Assassin's Creed. Одиссея бесплатное чтение

Gordon Doherty

ASSASSIN’S CREED: ODYSSEY

© 2019 Ubisoft Entertainment. All Rights Reserved.

Assassin’s Creed, Ubisoft and the Ubisoft logo are registered or unregistered trademarks of Ubisoft Entertainment in the U.S. and/or other countries.

Моей семье

Моя огромная благодарность Кэролайн, Энтони, Ануку, Мелиссе, Аймару, Клеманс, Стефани-Энн, Джонатану, Миранде, Саре и Бобу Швагерам, а также сотрудникам компании «Ubisoft» и издательства «Penguin», давшим мне шанс погрузиться в мир «Assassin’s Creed». Это было на редкость увлекательное путешествие, и я высоко оценил ваше умелое руководство и поддержку. Столь же горячо благодарю Джеймса Уиллса – моего литературного агента из «Watson, Little Ltd» за помощь в осуществлении этого приключения.

Пролог

Семь лет я носила в себе тайну. Словно огонь, она согревала меня изнутри каким-то чистым теплом. Никто другой не видел этой тайны. Стоило мне взглянуть на отца с матерью, и я чувствовала, как пламя разгорается сильнее, а когда я смотрела на маленького братика, тепло разливалось по всему моему телу. Однажды я решилась поделиться своей тайной с матерью.

– Кассандра, ты говоришь о любви, – прошептала мать, боязливо озираясь, нет ли рядом чужих ушей. – Но не о той, что ведома спартанцам. Они должны любить только свою землю, государство и богов. Поклянись, что не раскроешь эту тайну никому, – потребовала она, сжимая мне руки.

И я поклялась.

Одним ненастным зимним вечером, когда за стенами дома бушевала буря, наша семья собралась возле пылающего очага. Мама держала на руках маленького Алексиоса. Я устроилась у ног отца. Может, и внутри моих близких горело такое же пламя? Ответа я не знала, но надеялась, что так и есть.

А потом в тепло нашего святилища проник звук ногтей, царапающих дверь. Мать крепко прижала к себе Алексиоса и посмотрела на дверь так, словно за ней, в темноте, прятался демон.

– Николаос, пора, – произнес снаружи голос, похожий на хруст пергамента.

Отец встал, набросив на мускулистое тело плащ кроваво-красного цвета. Густая черная борода не позволяла разглядеть выражение его лица.

– Подожди еще немного, – взмолилась мать.

Она тоже встала, протянув руку к густым отцовским кудрям.

– Зачем ждать, Миррин? – резко спросил отец, отталкивая ее руку. – Тебе известно, что должно произойти нынешним вечером.

С этими словами он шагнул к двери, подхватив по дороге копье. Дверь со скрипом приоткрылась. Едва ступив за порог, отец попал под струи холодного дождя. Стонал ветер, высоко в небе грохотал гром. Мы с матерью вышли вслед за отцом, ибо он был нашим щитом.

И тогда я увидела их.

Они стояли полукругом, напоминающим лезвие серпа, и смотрели на нас. Жрецы, обнаженные по пояс, с лавровыми венками на лбу. Эфоры в серых одеждах и с факелами в руках. Ветер норовил загасить пламя факелов, а дождь заставлял его трещать и шипеть. Могуществом своим эфоры превосходили даже двух царей Спарты. Длинные седые волосы старшего эфора бились на ветру, лысая макушка блестела в лунном свете. Глаза его были налиты кровью. Губы эфора расплылись в пугающей улыбке, обнажив старческие зубы. Когда мы вышли, он повернулся, молча приказав нам следовать за процессией. Мы двинулись по улицам Питаны – одного из пяти священных спартанских селений, где прошло мое детство. Мы даже не успели выйти за пределы городка, а я уже насквозь промокла и продрогла.

Эфоры и жрецы шли по Священной земле, монотонно напевая что-то себе под нос. Буря заглушала их голоса. Отец шагал, опираясь на древко копья, как на посох. Подражая ему, я опиралась на свое полукопье, тупой конец которого при каждом шаге со скрипом погружался в раскисшую глину. Этот «посох» наполнял меня странным возбуждением, ибо был обломком копья, некогда принадлежавшего Леониду – царю и защитнику Спарты, погибшему давным-давно. Все жители Лаконии почитали нашу семью, поскольку в наших жилах со стороны матери текла кровь Леонида. Он был нашим дедом по материнской линии, а мы – потомками великого человека, героя Фермопильского сражения. Однако моим героем был отец, учивший меня силе, проворству и стойкости, в чем я не уступала любому спартанскому мальчишке. А вот силе разума, которая в дальнейшем мне остро понадобилась, он меня не учил. Да и вряд ли бы сыскался во всей Элладе наставник, способный научить этому…

Тропа вела нас вверх по склону, к одной из вершин цепи Тайгетских гор, покрытых снежными шапками и изобиловавших глубокими ущельями. Странное это путешествие казалось совершенно бессмысленным. Вот уже несколько месяцев меня не покидали тревожные ощущения. Все началось осенью, когда родители отправились в Дельфы на разговор с оракулом. Они не поделились со мной услышанным от великой прорицательницы, но я догадывалась: должно быть, пифия предсказала им грядущие беды. Отец после возвращения отстранился и стал раздраженным, а мать как будто потеряла интерес к жизни. Ее глаза утратили прежний блеск, став похожими на куски безжизненного стекла.

Идя вслед за жрецами и эфорами, мать частенько надолго прикрывала глаза. По ее щекам стекали струйки дождя. Она крепко прижимала к себе Алексиоса, через каждые несколько шагов целуя одеяло, в которое был завернут младенец. Я в беспокойстве смотрела на нее. В какой-то момент, заметив мой встревоженный взгляд, мать судорожно вдохнула и передала ребенка мне со словами:

– Понеси теперь братика ты, Кассандра…

Полукопье я привязала к поясу, взяла Алексиоса и понесла, крепко прижимая к себе. Склон, по которому мы поднимались, становился все круче. Где-то поблизости оглушительно грохотал гром. Молнии разрывали небо. Дождь сменился ледяной крупой. Из складок одеяла я соорудила нечто вроде навеса, уберегая личико брата от колючих льдинок. Его кожа была смазана душистым маслом. От легких, как пух, пеленок исходил приятный, успокаивающий запах. Дыхание Алексиоса согревало мое озябшее лицо. Его слабые ручонки теребили мои волосы. Младенец что-то лопотал. Я ему отвечала.

Наконец мы достигли плоской вершины. В дальнем конце высился алтарь из мрамора с голубыми прожилками. Время и природные стихии сделали его поверхность щербатой. В углублении, защищенном от ветра, дрожало пламя свечи. Рядом стоял горшочек с маслом, чаша с вином, покрытым мелкими льдинками, и блюдо с виноградом.

Мать остановилась как вкопанная. Из груди ее вырвались сдавленные рыдания.

– Миррин, не будь такой слабой, – раздраженно упрекнул ее отец.

Я почувствовала, как внутри ее разгорается пламя. – Слабой? Да как у тебя язык поворачивается такое говорить, Николаос? Столкновение с истинными чувствами требует мужества. А слабые прячутся под масками смелости.

– Это не по-спартански, – процедил сквозь зубы отец.

– Встаньте подле алтаря, – велел кто-то из жрецов, чья впалая грудь блестела от дождя и тающего снега.

Мне не хотелось рассматривать старинный алтарь… Я уж не говорю про обрыв, начинавшийся в нескольких шагах от него. Там царила тьма, скрывавшая глубокую пропасть.

– Давай сюда ребенка, – приказал старший эфор. Пряди его седых волос бешено плясали на ветру.

Глаза сверкали, как раскаленные угли. Он протянул ко мне костлявые руки. Только сейчас мне открылась зловещая цель нашего путешествия на гору, и я почувствовала тяжесть, сдавившую плечи.

– Отдай мне брата, – повторил эфор.

От ужаса у меня мгновенно пересохло во рту.

– Мама? Отец? – выкрикнула я.

Мать шагнула к отцу и положила руку на его широкое плечо в немой мольбе. Но отец не шелохнулся. Он был безучастен, как скала.

– Нам известны слова оракула, – хором затянули жрецы. – Спарта падет… если этот младенец не будет принесен в жертву.

Ужас пронизал меня от головы до пят. Крепче прижав к себе маленького Алексиоса, я сделала шаг назад. Мой братишка был сильным и здоровым. Зачем же ему разделять жестокую участь спартанских младенцев, родившихся больными или уродливыми? Неужели таковы были слова дельфийской прорицательницы? Кто дал ей власть обрекать Алексиоса на гибель? Почему отец до сих пор не плюнул на ее мрачное повеление и не поднял копье на кучку тщедушных старцев? Вместо этого он лишь оттолкнул маму, и та повалилась на землю, словно рогожный мешок.

– Нет… нет! – с рыданиями повторяла несчастная женщина, когда двое жрецов оттаскивали ее от алтаря. – Николаос, прошу тебя, сделай хоть что-нибудь!

Взгляд отца сделался стеклянным.

Какой-то жрец схватил меня сзади за плечи. Второй вырвал из моих рук Алексиоса и передал старшему эфору. Тот принял сверток, будто сокровище, и затянул нараспев:

– Могущественный Аполлон, дарующий истину, великая Афина, покровительница городов и государств… воззрите на нас, склоняющихся перед вашей волей, смиренных и благодарящих вас за мудрость. А теперь… этот ребенок умрет.

Эфор поднял Алексиоса над головой и, миновав алтарь, остановился на краю пропасти.

Мать упала на колени. Ее пронзительный крик разрывал мне сердце.

Тело эфора напряглось. Он приготовился отправить моего брата навстречу смерти. В этот момент небо перечеркнула яркая молния. За ней последовали чудовищные раскаты грома. Казалось, молния ударила в меня. Я вдруг почувствовала необычайный прилив сил и осознала громадную несправедливость происходящего. Закричав во всю мощь легких, я вырвалась из цепких рук жреца. Словно бегунья на состязаниях, я рванулась вперед, в безумном отчаянии протягивая руки к брату. Время замедлилось. Я встретилась взглядом с малышом Алексиосом. Если можно было бы вплавить это мгновение в янтарь и остаться в нем навсегда, я бы непременно это сделала. Мгновение, где мы оба живы, связанные родственными узами. В тот миг я еще надеялась, что сумею схватить брата и спасти от неминуемой гибели. Но я споткнулась, потеряла равновесие и ударилась плечом о бок старого эфора. Послышались испуганные возгласы. Эфор взмахнул руками и, опрокинувшись, упал с обрыва… вместе с Алексиосом.

Оба скрылись в темноте. Крик эфора был похож на вопль демона, но быстро стих.

Я упала на колени возле самого края обрыва. Вокруг меня раздавались негодующие возгласы. Они становились все громче и безумнее, перемежаясь с проклятиями.

– Убийца!

– Она убила эфора!

Оцепенев, я смотрела в пропасть, подставив лицо хлестким струям ледяного дождя.

1

По ее щекам текли струйки морской воды. Стоя с закрытыми глазами, она вновь с ужасающей ясностью видела картины прошлого, запятнавшие и навсегда опозорившие династию Леонида. Двадцать лет. Для некоторых – вполне достаточный срок, чтобы забыть свои долги, сжиться с недостатками и примириться с прошлым.

– Только не для меня, – прошептала Кассандра, и полукопье в ее руках задрожало.

Она резко воткнула оружие в песок. Воспоминания померкли.

Кассандра медленно открыла глаза, привыкая к яркому солнцу весеннего утра. Лазурные воды, омывающие восточные берега острова Кефалиния, искрились, словно чаша с драгоценными камнями. Пенистые волны прилива накатывали на песок, теряли силу и превращались в прохладные булькающие ручейки, которые мягко перекатывались через босые ступни Кассандры. Мягкие облачка тумана, насыщенного соленой влагой, приятно холодили кожу. В безоблачном небе с громкими криками носились вечно ссорящиеся чайки. Большой баклан нырял в прозрачные воды, выискивая добычу. Восточная часть горизонта терялась в туманной дымке. В ней же скрывались афинские галеры, плывшие нескончаемой вереницей. Их силуэты скользили по более глубоким темно-синим водам, двигаясь в сторону Коринфского залива и дальше – к блокированной Мегаре. Яркие паруса раздувались, как легкие титанов. Ветер постоянно доносил скрип снастей и хриплые голоса многочисленных воинов, плывших на галерах. В начале года Кефалиния вместе с другими островами оказались под властью Афин. Война разрасталась, как раковая опухоль. Порой тихий голос внутри Кассандры призывал ее не оставаться безучастной к колоссальной смуте, захлестнувшей Элладу. Различия в идеологиях заставляли города-государства – недавних союзников – вцепляться друг другу в глотку. Но к кому примкнуть? Кассандра не испытывала симпатии к горделивым Афинам. Противостояла же им… непоколебимая Спарта.

Спарта.

Само это слово, проникнув в мысли молодой женщины, разрушило окружавшую ее идиллию. Кассандра искоса посмотрела на полукопье Леонида с железным наконечником, увенчанным крыльями. Вдоль лезвия вился затейливый узор. Древко, обломанное до половины первоначальной длины, обветшало и поблекло от постоянного натирания маслом. Раздумывая о своей судьбе, Кассандра всегда с удовлетворением отмечала, что единственная вещь, оставшаяся от обломков ее прошлого, тоже была обломком.

Пронзительный птичий крик прервал размышления Кассандры. Подняв голову, молодая женщина увидела баклана, вынырнувшего из воды. В его клюве была зажата серебристая макрель. Но к баклану стремительно приближался крапчатый орел. Испуганный баклан снова закричал, уронил полуизжеванную макрель и спешно скрылся под водой. Орел подхватил мертвую рыбину, но та выскользнула из его когтей и тоже плюхнулась в воду. Испустив громкий недовольный крик, большая птица развернулась и плавно полетела к берегу. Там, немного пробежав по песку, орел замер перед Кассандрой. Молодая женщина невольно улыбнулась: копье с обломанным древком было не единственным напоминанием о прошлом.

– Икар, мы же с тобой уже говорил об этом, – усмехнулась Кассандра. – Макрель ты должен был принести мне. Я бы изжарила ее для послеполуденной трапезы.

Икар внимательно смотрел на свою хозяйку. Светло-желтый клюв и умные глаза делали его похожим на недовольного старика.

– Ах вот оно что, – выгнув бровь, продолжала Кассандра. – Во всем виноват баклан.

У молодой женщины от голода заурчало в животе. Вздохнув, она выдернула из песка полукопье Леонида. На тусклой поверхности наконечника отражалось широкое лицо со светло-карими глазами, почти отвыкшими улыбаться, и толстая коса медно-рыжих волос, переброшенная через левое плечо. Одеждой ей служил темно-коричневый поношенный экзомис с застежкой на одном плече. Такую одежду обычно носили мужчины. Полукопье в руках Кассандры снова пробудило тягостные воспоминания, поэтому она торопливо привязала его к кожаному поясу, встала и повернулась, намереваясь уйти с берега.

Однако что-то привлекло внимание молодой женщины, заставив остановиться. Зрелище поражало своей неуместностью, словно пьяница, вздумавший учтиво себя вести. В морской дымке по волнам скользила галера. Одна из сотен. Но судно двигалось не в сторону дальних мысов, окружавших вход в Коринфский залив, а держало курс на Кефалинию. Кассандра прищурилась и разглядела белый парус, украшенный головой горгоны с цепким взглядом и перекошенным гримасой лицом. Столь омерзительное изображение Кассандра видела впервые: серовато-зеленые губы, приоткрытый рот, из которого торчали клыки, глаза, сверкающие, как угли, и змеи вместо волос, извивавшиеся на ветру, словно живые. Некоторое время Кассандра смотрела на страшный рисунок. Из глубин памяти всплыла легенда о Медузе – некогда красивой и сильной женщине, преданной и проклятой богами. Кассандра на мгновение даже почувствовала легкое сострадание к несчастной. Однако изображением на парусе странности галеры не исчерпывались. Хотя палуба судна была пуста, Кассандра ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Молодая женщина поежилась.

«Спартанские дети не должны бояться темноты, холода и неизвестности», – донесся из глубин похороненной памяти знакомый голос. Отцовский голос. Кассандра плюнула на песок, повернувшись спиной к морю и странной галере. Пронизанные язвительностью воспоминания об отцовских наставлениях – это все, что осталось от некогда уважаемой семьи. Странствующие торговцы рассказывали о запустении, постигшем дом Леонида. По их словам, Миррин, лишившаяся обоих детей, не вынесла горя и покончила с собой. «Из-за содеянного мною в ту ночь», – сокрушалась Кассандра.

Покинув берег, молодая женщина прошла полосу дюн, где ветер гнул песчаный тростник, и свернула на каменистую тропку, которая вывела Кассандру на небольшой выступ, глядящий в сторону берега. Там стояла простая каменная хижина, служившая молодой женщине домом. Белые оштукатуренные стены ярко сверкали на солнце. Легкий ветер раскачивал скрипучие шесты с подобием навеса из лоскутов. Тот же ветер шелестел в листьях и гнул ветки единственного росшего поблизости оливкового дерева. Возле разрушенной колонны был небольшой пруд с проточной водой. Туда слетались на водопой весело чирикающие зеленушки. До ближайшего города Сами было несколько часов ходу. Путники в этих местах появлялись редко. «Прекрасное место, чтобы окончить свою жизнь в одиночестве», – подумала Кассандра. Прежде чем войти в дом, она снова повернулась к морю. На горизонте проступали неясные очертания материка. «Как сложилась бы моя жизнь, не окажись прошлое таким жестоким?»

Нагнувшись под низкой притолокой, Кассандра вошла в свое жилище. Неутихающий бриз остался за порогом. Скромная обстановка единственной комнаты состояла из деревянной кровати, стола с охотничьим луком и сундука, где лежали старый плащ и сломанный гребень из слоновой кости. Никто не сажал Кассандру в клетку, на руках и ногах молодой женщины не бренчали кандалы, однако несчастная жила будто в тюрьме, где надсмотрщицей была нищета. Надежда когда-либо покинуть остров существовала лишь для богатых.

Кассандра опустилась на стоявшую возле стола табуретку, налила воды из глубокой глиняной чаши, потом взялась за кожаный сверток, хранивший нехитрые припасы: черствый, как камень, ломоть хлеба, тонкий кусочек соленой зайчатины и три оливки в глиняном горшочке. Скудная трапеза. В животе Кассандры вновь возмущенно заурчало – желудок желал знать, куда подевались остальные припасы.

Из окошка в задней стене дома была хорошо видна яма, служившая молодой женщине погребом. Вплоть до вчерашнего дня там хранились два мешка пшеницы, целый соленый заяц, круг козьего сыра и дюжина сушеных фиг. Такого пропитания хватило бы на пять-шесть дней. Но вчера, возвращаясь после неудачной рыбалки, Кассандра заметила спины двух воров, уносящих скудные припасы беглянки. Молодая женщина была слишком голодна, чтобы пускаться в погоню. Пришлось ложиться спать на пустой желудок. Кассандра рассеянно провела подушечкой большого пальца по кромке остро заточенного лезвия полукопья. На пальце выступила кровь.

– Чтоб тебе вечно гореть в огне, Циклоп, – прошипела молодая женщина имя ее нынешнего истязателя, подославшего воров.

Кассандра принялась за еду. Размочила хлеб в остатках оливкового масла и поднесла ко рту. Рука замерла: вновь раздалась скорбная песнь голодного желудка, но на этот раз – чужого. Кассандра оглянулась – в дверях стояла маленькая девочка и смотрела на жалкий кусок хлеба так, как иной взирал бы на браслет из чистого золота.

– Феба! – воскликнула Кассандра. – Давненько тебя не было.

– Не обращай на меня внимания, Касс, – ответила гостья, разглядывая грязь под ногтями.

Оставив ногти в покое, девчонка закинула за уши прядки темных волос и принялась теребить обтрепанный подол своей грязной столы, давно потерявшей изначальный белый цвет.

На приступок окна, заслоняя дневной свет, опустился Икар. Как и Феба, орел с надеждой смотрел на скудную еду, но его манил ломтик соленой зайчатины. «А мне?» – послышалось Кассандре в орлином клекоте.

Невесело улыбнувшись, хозяйка дома отодвинулась от стола. Мясо она бросила Икару, а хлеб – Фебе.

Оба накинулись на еду, словно хищники на скудную добычу. Девчонке было двенадцать лет. Она родилась в Афинах и рано осиротела. Впервые Кассандра увидела ее три года назад, в предместье Сами, где та попрошайничала. Кассандра бросила несчастной несколько мелких монет и пошла в город, где у нее были дела. На обратном пути, снова увидев маленькую попрошайку, Кассандра пожалела девчонку, привела к себе, накормила и оставила на ночлег. Феба напоминала Кассандре о былых временах, пробуждала далекие воспоминания о внутреннем пламени, навсегда потухшем в тот страшный вечер. «Никакой любви, – уверяла она себя. – Больше я никогда не позволю себе подобной слабости».

Кассандра вздохнула. Встав из-за стола, она повесила на плечо лук, добавив к нему кожаный бурдюк для воды.

– Пошли. Дожуешь на ходу, – бросила молодая женщина Фебе, отправляя в рот оливки.

Нежная, сочная, соленая мякоть оливок только раздразнила Кассандре аппетит, почти не утолив голода.

– Другой еды в доме нет. Чтобы не сдохнуть, придется навестить Маркоса. – «Этого подонка», – мысленно добавила Кассандра, надевая кожаные нарукавники. – Пора спросить с него кое-какие долги.

Их путь лежал на юг. Дорога, раскаленная солнцем, обогнула отвесные прибрежные скалы, а затем свернула вглубь острова. Чем ближе к полудню, тем жарче становился воздух. Сокращая себе путь, Кассандра с Фебой пересекли луг, усеянный фиалками. Вокруг терпко пахло душицей и лимоном. Луговая растительность доходила Кассандре до икр. Повсюду мелькали ярко-красные, голубые и янтарные бабочки. Невзирая на жару, громко стрекотали цикады. Ничего не напоминало ни о войне, ни о прошлом. Так продолжалось, пока две подруги не подошли к Сами. Этот портовый город был скопищем лачуг и простых домов с белеными стенами. Выше, по склонам холма, стояли мраморные виллы. Расположившись на крышах и верандах, богачи вели беседы, попивая вино. Лошади и полуголые работники, обливаясь потом, тащились по узким улочкам через шумный рынок к докам, куда они везли свой товар: от корзин с оливками до сосновых бревен. У белесых каменных причалов плотными рядами стояли грузовые корабли. Покидавшие гавань суда направлялись обычно на афинские военные верфи и склады. Звенели колокола, щелкали хлысты, наплывали и затихали звуки лиры. Из храмов тянулись сизые струйки дыма от сжигаемых благовоний. В этот город Кассандра наведывалась только за пищей и вещами первой необходимости, которые невозможно было раздобыть иным способом.

А также чтобы выполнить очередное поручение Маркоса.

Она была мисфиос. Это слово обозначало наемников обоего пола. В круг ее обязанностей входила передача посланий, сопровождение краденого… но куда чаще ей поручали дела, с которыми умели справляться немногие. Кассандра с содроганием вспоминала самое последнее из таких поручений. Маркос отправил ее в портовый притон, где скрывалась кучка известных разбойников. В ту темную ночь полу-копье Леонида впервые обагрилось кровью, а воздух наполнился зловонием вспоротых животов. Каждое убийство, словно шипастое семя вины, пускало глубокие корни в сердце молодой женщины… но ни одно поручение Маркоса не шло в сравнение с тем страшным вечером в Тайгетских горах. Перед мысленным взором молодой женщины всплыл скрюченный дуб, росший на самом краю пропасти. Две смерти, навсегда изменившие жизнь Кассандры.

Она резко тряхнула головой, не давая воспоминаниям овладеть собой, и стала думать о пустом кошельке. Расправившись с разбойниками, Кассандра пришла к Маркосу сообщить об успешно выполненном поручении и надеясь получить плату, но Маркос увильнул от расчета, найдя очередную отговорку. Сколько же вообще он ей задолжал? В Кассандре закипал гнев: «Подонок, мошенник, грязная тварь…»

В вихре мыслей мелькнуло еще одно воспоминание двадцатилетней давности, связанное с ее появлением на этом зеленом острове. Тот день, когда Маркос нашел Кассандру на каменистом берегу к северу от города. Она едва дышала, лежа рядом с разбитым плотом. Кассандре вспомнилось лоснящееся, изъеденное оспинами лицо Маркоса и курчавые сальные волосы.

– Какая странная рыбка к нам заплыла, – усмехнулся мужчина, похлопывая девушку по спине.

Кассандре было не до шуток. Ее рвало морской водой, которой девушка вдоволь наглоталась, когда ее плот начал тонуть. Маркос накормил Кассандру и временно приютил у себя. Впрочем, его гостеприимство длилось недолго. Он уже был готов спровадить Кассандру… как вдруг заметил ее силу и проворство.

– Это кто же научил тебя так двигаться? – недоумевал Маркос. – Думаю, твои навыки могли бы мне пригодиться…

Сами остался за спиной. Тягостные воспоминания Кассандры постепенно меркли. Фебе надоело идти рядом. Она прыгала впереди, поглядывая на парящего в небе Икара. Рука девчонки сжимала деревянную фигурку игрушечного орла. Феба заставляла его «летать», подражая пронзительным орлиным крикам. У развилки спутница Кассандры помчалась направо.

– Мы почти на месте, – обернувшись назад, весело прощебетала Феба.

Кассандра уставилась на девочку в немом недоумении. Эта дорога вела к горе Энос. Там на каменистой вершине стояла величественная статуя Зевса, бога неба. Из-за солнца статуя казалась белой. Зевс стоял на одном колене, зажав в руке молнию. Почва в нижней части склонов славилась плодородием. Такой ее делали минералы, намываемые дождями с вершин гор. Здесь было царство виноградников. Их ярусы опоясывали гору, и на каждом, помимо зеленых лоз, виднелись складские строения из серебристого камня и небольшие виллы под красными черепичными крышами.

– Хватит дурачиться, Феба, – крикнула девчонке Кассандра, указывая на дорогу, уходящую влево. – К Маркосу в другую сторону. Его дом находится возле южной пещеры и…

Она замолчала, увидев, что Феба понеслась к ближайшему винограднику. Это владение Кассандра видела не впервые, но фигуры в зелено-белом плаще, мелькавшей между лозами, прежде здесь не было.

– Неужто Маркос? – спросила молодая женщина себя и бросилась вслед за Фебой, которую нагнала на краю виноградника.

– Он попросил не говорить тебе, – призналась Феба.

– Еще бы, – буркнула Кассандра. – Оставайся здесь.

На нижней террасе двое работников собирали виноград. Кассандра незамеченной прошла мимо. Поглощенные делом, работники не заметили и шумливую Фебу, как всегда ослушавшуюся повеления. Неслышно ступая, Кассандра прошла дальше и вскоре услышала голос Маркоса. Тот препирался с работником, знавшим толк в виноградарстве.

– Мы… – начал Маркос и умолк, сражаясь с икотой. – Мы вырастим такой виноград, что каждая ягода будет величиной с дыню, – заявил он и припал к бурдюку с вином, слегка разбавленным водой.

– Ты погубишь лозу, господин Маркос, – возразил работник, сдвигая на затылок широкополую шляпу. – Ей года два надо сил набираться, иначе тяжелые грозди согнут и обломят стебли. А вот на третий год можно будет снимать первый урожай.

– Два года? – Маркос едва не поперхнулся. – И как же, во имя Аида, я буду расплачиваться с долгами?

Увидев Кассандру, он замолчал и тут же расплылся в улыбке.

– Приветствую тебя, Кассандра, – произнес хозяин виноградника, широко раскинув руки и едва не задев благоразумного работника.

– Маркос, ты никак купил виноградник?

– Отныне, девочка моя, мы будем пить только отменные вина.

Указывая широким жестом на свои владения, Маркос едва не потерял равновесие. Феба, которая шныряла поблизости, захихикала и вновь умчалась вслед за Икаром. Орел отозвался на покупку виноградника возбужденным клекотом, однако ум его хозяйки был занят другими мыслями.

– Маркос, мне нет дела ни до твоего винограда, ни до отменных вин, – заявила она. – Нам с Фебой нужна еда, одежда и прочие вещи. Я хочу получить драхмы, которые ты мне задолжал.

Маркос поежился. Пальцы пьянчуги теребили горлышко бурдюка.

– Наемница до мозга костей, – нервозно усмехнулся хозяин виноградника. – Видишь ли, с твоими драхмами придется немного повременить…

– Судя по тому, что я слышала, – года два-три, не больше, – сухо ответила Кассандра.

Встревоженные крики Икара заставили ее поднять голову. Молодая женщина не помнила, чтобы игра с Фебой так возбуждала ее птицу.

– Послушай, дорогая, когда виноград превратится в вино, деньги потекут ко мне рекой, – сказал Маркос, отрывая молодую женщину от размышлений о ее питомце. – Но вначале я должен отдать заем на покупку виноградника. Я и так малость запоздал с выплатами.

– Вот-вот, – пробормотал недавний собеседник Маркоса, вернувшийся к прерванному занятию – защипыванию и подвязыванию стеблей. – А Циклоп не любит просрочек в платежах.

Глаза Маркоса метнули молнии в спину работника.

– Ты занял деньги у Циклопа? – воскликнула Кассандра и отшатнулась от своего собеседника, как от прокаженного. – Значит, все это, – она обвела жестом виноградник, – ты купил на его средства? Так знай, Маркос: ты купил не виноградник, а головную боль. Неужели ты настолько глуп? – Кассандра оглядела сверкающие зелено-золотистые склоны горы Энос, озабоченная тем, чтобы ее слова не попали в чужие уши. – Не далее как вчера вечером люди Циклопа обчистили мой погреб. Он истребил десятки людей на Кефалинии и назначил награду за мою голову. Циклоп знает про наши с тобой дела и считает нас обоих своими должниками. Если ты с ним не расплатишься, Маркос, первой наверняка пострадаю я.

– Не совсем так, – произнес угрюмый голос у них за спиной.

Кассандра резко повернулась туда, где лозы сплетались в зеленую изгородь, и увидела двоих ухмыляющихся незнакомцев. Лицо одного из них напоминало раздавленную грушу. Левой рукой он зажимал рот оцепеневшей от страха Фебе, а в правой держал кинжал, приставленный к горлу девчонки. Кассандра узнала в незнакомцах вчерашних воришек. «Икар, ну почему я тебя не послушала?» – мысленно отчитала она себя. А орел продолжал кружить над виноградником, оглашая воздух тревожными криками.

– Выкинешь какой-нибудь фокус, и твоей замарашке конец, – сказал второй, постукивая коротким мечом по ладони. Глаза этого воришки были настолько маленькими, что практически терялись в тени густых бровей.

– Маркос должен моему хозяину денег, но и ты, мисфиос, кое-чем ему обязана. Ты продырявила хозяйскую лодку. Ты убила его сопровождающих… моих друзей, между прочим. Так как насчет того, чтобы прогуляться с нами? Уладить, так сказать, дела к вящему удовлетворению нашего хозяина?

Кровь застыла в жилах Кассандры. Она знала: отправиться с этими ворами – обречь себя на смерть, а Фебу – в лучшем случае на рабство. Сопротивление было чревато моментальной гибелью их обеих прямо здесь, среди виноградных лоз. Молодая женщина продолжала стоять, не в силах пошевелиться.

– Чую я, эта мисфиос без боя не сдастся, – прорычал густобровый. – Покажем ей, что мы слов на ветер не бросаем.

Теперь у Кассандры замерло и сердце. «Внимательно наблюдай за противниками, – донесся из туманных глубин прошлого язвительный голос Николаоса. – Глаза выдают их намерения за секунду до удара».

Мерзавец, удерживающий Фебу, выпучил глаза, глядя на девчонку. Его рука, сжимавшая кинжал, напряглась так, что побелели костяшки пальцев. А дальше все происходило как во сне. Кассандра, поддавшись какому-то инстинкту, метнулась вперед, одновременно выхватив из-за пояса копье, к которому была привязана веревка. Молодая женщина взмахнула ею, точно плетью. Наконечник старинного оружия ударил вора прямо в висок. У того закатились глаза, из ноздрей хлынула кровь, и он рухнул наземь, будто опрокинулся штабель кирпичей. Феба, всхлипывая, заковыляла прочь. Кассандра дернула веревку, подтянула полукопье к себе и схватила за древко, держа так, как и надлежало настоящему гоплиту, то есть греческому пехотинцу.

Густобровый следил за каждым ее движением. Потолкавшись на месте, он сделал ложный выпад влево, но тут же атаковал справа, сопровождая атаку злобным ревом. Кассандра переместила тяжесть тела на одну ногу и позволила врагу проскочить мимо. Когда вор остановился и вновь бросился на молодую женщину, она присела на корточки и полоснула копьем ему по животу. Шатаясь, противник Кассандры прошел несколько шагов, затем остановился, очумело глядя, как из живота, сверкая в лучах полуденного солнца, на пыльную землю вывалился голубовато-серый осклизлый ком его внутренностей. Густобровый посмотрел на опустевшее чрево, потом на Маркоса и Кассандру, ошеломленно усмехнулся и упал ничком.

– Клянусь Зевсовыми яйцами, – взвыл Маркос, запуская руки в сальные кудри; ноги у него подкосились, и несчастный рухнул на колени, не сводя глаз с двух трупов, – теперь Циклоп меня точно убьет.

Кассандра крепко обняла и поцеловала плачущую Фебу. Потом зажала девчонке уши, оберегая от взрослых разговоров.

– Тела мы закопаем. Никто и не узнает, куда они пропали.

– Он все равно пронюхает, – застонал Маркос. – Сегодня ты отсекла у чудовища две головы, а завтра на их месте вырастет четыре. И гнев Циклопа утроится. С ним – как с любым тираном: или ты подчиняешься ему целиком и полностью… или восстаешь против его власти. Неужели непонятно? – Маркос в отчаянии махнул рукой. – Впрочем, какой из меня наставник… Быть может, когда-нибудь тебе встретится достойный учитель.

– А тебе не мешало бы отодрать глотку от бурдюка и прочистить голову. Ты должен найти способ расплатиться с Циклопом.

Выпученные глаза Маркоса смотрели прямо перед собой. Его лицо обмякло от отчаяния. Потом, словно от удара невидимой молнии, он встрепенулся, вскочил на ноги, схватил Кассандру за плечи и начал трясти.

– Есть. Есть такой способ.

– Способ заработать мешок серебра? – спросила Кассандра, сбрасывая руки Маркоса. – На этом острове? Сомневаюсь.

Маркос скосил глаза, уставившись в одну точку.

– Не серебра, дорогая моя. Обсидиана.

Кассандра с недоумением посмотрела на своего приятеля:

– Пораскинь мозгами. Что для Циклопа ценнее всего? Люди, земля, корабли? Нет. Его обсидиановый глаз.

Маркос лихорадочно постучал у себя под левым глазом.

– Обсидиановый глаз с золотыми прожилками. Мы его украдем и продадим. Может, где-то на материке. Или странствующим торговцам. И заработаем на этом не один мешок серебра. Денег хватит расплатиться и за виноградник, и с тобой. И Фебу накормить, – с визгом добавил Маркос, радуясь, что нашел благородную сторону в замышляемом воровстве.

– А ты подумал, как мы украдем глаз Циклопа?

– Он никогда не носит глаз при себе. Считает громадной ценностью и хранит дома.

– Только дом у него – как крепость, – сухо напомнила Маркосу Кассандра.

Перед ее мысленным взором всплыло тщательно охраняемое логово Циклопа, стоящее на небольшом мысе в западной части Кефалинии.

– Последним из пытавшихся туда проникнуть был Скамандрий. С тех пор его больше не видели.

Оба замолчали, вспоминая пронырливого наемника Скамандрия и думая о сотне жутких способов, какими могла оборваться его жизнь. Среди излюбленных видов расправы Циклопа над врагами числились сожжение, сдирание кожи и отрубание конечностей палец за пальцем. Гибель Скамандрия вряд ли была большой потерей для общества, но несчастный наемник хвастался своим проворством и умением незаметно проникать куда угодно. За это его даже прозвали Тенью.

Кассандра тряхнула головой, прогоняя тяжелые мысли:

– Вернемся к твоему замыслу. Глаз мы будем красть… вдвоем?

Маркос сник и беспомощно пожал плечами:

– Дорогая, мисфиос у нас ты. Я бы тебе только мешал. В этом деле очень важно… я бы даже сказал, жизненно важно, чтобы тебя не заметили.

– А меня больше волнует то, что Циклоп меня схватит, – сказала Кассандра.

– Не схватит, потому что он сейчас не в логове, – возразил Маркос, грозя пальцем неведомо кому. – Как тебе известно, почти все частные галеры на нашем острове были насильно отданы афинскому флоту. «Адрастея» – одно из немногих оставшихся судов. Циклоп сейчас вышел на охоту, а галера – его добыча. Я слышал, он имеет зуб на корабельного триеарха.

– Что это вы тут замышляете? – спросила Феба, подходя поближе.

– Обычные разговоры взрослых, малышка, – поспешил ответить Маркос. – Мы с Кассандрой говорили про то, сколько денег я ей задолжал. Условились: она выполнит еще одно, последнее мое поручение, а потом я заплачу ей все сполна. Правда, дорогая? – спросил он Кассандру.

– И тогда мы будем каждый вечер есть, как царицы? – спросила Феба.

– Да, – тихо ответила Кассандра, гладя девчушку по голове.

– Вот и прекрасно, – воспрянул духом Маркос. – Сегодня вы останетесь у меня. Вас ждет поистине царский пир: жареная кефаль, осьминог, свежеиспеченный хлеб, йогурт, мед с фисташками и несколько чаш вина. А потом – удобная кровать и крепкий сон. Завтра Кассандра отправится выполнять мое поручение.

Маркос наклонился к уху молодой женщины и шепотом, чтобы не слышала Феба, добавил:

– Запомни: тебя не должны видеть, иначе нас троих…

Он провел пальцем по шее и высунул язык.

Кассандра кисло посмотрела на Маркоса и долго не отводила глаз.

2

Маркос не соврал. Постель на самом деле оказалась очень удобной – мягкой и теплой, но Кассандре не спалось. Все ее мысли были заняты опасным поручением. Лежа с открытыми глазами, молодая женщина долго смотрела на свое полукопье в изголовье кровати, освещенное полосой лунного света, пока не решила, что пришла пора вставать. Солнце еще не взошло. Феба продолжала крепко спать, прижавшись к подруге. Кассандра поцеловала голову девчушки и осторожно выбралась из постели. Одевшись, она выскользнула наружу и быстро выбралась за пределы виноградника. Долина встретила ее ночной прохладой. Кассандра пошла на запад, стараясь держаться поближе к береговой линии. Из предрассветной мглы доносилось шипение и мяуканье диких кошек. Рука молодой наемницы привычно сжимала охотничий лук. Вскоре из-за горизонта выплыло солнце, раскинув крылья над островом с его холмами и лугами. Кассандра смогла рассмотреть соседний остров Итаку, окутанный утренним туманом, который вскоре должно было сменить знойное марево. Также хорошо были видны развалины древнего дворца Одиссея, освещенные лучами восходящего светила. Кассандра всегда останавливалась, чтобы полюбоваться остатками древнего величия. Да и кто отказался бы от такого зрелища? Это был навевающий грусть памятник давным-давно умершему герою; путешественнику, пересекшему мир и вернувшемуся обратно; участнику великой войны, где он с одинаковым блеском сражался силой оружия и силой ума… Кассандра перевела взгляд на окрестности, поросшие кустарником, и в ней обострилась неприязнь к Кефалинии. «Хватит мечтать. Мне никогда не покинуть этот проклятый остров. Здесь пройдет моя жизнь, и здесь же она закончится».

Кассандра продолжила путь и вскоре вышла к протяженному каменистому мысу, вдававшемуся в море, словно шип. Отсюда, оставив свободную поступь, молодая наемница, попивая воду, начала красться, словно заядлый охотник, почуявший добычу. Воздух становился все жарче, а пение цикад – все громче. Логово Циклопа стояло на естественном плосковерхом холме, вблизи оконечности мыса. До него было около полумили. Внушительная постройка лишь звалась логовом, поскольку Циклопу не требовалось от кого-либо прятаться. Владения были обнесены невысокой обветшалой стеной. Сквозь трещины в кладке пробивалась трава и розовели цветы герани. Из-за стены просматривалась вилла с крышей, выложенной терракотовыми плитками, со светлым мраморным фасадом и дорическими колоннами, окрашенными в цвета охры и морской волны. На внешней стене Кассандра насчитала полдюжины охранников-головорезов. Они расхаживали взад-вперед по грубым парапетам, наблюдая за подступами к вилле. Еще двое стояли, как статуи, возле восточных ворот. Такие же ворота имелись и на северной стороне. Хуже всего, что на всем пути отсюда до стены Кассандре было почти негде укрыться. Несколько кипарисов, одиночные оливковые деревья, а дальше – сплошь редкие невысокие кустарники. Здесь тоже ходили караульные в широкополых шляпах, защищавших глаза от солнца. Их было четверо. Они двигались в пределах видимости друг друга и охранников на стенах. Все они были надежной живой границей, за которой лежало «государство» Циклопа.

Проникнуть внутрь казалось невозможным.

«Нет ничего невозможного», – вспомнила молодая женщина слова Николаоса.

Кассандра посмотрела на север, где росли кустарники и лежали каменистые склоны, ведущие к берегу. Молодая женщина скривила рот, с неприязнью сознавая правоту Николаоса. Потом вытащила пробку из горлышка бурдюка и вылила драгоценную влагу на растрескавшуюся золотистую землю.

Пригибаясь и внимательно следя за ближайшим из четверых караульных, Кассандра с осторожностью начала продвигаться к берегу. У самой кромки она завернула копье и лук в промасленный кусок кожи и прикрепила на спину, после чего вошла в неглубокую, бодрящую воду. Когда вода стала ей по грудь, молодая наемница распласталась на ее поверхности, раскинула руки и, отталкиваясь ногами, начала продвигаться вдоль побережья мыса к его оконечности. Морские травы и рыбешки щекотали ноги и живот Кассандры, пока она не вышла на большую глубину. Берег был пуст. И вдруг невдалеке из воды начали выпрыгивать резвящиеся дельфины. С берега донесся скрип сапог. Кассандра увидела краешек широкополой шляпы. Кто-то из караульных решил проверить, что за шум на берегу. Набрав побольше воздуха, Кассандра спряталась под водой. Сквозь прозрачную голубую толщу ей были видны игры дельфинов. Повернув голову в сторону берега, молодая женщина увидела щиколотки караульного, зашедшего в воду, а затем и искривленные очертания его фигуры. Караульный держал копье наперевес. Зайдя в воду по колено, он остановился, убедившись, что единственным источником шума были дельфины. Но выбираться на берег он не торопился, решив постоять и погреться на солнышке… Меж тем воздуха в легких Кассандры становилось все меньше и меньше… Вынырнуть сейчас означало обречь себя на смерть. Однако и под водой молодую наемницу ждала та же участь. В глазах уже начинали рябить черные точки… Не в силах дальше удерживать воздух, Кассандра выдохнула. Пузырьки, вырвавшиеся из ее рта, чем-то напоминали крыс, удирающих с тонущего судна. Холодная рука страха попыталась схватить ее за горло, но Кассандра спокойно поднесла к губам наполненный воздухом бурдюк, убрала палец, закрывающий горлышко, глубоко вдохнула новую порцию кислорода и поплыла дальше.

Он следил за ней издали. Видел, как неторопливо она оценивает обстановку, выискивая способы подхода к логову Циклопа. А теперь наблюдал, как наемница бесшумно выбралась на берег близ северных ворот, почти у самой оконечности мыса. Совсем рядом с тем местом, где прятался он сам. Пока что Кассандра вполне соответствовала своей репутации.

– А вскоре мы увидим, так ли она искусна и смертельно опасна, как говорят, – размышлял вслух наблюдатель, с улыбкой скрещивая руки на груди.

Кассандра вылезла на прогретую солнцем галечную отмель и, прячась за кустами, стала подниматься по каменистому склону. Где-то через сотню шагов солнце почти высушило на ней одежду. Подойдя к северной стене владений, молодая наемница спряталась за валуном, потом осторожно высунулась, чтобы оценить двух караульных у ворот. Оба были в кожаных доспехах. У одного на голове краснела косынка, стягивающая волосы, в руках охранник сжимал копье. На поясе его напарника висел боевой топорик. Пространство вокруг виллы пустовало. Никто не расхаживал по террасе на крыше и не стоял у входа. Вероятно, решила Кассандра, бо́льшую часть своих головорезов Циклоп взял с собой. А потому ее главная преграда – внешние стены. Если бы удалось незамеченной проскользнуть во двор… она попала бы в никем не охраняемое пространство. Как же поступить с караульными у ворот, чтобы дюжина других, расхаживающих по парапетам, ничего не заподозрила? Рядом негромко зашелестели крылья. У Кассандры испуганно сжалось сердце.

– Икар, ради всего святого! – прошипела она.

Орел посмотрел на свою хозяйку из-под полуприкрытых век и взмыл в воздух. Все так же прячась за валуном, Кассандра одним глазом следила за полетом Икара, державшего путь к воротам. Караульные до последнего момента не замечали птицу. Взмахнув крыльями, орел подлетел к стоявшему справа охраннику, растопырил когти и сорвал у него с головы красную косынку.

Караульный грязно выругался, хватаясь за поцарапанную макушку.

Орел полетел дальше, к вилле. Двое караульных помчались следом за птицей. Головорезы на парапете, молча наблюдавшие этот спектакль, теперь принялись дружно хохотать и глумиться над своими товарищами.

Не сводя глаз с двух караульных, Кассандра вскочила на ноги и бесшумно, словно кошка, пробралась в открытые ворота. Меж тем охранники сообразили, что орла им не поймать, и повернулись лицом к воротам. Словно от удара невидимого противника, Кассандра отлетела вправо и приземлилась в колючие заросли дикого утесника у основания стены. Затаив участившееся дыхание, молодая женщина следила за караульными. Те прошли совсем рядом и… вновь встали у ворот. Головорезы на парапетах возобновили наблюдение за подступами к вилле. Никто не заметил, как Кассандра проникла во двор.

Под гулкие удары собственного сердца молодая наемница раздвинула стебли утесника и посмотрела на виллу. Вход в здание напоминал разинутую пасть дикого зверя. Двойные красные колонны по бокам были похожи на окровавленные клыки. Кассандра осторожно пробиралась по двору, прячась за повозками, опрокинутыми бочками, копнами сена и деревянными хозяйственными постройками, пока не оказалась совсем рядом с домом. У молодой женщины от нетерпения дрожали ноги – как бы она хотела промчаться на них остаток расстояния до дверей. Только горький опыт удерживал Кассандру на месте, заставляя сидеть на корточках и выжидать. «Проклятые тени, – мысленно ворчала она. – А ведь там вполне может прятаться дюжина подручных Циклопа». Молодая наемница запрокинула голову и на террасе крыши заметила дверь, ведущую на верхний этаж. Кассандра подползла к стене, ухватилась за стебли обвивавшего ее плюща и полезла на крышу. Нога скользнула в сторону, поддев терракотовую плитку. Та треснула и стала угрожающе быстро сползать к краю. Удерживаясь на стеблях одной рукой, Кассандра изогнулась и подхватила беглянку, после чего облегченно вздохнула.

«Быстрота и незаметность, – прошипел у дочери в мозгу голос Николаоса. – Спартанец должен действовать проворно и бесшумно, словно тень».

– Я не спартанка. Я – изгнанница, – тихо прорычала Кассандра в ответ на слова наставника, затем перепрыгнула через мраморную балюстраду.

Арка с дверью, ведущей на верхний этаж, как и главный вход, тоже скрывалась в тени. Набрав побольше воздуха, Кассандра приоткрыла дверь и протиснулась внутрь. Правой рукой молодая женщина была готова в любой момент схватиться за копье, левую же вытянула для равновесия, на случай, если внутри окажутся караульные и ей понадобится отпрыгнуть или перекувырнуться, уворачиваясь от их атаки. Но Кассандру встретил почти кромешный мрак. Молодая наемница замерла, давая глазам время привыкнуть к темноте. Коса хлестала ее по плечам, словно кнут. Кассандре мерещились угрюмые караульные, спешившие расправиться с ней, и занесенные над головой серебристые лезвия мечей… Когда глаза привыкли к темноте, Кассандра обнаружила, что находится в тихой, пустой спальне. Стены комнаты украшала яркая роспись, изображающая битву, где одноглазый герой побеждал многочисленных врагов. Те заметно уступали ему в росте. В углу стояла величественная кровать, застеленная роскошным шелковым покрывалом. «Ничего-то здесь нет», – решила Кассандра. Но стоило ей повернуться в другую сторону… как возле очага она заметила высокий постамент из паросского мрамора. От выставленных трофеев все внутри Кассандры сжалось.

На деревянных подставках стояли отнюдь не вражеские шлемы, а три отсеченные головы. Кассандра с осторожностью приблизилась к ним, словно они могли вдруг ожить и наброситься на нее. Напрасный страх: эти трое давно расстались со своими телами. Одна голова принадлежала длинноволосому мужчине с гнилыми зубами, на лице которого застыла гримаса смерти. Он явно погибал в муках. Вторая была головой молодого парня с отрезанным носом, на месте которого теперь зияла дыра. Однако само лицо выражало странную безмятежность. Третья голова некогда венчала туловище женщины средних лет. Ее рот был приоткрыт в беззвучном крике: «Сзади!»

Скрипнула половица.

Кассандра мгновенно обернулась, схватившись за копье. Страх лизнул ее, будто языки пламени.

Никого.

Сердце Кассандры отчаянно колотилось. Может, скрип ей только почудился? Она вернула копье за пояс и снова взглянула на головы. Скамандрия среди них не было. В этом Кассандра не сомневалась. Возможно, пронырливый наемник украл у Циклопа какое-нибудь сокровище и сбежал на север транжирить нечестно нажитое богатство. Эта мысль придала молодой женщине храбрости. Почувствовав себя увереннее, она подошла к двери, высунула голову и осмотрелась. Слева и справа было пусто, а напротив… два караульных!

Кассандра вновь схватилась за копье, но быстро сообразила: «караульные» – всего лишь пустые старинные доспехи. Бронзовые кирасы, шлемы и ножные латы. Похоже, украденные из развалин старого дворца на Итаке. Паутина внутри шлемов создавала иллюзию обрюзгших лиц.

Злясь на себя за трусость, Кассандра прошла по коридору и заметила еще две двери. За одной из них наверняка находилась сокровищница Циклопа. Многие на острове говорили, что он спит на своем золоте. Они ошибались, но не сильно. Кассандра остановилась перед первой дверью и медленно повернула ручку. Внутри что-то щелкнуло. Дверь с жалобным скрипом распахнулась. От этого звука в животе Кассандры забегали полчища крыс, холодными лапками царапая ей кишки. Молодая женщина затаила дыхание… но никто из охранников не услышал скрипа. Успокоившись, Кассандра стала осматривать помещение, хотя смотреть там было не на что. Голые каменные стены; неокрашенные и даже неоштукатуренные. Дощатый пол. Никакой мебели, если не считать расшатанный шкаф у правой стены: пустой и со снятыми дверцами.

Кассандра осторожно повернула ручку следующей двери. Та открылась бесшумно. Вот где сокровищница! Из узкого круглого окошка в потолке пробивался солнечный луч. В золотистом свете лениво плавали пылинки. Сокровищница, ломящаяся от награбленного. Сундуки из слоновой кости были набиты монетами и драгоценностями. На скамье поблескивали серебряные обручи, броши и чаши. Целая полка была уставлена украшениями из лазурита самых обворожительных оттенков. Чуть поодаль – вещи из опала, сардоникса, изумруда, аметистовые ожерелья. Боевой лук изысканной работы с янтарной инкрустацией. А в дальнем конце помещения – в сумрачном углу, куда не достигал свет из окошка, – Кассандра увидела обсидиановый глаз. Она облизала пересохшие губы. Глаз покоился на кедровом постаменте. Положение было выбрано так, что золотой зрачок смотрел прямо на Кассандру. Это было величайшим из всех здешних сокровищ, стоившим дороже горстей или даже мешков с монетами и самоцветами. Кассандре оставалось всего-навсего пересечь комнату, пройдя мимо других сокровищ… и взять глаз.

Молодая наемница сделала шаг и замерла. Ее насторожил запах, совершенно чужеродный для сокровищницы Циклопа. Помимо металла и благовонных масел пахло также… смертью и разложением. Кассандра посмотрела налево, затем направо. Каменный пол слева от двери выглядел как-то странно, будто каменщику зачем-то понадобилось сделать несколько рядов углублений. Справа вместо каменной плиты лежала кедровая. Кассандра настороженно сощурилась. Присев на корточки, она сняла со спины лук, взялась за один конец, а другим слегка нажала на первую половицу.

Кедровые панели справа вдруг со свистом отодвинулись, всколыхнув пыльный воздух. Кассандра упала на спину, прижимая лук к груди. За порогом что-то промелькнуло и с металлическим лязгом ударилось о каменную плиту слева, выбросив снопы искр. Встав, Кассандра увидела ловушку: яму в полу, глубиной не уступавшую высоте двери. Дно ямы было усеяно железными шипами. Шагни она за порог, ее ждала бы мгновенная смерть. На шипах молодая наемница разглядела скрюченный труп Скамандрия. Правильнее сказать, скелет, обтянутый остатками кожи. Один шип пробил воришке висок, другой – шею, еще несколько прошли через руки и ноги.

– Твоя смерть, Тень, хотя бы наступила быстро, – сухо произнесла Кассандра.

Разверзшаяся ловушка загородила проход в сокровищницу. Молодая женщина раздраженно попятилась назад. И тут до ее ушей долетел разговор двух караульных, приближавшихся к вилле.

– Солнце припекает. Я проведаю лошадей в конюшне, а ты запри виллу, – говорил один другому. – Вечером хозяин вернется. Если в комнатах не будет прохладно, достанется всем.

Вскоре Кассандра услышала их шаги на первом этаже, а также лязг замков закрываемых дверей и окон.

Пора было выбираться отсюда. У молодой женщины участилось дыхание. Но без обсидианового глаза она никак не могла покинуть виллу. Кассандра закрыла дверь в сокровищницу и тщательно осмотрела коридор. Иных способов пробраться к добыче не было. Может, попробовать спуститься туда через окошко в потолке? Нет. Окошко было слишком узким. В него бы и ребенок не протиснулся. Кассандра принялась лихорадочно искать выход из сложившегося положения, пока не вернулась к мыслям о первой комнате. «Зачем такому алчному до сокровищ и власти мерзавцу, как Циклоп, понадобилась совершенно пустая комната?» – размышляла она. Остальные помещения (по крайней мере, на верхнем этаже) были наполнены всевозможными трофеями. Подойдя к открытой двери первой комнаты, Кассандра опустилась на колени и простучала концом лука все половицы. Никаких ловушек. Войдя в комнату, молодая женщина с подозрением уставилась на стену, смежную с сокровищницей, и ветхий кособокий шкаф. Взявшись за боковые стенки, Кассандра осторожно сдвинула шкаф в сторону – за ним оказалась небольшая дверца. С громко бьющимся от возбуждения сердцем Кассандра открыла дверцу и протиснулась в сокровищницу. Здесь молодую наемницу снова охватила тревога. Что, если откуда-нибудь с потолка упадет меч или в полу откроется еще одна яма с острыми шипами? Но других ловушек в сокровищнице не было. Кассандра пробралась к кедровому постаменту и схватила обсидиановый глаз, ощутив его холодную тяжесть. Скоро Маркос расплатится со своими долгами, а она получит все, что успела заработать, выполняя его поручения. Оставалось вернуться в спальню, выбраться оттуда на крышу и по стеблям плюща спуститься вниз. У Кассандры появилось и стало крепнуть ликование, как вдруг до ее ушей донесся тихий голос:

– Осталось только закрыть спальню, и с верхним этажом порядок, – бубнил себе под нос караульный, чье лицо было почти полностью скрыто старым кожаным шлемом.

Кассандра вжалась в стену, замерев среди теней. Караульный вошел в спальню, и молодая женщина нырнула в тихую комнату вслед за ним. Послышался стук закрываемых ставен, потом громко лязгнул замок. Заперев спальню, караульный направился к лестнице.

Кассандра тенью последовала за своим провожатым. Скрип его шагов на лестнице заглушал ее собственные. Вместе с караульным Кассандра приближалась к выходу. Но если он запрет входную дверь, а она не сумеет выскользнуть… Кассандре стало не по себе. Она живо представила четвертую голову на мраморном постаменте в спальне Циклопа.

В этот момент караульный уронил ключи, и Кассандра сделала следующий свой шаг ровно в тот момент, когда охранник нагнулся за ними. Скрипнули половицы. Караульный встрепенулся, подпрыгнул и молниеносно повернулся назад. Его губы растянулись в зловещей усмешке. Схватив топорик, охранник готов был позвать товарищей на подмогу… Но крик так и не вырвался из его горла. Кассандра столь же молниеносно выхватила нож, спрятанный в кожаном нарукавнике, и метнула в караульного. Лезвие вонзилось ему в горло. Караульный покачнулся и стал падать. Из раны заструилась розовая пена. Кассандра быстро подхватила тело, не дав своей жертве с шумом рухнуть на пол. Взгляд молодой женщины заметался между ключами, доспехами караульного и дверью, открывавшей путь к свободе.

Наблюдатель следил за караульным в черном плаще. Тот вышел из дома и направился к воротам, у которых перебросился несколькими словами с другим караульным, стоявшим на посту. Затем охранник вышел за пределы виллы и спокойно продолжил свой путь. Наблюдателя охватило радостное волнение: наемница целиком и полностью оправдывала их надежды. Словно ворон, он вытягивал шею и немигающими глазами продолжал следить за молодой женщиной.

В кожаном шлеме с узким забралом Кассандра едва не задыхалась. Судя по зловонию внутри шлема, убитый ею караульный любил чеснок, который поедал сырым и в изрядных количествах. Кассандра изо всех сил старалась подражать неспешной скучающей походке своей жертвы. Молодая женщина удалялась от логова Циклопа, сжимая в руке украденный боевой топор. Караульному у ворот Кассандра так объяснила свои действия:

– Пройдусь к берегу. С крыши виллы я заметил кое-что странное. Может, и показалось, но проверить надо.

Второй караульный был слишком разморен полуденной жарой и не обратил внимания, что низкий, хрипловатый голос товарища звучит чуть иначе, чем обычно.

Кассандра достигла островка, заросшего елями и можжевельником. Здесь царила благословенная прохлада. Отсюда она была невидима для караульных Циклопа. Воздух вкусно пах смолой. Молодая женщина с наслаждением ступала по ковру из опавшей хвои. В просвете между ветками синели морские волны. Берег. Голова Кассандры вдруг слегка закружилась, как от благовонного дыма. Ее опьяняло предчувствие скорого успеха. Вскоре молодая женщина вышла на небольшую полянку посреди островка.

От неспешных, раздавшихся вдруг рукоплесканий Кассандра застыла как вкопанная. От страха ее сердце тут же ушло в пятки.

– Прекрасно, просто прекрасно! – произнес мужской голос.

Повернув голову, Кассандра увидела того, кто ей аплодировал. Он сидел на поваленном бревне, у самой кромки деревьев. Его жидкие каштановые волосы были зачесаны вперед. Одежда незнакомца состояла из безупречно белого хитона с яркими серебристыми полосками. На сухопарой шее поблескивало ожерелье, а на сухопарых запястьях – браслеты. «Богач, и притом нездешний», – сразу подумала Кассандра.

– Мало кому удается лишить Циклопа Кефалинского его с трудом награбленной добычи, – с усмешкой промолвил незнакомец.

Кассандра вздрогнула. Ее поразила чрезмерная фамильярность и самонадеянность, сквозящие в голосе этого чужака. Его глаза будто пожирали молодую женщину. При этом взгляд незнакомца был не похотливым, а исполненным вожделения иного рода.

– Опусти топорик. Меня ты можешь не бояться. Кассандра продолжала смотреть на странного собеседника немигающим взглядом. Опускать руку с оружием она и не думала. Подлетевший Икар сел хозяйке на плечо, сердито вереща на незнакомца. По охотничьей привычке Кассандра боковым зрением следила за окрестностями. Сообщников у незнакомца не было. Но внизу, в бухточке, у причала покачивалась галера. С паруса на молодую наемницу смотрела жуткая голова горгоны.

– Кто ты такой? – сквозь зубы спросила Кассандра.

– Элпенор из Кирры, – непринужденно ответил он.

«Из Кирры? – подумала Кассандра. – Ворота в Дельфы, дом оракула». Ей отчаянно захотелось плюнуть.

– Я разыскал тебя, поскольку слышал удивительные рассказы о некоем кефалинийском наемнике. То есть о тебе, – продолжал Элпенор.

– Ты меня с кем-то спутал, – сердито бросила Кассандра. – На острове есть и другие наемники.

– Но такие дарования есть только у тебя, Кассандра, – возразил чужак из Кирры каким-то замогильным голосом. – Ты обладаешь сверхъестественным проворством ума и тела.

Кассандра сорвала с головы провонявший чесноком шлем и зашвырнула в траву. Рыжая коса выпорхнула наружу, разметавшись по груди.

– Чего тебе от меня надо? Говори напрямую, не то этим топором я раскрою тебе череп.

Элпенор засмеялся. Его костлявое тело сотрясалось в такт хриплым смешкам.

– Кассандра, я хочу предложить тебе значительное богатство. Сумму, более чем вдвое превышающую стоимость обсидианового глаза, который ты украла у Циклопа.

Рука Кассандры скользнула к поясной сумке. Глаз был на месте. «Опять в два раза больше?» – подумала она. Маркос расплатился бы с Циклопом, Фебе бы Кассандра купила хороший дом… Что важнее, эти деньги разрубили бы цепи нищеты, удерживающие Кассандру на острове, – она могла бы отправиться куда угодно и заняться чем душа пожелает. Мысли об этом наполнили душу Кассандры восхищением и ужасом. Элпенор вновь жадно заскользил глазами по телу молодой женщины. Заметив это, Кассандра сжалась и презрительно посмотрела на богача из Кирры.

– Я не сплю с мужчинами за деньги. Вдобавок ты стар и можешь испустить дух в процессе.

– Я не жажду твоего тела, – ответил Элпенор холодно. – Во всяком случае, не в том смысле, в каком это понимаешь ты. Я предлагаю тебе деньги в обмен на голову.

– По-моему, одна голова у тебя уже есть, – ехидно заметила Кассандра.

Элпенор сдержанно улыбнулся:

– Речь идет о голове воина. Спартанского полководца.

Кассандра почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

– Все зовут его Волком, – добавил Элпенор.

Кассандра мысленно приказала себе успокоиться, не обращая внимания на струйки пота, что текли у нее по спине.

– Полководцы тоже состоят из плоти и крови, – пожала плечами молодая наемница. – Спартанцы не исключение, хотя они и считают иначе.

– Так ты принимаешь условия сделки?

– Где обитает этот Волк?

– На другом берегу моря. В самом вожделенном из всех мест, какие существуют в греческом мире.

Кассандра сощурилась. Элпенор смотрел поверх ее плеча на восток. Она посмотрела туда же. В дымке по морю непрерывной вереницей плыли афинские галеры, чтобы затем войти в Коринфский залив для участия в осаде…

– Мегарида? Он на Мегариде?

Элпенор кивнул:

– Ожесточенная война между Афинами и Спартой сродни перетягиванию каната. При этом канатом служит город Мегара и узкий перешеек. Афины хотят завладеть обоими портами, дабы затянуть морскую петлю вокруг Эллады. Спарте перешеек необходим в качестве моста в Аттику.

Кассандра попятилась.

– Значит, он – в кольце устроенной Афинами блокады? – торопливо спросила она.

– Волк и его армия двигались по суше из Лаконии. Сейчас они держат путь в Паги – западный порт Мегариды.

– Зачем тебе понадобилась его голова?

– Война бушует, а… Волк оказался не на той стороне.

– Откуда мне знать, что ты сам – на той стороне? – холодно спросила Кассандра.

Элпенор достал из хитона туго набитый мешочек, в котором звенели драхмы.

– Всё очень просто: раз я плачу тебе за работу, я – на той стороне. Держи.

Кассандра поймала мешочек в воздухе и тут же ощутила приятную тяжесть в своих руках.

– Сделай то, о чем я тебя прошу, мисфиос, и ты получишь в десять раз больше.

Элпенор улыбнулся одними губами:

– Чтобы прорваться сквозь кольцо блокады, мне понадобится судно. Отдай мне твое, и считай, что дело сделано, – сказала Кассандра, кивком указав на галеру с головой горгоны.

По правде говоря, наемнические поручения на море она выполняла всего один раз. Маркос послал ее с грузом краденых шкур к своему сообщнику. Кассандре пришлось проплыть вдоль берегов Кефалинии на старой полусгнившей торговой посудине.

– Никто не должен видеть моих парусов, мисфиос, – сказал Элпенор тоном, не терпящим возражений.

– Без судна нет сделки. Афины давно погубили флоты всех своих союзников. Заставили их платить в казну Делосского союза, постоянно умножая число собственных кораблей. Нынче в частных руках осталось совсем мало быстроходных галер, способных пересечь море и прорваться через блокаду. На Кефа-линии таких вообще нет.

– Неужто это тебе не по силам? – поморщился Элпенор. – Или я переоценил твои способности?

Кассандра мешкала с ответом. Элпенор молча встал, явно намереваясь спуститься к берегу и подняться на свою галеру.

– Мне все по силам, старик! – крикнула вдогонку Кассандра. – Скоро ты получишь голову Волка.

Элпенор остановился, обернулся и посмотрел на молодую женщину из-под набрякших век.

– По рукам. Когда выполнишь поручение, найди меня в Кирре, на Причале паломников.

Кассандра шагала вдоль берега, возвращаясь на виноградник Маркоса. Слова Элпенора, которые он произнес на прощание, все еще звучали у нее в ушах. Порученное виделось ей чем-то туманным и совершенно нереальным. Кирра, где она никогда не была. Волк, которого она ни разу не видела. Все эти двадцать лет Кассандра не выбиралась за пределы прибрежных вод Кефалинии. «Какая же ты дура, – отчитывала она себя. – Ну когда ты научишься говорить „нет“ подозрительным сделкам? Мало тебе сумасбродных затей Маркоса, так теперь ты вляпалась в поручение, больше похожее на западню, откуда тебе не выбраться». Кассандра громко рассмеялась, удивляясь звукам собственного смеха.

– Волку ничего не грозит. Ведь я никогда не покину этот проклятый остров.

Дальше она шла молча и через некоторое время, обогнув каменистый мыс, вышла к бухте Клептус. Она замедлила шаг, намереваясь глотнуть воды из бурдюка, но раздавшийся крик помешал ей утолить жажду.

– Клянусь, я не произнес ни одного лживого слова. Умоляю: не забирай у меня судно!

Крик плыл над бухтой. Голос кричавшего был хриплым, полным отчаяния.

Кассандра опустилась на корточки, ладонью прикрыв глаза от солнца. Поначалу она видела лишь белые пенистые барашки волн, носящихся морских птиц и нескольких диких коз, что щипали песчаный тростник. Кассандра еще раз оглядела бухту и поодаль заметила трирему, наполовину вытащенную на берег. Корма судна упиралась в песок, а нос покачивался на воде. Галера была меньше, чем афинские военные галеры и судно Элпенора, но имела изящные очертания. Чувствовалось, строили ее на совесть. Остов галеры вблизи киля был покрашен в черный цвет, а вокруг палубных перил шла красная полоса. Корма изгибалась, словно скорпионий хвост. Нос галеры оканчивался бронзовой бараньей головой с нарисованными глазами.

– «Адрастея» для меня всё, – стенал голос.

– Адрастея, – прошептала Кассандра.

Богиня возмездия… и название этого корабля? Кассандра несколько раз повторила про себя это имя, и каждый раз по спине ее пробегал холодок. Молодая женщина досадливо щелкнула пальцами, но так и не могла вспомнить, почему это название ей знакомо.

И вдруг Кассандра заметила на палубе судна какое-то движение. Издали фигурки людей казались совсем маленькими. Судя по всему, разбойники связали матросов и поставили на колени. Тех, кто пытался встать, избивали. Один человек, довольно пожилой, стоял на коленях перед большим глиняным горшком. Голову несчастного держал какой-то великан. Старик извивался всем телом, безуспешно пытаясь вырваться. Кассандра вновь услышала крик несчастного, полный беспросветного отчаяния:

– Боги, пощадите меня! Спасите мой корабль!

Крик оборвался, сменившись не менее отчаянным бульканьем. Вода и пена переливались через край. Зрение Кассандры стало по-орлиному острым, и она смогла разглядеть великана, одновременно вспомнив, где впервые услышала название судна. В мозгу зазвучали слова Маркоса: «„Адрастея“ – одно из немногих оставшихся судов. Циклоп сейчас вышел на охоту, а галера – его добыча».

3

Напрасно Варнава кричал, в то время как мимо его ушей с шумом проносились пузырьки воздуха. Подводные стенания звучали глухо и даже самому Варнаве казались странными, не от мира сего. Руки у несчастного были крепко связаны за спиной; настолько крепко, что от веревок по рукам старика струились ручейки горячей крови. Вода через нос и рот змеей проникала в горло. Началось самое ужасное: воздух покинул легкие Варнавы. Тело молило о глотке кислорода. Но мясистая рука Циклопа тисками сдавливала шею несчастного, удерживая голову в воде. Перед глазами Варнавы замелькали белые вспышки. Их сменили темные клочья, похожие на жидкость, исторгаемую кальмаром. Черная пелена разрасталась, заслоняя видимый мир. Варнава понял: это конец. Циклоп больше не позволит ему глотнуть воздуха. А потом его ждет встреча с Хароном-паромщиком. Варнава беззвучно плакал. Перед мысленным взором, выпархивая из закоулков памяти, проносились картины его насыщенной событиями жизни. Они напоминали вспышки факела, задуваемого ветром… Варнава увидел песчаный остров, на который его – тогда молодого матроса – высадили в качестве наказания. Утро, когда он умирал от жажды посреди вздымающегося океана… Он увидел огромное, блестящее тело неведомого существа, всплывшего из морских глубин. Его спас другой корабль, но тамошние матросы не поверили рассказам о чудовище, посчитав их последствием слишком долгого пребывания на палящем солнце.

И вдруг все изменилось. Вода забурлила и начала уходить вниз. Мясистая рука резко вытащила его голову из горшка. Каштановые, с проседью, волосы Варнавы и борода промокли насквозь и торчали во все стороны, словно щупальца осьминога, разбрызгивая воду. Кристальная прозрачность воздуха казалась оглушающей. Голова заболела от нестерпимо яркого солнца. Варнава моргал, изрыгал из себя воду и втягивал воздух, глядя на своего мучителя-великана. Тот смотрел на свою жертву единственным глазом.

– Твои поганые губы, Варнава, малость посинели, – покатился со смеху Циклоп.

– Я не хотел тебя оскорбить, – кашляя, возразил Варнава. – Клянусь богами.

– Слишком много болтовни о богах, – презрительно бросил несчастному Циклоп, и громадные пальцы снова сжали затылок Варнавы. – Пора тебе встретиться с одним из них. Аид, поди, тебя заждался.

– Нет…

Протест Варнавы, несущий в себе мольбу, кончился новым погружением в горшок. Рот опять наполнился водой. Циклоп вернул свою жертву в соленую пропасть, к угасающему зрению и жгучему огню в легких. Теперь память показала Варнаве его первое плавание в должности триеарха. Он вел корабль и матросов к острову, надеясь отыскать там древние сокровища. Ничего они не нашли, но попали в лабиринт пещер, где несколько дней блуждали в темноте. Никаких богатств обнаружить им не удалось, но однажды, когда матросы спали, Варнава увидел… некое существо. Правильнее сказать, он увидел тень могучего человека-зверя: широкоплечего, с рогами на голове. Не успел Варнава как следует рассмотреть зверя, как тот исчез. И вновь товарищи не восприняли его рассказы всерьез, хотя Варнава показал им на полу пещеры цепочку едва заметных следов, оставленных раздвоенными копытами… Кажется, вода уже проникла ему в легкие. Тело обмякало, прощаясь с жизнью. Борьба за жизнь почти окончилась. А затем…

– Что случилось, старый дурень? – зашипел Циклоп, вновь рывком вытаскивая голову Варнавы из горшка. – Молчат твои боги? Или велели тебе проваливать на тот свет?

Разбойники громко загоготали, поглядывая на связанных матросов.

– Прикончи его! – выкрикнул кто-то из них.

Варнава почувствовал, как ручища Циклопа в очередной раз сдавила ему затылок. Старик уже не пытался набрать в легкие побольше воздуха, зная, что это лишь продлит его агонию, добавив боли.

– Почему вы не откликнулись на мои мольбы? – шепотом спросил небеса Варнава, прежде чем вновь увидел перед собой воду в глиняном горшке.

– Отпусти его! – послышалось с берега.

Рука Циклопа застыла. Варнава продолжал взирать на воду в горшке. Расстояние между ней и его носом было меньше пальца. Повернуть голову старик не мог и потому лишь скосил глаза в сторону берега. Увиденное наполнило несчастного благоговейным страхом. Уверенной, дерзкой походкой к кораблю приближалась высокая, стройная и гибкая женщина. При ней был охотничий лук, боевой топорик и странного вида полукопье. Точеные черты ее лица были исполнены суровости и гнева, глаза прищурены. На плече сидел орел. Птица богов. Глаза Варнавы наполнились слезами. Кем была эта дочь Ареса?

– Циклоп, я не стану повторять дважды, – громко произнесла она.

Песок, словно туман, клубился у нее под ногами. Одноглазый великан затрясся от гнева. С губ сорвалось глухое рычание. Он отшвырнул Варнаву, словно тряпку.

Циклоп Кефалинский взирал на нее с кормы галеры. Его лицо, изуродованное много лет назад, и впадина, в которой когда-то помещался правый глаз, знали только одно выражение – нескончаемый гнев. Могучие, похожие на стволы дубов руки блестели от пота. Грудь под кожаными доспехами с бронзовыми накладками тяжело вздымалась.

Кассандра остановилась шагах в двадцати от судна.

– Ты?! – удивился Циклоп.

Ветер трепал его темные волосы, собранные в хвост, делая их похожими на живое пламя.

– Мисфиос! – воскликнул великан, все еще не веря своему глазу.

Кассандра расставила ноги, распрямила плечи, на одном из которых восседал Икар. «Распространяй ощущение силы», – вновь раздался у нее в мозгу голос Николаоса. Кассандра надеялась, что Циклоп и его головорезы не увидят ее дрожащих рук. Она должна была столкнуться с ним лицом к лицу. Кассандра и так много лет избегала встречи с Циклопом и его разбойниками. Однако пришло время взглянуть в лицо своим страхам. Она должна выйти на поединок, чтобы освободиться от его мертвой хватки, освободить Фебу, Маркоса и… всю Кефалинию. И вдобавок – завладеть галерой.

– Что ты тут делаешь? – загремел Циклоп. – Я велел своим людям доставить тебя связанной.

– Посланные тобой головорезы мертвы. Я пришла сама, дабы сразиться с тобой… Циклоп.

– Не смей называть меня так! – взвился разбойник, хватив кулаком по корабельным перилам.

Он подал сигнал четверым подручным. Те спрыгнули за борт и стали приближаться к Кассандре с двух сторон. Молодая наемница лихорадочно раздумывала, как повести себя дальше.

– Циклоп, неужто у тебя не только один глаз, но и одно ухо? Я сказала, что намерена сразиться с тобой, а не с твоими головорезами.

Циклоп скривил губы, потом щелкнул пальцами, привлекая внимание подручных.

– Оторвите ей ноги, чтоб больше не ходила по земле, а потом тащите сюда. Я сперва утоплю этого старого пьянчугу, а после отхвачу голову этой наглой девки.

Великан повернулся к Варнаве. В этот момент Кассандра вытащила из сумки обсидиановый глаз и высоко подняла, заставив сверкать на солнце.

– Посмотри, какую забавную вещицу я нашла в твоем доме.

Живой глаз Циклопа чуть не выкатился из орбит, а сам разбойник глухо и злобно засмеялся:

– Ох и дорого же ты за это заплатишь…

Вместе с остальными шестью головорезами Циклоп спрыгнул на берег и тут же взял молодую наемницу в кольцо. Десять разбойников и Циклоп в придачу? «Храбрость – частая спутница глупости, – вновь напомнил о себе голос Николаоса. – Сражайся мудро и без излишней прыти».

Сзади послышалось козье меканье. Это подсказало Кассандре следующий шаг. Она повернулась к дикой козе, щиплющей траву.

– Пожалуй, такому сокровищу нужно надежное место хранения, – сказала Кассандра, указывая на козу, которая как раз в этот момент задрала хвост, показывая собственный зад.

– Ты не посмеешь! – крикнул оторопевший Циклоп.

Вместо ответа Кассандра улыбнулась, послюнила обсидиановый глаз, а затем поглубже запихнула в козий зад. Изумленная коза громко замекала, мотая головой. Кассандра похлопала ее по спине. Новая владелица обсидианового глаза проскочила между двумя подручными Циклопа и понеслась вверх по склону, удаляясь от бухты.

– Поймайте эту проклятую козу и верните мой глаз! – взвыл Циклоп.

Трое разбойников бросились за несчастным животным.

«Тремя мерзавцами меньше», – подумала Кассандра.

Циклоп и остальные семеро по-кошачьи припали к земле, готовясь схватить Кассандру.

– Мешок серебра тому, кто перережет ей глотку, – посулил Циклоп.

Кассандра следила за каждым движением противников, сжимая в одной руке украденный топорик, а в другой – остатки копья Леонида. Кто же первым отважится ее атаковать? Ага, этот. Самый жуткий из всех разбойников Циклопа. Лысый, с тяжелыми золотыми серьгами в ушах, одетый в кожаную юбку. Он выдал себя, дернувшись раньше времени, а когда бросился к ней, Кассандра преградила ему путь, выставив крест-накрест копье и топор. Но сама она не смогла удержаться на месте. Ее отбросило назад. Ожидая нападения, Кассандра стремительно развернулась и увидела мелькнувшую тень Икара. Орел вцепился когтями в глаза ближайшего к своей хозяйке разбойника и уберег ее от удара серпом. Кассандра снова развернулась и топором разрубила плечо другого головореза. Лезвие вонзилось глубоко. Из раны хлынула черная кровь. Противник упал, а к молодой наемнице уже подбирался следующий. Она увернулась от его меча, полоснув нападавшего копьем по лицу. Он упал со звериным стоном. Его голова треснула, словно дыня. К Кассандре бросились еще двое. Взмахнув копьем, один сумел задеть грудь Кассандры. Второй едва не размозжил ей голову, замахнувшись тяжелой железной булавой. Противников было слишком много… да и Циклоп выжидал, готовясь нанести смертельный удар. «Спартанец должен, как настоящий охотник, видеть все, что происходит вокруг, а не только то, что делается впереди него», – отчитал ее Николаос. Боковым зрением Кассандра заметила на палубе «Адрастеи» то, что требовалось ей для дальнейшего маневра: корабельный рангоут и канат, удерживающий его на месте. Один конец каната был привязан к перилам. Двое разбойников с криками ринулись к ней. Кассандра пригнулась, уворачиваясь от двойного удара, затем выдернула топор из раскроенного плеча убитого, выпрямилась во весь рост и метнула топор в сторону корабля. Проверять успех своей затеи ей было некогда. Кассандра вовремя повернулась, отражая еще одно нападение. Судя по звуку, донесшемуся с корабля, топор перерубил канат и вонзился в перила. Заскрипели корабельные снасти. Циклоп решил, что пора действовать. Он с ревом бросился к Кассандре, намереваясь тяжелым мечом распороть ей живот. Над его головой мелькнула тень. Рангоут повернулся на мачте, увлекая за собой болтающийся канат. Кассандра подпрыгнула, крепко уцепилась за край каната и повисла. Меч Циклопа проткнул пространство, где мгновение назад стояла его противница. Раскачиваясь на канате, Кассандра ногой ударила Циклопа в нос, а затем, повернувшись, словно камень в праще, выскользнула из кольца разбойников, направив канат в сторону корабля. Ее прибило к перилам. Там Кассандра отпустила канат и выскочила на палубу. Не теряя времени, она подбежала к Варнаве и перерезала веревки на его руках. Вслед за хозяином судна Кассандра освободила ближайших к ней матросов. Те испуганно вскочили на ноги.

– Всем приготовиться! – крикнула молодая женщина команде, поворачиваясь к корме и берегу.

Кассандра слышала судорожное, гневное дыхание Циклопа. С берега к корме полетели веревки. Затянув петли на перилах и иных крепких частях, Циклоп и уцелевшие головорезы полезли вверх. Веревки натянулись под тяжестью их тел. Матросы очумело размахивали шестами и крючьями. Кассандра прикрикнула на них, и тогда они бросились к перилам кормы – отбиваться от разбойников. Кого-то им удалось сковырнуть, словно ракушку, приставшую к днищу. Но Циклоп был для них слишком силен. Перевалив через перила, он выбрался на палубу и тут же полоснул по горлу ближайшему матросу. Тот полетел в воду. Вместе с Циклопом на палубу забрались еще трое разбойников. Одноглазый великан бросился к Кассандре, но на его пути возник дрожащий, безоружный Варнава. Циклоп взмахнул мечом, готовый перерубить старика пополам. Кассандра схватила острогу и метнула в великана. Импровизированное копье пробило Циклопа насквозь, пригвоздив к мачте. Единственный глаз вспыхнул от гнева и удивления. Затем изо рта хлынула черная кровь, дыхание великана стало порывистым. Тело Циклопа обмякло. Он был мертв.

Оставшиеся в живых разбойники тут же прекратили сражение и попятились к корме, во все глаза глядя на мертвого главаря. От их уверенности не осталось и следа. Спрыгнув за борт, они поспешили убраться прочь.

– Кефалинский Циклоп… мертв? – запинаясь, произнес какой-то матрос.

– Отныне остров свободен от его террора, – хрипло подхватил другой.

Варнава, мокрый и перепачканный, подошел к Кассандре, посмотрел на нее и вдруг преклонил одно колено. Капитан смотрел на молодую наемницу с благоговейным почтением. Подлетевший Икар опустился хозяйке на плечо:

– Ты – дочь Ареса?

– Я – Кассандра, – ответила наемница, жестом веля старику встать.

Вся палуба была усыпана мертвыми телами. Неподалеку стоял глиняный горшок, в котором чуть не утопили Варнаву.

– До меня доходили слухи о вражде между Циклопом и триеархом этого судна. Я не представляла, чем все обернется.

Варнава встал и шумно вздохнул:

– Случившееся между мной и Циклопом следует считать… досадным недопониманием. Не так давно мы зашли в гавань Сами. Я отправился в ближайшую таверну, чтобы насладиться трапезой. Говоря о трапезе, я имею в виду бочонок вина. Выпивка меня развеселила, и я решил рассказать собравшимся про одно из своих путешествий. Точнее, про существо, которое я видел на островах. Слов не хватит, чтобы описать его мерзость. Рассказывая, я неосторожно произнес слова «одноглазое чудовище». Циклоп, который тоже был в это время в таверне, вскочил, опрокинув стол. Он решил, что я рассказываю о нем, и вознамерился меня убить. Хвала богам, мы сумели покинуть гавань Сами. Но, как я теперь понимаю, Циклоп следил за нашим перемещением. Едва мы пристали к берегу, он со своими разбойниками напал на нас.

– Да, Циклоп имеет обыкновение… вернее, имел обыкновение, – сдержанно улыбнулась Кассандра, – принимать подобные слова на свой счет.

Посмотрев на осевшее тело Циклопа, а затем на глиняный горшок, Варнава испытал заметное облегчение.

– Я столько лет провел в море. Для меня было бы величайшим позором утонуть в этом горшке.

Я обязан тебе жизнью, госпожа наемница. Мы все в долгу перед тобой. Но, кроме глубокой признательности, мне нечем тебе отплатить.

– Мне будет достаточно, если ты отвезешь меня, куда я скажу.

– Ты собралась в путешествие? – оживился Варнава. – Моя галера домчит тебя куда угодно. Хоть на край света, если понадобится.

«Адрастея» покинула бухту Клептус, обогнула остров и вошла в гавань Сами. Там судно простояло на якоре несколько дней, пока матросы Варнавы собирали провиант и все необходимое для путешествия. Они и сейчас поднимались по сходням с мешками на плечах, занося на корабль остатки провианта. Кассандра стояла на палубе, упираясь локтем в перила. Мыслями она была уже в море. Вокруг шумела гавань, над головой кричали чайки, а из окрестных таверн слышался стук кружек и пьяные разговоры.

С причала донесся звук легких шагов.

– Я готова, – объявила вспотевшая Феба. – Все вещи собрала.

Кассандра зажмурилась, силясь потушить вспыхнувшее внутри пламя.

– Ты не поплывешь, – холодно ответила она девчонке.

Шаги замедлились.

– Куда ты, туда и я, – резко возразила Феба.

– Я плыву туда, где детям делать нечего, – сказала Кассандра.

Она опустилась на корточки и встретилась глазами со своей подопечной. Резкий тон был лишь маской. В глазах девчонки блестели слезы.

– Феба, тебе нужно остаться на острове. Циклопа больше нет. Вам с Маркосом некого опасаться.

Маркос стоял поодаль и вел оживленный разговор с важного вида торговцем – вероятно, пытался продать несчастному шелудивого осла.

– Это же настоящий боевой конь, достойный полководца, – врал Маркос.

Поймав взгляд Кассандры, он умолк и едва заметно кивнул в знак прощания.

«Приглядывай за ней», – одними губами произнесла Кассандра. Ответом ей был еще один торопливый кивок. «Ведет себя как мальчишка, которого отчитывают», – подумала Кассандра.

Феба что-то сунула ей в руку. Это был деревянный игрушечный орел.

– Не берешь меня, так возьми Хару. Куда бы ты ни отправилась, Хара будет с тобой, а значит, и я.

Невидимые руки сжали Кассандре горло. Она была готова разрыдаться. Усилием воли молодая женщина подавила слезы, сжав в руке игрушечного орла.

– У меня тоже есть кое-что для тебя, – прошептала она, вкладывая в ладонь Фебы обсидиановый глаз Циклопа.

Тогда, на берегу бухты Клептус, она проделала ловкий фокус, подменив сокровище камешком. Кассандра искренне наделась, что несчастной козе удалось освободиться от него.

– Бережно храни эту штучку. Маркосу о ней не говори. Если случится какая беда, продай этот глаз, а вырученные за него деньги трать с умом.

Феба ошеломленно посмотрела на странный подарок, затем спрятала его в сумку.

– Прощай, Феба, – сказала Кассандра, выпрямляясь во весь рост.

– Но ты ведь вернешься? Ну хоть когда-нибудь? – с мольбой спросила девчонка.

– Обещать я тебе не могу, но надеюсь, что мы встретимся снова.

Крики матросов означали, что погрузка окончилась и пора поднимать сходни. Феба попятилась назад, улыбаясь и размазывая по щекам слезы. Постояв еще немного, девчонка побрела к Маркосу. Кассандра отвернулась, крепко сжимая в руке игрушечного орла.

Из гавани «Адрастея» выходила на веслах. Варнава расхаживал по палубе. Он уже не напоминал полу-утопленного кота, как в день их с Кассандрой знакомства. На нем был голубой экзомис с белыми плечами. Длинные густые волосы не липли к лицу, а бороду старик тщательно расчесал, разделив на два клинышка. Сейчас Варнава был похож на милого, добродушного дядюшку; немолодого, но не утратившего силы. Через какое-то время он распорядился сушить весла и ставить парус. Матросы, как белки, взлетали по веревочным лестницам, разматывая и закрепляя снасти. Звук разворачиваемого паруса напоминал раскаты приближавшегося грома. Нижняя часть полотна соскользнула с рангоута, обнажив герб в виде ярко-красного парящего орла. Парус тут же поймал ветер и раздулся, как грудь великана. Галера заскользила в восточном направлении. Все, кто находился на палубе, промокли в считаные секунды. За судном потянулась белая полоса пены.

Варнава подошел к Кассандре. Попутный ветер играл его волосами.

– Когда Циклоп засунул меня головой в горшок, я воззвал к богам. А потом явилась ты…

– Ты позвал. Я ответила, – сухо рассмеялась Кассандра.

– А сражалась ты, как царица амазонок, как сестра Ахилла! Орел Зевса постоянно кружил над твоей головой.

Икар, летевший за кораблем, одобрительно закричал, соглашаясь с Варнавой. Глаза капитана блестели от восхищения.

– В странствиях мне встречались люди, утверждавшие, что в их жилах течет кровь богов. Но трепать языком легко, а такие утверждения и ломаной драхмы не стоят… По-моему, истинным мерилом людей являются их дела.

Кассандра украдкой оглядела пустую, опрятную палубу. Под изгибом скорпионьего хвоста кормы притулилась тесная каюта. Матросы предпочитали размещаться по закоулкам и «птичьим гнездам». Кто-то восседал на рангоуте, болтая ногами. Кто-то спал в тени кормы, подстелив под головы свернутые плащи. Часть матросов драили снасти, скрашивая работу песней. Несколько человек играли возле перил в бабки. Тридцать человек, если она не ошиблась в подсчетах и заметила всех.

– Каждый из них мне как брат, – сказал Варнава, перехватив ее взгляд. – Им можно доверять. Но позволь вопрос: почему из всех мест, куда могла бы домчать тебя моя галера, ты выбрала… Мегариду? – спросил старик, глядя вдаль – туда, где находилось широкое устье Коринфского залива.

– Там ждет меня моя добыча. В мегаридском порту Паги.

– И там же, госпожа наемница, находится центр военных действий, – возразил Варнава. – Земли Мегариды кишат спартанскими фалангами, а воды запружены афинскими галерами. Последние не представляют для нас помехи. Пусть «Адрастея» невелика, да и возраст у нее уже почтенный, моя галера быстроходна, так же споро разворачивается, а ее нос… по остроте не уступит орлиному клюву. Но при всем при том… мы достигнем Мегариды в тревожное время. Множатся слухи о Перикле, который ведет в Мегариду афинскую сухопутную армию, дабы разгромить спартанские полки. Какая добыча стоит того, чтобы влезать в самую гущу войны?

– Голова спартанского военачальника, – ответила Кассандра.

Матросы, слышавшие ее слова, от удивления разинули рты.

– Меня наняли убить того, кто зовется у них Волком, – сообщила молодая наемница.

Уверенность Кассандры в своих силах возрастала с каждой минутой плавания; особенно теперь, когда трирема скользила по глубоководью.

Варнава шумно выдохнул и невесело рассмеялся. Так мог бы смеяться человек, которому предложили взобраться по отвесной скале, смазанной маслом.

– Убить Волка? Тяжкое задание тебе дали, госпожа наемница. Говорят, у Николаоса из Спарты железные плечи. Он спит с копьем в руках, держа один глаз открытым. А его телохранители по свирепости не уступают демонам…

Кассандра не расслышала последних слов Варна-вы – в ее ушах поднялся оглушающий звон.

– Как ты сказал? – услышала молодая женщина собственный голос.

У Кассандры подогнулись ноги. Капитан смущенно смотрел на нее. Матросы подбежали, готовые подхватить свою спасительницу. Молодая женщина удержалась на ногах, вцепившись в перила, и стала смотреть в воду.

«Волк – это Николаос из Спарты? Меня послали убить своего отца?»

Элпенор смотрел, как «Адрастея» вышла в открытое море и теперь неслась на всех парусах к Коринфскому заливу. Руки мужчины теребили странную маску, а сам он тихо посмеивался. На корме виднелась маленькая фигурка Кассандры. Поначалу она выглядела смелой и сильной. А затем вдруг поникла и обмякла, как от удара невидимой кувалды. Кассандра жестом отогнала пытавшихся ей помочь и опустилась на одно колено.

– Она знает… – промурлыкал себе под нос Элпенор. – Началось.

4

– Убрать парус! – распорядился Варнава.

Белоснежный парус с горделивым красным орлом быстро превратился в тугой сверток. Тем временем на скамьи, обитые кожей, уселись гребцы: по десять человек с правого и левого борта. Каждый взял по пихтовому веслу, продел в кожаную петлю и насадил на уключину. Под ритмичные всплески весел галера поплыла дальше.

Впереди виднелись берега Мегариды. Они почти достигли места своего назначения.

Устроившись на корабельном носу, Кассандра разглядывала лес афинских галер, плывших впереди: полосатые паруса, трепещущие на легком ветру, пихтовые мачты, просмоленные борта. И на каждом – полным-полно воинов. Гоплиты в сверкающих доспехах, лучники, пращники, пельтасты. Часть галер перевозила даже фессалинских коней с наброшенными на головы мешками, чтобы животные не испугались морского простора. Плавучая армия заграждала «Адрастее» путь к туманным мегаридским берегам и к гавани Паги.

– Я должна с ним сразиться, – шептала себе под нос Кассандра.

За два дня плавания эта фраза превратилась для нее в заклинание. Кассандра успела смириться с тем, что Волк – ее отец.

– Вот только как прорваться сквозь афинский частокол?

Галеры двигались плотными рядами, по четыре-пять судов в каждом. На палубах двух ближайших сгрудились пельтасты в белых туниках. Кто-то заметил, что их флотилию догоняет суденышко. Дерзкий мышонок, решивший наведаться в логово львов. Пельтасты что-то кричали, тыча пальцами в сторону «Адрастеи». Заметив незваного гостя, командир велел им забросать наглое суденышко копьями. Кассандра повернулась к Варнаве и матросам. Надо поворачивать! Она допустила ошибку. Может, они сумеют уклониться на север или юг и высадиться на другом берегу Коринфского залива? Оттуда за месяц она добралась бы до Пагов и…

– Кибернет! – загремел Варнава прежде, чем Кассандра успела открыть рот. – Поворачиваем… поворачиваем… поворачиваем!

На корме, изогнутой в виде скорпионьего хвоста, чернокожий рулевой по имени Реза взялся за парные рулевые весла. Его мускулистые плечи дрожали от напряжения. Чтобы развернуть галеру вправо, весла требовалось сдвинуть влево. Реза едва справлялся с задачей, пока двое матросов не прибежали ему на подмогу.

Вокруг галеры забурлила вода. Судно резко накренилось вправо, чиркая по волнам. Кассандру с головы до ног обдало водой. Она схватилась за перила. Часть палубы стала мокрой. Позади «Адрастеи» покачивались на воде копья пельтастов. Ни одно из них не задело даже борта. Галера выровняла крен, и тут Кассандра заметила впереди одинокую афинскую трирему. Она двигалась левым бортом, оказываясь на пути «Адрастеи». Варнава тоже заметил эту трирему в гуще других кораблей – слабое звено в афинской блокадной цепи.

– И-и-и… раз – налегай… раз – налегай… раз – налегай… – все быстрее и быстрее повторял келевст. Он ходил между гребцами, неистово ударяя кулаком одной руки в ладонь другой. Гребцы откликались на его призывы. Их весла заставляли «Адрастею» лететь с немыслимой скоростью… Бронзовая баранья голова была направлена прямо в борт одинокой афинской галеры.

– Держитесь! – закричал Варнава.

Окружающий мир взорвался, сотрясаемый грохотом ломающегося борта афинского судна. Кассандре казалось, что ей только чудом не вывихнуло плечи. «Адрастея» накренилась. Небо временно потемнело от облаков, состоявших из древесной пыли, щепок и обломков. Под крики афинян «Адрастея» разрезала их судно на две части, которые разошлись, будто створки дверей. Высокая мачта накренилась и упала. Находившиеся на афинской галере матросы хватались за все, что можно, только бы не упасть в воду. «Адрастея» же поплыла дальше, и звуки суматохи на тонущей афинской галере постепенно становились все тише, пока совсем не смолкли.

Кассандра оглянулась на взбаламученные воды, куда погружались остатки афинского корабля. У нее не было сомнений, что весь флот теперь устремится за ними в погоню.

– Афиняне не станут нас преследовать, – успокоил молодую наемницу Варнава. – Подходить слишком близко к берегу ради поимки одного кораблика? Они не рискнут.

«Берег», – подумала Кассандра, глядя на усеянную галькой полосу земли и отвесные скалы вокруг гавани Паги. Все оправдания остались позади. От этой мысли ей в сердце вонзились дюжины ледяных шипов. Волк был здесь. Глаза Кассандры прочесывали берег. Никого.

Под днищем «Адрастеи» заскрипела галька. Кассандра спрыгнула за борт, оглядывая пустынный берег. «Где же ты, Волк?»

Отчаянный вздох, раздавшийся поблизости, заставил ее вздрогнуть. Ступая по мелководью, на берег выбирался афинский воин с располовиненной галеры. Он тяжело дышал и постоянно отплевывался. Его сине-белый экзомис насквозь промок. Глянув в сторону, Кассандра увидела и других спасшихся. Их были сотни. Некоторые плыли на щитах, как на лодках. Почти все – с оружием. Издали, с афинских галер, доносились ободряющие крики. На мгновение Кассандре показалось, будто афиняне успешно высадились на берег и готовы его занять… пока из соснового леса им навстречу не устремились воины в малиново-красных одеждах.

Кассандра спряталась в зарослях утесника, наблюдая за спартанским лохосом – военным подразделением пехотинцев. Их было около пятисот. Чистокровные спартанцы, которых с каждым годом становилось все меньше, составляли лишь пятую часть войска. Малиново-красные плащи развевались на ветру. Волосы и бороды воинов, заплетенные в косы, раскачивались, словно веревки. Босые, пехотинцы строем двигались к берегу. В лучах предвечернего солнца сверкали их шлемы. На бронзовых щитах была начертана кроваво-красная буква «лямбда». Их копья, нацеленные на афинян, напоминали пальцы палача, выносящие своей жертве смертный приговор.

Спартанцы действовали молча. Злость перекашивала их лица. Пущенные ими копья косили афинян. Воздух над мелководьем и берегом подернулся красным туманом. Повсюду звучали предсмертные крики. Афинян, продолжающих подплывать и выползать на берег, встречали безжалостными ударами спартанских копий. Чтобы не тупить лезвия, врагов убивали древками, к концам которых были приделаны бронзовые шипы. Когда семеро афинян дерзнули вступить в сражение, один из спартанцев устроил им кошмар наяву. Кассандре не удавалось увидеть его лица, закрытого старинным коринфским шлемом. На нем был красный трибон – плащ, какой обычно носили философы. Солнце играло на острие его копья. Этот титан враз уложил всех семерых своих противников. За считаные минуты все, кто спасся с располовиненной афинской галеры, превратились в скопище трупов. Мелководье, где плавало большинство из них, окрасилось в красный. Над бухтой установилась скорбная тишина, нарушаемая лишь плеском волн.

Наконец-то Кассандра увидела его во весь рост, и тут же узнала его по перекрещенным перьям – символу военачальника, – таким же красным, как его мокрый от крови плащ. Кассандра попыталась рассмотреть лицо Волка, скрытое в тени шлема. Воспоминания о прошлом жгли нутро молодой наемницы, словно языки пламени. Сердце ее гулко колотилось, копье Леонида в руках дрожало – Кассандра была не в силах скрыть свое нетерпение.

Воины, окружавшие Волка, приветственно подняли копья.

– Ару! – громко и торжественно прокричали они. Этот вопль вернул Кассандру в холодную реальность: боевой дух воинов был как нельзя силен. К тому же противников было слишком много. Сейчас не время для удара. Молодая женщина разжала пальцы, накрыв полукопье плащом. Огонь внутри ее погас. Меж тем Волк подошел к молодому командиру своего отряда и опустил руку на его плечо:

– Ты хорошо сражался, Стентор.

С этими словами спартанский военачальник, ее отец… и ее цель, покинул бухту. Он направился к тропе, змеящейся между прибрежных скал. С ним ушло еще несколько воинов.

Кассандра оглянулась назад и различила в глазах Варнавы тревогу. «Жди здесь», – одними губами прошептала молодая женщина, затем выбралась из зарослей утесника и пошла к спартанским воинам. Стентор первым заметил приближение незнакомки и выступил вперед, преграждая путь.

Он был немногим старше ее. Лет тридцати, наверное, учитывая, что Волк уже сделал его командиром. Стентор бесстрастно взирал на незнакомку. Иссиня-черная борода и усы окаймляли его тонкие губы. Его нос по форме напоминал лезвие меча. Сильный. Худощавый. Даже слишком. От тягот сражений или от недоедания? Губы Стентора скривились, готовые произнести язвительные слова, но тут он заметил стоящую на якоре «Адрастею». Затем взгляд молодого командира переместился на трупы афинян и дальше – туда, где плавали обломки афинской галеры.

– Ты… ты разломила надвое их галеру? – спросил Стентор.

Ему вторило щелканье клюва. Невдалеке гриф опустился на голову убитого афинянина, выклевывая глаза.

– Она загораживала мне путь, – в той же лаконичной манере ответила Кассандра.

Во взгляде Стентора мелькнуло уважение. Затем он поднял голову вверх, где на вершине прибрежной скалы стоял Волк, опираясь на палку и разглядывая панораму бухты и залив. Плащ спартанского полководца переливался в лучах закатного солнца.

Кассандра сообразила, что подозрительно долго смотрит на Волка. Стентор тоже это почувствовал.

– Что тебе надо от Волка? – резко и с нескрываемым подозрением спросил молодой командир.

– Я хочу… ему служить, – с деланым бесстрастием ответила Кассандра.

– Стало быть, ты – мисфиос. Думаешь, мы нуждаемся в помощи? Не на твоих ли глазах мы расправились с этими афинскими дурнями? Или ты не знаешь, что Мегара по-прежнему в руках спартанцев?

– Пока что, – сказала она. – Однако я слышала о замыслах афинянина Перикла двинуть на Мегару большую сухопутную армию.

Стентор скривил верхнюю губу.

– Не сомневаюсь, твои воины одержат победы во многих сражениях, – сказала Кассандра, опережая готового разразиться проклятиями Стентора. – Но разве не найдется дел, которые можно поручить наемнице? Я прошу всего лишь место в твоем лагере и безопасную стоянку для моего корабля и матросов, пока я здесь.

Стентор фыркнул, выказывая легкое изумление:

– Ты хочешь служить нам. Неужели ты всерьез думаешь, что я позволил бы наемнице находиться рядом с моим отцом?

Сказав это, Стентор бросил взгляд на своего командира, все еще стоявшего наверху.

– Так ты… сын Волка? – дрогнувшим голосом спросила Кассандра.

– Он усыновил меня вскоре после смерти обоих его детей, – пояснил Стентор. – Он был моим учителем во всем. Благодаря Волку я теперь командир этого полка. Волк для меня – образец для подражания. Я охотно последую за ним к вратам подземного мира.

– Я лишь прошу дать мне шанс служить этому великому полководцу.

Стентор недоверчиво смерил Кассандру взглядом с головы до ног, будто торговец, оценивающий лошадь и готовящийся закрыть сделку.

– Нет. Ни один наемник никогда не войдет в наш лагерь и не окажется вблизи Волка, – возразил молодой командир. – Довольно того, что ваша порода и так рыщет в здешних краях, работая на Афины… – Стентор наморщил нос. – Гирканос и подкупленные им мерзавцы недавно напали на наши повозки с провизией. Мои воины остались без хлеба. Иные охотятся за головой моего отца, поскольку за нее назначена награда. В лапах Волка и так застряло немало колючек. Новых я не допущу. Ведь и ты могла появиться здесь, чтобы убить моего отца. – Молодой мужчина сурово посмотрел на свою собеседницу. – Так что отправляйся спать на свой корабль, чужестранка, и скажи спасибо, что позволяю тебе унести ноги.

За спиной Стентора негромко лязгнули копья, показывая Кассандре, что разговор окончен. Молодая женщина слегка поклонилась и побрела к своему кораблю – не слишком надежному убежищу против такой армии.

Ужин Кассандры состоял из соленых сардин и хлеба, который она размочила в изрядно разбавленном вине. Поев, молодая женщина улеглась спать на носу галеры. Над бухтой стояла мертвая, пугающая тишина. Тело саднило от дневного напряжения, голова соображала плохо. Сон не шел. Тогда Кассандра уселась на перилах, подтянув колени к груди. Икар примостился рядом, чистя перышки. Серп луны освещал воды Коринфского залива. На афинских галерах горели факелы. Над скалой стояло оранжевое зарево костров спартанского лагеря. Берег и мелководье были ничейной землей. На палубе храпели матросы. В воздухе ощущалось трупное зловоние. Спартанцы сняли с убитых афинян доспехи, но хоронить павших не стали.

Плеск весел заставил сердце молодой женщины сжаться. Ночная атака? Но к берегу со стороны афинских галер двигалась маленькая лодка. В ней сидели двое – без доспехов и оружия. Достигнув берега, они направились к спартанскому лагерю. Смельчаки. Возможно, это плавание было последним в их жизни. Однако двое вскоре вернулись, сели в лодку и уплыли, а через некоторое время к берегу подошло несколько лодок с безоружными афинянами. Они принялись рыть могилы, хороня убитых. Свирепые противники Афин дали на то великодушное разрешение.

Кассандра подняла глаза к вершине скалы и вновь увидела там Волка, наблюдавшего за похоронами. Над ним чернело небо, усеянное серебристыми точками звезд. «Ты сейчас наверняка хвалишь себя за проявленное великодушие, – с ненавистью думала Кассандра. – Но где было твое милосердие тогда, на вершине горы?»

На протяжении всего следующего месяца «Адрастея» стояла на якоре близ Пагов, и Кассандра употребила это время на завоевание доверия спартанцев. Днем она тенью следовала за ними, в то время как эти бравые воины зорко следили за берегом, защищая немногочисленные удобные бухты на случай подхода афинских галер. Довелось Кассандре и отражать нападение афинской пехоты с севера. Дважды она помогала повернуть исход сражения в пользу спартанцев. В первый раз это произошло, когда спартанцы ожидали подхода афинских трирем. Кассандра, устроившись на камнях, обстреляла суда зажигательными стрелами. Вражеские корабли сгорели, так и не достигнув берега. Стентор тогда вел себя как стервятник, у которого из-под носа уволокли падаль. Через несколько дней Кассандра вновь присоединилась к сражению, выскочив из-за деревьев и убив искусного афинского воина. Стентор наградил ее гневной тирадой и даже вытащил из ножен меч на четверть длины лезвия.

– Держись подальше от моих солдат. А от моего отца – и того дальше! – гневно потребовал он.

Но под глазами молодого командира темнели круги. Да и шаги спартанских солдат потеряли былую силу и упругость. Несмотря на свою гордость и стойкость, с которой воины не поддавались голоду, украденные повозки с провиантом означали, что многие из них уже несколько недель не ели досыта.

Спартанское доверие было подобно тяжелому железному замку́. Кассандра вдруг поняла, что́ поможет ей отпереть этот замок. Зерно. И тогда молодая женщина встала, неслышно покинула корабль и отправилась вглубь материка.

Лагерь спартанцев занимал всю вершину скалы. Сейчас вокруг него горели факелы. По периметру стояли бдительные караульные с бесстрастными лицами. Шипы их копий были воткнуты в землю, отчего сами копья стояли ровно, словно колья. Скириты расположились на возвышении, среди деревьев. Они славились как меткие копьеметатели и превосходные ночные дозорные. Скириты не являлись чистокровными спартанцами, но их воинское искусство ценилось. А внутри лагеря у костров сидели спартанские воины, раскатисто смеясь и потягивая из кофонов жидкую «черную похлебку». Иные точили копья. Несколько человек стояли совсем голыми. Рабы-илоты намазывали их жилистые тела особым маслом, чтобы потом стригилями соскрести грязь и пот.

Стентор тоже сидел у костра, разведенного в самой середине лагеря: усталый, голодный и злой. Не в силах заснуть, он встал и для компании разыскал еще нескольких воинов, страдавших бессонницей. Их он привел к костру, чтобы вместе коротать ночные часы.

– А ну-ка, спойте мне что-нибудь из стихов Тиртея, – велел он. – Одну из его боевых песен.

Двое спартанских воинов, сидевших напротив, смущенно закашлялись, зашаркали ногами, затем весьма скверными голосами затянули песню, написанную около трехсот лет назад величайшим поэтом Спарты. Вскоре на лице Стентора появилась гримаса недовольства.

– Лучше прекратите, пока тень этого великого человека не явилась сюда и не вырвала вам языки!

Стентор посмотрел в сторону бухты, где на волнах покачивалась «Адрастея». Эта докучливая наемница торчала здесь почти два месяца. Все изнуряюще жаркое лето. Ее вмешательство в сражения спартанцев бросало тень на их победы. А уж что говорить про ее стрельбу из лука. У спартанцев это оружие никогда не было в почете.

Как-то Стентор спустился вниз, чтобы посмотреть на своих воинов, упражняющихся в боевых искусствах. Выстроившись двумя фалангами, спартанцы сошлись в потешном сражении. Стентор хрипло посмеивался и рукоплескал, глядя на сходящиеся шеренги, где воины сшибали противников, хвастаясь количеством «убитых». Под конец на ногах остался только один воин. Остальные сидели и лежали, протяжно стеная. Стентор ликовал. Он двинулся в сторону победителя… пока не увидел, что под красным спартанским плащом и бронзовым шлемом сражался вовсе не урожденный Лаконии. Это была она. Она!

Стентор обрушился на спартанцев, словно коршун на беззащитную пташку, отчитав их за то, что позволили наемнице упражняться вместе с ними да еще дали ей спартанское копье и щит.

– Но она их заслужила, господин, – возразил кто-то из воинов. – У этой женщины крепкая спартанская выучка, хотя она и отказывается назвать имя своего наставника.

Кто-то из побежденных в потешном сражении решил было приударить за ней: схватил и попытался поцеловать. Бедняга до сих пор отсиживался в углу лагеря с разбитой челюстью и помятыми яйцами. Стентора настораживали сообщения скиритов. На протяжении последнего месяца, едва стемнеет, наемница постоянно уходила вглубь материка. «Кто же ты на самом деле?» – размышлял молодой командир.

Но вскоре думы о личности наемницы сменились иными, куда более тревожными. Ее слова, произнесенные в день их первой встречи, подтвердились. Афинянин Перикл двигался на юг с сильной армией гоплитов, чтобы лишить спартанцев власти над Ме-гаридой. Спартанскому командиру не оставалось ничего другого, кроме как отправиться наперехват. Союзников уже оповестили, призвав влиться в спартанские ряды. Стентор сердито теребил волосы. Все эти разговоры об афинских героях, о численности вражеских сил; гнусные перешептывания о неминуемом поражении спартанцев, которое войдет в историю… Они вгрызались в боевой дух Стентора наравне с голодом, терзавшим его пустой желудок.

Тишину нарушил звук быстрых шагов. Кто-то двигался между шатров в его сторону. Стентор вскинул голову, рявкнув:

– Караульные!

Невдалеке показалась тень, которая направилась прямо к костру, возле которого сидел молодой командир. Стентор вскочил, хватаясь за короткий меч. Тень остановилась и метнула в сторону огня какой-то тяжелый предмет. Тот упал рядом с костром и при падении задел острый камень. Из прорехи в мешке посыпалась драгоценная пшеница. Собравшиеся уставились на нее, словно то была россыпь золота, а не зерна. Тень вошла в круг света, отбрасываемого костром, и Стентор тут же понял, кто перед ним. Кассандра походила на охотницу, которая не сводит глаз с будущей жертвы.

– Мисфиос? – прорычал молодой командир.

– Гирканос мертв. На протяжении последнего месяца я выслеживала его и наконец настигла. Этим вечером я пробралась в его лагерь, убила его и сообщников. Там же я обнаружила более дюжины повозок с краденым зерном. Теперь ты и твои воины сможете есть досыта и еще до подхода наземной афинской армии восстановите силы.

Стентор встал, испытывая радость и гнев одновременно.

– Получается, ты снова нас спасла? – без тени благодарности спросил он. – Желаешь, чтобы мы склонили головы и славили тебя?

– Я прошу лишь о встрече с Волком, – спокойно ответила Кассандра.

Гнев Стентора улегся, а в мозгу появился замысел, показавшийся ему блестящим. В грядущем сражении ни одно копье не будет лишним.

– Похвальная настырность. Такая встреча может состояться, но при одном условии. – Стентор ткнул пальцем в молодую женщину. – Когда мы выступим навстречу афинским фалангам, ты, мисфиос, отправишься в составе моего воинского братства. Я поручусь за тебя. На берегу ты хорошо показала себя. Но потешное сражение на песке не может выявить истинных качеств воина. Ты должна доказать в настоящем бою, что достойна называться гоплитом, быть частью стальной стены.

Замысел Стентора вызвал громкий смех сидевших у костра спартанцев. Сам он хотел, чтобы Кассандра, услышав о грядущем сражении, съежилась от страха. «Беги, наемница, – мысленно понукал он. – Уноси ноги, пока не поздно!»

Кассандра выдержала направленный на нее взгляд:

– Дай мне копье и щит, и я буду сражаться, как надлежит спартанцу.

Усмешка тут же сползла с лица Стентора. Теперь его глаза сверкали холодной яростью.

Два громадных клубящихся облака пыли над Мегаридой были похожи на змеев-соперников. Они сопровождали две могущественные армии, направлявшиеся к месту сражения. С самого утра Варнава вел себя как старая наседка. Он норовил снабдить Кассандру дополнительными ломтями хлеба и проверял, достаточно ли у молодой женщины воды.

Фаланга, в которой шла Кассандра, половину утра двигалась от Пагского залива на север. Вспоминая заботливого капитана «Адрастеи», молодая женщина гадала, свидятся ли они снова. В ушах, сдавленных шлемом, гулко стучала кровь. Кассандра шумно дышала, морщась от зловонного пота, запахом которого был пропитан воздух. Плечо рослого спартанца, шедшего слева, постоянно терлось о ее руку. Щит, прикрепленный на спине, врезался в плечи, а древко гоплитского копья царапало руку. Оружие Леонида молодая женщина оставила на «Адрастее», иначе Волк мог увидеть полукопье и понять, кто перед ним. Кассандра окинула взглядом людей Стентора: тридцать один бородатый воин и у всех – каменные лица. Волк тоже шел с ними. Другие отряды составляли туловище и хвост длинной малиново-красной змеи. Помимо спартанцев, на бой с афинянами шли союзники пелопоннесцев: фиванцы, коринфяне, мегаридяне, локрианцы. С ними численность армии Волка возросла до семи тысяч. Впереди всех двигались скириты, наряду с беотийской конницей образуя авангард. Милю за милей армия шла по пересеченной местности с каменистыми холмами и перелесками.

А потом спартанцы и их союзники увидели второе пыльное облако, не уступавшее по размерам их собственному. И железную стену на его фоне.

Сталь, бронза, голубые с белым одежды и такие же знамена. Афинские войска растянулись по всему горизонту. Кассандра мысленно прикинула их численность: где-то около десяти тысяч. Завидев приближающихся противников, афиняне принялись выкрикивать насмешки и оскорбления, подкрепляя их язвительными песнями.

Вдоль спартанских рядов разнеслись отрывистые слова команд. Хвост армии стремительно двинулся вперед. Спартанцы оказались на правом фланге, союзники – посередине, а скириты – слева, образовав широкий фронт, который не уступал афинскому. Топот сапог сменился негромким лязгом металла и поскрипыванием дерева. Каждый воин надевал щит, и все вместе они создавали стену из бронзы и ярких эмблем. На щитах пелопоннесских союзников были изображены молнии, змеи и скорпионы. Кассандра тоже надела щит, просунув левую руку в бронзовый рукав и закрепив кожаную манжету.

Наступила тишина, которую нарушало лишь легкое дуновение ветра. Затем послышалось испуганное козье меканье. Седовласый спартанский жрец тащил на веревке упирающуюся козу. Он остановился перед Волком. Кассандра смотрела на изможденного старика с лавровым венком на голове и костлявыми нагими плечами. В мозг хлынули воспоминания о страшном вечере в горах. Перепуганная коза больше не дергалась. Жрец приставил нож к ее горлу, затем воззвал к небесам, умоляя богов явить свою милость. Окончив молитвы, старик полоснул ножом по шее несчастного животного. Коза дернулась и упала. Из широкой раны хлестала кровь.

Когда животное перестало дергаться, жрец провозгласил, что боги довольны. Волк поднял руку, и тут же все воины вознесли к небу свои копья. Их острия, словно железные пальцы, указывали в сторону афинян.

Спартанец за спиной Кассандры, на котором не было доспехов, поднес к губам авлос. Две трубы этого инструмента торчали в стороны наподобие слоновьих бивней. Набрав в грудь побольше воздуха, трубач дунул в свой инструмент, и низкий, леденящий душу стон поплыл над равниной. У Кассандры мурашки забегали по телу. Она узнала мелодию – «Гимн Кастору», который пробуждал в молодой женщине память об успехах детства и лучших временах. Кассандра смотрела на афинские шеренги. Во рту у нее совсем пересохло, зато мочевой пузырь распух до величины перезревшей дыни. Она знала, что способна сразиться и победить любого воина. Ведь сам Волк все детство неутомимо обучал ее искусству ведения боя в составе фаланги, показывая, как надо стоять, как сохранять силу, как двигаться и наносить удары. Совсем недавно спартанцы на берегу по достоинству оценили ее воинские навыки. Однако в настоящем сражении Кассандра участвовала впервые, и это действо вызывало в ней странные и тревожные ощущения.

– Боишься, мисфиос? – спросил Стентор, стоявший справа от нее. Кассандра даже не взглянула на собеседника. – Идти в бой – это как бежать с цепями на ногах. Повернуться и удрать нельзя из страха опозориться. Вильнуть в сторону или пригнуться, как в поединке, – тоже. Ты – часть стены, часть спартанского военного механизма. И этой частью стены ты и останешься. Здесь ты сразу понимаешь разницу между потешным и настоящим боем. На этом поле тебе предстоит сражаться и победить… или сражаться и умереть. – Стентор сделал глубокий вдох, потом усмехнулся. – Но ты должна радоваться, потому что только на грани смерти можно жить в полном смысле этого слова.

– Ты хочешь, чтобы я сбежала, – прошипела Кассандра. – Не дождешься.

– Возможно. Зато ты наверняка кое-чему научишься, наблюдая за мной, потому что сегодня я стяжаю славу для Волка. Я стану его защитником. И не с кем-нибудь, а со мной он захочет насладиться победой после трудного боя!

Кассандра искоса посмотрела на Стентора, решив не продолжать этот разговор. Но ей не удавалось остановить мысли. Если бы ее жизнь сложилась по-другому, если бы не было того вечера на горе, может, это она была бы сейчас на месте Стентора? Или Алексиос? Вопреки решению молчать, Кассандра ответила:

– Волк… Если сегодня меня убьют, я так и не встречусь с ним. Расскажи мне о нем.

Глаза Стентора вспыхнули, как раскаленное железо.

– Рассказать про его охрану и повседневные дела? Тебе ведь хочется выведать эти подробности? Думаешь, я забыл, что ты – мисфиос?

– Я не об этом, – вздохнула Кассандра, поворачиваясь к Стентору. – Какой он… отец?

Железная броня Стентора дала трещину. Впервые Кассандра увидела в его глазах что-то мальчишеское. Один этот взгляд говорил о многом. Стентор молчал. Через мгновение его лицо вновь стало холодным, исполненным ненависти. Трубы авлоса продолжали исторгать жуткие звуки. Кассандра решила, что время разговоров закончилось. Она едва не подскочила, когда Стентор все же ответил:

– Он сильный. Заботливый. Хороший отец. Но бывают моменты, когда он будто сам в это не верит. Его взгляд становится отрешенным. Грусть окутывает его холодным туманом. – Стентор коротко рассмеялся, и на мгновение в нем опять проглянул мальчишка. – Думаю, у каждого из нас есть, о чем сожалеть и в чем раскаиваться.

– Конечно есть, – ответила Кассандра, с очерствевшим сердцем посмотрев в сторону Волка.

«Но вскоре некоторые ошибки прошлого будут исправлены», – мысленно добавила молодая женщина.

Душераздирающий стон авлоса умолк. Оскорбительные и непристойные выкрики афинян тоже стихли.

Сотни младших командиров по обеим сторонам выкрикивали приказ наступать. Спартанцы и их союзники, словно громадная рука, лежащая на столе, сдвинулись с места. Их походка удивила Кассандру.

Фаланги двигались в ногу, причем быстро и в полном молчании. Союзники пели и кричали, однако спартанцы были немы, а их пристальные взгляды жгли ненавистью. Расстояние между армиями быстро сокращалось. Кассандра увидела, что на них движется афинская таксиархия – полк гоплитов в белых туниках с сапфировой полосой на правом плече. Голову их таксиарха венчал аттический шлем с перьями, грудь защищал старинный бронзовый торакс, а ноги были обуты в белые кожаные сапоги, отделанные золотом. На подходе таксиарх испустил устрашающий боевой клич:

– Элелелелеф! Элелелелеф!

Сердце Кассандры застучало, как копыта несущейся лошади. Ей вспомнился вопрос Стентора: «Боишься, наемница?» Сейчас бы молодая женщина, не кривя душой, ответила «да». Кассандра печатала шаг, стараясь не поддаваться страху. Меж тем острия афинских копий неумолимо приближались…

Раздался скребущий звук. Смертоносные острия царапали по ее щиту, и у Кассандры от каждого такого скрежета перехватывало дыхание. Иные копья со свистом проносились рядом с ее головой, а другие, падая, задевали лодыжки. Вдоль цепей стоял оглушающий звон и лязг железа и бронзы, словно орава великанов скрежетала металлическими зубами. Часть воинов ударяла по вражеским щитам, сдвигая те в сторону, а их товарищи, идущие рядом, били уже по ребрам и животам своих противников. Эта тактика в первые же минуты сражения унесла сотни жизней. Истошные крики, предсмертное бульканье в глотках, глухой стук выпадающих кишок сливались в оглушающую какофонию. Вражеское копье полоснуло Кассандре по щеке, отхватив прядь волос. Потекла кровь, обжигая молодой женщине кожу. Кассандра чувствовала ее запах, а вскоре ощутила во рту металлический привкус. Заметив в спартанских рядах женщину, таксиарх устремился к ней, посчитав слабым звеном. Навыки мисфиос в плотной стене спартанских гоплитов были бесполезны. Единственное, что оставалось Кассандре, – это закрываться щитом и нацеливать копье в противника.

– Глядите-ка, спартанцы притащили на поле боя какую-то суку! – похабно засмеялся таксиарх.

Воздух все гуще наполнялся удушающим зловонием самопроизвольно опорожняющихся кишечников и мочевых пузырей. От проливаемой крови над полем боя повис красный туман. Таксиарх переусердствовал и сломал копье. Число сломанных копий, как и число убитых, измерялось сотнями. Железные зубы значительно поредели. Фаланги продолжали наступать, пока щиты одной стороны не наталкивались с глухим стуком на щиты другой. Кассандра оказалась нос к носу с афинским таксиархом. Теперь не только ей, но и всем спартанцам пришлось схватиться врукопашную с врагом, имевшим численное превосходство.

– А тебе, спартанская сука, я отрежу соски, – прорычал таксиарх, брызгая слюной Кассандре в лицо. – Потом привяжу твой труп к лошади и проволоку по земле, пока не надоест.

Стентор, с черным от пролитой вражеской крови лицом, по-прежнему находился справа от нее.

– Вытаскивай меч, мисфиос, – прохрипел он и воткнул свой короткий меч в горло афинянина, с которым вел поединок.

Кассандра видела: таксиарх рассчитывал ударить первым, но ее молниеносное проворство позволило молодой женщине одержать верх. Выхватив кривой кинжал, полученный утром, она вогнала лезвие глубоко в глаз бахвалящегося таксиарха. Насмешки сменились пронзительным криком боли. Через мгновение таксиарх был мертв. Командование перешло к другому афинянину. Отчаянное сражение противоборствующих сторон продолжалось, отовсюду слышались крики и вопли умирающих… пока не настал переломный момент. Афиняне попятились назад. Шаг за шагом они отступали. Вместо лихих боевых песен слышались крики отчаяния. Численное превосходство не перевесило знаменитую спартанскую силу воли. Афинские фаланги дробились. Афинские воины целыми толпами торопились убраться с поля боя, на бегу швыряя щиты. Неимоверное напряжение, ощущаемое Кассандрой, постепенно ослабевало. Стентор посмеивался, глядя, как беотийские конники атаковали афинян с одного фланга, а пельстаты – с другого, забрасывая копьями немногочисленные афинские отряды, которые продолжали упорно сопротивляться.

– Танец войны почти окончен, – ликующе заявил Стентор. – Видела, как афиняне нас боятся? Перикл торопится скрыться в своем Парфеноне. Болтать с сочинителями комедий и софистами – это тебе не воевать со спартанцами! Он знает: дни Афин в Мегариде сочтены. Сами Афины станут нашей следующей целью!

Уши Кассандры слушали смелые заявления Стентора, но глаза продолжали следить за позициями спартанцев. Увиденное ее насторожило: Волка ранили. Рядом – никого из своих, а ему противостояли четверо крепких афинян. «Нет, он мой!» – крикнула про себя Кассандра. Не мешкая, она устремилась к Волку. Первого афинянина молодая женщина сбила с ног, ударив щитом по затылку. Второго пырнула кинжалом в бок. Тот упал как подкошенный. Третий подскочил к Волку, собираясь пронзить его копьем… но оружие так и осталось в руке нападавшего. Кинжал Кассандры разорвал на противнике экзомис, пропорол кожу, пробил жилы и кости, вонзившись в легкое. Корчась в судорогах, афинянин упал и уже не поднялся. С последним нападающим Волк расправился сам: умбоном щита сломал ему нос, затем ударил копьем в горло. Афинянин рухнул. Из запрокинутой мертвой головы высунулся язык.

Тяжело дыша, Кассандра опустилась на колени. Волк был совсем рядом, а у нее – никакого оружия. Предводитель спартанцев мельком взглянул на Кассандру. Вскоре его окружили соотечественники. Все подняли копья, и над пыльным, густо политым кровью местом сражения пронеслось громкое «Ару!».

Союзники шумно праздновали победу. Спартанцы молчали. Этот крик был единственным выражением торжества, которое они себе позволили. Уперев древки копий в землю, эти бравые воины неторопливо глотали воду из бурдюков. Лишь некоторые вполголоса перебрасывались короткими фразами.

«Наша работа – убивать во славу родины или умирать за нее, – сказал однажды Кассандре Николаос. – И делаем мы это тихо, без лицедейства».

Кучка спартанцев снимала с убитых афинян доспехи. Тихо, не превращая это в зрелище. Вражеские копья они втыкали в землю крест-накрест, чтобы затем украсить вражескими же доспехами, шлемами и щитами. Под конец сооружение приобрело вид четырехглавого афинского гоплита. Простой, неброский памятник победе над Афинами. Над валяющимися трупами жужжали полчища мух, а выше кружили орлы-стервятники.

К Кассандре подошел один из подручных Волка: – Ты и есть знаменитая мисфиос?

Подняв глаза на спартанца, молодая женщина молча кивнула.

– Волк восхищен твоими умелыми действиями в минувшем сражении. Когда вернемся в лагерь близ Пагов, он приглашает тебя к себе, – сообщил воин.

Краешком глаза Кассандра увидела потемневшее от ярости лицо Стентора.

К вечеру воздух наполнился зловонными сернистыми испарениями – первый признак надвигающегося шторма. Небеса стонали и трещали, готовые взорваться бурей. Вернувшись на борт «Адрастеи», Кассандра была немногословна. Отметая все попытки Варнавы осмотреть ее раны, она прикрепила к поясу полукопье, потом запрокинула голову, оглядела спартанский лагерь и прилегающий выступ, куда была приглашена.

– Я скоро вернусь, – угрюмо сказала молодая женщина капитану. – Готовься к спешному отплытию… От твоей скорости будут зависеть наши жизни.

Кассандра выбралась на берег и стала подниматься по крутой тропе. Ее черный плащ развевался на ветру, коса хлестала по плечам. Достигнув вершины скалы, молодая женщина направилась к выступу… и застыла на месте.

Вот он, Волк. Стоит к ней спиной и задумчиво смотрит на беснующиеся воды залива, словно они – его давний враг. Кассандра шагнула к нему. Сердце у нее бешено колотилось. Кроваво-красный плащ Волка, раздуваемый ветром, пробудил воспоминания о подъеме на Тайгет.

В черных кудрях, выбивавшихся из-под шлема, молодая женщина заметила седые прядки. Полы плаща Волка приоткрывали узловатые икры ног, не один десяток лет топчущих землю. Сильных, но усталых.

Кассандра беззвучно приближалась, однако Волк почуял ее и слегка наклонил голову вбок.

«Конечно, он меня услышал, – мысленно отчитала себя Кассандра. – Он же спартанец, с рождения обученный искусству бесшумно подкрадываться».

Она остановилась.

Волк медленно повернулся к ней.

Небо над ними раскололось от грома.

Волк смотрел на нее сквозь Т-образное забрало шлема. Цепким, спартанским взглядом, который перенял от него Стентор. Плащ был надет на голое тело, усеянное шрамами былых ран. Сегодня к ним добавилась еще одна, полученная в битве с афинянами. Лекари успели ее перевязать. Прожитые годы не были к нему милосердны. «И я тоже не буду», – пообещала себе Кассандра.

– Так ты и есть тень, что месяцами следует за моей армией, – начал Волк. – Подойди. Расскажешь, почему все это время ты так храбро сражалась, не требуя никакой платы.

Голос у него был таким же глубоким, как она помнила, но время чуть смягчило его резкие интонации.

Кассандра смотрела в отцовские глаза, сверкнувшие в свете молнии, зигзаг которой раскроил небо над заливом. «Неужели ты меня не помнишь? После того, что ты сделал?»

– Мое доверие заслужить нелегко. Но тебе это удалось, и в будущем тебя ожидает достойное вознаграждение за твой ратный труд и…

Налетевший ветер распахнул плащ Кассандры, словно боевое знамя, и из-под него показалось… полукопье Леонида.

Волк замолчал. Другая молния, сверкнув за спиной молодой женщины, осветила глаза ее собеседника: широко распахнутые, пристально глядящие, ошеломленные.

– Ты… – прохрипел Волк.

Рука Кассандры потянулась к старинному копью. Стоило ей коснуться древка, как молодая женщина снова оказалась в когтях прошлого.

Я смотрела в черную пропасть и тщетно надеялась, что она… не настоящая. Холодный дождь, падающий туда вперемешку со снегом, утверждал обратное. Алексиос мертв.

– Убийца! – завопил жрец, и его пронзительный крик словно косой полоснул по зимней буре. – Она убила эфора!

– Она навлекла проклятие на Спарту, обрекла всех нас на погибель, предсказанную оракулом! – подхватил другой жрец.

Голоса смолкли и тут же зазвучали снова:

– Ее нужно покарать смертью. Николаос, сбрось в пропасть и ее. Пусть заплатит за бесчестье.

Ледяные пальцы коснулись моей спины. Отвернувшись от пропасти, я увидела дрожащую мать. Какой-то старик по-прежнему удерживал ее. Рядом стоял отец. Его могучие плечи ссутулились. Ужас перекосил ему лицо.

– Она должна умереть, – завывал лысый жрец. – Если ее оставят в живых, ты, Николаос, отправишься в изгнание. Позор будет следовать за тобой по пятам. Жена тебя возненавидит.

– Нет! – закричала Миррин. – Николаос, не слушай их!

– Даже илоты будут плеваться, слыша твое имя, – продолжал жрец. – Поступи как истинный спартанец.

– Ради Спарты! – взвыло большинство собравшихся.

– Нет! – прохрипела мать, у которой сел голос. В тот момент мне больше всего хотелось снова оказаться дома, у очага, поскольку происходящее могло быть только ночным кошмаром и ничем иным. Отец шагнул ко мне. На него дождем продолжали сыпаться проклятия и жесткие требования жрецов. Мольбы матери их отгоняли. Я раскинула руки, чтобы отец принял меня в свои объятия. Он меня защитит, убережет от злобных старцев. Это было мне столь же очевидно, как ежеутреннее восхождение на востоке бога солнца Аполлона. Отец остановился передо мной и глубоко вздохнул. Он смотрел не на меня, а сквозь меня, в вечность. Клянусь, в тот момент я увидела, как потускнели и погасли его глаза.

Отец схватил меня за руку – будто железный коготь сжал мое запястье. Я ойкнула, когда он поднял меня и шагнул к пропасти. Мои ноги оторвались от земли – я повисла в воздухе.

– Нет… нет! Посмотри на меня, Николаос, – взывала мать. – Еще не поздно. Посмотри на меня!

– Отец, – всхлипнула я.

– Прости меня, – глухо произнес он и разжал пальцы.

Мой отец, мой герой сделал свой выбор и швырнул меня в пропасть.

Мои руки хватались за воздух. Я летела вниз, а в ушах у меня звенел душераздирающий крик матери. На несколько мгновений мое тело стало невесомым. Я падала вместе со снежинками. А потом все кончилось.

Я очнулась, вернувшись из небытия. Меня разбудило тонкое попискивание. Кто-то тыкался мне в лицо. Я открыла глаза. В вышине мелькали молнии. Редкие ледяные крупинки долетали оттуда и падали мне на лоб. А здесь, на дне пропасти, царила жуткая тишина. Может, я уже превратилась в тень, и это – первые мгновения моей вечной жизни?

Надо мной склонилась птичья головка. Белая, с серыми ободками вокруг глаз. Жалкое создание. Птица снова меня клюнула. Я пригнула голову, уворачиваясь от клюва. Подо мной что-то хрустнуло и сдвинулось. Плечи и ногу пронзила жуткая боль. Тени не знают боли. Значит, падая в пропасть, я каким-то образом уцелела. Я села. Птенец неуклюже карабкался по моему бедру. Пятнистый орленок. Я подняла малыша и, качая на ладонях, заплакала, страстно желая проснуться от этого кошмара. Глаза свыклись с темнотой, и я увидела, на чем лежу. Все вокруг было усеяно человеческими костями. Мне зловеще улыбались пробитые и сломанные черепа. На каменных выступах застыли ребра с кусками лохмотьев. Я похолодела от ужаса, сообразив, что почти все черепа и скелеты принадлежали младенцам. Сюда сбрасывали ущербное потомство Спарты: тех, кто родился слишком слабым или больным и, по мнению старейшин, не имел права на жизнь.

– Алексиос, – всхлипывала я, зная, что и его тельце должно находиться где-то поблизости. Мне хотелось убаюкать мертвого брата. – Алексиос, где ты?

Опустив птенца на пол, я перевернулась на живот и, стараясь не нагружать пострадавшую ногу, на ощупь выползла из этого склепа. И вдруг мои руки натолкнулись на что-то мягкое и теплое.

– Алексиос, – с новой силой зарыдала я.

Вспышка молнии, достигнув дна, осветила искалеченный труп эфора. Судя по гримасе на лице, он умер с криком на губах. Ему снесло затылок, отчего его лысый череп напоминал теперь скорлупу выеденного яйца. Я в ужасе отпрыгнула, схватив чью-то кость, словно нуждалась в оружии для защиты от мертвого негодяя. Но кость оказалась… полукопьем Леонида.

Я смотрела на острие копья: выброшенная из привычной жизни, растерянная, полная ненависти. Как в тумане, я ковыляла среди костей, ища тело Алексиоса… пока не услышала хруст, донесшийся откуда-то поблизости, и не увидела высокую тень. Сюда кто-то шел. Если меня найдут и узнают, что я чудом уцелела, эти люди «исправят ошибку». И потому я схватила орленка и бежала… Из Спарты. От прошлого и всех его ужасов.

Волк Спарты удивленно вскинул руки, чтобы остановить метнувшуюся к нему дочь.

– Как такое может быть? – недоумевал он.

Кассандра ответила молниеносной атакой, нацелив полукопье в горло своего противника. Волка спасла лишь спартанская выучка. Выхватив из нарукавника короткий меч, он отразил удар полукопья. Волк покачивался, стоя на краю отвесной скалы. Спартанский лагерь находился за спиной Кассандры. За спиной ее противника был обрыв. А над головой – непрекращающиеся раскаты грома.

– Зевс мне помогает, – прорычала молодая женщина. – Вздумаешь позвать на помощь, все равно никто не услышит.

Волк размахивал руками, пытаясь удержать равновесие. Подлетевший Икар вырвал меч из его рук.

Волк шумно вздохнул, накренившись в сторону обрыва. У подножия скалы бурлила вода.

Кассандра схватила отца за горло. Лезвие копья было нацелено ему в бок.

– А теперь, Волк, я восстановлю справедливость, – бросила Кассандра, еще немного подталкивая своего противника к обрыву.

– Что ж, убей меня, – надтреснутым голосом произнес Волк. – Но прежде ты должна кое о чем узнать. Я любил тебя и твоего брата, как своих детей, хотя и не был вашим настоящим отцом.

К буре, бушевавшей вокруг, добавилась буря в душе Кассандры.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, и из-под наконечника копья, приставленного к боку Волка, показалась кровь.

– Об этом тебе надлежит спросить у своей матери.

– Мать… жива? – едва смогла выдавить из себя ошарашенная Кассандра.

Николаос едва заметно кивнул:

– Мы потеряны друг для друга, но она жива. Тем же вечером она бежала из Спарты. Куда – не знаю. Разыщи ее, Кассандра. Она наверняка тебе расскажет, что я до сих пор не простил себе случившееся. Но будь осторожна на каждом шагу, – прохрипел он, и его глаза заблестели. – Берегись змей в траве.

Волк схватил Кассандру за правую руку и еще глубже вонзил копье себе в бок.

– Теперь… заканчивай начатое.

Молния полыхнула во все небо, на бронзовой поверхности коринфского шлема Кассандра увидела собственное отражение. Лед сковал ей сердце. Молодая женщина разжала пальцы левой руки, остававшейся на горле Волка, напрягла правую, и насквозь пронзила копьем тело своего «отца». Ключ к свободе от двадцатилетнего заточения на проклятом острове наконец был почти у нее в руках.

5

Портовый город Кирра изнемогал от июньской жары. Морская гладь превратилась в слепящее зеркало, и даже окрестные белесые горы сверкали на беспощадном солнце. Тропы, опоясывающие склоны гор, пестрели паломниками. Они неутомимо поднимались по склонам, держа путь в соседние Дельфы, чтобы посетить тамошнего оракула – пифию, хранительницу мудрости Аполлона и прорицательницу, известную всей Элладе.

Яркие краски Киррейской гавани странным образом гармонировали со множеством оттенков зловония. Водное пространство вблизи берега было плотно забито сотнями покачивающихся плотов, кораблей, яликов и прочих лодок. У причала для частных судов только что остановилась небольшая галера. Матросы торопливо промчались по палубе и взобрались на мачту, сворачивая парус с изображением жуткой головы горгоны Медузы. По сходням других кораблей, распевая гимны и толкая друг друга, спускались паломники. Оказавшись на берегу, многие застывали и изумленно разевали рты. Торговцы на все лады уговаривали прохожих купить у них «священные» статуэтки и разные безделушки. Местная ребятня скакала с плота на плот, предлагая измученным жаждой путешественникам прохладительные напитки. Неумолчно звонили колокола, в воздух поднимались столбы дыма от сжигаемых благовоний. Прибывшие в гавань торопились поскорее миновать запруженные народом улочки и выйти на тропу паломников.

Среди людского потока, захлестывающего причал, двигался паланкин. Его стенки были обиты золотистыми тканями, а сам он напомнил лодку, плывущую вверх по течению. Внутри восседал Элпенор – человек жестокий; из тех, кто наслаждается, глядя, как страдают его друзья. Рука Элпенора то и дело приподнимала тугой мешочек, набитый монетами. Их хозяин решал, куда выгоднее вложить эти деньги. Возможно, в рыболовство. Эта сфера его занятий непрерывно разрасталась.

– Можно прикупить три лодки для моего флота, – вслух рассуждал он. – А можно… заплатить беззубому портовому отребью, и они потопят двенадцать судов Дракона.

Дракон был его лучшим другом детства. Жена и дочери Дракона привыкли звать Элпенора «дядюшкой». В прошлом семья Дракона бедствовала, почти нищенствовала. Элпенору доставляло удовольствие подкинуть им несколько монет из своих заработков. Однако радовала его не возможность помочь другу, а сознание своей власти над ним. Не будь этих нескольких монет, семья Дракона ложилась бы спать голодной. Элпенор чувствовал себя богом, управляющим судьбой этих людей, и осознание данного факта приятно будоражило его злобную душу.

Но однажды жизнь Дракона изменилась в лучшую сторону. Он наткнулся на место, где в изобилии водились морские лещи. Месяц за месяцем он отправлялся туда на своем жалком ялике и возвращался со сказочными уловами. У Дракона появилась новая лодка, затем другая, третья. Теперь на лов морского леща выходила целая флотилия. Дракон направо и налево хвастался своим флотом и богатством, какое приносили ему двенадцать лодок. Естественно, в помощи Элпенора он больше не нуждался.

– Решение принято, – язвительно улыбнулся Элпенор. – Надеюсь, Дракон, ты умеешь плавать.

Его ноздрей достиг запах луковой отрыжки и немытых ног. Элпенор брезгливо поморщился. Зловоние исходило от полуголых паломников. Они стояли возле таверны, грубо хохоча над такими же грубыми шутками. «Что вы тут разорались? – мысленно выругал их Элпенор. – Отправляйтесь на гору, вопрошайте оракула и катитесь отсюда на все четыре стороны».

Он хлопнул в ладоши, подгоняя носильщиков:

– Шевелитесь! Я хочу попасть на свою виллу еще до полудня, пока я не задохнулся от этого смрада.

Носильщики прибавили ходу. Паланкин пересек лабиринт узких переулков и оказался на окраине города, у железных ворот, ведущих во владения Элпенора. За воротами роскошные носилки опустили на землю. Элпенор вылез, слушая негромкое журчание фонтана и вдыхая аромат ромашки из своего сада. Переступив порог виллы, он сбросил дорогие кожаные туфли и дальше пошел босиком, ощущая блаженную прохладу белых мраморных полов. Двое рабов, несших паланкин, поспешили удалиться, но Элпенор щелкнул пальцами, останавливая одного из них.

– Добавь сладких масел в воду купальни, – велел Элпенор, и взгляд его сделался похотливым, – и жди меня там. И в этот раз сумей доставить мне удовольствие. Не хотелось бы опять делать тебе больно.

Раб, не смевший поднять глаза на хозяина, торопливо кивнул и отправился выполнять приказание.

Элпенор прошел в кабинет, уставленный мраморными бюстами и мягкими стульями с плюшевыми сиденьями. Одну стену занимал очаг, другая представляла собой колоннаду и выходила прямо в сад, позволяя слушать благословенную песню природы. На столе стояла глубокая охристо-черная чаша. Элпенор налил себе оттуда вина с охлажденной водой. Легкую досаду вызвало лишь то, что чаша не была пуста. Это лишало его удовольствия выпороть служанку, которой вменялось следить, чтобы у хозяина не переводились изысканные напитки и яства.

– А теперь займемся насущными делами, – сказал себе Элпенор, потягивая прохладную жидкость и удовлетворенно вздыхая.

Он направился к столу из полированного ясеня, где его ждали дощечки и письменные принадлежности. Но, сделав всего шаг, Элпенор застыл как вкопанный.

Со стола на него смотрел шлем спартанского полководца. Его ярко-красный гребень напоминал павлиний хвост. Половина шлема ярко сверкала на солнце. Вторую покрывала корка засохшей крови.

– Сначала ты мне заплатишь, – произнес кто-то, прятавшийся в тени колоннады.

У Элпенора перехватило дыхание, когда произнесшая эти слова молодая женщина вышла на свет. Лицо ее было мрачным. Сама женщина заметно изменилась с прошлой весны. Стала выше, худощавее, увереннее в движениях.

– А потом ты скажешь мне зачем, – продолжила она хрипловатым голосом.

– Зачем… что? – переспросил Элпенор.

– Не прикидывайся. Отправляя меня с заданием, ты уже знал. Знал, что послал меня за головой моего отца.

Элпенор смотрел на нее из-под полуприкрытых век, и губы его медленно расплывались в кривой улыбке.

– Если бы я сказал тебе, мисфиос, за чьей головой посылаю, ты бы согласилась на мое предложение?

Не сводя с нее глаз, Элпенор выдвинул ящик стола и достал мешочек с монетами, который небрежно швырнул Кассандре.

– Не всякое зло стоит ворошить, я так думаю, – ответила она, приближаясь к столу сбоку, словно опасаясь ловушек.

– Но если осиное гнездо потревожили, приходится иметь дело со всем роем, – заговорщически прошептал Элпенор. – И потом, он ведь не был твоим настоящим отцом. Это ты знаешь?

Губы Кассандры дрогнули, а затем сложились в звериный оскал.

– Ты так просто не отвертишься, двуногая змея. Ты расскажешь мне все. Зачем ты отправил меня убивать Волка?

Элпенор пожал плечами, притворно вздохнул и опустился на мягкую скамью. Он отпил вина, поглаживая мраморную голову статуи Ареса, стоявшую возле скамьи. Бог войны держал в мраморных руках бронзовое копье.

– Волк был блистательным полководцем. Он слишком быстро разгадывал замыслы Афин и наперед видел их стратегию… Короткая война не несет никакой выгоды. Это понятно?

– Откуда тебе известно о нашем с ним прошлом? – прошипела Кассандра.

Она взяла деньги и еще ближе подошла к Элпенору.

– Я люблю театр. Великий полководец сбрасывает своих детей в пропасть, безропотно подчинившись предсказанию оракула… Трагедия с таким сюжетом была бы популярна во все времена, – усмехнулся Элпенор.

– Тебя забавляет то, что должно бы вызывать содрогание, – сказала Кассандра. – Успеешь ли ты посмеяться в последний раз, когда я пробью тебе грудь копьем?

– Не горячись, мисфиос. Позволь же мне объясниться.

Элпенор поднес чашу к губам и сделал несколько глотков. На мгновение он скосил глаза в сторону колоннады, где его взгляд пересекся со взглядом караульного. Тот быстро разобрался в происходящем. «Великолепно», – подумал Элпенор. Его караульный, не привыкший церемониться, начал бесшумно подкрадываться к Кассандре со стороны сада. Леопард, не замечаемый самоуверенной газелью.

– Полагаю, Волк успел рассказать тебе о матери? И о том, что она родила тебя от другого мужчины, тоже?

Кассандра кивнула, подойдя еще ближе.

– Тогда дело упрощается, – сказал Элпенор. – Они станут следующими твоими мишенями.

– Что ты сказал? – отпрянула Кассандра.

– Ты прекрасно меня слышала, мисфиос. Ты уже зарекомендовала себя отцеубийцей. Откуда у тебя вдруг эта щепетильность?

– Поначалу ты мне казался просто бездушной тварью. Теперь-то я понимаю: ты гораздо хуже, – прохрипела Кассандра. – Почему? Почему я должна выполнять твои приказы?

– Значит, ты говоришь «нет»? – спросил Элпенор, подаваясь вперед.

Он во все глаза смотрел на Кассандру, словно ждал откровения.

– Ни за что, – сквозь зубы ответила она.

– Какая досада. А ты могла бы мне очень помочь, – сказал Элпенор и отрывисто кивнул подкравшемуся караульному.

Кассандра молниеносно обернулась назад, успев зарядить лук и выстрелить. Караульный намеревался проткнуть ее мечом насквозь, но этому помешала стрела, вонзившаяся ему в глаз. Отчаянно размахивая руками, караульный упал головой в незажженный очаг, где и остался лежать. Кассандра видела лишь дергающиеся ноги.

Элпенор вырвал из мраморных рук Ареса бронзовое копье и также бросился к гостье. Он ясно услышал звук отсекаемой плоти, а потом и увидел в воздухе кисти обеих своих рук и полукопье Кассандры, сверкнувшее в полосе солнечного света. Элпенор смотрел на безупречные культи: белые кости, костный мозг, кровь… много, очень много крови.

– Что ты наделала? – взвыл Элпенор, падая на колени.

Кассандра зажала ему рот и прижала спиной к скамье.

– Ты не успеешь оглянуться, как истечешь кровью. Я могу тебя спасти, но мне нужны ответы.

Элпенор ощутил жгучую боль в предплечьях, затем жар вытекающей крови. Потом… нарастающий холод. Он вяло кивнул. Кассандра убрала руку с его губ.

– Глупая мисфиос, только благодаря мне ты живой выбралась с Кефалинии. Культ требовал твоей смерти. Я сказал, что живая ты нам полезнее.

Лицо Кассандры исказила гримаса ненависти.

– Культ?.. Что это…

На пороге смерти Элпенор в последний раз почувствовал пьянящий вкус победы. Он все-таки одержит верх над этой наемницей и успеет посмеяться над ней.

– Последуй примеру Волка… спроси у оракула, – язвительно бросил он и погрузился в холодное черное небытие.

Кассандра попятилась от сереющего трупа. Все в ней оцепенело. Словно в тумане, она полезла в ящик стола и взяла оттуда еще несколько мешочков с монетами. Потом открыла деревянный шкаф, где обнаружила шелковый плащ, за который можно было выручить вполне неплохие деньги, и жутковатого вида театральную маску. Должно быть, и эта маска имела какую-то ценность. То и другое Кассандра отправила в свой кожаный мешок. В любой момент здесь могли появиться караульные. Молодая женщина спешно направилась к выходу и возле внутренней купальни заметила раба. Он стоял на коленях, белый от страха, и безотрывно смотрел на Кассандру. Он все видел. Молодая женщина швырнула ему мешочек с деньгами со словами:

– Беги отсюда подальше.

Послышались торопливые шаги. Этот раб и еще несколько человек из прислуги Элпенора побежали в сторону гавани. Сама Кассандра направилась в сторону гор – туда, где по склонам тянулись толпы паломников. Вскоре от подъема по крутой тропе у нее заломило спину. Молодая женщина шла, низко склонив голову. Солнце обжигало ей шею. Разум отяжелел от тайн и загадок. Всю зиму Кассандра вместе с Варнавой и его командой пряталась по островам, постоянно готовясь к встрече с Элпенором. Встреча состоялась, принеся ей лишь несколько мешочков с монетами, дорогой плащ и странную маску… Сущие пустяки по сравнению с ответами, в которых она так нуждалась.

Кассандра обернулась через плечо, взглянув туда, где далеко внизу осталась вилла мерзавца Элпенора. Шум и суета Кирры едва достигали этих мест, а сам город виделся мозаикой улиц и переулков, обнимающих зеленые воды Коринфского залива. Здесь, на горном склоне, жара была удушающей. От нее пересыхало горло и возникало жжение в глазах. Кассандра ощущала себя полнейшей дурой. Переться в Дельфы, в храм Аполлона и вопрошать эту чертову пифию! Можно подумать, та действительно даст ответы. Но ничего другого молодой женщине не оставалось. Волк ведь не рассказал ни о ее настоящем отце, ни о том, где искать мать. Пока что ее единственный ключ – предсмертная шутка Элпенора. Возможно, что-то удастся почерпнуть из бессвязных слов прорицательницы.

Ее мысли прервал крик Икара. Орел сделал вираж и воспарил выше. Щурясь от солнца, Кассандра стала следить за ним. Икар быстро перелетел через каменистую вершину. Дальше начиналось зеленое царство. Вереница облаков заслоняла соседние вершины. Жара постепенно сменялась ощущением свежести. Впереди уставших паломников ждала зеленая горная равнина, испещренная ручьями, с обилием сосен и кипарисов.

Над долиной, словно орлиное гнездо, высился храм Аполлона. Обиталище оракула. Красная черепичная крыша покоилась на серебристых дорических колоннах. Над ярко раскрашенными архитравами порхали скворцы, устроившие там гнезда. Согласно поверьям, долина была центром мира, сердцем Эллады, где временно забывались все споры и различия. В этом святилище богов смертные не делились на спартанцев и афинян.

Человеческая река уходила вверх, огибала прочие храмы и святилища, змеясь в сторону главного входа. Вдоль основного потока, словно волны песка, несомые ветром на мощеную дорогу, сновали торговцы. Они назойливо предлагали купить бусы и безделушки из слоновой кости. Кассандра даже не замечала этих охотников за наживой. Она смотрела на древний храм, вспоминая гору Тайгет и события двадцатилетней давности. «Все это случилось по твоей воле, – с горечью думала она о тогдашней пифии, обрекшей Алексиоса на ритуальное убийство. – Ты, провидица, дашь мне ответы, или мое копье проткнет твое сердце».

Гнев, закипающий внутри Кассандры, ослаб, когда она врезалась в идущего впереди паломника. Извинившись, молодая женщина сообразила, что паломник остановился, поскольку остановилась вся очередь. Кассандра обвела глазами пространство перед храмом. Поток жаждущих попасть к оракулу изгибался в несколько колен. За час, тянущийся мучительно долго, очередь едва продвинулась вперед.

Вокруг Кассандры ворчали и шептались о каком-то заговоре.

– Здешних мест не узнать, – сетовал один.

– Говорят, иных не допускают к оракулу. Гонят прочь без объяснений, – жаловался другой.

– Ишь, солдат повсюду понаставили. Тут явно что-то нечисто, – негодовал третий.

И вдруг, среди гула чужих голосов, послышался знакомый сочный голос. Его обладатель находился гораздо ближе ко входу в храм. Кассандра запрокинула голову.

– Скажи им. Скажи же им! – весело гремел голос Варнавы.

Капитан покидал галеру вместе с Кассандрой. Она отправилась к Элпенору, а он – сюда. Похоже, Варнава нашел себе друга, своего ровесника, который был одет в длиннополый экзомис. Бледная рука удерживала прядь нечесаных каштановых волос, не давая спадать им на обветренное лицо. Очевидно, его ужасала просьба Варнавы.

– Ты можешь говорить тише? – простонал спутник капитана.

– Но ты странствовал гораздо дальше моего, – не отступал Варнава. – Всю Ионию, считай, пересек. Ты ведь даже феникса видел?

– Нет же, – замахал руками несчастный. – Это была всего-навсего чайка на фоне солнца, отчего ее хвост казался пылающим.

Варнава сник, но ненадолго. Почти тут же он взобрался на каменную скамью и, ударяя себя в грудь, обратился к паломникам:

– А вот я однажды видел феникса. Клянусь вам. Феникс вылетел из горящего города, пронесся у меня над головой и…

– Нагадил тебе на лысину? – высоким, гнусавым голосом спросил какой-то паломник, засмеявшись собственной шутке. – Что еще тебе довелось испытать? Улепетывал от Сфинкса? А может, тебя охмурил любвеобильный Минотавр?

Глаза Варнавы округлились. Он возбужденно щелкнул пальцами, указав на насмешника:

– Да! Минотавра я тоже видел. В лабиринте пещер, где я искал сокровища…

Однако торопливый рассказ Варнавы потонул в хохоте паломников. Не ограничившись словами, насмешник приставил себе ко лбу пальцы и замычал. Остальные паломники покатились со смеху. Лицо Варнавы побагровело. Новый друг стянул его со скамьи, уберегая от дальнейших издевок.

Кассандра устремилась вперед, проталкиваясь сквозь толпу страждущих попасть к пифии. Ее ругали, проклинали, даже пихали, но молодая женщина неутомимо двигалась дальше, пока не оказалась возле Варнавы. Старик был буквально в дюжине шагов от входа в храм.

– Госпожа мисфиос, – ошеломленно пробормотал Варнава, поклонившись Кассандре. К его все еще красному лицу прилипло несколько потных прядей волос. – Насколько помню, ты собиралась кое-кого навестить.

– Я и навестила.

– Но я ожидал увидеть тебя не раньше, чем вернусь на корабль. Я ведь спрашивал, не желаешь ли ты отправиться со мной к оракулу. Ты в ответ предложила мне… как бы поделикатнее выразиться?.. Пройти короткое расстояние и совершить любовное соитие с самим собой.

– Обстоятельства изменились. Мне тоже нужно поговорить с оракулом.

Кассандра согнула руку. Икар сейчас же опустился на кожаный нарукавник.

– Тогда ты можешь занять место в очереди рядом со мной, – сказал Варнава, пропуская ее. – Думаю, мой друг возражать не станет?

Тот махнул рукой, приглашая Кассандру присоединиться. Варнава представил своего нового знакомого, которого звали Геродотом. Кивнув на Кассандру, Варнава пояснил:

– Она и есть наемница, о которой я тебе рассказывал.

– Я так и понял, – сдержанно ответил Геродот.

– Я – путешественник, а Геродот – историк. Только представь, сколько ярких событий было в его жизни. В свое время он возглавил мятеж против Галикарнасского тирана. Затем побывал во всех уголках мира, после чего обосновался в Афинах. При этом Геродот еще ухитряется находить время на подробное описание своих странствий. И каждому сочинению дает имя одной из девяти муз. Вот так-то.

– Ты не говорил мне, что она – спартанка, – слегка упрекнул капитана Геродот.

Кассандра удивленно вскинула бровь.

– Все признаки налицо. – Губы историка тронула улыбка. – Горделивая осанка и железный взгляд, исполненный высокомерия.

Геродот приглядывался к ней. В какой-то момент его глаза округлились, а зрачки, наоборот, сузились. Кассандра догадалась: он увидел полукопье, торчащее из-под складок плаща. Лицо афинянина побледнело, словно он встретился с собственной тенью. Кассандра запахнула плащ.

– Я – скиталица без роду и племени, – сказала она.

– Все мы откуда-то родом. – Лицо Геродота вытянулось, и старческие морщины проступили на нем еще сильнее. – И не думай, будто я предвзято отношусь к спартанцам. Что афиняне, что лаконийцы – достойные народы-воины. У каждого есть особенности, вызывающие и восхищение, и неприязнь. Но больше всего меня тревожит то, что что их различия стали поводом к войне. Как такое могло случиться? Ведь когда-то они плечом к плечу сражались против неисчислимых полчищ персов и вместе побеждали.

Взгляд Геродота переместился к тенистому портику храма и величественным входным дверям, возле которых стояли двое стражников в черных кожаных доспехах и черных шлемах. В руках они держали такие же черные щиты.

– По крайней мере, у нас еще остается тихая гавань, где исчезают все различия.

Кассандра недоверчиво сощурилась. Остальной мир воспринял бы это утверждение как вопрос.

– Триеарх! – донеслось из долины.

Кассандра глянула вниз и увидела рулевого Резу. Тот отчаянно размахивал руками:

– В Киррейской гавани возникло недоразумение. Портовые власти требуют с нас плату за стоянку. Тебе нужно срочно возвращаться.

Варнава вздохнул:

– И это после целого дня, проведенного в очереди? Серьезно?

Он снова вздохнул и понурил плечи. Кассандра подала капитану горсть драхм из мешочка, брошенного ей Элпенором.

– Очень щедро с твоей стороны, госпожа мисфиос, – благодарно закивал Варнава. – Увидимся на корабле.

Варнава двинулся в обратный путь, оставив Кассандру вдвоем со старым историком. Молодая женщина вскинула руку, отправляя Икара провожатым.

Очередь снова начала двигаться.

– Цари приезжают издалека, чтобы задать оракулу свой вопрос. В его власти разжигать войны и устанавливать мир, – размышлял вслух Геродот. – Чего ищешь ты? – спросил он у Кассандры.

– Ответов на свои вопросы, – ответила она, прикладывая руку к груди.

Геродот кивнул, печально улыбнувшись:

– А я ищу… правду. Хотя, боюсь, когда ее обрету, мне захочется от нее избавиться.

– Следующий! – пролаял караульный.

– Чувствую, мне следует пропустить тебя вперед, госпожа, – с полупоклоном сказал Кассандре Геродот.

Молодая женщина кивком поблагодарила его, заметив, что взгляд историка вновь скользнул туда, где под складками ее плаща скрывалось копье Леонида. Кассандра шагнула вперед. Караульные в черных доспехах повернули головы, глядя ей вслед. Молодую женщину встретил полумрак и приторно-сладкий запах благовоний. На невысоких треножниках стояли широкие медные курильницы с миррой и ладаном. Оттуда, словно призраки, поднимались струйки дыма.

К адитону – помещению в самом сердце храма – Кассандра подходила почти в полной темноте. На нее смотрели мраморные лики Посейдона, Зевса, мойр и самого Аполлона, подсвеченные пугающим оранжево-красноватым мерцанием углей в курильницах. Молодая женщина чуть не вздрогнула, когда увидела еще две «статуи», оказавшиеся караульными. Но еще тягостнее было зрелище согбенной фигуры, сидевшей на трехногом стуле посередине адитона. Жрица была облачена в длинное белое одеяние. На шее у нее висели нитки бус. Голова, увенчанная лавровым венком, была запрокинута назад. Стул пифии окружали курильницы, расставленные на плитчатом полу, отчего лицо оракула скрывалось в клубах удушливого дыма.

Кассандра всматривалась в оракула, чувствуя, как в сердце поднимается ненависть. Возможно, она не получит здесь ответов на свои вопросы, но сможет утолить свою жажду мести. Глупцы-караульные пропустили ее с оружием. А теперь эта змея, восседающая на трехногом стуле, заплатит за проклятые слова, поломавшие жизнь Кассандре и… Пифия подняла голову, и водоворот мыслей в мозгу ее посетительницы замер. На трехногом стуле сидела отнюдь не старуха, как принято было считать, а совсем юная женщина, лишь немногим моложе самой Кассандры. Возможно, так будет выглядеть Феба, когда подрастет. Ненависть в сердце Кассандры быстро угасла. Пифия, потребовавшая принести Алексиоса в жертву, давным-давно умерла.

– Войди же в свет Аполлона – свет, изгоняющий тени, – хрипловатым голосом нараспев произнес дельфийский оракул, указывая на мерцание, которое распространялось от углей курильниц. – Что желаешь узнать, путница?

– Я… я желаю узнать правду о своем прошлом. Возможно, и о будущем. Хочу знать о судьбе моих родителей и о том, где они сейчас.

Голова пифии слегка наклонилась.

– Кто вопрошает Аполлона об этом? – спросила прорицательница неожиданно громким голосом, никак не вязавшимся с ее хрупкой фигурой.

Кассандра пристально смотрела на пифию, сознавая всю глупость своих вопросов и досадуя, что не получит ответов. Даже удовлетворить свою жажду мести у нее вряд ли выйдет.

– Я родилась на земле Спарты. Нас с братом сбросили с вершины горы. Теперь у меня нет никого и ничего.

Жрица перестала раскачиваться и устремила пристальный взгляд на Кассандру. Сейчас она выглядела иначе, словно только что проснулась. Торопливо указав глазами на ближайшего караульного, пифия вновь погрузилась в привычный для нее транс и закачала головой взад-вперед:

– Своих родителей ты найдешь… на другом берегу реки.

Чувства Кассандры обострились. Молодая женщина судорожно вспоминала все скудные сведения о здешних краях, что ей удалось собрать. Невдалеке протекала река Плейст. Может, ее родители живут в тех краях?

– Когда твои дни подойдут к концу и ты уплатишь лодочнику Харону за переправу через Стикс, ты воссоединишься с родителями на дальних берегах этой реки.

Надежда, было вспыхнувшая в сердце Кассандры, тут же погасла. Больше пифия не произнесла ни слова. Караульные нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Твое время истекло, – проворчал один из них.

– Прощай, – сказала оракулу Кассандра, собираясь уходить, как вдруг снаружи донесся крик, а следом – звук разбившейся вазы.

– Тревога! – послышался из темноты голос караульного.

Находившиеся в адитоне охранники переглянулись между собой и бросились на помощь своему товарищу. Кассандра собралась последовать за ними, как за ее спиной раздался шепот оракула:

– Погоди.

Кассандра не сразу узнала голос жрицы: слабый, испуганный, свободный от недавних наигранных интонаций.

– Они охотятся за ребенком, упавшим с горы… – прошептала пифия.

По телу кассандры пробежали мурашки. Она приблизилась к прорицательнице:

– Что ты сказала?

– Культ охотится за упавшей девочкой.

В мозгу Кассандры лихорадочно замелькали мысли. Она схватила пифию за плечи и принялась трясти:

– Что за культ? Откуда?

Глаза юного оракула были полны слез. Только теперь Кассандра догадалась: что-то здесь не так.

– Я тебе помогу, если ты поможешь мне, – сказала наемница, отпуская плечи оракула.

– Мне никто не поможет, – печально прохрипела та.

За спиной Кассандры послышался топот бегущих ног. Глаза пифии округлились.

– Они возвращаются. Тебе нужно уходить.

– Ты еще здесь? – возмутился вернувшийся караульный. – Пошла прочь!

– Сегодня вечером приверженцы культа собираются встретиться в пещере Геи, – скороговоркой произнесла пифия, заставив Кассандру остановиться на полушаге. – Быть может, там ты найдешь ответы на свои вопросы.

– Сколько раз тебе повторять? Вон отсюда!

Караульный схватил Кассандру за плечи и поволок к выходу. Молодая женщина не сопротивлялась. Второй охранник бесцеремонно сдернул пифию с трехногого стула и потащил в заднюю часть храма.

Яркий дневной свет заставил Кассандру зажмуриться.

– Оракул сегодня больше никого не принимает, – громогласно возвестил караульный, выталкивая Кассандру наружу.

Над очередью поднялся многоголосый стон, а когда стих, Кассандра услышала методично повторяющийся визг. Она узнала долговязого паломника с пронзительным гнусавым голосом. Это он насмехался над Варнавой в очереди. Теперь насмешник распластался на земле, пригвожденный храмовым караульным. Второй охранник неутомимо бил несчастного паломника в пах. Глаза бедняги грозили вылезти из орбит, а изо рта вываливался распухший язык.

– Раздави ему и второе яичко, и с нас довольно, – злобно усмехнулся караульный, удерживавший истязаемого.

– Надо же, этот неуклюжий дурень расколотил амфору для исполнения желаний, – сказал Геродот, уводя Кассандру в сторону.

Историк цокнул языком, а его глаза проказливо сверкнули.

Кассандра перевела взгляд с Геродота на истязаемого паломника, затем на разбитую амфору и снова повернулась к афинянину:

– Он… нет, это ты…

– Да, да, только говори тише. Иногда можно и соврать – в конце концов, я же не перс какой-нибудь. Я разбил амфору, чтобы поднявшаяся суматоха позволила тебе откровенно поговорить с оракулом.

Геродот в очередной раз покосился на ее копье, и Кассандра опять прикрыла оружие плащом.

– Здешние священнослужители и защитники известны своим вмешательством в ход предсказаний, – продолжал Геродот.

– Священнослужители и защитники? – хмуро сдвинула брови Кассандра. – Там никого не было. Только эти караульные, похожие на жуков.

– Продолжай, – попросил заметно побледневший Геродот.

– В присутствии караульных пифия произносила избитые фразы, и ее туманные предсказания можно было отнести к чему угодно. Когда эти двуногие жуки убежали на шум, она начала говорить что-то важное.

– Начала?

– Да, но закончить не успела. Вернулись караульные. Один стащил ее со стула и, словно рабыню, поволок вглубь храма.

Лицо Геродота вытянулось. Сейчас он был похож на семидесятилетнего старика.

– Значит, слухи верны. Они и в самом деле помыкают оракулом.

– Кто такие эти «они»? – спросила Кассандра.

– Я тебе уже говорил, что явился сюда в поисках правды, – напомнил Геродот. – Что ж, я ее нашел, и эта правда черна, как доспехи здешней стражи. Неужто ты не понимаешь? Вся Эллада внемлет словам оракула. Им внемлет Спарта и сотни ее союзников. Им внемлют Афины и те, кто входит в Делосский союз. Неприсоединившиеся города-государства – не исключение. Словом, все и всюду выполняют советы оракула. Между двумя крупными силами может разразиться война, но победителями оказываются те, кто управляет оракулом. Только представь, какую власть они приобретут, если уже сейчас подчинили себе слова, исходящие из ее уст.

– Геродот, заклинаю тебя милосердием всех богов: расскажи мне, кто такие эти «они».

Историк огляделся по сторонам, а затем едва слышно прошептал:

– Приверженцы культа Космоса.

Кассандра содрогнулась, словно ее спины коснулись холодные руки мертвеца.

– Культ, – тоже шепотом повторила она.

– Они подобны теням. Никому не известно, кто входит в число приверженцев, поскольку встречаются они тайно и даже на встречах скрывают лица под масками. Их зовут культистами. Я видел культи-ста всего один раз, и то темной ночью. В своей маске он был похож на сущего демона и…

Лицо Геродота побледнело еще сильнее, когда Кассандра вытащила из сумки жуткую деревянную маску, найденную у Элпенора. У маски был горбатый нос, сердито нахмуренные брови и рот, замерший в зловещей улыбке.

– Аполлон лучезарный! – зашипел Геродот, запихивая маску обратно в мешок и вновь озираясь по сторонам. – Где ты ее взяла?

– По-моему, я тоже столкнулась с культистом, – сказала Кассандра. – И мне необходимо увидеть остальных. Пифия сообщила мне лишь место их встречи. – Мысли Кассандры начали путаться, а затем она щелкнула пальцами. – Сегодня вечером культисты соберутся в пещере Геи. Слышал про такое место? Это далеко отсюда?

Геродот взял молодую женщину под руку и повел с каменистой площадки, на которой стоял храм, вниз, в долину.

– Пещера Геи где-то неподалеку, в недрах храмовой горы. Там этих пещер целый лабиринт.

– Тогда я вернусь сюда вечером, – заявила Кассандра, глядя на узкие входы в пещеры, темнеющие по склонам горы. – Тебя я лишь прошу оставаться снаружи, пока я буду на их собрании.

– Хорошо, – с глубоким вздохом произнес Геродот. – Но ты должна мне обещать, что выберешься оттуда живой. Ты мне нравишься, скиталица без роду и племени. Не заставляй меня пожалеть о возникшей симпатии.

6

В прохладном ночном воздухе неумолчно пели сверчки. Из лесистых частей горной долины доносилось ворчание медведей и похрюкивание кабанов, вышедших на прокорм. Обширное пространство у подступов к храму опустело почти целиком. Растаяла многотысячная очередь паломников, а те немногие, что решили переночевать здесь, кучками сидели у костров, тихо распевая гимны. Возле самого храма в свете факелов бесшумно сновали рабы и прислужники, прибирая мусор, оставленный паломниками. Десятки караульных в черных доспехах бдительно несли дозор.

Кассандра выбралась на узкий скальный выступ и спустила веревку Геродоту. Вопреки недавним жалобам на боль в спине, историк проворно взобрался по веревке. Перед ними чернел узкий вход в лабиринт пещер, уходя в кромешную тьму.

– Туда должен быть проход, – размышляла вслух Кассандра. – А ты как думаешь? – спросила она Геродота.

Историк пожал плечами:

– Я тебе уже говорил о лабиринте пещер. Других сведений, госпожа мисфиос, у меня нет.

Кассандра посмотрела на мешок, где лежали плащ и маска. Если этот проход ведет к пещере Геи, нужно заранее надеть то и другое, чтобы ее не разоблачили. Лук, копье и нарукавники могли показаться подозрительными. Сознавая это, Кассандра неохотно сняла свое боевое облачение, отстегнула пояс, а затем рассталась с висевшими за спиной луком и колчаном. Для нее это было равнозначно раздеванию донага. Геродот спокойно принял от своей спутницы лук, но когда она протянула ему копье, афинянин шумно вздохнул, отказываясь дотрагиваться до старинного оружия. Вместо этого он подставил свой мешок, куда Кассандра молча опустила копье.

– Условимся так, – наконец сказала молодая женщина, – если до рассвета я не вернусь, уходи. Понял? Передай Варнаве, чтобы спешно уплывал из Кирры. Обо мне пусть не беспокоится.

Геродот кивнул. Кассандра нагнулась и вошла в проход. Но даже в согнутом положении она спиной задевала за потолочные сталактиты. Еще через какое-то время проход превратился в лаз, заставив Кассандру ползти на животе. Дышать становилось все труднее. На минуту молодая женщина представила, как Геродот весело шагает в Кирру, рассчитывая продать ее копье, пока его владелица корчится в предсмертных муках в этой могиле. Неожиданно пол начал уходить вниз. Кассандра заскользила по каменистой осыпи и остановилась перед кругом неяркого оранжевого света. Ее уши ловили приглушенное эхо, производимое множеством сильных, уверенных голосов. За колонной естественного происхождения мелькали тени. Кассандра спешно набросила на плечи расшитый плащ Элпенора и нацепила маску. В этот момент мимо нее прошли двое, чьи полы длинных плащей создавали иллюзию, будто эти люди плывут по воздуху.

– Эй, ты там, пошевеливайся, – сердито прошипел Кассандре один из этих двоих, чья маска была точной копией маски Элпенора. – Артефакт уже извлекли из хранилища. Поторопись, иначе упустишь шанс подержать его в руках.

– Никаких шансов я упускать не собираюсь, – ответила Кассандра, не узнав своего голоса, приглушаемого плотно прижатой маской.

Незнакомцы двинулись дальше, ведя разговор о каком-то деле, которое вскоре потребует привлечь целые полки солдат, а также наемников. Пропустив их вперед, Кассандра последовала за культистами по каменному коридору. Его освещали шипящие факелы. Чуть ли не на каждом шагу молодой женщине встречались помещения, вырубленные в скале. В некоторых имелись кровати и кое-что из мебели, но все они выглядели нежилыми. Дверей не было; только входные проемы. Впереди из одного такого проема выплыло облачко пара. Послышался душераздирающий крик, отчего все внутри Кассандры сжалось. Она замедлила шаг, явно не желая видеть кричащего и знать, кто или что заставило его так истошно вопить. Однако пройти мимо не получилось. Голова сама повернулась влево. Кассандра увидела коренастого, тяжело дышащего культиста, лицо которого также скрывала маска. Из прорезей плаща высовывались мясистые, густо покрытые черными волосами руки. Плащ топорщился на широких плечах. В правой руке палач держал кочергу, раскаляя ее на углях жаровни. Его жертвой был худощавый, истерзанный человек, привязанный к вертикальному остову. Голова несчастного свесилась, а с лица, закрытого волосами, капала странная беловатая жидкость.

– Мы тебя нанимали убить афинянина Фидия, – сердито выговаривал жертве палач в маске. – Мы тебе хорошо заплатили. Ты же исполнил работу кое-как, за что попал в вонючую афинскую тюрьму и едва не отдал там концы. Согласись, дурень: находиться здесь куда приятнее.

Палач зажал в руке волосы провинившегося и рывком поднял его голову. Правая половина лица представляла собой кровавое месиво с зияющей черной дырой вместо глазницы. Взяв кочергу, палач направил ее раскаленный добела конец в сторону второго глаза жертвы, который округлился и стал вращаться по сторонам, словно хотел убежать с лица. Но такой возможности у него не было. Послышалось шипение, в воздухе завоняло жженым мясом, затем раздался хлопок. Глаз лопнул. Беловатая жидкость вперемешку с кровью брызнула в стороны, попав и на плащ Элпенора. Ценой неимоверных усилий Кассандре удалось не вздрогнуть и унять позывы к рвоте. Палач повернулся, заметил свидетеля своей работы и, перекрывая вопли жертвы, крикнул:

– Прошу прощения. Сейчас я отпилю этому негодяю голову, а потом велю моим рабам почистить твой плащ.

– Очень хорошо, – ответила Кассандра. – Но торопись: священный предмет уже извлекли.

Довольная, что самообладание ей не изменило, молодая женщина зашагала дальше. Коридор вывел ее в просторное помещение с отполированным до зеркального блеска каменным полом. На плитах пола были вырезаны какие-то символы. Несколько культистов о чем-то увлеченно беседовали. Все – в таких же жутких театральных масках. Кассандра не осмелилась присоединиться к их разговору. В конце помещения, возле каменного алтаря, она увидела коленопреклоненную фигуру с длинными черными волосами, заметно тронутыми сединой.

Продолжая наблюдать за собравшимися, Кассандра сделала несколько шагов и чуть не подпрыгнула, услышав за спиной:

– Не робей. Иди помолись вместе с Хрисис. Она не станет возражать против компании, – произнес тощий, как жердь, мужчина в маске.

Кассандра кивком поблагодарила его и прошла к алтарю. Там она встала на колени и, подражая движениям Хрисис, стала кланяться, прижав руки к груди.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросила культистка приглушенным маской голосом. – Достигнутое нами радует богов. Мы сильно преуспели в установлении нашего влияния. Молитва не более чем традиция. А вот с помощью традиций можно управлять. Людские толпы молитвенно склоняют головы перед высшей властью… и этой высшей властью являемся мы. Можно ли не гордиться подобным?

Пока Хрисис говорила, из пыточной камеры донесся скрежет пилы и последний душераздирающий крик, сменившийся глухим звуком падения какого-то тяжелого предмета на каменный пол.

– Я здесь совсем недавно, но меня уже захлестывает безудержная гордость, – подражая интонациям Хрисис, произнесла Кассандра.

Чутье подсказывало ей: единственный способ не вызвать подозрений у культистов – это подражать их словам и действиям. Делать вид, что ужасы, сотворенные в пыточной камере, – не более чем театральный спектакль.

– В таком случае, дитя, тебе пригодятся мои наставления. Оракул – наш ключ к величию, – продолжала Хрисис. – Вот уже несколько поколений, как ее голос был и остается нашим.

От слов Хрисис все внутри Кассандры зазвенело каким-то металлическим звоном, будто по колоколу ударили молотком. «Значит, повеление сбросить моего маленького брата в пропасть исходило не от оракула… а от этих злобных ничтожеств».

– Действуя через нее, мы многого добились, – продолжала свои наставления Хрисис. – Вскоре вся Эллада окажется под нашей властью. Пусть обе стороны ожесточенно сражаются. Им и невдомек, что мы управляем и теми и другими. Но оракул – ничто в сравнении… – Хрисис замерла и вздрогнула, словно ее коснулась рука невидимого возлюбленного, – …с артефактом.

– Со священным древним предметом, – подхватили трое проходивших мимо культистов.

– Со священным древним предметом, – благоговейно, нараспев повторила Кассандра.

– Вскоре здесь появится наш лидер, – сообщил один из троих. – Только он способен пробуждать силу священного предмета и видеть с его помощью прошлое, настоящее и будущее.

– Это будет прекрасный момент, – сказала Кассандра.

Затем она встала с колен и медленно побрела по залу, где семь или восемь человек вели неспешные разговоры. Кассандра пыталась понять, о чем они говорят. Громче всего звучали два голоса: мужской и женский. Они о чем-то спорили. Кассандра быстро узнала их имена: Силанос и Диона.

– Забудь про мать, – говорила Диона, взмахивая рукой. – Она стара и бесполезна для нас.

– Но я ведь почти добрался до нее, – возражал Силанос. – Мы должны сосредоточить свое внимание на ней.

Заметив Кассандру, Силанос повернул к ней свое лицо, скрытое маской:

– Вот ты. Что ты думаешь на сей счет? Кого нам выслеживать первой: мать нашего предводителя или его сестру?

Горло Кассандры сделалось сухим, как песок под солнцем.

– Я… – только и могла прохрипеть она.

– Не ломай голову. Ответ прост: ни ту ни другую, – послышалось у нее за спиной. – Обе неуловимы. А вот афинский Перикл – всегда на виду, разгуливает в своем ярком шлеме. Лучшей мишени для стрелка не придумаешь. Вырвать его сердце – и афинскому хаосу и сумасбродствам настанет конец. Или заменить Перикла другим правителем, более отвечающим нашим целям.

Вновь пришедший присоединился к спору между Силаносом и Дионой. Кассандра поспешила отойти.

Молодая женщина прошла через зал и оказалась в примыкающем к нему помещении. У дальней стены этого своеобразного предбанника высилась красивая и в то же время ужасающая скульптура рогатой змеи с капюшоном над головой. Змея поднималась прямо из земли. Ее пасть была раскрыта, и оттуда были видны огромные клыки. Свечи, вставленные в глазные ниши, создавали иллюзию светящихся глаз. Перед скульптурой стоял человек в маске. Кассандре стало любопытно, чем он занят. Она подошла ближе и едва не вскрикнула. Человек поднял руки и вдавил запястья в каменные клыки. Кровь, заструившаяся по коже, потекла в каменную чашу под змеиной пастью. Человек запрокинул голову, дыша шумно и страстно. Экстаз длился недолго. В следующее мгновение культист повернул голову к Кассандре. Из-под маски на нее уставились два глаза, но видел только один, второй был закрыт бельмом.

– Не позволяй крови на клаках запечься. Соверши приношение, – промолвил культист, перевязывая тряпками рваные края ран на запястьях.

– Не сегодня, – твердо возразила Кассандра.

– Нечего упрямиться. Скажи спасибо, что пока от нас требуют только кровь. В следующий раз Деймос наверняка велит нам отсечь собственные руки. Чем скорее мы захватим его родню, тем скорее освободимся от него самого и его жестоких, хаотических методов.

Кассандра молчала, и это насторожило культиста.

– Только не вздумай разболтать Деймосу, – сказал человек в маске, подходя ближе. – Если он узнает, звериная сторона одержит в нем верх. Это не человек, а живое оружие. Огненный конь, которого невозможно приручить. Сила и хаос в одном теле. Деймос – всё, в чем нуждается культ, и всё, против чего выступает. Узнай он, что мы собираемся захватить его мать… – Культист не договорил, угрюмо рассмеявшись. – Скажем так: я не хочу, чтобы мои кошмары стали явью.

– Я тоже этого не хочу, – согласилась Кассандра. Ей вдруг стало зябко. Она спешно покинула предбанник. Хрисис, Силанос, Диона и остальные неспешно двинулись вглубь комплекса пещер. Кассандра пошла вместе с ними. Тысячи голосов звучали у нее в голове. Разговоры о землях, управляемых культом Космоса, люди, отдающие кровь каменной змее, дельфийский оракул, подчиненный воле культистов. Мысли утратили привычную ясность. Словно в полусне, Кассандра вошла под своды другого зала. Он был больше первого. И сейчас же ее тело ощутило странное подрагивание, пронизывающее до мозга костей. Телесное ощущение сопровождалось негромким гулом. Похожие ощущения молодая женщина иногда испытывала, когда дотрагивалась до старинного копья Леонида. Однако чувство, возникшее в Кассандре в этой второй зале, было иным, куда более сильным.

С высокого потолка пещеры свисали тяжелые сталактиты. Посередине, в пределах отполированного каменного круга, стояло более трех дюжин фигур в плащах и масках. Здесь же находился жестокий палач. Свое место заняли Хрисис и культист с перевязанными запястьями. Вслед за Кассандрой подошли еще трое и тоже встали в круг. Все запели странную песню, состоящую из низких, протяжных, монотонных звуков. Через какое-то время пение умолкло. Кто-то из собравшихся вопросительно посмотрел на Кассандру. Только сейчас она сообразила, что нужно встать в круг. Кассандра торопливо прошла на свободное место, замкнув кольцо. Пещера вновь наполнилась пением, от которого Кассандру пробирала дрожь. А в центре круга, на постаменте из мрамора с красными прожилками, стояла маленькая золотая пирамида.

Тот самый артефакт – священный древний предмет.

Наемница, пробудившаяся в Кассандре, мгновенно оценила пирамиду и представила, сколько всего она могла бы купить, продав эту вещицу. Затем в ней пробудилась воительница, жаждущая вызвать на смертный бой всех этих «замаскированных» сукиных сынов – убийц ее младшего брата и разрушителей ее собственной жизни. Руки под плащом сжались в кулаки. Кассандра мысленно ругала Геродота за то, что уговорил ее пойти сюда безоружной. И только потом молодая женщина сообразила: это дурацкое пение тут ни при чем. Странные колебания воздуха и дрожь в ее теле были вызваны пирамидой.

Один из культистов выступил вперед и с величайшим благоговением опустил руку на пирамиду. Остальные что-то забормотали себе под нос, завистливо вздыхая. Кто-то нетерпеливо переминался с ноги на ногу, готовясь занять место счастливчика. Должно быть, внутри пирамиды находилась свеча или небольшая масляная лампа, поскольку от стенок исходило мягкое свечение.

– Я вижу, – затянул нараспев культист. – Невидимые цепи на шеях и ногах каждого мужчины и женщины. Угасание хаотического света. Узкий коридор мысли, чистую преданность, безупречный порядок.

Остальные одобрительно забубнили. Еще трое культистов поочередно подходили к пирамиде и рассказывали об увиденном. Хрисис тронула Кассандру за рукав и прошептала:

– Чтобы артефакт начал действовать в полную силу, необходимо, чтобы рядом был наш лидер. Он прикасается к пирамиде вместе с кем-то из нас и тогда видит наши мысли, а нам позволяет увидеть будущее. Но и без него, положив руку на священный предмет, ты испытаешь удивительное состояние. Попробуй.

Кассандра глубоко вдохнула, радуясь, что ее лицо скрыто маской, затем выступила из круга и подошла к постаменту. Вытянутая рука замерла над вершиной пирамиды. Сердце гулко заколотилось. Окружающее пространство сотрясалось от голосов. В пещере было холодно, но спина Кассандры взмокла от пота. А потом…

Сзади что-то тяжело лязгнуло. Дверь в пещеру стремительно распахнулась, затем сорвалась с петель, ударилась о каменный пол и косо повисла, успев расколоться посередине. В зал ворвалось высокое мускулистое существо и тут же припало к полу, будто обезумевший зверь. Его руки и ноги состояли из сплошных мускулов. На нем была белая кираса с золотистыми птеругами и белый плащ. Густые темные волосы, собранные на макушке в высокий хвост, ниспадали по плечам. Маски на лице не было, но миловидные черты искажала гримаса безудержного гнева. Человек этот явно был воином. Лидером…

«Так это и есть тот самый Деймос, о котором говорил культист с истерзанными запястьями?» – подумала про себя Кассандра.

– В наши ряды затесался предатель, – прорычало странное существо. – Нас сорок два. И столько же человек находится сейчас здесь, в этом зале. Но как такое может быть, если одного из наших сегодня обнаружили в Кирре убитым?

В руке странного зверя мелькнула отрубленная голова, которую он швырнул на пол.

Кассандра смотрела на катящуюся голову, пока та не замерла. По спине молодой женщины побежали мурашки. Элпенор? Но ведь она не отсекала ему головы. Это наверняка сделал этот зверь в человеческом обличье для пущего эффекта.

– Так который же из сорока двух? – спросил зверь, и его голос звучал, как дробь боевого барабана. – Всем снять маски!

Сердце Кассандры сжалось от страха. Мозг лихорадочно искал выход.

– Деймос, у нас так не принято. Мы предпочитаем оставаться неизвестными друг для друга, – возразил какой-то культист.

Это немного успокоило Кассандру. Затем вперед вышла Хрисис:

– Мы выкажем нашу приверженность культу так, как делали всегда. Каждый вместе с тобой, нашим лидером, возложит руку на священный предмет. Ты, Деймос, увидишь то, что видит стоящий рядом с тобой, и все тайное сразу станет явным.

Деймос шумно спустился по лестнице, ведущей от покореженной двери в зал, и через мгновение оказался возле пирамиды. Он смерил взглядом застывшую Кассандру.

– Будь по-вашему, – прорычал он. – Начнем с тебя. Клади руку на пирамиду и говори, что видишь. Солгать не получится, потому что мы будем видеть одно и то же.

С этими словами Деймос положил ладонь на грань пирамиды.

Кассандра пристально смотрела на лидера культистов. Его желто-карие глаза пылали ненавистью. На мгновение она увидела в них свою погибель. Но что ей оставалось делать? Кассандра опустила ладонь на противоположную грань пирамиды. Ничего не произошло. Ей вдруг отчаянно захотелось посмеяться над этими напыщенными глупцами. Но еще через мгновение молодой женщине показалось, будто мул лягнул ее прямо в голову.

Шея Кассандры изогнулась. Мозг озарила яркая белая вспышка. Это не было похоже на воспоминания, ее окружала другая реальность. Кассандра чувствовала вкус осеннего воздуха, запах мокрого папоротника-орляка, слышала птичьи трели в Эвротском лесу.

Она была в Спарте.

Я ползком пробираюсь сквозь папоротник. Над головой – свинцовое небо. Впереди – упитанный кабан. Добыча, за которой я веду наблюдение. Я думаю о том, какое у него вкусное мясо. А еще – как удивятся взрослые. «Надо же, – скажут они. – Ей всего семь лет, но она сумела завалить кабана». Я опускаюсь на колени, отвожу руку с копьем, затаиваю дыхание, целя острием в кабаний бок. И вдруг меня одолевают сомнения. Если выждать, я упущу добычу, или…

В этот момент, вспыхнув серебристой молнией, у меня над головой пролетает другое копье и впивается в землю, напугав кабана. Зверь с визгом убегает. Я вскакиваю и оборачиваясь навстречу таинственному копьеметателю.

– Кто здесь? – кричу я. – Выходи!

Из-за деревьев выходит мама, укачивая малыша Алексиоса.

– Промедление… – начинает она.

– …смерти подобно, – чуть не плача, заканчиваю я, понимая, что не усвоила ее урок. – Отец огорчится, узнав, что я все еще не готова.

– Твое тело крепнет. Упорством ты тоже не обделена. Но нужно точно знать, когда действовать. Это самый главный из всех навыков.

Мать подходит ближе. Алексиоса она укладывает на ствол упавшего дерева, затем вытаскивает и очищает от земли пущенное ею копье.

– Пожалуй, настало время познакомить тебя с этим копьем.

Я беру оружие в руки. Даже при свете пасмурного дня его наконечник ярко блестит. Половина древка сломана, но мне такая длина – в самый раз. Это прекрасное копье.

Стоило мне дотронуться до острия, выкованного в виде листа, как внутри возникает странная дрожь.

– Я… что-то чувствую.

– В самом деле? – улыбается мама.

Я несколько раз дотрагиваюсь до острия, и оно неизменно посылает мне эти странные ощущения.

– Это не простое копье.

– Конечно. За ним тянется длинная невидимая цепь могучей силы. Оно побывало в руках целой династии героев. Кровь этой династии течет в тебе и во мне. А давным-давно эта кровь текла в жилах царя Леонида.

– Так это копье… принадлежало… царю Леониду? – охрипшим от изумления голосом спрашиваю я.

Мама улыбается, гладя меня по щеке:

– Леонид был необычайно мужественным спартанцем. В битве при Фермопилах он пожертвовал собой ради Спарты. Ты унаследовала его кровь и силу, которой он обладал. Мы способны видеть скрытое от глаз других. Мы с львиной быстротой отвечаем на опасность. Таков наш семейный дар. Однако не все это понимают. Кто-то ощущает нашу силу и стремится завладеть ею. Они попытаются лишить нас этого преимущества.

– Я им не позволю, – заявляю я с беспечной смелостью семилетней девчонки.

– Знаю, – отвечает мама. – Ты же воительница. Я бережно заворачиваю копье в кусок кожи, сознавая, что должна обращаться с ним очень осторожно. Кожаный сверток я засовываю в колчан. С небес слышатся раскаты грома. Я вскидываю голову.

– Буря надвигается, – говорит мать, поднимая Алексиоса.

Как ни странно, надвигающуюся бурю я ощущаю с осени. С тех самых пор, когда родители вернулись из Дельфов, где посещали оракула. Мама чувствует мою тревогу и протягивает малыша Алексиоса мне. Я сразу успокаиваюсь, целую брата в лобик и смотрю в его сверкающие желто-карие глаза…

Вскрикнув, Кассандра уронила руку. Воспоминания померкли. Молодая женщина смотрела на Деймоса. Он тоже смотрел на нее большими, словно две луны, желто-карими глазами. Ошибки быть не могло…

– Алексиос? – одними губами произнесла ошеломленная Кассандра.

Деймос потряс головой, не в силах поверить в происходящее. Так же одними губами он прошептал:

– Кассандра?

Она попятилась на негнущихся ногах.

– Ну что? – нетерпеливо выкрикнул кто-то из культистов. – Что ты видел, Деймос? Ей можно доверять?

Предводитель культистов молчал.

– Деймос, отвечай же, – взмолился другой.

И снова молчание.

Вперед выскочил третий культист:

– В таком случае позволь мне занять ее место. Мне нечего скрывать.

Просьба словно вернула Деймоса с небес на землю. Взревев, он сжал затылок культиста и ударил лицом о вершину пирамиды. Маска шумно треснула, разбрызгивая кровь. Тело культиста забилось в предсмертных судорогах, потом обмякло. Пирамида по-прежнему сияла чистотой; на ее поверхности – ни пятнышка. Зато лицо несчастного человека в маске превратилось в кровавое месиво. Часть культистов с воплями попятились назад, но те, что посмелее, окружили Деймоса.

– Что ты творишь? – вопрошали они.

Кассандра тоже попятилась, то и дело спотыкаясь. Достигнув двери, она повернулась и… со всех ног помчалась к выходу. Все внутри ее клокотало. Исчезли все ощущения. Молодая женщина не помнила, как проползла по узкому проходу, а оттуда выбралась наружу. Геродот ждал ее, как было условлено. Он что-то говорил, но Кассандра не слышала его слов. Она скрючилась, привалившись к скале, и судорожно дышала.

– Дорогая, что случилось?

Кассандра подняла голову. Историк смотрел на нее во все глаза.

– Он там. Он – их лидер.

– Кто, дорогая?

– Мой брат. Алексиос.

Глубокой ночью «Адрастея» покинула гавань Кирры. Реза с несколькими матросами управляли рулевыми веслами и настраивали парус. Варнава стоял на носу галеры, вцепившись в перила. Он всматривался в темноту, словно та была его давним врагом, и поминутно оглядывался назад, ожидая решения Кассандры. В благодарность за спасение капитан вверил ей свою жизнь и предоставил свою кормилицу-«Адрастею» в ее полное распоряжение. Однако Кассандра не отдавала никаких приказов. Она сидела возле каюты. Одна рука крепко сжимала ладонь второй – той, что касалась пирамиды. Задумчивость, в какой пребывала Кассандра, напоминала забытье.

Молодая женщина отрешенно смотрела в пространство. Прежний мир, казавшийся ей реальным, теперь разлетелся на тысячу осколков.

Рядом сидел Геродот и отрезал ломтики от яблока, которые один за другим неторопливо жевал. Кассандра лишь отмахивалась от угощения. Когда молодая женщина отвергла очередной ломтик, Геродот бросил его Икару. Орел лениво клюнул угощение, выказывая легкое разочарование.

– Их там было много, и все в масках, – тихо произнесла Кассандра. – Пифия у них в руках, а паломники продолжают верить, что через оракула с ними говорят боги. Основой власти этих культистов является золотая пирамида. У них целая армия шпионов и воинов. Они управляют почти всей Элладой. А может, и не «почти»…

– Тогда дела обстоят хуже, чем я думал, – отозвался Геродот. Некоторое время он молча смотрел в ночную тьму. – Если Периклу, как ты утверждаешь, грозит опасность, нужно отправляться в Афины.

Кассандра посмотрела на старика:

– После всего, что я там видела и слышала, с какой стати мне тревожиться из-за какого-то Перикла? Мой брат жив, но культ превратил его в нечто… ужасное. Культисты намереваются убить мою мать. Я решаю, куда плыть этому кораблю. Перикл мне безразличен. Еще один алчный и кровожадный военачальник.

– Кровожадный? Ты же ничего не знаешь об этом человеке, – упрекнул ее Геродот. – Нынешнюю войну ему просто навязали.

Кассандра недоверчиво посмотрела на историка:

– Полководец, не любящий воевать? Таких не бывает.

Ей вспомнились слухи и домыслы, подслушанные в грязных тавернах близ Сами.

– Говорят, он сам устроил эту войну, разглагольствуя о мире. В его намерения входило собрать побольше кораблей, чтобы противники поверили в непобедимость афинского флота, а он стяжал бы славу великого полководца. Скудный флот спартанцев не смог тягаться с афинским. Афинские корабли беспрепятственно подходили к спартанским берегам. Однако сушей управляют спартанские гоплиты, не имеющие себе равных. Что им бояться жалкой афинской пехоты? Но пока Перикл купается в славе морских побед, кого заботит нескончаемая война на суше?

– Возможно, ты права. Но может статься, он видел неизбежность войны и повел дела так, чтобы минимизировать потери, – пожал плечами Геродот.

– Твои слова меня не убеждают. Какое мне дело до этого афинского царя?

Геродот покатился со смеху:

– В Афинах нет царя. Перикл служит народу. И его положение едва ли можно назвать блестящим.

В Афинах полно тех, кто страстно мечтает занять его место. Они таятся, дожидаясь своего часа. Если культисты примкнут к тайному сговору против Перикла, эта тяжелая, но благородная война превратится в кровавый хаос, куда затянет всех.

Во взгляде Кассандры по-прежнему читалось недоверие.

– Что ж, – невозмутимо произнес Геродот. – Приказывать я тебе не вправе. Но задай себе вопрос: если ты убегаешь от брата, не должна ли ты разыскивать свою мать?

Кассандра кивнула.

– И откуда ты начнешь свои поиски? Эллада обширна.

– Наверняка у тебя уже есть ответ на этот вопрос, – съязвила Кассандра.

– И ты тоже его знаешь, – ответил историк. – Афины, моя дорогая, – центр нашего мира. Не в пример Спарте, оберегающей свои границы и помешанной на традициях, Афины открыты для торговцев, ремесленников и путешественников вроде меня. Делами там управляют люди большого ума. Уж если где и искать подсказки о местонахождении твоей матери, так непременно на улицах…

– Афин, – нехотя закончила за Геродотом Кассандра и повторила достаточно громко, чтобы слышал Варнава: – В Афины!

Триеарх поклонился и отдал распоряжения матросам. Заскрипели снасти, застонал разворачиваемый парус. Галера изменила курс, направившись к выходу из Коринфского залива. Ее ожидало долгое плавание вокруг Пелопоннеса и дальше, в Аттику.

Геродот улегся спать. Кассандра прошла на корму. Она смотрела на водную дорожку, оставляемую триремой. Луна освещала притихшее море с невысокими холмиками волн. Небо над головой было темно-синим, почти черным, с мириадами звезд. Кассандра не могла оторвать от него взгляд. Ей казалось, что прошла целая вечность. Глаза начали уставать, и молодая женщина моргнула, переведя взгляд на воду. Одна волна почудилась ей крупнее и выше остальных, как будто сзади шло другое судно. Не успев об этом подумать, Кассандра услышала вдали пение китов и повернулась туда. Когда же она снова оглянулась назад, никакого призрачного корабля, шедшего следом за «Адрастеей», не было и в помине. Кассандра тряхнула головой, зная, что это усталость дурачит ее зрение.

Геродот успел вздремнуть и теперь вновь бодрствовал. Он смотрел на лук и копье Кассандры, прислоненные к стенке каюты.

– Ты смотришь на мое копье, словно оно – призрак, – засмеялась молодая женщина.

Геродот даже не улыбнулся:

– Это копье Леонида. Едва я увидел его у тебя в очереди к храму, мне стало ясно: наша с тобой встреча не случайна.

Глубоко вздохнув, Кассандра села напротив историка:

– Да. Я потомок царя Леонида по материнской линии. Иные говорят, что я опозорила его род.

В мозг ей, словно змея, вполз голос культиста, встреченного в предбаннике центральной залы. «Чем скорее мы захватим его родню, тем скорее освободимся от него самого и его жестоких, хаотических методов». Кассандра подняла копье, разглядывая знакомые с детства очертания.

– Иногда оно будто разговаривает со мной. Не знаю, как лучше сказать… И ничего подобного я не испытывала ни с одной другой вещицей… вплоть до вчерашнего вечера.

– Ты говоришь про золотую пирамиду в пещере Геи? – спросил Геродот, вспоминая рассказ Кассандры.

Он огляделся по сторонам и даже поднял голову к ночному небу – не витают ли над ними призраки-соглядатаи.

Кассандра кивнула:

– Золотая пирамида сковала мне разум и сердце. Перенесла меня в прошлое, но совершенно иным образом. Это не было погружением в воспоминания. Я действительно попала в прошлое, и все вокруг было предельно реальным и живым. – Она опустила копье, устало пожав плечами. – Но что делает и золотую пирамиду, и мое копье такими особенными?

Лицо историка вытянулось и побледнело.

– Ты права, Кассандра: копье и пирамида – особенные предметы… но не такие особенные, как ты сама.

– Я не понимаю.

Геродот перевел взгляд на нос триремы, подзывая Варнаву.

– Ничего, скоро поймешь.

В один из летних дней, когда череда облаков на небе несколько умеряла жар солнца, «Адрастея» вошла в пролив, известный с давних времен. Справа по борту высились темные каменные громады гор, перемежаемые зелеными лесами. Кассандра запрокинула голову, и по спине у нее побежали мурашки. Фермопилы. Место, связанное с героями прошлого.

– Уж не хочешь ли ты, госпожа мисфиос, сделать непредвиденную остановку? – спросил Варнава.

– Я, как и ты, верю Геродоту. Скоро мы продолжим путешествие в Афины.

Кассандра улыбнулась капитану и спрыгнула на мокрый песок. Геродот спустился вслед за ней по веревочной лестнице.

Не задерживаясь на берегу, вдвоем они устремились по извилистой тропе прямо в горы.

– Когда-то давным-давно этим путем предатель Эфиальт провел персов в тыл спартанцев, – рассказывал Геродот, и его прищуренные глаза увлажнились.

Он привел Кассандру к небольшому выступу, откуда была видна бухта. Выше по склону из расщелин поднимались тонкие струйки сернистого пара. Это место одни называли Вратами Аида, а другие – Жаркими Вратами.

– Здесь персы напали на спартанцев и их союзников. И здесь же оборвался земной путь твоего великого предка.

Они подошли к выщербленной статуе льва, покрытой кремовыми и желтыми лишайниками. Свирепые ветры, дующие здесь постоянно, сгладили некогда четкие очертания фигуры и морды зверя. Но имя спартанского царя, выбитое на каменном постаменте, все еще можно было прочесть.

– Достань копье, возьми в руку, и пусть оно говорит с тобой, – предложил Геродот.

Кассандра сжала копье в руках:

– Оно молчит. Пустая затея. Копье говорит, только когда само пожелает. Бесполезно пытаться его заставить…

Небо потемнело от стрел. Вокруг меня с криками падают сраженные ими гоплиты. Воины в красных плащах дерутся как волки, подбадривая союзников, чтобы держались и не теряли силу. Но их совсем мало, бьющихся против полчищ темнокожих персов, наступающих отовсюду. Персы заполонили тропу. Весь берег кишит ими. Это сплошная движущаяся стена из плетеных щитов и острых копий. Спартанский трубач, играющий сигнал к последнему бою, падает, сраженный персидским копьем.

– Посылайте бессмертных! – раздается гортанный приказ персидского военачальника.

И они тысячами устремляются вниз, кося защитников перевала и открывая себе путь на юг, к сердцу Эллады. Вскоре в живых остается всего горстка спартанцев. Они яростно сражаются, поглощенные танцем битвы. А потом я вижу его. Он старше, чем я себе представляла. Тело испещрено ранами, влажное от крови. На своих усталых плечах он держит всю Элладу… В руках – пока еще целое копье.

– Леонид? – шепчу я.

В последние мгновения битвы, сквозь пелену времени, царь-герой смотрит на меня. Прямо на меня. А с неба вновь дождем сыплются стрелы. Три попадают в него, но он продолжает сражаться, преграждая путь и отгоняя целую толпу бессмертных. В этот момент у него ломается копье. Еще две стрелы ударяют ему в шею, вынуждая опуститься на колено. И наконец последняя стрела пробивает ему кирасу.

Над полем битвы устанавливается зловещая тишина. Спартанский царь Леонид падает замертво.

Кассандра моргнула и увидела простирающийся внизу тихий каменный берег. Нигде – ни мертвых тел, ни крови. Только старый Геродот, печально улыбающийся ей.

– Зачем ты привел меня сюда? – спросила молодая женщина, бросая копье.

– Я слышал твои слова о позоре и о том, что ты будто бы недостойна своего рода, – вздохнул Геродот. – Это не так, Кассандра. Что бы ни произошло в твоем прошлом, ты – полноправная наследница Леонида.

Геродот нагнулся, чтобы поднять копье. Он по-прежнему не решался брать старинное оружие в руки и воспользовался кожаным мешком, который затем протянул Кассандре:

– Это копье и предмет, что ты увидела в пещере Геи… созданы не греками.

– Тогда кем? Персами? Геродот тихо засмеялся:

– Неужто богами?

Смех историка стих.

– Не совсем. Их сделали люди – те, кто пришел раньше, кто жил прежде нас. До Эллады и Персии, до Троянской войны, до потопа… словом, до того, как появились предки нынешних людей.

Кассандра в замешательстве смотрела на Геродота, не понимая ни слова.

Историк жестом предложил ей сесть. Он достал ломоть хлеба, разломил надвое и протянул одну половину Кассандре:

– В своих хрониках я пишу не обо всем, чтобы люди не сочли меня сумасшедшим… впрочем, кое-кто и так считает меня безумцем. Но я находил диковинные вещи. Да, Кассандра, странные и диковинные вещи, – повторил он, жуя хлеб и глядя на древнюю тропу. – Как-то летом встретился мне странник. Невысокого роста, довольно упитанный. Звали его Мелитон. Он плавал по Эгейскому морю в суденышке, которое правильнее было бы назвать корытом. Плавал без всякой цели. Суденышко было его домом. Мелитон много рассказывал мне о своих странствиях, и некоторые из них были чуднее приключений Варнавы! Большинство его историй я пропускал мимо ушей, но одна сразу привлекла мое внимание. Потому что, не в пример остальным, эту он рассказывал без лукавого блеска в глазах и голос у него был тихий и боязливый.

Кассандра перестала жевать, кивком прося историка продолжать.

– В молодости Мелитон потерпел кораблекрушение, и его выбросило на берег Тиры – жалкого подобия острова, разворошенного очень давним извержением вулкана. Нынче Тира – бесплодная земля, открытая всем ветрам. Но Мелитон сумел прожить там много месяцев, питаясь личинками, червями и моллюсками. И однажды ночью он проснулся от странного ощущения. Под ним сотрясалась земля. – Вулкан? – шепотом спросила Кассандра.

– Нет, вулкан давно угас, как и все остальное на этом острове. Сотрясения имели куда более странную причину, госпожа мисфиос, – ответил Геродот, глаза которого помрачнели. – Мелитон вскочил и увидел яркий свет, разрывающий ночную тьму. Источник света находился где-то в срединной части острова. Там сохранилось подобие гор. Мелитон подумал было, что это пробудился вулкан, но природа света опровергала его предположения. Он видел не колеблющиеся отсветы лавы, а ровное золотистое свечение, поражающее своей чистотой. Мелитон устремился на этот свет. Но прежде, чем он достиг источника этого света, успело встать солнце. Перед Мелитоном высилась обыкновенная черная скала. Однако вскоре он заметил на ее поверхности какие-то знаки.

– Знаки?

– Они были очень искусно вырезаны на черном камне и подчинялись определенной последовательности. Знаки и символы. Я попросил Мелитона как можно подробнее рассказать про них. Он их помнил и нарисовал на земле.

Геродот повторил мистические знаки пальцем на земле. Они были похожи на геометрические фигуры.

– Это, – указывая на грязь, пояснил Геродот, – зовется мудростью Пифагора.

Кассандрой овладело возбуждение.

– Да, – кивнул историк, заметив, что его собеседница улавливает смысл сказанного. – Философ, политик, геометр… один из величайших умов, дарованных Элладе. Пифагор был в числе немногих, понимавших наследие тех, кто пришел раньше.

– Но говорят, что мудрость Пифагора утрачена, – сказала Кассандра, вспомнив разговор подвыпивших мужчин в кефалинской таверне. – Пифагор умер более шестидесяти лет назад, и вместе с ним умерли его знания.

– Я тоже считал его мудрость утраченной. – Геродот указал на копье. – И эти символы – лишь фрагмент тех непостижимых знаний. Но представь, если бы удалось полностью воссоздать его мудрость? Если бы ныне живущие обрели знания, позволяющие делать предметы вроде твоего копья или пирамиды, которую ты видела в пещере культистов? А если я тебе скажу, что культ настойчиво разыскивает исчезнувшие сочинения Пифагора?

Возбуждение Кассандры сменилось холодной дрожью.

– Боги не должны этого допустить.

– Те же слова говорил и Леонид. Он знал немного, но и этих знаний ему хватило, чтобы понять: стремящиеся заполучить древнюю мудрость превратят ее в оружие, а значит, с ними нужно биться насмерть. Ты – наследница спартанского царя, и потому тебя и твоих близких необходимо спасти. Идет игра, понятная лишь единицам. Но угроза нависла над всем миром.

Геродот встал и медленно зашагал вниз по тропе. Кассандра хотела последовать за ним, но историк покачал головой:

– Посиди здесь еще немного и поразмышляй над моими словами.

Кассандра провела возле выщербленного каменного льва еще час. Она сидела, смотрела на бухту, представляя, сколько костей погребено в прибрежных песках. Почти весь оставшийся хлеб она скормила Икару. Попытки разобраться в словах Геродота откликались в молодой женщине то тревогой, то удивлением. «Черт бы тебя побрал, историк. Твои ответы приводят с собой тысячу других вопросов», – устало рассмеявшись, подумала она. Затем встала, произнеся вслух:

– Надо спешить в Афины за настоящими ответами.

Раздался пронзительный свист, и что-то вонзилось в землю у самых ног Кассандры.

Она проворно отскочила, припав к земле. Древко прилетевшей стрелы еще подрагивало. Глаза Кассандры обшарили все скалы за спиной. Никого. А потом она наконец увидела стрелка. Он стоял на выступе, взирая на молодую женщину, словно бог.

– Деймос?

Кассандре вспомнилось странное ощущение, охватившее ее на корабле в ночь отплытия из Кирры, и волна, поднятая неведомым кораблем. Интуиция ее не обманула: их действительно преследовали.

Деймос молча повернулся и будто растворился в воздухе. Несколько секунд Кассандра смотрела на опустевший выступ, затем бросилась вдогонку. Она быстро вскарабкалась по склону, затем, немного помедлив, подтянулась на руках и выбралась на площадку. Кассандра не ошиблась: Деймос был там и ждал ее.

– Ты преследуешь меня от самой Кирры? – спросила молодая женщина.

– Я тебя помню, – сказал он, не отвечая на вопрос. – Я был совсем младенцем, но помню, как ты держала меня на руках.

В сердце Кассандры вспыхнуло пламя, угасшее много лет назад. Оно горело внутри стальной клетки.

– И я никогда не забуду, как держала те…

– Родители согласились на то, чтобы сбросить меня с горы, – равнодушно перебил Деймос Кассандру. – Но столкнула меня ты… Да, ты столкнула меня вместе со старым эфором, обрекая на смерть. Я это видел. Золотая пирамида показала мне правду.

– Нет, – попыталась возразить Кассандра. – Я пыталась тебя спасти. Алексиос, ты должен мне верить. Я и представить не могла, что ты выжи…

Деймос резко повернулся к ней. Ветер, дувший с моря, прибивал волосы к исполненному ненависти лицу.

– Алексиос погиб в тот вечер. Деймос – такое имя дала мне моя настоящая семья.

Кассандра сердито склонила голову набок. Пламя, вспыхнувшее было в ее груди, быстро угасало.

– На вашем пещерном сборище я узнала, что мы с тобой занимаемся одним и тем же – разыскиваем нашу мать.

Деймос тоже слегка склонил голову:

– Если ты ее ищешь, значит она бросила и тебя тоже.

– Даже если мы и оказались брошенными, мы выжили. И мы снова можем стать одной семьей. Надо лишь найти нашу мать.

– Мне она не нужна.

– А вот твои культисты думают иначе, – отрезала Кассандра. – Своей следующей жертвой они наметили Миррин.

Деймос ответил не сразу.

– Культ нуждается в нас, поскольку мы особенные, – хрипло произнес он. – Но ты это уже знаешь, не так ли?

Деймос мотнул головой в сторону льва на каменном постаменте.

– Значит, ты не станешь искать ее вместе со мной? – спросила Кассандра, делая шаг назад.

– А ты готова искать ее вместе со мной? – задал встречный вопрос Деймос.

– Я не буду частью этого… – Кассандра выплюнула последнее слово: – Культа.

Установилась напряженная тишина.

– Тебе все равно не скрыться от них. Насколько я понимаю, ты держишь путь в Афины, – нарушил молчание Деймос. – Знай же: культ уже там. Когда доберешься до Афин, передай Периклу и всей его высокородной швали, что они тоже значатся в нашем списке.

Он шагнул в узкую расщелину, скрывшись в клубах сернистого пара.

– Алексиос! – крикнула ему вдогонку Кассандра.

– Не вздумай следовать за мной, сестра, – донесся изнутри расщелины его голос. – Скажи спасибо, что оставляю тебя в живых… Пока.

7

Воздух в Пирейской гавани представлял собой странную смесь запахов едкого матросского пота, навоза, вина, пекущихся хлебов и жарящихся морских лещей. А также в гавани было очень много людей. «Какое столпотворение», – подумала Кассандра. Голоса слышались отовсюду. Лаяли собаки. Над головами кружили орущие чайки. Куда ни глянь – торгующиеся, спорящие или просто болтающие люди. У причалов стояли военные галеры, по сходням которых поднимались и спускались солдаты. В их одеянии было только два цвета: белый и голубой. Цвета афинской армии. От других причалов, где разгружались юркие торговые суда, отъезжали повозки, доверху набитые мешками с зерном. Поскрипывая колесами, они катились по белым выщербленным плитам гавани.

Кассандра сошла с «Адрастеи» на причал. Словно бедняк, завороженный видом сокровищ, она смотрела поверх людских голов туда, где в двух милях от гавани раскинулся знаменитый город Афины. Издали он являл собой море красных черепичных крыш, среди которых мраморным островом поднимался Акрополь, обрамленный потрясающе красивыми храмами и монументами. Ничего подобного Кассандра не видела ни на Кефалинии, ни в местах своих странствий, не говоря уже о Спарте.

Парфенон светился под лучами солнца. Серебрились его каменные колонны. Краски росписи были ослепительно-яркими. Высокая бронзовая статуя Афины сияла, словно пламя. Лицо богини было величественным и спокойным. В руке она сжимала копье.

Дорога из города в гавань имела весьма странный вид. Узкая, прямая, она напоминала руку, протянувшуюся из города, чтобы схватить и удержать клочок земли, где находились причалы, доки и склады. Каменщики и рабы сновали, как муравьи, укладывая последние гранитные плиты на стены, между которыми и была зажата дорога. Их зубила стучали, не умолкая ни на миг.

– Идем, госпожа мисфиос, – позвал Кассандру Геродот.

Молодая женщина оглянулась на «Адрастею». Варнава, Реза и несколько матросов с другого судна затеяли спор: сумеет или нет Икар стащить кольцо с пальца тамошнего капитана. Орел подпрыгивал на месте. Казалось, он испытывал горячее желание принести победу матросам «Адрастеи». Улыбнувшись, Кассандра поспешила вслед за историком.

Путь до города был неблизким. Высокие стены вдоль дороги давали тень. Им попался нищий старик, взывавший к каждому, кто был способен его услышать:

– Неужто вы не знаете о судьбе древней Трои, о хеттах и ассирийцах? Большие стены притягивают к себе могущественных разрушителей.

Только сейчас Кассандра обратила внимание на то, как грубо возведены стены. Чувствовалось, их возводили второпях, из подручных материалов: брусчатого камня, каменных обломков, кусков архитравов и так далее. Стены резко отличались от сияющего мраморного великолепия Афин и добротных парапетов крепостных стен вокруг самого города.

Геродот словно прочитал мысли Кассандры:

– Согласен, дорогая: эти длинные стены уродливы, зато на редкость надежны, – пояснил историк. – Они сдерживают прыть спартанцев, совершенно неискушенных по части осады, и позволяют беспрепятственно доставлять зерно с кораблей в город. Помнится, ты называла Перикла практично мыслящим. Стены – наглядное тому подтверждение. Спарте не удается ни вломиться в Афины, ни заморить афинян голодом.

– Ну хорошо, стратегию Перикла я вижу. Но где во всем этом слава?

– Слава? Спартанка до мозга костей, – засмеялся Геродот.

Место, куда привела их дорога, напоминало придорожную деревушку из лачужек и шатров, густо населенных неопрятного вида людьми, которые праздно глазели на путников. Кассандре и Геродоту даже пришлось переступить через спящего, а потом с трудом проталкиваться в узком пространстве, битком набитом людьми. Казалось, здесь обитали не только семьи, но и целые поколения.

– Впервые вижу такое скопище людей, запертых внутри стен, – хмуро пробормотала Кассандра.

– Это сельские жители, – шепотом пояснил Геродот. – Наиболее ярые сторонники правления Перикла. Война вынудила их бросить свои жилища среди полей и долин, переселиться сюда и жить на положении беженцев.

Ближе к Афинам дорога стала все круче подниматься вверх. Вскоре Кассандра и Геродот вступили в город и очутились среди ярко раскрашенных вилл, которые окружали Акрополь, словно толпа верующих. Дальше простиралась вместительная агора. Посередине рыночной площади стояла медная статуя Эйрены и Плутоса, олицетворяя мир и процветание. (Ныне то и другое выглядело несбыточной мечтой.) Рынок показался Кассандре городом внутри города: узкие улочки с рядами лотков по обеим сторонам и относительно широкие площади, где торговали скотом. В толпе сновали разносчики, предлагавшие раскрашенные страусиные яйца и пряности, а один призывал купить парную говяжью печень, потрясая окровавленным куском мяса, как знаменем. Прилегающие к рынку переулки были запружены людьми, от которых воняло не только потом, но и давно не мытым телом. Разговоры, что велись вокруг, звучали напряженно, готовые вот-вот перейти в спор или перепалку. На высоких парапетах ладных городских стен Кассандра заметила караульных. Афинские гоплиты, с которыми она победоносно сражалась в Мегариде. Караульные что-то живо обсуждали, и Кассандре стала интересна причина их тревоги.

Погруженная в свои мысли, молодая женщина и не заметила, как оказалась на краю агоры. Твердая рука Геродота остановила ее.

– Там, госпожа мисфиос, тебе нечего делать, – сказал историк, глядя в дальний конец агоры, где стояло большое здание довольно мрачного вида. Оттуда донесся одинокий стон – крик человека, потерявшего всякую надежду. – Это афинская тюрьма. Туда отправляют души, обреченные на забвение.

На лице Геродота Кассандра прочла страх и отвращение, отчего содрогнулась всем телом. Но историк тут же весело улыбнулся и махнул в другую сторону:

– Нам туда. На вершину знаменитого Пникса.

Геродот повел ее к белым мраморным ступеням, поднимавшимся к Акрополю.

– Там мы и найдем ответы на наши вопросы, – пояснил он.

По обеим сторонам лестницы стояли караульные. Народу на ступенях было не меньше, чем на рынке. И здесь тоже люди спорили и переругивались. Чем ближе к вершине, тем громче становились их голоса, сливаясь в общий гул. Казалось, на самом верху холма находится гигантское осиное гнездо. Однако путников встретил молчаливый взгляд бронзовой статуи Афины. Чтобы разглядеть колоссальную статую, удивленной Кассандре пришлось сильно запрокинуть голову. За статуей находилась площадь, наполовину затененная громадой Парфенона. Там шло какое-то народное собрание, которое разительно отличалось от подобных мероприятий в Спарте, еще раз напомнив Кассандре, что она в чужом городе. Тысячи человек в дорогих одеждах; многие – почтенного возраста, с вспотевшими лысинами. Все они гневно потрясали руками в воздухе, словно протестуя против чего-то… Или кого-то. Их протесты были направлены в сторону одного человека: стоявшего на возвышении бедняка.

– Вот человек, которого мы ищем, – сказал Геродот, указывая на несчастного, вызвавшего столь яростное недовольство толпы. – Перикл, предводитель Афин.

Кассандра всмотрелась в одинокую фигуру на возвышении. Вид у Перикла был совсем не царственный. На плечах – заурядного вида плащ. Волосы седые, всклокоченные, но борода аккуратно подстрижена. Лицо несколько портил широкий нос. По возрасту – почти ровесник Геродота, но, судя по осанке, Перикл не позволял своему телу дряхлеть.

– Доколе еще нам терпеть это надувательство? – громче всех негодовал главный противник Перикла – рыжеволосый темноглазый человек с бородкой клинышком.

Он был намного моложе своего оппонента и расхаживал вокруг возвышения, потрясая кулаком в такт шагам и время от времени с упреком тыча пальцем в Перикла.

– История с Керкирой повторяется. Перикл снова занимает выжидательную позицию, являя нам чудеса промедления и ненужных компромиссов. Он считает достоинством калечить союзников и попустительствовать врагам.

– Того, кто бегает вокруг возвышения, словно ошпаренный поросенок, зовут Клеон, – пояснил Геродот, указывая на крикуна. – Он говорит людям то, что им хочется услышать, даже если это чистой воды вымысел. Перикл повидал достаточно врагов и на поле боя, и в политических дебатах. Но против таких, как Клеон, у него не было и нет действенного оружия.

– Он лишил все островные города собственных флотов, – продолжал бушевать Клеон, – он забрал все их деньги в свою казну и распоряжается ими, как ему вдумается! Он всячески поощряет строительство храма Афины Паллады, считая это важнее благосостояния своего народа. Разве не так ведет себя любой царь?

Последнее слово Клеон не произнес, а, скорее, выплюнул. Когда собравшиеся зашумели в знак поддержки, рыжеволосый оппонент Перикла стал размахивать руками, словно в попытках раздуть огонь, который бы поглотил его противника. При этом Клеон продолжал кричать, еще более распаляя себя.

Перикл не торопился возражать и заговорил, лишь когда гул стих.

– Я стою за продолжение строительства храма, чтобы поддержать дух афинян, – спокойно произнес он. – Я не собираюсь строить царский дворец. Не я ли распорядился собрать все золото по храмам и виллам, включая и мою, и пустить его на строительство нашего флота?

Клеон решил сменить тактику. Слова Перикла он встретил язвительной усмешкой.

– Наш флот? Наш могущественный флот, жалкие потуги которого лишь опустошают казну. Флот, который торчит у берегов Пелопоннеса, не предпринимая никаких решительных действий. После твоего позора в Мегариде ты избегаешь настоящих, благородных битв на суше, а тем временем наши исконные земли, наши дома, построенные предками, превращаются в ничто. Мы, рожденные на этой земле, вынуждены наблюдать, как она превращается в пепел.

– В пепел? – хмуро повторила Кассандра.

Геродот тронул ее за плечо и развернул лицом в другую сторону: туда, где в летнем мареве едва виднелись земли Аттики. Основную часть пейзажа занимали высокие горы, но вместо драгоценных полос плодородной земли… Кассандра увидела нечто ужасное. Она несколько раз моргнула, пытаясь отогнать морок. Но глаза ее не обманывали. На месте селений, пшеничных полей, лимонных и оливковых рощ ныне чернели пятна пожарищ и высились груды развалин. И повсюду, куда ни глянь, – красные островки, похожие на громадные лужи крови. Вскоре Кассандра поняла, что то были красные палатки спартанцев, которые разбили лагеря вокруг Афин, заграждая доступ к городу по суше. Они наблюдали и выжидали. Наконечники их копий ослепительно вспыхивали на солнце. Спартанцы завоевали подступы к Афинам и теперь искали способ прорваться через стены и завладеть городом. «Стентор, – вспомнила Кассандра имя молодого спартанского офицера. – Должно быть, он занял место Волка и теперь возглавляет осаду Афин».

– Мне самому тягостно смотреть на сожженные поля и разрушенные селения, – ответил Перикл, которому изменило спокойствие. – Но это вынужденная жертва. Неужто вы не понимаете? Нам нельзя предлагать спартанцам мир, потому что они воспримут наше предложение как жалобное блеяние обреченного ягненка, и это их лишь раззадорит. И в то же время мы не можем очертя голову ринуться в сражение с ними. Мы получали и получаем подтверждение неодолимости их фаланг. Их мощи мы противопоставляем дальновидную стратегию. Наш ответ лежит в камне. Длинные стены нас спасут: как и прежде, корабли будут снабжать нас рыбой из северного моря и зерном из прибрежных государств. Пусть Спарта отбивает кулаки о наши стены. Им нас не одолеть.

Лицо Клеона расплылось в довольной улыбке. Казалось, он наслаждался каждым услышанным словом, похлопывая по тыльной стороне ладони. Наконец он ответил:

– И нам тоже… не одолеть спартанцев!

Народное собрание разразилась бурей оваций, поддерживая последние слова Клеона. Перикл взирал на это с невозмутимостью статуи.

– Клеон прав, – язвительным тоном крикнул кто-то. – Наш город все глубже утопает в грязи и вони, а конца этой проклятой войне не видать.

– Вот-вот, – подхватил Клеон. – И такое происходит не впервые за эти месяцы… Месяцы! Или нам ликовать, что могущественный Перикл почтил своим присутствием наше священное собрание? А может, он не видит, как пристально мы наблюдаем за каждым его шагом?

Послышались новые оскорбительные выкрики.

Клеон самовольно взобрался на возвышение. Набросив на руку складки своей просторной туники сапфирового цвета, он продолжал обличать Перикла. Другой рукой он воинственно рубил воздух, словно в ней был зажат боевой топор. Перикл сошел вниз, ничем не препятствуя разглагольствованиям соперника. Их вражда была давней. Когда пыл Клеона иссяк, а собравшимся наскучила эта тема, собрание перешло к обсуждению следующей проблемы – остракизма.

– Сегодня перед вами стоит Анаксагор, друг Перикла, обвиняемый в оскорблении богов, – возвестил Клеон, указывая на стоящего неподалеку старика.

Экклесия снова забурлила от негодования.

– Он посмел утверждать, что солнце – не воплощение самого Аполлона, а… раскаленная глыба!

Негодование собравшихся возросло.

Анаксагор нетерпеливо взмахнул рукой, словно отгоняя пчел, затем указал на солнце, предлагая всем убедиться в истинности своих слов.

Появился человек с мешком. Каждый участник собрания бросал туда черепок разбитой вазы, голосуя в поддержку изгнания. Перикл тоже бросил черепок, и тут же невозмутимость афинского предводителя испарилась, сменившись выражением печали и усталости.

– Старый друг? – участливо спросил Геродот, подходя к Периклу вместе с Кассандрой.

Тот поднял голову, и его лицо обрело прежнюю живость, словно после череды дождливых дней он увидел солнце. Мужчины обнялись. Кассандра заметила, как историк что-то шепнул афинскому предводителю на ухо. Лицо последнего на мгновение помрачнело, затем приняло обычное выражение. Перикл кивнул и поблагодарил друга. Когда мужчины разомкнули объятия, афинский предводитель кивнул на спутницу Геродота:

– А это кто?

– Кассандра. Мой друг, – ответил историк. – В гавани люди поговаривают, что нынче вечером ты собираешься устроить симпосий. Кассандра ищет мудрости, которой обладают твои ближайшие друзьям. Может, ты позволишь ей прийти?

– После всего, что ты мне про нее рассказал? – удивился Перикл. – Было бы глупо с моей стороны пригласить незнакомку – да еще и наемницу! – в мой дом.

Геродот наклонился и снова зашептал Периклу на ухо.

Последний окинул Кассандру пристальным взглядом. Сказанное явно расположило афинского предводителя к чужестранке.

– Можешь прийти на нашу встречу, – наконец сказал Перикл. – Являться с оружием запрещено… но очень советую вооружиться умом и сообразительностью.

Вдоль мраморных стен андрона высился лес сверкающих колонн, обвитых огненно-красными лентами. С верхушек колонн и с потолка живыми занавесами свисали изумрудные листья плюща. По углам стояли вазы с пурпурными бугенвиллеями и лимонными деревьями. Пол являл собой красочную мозаику, изображавшую Посейдона, выходящего из зеленовато-голубых вод со свитой серебристых морских существ. Места, не занятые мозаикой, тонули в шелковых персидских коврах оранжево-красного, янтарного и небесно-голубого цвета. Воздух был напоен запахами печеной рыбы и жареного мяса, которые перебивали ароматы терпких вин.

Гости кучками стояли, прислонившись к колоннам или опершись на перила балконов, что-то обсуждая и о чем-то жарко споря. То здесь, то там раздавался смех и слышались удивленные возгласы. Лица многих успели раскраснеться от выпитого вина. Дуэт лиры и кифары исполнял слегка слащавую, но довольно живую мелодию. Музыке вторили всплески смеха из разных концов зала, звон разбиваемых амфор и громогласные тосты.

Очередную амфору разбили чуть ли не за спиной Кассандры. Она инстинктивно схватилась за пояс, чтобы выхватить копье… затем смущенно расправила складку лазурной афинской столы, добытой ей Геродотом, и мысленно выругалась. В доспехах и с оружием она бы чувствовала себя куда увереннее.

– Ты ведь здесь за симпосиарха? – с лукавой улыбкой спросила она Геродота. – Твоя обязанность – следить, чтобы гости не перепились.

– Теоретически – да, – пожал плечами Геродот. – Но с таким же успехом можно пытаться ухватить бешеного волка за уши.

Историк наклонил свою чашу, которую еще не успел наполнить вином, и показал Кассандре разгневанное чудовище, нарисованное на дне.

– Неплохой способ заставить гостей пить помедленнее, чтобы не стать первым, кто увидит это чудище. Увы, он дал обратный результат.

Кассандра оглянулась вокруг. Никто из гостей не боялся встречи с чудовищем на дне своей амфоры. Пока молодая женщина смотрела, кто-то поднес чашу ко рту так, что взору Кассандры предстало изображение на внешней стороне днища.

– Это… то, что я думаю?

– Громадный и крайне возбужденный пенис, да, – подтвердил Геродот. – Приап таким гордился бы. Опять-таки, еще одна уловка, призванная сдерживать пьянство. Государственные мужи должны быть весьма сдержанны и осмотрительны и не пить залпом, дабы не показывать окружающим эту картинку. Но…

Дальнейших пояснений не требовалось. Один из гостей поднес чашу к чреслам, словно нарисованный пенис принадлежал ему, принялся бесстыже приплясывать. Остальные гости захохотали, подбадривая смельчака.

– Тебе дико это наблюдать? – заметил Геродот. – Поля вокруг Афин пылают, на улицах полным-полно беженцев… а люди, от которых ждут заботы о безопасности города, наливаются вином и предаются непристойным развлечениям. Ты своими глазами видела, во что превратились окрестности. Мы заперты внутри стен, словно псы, которых рано или поздно перебьют. Но кто будет придерживаться правил перед концом света? – Геродот запрокинул голову и хрипло рассмеялся. – Плохой из меня философ, лучше оставим громкие фразы профессионалам этого дела.

Вновь приняв серьезный вид, историк продолжил: – По правде говоря, Перикл устраивает эти сборища не из любви к многолюдным толпам. Здесь собираются самые громкие голоса Афин. Бывая у Перикла, они, естественно, говорят в его пользу. Как видишь, он и здесь мыслит стратегически. И потом, далеко не все в этом зале одурманены вином. Поговори с теми, кого не шатает и не тошнит выпитым. Им Перикл по-настоящему доверяет. Судьба Афин лежит на их плечах.

Геродот подал Кассандре две глубокие чаши с вином и водой и кивком головы указал на одного из гостей.

– Наполни его чашу прежде, чем задавать вопросы. Если он попросит хорошенько разбавить вино водой, с ним можно говорить.

Геродот отошел, примкнув к беседе нескольких седовласых гостей. Кассандра вдруг почувствовала, как стены виллы сдвигаются, беря ее в кольцо. Все, кто здесь собрался, казались молодой женщине ловкими обманщиками и опасными людьми. Чудовища с длинными зубами и богатым опытом одурачивания простаков. Кассандра почувствовала себя маленькой девочкой в лесу, полном диких зверей. Что за дурь взбрела ей в голову? Расспрашивать о чем-то этих высокомерных, самодовольных людей? На нее плотоядно посматривали, но, встретившись взглядом, отворачивались. Глотнув воздуха, Кассандра нырнула в это человеческое море.

Он видел, как она прибыла в город. Это случилось вечером, когда сумерки фатой накрыли Афины. Ее сопровождал престарелый историк. «Какой удивительный и неожиданный поворот событий», – думал наблюдатель, водя пальцем по изгибам своей маски. Ему не придется охотиться за ней на зловонных улицах перенаселенного города. Он покончит с ней и этим докучливым историком прямо на вилле Перикла. Наблюдатель щелкнул пальцами, и четыре тени заняли свои места.

Ей улыбнулся курносый и невероятно волосатый коротышка. Кассандра поспешила отвернуться. Потом ее внимание привлек другой, с горбатым носом. Судя по виду, он был весьма знающим, заслуживающим доверия человеком. Кассандра направилась к нему:

– Желаешь вина?

Но «избранник» молодой женщины посмотрел сквозь нее, затем сполз по стене и плюхнулся на пол. Его голова наклонилась вперед. Через мгновение он уже громко храпел, исторгая крепкий запах перегара.

– Внешность бывает обманчива, – послышалось откуда-то справа.

Кассандра изумленно повернулась, но ничего не увидела. И только когда перевела взгляд чуть ниже, молодая женщина заметила, что возле нее стоит и все так же улыбается волосатый коротышка. На нем был старомодный гиматий, оставлявший левую половину груди открытой. В руке он держал трость. Кассандра искоса посмотрела на незнакомца.

Он улыбнулся, выпрямился и отставил палку:

– Я еще слишком молод и великолепно хожу без палки, но мне нравится играть с человеческим восприятием. Умозрительное предположение – основа невежества. Оно сковывает разум. Сломай эти оковы, и перед тобой откроется удивительная дорога: от иллюзий, через убеждения, за пределы разума… к чистому, золотому знанию. Разве знание не является настоящим золотом этого мира?

Некоторое время Кассандра оторопело смотрела на коротышку.

– Кто ты? – спросила наконец она, готовая наполнить его чашу вином.

Коротышка кивнул на чашу с водой:

– Спроси любого, и они ответят: это Сократ. Но имя ничего тебе не скажет. Нас определяют поступки. У каждого нашего действия есть светлые и темные стороны. Есть и цена. Учитывая все сказанное, кем назовешься ты?

Молодая женщина неуверенно начала:

– Касс…

– Кассандра, – договорил коротышка. – Перикл говорил, что ты здесь появишься.

В этот момент Сократ заметил Геродота и обменялся с ним теплым приветствием. На душе у Кассандры потеплело.

– А где Перикл? – спросила молодая женщина.

– Он устраивает симпосии, но сам редко в них участвует, – усмехнулся Сократ.

– Должно быть, он опечален, что его друга подвергли остракизму, – предположила Кассандра. – Результаты стали известны еще до наступления сумерек. Бедняга Анаксагор должен отправиться в изгнание на целых десять лет.

– Как раз наоборот, – возразил Сократ. – Перикл был чрезвычайно обрадован этим решением.

Кассандра наполнила вином пустую чашу и сделала большой глоток. Вино оказалось таким кислым на вкус, что у нее защипало язык.

– Я что-то не понимаю. С какой стати Периклу радоваться изгнанию своего давнего друга?

– Кассандра, мы возвращаемся к тому, с чего начали разговор. События редко бывают такими, какими нам кажутся. Анаксагор и мой друг тоже. Более того, он был моим наставником, посеявшим первые семена света вот здесь. – Сократ постучал себе по виску и глотнул из чаши. – Но и я, услышав результаты голосования, вознес благодарственную молитву богам. Я понимаю твое замешательство. Но спроси себя: что толку от крепких стен и надежной крыши, если ты находишься в змеином гнезде?

Сократ наклонился к собеседнице поближе:

– Здесь Анаксагору грозила опасность. Смертельная опасность. Такая же опасность грозит многим из присутствующих.

Он указал на высокого человека в желтом плаще, припорошенном белой пылью. Склонившись над столом, тот выстраивал из дощечек что-то вроде башни, с жаром рассказывая собравшимся о пропорциях своей «постройки».

– Это Фидий – главный афинский скульптор и архитектор. Он создал статую Афины и занимается постройкой храма. Но и он не чувствует себя в безопасности и надеется стать следующим кандидатом на изгнание из города.

– А от кого он бежит? – осторожно спросила Кассандра.

Озорной огонек в глазах Сократа померк.

– Сложно сказать наверняка. Афины, Кассандра, – настоящая змеиная яма.

Сократ заметил, как вытянулось лицо его собеседницы, а в ее глазах появилась настороженность. Он протянул руку, сжав плечо Кассандры:

– Но в Афинах также много хороших людей, особенно в стенах этого андрона. Посмотри вокруг, и среди пьяных ты увидишь лучшие умы Афин. Вот там стоит Фукидид: прекрасный воин и еще более прекрасный полководец… хотя он завидует Геродоту и мечтает когда-нибудь тоже заняться написанием исторических хроник.

Сократ указал на молодого, но уже лысеющего человека с суровым лицом. Судя по шрамам на лицах и руках, его собеседники тоже были людьми военными. Затем Сократ махнул в сторону троих гостей, поглощенных жарким спором.

– А это Еврипид и Софокл – парочка старых влюбленных козлов. Мастера трагедий. Третьего зовут Аристофан. Он любит всунуть смешные моменты в их трагические пьесы и был бы не прочь всунуть еще кое-что в Еврипида. Готов побиться об заклад.

К Сократу подошел человек со страдальческим лицом. Лысую макушку окружали остатки темных волос.

– Налей ему вина и иди дальше, – посоветовал Кассандре незнакомец, отрешенно махнув рукой. – В противном случае этот неистовый пустозвон замучает тебя своими парадоксами. Нам он денно и нощно твердит, что мы слепы, раз не в состоянии чего-то там увидеть!

– А вот и Фрасимах, с которым мы давно соревнуемся в остроте ума, – совершенно иным тоном произнес Сократ.

Фрасимах остановился, вперившись глазами в Сократа. Кулаки его были сжаты, а губы двигались, будто хотели сказать: «Я выше этого».

– Если ищешь мудрость, поговори с кем-нибудь другим, – наконец посоветовал он Кассандре.

– Поддерживаю, – согласился Сократ. – Здесь много блистательных умов. Софокл мудр, Еврипид еще мудрее…

– Но Сократ – мудрее всех! – пробасил какой-то изрядно пьяный гость, подслушавший их разговор.

Лицо Фрасимаха исказила гримаса. Глаза метали раскаленные кинжалы в ничего не подозревающего пьяницу.

– Не горячись, Фрасимах. Быть может, ты теперь из нас самый умный? Ты наконец прояснил для себя вопрос справедливости?

Фрасимах хотел было удалиться, но остановился, едва заметно вздрогнул и повернулся к Сократу. Вид у него был как у форели, попавшейся на крючок.

– Опять ты об этом? – прошипел несчастный.

Кассандра отпила еще немного вина из своей чаши, пряча за ней усмешку.

– Мы тут обсуждали природу правителей и воплощение справедливости, – объяснил Кассандре Сократ. – Где еще вести такие дебаты, как не в доме Перикла? Лучшего места не сыщешь. Я задал моему другу вопрос, который повторяю снова: готов ли ты согласиться, что правление является своего рода искусством?

– Да, это искусство, как и все, чем занимается человек, – насмешливо фыркнул Фрасимах. – Здесь нет предмета для спора.

– Прекрасно. – Сократ выдержал паузу, достаточную, чтобы Фрасимах утратил бдительность. – Однако медицина улучшает состояние больного, но никак не врача. Плотницкое ремесло делает крепче строение, но не строителя. Следовательно, можно ли утверждать, что искусство правления улучшает положение тех, кто подвластен правителю, а не его самого?

Фрасимах возбужденно посмотрел на Сократа:

– Что?.. Нет! Неужели все мои слова ты пропустил мимо ушей?

Бурлящий гнев Фрасимаха Сократ встретил легкой примирительной улыбкой.

Кассандра сделала еще один глоток.

– Справедливость хороша лишь в том случае, если она служит свободе, – заявила Кассандра, удивляясь своей смелости.

Возможно, это говорило в ней выпитое вино.

– Но разве справедливость не является сводом правил, которому все мы должны подчиняться? – спросил Сократ, адресуя вопрос обоим. – Разве она не противоположна свободе, что явствует из ее определения?

Фрасимах ответил первым:

– Нет, поскольку в мире, не имеющем правил, воцарилась бы анархия, и только самые сильные были бы свободны.

– Но можем ли мы утверждать, что тот мир отличается от мира, в котором мы живем?

– Разумеется, нет! – взбеленился Фрасимах.

– Погоди… что ты пытаешься сказать? – спросила Кассандра.

Слова Сократа изрядно затуманили ей разум, и теперь она хорошо понимала отчаяние Фрасимаха.

– Я никогда не пытаюсь что-либо сказать… – начал Сократ.

– Это правда, – раздраженно согласился Фрасимах.

– …я лишь развиваю ваши идеи, – докончил фразу Сократ.

Фрасимах запустил пальцы в остатки волос, выругался вполголоса, затем повернулся и ушел.

Сократ залился смехом, как мальчишка.

– Прошу меня простить. Никак мне не удержаться, чтобы его не подразнить. Вместо вопросов он ищет ответы.

– Мне тоже нужны ответы, – твердо заявила Кассандра. – Я ищу женщину, бежавшую из Спарты.

Рядом с ними на стене висело полированное бронзовое зеркало. Сократ посмотрел в него, приглашая Кассандру сделать то же самое. Молодая женщина посмотрела на собственное отражение.

– Вот та, которую ты ищешь, – улыбнулся Сократ.

– Очень умно. Но я ищу другую женщину. Ту, что покинула Спарту лет двадцать назад.

– Ты хоть представляешь, сколько путников посещает Афины только за один месяц, не говоря уже о двадцати годах?

– Нет, – вздохнула Кассандра. – Я даже не знаю, появлялась ли она в Афинах.

Сократ покачал головой, задумчиво пощипывая нижнюю губу.

– Если она странствовала по суше, держа путь на север, часть ее пути непременно пролегала через Арголиду.

Сердце Кассандры ушло в пятки. Молодая женщина ведь даже не знала, бежала ли ее мать по суше или по морю.

– Арголида обширна.

– Согласен, – ответил Сократ. – Но там хватает труднопроходимых гор и отъявленных разбойников. Путники редко отклоняются от проторенной дороги, которая проходит через Эпидавр и мимо храма, называемого святилищем Асклепия. Тамошние жрецы известны своим гостеприимством и готовностью помочь нуждающимся.

– Жрецы? Учитывая, через что прошла эта женщина, вряд ли она нашла бы с ними общий язык.

– Но там есть не только жрецы, – шепотом сообщил Сократ. – Мой друг Гиппократ – врач. Он в тех краях принимает больных и занимается своими медицинскими изысканиями. К жрецам никакого отношения не имеет, зато обладает феноменальной памятью на разные мелочи и прекрасно помнит лица. Однажды он чуть ли не до слез довел Фрасимаха тем, что разбил его доводы один за другим, молниеносно вспоминая различные подробности. Гиппократ вероятнее, чем кто-либо, мог запомнить женщину, идущую из Спарты на север. Насколько понимаю, она путешествовала одна?

Кассандра кивнула, тут же приняв решение.

– Я отправлюсь к Гиппократу, – сказала она, радуясь хоть какой-то зацепке и в то же время досадуя на скудность сведений.

– А я навещу отхожее место, – извинился Сократ, но вместо туалета прямиком направился к отдохнувшему Фрасимаху и вновь начал мучить друга-соперника своими едкими вопросами.

Кассандра же снова оказалась одна в толпе незнакомцев. Горбоносый, которому она так и не успела налить вина, продолжал спать, теперь уже в луже собственной блевотины. Двое других беззастенчиво пили прямо из амфор, а еще один гость вел спор со стеной. Кассандра остановилась возле троих вполне трезвых мужчин, на которых ей указывал Сократ: Еврипид, Софокл и Аристофан. Первые двое – поэты и возлюбленные – держались скромно и даже робко, третий же вклинился между ними, как топор. Губы комедиографа безостановочно двигались, и все, кто слышал его слова, сотрясались от хохота.

– Должно быть, вы видели мою пародию на Клеона? Я придумал ей название. «Оранжевая обезьяна». Как вам?

Стоявшие рядом вновь покатились со смеху, одобрительно кивая. Сам же Аристофан продолжал что-то бормотать себе под нос, переминаясь с ноги на ногу и размахивая руками в разные стороны. Потом все внезапно замолчали и посмотрели на Еврипида, еще не вынесшего суждения. Трагик разглядывал свои ноги, обутые в сандалии.

Устав ждать, Аристофан похлопал драматурга по плечу:

– Старик Еврипид любит повторять: «Хорошие люди живут тихо». Ты и сейчас это скажешь?

Еврипид открыл рот, но не произнес ни слова, ограничившись застенчивым кивком.

Аристофан, вновь завладевший вниманием публики, принялся шумно расхваливать собственные комедии, пересказывая их краткое содержание. Софокл подпрыгивал у него за спиной, пытаясь глазами встретиться с возлюбленным. Но, судя по всему, Аристофан не собирался так легко сдаваться и продолжал надоедать Еврипиду.

– На самом деле все трое очень любят друг друга, – сказал кто-то позади Кассандры тоненьким голосом.

Молодая женщина резко обернулась.

Перед ней стояла, кусая губу, девчонка-подросток с наивными глазами и виноватым, но в то же время дерзким выражением лица.

– Феба?

Феба порывисто обняла подругу за талию.

– Я ужасно по тебе скучала, – призналась девчонка со слезами на глазах. – Когда ты уплыла, Маркос поначалу заботился обо мне. Все шло хорошо, пока он не прознал про обсидиановый глаз. Маркос убедил меня ненадолго отдать глаз ему и обещал выручить за него вдвое большую сумму…

Глубокий вздох Фебы был красноречивее всяких слов.

– Феба, ты ведь не…

– Он все потерял.

– Иначе и быть не могло, – заскрипела зубами Кассандра.

– Потом он много дней ходил как в воду опущенный. Ожил, только когда задумал очередную глупость. Вот тогда он повеселел. Знаешь, что взбрело в его дурацкую голову? К северу от горы Энос есть богатое владение. Так Маркос решил украсть у хозяев целое стадо скота. При этом план был ужасно глупым: представляешь, я должна была нарядиться коровой! – Феба тряхнула головой. – В общем, через год после твоего отъезда я решила отправиться на поиски. Пробралась тайком на торговый корабль, который вез бревна в Пирей. Теперь я работаю у Аспа-сии, жены Перикла. Пусть я всего-навсего служанка, но здесь не надо надевать коровью шкуру. Я знала: рано или поздно ты обязательно появишься в Афинах. Говорят, все дороги ведут в этот город. А сегодня, когда я тебя увидела…

Феба умолкла. В ее глазах стояли слезы. Кассандра крепко обняла и поцеловала девчонку в макушку, наслаждаясь знакомым запахом волос. Из сердца рвались другие чувства, но их Кассандра подавила усилием воли.

– Почему ты не вернулась на Кефалинию? – допытывалась Феба. – Даже весточки не прислала, что с тобой все хорошо.

– Потому что у поручения, которое я отправилась выполнять, неожиданно выросли рога, щупальца и когти, – вздохнула Кассандра. – Представляешь, Феба, моя мать жива.

У девчонки округлились глаза.

– Жива? Но ты же говорила…

Кассандра приложила палец к губам. Феба была в числе немногих, кому была известна история Кассандры.

– Я сказала тебе то, что на тот момент считала правдой. Получилось, я ошибалась. Моя мать жива. А вот где она сейчас, я не знаю. Потому я и оказалась здесь. Возможно, кто-то из гостей Перикла что-то о ней знает.

– Аспасия тебе поможет, – убежденно заявила Феба. – Здесь все что-то знают понемногу, но она знает почти все. Аспасия такая же умная и проницательная, как Перикл. Или даже умнее и проницательнее мужа.

– Но где же она? – спросила Кассандра, не видя вокруг ни одной женщины.

– О, она здесь, – улыбнулась Феба, будто знала какую-то тайну.

Фукидид и его военные помахали пустыми чашами, подзывая Фебу. Девчонка закатила глаза и поспешила к ним.

Кассандра прошла в конец зала, прислонилась плечом к запертой двери и стала думать, к кому еще обратиться с расспросами о матери. Из-за двери доносились приглушенные голоса. Кассандра прислушалась. Каждое слово было для нее еще одной блестящей монеткой в мешочке с деньгами. Любая, даже незначительная подсказка могла бы направить ее в нужное русло.

– Шире, шире. Да… да! – сладострастно вскрикивали за дверью.

Странный всасывающий звук сменился чем-то похожим на хлопок, затем последовал стон наслаждения и несколько сладострастных возгласов. Кассандра инстинктивно выпрямилась и напряглась, словно и дверь была частью оргии. Но проделать это бесшумно она не смогла.

Изнутри послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял ладно сложенный молодой мужчина горделивого вида. У него были золотистые волосы, синие глаза и кремовая кожа. Из одежды на нем был лишь кожаный шнурок на шее и прозрачный шарф, обмотанный вокруг талии. «Гордо стоящий во всех смыслах», – подумала Кассандра. Молодая женщина склонила голову набок, чтобы получше рассмотреть комнату за спиной незнакомца. Помещение заливал неяркий свет масляных ламп. Горячий воздух был густо напоен курящимися благовониями. От купальни, устроенной ниже пола, шел пар. Жаром дышали и обнаженные тела. Мужчины и женщины совокуплялись повсюду: на кроватях, диванчиках, на полу и даже под столом. Блестели вспотевшие ягодицы, вздрагивали груди самых разнообразных форм и размеров. Руки и ноги переплетались диковинным образом.

– О, еще один припозднившийся гость? – улыбаясь, спросил незнакомец в шарфике.

– Возможно, – уклончиво ответила Кассандра, усмотрев новую зацепку.

– Алкивиад, племянник Перикла, – представился мужчина.

Поклонившись, он поцеловал собеседнице руку, жадно скользя глазами по ее фигуре.

– Я ищу женщину, – сказала Кассандра.

Улыбка Алкивиада стала еще шире. Он указал в сторону купальни, возле которой сидела немолодая пышнотелая женщина. Она похотливо оглядела Кассандру и провела языком по безупречным зубам. Черные волосы локонами ниспадали на ее плечи. Женщина призывно раздвинула ноги.

– Я имела в виду не это, – торопливо пробормотала Кассандра.

– Может, мужчину? – предложил Алкивиад, и шарф на его чреслах несколько раз дернулся.

– Смотря что этому мужчине есть мне сказать.

– Я расскажу тебе все, что ты желаешь услышать. Входи же. Смелее.

Алкивиад поманил ее. Кассандра опустила на пол чаши с водой и вином и вошла.

– Я ищу женщину по имени…

Алкивиад обнял ее за талию, не дав договорить, и быстро захлопнул дверь. Другой рукой он принялся водить по ее груди. Кассандра сжала пальцы в кулак, испытывая сильное желание ударить нахала в челюсть. Ей сразу вспомнился незадачливый спартанский ухажер в лагере Стентора… Но племянник Перикла мог что-то знать, поэтому Кассандра решила немного подыграть ему.

Она разжала пальцы и потянулась губами к губам Алкивиада. Мужчина довольно усмехнулся. Они поцеловались. Его губы были влажными и жаркими, а его язык сразу же проник ей в рот. Мускулистые руки обвили Кассандру, словно плющ колонны в зале. Алкивиад подталкивал ее в сторону единственного свободного диванчика. Кассандра уперлась ладонью в мускулистую грудь и прервала поцелуй, зная, что рыбка у нее на крючке.

– Я ищу женщину, которая много лет назад бежала из Спарты, – мягко сказала она.

Алкивиад разочарованно засопел. Его губы жаждали новых поцелуев. Глаза оставались полузакрытыми. Сообразив, что продолжения не будет, пока он не ответит, племянник Перикла покачал головой, словно разгоняя дурман желания.

– Бежала из Спарты? Никто не может сбежать из Спарты. Она бежала одна? – Алкивиад шумно выдохнул. – Допустим, ей это удалось и она добралась до Афин. Но женщину, явившуюся без мужского сопровождения, сразу бы арестовали. В Фивах, Беотии и во всех прочих местах с ней поступили бы схожим образом. Если беглянка не обделена умом, она бы отправилась в единственное место, где женщины могут чувствовать себя свободными и независимыми.

Кассандра выжидательно сверлила Алкивиада глазами.

– Коринф, – выждав паузу, продолжил мужчина. – Сердце того города – храмовые гетеры. Да, они ложатся с мужчинами за деньги и подарки, но лишь потому, что такова воля богов. Они сильные, свободные…

Взгляд Алкивиада на мгновение сделался отсутствующим, а губы сладострастно изогнулись. Он явно бывал в коринфских храмах и отнюдь не ради поклонения богам.

– Неистощимые на выдумки, – со вздохом добавил он.

Кассандра щелкнула пальцами, возвращая Алкивиада с небес на землю. Он мотнул головой, словно отгоняя наваждение.

– Антуса. Вот с кем тебе надо там поговорить. Коринф подвластен ей в той же мере, в какой Афины – Периклу… – Алкивиад вздохнул, оглянулся на дверь и добавил: – Во всяком случае, пока.

За дверью послышался чей-то напряженный и даже испуганный голос. Кассандре показалось, что это Геродот.

Молодая женщина отошла от своего спутника, намеренно задев рукой его шарф.

– Спасибо за подсказку, Алкивиад. Когда мы встретимся снова, быть может, я окажусь сговорчивее.

Алкивиад оглядел ее с головы до пят и снова вздохнул, сообразив, что эта женщина сегодня принадлежать ему не будет.

– Сделай одолжение. Если увидишь Сократа, пошли его сюда. Я целую вечность гоняюсь за ним, но он каждый раз выворачивается, затуманивая мне мозги словами. Юркий, как кот.

Кассандра выскользнула из комнаты оргий, вернувшись в андрон. Геродота нигде не было. Она вертела головой во все стороны и вдруг застыла, ошарашенная, словно увидела призрака. Внешне он ничем не отличался от прочих гостей. Одет хорошо, но неброско. На плечах экзомис, на ногах – кожаные сандалии. Он негромко беседовал со спутниками Фукидида. Вскоре Кассандра уже знала его имя: Гермипп. Квадратная бородка, жирные темные волосы зачесаны назад без пробора. Кассандра не обратила бы на него внимания, не заметь она бельмо на глазу и… свежие шрамы на запястьях. Следы недавно зарубцевавшихся ран. Ей вспомнилось другое сборище, куда более мрачное, чем это. Фанатик в маске, поранивший себе руки о зубы каменной змеи, чтобы совершить приношение крови.

«Не позволяй крови на клаках запечься. Соверши приношение…»

Кассандра застыла, следя за Гермиппом и не зная, как быть дальше. Известно ли культисту, что она здесь? Зачем он явился на виллу Перикла? Задумал убить афинского предводителя? А почему в зале не видно Фебы? Куда она подевалась? Сердце Кассандры билось все быстрее, уподобляясь скачущей лошади. Она вернулась в угол зала. На столике стояла разливная чаша и несколько пустых, оставленных гостями. Взяв первую попавшуюся, Кассандра наполнила ее до краев. «Пусть пялятся на меня и сплетничают, что я не брезгую неразбавленным вином, – сердито подумала она. – Но мне сейчас отчаянно нужно выпить».

Кассандра поднесла чашу к губам, и вдруг чья-то рука тронула ее локоть.

– Делай вид, будто пьешь, но ни в коем случае не пей, – послышался мелодичный, но твердый женский голос. – Гермипп отравил это вино. Стоит тебе сделать несколько глотков, и ты мигом потеряешь сознание. А потом с тобой может случиться одно из двух: или ты не проснешься вообще, или же очнешься в какой-нибудь черной пещере, скованная цепями и находящаяся в полной власти Гермиппа и его своры.

Тело Кассандры покрылось гусиной кожей, но она подчинилась неизвестной доброжелательнице и добросовестно изобразила, как «пьет» вино. Гермипп то и дело поглядывал в ее сторону. При виде «пьющей» Кассандры ямочки на его щеках стали глубже, а на лице появилась довольная улыбка.

Кассандра зашла за колонну и скрылась в тени. Там, невидимая Гермиппу и остальным, она повернулась к обладательнице сильного голоса. Перед ней стояла женщина в пурпурной столе и золотистом нагруднике. Красивая. Судя по лицу, старше Кассандры. Темные волосы были убраны в аккуратный пучок, лицо покрыто пудрой и румянами. Губы женщины были искусно подкрашены охрой, отчего казалось, что их обладательница слегка улыбается. Присмотревшись, Кассандра увидела, что губы ее доброжелательницы плотно сжаты. Темные глаза женщины – два бездонных колодца, – казалось, видели людей насквозь.

– Аспасия? – шепотом спросила Кассандра.

Та кивнула.

– Феба сказала, что тебе может понадобиться моя помощь. Теперь ты точно в ней нуждаешься. Гермипп наверняка здесь не один. Вскоре он убедится, что отрава на тебя не подействовала. Но у них, конечно же, есть запасной вариант. Испытывать судьбу глупо и опасно. Тебе необходимо покинуть виллу, покинуть Афины… немедленно.

В голосе Аспасии странным образом сочетались дружелюбная мягкость и твердость зубила, ударяющего по камню.

– Но я проделала долгий путь ради встречи с этими людьми. Я ищу свою мать. Мне дали пару зацепок: встретиться с врачом в Арголиде и с какой-то коринфской гетерой. Завтра, быть может, я и покину город, но сегодня я должна поговорить с…

Договорить она не успела. В неосвещенном коридоре Кассандра заметила пару движущихся теней.

– Если сегодня ты умрешь, твои поиски закончатся, не начавшись, – прошипела Аспасия, хватая свою собеседницу за руку. – Довольствуйся тем, что сумела узнать. Отправляйся в те места, ищи дальше, а сюда вернешься, когда исчезнет угроза твоей жизни.

Кассандра бросила взгляд в другую часть коридора, заметив и там пару теней.

– Идем со мной, – прошептала Аспасия и втолкнула молодую наемницу в небольшую комнату, закрыв дверь.

Оказавшись там, Аспасия подошла к стене и повернула потайной рычаг. Часть стены сдвинулась в сторону, открыв затянутую паутиной лестницу, уходившую куда-то вниз.

– Этот проход ведет в нижний город. Там тебя уже дожидается мой человек, с которым ты в целости и сохранности достигнешь пирейских причалов.

– А Геродот?

– Он уже с моим человеком.

– А Феба?

– Ей безопаснее остаться здесь, – теряя терпение, ответила Аспасия и вытолкнула Кассандру на лестницу. – Поскорее добирайся до своего корабля и уплывай… Иди же!

8

Люди в масках, составлявшие живой круг, негромко переговаривались. Единственная лампа, что находилась в середине круга, отбрасывала на стены громадные, уродливые, совершенно нечеловеческие тени.

– Деймос отвечает своему назначению. Силы ему не занимать, но поведением своим он все больше напоминает быка, который, того и гляди, сорвется с аркана. Кстати, где он сейчас? Никто его не видел с тех пор, как он покинул пещеру Геи после зверского убийства одного из наших.

– Деймос для нас ценнее, чем тот, кого он убил, – резко возразил другой человек в маске.

По пещере разнесся гулкий звук шагов. Собравшиеся подняли головы. Под усмехающимися масками лица культистов расплылись в настоящих улыбках. Вошел старик-гонец и опустился на одно колено, тяжело дыша от быстрой ходьбы.

– Ну что, дело сделано? – шепотом спросили гонца. – Какие новости ты привез нам из Афин? Сестра согласилась примкнуть к нам… или она уже мертва?

Гонец поднял голову. Ответ читался в его широко раскрытых глазах, окаймленных старческими морщинами.

– Она сбежала, – хрипло сообщил старик. – Покинула Афины на своем корабле. Гермипп и еще четверо ваших людей погнались за ней на двух галерах, но… – Гонец громко сглотнул. – Словно акула, одну галеру преследователей корабль беглянки перерезал надвое, а вторую… сжег дотла.

Культист, задававший вопросы, несколько мгновений смотрел на престарелого вестника. Остальные же опустили глаза на те места в своем круге, что прежде занимали их ныне покойные товарищи.

– Получается, она отправила пятерых наших собратьев прямиком к Аиду? – с оттенком уважения спросил культист.

Гонец кивнул:

– Погибли все, кто находился на обеих галерах.

Кивая, культист выступил вперед, задумчиво постукивая пальцами по деревянным губам своей маски.

– Ты действовал правильно, старик, – сказал он, сжимая одной рукой подбородок гонца. – Безупречно выполнил наше поручение. Надеюсь, ты также ни единым словом не выдал пославших тебя?

Старик горделиво кивнул.

– Прекрасная работа.

Культист мягко опустил другую руку на затылок гонца и повернул голову старика вправо, насколько позволяла шея… но на этом не остановился и продолжил поворачивать голову гонца.

– Что ты делаешь? – закричал старик, не в силах вырваться из тисков.

Культист молчал. Костяшки его пальцев побелели, а руки дрожали от напряжения. Старик отчаянно бил и царапал руки культиста, но тот не оставлял своих усилий… пока внутри шеи гонца что-то не хрустнуло и голова не оказалась повернутой назад. Тогда культист отступил. Голова гонца, словно вихляющая дверь, вернулась в прежнее положение и тут же неестественно свесилась. Из разорванной кожи торчал обломок позвонка. Тело старика рухнуло на пол. Культист повернулся лицом к собравшимся:

– Рано или поздно мы все равно ее схватим. Кому-нибудь из вас известно, куда сестра направилась из Афин?

Чем дальше от моря, тем нещаднее летнее солнце прожаривало земли Арголиды. Все благоразумные жители пережидали зной за стенами своих жилищ или в тени деревьев. Однако некоторые словно не замечали солнцепека, поскольку были уверены, что им сказочно повезло. Сейчас близ широкой бухты находился тот, ради встречи с которым они шли, ехали и плыли сюда. Уже в летах, худощавый и лысоватый, он ходил среди простых людей, в основном крестьян и ремесленников. Они сидели или лежали, подперев головы складками одежды или просто камнями. Иные стонали и плакали от боли. Здесь же находились серьезно раненные спартанские и афинские воины, которых больше заботило собственное здоровье, нежели близость врагов. Матери укачивали непривычно тихих младенцев, всхлипывая и шепча молитвы. Человек приподнял полы пурпурного экзомиса, поставил на землю плетеную корзинку и опустился на корточки перед молодым парнем. Судя по мозолистым буграм на ладонях и следам порезов, парень был подмастерьем у плотника. Бледный, растерянный, он смотрел в небо, медленно шевеля трясущимися губами. Лицо парня покрывали кровавые язвы.

– Дома, на острове Кеа, меня ждут мать и собака. Наши говорили, что ты меня вылечишь, – прошептал парень. – Отправляйся, говорят, в Арголиду, там возле Эпидавроса есть бухточка. На ее берегу принимает великий Гиппократ. Он кого хочешь вылечит от любой болезни и может даже вернуть с того света…

Губы Гиппократа расплылись в вымученной улыбке. Язвы на лице парня свидетельствовали о том, что болезнь уже неизлечима.

– По пути сюда я мечтал только об одном. Как вернусь домой, снова обниму мать, поцелую своего пса в макушку…

Слезы затуманили взор Гиппократа. Этому парню не суждено было вернуться домой. Скоро его боли станут нестерпимыми, и он начнет выскальзывать из жизни, пока не окажется в руках лодочника Харона.

– Конечно, дружок, – сказал Гиппократ, гладя парня по волосам и поднося к его губам небольшую склянку. – Вот тебе лекарство.

Парень с трудом приподнял голову, затем охотно выпил снадобье. Гиппократ не отходил от него: гладил по волосам, шептал утешительные слова о возвращении домой, о встрече с матерью и собакой. Так прошло несколько часов. Настойка белены притупила все ощущения, в том числе и боль. Парню стало легче. Но белена не являлась лекарством. Постепенно светящиеся надеждой глаза несчастного потухли и закрылись навсегда.

Гиппократ встал. Невидимая ноша на его плечах стала тяжелее на одного человека. А вокруг десятки других со стоном умоляли врача подойти к ним. У многих была та же болезнь, что у парня с острова Кеа. Гиппократ понимал: тех, кому он в состоянии помочь, совсем немного. «Но я должен попытаться… Пожалуйста, – взывал врач к богам, – позвольте мне найти лекарство». Но боги молчали.

Он направился к изможденной женщине, у которой из-под обвислой кожи выпирали кости. Неожиданно на пути Гиппократа оказались двое, совсем не похожих ни на больных, ни на израненных солдат. Их глаза не сверкали надеждой на спасение, а лишь молча источали холодную злобу. Один, чьи длинные волосы стягивал бронзовый обруч, улыбнулся.

– Приветствую тебя, Гиппократ, – приторным голосом заговорил незнакомец. – Мы немало удивились, не найдя тебя в святилище. Разве не там целители помогают больным?

– Целители должны помогать всюду, где есть больные, – спокойно ответил он.

Парочка переглянулась. Гиппократ уже догадался, кто они такие; причем даже раньше, чем увидел на вершине близлежащего холма черноволосую женщину. Возле ее виска белела седая прядь. Выражение лица женщины более соответствовало зимней стуже, нежели знойному летнему дню.

– Почему бы тебе не пройтись с нами, Гиппократ? – спросил второй, голова которого напоминала бесформенную репу.

Жесткий взгляд, сопровождавший эти слова, подчеркивал их приказной характер.

Гиппократа повели вглубь суши, в сторону холма. Путь туда шел через низину, окруженную тополями. Здесь росли папоротники и грибы, распространявшие запах плесени. Квакали потревоженные лягушки. Перикл его предостерегал: возвращаться в эти края одному опасно, но Гиппократ не послушался повелителя Афин. Сократ тоже умолял старого друга: «Возьми сопровождающих!» Но появление здесь хотя бы горстки боевых афинских гоплитов могло привести войну на Арголиду – давнего и коварного врага обеих противоборствующих сторон. Недаром говорили, что Арголида буквально восседает на плечах у Спарты, и только Саронский залив отделяет ее от Афин.

Под плащами у «провожатых» виднелись маски и мечи. «Найми какого-нибудь местного громилу», – уговаривал Фукидид Гиппократа. Но последний счел все предосторожности излишними.

– И какой конец вы мне уготовили? – спросил врач, сердясь, что дрожь в голосе выдает его страх.

– Это решит Хрисис, – ответил репоголовый.

Его спутник добавил:

– На холме, где она ждет, есть большое осиное гнездо. Ты когда-нибудь видел, как человек умирает от укусов разъяренных ос? – с хохотом спросил он.

Гиппократ сжал кулаки, отгоняя приступ тошноты. Его ждет недолгая боль, а затем смерть и освобождение. Всего-навсего. Или… в своей корзине Гиппократ нащупал склянку с настойкой болиголова. Этого вполне хватит, чтобы уйти из жизни на своих условиях. С бьющимся сердцем Гиппократ взял в руки склянку, сломал глиняную печать и поднес яд к губам…

В глаза ему брызнуло что-то темно-красное.

Закричав от неожиданности, врач попятился назад, выронив из рук и склянку, и корзину. Потом смахнул с глаз красную слизь, обнаружив, что ею покрыто все его лицо и одежда. Гиппократ посмотрел на своих сопровождающих: тело длинноволосого слегка покачивалось, в то время как его шея превратилась в окровавленный обрубок. Репоголовый по-кошачьи припал к земле, вертя головой по сторонам, пока не заметил среди деревьев чью-то фигуру и не услышал шипящее поскрипывание пращи. Тогда он проворно отскочил в сторону, чтобы не разделить участь товарища.

Рыча, репоголовый заслонился небольшим бронзовым щитом, прикрепленным к руке.

– Поганая тварь, сейчас ты у меня сдохнешь! – крикнул он в сторону деревьев.

В воздухе засвистел второй камень, но репоголовый сумел загородиться щитом, и удар пришелся по бронзовой поверхности.

– Скоро у тебя иссякнет запас камней, а я никуда не денусь!

И тогда появилась убийца длинноволосого. Словно тигрица из логова, она выскочила на свет. На ней были кожаные доспехи, за спиной висел лук, в одной руке покачивалась праща. Потом женщина бросила пращу, выхватила странного вида полукопье и, подражая репоголовому, встала в боевую стойку.

Кассандра следила за его движениями. Похоже, прежде чем стать культистом, ее противник был воином. При этом, судя по всему, он был довольно ловок, хоть и невероятно дурен собой. Культист сделал несколько обманных выпадов, и каждый раз реакция противницы заставляла его мерзкие губы расплываться в улыбке.

– Ты?! – прорычал репоголовый, поняв, кто перед ним. – Меня посылали за этим целителем, но улов оказался куда щедрее.

– Таким же уловом хвастался Гермипп, пока его корабль не разделился надвое, а сам он не потонул, вопя от страха! – крикнула в ответ Кассандра.

– Гермипп был тупицей. Неуклюжим слоном. А я – скорпион, – прошипел репоголовый.

Припав к земле, культист с молниеносной скоростью бросился вперед. Только в последний момент Кассандра успела разгадать его намерения. Опершись ногой о валун, молодая женщина оказалась в воздухе, над нелепой головой противника, и нанесла удар копьем Леонида. Легендарное оружие раскроило репологоловому череп, глубоко вонзившись в мозг. Из трещины хлынуло густое месиво: черная кровь вперемешку с розоватой слизью. Испустив последний вздох, репологоловый рухнул в траву лощины.

Перекувырнувшись, Кассандра упала на бок и тут же вскочила, приглядываясь к трупу. Ей требовалось убедиться, что противник мертв. За спиной зашелестел папоротник. Кассандра спешно повернулась на звук. Оказалось, эта жертва негодяев споткнулась обо что-то в попытке сбежать.

– Постой! Меня послал Сократ! – крикнула Кассандра вдогонку беглецу.

Гиппократ замедлил шаг, потом остановился, осторожно повернувшись к молодой женщине:

– Сократ? Мой друг послал тебя ко мне?

Он хотел сказать еще что-то, но вдруг умолк, очумело глядя поверх плеча Кассандры. Неужто подоспели сообщники тех двоих?

Оказалось, целителя удивило поведение Икара: орел то взмывал вверх над лощиной на склоне холма, то камнем падал вниз. Женщина с проседью в волосах сначала пыталась отбивать атаки разозленной птицы, но затем поспешила скрыться.

– Хрисис?

– Ты ее знаешь? – с опаской спросил Гиппократ. Губы Кассандры слегка дрогнули при воспоминании о пещере Геи и молящейся женщине с длинными черными волосами.

– Я знаю, что ей суждено умереть. Куда она убежала?

Гиппократ вскинул руки, словно успокаивая норовистую лошадь:

– Я отвечу на твой вопрос, но вначале нам надо поговорить. Идем.

Они вернулись к бухте. Гиппократ возобновил прерванный осмотр больных. Кассандра ему помогала: обмывала и перевязывала раны на ногах и плечах солдат, пока Гиппократ занимался более сложными недугами. Кассандра промыла и смазала воспалившуюся рану на ноге девчонки – ровесницы Фебы. Несчастную укусила собака, с которой та вздумала поиграть. Кассандра перевязала рану, затем одобряюще стиснула маленькие пальцы и потрепала по щеке. Девчонка засмеялась. Кассандра тоже улыбнулась и вдруг подумала об оставшейся в Афинах Фебе. Ее охватила тревога, а в сердце вспыхнула искорка. Молодая женщина спешно погасила улыбку и загнала эмоции поглубже. Нельзя размякать, иначе недолго и погибнуть; особенно в таких местах. Кассандра занялась следующим больным: худым мужчиной средних лет. Он стонал и жаловался на многочисленные недуги, лишившие его силы. У него не было ни ран, ни сломанных костей. Кассандра взяла больного за руку, а тот слабым голосом поведал ей историю своей жизни и через какое-то время он задремал. Несчастный зарабатывал на жизнь тем, что делал стрелы для луков.

– Нечто странное творится в Элладе, – тихо сказал Гиппократ, ощупывая лоб задремавшего мужчины.

– Культ, – согласилась Кассандра.

– Не только, – сухо рассмеялся врач. – Я об этой болезни. Она возникла в перенаселенных местах, где от скученности не продохнуть. Оттуда проникла в гавани, а корабли понесли ее дальше. И теперь она добралась до здешних просторов.

– Если существует лекарство, ты обязательно его найдешь, – убежденно заявила Кассандра.

– Как же иначе? От великого Гиппократа ждут чудес, – вздохнул целитель.

Ближе к вечеру они решили передохнуть, усевшись на холмике. Больные и раненые занимали всю береговую полосу, напоминая большую стаю рыб, выброшенных на берег. С моря дул прохладный ветер. Гиппократ разломил пополам ломоть хлеба, предложив его Кассандре вместе с куском жирной баранины и вареным яйцом. Молодая женщина жадно набросилась на угощение, только сейчас понимая, что весь путь из Афин проделала практически впроголодь. Бараниной Кассандра поделилась с Икаром.

Съев по яблоку, целитель с наемницей запили трапезу холодной водой из ручья. Заметив стоящую на якоре галеру, Гиппократ сказал:

– Насколько понимаю, это твое судно. А на борту – мой друг Геродот?

– Злящийся, что вынужден оставаться там, – кивнула Кассандра. – Варнава – мой капитан – в восторге от него и его рассказов. Геродот умолял меня взять его с собой, но я не рискнула. Я и сама не знала, с чем столкнусь на берегу.

– Выходит, ты явилась сюда не ради убийства Хрисис? – спросил Гиппократ, внимательно разглядывая свою новую знакомую.

– Нет, но я обязательно убью эту змею, – пообещала Кассандра. – Я приплыла, чтобы задать тебе несколько вопросов. Я ищу одну женщину.

– Я помню твою мать. – Губы врача тронула едва заметная улыбка.

Кассандру обдало жаром.

– Откуда… откуда ты ее знаешь?

Гиппократ помахал перед глазами изумленной молодой женщины огрызком.

– Яблоко от яблони недалеко падает. Я узнал ее в тебе, едва ты вышла из-за деревьев.

– Она проходила через здешние места?

Гиппократ опустил голову:

– Я тогда был совсем молод и не знал, чем могу помочь. Я так ей и сказал. Но ее взгляд, полный решимости, навсегда врезался мне в память. Я помню и всегда буду помнить ее глаза. Огонь в обличье женщины – вот кем была Миррин!

– Ты знаешь, куда она отправилась?

– Нет, – вздохнул Гиппократ. – Но есть человек, который может это знать. – Он повернулся и указал назад, вглубь суши. – Неподалеку отсюда находится святилище Асклепия. Прежде я там работал. Но потом многое изменилось. Скажем так… мои воззрения стали слишком отличаться от взглядов моих коллег. В святилище продолжают думать, что больным достаточно оказаться в их храмах и библиотеках, и это принесет исцеление. Больной душе, возможно, и принесет, но, когда сломана рука, требуется помощь иного рода.

Гиппократ тряхнул головой. Чувствовалось, у него внутри бурлят давние обиды, но он не позволил им выплеснуться в обличительную речь.

– Отправляйся туда. Поговори со жрецом Долопсом. Он живет при библиотеке. Скажешь, что это я тебя послал. Он, как и его предшественники, ведет хроники, записывая имена всех, кто проходил через эти земли и обращался за помощью. Раз Миррин была здесь, ее имя непременно значится среди прочих. Там же, возможно, ты найдешь информацию о том, куда она отправилась потом…

Пока Гиппократ рассказывал о Долопсе, в сердце Кассандры снова вспыхнуло пламя. Сама мысль о матери пробудила его к жизни. И вновь молодая женщина загнала пламя в стальную клетку воли. Дотронувшись до плеча Гиппократа, Кассандра встала.

– Спасибо, – коротко сказала она, намереваясь тут же отправиться в путь.

– Иди в добром здравии, Кассандра, – крикнул ей вслед Гиппократ. – И будь осторожна. Солнце скоро зайдет, а…

– А передвигаться по Арголиде и днем не слишком безопасно, – докончила молодая женщина.

– Вот-вот. Прости, что сразу не сказал тебе еще кое-что. Этот Долопс… он сын Хрисис.

Пока Кассандра шла через перелески, стемнело. Вокруг стрекотали сверчки, ухали совы. Где-то выл одинокий волк. Она заметила следы льва, а из-за деревьев донесся его гортанный рык. Стараясь не попадать под струи встречного ветра, Кассандра двигалась зигзагами, пока не вышла из леса.

Деревья сменил папоротник. Раздвинув его, Кассандра увидела строения древнего и порядком обветшавшего святилища. Даже в темноте оно являло собой удивительное зрелище. Вокруг, словно дозорные, стояли три невысокие горы. На одной белели стены величественного храма Аполлона. На вершине другой родился легендарный Асклепий. Между горами, в долине, были разбросаны строения с мраморными стенами. Их соединяли широкие проходы и разделяли прекрасные, дышащие покоем сады. По длинной, изумительно красивой галерее шаркающей походкой двигались согбенные старостью жрецы. К галерее, освещенной негромко потрескивающими факелами, примыкали гимнасий, небольшой храм, библиотека и абатон – зал для больных. Часть склона занимал театр, а также немногочисленные скромные жилища жрецов. Откуда-то доносилась негромкое пение, разливаясь в вечернем воздухе.

Стараясь оставаться незамеченной, Кассандра вышла из зарослей папоротника и направилась к домику жреца возле здания библиотеки. Увидев ее, Долопс едва не упал со стула. Кассандра не удивилась бы, подними он крик, однако жрец лишь молча смотрел на гостью. У него было землистое, осунувшееся лицо. Спутанные волосы давно не встречались с гребнем. Оглядев его жилище, Кассандра заметила грубо начертанную надпись, повторявшуюся на всех стенах: «Зачем, мать, зачем? Позволь им жить!» И никаких признаков Хрисис.

Чувство тревоги не проходило. Кассандра уселась напротив Долопса и объяснила цель своего прихода. Услышав имя Гиппократа, жрец немного успокоился.

– Я ищу любые сведения о женщине по имени Миррин. Прошу тебя, помоги.

Горло жреца вздулось, словно там застряла крупная косточка от сливы, но через несколько минут он встал, взял факел и по-прежнему молча позвал Кассандру следовать за ним. Они прошли во внутренний двор близ галереи. Пространство двора было заполнено каменными плитами. Одни были уложены слоями, образуя подобие башен. Другие стояли рядами, словно гоплиты. Долопс указал на ближайшую плиту. Кассандра нахмурилась, почувствовав, как страх поднимается в ее груди. Надгробный камень? Но жрец протянул ей факел и жестом велел опуститься на корточки. Кассандра поднесла факел к каменной поверхности. Нет, это не было надгробием. Памятная табличка с именем больного и краткими сведениями о его недуге. Все как и говорил Гиппократ.

ДИОДОР ПРИШЕЛ СЮДА ВЕСНОЮ, ИМЕЯ ЛИШЬ ОДИН ГЛАЗ. НОЧЬЮ, КОГДА ОН СПАЛ В АБАТОНЕ, К НЕМУ СНИЗОШЛИ БОГИ, ПРИЛОЖИЛИ СНАДОБЬЕ К ПУСТОЙ ГЛАЗНИЦЕ, И УТРОМ ОН ПРОСНУЛСЯ С ДВУМЯ ЗДОРОВЫМИ ГЛАЗАМИ.

Кассандра едва удержалась от смеха – уж очень неправдоподобной показалась ей эта история. На другом камне она прочла не менее диковинную запись:

УВЫ! ТИСОН ИЗ ГЕРМИОНА БЫЛ СЛЕП НА ОБА ГЛАЗА…

ПОКА ХРАМОВЫЙ ПЕС НЕ ОБЛИЗАЛ ЕГО ОРГАНЫ.

ОН ВОЗЛИКОВАЛ, ВНОВЬ ОБРЕТЯ ЗРЕНИЕ.

– Органы? – недоверчиво произнесла Кассандра, раздумывая над тем, облизывание каких органов вернуло зрение слепцу.

Другие плиты рассказывали не менее удивительные истории. Кто-то проглотил пиявок, чтобы те изнутри пожрали его недуги. Другой человек пострадал от укуса волка, но был излечен зубами гадюки. Прочитала Кассандра и о неожиданном способе лечения водянки, придуманном самим Асклепием: больному надлежало отрезать голову, вылить оттуда скопившуюся жидкость, а затем приставить обратно.

Молодая женщина терла усталые глаза, продолжая читать о немыслимых способах исцеления. Восточный край ночного неба начал светлеть. Неужели она столько времени провела в этом дворе? Кассандра уже собиралась выпрямиться во весь рост, как на соседней плите мелькнуло слово, заставившее ее сердце замереть на секунду.

Спарта!

Кассандра встала на колени, пожирая глазами камень. Бо́льшую часть записи кто-то торопливо сбил; различались лишь отдельные слова.

«…из Спарты… пришла с младенцем, ища… милосердия богов».

Молодая женщина встала:

– Кто изуродовал этот камень?

Лицо Долопса побледнело от страха; словно надпись сбили недавно, перед приходом Кассандры.

– Заклинаю тебя гневом богов: скажи мне правду! – не выдержала молодая женщина. – Я проделала сюда долгий путь через всю Элладу. Кроме этой обрывочной записи, у меня больше ничего нет. Хватит молчать. Говори!

Долопс открыл рот. У Кассандры перехватило дыхание… Вместо языка у жреца во рту шевелился серо-черный обрубок. Судя по шрамам от прижигания, языка его тоже лишили совсем недавно.

– Прости. Я… и представить себе не могла. Пойми, нескольких уцелевших слов мне недостаточно. Мне нужно больше сведений. Умоляю: помоги.

Жрец смотрел на нее глазами, полными слез. Потом его взгляд переместился куда-то вдаль. С гулко бьющимся сердцем Кассандра повернулась, но не увидела ничего, кроме южной кромки долины Асклепия. Потом, вглядевшись чуть пристальнее, она заметила вдалеке в гуще деревьев мерцающий огонек.

– Там я найду ответ?

Долопс печально кивнул.

Не простившись со жрецом, Кассандра стремглав бросилась на огонек. Икар вспорхнул с крыши галереи и полетел следом. Молодая женщина продиралась сквозь жесткие кустарники, боясь моргнуть, чтобы не потерять из виду этот странный маяк. Наконец Кассандра увидела, откуда исходит свет. Впереди темнел небольшой круглый храм, посвященный целителю Аполлону Малеатскому. Святилище, пребывавшее в запустении, венчал остроконечный купол из красной черепицы. Колонны, окаймлявшие храм, поросли мхом и лишайниками. Изнутри доносился негромкий плач младенца. Кассандра в недоумении переступила порог и сразу же попала в круг оранжевого света. Свечи не только освещали внутренность храма, но и делали воздух очень спертым. Перед древним алтарем, накрытым ветхой тканью, стояла женщина, держа на руках плачущего ребенка. Пол был усыпан лепестками цветов. На мгновение в сердце Кассандры снова вспыхнул огонь, распространившись по всему телу. Нет, этого просто не может быть.

– М… мама? – хрипло спросила Кассандра.

Женщина поднялась и повернулась к незваной гостье.

– Не твоя, – с хищной улыбкой ответила Хрисис. Кассандра замерла, увидев кинжал, приставленный к груди младенца.

– А ведь я могла бы стать твоей матерью. Тебе лишь стоит пожелать. Долопс – мой настоящий сын – просто идиот. Не он ли меня выдал?

Кассандра молчала.

– Твоя родная мать появлялась в здешних местах. Думаю, ты об этом уже знаешь, – продолжала Хрисис.

– С младенцем, – выдохнула Кассандра. Хрисис, кинжал, младенец… жуткая картина перед ее глазами становилась все четче. – Что ты с ними сделала? Отвечай!

– Младенец выжил, о чем тебе тоже известно, – промурлыкала Хрисис, сделав шаг в сторону Кассандры. – Но моего мальчика зовут Деймос. Я от него без ума, хотя кое-кто из наших сетует на его звериную жестокость.

– А моя мать?

Улыбка Хрисис стала еще шире.

– Я и сейчас помню ночь, когда она принесла мне моего ребенка. Удрученная, плачущая бедняжка, промокшая на холодном дожде. Эх, знала бы я тогда, что у Миррин двое детей… но ты явилась сама. Вся моя семья в сборе.

Кассандра смотрела на культистку, нагнув голову, словно бык, готовый атаковать.

– Где моя мать? – повторила она, отчеканивая каждое слово.

– Я отпустила ее на все четыре стороны. До чего ж она горевала, что я не могу спасти малыша Алексиоса.

– Но ты говорила… значит… ты ей солгала, сказав, что Алексиос обречен?

– Она доверила ребенка мне. Алексиос был удивительным малышом. Спартанцы намеревались его убить, а я его спасла и воспитала. Позвала мальчику лучших учителей, обучивших его изящным и боевым искусствам. Он – мой, как и все дети, которых Гера приводит ко мне.

Кровь заледенела в жилах Кассандры.

– Кто ты на самом деле?

Хрисис положила младенца на алтарь, окруженный свечами, и сделала еще один шаг навстречу.

– Ты уже знаешь, кто я. И моих сподвижников ты видела. Теперь, чтобы все куски головоломки встали на место, тебе необходимо примкнуть к нам, как это сделал Деймос. Итак, Кассандра… – Хрисис наклонилась к ее уху и, обдавая жарким, влажным дыханием, спросила: – Ты позволишь мне стать твоей матерью?

Кассандра всем телом содрогнулась от ужаса и оттолкнула Хрисис. Та взмахнула руками и наставила на Кассандру кинжал. Молодая женщина выхватила копье. Глаза Хрисис вспыхнули. Она попятилась назад и, негодующе рыча, взмахнула рукой, сбрасывая на пол свечи и орущего во весь голос младенца. Покрывало мгновенно вспыхнуло. Загорелись лепестки и сухой папоротник на полу. Хрисис со смехом отступила к заднему выходу.

– Тебе не поймать меня, Кассандра, иначе этот младенец погибнет в огне. Ты ведь не захочешь, чтобы из-за тебя оборвалась жизнь еще одного ребенка.

Кассандра стояла, не шевелясь, разрываемая необходимостью спешного решения. Но длилось ее замешательство всего пару секунд. Она поняла, как ей поступить. Это чудовище Хрисис от нее не уйдет. Кассандра метнулась в полыхающее пламя, подхватила младенца, завернула в складки своего экзомиса и, пошатываясь, тоже покинула храм через задний выход. Едва выбравшись, она тут же повалилась на колени, кашляя от застрявшего в легких дыма. Ее вырвало. От дыма у нее щипало глаза. Должно быть, Хрисис и след простыл. Однако стоило Кассандре поднять голову, как она увидела культистку всего в шаге от себя. От неожиданности молодая женщина снова застыла.

То, что случилось через мгновение, было еще неожиданнее. Хрисис упала навзничь. В ее голове застрял не боевой, а обычный плотницкий топор.

Долопс подошел к дергающемуся в предсмертных судорогах телу матери и вырвал топор. Он беззвучно шевелил губами, говоря с нею в последний раз: «Прости, мать… твоя смерть позволит малышам жить». Другой рукой он забрал у Кассандры младенца и неспешно зашагал к святилищу Асклепия.

9

Человек в маске стремительно распахнул дверь и тут же направился к кругу собравшихся. Его плащ развевался от быстрой ходьбы. Подойдя к остальным, он остановился и швырнул на пол плащ. Одежда была варварски порвана в нескольких местах и покрыта темно-коричневыми пятнами засохшей крови.

– Хрисис обнаружили в лесу. Мертвой. Волки сильно обглодали ее тело, и потому невозможно сказать, при каких обстоятельствах она погибла. А вот как погибли двое, приставленные к ней для охраны, известно. – Говоривший указал на новые пробелы в круге культистов. – Один был убит копьем, второй – пращой.

– Сестра, – глухо произнес хор голосов.

– Нужно послать в Арголиду один из наших молчаливых полков. Какой бы проворной и сильной она ни была, никто не продержится в одиночку против тысячи копий.

– Ее уже нет в Арголиде, – раздраженно бросил пришедший. – Ее галера стоит на якоре, но она двинулась куда-то вглубь суши. Одна.

Он поднял палец, требуя тишины, затем подошел к той части пола, где мозаикой была выложена карта Эллады. Носком мягкого кожаного сапога он провел невидимую линию от Арголиды на север, к перешейку на границе с Мегаридой. Носок замер на темном квадратике побережья.

– Коринфия, – мрачно произнес культист.

Какой-то из его собратьев сухо рассмеялся. Потом еще двое. Вскоре смеялись все. На середину вышел крепыш, телосложением напоминающий быка. Гордо потрясая ручищами во все стороны, он пробасил:

– Там ее странствия и окончатся. Я как раз собирался вернуться домой.

Кассандра шла по улицам Коринфа. Здесь дышалось тяжелее, чем в других местах. Город был окутан желтоватой дымкой, в которой смешались едкая пыль и дым храмовых курильниц. По обеим сторонам стояли ярко раскрашенные виллы и высокие дома. Таких высоких зданий Кассандра еще не видела. Зато много слышала о Коринфе: шумный, богатый город, союзник Спарты. Однако сегодня его улицы почему-то были пусты.

Городской рынок встретил ее рядами пустых лотков, брошенных повозок и грудами таких же брошенных горшков и ваз, которыми славилась эта местность. Обыкновенными и расписными, украшенными черно-оранжевыми изображениями богов и древних героев. В тавернах – сплошь пустующие скамьи и стулья. На улицах – ни горожан, спешащих по своим делам, ни играющих детей. В переулках исчезли пышнотелые сладкоголосые блудницы-порнаи, которыми тоже славился Коринф. Пустовали и ступени, ведущие к высокому храму Афродиты. Однако город не вымер. До ушей Кассандры постоянно долетал скрип ставен и обрывки приглушенных разговоров. Но стоило ей повернуться на звук, как ставни захлопывались. Иногда она успевала заметить чье-то бледное лицо. Люди прятались за стенами своих домов. Испуганные и как будто ждущие беды. «Неужто Коринфу грозит война?» – подумала Кассандра. До сих пор война не уродовала здешних мест. Коринф обладал сильным флотом и сдерживал афинян на море, что было только на руку Спарте. Во всяком случае, высокие грязные городские стены не носили следов вторжения. В очередной пустой таверне Кассандра заметила хозяина. Увидев ее, он выпучил глаза, поспешив укрыться за бочкой. К несчастью для него, он был втрое толще бочки. Кассандра подошла к бочке и без особых усилий опрокинула ее.

– Вылезай! – потребовала молодая женщина.

Грузный человек выпрямился во весь рост, делая вид, будто только сейчас увидел незнакомку. Выхватив из-за пояса тряпку, он принялся вытирать верхушку бочки.

– Приветствую тебя, госпожа. Чего подать? Вина? Еды?

– Антусу, – ответила Кассандра.

Толстяк вздрогнул и снова уставился на свои ноги, будто там были начертаны письмена тайных знаний.

Кассандра перегнулась через бочку, схватила хозяина за воротник туники и потянула на себя. Они оказались нос к носу. От него разило луком. Кожа лица была покрыта жирными черными точками.

– Я шла сюда из Арголиды день и ночь. Где Антуса, предводительница гетер?

В этот момент в раскрытое окно влетел Икар. Он запрыгал по стойке, смахнув несколько пустых кружек. Угроза подействовала, и толстяк наконец заговорил:

– Все гетеры покинули храм Афродиты. Не рискнули остаться в городе.

Кассандра наморщила лоб. Мыслимо ли такое? Гетеры пользовались большим уважением. Они разительно отличались от уличных блудниц. Храм поддерживал их ремесло, благословленное богами. Гетеры были прекрасно образованы и часто жили в роскоши. Уж если кого и изгонять из города, то только не этих жриц любви.

– Куда они ушли? – спросила Кассандра, сжимая воротник.

– К Пиренскому источнику, – прохрипел толстяк, указывая на юг.

– Почему?

– Дошли слухи… сегодня он возвращается в город.

– Кто?

– Здешний великан. Делец – так его все зовут. Власть над городом перейдет от Антусы к нему. Антуса тоже временами бывает холодной и жестокой, но… с ним в жестокости не сравнится никто. У меня он отобрал все имевшиеся деньги. Я уж думал, что он и голову мою заберет в придачу.

Кассандра мельком взглянула в указанном направлении. «Плевать мне на местных злодеев. Я должна разыскать Антусу», – подумала она.

Молодая наемница отпустила воротник хозяина таверны и щелкнула пальцами, подзывая Икара.

Орел смахнул последнюю чашку со стойки и вытянул голову, сердито глядя на толстяка. Тот рухнул на пол, свернулся калачиком и, вопя, закрылся руками, в то время как Икар, громко хлопая крыльями, вылетел наружу.

Кассандра вновь прошла по опустевшему городу, достигнув городских ворот. Ей показалось, что в дымке она заметила караульных на парапете и их настороженные взгляды. А может, это просто обман зрения? Кассандре было не до раздумий о пустяках. Она смотрела туда, где высились скалы, запорошенные глиняной пылью. Сколько же до них идти? Километра четыре, не меньше. А среди скал поднималась внушительного вида гора. Если толстяк не напутал, на вершине горы и находился древний Пиренский источник.

Путь до скал пролегал по долине. Навстречу дули ветры, неся первое дыхание осени. Они приятно холодили вспотевшее лицо Кассандры. Икар неутомимо летел вперед. Хозяйка следовала за своим питомцем по земле, обходя многочисленные глиняные ямы.

Возле скал начиналась тропа, опоясывающая гору. Каждый шаг требовал предельного внимания. Кассандра тяжело дышала от напряжения, изо всех сил стараясь не поскользнуться на коварных обломках. Ближе к вершине тропа стала совсем узкой; того и гляди не удержишься и полетишь с отвесного склона вниз. Здешние ветры, похоже, были не прочь сбросить Кассандру, пока ее пальцы отчаянно цеплялись за неглубокие расщелины в каменной толще. И все же молодая женщина благополучно достигла плоской вершины. Вознеся благодарность богам, Кассандра вытянула руку, уперлась и стала подтягивать тело. Первым, что она увидела, выбравшись наверх, было… острие меча.

– Один шаг без моего позволения, и я разрублю тебя надвое, – пообещал суровый женский голос.

По обе стороны от Кассандры поскрипывали туго натянутые луки. Повернув голову, она увидела еще двух женщин. В их луках замерли стрелы.

Кассандра медленно выпрямилась, протянув руки ладонями вверх и показывая, что не вооружена.

Женщина качнула головой вправо. Кассандра направилась туда, куда указывало острие меча. Икар сердито кричал, явно намереваясь атаковать суровую женщину, но Кассандра взглядом велела ему не вмешиваться. Вершина горы – каменистая, с редкими елями и кипарисами – была открыта всем ветрам. Глаза Кассандры остановились на невысоком древнем строении из тесаного камня, расписанном золотом. Строение поддерживалось колоннами, в тени которых на небольшом квадратном дворе несколько женщин занимались кто чем: штопали одежду, кололи дрова, несли на палках туши добытых зверей. Увидев Кассандру, многие застыли на месте или в испуге попятились. Какая-то грязная девчонка, до того сидевшая на корточках и почесывавшая брюхо коту, увидев чужачку, забыла про кота и убежала. «Феба!» – чуть не крикнула ей вслед Кассандра. Решетки спартанской воли, окружавшие сердце молодой наемницы, содрогнулись от страха при мысли, что Феба вновь попытается сбежать. Кассандра до боли вдавила ногти в ладони, ругая себя за минутную слабость.

Провожатая кивнула на вход среди золотистых стен. Кассандра вошла. Ветер остался позади. Несколько шагов в темноте, еще одна дверь… Кассандра оказалась в помещении, середину которого занимал бассейн из белоснежного мрамора. Вода в нем была удивительного зелено-голубого цвета. В бассейн она поступала через естественную расщелину в полу, заметную по множеству пузырьков. Одни древние сказания утверждали, будто источник возник из слез, обильно пролитых богиней Пиреной. Другие рассказывали о Пегасе, ударившем в этом месте копытом. Стены вокруг бассейна украшали росписи со сценами путешествий Одиссея. Несколько художниц восстанавливали места, где краска осыпалась.

Суровая женщина остановила Кассандру возле бассейна:

– Красивая вода, согласна? В ней утонули все наемники, которых он сюда посылал.

– Он? Ты говоришь про Дельца?

– Не пытайся меня одурачить, – сердито бросила женщина, и острие меча уперлось Кассандре в спину.

– Я не знаю и не желаю знать никакого Дельца. Сюда я пришла, чтобы поговорить с Антусой.

– Она у тебя за спиной.

У Кассандры пересохло во рту.

– Я… разыскиваю свою мать, – сказала она, пытаясь повернуться лицом к знаменитой гетере.

Острие копья снова кольнуло Кассандру в спину, заставив смотреть на воду бассейна.

– Кто тебя послал? – угрюмо спросила Антуса.

– Алкивиад.

Острие копья перестало колоться.

– Он научился обуздывать свою похоть на столь долгий промежуток времени, чтобы рассказать обо мне? Впечатляет.

– Моя мать бежала из Спарты. Это было давно. Не исключено, что она называла свое настоящее имя – Миррин.

– Миррин?

Меч опустился. Кассандра отважилась повернуться и взглянуть на ту, что взяла ее в плен. Гранитные черты лица Антусы смягчились, а в глазах промелькнуло восхищение.

– Значит, она была здесь? – догадалась Кассандра.

– Да, – тихо ответила Антуса. – Но надолго не задержалась.

Пауза была недолгой. Женщина снова вскинула руку с мечом.

– Ее уроки сделали меня такой, какая я есть: закаленной в огне, несгибаемой. Способной действовать. Я более не потакаю эмоциям. Полагаю, ты хочешь знать, куда отправилась твоя мать?

Кассандра кивнула.

– Тогда прежде ты должна кое-что сделать для меня. – Антуса кивнула в сторону оконного проема, где в дымной дали виднелся Коринф. – По слухам, Делец возвращается в Коринф, в свой портовый публичный дом. Освободи мой родной город. Убей Дельца.

– Я готова на что угодно, только бы найти мать, – ответила Кассандра, также посмотрев в окно на очертания города. – Но вначале скажи: кто такой этот Делец?

– Кровожадное исчадие зла. Громадный, как бык. Пожалуй, даже посильнее быка.

Лицо Антусы исказила гримаса гнева. Художницы, восстанавливающие роспись, поежились.

– Он убил трех моих девочек, а Роксану и Эринну держит в плену. Хочешь знать, как он истязает своих жертв? Он добела раскаляет кочергу и по кусочку плавит им тело. Только одной гетере удалось бежать из его логова.

Антуса кивнула на бассейн. Там, свесив голову, сидела молодая женщина. Кассандре удалось разглядеть лишь обезображенное лицо и две пустые глазницы.

Память вернула Кассандру в пещеру Геи. Перед мысленным взором мелькнула бычья фигура изувера и раскаленная кочерга, которой он выжигал глаза неудачливому убийце Фидия. Дальнейших объяснений не требовалось. Теперь Кассандра точно знала, кого зовут Дельцом.

– Я убью его или погибну сама, пытаясь это сделать.

Эринна крепко схватила Роксану за руку. Обе с ужасом вслушивались в приближающиеся тяжелые шаги и смотрели на исхудавшего человека, что сидел напротив них: такого же грязного, покрытого шрамами и ссадинами. Шаги сопровождались тяжелым дыханием. Они становились все громче и громче… потом стихли. Дверь со скрипом отворилась. Гетеры крепко прижались друг к другу, дорожа каждым мгновением, проведенным вместе, пока мясистые ручищи Дельца не схватят и не уволокут одну из них.

Но целью чудовища на этот раз были не они. Их несчастный сосед громко кричал, в ужасе царапая пол. Делец схватил его за ногу и потащил, как игрушечного человечка.

– Кочерга по тебе соскучилась, – заявил злодей-великан, волоча жертву в главное помещение своего портового публичного дома.

Дверь камеры захлопнулась.

– Больше никого, – прошептала Роксана.

Она обвела глазами зловонную камеру. Совсем недавно здесь было тесно от узников, пока, один за другим, они не начали исчезать, как это только что сделал последний.

– В следующий раз он придет за одной из нас. Мы больше никогда не увидим Антусу.

Узницы содрогнулись от страха, когда дверь камеры отворилась вновь. На пол бесшумно опустилась тростинка, которая удерживала механизм замка, не давая ему полностью закрыться. На пороге стояла вооруженная женщина в кожаных доспехах. Она шагнула к гетерам, присела на корточки, затем рывком поставила обеих на ноги. Глаза незнакомки сверкали и были жесткими, как кремень.

– Тихо пробирайтесь ко главному входу. Затем – вон из города. Идите к источнику в горах.

– Ты нас проводишь?

– Не могу, – ответила женщина. – Мои дела в этом логове еще не закончены.

Помещение в середине публичного дома не имело дверей, а потому здесь царила почти непроглядная тьма. В жарком воздухе удушливо пахло дымом. Над тиглем взвились оранжевые искры. Делец поворошил дрова, затем вытащил кочергу, удовлетворенно глядя на белую, раскаленную слизь, капавшую с ее конца. На столе лежал, привязанный за руки и ноги, костлявый человек. Чувствуя жар приближающейся кочерги, несчастный задергался и закричал. Капелька расплавленного железа упала узнику на щеку, с шипением прожгла кожу и глубоко впилась в череп. Крики жертвы сделались душераздирающими. Делец сжал ему голову.

– Заткнись, шелудивый пес. У меня уже голова гудит от твоего скулежа.

– Пощади меня, сжалься. Не жги. Я сделаю что угодно. Я…

– Ты расскажешь, на каком из этих проклятых холмов прячется Антуса со своими девками? – спросил Делец.

Несчастная жертва верзилы замолчала. Потом всхлипнула:

– Не могу. Это единственное, чего я никак не могу сделать. И никто в Коринфе не может. Выдать Антусу – все равно что предать Афродиту и оскорбить всех бо…

Слова сменились криком, когда Делец взмахнул кочергой, как дубиной… затем пережег ею все веревки, стягивающие руки и ноги узника. На мгновение тот оказался свободным и в удивлении вытаращил глаза.

А потом Делец наклонил стол.

– Нет… нет… не-е-е-е-ет!

Кассандра ползла по груде мешков с зерном, вынужденная наблюдать жуткую картину: потный великан с выпирающими мускулами рук наклонил стол в сторону тигля. Его жертва отчаянно пыталась удержаться на скользкой поверхности стола, но неумолимо сползала к тиглю, где бурлил железный «суп». Обреченный успел несколько раз взвизгнуть. Предсмертный крик и сейчас звенел в ушах Кассандры. Великан смотрел на муки своей жертвы с радостной улыбкой на мерзком лице. В прошлую их встречу с Кассандрой на Дельце была маска культиста, без которой он выглядел настоящим страшилой. Тяжелая челюсть, отсутствующие передние зубы, толстая нижняя губа и черная борода, вся мокрая от слюны. И вдруг верзила повернулся в сторону мешков. Цепенея от страха, Кассандра нырнула в щель между мешками за секунду до того, как Делец ее заметил. Молодая женщина оказалась в глубокой, темной нише. Просвет между мешками позволял видеть тигель и следить за происходящим. Делец подбросил дров в очаг. Кассандре представлялась возможность выпрыгнуть из ниши и оборвать жизнь негодяя одним точным ударом между лопаток. Она плотнее сжала копье. Но Делец был не один. Между ним и Кассандрой находилась дюжина помощников верзилы, вооруженных дубинами и булавами. «С ними можно справиться, – сказала было молодая женщина себе, но через мгновение опомнилась. – Не будь дурой».

– Забава слишком быстро кончилась. Кого бы еще сжечь? Одну из шлюх? – прорычал Делец. – А может, кого-то из вас? – неожиданно спросил он.

Громила, на которого смотрел Делец, пронзительно завизжал, затем указал на товарища. Тот стоял, оторопев от ужаса. Делец схватил испуганного помощника, поволок к тиглю и принялся наклонять ему голову все ниже и ниже к поверхности железного «супа», пока в последний момент не отпустил жертву. Делец громко захохотал, радуясь своей шутке.

Потом он начал раздавать задания на завтра: нескольким головорезам предстояло заняться вымогательством и пугать тех, кто недостаточно раскошелился. Главным оставались поиски предводительницы гетер Антусы. Делец монотонно бубнил, повторяя одно и то же. Кассандре показалось, что прошло несколько часов. Ее отяжелевшие веки начали смыкаться. Торопясь в Коринф, минувшую ночь она провела без сна, забыв, что желудку требуется пища. Ныли ноги, утомленные долгими переходами. Чтобы не заснуть, Кассандра до боли вонзила ногти в ладони. В памяти всплыл голос матери: «Промедление смерти подобно! Нужно точно знать, когда действовать, иначе сила обратится в слабость. Пусть их дюжина. Сейчас или никогда».

Кассандра пригнулась, словно намеревалась состязаться в беге, пошевелила затекшими бедрами и уткнулась глазами в спину Дельца. Он – ее цель. Убить его, и остальные, скорее всего, разбегутся. А если кто-то не убежит? Скрипнув зубами, молодая наемница прогнала сомнения, напряглась, готовая выскочить из ниши… как вдруг ей в затылок уперлось острие кинжала.

Кассандра чуть не вскрикнула.

– Не глупи. Шевельнешься, и нам обоим конец, – прозвучал у нее над ухом сочный мужской голос.

Кассандра, насколько возможно, повернула голову. За ее спиной стоял смуглый молодой человек. Бородатый, длинноволосый. Своеобразно обаятельный. Незнакомец был в красном плаще. Значит – не из своры Дельца.

– Да. Спартанец. Подобно тебе, враг Дельца, – прошептал молодой человек, прочитав ее мысли.

– Кто, во имя Аида, ты вообще такой?

– Брасид.

Это имя Кассандра встречала в разговорах о войне, что она подслушивала во время своих странствий.

– Советник? Полководец?

– Сейчас – шпион. Когда Спарта перестала получать известия из Коринфа, эфоры послали меня сюда, повелев быть их глазами и ушами. Мне поручили выяснить, что за дела творятся в Коринфе. И я узнал: этот злобный великан подмял город под себя. Уж на что Антуса была коварна и вечно строила какие-то козни… Делец намного опаснее. Мне пока не удалось передать эфорам никаких сведений.

– Почему? – с укоризной спросила Кассандра, словно сама была эфором.

Брасид сердито нахмурился:

– Потому что уже шесть дней подряд я прячусь среди мешков с зерном. – Брасид спохватился, понизив голос до совсем тихого шепота. – Выжидаю, когда это ходячее дерьмо останется один. Я почти подобрался к нему, и тут появляешься ты и все портишь.

Ноздри уловили слабый запах грибов, исходящий от Брасида.

– Говоришь, ты прячешься здесь целых шесть дней?

– Я устроил себе нишу среди мешков. Дыра в полу служит мне отхожим местом. Я запасся водой и солониной. Это поддерживает мои силы.

– Как же, поддерживает, – усмехнулась Кассандра, вновь понюхав воздух.

Брасид не ответил. Он только сейчас заметил у собеседницы копье Леонида и уставился на старинное оружие.

– Судя по манере речи, мы с тобой из одних краев. Но теперь я понимаю… ты не простая спартанка.

Он убрал кинжал, который до сих пор упирался Кассандре в спину.

– Я вообще не спартанка, по крайней мере теперь, – прошептала она.

Брасид недовольно поморщился:

– Как ты можешь так говорить? Известно ли тебе, что многие чтут твою семью? – спросил он, указывая на копье.

– Чтили когда-то, – возразила Кассандра. – Моя семья поломана, как это копье, и разбросана по всей Элладе.

Взгляд Брасида стал задумчивым. Он принялся покусывать нижнюю губу, затем покачал головой:

– Я никогда не верил рассказам о той ночи на горе Тайгет.

– Значит, ты веришь в меня и в славную кровь, текущую в моих жилах?

– Да, – слегка замешкавшись с ответом, сказал Брасид.

– Тогда будем действовать сообща. Подождем, пока разойдутся его помощники, потом вырвемся отсюда и убьем это чудовище.

Оба замолчали. Прошло еще несколько часов. Делец отпустил почти всех. С ним осталось трое. Верзила пододвинул к себе другой стол, за которым обдумывал набеги и прочие неблаговидные дела, и стал излагать стратегию завтрашней вылазки в горы.

– Обшарите все скалы, от края до края. Понятно? – спросил он ближайшего громилу.

– Понятно, хозяин.

– Тебе тоже понятно? – спросил Делец у второго.

– Мы отыщем Антусу и этих сук-гетер. Они станут служить тебе или все сгорят.

– А ты понял мой приказ? – спросил он третьего.

– Будет исполнено.

Делец повернулся к мешкам с зерном:

– Согласен с моим замыслом?

Ответом ему было молчание.

Кассандре судорогой свело живот.

– Брасид, я задал тебе вопрос. Ты одобряешь мой замысел?

Кассандра едва успела переглянуться с молодым человеком, как мешки над их норой полетели в разные стороны. Девять головорезов целились в парочку из своих луков.

– Ого, как мне повезло, – прорычал Делец, увидев рядом с Брасидом Кассандру. – Моя добыча удвоилась.

Кандалы были тяжелыми и крепкими. Такие удержали бы и медведя. Делец закрутил их туго. За единственную свободную руку верзила привязал Кассандру к столу, где всего несколько часов назад лежала другая жертва. Жар от тигля, стоявшего совсем рядом, опалял молодой женщине кожу.

В нескольких шагах от стола на коленях стоял Брасид. Ему связали руки. Головорезы Дельца держали спартанца под прицелом копий.

– Что, Брасид? Решил меня перехитрить? Думал, будто я не догадывался, что ты здесь? – усмехнулся Делец, пальцем указывая на разворошенную груду мешков. – Я тебя слышал и носом чуял. Спросишь, отчего ж не убил тебя сразу? Я, знаешь ли, дарю своим жертвам кусочек надежды, пока их не постигнет жуткий конец. Тогда они еще сильнее сокрушаются. А тебе я свяжу ноги и ткну головой в горячую железную похлебку. Не могу дождаться, когда ты начнешь умолять меня о пощаде, – заявил Делец, чмокая губами и сотрясаясь от смеха.

Верзила повернулся к Кассандре и с улыбкой вытащил из тигля кочергу:

– Для тебя же все будет происходить намного медленнее. Я заранее знал, что ты появишься в моих краях. Думал, как быстрее тебя поймать. А ты, оказывается, сама пожаловала в мое логово. Тебя я буду жечь и сдирать тебе кожу, пока не закричишь. Но не о пощаде. Пока я не услышу от тебя клятву служить мне и моим соратникам.

– Да пошел ты, – ответила Кассандра бесцветным голосом.

Делец перестал улыбаться и прижал раскаленный конец кочерги к бедру молодой женщины. Боль была неописуемая. Кассандре обожгло не только бедро, но и все тело. Она услышала пронзительный крик и только потом поняла, что это кричит она сама. Кандалы с лязгом впивались ей в тело. Ноздри ловили запах горелого мяса. Кассандра до крови закусила себе язык. Помещение и весь публичный дом вторично содрогнулись от жуткого крика. Теперь раскаленная кочерга оказалась прижатой к боку Кассандры. Перед глазами стала подниматься черная завеса. Еще немного, и наступит спасительное забытье. Чтобы не потерять сознание, Кассандра трясла головой. Молодая женщина понимала: случись такое, и она очнется в логове культистов или у Харона в лодке. Дергаясь на столе, Кассандра боковым зрением увидела, как Делец вынул из тигля уже не кочергу, а раскаленный острый прут, который поднес к ее лицу. Щеки и нос почувствовали жар еще на расстоянии вытянутой руки. Когда раскаленный добела конец прута оказался на расстоянии пальца от ее глаза, глазное яблоко сжалось, а голову пронзила нестерпимая боль.

– Слушай… слушай внимательно. Сейчас твой глазик лопнет! – зловеще ворковал у нее над ухом счастливый Делец.

В тот момент Кассандру посетило видение. Сквозь белую дымку молодая женщина увидела какое-то движение за спиной дюжины подручных Дельца. Две фигуры, в которых она узнала Роксану и Эринну. Искалеченные лица были мокрыми от слез. Гетеры двигались почти ползком и вдруг встали во весь рост. Их атака была сродни броску леопарда. Одна ударила противника в спину, проткнув кинжалом насквозь. Другая расправилась со своим врагом ударом дубины по голове. Гетеры сумели выбить из строя еще двоих, прежде чем остальные спохватились. Этого было достаточно, чтобы выиграть драгоценные секунды для Брасида. Спартанец вырвался из кольца копий, сумев перерезать веревки на руках. Схватив копье, он проткнул его бывшему владельцу горло, затем расправился еще с одним громилой.

Ослепительная белизна перестала резать глаза. Исчез и жар. Забыв о Кассандре, Делец повернулся лицом к новой угрозе. Перед глазами Кассандры плясали огненные полосы. Она слышала грохот сражения, рев Дельца и лязг сбиваемых с нее кандалов.

– Вставай! – прорычал Брасид, рывком поднимая молодую женщину со стола и вкладывая в руки полукопье.

Пелена исчезла. Кассандра мгновенно сообразила, что к чему. Роксана и Эринна ослушались ее. Они не покинули публичный дом, а сражались с неистовством обреченных душ. Число подручных Дельца уменьшилось вдвое. Кассандра вонзила копье в бок громиле, теснившему Эринну. Затем, развернувшись, отсекла ступню другому.

– Убегайте! – крикнула наемница гетерам, указывая в сторону выхода. – Возвращайтесь к Антусе.

Гетеры, моргая заплаканными глазами, наконец ее послушались. Бормоча слова благодарности, они поспешили прочь.

Брасид сумел уложить еще двоих, затем встал с Кассандрой спина к спине. Оставалось четыре подручных Дельца и он сам, разъяренный до крайности.

– У меня меч расколот, – сообщил Брасид.

– Одно жалкое копье против нас пятерых, – прогремел Делец. – Будет больно, это я вам обещаю.

Он щелкнул пальцами.

– Убейте их, – приказал своим подручным Делец. Все четверо бросились на Кассандру и Брасида.

И опять их выручил маневр Роксаны. Убегая, гетера дернула за веревку. В потолке открылся люк, и оттуда хлынул поток зерна. Двух громил засыпало мгновенно. Удар одного из оставшихся Кассандра сумела отразить, после чего ткнула его копьем в живот. Молодая женщина повернулась ко второму, но тот бросился бежать со всех ног, спасая шкуру.

У Брасида и Кассандры остался единственный враг. Делец стоял, как бык, готовый ринуться на противников. В каждой руке у него было по копью, а глаза пылали жаждой крови. Кассандра мельком взглянула на Брасида и как бы невзначай подняла руку с болтающимся обрывком кандальной цепи. Брасид мгновенно разгадал ее замысел, схватив другой конец. Делец ринулся на них, но спартанцы его опередили, бросившись вперед. Оба одновременно подпрыгнули. Туго натянутая цепь впилась Дельцу в шею и потащила назад. Он попятился. Шаг, второй, третий, четвертый. Его пятка ударилась об основание бурлящего тигля. Потеряв равновесие, Делец рухнул в расплавленный «суп». Сдавленный крик сменился звериным воплем, прорезавшим ночную тьму. Помещение наполнилось отвратительным запахом жженого человеческого мяса и горящих волос. Обезображенное тело, покрытое расплавленным металлом, еще дважды поднялось над тиглем, как поднимается утопленник над поверхностью воды. Потом все стихло.

Жителей Коринфа разбудил густой черный дым. Впервые за несколько месяцев они выбирались из своих домов. Вначале испуганные, боящиеся сделать шаг, затем ошеломленные слухами, что разнеслись по городу. Ночью сгорел портовый публичный дом, а сегодня всех ждут в городском театре. Слыханное ли дело? Театр стоял закрытым с тех самых пор, как Делец захватил власть над городом. Постепенно у жителей просыпалось доверие к словам, неутомимо повторяемым глашатаями. К полудню театр был полон. Кому не хватило места, устроились на крышах окрестных домов и прилегающих улицах. Взоры всех были устремлены на сцену.

Кассандра стояла в толпе горожан. Она едва держалась на ногах. Обожженные бедро и бок местные целители смазали охлаждающей мазью и перевязали. Брасид в городе не задержался. Едва только пламя охватило публичный дом, он покинул Коринф, торопясь вернуться в Спарту и известить обоих тамошних царей о случившемся. Отправляясь в путь, он настоятельно просил Кассандру бросить кости Дельца в воду, чтобы конец этого злодея был очевиден для всех.

Вспомнив его просьбу, Кассандра сухо улыбнулась, подумав: «Ты мне нравишься, Брасид, но избыток доблести – признак слабости. Ты не знаешь подлинных ужасов Дельца и культа, которому он служил».

Местный оратор расхаживал по сцене, возвещая, что Коринф снова свободен. Его слова были встречены замешательством и недоверием. Многие оглядывались по сторонам, опасаясь, что Делец придумал очередную хитрую уловку, чтобы выявить последних несогласных.

Кассандра терпеливо ждала. А потом…

Послышался свист разматываемых веревок. С карниза над сценой что-то спускали. Из тысяч глоток вырвался испуганный возглас и тут же стих. Все смотрели на диковинную фигуру: обезображенное человеческое тело, сплавленное с металлом. То, что еще вчера было Дельцом, теперь раскачивалось над сценой и вскоре замерло.

Воздух наполнился радостными криками. Иные не могли сдержать слез. Горожане возносили благодарственные молитвы богам и хвалу неведомому освободителю. Кассандра не испытывала ни малейшей гордости.

Кто-то настойчиво проталкивался сквозь толпу в ее сторону.

– Твоя мать уплыла отсюда на корабле «Песня сирены», – сказала подошедшая Антуса. – Цвета, в которые был он окрашен, напоминали языки пламени. Ее путь лежал на Киклады.

10

Человек в маске швырнул на пол железную кочергу: холодную и странно погнутую.

– План Дельца провалился.

Все, кто находился в темном помещении, смотрели на кочергу.

– Среди нас он был самым сильным, – отважился произнести кто-то.

– Телом – возможно, но отнюдь не умом, – возразил другой.

– Никак мы забыли, что в наших рядах есть тот, кто еще свирепее Дельца, но не в пример ему наделен острым умом?

– Деймос… не совсем один из нас. И слишком непредсказуем. Он носится, словно бешеный пес, воя и кусая всех подряд.

– Вот-вот, – подхватил первый культист. – И потому нужно найти способ употребить его способности с максимальной пользой для нас… или заменить его. Похоже, в Коринфе сестра получила кое-какие сведения. Всю зиму она прочесывала архипелаг в поисках своей матери. Киклады – это же мириады островов, сотни городов и селений, возникающие и распадающиеся союзы. Добавьте сюда пиратов. Местонахождение Миррин ей по-прежнему неизвестно… как и то, что сама она у нас в ловушке. Сейчас сестра возвращается в Афины, рассчитывая, что мудрость Перикла и его свиты облегчат ей поиски матери.

– В Афины? – переспросил другой культист.

Остальные хранили молчание.

– Да, – ответил первый. – Кажется, мы все убедились в необходимости смены тамошней власти? Славный древний город достоин новых правителей.

Собравшиеся дружно согласились.

– В таком случае отправим Деймоса менять судьбу Афин. Заодно и с сестрицей встретится. Ей с ним не справиться. И вообще никому. Она или примкнет к нам, заменив брата, или испустит дух…

Всю зиму, пока над Эгейским морем беззвучно падал снег, «Адрастея» плавала между островами архипелага. На ночь команда галеры бросала якорь в какой-нибудь продуваемой всеми ветрами бухточке и дрожала от холода, а днем отправлялась вглубь очередного острова – расспрашивать местных жителей. И везде люди пожимали плечами, впервые слыша о какой-то Миррин. К пронизывающим ветрам добавлялась более ощутимая опасность – пираты. Но зима прошла, и сейчас, в разгар лета, плывя к Афинам, команду «Адрастеи» злило другое явление природы – густой туман. Море было покрыто его плотной завесой: жаркой и влажной. Перегнувшись через перила, Кассандра щурила глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то за серой стеной тумана, но безуспешно.

– Не советую, госпожа мисфиос, слишком долго вглядываться в туман, – сказал ей Варнава. – Однажды я вот так же вглядывался в него, боясь наскочить на скалы. Бодрствовал три дня и три ночи. Глаз не сомкнул. А потом я увидел их. Они восседали на тех самых скалах, встречи с которыми я так боялся. Такие дьявольски красивые… Они мне пели. Их голоса казались слаще меда. Я едва не потерял рассудок и не направил корабль прямо на скалы… только бы сполна насладиться их чарующими песнями и лицезреть их красоту…

Варнава мечтательно всматривался в туман. В глазах капитана блестели слезы.

На его беду мимо проходил Реза:

– Как же, помню. Ты тогда заснул, и нас едва не выбросило на скалы.

Варнава недовольно поглядел на рулевого, но Реза уже карабкался по мачте.

Кассандра улыбнулась и снова вперилась в серую стену. Неожиданно в тумане появился просвет, и взорам плывущих открылось побережье Аттики. Казалось, там ничего не изменилось: те же черные пятна и развалины на месте деревень и владений… но ярко-красные островки и точки исчезли. Ни одного лагеря спартанцев.

– Осада закончилась, – прошептал Геродот.

– До поры до времени, – задумчиво произнесла Кассандра, зная, что Стентор так просто не отступит.

Вскоре Реза что-то крикнул с верхушки мачты, скрытой туманом. Варнава передал сообщение матросам. Галера содрогнулась и замерла.

Уж не оказались ли они в лапах одного из морских демонов, о которых так вдохновенно рассказывал Варнава? Опасения Кассандры развеялись вместе с туманом. Впереди показались башенки и причалы Пирейской гавани. Кассандра, Варнава и Геродот жадно всматривались в берег. Там было на удивление пусто: ни снующих торговцев, ни проворных рабов. Не услышали они и привычного шума. Единственными звуками были печальные удары далекого колокола. Повсюду стояли повозки. Казалось, их бросили где попало. Некоторые лежали на боку; их груз вывалился наружу и частично был разграблен. Затем в ноздри команде «Адрастеи» ударило зловоние; неожиданное, словно пощечина. Отвратительный, сильный запах гниения.

– Боги! – прохрипел Варнава, прикрывая тряпкой нос и рот. – Что здесь произошло?

Кассандра сошла на берег первой. Туман рассеивался, открывая другие, такие же пустые части гавани. Молодая женщина подняла голову. По парапетам крепостных стен ходило несколько караульных. Их лица тоже были закрыты тряпками.

– Не задерживайтесь. Идите в город, – угрюмо крикнул ей один из караульных, указав на дорогу, по-прежнему окаймленную длинными стенами. – Ничего и никого не трогайте.

У Кассандры по спине поползли мурашки.

– Феба, – прошептала молодая женщина.

Кассандре отчаянно захотелось убедиться, что ее подопечная жива и здорова. Клетка вокруг сердца задрожала, а внутри вспыхнул огонь.

– Оставайтесь на корабле, – крикнула она Варнаве.

Тот стоял возле перил. Рядом сидел Икар.

Геродот не внял ее совету и тоже сошел на берег.

– Долгое плавание меня утомило. Я отправлюсь с тобой. И потом… надо понять, что за беда тут стряслась.

– Мы переговорим с Периклом и Аспасией и сразу же отчалим, – согласилась Кассандра.

Они вышли на знакомую дорогу между стен. Туман опять стал густеть. Кассандре казалось, что впереди она видит слабые очертания уродливых лачуг, вытянувшихся вдоль дороги. Наверное, их стало еще больше. Странные звуки доносились оттуда: монотонное жужжание мух и заунывное пение. Временами слышался плач.

– Кто-то в окружении Перикла должен знать, в какой части архипелага мне нужно искать Миррин. Киклады многочисленны. Если я начну обыскивать остров за островом, на это уйдут долгие годы. Я не могу просить Варнаву и его команду о та…

Кассандра умолкла и застыла на месте. Геродот – тоже. Туман, клубясь, расходился. То, что молодая женщина приняла за лачуги, оказалось горами трупов, и эти горы, насколько позволял видеть туман, тянулись далеко. Сотни… нет, тысячи трупов. Попадались тела воинов, но основную часть составляли тела женщин, детей, стариков. Тут же лежали трупы собак и лошадиные туши. Посеревшие лица глядели невидящими глазами. У кого-то и глаз не было; их успели выклевать вороны. Открытые рты с высунутыми языками, иссохшие руки, болтающиеся, как плети. Спутанные волосы. Из кого-то еще вытекал гной и экскременты, сочилась кровь. Чем дальше, тем выше становились горы трупов, почти достигая высоты длинных стен. Жужжание мух делалось оглушающим. Хищные птицы пировали, склевывая и обрывая куски гниющей плоти с верхнего ряда трупов.

– Неужто спартанцам удалось проникнуть внутрь стен? – в отчаянии вопрошал Геродот.

– Нет, – ответила Кассандра, заметив язвы на лицах и телах мертвецов. – Все гораздо хуже. Их убила болезнь. Гиппократ ее предвидел.

Это заставило Геродота и Кассандру озираться чуть ли не на каждом шагу, чтобы не задеть за чью-то гниющую руку или ногу.

– Да, болезнь. Видимо, ты права, – горестно вздохнув, согласился Геродот. – Стены Перикла крепки. Спартанцам было никак не проникнуть внутрь. Но у них вдруг появился неожиданный союзник – чума. Неудивительно, если столько людей месяцами теснятся в узком пространстве. Спартанцы ушли, а настоящий враг нынче бесчинствует на улицах.

Агора встретила их такими же грудами трупов, сваленных в каждом углу. Мужчины и женщины с тряпками на лицах несли туда тела новых покойников. Тошнотворное зловоние заставило Кассандру прикрыть плащом нос и рот. Геродот сделал то же самое.

Согбенная женщина закинула на груду тело девочки-подростка и заковыляла прочь. Ее плечи сотрясались от рыданий.

«Феба!» – мысленно вскрикнула Кассандра, ошибочно приняв лицо умершей за лицо своей подопечной.

– Сколько? – спросил Геродот, догнав женщину.

– Почитай, здесь лежит каждый третий или четвертый горожанин, – ответила она. – Я – последняя в нашей семье… Чувствую, болезнь скоро одолеет и меня. Я просила соседа: когда умру, чтобы отнес мое тело сюда. Но он сам ослабел, и рассудок у него помутился. Болезнь выкосила нашу армию. Нынче союзники и даже наемники не откликаются на наш зов. Эта чума не щадит никого.

Мимо почти бегом проследовал отряд городских гоплитов, направляясь куда-то через рыночную площадь.

– Беспорядки? – спросила у женщины Кассандра.

– Сплошь и рядом. Клеон намерен воспользоваться чумой и утвердить свою власть над Афинами. Горожане умирают, а он собирает ополчение и покупает верность городских солдат.

Слова афинянки заставили Кассандру и Геродота поднять глаза к холму Пникс, едва проступавшему сквозь пелену тумана. К величественному Парфенону и возвышающейся статуе Афины добавились зубчатые стены недостроенного храма. Но и там громоздились штабеля трупов, над которыми висели полчища мух и кружили грифы. Простившись с осиротевшей горожанкой, Кассандра и Геродот направились к каменной лестнице, что вела к Акрополю и вилле Перикла.

– Никакой охраны. Не странно ли? – удивилась Кассандра.

– Вооруженных людей я видел лишь в гавани да горстку здесь, на городских стенах, – сказал Геродот, соглашаясь с молодой женщиной.

«И никаких следов Фебы», – еще больше встревожилась Кассандра.

Они выбрались из тумана, оказавшись внутри виллы. Не верилось, что когда-то Перикл устраивал здесь шумный симпосий. Вилла выглядела давно заброшенной. Воздух приторно пах сладким воском, который плавился в курильницах, скрывая зловоние смерти. Эхо разносило шаги незваных гостей. Миновав андрон, они поднялись на второй этаж. Здесь еще чувствовалось биение жизни, но слабое и угасающее. Из спальни доносились негромкие голоса.

– Я уповал на стены как на наше… спасение, – шептал слабый голос.

Кассандра в недоумении посмотрела на говорящего. Он лежал в постели – не человек, а мешок с костями. С балкона, сквозь открытые ставни, струился туман. Неяркий свет позволял разглядеть клочки жидких волос на голове больного и спутанную бороду. Кассандру удивило, что незнакомец лежит в спальне Перикла, а рядом с ним сидит Сократ. С другой стороны сидела Аспасия и нежно гладила больного по голове.

Догадка сразила молодую наемницу, словно удар боевого топора.

– Перикл? – удивленно произнесла Кассандра.

Аспасия вздрогнула. Сократ вскрикнул от неожиданности. Глаза Перикла (на исхудавшем лице они казались выпученными) повернулись в сторону вошедших.

– А-а, это ты, госпожа мисфиос. И с тобой… Геродот, – хрипло произнес Перикл. – Мне грустно, что вам приходится видеть меня в таком состоянии. Досадно, что… эта болезнь одолела и меня. Народ… избрал меня своим предводителем. Принципы моего правления были просты: без обиняков говорить о том, что необходимо сделать для всеобщего блага, любить родину и оставаться неподкупным. Я следовал этим принципам, но сторонники мира со Спартой питали ко мне все большее отвращение. И приверженцы Клеона, выступающие за решительные военные действия, тоже меня ненавидят. И вот я лежу… сломленный болезнью и ни на что не годный.

Перикл зашелся душераздирающем кашлем. Аспасия прикрыла ему губы полотенцем, которое вмиг стало красным от крови.

– Правда нынче лежит на наших улицах. Целые мрачные штабеля правды. Афина отвернулась от своего города и от меня. Я проиграл.

– Друг мой, ты ошибаешься, – спокойно возразил Сократ. – Если некто делает все для спасения дорогих ему людей и при этом заболевает, то что это: поражение или свидетельство силы его любви?

– Когда эта проклятая чума заберет меня, я буду скучать по нашим беседам, – сказал Перикл, дотрагиваясь до руки Сократа.

Аспасия встала, намереваясь покинуть спальню. Она мельком взглянула на Кассандру, и молодая женщина, вняв сигналу, тоже вышла. В коридоре они были одни.

– Развей мои тревоги! Скажи, что Феба не поражена болезнью, – выпалила Кассандра.

– Феба здорова, – успокоила ее Аспасия, положив руку на плечо молодой наемницы. – Играет в нашем саду.

Облегчение, охватившее Кассандру, было подобно прохладному ветерку в жаркий день.

– Рада слышать, – сказала молодая женщина, вновь становясь похожей на себя: спокойной и отстраненной, какой и надлежит быть наемнице.

– Ты разыскала Гиппократа? – спросила Аспасия. Кассандра кивнула.

– Он говорил о лекарстве от этой болезни?

Молчание Кассандры было Аспасии ответом. Наемница ожидала увидеть слезы в глазах супруги Перикла, но та лишь бесстрастно смотрела на собеседницу. Кассандра подивилась тому, как некоторым удается держать свое горе в клетке.

– Тебе удалось разыскать свою мать?

Вопрос удивил Кассандру. Она не знала, уместно ли при нынешних обстоятельствах говорить о ее заботах. Но потом решила, что разговор позволит им ненадолго отвлечься от мрачной действительности.

– Нет. Мое путешествие в Арголиду обернулось поединком с одной мерзкой культисткой. Оттуда я отправилась в Коринф и получила кое-какие сведения. Мне рассказали, что мать отплыла из Коринфа на корабле «Песня сирены», раскрашенном в цвета пламени. Она отправилась на Киклады.

– На Киклады? – удивленно сощурилась Аспа-сия. – Корабль может годами плавать вокруг этого архипелага и постоянно находить все новые острова.

– Потому я и вернулась сюда, как ты предлагала в прошлом году. Я думала, что ты дашь мне более точные подсказки.

– Увы, – покачала головой Аспасия. – Но на склонах Пникса живет женщина. В свое время она плавала в те края. Ее зовут Ксения. Возможно, ей знакомо название корабля. Я поговорю с ней.

Кассандра кивнула в знак благодарности. Аспа-сия не уступала мужу в уме и мудрости. Возможно, даже превосходила.

Послышались негромкие шаги. Раб, несший лохань с горячей водой и стопку полотенец, слегка поклонился Аспасии и пошел в спальню. Геродот с Сократом поспешили оттуда удалиться.

– Перикла будут мыть? – догадалась Кассандра.

– Да. Я буду мыть его сама. Хотя бы в этом я могу ему помочь. А тебе обязательно нужно отдохнуть. Бо́льшая часть прислуги умерла. Вилла пребывает в запустении. Думаю, однако, это не помешает тебе чувствовать себя здесь как дома. В кладовой при кухне ты найдешь хлеб и вино. Я распоряжусь, чтобы к вечеру приготовили обед. Ты ведь пообедаешь с нами?

Кассандра кивнула. Аспасия вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Будто в полусне, молодая наемница отправилась бродить по вилле. На верхнем этаже она нашла пустую комнату с мягкой скамьей. Кассандра улеглась, свесив голову. Она думала обо всем, что с ней случилось за эти два года. Потом снизу донесся звонкий девичий смех. Кассандра выбежала на балкон. Туман мешал рассмотреть, но среди изгибов живой изгороди наемница увидела бегущую девочку.

– Феба!

Та остановилась, запрокинула голову и ошеломленно посмотрела на Кассандру.

– Стой там! – крикнула ей Кассандра. – Никуда не уходи!

Молодая женщина помчалась вниз по лестнице и выбежала в запущенный сад. Остановившись перед Фебой, она произнесла, запинаясь:

– Я… я…

Ее сердце выкрикивало прекрасные слова любви, но прутья клетки под названием «спартанское воспитание» не поддались и на этот раз. Попытки что-то сказать кончились, когда Феба бросилась ей на шею. Обе засмеялись. Кассандра подняла свою воспитанницу в воздух и принялась качать.

– Хара меня оберегала, – сказала Кассандра, доставая из поясной сумки фигурку деревянного орла.

– Наверное, ее покровительство тебе больше не понадобится… если твои странствия окончились, – с надеждой в голосе произнесла Феба.

Кассандра нежно разгладила девочке волосы:

– Мои странствия еще не окончились.

Молоденькое личико печально сморщилось.

– Но сейчас давай не думать о будущем. Лучше поиграем!

Бесхитростная душа Фебы снова возликовала.

Они резвились в саду, окружающем виллу. Феба пряталась за туманом и в лабиринтах, а Кассандра ее ловила. Смех обеих плыл над притихшим Акрополем. Вечером все собрались в спальне Перикла на трапезу. Она была скромной: хлеб, оливки и печеный морской лещ. Перикла Аспасия кормила жидким бульоном. Свечи мягко освещали спальню афинского предводителя. Геродот рассказывал об их с Кассандрой странствиях. Феба, прильнув к плечу своей подруги, жадно ловила каждое слово.

Ночевали они в комнате, где прежде жили рабы. Кассандра поцеловала сонную Фебу в макушку, пожелав девочке спокойной ночи.

– Завтра мы снова будем играть? – спросила Феба, не отрывая головы от подушки. – А давай поиграем в то, как ты сражалась с целой армией овец на Арголиде?

Кассандра улыбнулась. Геродот придумал эту историю, чтобы развлечь девчонку. Улыбка молодой женщины быстро погасла. Утром Аспасия собиралась встретиться с Ксенией. Если повезет, вскоре Кассандра получит ответы. «Завтра я должна буду покинуть Афины», – подумала она. Но до отплытия у нее найдется время порезвиться с Фебой.

– Завтра мы обязательно поиграем, – пообещала Кассандра, обнимая свою подопечную.

– Я люблю тебя, Касс, – прошептала Феба, когда они легли вместе.

Губы Кассандры шевельнулись, чтобы ответить, но слова так и остались запертыми внутри, а потому непроизнесенными.

Наутро туман стал еще гуще. После легкого завтрака, состоявшего из йогурта и меда, Феба помчалась в сад играть, а Кассандра вместе с другими вновь уселась у постели Перикла. Он говорил о незаконченных делах. Друзья пытались его ободрить. Перикл не спорил с ними.

– Есть то, что я непременно должен сделать, – с неожиданной твердостью в голосе объявил он. – Отведите меня к недостроенному храму. Возможно, там я сумею поговорить с Афиной и спросить ее совета.

– Тебе не хватит сил дойти до храма, – возразила Аспасия.

– Афина дарует мне силы.

Геродот с Сократом помогли Периклу встать. Он напоминал живой скелет. Ночная рубашка висела на нем, как парус, а мягкие туфли оказались велики для исхудавших ног. Обвив руки Перикла вокруг своих плеч, друзья вывели его из спальни. Аспасия накинула плащ. Кассандра вопросительно посмотрела на женщину.

– Я отправляюсь к Ксении. Жди меня здесь. Если ответы существуют, я их найду.

Кассандра вздыхала, сидя в одиночестве. Туман делал утро сумрачным. Молодая женщина думала о плачевном состоянии Перикла. Казалось, к сердцу привесили свинцовые гири. На душе было тоскливо. Но потом, как вчера, Кассандра услышала легкие шаги, хихиканье, шелест кустов и звонкий крик Фебы:

– Сегодня, Касс, ты меня ни за что не найдешь!

Этого было достаточно, чтобы веревки, державшие свинцовые гири, оборвались. Сердце Кассандры обрадовалось возможности ненадолго забыться в игре с Фебой. Вскочив, молодая женщина быстро спустилась по лестнице и выбежала в окутанный туманом сад. Кассандра нырнула в лабиринт живой изгороди, пригибаясь и издавая львиное рычание, которое так веселило Фебу вчера. Но почему сегодня она не смеется? «Должно быть, хорошенько спряталась», – подумала Кассандра. Она прокралась дальше, схватилась за толстую ветку и начала трясти. Обычно этого хватало, чтобы Феба со смехом выпорхнула из любого укромного уголка. И снова… ничего.

Пелена тумана впереди чуть покачнулась. Кассандра увидела чью-то высокую фигуру.

– Феба! – крикнула она и, выпрямившись, пошла навстречу.

Однако фигура растаяла в тумане. А еще через пару шагов Кассандра увидела на земле распростертое худенькое тело Фебы. И кровь, которая хлестала из рваной раны в груди ее подопечной. Глаза девочки безжизненно смотрели вверх. Одна рука была вытянута.

Кассандра упала на колени. Ее душа разрывалась на части. Железные прутья вокруг сердца гнулись и дрожали, а любовь, заключенная в клетку, делалась пепельно-серой, превращаясь в безутешное горе.

– Нет. Нет. Нет… нет… нет!

Дрожащими руками Кассандра коснулась тела Фебы. Она хотела в последний раз приласкать свою любимицу, но в то же время боялась, что от ее прикосновения страшное видение станет реальностью.

– Кто это тебя?

Кассандра заплакала, наконец сжав руку Фебы. Жгучие слезы, льющиеся по щекам… какое странное, непривычное ощущение. Последний раз она плакала более двадцати лет назад.

В нескольких шагах от молодой наемницы из тумана вновь появилась высокая фигура. Кассандра подняла глаза. На нее смотрела ухмыляющаяся маска культиста. Он держал топор, еще мокрый от крови Фебы. Из-за кустов появились еще двое культистов в масках.

– За тобой крупный долг, мисфиос, – скрипучим голосом произнес культист с топором. – Ты убила многих из нашего круга и должна заплатить служением нам… или своей жизнью.

Культисты направились к ней, полностью уверенные, что победили. Кассандра смотрела на них сквозь высыхающие слезы. В сердце вспыхнул огонь ярости, и молодая женщина бросилась на врагов. Нож, спрятанный в нарукавнике, она метнула в культиста, что был слева. Лезвие точно вошло в глазную прорезь маски. Культист вздрогнул и камнем рухнул на землю. Кассандра подскочила к убийце Фебы и вырвала топор из его рук. Копье Леонида ударило культиста в ключицу, вонзившись на всю длину острия. Тот рухнул на колени, захлебываясь черной кровью. Кассандра стремительно повернулась, перехватив удар третьего, замахнувшегося на нее булавой. Его она ударила копьем в подбородок. Конец копья пробил макушку, выбросив фонтан мозгов. Кассандра вырвала копье, ногой зашвырнула труп в кусты и вновь склонилась над телом Фебы. Тяжело дыша, она взяла мертвую Фебу на руки, укачивая, как вчера. Порывшись в сумке, Кассандра достала фигурку Хары, вложила деревянного орла в еще теплую ладонь Фебы и согнула тонкие пальчики.

– Прости, что не сумела тебя защитить.

Кассандра наклонилась и поцеловала Фебу в лоб. Затем, облизав пересохшие губы, с величайшим трудом произнесла слова, которые давным-давно поклялась больше не произносить:

– Я… я люблю те…

Крик прорезал густую стену тумана, не дав ей договорить. Это был предсмертный крик человека, которого убивали совсем неподалеку. У Кассандры обострились все чувства. Она опустила тело Фебы на землю, прикрыла плащом и встала.

– Перикл в храме! – прошипел в тумане чей-то голос.

Судя по голосу, убийца. Неужто культистов было больше? Послышался топот ног. Сердце Кассандры застыло. Пригибаясь к земле, она побежала в сторону Акрополя и вскоре наткнулась на одного из немногих караульных. Он лежал на боку с располосованным животом, корчась в предсмертных судорогах. Второго удушили веревкой, оставив ее на окровавленной шее. Кассандра поспешила к недостроенному храму Афины Паллады. Заднюю стену успели сложить наполовину. Кассандра взобралась на хлипкие леса и заглянула внутрь. Три готовых стены были окрашены в сочный синий цвет. Потрескивали угли нескольких жаровен, разгоняя туман. Вокруг коленопреклоненного Перикла стояли Сократ, Геродот и Аспасия. Афинский предводитель смотрел на статую богини. Сусальное золото, снятое с нее, ушло на оплату военных расходов. У главного входа замерли двое рослых, крепких гоплитов. Кассандра облегченно вздохнула.

– Госпожа мисфиос, ты? – удивился Сократ, заметив молодую женщину.

Головы всех повернулись в ее сторону. Кассандра спрыгнула с недостроенной стены:

– По Акрополю разгуливают убийцы. Они расправились с Фебой и…

Караульные разом вскрикнули. Собравшиеся посмотрели в их сторону. Оба гоплита были проткнуты копьями насквозь. Караульные упали, испуская предсмертные стоны.

Переступив через их тела, в храм вошел Деймос. Он был в бело-золотистых доспехах, с перекошенным злобой лицом. В каждой руке – по копью. Значит, это он убил караульных. Отбросив копья, Деймос выхватил из ножен короткий меч. Он прошел к Периклу. Лезвие меча, чем-то напоминающее указующий перст, заставило Сократа, Геродота и Аспа-сию попятиться назад. За спиной Деймоса появилась горстка культистов в масках. Все они размахивали копьями. Присев на корточки, Деймос мускулистой рукой обхватил шею Перикла, затем поднял голову, поочередно взглянул на Геродота, Сократа, Аспасию и, наконец, Кассандру.

– Я уничтожу все, что ты создал, – прошептал он в ухо Перикла, приставив кинжал к шее афинского предводителя.

– Алексиос, нет! – выкрикнула Кассандра, делая шаг в его сторону.

Рука Деймоса дернулась. Хлынувшая кровь насквозь промочила рубашку Перикла. Иссохшее тело мгновенно стало серым. Деймос отшвырнул труп и выпрямился. Его бело-золотистые доспехи были забрызганы кровью.

Геродот с Сократом, охваченные ужасом, что-то бормотали. Аспасия молча смотрела на происходящее, не веря своим глазам.

– А теперь, сестра, мне надлежит разобраться с тобой. Сделать это нужно было еще тогда, в нашу последнюю встречу, – сказал Деймос. – Правда, ты потом с головой погрузилась в дела. Что ж, настало время для долгого, очень долгого отдыха.

Деймос бросился в атаку с ужасающей скоростью. Кассандра уцелела лишь чудом, совершив кувырок назад. Встав на ноги, она тут же отпрыгнула от меча брата.

– Немедленно уходите! – крикнула она Сократу, Геродоту и Аспасии, вставая между ними, Деймосом и культистами.

Все трое бросились к проему в стене. Кассандра с братом продолжали кружить, как два хищника.

– Сестра, ты гораздо слабее меня, – прорычал Деймос, видя, как она пытается вытащить из-за пояса копье. – Здесь твоя жизнь и оборвется.

Меч Деймоса пропорол ей доспехи на боку, полоснув по телу. Кожа сразу ощутила жар разлившейся крови. Кассандра вскрикнула и попятилась назад, наконец-то сумев выхватить копье.

– Тебе не победить, – бросил Деймос, вновь надвигаясь на нее.

Он наносил удар за ударом, и Кассандре удавалось лишь отражать их. Увидев мелькнувшую лодыжку Деймоса, она замахнулась копьем, рассчитывая ранить его и опрокинуть на пол. Но словно змеиный язык, его кинжал перехватил удар, а потом взлетел вверх, чиркнув Кассандре по лбу. Кровь жгла глаза, мешая смотреть. Вместе с кровью из Кассандры вытекали силы.

Она знала: Деймос прав. Ей не победить. Пятясь задом, Кассандра выбралась через проем в стене. Деймос не отставал ни на шаг. Взмахнув копьем, она перерубила один из опорных столбов, на которых держались леса. Столб с грохотом рухнул, увлекая за собой настилы, лесенки и переходы. Падая, леса вырывали из стены большие куски камня. Облако серой пыли, поднявшееся над храмом, было еще гуще тумана. Деймос рычал от негодования. Кассандра бросилась бежать. Она буквально слетела по ступенькам с Пникса, рискуя сломать себе шею, затем спрыгнула с высокой стены на крышу ближайшей рыночной постройки, приземлилась на заваленной трупами агоре и, не переводя дыхания, понеслась к Пирейской гавани. Тут по-прежнему было пусто. Из последних сил Кассандра добежала до «Адрастеи». Геродот помог ей забраться на галеру. Там ее уже ждала Аспасия.

– Отчаливай, – умоляюще прошептала Кассандра Варнаве. – Немедленно!

Судно заскрипело и на веслах стало отходить от причала. В стене тумана появился недолгий просвет, открывший вид на город и холм Пникс. Вверх по мраморным ступеням поднимался отряд в серебристо-белых доспехах. Рыжая голова предводителя была видна даже издали, похожая на факел.

– Новая власть торопится захватить Афины? – спросил Реза, щурясь в сторону города.

– Клеон, – простонал Геродот, глядя, как гоплиты растекаются по всему Акрополю. – Ну почему из всех, кто претендовал на власть после гибели Перикла, она досталась этой воинственной, кровожадной красноглазой обезьяне?

События произошли так стремительно, что разум Кассандры не поспевал все это переварить. Из размышлений ее вывела одинокая фигура на причале.

– Сократ?.. Поворачивай назад! – крикнула она Варнаве.

– Держись выбранного курса, госпожа мисфиос, – крикнул ей в ответ Сократ. – Сейчас я как никогда необходим Афинам. Я позабочусь, чтобы юную Фебу похоронили… и приложу все силы, чтобы уменьшить вред от правления Клеона.

Кассандра пристально посмотрела на своего друга: – Ты должен обещать мне еще кое-что: остаться в живых!

Сократ на прощание помахал рукой:

– Что есть жизнь, как не иллюзия!

Вскоре туман скрыл философа из виду.

Кассандра не знала, сколько времени провела на палубе, вглядываясь в серую стену. Только потом она заметила стоящую рядом Аспасию. Та смотрела на удаляющиеся очертания родных мест. Аспасия не проронила ни слезинки; взгляд ее оставался холодным и суровым. Клетка, в которую она заперла свое горе, была прочна. Кассандра подошла к вдове, готовая сказать необходимые слова утешения. Но Аспа-сия заговорила первой, не поворачиваясь и даже не глядя на Кассандру:

– Я успела получить столь важный для тебя ответ. Я узнала, где скрывается твоя мать.

11

Кассандра вместе с Икаром устроилась на перекладине мачты «Адрастеи». Солнце успело изрядно обжечь ей кожу. Вечно пересохшие губы растрескались. Галерные снасти скрипели и стонали. Слабого ветра не хватало, чтобы надуть парус, и тот висел печальными складками. Со дня их бегства из Афин прошел год. Все это время Кассандра жила в состоянии преследуемого зверя, когда «Адрастея» оказывалась зайцем, а галеры культистов – волками. Погоня длилась месяцами. Варнава был вынужден уводить судно все дальше на север, плывя вдоль Фессалийского побережья почти до самого Геллеспонта. Только с наступлением зимы культисты сообразили: в быстроходности им с кораблем Варнавы не тягаться. Тогда они изменили стратегию и попытались заманить «Адрастею» в ловушку. В первый раз это случилось, когда галера пристала к берегу пополнить запасы пресной воды, а во второй – в узком проливе близ Скопелоса. Оба замысла провалились. К весне семь галер культистов покоились на дне моря. Туда же отправились восемь демонов в масках. А к середине лета Кассандра и ее спутники почувствовали, что их больше не преследуют. Можно было снова плыть на юг, в знакомые воды, омывающие Киклады.

Кассандра теперь точно знала, какой остров ей нужен. Наксос.

И сейчас она смотрела на этот залитый солнцем райский уголок, где росли леса и поднимались серебристые скалы. Драгоценный камень, окруженный прозрачными сапфировыми водами. Аспасия была уверена, что сюда и отправилась когда-то Миррин из Коринфа. Кассандра безжалостно гасила каждую искорку надежды, вспыхивавшую в ее душе. Она была сыта ложными подсказками и многочисленными мрачными сюрпризами… Очередной сюрприз ждал их на подходе к берегам Наксоса.

Откуда столько лодок? Нет, это были галеры. Десятки галер и все – с зелеными парусами. Суда медленно скользили вокруг острова и, похоже, вели наблюдение за морем. Кассандра быстро спустилась с мачты по веревочной лестнице.

– Еще одна блокада? – спросил Реза, когда Кассандра прошла на нос галеры и встала рядом с ним. – Эти галеры – с Пароса, – пояснил рулевой, махнув на запад, где виднелся соседний остров.

Парос разительно отличался от Наксоса: скудная растительность, оголенные склоны холмов, изобилующие каменоломнями, и большие белые вмятины, напоминающие укусы титана.

– С какой стати Паросу брать Наксос в кольцо блокады? – удивился кто-то из матросов. – Оба острова входят в Делосский союз. Афины им покровительствуют.

– Торговля мрамором вбила глубокий клин между этими горделивыми островами, – вздохнул Геродот. – Видите каменоломни? Здешний мрамор славится повсюду. Мрамор, затребованный Фидием для работ в Акрополе, был привезен отсюда. Но когда остров проедает собственные запасы и остается ни с чем…

Историк указал на многочисленные белые ямы, уродующие склоны паросских холмов, затем кивнул в сторону цветущего Наксоса:

– …завистливые глаза начинают глядеть на соседние острова.

– Пусть так, – прорычал Варнава. – Я столько месяцев играл в кошки-мышки с культистскими гнидами. Мы долго плыли сюда. Я не собираюсь поворачивать назад из-за их чертовой блокады.

Он переглянулся в Резой и несколькими матросами. Те поняли капитана без слов: свернули парус, гребцы уселись за весла, а келевст затянул нараспев слова, которые Кассандра впервые услышала во время плавания на Мегариду.

– И-и… раз – налегай… раз – налегай… раз – налегай… – гремел голос келевста, а сам он ходил взад-вперед по палубе, ударяя кулаком в ладонь и разбрызгивая слюну.

«Адрастея» на громадной скорости понеслась к берегу. Нос галеры был направлен на ближайшее паросское судно.

– Держитесь за что-нибудь! – крикнула Кассандра Аспасии и Геродоту.

Те повиновались, до белизны костяшек вцепившись в снасти. Оба во все глаза смотрели на неминуемое столкновение кораблей. А затем…

Столкновения не произошло.

Паросская галера проворно убралась с их дороги. Вторая, находившаяся позади, остановилась. Открылся широкий проход, через который и пронеслась «Адрастея».

На палубе остановившейся галеры стоял человек в белом плаще. Мясистое лицо окаймляла копна светлых волос. Когда «Адрастея» проплывала мимо, он улыбнулся Кассандре, но выражение лица было далеко не доброжелательным.

– Малому хватило мозгов, – усмехнулся довольный Варнава.

«Адрастея» сбросила скорость и теперь шла на веслах к берегу.

Слова капитана не убедили Кассандру, и некоторое время она смотрела на удалявшуюся фигуру человека в белом плаще. Потом ее внимание переместилось на песчаный берег. Невдалеке к берегу подходили две паросские галеры. Солдаты с них спрыгивали на мелководье, выбирались на берег и бежали дальше. Словно муравьи, они заполонили проход вдоль мраморной галереи недостроенного берегового храма и поползли в сторону небольшого старого каменного форта, стоящего на скалистом мысу. Взоры Геродота, Варнавы, Резы и других обратились туда, где шел быстрый захват весьма важной для островитян части берега. И вдруг роща рожковых деревьев, окаймлявших верхнюю часть берега, всколыхнулась, как от ураганного ветра. Паросские захватчики остановились, тревожно поглядывая в сторону рощи… Через мгновение оттуда вылетел отряд наксосских конников. Они не сидели, а почти лежали в седлах, пригибаясь к лошадиным спинам. Все – в коричневых кожаных шлемах и таких же кирасах. В руках – длинные пики. Над всадниками разносился громкий боевой клич. Их было от силы двадцать, выехавших на бой с сотней паросцев. Всадник, скакавший впереди, был стремителен и великолепен. Свое копье он держал высоко поднятым, подавая пример остальным. Помимо кожаного шлема его лицо было защищено металлическим каркасом. Какой-то паросский солдат метнул в него копье. Всадник успел пригнуться и тут же метнул дротик, застрявший в шее копьеметателя. Вскоре наксосская кавалерия вклинилась в гущу захватчиков. Вражеские солдаты с криками падали на землю. Кассандра и ее спутники знали: сражение закончится победой конников. Но развязку боя им увидеть не удалось: изгиб берега скрыл от них остатки сражающихся.

На мелководье цвет воды изменился, став бирюзовым. Дно представляло собой удивительную мозаику, где коралловый цвет переходил в оранжевый, золотистый, синий и розовый.

Днище галеры заскрипело по белому песку. «Адрастея» остановилась. Кассандра жадно вглядывалась в окрестные холмы, поросшие густым лесом.

– Вилла «Феникс», – сказала Аспасия, указывая на поселение, белевшее среди зелени.

Варнава коснулся плеча Кассандры. Глаза капитана были мокрыми от слез.

– Ступай, разыщи ее.

– Да, госпожа мисфиос, – подхватил Геродот. – Ты долго и тяжело шла к этому моменту. Беги же, не теряй времени.

Кассандре вспомнилось, как она вот так же, украдкой, добиралась куда-то, выполняя тайные поручения Маркоса. Ее путь лежал вверх по склону, через густые заросли шелковицы и можжевельника. В одном месте она услышала топот копыт и спряталась в кустах. Мимо по узкой просеке, ведущей от берега вверх, пронеслись всадники. Они возвращались после сражения с паросскими солдатами. Их кожаные доспехи блестели от крови противников. Они одержали внушительную победу. Добравшись до виллы «Феникс», Кассандра обнаружила поселение, не обнесенное стенами. Собственно вилла была его средоточием. Дома стояли в окружении деревьев и скал. Веревочные мосты соединяли части поселения, разделенные узким ущельем. Картину дополнял водопад, низвергающийся в дымчато-голубое озерцо. Под ярким солнцем женщины несли кувшины с козьим молоком, мужчины, соблюдая предосторожность, забирали соты из пчелиных ульев, а дети, сопровождаемые собаками, пасли овец, коз и волов. У входа в виллу стояли двое караульных. Чтобы отвлечь их внимание, Кассандра бросила палку в крону ближайшего дерева. Пока караульные всматривались к листву, молодая наемница проскользнула внутрь старинного величественного здания, поднялась на второй этаж и, крадучись, двинулась по широкому коридору. Вскоре Кассандра услышала голоса.

– Архонт, паросцы нанесли серьезный урон нашему флоту. Они лишили нас возможности торговать. Наших посланцев они убивают. Тебе известно, что наварх Евней находится у них в плену. Нас медленно душат, – говорил мужской голос.

Заглянув в приоткрытую дверь, Кассандра увидела просторное помещение с высоким потолком, где происходило совещание. Темный деревянный пол, натертый до блеска, покрывали старые выцветшие ковры. Ставни окон на одной стене были открыты, пропуская внутрь солнечный свет и знойный воздух. Середину помещения занимал стол с разложенной картой островов и окрестных вод, выполненной на пергаменте. Возле стола стояли два командира в коричневых кожаных доспехах, покрытых успевшими засохнуть пятнами крови – следами недавнего сражения на берегу. Оба были без шлемов. Того, с кем они вели разговор, Кассандра не видела. Ее ошеломила молодость командиров. Один из них был еще подростком.

– И все-таки, архонт, мы отбили их сегодняшнее нападение, – добавил воин постарше. – Конечно, не без твоего воодушевляющего участия. Невзирая на кольцо паросских галер, Палец Паромщика и форт на нем остаются нашими. Врагам по-прежнему не укрепиться на нашем побережье. Твое появление на острове коренным образом изменило здешнюю жизнь. Благодаря тебе был свергнут царь-тиран. С тех пор ты – глава Наксоса и наш щит.

Воин говорил с нескрываемой гордостью и почтением, ударяя себя кулаком в грудь, что также являлось выражением глубочайшего уважения.

– Не падайте духом, – послышался ответный голос архонта. – Мы найдем способ прорвать петлю и вновь обрести свободу.

Звук этого голоса был подобен звуку золотой лиры, пробудившей тысячи воспоминаний в сердце Кассандры. Молодая женщина пожирала глазами архонта в таких же кожаных доспехах, с сетчатым шлемом под мышкой. Кассандра схватилась за дверной косяк, подавляя готовый вырваться из ее груди возглас. Она боялась моргнуть или хотя бы на мгновение отвести взгляд.

– Мама, это ты? – беззвучно спросила Кассандра. Сомнений быть не могло. На затылке – сложенная кольцами коса знакомых темных волос, которые успела тронуть седина. Морщины вокруг глаз. По-прежнему сильное тело, затянутое в доспехи с многочисленными порезами на их кожаной поверхности. Кассандра ошеломленно следила за Миррин. Та подвела командиров к карте. Распоряжения, отдаваемые матерью, были четкими и твердыми и касались размещения солдат на побережье, участков, требующих повышенного внимания, и средств, которые необходимо собрать для постройки новых кораблей, закупки оружия и доспехов.

Сказав все, что требовалось, Миррин отпустила командиров. Когда они выходили, Кассандра спряталась в тени, затем снова подошла к двери. Оставшись одна, Миррин прошла на балкон, скрытый от солнца полосатым навесом. Пора! Настал долгожданный момент! Кассандра тихо проникла в комнату для совещаний и прошла до балконной двери. Но под ногами предательски скрипнула половица. Миррин, как и подобает бдительному воину, мгновенно повернулась на звук.

Мать и дочь несколько секунд молча смотрели друг на друга. Впервые после двадцати трех лет разлуки. Миррин едва отваживалась верить своим глазам, пока ее взгляд не опустился к поясу Кассандры и она не увидела… копье Леонида.

– Как… как такое может быть? – прошептала Миррин, уронив шлем.

Кассандра не могла оторвать взгляда от женщины, стоящей перед ней.

– Мама, – только и могли прошептать ее губы.

Они обнялись. Обеим казалось, что это мгновение длится вечность. Эмоции, пробудившиеся внутри Кассандры, настойчиво требовали выхода. Последним, кого она обнимала, было тело несчастной Фебы. Тогда ее сердце было готово разорваться от горя. Сегодня его переполняли чувства, столько лет остававшиеся для молодой наемницы под запретом.

– Но как? Как такое возможно? – повторяла Кассандра. – Вот уже более двадцати лет, каждую ночь, стоит закрыть глаза, я вижу тебя падающей с горы.

Их лица были мокрыми от слез.

– Мама, я должна столько всего тебе рассказать, – начала Кассандра. – В тот жуткий вечер…

Миррин поднесла палец к губам дочери.

– Нет. Вначале дай мне снова тебя обнять, – всхлипнула она, еще крепче сжимая в объятиях дочь.

После целой вечности, наполненной объятиями и слезами, они сели рядом, и Кассандра начала рассказывать о случившемся на горе Тайгет, о своей жизни на Кефалинии, о незабвенной Фебе, о миссии на Мегариде, о столкновении с Николаосом… Затем настал черед рассказа о ее войне с культистами.

– Мама, они с давних пор вмешивались в жизнь каждого из нас. Чудовищное повеление сбросить маленького Алексиоса в пропасть было вовсе не откровением оракула. Так решили служители культа Космоса.

Суровый, немигающий взгляд Миррин подсказал Кассандре, что для матери это не новость. Только сейчас Кассандра сообразила, что рассказала не все. Оставалось самое тяжелое известие.

– В Арголиде я узнала одну мрачную тайну, – сказала молодая женщина, напрягаясь всем телом. – Оказывается, ты побывала в святилище Асклепия.

– Я носила туда Алексиоса, – тихо ответила Миррин. – Понимаешь, он не погиб на дне ущелья.

– Я знаю, – печально улыбнулась Кассандра. – Значит, это ты потом спустилась вниз? Я услышала хруст костей и сбежала, боясь, что кто-то решил проверить, мертва ли я, и, если нет, добить. Ну почему мне не хватило смелости немного подождать?

– Главное, что теперь ты здесь, со мной, – сказала Миррин, сжимая руку дочери. – Смелость у тебя в крови, Кассандра. Если бы целителям из святилища Асклепия тогда удалось спасти Алексиоса и он бы вырос таким же…

– Мама! – Чувствуя подступающие слезы, Кассандра закрыла глаза. – Алексиос… жив.

В ответ – молчание.

– Мама!

Кассандра вновь открыла глаза, увидев изменившееся лицо Миррин.

– Моя прежняя жизнь сгорела, и на пепелище я построила новую… Я жила, неся на плечах тени вас двоих. И вдруг появляешься ты. Я едва пришла в себя, как ты объявляешь, что я и сына не потеряла. Значит, Алексиос жив?

Кассандра печально кивнула.

– Где он? – спросила Миррин и вдруг умолкла, побледнев еще сильнее и задрожав. – Они… забрали его себе?

Кассандра стиснула руки матери:

– Культ называет его своим предводителем. Правильнее было бы сказать – палачом. Ему сменили имя, и теперь он зовется Деймосом.

– Деймосом? Они назвали моего малыша именем бога ужаса? – спросила Миррин, растерянно скользя взглядом по балконному полу.

– Мама, он не тот малыш, которого когда-то ты держала на руках. Ты бы вырастила его совсем другим. Но твое место заняла Хрисис. Эта ужасная культистка отравила его разум, вскармливая гневом и ненавистью.

– В таком случае она дорого за это заплатит, – пообещала Миррин.

– Уже заплатила. Ее убили, раскроив топором череп.

– Прекрасно.

Лицо Миррин перекосила злоба. Верхняя губа приподнялась, словно гончая собака, довольная тем, что избавилась от врага. Это состояние длилось недолго. Вскоре Миррин понурила плечи. Внутри ее снова нарастали рыдания.

– Но мой мальчик…

Кассандра увела мать с балкона, шепча ей на ухо ласковые слова.

Шли месяцы. Кассандра и Миррин вместе ели, спали на одной кровати и везде появлялись только вдвоем. Кассандра чувствовала: судьба Алексиоса вызывает у матери постоянные угрызения совести. Не в силах помочь Миррин, она просто наслаждалась каждой минутой, проведенной вместе. Кассандра многое узнала о нынешнем положении Наксоса и, где могла, помогала советами. Варнава, Геродот и матросы перебрались в селение и неплохо устроились в этом зеленом раю. У Варнавы даже появилась близкая подруга – местная женщина по имени Фотина, которой он позволял чесать ему спину и заплетать волосы в косу. Реза и несколько матросов из числа его друзей каждый день отправлялись на берег ловить морских лещей. Завершалась рыбалка показом неприличных жестов паросским галерам. Бывало, они откровенно глумились над паросцами: зайдя по колено в воду, Реза и матросы спускали штаны и выкрикивали оскорбительные слова, покачивая при этом своим мужским достоинством. Геродот с головой погрузился в исследования. Он описывал растительный и животный мир удивительного острова, собирал местные сказания и зарисовывал развалины древних построек. Икар целыми днями парил над лесом и недостатка в пище не испытывал. Аспасия ушла в себя и почти все время проводила одна. Кассандра не забывала ее навещать. Но вдова Перикла не впала в состояние безутешного горя. Молчаливость Аспасии не означала утрату интереса к жизни. Ее глаза сохраняли блеск. Чувствовалось, она постоянно о чем-то размышляет, бродя в глубинах своего разума.

В один из дней Кассандра с Миррин, облаченные в мягкие полотняные туники, вновь оказались на балконе. Обе наслаждались созерцанием лесистых холмов, полосы берега и сверкающей морской воды. Солнце приятно обжигало им ноги, а навес защищал от его лучей их лица.

Мать и дочь молчали. Однако это блаженное молчание нарушили слова Миррин:

– Мы должны найти и освободить его.

Кассандра повернулась к матери:

– В кого бы ни превратился Алексиос, надо попытаться его спасти.

Кассандра знала: этот момент обязательно настанет и у них с матерью непременно состоится разговор о дальнейшей судьбе Алексиоса. Спокойствие прошедших месяцев было обманчивым. Кассандра глубоко вдохнула, приготовившись вновь стать наемницей.

– Но… – взгляд Миррин устремился к прибрежным водам, – нам не выбраться с острова.

Кассандра всматривалась в кольцо паросских галер, молчаливо скользивших вокруг острова, будто стая акул.

– Когда мы плыли сюда, нас легко пропустили.

Глаза Миррин были полузакрыты.

– Это их стратегия, Кассандра. Они позволили вам подойти к берегу. Но пробиться отсюда сквозь кольцо их галер пока не удавалось никому.

Кассандра посмотрела туда, куда указывала протянутая рука матери. Возле каменной башенки на Пальце Паромщика изящная галера поднимала парус. Борта судна были окрашены в желтый, оранжевый и темно-красный цвета и издали казались языками пламени. «Песня сирены». Кассандра еще раньше видела эту удивительную галеру в местной гавани. Помимо гребцов, на борту находился отряд наксосских воинов в коричневых кожаных доспехах.

– Ты посылаешь свой лучший корабль на прорыв блокады?

– Иного мне не остается. Все другие корабли, что я отправляла, были потоплены.

Ветер надул парус «Песни сирены», и галера понеслась навстречу кольцу вражеских кораблей. Миррин вцепилась в перила балкона. Она безотрывно смотрела на свою любимицу, царапая ногтями разогретый мрамор. Галера набирала скорость, держа путь к просвету, возникшему между двумя вражескими судами… И вдруг две ближайшие паросские триремы развернулись, почуяв кровь. Обе устремились к «Песне сирены»: одна протаранила корму, вторая принялась обстреливать из луков матросов и воинов. Судно Миррин, словно лошадь, встало на дыбы посреди бурлящей и пенящейся воды. Туда же полетели куски ломающихся рангоутов. Людей выбрасывало за борт, и они становились легкой добычей паросских лучников. Крики, долетавшие с места расправы, звучали все тише, а потом и вовсе смолкли.

Плечи Миррин тяжело ссутулились.

– Я только что лишилась полусотни умелых воинов. Непозволительная и непростительная потеря. Теперь на всем острове остается менее ста копьеносцев.

На паросскую галеру подняли солдата Миррин и тут же связали. Заметив фигуру в белом плаще, Кассандра вспомнила улыбающегося человека, которого видела в день прибытия на остров. Теперь он руководил расправой над пленным. Наксосского воина раздели догола и изрезали ножами. Несчастный кричал. Все его тело было покрыто красными полосами. Потом его со связанными ногами снова бросили в воду. Блокада продолжалась. Вражеская галера тащила за собой пленного, оставляя красный след. Мучения несчастного продолжались недолго. Вскоре над водой мелькнули плавники. Пленный успел закричать в последний раз, став добычей акул.

– Кто этот мерзавец на судне с лучниками? – спросила Кассандра.

– Архонт Пароса, – сухо ответила Миррин. – Некто Силанос.

Имя колоколом отозвалось внутри Кассандры. Ей вспомнилось жуткое сборище в пещере Геи, а в голове зазвучали слова культиста с таким же именем. Правда, лицо тогда скрывала маска. «Но я ведь почти добрался до нее… Мы должны сосредоточить свое внимание на ней».

– Силанос?

Миррин кивнула.

– Мама, Силанос – культист. – Кассандра схватила Миррин за плечи. – Неужели ты не понимаешь? Эту блокаду устроили не из-за мрамора или денег. Из-за тебя. Культ охотится за тобой.

Кассандра смотрела на море. Ее дыхание участилось.

– Нужно выбираться с этого острова.

– Ты только что видела, чем закончилась попытка моих храбрецов, – вздохнула Миррин. – Последней надеждой у нас был Евней, мой наварх. Он считал, что кольцо блокады не такое уж плотное и где-то обязательно есть брешь.

– Так позови его, – сказала Кассандра.

– Он исчез в море за несколько месяцев до твоего появления.

– Где?

– Поплыл на разведку – проверить свою догадку насчет брешей в кольце блокады. А направился он в Паросский пролив, что отделяет нас от их острова. Место довольно узкое.

– Обломки корабля кто-нибудь находил? Или тело наварха?

– Ни того ни другого.

Кассандра встала.

– Если Евней – наша единственная надежда, мы должны его найти.

– Госпожа мисфиос, я расцениваю это как понижение в звании, – ворчал Варнава, взмахивая веслом юркого ялика.

Лицо и руки капитана, а также часть его туники были мокрыми от пота.

– Если у тебя еще хватает сил жаловаться, ты не слишком усердно гребешь, – заметила ему Кассандра, орудовавшая другим веслом.

Она оглянулась через плечо, проверяя, что ялик по-прежнему плывет куда надо. А именно: к странному судну, замеченному с горы в юго-западной оконечности острова, – одинокой галере с убранными парусами. Она покачивалась на волнах невдалеке от берега. Островитяне редко бывали в этих местах, поскольку путь к берегу преграждали соляные болота.

Кто-то из воинов Миррин утверждал, что это и есть судно Евнея.

Бирюзовые воды отливали на солнце. Ялик подплывал все ближе к галере. Кассандра оставила весло и встала, повернувшись лицом к судну.

– Наварх Евней! – крикнула она, сложив ладони рупором.

Галера все так же покачивалась на волнах. Ответа не было.

– Подгреби ближе, – попросила Кассандра Варнаву.

– Наварх!

Икар с криком упал вниз и шумно опустился на перила палубы. Хлопанье его крыльев как бы подтверждало подозрения Кассандры: там пусто. Молодая женщина поднялась на борт, убедившись, что так оно и есть. На палубе – никаких следов борьбы, пятен крови, поломанных снастей или борозд, оставляемых оружием. Просто брошенный корабль, молчаливо дрейфующий в прозрачной воде между наксосским берегом и паросской блокадой. Кассандра нашла нетронутые мешки с зерном, кувшины, наполненные уксусом и маслом, запас стрел и корабельные инструменты. Все находилось в идеальном порядке. Закончив осмотр, молодая наемница вернулась на ялик.

– И чего Евнею понадобилось плыть сюда? Мать называла его отважным человеком.

Кассандра продолжала рассуждать вслух, медленно оглядывая полосу берега. Затем ее взгляд переместился к паросским скалам, белевшим на другой стороне пролива.

– Может, он слишком близко подошел к вражескому острову?

– Скорее всего, твоя догадка верна. – Подавшись вперед, Варнава тоже обшаривал глазами скалы соседнего острова. – Видишь? Там что-то сверкает на солнце.

Сощурившись, Кассандра увидела блеск металла. Доспехи? Оружие? Что-то не только блестело, но и двигалось. Поднеся сложенные ладони к уху, молодая женщина повернулась в сторону блеска и вслушалась. Ветер доносил чьи-то мольбы. Голос был хриплый. Голос отчаявшегося человека.

– Пока мы гостим на Наксосе, – мрачно продолжал Варнава, – я вдоволь наслушался историй о том, как паросцы издеваются над пленными…

Евней закашлялся и выплюнул попавшую в рот землю. Лопата паросского солдата тут же швырнула новую пригоршню. Мелкие камешки царапали обожженное солнцем лицо наварха. Он пошевелил пальцами рук, ослабевших за месяцы голодной жизни в плену. Евнея врыли в землю почти по шею.

– Послушайте, у меня есть деньги. Я отдам их вам, – хрипло предложил он солдатам.

Двое паросцев тряслись от смеха, потешаясь над неустанными попытками пленника заключить с ними сделку и выбраться на свободу.

– Чем раньше ты сдохнешь, – сказал один из истязателей, – тем быстрее падет ваш Наксос. Тогда мы доберемся до твоей суки-предводительницы… а там для Силаноса не останется ничего невозможного. С какой стати нам клевать на твой жалкий подкуп?

Второй солдат лопатой утрамбовал землю вокруг шеи Евнея. Потом откупорил запечатанный глиной горшок и опрокинул содержимое на голову наварха. Евней дернулся. Тягучий мед густыми струями тек по его волосам, щекам, подбородку.

– Объедение, – ухмыльнулся солдат.

Второй подошел к бугристому холмику и ударил по нему сапогом. Евней с нарастающим ужасом смотрел на опрокинутый холмик, откуда высыпали полчища черных муравьев. Их панцири блестели на солнце. Вся эта черная лава злобно кружила вокруг развороченного муравейника. Паросские солдаты вскочили на выступ скалы и, посмеиваясь, смотрели, как одурманенные запахом меда муравьи устремились к Ев-нею. Наварх кричал, не в силах остановиться и закрыть рот. Вскоре муравьи облепили лицо пленника, набились в рот и уши. Маленькие хищники ползли по выпученным глазам, носу, скрывались в волосах, непрестанно жаля. Каждый укус обжигал, словно маленькая горячая головешка. «Боги, пощадите! Это слишком ужасная смерть…»

Ему показалось, или что-то рядом плеснуло?

Яростные укусы вдруг прекратились. В ноздри Евнею ударил едкий запах уксуса. На землю упали осколки разбитой амфоры. Муравьи бросились врассыпную, словно купальщики, завидевшие приливную волну и спешащие покинуть мелководье. Будто из ниоткуда появилась гибкая женщина. Солдаты бросились к ней. Одного она убила, ударив в челюсть странным коротким копьем, второго оглушила сильным ударом по голове.

Миррин шла по саду, окружавшему виллу «Феникс», принимая благодарности жителей селения. Ее встречали с восторгом и почтением. В жарком летнем воздухе пахло жасмином, чабрецом и лимоном. Люди переговаривались, угощаясь жареной дичью, фруктами и вином – дарами Миррин для этого празднества. Мрачные времена не слишком располагали к торжествам, но только так она могла хотя бы временно отвлечь людские умы от печальной действительности. Их красивый, похожий на самоцвет остров, по сути, являлся тюрьмой, устроенной Силаносом и… культом.

Рядом с ней шла Аспасия. Выражение лица афинской красавицы точно отражало настроение самой Миррин. Обе женщины улыбались, сверкая блестящими зубами, а в глазах не исчезала тревога.

– Кассандра права. Культ охотится за тобой, – сказала Аспасия. – С каждым днем здесь становится все опаснее – для тебя и твоих воинов.

– Минувшей ночью я молилась, – призналась Миррин. – Впервые за много лет. Я просила богов помочь мне выбраться отсюда вместе с Кассандрой.

– Нет, – шепотом возразила Аспасия. – Неужели ты не понимаешь? Этим ты бы облегчила задачу культистам. Вместо двух целей – одна общая.

Взяв Миррин за руку, Аспасия привлекла ее к себе. Со стороны они выглядели давними подругами, наслаждающимися воспоминаниями.

– Выбираться отсюда ты должна со мной.

Миррин нахмурилась:

– Я двадцать три года прожила одна, считая дочь погибшей. Расставаться с ней снова я не намерена.

Возле журчащего фонтана расселась семья дубильщика. Оттуда слышался веселый смех. Завидев Миррин, все подняли чаши, приветствуя ее. Веселые, доверчивые, хорошие люди. Чувство вины, словно кошка, заскребло в сердце архонта.

– Разговоры об отъезде с Наксоса – не более чем фантазии. Я нужна этим людям. Мне невыносимо покидать их. Все эти годы они были моей семьей.

Послышался удивленный возглас. Кто-то выронил чашу. Головы пирующих повернулись в сторону невысоких садовых ворот. Миррин и Аспасия тоже посмотрели туда. Двое караульных, отбросив копья, поспешили к трем странным гостям. Миррин сбросила руку Аспасии и тоже помчалась к ним.

Кассандра с Варнавой усадили Евнея на мраморную скамью возле статуи Аполлона.

– Как? Где? – всхлипывая, спрашивала Миррин, обнимая распухшее лицо наварха.

– Я пытался… проверить места… возле паросских скал…

Евней говорил с трудом. Вокруг него уже хлопотали помощники, очищая ему лицо от медовых корок и смазывая раны.

– Я потерял счет времени. Меня били, морили голодом – словом, измывались, как могли. Сегодня меня бы насмерть искусали муравьи. И вдруг… является моя спасительница. Одного палача она убила. А второго…

Кассандра уперла руки в бока и посмотрела на запад, в сторону Паросского пролива.

– Муравьи голодными не остались.

Миррин обняла дочь за плечи, гордясь и ликуя. Но глаза Кассандры оставались встревоженными.

– Что такое?

Кассандра отвела мать в сторону и протянула свиток:

– Это я нашла у одного из караульных.

Морща лоб, Миррин развернула пергамент. У женщины округлились глаза, когда она увидела странные знаки, не похожие на обычное греческое письмо. Потом Миррин вспомнила, что когда-то уже видела такие знаки, и на сердце у нее стало мрачно и тяжело.

– Письменность культистов, – сказала она. – Ты была права насчет Силаноса.

– В его причастности я и не сомневалась, – ответила Кассандра. – Когда закапывала второго солдата в яму, откуда мы вытащили наварха, я спросила, от кого Силанос получает приказы. Терять ему было нечего, и он ответил, что этот свиток поступил к их архонту от одного из царей.

– Я что-то не понимаю. О каких царях речь? Кассандра выразительно посмотрела на мать:

– Речь об одном из спартанских царей.

Взгляд Миррин сделался отрешенным.

– Когда-то культисты управляли только эфорами. Нынче, значит, их власть распространилась и на царей. Но… на которого из двоих?

– Царя Архидама я едва помню, – рассеянно покачала головой Кассандра. – Царь Павсаний, пришедший ко власти после той ночи, – для меня не более чем имя. Большего паросский солдат не знал. Я думала, что муравьи сделают его разговорчивее, но он лишь твердил, что все культисты сохраняют анонимность. Царь-предатель зовется у них Красноглазым Львом.

Миррин свернула свиток, соединив половинки сломанной красной восковой печати со львиной мордой.

– Несмотря на то что когда-то случилось с нами в Спарте, нельзя позволить царю-предателю оставаться на троне, – произнесла сквозь зубы Миррин, едва сдерживая ярость. – Но нам никак не покинуть этот остров, – добавила она, указывая на побережье.

Хромая, к ним подошел Евней. Лицо наварха было покрыто какой-то мазью.

– Архонт, Кассандра рассказала мне о положении вещей. Не отчаивайся. Прежде чем меня взяли в плен, я подтвердил свою догадку об устройстве паросской блокады. Выбраться можно. Шансы и впрямь невелики, но если мы правильно рассчитаем время…

Забыв о празднестве, вокруг них собрались дубильщик, лесорубы, воины и пастухи с женами и детьми. Миррин посмотрела каждому в глаза. Потом невесело улыбнулась:

– Не тревожьтесь. Я не покину остров.

– Миррин! – воскликнула Аспасия.

– Мама! – следом воскликнула Кассандра. – Священная земля зовет. Разве ты не слышишь? Настало время вернуться в Спарту.

Миррин выпрямилась во весь рост и дерзко выпятила подбородок:

– Я не стану ускользать тайком, оставляя моих подопечных Силаносу на растерзание. Рано или поздно он узнает о побеге, и пострадают ни в чем не повинные люди.

Кассандра переглянулась с Евнеем.

– Расскажи ей, – попросила она, кивком указав на мать.

– Что он должен мне рассказать? – насторожилась Миррин.

Евней сдержанно улыбнулся:

– Архонт, помнишь время, когда одной стрелой я сбивал двух кроншнепов?

12

Силанос стоял на палубе своей галеры, сжимая руками перила. Глаза культиста были широко распахнуты в предвкушении скорой победы.

– Клянусь богами, они движутся прямо на нас! – возбужденно воскликнул он, глядя на быстроходную галеру, несущуюся со стороны наксосского берега.

Силанос узнал судно. «Адрастея». Несколько месяцев назад он позволил галере подойти к берегам Наксоса, поскольку на борту находилась сестра Деймоса. Сейчас культист всматривался в приближающуюся «Адрастею», уверенный, что снова увидит сестру сидящей на перилах и держащейся за канат. Однако молодая женщина была не одна…

– Надо же… и мать с нею! – прошептал культист, еще более воодушевляясь.

Силанос представлял, какой фурор произведет, явив очередному собранию культистов обеих женщин.

– Эта галера несется точно сумасшедшая. Как бы нас не протаранила, – сказал кто-то из матросов.

В голосе матроса улавливался страх.

– Подпусти ее ближе, – ответил Силанос.

Он тоже видел, что скорость «Адрастеи» нарастает, а нос галеры с бронзовой, сверкающей на солнце бараньей головой направлен прямо в борт его корабля.

– Затем подай сигнал нашим галерам: пусть развернутся и возьмут в клещи с обоих бортов.

– Будет исполнено, архонт, – сказал матрос.

– Сестру и мать сразу же заковать в цепи, – распорядился Силанос. – Что касается остальных уцелевших, их мы привяжем к свинцовым чушкам и бросим в воду. Веревки отмерить такой длины, чтобы они смогли всплыть почти к самой поверхности. Они будут хвататься за воздух пальцами, но так и не сделают ни глотка. Нет зрелища прекрасней, чем смотреть на тонущего. Особенно когда его до последнего мгновения не оставляет надежда спастись. Это придает зрелищу особую остроту… А для самого тонущего время замедляется, и несколько предсмертных мгновений растягиваются в вечность!

Матросы и солдаты почему-то не разделяли ликования Силаноса. Более того, они были чем-то встревожены.

– Что там еще? – сердито спросил культист, поворачиваясь к ним.

Ответы не понадобились. Силанос и так все понял. Куда подевались передовая и замыкающая галеры? Воды за кормой его корабля были пусты. Галера, шедшая следом, находилась сейчас за скалистым мысом. И впереди – тоже ничего. Передовая галера прошла мимо холмистого отрезка берега и скрылась из виду. Его судно осталось один на один с «Адрастеей». Уверенность Силаноса рушилась, как песочная колонна, подмываемая волной. Он мысленно представил кольцо заграждающих галер и вдруг понял, чем на самом деле являлся этот отрезок наксосского берега.

– Слепое пятно… – прохрипел Силанос.

«Адрастея» неумолимо приближалась, словно боевой топор, летящий в сторону его командирской галеры. Силанос уже видел злобно поглядывающих матросов, старого, прожаренного солнцем капитана, сестру, которая снова сидела на перилах и смотрела прямо на него. Скоро до него донеслись неистовые крики их келевста:

– И-и… раз – налегай… раз – налегай… раз – налегай!

Даже на подходе «Адрастея» продолжала наращивать скорость.

– Держитесь крепче! – закричал Силанос, перекрывая шум пенящейся воды.

Предупреждение мало помогло команде культи-ста. Нос «Адрастеи» перерезал командирскую галеру пополам, круша все на своем пути. Силанос завопил от ужаса, когда его подбросило в воздух. Отчаянно размахивая руками и ногами, культист упал прямо на голову бронзового барана, ударившись об острые рога. Силаноса скрючило. Возникло странное ощущение, будто внизу что-то треснуло и оторвалось. Его сменило еще более странное чувство легкости. Через мгновение Силанос очутился в бурлящей холодной воде. Вокруг было сумрачно. Мимо неслись пузырьки воздуха. Культист взмахнул ногами, пытаясь всплыть на поверхность. Ноги почему-то его не слушались. Глянув вниз, Силанос увидел месиво из собственной кожи и внутренностей, напоминающее щупальца осьминога. Но его удивило не это, а полное отсутствие нижней части туловища и ног. Изумленный, Силанос огляделся и вскоре обнаружил недостающую часть. Его ноги еще продолжали дергаться, опускаясь на морское дно. Тени вверху означали не что иное, как половинки его командирской галеры. Третья тень стремительно удалялась. «Адрастея» уходила в открытое море.

Кто-то резко дернул Силаноса за лоскуты кожи и остатки кишок. Культист заметил стайку рыб, принявшихся пировать на его теле. Онемение, какое он испытывал до сих пор, вдруг прошло, сменившись первыми волнами обжигающей боли, прошедшими сквозь его изуродованное тело. Силанос вспомнил свои недавние слова и убедился, что был прав: предсмертные мгновения тонущего человека действительно длятся вечность.

Люди в масках молчали. Каждый мысленно подсчитывал число брешей в образованном ими круге.

Дверь сумрачного помещения стремительно распахнулась, и в помещение вошел еще один культист. Его резкие шаги и вздымающие плечи говорили, что он принес весть о новых бедах.

– Она сбежала! Это поганая шлюха снова сбежала. Причем вместе с матерью.

– Силанос их не остановил?

– Тело Силаноса лежит на морском дне!

Собравшиеся возмущенно переговаривались, пока один не спросил:

– И куда она держит путь теперь?

– Прямиком в яму со змеями, – ответил вестник. – В Спарту.

Недовольство сменилось радостными возгласами:

– Тогда нужно известить Красноглазого Льва…

«Адрастея» неслась по волнам, оставляя за собой пенный след. Холодный осенний ветер подхватывал клочья пены. Обвязавшись веревкой, Реза раскачивался возле носа галеры, убирая обломки корабля Силаноса, застрявшие в обшивке, и сбивая долотом окаменевшие останки вражеских тел, оказавшихся на пути тарана.

Кассандра с матерью стояли на корме, в тени «скорпионьего хвоста».

– Силанос погиб, а после него паросская блокада рассыплется сама собой, – говорила Кассандра, пытаясь развеять тревогу Миррин. – Аспасия – сильная и мудрая женщина. Она будет искренне заботиться о своих наксосских подопечных.

Миррин рассеянно кивала. Чувствовалось, ей не хотелось слышать о случившемся. Аспасия – беженка из Афин, захваченных Клеоном, – заняла ее место, став архонтом Наксоса.

– Знаешь, Кассандра, я всегда буду тревожиться о судьбе Наксоса, но сейчас меня больше волнует то, что ждет нас впереди.

Миррин смотрела на темную полосу суши, становящуюся все шире. Это был первый из трех каменных пальцев, протянутых в море с лаконийского побережья.

– Карты утверждают, что перед нами Лакония. Но мое сердце видит страну призраков.

По телу Кассандры пробежала дрожь. Она вспомнила, что еще ни разу не заводила с матерью разговор о признании Николаоса.

– Прежде чем мы сойдем на берег, я хочу спросить у тебя кое-что.

Миррин замерла.

– Кто я? Человек, которого я считала своим отцом, был всего лишь моим воспитателем.

У Миррин задрожала нижняя губа. Попытки заговорить кончились рыданиями. Кассандра крепко обняла мать и поцеловала в макушку:

– Тебе незачем отвечать мне сейчас. Расскажешь, когда будет подходящее время.

Миррин кивнула. Обе молча стояли обнявшись, пока не услышали шаги.

– За берегом ведется тщательное наблюдение, – сказал Варнава. Он кружил по галере, выбирая наиболее удобное место для собственных наблюдений. – Видите башенки и сигнальные огни на холмах? В тех местах подходить к берегу опасно. Если нас не забросают зажигательными стрелами, воины в красных плащах подстерегут нас, едва мы ступим на сушу. Кассандра помнит, как они обошлись с афинянами во время сражения на Мегариде.

– Ты пытаешься нам сказать, что выбраться на берег невозможно? – спросила Кассандра.

– Для «Адрастеи» нет ничего невозможного, – подмигнул ей Варнава.

В тот же день они обогнули второй каменный палец. Сильный ветер сменился штормовым. Его порывы ударяли, как плетью. В ушах свистело. Море превратилось в бурлящий котел. Геродот весь день не отходил от перил. Его рвало. После каждого приступа тошноты он взывал к богам о милосердии.

Галера подошла к полосе черных отвесных скал. Волны не давали им просохнуть, отчего те блестели даже в сумраке. Над головой нависали распухшие свинцово-синие тучи. Приливные волны с оглушающим грохотом бились о скалы, высоко вздымая фонтаны пенных брызг. Спартанских сторожевых башен в здешних местах не было. Ничего удивительного, если и самого берега не существовало. Однако Варнава распорядился поворачивать именно к скалам.

– Ты никак избрал местом высадки самую мрачную часть самого мрачного царства? – перекрывая ветер, крикнула Кассандра.

Варнава, управлявшийся с парусом, гребцы и стоящий на руле Реза засмеялись.

– Подожди. Скоро сама увидишь.

«Адрастея» неслась прямо на черную стену. Геродот тоненько взвыл от ужаса. Кассандра и Миррин поспешили к корме, страшась, что их вот-вот разобьет о скалы. Страшные мгновения продолжались… пока в стене не появился проем.

Рев бури неожиданно стих. Беснующиеся галерные канаты обвисли. Судно несло по течению. Теперь и Кассандра увидела этот почти незаметный проход в черной толще скал, ширины которого едва хватало, чтобы протиснулась одна галера. Проход оканчивался небольшой овальной бухтой, окруженной все теми же черными громадами. Длина бухты равнялась примерно длине полета стрелы.

– Об этом месте знают немногие, – сказал Варнава.

Взгляд его сделался отрешенным, а голос понизился до шепота. Капитан взглянул на свинцовое небо, раскинул руки и с восхищением произнес:

– Я называю эту бухту «Глазом богов».

Кассандра, Миррин и Геродот молча оглядывались по сторонам.

Мимо вразвалку прошел Реза, сматывая провисший канат.

– А я называю ее «Задницей Кроноса».

Уязвленный Варнава велел матросам готовиться к причаливанию. Галера подошла к длинной скальной полосе (черной, как и все окружающие скалы), служившей естественным причалом. Выступ над головами служил защитой от ветра и бури, которые продолжали бесноваться высоко в небе и у расщелины. Стемнело. Матросы развели костер.

Кассандра жевала хлеб, то и дело макая ломоть в горшочек с наксосским медом. Варнава и Геродот о чем-то спорили. Молодая женщина невольно прислушалась к их спору.

– Это подделка! – насмешливо заявил Геродот.

– Нет! – возразил обиженный Варнава. – Смотри!

Он снял с шеи медальон и поднес к самому носу историка.

– Подлинный образец мудрости Пифагора!

Теперь Кассандра обратилась в слух, вспоминая их с Геродотом разговор возле статуи льва в Фермопилах. Историк тогда говорил, что со смертью Пифагора Эллада лишилась не только легендарной личности, но и потеряла величайшие знания.

– Ты обзавелся этой вещицей на Наксосе? – спросил Геродот.

– Где же еще?

– И сколько торговец взял с тебя за нее? Интересно знать, почем нынче людская наивность?

Варнава отодвинулся от него и негромко выругался.

– Я не покупал медальон, – сказал капитан. – Мне его подарила Фотина.

– Ах да, твоя наксосская пассия, – усмехнулся Геродот.

– Да. Подарила в знак нашей любви. Прежде медальон принадлежал ее мужу Мелитону, который однажды уплыл, да так и не вернулся.

Кассандра навострила уши. Прозвучавшее имя еще ярче воссоздало в памяти тот разговор в Фермопилах. «Как-то летом встретился мне странник. Невысокого роста, довольно упитанный. Звали его Мелитон. Он плавал по Эгейскому морю в суденышке, которое правильнее было бы назвать корытом… В молодости Мелитон потерпел кораблекрушение, и его выбросило на берег Тиры».

Геродот перестал усмехаться. Хмуря брови, он взял у Варнавы медальон и стал внимательно разглядывать. Кассандра сумела увидеть «мудрость Пифагора» лишь мельком. Медальон представлял собой осколок черной скалы. На ее поверхности был вырезан странный символ. Почувствовав на себе взгляд Кассандры, Геродот прекратил разглядывание и поднял голову. Их глаза встретились. Во взгляде историка мелькали тысячи вопросов. Столько же их бурлило и в мыслях Кассандры.

– Долго ли продлится наша стоянка? – спросил кто-то из матросов, вклиниваясь в ее раздумья.

Кассандра повернулась к нему и напрягла память, стараясь вспомнить путь от берега до ее прежнего дома. Однажды в детстве она отправилась из Спарты на побережье. Николаос тогда учил ее плавать в бурном море. Путешествие показалось ей необычайно длинным, хотя на самом деле заняло всего день или чуть больше.

– Завтра мы отправимся в путь. Я и мама.

Геродот, Варнава и матросы с беспокойством посмотрели на нее.

– Возьми хотя бы нескольких человек для сопровождения, – попытался уговорить ее Варнава.

– Нет. Только мы вдвоем и больше никто. Путешествие может занять некоторое время.

Капитан и матросы привыкли к подобной манере ее разговора и знали: настаивать бесполезно.

– Тогда на время вашего отсутствия надо спрятать галеру, – заключил Варнава, глядя в темное небо. – Какой бы потаенной ни казалась эта бухта, спартанские дозорные иногда наведываются и сюда. Если они сунутся в бухту и увидят корабль, нас попросту убьют.

– И как это ты спрячешь целую галеру? – недоверчиво спросил Геродот.

Варнава выразительно посмотрел на Резу. Рулевой и двое матросов встали и принялись за дело. Они опустили мачту и закрепили все болтающиеся снасти. Потом матрос приставил к борту железную сваю. Реза взмахнул тяжелым молотком, ударив по концу сваи. Треск ломающейся древесины эхом отразился от скал. Когда он стих, послышалось громкое бульканье.

– Боги! – возопил Геродот.

Из раскрытого рта историка выпал недожеванный хлеб. «Адрастея» скрылась под водой. Виднелись лишь палубные перила. Затем Реза и его помощники поочередно принялись нырять в воду с веревками. Постепенно галера целиком погрузилась на дно.

– Ребята привязывают камни к остову, чтобы галера случайно не всплыла, – пояснил Варнава. – Деревянные части морская вода не повредит. Сверху никто наше судно не увидит. А пока мы не попадаемся спартанцам на глаза, никто не узнает, что мы здесь. Когда понадобится поднять судно, мы перережем веревки и заделаем пробоину.

Геродот успел достать восковую дощечку. Стилус летал по поверхности. Историк торопился запечатлеть удивительный и даже ошеломляющий способ укрытия судна. Реза с помощниками вернулись к огню, где насухо вытерлись после купания в холодной воде. Вскоре они откупорили кувшин вина и принялись рассказывать скабрезные истории о своих былых похождениях. Матросам стало жарко, о чем свидетельствовали раскрасневшиеся щеки.

Кассандра сидела в обнимку с Миррин, потягивала вино и смотрела на своих развеселившихся помощников. Сверху ударил ветер, обдав щеку молодой женщины холодом. Кассандра подняла голову к темному кругу вечернего неба с несущимися облаками и погрузилась в раздумья о грядущих днях.

В одной из мессинских конюшен они купили двух гнедых жеребцов, заплатив вдвое больше обычного, чтобы избежать дополнительных расспросов любопытного конюха. Небо очистилось, и теперь сияло зимней синевой. Путь Кассандры и Миррин лежал через каменистые холмы. Теплые шерстяные покрывала отчасти спасали их от холодного воздуха и порывов восточного ветра.

Через какое-то время холмы расступились и открылся вид на Священную землю – протяженную долину, заслоненную с востока цепью Парнонских гор, а с запада – Тайгетских. Кассандра смотрела на угрюмые склоны Тайгета, и давние воспоминания вспыхивали в ней, как лихорадка в теле больного. Молодая женщина вновь слышала голоса того страшного вечера. А тут еще Икар, паривший в небе, разразился гневными криками, и все они, похоже, были обращены к западной горной цепи. Только рука Миррин, коснувшаяся бедра дочери, смогла разогнать жуткие воспоминания.

Кассандра переместила взгляд на равнину, прорезанную синими жилами ручьев и речек. Все они впадали в главную здешнюю реку – Эвротас. Среди золотисто-зеленых густых лесов и колышущихся пшеничных полей виднелись небольшие селения с деревянными и кирпичными домами. Пять самых крупных селений были сосредоточены вокруг сердца равнины. Их строения блестели знаменитым мрамором с голубыми прожилками.

– Спарта, – едва слышно прошептала Кассандра. Со стороны могло показаться, что женщины наслаждаются путешествием. Но обе чувствовали нарастающую тяжесть в животе и, конечно же, ощущали, что их родные места становятся все ближе. Как бы они ни старались, мысли постоянно соскальзывали в прошлое. В разгар дня Кассандра с Миррин достигли Эвротского леса, оказавшись под тенистым покровом оливковых деревьев и жилистых, искривленных дубов. Золотистые листья вокруг заговорщически перешептывались, а ветер нес известие о возвращении спартанок на родину. Кружащие листья, казалось, следили за женщинами, двигаясь следом, а каждый тенистый уголок был полон шпионов, знавших, кто они такие и откуда. Кассандра сердилась на разыгравшееся воображение. Какие шпионы, если до сих пор им не встретилось ни души?

Словно отвечая на ее вопрос, впереди послышалось угрожающее рычание волка и испуганные детские крики.

Кассандра дотронулась до плеча матери, подавая сигнал остановиться. Как всегда в таких случаях, ее зрение обострилось. Сквозь частокол теней молодая женщина увидела троих мальчишек с наголо обритыми головами. Вся их одежда состояла из красных плащей. Они подпрыгивали и откатывались, едва уворачиваясь от разинутой пасти громадного серого волка. Зверь не видел в них угрозы. Двоих он просто отшвырнул, мотнув своей сильной головой. Третий замешкался. Волк прыгнул на него и схватил за горло.

Кассандра выскользнула из седла.

– Кассандра, что ты делаешь? – прошипела Миррин, веля дочери остановиться. – Мы же в Спарте. В этом лесу упражняются ученики агогэ. Неужто забыла?

Но Кассандра упрямо шла вперед, пока не оказалась на краю поляны. Волк тряс мальчишку, будто тряпичную куклу. Лицо маленького спартанца утратило румянец, сделавшись серым. В этот момент мальчишка увидел Кассандру…

Размахивая копьем, она выскочила на поляну, полоснув по волчьему боку. Раненый зверь взвыл от боли, бросил мальчишку и скрылся в лесу. Кассандра опустилась на колено, приподняв пострадавшего. У маленького спартанца была сломана шея.

– Мама? – прохрипел мальчишка, глядя на Кассандру расширенными зрачками.

– Я не твоя мама, – тихо ответила она.

– Скажи ей, что она… она должна гордиться мной. Я сражался с волком и не испугался.

Кассандра очень хорошо понимала его состояние.

– Как мне холодно, – вдруг всхлипнул мальчишка.

Кассандра прикрыла его своим плащом. Маленький спартанец шумно, с присвистом дышал. Вскоре свет жизни исчез из его глаз. Кассандра опустила тело на траву.

– Что ты тут делаешь, чужестранка? – послышался сердитый мужской голос.

Кассандра обернулась, увидев взрослого бородатого спартанца. На нем тоже был красный плащ. Черные волосы висели несколькими длинными косичками. Глаза спартанца сверкали, словно раскаленные медные прутья.

– Я проходила мимо. Увидела, что ребятам грозит беда, и решила помочь.

– Она врет! – со злорадством выкрикнул один из уцелевших мальчишек. – Она попыталась убить волка и забрать всю славу себе.

– Ты посмела вмешаться в обучение спартанцев, а потом еще и соврала о том, как все было? – зашипел взрослый. – Этот мертвый малыш мог бы преподать тебе урок доблести.

Мужчина шумно выдохнул, подзывая мальчишек. Один из них подхватил мертвое тело.

– Никогда не оставлять тело товарища непогребенным, – хором пробормотали оба маленьких спартанца и поспешили удалиться.

Взрослый задержался, чтобы на прощание пригрозить Кассандре.

– Возвращайся туда, откуда явилась, иначе вскоре на собственной шкуре испытаешь спартанскую неумолимость…

Кассандра вернулась к матери. Миррин посмотрела на нее так, что Кассандра вновь почувствовала себя семилетней девчонкой.

– Ты была не вправе вмешиваться. Ты прекрасно знаешь: испокон веку в этих лесах спартанские мальчишки закаляют тело и характер, становясь мужчинами.

– Какая Спарте польза, если они окажутся в волчьем брюхе? – огрызнулась Кассандра.

– Если они настолько слабы, что не могут убить волка, Спарте такие воины не нужны! – парировала Миррин.

Час они ехали в тягостном молчании. Миррин заговорила первой.

– Все дело в этом месте, – сказала она и вздохнула, словно извиняясь за недавнюю резкость. – Воздух, запахи, краски. Всё это обступает меня со всех сторон, давит, напоминает о требованиях, предъявляемых к спартанцам. О моей прежней жизни, когда я считала эти места своей родиной.

– Ты была права. Мне не надо было вмешиваться. Мальчишку я все равно не спасла, – возразила Кассандра.

– Кто ты теперь? – устало вздохнув, спросила Миррин. – Спартанка? Гречанка?

– Скиталица без роду и племени, – договорила за мать Кассандра, выдержав ее взгляд. – Отчасти я – спартанка, и этого мне никогда не изменить. А в остальном? Кто я такая, чтобы отказывать себе в любви, сострадании, в праве горевать?

Губы Миррин неохотно сложились в печальную улыбку.

– Мы с тобой думаем одинаково, – помолчав, сказала она. – Свой старый дом мы покидали спартанками. А возвращаемся сюда совершенно иными созданиями.

Они поехали дальше.

Лес поредел, и они въехали в Питану – одно из пяти главных селений Спарты. Как и все спартанские города, Питана не имела крепостных стен. Кассандре вспомнилась старинная поговорка, которую она часто слышала от Николаоса: «Спартанцы – вот стены Спарты. Острия их копий – ее границы».

Всадницы выехали на широкую, мощенную плитами дорогу. По обеим сторонам стояли дома и мастерские: все с белыми стенами и красными черепичными крышами. Сладковатый запах дыма смешивался с резким, отдающим медью запахом спартанской кровяной похлебки. В кузнице ритмично стучал молот. Из маленького храма в центре селения доносились негромкие песнопения жреца. Кассандра узнала все места своего детства. Коптильные стойки близ колодца, где она любила играть. Арсенал с дверью, поблескивающей бронзовыми накладками. Таверну с фигуркой крылатого коня над входом. Здесь почти ничего не изменилось.

Женщины ехали, глядя вперед, пряча за внешней бесстрастностью воспоминания и чувства, теснящиеся внутри. Мимо них в обе стороны шли илоты, сгибаясь под тяжестью нош. Шапки из собачьей кожи на голове каждого свидетельствовали о низком положении этих спартанских рабов. Возле длинных, приземистых казарм воины в красных плащах точили копья. Они всегда были при оружии.

На крыльце дома сидела женщина и молола зерно. Темный пеплос закрывал ее тело с головы до пят… кроме разреза на боку, открывавшего ногу от ступни до бедра. Рядом, на столике, лежали небольшие мешки с мукой. Мальчишка (судя по всему, ее сын) подкрался сзади, протянул руку и схватил один мешок. Улыбаясь во весь рот, он собрался ускользнуть, как вдруг мать встала. Мельница с грохотом упала на пол. Зерно и пшеничные колосья полетели во все стороны. Молниеносно повернувшись к сыну, женщина схватила его за горло, приподняла и левой рукой наотмашь ударила по лицу. Кассандра услышала хруст ломающихся костей.

– Неуклюжая тварь! Олух! – закричала женщина, швырнув сына на пол. – Даже мешка муки толком украсть не можешь. Так и вырастешь слабаком и растяпой!

Пока провинившийся выдерживал град словесных стрел, другой мальчишка (судя по всему, брат несчастного) подкрался, схватил два мешка и убежал, незамеченный матерью. Несколько спартанцев, видевших всю сцену, негромко смеялись в знак одобрения и похлопывали себя по бокам, аплодируя хитрецу.

Всадницы подъехали к развилке. Дорога, уходящая вправо, вела к спартанской цитадели на вершине невысокого плоского холма. Место, где сходились все пять самых древних спартанских селений. Мраморные стены цитадели не имели внешнего ограждения. В ней обитали спартанские цари… включая и вероломного Красноглазого Льва. Но взоры Кассандры и Миррин были обращены влево; туда, где на окраине Питаны уныло стоял забытый дом. Обе женщины молча направили лошадей к нему и вскоре остановились возле давным-давно закрытых железных ворот. Кассандра вспомнила, как безмятежно начинался тот страшный вечер. Вся их семья сидела у огня: отец, мать, малыш Алексиос и она. Икар, никогда не бывавший в этом доме, казалось, почувствовал тоску Кассандры и испустил грустный крик, обращенный к воротам и входной двери.

– Этот дом принадлежит нам по праву. Он снова станет нашим, как только мы избавим Спарту от царя-предателя, – сказала Миррин.

– Это владение числится за Стентором, – послышался голос у женщин за спиной.

Кассандра обернулась, увидев высокого, крепко сложенного спартанца. На мгновение ей показалось, что завяжется бой. Но затем задумчивое выражение на лице молодого человека и прямые волосы до плеч показались ей смутно знакомыми…

– Брасид? – прошептала Кассандра и шагнула навстречу старому знакомому.

Миррин попыталась ее удержать.

– Мама, Брасид нам друг, – объяснила Кассандра. – Он помог мне убить Дельца.

– Вообще-то, я привык думать, что это ты помогала мне с ним расправиться, – изумился Брасид. – Но пусть будет по-твоему.

Он кивнул в сторону пустующего дома:

– Как я уже говорил, владение закреплено за Стентором. Но он вечно где-то воюет. Получается, что после исчезновения Волка дом пустует.

Миррин и Кассандра вовремя удержались, чтобы не вздрогнуть и не переглянуться.

– Но я знаю, кто вы такие. У вас со Стентором равные права на дом. Только убеждать в этом надо не меня.

Брасид оглянулся на невысокую мраморную цитадель.

– Мы так и так намеревались встретиться с царями, – сказала Кассандра.

Напрасно Брасид пытался угадать по ее лицу цель этой встречи. Лицо молодой наемницы оставалось бесстрастным.

– Тогда мне придется вас представить, – с легким поклоном произнес Брасид. – Как-никак, прошло столько времени…

Местность вокруг цитадели была совсем не похожа на афинский Акрополь. Высота кургана не превышала одного этажа. Пологие склоны были частично замощены, а в остальных местах поросли травой, среди которой поднимались кипарисы. Путь туда пролегал мимо гимнасия под открытым небом, где обнаженные мужчины состязались в беге по кругу. Вдоль круга стояли женщины, которые поносили отстающих и даже плевали им под ноги. Когда один споткнулся и упал, какая-то женщина обругала его, перемахнула через изгородь и, сбросив тунику, пустилась догонять бегунов. Ее лицо исказилось от телесного напряжения, но она все-таки догнала мужчин. Появление женщины устыдило их. Уставшие ноги заработали с новой силой. Зрители криками подбадривали бегунью, которая теперь мчалась вровень с мужчинами и норовила вырваться вперед. В стороне от бегового круга рабы-илоты смазывали маслом тела борцов. Одна пара, сверкая мускулами, уже состязалась в панкратионе. За гимнасием находился театр. День был будний, и зрителей на светло-серых каменных ярусах собралось не так уж много. Но те, что пришли, одобрительными криками и рукоплесканиями поддерживали актера. Пьеса была театральной версией легенды о Кадме. Актер подпрыгивал и кувыркался, показывая воинское мастерство. Трое илотов в ярко раскрашенном одеянии изображали фиванского дракона. С соседнего холма слышалось предсмертное блеяние барашка, положенного на алтарь Венеры. Барашек успел проблеять в последний раз, а через несколько мгновений руки жреца, перепачканные горячей кровью, вознесли баранье сердце к небесам. Жрец нараспев затянул древнюю молитву.

У самого подножия кургана Кассандра и Миррин увидели двоих молодых парней с бритыми головами. Вооружившись бактерионами, они избивали несчастного, распростертого на земле илота. Кассандра очень давно не видела, как творится криптия – показательные избиения илотов, призванные держать их в страхе перед спартанцами. Судя по бритым головам, парни совсем недавно окончили обучение в агогэ. Им пока не разрешалось отращивать волосы и бороды, зато давалось полное право измываться над илотами. «Раб должен жить в постоянном трепете перед господином», – вспомнились Кассандре поучения из детства.

– Пес поганый, ты будешь смотреть мне в глаза? – крикнул один из парней.

Лицо илота почти целиком превратилось в кровавую лепешку. Остальные илоты стояли, опустив головы и не смея вступиться за товарища. Когда избитый раб потерял сознание, палач подошел к ближайшей кучке илотов и не глядя протянул руку. Раб спешно подал ему полотенце. Спартанец стер кровь с рук и швырнул полотенце илоту под ноги. Культ был повинен в злодеяниях, творившихся здесь во времена детства Кассандры. Но Спарта всегда отличалась жестокостью и непримиримостью. Порой ее называли чудовищем, чьи клыки и когти красны от крови.

Поднимаясь по склону кургана, мать и дочь прошли мимо старинного каменного святилища. Кассандра почти забыла о его существовании, но шепот копья напомнил ей о нем, и перед мысленным взором замелькали картины ее остановки в Фермопилах. Дрожь охватила Кассандру, когда она взглянула на старую гробницу и прочла надпись, высеченную над входом: «Леонид».

– Он идет с нами, – шепнула Миррин, подбадривая дочь. – И его кровь по-прежнему истинна и полна силы.

Святилище осталось позади. А впереди поднимался прямоугольный царский зал, увенчанный красной черепичной крышей, которая держалась на голубых дорических колоннах. Над высокими дверями замерла статуя воинственного Зевса Вседержителя, хмуро взирающего на женщин и Брасида. У входа стояли двое караульных в парадных (по спартанским понятиям) доспехах. На головах сверкали начищенные коринфские шлемы. Доспехи состояли из рельефных кожаных кирас с бронзовыми накладками на плечах и кроваво-красных плащей. Караульные были вооружены отменными копьями, наконечники которых повторяли очертания наконечника Леонидова копья. Вместо ярких щитов с лямбдой они держали простые черные щиты. Кассандра вспомнила, что перед ней гиппеи – отборнейшие воины, составлявшие царскую гвардию. Такие не пропустят внутрь кого угодно. Глаза караульных внимательно следили за пришельцами сквозь прорези в шлемах. Когда все трое подошли ближе, тела караульных едва заметно подались вперед, готовые атаковать непрошеных гостей.

Брасид заговорил первым.

– Хайре! – произнес он, поднимая руку в приветствии. – Я привел друзей. Им необходимо побеседовать с царями.

Караульные тоже вскинули руки.

– Приветствуем, лохаг Брасид! – хором произнесли они и расступились, не задавая вопросов.

– Лохаг? – удивленно прошептала Кассандра, когда двери открылись. – Выходит, нынче ты командуешь одним из пяти священных полков?

– У тебя, мисфиос, были свои дела, а у меня – свои, – с едва заметной улыбкой ответил Брасид.

Казалось, в зале поселился рычащий дракон. Но гул исходил не от чудовища, а из глоток сотен зрителей, чьи кулаки дубасили воздух, а кричащие рты выбрасывали брызги слюны. Кассандре на мгновение показалось, будто она попала в кефалинскую таверну, где часто устраивались поединки. Она присмотрелась к участникам поединка. Один – молодой мужчина приятной внешности. Второй – значительно старше его, с гривой седых тусклых волос и гневными, налитыми кровью глазами… Неужто это царь Архидам?

Соперники откатились в стороны. Архидам вскочил на ноги, взмахнул копьем, направив острие прямо в горло лежащему противнику.

– Сдаешься, Павсаний? – прорычал он сквозь зубы.

Павсаний тяжело дышал. Он был похож на одураченного сторожевого пса. Чувствовалось, поражение разозлило царя, и он, сокрушенно махнув рукой, угрюмо ответил:

– Да.

Архидам отвел копье. Зрители восторженно заорали. Выражение лиц обоих царей изменилось. Удовлетворенно посмеиваясь, Архидам протянул Павсанию руку. Молодой царь схватился за нее и встал.

– Эдикт Архидама утвержден, – с улыбкой произнес Павсаний. – На подмогу Беотии мы отправим мессинских новобранцев.

Кассандра ошеломленно моргала. Нет, ей не привиделось. Цари только что решили государственный вопрос. В детстве ей не доводилось бывать во дворце, но она слышала рассказы других. Ей вспомнился симпосий у Перикла. Какой-то пьяный афинянин потешался над варварским способом голосования спартанцев. «У них побеждает предложение того, чьи сторонники перекричат другую сторону», – разглагольствовал старый афинский козел. Видел бы он сегодняшнее голосование! Победила не мудрость и рассудительность, а телесная сила и ловкость.

Возбужденные зрители покидали дворец, словно волны отлива, удалявшиеся от берега. Многоярусные скамейки вдоль стен быстро опустели. Но ушли не все. Почти три десятка лысых, согбенных стариков продолжали сидеть на своих местах. Герусия. Спартанский совет старейшин. Двадцать восемь старцев, немощных телом, но, если верить слухам, обладающих мудростью. Цари прошли в дальний конец зала, где на возвышении стояли их троны. Когда они расселись, герусия принялась дружно стучать посохами в пол, приветствуя исход поединка. Еще пятеро в серых одеждах встали позади тронов. Они не проявляли никакого восторга. Эфоры. Сердце Кассандры замерло на мгновение. Она смотрела на эфоров, вспоминая того старика, похожего на грифа, что хотел сбросить Алексиоса с вершины, но вместо этого сам разделил его участь. Вглядевшись, Кассандра поняла: сейчас перед ней стояли другие эфоры. Нынешним шел четвертый и пятый десяток. Ненависть молодой женщины угасла. Сами по себе эфоры не были злой силой. «Все злодеяния творил культ, – напомнила Кассандра себе. – Культ отличался умением проникать в любую щель». Да, эфоры относились к царям без обожания. Цель их служения была иной. «Спарта – это двуглавый пес, которого держит на цепи пятиглавый хозяин».

– Здравия тебе, Брасид! – громко произнес Павсаний, приветственно вскидывая руки. – Что привело тебя сегодня к нам?

Брасид подвел Кассандру и Миррин к невысокому помосту с тронами царей и начал рассказывать, кто эти женщины. Павсаний слушал с неподдельным интересом. Архидам ссутулился на троне. Седая грива закрыла его плечи. Выражение лица у старшего царя было презрительно-подозрительным, а налитые кровью глаза смотрели на Кассандру и Миррин так, как мясник глядит на кусок мяса.

– …они пришли заявить о своих правах на родовое владение. Там сейчас никто не живет.

– Кто они такие? – спросил заинтригованный Павсаний. – Из какого рода? На чье владение претендуют?

Только сейчас красные глаза Архидама вспыхнули. Он узнал Миррин.

– Ты?! – загремел он, стремительно вскакивая с трона, ножки которого заскрипели.

Негодующий взгляд Архидама переместился на Кассандру. Царь все понял.

– И ты?!

Рыча, как зверь, он схватил копье и бросился на женщин. Только проворство Павсания удержало старшего царя.

– Убери руки, иначе, клянусь Зевсом Вседержителем, я убью и тебя! – заверещал Архидам.

– Отчего ты так разозлился на них? – недоумевал Павсаний.

– Они из рода Леонида… из опозоренного рода.

Лицо Павсания побледнело.

– Трагедия на Тайгете много лет назад? – спросил он, пристально глядя на дочь с матерью.

Кассандра молчала. Ее глаза, влажные от слез, ответили вместо молодой женщины.

– И они дерзнули вернуться, – проворчал Архи-дам. – Я считал вас обеих мертвыми, и лучше бы вам такими и оставаться.

Павсаний встал между злобствующим царем и женщинами.

– Они явились, исполненные смирения. И потом, Брасид ручается за них. Это так?

Брасид кивнул, добавив:

– В годы войны Кассандра доблестно сражалась на стороне Спарты. Она помогла мне освободить Коринф от негодяя, подмявшего город под себя.

– Они из рода самого знаменитого нашего царя, – подхватил Павсаний, поворачиваясь лицом к Архидаму. – Может, не стоит спешно обрушивать спартанскую кару на их головы?..

Павсаний продолжал увещевать старшего царя, говоря уважительным тоном и тщательно подбирая слова. Архидам несколько раз оборачивался в сторону Миррин и Кассандры, и его глаза пылали неутихающим гневом. Затем пожилой правитель устало опустился на трон.

– Если ты хочешь вернуть родовое владение, – ворчливым тоном произнес Архидам, обращаясь к Миррин, – твоей дочери вначале придется кое-что сделать для меня. Искупить былой позор. Доказать, что она достойна своего предка.

Кассандра ждала. Глаза Архидама вспыхнули снова, а рот, полный желтоватых зубов, разошелся в улыбке.

– По весне отправишься на север. Повоюешь в Беотии, поможешь Спарте укрепиться в тех землях.

Герусия, следившая за происходящим, удивленно вздохнула. Старейшины осознавали тяжесть поручения.

Павсаний ухватился за шаткое согласие старшего царя.

– И тогда справедливость будет восстановлена.

Перезимуете здесь. Я позабочусь о жилье для вас.

Павсаний хлопнул в ладоши. К нему подбежал илот с восковой дощечкой в руках. Царь что-то пробормотал рабу. Тот быстро записал слова правителя, а затем Павсаний вдавил в воск свой перстень с печатью, утверждая написанное.

Перстень с печатью! Кассандра затаила дыхание. Ее чувства обострились. Вместе с матерью молодая женщина с ужасом взирала на перстень. На нем был вырезан… серп восходящей луны. «Значит, перстень с львиной мордой…» Кассандра метнула взгляд на Архидама. Тот все так же сердито поглядывал на женщин. Мозолистые руки царя были сложены, и Кассандре было никак не увидеть изображение на перстне старшего царя.

– Дом невелик, но вам там понравится, – продолжал Павсаний, перегибая дощечку. – А в зимние месяцы вы поможете нашему атлету Тестиклу подготовиться к Олимпийским играм. Чем больше у него соперников для упражнений, тем лучше.

– Ну что, наследница Леонида? Берешься выполнить мое задание? – спросил Архидам, и его улыбка стала еще шире.

Он расцепил руки. Наконец-то Кассандра смогла разглядеть перстень старшего царя. Ее сердце гулко забилось… Печатью царского перстня служило изображение… парящего сокола. «Как такое может быть?» – лихорадочно спрашивала себя Кассандра.

– Тебя что-то не устраивает? – усмехнулся Архидам.

Жизнь научила Кассандру сомневаться во всем. Но сейчас, стоя перед царскими тронами, она ощущала железную уверенность, что Архидам и есть царь-предатель, который посылает ее в Беотию на верную смерть. Если там молодую наемницу ожидает ловушка, это докажет его связь с культистами.

Герусия, эфоры, караульные-гиппеи – все смотрели на Кассандру в ожидании ответа.

– Я выполню твое задание.

13

– Эй, вернись! – кричал Тестикл. – Намажь меня!

Кассандра подхватила свой плащ и набросила на голое тело.

– Сам намажешься. Ты пьян… и в никудышном состоянии.

Кассандра покинула гимнасий, оставив непутевого атлета валяться в пыли, куда свалила его три раза подряд. Так закончились их сегодняшние состязания в панкратионе. Тестикл был идиотом, но парень ей нравился. Возможно, потому, что он был совсем не типичным спартанцем. Любил шутки, проказы… и выпить.

Зима была долгой. Вечера коротали, попивая вино и слушая вдохновенную спартанскую поэзию. Были игры, состязания, упражнения в силе и ловкости. Кассандра даже сумела убедить Павсания, и он позволил Варнаве, Геродоту и матросам выбраться из мрачной бухты. Теперь они жили на правах гостей молодого царя. Землю вокруг цитадели покрыл тонкий слой инея, но на лугах вокруг храмов уже появились подснежники, а в ветвях кипарисов пели птицы. Весна почти наступила. Завтра Кассандре надлежало отправиться на север, вновь ощутить себя в шкуре наемницы и изменить ход сражений в далекой Беотии. За зиму она узнала, насколько глубоко увязли там и спартанцы, и афиняне. Какой же дурой она была, согласившись на задание Архидама. Кассандра постоянно искала подтверждения двуликости старшего царя и не находила. Архидам – та еще змея. В этом Кассандра не сомневалась. Но обвинить царя или атаковать его как врага-культиста молодая наемница не могла без весомых доказательств.

Кассандра миновала их старое владение, остававшееся закрытым, и подошла к домику, который отвел им Павсаний. В скромном жилище было всего две комнаты. Молодая женщина умылась и присела на пороге, утоляя жажду водой, настоянной на ягодах. Взгляд Кассандры был устремлен к гробнице Леонида. Высота солнца подсказала ей время: почти полдень. Устало вздохнув, Кассандра встала и пошла туда.

«И зачем матери понадобилось назначать мне встречу в этом святилище да еще в полдень?» – недоумевала молодая женщина. Миррин и Брасида завтра тоже ждала дорога. Из Спарты они отправятся в соседнюю Аркадию, где проведут весну и лето. Миррин добыла сведения, указывающие на принадлежность к культистам тамошнего архонта Лагоса. Если сведения подтвердятся, мать найдет способ развязать ему язык и узнать, кто из двух спартанских царей – предатель.

Кассандра вошла в старинную гробницу, застав Миррин на коленях. Мать стояла возле светильника, под величественной и аскетичной статуей царя Леонида. Он был запечатлен обнаженным, с шлемом на голове. В руках – копье и щит. Кассандра опустилась на колени рядом с матерью.

– Леонид был последним настоящим героем Спарты, – сказала Миррин. – Если бы не его мужество, все мы жили бы под персидским игом.

– Какое отношение это имеет ко мне и моему путешествию на север – туда, где одни греки убивают других?

– А тебе известно, почему Леонид, невзирая на все трудности и опасности, отправился к Жарким Вратам?

– Известно. Не в пример мне, он был сильной, героической личностью, – огрызнулась Кассандра.

– Достань копье, – невозмутимо попросила дочь Миррин.

Кассандра недоверчиво сощурилась, но копье достала.

– Последний раз меня просил об этом Геродот, когда…

Миррин поднесла копье к статуе. Кассандре показалось, что ее ударила молния.

Я нахожусь в царском зале, но выглядит он по-другому. Старинные троны кажутся новее и крепче. Почему-то они пустуют.

– Спарта не будет воевать. Таково предсказание пифии! – восклицает похожий на скелет человек за троном.

«Эфор», – догадываюсь я. Остальные четверо целиком его поддерживают. У двоих на лицах знакомые мне отвратительные маски. Еще двое держат их в руках. Эфоры образуют круг, в середине которого – изможденная старуха. Стоя на коленях, она что-то бормочет, раскачиваясь из стороны в сторону. Я узнаю прозрачные одежды, позвякивающие украшения… Пифия! Оракул подчиняется им, будто собачонка!

У тронного возвышения я замечаю одинокую фигуру, стоящую ко мне спиной.

– Не смешите меня вашей болтовней. «Таково предсказание пифии»! Я прекрасно знаю: пифия говорит лишь то, что вы ей велите. Слишком долго она была вашей марионеткой. Настало время обрезать ниточки, за которые ее дергали.

– Ох, Леонид. Времена героев миновали. Думаешь, твоя кровь делает тебя особым? Если вскрыть тебе жилы, она точно так же вытечет и уйдет сквозь трещины в полу. Ты такой же, как все.

Теперь я понимаю, где нахожусь и в какое время.

Леонид поднимает копье и нацеливает на эфора:

– Ты хотел сказать, что я – пустое место? Ну так сразись со мной в поединке – и узнаешь, прав ты или нет.

Пифия перестает бормотать и поднимает свою старческую голову. Слабой рукой она дотрагивается до острия, толкая копье вниз.

– Сын Льва, почему ты противишься тому, что предопределено? Ксеркс объединит нас. Он сменит господствующий хаос порядком.

У меня стынет кровь. Почему эфоры и оракул требуют от спартанского царя и его армии трусливо держаться в стороне от Ксеркса – этого «царя царей», владыки Персии, собравшего громадную армию?

Лицо эфора расплывается в злорадной улыбке.

– Тебе понятно? Ослушайся предсказаний пифии, и все, что тебе дорого, падет.

Леонид молча смотрит на них, затем стремительно поворачивается.

– Готовьте воинов к походу, – громоподобным голосом велит он, оставляя троны, эфоров и пифию за спиной. – Если Ксеркс желает завладеть Спартой, пусть вначале пробьется сквозь ряды моих воинов.

Он проходит мимо меня, словно я – призрак. Яркая вспышка, и видение исчезает.

Кассандра вновь увидела себя стоящей на коленях рядом с Миррин.

– Теперь тебе понятно? – спросила мать. – Леонид отправился воевать ради спасения Спарты от Персии… и от культа.

– Получается, культисты уже тогда стояли у власти?

– Уже тогда, – подтвердила Миррин. – Вернувшись в Спарту, я обнаружила многочисленные свидетельства их присутствия. Все это очень печально. Но сейчас, Кассандра, тебе предстоит дорога на север. Не думай об Архидаме и прошлом. Главное для тебя – уцелеть… и найти необходимые нам доказательства. Тогда мы раз и навсегда вырвем из родной земли черные корни этого ядовитого сорняка.

Цокот копыт ее жеребца будил в Кассандре мысли о недавнем прошлом. Она вспоминала годы войны, в которую оказалась втянутой не по своей воле. Оттуда ниточка тянулась в отдаленное прошлое. Оно не забылось. Страшные события детства, будто ржавые крючья, по-прежнему впивались в сердце. Неожиданно до слуха молодой наемницы долетел топот множества копыт. Кассандра насторожилась, вскинула голову, оглядываясь по сторонам. Но беотийские холмы оставались пустынными. Под жарким солнцем раннего лета серели полосы земли и зеленели кусты. Миновав одну долину, она тут же попадала в другую. И везде – буйство трав. Не было никаких всадников. Эхо, отражаясь от склонов, множило стук копыт ее коня. «Я почти добралась», – подумала Кассандра. Дальше ее путь лежал к горам, серебрящимся под сочным синим небом. В небе парил Икар – ее верный друг и разведчик. Кассандра улыбнулась, глядя на его силуэт. Орел молчал. Кассандра сочла это хорошим знаком. Из седельной сумки она достала яблоко и рассеянно принялась жевать прохладную сладкую мякоть. Потом замедлила бег коня и подалась вперед, чтобы угостить его огрызком. Тогда-то и произошло нечто непонятное. Эхо от цокота конских копыт как-то странно замедлилось, будто сам жеребец уже двигался медленнее, а эхо замедлилось не сразу. Пауза была секундной, но по вспотевшей спине Кассандры пробежали мурашки. Она оглянулась назад, остановив коня. Эхо тоже стихло. Теперь ее уши улавливали лишь неутомимый стрекот цикад, игривое журчание ручья и барабанную дробь дятла, доносящуюся из сосновой рощи.

Кассандра самоуверенно улыбнулась, хотя внутри совсем не ощущала уверенности, и двинулась дальше. И снова… какое-то странное эхо от цокота копыт.

Сунув руку под плащ, Кассандра коснулась древка полукопья. Теперь она держала поводья в одной руке.

Но странное эхо так и осталось эхом, не превратившись в реальную угрозу. Ближе к вечеру вдали появилась серебряная вершина горы Геликон. А ближе, на вершине другой горы, Кассандра заметила частокол копий, красные плащи воинов и белые шатры. Ее рука переместилась с копья на пергаментный свиток с царским эдиктом. Щелкнув языком, молодая наемница пустила жеребца галопом вверх по склону, к входу в лагерь. Двое караульных у ворот увидели ее еще издали. Спартанцы вскинули щиты и взяли копья на изготовку. В глазах обоих отчетливо читалось желание расправиться с незваной гостьей. Кассандра помахала свитком, как копьем. Увидев царскую печать, караульные расступились.

Кассандра спешилась. Жеребца она привязала возле корыта с кормом, а сама пошла дальше. Проходя мимо больших шатров, служивших походными казармами, молодая наемница всматривалась в каждую мелочь, не забывая и про боковое зрение. «Мне, Архидам, нужна маленькая зацепка, – думала она. – И тогда все узнают, кто ты на самом деле. Твое ложное царствование кончится, а вместе с ним рассыплется в прах и власть культа». Вскоре Кассандра подошла к командному шатру. Он был просторнее соседних и не отличался безупречной белизной. Передняя стенка и две боковых были подняты и закреплены, позволяя воинам и илотам беспрепятственно входить с донесениями, а также доставлять еду и питье участникам военного совета, в данный момент о чем-то ожесточенно спорящим. Возле стола в центре шатра склонился над картой широкоплечий спартанский военачальник. Те, кто его окружал, оглушительно галдели, словно стая ворон или стадо ослов. Их советы были противоречивыми. На мгновение Кассандра даже посочувствовала командиру… пока тот не поднял голову.

– Стентор? – растерянно пробормотала молодая женщина, застыв на месте.

Лицо приемного сына Волка побледнело. Затем его щеки стали ярко-красными, а губы вытянулись в тонкую линию, став похожими на лезвие кинжала. Отпихнув с дороги ближайшего советника, Стентор шагнул к Кассандре.

– Я и не знала, что ты командуешь…

Последовал звонкий удар в челюсть. Из глаз Кассандры посыпались белые искры. Она обнаружила, что лежит на спине, а голова бешено кружится.

– Мала́кас! – прохрипела Кассандра.

Стентор склонился над ней. Лицо его пылало от ярости. В руке блестел меч. При виде оружия дымка перед глазами Кассандры рассеялась. Молодая женщина откатилась назад и помахала свитком:

– Я приехала сюда, чтобы тебе помочь, идиот!

– После Мегариды? После всего, что ты сделала, продажная тварь и убийца?!

Толпа спартанцев, обступившая дерущихся, гневно загудела. Интересно, что именно Стентор рассказал им о ней?

Кассандра высоко подняла руку со свитком:

– Царь Архидам послал меня помочь тебе закрепиться в этих местах.

Гул голосов смолк. Теперь все смотрели на царский эдикт. Тяжело дыша, Стентор убрал меч в ножны и стремительно покинул шатер.

– Теперь я вижу, насколько Архидам доверяет мне, – прорычал он, оборачиваясь. – Послать сюда эту шлюху-наемницу?

Кассандра потрогала челюсть. Крови на губах не было, но боль тем не менее была жуткая. Помешкав, молодая женщина двинулась вслед за названым братом. Она нагнала его на северном краю лагеря и остановилась в нескольких шагах от Стентора. Вдаль тянулись прожаренные солнцем золотистые долины. В центре голубело большое озеро Копаида, в которое зеленой лентой впадала река Кефис. По небу плыли облака, а по земле – их тени.

– Боги наказали меня твоим прибытием, – не оборачиваясь, бросил Стентор.

– Если бы я была орудием богов, ты был бы уже мертв, – ответила Кассандра, теряя терпение.

– Каких целей надеется достичь Архидам, присылая сюда тебя – одну-единственную да еще и вероломную наемницу?

– Сделать за тебя твою работу, – огрызнулась Кассандра.

Разболевшаяся челюсть сделала ее смелее и злее.

– Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь, не так ли? – крикнул Стентор, поворачиваясь к ней. – Эта война длится четыре года. Думаешь, если ты когда-то сражалась в наших рядах на Мегариде, тебе известна вся картина военных действий?

Боль в челюсти сделалась нестерпимой, затем начала стихать. Кассандра обуздала гнев.

– И для меня, Стентор, эта война длится четыре года. С того самого сражения я оказалась втянутой в нее. Давай не будем пронзать друг друга словами. У нас есть общее дело. Честно говоря, я ожидала увидеть здесь союзников и наемников. Я и не подозревала, что основная часть спартанской армии находится в Беотии. Почему?

Стентор чуть склонил голову, как делал в шатре, когда разглядывал карту.

– Афины были у нас в руках, – сказал он и поднял руку, потрясая кулаком в воздухе. – А потом власть захватил Клеон. Он железной рукой правит Афинами. Делает немало глупых наземных вылазок. Некоторые ему удаются. Во всяком случае, когда мы попытались вернуться в Аттику, он отбросил наши силы. И мы застряли в здешних местах. Кучка союзников против орды непримиримых врагов. Афинская армия и их платейские союзники угрожают выдавить нас и отсюда. И если им это удастся, мы проиграем войну.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы такого не случилось, – спокойно ответила Кассандра.

Стентор продолжал смотреть вдаль.

– Царский эдикт – единственная причина, почему ты до сих пор жива. Ты нам не союзница. Орудие – вот ты кто.

– Ты многого не знаешь о случившемся той ночью на Мегариде… – начала Кассандра.

Стентор жестом приказал ей замолчать.

– Я потом сложил все куски головоломки. Ты оказалась пропавшей дочерью Волка. К нам явилась в обличье продажной наемницы… когда на самом деле ты была наемным убийцей.

Кассандра решилась шагнуть вперед, встав рядом со Стентором.

– Ты не понима…

Стентор молниеносно схватился за меч, успев выдвинуть лезвие на четверть.

– Еще хоть слово…

Кассандра предпочла не испытывать судьбу.

Успокоившись, Стентор снова заговорил:

– У нас здесь всего один лохос. Как и тогда, на Мегариде. Знамения были слишком туманны, и эфоры не стали посылать остальные четыре. Поэтому шансы на победу Спарты в этих местах зависят от действий наших союзников. От Фив. – Стентор махнул на восток, где в мареве едва просматривались стены далекого города. – И от Коринфа. Нас разделяет залив. Коринфяне готовы послать корабли с большим числом воинов и поддержать нас.

Кассандра посмотрела в сторону Фив. Самый короткий путь лежал через золотистую равнину. Но ее взгляд наткнулся на серебряную полоску, что тянулась от южного берега Копаиды к подножию восточных склонов Геликонской гряды, где Стентор с союзниками разбили лагерь. Поначалу Кассандра приняла полоску за реку, но, присмотревшись, разглядела в ней людей и укрепления. Это были афинские гоплиты.

– Вот и отлично, – насмешливо бросил Стентор. – Теперь ты наконец поняла. Именно эта серебряная полоска отделяет нас от фиванских союзников и их кавалерии. Пагонд со своими конниками не может прорваться через эту «стену» и соединиться с нами. Афиняне следят за всеми дорогами и тропками. Их отряды – как живая удавка. Недостатка в припасах они не испытывают. В людях – тоже. Пополнение их армии происходит, считай, ежедневно. Говорят, что афинская армия разрастается, как чирей. Клеону плевать, что казна пустеет, – настолько он одержим желанием потрафить народу, которому изрядно надоела трусливая оборонительная стратегия прежнего правителя.

Кассандра всматривалась в дальний конец «стены», где та соединялась с южным берегом Копаиды. Потом ее взгляд переместился на северный край. А если двинуться в обход?

– Местность там каменистая, изобилующая обрывами и совершенно непроходимая, – возразил ее мыслям Стентор, проследив за взглядом Кассандры. – Фиванские конники знают те места лучше, чем кто-либо. Но даже они ни разу не пытались пустить своих прекрасных лошадей в обход. Сюда добралась бы только половина. Остальные бы погибли, сломав себе руки, ноги и шеи.

Стентор указал на странные х-образные сооружения, стоящие там, где афинская «стена» ближе всего подходила к горе Геликон. Кассандра прищурилась и вскоре поняла, что это были кресты, на которых висело две дюжины распятых спартанцев: обнаженных, изнемогающих под раскаленным солнцем.

– Боги нам свидетели: мы пытались прорвать эту стену афинских копий. И вот результат.

– В таком случае наш шанс – это многочисленные отряды коринфян, – начала рассуждать вслух Кассандра. – Высадившись, они нападут на южный край афинской «стены». Это в достаточной мере отвлечет наших врагов и позволит твоему лохосу ударить с одной стороны, а Пагонду и его фиванцам – с другой.

– В наблюдательности тебе не откажешь. – Стентор передернул плечами и сухо рассмеялся. – Только у Беотии есть свои особенности. Она знаменита равнинами, лесами и… почти полным отсутствием гаваней. Есть всего два места, пригодных для высадки.

Глаза Кассандры превратились в щелочки.

– И афиняне прочно их удерживают, так? – догадалась она. – Коринфский флот не может туда подойти.

– Теперь, мисфиос, надеюсь, ты поняла, с чем мне приходится иметь дело, – ответил Стентор. – Ну что, уверенности поубавилось?

Немало ночей провела Кассандра в поисках и раздумьях. Она бродила по Геликонской горной цепи, заходя на север и юг так далеко, насколько это было возможно. Молодая наемница подмечала любые мелочи и детали. Постепенно у нее сложился замысел. Тогда она вернулась в командный шатер Стентора.

– Ты всего лишь наемница. Что такого можешь сделать ты, чего не в состоянии исполнить мой лохос? – недоверчиво спросил Стентор.

Он встал с табурета и надолго припал к чаше с разбавленным вином.

– Дай мне дюжину воинов, – коротко ответила Кассандра.

Стентор посмотрел на молодую женщину с ледяной полуулыбкой:

– Клянусь всеми богами, я не дам тебе ни одного из своих солдат.

– Тебе нужна победа. А Спарте нужна Беотия.

Улыбка Стентора превратилась в гримасу. Скрипнув зубами, он вернулся к столу с картой:

– Я обещал коринфскому флоту еще до конца лета подать сигнал. Если они не получат сигнала, то развернутся и поплывут обратно в Коринф. Но зажигать маяк можно не раньше, чем мы освободим для них хотя бы одну гавань.

– Дай мне людей, и я это сделаю.

Стентор повернулся к Кассандре, и сердитое выражение лица вновь сменилось улыбкой. Он щелкнул пальцами, привлекая чье-то внимание за спиной молодой женщины. Послышались легкие шаги.

– Слушаю, хозяин, – хрипло произнес жилистый илот, лицо которого почти целиком скрывала грива черных волос и шапка из собачьей шкуры.

– Тут у нашей наемницы созрел некий план, – начал Стентор.

Кассандра приготовилась было возразить, но Стентор ее опередил:

– Поможешь ей с его осуществлением.

От удивления Кассандра чуть было не открыла рот.

– Да будет так, – буркнула она, поворачиваясь к Стентору спиной. – Выступаем на рассвете.

Едва стемнело, Кассандра с илотом отправилась на юг. Привал, устроенный ими через несколько часов, предназначался не для сна, а для еды и краткого отдыха. Ужинали жареной зайчатиной. За трапезой тихий и боязливый спутник Кассандры наконец представился – звали его Лидос. На вид илоту было лет тридцать. Кассандра попыталась разговорить Лидоса, расспрашивая о его семье. Но илот лишь назвал имена своих родных. У него была привычка постоянно закидывать волосы за одно ухо. Делал он это с каким-то беспокойством. Кассандра успела заметить у него неестественно впалую щеку. Похоже, в прошлом Лидосу сломали скулу. Пятки и икры ног у него были исполосованы шрамами.

– Смотрю, криптия жестоко обходилась с тобой, – сказала Кассандра.

Ей вспомнились молодые спартанцы, постоянно издевавшиеся над илотами. Кому мог досадить этот бедняга? Вместе с сочувствием к Лидосу в молодой женщине поднималась ненависть к основам устройства Спарты, где во главу угла была поставлена жестокость.

Лидос смущенно шаркал ногами и облизывал губы, упорно избегая смотреть Кассандре в глаза.

– Криптия здесь ни при чем, – сказал он.

– Тогда кто?

– Царь Архидам. О вспышках его гнева ходят легенды. Очень часто он срывает злость на нас, илотах. Однажды я посмел помешать разговору царя с какими-то странными людьми. Архидам приказал выпороть меня плеткой с шипами. Так мне сломали ребра, ногу и нос.

– Скулу тебе тоже сломал Архидам?

– Нет. Это сделал царь Павсаний, – смущенно улыбнулся Лидос. – Он менее жесток, и в тот раз я заслужил наказание. Я наливал ему вино и по своей неловкости немного пролил. Я решил вытереть лужицу подолом туники и допустил еще бо́льшую оплошность: часть послания, которое писал Павсаний, оказалась размыта от влаги на моих руках. Царь встал и ударил меня. Будь на его месте Архидам, меня бы измолотили до полусмерти.

– Ты говорил, что к Архидаму… приходили какие-то странные люди, – напомнила илоту Кассандра.

Она говорила шепотом, словно боясь, что в здешних пустынных местах могут оказаться шпионы культистов.

– Они прибыли откуда-то издалека, – слегка нахмурившись, стал припоминать Лидос. – Их вид и манера речи показались мне странными. Но нам, илотам, даже спартанцы кажутся странными… не сочти мои слова за оскорбление.

Кассандра наклонила голову, показывая, что ее это не задевает.

– Скажи, а у гостей царя, случайно, не было… масок на лицах?

Вопрос привел Лидоса в замешательство.

– Масок? Нет. Судя по одежде, то были торговцы или сановники.

Кассандре хотелось побольше узнать о царских гостях, но она не знала, какие вопросы следует задать илоту. Ее размышления прервало совиное уханье. Пора было двигаться дальше. Путь продолжился, и через какое-то время они с Лидосом достигли низменности, поросшей папоротником. Вдали разливалось неяркое зарево факелов.

– Корсия, – прошептала Кассандра. – Одно из двух беотийских селений, где есть гавань.

Лидос торопливо кивнул.

– Ты помнишь все, о чем я тебе говорила? – спросила молодая женщина своего спутника.

Лидос снова кивнул.

Не ошиблась ли она в своих замыслах и не окончится ли эта затея ее гибелью? Кассандра вздохнула, прогоняя тревожные мысли.

– Иди же, – сказала она илоту.

Лидос подхватил кожаный мешок и поспешил к черным холмам, окружавшим Корсию с суши.

Кассандра пробиралась через папоротники к прибрежному селению. Икар сидел у нее на плече. Ночь выдалась душной и предательски ясной. Луна и звезды на небе горели как факелы, заливая пространство призрачным белым светом. Кассандра наклонилась, зачерпнула горсть рыхлой земли и намазала себе лицо и руки. Вокруг квакали жабы, сновали лисы и мыши-полевки. Подойдя к Корсии на расстояние выстрела, молодая женщина остановилась. Деревянные стены причала охраняли сотни афинских гоплитов. Остальная часть гарнизона (афиняне сосредоточили здесь не менее двух таксиархий, по пятьсот воинов каждая) разместилась в самом селении и вокруг. Кассандра понимала нежелание Стентора рисковать. У него осталось менее пятисот спартанцев. Атаковать хорошо укрепленные позиции? Стентору это виделось неминуемым поражением. Случись такое, Афины установят безраздельное господство над Беотией. Более того, это поражение могло изменить весь ход войны.

Из таверны доносились пьяные голоса, выкрикивающие непристойную песню. По крышам домов молчаливо расхаживали лучники, зорко вглядываясь в морскую гладь. Корсианская гавань с ее песчаным берегом была невелика. С обеих сторон ее обступали скалы. Одно строение выделялось высотой среди остальных – деревянная сторожевая башня. Чувствовалось, ее построили совсем недавно. Наверху башни стоял командир лучников. Луна освещала его голый торс и накинутый на плечи белый плащ. Далеко в море глаза Кассандры различили очертания кораблей коринфского флота. Там тоже мерцали точки факелов. Матросы и воины ждали, сознавая собственное бессилие. Афиняне так бдительно охраняли побережье, что нечего было и надеяться туда соваться. Решившись на высадку, коринфяне с первых же минут понесли бы серьезные потери.

Кассандра еще раз оглядела селение, потом башню и, наконец, темные холмы у себя за спиной. В одном она была уверена: Лидос сейчас торопился убраться подальше, усмотрев шанс вырваться на свободу. «Слишком поздно волноваться об этом», – со вздохом подумала Кассандра.

Она качнула плечом, отправив Икара в полет, и двинулась сквозь папоротники к окраинам селения. Афинские караульные, охранявшие подступы с суши, были не столь многочисленны. Один даже спал на посту. Тем легче будет пробраться мимо них. Кассандра перелезла через невысокую изгородь. В доме, примыкавшем ко двору, все спали. Молодая женщина ползком миновала двор и оказалась возле другой изгороди. Эта была попрочнее и глядела в сторону утрамбованной грунтовой дороги, одновременно являвшейся главной улицей селения. До башни лучников оставалось совсем немного. Выждав, пока двое афинских гоплитов пройдут мимо, Кассандра выбралась на улицу. Еще двое афинян вынудили ее спрятаться в высоком стогу сена. Их разговор становился все громче, затем начал стихать. Кассандра выбралась из стога, отряхивая приставшее сено. До башни оставалось несколько шагов. В воздухе густо пахло смолой. Вокруг башни темнели дюжины амфор. В них таилась огненная смерть для любого коринфского судна, которое осмелится приблизиться к берегу. Рядом с башней находилось странное устройство: окованный железом шест длиной с корабельную мачту. К одному концу крепились мехи. С другого на цепях свисал котел. Военное орудие? Разум Кассандры заработал, обдумывая новый замысел…

Молодая женщина тут же одернула себя. Все прочие замыслы понадобятся, только если она сумеет осуществить основной. Кассандра оторвала взгляд от странного орудия и посмотрела вверх. Бревна и доски башни были гладкими, но повсюду имелись выемки и скрепляющие веревки. Наметив себе путь, Кассандра стала подниматься. Ее пальцы болели от напряжения. Икры ног, трущиеся о веревки и гладкое дерево, жгло, как огнем. Почти достигнув верха, молодая женщина услышала размеренные шаги командира лучников и тяжелое дыхание еще одного человека. Потом командир заговорил, и Кассандре пришлось затаиться.

– К концу месяца коринфяне уберутся восвояси. Спартанцев мы тоже выдавим отсюда. И тогда Фивы падут, – рассуждал вслух командир. – Наши действия в Беотии изменят ход войны, и наше участие не забудется.

– Не забудется и другое, командир Несайя. Содеянное тобой… – возразил ему тяжело дышащий собеседник. – Ты убивал местных жителей целыми семьями.

– Редкое завоевание бывает бескровным, – раздраженно ответил на это Несайя. – Если кто-то и вспомнит о моих методах, виноватым я сделаю тебя. И ты…

В этот момент Кассандра выскочила на площадку башни. Оба афинянина повернулись к ней.

– Можете не волноваться. Для вас война окончилась. – С этими словами молодая женщина взмахнула рукой.

Нож, спрятанный в нарукавнике, угодил тяжело дышащему прямо в шею. Копье пронзило грудь командира Несайи. Оба рухнули, не издав ни звука. Убедившись, что внизу никто ничего не заметил, Кассандра взялась за осуществление следующего этапа своего замысла.

Она повернулась, но не к морю, а в сторону темных холмов, сложила ладони чашей и трижды прокричала, подражая пронзительному птичьему крику.

Ничего не изменилось. Из таверны все так же слышался звон чаш и всплески грубого смеха. Кассандра сердито посмотрела в сторону холмов. «Дура», – мысленно обругала она себя.

Вскоре несколько воинов в гавани повернули головы к башне лучников.

– Несайя, у тебя все тихо? – крикнули оттуда.

Кассандра застыла.

– Да, все тихо, – крикнула она в ответ, старательно подражая голосу убитого командира.

И тут, к своему ужасу, она увидела струйку крови, вытекавшую из тела Несайи. Струйка достигла края площадки и потекла вниз.

– Никак кровь? – пробормотал внизу караульный. – Что-то там неладно. А ну, полезли наверх.

Из таверны тут же выбежали солдаты, чье остроумие тут же куда-то испарилось. Голоса сделались жесткими и напряженными.

– Несайя! Что там у вас?

Кассандра услышала скрип сапог. Задрожали опоры башни. Афиняне торопливо поднимались наверх. Икар, упав с темных небес, пытался впиваться в них когтями, но остановить не мог.

Ночную тишину прорезал заунывный, леденящий душу звук спартанских боевых труб. Эта песня наплывала с темных холмов, сотрясала папоротники низины и выплескивалась на улицы Корсии.

Доски больше не скрипели. Никто не лез наверх. Голоса внизу изменились. Их стало больше. Они звучали из шатров, из домов, где афиняне находились на постое, и из всех таверн.

– Спартанцы идут! – вопили десятки глоток. – Строиться! Приготовиться к отражению атаки с суши!

На глазах у Кассандры две таксиархии кое-как построились и устремились в папоротники, к холмам, навстречу наступающей армии… которой не было. «Спасибо, Лидос», – мысленно поблагодарила илота Кассандра, поворачиваясь в сторону гавани. Там осталась всего горстка лучников. Ни смолы, ни жаровен у них не было. Зато на башенной площадке стоял полный кувшин смолы. Рядом потрескивали угли жаровни. Кассандра посмотрела на темнеющие силуэты коринфских кораблей. «Надеюсь, вы не спите», – подумала молодая женщина, переворачивая кувшин. На пол потекла вязкая, резко пахнущая жидкость. Кассандра подошла к жаровне. «Вот вам обещанный маяк…»

Кассандра опрокинула жаровню. Смола с шипением загорелась. Кассандра перемахнула через перила и прыгнула вниз, рассчитывая приземлиться в стог сена.

За много миль к северу от Корсии, ничего не зная о событиях в прибрежном селении, спартанский лохос Стентора выстроился у подножия горы Геликон. Выйдя вперед, лохаг смотрел на беотийскую равнину, на другом конце которой в неярком свете раннего утра виднелись позиции афинян.

– Напрасно мы покинули горный лагерь, – посетовал один из командиров.

За ночь Стентор почти не сомкнул глаз, и у него болела голова. Он подавил желание нагрубить в ответ и лишь тихо сказал:

– Однако мы здесь.

В который раз он пытался отыскать слабое место в укреплениях и позициях афинских войск. Увидев, что спартанцы спустились с горы, афиняне радостно драли глотки, предвкушая бойню. Пятистам спартанцам противостояло около пяти тысяч афинских воинов. А что, если мисфиос решила на прощание пошутить, выманив Стентора и его лохос на столь уязвимые позиции?

«К рассвету твои силы должны быть готовы», – умоляла его Кассандра, отправляясь к берегу с одним илотом. На мгновение Стентор пожалел, что из-за собственной твердолобости не дал ей дюжину сопровождающих.

– Лохаг, смотри! Афиняне готовятся выдвинуться в нашу сторону, – доложил кто-то.

Стентор и сам это видел. Длинная цепь афинских войск натянулась. Еще немного, и она выступит и сметет его единственный спартанский полк. Какой бесславный, постыдный конец. Стентор был близок к отчаянию.

– Лохаг! – крикнул другой спартанец. – Смотри! Стентор повернулся к южному концу афинской цепи. Увиденное им было странным, почти неправдоподобным. Казалось, будто некий бог схватил там землю, словно тряпку, и встряхнул, отчего по суше, как по воде, к северу медленно двигалась мощная волна. Воздух заволокло облаками пыли. Один из концов афинской «стены» превратился в хаотическое скопление людей. С юга на них наступала высадившаяся коринфская армия.

– У нее получилось, – с радостью и завистью прорычал Стентор. – Спартанцы, в наступление!

Кассандра шла под красными знаменами Коринфии, двигаясь вместе с Аристеем – стратегом союзнической армии – и его рослыми гвардейцами. Коринфские отряды образовали большой серп, сжинающий южный край афинских войск.

– Атакуйте их фланг, сминайте их цепь! – зычно командовал Аристей.

Барабанщик лихорадочно выбивал ритм, передавая приказ стратега.

Кассандра постучала себе по шлему, и он послушно сполз с ее лба. Молодая женщина подошла к ближайшему земляному валу афинян одновременно с коринфскими гвардейцами, крепко сжимая в руке копье. Какой-то афинский командир поднялся ей навстречу, увидев в незнакомке легкую добычу. Возможно, он наградил бы ее насмешливой фразой вроде того афинского хвастуна на Мегариде. Но он не успел произнести ни слова. Копье Кассандры раскроило ему шлем, а затем и череп, застряв в мозгу. Десятки афинян полегли в результате коринфской атаки. Коринфяне двигались по ковру из мертвых тел, захватывая курган. Посмотрев на запад, Кассандра увидела сквозь жаркую дымку большое красное пятно, появившееся у подножия Геликона.

– Спартанцы наступают с запада. Пора подавать сигнал фиванцам! – крикнула она.

Трубы захлебывались, торопясь передать приказ. Свистели свистки. Набирая силу, неумолчно звучал боевой клич. Первые спартанцы Стентора врезались в западную часть смятой и покореженной стены афинян. С востока на афинские позиции надвигалось серебристое крыло фиванских конников. Ведомые вооруженным до зубов Пагондом, они мощным клином врезались в ряды афинян. Широкополые бронзовые и железные щиты скрывали лица фиванцев. Их тяжелые пики были нацелены на восточный край афинской стены, утратившей недавнюю стройность.

– Аге! Аге! Аге! – кричали фиванцы, подстегивая своих коней.

Выбрав наилучшее время для атаки, они стремительно помчались вперед и врезались в среднюю часть афинских войск, произведя настоящий гром среди ясного неба. Железный клин конников вгрызался во вражеское железо. Копья фиванцев разили без промаха. В воздух взмывали брызги крови, отсеченные руки и ноги. Головы скатывались с плеч и подпрыгивали среди вихрей пыли. Пространство дрожало от криков. Кассандра расправилась с первой шеренгой афинян, пытавшихся отбить курган, а на нее уже двигалась вторая, вынуждая прикрываться щитом. Мощная афинская цепь извивалась и сотрясалась, будто змея, которую со всех сторон кусали собаки… Однако внезапность и неожиданность атаки не могли продолжаться вечно. Афиняне оправились, сообразив, что численное преимущество по-прежнему на их стороне.

Коринфский гвардеец ударил афинянина копьем в грудь, пробив легкие. Противник упал, но его место заняли десятки других, готовых биться за курган.

– Оберегайте нашего стратега! – крикнул гвардеец.

Коринфяне, среди которых была и Кассандра, окружили Аристея, сомкнув щиты. Афиняне обрушили на них лес копий и дождь стрел. Кассандра пронзила копьем в живот одного и размозжила колено другому, но афиняне не думали отступать. Пространство вокруг потемнело от их натиска. Стрелы без конца ударяли по шлему Кассандры. Коринфяне умирали тихо, без криков и стонов. Число убитых множилось. Круг, оберегавший стратега, становился все меньше и меньше.

– Задействуйте орудие! – что есть силы крикнула Кассандра, не зная, услышат ли ее в этом страшном шуме и грохоте, называющемся песней войны. – Орудие!

Какой-то рослый афинянин раскроил голову коринфскому воину, бившемуся рядом с Кассандрой, затем пронзил насквозь личного телохранителя стратега. Кассандра заняла его место. Отбросив гоплитское оружие, которым сражалась до сих пор, она выхватила полукопье Леонида. Афинский великан устремился на нее. Кассандра отбила его атаку, но задрожала всем телом – настолько мощной была сила удара. Еще двое афинян устремились к молодой женщине с боков. Управиться с обоими она не могла. А затем… раздался гул иного рода.

Кассандру обожгло волной горячего воздуха. Окружающее пространство вдруг стало знойным. Кассандра вскрикнула. Нестерпимый жар обжигал ей кожу и жег глаза. В ноздри ударил тошнотворный запах горелого человеческого мяса и сожженных волос. Казалось, солнце упало с небес и теперь прожигало себе путь по равнине. За спиной афинян, сражавшихся с Кассандрой, поднялась оранжевая стена. Рослый противник молодой женщины, находившийся дальше всех, с криком повалился на землю. Его спина была охвачена огнем. Счет превратившихся в живые факелы шел на сотни. Афиняне катались по земле, пытаясь сбить пламя. Из уцелевших многие побросали копья и щиты, спасаясь бегством от огня. Недавние противники Кассандры тоже бежали. Афинский великан остался один. Через мгновение оборвалась и его жизнь. Он погиб от копья коринфского стратега, получив удар в горло.

Над равниной стлались полосы едкого черного дыма. Кассандре не хватало воздуха. Она дышала ртом. Невдалеке к повозке была прилажена медная труба с железными обручами. На одном конце трубы трое коринфян раздували кожаные мехи. Каждое стремительное сжатие мехов гнало по трубе мощный поток воздуха. Он проходил через котел с горящей смолой, раздувая пламя и подхватывая очередной огненный сгусток, который затем летел на афинские позиции. Зажигательное орудие привезли сюда из гавани по предложению Кассандры. «Зло ради общего блага», – успокаивала она свою совесть.

Солнце еще только поднималось над горизонтом, когда афинская армия ударилась в бегство. Фиванские конники пустились в погоню, пронзая копьями отстающих. Коринфские лучники посылали град стрел в спины отступавших. Для спартанцев и их союзников день начался с победы.

Кассандра воткнула полукопье в землю кургана. Подлетевший Икар опустился на ее плечо. Коринфский стратег в сопровождении уцелевших гвардейцев покидал место недавнего сражения.

– Госпожа мисфиос, я не забуду того, что ты сделала для моей армии, а еще раньше – для освобождения моего города, – уходя, крикнул ей Аристей.

Время приближалось к полудню. Над беотийской равниной все громче звучали победные песни. К звуку человеческих голосов примешивалось жужжание мух и крики ворон. Кассандра вдруг поняла: зловоние смерти и ужасающий запах горелого человеческого мяса останутся с ней навсегда. Но на сегодня с нее достаточно сражений. Кассандра прикрепила полукопье к поясу и устало спустилась с кургана. Спина у нее была черной от дыма, грязи и засохшей крови. И тут молодая женщина увидела Лидоса: жалкого, скрюченного. Все это время он дожидался ее, прячась на краю поля битвы. А ведь без дерзкого ночного сигнала не было бы сегодняшней победы. В руках Лидос держал чашу, наполненную водой, и склянку с маслом. В глазах – безропотная готовность умыть Кассандру и смазать раны на ее теле.

– Ты и так славно потрудился, – сказала молодая женщина, отказываясь от его предложения. – Боги мне свидетели, ночью ты совершил настоящий подвиг и достоин получить свободу.

Лидос задрожал всем телом.

– О таком я… не осмелился бы даже мечтать, – сказал он, закидывая за ухо прядь волос.

Кассандра коснулась его плеча:

– Лидос, я позабочусь, чтобы твоя роль в освобождении Беотии не забылась.

На равнине, там, где еще вчера тянулась цепь афинских войск, победители успели воздвигнуть многочисленные памятные знаки. До ушей Кассандры донеслось многоголосое спартанское «Ару!». Воины в красных плащах махали копьями, приветствуя своего военачальника. Вскоре Кассандра увидела Стентора. Запекшаяся кровь на его лбу казалась венком победы. Стентор тоже заметил Кассандру и поспешил к ней.

– Ты прекрасно командовал лохосом. Спарта победила. Эта победа принадлежит тебе, – еще издали сказала Кассандра.

Стентор все так же стремительно приближался к ней и, только подойдя, заговорил:

– Царь Архидам получил вожделенную победу, и теперь я покончу со своим настоящим врагом…

Копье Стентора взметнулось вверх, словно кобра, собравшаяся напасть.

– Ты никак спятил? – спросила Кассандра, успев отскочить.

– Никогда еще мой ум не был таким ясным, как сейчас, – загремел Стентор, отмахиваясь копьем от налетающего Икара. – За все, что ты украла у меня на Мегариде, ты умрешь.

– Тебе необязательно убивать меня здесь и сейчас, – прохрипела Кассандра, уворачиваясь от ударов Стентора.

– Ошибаешься. Все могло бы сложиться иначе, не ввяжись ты в нашу войну. Ты все испортила. Ты, мерзкая шлюха, убила моего отца!

– Я делала то, что должна была делать, – прорычала Кассандра, выхватывая полукопье.

– И я сейчас сделаю то, что должен, – дрожащим от гнева голосом заявил Стентор.

Его тело напряглось, как у льва, приготовившегося к прыжку… затем он почему-то опустил плечи и стал пятиться назад. Лицо у него вытянулось, а глаза, не мигая, смотрели поверх плеча Кассандры.

Молодая женщина обернулась. К ним сквозь рваные облака дыма, огибая раненых, шел человек в простой коричневой тунике. Он не был похож ни на спартанца, ни на афинянина. Обыкновенный житель Эллады.

– Она ни в чем не виновата, Стентор, – тихо сказал Николаос.

По телу Кассандры побежали мурашки. Она поняла, кто следовал за ней по всей Беотии. Волк следил за каждым ее шагом.

– Отец? Я… я считал тебя мертвым, – изменившимся голосом произнес Стентор.

– Я временно умер для войны, – ответил Николаос. – Когда Кассандра атаковала меня на Мегариде, я понял, что больше не смогу вести воинов в бой с таким… грузом позора за плечами. Знал я и о том, что ты готов занять мое место. Мне не хотелось уходить, не простившись, но я понимал: приди я к тебе в ту ночь, мне было бы не уйти.

– Но ведь она убила тебя на прибрежных скалах, – сказал Стентор, запинаясь на каждом слове.

– Она могла бы убить меня там. Или даже должна была это сделать… Но не сделала. Она лишь взяла мой шлем, чтобы предъявить его своему заказчику в качестве доказательства, и с плачем ушла. Ее слова были истинными, как свет Аполлона, и вонзались глубже любого меча. Я бродил по землям Эллады и пережил едва ли не тысячу смертей. Наконец я примирился со своим прошлым. И тогда я вернулся туда, где находился ты. Почти два года я наблюдал за тобой и твоими воинами. Отвлекал, насколько возможно, вражеских шпионов и оставлял тебе знаки, подсказывая наилучшие пути и способы действия.

Кассандра убрала полукопье за пояс. Перехватив растерянный взгляд Стентора, она не испытала ни малейшего торжества. Восстановленная справедливость ее почему-то не радовала.

– По правде говоря, ты не особо нуждался в моих подсказках. Ты превзойдешь меня в ратных делах и достигнешь того, о чем я и не мечтал, – сказал Николаос, приблизившись к Стентору.

Сын встретил отца сдержанным воинским приветствием.

«Полководца, воскресшего из мертвых, его сын встречает по-солдатски холодно, – подумала Кассандра. – Железная скорлупа спартанца и впрямь слишком толста и холодна».

Николаос в ответ распростер руки.

Лицо Стентора обмякло. Выронив копье, он бросился в отцовские объятия, которые продолжались целую вечность. Сердце Кассандры переполняла искренняя печаль. «Но глубоко внутри железной скорлупы вспыхивает пламя, – поняла она. – Того же я всегда хотела для себя. Любви. Любви между отцом и дочерью, матерью и братом. Сейчас, Стентор, этот дар принадлежит тебе. Наслаждайся каждым его мгновением».

Еще через какое-то время Стентор сдавленно всхлипнул, и по его щекам струйками потекли слезы. Открыв на секунду глаза и заметив смотрящих на него воинов, Стентор торопливо отер слезы, давая понять, что причиной всему едкий дым.

Кассандра криво усмехнулась, затем оставила отца с сыном и вместе с верным Икаром покинула поле битвы.

14

В первые недели осени Кассандра вернулась в Спарту. На протяжении всей дороги у нее в ушах звучали прощальные слова Николаоса: «Будь осторожна. Когда-то я предупреждал тебя насчет змей в траве. Но дела обстоят гораздо хуже. Над Священной землей нависло зло. Будучи в армии, поглощенный сражениями, я этого не замечал, а потом прозрел. Это зло – как ползучая черная тень».

Кассандра хорошо понимала смысл прощальных слов отца. Николаос почти ничего не знал о культе Космоса, однако ощущал в спартанском воздухе некий холод, вызванный не ранней зимой, а надвигающейся бедой. Кассандра плотнее закуталась в плащ и продолжала путь. Естественно, Николаос расспрашивал о Миррин и обрадовался, что она жива и теперь вернулась на родину. Потом он на несколько минут умолк и тихо сказал: «Быть может, настанет день, когда я снова сяду рядом с ней и мы преломим хлеб и выпьем вина». Печальный взгляд его глаз подсказывал Кассандре: этот день вряд ли когда-нибудь наступит…

Она ехала по западному берегу Эвротаса, мимо храма Ликурга и моста Вавикс. Стена деревьев расступилась, и Кассандра увидела их – свою новую семью, ожидающую ее возвращения. Рядом с Миррин стояли Варнава, Брасид и Геродот. Кассандра наняла гонца, заранее предупредив мать о своем приезде. Глаза Миррин были мокрыми от слез. Лица Геродота и Брасида сияли, как у гордых дядюшек. Варнава был похож на старую квохчущую наседку.

Спешившись и оказавшись в объятиях Миррин, Кассандра невольно вспомнила встречу Николаоса и Стентора. От матери вкусно пахло цветами. Кассандра всей грудью вдыхала этот запах, пока Варнава не заключил обеих женщин в медвежьи объятия.

Но они находились в Спарте, и потому объятия были недолгими. Женщины приняли горделивые позы, придав лицам бесстрастное выражение.

Вечером Варнава улегся спать в углу их питанского домика и быстро захрапел. Брасид сидел на пороге, точа копье. Геродот решил запечатлеть Икара.

Орел сидел в нише над дверью и чистил перышки. Миррин с Кассандрой с наслаждением поплавали в прохладной воде Эвротаса, после чего по их телам прошелся стригиль. Теперь они сидели возле очага, завернувшись в чистые шерстяные одеяла, и пили горячую спартанскую похлебку. Кассандра рассказала матери обо всех событиях в Беотии, не утаив и появление Николаоса.

– Я ведь тебе так и не сказала, что пощадила его. Боялась, ты не простишь мне такую слабость.

Миррин добавила похлебки в чаши и разломила второй ломоть хлеба.

– Помнишь, Касс, как в детстве ты рассказала мне о внутреннем пламени? Тогда я велела тебе не раскрывать этой тайны никому. Я была не права, – вздохнула она. – Мы – спартанки… но мы – нечто большее, – сказала она, сжимая руку дочери.

Кассандра улыбалась, дуя на горячую похлебку.

– Но я отправлялась в Беотию не на поиски Николаоса. О Красноглазом Льве я так ничего и не узнала. Никаких намеков. Ни одного слова. – Глядя на игру языков пламени в очаге, Кассандра продолжала, понизив голос до шепота: – Завтра я обязана явиться в царский зал и отчитаться о своих действиях в Беотии. Я хотела воспользоваться моментом и вывести Архидама на чистую воду… но он очень умело заметает следы.

– И я ничего не нашла, – призналась Миррин. – Аркадия – враждебное место. Хорошо, что Брасид отправился вместе со мной. Обстоятельства вынуждали нас неоднократно браться за оружие. Довелось и с тамошним архонтом сражаться.

Кассандра заметила на руках матери свежие шрамы.

– Мои опасения подтвердились. Архонт Лагос оказался одним из них.

Миррин оставила недопитую чашу, будто разом утратив аппетит.

– У него был целый отряд людей в масках. Брасид взял в поездку лучших воинов, которых отбирал сам. Они сражались как львы, перебив всю охрану Лагоса. Его самого я пригвоздила копьем к полу во дворце. Он считал себя неуязвимым. Может, думал, что проклятый культ вмешается и вызволит его. Затем я рассказала ему, кто я и кто моя дочь. Его уверенность рассыпалась в прах. Когда-то культистов насчитывалось сорок два человека. Осталось всего шестеро. В основном это твоя заслуга, – добавила Миррин, сжимая колено дочери.

– И один из шестерых восседает на троне Спарты, – сухо заметила Кассандра.

– Я пыталась заставить его выдать царя-предателя, – вздохнула Миррин. – Прежде чем мое копье оборвало его жизнь, он выл и умолял меня о пощаде. Но имени не назвал. Мне лишь удалось раздобыть еще один свиток.

Миррин извлекла из дорожной сумки потертый кусок пергамента.

– И это послание тоже отправлено Красноглазым Львом.

Кассандра поднесла свиток ближе к огню. На печати красовалась знакомая львиная морда. Точь-в-точь как на паросском свитке. Молодая женщина развернула свиток, вглядываясь в применяемые культистами письмена. Те же письмена, что и на паросском свитке, совершенно непонятные ей. Вдобавок послание, добытое матерью у Лагоса, было еще и чем-то запачкано. Часть строк выглядела бледнее остальных, будто их трогали мокрыми руками… У Кассандры перехватило дыхание. В мозгу мелькнула догадка. Она едва слышала стук упавшей на пол чаши и возглас разбуженного Варнавы. Уронив отточенное копье, Брасид во все глаза посмотрел на Кассандру. Мать трясла дочь за плечи, допытываясь:

– Кассандра, что такое? Почему ты вдруг вскочила?

В царском зале звенели голоса двух спорщиков. Старейшины из герусии оживленно болтали, не слишком вслушиваясь во взаимные обвинения двоих спартанцев, что доказывали свои права на оливковую рощу, занимавшую нижние склоны Тайгета. Один утверждал, что рощу должны признать за ним, поскольку он трудится там, не щадя сил. Второй говорил, что роща принадлежит ему с самого рождения. Оба кричали, пока их лица не побагровели. У второго спорщика был более зычный голос, что и решило дело в его пользу. Гиппеи, выразительно покачивая копьями, выпроводили недавних спорщиков. Глаза всех переместились на трех новых посетителей.

Кассандра вышла вперед, глядя на царей и эфоров. – А, это ты, – проворчал Архидам. – Я слышал, Беотия осталась за нами. Так ты не пала в сражении, как я погляжу?

Герусия сухо засмеялась.

Кассандра смотрела на царя. На его спутанные волосы и такую же бороду. На лицо, скривленное в угрожающей гримасе. Как и в прошлый раз, глаза Архидама были налиты кровью.

– Ты заслужила благодарность Спарты, – наконец пробормотал он.

– И свое владение, – торопливо добавил царь Павсаний. – Я распоряжусь, чтобы к твоему возвращению там сняли цепи и прибрали внутри.

Караульные приготовились выпроводить Кассандру из зала, но молодая женщина продолжала стоять на месте.

– У тебя еще что-то? – раздраженно спросил Архидам.

– Мою семью предали, – сказала Кассандра. – Как и всю Спарту. Мы пришли, чтобы вывести предателя на чистую воду.

Архидама несколько удивил такой поворот дела.

– Да неужели? – усмехнулся царь. – И кто же этот предатель? Он один или у него есть сообщники? И в чем же он предал тебя и Спарту?

Архидам громко захохотал, покачиваясь на троне. Старейшины герусии также захихикали, вторя своему царю.

– На острове Парос я нашла свидетельство, что один из двух царей Спарты верен не государству и не богам, а… культу Космоса. Он известен под именем Красноглазого Льва.

В зале установилась мертвая тишина. Упади сейчас перышко на пол, звук был бы подобен грохоту боевого барабана.

Архидам чуть прикрыл веки. Его взгляд становился все мрачнее.

– Потомок Леонида, в прошлом ты и так опозорила свой род. Теперь ты являешься с серьезным обвинением, – прорычал Архидам. – Если хочешь сохранить голову на плечах, изволь представить доказательства.

Кассандра бросила царю свиток, изъятый у паросских культистов. Лицо Архидама побледнело, а глаза еще сильнее налились кровью.

– Это и впрямь письмена культа. Но они еще ничего не доказывают.

– Согласна, один этот свиток ничего не доказывает, – вступила в разговор Миррин, вставая рядом с дочерью. – Нынешним летом я побывала в Аркадии и выявила там другого предателя. Он подтвердил, что на спартанском троне восседает культист. Там же я раздобыла второй свиток с такой же печатью.

Миррин потрясла в воздухе свитком из Аркадии.

– Ты никак ослепла? – заорал Архидам, которого трясло от гнева. Он взмахнул своей мясистой рукой, показывая перстень с изображение сокола, затем кивнул на перстень Павсания с полумесяцем. – На наших тронах нет никакого Красноглазого Льва! – прошипел царь, подавая знак гиппеям.

Те нацелили копья на женщин, ожидая взмаха царского пальца.

– Мне следовало убить вас еще зимой, когда вы только появились здесь, – прошипел Архидам.

– Погоди, царь! Не торопись! – вскричала Кассандра, бросая ему аркадский свиток. – Сначала взгляни на второе послание.

Архидам поймал свиток. Казалось, он вот-вот подаст знак гиппеям… однако царь все же развернул свиток.

– Видишь, как странно размыты последние строки? – спросила Кассандра. – В Беотии мне помогал один илот. Это он пролил вино и запачкал пергамент мокрыми руками…

Налитые кровью глаза Архидама уставились на размытые строки. Сам он побледнел еще сильнее.

– …когда царь Павсаний писал это послание.

Глаза всех повернулись к второму царю.

– Покажи мне другие твои печати, – тихим размеренным голосом потребовал Архидам.

– Что за чушь? – засмеялся Павсаний. – Этих сплетниц нужно немедленно убить.

Архидам сердито посмотрел на соправителя, затем встал с трона, схватил Павсания за воротник и, словно куклу, поднял на ноги. Рука старшего царя сорвала серебряную цепочку, висевшую на шее Павсания, выхватив из-под складок одежды то, что крепилось к цепочке.

Все, кто находился в царском зале, с отвращением смотрели на болтающийся перстень-печатку, где отчетливо просматривалось изображение львиной морды.

– Ты?! – загремел Архидам.

– Причем давно, мой правитель, – невозмутимо произнесла Кассандра. – В обычной жизни он прятался за маской разума и рассудительности, а в темных подземельях, где встречался с собратьями, он надевал другую маску.

Заскрипели скамьи, зашаркали ноги. Вся герусия встала и двинулась к возвышению. Архидам швырнул Павсания на пол. Младший царь повернулся было к старейшинам, затем попятился в сторону эфоров, но те окружили его, отрезав все пути к бегству.

– Она лжет. Как вы не понимаете? – закричал Павсаний, взывая к суровым лицам тех, кто его окружал.

– Зато доказательства твоей вины не лгут, – возразил ему какой-то старик, снимая с пояса дубинку.

– Законы Спарты и воля богов утверждают неприкосновенность спартанских царей, – теперь уже заорал вспотевший Павсаний.

Людское кольцо вокруг него смыкалось.

– Боги нас поймут, – ответил ему один из эфоров, растягивая тонкую веревку.

– Оставьте нас, – потребовал Архидам, повернувшись к Кассандре, Миррин и Брасиду. – Ошибки прошлого мы исправим сами. Предатель получит свое.

Выходя из зала, Кассандра почувствовала всплеск брезгливой жалости к Павсанию. Сзади послышался отчаянный, душераздирающий крик, и сейчас же гиппеи с мрачным грохотом закрыли двери.

А ведь вплоть до сегодняшнего вечера Кассандра находилась в полной уверенности, что предателем является Архидам. И почему ее не насторожила эта несвойственная спартанцам готовность Павсания помочь им с матерью? Из глубин памяти зазвучал насмешливый голос Сократа: «Внешность бывает обманчива».

15

Кассандра устроилась на носу «Адрастеи», следя за игрой волн, из которых выпрыгивали резвящиеся дельфины. Галера неслась по Эгейскому морю. Икар двигался с той же скоростью в безоблачном небе. Кассандра вспоминала события последних месяцев, начиная с момента избавления Спарты от царя-предателя.

Осень и зиму Кассандра провела, упражняясь с Тестиклом в гимнасии. Под пронзительным ветром, в слепящую метель, они бегали круг за кругом. Варнава и Реза тоже старались помочь спартанскому атлету. Из снега они соорудили курган с крутыми склонами, чтобы Тестикл мог бегать по ним вверх и вниз. Однажды атлет пропал. Кассандра с друзьями искали его везде, пока не услышали пьяную песню, доносящуюся из кургана. Раскопав склон, они обнаружили Тестикла в снежной норе, куда он залез бражничать. Атлет был невообразимо пьян и нежно, словно младенца, прижимал к груди бурдюк с вином.

Кассандре с Варнавой пришлось за ноги вытаскивать Тестикла наружу. К этому времени обильно повалил снег.

– Чтобы спартанские юнцы не пристрастились к неразбавленному вину, взрослые специально заставляют илотов напиваться и вести себя самым неподобающим образом, – рассказала она Варнаве. – Тестикл так и не усвоил этот урок.

Когда атлет протрезвел, Реза предложил себя в качестве соперника по панкратиону. Тестикл не давал рулевому спуску: он подпрыгивал, лягался, заключал противника в медвежьи объятия и вскоре опрокинул на землю. Реза, пошатываясь, встал. Второй частью состязания был кулачный бой. Оба противника замерли, подняв кулаки и готовясь дубасить друг друга. Геродот, наблюдавший за поединком, с воодушевлением произнес:

– Чего ты там бормочешь? – спросил Тестикл, тряхнув гривой нечесаных сальных волос.

– Вспомнил одно известное спартанское стихотворение, – вздохнул Геродот.

В этот момент кулак Резы соприкоснулся с челюстью зазевавшегося атлета. Тестикл грохнулся на землю, а когда очнулся, потребовал крепкого вина для раскалывающейся головы. Все в отчаянии застонали.

Холодные вечера Кассандра и Миррин проводили в возвращенном доме, у очага. Мать с дочерью говорили о прошлом и о странном затишье в нынешней войне. Никаких известий о новых сражениях. И Деймос словно исчез. Возможно, причиной затишья были летние Олимпийские игры, на время которых по всей Элладе свято соблюдалось перемирие. Кассандра испытывала ощущения, схожие с теми, что были у нее двадцать с лишним лет назад на горе Тайгет, пока Алексиос не упал в пропасть. Странное затишье перед бурей.

Беда пришла по весне. Стало известно о бунте илотов. Целый отряд рабов убил хозяев и бежал из спартанских земель на запад. Гонец сообщил, что они нашли пристанище на острове Сфактерия, находящемся вблизи побережья. Туда илоты явились с краденым оружием и продовольствием, и это усугубляло дело. Дерзость беглых рабов бросала опасный вызов спартанскому государству. Она – что нитка, торчащая из подола туники. Не успеешь вовремя закрепить – вся туника расползется. Разгневанные эфоры объявили, что на поиски и поимку беглецов отправят целый лохос под командованием Брасида, становящегося новым героем Спарты.

А пока спартанские воины шли ловить илотов, «Адрастея» подняла парус и почти незамеченной вышла из гавани, взяв на борт Тестикла. Путь галеры лежал к Пелопоннесу, в Элиду, где собирались участники Олимпийских игр. Геродот вел подробную летопись, описывая каждый день плавания спартанского атлета. Варнава радовался, как мальчишка, предвкушая многочисленные состязания, в которых Тестикл непременно победит. В конечном итоге Тестикл удостоился единственного и отнюдь не олимпийского звания «величайшего идиота Эллады». Произошло это за день до подхода к Элиде. Изрядно выпив накануне, Тестикл проснулся с жгучим желанием, чтобы его тело тщательно намазали маслом. В таком виде он намеревался сойти на берег. Реза и Варнава вдруг вспомнили, что им нужно спешно проверить крепление мачты, и полезли наверх. Геродот удалился в каюту и заперся там. Оставалась одна Кассандра.

– Ты намажешь меня? – спросил Тестикл, криво улыбаясь.

– Сам намажешься.

– Но есть места, до которых мне не дотянуться, – заявил Тестикл, улыбаясь теперь во весь рот. – Не упрямься!

Он засмеялся, раскинул руки и… прыгнул на Кассандру.

Молодая женщина проворно увернулась. Она и представить не могла, чем закончится столь заурядный ее маневр. А закончился он неожиданно и весьма трагично. Споткнувшись о смотанную веревку, этот дурень потерял равновесие и грохнулся за борт. Шумный всплеск и фонтан брызг насторожили всех, кто был на судне.

Варнава схватил веревку, готовый бросить ее атлету.

– Тестикл! – крикнул он, перебравшись на корму. Молчание.

– Тестикл! – снова позвал Варнава, глядя вперед. И опять молчание.

Затем рядом с галерой на мгновение показался черный плавник и тут же скрылся под водой. Все в ужасе смотрели, как вода в том месте становится ярко-красной. К поверхности поднялась стайка воздушных пузырей. Следом всплыла грязная набедренная повязка Тестикла.

Сокрушенный гибелью своего героя, Варнава рухнул на колени, простирая руки к волнам.

– Тести-и-и-икл! – звал он в отчаянии.

Праздник, который предвкушал Варнава, был скомкан. Несколько дней Кассандра пыталась убедить устроителей игр, что происшествие с Тестиклом – не отговорки Спарты, которая не сумела прислать достойных атлетов. Наконец, не выдержав язвительных насмешек и злорадства, Кассандра заявила, что сама будет состязаться вместо Тестикла. В панкратионе она победила всех своих соперников-мужчин и получила лавровый венок. В беге она неслась с быстротой оленя, незначительно уступив Алкивиаду. Тот настойчиво предлагал Кассандре отпраздновать победу привычным ему образом. В метании диска она превзошла прежнее спартанское достижение, проиграв лишь широкоплечему, похожему на медведя островитянину.

– Ха… ха!

Воинственные крики выбили Кассандру из воспоминаний об играх, вернув к реальности.

Варнава все еще находился под впечатлением ее победы в панкратионе, молотя кулаками по воздуху. Геродот стоял на куче мешков с зерном и возбужденно рассказывал:

– Потом она схватила противника за талию и опрокинула на землю.

Варнава изображал каждое движение. Икар громко кричал с мачты, как и полагалось возбужденному зрителю.

Лавровый венок Кассандра отдала капитану. Варнава надел его, едва галера покинула Элиду, и носил не снимая. Интересно, обрадуется ли Спарта ее олимпийским достижениям? Спарта. Впервые Кассандра думала о родине без всплеска ненависти. Молодая женщина посмотрела на берег. Галера подходила к гавани Тринисы. По зеркальным водам залива скользили лодки и плоты. Ныряльщики, прыгавшие с них, возвращались с горстями раковин порфирий, из которых добывали знаменитую пурпурную краску. Руки самих ныряльщиков тоже были пурпурными. Только сейчас, глядя на сушу, Кассандра поняла, как же она соскучилась по матери и дому.

Увидев на причале Миррин, молодая женщина несказанно обрадовалась. Однако ликование было недолгим. Судя по выражению материнского лица, в Спарте опять случилась какая-то беда.

– Что произошло? – спросила Кассандра, спрыгивая на причал.

Она заметила беспокойное поведение воинов, их насупленные лица и сердитые крики.

Миррин взяла себя в руки, подавив набегающие слезы:

– Когда лохос Брасида прибыл на Сфактерию, оказалось, что вооруженные илоты – не самая главная опасность. Наших там поджидали афинские полки.

– Ловушка?

– Похоже, что да. Но Брасид сумел учуять опасность и не угодил в их западню. Все лето он со своими спартанцами удерживает позиции на острове. Вражеские корабли стерегут все подступы к Сфактерии. На самом острове и на пилосском побережье то и дело происходят столкновения. Брасид не раз пытался заключить перемирие. Даже вел переговоры, которые почти всегда оборачивались взаимной перепалкой. Вначале словесной, а потом и на языке оружия. Остров залит кровью. Нынче Брасид там заперт, но его чистокровных воинов не так-то легко одолеть. Однако стало известно, что Клеон отправил афинянам подкрепление, рассчитывая сокрушить спартанский лохос и полностью овладеть островом. Кассандра… – Дочь знала, что скажет сейчас мать. – Вместе с подкреплением туда плывет Деймос.

Миррин кивнула и уткнулась в грудь дочери. Так они стояли некоторое время. Солнце клонилось к закату. Мирная передышка кончилась. Кассандра понимала, чем так взбудоражены и обозлены солдаты. Они велели лодкам ныряльщиков отыскать и привести в гавань галеры скудного спартанского флота. Эфоры отказались отправить на помощь Брасиду второй лохос, опасаясь, что это подорвет оборону страны. За помощью обратились к союзникам-тегеанцам. Те выставили тысячу воинов, которые могли бы спасти запертый на острове спартанский полк.

Миррин подняла голову и тряхнула Кассандру:

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Тебя ничем не остановишь. Если Деймос собрался воевать на стороне Афин, значит культ хочет, чтобы афиняне победили и перебили всех спартанцев, оставшихся на Сфактерии. Мы не можем этого допустить. Отправляйся. Поступай, как сочтешь необходимым. Только об одном тебя прошу: привези обратно моего мальчика.

Спартанцы не признавали коварных способов ведения войны. И не только они. Воины по всей Элладе признавали лишь честные сражения. Однако нынешняя затяжная война извратила древние правила и традиции. Нынче исход того или иного сражения решали не храбрость и стойкость фаланг, сошедшихся в благородном бою. Наступила эпоха осады городов. Подкопы и подземные ходы стали привычным явлением военной стратегии. В ответ противник рыл свои, дабы обрушить первые, засыпав их вместе с копателями. Появились новые орудия вроде огнеметных устройств. Ложь, обман, доведение противника до отчаяния тоже стали оружием. Клятвы утратили их былое значение, сделавшись инструментами двуличной стратегии. Вся Эллада превратилась в логово злобных красноглазых зверей. Сфактерия не являлась исключением.

Остров был усеян одеревеневшими, скрюченными трупами спартанцев, илотов и афинян, которые никто не хоронил. Спартанцы из лохоса Брасида сражались как львы. Их число постоянно сокращалось, но они не сдавались. Меж тем к пилосским берегам каждый месяц приставали афинские галеры с подкреплением. И только в последние дни лета, когда Брасида и его воинов оттеснили к узкому северному мысу, Спарта впервые прислала подкрепление. Десять трирем с тегеанцами на борту. Впереди плыла «Адрастея».

Они подходили уже в темноте. С острова дул жаркий, зловонный ветер. Кассандра припала к палубе в носовой части галеры. На ее плече застыл Икар.

Оба вглядывались в очертания острова, поросшего густым лесом. Над ним поднималось странное свечение.

– Откуда на острове свет, да еще такой яркий? Там же нет ни одного селения. Только старая спартанская крепость.

Лицо Варнавы вытянулось.

– Увы, госпожа мисфиос. Сдается мне, что поражение в Беотии не прошло для афинян даром. Они многому научились.

Кассандра моргнула, убирая резь в пересохших глазах. Зарево над островом было не чем иным, как яростным пожаром. В оранжевом пламени трещали сосны и оливковые деревья. Чем ближе к берегу подходила «Адрастея», тем более зловещей становилась картина. Словно перья феникса, неслись в ночном небе зажигательные стрелы. Шипя и свистя, летели они с северного берега острова, падая туда, где уже бушевал огонь. Огнеметные орудия афинян выбрасывали в воздух крупные оранжевые облака.

– Прямо врата Аида, – прошептал Варнава.

Сквозь гул и треск издалека донесся протяжный звук спартанских авлосов. Кассандра узнала мелодию: то был сигнал к последнему бою. Такой же она слышала в своем видении возле Жарких Врат.

– Нужно как можно быстрее пробиться к нашим, – сказала Кассандра.

– Пристать к берегу невозможно, – возразил Варнава. – В этих местах берега кишат людьми Клеона. Но можно подойти ближе. Держись, госпожа мисфиос.

Капитан отошел. Кассандра схватилась за веревку и напряглась всем телом. «Адрастея» приблизилась к суженной части острова, затем понеслась вдоль берега на север. Галера плыла в опасной близости от мелководья. Скалы, выступавшие над водой, скрывали ее от глаз афинян на других участках берега. За естественной каменной аркой скалы отступили. Открылась бухта, битком набитая афинскими войсками. Одних только лучников здесь было не менее пятисот и столько же гоплитов. И это – лишь часть афинских сил, рассредоточенных по северному побережью Сфактерии.

«Адрастея» стремительно подошла к берегу, скрипя галькой под днищем. Афниняне сразу же заметили ее появление и идущие следом девять галер.

– Занять берег! – крикнула Кассандра, спрыгивая со своего корабля.

Видя высаживающихся противников, афинский таксиарх на мгновение оторопел, затем спешно приказал стрелять зажигательными стрелами. В сторону галер полетел град пылающих стрел. Прикрываясь щитом, Кассандра упрямо двигалась вперед. К ней подтягивались тегеанцы. Они были храбрыми и верными воинами, но им недоставало очень важного качества: спартанского чувства непобедимости. Кассандра помнила это состояние еще по Мегариде, когда сражалась вместе с воинами Стентора. И сейчас воодушевить тегеанцев могла только она.

В рядах наступавших появились первые жертвы. Тегеанцы падали, хватаясь за древки стрел, торчащих у них из горла. Одного зажигательная стрела превратила в живой факел. Солдат понесся обратно, к спасительной воде. Другому, шедшему рядом с Кассандрой, стрела угодила в глаз. Тегеанец повалился на землю, как мешок с мокрым песком.

– Копья к бою! – громовым голосом прокричала Кассандра, не обращая внимания на стрелу, чиркнувшую по ее шлему. – Сомкнуть ряды!

Для тегеанцев ее бесстрашие и спокойный тон приказов оказались источником мужества. Они шли быстро, не сбивая шаг. Афиняне еще пытались удерживать позиции, но затем лучники попятились назад и стали исчезать в гуще деревьев, понимая, что им не выстоять против Кассандры и тегеанских гоплитов. Остались лишь афинские копьеносцы, вдвое уступавшие тегеанцам в численности.

– Наступайте! – рявкнул на них таксиарх.

Вскоре противоборствующие силы схлестнулись. Стук копий и лязг щитов влились в общий хаос криков, доносящихся из глубины острова и с берега. Первого афинянина, оказавшегося перед ней, Кассандра ударила копьем в плечо и опрокинула на колени. Затем, выдернув копье, оттолкнула щит другого.

– Добей его! – крикнула она ближайшему тегеанцу, который с готовностью вонзил свое копье афинянину в живот.

Враги гибли дюжинами. Кассандре приходилось ступать по их трупам. Она неутомимо теснила афинян, вынуждая их отступать в лес. Вскоре афинские гоплиты прекратили сопротивление. К этому времени половина фаланги была убита, остальные разбежались. Путь среди горящих деревьев казался воротами в подземный мир. Кассандра неутомимо подбадривала тегеанцев, ведя их вверх по склону через густой подлесок и многочисленные ямы. Сквозь огненный хаос и фонтаны искр она уже видела силуэты спартанцев. Они сражались с неистовством волков, забывая про обгоревшие волосы и опаленную кожу. У одного спартанца половина лица была в язвах и ожогах. Афиняне, словно шакалы, взяли их в кольцо, заметно превосходя числом. В какой-то момент сражение показалось Кассандре проигранным, но потом, заметив на вершине Брасида, она поняла, что не вправе отступать. У нее на глазах спартанский полководец пронзил афинского гоплита, затем, качнув копьем, отсек голову другому и тут же вонзил острие в живот третьему.

– Госпожа мисфиос! – радостно закричал он.

Лицо Брасида почернело от крови, глаза бешено сверкали, но он улыбался во весь рот.

– Держитесь! – крикнула в ответ Кассандра. – Мы вам расчистим путь к бер…

Огненная стена за спиной Брасида расступилась. Кассандра увидела тень. Кто-то, опустив голову, приближался к полководцу. Уж не тень ли Ареса?.. Тень подняла голову. Деймос?

– Брасид, сзади! – закричала Кассандра, со всех ног устремляясь к вершине.

Закопченное, уверенное лицо Брасида исчезло из виду. Копье Деймоса мелькнуло, словно молния, и ударило по щиту спартанского полководца. Щит сплющился, не выдержав удара. Деймос с умопомрачительной быстротой нацелил копье вниз. Брасид взмахнул своим, попытавшись отвести удар, но ему не хватило скорости. В клубах дыма Кассандра увидела два качающихся силуэта… затем Брасид повалился на бок, и его тело покатилось вниз по ковру пылающего вереска.

Молодая женщина остановилась, оказавшись там, где совсем недавно стоял Брасид. Деймос вертел головой, будто хищник, оглядывающий странную добычу. Его белые с золотом доспехи покрылись копотью и кровью. Лицо, подсвеченное пламенем, казалось лицом демона. Через мгновение оно превратилось в лицо безумца. Деймос бросился на сестру.

Кассандра выставила щит, загораживаясь от удара. Меч Деймоса пробил бронзовую накладку, раскрошив деревянную основу. Кассандра отшвырнула изуродованный щит. Деймос замахнулся на нее копьем. Она отразила удар, нанеся свой. Их копья тяжело звенели, разбрасывая искры. Кассандра начинала уставать. Очередной удар Деймоса пришелся по самому острию ее копья. Оба дрожали от напряжения. Каждый стремился одержать верх, не замечая, как вокруг полыхают и падают старые деревья. Когда очередная атака Деймоса не удалась, Кассандра заметила неуверенность, мелькнувшую в глазах брата. Но безумие взяло верх; неудача лишь подхлестнула его. Взревев, Деймос оттолкнул копье Кассандры. Последовал новый удар. Кассандра отскочила и попятилась назад.

– Явилась сюда умирать? – язвительно спросил Деймос, приближаясь к сестре с нацеленным копьем.

Пятки Кассандры уперлись в холмик.

– Не облегчай мне задачу, – прорычал зверь в обличье человека. – Хотя бы сражайся, чтобы умереть достойно.

– Я пришла сюда за тобой.

И вновь на лице Деймоса мелькнула неуверенность.

– Я говорю правду. Наша мать хочет, чтобы ты вернулся домой… в Спарту.

Глаза Деймоса подернулись туманом, будто эти слова отбросили его в далекое прошлое. Туман быстро исчез, и губы брата вновь скривились в презрительной улыбке.

– Ты не понимаешь, – сказал он.

Деймос указал на дымящийся подлесок, затем широким жестом обвел пылающие вокруг деревья:

– Сражение – вот мое ремесло, а поля битв – мое владение. Я живу лишь затем, чтобы обезглавливать своих врагов. Это и есть мой дом… и твоя могила.

Тело Деймоса напряглось. Он бросился на Кассандру. Ее колени привычно согнулись. Молодая женщина отскочила и тут же, перевернув копье, ударила брата древком в висок. Оглушенный, Деймос попятился назад и упал.

Кассандра поспешила к брату и опустилась на колено, обхватив Деймоса за плечи. Потом коснулась груди, убедившись, что брат жив.

– А теперь я отвезу тебя домой… к ма…

Она не договорила. Сверху послышался ужасающий стон. Кассандра едва успела поднять голову. Громадная горящая сосна падала на них с Деймосом, словно топор палача.

Кассандра погрузилась во мрак.

16

Темнота длилась целую вечность. Очнулась Кассандра от удара плетки с шипами.

– Поднимайся, сука! Раз тебе хватает сил бормотать во сне, сумеешь и ноги переставлять.

Голова у Кассандры раскалывалась. В горле пересохло так, будто ей целый год не давали воды. Судя по ощущениям, ее сейчас стаскивали с носилок. Кассандра не могла заставить себя открыть глаза. Из живота поднималась густая волна тошноты. Больше всего ей хотелось снова лечь, но запястья ее были крепко связаны, а потом кто-то дернул за конец веревки, вынуждая брести. Тогда Кассандра открыла один глаз и в ослепительном блеске солнца увидела место, где находилась. Похоже, это была Аркадия. На траве лежал иней. Листва на деревьях переливалась оттенками желтого и золотого. Впереди длинной вереницей шли афинские воины. За ними тянулись повозки, а за повозками – стадо мулов. Кассандру привязали к одному из этих вьючных животных. Подобным образом были привязаны и множество других спартанских пленников. Их туники превратились в лохмотья, сквозь которые просвечивали корки шрамов и следы ожогов. Нечесаные грязные волосы лезли в глаза.

– Да, сука, разбили мы вас наголову, – прошамкал беззубый афинский надсмотрщик.

Кассандра пропускала его слова мимо ушей, пока надсмотрщик не ударил ее плеткой по спине. В ушах зазвенело, рот открылся в немом крике. Кассандра пошатнулась и сползла на землю, но надсмотрщик схватил ее за волосы, рывком поставив на ноги.

– Еще раз упадешь, отрежу тебе ноги и оставлю на съедение волкам.

Сбоку от Кассандры брел пленный тегеанец.

– Мы почти спасли обреченных спартанцев, – прошептал он. – Появись мы чуть раньше, победа была бы за нами. Но остров в ту ночь оказался смертельной западней. Кого не захватили в плен, оставили гореть заживо. Для Спарты это стало позорным поражением. Эхо случившегося теперь катится по всей Элладе. Там, где прежде боялись даже говорить о спартанцах, нынче открыто смеются над ними. – Пленный тяжело вздохнул. – Хуже всего то, что Спарта предложила мир в обмен на наше освобождение.

Он махнул головой, указывая на колонну пленных.

– Мир? – шепотом переспросила Кассандра. – Тогда почему нас ведут на север, а не в Спарту?

– Афины отвергли предложение. Говорят, Клеон распалил афинян до неистовства, убеждая воспользоваться открывшейся возможностью. Он призвал раздавить Спарту, как букашку.

Кассандра закрыла глаза. Культ получил столь желанную победу Афин. Они снова жестко управляли ходом войны… и всей Элладой.

– Ты и твои соплеменники храбро сражались, – сказала она тегеанцу. – Вашу жертву никогда не забудут.

– Воспоминания не накормят мою жену и троих дочерей, – тихо ответил он.

Дальше они шли молча. Иногда Кассандра слышала знакомый орлиный клекот. Икар летел следом, глядя на хозяйку с высоты. «Держись от меня подальше, дружище, – подумала она. – Приближаться ко мне опасно».

Афинская армия и колонна пленных беспрепятственно передвигались по землям недавних союзников Спарты. Через месяц пути они достигли Аттики, где землю успел сковать осенний иней. В Афины входили со стороны суши. У ворот афинских солдат встретили хвалебными песнями. Улицы были засыпаны лепестками цветов. Только сейчас Кассандра по-настоящему прочувствовала всю сокрушительность поражения на Сфактерии.

На афинских улицах куда ни глянь – спартанские щиты, прибитые к стенам домов в качестве трофеев. Щитами погибших и плененных на острове размахивали перед бредущей колонной. Для знаменитых воинов Священной земли это была крайняя степень позора. Помимо спартанских, к стенам были прибиты и тегеанские щиты. Заметив их, спутник Кассандры в отчаянии вздохнул, прошептав:

– Вечное бесчестье.

Пленные брели по афинским улицам. Над их спинами свистели плетки распоясавшихся надсмотрщиков. Кассандра помнила Афины, когда там свирепствовала чума. Сейчас ничто не напоминало о тех временах. Там, где некогда громоздились штабеля трупов, стояли возбужденные горожане. В пленных летели гнилые овощи. Их оплевывали, осмеивали, осыпали проклятиями. Когда колонна пересекала агору, какая-то женщина, выскочив из дома, выплеснула на Кассандру и ее спутников целое ведро еще теплых нечистот.

В том месте, где к агоре подходили длинные стены и начиналась дорога в Пирейскую гавань, стояли кучки матросов. Они дожидались тегеанских пленных.

– Нас отвезут в колонии, – сказал тегеанец. – Скуют ноги кандалами и заставят работать под жгучим солнцем на полях. Или загонят под землю, на серебряные копи. Я слышал, в этих темных ямах люди слепнут. Большинство, промучившись несколько лет, кончают с собой.

Тегеанца грубо оттащили от Кассандры и с полусотней соплеменников погнали, будто стадо мулов, к гавани. Та же участь постигла и сотни других пленных. Надсмотрщики окружили Кассандру и немногих оставшихся спартанцев. Беззубый ткнул в ее сторону грязным пальцем:

– А тебе… уготована иная судьба. Каждый новый день будет хуже вчерашнего, – злорадно сообщил он.

Но на ее плечо легла другая рука.

– Постой. Спартанских пленных велено оставить здесь. На тот случай, если у спартанцев возникнет мысль осадить Афины. Пленных разместят на мукомольнях и заставят работать, пока пальцы до костей не сотрут. А вот эта пойдет со мной.

– Конечно, господин, – торопливо согласился надсмотрщик, пятясь назад и подобострастно кланяясь.

В сердце Кассандры вспыхнула было надежда… Но затем молодая женщина обернулась.

Перед ней стоял Клеон. Рыжие кудри были убраны назад, а борода – тщательно расчесана. Лицо нынешнего афинского правителя кривилось от злости. Под его плащом Кассандра разглядела очертания знакомого предмета. Маска.

– Ты – один из них?

– Самый опасный из всех, – прошептал он.

Двое караульных схватили Кассандру за плечи. В затылок уперлось острие кинжала. Молодую женщину повели на другой конец агоры; туда, где стояло мрачное здание тюрьмы.

«Туда отправляют души, обреченные на забвение», – вспомнились ей слова Геродота.

– Нет, – прохрипела Кассандра, делая слабые попытки сопротивляться. – Нет!

Потянулись месяцы заточения в каменной клетке. Единственным посланцем из внешнего мира был прямоугольник солнечного света, пробивавшийся сквозь маленькое зарешеченное окошко в потолке. Появляясь, он торопливо скользил по грязным плитам пола и быстро исчезал. Решетки на двери камеры почти упирались в пол. Сама дверь имела небольшой зазор, позволявший видеть узкую полоску коридора. Пол его был устлан сеном. Кассандра часами смотрела на эту полоску. Из входной тюремной двери поддувало, и ветер слегка ворошил сухие травинки. Хоть какое-то движение.

Худшей пыткой для Кассандры было, не видя внешнего мира, слышать его звуки. Многоголосый шум агоры, затихший на зиму, пробудившийся по весне, а к лету набравший былую силу. Летом в камере стало душно. Дни проходили совершенно одинаково. Кассандра не видела ничего, кроме стен камеры и юркого прямоугольника солнечного света. К ней никто не приходил. Раз в день приносили скудную трапезу. Внизу двери открывалась деревянная ставня, и грязная рука опускала на коридорный пол по ту сторону двери какую-никакую еду – миску жидкой пшеничной каши и кружку отвратительной воды, отдающей гнилью, – с тем расчетом, чтобы узница сумела дотянуться до нее из камеры.

Отправляя ее в тюрьму, Клеон не снизошел до объяснений. Да и зачем? Кассандра сама все поняла, едва щелкнул замок на двери ее камеры и перестали греметь цепи. Для афинского правителя наемница была запасным вариантом, и только. Заменой, если культу понадобится новый предводитель… точнее, новый палач. Но разве культ испытывает потребность в переменах? Они и так завладели почти всем миром. Вот только что осталось от самого культа? Клеон и жалкая горстка мерзавцев в масках? Кассандра потеряла счет культистам, которых они с Миррин убили за последние годы. Из тех сорока двух, кого она видела в пещере Геи, в живых не осталось почти никого.

Их призраки донимали Кассандру по ночам, когда Афины затихали. Молодой женщине снились лица, скрытые масками. Призраки окружали жалкую постель узницы – грязную охапку сена. На всех масках – одинаковые, отвратительные улыбки. Днем Кассандре удавалось оберегать разум от тягостных мыслей. Подпрыгнув к потолку, молодая наемница хваталась за железные прутья решетки, повисала на них и подтягивалась, упражняя руки. Сквозь решетки виднелся кусочек неба с пробегающими облаками. Благодаря упражнениям ее руки, плечи и спина оставались сильными и крепкими. Но Кассандра тосковала по бегу. Как же ей хотелось нестись по пересеченной местности, чувствовать дуновение ветра, вдыхать ароматы летних лугов… а не вонь афинской агоры.

Как-то ночью ее разбудил шум. Кассандра догадалась: в соседнюю камеру втащили нового узника. Каменная стена между камерами не позволяла видеть соседа. Зато Кассандра ловила каждое слово, и эти звуки были для нее словно драгоценные камни.

– Говори, где ты это нашел? Где? – гремел голос невидимого тюремщика.

За последним вопросом последовал звук удара в челюсть, за которым тут же последовал стук выбитых зубов, разлетевшихся по полу.

– Я… я не знаю, – заскулил узник. – Я потерпел кораблекрушение и не знал, где нахожусь. Как я могу рассказать о том, чего сам не ведаю?

– Мы будем каждый день избивать тебя до полусмерти, пока не вспомнишь, – захохотал второй надсмотрщик.

Когда тюремщики ушли, Кассандра припала ртом к стене, разделявшей камеры, и шепотом спросила:

– Кто ты?

– Умоляю, не заговаривай со мной. Если они услышат, то вернутся и изобьют меня до полусмерти.

– Почему?

– Потехи ради. И чтобы выбить из меня тайну, которую мне нельзя раскрывать.

– Они нас не услышат. Тюремщики заперли дверь и отправились в ближайшую таверну. Там им веселее, чем с нами.

Узник ответил не сразу.

– Я… нашел то, что они ищут.

– Они? Ты говоришь про культ?

Вопрос насторожил узника. Некоторое время он молчал, затем прохрипел:

– Да. Те, кто носят маски. Вся афинская стража подчиняется их приказам.

– А почему бы тебе не рассказать им о твоей находке?

– Если они разыщут те письмена, мир захлебнется в огне… Я и так сказал тебе слишком много, – спохватился он.

За весь остаток ночи он больше не сказал ни слова. Каждый из последующих дней начинался с избиения узника тюремщиками. После их ухода Кассандра пыталась успокоить несчастного и отвлечь каким-нибудь обыденным разговором. Но ему было не до бесед. Он погружался в полубредовое состояние и что-то бормотал себе под нос.

В очередной день избиение повторилось.

– Выкладывай свою тайну, вонючий пес, – хохотали тюремщики, один за одним ломая узнику пальцы.

Кассандра обхватила колени, подтянув их к груди, и закрыла глаза. Она желала только одного: чтобы страдания этого бедняги поскорее закончились. Уходя, кто-то из тюремщиков пообещал:

– Завтра переломаем тебе пальцы на ногах.

Как всегда, узник скулил от боли, только сегодня его бормотания были громче, и Кассандра слышала каждое слово.

– Дорогая Фотина, надеюсь, ты жива и здорова. Да благословит Деметра земли Наксоса, и урожай убережет тебя от голода. И да благословит Ариадна виноградные лозы… Ненаглядная Фотина, как же я тоскую по твоим ласкам… Нежнейшая Фотина… сколько лет прошло с тех пор, когда в последний раз ты дарила мне свою любовь, но…

От удивления Кассандра широко распахнула глаза – она начинала догадываться, с кем свела ее судьба в афинской тюрьме.

– Твоя жена – Фотина с острова Наксос? – спросила молодая наемница, вспоминая недолгую любовь Варнавы и островитянки.

Узник не ответил.

– А ты – мореход Мелитон?

Ответ на этот вопрос последовал почти незамедлительно:

– Тебе стражники рассказали? Может, они еще и платят тебе, чтобы выведала мою тайну?

– Однажды ты разговаривал с Геродотом, – продолжала Кассандра, – и рассказал ему, как после кораблекрушения тебя вынесло на остров Тира… Поведал о странных письменах и об утраченном знании Пифагора.

– Тише! – зашипел Мелитон. – Хорошо, мы с тобой поговорим, но обещай, что не произнесешь этого имени вслух еще раз, иначе нас обоих убьют.

Они проговорили весь день и вечер. Мелитон рассказал Кассандре о своих приключениях на Тире. Он с большим почтением отзывался о Геродоте и подтвердил опасения историка насчет того, что культисты разыщут утраченную мудрость… Этот разговор оказался для мореплавателя последним. Ночью в камеру Мелитона явились тюремщики. Его избивали с особой жестокостью. Потом кто-то наступил ему на голову, раздавив сапогом череп. Кассандра слышала этот ужасный хруст. Затем – стук ног, когда тело Мелитона выволакивали из камеры.

И вновь молодая наемница осталась в одиночестве.

Лето сменилось осенью. Духота – холодом. Кассандра вновь начала видеть призраков в масках. Теперь они являлись ей не только в снах, но и в часы бодрствования. Среди них был и Деймос. Кассандра видела их боковым зрением во время упражнений – приседаний, прыжков, вставаний без рук и тому подобных. Очень часто она представляла, как, держа в руке копье Леонида, стремительно поворачивается и разит копьем призраков, обращая их в бегство. Кассандра настолько привыкла к этим сражениям, что встречала призраков смехом и кричала от радости, когда они исчезали, не выдерживая ее натиска.

Как-то утром ее разбудили скребущие звуки. «Должно быть, крыса», – решила узница. Но звуки доносились не снизу, а сверху. Кассандра вскинула голову. Какая-то птица заслонила собой окошко в потолке камеры. Неужели Икар? Прежде чем молодая женщина успела проверить догадку, птица улетела, что-то уронив узнице на голову. Кассандра вскрикнула от неожиданности, поймав маленький глиняный диск. На нем было нацарапано всего одно слово: «Готовься». Кассандра снова подняла голову к окошку в потолке. «К чему?» – мысленно спросила она.

И снова бесконечной вереницей потянулись дни. И снова призраки в масках обступали ее со всех сторон. Однажды Кассандра увидела призрак Деймоса, но не внутри камеры, а в коридоре, через верхнее окошко двери. Их разделяли только прутья решетки.

Кассандра сделала вид, что не замечает брата, а затем стремительно подскочила к прутьям и ударила Деймоса своим «копьем» в грудь.

Он не исчез.

– Сестра, – произнес Деймос.

Это слово разнеслось по тюрьме, будто дробь барабана.

Кассандра пыталась удержать равновесие, сохраняя боевую стойку. Первое слово, обращенное к ней за долгие месяцы. Деймос был в белой тунике и на этот раз – без доспехов.

– Я все пытаюсь понять, что́ ты тогда хотела сделать со мной на Сфактерии.

– Спасти тебя, – ответила Кассандра, удивляясь своему голосу, изменившемуся за месяцы вынужденного молчания.

– Странно. Последним, что я помню, было твое копье, лишившее меня сознания, – мгновенно ответил Деймос. – Ты не в первый раз бросаешь меня умирать.

– Тебя в этом убедил культ?

– Нет. Это просто то, что я знаю.

– Тогда зачем ты пришел сейчас? – с холодным смехом спросила Кассандра. – Перерезать мне горло?

– Это я могу сделать в любой момент. Даже сейчас, – ответил Деймос, в голосе которого послышались первые раскаты гнева.

Кассандра вдруг ощутила глубокую покорность судьбе. И даже угрозы Деймоса ее не пугали. Потом узница заметила, как настороженно ее гость оглядывается по сторонам. Словно проверяет, что рядом никого нет.

– Расскажи мне обо всем, что тебе известно, – потребовал Деймос, обхватывая решетку и вдавливая лицо в просвет между прутьями.

– Я думала, культисты ничего от тебя не скрывают. Выходит, ты на их стороне, а вот они – не на твоей. Ты ведь знаешь, зачем меня держат здесь. Не отпирайся. В качестве замены тебе.

Деймос сверкнул зубами. Его руки впились в прутья, дергая решетку.

– Считаешь, что мне есть замена? Думаешь, я – их марионетка? Культ без меня – пустое место.

– Это тебе тоже сказали они?

– Не дразни меня, сестра. – Деймос вновь огляделся по сторонам. – Пожалуй, мне и впрямь стоит тебя убить, чтобы опровергнуть твои нелепые догадки и показать, что ты ничего собой не представляешь.

– Так открывай решетку, входи.

Сердце Кассандры забилось быстрее. Хватит ли ее ногам силы, чтобы воспользоваться моментом?

Деймос тем временем сменил гнев на милость:

– Сначала ты мне расскажешь свою искаженную версию событий. Почему в ту ночь родители отступились от меня?

Замысел побега разбился о давнее желание Кассандры объяснить брату, как все было на самом деле. Ее мысли понеслись галопом, словно табун фессалийских скакунов, но узница ухватилась за невидимые поводья и замедлила бег коней, вспомнив разговор с Сократом. Лучший способ победить в споре – это позволить собеседнику самому сделать выводы, сходные с твоими. А вспомогательными средствами служат простые вопросы и обыкновенная логика. Кассандра опустилась на корточки, предложив Деймосу сделать то же самое по другую сторону двери.

– Что ты помнишь о той ночи? – спросила она. – Я спрашиваю не о воспоминаниях, показанных тебе золотой пирамидой. Что помнишь ты сам?

Деймос тоже присел на корточки, запустив одну руку в волосы.

– Помню мать, отца… тебя. Вы все смотрели, как старик взял меня на руки и поднял.

– Что за старик?

Деймос наморщил лоб:

– Вроде… эфор.

– Да, так оно и было.

– Но почему? Я же не родился больным или хромым.

– Нет. Но тебя поцеловали ядовитые губы оракула.

Глаза Деймоса обшаривали пространство камеры за спиной Кассандры.

– Ты знаешь, кто вкладывает слова в уста пророков.

Деймос медленно кивал, продолжая смотреть поверх сестры.

– Младенец, судьба которого столь ужасна, что его надлежит сбросить с горы. Но что привело к такому пророчеству?

– Пифия заявила: если оставить тебя в живых, Спарта падет. И Спарта поступила так, как поступала и поступает всегда. Дожидаться, пока ты вырастешь, было слишком большим риском. Когда ты выжил, тебя забрали культисты, воспитав своим предводителем… а по сути – живым оружием.

– Я сам себя воспитал, – прорычал Деймос, глядя на Кассандру глазами разъяренной гончей.

– Кем? Ты хотел быть таким?

– Культ считает меня богом. Они мне поклоняются!

– Ты в этом уверен? – усмехнулась Кассандра.

Деймос вскочил на ноги. Его грудь тяжело вздымалась, как после бега. Он стал ходить взад-вперед перед решеткой.

– Мала́кас! – выругался Деймос. – А твои кости никак из золота? Похоже, с горы сбросили не того ребенка! Нет… меня в ту ночь спасли, оторвав от моей никудышной семьи.

– Что последнее ты помнишь перед падением?

Деймос остановился:

– Я помню… взгляд. Последний взгляд.

– Это было, когда я бросилась к краю горы в попытке отнять тебя у эфора… – Кассандра тряхнула головой, отгоняя подступавшие слезы. – Я не сумела тебя спасти. Столкнула эфора, и он разбился насмерть. Тогда и меня сбросили с горы в качестве наказания за содеянное. Моя прежняя жизнь тоже оборвалась.

– Героиня трагедии, – рявкнул Деймос, но посмотреть сестре в глаза не отважился.

– Пойми, Деймос: винить нужно только культ. Даже отец оказался их жертвой. Верный своему долгу, ослепленный спартанской гордостью. Мне понадобилось более двадцати лет, чтобы понять, в каком положении он оказался. Если бы он не выполнил требований оракула, вся наша семья была бы опозорена.

– Опозорена? – гневно переспросил Деймос. – Неужели это было бы хуже, чем положение, в каком мы находимся сейчас?

– Не только я тебя искала. Мама тоже.

– Что?

Деймос остановился как вкопанный.

– Она спустилась в ущелье, заваленное костями, чтобы тебя найти. И нашла.

Деймос молча смотрел на сестру.

– Мама покинула Спарту, поспешив отнести тебя к целителям. Первой, кто встретился ей на пути, оказалась культистка Хрисис. Она солгала матери, сказав, что ты умер.

Теперь и руки Кассандры вцепились в прутья решетки.

– Как ты не понимаешь? Ты – орудие в руках Клеона и прочих культистов. Если бы ты верил, что они говорят тебе всю правду, ты бы не пришел ко мне. – Кассандра махнула в сторону агоры. – Такова стратегия культа. То, что им в данный момент полезно, развивается и даже процветает. Это касается тебя. Это касается Афин. Нечто подобное они когда-то сделали со Спартой, внедрив в круг эфоров своих людей. Даже один из спартанских царей оказался их ставленником. Но когда человек или целое государство перестают быть полезными культистам, их выбрасывают или уничтожают.

– Власть Клеона в Афинах нынче прочна, – сердито бросил Деймос. – Расставаться с ней он не намерен. Клеон хорошо помнит, кто помог ему прийти к власти. Он не настолько глуп, чтобы недооценивать мою роль.

Пальцы Деймоса сжимали прутья рядом с пальцами Кассандры. Носы брата и сестры почти соприкасались.

– Культ никогда не будет управлять мной. Ведь это я приношу им победу в их войнах.

– Какой ценой… Алексиос? – спросила Кассандра, глядя брату в глаза.

Деймос вздрогнул.

– Любой, – прошептал он. – Ведь ты действуешь точно так же… мисфиос?

Кассандра не знала, сколько времени они простояли, молча глядя друг на друга. А потом громко хлопнула входная тюремная дверь.

Вошедший Клеон глянул на Кассандру так, словно она была куском мяса. Деймос с виноватым видом отошел от решетки.

– А мы тебя, Деймос, повсюду ищем, – раздраженно бросил ему Клеон. – Вот уж никак не думал найти тебя… здесь.

– Я приходил… Не имеет значения, – тряхнул головой Деймос, избегая сердитого взгляда афинского правителя.

– Ты приходил ее убить? – догадался Клеон, выгибая бровь. – Это, парень, не твоя задача. Ступай. Немедленно!

Клеон щелкнул пальцами, указывая на дверь.

– Я – не твоя марионетка, – рявкнул Деймос. Теперь он смотрел Клеону прямо в глаза. – А ты – не мой хозяин.

Клеон выдержал взгляд Деймоса. На лице афинского правителя появилась масленая улыбка.

– Разумеется, предводитель, – уже мягче ответил он. – Я просто тревожусь за твое благополучие.

Деймос пожал плечами.

– Делай с ней, что хочешь, – прошипел он и повернулся, собираясь уйти.

Его взгляд последний раз пересекся со взглядом Кассандры. Затем Деймос стремительно покинул тюрьму.

Клеон смотрел на узницу. Руки он держал сцепленными на поясе, словно толстяк, наевшийся до отвала. От его тщательно расчесанных рыжих волос и ухоженной бороды исходил сладковатый запах воска. На нем была туника Перикла.

– Ничто так не идет живому, как одежда мертвеца, – сухо заметила Кассандра.

– Стратегия Перикла привела Афины на край гибели, – усмехнулся Клеон.

– И потому ты велел его убить.

– У перепелиных яиц бывает превосходный желток. Но, не разбив яйцо, не добудешь желтка. Перикл нам мешал. Его убийство и последующий захват Сфактерии были лишь началом. С тех пор я пожинаю победу за победой, а сияние моей славы становится все ярче. Мы предлагали жителям нейтрального острова Милос взять их под афинское крыло. Они отказались. Тогда мы сокрушили их городишко, а остров забрали себе. Эгейцев, которые дерзнули объединиться со спартанцами, мы разбили наголову. Вскоре пал спартанский остров Китира, и теперь он тоже наш. Я становлюсь легендарным правителем. Я способен достичь чего угодно.

– Поднять сумму податей до заоблачных высот? Или отправить молодых неопытных афинских воинов на верную смерть? Даже сюда долетают разговоры прохожих. Так я узнала о разгромном поражении в Делии. Сколько воинов полегло там? – язвительно спросила Кассандра. – Когда меня только затолкали в этот каменный мешок, я слышала песни и восторженные крики. Где они нынче? До моих ушей доносятся стоны и жалобы. Люди сетуют, что ты одержим завоеваниями и полностью отвергаешь мирные переговоры и разоружение. Когда-то афиняне ошибочно приняли тебя за героя. Сегодня ты для них уже не герой, и…

– И мой следующий бросок будет самым впечатляющим, – перебил ее Клеон. – Мне донесли, что на Лесбосе, в тамошнем городе Митилена, объявились мятежники. Если верить слухам, они собрались вступить в переговоры со спартанцами, чтобы разрушить Пелопоннесский союз.

– Что ты с ними сделал? – спросила Кассандра, заметив нескрываемое зло в глазах Клеона.

– Я? Представь себе, ничего, – засмеялся Клеон. – Мои советники проголосовали в пользу отправки флота на Лесбос, и корабли подняли паруса. Население Митилены и их солдаты бунтуют, лишь пока живы. А если их истребить, все бунты прекратятся!

– Очередная жестокость? Когда Акрополь насмехался над тобой и называл орущей обезьяной, я думала, причина в твоей громкой глотке и отталкивающей внешности. Того и другого у тебя не отнимешь, однако теперь я понимаю: внутри ты такой же, как и снаружи. Ты готов землю носом рыть, цепляться за любую возможность, идти на любые злодеяния, только бы удержаться у власти. Это и есть тирания в чистом виде. Перикл не потакал животному началу в людях. Он стремился научить их думать о более возвышенных вещах, понимать демократию и величие разума.

– Демократию? – улыбнулся Клеон. – Кто только о ней не болтал! Многие желали занять место во главе стола. Но правителем Афин может быть только один человек. И этот человек… я.

Клеон ткнул себе в грудь, и его лицо расплылось в самодовольной улыбке.

– А теперь мне пора. На севере, близ Амфиполиса, назревают беспорядки. Спартанцы попросту не знают часа своей гибели. Сейчас они пытаются завладеть севером и прибрать к рукам золото, серебро и отменную древесину. Я уже чую аромат скорой победы. Как только я их разобью, мне откроются ворота на север. Фракия окажется под моей властью. Ты уже догадываешься, какая участь ждет твоих соплеменников?

Кассандру прошиб холодный пот.

– Когда-то царь Ситалк обещал предоставить в распоряжение культа свою многочисленную фракийскую армию: сто тысяч копьеносцев и пятьдесят тысяч конников. Неистовых, свирепых воинов. Ситалк уже умер, но его армия почти не уменьшилась. Они откликнутся на мой призыв и подомнут под себя всю Элладу. Нас ждет эпоха управления и порядка.

Кассандра с упавшим сердцем смотрела на безумца перед ней.

– Вот так-то, наемница, – щелкнул пальцами Клеон. – Культ одерживает победу за победой. А твоя песенка спета. Ты упустила момент и отвергла шанс стать одной из нас. Теперь… тебя ждет конец.

Клеон ушел. В камеру вошли двое тюремщиков, вооруженных топорами. Угрюмые физиономии обоих говорили сами за себя. Войдя, они защелкнули замок дверной решетки. Один ухмылялся, вертя в руках топор.

– Клеон велел сделать тебе побольнее… Оттяпай ей ноги, – сказал тюремщик, поглядев на напарника.

Второй замахнулся топором, собравшись отсечь узнице ступни. Кассандру выручил инстинкт воина. Она подпрыгнула, ухватившись за прутья потолочной решетки. Топор просвистел там, где только что находились ее ноги. Кассандра молниеносно прыгнула на голову первому тюремщику. Громко хрустнули сломанные шейные позвонки. Тюремщик повалился на пол. Кассандра выхватила у него топор, отразив удар второго. Этого она толкнула к стене и, стремительно повернувшись, ударила по ухмыляющемуся лицу. Топор застрял в кладке стены вместе с верхней половиной его головы. Нижняя половина и туловище сползли вниз, заливая пол черной кровью.

Дрожа от напряжения, Кассандра склонилась над первым тюремщиком, сорвав с его пояса ключи. Молодая женщина быстро открыла дверь камеры, но не успела она вдохнуть сладостный запах свободы… как услышала громкий топот ног. Недавнее сражение отняло почти все силы у ее оголодавшего тела. Новых поединков Кассандре не выдержать.

– В атаку! – послышался знакомый голос.

В тюрьму ворвались двое и застыли, встав спиной к спине. Один был вооружен солдатской лопаткой, другой – метлой. Увидев Кассандру стоящей возле открытой камеры, оба несколько смутились.

– Варнава? Сократ? – радостно закричала Кассандра.

– Госпожа мисфиос! – не менее радостно завопил Варнава.

Отбросив лопатку, он крепко обнял недавнюю узницу.

Сократ смотрел на убитых тюремщиков.

– Ты просила меня остаться в живых, – сказал он, поднимая руки, словно победитель на Олимпийских играх. – Я выполнил твою просьбу.

– До нас дошли слухи, что ты томишься в здешней тюрьме, – тяжело дыша, заговорил Варнава. – Полной уверенности не было. И мы послали Икара, решив: если ты здесь, чтобы…

– Приготовилась, – договорила за него Кассандра.

Звук шагов заставил ее насторожиться.

– Медлить нельзя. Этих тюремщиков скоро хватятся. Но где нам укрыться? Город в руках Клеона.

– Мы об этом позаботились, – успокоил ее Сократ. – Переулками мы проведем тебя к тайному подземному ходу, который тянется к старой вилле Перикла. После его гибели дом пустует. Там и обсудим дальнейшие шаги. Надежда еще есть, но она… стремительно угасает.

Кассандра стояла на балконе дома, некогда принадлежавшего Периклу. Время перевалило за полдень. С полукопьем в руке Кассандра неспешно повторяла знакомые с детства движения. Просто чудо, что копье уцелело в аду Сфактерии и Геродот сумел его отыскать среди пепла. Варнава раздобыл ей новые кожаные доспехи. Поупражнявшись еще немного, Кассандра убрала копье за пояс, довольная силой рук. Многодневный отдых, изобильная еда, состоящая из хлеба, меда и орехов, вернули ее телу прежнюю крепость и гибкость.

На балюстраду опустился Икар. Кассандра наклонилась, погладила ему перья и поцеловала в голову. «Стареет мой орел», – с грустью подумала она, увидев редеющие перья. На востоке в серебристом мареве виднелись галеры афинского флота. Более тридцати судов подняли паруса, готовые отплыть на север, к далекому Амфиполису. С ними отправлялся и Клеон – навстречу новой славе. Но Афины по-прежнему принадлежали ему и культу. По сведениям Сократа, за время, пока Кассандра томилась в тюрьме, смерть забрала еще четырех культистов. Похоже, Клеон остался последним и единственным.

«Самый опасный из всех», – сказал он Кассандре в день ее заточения.

За спиной молодой наемницы, то набирая силу, то затихая, слышались голоса уцелевших сподвижников Перикла. Они спорили о нынешней мрачной действительности. Балкон был увит виноградными лозами. Кассандра сорвала крупную виноградину. Прохладный сладкий сок, увы, не мог подсластить печальное зрелище, какое являли собой эти люди. Кассандра повернулась к ним лицом. Сократ, вечно полуодетый Алкивиад, Геродот, Аристофан, Еврипид, Софокл и Гиппократ. Они стояли вокруг пыльного стола, за которым любил сидеть Перикл, и вяло спорили меж собой. На лицах – усталость и нерешительность.

– Нужно призвать Фукидида, – требовал Алкивиад. – В Афинах остались полки и корабли, верные ему. Они восстанут против Клеона.

– Этого недостаточно, – вздохнул Геродот. – Как известно, Фукидид находится в изгнании, далеко от Афин. В свое время Амфиполис выскользнул из рук афинской власти. Виновником сочли Фукидида.

– Но мы-то не в изгнании! Мы – в Афинах. Мы чувствуем биение их сердца. Афины нуждаются в нас, – провозгласил Гиппократ, ударяя по столу.

– Что ты предлагаешь? – нахмурился Сократ. – Сколотить отряд, вооружиться лопатами и метлами и захватить власть? Мы превратимся в посмешище. Хуже того, мы превратимся в тиранов.

– Клеон завоевывал власть грубой силой. Это его манера действий, – возразил Аристофан. – Но можно действовать и по-другому. Тоньше. Так, чтобы результаты действий сохранялись надолго. Нужно обратиться не к военной силе, а к умам и сердцам афинян.

– Сейчас он предложит нам пьесу, – вздохнул Софокл, в отчаянии прикрыв глаза. – И сдается мне, только у него хватит ума и таланта эту пьесу сочинить.

– Неправда, – кисло поглядел на него Аристофан. – Я позволю тебе держать мою дощечку для письма и приносить мне вино.

Терпение Софокла иссякло, и он выдал гневную тираду. Сократ поспешил отойти подальше от стола и чуть не наступил на Алкивиада. Тот с готовностью предложил ему растереть плечи и облегчить страдания… после чего стал покусывать Сократу мочку уха. Когда философ оттолкнул Алкивиада, любвеобильный племянник Перикла поднял руки, изображая оскорбленную невинность.

– В чем дело? Разве возлюбленному не надлежит изливать любовь?

Сократ громко рассмеялся.

– Значит, ты все-таки внимаешь моим словам? Возможно, и надлежит, но не сейчас, – сказал он, кивком предлагая вернуться к столу.

Кассандра молча наблюдала за ними. Ей казалось, что блистательные афинские умы сотворят такой же блистательный замысел. Но дни проходили в бесплодных спорах. В один из дней к ней подошел Варнава:

– Госпожа мисфиос, я тоже чувствую этот зуд. И его не унять прозябанием здесь.

– Я доставила тебе столько тягостных минут. Неужели после всего, что случилось, ты горишь желанием плыть в Амфиполис?

– Разве они не рассказали тебе о спартанском гарнизоне, который там находится?

– Кое-что я слышала. В Амфиполисе собралось несколько тысяч спартанцев. Клеон явится туда с девятью тысячами своих воинов. Часть поплывет с ним из Афин, остальные присоединятся по пути. Его ждет ожесточенное сражение. Напрасно он рассчитывает с легкостью завладеть воротами на север.

Кассандре вспомнилось, что помимо афинских войск Клеон рассчитывал на фракийских дикарей, обитавших по другую сторону ворот. Она мысленно воззвала в к богам, прося поддержать спартанцев.

– Увы, госпожа мисфиос, там не тысячи спартанцев, – покачал головой Варнава. – Там чуть больше сотни спартанцев и горстка гоплитов-союзников.

– Что ты сказал?

– После поражения на Сфактерии эфоры отказываются посылать на войну чистокровные спартанские полки. Для обороны Амфиполиса они выделили считаное число спартанцев. Остальное – илоты.

– Илоты? – чуть не вскрикнула Кассандра.

Рабы прекрасно умели затевать стычки и поставлять припасы. Но армия, почти целиком состоящая из илотов, была безумием.

– Да пребудут с ними боги, – рассеянно пробормотала она, потом спросила: – Кто у них командир?

– Полководец Брасид, – ответил Варнава.

Кассандра не находила слов.

– Его удалось спасти и вывезти из огненного ада Сфактерии. Пока ты томилась в тюрьме, он вел своих илотов на север, искал союзников и трещины в железной империи Клеона.

Тем временем блестящие афинские умы репетировали пьесу, наспех сочиненную ими за последние дни. Роль Перикла исполнял Еврипид. Он стоял на перевернутом ящике: величественный, серьезный, немногословный. Затем на сцену вприпрыжку вбежал Аристофан. Он размахивал руками, будто срывая цветы, потом завизжал, как резаный поросенок:

– Нет, слушайте меня. Меня слушайте! Смотрите, как темна эта пещера. Идемте же туда со мной.

Прыгнем во тьму!

Алкивиад покатывался со смеху, не забывая прикладываться к вину. Геродот аплодировал. Софокл сиял от радости. Глядя на дощечку, он сверял произносимые фразы с написанными.

– Завтра собирается Акрополь, – сообщил Сократ, подходя к Кассандре. – Пьеса наглядно покажет всем циничные методы Клеона. Люди убедятся: никакой он не герой и не защитник афинской демократии. После этого его репутация повиснет на волоске.

Кассандра заметила, что Сократ искоса поглядывает на нее.

– Чувствую, тебе не терпится высказаться. Что ж, не стесняйся в выражениях.

– Мало уничтожить репутацию Клеона, – задумчиво ответила молодая женщина. – Его опасно просто ранить, потому что он способен жестоко отомстить. Нужно уничтожить его самого.

– Вот именно, – согласился Сократ, улыбка которого быстро гасла.

– В таком случае я выбираю участие на другой сцене. На сцене театра военных действий, – сказала Кассандра, вопросительно посмотрев на Варнаву.

– Как ты знаешь, госпожа мисфиос, «Адрастея» всегда готова, – сказал капитан, слегка поклонившись. – Мы ждем лишь твоего приказа.

17

Брасид стоял, уперев ногу в выбеленный солнцем южный парапет Амфиполиса. Жаркий ветер ерошил молодому военачальнику волосы. Он смотрел на пожухлую траву. Вдоль северной стены извивалась река Стримон, а к югу, на расстоянии полета стрелы, высился холм. Еще вчерашним утром это был просто тихий, живописный холм. Чуть дальше на юг, там, где Стримон впадал в Эгейское море, располагалась небольшая гавань Эион, находившаяся в руках афинян. Вчера туда причалили корабли Клеона, и с того времени холм густо покрылся отборными афинскими гоплитами, из зеленого став серебристо-бело-голубым. Их были многие тысячи. Вместе с ними приплыли закованные в железные доспехи конники и многочисленные союзники Афин. Они неумолчно горланили оскорбительные песни, высмеивая поражение спартанцев на Сфактерии.

– Их слишком много, – посетовал Клеарид, заместитель Брасида.

Боковым зрением Брасид видел тех, кто находился внутри стен Амфиполиса. Его армия, с которой он брал и удерживал этот важный северный город. У ворот, будто статуи, застыли полторы сотни спартанцев. А остальные? В северной кампании илоты показали себя с лучшей стороны. Упорно оборонялись, храбро атаковали. Но их противники значительно уступали отборным афинским отрядам. Вместо шлемов на головах илотов по-прежнему были шапки из собачьей кожи, а вместо красных спартанских плащей – потрепанные коричневые. Брасид повернулся на север и не увидел за рекой ничего, кроме жаркого марева. Но где-то там находились свирепые фракийцы. Горе Элладе, если этот рыжий мерзавец одержит победу и откроет фракийцам путь в греческие земли. Помимо невидимой угрозы существовала и вполне зримая, что стояла сейчас на холме рядом с Клеоном. Зверь в человеческом обличье, едва не убивший его на Сфактерии.

Деймос. Непобедимое зло.

– Что нам делать? – допытывался Клеарид. – Зерна у нас в обрез, и Клеон об этом знает.

– А что мы можем сделать? – вопросом на вопрос ответил Брасид. – Нам выпадает редкий случай, когда афиняне отваживаются сразиться с нами на поле битвы, однако нам даже некем их встретить. Каждого илота в наших рядах я ценю наравне со спартанцами… но если их выпустить на равнину против отборных афинских солдат, илотов перебьют всех до одного. Нам остается лишь ждать и молиться богине Тихее, чтобы повернула удачу в нашу пользу.

Клеарид спустился вниз – ободрить воинов. Брасид продолжал смотреть на мощную армию, заполонившую холм и окрестности, и испытывал очень странное и совсем неспартанское чувство.

Страх.

Солнце жгло Клеону затылок. От долгого сидения в седле у него онемели ягодицы. Но он не собирался спешиваться. Не хотел оказаться на одном уровне с окружающим его сбродом. На одном уровне с Деймосом. Тот стоял неподалеку, на вершине холма. «Я в тебе не нуждаюсь, пес», – думал Клеон. Пока плыли сюда, солдаты приветственными криками встречали каждый выход Деймоса из каюты. В гавани Эиона они распевали песни о его подвигах на Сфактерии, но, когда он проходил мимо, едва ли не все сжимались. «Страх и уважение, великолепная смесь», – с неприязнью думал Клеон. Кулак, которым он потрясал в бессильной злобе, был спрятан под плащом. «Что ж, Деймос, когда начнется сражение, быть может, ты и обретешь величайшую славу». Клеон улыбнулся. Его пальцы снова сжались, но уже не в кулак, а вокруг верхнего конца лука. «Сражаться, как герой… и погибнуть в одной из стычек».

Раздумья Клеона прервал взрыв хохота, потрясшего холм. Позади его дисциплинированных воинов расположились гоплиты из Коркиры. Отложив копья и щиты, они жевали хлеб, запивая водой. Двое развлекали соплеменников. Один ходил вокруг другого и высоким пронзительным голосом восклицал:

– Посмотри на меня! Ну посмотри же на меня!

Последовал новый взрыв хохота. Горло Клеона сжали невидимые пальцы позора. «Пьеса… эта проклятая пьеса!» Сегодня утром гавани Эиона достигли вести о происходящем в Афинах. Клеон слышал перешептывания, видел раскрасневшиеся от смеха лица воинов. Заметив своего правителя, они торопливо отворачивались. Прибывший гонец подтвердил: воспользовавшись его отсутствием, осиротевшие Перикловы крысы повылезали из своих нор и представили афинянам пьесу, полную клеветы на Клеона… Утихшая ненависть вспыхнула вновь. «Погодите, – со злобой думал Клеон. – У меня в Афинах остались могущественные друзья. Я им сообщу, и они…» Поток мыслей оборвался, когда Клеон вспомнил последнее собрание культистов. Их осталось всего двое: он и еще кто-то. Остальные мертвы. «Когда я вернусь, то повешу этих крыс за ноги на городских стенах. Вороны будут выклевывать им глаза».

Здешние лицедеи вошли в раж. Жгучий гнев наполнял грудь Клеона, но правитель Афин решил, что не станет наказывать этих шутов на глазах у всей армии. Гоплиты привыкли к наказаниям, однако незачем будоражить их зрелищем ужасной смерти, которую он придумал для насмешников. Клеон вспомнил о своих собаках, оставленных в гавани. Пусть угостятся мясом из распоротых животов лицедеев, а те пусть это видят в последние мгновения жизни.

И снова размышления Клеона были прерваны.

К нему подошел один из афинских таксиархов.

– Командующий, мы ждем твоего приказа. Начинать штурм городских стен?

Клеон молча смотрел на Амфиполис и одинокую фигуру Брасида на городской стене. Уже несколько военачальников докладывали ему о растущем беспокойстве среди афинских гоплитов. Люди не понимали, почему великий Клеон, столько лет боровшийся против выжидательной стратегии Перикла, сейчас медлит. Неужели он боится атаковать жалкую горстку илотов? Эти слова были словно раскаленный прут, воткнутый в его уязвленное самолюбие. Рука потянулась к мечу. Клеон уже представлял, как взмахнет оружием и громоподобным голосом отдаст приказ наступать. Об этом героическом моменте будут вспоминать многие годы спустя. Наступление раздавит все отвратительные сплетни типа этой пьески…

– Сам я не уверен в разумности немедленного штурма, – добавил таксиарх. – Видишь стену деревьев за городом? Там вполне могут прятаться конники. Помнишь, какую бойню учинили нам фиванские всадники в Беотии? Если здесь на нас двинется такая же сила…

Клеону стало тошно. Недовольство отозвалось урчанием в животе. Он почти не слушал дальнейшие советы таксиарха.

– Выслать разведчиков. Пусть обследуют леса. Установить там дозор. Армия пока возвращается в Эион.

Афиняне встретили это решение возгласами отчаяния. Клеон чувствовал себя опозоренным. Но отменять собственный приказ не стал.

– Мы вернемся сюда завтра, – громогласно пообещал он. – Пусть спартанцы проведут еще один день на скудном хлебе и обильном страхе. А завтра мы понесем их головы на своих копьях. Дождитесь… победоносного завтра!

Его слова были встречены редкими одобрительными возгласами, быстро потонувшими в отрывистых приказах младших командиров. Полкам велели спускаться с южного склона. Воздух наполнился грохотом сапог. Афинская армия разворачивалась и в густых тучах пыли уходила с подступов к Амфиполису. Коркирийские союзники занимали левый фланг. Согласно стратегии, они должны были оказаться в передних рядах движущихся на Эион. Но они, по-видимому, никуда не спешили. Многие еще только надевали шлемы и поднимали с земли копья. Были и те, кто допивал воду из походных бурдюков. Ярость Клеона, видевшего все это, забурлила, словно расплавленная бронза.

– Шевелитесь! – заорал он, направляя лошадь в их сторону.

Самых медлительных коркирийцев он ударял дубиной по затылкам.

Жаркий ветер, обдувавший Брасида, вдруг затих.

– Они отступают? – прошептал он вслух.

За облаками пыли виднелась отходящая армия. Задние ряды больше напоминали уставших путников, нежели воинов. В памяти Брасида всплыли детские воспоминания времен обучения в агогэ. Его и сверстников-мальчишек учили выявлять слабые места врага. «Тыл и фланги», – не уставал повторять их седой учитель и для наглядности выкладывал на земле линии из гладких камешков… Брасид содрогнулся всем телом.

– Спартанцы! – крикнул он своим соратникам. – Готовьтесь.

Воины замерли, вскинув руки с копьями, отвечая коротким:

– Ару!

– Многие месяцы в моем сердце не утихал огонь позора за поражение на Сфактерии. Не те ли чувства испытывал и каждый из вас? – спросил Брасид, торопливо спускаясь с городских стен.

Воины громко застучали древками копий по щитам, выражая полное согласие.

Брасид повернулся к илотам, которыми командовал Клеарид.

– А вы, храбрые воины, зашвырните подальше эти шапки, возьмите копья и приготовьтесь идти вместе с нами… в вечность!

«Адрастею» вынесло на берег возле устья реки Стримон. Галера задрожала всем остовом и замерла. Кассандра спрыгнула на крупный песок. Вокруг было тихо. Потом жаркий ветер донес отдаленный скрип открываемых ворот, и следом – многоголосый гул. Кассандра задрала голову, но ничего не увидела. Мешал невысокий склон, поросший травой. Наемница бросилась вверх по склону, скользя на гальке и обливаясь потом. Достигнув вершины, Кассандра остановилась. В лицо ей ударил порыв горячего ветра, но от увиденного она похолодела.

На равнине возвышался круглый холм. С его южных склонов спускалась афинская армия. Они не спешили, идя нога за ногу. А с восточной стороны холма, огибая подножие, их догонял небольшой отряд спартанцев в красных плащах. По сравнению с численностью афинской армии – капля в море.

– Что же ты делаешь, Брасид? – прошептала Кассандра. – Ты ведь знаешь: тебе не выиграть эту битву.

Но затем сто пятьдесят спартанцев вклинились в ничего не подозревавший левый фланг афинян; вклинились глубоко и безжалостно. Под грохот щитов и лязг копий, под крики умирающих и хруст ломающихся костей спартанцы Брасида опустошили левый фланг, захватив и середину афинской армии. Кассандре вспомнились видения у Жарких Врат. Брасид двигался в гуще врагов, совершая умопомрачительные броски и прыжки. Вместе с соратниками он выкашивал афинян десятками. Но Кассандра понимала: никакому мужеству не совладать с внушительным численным превосходством. Вскоре затрубили боевые трубы афинян. Правый фланг армии Клеона развернулся, устремившись на подмогу разбитому левому. Глубокая печаль овладела сердцем Кассандры. Она знала: для Брасида это конец.

Но с западной, скрытой от ее глаз стороны холма вдруг тоже зазвучали спартанские трубы. Из дымки выкатилась мощная волна вооруженных илотов. Боевой илотский клич пробрал Кассандру до мозга костей. Обогнув холм, илоты ударили по незащищенным тылам афинян.

Склон превратился в скопище хаотичных серебристых вспышек и красных фонтанов. Брасид находился в самой гуще врагов. Теперь его окружали отборные афинские воины. Сам Клеон подбадривал и подзадоривал их, требуя голову Брасида. Перед мысленным взором Кассандры мелькали картины видения у Жарких Врат. Гибель спартанского героя. «Нет, не в этот раз», – подумала она.

Кассандра спрыгнула с берегового уступа и понеслась по равнине. На пути оказался ручей. Перемахнув через него, наемница вскоре достигла края сражения. Афинский воин замахнулся на нее копьем, но Кассандра ловко увернулась, проползла по мокрой от крови земле и снова вскочила на ноги, успев оттолкнуть какого-то растяпу-коркирийца. Ее главным противником в сегодняшнем сражении был Клеон.

Мимо пронеслась подпрыгивающая голова с широко открытыми глазами. В спину Кассандре ударили струи горячей крови и человеческих внутренностей. Но наемница все бежала дальше, пока не достигла гущи сражения. Афинские воины теснили Брасида со всех сторон. Одного Кассандра схватила за плечо, развернула лицом к себе и ударила полукопьем под ребра. Второй, целивший ей в живот, сумел распороть кожу. Хлынувшая кровь запачкала доспехи на бедрах. Кассандра увернулась от следующего удара и отсекла второму противнику руку. Брасид, не теряя времени, головой ударил третьего афинянина, затем располосовал четвертого. Спартанского полководца шатало от напряжения. На лице – полосы крови. Глаза и зубы блестели в сумасшедшей улыбке. Брасид вскинул копье, приветствуя Кассандру:

– Я знал, что мы еще встретимся! Ты замечательно выбрала вре…

Брасид дернулся. Из его груди показалось острие копья.

– Нет! – закричала Кассандра, бросаясь к нему.

Копье поднялось, увлекая за собой и Брасида, словно рыбу на остроге. Спартанский полководец извивался, выплевывая кровь. Деймос напрягся всем телом, подняв копье, как знамя победы, затем отшвырнул тело Брасида.

– Значит, Клеон не сумел тебя казнить? – пренебрежительно спросил Деймос. – Надо было поручить это мне.

Он подскочил к Кассандре, выхватив меч и целя ей в шею. Молодая женщина попятилась назад, загородившись полукопьем от удара. Лезвия меча и копья сотрясались от напряжения, как когда-то на Сфактерии. Кассандра и Деймос рычали, позабыв о битве, бушующей вокруг.

– Вот так-то, сестра, – прохрипел Деймос. Его меч неумолимо двигал лезвие копья к шее Кассандры. – Один из нас должен умереть.

Кассандра ощутила прилив сил. Ее копье начало теснить меч. Чем-то это напоминало перемену в борцовском поединке, когда проигрывающий соперник вдруг одерживал верх, а недавний победитель сникал. Так было и с Кассандрой. Деймос уступал позиции, и теперь уже острие ее копья неумолимо приближалось к его шее. Недавняя уверенность покидала брата. Кассандра видела его округлившиеся глаза. И вновь она стояла на краю пропасти, имея шанс спасти брата или обречь на погибель. Но Деймос вдруг содрогнулся, испустив жуткий крик, и повалился на землю.

Кассандра отступила, внимательно разглядывая свое копье. Но на острие не было и капли крови. Кассандра перевела взгляд на брата. Из спины Деймоса торчала стрела. Он попытался встать на колени, но снова упал. А вокруг продолжалось неистовое сражение, готовое засосать в водоворот мелькающих рук и копий и тело Деймоса. Кассандра проследила путь стрелы. На небольшом каменном выступе стоял Клеон. Тетива его лука еще дрожала. Лицо афинского правителя вытянулось, словно он не верил своим глазам. Затем на губах мелькнула безумная торжествующая улыбка, и Клеон тут же стал прилаживать новую стрелу. Кассандра бросилась к нему, не дав натянуть тетиву.

– Ската́! – заверещал афинский правитель.

Увидев копье, нацеленное ему в грудь, Клеон отскочил в сторону, бросил лук и побежал, не разбирая дороги. Кассандра устремилась за ним, отпихивая копья, преграждавшие ей путь, и стараясь не потерять Клеона из виду. У нее над головой свистели стрелы и шипели камни, вылетающие из пращей. Кассандра перепрыгивала через стонущих раненых, топала по лужам крови, блевотины и всего остального, что исторгали в такие моменты человеческие внутренности.

Чем дальше от холма, тем слабее становился накал битвы. Крики и яростный звон оружия постепенно сливались в общий гул, делающийся все тише. Внимание Кассандры было целиком сосредоточено на убегающем Клеоне. Он спотыкался и падал. Голубой плащ давно превратился в грязную рваную тряпку. Кассандра неслась за ним с быстротой оленя. Трава под ногами сменилась землей, затем мокрым песком. Погоня продолжалась на берегу. В какой-то момент Клеон вошел в воду и продолжал идти, пока вода не достигла уровня груди. Клеон остановился. Он тяжело дышал, глядя то на море, то на Кассандру. Лицо афинского правителя было совершенно белым.

– Я… не умею плавать, – промямлил он.

Кассандра молча двинулась к нему. Клеон поднял меч. Она схватила его руку и поворачивала до тех пор, пока меч не выпал из пальцев афинского предводителя. Потом за воротник поволокла обратно на мелководье. Там Кассандра заставила его опуститься на колени. Клеон взвыл, умоляя о пощаде. Наемница не слушала его бессвязных слов. Придавив ему затылок, Кассандра опрокинула его в воду, уткнув лицом в донный песок. Клеон дрыгал руками и ногами. Из-под воды слышались его сдавленные крики.

Потом он затих, перестав дергаться.

Кассандра опустилась на корточки, хрипло и тяжело дыша. Последний и самый опасный из всех культистов был мертв. За спиной слышались заунывные звуки спартанских труб и победные крики «Ару!». Кассандра знала: сейчас спартанцы встанут с поднятыми копьями вокруг тела любимого полководца. Брасид погиб, но спартанцы и илоты совершили невозможное: спасли Амфиполис и север от вторжения фракийских орд.

Из-под туники Клеона что-то выплыло, закачавшись на волнах. Маска с бороздой на лбу – след удара меча. Кассандра следила за уплывающей маской. Подлетел Икар и сел хозяйке на плечо, сердито крича вслед зловещему символу.

– Да, – проговорила Кассандра, поглаживая орлиные перья. – С ними покончено.

18

Рассказывали, что Брасид умирал под звуки песни спартанской победы. Говорили, что его лицо озаряла грустная улыбка. Жуткую смерть на копье Деймоса видели единицы. В тот же день «Адрастея» покинула гавань Эион. Кассандра смотрела на сушу, окрашенную в оранжево-красные тона заходящего солнца. Вокруг холма горели погребальные костры и высились пирамиды из трофейного оружия и щитов. Холм и прилегающие земли очистят от мертвых тел, но подвиг спартанцев никогда не забудется. В лице Брасида Спарта обрела нового героя. Его многоплеменную армию уже называли «брасидидами». Уцелевшие в бою спартанцы и илоты продолжали жить вместе. Победа сделала их братьями.

Несмотря на победу, возвращение «Адрастеи» на юг не сопровождалось шумным весельем. Кассандра ни о чем не просила. Варнава и матросы понимали ее состояние и вели себя сдержанно. Вечерами рассаживались на палубе, пили вино и вспоминали их приключения с Кассандрой. По ее просьбе сделали остановку в Афинах. Там избрали нового предводителя – Никия. Поддержанный Сократом и теми, кто в самые мрачные дни правления Клеона оставался верным принципам Перикла, Никий начал переговоры со Спартой. Мирный договор был делом недалекого будущего. Ходили слухи, что его заключат на целых пятьдесят лет. Полвека мира и гармонии. Кассандру это вполне устраивало. Война серьезно истощила и Спарту, и Афины. Оба государства не приобрели ничего, кроме армий вдов и сирот. В Афинах Кассандра пробыла месяц, часто приходя на могилы Фебы и Перикла, чтобы посидеть в тишине. Потом «Адрастея» снова подняла парус, и они поплыли домой.

В начале августа галера подошла к берегам Спарты. Из гавани Тринисы Кассандра ехала верхом. Варнава шел рядом с ее лошадью. Солнечным утром они достигли пределов Священной земли. Кассандра думала о матери. Последний раз они виделись перед отплытием на Сфактерию. Примерно так чувствовала себя Кассандра несколько лет назад, подплывая к Наксосу. Знает ли Миррин, что ее дочь жива? Как сама жила все это время? Когда показались спартанские селения, сердце Кассандры тревожно забилось. Завидев ее, илоты бросали дела и смотрели во все глаза.

– Мисфиос, – прошептал какой-то раб.

– Беотийская героиня, – добавил другой.

– Неужто это она? Та, кто вместе с Брасидом сражалась в Амфиполисе и не пустила фракийцев на север?

Гимнасий был полон молодых спартанцев. Завидев Кассандру, они прекратили упражнения и молча смотрели на нее. Как всегда хмуро, исподлобья. Потом все, как один, подняли копья. На мгновение Кассандре подумалось, что они собрались ее атаковать. Но копья поднимались все выше, нацеленные в небо. Это был знак приветствия.

– Ару! – дружно прокричали спартанцы, тронув Кассандру до глубины души.

За их спинами она увидела приоткрытые ворота ее старого дома. Оттуда выбежала Миррин, прижимая руку к груди, словно боясь, что ее сердце выпрыгнет наружу. Кассандра торопливо соскочила с лошади и бросилась в материнские объятия.

Вечерами они сидели у очага, попивая изрядно разбавленное вино и угощаясь оливками и ячменными лепешками. Рассказ Кассандры занял не один вечер. Она поведала матери о сокрушительной битве на Сфактерии, о тягостных месяцах в афинской тюрьме и о дне, когда все изменилось. Затем последовал рассказ о днях свободы и восстановлении сил, о пьесе Аристофана и, наконец, о плавании в Амфи-полис.

– Мы только месяц назад узнали о тех событиях, – сообщила Миррин, отхлебывая из чаши. – О множестве погибших и о славной победе. И конечно же, о гибели Брасида.

– Он был примером для всех нас, – сказала Кассандра. – Эфоры дали ему горстку воинов, но он сумел уберечь север от поползновений Клеона. Слышала, власти собираются воздвигнуть ему кенотаф вблизи гробницы Леонида. Достойное соседство.

– Узнав о его гибели, я не могла сдержать слез, – призналась Миррин. – Потом я услышала, что в сражении участвовала какая-то наемница. В сердце вспыхнула надежда: вдруг это ты? После твоего спешного отплытия на Сфактерию я не получала никаких известий о тебе. Только страшные рассказы про обгорелые трупы на сожженном острове. Но я не позволяла себе увериться, что это ты сражалась в Амфиполисе. Иногда я даже молила богов, чтобы тебя там не было… поскольку слышала, что туда отправился Деймос.

У Кассандры будто камень застрял в горле.

– Он там был.

Миррин, глядевшая на огонь, медленно повернула голову к дочери. Глаза у нее странно блестели.

– Тогда слухи не врут, и это он убил Брасида.

– Ты… просила меня привезти его домой, – прошептала Кассандра. – Но у меня ничего не вышло.

Казалось, силы покинули Миррин. Она вновь повернулась к огню. Ее взгляд сделался отрешенным.

– Мама, я пыталась. Но Клеон, завидуя славе Деймоса, убил его стрелой.

Прошло несколько минут, прежде чем Миррин кивнула.

– Еще одним из нашего рода стало меньше, – тихо сказала она.

Миррин встала, подошла к сидящей Кассандре и обняла за плечи.

– Как мало нас осталось, – сказала женщина, водя пальцами по волосам дочери и смотря в глаза Кассандры. – Чувствую, пора ответить на вопрос, что ты когда-то мне задавала.

– Какой вопрос? Я уже и не помню.

– О твоем отце. О твоем настоящем отце, Кассандра.

Миррин наклонилась, приникнув губами к уху дочери.

Услышанное имя всколыхнуло все существо Кассандры. Казалось, внутри у нее зазвонил колокол. Теперь она все поняла…

Наступившая осень принесла с собой холодные ветры и проливные дожди. Как-то утром Кассандра проснулась в теплой постели. Ее тело и разум были непривычно ясными и бодрыми. Исчезли телесные и душевные боли, годами не оставлявшие ее. За окном, на фоне серого неба, высилась гора Тайгет. Возможно, на Кассандру подействовал сон, а может – цвет облаков, но что-то коснулось ее сердца, выпуская детские воспоминания о том вечере. Впервые Кассандра неслась по воспоминаниям, не ощущая страха. Вернувшись в Спарту, она побывала во всех пяти древних селениях. Ее приглашали на пиршества и состязания поэтов. Но поблажки своему телу она не давала и почти каждое утро, встав пораньше, плавала в холодной воде реки Эвротас, а затем упражнялась в гимнасии. Сегодня Кассандра собиралась отправиться с Икаром в лес и устроить орлу охоту, однако сейчас ее вдруг пронзила мысль: в одном месте она еще не успела побывать.

Туда молодая женщина отправилась одна, ничего не сказав матери и Варнаве. С собой взяла небольшой бурдюк воды и ломоть сыра. Идя, Кассандра старалась дышать поглубже, чтобы в голове сохранялась ясность. Воздух пах соснами и влажной землей. Поднимаясь по склону, Кассандра сняла с пояса свое знаменитое полукопье и попыталась опираться на него, как на палку. Она печально улыбалась, понимая непригодность копья для подобных целей. Кассандра шла по горной тропке и воображала, что впереди идут призраки из далекого прошлого: эти отвратительные эфоры и жрецы, Николаос, Миррин. А у нее на руках… малыш Алексиос.

Слезы жгли ей глаза. Кассандра едва обращала внимание на тревожные крики Икара. Достигнув вершины, она сразу увидела убогий, выщербленный алтарь, на котором тогда все и происходило. Ей вдруг показалось, что печаль, нарастающая внутри, затопит и разорвет ее. Только одно заставило Кассандру сохранять бдительность.

На вершине она была не одна.

Он стоял к ней спиной, глядя в пропасть.

– А… Алексиос? – запинаясь, произнесла Кассандра.

Теперь она отчетливо слышала тревожные крики кружащего Икара.

Алексиос не ответил.

– Но ты же погиб в Амфиполисе.

Она смотрела на обнаженные плечи брата, на свежий рубец от раны, нанесенной стрелой Клеона. Длинные волосы Алексиоса частично закрывали шрам.

– Рана – не более чем… украшение.

Он повернулся к Кассандре. Лицо у него было бесстрастным.

– Весь последний месяц я провел на этой вершине. Я знал: рано или поздно ты сюда придешь.

В его взгляде не было ничего человеческого. Сплошная холодная сталь. Кассандра заметила, что он смотрит не на нее, а на кого-то за ее спиной.

– Мой ягненочек, мой мальчик, – нежно произнесла Миррин, вставая рядом с Кассандрой.

– Мама? Ты шла за мной следом?

– Гора позвала всех нас сюда, – ответила Миррин. Коснувшись плеча дочери, она пошла дальше. – Ты обещала вернуть его домой и сдержала обещание.

– Мама, это небезопасно! – прошипела Кассандра, хватая мать за руку.

Но глаза Миррин были полны слез. Она протянула к сыну другую руку.

Алексиос наморщил лоб и отвернулся:

– На краю пропасти мать тянется к своему ребенку. Как трогательно.

– Алексиос, не отталкивай меня, – всхлипнула Миррин.

– Ты произносишь это имя так, будто для меня оно что-то значит, – прорычал он.

– Это имя, которое мы с отцом дали тебе.

Он склонил голову, недоверчиво глядя на Миррин.

– Дали имя, а потом понесли сюда умирать?

Миррин схватилась за грудь:

– В тот вечер нас привела сюда воля культа. Я делала все, что было в моих силах, чтобы тебя спасти.

Алексиос сжал кулаки и содрогнулся всем телом. Кассандра увидела огонь, разгоравшийся в нем.

– Алексиос, все осталось в прошлом. Война окончена. Культа больше нет. Разгони облака, заслоняющие твой разум. Вспомни, кто ты.

Он медленно покачал головой:

– Культ стремился принести в мир порядок. Я был их избранником, и теперь я стану носителем порядка.

– Алексиос, мы одной крови, – сказала Кассандра. – Я столько лет мечтала снова оказаться в кругу своей семьи. Такое же желание я чувствую и в тебе.

Алексиос молчал, стоя с опущенной головой. Потом заговорил:

– Мальчишкой, живя под присмотром Хрисис, я однажды нашел львенка, запутавшегося в силке. Мой друг захотел его освободить… и вдруг я услышал угрожающее рычание львицы.

Он продолжал говорить, медленно поднимая голову.

– У меня на глазах львица разорвала того мальчишку в клочья. В зверином мире семья защищает свое потомство.

Глаза Алексиоса потемнели от бурливших в нем чувств.

– Алексиос, я любила тебя, – всхлипывала рыдающая Миррин. Ее лицо исказилось гримасой, словно внутри происходила борьба. – Плевать мне на спартанские традиции. Я любила тебя… и по-прежнему люблю.

Алексиос неторопливо потянулся к ножнам, взявшись за рукоять меча:

– Меня зовут Деймос. Тот, кого ты любила, мертв. Судьба моя ясна, и ты не встанешь у меня на пути.

Он шагнул к Миррин, стремительно выхватив меч.

Копье Кассандры с лязгом перехватило удар и спасло Миррин. Та даже не вздрогнула. Острие меча находилось на расстоянии пальца от ее головы. По щекам Миррин обильно текли слезы.

– Алексиос, нет! – закричала Кассандра.

Из его стиснутых зубов сочилась слюна. Он упрямо пытался развернуть меч и ударить мать.

Собрав все силы, Кассандра с воплем отбросила брата и нацелила на него копье:

– Я не хочу сражаться с тобой.

– Сестра, еще в Амфиполисе я тебе сказал: один из нас должен умереть, – произнес он и прыгнул на Кассандру.

Их оружие схлестнулось, разбрасывая яростные снопы искр. Вершина горы огласилась ужасающей песней стали.

– Нет. Нет! – стенала Миррин. Пошатнувшись, она упала на колени.

Деймос обрушил на сестру вихрь ударов, ранив ей руки и лоб. Он почти столкнул Кассандру в пропасть. Ее спасла воинская находчивость. Поддев ногой землю, Кассандра устроила пыльную завесу. Если бы не эта хитрость, меч Деймоса проткнул бы ее насквозь. А над горой с грохотом собирались грозовые облака. Вместе с ними внутри Кассандры поднимался яростный гнев. Пошел дождь, но наемница продолжала ударять копьем по мечу Деймоса. Через какое-то время демонический блеск в глазах брата начал гаснуть. Кассандре удалось выбить меч из его руки, и тот улетел в пропасть. Деймос скрючился на земле, загораживаясь руками, как щитом. Кассандра чувствовала, как напряглась ее рука, сжимающая копье. По всему телу пробежала судорога. Кассандра приготовилась ударить.

Острие замерло у самой груди Деймоса.

Они оба тяжело дышали, глядя друг другу в глаза. Над их головами оглушительно гремел гром.

Миррин подползла к детям, схватив дочь за волосы:

– Пощади его.

– Я совершал жуткие поступки, – прошептал Деймос. – Сестра, а ведь все могло быть по-другому.

– Еще не поздно, брат, – ответила Кассандра, в сердце которой вспыхнул огонек.

Деймос покачал головой:

– Повторяю: один из нас должен умереть. Ни у кого не было силы одолеть меня… пока я не сошелся с тобой в поединке на Сфактерии. Там ты была мне ро́вней. И потом, близ Амфиполиса. Если бы меня не подстрелил Клеон, мою жизнь оборвала бы ты.

– Зачем вспоминать прошлое? – взмолилась Кассандра. – Подумаем о том, что ждет нас впереди. Мы станем семьей, какой и должны были быть с самого начала.

Они переглянулись. Совсем как в тот страшный вечер, когда Кассандра почти уберегла его от падения в пропасть. По щеке Алексиоса скатилась слеза, смешавшись с дождем.

– Я не могу стать таким, каким тебе хочется меня видеть, – дрожащими губами произнес он и покачал головой. – Ядовитые травы пустили слишком глубокие корни.

Кассандра видела, как он потянулся к наголеннику, выхватил спрятанный нож, приготовившись ударить Миррин в шею. Время замедлилось. Кассандра вонзила полукопье Леонида в грудь Алексиоса на всю глубину лезвия, ощутив лишь судорогу в теле. Нож выпал из его пальцев. Алексиос смотрел в небо, медленно вдыхая воздух и зная, что это его последний вдох.

Миррин протяжно завыла. Кассандра зарыдала, не в силах сдержаться. Гром продолжал грохотать, постепенно удаляясь. Когда его раскаты почти умолкли, стихли и рыдания Миррин.

– Мама, я пыталась его спасти, – сказала Кассандра.

– Я знаю, – всхлипнула Миррин. – Теперь он свободен.

Еще несколько часов они провели на горе, обнимая друг друга и тело Алексиоса. Мало-помалу облака разошлись, и на гору Тайгет легли сочные оранжевые полосы предзакатного солнца.

Эпилог

Я шла сквозь тьму, не чувствуя страха; ведь я – спартанка, мисфиос, героиня войны. В этом старом, мрачном месте мои шаги звучали на редкость одиноко. Чем глубже под землю, тем дальше отступал летний зной, сменяясь прохладой. Я высекла огонь, зажгла факел и пошла дальше, минуя вырубленные в камне и ныне пустующие помещения. Но остались цепи и давным-давно высохшие пятна крови жертв Дельца. Я прошла через пустой зал с отвратительной статуей змеи. В чаше под ее каменными клыками не было ничего, кроме пыли, и змея голодала. Такой же толстый слой пыли лежал на алтаре, возле которого я впервые встретилась с двуногой змеей по имени Хрисис. Я шла дальше.

Часть меня по-детски мечтала, что в глубине здешних пещер я снова найду брата, как нашла его несколько лет назад, попав на собрание культистов. Однако я очень хорошо помнила, как мое копье расщепило ему сердце. Со времени его смерти прошел почти год. Мы похоронили его и пролили немало слез. Никто из нас не ожидал, что на похороны придет кто-то еще. Но пришли. Николаос и Стентор стояли вдали. Я увидела их и, смахнув слезы, пригласила подойти.

Вечером мы собрались за поминальной трапезой. Все чувствовали себя неловко, и порой это становилось особенно заметно. Помню, Николаос, сидящий в одном конце стола, попросил чашу вина. Мама, сидящая в другом конце, налила… потом залпом осушила и продолжила есть. Стентор смущенно усмехнулся и сделал вид, что закашлялся. Трапеза не могла исцелить давние раны. Возможно, они никогда не исцелятся. Но между нами хотя бы появилось взаимопонимание. Прошлая ненависть была похоронена вместе с культом.

С благословения матери нынешней весной я совершила последнее путешествие, зная, что его мне не избежать. Едва «Адрастея» вышла в море, Варнава и Геродот вновь стали неразлучной парой. Оба вспоминали наши совместные приключения. Рассказчиком был капитан, заметно приукрашивавший события. Геродот торопливо все это записывал на своих табличках, высунув от усердия язык.

К острову Тира, в древности пострадавшему от извержения вулкана, мы пристали тихим, погожим днем. Море напоминало зеленовато-голубой шелк. В воздухе – ни ветерка. Геродот предложил сопровождать меня к черным горам, но я отказалась. Это путешествие я должна была совершить одна… точнее, с Икаром на плече. Я обошла вокруг обветшавшего кратера взорвавшегося вулкана. А вдруг утверждения Мелитона о замысловатых письменах, вырезанных на скалах, были всего лишь розыгрышем, дерзкой шуткой? Что может находиться на этом забытом богами острове, кроме пепла и камней?

Я поднялась к вершинам. Целыми днями я бродила по труднопроходимым местам. Однажды передо мной оказалась гладкая скала. Я бы так и прошла мимо, если бы не оперлась о скалу рукой. Пальцы ощутили многочисленные углубления. Я отошла на пару шагов и тогда увидела странные письмена, отбрасывающие едва заметные тени. Возле этой скалы я задержалась на несколько дней, снова и снова всматриваясь в символы. Ночью я тоже смотрела на них в надежде, что они вдруг засияют, как о том рассказывал Мелитон. В одну из ночей они действительно осветились. Часть скалы отодвинулась, открыв потайной вход в недра горы. Я вошла и вот там-то и встретилась с ним. С моим настоящим отцом.

С легендой по имени Пифагор.

Со дня его предполагаемой смерти прошло более шестидесяти лет. Его возраст значительно превышал все мыслимые границы человеческой жизни. Но его глаза сверкали жизненной силой, а ум ничуть не утратил прежней остроты. Его слова изменили все. Он показывал мне такое, о чем я не смогла бы рассказать никому… разве что Варнаве. Пусть внешне остров Тира выглядел бесплодным клочком суши, но за каменными вратами скрывались поистине золотые чудеса. Диковинные письмена были лишь началом. Пифагор вручил мне древний посох. В руке посох ощущался столь же необычно, как и мое копье. Пифагор показал мне множество других, не менее впечатляющих чудес. Увы, трагедия словно шла за мной по пятам. Радость нашей встречи оказалась недолгой. В обществе своего настоящего отца я провела всего несколько дней. Блеск в глазах Пифагора начал тускнеть, походка утратила пружинистость, а дыхание сделалось поверхностным. По его словам, так и должно было случиться, поскольку его долголетие зависело от посоха, который теперь принадлежал мне. На третью ночь меня разбудило натужное дыхание Пифагора. У него посинели губы. Я хотела ему помочь и вернуть посох. Пифагор отказался, заявив, что настал его смертный час. Как и Алексиос, он умер у меня на руках.

Пифагор настаивал, чтобы я непременно сожгла его тело на костре. Я выполнила отцовскую волю и смотрела, как вместе с дымом уносится его душа. Потом ударила по каменной плите, и она вернулась на прежнее место, навсегда загородив вход в недра горы. Это было еще одним требованием Пифагора, причину которого я понимала без объяснений. Несколько дней, проведенных по другую сторону каменных врат, наглядно показали мне: всё в нашем мире было отнюдь не таким, каким казалось. То же утверждал и Сократ. Но оставалось еще слишком много тайн и слишком много вопросов, на которые я не получила ответа. В последние мгновения жизни Пифагор сказал, что мы с ним еще поговорим. Это и заставило меня вернуться в пещеру Геи.

Мои шаги напоминали хлопанье крыльев потревоженных голубей. Я вошла в главный зал пещеры, увидев знакомый каменный круг, отполированный до блеска. В центре по-прежнему стоял мраморный постамент, испещренный красными прожилками. Вокруг – ни культистов, ни Деймоса… ни Алексиоса. Утраты, пережитые мной, подняли волну щемящей грусти. Но затем, увидев на постаменте запыленную пирамиду, я испытала совсем иное чувство: воодушевление.

Я шагнула к пирамиде, набрала побольше воздуха в легкие и сдула пыль. Золотые грани вновь заблестели. Пещера наполнилась негромким гудением. Древний артефакт осветился изнутри.

А потом пирамида заговорила со мной, прошептав: – Подойди ближе.

Мое сердце замерло. То был голос… Миррин. Однако случившееся не стало для меня полной неожиданностью. Там, на острове Тира, мой настоящий отец успел рассказать об особенностях древних предметов.

– Вещи, оставшиеся от тех, кто пришел раньше, способны завораживать. Но они же… полны коварства. Они проникают вглубь тебя, мгновенно узнаю́т твою сущность; то, что ты любишь и чего боишься. Они смущают твое сердце, искажают душу, туманят разум. Будь с ними осторожна, Кассандра.

Я протянула руку, и она застыла над пирамидой, ощущая тепло, исходящее от золотых граней.

– Коснись меня, – упрашивала пирамида.

Я облизала губы, а ноги поставила так, словно меня ожидал поединок, затем опустила ладонь на гладкую поверхность. Казалось, меня ударили камнем по голове. Замелькали белые огни, перемежаемые золотистыми вспышками. Зазвучали странные, пронзительные звуки. Нечто невидимое схватило меня, встряхнуло и принялось выкручивать, словно мокрую тряпку. Чьи-то громадные руки пригвоздили меня к воздуху, затем стали ударять по моему духу с упорством кузнеца, пытающегося выковать меч. Эта невидимая сила пыталась украсть самую мою сущность… или расправиться со мной. Я чувствовала, что вот-вот закричу во все горло.

Потом меня обдало жестким порывом ветра, и коварная сила исчезла. Я ощущала себя в безопасности. Вокруг разливался мягкий свет. В ином мире, куда я попала, мое тело было невесомым. По сути, у меня и тела не было. И тут я услышала другой голос.

– Ты воочию увидела и ощутила на себе, что́ способна вытворять с людьми эта пирамида. Схожим образом действуют и другие предметы древних, – сказал Пифагор.

– Отец? – удивилась я.

– Манящий голос, услышанный тобой, не был голосом твоей матери. Но сейчас с тобой говорю я, и в этом можешь не сомневаться. Если помнишь, я обещал, что у нас с тобой еще состоится разговор.

– Но как такое возможно? Я же сожгла твое тело на погребальном костре.

– Харон-паромщик дожидается, чтобы перевезти меня на другой берег Стикса. Моя связь с пирамидой – единственное, что меня удерживает на берегу живущих. Однако эта связь истончается. Пока не поздно, я должен рассказать тебе правду о пирамиде. Те, кто жил задолго до появления людей, создали ее, дабы смотреть сквозь паутину времени. Видеть прошлое, настоящее и то, что только грядет…

– Так вот почему культисты так почитали эту пирамиду, – вдруг догадалась я. – Она – ключ к управлению и порядку.

– Они так ничего и не поняли, – вздохнул Пифагор. – Много десятилетий назад возникло некое сообщество людей. Все они поддерживали одно чисто умозрительное положение, якобы способное принести в мир равновесие. Для этого требовалось, как они считали, уравновесить противоположности. Порядок и хаос. Дисциплину и свободу. Подавление и вседозволенность. Как весы, чаши которых находятся в полной гармонии.

В мягком свете, заливавшем пространство, появилась картина. Четкостью она не отличалась, но я увидела собравшихся. Среди них – молодого Пифагора, который что-то рассказывал или объяснял. Многие согласно кивали, некоторые спорили. Находившиеся сзади перешептывались между собой.

– Но кое-кто в этом сообществе не смог противостоять искушению безграничной властью. Они попали в руки хаоса… Вот так и возник культ Космоса.

Замелькали новые картины. Собрание злодеев в масках. Они стояли, произнося что-то нараспев… Щупальца их чудовищных замыслов: армии, гибнущие в бессмысленных войнах, такие же бессмысленные убийства, казни невиновных… Последним я увидела младенца, сброшенного с горы.

– Они жестоко злоупотребили властью, ввергнув греческие земли в нескончаемую войну. – Картины внезапно исчезли. – Вашим предназначением было ее прекратить.

У меня тяжело забилось сердце.

– Моим? И… Алексиоса?

– Да. Но культ похитил твоего брата и сделал своим орудием. В твоих жилах, Кассандра, течет не только кровь смертных людей, но и красный эликсир древних. Их потомком был Леонид и мы с твоей матерью. Потому мы и зачали вас. Поступая так, она, быть может, предала принципы Спарты, предала Николаоса, но…

– Но это лучше, чем предать весь мир, позволив культу его захватить, – договорила я.

– Да. Они охотились за тобой, мной, Миррин и Алексиосом, поскольку мы были живыми ключами, способными по-настоящему управлять древними предметами. Пирамида говорит лишь с теми, в ком течет кровь ее создателей. Потому-то культу был нужен Деймос, хотя они и убедились, что не могут управлять его хаотичной натурой.

– Однако культа больше не существует. Я уничтожила культистов. Стало быть, задача решена.

Лицо Пифагора помрачнело.

– Как мне ни жаль, Кассандра, я не могу подтвердить твои слова. Уничтожив культ, ты сильно качнула чаши весов. Гармония в мире возможна лишь в состоянии равновесия. Разве тебе это непонятно? Увы, при жизни я не успел преподать тебе этот урок. Попробую сейчас. Суть его такова: уничтожив ядовитую поросль культа, ты тем самым подготовила почву для появления еще более сильного и ядовитого сорняка. Необходимо восстановить равновесие.

По моей спине пробежал холодок.

– Как мне восстановить равновесие? Откуда… с чего начинать?

– Ключом тебе послужит посох. Он подарит тебе время. Время – это все. Располагая временем, ты сумеешь…

Он умолк.

– Отец!

– Нет… уже слишком поздно, – напряженно произнес Пифагор. – Темный сорняк уже появился и успел пустить корни.

– Я тебя не понимаю.

– Кассандра, уходи отсюда. Немедленно!

– Отец, погоди! – закричала я.

Меня снова обдало ветром, и все видения исчезли. Я по-прежнему находилась в заброшенной пещере Геи. Остывшая пирамида молчала. Мое учащенное дыхание постепенно замедлилось, а биение сердца стало размеренным.

– Ты тоже это видела? – послышался женский голос, и эхо разнесло его по пещере. – Потрясающее зрелище.

Я увидела белую ладонь, застывшую на противоположной грани пирамиды. Сама рука тонула в темноте. По всему моему телу забегали мурашки.

– Кто здесь?

Она вышла в круг света, отбрасываемого моим факелом. Не может быть!

– Аспасия, ты?

– Что, ты удивлена, увидев меня здесь?

Я не ответила. Выражение моего лица было красноречивее слов. Передо мной стояла красавица Аспасия, облаченная в белую столу. Под складками ее одежды я увидела предмет, который сразу же узнала, – отвратительную маску с крючковатым носом и зловещей улыбкой. Аспасия шагнула ко мне, вытащив маску.

– Как? Почему? – ошеломленно бормотала я.

– С культом покончено, – сказала вдова Перикла, бросая маску на пол.

Изящная нога Аспасии, обутая в сандалию, наступила на маску, разломив пополам.

– Долгое время я играла роль приверженки культа, поскольку это помогало осуществлению моих целей.

– Каких?

– Разве ты не слышала легенду о необходимости установления нового порядка в мире?

– Не знаю, что именно ты видела и слышала, но мой отец говорил совсем другое. Он говорил, что любая крайность, будь то порядок или хаос, не является ответом. Равновесие – вот в чем так нуждается мир.

– Пифагор был недостаточно силен, чтобы принести миру настоящий порядок, – сказала Аспасия, не обратив внимания на мои слова. – И культ тоже был недостаточно силен. Ты оказалась полезной союзницей и помогла смести их всех с доски этой великой игры.

– Но ты… позволила им убить Перикла.

– Если бы я могла предотвратить убийство, я бы это сделала, – бесстрастно ответила Аспасия. – Но ты собственными глазами видела, что́ тогда творилось. Попытайся я вмешаться, Деймос и его головорезы перебили бы всех нас. Знаешь, ради уничтожения культа Перикл не пожалел бы собственной жизни.

Мы замолчали.

– И что теперь? – спросила я, боясь услышать ответ.

– А теперь… осуществление мечты.

Мне было не оторвать взгляда от ее глаз. Они сверкали, как ледяные кристаллы.

– Мечты всей Эллады, уставшей от республиканского хаоса. Отныне – никаких грызущихся между собой городов-государств. Конец соперничающим мировоззрениям демократии и олигархии. Конец противоборству синего и красного. Довольно шатких союзов одних против других. Единое государство, целиком управляемое настоящим вождем. Царем-философом, способным увлекать за собой. Кормчим, который приведет корабль Эллады к берегам порядка. Конечно, на это понадобится много времени. Взрастить новое государство – все равно что взрастить лес. А деревья, как известно, лучше всего растут на земле, обильно удобренной пеплом… после яростного пожара.

– Пепел? Пожар? Аспасия… Эллада уже наслаждается миром, – напомнила я.

– Ты про эту жалкую видимость мирного договора? Я постараюсь, чтобы мир не затянулся надолго, – ядовито-сладким голосом возразила она. – В каком еще горниле нам выковывать мечту, если не в горниле войны?

Губы Аспасии тронула едва заметная холодная улыбка. Женщина скрылась в темноте, и последующие слова я слышала уже оттуда.

Я бросилась за ней, но в зале больше никого не было. – Мечта об истинном, безраздельном, нерушимом порядке… – прошептала вдова Перикла неведомо откуда.

Эхо повторило ее слова, чем-то напоминавшие змеиное шипение. Я услышала быстро удаляющиеся шаги. Аспасия исчезла.

Мой разум качало, как лодку, застигнутую бурей. Рука так и порывалась схватиться за полукопье Леонида. Броситься в погоню за Аспасией и атаковать ее? А потом? Расправиться с ней и оказаться под огнем мести ее ставленников? Не исключено, что достаточно могущественных. После всех перипетий этих лет, после всего, выпавшего на мою долю, я вдруг отчетливо поняла: война отнюдь не закончена.

Наоборот, война только начиналась.

Глоссарий

Абатон – зал в святилище Асклепия, где спали больные.

Авлос – духовой инструмент типа гобоя, издававший резкий звук. В Спарте авлосы использовались в качестве военных труб.

Агогэ – знаменитая спартанская школа для мальчиков, куда их отдавали в семилетнем возрасте. Там методом принуждения их учили переносить величайшие трудности и воспитывали столь же великую любовь к государству. После окончания агогэ ее воспитанники сохраняли довольно тесную связь со школой вплоть до тридцати лет, когда они переходили в разряд полноправных спартанцев.

Адитон – святая святых греческого храма.

Андрон – мужская комната в греческом доме, где мужчины собирались для бесед, пиров и увеселений.

Архонт – правитель, начальник, высшее должностное лицо.

Бактерион – Т-образный посох, отличительный знак спартанских командиров.

Герусия – совет старейшин в Спарте и других городах-государствах.

Гетеры – куртизанки, отличавшиеся умом и образованностью. Служили богине Афродите.

Гиматий – старомодная накидка, надеваемая мужчинами на голое тело и оставлявшая верхнюю часть туловища обнаженной.

Гиппеи – царская гвардия Спарты.

Гоплиты – тяжеловооруженные пехотинцы в классической Греции.

Келевст – начальник гребцов на триреме.

Кибернет – кормчий на галере.

Кофон – сосуд, из которого спартанцы обычно пили свою любимую «черную кровяную похлебку», иначе называемую «спартанской».

Лохаг – командир лохоса.

Лохос – спартанская войсковая единица. Во времена, описываемые в романе, встречалась очень редко.

Малакас – ругательство.

Наварх – командующий флотом (кораблем).

Панкратион – атлетическое состязание, сочетающее в себе элементы борьбы и кулачного боя.

Пельтаст – легкий пехотинец, вооруженный копьем и несколькими дротиками. Нередко пельтасты использовались как застрельщики сражения, метавшие дротики во врага.

Порпакс – кожаный или металлический рукав с внутренней стороны щита, куда воин просовывал руку до локтя, что позволяло ему эффективнее защищаться от вражеских ударов.

Симпосиарх – распорядитель симпосия, увеселительного действа древнегреческих мужчин.

Ската – ругательство.

Скириты – особое спартанское воинство, состоявшее из свободных людей, живших близ Скиритских гор, но не являвшихся гражданами Спарты. Скириты были великолепными дозорными, осуществляли ночную охрану войск на привале, а также играли важную роль в сражениях, принимая основные удары на себя.

Стола – длинное платье со множеством складок.

Стратег – в греческих городах-государствах военачальник, имеющий широкие военные и политические полномочия.

Стригиль – серповидный скребок, которым в бане очищали от пота и грязи предварительно разогретую кожу тела.

Таксиарх – в древних Афинах второй после стратега военный чин.

Таксиархия – афинский полк (применительно к данному роману, хотя на самом деле, вероятно, все греческие города-государства использовали это понятие в той или иной степени).

Торакс – бронзовая кираса (доспехи).

Триеарх – капитан триремы.

Хайре – приветствие.

Экзомис – короткий хитон из грубой ткани, заложенный складками на левом плече. Преимущественно мужская одежда.

Эномотия – низшее подразделение в армии спартанцев, «братство» из 32 (по другим источникам – 64) воинов, связанных родственными или дружескими узами. Жили, питались и передвигались вместе.

Эфоры – группа из пяти избранных спартанских государственных деятелей. В обязанности эфоров входило объявление войны, решение о числе отборных спартанских полков, направляемых на войну, а также привлечение к ответственности двух царей Спарты.

Персонажи романа

Алексиос – младший брат Кассандры. Младенцем был сброшен с вершины Тайгета, поскольку таково было пророчество дельфийского оракула.

Алкивиад – воспитанник Перикла. Хитрый, любящий наслаждения политик и полководец. Самый могущественный человек в Афинах.

Антуса – старшая гетера храма Афродиты в Коринфе.

Аристей – коринфский стратег.

Аристофан – возможно, самый известный афинский комедиограф.

Архидам – старший из двух царей Спарты (во время, описываемое в романе).

Аспасия – возлюбленная предводителя Афин Перикла. Отличалась блестящим умом. Прекрасно владела ораторским искусством. Ее дом был средоточием творческой и интеллектуальной жизни тогдашних Афин.

Брасид – один из величайших и храбрейших спартанских военачальников. Талантливый политик, ставивший перед собой благородную цель способствовать прекращению войны.

Варнава – верный друг Кассандры, опытный мореплаватель, одно время служивший наемником. Любитель небылиц.

Гермипп – драматург и поэт с сомнительными знакомствами.

Геродот – «Отец истории», летописец фактов и событий, что не мешало ему быть прекрасным рассказчиком. Решает сопровождать Кассандру в ее путешествии.

Гиппократ – считается основоположником современной медицины. Известен своим широчайшим вкладом в развитие медицины.

Гирканос – афинский наемник, действовавший на Мегариде.

Деймос – с ранних лет воспитывался на идеях культа Космоса, чтобы впоследствии стать героем и защитником приверженцев культа. Живое оружие культа. Обладает незаурядными способностями, вызывающими страх у противников.

Делец – приверженец культа Космоса, управляющий нелегальной деятельностью. Его жестокие методы расправы с неугодными вызывали повсеместный страх.

Дельфийский оракул – место в Дельфах, куда с вопросами о будущем приходили и греческие простолюдины, и люди, имевшие власть и могущество. Считалось, что пророчества и предсказания пифии способны изменять ход истории.

Диона – служительница культа Космоса на острове Китира.

Долопс – сын Хрисис и жреца из святилища Асклепия.

Евней – наварх наксосского флота.

Еврипид – известный афинский драматург, автор трагедий.

Икар – орел, давний и верный спутник Кассандры.

Кассандра – знаменитая искусная наемница, закаленная жизненными страданиями.

Клеон – соперник Перикла, жаждущий власти и призывающий Афины занять более агрессивную позицию в войне со Спартой.

Леонид – легендарный спартанский царь, дед Кассандры, который более всего известен своим последним сражением при Фермопилах, где он командовал отрядом в триста воинов.

Лидос – илотский раб, находившийся на службе обоих царей Спарты.

Маркос – нечистоплотный делец на острове Кефалиния.

Миррин – мать Кассандры, воинственная спартанка.

Николаос – отец Кассандры, воинственный и безжалостный полководец, непоколебимо преданный Спарте.

Павсаний – младший из двух царей Спарты.

Перикл – афинский государственный деятель.

Пифагор – легендарный математик, философ и политик.

Роксана – одна из гетер Антусы.

Силанос – приверженец культа Космоса. Благодаря большому опыту мореплавания и богатым покровителям приобрел власть на острове Парос.

Сократ – знаменитый афинский философ, которому покровительствовала интеллектуальная элита Афин.

Софокл – знаменитый афинский драматург, автор трагедий.

Стентор – приемный сын Николаоса, доблестный спартанский военачальник.

Тестикл – одаренный спартанский атлет, чемпион по панкратиону, злоупотреблявший вином.

Феба – афинская девочка-сирота, взятая Кассандрой под покровительство.

Фрасимах – интеллектуальный противник Сократа.

Фукидид – один из главных афинских полководцев во время Пелопоннесской войны. Один из первых историков, представивших объективную картину боевых действий.

Хрисис – жрица, служительница культа Космоса. Воспитательница Деймоса, делавшая из него орудие культа.

Циклоп – могущественный правитель острова Кефалиния, известный преступными методами правления.

Элпенор – богатый и могущественный торговец из Кирры.

Эринна – одна из гетер Антусы.

Те, кого автор считает своим долгом поблагодарить за участие в выпуске этой книги:

Ив Гийемо

Лоран Деток

Ален Корр

Жоффруа Сарден

Яннис Маллат

Тьерри Дансеро

Джонатан Дюмон

Мелисса Маккорбри

Сьюзен Патрик

Стефани-Анна Руатта

Этьен Аллонье

Элена Родс

Аймар Азайзия

Анук Башман

Антуан Цешински

Максим Дюран

Сара Безби

Клеманс Делёз

Жюльен Фабр

Каролин Ламаш

Энтони Маркантонио

Франсуа Тайе

Саламбо Венд

Эльза Фурнье

Виргиния Грингартен

Марк Мураччини

Сесиль Рюссель

Майкл Бидл

Доминик Ди Санти

Кимберли Каспар

Хизер Хефнер

Джоани Симмс

Арон Дин

Том Кертис

Анетт Дана

Грейс Орлади

Стефани Пекаоко

Сен-Сен Тао

Джанкарло Варанини

Морган Фроммхерц

Валентин Хопфнер

Валентин Мейер

Алина Пайнер

Клеман Превосто

Тревор Хорвуд

Джоэл Ричардсон

Элизабет Кокрам

Томас Колган

Миранда Хилл

От переводчика

«Assassin’s Creed. Одиссея» – очередной роман, основанный на серии игр «Assassin’s Creed». Его автор, шотландец Гордон Догерти, приобрел известность благодаря историческим книжным сериям «Легионер» и «Стратег».

Книга представляет собой частичную новеллизацию игровых сценариев «Assassin’s Creed. Одиссея» и рассказывает тайную историю Пелопоннесской войны, в котором участвовали Делосский союз во главе с Афинами – с одной стороны, и Пелопоннесский союз под предводительством Спарты – с другой. Главный герой романа – спартанка по имени Кассандра, наемница, вынужденная участвовать в войне, чтобы освободить своего брата, пленника культа Космоса, тайно управляющего жизнью всей Греции.

Роман вышел в свет 5 октября 2018 года, в один день с релизом самой игры.

Это очередной случай в серии, когда книга ведется от лица женского персонажа. Первый – книга «Assassin’s Creed. Единство», основанная на дневнике тамплиера Элизы де ла Серр, второй – книга «Assassin’s Creed. Преисподняя», где часть повествования ведется от лица ассасина Иви Фрай.

В книге Кассандра узнает о том, кто является ее настоящим отцом, лишь в самом конце. Тогда как в игре это происходит значительно раньше, и настоящий отец молодой женщины поручает ей особую миссию по поискам древних артефактов.

В связи с этим некоторые персонажи игры в книге не упоминаются вовсе.

Финал книги трагичен, в отличие от игры, которая заканчивается общей трапезой воссоединенной семьи главной героини.

Действие книги разворачивается исключительно в V веке до нашей эры без каких-либо упоминаний о событиях наших дней.