Только через мой труп бесплатное чтение

Рекс Стаут
Только через мой труп

Глава 1

В дверь позвонили. Я вышел в прихожую и, открыв дверь, увидел незнакомую девушку. Я поздоровался.

– Пжалста, – сказала девушка, – мне бы повидать мистура Ниро Вульфа.

Может, она произнесла не «пжалста», а «пажалуста», или «пажалста». Как бы то ни было, говор её даже отдаленно не напоминал речь Среднего Запада или Новой Англии, не говоря уж о Парк-авеню и тем более Ист-сайде. Само собой, такое явно не американское произношение несколько резало мне слух. Тем не менее я вежливо пригласил её войти, провел в кабинет и, усадив в кресло, с трудом выудил из неё имя – пришлось спрашивать его по буквам.

– До одиннадцати часов мистер Вульф занят, – сообщил я, попутно бросив взгляд на настенные часы над моим письменным столом. Часы показывали половину одиннадцатого. – Я – Арчи Гудвин, личный секретарь и помощник мистера Вульфа. Чтобы не терять времени даром, вы можете начать…

Она покачала головой и заявила, что время у неё есть. Тогда я предложил ей полистать журнал или книгу, но она снова отказалась. Тогда я оставил её в покое и вернулся к прерванному занятию – до её прихода я сидел за столом, приводя в порядок картотеку скрещивания орхидей, которую успел изрядно запустить. Минут пять спустя, уже приближаясь к концу, я услышал за спиной голос:

– Впрочем, пожалуй, я и впрямь не откажусь от какой-нибудь книжки. Можно?

Я указал посетительнице на книжные полки, предоставив самой выбирать по своему вкусу, и вернулся к прерванному занятию. Когда, минуту спустя, я снова поднял глаза, она уже с книгой в руках стояла около меня.

– Мистур Вульф читает ее? – спросила она. Ее тихий и низкий голос звучал бы вполне даже приятно, потрудись она выучить, как правильно произносить слова. Я взглянул на корешок и ответил, что в свое время Вульф эту книгу уже прочитал.

– Но он её стадирует?

– С какой стати? Он же гений, а гению вовсе не пристало что-либо штудировать.

– Ему достаточно прочитать книгу один раз, чтобы все усвоить?

– Совершенно верно.

Девушка направилась к своему креслу, но вдруг обернулась:

– Может, вы её читаете?

– Нет, – отрезал я.

Она чуть заметно улыбнулась:

– Что, история Балкан для вас слишком сложна?

– Не знаю, никогда ею не занимался. Насколько мне известно, всех королей и королев там убивают как мух. А про убийства мне куда интереснее читать в газете.

Улыбка мигом исчезла. Посетительница опустилась в кресло и, похоже, целиком погрузилась в чтение. Я закончил возиться с карточками, аккуратно сложил их в стопку и отчалил в оранжерею. Преодолев два пролета покрытой ковровой дорожкой лестницы, я забрался на последний этаж, а оттуда вскарабкался по крутым ступенькам под самую крышу. Вся оранжерея, кроме питомника и каморки, в которой спал Хорстман, была застеклена. Протопав через первые две комнаты между серебристыми стеллажами и бетонными скамьями, уставленными десятью тысячами цветочных горшков – в которых чего только не было, от нежной рассады до одонтоглоссумов и дендробиумов в полном цвету, – я отыскал Ниро Вульфа в термальной. Уперев в бока большие пальцы и насупившись, он смотрел на Хорстмана, который, в свою очередь, хмуро и укоризненно пялился на огромный цветок целогины с белыми лепестками и оранжевой губой. Вульф бормотал:

– Целых две недели коту под хвост. Ну, по крайней мере, двенадцать дней. Если все дело в стимуляции… Что тебе, Арчи?

Я протянул Хорстману карточки.

– Вот данные по милтониям и лелиям. Даты прорастания у вас уже есть. Между прочим, внизу сидит некая чужестранка, желающая позаимствовать у вас книгу. Ей примерно двадцать два года, и у неё чудесные ножки. Лицо хотя и угрюмое, но вполне смазливое, глаза красивые и темные, но встревоженные. Да, ещё у неё прекрасный голос, но говорит она прямо как Линн Фонтэнн в «Восторженном идиоте». Тютелька в тютельку. Зовут её Карла Лофхен.

Вульф взял у Хорстмана карточки, собираясь их просмотреть, но вдруг встрепенулся и бросил на меня острый взгляд.

– Как ты сказал? – резко спросил он. – Карла?..

– Лофхен. – Я произнес фамилию по буквам и ухмыльнулся. – Я вас понимаю, меня это тоже сразу поразило. Может, вы помните, что я читал «Возвращение аборигена». Похоже, её назвали в честь горы. Черная гора. Маунт Лофхен. Черногория. Монтенегро, венецианский вариант Монтенеро, Горы Нерона, а ведь вас, по большому счету, тоже должны звать Нерон, а не Ниро^[1]. Возможно, это просто совпадение, но для такого опытного сыщика как я, не составило труда…

– Что ей нужно?

– Говорит, что пришла поговорить с вами, но, по-моему, просто хочет позаимствовать у вас книгу. Она достала с полки «Объединенную Югославию» Хендерсона и спросила, читаете ли вы её, и не стадируете ли, и не читаю ли её сейчас я, и так далее. А сейчас она сидит там внизу, уткнувшись в книгу своим хорошеньким носиком. Только вот глаза у неё слишком обеспокоенные. Меня так и подмывало сказать ей, что ваш банковский счет в полном порядке и вы вряд ли согласитесь взяться…

Я запнулся – Вульф не слушал меня, притворившись, будто усиленно изучает принесенные мной карточки. Чистое ребячество – ведь до одиннадцати оставалось всего ничего, каких-то три минуты, а ровно в этот час Вульф неукоснительно спускался из оранжереи в рабочий кабинет. Поэтому я неодобрительно фыркнул, отвернулся и устремился в обратный путь.

Чужестранка по-прежнему читала, сидя в кресле, но уже не книгу, а журнал. Я поискал глазами книгу, желая водворить её на место, но, оказывается, Карла Лофхен меня опередила; томик стоял где и раньше. Я мысленно похвалил девушку: в наши дни подобную аккуратность встретишь не часто. Я сказал ей, что Вульф вот-вот спустится, и не успел расчистить письменный стол и водрузить на него пишущую машинку, как услышал клацанье двери личного лифта моего шефа, а мгновение спустя сам Вульф вошел в кабинет и грузно протопал прямо к своему рабочему столу. Не дойдя до него какого-нибудь шага, Вульф попридержал свой аллюр и соизволил заметить посетительницу, поприветствовав её еле заметным кивком – голова его нагнулась при этом от силы на один градус. После этого Вульф добрался наконец до своего кресла, взгромоздился на него, бросил взгляд на вазу с каттлеями, а затем на утреннюю почту, лежащую под пресс-папье у него на столе, надавил большим пальцем на звонок, чтобы Фриц принес пива, и, откинувшись в кресле поудобнее, вздохнул. Девушка тем временем закрыла журнал, лежавший у неё на коленях, и пристально разглядывала Вульфа сквозь длинные полуопущенные ресницы.

Вульф отрывисто бросил:

– Лофхен, говорите? Это не ваша фамилия. Таких фамилий нет.

Ее ресницы чуть дрогнули.

– Я сама её выбрала, – ответила девушка, слегка улыбнувшись. – Так мне удобнее. Сами посудите, стоит ли раздражать американцев фамилией вроде Кральевич?

– Так ваша фамилия Кральевич?

– Нет.

– Впрочем, это не имеет значения. – По какой-то непонятной для меня причине Вульф казался раздосадованным. – Вы пришли, чтобы повидаться со мной?

Мисс Лофхен негромко рассмеялась.

– Вы говорите прямо как монтенегрец, – заявила она. – Или черногорец, если вам, как и всем американцам, больше нравится такое название. Правда, вы не очень похожи на жителя Черногории, ведь наши люди растут больше вверх, а не вширь, как вы. Зато, когда вы говорите, я чувствую себя как дома. Именно так черногорцы и обращаются к девушке. Это из-за того, чем вы питаетесь?

Я отвернулся, пряча ухмылку. Вульф прогромыхал:

– Чем я могу вам помочь, мисс Лофхен?

– Ах да. – В её глазах опять отразилась тревога. – Стоило мне вас увидеть, и я забыла все на свете. Я, конечно, наслышана о вас, только вы совсем не похожи на знаменитость. Вы больше похожи на… – она замялась, потом сложила губки бантиком и продолжила: – Ну, все равно, просто вы очень известны, и когда-то жили в Черногории. Как видите, я немало знаю о вас, Hvala Bogu. Так вот, я хочу нанять вас – из-за одной крупной неприятности.

– К сожалению, я не…

– Это вовсе не у меня неприятности, – быстро пояснила девушка. – Дело касается моей подруги, которая не так давно приехала в Америку. Ее зовут Нийя Тормик. – Длинные черные ресницы затрепетали. – Мы вместе работаем в школе Николы Милтана на Сорок восьмой улице. Может, знаете? Школа танцев и фехтования. Не слышали?

– Мы встречались с Милтаном, – ворчливо ответил Вульф. – За столом у моего друга Марко Вукчича. Но, боюсь, в настоящее время я слишком занят…

Девушка даже бровью не повела.

– Мы с Нийей хорошие фехтовальщицы, – затараторила она. – Фехтовать мы учились в Загребе у самого Корсини – на рапирах, саблях и шпагах. Ну, а уж танцы – это совсем просто. Лэмбет-уок мы освоили минут за двадцать, а богачей обучаем ему уже за пять уроков, причем за вполне приличную плату. Правда, расплачиваются они с Николой Милтаном, а нам перепадают уже какие-то крохи. Поэтому сейчас, когда Нийя влипла в эту дурацкую историю, мы не можем себе позволить заплатить вам так же много, как некоторые другие. Хотя кое-что заплатим. К тому же, мы ведь, как-никак, из Загреба. Так вот, беда, в которую попала Нийя, нешуточная, хотя Нийя совершенно ни в чем не виновата, она ведь не какая-нибудь воровка, как думают эти простофили-американцы. Но её могут посадить в тюрьму, так что, пжалста, поторопитесь…

Вульф скривился, всем своим видом показывая, как ему, при его стойком отвращении к работе, невыносимы подобные уговоры, да ещё когда счет в банке исчисляется пятизначной цифрой. Пытаясь остановить жестом ладони поток слов посетительницы, он заговорил увещевающе:

– К сожалению, я сейчас слишком занят…

Карла Лофхен пропустила его слова мимо ушей.

– Я пришла к вам вместо Нийи, потому что у неё сегодня очень ответственный урок, а нам с ней во что бы то ни стало необходимо сохранить эту работу. Но, конечно, вам нужно встретиться с ней самой, поэтому вы должны отправиться в школу Милтана – он как раз назначил сегодня общую встречу, чтобы разобраться со случившимся. Ведь большей нелепицы и вообразить нельзя – заподозрить Нийю, что она способна залезть кому-то в карман и украсть бриллианты! Но мне даже страшно подумать, если все кончится тем, что предрекает Милтан… Если бриллианты не возвратят… Впрочем, постойте, я же должна вам рассказать…

Я разинул рот от изумления. Обычно, проведя два часа на ногах в оранжерее, Вульф спускается в одиннадцать утра в кабинет, устраивается в кресле за столом и, благосклонно прислушиваясь к моим мелким колкостям, воздает должное свежему пиву; сдвинуть его с места в это время можно с таким же успехом, как десятитонный валун. И вдруг, у меня на глазах, он приподнялся… И – встал! С неясным бормотаньем, которое можно было принять и за извинения, и за проклятия, не взглянув ни на посетительницу, ни на меня, он прошествовал вон из кабинета через дверь, ведущую в прихожую. Мы только проводили его взглядом, после чего Карла Лофхен повернулась ко мне я заметил, что глаза её широко раскрыты.

– Он что, заболел? – резко спросила она.

Я покачал головой и пояснил:

– Вульф чудаковат. Вполне типичная для него выходка, хотя со стороны может и впрямь показаться, что он нездоров. Впрочем, его недуг не имеет ничего общего с сотрясением мозга или, скажем, коклюшем. Однажды, когда в том кресле, где вы сейчас сидите, расположился один весьма уважаемый юрист… Что, Фриц?

Дверь, которую захлопнул за собой Вульф, открылась снова, и на пороге возник Фриц Бреннер. Судя по его лицу, он был сбит с толку.

– Пожалуйста, Арчи, загляни на минутку в кухню.

Я поднялся и, извинившись, вышел. В кухне на большом покрытом клеенкой столе лежали заготовленные к обеду продукты, однако Ниро Вульф торчал там, обуреваемый отнюдь не внезапно вспыхнувшим любопытством к приготовлению пищи. Он монументально возвышался за холодильником, с лицом, описать которое я не берусь.

– Выпроводи ее! – проревел он, едва я переступил порог кухни.

– О Господи! – Честно говоря, я и сам слегка раскипятился. – Она ведь пообещала, что кое-что заплатит. Перед такими словами и аллигатор оттаял бы! Если вы по её глазам прочли, что её подруга Нийя и в самом деле стибрила те стекляшки, то могли бы, по крайней мере…

– Арчи! – Настолько взбешенным я видел Вульфа едва ли не впервые. – Лишь единожды в жизни мне пришлось улепетывать со всех ног – между прочим, от дамы, причем именно из Черногории. Это случилось много лет назад, но до сих пор каждая клеточка в моем теле помнит этот кошмар как наяву. Я просто не в состоянии описать, какие чувства охватили меня в ту минуту, когда эта черногорка нежным голосом проблеяла: «Hvala Bogu». Выставь ее!

– Но ведь она не…

– Арчи!

Я понял, что препираться с Вульфом безнадежно, хотя понятия не имел, в самом ли деле он настолько перетрусил или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в кабинет, остановился перед девушкой.

– Мистер Вульф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он слишком занят.

Карла Лофхен слегка откинула голову и недоуменно уставилась на меня. Дыхание её участилось, а рот приоткрылся.

– Как не сможет, – пролепетала она. – Нет, он должен!

Она вскочила, и я отступил на шаг под её сверкающим взглядом.

– Мы же из Черногории! Нийя… моя подруга… она… – Негодование просто душило её.

– Решение окончательно и обжалованию не подлежит, – бесцеремонно оборвал я. – Он не хочет браться за ваше дело. Иногда мне удается его переубедить, но всему бывает предел. Кстати, что означает «Hvala Bogu»?

Она недоуменно воззрилась на меня.

– Это значит «Слава Богу». Если я его не увижу, передайте ему…

– Не стоило вам произносить эти слова. Когда черногорка говорит по-черногорски, он с ног до головы покрывается мурашками. Нечто вроде аллергии. Простите, мисс Лофхен, но у вас ничего не получится. Я его знаю от «А» до «У» как облупленного. «У» для него – последняя буква алфавита. Она означает – «упрямый как осел».

– Но он… Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему…

Упрямства девушке оказалось не занимать – битых пять минут я уговаривал её уйти. Мне вовсе не улыбалось прослыть грубияном, ведь, если не считать немыслимого произношения, резавшего мой тонкий слух, то ничего против черногорских барышень я не имел. Наконец я закрыл за ней дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:

– Думаю, опасность почти миновала. Следуйте за мной, не отставая, но если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за сами черти гонятся.

Раздавшийся в ответ грозный рык напомнил мне, на какую опасную стезю я ступил, поэтому пару минут спустя, когда Вульф вернулся в кабинет и вновь воцарился в своем кресле, я даже словом не обмолвился, чтобы отстоять свою точку зрения. Вульф молча пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а я проверял накладные от Хена и делал ещё кое-какую привычную работу. Чуть позже, когда Вульф попросил меня приоткрыть окно, я понял, что скандалист уже немножко поостыл.

* * *

Напрасно мы – или кто-то из нас – думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вульфом в кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в половине первого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о приходе посетителя, который назвался Шталем, а насчет рода своих занятий сказал лишь, что служит в Федеральном бюро расследований.

Я тихонько присвистнул и уважительно произнес:

– Ого!

Вульф слегка приоткрыл глаза и кивнул – сигнал Фрицу впустить посетителя.

Нам ещё не приходилось, по роду своей деятельности, сталкиваться с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на целых сто восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий, широкоплечий, с умными живыми глазами; пожалуй, только подбородок его немного подкачал, да и ботинки не мешало бы вычистить. Он ещё раз представился, пожал руки мне и Вульфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно открыл его и улыбнулся Вульфу сдержанно, но дружелюбно.

– Вот, пожалуйста, мое удостоверение, – произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно благовоспитанный страховой агент. Вульф мельком взглянул на удостоверение, кивнул и указал на кресло.

– Чем обязан, сэр?

Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.

– Простите за беспокойство, мистер Вульф, но служба есть служба. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно вошедшим в силу, согласно которому, лица, представляющие интересы каких-либо зарубежных ведомств, должны регистрироваться в госдепартаменте?

– Да, знаком, хотя и не слишком близко. Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.

– Значит, вам известна его суть?

– Да.

– Вы зарегистрировались, как там сказано?

– Нет. Я же не агент какого-либо зарубежного ведомства.

Фэбээровец закинул ногу на ногу.

– Закон действует по отношению к представителям любых иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.

– Именно так я и понял.

– Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы – гражданин Соединенных Штатов?

– Да. Я здесь родился.

– Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?

– Да, очень короткое время, ещё в юности. Но тогда я жил не здесь, а за границей. Впрочем, я уволился довольно быстро.

– И служили в черногорской армии?

– Да, но несколько позже, хотя ещё тоже в юности. В те дни я свято верил, что всех жестоких и злых людей следует убивать, и даже умертвил нескольких сам. Тогда, в 1916 году, я, между прочим, чуть не умер от голода.

Фэбээровец испуганно встрепенулся:

– Извините, не понял.

– Я сказал, что чуть не умер тогда от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались против пулеметов голыми руками. В принципе, я был ходячим мертвецом, ведь человек не может жить, питаясь одной сухой травой. Но я все-таки выжил. Поесть по-человечески мне довелось только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я отмахал пешком добрых шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. По окончании войны, я вернулся на Балканы, развеял там ещё одну иллюзию и окончательно возвратился в Америку.

– Hvala Bogu, – весело вставил я.

Шталь ошарашенно вскинул голову.

– Простите? Вы черногорец?

– Не совсем. Я родом из Огайо. Огайец, так сказать, чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.

Вульф не удостоил меня вниманием и продолжил:

– Мистер Шталь, другому человеку я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом. Но вы для меня – не кто попало. Вы представитель ФБР. В сущности, вы – сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет, чтобы кое-что обо мне разузнать. Я глубоко благодарен своей стране за некоторые любезные мне традиции, которые она до сих пор ухитрялась не растерять… Кстати, хотите пропустить стаканчик американского пива?

– Нет, благодарю вас.

Вульф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул. Затем изрек:

– Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос. Нет, я не представляю интересы какого-либо иностранного ведомства, компании, частного лица, организации, диктатора или правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом от моего английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона – как и он время от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего не расследую. И я не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.

– Понятно. – Казалось, Шталь верил каждому его слову. – Что ж, вы объяснились вполне определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе… Если можно спросить… Словом, вы знаете некоего князя Доневича?

– Знал очень давно. По-моему, он сейчас при смерти. В Париже, кажется.

– Я не его имею в виду. А разве нет другого князя Доневича?

– Есть. Племянник старика Петера. Князь Стефан Доневич. Если не ошибаюсь, он живет в Загребе. Когда я там был в 1916 году, ему едва исполнилось шесть лет.

– А в самое последнее время вам не доводилось общаться с ним?

– Нет. Ни недавно, ни вообще когда-либо.

– Вы не посылали ему денег – ему лично или через кого-нибудь из какой-либо организации, или, может, ещё с какой-то оказией, которую он предоставил?

– Нет, сэр.

– Но ведь вы переводите деньги в Европу?

– Перевожу. – Вульф состроил гримасу. – Это мои собственные средства, которые я зарабатываю своим трудом. Я поддерживал лоялистов в Испании. Иногда я посылаю деньги в… если перевести на английский, то это звучит как Союз югославской молодежи. Но все это, конечно, никак не связано с князем Стефаном Доневичем.

– Возможно. А как насчет вашей жены? Вы ведь были женаты?

– Нет. Женат? Нет. Это было… – Вульф заерзал в кресле, словно из последних сил сдерживал себя. – Сэр, мне крайне неприятно, но вы приближаетесь к той опасной грани, когда даже коренной и благочестивый американец может того и гляди послать вас к дьяволу.

Я поспешил вставить:

– Я бы, например, точно вас послал, хотя индейской крови во мне лишь одна шестьдесят четвертая.

Фэбээровец улыбнулся и вытянул ноги.

– Я думаю, – добродушно сказал он, – вы не станете возражать против того, чтобы изложить все, о чем мы беседовали, в письменном виде и расписаться.

– Если так нужно, пожалуйста.

– Очень хорошо. Итак, вы не представляете никакого иностранного ведомства, ни прямо, ни косвенно?

– Совершенно верно.

– Тогда это все, что нас интересовало. Пока, во всяком случае. – Он поднялся. – Большое спасибо.

– Не за что. До свидания, сэр.

Я проводил Шталя и лично распахнул дверь перед «самой Америкой», дабы убедиться, что она непременно окажется по ту сторону двери. Вульф может сколько угодно миндальничать, но что до меня, то я не люблю, когда незнакомые личности суют нос в мою личную жизнь, не говоря уж о жизнях остальных ста тридцати миллионов американских верноподданных.

Когда я вернулся в кабинет, Вульф сидел, закрыв глаза.

– Вот видите, что получается, – упрекнул я его. – За последние три недели вы отказались от девяти дел, и все из-за того, что вам пару раз обломилось по жирному куску, в результате чего счет в банке непривычно распух. Я ведь ещё не считаю эту бедненькую черногорку, подруга которой питает слабость к бриллиантам, вполне, на мой взгляд, естественную. Вы огульно отказались расследовать все дела, что вам в последнее время предлагали. И вот – пожалуйста! Америка стала вас подозревать – ведь это так не по-американски – не делать деньги всякий раз, когда выпадает возможность. Вот она и напустила на вас ФБРовскую ищейку, и теперь, видит Бог, вам придется заняться расследованием уже ради собственной шкуры! Вам не нужно…

– Заткнись, Арчи. – Вульф открыл глаза. – Ты вообще жалкий врун. С каких это пор в твоих жилах потекла индейская кровь?

На счастье Вульфа, прежде чем я подобрал реплику, которая сразила бы его наповал, явился Фриц и сообщил, что обед готов. Я уже знал, что Фриц приготовил фаршированные утиные грудки, а потому решил пока пощадить распоясавшегося бездельника, и стрелой помчался на кухню.

Глава 2

Во время трапез Вульф, как правило, не только помалкивает о делах, но вообще выкидывает из головы все, что хоть мало-мальски относится к работе. Однако в этот день, похоже, интерес к еде уступил у него место каким-то мыслям; я, правда, хоть убейте, не понимал, о каких делах он мог ломать голову, если и дела-то никакого у нас тогда не было и в помине. Вульф лихо расправился с остатками трех уток – вчера с нами ужинал его друг Марко Вукчич, – с привычной ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть отполированными белоснежными зубами, однако выглядел он довольно рассеянным. В связи с этим обед несколько затянулся и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. Вперевалку, разумеется, шел Вульф, тогда как я вышагивал очень даже бодро.

В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами орхидей или какими-либо иными забавами, Вульф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх необъятного вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство, правда, не впал – за тот час, что он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает губы, из чего заключил, что мозг его напряженно трудится.

Неожиданно Вульф разлепил губы и заговорил:

– Арчи, почему ты сказал, что эта девушка хотела позаимствовать книгу?

Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням.

Я небрежно махнул рукой:

– Да это я так просто, поддразнить вас решил. Пустое.

– Нет. По твоим словам, она спрашивала, не читаю ли я эту книгу.

– Да, сэр.

– И не штудирую ли её.

– Почти. Да, сэр.

– И не читаешь ли её ты.

– Да, сэр.

Он чуть приоткрыл глаза.

– Ты догадался, что она таким образом старалась выяснить, не взбредет ли кому-то из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?

– Нет, сэр. Мне было не до того. Я сидел за столом, а она стояла рядом, такая изящная и соблазнительная, что я с головой погрузился в созерцание её форм.

– Это рефлекс, за который отвечает не головной мозг, а спинной. Значит, её заинтересовала «Объединенная Югославия» Хендерсона?

– Да, сэр.

– А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?

– На полке, на своем обычном месте. Мисс Лофхен сама её туда поставила. Для черногор…

– Пожалуйста, достань её.

Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул её Вульфу. Тот заботливо протер переплет ладонью – он всегда так поступает, обращаясь с книгами – затем, не открывая, повернул томик лицевой стороной к себе, крепко сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв после этого книгу примерно в середине, он извлек из неё сложенный листок бумаги, засунутый между страницами, развернул и принялся читать. Я сел и крепко закусил губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и рвались наружу. Признаться, задача оказалась не из легких.

– Так оно и есть, – самодовольно произнес Вульф. – Прочитать тебе, что здесь написано?

– Сделайте одолжение, сэр.

Вульф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о пощаде, я набрался терпения и снова прикусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:

– Все это прекрасно, но признаться мне в любви она вполне могла и лично, вместо того чтобы изливать душу на бумаге, да ещё и прятать между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой я умный и привлекательный…

– И уж тем более ей не стоило писать такое по сербско-хорватски. Тебе знаком этот язык, Арчи?

– Нет.

– Тогда, пожалуй, я переведу тебе, что здесь написано. Документ датирован 20 августа 1938 года, а написан в Загребе, на гербовой бумаге князя Доневича. В нем говорится примерно следующее: «Предъявитель сего, моя жена, княгиня Владанка Доневич, сим уполномочена безоговорочно действовать и высказываться от моего имени, удостоверять своей подписью, которая следует ниже моей собственной, мои имя, честь и достоинство во всех финансовых и политических делах, имеющих отношение ко мне и ко всей династии Доневичей, и прежде всего – в поставках боснийского леса и размещения некоторых кредитов через нью-йоркскую банковскую компанию „Барретт и Дерюсси“. Я сам и от имени всех заинтересованных лиц ручаюсь за её преданность делу и добропорядочность».

Вульф сложил документ и накрыл его ладонью.

– Подписано Стефаном Доневичем и Владанкой Доневич. Подписи нотариально заверены.

Не спуская с него глаз, я сказал:

– Очень интересно. Он даже не пожалел двадцати центов на нотариуса. Меня вот что волнует. Откуда вы знали, что в книге спрятан этот документ?

– Я ровным счетом ничего не знал. Но то, что она у тебя выспрашивала…

– А, конечно. Ее расспросы разожгли ваше любопытство. Не заливайте! Что же, по-вашему, эта девица – балканская княгиня?

– Не знаю. Стефан женился всего три года назад. Кстати, о свадьбе его я узнал из этой самой книги. И – хватит допекать меня, Арчи. Я уже сыт по горло твоим зубоскальством. Мне и так не нравится вся эта история.

– Что же именно вам не нравится?

– Ничего. Терпеть не могу международные интриги – ничего грязнее в мире нет. Я весьма поверхностно представляю себе ту кутерьму, которая сейчас творится на Балканах, но даже поверхностному наблюдателю видно, как разъедают страну личинки коррупции. Регент, правящий в Югославии, лицемерно ищет дружеского расположения отдельных народов. Сам он из рода Карагеоргевичей. Князя Стефана, ставшего после смерти старого Петера главой клана Доневичей, тоже используют определенные иностранные круги, а он сам, со своей стороны, прибегает к их помощи для достижения своих честолюбивых замыслов. И вот полюбуйся! – Вульф хлопнул по бумаге ладонью. – Что они протащили в Америку! Если только эта бумажка поможет с ними разделаться, я так и поступлю!

Вульф запыхтел и в сердцах сплюнул – за все годы, что я прожил с ним под одной крышей, мне лишь раз довелось видеть подобную выходку с его стороны.

– Тьфу, пропасть! Поставки боснийского леса от Доневича! С той самой минуты, как я увидел эту девицу и услышал её голос, я сразу понял, что рядом поселился дьявол. Чтоб им всем провалиться и гореть в геенне огненной! Пересечь океан, ступить на американский берег, заявиться сюда, в мой кабинет, да ещё опоганить мою книгу этой мерзостью…

– Успокойтесь, – я попытался урезонить не на шутку разбушевавшегося Вульфа. – Вздохните глубоко три раза. В конце концов, откуда вы знаете, что именно она сунула сюда эту бумажку? С тех пор, как вы в последний раз брали эту книгу с полки, здесь перебывало столько народа, что кто-то запросто мог…

– Кто? Когда?

– Господи, да откуда я знаю. Ну вот, например, Вукчич, он ведь тоже черногорец…

– Пф! Вздор!

Я махнул рукой:

– Ну хорошо, пусть это происки нашей черногорки, пусть даже она и есть та самая зловредная и ужасная балканская княгиня – дальше-то что? По-вашему, она связалась здесь со всяким сбродом, и теперь к нам заявится мистер Шталь с ордером на обыск, найдет эту бумажку, закует вас в кандалы и заточит в темницу? Или она – провокатор? Подсадная утка? А может, вы полагаете, что она стянула у настоящей княгини эту писульку и привезла её сюда, чтобы выгодно загнать?..

– Арчи.

– Да, сэр.

– Напиши на конверте: «Мисс Карле Лофхен, школа Николы Милтана» адрес уточни в телефонном справочнике. Запечатай в конверт эту бумагу и немедленно отправь по почте. Я не желаю, чтобы она оставалась здесь ни минуты. Мне это ни к чему. Я, конечно, пересылаю кое-какие деньги этим отчаянным сорвиголовам-черногорцам – уж мне-то хорошо известно, каково храбриться на пустой желудок, но в конце концов это их головная боль, а не моя. Это первое… Что там, Фриц?

В кабинет вошел Фриц Бреннер и, отмерил положенные три шага, доложил:

– Сэр, вас хочет видеть некая молодая особа, мисс Карла Лофхен.

Я поперхнулся. Вульф прищурился.

Фриц выжидательно застыл. Ему пришлось простоять так добрых две минуты. Вульф все это время сидел неподвижно как скала, сложив бантиком губы, лоб его изрезали хмурые складки. Наконец он выдавил:

– Где она?

– В гостиной, сэр. Я ведь считаю…

– Закрой дверь и подойди сюда.

Фриц повиновался. Вульф, тем временем, повернулся ко мне:

– Напечатай на конверте адрес Сола Пензера и наклей марку.

Я достал пишущую машинку и выполнил указание. Наклеивая на уголок конверта марку, я бросил:

– Заказным или срочным?

– Ни тем, ни другим. Еще одно достоинство Америки – почту у нас доставляют быстро и не вскрывают. Дай-ка мне конверт.

Он сунул в него сложенный документ, лизнул оклеенный край и надавил на него.

– Фриц, отправляйся к ближайшему почтовому ящику, что стоит на углу, и брось письмо – сразу же, не мешкай.

– Молодая особа…

– Мы ею займемся.

Фриц удалился. Вульф дождался, пока хлопнула парадная дверь, после чего обратился ко мне:

– Не забудь позвонить Солу и предупредить о письме – пусть бережет его как зеницу ока. – Он подтолкнул ко мне «Объединенную Югославию». – Убери книгу, а потом приведи сюда эту девицу.

Я поставил книгу на место и отправился в гостиную звать посетительницу.

– Проходите, пожалуйста. Простите, что заставили вас ждать.

Пропуская её вперед, я успел воздать должное её фигуре, изящной поступи и горделивой посадке головы – теперь я смотрел на неё уже другими глазам, как на возможную княгиню. Впрочем, самым ярким впечатлением для меня так и осталось её «пжалста». Однако, по здравом размышлении, припомнив все виденные прежде фотографий всяких принцесс, как девушек, так и более зрелых представительниц августейших фамилий, я засомневался в княжеском происхождении посетительницы и готов был допустить, что документ она попросту стянула у его законной обладательницы.

Мисс Лофхен села в кресло, поблагодарила меня, и я вернулся за свой стол. Меня так и подмывало предупредить её, чтобы она не вворачивала словечек вроде «Hvala Bogu», но потом я решил, что Вульф сейчас не в том настроении, чтобы обращать внимания на подобные пустяки. Он возвышался в кресле, поедая её глазами.

– Мисс Лофхен, – сухо начал Вульф, – сегодня утром я передал вам через мистера Гудвина, что не смогу помочь вам, вернее – вашей подруге.

Она кивнула.

– Я поняла. Вы меня ужасно разочаровали, ведь мы из Югославии, а вы тоже там жили, насколько нам известно. В этой стране мы чужие, и на чью-либо помощь нам рассчитывать не приходится. – Она подняла ресницы и посмотрела на Вульфа в упор темными глазами. – Я рассказала обо всем Нийе, своей подруге, и она тоже страшно огорчилась. Ведь неприятности, о которых идет речь, в высшей степени серьезные. Мы обсудили все и решили, что только вы можете вызволить нас из беды.

– Нет, – отрезал Вульф. – Я не могу взяться за это дело. Но позвольте спросить…

– О, пжалста! – перебила она. – Вы должны сразу же взяться за дело. В пять часов они уже соберутся, чтобы решать, что делать, а тот человек ведь не просто круглый болван – такие, как он, вечно чинят всем неприятности. Послушайте, случилось страшное недоразумение. Кроме как к вам, нам не к кому обратиться. В общем, мы все обсудили, и я поняла, что нам остается только назвать вам главную причину, по которой вы должны непременно нам помочь. Нийя согласилась – да и что ей оставалось? Дело в том, что моя подруга, Нийя Тормик… Словом, она – ваша дочь.

Вульф вытаращил глаза – таким я его ещё никогда не видел. Поскольку зрелище было не из приятных, я поспешил перевести изумленный взгляд на девушку.

– Моя дочь? – взорвался Вульф. – Что за околесицу вы несете!

– Я утверждаю, что Нийя – ваша дочь.

– Моя дочь…

Вульф лишился дара речи. Наконец голос у него прорезался снова:

– Вы же говорите, что её фамилия – Тормик.

– Да, в Америке её зовут Нийя Тормик. Так же, как меня – Карла Лофхен.

Вульф, выпрямившись, пожирал её глазами. Девушка стойко выдержала его взгляд. Так они и пялились друг на дружку.

– Вздор, не верю, – наконец выпалил Вульф. – Моя дочь бесследно исчезла. У меня нет дочери.

– Вы не видели её с тех пор, как ей исполнилось три года. Верно?

– Да.

– А стоило бы. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда. Она очень хорошенькая. – Карла открыла сумочку и порылась в ней. – Я подозревала, что вы мне не поверите, поэтому прихватила с собой один документ. Мне его дала Нийя.

Она протянула ему какую-то бумажку.

– Вы сами вписали сюда свое имя…

Она продолжала что-то говорить, пока Вульф хмуро изучал бумагу, держа её под углом к окну, чтобы лучше падал свет. Медленно и внимательно он прочитал документ и – стиснул челюсти. Не спуская с него глаз, я слушал, что говорит мисс Лофхен. Непредсказуемы все-таки эти черногорки – сперва прячут бумажки в книги, потом извлекают на свет божий свидетельства о рождении; похоже было, что мы уже по уши увязли в их делах.

Вульф дочитал бумагу до конца, осторожно сложил её и упрятал в карман. Мисс Лофхен решительно протянула руку:

– Нет-нет, отдайте документ мне. Я должна вернуть его Нийе. Или вы отнесете его сами?

Вульф посмотрел на неё и пробормотал:

– Пока это ещё ничего не доказывает. Да, документ подлинный, и там стоит моя подпись. Он и впрямь принадлежал моей дочери. Или – принадлежит ей, если она жива. Но, кто может знать – вдруг документ украден?

– С какой стати? – Карла пожала плечами. – Ваши подозрения переходят все разумные границы. Документ украли, провезли через океан сюда и – зачем? Чтобы здесь, в Америке, как-то надавить на вас? Помилуйте, вы, конечно, личность замечательная, но уж не настолько. Нет, документ вовсе не украден. Меня послала к вам та самая девушка, о которой в нем идет речь. Она сама попросила, чтобы я предъявила его вам и рассказала, в чем дело. Поймите же, она попала в беду! – Карла гневно сверкнула глазами. – Неужели у вас каменное сердце? Или вы не понимаете, что впервые увидите свою взрослую дочь уже только в тюрьме?

– Не знаю. Думаю, сердце у меня не каменное. Но я и не простофиля. Когда много лет назад я вернулся в Югославию, чтобы найти ту девочку, я так и не сумел её разыскать. Поэтому мне сейчас трудно судить. Не знаю.

– Но зато ваша Америка её отлично узнает! Дочь Ниро Вульфа – в тюрьме за воровство! Но только она не воровка! Она ничего не украла!

Карла вскочила и, оперевшись на стол обеими руками, наклонилась к Вульфу.

– Пф!

Она снова уселась в кресло и опять сверкнула глазами – на этот раз в мою сторону, видимо, чтобы я усвоил – никаких исключений нет и не будет. Я подмигнул ей, возможно, нарушив тем самым этикет – ведь если гипотеза о её княжеском происхождении была верна, то я мог, в самом лучшем случае, рассчитывать на роль холопа.

Вульф глубоко вздохнул. Повисла тишина – я слышал даже их дыхание. Наконец он пробормотал:

– Нелепость какая-то. Абсурд. Чушь собачья. Может, вы и научились каким-то трюкам, только в жизни есть фокусы почище. Я многих засадил за решетку, хотя и немало кого уберег от тюрьмы. И вот извольте! Арчи, возьми блокнот. Мисс Лофхен, пожалуйста, расскажите мистеру Гудвину подробнее о той беде, в которую попала ваша подруга.

С этими словами Вульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Она принялась рассказывать, а я записывал. Дело было темное, и мы могли здорово погореть на доверии к неведомо чей дочери. Обе девушки преподавали в школе-студии танцев и фехтования Николы Милтана, расположенной на Восточной Сорок восьмой улице. Клиентура школы была сплошь привилегированная и цены за уроки – соответственные. На работу девушек устроил Дональд Барретт – сын Джона П.Барретта из банкирской фирмы «Барретт и Дерюсси». Уроки танцев проводились в отдельных комнатах. Фехтовальные залы находились этажом выше; их было три – один большой и два поменьше. При них размещались также две раздевалки – мужская и женская – с запирающимися шкафчиками, где клиенты переодевались в защитные костюмы. В школе брал уроки фехтования некто Нэт Дрисколл – Карла произнесла его имя как «Наот» богатый толстяк средних лет. Вчера днем он заявил Николе Милтану, что после урока фехтования, который ему давала Карла Лофхен, он увидел в мужской раздевалке около раскрытого шкафчика другую преподавательницу фехтования, Нийю Тормик, которая, якобы, вешала на место его, Дрисколла, пиджак; по его словам, Нийя затем закрыла дверцу шкафчика и вышла из раздевалки через дверь, ведущую в коридор. Он поспешил проверить свои вещи и убедился, что золотой портсигар и бумажник находятся в целости и сохранности, в тех же карманах, где он их оставил. Однако лишь одевшись, он вспомнил о бриллиантах, которые тоже лежали в кармане, в коробочке из-под пилюль. Коробочка исчезла вместе с камешками. Он тщательно обшарил все карманы, но тщетно. И потребовал, чтобы пропажу немедленно вернули.

Мисс Тормик, которую вызвал Никола Милтан, твердила, что знать ничего не знает ни о каких бриллиантах, и начисто отрицала, что вообще открывала шкафчик мистера Дрисколла или хоть пальцем прикасалась к его одежде. Она заявила, что обвинение возмутительно, неслыханно и насквозь лживо. Она вообще не заходила в раздевалку. Но даже и зайди она туда по какой-либо причине, то ни за что на свете не стала бы шарить в шкафчиках клиентов. А если бы и вздумала копаться в одежде, то уж только не в одежде мистера Дрисколла. У неё в голове не укладывается, с какой стати она могла интересоваться содержимым его карманов. Негодованию мисс Тормик, вполне справедливому, не было границ.

Нийю обыскали – это проделала Жанна Милтан, супруга Николы Милтана. К этому времени Милтан допросил всех, кто находился на другом этаже – как служащих, так и клиентов – и пропажу разыскивали повсюду. Дрисколл утверждал, что Нийя Тормик стояла боком к нему, когда она увидел её возле своего шкафчика, и что на ней был фехтовальный костюм. Обе девушки – и Нийя, и Карла – категорически потребовали, чтобы их снова обыскали, прежде чем они отправятся домой. Милтан чуть не обезумел от угрозы такого удара по репутации своего заведения, а потому отчаянно сопротивлялся требованию Дрисколла вызвать полицию, и преуспел в этом. Сегодня утром он битых два часа чуть ли не на коленях умолял Нийю сознаться в содеянном и рассказать, где находятся бриллианты и что она с ними сделала, но ответом ему было лишь надменное и презрительное молчание, чего единственно и заслуживали его гнусные предположения. В отчаянной попытке выпутаться, не прибегая к помощи полиции и желая избежать огласки, Милтан назначил сегодня на пять часов в своем кабинете встречу всем, кто находился вчера в его школе. В присутствии Нийи он сказал своей жене, что намерен обратиться за помощью к Ниро Вульфу; Нийя же, зная, что Ниро Вульф – её отец, тут же решила, что прославленный сыщик должен выступить в её интересах. Но Нийя по вполне понятным причинам вовсе не собиралась раскрывать отцу свое происхождение, поэтому наказала Карле, которая сразу же отправилась к Вульфу, ничего пока не разглашать.

Вот и все, что мне удалось узнать. Мисс Лофхен, взглянув на свои часики и отметив, что уже без пяти четыре, потребовала, чтобы Вульф как можно скорее отправился вместе с ней.

Не шевельнув даже пальцем Вульф, по прежнему сидевший с закрытыми глазами, пробурчал:

– Почему же мистер Дрисколл не поймал мисс Тормик с поличным, когда увидел свой пиджак у неё в руках?

– Он был абсолютно голый. Он шел из душа.

– Неужели он настолько толст и безобразен, что предпочитает лишиться бриллиантов, лишь бы не попасться кому-то на глаза нагишом?

– По его словам, он очень скромный. Он сказал, что буквально онемел от удивления, а Нийя действовала быстро и почти сразу вышла из раздевалки. К тому же бумажник и портсигар оказались на месте, а о бриллиантах он поначалу забыл, а вспомнил уже только одевшись. А вообще-то он, разумеется, с вами по габаритам не сравнится.

– Да уж, это как пить дать. У шкафчиков ключи есть?

– Да, но обращаются с ними донельзя халатно. Ключи вечно валяются где попало. Тут сам черт ногу сломит.

– Вы утверждаете, что мисс Тормик не брала бриллиантов?

– Конечно, нет. Она их никогда не взяла бы.

– Может, она взяла что-то другое из карманов мистера Дрисколла? Что-нибудь, о чем он и думать забыл. Письма, документы, да хотя бы просто леденцы?

– Нет. Она ничего не брала.

– Но в раздевалку она заходила?

– Зачем ей было туда заходить?

– Я не знаю. Так входила или нет?

– Нет.

– Просто фантастика. – Казалось, Вульф вот-вот откроет глаза. – Вам давно известно, что мисс Тормик – моя дочь?

– Я всегда это знала. Мы с ней… подруги, и очень близкие. Я знала о вас… о вашем… Словом, я была о вас наслышана.

– Скорее, вы были наслышаны о моих политических пристрастиях. Неожиданно тон Вульфа посуровел: – Ха! Романтические девушки, которых так и распирает от стремления к подвигам в духе прошлых веков! Ну-ну! Что же, значит, предателям ещё перепадают крошки со стола Доневичей?

– Мы… – Ее подбородок дернулся, а в глазах полыхнуло пламя. – На их стороне честь и право! И они добьются признания!

– Скорее в один прекрасный день они добьются некролога. Глупцы, слепые эгоисты! Вы тоже из рода Доневичей?

– Нет.

Ее грудь бурно вздымалась, по-моему, из-за праведного гнева.

– Тогда как вас зовут?

– Карла Лофхен.

– А на родине?

– Сейчас я не на родине. – Она нетерпеливо отмахнулась. – Что все это значит? С какой стати вы меня пытаете? Я же говорю о Нийе, вы что, не понимаете? О вашей дочери! Неужели вам до такой степени все безразлично, что вы готовы сидеть сложа руки и насмехаться? Я же говорю вам, надо срочно что-то предпринять, иначе ею займется полиция!

Вульф выпрямился. Я уже начал удивлялся, что он не встал раньше. Часы на стене показывали две минуты пятого, а ничто на свете – ни пожар, ни наводнение, ни убийство – не могло поколебать привычный распорядок Вульфа: с четырех до шести часов он всегда священнодействовал в оранжерее. Я был потрясен: даже посмотрев на часы, мой шеф продолжал сидеть в кресле.

Тут Вульф быстро произнес:

– Арчи, пожалуйста, проводи мисс Лофхен в гостиную и возвращайся за указаниями.

– Но ведь… – бессвязно залепетала Карла, – это совсем не…

– Прошу вас, – резко перебил Вульф. – Раз уж я берусь за дело, предоставьте его мне. Не теряйте времени и идите с мистером Гудвином.

Я вышел, а она послушно последовала за мной. Я усадил её в гостиной и, выходя оттуда, плотно затворил за собой дверь. Закрыл я и вторую дверь, вернувшись в кабинет.

– Я опаздываю, – сказал Вульф. – Сейчас уже ничего не успеть. О мистере Дрисколле и всех прочих я судить не могу, пока ты сам не побываешь на месте и не расскажешь мне, как обстоит дело. А мне, прежде чем пойти наверх, придется позвонить в Лондон мистеру Хичкоку. Дай-ка мне книжечку с его личным телефоном.

Я достал из сейфа записную книжку и протянул её Вульфу.

– Спасибо. Отправляйся с мисс Лофхен на назначенную встречу. Поговори с мисс Тормик. Из документа следует, что она имеет право носить мою фамилию. А раз так, то я категорически отвергаю даже самую возможность, что она украла бриллианты из пиджака того человека. Исходи из этой предпосылки.

– Мисс Лофхен говорит, что документ нужно вернуть.

– Пока он останется у меня. Пусть на сей счет иллюзий не питает. Ничего не упускай и никем не пренебрегай. Сам Никола Милтан тоже родом из Югославиии. Точнее, из южной части Сербии, бывшей Македонии. Присмотрись к мисс Тормик и побеседуй с ней. Первое, что тебя должно интересовать, – это история с бриллиантами. Второе – та бумага, которую мисс Лофхен спрятала в мою книгу. Если ты не сумеешь разобраться с бриллиантами и мистер Дрисколл будет настаивать на том, чтобы привлечь к делу полицию, тогда привези его сюда, ко мне.

– О, не сомневайтесь. В каком виде прикажете его доставить? Целиком или по кусочкам?

– Как хочешь, но привези. Ты неплохо поднаторел в таких играх.

– Премного благодарен. Но на самом деле, по-моему, вам лучше дать мне расчет. Со следующей минуты я увольняюсь.

– Откуда увольняешься?

– Отсюда. От вас.

– Вздор!

– Нет, босс, чистая правда. Вы наплели фэбээровцу, что никогда не были женаты. А у вас, оказывается, есть взрослая дочь. Ну и… – я пожал плечами. – Я, конечно, не девица-жеманница, но есть же пределы распутству…

– Хватит чушь городить. Отправляйся с ней на встречу. Бедная девочка была сиротой, и я её удочерил.

Я недоверчиво покивал.

– Ничего себе дельце, и что особенно приятно – все ясно как день божий. Как вы думаете, что сказала бы моя мать…

Тут я заметил, что его лицо застыло, и понял, что приблизился вплотную к той черте, за которую лучше не переступать. Поэтому я небрежным тоном спросил:

– Это все?

– Да.

Я надел пальто и шляпу в прихожей, помог одеться иноземной княжне, и мы, выйдя на улицу, уселись в родстер, который я оставил у тротуара. Набирая скорость по пути к Парк-авеню, я про себя отметил, что, видно, Вульф решил до последнего защищать честь своей семьи, коль скоро собрался просадить двадцать зеленых на телефонный звонок в Лондон, Я, правда, никак не мог взять в толк, чем такой звонок может ему помочь.

Глава 3

Поначалу сборище у Николы Милтана, назначенное на пять часов, до боли напоминало какую-то нелепую забаву взрослых людей – бриллианты! кто взял бриллианты? – происходящее было глупо и смешно до слез. Но чуть позже я уже и сам понял, что не все тут так просто.

Дом, куда меня привела мисс Лофхен, внутри оказался приятнее, чем снаружи. Неброский и не кичливый, да и внутреннее убранство не оставляло впечатления, будто все вокруг принарядили исключительно для того, чтобы поразить посетителей. Пока я вышагивал следом за Карлой, которая повсюду высматривала свою подругу Нийю, я имел прекрасную возможность поглазеть по сторонам и, естественно, будучи истым сыщиком, не преминул воспользоваться ею. На первом этаже старинного четырехэтажного особняка располагались приемная, главная контора и несколько кабинетов поменьше; этажом выше тянулся длинный коридор с серым ковром на полу, а двери из коридора вели в комнаты для занятий танцами; ещё выше размещалось фехтовальное отделение с двумя залами, но не очень просторными, из которых один был побольше, а другой – поменьше, а также душевые и раздевалки; последний этаж занимали помещения Милтана и его жены. Впрочем, их комнаты мне не показали. Нийю удалось обнаружить в женской раздевалке. Карла извлекла её оттуда в коридор, представила нас друг другу, и мы обменялись рукопожатием. Нийя Тормик спросила:

– Вы можете, мистер Гудвин, хоть как-то помочь мне в этой кошмарной истории? Вам удастся пресечь ужасную ложь этого человека? Правда? Вы обязательно должны это сделать! Я так надеялась, что Ниро Вульф… мой отец…

Говорила она, словно мурлыча, но все же её произношение было лучше, чем у Карлы. Слава Богу, она ничем не напоминала Ниро Вульфа, в противном случае, её нужно было бы выставлять в балагане. Впрочем, неудивительно хе-хе! – он же её только удочерил. У нее, как и у Карлы, были черные глаза и очень стройная фигурка – ну, разве что на какой-нибудь дюйм полнее, чем требовалось; однако её подбородок, да и все лицо смотрелись, как картинка. Тем не менее общее впечатление я бы выразил так: «подойди ко мне» и «не тронь меня» – причем, все одновременно. Поскольку я довольно долго общался с её отцом, то, наверно, и уделил девушке при первом беглом осмотре куда больше внимания, чем любой другой особе женского пола. С первого взгляда у меня сложилось мнение, что она умна и привлекательна, но с окончательным приговором я решил повременить, пока не узнаю её получше. Она заметила, что я рассматриваю её одеяние – некую зеленую хламиду, перехваченную спереди поясом, выглядывающую из-под неё белую парусиновую блузку, рейтузы, белые гетры и гимнастические туфли.

– Я как раз давала урок, – сказала она. – По просьбе Милтана. Он не хочет скандала. Да и никто не хочет, кроме этого дуралея Дрисколла. Надо же, какой лгун – у меня на родине знали бы, что с ним делать. Карла сказала, что ему… что отец уже знает про меня, да и вы, наверное, тоже. Только я не хочу лишней огласки. А почему отец сам не приехал?

– Ниро Вульф? О, это тяжелый случай. Почти клинический. Он вообще никогда не вылезает из дома, кто бы его ни просил.

– Но я все-таки его приемная дочь.

– Да, я уже понял. Но, заметьте, вы в Нью-Йорке уже несколько месяцев, а найти адрес вашего папочки в телефонном справочнике совсем не трудно.

– Но он же меня бросил. Меня всю жизнь учили его ненавидеть. Мне совершенно не хотелось…

– Пока вы не попали в беду. Кажется, вам было три года, когда вы с ним расстались. Впрочем, это не столь важно. Меня послали сюда, чтобы спасти вас от тюрьмы, и время не терпит. Надеюсь, вы понимаете, что мне необходимо знать правду. Что вы делали с пиджаком Дрисколла?

Ее подбородок дернулся, а глаза испепелили меня на месте.

– Ничего. Я вообще к нему не прикасалась.

– А зачем вы заходили в мужскую раздевалку?

– Я туда не заходила.

– Здесь, в школе, есть какая-нибудь девушка, похожая на вас?

– Нет. Очень похожей нет.

– То есть перепутать вас с кем-либо ещё Дрисколл не мог?

– Нет.

– Что вы делали вчера в то время, когда Дрисколл, по его словам, заметил вас в раздевалке около его пиджака?

– Я давала урок мистеру Ладлоу.

– Урок фехтования?

– Да, на шпагах.

– В большом зале?

– Нет, в маленьком, что в конце коридора.

– Кто такой мистер Ладлоу?

– Клиент, который берет у нас в школе уроки фехтования на шпагах.

– Вы уверены, что давали ему урок именно в то время, когда Дрисколл якобы видел, как вы обшаривали его пиджак?

– Уверена. Мистер Дрисколл пришел к Милтану без двадцати пять. Он сказал, что одевался почти пятнадцать минут. Я начала урок с мистером Ладлоу в четыре часа, и, когда Милтан прислал за мной, мы с ним ещё занимались.

– И вы ни разу за весь урок не отлучались из зала?

– Ни разу.

Карла Лофхен перебила:

– Но, Нийя! Ты что, забыла, ведь Белинда Рид заявила, что примерно в половине пятого видела тебя в коридоре?

– Она лжет, – спокойно возразила Нийя.

– Но и тот, кто был с ней, тоже тебя видел!

– Он тоже лжет.

«Боже милостивый, – подумал я, – какое счастье, что здесь нет Вульфа, и он избавлен от этого зрелища».

Представляю, каково ему было бы наблюдать, как его дочь делает из себя посмешище! Пока все говорило за то, что воссоединение вулфовской семьи произойдет уже только за решеткой.

– Ну а Ладлоу? – отрывисто бросил я. – Он что, тоже лжет?

Она заколебалась, нахмурив брови, но, прежде чем нашлась, что ответить, послышался мужской голос. Его обладатель возник откуда-то со стороны лестницы. Он был примерно моих лет и такого же сложения, с располагающим взглядом светлых глаз, в сером костюме из дорогой ткани, который сидел на нем так, словно был сшит по заказу.

– А я вас искал, – мужчина подошел к нам и приветливо улыбнулся. Милтан ждет вас у себя в кабинете. Все по тому же смехотворному делу.

– Мистер Ладлоу, это мистер Гудвин, – сказала Карла Лофхен.

Мы обменялись рукопожатием. Встретившись с Ладлоу взглядом, я невольно проникся к нему симпатией – не потому, что в его глазах читалась искренность или дружелюбие, а потому, что в них светился живой ум.

– Вы – тот самый Ладлоу? – на всякий случай уточнил я.

– Совершенно верно. Перси Ладлоу.

– Это с вами мисс Тормик занималась фехтованием вчера во второй половине дня?

– Да, со мной.

– Тогда вас-то мне и надо. Скажите, она безотлучно оставалась с вами с четырех часов до половины пятого?

Он приподнял брови и улыбнулся.

– Одну минутку. Пока мне известно о вас только одно – вас зовут Арчи Гудвин.

– Я представляю интересы мисс Тормик. Она наняла Ниро Вульфа, а я его доверенный помощник.

Перси Ладлоу взглянул на Нийю, которая утвердительно кивнула.

– Вот как! Она наняла самого Ниро Вульфа? Это как раз то, что нужно. Я слышал, вчера мисс Тормик заявила, что во время всего урока неотлучно находилась со мной.

– Да. А вы что на это скажете?

Он снова приподнял брови.

– Во всяком случае я бы не сказал, что мисс Тормик вводит вас в заблуждение. Да и с какой стати? Пойдемте лучше в кабинет Милтана. Дрисколл ещё не пришел, но должен появиться буквально с минуты на минуту…

– Так она и в самом деле была все время с вами? – настойчиво спросил я. – Или нет? Если да, то все обвинения Дрисколла в её адрес теряют силу.

– Ну, разумеется, – закивал Ладлоу, – я это прекрасно понимаю. Но, к сожалению, ещё двое людей заявили, что видели её в коридоре. – Он вытянул руку. – Вон там, менее чем в десяти футах от входа в раздевалку. И Дрисколл, конечно, тоже это утверждает.

Ладлоу шагнул в сторону, но я преградил ему путь:

– Послушайте, мистер Ладлоу, если вы пообещаете, что будете стоять на своем…

– Дорогой мой, как я могу вам такое пообещать? Дело ведь непростое, куча народу уже знает об обвинении, выдвинутом против мисс Тормик, и, в любом случае, должны услышать показания других свидетелей. Словом, так или иначе, но вам придется повозиться.

Они дружно направились к лестнице. Поскольку загородить дорогу троим сразу я был не в состоянии, мне пришлось последовать за ними. Меня самого ошеломила абсурдность происходящего. Карла казалась встревоженной, но Ладлоу держался успокаивающе. Что же до Нийи, то её поведение могло объясняться либо абсолютной уверенностью в собственной невиновности, либо ослиным упрямством, а может, и тем и другим вместе взятым. Рядом с ней шел свидетель, которого следовало умаслить хотя бы ради того, чтобы обеспечить достойное алиби, но Нийя даже не потрудилась попросить его об этом. Пока я плелся следом за ними вниз по лестнице, а потом и в кабинет Милтана, я все старался придумать, как бы выманить отсюда Дрисколла и затащить к нам на Тридцать пятую улицу, так как, похоже, другого пути не оставалось.

Просторный кабинет Милтана размещался на первом этаже, в глубине дома. Пол был застелен широким красным ковром, на котором стояли несколько столов с расставленными вокруг стульями. Стены украшали многочисленные фотоснимки танцоров и фехтовальщиков и просто каких-то людей с колющим оружием, а одна большая фотография изображала Милтана в какой-то форме, на фоне развешанных там и сям кинжалов и шпаг. О том, что на фотографии снят сам владелец школы, я догадался, когда Карла Лофхен, проведя меня через весь кабинет, представила меня Милтану и его жене. Он оказался невысоким и худощавым брюнетом, не сказать бы – просто коротышкой, с карими глазами, и тараканьими черными усищами, торчащими в разные стороны. Выглядел он обеспокоенным и, едва мы пожали друг другу руки, куда-то исчез. А вот его жена, несмотря на нью-йоркские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала «Нейшнл Джиографик» подпись под которым гласила: «Крестьянка из Гуигнцжибррзи ведет медведя в церковь». При этом она была весьма привлекательна – если вам нравится такой тип женщин, – с живыми проницательными глазами.

Я остановился возле стеклянного шкафчика, сплошь заставленного разными антикварными вещицами и фехтовальными трофеями – например, там лежала длинная тонкая штуковина необычного вида с тупым концом, но не рапира, ибо надпись на карточке гласила: «Этой эспадой Никола Милтан в 1931 году выиграл в Париже Международный чемпионат». Я огляделся, ища глазами Милтана. Никола стоял в противоположной стороне кабинета, болтая с широкоплечим здоровяком лет около тридцати, ростом в шесть футов, с немного вдавленным носом и рассеянным видом. Я пригляделся к нему повнимательнее ведь если бриллианты Дрисколла каким-то чудом стянула все же не дочка Вульфа, столь давно им утраченная, то, скорее всего, это дело рук кого-то из присутствующих здесь. До меня донесся голос Карлы Лофхен:

– Послушайте… вы же ничего не делаете.

Я пожал плечами:

– А что я могу сделать? Тем более сейчас. И чего ждет Милтан?

– Мистер Дрисколл ещё не пришел.

– А он точно придет?

– Конечно. Он согласился до разговора с нами потерпеть и не обращаться в полицию.

– А кто этот малый, с которым разговаривает Милтан?

Карла посмотрела в ту сторону.

– Его зовут Гилл. Он берет уроки танцев. Это он был вчера вместе с Белиндой Рид, когда они увидели в коридоре Нийю. Вернее, так они сказали.

– А Белинда Рид – это которая?

– Вон там, возле кресла. Красивая блондинка с янтарными волосами, которая разговаривает с молодым человеком.

– Замечательная парочка. Куколка и фанфарон. Кажется, я видел его в каком-то фильме. Кто он такой?

– Это Дональд Барретт.

– Ага, тот самый сын Джона П.Барретта из фирмы «Барретт и Дерюсси», который устроил вас сюда работать – вас и Нийю?

– Да.

– А те девицы?

– Ну… те три, что в углу, и та, что примостилась на краю стола, преподают танцы. Ту, что разговаривает с миссис Милтан, зовут Зорка.

Я изогнул бровь.

– Зорка?

– Да, очень известная кутюрье. Платья от неё идут долларов за четыреста. Это больше двадцати тысяч динаров.

– Чем-то она напоминает мне висящую у нас дома картинку из Библии, на которой изображена женщина, отрезающая Самсону волосы. Я запамятовал, как её звали, но точно – не Зорка. А бриллиантами она в своем салоне не приторговывает?

– Не знаю.

– Впрочем, те бриллианты она уж точно не стала бы продавать. А кто вон тот неандерталец без подбородка… нет, подождите. Милтан собирается что-то сказать.

Чемпион по эспаде, сопровождаемый Перси Ладлоу, вышел на середину комнаты, пытаясь привлечь к себе взоры собравшихся. Ему это не очень удалось, и он несколько раз громко хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание тех, кто ещё не пожирал его глазами. Две девицы все равно продолжали разговаривать, и жена Милтана зашикала на них.

– Господа, прошу внимания. – Голос у Милтана был такой же встревоженный, как и весь его вид. – Леди и джентльмены. Как видите, мистера Дрисколла ещё нет. Очень неприятно заставлять вас ждать, но он должен быть здесь с минуты на минуту. А пока несколько слов хочет сказать мистер Ладлоу.

Перси Ладлоу окинул собравшихся неподражаемо надменным взглядом.

– Господа, – безмятежным тоном заговорил он, – лично я, право, не понимаю, почему мы должны непременно дожидаться Дрисколла. Он ведь заварил всю эту кашу, пусть сам её и расхлебывает. Я хочу, чтобы вы выслушали мою версию происшедшего, ведь вам известно о том, какое нелепое обвинение выдвинул Дрисколл против мисс Тормик. Чтобы вам легче было меня понять, обратите внимание на мой костюм. Вчера я был одет точно так же. Вы не замечаете в этом костюме чего-нибудь особенного?

– Разумеется, – раздался голос, произнесший «р» так раскатисто, что воздух завибрировал, словно крылышки мотылька. – Я заметила.

Ладлоу улыбнулся:

– Что же вы заметили, мадам Зорка?

– Я заметила, что ткань, из которой сшит ваш костюм, в точности такая же, что и у того костюма, который был вчера на мистере Дрисколле.

Разом откликнулись ещё два женских голоса:

– Да, точно! И я заметила!

Ладлоу кивнул:

– Похоже, нам с Дрисколлом пришелся по душе один и тот же портной. Голос у Ладлоу звучал так, словно его ужасно удручало такое совпадение вкусов. – Материал у наших костюмов совершенно одинаковый. Удивляюсь, что вчера ни один из вас не обратил на это внимания. Может, кто-то и говорил об этом, но не при мне. Именно из-за этого совпадения Дрисколл, увидев, как мисс Тормик подошла к моему шкафчику, чтобы достать из кармана моего пиджака сигареты, решил, что она роется в его костюме. Ведь наши шкафчики расположены рядом.

Последовал шквал восклицаний. Все разом посмотрели на Нийю Тормик и затем снова на Ладлоу. Я почувствовал, как пальцы Карлы Лофхен впились в мой локоть, но мне было не до того, я старался ничего не упускать и быть готовым к любым действиям.

Ладлоу тем же легкомысленным тоном продолжал:

– Вчера, когда Дрисколл неожиданно предъявил мисс Тормик свое немыслимое обвинение, она, естественно, была ошарашена, и, сбитая с толку его наскоком, почему-то принялась отрицать, что заходила в раздевалку. Когда я услышал об этом, я и сам немного опешил. Начни я её тогда опровергать, впечатление сложилось бы самое неблагоприятное, поэтому, чуть поколебавшись, я поддержал её утверждение, будто она ни на минуту не отлучалась из фехтовального зала в конце коридора, в котором проходили наши занятия. Но дальнейший ход событий ясно показал, что из этой затеи ничего не выйдет. Дрисколл стоял на своем – дескать, он видел возле своего шкафчика именно мисс Тормик. Мисс Рид и мистер Гилл заявили, что примерно в половине пятого заметили её в коридоре возле двери в раздевалку. Стало ясно, что единственный выход состоит в том, чтобы сказать правду. Так вот, друзья мои, правда эта заключается в том, что во время нашего вчерашнего занятия у моих щитков оторвался ремешок, его пришлось заменить, нам захотелось выкурить по сигарете, но, как оказалось, мы их с собой не захватили, и вот тогда, пока я возился с ремешком, мисс Тормик взяла у меня ключ от моего шкафчика и отправилась в раздевалку, чтобы принести мне сигареты.

Я отвел глаза от Ладлоу и впился взглядом в лицо Нийи, но оно было непроницаемо. Ни тревоги, ни досады, ни удовлетворения; я бы сказал, что лицо её было даже более озадаченное, чем у остальных; но такое вряд ли могло иметь место, так что я решил, что ошибся. Собравшиеся возбужденно гудели, но гул прекратился, как только Милтан, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

– Понятно! Значит, она все же была в раздевалке!

Ладлоу небрежно кивнул.

– Конечно, была, только рылась она в моем пиджаке, а вовсе не в пиджаке Дрисколла. В этом нет никакого сомнения – она возвратилась в фехтовальный зал с моими сигаретами и зажигалкой. Мы несколько раз затянулись и продолжили наши занятия, и фехтовали до той самой минуты, когда к нам пришли и сказали, что Милтан хочет видеть мисс Тормик…

Ладлоу умолк, но его уже не слушали. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое. Первый был седоволосый, исполненный достоинства мужчина с приятным лицом, а из-за его спины выглядывал толстяк лет пятидесяти, безбровый и с пухлыми губами. Милтан шагнул им навстречу:

– Мы вас ждем, мистер Дрисколл…

– Прошу прощения, – запинаясь, промямлил толстяк, воровато озираясь. Извините… э-э… позвольте представить мистера Томпсона, моего адвоката… мистер Милтан…

Пожав протянутую ему руку, седовласый без оговорок и вступлений сразу взял быка за рога.

– Я адвокат мистера Дрисколла. Я счел, что лучше прийти мне самому дело весьма деликатное и щекотливое… Да, чрезвычайно щекотливое… Не будете ли вы так любезны представить меня мисс Тормик? Если позволите…

Милтан исполнил его просьбу. Он казался совершенно сбитым с толку. Адвокат учтиво и почтительно поклонился и также вежливо поблагодарил; Нийя стояла молча и неподвижно. Адвокат повернулся к Милтану:

– Эти люди… наверное, те самые, кого мистер Дрисколл… перед кем он обвинил мисс Тормик…

Милтан утвердительно кивнул:

– Мы ждали его, чтобы…

– Я знаю. Мы немного опоздали. Мой клиент решительно не хотел идти сюда, и мне с трудом удалось его убедить, что его присутствие совершенно необходимо. Мисс Тормик, то, что я хочу сказать, прежде всего относится к вам, но и остальным следует меня выслушать; непременно, ради справедливости по отношению к вам. Итак, прежде всего – факты. Когда вчера утром мистер Дрисколл вышел из дома, у него в кармане, в коробочке из-под пилюль находились бриллианты, которые он намеревался отнести к ювелиру и вправить в браслет. Из конторы он позвонил ювелиру и договорился об условиях. Так вот, эту коробочку с бриллиантами у мистера Дрисколла взяла его секретарша, которая и должна была условиться о том, когда доставить их ювелиру. Бриллианты и сейчас находятся у нее. Со стороны мистера Дрисколла это крайне прискорбно и непростительно, но позже, находясь здесь, он совершенно забыл, хотя и непреднамеренно, что его секретарша…

Залп восклицаний, посыпавшихся со всех сторон, прервал речь адвоката. Он виновато улыбнулся Нийе, но та ему не ответила. Дрисколл вынул из кармана носовой платок и промокнул то место, где обычно растут брови, старательно избегая встречаться со взглядами, направленными на него со всех сторон. Милтан прошипел:

– Вы хотите сказать, что это неслыханное… это вопиющее…

– Пожалуйста! – Адвокат поднял руку. – Позвольте мне закончить. Провал памяти, случившийся у мистера Дрисколла, ничем нельзя оправдать. Но он был искренне убежден, что видел в руках у Нийи Тормик свой пиджак…

– Это был мой пиджак, – бросил Ладлоу. – Он в точности такой же, как и у мистера Дрисколла. Посмотрите и убедитесь, он и сейчас на мне.

– Понятно. Ну что ж, тем лучше. Это все объясняет. Ваш пиджак находился в том же шкафчике?

– Нет, в соседнем, – строгим тоном поправил Ладлоу. – Но мистеру Дрисколлу следовало бы знать, что прежде, чем бросаться столь убийственными обвинениями…

– Конечно, следовало, – с готовностью согласился адвокат. – Его не оправдывает даже то, что оба пиджака похожи как две капли воды. Вот почему я настаивал, чтобы мистер Дрисколл все-таки сам пришел сюда и извинился перед мисс Тормик в присутствии всех вас. Понятно, что ему не очень хотелось это делать. Он чувствует себя в высшей степени смущенным и униженным.

Адвокат взглянул на своего клиента.

– Итак, мистер Дрисколл?

Дрисколл, сжав в руках носовой платок, посмотрел в лицо Нийе Тормик.

– Я прошу у вас прощения, – пробормотал он. – Мне, право, жаль… Неожиданно он сорвался на крик: – Конечно, мне очень жаль, черт побери!

Вокруг захихикали.

– Еще бы не жаль, – свирепо сказал Никола Милтан. – Да вы могли погубить нас обоих – и мисс Тормик, и меня вместе с ней.

– Я знаю, – сокрушенно промямлил Дрисколл. – Я же сказал, что мне очень жаль, и я прошу прощения у вас и у мисс Тормик.

Адвокат вставил мягко и добродушно:

– Я надеюсь, мисс Тормик… что мы смеем надеяться на ваше прощение? Э-э… может, вы согласитесь дать нам расписку, что не имеете претензий к мистеру Дрисколлу?

Он вытащил из кармана конверт.

– Видите ли, я подумал, что и вам в равной степени пригодилось бы письменное извинение мистера Дрисколла в дополнение к сделанному им сейчас устно, вот я и захватил его с собой, – он достал из конверта лист бумаги, а заодно и вашу расписку. Там буквально одна-две фразы, просто описание случившегося – я уверен, вы не откажетесь, в свою очередь, подписать такую бумагу…

– Минутку, – встрял я. – Интересы мисс Тормик здесь представляю я.

Адвокат разом насторожился и нахохлился.

– Кто вы, сэр? – резко спросил он. – Адвокат?

– Нет-нет, я не адвокат, но разговариваю по-английски и представляю интересы мисс Тормик. К тому же мы с вами не в суде. Так вот, она ничего подписывать не станет.

– Но, дорогой мой сэр, отчего же? Это же совсем неофициально…

– В том-то и дело. Слишком неофициально. А что если Милтан злоупотребит случившимся скандалом, хотя её вины тут нет, и она лишится работы? Или вдруг дело это, которого и выеденного яйца не стоит, получит из-за вашей бумажонки ненужную огласку? Нет-нет, никаких расписок!

– Что до меня, – вставил Милтан, – то я вовсе не собираюсь увольнять мисс Тормик. Тем не менее я полностью согласен с тем, что ничего подписывать ей не нужно. Я и так вполне убежден, что у неё нет желания чинить неприятности мистеру Дрисколлу.

С этими словами, он выжидательно посмотрел на Нийю.

Та наконец-то раскрыла рот:

– Ни малейшего. – Говорила она на редкость безжизненно, особенно если учесть, что только что избавилась от опасности попасть за воровство в каталажку. Девушка казалась такой безучастной, словно её мысли витали где-то далеко. – Я никому не причиню зла.

Адвокат сверлил её взглядом.

– Но, мисс Тормик, в таком случае вы не станете возражать против того, чтобы подписать…

– Черт возьми, оставьте её в покое! – перебил адвоката его собственный клиент. Тут же Дрисколл, буравя его взором, добавил: – Пропади пропадом все адвокаты! Если бы у меня поначалу не сдали нервы, я бы лучше пришел сюда один!

Он перевел взгляд на Милтана.

– Но ведь я извинился! Я же сказал, мне очень жаль! Чертовски жаль! Мне здесь так нравится. Столько лет я толстел и толстел. Стал жирный как бочка, черт побери! Я смеялся над всякими упражнениями, школами здоровья и дурацкими играми, в которых здоровенные верзилы, под стать небоскребам, бросаются мячиком и скачут верхом на лошадях, а тут я сам впервые в жизни начал заниматься до седьмого пота! Фехтовальщик я, наверное, негодный, но фехтование мне нравится! Мне наплевать, подпишет мисс Тормик бумагу или нет. Я хочу одного – чтобы мы с Милтаном остались добрыми друзьями!

Он повернулся к Карле.

– Мисс Лофхен! Я и вас хочу считать своим другом! Я знаю, мисс Тормик – ваша подруга, и я веду себя как последний болван. Да я и есть последний болван. Скажите, вы согласны фехтовать со мной? Я хочу сказать – прямо сейчас!

Кто-то тихонько заржал. Послышались смешки. Адвокат величественно молчал. Карла ответила:

– Я работаю у мистера Милтана, сэр, и делаю то, что он мне велит.

Милтан дипломатично заметил, что, мол, само собой разумеется, мистера Дрисколла не выгонят из школы, где он наконец обрел дело по душе. Я потихоньку растворился на заднем плане. К Нийе с тонкой улыбкой на устах приблизился неандерталец без подбородка – имени его я не расслышал светловолосый малый с тонкими губами и выступающим носом. Все время, что длилось разбирательство, он или стоял, или, чеканя шаг, ходил по комнате туда-сюда. Видимо, он сказал Нийе что-то приятное, а за ним то же самое повторил Дональд Барретт. Затем к Нийе, пройдя через весь кабинет, приблизилась миссис Милтан и дружески похлопала её по плечу, а потом подошел и Перси Ладлоу. С минуту они о чем-то поговорили, после чего девушка, оставив его, направилась в мою сторону.

Я ухмыльнулся ей:

– Что ж, превосходное представление. Надеюсь, вы ничего не имели против моего вмешательства? Ниро Вульф никогда не разрешает своим клиентам ничего подписывать, разве что чек об оплате его услуг.

– Да, конечно. Я подошла попрощаться. У меня сейчас урок фехтования с мистером Ладлоу. Спасибо, что пришли.

– У вас глаза блестят.

– У меня? Они всегда блестят.

– Что сказать от вас вашему папаше?

– Сейчас, думаю, ничего.

– Вообще-то вам не мешало бы забежать к нему, чтобы сказать «привет».

– Забегу как-нибудь. Ну, оревуар.

– Счастливо.

Развернувшись, она угодила прямо в лапы адвоката, который велеречиво извинился перед ней, а затем обратился ко мне:

– Можно узнать, как вас зовут, сэр?

Я назвался. Он повторил вслед за мной:

– Арчи Гудвин. Спасибо. Позвольте спросить, в качестве кого вы представляете мисс Тормик?

Я разозлился.

– Слушайте, – ответил я ему, – я совершенно согласен, что даже у адвоката есть право на жизнь, но я свято уверен: когда он откинет копыта, в его гроб не полезет ни один уважающий себя червь. Знаете – почему? Потому что его тут же заставят подписать какую-нибудь идиотскую бумажку. Если вы не заполучите подписи мисс Тормик на своей бумажонку, с вами случится припадок. Дайте-ка её мне.

Он по-прежнему сжимал в руке конверт, и, в ответ на мои слова, извлек из него документ и протянул мне. С первого взгляда мне стало ясно, что его «одна-две фразы» на деле обернулись целыми пятью абзацами, под завязку напичканными юридическими терминами. Я вынул ручку и над пунктирной линией внизу страницы вывел быстрым росчерком: «Королева Виктория».

– Вот, – сказал я, сунул ему бумажку и отошел прочь, пока он не успел опомниться. Напыщенные люди вообще туго соображают.

Кабинет почти опустел. Жена Милтана стояла возле письменного стола и разговаривала с Белиндой Рид. Карла Лофхен и остальные исчезли – наверное, девушка отправилась развлекать богатого толстяка, упражняясь с ним на рапирах. Или на эспадах. Доставая с вешалки свои пальто и шляпу, да и потом, блуждая по коридорам и выходя из здания, я размышлял о том, что, Дрисколл, должно быть, вознамерился стать классным дуэлянтом.

Мои часы показывали без четверти шесть. Вульф ещё наверняка торчал в оранжерее, и хотя он терпеть не мог, когда его беспокоили во время возни с орхидеями, я счел, что мой звонок к работе не относится – дело-то семейное, как-никак. Я заглянул в ближайшую аптеку, уединился в телефонной будке и набрал наш домашний номер.

– Алло, мистур Вульф? Говорит мистур Гудвин.

– Ну?

– Ну, я звоню вам из аптеки, расположенной на углу Сорок восьмой улицы и Лексингтон-авеню. Все в порядке. Фарс растянулся на целах три акта. Поначалу она, то бишь ваша дочурка, скорее скучала, чем волновалась. Потом один парень по имени Перси заявил, что она рылась в его пиджаке, а вовсе не в пиджаке Дрисколла. Причем искала не бриллианты, а сигареты. Судя по выражению её лица, для неё такой оборот событий оказался в новинку. В третьем акте появился сам Дрисколл с вытянутой физиономией и письменными извинениями. Оказывается, в его пиджаке бриллиантов не было и в помине. И ничего у него не украли. Он просто слегка ошибся. С кем не бывает? Очень и чертовски сожалеет. Так что я еду домой. Могу ещё добавить, что на вас она ни капельки не похожа, зато очень хорошенькая…

– Ты уверен, что все до конца прояснилось?

– Абсолютно. Все обожают друг дружку. Я бы, впрочем, не сказал, что для мне все ясно.

– Я поручил тебе два задания. Как насчет второго?

– Никакого просвета. Даже проблеска не видно. Полная безнадега. Народу там было, как сельдей в бочке, а потом, когда разборка закончилось, обе балканки уже отправились давать уроки фехтования.

– А кто такой этот Перси?

– Перси Ладлоу. Примерно мой ровесник и вообще во многом напоминает меня: учтивый, одаренный, с броской внешностью…

– Ты сказал, что моя… что она как будто скучала. Ты хочешь сказать она круглая дура?

– Вовсе нет. Я сказал только то, что сказал. Она совсем не проста, это верно, но дурой её не назовешь.

Тишина. Ни слова в ответ. Молчание так затянулось, что я в конце концов не выдержал:

– Алло, масса Вульф, вы ещё живы?

– Да. Привези её сюда. Я хочу её видеть.

– Я так и знал. Все верно. Чего ещё ожидать. Совершенно естественное желание, которое делает вам честь. Именно поэтому я, между прочим, вам и звоню – как раз собрался рассказать, как в ответ на мой вопрос, не передать ли что для вас, она ответила отказом; я сказал, что ей не мешает забежать хотя бы поздороваться с вами; она согласилась, что когда-нибудь так и сделает, но пока вынуждена отказаться, поскольку спешит скрестить шпаги с Перси…

– Подожди, пока она освободится, и привези сюда.

– Вы это всерьез?

– Да.

– Может, на руках её принести, или…

Вульф повесил трубку. Невежа.

Я зашел в бар с фонтаном, взял стакан грейпфрутового сока и, потягивая его, принялся ломать голову о том, как доставить её к Вульфу, не прибегая к насилию. Так и не придумав подходящего способа, я снова поплелся к ристалищу на Сорок восьмой улице.

В кабинете были только Никола Милтан и его жена. Когда я вошел, мне показалось, что она направлялась в сторону двери, но, увидев как я снимаю пальто и шляпу и вешаю их на вешалку, передумала. Я объяснил, что хотел бы повидать мисс Тормик, когда та освободится. Милтан предложил мне сесть в кресло неподалеку от его письменного стола, а миссис Милтан открыла дверцу большого стеклянного шкафа и принялась переставлять трофеи с места на место, хотя особой нужды в том не было.

– Я знаком с Ниро Вульфом, – вежливо сказал мне Милтан.

– Понятно, – кивнул я.

– Это поразительный человек. Блистательный.

– Пожалуй, я знаю одного малого, который с вами полностью согласен.

– Только одного?

– По меньшей мере. Его зовут Ниро Вульф.

– Ах вот оно что. Шутка. – Он вежливо посмеялся. – Но я убежден, что найдется ещё немало людей, которые разделяют мое мнение. Правда, Жанна?

Его жена издала иностранное восклицание, выражающее то ли удивление, то ли испуг.

– Col de mort^[2], сказала она, обращаясь к мужу. – Его нет на месте. Ты его куда-нибудь переложил?

– Нет. Я его не трогал. Он лежал здесь… я уверен…

Милтан вскочил и подбежал к шкафу. Я встал и нехотя последовал за ним. Они вместе уставились на пустое место. Милтан вытянул шею, потом нагнулся, разглядывая все полки по очереди.

– Нет, – сказала его супруга, – там тоже нет. Он куда-то исчез. Больше ничего не пропало. Я давным-давно хотела навесить на дверцу замок…

– Но, дорогая. – Милтан, казалось, оправдывался. – Совершенно непонятно, с какой стати кому-то понадобилось брать col de mort. Это просто диковинная и редкая вещица, но никакой особенной ценности она не представляет.

– А что это за col de mort такой? – полюбопытствовал я.

– Да ничего особенного, маленькая такая вещица.

– Какого рода?

– Ну как вам сказать, просто маленькая штучка… Вот, посмотрите. Милтан через открытую дверцу сунул руку внутрь шкафа и ткнул пальцем в лежавшую на полке эспаду, указывая на её лезвие. – Видите? У неё тупой конец.

– Вижу.

– Ну вот, как-то раз, много лет назад, в Париже один человек решил убить другого. Для этого он смастерил маленькую штучку, которую можно было насаживать на конец эспады и у которой был очень острый наконечник. – Она достал из шкафа оружие и качнул в руке. – И вот, надев на эспаду такую насадку, он делает выпад…

Милтан изобразил, как делается выпад, направив клинок в воображаемую жертву возле меня, и проделал это так неожиданно и быстро, что я невольно отпрянул в сторону, чуть не споткнувшись о собственную ногу и испытывая страстное желание поскорее признать Милтана победителем. Затем он так же быстро вернулся в исходное положение.

– Ну вот. – Он улыбнулся и положил шпагу на место. – Теоретически такой удар способен поразить сердце, но в тот раз теорию применили на практике. Эту штучку мне в виде сувенира подарил один полицейский, мой друг. В газетах же вещицу окрестили col de mort. Шея… нет, не шея. Ворот. Воротник смерти. Потому что он надевается на кончик шпаги, словно воротник. Забавно было поиметь такую вещицу, – закончил Милтан.

– А теперь вот она исчезла, – коротко повторила его жена.

– Я все же надеюсь, что не исчезла, – нахмурился Милтан. – С чего бы ей исчезать? И так здесь довольно было разговоров о краже. Найдется. Поспрашиваем всех.

– Надеюсь, вы её найдете, – сказал я. – Все это довольно странно. Кстати, вы собираетесь расспрашивать об этом, а я как раз собирался спросить у вас, не будете ли вы против, если я поболтаю с кем-нибудь из тех, кто прибирает в фехтовальных залах?

– Но зачем… для чего?

– Да просто чтобы немного поболтать. А кто, кстати, там убирает?

– Консьерж. Но я не могу понять, зачем вам…

Его жена, указав на меня взглядом, прервала его:

– Я думаю, – невозмутимо заявила она, – он хочет выяснить, остались ли сигаретные окурки и пепел в том зале, где фехтовали мисс Тормик и мистер Ладлоу.

Я восхищенно хмыкнул, потом, глядя на нее, произнес:

– Если позволите, миссис Милтан, то я бы сказал, что мог сразу догадаться, что вы большая умница.

Она промолчала, не сводя с меня глаз.

– Что касается меня, – объявил Милтан, – то я не понимаю, зачем вам взбрело в голову разузнавать насчет сигаретных окурков. И уж совсем ума не приложу, как об этом догадалась моя жена. Сам-то я соображаю туговато.

– Ну, при вашем мастерстве обращения с клинком, в чем-то другом позволительно и уступать. Так могу я повидать консьержа?

– Нет, – резко ответила Жанна Милтан.

– Почему?

– Я не вижу в этом никакой необходимости. Не знаю, что у вас на уме, но я заметила, как вы не спускали глаз с мисс Тормик – хотя, как все полагали, пришли сюда как её друг. Если вы хотите узнать, в самом ли деле они курили с мистером Ладлоу, спросите об этом у неё самой.

– Непременно спрошу. Я и сам собирался так поступить. Но чем я могу ей повредить, если потолкую с консьержем?

– Не знаю. Может, и не повредите. Но вчерашний инцидент, на мой взгляд, исчерпан. И без того он наделал немало неприятностей, да и потом ещё может нам повредить. Дело крайне деликатное, а уж в таком месте, как у нас… Одним махом можно все испортить. Даже если вы и впрямь не помышляете навредить мисс Тормик и нам, я все равно предупрежу консьержа, если вам даже удастся до него добраться, чтобы он не отвечал на ваши вопросы. Я говорю с вами прямо. Зайти в оружейную, чтобы осмотреть щитки и проверить, действительно ли в каком-то из них перетерся ремешок, вам тоже не позволят.

– Почему вы решили, что я захочу это сделать?

– Потому что вы не похожи на дурака. А, коль скоро вас заинтересовали окурки, то я не сомневаюсь, что вы доберетесь и до порванного ремешка. Я вашего брата знаю, вы – народ любопытный.

Я пожал плечами.

– Ну хорошо. Во всяком случае, слово вы подобрали абсолютно точное. Я и в самом деле довольно любопытный. Со временем, знаете ли, и у сыщиков развиваются дурные привычки. Но если вы наслышаны о репутации Ниро Вульфа, то вам должно быть известно, что неприятности от него бывают только у тех, кто сам на них нарывается.

Секунду-другую она не спускала с меня глаз, затем отвела взгляд, закрыла стеклянную дверцу шкафа и снова повернулась ко мне со словами:

– Сегодня утром мой муж сказал, что хочет обратиться к мистеру Вульфа с просьбой расследовать пропажу бриллиантов мистера Дрисколла. Мисс Тормик, которая при этом присутствовала, тут же заявила, что уже наняла Ниро Вульфа вести дело в её интересах. Почти сразу после этого её подруга, мисс Лофхен, попросила разрешения отлучиться по какому-то делу. Любопытство присуще не только сыщикам. Я порой тоже излишне любопытна. Если меня спрашивают…

Она запнулась на полуслове, открыв рот и застыв на месте. Милтан крутанулся на пятках и повернулся лицом к двери, ведущей в коридор. Я последовал их примеру. До нас долетел такой вопль, что, находись мы где-нибудь в джунглях, то перепугались бы насмерть.

Когда донесся второй вопль, мы сломя голову бросились к двери. Милтан опередил нас и, выскочив в коридор, кинулся к лестнице – мы с его женой побежали за ним. Криков больше не было, но наверху поднялась настоящая суматоха, слышались шаги и возгласы множества людей, а на втором этаже нас задержала целая толпа клиентов и служащих, повыскакивавших из разных комнат в коридор. Милтан несся по ступенькам под стать кенгуру; я бы не угнался за ним ни за какие коврижки. Когда мы примчались на третий этаж, нам пришлось остановиться. Мы наткнулись на трясущегося негра, которого держал за руки неандерталец без подбородка; Нэт Дрисколл, в рубашке, но без брюк, прыгал вверх-вниз на одном месте; обе балканки в фехтовальных костюмах прижались спинами к стене; Зорка, в одном корсете, стояла напротив них, то и дело вскрикивая. Прежде чем мы с Милтаном смогли протиснуться вперед, меня оттеснили в сторону, и рядом возникла Жанна Милтан.

– Что случилось? – воскликнула она таким голосом, который усмирил бы и бурю. – Артур! В чем дело?

Негр перестал трястись и, выкатив на неё глаза, что-то пролепетал, но слов я не разобрал. Но она, видимо, все расслышала, поскольку рванулась вперед как скаковая лошадь. Я поспешил за ней. Она направилась к последней двери в самом конце коридора. Дверь была раскрыта, и Жанна Милтан влетела, не останавливаясь, и вдруг, увидев, что лежит на полу, замерла как вкопанная. Я в три прыжка очутился рядом. На полу лежал Перси Ладлоу. На боку. Он опрокинулся бы на спину, если бы не упиравшийся в пол клинок шпаги, которая пронзала его тело насквозь.

Глава 4

Жанна Милтан сказала что-то на непонятном мне языке и застыла на месте, глядя вниз с окаменевшим лицом. Сзади до меня донесся испуганный возглас Милтана и какие-то другие звуки. Повернувшись, я увидел, что сбежавшиеся люди сгрудились в дверном проеме.

– Выйдите отсюда, – приказал я. – Все до единого.

Я наклонился над телом, чтобы быстро осмотреть его, затем выпрямился и обратился к Жанне Милтан:

– Он мертв.

– Я и сама вижу, – раздраженно отозвалась она.

От дверей раздался чей-то визг, и я проорал в ответ:

– Тихо!

Затем я снова повернулся к миссис Милтан:

– Кто-то должен остаться здесь и, конечно, следует немедленно вызвать полицию. Из здания не выходить никому.

Она кивнула:

– Позвоните в полицию сами. Из кабинета. А ты, Никола, останься здесь. Я спущусь в коридор…

Она направилась было к выходу, но я задержал ее:

– Нет, так не пойдет. Лучше вы сами позвоните в полицию. Вы здесь хозяйка, да и труп вы увидели раньше, чем я. А я уж встану у входной двери. Милтан, никого сюда не пускайте.

Он побледнел и промямлил:

– Col de mort…

– Здесь его нет. Кончик шпаги обнажен, и он тупой.

– Этого не может быть. Затупленная шпага не проткнула бы тело насквозь.

– Ничем не могу помочь. Никакой насадки на шпаге нет.

Жанна Милтан зашагала к двери, я последовал за ней. Собравшиеся расступились перед нами. Карла Лофхен хотела мне что-то сказать, но я только помотал головой. Неандерталец вцепился в мой локоть, но я ловко вывернулся и был таков. С нижнего этажа поднимался кто-то еще, и Нэт Дрисколл бросился бежать вдоль коридора – рубашка развевалась на нем, словно парус. У лестницы я обернулся и прокричал:

– В зал никому не входить! Там на полу лежит труп Ладлоу. И чтоб никто не выходил из здания!

Дональд Барретт зашагал в мою сторону, а по пятам за ним следовал неандерталец.

– Слушайте, приятели, если бы вы загнали всю ораву вниз в кабинет, это бы здорово облегчило дело.

Пропустив мимо ушей лавиной посыпавшиеся вопросы, я сбежал вниз по ступенькам, за мной поспешила миссис Милтан. Достигнув первого этажа, она скрылась в кабинете, а я подошел к выходу в вестибюль. Меня так и подмывало выскочить на улицу, чтобы добраться до ближайшего телефона и без помех позвонить Ниро Вульфу, но я решил, что такой ход был бы не самым удачным. Еще неизвестно, удалось ли бы мне потом вернуться, а если бы и удалось, то обстоятельства уже могли значительно измениться. Честно сторожить выход сейчас было лучше всего.

С того места, где я стоял, я видел, как разный люд вразброд спускался по лестнице. Почти все шли молча и подавленно, только две преподавательницы танцев тараторили без умолку. Белинда Рид, куколка в шелковом платье с иголочки, вместо того, чтобы идти в кабинет Милтана, подошла ко мне и заговорщически сказала, что у неё назначено очень важное свидание, которое ни в коем случае нельзя сорвать. Я ответил, что у меня тоже свидание, так что мы с ней в одной упряжке. Тут ко мне приблизился Дональд Барретт, до этого маячивший где-то в стороне, и сказал:

– Послушайте, я знаю, что по уши вляпался в эту свистопляску. История эта дурно попахивает, но что я могу поделать, раз оказался тут. Но мисс Рид… в конце-то концов… вы что, фараон?

– Нет.

– Тогда, приятель, развернитесь-ка ко мне, и давайте потолкуем о погоде, а тем временем мисс Рид выскользнет отсюда и помчится на свое свидание…

– А вы не успеете и глазом моргнуть, как вдогонку ей ринется целая свора ищеек, которые в два счета разнюхают, куда она подевалась, и силой водворят обратно. Нет уж, приятель, не делайте глупостей. Вам когда-нибудь приходилось сталкиваться с убийством? Нет, наверное. Так вот, исчезнуть с места преступления – самое худшее, что вы можете сделать. Полиция от этого звереет. Послушайтесь моего совета и… одну минутку, мисс Тормик.

В трех шагах от меня остановились обе балканки. Взгляды, которыми в мгновение ока обменялись все четверо, явно что-то значили для них, но никак не для меня. Белинда Рид сказала:

– Пошли, Дон.

И они зашагали по направлению к кабинету. Я окинул взглядом обеих иноземных красоток. Карла набросила поверх фехтовального костюма какой-то длинный балахон с пуговицами. На Нийе была прежняя зеленая хламида, так же аккуратно запахнутая, а одна рука девушки пряталась в складках.

– Для разговоров нет времени, – резко бросил я. – Возможно, вы обе влипли. Не знаю. Но я хочу задать вам прямой вопрос, и от вашего честного ответа, может быть, зависит ваша жизнь.

Я перехватил взгляд Нийи.

– Я вас спрашиваю. Это вы его убили?

– Нет.

– Повторите ещё раз. Не вы?

– Нет, не я.

Я перевел взгляд на Карлу:

– Тогда – вы?

– Нет. Но я должна вам сказать…

– Увы, сейчас нет времени для разговоров. Пропади все пропадом. Но в любом случае вы можете… все, поздно, они уже здесь! Брысь отсюда! Быстрее, черт побери!

Они бросились по коридору к кабинету и скрылись из вида, прежде чем фараоны пересекли через вестибюль и подошли к входной двери. Легавых было двое. Я открыл перед ними стеклянную дверь и, пропустив их, закрыл её снова.

– Привет. Вы из участка?

– Нет. Мы патрульные. А вы кто такой?

– Арчи Гудвин, частный сыщик из конторы Ниро Вульфа. Здесь оказался по чистой случайности. Вход вот охраняю. Я подожду здесь, пока не приедут из участка. – Я махнул рукой в сторону кабинета. – Там в конторе миссис Милтан и все остальные, а труп лежит двумя этажами выше.

– А вы, похоже, шустрый малый. Тогда покараульте ещё немного, ладно? Пошли, Билл.

Они затопали вглубь здания. Я остался на своем посту, щелкая пальцами. Пару минут спустя один из полицейских снова притащился в коридор и зашагал вверх по лестнице. Еще пару минут спустя в вестибюле показались новоприбывшие, три парня в штатском, но одного взгляда на них было достаточно, чтобы сообразить – они просто ищейки из участка, а не сыщики из угловной полиции. Я коротко ввел их в курс дела. Один из них сменил меня у дверей, другой направился вверх по лестнице, а третий зашагал в кабинет, велев мне следовать за ним.

В кабинете сидел один из патрульных и, не раскрывая рта, переписывал в блокнот фамилии всех собравшихся. Парень из участка перекинулся с ним парой слов и уединился с миссис Милтан. Я бочком отошел в сторону и постарался понезаметнее усесться рядом с вешалкой, борясь с искушением пролезть к черногорским барышням и шепнуть им пару слов в качестве доброго совета, прежде чем нагрянет уголовная полиция и начнется настоящая потеха. Я решил не будить мыслительный процесс даже в полицейских из участка. Клиенты и служащие расположились в кабинете кто где: одни сидели, другие стояли, но никто не разговаривал, если не считать случайных восклицаний. Я обвел взглядом лица собравшихся, не ожидая в общем-то заметить ничего особенно интересного или значительного, и вдруг увидел прямо перед своим носом нечто, оказавшееся разом и интересным, и значительным. На вешалке на прежнем месте висело мое пальто; оно было так близко от меня, что я касался его локтем, но заметил я не это, а клапан левого кармана, который завернулся внутрь, а сам карман при этом оттопыривался, как будто в нем что-то лежало. Но лежать там ничего не должно было. У меня, конечно, не такие портные, что шили костюмы для Перси Ладлоу, но с самого рождения я привык к опрятности и уж, конечно, не разгуливаю в пальто, у которого клапан засунут внутрь кармана, не говоря уж о том, что я точно помнил карман был пуст.

Моя рука непроизвольно дернулась к карману, чтобы пощупать, что в нем лежит, но я вовремя спохватился и сдержал свой порыв. Я посмотрел по сторонам и, насколько мог заметить, за мной вроде никто не наблюдал, ни явно, ни тайно. Правда, времени на углубленный анализ у меня не было, ведь уголовная полиция могла нагрянуть с минуты на минуту, а то и раньше, а как только они появятся, вопрос о свободном самоопределении стоять уже не будет. Я подошел к вешалке, снял с неё пальто и шляпу и направился к выходу из кабинета, и даже успел сделать целых три шага, прежде чем меня остановил громкий рык:

– Эй, вы, куда идете?

Я оглянулся и, поймав свирепый и подозрительный взгляд участкового, отчеканил в ответ:

– Администрация не отвечает за оставленные пальто и шляпы, и я решил унести отсюда свои вещи. Сюда сейчас сбежится куча народу, так что лучше уж я уберу их в запирающийся шкафчик.

С этими словами я добрался до двери и на всех парах вылетел из кабинета. Был один шанс из трех, что он оставит миссис Милтан и бросится за мной следом, и, на мое счастье, он этого не сделал. В коридоре я даже не взглянул влево, в сторону выхода – там на страже стоял цепной пес, и я знал, что даже пытаться пройти мимо него, прикинувшись шлангом – дело гиблое. Вместо этого я сразу повернул направо, где в пяти шагах заприметил узенькую дверцу. Открыв её, я увидел ведущую вниз деревянную лестницу без ковра. Сразу за дверью был выключатель, но я не стал им щелкать, а скорее плотно притворил за собой дверь – тут же вокруг стало темно, хоть выколи глаз. Освещая себе путь тонким фонариком, я осторожно, но не теряя ни секунды, спустился по лестнице до самого низа. Посветив вокруг, я увидел, что нахожусь в просторном помещении с низким потолком; вокруг рядами высились штабеля коробок, а посередине на полу громоздились наполненные чем-то ящики. Я обогнул их и двинулся вглубь, туда, где виднелись тусклые прямоугольники двух окон на расстоянии нескольких футов друг от друга. Мне следовало бы быть начеку, ибо я остановился как вкопанный и еле перевел дух, когда направленный вниз луч моего фонарика осветил нечто, высовывающееся из-за груды коробок, что я вовсе не готов был увидеть. Это был носок чьей-то туфли, и по тому, как он торчал, было ясно, что в туфлю вдета и одна из ног, на которой стоит её обладатель. Я направил луч фонаря прямо на туфлю, затем через несколько секунд выдохнул, посветил вверх и сунул правую руку в карман пальто, после чего достал её оттуда. После этого я громко – но не очень – произнес:

– Не двигайтесь. Мой револьвер нацелен прямо на вас, а нервы у меня на пределе. Если у вас в руках ничего нет, вытяните их перед собой. А то…

Из-за коробок послышалось что-то среднее между стоном и визгом. Я опустил правую руку и, в сердцах выругавшись, шагнул вперед и осветил его целиком – он распластался на груде коробок.

– Ради всего святого, – воскликнул я, ибо меня довели до белого каления. – Какого черта вы так боитесь?

Он простонал:

– Я видеть его. – Его глаза и сейчас были выпучены. – Говорить вам, я же видеть его.

– Ну и я тоже видеть его. Слушайте, Артур, у меня нет времени, чтобы спорить тут с вами о глупейших суевериях. Что вы собираетесь делать дальше, так и будете стоять здесь и стонать?

– Я не хочу идти назад наверх… вы не станете… вы не тронете меня, говорю вам…

– Хорошо. – Я положил фонарик на коробку, сунул пистолет в кобуру и надел пальто и шляпу, после чего снова взял фонарик. – Я иду назад тем же путем, чтобы убедиться, что никто не ускользнул. Для вас самое лучшее оставаться на том же месте.

– Я хотел сказать, что… я… не знаю, – охая, проговорил Артур.

– Ладно. Ключ от подвала у вас есть?

– Они сделать здесь засов, больше ничего.

– А что находится снаружи – двор, обнесенный высоким забором?

– Да, сэр.

– Какая-нибудь калитка в заборе есть?

Над нами, как раз там, где расположен кабинет Милтана, послышался топот десятков ног в тяжелых ботинках. Заявилась ватага из уголовной полиции. Я даже определил стук ботинок двенадцатого размера, принадлежащих инспектору Кремеру. Когда я двинулся вперед, удача мне немного улыбнулась: луч моего фонарика выхватил из темноты небольшую раздвижную лестницу, приставленную к полкам. Я направился к ней, а чтобы отвлечь внимание Артура, придупредил его, чтобы он вопил что было мочи, призывая на помощь, если услышит, что кто-то спускается по лестнице в подвал; после этого мне удалось отыскать в глубине подвала дверь наружу и, отодвинув засов, я вылез на свободу, таща за собой лестницу.

Двор был большой, примерно ярдов тридцать на сорок, залитый бетоном; вокруг него высился массивный дощатый забор фута на два выше моего роста. В здании, которое я только что покинул, светилось множество окон. Я рысью перебежал через двор, приставил лестницу к забору, залез по ней наверх и заглянул в примыкавший двор. Двор оказался почти такой же большой и весь был загроможден всевозможными непонятными предметами, но один объект показался мне знакомым: какой-то грузный детина, в белом фартуке и поварском колпаке, выполнял что-то вроде упражнений для дыхания, если судить по его позе и пыхтению. В десяти футах за ним из открытой двери лился яркий свет.

Я ухватился за верхушку лестницы и взгромоздился на забор, раскачиваясь из стороны в сторону. На шум детина повернул голову, но я не стал дожидаться, когда он заверещит от испуга, и требовательно произнес:

– Вы тут кошку не видели?

– Какую ещё кошку?

– Кошку моей жены. Такая пушистая рыжая тварь. Она сбежала, выпрыгнула из окна и вскарабкалась на этот забор. Если вы… – тут я потерял равновесие и свалился с забора во двор прямо на бетонное покрытие. Поднимаясь после падения, я, как и подобало, ругался самыми последними словами. – Только бы найти её, я своими руками придушу эту мерзкую зверюгу. Если вы все время стояли здесь, вы не могли её не заметить.

– Но я её не видел.

– Не могли вы её не видеть. Ну да ладно, не видели так не видели; только она точно прибежала именно сюда. Наверно, почуяла, как из ресторана едой пахнет…

Рассуждая, я шел прямо к двери, ведущей в ресторан. Детина затопал было следом, но особо не спешил, так что я беспрепятственно вошел внутрь. Я оказался в большом и шумном помещении, наполненном запахами готовившейся пищи; работа здесь кипела, не переставая. Не останавливаясь, я, стараясь перекричать шум, спросил:

– Сюда кошка не забегала?

Все уставились на меня как на полоумного, а некоторые замотали головами. Какой-то тип, в форме официанта, с нагруженным подносом направился к вращающимся дверям, и я, следуя за ним по пятам, вышел вон. Пройдя через коридор, мы миновали ещё один турникет и очутились в ресторанном зале. В глазах зарябило от пурпурной и желтой кожи, поблескивающего хрома, сверкающих белых столов и снующих в ожидании вечерних посетителей официантов. Один из них преградил мне путь, но я отмахнулся: «Да я кошку свою ловлю», – и пошел дальше. В фойе на меня изумленно взглянул мальчишка-швейцар, а гардеробщица непроизвольно шагнула в мою сторону, но я снова повторил: «Кошку ищу» и продолжил свой путь. Не останавливаясь, я миновал две двери и оказался на тротуаре.

Как и следовало ожидать, я вышел на Сорок девятую улицу. Я уже собрался завернуть за угол и махнуть на Сорок восьмую улицу, чтобы сесть там в свой родстер, но потом сообразил, что припарковал его всего в нескольких ярдах от входа в школу Милтана, и в итоге счел за благо лучше разориться на такси. Проголосовав и прыгнув на сиденье подвернувшейся машины, я благоразумно воздержался, пока мы тряслись по Парк-авеню, от того, чтобы начать исследовать содержимое кармана моего пальто: я рассудил, что если дело дойдет до расспросов этого таксиста, то у него могут поинтересоваться, не заметил ли он чего-нибудь в зеркальце заднего вида. Так что я сидел, не шевелясь, предоставив таксисту без особых впечатлений дотрясти меня до Тридцать пятой улицы и дальше – до особняка Вульфа.

Пройдя через прихожую, я бросил шляпу на вешалку, но пальто снимать не стал. Ниро Вульф возвышался за своим столом в кабинете, а перед ним на столе стоял металлический ящичек, обычно хранившийся в сейфе. Ключ от этого ящичка был только у Вульфа, и он никогда не открывал его в моем присутствии. Я думал, там лежат какие-то бумаги слишком личного свойства, даже для меня, хотя с таким же успехом в ящичке могли храниться и женские локоны или тайные шифры японской армии. Вульф что-то сунул в ящичек, захлопнул крышку и сурово воззрился на меня.

– Что тебе? – бросил он.

Я покачал головой.

– Ничего не вышло. Я бы, конечно, привез её к вам, хотя для этого пришлось бы мобилизовать все свое неотразимое обаяние, но обстоятельства оказались сильнее меня…

– Обстоятельства, которые вынудили тебя бросить её там?

– Ну, не совсем вынудили, сэр. Может, вы помните, по телефону я упомянул одного малого по имени Перси Ладлоу. Это тот самый, который засвидетельствовал, что ваша дочь доставала, по его просьбе, сигареты из кармана его же пиджака. Так вот, его убили.

Вульф ожег меня злобным взглядом.

– У меня нет настроения внимать твоему фиглярству.

– У меня тоже. Посмотрите, как я извозил пальто – с забора свалился, между прочим…

– Не заговаривай мне зубы, – прорычал Вульф.

– Да, сэр. Так вот, в две минуты седьмого мисс Лофхен и мисс Тормик давали уроки фехтования наверху, в зале, и на том же этаже ещё куча народу занималась разными делами. Судя по всему, мисс Тормик фехтовала с Перси Ладлоу. Я находился внизу, в кабинете Милтана, вместе с ним и его женой. Услышав крики, мы бросились наверх – на третьем этаже люди в панике сбились в кучу-малу. В фехтовальном зале в самом конце коридора мы нашли лежащего на полу Перси Ладлоу – шпага пронзила его спереди насквозь и торчала сзади примерно на восемь дюймов. Милтан остался сторожить тело, а его жена спустилась в кабинет и начала звонить в полицию, сам же я пошел караулить выход из здания. Первыми прибыли двое патрульных, затем – три парня из участка, а примерно в шесть двадцать четыре пожаловали и уголовщики.

– Ну?

– Это все.

– Все?!

Вульф, казалось, потерял дар речи, чего раньше мне видеть не доводилось.

– Ты… – он чуть не брызгал слюной. – Ты был там, на месте, и сам удрал оттуда…

– Погодите минутку. Я не сам удрал. Один полицейский из участка сменил меня у входа, а другой велел идти вместе с ним в кабинет, где уже собрались все остальные. Я случайно оказался рядом с вешалкой, на которой висело мое пальто, и вдруг заметил, что карман у него подозрительно оттопыривается, словно в нем что-то лежит. Когда я вешал пальто, в карманах гулял ветер. Может, конечно, кто-то просто перепутал мое пальто с корзиной для мусора. С другой стороны, в кабинете находился убийца, и мисс Тормик, возможно, как раз фехтовала с жертвой, а я там представлял её интересы. Конечно, уголовная полиция нас по головке не погладила бы, особенно если бы при повальном обыске, который они провели, содержимое моего кармана не оказалось бы просто использованной бумагой. Вот и пришлось мне спуститься в подвал и удрать через черный ход. Потом, перелезая через забор, я свалился и испачкался. Едва не отловил сбежавшую от жены кошку. Зато потом – поймал такси и дал деру.

– Ну и что же оказалось у тебя в кармане?

– Не знаю.

Я снял пальто и расстелил его на столе Вульфа.

– Мне пришло в голову, что забавнее будет взглянуть на это вместе с вами. На ощупь мне показалось, что это кусок брезента.

Я оттянул карман пошире и заглянул в него.

– Да, так и есть, там брезент.

Я засунул в карман пальцы и вытащил сверток наружу. Это оказался плотно свернутый кусок брезента. Когда я развернул его, я увидел, что внутри покоится большая рукавица, с уплотненной тыльной частью. Когда я ткнул рукавицу пальцем, из неё на стол выскользнул маленький металлический наконечник.

– Лучше не трогать, – предложил я и наклонился, чтобы хорошенько его рассмотреть.

Он был примерно в четверть дюйма толщиной, с одного конца на нем виднелись три зубца, а к другому концу он суживался и образовывал отточенное острие. Я выпрямился и уверенно сказал:

– Угу, так я и думал.

– Что это за дьявольщина?

– Господи, неужели не ясно? Разуйте глаза! Это же тот самый col de mort, который все ищут.

– Арчи, чтоб тебе провалиться, ты…

– Да ладно, ладно.

Я рассказал Вульфу об исчезновении из стеклянного шкафа Милтана этой диковинной вещицы и заодно поведал её историю. Вульф слушал, сжав губы. Когда я закончил, он резко сказал:

– Так ты полагаешь, этой штукой воспользовались…

– Я совершенно уверен, черт возьми, что именно так оно и было. У шпаги, которой закололи Ладлоу, тупой конец, и Милтан сказал, что сама шпага ни за что не проткнула бы тело Ладлоу насквозь. Значит, эту штуку потом сняли с конца шпаги. Очень похоже, что снимается она легко. Сомневаюсь, нужно ли мне ещё показывать вам эти пятна на рукавице в том самом месте, где наконечник был в неё завернут.

– Спасибо, я и сам вижу.

– И ещё вы сами видите, что рукавичка женская. Она кажется большой только потому, что так сшита, а на самом деле она не настолько велика, чтобы…

– Это я тоже сам вижу.

– Ну, тогда вы должны понимать, что если бы я там остался и подобное приспособленьице нашли у меня в кармане, или попытайся я его спрятать…

Я умолк, так как Вульф закрыл глаза и принялся шевелить губами. Так продолжалось недолго, может, секунд тридцать, после чего он потянулся к кнопке у себя на столе и надавил на нее. Появившийся Фриц был точно в таком же поварском колпаке и фартуке, что и разиня во дворе ресторана, который не заметил кошку моей жены.

– Выключи свет в коридоре и не открывай дверь, если будут звонить, – приказал Вульф Фрицу.

– Слушаю, сэр.

– Если зазвонит телефон, возьми трубку на кухне. Арчи дома нет, и ты не знаешь, где он и когда вернется. Я занят и не хочу, чтобы меня беспокоили. В гостиной и столовой опусти гардины, но сначала ответь, есть ли у нас целый каравай итальянского хлеба?

– Да, сэр.

– Принеси его сюда, а заодно прихвати маленький ножичек и вощеную бумагу.

Я вышел вслед за Фрицем, чтобы повесить пальто в прихожей и задвинуть засов на двери. Когда я вернулся, мне пришлось включить свет, и в тот же миг вошел и Фриц, неся на подносе то, что требовал Вульф. Вульф велел ему встать рядом и, вооружившись ножом, острым, как бритва, – у Фрица все ножи такие – взрезал каравай. Наметив в середине каравая кружок диаметром в четыре дюйма, он аккуратно извлек мякиш до самой нижней корки, но оставив саму корку нетронутой. Затем кончиками пальцев он взял col de mort, положил его на тыльную сторону рукавицы, плотно свернул её и, завернув в вощеную бумагу, запихнул в отверстие, проделанное в каравае. Оставшееся пространство он заполнил кусками бумаги и ещё один лист расправил сверху. Пальцы его проделали все это так быстро и проворно, что вся операция заняла едва ли больше трех минут.

– Приготовь сейчас же шоколадную глазурь, – велел Вульф Фрицу, – и хорошенько облей ею каравай. Потом убери его в холодильник, а остатки хлеба уничтожь.

– Слушаю, сэр. – Фриц безропотно взял поднос и удалился.

– Браво! – язвительно воскликнул я. – Преклоняюсь перед вашей смекалкой. Моей бы хватило только на то, чтобы швырнуть эту штуковину в ящик бюро. Конечно, замаскировать орудие убийства под торт куда заманчивее и живописнее, но зато – какой ужасный расход шоколада! Кстати говоря, кто, по-вашему, явится сюда его выискивать? Неужели вы считаете – я бы мог принести эту штуку сюда, если бы допускал, что кто-то может заподозрить, что именно я уношу с собой?

– Не знаю. Но ведь кто-то точно знает, что она у тебя и ты её унес, тот, кто сунул тебе в карман сверток. Кто мог это сделать?

– Да кто угодно. Все ведь собрались в кабинете. А я торчал на посту возле входной двери.

– Когда ты снял с вешалки пальто, надел его и собрался уходить, ты посмотрел на окружающих?

– Нет. Мне тогда было не до того. В кабинете торчали два фараона, а мне надо было смыться да ещё унести с собой это.

– Ты сказал, что, судя по всему, мисс Тормик фехтовала с мистером Ладлоу. Почему «судя по всему»? Разве это точно не известно?

– Кому-то, может, и известно, но только не мне. Я сидел внизу в кабинете с мистером и миссис Милтан, когда консьерж обнаружил тело и поднял дикий крик. Позже у меня уже не было возможности поговорить ни с мисс Тормик, ни с кем-нибудь еще.

Зазвонил телефон. Я не стал брать трубку, прислушался, и вскоре до нас долетел слабый голос ответившего по телефону Фрица.

Вульф откинулся в кресле и вздохнул.

– Ладно, – пробормотал он. – Расскажи-ка мне все по порядку. С той минуты, как ты пришел туда, и вплоть до самого ухода. Ничего не упускай.

Я так и сделал.

Глава 5

Без пятнадцати десять мы наконец встали из-за стола, вернулись в кабинет, включили там свет, сели и стали ждать. Случилось уже немало. Три раза звонили в дверь, но её никто не открыл, а телефон трезвонил ещё чаще. Покончив с салатом, я оставил Вульфа расправляться с пирогом, начиненным зелеными помидорами, а сам прошагал в неосвещенную гостиную и, осторожно выглянув из-за оконных занавесок, посмотрел на улицу. На тротуаре, засунув руки в карманы, мерзли два угрюмых типа в штатском. Я показал им язык и, вернувшись на кухню, снял трубку телефона. Джонни Кимза и Орри Кэтера дома не оказалось, но я попросил передать им, чтобы они нам перезвонили. До Фреда Даркина и Сола Пензера мне удалось дозвониться, и я их предупредил, чтобы они ждали возможных приказаний от Вульфа, и заодно рассказал Солу о письме, которое он получит завтра с утренней почтой. Фриц, отвечавший на телефонные звонки, записал номер одного из абонентов – я почти не сомневался, что это был номер школы Милтана, но на всякий случай проверил его по справочнику, после чего велел Фрицу перезвонить туда и оставить сообщение, что мистер Вульф и мистер Гудвин уже вернулись и пока находятся дома. Сделав все это, я возвратился в столовую, чтобы составить Вульфу компанию за чашечкой кофе.

В кабинете, куда мы вернулись после ужина, ждать нам пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как задребезжал дверной звонок, и мне пришлось идти в прихожую. Открывая дверь, я готовился в худшем случае узреть пару сержантов, поэтому был нимало удивлен, увидев до боли знакомую личность в фетровой шляпе набекрень, со свирепым взглядом и неизменной не зажженной сигарой, свешивающейся из уголка крупного, твердо очерченного рта.

– Ба, кого мы видим, – провозгласил я, посторонившись и давая ему войти. – Чем обязаны столь высокому посещению?

– Поди к черту, – прорычал, входя, инспектор Кремер.

Я закрыл входную дверь, помог инспектору избавиться от пальто и шляпы, и зашагал следом за ним в кабинет.

Вульф протянул вошедшему руку и дружески приветствовал его, сказав, что уже несколько месяцев был лишен такого удовольствия.

– Да уж, удовольствие больше некуда.

Кремер уселся, вынул изо рта сигару, бросил на меня хмурый взгляд и, поудобнее вцепившись в сигару зубами, зарычал снова:

– Где тебя носило, Гудвин?

И тут же, не дав мне раскрыть рта, добавил:

– Впрочем, шут с тобой. Если бы я уже знал, где ты пропадал, ты бы мне ответил, а раз я этого не знаю, то черта с два ты мне что-нибудь расскажешь. – Он переместил сигару из одного угла рта в другой и, наклонившись ко мне, продолжил: – Ты самый отъявленный мерзавец из всех, кого я только знаю. Раз двадцать ты путался у меня под ногами, когда я был занят и мне было не до тебя. А теперь вот я приезжаю по вызову на место убийства, а мне сообщают, что важнейший свидетель преспокойно надел пальто и шляпу и удрал! И кто бы вы думали, был этот свидетель? Да сам Арчи Гудвин, собственной персоной! Единственный раз, когда требовалось, чтобы ты остался на месте и дождался меня, ты взял и смылся. Я уже готов был за пять центов упечь тебя за решетку. Правда, сейчас я готов сделать это даже задаром!

– Вы нашли Артура? – поинтересовался я.

– Не твое собачье дело, кого мы нашли. С какой стати ты удрал оттуда?

Я изобразил самую дружескую ухмылку:

– Просто мне так захотелось. Слушайте, инспектор, вы отлично знаете, что это праздный разговор. Я удрал, чтобы не потерять работу. Мистер Вульф отправил меня туда с поручением и велел возвращаться, как только поручение будет выполнено. Я его уже выполнил, а мистер Вульф, как вам известно, не слушает никаких оправданий. Кстати, там осталась моя машина, я припарковал её на Сорок восьмой улице…

– Не валяй дурака. Почему ты смотался?

– Я же вам толкую. Останься я там хоть до полуночи, проку было бы с гулькин нос, куча народу может порассказать об убийстве куда больше меня, а один, по крайней мере – ещё больше всех остальных. – Я позволил себе возмущенно повысить голос. – Я что, и без того мало вас выручил? Кто караулил у входа, когда явились патрульные, а потом парни из участка…

Тут я осекся.

Кремер зловеще кивнул:

– Так-так. Дошло наконец, да? Извилины, что ли, работали туговато? А я вот уже давно докумекал. Итак, Гудвин? Выкладывай, что у вас там произошло после того, как приехали участковые, но прежде чем ты снял с вешалки свое пальто?

– Да ничего.

– Ты от меня так не отделаешься. Я печенкой чую: что-то случилось. И хочу знать – что именно.

– Ничего не случилось, уверяю вас. Разве что, когда полицейский сменил меня у входа, я понял, что помощи от меня уже никакой, а вы сами знаете, на кого становится похож мистер Вульф, если я вляпываюсь в какую-то историю, никак не связанную со службой.

Кремер не спускал с меня глаз. Затем он развалился поудобнее в большом кожаном кресле, посмотрел на Вульфа и медленно помотал головой из стороны в сторону.

– Как же я устал, – обиженно протянул он. – Почти всю прошлую ночь я из-за дела Эрлена провел на ногах, спать лег только в восемь утра, а теперь навалилось ещё одно дело, да к тому же выясняется, что вы были замешаны в него ещё до того, как все случилось, и можете сами догадываться, как легким и простым оно мне теперь кажется.

– Могу вас заверить, – сочувственно отозвался Вульф, – что то поручение, которое я дал мистеру Гудвину, никоим образом не могло ни предотвратить, ни спровоцировать убийство Ладлоу. Мы даже представить не могли, что случится нечто подобное.

– Да знаю я все про ваше поручение. Дурацкая история с бриллиантами Дрисколла. К чертям собачьим. Сами посудите. После того как Гудвин спустился вниз с миссис Милтан, он шесть или семь минут торчал у самого входа, дожидаясь, пока приедут патрульные. Они приехали, но снова бросили его одного до тех пор, пока не появились люди из участка. Гудвин с самого начала знал, что расследование убийства означает для тех, кто оказался на месте преступления, когда группа приступает к работе. Если он и вправду просто хотел явиться к вам с докладом, то единственное, что ему требовалось, это выйти, сесть в машину и укатить. Вместо этого он ждет, чтобы приехали участковые, потом, когда один из них сменяет его у входа, идет в кабинет, осматривается, и вдруг как ошпаренный хватает свое пальто и шляпу, крадется в подвал, угрожает пистолетом цветному консьержу…

– Никто ему не угрожал.

– Заткнись. Приказывает, чтобы консьерж не двигался с места, выбирается вместе с раздвижной лестницей на задний двор, карабкается на забор, несет какую-то чушь про кошку своей жены, старательно грохается с забора в соседний двор, улепетывает через кухню и ресторанный зал на Сорок девятую улицу, прыгает в такси и велит водителю ехать быстрее. А теперь ещё имеет наглость уверять меня, что в промежутке между приездом участковых и той минутой, как он потянулся за пальто, ровным счетом ничего не случилось! Я спрашиваю, на что все это похоже?

– На замедленный мозговой процесс, вот на что. Впрочем, я уже привык к этому, к сожалению.

– Это похоже на дурдом. Но Гудвин пока не сошел с ума.

– Безусловно. Не совсем еще. Пивка не хотите?

– Нет, благодарю.

Вульф нажал на кнопку, откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев на верхней точке своего необъятного пуза.

– Давайте выясним все до конца, мистер Кремер, – миролюбиво заметил он. – Вы были очень заняты, и вам необходимо поспать. Что до вопроса, который вы подняли – насчет того, что произошло в упомянутый вами отрезок времени – то Арчи говорит, что не хотел, чтобы его продержали там до полуночи из-за нескончаемой тягомотины, которую затеяли ваши люди. Я считаю, что виной всему и впрямь замедленная работа мозга. Вот посудите: ведь если и в самом деле произошло нечто значительное, то совершенно очевидно, что мы не собираемся вас в это посвящать, по крайней мере сейчас, так что нет смысла останавливаться на данном вопросе. Далее, если вы спросите, почему мы не пожелали ни с кем общаться до половины десятого, я отвечу, что не хотел, чтобы нас прерывали, пока я не выслушаю полный отчет мистера Гудвина об этой истории. К тому же, я терпеть не могу, когда меня беспокоят во время ужина; далее, к вашим услугам множество людей, которые там присутствовали, и вы все равно не узнали бы от Арчи ничего такого, что вам не сказали бы другие.

Вошел Фриц с подносом. Вульф откупорил бутылочку и налил себе пива.

– Что еще? Наверно, вас интересует, зачем я послал туда Арчи? Сегодня во второй половине дня к нам пришла девушка по имени Карла Лофхен. Раньше мы никогда её не видели. Она хотела нанять меня в интересах своей подруги Нийи Тормик, которую обвинили в воровстве. Дело разъяснилось само собой после заявления мистера Дрисколла, который оказался забывчивым ослом. Дальше вы, несомненно, спросите, почему же мистер Гудвин не вернулся домой сразу после того, как все выяснилось и он покинул школу Милтана. Так вот, он не вернулся потому, что позвонил мне, а я приказал ему задержаться. Вы знаете, что когда я берусь за дело, то хочу, чтобы мне заплатили. Как ни стараюсь я обуздывать свою жадность, все равно люблю получать гонорары даже тогда, когда помощь клиенту ограничивается с моей стороны одним желанием, а не серьезным умственным вкладом. Вот я и послал его снова повидаться с мисс Тормик. Ее-то он и дожидался в кабинете Милтана, когда до них долетел крик консьержа.

Кремер медленно тер подбородок, всем своим видом выражая упрямое несогласие. Он молча смотрел, как Вульф осушил стакан пива и вытер губы, а потом повернулся ко мне:

– Слушай, Гудвин, ты же не чокнутый. В один прекрасный день, когда я не буду так занят, я непременно скажу тебе, кто ты есть, обещаю – но только не сумасшедший. Давай на минутку представим, что ты мне рассказываешь одну маленькую историю.

– Да я вам и длинную бы рассказал. Когда мы услышали вопли, я находился в кабинете с мистером и миссис Милтан…

– Нет, нет. Осади назад. Начни со своего прихода. Мне нужны подробности.

Я исполнил его желание и изложил все в своем лучшем стиле.

По тону Вульфа я понял, что сегодня в программе – стремление угодить (предметами не первой необходимости), так что постарался не упустить ни одной мало-мальски важной детали. И я не ударил в грязь лицом. Упустил я разве что одну мелочь: короткий разговор, который произошел между двумя балканками и мной, пока я караулил выход из здания. Когда я закончил, Кремер задал мне несколько вопросов, ответить на которые мне труда не составило, после чего снова ехидно проехался по поводу интересующего его отрезка времени. К своим прежним объяснениям я добавил лишь одно, что я вдобавок страшно проголодался и умчался перехватить кусочек.

С минуту Кремер сидел и, насупившись, жевал сигару, а потом обратился к Вульфу:

– Не верю, – решительно заявил он.

– Вот как? Чему именно вы не верите, мистер Кремер?

– Я не верю, что Гудвин рехнулся. Я ни на йоту не верю, что он сбежал таким идиотским способом только потому, что стосковался по дому и проголодался. Не верю, что он снова вернулся в школу лишь для того, чтобы получить гонорар с мисс Тормик. Не верю, что здесь все чисто и гладко, раз дело касается вас, и ещё не верю, что вас совершенно не интересует это убийство.

– Я вовсе не сказал, что убийство меня не интересует.

– А! Не сказали? Значит, оно вас интересует?

Вульф скривился:

– Да. Если угодно. Когда Арчи караулил у дверей, мисс Тормик приблизилась к нему и попросила его – точнее, меня – действовать и дальше в её интересах. Он согласился. Итак, я взялся за дело, а доход, который оно мне обещает… – Вульф пожал плечами. – Все равно, меня уже наняли. Из-за этого-то Арчи и решил, что следует немедленно пообщаться со мной наедине. Вы знаете, мистер Кремер, когда представляется подходящий случай, я умею быть искренним…

Инспектор вонзил зубы в сигару и взбешенно процедил:

– Так я и знал!

Брови Вульфа в ответ поднялись на миллиметр.

– Что вы знали?..

– Да все. Как только я узнал, что Гудвин был там и удрал ловить несуществующую кошку… И так все шло к тому, что дело запутанное, а тут ещё и это! Так, значит, у вас есть клиент! И конечно, ваша клиентка – та самая, которая фехтовала с убитым в том зале в конце коридора! Не иначе! – левой рукой он спас сигару от расправы, догадавшись вынуть её изо рта, и одновременно стукнул по столу правым кулаком. – Поймите, Вульф! Я пришел к вам, чтобы предложить сотрудничать, невзирая на то, что Гудвин нагло смотался оттуда! И что я получил в ответ? Вы пытаетесь внушить мне, что за какие-то несчастные десять секунд ваш служащий успел втянуть вас в расследование убийства! Чушь!

Кремер снова стукнул по столу.

– Я знаю, на что вы способны – лучше меня никто этого не знает. И вот я, как последний дурак, пришел к вам с надеждой на короткое серьезное обсуждение, и на это вы мне заявляете, что работаете на клиента! Как это у вас всегда появляется какой-то чертов клиент? Само собой, с этой минуты я перестаю верить каждому слову…

Мне удалось наконец, махая руками, остановить его рев: зазвонил телефон, но мне ничего не было слышно. Спрашивали Кремера. Ворча, он встал и подошел к моему столу, чтобы взять трубку; я посторонился. Несколько минут инспектор, главным образом, молча слушал, а потом, судя по тому, как он, против обыкновения, не сдержался и крепко выругался по телефону, ему, должно быть, сказали что-то неприятное. Кремер дал несколько указаний, опустил трубку на рычаг и произнес спокойно, но крайне ядовито:

– Так, теперь совсем замечательно.

Вернувшись на свое место, он с минуту сидел молча, покусывая губу.

– Просто замечательно, – повторил он. – Восхитительный случай, только раскрывай. Больше мне тут делать нечего.

– В самом деле, – пробормотал Вульф.

– Именно, – сплюнул Кремер. – В дело ввязались три фэбээровца. Пусть считается, что расследование убийства, совершенного в Манхэттене – дело уголовной полиции, которую я как будто возглавляю, но что я по сравнению с фэбээровцами? Пошли я их к черту, комиссар скажет – ах, как же так, надо же сотрудничать. К тому же, в этом деле ещё две неприятные стороны. Во-первых, убийство сразу приобретает совершенно другую окраску, о которой мы даже и не подозревали, – на редкость ободряющая новость. Во-вторых, кто бы теперь ни распутал дело, неважно – как и когда, все лавры достанутся ФБР. Они вечно так.

– Ну-ну, инспектор, – запротестовал я, – ФБР призвано защищать американцев, и вряд ли мы очень погрешим против истины, если скажем, что фэбээровец – это сама Америка…

– Заткнись. Хотел бы я, чтобы ты сам угодил служить в ФБР и они услали тебя на Аляску. Учти, я могу тебя арестовать.

– Я бы крайне удивился, если бы было наоборот. А что, появился закон, запрещающий невинным людям терять голову при виде свежей крови и удирать домой на такси?

– Где ты там углядел кровь?

– Нигде. Это я так, для красного словца ввернул.

– Метафора, – буркнул Вульф.

– Издеваетесь. Ладно. – Кремер воззрился на Вульфа. – Значит, вы работаете на клиента?

Вульф состроил гримасу.

– Что делать, в порядке эксперимента, раз Арчи ей пообещал. Я говорю «в порядке эксперимента», так как мне ещё не довелось с ней познакомиться. Когда я увижу её и побеседую с ней, я сразу пойму, виновна она или нет.

– Значит, вы допускаете, что она может быть виновна?

– Конечно, может.

Вульф поднял палец.

– Мистер Кремер, хотите, я выскажу одно соображение? Раз вы настаиваете на сотрудничестве. Расспрашивать меня вам невыгодно вдвойне, коль скоро вы исходите из того, что не поверите ничему сказанному мной, и раз я не знаю никого из тех людей и мне все равно, что там происходит.

– Это вы так говорите.

– Верно, сэр, я. Зато мне расспросить вас было бы неплохо. Это безусловно помогло бы мне, а в конечном счете – и вам тоже.

– Великолепная мысль. Просто восхитительная.

– Именно.

Кремер положил на поднос изжеванную сигару, достал ещё одну и сунул её в рот.

– Ну, валяйте.

– Спасибо. Во-первых, конечно, о том, что удалось установить. Кто-нибудь арестован?

– Нет.

– Подходящий мотив вы нашли?

– Нет. Никакого, даже самого отдаленного.

– Понятно. А из обычной рутины – отпечатков пальцев, фотографий, свидетелей – ничего не выплыло?

– Нет. Одна или две вещи могут представлять некоторый интерес, но найти их мы не смогли. Вы что-нибудь смыслите в фехтовании?

Вульф покачал головой:

– Ровным счетом ничего.

– В общем, та штука, которой его закололи, называется шпага. У неё треугольное сечение и нет режущего края, а кончик её такой тупой, что если им сильно ткнуть в человека, клинок просто сломается – он очень сильно гнется. Во время фехтования на шпагу надевают маленькую стальную насадку с тремя выпуклыми точками. Эти точки просто обозначают на куртке противника место укола; благодаря толстой насадке шпага не может проколоть ни щитков, которые надевают фехтовальщики, или маску, защищающую лицо.

– На нем же не было никакой маски, – вставил я.

– Я знаю, – кивнул Кремер, – а из этого следует, что в тот момент, когда его убили, он в самом деле вовсе не фехтовал. Милтан сказал, что никто и никогда не фехтует, не надев маски. Та маска, что надевал во время занятий Ладлоу, валялась на скамье у стены. На шпаге, которая пронзила его, насадки не было – просто торчал затупленный конец клинка; но такой тупой шпагой проткнуть человека совершенно невозможно. Однако в кабинете Милтана в стеклянном шкафу хранилась одна штучка – она исчезла, миссис Милтан обнаружила это как раз тогда, когда в кабинете находился Гудвин. Она назвала эту штучку «калдимор». Вы говорите по-французски и можете произнести название лучше меня.

– Да. Это col de mort.

– Правильно. Взять его из шкафа мог кто угодно. Миллион к одному, что его-то и надели на шпагу, которой закололи Ладлоу. На расстоянии нескольких футов, да ещё когда шпагой орудуют, Ладлоу ни за что не отличил бы этот наконечник от обычной насадки на шпагу. Но и «калдимора» на шпаге не было. Значит, его сняли потом. Мы обыскали двадцать человек буквально до нитки. Но «калдимор» словно в воду канул. Из здания вышел только один человек - Гудвин, которого вы видите перед собой. Как вы думаете, он не мог прихватить с собой эту штучку в виде сувенира?

Вульф слегка улыбнулся:

– Маловероятно. Может, её просто выбросили в окно?

– Может быть. Мои люди и сейчас ещё продолжают её искать в кромешной тьме с помощью фонариков. Заодно они ищут ещё одну исчезнувшую вещицу. Мисс Тормик утверждает, что из шкафа в раздевалке пропала рукавица, одна из дамских фехтовальных перчаток. Мисс Лофхен и ещё некая дама, называющая себя Зорка, так не думают. Миссис Милтан не хочет себя никак компрометировать. Похоже, никто точно не знает, сколько было этих рукавиц.

– А где та насадка, которую надо было снять со шпаги, прежде чем надеть на неё col de mort?

– Они все не месте. В ящичках, в фехтовальных залах.

– Если шпагу брали без перчатки, то с эфеса можно снять отпечатки пальцев.

– Нет. Он плотно обмотан бечевкой или чем-то другим вроде этого, чтобы рука не соскальзывала.

– Понятно. – Кажется, Вульф говорил сочувственно. – Итак, пропали две вещи, которые могли бы помочь в расследовании. Я обещаю вам, мистер Кремер, если Арчи в самом деле прихватил с собой эти игрушки, то я позабочусь, чтобы вам их передали сразу же, как только мы с ними покончим. Теперь дальше. Сколько людей находилось в здании, когда был обнаружен труп?

– Если считать всех, то двадцать шесть.

– Скольких вы уже исключили из числа подозреваемых?

– Почти всех – на подозрении осталось восемь или девять человек.

– А именно?

– Во-первых и прежде всего, та девушка, которая с ним фехтовала. Ваша клиентка.

– Ничего иного я и не ожидал. Если после того, как я с ней повидаюсь, она останется моей клиенткой, я сам ей займусь. А кого вы ещё подозреваете?

– Мистера и миссис Милтан. Девушку, которая приходила к вам, Карлу Лофхен. Это уже четверо. Мисс Лофхен до этого фехтовала с Дрисколлом, но они уже закончили и ушли в раздевалки, так что ей ничего не стоило потом незаметно прокрасться в зал и совершить убийство. Дрисколл тоже под подозрением. Сомнительно, но не исключено. Далее – мадам Зорка. Она была в большом зале на этом же этаже, вместе с молодым человеком по имени Тед Гилл. Он заявил, что вообще не умеет фехтовать, и учился у неё самым азам.

– Это тот самый, – заметил я, – который вчера был вместе с Белиндой Рид, когда они увидели нашу клиентку на пути в раздевалку. Правда, шла она туда вовсе не затем, чтобы стянуть бриллианты Дрисколла.

– Правильно. Дальше у нас по списку идет сама эта девица Рид и молодой Баррет. Она бродили по всему этажу – трудно точно установить, где они находились в момент убийства. Конечно, если это Дональд Баррет, можете сами им заняться. Еще некто по имени Рудольф Фабер.

– Неандерталец без подбородка.

– Он самый. Кстати, это из-за него там никого не арестовали. Скольких уже насчитали?

– Десятерых.

– Значит, десять. И ни одного приличного мотива на всю эту чертову компанию! Я бы не…

Зазвонил телефон. Я взял трубку и почти сразу передал её Кремеру.

– Это вас. Ваш босс.

– Кто?

– Полицейский комиссар, кто же еще.

Кремер поднялся, покорно произнес: «Ох, дьявольщина», понуро проплелся к телефону и взял трубку.

Глава 6

Этот телефонный разговор можно было разделить на две части. Сначала говорил в основном Кремер – почтительно и воинственно одновременно, докладывая о сложившейся ситуации, сетуя на недостаток данных, чтобы двигаться вперед. В течение же второй части, гораздо более короткой, Кремер молча слушал, что ему говорили, и, похоже, приятного в этом было мало, судя по модуляциям его мычания и выражению его лица. Наконец, повесив трубку, он вернулся в красное кожаное кресло.

Усевшись, он сердито воззрился на нас.

Вульф спросил:

– Вы сокрушаетесь из-за того, что не можете найти подходящий мотив.

– Что? – Кремер взглянул на Вульфа. – А, да. Я бы отдал свой выходной день ради того, чтобы выяснить то, что уже известно вам.

– Ну, на это вам одного выходного не хватит. Я как-никак читаю немало книг.

– Плевал я на ваши книги! Я совершенно убежден, что вы знаете об этом деле нечто такое, о чем я понятия не имею; я понял это, едва только услышал про Гудвина. Хотя лицезреть вашу физиономию – занятие из самых приятных, мне все-таки любопытно, что на ней отразится, когда я скажу, что комиссар мне сейчас сообщил, как десять минут назад ему позвонил британский генеральный консул. Так вот, сей джентльмен заявил, что потрясен внезапной насильственной смертью британского подданного по имени Перси Ладлоу и надеется, что мы не пожалеем никаких усилий, и так далее.

Вульф покачал головой:

– Боюсь, моя физиономия вам вряд ли поможет. Могу ответить одно: похоже, у британского генерального консула завидные источники информации. Сейчас половина одиннадцатого вечера. Убийство произошло всего четыре часа назад.

– Ничего замечательного в этом нет. Он услышал об убийстве по радио, в выпуске новостей.

– А источником сведений в выпуске новостей были вы или ваши люди?

– Разумеется.

– Стало быть, вы тогда уже выяснили, что Ладлоу – британский подданный?

– Нет. Никто о нем вообще ничего толком не знает. Мои люди сейчас этим занимаются.

– Тогда то, что консул уже располагает подобными сведениями, становится совсем занятным. Едва услышав по радио, что на Сорок восьмой улице в школе танцев и фехтования убит некий Перси Ладлоу, консул сразу сообразил, что убитый – британский подданный. Более того, он даже не стал дожидаться утра, чтобы послать из своей конторы стандартный запрос в полицию, а тут же лично позвонил комиссару. Стало быть, либо сам мистер Ладлоу был довольно значительной личностью, либо он был замешан в важных делах. Вполне вероятно, что у консула можно разузнать какие-то подробности.

– Премного благодарен. Комиссар встречается с ним в одиннадцать. А пока – как насчет того, чтобы вам самому поделиться со мной некоторыми подробностями?

– Я ничего не знаю. Про существование мистера Ладлоу я впервые услышал сегодня около шести вечера.

– Это вы уже говорили. Ладно, к чертям собачьим вас с вашим клиентом. Я не гнушаюсь никаким расследованием – это моя работа и я стараюсь её выполнять, но я терпеть не могу, когда сюда примешивают всякие иностранные штучки-дрючки. К примеру, две девицы, которые еле говорят по-английски. Раз им позарез хочется попрыгать со шпагами, то отчего бы им не заняться этим у себя на родине? Или взять Милтана. Кажется, он родом из Франции? А его жена? А Зорка? Или малый по имени Рудольф Фабер, который напоминает карикатуру на прусского офицера времен мировой войны? А теперь туда сбежались фэбээровцы и всюду суют свой нос, и в довершение моих неприятностей главный консул сообщает, что даже убитый – вовсе не простой честный американец…

– Из доброй старой Ирландии, – вставил я.

– Заткнись. Вы понимаете, что я хочу сказать. Мне все равно, кто от кого произошел, от итальяшек, индейцев, япошек, евреев или каких-нибудь эскимосов, негров или голландских колонистов, лишь бы все были гражданами Америки. Дайте мне чисто американское убийство, в котором был бы американский мотив и фигурировало бы американское оружие, это дело другое, тут мы потягаемся. Но всякие выкрутасы проклятых чужаков, все эти шпаги, калдиморы и консулы, только и знающие что звонить насчет своих драгоценных подданных – это выше моих сил. Впрочем, и сам я хорош, раз имел глупость притащиться к вам. Надо бы лучше арестовать вас, продержать до рассвета в холодной камере – глядишь, вы бы совсем по-другому запели.

Казалось, он вот-вот встанет с кресла. Вульф поднял ладонь:

– Прошу вас, мистер Кремер, не порите горячку – ведь труп едва успел остыть! Вы не объясните мне, почему, как вы выразились, именно из-за мистера Фабера ваши люди никого не арестовали? Если я вас правильно понял, конечно.

– А вы знаете Фабера?

– Я уже сказал, что все эти люди мне совершенно незнакомы. Я лгу лишь в тех случаях, когда мне это выгодно, причем так, чтобы ложь нельзя было изобличить.

– Ладно, так и быть. Так вот, я бы арестовал вашу клиентку – почти уверен, что арестовал бы, – если бы не Фабер.

– Значит, я перед ним в долгу.

– Именно так. Если бы не отсутствие мотива, который, впрочем, ещё всплывет, то все указывает на мисс Тормик. Она призналась, что фехтовала с мистером Ладлоу в том зале. Судя по всему, больше туда никто не входил, хотя, конечно, кто-то мог проскользнуть незамеченным. Мисс Тормик заявила, что, когда она вышла из комнаты, Ладлоу сказал, что он ещё останется и потренируется с манекеном. Манекен – это такая штука, прикрепленная к стене, с механической рукой, на которую цепляют шпагу. Она сказала, что пошла в раздевалку, оставив щитки, перчатки и маску, а потом…

– А куда она дела свою шпагу?

– Говорит, что оставила в фехтовальном зале. Там на стойке больше дюжины шпаг. Одна из них, с надетой насадкой, валялась неподалеку от тела Ладлоу – предположительно это та, которой фехтовал он сам. На Ладлоу не было маски, но, разумеется, она могла и соскочить после того, как его убили. Я не вижу причин, зачем было её снимать; разве только для того, чтобы создать видимость, что, когда его убили, он не фехтовал. Как, впрочем, я не вижу и причин снимать калдимор, разве что кому-то захотелось затеять игру в прятки. Но вернемся к Фаберу. Он находился внизу, в танцевальной комнате вместе с Зоркой, пока она не ушла с Тедом Гиллом, чтобы показать тому, как нужно держать шпагу. После этого Фабер поднялся наверх и переоделся в фехтовальный костюм, намереваясь позаниматься фехтованием с Карлой Лофхен, когда та закончит урок с Дрисколлом. Он околачивался в коридоре на третьем этаже, когда мисс Тормик вышла из комнаты в конце коридора, причем Ладлоу он тоже видел – тот открыл ей дверь, когда она выходила. Ладлоу окликнул Фабера и спросил, не хочет ли он скрестить с ним шпаги, но Фабер отказался. По его словам, Ладлоу сказал, что пока, дескать, он набьет руку, разминаясь с манекеном, и вернулся в комнату, закрыв за собой дверь, а Фабер и мисс Тормик направились в нишу в другом конце коридора, сели и выкурили по сигарете. Они оставались там до тех пор, пока консьерж не вошел в комнату, думая, что там никого нет и можно взяться за уборку, но увидел тело и выбежал, вопя во все горло. Они бросились туда, чтобы взглянуть, в чем дело, а тут подоспели и все остальные.

Вульф, сидевший с закрытыми глазами, чуть приоткрыл их, до едва заметных щелочек.

– Понятно, – пробурчал он. – Что ж, всего этого явно недостаточно, чтобы её арестовать. Даже, учитывая, что она моя клиентка. С того места, где они сидели, виден весь коридор?

– Нет, ниша расположена за углом.

– Сколько времени они там присидели до того, как поднялась суматоха?

– Минут пятнадцать-двадцать.

– Кто-нибудь их видел?

– Да. Дональд Баррет. Он искал мисс Тормик, чтобы пригласить её отужинать с ним. Он подошел к двери женской раздевалки, и мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик здесь нет. Потом он разыскал их в нише и оставался с ними минут пять, прежде чем поднялся гвалт.

– Он не искал её в зале в конце коридора?

– Нет. Мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик заходила в раздевалку и оставила щитки, перчатки и маску, и он решил, что она уже не фехтует.

Немного помолчав, Вульф вздохнул и сказал раздраженно, но негромко:

– Откровенно говоря, я не понимаю, какого дьявола вы ополчились на мою клиентку. На мой взгляд – она символ чистоты и невинности.

– Да, агнец Божий. – Кремер резко встал. – Но… есть в этом деле и ещё кое-что. Насколько нам известно, именно она находилась с ним в той комнате, причем делала против него выпады обнаженной шпагой. К тому же то алиби, которое обеспечивает ей Фабер – из того разряда, что выглядят на девяносто девять процентов правдой и все-таки оказываются фальшивкой. Достаточно выкинуть из его рассказа то место, где он утверждает, будто видел Ладлоу и говорил с ним, когда мисс Тормик уходила из комнаты, и алиби рассыпается в пух и прах. Я не утверждаю, что мне известна причина, по которой Фабер…

Тут вошел Фриц и прервал его. Остановившись у двери, он дождался кивка Вульфа, затем приблизился к его столу и протянул поднос с карточкой. Вульф взял карточку, взглянул на неё и поднял брови.

Он велел Фрицу подождать и задумчиво посмотрел на стоявшего Кремера.

– Вы понимаете, – сказал он, – раз вы все равно уходите, мне ничего не стоило бы попросить посетителя подождать в гостиной, и вы ушли бы не солоно хлебавши. Но я в самом деле хочу сотрудничать, когда это в моих силах. Одного из перечисленных вами клиентов Милтана отпустили. Или разрешили уйти, чтобы проследить за ним – по-моему, такой ваш обычный прием.

– Кого именно отпустили?

Вульф снова бросил взгляд на карточку.

– Мистера Рудольфа Фабера.

– Ничего себе! – Кремер вытаращился на Вульфа, добрых секунд семь не спуская с него глаз. – Чертовски неподходящее сейчас время, чтобы заявиться без предупреждения к совершенно незнакомому человеку.

– Совершенно верно. Пожалуйста, Фриц, приведи его.

Кремер повернулся лицом к двери. Я мысленно засчитал неандертальцу очко. Может, подбородок его и подкачал, но нервы явно были в полном порядке. Любой другой, на его месте, мог, увидев неожиданно перед собой инспектора Кремера, оцепенеть от ужаса, или по крайней мере от удивления, тогда как он не только отпрянул, но даже не побледнел. Лишь приостановился, едва не щелкнув каблуками, поднял бровь и двинулся дальше.

Кремер что-то проворчал в его адрес, затем пожелал Вульфу и мне спокойной ночи и нехотя затопал к двери. Я поднялся, чтобы поприветствовать пришедшего, предоставив Фрицу проводить инспектора.

Вульф срепя сердце пожал Фаберу руку, после чего предложил сесть в кресло, ещё не остывшее после сидевшего в нем Кремера. Фабер поблагодарил и, прищурившись, воззрился на Вульфа, а затем повернулся ко мне и требовательно спросил:

– Как это вам удалось выбраться оттуда? Подкупили фараона, что ли?

Мне достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять: задавать вопросы в таком тоне – его обычная манера. Он, казалось, считал само собой разумеющимся, что раз он задал вопрос, ему на него тотчас же и ответят. Я такого не люблю и не знаю никого, кто позволил бы себе так со мной разговаривать.

Я ответил:

– Отправьте мне письмо с нарочным, а я скажу секретарше моего секретаря, чтобы она разобралась в этом вопросе.

Лоб неандертальца избороздили морщины недовольства.

– Слушайте, приятель…

– Ни за что на свете! Какой я вам приятель? Я сам себе голова, и мы находимся в Соединенных Штатах Америки. Я служащий Ниро Вульфа, его телохранитель, делопроизводитель и наймит, но в любую минуту могу уволиться. Я принадлежу себе, и никому больше. Не знаю, в какой части света обитаете вы, но…

– Хватит, Арчи. – Вульф произнес это, даже не потрудившись посмотреть на меня; его глаза были прикованы к посетителю. – Похоже, мистер Фабер, вы не понравились мистеру Гудвину. Не обращайте на него внимания. Чем я могу вам помочь?

– Прежде всего, – ответил Фабер на своем безукоризненном английском, вы могли бы дать указание своему подчиненному, чтобы он отвечал на вопросы, которые ему задают.

– Да, наверное, мог бы. Когда-нибудь я попробую это сделать. Чем могу ещё служить?

– В вашей стране, мистер Вульф, нет никакой дисциплины.

– Ну, я бы так не сказал. Здесь просто слишком много разновидностей дисциплины. То, что хорошо волку, для оленя – смерть. Мы подчиняемся дорожным полицейским и требованиям гигиены, но некоторые свободы нам очень даже по душе. Впрочем, я уверен, что вы пришли не для того, чтобы призвать к порядку мистера Гудвина. Даже и не пытайтесь, вам такая затея надоест очень быстро. Лучше выбросьте это из головы. Так что же еще?..

– Я хочу убедиться, удовлетворяет ли меня ваша позиция и намерения в отношении мисс Нийи Тормик.

– Ну что ж, – масляным голосом произнес Вульф, стараясь держать себя в руках. – А что именно требует удовлетворения? Ваше любопытство?

– Нет. Мои интересы. В определенных обстоятельствах я мог бы подготовиться и объяснить свой интерес, и вы сочли бы выгодным для себя пойти мне навстречу. Я, конечно, наслышан о вашей репутации – и о методах тоже. Ваши услуги стоят дорого. Вы обожаете деньги.

– Да, я люблю деньги, и трачу их немало. Не хотите ли вы сказать, мистер Фабер, что я мог бы тратить и ваши деньги?

– Вполне возможно, если я вам заплачу.

– Совершенно справедливо. А каким образом я мог бы их заработать?

– Не знаю. Дело безотлагательное и требует осторожности и благоразумия. Я видел здесь полицейского инспектора – вы можете убедить меня, что вы сами – не тайный агент полиции?

– Трудно сказать. Мне же не известно, насколько легко вас убедить. Например, я могу дать слово, но я-то знаю, чего оно стоит, а вы – нет. А прежде чем я навлеку на свою голову трудности, чтобы сдержать обещание, я бы сам хотел кое в чем убедиться. Например, в вашей собственной позиции и намерениях. Ограничиваются ли ваши личные интересы только мисс Тормик, или они немного шире? И совпадают ли ваши интересы с её собственными? По крайней мере, не враждебны ли ей ваши интересы, как я полагаю, или вы не стали бы подтверждать её алиби, когда ей угрожало обвинение в убийстве. Конкретно, что это за интересы?

Рудольф Фабер посмотрел на меня, ещё больше сжал и без того тонкие губы и сказал Вульфу:

– Отошлите его из комнаты.

Я собрался было ехидно ухмыльнуться, зная, какой прием встречает подобное предложение, независимо от того, от кого оно исходит; но ухмылка замерзла на моем лице, когда я с превеликим удивлением услышал, как Вульф преспокойно произнес:

– Разумеется, сэр. Арчи, выйди, пожалуйста.

Я был так поражен и взбешен одновременно, что встал, собираясь уйти, без единого слова. Кажется, меня даже шатало от злости. Я уже почти добрался до двери, когда меня остановил донесшийся сзади голос Вульфа:

– Кстати, мы обещали позвонить мистеру Грину. Ты можешь воспользоваться телефоном в комнате мистера Бреннера.

Вот оно что. Я мог бы и сам догадаться.

– Хорошо, сэр, – ответил я и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь и сделал три шага в сторону кухни. Там, где я остановился, на левой стене, отделяющей от кабинета прихожую, висело порыжевшее от времени резное деревянное панно, состоящее из трех секций. Две боковые секции были прикреплены на петлях к средней. Я потянул на себя правую часть, немного нагнулся – поскольку панно висело на уровне глаз Вульфа – и заглянул в смотровой глазок, скрытый со стороны кабинета картиной с двумя отверстиями, закамуфлированными сеточкой. Я видел их обоих, Фабера в профиль, а Вульфа целиком – я имею в виду, лицо. Я слышал также и их голоса, немного натянутые, но было ясно, что оба продолжали пикировку, причем совершенно бессмысленную, и я отправился на кухню. На кухне Фриц, сидевший в носках, читал газету, а рядом на другом стуле лежали его тапочки – на случай, если его вызовут. Фриц поднял глаза и кивнул.

– Молока не хочешь, Арчи?

– Нет. Говори потише. Там отверстие не прикрыто. Вульф что-то замышляет.

– А! – глаза Фрица замерцали. Ему нравилась конспирация и всякие зловещие штучки.

– Подходящее дельце?

– Дьявольское дельце. Прямо вторая мировая война. Она началась сегодня на Сорок восьмой улице. Лучше не разговаривай.

Я уселся на краешек стола на пару минут, судя по моим часам, после чего снял трубку внутреннего телефона и позвонил в кабинет. Ответил мне Вульф.

– Это мистер Гудвин. Мистер Грин говорит, что хочет потолковать с вами.

– Я занят.

– Я ему так и сказал. Он ответил – какого, мол, черта.

– Ты можешь изложить ему всю программу не хуже меня. А те отчеты, которые мы вчера получили…

– Я и это ему сказал. Он говорит, что хочет выслушать все от вас лично. Подключаю его к вашей линии.

– Нет, нет, не надо. Пропади он пропадом. Ты же знаешь – я не один, и разговор у меня конфиденциальный. Попроси его не вешать трубку. Ну и зануда. Ладно, я подойду и поговорю с другого телефона.

– Хорошо.

Я повесил трубку и на цыпочках вернулся к резному панно на стене. В эту минуту из кабинета вышел Вульф, закрыв за собой дверь. Он поспешно приблизился ко мне и прошептал:

– Молодец, быстро сообразил.

И тут же приник к отверстию. Я едва не опоздал. Рудольф Фабер оказался малый не промах.

Вульф и двух секунд не смотрел ещё в глазок, как вдруг резко дернул рукой и махнул. Топать мне не полагалось, поэтому я сделал три быстрых шага в сторону кабинета, по возможности стараясь ступать помягче, распахнул дверь и, не останавливаясь, влетел в кабинет. Фабер резко замер на полпути – он стоял в противоположной стороне от своего кресла, спиной к книжным полкам, но в руках у него ничего не было. Он только пару раз моргнул, но в остальном его лицо оставалось бесстрастным, если не считать врожденного выражения чванливости и упрямства. Мельком взглянув на него, я прошествовал к своему столу, уселся, достал из ящика стопку бумаг и принялся просматривать их, будто выискивая что-то.

Он не произнес ни слова, и я тоже. Я просмотрел бумаги и взялся за другую стопку, и уже готовился продолжать в том же духе, но этого не потребовалось. Я дошел до половины второй пачки, когда из двери, ведущей в прихожую, послышался какой-то шум, и дверь почти сразу открылась. Я глянул туда и перенес новое потрясение. В дверях стоял Ниро Вульф, в пальто, шарфе, шляпе и перчатках, с тростью в руках. Я так и уставился на него.

– Прошу прощения, – обратился он к Фаберу, – я должен отлучиться по делу. Если вы хотите продолжить, приходите завтра между одиннадцатью и часом или от двух до четырех, либо же – от шести до восьми. Это мои приемные часы. Арчи, выведи седан. С вашего позволения, мистер Фабер. Фриц! Фриц, проводи, пожалуйста, мистера Фабера…

На сей раз Фабер все же щелкнул каблуками. Не смог, должно быть, бедняга, сдержать огорчения. Он вышел, так и не ответив на вопрос, продолжат ли они свои переговоры завтра или нет.

Когда Фриц вернулся в кабинет, Вульф сказал:

– Возьми все это, пожалуйста, – и вручил ему трость, шляпу, перчатки, шарф и пальто. – И принеси две бутылочки пива.

Услышав это, я запихал бумаги обратно в ящик стола и отправился на кухню за стаканом молока. Когда я вернулся в кабинет, Вульф снова сидел за своим столом, откинувшись и закрыв глаза. Усевшись, я потягивал молоко до тех пор, пока появление пива не заставило Вульфа выпрямиться. Тогда я произнес:

– Вы все-таки – точно гений. Он ведь уже протянул лапу к «Объединенной Югославии».

Вульф кивнул.

– Даже почти дотронулся до нее, когда ты вошел.

– Удачная догадка.

– Никакая не догадка, а опыт. Он ведь явно тянул время. Ничего не сказал, да и не собирался ничего говорить. Но хотел, чтобы ты вышел из комнаты. Почему?

– Все правильно. Очень хорошо. Но вот как он собирался выставить из комнаты вас?

– Не знаю. – Вульф опустошил стакан. – Мне, слава Богу, незачем вникать в его мысли. Я же вышел, чего же еще?

– Ну да. Ладно. Итак, или одна из балканок послала его сюда, чтобы он раздобыл документ, или он держит в руках мисс Тормик, потому что от него зависит её алиби в убийстве, или он… Дьявол и преисподняя! – Я хлопнул себя по бедру. – Понял! Он – князь Доневич!

– Не паясничай. Я не настроен шутить на эту тему.

– Это я уже сообразил. – Я отхлебнул молока. – Все равно, что дальше? Беремся мы за дело или нет? Если да, то как вы это себе представляете?

– Не знаю. Мне все это не по нутру. И документ тот мне не нравится, да и та штука, которая лежит в холодильнике, замаскированная под торт. Может, и не стоило бы нам искать того, кто воспользовался ею, чтобы убить Ладлоу, но переложить это дело на плечи мистера Кремера мы тоже не можем – и в том и в другом случае приятного для нас мало. А ответственность лежит на мне. Я же удочерил ту девушку.

– Вы ведь даже не знаете, она ли это.

– Это я намерен выяснить. Я снова посылал тебя туда, чтобы ты привел её. Но ты этого не сделал.

– Ну, знаете! – Я вытаращил на него глаза. – Как прикажете вас понимать – мне следовало сунуть её в чемодан и взять с собой, когда я удирал через подвал, падал с забора и так далее? Нет. Вы просто ко мне цепляетесь – в этом деле вы собаку съели. Может, вы хотите, чтобы я сейчас сгонял за ней и доставил сюда?

– Да.

Я раскрыл рот:

– Как, прямо сейчас?

– Да.

Я посмотрел на него. Он меня не разыгрывал; он в самом деле хотел сказать то, что сказал. Без дураков. Именно в эту минуту я и принял историческое решение никогда, ни при каких обстоятельствах никого не удочерять. Не говоря ни слова, я покончил с молоком и поднялся, и через минуту вышел бы, если бы не зазвонил телефон.

Я сел и взял трубку:

– Контора Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает.

– А, мистур Гюдвинн? Иэтта гаварыт мадам Зоррка.

– Да-да.

Я сделал Вульфу знак, чтобы он взял трубку параллельного аппарата.

– Мы с вами сегудня видеться.

– Да.

– Поиэтому я и звонить. Надо зе, сто случилось, иэтта просто узасно!

– Вы правы. Совершенно ужасно.

– Да. А полисюя, они столько меня расспрасивать! Я им всье рассказать, кроме одного. Я нээ сказала, сто видела, как миис Тормик сунула вам в карман….

– Вы им не сказали?

– Нет. Я думала, иэтта нэ мое дело, и я не хочу никаких неприятностэй. Но я очень волновать. Теперь я думаю – ведь иэтта уби-й-й-йство, и мой долг… Я долзна все зе сказать полиции, а то я не усновать. Иэтта святая долга.

– Конечно, я понимаю. Ваш святой долг.

– Да. Но ессе я подумать, сто будет справедливо, если сначала я рассказу вам, а потом полиции. Вот я вам и говорить. А сейчас позвоняю в полицию.

– Подождите минутку, пожалуйста. Чтобы я вас правильно понял. Вы намереваетесь сейчас позвонить в полицию?

– Да.

– Точнее – что вы собираетесь им сказать?

– Сто я видела, как миис Тормик сто-то сунуть в карман вассего пальта, которое висели на весалке – так, стобы этого никто не заметить. А потом оссень быстро вы забирать с весалки пальто и усли.

– Теперь слушайте, что я скажу. – Я деланно рассмеялся. – Вы, конечно, все верно заметили. А где вы сейчас?

– Мне позволять ютти домой. Я в своей квартире на Семьдесят восемь улица Восточна, дом пятьсот сорук два.

– Тогда вот что. Я захвачу мисс Тормик, и мы заскочим к вам. Если вы считаете, что мы убийцы, хотя это совсем не так…

– О, я нискюлько не страшаюсь. Просто я беспокойся.

– Не беспокойтесь. Мы будем у вас меньше чем через час. Вы уверены, что дождетесь нас?

– Конесьно.

– Полиция ведь может и подождать.

– Но не дольше, миистур Гюдвинн.

– Договорились. Заметано.

Я положил трубку и встал.

– Ну вот, – сказал я, готовый накостылять себе по шее. – Приехали. Что я ещё мог сказать?

– Ничего, – пробурчал Вульф. – Теперь помолчи.

Он закрыл глаза, и губы его начали втягиваться и выпячиваться. Так продолжалось минут десять. Я сел и попытался придумать, можно ли не похищать и не убивать Зорку, но мозги упорно не желали работать – я был слишком разозлен. Наконец Вульф спокойно сказал:

– Соедини меня с мистером Кремером.

Это потребовало изрядных усилий, так как остолопы, которых Кремер оставил в школе Милтана, битых десять минут совещались между собой, прежде чем признались мне, что инспектора там нет. Со второй попытки я дозвонился в кабинет Кремера в полицейском участке, где его и застал – центр расследования, похоже, переместился сюда. Вульф взял трубку:

– Мистер Кремер? У меня появились кое-какие соображения по делу Ладлоу… Нет, это сложновато. Я думаю, будет лучше, если кто-то из ваших людей как можно скорее приведет сюда, в мой кабинет, мадам Зорку и мисс Тормик… Нет, я всемерно готов сотрудничать с вами, но, на мой взгляд, это наиболее подходящий вариант… Нет, я ещё не распутал убийство, но есть некоторые сдвиги, которые, я уверен, должны вас заинтересовать. Вы сами знаете, что на меня в подобных случаях можно положиться… Вы сами приедете? Прекрасно.

Он повесил трубку и потер нос указательным пальцем. Я выпалил:

– Кто бы там ни пришел за Зоркой, она все выболтает, прежде чем они сюда доберутся…

– Оставь меня одного, Арчи. Достань ту проклятую штуковину из этого идиотского торта и засунь снова в свой карман, где она и была.

Отчаявшись что-либо понять, я сдался. И слепо повиновался. В конце концов – дисциплина превыше всего.

Глава 7