооценку и целостность. Благодаря детям у нас появляются ресурсы, о существовании которых мы и не подозревали, благодаря детям мы осознаем пределы своих возможностей. Поэтому роль родителя предполагает массу возможностей для самопознания и дальнейшего развития самих взрослых. И помните: вы имеете право на ошибки. Все родители допускают ошибки, делают это сплошь и рядом, и детям не помешает знать, что и взрослые способны натворить глупостей.

Взаимодействие в семье

Детям необходимо быть услышанными. Они должны иметь возможность активно участвовать в жизни семьи, однако на них нельзя возлагать за это ответственность. Жизнь семьи – это ответственность взрослых. Именно у взрослых есть опыт, умение взвешивать за и против, видеть взаимосвязь вещей, поэтому именно они должны руководить и направлять. Это не значит отдавать распоряжения и команды, чтобы добиться желаемого, ведь такое руководство есть не что иное, как диктатура. Руководство в большей степени заключается в принятии на себя ответственности за то, «как мы живем».

Всякое взаимодействие между людьми включает в себя содержание и процесс. Содержание характеризуется тем, что мы делаем, процесс – тем, как мы это делаем. Представьте себе, насколько по-разному можно ужинать всей семьей. За столом повисает напряженное молчание, а звук, издаваемый приборами при соприкосновении с тарелками, лишь подчеркивает гнетущую атмосферу. Другой вариант – за столом раздается смех, оживленная беседа проходит в атмосфере радости и заинтересованности. Настроение, царящее за столом, – это процесс, то, как мы ужинаем. А то, что мы фактически делаем – ужинаем, – это содержание.

У детей есть естественное желание влиять на содержание жизни семьи, и им следует предоставлять такую возможность с самого раннего возраста. Когда малыша спрашивают о его пожеланиях, о том, чего бы ему хотелось, это способствует формированию у него здоровой самооценки. К примеру, когда его спрашивают, как бы ему хотелось провести воскресный день или какой фильм посмотреть субботним вечером. В таких случаях у малыша появится опыт, развивающий умение прислушиваться к самому себе («Чего бы мне хотелось?»), а также способность выразить себя в общении с другими.

Однако ответственность за процесс, за то, как происходит общение в семье, как принимаются решения, лежит на взрослых. Дети не могут нести такую ответственность – для этого у них не хватит ни опыта, ни знаний. Тем не менее, уже в раннем возрасте дети проявляют свою индивидуальность, которая весьма существенно влияет на их взаимодействие со взрослыми. С некоторыми детьми довольно легко найти общий язык, с другими – значительно сложнее. С этой точки зрения можно сказать, что дети влияют на то, каким будет развитие взаимодействия, какое настроение будет ему сопутствовать. Однако, как было сказано выше, ответственность за процесс, за семейные приоритеты целиком и полностью лежит на взрослых. Влиять и быть ответственным – это совсем разные вещи.

Разделение чувства вины и ответственности

Ответственность лежит на нас, даже если направление развития ребенка создает проблемы – как ему самому, так и окружающим. Примеры проблемного развития – болезненная застенчивость, агрессивное поведение, сильная тревожность. На практике взять ответственность на себя – это вовсе не значит терзаться чувством вины. Чувство вины парализует, в то время как осознание ответственности придает решимости. Поэтому так важно разделять чувство вины и ответственность. Или же можно использовать чувство вины: оттолкнуться от него, чтобы взять ответственность на себя. Мы изводим себя, терзаясь виной: она давит на нас, приводит в отчаяние, и мы становимся беспомощными. Понятие «вина» заставляет нас думать о злонамеренности, в каком-то смысле указывает на то, что мы не сделали всего, что могли, или даже желали зла собственному ребенку. Однако ни один родитель не желает зла своему ребенку. И все же большинству детей время от времени живется нелегко. Взросление – трудная задача, и сталкиваться на этом пути с проблемами – совершенно нормально. Многим родителям также порой нелегко быть тем заботливым родителем, в котором нуждается их ребенок, и это тоже нормально. Взять ответственность – это значит осознавать и контролировать себя как родителя, развиваться вместе с ребенком, беспокоиться о выполнении обязательств, которые есть у каждого взрослого перед своим ребенком. Мы принимаем на себя ответственность, с этого начинается наш личностный рост.

Зачастую взять ответственность – это значит обратиться за помощью. Многие благополучные и ответственные мамы и папы ищут помощи у родственников и друзей и таким образом находят эффективные пути решения проблемы. Попросить помощи других в тот момент, когда мы не справляемся сами, – это ответственнейший шаг, который может быть предпринят в подобной ситуации. Как видим, ответственность не подразумевает самодостаточности.

Некоторым детям требуется особая забота. У ребенка могут быть трудности в обучении, тревожность, СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности) или другие проблемы, которые требуют специальной помощи. Кому-то необходима терапия или создание особых условий пребывания в детском саду, школе, семье. Обращаться за помощью, если ребенок нуждается в особом уходе, – это ответственность родителей. Ответственность тех, кто работает с детьми, – оказать помощь, получить необходимые рекомендации у других специалистов или дать направление. Повторю еще раз: взять ответственность на себя зачастую означает обратиться за помощью.

Ответственное родительское руководство несколько напоминает руководство в сфере бизнеса: там часто говорится, что руководить нужно осознанно. То есть хороший руководитель осознает, понимает и анализирует собственную позицию, свои задачи, а также способы взаимодействия с коллегами. Осознающий руководитель не боится обратить взгляд на самого себя и свою линию поведения вместо того, чтобы взваливать ответственность на других, особенно если что-то идет не так. Руководитель делает осознанный выбор, сосредотачиваясь на собственном вкладе и ответственности за атмосферу в коллективе и взаимодействие с ним. Это очень напоминает ответственность взрослого в семье. Осознающие родители работают над тем, чтобы понимать себя и верно оценивать поведение детей; понимать, что происходит во взаимодействии с ребенком. Осознающие родители не закрывают глаза на собственные слабости, они готовы к развитию.

Мы часто будем возвращаться к преимуществам, которое дает осознанное родительство для развития самооценки как детей, так и взрослых. Но сейчас обратимся к двум важнейшим инструментам осознанного родительства – аффективной настройке и кругу безопасности.

Аффективная настройка

Мы говорим, что очень важно быть услышанным. И суть аффективной настройки в том, чтобы услышать. Если задуматься, то станет ясно, что «быть услышанным» вовсе не значит просто высказаться – это значит быть понятым. Мы говорим о некоем качестве отношений, имеющем основополагающее значение для общения близких людей. Аффективная настройка находится во главе списка того, что оказывает существенное влияние на формирование самооценки ребенка.

Когда мы услышаны, то чувствуем себя принятыми такими, какие мы есть. Увидеть и услышать ребенка – значит не просто наблюдать за его действиями и слушать, что он говорит. Это значит заглянуть в его душу, уловить эмоциональное состояние и переживания. Аффективная настройка означает именно это: мы прислушиваемся к внутреннему миру ребенка, чтобы установить с ним контакт. Речь идет о том, чтобы разделить переживания и быть вместе с ребенком, приняв его чувства. Вы как будто следуете за ребенком, а не пытаетесь тянуть его за собой – туда, где он, на ваш взгляд, должен быть. Например, вы говорите ему: «Ты расстроен, дружочек?», вместо того чтобы сказать: «Да брось, тут не из-за чего слезы лить».

Аффективная настройка – составляющая коммуникативных способностей и играет важную роль в большинстве ситуаций взаимодействия с другими людьми. Но в общении с ребенком, находящимся на нашем попечении, она обретает решающее значение. Самооценка ребенка зависит от нашей способности и желания прислушаться к его чувствам и разделить их. Через настройку ребенок получает помощь в познании различных чувств, занесении их в свой эмоциональный регистр. Когда взрослый видит, понимает и разделяет эмоции и чувства малыша, это становится своего рода узакониванием переживаний. Внутренний мир ребенка укрепляется и становится более детальным, когда мама и папа вникают в ощущения малыша и показывают: «Да, так бывает, и ты имеешь право на эти чувства». Настройка на ребенка возникает сразу после его рождения. Это основа отношений родителей с детьми на протяжении всего периода их роста и взросления, включая годы юношества и молодости. Однако характер настройки меняется с возрастом ребенка. В случае с младенцем это происходит путем настраивания взрослого на эмоциональные проявления ребенка. Например, когда малыш держит игрушку и ритмично трясет, мама говорит: «Там-там-там» – и качает головой в том же ритме. А если годовалый ребенок падает и плачет, папа прижимает его к себе и успокаивающе произносит: «Ой, ты ударился! Ну-ну, будет-будет».

Когда ребенок подрастает, речь становится основным инструментом настройки. Теперь настройка представляет собой активное и внимательное слушание ребенка, а также наблюдение за тем, что он делает, оценку его эмоционального состояния и попытку проникнуть вглубь, «быть рядом» с ним там, за внешними поведенческими проявлениями, в его внутреннем мире.

В процессе настройки внимание фокусируется на том, что стоит за поведенческими проявлениями. Эмоциональные переживания, в которые вслушиваешься, становятся общими, разделенными. Разделить эмоциональное переживание – это и есть цель настройки. В результате этого ребенок получает помощь в познании мира своих чувств и эмоциональных состояний. Помощь в том, чтобы почувствовать самого себя, рождает самоощущение и формирует самооценку. Так мы, люди, устроены: если в период роста и взросления мы не получаем подтверждения тому, что наши эмоции и чувства могут быть приняты другими, то в худшем случае они будут нами игнорироваться и просто выпадут из нашего эмоционального регистра. Путем грамотной и терпеливой настройки взрослые способствуют появлению у детей развитого самоощущения и здоровой самооценки. И наоборот: не проводя осознанную работу, мы упускаем ежедневные возможности настроиться на ребенка, его самоощущение развивается слабо, формируется низкая самооценка. Разносторонняя настройка развивает и обогащает личность, формирует самость.

Поскольку аффективная настройка – это фундамент для формирования самоощущения и самооценки ребенка, в этой книге ей будет уделено немало внимания. Мы еще не раз вернемся к тому, что такое настройка, и поговорим о способах ее достижения в зависимости от возраста ребенка. Также мы увидим, что дети – стойкие и могут перенести неполную настройку, а недоразумения и недопонимание в отношениях – составляющая развития. Дети справляются со всем этим, если получают достаточную поддержку для развития самоощущения и самооценки через грамотную настройку.

Круг безопасности

Круг безопасности – это название модели, которая поможет нам в понимании основополагающих потребностей ребенка. Если мы осознаем, в чем нуждается ребенок, нам будет легче удовлетворять его потребности таким образом, чтобы поддержать его самооценку. Здесь представлена простая модель круга безопасности (в главе 5 мы обсудим ее подробнее) (см. рис. 2).

Этот простой пример поможет проиллюстрировать перемещение ребенка в круге безопасности.

Годовалый Монс, только-только научившийся делать свои первые шаги, гуляет с папой в парке. Разумеется, Монс хочет идти сам – ведь так весело испробовать свои новые способности! Он старательно вышагивает по направлению к двум голубям, сидящим на траве, но птицы неожиданно улетают. Монс подается назад и падает, затем поворачивается и, заревев, ползет к отцу. Папа, все это время наблюдавший за Монсом, быстро к нему подходит, поднимает и начинает утешать. Монс быстро успокаивается. Он опять тянется вниз и, не теряя времени даром, топает к новой цели – на сей раз его заинтересовала песочница.

Монс выходит исследовать мир («Хочу посмотреть на голубей!»), а когда происходит что-то непонятное и пугающее, возвращается к отцу, который за ним присматривает («Папа, мне страшно, помоги!»). Круг безопасности иллюстрирует этот основополагающий исследовательский цикл ребенка: родители – надежная база, ребенок может покинуть их и вернуться обратно в случае необходимости. Монс с любопытством выходит в мир, к голубям, поскольку знает, что он не один, за его спиной – папа, который его поддержит. И когда происходит что-то угрожающее, малыш сразу обращается за помощью. Он быстро дает себя успокоить и опять отправляется навстречу миру.

У всех детей есть эти две основополагающие потребности: потребность в безопасности и потребность в исследовании. Если понаблюдать за маленькими детьми, то можно легко заметить эти цикличные передвижения между безопасностью, надежностью и исследованием: выйти в мир, чтобы его исследовать, учиться и постигать, а потом обратно, к маме или папе – в безопасность, за поддержкой и утешением.

Мы можем сказать, что ребенок, выходя в мир, «говорит» с нами на экзистенциальном уровне о своих потребностях, прежде всего о базовой потребности, проиллюстрированной в нижней части круга – потребности в безопасности:

Защити меня, я не выживу без всеобъемлющей заботы.

Утешь меня, помоги разобраться с моими чувствами.

Успокой меня, чтобы я научился справляться со стрессом и препятствиями.

Будь терпелив, будь рядом со мной, чтобы я со временем научился успокаиваться сам.

Будь со мной, когда я в тебе нуждаюсь!

Затем ребенок говорит с нами о том, что отражено в верхней части круга, – о потребности в исследовании:

Позволь мне получить новый опыт.

Поддержи меня, когда я пробую свои силы и знакомлюсь с окружающим миром.

Присматривай за мной, забери меня к себе, если увидишь, что я ухожу дальше, чем могу выдержать.

Порадуйся вместе со мной!

То, каким образом мы, родители, относимся к этим двум основополагающим потребностям ребенка, определяет характер его передвижения в круге безопасности. Если круг функционирует нужным образом, то у ребенка развивается надежная привязанность. Это значит, что он использует родителей в качестве базы для начала исследования и ищет у них безопасного укрытия, когда расстраивается, сталкивается с трудностями или угрозой. Как Монс в нашем примере. «Безопасное укрытие» означает, что ребенок считает для себя естественным искать помощи и утешения у мамы и папы. С надежной базой за спиной ребенок может доверчиво выходить в мир и изучать его в соответствии со своими возрастными особенностями.

Ненадежная привязанность возникает, когда естественные передвижения ребенка в круге безопасности затрудняются или останавливаются. Это может происходить потому, что родители по какой-то причине часто недоступны для ребенка и поэтому он вынужден самостоятельно справляться с ситуациями, в которых ему требуется помощь. Или же родители слишком привязывают к себе ребенка и удерживают его при себе – вероятно, из-за собственной потребности в близости. В таком случае естественное стремление ребенка к исследованию ограничивается. Последствия ненадежной привязанности мы рассмотрим в последующих главах.

Сейчас мы просто отметим, что передвижения ребенка внутри круга безопасности имеют большое значение для формирования самооценки. Сразу после рождения все дети начинают искать защиты и безопасности, это врожденная потребность, и ответственность родителей – дать им эту защиту, обеспечить безопасность. Всем детям свойственно врожденное стремление познавать окружающий мир. Однако стремление к познанию, исследовательский пыл проявляются только в том случае, если ребенку обеспечен минимальный необходимый уровень безопасности. Поэтому способность родителей создавать надежную базу и обеспечивать безопасное укрытие имеет решающее значение для развития ребенка. Если родители защищают, успокаивают и утешают малыша, тогда он чувствует себя в безопасности и готов начать движение вовне, к познанию окружающего его мира. И если мы не просто позволяем реализовать, но и поддерживаем стремление ребенка к исследованию и познанию, и при этом присматриваем за ним, не теряя контроля над ситуацией, и утешаем в случае необходимости, то круг безопасности функционирует нужным образом.

Мы увидим, что круг безопасности остается важным элементом осознанного родительства не только первые два-три года жизни ребенка, но и на протяжении всего периода его роста и взросления. Даже восемнадцатилетние дети нуждаются в доме, где можно найти безопасное укрытие, хотя их вылазки во внешний мир становятся все более продолжительными, несравнимыми с походом малыша до песочницы, где он останавливается и оглядывается, чтобы проверить, на месте ли мама. «Песочницей» восемнадцатилетнего становится весь мир, включающий в себя Интернет, поездки за границу и многое другое. Подросткам требуется свобода, однако им все еще необходимо видеть родительскую заботу, чувствовать поддержку мамы и папы и принимать утешение в нужный момент. Юноши и девушки нуждаются в своих родителях как в безопасном укрытии, пока сами не станут взрослыми, не обзаведутся любимыми и близкими – а возможно, и еще дольше.

Дети в любом случае к нам привязываются, но от того, каким образом мы утешаем и ободряем их, зависит, смогут ли они свободно перемещаться внутри круга безопасности, или же цикл будет нарушен. А от этого в свою очередь зависит уверенность детей в собственных силах, развитие стремления познать, освоиться в окружающем мире. Осознание потребности ребенка в безопасности с одной стороны и исследовании с другой очень важно для всех родителей. Это помогает нам сосредоточить свое внимание именно на потребностях ребенка, на том, в чем он нуждается.

Механизмы памяти дают нам возможность «вспомнить» первые годы, хотя мы и не в состоянии рассказать о том, что происходило на протяжении этого периода нашей жизни. Но как же можно помнить то, чего не помнишь? Это возможно, поскольку воспоминания раннего детства сохраняются в нас в форме автоматических реакций.

Долговременная память человека (способность хранить информацию на протяжении длительного времени) имеет две составляющие: эксплицитную и имплицитную память. Эксплицитная память – это все, что мы помним четко и ясно (эксплицитно, то есть явно), а имплицитная – то, что было заложено неосознанно, то, что как бы подразумевается нами, но остается скрытым от сознания (имплицитно, то есть скрыто).

Эксплицитная память: помнить

Эксплицитная память – это все, что мы помним в общепринятом значении этого слова: события и эпизоды, связанные с определенным временем и местом («Помню то лето, когда мне было шесть лет и я учился плавать в лесном озере рядом с дачей»). Эксплицитная память требует концентрации, мы должны сосредоточиться, чтобы что-то вспомнить. Ключевое слово, характеризующее эту составляющую памяти, – помнить.

Имплицитная память: знать

Имплицитная память – это знание, которое есть у нас о мире и о нас самих, о нашем месте среди других людей. Это все, что мы просто-напросто знаем, это привычки, которые автоматически направляют нас, в то время как мы об этом даже не задумываемся. К ним относится то, как мы привыкли подходить к делу, то, как мы воспринимаем людей. Собственно, это процедуры, которые мы применяем в своей жизни, например: «Я не боюсь высказать свое мнение, даже если другие со мной не согласны». Здесь также заложено имплицитное знание о нас самих и нашем месте среди других, то, каким образом мы категоризируем себя и других, например: «Твои и мои потребности одинаково важны». Ключевое слово, характеризующее эту составляющую памяти, – знать. Говоря о памяти, мы обычно имеем в виду эксплицитную память. «У нее отличная память», – говорим мы, подразумевая, что та, о ком идет речь, способна в деталях вспомнить события и отдельные моменты прошлого. Многие считают, что именно «автобиография», то есть все события нашей жизни, формирует самоощущение и самооценку. Действительно, эксплицитная память играет важную роль в том, как мы ощущаем самих себя, а самооценка ребенка может формироваться под воздействием прошлых событий, о которых он со временем будет вспоминать. Тем не менее мы увидим, что корни самооценки находятся в имплицитной памяти. То, что ребенок подспудно знает (или узнает) о себе, его привычка вести себя определенным образом во взаимодействии с другими людьми образуют фундамент самооценки.

Посредством опыта многократных взаимодействий с другими людьми ребенок выстраивает знания и собственное понимание жизни и не в последнюю очередь формирует представление о самом себе и своем месте среди окружающих. Категории, которые формируются в ребенке, задают характер его поведения – непоседа ведет себя не так, как принцесса.

Категории играют роль своего рода «зеленого света» для выполнения определенных действий. И чем лучше определенный образ действий укоренен в опыте ребенка, тем прочнее он закрепляется как составляющая жизненных привычек и процедур. Многочисленные тренировки и частые упражнения всегда приносят результаты – как в повседневной жизни, так и на спортивной площадке. Часто повторяющийся опыт в итоге преобразуется в жизненные ориентиры и установки.

Представьте себе малыша Ларса, ищущего утешения у мамы или папы, когда он огорчается, пугается или просто очень устает. Раз за разом на протяжении первых лет жизни он встречает поддержку: его принимают, прижимают к себе и успокаивают. Опыт Ларса говорит ему о том, что можно иметь потребность в утешении, что взрослые защищают его и помогают ему. Хотя он и не помнит этого, Ларс об этом знает, ведь опыт остается в его имплицитной памяти.

Может быть, мы поймем это лучше, если обратимся к собственной взрослой жизни. Как психотерапевт я часто сталкиваюсь с тем, что схемы, заложенные в годы детства и юности, усложняют жизнь уже взрослого человека. Но я вижу, что принятие новых категорий способствует изменению и развитию. Познакомимся с двадцатипятилетним Томасом: в противоположность Ларсу он уяснил для себя, что его потребности ничего не значат, в жизни для них места нет.

Томас всегда помогал маме. Его жизнь во многом была подчинена удовлетворению ее потребностей, хотя он жил отдельно и учился. Каждые выходные Томас проводил в доме матери, часто говорил с ней и все время беспокоился о том, как она. Мама страдала психическим заболеванием еще с того времени, когда Томас был младенцем, и он очень рано взял на себя уход за ней.

В процессе психотерапии Томасу стало ясно, что он строил свою жизнь в соответствии с чувствами матери и почти утратил контакт с собственными чувствами. Он смог ощутить собственные потребности как нечто другое, отличное от потребностей матери, – и это стало для него озарением. Томас сформировал новые категории, собственные чувства и эмоции, отличные от чувств и эмоций матери, – важная классификация, способствующая поиску новых возможностей позаботиться и о самом себе, и о матери.

Томас ни в коем случае не хотел прекращать общение с матерью, но ему нужно было жить и для себя. Он упражнялся в умении прислушиваться к самому себе, к своим желаниям, учился отдавать приоритет собственным потребностям, делать то, что ему хотелось, а не то, что, как он считал, нужно матери. Это потребовало от Томаса серьезных усилий, ведь всю свою жизнь он действовал исходя из потребностей матери, однако многочисленные тренировки и упражнения принесли свои плоды. Он ходил с друзьями в кино, ездил с ними на дачу, со временем научился расслабляться, находясь у себя дома, не мучаясь при этом угрызениями совести. Ему очень помогло, что и его мать, по всей видимости, стала более зрелой благодаря развитию сына. Когда он принял на себя больше ответственности за самого себя, выяснилось, что мама нуждается в нем не в такой степени, в какой, как они оба считали, она нуждалась.

Давайте посмотрим на историю Томаса, принимая во внимание механизмы работы нашей памяти. Изменение началось в тот момент, когда Томас осознал новый способ, который можно применить в категоризации самого себя по отношению к матери: вместо потребностей матери в качестве организующего принципа своей жизни он увидел новую категорию – «мои потребности, не являющиеся потребностями матери». Имеющееся у него знание о самом себе было извлечено из глубин бессознательной имплицитной памяти и изменено. Это было необходимым, но недостаточным открытием. Одно дело понимать, что его потребности не являются потребностями матери, другое – действовать исходя из этого. Схемы, связанные со старой «системой», прочно укоренились у него в мозге, и, чтобы Томас начал жить и для самого себя, понадобилась серьезная сознательная проработка. Однако облегчение, которое он почувствовал, сделав это открытие, и связанные с ним возможности сразу придали ему решимости.

Память как автопилот

Задолго до своих первых слов ребенок схватывает образ взаимодействия членов семьи и приспосабливается к нему. Если некие схемы и модели поведения повторяются на протяжении длительного времени, то в ребенке глубоко укореняются привычки, охватывающие эмоции и чувства, мышление и поведение. Имплицитная память увеличивает вероятность того, что определенная нейронная сеть будет активирована в будущем, поскольку она уже много раз была активирована, то есть она уже создана. Проще говоря, в мозге остается такой мощный след, что его сила легко может быть использована вновь. Именно это я имею в виду, говоря о том, что мозг – это конструктор, который постепенно собирается и формируется посредством получаемого опыта.

Опыт и переживания первых лет жизни закладываются в имплицитную память в виде схем и формируют самоощущение ребенка и его представление о своем месте среди других людей. Не столь важно, если чужой человек на улице не ответил на улыбку младенца. Но то, что мама и папа редко улыбаются в ответ малышу, может иметь серьезные последствия. Именно потому, что в будущем ребенок не может вспомнить и воспроизвести этот опыт, он является основополагающим и трудно поддается изменениям. Самоощущение и самооценка ребенка будут зависеть от тех схем, которые выработали в нем родители и другие взрослые. Позволяют ли ребенку выражать свои чувства, эмоции и реакции? Или же он вынужден их подавлять, поскольку его не принимают?

Ответ таков: способность «проникать» в мир субъективных переживаний ребенка – это составляющая нашего интуитивного родительского поведения. В психологии развития этот феномен называется аффективной настройкой. Аффективная – поскольку речь идет прежде всего о настройке эмоциональной сферы. Родители настраиваются на своего ребенка и демонстрируют, что уловили и восприняли его внутренние переживания. Прежде чем двигаться дальше, рассмотрим некоторые примеры аффективной настройки.

Восьмимесячная девчушка тянется к игрушке, которая полностью завладела ее вниманием. Наконец-то ее схватив, малышка издает восторженный возглас: «А-а-ах!» и смотрит на маму. Мама смотрит на дочку, приподнимает плечи и двигает ими так, словно танцует. Этот танец продолжается не дольше, чем дочкино «А-а-ах!», однако он так же весел и выразителен.

Девятимесячный малыш с все возрастающим восторгом стучит одной игрушкой об другую, и стук постепенно становится ритмичным. Мама подстраивается под ритм, произнося: «Ба-бах, ба-бах» («бах» – во время ударов, «ба» – между ними).

Девятимесячный мальчик сидит прямо перед отцом. В его руке погремушка, которой он трясет вверх-вниз с весьма заинтересованным и довольным выражением лица. Отец наблюдает и начинает кивать в такт взмахам руки сына.

(Примеры из книги Дэниела Стерна «Межличностный мир ребенка»[1])

Мы видим, что во всех этих примерах родители разделяют эмоции ребенка, обходясь без всяких слов. Они издают звуки или двигаются так, что это отражает интенсивность эмоций и настроение малыша. Так родители демонстрируют, что разделяют переживания ребенка. Мама и папа принимают участие в эмоциях ребенка в большей степени, чем в самой деятельности. Прямая имитация (допустим, если бы папа начал трясти погремушкой вслед за сыном) не способна в той же степени, что настройка, отразить внутреннее состояние ребенка. Лишь когда взрослый «переводит» рвение и радость ребенка в иную форму (малыш трясет погремушкой, а папа кивает), ребенок понимает, что его настроение, его эмоциональное переживание разделяют.

Аффективная настройка – это более тонкая форма согласованности, чем имитация. Повторяется не поведение ребенка, а тот его аспект, который отражает эмоции и чувства малыша. При аффективной настройке родители демонстрируют ребенку, что уловили его внутреннее состояние. Мама и папа как будто говорят малышу: «Я разделяю твое веселье от встряхивания игрушки и показываю тебе это, двигаясь так же радостно и весело». С точки зрения родителей, аффективная настройка – это способ общения с ребенком. Как бы участвуя в игре, ощущаешь связь и общность с малышом – задолго до его первых слов. Вам наверняка все это показалось знакомым, ведь аффективная настройка – это обычный способ общения с малышами. Большинство родителей делают это неосознанно: издают разные звуки, используют мимику и движения, отражая и воспроизводя эмоции ребенка. Так мы общаемся с самыми маленькими. Но имеет ли все это отношение к самоощущению и самооценке? Да! Посредством аффективной настройки ребенок знакомится со своими эмоциями и чувствами – благодаря тому, что взрослый включается во взаимодействие. Если ребенок демонстрирует радость, взрослый отвечает ему тем же. Так ребенок узнает, что радость – эмоция, которой можно обладать и разделять ее с другими. Если ребенок огорчен, настройка может заключаться в утешении и физическом контакте. Признать свои эмоции и чувства можно, когда они разделены с другими и приняты ими. В этом случае чувства становятся частью самоощущения ребенка. Речь идет о том, чтобы открыть для себя собственную эмоциональную жизнь и разобраться в своей внутренней вселенной, разделив ее с другими. Эмоции и чувства, которые редко или никогда не разделяются (а значит – переживаются в одиночестве), фигурально выражаясь, извлекаются из репертуара. На одном конце шкалы находится общность, на другой – изоляция. Грамотно используя аффективную настройку, мы обучаем ребенка тому, что иметь эмоции и чувства – нормально, что они являются частью человеческой общности.

Развитие потенциала

Порой родители хотят сильнее стимулировать радость и интерес малыша и воспроизводят его эмоции преувеличенно, то есть демонстрируют более сильное эмоциональное проявление, нежели изначально было выражено ребенком. Например, если мама отражает эмоциональное проявление несколько преувеличенно, то ребенок как бы «подтягивается» на более высокий уровень, чем тот, на котором он находился изначально. Таким образом можно не только разделять и принимать внутренний мир и опыт ребенка, но и расширять его. Причем так можно усиливать и закреплять не только эмоциональные переживания, но и поведенческие изменения. Вот пример такого закрепления:

Мама держит на руках дочку, которой две-три недели от роду. Малышка активно ищет контакта с матерью, это видно по движениям ее тела и выразительности взгляда. Мама поднимает девочку так, чтобы их лица были на одном уровне, и достаточно громко говорит ей высоким голосом – так, как мы обычно говорим с малышами: «Привет, моя маленькая! Ты такая неугомонная! Тебе надо что-то рассказать маме, да? Ты мое маленькое сокровище, да? Ой, до чего же ты у меня милая!» Малышка сосредоточенно слушает и вдруг издает осторожный негромкий звук. Она вздрагивает, услышав собственный голос, и на какой-то момент как будто обращает взор внутрь себя, после чего издает еще один звук – все еще осторожно, но на этот раз более свободно. Мама немного подается вперед и говорит с еще большей теплотой и душевностью в голосе: «Да-да, ты говоришь с мамой! Это ты сейчас сказала, и мама тебя слушает! Да-да!» Мамина теплота и воодушевление «подтягивают» малышку выше – к уровню, где она может издавать звуки, – и вскоре у этих двоих завязывается оживленный диалог, в который голосок малютки тоже вносит свою лепту.

Такая настройка – не просто подтверждение и принятие того, чем ребенок уже обладает. Она помогает развитию имеющегося потенциала. Взрослый «выманивает» ребенка наружу, так что открываются новые стороны и возможности. Такое усиление, разумеется, применимо, только если речь идет о качествах, для использования которых ребенок уже достаточно зрелый. Мы видим, что настройка – это не просто зеркало, отражающее ребенка. Настройка подразумевает присутствие рядом с ребенком, и при этом нужно быть на шаг впереди – вести за собой, воодушевлять и поощрять развитие.

Другие культуры могут заставить нас задуматься о том, какого рода взаимодействие мы предлагаем детям. К примеру, представьте себе страну, в которой перед маленькими детьми преклоняются только потому, что они маленькие дети. Каникулы в Азии или Латинской Америке могут «подтянуть» маленького норвежского скептика к ощутимо большей открытости и доверию.

Семимесячный Маркус недоверчиво относился к чужим людям, что обычно для детей его возраста. Он предпочитал сидеть на коленях только у своих родителей. Но вот семья отправилась на два месяца в Мексику, где все просто сходили с ума от белокурого ребенка. Первые дни Маркус пугался повышенного внимания к своей персоне, поэтому родители старались его немного оградить от окружающих (например, сами несли мальчика на кухню, когда официантка хотела показать его повару). Но очень скоро Маркус освоился в новой обстановке. Спустя несколько дней он добровольно шел на руки к незнакомым и весело искал контакта с окружающими его людьми. Ему улыбались, с ним заговаривали, его целовали, обнимали и брали на руки разные незнакомые взрослые, он улыбался в ответ, смеялся и был доволен жизнью. На обратном пути в Норвегию, в самолете, он заснул на руках у незнакомой женщины, что было немыслимо еще два месяца назад, когда семья летела в Мексику.

Что произошло с Маркусом? Вероятно, его доверие к другим людям было стимулировано и усилено тем, что в чужой культуре так развито благоговение перед маленькими детьми. Окруженный взрослыми, которые преклонялись перед ним, потому что он маленький, он получил богатый опыт, говорящий ему, что люди желают ему добра, что его высоко ценят. Неплохой опыт для укрепления самооценки маленького мальчика!

Все культуры, в которых почитаются маленькие дети, – носители великой мудрости: когда рождается жизнь, ее надо любить – любить потому, что она есть. Если появление маленького ребенка повсюду встречается улыбками и воодушевлением – это весомый вклад государства в укрепление самооценки представителей подрастающего поколения. Замечательно, что все маленькие дети окружаются заботой и вниманием – и те, что родились и живут в этой культуре, и гости-северяне, вызывающие усиленный интерес своей белокуростью.

Мы, скептики-северяне, можем многое из этого почерпнуть, и наше общество в целом немало приобретет, обращаясь с малышами с подобным воодушевлением, закладывая в них достоинство и самоуважение. Помните об этом, когда мимо вас будет идти маленький ребенок и неуверенно с вами поздоровается. Ответьте ему: «Здравствуй!» – и тепло улыбнитесь.

Настройка на собственных детей запускается, как правило, автоматически. Это настолько естественная составляющая поведения родителей, что мы не особенно об этом задумываемся. Настройка вплетается во взаимодействие с ребенком и происходит одновременно с уходом, игрой, кормлением и другими занятиями. Родители улавливают и воспроизводят проявления эмоционального состояния младенца – просто говоря ему «Да-а-а», кивая, подтверждая слова мимикой и жестами. Именно это дает нам представление о качестве отношений. И не без оснований, поскольку наличие этого родительского навыка не просто важно, но оказывает решающее воздействие на формирование самооценки ребенка.

Разрыв связи и ее восстановление

Наряду с умением настраиваться на ребенка большое значение имеет многообразный опыт разрыва такой связи и ее восстановления. Приведу повседневный пример такого опыта.

В гости к Бенте зашли две ее подруги. Бенте держит на руках трехмесячную дочь и «разговаривает» с ней. Малышка полностью поглощена этим общением. Между ними возникает особый диалог, в котором Бенте активно настроена на дочку. Одна из подруг рассказывает забавный случай. Все начинают смеяться, в том числе и Бенте: она слышала сказанное подругой, хотя при этом и «говорила» с дочкой. Бенте откидывает голову назад и хохочет. Она комментирует услышанное, и все опять смеются. Младенец на ее руках сперва немного пугается, затем как будто гаснет и некоторое время лежит с отсутствующим выражением лица. Затем малышка начинает ворочаться, лицо ее выражает явное недовольство, она готова закричать: «Где ты, мама? Нам было так здорово вместе, но ты вдруг просто исчезла…» Бенте замечает недовольство дочки, склоняется над ней, ловит ее взгляд и возобновляет контакт: «Привет, солнышко, тебя бросили? Да-а-а, мама здесь, мама снова смотрит на тебя…» Разрыв быстро устранен, малышка снова включилась в общение, единство восстановлено. Чуть позже все повторяется – новый разрыв и последующее восстановление.

Чему это научило малышку? Тому, что потеря контакта не опасна, поскольку его можно восстановить, мама снова вернется. Девочка учится верить в то, что все опять будет хорошо. И если разобраться, вера в то, что все опять будет хорошо, очень важна для человека. Без такой веры мы все время были бы настороже, в постоянном напряжении, поскольку общение между людьми не бывает идеальным – в любых отношениях случаются неурядицы и недопонимание. Ребенок научается справляться с недопониманием и разрывом связи: он верит, что все восстановится и вновь будет хорошо и спокойно, – об этом говорит его опыт.

Ни один родитель не настроен на ребенка все время. Нормальное взаимодействие с младенцем включает смену моментов настройки и нейтрального присутствия, когда ребенок и родитель находятся в одной комнате, но не включены в процесс специфического общения друг с другом. Такое взаимодействие вполне нормально: если происходит что-то негативное, скажем, младенец пугается неожиданного громкого смеха матери, то взрослый исправляет это, увидев реакцию ребенка и успокоив его. Разрывы связи с родителями нарушают привязанность и наносят вред самооценке ребенка, если происходят постоянно и без последующего восстановления. О нарушениях привязанности мы поговорим в следующей главе.

Настройка не утрачивает своей значимости с окончанием периода младенчества, однако она естественным образом меняет свой характер по мере того, как дети подрастают. Когда ребенок начинает говорить, настройка чаще происходит посредством языковой коммуникации.

Суть настройки, направленной на детей постарше, остается той же – следовать за ребенком, быть рядом с ним, разделять его переживания. Таким образом ребенок будет постепенно узнавать себя все лучше и лучше, станет увереннее в выражении собственной личности во взаимодействии с другими людьми. Настройка посредством речевой коммуникации происходит следующим образом: мы облекаем в слова то, что улавливаем в ребенке, а кроме того демонстрируем, что мы рядом, при помощи интонации, мимики и языка тела.

Вы все так же должны говорить со своим ребенком естественным для вас образом. Но задумайтесь: стараетесь ли вы услышать ребенка? Или же вас в большей степени заботит, чтобы сын или дочь выслушали ваши слова? «Послушай меня сейчас же, я повторяю это уже сотый раз!» Многие родители в воскресенье вечером дают себе слово, что на следующей неделе не будут кричать на детей («Я буду держать себя в руках и говорить с ними спокойно»), чтобы уже с утра в понедельник увидеть, что извечное раздражение и недовольство выбираются наружу прежде, чем все расходятся кто куда – в детский сад, в школу, на работу.

Настройка через извинение

Все родители порой срываются и чрезмерно сердятся на своих детей. Я и сама взрывалась, в действительности не имея для этого никаких оснований. У меня были внутренние причины: конечно, в тот момент я чувствовала себя уставшей и вымотанной, однако дети были в этом не виноваты. Я понимала, что веду себя неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Спасением стало решение попросить у детей прощения. Сказать им, что это я нахожусь в состоянии стресса, а они здесь ни при чем. Сказать, что я поняла, как несправедливо вела себя по отношению к ним, огорчила их. Показать, что я прислушивалась к их чувствам (во всяком случае, после произошедшего). Компенсировать свою ошибку искренними извинениями и в то же время попробовать извлечь урок и всем вместе научиться справляться с коммуникативными неурядицами, вернуть все на круги своя.

Появление ребенка означает всепоглощающую любовь и вторжение в нашу жизнь. Дети имеют массу потребностей, и в разгар будней, наполненных работой, домашними делами и другими обязанностями и заботами, это может ввергнуть взрослого здравомыслящего человека в пучину раздражения, стресса и гнева. Особенно если мы, взрослые, никак не можем разобраться с собственными потребностями и справиться со своим стрессом. Тогда сочетание детской беспомощности и зависимости способно отбросить нас на более примитивный уровень. Когда в доме появляется ребенок, мы больше не остаемся наедине с самыми худшими сторонами своей натуры, родительство бросает вызов нашему бессилию и бередит старые раны, полученные в детстве. Нелегко должным образом заботиться о ребенке, если наше собственное детство и взросление были далеки от идеала. Но, осознавая это, мы можем разбираться в себе, работать над тем, чтобы быть большими, умными и добрыми. Дети уязвимы, но в то же время на удивление стойки: они выдерживают многие промахи своих любимых родителей, если мама и папа в общем и целом справляются со своими родительскими обязанностями, исправляют ошибки и устраняют вред, наносимый в стрессовых ситуациях.

Дети справляются с нашими промахами, если они ищут близости с нами, когда им это необходимо. Не боятся и продолжают обращаться к нам, словно возвращаясь в безопасное укрытие. Если же вы заметите, что ребенок вас боится, вам следует насторожиться и принять это как предупреждение: вы должны изменить свое поведение и манеру общения с ребенком. Вероятно, вам потребуется помощь со стороны. В любом случае ребенку нужно лишь чувствовать себя в безопасности рядом с вами, и он точно поддержит вас и будет участвовать в изменении ситуации.

В нашем доме есть много семей с маленькими детьми, и я нередко наблюдаю взаимодействие детей и взрослых в подъезде и во дворе. И зачастую поражаюсь, как много на свете талантливых мам и пап! Родителей, которые организуют свое время так, чтобы иметь возможность дойти до детского сада в темпе, задаваемом двухлетним малышом. Вот отец и сын, не спеша, словно прогуливаясь, идут и болтают о том, что занимает мальчика. А вот мать спокойно и благодушно ждет, пока ее дочь не закончит ковырять весьма занятную выбоину на дороге. Эти родители прислушиваются к ребенку и следуют за ним туда, где он находится. Это прекрасно и дает надежду на то, что растущее поколение будет состоять из людей со здоровой самооценкой.

Однако порой я невольно становлюсь свидетелем и некрасивых сцен, когда родители кричат на своих беззащитных крох потому, что нервничают сами. А все прегрешение ребенка состоит в том, что он идет недостаточно быстро. Дорогие читатели, вот что я скажу: я сама оказывалась в обеих категориях – я бывала чуткой и понимающей, а в другой раз нервничала и срывалась на крик. И мне очень пригодилась сознательная тренировка: сохранять приветливость даже в состоянии стресса. Также весьма полезны две техники слушания, которые помогают настроиться на детей постарше.

Активное слушание

Активное слушание подразумевает принятие услышанного. Вы осознанно стремитесь вникнуть в сказанное ребенком – не оценивая, не пытаясь ничего изменить. Затем вы сообщаете ему то, что услышали – таким образом, чтобы ребенок заметил вашу заинтересованность и готовность судить о ситуации с его точки зрения.

Одиннадцатилетний Юханнес: «А-а-а, у меня гора уроков, а еще на тренировку надо! И завтра у нас контрольная!»

Мама: «Похоже, надо сделать много дел одновременно?»

Юханнес: «Да. Думаю, я сначала перекушу, а после тренировки буду готовиться к контрольной». (Успокаивается и составляет небольшой план.)

Во время активного слушания мы стремимся понять, что чувствует ребенок, что он пытается выразить. Мы облекаем его сообщение в слова и произносим их вслух, чтобы ребенок имел возможность подтвердить: мы поняли его правильно. Цель заключается в том, чтобы раскрыть как для самих себя, так и для ребенка то, что он чувствует, переживает и подразумевает.

Активное слушание может быть затруднено стремлением наставить на путь истинный или разобраться в проблеме (что случается весьма часто). Разумеется, мы хотим помочь ребенку разрешить проблему, но, как правило, эффективнее начать с активного слушания, поскольку это успокаивает ребенка («Меня видят и понимают»). Тогда проще помочь в решении проблемы – или же, как Юханнес, ребенок сам может найти решение.

Но и в случаях, когда наш малыш испытывает гордость и радость, активное слушание не будет лишним.

Семилетняя Линда: «Мама, мама! Я сегодня в школе нарисовала картинку, а учительница сказала, что она выглядит так, будто ее нарисовал настоящий художник!»

Мама: «Правда? Ты, конечно, очень обрадовалась? Можно я взгляну на твое произведение?»

Эффект от активного слушания тот же, что и от настройки на младенца: вы на какой-то момент «проникаете» во внутренний мир ребенка и остаетесь там рядом с ним. Вы разделяете и узакониваете его переживания, только теперь вы используете для этого речь. Вы по-прежнему подтверждаете эмоции и реакции ребенка, чтобы помочь ему развивать самоощущение и формировать здоровую самооценку. Здоровая самооценка – это и есть контакт со своим внутренним миром и мужество, позволяющее разделить его с другими.

Если ребенок огорчен, напуган, подавлен или даже очень рассержен, в общем, если его переполняют негативные эмоции, то вам может помочь применение техники отражения.

Отражение

Отражение – это способ слушания, при котором вы повторяете сказанное ребенком, как будто вы – своеобразное зеркало.

Шестилетний Аск: «Нечестно, что ему (восьмилетнему брату) можно ложиться позже меня!»

Папа: «Ты считаешь, это нечестно, что Туру можно ложиться позже тебя?»

Аск: «Да, ведь спать неинтересно».

Папа: «Гм… тебе неинтересно спать».

Аск: «Играть намного интересней!»

Папа: «Ты считаешь, что играть намного интересней».

Аск: «Да! Давай с тобой сейчас поиграем?»

Когда применяется отражение, дети, как и Аск, нередко успокаиваются. Это происходит потому, что, во-первых, физиологическое проявление стресса уменьшается, как только ребенку помогли облечь в слова то, что кажется ему трудным, пугающим или нечестным. И взрослым, и детям полезно поговорить об испытываемых негативных эмоциях, поскольку это гасит стресс на физиологическом уровне. Во-вторых, отражение дает ребенку то, что он ищет, – подтверждение того, что его видят и понимают («Мои чувства имеют право на существование»). В таком случае детям нет необходимости что-то доказывать и проще перейти к чему-то другому: «Давай с тобой сейчас поиграем?» Недовольство по поводу режима сна забыто. И возникший у папы порыв воззвать к благоразумию сына пропадает в тот же миг.

Принцип отражения прост: вы практически дословно повторяете сказанное ребенком. Но отражению, так же как и активному слушанию, необходимо учиться. А некоторые считают неестественным повторение слов другого.

Кто-то назовет это попугайским языком. В главе 6, где речь пойдет о том, как мы можем стать безопасным укрытием, если ребенку неспокойно, мы еще вернемся и к активному слушанию, и к отражению. Мы увидим, что с их помощью мы можем понять, что беспокоит ребенка, что у него на душе. Так создается атмосфера понимания и возникают моменты душевной близости.

Но прежде мы подробнее рассмотрим другой важный инструмент осознанного родительства – круг безопасности. И как вы увидите, понятие «настройка» перейдет в следующую главу вместе с нами. Способность настраиваться на ребенка важна для понимания того, в каком месте круга безопасности он находится.

Баланс в круге безопасности достигается при помощи сенситивной настройки со стороны родителей: мама и папа внимательны и находятся поблизости, если ребенок беспокоен и нуждается в утешении и заботе (безопасное укрытие); они отзывчивы и ободряют малыша, когда тот готов покорять мир (надежная база).

Тем не менее, надо отметить, что все дети разные. Индивидуальные различия у детей проявляются сразу после рождения и влияют на характер их взаимодействия с родителями. Некоторые малыши от природы спокойны, другие, напротив, беспокойны и чаще нуждаются в утешении.

Очень трудно заботиться о беспокойном ребенке. Нелегко сохранять спокойствие, когда малыш выглядит совершенно безутешным. Многих приводит в замешательство, что дети обладают отличным от родительского темпераментом. Тогда нелишним будет себе напомнить, что ребенку в любом случае полезно почувствовать вашу собранность и уравновешенность. Беспокойный ребенок, которого непросто утихомирить, больше, чем кто-либо, нуждается в присутствии рядом с собой терпеливого и спокойного взрослого, которого не выведешь из себя. Хотя темперамент ребенка порой значительно осложняет выполнение родительских обязанностей, помогать и утешать – это всегда ответственность взрослого, как бы тяжело это ни было. Надежная привязанность рождается из отношения, а не из темперамента. Если же вы чувствуете, что для вас это слишком и вы не справляетесь, что вы упускаете из виду потребности ребенка, вы должны обратиться к кому-нибудь за помощью. Помните: попросить о помощи в ситуации, когда она необходима, – это проявление ответственности.

Возможно, стоит напомнить себе, что на смену этому периоду придут другие: неугомонный младенец однажды успокоится, он будет расти и развиваться. Серьезные вложения, которые вы делаете в первые месяцы жизни ребенка, утешая его и устанавливая с ним надежную связь, со временем окупятся с лихвой, и постепенно беспокойство уступит место гармонии. Дети, которых в первые шесть месяцев жизни брали на руки и утешали, когда они плакали, меньше плачут, когда становятся старше.

Надежная привязанность

Надежная привязанность соответствует балансу в круге безопасности: ребенок знает, что ему позволено бояться и проявлять беспокойство, он убежден, что ему помогут. Дети, имеющие надежную привязанность, знают, что те, кто о них заботится, обязательно придут на помощь, поэтому неприятные ситуации переживаются ими не так остро. Ребенок верит, что получит защиту и необходимую помощь. Имея надежную базу, малыш может без страха исследовать окружающий мир в соответствии со своим возрастом и опытом. Ребенок свободно передвигается по кругу безопасности. Надежная привязанность возникает при условии, что мама и папа прислушиваются к потребностям ребенка (особенно если он по той или иной причине испытывает беспокойство или неудовольствие), чутко и благожелательно отвечают на его потребность в заботе. Надежная привязанность предполагает, что мама и папа позволяют ребенку оторваться от них для вылазки в мир, что они не защищают его сверх меры и не удерживают при себе, когда он стремится их покинуть. Такие родители поддерживают и поощряют пытливость и любознательность своих детей.

Ненадежная привязанность

Ненадежная привязанность аналогична дисбалансу в круге безопасности, то есть дисбалансу между потребностью в защите и потребностью в исследовании. Ребенок, недополучающий заботу и защиту, может компенсировать это, устремляясь в противоположную сторону – к ранней самостоятельности и постижению жизни. Если же ребенка опекают сверх меры или забота и внимание по отношению к нему проявляются нестабильно, он может слишком сильно цепляться за родителей. Мы рассмотрим оба варианта.

Недостаточная защита

Допустим, ребенок имел следующий опыт: взрослые слабо реагировали на его испуг или даже не признавали его потребность в утешении и защите. То есть взрослые в недостаточной степени прислушивались к потребностям ребенка, в особенности к потребностям зависимости. Это может происходить по разным причинам, например, родители перегружены другими заботами или же не справляются с удовлетворением собственных потребностей. Когда малыш привыкает к тому, что его отвергают, он уже не ждет помощи. В этом случае ребенок отдаляется и начинает в большей степени рассчитывать на собственные силы, когда требуется справиться со стрессом и негативными эмоциями. Несколько утрируя, можно сказать, что он просто-напросто перестает обращаться за помощью. В психологии развития этот вид дисбаланса называется избегающей привязанностью.

Зачастую ребенок с избегающей привязанностью рано начинает казаться самостоятельным. Но по сути это лишь маневр, помогающий справляться с ситуацией, когда взрослым, по всей видимости, хватает и своих проблем. Однако это тяжелый старт для развития самооценки, поскольку самостоятельность появляется слишком рано и подавляет способность распознавать и принимать собственные потребности, а также возможность опереться на других в сложные периоды жизни. Это вынужденная самостоятельность, которая имеет в основе не надежность и уверенность, а надрыв.

Трехлетняя Гине должна пойти в детский сад. В первый раз мама приводит Гине туда и какое-то время остается с ней, но вскоре собирается уходить. Воспитатели спрашивают: может быть, ей еще немного побыть с Гине, ведь это первый день и для девочки здесь все непривычно? Мама отвечает, что непривычная обстановка для Гине – не проблема, она всегда легко осваивается. Кажется, что Гине действительно свободно себя чувствует. Склонившись над коробкой с игрушками, она говорит маме: «Пока». Но ее пульс значительно учащается, поскольку она напугана и хочет быть рядом с мамой. Однако она этого не показывает.

Мы видим, что маленькая девочка словно говорит: «Я справлюсь, этого хочет мама». На основании сигналов, которые Гине посылает окружающим, можно заключить, что она действительно не нуждается в большей заботе и поддержке. Но это не так. Гине просто приспособилась к тому объему заботы, который мама до сих пор ей предоставляла. Так и не поняв этого, можно было оставаться в порочном круге вынужденного надрыва, пока Гине не повзрослеет. Однако мне известно, что маме Гине помогли научиться более чутко отвечать на потребность дочери в заботе. Вместе с другими родителями она ходила на занятия, где познакомилась с концепцией круга безопасности и стала лучше осознавать значение своих действий. Через полгода отношения между Гине и мамой отличались уже гораздо большей теплотой и близостью. Гине была все такой же самостоятельной девочкой, но получала лучшую поддержку и чаще обращалась к матери, когда это было необходимо. Несомненно, это пошло на пользу ее самооценке. И самооценке ее мамы – тоже.

Чрезмерная или ошибочная защита

Вторая форма дисбаланса возникает по разным причинам. Возможно, родители слишком привязывают к себе ребенка, руководствуясь не его потребностью в защите, а собственной потребностью в близости. Или же они то отвечают на потребность ребенка в заботе, то нет, и в результате малыш чувствует надежность, но в ней нет стабильности. Мама и папа время от времени отзываются, но их часто не оказывается рядом. Поэтому ребенок делает все возможное, чтобы добиться внимания: например, цепляется за взрослого и в то же время плачет, таким образом стараясь повысить шансы на успех. Эта форма дисбаланса называется амбивалентной привязанностью.

Ребенок с амбивалентной привязанностью зачастую кажется несамостоятельным, может цепляться за родителей и горячо протестовать, когда надо с ними разлучиться даже на короткое время, которое, с точки зрения стороннего наблюдателя, он вполне может провести без мамы с папой. В нижеследующем примере речь идет о ребенке, страдающем от амбивалентной привязанности.

Трехлетнего Эмиля отдают в детский сад. До сих пор мама и папа по очереди сидели с ним дома. Потом они несколько дней водили его в детский сад по очереди и оставались там с ним. На пятнадцатый день воспитательница предлагает маме ненадолго оставить Эмиля в детском саду одного. Мама считает, что рановато, но готова попробовать. После того как мама проводит в саду около получаса, воспитательница говорит ей: «Я думаю, вы можете идти». Эмиль сидит рядом с другой воспитательницей и рассматривает картинки в книге, которую она ему показывает. Мама подходит к Эмилю и обнимает его. Она говорит (почти со страданием в голосе): «Сейчас мама должна совсем ненадолго уйти, но я быстро вернусь, заберу тебя и мы с тобой поиграем, сыночек!» Эмиль сразу начинает реветь, цепляется за мать и не отпускает ее.

Мы видим, что ребенок как будто говорит: «Я хватаюсь за тебя, потому что ты так хочешь, чтобы я был рядом с тобой». В действительности Эмиль вполне готов к детскому саду, но мама боится его отпустить. Он это замечает и цепляется за нее. Гине из предыдущего примера на самом деле не готова ходить в детский сад, хотя и делает вид, что готова, поскольку знает – мама все равно уйдет. В обоих случаях мы видим, что дети пытаются приспособиться к обычному поведению родителей, а те недостаточно чутко прислушиваются к потребностям своих детей и неправильно истолковывают их реакции и сигналы.

Сигналы, сообщаемые ребенком

Дети действовали в соответствии с опытом общения с родителями, но исходили не из своих потребностей. Родители, в свою очередь, считали, что ведут себя в соответствии с реакциями Гине и Эмиля. Мама Гине решила, что может уйти, потому что ее дочка и сама хорошо справляется. Мама Эмиля не хотела уходить, потому что Эмиль, как ей казалось, не может без нее обойтись. Если посмотреть на эти примеры со стороны, то в обоих случаях можно увидеть круг небезопасности: родители обращаются с ребенком как с более самостоятельным (Гине) или же более зависимым (Эмиль), чем он есть на самом деле, и дети начинают вести себя в соответствии с ошибочными представлениями родителей. Гине демонстрирует избегающее поведение, хотя на самом деле очень нуждается в общении с мамой. Эмиль не отпускает маму, хотя в действительности считает, что в детском саду, с другими взрослыми, совсем не плохо. Мы видим, что дети подают ложные сигналы, что еще больше вводит родителей в заблуждение относительно того, что нужно их ребенку.

Это все совсем не просто. Гине недостаточно сильно держится за мать, а Эмиль – слишком сильно. Мать Гине проявляет недостаточно заботы, родители Эмиля окружают его чрезмерной опекой. Зачастую действительно тяжело найти нужный баланс между безопасностью и познавательной активностью, и мы все временами не справляемся с этой задачей. Трудно определить, что значит «в самый раз», ведь все дети разные, а кроме того, у них бывают периоды, когда им требуется больше родительского внимания и заботы, несмотря на то что с ними все в порядке.

То, что ребенок цепляется за родителей, не всегда говорит о ненадежной привязанности. Если годовалый или двухлетний малыш хватается за вас, оказавшись в непривычной обстановке, это свидетельствует о надежной привязанности. А когда маленький ребенок впервые приходит в детский сад, совершенно естественно и нормально, что он жмется к маме или папе, пока не начнет полагаться на других взрослых, на попечение которых его оставляют.

Когда ребенок в течение продолжительного времени не меняет стратегию поведения и все время цепляется за родителей, это может означать, что ему необходимо помочь перейти на уровень исследования, содействовать тому, чтобы он ослабил хватку. Для этого родителям, вероятно, нужно самим быть готовыми отпустить ребенка и поощрять его к играм и общению с другими. С другой стороны, если ребенок все время отказывается отпустить родителей, это может быть вполне адекватным сигналом предупреждения: что-то здесь не так – не в детско-родительских отношениях, а в отношениях с другими.

Трехлетняя Тирил уже третий день посещает детский сад вместе с мамой, но, похоже, не собирается ее от себя отпускать. В конце концов мама принимает решение и просит руководство детского сада поменять воспитательницу, ответственную за адаптацию Тирил. Карин, которая до сих пор исполняла эти обязанности, почти все время обращалась к маме и не проявляла особого интереса к Тирил. Даже когда мама активно пыталась наладить контакт между Тирил и Карин, воспитательница долго его не поддерживала и вскоре начинала вести с мамой взрослые разговоры. Но когда на смену Карин пришла Ханне, Тирил быстро разговорилась. Ханне относится к малышке с теплотой и вниманием, поэтому ближе к обеду Тирил легко соглашается помочь Ханне на кухне. Мама может вздохнуть с облегчением: Тирил начала ходить в детский сад.

Мы видим, что девочка крепко держится за мать не потому, что та не хочет ее отпускать, а потому, что предлагаемое ребенку новое взаимодействие не отвечает своей цели. Протест – это проявление формирующейся здоровой самооценки: «Я не чувствую себя в безопасности и останусь с мамой!» Поведение Тирил адекватно, она действует, руководствуясь своими реальными потребностями. Мама это понимает и поступает соответствующим образом. Условия адаптации Тирил значительно улучшаются, к тому же девочка получает опыт, укрепляющий ее самооценку, – она выражает себя, ее понимают и принимают.

Мы не всегда все понимаем правильно – это нормально

Следует еще раз подчеркнуть, что абсолютно все родители и специалисты, работающие с детьми, могут ошибаться и неправильно понимать потребности ребенка. Никто не способен всегда чутко и безошибочно определять, что нужно другим людям в тот или иной момент. Как было отмечено в предыдущей главе, опыт разрыва связи и восстановления – важная составляющая раннего обучения. Недопонимания случаются, мы все через это проходим: извлекаем опыт, восстанавливаем связь, а впоследствии, во всем разобравшись, при возникновении какой-то потребности лучше понимаем, что нужно ребенку. А наш малыш узнает, что человеческое общение прекрасно, но не безупречно. Ошибки настройки, то, что мы не всегда понимаем, чего ребенку хочется или что ему сейчас нужно, вполне нормальны и безвредны. В обыденной жизни потребности ребенка зачастую не замечаются.

Опасность причинения вреда возникает лишь в том случае, когда ошибки настройки у родителей случаются систематически и даже предсказуемо. Из-за этого у ребенка может развиться ненадежная привязанность. Дети с избегающей привязанностью обнаруживают, что родители лишь в малой степени отзываются на их потребность в защите и утешении. В общем и целом можно сказать, что дети вынуждены быть самостоятельными и сводить свои потребности к минимуму. Дети с амбивалентной привязанностью обнаруживают, что родители непоследовательны и непредсказуемы или же сами за них цепляются, поскольку нуждаются в близости. В таком случае дети (и я опять несколько утрирую) принуждаются к зависимости. Ребенок максимально усиливает свои потребности в ответ на поведение родителей. Замечательно, что подобные стратегии поведения можно изменить, если только осознать стоящую за ними закономерность. К слову, родители Эмиля получили помощь в той же группе, что и мама Гине. Их задачей было проявлять большую чуткость к исследовательской пытливости сына, научиться отпускать его от себя, полагаться на его желание постигать окружающий мир.

По данным исследований, приблизительно две трети всех детей (в странах, где проводились исследования привязанности) имеют надежную привязанность, то есть знают, что им есть на кого опереться, поэтому спокойно могут заниматься освоением окружающего мира. С другой стороны, приблизительно треть детей по той или иной причине имеет ненадежную привязанность. В Норвегии чаще всего встречается избегающая форма. Наш менталитет склоняет родителей к тому, чтобы подталкивать детей к большей самостоятельности. Одним словом, мы не очень-то стремимся их утешать. Жизнь детей с избегающей и амбивалентной привязанностью часто складывается вполне нормально. Однако нарушение привязанности плохо действует на самооценку, поскольку истинные чувства и эмоции искажаются. Они или подавляются (избегание), или гипертрофируются (амбивалентность) и таким образом создают путаницу и замешательство в отношении ребенка к самому себе во взаимодействии с другими.

Обе формы нарушения привязанности отрицательно влияют на самооценку, поэтому дети, не имеющие подобных нарушений, отличаются более устойчивой и здоровой самооценкой. Нарушения привязанности приводят к тому, что дети недостаточно хорошо познают собственный внутренний мир, и это мешает им уверенно ориентироваться в пространстве социального взаимодействия, где нам все время необходимо истолковывать эмоциональные процессы в себе и других.

Если мы замечаем в своих детях тенденции к подобному развитию, то не должны думать, что с ними что-то не так. С ними-то как раз все в порядке. Мы должны посмотреть на самих себя, мы должны больше работать, развивая чуткость к потребностям ребенка, которые располагаются как вверху, так и внизу круга безопасности. Рядом ли я, когда ребенок во мне нуждается? Представляю ли я надежную базу, ободряю ли своего малыша, когда он проявляет желание познавать мир? Позволительно не всегда находить нужный баланс, но стоит попытаться быть осознающим родителем. И просить о помощи, когда в ней нуждаешься.

Серьезные нарушения привязанности

Некоторые дети имеют дезорганизованную привязанность. Их поведение характеризуется противодействиями, смятением; они могут внезапно застыть или начать странно себя вести. В этом случае родители в очень незначительной степени удовлетворяют потребность ребенка в безопасности и спокойствии. Возможно, они полностью поглощены собственными проблемами. Вероятно, мать или отец сами испытывают серьезную потребность в помощи и не в состоянии принять еще и всеобъемлющую беспомощность ребенка. Ребенок сталкивается с напуганным, а может, и с озлобленным или отчаявшимся человеком – в ситуациях, когда ему нужен кто-то большой и надежный. Это проявляется, например, в том, что взрослый злится, трясет или бьет ребенка, когда тот напуган или огорчен. Другая реакция – холодность и черствость. Перед ребенком встает глубинная, тяжелая и неразрешимая дилемма: человек, который должен его защищать, – источник страха. То, что должно быть безопасным укрытием, тихой гаванью, превращается в острозубые скалы, к которым трудно подобраться.

Дезорганизованная привязанность имеет самые тяжелые последствия для самооценки и дальнейшего развития ребенка. Ребенок испытывает проблемы с тем, чтобы ладить с самим собой и выражать свои потребности так, чтобы другие это поняли. Такие дети часто воспринимаются другими как «немного странные» или агрессивные и имеют сложности в налаживании дружеских отношений. Дети с избегающей и амбивалентной привязанностью несмотря ни на что вырабатывают стратегии преодоления трудностей: они пытаются справиться с ними самостоятельно или особенно ярко выражают свои потребности. Дети же с дезорганизованной привязанностью вовсе не вырабатывают рабочих стратегий.

Если вы считаете, что ваш ребенок и вы страдаете от дезорганизованной привязанности, обратитесь за помощью, потому что никто не может решить эту проблему в одиночку. Прибегнув к помощи со стороны, можно вырваться из несчастливого круга, возникшего между родителями и ребенком. Вы не виноваты в проблемах, связанных с исполнением родительских обязанностей, или в том, что не справляетесь со своими психологическими проблемами, но как родитель вы несете ответственность и обязаны искать помощи в том, чтобы стать для своего ребенка достойным объектом привязанности – отзываться, когда ему требуется утешение и забота, поддерживать и ободрять, когда он жаждет новых открытий.

Помочь родителю в себе

Дорогие читатели, помните ли вы, что я писала ранее: ваш собственный ребенок – это самое изобличающее зеркало из всех, в которые вы когда-либо заглянете? У всякого взрослого есть свои болевые точки, на которые ребенок может невольно надавить, просто выразив свои потребности или сильно в нас нуждаясь. Возможно, вам кажется, что родительские обязанности требуют от вас слишком многого. Возможно, вам сложно принять определенные реакции ребенка.

Быть может, ваша самооценка и самооценка вашего ребенка лишь укрепятся, если вы осознанно будете работать над собой и тем, какие эмоции и чувства у вас вызывает ваш ребенок. Если, к примеру, от потребности ребенка в физической близости у вас ком в горле встает, вам следует задаться вопросом: «Как обстоят дела с моей собственной потребностью в близости? Как меня самого принимали в детстве, когда я нуждался в утешении и заботе?» Не исключено, что вам есть что проработать. Разговор о проблеме с супругом или близким другом часто этому помогает. Ведь выражение тяжелых чувств в словах способствует изменению. Осознавая собственные трудности, вы все же в силах дать ребенку ту теплоту и близость, в которой он нуждается, и, быть может, таким образом сумеете залечить собственные раны.

Тревожная музыка

В рамках методики круга безопасности метафора зловещей музыки из фильма «Челюсти», вышедшего на экраны в 1975 году, используется, чтобы мы, родители, лучше понимали истоки собственных неразумных и нецелесообразных реакций. Во многих фильмах подобное музыкальное сопровождение служит для того, чтобы вызвать у зрителей определенные эмоции и предостеречь: сейчас что-то произойдет. В данном случае музыка появляется вместе с приближающейся к человеку акулой и не заканчивается, пока она его не поглощает. Иногда по той или иной причине поведение ребенка вас напрягает. В такие моменты внутри вас будто звучит тревожная музыка. И хотя вы этого не осознаете, ваши реакции стимулируются звучащей внутри вас зловещей музыкой. Размышляя о примерах, приведенных выше, можно себе представить, что зависимость Гине, ее потребность в заботе и безопасности откликнулись в матери тревожной музыкой, ту же реакцию вызывал в родителях Эмиля его исследовательский пыл. Вот конкретные примеры реакции родителей, стимулированных тревожной музыкой, из того времени, когда Гине и Эмиль были немного младше.

Полуторагодовалая Гине устала и все время хнычет. Она хочет на ручки и хватается за мать. Внезапно мать чувствует острый приступ клаустрофобии. Она отстраняет дочку от себя со словами: «Хныканьем ничего не добьешься».

Полуторагодовалый Эмиль с родителями находится в гостях у семьи, где есть трое детей (тринадцати, четырнадцати и семнадцати лет). Подростки хотят поиграть с Эмилем в саду, и Эмиль радуется общению. Мама беспокоится и идет следом. Она то и дело берет сына на руки. Подросткам это несколько наскучивает, и мама уводит Эмиля с собой обратно в дом.

В обоих примерах мать, ослепленная собственными эмоциями и чувствами, упускает из виду естественные потребности своего ребенка. Речь идет о потребности Гине в утешении и потребности Эмиля осваивать мир вместе с другими.

Все родители – и матери, и отцы – слышат внутри себя тревожную музыку, но и вы, и я можем использовать это знание, чтобы проанализировать свои типичные реакции. Быть может, случаются ситуации, в которых мы из раза в раз упускаем из виду потребности ребенка и действуем автоматически, необдуманно, в результате чего просто-напросто отвергаем эти потребности? Вполне вероятно, что этого можно избежать, поискав в себе причины, заставляющие нас поступать именно так. Во всяком случае, вы можете использовать феномен тревожной музыки как сигнал, говорящий о том, что надо остановиться, удержаться от автоматической реакции и сконцентрировать все внимание на ситуации, в которой находится ребенок (что сейчас нужно моему сыну или дочери?).

Разумеется, это вовсе не означает, что не надо принимать во внимание собственные интересы. Ребенок должен знать, что и у взрослых есть потребности, что родители тоже себя ограничивают. Работать над собой, не поддаваясь тревожной музыке, – значит совершенствоваться в исполнении родительской роли, укрепляя тем самым и самооценку ребенка, и собственную самооценку.

Регулирование чувств и эмоций

Отношения привязанности становятся для ребенка самой первой школой, в обязательную программу которой входит ответ на вопрос «Что мне делать со своими потребностями и чувствами?». Развитие способности переживать, испытывать эмоции, вступать в контакт, общаться, регулировать эмоции и чувства – важнейшее достижение детства. Однако эмоциональную и волевую сферу ребенок способен развивать только через близкие отношения с чуткими и отзывчивыми взрослыми.

Когда эмоции ребенка регулируются (то есть принимаются и налаживаются) взрослыми, он постепенно учится управлять ими сам. Если мама и папа раз за разом утешают и успокаивают ребенка, он развивает способность успокаиваться самостоятельно. Если всякий раз, когда он радуется, его радость разделяется взрослыми, если его инициатива всегда находит отклик, малыш развивается как субъект социального взаимодействия, который рассчитывает найти отклик в других людях.

Но как это происходит? Почему ребенок не становится все больше и больше зависимым от помощи родителей? Каким образом самостоятельность вырастает из права быть зависимым? Это происходит потому, что опыт, который дают отношения привязанности, обогащает мозг ребенка: забота, которую он получает, преобразуется в структуры, отвечающие за заботу ребенка о самом себе. Когда ребенка утешают, происходит активация определенных нейронов, которые, вступая во взаимодействие друг с другом, образуют нейронные соединения. Когда это повторяется, когда опыт ребенка говорит ему, что получать утешение – это норма, нейронная сеть развивается и укрепляется. А уже образованная нейронная сеть легко активируется вновь.

Таким образом, форма, в которой родители регулируют эмоциональную и волевую сферу и физиологическое состояние ребенка, кодируется в его имплицитной памяти, что равнозначно высокой вероятности дальнейшей активации нейронных сетей. Систематический, регулярный опыт того, что «мама или папа приходят, когда я плачу; меня прижимают к себе, когда мне это необходимо; я получаю пищу, когда голоден; я получаю помощь в установлении нормального режима», помогает нервной системе сформироваться и обрести стабильность.

Эмоции показывают, стремиться ли нам к чему-либо или стоит этого избегать. Интерес и радость советуют нам подойти поближе, страх сигнализирует о том, что надо отступить или защищаться. В психологии это называется реакцией борьбы или бегства. Ребенок, имеющий надежную привязанность, привык доверять своим потребностям. Он стремится к хорошему и полезному, избегает дурного и вредного. Ему легче как сходиться с другими людьми, так и сохранять дистанцию. Он способен устанавливать плодотворные отношения, при которых и отдаешь, и получаешь.

В этом смысле отношения привязанности – фундамент, на котором закладывается самоощущение и строится самооценка. Ненадежная привязанность приводит к дисбалансу в регулировке потребностей, что, в свою очередь, приводит к формированию ограниченного самоощущения: в результате избегающей привязанности человек всегда обходится без других, в результате амбивалентной – не может без других обойтись. Ребенок с дезорганизованной привязанностью вырастет в человека, чья жизнь будет напоминать хаос. Ненадежная привязанность – это не болезнь, но свидетельство наличия проблем в умении обращаться с эмоциями и чувствами.

Нам известно, что маленький ребенок в первую очередь нуждается в безопасности. Поэтому наша способность позаботиться, утешить и успокоить малыша имеет решающее значение. Ощущение безопасности и надежности всегда предшествует любознательности и стремлению учиться новому, это ощущение есть их обязательное условие. Уверенность, позволяющая двигаться навстречу миру, основывается на понимании того, что всегда можно вернуться обратно, получить помощь и поддержку в случае беспокойства и стресса.

Борьба со стрессом

Стресс – это мобилизация тела и нервной системы, приводящая к нарушению баланса, в то время как реакция на стресс – это способность нашего организма успокаиваться и восстанавливать баланс. Состояние младенцев всегда неустойчиво, они не способны обрести спокойствие и равновесие самостоятельно. Все потребности для маленького ребенка экзистенциальны, поскольку нет ничего, с чем он может справиться в одиночку. Поэтому стресс для младенца – это очень серьезно, и в отношениях привязанности ребенок получает самое важное умение – умение преодолевать и регулировать стресс.

Мобилизация организма и дисбаланс, возникающие, скажем, когда ребенок проголодался или забеспокоился, запускают стрессовую реакцию. Происходит, в частности, учащение пульса и повышение выброса в кровь гормона стресса кортизола. Физиологическая мобилизация во время стресса естественна и целесообразна, она приводит организм в состояние готовности. Детям не вредно испытывать стресс, но переживать его в одиночку для них губительно. Младенцы не умеют успокаиваться самостоятельно, поэтому родители обязаны им помогать.

Ребенок будет оставаться в стрессовом и неуравновешенном состоянии, если он предоставлен самому себе или не получает достаточно чуткую заботу и уход в первые годы жизни. Если родители отвергают поведение привязанности, такое как плач и хватание, завершение стрессовой мобилизации затрудняется. То есть отказ родителей быть безопасным укрытием приводит к тому, что ребенок продолжает находиться в состоянии стресса.

Непрекращающаяся стрессовая мобилизация напрягает организм в целом и оказывает пагубное воздействие на головной мозг. Исследования показали, что повышенный уровень кортизола, сохраняющийся в течение продолжительного времени, тормозит развитие мозга и мешает процессу обучения. Поэтому так важно, чтобы ребенку помогали обрести ощущение безопасности и покоя.

Испытывать стресс – это нормально, и надежная привязанность учит ребенка с ним справляться. Сенситивная, чуткая забота и уход, соответствующая насущным потребностям ребенка, уменьшает или сводит на нет возникшую вследствие стресса физиологическую мобилизацию, что дает ребенку возможность вновь приняться за исследование окружающего мира.

Недостаточное регулирование стресса в ранние годы жизни приводит к проблемам в совладании со стрессом в будущем. Мелкие неприятности могут восприниматься как чудовищные, если мы не научились саморегуляции, если мы не способны успокоиться самостоятельно. Если вы, будучи взрослым человеком, к примеру, слышите критику в свой адрес, то, не умея регулировать стрессовые реакции, воспримете ее как крушение мира. Если же вы научились управляться со стрессом, то разумно оцените критику и примете решение относительно своих дальнейших действий. Умение справляться со стрессом делает нас менее уязвимыми и более внимательными.

На практике хорошо развитая регуляция стресса означает сохранение способности мыслить разумно в момент эмоционального напряжения. Таким образом, мы можем оценить ситуацию, используя здравый смысл, найти из нее выход или заключить, что лучше ее принять. Плохо развитая регуляция стресса означает, что требуется совсем немного, чтобы мы потеряли голову и полностью отдались во власть эмоций и чувств. В тяжелых ситуациях нам необходимы и чувства, и разум. Способность мыслить здраво – это и есть сотрудничество разума и чувств.

Цель привязанности – помочь ребенку развить высокий порог терпимости к эмоциональной активации. Надежная привязанность повышает порог терпимости: ребенок учится справляться с достаточно сильной активацией, не теряя при этом убеждения в том, что ситуация разрешима. Благодаря заботе родителей он осваивает стратегии саморегуляции и знает, что ты получаешь помощь, когда в ней нуждаешься. Ненадежная привязанность понижает порог терпимости: для срыва достаточно небольшой активации, а баланс восстановить сложнее.

Как вы сами справляетесь со стрессом? Умеете ли расслабляться, приходить в себя после напряженного рабочего дня? Способны ли позаботиться о себе, когда сталкиваетесь с трудностями? Можете ли попросить о помощи других, если переживаете то, что неестественно переживать в одиночку (например, уход любимого человека)? Легко ли переносите критику? Можете ли довериться другим? У всех нас разные стратегии преодоления стресса и решения проблем. А источник всех стратегий – основополагающая привязанность к родителям.

Лично я имею склонность к избегающей стратегии. То есть я пытаюсь справиться со всем на свете самостоятельно – прямо как маленький ребенок, который перестает искать утешения, поскольку родители все равно не реагируют или же слишком заняты своими заботами. Я не из тех, кто бежит к другим со своими проблемами. Преимущество этого таково: я чувствую себя самостоятельной и всегда знаю, что справлюсь. Недостаток – склонность к чрезмерной самодостаточности. Поэтому сознательные упражнения в том, чего мне так не хватает, – а именно способности верить в то, что другие мне помогут, – пошли мне на пользу. Я научилась просить о помощи, когда чувствую, что было бы лучше разделить ношу, а не тащить все на себе. Теперь у меня это получается. Это имеет ряд преимуществ – более близкий контакт с другими людьми, многие проблемы решаются быстрее и проще, а я чувствую, что в моей жизни стало больше радости и открытости.

Зачем я все это рассказываю? Да чтобы показать, что взрослые люди могут работать над изменением и корректировать неудачно сложившийся тип привязанности. Проблемы, берущие начало в отношениях привязанности, не есть некий маргинальный феномен. Напротив – с этим в своей жизни должны работать многие взрослые разумные люди.

Ребенок должен слушать вас, но в большей степени вы должны его слушать. Вместе с чутким взрослым, который способен его услышать, дети познают свой внутренний мир. И тогда им не придется выбирать между подчинением и сопротивлением чужому мнению – тому, что, по мнению других, они должны чувствовать. Трудно переоценить важность способности родителя вслушиваться в настроение ребенка, его эмоции, чувства и переживания. Каркас, на котором держится самооценка, – это опыт того, что твои переживания, как хорошие, так и плохие, видят и принимают.

Это достигается настройкой, слушанием в широком смысле слова, заботой о том, что происходит в душе ребенка. Мы должны сопровождать детей, а не управлять ими. Так должно быть и в радости, и в горе, но прежде всего в ситуациях, когда страх и тревога детей связаны с чем-то еще. Когда мы успокаиваем ребенка, мы закладываем основу его способности разделять радость. С самого начала мы должны делать все от нас зависящее, чтобы уловить беспокойство ребенка, вслушаться в него, чтобы иметь возможность ему помочь.

В гости к маме Иды, которой всего шесть недель от роду, приходят друзья. Все они хотят подержать Иду на руках, посмотреть на нее. Сначала малышке нравится быть в объятиях то одного, то другого взрослого, но вот она начинает немного беспокоиться, затем сильнее, а вскоре разражается громким плачем. Мама берет Иду на руки, крепко прижимает к себе и говорит ей тихим спокойным голосом: «Для тебя это чересчур, дружочек мой? Мама все понимает, моя маленькая». Ида тут же успокаивается.

У шестимесячного Трулса режутся зубки, поэтому он плачет больше обычного. Папа это понимает и держит Трулса на руках, когда тот неспокоен.

Двухлетняя Хелена ужасно пугается, когда включают пылесос. Папа об этом знает и берет дочку на руки и обнимает ее, ведь мама должна пропылесосить пол, чтобы там не осталось осколков от упавшей чашки.

Мы должны быть чуткими и постараться понять, что пугает ребенка, что вызывает его беспокойство, – дети могут тревожиться по разным причинам, порой совершенно неожиданным. Я знаю маленького мальчика, которого ужасают пуговицы на одежде, и девочку, которая страшно боится муравьев. Подобные необычные страхи не должны нами отвергаться, нам следует их принять, а уже после этого помогать детям их преодолеть. На практике это означает настройку вместо отрицания. Когда мы отмахиваемся от детского страха («Что за ерунда!»), ребенок, оставшись с ним наедине, имеет меньше шансов его преодолеть, чем если мы пытаемся вслушаться в чувства ребенка и разделить их.

Когда ребенок нуждается в вас, чтобы удовлетворить свои большие или маленькие потребности («У меня плохое настроение» или «Мне нужна помощь»), но встречает лишь раздражение или отвержение, он может начать стыдиться своих потребностей. А стыд и хорошее самоощущение находятся на разных полюсах: чувство стыда мешает узнать самого себя, а кроме того способствует формированию убеждения в том, что, если сталкиваешься с какими-то трудностями, за помощью обращаться не стоит. Стыд – одинокое чувство, оно заставляет ребенка уйти в себя.

Мы подошли к сущности самоощущения и формирующейся на его основе здоровой самооценки: убеждение в том, что можно быть маленьким и уязвимым, иметь право с чем-то не справляться, просить помощи, делать ошибки – и не стыдиться этого, – вот ее сущность, ее жемчужина. Все именно так, поскольку зависимость и беспомощность в высшей степени присущи человеческой натуре, это составляющие нашего бытия. Экзистенциальные дилеммы – мы зависимые и в то же время самостоятельные, беспомощные и в то же время побеждающие – не проблемы, требующие решения. Они просто есть, и мы должны это осознавать и учиться с ними жить. Когда ребенка ценят не только за его достижения, но и за его беспомощность и небезупречность, тогда он не побоится раскрыться и расцвести. И фундамент самооценки будет крепок.

Теперь мы подробнее остановимся на двух техниках слушания, о которых уже шла речь в главе 4, – активном слушании и отражении. Они помогут нам объять сознание ребенка собственным сознанием.

Активное слушание

Активное слушание – это попытка вникнуть в эмоциональное сообщение ребенка и показать ему, что вы стараетесь его понять. В ответ вы не посылаете ему собственное сообщение и ничего не интерпретируете, вы просто озвучиваете свое восприятие того, что выражает ребенок. Вот небольшой пример.

Магнус (шесть лет): «Все разъехались отдыхать, мне нечего делать!»

Мама: «Тебе не с кем играть?»

Магнус: «Не с кем!»

Мама: «Ты хочешь придумать себе интересное занятие?»

Магнус: «Да, хотелось бы что-нибудь придумать. (Ненадолго задумывается.) Я хочу рисовать».

Зачастую мы слишком озабочены тем, чтобы дети слушали нас, и мало беспокоимся о том, чтобы самим слушать ребенка. В результате мы заканчиваем морализаторством – в ситуациях, когда ребенку нужна поддержка. Вероятно, Магнус не нашел бы решение так быстро, если бы мама ему сказала: «Тебе не повредит немного поскучать, сынок». Он бы, конечно, спокойно это перенес, но почувствовал бы себя немного одиноко, если бы мама не разделила его чувства. Но в нашем случае он понял, что легкое разочарование можно разделить с мамой, и благодаря этому нашел решение: «Я хочу рисовать». Когда ребенок видит, что разочарование можно с кем-то разделить, он немного расслабляется, и поэтому ему легче переключиться. Когда дети понимают, что родители не придают особого значения их чувствам и эмоциональным переживаниям, они чувствуют себя одиноко. Наедине со своими переживаниями ребенок теряется и становится неуверенным, что, опять же, не способствует поиску решений.

Чтобы проиллюстрировать вышесказанное, приведу пример из собственной жизни. Однажды я сама попалась в ловушку морализаторства в ситуации, когда моя дочь нуждалась в активно слушающей маме.

Мы с Тувой (девяти лет) ужинаем.

Тува: «Сегодня на большой перемене девочки не захотели со мной играть».

Мама: «А что ты сделала перед этим?»

Тува (спустя мгновение, бросив на меня быстрый взгляд): «Ты, мама, ничего не понимаешь!»

Так мной была упущена отличная возможность настроиться на чувства Тувы. Она была совершенно права – я ничего не понимала. Я помню, что подумала тогда о том, чтобы помочь ей увидеть возможную связь между ее собственным поведением и реакцией окружающих, то есть поучить ее. Моя ошибка заключалась в том, что я не поддержала Туву, разделив чувства, которые она в тот момент испытывала. Своим вопросом я как бы намекала на то, что, возможно, она сама спровоцировала реакцию отвержения со стороны подруг. Довольно грубое поведение по отношению к ребенку, который готов довериться и рассказать о том, что его беспокоит! Отказ Тувы отвечать на мой вопрос был здоровой и адекватной реакцией на маму, которая в данной ситуации была не большой и доброй, а большой и не очень-то доброй.

Мне надо было вслушаться в переживания Тувы, активно ее слушать: «Похоже, тебе обидно. Расскажи, что произошло». Так я показала бы Туве, что я рядом, что я с ней и разделяю переживания, которые она испытала на большой перемене, какова бы ни была объективная ситуация. Именно с этого следовало начать разговор и лишь затем обсуждать произошедшее.

Отражение

Отражение – это вторая техника слушания, которую полезно освоить. Здесь речь идет о том, чтобы более или менее точно повторять слова ребенка. Чтобы воспроизвести содержание высказывания ребенка, мы вынуждены действительно его слушать, и таким образом мы приглашаем его рассказывать дальше. Давайте представим, как сложился бы мой разговор с расстроенной Тувой, если бы я воспользовалась техникой отражения.

Тува: «Сегодня на большой перемене девочки не захотели со мной играть».

Мама: «О? Не захотели с тобой играть на большой перемене?»

Тува: «Да, они просто отходили от меня, как будто не хотели со мной играть».

Мама: «Вот как! Просто отходили? Как будто не хотели с тобой играть?»

Тува: «Да они просто дурынды!» (Начинает плакать.)

Мама: «Дружочек мой, теперь понятно, почему ты расстроилась!»

Мы видим, что отражение работает как приглашение рассказывать дальше. Почти сразу находят выход эмоции – Тува начинает плакать, – поэтому естественно продолжить слушать еще активнее, показать, что ее чувства понятны: «Теперь понятно, почему ты расстроилась!»

С этого момента разговор может развиваться по-разному, главное, что отражение помогает ребенку выразить свои чувства, не оставаться один на один с негативными переживаниями. Облечь в слова произошедшее, немного поплакать – само по себе утешительно. И полезно для развития самоощущения и самооценки.

Я хотела бы повернуть время вспять и еще раз побеседовать с Тувой. Возможно, вам тоже вспоминаются какие-то ваши высказывания, которые хотелось бы изменить. Хорошо, что дети очень терпимы по отношению к своим родителям и у нас всегда есть возможность поступить иначе в следующий раз. Дети справляются с нашими промахами и быстро откликаются, если мы слушаем их по-настоящему. Вот пример того, как это делал один папа.

Сюнне (десять лет): «Это несправедливо! Почему именно я должна была стоять на воротах?»

Папа: «Ты считаешь, что это несправедливо?»

Сюнне: «Да, мне это не нравится! Никому не нравится».

Паппа: «Ты не любишь быть вратарем – так же, как и другие».

Сюнне: «Но ведь в следующий раз, наверное, поставят кого-нибудь другого».

Папа: «Да, в следующий раз тебе, скорее всего, не придется стоять на воротах. Хотя, кто знает, может быть, тебе как-нибудь и самой захочется?»

Сюнне (взвешивая эту мысль): «Может быть, и захочется».

Отражение может произвести прямо-таки чудодейственный эффект: ребенок моментально успокаивается, потому что физиологическая реакция на стресс уменьшается. Ребенок сам находит новые решения или же открывается навстречу новым идеям извне – скажем, как Сюнне («Может быть, и захочется»). Если бы папа начал с того, что сказал бы: «Со временем тебе это понравится», возможно, он не нашел бы поддержку у своей дочки. Если тебе не позволят чувствовать то, что ты чувствуешь, ты не так охотно будешь рассматривать новые возможности. Не исключено, что вы не привыкли таким образом говорить с ребенком и считаете, что это неестественная манера общения, какое-то подражание. А я отвечу, что сначала отражение действительно может ощущаться как нечто искусственное, но не потому, что оно ошибочно, а потому, что непривычно. Все непривычное кажется нам необычным и странным. И я думаю, вам все-таки стоит попробовать, чтобы помочь формированию у ваших детей развитого самоощущения и здоровой самооценки. Дети обязательно почувствуют внимание и поддержку, отношения между вами могут стать куда ближе, чем они есть, дети научатся быстрее успокаиваться, испытывая разного рода стресс, им проще будет справляться с трудностями и находить решение проблем.

Техника отражения может использоваться по-разному, например:

• Положить начало: зачастую достаточно использовать отражение только в начале беседы, чтобы ребенок разговорился. Возможно, хватит и пары фраз, после чего вы продолжите разговор в обычной манере.

• Свои слова: вы можете повторить сказанное ребенком своими словами. Папа Сюнне то почти дословно повторяет ее слова, то формулирует ее высказывания по-своему. Многие считают, что более естественно говорить своими словами.

• Резюмирование: отражение может заключаться в обобщении и резюмировании сообщения ребенка, это покажет ему, что вы услышали и поняли, о чем он говорит.

Если вам все-таки кажется, что отражение выглядит совершенно неуместно и искусственно, вы, разумеется, можете им не пользоваться. Но возьмите на вооружение знание о нем: не исключено, что весьма полезно будет производить мысленное, а не реальное отражение. Установка на отражение, как и практическое применение этой техники, поможет понять, что происходит в душе вашего ребенка. Вот пример того, как мать эффективно вслушивается в ребенка, не прибегая к отражению:

По пути из школы домой семилетняя Марте проходит мимо компании мальчишек чуть постарше. Они отпускают в ее адрес насмешливые комментарии. Марте не ощущает прямой угрозы, но не уверена, что понимает их правильно. Девочка не знает, надо ли им ответить, или же стоит просто продолжать идти. Она нерешительно идет дальше, мальчишки начинают смеяться и отворачиваются. Перед домом Марте ускоряет шаг. Она надеется, что мама уже вернулась. Она дома! Глаза Марте увлажняются, она забирается к маме на колени и рассказывает о произошедшем. Мама слушает и успокаивает дочку: «Все хорошо, моя девочка». Они говорят о том, что делать Марте, если подобное случится вновь, и вскоре счастливая Марте уже сидит за обеденным столом и вовсю рисует, пока мама готовит. «Ущерб» устранен, Марте опять обрела ощущение безопасности и чувствует себя уверенно.

Что делает спокойный и ничем не встревоженный ребенок, уверенный в том, что взрослые рядом и придут к нему на помощь при первой необходимости? Он играет. Дети любят играть. Все, что они делают, становится игрой – во всяком случае, пока они маленькие. Дети играют самостоятельно, с другими детьми и с большим удовольствием – со взрослыми. Взрослые могут играть с детьми по-разному. Здесь мы рассмотрим игры, где «выигрывают» оба – и ребенок, и взрослый.

Прятки

Трехлетний ребенок снова и снова радостно прячется в одном и том же месте, потому что он еще не постиг, что весь фокус в том, чтобы прятаться по-настоящему. Но дело не только в этом: ему важно не просто спрятаться, но и быть найденным. Игра в прятки с маленькими детьми – это проработка экзистенциального процесса: я один, я слышу, что они меня ищут («Нет, в шкафу его нет, и под кроватью тоже!» – говорим мы вслух и продолжаем поиски), это так увлекательно (в своем укрытии ребенок втихомолку смеется), они так радуются, когда находят меня («Вот ты где, маленький!»), и мне тоже очень радостно!

Не просто быть увиденным, но фактически быть тем, кого ищут и находят снова и снова, – вот что так радует ребенка, когда мы играем с ним в прятки. Понятно, что самооценка от этого только выигрывает: ведь ребенка принимают каждый раз, когда находят, и громко подтверждают его значимость.

Сейчас поймаю!

Даже выйдя из младшего школьного возраста, дети все еще заливаются смехом, визжат со смесью страха и восторга, когда мы пугаем их понарошку, гоняемся за ними, хватаем и начинаем щекотать. Когда мои дети были маленькие, мы играли в игру, которую назвали «волк-щекотун»: папа играл роль страшного волка-щекотуна, угрожающе рычал и гонялся за детьми, а я пыталась их «спасти». Иногда мы менялись ролями: я была страшным волком-щекотуном, а папа становился на сторону детей. Но куда веселее было с волком-папой – он и рычал громче, и пугал сильнее. Радостный испуг зажигался в глазах детей, когда они убегали от монстра. Это всегда кончалось тем, что он нас настигал и хорошенько щекотал, и это тоже было весело. Монстр был не таким уж и страшным, кроме того, на стороне детей был взрослый.

Когда мы играем с ребенком в игру типа «сейчас я тебя поймаю», то развиваем его самоощущение, вызывая и усиливая яркие эмоции, но, поскольку это происходит в надежных и безопасных рамках игры, ребенок научается обращению с эмоциями, их использованию. Он ведь знает, что опасность ненастоящая. Здоровая самооценка предполагает умение использовать сильные эмоции и регулировать их, и участие в играх такого типа дает подобный опыт.

Лично я считаю, что играть интереснее, когда знаешь, что это развивает ребенка. Тогда мне легче преодолеть скуку, появляющуюся от бесконечного повторения одного и того же. Мне проще делать это, если я осознаю: это имеет значение для развития самооценки ребенка. «Смотри!» – восклицают обычно дети, приглашая нас разделить с ними что-то и получить в ответ жизненно важное для них принятие и подтверждение собственной ценности.

Не менее важны игры детей друг с другом. В играх со сверстниками ребенку открывается сфера общения. Если детям весело играть вместе, они учатся принимать на себя различные роли, обретают новые навыки, развивают фантазию и творческое мышление, учатся проявлять себя, самоутверждаться и давать другим возможность для самоутверждения. Одним словом, они учатся взаимодействию. Игры с другими детьми настолько важны для формирования социальных навыков и развития, что следует принимать активные меры, если у ребенка возникают сложности, мешающие ему вступить в игру со сверстниками. В детском саду, например, можно организовать небольшие игровые группы, где взрослый наблюдает взаимодействие детей и оказывает необходимую помощь и поддержку малышам, испытывающим трудности.

Жить становится легче, когда мы шутим. Чувство юмора можно расценивать как форму игривой гибкости в отношениях с другими людьми. Юмор – способность замечать смешное в различных аспектах и сторонах жизни, предлагать неожиданный взгляд на вещи и удивлять друг друга. Речь идет о том, чтобы в принципе легко относиться к жизни. Развивать чувство юмора с раннего детства полезно для укрепления самооценки.

Девятимесячная Хелене считает, что ее мама самая веселая и смешная на свете. Их общение проникнуто юмором. Мама шутит и смеется, и Хелене вторит ей – смеется и шутит вместе с мамой. Малышка слегка наклоняет голову и смотрит на маму взглядом, полным ожидания: «Мы с тобой посмеемся, мама?» Или же она просто начинает смеяться, явно убежденная в том, что мама последует ее примеру. Ей нравится, что мама издает странные звуки, и она подстраивается. Хелене всецело предается смеху. Каждый день эти двое заражают смехом друг друга – случается, они прямо-таки хохочут до упаду.

Хелене повезло: она рано узнала, что юмор – отличный способ общения. Она сама уже испытала многое из того, что, собственно, известно всем нам, – юмор способствует установлению контакта, близости и улучшает самочувствие. Юмор – это составляющая хорошего самоощущения и самооценки и, как следствие, нашей способности взаимодействовать с другими людьми. Чувство юмора у взрослых связано с развитием социальных навыков, инициативностью, способностью к сотрудничеству и принятию решений. Юмор делает нас более гибкими и терпимыми. И, как уже известно Хелене, при помощи юмора можно доставить радость другим людям.

Смешите ребенка и шутите так, чтобы ему было понятно

Удачная шутка находит отклик у человека потому, что она настроена на него с психологической точки зрения. Об этом особенно важно помнить, общаясь с детьми, которые, разумеется, не в состоянии вникнуть во все тонкости взрослого юмора. Условие, при котором мы, взрослые, можем использовать юмор так, чтобы поддержать самооценку ребенка, – это грамотное применение настройки. Хорошее настроение и чувство единства возникают только в том случае, если шутка соответствует детскому восприятию. У маленьких детей ирония вызывает беспокойство и порождает чувство стыда, поэтому ироничный юмор не подходит для общения с малышами (разве что вы совершенно уверены в том, что ребенок понимает вашу игру).

Мама Хелене интуитивно вслушивается в дочку и в соответствии с возможностями, которые доступны ей на данном этапе развития малышки, смешит и забавляет ее. В частности, Хелене очень нравятся игры типа «вижу – не вижу» («здесь – нет», «видно – не видно», «привет – пока», «я здесь – меня нет»), поскольку именно в этом возрасте она начинает понимать, что вещи могут существовать, даже если их не видно. Совсем маленьких детей легко рассмешить, если немного отклониться от того, к чему они привыкли. Это отклонение не должно быть большим (иначе оно покажется пугающим), но должно быть достаточным для того, чтобы дети поняли: это что-то необычное. Тогда они понимают фокус и самозабвенно смеются.

По мере роста и развития ребенка мы можем использовать юмор и по-другому. Не случайно, что трех-четырехлетние дети, речь которых активно развивается, считают невероятно смешным неправильно произносить слова или находить забавные рифмы. Интересно шутить с вещами, которые ты как раз начинаешь осваивать. Когда мы вместе смеемся, понимая, что правила нарушены (мы знаем, как следует произносить слова, поэтому понимаем, как их произносить не следует), мы как будто становимся членами некоего тайного общества. Таким образом, юмор – это признак гибкости ума, он помогает нам достигнуть общности.

Как известно, смеяться полезно. Мы рождены с этой способностью, которая проявляется и развивается в процессе общения. Чем больше родители смеются вместе с ребенком в первый год его жизни, тем больше малыш будет смеяться в возрасте двух лет. Однако исследования показывают, что юмор полезен для здоровья прежде всего тем, что вызывает определенное эмоциональное состояние, а не смех как таковой. Именно веселое или приподнятое расположение духа открывает шлюзы и запускает в организме поток биохимических изменений, создающих ощущение, похожее на наслаждение. Но добрый смех усиливает эффект, поскольку дает нам приятное чувство освобождения: мы демонстрируем свою веселость и делим ее с другими людьми.

Мы с уверенностью можем сказать, что юмор – один из лучших друзей здоровой самооценки. Юмор помогает регулировать отрицательные эмоции, кроме того, он и сам по себе приносит положительные эмоции. С юмором мы многое можем выдержать, пусть даже что-то у нас не ладится. Юмор и объединяет, и воодушевляет.

У восьмимесячной Хенни сейчас одно на уме – стоять. Она только-только научилась подниматься, опираясь на что-нибудь и крепко держась за какой-нибудь предмет. Вершина счастья для нее сейчас заниматься именно этим – стоять.

Полуторагодовалый Адриан никогда не устает исследовать свойства и экспериментировать с различными предметами, в особенности с техникой. Он без всяких проблем может заняться пультом, когда семья собирается посмотреть фильм, и делает это с большим удовольствием.

Шестилетняя Хильде любит играть сама по себе в своей комнате, где она инсценирует придуманные ею истории с несколькими героями, а все роли исполняет сама. Здесь разыгрываются самые невероятные и фантастические сюжеты. Она играет так подолгу, с полной отдачей и концентрацией.

У десятилетнего Терье едва хватает времени, чтобы пообедать, – ему скорее надо вернуться к остальным ребятам. На площадке появился старший мальчик, который учит их всяким футбольным приемам, и Терье не хочет пропустить ни секунды.

В этих примерах мы видим очевидное проявление потребности в исследовании. Дети чувствуют себя хорошо, радуются новым достижениям и стремятся научиться большему. И наша задача – дать им для этого возможность и поддержку, ведь опыт достижения – это шаг, который необходимо сделать на пути к крепкой самооценке и здоровой самостоятельности.

Быть в потоке

Потоком называется состояние увлеченного устремления, в котором человек испытывает эмоциональный подъем и прилив энергии. Потоковое состояние возникает, когда деятельность достаточно мотивирована и в меру сложна (не слишком трудна, но и не настолько проста, чтобы быстро наскучить). Понятие «поток» обращается к ощущению естественной непринужденности, когда концентрация полная и действия выполняются практически сами собой.

Беззаботные и довольные дети входят в состояние потока, что бы они ни делали. Можно исследовать что угодно, играть с чем угодно – интерес вызывает все: льющаяся из крана вода, камушки на обочине, мамины ключи и другие дети. Все, что угодно, может стать объектом всепоглощающего интереса. Годовалый ребенок трясет предметы, чтобы понять, что именно издает звук. Двухлетний – сосредоточенно переливает воду из одной емкости в другую, а затем обратно. Шестилетний идет по бордюру и полностью концентрируется на том, чтобы сохранять баланс.

Одна из причин, по которой дети легко входят в потоковое состояние, такова: у них не особенно развита способность смотреть на самих себя со стороны. Мы, взрослые, мешаем вхождению в поток рефлексией типа: «Достаточно ли хорошо я справляюсь? Понравится ли другим то, что я делаю?» У маленьких детей не возникает подобных мыслей, они полностью погружаются в любое занятие. Как дети из описанных выше примеров, которые поглощены игрой или другой деятельностью.

Поток и самооценка

Поток – это всегда благо для самооценки, ведь это состояние предполагает беззаботное погружение в определенную деятельность. Поток и самооценка усиливают друг друга, самоощущение и самооценка питаются на пяти различных уровнях:

1. Переживание потока дает ребенку любого возраста возможность найти себя, забывшись, словно малыш, который, естественно, не в состоянии взглянуть на себя со стороны. Все внимание сосредоточено на деятельности, ребенок избавлен от беспокойной самокритики. Разумеется, развитие способности к рефлексии должно приветствоваться, она нам необходима. Но когда нет возможности от нее освободиться, рефлексия и взгляд на себя со стороны сковывают нас. Поток избавляет нас от рефлексии и питает самооценку возможностью обратиться к самому себе через деятельность.

2. Поток невозможен без эмоциональной составляющей. Переживание потока подразумевает, что ребенок радуется от выполняемой деятельности или интересуется ею. Самооценка укрепляется, поскольку ребенок получает возможность «использовать» и познать в себе чувство радости и воодушевления. Совершенствование для детей – естественный процесс. Они пробуют еще и еще, пока не достигнут желаемого. Занимаясь интересным делом, они развивают умения, раз за разом повторяя действия. Ощущение, что ты можешь, умеешь, входит в структуру самооценки: «Я умею плавать», «Я хорошо пою», «Я много чего умею». Детям нужно в чем-то себя проявлять, им необходимо испытывать радость и гордость от того, что они делают что-то хорошо.

3. Концентрация и выдержка, характерные для состояния потока, способствуют тому, что ребенок развивает врожденную веру в эффективность своих действий – веру в самоэффективность. Состояние потока стимулирует выдержку и самодисциплину: ребенок привыкает прилагать еще немного усилий, пробовать еще раз – так, как он совершенно естественно делает в первые годы жизни. Ребенок учится концентрации, учится быть тем, кто прикладывает усилия, не боится трудностей. Тем, кто не просто знает, что он может, но и чувствует себя тем, кто может научиться, и поэтому не бежит от трудностей и будучи взрослым.

4. Последнее преимущество переживания потокового состояния включает в себя четыре предыдущие: дети, которые в процессе взросления часто испытывают потоковое состояние, развивают креативность. Поток высвобождает творческую силу ребенка, когда он чувствует себя способным, собранным и сосредоточенным.

Детство, насыщенное потоковыми состояниями, не гарантирует формирования у ребенка здоровой самооценки, однако очень этому способствует. На что направлен пыл и энтузиазм, что вызывает поток, имеет не такое уж большое значение. Важно, чтобы, испытывая потоковое состояние, ребенок раз за разом чувствовал себя «единым целым» с собственной увлеченностью и своими способностями. Таким образом ребенок овладевает своими способностями и начинает верить в то, что достижение цели не просто возможно, а совершенно естественно. Выбор занятий, секций, кружков, а потом и профессии происходит обычно проще у детей, которые привыкли следовать своим интересам и чувствуют себя готовыми к действию, верят в свою эффективность. Поток вплетает веру в собственные силы и возможности в структуру самооценки.

Уважайте интересы ребенка

Вы можете создать благоприятные для возникновения потока условия, уважая интересы ребенка, признавая его увлеченность, даже если она не соответствует вашим предпочтениям. Тогда подумайте о том, как удивительно и здорово, что ваше собственное дитя так сильно от вас отличается. Помните, детская радость достижения как таковая важна не меньше, чем то, чего они пытаются достичь.

Трехлетний Аксель сказал как-то вечером: «О, мне так нравятся большие машины, папа!» Акселю нужно остановиться и посмотреть на подъемный кран и экскаватор, когда они с отцом проходят мимо стройки по дороге в детский сад. Мальчику нужно поиграть в песочнице с подъемным краном и, возможно, даже прокатиться на тракторе со своим дядей-фермером.

Семилетний Альфред – страстный художник. Хорошо, если у него есть разные карандаши, кисточки, краски, бумага и все прочее, что поможет ему экспериментировать и развивать свои навыки.

Мария обожает игры с мячом и будет совершенствоваться, занимаясь футболом, если это именно то, чего она хочет.

Будьте открыты и поддерживайте интерес ребенка настолько, насколько это выполнимо. Не у всех семей есть возможность поддерживать всякое увлечение ребенка, и это, разумеется, нормально. Детям нужно помочь понять собственные интересы и увлечения, однако это не значит, что бюджет и распорядок жизни семьи должны быть им подчинены. Это значит, что мы, родители, должны воодушевлять детей и делать для них все от нас зависящее в рамках имеющихся в семье возможностей – как практических, так и финансовых.

С другой стороны, многих детей полезно поощрять к тому, чтобы они пробовали себя в чем-то новом, расширяли свои возможности. Мы можем подбодрять и предлагать, но не должны принуждать. Поток плохо сочетается с принуждением. Девочку, влюбленную в чтение, возможно, полезно доброжелательно побудить заняться гандболом вместе с подружками. Или наоборот – заядлой гандболистке можно рекомендовать книги, которые откроют ей радость чтения. Одни и те же потоковые переживания – например, если ребенок все свободное время проводит перед монитором компьютера – могут иметь некоторые негативные последствия, несмотря на то что компьютерные технологии помогают научиться и овладеть многими полезными знаниями и навыками. Самоотверженных телезрителей тоже не помешает призвать к расширению своего репертуара. Хотя дети зачастую очень долго сидят перед телевизором, с головой уйдя в происходящее на экране, потока в прямом смысле слова не возникает. Истинный поток подразумевает собственный вклад, деятельность должна требовать усилий, чтобы навыки и умения пришли в соответствие с поставленными задачами. Именно это создает ощущение потока. Телевизор, как средство времяпрепровождения, не ставит перед нами никаких задач. Когда дети смотрят телевизор, чтобы скоротать время, расслабиться или отдохнуть, это, как правило, никому не вредит. Негативные последствия возникают, если просмотр телепрограмм съедает все время. В этом случае ребенок становится пассивным и лишается возможности познать и почувствовать собственную эффективность.

Не мешайте

Когда ребенок играет и находится в потоковом состоянии, ему лучше не мешать. Шестилетняя Хильде, разыгрывающая в своей комнате полные драматизма сюжеты, в этот момент не нуждается во вмешательстве родителей. Коль скоро ей и так хорошо, лучше ее не беспокоить. Прерывать поток своей заботой – значит препятствовать получению приятного и полезного опыта. Разумеется, иногда мы должны останавливать игру, потому что пора обедать, спать или еще по какой-то уважительной причине. Но пока это возможно, мы должны стараться не мешать ребенку, который полностью погружен в игру или иную деятельность. То есть мы должны находиться в режиме пассивной готовности, а при первой необходимости помочь ребенку.

Об установлении границ говорится и пишется повсюду – в журналах и специальной литературе, на родительских собраниях и в блогах, да и вообще везде, где встречаются родители. Мы слышим и читаем о том, что дети нуждаются в установлении четких границ. Да, установление границ – важная штука, в том числе и для формирования здоровой самооценки. Но вовсе не потому, что у детей есть особая потребность в ограничениях как таковых.

Напротив, нам известно, что детям необходим баланс между зависимостью и самостоятельностью, между привязанностью и познанием. Нам известно, что дети обладают пылом любознательности, стремлением исследовать и осваивать окружающий мир, а для этого им требуется не только надежная база, но и родительский контроль, сопровождение в процессе постижения мира, за пределами материнских и отцовских объятий. И именно тогда возникает вопрос об установлении границ. Дети нуждаются в ограничениях потому, что им надо знать: за ними присматривают. Ограничения для ребенка означают прежде всего уверенность и безопасность: «Я могу спокойно идти вперед, они рядом, они за мной присмотрят».

Итак, детям необходимо знать, что за ними присматривают. Однако есть еще две причины, по которым так важно устанавливать границы. Во-первых, детям нужно прививать нравственные ценности. Во-вторых, у родителей тоже есть потребности, и дети должны научиться принимать это в расчет и согласовывать собственные потребности с нуждами других людей, в соответствии со своим возрастом и развитием. Родителям иногда стоит устанавливать границы не от лица ребенка, а от себя лично: «У меня разболелась голова, я сейчас не могу продолжать читать тебе вслух». Таким образом, ограничения устанавливаются по следующим причинам (каждую из которых мы рассмотрим по порядку):

• потребность ребенка в безопасности;

• прививание нравственных ценностей;

• потребности родителей.

Потребность ребенка в безопасности

Маленькие дети должны находиться рядом со взрослыми, чтобы чувствовать себя в безопасности. После рождения малыш успокаивается у нас на руках, затем расстояние между ребенком и родителями постепенно увеличивается, пока ребенок не повзрослеет и не покинет отчий дом. Но этот путь долог, и в процессе его преодоления мы должны оставаться для ребенка надежной базой и безопасным укрытием. Это предполагает наличие определенных границ. Некоторые вещи опасны: покидая надежную базу, ребенок попадает туда, где еще не в состоянии о себе позаботиться. Запрет одному выходить со двора или покидать пределы детской площадки – это пример ограничения, основанного на безопасности; не брать сладости у незнакомых людей – еще один пример.

Совсем маленькие дети автоматически воспринимают маму и папу в качестве «пограничников»: когда незнакомец заговаривает с десятимесячным Сивертом, тот вопрошающе смотрит на мать («Это не опасно?»), и если видит на лице матери спокойствие и поощрение, то продолжает общение и улыбается незнакомцу. Если лицо матери выражает недоверие или страх, то Сиверт воспринимает это как ограничение и делает как мама – выражает недоверие. А когда он в возрасте одного года топает по дороге, то поглядывает через плечо на маму, проверяя, можно ли ему идти дальше. Когда малыш подрастает и становится подвижнее (но все еще слишком маленьким, чтобы понять опасность тех или иных вещей), родители должны очень внимательно отслеживать его субъективное восприятие, чтобы, так сказать, оценить степень риска. И, несмотря на то что трехлетний Сиверт горячо протестует, когда на озере ему не разрешают одному выйти на веслах в маленькой резиновой лодке, ему приятно видеть ответственность мамы и папы. Для самооценки полезно знать: «Они оберегают меня».

Когда мы устанавливаем границы, чтобы позаботиться о физической и психологической безопасности ребенка, разумно оценить степень риска: существует ли реальная опасность? Есть ли угроза безопасности и благополучию ребенка? Не слишком ли он мал? Готов ли он к этому? Какие опасности могут возникнуть? Будете ли вы таким же образом оценивать аналогичную ситуацию по прошествии времени, когда она перестанет быть актуальной? Или ваши собственные страхи устанавливают ограничения для ребенка? Как это произошло со мной, когда я пыталась удержать Туву подальше от перил на Эйфелевой башне, руководствуясь собственной боязнью высоты. Если, оценив степень риска, вы подумаете: «Да, это опасно» или «Это не пойдет ей на пользу» – и будете уверены в том, что не измените своего мнения и после, по прошествии некоторого времени, то, вполне вероятно, ограничения необходимы: «Иди сюда, малыш, там слишком глубоко!»

Мы постоянно оцениваем степень риска – как для себя, так и для ребенка. Поэтому иногда нам следует остановиться и подумать, чтобы не устанавливать ограничений ради самих ограничений и не допустить, чтобы наши собственные страхи мешали естественным устремлениям и развитию ребенка.

В конечном счете здесь мы опять возвращаемся к настройке на ребенка: это необходимо, чтобы не упустить из виду потребности малыша и не дать своим внутренним барьерам и проблемам себя ослепить. Мы должны найти баланс и вмешиваться, когда это необходимо, уважая ответственность ребенка, зарождающуюся и крепнущую по мере взросления. В части III книги мы к этому вернемся и поговорим о значении поддержки развития способности отвечать за самого себя.

Прививание нравственных ценностей

Мама и папа должны решать, что можно, а что нельзя, каких норм и ценностей надо придерживаться дома (и отчасти за его пределами). Как мы уже отмечали, голос ребенка должен быть услышан, но жизнь семьи в целом – это ответственность взрослых. А голос ребенка сплошь да рядом озвучивает желания, идущие вразрез с его истинными потребностями. Например, желание ежедневно смотреть телевизор и есть сладости с утра до вечера. Принятые в семье правила часто затрагивают важные социальные нормы и ценности, способствующие укреплению здоровья и развитию детей и взрослых.

Вот пример установления границ, основанных на нравственном выборе. Ребенок решает, кого пригласить на день рождения, и родители должны высказать свое мнение по такого рода вопросам.

Сара (почти восемь лет): «Я приглашу на день рождения всех девочек из класса, но только не Катрине!»

Мама: «Ой, но почему же ты не хочешь пригласить Катрине?» (Своего рода отражение в форме вопроса.)

Сара: «Никто с ней не играет, она чуть что – обижается».

Мама: «Хорошо. То есть ты не хочешь приглашать Катрине, потому что она обидчивая?» (Вновь отражение – мама хочет, чтобы дочь почувствовала: ее слышат.)

Сара: «Да, с Катрине будет скучно…»

Мама: «Каково, по-твоему, будет Катрине, если она станет единственной, кого не пригласят?»

Сара (немного помедлив с ответом): «Ну-у, я не знаю, но она всегда все портит».

Мама: «Мм… ты считаешь, что она всегда все портит. (Вновь отражение.) Мне кажется, что в любом случае Катрине очень расстроится, если будет единственной, кого не пригласят. Это все равно что изгнание. Я не хочу, чтобы мы так с ней поступали. Поэтому на твой день рождения придут или все девочки из класса, или никто из них. И знаешь что? Я помогу вам придумать такие игры, в которые интересно играть всем вместе, тогда в любом случае весело будет всем».

Так и получилось. Катрине пришла на день рождения, а мама приняла на себя роль организатора игр. Все девочки, включая Сару и Катрине, остались довольны праздником. Сара узнала нечто важное об объединении, включенности каждой личности в социум, о том, что значит быть внимательным к другим людям, в том числе к тем, с кем играешь не так часто. Она поняла это таким образом: сначала мама выслушала ее при помощи отражения, а затем благожелательно, но совершенно определенно установила отчетливые границы.

Имеет ли все это отношение к самооценке? Я считаю, что да, поскольку самоощущение и самооценка вмещают в себя нормы и ценности, на которые мы ориентируемся в жизни. Ценности воплощают в себе то, что действительно имеет для нас значение, то, что мы считаем поистине важным. Здесь речь идет об основополагающих установках, помогающих нам делать выбор в соответствии с моральными и этическими нормами, которые порой идут вразрез с сиюминутными желаниями. Вполне понятно, что Сара не хочет приглашать девочку, с которой ей утомительно играть. Она слишком мала, чтобы самостоятельно проанализировать этическую сторону вопроса. Мама прививает Саре принцип объединения, внимательного отношения к другим людям. Важный урок, усвоенный Сарой.

Выше мы уже говорили о времени, которое дети проводят за просмотром телевизора. Поскольку этот вопрос волнует многих, давайте к этому вернемся. Я тоже была озабочена тем, сколько времени из жизни нашей семьи уходит на просмотр телевизора, и решила установить определенные ограничения, несмотря на протест со стороны детей. Так поступили и родители в нижеследующем примере.

Родители не видели ничего плохого в том, что Ева (десять лет) и Карстен (четырнадцать) после школы отдыхали перед телевизором. Но постепенно просмотр стал затягиваться до вечера, и дети только по настоянию родителей выключали телевизор и шли ужинать. Сами они весь вечер могли оставлять телевизор включенным. Мама и папа не были согласны с таким положением дел по ряду причин: а) проводя массу времени за просмотром телевизора, дети станут пассивными, у них не останется времени для деятельности, способной привести их в потоковое состояние; б) постоянно включенный телевизор мешает общению; и в) взрослые обалдевают от непрекращающегося мерцания и исторгающихся из телевизора звуков, все время сопровождающих их дома.

На основании всего этого родители Евы и Карстена приняли общее решение: «В четыре-полпятого телевизор выключается. А если кто-то хочет посмотреть что-то вечером, то мы будем договариваться об этом заранее».

Ева и Карстен сочли, что это жестоко. Родители множество раз были вынуждены блюсти новое правило, собственноручно нажимая кнопку выключения, потому что дети этого не делали. Однако по прошествии нескольких недель все привыкли и даже были довольны таким распорядком. Разумеется, время от времени дети смотрели телевизор, но с тем же удовольствием они разговаривали или читали.

В доме этой семьи только один телевизор – в гостиной, в комнатах детей телевизоров нет. Многие, возможно, скажут, что такие правила чересчур суровы – и это нормально, ведь у каждой семьи свои привычки. Следует понимать, как мы хотим жить, и в соответствии с этим устанавливать правила – и, разумеется, следить за их соблюдением.

Не менее, а то и более актуальная проблема многих семей – использование компьютера и других устройств. Сколько времени детям можно играть в компьютерные игры (и в какого рода игры)? Как долго дети могут находиться в режиме многозадачности, то есть смотреть телевизор, общаться в Интернете и делать уроки одновременно? Важно, чтобы мы, взрослые, задумывались: какой мы хотим видеть жизнь семьи, чему мы придаем значение, каковы наши принципы и ценности? Также важно руководствоваться собственными принципами и ценностями, решая вопрос о том, как следует и как не следует использовать цифровые технологии, да и в других решениях, которые мы принимаем от лица своих детей и от себя лично.

Разумно начать с самих себя, ведь мы – пример для детей. Насколько мы должны позволять внешнему миру отвлекать нас, когда мы с детьми, – должны ли мы проверять электронную почту, читать СМС-сообщения, одновременно играя с пятилетним ребенком? Надо ли брать трубку, когда мы беседуем с одиннадцатилетним? Нам хорошо известно, что дети нуждаются в нашем внимании, активной настройке и слушании. Возможно, поэтому нам следует отложить мобильный или iPad, когда мы играем или говорим с ребенком. Расти с родителями, взгляд которых вечно прикован к экрану, чье внимание занимает что-то другое, которые как будто находятся где-то в другом месте, а не рядом, не очень-то полезно для самооценки ребенка. А если мы хотим, чтобы ребенок был внимательным в разговоре с нами, то для начала нам самим следует быть внимательными.

Личные границы родителей

Родители устанавливают ограничения, руководствуясь важными принципами и ценностями, и зачастую это связано с их личными потребностями. Строгие правила, введенные в семье Евы и Карстена, связаны с потребностью их родителей в тишине и домашнем покое, а также с их желанием проводить время не за совместным просмотром телепередачи или фильма, а иначе – например, в общении и разговорах.

Появление детей означает вхождение взрослого в новую роль, требующую способности отставить свои потребности в сторону и направить все свое внимание на потребности ребенка. Но в то же время дети нуждаются в людях, которые честны сами с собой, живут в согласии со своими ценностями, собственным самоощущением и ответственностью. Дети должны видеть маму и папу такими, какие они есть на самом деле, а не просто двоих людей, играющих свои роли. Мы не можем играть роль родителя, не вложив в нее самих себя, ведь родительство коренным образом преобразует нашу жизнь. Оно показывает наши сильные и слабые стороны, немало от нас требует и вмещает в себя столь многое, что мы можем быть родителями, лишь будучи самими собой.

Что это значит? Это значит, что нам необходимо осознавать свою родительскую роль – как раз потому, что дети пробуждают в нас столько «неизведанного». Мы ответственны перед этими малышами, обязаны развиваться вместе с ними, осознавая: «Это для меня важно, с этим мне тяжело справиться, в этом проявляется мое собственное воспитание» и т. д. Это также означает, что родители стоят у руля, что жизнь семьи строится в соответствии с их принципами и ценностными ориентирами. И еще это значит, что потребности и желания родителей тоже должны приниматься во внимание. Дома должно быть хорошо не только детям, но и взрослым. Поэтому по мере взросления и развития ребенка потребности взрослых должны учитываться все больше и больше. Кроме того, дети должны видеть, что у мамы и папы есть потребности и собственные границы, и бывает, они хотят одного, а не другого и т. п. Взросление с искренними взрослыми поддерживает развитие искренности самого ребенка, его самоощущения и самооценки.

Быть искренним не значит все время угождать собственным желаниям. Порой самым честным поступком станет отказ от удовлетворения сиюминутной потребности в пользу действия, которое способствует укреплению общности или позволяет проявить заботу о том, кто нам дорог или за кого мы несем ответственность. Еще раз мы возвращаемся к значению понимания принципов и ценностей, которыми мы руководствуемся в жизни. На практике понимание ценности «осознанное родительство» может заставить нас согласиться почитать ребенку книгу, даже если мы устали и хотели бы лечь спать. Мы переступаем через усталость, руководствуясь основополагающей ценностью.

Быть искренним порой значит сказать «нет», исходя из потребности, существующей здесь и сейчас: «К сожалению, прямо сейчас я не могу тебе почитать, очень голова болит. Но я почитаю тебе вечером». Если между сиюминутными потребностями и основополагающими ценностями есть противоречие, то каждый из нас сам волен решать, что возьмет верх.

Неосознанное установление границ

Важно с пониманием и осознанностью подходить к установлению ограничений для детей. Границы, в основе которых не лежит одна из трех перечисленных причин (обеспечение безопасности ребенка, прививание нравственных ценностей или удовлетворение потребностей родителей), легко превращаются в злоупотребление родительской властью, унижают ребенка и снижают его самооценку. Не забывайте, что дети находятся в нашей власти. Они не выбирают нас и не могут это изменить, пока не повзрослеют.

Власть – это прежде всего ответственность, а основная ответственность родителей перед детьми заключается в понимании и удовлетворении их потребностей, в том числе при установлении границ. Поэтому важно понимать, чего мы хотим добиться, когда тем или иным образом ограничиваем ребенка или чего-то от него требуем. В противном случае мы, как правило, действуем автоматически, что пагубно влияет на самооценку ребенка и наши с ним отношения. Вот пример благополучного разрешения ситуации, где папа действовал автоматически.

Туре собирается проверить естествознание у двенадцатилетнего Юнаса. Сперва он просит сына внимательно прочитать оба заданных параграфа и как следует запомнить материал. Полчаса спустя Юнас объявляет, что подготовился, а Туре думает, что мальчик, разумеется, читал недостаточно. Он задает пару не очень простых вопросов, чтобы убедиться в том, что сын действительно все усвоил. Юнас не может ответить, а папа продолжает задавать ему все более сложные вопросы. Мальчик теряется все больше и больше. Задав пять-шесть вопросов, Туре раздраженно произносит: «Ты сказал, что подготовился, но что-то этого не видно! Я не буду тратить свое время на такую халтуру!» Юнас расстраивается.

Грете (мама) все это время сидит на диване и все слышит. Она откладывает журнал и обращается к мужу: «Туре, сейчас ты говоришь совсем как твой отец!»

Это замечание поражает Туре. Он помнит, как в детстве сам перестал просить о помощи отца потому, что в ответ почти всегда получал язвительные и обидные комментарии. Туре искренне не хочет делать то же самое с сыном. Он просит у Юнаса прощения и предлагает ему позаниматься еще немного, а потом ответить. Когда Юнас отвечает второй раз, Туре ведет себя намного мягче. Он больше не сбивает сына с толку, а вместо этого пытается ему помочь и поддержать как педагог. Теперь, когда Юнасу не надо отстаивать собственное достоинство, ему проще принимать помощь папы. Обоим приятнее заниматься, обоим это приносит большую пользу.

Мы видим, как мама корректирует папин метод установления границ для сына. Она сознательно делает это в присутствии Юнаса, поскольку хочет быть на его стороне. Она делает это еще и потому, что знает – муж правильно воспримет ее замечание.

Мы как родители поступаем мудро, позволяя себя корректировать. Мама может увидеть в папе то, чего он сам не замечает, – и наоборот. Уверенные в том, что действуем из лучших побуждений, мы порой и не подозреваем, что на самом деле нами движут призраки прошлого, отголоски нашего собственного детства. Однако совсем не лишним будет извлечь их на свет божий: под нашим взглядом они растворяются, а мы, освободившись, можем действовать иначе. Таким образом родители помогают друг другу стать осознаннее.

Я спрашивала у четырнадцатилетних подростков, что делает ругань руганью, то есть почему чьи-то слова воспринимаются как ругань. Все опрошенные были единодушны: «Голос, интонации. Если говорят с обычной интонацией, то, значит, просто о чем-то сообщают». Таким образом, важна форма выражения, а не выбор слов, именно она превращает слова в ругань. Рассмотрим, к примеру, такое обращение к двенадцатилетнему ребенку (изначально нейтральное): «Лежишь здесь на диване и читаешь?» Если это сказано приветливо, то высказывание будет воспринято как простая констатация факта или, возможно, завуалированное приглашение к общению («Привет, вот ты где!»). Если та же фраза произнесена рассерженным или раздраженным тоном, с повышением голоса, то она будет воспринята как упрек, ругань. Форма выражает недовольство положением вещей («Тебе следовало бы заняться чем-то другим, прибраться в комнате, например!»). Форма ругани всегда содержит в себе обвинение или критику: «Я тобой недоволен, ты делаешь все не так, как надо» или еще хуже «Ты не такой, как надо». Порой обвинения высказываются еще и прямым текстом: «Ты ни черта не делаешь, лежишь целыми днями на диване и читаешь комиксы! Что из тебя выйдет?» Ругань – это критика, выраженная языком тела, интонацией, голосом или выбором оскорбительных слов. Дети расстраиваются, когда их ругают, что вполне понятно. Приведу высказывания двух пятилетних детей о том, что они при этом чувствуют:

• «Мне от этого больно внутри».

• «Как будто тебя бьют голосом».

Раздраженное выговаривание – это облегченный вариант ругани. Многие родители выговаривают своим детям и ругают их, зачастую не производя оценку степени риска, – то, что провоцирует ругань, редко таит в себе реальную опасность, ведь не так уж опасно, если вы потратите на две минуты больше, чтобы позволить трехлетнему ребенку сделать что-то самому («Я сам!»). Чувствуете укол совести? Возможно, вы ругаете детей чаще, чем сами считаете допустимым. Успокойте себя тем, что в этом нет ничего необычного: это свойственно нам, людям, но используйте небольшой укол совести для того, чтобы ознакомиться с парадоксами ругани и ее воздействием, о которых речь пойдет ниже.

Ругань, по всей видимости, является привычкой, обусловленной культурой, и мы редко об этом задумываемся. Ругань присутствует и в педагогических учреждениях, и во множестве семей. Можно предположить, что ругань играла определенную роль в процессе эволюции, что на заре времен родители придавали сообщению эмоциональное звучание, когда речь шла о жизни и смерти: «Нет, нельзя хлопать саблезубого тигра по спине!» Бывают ситуации, когда громогласное «нет» оправданно. Проблема же ругани заключается в том, что эмоциональная составляющая неадекватно усилена. Если двенадцатилетний ребенок лежит на диване и читает комиксы вместо того, чтобы делать уроки, это не опасно для жизни. Не смертельна и утренняя задержка на пять минут, позволяющая трехлетнему малышу одеться самостоятельно.

Когда мы отчитываем ребенка, мы упускаем его потребности из виду. Ругающийся человек занят собой и в момент преступления чувствует праведный гнев, но впоследствии порой раскаивается. Исходя из того, что многие родители дают себе клятву ругаться меньше, мы можем понять, насколько это несправедливо.

Как воздействует ругань?

Если бы мы спросили расстроенных родителей, которые только что отчитывали своего ребенка, чего они хотели этим добиться, мы бы, возможно, услышали следующее: «Должны же быть какие-то пределы! Нельзя же позволять ему делать все, что вздумается!» На поверхности мы видим обычное при использовании ругани стремление заставить ребенка делать то, что нужно (или же наоборот – запретить ему делать то, чего делать не следует). Взрослые ругают детей в воспитательных целях. Тогда возникает закономерный вопрос: способствует ли ругань воспитанию? Нет. Ругань имеет не воспитательное, а пагубное воздействие. Особенно если подумать о самооценке, а как раз о ней мы сейчас и думаем.

Ругань вызывает отрицательные эмоции, детям становится грустно и плохо под воздействием жесткого тона взрослого. Ребенок опускает голову, его плечи никнут, он смотрит в сторону или вниз. Возможно, даже начинает плакать. Ругань вызывает у ребенка чувство вины («Я сделал что-то плохое») или стыда («Я не такой, как надо»). Дети постарше порой защищаются или гневаются в ответ, и в результате начинается скандал. Многие дети закрываются, когда их ругают, а если это делать часто, дети могут закрыться совсем. Нам этого совершенно не хочется – все мы больше всего хотим, чтобы наши дети были открыты и веселы.

В прежние времена считалось полезным воспитывать ребенка, пристыжая его, чтобы он взялся за ум. Теперь мы знаем больше, мы заботимся о признании и самооценке. Тем не менее, мы тащим за собой пережитки прошлых дней. Когда ребенок отворачивается, потому что его ругают, взрослый часто говорит: «Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!» Мы приказываем ребенку восстановить контакт, который только что прервали своими нотациями. Сперва мы обрываем контакт своим нецивилизованным поведением, а затем возлагаем на ребенка ответственность за его восстановление. Не слишком ли много для ребенка? Как видим, ругань мешает тому, о чем идет речь в этой книге: формированию у ребенка здоровой самооценки. Частая и сильная ругань губительна для самооценки, поскольку дети становятся боязливыми, неуверенными в себе, собственной значимости и ценности.

Парадокс ругани

Мы, взрослые, редко ругаем друг друга, потому что нам небезразлично, что о нас подумают другие, мы боимся произвести дурное впечатление. Мы смотрим на себя глазами других и корректируем свое поведение, сдерживаем импульсивные порывы гнева и раздражения. Мы стремимся найти приемлемые формы общения, не задевающие других людей. Правда, есть исключение: пары, чьи отношения продолжаются уже достаточно долго, зачастую позволяют себе ругань. Похоже, мы ругаемся только с теми, в ком уверены. Следует подчеркнуть, что в данном контексте ругань – это не то же самое, что искренняя вспышка гнева или порыв отчаяния. Если вы в отчаянии кричите на любимого человека, потому что вами пренебрегли, вас унизили, это не ругань. Скорее это выход чувств, эмоциональная реакция. Ругань же больше напоминает необоснованное обливание помоями.

Мы позволяем себе ругань, когда другой зависим от нас (как, например, ребенок) или если считаем, что другой никуда от нас не денется. Однако это не означает, что ругань способствует укреплению отношений. Отношения сохраняются скорее вопреки ругани, а не благодаря ей. Ругань не созидает, а уничтожает взаимопонимание и близость.

Это беспримерный, поразительный парадокс: мы так озабочены тем, что о нас подумают другие взрослые, и в то же время начисто забываем смотреть на себя глазами ребенка. В обществе взрослых мы боимся произвести плохое впечатление, боимся быть отвергнутыми. Но, общаясь с детьми, мы совсем не думаем о том, какое впечатление производим на другого – то есть на ребенка. Внезапно нас совершенно перестает волновать, покинут нас или нет, понравится наше поведение ребенку или нет. Внезапно мы перестаем бояться быть покинутыми или отвергнутыми, потому что подсознательно понимаем: ребенок не в состоянии нас покинуть. Ребенок способен протестовать, расстраиваться, злиться, но выбрать других родителей он не может. Мне кажется, парадокс ругани – то есть стремление произвести благоприятное впечатление на взрослых и в то же время принятие симпатии ребенка как должного, вследствие чего мы ругаем его, – это пример развращения властью. Мы ведем себя так, будто власть, которую мы имеем над детьми, дает нам право их оскорблять. А следует вести себя совсем иначе – зависимость ребенка должна обязывать нас быть особенно внимательными к тому, чтобы не уязвить его чувство собственного достоинства.

Дорогие читатели, я должна признать, что тоже ругала своих детей и кричала на них. И я ясно видела, что в деле воспитания ругань имеет пагубный, а не полезный эффект. Тогда я спросила себя: почему я это делаю, что заставляет меня ругать своих детей? Я пришла к выводу, что речь идет о бессилии. Я чувствую бессилие, когда мой ребенок не делает так, как я говорю. Вероятно, это ощущение напоминает мне о другом опыте, когда я в каких-то жизненных ситуациях чувствовала себя бессильной. Может быть, я устаю от всего, нервничаю и чувствую, что с меня хватит. «Но ведь каждому иной раз позволено сердиться!» – можете возразить вы. Как мы отмечали выше, гнев – это часть нашей жизни, но он отличается от постоянной ругани. Гнев – естественная эмоциональная реакция в ситуациях, когда нас что-то сильно напугало, когда нарушены наши личные границы. Дети нормально переносят гнев, они должны видеть естественные реакции родителей (во всяком случае, если им помогают понять причины их возникновения). Но они плохо переносят раздражение и гнев взрослых, выплескивающийся на них в форме ежедневной ругани. Конечно, ругань может возыметь действие – в том смысле, что ребенок будет делать то, что сказано, лишь бы его больше не ругали. Но побочные эффекты ругани весьма негативны.

Четырнадцатилетние подростки, с которыми я разговаривала, дали простой и полезный совет: «Скажите это обычным тоном!» Другими словами, проявляйте учтивость и хорошие манеры. Попробуйте говорить обычным голосом, даже если вы нервничаете и расстроены. Используйте будничные интонации, старайтесь понизить напряжение в теле. «Будь добра голосом», – как выразила это однажды моя младшая дочь. Этот совет легко запомнить, но поначалу следовать ему очень трудно. Трудно потому, что мы, взрослые, быстро скатываемся к примитиву, когда чувствуем бессилие. Трудно потому, что мы фактически должны подавлять в себе реакции гнева.

Однако мы можем упражняться. Тренироваться говорить обычным голосом даже в стрессовых ситуациях. Большинство из нас обычно говорит ровным тоном, и нам ясно, к чему следует стремиться, когда стресс одолевает и мы уже готовы сорваться на ругань. Я сама активно работала над «обычным тоном» и должна заметить, что это требует времени, поскольку тяга к ругани укоренилась довольно прочно. Но систематические упражнения дают результаты, а эффект умения подавлять импульсы к ругани так велик, что я все чаще и чаще использую обычный тон – даже в стрессовых ситуациях.

Если вам, как и мне, необходимы упражнения в «антиругани», то, возможно, нелишним будет подумать, действительно ли ваш ребенок заслуживает той грубой критики, которую вы выражаете руганью. Конечно же, он этого не заслуживает! Особенно потому, что детей зачастую ругают за то, что для них совершенно естественно. Для ребенка естественно действовать, не задумываясь о времени, – например, одеваться (это мы спешим, а не они). Совершенно естественно что-то может завладеть всем вниманием ребенка – направляясь в свою комнату одеваться, он привлечен игрушкой, оставленной на полу младшим братом: «Гм… я хочу чуть-чуть поиграть», – думает ребенок. И тут приходит папа, который сердито смотрит и сердито говорит: «Сидишь тут, играешь в машинки! Ты должен был одеться еще пятнадцать минут назад! Почему ты никогда не слушаешься?!»

Ругань очень часто приписывает детям намерения, которых у них нет. У маленького мальчика в тот момент не было никакого желания саботировать отца, но он – ребенок с детским вниманием, которое легко захватывается интересными вещами, попавшимися на пути. И за это его не следует критиковать. Но, разумеется, папа может ему напомнить – обычным тоном, – что уже пора одеваться. Он может выразить это четко и определенно, не нарушая руганью контакт с сыном. И это имеет куда больший эффект, чем ругань. Вероятность того, что мальчик пойдет одеваться, выше, если папа просит его об этом с доброжелательной определенностью.

Наибольшего эффекта от установления границ мы достигаем, воздерживаясь от ругани. Кроме того, так мы еще и избегаем ее негативных последствий. Когда взрослый обращается к ребенку определенно, без сквозящего в голосе раздражения, то вероятность того, что ребенок прислушается к его словам, повышается. Это происходит потому, что сообщение взрослого воспринимается как информация, а не как критика. И ребенку нет необходимости защищаться от его слов, как он защищается от ругани. Разумеется, в некоторых случаях мы должны повторять одно и то же несколько раз, но и тогда следует сохранять ровный тон, без намека на ругань.

Учитесь вместе

Если ругань стала повседневной проблемой, то именно мы, взрослые, должны изменить свое поведение. Но как детям, так и взрослым всегда есть в чем совершенствоваться. Так почему бы не сделать это совместным проектом, как происходит в нижеприведенном примере?

Гудрун (тридцать восемь лет) чувствует, что заходит в тупик в отношениях со своими детьми – восьмилетним Юнатаном и одиннадцатилетней Эммой, которых она воспитывает одна. Она вполне довольна материнством, хорошо справляется с родительскими обязанностями и страшно гордится своими детьми, однако практически каждый день возникают ситуации, когда она их ругает, и дети ходят расстроенные. За ужином Гудрун начинает следующий разговор:

Мама: «Мне кажется, надо работать над тем, что не совсем получается. Я предлагаю каждому в нашей семье поработать над некоторыми вещами. Хотите услышать, над чем вам стоит поработать, или лучше начать с меня?»

Юнатан: «Начнем с меня!»

Мама: «Хорошо. Я думаю, было бы здорово, если бы ты учился смотреть на меня, когда я что-то тебе говорю. И тогда, как мне кажется, тебе будет проще запомнить то, что я сказала. А мне будет проще говорить с тобой спокойно. Сможешь это сделать?»

Юнатан: «Да запросто! Вот, смотри!» (Пристально смотрит на маму.)

Мама (смеется): «Отлично! Теперь ты, Эмма. Я бы хотела, чтобы ты училась убирать за собой, особенно в гостиной. Меня бы это очень порадовало! Можешь это сделать?»

Эмма (немного помедлив): «Да-а, но мне не хочется убирать за всеми, ведь после Юнатана такой же кавардак!»

Мама: «Я говорю только о том, чтобы ты забирала свою одежду к себе в комнату – хотя бы перед сном. Тогда ты будешь знать, где твои вещи, а мне будет легче поддерживать в гостиной порядок. Хорошо?»

Эмма: «Ладно».

Мама: «Прекрасно! Как вы считаете, чему мне стоит поучиться?»

Юнатан и Эмма (едва ли не хором): «Не нервничай, будь спокойнее!»

Мама: «Да, я сама об этом думала. Мне действительно нужно поработать над тем, чтобы быть спокойнее и приветливее: даже когда нет времени, даже когда я, возможно, должна буду повторять вам что-то по несколько раз. Я буду учиться говорить спокойно, а не ругать вас. Договорились?»

Юнатан и Эмма: «Да!»

Мама: «Теперь мы все трое будем учиться чему-то важному, но это может не всегда у нас получаться. Может быть, нам нужен какой-нибудь сигнал, которым мы станем напоминать друг другу о нашем договоре?»

Юнатан: «Мы можем показывать тебе палец, если ты начнешь ругаться». (Ухмыляется.)

Мама: «Хорошо, если вы при этом будете улыбаться, чтобы я знала, что это просто напоминание. Ладно? (Оба кивают.) Отлично. Значит, вы, улыбаясь, показываете мне палец, сигнализируя о том, что я забылась и начала вас ругать. И тогда я могу попросить прощения. Какой сигнал будет служить напоминанием для вас?»

Эмма: «Мне ты просто можешь шепнуть: “Порядок”».

Юнатан: «А мне ты можешь сказать: “Псс”».

Мама: «Вот и отлично, затейники вы мои! Теперь у нас с вами есть план».

Этим разговором Гудрун добивается многого. Она заявляет, что у всех есть потенциал для развития, что не всегда все получается, в том числе у взрослых, и это – нормально. Она высказывает, не прибегая к ругани, чего хочет от Юнатана (чтобы он смотрел на нее) и Эммы (чтобы она за собой убирала), и призывает их этому научиться. Она также дает детям возможность высказаться о том, чего бы они хотели от нее (не быть такой взвинченной), и пообещала им учиться говорить обычным тоном вместо того, чтобы переходить на ругань. Этим она показала и себе, и детям, что принимает свою ответственность, что обязуется удерживать порывы к ругани, заручившись поддержкой детей. Таким образом она повышает вероятность того, что достигнет желаемого: меньше ругани, больше согласия.

Семье на пользу, если все ее члены время от времени ставят себе конкретные задачи, над которыми работают, а детям гораздо веселее учиться чему-то, формировать какие-либо навыки, если и взрослые заняты тем же. Обратите внимание, что Гудрун озвучивает некоторые положительные моменты реализации детских «проектов»: когда видишь, что можешь способствовать чему-то хорошему, то мотивация к действию повышается. Также стоит заметить, что формулировки Гудрун позитивны: не просто прекратить ругань, а учиться разговаривать спокойно. Учиться легче, если знаешь, что именно тебе надо делать, а не только то, чего тебе делать не надо.

Этим методом вы со своими детьми можете воспользоваться в любой момент. Продумайте заранее, чему было бы полезно научиться детям и вам самим, обсудите это со своей второй половиной. Быть может, стоит обратить внимание и на то, как часто вы ругаетесь сами? В любом случае разумно дать ребенку возможность предложить преобразовательный проект для взрослых. Детям, как правило, приятно указать родителям на необходимость совершенствования, и зачастую они попадают в самую точку.

В основе подхода, который использует Гудрун, лежит методика освоения навыков «Детки могут!», разработанная финским психиатром Беном Фурманом и его коллегами, чтобы помочь детям справиться с проблемами в обучении. Подробнее см. приложение 1.

Учитесь самостоятельно

Мы, взрослые, также можем заниматься проектами самосовершенствования. Если вы, как и многие другие, находитесь в плену парадокса ругани, то можете для начала проанализировать собственное поведение. В каких ситуациях вам хочется ругать своих детей? Что вас нервирует или провоцирует? Что провоцирует больше всего? Бывает ли так, что вы не прибегаете к ругани при возникновении подобных ситуаций? Что в таком случае отличает эти ситуации от других или воспринимается вами иначе? Постарайтесь понять, что с вами происходит. Поговорите со своей второй половиной или с тем, кто хорошо вас знает и относится к вам доброжелательно.

Возможно, вам удастся понять, в чем дело. Не исключено, что в своем взаимодействии с ребенком вы обнаружите что-то, вызывающее у вас ощущение бессилия, что и находит выражение в ругани. Следующий шаг – подумать, как вы можете иначе справиться с ощущением бессилия, и поупражняться в этом. Вот некоторые предложения, помогающие сдержаться в типичной ситуации возникновения ругани. Итак, вы можете:

• сделать два-три глубоких вдоха, чтобы собраться;

• напомнить себе, что сейчас вы – взрослый и учитесь переносить бессилие, не теряя головы;

• напомнить себе, что ругань только ухудшает положение и вы зря тратите на нее время и силы;

• высказать то, что у вас на душе, доброжелательным, обычным тоном.

Пусть на вас посмотрят со стороны

Во взаимодействии с детьми можно легко оказаться в порочном кругу, из которого не так-то просто вырваться самостоятельно. Тогда стоит попросить о помощи человека, которому вы доверяете и которого хорошо знаете. Попросите его понаблюдать за вашим общением с ребенком. Не исключено, что он вам подскажет, как изменить свое поведение и вырваться из порочного круга, когда вы ругаете ребенка, а он в ответ вам противоречит.

Поиграйте с ребенком в игры, которые ему интересны

Возможно, это прозвучит несколько странно, однако один из самых лучших способов избежать ругани – это играть с ребенком каждый день. Выделите немного времени, полчаса или больше (минимум двадцать минут), чтобы у ребенка возникло ощущение длительности этого процесса. Предложите ребенку сделать что-нибудь вместе с вами (что-нибудь, что ему нравится). Это может быть ролевая игра, игра по правилам, настольная игра, совместное времяпрепровождение на детской площадке, вы можете вместе порисовать, почитать книгу или сделать что-нибудь еще. Пусть ребенок сам решит, чем вы будете заниматься, а вы согласитесь с ним, даже если сочтете, что это не такое уж интересное занятие. Скажите себе, что будете следовать за ребенком. Попросит ли он вас кем-то быть – примите роль, пригласит поиграть в настольную игру – сделайте это. Суть в том, чтобы быть с ребенком на его условиях. Смотрите на это как на возможность войти в мир малыша без всяких оговорок. Радуйтесь тому, что ребенок с удовольствием проводит время с вами. Жизнь такова, что многим родителям не хватает на это времени. Вторая половина дня и вечер заняты будничными хлопотами: готовкой, уборкой, стиркой, просмотром телепрограмм и отходом ко сну. Попробуйте, несмотря на все заботы, выкроить немного времени, например отложив наведение порядка на более позднее время. Совместная игра приносит свои плоды. Ребенок чувствует, что его видят и ценят, и его самооценка ежедневно получает подкрепление. Он становится спокойнее, когда знает, что ему не надо бороться за ваше внимание, лучше слушается, когда вы говорите, что надо сделать («Пора спать!»). Ежедневная порция гармоничного общения препятствует возникновению ситуаций, которые провоцируют в вас желание прибегнуть к ругани. Если вы до этого не практиковали ежедневную игру с ребенком, то заметите эффект уже через несколько дней. Однако вы должны делать это как следует: отключите звук на мобильном телефоне и отложите его в сторону. Направьте все свое внимание на ребенка и используйте это время, чтобы лучше узнать собственного сына или дочь. Если у вас не один ребенок, то пусть дети по очереди решают, как вы все вместе проведете игровое время.

Благодаря исследованиям последнего десятилетия мы получили новые сведения о головном мозге, которые будут небезынтересны родителям: мозг подростка почти так же пластичен, как и мозг младенца, возможности его развития и потенциал формирования колоссальны в период с двенадцати-тринадцати до тридцати лет. В частности, это значит, что в подростковом возрасте можно укреплять и корректировать самооценку.

В годы, предшествующие половому созреванию, происходит небывалое перепроизводство клеток головного мозга, пик которого приходится на возраст приблизительно одиннадцати лет у девочек и двенадцати у мальчиков. Дети вступают в подростковый период, имея массу новых клеток головного мозга, чье количество значительно превышает необходимое. Мозг едва ли не содрогается от распирающей его новой «команды», он готов формировать связи и совершенствоваться. У подростка море возможностей, поскольку мозг очень восприимчив и открыт для новой информации.

Мы как родители можем использовать знание о пластичности мозга подростков, чтобы наилучшим образом поддержать своих взрослеющих детей, научить их владеть собой и справляться с жизненными трудностями. Мы чуть более подробно остановимся на происходящих в мозге процессах, прежде чем начнем говорить о том, как эффективно помогать подросткам развиваться.

«Сейчас или никогда»

То, что происходит в головном мозге подростка, напоминает процесс, имевший место в первые годы жизни: перепроизводство клеток и установление связей между ними. Клетки, которые включаются в опыт и действие, образуют устойчивые нейронные сети, а неиспользованные клетки пропадают.

«Сейчас или никогда» – выражение, четко отражающее процессы, протекающие в головном мозге, поскольку клетки должны быть использованы и задействованы в нейронной сети, или же они исчезнут без следа. А нейронные пути, которые на протяжении длительного времени будут использоваться, разрастутся и укрепятся. Затем вокруг нейронного соединения возникает своего рода изоляция – миелиновая оболочка, которая способствует увеличению скорости проведения и эффективности воздействия нервного импульса. Ученые описывают такое развитие как нейронный детерминизм – наиболее используемые связи и соединения выживают и укрепляются.

Развитие головного мозга в подростковом периоде характеризуется двумя важнейшими особенностями: мозг специализируется за счет процесса, при котором малоиспользуемые связи теряются, в то время как часто используемые, напротив, разрастаются и укрепляются. На практике это означает, что подростки совершенствуются в том, чему уделяют много времени. Наряду с этим происходит усиление взаимодействия между различными областями головного мозга: отделы, отвечающие за эмоции, все крепче привязываются к сложным мыслительным функциям, таким как планирование и контроль импульсивности. Лобная доля созревает и интегрируется с остальными областями головного мозга. Лобная доля отвечает за способность планировать, мыслить логически и последовательно, думать о нескольких вещах одновременно и управлять эмоциональными импульсами. Интеграция на практике означает, что подростки постепенно научаются мыслить зрело, разумно, понимать и учитывать последствия своего поведения и планировать свои действия, исходя из реалистичных предпосылок.

Пластичность мозга делает подростковый период опасным и в то же время открытым для массы возможностей. Все, чем занимается четырнадцатилетний или восемнадцатилетний человек, весь его опыт влияют на его дальнейшую жизнь. Это не значит, что впоследствии ничего нельзя будет исправить, ведь развитие продолжается на протяжении всей жизни и мозг сохраняет пластичность вплоть до самой смерти. Но никогда больше возможностей для интеграции и специализации навыков и функций не будет так много, как в подростковый период жизни. Поэтому этот возраст предоставляет прекрасные возможности для научения и развития вообще и для укрепления самооценки в частности. К этому мы вернемся еще не раз.

Созревание мозга отчасти регулируется генетической предрасположенностью. Люди рождаются с индивидуальными различиями, и коды, заложенные в генах, по мере взросления человека постепенно активируются. Однако наследственность и среда влияют на развитие подростка в совокупности, так же как и на развитие младенца. Физиология и гены задают рамки развития, а не предопределяют его. Именно среда и получаемый опыт, все события жизни определяют, какие нейронные связи образуются и укрепятся, а какие исчезнут.

Не только гормоны

Резкие смены настроения и горячность подростков принято объяснять выбросом гормонов, сопровождающим половое созревание. Разумеется, гормоны стимулируют эмоциональность юношей и девушек. Но как показывают новейшие исследования, первоочередная причина типичного подросткового поведения – революционные изменения, происходящие в головном мозге. Когда достигается пик готовности клеток головного мозга образовывать активные нейронные соединения, происходят ощутимые изменения в поведении. Результаты исследований говорят о том, что этот период включает в себя совершенно определенные изменения, происходящие со всеми подростками (вне зависимости от культуры, в которой они растут):

• возросшая тяга к новому;

• пренебрежение опасностью и склонность к риску;

• потребность утвердиться перед друзьями теперь сильнее, чем потребность утвердиться в семье.

Последнее родители подростков знают по опыту: отношения с друзьями становятся важны как никогда. Подросткам нужно испробовать все новое и неизвестное, включая то, что представляет опасность. Именно это и есть дилемма развития: с точки зрения эволюции стремление молодежи покинуть отчий дом, чтобы научиться жить самостоятельно и со временем создать собственную семью, обоснованно. Открытый и пытливый разум в этот период необходим, чтобы юный индивид приспособился к возможностям жизни своего поколения и соответствовал его требованиям. Давайте представим (чисто гипотетически), что мозг полностью формируется и созревает к моменту, когда подросток обращается к миру друзей и новых возможностей для самостоятельной жизни. В таком случае едва ли в жизни нового поколения произойдут какие-то значимые изменения по сравнению с поколением предыдущим. Вполне вероятно, что пластичный мозг подростка в сочетании с исследовательским пылом способствует развитию человечества.

В то же время имеется определенная опасность в том, что молодые люди выходят в мир, имея относительно незрелый мозг, что они не обладают потенциалом взрослых, их способностью к здравомыслию, не располагают опытом, необходимым для совладания с окружающим миром. Даже нам, взрослым, порой приходится нелегко. Поэтому мы подробнее остановимся на том, как мы можем поддержать подростка на его неспешном пути прочь из родного гнезда. Многим родителям кажется, что до разума их детей в подростковом возрасте не достучаться – как будто мозг закрыт на реконструкцию. Однако в действительности это не так: в подростковый период мозг открыт для восприятия нового как никогда. Поэтому для описания мозга подростка будет правильнее использовать другую метафору, не из строительной, а из бюрократической области: «На рассмотрении; принимаются предложения для обсуждения». И мы, родители, все еще рядом. Мы представляем собой комитет, разработавший «документы». Документы пока не утверждены: они на рассмотрении, могут вернуться и на доработку… Подросток выходит в мир, но все еще нуждается в надежной базе в лице мамы и папы.

Подростку, как и малышу, необходимо находиться в рамках круга безопасности, совершая передвижения между безопасным укрытием и надежной базой, которые обеспечивают для него родители. Но исследовательской активности и самостоятельности, воплощающимся в верхней части круга, теперь уделяется гораздо больше времени и придается более серьезное значение. Выходы в жизнь происходят уже совсем на другом уровне, нежели ранее. Великий проект становления подразумевает самостоятельность и независимость. Подростки оставляют маму с папой сидеть на диване и выходят в мир к другим людям – или же уединяются в своей комнате, все больше отделяясь, уходя в свою частную жизнь. Но это не должно заставлять нас думать, что мы, родители, лишние и больше не нужны своим детям. Молодежь нуждается в поддержке мамы и папы, пока совершается переход во взрослую жизнь. Самостоятельность все еще зиждется на праве быть зависимым.

Даже почти совсем взрослым молодым людям порой не хватает признания и одобрения матери и отца, пускай и кажется, что это не так.

Атмосфера дома у восемнадцатилетнего Тима часто была неприветливой. Родители критиковали Тима за то, что он ведет себя эгоистично, все время где-то пропадает. Тим кричал в ответ, что они несовременные и не в состоянии понять молодых. Он часто уходил из дома и оставался на ночь у друзей, потому что не терпел домашних скандалов.

При всем при этом он усердно учился и планировал сдать экстерном два дополнительных предмета. Честно признавшись себе в этом, он понял причину: ему хотелось, чтобы мама и папа похвалили его. Тиму было нужно, чтобы родители им гордились.

Подростковый протест – обязателен для всех?

Бытует миф, согласно которому все должны пройти через период «подросткового протеста», что конфронтация с родителями – обязательная составляющая процесса развития. Естественное развитие большей самостоятельности подростков часто неправильно истолковывается: как желание вырваться и чуть ли не прекратить общение с матерью и отцом. Таким образом, протест объясняется тем, что они хотят конфликта с родителями.

Но это не так. Протест необходим только тогда, когда реализация проекта становления ограничивается или в излишней степени управляется взрослыми. Здесь речь идет скорее о реорганизации, о том, чтобы в этот период по-новому выстроить отношения с родителями. Стать самостоятельнее не значит прервать отношения с семьей, это значит регулировать общение и степень близости по-иному, не так, как это было раньше. Работа подростка в области «поиска самого себя» лучше всего протекает в рамках хороших, надежных отношений с родителями. Мы можем назвать это привязанной индивидуализацией: привязанность к родителям сохраняется, в то время как подросток ищет свою индивидуальность.

Таким образом, утверждение, что все подростки должны проходить через период протеста против взрослых, неверно. Однако в действительности мы можем утверждать, что затяжной конфликт с родителями плохо сказывается на самооценке подростка. Поскольку он все еще нуждается в маме и папе, поскольку он на самом деле хочет общения и понимания. Правда и то, что в ходе процесса индивидуализации легко разгораются конфликты, как в случае с Тимом и его родителями. Мы, взрослые, можем волноваться по поводу увеличившейся степени свободы нашего подросшего ребенка. Мы порой боимся того, что подросток подвергнет себя опасности, или же того, что направление его развития будет негативным. Вы помните тревожную музыку, о которой мы говорили в части II книги? Поведение ребенка может пробудить в нас тяжелые чувства, наподобие того как зловещая музыка предупреждает зрителя, что сейчас в фильме произойдет нечто ужасное. Потребность подростка в независимости воспринимается некоторыми родителями как такая вот тревожная музыка. И в этом случае мы реагируем соответственно: скатываемся на более примитивный уровень и забываем об осознанном родительстве.

Что касается наших подросших детей, им нелегко балансировать между потребностью в близости и потребностью в независимости, и они противятся попыткам родителей проявлять избыточную властность. Обе стороны пытаются взять отношения под свой контроль. Во многих семьях это превращается в борьбу, которая отражается как на самооценке ребенка, так и на самооценке родителей. Подросток чувствует себя непонятым, а родители ощущают свое бессилие.

В этой главе мы подробнее остановимся на том, как помочь развитию самостоятельности. Для этого мы обратимся к концепции круга безопасности, которая нам хорошо известна из части II книги. Кроме того, мы познакомимся с несложной моделью и некоторыми понятиями, почерпнутыми из исследований родительских отношений с подростками.

Чтобы человечество продолжило свое существование, молодежь должна выходить в жизнь и вступать в новые отношения. Природа так устроила, что во всякой культуре взрослеющие дети обладают заложенной с рождения тягой к новому, исследовательским пылом, естественным стремлением к самостоятельности и отделению от матери и отца, что необходимо для создания собственной семьи. И, как нам известно, мозг подростка находится в процессе бурного развития, он открыт для обучения новому, когда молодой человек постепенно переходит во взрослую жизнь.

«Кто я?» «Чего я хочу?» «Каково мое место среди других людей?» Это серьезные и значимые вопросы, связанные с поиском себя, самоощущением и самооценкой, на которые подростки так или иначе пытаются найти ответы. Быть взрослым непросто в обществе, где все, казалось бы, возможно, где во многом приходится самому определять границы.

Западное общество, частью которого мы являемся, предъявляет нам определенные требования – в частности, требование самостоятельности. От молодых людей ожидают того, что они проявят себя как отдельные индивиды и возьмут ответственность за себя в собственные руки. Они должны принимать серьезные решения в различных сферах жизни, они должны отвечать «да» или «нет» возможным возлюбленным. Они должны разобраться, чем хотят заниматься, выбрать для себя определенный стиль, понять, какими они хотят себя видеть. Давление на самоопределение и самоощущение молодых людей огромно, потому что возможностей невероятное количество, информационный поток чрезвычайно велик, а ценности изменяются.

Мы выпускаем подростков в непростую действительность. То, что мы собираем для них в дорогу, должно вооружить их для встречи с миром, в котором им предстоит вести взрослую жизнь. Лучшее «вооружение», по всей вероятности, закладывается, когда подросток ощущает теплую поддержку в процессе развития самостоятельности. Он учится сразу двум вещам: развивает самостоятельность и в то же время узнает, что быть привязанным к другим и получать помощь – это естественно. Здоровая самооценка как раз и предполагает умение поддержать самого себя, а кроме того – при необходимости искать близости и помощи у других. И, разумеется, быть тем, кто и сам способен помочь другим.

В контексте формирования здоровой самооценки для нас важнее всего поддерживать своих детей так, чтобы они наилучшим образом были вооружены и подготовлены, смогли справиться с давлением самоопределения, чтобы они могли на нас опереться. Так, чтобы они осмелились повзрослеть. Но давайте остановимся и подумаем, что на самом деле значит быть взрослым.

Что значит быть взрослым?

«Переехать из дома родителей и взять ответственность за себя в свои руки», – возможно, ответите вы. Но что это значит в контексте самооценки? Какова самооценка молодого человека, готового быть ответственным за свою жизнь? Давайте вернемся к определению самооценки: здоровая самооценка – это умение слышать самого себя, принимать свои чувства плюс способность проявить свои чувства во взаимодействии с другими людьми. Здоровая самооценка, таким образом, предполагает умение действовать, опираясь на свои ощущения и чувства.

Но ведь быть взрослым в нашем понимании как раз и означает решительность и способность действовать: взять на себя ответственность и сделать, влиять на ход вещей, вмешаться при необходимости. Значит ли это, что наличие здоровой самооценки – достаточное условие для того, чтобы считать себя взрослым? Ведь многие съезжают из родительского дома и принимают ответственность за самих себя, имея не особенно высокую самооценку. И многие взрослые страдают от низкой самооценки на протяжении всей жизни: быть не особо в себе уверенным – довольно обычное дело.

Важно отметить, что ответственность взрослого заключается вовсе не в том, чтобы быть всегда и во всем уверенным. Взять ответственность порой значит показать свою неуверенность. К примеру, может случиться, что вы как родитель не уверены, сможет ли подросток остаться дома один на выходные. Вы проявите бóльшую ответственность, если скажете: «Я сомневаюсь в том, что это пойдет тебе на пользу. Давай еще раз это обсудим», а не «И речи быть не может». Но, разумеется, в том случае, если вы действительно не уверены.

Быть взрослым также значит включаться в равноправные отношения с другими людьми. Люди – стадные животные, и мы не можем справляться со всем в одиночку. Адекватная самооценка поможет сказать «да» другому человеку, когда вы почувствуете, что это правильно. Это предпосылка вступления в новые отношения после отделения от родителей. Адекватная самооценка также предполагает умение сказать «нет», оградить себя от нежелательного общения. Не только почувствовать «нет» своим нутром, но и суметь сказать это вслух другому: «Нет, я не хочу». Чтобы взрослый был способен сказать «да» другому человеку (например, в любовных отношениях), он должен иметь детский опыт эмоционального принятия окружающими. Чтобы взрослый был способен сказать «нет», в детстве ему должно было быть позволено себя ограждать. И то и другое закладывается в имплицитную память, чтобы мозг был в состоянии выстрелить «да», когда это нужно, и «нет», когда это необходимо.

Одним словом, чтобы повзрослеть и быть ответственным в отношениях, необходимо иметь разносторонний опыт – как включенности, так и установления границ. Здесь мы подходим к проекту становления подростка: он находится на пути прочь из родительского дома, ему нужно уйти и со временем самому стать родителем – уже в собственном доме. Ему надо стать ответственным взрослым, но он пока еще не стал им. В чем он нуждается? В опыте включенности, принятия другими и установления границ. Правильнее будет сказать, что подросткам нужно чувствовать, что они все еще принимаются, то есть привязаны к родителям, но при этом получать поддержку в умении отгораживать себя от нежелательного (подробнее о личных границах мы поговорим в главе 12).

Молодые люди движутся навстречу самостоятельности, но все еще не созрели для того, чтобы позаботиться о самих себе. Способность отстаивать собственные границы, мужество противостоять давлению извне еще недостаточно развиты. Поэтому молодежи труднее справляться с трудностями, если дома их не ждет безопасное укрытие. Основополагающий вопрос «Смотрят ли они за мной?» все еще не потерял свою актуальность. Забота и поддержка, которую мы оказываем, имеют огромное значение для формирующейся самооценки подростков. Приведу пример, иллюстрирующий вышесказанное.

Тринадцатилетняя Камилла через пару недель начнет ходить в среднюю школу[5]. Она слышала, что многие начитают курить в восьмом-девятом классе, и боится давления со стороны сверстников. Сама она не хочет начинать курить, но боится, что не выдержит давления группы и сделает это. Либо же будет чувствовать себя лишней, если все будут курить, а она нет. Камилла делится своими переживаниями с мамой, которая предлагает ей выход, позволяющий противостоять возможному давлению:

«Может быть, вы с подругами заранее договоритесь о том, что не станете курить? Тогда ты будешь не одна, так легче сказать “нет”». Мама и Камилла некоторое время обсуждают различные способы уйти от давления. Они говорят и том, что, вероятно, давление не будет таким уж сильным. Но Камилла все еще обеспокоена. Она вдруг говорит: «Мам, слушай, а мне вообще-то можно курить?» Мама несколько шокирована, такого поворота она не ожидала: «Нет! Я не хочу, чтобы ты курила! Нет, тебе нельзя курить». – «Значит, я так и скажу: мне запрещают курить, вот и все!» Вот теперь Камилла успокоена. Разговор закончен. Камилла – ребенок, который может опереться на свою маму.

Тринадцатилетняя девочка в этом примере совсем юна. Она нуждается в том, чтобы родители ее «удерживали». Она знает, что ей предстоит столкнуться с элементами взрослого мира, и чувствует потребность в том, чтобы о ней позаботились как о ребенке. Ей идут навстречу, и это способствует ее развитию. Установка «мне не разрешено курить» со временем преобразуется в установку «я не хочу курить». Та же основополагающая потребность в поддержке родителей сохраняется у всех подростков, пока они постепенно не научаются управлять своими решениями.

Баланс между великим проектом становления и все еще сохраняющейся потребностью в заботе и присмотре достаточно трудно удержать, и решение этой задачи требует от родителей многого.

Подросток может вас отвергнуть

Нам хорошо известно, что ребенок стремится пробовать свои силы, постигать жизнь. Потребность в исследовании проявляется, как мы знаем, почти сразу после рождения. Подростковые же годы характеризуются всеобъемлющей потребностью в самостоятельности. Стремление покинуть надежную базу, родителей, у взрослеющего ребенка гораздо сильнее и глубже, чем у малыша. Кроме того, подросток может вас отвергнуть, если вы не поддерживаете его проект становления и без должного уважения относитесь к стремлению своего ребенка обрести самостоятельность. Этого не сделает десятилетний, восьмилетний или двухлетний ребенок. Девочка-подросток может хлопнуть дверью и уйти к подруге. Она не станет ни о чем вам рассказывать, если не будет рассчитывать на вашу поддержку. Мальчик-подросток способен уйти в свою комнату, к приятелям или закрыться в себе, если не будет чувствовать, что вы готовы его выслушать. И оба могут лгать, чтобы не впускать в свою жизнь маму и папу. Их зависимость от вас уже не тотальна: если вы не даете им пространства для обретения самостоятельности, подросток расчистит его сам, пусть и за счет нарушения контакта с родителями. А все потому, что самостоятельность для наших взрослеющих детей чрезвычайно важна.

Подросток в вас нуждается

Однако мы знаем, что подростки все еще нуждаются в родительской заботе. Да, они могут отвернуться от вас, но не без ущерба для собственной самооценки. Неуемное стремление к самостоятельности не означает обретения зрелости достаточной для того, чтобы обходиться без помощи. Подростку лучше, когда рядом с ним большие, умные и добрые взрослые, к которым все еще можно обратиться, – это укрепляет его самооценку. Переход от детства к взрослости (с сопутствующим созреванием головного мозга) совершается гораздо проще, когда на родителей можно опереться. Вы остаетесь надежной базой в жизни подросшего ребенка, даже когда он уезжает на дачу с друзьями или закатывает глаза, демонстрируя, что вы «безнадежны».

Если мы хотим, чтобы взрослеющие дети обращались к нам за поддержкой, говорили с нами, доверялись нам (насколько это возможно в подростковом возрасте), то мы должны подготовиться, овладеть необходимой для этого квалификацией. Мы должны заслужить статус безопасного укрытия. Или, говоря иначе, стать располагающими к себе родителями. Почему? Как раз потому, что подросток уже не так зависим, как раньше, и может от нас отгородиться. Нельзя ожидать от подростков, что они будут искать в нас безопасное укрытие или обращаться к нам за поддержкой, если мы не сможем зарекомендовать себя в качестве компетентных и дельных наперсников и сподвижников. Мы вовсе не должны ходить вокруг них на цыпочках, но это требует от нас осознанной работы по соблюдению баланса между принятием и поощрением растущей самостоятельности подростков и их сохраняющейся зависимостью от нас.

Это очень важный момент, поэтому остановимся на нем подробнее. Когда ваш ребенок был младенцем, ответственность за удовлетворение его потребностей целиком и полностью лежала на вас. Ответственность остается на вас на протяжении всего периода роста и взросления ребенка, однако он довольно рано начинает пробовать свои силы и исследовать жизнь. При помощи настройки и принятия мы постепенно учим ребенка распознавать свои чувства и эмоции, осознавать свои возможности. Так формируется самоощущение и личная ответственность. Желание двухлетнего ребенка сделать что-то самостоятельно («Я сам!») знаменует начало великого проекта становления, который по-настоящему разворачивается в подростковом возрасте. Разница между двухлетним и шестнадцатилетним заключается, в частности, в том, что первый полностью в вашей власти, потому что вы взрослый, в то время как второй способен вас отвергнуть – или потому, что стал слишком самостоятельным, или потому, что отдает самостоятельности высший приоритет, подойдя вплотную к взрослой жизни.

В подростковом возрасте самооценка может быть как укреплена, так и подорвана. Мы поспособствуем ее укреплению, проявляя к своим взрослеющим детям внимание и заботу, продолжая быть для них все теми же большими, умными и добрыми родителями, поддерживая их и присматривая за ними в их постепенном отдалении и отделении от нас. При помощи осознанного родительства мы можем даже залечить раны, полученные в предшествующие периоды детства, ведь мозг подростка пластичен и находится в процессе изменения. Если мы, конечно, подготовимся и овладеем необходимой родительской квалификацией, чтобы подросток мог нас принять и воспользоваться нашей помощью. В главе 13 вы прочитаете о родителях, которые принимают осознанные решения, направленные на устранение вреда, нанесенного ранее самооценке их ребенка.

Как поведал нам Эйстейн в начале главы, в этой фазе взросления особую значимость обретает доверие со стороны родителей, для подростка оно значит больше, чем многое другое. Вера родителей в то, что их почти взрослый ребенок, пробуя и ошибаясь, будет учиться на своих ошибках, вера в то, что он справится и найдет себя в жизни. Кроме того, ответ Эйстейна предполагает, что родителям не все равно. Мы не должны равнодушно взирать на то, что пятнадцатилетний подросток напивается, нам следует выразить свое отношение к этому, но не лишая при этом парня или девушку права в дальнейшем обретать собственный опыт. Иначе говоря, мы, родители, должны уважать подростковый проект становления, но не отступаться при этом от своих взрослеющих детей. Мы должны немного отпустить их, но в то же время встречать с распростертыми объятиями, быть ответственными по отношению к ним, предоставлять им безопасное укрытие – любить их вне зависимости от того, как они поступают.

Ваш козырь – это теплая поддержка. На практике это означает способность и желание вслушаться в потребности подростка, определить его положение в круге безопасности, понять, нуждается ли он в вас, или же не стоит вмешиваться и ему мешать. То есть во взаимодействии с подростками (как и во взаимодействии с детьми помладше) принципиально ничего не меняется, однако теперь родители в значительно большей степени должны осознанно стремиться к тому, чтобы ослабить хватку, позволив молодым людям обретать опыт самостоятельно или в общении со сверстниками. Мы подробно остановимся на тех моментах, которые нам необходимо осознавать, чтобы грамотно достичь настройки, позволяющей подростку почувствовать, что мы охотно подставим ему плечо, если он будет искать в нас опору.

Делайте все возможное, чтобы сохранить контакт

Большинство родителей стремятся к контакту и близости со своими детьми, пока те совсем маленькие. Однако многие несколько отдаляются, когда малыши вырастают и бóльшую часть времени проводят с друзьями. Подростковое стремление к общению с друзьями может привести родителей к мысли, что они утратили значимость в глазах своего ребенка, но это не так. Хотя подросшие дети проводят с родителями меньше времени, теплота и внимание со стороны матери и отца имеют для подростка огромное значение. Множество раз – в автобусе, на улице, в кафе – я слышала разговоры подростков и была потрясена тем, как часто они говорят о родителях: «Мама сказала…», «Папе нравится, что…», «Твоя мама всегда…», «Мои родители хотят, чтобы…», «Папа смеялся как сумасшедший, и тут…», «А мама просто…». Быть может, когда подростки собираются вместе, мы ближе к ним, чем подозреваем? В разгар реализации проекта становления мы остаемся для них непреходящей ключевой опорой.

Чтобы сохранять контакт с детьми на протяжении всего периода их роста и взросления, мы должны следовать за их развитием, интересоваться тем, чем они интересуются, немного узнать о том, чем живет молодежь. Таким образом нам удастся не утратить связь с внутренним миром своих взрослеющих детей.

Муна, мама шестнадцатилетнего Мортена, совсем не интересуется футболом. А ее сын, похоже, только им и живет. Он ходит на тренировки несколько раз в неделю и часто гоняет мяч с приятелями в свободное время. Мортен внимательно следит за тем, что происходит в мире футбола, и какое-то время живо интересовался конфликтом, разгоревшимся в Норвежской футбольной ассоциации. Муна решила читать спортивные новости и следить за развитием этого конфликта, чтобы иметь возможность говорить с Мортеном о том, что его так занимает. Сам по себе футбольный конфликт ее совсем не интересовал. А вот проникнуть в мир Мортена и быть там вместе с ним – в этом она была действительно заинтересована. Поэтому Муна следила за футболом вообще и за этим пресловутым конфликтом в частности, таким образом она могла задавать сыну соответствующие вопросы и участвовать в оживленной беседе Мортена с папой, который тоже был весьма увлечен футболом.

Хеннингу, отцу четырнадцатилетней Анетте и двенадцатилетней Лине, пришлось нелегко, когда обе дочери долгое время не на шутку увлекались «Властелином колец». Лично ему не особенно нравился жанр фэнтези, и он никогда не читал ни одну из книг трилогии. Когда младшая дочь попросила его почитать ей книгу вслух, он сделал отважную попытку, но вынужден был сдаться. Для него это было слишком. Поэтому Лине пришлось самой взяться за чтение толстенного тома. Но Хеннинг не отступил – он повел дочерей в кино, а потом дважды посмотрел с ними все три фильма. Он купил сборник DVD и проводил субботние вечера перед экраном телевизора, на котором разворачивалась эпопея «Властелина колец». Он счел, что важно заглянуть в мир, который так захватил Анетте и Лине. Провести с девочками несколько часов перед телевизором было для него проще, чем читать книгу вслух. Теперь он мог участвовать в разговорах о Голлуме и Шелоб, обсуждать саундтрек. И поскольку Хеннинг внимательно отнесся к жгучему интересу девочек, он смог вызвать их удивление и радость, положив под елку подарки из мира «Властелина колец».

В обоих примерах взрослые немного проникают в мир детей, что позволяет продолжить общение на их условиях. Это как аффективная настройка в период младенчества, но на условиях подросшего ребенка. Настройка дает детям ощущение, что их видят и принимают, – «Мама или папа рядом, они со мной». Это укрепляет самооценку. Посмотрим на это с точки зрения подростка: «Я знаю, что мама и папа принимают мои интересы, я чувствую их поддержку. Значит, я имею право быть собой». Это питает самоощущение и самооценку, которая как раз и подразумевает принятие себя, внимательное отношение к самому себе (в противоположность критическому и осуждающему).

«Но (возможно, возразите вы) не могу же я делать вид, что мне интересно, только для того, чтобы угодить подростку? Что тогда останется от моей личности? Какой пример я буду подавать?» И это верно. Подросток должен видеть, что у мамы и папы есть собственные интересы, что они искренни в отношениях с детьми. Однако здесь речь идет не об «или – или», а об «и – и». Как маленьким, так и большим детям полезно и важно знать, что родители стоят на своих ногах, то есть живут собственной жизнью, имеют личные интересы и приоритеты; что их радости связаны не только с детьми. И что в общении с детьми они проявляют себя как личности, имеющие собственное мнение и собственные потребности. В то же время детям полезно и важно знать, что родители вместе с ними знакомятся с теми областями жизни, исследованием и изучением которых они заняты, которые увлекают их в настоящий момент; что мама и папа принимают это, демонстрируя свой интерес и участие.

Вы не становитесь менее искренними, проникая в мир увлечений ребенка, пусть даже вам в действительности не так уж и интересно. Хеннинг, к примеру, не изменяет себе и не кривит душой в общении с дочерями, проявляя интерес к «Властелину колец», хотя изначально эта эпопея его совсем не интересовала. Напротив, его отцовство проявляется более зримо. Это происходит потому, что выбор в пользу осознанного родительства подразумевает наличие живого интереса ко всему, чем живет ребенок. Таким образом, у нас как родителей есть собственный интерес, заключающийся в том, чтобы следовать за ребенком туда, где он находится. В том числе когда он, вырастая, выбирает путь, который мы сами ни за что бы не избрали.

Проявляя внимание к своим взрослеющим детям (как это делают Муна и Хеннинг), мы поддерживаем с ними контакт и остаемся для них надежной базой и безопасным укрытием. Подростку, который чувствует себя принятым, будет проще обратиться к взрослому в момент, когда возникнет потребность в помощи и поддержке. Контакт сохранен, он готов к использованию и в том случае, когда что-то не ладится. Когда возникают трудности, мы проявляем свою родительскую квалификацию, пытаясь вжиться в ситуацию и представить ее глазами подростка. Стремление к настройке превращает нас в родителей, дарящих тепло и поддержку.

Старайтесь слышать, а не поучать

Подросткам нужны «спарринг-партнеры», готовые увидеть ситуацию их глазами, а кроме того – проанализировать выбор, перед которым они стоят. По-настоящему вслушиваясь в подростковые радости, горести и сомнения, вы проводите серьезную работу по формированию самоощущения и самооценки, и вот почему:

1. Подростку дается помощь в том, чтобы познать самого себя на новом для него этапе жизни. Ему помогают разобраться в собственных чувствах и переживаниях. Это внутренняя составляющая самооценки – самоощущение, контакт со своим внутренним миром.

2. Подросток чувствует, что его принимают и поддерживают, он испытывает обновленное ощущение того, что для него и его чувств найдется место. Это межличностная составляющая самооценки – развитие личностного самовыражения («Я могу выразить свои чувства, мне не нужно прятаться»).

3. Подросток приобретает навык рефлексии и анализа происходящих в его жизни событий, привыкает смотреть на вещи под разными углами, обучается диалогу и обсуждению. Одним словом, он учится думать.

Нам известно, что лобные доли головного мозга находятся в процессе бурного развития в подростковый период и в последующее десятилетие жизни. Лобные доли отвечают за развитие высших психических функций, за такие операции, как планирование, логическое мышление и способность регулировать эмоциональные реакции и импульсы. Демонстрируя интерес и выслушивая подростка, мы вступаем в диалог, в процессе которого способствуем развитию у собеседника высших функций, то есть умения мыслить и оценивать. Это повышает универсальную готовность человека к жизни, и это полезно для самооценки («Я тот, кто может мыслить и оценивать»).

Однако многие родители сталкиваются со следующим: подростки не особенно заинтересованы в том, чтобы обсуждать с ними свою жизнь («Я последняя, с кем она захочет разговаривать», «Он выходит из комнаты, когда я пытаюсь серьезно с ним поговорить»). Это может происходить по разным причинам, зависящим от конкретной ситуации в семье. Но, как правило, причина заключается в том, что многие родители уступают своему желанию наставить ребенка на путь истинный. Они начинают его поучать, пытаются воспитывать, надеясь вбить в его голову хоть немного здравого смысла, ведь сам он просто не понимает, что для него лучше… во всяком случае, с точки зрения родителей. Соблазн прибегнуть к назиданию и поучению в момент, когда подростку прежде всего требуется, чтобы его выслушали, может быть очень сильным. Я знаю это по себе. Порой у меня возникает жгучее желание транслировать дочерям знание, в котором они, на мой взгляд, так нуждаются. Но по опыту мне известно, что они, скорее всего, не станут внимать моим нравоучениям, ведь им нужно, чтобы я их выслушала, а не поучала. Они нуждаются в том, чтобы я психологически следовала за ними, чтобы их позиция была отправной точкой нашего диалога. Когда мне это удается, вот тогда наш разговор складывается. Возможно, он продолжается меньше, чем мне того хотелось бы, но это мои проблемы. Дети и подростки быстро учатся, им не требуются долгие разговоры для того, чтобы почувствовать себя понятыми и, вероятно, открыть для себя что-то новое.

Мозг развивается и созревает, когда подросток пользуется им сам, а не пускает в ход готовый к употреблению родительский опыт. И один из способов стимулировать подростка напрячь мозг – выслушать его, а не поучать, быть с ним там, где он находится. В воспитании мы достигаем большего, отодвинув в сторону желание воспитывать, как бы парадоксально это ни звучало. Мы обратимся к двум средствам настройки, о которых уже говорили в главе 4. Они помогут нам следовать за подростком, особенно когда он проявляет недовольство и нам хочется поставить его на место.

Активное слушание

При помощи активного слушания мы пытаемся понять чувства подростка, суть его слов. На практике это означает на время забыть о собственных догадках, предположениях и теориях и направить все свое внимание на эмоциональное сообщение девушки или юноши, находящегося перед нами. А кроме того, выразить то, что мы поняли, – так, чтобы подросток увидел наш интерес и наше стремление посмотреть на ситуацию его глазами. Обратимся к примерам.

Эмма (шестнадцать лет): «Мне нечего надеть! Я не могу пойти в гости…»

Мама: «Ты хочешь выглядеть нарядно?»

Эмма: «Да-а! Слушай, как лучше: в этом или в том?»

Хокон (тринадцать лет): «Мне скучно! Делать нечего…»

Папа: «Ты хочешь найти себе занятие? Может быть, вместе с кем-то?»

Хокон: «Да, но никого из ребят нет дома. Пойду на баскетбольную площадку, может, там кто-нибудь есть».

Анита (четырнадцать лет): «Сегодня заменяла училка, тупая как пробка!»

Мама: «Похоже, ты очень недовольна?»

Анита: «Да не то слово!»

Мама и папа не сообщают в ответ на слова ребенка что-то от себя, не дают никакой оценки. Они лишь формулируют то, что, как им кажется, является сутью высказанного ребенком. Они могут ошибаться, но в данных случаях попадают в точку. Чувства подростков приняты и разделены, дети в какой-то степени успокаиваются и сами находят решение.

Активное слушание требует полной отдачи. Не получится просто сказать себе: «Ну да, я попробую немного послушать, но все-таки ей следует заканчивать с этими жалобами». Все, что вы думаете, будет выражено языком тела и затмит вашу неуверенную попытку выслушать подростка. Чтобы слушать по-настоящему, требуется решимость, активное стремление к этому – и все это в дополнение к теплоте отношений. Мамина реплика «Ты хочешь выглядеть нарядно?» произносится с теплотой и эмпатией. Попробуйте услышать то же высказывание, но произнесенное с сарказмом – тогда вместо активного слушания мы получим активное поношение. Активное слушание предполагает отказ от наставлений и поучений, оно требует принятия решения быть вместе, рядом с подростком, пытаться вникнуть в его состояние.

Отражение

Отражение представляет собой ответ на высказывание, отражающий содержание этого высказывания (в противоположность активному слушанию, при котором мы пытаемся заглянуть за словесную оболочку и проникнуть в чувства подростка). Отражение заставляет нас вникнуть в то, что фактически произносит подросток. Чисто технически отражение является несложным методом, предполагающим практически дословное повторение высказывания. Однако это может стать непростой задачей, поскольку при этом мы должны сдерживать свои реакции. Отражение – весьма эффективный метод слушания в ситуации, когда подросток:

• недоволен, взволнован или чем-то возмущен;

• хочет поговорить о чем-то деликатном.

Давайте посмотрим, как реагирует недовольная учительницей Анита, когда мама использует отражение.

Анита: «Сегодня заменяла училка, тупая как пробка!»

Мама: «Ты считаешь учительницу, которая сегодня была на замене, тупой?»

Мама не выносит собственного суждения высказыванию дочери: она не соглашается с ним, но и не приводит аргументов против. Она просто повторяет высказывание Аниты и таким образом подтверждает: «Ты видишь это так». Вследствие этого Анита чувствует, что ее принимают, и у нее возникает желание продолжить.

Анита: «Да. Ну, в общем, она особенно ничего не говорила, просто дала нам какие-то скучные задания».

Отражение действует как приглашение развернуть первое высказывание, и это вдохновляет маму продолжить.

Мама: «Значит, на твой взгляд, она ничего не говорила, а просто дала вам скучное задание?»

Анита: «Да, мы же ничему не научились!»

Мама: «Гм… так ты считаешь, что вы ничему не научились?»

Анита: «Нет, на самом деле сегодня можно было и не ходить в школу, смысла в этом все равно не было».

Мама: «То есть ты считаешь, что из-за этой учительницы сегодня не было смысла идти в школу?»

Анита: «Да. (После небольшой паузы, очевидно, задумавшись.) На самом деле я не уверена, что все сочли ее такой глупой. А потом, может, она и станет нормальной учительницей, когда у нее будет побольше опыта».

Мы видим, что отражение имеет множественный эффект: Анита чувствует, что ее принимают, и раскрывает свое недовольство временной учительницей и учебным днем. Таким образом мы больше узнаем о ее восприятии происходящего. И, кроме того, мы наблюдаем интересную вещь – Анита начинает анализировать свое высказывание и добавляет: «На самом деле я не уверена, что все сочли ее такой глупой» – и продолжает: «А потом, может, она и станет нормальной учительницей, когда у нее будет побольше опыта». Поскольку ее восприятие не было отвергнуто, Анита получила возможность рассуждать дальше, подумать и оценить ситуацию со всех сторон. На эмоциональном уровне она ощутила надежность, которая позволила ей лучше разобраться в собственных мыслях, ей незачем было защищаться или скрывать то, что она чувствует. Принятие, которое заложено в отражении, сделало это возможным. Переживания, которые принимаются и тем самым признаются, можно спокойно исследовать. Мы чуть ли не видим, как отражение помогает лобным долям головного мозга Аниты создавать новые связи: «Гм… возможно, все не так просто, как мне сперва показалось».

Достичь этого было бы трудно или же вовсе невозможно, если бы мама начала с осуждения: «Анита! Нельзя же так говорить о людях! Ведь вести уроки в девятом классе совсем не просто». Как бы отреагировала четырнадцатилетняя девочка? Вероятно, закончила разговор и занялась бы чем-нибудь другим. Возможно, она разочарованно резюмировала бы: «Ты все равно ничего не понимаешь». Если подросток сочтет, что его мнению не придается должного значения или оно не признается, ему не захочется продолжать разговор. А это мешает посмотреть на ситуацию с разных сторон и взвесить другие возможности.

Тем не менее, многие могут счесть, что отражение, использованное мамой Аниты, выглядело несколько неестественно. Поэтому нелишним будет вспомнить, что отражение можно применять в более легком варианте. Мы можем отражать сказанное подростком своими словами, вместо того чтобы его цитировать.

Анита: «Сегодня заменяла училка, тупая как пробка!»

Мама: «Учительница плохо провела уроки?»

Анита: «Да, она просто дала нам неинтересное задание, мы такое уже делали раньше».

Мама: «То есть вы не узнали ничего нового?»

Анита: «Нет, не было никакого смысла сегодня идти в школу».

Многие могут счесть, что такое отражение выглядит естественнее, нежели его радикальный вариант, показанный в первом примере. Причина в том, что, во-первых, легкий вариант в меньшей степени напоминает «попугайский язык», а во-вторых, при его использовании становится совершенно ясно, что вы действительно поняли сказанное, поскольку переформулируете содержание высказывания своими словами. Здесь, правда, существует опасность исказить исходное сообщение и, возможно, в некоторой степени утратить мотивирующий эффект, приглашающий к дальнейшему общению.

Анита: «Сегодня заменяла училка, тупая как пробка!»

Мама: «Учительница плохо провела уроки?»

Анита: «Я этого не говорила! Я просто считаю, что она действительно глупая».

Мы также можем отражать, резюмируя то, что было сказано подростком в ходе или в конце беседы: «То есть ты сказала, что…» Таким образом мы продемонстрируем, что ухватили суть сказанного, и вместе с тем проверим, правильно ли поняли своего ребенка. Зачастую отражение в форме резюмирования воспринимается как наиболее естественное и правильное.

Чувствовать, что тебя «прочувствовали»

Эффект активного слушания и отражения таков: подросток чувствует себя «прочувствованным». Если твои чувства приняты и разделены, то для самооценки это как бальзам. И помните: иметь потребность в том, чтобы почувствовать себя «прочувствованным», не значит быть ребячливым, это просто значит быть человеком. Загляните в себя – нам хочется быть понятыми, особенно когда нам тяжело. Для подростка это важно вдвойне, ведь ранимость и неуверенность зачастую преобладают в этот период жизни.

Способность и желание активно слушать, умение пользоваться отражением в диалоге с подростком – ключевые предпосылки для налаживания контакта, ведь слушающий родитель располагает к себе. Подросток, который видит, что мама и папа беспокоятся о том, о чем он думает и какие чувства испытывает, в большей степени заинтересован в диалоге с родителями, в том, чтобы с ними делиться и использовать их в качестве «спарринг-партнеров». Это объясняется очень просто (и это верно для всех нас): когда нас слушают по-настоящему, мы чувствуем себя принятыми, успокаиваемся и становимся более открытыми к диалогу. То же самое происходит и с подростком, которого вы каждый день видите дома.

Когда вас встречают активным слушанием или отражением, вы можете проанализировать собственные мысли и чувства, увидеть новые возможности. Осуждение и попытка поучить часто приводят к прерыванию диалога (помните: подросток уже достаточно взрослый, чтобы отвергнуть вас), и, как следствие, подросток теряет возможность развития, не извлекает полезный опыт. Мы опять приходим к парадоксу: в воспитании мы достигаем большего, отодвинув в сторону желание воспитывать.

В отношениях с подростком запросто можно переусердствовать с опекой или, наоборот, недоглядеть за ним. Излишняя опека провоцируется страхом того, что наше дитя не убережется от всевозможных опасностей, подстерегающих его в жизни. Недоглядеть мы способны, если будем чрезмерно поддерживать самостоятельность своего ребенка – и сделаем это раньше, чем следует. Важная родительская задача – передача ответственности в полном соответствии со способностью и желанием подростка взять ее на себя.

В этой главе мы научимся быть авторитетными взрослыми, находить баланс между теплотой и необходимой требовательностью. Мы научимся тому, как «выполнять мониторинг», выражаясь научно. То есть отслеживать происходящее в жизни подростка, иметь возможность вмешаться и направить, если это необходимо.

«Видеть» подростка

О потребности ребенка быть увиденным на протяжении всего периода взросления и роста говорится очень много. И едва ли можно переоценить значение этой потребности. Видеть подростка – это совсем не то, что видеть младенца. Для этого требуется родительская подготовка иного рода. «Видеть» ребенка – значит учитывать в отношении к нему два главных аспекта (теплоту и требовательность), находить баланс между ними и смещать акцент по мере взросления ребенка:

1. Установить контакт, использовать аффективную настройку и слышать по-настоящему = теплота.

2. Осуществлять надзор, приглядывать и оберегать = требовательность.

Для маленького ребенка безопасность (2) имеет такое же значение, что и контакт (1). Способность родителей защитить и успокоить малыша в первые годы его жизни создает ощущение надежности и безопасности, учит ребенка регулировать стресс. Для подростка эти потребности неравнозначны. Ему требуется меньше надзора (2) и больше доверия, веры в то, что он со всем справится сам. Однако потребность в близости и контакте (1), желание быть увиденным все еще сохраняются. Поэтому надо несколько ослабить контроль, но вот отпускать совсем – опасно (в том числе и для самооценки подростка). Отпустить подростка прежде, чем он станет достаточно зрелым для самостоятельности, – значит его бросить. В этом случае у него могут возникнуть проблемы с установлением границ и саморегулированием. На первый взгляд крутой – возможно, но на самом деле – неуверенный в себе. Мы поговорим о том, что происходит, когда нарушается баланс контроля, то есть о чрезмерном и недостаточном контроле.

Чрезмерный контроль

Нам не нужно углубляться во все детали того, как шестнадцатилетний юноша провел время на вечеринке или о чем четырнадцатилетние болтают на Facebook. Подросткам необходимо иметь зону, свободную от наблюдения, где они могли бы почувствовать самостоятельность и разобраться в том, кто они и какими хотят стать в жизни за пределами семьи. Не надо за ними шпионить.

У тринадцатилетнего Конрада есть собственный компьютер, но папа установил программу, позволяющую ему следить за тем, как сын его использует. Папа в любой момент может наблюдать, что именно Конрад видит на своем мониторе, и таким образом целиком и полностью контролирует все, что сын делает за компьютером. Обнаружив это, Конрад принимает крутое решение: никаких игр и интернет-общения дома. Он начинает больше времени проводить у друзей, где получает больше свободы.

Папа в этом примере зашел слишком далеко. Это экстремальный вариант мониторинга. В результате отец теряет контроль, который изначально хотел обеспечить. Конрад выходит из поля зрения, таким образом отвергая надзор со стороны отца. Этот пример показывает последствия авторитарного контроля над подростком – требовательности, лишенной теплоты. Отец Конрада не вживается во внутренний мир сына, не принимает в расчет его потребность иметь частную жизнь. Он чрезмерно, авторитарно управляет жизнью сына.

Младшим подросткам должно быть позволено иметь зоны, свободные от родительского контроля. Они должны это чувствовать, поскольку это важная составляющая проекта становления. Однако папа может поговорить с тринадцатилетним сыном о правилах поведения в Интернете, это обязан сделать каждый родитель. Еще папа может и должен поговорить с сыном о том, в какие игры можно играть, а в какие нет, почему чего-то не следует делать и почему он хотел бы установить некоторые границы.

Чрезмерный надзор и контроль со стороны родителей в этот период оттолкнут подростка, потому что потребность обеспечить себе собственное исследовательское пространство в этом возрасте обострена. Если подросток лишается подобной свободы (к примеру, не получает разрешения пойти на вечеринку или его отпускают с условием вернуться домой слишком рано; или его заставляют играть на фортепьяно, в то время как ему больше интересен хоккей), тогда он вынужден сам освобождать для себя это пространство. А каким образом взрослеющий ребенок может это сделать? Начинает лгать родителям или избегает контакта с ними. В этом случае родители теряют возможность не только осуществлять тот контроль, который они так хотят обеспечить, но и видеть своего ребенка, то есть сохранять с ним контакт и обсуждать повседневную жизнь. «Теплое» пространство теряется, когда авторитарная строгость родителей вынуждает подростка осуществлять проект становления вне дома. Чрезмерный контроль препятствует созданию естественного свободного пространства, так ему необходимого. Родители полностью теряют контроль, слишком его усиливая. А подросток недополучает родительское тепло и поддержку, в чем он по-настоящему нуждается. В такой ситуации проигрывают обе стороны.

Недостаточный контроль

Подросшим детям, как и ребятам помладше, необходимо видеть: «Взрослые приглядывают за мной». Недостаточный надзор способен ударить по самооценке.

Шестнадцатилетний Турбьерн с двумя своими приятелями в первый раз поехал на дачу без взрослых. Предполагалось, что он вернется домой в воскресенье, часам к восьми вечера. Но автобус не следовал расписанию, и, когда Турбьерн доехал до своей остановки, расположенной в десяти минутах ходьбы от дома, было уже почти двенадцать ночи. Мобильный разрядился, приятели остались на даче еще на день, поэтому подросток не смог предупредить родителей о своей задержке. Он боялся, что дома все очень волнуются, и едва ли не бежал, так что сумка билась о спину. Турбьерн хотел избавить родителей от томительного ожидания и напрасного волнения. Он радовался возвращению домой и предстоящей встрече с мамой и папой. «Наверное, они приготовили что-нибудь вкусненькое», – думал он на бегу.

В полночь Турбьерн стоял в коридоре, ожидая, что сейчас к нему устремятся родители, начнут его обнимать и спрашивать, все ли с ним в порядке. Но в гостиной было темно, и во всем доме не было слышно ни звука. Турбьерн потрясенно осознал, что родители и младший брат уже легли спать. Никто его не ждал, никто не волновался. Турбьерн пошел спать с ощущением растерянности и одиночества.

На следующий день, за завтраком, родители спросили его, во сколько он вернулся домой и понравилась ли ему поездка. О беспокойстве по поводу его позднего возвращения не было сказано ни слова. Турбьерн тоже ничего не сказал о том, какой стресс он пережил. Ему было стыдно за свои ожидания, за то, что он предполагал, что родители будут за него волноваться, встретят его ужином и окружат заботой.

Родители же, разумеется, радовались тому, что сын благополучно вернулся домой. Они испытывали некоторую гордость оттого, что легли спать, не дожидаясь его. Тем самым они продемонстрировали, насколько ему доверяют. Родители Турбьерна давно считали, что их сын уже достаточно взрослый, чтобы самому за себя отвечать.

Что происходит в этой семье? Родители озабочены проектом становления больше, чем сам подросток. Они недостаточно чутко отзываются на его потребность в безопасности и обращаются с ним как со взрослым, который несет за себя полную ответственность. Турбьерну остается устыдиться собственных ожиданий того, что он будет встречен как нашедшийся ребенок. Это плохо скажется на его самооценке.

Бывает трудно сладить с обеспокоенными и нервничающими родителями, но полное отсутствие беспокойства – это еще хуже: и теплота, и требовательность в некоторой степени размываются. Из-за произошедшего Турбьерн думает, что его родителям все равно. Он, конечно же, знает, что они его любят, но сосущее чувство стыда говорит ему, что теперь он занимает в жизни мамы и папы не такое место, как раньше. Быть может, они с радостью ждут, когда он уедет из дома? Эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову.

Если бы родители Турбьерна узнали о том, что их сын думает и чувствует по поводу своего возвращения домой, то выразили бы свое несогласие. Они любят сына и желают ему добра. Но их ошибка заключается в том, что они ожидают самостоятельности, когда Турбьерн к ней еще не готов. Они слишком рано прекращают мониторинг, в меньшей степени проявляют заботу о мальчике, как будто выставляя его за пределы круга безопасности.

Оптимальный контроль

Что значит держать в меру крепко? Это вы должны определить сами, исходя из знания собственного ребенка и условий среды, в которой вы живете. В большинстве же случаев родители подростков стараются уберечь своих детей от курения, употребления алкоголя, наркотиков, раннего сексуального дебюта и нарушения закона. Однако подростку может понадобиться теплая защита, связанная с другими, не столь из ряда вон выходящими сторонами жизни, которые, тем не менее, весьма значимы. Отношения с друзьями, например. В жизни подростка происходит многое, что бывает не так просто увидеть. Мы и не должны знать всего. Но подростку лучше с чуткими родителями, которые внимательны к нему и его жизни.

Возможно, будет нелишним воспользоваться советом одного весьма неглупого отца троих детей: «Я не хочу создавать для моих мальчишек тепличных условий, но стараюсь быть эдакой подушкой безопасности – если что-то случается, я тут как тут». Он держит своих ребят не слишком сильно, но всегда присутствует рядом, готовый вмешаться, если это потребуется. Быть может, он замечает, что по лицу его четырнадцатилетнего сына пробегает тень, когда тот узнает, что его приятель этим летом не пойдет в поход с ночевкой. Функция подушки безопасности будет реализована, если папа заметит эту тень и спросит: «Ты расстроен, Эрленд? Ты хотел, чтобы Аким тоже пошел в поход?» Так Эрленд не остается наедине со своими переживаниями и получает возможность поговорить с отцом о том, чем заняты его мысли, – к примеру, о том, почему этим летом Аким не пойдет в поход.

Мне кажется, что это – дельный совет. Мне нравится считать себя эдакой подушкой безопасности для моих повзрослевших детей. Они ведь во мне нуждаются. Не удерживать слишком сильно, но и не отпускать. И еще один совет – не стоит быть слишком строгими по отношению к самим себе: еще не один раз по лицам детей будет проскальзывать тень недовольства или печали, которую мы не заметим или же не сумеем на это должным образом отреагировать. Но стараться быть рядом, когда что-то происходит, – это мы можем.

Не просто контролировать, но включаться и помогать

Одно дело – контролировать, другое – помогать. Порой без помощи можно обойтись, однако приятно, если ее все же оказывают. Если подросток видит, что родители протягивают ему руку помощи, делают это по собственной инициативе, это укрепляет его самооценку. Рассмотрим следующий пример.

Семнадцатилетняя Нора учится на втором курсе колледжа. Помимо учебы у нее еще масса дел и забот: тренировки по гандболу два раза в неделю, пробежки с подругой, работа в продуктовом магазине по субботам и бурная социальная жизнь в общении с друзьями. Другими словами, совершенно обычная насыщенная подростковая жизнь. Еще она прошла прослушивание на участие в капустнике в колледже. Это ежегодное событие – в Осло каждый колледж делает новогоднюю постановку. И Нора должна играть в постановке своего учебного заведения. График репетиций весьма напряженный, ведь капустник в колледже – это вам не шутки: приглашаются профессиональные консультанты, с этим событием связаны серьезные амбиции. В ноябре репетиции проводились два раза в неделю, в декабре каждый день и затягивались до позднего вечера. Все предновогодние дни, в том числе праздничные, были посвящены репетициям.

По-настоящему напряженный график, который может обеспокоить многих родителей: а что, если все это скажется на учебе и оценках? Или того хуже: что, если ребенок будет недоедать и недосыпать и вымотается вконец? Родители Норы не сомневались в том, что участие в капустнике пойдет дочери на пользу, и поддерживали ее интерес.

Однажды вечером, когда репетиции только-только начинали набирать обороты, мама сказала Норе: «Ты знаешь, все это будет весьма непросто, хотя, безусловно, очень интересно. Я тут подумала, чем бы я могла тебе помочь, чтобы ты не так уставала». Нора заинтересованно слушала, глядя на мать. «Хочу предложить тебе вот что: я могу забирать тебя из колледжа после репетиций. Наверное, не всякий раз, но так часто, как у меня будет получаться. Особенно в декабре, когда вы начнете репетировать ежедневно. Еще я позабочусь о том, чтобы холодильник был полон еды, чтобы ты могла брать ее с собой и нормально питаться каждый день. Что ты по этому поводу думаешь?» – «Ой, мама, спасибо! Здорово! Я думаю, это поможет».

Мама много раз заезжала за Норой темными ноябрьскими и декабрьскими вечерами. В машине по дороге домой они вовсю обсуждали радости и трудности жизни новоявленной труппы. Спустя несколько недель после окончания этого насыщенного периода, когда Нора вернулась к обычному ритму жизни (учебе, урокам, гандболу, пробежкам и друзьям), она сказала маме как-то вечером: «Знаешь, мам, так хорошо, что ты забирала меня с репетиций и все такое, это мне очень помогло. И вообще было приятно. Особенно потому, что ты сама это предложила. Я хоть поблагодарила тебя как следует?»

Без сомнения, все это пошло Норе на пользу, а также укрепило ее отношения с матерью. Способствовало ли это укреплению самооценки Норы? Я считаю, что да. Я думаю, Нора чувствовала, что ее видят и заботятся о ней, причем неожиданным для нее образом. Поэтому, вероятно, правильнее будет сказать, что мама старалась найти и отыскала Нору, в том смысле, что увидела ее потребность прежде, чем сама Нора ее ощутила. История о Норе и ее маме повествует и о ценностях. Мама научила дочь одной важной вещи: мы помогаем друг другу. Нора наверняка запомнит этот опыт и воспользуется им в жизни. И, как говорилось выше, осознанное отношение к ценностям, то, на что человек ориентируется в жизни, является составляющей самоощущения и самооценки.

Мама Норы демонстрирует нам, что значит теплота в отношении к подростку. Она заинтересована, она поддерживает, она готова помочь. Именно это дает ей возможность быть также и требовательной. Мама включена в жизнь дочери. Она в курсе событий, и поездки на машине сыграли в этом не последнюю роль – мама имела возможность узнать, что беспокоит семнадцатилетнюю девушку. Мама с дочкой установили контакт, который Нора хорошо принимает, поэтому она послушается, когда однажды маме понадобится проявить требовательность или установить ограничения: «Знаешь, Нора, важно, чтобы ты начала серьезнее относиться к деньгам. Мне кажется, тебе стоит научиться обходиться тем, что есть в твоем распоряжении. Так что теперь я не буду давать тебе деньги сверх определенной реалистичной суммы, о которой мы с тобой договоримся. Что ты на это скажешь?» Мама Норы осуществляет родительские полномочия, основываясь на теплоте, она сохраняет уважительное отношение к дочери и тогда, когда предъявляет ей требования. Именно в этом и заключается авторитетное родительство.

Родители многих подростков ежедневно подвергаются испытаниям на прочность в осуществлении своих полномочий – они теряют контроль, стоят и бранят строптивых юношу или девушку, которые не хотят ничего слушать. Каким образом мы можем проявлять уважение к проекту становления подростков и в то же время осуществлять родительские полномочия? Как добиться оптимального контроля, выполнять действительно эффективный мониторинг?

Мы знаем, что подросток отдалится от нас, если мы будем относиться к нему без должного уважения. Поэтому первая заповедь родителей подростков такова: демонстрируйте понимание и уважение к чувствам юношей и девушек, к их потребности в самостоятельности и независимости. «Ну это само собой разумеется», – возможно, скажете вы. Однако многие взрослые, сами того не замечая, упускают этот момент из виду. Вероятно, это происходит потому, что обеспокоенность родителей берет верх и заставляет их устанавливать ограничения, чтобы удержать своих взрослеющих детей подальше от таких опасностей, как дурные привычки и плохие компании, употребление наркотиков и алкоголя. В результате подростки порой скрывают то, к чему родители относятся с неодобрением. Таким образом, родители лишаются возможности быть в курсе происходящего и осуществлять контроль. А подросток, вероятно, в отсутствие поддержки со стороны собственных родителей лишается уверенности в себе.

Открыться или вновь запереться

Результаты исследований, проводившихся в последнее десятилетие, говорят о том, что установление ограничений в отношении подростков – это вопрос прежде всего коммуникации, а не контроля. Возможность выполнять мониторинг жизни подростка появляется у родителей тогда, когда их взрослеющий ребенок сам делает выбор в пользу открытого диалога с матерью и отцом, когда он сам решает рассказывать им о своей жизни. Это так важно, что следует остановиться на этом подробнее.

Многие родители считают, что надзор и контроль реализуются посредством расспросов и указаний: «С кем ты был сегодня вечером?», «Ты не поедешь на дачу, об этом не может быть и речи!». Однако возможность быть включенным и влиять на жизнь подростка заложена прежде всего в благоприятной семейной атмосфере, располагающей к тому, чтобы ребенок рассказывал о своих буднях, о радостях и горестях, делился сомнениями и опасениями. Подростки больше открываются, когда встречают теплоту и понимание, но закрываются, сталкиваясь с критикой и вспышками гнева. Таким образом, ключом к сохранению известного влияния на подростка являются не расспросы и контролирование, а напротив – наша способность выслушать и понять. Мы вступаем в общение со своими детьми, когда заинтересованно их слушаем, мы прерываем это общение, критикуя и указывая. В следующей главе мы увидим, что значит устанавливать ограничения посредством доверительного общения.

Только когда мы будем достаточно подготовлены к роли родителей подростка, научимся повседневному уважительному взаимодействию, можно задуматься об эффективном установлении ограничений для ребенка, вовсю осуществляющего проект своего становления. Установление границ важно по тем же трем основным причинам, что и для детей помладше:

• потребность в безопасности и присмотре;

• потребность в обучении;

• личные границы родителей.

Возраст ребенка имеет большое значение, ведь тринадцатилетнему требуется гораздо большее участие и руководство со стороны родителей, чем восемнадцатилетнему. Постепенно, по мере развития самостоятельности подростка, установление ограничений будет перемещаться в направлении от установления границ к их обсуждению. Поэтому установление ограничений для подростков можно в большей степени рассматривать как обучение, а не как контроль. Обсуждение того, как лучше поступить, проговаривание возможных последствий образуют в мозге подростка соответствующие связи, учат задумываться о последствиях своих действий и способствуют формированию ответственного отношения к себе и окружающим. Поэтому очень важно, чтобы у родителей и подростков сохранялся диалог, дающий маме и папе возможность проявить себя в качестве наставников. Границы, в установлении которых подросток принимает участие, входят в репертуар его саморегуляции. Авторитарные команды или вызовут сопротивление (правила будут нарушены, как только подросток скроется за ближайшим углом), или же пресекут развитие самостоятельности и тем самым ударят по самооценке.

Установление границ для защиты подростка

Младшие подростки – это детский разум во взрослом теле. Они нуждаются в требовательных взрослых, которые будут их направлять, устанавливать для них четкие границы. Границы, защищающие от элементов взрослой жизни, к которым дети на данном этапе еще не готовы. В то же время эти границы не должны лишать подростков некоторой независимости, права на осуществление проекта становления. Соблюсти такой баланс весьма непросто.

В той или иной ситуации разумно прибегнуть к оценке рисков: существует ли реальная опасность? Есть ли угроза жизни либо здоровью? Не слишком ли сын мал для этого? Готова ли дочь к этому? Какова степень риска? Изменится ли ваше мнение, когда все будет позади, по прошествии времени? Или же это ваши собственные страхи прорываются наружу и заставляют вас устанавливать для ребенка такие ограничения? Возможно, поведение подростка отзывается в вас зловещей музыкой из фильма «Челюсти» – то есть вас самих что-то гложет, и именно это усиливает вашу тревогу за ребенка? Может ли ваш запрет стать серьезной помехой в развитии самостоятельности? Если в результате оценки рисков вы понимаете: «Это действительно опасно» или «Это не пойдет дочери на пользу» – и осознаете, что и по прошествии времени не измените свою позицию, то, по всей видимости, границы необходимы.

Четырнадцатилетняя Майя и ее подруга-ровесница Кристин светились от радости, рассказывая маме Майи о том, что они выиграли билеты на датский лайнер из Осло в Хиртсхальс[6]. «Конечно, мы не можем поехать одни. Нужно, чтобы с нами был кто-то совершеннолетний, но мы с этим разобрались – двоюродной сестре Кристин через две недели исполнится восемнадцать, и она сразу согласилась поехать!» – с большим воодушевлением говорили девочки.

Мама Майи моментально произвела оценку рисков. Дело ясное, никаких бесплатных поездок в Хиртсхальс для Майи и Кристин. Девочкам она сказала: «Понимаю, что это очень заманчиво. Однако вы еще слишком юны, чтобы отправиться в такую поездку вдвоем, а сестра Кристин еще недостаточно взрослая, чтобы за вами присматривать, хотя она скоро и станет совершеннолетней». – «Не вредничай, мы сами сможем о себе позаботиться, ведь ночевка всего одна. К тому же это бесплатно! Ты не должна запрещать нам ехать!» – ответствовала Майя, а Кристин одобрительно кивала. «Вероятно, вы думаете, что познакомитесь там с молодыми людьми, будете танцевать и веселиться, но ведь пассажиры лайнера, идущего в Хиртсхальс, как правило, – люди среднего возраста. Ну а множество подвыпивших стареющих мужчин уж точно с удовольствием потанцуют с вами, – сказала мама спокойным тоном. И продолжила: – Мне кажется, вам будет крайне неприятно оказаться там без сопровождения взрослых». Девочки переглянулись и несколько сконфуженно промолвили: «Ой, об этом мы не подумали…» Довольно быстро они сошлись на том, что такого рода поездку лучше отложить на несколько лет.

Мама была уверена в своей правоте и установила не допускающее возражений ограничение. Оценить риски в данной ситуации, на ее взгляд, было нетрудно. Что касается примера из начала главы 11 (Ханна сердилась на нас с отцом за то, что мы запрещали ей отправиться в поездку с друзьями), все было не столь однозначно, как в случае с Майей и ее подругой. Оценку рисков мы произвели вместе с Ханной. Мы довольно долго обсуждали, что может пойти не так; объясняли дочке, почему мы сомневаемся в том, что стоит ее отпускать; взвешивали пользу, которую она могла бы извлечь из этой поездки. Я помню, как это было трудно, поскольку все были сильно вовлечены эмоционально. Ханна хотела поехать, мы были обеспокоены тем, что могло случиться.

Зачастую произвести грамотную оценку рисков действительно сложно. Каждого родителя время от времени терзают сомнения, и все ошибаются: бывают чересчур строги или, напротив, слишком уступчивы. Зачастую непросто быть родителем подростка. Будем помнить об этом, продолжая разговор об установлении ограничений, не будем слишком строги по отношению к самим себе, ведь мы имеем право медлить, заблуждаться, раздумывать и советоваться с другими родителями, чтобы разобраться в ситуации. К слову, история с Ханной закончилась тем, что она все-таки получила разрешение отправиться в поездку. Мы вооружили ее несколькими основополагающими установками, и она вернулась домой целой и невредимой.

Проявляйте озабоченность

Здравый смысл и научные данные говорят о том, что пренебрежение потребностью в безопасности не идет на пользу нашим взрослеющим детям. Безопасность включает в себя множество аспектов, но сейчас мы поговорим о том, который часто становится причиной споров между родителями и их детьми, – времени возвращения домой. До которого часу подросток может гулять? Это зависит от правил, действующих в месте вашего проживания, от существующих условий. Быть может, вам стоит скооперироваться с другими родителями и установить для детей единое время возвращения домой. Куда легче отправиться домой, когда и другие это делают. Нам следует озаботиться тем, чтобы дети вовремя приходили домой. Порой родителям нет дела до того, где гуляют их дети, как поздно они возвращаются. Разрешение свободно болтаться с ребятами постарше и взрослыми в субботу вечером не полезно для самооценки, не говоря уже о том, что это может быть небезопасно.

Не проявлять беспокойства – это все равно что выставить своего ребенка за пределы круга безопасности, в мир, где он пока еще не способен сам о себе позаботиться. Таким образом, время возвращения домой – это вопрос, требующий установления ограничений, которые мы постепенно будем снимать – по мере взросления и развития наших детей. Так, скажем, девятнадцатилетние разбираются с этим сами. В то же время разумно говорить об ограничениях, чтобы подросток понимал, что речь идет о защите. Но что делать, если подросток нарушает установленные родителями границы?

Вмешайтесь, но не наказывайте

Важно понимать, что наказание – не разумный выход. Поставьте себя на место четырнадцатилетнего мальчишки, который несколько раз поздно возвращался домой и в наказание получил трехнедельный домашний арест. После уроков надо идти прямиком домой, нельзя приглашать к себе друзей, нельзя встречаться с ними вне дома. Что вы почувствуете? По всей видимости, вы сочтете, что родители вас не понимают, мешают вам вместо того, чтобы поддерживать. Контакт между вами и родителями не улучшится. У вас не возникнет большего желания посвящать их в свою жизнь – скорее наоборот.

Наказание, такое как домашний арест и лишение привычных благ, отталкивает подростка или заставляет его отдалиться, запереться в себе. Таким образом родители не расширяют, а ограничивают возможности воздействия на своих взрослеющих детей. Как правило, подросток воспринимает наказание как непонимание («Они даже не пытаются понять, каково мне после этого!»). Мы можем обратиться к собственному опыту: часто, столкнувшись с непониманием, мы испытываем сильные негативные эмоции, которые делают нас агрессивными или заставляют отдалиться. То же происходит и с подростками, особенно если их не понимают родители, в поддержке которых они нуждаются больше всего.

Но мы можем серьезно поговорить со своим взрослеющим ребенком. Выслушать его мнение: например, ограничения по времени возвращения домой установлены слишком строго или же имеются причины, затрудняющие своевременное возвращение домой. Вы можете рассказать о своей обеспокоенности, о том, как вы волнуетесь, если не знаете, где находится ваша дочь, если вам не удается связаться с вашим сыном. Вы можете подчеркнуть, что границы установлены так, как установлены. Одним словом, стоит серьезно поговорить, и чтобы обе стороны имели возможность высказаться. Поговорить серьезно – да, но не обвиняющим, ироничным, раздраженным или гневным тоном. Только так мы можем защитить своих детей – защитить, не ограничивая их самостоятельность и не мешая реализации проекта становления.

Последствия – это совсем не то, что наказание

Порой поступки имеют совершенно естественные последствия, например уменьшение суммы денег на карманные расходы, если подросток потратил деньги совсем не на то, на что планировалось. Или же отказ мамы одолжить дочери новый дорогой зонт, если та за прошедший месяц потеряла уже три. Легкомысленность и невнимательность в этих случаях имеет последствия, из которых можно извлечь урок, но это вовсе не то же самое, что наказание. Бывает непросто увидеть разницу между наказанием и последствиями. В этом случае можно задать самому себе вопрос такого рода: уменьшение еженедельной суммы на карманные расходы – это естественное следствие поступка, из которого можно извлечь урок, или же чистой воды возмездие? Наказание, как правило, имеет уничижительный, а не воспитательный эффект. Однако мне кажется, мы должны быть мягче и начинать не с последствий, а все-таки с обсуждения и попытки достигнуть новых договоренностей.

Тем не менее, бывают ситуации, когда необходимо решительное вмешательство родителей. Например, сопровождение подростков: мы можем отвозить и забирать их, можем предъявлять жесткие требования или влиять на них другим способом. Когда требуется вмешательство и как его осуществить? Я не могу ответить на этот вопрос, поскольку все зависит от обстоятельств и отношений между родителями и детьми. Однако мы можем прибегнуть к оценке последствий: если подросток в опасности, то естественным следствием из этого должно быть наше вмешательство. Это не должно быть наказанием, а лишь следствием сложившейся ситуации и проявлением родительской ответственности.

Если вы как родитель чувствуете, что не можете повлиять на ситуацию, и серьезно беспокоитесь за своего ребенка, то самым ответственным шагом с вашей стороны в этом случае будет обращение за помощью. Поговорите с родными и друзьями, с людьми, которым вы доверяете, кто хорошо вас знает и расположен к вам. Если же это не помогает, значит, необходимо обратиться за профессиональной помощью. Поверьте, в глубине души подросток хочет, чтобы вы о нем беспокоились.

Пока подросток находится внутри круга безопасности, нам, по большому счету, не стоит волноваться. Пока он пускает родителей в свою жизнь, пока нам известно, чем он живет, что с ним происходит, пока мы обходимся без чрезмерного контроля – развитие должно идти нормально, своим чередом.

Разумеется, вы вправе рассердиться

Бывают ситуации, когда мы искренне сердимся, и эта реакция совершенно естественна. Например, в ситуации, подобной этой: четырнадцатилетний Йенс решил покататься на машине и съехал в кювет. Мальчик не пострадал, но машину сильно помял. В данном случае искреннее проявление гнева действует двояко. Мать и отец выплескивают страх за сына, огорчение, вызванное его беспечностью, и расстройство, связанное с предстоящим ремонтом автомобиля. Йенсу их гнев показывает серьезность произошедшего и дает понять, почему четырнадцатилетним строго-настрого запрещается водить машину. Кроме того, в такой ситуации родителям следует беспристрастно и серьезно поговорить с сыном о вождении – так, чтобы и Йенс имел возможность высказаться.

Естественный искренний гнев в случаях, когда имеет место угроза безопасности или когда речь идет об оскорблении или нарушении границ, – часть жизни семьи. Обоснованная реакция гнева должна быть выражена. Однако многим из нас, взрослых, не помешает задумываться о том, действительно ли обоснован наш гнев, и совершать осознанную оценку рисков. Не абсурдно ли впадать в ярость просто потому, что школьный рюкзак валяется на полу в коридоре? Неужели надо так кипятиться из-за того, что дочь так долго занимает ванную? Заслуживает ли сын такого раздражения с моей стороны потому, что не сделал уроки?

Будьте тем, кому можно открыться

Подростки вполне способны выдержать искренние реакции родителей (и более того – они в них нуждаются). Но наши взрослеющие дети не должны постоянно испытывать страх спровоцировать вспышку гнева. Мы можем быть твердыми, не утрачивая контакта с подростком, быть требовательными, не теряя теплоты в отношении к нему. Авторитетные взрослые могут рассердиться, но при этом должны регулировать проявление собственного гнева так, чтобы подросток мог его принять. Необоснованный гнев и ругань действуют на подростка губительно, вызывают стресс и тревожность. Непрекращающийся страх спровоцировать вспышку гнева разрушает самооценку, развивает боязливость и скованность.

В случае с Йенсом главное, чтобы гнев родителей не был необузданным, чтобы мальчик не решил впредь все от них скрывать, в страхе вызвать очередную вспышку. Цель родителей состоит в том, чтобы Йенс сделал определенные выводы: ему нельзя водить машину до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым и не получит водительские права. Мальчик вовсе не должен быть просто обруган и остаться после этого в расстройстве, одиночестве и страхе. Нецивилизованное проявление гнева со стороны взрослых не учит подростка, а лишь приводит к возникновению тревожности и чувства одиночества.

Нам известно, что подростки могут отвернуться от нас, если мы не будем относиться к ним с должным уважением. Если мы станем теми, кому можно открыться даже в том случае, когда подросток совершил ошибку, сделал глупость или обманул наши ожидания, он будет чувствовать уверенность в том, что всегда сможет к нам обратиться, прийти к нам. Только при таком условии у нас появится возможность помочь своему взрослеющему ребенку и чему-то его научить.

Но как стать тем, кому можно открыться? Вспомните себя. В чем вы нуждались, когда были юны, находились в процессе интенсивного роста и развития? Что творилось у вас на душе? Что-то, о чем непросто спросить или рассказать. Вам хотелось, чтобы мама и папа пытались вас понять, пытались встать на ваше место и увидеть ситуацию вашими глазами. Чтобы они приняли вас и показали, что, как бы там ни было, они любят вас, что они хотят вас услышать вне зависимости от того, что вы собираетесь им сказать. Таким образом, быть тем, кому можно открыться, – значит быть понимающим и слушать вне зависимости от того, что рассказывает подросток: о том ли, что он помял машину; или о том, что она боится, что забеременела; или о том, что его поймали на воровстве; или о том, что она больше не будет заниматься музыкой; или о том, что он страдает от неразделенной любви.

В таких ситуациях не просто сохранить баланс. С одной стороны, мы должны быть искренними и реагировать соответственно, с другой – мы в любом случае должны уметь слушать. На практике это означает, что порой мы обязаны брать себя в руки, сдерживать свои эмоции и чувства и слушать, даже если мы шокированы или разочарованы. Возможно, будет нелишним спросить себя: что важнее – всегда выражать свои чувства или чтобы мой ребенок знал, что мне можно открыться, даже если он сделал глупость? Чтобы он и впредь приходил ко мне со своими проблемами?

Право быть ранимым и небезупречным – самое важное условие укрепления самооценки подростка. Необходимо, чтобы подросток чувствовал, что его принимают – вместе со всей его неуверенностью, ошибками и недостатками. Что мы расположены к нему, мы готовы выслушать, мы обеспокоены, даже когда он сделал глупость или обязан был знать лучше. Поэтому эффективна позиция полного принятия: способность слушать и принимать подростка должна быть всеобъемлющей и радикальной.

Подросток может ошибаться – примите это

Убеждение в том, что в любой момент следует быть безупречным и всегда со всем справляться, угрожает нашей самооценке. Здоровое самоощущение и устойчивая самооценка вмещают в себя убеждение, что ошибаться – нормально («Мне не надо волноваться из-за того, что я не идеален. Я верю в то, что другие – особенно мои родители – принимают меня и тогда, когда у меня что-то не получается»). Подростки должны иметь возможность учиться на своих ошибках, не будучи обязанными при этом испытывать чувство стыда. Мы все в этом нуждаемся, вне зависимости от возраста. Полное принятие дает такую возможность.

Совершенство не заложено в человеческой природе. Взросление в условиях постоянного ожидания безупречности порождает стыд («Со мной что-то не так, если я не оправдываю их ожиданий»). Подросткам необходим многократный опыт принятия, в том числе их ошибок и неумения с чем-то справиться.

Пятнадцатилетний Тур провалил экзамен по естествознанию. Папа не сказал ему: «Ну, что я говорил?! Надо было больше заниматься! Видишь, к чему привела твоя лень?» Нет, папа сказал так: «Эх, Тур, что ты сам об этом думаешь?» Тур считает, что это паршиво. Папа продолжает: «Да, досадно, что тебе придется пересдавать экзамен, но мы поможем тебе с этим справиться».

Большинство родителей замечают в подростках черты, которые их удручают, которые они считают негативными или которые попросту им не нравятся. Возможно, сын не проявляет усердия в обучении (какое, на ваш взгляд, ему стоило бы проявить). Возможно, вы реагируете на стиль одежды или манеру говорить своей дочери (или на то, что она всюду оставляет свои вещи). А если вы вдруг понимаете, что вам не нравится собственный ребенок… Это может вызвать страх, смятение или острое желание «исправить ошибку». Беспокойство за подростка заставляет родителей поучать и выговаривать. И мы должны быть требовательными по отношению к подросткам, мы должны помогать им развиваться и все лучше и лучше ориентироваться во взрослой жизни.

Однако еще важнее уметь мириться с тем, что они ведут себя не так, как нам нравится, не отрекаясь от своей основополагающей родительской ответственности – видеть потребности ребенка. Мы должны смотреть выше, заглянуть за «нравится» или «не нравится». Если мы зацикливаемся на мысли «Сейчас он мне не нравится», то рискуем упустить потребности подростка из виду.

Загляните глубже, чем «нравится» или «не нравится»

Способность понимать и принимать потребности других людей связана с ощущением того, что мы к ним расположены. Когда вы не расположены к подростку, то не слишком-то способны вникнуть в его потребности, понять, что ему нужно. Это происходит потому, что вас ослепляют собственные негативные чувства. Родители и их взрослеющий ребенок втягиваются в порочный круг, стоит маме или папе потерять зрячесть из-за того, что им не нравятся действия своего ребенка.

Заглянуть глубже, увидеть дальше, чем «нравится» или «не нравится», – значит обратиться к основополагающей любви, которую вы испытываете к своему ребенку. Почувствовать, что вы его любите, даже если он делает то, что вам не нравится. Осознать свое родительство и вспомнить о том, что подросток остается вашим ребенком, которому необходимо ваше признание и помощь. Именно тогда, когда вы ощущаете, что вам не нравятся какие-то черты вашего ребенка, постарайтесь напомнить себе, что нельзя быть перфекционистом ни по отношению к себе, ни по отношению к ребенку (в особенности – по отношению к нему!). И именно тогда, когда взрослеющие дети делают глупости или же у них не получается то, что, на ваш взгляд, должно бы получиться, вы имеете возможность принять: они, как и всякий человек, несовершенны.

Полное принятие включает попытку принять и то, что принять не просто. Следует целиком и полностью, всеми силами попытаться принять все особенности своих детей, а не только те качества, которые нам по душе. Мы можем перенести их гнев и недовольство, их проступки; мы в состоянии вникнуть в сложности, которые кажутся нам надуманными.

Семнадцатилетняя Сюннива рыдает. Истерику спровоцировало пятно от кофе на платье, которое она собиралась надеть на сегодняшнюю вечеринку. Мама садится рядом с ней и говорит: «Девонька моя, я вижу, что тебе тяжело, просто поплачь…» Плач усиливается, мама обнимает дочку, которая, рыдая, склоняется к матери. Когда плач стихает, Сюннива рассказывает маме о том, как она устала от давления, оказываемого школой, друзьями, СМИ, миром вокруг. Она измотана, и кофейное пятно стало последней каплей, переполнившей чашу.

Многие сочтут, что здесь мы имеем дело с избалованной или истеричной девушкой, которую необходимо поставить на место. И первым порывом матери было проявить строгость и призвать дочь взять себя в руки: «Ну в самом деле, Сюннива! В твоем гардеробе достаточно одежды. Зачем поднимать переполох из-за какого-то пятна?» Маме совершенно не понравилась истерическая реакция Сюннивы. Однако она видит дальше и дает дочери возможность получить опыт, который свидетельствует о том, что быть маленькой, неспособной с чем-то справиться – это нормально. Хорошо, когда тебя принимают и дают возможность выразить словами испытываемое давление и стресс.

Полное принятие, которое демонстрирует мама, в дальнейшем будет способствовать тому, что Сюннива станет проще относиться к своей уязвимости. Получение такого опыта вместе с родителями помогает молодым людям признавать собственное несовершенство и в другого рода отношениях, например в любви. Тогда уязвимость будет ощущаться не столь пугающе, и уже не так сложно станет ощущать себя просто человеком.

Важно понимать, что принятие – это совсем не то же самое, что уступчивость. Принимать – значит пропускать все через себя, признавать чувства подростка: «Да, у моего ребенка не все получается, он не справляется, и ему нужна помощь». Принимать – это значит быть неравнодушным к ребенку, как мама Сюннивы неравнодушна к ее истеричному плачу. Быть уступчивым скорее означает смиряться или же иметь наплевательское отношение, как если бы мама просто закрыла дверь в гостиную, оставив Сюнниву плакать в одиночестве.

Заглянуть за проявления поведения, которое нам не по душе, бывает нелегко. И вы, и я можем допустить промах и наброситься на подростка или же проигнорировать его в момент, когда он по-настоящему нуждается в принятии и признании. Однако если у нас получается принять своего ребенка, если мы не поддаемся негативной реакции и проявляем внимание, если мы отвечаем на поведение, которое не понимаем или же которое нам не по душе, теплотой – вот тогда мы делаем важный и значительный вклад в развитие самоощущения и самооценки ребенка. Когда мы становимся теми, кому все можно рассказать, вне зависимости от происходящего, мы позволяем сверкать бриллианту самоощущения – опыту быть принятым со всеми своими проступками и недостатками. Мы предоставляем несовершенству его законное место в самоощущении и отношениях.

Подросток может быть неуверенным в себе – примите это

Подростковый период связан с естественным появлением неуверенности в себе. Проект становления – это экзистенциальный проект: кто я? Чему я посвящу свою жизнь? Что обо мне думают другие? Что я сам чувствую по отношению к себе? Что меня в действительности интересует? Какие у меня способности? А что, если я ни на что не годен? Вопросы серьезные, поэтому и неуверенность может быть весьма сильной.

Подростки хотят быть похожими друг на друга – и это нормально. Когда делаешь все то же самое, что и остальные, появляется ощущение надежности, особенно если тебе тринадцать – пятнадцать лет и ты только вступаешь на путь самостоятельности. Создается впечатление, что подростки обретают коллективную самостоятельность прежде, чем постепенно распробуют вкус индивидуализации и заметят: «Мои интересы не совпадают с интересами друзей». Подросткам помогает присутствие взрослых, которые понимают их потребность быть такими же, как другие, и которые поддерживают их право на то, чтобы не быть обязанными делать индивидуальный выбор. Им нужно общение со взрослыми, которые принимают их неуверенность в себе. Таким образом мы оказываем им эффективную поддержку в продолжительной погоне за тем, «что подходит именно мне».

Кроме того, в подростковый период коренным образом меняется физиология. Внезапно молодые люди становятся обладателями половозрелого тела. Подростки начинают выглядеть взрослыми, и лишь много позже у них появляется внутреннее ощущение того, что они действительно повзрослели. Естественным следствием этого являются самонадеянность и озабоченность собственным телом и внешностью, а также беспокойство и неуверенность: «Такой ли я, как надо? Достаточно ли я хорош?» Многим подросткам становится неуютно в собственном теле, которое внезапно созревает, их беспокоит, какое впечатление они производят на окружающих. Пубертатный период – это период испытания самооценки.

В большинстве случаев неуверенность проходит сама по себе. Подросток привыкает к своему изменившемуся телу и обретает более гармоничное самоощущение. И мы, взрослые, можем стимулировать это – прежде всего принимая и поддерживая своих взрослеющих детей. Мы также можем периодически делать им комплименты, касающиеся внешности («Когда ты шел мне навстречу, мне вдруг бросилось в глаза, до чего же ты красивый!»). Говорите что-нибудь приятное всей ватаге сразу: «Черт возьми, да у нас тут целая компания красивых молодых людей!» Положа руку на сердце, я считаю, что все подростки очаровательны просто потому, что они юны. Это почти как с младенцами – все они сладкие, просто потому, что они младенцы. Самооценка сильно повышается, когда получаешь данное от всей души подтверждение того, что выглядишь на все сто, ведь именно с внешностью чаще всего связана неуверенность в себе.

Еще более важно, чтобы мы стали противовесом пропагандируемого в СМИ культа красоты тела. Мы можем говорить с подростком о том, что есть масса способов выразить свою красоту, что красота – понятие субъективное, что внешность на самом деле не имеет особого значения, что гораздо важнее то, кто ты есть, как тебе живется, как ты заботишься о самом себе и своих друзьях. Кроме того, молодым людям полезно видеть, что мы принимаем собственное тело и не фиксируемся на нем, – так мы покажем правильную модель поведения. И последнее (но, вероятно, самое главное): никогда не критикуйте внешность подростка. В этом возрасте все дети чрезвычайно ранимы во всем, что касается физической привлекательности. Если мы и комментируем внешность подростка, то должны делать это в позитивном ключе. Единственное негативное замечание способно глубоко ранить подростка, что повлияет на его самооценку.

Тело и внешность – больная тема почти для всех подростков. Но неуверенность может быть связана и с другими аспектами жизни. Многим тяжело выдерживать школьную нагрузку, или же учеба кажется невыносимо скучной. Некоторые до смерти боятся получить плохую оценку, а другим страшно, что одноклассники невзлюбят их за высокие оценки.

Кроме того, у многих подростков есть проблемы с друзьями. Некоторым в принципе нелегко заводить друзей, другие же так общительны, что это их изматывает. В любом случае запрос, адресованный нам, взрослым, заключается в полном принятии. Мы не критикуем своих взрослеющих детей за то, что они испытывают трудности в учебе, или за то, что у них мало друзей. Мы стараемся выслушать и поддержать их.

Некоторые подростки прочно застревают в порочном кругу самобичевания. Родителям некоторых порой приходится очень и очень тяжело: мальчик не смеет никому показаться на глаза из-за своей застенчивости и неуверенности в себе; девочка безудержно стремится похудеть, изматывая себя почти до смерти, чтобы быть достаточно стройной; а кто-то сам приковывает себя к дивану из-за излишнего веса… И вновь повторю: обращайтесь за помощью, если подросток страдает сильнее, чем это обычно бывает в норме. Вам и вашим детям должна быть оказана помощь в решении серьезных затяжных проблем.

Нам известно, что мозг пластичен и что мы можем учиться новому на протяжении всей жизни. Нам также известно, что подростковый период наиболее благоприятен для обучения, поскольку в головном мозге образуется масса новых клеток, готовых к установлению связей и соединений. То, чему подросток посвящает свое время, мозг и тело, оказывает значительное влияние на всю его дальнейшую жизнь, согласно принципу «сейчас или никогда»: клетки головного мозга, которые часто используются, образуют устойчивые нейронные соединения. Нейронные связи, которые не используются или мало используются, ослабляются. «Делать» в этот период жизни равнозначно «учиться».

Атмосфера, которую мы создаем для подростка дома, влияет на то, какого рода способности усиливаются и развиваются в его головном мозге. Границы, которые мы устанавливаем, и способ, который мы для этого используем, в любом случае ведут к научению, поэтому очень важно осознавать, какого рода урок мы хотим преподать своим взрослеющим детям.

Если мы постоянно воюем с подростком, то тем самым приводим к появлению в его головном мозге зоны, ответственной за ведение военных действий. Авторитарное установление границ и жесткие правила провоцируют нападение или оборону – молодые люди борются за право на самостоятельное развитие. В итоге мы получаем подростковый протест, а в головном мозге подростка развиваются стратегии борьбы. Они могут быть разными – откровенный конфликт с родителями или же замкнутость. В этом заложена опасная тенденция для развития самоощущения и самооценки, ведь подросток получает такой опыт: «Я должен драться, чтобы выстоять».

Если в семье царит атмосфера открытости и свободного общения, то в головном мозге подростка будет созревать способность к сотрудничеству. Говоря со своим ребенком о границах, взвешивая все за и против, обсуждая последствия, мы тем самым стимулируем в нем развитие здравого смысла и ответственности. Мы предлагаем подростку опыт, который развивает его способность к пониманию самого себя и других. С точки зрения формирования самоощущения и самооценки это важное приобретение: мы выслушиваем суждения подростка о повседневности, о том, как она воспринимается им самим; он создает собственный язык, при помощи которого выражает свою личность; развивается способность к самовыражению. И, что не менее важно, мы стимулируем в наших взрослеющих детях способность слушать и понимать других.

Помогите подростку избегать однообразия

Если говорить о самоощущении и самооценке, то подростку важно «варьироваться», то есть познавать разные стороны собственного «Я». Мы уже говорили о структуре самооценки, системе элементов, ее укрепляющих, и установили, что все события и ситуации, при которых ребенок получает возможность познать новые грани собственного «Я», имеют потенциал для развития самоощущения и самооценки. Дело в том, что самоощущение и самооценка опираются на способность воспринимать себя как «разного», но, тем не менее, чувствовать свою целостность.

Многие подростки занимают свой мозг однообразной деятельностью, например, сидят за компьютером бóльшую часть времени. Родители беспокоятся из-за того, что молодые люди проводят все свободное время, играя в компьютерные игры (в особенности если речь идет об играх, в которых присутствует насилие). Результаты исследований, касающихся влияния на детей и подростков подобных игр, неоднозначны. Нельзя сказать, что подростки, которые часто играют в игры, содержащие насилие, становятся более агрессивными или жестокими в реальной жизни. Здесь имеет значение множество факторов, такие как отношения в семье и влияние сверстников. Однако жизнь в замкнутом мире, коим является реальность компьютерной игры, не идет на пользу развитию подростка. Возможно, потому, что виртуальный мир влияет лишь с одной стороны, а мы хотим привить подросткам не только те ценности, что предлагают игры-боевики.

Взгляд, упертый в монитор, в любом случае уже стал естественной составляющей жизни представителей нового поколения. Технологии вообще (и компьютерные игры в частности), бесспорно, дают массу важных знаний, кроме того они – площадка для установления социальных связей. Однако мы пока не знаем, как бесконечное сидение перед компьютером в период, когда головной мозг окончательно сформировывается, влияет на это формирование. Согласно результатам исследований, просиживание за компьютером влияет на структурирование головного мозга, и способность к эмпатии может недоразвиться. Именно при непосредственном общении лицом к лицу мы учимся выстраивать отношения с другими людьми, замечать малейшие нюансы в изменении мимики и интонации, что является составляющей социального взаимодействия. Регулирование времени, которое подростки проводят за компьютером, необходимо для того, чтобы дать им возможность получить «настоящее» обучение социальным навыкам – в непосредственном общении с членами семьи и друзьями.

В отношении маленьких детей мы можем установить четкие рамки: «Час игры за компьютером, а затем ты должен заняться чем-то другим». Что касается подростков, все не так просто. Они способны закрыться, если мы установим тесные для них рамки. Однако мы можем серьезно с ними поговорить, поделиться своей обеспокоенностью в уважительной форме. И если все происходит в атмосфере открытого общения, то есть шанс, что наши взрослеющие дети к нам прислушаются. Если же они этого не сделают, мы, тем не менее, можем воспользоваться своими родительскими полномочиями и предъявить требования, благодаря которым подростки будут варьировать свою деятельность, активируя различные участки головного мозга и таким образом влияя на его развитие.

Есть, конечно, риск, что подросток воспримет разговор о том, на что он тратит свое время, как морализаторство. Будьте готовы к тому, что подросток отреагирует раздражением на вмешательство в свою жизнь, но помните, что в глубине души он все же ценит, что вы о нем беспокоитесь (во всяком случае, если вы не донимаете его и не ограничиваете самостоятельность чрезмерно).

Признание разносторонних потребностей подростка не означает, что подросток должен принимать все решения самостоятельно. Мы вполне можем признавать потребности наших сыновей и дочерей и при этом говорить им твердое «нет». Помните, что принятие – это не то же самое, что попустительство или уступчивость:

Пятнадцатилетняя Вильде постоянно приводила в дом подруг и вместе с четырьмя-пятью девчонками оккупировала гостиную. Мама ей сказала: «Очень здорово, что к тебе приходят друзья. Однако нам с папой хочется вечером спокойно посидеть в гостиной, поэтому приглашай подруг в свою комнату, если мы заранее не договорились о чем-то другом».

Семнадцатилетний Андерс имел привычку постоянно общаться с друзьями посредством смартфона. Зачастую он переписывался с ними прямо во время ужина. Папа ему сказал: «Я прекрасно понимаю твое желание сразу же ответить на сообщение, но мы договорились на время ужина откладывать гаджеты в сторону. Немного времени, когда никто не мешает нам говорить друг с другом, – это важно».

Восемнадцатилетний Стиан накричал на мать и грубо обозвал ее. Мать на минуту вышла из комнаты, чтобы прийти в себя. После этого она вернулась к сыну, села и серьезно произнесла: «Я не хочу, чтобы ты употреблял такого рода слова – ни по отношению ко мне, ни по отношению к кому бы то ни было. Разумеется, ты вправе рассердиться, но тебе надо следить за своим языком. Сейчас ты можешь по-другому выразить то, что только что пытался мне сообщить».

Возможности родителей устанавливать границы, учитывая собственные потребности, расширяются по мере взросления ребенка. Когда мы несем ответственность за младенца, то наши личные потребности отходят на второй план (например, потребность в непрерывном ночном сне). Но совсем другое дело – ответственность за подростка. И подростки, и взрослые выигрывают оттого, что учитываются интересы обеих сторон. Подростки должны научиться принимать во внимание не только собственные потребности, но и потребности других людей.

Родители тоже порой чувствуют неуверенность или усталость, они огорчаются, им необходимо время, которое можно посвятитьсамим себе. Родители тоже бывают недовольны. И как мы не должны быть перфекционистами по отношению к своим детям, так и не стоит относиться подобным образом к самим себе. У нас должно быть право сказать: «Этого я не вынесу!» или «Этого я не потерплю!». Речь идет о том, чтобы быть искренним человеком. Наше самоощущение и самооценка (как и самоощущение и самооценка подростков) выиграют, если все смогут быть людьми, имеющими потребности и границы, если нам не придется жить в погоне за недостижимыми идеалами, не свойственными человеческой природе. Никто, кроме нас самих (со всеми нашими недостатками и несовершенством), не исполнит родительскую роль для наших детей. В семье потребности всех членов – включая родителей – должны удовлетворяться в равной степени.

Предъявляйте требования

Родители, которые не требуют от своих подрастающих детей большей ответственности, оказывают им медвежью услугу. Взрослость подразумевает ответственную самостоятельность, а это не то же самое, что потакать своим желаниям и делать все, что захочется. Когда человек замечает, что с каждым годом может брать все большую ответственность за самого себя, вносить свой вклад в решение практических вопросов и в вопросы, связанные с межличностными отношениями, – его самоощущение и самооценка обогащаются.

Желание взять ответственность в свои руки возникает рано, это составляющая врожденной потребности ребенка в познании и исследовании. Маленькие дети хотят все делать сами, и это надо ценить. Когда малыш с годами превращается в подростка, появляется леность, на фоне которой несколько блекнет радужность перспективы сделать что-то самому (во всяком случае, если задача связана с работой по дому или еще чем-то малопривлекательным). Тринадцатилетний мальчишка не видит много чести в том, чтобы быть достойным доверия порезать морковь к обеду, хотя в три года он бы воспринял эту задачу с энтузиазмом. Однако существует причина, по которой необходимо требовать от подростка вносить свою лепту в ведение домашнего хозяйства: молодые люди лучше готовы к самостоятельной жизни, если получили определенные навыки, еще живя с родителями.

В тот день, когда съезжаешь от родителей, полезно знать (как с практической точки зрения, так и с точки зрения развития самооценки), что ты в состоянии справиться с повседневными проблемами. Девушка почувствует себя маленькой и беспомощной, если, оказавшись в съемной квартире, не будет иметь понятия, как обращаться с пододеяльником. Юноша почувствует себя маленьким и глупым, если в общежитии все вокруг ему будут объяснять, как что устроено. Чувствовать, что ты ориентируешься в повседневной жизни, – это часть развитого самоощущения и самооценки.

Это верно и в том случае, когда подросток живет с родителями, – личный вклад в общее дело способствует развитию самоощущения. Это не значит, что подрастающее поколение надо перегружать делами, однако им необходимо поручать выполнение определенных задач, приносящих реальный результат, с которыми они в состоянии справиться и чему-то при этом научиться.

У нас дома было заведено так: уборка своих комнат становилась ответственностью девочек начиная с восьми лет, а я помогала лишь пылесосить и стирать. С пятнадцати лет они сами отвечали и за стирку. Это привело к тому, что в их комнатах неделями был бардак и скапливалась пыль, но это выбор, который они сделали сами. Периодически я замечала: «Может, стоит прибраться в комнате? Мне кажется, там скоро будет вредно спать». Но я никогда не пилила своих дочерей и не ругала их, потому что уборка – не моя ответственность.

В другой семье заведено так: сыновья (шестнадцати и девятнадцати лет) ответственны за приготовление ужина по разу в неделю каждый. Младшему и помогают, и учат. Старший уже превратился в довольно хорошего повара. Цель такого подхода заключается не в том, чтобы все становились хорошими поварами или домработницами. Смысл в том, чтобы давать детям задания, которые должны быть выполнены. Это разгружает родителей, а подросткам дает необходимые для взрослой жизни знания, умения и навыки. И, само собой, полезно обсудить с детьми, какого рода задания им подходят, чтобы они делали что-то, к чему более-менее расположены, с чем они справятся (возможно, с небольшой помощью на начальном этапе). Это обучение не просто практическим навыкам, но и важным ценностям: «Мы помогаем друг другу, и каждый вносит свой вклад по мере сил, в соответствии со своими возрастными возможностями».

Когда дети становятся подростками, уборка очень часто становится камнем преткновения. Кажется, что подростки имеют особый дар устраивать беспорядок, бросать где попало свою одежду и другие вещи. Они за минуту способны оставить следы своего пребывания везде, где только можно. Вам это знакомо? У одного из моих друзей есть такая теория: он считает, что в пубертатный период происходит столько изменений, что подростки уже не в состоянии следить за своими вещами, но это со временем приходит само собой. Возможно, эта теория имеет право на существование. Как бы то ни было, она способна помочь нам примириться с определенным беспорядком, связанным с присутствием в доме подростка. Но, разумеется, к порядку надо приучать. И здесь необходимо терпение, ведь всему сразу не научишься.

Ранее мы развенчали миф о том, что подросток обязательно должен пережить период протеста, выражая недовольство и конфликтуя с мамой и папой. Так действительно происходит со многими: взрослеющие дети подчеркивают свою зарождающуюся самостоятельность, отрицая то, за что ратуют их родители. Однако самостоятельность не обязательно требует выбора оппозиции, коль скоро к проекту становления относятся с пониманием и оказывают поддержку в его реализации.

Многие подростки измучены родителями, которые ежедневно ругают и пилят их. Постоянное недовольство взрослых, в поддержке и понимании которых они по-настоящему нуждаются, может нанести душевную травму ранимым юношам и девушкам. Большинство защищают свое достоинство, покидая родителей – как в прямом, так и в переносном значении слова. Молодые люди скрываются в своей комнате, уходят из дома, пытаются искать поддержки на стороне. Они могут перестать разговаривать с вами, делиться своими проблемами или даже начать лгать.

Когда мы ругаем подростка, то, как правило, хотим, чтобы он нас послушал и сделал так, как мы говорим. Однако мы получаем противоположный результат: нас не слушают и не делают того, о чем мы просим. Плохая стратегия для нас, взрослых, особенно если мы знаем, что налаженный контакт – это предпосылка, дающая возможность направлять подростка. Если мы находим другие способы быть услышанными, то выигрывают от этого обе стороны.

Очень многие родители часто ругают и донимают своих взрослеющих детей, так что если вы – один из них, знайте, что в этом вы совсем не одиноки. Многие взрослые на удивление нецивилизованно обходятся с собственными детьми. Но я, тем не менее, призываю вас подумать о том, какие отношения вы хотели бы выстроить со своим взрослеющим ребенком. О ругани и ее последствиях много говорилось в главе 8, и я рекомендую об этом прочитать, если тема установления границ и ругани для вас актуальна. Здесь мы вновь обозначим основные причины, по которым ругань не является целесообразным и эффективным методом воздействия. Мы также разберемся в том, почему некоторые родители больше ругают детей-подростков, чем детей помладше, и как мы можем это изменить.

Почему родители ругают подростка?

Мы, взрослые, склонны сердиться и прибегать к ругани, когда чувствуем свое бессилие. Когда ребенок не делает того, что мы хотим, когда мы утрачиваем контроль, возникает ощущение бессилия, что в определенной степени лишает нас способности мыслить трезво. А когда мы имеем дело с подростком, ощущение бессилия становится еще острее, поскольку в этом возрасте ребенок уже и сам готов взять контроль в свои руки. Проект становления по определению – это вызов нашей родительской власти, малыш вырастает и вступает на собственный путь. А что при этом происходит с матерью и отцом? Возможно, они боятся, что с ребенком что-то пойдет нет так, возможно, их раздражает его выбор. Или же они чувствуют бессилие просто потому, что уже не имеют прежней власти над своим чадом.

На мой взгляд, подростки зачастую недовольны потому, что недовольны их родители. Обратите внимание на причину и следствие. Мы привыкли считать, что родители чувствуют усталость и недовольство потому, что подростки вечно всем недовольны. Однако я утверждаю, что все совсем наоборот. Недовольство подростка часто возникает из-за плохого обращения со стороны родителей. Взрослеющий ребенок недоволен, потому что мама и папа его донимают и ругают. Все это является формой проявления недовольства родителей. Ругань всегда содержит в себе элемент критики или обвинения – это выдает интонация, прямо или косвенно выражается в словах. Мы не хотим обидеть или унизить подростка, но последствия ругани именно таковы – подросток обижается и чувствует себя униженным. И что тогда происходит? Подросток огорчается, выражает недовольство и закрывается. Не потому, что он изначально всегда и всем недоволен, и не потому, что он должен возражать, а потому, что мама и папа не интересуются его миром, не слушают и не пытаются его понять. Они ругают и донимают его, тем самым провоцируя появление дистанции, которая позволяет подростку отгородиться от унижения и таким образом в определенной степени сохранить достоинство. Однако в самооценке возникает брешь, поскольку подросток, который оказывается в одиночестве и не имеет близких и теплых отношений со взрослыми, особенно раним и уязвим. Одиночество в принципе пагубно для самоощущения. Адекватная самооценка подразумевает уверенность в том, что «есть кто-то, кто заботится обо мне», кто-то, на кого можно положиться. Никто не в состоянии справляться со всем в одиночку, и меньше всего на это способен взрослеющий ребенок. Без активной поддержки мамы и папы подростки вынуждены искать опору в ком-то еще. И, таким образом, выходя в жизнь, они более подвержены разного рода случайностям и деструктивным отношениям.

Родители со своей стороны больше всего хотят быть услышанными своим ребенком. И когда подросток закрывается, родители чувствуют, что утрачивают контроль, и тогда их потребность читать нотации становится еще сильнее. Все это довольно естественно. Порочный круг замыкается, и это не круг безопасности, а круг форсированного развития самостоятельности. Подросток расчищает себе пространство, чтобы отринуть родителей. А те получают результат, противоположный желаемому (достучаться до своего чада и добиться от него изменения поведения). Кроме того, и атмосфера в доме, и взаимоотношения в семье ухудшаются. Выражая недовольство, донимая и ругая, никогда не станешь компетентным родителем.

Вы можете возразить, что мы должны предъявлять подростку определенные требования. Пятнадцатилетнему нельзя позволить захламить весь дом, шестнадцатилетнему – играть в компьютерные игры сутки напролет, а восемнадцатилетний должен что-то делать по дому. И я полностью с этим согласна. Как мы уже отмечали, предъявлять определенные требования подростку необходимо и разумно. Однако прибегать к ругани не разумно, и сейчас мы поговорим об ощущении собственного бессилия, которое, тем не менее, заставляет нас это делать. А также о том, что мы можем сделать вместо того, чтобы ругать своих подрастающих детей.

Мы ругаем от бессилия

В словаре синонимов «бессилие» приравнивается к слову «слабость». Мы чувствуем собственную слабость в ситуации, в которой хотели бы быть сильными. Мы утрачиваем контроль в момент, когда хотим им обладать. Если мы несем ответственность за ребенка (вне зависимости от его возраста), то зачастую испытываем бессилие, поскольку дети порой ведут себя непредсказуемо и далеко не всегда делают то, чего мы хотим. Кроме того, дети могут разбередить скрытые раны, нанесенные нашей самооценке, и тогда мы теряем голову, сами не до конца понимая почему. Именно этот феномен описывается тревожной музыкой: поведение детей и подростков заставляет нас реагировать автоматически, бездумно, и мы теряем потребности ребенка из виду.

Неприятно ощущать бессилие, особенно если оно возникает в ситуациях, когда нам есть что терять. Например, когда мы призываем семнадцатилетнюю девочку пораньше вернуться домой, а она отвечает нам насмешливым взглядом и выскакивает за дверь. Гнев – это обычная эмоциональная реакция на собственное бессилие. Мы легко гневаемся, если чувствуем свою слабость в момент, когда хотим обладать властью и силой. Фрустрация и гнев из-за бессилия заставляют нас предпринять что-то для того, чтобы вернуть себе власть, и вот тут-то и возникает ругань. Мы ругаем ребенка или подростка, опираясь на довольно примитивное заблуждение, заключающееся в том, что ругань поможет нам вновь обрести власть. Однако это не так.

Ругань, возможно, способствует тому, что маленькие дети делают так, как мы скажем, но в ущерб их самооценке и нашим с ними отношениям. Ребенок чувствует себя униженным, а атмосфера становится негативной. Подростки, о которых сейчас идет речь, тоже будут чувствовать себя униженными, но они уже в состоянии покинуть нас, если мы попытаемся захватить власть при помощи ругани. Таким образом, прибегая к ругани, мы не только еще больше утрачиваем контроль, но и нарушаем контакт с подростком. А подросток выпадает далеко за пределы безопасного укрытия. Скажем прямо – сомнительное достижение для обеих сторон.

Здесь мы имеем в виду постоянную, повседневную ругань и попреки. Искренняя, естественная реакция гнева в ответ на нарушение границ или в случае, когда значимые ценности находятся под угрозой, – это совсем другое. Гнев, как нам известно, – это одна из тех эмоций, которым должно быть место. Умение осознанно относиться к собственному гневу и гневным реакциям других людей – это составляющая процесса развития самоощущения.

Но постоянная ругань – это неверный путь для выхода гнева. Когда гнев взрослого ежедневно вырывается наружу в виде ругани, нормальное развитие самоощущения и самооценки ребенка ставится под угрозу. И дети помладше, и подростки нервничают и боятся вечно раздраженных взрослых, особенно если это их собственные родители.

Когда родители манипулируют

Бессилие может заставить родителей по-настоящему плохо обращаться с подростками, манипулировать ими и пытаться оказывать на них психологическое давление. Вот некоторые примеры такого обращения:

• апелляция к чувству вины и стыда («И это благодарность за все, что я для тебя сделал», «Если бы ты действительно любил свою мать, то не вел бы себя так!»);

• холодность (взрослый, к примеру, демонстративно холоден в обращении с подростком, если тот ему не подчиняется);

• выражение разочарования унижающим достоинство способом («А я-то полагал, что ты уже вышел из возраста плаксы!»);

• эгоистичные требования (мать-одиночка своему восемнадцатилетнему чаду: «А как же я? Мне что, придется провести Новый год в одиночестве, пока ты будешь праздновать и веселиться?»).

Такие формы манипулятивного воздействия со стороны родителей наносят ущерб подростковой самостоятельности, самоощущению и самооценке: взрослеющий ребенок лишается возможности естественного самовыражения, его унижают вместо того, чтобы поддерживать.

Если вы узнаете в описанном себя, то, возможно, ребенком вы подвергались похожей манипуляции или психологическому давлению и повторяете то, что пережили сами. В таком случае нелишней будет попытка вспомнить, каково это было. Как вы воспринимали подобное обращение? Что чувствовали? Чего ожидали – что вам действительно было нужно?

Ответ на последний вопрос может стать решением. Вам наверняка хотелось получать немного больше доброжелательности и участия. Если вы будете упражняться в приветливости и открытости, то это гарантированно стимулирует развитие вашего сына или дочери, и вам будет проще ладить друг с другом.

«Она делает это, чтобы привлечь внимание»

Манипуляция и отрицание со стороны родителей ранят молодых людей. Приведу две коротенькие истории об этом. Обе были размещены на портале Si;D («Скажи это»), созданном для детей и молодежи и принадлежащем газете «Автенпостен».

Раздавленная шестнадцатилетняя:

«Родители обсуждают меня за моей спиной. Они говорят, что я никудышная, что делаю недостаточно. Мама надеется, что я понимаю, что я действительно из себя представляю. Если меня застают в моей комнате в слезах, мама говорит папе: “Как ты вообще можешь ее слушать? Ты же знаешь, как далеко она может зайти, чтобы привлечь к себе внимание!” – “Моя проблема – это вы”, – отвечаю я. Конечно, это глупо и по-детски».

Ниже эта шестнадцатилетняя девочка пишет:

«Я не знаю, выдержу ли это. Я не знаю, смогу ли спастись из этого ада».

Пятнадцатилетняя дочь-неудачница пишет о матери:

«Я люблю ее всем сердцем! Хотя мы совсем разные, хотя мы как черное и белое, хотя мы никогда не приходим к согласию, я все равно ее люблю! Она – часть моей души. Так как же она может исторгать из себя все эти гадости? Да, я далеко не идеальна! Но и она тоже! Как она может так поступать? Как?»

Пятнадцатилетняя девочка так заканчивает свое сообщение:

«Но я не могу сбежать, потому что все равно к ней вернусь, и она это тоже чувствует. Мы не можем убежать друг от друга, как бы нам этого ни хотелось. Мы принадлежим друг другу, и так будет всегда».

Обе девочки четко и ясно говорят нам о том, насколько важны для них родители и как больно быть раскритикованной и отринутой. Они кратко и весьма выразительно высказываются о зависимости и привязанности, о том, как сложно или даже невозможно обойтись без теплоты во взгляде родителей, без их заботы. Когда девушка говорит: «Я не знаю, выдержу ли это. Я не знаю, смогу ли спастись из этого ада» – это очень серьезно.

«Она делает это только для того, чтобы привлечь внимание», – сказали бы многие родители вслед за мамой «раздавленной шестнадцатилетней» в ситуациях, когда подросток хлопает дверью, запирается у себя в комнате, плачет, кричит или делает что-то еще, что воспринимается родителями негативно. Давайте остановимся на этой формулировке и задумаемся: разве плохо хотеть внимания? Должны ли подростки обходиться без внимания со стороны мамы и папы? Разве они заслуживают ругани и наказания, если чувствуют, что получают меньше внимания, чем им требуется? Мы, разумеется, знаем ответ: нет, не заслуживают. Внимание и поддержка родителей жизненно важны для развития самоощущения и самооценки подростка (так же, как и для развития самоощущения и самооценки маленьких детей). Речь по-прежнему идет о том, чтобы быть надежной базой для молодых людей и безопасным укрытием, которого они ищут в случае необходимости. Потребность во внимании – это здоровая и естественная составляющая круга безопасности.

Если вы сейчас читаете это и думаете: «На помощь, я почти не в состоянии совладать с этим подростком! Я не сдерживаюсь и ругаю его ежедневно – практически всегда, когда он бывает дома!», – то для вас есть хорошая новость: подавляющее большинство взрослеющих детей в глубине души жаждут гармонии и близкого контакта с мамой и папой. Как говорит пятнадцатилетняя девочка из примера, приведенного выше: «Но я не могу сбежать, потому что все равно к ней вернусь».

Вероятность того, что поворот к лучшему во взаимоотношениях возможен, весьма велика, но начать действовать должны вы. Конечно же, временами подростки провоцируют своим поведением взрослых. В любых отношениях обе стороны эмоционально реагируют друг на друга. Но ответственность лежит именно на нас – взрослых, именно мы должны меняться. Как правило, дети автоматически подстраиваются, если родители стимулируют перемены, которые открывают возможности для контакта и поддержки. На это может потребоваться время, но дети за вами последуют. Скажите, что вы огорчаетесь из-за ссор, пообещайте, что будете упражняться в том, чтобы сдерживаться, что вместо ругани будете поступать как-то иначе. Попросите других взрослых помочь вам. Поговорите с теми, кому вы доверяете, о том, как вы можете изменить свое поведение.

Смиритесь с тем, что теперь ваша власть ограниченна

Чем старше становится ребенок, тем большее бессилие ощущают многие родители. С маленьким ребенком было проще, ведь тогда они сами все решали. Но с долговязым семнадцатилетним шалопаем сладить куда труднее. Власть над подросшим ребенком, возможность его контролировать уменьшаются. И так и должно быть, поскольку ребенок в конце концов вырастет, уедет из дома и должен будет справляться самостоятельно. Тонкое и сложное балансирование заключается в том, чтобы постепенно, на протяжении всего периода роста и развития ребенка, признавать его растущую ответственность и понемногу осознанно ослаблять хватку – с момента, когда в возрасте двенадцати-тринадцати лет начинается великий проект становления.

Учитесь переносить бессилие

Важнее всего принять следующий факт: ответственность за ребенка (и не в последнюю очередь – ответственность за подростка) требует от нас умения переносить свое бессилие. Конечно, порой возникают ситуации, когда вы чувствуете себя неуверенно, не в силах все контролировать, когда ваш взрослеющий ребенок настаивает на своем решении, хотя вы и «знаете лучше». Вам необходимо уметь переживать бессилие, не поддаваясь автоматической реакции гнева и не выражая его руганью. Речь идет не о том, чтобы вычеркнуть переживание бессилия из жизни родителя, а о том, чтобы справляться с естественно возникающим ощущением бессилия, не нападая на ребенка. Постоянные вспышки гнева и агрессии – показатели бессилия, с которым не удается справиться. Используйте это как напоминание о том, что вам стоит поработать над собой.

Но как же научиться переносить бессилие? Ведь гнев возникает спонтанно и бывает очень силен. Переносить бессилие сложно, но возможно, и для этого необходима осознанная работа. Она начитается с вопроса, который вы можете задать самому себе: неужели бессилие заставляет меня злиться и прибегать к ругани так часто, что мой ребенок отворачивается от меня? Если ответ положительный, то вы на правильном пути, ведь первый шаг заключается в том, чтобы понять, что бессилие делает с вами и вашим отношением к ребенку. После этого вы можете принять стратегическое решение: я хочу это изменить, я буду использовать ситуацию, в которой ощущаю бессилие, чтобы учиться его переносить. Подумайте, что вы можете сказать самому себе, когда возникнет ощущение бессилия. Например:

1. Сейчас у меня есть возможность поучиться. Я попробую сделать пару глубоких вдохов.

2. Не страшно, если я не контролирую ситуацию полностью. Все образуется.

3. Я хороший родитель, даже если порой я бываю совершенно обескуражен.

4. Бессилие – это обычное дело. Это нормально. Сейчас я учусь переносить бессилие.

5. Я попытаюсь быть спокойным, хотя во мне все кипит.

Установите для себя правила. Дайте себе указания, которые помогут вам сохранить спокойствие даже в момент, когда кажется, что чувство бессилия берет верх. Конечно, это будет нелегко, но помните: многократные упражнения приносят свои плоды. И, вероятно, вы вскоре заметите положительный эффект. Вы почувствуете, что не так уж бессильны, когда научитесь справляться с этим чувством, не злясь и не прибегая к ругани. Агрессия только усугубляет бессилие, особенно если в результате ее проявления ребенок поворачивается к вам спиной. А вот спокойствие, напротив, способствует тому, что ситуация видится не столь уж безвыходной. Одна лишь терпимость к бессилию притупляет это ощущение. И, кроме того, возможно появление новых неожиданных решений, как происходит в нижеприведенных примерах.

Мама останавливает пятнадцатилетнюю Хайди в коридоре и довольно строго говорит: «Не забывай, что завтра с утра в школу. Ты должна быть дома не позже одиннадцати». Хайди вызывающе смотрит на мать: «Я пойду домой, когда все пойдут, но никто не уходит так рано!» Мама чувствует, как бессилие волной захлестывает сердце и опускается вниз к животу (о нет, опять все с начала, с меня хватит!). Она ощущает желание перечислить дочери все дурные последствия такого отношения к делу, замечает в себе желание поставить дочь на место раз и навсегда.

Но мама делает все возможное для того, чтобы перетерпеть ощущение собственного бессилия. Она не следует возникшему импульсу и не прибегает к ругани. Мама, глядя на Хайди, делает глубокий вдох и говорит про себя: «Спокойно, спокойно, спокойно». Она повторяет это как мантру. Хайди дерзко и несколько выжидающе смотрит на мать. Девочка готовится услышать поучения, которые обычно следуют в подобных случаях.

Мама поражает и саму себя, и дочь, когда вдруг восклицает: «О, я так тебя люблю, Хайди!» Выражение лица Хайди тут же меняется. «Что это с мамой такое происходит? Она что, не собирается меня ругать?» Обе начинают смеяться, и ситуация развивается совсем не так, как если бы мама начала ругать свою пятнадцатилетнюю дочь, а та бы ушла, хлопнув дверью.

Папа попытался разбудить шестнадцатилетнего Турда. Как обычно, мальчик ни на что не реагировал. Время поджимало, и папа почувствовал, что сейчас взорвется. Ему уже осточертело каждый раз тратить столько сил и времени на то, чтобы поднять Турда в школу. Он собрался было закричать и растормошить мальчика (как он, собственно, всегда и поступал), но тут напомнил себе о проекте развития терпимости к бессилию. «Сейчас во мне говорит бессилие, – подумал он. – Сейчас я остановлюсь и попробую успокоиться». Он встал, затем опустился на пол, сделал вдох и постепенно успокоился. Потом спросил себя: что является противоположностью ругани? Может, проявление заботы? Папа спокойно сел на край кровати и погладил сына по волосам, говоря при этом мягко: «Да-а, по утрам так тяжело вставать… Под одеялом ведь так уютно и хорошо, как нигде». Он повторил это пару раз, сын крякнул и оттолкнул руку отца, но тот остался сидеть рядом. Вдруг заспанный Турд повернулся к папе: «Ты чего это делаешь? Ты совсем того, что ли?» – «Да нет, но я нашел другой способ будить тебя», – улыбнулся папа. Он сидел на краю кровати сына и был необычайно доволен тем, как ему удалось справиться с собственным бессилием. «Завтрак через пять минут!»

Когда мы, взрослые, работаем над тем, чтобы переносить свое бессилие, когда мы учимся мириться с отсутствием полного контроля над ситуацией и нам удается немного ее отпустить, то проявляем бóльшую теплоту и к тому же творчески подходим к делу. Вместо авторитарной и уничижающей вспышки агрессии, коей и является ругань, мы создаем совсем иное настроение, которое позволяет нам искать решение вместе с нашим взрослеющим ребенком. И в конце концов именно спокойный, а не рассерженный родитель обладает значительно бóльшим контролем. Терпимость и умение переносить свое бессилие приводят к улучшению настроения и появлению новых возможностей. Поэтому упражняться в умении переносить бессилие очень важно для сохранения близкого контакта со своими детьми-подростками.

Однако здесь нам следует остановиться и обратить внимание на то, что мы не должны требовать от себя слишком многого. Трудно сохранять ясный рассудок и трезво воспринимать чувство своего бессилия все время. Подростки выдерживают наши промахи. Иногда им даже полезно видеть, что взрослые тоже теряют голову и делают глупости, что не все и всегда удается одинаково хорошо.

Мы также можем извиниться за свою несдержанность. Опыт улаживания конфликтов очень полезен для развития самоощущения подростка. Вспомните обрыв контакта с младенцем и его восстановление – получая такой опыт, ребенок учится чему-то важному. Коммуникация между людьми изобилует ошибками и недоразумениями, и об этом следует знать и маленьким детям, и подросткам – для того чтобы уметь с ними справляться.

Выбирайте, за что стоит побороться

Подростки скоро станут взрослыми. Их головной мозг растет и перестраивается, он открыт для нового знания. Но все не может происходить одновременно, и нам не следует ожидать взрослых достижений и взрослой ответственности от того, кто находится в разгаре развития. Это значит, что мы должны осознанно определить для себя, чего мы требуем и ожидаем от подростка, а на что готовы посмотреть сквозь пальцы. Разумно принимать такие решения совместно со своим взрослеющим ребенком: за что ты возьмешь ответственность на себя, а в чем мы по-прежнему будем тебе помогать? Тогда подросток как будто получает разрешение на то, чтобы быть в процессе, быть там, где он фактически находится, и это полезно для самооценки.

Однако порой необходимо предъявлять подростку и абсолютные требования – те, которые взрослые формулируют и предъявляют без каких-либо обсуждений. Лично у меня есть конкретное требование, касающееся домашнего быта: это здорово, что девочки и их друзья готовят, когда приходят домой из школы, но я жду от них того, что они все за собой уберут. Я их об этом проинформировала, сказав, что за наведение порядка отвечает тот, кто готовит. Это требование сформулировано мной настолько четко и определенно, что оно по большому счету всегда выполняется. Речь идет не только о практической стороне вопроса, но в равной степени и о том, что меня и мои потребности также следует принимать в расчет. О том, чтобы дети воспринимали свою маму как человека, который иногда принимает что-то, иногда – нет и может об этом сказать. Это позволяет им самим выражать то, что им по душе, а что – нет.

Бывает, что «борьба» между родителями и взрослеющими детьми связана с ответственностью подростков за самих себя. Порой им хочется следовать детской привычке, полагаться на маму и папу, на то, что они все за них уладят. В некоторых случаях тот факт, что ребенок на самом деле уже не маленький и может сам о многом позаботиться, становится для обеих сторон неожиданным открытием. Как в тот момент, например, когда папа трогательно будил шестнадцатилетнего Турда, который счел, что у папы ум за разум зашел. Вот продолжение этой истории.

Когда у папы появился опыт самоуспокоения и использования новой стратегии вместо обычной ругани, он задумался об утреннем пробуждении и ответственности. Его вдруг осенило, что сын уже давно не маленький и вполне может взять ответственность за собственное утреннее пробуждение на себя. За завтраком он сказал Турду: «Я думаю, что и для тебя, и для меня будет лучше, если ты сам начнешь вставать по утрам. Ты можешь использовать будильник в своем мобильнике или взять будильник у меня. Я могу контролировать процесс некоторое время, пока ты не привыкнешь вставать самостоятельно, – если ты не выходишь в течение пятнадцати минут после того, как прозвенит будильник, я прихожу и треплю тебя по волосам». Папа с улыбкой посмотрел на сына. Турд бросил на отца быстрый взгляд и ответил ироничной улыбкой – оба помнили дивную утреннюю побудку. «Ладно, – сказал Турд. – Просто вставать так тяжело! Но я могу завести мобильник. Все мои друзья с седьмого класса встают сами». – «Ладно, значит, и твое время пришло», – сказал папа, все еще улыбаясь.

Будьте на стороне подростка

Вы, конечно, на собственном опыте убеждались в том, как хорошо знать, что есть тот, кто поддерживает вас, находится на вашей стороне. И напротив, как плохо чувствовать себя одиноким и отверженным. И если в жизни человека есть период, когда важно иметь кого-то на своей стороне, так это переходный возраст. Проект становления может обмануть нас, заставить думать, что наши взрослеющие дети предпочитают обходиться без мамы и папы, однако если подросткам и требуется, чтобы кто-то был на их стороне, так это именно родители. Наши дети выходят в жизнь, бросаются вперед без всякого опыта, поэтому им требуется содействие с нашей стороны – со стороны взрослых.

Быть на стороне подростка на практике означает быть чутким, активно слушать, демонстрировать интерес, поддерживать доверительные отношения и контакт, даже если взрослеющий ребенок ведет себя глупо. Необходимо разбираться в происходящем, однако при этом не обрывать контакт, продолжать оставаться на стороне подростка, относиться к нему с теплотой. Ниже приведен образцовый и воодушевляющий пример такого отношения.

Шестнадцатилетний Виктор был на вечеринке. Он сильно напился, а поскольку нетвердо держался на ногах, упал и рассек лоб. Приятель отвел его в травмпункт, где ему обработали и зашили рану. Родителям Виктора позвонили из травмпункта около полуночи, и они сразу же поехали за своим сыном.

На следующий день за завтраком состоялся серьезный разговор. Родители спрашивали Виктора о том, как он сам оценивает события вчерашнего вечера. Они рассказали ему, как перепугались, когда им позвонили из травмпункта. Заканчивая разговор, папа сказал: «Но послушай, Виктор, мы всегда считали тебя умным и ответственным парнем. Я думаю, произошедшее многому тебя научило. А мы все так же видим в тебе умного и ответственного парня!»

Мне кажется, папа прав. Это многому научит Виктора, особенно потому, что родители помогают ему интегрировать опыт в жизнь, не прибегая к ругани и наказанию. Вполне вероятно, что после разговора с родителями подросток встал из-за стола с окрепшим самоощущением и самооценкой. Он знает, что и дальше может познавать жизнь вместе с друзьями, он знает, что родители рядом, что они его поддерживают. И, само собой, он кое-что узнал о воздействии алкоголя и собственных границах. Быть Виктором – безопасно, ему доверяют, за ним присматривают (не чересчур, но и не слишком слабо). Родители располагают к тому, чтобы он с ними делился, даже если и сделал какую-то глупость. Виктор даже получает позитивную обратную связь от отца («Мы считаем тебя умным и ответственным парнем») и выходит из сложившейся ситуации, сохранив чувство собственного достоинства. Это и называется полным принятием.

Хвалите

Все люди ищут принятия, все мы желаем нравиться другим. Это естественно, это основа нашей природы, ведь мы – стадные животные, и больше всего нам хочется быть частью социальной общности. Когда Виктор слышит, что родители по-прежнему считают его умным и ответственным, ему проще обратиться к этим сторонам собственного «Я» и извлечь урок из нежелательного эпизода. Грамотная обратная связь дает ему ощущение того, что его все еще воспринимают с лучшей стороны и в то же время признают за ним право на ошибку.

В поиске принятия заложен страх отвержения: «На помощь, я им не по душе!» Когда мы не уверены в собственной ценности или способностях, очень легко прийти к ощущению отверженности. Это характерно для переходного возраста: подростки выходят в жизнь, и многое им предстоит сделать впервые. Молодые люди едва ли способны избежать неуверенности в себе, хотя она может камуфлироваться маской своенравия и крутости. Мы, взрослые, можем воспринимать подростковую неуверенность как должное и напоминать себе, что взрослеющие дети часто нуждаются в похвале и другого рода одобрении со стороны окружающих взрослых. Когда родители, учителя и прочие взрослые замечают достижения и способности подростка, выражают ему свое одобрение, возникают моменты маленького и большого триумфа: «Я могу!», «Я им нравлюсь!». Подобные переживания пробуждают решимость и веру в свои возможности, укрепляют самооценку.

Когда вы хвалите подростка, то говорите ему сразу о многом. Во-первых, похвала, разумеется, закрепляет умение или черту, о которой идет речь: «Ты так хорошо сделал домашнее задание». Во-вторых, похвала воздействует и на более глубоком уровне. Подросток, которого хвалят, чувствует, что его принимают, что родители хотят видеть в нем хорошее («Они видят, что я действительно стараюсь»).

То есть позитивная обратная связь действует как подтверждение определенного уровня умений, а также удовлетворяет более глубинную потребность – дает почувствовать, что тебя ценят. Позитивный отклик – это отличный способ проявить приветливость и радушие. Давая обратную связь, мы демонстрируем, что видим и признаем друг друга, мы поощряем и даем понять, что ценим усилия. Поэтому похвала расширяет возможности эффективного общения с подростком, в то время как ругань их ограничивает.

Готовность хвалить – одно из качеств компетентного родителя. Хвалите своих детей, но помните, что нельзя этим злоупотреблять. Большинство подростков не терпят, когда их превозносят кстати и некстати. Проявляя чуткость и способность к настройке, мы можем давать позитивную обратную связь, когда ребенок:

• сделал что-то, требующее усилий;

• выполнил какую-то работу;

• проявил качество, которое мы ценим;

• сделал то, о чем мы просили;

• справился с чем-то;

• был приветлив и отзывчив;

• проявил мужество.

А также во множестве других ситуаций. Считайте это питательной энергией: вы питаете самооценку и увлеченность подростка, давая обратную связь в ситуациях, когда ему, на ваш взгляд, это требуется и когда это способствует его развитию. Таким образом, похвала поможет укрепить уверенность в себе: «Они видят во мне хорошее!».

Будьте достойным примером

В большинстве случаев яблоко от яблоньки недалеко падает: подростки ориентируются на родителей как на образец для подражания и заканчивают тем, что становятся во многом похожими на мать и отца. Предпочтения, связанные с употреблением алкоголя, формируются у молодых людей под влиянием того, что они наблюдают дома, и это влияние куда сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Уровень образования большинства молодых людей соответствует уровню образования родителей, и их политические взгляды, как правило, схожи с родительскими.

Мы склонны недооценивать силу собственного влияния на подростков. И то, что мы делаем, как мы поступаем, имеет не меньшее значение, чем наши слова. Результаты исследований алкогольных пристрастий молодежи свидетельствуют о том, что контроль со стороны родителей и ограничительные меры, связанные с употреблением горячительных напитков, влияют на молодых людей – они прислушиваются к своим родителям. Привычки родителей тоже имеют большое значение: если мама и папа ограничивают себя в употреблении алкоголя, молодые люди поступают аналогично. Поэтому значение имеют не только правила, которые мы устанавливаем для подростков, но и наше собственное поведение. Возможно, оно имеет решающее значение.

Это относится ко многим аспектам жизни. Если вы говорите дочери, что нельзя много времени проводить за компьютером, а сами не отрываетесь от своего iPad, то ваши слова – просто пустой звук. Попробуйте как можно точнее совмещать слова с делом, чтобы ваши наставления не противоречили поведению, которое вы демонстрируете подростку. Старайтесь не противоречить самому себе, будьте искренни – так вы будете стимулировать своего ребенка быть искреннее. Если мы будем обращаться к подросткам с теплотой и доброжелательностью, то они с большой вероятностью ответят нам тем же, потому что почувствуют уважение к себе и еще потому что мы продемонстрируем им пример достойного обхождения.

Работайте над собой

Подростки (как и маленькие дети) могут ненароком затронуть в нас некие струны, заставить звучать внутри нас тревожную музыку – и тогда, как мы помним, мы начинаем действовать автоматически, что далеко не всегда рационально. Мы уже говорили об ощущении бессилия, которое легко возникает, когда подросток поступает не так, как мы хотим. Однако не только это активирует в родителях «тревожную кнопку». Вот некоторые примеры из жизни:

• Мать стала утрачивать уверенность в себе, когда обнаружила, что мужчины больше заглядываются на ее повзрослевшую шестнадцатилетнюю дочь. Она начала конкурировать с ней в выражении сексуальности. Девушка заметила поведение матери и сочла его постыдным и отвратительным.

• Отца выбило из колеи то, что четырнадцатилетний сын обвел его в футболе. Он стал держаться отстраненно и холодно. Юноша ощутил в теле какое-то странное чувство стыда и толком не понимал, как ему себя вести.

• Мать забеспокоилась, когда дочь немного закрылась и не захотела говорить о том, что ее мучает. Мать насторожилась, стала проявлять излишнюю бдительность и утратила родительскую власть, а дочь закрылась еще больше.

• Отец пришел в ярость, когда дети продемонстрировали признаки нерешительности и трусости. Дети испугались и стали вести себя еще трусливее.

Такие нерациональные реакции взрослых всегда на чем-то основаны, всегда есть какая-то предыстория. Порой бывает нелишним разобраться с этим: проговорив причину, запускающую в нас тревогу, мы можем ее унять. Что и случилось с одним пришедшим в ярость отцом из вышеприведенного примера:

Семья была направлена на консультацию к психологу, поскольку в школе, где учился старший сын (пятнадцати лет), начали замечать его усиливающуюся подавленность. Кратко обсудив сложившуюся ситуацию, психолог спросил отца о его собственном детстве: «Случалось ли вам самому бояться? Бывало ли так, что вы трусили?» Отец задумался и ответил: «Да, я много чего боялся, когда был совсем маленьким. Пауков, например». – «Как на это реагировали ваши родители?» – спросил психолог. По лицу отца пробежала тень. Было видно, что он взволнован. «Что с вами сейчас происходит?» – спросил психолог чуть погодя. «Я вдруг вспомнил, как отец выходил из себя и злился, когда я был ребенком, и как мне тогда было страшно. Я вдруг понял, каково приходится моему сыну», – сказал отец дрожащим голосом.

Для отца беседа с психологом стала важным поворотным моментом. Внезапное открытие заставило его кардинально изменить свое поведение по отношению к сыну. Он больше не позволял себе вспышек гнева и просил прощения, если все же срывался. Он взял на себя ответственность за собственные реакции, и его сын вышел из депрессивного состояния.

У всех родителей есть свои болевые точки, запускающие тревожную музыку, которая заглушает голос разума. Ваша задача состоит в том, чтобы понять, что провоцирует вас, выбивает из колеи, заставляет потерять голову и забыть о том, что перед вами подросток, которому нужно, чтобы вы вели себя как взрослый.

Не всегда необходимо разбираться с предысторией. Если мы осознаем свои слабости, понимаем, над чем надо работать, чтобы вести себя как-то иначе, – это уже немало. Лично я годами училась переносить собственное бессилие, для кого-то актуальнее будет что-то другое. В любом случае самоощущение и самооценка вашего ребенка выиграют, когда вы возьмете на себя ответственность за свои реакции, как сделал отец из рассмотренного выше примера. Особенно если эти реакции разрушают контакт между вами и ребенком.

С этой точки зрения родительство – это возможность залечить раны, нанесенные нашему собственному самоощущению и самооценке. В следующей главе мы увидим, как залечить раны в самоощущении и самооценке подростка.

Однако хочу предупредить: не забывайте о том, что развитие подростка во многом происходит не только у нас на глазах. Разумно немного расслабиться и успокоиться, поверить в то, что процесс развития идет нужным образом. Мы не должны нависать над подростком с беспокойством во взгляде, однако обязаны приложить все усилия, чтобы обеспечить необходимую ему опору, руководство и поддержку. Кроме того, мы должны действовать как подушка безопасности, которая срабатывает в нужный момент, когда подросток нуждается в помощи взрослого.

Как поступить, если подросток не хочет ничего рассказывать? Если очевидно, что его что-то мучает, однако любая попытка родителей заговорить об этом пресекается?

Мама четырнадцатилетней Вероники была серьезно обеспокоена. Она почти отчаялась и не знала, что делать с дочерью, которая совершенно замкнулась в себе. Это происходило постепенно в течение года. Из общительной и смешливой девчонки Вероника превратилась в замкнутую и молчаливую одиночку. Правда, она все еще общалась с друзьями, и порой мама слышала ее смех и болтовню. Однако стоило Веронике попасть в компанию матери и младших братьев, как она мрачнела и замолкала.

Сперва мама решила, что это возрастное и Веронике просто нужно дать время, чтобы разобраться в себе. Но ситуация лишь усугублялась, и дочь, казалось, все глубже погружалась в депрессию. К тому же она начала упорно избегать матери. Мама множество раз пыталась расспросить Веронику о том, что ее беспокоит, но дочь всякий раз лишь пожимала плечами или бросала: «Отстань, все нормально!» Мама чувствовала, что уныние девочки влияет на общую атмосферу в доме, делая ее тяжелой и мрачной. Как же быть? Больше так продолжаться не могло.

Вероника почти перестала общаться с домашними, однако каждый вечер, ложась спать, звала мать, чтобы та обняла ее и пожелала спокойной ночи. Маму это удивляло. Ей даже казалось несколько странным то, что она обнимает лежащую в кровати дочь в конце дня, наполненного ее упорным молчанием и всяческим избеганием какого-либо контакта. Бывало, она неуверенно присаживалась на край кровати и осторожно спрашивала дочку о том, что ее мучает. В ответ Вероника отворачивалась, а мама опять уходила ни с чем.

«С ней что-то происходит, – думала мама, – и я должна понять, что именно. Девочке всего четырнадцать лет, я не могу просто сидеть и переживать, сложа руки, наблюдая, как она все больше уходит в себя». Мама решила забыть о своих сомнениях и неуверенности, твердо занять позицию взрослого и с теплотой и определенностью серьезно поговорить с дочерью. Так она и поступила.

Мама, как обычно, обняла Веронику перед сном, а потом присела на край ее кровати. Девочка угрюмо таращилась в стену. «Я чувствую, что тебя что-то мучает, Вероника, – сказала мама. – Я – твоя мать и хочу тебе помочь. Я понимаю, что тебе трудно открыться, но я подожду. Я обязательно тебе помогу». Мама произнесла это уверенным и спокойным тоном, готовая к отпору дочери, к ее «отстань уже!».

Вместо этого Вероника почти незаметно придвинулась к матери и зарылась лицом в подушку. Мама погладила дочку по спине и почувствовала, что та плачет или же сдерживается, чтобы не заплакать. «Девочка моя, – несколько раз спокойно повторила мама. – Я понимаю, что тебе тяжело. Ты можешь рассказать, в чем дело?» Вероника замотала головой, по-прежнему уткнувшись лицом в подушку. «Хочешь, я попробую догадаться?» – спросила мама, но девочка опять замотала головой. «Хорошо, заинька, но мы с тобой сделали первый шаг. Подождем столько, сколько тебе нужно, но со временем мы во всем разберемся. А сейчас я просто посижу с тобой и поглажу тебя по спинке. Если у тебя появится желание что-нибудь рассказать, – расскажи. Если нет – мы сможем поговорить завтра вечером. Я обещаю снова спросить тебя об этом. Что бы это ни было, ты не должна переживать это в одиночку».

Спустя несколько дней Веронику как будто прорвало: вцепившись в руку матери, она пробормотала, что почти уверена в том, что у нее рак. Она обнаружила у себя ряд симптомов и утвердилась в своих подозрениях, заглянув в Интернет. У нее есть уплотнение в одной груди, она похудела, у нее боли в различных частях тела. Вероника расплакалась и сказала, что, видимо, она скоро умрет.

Мама испытала неимоверное облегчение, ведь с этим она сможет справиться. Все оказалось вовсе не так страшно, как она себе представляла. Она была абсолютно уверена в том, что страхи дочери необоснованны. Но с Вероникой она была серьезна, не показала ей своего облегчения. Она прощупала те места, где, по мнению Вероники, у нее была опухоль. Не обнаружив ничего плохого, она заверила дочку, что с ней все в порядке. Мама также предложила сходить на прием к врачу, чтобы убедиться, что все нормально, и Вероника согласилась.

Когда и мама, и врач подтвердили, что Вероника здорова, ее страх перед тяжелым заболеванием отступил, и она вновь начала улыбаться. Девочка попросила разрешения несколько ночей поспать вместе с мамой и получила его. Каждую ночь в течение недели она почти как младенец спала, прижавшись к матери, а затем возвратилась в свою комнату, в свою постель. Вскоре все вернулось на круги своя: иногда Вероника была весела и приветлива, иногда ворчлива и недовольна, но она больше не впадала в депрессию и не уходила в себя.

Комментарий

Маленькие дети любят играть в прятки – они очень радуются, когда их находят. Взрослеющие дети подчас тоже нуждаются в том, чтобы их «нашли», и эта задача куда сложнее. Мама Вероники «отыскала» дочь, следуя своей интуиции, утверждавшей, что с дочкой происходит что-то неладное, и убежденности в том, что именно она должна ей помочь. Это было непросто: прошло несколько месяцев, прежде чем она смогла достучаться до дочери.

Однако было совершенно очевидно, что дочь что-то мучает, а сама она не в состоянии разрешить проблему. Как вырывающийся младенец, она пыталась справиться с ситуацией без посторонней помощи, тогда как в действительности отчаянно в ней нуждалась. Борьба со страхом в одиночку может привести к тому, что он разрастется до немыслимых размеров, особенно если речь идет о детях. И именно в этой ситуации была заложена возможность для работы над ошибками: мама поняла, что четырнадцатилетняя девушка – это, в сущности, маленький ребенок в повзрослевшем теле, ребенок, который нуждается в том, чтобы о нем позаботились. То, что мама проявила зрелость и решила во что бы то ни стало разобраться в проблеме, имело своим следствием исчезновение страха перед тяжелым заболеванием – Вероника перестала бояться раковой опухоли. Но, что еще более важно, девочка обрела опыт, говорящий о том, что в трудную минуту о ней позаботятся.

Вероника в каком-то смысле выпала из круга безопасности – нам неизвестно, по какой причине. Она начала бояться раковой опухоли, однако страх с тем же успехом могло вызвать что-то иное, ведь дети боятся многого, в том числе и смерти. Главное, что мама смогла вернуть Веронику в круг безопасности, помешала ей уйти в себя. В результате в дальнейшем Веронике стало легче делиться тем, что ее мучило.

Разумеется, мы должны уважать потребность подростков в приватности. Но когда их явно что-то мучает, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы наладить с ними контакт. И если нам самим не удается растопить лед, стоит обратиться к другому взрослому, чтобы тот попробовал поговорить с ребенком. Взрослеющие дети сталкиваются с трудностями, этого не избежать, и главное, чтобы они не были вынуждены справляться с ними в одиночку.

Семнадцатилетний Кристиан воровал деньги. И ни в коем случае не у друзей – он таскал деньги у родителей. Не крупные суммы – двадцать крон здесь, сотню там – в зависимости от того, сколько наличности было в бумажниках. Он пытался сделать так, чтобы родители ничего не замечали, но в один прекрасный день его воровство было раскрыто. Родители серьезно поговорили с Кристианом: дело было не в пропавших деньгах как таковых, они были озабочены нравственной стороной вопроса. «Важно, чтобы мы могли на тебя положиться. Нельзя воровать. Тебе же дают деньги, когда ты просишь», – сказали они ему. И Кристиан пообещал больше так не делать. Однако вскоре родители обнаружили, что деньги снова пропадают. Они указали на это Кристиану, который поначалу все отрицал, но затем все же сознался. Последовал очередной серьезный разговор, были даны очередные обещания, которые вновь были нарушены. Прошло более двух лет, прежде чем семья обратилась к психологу.

На первую консультацию они пришли все вместе – мать, отец и Кристиан. «Кристиан отличный парень, мы гордимся им и очень его любим, – сказал папа. – Но есть одна проблема – он таскает у нас деньги. Мы вынуждены прятать бумажники, мы не можем на него положиться. Это порождает недоверие, и нас беспокоит, чем это все может закончиться».

Родители немного подробнее описали ситуацию. Кристиан сказал, что не знает, зачем ворует, ведь он понимает, что так нельзя. Психолог спросил Кристиана, не против ли он беседы в присутствии родителей, которые должны были просто молча слушать. И молодой человек, и его родители согласились. Психолог предложил Кристиану рассказать о том, что его беспокоит, о чем ему хотелось бы поговорить, раз он все равно здесь. Семнадцатилетний парень начал рассказывать, что, когда один за другим, с разницей всего в несколько месяцев, умерли его бабушка с дедушкой, ему самому было тринадцать лет. Он заплакал, когда заговорил об этом – о том, как он их любил, о том, как он по ним скучает, о том, как он много раз засыпал в слезах. Психолог задавал вопросы и слушал плачущего Кристиана. Через какое-то время юноша успокоился и сказал, что закончил.

Психолог повернулся к родителям, которые все это время сидели молча и слушали. «Мы не думали, что он до сих пор так сильно переживает! – сказали они чуть ли не хором. – Тот период был тяжелым, но они были уже в очень преклонном возрасте, и мы чувствовали, что это произойдет. Кристиан был на похоронах. Сначала он очень переживал – как и все мы, но нам казалось, что это довольно быстро прошло, ведь жизнь не стояла на месте и повседневность как-то сразу захватила нас. Но сейчас мы видим, что Кристиан был очень одинок в своей скорби. Он больше других детей был привязан к бабушке и особенно к дедушке». Когда мама это сказала, Кристиан опять заплакал.

В завершение встречи с психологом родители сказали о том, что беседа приняла неожиданный для них оборот. Кроме того, они были рады, что Кристиан рассказал о своей тоске и скорби. Кристиану со своей стороны стало легче. Психолог резюмировал: «Вы пришли сюда потому, что Кристиан ворует деньги, но в итоге мы говорили о тоске и скорби. Я не знаю, существует ли здесь какая-то взаимосвязь. Однако случается, что дети и подростки выражают свои чувства не напрямую. Например, воровство может служить неявным выражением какого-то состояния. Я хотел бы встретиться с вами еще раз через некоторое время и узнать, как обстоят дела». Они договорились о том, что Кристиан (уже без родителей) пару раз придет на беседу к психологу, поскольку он сам этого захотел.

Кристиан посетил психолога еще два раза. Во время этих встреч он говорил о своей жизни. Он сказал, что перестал воровать деньги у родителей. Кристиан хотел бы проводить больше времени с отцом, но считал, что папа слишком часто занят. Молодой человек спросил, может ли психолог поговорить об этом с его отцом – ему самому было сложно это сделать. Психолог ответил утвердительно. Они также беседовали о том, что Кристиану было бы полезно научиться высказываться, говорить дома о том, чего бы ему хотелось, о том, в чем он нуждается. Психолог использовал понятия «выражение индивидуальности», «Я-высказывание» и объяснил, что необходимо уметь выражать свои личные потребности в общении с семьей, близкими друзьями, а со временем и с возлюбленной.

Спустя несколько недель после первого обращения к психологу отец Кристиана подтвердил, что воровство перестало быть проблемой. Правда, за исключением одного эпизода, с которым они уже разобрались. Психолог говорил с отцом о потребности мальчика в поддержке и общении с ним. Они договорились, что отец Кристиана возьмет за правило проводить время вместе с сыном по меньшей мере раз в неделю. Например, они вместе могут совершать пробежку, ходить в кино, кафе и т. п. Он легко согласился, так как всегда с удовольствием общался с сыном. Раньше он просто не понимал, насколько это важно для самого Кристиана, и считал, что сын уже не нуждается в папином обществе. После согласования с Кристианом психолог рассказал его отцу о плане развития способности высказываться, говорить о своих желаниях и потребностях. Они решили, что родители немного помогут юноше, спрашивая о том, как у него дела, но без особой навязчивости.

Комментарий

Порой проблемы, связанные с подростком, кажутся неразрешимыми. В таких случаях разумно обратиться за помощью. Осознанное и ответственное родительство зачастую означает принятие помощи – в первую очередь от семьи и друзей, а также и профессиональной. Родители Кристиана проявили заботу о сыне, связавшись с психологом, когда сами они не видели выхода из сложившейся ситуации. Иногда наметанный взгляд со стороны способствует тому, что дело принимает совершенно неожиданный оборот, и мы учимся чему-то новому и очень важному, как произошло в случае с Кристианом. Ему помогли в осознании своих чувств и поддержали в развитии способности их выражения, что, вне всякого сомнения, пошло на пользу его самооценке.

Семнадцатилетняя Сигрид была активной, толковой и жизнерадостной девчонкой: пользовалась популярностью у друзей, хорошо училась, отлично танцевала, была смешлива и красива. С родителями у нее были доверительные отношения. Мама и папа были совершенно убеждены в том, что дочка ничего от них не скрывает, за исключением обычных для семнадцатилетней девушки тайн, которые она носит в себе или делится ими лишь с близкими друзьями. Единственной «проблемой» Сигрид была ее смышленость – она всегда предъявляла к себе высокие требования.

Последние пару лет Сигрид все больше увлекалась здоровым питанием. Она читала статьи о проклятии углеводов и начала брать в школу салаты. С точки зрения нормального питания все было в порядке, поскольку салаты Сигрид представляли собой богатую смесь овощей, куриного мяса, фасоли или чечевицы.

Но в какой-то момент мама начала недоумевать. Кажется, за какие-то пару месяцев Сигрид значительно похудела? Она поговорила с мужем, и выяснилось, что он тоже обратил на это внимание. Они решили понаблюдать за тем, как питается Сигрид, и заметили, что она перестала есть хлеб, а потребление углеводосодержащих продуктов (таких, как макароны, рис и картофель) сократила до минимума. Они также заметили, что дочка, пожалуй, слишком часто посещает фитнес-клуб – практически каждый день. А когда Сигрид все чаще и чаще стала устраивать сдвоенные тренировки (сначала велотренажер, а затем интенсивные силовые упражнения, в общей сложности на это уходило два часа), они подумали, что здоровый образ жизни все-таки одерживает верх.

Но вот настал сочельник, и вся семья собралась за праздничным столом. Когда Сигрид вошла в гостиную в своем коротком черном платье, мама испытала шок. Она вдруг с полной ясностью увидела, как сильно похудела дочь. В пубертатный период Сигрид обрела женственные мягкие формы, сейчас же она походила на жердь. Мама обратила внимание на то, что Сигрид не стала есть картошку. «В меня уже не лезет картошка, лучше поем-ка я копченых бараньих ребрышек» – так она мотивировала свой отказ. В тот сочельник мама с папой с глазу на глаз обсудили сложившуюся ситуацию и решили, что при первой же возможности мама серьезно поговорит с Сигрид о том, что они с отцом обеспокоены ее здоровьем.

Возможность представилась уже на следующее утро. Мама сказала Сигрид: «Сигрид, ты сильно похудела, я о тебе беспокоюсь. Вчера, когда ты надела свое черное платье, я увидела, что ты совсем тощая. А ведь у тебя была такая прекрасная фигура! Еще я заметила, что ты не ешь углеводы. Это небезопасно для человека, ведущего такой активный образ жизни, ведь именно углеводы являются источником энергии для организма». Мама была необычайно серьезна и говорила с предельной определенностью: «Я хочу, чтобы ты остановилась и задумалась. Мы с папой решили помочь тебе нормализовать питание и ограничить тренировки до разумных пределов».

Тем утром Сигрид с мамой говорили долго. Сперва Сигрид насупилась и заявила, что мама страшно все преувеличивает, что родители не должны контролировать то, как она питается, они все равно не смогут заставить ее есть пищу, которая ей не по вкусу. Она смягчилась, когда мама сказала: «Знаешь что, дружочек, ты имеешь право на свои проблемы. Ты имеешь право на то, чтобы с ними не справляться. Тебе, как и всем остальным, может многое не удаваться, но мы тебе поможем!»

Сигрид расплакалась и рассказала о том, что углеводы пугали ее все больше и больше, ведь везде пишут, как они опасны для здоровья. Кроме того, было здорово сбросить вес. Подруги говорили, что она стала стройной и красивой. Она не осознавала, что все зашло слишком далеко, но сейчас это поняла.

Последовал довольно длительный период, в течение которого Сигрид, мама, а со временем и папа многократно беседовали о еде, тренировках, теле, самоощущении и самооценке. Вместе с Сигрид они составили план, который заключался в постепенном увеличении потребления углеводосодержащих продуктов. Они говорили, что это очень важно для организма подростка, ведущего активный образ жизни. Они ограничили количество и интенсивность тренировок – не более четырех в неделю и никаких двойных нагрузок. Родители повторяли, что у Сигрид, как и у всех подростков, может что-то не получаться, что это – нормально, что проблемы – это естественная составляющая жизни, что они как родители рады ей помочь. Сигрид было тяжело. Идея о том, что определенные продукты есть нельзя, успела глубоко укорениться в ее сознании. Ей казалось почти невозможным вновь привыкнуть есть хлеб. Однако она понимала, что родители правы, и старалась придерживаться плана. Тем не менее, она делала попытки отвертеться: говорила, что уже ела хлеб, что не в состоянии есть рис на обед. Когда мама указывала ей на это, Сигрид сперва закрывалась и проявляла недовольство. Но мама стояла на своем: «Я вижу, что тебе все еще тяжело. Ты избегаешь есть продукты, которые, по нашему уговору, должна есть, потому что тебе это необходимо». И Сигрид сдавалась, признавая, что мама права: «Все это так тяжело!» Девушка опять начинала плакать, и родители опять говорили о том, какая помощь ей необходима.

Спустя год, в сочельник, когда стол был вновь накрыт для праздничного ужина, Сигрид была уже в гораздо лучшей форме. Она вернулась к своему естественному весу, была довольна собой и съела пару картофелин в придачу к копченым бараньим ребрышкам. Она говорила, что все еще слишком много думает о еде и несколько больше, чем нужно, озабочена здоровьем. Но родители больше не боялись, что у дочери разовьются серьезные нарушения пищевого поведения, они продолжали внимательно следить за ее привычками. Впоследствии Сигрид говорила, что ей помогла «мамина неимоверная убежденность в том, что я стала слишком худой и что она мне поможет. А еще она все время повторяла, что если у меня не все получается – это совершенно нормально, и это очень помогло: мне казалось позорным, что проблемы с питанием возникли у меня».

Комментарий

История Сигрид свидетельствует о том, что серьезный негативный процесс можно остановить при вмешательстве и поддержке родителей. У Сигрид авторитетные родители: они не ругают и не сердятся, но серьезно с ней беседуют и направляют ее. Сигрид получила поддержку в двух аспектах: во-первых, проблемы с питанием, которые угрожали ее здоровью в целом и самооценке в частности, были устранены. Когда Сигрид вновь обрела гармонию в своей жизни, она получила возможность и в дальнейшем развиваться в сторону постепенно растущей зрелости и самостоятельности. Если бы нарушения пищевого поведения не были исправлены, то ее жизнь быстро превратилась бы в одержимость диетами и тренировками, что в действительности приглушает самоощущение.

Кроме того, Сигрид помогли принять саму себя – как человека, который «имеет право не всегда справляться с проблемами». В какой-то момент развитие самоощущения Сигрид пошло не так. Она ощущала себя способной и смышленой девчонкой, но расширила собственное самоощущение, опираясь на принятие родителями того факта, что ей, как и всем остальным, позволено иметь проблемы. Это ее право было многократно озвучено и в результате закрепилось в ее самоощущении. В дальнейшем Сигрид будет проще принять саму себя и других людей в затруднительных ситуациях, которые в жизни порой возникают.

Все дети легко обижаются, но четырнадцатилетний Ториус куда чаще сверстников чувствовал, что с ним обходятся несправедливо. Он бывал уязвлен в ситуациях, на которые другие мальчики и девочки его возраста просто не обращали внимания. Он часто обижался на учительницу за то, что она, по его мнению, его не слушает и всегда занижает ему оценки. То же самое происходило и в отношениях с друзьями. «Ребята из класса никогда со мной не считаются», – зачастую заявлял он. Дома он жаловался на то, что старшая сестра имеет большее право голоса, чем он. Он ужасно расстраивался, если она узнавала о чем-либо раньше его (например, что в выходные они пойдут в гости к бабушке и дедушке), даже если он получал ту же информацию всего двумя часами позже.

Ториус сразу же начинал возмущаться, и, по мнению родителей, возглас «Это несправедливо!» раздавался слишком уж часто. Разумеется, в отдельных ситуациях он был совершенно обоснован. Вполне возможно, что учительница могла не услышать слов Ториуса, ведь у нее в классе тридцать человек, которые зачастую начинают говорить одновременно. Наверняка она порой не слышала и других ребят. Случалось также, что родители сперва говорили с его сестрой, ведь она на пять лет старше Ториуса, а кроме того – куда общительнее. Но в общем и целом родители Ториуса считали, что он не подвергается чрезмерной несправедливости со стороны окружающих. Однако сам Ториус, по всей видимости, чувствовал, что им пренебрегают – как в школе, так и дома.

Родители хотели помочь Ториусу в том, чтобы он научился не принимать все так близко к сердцу. Они думали, что, возможно, он это перерастет, но в то же время боялись, что его ранимость разовьется и станет чертой, которая осложнит жизнь ему самому и будет неприятна окружающим. Он был популярным парнем, имел много друзей, но что, если он и в дальнейшем будет таким ранимым? Родители считали, что это может негативно сказаться на его социальной жизни. Ему самому тяжело, когда он чувствует, что с ним обходятся несправедливо, хотя, если смотреть объективно, он, конечно, преувеличивает, считали родители.

Однажды субботним вечером, когда детей дома не было, мать и отец обсуждали Ториуса и его обостренное чувство справедливости. Они спрашивали друг друга: что мы сделали не так? Какие наши действия привели к тому, что он все время чувствует себя обойденным? Они не могли найти однозначных ответов на эти вопросы.

Мать предположила, что, возможно, развитию ранимости Ториуса способствовали серьезные проблемы в отношениях между ними, возникшие, когда сыну было два-три года. В тот период они оба не уделяли должного внимания детям и чувствовали, что в основном от этого страдал маленький Ториус. Но они всегда думали, что это осталось позади, ведь потом все наилучшим образом наладилось.

Отец заметил, что, вероятно, они должны были чаще спрашивать мнения Ториуса (например, о том, какой фильм посмотреть). Ведь он уже достаточно взрослый, чтобы высказывать свою точку зрения. Возможно, они слишком долго относились к нему как к малышу, за которого всегда решают другие. Они считали, что и это – этап, пройденный ими много лет назад. Но, может быть, на эмоциональном уровне Ториус продолжает это чувствовать?

«Мы не найдем однозначного объяснения, но, как бы то ни было, мы должны ему помочь», – заключили они. Родители сошлись на том, что лучшим лекарством для сына будет дополнительная порция того, чего ему, по всей видимости, так не хватает, внимания и принятия в расчет его точки зрения. Они решили, что какой-то период времени будут уделять Ториусу и его потребностям особое внимание, постараются действительно понять его и дать ему то, в чем он нуждается. Они поговорили об этом с дочерью и спросили, согласна ли она какое-то время быть особенно внимательной к младшему брату. «Только если он не станет один за всех все решать», – ответила она. Родители заверили ее в том, что какое-то время надо просто уделять брату больше внимания, помогая ему унять чувство, что с ним постоянно обходятся несправедливо. На это она согласилась.

Решение реализовалось в конкретных действиях: и мать, и отец стали несколько чаще прежнего спрашивать Ториуса о том, чего бы ему хотелось на ужин, какие у него планы на выходные, о других житейских вещах. Они перестали реагировать раздражением на возглас «Это несправедливо!» и, вместо того чтобы выговаривать ему («Нет, Ториус, ты не прав, здесь нет никакой несправедливости»), спрашивали сына о том, что ему показалось несправедливым. Оба родителя заметили, что ищут взгляда Ториуса несколько чаще, чем обычно, и отчетливо ощущали изменения в собственных установках. Они как будто по-новому увидели Ториуса, словно любовь к мальчику наполнила их с новой силой. Они считали, что это было самым важным изменением, позволившим им другими глазами взглянуть на потребности сына.

А что произошло с Ториусом? Изменился ли он? Позволил ли «исправить» себя? Да, по мнению родителей, он становился все спокойнее день ото дня благодаря их новым установкам. Они чувствовали, что их любовь, заботливое внимание действовали на него успокаивающе. Спустя пару месяцев они увидели, что обостренная ранимость Ториуса сошла на нет. Вероятно, за это время в головном мозге Ториуса образовалось альтернативное нейронное соединение, которое подкрепляло его уверенность в том, что он имеет такое же право на внимание и прочие блага, как и другие. И это, в свою очередь, повлияло на отношения Ториуса с друзьями и семьей: они стали гибче и бескорыстнее. Мать рассказала об одном эпизоде, в котором ярко проявились произошедшие с Ториусом изменения. Родители обсуждали с его старшей сестрой, сколько денег они дадут ей в поездку на юг. Они остановились на достаточно крупной сумме, которую решили перечислить на ее счет. Мать по привычке ждала, что сын скажет что-нибудь вроде: «Несправедливо, что вы даете деньги ей, а не мне…» Однако он спокойно сидел и невозмутимо листал журнал. На всякий случай она сказала: «Когда ты повзрослеешь и поедешь отдыхать с друзьями, то получишь сумму не меньше». – «Да, – ответил Ториус, – если мне это будет нужно».

Комментарий

Родители Ториуса поступили мудро: они задумались над тем, что нужно их сыну, пусть им и не удалось определить причину возникновения его трудностей. Нам зачастую хочется понять, почему трудности возникают у нас самих или же у кого-то другого. Порой нам удается понять, почему все складывается так, а не иначе. А порой мы имеем дело с непростыми вещами, в которых нелегко разобраться. Но, тем не менее, мы можем попытаться все наладить и исправить, спросив себя: «Что нужно моему сыну? В чем нуждается моя дочь?» Опираясь на поведение и реакции подростков, мы способны дать им то, чего им не хватает.

Наши установки очень важны в ситуации, когда мы собираемся «компенсировать нехватку» чего-либо, как в случае Ториуса. Нельзя просто решить: «Ну да, если это так важно, он получит больше внимания». Мы должны провести предварительную работу, подготовиться эмоционально, по-настоящему вжиться в субъективные переживания подростка, попытаться понять его потребности. Чтобы работа по компенсации пошла ребенку на пользу, она должна быть проделана с полной отдачей и быть достаточно длительной. Чтобы новый опыт закрепился в имплицитной памяти, необходимо время.

В небольшой семье, состоящей из восемнадцатилетней Майи и ее мамы Турилл, слишком часто раздавалась ругань. Майя все время была на взводе: она злилась на учителей и школу, надрывалась с домашними заданиями, расстраивалась из-за ссор с подругами и огорчалась по поводу того, что ее молодой человек дурно с ней обходится. Еще она злилась на маму. Майя кричала на мать, между ними ежедневно вспыхивали громогласные ссоры.

Майя: «Ненавижу, когда Анетте (подруга) говорит кому-нибудь обо мне плохо, ненавижу это!»

Мама: «Ты тоже не всегда о ней лестно отзываешься».

Майя: «Как ты можешь об этом судить? Откуда ты вообще знаешь, о чем я говорю с друзьями?»

Мама: «Честно говоря, Майя, я много раз слышала, как ты плохо говоришь об Анетте за ее спиной… да и не только о ней. Ты тоже вовсе не святая».

Майя: «Господи, да ты вообще ничего не понимаешь! Ты и сама не святая!»

«Лицемерка несчастная!» – кричит Майя и покидает комнату.

В порыве гнева Майя частенько бросает в мать вещи. Однажды она кинула стакан, который, попав в стену, разлетелся вдребезги. В другой раз швырнула книгу, которая угодила матери в плечо и оставила огромный синяк. Майя бросала в лицо матери и одежду. От этого мама очень сердилась и в то же время приходила в отчаяние: в таких ситуациях она чувствовала себя маленькой и беспомощной.

Ей казалось, что Майя все время на нервах, что она никак не может успокоиться. А когда она делала попытки помочь дочери немного расслабиться и обрести душевное равновесие, все заканчивалось очередным скандалом. И мать, и дочь очень переживали и уставали от бесконечных словесных баталий.

Мама не знала, что делать. Когда она пыталась говорить с дочерью рассудительно и взывала к ее разуму, то получала в ответ слезы и крики. Что же сделать, чтобы успокоить восемнадцатилетнюю девушку, да и самой успокоиться?

Турилл было стыдно, что она не может «справиться» с дочерью, поэтому лишь немногие знали о серьезности сложившейся ситуации. Но однажды вечером Турилл навестила ее подруга – Анна-Лиза, и тогда Турилл рассказала ей о том, как она беспокоится о будущем дочери, о постоянных скандалах и о том, как она от всего этого устала. Анна-Лиза посоветовала Турилл книгу, в которой описывался метод отражения, и сказала, что сама начала его применять в общении со своими детьми. «Знаешь, мне кажется, что все мы становимся немного спокойнее, когда мне удается быть более внимательным слушателем, – сказала Анна-Лиза. – Вдруг тебе это тоже поможет?»

Анна-Лиза продемонстрировала метод отражения на практике: Турилл говорила о стычке с Майей, а Анна-Лиза более или менее дословно повторяла сказанное. «Я чувствую, что успокаиваюсь, я чувствую, что меня слышат и понимают», – сказала Турилл. В тот же вечер она заказала в интернет-магазине книгу «Увидеть ребенка таким, каков он есть» – именно ее рекомендовала Анна-Лиза. Получив ее спустя неделю, Турилл прочитала все, что касалось отражения.

Турилл хотелось попробовать отражение в общении с Майей, но она боялась того, что дочь разгадает этот прием. Поэтому она решила не использовать отражение в чистом виде, а вместо этого отражать сказанное Майей своими словами. Уже на следующее утро она сделала первую попытку.

Майя: «Я не в состоянии идти сегодня в школу!»

Мама: «Ты не в состоянии идти сегодня в школу?»

Майя: «Да, меня просто тошнит от школы…»

Мама: «Ты так утомлена, что тебе от этого плохо?»

Майя: «Да-а, я не знаю, как буду сдавать экзамены».

Мама: «Хм… это так тяжело…»

Майя: «Ты не представляешь, какие учителя придиры!»

Мама: «Нет, я не совсем в курсе твоих школьных будней».

Майя: «Английский еще ладно потому, что учитель ничего».

Мама: «Да, на родительском собрании я заметила, что он ничего».

Майя: «Но все, мне пора, пока!»

Оставшись одна, Турилл удивленно думала о том, что этот разговор вполне мог закончиться скандалом, криками и захлопывающейся дверью. Она решила продолжить начатое. В тот же вечер состоялась следующая беседа.

Майя: «Анетте – гадюка».

Мама: «Ты считаешь, что Анетте – гадюка?»

Майя: «Сегодня она мне выдала такую гадость!»

Мама: «Она сказала тебе что-то гадкое? Что же?»

Майя: «Она обвинила меня в том, что я флиртую с ее бойфрендом!»

Мама: «Она обвинила тебя в том, что ты флиртуешь с ее парнем?»

Майя: «Да, она считает, что я строю ему глазки и бросаю призывные взгляды».

Мама: «То есть она считает, что ты бросаешь ему призывные взгляды?»

Майя: «Что это с тобой, а? Почему ты повторяешь за мной?»

Мама: «Я просто действительно пытаюсь понять то, о чем ты говоришь».

Майя посмотрела на мать и скрылась за журналом, который читала до этого, Турилл опять обратилась к своей газете. Немного погодя разговор продолжился.

Майя: «Мне нет никакого дела до ее бойфренда, так что нечего обвинять меня в таких вещах».

Мама (используя легкий вариант отражения): «Да, ведь у тебя ко всему прочему есть молодой человек. Неприятно слышать такого рода обвинения».

Майя: «Да уж, я реально расстроилась».

Мама: «Мм… это легко понять. Обидно, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала. Ты сказала об этом Анетте?»

Майя: «Нет, просто ушла. Но я скажу ей об этом завтра».

Мама: «Да, ты можешь сказать ей об этом завтра».

Турилл продолжала пользоваться отражением в общении с дочерью с попеременным успехом. Иногда у них получались краткие приятные беседы вместо прежней ругани. А порой ей не удавалось справиться с ситуацией, и все заканчивалось конфликтом. Но в общем и целом Турилл чувствовала, что Майя меньше нервничает, быстрее успокаивается, когда они разговаривают, в ней стало меньше напряженности и готовности уйти в защиту, она стала более открытой. Напряжение между ними все чаще и чаще сменялось более мирным настроением. Не то чтобы они стали гораздо больше говорить друг с другом, однако, по мнению Турилл, в их беседах появилось больше близости.

Турилл и сама стала меньше нервничать. Она считала, что использование отражения помогло ей мыслить так, чтобы следовать за дочерью, быть рядом с ней. Она научилась лучше слушать. Это пошло на пользу им обеим. Конечно, всех проблем это не решило. Майя по-прежнему не любила школу и зачастую ссорилась с друзьями. Изменения прежде всего касались контакта матери с дочерью и общей атмосферы – теперь их общение все чаще проходило в форме обычной спокойной беседы, не превращаясь в ругань. И Турилл чувствовала, что эта новая атмосфера предполагала массу возможностей: она достучалась до дочери, Майя все-таки стала впускать ее в свою жизнь, и они обе уже не так нервничали. Она была рада, что ей удалось изменить свой подход к дочери-подростку, и гордилась этим.

Комментарий

Мама Майи находится в порочном круге в отношениях со своей дочерью, однако она делает две важные вещи: во-первых, не отрицает собственную ответственность и не перекладывает вину на подростка, а во-вторых, ищет помощи. Турилл принимает родительскую ответственность. Заменяя морализаторство и поучения настройкой, она помогает Майе стать спокойнее. Как в ближайшей, так и в долгосрочной перспективе это имеет значение для самоощущения и самооценки Майи: когда мама ее слушает, она учится лучше разбираться в собственных чувствах, а кроме того ощущает бóльшую поддержку матери. Всякий раз, когда Турилл слушает дочь и им удается разговаривать, а не кричать, в головном мозге Майи образуются новые связи, которые в дальнейшем увеличат вероятность того, что именно это поведение будет активировано. В Майе развивается способность к разумному диалогу. Беседа о том, что ее гнетет, способствует регулированию уровня стресса и закладывается в имплицитную память как стратегия совладания со стрессом. А Турилл получает возможность быть хорошим «спарринг-партнером» для своей дочери, когда они могут говорить друг с другом, а не ссориться.

Восемнадцатилетний Робин долго раздумывал. Он хотел попросить помощи у отца. Он чувствовал, что больше не выдержит. Обращаться к отцу было тяжело, но он больше не мог это выносить. Все началось тогда, когда он вступил в подростковый возраст. Ему нужно было сосчитать про себя до десяти всякий раз перед тем, как выйти из дома, чтобы по дороге с ним ничего не случилось. Потом навязчивые состояния усугубились, и его жизнь превратилась в череду навязчивых мыслей и ритуалов. Ему все время приходилось составлять замысловатые ряды чисел и ходить по определенным улицам, придерживаясь определенного порядка. Он должен был проверять все, что ни делал, по десять раз. Все предметы в его комнате должны были стоять на определенных местах. Одним словом, его будни состояли из навязчивых ритуалов, от которых он не мог избавиться. Робин понимал, что это какое-то безумие, но при этом смертельно боялся того, что может произойти, если он перестанет «страховать» себя последовательностью чисел и определенным порядком вещей.

Больше всего его выматывало, что все это приходилось скрывать. Никто не знал о его навязчивых состояниях – ни друзья, ни отец, с которым он жил с тех пор, как мама ушла несколько лет назад. Робин научился скрывать свои проблемы, но это давалось ему все тяжелее и тяжелее. Он чувствовал растущее одиночество и не представлял, как жить после окончания школы. До этого момента оставалось всего несколько месяцев.

Робин прекрасно знал, что с ним происходит, поскольку нашел в Сети массу информации о неврозе навязчивых состояний. Он также читал о том, что это лечится, но не представлял, куда обратиться за помощью. Он пришел к выводу, что его единственный шанс – поговорить с отцом. Робин очень боялся этого разговора, поскольку знал, что папа негативно настроен по отношению к психологам и всему такому. Однако папа был его единственной возможностью выбраться из проблем и, конечно, хотел ему помочь.

Однажды вечером в пасхальные каникулы Робин набрался храбрости и сказал: «Пап… Я тут кое о чем подумал. Это, конечно, бред, но…» Папа выжидающе смотрел на сына: «Ты что-то натворил?» – «Нет, не совсем, но я не знаю… Но я… в общем, у меня обсессивное расстройство. Ну, знаешь, мне нужно считать и все такое, все время! Я вынужден просить о помощи…» Робин весь сжался после того, как произнес вслух слова «обсессивное расстройство», но дело было сделано.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а потом последовала реакция папы: «Какого черта? Хочешь сказать, что я стану платить тысячи крон какому-нибудь придурку, потому что тебе “нужно все время считать”? Это бабские проблемы! Как раз такие были у твоей матери. Заканчивай с этим. Соберись, я больше ничего не хочу об этом слышать». Папа вышел из дома. Робин замер. Он боялся того, что папа будет расстроен или разочарован, но не ожидал, что его самого выругают. Он считал, что самым сложным будет высказаться. Робин пошел в свою комнату, запер дверь и лег в кровать, совершенно оцепенев. «Один. Я совсем один, я с этим не справлюсь», – думал он.

Папа чувствовал тотальную безысходность. Он понятия не имел, что ему с этим делать. Конечно, он догадывался, что что-то не так, но надеялся на то, что все пройдет само собой. То, что мальчику нужно обращаться к психологу или к кому-то подобному, было просто-напросто позором. «Робин ни в чем не нуждается», – думал папа.

Шли дни. Робин сидел в своей комнате, папа – в гостиной, они ели по отдельности и с самого признания мальчика не разговаривали друг с другом. Как-то вечером папа включил телевизор и, как ни странно, наткнулся на программу о неврозе навязчивых состояний. Папа не отрываясь смотрел передачу и впитывал все, о чем там говорилось. Той ночью он лежал без сна и думал. Он вдруг осознал, что у сына, по всей видимости, серьезная проблема и что он как отец обязан что-то предпринять, чтобы помочь мальчику. Его гнев и ожесточенность трансформировались в некую форму любопытства и сострадания, он должен был больше узнать об этой пресловутой навязчивости…

На следующий день отец постучал в дверь комнаты Робина. Оттуда не раздавалось ни звука. Папа попробовал открыть дверь и убедился в том, что она заперта. «Он, конечно, меня слышит», – подумал папа и заговорил через дверь: «Эй, Робин, я много думал и хочу перед тобой извиниться. Я не должен был сердиться, я беру свои слова назад. Ты мог бы выйти, чтобы мы все обсудили?» Папа слышал, что Робин ворочается в кровати, и на всякий случай повторил сказанное, только громче.

Немного погодя он услышал, как Робин отпер дверь. Но мальчик не вышел из комнаты. Папа воспринял это как приглашение и зашел в комнату сына. Он сел рядом с Робином на край кровати и рассказал о передаче. Ему это далось нелегко, и голос его немного дрожал, но он знал, что Робин слушает. «Сейчас для меня самое важное – извиниться перед тобой. Прости, что я тебя отругал. Это ужасно. Я хочу помочь тебе справиться с этой проблемой, Робин. Как бы там ни было, я ведь твой отец». Произнося последнюю фразу, папа хотел взять сына за руку, но мальчик расплакался и выбежал из комнаты в гостиную. Папа выбежал вслед за ним, не зная толком, как себя вести, и повторил: «Прости меня». Робин плакал долго и сильно, папа тоже не сдержал слезы. Робин больше не чувствовал себя одиноким.

Комментарий

Самое важное в этой истории – мудрое решение отца: он осознал совершенное по отношению к сыну предательство и взял за него ответственность, искренне попросив прощения. Он сделал это по-настоящему, так что Робин увидел – папа действительно сожалеет. Папина рокировка имела решающее значение для самоощущения и самооценки Робина. По сути, это была спасательная операция. Протянув руку помощи Робину, папа остановил его погружение в полную изоляцию и вернул в социум. Ему позволили иметь серьезные проблемы, его поддержали, и он получил освобождающий опыт принятия.

Робину и его отцу предстояло еще многое сделать. Обсессивное расстройство было так развито, что отец не мог самостоятельно помочь сыну. Но поскольку они теперь были вместе, многое стало возможным. Папа узнал и признал проблему – и это уже было огромным шагом вперед. Робину стало намного легче. Ему больше не надо было скрывать свои ритуалы. Со временем они с отцом даже стали смеяться и шутить на эту тему. Папа поддержал Робина, обеспечив ему профессиональную помощь, и сам получил рекомендации от лечащего врача, позволившие и в дальнейшем помогать сыну. Это потребовало времени, но мальчик выздоровел. Отношения отца и сына обрели такую глубину и близость, какой не было между ними никогда раньше.