Вот я

Искренне полагаю Фоера одним из самых талантливых современных авторов. Необычная фокализация, искренняя любовь к своим героям, здоровая сентиментальность подкупают меня в его книгах. В вышедшем после долгого перерыва романе "Вот я" все это есть. Но есть и много еще всякого - хорошего и разного. Как мне показалось - это текст про распад и разложение вроде бы неплохих, необреченных на распад и разложение вещей. Распадается брак Джейкоба и Джулии, хороших, по большому счету людей, любящих родителей, искренне любивших друг друга. Деградирует религиозное чувство почти всех героев книги. Мучается болями старый пес. Рушится государство Израиль. Рвутся семейные связи... Причину автор видит в отсутствии искренности, непосредственной реакции, открытости людей. Это остается только у детей, чьими устами произнесены самые пронзительные слова в книге. Мне показалось, что самый большой недостаток романа - это его объем. Если бы автор остановился на середине, то получился бы очень качественный текст, семейная сага. Но роман вышел очень многословный, в нем очень много непонятной лично мне иудейской проблематики, нюансов отношений между американскими и израильскими евреями. Хочется отметить как по доброму относится Фоер к своими героям, даже когда они совершают дурные поступки, он продолжает любить их и писать о них хорошо.

«Вот я» - о глубоком, слоеном, как матрешка, кризисе, в котором есть три взаимосвязанных уровня. Первый: кризис брака, который переживают Джейкоб и Джулия. Тут все довольно стандартно, любовная лодка разбивается о быт, о рутину, о любимых детей. Высится стена непонимания, через которую трудно докричаться друг до друга. Самое страшное – это именно тихое, незаметное, подспудное угасание любви и взаимопонимания. Нет какого-то одного момента, после которого уходит любовь, просто кап-кап-капают обиды, отчуждение, слова и недомолвки. Ранящие слова или вообще отсутствие слов – что более губительно для брака? По Фоеру выходит, что отсутствие. Тема немоты была одной из главных в предыдущем его романе «Жутко громко и запредельно близко». Я процитирую свой отзыв на эту книгу, и не из самолюбования, а чтобы поразиться точности совпадения: «Как опухоль, молчание расползается по семье Шеллов». В «Вот я» молчание действительно в конце книги превращается в опухоль в горле главного героя. Идея абсолютной искренности, которой супруги решили следовать в начале совместной жизни, абсолютно перечеркнута. Джейкоб даже не может признаться жене, что принимает таблетки от облысения, которые влияют на его либидо (с пространства в постели между ними, которое растет и ширится, и начинается гибель брака). Сдерживаемые, незвучащие слова прорываются в порнографическую переписку, в текст, в беззвучные, немотные слова. Кажется парадоксальным, что Джейкоб – писатель и сценарист – как будто разучился разговаривать, и об этом можно поразмышлять. (Возможно, привычка к письменной речи и ведет к утрате живой речи. Возможно, слово звучащее и слово написанное вообще имеют разные свойства.)Второй уровень – личностный кризис Джейкоба. Поскольку ему 40+ лет, удобно воспользоваться банальной формулой «кризис среднего возраста». Джейкоб устал от брака и детей, хотя любит их. Он устал от своего сериала, который приносит ему деньги. Он ничем не горит и не увлекается, у него нет сильных желаний. Он пишет в стол и боится кому-то показать свой текст. Он чувствует, что живет «чужую жизнь». Его лучшее в жизни воспоминание, самое полное мгновение – в клетке со львом. Он в тупике. Он сам для себя призрак. «А потому что все было идеально. Он был отцом мальчиков, сыном своего отца, мужем своей жены, другом друзей, но кем он был себе?»Первые два кризиса знакомы почти всем, третий же весьма специфический. Назовем его кризисом еврейства. Он одновременно личный и общий. Как я поняла из книги, еврей не может быть просто человеком или просто американцем, он всегда будет «американским евреем». Джейкоб ощущает свое еврейство как груз, как связывающий канон. Надо все время таскать на себе бремя тысячелетней истории, гирю вины за холокост (парадоксально: устроили его немцы, а вину за то, что он живет, чувствует Джейкоб). Надо соблюдать религиозные ритуалы, которые без веры остаются только оболочкой. Надо все время оглядываться на Израиль. Надо все время быть человеком сообщества, а не частным человеком. «Американские евреи пойдут на все, кроме исполнения догм иудаизма, чтобы привить своим детям чувство принадлежности к еврейству». Насколько я сумела понять эту сложную тему, Фоер видит кризис всего еврейства в постоянном расчесывании своей травмы. Педалирование темы враждебного окружения, отчужденность от всего остального мира, замкнутость на своих проблемах устарели. Движение вперед – это поиск новой идентичности. О ней скупо говорит в своей речи на похоронах раввин: это некая «праведность». Свое понимание «что значит быть евреем» дает 13-летний Сэм: «упрямая вера», «упрямое достоинство, «упрямая радость». Упрямство – ключевое понятие, ведь и само слово «Израиль» значит «борется с Богом». Кризис брака разрешается разводом, кризис еврейства – осознанием, что «братья больше были не его». Несколько строк о стиле. Несмотря на то, что слог Фоера не цветит и не красочен, он метафоричен. Метафорой становится не отдельное слово в тексте, а любой образ и событие. Они отражаются друг в друге, повторяются, перемигиваются. То автор сам сополагает их (землетрясение и развод как потрясение основ - самый очевидный пример), то подспудно провоцирует на это читателя. Почти все реальное, что происходит в книге, в то же время является знаком чего-то другого. Например, вернемся к теме немоты: опухоль Джейкоба как метафора вспухших, невысказанных, застрявших в горле слов. С ней соотносится язык глухонемых, которым владеет Джейкоб, о чем он умалчивает, и Джулия узнает об этом только после развода. То есть Джейкоб и есть в своем роде глухонемой, и, может, поэтому самые заветные мысли и чувства он поверяет бумаге. Еще несколько примеров. Коллекция «предметов, которые больше внутри, чем снаружи», которую пара супругов собирает в начале брака, заброшена. То же самое происходит с их жизнью, она становится снаружи больше, чем внутри. Этот образ рифмуется с бизонами как метафорой брака: огромные чучела бизонов снаружи кажутся идеальными, но где-то сзади у них есть скрытая от глаз дыра. Название компьютерной игры «Иная жизнь» - красноречивый намек не только на иную жизнь Сэма, но и на стремление его родителей жить другой жизнью. Бар-мицва Сэма – это граница взросления, переход мальчика в мужчину. Так же и развод – это переход из одного состояния в другое. Взрыв синагоги в игре рифмуется с подрывом брака родителей (если Сэм все же намеренно подбросил матери телефон). Собака в системе образов книги соотносится с прадедом Исаака (беспомощность старости), детьми (параллель между дрессировкой и воспитанием) и самим Джейкобом (мы этого не знаем, но, возможно, последняя сцена для него как бы репетиция собственной смерти). Можно поразмышлять еще об имени собаки (которое ведет к теме странствий и дома), атомной бомбе на собрании ООН, бомбоубежище и т.д.«Вот я» - умный, хорошо написанный, местами очень тонкий роман, который, правда, портят вкрапления порнографического содержания. К сожалению, финал книги вызвал во мне глубокое разочарование. Джулия счастлива в новой жизни, реализует свою мечту стать архитектором. А Джейкоб? Он так и не нашел выхода из своего тупика, не издал книгу, не запустил сценарий, не обрел женщину, а его новый дом таков, что дети называют его «домом плача». Финальная фраза намекает, что Джейкоб уже готов к смерти. И ради чего все это было? Все эти 700 страниц, поиски себя, годы общения с психоаналитиком? Чтобы все закончилось нулем. Признаться, по ходу книги я ассоциировала себя именно с Джейкобом, поэтому последние страницы оказались для меня гораздо более грустными, чем финал "Бесчестья", на который ссылается Фоер. Израиль после землетрясения воскрес, а Джейкоб погиб под его обломками...

Книга прекрасна, это чувствуется, поэтому я ставлю 5, но перевод, верстка, корректура - все это напрочь отсутствует. Издательству должно быть стыдно за то, что они себе позволили такое, и не с проходным автором, а с уже заслужившим любовь и доверие Фоером. Жалею, что не прочла в оригинале. Добавила бы фотографии некоторых совсем выходящих за рамки ошибок, но, к сожалению, здесь нет такой функции. Я советую вам дождаться другого перевода или читать в оригинале.

Этот роман я ждал весь 2017 год, с анонса его выхода на русском, и в декабре это случилось. Успели.Шестьсот страниц про евреев, семью, катастрофы. Тема «евреев» меня никогда меня особо не интересовала, тибетцы или буряты волнуют меня больше. Но у Фоера готов читать всё, люблю его.Главной темой в романе для меня была тема семьи, которую он буквально перепахивает несмотря на всю обширность поля. Самое главное, что делает роман — это задаёт прямые, неудобные, честные вопросы.Если я бы составлял список таких вопросов, он был бы таким:Что такое семья?Кого мы больше любим друг друга или наших детей?Где взять для любви линейку?Почему это не работает?Что такое боль?А есть что-нибудь кроме боли?Семья за пределами пары и детей это как?Как сказать детям о разводе?Как правильно проводить домашнее животное в последний путь?Где начинается и заканчивается личная и народная религиозность?Как общаться с родственниками на другом континенте?Какой альбом Fugazi лучший?Младенец не знает, что мать вынимает сосок из его рта в последний раз. Ребенок не знает, что в последний раз называет мать «мамуля». Мальчишка не знает, что книжка закрылась на последней в жизни сказке, которую прочли перед сном. Не знает, что вот сейчас утекает вода последней в жизни ванны, принятой на двоих с братом. Юноша, впервые познавая величайшее из удовольствий, не понимает, что больше никогда не будет невинным. Ни одна превратившаяся в женщину девушка не знает, засыпая, что пройдет четыре десятка лет, пока она снова станет бесплодной. Ни одна мать не знает, что в последний раз слышит от ребенка «мамуля». Фоер бросает читателя в текст, и тот барахтается, но вскоре понимает, что это мелководье, а дальше самый восторг. Применяя десятки методик как нарративных, так и сюжетных автор показывает всю глубину и необъятность бесконечных полей жизни вмещающих в себя всё.

Новую книгу Фоера, мне, как поклоннику его творчества, пришлось ждать более десяти лет, и ожидание того стоило. Разумеется, до того, пока эта книга появилась на полках магазинов, я читал другие-большие романы, жуткую мистику, классику, фэнтэзи и при этом осознавал, что в них не хватает типичных для романов Джонатана Фоера вещей-простых вопросов, на которые главный герой не может найти ответ и сложных, но с простым ответом. Этот роман отчетливо перекликается с "Жутко громко..."-автор вновь повествует о катастрофе, но другого рода-разрушении семьи и землетрясении на Ближнем Востоке. Все события читатель видит глазами Джейкоба, мужа Джулии. Поначалу они кажутся идеальной парой-он работящий, заботливый и любвеобильный отец, она добрая и любящая мама и жена и всё у них так хорошо, что непременно должны дожить до появления правнуков и умереть в один день, но, как оказалось, достаточно небольшой пробоины, чтобы их брак пошёл ко дну. Автору удалось показать не поверхностно, а глубоко и подробно все те чувства, которые испытывают супруги, переживающие кризис отношений. "Вот я" - можно считать большим романом, потому что не верится, что это художественный вымысел автора, а не дневник реально существующего мужчины, который разочаровался в браке. Также эту книгу нужно прочитать каждому только потому, что она заставляет задуматься, кто ты в первую очередь для себя самого, понять, ради чего ты живёшь и стоит ли вообще жить, если в целом, как оказывается, жизнь- не фабрика по исполнению желаний. Когда Джейкоб и Джулия впервые заговорили о своём разводе, финал стал предсказуем наполовину - останутся они вместе или все же разойдутся, третьего варианта я не видел, но Фоер бы, наверное, не стал издавать эту книгу, если бы развязка была ни как откровение или мораль в конце басни. Рекомендую эту книгу не только тем, кто переживает семейный разлад и неурядицы, а так же всем тем, кто любит задуматься смысле своей жизни, тем, кто любит читать произведения, которые не то чтобы задевают какие - то моральные и личные устои, а пробирает насквозь с такой силой, что хочется вышвырнуть эту книжку куда подальше, так как не верится, что может быть так горько или, наоборот, радостно. В любом случае, если я что-то преувеличил, этот роман никого не оставит равнодушным, я в этом уверен.