Эволюция личности бесплатное чтение

Михайи Чиксентмихайи
Эволюция личности

Его книга «Поток» представила нам принципиально новую теорию счастья, в ее не менее революционном продолжении Михай Чиксентмихайи показывает нам, как осмыслить и преодолеть наше эволюционное наследие, чтобы возродить себя и мир для следующего тысячелетия. «Эволюция личности» — пророчество о том, что нам предстоит делать для полнокровного развития личности и общества. Книга дает пищу для размышлений о будущем судеб мира и о том, как мы можем направить его по лучшему пути.

Роберт Белла

Автор считает, что лишь активное и сознательное участие в эволюционном процессе поможет нам наполнить нашу жизнь смыслом и радостью. На самом деле судьба человечества в следующем тысячелетии зависит от того, какими сегодня станем мы сами.

Library Journal

«Эволюция личности» наводит на мысль, что лишь коллективные усилия людей, желающих привнести живительную силу потока в решение сложных вопросов морального выбора, обеспечат человечеству жизнеспособность и гармонию в будущем.

San Francisco Chronicle

Комментарии автора даны в фигурных скобках. Примечания редактора и переводчика в квадратных скобках.

Введение

Перед вами продолжение «Потока»^{1} — книги, которую я написал три года назад. В ней рассказывается о длившемся четверть века психологическом исследовании счастья, которое раскрыло, что же наделяет нашу жизнь смыслом. В «Потоке» рассматриваются такие вопросы: почему одни люди обожают свою работу, наслаждаются общением с семьей и с удовольствием проводят часы в уединенных размышлениях, в то время как другие свою работу ненавидят, дома скучают, а перспектива побыть в одиночестве приводит их в ужас? Что нужно сделать для того, чтобы повседневная деятельность доставляла такое же удовольствие, как катание на лыжах, а хоровое исполнение «Аллилуйя» воспринималось как часть истинно сакрального действа? И возможно ли это? Проведенные мною и другими учеными исследования показали, что да — возможно.

Берясь за «Поток», я хотел представить широкой аудитории некоторые результаты многолетних систематических исследований. Успех книги превзошел все ожидания. Но оказалось, что там рассмотрены не все вопросы, настоятельно требующие нашего внимания. «Эволюция личности», которую выдержите в руках, призвана восполнить этот пробел.

Я заинтересовался проблемой удовольствия в 1963 году, когда работал в Чикагском университете над докторской диссертацией, посвященной развитию человеческого потенциала.

Основной ее темой была креативность — как люди придумывают новые вещи? Как они задаются вопросами, прежде никому не приходившими в голову? Чтобы выяснить это, я решил понаблюдать за людьми искусства, когда они работают. Я фотографировал и делал заметки о том, как создается картина, а затем спрашивал художников, о чем они думали во время работы. Так я надеялся понять нечто важное о творческом процессе.

Мои исследования креативности^{2} успешно продвигались, но в ходе этих наблюдений я обнаружил нечто более существенное. Меня поразила полнейшая вовлеченность художников в процесс рисования. Пытаясь выразить возникшие в их сознании образы, они входили в почти гипнотический транс. Когда картина начинала обретать форму и становиться интересной, они не могли от нее оторваться: забыв о голоде, других своих делах, о времени и усталости, они продолжали творить. Но это состояние очарованности длилось лишь до тех пор, пока картина не была завершена: как только она переставала меняться и процесс создания можно было считать законченным, художник забывал о ней и обращал свой взор к чистому холсту.

Было понятно, что художника захватывает не предвкушение появления прекрасного произведения, а сам процесс рисования. Поначалу это казалось странным, поскольку большинство психологических теорий учат тому, что нас мотивирует либо потребность устранить неприятное ощущение, такое как голод или страх, либо ожидание будущих благ вроде денег, положения и славы. Мысль о том, что человек способен целыми днями напролет работать лишь для того, чтобы просто работать, представлялась невероятной. Но если отложить рассуждения и оглядеться вокруг, мы увидим, что в жизни такое поведение совсем не редкость. Не только художники вкладывают время и силы в деятельность, приятную саму по себе, но едва ли приносящую какие-то еще блага. В действительности каждый человек посвящает уйму времени вещам, интерес к которым можно объяснить лишь тем, что ему приятно его занятие как таковое. Дети очень много играют^{3}. Взрослые тоже любят игры, например покер и шахматы, занимаются спортом, разбивают сады, учатся музицировать, читают романы, устраивают вечеринки, гуляют по лесу и делают еще тысячи разных дел лишь потому, что им это нравится.

Конечно, всегда остается возможность того, что подобное занятие принесет человеку богатство и славу. Художник удачно продаст свою картину. Гитарист научится играть так, что ему предложат записать диск. Мы оправдываем занятия спортом необходимостью заботиться о своем здоровье, а посещение вечеринок — возможностью завести новые знакомства для бизнеса или секса. Да, внешние цели^{4} — вечный фон наших дел, но не они заставляют нас посвящать время этим занятиям. Основная причина игры на гитаре — удовольствие. То же самое и с разговорами на вечеринке. Не всем нравится играть на гитаре или ходить в гости, но те, кто это делает, получают удовольствие. Короче, некоторыми вещами просто приятно заниматься.

Пока этот вывод достаточно бесполезен. Но у нас возникает резонный вопрос — почему же заниматься ими приятно? И в поисках ответа на него становится ясно, что, против наших ожиданий, самые разные приятные занятия обладают общими характеристиками. Если спросить теннисиста, что он чувствует, когда играет как надо, он ответит почти так же, как шахматист на вопрос об удачной партии. То же самое скажет человек, погруженный в рисование или исполнение сложной музыкальной пьесы. Хороший спектакль или интересная книга, по-видимому, вызывают одинаковое душевное состояние. Я называю его потоком, поскольку этим словом некоторые наши респонденты обозначали свои чувства, когда их деятельность доставляла им наибольшее удовольствие: «словно плывешь по течению, и все идет гладко, без усилий».

Странным образом поток обычно возникает не во время отдыха или развлечений, а когда мы активно вовлечены в трудное дело, заставляющее нас напрячь до предела свои умственные и физические способности. Это состояние может вызвать любая деятельность. Когда мы решаем серьезную задачу на работе, скользим по гребню огромной волны, учим своего ребенка алфавиту, все наше существо погружается в гармоничный поток энергии, а скука и тяготы повседневности забываются.

Оказывается, это редкое состояние сознания возникает, когда мы, столкнувшись со сложной проблемой, максимально реализуем свои возможности. Первый симптом потока: все внимание концентрируется на четко определенной задаче. Мы сосредоточены, увлечены, погружены. Мы знаем, что делать, и немедленно получаем обратную связь, показывающую нам, насколько мы в данный момент хороши в своем деле. После каждой подачи теннисист сразу узнает, попал ли мяч туда, куда нужно; коснувшись клавиши, пианист понимает, прозвучала ли верная нота. Даже скучная работа, если привести ее задачи в соответствие способностям человека и прояснить цели, способна увлекать и радовать.

Глубокая сосредоточенность, подкрепленная четким равновесием задач и умений, позволяет не беспокоиться о неуместных в настоящий момент вещах. Мы забываем о себе и растворяемся в деятельности. Если альпинист станет беспокоиться о работе или личной жизни, когда висит в пустоте над пропастью, он просто упадет. Певец «даст петуха», а шахматист проиграет партию.

Когда мы используем подходящие умения, у нас возникает ощущение, что мы контролируем свои действия. Но поскольку мы слишком заняты и не можем думать о себе, то совершенно не важно, контролируем мы их или нет, побеждаем мы или проигрываем. Нередко мы испытываем ощущение трансцендентности, словно границы нашей личности раздвинулись. Моряк ощущает единство с кораблем, ветром и морем; певца охватывает мистическое переживание всемирной гармонии. Время исчезает, и часы летят как мгновения.

Это состояние сознания, ближе всего стоящее к счастью, обусловлено причинами, которые можно разделить на две группы. Первая — внешние факторы. Одни виды деятельности больше других способны вызвать поток, потому что:

1) у них есть конкретные цели и четкие правила;

2) они позволяют привести наши способности в соответствие имеющимся задачам;

3) они ясно указывают, насколько хорошо мы продвигаемся;

4) они устраняют отвлекающие факторы и позволяют сосредоточиться. Игры, художественная деятельность, религиозные ритуалы — отличные примеры «поточных» занятий. Но из наших исследований вытекает один очень важный вывод: любая деятельность способна вызвать оптимальное состояние потока, если она содержит приведенные выше условия. Врачи описывают хирургические операции как некий захватывающий «вид спорта», вроде парусного или горнолыжного; программисты часто не могут оторваться от мониторов своих компьютеров. Фактически люди чаще испытывают состояние потока на работе, чем развлекаясь или просто отдыхая.

Вторая группа причин — это внутренние факторы. Некоторые люди обладают буквально сверхъестественной способностью открывать соответствующие их умениям возможности. Они ставят себе реальные цели даже тогда, когда, казалось бы, заняться им совершенно нечем. Они отлично видят обратную связь, когда другим она незаметна. Им легко сосредоточиться, и они не отвлекаются. Они не боятся потерять свою личность и поэтому просто забывают о себе. Люди, научившиеся управлять сознанием в такой степени, обладают «личностью потока». Чтобы попасть в поток, им не нужно играть; они бывают счастливы даже у конвейера или в одиночной камере.

В «Потоке»^[1] я рассказал о людях, которые обрели счастье и наполнили свою жизнь смыслом, создав поток в работе и отношениях. Кто-то из них был бездомным скитальцем, с другими случились ужасные несчастья — потеря зрения, паралич. Но тем не менее они сумели трансформировать эти, казалось бы, безнадежные ситуации в радостное, безмятежное существование. Однако, как я отмечал, несколько переживаний состояния потока вряд ли сделают вас счастливым. В данном случае целое, несомненно, превосходит сумму своих частей. Художник десятилетиями радуется каждой минуте, проведенной перед мольбертом, но потом впадает в отчаяние и депрессию. Довольный своей карьерой профессиональный теннисист может разочароваться и ожесточиться. Чтобы трансформировать всю свою жизнь в единое состояние потока, нужно обрести веру в систему смыслов, придающую цель вашему существованию.

В прошлом основой для веры служили религиозные идеи^{5}. Как возник мир, почему неизбежно страдание, что нас ждет после смерти — отвечая на эти вопросы, пытаясь упорядочить хаос и объяснить случайности жизни, люди придумывали прекрасные истории. Мифы всех религий призваны разрешить эти проблемы, и потому зачастую в них делается логичный вывод о существовании бога или целого пантеона богов, определяющих нашу судьбу. На основе этих историй каждая религия создает жизненные правила, нередко логичные и мудрые, которые вносят гармонию в жизнь человека. Конструируемые с помощью религии смыслы сыграли основополагающую, возможно, уникальную роль в эволюционной истории человечества. Если бы наши предки не выдумали осмысленный антропоморфный космос, мы были бы существами совсем иного склада.

Однако сейчас, на пороге третьего тысячелетия от рождения человека, названного сыном божьим, в эти истории уже мало верится. Буквальный смысл священных текстов, древних ритуалов, правил, запрещающих разводы и аборты, все меньше и меньше соответствует нашему знанию о мире. Мало кто сейчас полагает, что Земля плоская или расположена в центре Вселенной. Даже если огромное число людей все еще считают, что несколько тысячелетий назад Земли не существовало, а человек, каким мы знаем его теперь, был создан из куска глины, с каждым новым поколением эти верования — по крайней мере, в их буквальном смысле — все больше становятся анахронизмом.

В любой культуре передача традиционных верований — опасное занятие. Отвергая буквальный смысл, легко потерять связанную с ним мудрость, которая вырабатывалась веками. Стоило человечеству поставить под сомнение хронологию и причинные связи в Библии, как та же участь постигла и провозглашаемые ею запреты — на корыстолюбие, жестокость, разврат и эгоизм. Люди, полностью отвергшие традиционный взгляд на мир, почувствовали себя свободными и были в восторге от нового мира без правил и ограничений — однако очень недолго. Вскоре стало ясно, что абсолютная свобода не только невозможна, но и нежелательна. Без основанных на предшествующем опыте правил легко совершить серьезные ошибки; без понимания конечной цели трудно сохранять мужество, когда происходят неизбежные жизненные трагедии. Но где найти веру для третьего тысячелетия?

В конце «Потока» я выдвинул предположение, что, лучше поняв наше эволюционное прошлое, мы сможем начать формировать жизнеспособную систему смыслов, то есть веру, способную упорядочить нашу жизнь и дать ей цель. Знание себя — величайшее достижение нашего вида. А чтобы понять себя — из чего мы сделаны, что нами движет, о чем мы мечтаем, — необходимо разобраться в нашем эволюционном прошлом. Лишь на этом основании мы сможем построить стабильное, значимое будущее. Чтобы развить эту идею, я написал книгу, которую вы сейчас держите в руках.

Глава 1 «Разум и история» знакомит читателя с эволюционной перспективой и утверждает, что понять работу нашего разума мы сможем, лишь осознав его происхождение, его постепенное формирование в ходе истории нашего вида. В этой главе мы поразмышляем о системе взаимоотношений, связывающих нас друг с другом и с нашей естественной средой обитания, а также поговорим о том, как зародилось саморефлексирующее сознание, в определенной степени освободившее нас от власти генетического и культурного детерминизма.

Глава 2 «Кто управляет разумом?» посвящена некоторым нежелательным последствиям эволюции личности. Мы освободились от внешнего контроля, но нас нередко охватывает чувство глубокой неудовлетворенности, неясная тоска по тому, что находится вне пределов нашей досягаемости. И это наследие эмансипации человека. Мы пока еще не умеем заставить свою личность добиваться того, чего мы хотим, или того, что нам полезно. В том, что касается управления своим разумом, мы подобны водителю-новичку за рулем гоночного автомобиля.

Тема главы 3 «Завесы майи» — источники иллюзий, не позволяющие нам разглядеть реальность. Среди них: искажения реальности, вызванные генетическими программами, когда-то способствовавшими выживанию, но вошедшими в противоречие с нынешней реальностью; искажения, рожденные нашей культурой, и те, что появились вследствие возникновения личности как самостоятельной сущности, пытающейся командовать нашим разумом. Не разобравшись, как эти силы влияют на наше мышление и действия, мы едва ли сумеем обрести власть над собственным сознанием.

Однако наша жизнь направляется не только изнутри — указаниями, которые дают нам наши гены, заложенная в нас культурная программа и наша личность. Эволюция — результат соперничества организмов за необходимую для выживания энергию. Эти силы отбора все еще рядом — нас продолжают эксплуатировать стоящие над нами угнетатели и незаметные для нас паразиты. Идеи и порождения технологического прогресса конкурируют с нами и между собой за ограниченные материальные ресурсы и за наше внимание, этот наиболее скудный ресурс нашего разума. О том, как справляться с этими внешними угрозами, мы говорим в главе 4 «Хищники и паразиты» и главе 5 «Мемы или гены?».

В главе 6 «Направляемая эволюция» исследуется, насколько применимы принципы эволюции к развитию культуры и сознания, и утверждается, что смысл прошлого — в постепенном усложнении материальных структур и информации. Эта особенность эволюционного процесса может стать значимой, направляющей нашу деятельность силой, нашей надеждой на будущее.

Глава 7 «Эволюция и поток» объясняет, почему опыт потока делает сознание более сложным. Мы утверждаем, что ради достойного будущего нам необходимо научиться получать удовольствие от деятельности, гармонизирующей нашу личность, общество в целом и среду нашего обитания.

В главе 8 «Трансцендентная личность» рассказывается о людях, идущих по пути усложнения личности. Эти люди наслаждаются тем, что они делают, чему учатся и как совершенствуют свои умения. Они так привержены своим значимым целям, что страх смерти почти незнаком им. Эти примеры показывают, что значит жить верой в эволюцию.

Глава 9 «Поток истории» утверждает, что поток не только способствует эволюции личности, но также дает импульс и направляет самые важные изменения технологии и культуры. Автомобили и компьютеры, научное знание и религиозные верования возникали скорее благодаря радостному стремлению открыть новые возможности и упорядочить сознание, чем по необходимости или ради выгоды. Опираясь на эту идею, я предлагаю свою концепцию «правильного» общества, где культивируется сложность и переживание потока.

В последней, десятой главе «Содружество будущего» предлагаются некоторые практические советы по воплощению в жизнь идей личностной эволюции. Если верно, что на данном этапе истории возрастающая внутренняя сложность — это лучшее, к чему мы можем стремиться, и если справедливо, что без нее мы рискуем просто уничтожить планету, а вместе с ней и наше развивающееся сознание, то как нам раскрыть свой внутренний потенциал? Когда личность постигает и принимает свою роль в эволюции, жизнь обретает трансцендентный смысл. И тогда, что бы ни сталось с нами как отдельными личностями, мы сливаемся с той силой, которую называем Вселенной.

Часть I
ЛОВУШКИ ПРОШЛОГО

1. Разум и история

ПЕРСПЕКТИВА ЭВОЛЮЦИИ

С каждым годом мы все больше узнаем о том, насколько сложна наша Вселенная. Наш разум с трудом может осознать существование миллиардов галактик, в каждой из которых миллиарды звезд, медленно вращаясь, летят в разных направлениях на невообразимые расстояния. Сверхускорители открывают в каждой крупице материи все более и более мелкие частицы, которые мчатся по таинственным орбитам. В этом громадном силовом поле человеческая жизнь длится в масштабе космического времени едва ли секунду. Но все же, когда речь заходит о людях, именно она, наша короткая жизнь с ее редкими драгоценными мгновениями, значит для нас больше, чем все галактики, черные дыры и взрывающиеся звезды вместе взятые.

И это отнюдь не случайно. Как говорил Паскаль^{6}, люди хрупки словно тростник, однако они мыслящие существа; в их сознании^{7} отражается бесконечность Вселенной. В последние столетия человек занимает главное место в живой природе. Но лишь недавно мы получили некоторое представление о том, что было за миллионы лет до нас, об эрах, когда тысячи живых существ сменяли друг друга, борясь за выживание в изменчивой среде. И сейчас мы осознаем, что то уникальное наследие, которое мы получили от них, — наше мыслящее сознание, заставившее нас поверить в то, что мы, люди, являемся венцом творения, — налагает на нас небывалую ответственность. Мы понимаем, что от нас зависит, направим ли мы нашу жизненную энергию на развитие и достижение гармонии или упустим доставшиеся нам возможности, пойдя по пути хаоса и разрушения.

Для того чтобы выбрать верный путь, ведущий к лучшему будущему, нам нужно понимать движущие силы эволюции, — в конце концов, именно благодаря им мы победим или проиграем как вид. В этой книге я хочу поразмышлять о том, что мы знаем об эволюции и как можно применить это знание в повседневной жизни. Когда мы лучше поймем, с чем имеем дело, перед нами откроются новые возможности и мы сможем нацелиться на достижение наиболее важных для человечества целей.

Один из результатов размышлений об эволюции — формирование очень серьезного подхода к прошлому. Как говорили римляне, Natura non facit saltus: природа не развивается скачками. Наше сегодняшнее состояние — результат сил, воздействовавших на наших предков многие тысячелетия, а будущее состояние человечества зависит от того, что мы выбираем сейчас. Однако наш выбор обусловлен рядом факторов, являющихся частью эволюционной структуры всех человеческих существ. На нас воздействуют гены, регулирующие функции нашего тела, а также инстинкты, из-за которых мы, например, сердимся или испытываем сексуальное возбуждение, даже сами того не желая. Мы также ограничены культурным наследием, сложившимися представлениями, по которым мужчина должен быть мужественным, а женщина — женственной, или религией, требующей от своих приверженцев нетерпимости к тем, кто исповедует иную веру.

Стремясь изменить направление истории, мы не можем просто сбросить ярмо ограничений, надетое на нас прошлым, — это привело бы лишь к разочарованию и разбитым надеждам. Однако изучив силы, которые определяют наше сознание и поступки, мы сможем вырваться из-под их власти и обрести свободу — т. е. самим решать, что думать, что чувствовать и как действовать. В настоящий момент истории у индивида появляется возможность выстраивать свою личность не просто как следствие биологических побуждений и культурных обычаев, но как результат собственного сознательного творчества. Такая личность осознает эту свободу без страха. Она станет наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях, постепенно проникаясь родством с остальным человечеством, с жизнью в целом и с пульсирующими жизненными силами мира. Начиная преодолевать узкие интересы, определяемые прошедшим эволюционным развитием, человек готовится к тому, чтобы самому направлять эволюцию. Однако это будущее ее направление не смогут сформировать одни только трудяги-затворники. Поэтому необходимо рассмотреть, какие социальные институты способны поддержать позитивные эволюционные шаги и каким образом можно увеличить число таких институтов.

Вот вкратце содержание этой книги. Начав с исследования сил прошлого, сделавших нас такими, какие мы есть, она описывает способы существования, помогающие нам освободиться от мертвой хватки прошлого, предлагает подходы к жизни, позволяющие улучшить ее качество, достичь радостной вовлеченности в нее, и рассуждает о том, как связаны освобождение и развитие личности и общества в целом. Безусловно, подобную грандиозную задачу вряд ли можно решить в рамках одной этой книги. Знание возрастает из года в год, опыт совершенствуется со временем. Писать обо всем этом — по сути, эволюционный процесс, бесконечный, развивающийся через постепенные изменения. Надеюсь, эта книга станет его первым этапом.

Отчасти по этой причине в конце каждой главы я привожу вопросы для дальнейшего размышления, оставляя после них свободное место, чтобы вы могли записать свои мысли. Это говорит о том, что книга не завершена, и каждый читатель может продолжить ее в соответствии с собственной мудростью и опытом. Записи в книгах, довершающие мысли автора, — одна из древнейших ученых практик любой цивилизации. Заметки читателей на полях книги — такая же часть культуры, как и собственно содержание произведения. Поля у нынешних книг небольшие, поэтому я выбрал другой способ, побуждающий читателя активно взаимодействовать с текстом. Надеюсь, так и будет.

ГЛОБАЛЬНАЯ СЕТЬ

Не так давно нас с женой пригласили на собрание совета жителей небольшой общины в Скалистых горах. Городок находился на высоте почти трех километров, в благоуханной долине между высоких гор. В холодном, как родниковая вода, воздухе ощущался смолистый привкус. Под свесами крыш порхали колибри, а над лугами кружил орел. Собрание проходило в здании ратуши, построенном из бревен и стекла, с высокими, как в соборе, потолками, расположенном посреди великолепного парка. На стоянке сияли полноприводные джипы последних моделей. В аудитории собралось человек шестьдесят — энергичных, полных сил и, казалось, вполне довольных жизнью. Среди них были владельцы ранчо, медсестры и учителя, а также те, кто в поисках покоя перебрался сюда из дальних городов или работал на близлежащих лыжных курортах.

Поначалу собрание шло, как все подобные мероприятия: утверждение регламента, замечания по текущим вопросам и муниципальным постановлениям. Но потом с места встал долговязый хозяин ранчо с первой жалобой. Он сказал, что хотя и живет в 24 км к северу от городка, в зимние дни дым очагов общины окутывает долину такой пеленой, что едешь по ней, как по линии фронта. Планирует ли совет принять какие-то меры, чтобы поменьше топили дровами? Затем поднялся пожилой человек и рассказал о том, в каком плачевном состоянии пребывает Голубая река — а это, как известно, одно из лучших во всем штате мест, где ловится форель. Точнее, было когда-то лучшим. К сожалению, федеральное дорожное ведомство, чтобы обеспечить движение по высокогорной межштатной автомагистрали в зимнее время, разбрасывает на обледеневшей дороге тонны песка. Песок смывается в реку и заполняет бухточки и ямы, где нерестится форель. И в реке выводится все меньше мальков.

Стоило упомянуть межплатную магистраль, как возник новый вопрос: какова последняя статистика местных грабежей и квартирных краж? Верно ли, что с постройкой дороги уровень преступности возрос на 400 %? Шериф разъяснил, что такова, дескать, цена прогресса. До появления межштатной магистрали иногородние подонки не утруждали себя столь дальними поездками по разбитым дорогам ради того, чтобы забраться в чужой дом. А теперь сюда можно добраться быстро и с комфортом, чем и пользуются преступники. Но тут поднялся пожилой хозяин ранчо и заговорил, задыхаясь от волнения. Дым, форель и квартирные кражи — еще не самые большие наши заботы. Настоящий вопрос: что будет с нашей водой? Без воды не выживет никто, сказал он. Ценность нашей земли связана с нашим правом на воду. Но сейчас города и с востока, и с запада строят гигантские подземные туннели, чтобы выкачивать воду из-под наших земель, тем самым иссушая их. Трава на лугах желтеет и сохнет, скот худеет.

Собрание городского совета шло своим чередом, и становилось все яснее, что место это отнюдь не таково, каким представлялось мне поначалу. Тогда я подумал, что наблюдаю, как принимает решения группа независимых, уверенных в себе, благополучных американцев, творцов собственного будущего. Но потом понял, что эта маленькая община, гордящаяся своей отрешенностью от забот большого мира, фактически тесно связана с экономическими, политическими и демографическими процессами, возникшими очень далеко от нее и практически неподконтрольными жителям городка.

И тогда я окончательно осознал то, что уже давно в общих чертах представлял себе: на Земле не осталось мест, где человек мог бы планировать свою жизнь, не принимая во внимание происходящее в остальном мире.

Две следующие истории помогут лучше понять эту мысль. Один канадский профессор, друг моего друга, и его жена стали планировать свой выход на пенсию. Они решили перебраться в самое спокойное место на земле, какое только смогут найти. Целый год они сидели над альманахами и энциклопедиями, изучая статистику убийств и состояния здоровья жителей разных мест, направления ветров (чтобы ветер не подул на них со стороны возможных целей ядерной бомбардировки) и прочие данные. И в конце концов нашли настоящий райский уголок. В начале 1982 года они купили дом на острове. А два месяца спустя их дом был уничтожен. Они выбрали Фолклендские острова.

В другой истории речь пойдет о родственнике одного друга, исключительно богатом промышленнике. Он тоже хотел поселиться подальше от перенаселенной и пораженной преступностью Европы. Этот человек купил островок на Багамах, построил шикарное поместье и окружил себя вооруженной охраной со служебными собаками. Поначалу он наслаждался безопасностью и комфортом, но вскоре забеспокоился. Достаточно ли охраны, чтобы защитить его, если преступники захотят разграбить его остров, узнав о богатстве? А если увеличить охрану, не станет ли он еще более слабым и зависимым от своих защитников? Да и золотая клетка вскоре наскучила ему, и он сбежал назад в большой город.

И во времена Джона Донна можно было сказать: «Нет человека, что был бы сам по себе, как остров», — но сегодня истинность этого утверждения более чем очевидна. В третьем тысячелетии взаимосвязь людских деяний и интересов станет еще более очевидной. Действия каждого человека на планете будут влиять на всех остальных. Лишь вместе мы победим — или исчезнем. Однако за прошедшие тысячелетия человеческое сознание развило способность представлять лишь индивидуальный опыт и продвигать индивидуальные интересы: в лучшем случае мы готовы любить и защищать своих ближайших родственников. Некоторые обладают более гибким сознанием и могут воспринимать более широкие интересы, понимая достаточную произвольность деления на «себя» и «прочих». Однако в целом наше сознание не подготовлено к грядущим проблемам, какими бы насущными они ни были.

Что же нужно сделать для того, чтобы наш разум смог воспринять задачи обозримого будущего? Одна из возможностей — и ее исследует эта книга — критически рассмотреть знание об эволюционном прошлом и его наследии для нашего разума. Поняв, как развивалась человеческая психика под воздействием изменений в окружающей среде, возможно, в будущем мы сумеем быстрее адаптироваться ко все более стремительным переменам, требующим от нас ответных действий.

НА ПОРОГЕ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Что заставляет читателя взяться за книгу об эволюции и психологии? Она не поможет ему выгодно вложить деньги или обеспечить себе хорошую пенсию. Она не поможет похудеть, бросить курить или продвинуться по карьерной лестнице. Она не даст жителям городка в Скалистых горах точных инструкций, как спасти их форель или сохранить воду.

Вместо этого книга, которую вы держите в руках, предлагает более глубокое понимание направления развития жизни на земле и благодаря этому позволяет каждому яснее осознать возможный смысл его собственной жизни. Тому, кто уже знает, чего хочет, эта книга вряд ли нужна. Те, для кого единственная жизненная цель — удовольствия и приобретательство, могут уже сейчас отложить книгу в сторону, ибо найдут в ней мало полезного для себя. Религиозным фундаменталистам и несгибаемым материалистам предлагаемое здесь знание не требуется, поскольку их вполне устраивают собственные верования.

Идеальным читателем будет тот, кто вопрошает о смысле жизни, для кого ни одно из имеющихся объяснений не является исчерпывающим, кого заботит нынешнее состояние мира и кто также стремится к тому, чтобы изменить его.

Мы рассмотрим силы, сформировавшие нынешнюю ситуацию на этой планете, чтобы исследовать, каким может быть ее будущее. Не каким оно будет, а каким оно может быть. Различие между будет и может быть находится в нас. В широком смысле, именно наше поведение определит, какой сценарий будет реализован. Следуя позитивным эволюционным тенденциям, мы, возможно, не станем богаче, здоровее или сильнее, но, скорее всего, обретем свою долю счастья или хотя бы спокойствия, осознав, что наши действия помогают создать лучшее будущее.

Много веков назад, на исходе первого тысячелетия^{8} от Рождества Христова люди по всей Европе стали готовиться к концу света. Они оставляли свои дома, разбивали лагеря на склонах гор и подле святилищ в надежде избежать ужасных страданий огненного Армагеддона. Они верили, что, встретив конец света на вершине горы, после смерти окажутся ближе к Богу, в числе первых, кто предстанет перед Страшным судом. Многие владельцы земель и скота раздавали свое состояние бедным, поскольку, как сказано в Евангелии, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное. Долгие годы люди жили в постоянном страхе, озираясь в поисках знамений второго пришествия Христа, возвещающих начало конца.

Последние полвека второго тысячелетия нас тоже преследовал страх, но причины его были иными. Человечество страшилось взрывов, способных уничтожить все живое на планете. В конце первого тысячелетия люди верили в обещание Бога завершить свой великий мирской эксперимент через тысячу лет после смерти его Сына. А сейчас мы живем в страхе перед тем, что изобретения, созданные нами, людьми, превратят Землю с ее бесконечно разнообразной и сложной живой природой в мрачную мертвую пустыню.

За последнее тысячелетие мы многое узнали. Мы поняли, что Земля не центр Вселенной, и большинство из нас смирилось с мыслью, что человек ступил на африканскую равнину около четырех миллионов лет назад как прямой потомок более ранних млекопитающих, вплоть до крошечной землеройки, промышлявшей воровством динозавровых яиц примерно за двести пятьдесят миллионов лет до того. Мы узнали, что наши хваленые мыслительные способности держатся на тонком слое живой ткани, покрывающей массив мозга древней рептилии, и стали подозревать, что интересы наших слепо запрограммированных генов, вступив в противоречие с нашими ценностями и даже личными интересами, всегда побеждают.

В однотысячном году наши предки были бесконечно беднее нас материально, однако богаче духовно. Большинство из них жили в темных холодных лачугах без всякой мебели, часто впроголодь. Доведись им очутиться в сегодняшнем среднестатистическом пригородном доме, они решили бы, что это прекрасный сон. Однако мы живем со знанием того, что люди — это потомки обезьян, населяющие маленькую планетку, которая одиноко плывет без руля и без ветрил по просторам ледяной Вселенной. А наши предки считали себя возлюбленными творениями всесильного Бога, пославшего своего единственного Сына на смерть, дабы они могли вечно жить в нескончаемом блаженстве.

Такое мировосприятие дарило нашим предкам утешение и чувство уверенности в себе. Даже неверующие и отступники, погрязшие в смертных грехах, могли рассчитывать на эту спасительную «страховочную сетку». Невзирая на то, чем они занимались всю жизнь, за миг до смерти акт веры мог вернуть им милость Господню, подарив вечное блаженство. Наши предки считали себя главными действующими лицами вселенской драмы. В противоположность им мы, говоря словами Жака Моно^{9}, живем в «замерзшей Вселенной одиночества». Лишившись иллюзий наших отцов, мы лишились также их веры.

Не это ли еще одно подтверждение слов «Счастье — в неведении»? Были ли люди в предшествующие века счастливее^{10} благодаря своим иллюзиям? Судить трудно, но представляется маловероятным, что тысячу — или сто, или сто тысяч — лет назад среднестатистический человек был счастливее нас, нынешних. Пытаясь постичь умонастроения прошедших веков, историки получают довольно мрачную картину, идет ли речь о Древнем Риме или викторианской Англии. Йохан Хейзинга^{11}, составивший одно из самых ярких описаний жизни в Средневековье, определял его как едва ли не шизофренический период, когда люди были одержимы то жадностью, то самопожертвованием, а их настроение менялось от рабского страха до религиозного экстаза.

Во все века верования влияют на будущее людей, их придерживающихся. Возможно, в Средние века вера дала человеку достаточно уверенности в себе, чтобы постепенно разорвать путы религиозного догматизма, и проторила путь открытиям и исследованиям следующих столетий. Наши нынешние верования — или их отсутствие — тоже воздействуют на нас. Найдем ли мы в себе достаточно смелости и энергии, чтобы наслаждаться будущим — каким-либо, не говоря уже о будущем, лучшем, чем наше настоящее? Или род человеческий угаснет, — сражаясь или скуля, — из-за нашей неспособности понять, что же такое жизнь?

То, что будет происходить в третьем тысячелетии, определяется нынешним состоянием человеческого сознания: идеями, в которые мы верим, ценностями, которые мы принимаем, поступками, которые мы совершаем. Все это зависит от того, на что мы обращаем внимание, от окружающей среды, которую мы создаем с помощью своей психической энергии. Возможно, здесь читатель скажет: «Звучит неплохо, но какое отношение все это имеет ко мне? У меня и так достаточно забот: сводить концы с концами, работать и содержать семью, получая при этом хоть какое-то удовольствие от жизни. Какое мне дело до третьего тысячелетия? Что мне до будущего человечества?»

Вот основной тезис этой книги: в настоящий момент самое лучшее, что вы можете сделать, чтобы наделить собственную жизнь смыслом, — это стать активным, сознательным участником эволюционного процесса и наслаждаться каждым его мгновением. Понимание того, как развивается эволюция, а также осознание нашей возможной роли в ней укажут нам направление и цель, отсутствующие в секулярной, десакрализованной культуре. Это не означает, что мы должны отвергнуть личные цели и подчинить их некоему долгосрочному универсальному благу. На самом деле все как раз наоборот. Люди, полностью развившие свои уникальные особенности и одновременно отождествляющие себя с текущими более широкими космическими процессами, избегают участи одиночества. Более того, как я надеюсь показать, создавать историю гораздо приятнее, чем пассивно плыть по ее течению.

Но почему необходимость размышлять о прошлом и будущем приобрела такую остроту именно сейчас? Дело в том, что мы живем в период уникальных возможностей, на критическом этапе планетарной истории. Если бы сейчас сюда вернулся некий космический ревизор, побывавший на Земле несколько тысячелетий назад, он бы не поверил своим глазам. Почему так резко изменилось качество воздуха? Что случилось с роскошными тропическими лесами? Почему американские равнины превратились в бескрайние кукурузные поля? Откуда взялись все эти овцы в Новой Зеландии, и почему в ней так мало львов и китов и совсем не осталось дронтов? Его, несомненно, поразили бы изменения, произошедшие в материальном мире за столь короткий срок: асфальт, покрывающий землю, огромные конструкции, вознесшиеся до небес, и повсюду — непрекращающиеся работы по превращению минеральной, растительной и химической энергии в дым и грязь.

Будь наш воображаемый гость осведомлен о фазах планетарной эволюции, он сразу бы понял, что все это свидетельствует о наступлении критического этапа в эволюции планеты Земля: периода в несколько тысячелетий, когда один из видов животных в процессе самоосознания взялся переделывать под себя все, до чего смог дотянуться. На примере других частей галактики ревизор знал бы, что такое положение дел угрожает всем без исключения формам жизни на планете. И прежде чем пуститься на своем космическом корабле в обратный путь к звездам, он бы, наверное, пробормотал несколько слов, пожелав удачи пробуждающемуся виду, чьи неуклюжие попытки двигаться вперед на ощупь могут привести как к уничтожению, так и к постепенному расцвету великой цивилизации.

Эта эпоха, конечно, наше время. И хотя некий вид человека, по-видимому, существовал уже около четырех миллионов лет назад, лишь около десяти тысяч лет назад наши предки открыли, что, разводя растения, можно получать больший урожай. Позже они догадались, что можно обрабатывать металл, а затем прошло еще немало времени — и они поняли, что могут выражать слова и мысли знаками.

И лишь примерно сто лет назад — кратчайший миг на шкале истории — мы начали осознавать, что будущее не создается целенаправленным промыслом Божьим, а, напротив, в значительной степени зависит от нас самих. До того как Дарвин и его последователи столь убедительно представили биологическую эволюцию, большинство считало, что Вселенной правит кто-то всемогущий и что, несмотря на засилье зла и невзгод в этом мире, Он, в конце концов, навсегда решит наши проблемы в мире грядущем. Теория эволюции дала нам другое знание: все виды, включая человека, в ответе за собственное выживание, и у них нет сверхъестественного защитника и спасителя. И мы сами, едва успев осознать эту суровую истину, должны принимать решения, влияющие на сохранение жизни на Земле. Пусть нам сопутствует в этом удача. Но одной только удачи мало — мы должны сами со всей серьезностью относиться к стоящей перед нами задаче и преумножать знания, позволяющие отыскать ее решение.

СЛУЧАЙ, НЕОБХОДИМОСТЬ И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ

Однако способны ли вы, я или любой другой человек действительно воздействовать на будущее? Сегодняшнее понимание причинности позволяет утверждать, что события определяются беспорядочным взаимодействием случая с неизменными законами природы. Бабочка, порхающая над садом у берегов Амазонки, может вызвать цепочку мельчайших атмосферных возмущений, способных привести к урагану, который уничтожит сотни многоквартирных домов во Флориде. Формирование урагана можно объяснить в терминах атмосферного давления и перепадов температур, однако полет бабочки — а также сотня других причин, ослабляющих или усиливающих воздействие изначального движения ее крыльев, — навеки останутся непредсказуемой игрой прихотливого случая.

Так что же остается нам, заложникам непреклонных законов природы и капризной непредсказуемости случая, — лишь плыть по течению? Принять как наиболее разумное решение смиренный фатализм? Однако на практике это будет означать отказ от ответственности, размышления и выбора, что подразумевает автоматическое следование любым потребностями и желаниям, закодированным в генах наших хромосом, по крайней мере, в рамках дозволенного тем обществом, в котором мы живем. В соответствии с этим сценарием, все, о чем мы можем и должны заботиться, — это наш комфорт, удовольствия и удовлетворение амбиций.

И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Если человек принимает этот подход — если все мы сдаемся на милость сил причинности, — то выживание человечества оказывается под большим вопросом. Те, кто имеет доступ к ресурсам, продолжат накапливать их все возрастающими темпами, неимущие восстанут, дабы получить свою долю, и разразится война всех против всех. Однако если достаточное число людей поверит в то, что будущее, пусть отчасти, находится в их руках, шансы на наше выживание в значительной степени возрастут.

Ведь тогда люди с большей вероятностью начнут предпринимать шаги, которые позволят избежать катаклизма. Но если это так, действительно ли только случай и необходимость определяют нашу судьбу? Может быть, помимо них есть другая сила, формирующая наше будущее?

Теперь модно заявлять, что личность не играет большой роли в истории. Если бы Сократ или Жанна д’Арк не встали на защиту своих идеалов, утверждает эта теория, или если бы Рауль Валленберг не отказался от комфортной, беззаботной жизни ради спасения тысяч евреев в оккупированной нацистами Венгрии, что ж, ну, тогда что-то подобное сделали бы другие. Как бы то ни было, их поступки не слишком повлияли на развитие событий, определяемых вектором общественных сил, а не личным выбором.

Этот аргумент, возможно, имеет смысл в контексте научных и технологических открытий. Если бы братья Райт не смогли поднять в воздух свой самолет, как Отто Лилиенталь, Сэмюэл Лэнгли и многие другие их предшественники, кто-то другой довел бы летающую машину «до ума» через год или два. До сих пор наука и технология следовали собственной траектории развития при пассивном содействии человеческого разума. Однако не все свершения человека столь детерминированы. Подлинно творческие личности — это те, кто, несмотря на всевозможные преграды, на давление инстинктов и сопротивление житейской мудрости, прокладывают жизненный путь, который позволяет многим другим людям стать более свободными и счастливыми.

Чтобы вырваться из фаталистического принятия генетической и исторический запрограммированности, нужна как минимум вера в свободу и самоопределение. Вряд ли человек пойдет на риск ради общего блага, если он не верит в то, что это приведет к результату. Но не самообман ли это? В конце концов, наука утверждает, что у всех событий есть причины, и если святой Франциск решил раздать свое богатство бедным и удалиться для молитвы с другими молодыми людьми, значит, он поступил так, чтобы позлить своего богатого отца, либо вследствие латентного гомосексуализма или, к примеру, гормонального дисбаланса.

Но можно принять постулаты причинности и не прибегая к редукционизму. Среди множества причин, определявших поступки святого Франциска, главной была его вера в полезность своих действий и в то, что на нем лежит ответственность за изменение окружающего мира. Эта вера сама по себе и есть «причина». Идея свободной воли — это самореализующееся пророчество: те, кто живет в соответствии с ней, свободны от абсолютного детерминизма внешних причин.

Случай и необходимость — единственные властители существ, не способных мыслить. Однако эволюция создала буфер между силами детерминизма и действием человека. Подобно сцеплению в автомобиле, сознание позволяет тем, кто его использует, иногда освобождаться от давления страстей и принимать собственные решения. Рефлексивное сознание, которым на этой планете обладает, пожалуй, лишь человек, отнюдь не чистое благо. Оно объясняет не только бескорыстную храбрость Ганди и Мартина Лютера Кинга, но и «неестественные» устремления маркиза де Сада и беспредельные амбиции Сталина. Сознание, этот третий определяющий фактор нашего поведения, может даровать безопасность, а может привести к разрушению.

ТАК ЛИ МЫ БЕЗНАДЕЖНО ПЛОХИ?

Всего лишь сто лет назад в западном обществе преобладала вера в то, что человечество, особенно в промышленно развитой фазе, — это венец творения, достойный наследовать Землю. В викторианскую и эдвардианскую эпоху англичане полагали, что общество достигло вершин прогресса. Этот оптимизм, однако, был лишь историческим заблуждением. В прошлом люди чаще воспринимали свое время исходя из конфликтной, даже трагической точки зрения на судьбу человечества.

Не один Платон полагал, что Золотой век уже позади^{12}. Многим христианам, например Кальвину, мужчины и женщины представлялись безнадежно испорченными созданиями, которым остается уповать лишь на Божественное милосердие. Однако позже, в XIX веке, людям на миг показалось, что наука, демократия и технология превратят мир в новый Эдемский сад. Но после этого краткого периода довольства собой и своими достижениями мы вновь на грани отчаяния, поскольку опять утратили веру в добродетель человечества и его способность помочь себе.

Парадоксально, но отнюдь не неожиданно то, что люди с завышенными ожиданиями обычно бывают буквально сражены порочностью человеческого поведения. Исполненная в розовых тонах картина людской природы не выдерживает пристального взгляда. Тех, кто ожидает от священников постоянной святости, от солдат — храбрости, от матерей — вечного самопожертвования и тому подобного, неизменно постигает разочарование. Для них история человеческого рода — гигантская ошибка, или, как говорил Макбет, повесть, рассказанная дураком, где много и шума, и страстей, но смысла нет.

Но если исходить из того, что люди — это изначально слабые и испорченные создания, волею случая вынужденные играть главную роль на планетарных подмостках, не имеющие текста пьесы и не проведшие ни одной репетиции, то картина наших достижений не покажется такой уж бледной. Перефразируя дрессировщика говорящей собаки, суть не в том, насколько хорошо мы поем, а в том, что вообще поем.

Верно, что люди от века беспрестанно убивали друг друга, и те, кому удавалось заполучить власть, всегда эксплуатировали тех, кто слабее. Верно, что в целом жадность вытеснила благоразумие и что сейчас она толкает нас к уничтожению окружающей среды, вне которой жизнь невозможна. Но почему должно быть по-другому? Осуждать за это человечество — все равно что судить акулу за ее кровожадность или оленя за то, что он вытаптывает свои пастбища. Безусловно, мы развиваемся, однако для преодоления врожденных наклонностей нужно пройти еще очень и очень долгий путь.

В последние 30 лет движения и практики Нью Эйдж^{13} пытались вернуть мужчинам и женщинам их достоинство, утраченное под напором научного редукционизма. Но нередко они били мимо цели, впадая в противоположную крайность. Их слишком романтические представления о том, что такое человеческое совершенство, в изобилии плодили ложный оптимизм и приносили людям лишние разочарования. Когда мыслители Нью Эйдж описывают, на что способен разум, трудно отличить метафоры от фактов. «Разум — это голограмма, фиксирующая всю симфонию космических вибраций… Любой разум содержит все происходящее в космосе… Разуму нет преград», — пишет восторженный теолог Сэм Кин. К счастью, все это неправда, поскольку если бы разум действительно фиксировал «всю симфонию космических вибраций» — что бы это ни значило, — он бы довел нас до безумия.

Проблема многих течений и движений Нью Эйдж в том, что хотя их идеи действительно сообщают некую истину о внутренних возможностях разума, зачастую люди прилагают полученное знание к внешнему материальному миру, и там-то их и поджидает разочарование. Возьмем, к примеру, семинар Тета, цитируемый Уильямом Хульмом: «Мыслитель в каждом из нас — это создатель Вселенной… В пределах нашего разума мы, несомненно, Бог, поскольку способны контролировать свои мысли, и то, что мы считаем истинным, становится таковым». С некоторыми серьезными оговорками это утверждение можно признать верным «в пределах нашего разума». Однако многие истинно верующие воспримут последнее утверждение — «то, что мы считаем истинным, становится таковым» — как относящееся к конкретным событиям, а не только к состояниям ума. Именно это неверное восприятие заставляет многих ожидать материальных результатов, когда речь идет «лишь» о духовных. Молитва, медитация, поклонение помогают внести гармонию в нашу внутреннюю жизнь. Однако большинство людей ищут отнюдь не гармонии: они молятся, чтобы вернуть себе здоровье, выиграть в лотерею или завести любовницу. Предупреждение Иисуса Христа о том, что его царствие не от мира сего, многие современные ревностные христиане зачастую игнорируют.

Вместо того чтобы заявлять, что мы подобны Богу, нам стоит вспомнить о том, что 94 % наших генов^{14} совпадают с генами шимпанзе, и подивиться тому, что некоторые из нас умудряются-таки строить соборы, создавать компьютеры или космические корабли. Тогда и существование людей, пытающихся помогать другим, предстанет перед нами во всей своей чудесной неожиданности. Если ожидаешь получить полный стакан воды, то стакан, наполненный до середины, покажется наполовину пустым; однако если вовсе не ждешь воды, тот же стакан предстанет наполовину полным.

Вы и я — часть эволюционного процесса. Мы сгустки энергии, запрограммированные на достижение эгоистических целей, но не для самих себя, а для сохранения и воспроизведения информации, закодированной в наших генах. Аттила, огнем и мечом прокладывая свой путь по Европе, мог считать себя «карой Божьей», а испанцы верили в то, что спасают души уничтожаемых ими индейцев, однако, по сути, все они подчинялись тем же импульсам, что заставляют птиц мигрировать, а леммингов идти к морю. Оглянувшись назад и ужаснувшись деяниям предков, можно прийти к выводу, что человек зол от природы. Но мы не лучше, чем должны быть, а может, и не хуже.

Время невинности, однако, уже прошло. Нельзя больше просто блуждать наугад в поисках удовольствий. Наш вид стал слишком силен для того, чтобы нам можно было руководствоваться одними лишь инстинктами. Птицы и лемминги не могут серьезно навредить никому, кроме себя, в то время как мы способны уничтожить все живое на этой планете. Невероятная мощь, которой мы достигли, требует соразмерной ответственности. Осознав мотивы наших действий и прояснив, какое место мы занимаем в эволюционной цепи, мы должны выработать осмысленную программу ограничений, которая защитит нас самих и другие живые существа от последствий наших деяний.

ХОРОШЕЕ И ДУРНОЕ

Более шестисот лет тому назад на стенах зала городской ратуши Сиены художник Амброджо Лоренцетти написал две огромные фрески — «Плоды доброго правления» и «Плоды дурного правления». Сюжет первой похож на детскую книжку Ричарда Скэрри «Очень занятой мир» (Busy Busy World), где изображен город, в котором все дома сияют чистотой, сады полны фруктов и цветов и каждый занят чем-то полезным. Повсюду признаки процветания. В «Дурном правлении», наоборот, изображены спорящие и ссорящиеся люди, дома заброшены, а урожай поражен сорняками. Эти фрески — отличная иллюстрация того, что люди по всему миру понимают под хорошим и дурным: дурное — это энтропия^{15}: беспорядок, путаница, растрата энергии, неспособность выполнять работу и добиваться поставленных целей, а хорошее — это негативная энтропия, или негэнтропия — гармония, предсказуемость, целенаправленная деятельность, удовлетворяющая устремлениям человека.

К сожалению, нередко в эгоистических целях концепциям «хорошего» и «дурного» даются определения, служащие узким интересам. Жители Сиены желали для себя хорошего правления, но веками отчаянно сражались со своими соседями флорентийцами. Первые европейские поселенцы в Америке — даже самые религиозные из них — приписывали коренным жителям континента зловещие черты, такие как свирепость и дикость, дабы не стесняясь отнимать у них земли и жизни. Уильям Хаббард^{16}, одним из первых в 1667 году описавший коренных жителей Новой Англии, называл их «негодными предателями» и «детьми Сатаны». Для китайских коммунистов американцы были империалистическими дьяволами, для иранцев мы просто дьяволы — и при этом сами мы в ответ представляем аятоллу и Саддама Хусейна воплощениями Сатаны. «Хорошее» и «дурное» — понятия относительные, и пока человек отождествляет себя исключительно с собственным телом, семьей, религией или этнической группой, они таковыми и останутся. Хорошее для меня, скорее всего, окажется дурным для тебя, и наоборот. Во времена холодной войны неурожай в России считался свидетельством нашего успеха, а русские толковали проблему наркотиков в США как знак собственного превосходства. Когда нравственная позиция опирается на ограниченные узкими интересами ценности, достичь всеобщего согласия в определении хорошего и дурного невозможно.

Единственная ценность, которую готов принять каждый человек, это продолжение жизни на Земле. Только эта цель объединяет все частные интересы. Но если такая видовая самоидентификация не перевесит индивидуальные самоидентификации через веру, нацию, семью или личность, будет трудно прийти к согласию по программе действий, способной гарантировать нашу будущность. В данный момент наш мозг запрограммирован генами на «заботу о себе», а также обществом на поддержку его институтов. Нам же придется изменить программу таким образом, чтобы нашим приоритетом стала забота о нуждах планеты в целом. Но возможно ли это? Как мужчины и женщины смогут преодолеть устремления, встроенные в их генетический код миллионы лет назад? Как сможем мы отучиться следовать мотивам, к которым нас приучали с первых часов жизни?

Наши нынешние цели и ценности подходят видам, постоянно вслепую сражающимся в жизненном потоке с другими видами. Они подходят пассажирам, а не штурманам. Но нравится нам это или нет, сейчас мы пилотируем космический корабль «Земля». Для этой роли мы должны создать новые инструкции, новые ценности и цели, в соответствии с которыми будем прокладывать путь среди множества опасностей. Но первое, что нам надо сделать, — это рассмотреть, чем или кем является каждый из нас.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Процесс, названный нами эволюцией, обусловлен тем, что ничто никогда не остается неизменным. У живого, как и у неживого, есть лишь две взаимоисключающие возможности: позволить энтропии взять верх или попытаться победить систему. Эволюция — вторая из них. С течением времени любая форма, любая структура исчезает, поскольку ее составляющие возвращаются в неупорядоченное состояние. Клетки тела распадаются, органы изнашиваются, механизмы ржавеют, горные цепи обращаются в песок, а великие цивилизации погибают и предаются забвению. Даже звезды, когда их энергия истощается, умирают. Машина исправно работает несколько лет, а после этого, чтобы поддерживать ее на ходу, требуется прикладывать немало усилий. Купив дом, поначалу вы представляете себя владельцем надежного убежища, однако если вы не чините крышу, не укрепляете стены, не красите деревянные части, дом начинает разрушаться. Причина этого распада — энтропия, высший закон Вселенной.

Однако энтропия — не единственный действующий в мире закон. Есть и противоположно направленные процессы: созидание и рост действуют в той же степени, что и разложение и смерть. Вырастают великолепно упорядоченные кристаллы, развиваются новые формы жизни, появляются все более удивительные методы использования энергии. Каждый раз, когда порядок в системе поднимается на новую ступень, а не нарушается, мы можем утверждать, что действует негэнтропия.

Любая система, будь то скала или животное, прежде всего стремится сохранить себя в упорядоченном состоянии. В случае с живыми организмами бóльшая часть того, что мы называем жизнью, состоит из попыток обеспечить собственную сохранность и воспроизводство. Кит будет стараться так долго, как сумеет, оставаться китом и, пока не поздно, воспроизвести как можно больше своих точных копий. Для достижения этих целей кит будет противостоять энтропии, извлекая кислород из воздуха и калории из планктона, а также оберегая свое потомство от хищников и несчастных случаев.

Для обеспечения негэнтропии организм — отдельное тело, семейство или общественная система, — должен постоянно регенерировать и защищать себя, все более эффективно трансформируя энергию для собственных нужд. Высшие точки человеческой истории — это открытия, облегчившие дело нашей защиты от энтропии. Заслуженной известностью пользуется открытие огня. У одного из наших далеких предков возникла гениальная идея использовать, пусть временно и локально, горение против леденящего холода, одного из типичных проявлений энтропии. Развитие все более эффективных, все более удивительных систем — вот что мы называем эволюцией. К этому развитию нас побуждает то, что со временем системы, не становящиеся более эффективными, распадаются. Мы можем оставаться на одном месте, но даже для этого должны двигаться вперед.

Одна из основных движущих сил эволюции — конкуренция. Формы жизни сменяют друг друга на исторической сцене, и их существование зависит от того, насколько успешно они добывают энергию из окружающей среды, приспосабливая ее под свои нужды. Однако зачастую виды выживают, увеличив свои шансы на жизнь с помощью сотрудничества. Парадоксальным образом оно может оказаться весьма эффективным способом конкуренции. Однако до появления на сцене людей конкуренция и сотрудничество были совершенно слепы и непроизвольны.

Эволюцию можно описать еще одним способом: как отбор и выживание информации, а не форм жизни вроде динозавров и слонов. С этой точки зрения важна не внешняя, материальная форма организма, а скрытые в нем инструкции. Биологические организмы содержат исключительно подробные сценарии, химически закодированные в их генах, и эволюция фактически направлена только на выживание этих инструкций. Слоны — всего лишь побочный продукт генетический информации, содержащейся в слоновьих хромосомах. Теоретически, имея подробное описание генов слона, можно создавать слонов. А без генетических инструкций слоны исчезнут с лица земли за одно поколение.

Большинство людей приняли идею биологической эволюции. Однако генетическая информация — не единственный вид информации, борющийся за самосохранение. Имеются и другие информационные модели, конкурирующие друг с другом за сохранение своей формы и продолжение себя во времени. Например, между собой конкурируют языки, а также религии, научные теории, стили жизни, технологии и даже элементы той области сознания, которую мы стали считать «личностью».

Каждый человек обладает удивительной способностью обдумывать информацию, воспринимаемую различными органами чувств, а также направлять и контролировать чувственное восприятие. Мы так привыкли считать эту способность чем-то самоочевидным, что редко задумываемся о ее сущности, но все же, насколько нам известно, это недавнее достижение эволюции принадлежит исключительно человеку. А если мы все же задумываемся о ней, то называем ее осознанием, сознанием, личностью или душой. Без нее мы бы лишь подчинялись инструкциям, запрограммированным на генетическом уровне в нервной системе. Однако наше рефлексивное сознание позволяет нам создавать собственные программы действий и принимать решения, не продиктованные какими бы то ни было указаниями генов.

Обычно мы представляем себе личность как гомункула, крошечного человечка, сидящего где-то в мозгу, который отслеживает поступающую через глаза, уши и другие органы чувств информацию, оценивает ее, а затем нажимает какие-то рычажки, заставляющие нас действовать тем или иным образом. Нам это миниатюрное существо кажется очень чувствительным и разумным мастером телесной машинерии. Те, кто считают его «душой», верят, что это дыхание Бога превращает обыкновенную глину наших тел в смертную оболочку божественного начала.

Современная нейробиология придерживается более прозаического взгляда на личность и ее эволюцию. Мозг, по всей видимости, не имеет особой структуры или нейрологической функции, ответственной за феномен «личности», или «сознания». Мыслительная способность возникает в ответ на миллионы сцеплений нейронов мозга, каждое из которых сформировалось для выполнения отдельной задачи, например восприятия цвета, удержания тела в равновесии или улавливания определенных звуков. Специализированная и ни с чем не связанная информация, предоставляемая этими нейронами, погуляв по мозгу, в конце концов достигает уровня сложности, для которого требуется внутренний регулировщик движения, направляющий и распределяющий по степени важности поток восприятий и ощущений. В некий момент далекого прошлого людям удалось развить такой механизм в форме сознания. Однако образ регулировщика движения также вводит в заблуждение, поскольку и он заставляет думать, что парадом внутри мозга командует гомункул, или совершенный маленький человечек. А сознание все же похоже скорее на магнитное поле, ауру или гармонический тон, которые возникли благодаря мириадам отдельных ощущений, накопленных мозгом.

С появлением рефлексивного сознания деятельность мозга, по-видимому, перешла на новый уровень. Наш мозг научился воспринимать уже не только разрозненные потребности, стремления, ощущения и идеи, соревнующиеся за «эфирное время» сознания и оказывающиеся там исключительно исходя из приоритетов, установленных врожденными химическими инструкциями. Теперь он также мог воспринимать всю совокупность этих импульсов как особую сущность, способную управлять царством сознания, решая, какие чувства или идеи возобладают над другими. Ощутив внутри себя эту направляющую сознание силу, мы назвали ее личностью и стали считать ее чем-то само собой разумеющимся. И постепенно личность превратилась в важнейшую составляющую человеческого существа.

Со временем она стала казаться нам столь же реальной, как внешний мир, отраженный в наших чувствах. Как воздух, она всегда здесь; как тело, она имеет свои границы. Она может испытывать боль, но также способна воспарять, она растет, и ее возможности постепенно расширяются. И хотя любой человеческий мозг в состоянии создать рефлексивное сознание, видимо, не все люди используют его в равной мере. Кто-то почти полностью подчиняется инструкциям своей генетической модели или диктатуре общества, практически не задействуя сознание. А на другом конце спектра — те, кто развил автономную личность, которая выработала цели, отменяющие внешние инструкции, и фактически подчиняется лишь собственным правилам. Большинство же из нас находятся где-то между этих двух крайностей.

Однако, возникнув, личность — даже если при этом она практически не действует — начинает, подобно другим существам, выдвигать собственные требования. Она хочет сохранять свою форму, как-то воспроизводить саму себя даже после того, как носящее ее тело умрет. Личность, как и другие живые существа, стремится использовать энергию окружающей среды, препятствуя разрушительной для нее энтропии. Животное, лишенное сознательной личности, воспроизводит только информацию собственных генов. Но обладающий личностью человек стремится сберечь и распространить также информацию своего сознания. Личность, идентифицирующая себя с материальной собственностью, заставит своего владельца приобретать все больше и больше, не считаясь при этом с другими людьми. Личность Сталина, в основе которой лежало стремление к власти, не успокоилась, пока все, кто мог пошатнуть ее абсолютную власть, не оказались мертвы. Если же личность формируется благодаря верованию, сохранение этого верования будет значить больше, чем сохранение самого тела, — христианские мученики больше, чем львов, боялись отречения от своей веры.

Именно по этой причине в следующем тысячелетии судьба человечества в большой степени будет зависеть от того, какие типы личностей нам удастся создать. Эволюция не дает никаких гарантий. Мы сможем стать полноправными участниками эволюционного процесса, лишь осознав свое место в том гигантском силовом поле, которое мы называем природой. В будущем нам не помогут ни чрезмерное смирение, ни агрессивная самоуверенность. Если личности наших детей и внуков окажутся слишком робкими, слишком консервативными или отстраненными и будут избегать перемен, спрятавшись в безопасный кокон, то в конечном счете им на смену придут более стойкие формы жизни. С другой стороны, если мы будем слепо рваться вперед, силой беря все, что можно, друг у друга и у окружающего мира, то опустошим нашу планету.

Будет ли продолжаться жизнь в этом мире и не превратится ли она в выживание, сейчас зависит от нас, от того, какие личности мы сможем создать и какие социальные формы сумеем построить. Несомненно, в это трудное время перед нами стоит множество важных задач — от сохранения тропических лесов до защиты озонового слоя, от снижения рождаемости до заботы о том, чтобы уже родившиеся не разорвали друг друга на части. Однако в долгосрочной перспективе нет задачи важнее, чем найти путь эволюционного развития личности. Это основа всех дальнейших перемен к лучшему. Чтобы история продолжалась, наш разум должен быть подготовлен к тому, чтобы вершить ее.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗМЫШЛЕНИЯ К ГЛАВЕ «РАЗУМ И ИСТОРИЯ»

Возможно, глубже понять затронутые в этой главе темы вам помогут ответы на приведенные ниже вопросы. После каждого из них оставлено свободное место, где вы можете кратко записать свои мысли. Так сделано во всех главах. А занося более подробные ответы в отдельный блокнот или в компьютер, вы сможете приступить к созданию собственной расширенной версии этой книги, что подтолкнет вас к более полному рассмотрению своих идей.

Взаимозависимость

Предположим, что вы не испытываете трудностей с деньгами. Можете ли вы представить место, куда бы вам хотелось удалиться, чтобы укрыться от проблем большого мира? Выберете ли вы лагерь хорошо вооруженных сервайвелистов^[2], изолированную культуру, как на Бали, или островок, затерянный в Карибском море? Будете ли вы там счастливы? Почему?

В какой области своей жизни вы полностью самодостаточны? Допустим, вы не можете рассчитывать на помощь других людей — сумеете ли вы обеспечить себя едой и питьем? Сможете ли поддержать свою машину в рабочем состоянии? В какой мере вы владеете информацией, необходимой для выживания?

Эволюция

В наши дни почти половина населения Соединенных Штатов считает, что наш мир был создан около шести тысяч лет назад. Если вы придерживаетесь иного мнения, задумывались ли вы когда-либо о том, какова продолжительность истории США в сравнении с историей человеческого рода, как ее сейчас представляют большинство ученых, или с историей Земли?

Можете ли вы назвать эпоху человеческой истории, в которую предпочли бы жить вместо настоящего времени? Если да, то почему?

Случай и необходимость

Рассмотрев всю свою жизнь до этого дня, решите, много ли у вас было возможностей выбора. Сами ли вы выбирали учебные заведения? Поступили ли в тот колледж, в который хотели? Сами ли решали, кто будет вашим другом или партнером? Ваша работа — это свободно избранное призвание или в той или иной степени дело случая? Словом, является ли какой-то аспект вашей жизни результатом взвешенного выбора?

Что в большей степени определяло вашу жизнь — случай или необходимость? Как бы вы описали, в чем заключается разница между ними? И насколько важно, что из них играет решающую роль?

Свобода

Когда вы чувствуете себя наиболее свободным — в одиночестве или с другими людьми? Когда работаете или отдыхаете? Происходит ли ощущение свободы из знания, что вы можете делать все, что пожелаете, или, наоборот, из понимания, что вы делаете то, что должны?

Кажется ли вам, что в вашей жизни недостаточно свободы? Ощущаете ли вы порой на работе, делая что-то не по своей воле, что попали в накатанную колею? А дома? Каким образом вы могли бы вернуть себе контроль над той областью жизни, где, как вам кажется, его недостает? Что этому мешает?

Хорошее и дурное

Каковы главные источники энтропии в вашей жизни? Что больше всего огорчает, раздражает, угнетает вас? Кто в этом виноват?

Личность

Что движет вами в жизни — жажда славы или богатства, желание, чтобы вас любили или боялись, чтобы вам завидовали или благодарили вас? Чего вы не можете лишиться, не потеряв себя?

Принимая во внимание все, что вы знаете о себе, о том, что делает вас счастливым, свободным или ограничивает вас, подумайте, какой вклад вы могли бы внести в историю? И что будет, если вы ничего не сделаете?

2. Кто управляет разумом?

Последним нескольким поколениям уже понятно, что величайшая угроза выживанию человеческого рода исходит не от природы, а от нас самих. Еще не так давно человек мог причинить вред только себе и тем, кто находился в непосредственной близости от него. Всего столетие назад для человека «радиус возможного поражения» едва превышал расстояние ружейного выстрела. Негодяй или безумец обладал чрезвычайно ограниченными возможностями для совершения злодеяний. Однако за последние полвека вероятность того, что один человек сумеет причинить серьезный, масштабный вред, резко возросла. Безумный генерал может развязать войну, которая уничтожит мир, террорист-фанатик способен в одиночку принести большие разрушения, чем орды Чингисхана. И всего одно поколение законопослушных и благонамеренных граждан, таких как вы и я, может своими изобретениями отравить атмосферу и сделать планету непригодной для жизни. Для наших предков попытки понять себя были удовольствием и роскошью. Но в наши дни контроль над человеческим разумом стал необходимостью, и для выживания нашего вида это важнее, чем все те открытия, которые могут быть сделаны в области фундаментальных наук.

Чтобы развить в себе способность взаимодействовать с силами эволюции, нам необходимо хорошо понимать, как функционирует наш разум. Можно всю жизнь водить машину, не имея представления о том, как работает двигатель, поскольку цель вождения — попасть из одного места в другое, неважно каким способом. Но прожить всю жизнь, не понимая, как мы думаем, почему и как мы чувствуем и что руководит нашими действиями, означает упустить самое главное в ней, а именно, качество опыта как таковое. В конце концов, самым важным для каждого остается то, что происходит в сознании: накапливаясь со временем, минуты радости и часы скорби определяют нашу жизнь. Не научившись контролировать происходящее в нашем сознании, мы не сможем даже получать удовольствие от своей жизни, не говоря о возможном вкладе в историческое развитие. Поэтому первый шаг к управлению разумом — это понимание того, как он работает.

Без сомнения, мозг — одно из наиболее выдающихся достижений эволюции. Но к сожалению, несмотря на все его чудесные свойства, он обладает и несколькими не слишком желательными качествами. Достигнутая в результате эволюции глубокая специализация обычно подавляет другие возможности: летучая мышь обладает исключительно чувствительным сонаром, но плохо видит; у акулы тоже плохое зрение, но великолепное обоняние. Наш мозг — это мощный компьютер, который в числе прочего запрограммирован на то, чтобы ставить препятствия на пути истинного восприятия реальности. И первое из них — сама нервная система. Чем глубже мы познаем работу разума, тем больше понимаем, что фильтру, через который мы воспринимаем мир, свойственны некоторые специфические особенности. И пока мы не изучим их, наши мысли и действия будут оставаться вне подлинного сознательного контроля.

ВЕЧНАЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ

Предположение о том, что деятельность человеческого разума, возможно, страдает неким «врожденным пороком», высказывалось разными способами и в разные исторические эпохи.

Например, Сюнь-цзы^{17}, философ конфуцианской школы, живший в III веке до н. э. и оказавший большое влияние на образ мышления китайцев, построил свое учение на предположении об изначальной порочности человеческой природы. Лишь с помощью жесткой самодисциплины, ритуалов, правильной музыки и достойных подражания образцов поведения отдельный человек мог надеяться на исправление. Похожим образом, одним из основных догматов христианской философии является первородный грех. Согласно этому догмату мы порочны от рождения. Здесь важно отметить причину: по Библии, так произошло потому, что Адам и Ева, нарушив повеление Бога, вкусили плод древа познания. Иными словами, корень зла крылся в стремлении узнать больше. По-видимому, мораль здесь такова: если бы мы, подобно другим животным, приняли свою судьбу и не стремились к рефлективному сознанию и свободному выбору, то так и жили бы в гармонии в Эдемском саду.

В чем-то схожее понимание природы человека характерно для истории гётевского Фауста. С годами ученый Фауст разочаровался в своих достижениях. Философия ему наскучила, плотские слабости претят, погоня за славой, деньги, женщины, развлечения, вино и музыка раздражают, он презирает даже веру и надежду. И все же, признается он, «в любом наряде буду я по праву тоску существованья сознавать. Я слишком стар, чтоб знать одни забавы, и слишком юн, чтоб вовсе не желать»^[3]. Тут Фаусту является сам дьявол в образе Мефистофеля и предлагает свои услуги. Он обещает облечь в плоть его неясные желания и подарить счастье в обмен на душу после смерти. Фауст соглашается на сделку, так как уверен, что даже сам дьявол не сумеет заставить его оценить дары жизни. Он заключает с Мефистофелем следующий договор:

Нам долго кажется, что Фауст заключил удачную сделку, ведь какие бы богатства, почет и власть ни предлагал дьявол, Фауст всегда умудряется найти их скучными и бессмысленными. Ничто не может заставить его воскликнуть: «Мгновение, повремени!» (В конце концов бедного Фауста все же настигает злой рок, однако эта часть истории для нас уже не имеет значения.)

Традиционно героя Гете принято истолковывать как воплощение архетипа современного человека. Однако импульс, заставляющий постоянно стремиться к новым и новым приобретениям, никогда не находя удовлетворения, по-видимому, существует гораздо дольше и более универсален, чем мы думаем. На деле он, возможно, является встроенной функцией нервной системы не только человека^{18}, но и менее развитых животных. Вот что говорит невролог и антрополог Мелвин Коннер: «Мотивационные участки нашего мозга, в частности гипоталамус, обладают функциональными характеристиками, по-видимому, связанными с постоянной человеческой неудовлетворенностью. Эксперименты с латеральным гипоталамусом животных показывают, что смесь беспокойства и желания — хроническое внутреннее состояние организма, пожалуй, лучше всего описываемое фразой “Я хочу”, в которой объект желания может быть назван или нет».

Если это так, подобный механизм был бы весьма полезен для выживания вида, обеспечивая нам постоянную бдительность и поиск новых возможностей для овладения большим числом вещей и контроля над большим количеством энергии, благодаря чему мы и наши потомки приобрели бы бóльшую жизнеспособность. Но, видимо, нам приходится платить за этот прекрасный план ту же цену, что и Фаусту: мы никогда не удовлетворимся нашими достижениями, по крайней мере, пока не обнаружим, что эволюция поставила разум на бесконечную «беговую дорожку».

В повседневной жизни легко обнаружить фаустовскую неудовлетворенность. У желания нет естественного предела. Безработный может думать, что был бы счастлив, получая 30 000 в год. Однако тот, кто уже зарабатывает эту сумму, уверен, что его сделают счастливым только 60000 в год, а тот, кто имеет 60 000, думает, что для спокойствия души нужны 100 000. И так до бесконечности. То же верно и в отношении материальной собственности: дом, где мы живем, всегда недостаточно хорош, наша машина всегда недостаточно нова. Многочисленные исследования показывают, что эскалация ожиданий неизбежна в любом обществе, позволяющем человеку улучшить свою жизнь.

По-видимому, разум действует в соответствии с общей задачей постоянно отслеживать возможности улучшить положение человека, поскольку в противном случае подвернувшейся возможностью воспользуется кто-то другой. Рабочий принцип таков: человек должен всегда стремиться к большему просто для того, чтобы не проиграть. Такое мировоззрение отражает закон джунглей: эта врожденная паранойя, вероятно, была отчасти полезна, а может, и незаменима для выживания. Развитие цивилизации во многом проявлялось в создании небольших защищенных островков существования, где конкуренция и риск сводились к минимуму и где мы могли на какое-то время почувствовать себя в безопасности и ослабить бдительность. Племенные пляски, религиозные обряды, художественные представления, игры, спорт и сам по себе досуг создают эти блаженные оазисы. Но некоторые, даже играя в гольф, не могут перестать думать об умножении собственности и о конкуренции. Было бы идеально, если бы человек, становясь в нужный момент амбициозным перфекционистом, мог затем с чувством удовлетворения расслабляться. Однако начав понимать, на что мы запрограммированы, мы получаем возможность преодолевать предписания генов^{19}, когда их требования становятся неприемлемыми, и таким образом в некоторой степени управлять древней силой эволюции.

ХАОС И СОЗНАНИЕ

Считается, что, даже если мы ничем больше не управляем, мы можем управлять хотя бы ходом своих мыслей. И пусть большинство из нас смирились с теорией Фрейда, утверждающей, что наш разум зачастую подвержен влиянию подавленных желаний, и, кроме того, все знают, как уязвима нервная система для воздействия наркотиков и физиологических процессов, мы все-таки продолжаем верить, что способны думать о чем захотим и когда захотим.

Тем не менее есть много свидетельств того, что мыслительные процессы не так упорядочены, как нам хотелось бы думать. Больше того — можно утверждать, что естественным состоянием ума^{20} является не порядок, а хаос. В отсутствие привлекающего внимание внешнего стимула, например беседы или стоящей перед нами задачи, газеты, которую хочется почитать, или телевизионной программы, мысли начинают беспорядочно разбредаться. Вместо приятной логической цепочки сознательных ощущений вдруг возникают посторонние мысли, и, как ни старайся, едва ли удастся думать об одном и том же дольше нескольких минут.

Это подтверждают исследования сенсорной депривации. В одиночном заключении (в тюрьме или специальной депривационной камере для исследовательских экспериментов) люди, изолированные от звука, света и лишенные возможности действовать, вскоре теряют направление мысли и, по их описаниям, испытывают странные, неконтролируемые фантазии и галлюцинации. Чтобы оставаться в упорядоченном состоянии, мозгу нужна упорядоченная информация^{21}. Имея ясные цели и получая обратную связь, сознание работает без сбоев. Именно поэтому игры, спорт и ритуальные церемонии являются одними из наиболее приятных видов деятельности — они упорядочивают внимание внутри узких границ при помощи ясных правил. Даже выполнению работы^{22}, порой ненавистной, свойственны упорядоченность и непрерывность. Когда их нет — хаос возвращается.

Другое доказательство таково: в ходе опросов люди утверждают, что часто испытывают апатию и неудовлетворенность, когда находятся одни и им нечем заняться. Парадоксальным образом, когда мы наиболее свободны и можем делать все, что захотим, мы менее всего способны действовать. В таких ситуациях свободно блуждающий ум рано или поздно наталкивается на какую-нибудь болезненную мысль или неудовлетворенное желание. Большинство из нас не способны в подобных обстоятельствах просто собраться и начать думать о чем-то полезном или радостном. Неудивительно, что для многих людей в западном мире худшее время на неделе — это воскресное утро^{23} с десяти до полудня. Для тех, кто не ходит в церковь, это наименее структурированный отрезок времени, когда нет ни каких-либо внешних требований, на которые необходимо отреагировать, ни привычных целей, привлекающих внимание. Человек завтракает, читает воскресную газету, а что потом? К полудню он решает посмотреть телепрограмму, прокатиться на машине или покрасить заднее крыльцо. Принятое решение задает мыслям новое направление, и то, что тревожило его, вновь скрывается на периферии сознания.

Как ни странно, на работе большинство людей пребывают в лучшем расположении духа, чем дома. На работе обычно понятно, что нужно делать, и человек может определить, насколько хорошо он работает. И все же мало кто хочет побольше работать и поменьше отдыхать. А тех, кто все-таки стремится к этому, называют «трудоголиками». И никто не замечает, что работа, которой мы хотим избежать, в действительности приносит нам больше удовлетворения, чем свободное времяпрепровождение.

А ведь это тоже объяснимо с точки зрения эволюции. Если бы мы могли приятно проводить время в собственном обществе, наслаждаясь своими мыслями, — кто бы тогда стал охотиться на саблезубых тигров? Или согласился бы два часа стоять в пробках, чтобы доехать до работы? Может, это и к лучшему, что для функционирования нашего ума требуется внешняя структурированная информация — таким образом мы устанавливаем определенное соответствие между объективной и субъективной реальностью. Умей мы создавать приятные фантазии независимо от того, что происходит за пределами нашей черепной коробки, мы бы оказались в затруднительной ситуации. Если бы мысли о сексе доставляли такое же удовольствие, как сам секс, у нас уже давно перестали бы рождаться дети. Поэтому ощущение неудовольствия, которое испытывает ум, не занятый целенаправленной деятельностью, служит целям самосохранения.

И все же одно дело признавать мудрость этого решения природы, а другое — принять его последствия. В конце концов, если наша цель в том, чтобы управлять сознанием, нам нужно научиться функционировать хотя бы отчасти независимо от внешних стимулов. Но есть ли возможность освободиться от влияния этого предохранительного механизма, созданного в ходе эволюции?

Есть два способа избежать беспорядочного течения мыслей, обычно воспринимаемого как болезненное ощущение страха или скуки. Первый состоит во внешнем упорядочивании ума. Выполняя какую-либо задачу, разговаривая с другими людьми или даже смотря телевизор, мы структурируем наше внимание и способны следовать более или менее линейному паттерну. Второй способ упорядочения заключается в развитии внутренней дисциплины^{24}, позволяющей сосредотачиваться усилием воли. Последнее значительно сложнее, и люди, занимающиеся медитацией, йоги, художники и ученые обучаются этому многие годы. Как бы то ни было, разум не перейдет к упорядоченным и приятным паттернам переживания, если человек не будет направлять энергию на формирование сознания. Достичь этой цели можно многими способами, однако все они предполагают развитие самостоятельно избранных привычек. Это может быть тренировка тела с помощью йоги или боевых искусств; развитие таких увлечений, как работа по дереву, рисование, игра на музыкальном инструменте или сосредоточенная умственная деятельность, например чтение Библии, занятия математикой или стихосложение. Любая требующая навыков целенаправленная деятельность не позволит беспорядку завладеть разумом и довести его до безумия.

НЕУЛОВИМОЕ СЧАСТЬЕ

Но наш разум обладает еще одной склонностью, затрудняющей получение удовлетворения. Мы уже упоминали, что если внимание не сосредоточено на конкретной задаче, например работе или разговоре, нас начинают одолевать случайные мысли. Причем слово «случайные» не означает, что эти мысли могут с одинаковой вероятностью быть радостными или грустными. На деле, как правило, мысли, приходящие на ум в минуты несосредоточенности, оказываются гнетущими. Тому есть две причины.

Прежде всего, если задуматься обо всех возможных темах для обдумывания, то негативных окажется больше, чем позитивных. В нашей жизни всегда больше «плохого», чем «хорошего», просто потому, что исходы, определяемые нами как «хорошие», в основном редки и маловероятны. Например, когда я думаю о здоровье, есть лишь один позитивный вариант — хорошее здоровье — и сотни негативных, представляющих различные болезни. Блуждая, мой ум, скорее всего, высветит один из множества негативных вариантов. Если я переезжаю в новый дом, вполне вероятно, что с ним все в порядке. Однако еще вероятнее, что крыша может начать протекать, а трубы засорятся, электропроводка окажется неисправной и т. д.

Важно отметить, что, при прочих равных, чем выше цели, тем более вероятно разочарование. Как только человек замахивается на большее, вероятность успеха автоматически снижается. До какого веса проще похудеть среднестатистическому толстяку: до 80 или 90 кг? Если моя цель — 80 кг, то мысль о весе расстраивает меня больше, чем при цели 90 кг. Если я хочу зарабатывать $250 000 в год, то нынешний доход огорчает меня сильнее, чем если бы мне было достаточно половины этой суммы. Таким образом, один из простейших способов избавиться хотя бы от части негативных мыслей — избирательное снижение ожиданий. Это не означает, что большие амбиции непременно порождают ощущение несчастья. Однако мы часто ожидаем в различных областях своей жизни слишком многого, из-за чего разочарование становится неизбежным.

Вторая причина обращения свободно блуждающего ума к негативным мыслям заключается в том, что склонность к пессимизму может иметь адаптивную функцию — под «адаптацией» мы имеем в виду возрастающую вероятность выживания. Человек обращается к негативным возможностям так же, как стрелка компаса поворачивается к магнитному полюсу, поскольку это надежный способ предугадать опасные ситуации. Положительный исход событий приносит удовлетворение, однако не требует выделения дефицитной психической энергии на его обдумывание. Размышляя же о неприятных возможностях, мы можем подготовиться к неожиданностям.

Наш настрой на отрицательные исходы хорошо иллюстрируется тем особым интересом ко всевозможным катастрофам, который демонстрируют большинство людей. Авария, пожар или уличная драка немедленно собирают жадную до зрелищ толпу. Жестокость и опасность притягивают внимание, тогда как мир, спокойствие и довольство оставляют человека безучастным. Поскольку СМИ прекрасно знают об этой склонности, газетные статьи полны ужасов, а в телешоу проливаются реки крови. По этой причине среднестатистический ребенок, прежде чем становится взрослым, видит по телевизору более семидесяти тысяч убийств^{25}. Интересно посмотреть, к каким результатам приведет в долгосрочной перспективе такая визуальная «диета».

Когда ум сосредотачивается на чем-то негативном, в сознании возникает конфликт. Этот конфликт, или психическая энтропия, воспринимается как негативная эмоция. Нащупав лысину у себя на голове, я могу задуматься о неприятных последствиях старения, и настроение испортится. Или мой ум может погрузиться в размышления об обстановке на работе и о том, что кое-кто из коллег пытается сделать карьеру за мой счет, а это злит и пугает меня. Или я могу лениво размышлять, почему моя жена еще не вернулась домой, и вдруг почувствовать ревность и беспокойство. Подавленность, злоба, страх, ревность — все это лишь различные проявления психической энтропии. В каждом случае внимание обращается к противоречащей нашим целям информации, и несоответствие между тем, чего хочешь, и тем, что есть на самом деле, создает внутреннее напряжение.

Но негативные эмоции не всегда зло^{26}. Множество великих картин и книг было написано в попытке спастись от депрессии. Ненависть заставляла революционеров создавать более справедливые общественные институты. Страх перед молнией привел к изобретению громоотвода. Однако чересчур продолжительные негативные эмоции захватывают сознание и затрудняют управление мыслями и поступками. Более того, субъективное восприятие страха, ненависти и прочего нам неприятно, поэтому чем чаще мы испытываем подобные чувства, тем несчастнее становится наша жизнь.

Человеческий разум отличает не только «фаустовская» неудовлетворенность, но и «викторианская» сладострастная одержимость печальной стороной жизни. Поэтому если мы позволим полезным в прошлом генетическим программам управлять нашим сознанием, то это отравит наше существование в настоящем. Те, кто постоянно беспокоится о грядущих неприятностях, возможно, хорошо подготовлены к опасностям, но им не суждено узнать, какой приятной может быть жизнь. Самое лучшее — найти равновесие между тем, что хорошо для нас в контексте вида, и тем, что хорошо для нас, как для отдельных личностей, живущих здесь и сейчас. Мы не можем просто взять и отвергнуть предписания генов, но, слепо следуя им, рискуем утратить то, что делает нашу жизнь осмысленной и значимой.

ГРАНИЦЫ РАЗУМА

Насколько нам известно, уже в далеком прошлом (хотя известно нам не так уж много) люди пытались постигнуть смысл собственной внутренней жизни. Мысли и чувства окутаны тайной. Откуда они берутся? Существуют ли они на самом деле? Куда они уходят? Греки верили, что чувства и мысли рождаются в груди, индусы считали, что они возникают в различных точках, расположенных вдоль позвоночника, а китайцы полагали, что мы думаем сердцем. Пытаясь объяснить, что такое сознание, одни культуры приходили к выводу, что устами живых говорят духи умерших предков, другие верили, что это голоса богов или демонов.

Прошло немало времени, прежде чем люди начали воспринимать разум отдельно от тела^{27} и осознали, что ментальными процессами можно управлять. Общее отношение, по-видимому, было следующим: мышление самопроизвольно, как дыхание и потоотделение. Жизнь разума считалась частной функцией организма в целом, столь же недоступной нашему контролю, как пищеварение. Римская поговорка Mens sana in corpore sano, или «В здоровом теле здоровый дух», отражает представление о неотделимости мышления от телесных функций. Гармонию умственной и физической деятельности особо подчеркивали восточные культуры, где разделение души и тела никогда не было столь значительным, как на Западе. Например, в йоге считается, что правильная диета, правильная осанка и правильное дыхание определяют мысли, эмоции и активно влияют на способность концентрироваться.

К тому времени, когда греческие философы приступили к систематическому исследованию природы сущего, уже было понятно, что мыслительные процессы следуют своим собственным законам и что их можно формировать и направлять по собственному усмотрению. Ведь пройдя правильную интеллектуальную подготовку, слепой поэт может писать прекрасные стихи, а хромой философ — провозглашать выдающиеся идеи.

Вслед за этими философами было провозглашено главенство разума над телом. В XIII веке святой Франциск в своих проповедях называл тело «братом ослом» — оболочкой из мяса и костей, трудолюбиво носящей ум в его путешествии (конечно, и душу тоже, но это, в общем-то, уже другая история).

В XVII веке эта дихотомия достигла наивысшей точки своего развития в беспощадном анализе умственного процесса, проведенном Рене Декартом. Декарт полагал, что поток рационального мышления может существовать независимо от всего остального — тела с его нуждами, предшествующих знаний, культурных ценностей и даже собственной выгоды. Он доказал обоснованность своих утверждений тем, что провел годы в продуваемой всеми ветрами крестьянской лачуге на морском берегу в Нидерландах, где создал невероятное количество изящных теорий. Его научные интересы распространялись от оптики, интегрального и дифференциального исчисления до первых систематических вылазок в эпистемологию. Идеи, сформулированные Декартом, имели огромное освобождающее влияние, поскольку обещали, что если люди просто сядут и хорошо все обдумают, то придут к одинаково истинным выводам.

К сожалению, вскоре стало понятно, что мозг не обособлен от остального тела и что он не является только логико-геометрической машиной для проведения дедуктивных операций. К такому заключению подталкивали, в частности, постоянные свидетельства иррационального человеческого упрямства, проявляющегося в бессмысленных войнах, жестоких диктатурах, бесполезных революциях и множестве других форм очевидно неразумного поведения. Эти идеи нашли теоретическое воплощение в трудах Зигмунда Фрейда, показавшего, что мыслями и действиями предположительно серьезных и нормальных людей правят вытесненные воспоминания о событиях детства. Например, споря со своим боссом о предложенной им компании продаж, я могу очень логично излагать рыночные и демографические тренды, однако подлинной причиной моих возражений остается моя враждебность к собственному отцу, которую босс во мне пробуждает. Цифры, которые я использую, — всего лишь логические трюки, которые я мог бы интерпретировать совершенно иным образом, относись я к боссу иначе. Вот и вся автономность мыслительного процесса.

Еще одним противником идеи полной независимости разума стал марксизм. Это учение подчеркивало роль личной материальной заинтересованности в формировании наших предположительно рациональных аргументов. Марксизм утверждал, что средневековые философы не умели отделить собственные идеи от интересов поддерживавшей их церкви; что ученые и философы эпохи Просвещения выдвигали теории, близкие по духу классу торговцев, а мыслители XIX века не просто следовали голосу разума, а отражали потребности правящего капиталистического класса. По-видимому, ученые-марксисты также позволили коммунистической бюрократии сформировать собственное мышление. С этой точки зрения, внешне рациональная аргументация — зачастую лишь замаскированная идеология, пытающаяся преобразовать эгоистические интересы в универсальные истины.

Однако не успел марксизм утратить свою интеллектуальную привлекательность, как плодородная почва Европы породила новых борцов с разумом. В последние десятилетия дело Маркса и Фрейда по развенчанию разума продолжают деконструкционизм и постмодернизм. Деконструкционизм — последнее воплощение регулярно применявшегося в прошлом подхода, в соответствии с которым невозможно никакое знание, за исключением непосредственного восприятия. Если я попытаюсь рассказать вам о своем тяжелом детстве, мои слова внесут в повествование первый уровень искажения, а ваше толкование моего рассказа исказит его еще больше. Ни логические, ни научные рассуждения не помогут избежать искажения предмета при попытке сообщить другим свое знание. Невозможно передать реальность посредством слов, все обобщения сомнительны, а одинаковое понимание предмета разными людьми — иллюзия.

Разумеется, рационалисты не сдаются. Не страшась по-детски романтических обобщений, которые делают те, кто отказывается признавать любые притязания на объективное знание, они весело шагают своим путем, веря в упорядоченность Вселенной и способность разума этот порядок постичь. В своем стремлении к чистой истине рационалисты порой настолько упрощают сознание, что превращают его в собственную карикатуру. Нынешние картезианцы — это представители когнитивистики, верящие, что, изучая работу компьютеров, они могут узнать, как мы думаем^{28}. Сходство между умом и компьютером нередко поучительно, однако полагая, что компьютеры подобны зеркалам, отражающим устройство разума, многие когнитивисты начинают путать отражение с реальностью.

Принимая во внимание все наши новые знания, полученные за последнее столетие, представляется, что Декарт был прав, когда считал разум способным следовать универсальным рациональным принципам, но (и это очень важное «но») лишь до той поры, пока он следует универсальным рациональным принципам. Это, конечно, тавтология, но совсем не случайная. Мы думаем как компьютеры, когда думаем как компьютеры. Однако данная конкретная функция представляет собой лишь малый аспект нашего мышления. Любой нормальный человек при желании может выучить шахматные правила и, играя в шахматы, внешне вести себя так же рационально, как какой-нибудь автомат. Однако логические построения — это лишь малая часть того, что происходит в сознании любого шахматиста. Ему приятно держать в руках точеные фигуры; он чувствует облегчение, сбежав от забот реального мира к легко управляемой и самодостаточной деятельности, радуется победе над соперником и счастлив от того, что сумел справиться с трудной задачей. Все эти чувства присутствуют в уме шахматиста, и не будь их, кому бы захотелось следовать правилам логики? Компьютер, напротив, лишен выбора, играть ему или нет.

С точки зрения логики ошибочен вывод Герберта Саймона и других пророков новых когнитивных наук о том, что если удастся запрограммировать компьютер на совершение научного открытия, например, ньютоновых законов движения, то это будет означать, что компьютер работает в точности как ум Ньютона, когда тот выводил эти законы. Мы можем с уверенностью сказать, что в момент создания этих законов в сознании Ньютона имелось столько же нерациональных элементов, сколько и у шахматиста, и что для Ньютона чувства и интуиция были важнее логики. Способность компьютера получить ньютоновы результаты за несколько секунд (при условии, что в него заложена предварительно отобранная информация и точные правила — а все это подразумевает предшествующее знание и поэтому совершенно несопоставимо с первоначальной ситуацией) не более удивительна, чем способность любого из нас за те же несколько секунд сделать фотокопию фресок Сикстинской капеллы, на которые у Микеланджело ушел добрый десяток лет. И тем не менее никто не станет утверждать, что, поняв работу фотоаппарата, можно постичь ход мыслей художника.

Рациональное мышление хорошо действует в рациональных «играх», таких как шахматы, геометрия, интегральное и дифференциальное исчисление, основанных на четких правилах и ограниченном наборе посылок. Играть в войну с помощью логики легко в армейском штабе, но гораздо труднее на поле боя. Экономисты — большие мастера моделировать экономическое поведение^{29} исходя из всевозможных предпосылок, но глупо ожидать предсказуемости смоделированных типов поведения в жизни, где никакие предпосылки не работают. Священникам легко исполнять религиозные предписания в упорядоченных церковных ритуалах, но очень трудно поступать так в сумятице частной жизни. Бейсболисты ведут себя предсказуемым и упорядоченным образом во время игры, но уберите судей — и их поведение очень скоро изменится.

Хорошо иметь рациональные, логические структуры и упорядочивать с их помощью мысли и поступки. Большая часть так называемой цивилизованности состоит из попыток рационализировать жизнь, сделав поступки разумными и предсказуемыми. Однако цивилизация — хрупка, она требует постоянной защиты и заботы. А без них разум не будет вести себя логично. И нет гарантий, что под нажимом эволюции поведение будет становиться все более рациональным. Можно, например, утверждать, что в прошлом война была более рациональна, когда армии сражались, преимущественно чтобы произвести впечатление, а не уничтожить друг друга, военные кампании останавливались, чтобы не мешать сбору урожая, сражения прекращались с заходом солнца, а жертвы среди гражданского населения считались дурным тоном. Также и экономическое поведение, по-видимому, было более рационально в прошлом, пока приобретение собственности не стало для людей единственным мотивом, побуждающим к действию. Если мы стремимся к более рациональному поведению, то нельзя ожидать, что оно возникнет само по себе: мы должны затратить свою психическую энергию на создание и поддержку упорядоченных сводов правил.

Но предположим, что можно, сведя все варианты выбора к бинарной компьютерной логике, научиться следовать совершенно рациональной программе действий, обязательной для каждого члена общества. Гарантирует ли это безоблачное будущее? Также маловероятно. Логика лучше всего работает в закрытых системах с установленными правилами, где исход можно предсказать заранее. Создание мотора или конструирование моста, игра в шахматы или бейсбол, решение стандартной задачи — все эти виды деятельности допускают пошаговый аналитический подход.

Будущее, однако, не вписывается в рамки правил и предсказуемых исходов. Мы должны развить нечто превосходящее логику, если хотим в будущем достичь процветания. Мы должны развивать интуицию, дабы предвидеть грядущие изменения, эмпатию, дабы понимать то, что нелегко выразить, мудрость, дабы увидеть связь между внешне не связанными явлениями, а также креативность, чтобы найти новые способы ставить задачи и устанавливать новые правила, позволяющие адаптироваться к неожиданностям.

Закономерность можно запрограммировать на компьютере, поскольку его правила мало изменяются со временем. Но нельзя ограничить строгими правилами эволюцию человека. Она должна сохранять гибкость, чтобы охватывать все открывающиеся возможности калейдоскопически переменчивой окружающей среды. Интуиция, эмпатия, мудрость и креативность — составляющие человеческого эволюционного процесса; они меняются с течением времени как явления, а вместе с ними меняется и то, как мы их понимаем. Если бы мы запрограммировали компьютер на эти качества, они бы почти сразу устарели, поскольку с каждым новым поколением условия, воздействующие на человеческое сознание, изменяются — малозаметно, но значительно. Например, отношение к женщинам, которое еще несколько десятилетий назад считалось совершенно приемлемым, сейчас покажется явно сексистским. Это изменение не было логически предопределено, а стало результатом множества отдельных событий в жизни людей. Компьютер не смог бы заставить эти программы работать, поскольку чтобы рассчитать то, что еще не стало рациональным, необходим разум, зависящий от живущего в уникальном историческом и культурном контексте тела.

ЗАВИСИМОСТЬ ОТ УДОВОЛЬСТВИЯ^{30}

Излишняя рациональность опасна так же, как и чрезмерная вера в мудрость тела. Наши предки не раз переходили от веры в свой разум к вере в свои чувства, выбирая то Аполлона, то Диониса^{31}. Эти перемены мировоззрения описал социолог и культуролог Питирим Сорокин^{32}: по его мнению, идеациональные, или ориентированные на духовные ценности фазы в истории культуры сменялись чувственными, ориентированными на получение удовольствия. Нам выпало жить в переходный период, начавшийся на стыке веков, набравший силу после Первой мировой войны, ускорившийся после Второй мировой и достигший пика в конце 1960-х. Для нынешней чувственной фазы характерна возрастающая легитимация материализма (люди, возможно, и раньше интересовались преимущественно материальным, однако мало кто признавал это открыто), постепенный отказ от поведенческих ограничений и моральных кодов, воспринимаемых как лицемерие и мракобесие, утрата веры в вечные ценности, нарциссическая сосредоточенность на себе и беззастенчивый поиск чувственных удовольствий.

Одной из популярных формулировок этого мировоззрения стала «философия Playboy», вдохновленная Хью Хефнером, издателем со Среднего Запада, который выпустил первый массовый журнал нового чувственного века. Проводниками этой философии стали и множество прославляющих безграничный потенциал человека сект, направлений психотерапии и жизненных стилей, возникших на Западном побережье за два последних поколения. В соответствии с основной идеей этого движения, мы должны делать то, что ощущаем как правильное, поскольку тело лучше знает, что ему нужно. Любая попытка помешать получению удовольствия вызывает подозрение и воспринимается как часть коварного плана, цель которого — сделать нас несчастными.

Этот подход к жизни остался бы просто малозначащей «философией», не возникни он в исторический период, позволивший воплотить в жизнь многие его принципы. Рост материального благополучия, доступность автомобилей, противозачаточных средств, ванн джакузи и множества других удобных вещей заставили многих поверить в то, что они могут удовлетворять все свои капризы, не задумываясь о последствиях.

Однако очень многое говорит о том, что наше тело не способно определить, что для него хорошо, а что плохо. Постоянный рост числа наркоманов, алкоголиков, венерических заболеваний, нежелательных беременностей, проблем ожирения доказывает, что приятные занятия могут запросто привести к неприятным результатам. Когда крысам дали возможность выбирать между едой и электрической стимуляцией мозговых центров удовольствия, они, выбрав стимуляцию, умирали от голода. Подсаженные на героин обезьяны работали до тех пор, пока не погибали от истощения, пытаясь получить еще одну порцию. Похожую картину мы видим на улицах наших городов, что показывает, с какой легкостью мозг отдается удовольствиям.

В соответствии с нынешним пониманием эволюции удовольствие — это ощущение, возникающее при совершении действия, которое в прошлом способствовало выживанию. Удовольствие — результат химической стимуляции соответствующих нейрорецепторов, обычно теми веществами, что требовались организму для оптимального функционирования. Например, когда наши очень далекие предки жили в море, их тела адаптировались к соленой среде. И хотя человеческий род уже миллионы лет как обитает на суше, он испытывает постоянную потребность в соли для восстановления физиологического баланса тела, поддержания внутреннего водного метаболизма и электрического потенциала клеточных мембран, необходимых, чтобы сердце могло перекачивать кровь.

Со временем вкус соли стал доставлять нам удовольствие; эта удачная адаптация гарантировала, что мы будем искать соль и употреблять ее в необходимом количестве.

И пока соли недоставало, все обстояло хорошо. Стоила она очень дорого, и излишнее ее потребление было маловероятно. Торговцы перевозили куски соли на огромные расстояния и обменивали их на слоновую кость и драгоценные металлы; за соль велись войны; соляные копи были одним из наиболее ценных видов собственности. Удовольствие, получаемое от вкуса соли, «уравновешивалось» ее недостатком на рынке. Но когда наши предки научились более эффективно выпаривать и добывать соль, она стала доступнее и, разумеется, подешевела. Теперь один пакетик картофельных чипсов дает нам больше соли, чем люди прошлого съедали в течение многих дней. Соль сохранила свой вкус, но сегодня, употребляя ее сверх меры, мы ставим под угрозу свое здоровье.

Эта модель также верна для жиров, сахара, алкоголя и других веществ, быстро вызывающих зависимость. Поскольку когда-то они были нам полезны, мы научились получать от них удовольствие. Однако все убыстряющаяся смена жизненных условий привела к тому, что мозговые центры удовольствия не успевали приспособиться к ним. После 1860 года всего лишь за 40 лет мировое производство сахара возросло на 500 %. К 1990 году около 17,7 млн американцев злоупотребляли алкоголем, а 9,5 млн пристрастились к нелегальным наркотикам. Нашим генам не хватило времени понять, что излишек соли, сахара, кокаина или алкоголя вредит здоровью. Поскольку раньше им не приходилось беспокоиться по поводу избытка этих веществ, защитный механизм не сформировался. Как следствие, удовольствие стало плохим поводырем.

Сказанное о химических веществах можно отнести и к доставляющим удовольствие типам поведения: они помогали выжить, но сейчас, если злоупотреблять ими, могут оказаться опасными. Антрополог Лайонел Тайгер утверждает, что секс, проявление превосходства и силы, а также социальное взаимодействие доставляют удовольствие, так как раньше они способствовали выживанию. Например, в каменном веке одиночка вряд ли нашел бы партнера для продолжения рода и довольно скоро стал бы жертвой диких животных. Выживали только индивиды, испытывавшие удовольствие от принадлежности к группе и никогда не уходившие далеко от других людей. Таким образом, мы произошли от предков-экстравертов — тех, кто выжил, — и наш мозг настроен на то, чтобы получать удовольствие от присутствия других людей. Однако общительность, как и другие полезные типы адаптивного поведения, в наше время может стать чрезмерной, тем самым принося вред.

Эволюция снабдила нас эффективным механизмом, заставляющим делать то, что нам полезно, — чувством удовольствия. Однако экономя усилия (а эволюция всегда экономит усилия, поскольку энтропия так сильна, а энергию добыть так трудно), она не дала нам дополнительный механизм, позволяющий найти золотую середину и не впасть в чрезмерное потребление. Как говорит Тайгер, перефразируя историка Сантаяну, «те, кто не учится у доисторических времен, обречены повторять их успехи». Мозг не скажет нам, когда нужно остановиться.

Положиться на разум — вот единственный способ избежать опасной зависимости от удовольствия. Лишь сознательное размышление позволит нам определить, в каком объеме то, что кажется нам хорошим, действительно хорошо для нас, и затем вовремя остановиться. Именно этого пытались добиться религии: дать соответствующие данной культуре указания, как придерживаться золотой середины. Например, христианство, ислам и буддизм^{33}, три из старейших и наиболее распространенных религий, однозначно стремятся сдерживать неумеренные желания. Так, среди семи смертных грехов христианства мы находим непомерную гордыню, скупость, т. е. чрезмерную тягу к материальным благам, похоть, т. е. половые излишества, обжорство, гнев, лень. Сходным образом четыре благородные истины буддизма утверждают, что: 1) страдание есть неотъемлемая часть существования; 2) причина страдания — в стремлении к чувственному удовольствию; 3) избавиться от страдания можно, устранив желания; 4) устранить желания можно, следуя Благородным восьмеричным путем, который представляет собой систему самодисциплины, обучающую контролировать непомерные телесные страсти. Религии, однако, уже не способны играть роль ограничителей, и потому до тех пор, пока не будут выработаны новые достойные доверия культурные предписания, каждый отдельный человек должен сам находить золотую середину, которая не позволит удовольствию взять над нами верх.

СТРЕСС, НАПРЯЖЕНИЕ И ГОРМОНЫ^{34}

Из-за восприимчивости плоти к удовольствиям религии и философии издревле относились к телу с подозрением. В противоположность слепым плотским страстям, спасение искали в рациональном мыслительном процессе. Однако заставить тело прислушаться к голосу разума всегда было непросто. С течением времени сформировались две крайние точки зрения на взаимоотношения разума и тела, или разума и мозга. Первая — на данный момент общепринятая — заключается в том, что мысли и чувства вызывают электрохимические и гормональные процессы непосредственно в мозгу, поэтому феноменология — эпифеномен нейропсихологии. Иными словами, наши мысли и чувства — прямой результат физиологических процессов, почти или полностью нам неподконтрольных. В соответствии со второй, диаметрально противоположной точкой зрения, которой придерживаются поборники сайентологии и иже с ними, разум совершенно независим от своего биологического «аппаратного обеспечения». Более того, он способен непосредственно воздействовать на физические явления за пределами тела: может добавить долларов на банковский счет, устранить раковую опухоль, поднять в воздух здание и т. п. Истина же, как водится, сложнее и находится где-то посередине.

Очевидным образом все, что воспринимается разумом, основано на нейрофизиологических процессах, происходящих в мозге. Вопрос в том, способна ли сознательная интерпретация этих восприятий в свою очередь повлиять на лежащие в их основе системы химических взаимодействий. Некоторые ученые отвечают на этот вопрос утвердительно. Например, Роджер Сперри^{35}, лауреат Нобелевской премии 1981 года за открытия, касающиеся функциональной специализации полушарий головного мозга, и первопроходец в изучении межполушарной асимметрии, считал, что хотя сознание и возникает благодаря электромагнитным свойствам мозга, в некоторых важных аспектах оно обретает независимость от своего источника и может само влиять на мысли и поступки.

Одна из хорошо изученных форм этого взаимодействия — стресс. Мерой стресса служат различные физиологические изменения, например, выброс адреналина, потение ладоней, расширение зрачков, усиленное сердцебиение, повышенное давление и т. д. Эти изменения ценны с точки зрения адаптации, поскольку подготавливают тело к борьбе или бегству в случае внешней опасности. Однако избыточный или затянувшийся стресс может причинить вред, нарушив внутренний баланс тела. Стресс усиливается от внешнего стрессового фактора, такого как подозрительный человек в темной аллее, аврал на работе или припухлость под мышкой. Обычно все это связывают воедино следующим образом: внешний стрессовый фактор вызывает стрессовую реакцию, которая, в свою очередь, если она избыточна, служит причиной ухудшения физического состояния. Некоторые делают из этого практический вывод о том, что для сохранения здоровья необходимо устранить внешние стрессовые факторы, будь то работа, жена или сломавшаяся машина.

Однако то, насколько сильным будет испытываемый стресс, зависит не только от стрессовых факторов. Есть много способов снизить воздействие внешних причин посредством управления сознанием. Например, хорошо известно, что стрессовая реакция часто включается, лишь когда опасность миновала. У воздушных стрелков во Вьетнаме на заданиях, когда они постоянно подвергались опасности, не наблюдалось физиологических проявлений стресса, однако по возвращении на базу их гормоны приходили в движение. Так происходило потому, что перед лицом опасности солдаты временно блокировали ее восприятие, а когда они возвращались на базу, понимание, что их могли убить, вновь допускалось в сознание, и тогда возникала паника. Немедленная стрессовая реакция была полезна древним воинам, сражавшимся копьем и мечом, а современные воины, сидящие в нашпигованной электроникой кабине вертолета, будут в большей безопасности, если сумеют до поры до времени сдерживать поток адреналина, поскольку неконтролируемая гормональная реакция может привести к катастрофе.

На силу стрессовой реакции влияет и то, как мы интерпретируем угрозу. Очень нервные люди или те, кто склонен к депрессии, обычно видят происходящее в более черном свете и реагируют на стрессовые факторы гораздо сильнее. Верно, что человек бывает склонен к депрессии вследствие генетической предрасположенности, но верно и то, что человек способен корректировать свое восприятие происходящего. Поэтому мы учим тому, что для сохранения здоровья нет необходимости менять внешние стрессовые факторы — достаточно изменить собственный разум.

Адреналин — один из гормонов, играющих ведущую роль в возникновении стресса, а от тестостерона зависит доминирование, то есть типы поведения, традиционно ассоциируемые с мужским началом: стремление покрасоваться, хвастовство, фанфаронство, агрессивность и драчливость. По-видимому, это химическое вещество сформировалось в процессе эволюции, дабы гарантировать, что мужчины, наделенные им в большей степени, чем женщины, будут защищать свое потомство и территорию от всевозможных вторжений. По данным исследований, в группах приматов у доминантного самца обычно самый высокий уровень тестостерона, а у кротких особей — самый низкий. На основе этого наблюдения можно экстраполировать, что тестостерон неким образом связан с установлением социальной иерархии и стратификации.

Отсюда напрашивается и другой вывод — что тестостерон вызывает доминирование и поведение мужского типа. Возможно, отчасти это и справедливо, но верно и обратное, а именно то, что поведение и восприятие изменяют физиологию. Если взять боязливого самца обезьяны, находящегося в своей группе в самом низу мужской иерархии, и поместить его в группу одних лишь самок, он станет более самоуверенным и уровень тестостерона в его организме возрастет. И наоборот, если доминирующего самца с высоким уровнем тестостерона забрать из его группы и поместить в другую, с уже полностью сформировавшейся структурой доминирования, ему придется удовлетвориться более низкой ступенью иерархии, и, как следствие, его уровень тестостерона снизится. Очевидно, что доминирование не просто отражает гормональный уровень: воздействие окружающей среды и восприятие собственного положения на ступенях иерархической лестницы также играют роль в сложном круговом причинном взаимодействии.

Стоит добавить, что иерархия доминирования у приматов создается не из-за того, что самые «крутые» самцы побоями подчиняют себе других. Нередко дело обстоит как раз наоборот: уходя от конфронтации, более смирные животные позволяют более самоуверенным занять доминирующее положение. Какие выводы можно сделать из этого в отношении эволюции человека? И у нас гены и гормоны влияют на темперамент, а темперамент в значительной степени определяет социальный статус. В некоторых организациях, таких как морская пехота, железнодорожные компании, Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов или General Motors, более высокий уровень уверенности в себе, возможно, способствует продвижению по карьерной лестнице, но, скорее, лишь потому, что менее бесцеремонные типы подчиняются более напористым. А с установлением иерархии поведение, мыслительный процесс и, предположительно, гормональный уровень, характерные для разных позиций, укрепляют уверенность в себе доминирующих и покорность подчиняющихся.

Эта модель, однако, не является неизменной. С появлением новых ценностей и правил организации люди иного склада могут получить возможность добиться уважения и власти, что, в свою очередь, будет иметь физиологические последствия. В определенной мере это уже произошло благодаря программам позитивной дискриминации, продвигающим на ведущие позиции все больше женщин. Даже General Motors и Conrail уже осознали, что организационные принципы, подходящие стаду бабуинов, могут оказаться не слишком эффективными в управлении сложной корпорацией.

Если тестостерон и другие химические вещества побуждают мужчин следовать ассертивной модели поведения, выбранной эволюцией для «сильной» половины человечества, то эстроген регулирует поведение другой — «слабой» — половины. Большую часть эволюционной истории гендерная специализация была достаточно проста: мужчина должен был производить, женщина — воспроизводить. Производство было связано преимущественно с охотой и защитой от врагов, и у мужчин выработались гормоны, нужные для этих целей. Воспроизводство же подразумевало необходимость родить здоровых, сильных детей и вырастить их, и именно на это настроился женский организм. В то время как мужские гормоны приходят в действие, если внешняя угроза конфронтации требует быстрого силового ответа, женские следуют связанному с репродуктивным циклом внутреннему ритму. Андрогены и эстрогены у женщин, позволяющие им принимать ухаживания мужчин, помимо прочего учат их критическому и избирательному подходу, чтобы найти себе наилучшую пару. После оплодотворения (мы говорим о миллионах лет, когда взрослые женщины почти постоянно были беременны) гормоны помогали расположить будущую мать к защитному, опекающему поведению.

Воздействие как мужских, так и женских гормонов не всегда приспособлено к современному социальному окружению. Женские репродуктивные циклы все еще действуют, однако они по большей части утратили свое значение в технологических обществах, где женщины зачинают лишь раз или два в жизни. А ведь до недавнего времени женщины проходили через множество зачатий, чтобы в конце концов сохранить одного или двух детей. Двести пятьдесят лет тому назад у матери Людовика XVI^{36} за 14 лет брака было 11 выкидышей и родилось 8 детей, при этом из пяти ее сыновей выжил только один. Для миллионов лет эволюции человека это довольно типичная ситуация. Но сегодня благодаря низкому уровню детской смертности ежемесячные приготовления к беременности стали практически бессмысленны. Особенности женского поведения, связанные с менструальным циклом, кажутся капризами, а мужская, вызываемая тестостероном «крутость» постыдно неуместна в зале заседаний или в научной лаборатории.

И вновь мы сталкиваемся с одним из главных парадоксов эволюции: механизмы адаптации, актуальные в прошлом, благодаря которым мы сумели выжить, сейчас уже не облегчают нашу жизнь и не делают нас более счастливыми. Представителям типа «охотников-мачо» все труднее найти подходящую им нишу в современной экономике, и многие из них превращаются в озлобленных изгоев системы. Сегодня избыток тестостерона скорее сделает человека преступником, чем лидером. А женщины, относящиеся к типу «настоящей матери», будут страдать в перенаселенном мире из-за невостребованности их способности к деторождению. Но поскольку мы все в какой-то мере запрограммированы на то, чтобы быть или охотниками, или матерями, нам придется как-то разбираться с этим неудобным наследством.

В последнее время стало модным оспаривать наше эволюционное наследие. Утверждают, что сейчас, когда мужчины не отправляются каждое утро на охоту, им уже не нужно быть более самоуверенными, чем женщины. А раз мы полагаем, что все люди созданы равными, нам уже не требуются доминирующие личности. С одной стороны, феминистки пытаются стереть наше эволюционное прошлое, настаивая на том, что женщины должны быть так же агрессивны и доминантны, как и мужчины. А с другой, некоторые мужчины стремятся развить в себе материнскую заботливость, приближаясь к традиционному идеалу женского поведения.

Однако было бы самообманом считать, что предписания, заложенные в наши гены веками естественного отбора, можно запросто изменить одними благими намерениями нескольких поколений. Опыт моей коллеги по Чикагскому университету, нейробиолога, воспитывавшей в конце 1960-х двоих детей, мальчика и девочку, наверняка знаком многим родителям. Решив, что поведение, характерное для определенного пола, возникает как результат воспитания в соответствии с культурными стереотипами, она старалась как могла растить обоих детей одинаково. Как успешный профессионал она считала, что послужит своим детям хорошим образцом для подражания. Оба малыша воспитывались в относительно суровых условиях, с ними разговаривали одинаковым тоном и одевали в похожую одежду. Когда пришло время, оба ребенка получили для игр машинки и кукол. Тем не менее, сколько мать ни насаждала гендерно нейтральное поведение, мальчик все так же отталкивал кукол, а девочка тактично игнорировала машинки. Сейчас она с грустью признается, что сын превратился в разгульного и задиристого молодого человека, а дочь — в обольстительную и чувственную красотку.

Отрицание коренных различий между людьми — один из глупейших видов самообмана. Воображать, что можешь стать кем угодно, не принимая в расчет управляющую разумом физиологию, — не только бесполезно, но и вредно, поскольку все это порождает лишь разочарование, лицемерие и, в конце концов, цинизм. Например, совсем не удивительно, что в последние годы сформировалось «мужское движение»^{37} как диалектическое отрицание предпринимавшихся в 1960-е попыток забыть о мужской биологии и ее психологических следствиях. И хотя некоторые проявления этого движения столь же глупы в своей реакционной серьезности (танцы голышом на лесной поляне под бой барабанов — не слишком оригинальный способ отмежеваться от яппи), они продиктованы отнюдь не тривиальной потребностью. Определенные базовые стремления нельзя устранить: не получив продуктивного, целенаправленного удовлетворения, они, невзирая ни на что, будут шумно его требовать.

С другой стороны, жизненно важно осознать, что «человеческая природа» — результат приспособления к давно исчезнувшим условиям окружающей среды. Сейчас, когда внешние условия изменились, наша генетическая программа неизбежно предлагает нам искаженное восприятие реальности. Лишь преодолев установленные физиологией ограничения и запретив тестостерону и эстрогену влиять на все наши мысли и чувства, мы освободимся от тирании прошлого. Однако для этого потребуются терпение, добрая воля и, прежде всего, более глубокое понимание работы разума.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗМЫШЛЕНИЯ К ГЛАВЕ «КТО УПРАВЛЯЕТ РАЗУМОМ?»

Вечная неудовлетворенность

Что в вашей жизни вызывает у вас чувство неудовлетворенности — внешность, деньги, отношения? Предположим, вы достигли желаемого — например, хотели разбогатеть и стали миллионером. Как, по-вашему, были ли бы вы счастливы? Или по-прежнему хотели бы чего-то еще? Сколько богачей из тех, кого вы знаете или о ком слышали, кажутся вам счастливыми и довольными жизнью?

Должны ли вы продолжать стремиться к большему, чтобы стать счастливым? А может, амбиции мешают вам стать счастливым уже сейчас?

Хаос и сознание

Беспокоило ли вас когда-нибудь беспорядочное состояние сознания? Приходилось ли вам проводить время в мучительных размышлениях о проблемах, испытывая жалость к самому себе? Когда такое случается, что вы обычно делаете? Обращаетесь ли к развлечениям, химическим стимуляторам настроения или уходите в какую-то деятельность, например в работу или игру в гольф? Что вам действительно помогает?

Насколько хорошо вы управляете собственным вниманием? Нужны ли вам таблетки, чтобы заснуть или продолжать бодрствовать? Легче ли вам сконцентрироваться на фоне работающего телевизора или радио? Есть ли у вас система, позволяющая сосредоточиться, когда вам требуется поразмыслить, например, ведение дневника, составление списков или медитация?

Неуловимое счастье

Чувствуете ли вы себя иногда счастливым без всякой причины или только если все идет так, как вам хочется? Может ли прекрасный пейзаж, красивая мелодия, чья-то удача принести вам ощущение счастья, или оно связано лишь с достижением ваших личных целей?

Что вы обычно делаете, если какие-то ваши надежды не оправдались? Ощущаете ли горечь и томительное разочарование, или неудача подталкивает вас к поиску новых решений?

Границы разума

Когда вы пытаетесь логически доказать свою точку зрения, в какой мере, по вашему мнению, на ваши рассуждения влияет личная заинтересованность? Вспомните последний спор с супругом или коллегой. Повлияли ли на выбор аргументов забота о собственном удобстве, надежда на выгоду или просто желание оказаться правым? Возможна ли ситуация, где ваша позиция будет абсолютно объективна?

Если вы распределите все, что знаете наверняка, по четырем рубрикам: 1) известное вам из непосредственного опыта; 2) логически вытекающее из самоочевидных истин; 3) то, чему вы верите, поскольку вам об этом рассказали; 4) то, что вы «просто знаете» благодаря шестому чувству, — в какой из рубрик окажется больше всего записей?

Зависимость от удовольствия

От каких удовольствий вы зависимы: сладости, алкоголь, опиаты, эндорфины (вырабатываются во время физических упражнений) или телевидение? Каковы последствия этой зависимости, как хорошие, так и дурные? Что бы произошло, если бы вы от нее избавились, и каково было бы ощущение? Чем бы вы заменили прежнюю зависимость?

Стресс, напряжение и гормоны

Можете ли вы определить, когда тело мешает вам управлять сознанием, — например, если вы голодны, становитесь ли вы раздражительным и резким? Какими способами вы возвращаете утраченный контроль?

Верите ли вы, что если ваше тело считает нечто хорошим или дурным, то так оно и есть? Если вы, например, испытали приступ гнева по отношению к человеку, влезшему перед вами без очереди, считаете ли вы, что этот гнев следует проявить? А если у вас возникло сексуальное влечение к кому-то, следует ли вам попытаться заняться сексом, невзирая на прежние обязательства?

3. Завесы майи^[4]

Наш мозг — изумительный, но вместе с тем обманчивый механизм. Чтобы мы не слишком расслаблялись, он заставляет нас преследовать вечно удаляющиеся цели. Как только мы перестаем делать что-то полезное, он проецирует на экран нашего сознания неприятную информацию, чтобы оградить нас от бесплодных мечтаний. Благодаря ему мы получаем удовольствие от действий, которые в прошлом способствовали выживанию, но он не способен остановить нас, когда удовольствие становится опасным. Хотим мы или нет, мозг заставляет нас делать то, что имело смысл для пещерного человека, но неуместно сейчас. Это лишь некоторые из запрограммированных наклонностей нашего мозга, и если мы хотим управлять сознанием, нам нужно научиться ограничивать их влияние. Но освобождению личности мешают не только они. Обычно мы сами позволяем целому ряду иллюзий скрывать от нас реальность. И хотя эти искажения, обусловленные наследственностью, культурой и собственными неуправляемыми желаниями, дают нам утешение, для подлинного освобождения нужно видеть то, что находится за ними.

ИЛЛЮЗИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

В самых разных культурах мы постоянно встречаем представление о том, что данная нам в ощущениях реальность — всего лишь иллюзия. То, что мы видим, что думаем и во что верим, не совпадает с настоящей картиной мира. Мы видим реальность сквозь искажающие ее завесы. Рассматривая их, большинство людей уверены, что созерцают истину, но это самообман. Лишь терпеливо приподнимая то, что индуисты называли завесами майи, или иллюзии, мы можем воспринять жизнь такой, какова она на самом деле. И эта теория встречается не только в Индии. Многие религии и философии считают представления повседневности обманчивыми и стремятся преодолеть их, дабы увидеть подлинную сущность вещей и постигнуть природу реальности. 22 столетия назад Демокрит^{38} сказал: «По существу мы ничего не знаем, ибо истина — в глубинах». Христианство отрицало не реальность материального мира, а только его значение. Согласно христианскому вероучению, все подлинно важное происходит за пределами земного существования. Те, кто придает событиям физического мира слишком большое значение, рискуют, прельстившись низменным и преходящим, лишиться вечного царства духа.

Но на пороге третьего тысячелетия кого интересует, как представляли реальность древние религии и философии? Что они знали об истине? Отсылка к индуистским мифам и христианским воззрениям в разговоре о будущем может показаться анахронизмом. Тем не менее серьезный подход к эволюции подразумевает понимание значения прошлого для формирования настоящего и будущего. Как химическая структура человеческой хромосомы уже миллионы лет определяет и наши истины, и наши иллюзии, так и символические представления мыслителей прошлого способствуют и раскрытию, и скрытию реальности. Сегодня наша задача — отделить истинные прозрения религий и философий от неизбежных ошибок, вкравшихся в их умопостроения. Несомненно одно: отвергать древние учения как предрассудок прошлого, считая, что современное знание во всех отношениях превосходит знания прошедших времен, — значит впадать в грех гордыни.

Развитие знания с эволюционной точки зрения изучает эволюционная эпистемология^{39}. Знание всегда связано с получением информации. Древнейший способ получать информацию — тактильный: амебы и другие простые организмы понимают, что происходит вокруг, ощущая это «кожей». Такой организм может что-то узнать лишь о своем непосредственном окружении. В результате огромного эволюционного скачка живые существа научились определять, что происходит на расстоянии от них, без необходимости постоянно ощупывать среду своего обитания. Благодаря этому скачку у них сформировались органы чувств для обработки информации о том, что находится гораздо дальше. Довольно долго самыми важными источниками знаний были нос, глаза и уши. Следующим важным этапом развития стало возникновение у живых существ памяти. Фактическое наличие информации уже не требовалось: животное научилось вспоминать, что происходило в прошлом, и результаты этих событий. На каждом из этих этапов эволюции знания вероятность выживания соответствующего вида повышалась.

Затем, на определенной ступени эволюции человека, появился совершенно новый способ получения информации. Прежде она обрабатывалась исключительно интрасоматически, то есть внутри организма. Однако с возникновением речи (и в еще большей степени — с изобретением письменности) обработка информации стала экстрасоматической. Отпала необходимость сохранять информацию в генах или в памяти мозга; теперь люди могут передать ее друг другу на словах или сохранить, записав на чем-то прочном, вроде камня, бумаги или полупроводникового чипа, — в любом случае, вне хрупкой и недолговечной нервной системы.

Благодаря экстрасоматическому хранению информации^{40} — способности, обретенной нами лишь в последние несколько «секунд» эволюционной истории, — наши возможности невероятно возросли. Сначала информация хранилась в песнях, мифах и преданиях, которые наши предки передавали друг другу, сидя у костра. За несколькими рифмованными строками былины, притчи или поучительной сказки стояли века полезного опыта. Молодым членам племени уже не приходилось лишь на собственном опыте узнавать, что в окружающей среде опасно, а что ценно: теперь они могли положиться на коллективную память прошлых поколений и даже избежать их ошибок. Это знание позволяло им обрести некоторый контроль над средой обитания и высвободить время для разработки различных технологий — например создания оружия и печей или обработки металлов, — которые также распространялись экстрасоматически.

Конечно, мифы и легенды передавали не только полезную информацию, но и массу «лишнего» — того, что не относилось к делу либо имело значение лишь в определенном историческом контексте. Это неизбежно, поскольку тот, кто стремится поведать о постигнутой им самим истине, обычно не в состоянии отделить ее значимую составляющую от случайных. Представьте следующую ситуацию: отец хочет рассказать сыну о том, как он любил его мать, когда они были молоды. Мужчины стесняются говорить о собственных чувствах, и к тому же внешние события более «реальны» и их легче описать. Поэтому отец, вспоминая свадьбу, скорее всего, сообщит, какая музыка звучала в церкви, сколько было гостей, сколько бутылок выпили и т. д. Главная тема — его чувства к невесте — вряд ли прозвучит. Из такого рассказа отца сын лишь усвоит, насколько важны на свадьбе музыка, гости и напитки, а главного так и не узнает.

Когда опыт и идеи складываются в единую систему восприятия жизни и мира, на сцену эволюции впервые выходят религии. Не будет преувеличением сказать, что религия была важнейшим из всех созданных до сих пор человеком экстрасоматических инструментов передачи знания, — пожалуй, за исключением науки. Она является объективным инструментом проверки получаемой информации и поэтому позволяет отвергать ошибочные выводы. И хотя религия неспособна к самокоррекции, то есть, как правило, отказывается воспринимать новые знания и развиваться с течением времени, в сравнении с наукой она обладает другими неоспоримыми преимуществами, которые необходимо учитывать. Пожалуй, главное среди них — то, что религия, существуя веками, дольше, чем наука, сохраняла важную для выживания человека информацию. Уже только поэтому глупо игнорировать религиозные прозрения, особенно если они снова и снова возникают в самых разных культурных контекстах, как, например, скрывающие реальность завесы майи.

О том, что реальность скрыта от нашего взора, задумывались не только древние мудрецы. Современные ученые начинают по-своему объяснять то, что мыслители прошлого подразумевали под метафорой майи. К примеру, в общественных науках мы находим множество свидетельств того, что разные люди совершенно по-разному представляют истину в зависимости от их места рождения, детских переживаний или нынешнего рода занятий.

Так, бесчисленные исследования антропологов показали, как преуспевающие культуры насаждают свои ценности и мировоззрение. Почти каждое человеческое сообщество считает себя избранным народом, обитающим в центре вселенной и обладающим лучшими на свете обычаями. Амиши живут в мире амишей, зулусы в мире зулусов. И те и другие уверены, что их мировоззрение — единственно верное. К сожалению, у такого подхода есть неприятное следствие: слишком веря в реальность мира своей культуры, мы упускаем из виду более широкую реальность. Мало кому есть дело до ядовитых отходов, пока их сбрасывают где-то далеко. Вещества становятся ядовитыми, лишь когда они угрожают существованию моего мира. Если мой мир ограничен Чикаго, то за пределами этого города отравляющие вещества не ядовиты — они для меня просто не существуют. Чем шире сообщество, с которым отождествляет себя человек, тем ближе он к истинной реальности. Лишь тот, чей мир — вся планета, может воспринимать ядовитые вещества как таковые, где бы их ни сбрасывали.

Социологи тоже приводят различные способы социального конструирования реальности^{41}. Взаимодействуя с родителями, друзьями и коллегами, человек учится смотреть на мир через призму этих взаимодействий. В клубе бизнесменов мир видится не таким, как на профсоюзном собрании, в казарме или монастыре. Штабное начальство живет в мире, центром которого является Пентагон, а главными элементами «ландшафта» — миллионы жертв, подсчет потерь и выгодные контракты с оборонной промышленностью. Этот мир отличается от мира футболистов, профессоров или продавцов машин. И это не просто отличия в социальном статусе или образе жизни, зачастую приводящие к столкновению интересов, которое марксисты называют классовой борьбой. Дело в том, что люди, занимающие разное положение в обществе, по сути, обитают в различных физических и символических пространствах— то есть в разных мирах. Если мы примем во внимание, как сильно общество и культура влияют на то, что мы видим, чувствуем и во что верим, представления индуистов о том, что наша жизнь околдована демонами, перестанут казаться нам странными.

Психологи обнаруживают аналогичные особенности и на индивидуальном уровне. У каждого человека, с его более или менее уникальным набором генов и жизненным опытом, формируется собственная когнитивная карта^{42}, помогающая ему лучше ориентироваться в этом непростом мире. В одной и той же семье один ребенок смотрит на мир сквозь розовые очки, а другой приходит к выводу, что мир уныл и опасен. Некоторые дети рождаются с повышенной восприимчивостью к звуку и растут, уделяя внимание звуковому окружению и не замечая множества красок, цветов и форм, которые составляют мир зрительно-ориентированного ребенка. Одного человека больше интересуют цифры, другого — чувства, один открыт и доверчив, другой замкнут и подозрителен. Эти индивидуальные особенности со временем становятся привычками^{43}, превращаясь затем в способ мышления и истолкования действительности. И хотя такая «карта» полезна ее обладателю и неизменно служит ему руководством к действию, едва ли она дает объективную, приемлемую для всех картину реальности. Два человека с разными когнитивными картами в одной и той же ситуации будут видеть и познавать совершенно разные реальности.

Идея относительности знания не является прерогативой «неточных» общественных наук. Ее изучает даже физика, которая когда-то была сугубо механистической и абсолютной наукой, но в прошлом веке оставила надежду дать однозначное описание сущего, поскольку выяснилось, что даже наиболее элементарные и конкретные чувственные данные предоставляют сомнительную информацию. Горы, деревья и дома сделаны не из твердой материи, а из миллиардов движущихся непредсказуемым образом частиц. Как уже много веков назад предположил Демокрит, мы воспринимаем лишь ту часть мира, которую регистрируют наши чувства. Рядом с нами происходят всевозможные события, о которых мы не имеем ни малейшего представления, поскольку они находятся за пределами нашего восприятия. Глаза, уши и другие органы чувств предоставляют лишь необходимый для выживания в обычной среде минимум информации, отбрасывая при этом массу всего. Чтобы понять, как много информации мы постоянно упускаем, достаточно увидеть щенка, в безумном восторге носящегося по лугу в поисках все новых запахов.

Но почему бы нам просто не создать более мощные и чувствительные инструменты, чтобы получить доступ к тому, что находится за пределами нашего восприятия? Однако физики уже поняли, что знание, полученное с помощью какого бы то ни было инструмента или измерения, зависит от самого этого инструмента. Реальность возникает в процессе ее вое-приятия. Знаменитый принцип неопределенности Гейзенберга, утверждающий логическую невозможность одновременно определить положение и скорость конкретной атомарной частицы, был лишь первым толчком настоящего землетрясения, пошатнувшего казавшееся прежде нерушимым здание физических наук. Говоря о трудности создания точной картины абсолютной реальности, лауреат Нобелевской премии по химии Илья Пригожин^{44} заметил: «Что бы мы ни называли реальностью, она открывается нам лишь через активное конструирование того, в чем мы принимаем участие». А физик Джон Уилер^{45} сказал: «За пределами частиц, силовых полей, геометрии, самих времени и пространства имеется предельная составляющая [всего сущего]: еще более возвышенный акт участия наблюдателя». Иными словами, какой бы сложной ни была теория, какими бы точными ни были измерения, факт остается фактом: именно мы создали эти теории и измерительные инструменты, поэтому все, что мы узнаем, определяется нашей точкой зрения как наблюдателей. Воспринимаемая человеком реальность зависит от ограничений его нервной системы, от истории данной конкретной культуры, от особенностей используемой системы символов. Неуклюжий программистский акроним GIGO (Garbage In, Garbage Out — «мусор на входе — мусор на выходе») приложим и к эпистемологии в целом. Информация на выходе всегда будет зависеть от информации на входе.

Австралийские аборигены^{46} объясняли муссон, который каждый год приходит на их землю с моря, тем, что огромная змея совокупляется с облаками и порождает дожди. При их знаниях это было вполне разумно. Современное объяснение основано на разнице температур, темпах конденсации испарений, скорости ветра и т. д. Оно кажется нам более осмысленным, чем история про гигантскую змею, однако не сочтут ли и его примитивным через несколько столетий?

Так надо ли беспокоиться о том, что есть истина, — ведь как ни старайся, знание останется искаженным? Многие в конце концов соглашаются с этим. От релятивизма до цинизма только шаг, но делать его не стоит. Перестав принимать окружающую реальность всерьез, поскольку она не является абсолютной истиной, мы наверняка очень скоро об этом пожалеем. И хотя реальность для нас остается лишь отражением в кривом зеркале, лучше попытаться понять то, что возможно, а не презирать ее за несовершенство.

Но не станет ли помехой понимание того, что, несмотря на все наши усилия, абсолютная реальность всегда будет скрыта от нас? Станет, но только если поисками истины движет желание добиться окончательного, однозначного ответа. Того, кто ищет уверенности, ждет разочарование. Такой человек подобен Фаусту, который, всю жизнь изучая теологию, философию и другие науки, пришел в отчаяние, обнаружив, что не узнал ни одной истины, которую может с уверенностью принять. Однако поняв, что все открытые нами частные истины суть законные проявления непостижимой Вселенной, мы научимся наслаждаться их поиском. Наслаждаться так же, как любым творчеством, будь то создание картины или приготовление вкусного блюда, хотя в данном случае речь идет не о рисовании или кулинарии, а о способе видения, создании цельной картины мира. Формировать собственную реальность, жить в мире, созданном самим собой, может быть не менее приятно, чем сочинять симфонию.

Человек никогда не мог постигнуть реальность целиком, и вряд ли когда-либо это случится. Поиск истины бесконечен, как и сама эволюция. Мы всегда пересматриваем то, в чем раньше были уверены, и открываем новые горизонты там, где меньше всего ожидали. Только представьте, какая революция произошла в понимании мира, когда первый земледелец обнаружил, что одно посаженное в землю зерно приносит сотни новых, или когда планетарная теория Коперника сменила систему Птолемея.

Однако создать новую реальность, личностно ценный мир, не так-то просто. Гораздо легче принять иллюзорную достоверность, предлагаемую генами и культурой, или отказаться от всяких усилий и искать прибежище в цинизме, отвергающем любые попытки понять мир. И хотя в реальности, которую мы должны отыскать, нет «Истины с большой буквы», в ней есть просто истина. Результаты творчества не бывают случайными или произвольными: они истинны в некоем сокровенном осознании или ощущении человека. И чтобы достичь этой коренной внутренней уверенности, человек должен уметь снимать завесы майи.

Аспирантам, ищущим тему для кандидатской диссертации, я люблю рассказывать одну старую индийскую притчу о том, как юный подмастерье пришел к старому опытному скульптору.

— Учитель, — сказал он, — я хочу стать знаменитым скульптором. Что мне делать?

— А какую статую ты хотел бы создать? — спросил мастер.

Подумав, юноша ответил:

— Больше всего на свете мне хотелось бы сделать прекрасного слона.

Тогда мастер дал ему несколько инструментов и кусок камня со словами:

— Вот тебе мрамор, молоток и зубило. Осталось только убрать все, что не похоже на прекрасного слона.

На этом притча заканчивается. Просто? В определенном смысле, конечно, да, но в то же время и невероятно сложно. Как нам узнать, что не является слоном? Как отделить завесу от скрываемой ею реальности? Заранее ничего неизвестно. Лишь начав работать, скульптор почувствует, что надо удалить, а что сохранить; еще больше времени потребуется, чтобы понять, получается ли у него слон или бесформенная глыба. Вся сложность этой простой задачи проявится лишь после многих попыток. Чтобы истина начала отделяться от иллюзии, нужно тщательно сверять свои мнения с фактическим, непрерывно меняющимся опытом.

В этой главе мы рассмотрим три главных источника искажения, препятствующего истинному восприятию того, что происходит в мире. Это генетическая программа, культурное наследие и личные потребности. Эти искажения находятся «внутри» каждого из нас — никто не свободен от порождаемых ими иллюзий. Следующая глава раскроет, какие три «внешних» препятствия мешают неискаженному восприятию реальности. Знание этих завес поможет нам заглянуть за них и создать лично значимый мир с помощью того, что мы там увидим.

МИР ГЕНОВ

Как было показано в предыдущей главе, склонность к всевозможным приятным ощущениям, в чрезмерных дозах приносящим вред, — встроенная функция мозга. В общем-то уже не осталось сомнений в том, что закодированные в генах химические инструкции пусть и не определяют наше восприятие мира полностью, но ограничивают и структурируют его. Переданные по цепочке предков нашим родителям, эти инструкции за миллионы лет почти не изменились. Они велят нам следовать наилучшей стратегии выживания, созданной нашими предками, то есть искать пищу, когда мы голодны, защищаться, когда на нас нападают, интересоваться представителями противоположного пола и т. д.

Генетические программы достаточно общи: они применимы к усредненным ситуациям и побуждают нас действовать теми способами, которые обычно срабатывали в прошлом. Младенцы обладают врожденной способностью распознавать лица людей, поскольку лица — одна из самых характерных черт окружения ребенка. Дети также запрограммированы на подражание взрослым^{47}, поскольку это самый надежный способ стать самостоятельными и выжить. Эти предписания встроены в мозг и действуют автоматически. Но попадая в новую ситуацию, человек не может полагаться на мудрость генов. Ребенок станет подражать злому взрослому так же, как и доброму. Эволюция не создала механизм, позволяющий точно определить, какие типы поведения достойны подражания, а какие нет. Гены предписывают млекопитающим избегать змей, но не беспринципных торговцев облигациями.

Поскольку для выживания человек все больше нуждался в культурных, а не генетических предписаниях, ему пришлось отказаться от многих полезных в прошлом привычек и, сопротивляясь зову «природы», принять новые, искусственные правила, которые, в числе прочего, предписывали контролировать гнев, ограничивать сексуальность, смириться с сидячим образом жизни. Но несмотря на это одомашнивание зов генов еще силен и все так же влияет на наше мировосприятие. И хотя человек научился сдерживать свои агрессивные и сексуальные импульсы, значительная часть его внутренней жизни, его психической энергии связана с инстинктивными эмоциями и мыслями. Это первая завеса майи, и если человек не научится проникать сквозь нее, желания и потребности, заложенные в генетические программы, навсегда скроют от нас реальность.

Большинство людей полагают, что инстинкты, импульсы и внутренние потребности составляют подлинное ядро личности, ее сущность. Однако в последнее время эволюционные биологи утверждают, что, с генетической точки зрения, отдельный человек — лишь устройство для размножения собственно генов и их дальнейшего распространения. Фактически генам нет дела до нас, и если бы их воспроизводству способствовали наше невежество и нищета, то они быстро довели бы нас до этого состояния. Не гены — наши маленькие помощники^{48}, а мы — их слуги.

Генетические предписания, подталкивающие девушку-подростка к беременности^{49}, рассчитаны совсем не на то, чтобы сделать ее счастливой и успешной в том сложном обществе, в котором она живет. Это всего лишь механизмы, ответственные за то, чтобы информация ее хромосом была скопирована и передана следующему поколению. В прошлом, когда человеческая жизнь была коротка, а детская смертность высока, гены, умевшие заставить девочку стать матерью, как только она будет к этому способна, имели больше шансов на распространение, чем гены, побуждающие к более сдержанному поведению. Неважно, хорошо это для девушки или плохо. Подросток, пребывающий в счастливом неведении, повинуется зову природы в ложной уверенности, что приятное сейчас останется таковым и впоследствии.

Гены запрограммированы на то, чтобы защищать нас, лишь пока мы производим достойное потомство, а после — хоть в утиль. И хотя наши интересы как индивидов и как носителей генетических предписаний часто пересекаются, так происходит не всегда. Например, генам все равно, сколько человек проживет после того, как его дети вырастут и смогут обходиться без него. На самом деле гены предпочли бы, чтобы родители умирали, как только их дети закончат колледж, чтобы высвободить место и ресурсы, которые пригодятся следующему поколению. Не очень приятная компания, эти гены, но мы продолжаем принимать их интересы за собственные. И пока мы не научимся отличать одно от другого, наш разум, повинуясь неверно понятым командам из прошлого, не сможет свободно преследовать собственные цели.

Каждый человек создает свой мир, уделяя внимание определенным вещам и поступая в соответствии с определенными моделями (шаблонами, паттернами). В мире, сконструированном по модели, которую навязывают нам гены, человек направляет все свое внимание на продвижение программы «репродуктивной приспособленности». Цель здесь проста: как мне получить из окружающей среды достаточно ресурсов, чтобы у меня было потомство и чтобы мои дети тоже родили детей? Почти вся жизнь более примитивных организмов, например многих видов насекомых, состоит в том, чтобы отложить яйца и почти сразу погибнуть. Как и всякий сформировавшийся благодаря эволюции организм, бабочка видит лишь то, что способствует или препятствует выживанию ее потомства. Ее мир состоит из цветочных форм, доставляющих нектар, и форм, похожих на хищников, которых нужно избегать. Извечный поэтический образ — свободный могучий орел, парящий средь горных вершин. Однако взгляд орла обычно обращен к земле в поисках притаившихся в тени грызунов. Жизнь большей части человечества можно описать примерно так же.

Рассмотрим воображаемый пример. Джерри — молодой адвокат^{50}. На что уходит его жизнь? В основном на удовлетворение требований генов. Поднявшись утром, он почти час умывается, одевается, прихорашивается, стараясь придать себе привлекательный, но вместе с тем внушительный вид (в этом деле поможет красный «галстук лидера»). Потом несколько минут завтракает: первый из дневных приемов пищи, восстановив уровень сахара в крови, поднимет его дух и энергию. Машина, на которой он едет на работу, и стиль его вождения также отражают влияние генов. Он может выбрать Volvo — из соображений безопасности, или практичный Ford, или самую мощную машину, или ту, что символизирует успех. А зачем Джерри работает по 8,10,12 часов в день? Да чтобы удовлетворить инстинкт постройки гнезда: купить хороший дом, привлечь подходящую партнершу, завести детей, оставить им кое-что в наследство и обеспечить надежную страховку для защиты своего потомства.

Джерри, скорее всего, не скажет, что расходует свою психическую энергию именно так, чтобы угодить своим генам. Он станет утверждать, что сам выбрал красный галстук, потому что он нравится ему больше других, и что ездит на Volvo, потому что так приятнее. Возможно, он сумеет обосновать свой выбор личным опытом или объективными доводами. Ну что ж, молодец! Но обычно люди даже не рассматривают разные возможности, не останавливаются, чтобы задуматься об альтернативах. Они просто разыгрывают написанную генами пьесу в соответствии с указаниями той культуры, где им случилось родиться.

В юности я около года посещал школу в рабочем квартале города на юге Италии. Мои одноклассники были из тех семей, которые Вторая мировая война вырвала из традиционных сельских общин и заставила пытать счастья в новых городских трущобах, разраставшиеся вокруг фабричных районов. Общаясь с ними, я чувствовал себя, как антрополог в гостях у чужого племени: не только их ценности, но и вообще взгляд на мир полностью отличались от всего, к чему привык я. И хотя я подружился со многими из мальчиков (тогда еще девочки учились отдельно), меня всегда поражало, что примерно девять из десяти их мыслей были о сексе. Когда новый учитель или учительница впервые входил в класс, ребята долго обсуждали вслух его или ее первичные и вторичные половые признаки, выдвигая версии, каков он или она в постели. Лучшим днем недели эти 14-летние подростки считали среду, когда в публичном доме по соседству днем была скидка для школьников. И хотя гетеросексуальный опыт был не у всех, большинство их разговоров вертелось вокруг настоящих или воображаемых подвигов. Было и несколько постоянных гомосексуальных пар, очень серьезно и даже романтично воспринимавших свои отношения.

Моя школа не была особенной. Всюду подросткам приходится сражаться с гормонами, атакующими их тела — и мозг — настойчивыми указаниями на тему сексуальности и размножения. Подсчитано, что американские подростки думают о сексе^{51} в среднем раз в 26 секунд, — не потому, что им так хочется, а потому, что терзающие их плоть ощущения не оставляют им иного выбора. Независимо от частоты мыслей о сексе, мы, по сути, не вольны направлять психическую энергию куда хотим, а без нашего контроля она идет в запрограммированном направлении.

Примерно такую же власть над разумом имеет еда^{52}: мы и нескольких часов не можем прожить, не думая о ней. Мои исследования по психологии повседневной жизни показали, что человек в среднем посвящает еде или мыслям о ней от 10 до 15 % своего времени, не занятого сном. У людей, страдающих нарушениями пищевого поведения, этот показатель вдвое выше: на еду у них уходит почти треть дня. В крайних случаях неспособность обуздать свой голод может убить человека. Почти все бывшие узники концлагерей свидетельствуют, что первыми умирали те, кто не мог перестать думать о еде и был готов на все, чтобы добыть ее. Мой друг, проведя годы в советском ГУЛАГе, рассказывал, что в одном из лагерей кухонные рабочие развлекались тем, что бросали картофельные очистки — единственные условно пригодные для еды отходы — прямо у туалетов, где те сразу смешивались с экскрементами. Есть эти очистки было равносильно самоубийству, но всегда находилось несколько заключенных, которые не могли удержаться и набрасывались на очистки, не обращая внимания на предупреждения, после чего, как правило, вскоре умирали от кишечной инфекции.

Мы избавлены от столь тяжелых проблем. И все же, судя по популярным журналам, даже в нашем обществе большинство людей всю жизнь борются против одержимости едой. Едва ли не каждую неделю появляется новая диета, обещающая решить проблемы тех, кто страдает избыточным весом. Знаменитости говорят о своих методиках похудения с серьезностью, которой прежде удостаивалась лишь забота о спасении души. В США те, кто работает сидя, потребляют 8000 калорий в день — почти в три раза больше нормы, что неизбежно приводит к опасной для здоровья прибавке веса. Совершенно очевидно, что мы еще далеки от того, чтобы управлять своим аппетитом.

Но означает ли это, что надо обдумывать каждый свой шаг, подавлять сексуальные устремления, прекратить есть, избегать деторождения, поскольку все эти цели на самом деле не наши, а заложены в наш разум эгоистичными генами? Такой подход, несомненно, обречен на провал. Фактичности биологического существования не избежать^{53}. Было бы самонадеянно пытаться перемудрить мудрость миллионов лет адаптации, даже если бы это было возможно. И все-таки, чтобы выжить в третьем тысячелетии, мы должны разобраться, каким образом химические вещества организма манипулируют нами.

Чтобы сделать первый шаг к свободе, надо, совершая привычное действие, остановиться и задуматься, почему поступаешь именно так. И тогда станет ясно, что, положив себе за завтраком третий кусок ветчины, я не просто упражняюсь в свободном выборе или удовлетворяю сиюминутную прихоть, а, скорее всего, выполняю команду голодного гена, которому �

Переводчики Евгений Алексеев, Анна Шварц

Редактор Наталья Нарциссова

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры Е. Чудинова, С. Мозалёва

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайн обложки Ю. Буга

© Mihaly Csikszentmihalyi, 1993

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2018

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Введение

Перед вами продолжение «Потока» – книги, которую я написал три года назад. В ней рассказывается о длившемся четверть века психологическом исследовании счастья, которое раскрыло, что же наделяет нашу жизнь смыслом. В «Потоке» рассматриваются такие вопросы: почему одни люди обожают свою работу, наслаждаются общением с семьей и с удовольствием проводят часы в уединенных размышлениях, в то время как другие свою работу ненавидят, дома скучают, а перспектива побыть в одиночестве приводит их в ужас? Что нужно сделать для того, чтобы повседневная деятельность доставляла такое же удовольствие, как катание на лыжах, а хоровое исполнение «Аллилуйя» воспринималось как часть истинно сакрального действа? И возможно ли это? Проведенные мною и другими учеными исследования показали, что да – возможно.

Берясь за «Поток», я хотел представить широкой аудитории некоторые результаты многолетних систематических исследований. Успех книги превзошел все ожидания. Но оказалось, что там рассмотрены не все вопросы, настоятельно требующие нашего внимания. «Эволюция личности», которую вы держите в руках, призвана восполнить этот пробел.

Я заинтересовался проблемой удовольствия в 1963 году, когда работал в Чикагском университете над докторской диссертацией, посвященной развитию человеческого потенциала. Основной ее темой была креативность – как люди придумывают новые вещи? Как они задаются вопросами, прежде никому не приходившими в голову? Чтобы выяснить это, я решил понаблюдать за людьми искусства, когда они работают. Я фотографировал и делал заметки о том, как создается картина, а затем спрашивал художников, о чем они думали во время работы. Так я надеялся понять нечто важное о творческом процессе.

Мои исследования креативности успешно продвигались, но в ходе этих наблюдений я обнаружил нечто более существенное. Меня поразила полнейшая вовлеченность художников в процесс рисования. Пытаясь выразить возникшие в их сознании образы, они входили в почти гипнотический транс. Когда картина начинала обретать форму и становиться интересной, они не могли от нее оторваться: забыв о голоде, других своих делах, о времени и усталости, они продолжали творить. Но это состояние очарованности длилось лишь до тех пор, пока картина не была завершена: как только она переставала меняться и процесс создания можно было считать законченным, художник забывал о ней и обращал свой взор к чистому холсту.

Было понятно, что художника захватывает не предвкушение появления прекрасного произведения, а сам процесс рисования. Поначалу это казалось странным, поскольку большинство психологических теорий учат тому, что нас мотивирует либо потребность устранить неприятное ощущение, такое как голод или страх, либо ожидание будущих благ вроде денег, положения и славы. Мысль о том, что человек способен целыми днями напролет работать лишь для того, чтобы просто работать, представлялась невероятной. Но если отложить рассуждения и оглядеться вокруг, мы увидим, что в жизни такое поведение совсем не редкость. Не только художники вкладывают время и силы в деятельность, приятную саму по себе, но едва ли приносящую какие-то еще блага. В действительности каждый человек посвящает уйму времени вещам, интерес к которым можно объяснить лишь тем, что ему приятно его занятие как таковое. Дети очень много играют. Взрослые тоже любят игры, например покер и шахматы, занимаются спортом, разбивают сады, учатся музицировать, читают романы, устраивают вечеринки, гуляют по лесу и делают еще тысячи разных дел лишь потому, что им это нравится.

Конечно, всегда остается возможность того, что подобное занятие принесет человеку богатство и славу. Художник удачно продаст свою картину. Гитарист научится играть так, что ему предложат записать диск. Мы оправдываем занятия спортом необходимостью заботиться о своем здоровье, а посещение вечеринок – возможностью завести новые знакомства для бизнеса или секса. Да, внешние цели – вечный фон наших дел, но не они заставляют нас посвящать время этим занятиям. Основная причина игры на гитаре – удовольствие. То же самое и с разговорами на вечеринке. Не всем нравится играть на гитаре или ходить в гости, но те, кто это делает, получают удовольствие. Короче, некоторыми вещами просто приятно заниматься.

Пока этот вывод достаточно бесполезен. Но у нас возникает резонный вопрос – почему же заниматься ими приятно? И в поисках ответа на него становится ясно, что, против наших ожиданий, самые разные приятные занятия обладают общими характеристиками. Если спросить теннисиста, что он чувствует, когда играет как надо, он ответит почти так же, как шахматист на вопрос об удачной партии. То же самое скажет человек, погруженный в рисование или исполнение сложной музыкальной пьесы. Хороший спектакль или интересная книга, по-видимому, вызывают одинаковое душевное состояние. Я называю его потоком, поскольку этим словом некоторые наши респонденты обозначали свои чувства, когда их деятельность доставляла им наибольшее удовольствие: «словно плывешь по течению, и все идет гладко, без усилий».

Странным образом поток обычно возникает не во время отдыха или развлечений, а когда мы активно вовлечены в трудное дело, заставляющее нас напрячь до предела свои умственные и физические способности. Это состояние может вызвать любая деятельность. Когда мы решаем серьезную задачу на работе, скользим по гребню огромной волны, учим своего ребенка алфавиту, все наше существо погружается в гармоничный поток энергии, а скука и тяготы повседневности забываются.

Оказывается, это редкое состояние сознания возникает, когда мы, столкнувшись со сложной проблемой, максимально реализуем свои возможности. Первый симптом потока: все внимание концентрируется на четко определенной задаче. Мы сосредоточены, увлечены, погружены. Мы знаем, что делать, и немедленно получаем обратную связь, показывающую нам, насколько мы в данный момент хороши в своем деле. После каждой подачи теннисист сразу узнает, попал ли мяч туда, куда нужно; коснувшись клавиши, пианист понимает, прозвучала ли верная нота. Даже скучная работа, если привести ее задачи в соответствие способностям человека и прояснить цели, способна увлекать и радовать.

Глубокая сосредоточенность, подкрепленная четким равновесием задач и умений, позволяет не беспокоиться о неуместных в настоящий момент вещах. Мы забываем о себе и растворяемся в деятельности. Если альпинист станет беспокоиться о работе или личной жизни, когда висит в пустоте над пропастью, он просто упадет. Певец «даст петуха», а шахматист проиграет партию.

Когда мы используем подходящие умения, у нас возникает ощущение, что мы контролируем свои действия. Но поскольку мы слишком заняты и не можем думать о себе, то совершенно не важно, контролируем мы их или нет, побеждаем мы или проигрываем. Нередко мы испытываем ощущение трансцендентности, словно границы нашей личности раздвинулись. Моряк ощущает единство с кораблем, ветром и морем; певца охватывает мистическое переживание всемирной гармонии. Время исчезает, и часы летят как мгновения.

Это состояние сознания, ближе всего стоящее к счастью, обусловлено причинами, которые можно разделить на две группы. Первая – внешние факторы. Одни виды деятельности больше других способны вызвать поток, потому что: 1) у них есть конкретные цели и четкие правила; 2) они позволяют привести наши способности в соответствие имеющимся задачам; 3) они ясно указывают, насколько хорошо мы продвигаемся; 4) они устраняют отвлекающие факторы и позволяют сосредоточиться. Игры, художественная деятельность, религиозные ритуалы – отличные примеры «поточных» занятий. Но из наших исследований вытекает один очень важный вывод: любая деятельность способна вызвать оптимальное состояние потока, если она содержит приведенные выше условия. Врачи описывают хирургические операции как некий захватывающий «вид спорта», вроде парусного или горнолыжного; программисты часто не могут оторваться от мониторов своих компьютеров. Фактически люди чаще испытывают состояние потока на работе, чем развлекаясь или просто отдыхая.

Вторая группа причин – это внутренние факторы. Некоторые люди обладают буквально сверхъестественной способностью открывать соответствующие их умениям возможности. Они ставят себе реальные цели даже тогда, когда, казалось бы, заняться им совершенно нечем. Они отлично видят обратную связь, когда другим она незаметна. Им легко сосредоточиться, и они не отвлекаются. Они не боятся потерять свою личность и поэтому просто забывают о себе. Люди, научившиеся управлять сознанием в такой степени, обладают «личностью потока». Чтобы попасть в поток, им не нужно играть; они бывают счастливы даже у конвейера или в одиночной камере.

В «Потоке»[1] я рассказал о людях, которые обрели счастье и наполнили свою жизнь смыслом, создав поток в работе и отношениях. Кто-то из них был бездомным скитальцем, с другими случились ужасные несчастья – потеря зрения, паралич. Но тем не менее они сумели трансформировать эти, казалось бы, безнадежные ситуации в радостное, безмятежное существование. Однако, как я отмечал, несколько переживаний состояния потока вряд ли сделают вас счастливым. В данном случае целое, несомненно, превосходит сумму своих частей. Художник десятилетиями радуется каждой минуте, проведенной перед мольбертом, но потом впадает в отчаяние и депрессию. Довольный своей карьерой профессиональный теннисист может разочароваться и ожесточиться. Чтобы трансформировать всю свою жизнь в единое состояние потока, нужно обрести веру в систему смыслов, придающую цель вашему существованию.

В прошлом основой для веры служили религиозные идеи. Как возник мир, почему неизбежно страдание, что нас ждет после смерти – отвечая на эти вопросы, пытаясь упорядочить хаос и объяснить случайности жизни, люди придумывали прекрасные истории. Мифы всех религий призваны разрешить эти проблемы, и потому зачастую в них делается логичный вывод о существовании бога или целого пантеона богов, определяющих нашу судьбу. На основе этих историй каждая религия создает жизненные правила, нередко логичные и мудрые, которые вносят гармонию в жизнь человека. Конструируемые с помощью религии смыслы сыграли основополагающую, возможно, уникальную роль в эволюционной истории человечества. Если бы наши предки не выдумали осмысленный антропоморфный космос, мы были бы существами совсем иного склада.

Однако сейчас, на пороге третьего тысячелетия от рождения человека, названного сыном божьим, в эти истории уже мало верится. Буквальный смысл священных текстов, древних ритуалов, правил, запрещающих разводы и аборты, все меньше и меньше соответствует нашему знанию о мире. Мало кто сейчас полагает, что Земля плоская или расположена в центре Вселенной. Даже если огромное число людей все еще считают, что несколько тысячелетий назад Земли не существовало, а человек, каким мы знаем его теперь, был создан из куска глины, с каждым новым поколением эти верования – по крайней мере, в их буквальном смысле – все больше становятся анахронизмом.

В любой культуре передача традиционных верований – опасное занятие. Отвергая буквальный смысл, легко потерять связанную с ним мудрость, которая вырабатывалась веками. Стоило человечеству поставить под сомнение хронологию и причинные связи в Библии, как та же участь постигла и провозглашаемые ею запреты – на корыстолюбие, жестокость, разврат и эгоизм. Люди, полностью отвергшие традиционный взгляд на мир, почувствовали себя свободными и были в восторге от нового мира без правил и ограничений – однако очень недолго. Вскоре стало ясно, что абсолютная свобода не только невозможна, но и нежелательна. Без основанных на предшествующем опыте правил легко совершить серьезные ошибки; без понимания конечной цели трудно сохранять мужество, когда происходят неизбежные жизненные трагедии. Но где найти веру для третьего тысячелетия?

В конце «Потока» я выдвинул предположение, что, лучше поняв наше эволюционное прошлое, мы сможем начать формировать жизнеспособную систему смыслов, то есть веру, способную упорядочить нашу жизнь и дать ей цель. Знание себя – величайшее достижение нашего вида. А чтобы понять себя – из чего мы сделаны, что нами движет, о чем мы мечтаем, – необходимо разобраться в нашем эволюционном прошлом. Лишь на этом основании мы сможем построить стабильное, значимое будущее. Чтобы развить эту идею, я написал книгу, которую вы сейчас держите в руках.

Глава 1 «Разум и история» знакомит читателя с эволюционной перспективой и утверждает, что понять работу нашего разума мы сможем, лишь осознав его происхождение, его постепенное формирование в ходе истории нашего вида. В этой главе мы поразмышляем о системе взаимоотношений, связывающих нас друг с другом и с нашей естественной средой обитания, а также поговорим о том, как зародилось саморефлектирующее сознание, в определенной степени освободившее нас от власти генетического и культурного детерминизма.

Глава 2 «Кто управляет разумом?» посвящена некоторым нежелательным последствиям эволюции личности. Мы освободились от внешнего контроля, но нас нередко охватывает чувство глубокой неудовлетворенности, неясная тоска по тому, что находится вне пределов нашей досягаемости. И это наследие эмансипации человека. Мы пока еще не умеем заставить свою личность добиваться того, чего мы хотим, или того, что нам полезно. В том, что касается управления своим разумом, мы подобны водителю-новичку за рулем гоночного автомобиля.

Тема главы 3 «Завесы майи» – источники иллюзий, не позволяющие нам разглядеть реальность. Среди них: искажения реальности, вызванные генетическими программами, когда-то способствовавшими выживанию, но вошедшими в противоречие с нынешней реальностью; искажения, рожденные нашей культурой, и те, что появились вследствие возникновения личности как самостоятельной сущности, пытающейся командовать нашим разумом. Не разобравшись, как эти силы влияют на наше мышление и действия, мы едва ли сумеем обрести власть над собственным сознанием.

Однако наша жизнь направляется не только изнутри – указаниями, которые дают нам наши гены, заложенная в нас культурная программа и наша личность. Эволюция – результат соперничества организмов за необходимую для выживания энергию. Эти силы отбора все еще рядом – нас продолжают эксплуатировать стоящие над нами угнетатели и незаметные для нас паразиты. Идеи и порождения технологического прогресса конкурируют с нами и между собой за ограниченные материальные ресурсы и за наше внимание, этот наиболее скудный ресурс нашего разума. О том, как справляться с этими внешними угрозами, мы говорим в главе 4 «Хищники и паразиты» и главе 5 «Мемы или гены?».

В главе 6 «Направляемая эволюция» исследуется, насколько применимы принципы эволюции к развитию культуры и сознания, и утверждается, что смысл прошлого – в постепенном усложнении материальных структур и информации. Эта особенность эволюционного процесса может стать значимой, направляющей нашу деятельность силой, нашей надеждой на будущее.

Глава 7 «Эволюция и поток» объясняет, почему опыт потока делает сознание более сложным. Мы утверждаем, что ради достойного будущего нам необходимо научиться получать удовольствие от деятельности, гармонизирующей нашу личность, общество в целом и среду нашего обитания.

В главе 8 «Трансцендентная личность» рассказывается о людях, идущих по пути усложнения личности. Эти люди наслаждаются тем, что они делают, чему учатся и как совершенствуют свои умения. Они так привержены своим значимым целям, что страх смерти почти незнаком им. Эти примеры показывают, что значит жить верой в эволюцию.

Глава 9 «Поток истории» утверждает, что поток не только способствует эволюции личности, но также дает импульс и направляет самые важные изменения технологии и культуры. Автомобили и компьютеры, научное знание и религиозные верования возникали скорее благодаря радостному стремлению открыть новые возможности и упорядочить сознание, чем по необходимости или ради выгоды. Опираясь на эту идею, я предлагаю свою концепцию «правильного» общества, где культивируется сложность и переживание потока.

В последней, десятой главе «Содружество будущего» предлагаются некоторые практические советы по воплощению в жизнь идей личностной эволюции. Если верно, что на данном этапе истории возрастающая внутренняя сложность – это лучшее, к чему мы можем стремиться, и если справедливо, что без нее мы рискуем просто уничтожить планету, а вместе с ней и наше развивающееся сознание, то как нам раскрыть свой внутренний потенциал? Когда личность постигает и принимает свою роль в эволюции, жизнь обретает трансцендентный смысл. И тогда, что бы ни сталось с нами как отдельными личностями, мы сливаемся с той силой, которую называем Вселенной.

Часть I

Ловушки прошлого

1

Разум и история

ПЕРСПЕКТИВА ЭВОЛЮЦИИ

С каждым годом мы все больше узнаем о том, насколько сложна наша Вселенная. Наш разум с трудом может осознать существование миллиардов галактик, в каждой из которых миллиарды звезд, медленно вращаясь, летят в разных направлениях на невообразимые расстояния. Сверхускорители открывают в каждой крупице материи все более и более мелкие частицы, которые мчатся по таинственным орбитам. В этом громадном силовом поле человеческая жизнь длится в масштабе космического времени едва ли секунду. Но все же, когда речь заходит о людях, именно она, наша короткая жизнь с ее редкими драгоценными мгновениями, значит для нас больше, чем все галактики, черные дыры и взрывающиеся звезды вместе взятые.

И это отнюдь не случайно. Как говорил Паскаль, люди хрупки словно тростник, однако они мыслящие существа; в их сознании отражается бесконечность Вселенной. В последние столетия человек занимает главное место в живой природе. Но лишь недавно мы получили некоторое представление о том, что было за миллионы лет до нас, об эрах, когда тысячи живых существ сменяли друг друга, борясь за выживание в изменчивой среде. И сейчас мы осознаем, что то уникальное наследие, которое мы получили от них, – наше мыслящее сознание, заставившее нас поверить в то, что мы, люди, являемся венцом творения, – налагает на нас небывалую ответственность. Мы понимаем, что от нас зависит, направим ли мы нашу жизненную энергию на развитие и достижение гармонии или упустим доставшиеся нам возможности, пойдя по пути хаоса и разрушения.

Для того чтобы выбрать верный путь, ведущий к лучшему будущему, нам нужно понимать движущие силы эволюции, – в конце концов, именно благодаря им мы победим или проиграем как вид. В этой книге я хочу поразмышлять о том, что мы знаем об эволюции и как можно применить это знание в повседневной жизни. Когда мы лучше поймем, с чем имеем дело, перед нами откроются новые возможности и мы сможем нацелиться на достижение наиболее важных для человечества целей.

Один из результатов размышлений об эволюции – формирование очень серьезного подхода к прошлому. Как говорили римляне, Natura non facit saltus: природа не развивается скачками. Наше сегодняшнее состояние – результат сил, воздействовавших на наших предков многие тысячелетия, а будущее состояние человечества зависит от того, что мы выбираем сейчас. Однако наш выбор обусловлен рядом факторов, являющихся частью эволюционной структуры всех человеческих существ. На нас воздействуют гены, регулирующие функции нашего тела, а также инстинкты, из-за которых мы, например, сердимся или испытываем сексуальное возбуждение, даже сами того не желая. Мы также ограничены культурным наследием, сложившимися представлениями, по которым мужчина должен быть мужественным, а женщина – женственной, или религией, требующей от своих приверженцев нетерпимости к тем, кто исповедует иную веру.

Стремясь изменить направление истории, мы не можем просто сбросить ярмо ограничений, надетое на нас прошлым, – это привело бы лишь к разочарованию и разбитым надеждам. Однако изучив силы, которые определяют наше сознание и поступки, мы сможем вырваться из-под их власти и обрести свободу – т. е. самим решать, что думать, что чувствовать и как действовать. В настоящий момент истории у индивида появляется возможность выстраивать свою личность не просто как следствие биологических побуждений и культурных обычаев, но как результат собственного сознательного творчества. Такая личность осознает эту свободу без страха. Она станет наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях, постепенно проникаясь родством с остальным человечеством, с жизнью в целом и с пульсирующими жизненными силами мира. Начиная преодолевать узкие интересы, определяемые прошедшим эволюционным развитием, человек готовится к тому, чтобы самому направлять эволюцию. Однако это будущее ее направление не смогут сформировать одни только трудяги-затворники. Поэтому необходимо рассмотреть, какие социальные институты способны поддержать позитивные эволюционные шаги и каким образом можно увеличить число таких институтов.

Вот вкратце содержание этой книги. Начав с исследования сил прошлого, сделавших нас такими, какие мы есть, она описывает способы существования, помогающие нам освободиться от мертвой хватки прошлого, предлагает подходы к жизни, позволяющие улучшить ее качество, достичь радостной вовлеченности в нее, и рассуждает о том, как связаны освобождение и развитие личности и общества в целом. Безусловно, подобную грандиозную задачу вряд ли можно решить в рамках одной этой книги. Знание возрастает из года в год, опыт совершенствуется со временем. Писать обо всем этом – по сути, эволюционный процесс, бесконечный, развивающийся через постепенные изменения. Надеюсь, эта книга станет его первым этапом.

Отчасти по этой причине в конце каждой главы я привожу вопросы для дальнейшего размышления, оставляя после них свободное место, чтобы вы могли записать свои мысли. Это говорит о том, что книга не завершена, и каждый читатель может продолжить ее в соответствии с собственной мудростью и опытом. Записи в книгах, довершающие мысли автора, – одна из древнейших ученых практик любой цивилизации. Заметки читателей на полях книги – такая же часть культуры, как и собственно содержание произведения. Поля у нынешних книг небольшие, поэтому я выбрал другой способ, побуждающий читателя активно взаимодействовать с текстом. Надеюсь, так и будет.

ГЛОБАЛЬНАЯ СЕТЬ

Не так давно нас с женой пригласили на собрание совета жителей небольшой общины в Скалистых горах. Городок находился на высоте почти трех километров, в благоуханной долине между высоких гор. В холодном, как родниковая вода, воздухе ощущался смолистый привкус. Под свесами крыш порхали колибри, а над лугами кружил орел. Собрание проходило в здании ратуши, построенном из бревен и стекла, с высокими, как в соборе, потолками, расположенном посреди великолепного парка. На стоянке сияли полноприводные джипы последних моделей. В аудитории собралось человек шестьдесят – энергичных, полных сил и, казалось, вполне довольных жизнью. Среди них были владельцы ранчо, медсестры и учителя, а также те, кто в поисках покоя перебрался сюда из дальних городов или работал на близлежащих лыжных курортах.

Поначалу собрание шло, как все подобные мероприятия: утверждение регламента, замечания по текущим вопросам и муниципальным постановлениям. Но потом с места встал долговязый хозяин ранчо с первой жалобой. Он сказал, что хотя и живет в 24 км к северу от городка, в зимние дни дым очагов общины окутывает долину такой пеленой, что едешь по ней, как по линии фронта. Планирует ли совет принять какие-то меры, чтобы поменьше топили дровами? Затем поднялся пожилой человек и рассказал о том, в каком плачевном состоянии пребывает Голубая река – а это, как известно, одно из лучших во всем штате мест, где ловится форель. Точнее, было когда-то лучшим. К сожалению, федеральное дорожное ведомство, чтобы обеспечить движение по высокогорной межштатной автомагистрали в зимнее время, разбрасывает на обледеневшей дороге тонны песка. Песок смывается в реку и заполняет бухточки и ямы, где нерестится форель. И в реке выводится все меньше мальков.

Стоило упомянуть межштатную магистраль, как возник новый вопрос: какова последняя статистика местных грабежей и квартирных краж? Верно ли, что с постройкой дороги уровень преступности возрос на 400 %? Шериф разъяснил, что такова, дескать, цена прогресса. До появления межштатной магистрали иногородние подонки не утруждали себя столь дальними поездками по разбитым дорогам ради того, чтобы забраться в чужой дом. А теперь сюда можно добраться быстро и с комфортом, чем и пользуются преступники. Но тут поднялся пожилой хозяин ранчо и заговорил, задыхаясь от волнения. Дым, форель и квартирные кражи – еще не самые большие наши заботы. Настоящий вопрос: что будет с нашей водой? Без воды не выживет никто, сказал он. Ценность нашей земли связана с нашим правом на воду. Но сейчас города и с востока, и с запада строят гигантские подземные туннели, чтобы выкачивать воду из-под наших земель, тем самым иссушая их. Трава на лугах желтеет и сохнет, скот худеет.

Собрание городского совета шло своим чередом, и становилось все яснее, что место это отнюдь не таково, каким представлялось мне поначалу. Тогда я подумал, что наблюдаю, как принимает решения группа независимых, уверенных в себе, благополучных американцев, творцов собственного будущего. Но потом понял, что эта маленькая община, гордящаяся своей отрешенностью от забот большого мира, фактически тесно связана с экономическими, политическими и демографическими процессами, возникшими очень далеко от нее и практически неподконтрольными жителям городка. И тогда я окончательно осознал то, что уже давно в общих чертах представлял себе: на Земле не осталось мест, где человек мог бы планировать свою жизнь, не принимая во внимание происходящее в остальном мире.

Две следующие истории помогут лучше понять эту мысль. Один канадский профессор, друг моего друга, и его жена стали планировать свой выход на пенсию. Они решили перебраться в самое спокойное место на земле, какое только смогут найти. Целый год они сидели над альманахами и энциклопедиями, изучая статистику убийств и состояния здоровья жителей разных мест, направления ветров (чтобы ветер не подул на них со стороны возможных целей ядерной бомбардировки) и прочие данные. И в конце концов нашли настоящий райский уголок. В начале 1982 года они купили дом на острове. А два месяца спустя их дом был уничтожен. Они выбрали Фолклендские острова.

В другой истории речь пойдет о родственнике одного друга, исключительно богатом промышленнике. Он тоже хотел поселиться подальше от перенаселенной и пораженной преступностью Европы. Этот человек купил островок на Багамах, построил шикарное поместье и окружил себя вооруженной охраной со служебными собаками. Поначалу он наслаждался безопасностью и комфортом, но вскоре забеспокоился. Достаточно ли охраны, чтобы защитить его, если преступники захотят разграбить его остров, узнав о богатстве? А если увеличить охрану, не станет ли он еще более слабым и зависимым от своих защитников? Да и золотая клетка вскоре наскучила ему, и он сбежал назад в большой город.

И во времена Джона Донна можно было сказать: «Нет человека, что был бы сам по себе, как остров», – но сегодня истинность этого утверждения более чем очевидна. В третьем тысячелетии взаимосвязь людских деяний и интересов станет еще более очевидной. Действия каждого человека на планете будут влиять на всех остальных. Лишь вместе мы победим – или исчезнем. Однако за прошедшие тысячелетия человеческое сознание развило способность представлять лишь индивидуальный опыт и продвигать индивидуальные интересы: в лучшем случае мы готовы любить и защищать своих ближайших родственников. Некоторые обладают более гибким сознанием и могут воспринимать более широкие интересы, понимая достаточную произвольность деления на «себя» и «прочих». Однако в целом наше сознание не подготовлено к грядущим проблемам, какими бы насущными они ни были.

Что же нужно сделать для того, чтобы наш разум смог воспринять задачи обозримого будущего? Одна из возможностей – и ее исследует эта книга – критически рассмотреть знание об эволюционном прошлом и его наследии для нашего разума. Поняв, как развивалась человеческая психика под воздействием изменений в окружающей среде, возможно, в будущем мы сумеем быстрее адаптироваться ко все более стремительным переменам, требующим от нас ответных действий.

НА ПОРОГЕ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Что заставляет читателя взяться за книгу об эволюции и психологии? Она не поможет ему выгодно вложить деньги или обеспечить себе хорошую пенсию. Она не поможет похудеть, бросить курить или продвинуться по карьерной лестнице. Она не даст жителям городка в Скалистых горах точных инструкций, как спасти их форель или сохранить воду.

Вместо этого книга, которую вы держите в руках, предлагает более глубокое понимание направления развития жизни на земле и благодаря этому позволяет каждому яснее осознать возможный смысл его собственной жизни. Тому, кто уже знает, чего хочет, эта книга вряд ли нужна. Те, для кого единственная жизненная цель – удовольствия и приобретательство, могут уже сейчас отложить книгу в сторону, ибо найдут в ней мало полезного для себя. Религиозным фундаменталистам и несгибаемым материалистам предлагаемое здесь знание не требуется, поскольку их вполне устраивают собственные верования. Идеальным читателем будет тот, кто вопрошает о смысле жизни, для кого ни одно из имеющихся объяснений не является исчерпывающим, кого заботит нынешнее состояние мира и кто также стремится к тому, чтобы изменить его.

Мы рассмотрим силы, сформировавшие нынешнюю ситуацию на этой планете, чтобы исследовать, каким может быть ее будущее. Не каким оно будет, а каким оно может быть. Различие между будет и может быть находится в нас. В широком смысле, именно наше поведение определит, какой сценарий будет реализован. Следуя позитивным эволюционным тенденциям, мы, возможно, не станем богаче, здоровее или сильнее, но, скорее всего, обретем свою долю счастья или хотя бы спокойствия, осознав, что наши действия помогают создать лучшее будущее.

Много веков назад, на исходе первого тысячелетия от Рождества Христова люди по всей Европе стали готовиться к концу света. Они оставляли свои дома, разбивали лагеря на склонах гор и подле святилищ в надежде избежать ужасных страданий огненного Армагеддона. Они верили, что, встретив конец света на вершине горы, после смерти окажутся ближе к Богу, в числе первых, кто предстанет перед Страшным судом. Многие владельцы земель и скота раздавали свое состояние бедным, поскольку, как сказано в Евангелии, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное. Долгие годы люди жили в постоянном страхе, озираясь в поисках знамений второго пришествия Христа, возвещающих начало конца.

Последние полвека второго тысячелетия нас тоже преследовал страх, но причины его были иными. Человечество страшилось взрывов, способных уничтожить все живое на планете. В конце первого тысячелетия люди верили в обещание Бога завершить свой великий мирской эксперимент через тысячу лет после смерти его Сына. А сейчас мы живем в страхе перед тем, что изобретения, созданные нами, людьми, превратят Землю с ее бесконечно разнообразной и сложной живой природой в мрачную мертвую пустыню.

За последнее тысячелетие мы многое узнали. Мы поняли, что Земля не центр Вселенной, и большинство из нас смирилось с мыслью, что человек ступил на африканскую равнину около четырех миллионов лет назад как прямой потомок более ранних млекопитающих, вплоть до крошечной землеройки, промышлявшей воровством динозавровых яиц примерно за двести пятьдесят миллионов лет до того. Мы узнали, что наши хваленые мыслительные способности держатся на тонком слое живой ткани, покрывающей массив мозга древней рептилии, и стали подозревать, что интересы наших слепо запрограммированных генов, вступив в противоречие с нашими ценностями и даже личными интересами, всегда побеждают.

В однотысячном году наши предки были бесконечно беднее нас материально, однако богаче духовно. Большинство из них жили в темных холодных лачугах без всякой мебели, часто впроголодь. Доведись им очутиться в сегодняшнем среднестатистическом пригородном доме, они решили бы, что это прекрасный сон. Однако мы живем со знанием того, что люди – это потомки обезьян, населяющие маленькую планетку, которая одиноко плывет без руля и без ветрил по просторам ледяной Вселенной. А наши предки считали себя возлюбленными творениями всесильного Бога, пославшего своего единственного Сына на смерть, дабы они могли вечно жить в нескончаемом блаженстве.

Такое мировосприятие дарило нашим предкам утешение и чувство уверенности в себе. Даже неверующие и отступники, погрязшие в смертных грехах, могли рассчитывать на эту спасительную «страховочную сетку». Невзирая на то, чем они занимались всю жизнь, за миг до смерти акт веры мог вернуть им милость Господню, подарив вечное блаженство. Наши предки считали себя главными действующими лицами вселенской драмы. В противоположность им мы, говоря словами Жака Моно, живем в «замерзшей Вселенной одиночества». Лишившись иллюзий наших отцов, мы лишились также их веры.

Не это ли еще одно подтверждение слов «Счастье – в неведении»? Были ли люди в предшествующие века счастливее благодаря своим иллюзиям? Судить трудно, но представляется маловероятным, что тысячу – или сто, или сто тысяч – лет назад среднестатистический человек был счастливее нас, нынешних. Пытаясь постичь умонастроения прошедших веков, историки получают довольно мрачную картину, идет ли речь о Древнем Риме или викторианской Англии. Йохан Хейзинга, составивший одно из самых ярких описаний жизни в Средневековье, определял его как едва ли не шизофренический период, когда люди были одержимы то жадностью, то самопожертвованием, а их настроение менялось от рабского страха до религиозного экстаза.

Во все века верования влияют на будущее людей, их придерживающихся. Возможно, в Средние века вера дала человеку достаточно уверенности в себе, чтобы постепенно разорвать путы религиозного догматизма, и проторила путь открытиям и исследованиям следующих столетий. Наши нынешние верования – или их отсутствие – тоже воздействуют на нас. Найдем ли мы в себе достаточно смелости и энергии, чтобы наслаждаться будущим – каким-либо, не говоря уже о будущем, лучшем, чем наше настоящее? Или род человеческий угаснет, – сражаясь или скуля, – из-за нашей неспособности понять, что же такое жизнь?

То, что будет происходить в третьем тысячелетии, определяется нынешним состоянием человеческого сознания: идеями, в которые мы верим, ценностями, которые мы принимаем, поступками, которые мы совершаем. Все это зависит от того, на что мы обращаем внимание, от окружающей среды, которую мы создаем с помощью своей психической энергии. Возможно, здесь читатель скажет: «Звучит неплохо, но какое отношение все это имеет ко мне? У меня и так достаточно забот: сводить концы с концами, работать и содержать семью, получая при этом хоть какое-то удовольствие от жизни. Какое мне дело до третьего тысячелетия? Что мне до будущего человечества?»

Вот основной тезис этой книги: в настоящий момент самое лучшее, что вы можете сделать, чтобы наделить собственную жизнь смыслом, – это стать активным, сознательным участником эволюционного процесса и наслаждаться каждым его мгновением. Понимание того, как развивается эволюция, а также осознание нашей возможной роли в ней укажут нам направление и цель, отсутствующие в секулярной, десакрализованной культуре. Это не означает, что мы должны отвергнуть личные цели и подчинить их некоему долгосрочному универсальному благу. На самом деле все как раз наоборот. Люди, полностью развившие свои уникальные особенности и одновременно отождествляющие себя с текущими более широкими космическими процессами, избегают участи одиночества. Более того, как я надеюсь показать, создавать историю гораздо приятнее, чем пассивно плыть по ее течению.

Но почему необходимость размышлять о прошлом и будущем приобрела такую остроту именно сейчас? Дело в том, что мы живем в период уникальных возможностей, на критическом этапе планетарной истории. Если бы сейчас сюда вернулся некий космический ревизор, побывавший на Земле несколько тысячелетий назад, он бы не поверил своим глазам. Почему так резко изменилось качество воздуха? Что случилось с роскошными тропическими лесами? Почему американские равнины превратились в бескрайние кукурузные поля? Откуда взялись все эти овцы в Новой Зеландии, и почему в ней так мало львов и китов и совсем не осталось дронтов? Его, несомненно, поразили бы изменения, произошедшие в материальном мире за столь короткий срок: асфальт, покрывающий землю, огромные конструкции, вознесшиеся до небес, и повсюду – непрекращающиеся работы по превращению минеральной, растительной и химической энергии в дым и грязь.

Будь наш воображаемый гость осведомлен о фазах планетарной эволюции, он сразу бы понял, что все это свидетельствует о наступлении критического этапа в эволюции планеты Земля: периода в несколько тысячелетий, когда один из видов животных в процессе самоосознания взялся переделывать под себя все, до чего смог дотянуться. На примере других частей галактики ревизор знал бы, что такое положение дел угрожает всем без исключения формам жизни на планете. И прежде чем пуститься на своем космическом корабле в обратный путь к звездам, он бы, наверное, пробормотал несколько слов, пожелав удачи пробуждающемуся виду, чьи неуклюжие попытки двигаться вперед на ощупь могут привести как к уничтожению, так и к постепенному расцвету великой цивилизации.

Эта эпоха, конечно, наше время. И хотя некий вид человека, по-видимому, существовал уже около четырех миллионов лет назад, лишь около десяти тысяч лет назад наши предки открыли, что, разводя растения, можно получать больший урожай. Позже они догадались, что можно обрабатывать металл, а затем прошло еще немало времени – и они поняли, что могут выражать слова и мысли знаками.

И лишь примерно сто лет назад – кратчайший миг на шкале истории – мы начали осознавать, что будущее не создается целенаправленным промыслом Божьим, а, напротив, в значительной степени зависит от нас самих. До того как Дарвин и его последователи столь убедительно представили биологическую эволюцию, большинство считало, что Вселенной правит кто-то всемогущий и что, несмотря на засилье зла и невзгод в этом мире, Он, в конце концов, навсегда решит наши проблемы в мире грядущем. Теория эволюции дала нам другое знание: все виды, включая человека, в ответе за собственное выживание, и у них нет сверхъестественного защитника и спасителя. И мы сами, едва успев осознать эту суровую истину, должны принимать решения, влияющие на сохранение жизни на Земле. Пусть нам сопутствует в этом удача. Но одной только удачи мало – мы должны сами со всей серьезностью относиться к стоящей перед нами задаче и преумножать знания, позволяющие отыскать ее решение.

СЛУЧАЙ, НЕОБХОДИМОСТЬ И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ

Однако способны ли вы, я или любой другой человек действительно воздействовать на будущее? Сегодняшнее понимание причинности позволяет утверждать, что события определяются беспорядочным взаимодействием случая с неизменными законами природы. Бабочка, порхающая над садом у берегов Амазонки, может вызвать цепочку мельчайших атмосферных возмущений, способных привести к урагану, который уничтожит сотни многоквартирных домов во Флориде. Формирование урагана можно объяснить в терминах атмосферного давления и перепадов температур, однако полет бабочки – а также сотня других причин, ослабляющих или усиливающих воздействие изначального движения ее крыльев, – навеки останутся непредсказуемой игрой прихотливого случая.

Так что же остается нам, заложникам непреклонных законов природы и капризной непредсказуемости случая, – лишь плыть по течению? Принять как наиболее разумное решение смиренный фатализм? Однако на практике это будет означать отказ от ответственности, размышления и выбора, что подразумевает автоматическое следование любым потребностями и желаниям, закодированным в генах наших хромосом, по крайней мере, в рамках дозволенного тем обществом, в котором мы живем. В соответствии с этим сценарием, все, о чем мы можем и должны заботиться, – это наш комфорт, удовольствия и удовлетворение амбиций.

И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Если человек принимает этот подход – если все мы сдаемся на милость сил причинности, – то выживание человечества оказывается под большим вопросом. Те, кто имеет доступ к ресурсам, продолжат накапливать их все возрастающими темпами, неимущие восстанут, дабы получить свою долю, и разразится война всех против всех. Однако если достаточное число людей поверит в то, что будущее, пусть отчасти, находится в их руках, шансы на наше выживание в значительной степени возрастут. Ведь тогда люди с большей вероятностью начнут предпринимать шаги, которые позволят избежать катаклизма. Но если это так, действительно ли только случай и необходимость определяют нашу судьбу? Может быть, помимо них есть другая сила, формирующая наше будущее?

Теперь модно заявлять, что личность не играет большой роли в истории. Если бы Сократ или Жанна д’Арк не встали на защиту своих идеалов, утверждает эта теория, или если бы Рауль Валленберг не отказался от комфортной, беззаботной жизни ради спасения тысяч евреев в оккупированной нацистами Венгрии, что ж, ну, тогда что-то подобное сделали бы другие. Как бы то ни было, их поступки не слишком повлияли на развитие событий, определяемых вектором общественных сил, а не личным выбором.

Этот аргумент, возможно, имеет смысл в контексте научных и технологических открытий. Если бы братья Райт не смогли поднять в воздух свой самолет, как Отто Лилиенталь, Сэмюэл Лэнгли и многие другие их предшественники, кто-то другой довел бы летающую машину «до ума» через год или два. До сих пор наука и технология следовали собственной траектории развития при пассивном содействии человеческого разума. Однако не все свершения человека столь детерминированы. Подлинно творческие личности – это те, кто, несмотря на всевозможные преграды, на давление инстинктов и сопротивление житейской мудрости, прокладывают жизненный путь, который позволяет многим другим людям стать более свободными и счастливыми.

Чтобы вырваться из фаталистического принятия генетической и исторический запрограммированности, нужна как минимум вера в свободу и самоопределение. Вряд ли человек пойдет на риск ради общего блага, если он не верит в то, что это приведет к результату. Но не самообман ли это? В конце концов, наука утверждает, что у всех событий есть причины, и если святой Франциск решил раздать свое богатство бедным и удалиться для молитвы с другими молодыми людьми, значит, он поступил так, чтобы позлить своего богатого отца, либо вследствие латентного гомосексуализма или, к примеру, гормонального дисбаланса.

Но можно принять постулаты причинности и не прибегая к редукционизму. Среди множества причин, определявших поступки святого Франциска, главной была его вера в полезность своих действий и в то, что на нем лежит ответственность за изменение окружающего мира. Эта вера сама по себе и есть «причина». Идея свободной воли – это самореализующееся пророчество: те, кто живет в соответствии с ней, свободны от абсолютного детерминизма внешних причин.

Случай и необходимость – единственные властители существ, не способных мыслить. Однако эволюция создала буфер между силами детерминизма и действием человека. Подобно сцеплению в автомобиле, сознание позволяет тем, кто его использует, иногда освобождаться от давления страстей и принимать собственные решения. Рефлексивное сознание, которым на этой планете обладает, пожалуй, лишь человек, отнюдь не чистое благо. Оно объясняет не только бескорыстную храбрость Ганди и Мартина Лютера Кинга, но и «неестественные» устремления маркиза де Сада и беспредельные амбиции Сталина. Сознание, этот третий определяющий фактор нашего поведения, может даровать безопасность, а может привести к разрушению.

ТАК ЛИ МЫ БЕЗНАДЕЖНО ПЛОХИ?

Всего лишь сто лет назад в западном обществе преобладала вера в то, что человечество, особенно в промышленно развитой фазе, – это венец творения, достойный наследовать Землю. В викторианскую и эдвардианскую эпоху англичане полагали, что общество достигло вершин прогресса. Этот оптимизм, однако, был лишь историческим заблуждением. В прошлом люди чаще воспринимали свое время исходя из конфликтной, даже трагической точки зрения на судьбу человечества. Не один Платон полагал, что Золотой век уже позади. Многим христианам, например Кальвину, мужчины и женщины представлялись безнадежно испорченными созданиями, которым остается уповать лишь на Божественное милосердие. Однако позже, в XIX веке, людям на миг показалось, что наука, демократия и технология превратят мир в новый Эдемский сад. Но после этого краткого периода довольства собой и своими достижениями мы вновь на грани отчаяния, поскольку опять утратили веру в добродетель человечества и его способность помочь себе.

Парадоксально, но отнюдь не неожиданно то, что люди с завышенными ожиданиями обычно бывают буквально сражены порочностью человеческого поведения. Исполненная в розовых тонах картина людской природы не выдерживает пристального взгляда. Тех, кто ожидает от священников постоянной святости, от солдат – храбрости, от матерей – вечного самопожертвования и тому подобного, неизменно постигает разочарование. Для них история человеческого рода – гигантская ошибка, или, как говорил Макбет, повесть, рассказанная дураком, где много и шума, и страстей, но смысла нет.

Но если исходить из того, что люди – это изначально слабые и испорченные создания, волею случая вынужденные играть главную роль на планетарных подмостках, не имеющие текста пьесы и не проведшие ни одной репетиции, то картина наших достижений не покажется такой уж бледной. Перефразируя дрессировщика говорящей собаки, суть не в том, насколько хорошо мы поем, а в том, что вообще поем.

Верно, что люди от века беспрестанно убивали друг друга, и те, кому удавалось заполучить власть, всегда эксплуатировали тех, кто слабее. Верно, что в целом жадность вытеснила благоразумие и что сейчас она толкает нас к уничтожению окружающей среды, вне которой жизнь невозможна. Но почему должно быть по-другому? Осуждать за это человечество – все равно что судить акулу за ее кровожадность или оленя за то, что он вытаптывает свои пастбища. Безусловно, мы развиваемся, однако для преодоления врожденных наклонностей нужно пройти еще очень и очень долгий путь.

В последние 30 лет движения и практики Нью Эйдж пытались вернуть мужчинам и женщинам их достоинство, утраченное под напором научного редукционизма. Но нередко они били мимо цели, впадая в противоположную крайность. Их слишком романтические представления о том, что такое человеческое совершенство, в изобилии плодили ложный оптимизм и приносили людям лишние разочарования. Когда мыслители Нью Эйдж описывают, на что способен разум, трудно отличить метафоры от фактов. «Разум – это голограмма, фиксирующая всю симфонию космических вибраций… Любой разум содержит все происходящее в космосе… Разуму нет преград», – пишет восторженный теолог Сэм Кин. К счастью, все это неправда, поскольку если бы разум действительно фиксировал «всю симфонию космических вибраций» – что бы это ни значило, – он бы довел нас до безумия.

Проблема многих течений и движений Нью Эйдж в том, что хотя их идеи действительно сообщают некую истину о внутренних возможностях разума, зачастую люди прилагают полученное знание к внешнему материальному миру, и там-то их и поджидает разочарование. Возьмем, к примеру, семинар Тета, цитируемый Уильямом Хульмом: «Мыслитель в каждом из нас – это создатель Вселенной… В пределах нашего разума мы, несомненно, Бог, поскольку способны контролировать свои мысли, и то, что мы считаем истинным, становится таковым». С некоторыми серьезными оговорками это утверждение можно признать верным «в пределах нашего разума». Однако многие истинно верующие воспримут последнее утверждение – «то, что мы считаем истинным, становится таковым» – как относящееся к конкретным событиям, а не только к состояниям ума. Именно это неверное восприятие заставляет многих ожидать материальных результатов, когда речь идет «лишь» о духовных. Молитва, медитация, поклонение помогают внести гармонию в нашу внутреннюю жизнь. Однако большинство людей ищут отнюдь не гармонии: они молятся, чтобы вернуть себе здоровье, выиграть в лотерею или завести любовницу. Предупреждение Иисуса Христа о том, что его царствие не от мира сего, многие современные ревностные христиане зачастую игнорируют.

Вместо того чтобы заявлять, что мы подобны Богу, нам стоит вспомнить о том, что 94 % наших генов совпадают с генами шимпанзе, и подивиться тому, что некоторые из нас умудряются-таки строить соборы, создавать компьютеры или космические корабли. Тогда и существование людей, пытающихся помогать другим, предстанет перед нами во всей своей чудесной неожиданности. Если ожидаешь получить полный стакан воды, то стакан, наполненный до середины, покажется наполовину пустым; однако если вовсе не ждешь воды, тот же стакан предстанет наполовину полным.

Вы и я – часть эволюционного процесса. Мы сгустки энергии, запрограммированные на достижение эгоистических целей, но не для самих себя, а для сохранения и воспроизведения информации, закодированной в наших генах. Аттила, огнем и мечом прокладывая свой путь по Европе, мог считать себя «карой Божьей», а испанцы верили в то, что спасают души уничтожаемых ими индейцев, однако, по сути, все они подчинялись тем же импульсам, что заставляют птиц мигрировать, а леммингов идти к морю. Оглянувшись назад и ужаснувшись деяниям предков, можно прийти к выводу, что человек зол от природы. Но мы не лучше, чем должны быть, а может, и не хуже.

Время невинности, однако, уже прошло. Нельзя больше просто блуждать наугад в поисках удовольствий. Наш вид стал слишком силен для того, чтобы нам можно было руководствоваться одними лишь инстинктами. Птицы и лемминги не могут серьезно навредить никому, кроме себя, в то время как мы способны уничтожить все живое на этой планете. Невероятная мощь, которой мы достигли, требует соразмерной ответственности. Осознав мотивы наших действий и прояснив, какое место мы занимаем в эволюционной цепи, мы должны выработать осмысленную программу ограничений, которая защитит нас самих и другие живые существа от последствий наших деяний.

ХОРОШЕЕ И ДУРНОЕ

Более шестисот лет тому назад на стенах зала городской ратуши Сиены художник Амброджо Лоренцетти написал две огромные фрески – «Плоды доброго правления» и «Плоды дурного правления». Сюжет первой похож на детскую книжку Ричарда Скэрри «Очень занятой мир» (Busy Busy World), где изображен город, в котором все дома сияют чистотой, сады полны фруктов и цветов и каждый занят чем-то полезным. Повсюду признаки процветания. В «Дурном правлении», наоборот, изображены спорящие и ссорящиеся люди, дома заброшены, а урожай поражен сорняками. Эти фрески – отличная иллюстрация того, что люди по всему миру понимают под хорошим и дурным: дурное – это энтропия: беспорядок, путаница, растрата энергии, неспособность выполнять работу и добиваться поставленных целей, а хорошее – это негативная энтропия, или негэнтропия – гармония, предсказуемость, целенаправленная деятельность, удовлетворяющая устремлениям человека.

К сожалению, нередко в эгоистических целях концепциям «хорошего» и «дурного» даются определения, служащие узким интересам. Жители Сиены желали для себя хорошего правления, но веками отчаянно сражались со своими соседями флорентийцами. Первые европейские поселенцы в Америке – даже самые религиозные из них – приписывали коренным жителям континента зловещие черты, такие как свирепость и дикость, дабы не стесняясь отнимать у них земли и жизни. Уильям Хаббард, одним из первых в 1667 году описавший коренных жителей Новой Англии, называл их «негодными предателями» и «детьми Сатаны». Для китайских коммунистов американцы были империалистическими дьяволами, для иранцев мы просто дьяволы – и при этом сами мы в ответ представляем аятоллу и Саддама Хусейна воплощениями Сатаны. «Хорошее» и «дурное» – понятия относительные, и пока человек отождествляет себя исключительно с собственным телом, семьей, религией или этнической группой, они таковыми и останутся. Хорошее для меня, скорее всего, окажется дурным для тебя, и наоборот. Во времена холодной войны неурожай в России считался свидетельством нашего успеха, а русские толковали проблему наркотиков в США как знак собственного превосходства. Когда нравственная позиция опирается на ограниченные узкими интересами ценности, достичь всеобщего согласия в определении хорошего и дурного невозможно.

Единственная ценность, которую готов принять каждый человек, это продолжение жизни на Земле. Только эта цель объединяет все частные интересы. Но если такая видовая самоидентификация не перевесит индивидуальные самоидентификации через веру, нацию, семью или личность, будет трудно прийти к согласию по программе действий, способной гарантировать нашу будущность. В данный момент наш мозг запрограммирован генами на «заботу о себе», а также обществом на поддержку его институтов. Нам же придется изменить программу таким образом, чтобы нашим приоритетом стала забота о нуждах планеты в целом. Но возможно ли это? Как мужчины и женщины смогут преодолеть устремления, встроенные в их генетический код миллионы лет назад? Как сможем мы отучиться следовать мотивам, к которым нас приучали с первых часов жизни?

Наши нынешние цели и ценности подходят видам, постоянно вслепую сражающимся в жизненном потоке с другими видами. Они подходят пассажирам, а не штурманам. Но нравится нам это или нет, сейчас мы пилотируем космический корабль «Земля». Для этой роли мы должны создать новые инструкции, новые ценности и цели, в соответствии с которыми будем прокладывать путь среди множества опасностей. Но первое, что нам надо сделать, – это рассмотреть, чем или кем является каждый из нас.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Процесс, названный нами эволюцией, обусловлен тем, что ничто никогда не остается неизменным. У живого, как и у неживого, есть лишь две взаимоисключающие возможности: позволить энтропии взять верх или попытаться победить систему. Эволюция – вторая из них. С течением времени любая форма, любая структура исчезает, поскольку ее составляющие возвращаются в неупорядоченное состояние. Клетки тела распадаются, органы изнашиваются, механизмы ржавеют, горные цепи обращаются в песок, а великие цивилизации погибают и предаются забвению. Даже звезды, когда их энергия истощается, умирают. Машина исправно работает несколько лет, а после этого, чтобы поддерживать ее на ходу, требуется прикладывать немало усилий. Купив дом, поначалу вы представляете себя владельцем надежного убежища, однако если вы не чините крышу, не укрепляете стены, не красите деревянные части, дом начинает разрушаться. Причина этого распада – энтропия, высший закон Вселенной.

Однако энтропия – не единственный действующий в мире закон. Есть и противоположно направленные процессы: созидание и рост действуют в той же степени, что и разложение и смерть. Вырастают великолепно упорядоченные кристаллы, развиваются новые формы жизни, появляются все более удивительные методы использования энергии. Каждый раз, когда порядок в системе поднимается на новую ступень, а не нарушается, мы можем утверждать, что действует негэнтропия.

Любая система, будь то скала или животное, прежде всего стремится сохранить себя в упорядоченном состоянии. В случае с живыми организмами бÓльшая часть того, что мы называем жизнью, состоит из попыток обеспечить собственную сохранность и воспроизводство. Кит будет стараться так долго, как сумеет, оставаться китом и, пока не поздно, воспроизвести как можно больше своих точных копий. Для достижения этих целей кит будет противостоять энтропии, извлекая кислород из воздуха и калории из планктона, а также оберегая свое потомство от хищников и несчастных случаев.

Для обеспечения негэнтропии организм – отдельное тело, семейство или общественная система, – должен постоянно регенерировать и защищать себя, все более эффективно трансформируя энергию для собственных нужд. Высшие точки человеческой истории – это открытия, облегчившие дело нашей защиты от энтропии. Заслуженной известностью пользуется открытие огня. У одного из наших далеких предков возникла гениальная идея использовать, пусть временно и локально, горение против леденящего холода, одного из типичных проявлений энтропии. Развитие все более эффективных, все более удивительных систем – вот что мы называем эволюцией. К этому развитию нас побуждает то, что со временем системы, не становящиеся более эффективными, распадаются. Мы можем оставаться на одном месте, но даже для этого должны двигаться вперед.

Одна из основных движущих сил эволюции – конкуренция. Формы жизни сменяют друг друга на исторической сцене, и их существование зависит от того, насколько успешно они добывают энергию из окружающей среды, приспосабливая ее под свои нужды. Однако зачастую виды выживают, увеличив свои шансы на жизнь с помощью сотрудничества. Парадоксальным образом оно может оказаться весьма эффективным способом конкуренции. Однако до появления на сцене людей конкуренция и сотрудничество были совершенно слепы и непроизвольны.

Эволюцию можно описать еще одним способом: как отбор и выживание информации, а не форм жизни вроде динозавров и слонов. С этой точки зрения важна не внешняя, материальная форма организма, а скрытые в нем инструкции. Биологические организмы содержат исключительно подробные сценарии, химически закодированные в их генах, и эволюция фактически направлена только на выживание этих инструкций. Слоны – всего лишь побочный продукт генетический информации, содержащейся в слоновьих хромосомах. Теоретически, имея подробное описание генов слона, можно создавать слонов. А без генетических инструкций слоны исчезнут с лица земли за одно поколение.

Большинство людей приняли идею биологической эволюции. Однако генетическая информация – не единственный вид информации, борющийся за самосохранение. Имеются и другие информационные модели, конкурирующие друг с другом за сохранение своей формы и продолжение себя во времени. Например, между собой конкурируют языки, а также религии, научные теории, стили жизни, технологии и даже элементы той области сознания, которую мы стали считать «личностью».

Каждый человек обладает удивительной способностью обдумывать информацию, воспринимаемую различными органами чувств, а также направлять и контролировать чувственное восприятие. Мы так привыкли считать эту способность чем-то самоочевидным, что редко задумываемся о ее сущности, но все же, насколько нам известно, это недавнее достижение эволюции принадлежит исключительно человеку. А если мы все же задумываемся о ней, то называем ее осознанием, сознанием, личностью или душой. Без нее мы бы лишь подчинялись инструкциям, запрограммированным на генетическом уровне в нервной системе. Однако наше рефлексивное сознание позволяет нам создавать собственные программы действий и принимать решения, не продиктованные какими бы то ни было указаниями генов.

Обычно мы представляем себе личность как гомункула, крошечного человечка, сидящего где-то в мозгу, который отслеживает поступающую через глаза, уши и другие органы чувств информацию, оценивает ее, а затем нажимает какие-то рычажки, заставляющие нас действовать тем или иным образом. Нам это миниатюрное существо кажется очень чувствительным и разумным мастером телесной машинерии. Те, кто считают его «душой», верят, что это дыхание Бога превращает обыкновенную глину наших тел в смертную оболочку божественного начала.

Современная нейробиология придерживается более прозаического взгляда на личность и ее эволюцию. Мозг, по всей видимости, не имеет особой структуры или нейрологической функции, ответственной за феномен «личности», или «сознания». Мыслительная способность возникает в ответ на миллионы сцеплений нейронов мозга, каждое из которых сформировалось для выполнения отдельной задачи, например восприятия цвета, удержания тела в равновесии или улавливания определенных звуков. Специализированная и ни с чем не связанная информация, предоставляемая этими нейронами, погуляв по мозгу, в конце концов достигает уровня сложности, для которого требуется внутренний регулировщик движения, направляющий и распределяющий по степени важности поток восприятий и ощущений. В некий момент далекого прошлого людям удалось развить такой механизм в форме сознания. Однако образ регулировщика движения также вводит в заблуждение, поскольку и он заставляет думать, что парадом внутри мозга командует гомункул, или совершенный маленький человечек. А сознание все же похоже скорее на магнитное поле, ауру или гармонический тон, которые возникли благодаря мириадам отдельных ощущений, накопленных мозгом.

С появлением рефлексивного сознания деятельность мозга, по-видимому, перешла на новый уровень. Наш мозг научился воспринимать уже не только разрозненные потребности, стремления, ощущения и идеи, соревнующиеся за «эфирное время» сознания и оказывающиеся там исключительно исходя из приоритетов, установленных врожденными химическими инструкциями. Теперь он также мог воспринимать всю совокупность этих импульсов как особую сущность, способную управлять царством сознания, решая, какие чувства или идеи возобладают над другими. Ощутив внутри себя эту направляющую сознание силу, мы назвали ее личностью и стали считать ее чем-то само собой разумеющимся. И постепенно личность превратилась в важнейшую составляющую человеческого существа.

Со временем она стала казаться нам столь же реальной, как внешний мир, отраженный в наших чувствах. Как воздух, она всегда здесь; как тело, она имеет свои границы. Она может испытывать боль, но также способна воспарять, она растет, и ее возможности постепенно расширяются. И хотя любой человеческий мозг в состоянии создать рефлексивное сознание, видимо, не все люди используют его в равной мере. Кто-то почти полностью подчиняется инструкциям своей генетической модели или диктатуре общества, практически не задействуя сознание. А на другом конце спектра – те, кто развил автономную личность, которая выработала цели, отменяющие внешние инструкции, и фактически подчиняется лишь собственным правилам. Большинство же из нас находятся где-то между этих двух крайностей.

Однако, возникнув, личность – даже если при этом она практически не действует – начинает, подобно другим существам, выдвигать собственные требования. Она хочет сохранять свою форму, как-то воспроизводить саму себя даже после того, как носящее ее тело умрет. Личность, как и другие живые существа, стремится использовать энергию окружающей среды, препятствуя разрушительной для нее энтропии. Животное, лишенное сознательной личности, воспроизводит только информацию собственных генов. Но обладающий личностью человек стремится сберечь и распространить также информацию своего сознания. Личность, идентифицирующая себя с материальной собственностью, заставит своего владельца приобретать все больше и больше, не считаясь при этом с другими людьми. Личность Сталина, в основе которой лежало стремление к власти, не успокоилась, пока все, кто мог пошатнуть ее абсолютную власть, не оказались мертвы. Если же личность формируется благодаря верованию, сохранение этого верования будет значить больше, чем сохранение самого тела, – христианские мученики больше, чем львов, боялись отречения от своей веры.

Именно по этой причине в следующем тысячелетии судьба человечества в большой степени будет зависеть от того, какие типы личностей нам удастся создать. Эволюция не дает никаких гарантий. Мы сможем стать полноправными участниками эволюционного процесса, лишь осознав свое место в том гигантском силовом поле, которое мы называем природой. В будущем нам не помогут ни чрезмерное смирение, ни агрессивная самоуверенность. Если личности наших детей и внуков окажутся слишком робкими, слишком консервативными или отстраненными и будут избегать перемен, спрятавшись в безопасный кокон, то в конечном счете им на смену придут более стойкие формы жизни. С другой стороны, если мы будем слепо рваться вперед, силой беря все, что можно, друг у друга и у окружающего мира, то опустошим нашу планету.

Будет ли продолжаться жизнь в этом мире и не превратится ли она в выживание, сейчас зависит от нас, от того, какие личности мы сможем создать и какие социальные формы сумеем построить. Несомненно, в это трудное время перед нами стоит множество важных задач – от сохранения тропических лесов до защиты озонового слоя, от снижения рождаемости до заботы о том, чтобы уже родившиеся не разорвали друг друга на части. Однако в долгосрочной перспективе нет задачи важнее, чем найти путь эволюционного развития личности. Это основа всех дальнейших перемен к лучшему. Чтобы история продолжалась, наш разум должен быть подготовлен к тому, чтобы вершить ее.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗМЫШЛЕНИЯ К ГЛАВЕ «РАЗУМ И ИСТОРИЯ»

Возможно, глубже понять затронутые в этой главе темы вам помогут ответы на приведенные ниже вопросы. После каждого из них оставлено свободное место, где вы можете кратко записать свои мысли. Так сделано во всех главах. А занося более подробные ответы в отдельный блокнот или в компьютер, вы сможете приступить к созданию собственной расширенной версии этой книги, что подтолкнет вас к более полному рассмотрению своих идей.

Взаимозависимость

Предположим, что вы не испытываете трудностей с деньгами. Можете ли вы представить место, куда бы вам хотелось удалиться, чтобы укрыться от проблем большого мира? Выберете ли вы лагерь хорошо вооруженных сервайвелистов[2], изолированную культуру, как на Бали, или островок, затерянный в Карибском море? Будете ли вы там счастливы? Почему?

В какой области своей жизни вы полностью самодостаточны? Допустим, вы не можете рассчитывать на помощь других людей – сумеете ли вы обеспечить себя едой и питьем? Сможете ли поддержать свою машину в рабочем состоянии? В какой мере вы владеете информацией, необходимой для выживания?

Эволюция

В наши дни почти половина населения Соединенных Штатов считает, что наш мир был создан около шести тысяч лет назад. Если вы придерживаетесь иного мнения, задумывались ли вы когда-либо о том, какова продолжительность истории США в сравнении с историей человеческого рода, как ее сейчас представляют большинство ученых, или с историей Земли?

Можете ли вы назвать эпоху человеческой истории, в которую предпочли бы жить вместо настоящего времени? Если да, то почему?

Случай и необходимость

Рассмотрев всю свою жизнь до этого дня, решите, много ли у вас было возможностей выбора. Сами ли вы выбирали учебные заведения? Поступили ли в тот колледж, в который хотели? Сами ли решали, кто будет вашим другом или партнером? Ваша работа – это свободно избранное призвание или в той или иной степени дело случая? Словом, является ли какой-то аспект вашей жизни результатом взвешенного выбора?

Что в большей степени определяло вашу жизнь – случай или необходимость? Как бы вы описали, в чем заключается разница между ними? И насколько важно, что из них играет решающую роль?

Свобода

Когда вы чувствуете себя наиболее свободным – в одиночестве или с другими людьми? Когда работаете или отдыхаете? Происходит ли ощущение свободы из знания, что вы можете делать все, что пожелаете, или, наоборот, из понимания, что вы делаете то, что должны?

Кажется ли вам, что в вашей жизни недостаточно свободы? Ощущаете ли вы порой на работе, делая что-то не по своей воле, что попали в накатанную колею? А дома? Каким образом вы могли бы вернуть себе контроль над той областью жизни, где, как вам кажется, его недостает? Что этому мешает?

Хорошее и дурное

Каковы главные источники энтропии в вашей жизни? Что больше всего огорчает, раздражает, угнетает вас? Кто в этом виноват?

Личность

Что движет вами в жизни – жажда славы или богатства, желание, чтобы вас любили или боялись, чтобы вам завидовали или благодарили вас? Чего вы не можете лишиться, не потеряв себя?

Принимая во внимание все, что вы знаете о себе, о том, что делает вас счастливым, свободным или ограничивает вас, подумайте, какой вклад вы могли бы внести в историю? И что будет, если вы ничего не сделаете?

2

Кто управляет разумом?

Последним нескольким поколениям уже понятно, что величайшая угроза выживанию человеческого рода исходит не от природы, а от нас самих. Еще не так давно человек мог причинить вред только себе и тем, кто находился в непосредственной близости от него. Всего столетие назад для человека «радиус возможного поражения» едва превышал расстояние ружейного выстрела. Негодяй или безумец обладал чрезвычайно ограниченными возможностями для совершения злодеяний. Однако за последние полвека вероятность того, что один человек сумеет причинить серьезный, масштабный вред, резко возросла. Безумный генерал может развязать войну, которая уничтожит мир, террорист-фанатик способен в одиночку принести большие разрушения, чем орды Чингисхана. И всего одно поколение законопослушных и благонамеренных граждан, таких как вы и я, может своими изобретениями отравить атмосферу и сделать планету непригодной для жизни. Для наших предков попытки понять себя были удовольствием и роскошью. Но в наши дни контроль над человеческим разумом стал необходимостью, и для выживания нашего вида это важнее, чем все те открытия, которые могут быть сделаны в области фундаментальных наук.

Чтобы развить в себе способность взаимодействовать с силами эволюции, нам необходимо хорошо понимать, как функционирует наш разум. Можно всю жизнь водить машину, не имея представления о том, как работает двигатель, поскольку цель вождения – попасть из одного места в другое, неважно каким способом. Но прожить всю жизнь, не понимая, как мы думаем, почему и как мы чувствуем и что руководит нашими действиями, означает упустить самое главное в ней, а именно, качество опыта как таковое. В конце концов, самым важным для каждого остается то, что происходит в сознании: накапливаясь со временем, минуты радости и часы скорби определяют нашу жизнь. Не научившись контролировать происходящее в нашем сознании, мы не сможем даже получать удовольствие от своей жизни, не говоря о возможном вкладе в историческое развитие. Поэтому первый шаг к управлению разумом – это понимание того, как он работает.

Без сомнения, мозг – одно из наиболее выдающихся достижений эволюции. Но к сожалению, несмотря на все его чудесные свойства, он обладает и несколькими не слишком желательными качествами. Достигнутая в результате эволюции глубокая специализация обычно подавляет другие возможности: летучая мышь обладает исключительно чувствительным сонаром, но плохо видит; у акулы тоже плохое зрение, но великолепное обоняние. Наш мозг – это мощный компьютер, который в числе прочего запрограммирован на то, чтобы ставить препятствия на пути истинного восприятия реальности. И первое из них – сама нервная система. Чем глубже мы познаем работу разума, тем больше понимаем, что фильтру, через который мы воспринимаем мир, свойственны некоторые специфические особенности. И пока мы не изучим их, наши мысли и действия будут оставаться вне подлинного сознательного контроля.

ВЕЧНАЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ

Предположение о том, что деятельность человеческого разума, возможно, страдает неким «врожденным пороком», высказывалось разными способами и в разные исторические эпохи. Например, Сюнь-цзы, философ конфуцианской школы, живший в III веке до н. э. и оказавший большое влияние на образ мышления китайцев, построил свое учение на предположении об изначальной порочности человеческой природы. Лишь с помощью жесткой самодисциплины, ритуалов, правильной музыки и достойных подражания образцов поведения отдельный человек мог надеяться на исправление. Похожим образом, одним из основных догматов христианской философии является первородный грех. Согласно этому догмату мы порочны от рождения. Здесь важно отметить причину: по Библии, так произошло потому, что Адам и Ева, нарушив повеление Бога, вкусили плод древа познания. Иными словами, корень зла крылся в стремлении узнать больше. По-видимому, мораль здесь такова: если бы мы, подобно другим животным, приняли свою судьбу и не стремились к рефлективному сознанию и свободному выбору, то так и жили бы в гармонии в Эдемском саду.