Семья по соседству бесплатное чтение

© Косорукова Т., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Забавно ведь: всю свою жизнь я хотела тебя. Когда только научилась ходить, вечно таскала с собой куклу – пеленала ее, кормила и меняла подгузники. Потом моим любимым занятием стало придумывание имен своим будущим детям. Подростком я нянчилась с малышами при каждом удобном случае и представляла, что это ты прижимаешься к моему бедру, а не чужой ребенок, с которым я тогда сидела. Когда мне было чуть за двадцать, стало стыдно хотеть тебя. В конце концов, женщины должны были стремиться построить карьеру, путешествовать, быть успешными – мы были способны на все. Желание стать матерью не было оригинальным, смелым или интересным. Это было определенно не то, к чему нужно стремиться.

И все же я хотела тебя.

Когда много лет спустя ты объявила о своем скором прибытии ослепительной болевой волной, я была шокирована. Разминки не было; никакого плавного начала. Во мне как будто работал отбойный молоток. К тому времени как добралась до больницы, я едва стояла на ногах. Медсестра начала принимать роды, даже не спросив, как меня зовут. Все это было скорее ужасно, а не чудесно.

1. Эсси

– Свежий воздух! – сказала мама Эс- си в то утро. – Вывези ребенка на свежий воздух! Вам обеим это толь- ко на пользу!

И вот Эсси стоит под сомнительным укрытием из пальмовых листьев, в то время как дождь хлещет по детской горке на площадке. Всего несколько минут назад погода была прекрасной. Идеальный весенний день. Она шла вдоль пляжа Сандрингем, когда небо начало темнеть – на середине ее маршрута, не оставляя возможности развернуться и побежать домой.

Что такого хорошего в свежем воздухе? Если бы у нее был выбор, она бы предпочла менее свежий, кондиционированный воздух в помещении. Сейчас она хотела оказаться в доме, желательно в коттедже Каппа, за чашечкой английского чая в винтажной чашечке. А еще лучше в постели, наверстывать миллиард часов сна, которые она упустила за последние восемь недель. Но нет. Ей нужен был свежий воздух.

Миа, кажется, крепко спит под сеткой от дождя (вряд ли было что-то свежее в пластиковых испарениях, которыми она через нее дышала), но в тот момент, когда коляска перестанет двигаться, ее глаза тут же откроются и раздастся плач. На самом деле, с тех пор как родилась Миа, Эсси стала экспертом по катанию коляски: она ритмично возила ее из комнаты в комнату за собой, не позволяя ей простаивать больше двух секунд. Когда Эсси садилась, что случалось редко, она продолжала двигать коляску тремя пальцами ног. По словам Бена, она качала ее даже во сне.

– И когда это ты видел меня спящей в последнее время? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Нет, правда. Скажи мне.

Внезапно у Бена появилось срочное дело в гараже.

На прошлой неделе Эсси так долго качала коляску, что в полу уже могла появиться яма, поэтому она выкатила ее в дальнюю часть сада и оставила там. Только на некоторое время. Сегодня прекрасный день, рассуждала она, и ей просто нужно немного побыть одной и, может быть, выпить чашку чая. Но едва Эсси вернулась в дом, как ее соседка, – у которой был ребенок возраста Мии, и он, казалось, только и делал, что спал и улыбался, – появилась в дверях, сообщила, что Миа плачет, и спросила, все ли в порядке.

– Все прекрасно, – ответила Эсси. – Все в порядке.

Дождь все льет, а Эсси продолжает катать коляску взад и вперед по влажной песчаной дорожке. Море стало темно-синим, а воздух соленым и острым. Вверху на дороге машины со свистом проносятся по влажному асфальту. Может быть, ей пробежаться до коттеджа Каппа и заказать чашечку английского чая? Но со своей гигантской трехколесной коляской она почти наверняка попадется на глаза другой мамочке с коляской, и ей придется вежливо болтать, чего она не выносит. Мальчик или девочка? Сколько ей лет? Хорошо спит? Эсси этого не выдержит. Конечно, другие мамы говорили о том, как это все тяжело – недосып, грудное вскармливание, стирка, – но они всегда делали это весело, настойчиво утверждая, что «оно того стоит». Вот в чем проблема. Эсси не была в этом уверена.

– Не каждая сразу привыкает, – сказала ей мама. – Ты устала. Просто дай себе время.

Эсси дала себе восемь недель. И все же всякий раз, когда она смотрела вниз на покрасневшую Мию, на ее раздраженное личико, все, что она чувствовала… ничего.

Каждый вечер Бен мчался домой с работы, отчаянно желая увидеть Мию. Если она спала (что было редко), он очень расстраивался.

– Может, разбудим ее? – умолял он.

– Никто не будит спящего ребенка, – быстро отвечала она, на самом деле имея в виду: зачем тебе это нужно?

Может, это была просто усталость. Через час приходила ее мама и принимала на себя все заботы о коляске, и мир снова обретал смысл. Мама приходила регулярно, хватала внучку и укладывала ее на плечо, успокаивая равномерными похлопываниями по попке, что у Эсси никогда не получалось повторить. Ее мама, похоже, никогда не беспокоилась, если Миа плакала или не слушалась, – она управлялась с ней так же легко и естественно, как будто это была одна из ее собственных конечностей. Обычно она приказывала Эсси пойти вздремнуть, и та с благодарностью соглашалась. Проблема была в том, что сон всегда заканчивался, мама возвращалась домой, и Эсси снова нужно было присматривать за ребенком.

Эсси вдохнула, наполняя легкие свежим воздухом. У нее опять было это чувство. Покалывание – острые булавки в животе и груди – это, как поняла Эсси, была тревога, или чувство вины, или, возможно, и то и другое.

– Ах, это, – сказала Эндж, соседка через дорогу, когда Эсси описала ей свое ощущение. – Да. Привыкай. Это называется «материнство».

Это был настоящий удар. Эсси думала, что тревога – одна из таких мимолетных «прелестей» раннего материнства, как набухшая грудь и ночная потливость, которые длятся мгновение и скоро забываются. Но видимо, это была одна из других «прелестей» материнства. Та, что принципиально вас меняет.

Женщина примерно того же возраста, что и Эсси, в черном лайкровом костюме и розовых кроссовках, бежала ей навстречу. Ее мокрые волосы были собраны в небрежный пучок. Бен приставал к Эсси, что надо начать бегать. «После хорошей пробежки я всегда чувствую себя лучше, – сказал он вчера. – Тебе стоит попробовать». Эсси попробовала бы, если бы верила, что это поможет. Она бы побежала на край света. Хотя не была уверена, прибежит ли потом обратно.

Бегунья насквозь промокла, но казалось, ее это не волнует. Она бежала, отпружинивая от земли, как и положено молодой женщине в хорошей форме. Свободной женщине. Эсси вспомнила, как когда-то сама была такой.

Миа шевелится в коляске, и Эсси понимает, что давно перестала ее качать. Бегунья пронеслась мимо, и за то время, которое потребовалось, чтобы она исчезла из поля зрения, Миа перешла от сна к истерике. Ее лицо исказилось, а голова мотается из стороны в сторону, словно требует ответа. У кого хватило наглости перестать качать мою коляску? Разве вы не видели, что я СПЛЮ? Ее лицо покраснело, и она вдохнула в себя достаточно воздуха, чтобы убедиться, что ее протест прозвучит громко и значительно. Эсси заткнула уши пальцами.

Было странно смотреть, как Миа кричит, но ее не слышно. Ее глаза плотно закрыты. На заднем плане шелестит дождь, и Эсси ничего не слышит. Она ничего не чувствует.

Через некоторое время Эсси пошла домой. Она остановилась у коттеджа Каппа и заказала себе чай, очень горячий, и медленно выпила его, сидя у окна. Заказала еще один. К тому времени как она вышла из кафе, дождь закончился. По дороге домой она испытала острое чувство потери равновесия – как будто каталась на роликах или на лыжах и только что снова надела туфли.

На подъездной дорожке Эсси увидела маму. Та остановилась, увидев дочь, и весело помахала. «Рада видеть тебя на улице, – сказала она, прежде чем посмотреть на пустое пространство вокруг Эсси. – А где Миа?»

Эсси перекинула мокрые волосы через плечо. Струйка воды сбежала по ее куртке.

– Эсси, – повторила мама уже медленнее. – Где Миа?

Эсси пожала плечами. «Я… оставила ее. На площадке».

Мама нахмурилась и застыла на месте. У Эсси было такое чувство, что впервые за несколько недель мама действительно увидела ее. «Какой площадке, Эсси? На какой площадке сейчас Миа?»

– На пляже.

Мама засуетилась. Через несколько секунд они были уже в машине и неслись в сторону пляжа, и Эсси подумала, что не стоило так спешить. Коляска была наверняка там, где она ее и оставила! Никто не пойдет туда после такого дождя; детская площадка, скорее всего, пуста и покрыта лужами. Миа наверняка вся покраснела от злости. Потребуется несколько часов, чтобы успокоить ее. Эсси хотелось, чтобы они поехали в противоположном направлении.

Мать неверно истолковала ее волнение и успокаивающе положила руку ей на плечо. «Мы найдем ее, Эсси, – сказала она. – Мы найдем ее».

Конечно же, они нашли ее. Миа была там, где Эсси ее оставила. Но не одна. Трое матерей в пуховиках окружили ее, самая высокая крепко держала Мию. Мие это не нравится, подумала Эсси. Конечно же, Миа выла. Еще одна женщина смотрела на них, без особого энтузиазма развлекая малышей. Никто, казалось, не заметил, как Эсси и ее мама вышли из машины.

– А вот и она, – воскликнула мама Эсси, подбегая к ним. – Я вижу ее. Она в порядке. – Это наша, – крикнула женщинам мама Эсси. Когда она подошла достаточно близко, то протянула руки к Мие, переводя дыхание. – Фух. Огромное спасибо. Она моя внучка. Моя дочь случайно ушла без нее.

Высокая женщина даже не пошевелилась, чтобы передать Мию бабушке. Вместо этого она крепче прижала ее к себе, отчего Миа впала в еще большую истерику.

– Она ушла с площадки без своего ребенка?

– Да, ну… она устала и…

Эсси медленно подошла.

– Вы же знаете, какой бардак в голове, когда у вас грудничок! – Мама полувсерьез рассмеялась, но потом замолчала. Что еще она могла сказать? Не было никакого разумного объяснения, и она это знала.

– Мне очень жаль, – сказала женщина коротко. – Но… откуда мы знаем, что она ваша внучка? Мы нашли ее брошенной на площадке. Мы не можем просто отдать ее.

Эсси медленно вышла вперед. Она почувствовала, как к горлу поднимается крик. Она хотела, чтобы все эти женщины ушли. Она хотела уйти. Назад. В то время, когда у нее не было детей, когда она была свободной, а не сумасшедшей леди, которая оставила ребенка на площадке.

– Ее зовут Миа, – снова попыталась объяснить мама. – Ей восемь недель. Ее одеяло я связала сама, и оно потрепалось на одном углу. У Мии есть родинка на правом бедре – похожа на пятно от портвейна.

Женщина обменялась взглядом с подругой.

– Мне очень жаль, но я действительно думаю, нам стоит подождать…

– Чего ты хочешь от нас? – воскликнула Эсси. – Чтобы мы дали показания? У девочки нет никаких документов. Просто отдай ее мне, – сказала она, проталкиваясь вперед. – Отдай мне моего ребенка!

Эсси почувствовала мамину руку на своем плече.

– Эсси…

– Отдай ее мне.

– Эсси, тебе нужно успокоиться и…

– ОТДАЙ МНЕ МОЕГО РЕБЕНКА! – закричала она, и как раз в этот момент подъехала полицейская машина.

2

3 ГОДА СПУСТЯ…

– Добрый вечер, дорогая семья, – провозгласил Бен, сбрасывая спортивную сумку. Он побежал на кухню, чтобы поцеловать Эсси и Мию. – Любимые жена и дочь. – Он отодвинулся на несколько шагов вправо и обнял Барбару, которая сидела на барном стуле и разгадывала кроссворд. – Любимая теща.

Барбара оттолкнула его.

– Бен! Ты весь потный.

– Ты бы тоже была потной, Барби, если бы сделала подряд три боксерские сессии, а потом побежала домой!

Он снял кепку и бросил ее на столешницу. Кепка упала на пол, прихватив с собой нож для масла и пресс для чеснока. Эсси бросила взгляд на мать, которая закатила глаза и снова посмотрела в свой кроссворд.

– Маленькая птичка напела мне, – обратился Бен к Мии, – что ты умеешь летать.

Она скептически посмотрела на него.

– Нет, не умею.

– Ты уверена? Потому что я уверен, что птичка пропела… – Он схватил Мию с кухонного стола и подбросил ее в воздух.

Она завизжала от восторга. Он был таким скользким от пота, что казалось, Миа может выпасть у него из рук.

На их свадьбе шафер сравнил Бена с доберманом… справедливо, по мнению Эсси. Он был не только счастливым, бесполезным и невероятно преданным, он был еще и большим, неуклюжим и неаккуратным. Всякий раз, когда он входил в комнату, она начинала казаться тесной, что было одновременно уютно… и немного раздражало.

– Вот видишь, – сказал он, – ты умеешь летать. – Он опустил ее на пол.

Бен управлял фитнес-студией «Шед», созданной для людей, которые мечтают быть Халками не только на совещаниях, но и в жизни. Полтора года назад он разработал приложение «Десять минут с Беном», в котором можно загрузить новую десятиминутную тренировку и план питания на каждый день. О приложении написали в газетах, и оно даже было одобрено несколькими известными футболистами. В результате его бизнес взлетел. Теперь у него было десять штатных сотрудников и десятки внештатных, но, поскольку Бен не мог высидеть за столом целый день, он все равно тренировал сам.

– Где же любимая дочь номер два? – cпросил Бен.

Любимая дочь номер два появилась полгода назад. Эсси потребовалось почти два года, чтобы убедить Бена попробовать еще раз. («Почему бы не быть счастливыми с тем, что у нас есть? – говорил он снова и снова. – Зачем рисковать?») Очевидно, Эсси понимала его опасения. Восстановление – включая лечение в психиатрической больнице – заняло месяцы. Ее врач объяснил, что шансы на повторение послеродовой депрессии весьма значительны. Но Эсси все же пришла в себя. И она хотела получить второй шанс стать такой матерью, какой всегда мечтала быть. Барбара переехала в соседний дом, и тогда Бен наконец согласился (а еще, подумала Эсси, она поймала его на желании иметь сына). К сожалению, Бен так и не получил сына, но Эсси получила второй шанс. И ко всеобщему облегчению, на этот раз Эсси была в порядке.

Ну, в основном.

– Полли спит, – сказала Эсси.

– В такую жару?

Уже четвертый день температура не опускалась ниже сорока градусов, и все говорили только об этом. Подобная жара в Мельбурне случалась по крайней мере один раз за лето, но это не мешало всем говорить о ней так, как будто это что-то из ряда вон выходящее. (Жарко, да? Я не помню, чтобы было так жарко, когда я был ребенком. Я слышал, что в четверг придет похолодание.)

– Похоже на то, – сказала Эсси. – Посмотрим, как долго это продлится.

Полли с самого начала хорошо спала, но пару недель назад она начала просыпаться через неравные промежутки времени, иногда даже каждый час. Это было похоже на жестокую шутку – дать ей идеального ребенка только для того, чтобы в шесть месяцев у нее был такой регресс.

Бен оперся локтями о стойку.

– Итак, – сказал он, – очевидно, у нас новый сосед.

– Я слышала, – сказала Эсси.

Весь Плезант-Корт лихорадочно обсуждал нового соседа. Здесь не было новых людей с тех пор, как переехала мама Эсси.

– Эндж сообщила мне вести с полей. – Эндж, из дома номер шесть, была агентом по недвижимости. – Она одинокая женщина, ей под сорок, она переехала из Сиднея по работе.

– Одинокая женщина? – удивилась Барбара, все еще глядя в свой кроссворд. Она постучала кончиком карандаша по губе. – В Сандрингеме? Почему она не купила квартиру в городе?

– Одинокие женщины могут жить в Сандрингеме! Может, она хочет жить на берегу моря.

– Но все-таки необычный выбор, правда? – сказала мама. – Особенно Плезант-Корт.

Эсси задумалась. Плезант-Корт был определенно семейным районом. Дома из красного кирпича в стиле 1930-х годов на тупиковой дороге, нуждающиеся в покраске и новом фундаменте, и те продаются больше чем за два миллиона благодаря близости к пляжу. Бен и Эсси купили свой дом, когда он стоил меньше половины этой суммы, но с тех пор цена на недвижимость взлетела до небес. Новая соседка, кем бы она ни была, снимала свое жилье, но даже аренда обошлась бы недешево – с тремя-четырьмя спальнями и садом, который нужно поддерживать в порядке. Эсси пришлось признать, что это не самый очевидный выбор для одинокого человека.

– Может быть, у нее есть муж и дети, которые скоро приедут? – сказала Эсси, открывая холодильник. Она вынула кочан айсберга, помидор и огурец и бросила все на стол. – Салат?

– Конечно, – сказал Бен. – И я сомневаюсь, что к ней присоединится муж.

– Почему?

– Эндж сказала, что она говорила о своем «бывшем партнере». Партнере, – повторил он, когда Эсси посмотрела на него с недоумением. – То есть она лесбиянка.

– Потому что она использовала слово «партнер»?

Бен пожал плечами, но с поднятой головой и улыбкой, которая означала, что он-то все знает.

Эсси взяла авокадо из вазы с фруктами. Хотя она не признавалась в этом Бену, ей было любопытно. Плезант-Корт был очень правильным. Появление кого-то неженатого и без детей уже интересно. Эсси вспомнила свои дни работы копирайтером в «Архитект Дайджест», где у нее было полно друзей-гомосексуалов, а среди коллег множество людей разных национальностей. Это было похоже на другую жизнь.

– Ну… ну и что? Я не думала, что нас так волнует чья-то сексуальность.

– Мы не знаем, – сказал Бен, поднимая руки. – За исключением… погоди, ты сказала «сексуальность»?

Эсси обняла себя за талию его мускулистой рукой. После восьми лет брака Бен по-прежнему постоянно хотел секса. Эсси винила бы большие физические нагрузки, если бы он не повторял, что всегда был таким. «Если бы я сейчас был ребенком, – любил говорить он, – мне бы поставили диагноз СДВГ и давали риталин. Вместо этого родители каждый день водили меня в парк, чтобы погонять, как собаку». Иногда Эсси казалось, что именно это она и делает с ним в спальне.

– Тебе нужно принять душ, – сказала Эсси.

– Отличная идея. Встретимся там?

Мама Эсси отложила карандаш.

– Ради всего святого! Послушай, Миа, сегодня ты можешь переночевать у бабушки.

У Бена загорелись глаза.

– Барби! Я когда-нибудь говорил, как сильно тебя люблю?

– Если бы ты действительно меня любил, – ответила она в ту же секунду, – то не называл бы меня «Барби».

Бен положил руку на сердце.

– Слово скаута.

Она прищурилась.

– И «Бэбс» тоже. Только не «Бэбби». И не «Ба-Ба».

– Но это же так мило! – возмутился Бен, как только мама вышла с Мией на бедре. Затем он повернулся к Эсси. – Готова принять душ?

В Бене было хорошо то, что его редко хватало больше чем на десять минут («Десять минут с Беном»), и сегодня Эсси провела восемь из них, думая о Полли. Сначала она просто прислушивалась, не проснется ли та, но потом ее мысли переключились на то, что делать, если проснется, а потом на то, почему же все-таки она так часто просыпалась в последние несколько недель.

«Это такой этап», – говорили все. Самое раздражающее из всех предположений. «Такой этап» – это не диагноз и не лечение, а в лучшем случае возможность хоть что-то сказать, когда вы понятия не имеете, в чем проблема. Но Эсси не собиралась оставлять все как есть.

– Я подумала, ты мог бы покормить Полли сегодня ночью, – сказала она Бену, когда он лежал рядом с ней, раскинув руки и тяжело дыша. Она подняла голову и подперла подбородок ладонью. – Нужно дать ей смесь в десять, пока она спит, чтобы продлить сон. И очевидно, это лучше делать папе, потому что иначе ребенок может почувствовать запах материнского молока.

Именно Френ из десятого дома предложила это ночное кормление. У нее была дочь возраста Мии и еще одна на пару месяцев младше Полли, но в отличие от детей Эсси дети Френ спали и вообще делали все, что должны делать обычные дети. Таким образом, она казалась как раз тем человеком, у которого надо было просить совета.

Бен уставился на нее.

– Ты действительно говоришь о нашем ребенке? Сейчас?

Эсси поморщилась.

– Это неуместно?

– Абсолютно.

Эсси положила голову ему на грудь. Полежала так несколько секунд, прежде чем Бен взял ее за подбородок и повернул так, чтобы она смотрела на него. Эсси улыбнулась. Он делал так время от времени. Бывало, они стояли на кухне или гуляли, и вдруг его взгляд становился совсем мягким. Он никогда ничего не говорил, в этом не было необходимости. Глаза говорили сами за себя.

Она провела кончиками пальцев по животу Бена, который, казалось, вот-вот лопнет, и он был голым и гладким, если не считать темной полоски волос, проходившей вниз от пупка. Его сердце тяжело и громко билось. Он бежал трусцой по улице (конечно), когда она увидела его в первый раз. При росте шесть футов пять дюймов его было трудно не заметить. Она уже собиралась проехать мимо, когда загорелся светофор. Эсси была так занята, глядя на Бена, что едва успела остановиться. Машина впереди не остановилась, продолжая на полной скорости выезжать на перекресток. Удар был мощный. Эсси выпрыгнула из машины, как и многие водители и пешеходы, но именно Бен побежал прямо на столкновение, сняв свою толстовку и прижав ее к ране на голове одного из водителей, чтобы остановить кровь. Эсси присоединилась к нему через несколько мгновений, предлагая свой кардиган, в то время как все остальные стояли в стороне, задыхаясь и перешептываясь. Было так много крови, вспомнила она. И недостаточно одежды.

К тому времени, когда приехала «Скорая помощь», Бен стоял в нижнем белье и кроссовках. Эсси предложила подвезти его домой, так как:

а) он был в нижнем белье, б) он только что спас чью-то жизнь, так что она решила, что вряд ли он серийный убийца. Кроме того, потому что в) она видела его в нижнем белье, и, откровенно говоря, его тело было убедительной причиной, чтобы подвезти его домой.

Тогда у нее тоже было красивое тело, вспомнила она. Стройная, но с изгибами. У нее были каштановые волосы, которым она вечно пыталась придать небрежно взъерошенный вид. Теперь, десять лет спустя, ее каштановые волосы были постоянно собраны в хвост, и вокруг талии улегся запасной жирок, который она, казалось, не могла сбросить. Бен постоянно говорил ей, чтобы она пошла в «Шед» и потренировалась, но всякий раз, когда она находила время для себя, ей хотелось свернуться калачиком и уснуть. И всякий раз, когда она находила минутку, чтобы свернуться калачиком и уснуть… была Полли.

Как по команде, Полли пронзительно закричала.

– Я пойду, – сказал Бен.

После секса Бену всегда казалось, что он супергерой, – он предлагал сделать всё: хоть поделки с детьми, хоть научить Мию кататься на велосипеде. Либо он испытывал благодарность, либо хотел сбросить адреналин. Эсси была счастлива отпустить его к Полли, хотя и не испытывала оптимизма. Он читал ей рассказы, издавал глупые звуки, ходил с ней по комнате. (Он, вероятно, не подумал бы сделать очевидные вещи, например, дать бутылочку или сменить подгузник). Как только он исчерпает свои трюки, то позовет ее. Но, по крайней мере, она сможет закончить готовить ужин, пока он пытается.

– Спасибо, малыш.

Она набросила халат и пошла в кухню, все еще прислушиваясь к Полли. Каждый раз, когда она осмеливалась подумать, что та заснула, она слышала воркование или бульканье. Она уже собиралась пойти к ней, когда раздался стук в дверь.

Эсси перекинула полотенце через плечо и открыла. Она посмотрела на женщину, стоящую у входа. Будучи достаточно высокой, Эсси не часто смотрела на кого-то снизу вверх, но эта женщина, должно быть, была ростом около шести футов. У нее были коротко подстриженные темно-каштановые волосы с густой челкой. Кроваво-красная помада, тяжелые очки в черной оправе. Она напомнила Эсси художника или дизайнера по интерьеру.

– Я могу вам помочь?

– Надеюсь, я не помешала, – ответила та. – Меня зовут Изабелль Хизерингтон. Я только что переехала в соседний дом.

– О. – Эсси не смогла скрыть удивление.

Это та самая одинокая, возможно, лесбиянка, которая переехала в соседний дом? Эсси не знала точно, чего ожидала, но точно не этого. Люди из Плезант-Корт выглядели не так. Они носили джинсы или платья в пол. Губная помада была телесных оттенков, а волосы собраны в хвост.

Волосы Эсси начали седеть еще несколько лет назад, и она никак не находила времени сходить в парикмахерскую, чтобы покраситься. Не находила времени уже много лет.

– Извините, я Эсси Уокер.

– Приятно познакомиться, Эсси. Я просто обхожу соседей, знакомлюсь. – Ее голос, как заметила Эсси, был слегка хриплым.

– О… это хорошо. – Эсси глупо улыбалась уже почти минуту, прежде чем поняла, что на ней домашний халат. – О, только посмотрите на меня! Я просто…

– …отдыхаете вечером в собственном доме? – Изабелль улыбнулась. – Как вы смеете!

Эсси рассмеялась.

– Что ж, извините, что я еще не заглянула к вам. Я собиралась, но у меня двое маленьких детей, и все всегда кувырком.

– Да, я видела ваших малышей сегодня, когда вы сажали их в машину. Они очень милые.

– Надеюсь, я не кричала на них?

– Нет. Вообще-то, вы выглядели как идеальная мать.

Эсси кивнула. Идеальная мать. Как обманчива может быть внешность.

Она прислонилась к дверному косяку.

– Я слышала, вы переехали из Сиднея? По работе?

– Да.

Изабелль не стала вдаваться в подробности. Если бы Бен был здесь, он бы заставил ее рассказать больше – он был ужасным сплетником, – но Эсси решила, что если Изабелль будет жить по соседству, они в конце концов все узнают.

– Моя мама из Сиднея, – сказала Эсси. – Ну, изначально. Мы переехали сюда, когда я была совсем маленькой. К сожалению, я никогда там не была, хотя хотела бы.

Что ты тараторишь, подумала Эсси. Замолчи. Хватит болтать. Эсси никогда не отличалась легкостью в общении с новыми людьми и в ведении светской беседы, что постоянно от нее требовалось. Это было неприятно, ведь она хотела иметь друзей. Но у нее не было ни дружелюбия Бена, ни заботы матери, ни какого-то особенного обаяния, что сразу бросалось в глаза. Эсси подозревала, что новые люди находят ее «очень милой» (иначе говоря, скучной), но с тех пор, как она себя помнила, она питала невероятную самовлюбленную веру в то, что в ее личности есть нечто большее, чем видят люди. Что внутри ее живет общительный человек, который пытается выбраться наружу.

– Ну что ж, я продолжу обход, – наконец сказала Изабелль, протягивая Эсси сложенный листок бумаги. – Мой номер, на случай если он вам понадобится. Хотя ночных вечеринок не намечается: я не знаю ни души в Мельбурне, – сказала Изабелль через плечо, поворачиваясь к улице. – К тому же рано ложусь спать.

– Значит, вы в хорошей компании, здесь, в Плезант-Корт! – крикнула Эсси ей вслед. – К десяти часам вечера здесь уже ни одного огонька. И это в канун Нового года!

Эсси заметила, что Изабелль покачивается на ходу. Если окажется, что она не лесбиянка, Эндж будет нервничать. Муж Эндж был красавцем, и она была уверена, что большинство женщин охотятся за ним. Но Эсси не нервничала. Во всяком случае, она была странно взволнована перспективой возможной новой дружбы, не говоря уже о небольшом оживлении в Плезант-Корт. Она закрыла дверь и вернулась на кухню.

Она как раз заканчивала есть салат, когда появился Бен.

– Ну что, разве я не самый лучший муж на свете?

Эсси нахмурилась.

– Почему?

– Полли, – гордо объявил он, – она крепко спит. Давай, назови меня заклинателем младенцев…

Именно тогда Эсси поняла, что произошло чудо. Последние несколько минут она не думала ни о Полли, ни о том, заснула ли она. Она не задавалась вопросом, придется ли ей идти в детскую и проснется ли дочь еще пятнадцать раз за ночь. Она не думала об этом. И о Полли вообще.

Она была слишком занята мыслями об Изабелль Хизерингтон, новой соседке.

3

– Эсси!

Она искала в почтовом ящике новый каталог «Альди», когда услышала голос Эндж, доносившийся с противоположной стороны улицы.

– Доброе утро, Эндж, – сказала она, не поднимая глаз.

Каталог застрял, и Эсси была полна решимости вытащить его, не разорвав. С двумя маленькими детьми дома полистать каталог было одним из немногих удовольствий за день.

– Какие планы на сегодня? – спросила Эндж, стоя уже позади нее. – Я думала, мы могли бы встретиться.

Было всего восемь утра, но жара уже окутывала Эсси. На ней был тот же льняной сарафан, что и все эти дни, она вышла босиком – в такую погоду ноги потели даже в шлепанцах. А на Полли, которая сидела у нее на бедре, был только подгузник.

– Что ты там делаешь? Дай я помогу. – Эндж потянула вниз и резко дернула за каталог. Послышался звук рвущейся бумаги.

Как обычно, Эндж выглядела бодрой и собранной. Ее белокурые волосы уложены как в парикмахерской, одета она была в белые брюки-капри с темно-синим топом. Как ей это удавалось в такую жару? Эсси задумалась. Эндж была накрашена, и выражение ее лица, как обычно, было слегка удивленным благодаря идеальному количеству ботокса.

– Вот, держи, – сказала Эндж, протягивая ей разорванный каталог. – Итак, что ты скажешь? Сегодня днем?

Эсси поправила Полли на бедре и хмуро посмотрела на Эндж. Встретиться? Это было необычно. В Плезант-Корт все были дружелюбные, конечно. Заходили друг к другу в гости, чтобы поболтать. В канун Рождества или Нового года угощали друг друга вином, поливали цветы, когда кто-то уезжал в отпуск. Они радостно махали руками, когда встречали друг друга на улице… но они стеснялись просто быть друзьями. Какое-то время Эсси надеялась, что их отношения будут развиваться – особенно ее отношения с Френ, у которой были дети такого же возраста, как у нее, но почти за пять лет этого не случилось. Эсси задумалась вдруг, почему так вышло.

Эндж наклонилась заговорщически.

– Ты уже познакомилась с новой соседкой?

Ах, подумала Эсси. Так вот в чем дело.

– Она переехала в соседний дом с твоим, ты же знаешь.

– Да, – ответила Эсси. – Я знаю.

Эсси никогда не переставала удивляться способности Эндж интересоваться вещами, которые ее не касались. Эсси с трудом поспевала за событиями в собственной семье, не говоря уж о том, что там происходит у других. А вот у Эндж, где-то между тридцатью восемью и сорока двумя годами, с двумя сыновьями, мужем и собственным агентством недвижимости, все же оставалось время для жизни других людей. Вообще-то Эсси это казалось утомительным, но сегодня она поймала себя на том, что подражает заговорщическому тону Эндж и говорит:

– Почему бы нам не собраться у меня?

Френ, как оказалось, тоже хотела встретиться, и в тот же день они втроем сидели в жаркой гостиной Эсси, когда Эндж вдруг вскочила со стула.

– А вот и она!

– Кто? – спросила Френ.

– Соседка. Похоже, забирает почту.

Эсси подалась вперед в своем кресле, но Эндж загородила окно. Полли, сидевшая у нее на коленях, тоже поднялась, заинтересовавшись.

– А, Изабелль. Она заходила вчера вечером, – сказала Френ.

Она сидела, растянувшись на тахте, а ее шестинедельная дочь Ава лежала у нее на локте.

Эндж резко повернула голову.

– Неужели? – прошептала она. – Ко мне тоже заходила!

– Почему мы шепчемся? – удивилась Эсси, но Эндж уже смотрела в окно.

– Красивая, правда? – Эндж откинула голову назад и прищурилась, как будто хотела получше ее рассмотреть. – Правда, челка великовата. Довольно суровый вид.

– Наверное, чтобы скрыть морщины на лбу, – сказала Френ, складывая веер из куска газеты. – Что, должна сказать, весьма практично.

Френ лучшая в практических вопросах. Одевается модно, но сдержанно, туфли носит на плоской подошве. Каждый день красится одной и той же помадой для губ и тушью для ресниц. Волосы всегда собраны в темно-коричневый хвост. На вечеринке в прошлом году она призналась, что покупает один и тот же набор бежевого белья, так что ей никогда не приходится беспокоиться о поиске подходящего комплекта.

К счастью, она не навязывала свои практические советы («Знаешь, как вывести пятна на ковре? Сейчас расскажу»). Самое замечательное во Френ было то, что она никогда не заботилась о том, что о ней подумают, а это, по мнению Эсси, было чрезвычайно недооцененным качеством.

– Возможно, – согласилась Эндж. – Она выглядит так, будто ей под сорок. Она к тебе тоже заходила, Эсси?

– Да. Представиться. Это так по-соседски.

Выражение лица Эндж говорило о том, что она в этом не уверена.

– Я не понимаю, – сказала она. – Кто переезжает в Плезант-Корт без детей?

– Ты же сама сдала ей дом, – заметила Эсси. – Кроме того, у Ларриттов нет маленьких детей. – Им было чуть за семьдесят. – Как и у моей мамы.

– У Ларриттов были маленькие дети, когда они переехали сюда. И все трое детей ходили в школу в этом районе. А твоя мама стала жить здесь, чтобы быть ближе к тебе!

Эндж бросила на нее взгляд, словно говоривший «понятно?», а затем похлопала по своим белым брюкам, которые почему-то, несмотря на ее «диких мальчиков», были идеально чистыми. Нетрудно понять, почему люди покупают дома у Эндж. У нее все в порядке. Она замужем за чудовищно красивым мужчиной и, кажется, зарабатывает кучу денег на своем бизнесе. Эсси надеялась, что она скрывает какой-то большой недостаток, но когда недавно она зашла к ней, чтобы одолжить складной манеж, то оказалось, что в гараже царит невообразимый порядок. В гараже! Эсси была бы счастлива, если бы у нее в кладовке был хоть какой-то порядок.

Несмотря на то что у Эндж были дети, в ее сумочке не было кубиков «Лего», а на полу машины – оберток из «Макдоналдса». В этом была вся Эндж. Она не просто продавала дома. Она продавала жизнь, которую вам хотелось иметь.

– А чем занимается Изабелль? – поинтересовалась Френ. Ава заснула, уютно прижавшись щекой к ее предплечью. – Ты вычитала что-то в ее анкете?

– Очевидно, она работает на некоммерческую организацию, – сказала Эндж. – Мне всегда казалось, что это странный способ описать бизнес – «некоммерческий». Почему бы просто не сказать, что вы на самом деле делаете?

– Что за организация? – спросила Френ.

Эндж махнула рукой.

– Ой, я не помню. Они все одинаковые.

До декрета Френ работала в юридической фирме, а еще раньше была штатным юристом в благотворительном фонде «Спасите детей»1. Ее лицо говорило, что они не все одинаковые. Френ, возможно, собиралась произнести это вслух, но Ава выбрала именно этот момент, чтобы открыть глаза и срыгнуть на белые шорты Френ.

– Вот почему я ношу белое, – сказала она.

Если Эндж воплощала образ жизни, который хотелось вести, то Френ представляла образ человека, которым хотелось быть. Она и ее муж Найджел были интеллектуалами, из тех, что обсуждают темы вроде религии, политики и искусства. По крайней мере, так они поступили на рождественской вечеринке в прошлом году. Бедный Бен был настолько ошарашен, что провел весь вечер, кивая и говоря «Какая интересная мысль» и «Боже, я никогда об этом не задумывался».

– Значит, вчера вечером она обошла всю улицу и представилась, – сказала Эндж.

Френ вытащила пачку детских салфеток из темно-синей стеганой сумки для подгузников.

– Недавно я прочитала статью, в которой говорилось, что люди, знающие своих соседей, на шестьдесят семь процентов реже становятся жертвами преступлений.

Эндж закатила глаза.

– В Сандрингеме нет преступности.

– Ага, а Эмили Линч?

Эмили Линч была ребенком, которого похитили с крыльца ее бабушки в прошлом году. Бабушка вынесла коляску на улицу, потому что в доме было душно, и ей хотелось подышать свежим воздухом.

Она просидела с ней около часа, читая роман, прежде чем пойти в туалет. Потом зазвонил телефон; она отсутствовала максимум десять минут.

Это было восемь месяцев назад. Первоначальный ужас немного улегся после новости о зацепке, которая, правда, так ни к чему и не привела. Теперь время от времени люди упоминали этот случай с мрачными лицами, ведь имя девочки напоминало о том, что может случиться, если не следить за детьми. (Я никогда не оставляю своих детей на улице одних, ни на секунду, говорили они. Помнишь Эмили Линч?)

– Я считаю, виновата бабушка, – продолжала Френ. – Кто же мог оставить ребенка одного? Неудивительно, что ее похитили.

В комнате воцарилась странная тишина. Эсси опустила глаза, уткнувшись губами в затылок Полли.

Наконец Френ резко вдохнула.

– О, нет, нет… Я не имела в виду…

Все соседи знали, что произошло в тот день, хотя никогда об этом не говорили. Это была одна из тех странных вещей во взрослых отношениях – тот факт, что иногда нужно притворяться. В любом случае Френ была права. Миа могла быть похищена в тот же день. Эсси повезло.

– Но Эмили Линч увезли из Челси, – быстро сказала Эндж.

– Это в получасе езды отсюда.

Было уже слишком поздно, все глаза устремились куда-то вдаль. Френ крепко прижала Аву к себе, без необходимости укачивая ее. Эсси наблюдала за двумя маленькими девочками, игравшими в углу комнаты.

Взгляд Эндж метался из стороны в сторону, она явно была недовольна переменой настроения. Она хотела бы, чтобы люди в Сандрингеме чувствовали себя в безопасности, а уж в Плезант-Корт особенно. Это был бы минус самой Эндж. Она заерзала, затем в ее глазах зажегся огонек.

– У меня идея! – воскликнула она. – Мы организуем соседский дозор.

4. Френ

Еще до того, как войти внутрь, Френ услышала его. Тихий, настойчивый крик. Она только что совершила короткую пробежку после ужина, но внезапно почувствовала укол стыда, как будто сходила в казино или отправилась на поиски чего-то неважного, хотя должна была заботиться о своем ребенке. Она не помнила, чтобы чувствовала себя так, когда Рози была новорожденной. Возможно, это была еще одна из тех вещей, о которых она забыла, например, насколько они крошечные и насколько сильно можно уставать.

Она распахнула входную дверь. Вентилятор вращался в углу, гоняя горячий воздух, что напомнило Френ какой-то фильм об убийстве в маленьком городке. У них был кондиционер, но Найджел не любил им пользоваться – ужасно для окружающей среды, говорил он. (Каждый день, после того как муж уходил на работу, Френ включала его на полную мощность.) Найджел как раз поднимался со стула. Он был все еще в рабочей одежде, но рукава рубашки были закатаны, а щеки раскраснелись. Они с Рози сидели перед пазлом из тысячи кусочков, над которым работали уже целую неделю. Френ говорила Найджелу, что для трехлетнего ребенка он слишком сложный, но трудно было спорить, когда Рози была настолько увлечена, что даже не заметила, что Френ дома.

– Сиди, сиди, – сказала она. – Я разберусь с Авой.

– Я и сам не против…

– Все в порядке. Она все равно захочет меня.

Найджел пристально посмотрел на нее. Его густые темные ресницы свернулись под очками («Как у мужчины могут быть такие ресницы? – всегда говорила Эндж, когда видела его. – Это несправедливо и неправильно!») В его глазах был вопрос.

В последние шесть недель Френ почти не подпускала его к Аве, что, пожалуй, было не так уж странно. Кормящие матери обычно держатся поближе к своим детям, и большинство молодых пап благодарны за это.

Но дело было не только в этом, и Найджел это знал. Он вспомнил, как она позволила ему разделить с ней эту ношу, когда Рози была совсем маленькой. (Он не забыл угрозу лишиться секса на год, если он «не возьмет этого ребенка и не уберет его из зоны слышимости хотя бы на час».) Так что он вот-вот должен был спросить, что происходит. Она встретилась с ним взглядом и стала ждать. Но он несколько минут смотрел на нее, а потом пожал плечами и опустился обратно в свое кресло.

Не сегодня.

Френ побежала в комнату Авы. Это правда, Ава всегда хочет ее. В конце концов, есть вещи, которые может сделать только Френ. Она точно знает, как ее качать. Она знает, что Аве больше всего нравится спать, уткнувшись головой в мамину грудь. И что поглаживание над переносицей, между бровями, может усыпить ее почти мгновенно. Она могла бы рассказать Найджелу, как это делается, но тогда, конечно, он бы сам это сделал. А сейчас было лучше, чтобы все делала она.

Ава была завернута в тонкий муслин, Френ раскрыла ее, перечисляя в уме причины плача: дочь еще не должна была проголодаться, она не мокрая. Френ поднесла ягодицы к носу. И не грязная.

– В чем дело, малышка?

Вариантов, конечно, бесконечное множество. Френ озадачивало, насколько тревожными становятся молодые матери, когда не могут определить, в чем проблема. Ей не жарко и не холодно, подгузник чистый, она накормлена! Так что тогда? Да что угодно! Может, у нее болит голова? Может, ей приснился кошмар, или она вспомнила о чем-то, что ей не понравилось. Возможно, ее беспокоит палец на ноге.

– У тебя болит пальчик? – спросила она у Авы, прижимая ее хрупкую головку к изгибу своей шеи. Дочь несколько раз всхлипнула.

– Ш-ш-ш, – прошептала Френ ей на ухо. – Мама здесь.

Она была плохой матерью, вот в чем проблема. О чем она думала, оставив ребенка, чтобы бегать по улицам? Во-первых, врач сказал, что она должна подождать восемь недель, прежде чем возобновить нормальные физические нагрузки, а Аве было всего шесть. Во-вторых, Френ не возобновляла «нормальные» физические нагрузки – в том, что она делала, не было ничего нормального. Каждый день она бегала, пока не начинала гореть грудь, пока ноги не начинали болеть и не покрывались болячками. Это было больно. И она заслужила это.

– Тебе жарко?

Глупый вопрос, потому что жарко всем. Шея Авы была влажной, и от нее сладко пахло потом – особенно за ушком. Френ сняла с девочки ползунки, и та сразу же успокоилась.

В гостиной вскрикнула Рози – очевидно, наконец-то нашла место для кусочка головоломки. Френ представила себе, как она размахивает маленькими кулачками, а Найджел сдержанно улыбается ей и подбадривает. Найджел никогда не сюсюкал и не притворялся, что впечатлен. Он был логичным, прямым и честным. Но у него были и другие качества. Во-первых, он был бесконечно терпелив. Он изучал садики и начальные школы, читал книги о воспитании детей. Он собирал пазлы из тысячи кусочков. И Рози обожала его.

Ава глубоко вздохнула. Ну вот, подумала Френ. Тебе было жарко. Великая тайна раскрыта. Френ нетуго запеленала дочку, проверила, удобно ли пальчикам ног, и уложила ее обратно в кроватку. Дыхание девочки выровнялось, веки закрылись на три четверти, и Френ ощутила одну из тех мощных волн любви, которые испытывают родители, когда смотрят на своих спящих детей.

Они с Найджелом всегда планировали завести двоих детей с разницей в два года. Поэтому, когда Рози исполнился год и Френ предложила попробовать еще раз, она не ожидала сопротивления.

– Просто… Я не уверен, что это такая уж хорошая идея, – сказал он.

Это было неожиданностью. Найджел, которого знала Френ, не отклонялся от намеченного плана. С другой стороны, он уже несколько месяцев не был тем Найджелом, которого она знала.

– Это послеродовая депрессия, – предположила Эндж. – Мужская. Многие мужчины страдают от нее, когда у них появляются дети. Доходы уменьшаются, а расходы увеличиваются, и им кажется, что у всех вокруг денег больше, чем у них. Плюс жены обычно перестают хотеть секса. Вот и рецепт, как сделать парня несчастным.

– Может быть, – сказала Френ, но у нее было чувство, что это нечто большее, и, как оказалось, она была права.

Найджел потерял большую часть их сбережений в прошлом году в результате неудачной инвестиции. Они не были в отчаянном положении – им не пришлось продавать дом, например, но это отбросило их на добрых десять лет назад с точки зрения финансового положения.

– Ну, что сделано, то сделано. Это не конец света, – ответила Френ, когда он рассказал ей.

Но для Найджела это был именно он. Он потерял веру в себя. Будучи ранней пташкой, начал спать допоздна, а вечером, вернувшись с работы, плюхался на диван и сидел так до ночи. Когда Френ попыталась поговорить с ним об этом, он не захотел говорить – ни о чем. Особенно о том, чтобы завести еще одного ребенка.

Френ поцеловала Аву в лоб и вышла из комнаты. Найджел и Рози оставили свою головоломку и теперь сидели на полу ее спальни, вместе разглядывая детский атлас. Это было любимое чтение Рози перед сном.

– Нужна помощь?

Найджел и Рози подняли глаза так синхронно, что у Френ перехватило дыхание.

– У нас все в порядке, – сказал Найджел.

Очки упали ему на нос, и он поднял их указательным пальцем. Под стеклами его ресницы казались еще длиннее и толще. У Рози ресницы были такие же. Во всем, от серьезных голубых глаз до черных как смоль волос, Рози была дочерью своего отца.

– У нас все в порядке, – повторила Рози.

– Тогда я пойду приму душ.

Френ приняла душ и надела хлопковую ночнушку. Она проверила телефон – там сообщение от Эндж о том, что ей нужна помощь с раздачей листовок для соседского дозора. Уйдя от Эсси, она, должно быть, сразу пошла домой, оформила листовки, а затем немедленно их напечатала. Френ ответила, что поможет. Ведь если она этого не сделает, Эндж даст ей другую работу, а раздача листовок казалась довольно безобидной. Она может делать это даже во время бега.

К тому времени как она вышла из спальни, в доме уже было тихо – Френ услышала жужжание вращающегося вентилятора. Свет в комнате Рози был выключен. Френ заглянула в комнату Авы и с удивлением увидела Найджела, склонившегося над кроваткой, его лицо было в нескольких дюймах от лица Авы.

– Что ты делаешь? – спросила она громче, чем хотела.

Найджел поднял голову и нахмурился.

– Целую свою дочь перед сном. – Он вышел из комнаты на цыпочках. – С тобой все в порядке?

Френ задумалась над вопросом. В течение нескольких месяцев она жила с чувством страха в глубине живота, с чувством, что в любой момент весь мир может рухнуть. Обычно это ощущение витало на задворках сознания, откуда она могла убежать, но время от времени страх всплывал на поверхность, где его невозможно было игнорировать. Она почувствовала, как слезы подступили к горлу, что было на нее не похоже.

– Я в порядке, – ответила она.

– Ты уверена?

Через очки глаза Найджела казались большими и все понимающими. Это пугало ее. Но что она могла сказать? Я должна тебе кое-что рассказать. Кое-что важное. Очень, очень важное.

– Конечно. – Она плотно закрыла дверь в комнату Авы. – Пошли готовить ужин.

5

– Доброе утро, Френ! – крикнула Изабелль с другой стороны улицы.

Одна из неприятных вещей в Плезант-Корт заключалась в том, что здесь, казалось, живут одни жаворонки. Френ тоже вставала рано, но скорее из необходимости, чем по своему выбору, – и уж точно не была этому рада в отличие от своих соседей. Возможность побегать у нее, как у матери двоих детей, была только в шесть утра. Ей казалось, что она в совершенстве овладела искусством избегать непрекращающихся выкриков «Доброе утро!» – глаза вниз, капюшон вверх, наушники в уши. До этого момента.

– Привет, Изабелль, – ответила Френ, не сбавляя темп.

Она подняла руку, глядя прямо перед собой. Изабелль казалась достаточно милой, но было важно с самого начала установить четкие границы. (Найджел любил говорить, что у нее социофобия, но это неправда. Не то чтобы она боялась людей. Она просто не любила их до семи утра.)

– Вы, наверное, жаворонок, – обратилась к ней Изабелль.

Френ перевела взгляд с дороги на Изабелль и обратно, сдерживая желание завопить. Кажется, теперь уже невежливо продолжать пробежку. Можно притвориться, что не услышала или подумала, что Изабелль разговаривает с кем-то другим. Или просто быть грубой соседкой, которая не общается с людьми. Френ решила, что не может смириться с такой ролью.

Самое смешное, что она никогда бы не подумала, что сама Изабелль любит рано вставать. Или что ей нравятся добрососедские беседы. Френ считала ее типичной горожанкой, которая живет в квартире в центре города, ездит на велосипеде, дружит с местными бездомными, а не с соседями, серьезно относится к кофе и ходит в веганские кафе, где платит за то, что думает, что еда полезная. Но возможно, Френ ошибалась.

– Наверное, приходится быть жаворонком, когда есть дети, – сказала Изабелль, подходя. Френ поняла, что молчала слишком долго. – Дел много, а времени мало, так? – Она остановилась перед Френ, опершись локтем на почтовый ящик Ларриттов. На ней было надето что-то модно-небрежное, совсем не в стиле Плезант-Корт. Френ почувствовала себя скованно. – Я не знаю, как вы все успеваете. Вы же юрист, да?

Внезапно Френ все поняла. Изабелль хотела получить бесплатную юридическую консультацию. Наверняка у нее спор по поводу межевания или история с домогательством, а может, сложности с арендой. Казалось, у всех постоянно какие-то юридические проблемы. Люди всегда так смущаются, когда Френ предлагает им обратиться к юристу, специализирующемуся в интересующей их области. («Но ведь ты же юрист», – всегда говорят они, сбитые с толку.)

– Я занимаюсь слияниями и поглощениями, – отрезала Френ на полуслове. – Довольно специализированная область. И сейчас я в декрете, поэтому…

– Да, я заметила, что у вас новорожденная. – Изабелль улыбнулась. – Поздравляю. А где же она сейчас?

Френ помолчала. Наверное, дело не в юридической консультации.

– Еще спит. Ее отец дома.

– И ее зовут Ава?

– Э-э… да.

Френ почувствовала себя не в своей тарелке. Было еще слишком рано. Она не могла понять, просто ли она болтала с новой соседкой или была очень мило допрошена. Обычно она гордилась тем, что может сразу понять, чего от нее хотят. Но было 6.10 утра.

– Доброе утро, дамы.

Френ посмотрела на участок Эндж, где на передней лужайке стоял Лукас и запихивал мешок в переполненный мусорный бак.

– Сегодня вы, как я вижу, рано встали, – сказал он.

Френ неопределенно махнула рукой Лукасу, который, казалось, не ждал ответа.

– Ну, я лучше пойду, – сказала она Изабелль, понимая, что в любую минуту Эндж может появиться на улице, чтобы поболтать о соседском дозоре или о чем похуже. Френ повернулась к Лукасу спиной и продолжила пробежку.

– Такое чувство, что каждый раз, когда я вас вижу, вы бежите, – крикнула ей вслед Изабелль. – Это очень впечатляет.

– Ну, – бросила Френ через плечо, – мне нужно сбросить вес после родов, так что…

– Но у вас вообще нет лишнего веса, – сказала Изабелль.

Ее голос был негромким, но он звучал отчетливо в тишине раннего утра. Френ потянулась за наушниками и уже собиралась засунуть их обратно в уши, когда Изабелль добавила:

– На самом деле вообще не похоже, что у вас есть дети.

Депрессия Найджела длилась год. Для Френ это было предательство. Как бы нелепо это ни звучало, она всегда считала Найджела слишком разумным для депрессии. Она предполагала, что если он почувствует себя плохо, то просто пойдет к семейному врачу и займется устранением химического дисбаланса в мозге. Ему дадут список инструкций, которым нужно следовать: принимать антидепрессанты, тренироваться и воздержаться от алкоголя.

Вместо этого на первый план как раз вышел алкоголь.

Найджел никогда особо не пил. В прежние времена он выпивал только один раз в неделю, в пятницу, и это был скорее ритуал, чем потребность. Он приходил домой с работы, открывал пиво с мягким «пш-ш-ш» и садился в кресло. Часто он даже не допивал банку.

Сначала он просто стал чаще выпивать. Его пятничное пиво превратилось в пиво на каждый вечер. Потом перешел на виски. Затем вино, если оно было в доме. Каждый вечер он сидел в своем кресле с семи до полуночи, поднимаясь только затем, чтобы дойти до холодильника.

Он растолстел. Прилично растолстел. Несмотря на то что Найджел никогда не был любителем спорта, он всегда заботился о своем здоровье… а тут вдруг перестал. Он пристрастился к дешевой студенческой еде – лапше быстрого приготовления, чипсам, макаронам с сыром. Его живот стал твердым и круглым, и он словно кричал: «Смотрите все сюда! Сердечный приступ на подходе». Любые попытки вернуть его к здоровому питанию воспринимались враждебно. Это было так же неожиданно, как и удивительно. Внезапно Френ почувствовала, что живет с незнакомцем.

Он стал плохо спать. Иногда так уставал, что ложился спать в семь вечера, оставляя ее одну кормить и укладывать Рози. Однажды она проснулась в три часа ночи и увидела, что он сидит на краю кровати, раскачиваясь и ударяя кулаком по подушке. Когда она спросила его, что случилось, он тут же лег обратно, бормоча что-то невнятное о судороге.

Френ умоляла его сходить к психологу, начать принимать лекарства. Она изучила терапию для мужчин, которые страдали от выгорания. Она пересылала ему статьи о тех, кто прошел через депрессию и справился. Но его ничего не интересовало.

В конце концов она забрала Рози и на неделю поселилась в гостинице, надеясь, что это встряхнет его и он наконец возьмет под контроль свою жизнь. В течение нескольких дней Найджел вел себя наилучшим образом. Потом все началось снова.

Френ начала беспокоиться о том, что он может сделать, если не выйдет из депрессии. И о том, что может сделать она. Он находился в этом состоянии уже год – что, если что-то толкнет его на край? У Рози не будет отца. У нее не будет мужа.

Именно тогда она сказала ему, что снова беременна.

6

– Я люблю тебя, папочка.

Френ чистила зубы, когда услышала это. Найджел и Рози были в спальне Рози. Они уже почистили зубы, прочитали сказку, и теперь она укладывалась спать.

Френ подошла к двери ванной и прислушалась.

– Я тоже люблю тебя, Рози. Спокойной ночи.

Она улыбнулась. Эти слова произносились не машинально. Папа с дочкой разговаривали о фактах, даже перед сном: столица какой-нибудь страны, количество костей в теле человека, идея Рози для очередного изобретения. Даже этот обмен репликами, Френ понимала, был очень деловым. Они не говорили такие глупости, как «я люблю тебя до луны и обратно», и не спорили, кто кого больше любит. Кто угодно, только не Найджел с Рози. Френ поражала мысль, что их вторая дочь могла быть совершенно не похожа на отца. Вдруг ей будут нравиться Барби, феи и прочая ерунда. Но Рози идеально подходила ему.

А Ава?

Через пару минут Френ услышала щелчок выключателя. Она почувствовала дрожь в груди, где-то в глубине. Это постоянно происходило с ней в последнее время. Возможно, обычное тревожное расстройство. Или это что-то другое?

Утренний разговор с Изабелль мучил Френ весь день. («Я заметила, что у вас новорожденная. И ее зовут Ава?») Что это было? Френ сомневалась, что, будучи одинокой и бездетной, она вообще может заметить чужого новорожденного. А если бы и заметила, то не стала бы говорить об этом. Как и большинство нормальных людей, она очень боялась, что ее обвинят в преследовании. И сам собой напрашивался вопрос… почему Изабелль не испытывала такого страха?

Френ умылась, намазала лицо кремом и пошла по коридору. Рози лежала на боку в постели, прижимая к себе телескоп, который Найджел привез из Китая, когда был там в командировке, словно мягкую игрушку. Она пересекла холл и заглянула в комнату Авы. Ее голова двигалась взад и вперед, как будто она была на грани пробуждения, но затем она издала громкий дрожащий вздох и снова уснула.

Малышка.

Френ гадала, какими бы они были без Авы. Был бы Найджел все еще в депрессии? А она? Без сомнения, она двигалась в этом направлении, прежде чем объявить о своей беременности. Ничего, что она пыталась сделать, не работало, и… похоже, ему было все равно. Если бы не случилось ничего, что сломало бы этот заколдованный круг, кто знает, что бы было с ними теперь. Ава спасла их. И еще сломала их.

Когда она добралась до спальни, Найджел уже лежал в постели. Он сбросил с себя одеяло, прикрывшись только простыней. Было слишком жарко, чтобы спать под чем-то еще. Он нахмурился, глядя на стену, где висела фотография их двоих и Рози.

– Нам нужно сделать несколько новых семейных портретов, – сказал он, поправляя очки на носу. – С Авой.

Френ посмотрела на него.

Прежде чем у них родились дети, Найджел до смерти боялся фотосессий. «Фотографии врут», – говорил он. По его мнению, эта пропаганда образа счастья, которого на самом деле не существует. Фальшивый смех над глупой шуткой фотографа, замечание ребенку, который отказывается смотреть в камеру, взятка в виде мороженого после. Все это ложь. Они пошли на первую фотосессию только потому, что Эндж и Лукас подарили им ее в честь рождения Рози. Френ взглянула на фото. Лукас сделал его, когда Рози было две или три недели. Они сидели в парке рядом с его фотостудией, уютно устроившись рядом с кучей листьев. Френ долго думала, во что одеть Рози, но за минуту до того как была сделана фотография, она испортила наряд неожиданной какашкой, которая растеклась по ее спине до самой шеи. На фотографии Найджел держит новорожденную Рози как можно дальше от себя, а Френ лежит в листьях и смеется. Лукас прекрасно запечатлел тот момент. Это был блестящий кадр. Именно этот снимок изменил ее собственное мнение о профессиональных семейных фотографиях. И поэтому она сказала: «Конечно. Почему бы и нет?»

Френ советовалась с Найджелом по поводу всего. Она очень гордилась тем, что они команда.

На первом свидании Найджел пригласил ее на барную викторину в Южном Мельбурне. Френ решила не говорить ему заранее о своих блестящих навыках, а показать себя во время игры, но ее опыт побледнел по сравнению со знаниями Найджела.

– Четыре страны в Африке, которые начинаются с «б»? – выкрикнул ведущий.

– Бенин, Ботсвана, Буркина-Фасо и Бурунди, – тут же ответил Найджел.

– Назовите две буквы, которых нет в периодической таблице.

– J и Q, – сказал он без промедления, – хотя Q иногда используется в качестве временного обозначения для искусственно созданных сверхтяжелых элементов, пока не будет принято подходящее название.

– Какая самая распространенная группа крови?

– Первая! – воскликнула Френ, отчаянно пытаясь дать ответ раньше Найджела. – У многих первая группа.

– На самом деле чаще всего встречается первая положительная, – возразил Найджел. – Отрицательный резус довольно редкий.

– Неужели? – сказала Френ. – У меня отрицательный.

– И у меня.

Они улыбнулись друг другу.

– А ведь минус на минус дает плюс.

Она хотела просто пошутить, но бровь Найджела поползла вверх. «Ну, не всегда. Например, минус десять плюс минус десять будет минус двадцать, не так ли?»

Именно в тот момент она и влюбилась в него.

К концу ночи Френ пришлось физически сдерживаться от желания прыгнуть на него. Интеллект, как она всегда думала, самый мощный афродизиак. А умники всегда готовы вас удивить.

Теперь она снова изучала его. У него в руках не было ни книги, ни телефона. Он смотрел на нее таким знакомым взглядом. Ее сердцебиение немного ускорилось.

Это было давно.

Пока Найджел был в депрессии, он почти полностью потерял интерес к сексу. Все стало настолько плохо, что Френ даже купила книгу под названием «Как зажечь искру в вашем браке» и начала пробовать всякие новые штуки, вроде явиться в его офис без предупреждения и объявить, что она забронировала номер в отеле, или присоединиться к нему в душе, пока Рози смотрит мультики. Найджел, как правило, поддавался, но всегда неохотно, и то только когда Френ брала все в свои руки. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз так смотрел на нее.

Он подполз к ней через кровать и поцеловал. Ее колени ослабли. Это было так приятно – прижиматься к нему. И они уже много лет так не целовались. Она притянула его к себе.

Но что-то внутри ее треснуло.

– В чем дело, Френ? – Сказал он, отстраняясь. – Ты плачешь.

Она вытерла лицо.

– Неужели? Прости.

– Ты сама не своя. – Он сел. – Скажи мне, что происходит. Пожалуйста. Может быть, я смогу помочь.

На его лице появилось неподдельное беспокойство. Найджел всегда был человеком, к которому она могла обратиться, когда все плохо. Он всегда был так спокоен и мог четко сформулировать план действий. Она всегда находила в нем огромное утешение в трудные времена.

Френ почувствовала, как потекли слезы.

В этом и проблема, подумала она. Ты не можешь.

7. Эндж

Когда Лукас придет в спальню, Эндж собиралась заняться с ним сексом. Она лежала и слушала, как он гремит на кухне, прокручивая в голове любовные мысли. Нет ничего сексуальнее мужчины, который моет посуду. В первый раз, когда они с Лукасом устроили совместный ужин, Эндж счастливо рухнула в постель в конце ночи, совершенно пьяная, оставив всю посуду и кастрюли на стойке, а полупустые бокалы на обеденном столе. (Эндж любила, чтобы все было в полном порядке, когда приходили гости, но как только они уходили, она могла с радостью забыть о беспорядке до утра.) Но на следующее утро, когда она проснулась и вышла в гостиную выпить кофе, то обнаружила, что комната сверкает чис- тотой.

– Мне нравится заниматься уборкой, – сказал Лукас. – Это помогает расслабиться в конце дня.

Именно в тот момент она поняла, что выйдет за него замуж.

Эндж перекатилась на бок. Она была голая из-за жары. Кроме того, несколько ночей назад поверх белья она надела пояс с чулками, но рано утром проснулась и увидела, что Лукас храпит рядом, а сложная конструкция все еще застегнута. Видимо, после сорока пропасть между страстью и желанием поспать неуклонно сокращается. Но сегодня она была полна решимости. Они собирались заняться сексом, и не обычным, а безудержным. Она будет той женой, о которой мечтает каждый мужчина… если удастся не заснуть.

Самое смешное, что Лукас, вероятно, не возражал бы против обычного секса. У него была странная привязанность к обыденным вещам. Он менял лампочки в тот момент, когда они перегорали, записывал важные события в календарь, чтобы ничего не забыть, следил, чтобы в доме были батарейки. Эндж понимала, что без Лукаса у них будет бардак. Иногда ей даже было стыдно от мысли о том, что произойдет, если он неожиданно умрет. Она представила себе, как идет к ящику с батарейками, а он оказывается пустым, и она, всхлипывая, сползает по кухонной стене. Вечером дети найдут ее на кухне, кричащей: «Батарейки! В ящике нет батареек!»

Теперь она слышала, как Лукас что-то моет на кухне. Она хотела, чтобы он поторопился. Давай же, Лукас! Ее веки начали опускаться. Два бокала вина за ужином не помогли. Это так утомительно – быть взрослой.

Эндж подумала, спят ли Уилл и Олли. Наверное, да, но может быть, они нашли айпад и смотрят, как совершенно незнакомые люди проходят игры. Она не понимала этого. Какой смысл смотреть, как кто-то другой играет в видеоигру! («Все мальчишки такое любят», – ответил ей Лукас, когда она сказала ему, что это глупо. «Мальчишки»! Она любила своих сыновей, но у нее было много вопросов к Y-хромосоме. Иногда она так сильно хотела дочь!)

Эндж села. Через окно она увидела, что на улице горят несколько окон. Френ и Эсси, вероятно, сейчас занимаются сексом со своими мужьями, решила она. Мускулистый муж Эсси, наверное, двигается, как гимнаст из цирка «Дю солей», а Френ и Найджел настолько добропорядочны, что секс у них должен быть каким-нибудь извращенным. (Конечно, они смущались, когда Эндж спрашивала их о сексуальной жизни, но это только доказывает ее предположение. В тихом омуте, как говорится…)

У Изабелль тоже горел свет. Что она там задумала? Эндж раздражало, что у нее даже не было версий. Когда она показывала ей старый дом миссис Харрап, Изабелль упомянула о каком-то экс-партнере, и это было очень красноречиво. Если бы это был мужчина, наверняка она сказала бы «бывший парень» или «бывший муж». Добавим к этому тот факт, что она не замужем и без детей в сорок лет, и все становится ясно. Не то чтобы Эндж было важно, лесбиянка, бисексуалка или что там еще входит в ЛГБТ, но ей нравилось владеть ситуацией. Было бы неловко спросить, есть ли у нее парень, например, если она интересуется женщинами. А если ей нравятся мужчины, то Эндж могла бы свести ее с некоторыми одиночками из офиса.

В какой-то момент Эндж назначила себя идейным вдохновителем Плезант-Корт, решив сделать ее самой желанной улицей в Бейсайде, если не во всем Мельбурне. Она проделала хорошую работу. Тут есть семьи с маленькими детьми, одна бабушка, пожилая пара, один бывший врач. Ее собственная семья, конечно, – счастливая семья из четырех человек живет в самом красивом бунгало, которое стоит на небольшом холме, так что все остальные дома на улице как будто отдают ему дань уважения. Если свернуть направо в конце улицы, то через две минуты окажешься на пляже, а если повернуть налево, то увидишь Сандрингем-Виллидж, миниатюрное скопление кафе и магазинов. Там находится и парикмахерская «АМОС», единственная в Мельбурне, которой Эндж доверяет свои платиновые локоны. Да, Плезант-Корт оправдывает свое название2. Здесь устраивают рождественские вечеринки и уличные праздники. Дети катаются на велосипедах и скейтбордах прямо по улице. Скоро у них будет соседский дозор. Нигде нет и повода для скандала. Всякий раз, когда Эндж публикует фотографии улицы в Инстаграме, она ставит хештеги #плезанткорт #тамгдевсехорошо. Но Изабелль Хизерингтон – неизвестная величина. И это раздражает Эндж.

Она зевнула. Прислушалась – Лукас не лязгает кастрюлями и сковородками, не складывает посуду в машину. Он говорит по телефону, поняла она. Его голос тихий и настойчивый.

Эндж перевернулась на другой бок и выключила свет. Сон уже овладевал ею, звал, как сирена, и вдруг она с радостью откликнулась на этот зов. Все гораздо лучше видно издалека, подумала Эндж, проваливаясь в дремоту. Большое видится на расстоянии.

8

– Посмотри на меня-я-я-я-я-я-я-я!

Эндж наблюдала, как Олли катается на скейтборде – взглядом, но не в мыслях. Она прислонилась к низкому кирпичному забору, который был еще теплым от дневной жары. Воздух липкий и солено-сладкий, смесь океана и мороженого, и стрекот цикад пронзает вечерний воздух. Процессия из детей, взрослых и людей с собаками тянется вниз по улице к пляжу, следуя за персиковым закатом. Обычно в такие вечера, как этот, она, Лукас и мальчики тоже идут на берег и вместе купаются до темноты, но Олли приставал к ней, чтобы она посмотрела, как он выполняет трюки на скейтборде, и у нее кончились отговорки.

– Смотри! – закричал он, пытаясь сделать вращательное движение в воздухе.

Сын, по ее скромному мнению, был слишком сосредоточен на том, смотрит ли она, и недостаточно на том, чтобы благополучно приземлиться.

– Фантастика! – Эндж подавила зевок. – Потрясающе!

– Ты это видела? У меня получилось!

– Это точно. У тебя замечательно получается.

Эндж подавила желание проверить айфон, который лежал в кармане сарафана. Иногда она думала, что у нее зависимость. С каждой минутой без телефона она чувствовала себя все более неуютно. Разве не так бывает с наркоманами, когда их лишают наркотика? А потом, когда она наконец-то добиралась до него, – полная эйфория. Семнадцать сообщений. Пять новых комментариев в Инстаграме. Двадцать семь новых лайков на Фейсбуке. Нирвана. Она получила дозу.

Иногда на работе Эндж даже обедала в машине, чтобы спокойно посидеть в телефоне, не опасаясь, что кто-нибудь ей помешает. Час наедине с телефоном успокаивал ее так же, как холодный бокал пино гри. Но не сейчас, напомнила она себе, слегка встряхнувшись. Сейчас она смотрит, как Олли пытается покончить с собой с помощью маленькой доски с колесами. Так поступает любая хорошая мать.

– Не возражаешь, если я присоединюсь, Эндж?

Это была Изабелль. Судя по всему, она собиралась поболтать. Не то чтобы Эндж не хотелось. Просто в Плезант-Корт люди в основном приветственно махали друг другу руками, а не говорили.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала Изабелль. На ней были белая майка и длинная черная юбка в красных цветках. Грудь и шея блестели от пота. – Дома жарко, как в печке. Не знаю, как я буду спать!

– О. Что ж… у нас в Мельбурне каждое лето ненадолго приходит жара, – сказала Эндж. – Не похоже на Сидней.

– Слава богу. Я очень тоскую по смене сезонов.

– Это ты получишь, – сказала Эндж. – Может, даже завтра.

Изабелль тоже облокотилась на забор и задрала юбку до колен. Ее ноги были гладкими и кремово-белыми. Эндж постоянно натиралась автозагаром, чтобы скрыть такую бледность, но на Изабелль это выглядело экзотично, как будто она из другого века.

Олли пронесся мимо, спрыгнул с доски и опять на нее приземлился (скорее удачно, чем умело). Изабелль вскрикнула.

– Вау, – закричала она. – Вот это да, Олли!

Олли оглянулся и выпятил грудь от неожиданной похвалы.

Олли. Эндж. Изабелль определенно нравилось называть людей по имени. Эндж сама была из тех, кто использует имена, – на работе, конечно, – но она всегда с подозрением относилась к тем, кто поступал так же. Ей нужно было создать ложное ощущение дружбы, чтобы поскорее продать дом. А зачем это делала Изабелль?

– Скажи, что привело тебя в Мельбурн? Только работа?

Возможно, Эндж просто показалось, но спина Изабелль вдруг выпрямилась.

– Да. По большей части.

Эндж передернуло от этой фразы. «По большей части»? Значит, есть еще что-то?

– Давай назовем это так… личный проект.

– Звучит интригующе. – Эндж коснулась Изабелль локтем, как будто они были близкими подругами. – И как его зовут? Или… ее?

Машина мистера Ларритта выехала на улицу и просигналила в самый неподходящий момент.

– Олли, уйди с дороги.

Она не сводила глаз с Изабелль, пытаясь придумать, как бы ненароком вернуться к этой теме.

– Он похож на своего отца? – спросила Изабелль, прежде чем Эндж успела заговорить. – Я имею в виду Олли.

– Он не похож ни на одного из нас. Наверное, на кого-то из наших родственников. Ты лучше расскажи мне побольше о…

Прежде чем Эндж успела договорить, она услышала глухой удар, сопровождаемый тошнотворным треском кости. Когда она повернула голову на звук, Олли уже лежал на земле. Прежде чем она успела сообразить, что делать, Изабелль уже бежала к нему.

9

В приемном покое Олли спал, положив голову Эндж на колени. Это придавало ей вид заботливой, неравнодушной матери – что было прекрасно, хотя и совершенно неверно. На самом деле она очень сердилась на сына.

Ему вкололи морфин, и он спокойно заснул, растянувшись на трех сиденьях. Вот бы ей тоже немного морфина. Вместо этого она прикована к липкому сиденью своим восьмилетним ребенком, не имея возможности двигаться и даже дотянуться до телефона.

Олли издал долгий сонный вздох. Эндж, конечно, знала, что ей повезло. Все могло бы пойти совсем по-другому. Она вспомнила ту долю секунды после того, как услышала хруст костей. Ледяной, парализующий страх. К тому времени как она заставила свои ноги двигаться, Изабелль уже была рядом с ним, аккуратно оценивая его травмы, и говорила низким успокаивающим голосом. Голосом матери, вспомнила Эндж.

Слава богу, мистер Ларритт успел вовремя затормозить, но Олли запаниковал и приземлился всем своим весом на запястье. Без сомнения, оно было сломано, и довольно сильно – но так как его жизни ничто не угрожало, мысли Эндж немедленно переключились на практические вопросы. В первую очередь нужно найти кого-нибудь, кто присмотрит за Уиллом (она вызвала няню, так как не хотела беспокоить никого из соседей). Она знала, что им, скорее всего, придется ждать в приемном покое несколько часов, прежде чем ему наложат гипс. Придется заполнять всякие бумаги, идти в аптеку за обезболивающими. Лукас приехал для моральной поддержки, но сейчас его, конечно, нигде не было видно.

У Лукаса была привычка исчезать. Иногда Эндж казалось, что она вышла замуж за пожилого человека с болезнью Альцгеймера, если судить по тому, как часто ей приходилось его искать. В любую минуту он мог вернуться с каким-нибудь новым знакомым, который, например… чистил апельсины во фреш-баре. В таких случаях Лукас всегда был искренне увлечен. («Она чистит апельсины! Бьюсь об заклад, ты никогда не думала о том, кто это делает, не так ли? Ты просто пила свой сок и даже не задумывалась об этом!»)

Лукас находил всех и вся удивительными. Именно так они и познакомились в местном кафе. («Вы агент по недвижимости? У вас свой бизнес! Эй, парень с газетой, ты слышал? Она – агент по недвижимости!») Эндж была очарована. А кто бы не был? Привлекательный мужчина, который назвал ее удивительной! К сожалению, это качество с годами стиралось – впечатлить его было уже не так легко.

Эндж посмотрела на настенные часы. Они приехали полтора часа назад, и каждая минута с тех пор тянулась вечно. Эндж нечасто попадала в приемный покой, но каждый раз ей хотелось, чтобы ее болезнь (или чаще болезнь ребенка) была чуть похуже. Конечно, не опасной для жизни. Но достаточно серьезной, чтобы их побыстрее приняли. (Боль в грудной клетке, по-видимому, была таким симптомом. Если сказать, что болит грудь, пропустят без очереди.)

«У восьмилетних детей вообще случаются сердечные приступы?» – подумала она. Через десять минут Лукас наконец появился с пакетом чипсов и бутылкой воды. Он подмигнул ей, и Эндж облегченно вздохнула. У нее затекли ноги, и она ужасно хотела в туалет. Олли был настолько одурманен, что, вероятно, даже не заметил бы, если бы она выскользнула из-под него и дала Лукасу сесть на ее место. (Могло бы получиться отличное фото для Инстаграма. Она бы поставила хештеги #папаисын, #сломаннаярука, #мальчикитакиемальчики). Но когда Лукас приблизился, симпатичная женщина лет тридцати с небольшим с белокурым малышом на коленях помахала ему рукой. Он остановился. Ради всего святого. Эндж нетерпеливо махнула ему рукой, и он снова прибавил скорость.

– Где ты был? Я сейчас описаюсь!

– Прости. Я просто…

– Неважно. Просто… поменяйся со мной местами, хорошо?

Но прежде чем Эндж успела встать, за спиной Лукаса появилась та женщина с малышом на руках. Ребенок был одет в синий костюмчик, белокурые волосы свисали до плеч. Мать, вероятно, была одной из тех хиппи, которые хотели растить детей без «гендерной идентификации».

– Лукас, – сказала женщина, нахмурившись. – Это ты?

Лукас обернулся. Секунду он молчал. И тут…

– Эрин. Как поживаешь?

Она показала на ногу ребенка, обмотанную зеленой повязкой.

– Что случилось? – спросил Лукас.

– Чарли обожгла ногу в ванной. Она повернула горячий кран, когда мамочка отвернулась.

– Ого… – пробормотала Эндж.

Значит, это девочка. С именем мальчика. Как оригинально.

Лукас обернулся к Эндж, возможно, просто вспомнив, что она все еще здесь. Она сидела под Олли, поддерживая его на удивление тяжелую голову двумя руками, пока он дремал, ничего не замечая. Эндж хотела сказать Эрин, что ей очень жаль слышать о ноге ее бесполого ребенка, но у них в семье своя чрезвычайная ситуация, так что будет лучше, если они поболтают в другой раз. Но конечно, это было бы невежливо.

– Эндж, – сказал Лукас, – это Эрин, моя клиентка. Я недавно фотографировал Чарли. Эрин, это моя жена Эндж.

Эрин окинула взглядом Эндж и изо всех сил постаралась улыбнуться. Эндж знала, что многие оказываются разочарованы, узнав о ее существовании. Лукас умел влюблять в себя людей благодаря искреннему интересу к ним, не говоря уже о привлекательности. Как она могла винить Эрин за неприязнь к ней?

Эндж посмотрела на сонного ребенка, который начал засыпать в объятиях Эрин. Это была чудесная малышка. У нее были очень красивые нефритово-зеленые глаза. У Эндж возникло странное ощущение дежавю.

– Чарли выглядит усталой, – сказала она.

– Да, – сказала Эрин. – Я лучше отвезу ее домой.

Хорошо, подумала Эндж. Голова Олли тяжелела, а ее мочевой пузырь был уже опасно переполнен.

– Тебе нужна помощь с машиной? – спросил Лукас.

Эндж удержалась, чтобы не выругаться.

Эрин поправила ребенка на руках. Скажи «нет», мысленно приказала ей Эндж. Просто, мать твою, скажи «нет».

– Вообще-то, это было бы здорово.

У Эрин маленькая сумочка и легкий ребенок – с чем, черт возьми, ей нужна помощь? Или она думала, что, получив разрешение подержать ее сумку, Лукас забудет о существовании своей жены и влюбится в нее?

Эндж привыкла к тому, что люди обожают ее мужа, но это не значит, что ей это нравится. Во-первых, это оскорбительно для Лукаса – его личность больше, чем внешность. Лукас добрый, смелый, спокойный. Когда мальчики в сто пятьдесят седьмой раз просят на завтрак мороженое и она готова придушить их, Лукас просит перечислить дела на день, а затем подсчитывает, хватит ли сахара и жира, чтобы все осуществить. (Звучит смешно, но дети всегда ведутся на это. Возможно, дело в том, что он с ними заодно, а не читает нотации.)

В нем была творческая жилка, столь необходимая их семье. Если бы планы на выходные определяла Эндж, они бы просто таскали детей с одного занятия на другое, а потом сидели бы на диване. Но Лукас этого не терпит. Каждые выходные у них было семейное приключение. На пляже, за городом. Даже просто в парке. (Одно из любимых приключений Эндж случилось один раз, когда дети были еще малышами, и они пошли в парк без игрушек, без гаджетов и даже не на детскую площадку. Несколько часов они просто шли за детьми, собирая палки, камни и снимая кору с деревьев. Эндж ни за что в жизни не согласилась бы на это, если бы Лукас ее не уговорил. И да, она согласилась, и да, это было круто.

Высокий, широкоплечий, с золотистой кожей, в свои сорок три года он все еще восторженно вертел головой в поисках чего-нибудь интересного. Он был в хорошей форме (регулярно тренировался с Беном Уокером в «Шед»), носил футболки с V-образным вырезом и джинсы, а не рубашки на пуговицах с короткими рукавами и хлопчатобумажные брюки, которые носит большинство мужчин его возраста. Его песочные волосы только начинали седеть, что делало его еще более привлекательным.

Конечно, Эндж и сама была недурна – она заботилась об этом: регулярно занималась пилатесом, ходила к парикмахеру и косметологу. Она не собиралась быть старомодной женой великолепного мужчины. Недавно начала колоть «детский ботокс» – доза чуть меньше, чем обычная, чтобы сгладить морщины, но все же не менять естественное движение лица. Эндж решила, что если она будет хорошо выглядеть дома, то Лукасу не придется смотреть налево.

Сейчас она наблюдала, как он ведет эту странную женщину к выходу. Он нес ее сумку (которая, как теперь она увидела, похожа на ту, что прилагается к коляске), а Эрин держала ребенка. Когда они подошли к дверям, в помещение ворвалась каталка, окруженная четырьмя фельдшерами, и Лукас коснулся руки Эрин. Они оба отступили в сторону. Его рука оставалась на ее руке в течение нескольких секунд, пока не освободился проход.

– Оливер Фенуэй?

Эндж огляделась по сторонам. Женщина в зеленом халате и таких же бахилах поверх туфель посмотрела в свой планшет и снова оглядела приемное отделение.

– Оливер Фенуэй?

– Мы здесь!

Ей все еще жутко хотелось в туалет.

Она похлопала Олли по плечу. Он открыл глаза и тут же снова их закрыл. С третьей попытки ей удалось поставить его на ноги и подвести к доктору. Прежде чем войти в отделение, она оглянулась на двери, ведущие на парковку. Лукаса нигде не было видно.

10. Барбара

Барбара еще долго гладила Мию, пока та не заснула. Малышка крепко-накрепко вцепилась в ее мизинец. Барбара была совершенно бессильна сказать ей «нет», хотела ли девочка еще одну сказку на ночь или еще одно печенье. Несколько месяцев назад за ужином Барбара спросила Эсси и Бена: «Сколько примерно вы хлопаете Мию по спинке, когда укладываете?» Оба покатились со смеху.

– Хлопаем по спинке? – Эсси хохотала. – Дай подумать… что ж… примерно ноль минут.

– Это что-то типично бабушкино, – усмехнулся Бен.

Барбара знала, что у детей есть талант находить слабое звено, каким и являются бабушки. Несмотря ни на что, всякий раз, когда внучки оставались на ночь у нее, она гладила их, пока не начинали болеть запястья – ей все равно больше нечего было делать.

Одна вещь, которую вы не поймете, пока не станете бабушкой или дедушкой, заключается в том, что маленькие дети – это крошечные проблески света в ужасно сложном мире. Конечно, их надо воспитывать в строгости, но еще нужно просто уметь им радоваться. Родители в наше время так много работают, что часто не находят времени наслаждаться своими детьми, но это понимают только бабушки и дедушки. Как говорится, дни долги, а годы коротки. Для Барбары короткими были и дни, и она была очень счастлива проводить их, гладя своих внучек перед сном.

Когда Миа засопела, Барбара подошла к кроватке Полли и посмотрела на нее сверху. Она завернула ее в белую хлопчатобумажную пеленку, но ручки Полли освободились и теперь были вытянуты по обе стороны головы, как будто она тянется за чем-то. Милое дитя. Во многих отношениях она была полной противоположностью Мие. Пухленькая, а Миа миниатюрная; темноволосая, а Миа рыжая; карие глаза, а у Мии голубые. И – слава богу – с ней было легко, а с Мией – сложновато.

Барбара протянула руку и убрала влажный локон со лба Полли. Эсси так быстро и легко привязалась к Полли. Поначалу она даже отказывалась от предложений Барбары посидеть с ней, потому что просто не могла от нее оторваться. Это было здорово, но Барбара волновалась, что скоро она перегорит. Барбара понимала, что Эсси пытается всем доказать, что на этот раз она справится.

– Но ты не должна делать все одна. – Барбара лучше, чем кто-либо другой, знала, как трудно делать все в одиночку. Отец Эсси сбежал, когда Барбара еще была беременна. Он обещал обеспечить их всем необходимым – финансовой поддержкой, участием в жизни ребенка, – но, конечно, ничего из этого не сделал, и Барбара была вынуждена переехать в Мельбурн. Двоюродная бабушка Эстер, которая там жила, была единственной родственницей, пусть и не близкой. Так что, да, она знала, каково это. И она была полна решимости уберечь свою дочь от такого опыта.

Эсси провела две недели в психиатрическом отделении больницы в Саммит-Оукс после того, как оставила Мию на площадке. Она вернулась домой с визиткой психолога в кармане и рецептом на антидепрессант, и от нее ждали, что она будет просто жить дальше. По мнению Барбары, этого было недостаточно.

– Ты всегда волнуешься, – сказала ей Эсси.

– Я твоя мать, – ответила она. – Это моя работа.

Но Эсси, возможно, была права. Теперь, когда Эсси сама просила ее чаще нянчиться с детьми, Барбара по-прежнему волновалась. Назовем это материнским инстинктом, но в последние несколько недель Эсси казалась немного… отвлеченной. Барбара надеялась, что это не начало очередного эпизода.

Она вышла из комнаты для гостей, оставив дверь приоткрытой, и приготовила себе чашку чая. В последнее время она старалась пить поменьше чая и побольше воды, но у нее было чувство, что она заболевает, и ей нужно было согреться.

– Пей этот чертов чай, – сказала ей подруга Лоис, когда они недавно обсуждали этот вопрос. – В наши дни все постоянно себя чего-то лишают. Ни сахара, ни глютена, ни молочных продуктов! Ради бога, что может быть естественнее молочных продуктов?

Поэтому Барбара заварила чай, а потом надела очки, чтобы проверить оповещения в телефоне. Лоис прислала сообщение – картинку с двумя людьми и маленьким человечком между ними. Барбара прищурилась. Что, черт возьми, это должно значить?

Барбара терпеть не могла переписываться. Она предпочитала разговаривать с людьми по телефону, но когда говорила об этом, это звучало так старомодно, что она притворялась, что ей нравятся сообщения.

Она терпела сообщения от Эсси и Бена, но почему Лоис это делает? Она набрала ее номер. Это был ее протест.

– Ты получила мое сообщение? – спросила Лоис, даже не поздоровавшись.

– Да, но понятия не имею, что оно значит.

– У Терезы будет ребенок!

– О! Ло, это просто фантастика. Поздравляю вас всех.

Барбара почувствовала такую радость, которая не соответствовала ситуации, – Тереза даже не была ее родственницей. Но новорожденных Барбара любила больше всего на свете. Кроме того, дочь Лоис пыталась забеременеть уже два года. Весь прошлый год Лоис держала Барбару в курсе всех дел Терезы: фертильные даты, циклы овуляции и вагинальная смазка – от всего этого Барбара чувствовала себя очень неловко рядом с Терезой. По словам Лоис, они уже собирались пробовать ЭКО. Теперь им не придется этого делать.

– Да, конечно, она в восторге. Я бы ничего не сказала, но я волновалась, что все так долго тянется.

Лоис говорила это Барбаре несколько раз.

– Когда срок?

– Даже не знаю. Я должна была спросить, конечно. На самом деле у меня нет никаких подробностей. Она написала мне за несколько минут до того, как я написала тебе.

Барбаре потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Единственная дочь написала матери, что беременна (она что, позвонить не могла?), и потом Лоис написала Барбаре!

Хватит всех осуждать, упрекнула себя Барбара.

– Вообще-то, наверное, лучше попрощаться, потому что она может мне позвонить.

– Да, иди. Отличные новости, Ло. Передай Терезе мои наилучшие пожелания.

Барбара положила трубку как раз в тот момент, когда вдруг чихнула. Она вытащила из рукава бумажный платочек, затем снова взяла свой чай и сделала глоток. Новый ребенок. Есть ли что-нибудь более важное? Это было особенно здорово, потому что Терезе далось нелегко. У Барбары тоже были с этим сложности, но когда она пыталась завести ребенка, не было ни ЭКО, ни групп поддержки или специалистов по планированию семьи. Если кто-нибудь спрашивал, хочет ли она детей, она просто улыбалась и отвечала: «Может быть, когда-нибудь». Как будто желание иметь ребенка было постыдной тайной.

У Барбары зазвонил телефон.

– Барби, – сказал Бен, когда она взяла трубку.

– Привет, Бен.

– Я только что вышел с работы. Как дела?

Под «делами» Бен, конечно, подразумевал Эсси. Они с Беном сверяли свои впечатления каждую неделю или две со времени «того раза». Барбара ожидала, что по прошествии месяцев и лет Бен перестанет так делать, но он не перестал.

Несмотря на свои слабости, Бен, несомненно, любил жену.

– Эсси сказала, что ты берешь девочек на ночь.

– Да, она устала.

Он тяжело дышал и явно бежал домой.

– И она… тебе кажется, с ней все в порядке?

Барбара поставила чашку на стол.

– А тебе как кажется?

Дыхание Бена смягчилось. Должно быть, он перешел на шаг.

– Более или менее. Сейчас она одержима позами сна Полли и постоянно все гуглит. Но это же нормально для мамы новорожденного?

Барбара понятия не имела, можно ли сегодня считать это нормальным. Когда Эсси была ребенком, не было ни Гугла, ни консультантов по сну. Если ребенок плакал, просто приходилось как-то с этим справляться.

– Не знаю, Бен.

С минуту он молчал. Барбаре пришло в голову, что это был один из немногих случаев, когда Бен был серьезен – когда он говорил об Эсси.

– Проводи с ней больше времени, – наконец решительно сказала Барбара. – Приходи домой раньше и помогай с девочками, сколько сможешь. Я буду делать то же самое. Если что-то изменится, дай мне знать.

– Ладно, – сказал он. – Хороший план. Поговорим позже.

– Поговорим позже, – ответила Барбара и повесила трубку.

То, что сказал Бен, не слишком беспокоило Барбару, но у нее было плохое предчувствие. В прошлый раз все быстро пошло под откос, и теперь ей нужно было все предусмотреть. В конце концов, она была матерью.

Это был ее долг – волноваться.

11. Эсси

По утрам в Плезант-Корт суетно. Люди идут на работу, отвозят детей в школу. Дети катаются на велосипедах, взрослые бегают. Эсси выбежала из дома с Полли на бедре, коробкой кексов под мышкой и ланч-боксом Мии в руке. Еще не было и восьми утра, а жара уже нарастала.

– Бен, – позвала Эсси, размахивая коробкой. – Завтрак для Мии!

Она протянула ему ланч-бокс через открытое окно машины, а Миа помахала рукой с заднего сиденья. Она ходила в детский сад для трехлеток два с половиной дня в неделю, и Бен отвозил ее сам (о чем упоминал каждый раз, когда его спрашивали о детях). Было бы замечательно, если бы он не забывал все, что нужно Мии. Почти каждый день Эсси приходилось тоже ехать в детский сад, потому что Бен забыл дома ее шляпу, одеяло, бутылочку с водой. Когда она говорила об этом Бену, он всегда выглядел пристыженным, но это ничего не меняло.

– Эсси. – Эндж медленно поднималась по ступенькам крыльца, она была в туфлях на очень высоких танкетках. – Эсси! У тебя есть минутка?

– Конечно. – Эсси посадила Полли на бедро.

– Я говорила с людьми из соседского дозора в Виктории. Они сказали, что как только мы наберем побольше участников, нужно будет запланировать встречу с местной полицией. Мы можем устроить ее у меня. Я думала о буднем вечере. Итак, нам нужно обзвонить и соседей и… а вот и Френ…

Френ спускалась по ступенькам, она была в спортивной одежде.

– Опять на пробежку. Клянусь, два часа назад я видела, как она бегала.

Похоже, Френ действительно много бегала. Эсси запомнила, потому что каждый раз, когда видела ее, чувствовала себя виноватой, что сегодня опять не бегает. Возможно, у Френ была зависимость от физических упражнений. Или расстройство пищевого поведения. Может быть, она съедала целиком пирог, а потом наказывала себя бегом в течение нескольких часов. Она не была похожа на такого человека, но кто знает? По правде говоря, несмотря на частые встречи, она вообще мало что знала о своих соседях.

– Могу я рассчитывать на то, что ты придешь на встречу?

– Конечно, – сказала Эсси.

– Отлично. Ну, тогда извини, я пойду спрошу Френ. Френ!

Эсси направилась к Изабелль. Прошлой ночью, когда она в пятьдесят седьмой раз укладывала Полли спать, решила сделать что-нибудь приятное, чтобы поприветствовать Изабелль по-соседски, так что первым делом сегодня утром она испекла кексы. Что может быть более гостеприимным, чем кексы? Она держала пластиковый контейнер в одной руке, а Полли в другой, когда подошла к входной двери.

Она заметила, что это была совершенно новая дверь с блестящим дверным молоточком, который казался слишком современным для такого дома. Эсси не была внутри с момента пожара, который случился почти четыре месяца назад. Пожар из-за проводки, по-видимому, начался на крыше. Пламя разбудило Бена. К тому времени как они выбежали на улицу, половина соседей уже стояла снаружи в халатах. Миссис Харрап, предыдущий жилец, гостила у своей дочери в Квинсленде (они знали это наверняка, потому что все по очереди поливали ее растения и забирали почту), так что соседи могли наслаждаться драмой без страха за человеческую жизнь. На самом деле это было захватывающе. Приехали ребята с телевидения, и большинство соседей поговорили с ними, но Эсси по какой-то причине выбрали для основного интервью и даже показали в шестичасовых новостях (Эндж была зеленая от зависти). После этого миссис Харрап переехала к дочери, а домовладелец возместил ей ущерб. Через несколько недель туда въехала Изабелль.

Эсси уже подняла руку, чтобы постучать, когда дверь распахнулась.

– Я даже не успела постучать! – воскликнула Эсси.

Изабелль улыбнулась. Она была без макияжа, одета в бордовый халат в восточном стиле. Босая, с пурпурным педикюром.

– Я увидела, как ты идешь по тропинке, и мне показалось, что у тебя заняты руки. Давай я помогу. – К удивлению Эсси, она потянулась к Полли.

– Спасибо, – сказала Эсси. – Прости, я тебя разбудила? Я хотела занести тебе их пораньше, потому что подумала, что ты уйдешь на работу.

– Я сегодня не работаю. Мне еще нужно распаковать вещи. – Изабелль не сводила глаз с Полли, которая положила свою пухлую маленькую ручку ей на подбородок. Изабелль бросила взгляд на контейнер в руках Эсси. – Что у тебя там?

– Кексы с малиной и белым шоколадом.

– Вот это да. – Изабелль наконец оторвала взгляд от Полли и потянулась за контейнером. – Они еще теплые. Ты, должно быть, встала чуть свет, чтобы испечь их.

Эсси пожала плечами.

– Ну… У меня же дети, поэтому я всегда рано встаю.

Она заметила, что халат Изабелль слегка расстегнулся, открыв узкую полоску обнаженного тела до пупка. Эсси быстро отвернулась, но ей не стоило беспокоиться, потому что Изабелль снова обратила внимание на Полли.

– Она милая, – сказала Изабелль, сжимая пальцами один из пальчиков на ноге Полли. Полли наградила ее широкой улыбкой, на которую Изабелль ответила тем же. Эсси наблюдала за происходящим, чувствуя себя чужой. Когда Полли в последний раз так ей улыбалась? Она когда-нибудь сжимала пальчики Полли? – Я люблю детей, – сказала Изабелль. – Если тебе понадобится бебиситтер, просто дай мне знать.

– Спасибо, – сказала Эсси, хотя и была удивлена. Изабелль не была похожа на человека, который сходит с ума по младенцам. – Я скажу Эндж и Френ. Мы постоянно ищем, кому посидеть с детьми.

– Ну, полагаю, я должна вернуть тебе твоего ребенка, – сказала Изабелль, возвращая Полли. Ее взгляд на мгновение задержался на Эсси. – Твои глаза, – сказала она.

– О, – сказала Эсси. – Да. Они странные.

– Один голубой, другой карий?

– Оба голубые. – Эсси указала свободной рукой на свой левый глаз. – Но на этом родимое пятно, поэтому он и кажется карим.

Эсси заметила, что у Изабелль тоже голубые глаза, насыщенного глубокого цвета, даже синее, чем у нее.

– Держу пари, тебя постоянно об этом спрашивают.

– Иногда, – ответила Эсси, хотя на самом деле это редко кто замечал.

Был один странный парень, с которым она встречалась, когда была моложе. Но с тех пор как она попала в общество семейных людей, никто не обращал на нее внимания. Было приятно, что Изабелль заметила.

– Ну, я думаю, мне пора, – сказала Эсси после долгого молчания.

Она надеялась, что Изабелль пригласит ее войти. Ее собственный дом был таким одиноким в те дни, когда Миа была в детском саду. Соседи редко заходили в будни – Эндж работала полный день, а Френ постоянно бегала. Мама часто заглядывала к ней, чтобы составить компанию, но это было не то же самое, что друг. Эсси поймала себя на том, что представляет, как они вместе заваривают чай, возможно, она даже поможет Изабелль распаковать несколько коробок. Но Изабелль просто прижалась к двери, закрыв ее на три четверти.

– Спасибо за кексы, – сказала Изабелль. Она снова протянула руку к Полли, на этот раз сжав ее ручку. – Пока, Полли.

Изабелль закрыла дверь, и Эсси пошла обратно по дорожке по направлению к улице. Но когда она взялась за ручку калитки, кое-что пришло ей в голову.

Она ни разу не говорила Изабелль, что ее дочь зовут Полли.

12. Изабелль

Изабелль смотрела в окно. Она все еще была в халате, хотя на дворе стоял день – слишком жарко, чтобы одеться и выйти на улицу. И вот она сидела в своей гостиной, наблюдая за какими-то людьми.

Из ее окна было на что посмотреть. Час назад подъехала Эндж и побежала в дом с красной сумкой – вероятно, обед для Олли, который сидел дома с ярко-зеленым гипсом на руке. Френ дважды выходила на пробежку – дважды! – с детьми в двойной беговой коляске. И десять минут назад Эсси усадила Полли в машину и уехала, помахав рукой матери, которая в широкополой шляпе с лентой пропалывала садик перед домом.

Так вот что такое пригород, подумала она. Сплоченный. Приятный. Люди разговаривают друг с другом, следят за всем. (В своем почтовом ящике Изабелль нашла оповещение о встрече соседского дозора сегодня вечером в доме Эндж.) Здесь трудно сохранить что-то в секрете.

Зазвонил телефон.

Жюль, подумала она. Сегодня Изабелль много думала о Жюле.

– Делай то, что должна, – сказал Жюль, когда Изабелль объявила, что переезжает в Мельбурн. Делай то, что должна. Она не назвала причины. И Жюль все равно отпустил ее, не задавая вопросов.

На первый взгляд это было похоже на пренебрежительный ответ, как будто Жюлю было не важно, что она собирается делать. Но на самом деле все было наоборот. Жюль просто старался не спрашивать. Вот почему их отношения сохранялись, когда другие разваливались. Изабелль вдруг подумала, как это мило… и как печально.

Она взглянула на экран. Это был не Жюль, а ее отец.

– Папа.

– Ты взяла трубку! – раздался его гулкий голос. – Я уж думал, что придется заявлять в полицию. А потом услышал, что ты переехала в Мельбурн!

Изабелль боролась с желанием изобразить плохую связь и повесить трубку. Но нужно иногда говорить с ним, иначе он правда заявит в полицию.

– Послушай, мне очень жаль, что я не связалась с тобой. Мне просто… нужны были перемены.

– Ну, мне это не нравится, – сказал он. Его голос, возможно, был чересчур громким, но она знала, что ему больно оттого, что она переехала, не сказав ему. Она представила себе его большое морщинистое лицо, на котором застыла тревога. – Не нравится, что ты так далеко.

Интересное замечание, учитывая, что в Сиднее они не виделись почти год. Она вспомнила прошлогоднюю Пасху, когда провела день в его доме с двумя единокровными сестрами-подростками. Отец купил им всем красивые пасхальные яйца, которые никто из них не ел – сестры сидели на какой-то диете, а Изабелль просто не могла смотреть, как он бегает вокруг стола, разглагольствуя, как чудесно собрать всех детей вместе. Изабелль пришлось напомнить ему, что ее брат Фредди проводит каникулы с семьей своей жены, и у него даже не хватило такта извиниться. Ее отец не был плохим человеком, но он был бесполезен для нее и брата в течение многих лет.

– Послушай, я просто хотел… – сказал он, а потом его голос сорвался, и Изабелль услышала Рэйчел, свою шестнадцатилетнюю сестру, которая разговаривала на заднем плане. – В чем дело? Ой. Иззи, подожди секунду, ладно? Что случилось, милая?

Изабелль закрыла глаза и тихо ударилась головой о стол.

– Айпад не работает, – сказала Рэйчел жалобным противным голосом.

Изабелль попыталась вспомнить, говорила ли она так же с отцом, когда ей было шестнадцать. Маловероятно: когда Изабелль было шестнадцать, ее родители развелись, и она стала гостьей в доме своего отца.

– Я подойду через минуту, – сказал он Рейчел. – Я разговариваю с Изабелль. Не хочешь поздороваться?

Изабелль услышала, как телефон пронесся по воздуху, и представила, как Рэйчел дико трясла руками, шепча: «Не-е-е-ет!», а отец рассеянно улыбался.

– Привет, Рэйч, – сказала Изабелль.

– Привет. – Ее голос звучал угрюмо и безразлично. – Теперь ты можешь его починить, папа?

Изабелль вздохнула. Она знала, чем это закончится. Ее отец хотел бы поговорить с ней, но его новая семья в приоритете. Он совершенно ясно давал это понять каждый раз, когда, например, поздравлял ее с днем рождения с опозданием на несколько дней, и в тот же день публиковал на Фейсбуке фотографию, на которой он и ее сестры были в какой-то однодневной поездке – к озеру, в горы, в зоопарк. Изабелль знала, что она слишком взрослая, чтобы хотеть быть главной для своего отца – ради бога, ей почти сорок, – но это все еще раздражало ее. Она задавалась вопросом, будет ли иметь значение тот факт, что она тайно переехала в Мельбурн. Может быть, на этот раз он скажет Рэйчел: Извини, но айпаду придется подождать. Я разговариваю с Изабелль.

– Ты пробовала его выключать и снова включать?

Изабелль посмотрела в окно. Френ снова была там, сажала Аву и Рози в прогулочную коляску. Ты же не собираешься опять бегать?

В телефоне Изабелль услышала, как ее сестра издала пронзительный звук, больше похожий на звериный, чем на человеческий: «Папа!!!»

– Иззи, ты не против, если я перезвоню позже? Я позвоню с работы завтра, и тогда нам никто не помешает.

– Конечно, – пробормотала она.

Френ, как оказалось, правда выбежала на пробежку в третий раз за сегодня. Сумасшедшая женщина. Неужели никто не замечает, что у нее какая-то зависимость?

– Но Иззи?

– Да, папа?

Пауза.

– С тобой все в порядке, да? Ты же сказала бы мне, если бы что-то было не так?

Это было так типично для ее отца – ждать до последнего момента, чтобы сказать, зачем он на самом деле звонил. Он всегда так делал, когда ему не очень-то хотелось знать ответ. Поэтому она не видела смысла говорить ему правду.

– Я в порядке. Спасибо, что позвонил.

Она повесила трубку, все еще глядя в окно. Эсси пыталась отстегнуть Полли от сиденья машины, а Миа стояла рядом с ней, сжимая в руках бинокль, сделанный из рулонов туалетной бумаги. Это могла быть ее жизнь, поняла Изабелль. Она могла быть так же одержима бегом, или пререкаться с детьми, или обедать с ребенком, когда у него сломана рука. Вместо этого она была зрителем – странная женщина в халате, наблюдающая за жизнью через окно.

Но она собиралась вернуть свою жизнь. Именно за этим она и приехала в Плезант-Корт.

– Роды точно начались? – спросила я у медсестры.

– Теперь их уже не остановить, – сказала она, протягивая мне планшет. – Заполните эти документы, чтобы мы могли принять вас…

Следующая схватка была уже близка. Я едва успела перевести дыхание после предыдущей. Медсестра положила бумаги на столик.

– Вы уверены, что не хотите, чтобы кто-нибудь связался с вашим мужем?

Мой муж. Несколько недель назад он сказал мне, что я слетела с катушек. Когда он начал говорить мне такие вещи? Однажды, когда мы еще встречались, он сказал, что моя страсть – это то, что ему особенно во мне нравится. А теперь я «слетела с катушек».

Я отрицательно покачала головой.

– Это все окупится, – сказала я несколько минут спустя якобы для медсестры, но на самом деле для себя самой. – Когда у меня будет ребенок, все будет хорошо.

Медсестра посмотрела на меня. Я ожидала улыбки, возможно, какого-то ободрения. Вместо этого она бросила на меня взгляд, который я никогда не забуду.

13. Эсси

– Можно мне кетчуп, мамочка?

– Конечно, – ответила Эсси, щедро плеснув его на тарелку. – Ешь сколько влезет.

Было шесть часов вечера, и с минуты на минуту должно было начаться собрание соседского дозора у Эндж. Эсси приготовила ужин, сложила посуду в посудомоечную машину, немного прибралась в доме, и теперь ей просто нужно было, чтобы Бен пришел домой. Обычно мама приходила присматривать за девочками, но сегодня она лежала в постели с простудой, поэтому Бен согласился прийти домой пораньше и взять все на себя. Эсси пришлось признать, что она взволнована. В ужине, купании и укладывании было что-то неприятное – не в последнюю очередь потому, что это приходилось делать каждый день. Было достаточно трудно с одним ребенком, но с двумя – невыносимо.

По крайней мере, Эндж и Френ это понимали.

– Я умираю каждый день между пятью и семью вечера, – всегда говорила Френ с невозмутимым видом. – Жаль, что я не шучу.

– Алкоголь, – глубокомысленно ответила Эндж. – Это единственный выход.

Эсси подозревала, что Эндж права. Она должна была признать, что перспектива выпить бокальчик вина и поболтать была одной из причин, почему она так сильно ждала собрания соседского дозора. Кроме Бена и своей матери (по телефону), Эсси не разговаривала с другими взрослыми целый день.

– Я дома! – крикнул Бен от двери. Миа слезла со своего стула, и через секунду Бен уже держал трехлетнего ребенка, обвившегося вокруг его головы. – Кто это выключил свет? – закричал он, размахивая руками. – Где Миа? Почему я ничего не вижу?

Он подошел к столику в прихожей, опрокинул рамку с картинкой и наступил в корзину с чистым бельем, оставив грязный след на белой простыне.

– Бен!

– Прости. – Он поморщился.

Она взяла корзину и направилась в прачечную. Сейчас можно загрузить стирку, а по приходу переложить все в сушилку.

– Я сам все сделаю, – сказал Бен. – Правда. Ты иди. – Он снял со своей головы Мию и серьезно на нее посмотрел. – Я обещаю.

– Полли в шезлонге. Я вернусь не поздно.

Дом Эндж сиял светом из каждого окна. Несколько лет назад Лукас пристроил к нему второй этаж, и теперь из-под крыши выглядывало окошко (комната Олли). Сад был идеально ухожен, с зеленым газоном и декоративными грушевыми деревьями, с симметричными кустами кумкватов в терракотовых горшках по обе стороны от входной двери. Когда Эсси приходила к Эндж, ей казалось, что она на Вистерия-Лэйн3.

Только еще один дом на улице излучал свет: дом Изабелль. Эсси надеялась увидеть ее сегодня вечером – она знала, что Эндж пригласила ее. Возможно, соседский дозор – это не ее. Эсси чувствовала себя немного разочарованной. Она поняла, что питала детскую надежду на то, что Изабелль может стать ее первой настоящей подругой в Плезант-Корт.

Перед домом Изабелль она заколебалась. Возможно, та хочет пойти на встречу, но чувствует себя неловко, ведь она здесь новый человек? Возможно, если бы Эсси предложила пойти вместе, она бы пошла? В конце концов, это по-соседски.

С необычной решимостью Эсси развернулась и постучала в дверь Изабелль. Дверь распахнулась быстрее, чем она ожидала. Изабелль была одета в красную тунику с шарфом в тон вокруг волос. Сегодня у нее был темно-зеленый педикюр.

– Привет, Эсси. Я как раз собиралась на заседание соседского дозора.

– О, здорово, – сказала Эсси с облегчением, а также внезапно чувствуя себя как пригородная домохозяйка в джинсах, рубашке и балетках. – Именно поэтому я и зашла. Подумала, может, пойдем вместе.

– Звучит здорово. – Изабелль улыбнулась.

Эсси заметила, что у нее была эффектная улыбка. Знакомая. Она пыталась понять почему, когда внезапно запах ударил ей в нос.

– Э… Что-то горит?

Изабелль выругалась.

– Макароны!

Она развернулась и бросилась обратно в дом. Эсси постояла в нерешительности, потом медленно пошла за ней.

По какой-то причине, возможно, из-за того, что в прошлый раз Изабелль не пригласила ее в дом, Эсси предположила, что здесь ужасный бардак – куча коробок и нераспакованных чемоданов. Вместо этого она обнаружила полный порядок. На стенах висели огромные картины ярких цветов, а поверхности были усеяны эклектичными дизайнерскими безделушками. В углу стоял безголовый зеркальный манекен. Эсси заглянула в соседнюю комнату, которая оказалась кабинетом, тоже безупречно чистым. Глядя на него, Эсси почувствовала укол зависти. Именно в таком месте Эсси хотела бы жить. Увы, у нее были дети.

– Черт, – услышала она голос Изабелль. – До свидания, ужин.

Эсси последовала за голосом в наполненную дымом кухню, где Изабелль вываливала слипшийся ком макарон в ведро.

– Ты еще не ела?

Она покачала головой.

– Ничего. На собрании же будут закуски?

Как по команде, желудок Изабелль слегка заскулил.

– Тебе нужно поесть, – сказала Эсси. – Есть отличный тайский ресторанчик прямо за углом.

– А как же собрание?

Эсси с безразличием пожала плечами. Она представляла себе, что выглядит как беззаботный человек, который плывет по течению и которому плевать на семнадцатиминутное опоздание. Ей нравилось выглядеть таким человеком.

– Хорошо. Ты же ко мне присоединишься?

Эсси смутилась. Она обещала прийти на встречу; это было на нее не похоже. Она представила себе, как все соседи сидят на плюшевых диванах Эндж и едят сыр и крекеры. Эндж смотрит на часы.

– Конечно. Почему бы и нет?

Два часа спустя Эсси сидела на диване Изабелль, радостно покручивая ножку бокала с вином. Она редко пила в будни. С двумя маленькими детьми и мужем – фанатом фитнеса это просто не приходило ей в голову. Но когда она села на диван Изабелль, то почувствовала себя на удивление правильно.

– Это жаркое из курицы с кешью – лучшее, что я пробовала в жизни, – сказала Изабелль, положив свои бледные голые ноги на кофейный столик. Рядом стояли два пустых пластиковых контейнера, где раньше был их ужин, и бутылка из-под вина, содержимое которой уже было у них в желудках.

– М-м-м, – согласилась Эсси.

Собрание соседского дозора, наверное, в самом разгаре. Эсси представила себе пустое место на диване Эндж, где ей сейчас положено быть. Впервые в жизни Эсси была бунтаркой.

– Итак, – сказала Изабелль, – это было лучше или хуже, чем собрание соседского дозора?

– Я пока не поняла, – сказала Эсси. – Зависит от того, сколько раз на меня наворчит Эндж за то, что я не пришла.

Изабелль рассмеялась, хотя Эсси и не шутила. Губы Изабелль напомнили Эсси о том, что имеется в виду, когда говорят «губки бантиком».

Изабелль прижала к груди белую шелковую подушку, на ней вручную были нарисованы фуксия и кувшинки. Эсси была недостаточно смелой для подобных вещей – она бы схватила такую подушку в магазине или на рынке, но потом положила бы на место. Диван Изабелль был обтянут бархатом цвета морской волны. У кофейного столика были стальные ножки и столешница из черно-белой мозаичной плитки. Под ногами у Эсси лежал темно-красный персидский ковер.

Эсси вспомнила, сколько раз она стояла в бутиках, любуясь произведениями современного искусства или необычной скульптурой. Несколько раз ей даже удавалось оправдать цену (подарок на день рождения или годовщину от Бена). Но когда дело доходило до покупки, Эсси всегда довольствовалась скромными керамическими изделиями, которые были в каждой гостиной в пригороде. Ей вдруг захотелось побежать домой и повыбрасывать всю керамику. Это тот самый дом, который должен быть у нее, подумала она.

– Итак, – сказала Эсси. – Расскажи мне о себе. Я слышала, ты работаешь в некоммерческой организации. Какой именно?

Изабелль поднесла бокал к губам и поставила его на стол, не отпив. В ее глазах произошла небольшая перемена.

– Я работаю в фонде Эбигейл Феррис.

– Эбигейл… – Эсси попыталась понять, почему это имя ей знакомо. – Подожди, Эбигейл Феррис? Разве это не та маленькая девочка, которая исчезла, когда ехала на велосипеде в школу? Много лет назад, когда я была еще ребенком?

Изабелль кивнула.

– Фонд был создан друзьями и членами семьи Эбигейл. Он занимается обеспечением безопасности всех детей и поиском пропавших.

Эсси втянула в себя воздух. Поиск пропавших детей. Это было так близко, так страшно. Что-то, что может случиться с тобой, а не с кем-то другим.

– И, – спросила она, откашлявшись, – что ты делаешь для фонда?

– Наша цель, конечно же, воссоединение семей. Я делаю все возможное, чтобы облегчить этот процесс.

Эсси не совсем поняла, ответила ли Изабелль на ее вопрос, но все равно кивнула. Изабелль, казалось, вошла в рабочий режим, даже села прямо в своем кресле. Или, может быть, Эсси просто показалось.

– И часто это случается? Воссоединение?

– Это зависит от обстоятельств. Часто ребенка забирает родитель или родственник, тогда его просто надо найти. В других случаях речь идет о сексуальных торговцах или педофилах.

Эсси поморщилась.

– А еще есть похитители детей, – продолжала Изабелль. – Женщины, которые крадут ребенка и воспитывают как своего. Это самые тяжелые случаи, потому что ребенок сам не знает, что его украли.

Эсси почувствовала неловкость. Внезапно Изабелль стала такой серьезной. Но как можно не быть серьезной, когда говоришь о пропавших детях?

– И… как вы находите этих детей?

– Больше всего нам помогают обычные люди. Ты не поверишь, сколько детей было найдено, когда кто-то просто последовал своим инстинктам и задал вопросы, если что-то показалось странным.

– И ты приехала сюда по какому-то конкретному делу?

– Да.

– Ты думаешь, что пропавший ребенок может быть в Сандрингеме?

– Да.

Изабелль пристально смотрела на нее. Эсси заерзала на стуле. Разговор о потерянных детях напомнил ей тот день, когда она оставила Мию на площадке. Она подумала о том, что могло бы произойти, если бы Мии там не оказалось, когда она вернулась за ней, – насколько хуже все могло бы быть.

– Ну, мне пора, – сказала Эсси, вставая.

– Надеюсь, я тебя не напугала.

– Нет… – Эсси нащупала свою сумку, которая валялась под диваном. – Я просто хочу уйти до того, как закончится собрание. Если кто-нибудь заметит, что я выхожу от тебя, и расскажет Эндж, у меня будут неприятности. – Она выдернула сумку рывком.

Изабелль улыбнулась.

– Да, этого нам не надо.

– Спасибо за сегодняшний вечер, – пробормотала Эсси. Вино явно ударило ей в голову. Она направилась к двери. – Это было гораздо веселее, чем собрание соседского дозора.

– Точно, – сказала Изабелль, следуя за Эсси. – Я и не ожидала завести друзей в Плезант-Корт.

Друзей. Они вышли на теплый ночной воздух. Эсси вдруг почувствовала трепет при этом слове. В то же время ей вдруг стало трудно смотреть Изабелль в глаза. Это был такой незнакомый ей сценарий. Как прощаются две взрослые женщины после совместного вечера? Машут? Пожимают руки? Обнимаются?

– Надо как-нибудь повторить, – сказала Изабелль, когда дверь Эндж открылась и мягкий гул голосов донесся через дорогу. Силуэты в окне исчезли, и, по-видимому, все собирались выходить на улицу.

– Ого, – сказала Эсси, – я лучше побегу.

Изабелль усмехнулась, прислонившись спиной к стене.

– Тогда давай. Беги!

Эсси сделала шаг к своему дому. Но в последнюю минуту она быстро повернулась и поцеловала свою новую подругу в щеку.

Дом Эсси выглядел так, будто в нем прошел обыск. Горох разбросан по полу, грязная посуда валяется в раковине, а игрушечные поезда лежат на боку вдоль длинного железнодорожного пути, который Бен и Миа сделали сегодня вечером. Корзина для белья стоит точно на том месте, где она ее оставила, на полу следы, и все остальное тоже было на прежнем месте.

Эсси со вздохом опустила сумку. Она подмела пол, убрала поезда, загрузила стиральную машину. Взбила диванные подушки и поправила ковер в гостиной, прежде чем пойти в спальню. Бен лежал на кровати, как большой холм, обложенный подушками.

– Как прошло собрание? – пробормотал Бен, когда она забралась в постель. Его глаза все еще были закрыты, лицо утопало в подушке. – Разве Плезант-Корт не самое безопасное место в мире?

Эсси открыла рот, чтобы сказать ему, что вместо этого она была у Изабелль. Что они купили еду на вынос, пили вино и весь вечер болтали. Но тут Полли заплакала.

– Самое безопасное во вселенной, – сказала она и направилась в комнату Полли.

Бен снова погрузился в сон.

14. Изабелль

На улице было тихо. Все помахали друг другу на прощание, закончили разговоры после собрания соседского дозора и теперь благополучно вернулись в свои дома, где, вероятно, укладывались спать. У одной Изабелль горел свет, хотя было уже больше одиннадцати вечера. Плезант-Корт действительно был сонной пригородной улицей. Очень странной. Такой зловещей.

Она лежала в постели, совершенно без сна. Анонимность нового города оказалась неожиданным подарком. Эсси, очевидно, понятия не имела, кто такая Изабелль. Если упоминание о пропавших детях ее не спугнуло, ничто не спугнет.

В Сиднее люди знают ее имя. Когда они понимали, кто она, то были готовы убежать (верили, что неудачливость заразна) или выразить соболезнования. Изабелль не возражала ни против того, ни против другого, но ненавидела истории. Похоже, у каждого была своя история. Это почти случилось с их другом, соседом, двоюродным братом. Почти. «Почти» не то же самое, что «случилось».

Хуже всего было то возбуждение, с которым люди рассказывали. Им даже нравилось быть так близко к чему-то ужасному и не терпелось рассказать ей об этом. Как, например, женщина, которая сказала, что после случившегося с Изабелль ее дочь настояла на том, чтобы все время держать своих новорожденных близнецов на расстоянии вытянутой руки, пока она лежит в больнице. Или мужчина, который увидел какого-то подозрительного типа, когда был на детской площадке со своими детьми, и решил позвонить в полицию, потому что «осторожность никогда не помешает». Однажды пожилая женщина в продуктовом магазине сказала ей: «Если вас это утешит, подумайте, какое одолжение этот ребенок сделал миру. Подумайте о детях, которые теперь в безопасности из-за того, что произошло!»

Изабелль никогда не знала, что сказать. «Не за что»? «Вам повезло»? Что она действительно хотела сказать, так это «Отвалите».

Ожил ее телефон. Она взглянула на экран. Ждать тебя дома в ближайшее время? Это был Жюль, напомнивший ей, что за пределами Плезант-Корт люди не спят после одиннадцати.

Сообщение было в классическом стиле Жюля. Минимум слов. Никаких скобочек и смайликов. Никаких скрытых смыслов. Она бы все отдала, чтобы он был здесь с ней прямо сейчас, чтобы ей не нужно было ни о чем думать.

Изабелль знала, что вся улица считает ее лесбиянкой. Она видела, как на лице Эндж промелькнуло удивление, даже возбуждение, когда она упомянула своего бывшего партнера. Изабелль не пыталась хитрить, этот партнер правда был женщиной – деловым партнером по онлайн-бизнесу: они продавали браслеты для музыкальных фестивалей. Но в сексуальном плане Изабелль нравились мужчины. Точнее, один мужчина.

Джулиан был учителем средней школы в не самой приятной части Сиднея. Он был увлечен своей работой и защищал подростков из неблагополучных семей. По выходным тренировал баскетбольную команду своих учеников, потому что ни один из родителей не вызвался делать это добровольно. Он проводил большую часть школьных каникул, организуя мероприятия для детей, чьи родители работали. Потому что скука и отсутствие контроля – причины, из-за которых подростки оказываются в тюрьме для несовершеннолетних. Он был хорошим человеком, прирожденным отцом.

До Жюля у Изабелль были просто случайные короткие отношения, не более того.

– Мужчины должны любить тебя, – всегда говорили ей люди, когда она объясняла, что не заводит отношений.

И это было правдой: мужчины действительно любили ее. Сначала они любили секс и легкость отношений, но в конечном итоге они все равно любили ее. И не потому, что в ней было что-то особенное, скорее наоборот. Они думали: как может кто-то настолько обычный не хотеть отношений с ними? В конце концов некоторые парни, с которыми она встречалась, буквально сходили с ума от отчаяния, умоляя ее ответить им взаимностью. И на этом их отношения неизменно заканчивались.

Но Жюль был другим. Возможно, потому, что он с самого начала ясно высказал свои намерения. «Я не ищу секса с первой встречной, – сказал он ей в первый же вечер. – Я слишком уважаю себя для этого».

Жюль никогда не строил грандиозных планов на будущее и не просил о встрече с ее семьей. Но даже не произнося этого вслух, он требовал иного обращения по сравнению с другими. Она никогда не звонила ему поздно вечером и не выгоняла из своей постели в предрассветный час воскресного утра, как делала со многими другими. Они строили планы заранее, и хотя эти планы всегда включали секс, они также часто включали еду на вынос и ночевку. И за бесчисленные вечера они довольно хорошо узнали друг друга.

Когда полгода назад Жюль сделал ей предложение, Изабелль хорошо обдумала его. Они не жили вместе, но проводили вместе несколько ночей в неделю, что было для нее очень важно. Но в конечном счете оказалось, что это было самое большое обязательство, которое она могла на себя взять. Когда она отказалась, он сказал, что все понимает. Жюль часто все понимал, и Изабелль не приходилось ничего объяснять. Он был, без сомнения, идеальным парнем. Но Изабелль не искала идеального парня. Она искала кого-то другого.

Жюль знал, через что ей пришлось пройти, и поэтому не стал давить на нее, чтобы она вернулась домой или перестала делать то, что делала. Он закрывал глаза на ее странное поведение, эксцентричные поступки, внезапные исчезновения. Но он не знал, что она приехала в Плезант-Корт, чтобы найти кое-кого. И в следующий раз, когда она поговорит с Жюлем, она скажет ему, что нашла того, кого искала.

15. Френ

Френ нашла Найджела в комнате Авы. Он сидел в кресле-качалке, положив ноги на табурет, Ава растянулась у него на груди, они оба замерли и сопели. Френ была на собрании соседского дозора у Эндж, которое оказалось таким скучным, как она и ожидала. Рассказы о взломах в районе быстро превратились в жалобы на то, что люди кладут свой мусор в чужие мусорные баки (в чем, честно говоря, Френ никогда не видела проблемы – в конце концов, все ведь поедет в одно и то же место), и с этого момента все пошло под откос. На протяжении всей встречи она удивительно сильно злилась, а Эсси даже не пришла. Френ пожалела, что тоже не прогуляла. Но Найджел настоял.

– Я присмотрю за девочками, – сказал он. – Тебе нужен перерыв. Иди!

Его серьезность была невыносима. Он думал, что у нее послеродовая депрессия. И возможно, так оно и было. В конце концов, это бы объяснило все. Слезы, странное поведение. Хотя, возможно, не объяснило бы эту манию бегать. В ту ночь, когда она разрыдалась в постели, она пыталась сказать ему правду, действительно пыталась, но не смогла заставить себя произнести эти слова. Это было слишком ужасно.

В жизни все очень сложно – об этом вам никто не говорил в детстве. Конечно, в день вашей свадьбы вы выслушали загадочные наставления от более опытных, мудрых женщин – вроде «пусть все идет своим чередом», «любовь важнее, чем правота» или «настоящая награда – это дойти до конца вместе». Френ верила во все это. Она по-честному позволила жизни идти своим чередом. Она действительно считала, что любить важнее, чем быть правой, и что настоящая награда – это вместе дойти до конца. К сожалению, оставались вопросы, на которые даже у мудрых женщин не было ответов.

В кино всегда две стороны – злодеи и жертвы, – но реальная жизнь гораздо сложнее. В реальной жизни мужья впадают в депрессию. Мужья вкладывают и теряют большие деньги. Мужья отгораживаются от своих жен. В реальной жизни жены хоронят себя на работе, просто потому, что так удобнее. Жены говорят себе, что это ничего не значит: просто переписка с коллегой сегодня, свидание за кофе завтра, но они точно знают, куда это ведет.

Не было оправдания, но было объяснение. Френ тянула с замужеством до тех пор, пока ей не стукнуло тридцать, чтобы быть уверенной, что она готова. Она убедилась, что нашла кого-то, кого любила, кого-то, кто разделял ее ценности и мораль. Она была не из тех людей, которые изменяют. В конце концов, ее родители до сих пор были женаты, как и ее свекровь, по крайней мере пока отец Найджела не умер. Когда Френ росла, единственным человеком, который был разведен, была ее тетя Фрида, и вся семья была потрясена ее разводом.

– Брак – это обязательство, – без конца повторяла ее мать. – Это не всегда легко, но ты же все понимаешь. Если это становится трудно, нужно просто больше работать над собой.

Для ее родителей брак был своего рода испытанием, которое ты прошел или провалил, и они очень гордились тем, что выдержали.

Марк был коллегой по работе. Ее «рабочий муж», как она в шутку называла его. Он был милый – но совсем не так, как Найджел. Марк был невысоким, крепким и уверенным в себе, не говоря уже о том, что он всегда был душой компании. Тогда с Найджелом было невозможно разговаривать, и попытки Френ исправить положение приводили ее в отчаяние. Работа была спасением. На работе, когда она говорила, ее слушали. Марк слушал.

Найджел уже полгода пребывал в депрессии, когда Френ позвонила его матери. Она была кроткой, как мышка, из тех женщин, которые говорят, что «не разбираются в компьютерах», и извиняются, когда кто-то натыкается на них. Но она, несомненно, любила своего сына. А у Френ больше не было никаких идей.

– Ох, – сказала она, когда Френ объяснила, что происходит. – О боже.

Ее ответ не вселил во Френ оптимизма, но, по крайней мере, она внимательно выслушала, и было приятно, что ее слушают. Она обещала позвонить сыну, и на этом все закончилось.

Пока Френ не вернулась домой.

– Как ты смеешь звонить моей матери? – заорал он в тот момент, когда она входила в дверь. Это было самое оживленное зрелище, которое Френ видела за последние месяцы. – Зачем ты это сделала? Это не ее дело. Это вообще никого не касается.

– Я… я не знала, что еще сделать, – пробормотала Френ. Это было не похоже на Найджела – кричать. Она любила в нем спокойствие и рассудительность. – Я подумала, что она может помочь.

– Знаешь, что может помочь? Если ты не будешь совать свой нос в мои дела.

В этот момент внутри ее что-то затвердело. Она начала проводить еще больше времени на работе, где люди ценили и уважали ее. Если бы не Рози, которая была еще совсем маленькой, она бы все время там оставалась. Они с Марком стали заказывать еду в офис по вечерам, когда работали допоздна. Было несколько текстовых сообщений, несколько личных шуток. Немного флирта, и не только с Марком.

Это началось однажды вечером после конференции, в баре отеля. Разговор стал слишком личным, физический контакт стал слишком тесным. Френ поймала себя на том, что думает… почему бы и нет? Марк был красивым одиноким парнем. И ему явно хотелось романа с ней. Как будто она голодала несколько месяцев, а он стоял там с тарелкой вкусной еды. Она не смогла сказать нет. Она не хотела говорить нет. В общей сложности это случилось семь раз.

А потом Френ узнала, что беременна. Возможно, ребенок был от Найджела. А возможно, и нет.

И вот сейчас Френ отчаянно пытается сохранить свою тайну и бежит (в буквальном смысле), словно сама себя наказывает. Она думала, что сможет сохранить секрет. Но теперь, когда он опять стал идеальным, понимающим мужем? Она не была уверена, что у нее получится.

Очки Найджела упали на нос. Руки обнимали Аву, он крепко держал ее даже во сне. Френ знала, что Найджел сделает для Авы все что угодно. Однажды он будет читать с ней книги, решать головоломки и тихо смеяться над ее шутками. Возможно, он даже ее отец. Было ли справедливо рисковать этим, чтобы облегчить свое чувство вины? Было ли справедливо разрушать их жизнь из-за ее ошибки?

Она решила, что не расскажет Найджелу. Она будет жить со своей виной ради своей семьи. Это было меньшее, что она могла сделать.

Она коснулась локтя Найджела, и он резко проснулся, быстро взглянул на Аву и расслабился, увидев ее у себя на груди. Он поправил очки на носу и заморгал на Френ своими прекрасными густыми ресницами.

– Привет, – сонно сказал он.

– Пошли, – прошептала она. – Пойдем спать.

16. Эндж

На трибуне раздались радостные возгласы родителей. Эндж присоединилась к ним, хотя Уилл сегодня был на скамейке запасных. «Это командная игра, а не индивидуальная», – объяснил тренер, почему он оставил более слабых игроков в запасе. Эндж хотелось закричать: «Просто дайте каждому ребенку шанс поиграть!» Вместо этого она кивала, улыбалась и подбадривала чужих детей на поле.

Когда она сидела, наблюдая за тем, как дети других людей играют в футбол, она думала о собрании соседского дозора. Даже учитывая, что несколько человек не пришли, оно, по всем подсчетам, имело бешеный успех. После этого она выложила несколько фотографий в Инстаграме и Твиттере. Эндж нравилась идея соседского дозора. Она хотела сделать район более безопасным и присматривать за соседями. Завтра она сделает заказ на наклейки и газонные вывески, которые будут выставлены на видном месте на улице.

ВЫ ВОШЛИ В ЗОНУ СОСЕДСКОГО ДОЗОРА.

ВНИМАНИЕ!

ЗА ВАМИ НАБЛЮДАЮТ.

ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ:

ВСЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

БУДЕТ ЗАПИСАНА И НАПРАВЛЕНА

В СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ОРГАНЫ.

Эндж с нетерпением ждала появления этих знаков. Хорошо, что люди знают, что за ними следят, подумала она. Так они будут вести себя лучше.

– Мама, мне скучно! – заскулил Олли.

Мне тоже, подумала Эндж.

– Ш-ш-ш, – сказала она. – Мы здесь, чтобы поддержать твоего брата.

– Но он даже не играет.

– Скоро будет, – настаивала она.

Но, честно говоря, кто знает? Уилл участвовал в играх, потому что спорт по субботам был обязательным, а он всегда четко следовал правилам. Он был начитанным и любознательным, спортивным – нет. В пять-шесть лет он часто уходил с поля и начинал собирать листья и изучать их. («Фотосинтез! – сказал он однажды, когда Эндж погналась за ним, чтобы спросить, что он делает. – Смотри! Ты можешь в это поверить?) В одиннадцать лет он стал высоким и умным. Его спасительным достоинством была красота, возможно, даже большая, чем у отца. И с каждым годом он становился все более привлекательным.

Олли заерзал на стуле.

– Пожалуйста, мам, давай уйдем? У меня болит рука.

Эндж встретилась взглядом с Олли. Конечно же, он лгал. Уилл врать не умел (когда они отдыхали на Голд-Кост и пытались бесплатно отправить его в «Морской мир», он всем повторял, что ему четыре, а не три), но Олли мог лгать так убедительно, что трудно было не впечатлиться. Олли был талантливым спортсменом со средним интеллектом, но в плане внешности он унаследовал ужасный набор генов, от острого подбородка Эндж до коренастого телосложения ее матери. И все же мальчик мог лгать, и в какой-то момент это должно было сослужить ему хорошую службу. Возможно, когда-нибудь из него получится очень хороший агент по недвижимости. К сожалению, прямо сейчас было маловероятно, что он не лжет. Все, чего он добивался, это ее жалость, чтобы уйти с игры.

– А где болит?

Он неопределенно показал на руку.

– Здесь.

– Сильно болит? Или ноет? Как?

– Ноет.

Конечно, ноет. («Рука может немного поболеть в течение нескольких недель, – сказал доктор. – «Ибупрофен» и отдых лучше всего. И массаж. Побалуйте его немного. Пусть посидит дома, не ходит в школу или что там он любит делать». Конечно, Олли был там, когда доктор это говорил. И теперь этим пользовался.)

– Ой, – сказал он достаточно громко, чтобы его услышали окружающие.

– Чш-ш-ш, – сказала Эндж, неловко похлопав его по руке.

Это был один из тех моментов, когда материнство удивляло. Как будто кто-то подошел к тебе с ребенком и сказал: «Это твой ребенок. Ты мама! Ты должна знать, что делать!» Френ знала бы, что делать, подумала Эндж. Она, казалось, была готова к любой ситуации – у нее всегда были наготове пластырь, леденец на палочке, объятия и слова поддержки.

– Как насчет мороженого? – попыталась она.

Олли сделал вид, что задумался.

– Это может помочь, – сказал он торжественно. – Здесь жарко. Где папа? Он может взять меня с собой?

Лукаса, конечно, нигде не было видно. В последний раз Эндж видела его, когда он с другим отцом шел в сарай за экипировкой. Но теперь другой папа вернулся на трибуны и аплодировал своему сыну, а Лукас был непонятно где. Она снова почувствовала волну раздражения. Почему он всегда куда-то уходит? Почему он заводит разговоры с незнакомыми людьми и ему с ними интересно?

Эндж позвонила ему, но телефон заиграл на скамейке рядом с ней. Должно быть, он выпал из кармана. Она вздохнула.

– Я пойду проверю в сарае.

Олли одарил ее обаятельной улыбкой.

– Я подожду здесь.

Эндж спустилась с трибуны и поплелась по траве. Лукас, вероятно, столкнулся с кем-то и завязал разговор. Или, может быть, он нашел лучшее в мире дерево для лазания. В прошлые выходные он повел мальчиков в панда-парк, где можно было лазить по деревьям, их пристегнули ремнями безопасности, и они поднялись на самый верх. Эндж сидела одна. Она думала, что Уилл спустится к ней, но он был на удивление захвачен лазанием. Лукас так действовал на мальчиков. Он так действовал на всех. Они вернулись домой уставшие и сами не свои от адреналина.

Карман Эндж завибрировал. Телефон Лукаса. Она посмотрела на экран, продолжая идти к сараю.

– Телефон Лукаса Фенуэя, – сказала она.

Тишина. Эндж ждала. Люди часто сбиты с толку, когда к телефону подходит другой человек.

– Алло? – Повторила она через несколько секунд. – Кто звонит?

Ничего. Эндж снова посмотрела на экран. Старая фотография Уилла и Олли улыбнулась ей в ответ. Звонок оборвался. Она положила телефон обратно в карман, слегка раздраженная. Вероятно, это был клиент. Молодая мама, которая хочет фотосессию для новорожденного, наверняка миллениалка. Говорят, миллениалы совершенно не знают телефонного этикета, потому что только пишут сообщения и письма. Может быть, для них нормально бросать трубку? Это безмерно злило Эндж. Почему бы просто не сказать: «О, я звоню по поводу фотосессии» – Эндж с радостью передала бы сообщение. Теперь девчонке придется перезвонить, и у нее, наверное, случится паническая атака. Второй телефонный звонок подряд! Убийственно!

Трудно поверить, что эти дети теперь сами матери.

И тут, ни с того ни с сего на ум пришла молодая мать из больницы. Эрин, так вроде ее звали. Эрин и ее хорошенькая маленькая девочка. С того дня она несколько раз думала о них и о том, как нежно Лукас коснулся ее руки. Ей пришла в голову параноидальная мысль. Это же не Эрин звонила? Нет. Она рассмеялась, но ее смех прозвучал неестественно. С какой стати это должна быть Эрин?

– Эндж! – Лукас подбежал к ней сзади. Листья прилипли к подошвам его ботинок. – Над чем ты смеешься?

– Где ты был? Я искала тебя.

– Надо было помочь установить детское оборудование для легкой атлетики, – сказал он.

Он повернулся и помахал двум папам, которые помахали ему в ответ и закричали:

– Спасибо, Лукас!

– Я сказал им, что рад помочь. Помнишь нашу детскую команду? – сказал он с тоской. – Кажется, это было вчера, да?

Его глаза наполнились настоящими слезами, и Эндж смягчилась. Как он мог так разозлить ее в одну минуту и в следующую заставить снова влюбиться в него?

– У Олли болит рука, – сказала она. – Он хочет мороженого.

– И где он?

– На трибуне. Наверное, притворяется…

– Вас понял. Я отвезу его в кафе и не куплю ничего, пока он не признается, что он обманщик. Я вернусь за тобой и Уиллом через полчаса. – Лукас подмигнул ей. – До скорой встречи.

– Погоди. Твой телефон, – сказала она, вытащив его. – Ты оставил его на скамейке.

Он потянулся за ним, но Эндж не отпустила. В результате получилась странная игра в перетягивание айфона.

– Кто-то звонил, но ничего не сказал, – сказала она. – Довольно странно, тебе не кажется?

На мгновение их глаза встретились.

– Ты хочешь поговорить об этом?

– Я не уверена.

– Помнишь, что случилось в прошлый раз?

– Да. Я помню.

Только они ничего этого не сказали. Не вслух. Потому что были вопросы, на которые Эндж не хотела знать ответы.

– Ну что ж, я уверен, кто бы это ни был, он перезвонит. Не забудь снять видео, если мой мальчик выйдет на поле!

Эндж кивнула и даже сумела улыбнуться.

– Хорошо. Спасибо, Лукас.

17. Эсси

Эсси терпеть не могла людей, которые начинали свои предложения словами: «Я из тех людей, которые…» – главным образом потому, что за этим неизменно следовало перечисление положительных качеств. «Я тот человек, который делает все для своих друзей», «Я тот человек, который говорит то, что думает». Что ж, повезло, всегда думала Эсси, но если бы ты действительно был таким человеком, тебе не нужно было бы говорить об этом. Все бы уже знали.

Но в каком-то смысле Эсси знала, что ее отвращение к этим людям было связано с завистью. Потому что даже если это неправда, по крайней мере они понимали, кем себя считают. У Эсси не было такого понимания. Она могла быть забавной, но не настолько, чтобы это было определяющим качеством. Она была приветлива и щедра, но страх не понравиться кому-то обычно заставляет тебя быть таким. Люди, которые говорили: «Я человек, который…», всегда говорили в абсолюте: я такой, и я делаю так. Все было черно-белым, в то время как Эсси существовала в оттенках серого.

Эсси думала об этом, пока шла к дому Френ. Миа и Рози были приглашены на день рождения девочки из детского сада, и Френ предложила их отвезти. Эсси несла Полли, в то время как Бен бежал рядом с ней на комично медленной скорости, направляясь на субботний урок по боди-пампу.

Эсси подумала о том, что солгала ему насчет собрания соседского дозора. Зачем она это сделала? Глупо, ведь если бы она просто сказала Бену, что пошла к Изабелль, а не на собрание, ему было бы все равно. Он, наверное, дал бы ей пять. («Моя жена, исполнительница правил, наконец взбунтовалась, – сказал бы он. – Уважаю».)

Проблема была в том, что теперь, когда она солгала, она не могла сказать ему об этом. Он бы подумал, что это странно. Это и было странно. Вот в чем проблема с ложью – она растет, как сорняки, пока в конце концов не душит тебя.

– Эсси!

Эсси услышала, как хлопнула дверца машины, и увидела идущую к ней Эндж. У нее упало сердце. Позади нее Уилл, Олли и Лукас вывалились из машины и направились к своему дому. Эсси помахала им всем рукой и решительно направилась к дому Френ.

– Что с тобой случилось вчера вечером? – крикнула ей Эндж. Судя по стуку каблуков, она ускорила шаг. – Твоя мать тоже не пришла. У нас было два свободных места!

– Не пришла куда? – спросил Бен.

Эсси беспомощно огляделась. Конечно, это был единственный раз, когда Бен обратил внимание на ее разговор с Эндж.

– А, ну да… ну да… У мамы была простуда. Она слегла.

– Ох, – сказала Эндж. Она остановилась. – Что ж, мне жаль. Скажи ей, пусть звонит, если что-нибудь понадобится.

– Передам. Спасибо. – Эсси продолжала идти.

– А какое у тебя оправдание?

– Оправдание для чего? – сказал Бен.

Он поднял Мию и посадил себе на плечи. Она начала водить своим игрушечным паровозиком по его волосам: «Чух-чух, чух-чух».

– Почему она не была вчера на собрании соседского дозора, – сказала Эндж.

Эсси не была уверена, пыталась ли Эндж наказать ее или просто была тупой. Сегодня утром она казалась особенно напористой.

Бен смотрел на жену с таким выражением, что она почти улыбнулась. Он не был подозрительным. Не был сердитым. Больше… любопытным. Эсси молча выругалась. Как она попала в такую ситуацию?

Боковым зрением Эсси заметила свою маму, идущую по подъездной дорожке с почтой в руке. Это навело ее на мысль.

– Я была с мамой. Ее немного лихорадило, и я хотела присмотреть за ней. Прости, что мы не пришли на встречу.

При слове «мама» Бен тут же отстранился, заскучав.

– Что ж. Я побежал.

– Пока! – крикнула Эсси, жалея, что не может убежать вместе с ним.

– Ты могла бы позвонить, – сказала Эндж.

– Прости. Надо было.

Эндж кивнула.

– Все в порядке. Ты же придешь на следующую встречу?

Эндж заметила Лукаса, выходящего из дома, и резко обернулась.

– Да. Конечно, приду. Я…

Но она исчезла.

Эсси пошла по подъездной дорожке. Френ уже загружала второе автокресло для Мии на заднее сиденье. (Конечно, у Френ было второе автокресло для таких случаев.)

– Эндж устроила тебе взбучку за то, что ты не пришла на встречу? – крикнула Френ, все еще держа голову в машине.

– Вообще-то да. Сегодня она немного на взводе.

– Ну что ж. Это Эндж.

Эсси собиралась сказать что-то еще, когда у машины появилась Рози, одетая в пачку. Подарок, завернутый в бело-розовую бумагу, был зажат под ее худой ручкой. У Эсси упало сердце. Это означало, что у них было три, может быть, четыре секунды, прежде чем Миа начнет умолять пойти домой и переодеться в свою пачку.

– Миа… – начала она.

Но оказалось, что Эсси недооценила Мию. Ей потребовалась лишь доля секунды, чтобы бросить подарок на землю и убежать. Френ озадаченно наблюдала за происходящим.

– Она хочет надеть свою пачку, – сказала Эсси. – Миа, подожди!

Но дочь не остановилась. Она продолжала идти прямо через улицу, к дому. Эсси оглядела тупик в поисках машин, но, к счастью, он был пуст. Френ подняла брови на Эсси – тебе нужна помощь? – но она покачала головой. «Я догоню ее», – сказала она и обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Изабелль подхватила Мию на руки.

– Попалась! – сказала Изабелль, щекоча ее.

Миа взвизгнула от восторга. Обычно она не любила, когда незнакомцы брали ее на руки. Обычно она была застенчивой. Возможно, как и Эсси, она увидела в Изабелль что-то особенное.

Эсси подбежала к ним.

– Спасибо тебе. Она быстрая!

Изабелль отпустила ее.

– Возможно. Но я быстрее.

– Я сделала кое-что странное, – сказала Эсси, когда ее мама открыла входную дверь.

Барбара распахнула дверь, впуская дочь.

– Хочешь чашечку чая?

Одной из самых удивительных особенностей матери Эсси было терпение. Если бы она сказала эти слова кому-нибудь еще, очевидным ответом было бы: «Что именно? Скажи мне сейчас же!»

– Конечно. Чай был бы кстати.

Эсси уже почувствовала себя спокойнее. Было что-то особенное в доме ее матери. Она расстелила одеяло на ковре и положила Полли посередине. Миа переоделась в свою пачку и отправилась на вечеринку с Френ и Рози.

– Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – ответила Барбара. – Только небольшой насморк. Мне нужно было пораньше лечь спать.

Эсси прислонилась к столу, пока ее мама наполняла чайник, доставала кружки и кексы с малиной и белым шоколадом. Она поставила все это на свой аккуратный круглый кухонный стол, рядом со срезанными цветами в вазе.

– Итак, – сказала она, когда они сели. – И что же ты сделала?

– Я кое о чем солгала, – сказала Эсси, сразу почувствовав себя лучше. Нет ничего более освобождающего, решила она, чем признаться в чем-то своей матери. – И я втянула тебя в это дело.

Барбара остановилась, кувшин с молоком завис в воздухе над ее кружкой.

– Полагаю, ты собираешься сообщить мне подробности.

– Ну, вчера вечером я собиралась на собрание местного дозора. Я уже была готова пойти. Бен рано вернулся с работы, и я уже направлялась туда, когда увидела свет в доме Изабелль. Я зашла к ней, чтобы позвать с собой на собрание. Вместо этого я осталась с ней на ужин.

– И ты не хочешь, чтобы Эндж узнала, потому что она подумает, что ты выбрала Изабелль вместо нее? – Она закончила наливать молоко и сделала глоток.

Эсси стало стыдно за то, как по-детски это прозвучало.

– Отчасти. Но еще я соврала Бену. Я сказала им обоим, что была здесь прошлой ночью, присматривала за тобой.

Ее мама поперхнулась. Она кашлянула пару раз, потом сказала:

– Но зачем?

– Я не знаю! Бен уже почти спал, когда я вернулась домой, и он спросил, как прошла встреча, поэтому я просто сказала «хорошо». А сегодня утром Эндж столкнулась со мной, когда Бен был рядом, и я оказалась в ловушке, поэтому и сказала, что была тут, чтобы присмотреть за тобой.

Мама снова поставила чашку на стол. Ни одна из них не притронулась к маффинам.

– И ты хочешь, чтобы я подтвердила твою историю?

– Ну… необязательно. Вероятно, это не понадобится. Ты же знаешь Бена, он вряд ли что-то заподозрит.

Мама выглядела озадаченной. Эсси думала, что визит к ней – это именно то, что доктор прописал, но она, похоже, ошиблась. Барбара гордилась своим характером, честностью, отвращением к сплетням и лжи. Теперь Эсси чувствовала себя ужасно виноватой – как будто она была школьницей, а не тридцатидвухлетней матерью двоих детей.

Полли пронзительно закричала на полу.

– О, я хотела спросить, – сказала Эсси. – Не могла бы ты присмотреть за Полли сегодня днем в течение часа? Миа играет с Рози, и я подумала, что могу сходить на фермерский рынок с Изабелль. Я только что столкнулась с ней на улице. Что?

– Ничего, – ответила мама, хотя было ясно, что она о чем-то думает. – Конечно, ты можешь оставить Полли со мной. – Она немного помолчала. – Хотя я должна спросить… все в порядке?

– Все в порядке. Я просто подумала, что было бы неплохо пойти на рынок с Изабелль. Ничего особенного.

Мама наблюдала за ней, скептически подняв брови.

– Ты, кажется, очень увлечена Изабелль, Эсси.

– Она моя подруга. – Эсси понравилось, как это прозвучало. – Ты же знаешь, что у меня мало друзей.

– Не всем нужно много друзей. Это глупый миф, который продвигают в подростковых американских фильмах, чтобы люди чувствовали себя неуверенными в себе.

– Но ведь нет ничего плохого в том, чтобы завести несколько, правда?

Выражение лица мамы не изменилось. Ее взгляд снова упал на чай.

– Я просто беспокоюсь о тебе, Эсси.

Эсси улыбнулась. Она потянулась через стол и похлопала маму по руке.

– Ну, ты же моя мама. Это ведь твоя работа, не так ли?

– Единственная, какую я когда-либо хотела, – ответила та и сумела улыбнуться в ответ. Слегка.

18. Эндж

Эндж сидела на диване и листала Инстаграм и Фейсбук, раздражаясь из-за чужих постов. Не надо здесь писать признания в любви своим детям, мужу, родителям, – хотелось ей закричать. – Прямо блевать тянет! Необязательно сообщать о том, сколько километров ты сегодня пробежал, это скучно, не говоря уже о том, что ты просто хвастаешься. Не надо разглагольствовать об условиях дорожного движения по дороге домой – всем плевать, сколько времени ты стоишь в пробке!

Она бросила телефон. На улице уже темнело, и Эндж устала. Почему никто не понимает? Социальные сети – место для остроумных, сатирических комментариев; стильной еды; фотографий красивых домов и детей; и объявлений о рождении младенцев. (Кто не любит милые объявления о появлении новорожденных?) По соцсетям нужно сверяться, отстаешь ты от жизни или идешь в лидерах. Иногда казалось, что она единственная это понимает.

С глубоким вздохом она откинулась на подушки. Лукас где-то возился, а мальчики спали – она проверила их полчаса назад и услышала свой самый любимый звук: их сопение. Слава богу. Олли весь день жаловался на боль в животе, и это беспокоило Эндж. Олли был чемпионом по рвоте (парень действительно мог блевать по требованию – ему даже два пальца в рот не надо было засовывать), и она уже представляла себе, как проведет долгую ночь, стирая простыни и потирая ему живот. Но все оказалось в порядке. Обычно она больше всего любила проводить вечер на диване с телефоном, но сегодня чувствовала какое-то волнение.

– Это из-за жары, – сказал ей Лукас.

В эти дни жара была оправданием для всего. Матери в школе использовали ее, чтобы объяснить неряшливость своих детей, подчиненные Эндж обвиняли жару в том, что плохо спят, сама Эндж жаловалась, что из-за жары ничего не может сделать со своими волосами. Она почти жалела бедную старую жару, которая виновата во всем. Тем более что в ее случае она ни в чем не была виновата.

В ее случае это была Эрин.

Эндж не могла перестать думать о ней. Это ее бесило. Весь день она возникала в ее сознании как гром среди ясного неба. И она без конца представляла себе Эрин, стоящую рядом с Лукасом в больнице, ее маленькую дочку Чарли, прижатую к бедру.

Эндж бы полюбила маленькую девочку. Когда она была моложе, то всегда представляла себе, что у нее будут две дочери со светлыми кудрями и старомодными именами вроде Голди и Эйви. Эндж собиралась одевать их в темно-синие сарафаны, красные колготки и черные туфли с перепонками. У Голди и Эйви были бы вечеринки фей, кукольные домики и пачки.

Вместо этого у Эндж были Майнкрафт-вечеринки, футбол и пуканье.

Когда родился Уилл, она не отчаивалась. Дочь будет следующей, сказала она себе. Может быть, когда они подрастут, ее дочь будет встречаться с друзьями Уилла, и он будет за всем следить. Заботливый старший брат. Да, это было бы прекрасно, сказала она себе. Вот только младшая сестра не получилась. Вместо этого родился Олли, слишком довольный собой, к счастью, чтобы думать, что был менее желанным. Эндж любила его за эту уверенность. Это дало ей пространство, в котором она нуждалась, чтобы спокойно погоревать.

Она знала, что не должна так думать. Зато, опять же, для чего были мысли, если не для обдумывания ужасных вещей, которые ты не мог сказать вслух? Не то чтобы она не любила своих сыновей. Уилл был красивым, нежным и милым, а Олли… ну, невозможно было не обожать Олли. Сегодня, например, после того, как она отвезла его через весь город к другу, он объявил:

– Ты самая лучшая, мама. Когда ты состаришься, я куплю тебе трость. Инкрустированную алмазами!

Бестолковый, подумала она. Но чудесный.

– Спасибо, Олли, – сказала она. – В доме для престарелых мне все будут завидовать.

Олли был забавным, упрямым и совершенно очаровательным. Можно было хотеть задушить его и тут же через секунду расцеловать. Олли понимал хрупкость отношений так, как большинство взрослых никогда бы не поняли. Он никогда не подарит ей трость, но он знает, что ей нужно услышать в этот самый момент. Он знает, что иногда ложь необходима. Он перенял это от нее.

В конце концов, то, как он вошел в их жизнь, было не совсем честно.

Эндж встала. Она поняла, что просидела слишком долго. Из-за этого она зациклилась на вещах, которые лучше оставить в прошлом. На экране телефона висело аудиосообщение. Это была Джулия из офиса. Отлично. «Эй, Эндж, извини, что беспокою. Я наконец-то добралась до Изабелль Хизерингтон, проверила ее рабочий статус…»

Эндж застонала. Домовладелец спешил сдать дом, ведь пожар лишил его арендной платы на несколько месяцев. Так что они сначала поселили Изабелль, а потом стали улаживать формальности. Конечно, стоило сделать так в первый раз в жизни, как сразу начались неприятности. «Изабелль указала, что работает в фонде Эбигейл Феррис. Но номер, который она дала, не отвечал, поэтому я позвонила в головной офис. Человек, с которым я говорила, сказал, что у них нет никаких записей о работнике с такой фамилией».

Эндж провела пальцем по пыльной полке. Она не беспокоилась об Изабелль. Работодатели все чаще отказываются предоставлять информацию о своих сотрудниках и нередко отказываются даже признать, что слышали о человеке. Она просто попросит завтра Изабелль, чтобы кто-то подтвердил эту информацию. «В любом случае, дай знать, что нужно сделать, – продолжила Джулия. – Она заплатила за первый и второй месяцы и залог. Пока-а-а-а».

Эндж закончила слушать по дороге в прачечную. Дома нужно хорошенько убраться, решила она. Она нашла метелку из перьев, вернулась в гостиную и принялась смахивать пыль. Когда она в последний раз вытирала пыль? Обычно это делали уборщицы, но они явно не очень хорошо справлялись. Придется и пылесосить.

– Ма-а-а-ам? – позвал Олли из своей комнаты.

– Я подойду, – крикнул ей Лукас.

Эндж продолжила смахивать пыль. Было что-то странно успокаивающее в этом занятии. Может быть, ей стоит начать вытирать пыль, чтобы расслабляться. Это похоже на йогу, или медитацию, или взрослую раскраску. Как теперь это называют? Осознанность. Она будет вытирать пыль осознанно.

Когда-то у нее были большие планы на жизнь. Она была страстной во всем. Беженцы. Права женщин. Религиозные свободы! Она выходила на протестные марши и подписывала петиции. По выходным рисовала просто для удовольствия. Теперь она собирала ланч-боксы, подписывала сыновьям разрешения на школьные экскурсии и была увлечена нарушениями этикета в социальных сетях. Она старалась ни о чем не думать и всякий раз, когда кто-то становился слишком страстным, чувствовала, что ее глаза начинают стекленеть.

Что с ней стало?

Может быть, ей снова нужно страстно чем-то увлечься. Начать волонтерствовать, организовать сбор денег на благое дело. Она могла бы основать фонд или по крайней мере предложить свое время уже основанному фонду. Может быть, она снова возьмет в руки кисть. Ее дети больше не маленькие, может быть, она могла бы уделять немного времени себе? Может быть, она могла бы вернуть себя. И потом она перестанет думать об Эрин и ее дочери. В конце концов, у нее тоже есть секреты.

Метелка ударилась обо что-то, и через секунду твердый предмет упал и проехал по полу. Ей пришлось пригнуться, чтобы он не стукнул ее по голове. Она отложила метелку и подняла его. Совершенно новый айфон.

– Эндж? – Лукас позвал сверху.

– Что?

– Олли только что вырвало.

Эндж посмотрела в зеркало над камином. Она вспотела. Комочки пыли лежали на ее голове и плечах, как перхоть, а лицо было совсем красным.

– Я сейчас приду.

Но вместо того чтобы направиться к лестнице, она села в кресло. Включила телефон в розетку и подождала, пока загорелся экран.

19. Френ

Френ лежала на спине, тяжело дыша. Рядом с ней тихо стонал Найджел. Они только что занимались сексом. Не скучным супружеским сексом. Сексом молодой пары. Интересным сексом.

– Это было… – начал Найджел.

– Я знаю, – согласилась она.

Она перекатилась на бок и положила голову ему на грудь. Комната мягко сияла персиковым светом, когда солнце опускалось в залив. Если бы девочки не спали, можно было бы сбегать на пляж и посмотреть на закат, плескаясь в океане. Она чувствовала опьянение, эйфорию. Возможно, все дело в том, что такого давно не было? Может быть, потому, что они лежали на ковре в гостиной? А может быть, просто потому, что с ними все будет в порядке. Они с Найджелом идут дальше. Движутся вперед.

– Воды? – спросил Найджел.

– Пожалуйста.

Он встал, и Френ соскользнула с его груди, наблюдая за его голым задом, когда он пошел на кухню. Она удовлетворенно вздохнула. Это был первый день ее новой жизни. Она ненавидела это высказывание, но сегодня оно было как раз в точку. Она оставляла прошлое позади. Она собиралась заниматься сексом, и много раз. Она собиралась быть преданной женой и матерью. Она загладит свою неосторожность. Если станет трудно, она будет работать еще усерднее.

Сегодня как раз был день для хорошего начала. Они с Найджелом повели Рози и Аву завтракать, а потом в парк поиграть. Это было светлое утро с лазурным небом, когда приятно быть на улице и чувствовать себя бодрым. К середине дня стало слишком жарко, поэтому они все вернулись домой, завалились на диван посмотреть «Холодное сердце», а потом вздремнули после обеда. Это было блаженство. Идеальное семейное блаженство.

– Могу сделать бутерброд с поджаренным сыром, – крикнул Найджел из кухни. – Хочешь?

– Нет, спасибо, – сонно ответила Френ. – Я откушу у тебя разок.

Она чувствовала его усмешку даже из соседней комнаты.

Найджел тоже был счастлив, поняла она. Он беспокоился о ней. Они прошли через трудный период, вот и все. Он совершил ошибки, она совершила ошибки. В каком-то смысле сохранение тайны станет ее наказанием. Она не вернется на работу после декрета, она не хочет столкнуться там с Марком. Она сказала Найджелу, что теперь, когда у нее двое детей, она хочет некоторое время оставаться дома с девочками, и он не задавал вопросов. Наверное, потому что именно это ей и следовало делать. Сосредоточиться на семье.

Из кухни Френ услышала шипение хлеба на сковороде, и Найджел начал напевать Quando, quando, quando4. Он спел ее в тот первый вечер на барной викторине, слово в слово, чтобы получить бонусный балл (после того как уже ответил, что первым ее исполнил Энгельберт Хампердинк), и с тех пор это была «их песня». У Найджела был неплохой голос, и он пел только тогда, когда был счастлив. До сих пор, казалось, ей удавалось делать его счастливым.

Она взяла с дивана подушку и подложила под голову. Вечером они вместе уложили девочек спать. Они вчетвером сидели на полу в комнате Рози, пока Найджел читал рассказ. Рози уселась на коленях у Френ, в то время как Ава лежала на подушке рядом с Найджелом и моргала в удовлетворенном недоумении. Френ уложила Рози в постель, и к тому времени как она добралась до комнаты Авы, Найджел уже сидел с ней в кресле. («Нет ничего лучше, правда? – сказал он. – Держать ребенка у себя на груди?»)

Ей так повезло, поняла Френ. Ее девочкам повезло еще больше.

Найджел пел достаточно громко, и Френ испугалась, что он разбудит детей. Рози обожала, когда он пел. Когда она подрастет, то, наверное, закатит глаза. Ты такой сентиментальный, папа, – скажет она, и он, вероятно, притянет ее к себе и заставит танцевать с ним, как иногда делал с Френ. Но все-таки папы иногда должны быть сентиментальными. Чтобы смущать своих детей. Это часть шоу.

Неужели он будет так смущать Аву? – внезапно спросила себя Френ. Да, сейчас он любит ее, но что будет потом, когда она начнет проявлять характер? У него всегда была такая связь с Рози, но ведь Рози так похожа на него. Ава может и не быть. Что, если с возрастом станет ясно, что она совсем на него не похожа? Что, если ее ресницы будут короткими и бледными? Что, если она будет невысокой, крепкой и уверенной в себе – как Марк? Отдалится ли он от нее? Будет ли он чувствовать, как будто что-то не так?

Френ вдруг представила себе, как Ава на кушетке у психолога жалуется на то, что никогда не чувствовала одобрения отца и не понимала почему. («Он так близок с моей сестрой, – скажет она. – Но меня он не понимает. Кажется, он даже не хочет меня понять».) Девочки-подростки всегда настроены на такие вещи. Это может испортить ей всю жизнь. Что, если Ава проведет остаток своих дней в поисках одобрения в нездоровых, даже оскорбительных отношениях? Так вот что Френ делает с Авой, скрывая правду?

Двери буфета хлопнули, когда Найджел искал тарелки. Лязг, треск, бах. Quando, quando, quando.

Френ села. Она отчаянно хотела, чтобы все было просто. Она хотела быть в состоянии отпустить это, но такие вещи продолжали мучить ее. Вчера она поймала себя на том, что смотрит на Аву, стоя в очереди у кассы супермаркета, анализируя каждую ее черту. У нее нос Найджела? Губы? Глаза? Ее глаза действительно были похожи на глаза Найджела, но цвет был таким темно-синим, что это часто вызывало комментарии. «А эти голубые глазки от папочки?» – спрашивали люди, посмотрев на каре-зеленые глаза Френ. Френ всегда кивала, хотя глаза Найджела были бледно-голубыми. У Марка, как она помнила, были поярче.

Она поняла, что должна рассказать Найджелу. Она должна это сделать. И ей нужно было точно знать, кто отец Авы. Если она узнает, что она от Найджела, тогда они действительно смогут забыть об этом – если Найджел захочет. А если Ава не от него, она бы тоже с этим смирилась. Ей придется это сделать.

Френ услышала звон сковороды в раковине, а затем в гостиной появился Найджел с тарелкой и стаканом холодной воды, который он передал Френ. Найджел предпочитал воду комнатной температуры – это было лучше для пищеварения, говорил он, – но день за днем он наполнял кувшин водой и ставил его в холодильник, чтобы Френ могла пить холодную воду. Он поставил тарелку между ними и протянул часть сэндвича Френ. Большую часть. Внутри ее что-то дрогнуло. Френ знала, что многие женщины в возрасте тридцати-сорока лет обнаруживают, что они в шоке от мужчины, за которого вышли замуж. (О чем я только думала? Она слышала, как на работе одна недавно разведенная женщина сказала: «Я имею в виду… он даже не в моем вкусе!») Френ никогда не чувствовала ничего подобного. Она всегда испытывала тайный трепет от того, что вышла замуж за Найджела, словно нашла сокровище, которое почему-то упустили все остальные. Даже когда он был подавлен, она всегда любила его. Но теперь она все испортила.

– Мы должны делать это чаще, – сказал Найджел. – Укладывать детей пораньше и проводить время вместе. Ты вроде говорила, что новая соседка не против посидеть с детьми?

Он откусил большой кусок бутерброда, поддерживая его рукой, чтобы не разбросать крошки. Его очки запотели во время готовки, поэтому он смотрел на нее поверх них. И крошки, и запотевшие очки были так до боли знакомы, что она чуть не расплакалась. Она поняла, что выхода нет. Она хотела иметь возможность оставить прошлое в прошлом. В противном случае она хотела иметь смелость сказать мужу, что она сделала, и жить с последствиями, какими бы они ни были. Проблема была в том, что ни один из вариантов не казался ей возможным. Она была в ловушке.

– Да, – ответила Френ. – Видимо, ей это нравится.

20. Эсси

Полли завыла Эсси в ухо, когда она повесила трубку, и Эсси машинально покачала ее. Полли весь день была очень неспокойна, поэтому пришлось таскать ее на руках и в слинге, но это не помогало. Эсси положила руку на лоб Полли, он был теплым, но не горячим. Она явно была просто в плохом настроении. Эсси понимала это чувство.

– Кто звонил? – спросила мама с дивана.

Она приехала несколько часов назад и с тех пор выгладила кучу рубашек, разобрала посудомоечную машину, пришила новую пуговицу к переднику Мии и пропылесосила гостиную. Теперь она раскладывала белье на диване, а Миа стояла на коленях перед кофейным столиком и раскрашивала картинки. Иногда мама была единственным, что имело смысл в жизни Эсси.

– Бен. Он придет поздно.

Эсси положила отбивные на противень.

Температура сегодня упала на несколько градусов, но было все же жарко, и на кухне с ребенком, привязанным к ней, Эсси было неуютно и тревожно. Она открыла холодильник. («Алкоголь, – вспомнила она, что однажды сказала ей Эндж, – это единственный выход».) Увы, Эсси и Бен были не из тех, кто держит его в доме, поэтому вместо этого она вытащила пару конфет.

– Тебе нужно убрать все эти отбивные?

Эсси сунула шоколадку в рот.

– Что? – пробормотала она.

– Отбивные. Если Бен не собирается домой…

– Ой, да. – Она жевала и глотала, не ощущая вкуса. – Нет, наверное, нет.

Мозг Эсси сегодня отказывался работать. Крик имел свойство просачиваться в мозг до тех пор, пока не оставалось места ни для чего другого, особенно для терпения, логики или разума. Она открыла духовку и вытащила две отбивные, как раз когда раздался стук в дверь.

– Уходи, – пробормотала Эсси. – Кто бы ты ни был, просто уходи.

– Отдай ее мне, – сказала Барбара. – Иди открой.

Эсси отстегнула Полли от переноски и передала ей. Она сразу почувствовала облегчение, освободившись от своих оков. Ей потребовалась минута, чтобы расправить плечи и потянуть шею.

– Эсси, дверь!

– Да-да.

Это была Изабелль. В руках у нее была бутылка белого вина, а на губах застыла властная улыбка.

– Ой-ой. Я только что сделала то, что всегда делают бездетные люди, ведь вы тут, наверное, ужинаете, купаетесь и укладываетесь спать, да?

Эсси не была уверена, в Изабелль ли дело или в вине, но она почувствовала мгновенный подъем.

– Вообще-то, да. Но ты принесла вино. Так что давай считать, что мы в расчете. Заходи.

Изабелль вошла.

– Ого, – сказала мама.

И это не было дружественное «ого».

– Привет, Барбара, – так же резко сказала Изабелль. Она повернулась к Эсси. – Я увидела свет и подумала, что тебе не помешает выпить. Это время суток у вас называют ведьминым часом5, верно?

– Так и есть. Но если бы у меня была метла, я бы уже давно отсюда улетела.

Она наполнила два бокала и уже повернулась, чтобы поставить бутылку в холодильник, когда заметила дым, выходящий из духовки.

– Черт! – воскликнула она, вырывая противень.

Она тут же уронила его. Раскаленный противень с лязгом упал на пол.

– Ой… боже… о-о-о-о…

Эсси посмотрела на свою правую руку, которая уже порозовела и пульсировала.

– С тобой все в порядке?

– Да.

– Ты уверена?

Но Эсси не была уверена. Она посмотрела на противень, лежащий на полу, а затем на свою руку. На ней уже появлялись волдыри. В течение долгой секунды она не знала, что делать. Извиниться за свою глупость? Убрать обугленные отбивные? Заказать пиццу? В последнее время она часто так себя чувствовала. Словно обработка мыслей или реакция на простую ситуацию были выше ее сил.

Рядом с ней появилась Изабелль. Она подвела ее к раковине, открыла кран с холодной водой и держала руку Эсси под ним, позволяя воде струиться по ожогу.

– Так лучше? – спросила она через пару минут.

– Да. Спасибо. Прости, я… не знаю, что у меня сегодня с головой.

– Я тоже, – сказала мама Эсси, суетясь позади них. Она посадила Полли в ходунки, а Миа теперь сидела перед телевизором. – В любом случае почему бы вам двоим не присесть и не дать мне все прибрать?

– Нет, мам, я…

– Я настаиваю. Хватит аварий.

Барбара сунула руки в рукавицы, прежде чем Эсси успела возразить. Эсси почувствовала себя подростком, попавшим в беду.

– Знаешь, что я думаю? – спросила Изабелль. – Я думаю, тебе нужен перерыв. Почему бы тебе не взять выходной, Эсси? Сходить в кино с Беном? Я могу посидеть с детьми.

Эсси почувствовала, как ее охватывает радость. Кино. Для матерей маленьких детей поход в кино был чем-то недостижимым. Удобное кресло, спокойствие, полное отключение. Немного конфет, если она не пройдет мимо лавки со сладостями. Тот факт, что никто тебя не трогает и не разговаривает с тобой. С тех пор, как она стала матерью, ничто – включая секс – не волновало ее так сильно, как просмотр какого-нибудь фильма.

– К сожалению, – сказала Эсси, – Бену придется работать допоздна. Но может быть… мы с тобой могли бы посмотреть кино? Ты ведь можешь посидеть с детьми, мам?

Барбара подняла глаза от противня, который она скребла.

– А как же Полли? Я думала, ты беспокоишься, что она чем-то заболела?

Эсси посмотрела на Полли, счастливо булькающую в ходунках.

– Кажется, с ней все в порядке, ты так не думаешь?

Барбара поставила противень на сушилку и нахмурилась. Ее волосы, которые она обычно красила в пепельно-каштановый, были тронуты сединой на висках.

– Я думаю, все в порядке, – наконец ответила она, как будто имела в виду как раз обратное.

– Спасибо, – сказала Эсси и побежала в спальню, чтобы нанести немного блеска на губы и схватить сумку.

Когда она вернулась в гостиную, Изабелль стояла на коленях, разговаривая с Мией и Полли забавным игривым голосом. Они обе улыбались ей в ответ, радуясь такому вниманию.

– Нам лучше идти, – сказала Эсси, и Миа надулась. Полли снова заплакала. Казалось, всем было грустно оттого, что Изабелль уходит. Всем, кроме мамы Эсси.

Эсси и Изабелль только что заказали вторую бутылку вина. Они не собирались идти в кино. Эсси было все равно. Ужины с друзьями должны быть обязательными для матерей маленьких детей, решила она. Они должны быть законом.

Эсси обычно так не поступала. Они с Френ и Эндж встречались за чаем с пирожными, немного выпивали на Рождество, но редко куда-нибудь выходили и редко смеялись.

– Что вам приглянулось, дамы? – спросил официант, когда пришел принять заказ.

– Перспектива не готовить самим, – сказала Эсси, и Изабелль рассмеялась.

Возможно, все дело в алкоголе, но они почти весь вечер хохотали – над отчаянной попыткой официанта правильно записать имя Эсси (она позвонила и заказала столик из машины) и тем, что она согласилась сделать заказ на имя «Джейн»; над мужчинами за соседним столиком, которые все время пялились на них, – один из них был жутко похож на школьного учителя физкультуры Эсси; над тем, как Изабелль исполняет миниатюру известного комика. Эсси вдруг осознала, что в последнее время почти не смеялась.

Они сидели друг напротив друга за маленьким столиком с единственным белым цветком и барным меню между ними. Эсси за считаные минуты проглотила свою пиццу с креветками и чили и теперь наблюдала, как Изабелль ест спагетти с морепродуктами. Эсси с облегчением обнаружила, что Изабелль не веган (не то чтобы это было непростительно, но все же).

– Итак, – сказала Эсси. – У меня такое чувство, что ты знаешь обо мне все, но о себе ничего не рассказываешь.

Изабелль наколола на вилку мидию.

– Ну, я же кое-что рассказала.

– Только то, что приехала из Сиднея и ищешь пропавшего ребенка.

Изабелль жевала и глотала, прикрывая рот рукой. Казалось, она медлила, прежде чем снова заговорить.

– Ну, это почти все. Я не замужем. Детей нет.

Эсси склонила голову набок.

– Ты любишь детей. Ты когда-нибудь думала о том, чтобы завести своих?

Изабелль сделала долгую паузу.

– Конечно, да, – сказала она наконец.

Эсси не знала, почему это ее удивило. В конце концов, если она лесбиянка, это не значит, что она не хочет детей. У многих геев и лесбиянок есть дети.

– Скажем так, у меня это до сих пор не получалось, вот и все.

Изабелль поднесла салфетку к губам и вытерла их. Она, вероятно, была той девушкой, на которую бы Эсси запала, если бы была лесбиянкой. Она была такой чувственной. То, как она ходила, как одевалась, даже то, как вытирала масло с губ, – все было привлекательным. Эсси однажды поцеловала девушку, еще в студенческие годы. Она была на танцполе в ночном клубе, когда девушка схватила ее лицо и прижала к своему. Эсси не сопротивлялась, в основном потому, что там были парни, которые смотрели на нее, и она решила, что это произведет на них впечатление. И поцелуй был не так уж плох. Кожа девушки была мягкой и на вкус напоминала ром с колой. Но внутри Эсси ничего не шевельнулось. Если считать это экспериментом, то результаты были ясны. Она не была лесбиянкой. И все же, когда она смотрела на Изабелль, она чувствовала… что-то. Интересно, если бы на танцполе была Изабелль, результаты эксперимента были бы такими же?

– Но я не из тех, кто легко сдается… – продолжила Изабелль.

Эсси попыталась собраться с мыслями, но она выпила слишком много вина.

– Что, прости?

– Дети. Я сказала, что они у меня будут. Рано или поздно.

– Замечательно. Давай выпьем за это.

Изабелль взяла свой бокал.

– Да. Давай выпьем за это.

Когда они вернулись в Плезант-Корт, на улице было почти темно. Но Эсси совсем не чувствовала усталости. Напротив, она ощущала радостное возбуждение.

– Не хочешь зайти еще выпить? – спросила Эсси, когда они вышли из такси.

Изабелль помолчала.

– А как же дети? Мы же не хотим их будить.

Эсси хихикнула. На мгновение она забыла, что у нее есть дети.

– Ого. Я пьянее, чем мне казалось.

Изабелль рассмеялась.

– А как насчет того, чтобы сделать это в другой раз?

– Конечно. – Эсси сосредоточилась на том, чтобы у нее не заплетался язык. – Это отличная идея.

Изабелль неожиданно нежно улыбнулась ей. Она протянула руку и нежно коснулась плеча Эсси.

– Было здорово, – сказала она. – Мне очень понравилось.

– Мне тоже, – застенчиво ответила Эсси.

Они улыбнулись друг другу. Губы Изабелль приоткрылись, и Эсси затаила дыхание. Она не знала, в ужасе она или в восторге. Они оставались в таком положении еще мгновение, затем рука Изабелль скользнула назад.

– Ну, спокойной ночи, – попрощалась Изабелль.

Эсси смотрела, как Изабелль идет по подъездной дорожке, и в животе у нее порхали бабочки. Наконец, как только дверь Изабелль закрылась, она направилась в свой собственный дом. Мама Эсси сидела на диване, положив ноги в чулках на оттоманку, а на груди у нее лежал роман.

– Мам? Где Бен?

– Бен будет дома с минуты на минуту, – сказала она, протирая глаза. Очевидно, она задремала. Когда она села, книга соскользнула с ее груди на колени. – Там какая-то проблема с его приложением. Оно, кажется, сломалось. Он общался со своими техническими специалистами.

– О боже, – сказала Эсси, хотя на самом деле ее это не волновало.

Ее больше беспокоило то, что она была совершенно пьяна, и даже в свои тридцать два года она чувствовала себя странно – быть пьяной в присутствии собственной матери.

– Как там девочки?

– Милашки. Все хорошо. – Мама нащупала сумочку на полу возле дивана и засунула туда роман. – Как прошел твой вечер?

Что-то смешное было в том, как она это сказала.

– Здорово. Очень, очень весело. – Она икнула.

– Ты что, пьяна?

– Немного.

Барбара пристально смотрела на нее. У Эсси возникло ощущение, что ее изучают под микроскопом.

– Что?

Эсси редко выпивала больше одного бокала. Но если ее муж много не пьет, это не значит, что не должна пить и она.

– Я просто хотела спросить, не стоит ли тебе обратиться к своему психологу, – наконец сказала Барбара. – Просто поболтать. Ты, кажется… немного не в себе.

– Потому что я вышла немного выпить?

– Нет. Потому что…

В двери звякнули ключи, и через долю секунды Бен уже был внутри. Он бросил на пол спортивную сумку.

– Бэбс! Я у тебя в долгу… О, вы посмотрите! Две прекрасные женщины. Как мне повезло!

– Что случилось с вашим приложением? – послушно спросила Эсси.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я во всем разобрался. – Он посмотрел на Барбару. – Я должен тебе цветы.

– Не стоит.

Бен нахмурился. Он перевел взгляд с Эсси на Барбару и обратно.

– У вас тут все в порядке, дамы?

– Все хорошо, – сказала мама, вставая. – Но в моем возрасте в полночь ты уже превращаешься в тыкву…

– В моем возрасте тоже, – согласился Бен, зевая.

Эсси была рада, что они все время разговаривают. Она чувствовала себя неловко из-за того, что пьяна, и злилась на мать за то, что та так осуждала ее. Вдобавок ко всем этим чувствам она не могла ни слова выговорить.

– Увидимся завтра, – сказала Барбара, выходя из комнаты.

Бен стоял на крыльце и наблюдал за ней, пока она не зашла в свой дом.

Когда он вернулся, Эсси заметила, что муж смотрит на нее с мягким, знакомым выражением лица. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но Эсси была далеко. Она все еще думала о том странном моменте, который разделила с Изабелль.

– Может, пойдем спать? – Его брови многозначительно приподнялись.

– Я думала, ты устал.

– Я выгляжу усталым? – Бен с важным видом направился к ней, и Эсси не смогла удержаться от смеха. Какая уверенность. – Просто дай мне пять минут, чтобы убедить тебя, – сказал он, когда его губы коснулись ее губ.

Она не протестовала, что Бен, конечно же, воспринял как согласие. И это было согласие, по крайней мере тела. В мыслях она видела, как Изабелль идет к своему порогу. Изабелль потягивает вино за ужином. Они смеются вместе с Изабелль. А через несколько минут, когда Бен повел ее в спальню, Эсси обнаружила, что совсем не думает о Бене.

21. Эндж

Плезент-Корт начинал выглядеть совсем по-другому. В начале улицы был установлен знак, предупреждающий людей о том, что они входят в зону соседского дозора. Беспроводные камеры были установлены перед каждым домом (за исключением Ларриттов, которые заявили, что это уже слишком и в «их времена» такого не было). Всякий раз, когда камера фиксировала движение, она начинала запись, а затем видео отправлялось по электронной почте человеку, контролирующему камеру. К этому времени Эндж уже получила сообщение о кошке Ларриттов, пытающейся залезть в их мусорный бак, о Френ, совершающей ночную пробежку, и об Олли, который прыгал, пытаясь вызвать реакцию камеры.

Нарезая овощи для салата, Эндж размышляла, можно ли как-то получше использовать эти камеры. Особенно в том, что касается Эрин. Она думала о ней последние три дня. Сушила волосы феном и думала об Эрин. Отвозила Олли в школу. Эрин. Заключала сделку на работе. Эрин. Маникюрный салон. Эрин.

Это сводило ее с ума. Жизнь Эндж обычно была так рационально устроена. На работе она получала сообщение от одного из мальчиков о тренировке, деньгах, о чем-то, что они забыли дома, и думала: Это домашние дела. Я разберусь с этим позже. В выходные, когда она была с семьей и ей приходила электронная почта по работе, она ее игнорировала. Это было время для семьи. Но Эрин появлялась в мыслях о доме. Она появлялась в рабочих мыслях. Она появлялась, мать ее, везде.

– Эрин! – крикнула она.

Олли и Уилл одновременно оглянулись. Они смотрели по телевизору документальный фильм об Африке – единственное, по поводу чего у них не было разногласий. Они оба обожали животных (черта, которую они, слава богу, унаследовали от нее. У Лукаса была аллергия практически на все виды животных, и именно поэтому из домашних питомцев у них были только золотые рыбки).

– Что ты сказала, мам? – спросил Уилл. Олли уже повернулся к телевизору.

– Лимоны. Для рыбы. Я забыла их купить.

– У тебя в руке лимон, – сказал он, указывая на него.

– Ах. Так оно и есть.

Уилл бросил на нее взгляд, говоривший «моя мама чокнутая», и снова повернулся к телевизору. Вполне справедливо.

Эндж с минуту смотрела на экран. Львица прыгала к зебре длинными, гибкими движениями. Она была удивительно красива – и по-видимому, беззвучна, хотя, возможно, видео просто отредактировали. Бедная зебра даже не заметила ее приближения. Эндж вдруг стало жаль зебру. Ты могла бы, по крайней мере, дать ей шанс сразиться. Ну же, зебра, подумала она. Беги, глупая тварь!

Она разрезала лимон пополам. Глупо было то, что она не знала наверняка, кто такая Эрин. Когда несколько дней назад она включила таинственный телефон, то обнаружила, что раздел «Контакты» пуст. Ни одно имя не было сохранено. Она тщательно все проверила, просмотрела каждую секцию. Наконец, когда они пошли спать, она спросила об этом Лукаса.

– Что это такое? – спросила она, показав телефон.

Лукас взглянул на него, а Эндж внимательно посмотрела ему в лицо.

– Это мой новый телефон, – сказал он.

– Он лежал на верхней полке в гостиной. На самой верхней.

– Это совершенно новый телефон. Я хотел несколько недель попользоваться им, прежде чем Олли набьет его играми и приложениями. Этот ребенок словно чует запах телефона или айпада с расстояния пятидесяти футов.

Он был прав. Олли скачал на все телефоны и планшеты в доме свои дурацкие игры. На ее собственном телефоне нужно было прокрутить до четвертого экрана, чтобы добраться до Инстаграма. Маленький засранец.

И все же Эндж не удовлетворило объяснение Лукаса.

На следующий день на работе Эндж перебирала набранные им номера. Он звонил по одному номеру, который она не узнала, четыре раза за последние семь дней. Она решила, что нет ничего плохого в том, чтобы проверить.

– Алло?

– У меня пропущенный с этого номера, – весело сказала Эндж. – Могу я спросить, кто это?

– Могу я спросить, кто мне звонит? – возразила женщина.

Эндж чутко вслушивалась в ее голос. Он был высоким и женственным и звучал не так, как Эрин.

– Это, эм… Диана. Диана Тейлор.

– Простите, я думаю, вы ошиблись номером. Я не звонила никакой Диане Тейлор.

– Вы уверены? Может, скажете ваше имя?

– Извините, – сказала она и повесила трубку.

Не было никаких доказательств, что это Эрин. Возможно, это кто-то другой, кто угодно, и Лукас на самом деле прятал телефон по причине, которую озвучил. Но Эндж все же казалось, что это не так. У нее было шестое чувство на такие вещи, еще со времен Джози.

Джози. Эндж почувствовала, как в горле у нее встал комок. Это было такое милое, нормальное имя. Имя для ветеринара. Для воспитательницы детского сада. С другой стороны, почему у нее не может быть хорошего имени? Ведь мать Джози не смотрела на свою новорожденную дочь сверху вниз и не думала, что та выглядит так, будто вот-вот превратится в проститутку.

Уилл был совсем малышом. Эндж уже больше года сидела дома и все еще не привыкла к этому. Каждый день она одевалась, сушила волосы феном, красила губы. Но у нее было так мало событий в то время. Парк. Детский сад. Рисование пальцами. Не то чтобы она не любила Уилла. Просто ей не нравилось материнство.

Лукас постоянно находился в своей студии. Его бизнес процветал в значительной степени благодаря Эндж. В любое место, куда бы она ни шла, она приносила с собой кучу его флаеров. Его фотографии, по общему признанию, были сенсационными. У него был дар улавливать моменты. Малыш тянет мамины бусы, и жемчужины рассыпаются по полу. Ребенок закатывает истерику, в то время как остальные члены семьи хохочут. Падает в лужу и щурится на солнце. Каким-то образом он превращал неприятности в искусство.

Однажды утром, когда Эндж оделась, уложила волосы и накрасила губы, притом что ей некуда было идти, у нее появилась блестящая идея. Мы устроим семейную фотосессию! Теперь, когда она подумала об этом, ей показалось нелепым, что у них ее до сих пор не было. Кроме того, что ей будет чем заполнить следующие несколько часов, это была идеальная реклама для Лукаса. Она могла бы использовать свои фото на листовках и с гордостью демонстрировать их, когда принимала других матерей у себя в доме.

Эндж посадила Уилла в коляску, и они побрели в студию Лукаса. Она была в центре парка – идеальное место для съемок, когда погода хорошая. Если Лукас с клиентом, решила Эндж, Уилл поиграет на детской площадке, пока они будут ждать.

Когда она пришла, дверь была заперта, а это означало, что Лукас находится в темной комнате. Хорошая новость, подумала она, у него нет клиента. Погода была идеальной для съемок на открытом воздухе. Может быть, Лукас сможет установить автоспуск и сам попасть в кадр?

Она громко постучала.

– Лукас!

Она не беспокоилась, что он долго не отвечал: в темной комнате много химикатов. Ему нужно все убрать. Эндж просто ждала. Примерно через минуту она постучала снова. И стала ждать. Возможно, он пошел за сэндвичем, но Эндж сделала ему сэндвич с курицей, авокадо и майонезом тем утром. И его машина стояла на стоянке; она видела ее с того места, где стояла.

Наконец дверь распахнулась.

– Эндж.

Она сразу все поняла. Не было ни блаженного мгновения замешательства, ни доли секунды небытия. Она просто поняла. И это случилось еще до того, как она увидела женщину, стоящую позади него. Ребенка с ней не было. Ни жениха, ни мужа. Преувеличенное выражение невинности на их лицах было равносильно подтверждению.

– Это Джози.

Джози была брюнеткой. Не совсем хорошенькая, но стройная, с большой грудью и поразительными египетскими глазами. У нее хватило наглости протянуть руку. Эндж вспомнила, как смотрела на нее. Неужели она собиралась ее пожать? Шлепнуть по ней? В конце концов она просто оглянулась на Лукаса, и Джози опустила руку.

В ту ночь, когда Уилл уже был в постели, Эндж сидела, скрестив ноги на полу, пока Лукас мерил шагами комнату.

– Я сниму квартиру. Неподалеку. Буду видеться с Уиллом каждый день.

Шок от этого был еще сильнее, чем от Джози. По какой-то причине ей не пришло в голову, что он захочет оставить ее. Она ждала, что Лукас попросит прощения, поклянется, что изменится. Какое-то время они будут ходить на цыпочках, робко и неуютно, пока наконец не поймут: «Вау, мы прошли через это». Все браки переживают трудные времена, скажут они Уиллу накануне его свадьбы. Но когда ты берешь на себя ответственность, усердно работаешь в эти трудные времена, в конечном итоге ты становишься сильнее. Но все было не так. Вместо этого Лукас бросал ее ради Джози.

– Нет, – твердо сказала Эндж. – Останься. Мы это переживем.

Лукас вздохнул.

– Прости меня, Эндж. Но я хочу…

Не говори этого, подумала она, собираясь с духом. Не говори этого.

Родители Эндж развелись, когда ей было одиннадцать. Через год отец снова женился, и у него родилось еще двое детей – он все еще был женат на Дейдре, и они с нетерпением ждали своего первого внука. Ее мама, с другой стороны, провела десять лет после развода, смотря шоу Опры и повторяя Эндж, что она никогда не должна соглашаться на мужчину, который ее не ценит. Ее мать умерла от сердечного приступа перед телевизором. Эндж всегда надеялась, что это случилось во время шоу Опры. Тогда, по крайней мере, она не была совсем одна.

Внезапно Эндж увидела мир без Лукаса. Мир Опры и неизбежной смерти на диване.

– Я беременна, – выпалила она.

Львица уже ела зебру, каждый укус был большим кровавым месивом. Уилл отшатнулся от телевизора и закрыл лицо. Олли, наоборот, был в восторге. Его локти лежали на коленях, а подбородок на ладонях. Бедная зебра, подумала Эндж. Она была так заметна там, на равнине, со своими большими черно-белыми полосами. На что она надеялась?

Входная дверь открылась и закрылась, и связка ключей со звоном упала в маленькую чашку на столике в прихожей. Мальчики подняли головы, хмыкнули и снова уставились в телевизор.

– Я тоже рад вас видеть, ребята, – сказал Лукас, подмигнув Эндж.

Обычно она любила это подмигивание, но сегодня оно ее раздражало. Почему он ее не поцеловал? От него пахнет духами? Он получил достаточно поцелуев сегодня от Эрин или от кого-то еще?

– У меня есть время принять душ перед ужином?

– Конечно.

Она посмотрела на разделочную доску, где лежало рыбное филе. Она приправила его солью и перцем и положила сбоку дольку лимона. Затем она сделала фотографию, которую выложила в Инстаграм. Нет ничего лучше здорового вкусного ужина с моими мужчинами, подписала она его. #рыба #семья #вкуснятина

Шоу началось. Подушки лежали под спиной, ноги на подставках. Голова ребенка уже показалась, и у меня была неожиданная передышка от боли перед следующей схваткой. Обезболивающие, которые мне дали, были сильными. (Я согласилась на все, что мне предложили. А кто бы не согласился?) Они не сняли боль полностью, но позволили не слишком заботиться о боли.

– Имя пациента? – пробормотал доктор, взглянув на мои документы и найдя их пустыми. Все произошло слишком быстро.

Медсестра пожала плечами.

– А отец ребенка придет?

Они оба посмотрели на меня. Я опустила глаза.

Когда я снова начала стонать, медсестра кивнула.

– Тужься сильнее, когда будешь готова. Я хочу, чтобы ты сделала все, что можешь.

Я зажмурилась и начала тужиться. Мгновение спустя все закончилось.

Они не сразу дали мне тебя. Они должны были убедиться, что с тобой все в порядке, я думаю. Честно говоря, я не возражала. Роды оставили меня в изнеможении и боли. Я сказала об этом доктору? Он что-то прописал? Потому что у меня есть смутное воспоминание об игле в моей руке, а затем я упала в прекрасный, глубокий сон.

Когда я проснулась, у меня было странное, зловещее чувство. Я помню, как нажала кнопку вызова медсестры.

– Теперь я могу увидеть своего ребенка? – спросила я, когда она вошла.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А почему? Это мальчик или девочка?

Не знаю почему, но у меня всегда было чувство, что ты будешь девочкой. Я хотела накупить всего розового еще девять месяцев назад. Клубника, арбузы и малиновое варенье.

– Мальчик или девочка?

Тишина.

– Ради всего святого! Мой ребенок мальчик или девочка?

– Мне нужно поговорить с доктором, – сказала медсестра и снова зашаркала прочь.

Меня охватило тошнотворное чувство. С тобой что-то не так? Я не видела тебя – ты родился с дефектом? А что, если… ты не выжил? Я представила, как иду домой без ребенка на руках. Нет. Этого не могло произойти.

Этого не могло произойти.

В комнату вошел доктор. Хотя я была расстроена, что он не взял тебя с собой, я все же почувствовала облегчение. Наконец-то я получу ответы на некоторые вопросы.

– Можно мне увидеть моего ребенка?

Он пододвинул стул к кровати и опустил глаза в пол.

– Мне очень жаль говорить вам это… – начал он.

22. Френ

Френ собиралась пропустить визит к врачу спустя шесть недель после родов, но заставила себя пойти. После рождения Рози она старательно посещала врача, поэтому решила, что должна сделать то же самое после Авы, даже если ей нечего было рассказать. В ее беременностях не было почти ничего особенного, они были более или менее нормальными. Обычная утренняя тошнота, небольшая изжога. У нее ни разу не было тех пугающих периодов, когда она не чувствовала движения ребенка, ее не волновало то, что она может съесть что-то потенциально вредное. Все было нормально. Кроме, пожалуй, ее душевного состояния.

В приемной сидели еще три женщины, все с большими животами. Две из них уставились на Аву, а другая (очевидно, уже мать) сосредоточилась на своем журнале. (Френ не обиделась на это. Когда у тебя самой дети, ты не тратишь свободное время на то, чтобы смотреть на чужих.)

– Френ, – сказал доктор Прайс, появляясь в дверях своего кабинета. – Входите.

Френ собрала свою сумочку и детское сиденье и зашаркала в кабинет.

– Привет, – сказал он, садясь за стол. – Рад вас видеть.

– Я тоже рада вас видеть, – сказала Френ.

Это была правда. В докторе Прайсе было что-то такое, что всегда успокаивало ее. И она хотела почувствовать себя спокойно хотя бы на несколько минут. Несмотря на решение оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед с Найджелом, она чувствовала, что ошибки все равно будут преследовать ее.

У доктора Прайса были седые волосы и очки, сидевшие на кончике носа, любовь к клетчатым рубашкам с короткими рукавами и хлопчатобумажным брюкам. Во ходе визитов во время первой беременности они проводили большую часть приема, обсуждая самые разные вопросы, кроме самой беременности. Штраф за парковку, который оспаривала его девятнадцатилетняя дочь, недавний отпуск Френ на Бали, его возмущение по поводу пяти долларов за чашку кофе («грабеж средь бела дня»). Но во время второй беременности доктор Прайс стал более серьезным. Он начал задавать вопросы о здоровье, спрашивал, хорошо ли она себя чувствует, следит ли за собой. Это было приятно и в то же время неудобно. Как будто он видел то, что она не хотела, чтобы он видел.

Сегодня, когда он сидел перед ней, Френ поняла, что не может встретиться с ним взглядом.

– Итак. Как прошли первые недели?

– Прекрасно, – сказала она.

– Много спите?

– Кто-нибудь когда-нибудь отвечал «да» на этот вопрос?

– Только отцы. Как кровотечение?

– Прекратилось.

– Хорошо. И никаких проблем… ни с чем?

Да, подумала она. Мой ребенок может быть не от моего мужа.

– Нет.

С минуту он молчал.

– Френ?

– М-м-м?

– Вы не смотрите на меня.

Он был прав. Она сосредоточилась на пятне на стене справа от его головы. Френ заставила себя посмотреть на него и заметила, что его глаза были поразительно голубыми.

– Настроение в целом сниженное?

– Да, – ответила она.

– Необъяснимые приступы раздражения?

– Не совсем необъяснимые.

– Есть проблемы со сном?

– Да. Моя новорожденная об этом заботится.

– Вам кто-нибудь помогает? Семья?

Френ пожала плечами. Ее мать, отец и брат были в Сиднее и жили своей собственной жизнью, будучи преуспевающими. Ее брат со своей женой были инвестиционными банкирами и предпочли не иметь детей, чтобы это не мешало их карьере. Ее родители, которые называли себя «деловитыми пенсионерами», приезжали в Мельбурн один-два раза в год, обычно когда это совпадало с мероприятием, на которое они хотели пойти, например с выставкой или мюзиклом. Френ могла бы позвать их, если бы действительно было трудно, и знала, что они приедут. Но они бы не поняли. Преуспевающие люди не имеют проблем с новорожденными. У них не бывает проблем в браке. У них определенно не бывает внебрачных связей или внебрачных детей.

– Ладно, Френ, прозвучит драматично, но я хочу, чтобы вы были откровенны. Вы обдумывали или планировали самоубийство? У вас были мысли причинить вред Аве?

Вопрос поставил ее в тупик. У кого есть время строить планы о самоубийстве, когда только родился ребенок? Уж точно не у нее. И она никогда, ни на долю секунды, не задумывалась о том, чтобы причинить вред своей дочери.

– Нет.

Она хотела бы иметь послеродовую депрессию. Тогда он мог бы дать ей таблетку и направление к психологу, который бы все уладил. На мгновение ей понравилась эта мысль. Прекрасные тихие сеансы, в чистом кабинете с психотерапевтом, разговоры о ее чувствах. Эндж, вероятно, составила бы график дежурств, и соседи каждый вечер заходили бы, чтобы помочь с готовкой. Эсси, Барбара или миссис Ларритт время от времени забегали бы, чтобы забрать кучу нестиранного белья, пока Френ спит. Но у нее не было послеродовой депрессии. У нее был, вероятно, незаконнорожденный ребенок. Для этого никто не будет составлять график дежурств.

– Но я все же хочу у вас кое о чем спросить, – сказала Френ.

– Да? – Он снова снял очки. – Что такое?

– Можно ли узнать, является ли ваш муж отцом вашего ребенка, без его ведома?

23. Френ

Френ потянулась за одним из банановых кексов Эсси. Сегодня утром она пробежала семь миль без остановки, так много не бегала с тех пор, как забеременела Авой. Добравшись до дома, она покормила Аву грудью и приготовила омлет на тостах для Найджела и Рози. За всем этим она забыла поесть сама.

– Я тут подумала, – сказала Эсси, – раз уж мы начали вот так регулярно собираться, может, нам стоит пригласить Изабелль. В конце концов, она живет на нашей улице. Что вы думаете?

Регулярно? – подумала Френ. – Когда они решили встречаться регулярно?

Именно Эсси придумала эти посиделки, и первой мыслью Френ было вежливо отказаться. Она не была в настроении сидеть с соседками за кофе и шутить. Но потом она услышала странную нотку в голосе Эсси. Она была едва заметна, почти не слышна. Можно было решить, что ей показалось, но Эсси в последнее время немного нервничала. И, учитывая прошлый раз, Френ решила, что ей следует согласиться. Она не знала, что идет на регулярную встречу.

– Ну конечно, – сказала Френ, разделяя булочку между Рози и Мией, которая играла на полу.

– Эндж? – позвала Эсси.

Эндж моргнула, как будто только что проснулась.

– Что? О. Да, хорошо.

Эндж согласилась на эти посиделки без энтузиазма, как и Френ. Она взяла свою банановую булочку и откусила кусочек, что было неожиданно. Эндж редко ела что-нибудь с рафинированным сахаром. Френ заметила, что рубашка Эндж помята и расстегнута, что тоже было на нее не похоже.

– Отлично! – провозгласила Эсси со странным воодушевлением.

Эсси даже не заметила, что крошки маффина Мии и Рози сыпались на коврик на полу, хотя обычно она следила за чистотой. Но ее хорошее настроение продержалось всего несколько секунд, прежде чем Полли закричала из спальни.

– Не-е-е-ет! – Она откинулась на подушки. – Ну, нет! Я же только уложила ее… двадцать минут назад!

– Спит, как кошка, – сочувственно сказала Френ. – Ава такая же. Хочет спать только со мной.

Ава спала у нее на руках. Хотя Френ устала от этого, со всем остальным все было в порядке. Эсси, напротив, рассердилась, что Полли проснулась. Она потопала в спальню, чтобы переложить ее. Френ смотрела ей вслед.

– Как ты думаешь, Эсси в порядке? – спросила она Эндж.

Эндж нахмурилась, глядя в ту сторону, куда только что побрела Эсси, но было ясно, что ее мысли были где-то далеко. Френ начала задаваться вопросом, все ли в порядке с Эндж.

– Я думаю, что она действительно немного… отстраненная, – неопределенно ответила Эндж. – Но если твой ребенок вообще не спит, можно и вправду сойти с ума.

В этом она была права. Френ и сама уже несколько дней толком не спала. Она была слишком занята мыслями о том, что сказал ей доктор Прайс. Она могла бы сделать тест на отцовство без разрешения Найджела, если бы использовала ДНК Рози, но он не рекомендовал этого и не будет этого делать. Он считает, что было бы гораздо лучше сказать Найджелу правду, заручившись чьей-то поддержкой. Она чуть не рассмеялась. Поддержка? Где же ее взять?

Кроме того, в последнее время с Найджелом все было отлично. Он был идеальным мужем. Преданным отцом Авы и Рози. Любящим мужем. Вот почему ее постоянное метание было так нелепо. Зачем ей делать тест на отцовство, когда между ними все так здорово?

Нет, решила она. Она не будет этого делать.

Ключи звякнули в дверях, и тут в гостиной появилась мама Эсси. В это же время Эсси вышла из спальни, неся Полли.

– О, слава богу, – сказала Эсси, чуть не падая в обморок от облегчения при виде матери. – Я схожу с ума. Полли почти не спала весь день. Я скоро чокнусь.

Эсси сунула ребенка матери. Френ мучилась от ревности. Почему у нее нет такой матери, как Барбара? Кого-то, кто мог бы просто прийти и взять все проблемы на себя, когда дела идут кувырком. Ее собственная мать была не из тех, кто помогает, и уж точно не из тех, кому можно довериться. Она представила себе реакцию матери, если признается в своей неверности.

– В какую передрягу ты вляпалась, – сказала бы она приглушенным голосом. – Тебе нужно забыть об этом тесте и просто оставить все как есть. – Потом она, вероятно, добавит: – Не думаю, что мы должны говорить об этом твоему отцу. – И вопрос будет решен.

Конечно, у ее мамы были и сильные стороны. Интеллект, хороший моральный компас, страсть к путешествиям. Но улаживание подобных ситуаций было за пределами ее многочисленных возможностей. А это означало, что у Френ не было человека, которому она могла бы довериться.

Барбара положила сумочку и поправила Полли на своем бедре.

– Она выглядит измученной. Ты пробовала гладить ее по спинке?

Наступила короткая пауза, во время которой Эсси, по-видимому, бросила на мать расстроенный взгляд женщины, чей ребенок не спал уже целую вечность.

– Почему бы мне самой не попробовать? – быстро сказала Барбара и исчезла из комнаты вместе с Полли. Она была матерью, о которой мечтала каждая женщина с маленькими детьми. Матерью, в которой нуждалась Френ.

Эсси упала в кресло.

– Ах. Тишина. Я понятия не имею, как она это делает. Клянусь богом, если этот ребенок снова заплачет, я потеряю… Френ, ты в порядке?

– Я в порядке, – сказала она, с ужасом осознавая, что плачет.

Эндж и Эсси подались вперед в своих креслах. Для них эта ситуация была полной неожиданностью. Френ не знала, кто чувствует себя более неловко.

– Что случилось? – спросила Эсси.

– Я даже не знаю, с чего начать.

– Всегда лучше начать с начала, – мягко заметила Эндж.

Она придвинула свой стул поближе к Френ и положила руку ей на плечо, и это было как раз то, что нужно.

– У меня был роман, – выпалила она. Облегчение от признания было мгновенным. – Я имею в виду, что это был не настоящий роман. Просто дружба и пара свиданий на одну ночь. Это было год назад, парень с работы.

Эндж отдернула руку и поднялась на ноги.

– Эндж? В чем дело? – Эсси быстро заморгала, пытаясь понять, что происходит.

Эндж сердито посмотрела на Френ.

– В чем дело? Я потрясена и расстроена, вот в чем дело. Неверность гораздо более разрушительна, чем «пара свиданий на одну ночь». Она может разрушить семью, разрушить жизни! В любом случае, думаю, мне лучше уйти, прежде чем я скажу то, о чем потом пожалею.

Она схватила сумочку. Ее лицо было искажено, как будто она изо всех сил старалась не расплакаться. Френ заметила, что у нее дрожат руки. Френ и саму немного потрясывало.

Эндж рывком распахнула дверь.

– Нет, нет, нет! – Эсси вскочила на ноги. – Эндж, пожалуйста, не хлопай…

Она закрыла глаза, и в ту же секунду в соседней комнате заплакала Полли.

24. Эндж

Выходя, Эндж громко хлопнула дверью. Быть сердитой оказалось удивительно хорошо. Большую часть жизни она контролировала свой гнев – когда разговаривала с клиентами, которые все испортили, со своими детьми, чья цель была испытывать ее терпение, и даже со своими родителями. В какой-то момент, очевидно, она окончательно убедилась в том, что гнев надо обуздывать. Какая нелепая идея. Чувствовать себя злой, как оказалось, было просто фантастически.

Она помчалась по тропинке, но ей было некуда идти. Был воскресный полдень. Лукас поехал в супермаркет, а потом должен был ехать в спортзал – а мальчики были с друзьями. Эндж задумалась, стоит ли ей самой заняться кикбоксингом или бегом – чем-то таким, куда можно было бы выплеснуть адреналин.

Внезапно она заметила Изабелль, выходящую из дома.

– Изабелль, – позвала она.

– Привет, Эндж.

– Я как раз собиралась к тебе зайти.

К ее досаде, она уже почувствовала, что опять сдерживает свою злость, ее вежливый голос прозвучал как прежде. Эйфория исчезла, словно ее и не было.

– Мне звонила моя помощница по поводу проверки твоего места работы. Она связалась с офисом, но там не смогли подтвердить, что ты у них работаешь.

– О. – Изабелль, казалось, покраснела. – Они и не подтвердят. На самом деле я там больше не работаю. Это была моя работа в Сиднее, но теперь я здесь, и я ищу другую работу.

– Так ты… безработная?

– В данный момент да. Но у меня достаточно денег, чтобы оплатить аренду, не волнуйся.

Изабелль улыбнулась. Эндж была в растерянности. Разве она не сказала, что переезжает в Мельбурн по работе? Эндж была уверена, что это так.

– Но мы требуем, чтобы арендаторы имели официальную работу. Если бы я знала…

– Это Лукас? – спросила Изабелль, указывая через плечо Эндж.

Эндж обернулась. Машина Лукаса выруливала из тупика.

– Да, думаю, это он.

Наверное, забросил продукты и теперь направляется в спортзал. Но когда она смотрела, как он сворачивает с улицы, ее охватило странное чувство.

Она снова повернулась к Изабелль. Ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, о чем они говорили.

– Что ж… ты предоставишь мне данные твоего нового работодателя, как только найдешь работу?

Изабелль снова улыбнулась. Ее улыбка, заметила Эндж, была не совсем теплой.

– Конечно. Ты узнаешь об этом первой.

– Ну… хорошо. Спасибо.

Эндж повернулась и поспешила вниз по тропинке. Дойдя до конца, она резко остановилась, поняв, что вызвало у нее то странное чувство. Лукас повернул направо. Спортзал был налево.

25. Барбара

– Барби?

Барбара подавила желание огрызнуться на Бена за то, что он так ее называл, ведь он, в конце концов, ответил на звонок. Она знала многих зятьев, которые переключились бы на голосовую почту, и она знала, что ей в этом отношении повезло.

– Да, это я, – сказала она. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Хорошо, – сказал он, но его голос звучал рассеянно.

Она слышала, как кто-то разговаривает с ним на заднем плане, шепча что-то об уроке зумбы.

– Бен, – сказала Барбара, – мне правда нужно, чтобы ты меня выслушал.

Еще немного шепота, а потом Бен сказал:

– Хорошо, Барби. Я тебя внимательно слушаю.

– Спасибо. Слушай, я только что была у тебя, и Полли не спала.

Бен на мгновение замолчал.

– Ну и что?

– Кажется, она сама не своя, Бен. Я беспокоюсь за нее.

– За Полли?

Барбара впилась ногтями в ладонь. Она подумала, что Бен намеренно пытается вывести ее из себя.

– За Эсси.

– Тебе кажется, что Эсси не в себе? – Теперь он точно ее слушал. – В каком смысле?

– Она очень устала. Она раздражается на Мию, и ей очень сложно с Полли. И мне интересно, не слишком ли она увлеклась Изабелль?

– Изабелль? – судя по тону Бена, он явно не разделял ее беспокойства. – Какое она имеет к этому отношение?

Барбара пыталась придумать, как объяснить это так, чтобы Бен понял. Дело в том, что с тех пор, как Эсси была маленькой девочкой, у нее то и дело завязывались очень крепкие дружеские отношения. Она подружилась с девочкой из школы, о которой Барбара никогда не слышала, и внезапно девочка стала приходить на ночевки каждые выходные. Эсси постоянно разговаривала по телефону с той девочкой и упоминала ее имя в каждом втором предложении. Часто она даже начинала одеваться, как та девочка. И так теряла всякое представление о том, кто она сама такая. Это делало ее удобной мишенью для людей, которым что-то было от нее нужно. Им было достаточно предложить свою дружбу, и взамен Эсси была готова отдать все.

– Я просто считаю, что сейчас она должна сосредоточиться на своей семье, – сказала Барбара. – После того раза я не думаю, что она может позволить себе тратить все свое время на нового друга.

– Не знаю, Барб. Похоже, Изабелль ей очень нравится. Она стала счастливее с тех пор, как они стали друзьями. И для нее хорошо иметь кого-то рядом… кроме нас с тобой, я имею в виду. Для компании.

Барбара поджала губы. Как и Эсси, Барбара была единственным ребенком в семье, поэтому знала об одиночестве не понаслышке. Но были и свои плюсы в том, что родители – ближайшие друзья. В детстве Барбару никогда не сажали за детский стол и не отправляли играть в сад – у нее всегда были рядом родители. С раннего возраста она ходила в галереи и книжные магазины. Каждый вечер она развлекала родителей рассказами о том, как прошел ее день, и они либо находили их увлекательными, либо по крайней мере делали вид, что это так. Она никогда не чувствовала себя ребенком, скорее они втроем были одной командой. Так что для нее было шоком, когда, едва достигнув двадцати, Барбара потеряла их друг за другом: сначала рак, потом сердечный приступ. Так что да, она понимала, каково это – хотеть друга. Но она также понимала, что плохая компания хуже, чем одиночество.

– Послушай, ты сам сказал на днях, что беспокоишься о ней, и я обещала за ней присмотреть. Теперь, когда я говорю тебе, что что-то кажется мне странным, не думаешь ли ты, что должен прислушаться?

Бен молчал несколько секунд.

– Ты права. Ладно. Я поговорю с Эсси.

– Спасибо.

– Эй, – сказал Бен более мягким голосом. – Все в порядке. Мы позаботимся о ней. Ты и я. С Эсси все будет хорошо, Барб.

Барбара не была так уверена. Но он по крайней мере не назвал ее Барби, и это уже кое-что.

26. Эндж

Можно ли следить за собственным мужем, задумалась Эндж, сидя в своей машине на стоянке возле студии Лукаса. Она просидела там почти полчаса. В первые десять минут Эндж почти убедила себя, что это нелепо. В конце концов, поездка Лукаса в студию в выходные ничего не доказывает, не так ли? Может быть, ему надо доработать несколько фотографий или провести техническое обслуживание? И это было бы так похоже на него. Но потом Эндж увидела ее. Эрин.

Она въехала на стоянку и припарковалась в нескольких метрах от машины Лукаса. Затем она направилась прямо в студию, сжимая ручку своей маленькой девочки. Вот почему она точно знала, что это была Эрин – ребенок. Лицо Чарли было выжжено в памяти Эндж.

Ну и что с того, подумала Эндж. Это не обязательно что-то значит. Возможно, когда Эрин увидела Лукаса в больнице, это напомнило ей позвонить и заказать еще одну фотосессию, и Лукас согласился на встречу в выходные, втиснув ее в свое расписание. Последняя фотосессия была, вероятно, когда родилась Чарли, и сейчас ей должно быть… сколько? Два или три года? Время обновить фотографии. Вот что сказала бы сама Эндж, столкнувшись с одним из клиентов Лукаса. Она смотрела на детей и говорила: «Время обновить фотографии».

Так вот в чем дело. Обновление.

Очевидно, Эндж теряла самообладание.

Она вспомнила, как повела себя у Эсси, выскочила и захлопнула дверь. Зачем она это сделала? Она решила, что потом зайдет к ней с цветами. Такой грубости не было оправдания. Тому, что сделала Френ, тоже не было оправдания, но судить об этом явно не ей.

Ей было нечем заняться. Эндж подумала о своих клиентах, которые суетились вокруг каждой мелочи, которую она им показывала. («Я не могу оставить эти ручки шкафчика в ванной, – говорили они. – Это совсем не тот цвет, что на кухне!») Им просто нечего было делать, этим людям.

Завтра она проведет весь рабочий день на телефоне. Она оборвала себя на полуслове. Занятый мозг – это счастливый мозг. Кто это сказал? Кто-то. Может быть, она соберет еще одно собрание соседского дозора? Эсси и ее мама не присутствовали на первом, и было бы хорошо посмотреть, как работают камеры наблюдения.

Она вытащила свой ежедневник из сумочки (старый добрый бумажный ежедневник, который она не заменит, даже если «Эппл» придумают версию, которая плавает перед глазами и делает записи, используя данные непосредственно из мозга) и написала на странице с сегодняшней датой: «Организовать встречу соседского дозора». Так. Она снова захлопнула его, уже чувствуя себя лучше. На обложке дневника была фотография Уилла и Олли в возрасте трех лет и четырех месяцев соответственно. Уилл стоял на коленях на одеяле, держа Олли за живот – Уилл сиял, Олли кричал. Эндж не смогла сдержать улыбку. Олли провел большую часть первых шести месяцев своей жизни крича, и Эндж списывала это на то, что он всегда хотел есть. Это потому, что он родился таким маленьким, любил повторять Лукас. Он должен был догнать вес своего брата при рождении. Но правда была в том, что он не был таким уж маленьким. Нет, если учесть, что он родился на три недели раньше.

Эндж вспомнила ту ночь, когда сказала Лукасу, что беременна. Он собирался сказать ей, что хочет развестись, она знала это.

– Я беременна, Лукас, – сказала она, прежде чем он успел это озвучить.

– Что?!

– Ты меня слышал.

Он медленно моргнул, как будто мысль о том, что его жена беременна, абсурдна. Он принялся расхаживать по комнате, пытаясь разобраться.

– Но ведь мы же… не делали это… часто в последнее время.

Это была правда. Очевидно, он был слишком занят с Джози, чтобы заниматься сексом со своей женой.

– Достаточно одного раза, – ответила она.

Лукас выглядел таким несчастным, что Эндж почти пожалела его. Но она знала, что он не оставит беременную жену. Он справится с этим ради нее, ради Уилла и ради нерожденного ребенка, и к тому времени, когда ребенок родится, Эндж укрепит их брак достаточно, чтобы ему больше никогда не взбрело в голову пойти налево. Это пройдет, сказала она себе.

Но жизнь, конечно, смеялась над ней.

Лукас поступил правильно, и Эндж знала, что так оно и будет. Джози исчезла из их жизни с невероятной легкостью. Лукас был удивлен либидо Эндж в течение следующего месяца.

– Близость важна, – сказала она ему, – чтобы вернуть наши отношения в нужное русло.

Конечно, он не слишком возражал. Но все же, Эндж не могла позволить себе потерять контроль. Она помнила, как женщины говорили что-то вроде «у меня ранняя овуляция» или «у меня длинный цикл» – важные вещи, чтобы знать, когда можно забеременеть. Но Эндж понятия не имела о своем цикле. Когда она пыталась забеременеть в первый раз, она просто отказалась от таблеток, а через пару месяцев, вуаля! Но на этот раз ей нужно было быть умнее. Она сходила в аптеку и взяла несколько наборов для расчета овуляции. Каждое утро она смотрела в тестовое окно и ждала указания, что сегодня подходящий день. В тот день, когда в тестовом окне появился смайлик, она пришла в студию Лукаса, чтобы удивить его. Она вспомнила, как старалась не думать о последней женщине, с которой он там был.

После экстренного кесарева сечения с Уиллом ее акушер рекомендовал в любом случае планировать раннее кесарево. И Лукас не обращал внимания на такие вещи, как даты, особенно во второй раз. Итак, на тридцать седьмой неделе, когда Эндж отправила Лукаса играть в гольф в Тасманию, он с радостью уехал.

К тому времени как он вернулся, у них родился еще один сын.

Конечно, Лукас был разочарован тем, что пропустил роды, но ничто так не компенсировало разочарование, как новорожденный мальчик.

Эндж думала, что после этого все вернется на круги своя. И в последующие годы были долгие периоды, когда она вообще не думала о том, что сделала. Но однажды она будет сидеть за своим столом или везти мальчиков в школу и почувствует такой сильный укол вины, что она согнется пополам. Карма, как известно, та еще стерва.

Дверь студии открылась, и Эндж настороженно затихла. Сначала показалась маленькая девочка, за ней бежала Эрин. Лукас придержал дверь, наблюдая за ними. Эндж внимательно посмотрела на него. Он оказался полностью одетым и не выказывал никакой внешней привязанности к Эрин. Эндж перевела взгляд на маленькую Чарли, которая теперь лежала на траве, ее футболка задралась, а Эрин щекотала ее. Она брыкалась ножками. Возьми фотоаппарат, Лукас, – подумала Эндж. – Это удачный кадр. Но камеры Лукаса не было видно. Он просто задумчиво наблюдал за ними с порога. В выражении его лица была такая мягкость, что Эндж почувствовала, как будто нож вонзился ей в живот. Она почувствовала биение сердца – тихий, настойчивый стук. Здесь определенно было что-то не так.

Чарли встала, устав от смеха, но Эрин еще не закончила. Она снова подошла к ней, вытянув пальцы и щекоча воздух. Чарли отпрянула от матери, спрятавшись за ее предплечьем. В ней было что-то знакомое, поняла Эндж. Это напомнило ей… Уилла. Лукаса.

Взгляд Эндж снова метнулся к Лукасу. Теперь выражение его лица было однозначным. Нежное, ласковое и переполненное гордостью. Именно так он смотрел на Уилла и Олли. Эндж всегда считала, что этот взгляд предназначен только для…

Она зажала рот рукой.

Нет. К горлу подступила тошнота, но она заставила себя продолжать смотреть, обшаривая глазами все вокруг в поисках доказательств своей правоты. Потому что если все так, то на этот раз ничего уже не будет хорошо.

Все просто взорвется.

27. Френ

Френ бежала так быстро, что не слышала своих мыслей. Это было блаженство, это была агония. В горле у нее был привкус чего-то – крови? желчи? чувства вины? – но ноги просто продолжали отталкиваться от земли. В парке было пусто, если не считать нескольких собак. Был полдень, и большинство детей были дома, обедали или спали после обеда, предположила она. Рози дома с Найджелом, а Ава спала в беговой коляске, взлетая над холмами. Это должно быть жутко – быть наедине со своим ребенком в пустынном парке, но Френ поняла, что хочет быть здесь. Это лучше, чем оставаться дома.

Она остановилась у подножия холма и допила остатки воды из бутылки. Ей очень нравился этот парк с его широкой лужайкой, огромным деревянным игровым фортом для детей и дико дорогими поездками на пони по воскресеньям. По выходным у барбекю устраивали детские дни рождения. Это был парк, который Рози называла «лесным» и в который она просилась чаще всего. Это был тот же парк, где находилась студия Лукаса и где три года назад он сделал ту их сказочную фотографию.

Три года назад. Когда все было хорошо.

Как она допустила это? Найджел тоже ошибался, но все его ошибки были известны и открыты. Это она скрывала свои. Ирония в том, что если бы она была менее совестливой, все было бы хорошо. Она бы пережила и пошла дальше. Вместо этого вина съедала ее.

Она подошла к фонтанчику с водой, чтобы наполнить бутылку. Конечно, нужно было принять во внимание неоспоримый факт – у них был по крайней мере один общий ребенок. И Рози была счастлива. Френ попыталась представить себе, как она говорит Рози, что мама и папа больше не будут жить вместе. Рози захочет остаться с Найджелом. Как мать, Френ сможет получить право опеки, но какой ценой? Она разрушит жизнь Рози и свою собственную, чтобы очистить совесть. Какая же она после этого мать?

Но что будет через пятнадцать-двадцать лет, когда Ава узнает, что единственный отец, которого она когда-либо знала, на самом деле не ее отец? Когда она узнает, что ее мать хранила это в тайне все это время? Какая она после этого мать?

Френ схватила коляску и направилась к выходу из парка, когда дверь в студию Лукаса распахнулась и оттуда выбежала милая маленькая девочка. Мать побежала за ней и щекотала девочку, пока та не завизжала. Лукас с улыбкой наблюдал за ними с порога – должно быть, он только что их фотографировал. Френ продолжала бежать, но резко остановилась, когда заметила машину Эндж в нескольких метрах от себя. Эндж, похоже, тоже наблюдала за девочкой и ее матерью. Было что-то в том, как она смотрела на них, что заставило Френ остановиться. Ее глаза выглядели как-то странно.

Френ снова посмотрела на женщину и ребенка. На Лукаса, улыбающегося им. И вдруг она поняла, почему Эндж в тот раз так разозлилась.

Внезапно она все поняла.

– Это мальчик или девочка? – спросила я.

Доктор и медсестра обменялись взглядами.

– Ваш ребенок был девочкой, – наконец сказал доктор.

Я улыбнулась. Девочка. Я так и знала.

Доктор откашлялся.

– Но, как я уже сказал, ваш ребенок не выжил. Он родился мертвым.

Мертвым. Я прокрутила это слово в голове. Родился. Мертвым.

Я представила себе ее маленькое личико. Сейчас она, наверное, завернута в одеяло, наверное, она в маленькой вязаной шапочке. Как она выглядит? Говорят, что у всех младенцев глаза сначала голубые. Но будут ли они в конечном итоге карими, как мои?

– Можно мне ее увидеть?

Тишина. Затем доктор посмотрел на медсестру.

– Вам удалось связаться с ее мужем?

Медсестра покачала головой.

Я чувствовала, что сейчас взорвусь. Под больничной рубашкой у меня покалывало в груди. Я так долго ждала. Почему они заставляют меня ждать?

– Я хочу поскорее ее покормить. Это ведь хорошо для ребенка, да?

Выражение лица доктора озадачило меня. Разве матери не хотят видеть своих детей? Возможно, они слишком устают. Меня обнадежила эта мысль. Я была особенной матерью. Я хотела своего ребенка больше других. Я любила ее больше, больше других.

Он встал.

– Итак, – тихо сказала я ему. – Идите за моим ребенком. Скорее!

Он подошел к двери. Документы все еще лежали на прикроватном столике, нетронутые. Я не могла думать о них – я хотела своего ребенка. Ожидание было невыносимым. Со своей кровати я видела доктора, разговаривающего в коридоре с медсестрой. К ним присоединился еще один человек в белом халате. Я чувствовала себя как во сне. Должно быть, это из-за лекарства. Ну что ж. Если они не собираются приносить моего ребенка, я пойду за ней сама.

Я осторожно спустила ноги с кровати. Почувствовала холод пола под ступнями, а это означало, что ноги снова что-то чувствуют. Хорошо. Ухватившись за металлические перила на кровати, я заставила себя встать. На крючке на задней двери висел больничный халат. Я сделала шаг к нему, но вдруг пол поднялся мне навстречу, ударив меня с размаху в лицо. Внезапно небольшая толпа, собравшаяся у моей двери, ворвалась в комнату. Меня начало трясти.

– Принесите мне моего ребенка, – закричала я. – ПРИНЕСИТЕ МНЕ МОЕГО РЕБЕНКА!

Я продолжала дрожать и кричать, пока игла не вошла в мою руку и все вокруг не почернело.

28. Эсси

– Мам, это опять я. Можешь позвонить, когда будет время? Большое спасибо.

Эсси повесила трубку. Полли, с затуманенными глазами, всхлипнула от усталости.

– Ну спи, если ты так устала, – попросила Эсси.

Может, ей это и показалось, но Полли словно стиснула зубы и сказала: О да, заставь меня.

В книжке о детях говорилось, что Полли должна спать три раза в день по два часа. Два часа! Было похоже, что книга просто издевается над молодыми матерями, заставляет их страдать. Всю прошлую неделю Полли спала не больше двадцати минут в течение дня, а сегодня она вообще не сомкнула глаз. Еще больше усугубляя ситуацию, Миа тоже решила отказаться от своего обеденного сна и только что устроила истерику, потому что Эсси дала ей на обед пасту, а она «ненавидит пасту». (Она не ненавидит пасту. Два дня назад она заявила, что хочет спагетти на завтрак, потому что это о-о-о-очень вкусно.) Теперь Миа смотрела мультики, а Полли была привязана к ее бедру, жалкая и рыдающая. А пока все, чего хотела Эсси, – это съесть тарелку пасты и лечь спать.

Эсси подошла к окну и выглянула наружу. Маминой машины на подъездной дорожке не было. Где, черт возьми, она ходит? Всю прошлую неделю она постоянно была здесь, оставалась на весь день и уходила, только когда Бен приходил с работы. Но сегодня ее нигде не было видно. Эсси понимала, что было нелогично ожидать, что ее мама будет под рукой каждый раз, когда ей хочется, но сейчас Эсси не способна была рассуждать логично. Все, чего она хотела, это чтобы мама пришла к ней и уложила обеих девочек (и Эсси) спать. Потом, через час или два, она хотела проснуться и увидеть, что вещи постираны, а ужин на плите. Разве она многого просит?

Барбаре так легко давалось быть мамой и бабушкой. Когда-то Эсси думала, что сама станет настоящей матерью. Первый раз явно был катастрофой, а теперь она возлагала на себя большие надежды. Но им не суждено было осуществиться.

Эсси уже отправила пару сообщений Бену, хотя знала, что у него сегодня очень напряженный рабочий день. Она искала сочувствующего слушателя, но все, что она получила, это нудное бормотание его автоответчика. Она села на диван и в очередной раз попыталась покормить грудью Полли, чтобы она заснула. Через окно она видела мамину подъездную дорожку, так что она сразу поймет, как только та вернется домой.

– Мамочка! – заскулила Миа, указывая на телевизор. – Все кончилось.

– Через минуту начнется что-нибудь еще, – устало сказала Эсси.

– А что начнется?

Эсси попыталась вспомнить, какой сегодня день. В понедельник и вторник дальше шла «Свинка Пеппа», в среду, четверг и пятницу – «Улица Сезам». Сегодня… четверг. Дерьмо. По четвергам мама ходит в кино с Лоис. Так вот где она. Эсси почувствовала постыдную волну ревности. Иногда, когда у Эсси выдавалась свободная минутка, она мечтала о том, чтобы уйти на пенсию. Бесконечный пустой календарь, заполненный всем, чего ей хочется. Сон, вечера в кафе, кино. Она могла бы завести хобби, поехать в отпуск, куда не надо было бы тащить детей. Пойти в театр. Не спать всю ночь, читая, а потом проспать весь следующий день. Ее мама постоянно так делала. Однажды она пришла к Эсси в середине дня и вручила ей толстый роман, который читала всю ночь, пока не закончила: «Ты должна прочитать это». Эсси смотрела на книгу так, словно это инопланетный объект. Читать? Настоящую книгу, не о воспитании детей? Когда она должна была это делать?

– «Улица Сезам», – ответила Эсси, и дочь тут же снова начала плакать. Эсси и самой хотелось плакать.

В дверь постучали.

Эсси вскочила со стула, Полли все еще прижималась к ее груди, но окончательно и бесповоротно проснулась. Подойдя к двери, Эсси задумалась, действительно ли это такая уж плохая идея – дать ей капельку виски, как делали в старые времена.

– Привет, – сказала Изабелль, когда Эсси распахнула дверь. Потом ее лицо вытянулось. – С тобой все в порядке?

– Я… да, ну, я… я просто…

Эсси обнаружила, что не может закончить предложение. Слова, в которых она нуждалась, на мгновение (или, возможно, навсегда) покинули ее, и все альтернативные варианты, казалось, смешались. Тем временем Полли отпрянула от груди и улыбалась Изабелль, а молоко просачивалось сквозь рубашку Эсси. Миа закатила истерику.

– Дай ее мне, – сказала Изабелль, беря Полли и закрывая за собой дверь.

Миа, увидя, что они не одни, успокоилась и уставилась на Изабелль.

– Не любишь «Улицу Сезам»? – спросила Изабелль.

– Там птица, – сказала Миа. – Она слишком большая.

– Большая птица? Я понимаю, о чем ты. Ни одна птица не бывает такой большой в реальной жизни. Честно говоря, это глупо.

Миа серьезно кивнула.

– Вот что я тебе скажу, почему бы нам вместо этого не посмотреть фильм?

Эсси пошла и переоделась. Когда она вернулась, Изабелль и Миа уже лежали на полу, и Миа рассказывала ей, что Большая Птица была даже выше ее папы, который был действительно высоким, и разве это не глупо? Кроме того, желтый не был ее любимым цветом, это был ее третий любимый цвет после розового и фиолетового и иногда зеленого. Удивительно, но Изабелль удавалось следить за разговором, а также давать разумные комментарии, она включила «Русалочку» и остановила истерику, держа Полли на коленях. Полли, вновь оживленная неожиданным гостем, потеряла всякие следы сонливости, но, наблюдая за ними, Эсси обнаружила, что ей трудно из-за этого расстраиваться.

– Разве ты не должна быть на работе? – спросила Эсси.

Изабелль была одета в узкие черные джинсы и белую майку, которая не выглядела формальной. Бюстгальтер у нее был черным, единственная кружевная бретелька ползла вверх по спине и разделялась на две части у шеи.

– Я взяла выходной. И рада этому. Похоже, тебе не помешает помощь.

Эсси упала на диван.

– Да, я знаю. У меня уже совершенно нет никаких сил. А у тебя есть подход к моим детям. – Она указала на Мию, которая уже практически сидела на Изабелль.

Изабелль улыбнулась.

– Твоей мамы сегодня нет?

– Она в кино! Ты можешь поверить?

– Какая наглость!

– Да уж.

Эсси хихикнула, потом вздохнула.

– Сегодня особенно трудно. В основном из-за Полли. Я думала, она будет ребенком мечты, но сейчас… она решила показать характер, как ее сестра. Я не знаю, откуда это у них. У нас с Беном не такие противные характеры. – сказала она, хихикнув. Она явно была в бреду.

– Значит, Миа не была ребенком мечты?

Эсси пожала плечами.

– По правде говоря, все дело во мне. Миа могла бы быть самым замечательным ребенком в мире, но я этого не оценила.

Изабелль положила свою руку на руку Эсси, слегка сжав ее. Эсси неожиданно ощутила глубокое умиротворение.

– Как ты справляешься на этот раз? – спросила Изабелль.

– Ну как-то. Когда я смотрю на девочек, то чувствую любовь. В основном. Любовь, смешанную с усталостью и небольшим раздражением.

«Небольшим», возможно, было преуменьшено. На самом деле час назад, когда Полли проснулась, несмотря на сорок минут поглаживаний, Эсси чуть не расплакалась. Спи, мать твою! – кричала она про себя. В то же время у нее было много недобрых мыслей о своей матери. Заткнись уже насчет похлопывания. Это не работает! Если только ты не даешь ей перед этим успокоительное.

Она уже оставила своей маме дюжину голосовых сообщений. Она также несколько раз звонила Бену, требуя сказать точное время его возвращения домой. Когда он пошутил, что опоздает на тридцать секунд, она не засмеялась.

– Тяжело быть мамой, – сказала Изабелль. – Многие через это проходят.

Эсси зевнула.

– Думаю, да.

– Послушай, почему бы тебе не поспать? Я буду рада посидеть тут с девочками. У меня нет никаких планов на сегодня.

Эсси потянулась и схватила Изабелль за обе руки. Идея вздремнуть была невероятно привлекательна, но делать это, пока Изабелль остается в доме, было почему-то еще приятнее.

– Не говори так, если не всерьез. Очень опасно играть с отчаявшейся, переутомленной матерью. – Эсси надеялась, что ее голос звучит забавно, а не безумно.

Изабелль убрала руку и прижала ее к сердцу.

– Я серьезно. Я с удовольствием проведу здесь несколько часов. Похоже, тебе правда нужно отдохнуть.

– Это тот момент, когда я должна отказаться, верно? Сказать тебе, что у меня все под контролем и предложить чашку чая? Ну, а я не собираюсь. Ты это понимаешь?

– Да, – серьезно ответила Изабелль.

Она выглядела так, как будто собиралась улыбнуться, но не успела и глазом моргнуть, как Эсси бросилась к ней и крепко обняла.

– Я тебя люблю, – сказала Эсси, затем побежала в спальню и захлопнула дверь.

Когда Эсси открыла глаза, над ней стоял Бен.

– О, привет, – сонно сказала она.

Она потерла глаза. Бен смотрел… странно. Его губы были плотно сжаты, а взгляд летал из стороны в сторону.

– Эсси, где девочки?

Она моргнула пару раз, затем быстро села. Где же девочки? Она попыталась собраться с мыслями. Ее мозг еще не проснулся.

– О, – сказала она, вспоминая, – они с Изабелль. – Она откинулась на подушки. – А что ты делаешь дома?

– Я получил твои сообщения о том, что Полли не спит, и решил улизнуть домой, чтобы чем-нибудь тебе помочь.

Эсси улыбнулась.

– Как мило.

Бен не улыбнулся в ответ. Морщины окружили его рот, и он продолжал тереть левый висок и морщиться, как будто это причиняло ему боль. Вот почему он выглядел странно, поняла она. Он волновался. Бен никогда не волновался.

– Почему девочки у Изабелль? – спросил он.

– Не у нее. Изабелль сидит с ними у нас.

– Здесь никого нет, Эсси.

Она запнулась на секунду.

– Ты уверен?

– Я проверил все комнаты. Я даже не думал, что ты здесь, пока не пришел сюда.

– Ну, – мозг Эсси все еще был затуманен после сна. – Возможно, Изабелль просто забрала их к себе домой? Может быть, они шумели, и она не хотела, чтобы они меня разбудили?

В три огромных шага Бен исчез, вероятно, чтобы проверить дом Изабелль. Эсси решила все же еще раз осмотреть свой дом. Бен не был самым наблюдательным человеком в мире – вполне возможно, они играют в прятки в гостиной, а он этого не заметил. Тем не менее было трудно не заразиться его паникой.

Переходя из комнаты в комнату, Эсси прислушивалась и смотрела, ожидая услышать хихиканье, шепот или увидеть маленькую ножку, высунувшуюся из-за занавески. Но после быстрого обхода она обнаружила, что дом действительно пуст. Она должна была признать, что это странно.

Дверь с грохотом распахнулась, и Эсси увидела в дверном проеме гигантскую фигуру Бена.

– У Изабелль никого нет.

Эсси отбросила панику в сторону, пытаясь мыслить логически. Ничего ужасного не случилось, напомнила она себе. Она не потеряла детей, она оставила их с совершенно нормальным взрослым человеком.

– Все сейчас выяснится, Бен. Может быть, они пошли в парк? Ты не видела, была ли где-нибудь записка?

– На кухонном столе нет. И на столе в прихожей нет. А коляска стоит на крыльце.

– Я… уверена, они скоро придут.

– Господи, Эсси! О чем ты думала, оставляя детей с чужим человеком? Если ты не справляешься, скажи мне. Или Барб.

– Я пыталась связаться с вами обоими, но вы были недоступны. Кроме того, Изабелль не чужая. Она моя соседка и подруга. И я не могу сказать, что у меня есть куча других людей, готовых помочь в любую минуту. Ты не отвечал на звонки, а мама была в кино!

Но Эсси видела, что Бен ее не слушает.

– Я звоню в полицию, – сказал он.

– В полицию? Ради всего святого!

– Эсси, – сказал он медленно и осторожно, как учитель ребенку, который просто не понимает происходящего, – наши дети пропали, как и человек, который с ними сидел. Мы ничего о ней не знаем и понятия не имеем, далеко ли они ушли.

Эсси почувствовала первую дрожь беспокойства.

– Машина Изабелль стоит на подъездной дорожке?

– Я проверю.

Бен направился к входной двери, но прежде чем он до нее дошел, задняя дверь с грохотом распахнулась. Миа прыгнула внутрь первой, за ней последовала Изабелль с Полли на руках. У обеих девочек были розовые, раскрасневшиеся лица.

– Папа! – Миа сломя голову налетела на ноги Бена. Он упал на колени, обхватив ее маленькое личико руками. – Ох… Вот вы где.

– Все в порядке? – Изабелль нахмурилась, переводя взгляд с Эсси на Бена и обратно.

– Нет, не все в порядке. – Бен присел на корточки. – Мы собирались вызвать полицию!

– Почему? – озадаченно спросила Изабелль.

– Потому что я вернулся домой и обнаружил, что Эсси спит, а девочки пропали!

– Мы играли на улице, – сказала Изабелль. – Мии хотелось побегать, и я подумала, что свежий воздух поможет Полли уснуть.

Как по команде, Полли громко зевнула и положила голову на плечо Изабелль. Бен встал и выхватил Полли у нее из рук. Он закрыл глаза, когда дочь прижалась к нему. Эсси не была уверена, что когда-либо видела Бена таким взволнованным.

– Я подумал, что их…

Лицо Изабелль побледнело.

– Похитили? О боже, нет… Мне так жаль.

– Не извиняйся, – быстро сказала Эсси. – Это наша вина. Мы должны были проверить снаружи. – Эсси бросила на Бена раздраженный взгляд. – Изабелль помогала мне, потому что я была измотана и нуждалась в отдыхе. Она просто спасительница.

– Ну, Бен сейчас дома, так что я оставлю вас, ребята. Я потом поговорю с тобой, Эсси. И еще раз… прошу прощения.

Останься, подумала Эсси, пока Изабелль собирала свою сумку. Останься!

Это была странная мысль, учитывая то, что только что произошло. Она должна была хотеть побыть наедине с мужем, чтобы они могли поговорить. Ей следовало бы крепко обнять своих детей и поблагодарить всех богов за то, что они в безопасности. Был миллион вещей, которые она должна была хотеть сделать.

Но все, чего хотела Эсси, – это Изабелль.

– Что происходит? – спросил Бен Эсси в тот вечер, когда девочки легли спать. Эсси только что налила себе бокал белого вина и положила ноги на кофейный столик.

– О чем ты?

– Я имею в виду… Поговори со мной. Ты обещала, что расскажешь мне, если почувствуешь, что снова теряешь контроль.

– Я не теряю контроль. У меня был плохой день, и друг помог мне. Почему ты придаешь этому такое большое значение?

Бен сел рядом с ней.

– Дело не только во мне. Твоя мама тоже волнуется. Она звонила мне на работу на днях.

Эсси расценила это как предательство.

– Что ж… Мама волнуется.

– Да, и я начинаю думать, что у нее есть на то причины. Она сказала, что ты оставляешь ей Полли при каждой возможности. И сегодня, когда я вернулся с собрания, на моем автоответчике было четыре истерических сообщения.

– Они не были истери…

– И эта дружба с Изабелль! Ты никогда не оставляла их ни с одной нянькой, кроме своей матери, а теперь позволяешь Изабелль присматривать за ними, даже не узнав ее как следует. Почему?

– Может, мы не так давно знакомы, но мне кажется, что я знаю ее целую вечность. – Эсси знала, что ее голос звучит немного раздраженно, но ничего не могла с собой поделать. – В любом случае почему ты так расстроен из-за этого? Она не похищала наших детей, если ты заметил. Или ты все еще беспокоишься, что она могла бы?

– А почему бы и нет? Все время об этом слышно. Одинокие женщины под сорок, которые присматривают за соседскими детьми и вдруг исчезают вместе с ними.

Эсси закатила глаза и сделала глоток вина.

– И еще одно – ты в последнее время много пьешь, – сказал Бен.

– То, что ты не пьешь, еще не значит, что никому нельзя.

– Эсси, как я могу доверять тебе девочек, если…

– Как ты можешь доверять девочек мне?

Щеки Бена покраснели.

– Послушай, прости, что я заговорил об этом, но ты ведь однажды бросила одну из наших дочерей на площадке. Как я могу быть уверен, что ты не сделаешь этого снова? Или что-нибудь похуже?

Они смотрели друг на друга несколько секунд. Затем Бен вздохнул, и напряжение испарилось из него, как воздух из воздушного шарика.

– Послушай, прости, мне не следовало этого говорить. Это просто…

Телефон Эсси зазвонил на столе рядом с ней, и она посмотрела на экран. Бен помолчал, возможно, ожидая, что она его отключит.

– Ты собираешься ответить? Эсси, нам нужно поговорить.

Она взяла трубку:

– Привет, Изабелль.

– Прости, я не вовремя?

Бен стоял перед ней такой потрясенный и испуганный. Такой обеспокоенный.

– Ничего подобного, – сказала Эсси, сворачиваясь калачиком. – Что случилось?

29. Изабелль

– Мельбурн великолепен, – сказала Изабелль в трубку.

Жюль прищелкнул языком. Она почувствовала его скептицизм даже по телефону.

– Правда, – настаивала она. – Тебе стоит как-нибудь приехать.

Она представила себе, как он растянулся на подоконнике своей квартиры в Сиднее, глядя на волны. Одна из немногих вещей, за которую можно было любить коричневое кирпичное здание 1960-х годов, в котором он жил, это убийственный вид на Бонди-Бич. Забавно, но он, должно быть, единственный парень в Бонди, который не занимался серфингом, предпочитая собственную кожу гидрокостюму и мотоцикл доске для серфинга. Изабелль была такой же – она любила великолепные пляжи Сиднея, но предпочитала поваляться на песке, позагорать или поплавать. На самом деле было бы справедливо сказать, что Изабелль и Жюль больше походили на жителей Мельбурна, а не Сиднея, с их любовью к музыке, художественным галереям и кофе. (В Мельбурне относились к кофе серьезно. На днях Изабелль заметила в меню местного кафе «деконструированный кофе» и выяснила, что это кофе, который подают на деревянном подносе в трех отдельных чашках: одна с эспрессо, одна с молоком и одна с водой. Это было, пожалуй, немного нелепо, но она подозревала, что Жюлю это понравится.) Она снова открыла рот, чтобы попытаться убедить его в этом, но он начал первым.

– Я мог бы приехать на мотоцикле, – сказал он.

Изабелль улыбнулась.

– Это было бы замечательно.

– Итак, ты вызвала настоящий переполох в Мельбурне?

– Конечно, нет, – сказала она, хотя подозревала, что именно это она и сделала.

Ее присутствие, очевидно, уже создало проблемы между Беном и Эсси, а еще Эндж узнала, что она не работает в фонде Эбигейл Феррис. По правде говоря, она никогда не работала в этом фонде, хотя и имела с ним много общего. После того как Софи похитили, они много в чем ей помогали, а также дали несколько зацепок, которые, правда, не сработали – самая интересная из них была о молодой женщине, которая родила мертвого ребенка в день похищения Софи, но которая не заполнила никаких документов, поскольку роды начались быстро. Потом она снова исчезла из больницы, и ни у кого не осталось о ней никаких сведений. Если та женщина правда забрала Софи, это не очень помогло. Изабелль должна была раньше понять, что ей нужно взять все в свои руки. Именно это она и сделала здесь, в Мельбурне.

– Послушай, детка, я пойду, надо кое-что доделать. Мы можем поговорить позже?

Она повесила трубку и посмотрела на стол перед собой, еле сдерживаясь от волнения. В конце концов, она уже сталкивалась с ложной тревогой. В каком-то смысле это было куда более жестоко, чем потеря Софи. Но на этот раз все будет по-другому, она знала это. На этот раз, вместо того чтобы двигаться осторожно, она собиралась идти напролом.

Она глубоко вздохнула. Продолжай, сказала она себе. Продолжай в том же духе.

Ее руки дрожали, когда она потянулась за листом бумаги. На нем лежало шесть-семь рыжевато-коричневых волосков. Сегодня, играя в саду, она умудрилась вырвать их у Мии. Волосы не были самым лучшим материалом для теста ДНК, но за неимением возможности взять слюну, это был максимум, на который она могла рассчитывать. Около четырех волосков содержали корень, и Изабелль надеялась, что этого будет достаточно. В ящике стола лежали два конверта, которые были предоставлены компанией по анализу ДНК. В одном будет образец Мии, а в другом – ее. Она достала инструкцию по взятию мазка и начала читать. Она не сделает ни одной ошибки. Она не может позволить себе ошибиться.

С момента отправки до получения результатов уйдет семь дней. Семь дней пролетят так быстро. Семь дней – это целая жизнь.

Через семь дней Изабелль получит ответ.

Через семь дней она заберет то, что потеряла.

30. Эндж

Эндж готовила ужин. Как обычно. Час назад Уилл и Олли вернулись домой от своих друзей, и Эндж смягчилась, когда они попросили молочный коктейль. Как обычно. Потом она накричала на них за то, что они разбросали свои вещи по полу, и сказала, что расскажет отцу, когда он вернется домой. Как она делала обычно. Не было ни слез, ни гнева, ни торга. Она делала все, как всегда, хотя все было по-другому.

У Лукаса была другая семья.

Эти слова крутились у нее в голове весь день, но она все еще не могла понять их смысл. Как будто кто-то сказал ей, что она живет на Марсе, а не на Земле – это было интересно, даже очень, но последствия оставались неясными. Сейчас она просто ждала, когда появится дополнительная информация.

У Лукаса была другая семья.

Эндж включила духовку и взглянула на свое отражение в стекле. На нее смотрело отражение ее матери. Горькое, отстраненное и немного безумное. Эндж вдруг ощутила острую тоску по ней. Ее мать умерла почти двадцать лет назад, и за десять лет до этого она была уже практически мертва, просто сидела на диване, наблюдая за Опрой и разглагольствуя о том, что она никогда не должна позволять мужчине контролировать ее счастье. Она услышала голос матери в своей голове: они все одинаковые. Эндж страстно хотелось упасть в кресло рядом с ней и сказать: надо было слушать тебя, старая злая корова. Как оказалось, ты была совершенно права.

В двери звякнули ключи.

– Эй, – позвал Лукас.

Он вошел и подмигнул ей. Подмигивание всегда было их фишкой. За все эти годы она ни разу не видела приветствия, которое бы ей так нравилось. Некоторые мужья небрежно целовали жен в щеку, другие просто ворчали, когда входили. Но подмигивание Лукаса всегда казалось таким искренним, таким полным любви. Это было похоже на маленький секрет, который они делили между собой.

Один из многих секретов, которые они делили.

– Как вкусно пахнет, – сказал он. – А что у нас на ужин?

Такой обычный вопрос. Он прозвучал абсурдно, учитывая масштаб теперешней ситуации, но в то же время удивительно успокаивающе. Эндж оглянулась на кухню, разглядывая лук, говяжий фарш, яйца и сухари, лежавшие на кухонном столе.

– Гамбургеры?

Лукас рассмеялся.

– Это что, вопрос?

Это правда был вопрос. Эндж совершенно не помнила, что собиралась готовить, не помнила ничего, кроме ингредиентов, которые увидела на своем кухонном столе. Может, это шоковое состояние? Идея неплохая. Если она в шоке, кто-нибудь должен заворачивать ее в теплое одеяло, давать сладкий чай и присматривать за ней, пока она не «придет в себя». Она видела по телевизору, как фельдшеры делают это, после того как люди попадают в аварию и тому подобное. Наверняка существует такая служба для женщин, которые узнали о том, что их мужья изменяют. А если они существуют… где, черт возьми, ее одеяло и сладкий чай?

– А, тефтельки, – сказал Лукас, заглядывая в кастрюлю на плите.

– Да, – ответила она. – Тефтельки.

Конечно, подумала она. Тефтельки. Большинство женщин кричат и швыряются вещами, когда узнаю́т, что у их мужей есть другая семья. Эндж приготовила мужу его любимое блюдо.

Лукас подошел к мальчикам, игравшим в приставку, и, как ни странно, они буркнули приветствие своему отцу.

Они станут семьей, поняла Эндж. Ее сыновья, Лукас, Эрин и их маленькая единокровная сестра Чарли. Однажды, на своей свадьбе, они поблагодарят «папу и Эрин за все, что они сделали за эти годы». Потом они будут улыбаться за столом, за которым будет сидеть Эндж, безучастная, стараясь выглядеть счастливой, чтобы не испортить этот день.

Эндж подошла к холодильнику, достала полупустую бутылку вина и два бокала. Она чуть не рассмеялась. Два бокала! Через десять лет, когда Лукас будет женат на Эрин, она все еще будет доставать два бокала, когда откупорит бутылку вина? Будет ли она по-прежнему готовить минестроне без сельдерея, потому что Лукас ненавидит сельдерей? Будет ли она по-прежнему говорить мальчикам «подождите, пока папа вернется домой»?

– Я умираю с голоду, – драматично воскликнул Олли.

Эндж собиралась сказать ему, что ужин скоро будет готов, но вмешался Лукас.

– Ты не умираешь с голоду. Дети в Африке – вот кто умирает с голоду. Ты просто голоден.

Да пошел ты, подумала Эндж.

Обычно, когда Лукас говорил что-то подобное, Эндж испытывала гордость. Какой у нее хороший муж. Какой прекрасный образец для подражания для ее сыновей. Часто она укоряла себя: почему ей самой не пришло в голову сказать что-нибудь в таком духе? Слава богу, у них есть Лукас, думала она, их моральный компас.

Теперь это казалось смешным. Моральный компас Лукаса!

Эндж наполнила один бокал и направилась в гостиную. Лукас сидел на подлокотнике кресла Олли. Эндж скользнула на другой. Он взглянул на ее бокал, возможно, удивляясь, почему она не предложила ему выпить, но не сказал об этом. Может быть, чувство вины? Так, у меня есть девушка и незаконнорожденный ребенок, так что лучше я не буду напоминать своей жене про вино. Может, у него все-таки есть моральный компас?

– Ты не в спортивном костюме, – небрежно заметила Эндж.

Он колебался лишь несколько секунд.

– Я зашел в студию на пару часов.

– В воскресенье?

– Да. Всплыло одно дело в последнюю минуту.

– Ах да? – Она сделала большой глоток вина. – Кого же ты снимал?

Ей пришло в голову, что у нее нет никаких доказательств. Ни клочка. Она представила, как стоит перед судьей и говорит: Маленькая девочка двигала ручкой точно так же, как это делает мой старший сын. Угу. А еще моя интуиция. Женская интуиция никогда не ошибается. Приговорите его к смерти, судья! Или по крайней мере к каторге. Судья рассмеется ей в лицо. Может быть, именно поэтому она теперь на него давит. Она хочет, чтобы ее теория была опровергнута.

– Есть еще вино?

– На кухне. Кто же снимался? – снова спросила она.

– Постоянная клиентка с трехлетним ребенком, – сказал он, наполняя свой бокал до краев.

Эндж сделала еще один большой глоток.

– Наверное, было весело.

– Я умираю с голоду! – снова крикнул Олли из соседней комнаты.

– Ужас, – ответила Эндж в тот же момент, когда Лукас сказал: «Ты не умираешь!»

Лукас посмотрел на нее.

– Дорогая, ты выглядишь напряженной. Как насчет того, чтобы я приготовил тебе ванну?

– Но ужин…

– Я доготовлю. Иди. Я принесу тебе еще бокал вина. И я разогрею порцию, чтобы ты поела, когда выйдешь.

Ей хотелось ударить его по голове. Она хотела знать, как он мог так поступить с ней, и, что еще важнее, как он мог поступить так с их сыновьями. Она хотела знать, как он мог стоять здесь и притворяться идеальным мужем после того, как провел день с Эрин и Чарли. Она хотела услышать правду от него. Вместо этого она услышала, как сама сказала: «Ванна была бы кстати», – и направилась к двери.

31. Френ

Френ совершала особенно интенсивную пробежку и испытывала от этого блаженство. Она бежала так быстро и так долго, что не замечала ни одной, ни единой мысли. Люди часто говорили, что они идут на пробежку, чтобы «прочистить голову», но они хотели, чтобы их мысли стали упорядоченнее. Френ хотела противоположного. Она хотела, чтобы ее голова была совершенно пустой, лишенной мыслей, и пробежка всегда помогала. К сожалению, она не могла продолжаться долго. А это означало, что Френ надо попробовать что-то еще. Правду.

Она вошла в дом. Найджел и Рози сидели за столом, на котором были разбросаны кусочки «Лего». Френ ощутила странное удивление при виде Рози. В середине своих мыслей о спасительных признаниях она забыла о существовании собственных детей.

– Мама! Я построила тебе домик. Ты не сможешь жить в нем, потому что он совсем крошечный и сделан из «Лего».

Френ была тронута. Рози никогда ничего для нее не делала. Все всегда было для Найджела. Еще она удивилась, увидев ее за конструктором. Найджел редко занимался игрушками, не несущими образовательной пользы.

– Это здорово, – сказала Френ, усаживаясь рядом с Найджелом. – Мне нравится красный.

– Здесь еще немного зеленого и немного желтого, – добавила Рози.

Так оно и было. Френ почувствовала прилив нежности к спектральной точности Рози. Она посмотрела на Найджела. Он разобрал всю коробку «Лего» по цветам, которые разложил в прозрачные сумки с молнией, а в другую сумку положил все инструкции. Она знала, что он мог бы придумать что-нибудь более полезное, чтобы занять свое время, чем это.

Внезапный, болезненный укол любви чуть не сбил ее с ног. Почему я изменяла этому человеку? – подумала она. – Почему я не смогла поддержать его в трудные времена, как это сделала бы хорошая жена?

– Пойду проверю, как там Ава, – сказала она, вставая.

Она уже наполовину встала со своего места, когда Найджел потянулся к ней.

– С Авой все в порядке, – сказал он. – Просто… посиди немного. Мы хотим, чтобы мама посидела здесь с нами, правда, Рози?

Рози с энтузиазмом кивнула.

– Мы любим мамочку.

Они сияли ей, одинаковые улыбки, которые заставляли ее почувствовать себя счастливой. Но это было слишком не в ее стиле. Найджел, должно быть, поговорил с Рози, сказал что-то вроде: Мамочка сейчас не очень хорошо себя чувствует, так что нам надо быть с ней поласковее. Они оба смотрели на нее слишком часто. Их глаза были слишком мягкими.

– Я тоже тебя люблю…

– Мне нужно пипи, – сказала Рози, вскакивая.

Она убежала. Френ почувствовала облегчение, когда стало меньше на одну пару глаз, наблюдающих за ней. Найджел придвинул свое кресло чуть ближе.

– Я подумал, что в последнее время уделял тебе недостаточно внимания, – сказал он. – И мне очень жаль. Мы с Рози решили загладить свою вину.

Стоп, подумала Френ. Пожалуйста, остановись.

– Я знаю, тебе трудно, и я хочу помочь. Может быть, устроим свидание? Я знаю, что ты не хочешь оставлять Аву, но мы можем попросить Изабелль посидеть с ребенком или, может быть, маму Эсси. Барбара любит детей.

Френ взяла в руки игрушечный домик Рози. На одном из красных кирпичей был малюсенький фиолетовый цветок, который Рози не упомянула, когда перечисляла все цвета.

– Почему бы мне не поговорить с Барбарой? Я закажу столик в «Ля Сволта», – сказал он. – Может быть, как-нибудь вечером на следующей неделе. Мы могли бы…

– В прошлом году у меня был роман, Найджел. И Ава может быть не от тебя.

Ее голос был ровным и ясным, мягким и серьезным. Все было понятно сразу. Она поставила домик из «Лего» на место.

Рози вбежала обратно в комнату.

– Я хочу сделать машину. Но ты не сможешь на ней ездить, потому что она слишком маленькая и будет сделана из «Лего».

Рози забралась на стул напротив них и взяла домик, который держала Френ. Она потянулась за синими детальками и начала собирать свою машину, в то время как Найджел и Френ смотрели друг на друга поверх ее головы.

32. Эсси

– Ну что, сегодня просто подровняем?

Эсси смотрела в слишком хорошо освещенное зеркало в своей парикмахерской. Конечно, она была не накрашена и выглядела ужасно. Старой. Под глазами синяки, а кожа нездорово блестит. И еще кое-что. Она худая. Почти… прозрачная. Когда она успела так похудеть?

Парикмахер – новая девушка по имени Ким с огромными бледно-голубыми глазами и ироничной сединой в свои двадцать – явно неверно истолковала затянувшуюся паузу.

– Или хотите сменить образ?

Ким теребила и взъерошивала волосы Эсси и всматривалась в них, словно искала сокровище. Шевелюра выглядела как красновато-коричневое море клубков, длинных и бесформенных, свисающих до середины спины. Неудивительно, что мама Эсси взяла на себя труд записать ее на прием.

– Давайте…

Глаза Ким загорелись.

– Подстрижем и покрасим?

– Ну… – Эсси никогда раньше не красила волосы, потому что знала, что окрашивание занимает больше трех часов. У кого есть на это время? Но сегодня идея побыть целых три часа подальше от детей ее радовала.

– Конечно. Подстрижем и покрасим.

– Отлично, – сказала Ким и пошла за палитрой.

Она оставила Эсси айпад, чтобы та нашла стили, которые ей нравятся. Пока Ким отсутствовала, подошла еще одна девушка и спросила, не хочет ли она чаю или кофе. Эсси заказала мятный чай, но в тот момент, когда девушка исчезла, чтобы приготовить его, Эсси подумала: Неужели я только что заказала мятный чай? С тобой что-то не так, Эсси.

И она была не единственной, кто так думал.

– Итак, – сказала мама, когда приехала сегодня утром. – Сегодня я присматриваю за девочками у себя дома. Я первым делом назначила тебе визит к парикмахеру, а потом ты можешь пойти пообедать, сделать маникюр или просто прийти домой и поспать. Сама решай.

Эсси знала, что должна быть благодарна, но не могла заставить себя. Она вообще ничего не чувствовала. Бен все еще был дома, когда приехала мама, а это означало, что они явно были в сговоре.

Не оставляй ее одну с детьми – таков был подтекст. Ей нельзя доверять.

Возможно, они были правы. За последние несколько дней она перешла от усталости к оцепенению. Вместо того чтобы постоянно жаждать сна, она смирилась с тем, что больше никогда не сможет нормально выспаться. Когда Полли начинала плакать, она вскакивала, как робот подавая и впихивая еду в рот ребенка. Она делала все, что от нее ожидали, но ничего не чувствовала. Она смутно ощущала жизнь, только когда была с Изабелль.

Самое приятное в Изабелль было то, что она считала Эсси интересной. Это было ей незнакомо. Обычно, когда Эсси говорила с другими взрослыми, она играла роль интервьюера – задавала вопросы, слушала, кивала. Но с Изабелль она становилась центром каждого разговора. Изабелль хотела знать об Эсси все: как она познакомилась с Беном, всегда ли она хотела детей, было ли трудно забеременеть. Как насчет детства Эсси: было ли оно счастливым, была ли Барбара хорошей матерью? Она спросила об отце, и Эсси объяснила, что он сбежал с другой женщиной, когда ее мама была беременна. Обычно она никому об этом не говорила. Ее мама никогда особо не рассказывала о нем, и Эсси понимала, что говорить об отце – оскорбление для ее матери. Но между ней и Изабелль происходило что-то особенное. Это было похоже на то время, когда вы начинаете встречаться с кем-то особенным, когда вы хотите поделиться каждой деталью друг о друге.

Изабелль тоже делилась подробностями своей жизни. Мать умерла, когда Изабелль было двадцать, но родители разошлись за много лет до этого. У нее был брат по имени Фредди и две единокровные сестры. Отец женился на женщине намного моложе себя, которая была довольно милой, но Изабелль держалась на расстоянии, так как никогда не чувствовала себя частью этой семьи. Когда она говорила об этом, в ее голосе звучала неподдельная печаль. После этого Эсси долго ее обнимала. Она не помнила, чтобы когда-то хотела обнять другую женщину.

К тому времени когда Ким вернулась с палитрой, у Эсси уже была пара фотографий, которые ей приглянулись.

– О-о-о-о – сказала она. – Большая перемена!

Так ли это? Эсси задумалась.

– Мне нравится! – взвизгнула Ким, прежде чем она успела передумать. – Отлично подойдет к вашей форме лица.

Ну и хорошо, подумала Эсси и отхлебнула мятный чай, а потом выплюнула его и поставила чашку на стол перед собой. Ким бросила на нее странный взгляд, но Эсси было все равно. Когда ты лишенная сна мать двоих детей тридцати лет, то можешь выплюнуть чай, если он тебе не нравится.

Когда Ким наносила краску на ее волосы штукой, похожей на кондитерскую кисть, Эсси поняла, что ужасно устала. Она позволила глазам закрыться. Может быть, она чуть вздремнет, пока будет здесь? Когда ты лишенная сна мать тридцати лет, тебе и это можно.

33. Эндж

– Эндж! Это ты, дорогая?

Эндж уже собиралась идти на занятия по пилатесу, когда зазвонил телефон. Теперь она проклинала себя за то, что ответила. Ее свекровь всегда звонила по стационарному телефону, вероятно, потому, что Эндж настроила переадресацию на свой мобильный. В первые дни ее отношений с Лукасом Эндж заставляла его перезванивать ей. «Твоя семья – твои проблемы», – говорила она. Но в какой-то момент она перестала говорить ему подобные вещи. В какой-то момент его семья стала ее проблемой. Все стало ее проблемой.

– Привет, Леони, – сказала Эндж, стоя со свернутым ковриком для йоги у ног. Она никогда не садилась, когда звонила свекровь. Лучше было оставаться начеку.

– Приятно слышать твой голос, Эндж. Честное слово. Сколько мы уже не общались?

Не очень долго.

– Я собиралась позвонить вам целую вечность, – продолжала она без паузы.

У Леони была мерзкая привычка заполнять малейшую паузу бессмысленной болтовней.

– Как поживают мои внуки? Растут, как сорняки? Пора мне к вам заглянуть.

– Уилл и Олли в порядке, и мы всегда рады вам, Леони, – сказала Эндж, уверенная в том, что Леони покинет Перт только на Рождество, чтобы приехать в Мельбурн, где остановится в апартаментах с завтраком, забронировнных через Airbnb. Она отказывалась ночевать в комнате для гостей, потому что «не хотела мешать», что было бы замечательно, если бы она не говорила об этом через каждые пять минут. Ее свекровь приезжала и требовала, чтобы ее внуков холили и лелеяли, пока она здесь. Ясно, что она не намеревалась всегда быть такой, и, что более важно, все это знали. Несмотря на это, Леони была замечательной бабушкой. Когда бы она ни приезжала, ее всегда можно было застать за занятиями с детьми. Она читала книги, играла в ролевые игры и часами участвовала в самых скучных затеях. Из-за этого мальчики обожали ее, и из-за этого Эндж обнаружила, что не может заставить себя ее ненавидеть.

– А как поживает мой мальчик? – спросила она, разумеется, имея в виду Лукаса.

– С ним все в порядке, – ответила Эндж на автомате.

Эндж практически увидела, как она улыбнулась.

– Ну, я полагаю, что он очень занят. Своей работой, мальчиками и хозяйством.

Однажды, когда Леони была в гостях, Эндж сидела на табурете у стойки бара с бокалом вина, пока Лукас укладывал посуду в посудомоечную машину. Леони так до конца и не оправилась от увиденного.

– Позволь мне сделать это, – настаивала она, бросив взгляд на Эндж. – Ты весь день был на ногах, тебе не следует этим заниматься.

Похоже, ей было все равно, что Эндж работает и зарабатывает львиную долю денег. По мнению Леони, забота о мужчине в доме была обязанностью женщины.

– Мы все устали, но счастливы, – бормотала Эндж, все время думая: почему я играю в эту игру со своей свекровью? Какое чувство – стыда или гордости – так глубоко укоренилось во мне, что я не могу быть настоящей?

Она представила себе, как бы выглядел честный разговор с Леони.

– Как поживает Лукас? – спросила бы Леони.

– Ну, у него был один роман, о котором я знаю…

– О боже.

– Еще у него есть секретный телефон, и я почти уверена, что у него ребенок на стороне.

– Господи.

– И я думаю о том, чтобы бросить его, но, несмотря на то что он сделал, я не могу вынести эту мысль, и, честно говоря, я не уверена, почему именно я должна принимать решение, когда это он сходил налево!

Но нельзя так разговаривать со своей свекровью. Ни с кем нельзя было так разговаривать.

– Как на работе? – спросила ее Леони.

Разговор подходил к концу. Обычно Леони расспрашивала о детях, потом о Лукасе так, что Эндж чувствовала себя неполноценной, а потом наконец переходила к сути разговора, который обычно заключался в том, чтобы попросить совета по недвижимости для своего друга. Только один раз она спросила Эндж о работе, чтобы напомнить ей, что та слишком много работает.

– Неплохо, – начала Эндж. – Хотя я считаю…

– Хорошо, что ты работаешь, – перебила она. – Мозг не любит бездельничать. От этого начинаешь слишком много обо всем думать.

Эндж помолчала. Это было похоже на намек.

– О чем, например?

– Ну, ты же знаешь. О разном. Я помню, когда мои дети были маленькими, а отец Лукаса был все время на работе, я часто сводила себя с ума разными мыслями. О моих друзьях, о детях… о моем браке. Но ведь так можно и рехнуться, правда?

На этот раз Леони не стала заполнять тишину болтовней или шумом. Эндж опустилась на сиденье рядом с телефоном. Говорил ли с ней Лукас? Это было маловероятно, но не невозможно. Внезапно Эндж задумалась о замужестве Леони. Может быть, оно тоже было связано с изменой? Неужели она сделала своей философией закрывать на это глаза? Люди, живущие по такому принципу, любят, чтобы и другие следовали ему. В противном случае существовал риск того, что их философия окажется неверной.

– В жизни все зависит от нашего отношения, Эндж, – продолжила Леони. – Если ты будешь часто говорить себе, что жизнь прекрасна… так или иначе, так и будет.

Может быть, подумала Эндж. Или, может быть, в конечном итоге ты окажешься посреди идеально выглядящей лжи.

34. Барбара

Барбара стояла у окна, когда увидела, как машина Эсси свернула на подъездную дорожку. Она помедлила, раздумывая, стоит ли ей выйти. С одной стороны, ей хотелось проверить, не стало ли Эсси лучше после визита к парикмахеру. С другой стороны, она хотела, чтобы Эсси наслаждалась своим выходным без какого-либо вмешательства с ее стороны. Наблюдая, как она выходит из машины, Барбара почувствовала, что погружается в это внутреннее противоречие, которое часто возникало у ее подруги Лоис по поводу дочери.

– Она хочет, чтобы я навещала ее или держалась от нее подальше? – часто плакалась Лоис.

Барбара никогда не давала Лоис мудрых советов. Эсси всегда сообщала ей, чего она хочет. Если Барбара звонила дочери, а та была чем-то занята, она просто говорила: «Мама, не могу говорить, у меня Френ», – и Барбара вешала трубку без малейшего намека на обиду. Но теперь Барбара понятия не имела, чего хочет или в чем нуждается Эсси.

Барбара наблюдала за ней через окно. Голова Эсси мелькала на заднем сиденье – по всей видимости, она доставала продукты. Наверное, она может подойти под предлогом помочь с сумками? Обе девочки уже легли спать; не мешало бы на минутку выскочить на улицу. У Барбары было такое чувство, что если она только увидит Эсси вблизи, то получит представление о ее душевном состоянии. Но когда Эсси вышла из машины, у Барбары встал комок в горле. У дочери были короткие темно-каштановые волосы. До подбородка. С челкой.

Мать вышла через переднюю дверь и направилась к ней.

– Эсси! – крикнула Барбара, когда была уже в нескольких ярдах от нее.

Эсси обернулась, и у нее перехватило дыхание.

– О, – смущенно произнесла Эсси. – Да. Я решила сменить стиль. Что думаешь?

Она прикоснулась к своим волосам с гордостью или, возможно, со смущением. Она напомнила Барбаре тех женщин на телевидении, которые проходили через полное преображение, а затем должны были выступить на подиуме, чтобы показать свой «новый стиль». Барбаре нравились эти шоу. Но Эсси, похоже, не понимала, что у нее нет нового стиля. Теперь у нее был стиль Изабелль.

– Бабушка? – Голос Мии донесся от входной двери. – Я проснулась!

Миа неслась по дорожке в футболке, трусах и босиком, ее худые бледные ножки были как идеальная пара спичек, а волосы вспотели и растрепались после сна. В нескольких шагах от них она остановилась и нахмурилась.

– Мамочка?

– Привет, милая.

– У тебя другие волосы. – Миа моргнула, глядя на мать и рассеянно почесывая зад. – Ты выглядишь как Итавел.

Хорошо, подумала Барбара. Я не параноик.

– Похоже на то, – призналась Эсси. – Но мне нравится. В любом случае у Изабелль ведь нет авторских прав на челку, правда?

Эсси попыталась рассмеяться, но смех не получился. Это было жутко странно. Перед Барбарой стояла ее дочь, но это была не ее дочь. Она даже не была похожа на ее дочь. Ей нужно позвонить Бену.

– Мы можем пойти домой, мама? – сказала Миа.

– О нет, Миа, – быстро сказала Барбара. – У мамы выходной день. Ты можешь остаться у бабушки еще немного.

– Нет! Я хочу остаться с мамой. – Она обвила руками ногу Эсси.

– Все в порядке, мам, – сказала Эсси, но Барбара потянулась к плечу Мии и отдернула ее от матери. Она не хотела, чтобы Миа куда-то уезжала с Эсси.

– Бабушка! – взвизгнула Миа. – Мне больно!

– Мам, отпусти ее.

Но Барбара не отпускала. Возможно, это была реакция Мии или странное выражение глаз Эсси, но Барбара почувствовала, что впадает в истерику.

– Правда, я думаю, будет лучше, если я…

– Мам! – Эсси шлепнула Барбару по руке, убрав ее с плеча Мии. – Ради бога, что с тобой? – Она взяла Мию на руки и посадила к себе на бедро.

Барбара отступила назад, затаив дыхание.

– Смешно. Я собиралась спросить то же самое у тебя.

Эсси озадаченно покачала головой, потом повернулась и пошла с Мией в дом. Барбара последовала бы за ними, но Полли все еще спала у нее в доме. Вместо этого она стояла на улице между домами, и ее охватило странное чувство дежавю.

Она поняла, что происходит. Демоны ее дочери снова вылезают наружу.

35. Изабелль

– Алло?

Уже начало темнеть, когда телефон Изабелль зазвонил. Она схватила его, не глядя на экран.

– Привет, – сказала Эсси. – Неподходящее время?

– Конечно, нет. – Изабелль выпрямилась. – Что случилось?

– Вообще-то, я хотела спросить, не могла бы ты зайти. Я хочу тебе кое-что показать.

– Правда?

Голос Эсси звучал как-то по-другому: она говорила слишком громко, как-то не так. Изабелль услышала, как на заднем плане бормочет Миа.

– Что ж, хорошо. Надеюсь, это тебя не пугает…

– Ладно, теперь я заинтригована.

Эсси хихикнула. Изабелль почувствовала шепот беспокойства – дрожь в ногах. Когда она видела Эсси в последний раз, та боролась изо всех сил. Измученная и на грани бреда. И что-то в ее голосе подсказало Изабелль, что ситуация, возможно, ухудшилась.

– Хорошо, тогда дай мне всего лишь несколько минут. Я сейчас кое-что закончу и приду к тебе…

– Не задерживайся, – сказала Эсси.

Изабелль не собиралась задерживаться. Она повесила трубку и откинулась на спинку стула, страстно желая узнать все как можно скорее. Может быть, Эсси еще одну ночь почти не спала? Это, конечно, может заставить человека говорить странным голосом. Едва она поднялась на ноги, как раздался стук в дверь.

– Я же сказала, что сейчас приду! – шутливо отозвалась она.

Она распахнула дверь и резко остановилась. Он был одет в джинсы, серую футболку и джинсовую куртку, черные волосы были зачесаны назад за одно ухо. Темно-синие глаза светились озорным блеском. Жюль.

– Что… Что ты…

– Я сказал, что приеду на мотоцикле.

– Да, сказал, но… я… Я не ожидала этого…

Жюль толкнул ее обратно в дом. Он снял с нее платье, просто сбросив его на пол. Через несколько мгновений они оба были голые.

– Я должна встретиться с Эсси, – запротестовала она, отталкивая его губы.

Но к тому времени, когда он опустил их обоих в кресло, Изабелль совсем забыла об Эсси.

36

Френ

Френ сидела на полу в темной комнате, обхватив голову руками. Они с Найджелом весь день притворялись, что все в порядке. Они разговаривали странными веселыми голосами на разные повседневные темы вроде еды и ванной, и кто будет читать сказки на ночь – своеобразное маленькое шоу, которое они устроили ради Рози. Неужели он делает ей одолжение, подумала Френ, не будучи с ней честным? Очевидно, были некоторые темы, слишком взрослые для трехлетнего ребенка, но должны ли они вот так ходить с фальшивыми улыбками и весельем на лицах? Френ не знала. Она больше ничего не знала.

Перед сном Рози была суетливой и прилипчивой, так что, возможно, они не так уж хорошо сумели скрыть от нее свои секреты. Дети все чувствуют, разве не так все считают? Она просила еще одну сказку, еще одно объятие, еще попить. Френ и Найджел потакали ей, возможно, желая отложить то, что должно было произойти. Но в конце концов им ничего не оставалось, как выключить свет и пойти поговорить.

Как только начались вопросы, его было не остановить. Найджел хотел знать все. Как это случилось, сколько было раз, какие чувства за этим стояли. Собиралась ли она рассказать ему об этом? Собиралась ли рассказать Марку? (Она не собиралась. Странно, но ей казалось, что все это не имеет к Марку никакого отношения.) Настроение Найджела скакало от спокойного к сердитому, от шока к апатии. Были периоды молчания. Потом еще вопросы. Казалось, что они никогда не закончатся. Они начинались широко и расплывчато, а затем становились гротескно конкретными. Они занимались оральным сексом? Он ей? Она ему? В какой позе? Как долго это продолжалось? У нее был оргазм? Френ задумалась, зачем ему это знать, но почувствовала облегчение от того, что ей больше не придется решать за него.

– Хватит, – сказала она наконец. – По-моему, мы уже все обсудили. Может быть, нам стоит поговорить о том, что делать дальше.

Найджел встал и подошел к окну. Френ хотела подойти, положить руку ему на плечо, но могла ли она это сделать? Имела ли право? Он был похож на статую, так что она даже не видела, как он дышит. Френ не была уверена, что дышит сама.

Когда Ава заплакала, Найджел быстро вышел из комнаты – прежде чем Френ успела подняться на ноги. Когда он ушел, она посмотрела в окно. На улице начали зажигаться огни, и Френ представила себе, как соседи в своих домах смотрят сериалы, чистят зубы, заполняют документы для школьных экскурсий, оплачивают счета. Интересно, оглядывается ли кто-нибудь из соседей на ее дом, гадая, что она задумала.

Его не было уже несколько минут, когда Френ поняла. Найджел был с Авой. Ребенок, о котором она только что сказала, что он может быть и не его.

Она побежала.

Найджел сидел в кресле-качалке в темноте, с Авой, распластавшейся на его груди, точно так же, как и несколько недель назад.

Френ прижала руку к сердцу.

– Ты думала, я могу причинить ей боль, – усмехнулся он.

Френ не ответила. Очевидно, именно так она и думала. Но внезапно она поняла, как это нелепо. Она соскользнула на ковер и прислонилась спиной к стене.

Найджел встретил пристальный взгляд Френ.

– Ты думаешь, она моя?

– Даже не знаю.

– Я знаю, что ты не знаешь. Я спрашиваю, что ты думаешь.

Он пристально смотрел на нее. Вдруг он перестал раскачивать кресло. Глаза Авы были закрыты, и ее дыхание было громким в тишине комнаты.

– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказала она. – Какая разница, что я думаю?

– Для меня это важно.

И это было очевидно. Она слышала дыхание Авы, поняла Френ, потому что не дышал Найджел.

Френ на мгновение задумалась.

– Иногда я думаю, что да. Но иногда…

– Черт возьми! – Спокойствие Найджела лопнуло.

Френ вдруг поняла, что за время их брака видела его сердитым всего несколько раз. Даже когда он был в депрессии, это случалось редко. Она не искала мужа с мягким характером. Она искала другие качества, и его спокойствие было удачей.

– Я правда думаю, что она твоя. Если бы меня заставили гадать, я бы сказала, что она от тебя. Но…

– Но ты не знаешь.

– Да.

Тишина. Не обращая внимания на то, что происходит вокруг нее, Ава счастливо вздохнула.

– Мы сделаем тест на отцовство, – сказала Френ. – Теперь, когда ты знаешь… мы можем это сделать. И тогда мы узнаем.

– Что мы узнаем?

Френ поняла, что он имеет в виду. Они могут узнать, от кого Ава. Но все равно так многое они уже не узнают… Например, как жить дальше, если она не от него. И если от него.

– Знаешь, что самое страшное? Хуже, чем твой роман или, возможно, чужой ребенок? Хуже, чем стать отцом для Рози на полставки и, возможно, вообще потерять Аву? Это то, что из-за всего этого я могу потерять отношения с тобой. А ты – единственный человек, без которого я не могу жить.

Это был самый красивый нож, которым ее когда-либо пытались убить. Френ закрыла глаза и уткнулась лбом в колени.

37. Эсси

На улице уже стемнело, а Изабелль все еще не было. Эсси стояла у окна, рассматривая собственное отражение. Ее парикмахер была права, новая прическа и правда шла ее форме лица и цвету кожи. Вернувшись домой, она переоделась, надела майку и длинную юбку, чтобы чувствовать дуновение ветра вокруг своих лодыжек, но ей все еще было жарко и тревожно. Где же, черт возьми, Изабелль?

Эсси переступала с ноги на ногу, не в силах устоять на месте. Она чувствовала, как у нее перехватило дыхание и сердце заколотилось в груди. Было ли нормально чувствовать себя так при мысли о визите подруги? У нее было немного друзей в жизни, поэтому она не была уверена. Она также не была уверена в некоторых из своих… мыслей. Женщины, конечно, восхищались телами друг друга. («Ты тощая сучка» или «Я сделаю все что угодно ради твоих сисек»). Но было ли нормально думать о том, чтобы протянуть руку и погладить скулу своей подруги? Нормально ли задаваться вопросом, на что похож поцелуй ее розовых, как лепестки, губ?

На улице зажглись огни, и Эсси увидела, как к дому Изабелль подъехал мотоцикл.

– На что ты смотришь? – спросила Миа, появившись рядом с ней. Она забыла свой бутерброд с ветчиной и сыром на маленьком столике.

– Ни на что, милая. Ешь свой бутерброд.

Эсси вытянула шею, чтобы увидеть человека, стоящего у входной двери Изабелль.

– Мама! Можно посмотреть? – Миа потянула занавеску.

– Миа! – Эсси вернула занавеску на место.

Это была небольшая улица, и даже маленький шум мог привлечь внимание соседей. Эсси снова выглянула из-за занавески как раз вовремя, чтобы увидеть, как входная дверь Изабелль закрылась. Кто это?

Эсси бросилась к двери, не в силах делать что-либо еще. Это было то же самое чувство, которое она испытывала несколько месяцев назад, когда была далеко от Полли в течение нескольких часов, и ее тело буквально болело, пока она не смогла вернуться к ней. Теперь она тосковала по Изабелль. Она не могла ждать.

– Я сейчас вернусь, – сказала она Мии.

Выйдя на улицу, Эсси перешагнула через кусты, разделявшие их дома, и направилась к дому Изабелль. Она вдруг поняла, что бежит босиком. Подойдя к двери, она подняла руку, чтобы постучать, но тут же остановилась, вглядываясь сквозь тонкую полоску стекла рядом с дверью. Туфли и нижнее белье Изабелль лежали на полу, разбросанные по направлению к гостиной.

Эсси опустила руку.

Она пошла вдоль стены дома, ее сердце бешено колотилось. Она протиснулась мимо кустов и наступила в садовую клумбу рядом с окном. Оттуда открывался прекрасный вид в гостиную. Эсси придвинулась ближе. Изабелль лежала поперек кресла, перекинув одну голую ногу через подлокотник. Ее тело было под углом, длинное, худое и бледное. Она вдруг пошевелилась, и в этот момент Эсси заметила стоящего перед ней на коленях мужчину.

Она отпрыгнула назад. Она почувствовала острый укол, как будто ей дали пощечину.

А потом в одно мгновение все стало ясно. Она любила Изабелль. Она любила ее. Не так, как Бена. Она любила Изабелль чисто, безукоризненно.

Она любила Изабелль больше.

– Эсси.

Эсси резко обернулась. Ручной фонарик отбрасывал ослепительный свет, но по его размерам Эсси сразу поняла, что это Бен. Она моргала, пока глаза не привыкли к свету.

– Что ты делаешь?

Эсси снова посмотрела в окно, и его взгляд, должно быть, последовал за ней, потому что секунду спустя он зажал рот рукой.

Свет фонарика погас.

– Эсси, – настойчиво прошептал он. – Нам нужно уходить.

Она затрясла головой. Она не пыталась сопротивляться. Она просто не могла уйти. Она была уверена, что если ее ноги оторвутся от этой почвы, то она перестанет существовать.

Почему она так себя чувствует?

– Эсси. Пойдем. – Голос Бена звучал не то чтобы сердито, но взволнованно. Он схватил ее за руку чуть ниже плеча и потащил обратно на улицу. Эсси уперлась пятками.

– Нет.

– Эсси, – сказал он уже мягче. – Пойдем домой. Мы можем поговорить там, хорошо? Эсси, я помогу тебе…

У входной двери мелькнуло какое-то движение, а потом зажегся свет… Зашуршали листья. А потом появился кто-то.

– Эсси? Это ты?

Эсси потребовалось несколько секунд, чтобы ее глаза что-то разглядели. Это была Изабелль. Ее рубашка и юбка были перекошены.

Я люблю тебя, подумала Эсси. Я люблю тебя, Изабелль.

– Что происходит? – спросила Изабелль. – Ее голос звучал настороженно. – Бен?

– Я не знаю, – ответил Бен.

Все было совершенно тихо и неподвижно. Эсси почувствовала на себе их взгляды. Ей хотелось, чтобы Бен ушел. Эмоции нахлынули на нее так быстро. Всплеск гнева, шквал нервов, взрыв паники. Это придало ей смелости. Она оттолкнула Бена и посмотрела Изабелль прямо в глаза. Просто посмотри, сказала она себе. Посмотри в глаза Изабелль. Ты все поймешь. Ты поймешь, если она тоже это чувствует.

Изабелль бросила взгляд в сторону двери, где стоял полуодетый растрепанный мужчина. Человек на мотоцикле. Тот, что был внутри. Эсси наблюдала за молчаливым разговором, который произошел между ними. И через несколько секунд она поняла, что получила свой ответ.

Эсси всхлипнула.

На этот раз, когда Бен попытался увести ее, Эсси позволила ему это сделать. Он повел ее мимо Изабелль и растрепанного мужчины обратно к их дому. Эсси не была уверена, что ей это показалось, но когда она проходила мимо Изабелль, она услышала ее шепот:

– Прости меня.

38. Эндж

Эндж сидела в своем любимом кресле с бокалом пино гриджо, а по телевизору шло какое-то семейное шоу. Мальчики были в своих спальнях, занимаясь чем-то, чем обычно они там занимались, а Лукас сидел напротив Эндж в своих модных джинсах и футболке с V-образным вырезом – одна голая загорелая нога лежала на журнальном столике. Вырез на его рубашке, казалось, стал глубже, обнажив упругую безволосую грудь, которая обычно наполняла ее тоской. Сегодня она наполняла ее яростью. Надень нормальную рубашку, хотелось крикнуть ей. На пуговицах. И брюки. И пока ты здесь, будь другим человеком! Тем, кто любит свою жену и может удержать в штанах свою штуковину.

В дверь постучали, и они посмотрели друг на друга, потом как по команде подняли брови.

– Я открою, – сказала Эндж, когда Лукас остался сидеть.

Неужели он всегда был таким бесполезным, удивилась она. Неужели она была слепа из-за его футболок с глубоким вырезом? Или она просто была счастлива мириться с этим, пока он заводил другую семью?

В дверях стояла Барбара. Она была с Полли на руках, а Миа рядом с ней. Полли размазывала дольку апельсина по ее белой рубашке, но Барбара, казалось, ничего не замечала.

– Простите, что беспокою вас, Анджела, – сказала она, – но не могли бы вы присмотреть за девочками часок-другой? Эсси… ну, она заболела, так что мы с Беном отвезем ее в больницу.

– В больницу? Что случилось?

– Физически она в порядке… – Барбара осеклась, взглянув на Мию.

Эндж все поняла. Физически Эсси была в порядке. Психически – нет.

Эндж почувствовала укол вины. Она заметила, что Эсси была не в себе последние несколько недель. Они с Френ даже обсуждали это. Почему она не поговорила с ней? Почему не предложила помочь с девочками, не принесла ей поесть, не заглянула поболтать? Эндж знала, что Эсси сделала с Мией в прошлый раз. Теперь она снова была нездорова, и никто ей не помог. Эндж не могла отделаться от ощущения, что ей, как и всем соседям, следует взять на себя за это некоторую ответственность.

– Конечно, я присмотрю за ними, – сказала Эндж, забирая Полли у Барбары. – Почему бы вам не дать мне ключи от дома Эсси, и я отведу их домой, накормлю ужином и уложу? Тогда вы сможете побыть с ней сколько нужно.

– Это было бы замечательно.

Барбара нашла ключи и протянула их Эндж, а потом поцеловала девочек на прощанье. К тому времени когда Эндж привела девочек в гостиную, Лукас уже был там.

– Что происходит? – спросил он.

– Эсси нездорова и собирается в больницу. Я сказала, что отведу девочек к ним домой и присмотрю за ними несколько часов.

Лукас кивнул. Эндж не нужно было говорить ему, чтобы он больше ничего не спрашивал. Он присел на корточки рядом с Мией.

– Что ж, полагаю, нам придется как-то доставить тебя домой. Хм-м-м. Возможно, тебе понравится ехать на спине?

Миа посмотрела на Эндж, потом снова на Лукаса. Она застенчиво кивнула.

– Кто любит кататься на спине?

Она улыбнулась.

– Я.

– Что-что?

Теперь она хихикала. Даже Полли улыбалась.

– Я же сказала… Я ЛЮБЛЮ-Ю-Ю-Ю-Ю!

Эндж наблюдала за Лукасом. У него были романы и внебрачные дети. И он же отлично понимал, когда не надо задавать вопросы… и когда надо покатать ребенка на спине.

– Держись крепче, – сказал он Мии, поднимая ее на спину.

Эндж сказала мальчикам, куда они идут (она часто оставляла их дома одних, когда ходила к соседям), а потом они с Лукасом перешли через дорогу к Эсси. Дом был в неожиданно плохом состоянии. В раковину были свалены тарелки с завтрака, повсюду валялись игрушки, на журнальном столике лежал недоеденный бутерброд. Обычно, когда Эндж приходила к Эсси, все было чисто, уютно и находилось на своих местах.

– Я займусь ужином, – сказал Лукас, когда Эндж принялась за уборку, собирая грязную посуду, чтобы отнести ее на кухню.

Когда мальчики были маленькими, они действовали так же: один убирал, а другой готовил. После один читал сказки, а другой мыл посуду. Каким бы напряженным ни был ее день, когда появлялся Лукас, все снова обретало смысл. В течение многих лет Эндж слушала разговоры женщин о том, как ужасно их мужья обращаются с детьми, как они всегда все делают неправильно, забывают проверить температуру в ванне, или слишком туго затягивают подгузник… или еще что-нибудь. Эндж всегда кивала и улыбалась, будучи втайне очень довольной. Как же ей повезло! Лукас не был одним из таких мужей. Он проверял температуру воды, собирал ланч-боксы, пел песни и укладывал детей спать. Он был мужем мечты!

Мужем мечты для двух женщин.

Эндж разобрала и загрузила посудомоечную машину, собрала игрушки в плетеные корзины, сложила белье и убрала его в шкафы. Тем временем Лукас нашел банку тыквенного пюре и кабачков для Полли, а для Мии приготовил пасту и овощи. Когда все было готово, он притворился, что макароны были червями, от чего Миа истерически смеялась. Как это возможно? – подумала Эндж. Как ты можешь быть таким хорошим и таким плохим одновременно? Как я могу любить тебя так сильно… и так же сильно ненавидеть?

После ужина они искупали девочек. Потом Эндж села на диван и кормила Полли из бутылочки, пока Лукас играл в поезда на полу с Мией.

– Спасибо за помощь, – сказала она ему.

Он улыбнулся ей.

– Это напоминает мне времена, когда мальчики были маленькими.

– Мне тоже.

Миа врезалась поездом в ногу Лукаса.

– О-о-ой, – сказал он театрально, поворачиваясь на месте, а Миа хихикнула. – Поезд переехал мне ногу!

– Не думаю, что тебе часто приходится делать это с Чарли, – сказала Эндж.

Лукас оглянулся, все еще держась за ногу и делая вид, что морщится. Он поднял брови.

– Что, прости?

– Маленькая дочка Эрин, – продолжала Эндж. – Ваша дочь?

Миа снова врезалась Лукасу в ногу, но на этот раз он не отреагировал. Расстроившись, она попыталась еще раз. И еще раз. Эндж искала в лице Лукаса растерянность или недоумение, но их там не было. Все, что там было, – это осознание.

– Откуда ты знаешь?

Наконец слезы, которых она так ждала, навернулись ей на глаза.

– Я знаю, потому что ты только что сказал мне это.

39. Изабелль

Когда на следующее утро Изабелль открыла глаза, рядом с ней крепко спал Жюль. До этого самого момента Изабелль не осознавала, как сильно скучала по весу его тела рядом с ней, по его слегка древесному, мятному запаху. Она наслаждалась этим мгновением, пока воспоминания о вчерашней ночи не свалились на нее в один миг.

Она резко выпрямилась и потянулась к телефону. Ночью она написала Эсси два сообщения. Хотя она и не была настроена оптимистично насчет ответа, все же огорчилась, не обнаружив сообщений. Если бы у нее был номер Бена, она бы позвонила ему, а поскольку она не хотела разговаривать с Барбарой, то выбора не было.

Жюль открыл глаза сразу, без единого движения или зевка. Он всегда так просыпался, и это всегда ее нервировало. Он нахмурился.

– Ты в порядке?

– Нет, – сказала она, вскакивая с кровати.

– Куда ты?

– Мне нужно увидеть Эсси, – ответила она и направилась в душ.

40. Эсси

Эсси провела в Саммит-Оукс две ночи, и было непонятно, когда ее выпишут. Это было нормально. Она, в конце концов, сумасшедшая. Замужняя женщина, мать двоих детей, вдруг стала одержима соседкой? Шпионила за ней из ее же сада, как сталкер? Это было похоже на эпизод из низкопробной телепередачи. Все согласились, что это «очередной послеродовой эпизод», и унижение от этого было невыносимым. Еще один? Разве недостаточно того, что она бросила своего первого ребенка на площадке?

Лекарства помогали держать мысли в порядке. Мысли… Каково будет снова увидеть Изабелль? Было трудно смотреть в лицо Бену. Она думала, что он рассердится на нее, будет в ужасе и смятении, но ничего такого не произошло. Он сидел у ее постели все время, когда не был с детьми. Насколько она знала, он не был на работе уже три дня. Ее мама умоляла его вернуться домой и побыть с девочками, чтобы он не проводил ночь на полу в ее палате.

Звонили Эндж и Френ. Эсси была тронута, хотя не могла заставить себя поговорить с ними. Она знала, что потом ей придется с ними встретиться, но сейчас она была счастлива оставаться в туманном мире, где реальности не существует. Мама была единственной, с кем она разговаривала, кроме Бена. Она сидела в комнате Эсси, листая журналы. Последние два дня она и Бен работали в команде, по очереди то дежуря в больнице, то присматривая за девочками. В своем стиле мама ни о чем не спрашивала Эсси. Она приносила журналы и вкусности, а потом сидела у окна, перекладывала одежду Эсси и выбрасывала обертки от конфет, которые та съела. Просто приводила все в порядок. Эсси знала, что ей повезло с такой мамой, а как насчет Мии и Полли? Кто приведет все в порядок для них?

Эсси начала уставать – сочетание лекарств и депрессии. Даже когда она засыпала, то чувствовала движения матери. Мама взяла сумочку со стола, поискала в глубине ключи, поправила очки на голове, оглянулась по сторонам, чтобы понять, что еще она может сделать, прежде чем уйдет, – что еще она может дать. Ее губы скользнули по лбу Эсси, а затем дверь мягко закрылась.

Несколько минут спустя Эсси услышала, как пришла медсестра. Она ждала знакомых звуков: как та регулирует спинку кровати, наполняет кувшин водой, скрипит ручкой по бумаге, – но не услышала их. Даже подошвы ее ботинок на полу звучали не так, скорее как треск, а не писк.

Эсси открыла глаза.

– Я тебя разбудила?

Изабелль стояла у ее постели, глядя на нее с натянутой улыбкой. Ее руки были прижаты к телу, и она явно нервничала, что Эсси показалось странным. Почему она должна нервничать? Она-то не опозорилась. Только если… возможно, она боится, что Эсси снова выкинет какую-нибудь штуку?

– Прости, что пришла вот так, – сказала Изабелль, – мне просто… нужно было увидеть тебя. После той ночи я волновалась.

Эсси с трудом поднялась на локтях, затем села. Несмотря на теперешнюю ситуацию, Эсси не могла отрицать, что она была счастлива видеть Изабелль, что было немного глупо.

– Ты волновалась? За свою сумасшедшую соседку?

– Ты не сумасшедшая, Эсси.

– При всем уважении, ты не была в моей голове последние несколько недель. Ты не слышала мои мысли.

Изабелль придвинула стул и села.

– Это правда. И на самом деле я надеялась, что ты поделишься этими мыслями со мной. Если ты мне доверяешь, я бы очень хотела знать.

– Поверь мне, ты не хочешь.

– Поверь мне, я хочу.

Они обе закрыли глаза. Казалось, несмотря на всю дикость ситуации, она и правда хочет все знать. Эсси не понимала почему, но она ничего не потеряет, если скажет правду. Она ведь уже подсматривала за Изабелль через окно ее дома. Хуже уже не будет.

– Хорошо. Когда я просыпаюсь, я думаю о тебе. Когда я ложусь спать, я думаю о тебе. Я думаю о том, что хочу целовать тебя и касаться тебя. Я люблю тебя. Мне кажется, если бы я потеряла тебя, я была бы как решето, полна дыр, и все хорошее просто вылилось бы из меня. Я… Я одержима тобой, Изабелль.

Она бросила взгляд на Изабелль, удивилась, что та кивает. Она придвинула свой стул еще ближе к Эсси.

– Что, если я скажу тебе, что все, что ты описала, имеет смысл?

Эсси засмеялась.

– Я бы сказала, что тогда ты сошла с ума.

– А я бы сказала, что это не так, – ответила Изабелль. – Я твоя сестра.

Я ушла из больницы в тот день. Не было поводов для споров. Мне будет намного лучше, если я буду дома, сказала я себе, хотя мне будет не хватать лекарств. Медсестра на посту была занята, поэтому я упаковала свои вещи и была готова к выписке. Некоторое время я ждала в палате, но когда ко мне никто не пришел, я просто ушла. И тогда я поехала в лифте и направилась к стоянке такси. Я иду домой.

Но кое-что было не так.

Что? Мне показалось, что я что-то забыла, но я все взяла – сумку, кошелек, ключи. Я, должно быть, рассмеялась, когда поняла.

Мой ребенок! Я забыла своего ребенка.

Я повернулась и пошла обратно в больницу. Медсестра посмотрела на меня, когда я вернулась в палату. Она разговаривала по телефону, была занята, поэтому я показала на палату и продолжила идти. Я нашла тебя прямо там, в коридоре, еще в боксе. Волна страха прокатилась через меня. Они нашли тебя. На меня могут донести? Придут ли социальные работники колотить в мою дверь? Я уже видела заголовки: «Молодая мама забыла собственного ребенка».

Я не могла мыслить рационально, конечно. Это все было лекарство. Они ведь не донесут? Матери часто дезориентированы после родов, вероятно, это происходит очень часто. В общем, я не видела необходимости привлекать внимание к своей ошибке. Поэтому я просто осторожно подняла тебя из кроватки и понесла в такси.

41. Изабелль

– Что значит – ты моя сестра?

Изабелль дрожала. Она ждала этого момента с восьми лет, но сейчас она была здесь, она чувствовала всю чудовищность этого момента, как будто валун свалился ей на плечи. Она двинулась к постели больной Эсси, теребя простыни нервными пальцами.

– Я знаю, это звучит глупо, но тебе было девятнадцать дней, когда тебя похитили из Королевской больницы Сиднея. Тебя зовут Софи. Софи Хизерингтон.

– Я не понимаю, – сказала Эсси. – Почему ты думаешь, что я Софи?

Эсси выпрямилась, вытягивая колени перед собой. Ее глаза были широко раскрыты – ей было явно любопытно, но она слабо верила, что сама участвовала в этой истории.

– Я увидела тебя в новостях, когда показывали пожар в Плезант-Корт, и чуть не упала в обморок. Ты выглядишь в точности как моя мама. В точности. Возможно, я провела только девятнадцать дней с тобой, но мне было восемь, а ты моя маленькая сестра. Я помню о тебе все. Форму носа, цвет кожи. Глаза – один карий и один голубой.

Упоминание о глазах вызвало у Эсси едва уловимый всплеск сомнения.

– Но… Я не единственный человек с такими глазами.

– Это правда. И я уже один раз ошиблась – девушка из Аделаиды с родимым пятном на зрачке. Но на этот раз я провела расследование. Я обнаружила, что ты родилась в тот же день, когда Софи исчезла. Это не доказательство, но я была достаточно уверена, чтобы попробовать узнать больше. Поэтому я взяла отпуск и переехала в Мельбурн. Цель была попытаться сделать тест ДНК, но я не знала, как получить материал от тебя, поэтому взяла несколько волосков у Мии. Я сделала тест ДНК. Наш индекс родства больше одного процента, что означает, что Миа и я имеем общее ДНК.

Изабелль протянула документы Эсси.

– Ты взяла волосы у Мии?

– Прочитай документы, Эсси, – сказала Изабелль с большей решимостью.

Теперь, когда она уже начала, не было пути назад. Ей нужно, чтобы Эсси поняла, или она снова ее потеряет.

Эсси едва взглянула на документы, потом смахнула их.

– Я не понимаю этого… что все это значит?

– Это значит, что Миа – моя племянница.

– Нет. Нет, этого не может быть. Я не верю тебе.

– Ты не должна мне верить, – сказала Изабелль. Она ткнула пальцем в бумаги, лежащие между ними на кровати. – Вот доказательство.

Эсси снова взглянула на документы, держась от них на расстоянии, как будто они могли ее чем-то заразить.

– Ладно, – сказала она наконец. – Тогда скажи, как это произошло? Как вышло, что я осталась со своей мамой вместо твоей?

– С тобой было что-то не так, – начала Изабелль.

Ее мысли понеслись назад, в тот день, когда она пришла домой из школы и услышала, что Софи кричит. Это было удивительно, потому что последние несколько недель она была спокойным, довольным ребенком.

– Я везу ее в больницу, – сказала мама Изабелль. – У нее жар.

Изабелль тоже хотела ехать в больницу, но вместо этого она и Фредди были отправлены к соседям. Несколько часов спустя, когда отец забрал их, мамы и Софи все еще не было дома. Они остались на ночь в больнице, как сказал отец.

На следующий день отец Изабелль забрал ее из школы. Зазвонил телефон, когда они приехали домой, и Изабелль и Фредди побежали на него ответить. Изабелль добежала первая.

– Алло?

– Иззи, это мама. Дай мне поговорить с папой.

– Мама! Как Софи?

– Просто позови папу к телефону.

Голос мамы звучал странно. Софи, должно быть, стало хуже, подумала про себя Изабелль. Когда она передала трубку отцу, то почувствовала нечто странное у себя в животе.

– Привет, Линда, – сказал отец. Через секунду его лицо нахмурилось. – Что? Что ты имеешь в виду?

Он начал быстро моргать. Он все еще держал Изабелль за плечи одной рукой, в другой руке была трубка. Костяшки у него на руках побелели.

– Где была Софи, пока ты спала в сестринской? Ну, проверь еще раз. Найди медсестру. Я не кричу, я просто…

Тогда Изабелль испугалась. Ее отец всегда был спокойный и веселый. Он никогда не кричал и не волновался.

– Меня не волнует, что она сдала смену. Почему ты спрашиваешь у меня? Ладно, я сейчас приеду.

Папа пошел прямо к двери. Изабелль и Фредди поспешили за ним. Они не говорили ни слова по дороге в больницу. Там уже был полицейский, когда они приехали, и только в тот момент Изабелль поняла, насколько все серьезно.

– Ты была в больнице и кто-то забрал тебя из кроватки, пока наша мама спала, – сказала Изабелль Эсси. – Больше мы тебя не видели.

Это был такой простой конец истории, хоть и не совсем точный. Потому что это было не все. После исчезновения Софи жизнь в их семье превратилась в гонку – бесконечные пресс-конференции, расклеивание плакатов, встречи с полицией и людьми, которые работали в фондах по поиску пропавших детей. Разные люди работали с Изабелль и ее братом в школе, чтобы помочь им поддерживать «нормальную жизнь» – как будто это было возможно. Через несколько месяцев начались консультации с психологом – семейные консультации, на которых их всех вместе собирали в одной комнате, чтобы смотреть, как ее мать плачет, а отец, с сухими глазами, хлопает ее по спине. Консультации были ужасны. Но когда жизнь начала возвращаться в прежнее русло, стало еще хуже.

Через шесть месяцев мама Изабелль начала складывать колыбельку для Софи. Изабелль пыталась остановить ее, но мать объяснила:

– Софи она больше не нужна. Она уже выросла. Ей нужна кроватка.

Изабелль это было понятно. Ее отец умолял мать:

– Нет, не ставь кроватку, прошу.

Они поругались. Но мать все равно ее поставила, а Изабелль сидела на полу и подавала ей инструменты. Мама не особо хорошо умела делать такие вещи. На сборку ушла вся ночь.

Они собрали кроватку побольше, когда ей исполнилось бы три. Отец Изабелль к тому времени уже ушел от них. Изабелль и ее мать отмечали каждый день рождения. Фредди делал это вместе с ними, но, как и отец, он, казалось, смог все пережить. Изабелль и Линда не смогли. Когда они ездили в отпуск, то привозили оттуда что-то для Софи, чтобы у нее осталась память о том, что она пропустила. На семейных фотографиях всегда оставляли пространство, где Софи могла бы быть. Они говорили о ней, как будто она вернется со дня на день. В течение многих лет Изабелль верила, что она вернется.

Линда умерла от рака, когда Изабелль было двадцать лет. После этого Изабелль стала единственной, кто все еще надеялся отыскать Софи. Все остальные просто жили дальше.

Эсси уставилась на нее.

– Ты не сумасшедшая, Эсси, – сказала ей Изабелль.

– Если то, что ты говоришь, правда, то все еще хуже. Это значит, что я влюбилась в собственную сестру! – Эсси громко рассмеялась, но Изабелль услышала нотку неуверенности в ее смехе.

Изабелль задержала дыхание. Она не хотела так скоро переходить к этой части.

– На самом деле даже это можно объяснить. Ты слышала о генетическом сексуальном влечении?

Эсси моргнула, улыбка сползла с ее лица.

– О чем?

– Генетическое сексуальное влечение – это влечение, которое могут испытывать родственники, если они знакомятся уже взрослыми. Это наиболее распространено между матерью и взрослым ребенком, который был отдан на усыновление. Это также может произойти между братьями и сестрами, которые были зачаты с помощью одного донора спермы, или разлученными при рождении.

– Прости… что?

– Той ночью, помнишь, когда ты смотрела на меня, как будто влюбилась? Это классическое поведение тех, кто испытывает генетическое сексуальное влечение. Ты чувствуешь что-то ко мне, что не можешь понять, и тебе кажется, что тебя ко мне влечет. Эсси, я знаю, что это огромный шок, но имеет ли это для тебя хоть малейший смысл?

Эсси взглянула на результаты анализа ДНК.

– Как ты это сделала? – спросила она мягко.

– Анализ? Ну это был один из тех…

– …один из тех онлайн-тестов, которые рекламируют по телевизору? Почему ты делаешь это со мной?

Изабелль знала, что Эсси будет сопротивляться. Она была готова к этому.

– Не я это сделала с тобой. Это Барбара. Барбара украла тебя, Эсси.

Эсси рассмеялась.

– Ты знакома с моей матерью? Она похожа на похитительницу детей?

– На самом деле да. Она точно соответствует профилю похитительницы.

Эсси замолчала. Очевидно, она не ожидала этого.

– И каким же образом?

Подбородок Эсси был высоко поднят, но она слушала. Это было самое большее, на что могла надеяться Изабелль.

– Во-первых, ты на нее не похожа. Во-вторых, она увезла тебя далеко от Сиднея, когда ты была еще младенцем, и вы не контактируете со своими друзьями или семьей. У тебя нет отца. Часто женщины берут детей, чтобы удержать мужчину, но это редко работает. Они обычно заканчивают в одиночестве в созависимых отношениях с ребенком, в точности как вы с Барбарой.

Изабелль не знала, понимает ли ее Эсси. Ее челюсть была сжата, что могло означать, что она отказывается слушать или, возможно, что-то задело ее за живое.

– Эсси, – послышался голос, когда дверь открылась.

Это была Барбара.

– О! Привет, Изабелль. Извини, я не помешаю?

Барбара держала кипу журналов и большую сумку, и она тепло улыбалась. Через мгновение ее улыбка исчезла.

– Все в порядке?

– Все хорошо, хотя я немного устала. Тебе, наверное, лучше уйти, Изабелль. И я думаю, будет лучше, если ты не будешь меня навещать, пока я здесь. Мне нужно сосредоточиться на выздоровлении.

Наступила пауза. Барбара взглянула на Изабелль, вопрос застыл в ее глазах.

– Я бы очень хотела вернуться через несколько дней, – сказала Изабелль. – Надеюсь, что ты почувствуешь себя немного лучше, и мы сможем поговорить еще.

– Нет, – возразила Эсси, избегая ее взгляда. – Мам, скажи медсестрам, пожалуйста, – не надо больше посетителей. Мне нужно отдохнуть.

– Ладно, – ответила Барбара, смутившись.

Она окинула Изабелль извиняющимся взглядом. Изабелль опустила глаза в пол.

– Спасибо, что зашла, Изабелль, – сказала Эсси.

– Я позвоню тебе, – ответила Изабелль, но по выражению лица Эсси стало ясно, что она не ответит.

42. Френ

Фрeн была в чистилище. Или, возможно, это уже ад? Было жарко. Через несколько дней относительной прохлады жара вновь вернулась, и снова поднялся ветер, так что все были настороже, ведь любой огонь был готов превратиться в лесной пожар.

Френ была слишком настороже, она ждала вердикта о будущем своего брака.

Они с Найджелом сидели на полу в гостиной, в то время как Рози притаилась внутри маленького кукольного театра, который Санта принес ей на Рождество. Ава сидела на коленях у Френ, счастливо булькая. Френ была рада, когда Рози предложила поставить спектакль, отчасти потому, что чаще всего она хотела проводить научные эксперименты или смотреть атлас, и частично потому, что это давало время, когда ей и Найджелу не придется искать предлога, чтобы избегать разговоров.

Последние несколько дней они жили, как будто ничего не произошло, за исключением небольших изменений. Теперь Найджел закрывал дверь в ванную, когда мылся, и ложился спать в пижамных штанах и футболке, а не в трусах, как раньше. Утром, когда Френ просыпалась, он был уже на ногах и готовил завтрак, и когда они ели, то говорили только с Рози. Ему нужно время подумать, он так всегда говорил. Это было так похоже на Найджела. Он был расчетливым и справедливым даже в делах сердечных.

Френ хотелось с кем-то поговорить, но все, казалось, были заняты своими личными драмами. Эсси в больнице. Бен не рассказывал подробности, но Френ решила, что дело в послеродовой депрессии. Френ не могла избавиться от чувства вины. Она заметила, что Эсси было нехорошо. Но живя прямо через дорогу, она была слишком занята своей жизнью, чтобы что-то сделать. Что она за человек после этого?

Руки Рози были засунуты в перчаточные куклы в виде лягушек, которые боролись или танцевали. Френ улыбнулась Найджелу. Его взгляд, как она заметила, был сосредоточен на Аве.

Он много смотрел на нее эти последние несколько дней. Смотрел с разных ракурсов, при разном освещении. Она не винит его, она делала бы то же самое, если бы ситуация была обратной. Проблема в том, что это ничего не даст. Ава постоянно меняется. Она уже начала терять свой новорожденный облик. Ее лицо постепенно формировалось, и ручки стали пухлыми, отчего казалось, как будто ручки привинчены к плечам. Она была совсем не похожа на Рози-младенца. Но это еще ничего не значит.

– Мы должны сделать тест на отцовство, – сказала она.

Найджел напрягся, но упорно продолжал смотреть на кукольный спектакль. Рози пела песню про лягушку на бревне.

– Если хочешь.

– Я имею в виду… разве ты этого не хочешь?

Он повернулся к ней, разинув рот.

– Нет. Я не хочу делать тест на отцовство ребенку, про которого я думал, что он мой. Это определенно не то, чего я хочу.

– Папа! Ты меня не слушаешь.

– Я слушаю, – сказал он, вовремя повернувшись. – Лягушки не шумят.

Лягушки исчезли со сцены, и появилась голова Рози.

– Какие звуки они издают?

– Зависит от вида. Но часто звучит как писк, вот такой. – Найджел издал звук, который Френ никогда не слышала, но не сомневалась, что он был прав. И Рози не сомневалась. Найджел был энциклопедией, которую Рози открывала каждый раз, когда ей нужны были ответы. Найджел был тем, к кому она обращалась насчет всего. Так же было и для Френ. Найджел был сердцем и душой семьи. Именно поэтому, когда ему было трудно, всем остальным тоже было трудно.

Рози прекрасно сымитировала писк лягушки, потом снова исчезла. Спектакль возобновился.

– Прости, – прошептала Френ. – Но… у тебя было несколько дней, чтобы подумать обо всем этом. Чего ты хочешь?

Он ничего не говорил несколько секунд. Рози продолжала очень похоже изображать лягушку, что раздражало.

– Я хочу верить, что мы с этим справимся, Френ.

Ее тело обмякло от облегчения.

– Ох, Найджел, слава богу…

– Я хочу верить в это, – перебил он ее, – но не уверен, что смогу.

43. Эндж

Так вот как это будет, думала Эндж, наблюдая, как мальчики играют в приставку. Вот как выглядит неполная семья. Был ранний вечер, сыновья только что вернулись из школы. Она сделала им перекусить – начос, которые они умяли, как пара диких животных, оставив россыпь сыра и кукурузных чипсов на журнальном столике, – и тогда она села на подлокотник кресла Олли, чтобы расспросить, как прошел их день. Другой подлокотник Олли был пуст. Потому что Лукас ушел.

Эндж не знала, ушел ли он навсегда или только на несколько дней. Он взял одну сумку, так что, видимо, когда-нибудь вернется. К своему стыду, она отчаянно хотела позвонить и спросить, когда он придет. Она могла бы притвориться, что это «ради детей», хотя они едва ли моргнули глазом, когда она сказала им, что он ушел на работу. Но у нее хватило гордости, чтобы остановиться и страдать молча, цепляясь за те немногие клочки достоинства, что у нее остались.

Самым позорным было то, что она даже не попросила его уйти. Ей не пришлось.

– Мне лучше уйти, – сказал он накануне.

– Жить с Эрин? – Она сказала это небрежно, как будто если говорить так, то все будет выглядеть не так ужасно.

– Нет. – Он нахмурился. – Нет. Мы с Эрин больше не вместе. Давно не вместе.

Это был сюрприз. Эндж думала, что Эрин – это Джози номер два, что это настоящая любовь. Она вдруг задумалась, что бы случилось, если бы она не вмешалась с ее фиктивной беременностью и позволила Лукасу остаться с Джози. Может, после он вернулся бы, осознав свою ошибку, и стал бы другим человеком. А может, и нет.

– Мы общаемся ради Чарли, – сказал он. – Но это все.

– Как это случилось, Лукас? – Она наклонилась вперед, словно действительно хотела знать.

На самом деле она хотела повернуть время назад, когда все это было лишь подозрением. Весь разговор она чувствовала себя так странно, как будто смотрела его по телевизору, а не сама принимала в нем участие.

– Помнишь, несколько лет назад Олли пошел в школу?

Конечно, она помнила. Первый год Олли в школе был замечательным. Она наконец получила свою жизнь назад. Решила стать самостоятельной, начав с собственной фирмы по продаже недвижимости. Ожидала, что это займет много лет, но к концу первого года она уже начала зарабатывать хорошие деньги. Олли, конечно, мгновенно приспособился к школьной жизни, а Уилл перешел во второй класс. Лукас работал по гибкому графику и проводил больше времени с мальчиками. Нет, это не может быть тот год, когда Лукас ей изменил! Ведь тогда она была так счастлива.

– Ты так много работала, и я взял на себя львиную долю заботы о детях, постоянно то отвозил их в школу, то забирал. Это был такой переходный момент…

Позвоночник Эндж вытянулся в струнку. Был ли в его голосе оттенок страдания? Это правда, в том году он взял на себя роль главного родителя, и для нее это было облегчением. В отличие от нее Лукас наслаждался всеми аспектами родительства – разговорами с другими родителями, записками от учительницы, изготовлением костюмов на Книжную неделю. Но ведь она кормила семью! Новый бизнес приносил приличные деньги, чтобы он мог работать по гибкому графику, делать свои фотографии и иметь свободное время для детей. Он ни в чем не нуждался! Она вспомнила, как Лукас сам это говорил.

Теперь это называется «переходный момент»?

– Ты работала допоздна…

– Неправда, – отрезала она. – Я всегда была дома к семи вечера. Самое позднее к восьми. И в субботу утром. Так же, как любой работающий отец! – Странно, но поднять гендерный вопрос было легче, чем признать свое поражение в роли жены. Она разбиралась к вопросах равенства – как бизнесвумен, она сталкивалась с ними каждый день. Она наставляла своих молодых сотрудниц и вдохновляла их занять свое место за столом для заседаний. – Я упорно трудилась, чтобы поддержать семью. Чтобы ты мог в свободном графике заниматься тем, что любишь, и оставаться дома с нашими детьми. Ты сам этого хотел! Если бы я была мужчиной, я бы аплодировала такой жене. А из-за того, что я женщина, я оказываюсь нерадивой женой и матерью!

– Я никогда этого не говорил. И никогда не скажу. – Лукас отвел взгляд. – Просто я остался один.

И вот тогда Эндж поняла. Неважно, что она дни напролет работала, что она все делала для своей семьи. Неважно, что она была права, а он нет. Ничто, о чем они говорили или спорили, не имело ни малейшего значения. Чарли существовала. Ущерб уже был нанесен.

– Эрин часто бегала в парке рядом с моей студией. Мы подружились.

– Не хочу знать подробности. – Эндж прижала пальцы к вискам. – Избавь меня по крайней мере от этого.

– Хорошо… наши отношения длились около полугода. Все уже закончилось, когда она узнала, что беременна. Все, чего она хотела от меня – чтобы я был частью жизни ребенка. И я согласился, ведь это не влияло на мои отношения с тобой.

В каком-то смысле Эндж была поражена. Все эти женщины готовы скрыть секреты Лукаса, лишь бы сохранить себе какую-то часть его. Все эти женщины защищают его от истины.

– Ты присутствовал при рождении Чарли?

– Нет, – сказал он.

– Регулярно навещал ее?

– Мы не договаривались о графике.

– Ты платил ей деньги… алименты?

Все сразу показалось жизненно важным. Должно стать ясно, были ли тайные посещения, телефонные разговоры шепотом, подарки на день рождения, которые надо было от нее прятать. Годы обмана были рутиной.

– Я плачу ей из собственных денег от студии. Я не потратил ни цента твоих денег на Чарли.

Мученический тон вернулся. Он приводил Эндж в ярость.

– Ты понимаешь, что твои деньги – это наши деньги, не так ли? Что все, что ты не приносил домой мне и ребятам, тоже утекало от нас? Если ты, конечно, не считаешь, что деньги, которые я заработала, мои и только мои?

– Я думаю, да. Просто… так я чувствовал себя лучше.

– Хорошо. Раз ты чувствовал себя лучше. – Внезапно ей в голову пришла мысль. – Она называет тебя папой?

– Она называет меня «Лукас». Она думает, что я друг семьи.

– Друзья и семья Эрин знают?

– Ее мама и сестра. Больше никто.

– Какой был план, когда она станет старше? Когда Чарли спросит, кто ее отец? Когда она захочет, чтобы ее папа пришел на школьный концерт и на выпускной?

Лукас сидел на журнальном столике, спрятав лицо в ладони. С каждым вопросом он еще больше его закрывал. Очевидно, ему было стыдно. Или, может быть, он был просто раздражен? Раздражен, что его раскусили и что он должен вести этот разговор.

– Эрин сказала, она что-нибудь придумает.

– Как мило с ее стороны, – отреагировала Эндж злобно, осознав, что она была счастлива, когда все эти годы закрывала глаза и уши и была сосредоточена на том, что у нее есть, а не на том, чего нет.

Когда она была моложе, всегда ясно понимала, что именно не стала бы терпеть в отношениях. Во главе списка стоял эдакий Святой Грааль: если мужчина обманет, выгнать его на улицу. Тогда все было так ясно, так просто. Теперь несмотря на то, что сделал Лукас, ничего не было ясно.

Он был хорошим отцом, вот в чем проблема. Женщины готовы игнорировать все что угодно в мужчине, если он хороший отец. И наоборот. Никакая любовь не заставила бы ее остаться с Лукасом, если бы он плохо относился к детям. Эрин, очевидно, чувствовала то же самое. Забавно, что у нее с Эрин было много общего.

– Ладно, – сказала она наконец, решительно встав. – Мы отправляемся в путешествие.

Уилл и Олли посмотрели на нее скептически.

– Где папа? – сказал Олли.

– Его нет. Это приключение для нас троих. Приключение от мамы.

Они вернулись к приставке.

– Давайте, ребята. Будет весело.

По крайней мере, Уиллу хватило воспитания не убежать.

– А что ты придумала?

Она понятия не имела. Пообедать в городе, наверное. Не самое захватывающее приключение в мире, но ведь все дело в настроении. Так ведь Лукас всегда говорит?

– Это сюрприз.

– Мы потом встретимся с папой?

Это спросил Уилл, но Олли повернул голову на этом моменте. Вчера вечером они не спрашивали, почему Лукаса нет, но теперь Эндж задумалась, вспоминали ли они о нем. Она посмотрела на их прекрасные лица, застывшие в ожидании ответа. Они были почти юноши. Но все-таки еще дети.

– Нет, – призналась она.

Они оба повернулись к экрану.

– Но мы можем устроить приключение и без него! Это будет даже лучше. И скорее всего, будет пицца.

Олли замер, и Эндж затаила дыхание. Он все обдумывал. Пицца была козырем. Даже Лукас не часто позволял им есть пиццу – он был слишком увлечен ханжеством вроде «наши тела – это храмы». Часто они все возвращались домой после приключения, попивая зеленые коктейли. Давай, Лукас, подумала она. Мама выложила карту с пиццей. Попробуй посоревноваться с этим!

– А можно заказать ее домой? – помолчав, спросил Олли. – Тогда мы сможем еще поиграть в приставку.

Уилл оглянулся через плечо, оценивая реакцию Эндж. Ему нравилась идея Олли. Но если она будет настаивать, Уилл согласится на ее приключение. Он может даже притвориться, что ему весело. Милый мальчик.

– Может, когда папа вернется, мы отправимся в путешествие за пиццей? – предложил Уилл, как всегда дипломатично. – Это будет еще веселее, тебе не кажется?

Он улыбнулся Эндж, и она поняла, что он пытается не ранить ее чувства. Так будет, когда он вернется после выходных с отцом? («Все было хорошо, но не так уж здорово», – скажет он, в то время как Олли безапелляционно провозгласит эти выходные «САМЫМИ КРУТЫМИ!!!») Ей вдруг захотелось обнять Уилла, заплакать, а потом еще раз обнять.

– Давайте закажем пиццу. И еще мороженое.

Мальчишки радостно вскрикнули, но она не приняла это на свой счет. Они хотели Лукаса, и она это понимала. Конечно, понимала. Ведь она тоже хотела.

44. Эсси

Эсси смотрела, как мама листает журнал в углу больничной палаты. Чашка чая стояла на столике рядом с ней, уже третья за час. Только Барбара могла пить чай в такую жару. Она приехала некоторое время назад с охапкой книг, лимонным пирогом из любимого кафе Эсси и с фото Мии в рамке. (Эсси еще не напечатала и не поставила в рамку фотографии Полли. Вот еще одно доказательство, что она была ужасной матерью и у нее еще один эпизод послеродовой депрессии.)

Эсси взглянула на фотографию Мии, которая теперь стояла на тумбочке. Это было дошкольное фото, и на нем она чуть отпрянула назад, как всегда делала, когда замечала, что ее фотографируют. (Бен вел себя абсолютно так же – мама сказала, что он испортил все их свадебные фотографии, но Эсси думала, что это было очаровательно.) Нос у Мии сморщился (у нее нос как у Эсси в детстве – маленький и чуть вздернутый), большой лоб тоже («много мозгов», все говорили) – она нахмурилась. Эсси посмотрела на маму, которая продолжала читать, не обращая на нее внимания. У мамы был прямой римский нос, маленький лоб и ничем не примечательный подбородок. Не так уж много сходства, заметила Эсси, пожалуй, впервые. Вообще никакого сходства.

Барбара, должно быть, почувствовала ее взгляд, потому что она оторвалась от своего журнала.

– С тобой все в порядке, дорогая? Что-нибудь хочешь? Чашку чая?

– На самом деле я хотела попросить тебя рассказать, как я родилась.

Мама закрыла журнал.

– Ладно. Это неожиданно.

Эсси перевернулась на бок, подперев подбородок рукой. По причинам, не совсем понятным ей, она пыталась выглядеть беспечной.

– Все равно здесь нечего делать.

– Что ж, по-моему, я уже рассказывала тебе, как все было. Болезненно. – Она улыбнулась. – Но оно того стоило.

– И… когда они дали меня тебе, – Эсси говорила медленно и сосредоточенно, – что ты почувствовала в тот момент?

– Я думаю… честно говоря, дорогая, я не помню. Я так устала к тому времени. Наверняка я была счастлива.

– Ты точно не помнишь? – не отставала Эсси. – Это же первый момент с твоим ребенком?

Взгляд Барабары был устремлен в пустоту, вызывая в памяти тот момент. Но как она могла не помнить? Эсси после родов Мии и Полли была измотана. Она чувствовала, что может умереть от усталости. Но она до сих пор помнит сморщившееся лицо Мии – она была недовольна, что ее вытащили из укромного и теплого места. И Полли – она была так спокойна, словно хорошо отдохнула перед этим и все было именно так, как она и ожидала. Эсси могла бы описать каждую складочку на их лицах в тот момент, когда первый раз их увидела. Но все же она родила их не тридцать лет назад.

Взгляд Барбары плавал взад и вперед, как будто она сканировала внутренности своего мозга.

– Ты была… тихой, насколько я помню. Серьезный ребенок. У тебя были… очень длинные пальцы. Пальцы пианистки. Я даже сказала это кому-то: «Она точно станет великой пианисткой».

Эсси улыбнулась. Пианисткой. Она почувствовала волну облегчения. Конечно, ее мама помнит ее рождение. Потому что это ее мама. Теория Изабелль не больше чем просто… теория.

Барбара улыбнулась и вновь открыла журнал. Эсси взглянула на свои пальцы и вдруг увидела, что они совсем не длинные.

Примерно через час после того, как мама ушла, Эсси потянулась к айпаду. Там было несколько сообщений – от Эндж и Френ. Несколько от Изабелль. Она проигнорировала их все. Вместо этого она открыла Гугл. Мгновение поколебавшись, она набрала в поисковике «генетическое сексуальное влечение»6.

Генетическое сексуальное влечение (ГСВ) – это сексуальное влечение между близкими родственниками, такими как братья и сестры, родители и дети, кузены, которые встречаются уже во взрослом возрасте.

Эсси вздрогнула. Эта мысль была такой… мерзкой. Прежде чем она поняла это, кликнула на другую ссылку.

Феноменом генетического сексуального влечения является половое влечение между двумя близкими родственниками. Считается, что оно срабатывает, когда два члена семьи были разделены в раннем возрасте. Неспособность сформировать семейные узы, которые создают естественное табу на сексуальную связь, приводит к риску интерпретации чувства общности как сексуального влечения.

Барбара Гоньо ввела этот термин в 1980 году. Она сообщала, что сама испытывала такое чувство к своему сыну после встречи с ним. Известное как ГСВ, генетическое сексуальное влечение встречается в 50 % случаев воссоединения взрослых, разлученных в раннем детстве.

Эсси быстро закрыла браузер и положила айпад на место. Это достаточно интересно и действительно жутко, но к ней не имеет никакого отношения. Ей не нравилась идея, что Изабелль могла быть ее сестрой. Она отказывалась верить, что мать похитила ее. Мама была самым честным, добропорядочным человеком, которого она знала. Она и мухи не обидит, что уж говорить о ребенке! Нет. Это глупо.

Хотя… Что, если что-то еще произошло в тот момент? Ужасное недоразумение? Эсси слышала истории о детях, которые были украдены в роддоме… Что, если это случилось с ней? Что, если ее мама родила другого ребенка – прекрасного ребенка с длинными пальцами, но каким-то образом оказалась с Эсси. Это объяснило бы все. Почему в тридцать два года Эсси вдруг почувствовала влечение к женщине? Почему всего лишь мысль об Изабелль возбуждала в ней сильное физическое желание, которого у нее никогда не было ни к одному мужчине?

Да, это было возможно. Но с большой натяжкой. Очень большой. Она подумала о том, что рассказала ей Изабелль. Наш индекс родства больше одного процента. Что это вообще значит? Разве не у всех похожие ДНК? Разве мы все не связаны?

Это было ошибкой. Все это было ошибкой.

Эсси легла на кровать. У нее было около часа, прежде чем приедет Бен. Она должна немного отдохнуть. Врачи говорят, что отдыхать важно. Она может вызвать медсестру прямо сейчас и попросить снотворное, и ей дадут. Возможно, так она и сделает.

Она снова села. Но вместо того чтобы потянуться к кнопке вызова сестры, она снова взяла айпад. Она открыла браузер и набрала: «Тест ДНК насколько точный?»

45. Барбара

Барбара ехала домой из больницы, когда почувствовала резкий толчок – как будто сердце пропустило один удар. Кожу начало покалывать, дыхание стало поверхностным и мысли понеслись вскачь: стремительные и яростные. У меня сердечный приступ? Инсульт? Паническая атака? Но самой яркой мыслью было…

Почему я не помню, как доктор отдал мне Эсси?

Она притормозила на обочине дороги. Она все еще в полной мере чувствовала обе руки, что было хорошо. Она посмотрела в зеркало – ни одна сторона ее лица не перекосилась. Но она почувствовала странную слабость после ухода из больницы. Возможно, она заболела? У нее даже был небольшой звон в ушах.

Вдруг она поняла, что это звонит ее телефон.

Она потянулась и сгребла свою сумочку с пассажирского сиденья. Это была Лоис.

– Я как раз думала о тебе, – сказала Барб.

– Я знаю. У меня уши горели.

– Это происходит, только когда кто-то говорит о тебе, Ло.

– Я сомневаюсь, что это вообще происходит, – сказала Лоис, замолчав, чтобы чихнуть.

Она ужасно громко чихнула. Если бы Барбара не копалась в своей личной катастрофе, она бы прямо сейчас помчалась к ней с куриным бульоном и лимонами.

– Прости, я была не очень хорошим другом в эти дни. Надо было прийти к тебе с бульоном или что-то вроде того.

– Прекрати. Тебе хватает забот с Эсси. Кроме того, лучше держаться от меня подальше. Это ужасно. Началось как обычная простуда, а теперь превратилось в страшный грипп. Я буду чувствовать себя ужасно, если ты тоже заболеешь.

– Может, уже поздно, – сказала Барбара. – Я чувствую, что заболеваю.

– Желудок болит? Головная боль? Насморк?

– Нет, ничего такого.

– Может, это просто из-за этой чертовой жары.

– Может быть, – сказала Барбара. Но она чувствовала нечто большее.

Уютная тишина дрейфовала между ними, в то время как Барбара пыталась анализировать то, что с ней происходит. У нее нет никаких симптомов. И все же она чувствовала себя ужасно.

– Ах, – сказала Лоис наконец.

– Что? Что значит этот ах?

– У тебя приступ СБМ.

– СБМ?

– Синдром беспокойной матери.

Барбара откинулась на подголовник. Конечно! Она беспокоилась об Эсси. Какая мать не беспокоилась бы, когда что-то случилось с ее ребенком? В этом все дело.

– Я знаю, что тебе надо быть рядом с Эсси, Барб, но и о себе надо позаботиться. Ты уже не так молода, как раньше.

– Спасибо большое.

– Это правда. Я приказываю тебе отправиться домой и поспать. Пусть Бен сегодня позаботится о девочках.

– Бен и так заботится о них сегодня. Но ты, наверное, права, мне нужно вздремнуть. Я толком не спала с тех пор, как все это случилось.

– Конечно. Ты хорошая мать. Но пришло время позаботиться о себе.

Барбара вдруг почувствовала себя намного лучше. Она знала, что поболтать со старым другом всегда помогает.

– Все в порядке.

– Хорошо. Я позвоню тебе завтра и проверю.

– Спасибо. Ох, и Ло…

Лоис снова высморкалась.

– М-м-м?

– Ты помнишь момент, когда доктор передал тебе Терезу, когда она родилась?

Возникла пауза.

– Смутно. Она была покрыта чем-то белым и липким. Помню, я спросила у врача, нормально ли это? Я не особо помню. А что?

В очередной раз Лоис оказалась самой лучшей подругой.

– Ничего, я просто так спросила.

46. Изабелль

– Ты так и будешь сидеть и пялиться в окно всю оставшуюся жизнь? – спросил Жюль.

– Наверное, – ответила Изабелль, потому что она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме Эсси. Она звонила и писала ей дюжину раз, и, как она и ожидала, Эсси ничего не ответила. Из-за этого она чувствовала огромную пустоту. После всех этих лет она наконец-то нашла Софи – и не могла ее увидеть. И хотя она понимала, что Эсси нужно время, чтобы привыкнуть, все равно ей было обидно.

Жюль подошел и сел позади нее в кресло и начал массировать ей плечи.

– Не знаю, чтобы я без тебя делала.

– Ты бы точно справилась.

Она улыбнулась и на секунду представила, что значит быть в настоящих отношениях – когда вы делите все пополам, разговариваете, решаете проблемы. Это было… приятно. Она уже собиралась это сказать, когда заметила, что Барбара выходит из дома Эсси, держа Мию за руку. Прежде чем она поняла, что делает, Изабелль уже вскочила и понеслась к передней двери.

– Барбара!

Барбара остановилась и посмотрела вокруг.

– О, привет, Изабелль. – Она выглядела так хорошо, так нормально. Женщина, живущая по соседству, которая украла ее сестру. – Я рада, что встретила тебя. Извини за вчерашнее. Я не знаю, почему Эсси решила ни с кем не видеться. Но это, наверное, к лучшему.

– К лучшему для кого?

Изабелль не собиралась нападать на Барбару – ей хотелось дать Эсси шанс все осознать, но вдруг она поняла, что не может сдержаться.

– Извини? – сказала Барбара, перестав улыбаться.

– Для кого это лучше? Для тебя? Тебе лучше, что к Эсси никто не приходит? Ведь ты всегда хотела держать ее подальше от людей, не так ли? Разве это не то, что ты делала всю свою жизнь?

– Я… Извини, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– А я думаю, что понимаешь.

Барбара засмеялась немного смущенно.

– Уверяю тебя, нет.

– Я знаю, что Эсси не твоя дочь.

Барбара очень правдоподобно изобразила удивление, что делало ей честь. Она посмотрела вокруг, как будто подумала, что Изабелль хочет ее разыграть.

– Что?

– 10 июня 1985 года моя сестра Софи Хизерингтон была похищена из Королевской больницы Сиднея. В тот же день в той же больнице родилась Эсси.

Голова Барбары втянулась в шею, как у черепахи.

– Твоя сестра была украдена из Королевской больницы Сиднея?

– Ее так и не нашли.

Барбара была в недоумении и не могла выговорить ни слова.

– Прости меня, Изабелль. Я не могу даже представить, каково это было для вашей семьи.

– Нет, ты не можешь себе представить. Если бы ты могла, ты бы никогда не украла ее.

Барбара почесала в затылке, ошарашенная.

– Изабелль, почему ты решила, что Эсси – твоя сестра?

– У меня есть доказательства, Барбара. Анализ ДНК.

Барбара еще больше нахмурилась.

– Хорошо… У меня тоже есть доказательства. Я ее родила. Я привезла ее домой из больницы, новорожденную.

– Насколько новорожденную? Девятнадцати дней от роду? А потом быстро переехала в Мельбурн?

Барбара заколебалась. Затем покачала головой.

– Послушай, это все очень странно. Но я могу заверить тебя, я никогда не стала бы красть ребенка. Это абсолютно бредовая идея. Как мать, я могу понять боль, которую это может причинить…

– Но ты не мать! Что ты сделала, сымитировала беременность? Хотела удержать мужчину? Или ты потеряла ребенка? Или просто ненасытная потребность быть любимой?

– Бабуля, почему Изабелль кричит на тебя?

Рука Барбары нащупала лицо Мии и погладила его. Но она продолжала смотреть на Изабелль. Что-то изменилось. Теперь она слышала, что говорит Изабелль. У нее на лице по-прежнему не было никакой вины, только шок. Либо она прекрасная актриса, либо дело в чем-то еще.

– Ты говоришь, у тебя есть доказательства?

– Да. ДНК.

– И что, ДНК говорит, что я не ее мать?

– Она говорит, что я тетя Мии. Что означает, что Эсси – моя сестра.

– Это невозможно, – прошептала Барбара.

Она пробормотала что-то, что Изабелль не смогла разобрать.

– Бабуля!

– Да, дорогая?

– Я думала, что мы собирались увидеться с мамочкой.

– Да. Мы идем.

Она взяла Мию за руку и пошла прочь от Изабелль, не сказав больше ни слова. Автомобиль был припаркован в конце дороги, и жесткими, механическими движениями Барбара усадила Мию в ее сиденье, а потом прошла к двери со стороны водителя. Они с Изабелль встретились взглядами. Изабелль подумала, что не самая лучшая идея позволить Барбаре ехать за рулем после такого разговора, но прежде чем у нее появился шанс что-нибудь сделать, Барбара плюхнулась на сиденье водителя и уехала.

47. Эсси

Эсси встала с кровати и села в кресло в углу. Ей пришло в голову, что странно валяться в постели весь день. В конце концов, она не больна, не так ли? Она не чувствовала себя больной. Стресс, да. Смятение. Но не болезнь.

Ты не сумасшедшая, Эсси. Это Изабелль ей сказала? Эсси пришлось признать, что мысль, что она не сумасшедшая, была привлекательной, если не думать слишком много о том, что это означает. Что ее мать – не ее мать.

Ее мама и Миа могли появиться в любой момент. Эсси представила разговор с ней: О’кей, мам. Это звучит странно, но я не уверена, что ты на самом деле моя мама. Было бы хорошо, если бы ты сделала анализ ДНК, чтобы подтвердить, что мы родственники.

Эсси знала точно, как отреагирует ее мама. Она моргнет несколько раз, и потом ее голова наклонится на несколько сантиметров, собрав пугающее количество подбородков. Наконец она согласится. Она будет в замешательстве, конечно, но она не будет упираться. Если Эсси хочет анализ ДНК, мама его сделает. Возможно, она даже не спросит, зачем.

Она постепенно подходила к идее, что у нее есть сестра. Конечно, она не верила Изабелль, что мама похитила ее. Если она все-таки сестра Изабелль, должно быть другое объяснение. В конце концов, Эсси тридцать два года. В прежние времена больницы были не такие, как сейчас. Было легко перепутать детей. Разве это не происходило постоянно? Хотя мысль о том, что они с Изабелль родственники, нравилась ей, Эсси не была уверена, что она справится с тем, что она не родная у своей матери.

Она вздохнула и откинулась на кресло. Посмотрела на часы на стене. Было позже, чем она думала. Мама должна была быть здесь с Мией больше часа назад.

Где же они?

48. Изабелль

Когда Изабелль вошла внутрь, она по-прежнему думала о Барбаре. Та отреагировала странно. Не так, словно была поймана с поличным. Больше похоже, что она просто узнала что-то новое для себя. Но как это возможно? Изабелль представляла себе человека, который забрал ее сестру, миллион раз на протяжении многих лет, но это была не та испуганная, растерянная женщина среднего возраста, запихивающая внучку в машину.

Изабелль достала бокал из шкафа, снова и снова прокручивая в голове их разговор. Она не должна была позволять Барбаре забирать Мию, пока та в таком состоянии. Насколько она знала, Барбара не очень хорошо водит. Изабелль подумала о том, чтобы набрать Эсси, но сомневалась, что та ответит. Она решила позвать Бена, когда увидела через окно, как он подходит к ее дорожке.

Изабелль подошла к своей входной двери одновременно с Беном.

– Бен?

Он был в шортах и майке, потный, как и все остальные. Он выглядел как выжатый лимон. Полли сидела у него на руках.

– Привет. Ты видела Барбару? Или Мию?

– Да. Я видела их сегодня утром у вашего дома. Они ехали в больницу к Эсси. – Приступ паники начал разгоняться в груди Изабелль. – А в чем дело?

– Как давно это было?

– Э-э, я думаю… два часа назад? Три? Они не…

– Черт. – Бен повернулся и зашагал обратно по дорожке без лишних слов. Изабелль побежала за ним босиком по горячему бетону.

– Что случилось?

– Я не могу ее найти, и она не отвечает на звонки. Эсси переживает, что она попала в аварию, но я проехал по дороге к больнице, там нет никаких признаков аварий. Мне придется начать обзванивать больницы. – Бен шел без остановок, и Изабелль не отставала. Но услышав это, она отшатнулась.

– Это все из-за меня.

Бен остановился.

– Что значит – из-за тебя?

Он обернулся, наполовину с любопытством, наполовину с нетерпением. Он схватил Полли так, что она болталась, а не опиралась на его бедра. Малышка раздраженно пискнула.

– Я… кажется, я огорчила Барбару, когда с ней виделась, – сказала Изабелль.

– Насчет чего? – По выражению лица Бена Изабелль поняла, что Эсси ничего ему не рассказала.

– Мне нужно увидеть Эсси, – сказала она.

– Изабелль, если ты что-то знаешь, просто скажи мне. Барбара никогда не делает ничего подобного, и я боюсь.

– Я просто…

Бен уставился на нее. Он был обычно такой терпеливый, спокойный, но сейчас он выглядел так, будто собирался ее придушить.

– Что?

– Мне жаль говорить тебе это, Бен, но… Я думаю, что Барбара похитила Мию.

49. Эндж

Лукас должен был прийти с минуты на минуту. Эндж сидела в гостиной, пытаясь привести себя в порядок. Он позвонил час назад и сказал, что хотел бы увидеть мальчиков. Мальчиков, сказал он, не ее. После четырнадцати лет совместной жизни именно к этому они и пришли. Именно это и произошло, поняла она, когда все секреты раскрылись. Вот почему она не хотела говорить, не хотела знать.

Лукас говорил по телефону мрачно – почти торжественно, словно звонил, чтобы выразить соболезнования после чьей-то смерти. Разговор был напряженным и неловким и длился в общей сложности сорок семь секунд. Эндж хотела пошутить или сказать ему, чтобы он купил молока по дороге, – сделать что-нибудь, чтобы они снова почувствовали себя как раньше. Но ведь как раньше уже не было, не так ли?

За последние несколько дней она выработала довольно расплывчатый план. Она останется в доме, а Лукас найдет себе другое жилье. Черт возьми, она даже может помочь ему найти его! Одна часть ее была довольна при мысли, что ради своих сыновей она будет выше всего этого, а другой хотелось стоять на балконе и выбрасывать вещи Лукаса из окна, вопя, как торговка рыбой. Она посмотрела на кресло напротив, где обычно сидел Лукас. Они купили эти парные кресла, когда были молодоженами, – первые вещи, которые они купили вместе, а не забрали из своих предыдущих домов или от родителей. Эндж вспомнила, как они сидели на них в магазине, бок о бок, и мечтали, что однажды они будут сидеть в этих креслах с парой малышей на коленях – сначала это будут их дети, потом внуки. Это было их будущее, и она была так в нем уверена.

Несколько минут спустя она все еще сидела в своем кресле, когда услышала стук в дверь. Она удивилась. У Лукаса все еще был ключ, почему бы ему просто не отпереть дверь? Возможно, он хотел установить четкую границу. Я здесь больше не живу. С этого момента я стучу.

Она открыла дверь. Щеки Лукаса порозовели, и дело было не только в жаре. Он выглядел так, будто только что плакал. Она снова удивилась.

– Лукас. Ради бога. Войди внутрь.

Она повела его в гостиную. Мальчики сидели в задней комнате, увлеченные своей игрой. По привычке Лукас упал в свое кресло и уронил голову на руки.

– Ну, перестань. Ты же не хочешь, чтобы мальчики видели тебя в таком виде?

– Прости, Эндж. Мне так жаль.

Эндж неохотно обняла его. Очень странно узнать, что у твоего мужа есть ребенок в другой семье, подумала она, не в последнюю очередь странно теперь похлопывать его по спине, пока он рыдает в твоей гостиной.

– Я не хотел, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы наша семья была вместе.

– Ш-ш-ш, – сказала она, наблюдая за мальчиками.

Она не ожидала, что он так расстроится. Так не было после Джози. Эндж понимала, что это дает ей надежду.

– Это не в первый раз, Лукас, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.

– Я знаю, – сказал он, поднимая голову. Его лицо было искажено болью. Как ни странно, это делало его еще красивее. – Я не могу этого объяснить. Я не знаю, что со мной не так.

Я не знаю, что со мной не так. Эти слова были удивительно успокаивающими. Эндж пришло в голову, что в течение многих лет она чувствовала, что неверность Лукаса означает, что это с ней что-то не так.

– Ты не заслуживаешь такого мужа, как я. Ты всегда была такая… такая…

– Я не была беременна.

Лукас замер. Даже слезы, казалось, остановились на полпути на его щеках.

– Что?

– Олли. Я сказала тебе, что беременна, потому что знала, что ты бросишь меня ради Джози.

Лукас усмехнулся, словно сразу же отметая ее признание.

– Но ты была беременна. У нас же родился Олли.

– Помнишь, сколько секса у нас было после воссоединения, Лукас? Я забеременела довольно быстро. В течение нескольких недель.

Лукас посмотрел на нее. По его лицу она поняла, что он все еще не понимает. Лукас никогда не отличался сообразительностью.

– Значит, ты не была беременна, – медленно произнес он. – Но ты так сказала, чтобы я тебя не бросал.

Поздравляю, дорогой, подумала она. До тебя наконец дошло.

– Да.

Это было удивительно похоже на психотерапию – проговаривать все тайны и секреты. Эндж с облегчением откинулась на спинку стула, чувствуя, как тяжесть покидает ее. Лукас встал и подошел к камину.

– Хорошо, – сказал он, поворачиваясь к ней лицом. – Я прощаю тебя. И я должен спросить… а ты бы могла… простить меня?

Лукас больше не выглядел таким отчаявшимся, заметила Эндж. Ее признание тоже было для него целебным. В конце концов, теперь они снова равны, не так ли? Он солгал, она солгала. Теперь они могли закопать топор войны. Она знала, что он так думает, потому что знала о Лукасе все. Эндж вспомнила тот день в магазине. Два клетчатых кресла стояли рядом. Воображаемые дети и внуки сидели у них на коленях. Она думала о прощении. Что было чересчур в браке? Чего им не хватило?

Эндж услышала топот ног в коридоре.

– Папа! – закричал Олли, врываясь в комнату. – Уилл! Папа здесь!

За этим последовали объятия. Если мальчики и заметили, что лицо их отца было залито слезами, они не показали этого – они были слишком заняты, рассказывая ему об уровне, до которого они добрались, играя в приставку. Маленькие нарциссы.

– Мы можем заказать пиццу на ужин? – спросил Олли. – Вчера мама разрешила нам съесть пиццу.

Он встретился взглядом с Эндж. Может, ей это и показалось, но похоже, он бросил ей предостерегающий взгляд.

– Два вечера подряд? – возразил он. – Это звучит немного…

– Отличная идея, – сказала Эндж. – Мне гавайскую.

Олли и Уилл посмотрели друг на друга исподлобья.

– Гавайскую? Но… вы с папой всегда едите греческий салат или рыбу. Ты никогда не ешь пиццу.

Они не ошибались. Эндж попыталась вспомнить, когда в последний раз ела пиццу. Наверное, еще в колледже. Определенно еще до того, как встретила Лукаса. До того, как начала пытаться поддерживать себя в форме, чтобы муж не пошел налево.

– Знаешь что? Теперь я ем пиццу!

50. Барбара

Дорога перед Барбарой была затуманена от жары. Поднялся ветер. Барбара чувствовала, как он окружает ее, толкая и прижимая машину, словно пытаясь смести ее с дороги. Барбара взглянула на Мию в зеркало заднего вида, та скучающе уставилась на свои колени и теребила подол юбки. Черты ее лица – рыжеватые волосы, ясные голубые глаза – и изящное телосложение балерины так не вязались с внешностью Барбары. Это было так очевидно, и все же Барбара раньше не обращала на это особого внимания.

Ведя машину, Барбара мысленно вернулась в тот день, когда узнала, что беременна Эсси. До этого у нее было две беременности, и каждая закончилась выкидышем в первом триместре, но эту, она была уверена, она выносит. К тому времени она была замужем уже три года. Первый год был еще ничего, второй – похуже. Третий год был невыносимым.

Она познакомилась с Джоном в казино в час ночи, через несколько недель после смерти родителей. Джон только что выиграл партию в карты и настоял на том, чтобы угостить ее выпивкой. Их свадьба, состоявшаяся шесть месяцев спустя, была болезненной реакцией на смерть родителей, теперь она это понимала. Она не привыкла быть одна, и желание создать новую семью взамен старой оказалось сильнее, чем она себе представляла.

Сначала они потеряли машину – поставив на лошадь, которая «просто не могла проиграть». Следующим был дом, который они купили на ее наследство. В итоге они сняли квартиру с одной спальней. Она сомневалась в таком выборе, учитывая, что они собирались завести ребенка, но Джон сказал, что они обойдутся. Тоска по родителям была неумолима. Они бы знали, что делать. Мать привезла бы ее домой и ухаживала бы за ней во время беременности, а отец сказал бы Джону суровое слово, а потом научил бы его, как лучше распоряжаться деньгами. Родители, возможно, даже одолжили бы им денег, чтобы купить еще один скромный дом, в обмен на разрешение контролировать их финансы. Они бы многому у них научились, и в будущем все было бы лучше.

Но ее родителей больше не было.

Джона тоже почти никогда не было. Он эмоционально отсутствовал большую часть их брака, но по мере того, как рос ее живот, он также часто отсутствовал физически. Все, казалось, отсутствовали. Раньше у Барбары были друзья, но она перестала встречаться с ними, вместо этого проводя все свое время, отсиживаясь в квартире, волнуясь. Она беспокоилась о том, что будет, если их выселят за неуплату счетов. Она боялась, что ей некуда будет принести ребенка. Это начало проникать в ее сознание, это мучило ее.

В благотворительном магазине она нашла кроватку для ребенка, несколько предметов из одежды и плюшевого мишку. Она положила все это в углу спальни. Иногда она просто сидела в спальне и смотрела на вещи, которые расставила. Это как-то успокаивало ее.

К моменту родов Джон уже бросил ее. Она собиралась лечь спать, когда почувствовала первую схватку – такую сильную, что у нее перехватило дыхание. Когда приехало такси, чтобы отвезти ее в больницу, она уже не могла говорить из-за боли.

– Еще рано, – она вспомнила, как говорила это сестре. – Тридцать пять недель. – Медсестра кивнула.

Не было времени заполнять бумаги, говорить… делать что угодно, кроме как тужиться. Это не заняло много времени. Барбара еще раз попыталась вспомнить, как выглядела Эсси, когда ее положили ей на грудь, но не смогла. Отведенные глаза персонала больницы. Холод в комнате. Она помнила ощущение ребенка у себя на руках, едва заметную тяжесть больничного халата. Почему она не может вспомнить ее лицо? Но вот лицо начало всплывать в памяти. Идеальные закрытые глаза. Ярко-красная, покрытая пятнами кожа и темно-фиолетовые губы. Она была такой маленькой. Слишком маленькой.

– Почему… почему она так выглядит? – спросила она.

– Мацерация, – сказал доктор. – Эпидермис начал отделяться. Судя по цвету ее кожи, она умерла четыре-шесть часов назад еще в утробе, примерно в то время, когда у вас начались роды. Простите, но ваш ребенок родился мертвым.

Мертвым.

Барбара свернула с дороги на боковую улицу и резко остановилась.

Ваш ребенок родился мертвым.

Нет. Этого не может быть. Барбара посмотрела в зеркало заднего вида. Она сидела на заднем сиденье. Эсси сидела рядом. Она не родилась мертвой. Она была здорова и совершенна, теперь уже большая малышка.

– Где мы? – спросила она. Ей было жарко, она хныкала и почти засыпала.

– Прости, дорогая. Маме только что приснился ужасный сон.

Эсси выглядела озадаченной.

– Правда?

– Мы едем домой, детка, – сказала ей Барбара.

Но когда она огляделась, ничего не показалось ей знакомым. Как далеко она заехала, потерянная в своих воспоминаниях? Была ли она вообще в Сиднее?

Она достала дорожную карту и попыталась сориентироваться.

Когда я вернулась домой из больницы, все было точно так же, как я оставила. На крайнем столике стоял недопитый стакан с водой, моя пижама валялась на полу в коридоре, где я ее сбросила. Я вошла и поставила твою корзину на диван. Твои веки затрепетали во сне, и я почувствовала умиротворение. Теперь я была не одна.

Джона не было уже три месяца. Ту женщину звали Лорел. Она была его парикмахершей, и я знала ее. Когда Джон приходил подстричься, я всегда говорила: «Не слишком коротко!», – и Лорел смеялась. Потом, когда я шла в зеленную лавку, Лорел всегда махала мне через окно, все еще держа в руке бритвенный нож. Я должна была догадаться, что это был зловещий знак.

Лорел не была особенно привлекательна. Она была высокой, с медно-белокурыми волосами и, казалось, всегда носила платье с цветами и черный фартук. Я никогда не присматривалась к ней и не знаю, была ли у нее пышная грудь или красивые бедра под этим фартуком. Джон, очевидно, присмотрелся.

– Но я беременна, – сказала я Джону, когда он признался.

Он, конечно, знал это, потому что я напоминала ему об этом каждый день. Не говоря уже о том, что впервые у меня действительно появился живот.

– Я позабочусь о ребенке, – сказал он, но я, очевидно, не питала больших надежд.

Мы получили уведомление о выселении из квартиры, и у меня было две недели, чтобы выехать. Джон переезжал в дом Лорел. Если бы не Эстер, моя щедрая тетушка в Мельбурне, которая давала мне деньги на аренду, у меня не было бы дома, куда я могла бы тебя принести. Это казалось достаточно веской причиной, чтобы назвать тебя в ее честь.

В тот день, когда я сидела в своей квартире, я вытащила тебя из корзины и прижала к своей груди. Когда ты закончила сосать, я поняла, что тебе нужен свежий подгузник, а это означало, что надо идти в магазин. Я не ждала тебя так рано, поэтому была совсем не готова. Но мысль о поездке в магазин наполнила меня тревогой. В последние несколько месяцев я выходила из дома только для того, чтобы сходить в больницу и за продуктами.

Месяц назад в продуктовом магазине я столкнулась с Лорел. Она улыбнулась мне на мгновение, прежде чем узнала меня. Я тут же бросила свою тележку и побежала обратно к машине.

Мне нужно было позвонить Эстер. Она предложила приехать ко мне в Сидней, чтобы помогать мне несколько недель после рождения ребенка. В отсутствие другой помощи мне ничего не оставалось, как принять ее предложение. Или все-таки у меня был выбор? После того как я закончила кормить, я смогла поднять трубку и позвонить Эстер… и я могла бы сесть на автобус до Мельбурна. В Мельбурне мне не придется беспокоиться о том, с кем я столкнусь на улице. Мне не придется беспокоиться о том, что подумают люди. Я смогу завести новых друзей. Начать все сначала, далеко отсюда, где нас никто не узнает.

51. Эсси

Эсси подняла голову, когда заметила движение в дверном проеме. Но там стояли не ее мама и Миа, а Бен и Изабелль. Где-то на задворках сознания у Эсси мелькнула мысль, как было странно, что они появились у ее двери вместе, но она слишком волновалась за маму и Мию, чтобы обращать на это внимание.

– От мамы никаких вестей? – спросила она.

Бен покачал головой.

– Ну… а где Полли? – Спросила она.

– Я оставил ее с Эндж.

Эсси почувствовала, как паника усилилась. Если Бен оставил Полли с Эндж, то, очевидно, он тоже волновался.

– Ну, я думаю, мы должны звонить в…

– Я позвонил в две больницы, – сказал Бен. Она заметила, что мышцы его лица были напряжены, что делало его старше. – И я буду продолжать звонить. Но на пути между домом и больницей не было ни одной аварии. И у твоей мамы есть удостоверение личности, кто-нибудь позвонил бы нам.

– А Лоис? – предложила Эсси. – Ты пробовал с ней связаться?

– У меня нет ее номера.

– У меня есть. – Эсси нашла номер телефона, дала его Бену, и он вышел в коридор, чтобы позвонить.

– С тобой все в порядке? – спросила Изабелль, когда он ушел.

– Это так не похоже на маму – вот так исчезнуть.

– Неужели?

Эсси долго смотрела на Изабелль.

– Изабелль, я знаю, ты думаешь, что мама похитила меня, но этого просто не может быть. Я признаю, что, возможно, мы сестры, и я хочу сделать анализ ДНК, чтобы подтвердить это. Но если и так, то не потому, что мама меня похитила. Во всяком случае, это…

– Я сегодня с ней разговаривала.

– Ты говорила с моей мамой?

– Я собиралась подождать, пока ты переваришь эту новость, но потом увидела ее возле своего дома и не смогла сдержаться. Я просто…

– И что? – Несмотря на уверенность в том, что ее мама невиновна, она должна была признать, что ей любопытно. – Что она тебе сказала?

– Она все отрицала, – призналась Изабелль. – Но мне показалось… что она была смущена. Когда я сказала ей, что у меня есть доказательства, она очень разволновалась.

– Разволновалась? – повторила Эсси.

Ее мама никогда не волновалась. Она могла рассмеяться (вежливо, конечно). Она могла удивиться, почему Изабелль решила, что она похитила ребенка, – а кто бы не удивился? Эсси представила, как она приглашает Изабелль войти (на чай!), чтобы они могли обсудить это недоразумение. Но она бы не волновалась.

– Что ты имеешь в виду, Изабелль?

– Она как бы остекленела. Потом она посадила Мию в машину и уехала. Это было несколько часов назад.

– Лоис сегодня ничего о ней не слышала, – сказал Бен, снова входя в палату.

Он швырнул телефон на кровать с большей силой, чем требовалось.

– Мама разволновалась? А потом посадила Мию в машину, и с тех пор мы ее не видели?

Изабелль была готова заплакать. Бен прижал руку ко лбу. Медсестра высунула голову из-за двери, оценила ситуацию и снова нырнула в коридор.

– Ты хочешь сказать, что моя мать – похитительница детей, – медленно произнесла Эсси. Она смотрела на Бена и Изабелль, но разговаривала сама с собой. – А теперь она пропала, и у нее моя дочь?

Бен перевел взгляд с Эсси на Изабелль и обратно. Наконец он снова потянулся к телефону.

– Хорошо, – сказал он. – Я звоню в полицию.

52. Френ

Ничего хорошего из этого не выйдет, сказала себе Френ, когда у нее в ухе раздались гудки. Ничего хорошего. И все же она продолжала ждать на линии.

Найджел исчез. Он уехал несколько дней назад, якобы по делам. Как раз вовремя, сказал он. Они оба нуждались во времени и пространстве, и эта поездка – на конференцию в Брисбен – даст им это. Френ не знала, когда он вернется и вернется ли вообще. Все, что она знала, – это то, что она его потеряла. И Рози тоже. Даже Ава, казалось, была в полном отчаянии.

Эндж не отвечала на звонки. Если бы Эсси не лежала в больнице, она могла бы позвонить ей. Она не хотела говорить ни с кем из своих бывших коллег, по понятным причинам. Но был один человек, на которого она надеялась. Если бы только она взяла трубку.

– Алло?

Френ откашлялась.

– Мам? Это я.

– Франческа? – Последовала пауза. Френ представила, как она переглядывается с отцом, показывая свое удивление. – В чем дело? Все в порядке?

Сказать по правде, это был не смешной вопрос. Френ и ее мать не звонили друг другу просто чтобы поболтать. Они не утруждали себя случайными любезностями или «ежедневным обменом новостей». Они говорили по телефону, чтобы договориться о чем-то или сообщить факты. «Просто напоминаю, что в понедельник у Рози день рождения». «Папа получил результаты анализа крови?» «Я сдала выпускные экзамены». Френ всегда говорила себе, что это потому, что все они очень заняты, слишком заняты, чтобы вести праздную болтовню. Но дело в том, что в последние месяцы у Френ было достаточно времени для разговоров. Просто не было никого, с кем можно поговорить.

– На самом деле не все в порядке.

У ее матери перехватило дыхание.

Давай, Френ, подумала она. Скажи это. В конце концов, для этого она и звонила. Ей надоело все прятать. Молчание могло бы сохранить ее достоинство и лицо, но так она не получит поддержки. А теперь ей нужна была поддержка.

– О нет. Кто-то из детей?

Да, подумала Френ. Это Ава. Возможно, она не от Найджела.

– У тебя есть минутка поболтать, мам?

– Конечно. Я имею в виду… Я выхожу через несколько минут. У меня дела в гольф-клубе твоего отца. Но если что-то не так…

– Я изменила Найджелу. И Ава может быть не от него.

Френ затаила дыхание. Она никогда раньше не говорила ничего подобного своей матери. Они никогда не говорили ни о чем постыдном или негативном. Никогда не смеялись над унизительным падением с лестницы на работе, не обсуждали проваленный тест по математике, работу, которую она действительно хотела, но упустила. Они берегли свои разговоры для вещей, которые прошли хорошо. Экзамены, которые она сдала. Работа, которую она получила.

– Это что… правда? – сказала мать наконец.

– Да. Прости, что вываливаю все на тебя. Я знаю, это шок.

– Да… это точно.

Очевидно, ее мать была застигнута врасплох. У отличников не бывает таких проблем. А если и бывают, то о них не говорят. Френ представила, как мать утопает в сине-белом клетчатом кресле в прихожей рядом с кухней, небрежно снимая туфли и вынимая жемчужную серьгу из уха со стороны телефонной трубки.

Но когда мать наконец заговорила снова, ее голос звучал так, словно она немного пришла в себя.

– Так. Надо сделать тест на отцовство. Я не думаю, что его трудно организовать. Если Ава от Найджела, он будет гораздо более склонен простить тебя. Вы сможете жить дальше и сделать вид, что ничего не было.

Что-то в ее тоне раздражало Френ.

– А если она не от него? Что тогда?

– Ну, я не знаю, Франческа, – отрезала она. – Будем надеяться, что так оно и есть. Ты глупая, глупая девочка, ты знаешь это? Зачем ты вообще затеяла эту интрижку?

Но на самом деле она не спрашивала. Это было обидно, потому что Френ правда хотела ей все рассказать. Он был в депрессии, мам. Это было ужасно. Папа когда-нибудь впадал в депрессию? Как вы с этим справились? Если бы вы делились со мной своими трудностями, я, возможно, могла бы лучше справляться со своими.

– Я не собираюсь рассказывать об этом твоему отцу, – сказала мама. – И ты тоже должна держать это при себе. Ты же не хочешь, чтобы люди узнали о твоем романе или сплетничали о вас.

– Мамочка, – сказала Рози. – Аве жарко.

А кому нет, подумала Френ. Недавно она выключила кондиционер и включила вентилятор, чтобы угодить Найджелу, пусть и в его отсутствие. Теперь она схватила пульт и включила кондиционер.

– Мне все равно, кто знает о моем романе, – сказала Френ. – Найджел знает, это не секрет.

– Ты должна защитить себя, Френ. Не говоря уже о Найджеле и детях. Люди любят поболтать.

– Поддержка, – сказала она. – Это то, что мне нужно, мама. Поэтому я и позвонила. Очевидно, это была пустая трата времени.

– Как ты смеешь? Как ты смеешь звонить мне и вести себя как подросток после того, как сама вляпалась в эту историю? Я ожидала от тебя большего, Франческа. Ты умная, способная молодая женщина.

– Умные, способные женщины совершают ошибки.

– Только не такие ошибки.

Но самой большой ошибкой, которую она совершила, было ожидать, что ее мама будет другой.

– Ей все еще жарко, мамочка.

Френ взглянула на Аву, лежащую на одеяле. Она выглядела как-то не так. Френ подошла ближе.

– Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказала, – продолжала ее мама. – Ты уже не маленькая девочка. Я не могу прийти и все исправить…

Рози стояла на коленях рядом с Авой и дула ей в лицо. Пыталась ее остудить. Френ упала на колени. Глаза Авы были не закрыты и не открыты, только слегка опущены. Френ взяла ее на руки. Она была горячая. Слишком горячая.

Что-то поползло по ее сердцу.

– Брак – это тяжелая работа, – говорила ее мать, – но чем тяжелее она становится, тем тяжелее тебе…

Френ повесила трубку и вызвала «Скорую».

53. Барбара

Барбара остановилась на заправочной станции несколько часов спустя. Когда они с Эсси вышли из машины, жара ударила их, как теплая влажная тряпка.

– Бабушка, – сказала Эсси. – Я устала. Я хочу домой.

Она усмехнулась.

– Как ты меня назвала?

– Бабушка.

– Бабушка? – недоверчиво повторила Барбара. – Я ведь не настолько старая, правда?

Лицо Эсси сморщилось от смущения. Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но Барбара опередила ее.

– Мы скоро будем дома, – сказала Барбара. – Пойдем пописаем, а потом я принесу тебе шоколадку.

Это, конечно, заставило ее зашевелиться. В туалете была еще одна мама с двумя мальчиками-близнецами, которые писали во второй туалет, имитируя «бой на мечах». Мать немного смущенно улыбнулась Барбаре.

– Мальчики! – сказала она, закатывая глаза.

– Я бы хотела мальчика, – сказала Барбара. – Пока у меня есть только Эсси. Может, в следующий раз.

Женщина нахмурилась одновременно с тем, как Эсси крикнула: «Я все, ба».

Барбара открыла дверь и начала вытаскивать жесткие листы из контейнера с салфетками.

– Значит, все еще бабушка, да?

– Что? – Эсси соскользнула с унитаза, ее трусики все еще болтались на лодыжках.

Барбара взглянула на другую мать и пожала плечами.

– Наверное, могло быть и хуже. Она могла бы называть меня дедушкой. – Она начала вытирать ее. – Меня зовут не бабушка, Эсси. Я мама.

Эсси выглядела озадаченной.

– Я не Эсси. Я Миа!

Барбара подтянула к себе трусы Эсси. Мальчики из соседней кабинки мыли руки и повсюду разбрызгивали розовую мыльную пену.

– Ладно, ладно, – сдалась Барбара. – Меня зовут бабушка. А тебя Миа.

Эсси вымыла руки, и Барбара бросила на другую маму взгляд, который, как она надеялась, говорил «мы обе матери». Но другая мама выглядела такой же озадаченной, как и Эсси.

Барбара вздохнула – сдаюсь – и вышла из туалета вместе с Эсси, чтобы заплатить за бензин.

– Хочешь выбрать шоколадку, Эсс?

Барбара удивилась, когда Эсси прищурилась, вместо того чтобы завизжать от восторга.

– ПЕРЕСТАНЬ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ! – Она заплакала. – Я не Эсси. А ты бабушка! – Она топнула ногой, теперь уже довольно нервно. Должно быть, она устала от долгой дороги. Но Барбара тоже была измотана. И с нее было достаточно этих игр.

– Прекрасно. Если ты будешь себя так вести, то никаких конфет.

Барбара платила за бензин, когда Эсси упала на пол, причитая, что ей нужен шоколадный батончик. Она отдала деньги.

– Куда вы направляетесь? – спросил кассир.

Барбара смотрела, как Эсси катается по полу.

– В Сидней.

– Только не сегодня, – сказал он. – Шоссе закрыто. Лесные пожары.

Барбара застонала. Эсси продолжала плакать, что хочет домой, хочет к маме. Было слишком жарко, и Барбара была на пределе терпения.

– Что ж, – сказала она. – Думаю, сегодня вечером мы вернемся в Мельбурн.

Она подхватила Эсси – почти невозможное действие с бьющимся на полу малышом – и с трудом добралась до машины. Она ожидала сочувственного взгляда от матери двух мальчиков, но не получила его. Теперь, когда ее мальчики перепачкали весь туалет розовым моющим средством, было как раз кстати осуждать ее!

Барбара была уже на полпути к машине, когда ослабила хватку, и Эсси вывернулась из ее объятий. Она побежала обратно в магазин, вероятно, чтобы забрать свой шоколадный батончик, и Барбара потянулась к ней, схватив сзади за футболку и туго натянув. С нее было достаточно. Эсси издала пронзительный вопль.

К ним подошли женщина с двумя мальчиками и мужчина, похожий на водителя грузовика.

– С тобой все в порядке, милая? – спросила женщина Эсси.

Барбара не могла в это поверить. Еще одна мать встала на сторону истеричного малыша? Где же солидарность? Женщина присела на корточки перед Эсси и спросила:

– Ты знаешь эту даму?

Прежде чем Барбара успела ответить, что, конечно, она меня знает, я ее мать, водитель грузовика сказал Барбаре:

– Пожалуйста, отпустите девочку, мэм. Вы делаете ей больно.

Барбара была совершенно возмущена. Ее стыдили за то, что она пыталась научить дочь хорошим манерам. Она собиралась отпустить футболку – а что еще она могла сделать, – но перед лицом этих незнакомцев Эсси все равно попятилась к Барбаре. Ясно, что мать, лишившая ее конфет, была меньшим из зол по сравнению с чужими людьми.

– Ты ее знаешь? – снова спросила та женщина у Эсси.

Теперь Эсси кивнула.

– Она моя бабушка.

Барбара вздохнула.

– Она твоя бабушка? – повторил мужчина одновременно с тем, как женщина обратилась к Барбаре:

– Вы хорошо себя чувствуете, мэм? Вы, кажется, немного не в себе.

У Барбары лопнуло терпение. Она схватила Эсси и толкнула ее на заднее сиденье машины, удерживая одной рукой и пристегивая другой.

– Мэм, – повторил мужчина.

Теперь Барбара заметила, что женщина направила на них свой телефон. Барбара проигнорировала их обоих и дернула рычаг, направляясь обратно в Мельбурн.

54. Изабелль

Разговор с полицией оказался делом непростым. По-видимому, они не спешили бить тревогу из-за ребенка, который исчез всего несколько часов назад и находился со своей «любящей бабушкой». Изабелль нервно рассмеялась при этих словах. Объяснять, что бабушка Мии была воровкой детей, было нелегко, поскольку доказательства Изабелль не были юридически подтверждены, а даже если и были бы, Барбару еще ни в чем не обвинили. Если история Изабелль была правдой, сказали они (слабо веря, что это так), то гораздо более вероятно, что это был как раз тот частый случай, когда детей перепутали в род- доме.

Сейчас они разговаривали с Беном и Эсси, но в то же время они сказали, что будут следить за машиной Барбары, отслеживая автомобильные аварии.

– В большинстве случаев, как этот, – сказал приветливый и немного полноватый полицейский с усами, – мы находим этих людей, целых и невредимых, и оказывается, что они всего-то отправились на прогулку, а потом у них мобильный сел.

Эсси и Бен ухватились за эту версию.

– Да, – сказал Бен. – Конечно, именно это и произошло. Миа, вероятно, умоляла Барбару отвести ее в зоопарк, а мы все знаем, что Барбара совершенно бессильна против Мии. Наверное, они отправились на экскурсию и загулялись. И Барб постоянно забывает зарядить телефон, правда?

– Точно, – согласилась Эсси. – Возможно, у них кончился бензин. Они скоро позвонят.

Изабелль понимала, почему им хотелось в это верить, но не разделяла их оптимизма. Они не видели, как омрачилось лицо Барбары, когда она заговорила с ней об Эсси, словно та внезапно пробудилась ото сна.

С другой стороны, возможно, они были правы. Никто не был бы счастливее Изабелль, если бы прямо сейчас Барбара вошла в эту дверь с Мией.

В конце концов, Изабелль приехала в Мельбурн, чтобы попытаться вернуть свою сестру, а не начинать этот кошмар снова в другой семье. Она никогда не простит себе, если с Мией что-нибудь случится.

Хуже того, Эсси никогда ее не простит.

– Изабелль.

В дверях появился Жюль. Она позвонила ему полчаса назад, чтобы рассказать о случившемся, и он ответил просто:

– Какой адрес?

Теперь он уже был здесь. Она бросилась в его объятия.

– Чем я могу помочь? – сказал он одновременно с тем, как Эсси ахнула.

Полицейский с усами протягивал свой телефон, и Эсси смотрела на него. Изабелль подошла к ней. Там было видео низкого качества, и оно показывало что-то вроде заправочной станции. Барбара держала Мию за ворот ее футболки. Было что-то странное в ее лице – пустота. Челюсти были стиснуты. Она что-то раздраженно пробормотала тому, кто держал камеру, затем схватила Мию непривычно грубо, толкнула ее в детское кресло и пристегнула резкими уверенными движениями.

– Это ваши мать и дочь? – спросил полицейский у Эсси.

После паузы Бен подтвердил, что это так. Эсси была слишком ошарашена, чтобы что-то сказать.

– Где же они? – спросила его Изабелль.

– Видео было снято на заправочной станции близ Олбери, по дороге в Сидней.

– Олбери? – удивился Бен.

Эсси откинулась на спинку кровати. Бен потянулся к ней, но она оттолкнула его. Она оглядела комнату, и наконец ее взгляд остановился на Изабелль. Изабелль раскрыла объятия, и Эсси упала в них.

55. Френ

Приемный покой был полон, но Аву сразу же приняли. Френ никак не могла решить, хорошо это или плохо. Она, конечно же, хотела, чтобы Аву поскорее осмотрели. Но если это была просто незначительная температура, то, конечно, ее бы не приняли так быстро? Она постоянно слышала истории о людях, часами ожидающих машину «Скорой» или помощи в приемном покое.

Френ стояла в больничной палате рядом с Рози, пока кучка людей в халатах раздевали Аву догола и осматривали ее. Френ предположила, что это врачи, но кто знает? Врачи, медсестры и другие сотрудники больницы, казалось, одевались одинаково. Будьте врачами, умоляла она. Будьте самыми лучшими врачами.

Она вспомнила ощущение, когда взяла ее на руки. Такая горячая. Обжигающе горячая. Ей пришлось ехать за машиной «Скорой помощи», потому что она не нашла никого, кто мог бы присмотреть за Рози, а обеим не разрешили ехать в машине «Скорой». До ближайшей больницы было пять минут езды, и пока она ехала, в голове крутились вопросы. Как же она не заметила, что Аве так плохо? Разве час назад она не была в порядке? Возможно, она была немного раздражена, но кто не был в такую жару?

Это была ее вина. Она явно что-то упустила. Она была матерью, и ее работа заключалась в том, чтобы знать все, что происходит с ее детьми. Стоя в углу больничной палаты, она засыпала сотрудников больницы вопросами.

– Что с ней такое? С ней все будет в порядке? Что я могу сделать? Это я виновата?

У Рози был свой поток вопросов.

– Что они делают с Авой? Они дадут ей лекарство? Какое лекарство ей нужно?

Несколько месяцев назад Найджел купил Рози книжку «Человеческое тело». Она была одержима этой книгой, прежде чем у нее началась фаза головоломок, и постоянно перечисляла маленькие факты, например: «человеческое тело имеет двести шесть костей». Она, наверное, понимала человеческое тело лучше, чем любой другой трехлетний ребенок. Возможно, она слишком хорошо его понимала. Персонал больницы так и подумал, потому что через минуту пришел один из людей в униформе, подошел и присел перед ней на корточки.

– Ты любишь секреты?

Френ посмотрела на нее сверху вниз. Она вдруг поняла, что на самом деле не знает, любит ли Рози секреты. Возможно, она считала их глупыми. Эта информация предназначена для обмена. Но Рози кивнула.

– Я могу рассказать тебе только в том случае, если ты пообещаешь никому не говорить.

Рози пообещала.

– О’кей. В морозилке в родильном отделении есть тайник с мороженым. Некоторые женщины любят его есть, когда у них рождаются малыши. Хочешь, я найду кого-нибудь, кто тебя туда отведет?

Рози расплылась в улыбке. Френ почувствовала благодарность и в то же время подозрение. Почему этот человек пытался от них избавиться? Они раздражали персонал своими вопросами? Или они собирались сделать с Авой что-то ужасное и не хотели, чтобы они видели? Ава выглядела такой крошечной, лежа на больничной койке. Меньше всего Френ хотелось оставлять ее там. Но что она могла сделать? Френ решила, что не может отправить Рози в родильное отделение одну.

Вот зачем нужны оба родителя, поняла она.

– Ладно, – сказала она. – Пошли.

Через несколько минут они уже следовали за администратором больницы в родильное отделение.

– Вы можете позвонить отсюда по мобильному семье или друзьям, – сказала она Френ, когда они шли.

Френ старалась не вдаваться в подробности, но как она могла не вдаваться? Если бы все было хорошо, они бы не послали ее за мороженым и не предложили сделать несколько звонков?

Пока они шли, Френ возилась с телефоном. Кому она могла позвонить? Список потенциальных кандидатов был катастрофично коротким. Она сразу исключила свою мать. Возможно, сейчас она на своей гольф-вечеринке, и в ее широкой улыбке появились трещинки, когда она настаивала на том, что все в ее жизни идеально. Она могла попытаться позвонить Эсси, но сейчас она, очевидно, не в состоянии ей помочь. Она может позвонить Эндж. Но был только один человек, которому она хотела позвонить, и это был единственный человек, насчет которого она не была уверена. И все же, не успев опомниться, она уже набирала номер.

Найджел ответил после второго гудка.

– Привет, – сказал он. – Я сейчас в дороге…

– Я в больнице, – сказала она. – С Авой.

Ее желудок сжался. Если бы это была Рози, она знала, он уже был бы в пути. С Авой она не была так уверена.

– Что случилось? – сказал он резко.

Она рассказала ему детали, которые были скудными. Ей было жарко. Она была в какой-то апатии. У нее пересохли губы. Найджел воспринял все это с утешительной серьезностью. Она почувствовала себя более уверенно, чем когда была с врачами. Он спросил, в какой больнице они находятся. Он спросил, все ли с ней в порядке, в порядке ли Рози. А потом он произнес слова, которые она так хотела услышать:

– Жди там. Я скоро приеду.

56. Эндж

Эндж ехала в Саммит-Оукс. Полли Уокер сидела на заднем сиденье старого детского автокресла Олли. Все утро она ухаживала за Полли. Это было очень мило – проводить время с девочкой. Теперь ей казалось нелепым, что она так долго чувствовала себя обделенной из-за того, что у нее нет дочери, когда через дорогу от нее жили четыре маленькие девочки. Она могла проводить время с ними, когда захочет, стоило только попросить. На самом деле, если бы она попросила, возможно, всем было бы лучше. С этого момента она всегда будет просить, решила она.

Бен попросил ее привезти Полли к Эсси, и Эндж была благодарна ему за эту работу. Лукас вернулся домой, и хотя Эндж старалась вести себя цивилизованно, при мысли об Эрин она начинала беситься.

Когда она приехала в больницу, медсестра указала Эндж на палату Эсси. В дверях она увидела Бена. Его лицо было пепельно-серым, а волосы растрепались. Увидев Полли, он схватил ее и стал баюкать, как будто она была совсем маленьким ребенком.

– Все в порядке? – спросила Эндж.

Какое-то мгновение Бен не отвечал, просто прижимаясь лбом ко лбу Полли, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он оглянулся на комнату. Эсси стояла, положив голову на плечо Изабелль. Рядом с ними был полицейский.

– Я не уверен.

Эндж было любопытно, но она заставила себя промолчать. В ее собственной жизни было достаточно событий, чтобы не вмешиваться в чужую.

– Я могу чем-то помочь? – вместо этого спросила она.

– К сожалению, нет, – сказал он, заглядывая в комнату. Эндж на мгновение замолчала. Бен не сводил глаз с Эсси. – Я просто подумал, что ей будет легче, если она увидит Полли. Спасибо, что привезла ее.

Он благодарно кивнул Эндж и подвел Полли к Эсси. Он был прав: стоило Эсси взглянуть на нее, как она приободрилась. Она прижала Полли к груди точно так же, как это сделал Бен. Бен обнял их обеих.

Эндж знала, что Бен не идеален. Эсси рассказывала ей о том, как он оставлял свою пропотевшую спортивную форму на полу в ванной, как часто работал допоздна, как редко выполнял тяжелую работу по воспитанию детей. Эндж вспомнила, как внутри чувствовала себя довольной. В конце концов, Лукас был всегда опрятен, всегда был рядом, и сложно было найти более креативного отца. Но у Бена было кое-что большее, поняла теперь Эндж, что-то, что перевешивало все остальное.

Он смотрел только на Эсси.

57. Барбара

Барбара колесила по улицам Сент-Килды, пытаясь понять, что делать. Она была вынуждена ехать обратно в Мельбурн из-за лесного пожара, но что она вообще здесь делала? И почему она не помнит, как сюда приехала?

Может, у нее Альцгеймер? Конечно, это ужасно, но по крайней мере это может дать какое-то объяснение тому, что происходит. Она не хотела признавать это, но чем дольше она ехала в такую жару, тем страшнее ей становилось. Она остановила машину на обочине и задумалась, куда идти. Гостиница? Мотель у дороги?

– Мы можем прокатиться на трамвайчике, бабуль? – спросила Эсси. Она указала пухлым пальцем на трамвай, который полз по улице, где они проехали. – Пожалуйста!

Ее глаза были двумя яркими маячками.

– Не сейчас, дорогая. Я должна выяснить, куда нам нужно ехать.

Барбара огляделась. Все вокруг было незнакомо, но опять же, она не проводила много времени в Мельбурне раньше. Ее тетя Эстер жила в Мельбурне, но прошло уже много времени с тех пор, как Барбара ее навещала. Барбара взглянула через плечо. На противоположной стороне дороги была будка с туристической информацией. Она пойдет туда. Они знают, что делать. Они могут даже сказать, когда она сможет вернуться на дорогу в Сидней.

– Пожалуйста, бабуля! – Заныла Эсси. – Пожалуйста, прокатимся на трамвайчике!

– Нет, дорогая, – сказала она. – Посиди здесь минуту. Я пойду поговорю с теми людьми у стенда.

И она вышла из машины.

Через две минуты она вернулась с названием хостела и листовкой о лесных пожарах.

– Ты пристегнулась? – спросила она. Но Эсси не было.

– Эсси? – Барбара закрутилась, посмотрела под оба сиденья. Там было пусто. – Эсси!

Паника накрыла Барбару. Она выскочила из машины и оглядела тротуар, но там не было ребенка. Вдруг завизжали тормоза. Барбара ахнула. Эсси стояла на дороге; автомобиль мчался к ней. Это случилось в одно мгновение. Барбара шагнула с тротуара и прыгнула, едва не задев автомобиль, двигавшийся по встречной полосе. Она поймала Эсси вокруг талии и вытянула ее и себя с дороги на трамвайные пути. Это была нечеловеческая сила, которая проявляется, когда мать видит, что ее ребенок в опасности. Это была именно она.

Мы в порядке, повторяла она как в тумане, спустя мгновение. Мы в порядке.

Они стояли на трамвайных рельсах, переводя дыхание, их сердца стучали, как одно огромное сердце.

– Бабуля, – зарыдала Эсси.

– Ш-ш-ш. Все хорошо, – сказала Барбара.

Солнце палило прямо в них. Ей срочно нужно поехать в отель и устроить Эсси прохладную ванну. Переодеть в чистую одежду. И чтобы она как следует поспала.

Она подняла Эсси и поставила на островную платформу, когда снова услышала грохот. Еще один скрип тормозов. Что теперь, подумала Барбара.

– Мэм! – раздался голос.

Барбара оглянулась. И увидела перед собой трамвай.

58. Эсси

Эсси прислонила голову к стене в своей больничной палате, и у нее возникло непреодолимое ощущение, что это было наказание. Однажды она оставила свою дочь на площадке, и теперь ее опять забрали. Бен вышагивал по коридору с Полли, а Изабелль стояла у окна, глядя на дождь. Полицейские ушли, или, может быть, они были в коридоре, Эсси не знала. Ей было трудно сосредоточиться на том, что делают остальные, когда ее маленькая девочка про- пала.

Пропала. Эсси понятия не имела, как реагировать на это слово. Но ведь Миа была похищена не незнакомцем. Она была со своей бабушкой! Опять же Эсси не знала, правда ли это. Барбара – бабушка? Она мать Эсси?

Увидит ли она Мию снова?

Полиция, казалось, была уверена, что так и будет. Они успокаивали ее всякими историями – недоразумениями! – с участием детей, которые возвращались домой к концу дня. Они были уверены, что это как раз один из тех случаев. Но Эсси не была уверена. Больше всего на свете она хотела найти свою мать, чтобы разобраться во всей этой ситуации. В то же время на краю ее сознания витала мысль – если ее мать была способна украсть Эсси и не вернуть ее родной матери – если так – что же будет с Мией?

Эсси издала невольный всхлип. Она почувствовала, что Изабелль встала и пошла в ее сторону, но тут раздался стук в дверь, и вошел полицейский.

Эсси села.

– Есть новости?

– Да, мэм.

Эсси просканировала его лицо. На нем не было облегчения и радости, с которыми говорят, что все в порядке. Она не знала, что означало это выражение лица.

– Вы нашли Мию? – спросила она, дрожа.

– Да.

Эсси почувствовала проблеск надежды.

– Она в порядке?

– Она в полном порядке. На ней ни царапины.

Бен заплакал. Он упал на колени, все еще держа на руках Полли. Но Эсси продолжала смотреть на офицера.

– А моя… мама? – спросила она слабым голосом.

Ей казалось, что так говорить неправильно, как будто она предает Изабелль. И Мию. В то же время она должна была спросить.

– Ну, – сказал он. – Тут немного сложнее. Понимаете…

У Эсси перехватило дыхание.

59. Эндж

– Нам нужно поговорить, – сказала Эндж.

Лукас выглядел удивленным. Что само по себе раздражало. Он вернулся домой и поэтому, очевидно, решил, что все закончилось. Эрин – и Чарли – просто еще одна ошибка, как Джози, и теперь они будут жить дальше. По крайней мере, так он думал.

Эндж вспомнила, как Бен смотрел на Эсси в больнице. Это был не взгляд увлечения или даже любви – это была настоящая большая забота. Она волновала его больше всего остального. Для него она была выше всего и всех.

– В чем дело? – спросил он.

Они были в своей спальне. Было сложно найти место для разговора наедине, так как мальчики были повсюду, а они, казалось, теперь были ВСЕГДА рядом – словно что-то почувствовали и боялись уйти. Но в этом были свои плюсы. Дважды Эндж видела, как Олли смотрит на айпаде то, что ему смотреть не следовало, а полчаса назад, когда она взглянула за плечо, пока он печатал сообщение, она узнала, что у него есть девушка – ее зовут Кендис! Почему она раньше не была с ними рядом так много, спросила она себя. С Уиллом и Олли… и с Лукасом тоже. Возможно, если бы она держала его поближе к себе, она бы однажды заглянула ему через плечо и поняла, что у него тоже есть девушка.

Эндж села на кровать.

– Я больше не могу быть твоей женой.

Когда она произносила эти слова, голос в ее голове кричал: ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! В каждом браке есть проблемы. Разве не лучше иметь его хоть такого, чем вообще никакого? Ты никогда не найдешь себе другого – даже старого и больного – в твоем-то возрасте. Ради бога, ЗАТКНИСЬ!

Но она продолжала говорить.

– Мы будем поддерживать отношения, ведь у нас двое детей. Но у тебя также есть ребенок от другой женщины, что означает, что с ней ты тоже обязан поддерживать связь. И зная тебя, я могу сказать, что ты всегда будешь общаться с Чарли, как тебе и полагается. – Она сделала глубокий вдох и заставила себя продолжать: – Но для меня, я боюсь, это слишком. Слишком много мусора нужно будет заметать под ковер.

– Но с Эрин все кончено, – начал Лукас.

– Дело не только в Эрин, – сказала Эндж. – Есть и другие женщины. Те, о которых я не знаю.

Проговаривая это, она знала, что права.

Лукас не ответил. Когда Эндж повернулась к нему снова, его голова была опущена, а руки закинуты за шею.

– Ты говоришь правильные вещи, Лукас, и даже делаешь правильные вещи. Но верность – не дополнительная опция в браке. По крайней мере, не для меня.

Он посмотрел на нее умоляюще.

– Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Последний. Если я сделаю это снова, я уйду без всяких просьб.

Эндж вспомнила тот день в магазине. Два клетчатых кресла бок о бок. Воображаемые внуки на коленях. Затем она подумала о человеке, с которым хотела сидеть в этих креслах.

– Ты неплохой человек, Лукас, – она сказала ему. – Но ты ужасный муж.

– Эндж… – начал он опять.

– Ответ – нет, – сказала она и вышла из комнаты, чтобы не успеть передумать.

60. Эсси

– Но она… с ней все в порядке?

Полицейский рассказал Эсси, что Миа метнулась на проезжую часть и Барбара едва выхватила ее на пути встречного автомобиля, но сама попала под трамвай. Как сообщили, Миа была совершенно невредимой, но Барбару отвезли в больницу в критическом состоянии.

– Простите, миссис Уокер. Больше мы пока ничего не знаем.

Мию везла сюда женщина-полицейский, и Бен уже ушел, чтобы встретиться с ними. Изабелль села рядом с Эсси, держа Полли на коленях. У Эсси было очень много вопросов, но она не могла собрать их воедино. Каждое слово застревало в горле, не вязалось с другими словами.

– Что видела Миа? – спросила она наконец.

– Мы, к сожалению, не знаем, – ответил полицейский. – Но она знает, что ее бабушка попала под трамвай.

– Они направлялись обратно в Мельбурн? Что они делали в Олбери?

Пожав плечами, полицейский начал говорить, и у него явно был в этом опыт.

– К сожалению, мы видим такого рода вещи регулярно. Часто это связано с наркотиками, но не всегда. Это может быть психическая болезнь. У пожилых людей – деменция. Или, возможно, временное помутнение.

Эсси попыталась вникнуть в то, что он говорил насчет ее матери. Но… Барбара была самым уравновешенным человеком, которого знала Эсси. У нее не было временного помутнения, и она, конечно, не принимала наркотики. Это ведь была ее мать. Но может быть, и нет.

Еще один полицейский появился в дверях.

– Ваша дочь будет здесь с минуты на минуту, – сказал он. – А я буду за дверью.

Эсси показалось, что палата начинает раскачиваться. Изабелль смотрела на нее – она почувствовала ее взгляд.

– Я хочу к маме, – сказала она тихо.

– Я знаю, – сказала Изабелль.

– Она была хорошей мамой, ты знаешь. Отличной мамой. Я знаю, ты не хочешь это слушать…

– На самом деле хочу. Я знаю, что больше всего на свете мама боялась, что с тобой будут плохо обращаться. Она всегда говорила, что если ты не сможешь вернуться к нам, то она будет молиться, чтобы ты была с кем-то, кому ты будешь очень нужна и кто будет заботиться о тебе.

Крошечные шаги эхом отозвались в коридоре. Эсси и Изабелль резко встали, когда в палату вбежала Миа. Эсси схватила дочь на руки.

– Миа!

Миа позволила себя обнять, но через мгновение она отстранилась.

– Бабуле пришлось ехать в больницу.

– Я знаю, милая.

– А я ехала в полицейской машине.

– Мне сказали. – Эсси обняла Мию снова. Она поймала взгляд Бена, который стоял позади нее. – Есть новости о маме?

– Она в реанимации, – сказал Бен. – Следующие двадцать четыре часа будут решающими. Она получила серьезную травму головы.

– Я могу поиграть на твоей кровати, мам?

– Конечно, – ответила Эсси, и Миа прыгнула на кровать, сразу же потянувшись к пульту управления, пытаясь поднять или опустить спинку. Изабелль подошла и помогла ей.

– Я говорил с врачом в коридоре, и он скоро придет, – сказал Бен. – Он сказал, что собирается выписать тебя. Тогда мы все сможем поехать домой.

Эсси кивнула. Это должна была быть ободряющая мысль. Она не сумасшедшая. Ее дочь в безопасности. Она может вернуться домой со своей семьей. Но когда она собрала свои вещи, готовясь к выписке, все, о чем она могла думать, было: мы не все едем домой. Мама никуда не едет.

61. Френ

Найджел вылетел из Брисбена первым же самолетом. Он взял такси прямо из аэропорта и приехал в больницу, когда небо только начинало темнеть. Когда он добрался до палаты, Рози спала у Френ на коленях, а Ава лежала в больничной кроватке.

Найджел подошел прямо к Аве.

– Как она?

– У нее тепловой удар, – сказала Френ. – Она была обезвожена. Делают капельницы и говорят, что ей лучше.

Он взял ее карту и стал читать. Френ задумалась, действительно ли он понимает то, что там написано, или просто делает вид, чтобы почувствовать себя более уверенно. Даже если последнее, она не осуждала. Френ пришла к выводу, что нет худшего чувства, чем отсутствие контроля над своим ребенком.

– Не понимаю. Она казалась обычной… а потом все сразу…

Найджел положил руку ей на плечо.

– Дети всегда быстро заболевают.

– Надо было включить кондиционер. Надо было приглядывать за ней получше…

– Это не твоя вина, Френ.

Но она не была так уверена. Если бы у нее не было романа, Найджел не уехал бы. Она бы не отвлеклась. Она бы потратила больше времени на то, чтобы обеспечить ребенку достаточное количество жидкости в организме.

Френ начала плакать. Найджел опустился на сиденье рядом с ней.

– Спасибо, что приехал, – всхлипнула она. – Честно говоря, я не знаю, что бы я делала…

– Чш-ш. Все хорошо.

Вошла женщина в халате. Она проверила капельницу и измерила температуру. Френ решила, что она медсестра.

– У нее немного спала температура, это хорошо. И мы влили в нее много жидкости.

– С ней все будет в порядке? – спросила Френ.

– Тепловой удар всегда серьезное дело для такого маленького ребенка. – Она открыла подгузник Авы и заглянула внутрь (проверяя отток мочи, как кто-то объяснил ранее). – Но она делает все то, что мы хотели бы видеть, и это очень обнадеживает.

Френ задалась вопросом, учат ли медперсонал успокаивать людей, не отвечая на вопрос прямо. Френ понимала, почему они так поступают, но как юриста это ее раздражало. А как мать бесило. Медсестра, должно быть, увидела ее разочарование, потому что добавила:

– Врач скоро придет и расскажет вам все подробнее.

И она вышла из комнаты. Френ почувствовала, как Найджел обнял ее, и положила голову ему на плечо.

– Прости. Прости, прости меня.

– Я же сказал тебе, что это не твоя…

– Прости, что я тебе изменила. Мне жаль, что я не достаточно поддерживала тебя в депрессии.

– Ты меня поддерживала.

– Мне следовало делать больше. Я должна была работать усерднее. – Рози подпрыгнула на коленях у Френ. Они оба посмотрели на нее сверху вниз, но она лишь прижалась к животу Френ и снова закрыла глаза.

– Мне позвонила твоя мать, чтобы извиниться за все, через что ты заставила меня пройти.

Взгляд Френ метнулся к Найджелу. «Ты шутишь».

– Она сказала, что глубоко разочарована в тебе. Она сказала, что не воспитывала дочь, которая заводит интрижки и рожает от любовников детей. Но она уговаривала меня остаться с тобой. Она сказала, что…

– …что брак – дело трудное, и нужно больше работать над собой?

– Точно.

Она наблюдала за лицом Найджела. Он никогда не любил ее мать. Френ всегда защищала ее перед ним, говоря, что она желает им только добра и что она – человек особого воспитания.

– А она не говорила, что люди, достигающие высоких результатов, не разводятся?

– Что-то вроде того.

– И что же ты ответил?

– Я сказал ей, что, вопреки ее мнению, успешные люди регулярно анализируют сложные проблемы и делают выбор, основанный на имеющихся у них доказательствах и вероятных результатах.

Френ подавила улыбку. Это был такой типичный ответ Найджела, что она не могла не любить его за это. Но это также заставило ее нервничать. Найджел провел последние несколько дней, анализируя их отношения. Каков был его выбор?

– Итак, что же ты решил насчет нас?

Прежде чем он успел ответить, в комнату вошел доктор, и они оба встали.

62. Эсси

Бен открыл дверь. Это было не так, как планировала Эсси, но опять же, за последнюю неделю она передумала примерно 5687 раз. Изабелль также предложила открыть дверь – что было не такой уж нелепой идеей, поскольку там были ее отец и брат, – но как только она услышала стук, Эсси схватила ее за руку и крепко прижала к себе.

Теперь все подтвердилось. У Эсси и Изабелль взяли мазки со щек, и анализ показал, что они сестры. Эсси уже почти привыкла к этой мысли, но теперь ей предстояло встретиться с другими членами семьи. С теми, которые в данный момент стояли у нее на пороге.

– Привет! Я Бен, – услышала она громкий, слишком дружелюбный голос, что показывало, что муж тоже нервничает. Миа застенчиво стояла у него за спиной.

– Я Грэм, а это мой сын Фредди, – раздался гулкий старческий голос.

Эсси не могла видеть их с того места, где сидела, но представила, как они пожимают друг другу руки.

– Приятно познакомиться, – сказал Бен. – Это Миа.

– Так, так, – сказал голос. – Ну разве ты не красавица?

Эсси встала, когда в поле зрения появился профиль ее отца. Он был высоким, с густыми седыми волосами и толстым животом. Рядом с ним стоял человек, очень похожий на него, только волосы у него были почти черные, а живот плоский. Оба они посмотрели на Мию с выражением, которое Эсси могла описать только как удивление. Затем молодой человек оглядел комнату, его взгляд остановился на Эсси. У него перехватило дыхание.

– Папа…

Старик проследил за взглядом сына. Эсси заметила, что у них одинаковые лица – почти копия. Та же челюсть, тот же подбородок. Те же самые глаза, бледно-голубые, начинающие затуманиваться в унисон. Если бы Барбара была здесь, размышляла Эсси, она бы бегала туда-сюда, заваривая намного больше чая, чем требуется и чем все присутствующие вместе могли бы выпить. Она была бы милой и дружелюбной, и она увела бы детей, чтобы все могли как следует пообщаться. Но конечно, Барбара никогда не будет здесь. Даже если она выйдет из больницы. Она та женщина, которая украла ее.

Сегодня утром Эсси позвонили и сказали, что Барбара проснулась после недели комы. У нее были сломаны бедро, три ребра и повреждено легкое, и хотя вторичное кровоизлияние в мозг все еще было вероятно, на данный момент никаких признаков этого не было. Полиция сказала, что ей повезло, что ее не затянуло под трамвай. В противном случае она, вероятно, не выжила бы. Эсси хотела поехать в больницу сразу же после того, как услышала, что ее мать в сознании. Она хотела поехать так же сильно, как и остаться в стороне. Она поняла, что часть ее боится увидеть свою мать. Боится задавать вопросы, которые нужно задать. Боится услышать ответы.

В конце концов именно Бен помог ей принять решение: «Твои отец и брат уже в пути, – сказал он. – Они так долго ждали встречи с тобой. Не заставляй их ждать еще».

– Софи, – прошептал отец.

Эсси заставила себя улыбнуться. Она подошла и протянула ему окоченевшую руку.

– Я Эстер. Приятно познакомиться.

Ее отец на мгновение задержал взгляд на ее руке. Затем он осмотрел ее лицо справа налево, сверху вниз, словно запоминая его. Может, так оно и было. Он коснулся кончиков ее волос, повертел их в руке. Наконец он заключил ее в объятия.

– Привет, милая, – сказал он Изабелль через плечо Эсси. Одной рукой он обнимал Эсси, а другой обнял Изабелль. Затем он тепло улыбнулся им обеим. – Не думал, что доживу до этого дня. Обе мои дочери.

Эсси вспомнила, что у ее отца было еще две дочери. Всего четыре. Она почувствовала иррациональную радость оттого, что он забыл о них в этот момент, и подозревала, судя по лицу Изабелль, что она тоже рада.

Он вытер слезу с уголка глаза.

– Я так хотел бы, чтобы твоя мама была здесь.

– Я Фред, – сказал другой мужчина, ее брат. Он тоже обнял ее, но только быстро, затем снова отстранился, чтобы еще раз взглянуть на нее. – Прости. Я просто не могу отделаться от мысли, насколько ты похожа на маму. Жаль, что ее нет с нами.

– Мне тоже жаль, – сказала Эсси, хотя думала совсем не о своей биологической матери.

63. Барбара

Барбара позволила словам спокойно кружиться у нее в голове. Послеродовой психоз. Посттравматическое стрессовое расстройство. Именно этими словами психиатры описывали психотические эпизоды Барбары – этот и тот, что случился тридцать два года назад, когда она похитила Эсси из больницы. Никто не был уверен, какой диагноз лучше всего соответствует случаю Барбары – эти вещи редко можно четко описать, сказали они. Короче говоря, травма от мертворожденного ребенка заставила ее заблокировать его смерть, а разговор с Изабелль вернул воспоминание. Она знала, что в здравом уме никогда не украла бы ребенка. Она верила, что Эсси принадлежит ей. Даже сейчас, зная правду, было трудно поверить, что Эсси ей не родная.

В больнице у Барбары взяли мазок со щеки, пока она была без сознания, и, очевидно, еще один взяли у Эсси и Изабелль, потому что ей сказали, что у них есть неопровержимые доказательства: Эсси не может быть ее дочерью. Реакция Барбары, возможно из-за антипсихотических препаратов, которые ей давали, была странной. Она не задыхалась, не кричала и не умоляла о повторном анализе. Она была слишком слаба, чтобы делать что-то подобное. Но мысль о том, что Эсси не ее ребенок, не укладывалась у нее в голове. Как будто ей сказали, что ее правая рука на самом деле принадлежит другому человеку.

С тех пор как Барбара пришла в себя, она то засыпала, то просыпалась. Но каждую минуту бодрствования она думала об Эсси. Поэтому, когда раздался стук в дверь, сердце Барбары подпрыгнуло. Как можно осторожнее она повернула голову так, чтобы оказаться лицом к двери. Но там стояла не Эсси.

Это была Изабелль.

– Я просто хочу поговорить с тобой, – сказала Изабелль.

Барбара ожидала, что она придет. Возможно, не так скоро, но она ожидала этого. По какой-то причине, возможно из-за лекарств, она почувствовала странное оцепенение.

– Я полагаю, ты хочешь сказать мне все, что ты обо мне думаешь. Давай. Я уверена, тебе есть что сказать.

– Я думала, что так. Но как оказалось… Нет.

Они наблюдали друг за другом, оценивали друг друга. Барбара поняла, что Изабелль похожа на Эсси. Неужели она всегда была такой? Или она проецировала их схожесть теперь, когда знала правду? Конечно, глядя на нее сейчас, казалось невозможным, что Барбара не заметила это в тот самый момент, когда Изабелль прибыла в Плезант-Корт.

– Ты видела Эсси? – спросила Барбара.

– Да.

– С ней все в порядке?

Изабелль подняла брови, демонстрируя нелепость этого вопроса, и Барбара почувствовала себя глупо. Конечно же, она не была в порядке. Легко ли человеку осознать тот факт, что его мать на самом деле не его? Что его похитили в детстве?

Изабелль стояла в другом конце комнаты, все еще в дверях. Казалось, ей больше нечего было сказать, и Барбара не знала, что ей ответить. Извинения или объяснения казались бесполезными и неадекватными.

– Я принимаю довольно сильные лекарства, так что я не уверена, что могу как следует оценить ситуацию, но, как бы то ни было, я сожалею о той боли, которую причинила тебе и твоей семье.

Изабелль снова пожала плечами. Когда Барбара видела ее в последний раз, ей было о чем поговорить, но сегодня она казалась потерянной. Или, может быть, лучше сказать разбитой. Как будто она понятия не имела, зачем пришла сюда.

– Очевидно, этого недостаточно, но… может быть… фотоальбомы со времен, когда Эсси была ребенком? И памятные вещи? У меня сохранены все ее молочные зубы. И видео с балетных концертов! Вообще-то, у меня есть видео большинства ее дней рождения…

– Я думаю, ты была хорошей матерью, Барбара.

Барбара удивленно моргнула.

– Ну, – сказала она, – я не знаю…

– Это правда. Эсси сказала мне, что так и было.

Изабелль раскачивалась на месте. Для нее это были сложные дни. Барбара пожалела, что не чувствует себя лучше, чтобы приготовить девочке чашку чая и угостить печеньем.

– Как у тебя дела? – спросила Барбара.

Изабелль несколько мгновений обдумывала этот вопрос.

– Я… рада, что моя сестра вернулась.

– А твоя семья, как они?

– Они в шоке. В полном. Мои отец и брат сейчас в Мельбурне, вообще-то.

– Правда? – Барбара собиралась спросить почему, но это было глупо. Конечно, они в Мельбурне. Они приехали увидеть Эсси.

Изабелль по-прежнему не отходила от двери.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, Барбара.

Барбара собралась с духом. Вот и оно.

– Что ты знала?

Барбара выдохнула.

– Я ничего не знала.

Изабелль наблюдала за ней взглядом, в котором не было ни злости, ни осуждения. Она оценивала ее, решала, можно ли ей доверять.

– Может быть, – сказала Изабелль.

Барбара открыла рот, чтобы ответить, но к тому времени, как она это сделала, Изабелль уже вышла за дверь.

64. Изабелль

– Жюль?

Изабелль захлопнула входную дверь. Ей пришлось сосредоточиться на том, чтобы не мчаться домой из больницы. Дело было не в том, что она так сильно хотела уехать, а в том, что ей вдруг отчаянно захотелось домой.

– Я здесь, – закричал он.

Изабелль думала, что разозлится, увидев Барбару, но не разозлилась: она не верила, что Барбара ничего не знает, но и не была уверена, что Барбара – тот монстр, которого она рисовала в своем воображении долгие годы. Дело в том, что всё после того, как она нашла Софи, оказалось не так, как она ожидала. Особенно то, как она сейчас себя чувствовала. Свободной. И решительной.

Жюль сидел за обеденным столом, склонившись над компьютером, но когда она вошла в комнату, он поднял глаза.

– Эй.

– Привет, – сказала она. – Ты ведь любишь кофе? Я имею в виду, хороший кофе. Претенциозный кофе. Деконструированный латте, например.

Джулиан откинулся на спинку стула, вытянув руки над головой. «Кто же не любит претенциозный кофе?»

– И искусство. И живую музыку, ты же любишь живую музыку.

Он открыл рот.

– И маленькие улочки с потайными дверями, ведущие в чудные рестораны? Зимы, когда на самом деле холодно? Великую океанскую дорогу?

Он скрестил руки на груди и подождал, пока она закончит.

– Знаешь, о чем я думала по дороге домой? Мы ведь не сиднейцы. Не сходим с ума по солнцу и серфингу. Сгораем даже в тени.

– И-и-и-и?

– И-и-и-и… – Она отодвинула стул Жюля. – Сидней напрасно тратит на нас время. Мы ведь люди Мельбурна, ты так не думаешь? Я считаю, нам стоит переехать сюда.

– Э… У меня есть работа, помнишь? – сказал он тоном «ты сошла с ума».

– Но и в Мельбурне есть школы. И им нужны учителя. Ученикам нужен такой учитель, как ты.

Она почувствовала шепот беспокойства. По дороге домой из больницы, во время краткого приступа безумия, все это так идеально сложилось у нее в голове. Они с Жюлем переедут в Мельбурн, будут жить рядом с сестрой и племянницами, жить долго и счастливо. Но она уже так много просила у Жюля. Она бросила его, чтобы отправиться на поиски своей сестры. Он приехал сюда, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и поддерживал ее последние несколько недель. Этот человек должен был уже где-то провести черту.

– Ты не хочешь жить в Мельбурне, – сказала она.

Это еще не конец света, сказала себе Изабелль. Они смогут что-то решить. Она вернула свою сестру, и это было очень важно. Так не бывает, чтобы головоломка ее жизни раз – и сложилась в полную картину только потому, что она так хочет. Всю свою жизнь она провела с отсутствующим кусочком головоломки, и возможно, такова ее судьба. Может быть, вместо того, чтобы сосредотачиваться на том, чего у нее нет, ей следует сосредоточиться на том, что у нее уже есть.

Жюль усадил ее к себе на колени. Он склонил голову набок и длинно, медленно вздохнул.

– Я не говорю, что не хочу жить в Мельбурне.

Изабелль смотрела на его лицо, затаив дыхание.

– Я просто думаю, что, может быть, нам стоит сходить куда-нибудь за деконструированным латте и поговорить об этом. – Он слегка улыбнулся, и тогда она услышала это.

Последний кусочек головоломки.

Щелк.

65. Барбара

Барбара чувствовала себя немного лучше. Ее навестила Лоис, и это подняло ей настроение. Лоис была совершенно убеждена, что Барбара стала жертвой всего этого – узнать после стольких лет, что ее дочь ей не родная! Всем нужен был такой друг, как Лоис. Врачи сказали, что она останется в больнице, пока ее физическое состояние не придет в норму, а затем ее переведут в психиатрическую клинику Саммит-Оукс, туда же, где лежала Эсси.

Я ничего не знала. Именно это она и сказала Изабелль. Но ведь это не совсем правда? Были вещи, мелочи, которым она пыталась найти оправдание на протяжении многих лет – вещи, которые не совсем складывались. Такие, как… почему она не помнила те первые мгновения после рождения Эсси? Почему Эсси была такой большой и здоровой, если родилась недоношенной? Почему у нее каштановые волосы? И возможно, теперь, когда она подумала об этом, вспоминались и другие вещи. Как и тот факт, что имя Софи Хизерингтон то и дело звенело у нее в ушах. Что она решила уехать из Сиднея в тот же день, когда ее выписали из больницы, и никогда не возвращалась, даже чтобы навестить друзей и семью. Дело в том, что с того момента, как Изабелль приехала в Плезант-Корт, у нее было дурное предчувствие. Правда ли, что она не знала? Или она просто не хотела знать?

– Мам?

Барбара посмотрела на дверь, и ее сердце подпрыгнуло. Это была Эсси. Она неуверенно шагнула внутрь.

– Ты спала?

– Нет. Я уже давно проснулась.

Эсси положила сумочку на стул в углу и подошла к кровати Барбары. На ее лице была настороженная нежность.

– Как ты себя чувствуешь?

– О, ты знаешь, – сказала Барбара, садясь. – Как будто меня сбил трамвай.

Эсси не улыбнулась.

– Я рада, что ты здесь, дорогая. – Барбара протянула руку и сжала ее предплечье. – Я боялась, что ты не придешь.

Эсси опустила глаза и посмотрела вперед.

– Конечно, приду. Ты ведь моя…

Взгляд Эсси метнулся вверх. Ты моя мама. Вот что она собиралась сказать. Вместо этого она сказала:

– Как это случилось?

– Ну, – сказала Барбара, – они говорят, что это был послеродовой психоз и посттравматический стресс от потери моего… моего… моего ребенка и…

– Я знаю, что говорят врачи. – Голос Эсси дрожал от еле сдерживаемых эмоций. – Но я тебя спрашиваю: как это случилось?

Барбара подняла руки, а затем позволила им упасть обратно на кровать. «Я не могу ответить на этот вопрос. Правда, дорогая, я не знаю».

– Но как это может быть? Как? Должно быть, какая-то часть тебя знала. Я чувствую, что да… если бы Миа или Полли не были моими… Я бы знала.

– Я это чувствовала. – Голос Барбары сорвался. – Я знала! Я знала, что ты моя. Я знала это каждой клеточкой своего тела. А потом я узнала, что это неправда.

Барбара разразилась громкими, отчаянными слезами. Она свернулась калачиком. Через мгновение она почувствовала руку Эсси на своей спине.

– Все хорошо. Все в порядке. Прости.

– Ты… Ты вся моя жизнь, Эсси. – Слезы сотрясали ее тело.

– Я знаю. Все хорошо, мам. Я знаю.

Барбара плакала до тех пор, пока не смогла больше держать глаза открытыми, и самое приятное было то, что после того, как она наконец поддалась усталости и задремала, рука Эсси осталась у нее на спине.

66. Эндж

Когда в дверь позвонили, Эндж держала в руке кисть. Она стояла на заднем крыльце, пачкая холст большими цветными полосками, которые накладывались одна на другую. Сегодня утром ей пришла в голову мысль – почему бы не нарисовать что-нибудь? Это было неожиданно приятно. Рядом с ней на большом куске газеты лежало несколько инструментов для работы – лопатка, нож для масла, губка, – которыми она пользовалась для создания текстуры. Когда-то, не так давно, она бы сфотографировала все это, выстроенное в ряд, и выложила бы в Инстаграм с хештегами #краски #творчество #искусство, но сегодня она этого не сделала. Эта маленькая частичка жизни была не предназначена для других. Это было что-то только для нее.

Полчаса назад вышел Олли и очень удивился.

– Что это такое? – спросил он, скривив губы.

– Рисунок.

– Зачем?

– Я рисовала, когда была моложе, – весело сказала она. – Почему бы не заняться этим сейчас?

Он побрел прочь, бормоча:

– Неужели я единственный нормальный человек в этом доме?

Возможно, так оно и было. Конечно, картина не была хороша. Краски смешались, сделав все коричневым и неприятным. Но Эндж это нравилось. Как оказалось, Лукас был не единственным, кто мог создавать приключения и веселье в ее жизни. Она тоже могла быть спонтанной. С тех пор как Лукас ушел, она ни разу не смотрела шоу Опры. За последние недели она несколько раз брала мальчиков с собой в разные поездки. Первая (в кино), по общему признанию, не очень удалась, но это было только первое приключение. Вчера вечером она решила, что в следующие выходные она отвезет сыновей в аэропорт и они сядут на первый же рейс. О да, ее приключения обещали быть хорошими. Может быть, даже лучше, чем у Лукаса.

Ребята, похоже, неплохо справлялись с разводом, но Эндж знала, что по пути будут проблемы. Олли, в частности, полюбил фразу «У папы дома мы…». Лукас нашел себе квартиру в Блэк-Рок, соседнем пригороде, так что он был рядом, и их соглашение насчет опеки отлично выполнялось. Лукас забирал мальчиков каждые выходные, а также по вечерам в среду. Он познакомил мальчиков с их сестрой, и они, похоже, восприняли это как должное – хотя, когда Олли спросил, может ли Чарли прийти и поиграть у них дома, Эндж чуть не подавилась своим шардоне. Она собиралась оставаться спокойной, покладистой мамой, но даже у нее есть предел терпения.

В дверь снова позвонили, и Эндж вспомнила, что она одна дома. Олли только что забрала мама его друга, чтобы пойти на каратэ, а Уилл пошел в кино с Кендис. Перед его отъездом Эндж провела с ним долгий разговор об уважении к женщинам. Он закатил глаза и выглядел испуганным, но Эндж была полна решимости убедиться, что он все понял.

Она положила щетку на газету, вытерла руки тряпкой и направилась к двери. Там были Френ, Эсси, Изабелль и все дети.

– Привет, вас много.

– Ты забыла, что приглашала нас к себе? – спросила Френ.

– На самом деле да. Но проходите.

Прошли те дни, когда Эндж тщательно готовилась к приходу гостей, ходила по магазинам, убирала и приводила в порядок все, что было в пределах ее власти. Отчасти из-за того, что большую часть уборки всегда делал Лукас, но еще больше потому, что теперь ей нравилось устраивать небольшой беспорядок. Чем несовершеннее вещи, тем они более настоящие.

Все прошли внутрь, и дети потянулись к корзине с игрушками, которая лежала на боку, а ее содержимое вываливалось наружу. Игрушки теперь практически всегда были разбросаны по полу, и у нее всегда играл кто-то из детей Эсси и Френ. (Часто, когда он думал, что никто не смотрит, Олли тоже рылся в этой корзине, играя с какой-нибудь фигуркой или машинкой. Ей нравилось смотреть на эти его последние мгновения детства. Совсем скоро они испарятся, и его будут интересовать только девчонки.) Было приятно жить в доме, в который то и дело приходили люди. Она поняла, что именно это и представляла себе, когда они переехали в Плезант-Корт.

– Ох, чем же я буду вас кормить, – сказала Эндж, направляясь на кухню. – Фактически… У меня есть виноград, и… попкорн, и… тосты. И кофе.

– Отлично, – сказала Френ, присоединяясь к ней на кухне. – Я сделаю тосты.

У Эндж все еще оставались сомнения насчет того, чтобы совсем бросить Лукаса. Иногда она едва сдерживалась, чтобы не взять телефон и попросить его вернуться. Она знала, что скоро он найдет себе кого-нибудь другого, и тогда у нее не будет выбора. (Тебе просто нужно продержаться до тех пор, сказала ей Френ на днях. И к своему удивлению, Эндж рассмеялась.)

Эндж и Френ расставили тарелки с виноградом, тостами и попкорном и направились в гостиную, где Эсси и Изабелль о чем-то тихо разговаривали. Они подняли глаза, когда вошли Эндж и Френ, и Эндж заметила это, улыбаясь от уха до уха.

– Что? – хором сказали Эндж и Френ.

Изабелль подалась вперед:

– Я беременна.

67. Френ

Френ проснулась, когда было еще темно. В доме было тихо, но она почувствовала, что ее что-то разбудило. Она потянулась к радионяне, прислушиваясь к голосу Авы. Но услышала только тишину. Ава была дома уже пару недель, но Френ все равно бегала к ней по нескольку раз за ночь, просто чтобы послушать, как она дышит. Было холодно, и она натянула одеяло на плечи и снова закрыла глаза. Френ не знала, когда кончилась жара. Всегда казалось, что теплые ночи тянутся и тянутся, а потом вдруг, когда наконец стало холодно, все ошеломлены и взбешены, как будто осень была жестокой шуткой, которую кто-то решил с ними сыграть.

Это были забавные несколько недель. Казалось, что улица как-то изменилась. Теперь, когда она выходила из своего дома и видела одного из соседей, то здоровалась – даже если это было раннее утро. Теперь ей казалось невозможным, что все они прошли через свои собственные испытания, живя по соседству друг с другом. Они с Найджелом медленно восстанавливали свои отношения и разговаривали друг с другом с какой-то нервной вежливостью, которая казалась несовместимой с тем фактом, что они были женаты почти десять лет – но на самом деле это было довольно мило. Люди, которые беспокоились о том, чтобы быть нервными и вежливыми, были из тех, кто хотел, чтобы их брак продолжал жить.

Она вспомнила их разговор в больнице.

– Я могу забыть об этом романе, – сказал он после того, как доктор сообщил им ту же информацию, что и медсестра. Что Ава хорошо реагирует на лечение и что с ней, скорее всего, все будет в порядке, и они смогут вернуться домой через несколько дней.

– А Ава? – спросила Френ, приходя в себя. – Ты хочешь сделать тест на…

Он перевел взгляд на кроватку, где лежала Ава.

– Мне не нужен этот тест, – сказал он. – Она моя.

Френ открыла глаза. Небо за окном начало светлеть… теперь она уже не сможет заснуть. Она подумала о том, чтобы пойти на пробежку, но холод отбивал всю охоту. Она уже пару недель ленилась, с тех пор как Ава заболела. Как только они войдут в ритм, она сможет снова начать. А может, и нет.

Она перевернулась на другой бок. Сторона кровати Найджела была пуста, а дверь в спальню приоткрыта. Она схватила халат и побрела по тихому дому, найдя Найджела в комнате Авы.

– Она плакала? – прошептала она.

– Нет.

Френ присоединилась к нему возле кроватки, и они оба посмотрели на дочь. Сейчас она выглядела совсем по-другому, вялая от сна. Она была крепко запеленута, ручки прижаты к бокам, а головка выглядывала из-под одеяла, как мороженое в рожке. Ее ресницы, густые и темные, лежали на щеках.

– Она моя, – прошептал Найджел. – Я посмотрел ее карту в больнице. У нее первая отрицательная.

Френ вспомнила ту ночь, когда они были на барной викторине. Первая отрицательная встречается довольно редко.

У них с Найджелом резус был отрицательным. У Рози тоже.

Найджел перевел взгляд с Авы на Френ.

– Для меня это не имело бы никакого значения, – сказал он.

– Но она же твоя? Она правда твоя?

– Есть статистически значимая вероятность, что это так, – он снова перевел взгляд на Аву. – И этого мне вполне достаточно.

68. Эсси

6 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ…

Эсси лежала на диване с Мией, обняв ее. Они смотрели «Русалочку» в 7896-й раз. В последнее время они часто это делали («Русалочка» и обнимашки). Бен сел на другой конец дивана и положил ноги Эсси себе на колени. Он перешел на неполный рабочий день и нанял менеджера, чтобы тот выполнял большую часть его обязанностей в «Шед», хотя он по-прежнему посещал много занятий, что всегда было его любимым делом.

– Я Ариэль, – сказала Миа. – Потому что у нас с ней одинаковые волосы. Ты – король Тритон, папа. Полли – Флаундер. – Она неуверенно посмотрела на Эсси. – А ты можешь быть… Эм, Себастьяном.

Это была игра, в которую они играли, когда смотрели фильмы. Миа всегда была самым красивым, героическим персонажем, а Эсси оказывалась крабом.

– А как же бабушка? – спросила Эсси. – Кто она?

Миа замолчала.

Эсси была благодарна по крайней мере за то, что дочь не сказала, что она Урсула, мерзкая морская ведьма, которая украла голос Ариэль, но ей было грустно, что Барбаре совсем не досталась роль в этой игре. Барбара провела пять месяцев в больнице Саммит-Оукс, как и было предписано судом. Из-за психического состояния с нее было снято обвинение в похищении, выдвинутое официальным обвинением, и вынесению приговора очень помогло то, что Эсси убедила своего отца выступить в защиту Барбары. Во время пребывания в Саммит-Оукс Эсси навещала ее два раза в неделю вместе с Мией и Полли, и хотя Миа была рада поехать, она еще не полностью восстановила свое доверие к Барбаре после их странной поездки в Олбери. Она никогда не рассказывала о том, что произошло в тот день, она просто говорила, что ее бабушка была в больнице несколько раз с необычной болезнью.

Когда Барбару месяц назад выписали, она переехала в небольшой дом в Хэмптоне, всего в пяти минутах езды от Плезант-Корт. Они все еще близки, но не настолько, что тоже было ожидаемо. Барбара была рядом, но не так часто, как раньше, и они все решили, что ей больше не следовало проводить время с девочками без присмотра, но Эсси знала, что она свыкается со своей новой ролью – она теперь мама и бабушка? друг? – и было еще более неловко, когда Миа называла своего биологического дедушку «папа», который приезжал к ней почти каждые выходные с тех пор, как они нашли Эсси. Но им всем нужно было привыкнуть. Много к чему еще нужно было привыкнуть.

Когда начались титры, раздался короткий стук в дверь, и вошла Изабелль.

– Привет, Иззи, – крикнули они.

За последние месяцы они привыкли часто проводить время вместе. Изабелль вошла в комнату и опустилась на другой конец дивана. Жюль нашел работу в средней школе в Мельбурне, и они снимали квартиру в Коллингвуде. После того как ребенок Изабелль родится, Эсси собиралась пожить в их свободной комнате и помочь ей с малышом, и она не могла дождаться.

Миа выползла из объятий Эсси и бросилась к Изабелль.

– Привет, малыш, – прошептала Миа ее большому животу.

– Привет, большая сестренка, – сказал Бен детским голосом.

Миа подняла голову.

– Это был ты, папа.

– Неправда, – возмутился он. – Это был ребенок.

Миа хихикнула, Бен и Изабелль тоже. Эсси поймала себя на том, что смотрит в сторону кухни, чтобы обменяться улыбкой с Барбарой, но, конечно же, ее там не было.

69. Барбара

В тот момент, когда телефон Барбары запищал, она почувствовала панику. Сообщение от Эсси. Она выпрямилась в кресле и положила вязание на подлокотник.

Ради бога, Барбара, сказала она себе. Успокойся.

Не то чтобы сообщения от Эсси были редкостью. Эсси писала ей несколько раз в неделю – отправляла фотографию пухленькой Полли, покрытой спагетти болоньезе, или короткую записку, что Миа наконец сунула лицо под воду на уроке плавания. Печально было то, что Барбара жила ради этих сообщений, учитывая ее ненависть к ним всего год назад. Теперь же она поняла, что на телефонный звонок нельзя смотреть снова и снова, когда чувствуешь себя одиноко. Нельзя вытащить телефон и посмотреть на телефонный звонок посреди ночи, когда не получается заснуть. О да. Барбара была словно заново посвящена в текстовые сообщения. Текстовые сообщения теперь часто были главным событием ее дня.

Она надела очки и посмотрела на экран. Там была фотография Изабелль и Джулиана в больничной палате, ее отправила Эсси. Изабелль держала новорожденного, завернутого в бледно-розовые одеяла. Под фотографией была подпись: Софи Элизабет. Барбара выдохнула. Казалось, они так долго ждали этого дня.

Появилась еще одна фотография, на этот раз Миа гордо держала ребенка, а рядом с ней стояла незаинтересованная Полли. Барбара усмехнулась. Она посмотрела на одеяло, которое сама связала – кремовая шерсть с ажурным краем. Она связала по одному для Мии и Полли, когда они родились, и девочки привыкли именно к ним (чем Эсси была очень довольна, потому что, по ее словам, Барбара могла просто связать такие же, если с этими что-то случится). Вязание одеяла для ребенка Изабелль давало Барбаре занятие на каждый вечер, пока она смотрела телевизор, даже если она не была уверена, что когда-нибудь подарит его ей. Она просто не могла решить, будет ли это уместно.

Последние девять месяцев дались нелегко. Несмотря на то что Эсси сказала, что хочет сохранить Барбару в своей жизни, их отношения безвозвратно изменились. Теперь, вместо того чтобы прийти к ним домой и открыть дверь своим ключом, она заранее договаривалась о визитах, а потом все сидели рядом, застенчиво беседуя, как будто она была привередливой двоюродной бабушкой, а не близким членом семьи. Хуже всего было то, что она тосковала по девочкам. Барбара буквально чувствовала боль по Мии и Полли – по их милым, мягким головкам и пухлым ручкам, по их тихому дыханию, когда они спят. Она тосковала по тому, как они бежали к ней за утешением, когда только она одна могла о них позаботиться.

Лоис пыталась помочь. Она присоединилась к ее прогулочной группе и книжному клубу. Барбара наслаждалась и тем, и другим, но это было не то же самое, что быть частью семьи, чего она всегда хотела. Она вспомнила встречу с Джоном, все это было много лет назад. Она знала, что он не самый лучший вариант, но вокруг нее люди женились, беременели, рожали детей. Создавали собственные семьи. Она тоже хотела создать свою семью. Так она и сделала. А теперь ее не было.

Снаружи хлопнула дверца машины, и на дорожке послышались быстрые легкие шаги. Она услышала пронзительную болтовню маленьких детей, и спина Барбары выпрямилась.

– Привет! – позвал тоненький голосок. – Бабушка?

Барбара выглянула в окно. Миа стояла на крыльце, а Полли ковыляла за ней на дрожащих ногах. Прошло меньше недели, как она видела их в последний раз. Но сколько времени прошло с тех пор, когда они появлялись на ее пороге без предупреждения?

Она встала и открыла дверь. Полли посмотрела на нее снизу вверх, отчего потеряла равновесие и упала на пол. На Мие был плащик, хотя дождя не было. Все это и многое другое заставило горло Барбары сжаться.

– Ой, – сказала она. – Какой приятный сюрприз.

Эсси поспешила вперед по тропинке.

– Мы как раз проезжали мимо, возвращались из больницы, и решили заехать.

Девочки ввалились внутрь, не дожидаясь приглашения. Барбара отступила назад, чтобы дать Эсси возможность сделать то же самое.

– Надеюсь, ты не возражаешь, если я буду просто так заезжать? Я имею в виду, что ты не будешь занята…

– Конечно, все в порядке. Все отлично. – Барбара услышала нотки волнения в своем голосе, поэтому широко улыбнулась, чтобы скрыть это. Она не собиралась винить Эсси за то, что та навещает ее все чаще. С ее точки зрения, визит жалости был лучше, чем вообще никакого визита.

Полли уже нашла корзинку с игрушками и вынимала оттуда предметы, словно на дне лежало сокровище.

– Полли! – сказала Эсси. – Не устраивай беспорядок.

– Устраивай столько беспорядков, сколько захочешь, Полли. – Барбара закрыла дверь.

Барбара заметила, что в дверях вместе с ними топчется Миа. Эсси сказала Барбаре, что Миа больше не вспоминает тот день, когда они сбежали в Олбери. Детские воспоминания недолговечны, сказала она. Барбара не была в этом уверена. Самое смешное, что она не была уверена, хочет ли она, чтобы Миа это забыла. Если она забыла тот день, это могло означать, что она забыла все, что было до этого. Как они были близки. Как она ночевала у Барбары, пекла с ней пироги, засыпала у нее на руках. Барбара подумала, что пусть лучше Миа будет помнить одну ее ошибку, даже страшную, чем забудет все, что было в прошлом.

Барбара почувствовала, как кто-то дернул ее за рукав рубашки.

– В чем дело, Миа? – спросила Барбара.

Девочка потянула Барбару вниз за руку, пока ухо Барбары не оказалось на уровне ее рта.

– У тебя есть печенье? – прошептала она.

– Вообще-то у меня в кладовке есть «Тим Тэмс». Я пойду и…

Но Миа уже мчалась на кухню. Она не знала этого места так, как знала дом Барбары в Плезант-Корт, но самое замечательное в детях то, что они не обращают внимание на вежливость. И если что-то и надоело Барбаре, так это вежливость. Барбара услышала, как ножки стула заскребли по половицам, а потом стук коленок на стуле. Наконец она услышала громкий стук жестянки с печеньем о пол.

– Кажется, она их нашла, – сказала Эсси.

– Думаю, да.

Они улыбнулись друг другу.

– Значит, ты получила мое сообщение? – наконец сказала Эсси. – Изабелль родила ребенка.

– Да. – Барбара направилась в гостиную, Эсси последовала за ней. – Девочку. Это замечательно. – Она села и откашлялась. – Значит, они назвали ее Софи?

– Да. Я думаю, они сомневались… они не были уверены, хорошая ли это идея или нет, потому что имя связано со многими плохими воспоминаниями.

– Потому что в мире уже есть Софи Хизерингтон, – осторожно ответила Барбара.

– Да… хотя я чувствую себя гораздо лучше как Эсси Уокер.

У Барбары сжалось сердце. Она работала с психиатром уже девять месяцев. За это время к ней начали возвращаться фрагменты того дня, когда она украла Эсси. Тогда доктор сказал ей, что ее ребенок умер. В тот момент когда она увидела Эсси в люльке, она была полностью уверена, что это ее ребенок. Она просто взяла ее на руки и понесла к такси. Доктор сказал, что очень важно вспомнить все это, чтобы она могла справиться с травмой и оставить ее в прошлом. Но Барбара старалась не думать об этих воспоминаниях, если только она не была на сеансах терапии. То, что она сделала, было просто немыслимо.

– Должно быть, теперь странно иметь такую большую семью. Брат и сестра, отец. Две единокровные сестры. И теперь у Мии и Полли есть кузина…

– Это правда странно.

– Мне жаль, что твоя мама не увидит тебя. – Барбара взяла подушку и взбила ее. Она не могла смотреть Эсси в глаза. – И не увидит твоих прекрасных девочек.

Между девочками разгорелся спор, и в комнату с грохотом вошла Полли в одной пластиковой туфельке на высоком каблуке. Барбара не могла поверить, что ей удалось удержаться на ногах. Руки и лицо Полли были в крошках от печенья, и она упала прямо на колени Эсси. Миа появилась через секунду, тоже вся в печенье, держа в руках вторую туфлю. Она начала злиться, что сначала у нее были туфли на каблуках, а теперь Полли взяла одну, а делиться туфлями нельзя, потому что нужны обе, и в любом случае Полли слишком маленькая, чтобы носить туфли на каблуках, верно, мамочка?

Эсси в отчаянии посмотрела на нее. Ее лицо было таким болезненно доверчивым, что Барбара подумала, что сейчас разрыдается.

– Ладно, кто хочет испечь пирог? – спросила Барбара.

К тому времени когда Полли оторвала лицо от юбки Эсси, Миа уже мчалась на кухню, чтобы «вытаскивать продукты». Когда Полли побежала за ней, Барбара схватила брошенные туфли и засунула их под подушку.

Эсси откинулась на спинку дивана.

– Очевидно, что в моей большой семье обязательно должна быть бабушка, – сказала она обычным голосом, но смотрела на Барбару слишком пристально. – Я принимаю заявки, и если ты знаешь кого-нибудь, кому это интересно, дай знать.

– Бабушка! – позвала Миа из кухни. – Быстрее-е-е-е-е-е-е!

– Иду, – ответила Барбара.

Она подмигнула Эсси и поспешила на кухню, чтобы испечь торт со своими внучками.

Благодарности

Чтобы история начала жить, нужно много людей. Вам бы не пришлось читать эту историю, если бы не мой одаренный редактор, Дженнифер Эндерлин. Мне невероятно приятно знать, что если я запутаюсь в своем же тексте – а так всегда и бывает, – она всегда готова прийти мне на помощь. Также спасибо всей команде в «Сент Мартинс» – ассистентам, редакторам, дизайнерам, специалистам из отдела маркетинга и продаж – за бесценную работу, которую вы делаете для того, чтобы книги оказались на полках.

Также я благодарна моим издателям по всему миру, особая благодарность Алексу Ллойду, Кейт Петерсон, Джулии Стайлс и всей команде в «Пэн Макмиллан Австралия».

Моему агенту Робу Вайсбаху: спасибо за руководство и за веру в меня. Я не смогла бы без него ничего сделать, и я отказываюсь даже пытаться.

Моим первым читателям – Анджеле Лэнгфорд, Дагмару Логан, Эмили Макив, Кене Роуч, Инне Шпицкой и Джейн Уортон – спасибо за замечательные идеи и за слова поддержки.

Моим друзьям-писателям, особенно Джейн Кокрэм, Анне Джордж, Мередит Ягер и Френ Ван-Уорд – спасибо за то, что читали мои черновики и обсуждали их со мной, когда остальные друзья неожиданно испарились.

Оскару, Элоизе и Клементине спасибо, что остались живы, пока я обитала в писательской пещере.

Наконец, спасибо Кристиану за то, что стирает и занимается налогами. И за все остальное тоже. Я ненавижу стирать и заниматься налогами.