Грибы для начинающих

Народу на курс записалось немало. Новоиспеченные грибники, как юные, так и не первой молодости, собрались со всех частей города. Судя по всему, у рабочего востока и обеспеченного запада Осло обнаружилось общее увлечение. Это заинтересовало меня как социолога. Обычно разные общественные классы можно связать с определенными видами спорта или хобби. Одни виды досуга привлекают представителей высшего класса, другие – более низких социально-экономических слоев. Не надо быть антропологом, чтобы заметить это и здесь, в Норвегии, хотя сами норвежцы кичатся своей репутацией эгалитарной нации. На фото, которым они иллюстрируют свои национальные ценности, король покупает билет на метро. Хотя общественным транспортом действительно пользовалось не так уж много монархов, сказать, что для норвежской королевской семьи это обычное явление, тоже нельзя.

Отсутствие ярко выраженной классовости в сообществе грибников мне сразу же понравилось. Даже спустя какое-то время мне так и не удалось узнать, чем некоторые из них занимаются в обычной жизни. Здесь на первом плане стоят разговоры о грибах, а мелочи вроде религии вынужденно уступают им место. Впрочем, сказать, что среди грибников нет иерархии, тоже нельзя. Более того, в сообществе есть свои герои, персоны нон грата, неписаные правила и конфликты с нешуточными страстями. Как и любое другое объединение, сообщество грибников – микрокосм, модель общества в целом, но поначалу это от меня ускользало.

Грибы одновременно восхищают и пугают – увлекшись обещанием чувственного наслаждения, нельзя забывать про смертельный яд. К тому же некоторые виды растут ведьмиными кругами, а другие обладают галлюциногенными свойствами. Внимательное прочтение исторических источников показывает, что грибы удивляли людей во все времена – не имея корней и видимых семян, они способны неожиданно возникать из ниоткуда, особенно после сильного дождя с грозой, словно воплощение необузданных сил природы. Такие народные норвежские названия грибов, как «ведьмино яйцо», «масло тролля» и «волчье молоко», указывают, что люди отождествляли грибы с язычеством, колдовством и магией.

Одни начинают увлекаться грибами, восхищаясь их функцией очистительного звена в экосистемах. Другие интересуются их лечебными свойствами – ученые возлагают большие надежды на использование грибов в лечении рака. Норвегия подарила медицине Tolypocladium inflatum – вид грибов родом с горного плато Хардангервидда, ставший незаменимым медикаментом при пересадке органов. Те, кто верят в способность грибов творить чудеса в качестве афродизиака, усердно жуют фаллообразные весёлки обыкновенные, Phallus impudicus, прозванные в народе срамотниками, или мутинусы Равенеля, Mutinus ravenélii. Рукодельники истово красят грибами шерсть, лен и шелк. А для фотографов-натуралистов царство грибов – нескончаемый аттракцион, ведь грибы бывают не только белыми или коричневыми, они принимают любые мыслимые и немыслимые цвета и формы: от упругих и округлых, очаровательных и грациозных, прозрачных и нежных до настолько невероятных и причудливых, что их можно принять за инопланетные существа. Некоторые грибы к тому же обладают способностью светиться в темноте, озаряя лесные тропинки с приходом ночи.

И всё-таки желание узнать больше о сборе дикорастущих грибов у большинства моих знакомых обусловлено тем, что они любят потреблять грибы в пищу. До сих пор все упорные попытки научиться разводить самые вожделенные из съедобных грибов в промышленных масштабах не увенчались успехом. В этом смысле грибы представляют собой великолепный пример противостояния строго отрегулированному миру, в котором живет большинство из нас. Есть в грибах что-то дикое и своевольное. «А этот съедобный?» – раз за разом вопрошают грибники-неофиты.

Мой интерес подогрело старомодное название организации, проводившей курс, – Объединение грибников и собирателей полезных растений города Осло и окрестностей. Можно было подумать, что это отделение Женского медико-санитарного объединения Норвегии. Что за люди занимаются грибами и полезными растениями? Если честно, я не слишком представляла, что вообще можно отнести к числу полезных растений. И если уж развивать эту мысль, как тогда называть растения, не относящиеся к этой группе? Растения бесполезные? При всех задать этот вопрос я так и не отважилась.

На поясе у преподавателя висел нож, а на шее болтался шнурок с маленькой лупой. Это часть снаряжения любого матерого грибника, но тогда я еще об этом не знала.

«Что такое гриб?» – спросил он нас. Повисла тишина. Многие старательно избегали взгляда преподавателя. Я в их числе. Разве не очевидно, что такое гриб? Но нашему новому наставнику нужно было научное определение, а я не имела ни малейшего понятия, из чего это определение вывести.

То, что многие, включая меня, называют грибами, в мире микологии, науки о грибах, на самом деле называется «высшие грибы». Большинство видов грибов гораздо меньше, как правило, они и вовсе микроскопически малы. Меня часто спрашивают, сколько видов грибов насчитывается в мире. Только вселенная грибов настолько велика, что сложно с уверенностью ответить на этот вопрос. Ученые спорят о том, сколько еще видов грибов не открыто и не описано в науке. В Музее естественной истории Осло была предпринята попытка составить обзор биологических видов, представленных в стране. От сорока четырех тысяч выявленных видов грибы составили около 20 %. Для сравнения: на долю млекопитающих пришлось всего лишь 0,2 %. Множество еще не открытых видов скрывается как раз в таких крупных и разнообразных биологических группах.

Грибы, которые попадаются нам на глаза в лесу, – лишь малая часть целого организма. Бóльшая часть его клеток представлена в виде живой динамичной сети тонких длинных нитей, так называемого мицелия или грибницы, скрытой под землей, корой деревьев или внутри других растений. То, что мы видим на поверхности земли, – плодовое тело, это почти то же самое, что яблоко по отношению к яблоне, только в этом случае «дерево» растет под землей. Самый крупный в мире организм – грибница опёнка темного, Armillaria ostoyae, обнаруженная на востоке штата Орегон в США. Гигант занимает лесной ареал площадью более десяти квадратных километров. Ученые взяли сотни выборочных проб мицелия и провели на их основе ряд анализов ДНК, показавших, что все образцы являются частью единого организма, возраст которого составляет предположительно от двух до восьми тысяч лет. А вот гриб с самым большим плодовым телом – это термитомицес титанический, Termitomyce stitanicus, родом из Африки. Диаметр его шляпки может достигать одного метра. Сложно даже поверить, что фотографии африканцев, держащих в руках грибы размером с зонтик, не плод чьих-то трудов в фотошопе.

Часть жизненного цикла, которую грибы проводят в видимой глазу форме, составляет его малую часть. Всё остальное время они надежно сокрыты от людского взора. В оптимальных условиях плодовое тело высших грибов развивается из сети мицелия и прорастает сквозь почву с силой, достаточной, чтобы пробивать камни и асфальт. Преподаватель поведал нам, что грибы растут не только в лесах, но и в общественных парках, на обочинах, даже на кладбищах и в частных садах. Грибы повсюду. Некоторые грибники не ограничиваются мнением о том, что где есть жизнь, там есть и грибы. Если верить им, грибы – это вообще условие существования жизни: нет грибов, нет жизни. В кругах грибников постоянно всплывает видео с YouTube, где речь идет как раз о том, как грибы могут спасти планету^[3]. Судя по всему, если уж грибники во что-то верят, их вера непоколебима.

Хорошие учителя сначала определяют уровень подготовки учеников, поэтому и нам предстояло показать, что мы знаем о самых известных грибах. Цель курса для начинающих грибников – научить новичков распознавать примерно пятнадцать видов. Свежие образцы, которые еще недавно мирно росли под тихой лесной сенью, были вырваны из своего сонного существования во мху и превратились в учебный материал, который передавали от ученика к ученику. Внутри меня нарастал страх оказаться худшей в классе. Из грибов, попавших ко мне в руки, я узнала только золотистую лисичку. Мне еще учиться и учиться.

В прошлом ученым немало пришлось поломать голову над грибами. Они представляли трудность даже для Карла Линнея (1707–1778) – ученого, положившего начало биологической систематике своей классификацией всех видов животных и растений. Эта классификация используется по сей день. Он отнес грибы к группе под названием «Хаос», входящей в царство растений. Над грибами будто бы не были властны обычные законы природы. И всё-таки с тех пор удалось выяснить, что грибы надо относить не к царству растений или животных, а выделять в отдельное царство. Царство грибов.

Об этом я никогда не слышала. Мне всегда казалось, что грибы – просто необычные растения. Преподаватель рассказал нам также, что грибы располагаются ближе к царству животных и тем самым ближе к виду Homo sapiens, чем к царству растений! Именно поэтому из грибов получают такие важные для людей медицинские препараты, как пенициллин и лекарства для лечения рака. На уроках биологии в Малайзии нам об этом не рассказывали. В школе для девочек, где я училась, на стенах кабинета биологии висели учебные плакаты с изображениями растений, на которых изящным почерком были подписаны названия их частей. А теперь будет о чем подумать, когда кинусь обнимать шампиньоны в магазине – они ведь, оказывается, мои дальние родственники.

Первым пунктом в учебном плане шла правильная техника сбора грибов. Гриб нужно прочно ухватить у самого основания ножки и вытащить его из земли, аккуратно подкручивая. Иногда грибы прячутся глубоко во мху или упорно отказываются поддаться грибнику – в таких случаях пригодится нож. Рекомендуется также проводить предварительную очистку прямо в лесу – для этого подойдет любая щетка, даже старая зубная, или кулинарная кисточка. Так финальная чистка грибов дома пройдет быстрее, но наверняка найдутся и те, для кого чистка грибов сродни медитации. Я ловила каждое слово преподавателя.

Первое, что нужно сделать, найдя гриб, – заглянуть к нему под шляпку. Там находится вся информация, необходимая, чтобы определить его вид, понять, относится ли он к трубчатым, ежовиковым, пористым или пластинчатым грибам. Все эти группы начинающим грибникам предстояло изучить в обязательном порядке. Найдя ответ на первый вопрос, можно переходить к определению рода и вида найденного образца.

Для начала нам дали рассмотреть самый настоящий трубчатый гриб – подосиновик желто-бурый, Leccinum versipelle. Важный отличительный признак трубчатых грибов – внутренняя сторона шляпки, которая и на взгляд, и на ощупь похожа на губку. Нам рассказали, что все трубчатые грибы, представленные в Норвегии, съедобны. Надавливать на мягкую губчатую поверхность забавно. Некоторые грибы, если нажать на трубчатый слой, посинеют в месте нажатия. Получается, у грибов тоже бывают синяки, по которым к тому же можно опознать некоторые виды. И хотя теперь я уже могу узнать подосиновик издалека, даже не проверяя его нажатием трубчатого слоя, соблазн сделать это по-прежнему велик. Вид синеющего гриба приносит мне какую-то детскую радость.

Я провела детство в Малайзии, где мы с товарищами часами могли играть с растением, листочки которого сворачивались от любого прикосновения. После приходилось терпеливо ждать, пока оно снова раскроется, чтобы побеспокоить растение вновь. Хотя процесс раз от разу не менялся, нам не было скучно. Даже наоборот – весело. Позже я выяснила, что это растение называется Mimosa pudica и что pudica на латыни означает «стыдливая». Как правило, она растет в тени под деревьями или кустарниками. Способность норвежских подосиновиков покрываться синяками немного напоминает мне, как сворачивало листья то малайское растение. Природа будто бы общается, заигрывает с нами, ведя безыскусный немой диалог.

Мы познакомились и с ежовиковыми грибами, у которых под шляпкой спрятаны «иголки», благодаря которым они и получили свое название. Некоторые избегают жарить ежовиковые грибы из-за того, что отвалившиеся при готовке «шипы» по виду напоминают маленькие белые личинки, но в данном случае наружность обманчива. Ежовик желтый входит в пятерку «безопасных грибов», то есть тех съедобных грибов, у которых нет ядовитых двойников. Выражение «безопасные грибы» я услышала тогда впервые. Эту пятерку надо было запомнить в лицо.

В программу курса входили также пористые грибы. К этой группе относится трутовик овечий, Albatrellus ovinus. Он, кстати, состоит в той же надежной пятерке. Выглядит этот гриб немного помятым и как будто скомканным, а в перевернутом виде напоминает истыканную до дырок игольную подушечку. Во время жарки он меняет цвет с белого на лимонно-желтый. У некоторых видов изменение цвета при термической обработке является важным признаком, способным дополнительно подтвердить «личность» гриба. Потом нам рассказали, что подосиновик желто-бурый, знакомство с которым мы свели ранее, тоже меняет цвет во время готовки – из белого он становиться темно-синим. Мир грибов оказался еще страннее, чем я думала, когда входила в класс.

В группе пластинчатых грибов представлено великое множество родов, среди них как самые опасные, так и самые вкусные. Поэтому нам как новичкам нужно было научиться распознавать самые распространенные из них. К пластинчатым грибам относятся яркие сыроежки. Эти грибы можно назвать «цветами» мира грибов – они представлены во всевозможных ярких оттенках красного, фиолетового, желтого, серого, синего и зеленого. От одного только названия уже текут слюнки. По-норвежски сыроежка называется kremle – Норвежский этимологический словарь предполагает, что это имя в родстве с диалектным словечком krembel, которое означает «нечто маленькое и толстое» – определение, действительно подходящее сыроежкам как роду. Млечники тоже относятся к пластинчатым грибам. При повреждении у них на поверхности выступает млечный сок. У некоторых видов этот сок может быть цветным: рыжик настоящий, Lactarius deliciosus, и рыжик еловый, Lactarius deterrimus, выделяют млечный сок морковно-оранжевого цвета. Эти двое также входят в безопасную пятерку. Я поняла, что мир грибов гораздо более яркий, чем я думала. Несмотря на многочисленные теории, никто до сих пор не знает наверняка, почему грибы бывают цветными. Так или иначе, грибы – не только скучные бледно-белые или грязно-коричневые «магазинные» шампиньоны, Agaricus bisporus, лежащие на полках рядом с «картонными» помидорами и огурцами.

Меня заинтересовали дикие шампиньоны, которые тоже относятся к группе пластинчатых грибов. Нам рассказали, что они куда вкуснее обычных покупных, но новичкам стоит быть с ними повнимательнее. Случается, что грибники путают съедобные шампиньоны с ядовитыми белыми поганками. Мне стало интересно, каковы эти дикие шампиньоны на вкус и смогу ли я когда-нибудь отличать виды шампиньонов друг от друга. Я торопилась записывать за преподавателем каждое слово и быстро исписала несколько страниц.

По программе курса, помимо съедобных грибов, нам предстояло рассмотреть еще и самые распространенные ядовитые. В 37 году нашей эры римский император Клавдий скончался от отравления грибами, которые ему поднесла его же жена Агриппина. Разумеется, эта тема вызвала у новоиспеченных грибников большой интерес. Мухомор красный, Amanita muscaria, прочно занявший место среди норвежских рождественских украшений, на самом деле ядовит, но даже близко не стоит по ядовитости рядом с самым опасным видом грибов в стране. А вот белая поганка, Amanita virosa, – белоснежно-белый гриб с так называемой «юбочкой» вокруг тонкой ножки, как раз наоборот, смертельно ядовита. Некоторым иностранцам азиатского происхождения пришлось на собственном опыте убедиться, что внешность белой поганки обманчива. К сожалению, этот гриб пугающе похож на другой, деликатесный вид грибов, распространенный в Азии, привычный для многих выходцев из этой части света. Бледная поганка, Amanita phalloides, – еще один ядовитый гриб, о котором нас предупредили. По словам грибников, у этой поганки мягкий вкус, а содержащийся в ней яд выводится из организма без труда. Но так же как и белая поганка, бледная поганка может приводить к летальному исходу. И всё-таки откуда же известно, что гриб неплох на вкус, если он смертельно ядовит? Этот вопрос так и не прозвучал – никто не нарушил благоговейной тишины класса.

Простое правило для новичков – обходить стороной все полностью одноцветные дикие грибы, белые или коричневые от шляпки до ножки. Больше подсказок из наших преподавателей было не вытянуть. Мы поняли, что простого способа определить, ядовит ли гриб, не существует. Грибы надо заучивать каждый по отдельности. По-другому никак, дали четко понять преподаватели.

Меня поразило, что всенародно любимую лисичку ни в один из списков грибов «топ-5» наши наставники не включили. В список грибов-фаворитов у них вошли опёнок летний, вороночник рожковидный, белый гриб, рыжик, шампиньон августовский, груздь красно-коричневый и сморчок конический. Менее известные родичи лисички могли похвастаться почти сказочными именами. Одновременно казалось, что и знаешь, и не знаешь их. Если прочитать все названия подряд, получится эдакий образчик современной поэзии, где на рифму нет ни малейшего намека, а слушателю может показаться, что он сумел уловить смысл, но не более чем на мельчайшую долю секунды. Лисичка обыкновенная, Cantharellus cibarius, по форме напоминает воронку, на что указывает латинское название рода Cantharellus, в переводе означающее «маленькая чаша». В противоположность большинству популярных грибов, лисичка своим золотисто-абрикосовым цветом будто бы умоляет найти ее. Для тех, кому по нраву тихая охота посложнее, найти лисичку представляется слишком легкой задачей. Впоследствии я познакомилась с грибниками, которые и вовсе проходят мимо «вызывающих» лисичек. А если уж речь о них всё-таки заходит, то говорят, едва не извиняясь: «Да что уж там, иногда и лисичка сгодится». По сравнению с другими грибами у лисичек долгий сезон. В Норвегии они появляются уже в июле, но эту тайну грибники держат в секрете.

Что еще знали грибники, что я, новичок в их мире, только надеялась открыть для себя?

Адреналиновая лихорадка

После теоретического занятия следующим пунктом в программе значилась экскурсия. Для человека, не привыкшего к непременным для норвежцев воскресным вылазкам на природу, это была не просто прогулка. Лес – не самое дружелюбное место. Обнаружить, что ходишь кругами, заново наткнувшись на уже знакомую семейку грибов, не очень-то приятно. Со мной бывает в густом лесу, что не успею я оглянуться, как оказываюсь одна в кругу громадных деревьев, и мне чудится, будто они перешептываются между собой о том, как бы схватить жалкого грибника длинными ветвями. Для тех, кто не родился с резиновыми сапогами на ногах и знать не знает про то, что прогулка по лесу – лучшее средство от хандры, такой вариант развития событий опасен. Тропические леса Малайзии – не место для воскресных прогулок. Самого словосочетания «воскресная прогулка» в языке не существует. А если человеку всё-таки взбредет в голову ввязаться в такую безумную авантюру, ему нужно вооружиться по крайней мере средством от комаров и ножом-мачете. На столь опасное путешествие, чреватое потерей конечностей или даже жизни, отваживаются немногие. Именно поэтому норвежская традиция при любой возможности выбираться в лес повергла меня в культурный шок. Как подобрать ключ к этому загадочному явлению, нам, молодым тогда и полным надежд иностранцам, съехавшимся в Норвегию со всех уголков мира на учебный год по обмену, не рассказали. Взломать этот код мне предстояло самостоятельно, пожертвовав собственным комфортом. По этой причине отправиться на тихую охоту вместе с двумя нашими преподавателями, компетентными грибниками, исходившими норвежские леса вдоль и поперек, представлялось неплохим вариантом. Услышав словосочетание «компетентный грибник» в первый раз, я еле-еле удержалась от смеха. Раньше слово «компетентный» встречалось мне только в контексте официальных документов. То, что компетентным может быть и грибник, даже не приходило мне в голову.

На подобных экскурсиях нам предоставлялась возможность наблюдать, как изменяются разные виды грибов в зависимости от возраста, в условиях in situ^[4]. К сожалению, в некоторых книгах, посвященных грибам, на иллюстрациях представлены только идеальные взрослые образцы, из-за чего понять, как грибы выглядят на разных этапах жизненного цикла, бывает довольно сложно. Грибы как люди – время не щадит никого и ничто, и они не исключение.

С чего началась моя одержимость грибами? Ответ кроется уже в первом из грибных походов для новичков. Едва войдя в лес, я увидела группку из восьми-девяти поганок. Они выглядели так невинно и безобидно, но от вида смертельно ядовитых грибов всё внутри у меня похолодело. Но это было здорово: я сразу смогла применить приобретенные знания на практике. Понимание того, что в дикой природе съедобно, а что ядовито, позволило мне увереннее чувствовать себя в лесу. От радости за собственное достижение по телу разлилось приятное тепло. К тому же я сумела отыскать несколько прятавшихся в старых листьях и веточках вороночников рожковидных, Craterellus cornucopioides, – неизвестного мне тогда вида деликатесных грибов, опознанных преподавателем. Статус вороночников немного удивил меня, ведь грибы были черного и серого цвета и, по прежним моим представлениям, не выглядели съедобными. Вот как можно ошибиться, если полагаться вместо научного знания на ложные представления, построенные на предположениях. Никогда на других курсах мне не представлялось возможности использовать новые знания сразу же. Я испытала чувство глубокого уважения к преподавателям из Объединения грибников и собирателей полезных растений города Осло и окрестностей (далее – Объединение). Домой я вернулась с полной корзиной съедобных грибов, довольная тихой охотой и самой собой.

Когда я познакомилась с основными родами грибов поближе, ориентироваться в сложно устроенном царстве грибов стало проще. Как знать, может быть, однажды я смогу с уверенностью опознавать все пятнадцать видов, включенных в программу для начинающих. Для экзамена на микологическую компетентность необходимо знать минимум 150 видов, но как справиться с таким числом, если даже с пятнадцатью разобраться сложно? Испытание для компетентных грибников казалось мне и вовсе непреодолимым.

Когда отправляешься в лес с новыми, пусть пока и ограниченными, знаниями, он дарит тебе новые впечатления. Я вдруг стала замечать грибы повсюду, а раньше прошла бы мимо, не разглядев их среди листвы и иголок. Теперь же грибы «выскакивали» передо мной в 3D-формате, ведь я смотрела на них другими глазами. К тому же я узнала много нового о норвежской флоре, например, что цветок под названием печеночница любит известковую почву, а значит, неподалеку от него есть шанс найти грибы с похожими предпочтениями.

Когда я начала один за другим опознавать первые грибы, экзотический норвежский лес обрел для меня новый смысл. Раз за разом меня всё больше влекло в темно-зеленую чащу. Теперь я прямо на ходу оцениваю местность на предмет наличия грибов. Если хочешь найти грибы, отключи телефон, переведи голову в режим поиска и полностью сосредоточься на окружающем тебя лесе. Позже я узнала, что прогулки по лесу творят чудеса не только с телом и духом, как проповедуют фанатичные любители природы, но еще и помогают мозгу.

Детьми все мы испытывали чувство крайней увлеченности чем-либо. Бывало, следишь во все глаза за трудолюбивым муравьем и не слышишь, что тебя зовут обедать. Схожим образом зачаровывает мир грибов. Выйдя на тихую охоту, отключаешься от повседневной рутины. Распаляется охотничий инстинкт, и ты мгновенно оказываешься в собственном зачарованном мире. Внимание обостряется, напряжение растет: удастся ли добраться до лесных сокровищ? И вот, когда наконец находишь превосходную лисичку, а то и две или три, невольно говоришь ей: «Ах ты, красавица!» – или даже: «Иди-ка к мамочке, дружочек!» Но часто я остаюсь с носом, обманувшись желтым березовым листом, на миг заставившим сердце забиться чуть быстрее в надежде на долгожданную добычу – золотое сокровище посреди зеленого леса. Обычно это, конечно, никакое не сокровище и даже не гриб, но однажды мой рентгеновский взгляд засек в чаще ельника несколько бесхозных купюр. Просто удивительно, сколько всего можно найти в лесу, если глядеть в оба.

Спортсмены называют это «состоянием потока». Оно рождается из удовлетворенности собственным результатом, возникающей, когда человеку по силам справиться с поставленной задачей. Когда спортсмен полностью погружен в настоящее, когда он физически способен справиться с брошенным ему вызовом, внутри взрывается настоящий фейерверк положительных эмоций, ощутимых как психически, так и физически. Концентрация и нераздельное внимание сопровождаются чувством радости и восторга. Это и есть состояние потока. На Востоке давно известно о состоянии дзен, когда человек, полностью освободившись после долгих практик от привязанностей к миру, погружается в созерцание экзистенциальной вневременности. Во многих смыслах состояние дзен и состояние потока похожи – в обоих случаях от остального мира человека отделяет нерушимая стена счастья.

В отличие от «потока» атлетов и дзена буддийских монахов, радости грибника открылись мне почти сразу – ни обязательные для спортсменов 10 тысяч часов тренировок, ни одна дзен-практика за другой для этого не понадобились. А вот новичкам, осваивающим другие виды досуга, например лыжный или парусный спорт, в этом плане повезло куда меньше. Ведь когда речь идет о грибах, знать что-либо о них заранее, чтобы испытать адреналиновую лихорадку, необязательно. Получить радость от процесса можно, просто выйдя на прогулку вместе с компетентным грибником. Эта радость не требует затрат – эдакий «поток-лайт».

С тех пор как я увлеклась грибами, прямо под ногами мне открылся невидимый параллельный мир со своими неподвластными логике законами и неудержимой жизненной силой. Волшебный мир, мимо которого я проходила, не подозревая о его существовании. Когда мне на глаза попадается гриб, время будто останавливается. Я пребываю и в состоянии потока, и в состоянии дзен одновременно. Приятное ощущение единения с вселенной дарит мне ощущение внутренней удовлетворенности и счастья. В такие моменты мне есть дело только до одного: быть там, где я нахожусь, и делать то, что делаю. Тогда я не думаю ни о том, что приготовить на обед, ни о том, нравится ли окружающим моя прическа.

Коснувшись гриба, ощущаешь плотское наслаждение. Сначала почувствуешь, насколько гриб готов сопротивляться. Некоторые грибы упрямятся и цепляются за почву мертвой хваткой, другие же рады покинуть лес и отправиться к тебе домой, стоит лишь ласково им улыбнуться. Люблю тот момент, когда, сперва немного попыхтев, добываешь наконец лесное сокровище. Ты словно выигрываешь в лотерею – во многом это столь же пьянящее радостное чувство, полученное почти что даром.

Ощущать удовлетворение от своих достижений, осваивая новые знания или тренируясь в походах по норвежским лесам, – одно дело. А вот пьянящая радость – это уже нечто совсем другое, неожиданное: когда я впервые сама нашла съедобный гриб, сердце едва не выскочило из груди. Вот она, радость. От вновь испытанного чувства, почти исчезнувшего из жизни после смерти Эйольфа, у меня закружилась голова. Мне словно прямо в вену впрыснули заряд мультивитаминов. Вот это да! Тело источало восторг каждой клеточкой. Тонким золотистым лучиком он постепенно проникал мне прямо в душу. Возможно ли испытывать столь чистую радость, когда всё прочее в жизни неясно и безнадежно?

Когда находишь гриб, велика вероятность найти поблизости его родичей. Радость от находки кумулятивна: один гриб – хорошо, а два – лучше. Восторг и ликование!

По мере того как мне открывался мир грибов, я почувствовала, что вернуться назад к жизни на самом деле легче, чем казалось. Нужно просто собирать поскрипывающие и поблескивающие радости. Идти и идти вперед по грибной тропинке, даже если не знаешь, что ждет впереди. Что мне предстоит найти в великой неизвестности? Что скрывается на вершинах холмов, в тумане, за следующим поворотом?

Самая легкая смерть, наверное

Смерть унесла Эйольфа ранним и ясным летним утром. Прежде чем он успел добраться до своего рабочего кабинета. Чем успел поставить греться воду для кофе и сбросить с плеча тяжелую сумку. Как обычно, он пришел в офис одним из первых. В тот день он отправился на работу в последний раз, но откуда же знать? Он ведь был в самом расцвете сил. По крайней мере, так мы думали.

Он ушел из жизни быстро. Настолько быстро, что я по-прежнему иногда задумываюсь, успел ли он понять, что с ним происходит. Почувствовал ли, что отведенное время подошло к концу. Понял ли, что стоит у крайнего рубежа. О чем он думал в самый последний момент? Оказалась ли смерть такой, какой он ее представлял? Был ли это просто сияющий свет, спокойно и уверенно потянувший его к себе? Был ли этот свет похож на сильное и теплое чувство влюбленности, одно из лучших доступных человеку чувств? К счастью, в офисе уже были люди. Увидев, что Эйольф упал, коллега подумал было, что он споткнулся, но быстро осознал, что дело тут куда серьезней, и позвонил мне, когда Эйольфа увезла «скорая». Я уже успела встать, принять душ и как раз была готова начать день с неторопливого завтрака. Не успела я переварить одну немыслимую новость, как телефон зазвонил снова.

Голос был незнакомый. Звонили из больницы. Я еще не до конца пришла в себя после первого звонка.

– Сожалею, но у меня плохие новости, – сообщил врач. – Ваш муж умер. Мои соболезнования, – продолжал он ритмично, словно метрономом, отмерять слова.

Нежданно-негаданно на меня обрушивается такое известие.

– Что? Как?… – не помню, что я говорила.

– Ваш супруг скончался скоропостижно. Он ничего не почувствовал, – сказал врач.

Я замолчала. Не знала, о чем спросить.

– Это самая легкая смерть, наверное; о такой можно только мечтать, – продолжал врач.

Я почувствовала, как во мне вскипает волна возражений, но слова застряли у меня в горле. С таким заявлением я была наотрез не согласна, но сказать ничего не могла. Возможно, врач просто хотел меня утешить. Но чиновные утешения меня не убедили. Я уверена, что лучший способ уйти из жизни – находиться в полном сознании, не страдая от навязчивой боли и имея достаточно времени, чтобы достойно проститься с родными и близкими. Это нужно не только им, но и самому умирающему. Чтобы завершить жизнь, нужно время.

Казалось, меня ударили тяжеленной кувалдой. Комната заходила ходуном. Пришлось сесть. Меня прошиб холодный пот. В душе воцарился хаос, мозг забил тревогу. Накатила тошнота. Это явь или кошмарный сон? Как он мог умереть, он же думал, что переживет меня? Еще несколько часов назад мы были вместе. Мы не расставались с тех пор, как мне было восемнадцать, а ему двадцать один. Теперь Эйольф лежит в отделении неотложной помощи больницы Уллевол. Мертвый. Столь полный жизни в один момент и вдруг совсем мертвый. Два состояния разделял лишь один удар сердца. Моего лучшего друга не стало. Я осталась одна в этом мире.

Я не хотела вешать трубку и сильнее прижала ее к уху. Я хотела, чтобы врач продолжал говорить. Всё, что он мог рассказать об Эйольфе, представлялось мне в высшей степени ценным. Важна была любая подробность. Этот врач был единственным звеном, которое связывало меня с чудовищным известием, поразившим меня тем утром. Кажется, я тогда разучилась дышать. Я поменяла жизненные планы и уехала из Малайзии в Норвегию из-за Эйольфа. А теперь я больше никогда его не увижу, не поболтаю с ним, не почувствую его запах, не обниму. Совершенная бессмыслица. Телефонный звонок разрезал мою жизнь на две части. Первая часть прекратила существование прежде, чем я положила трубку.

Любая семейная жизнь имеет два исхода: развод или смерть. Наша семейная жизнь закончилась со смертью Эйольфа. Смерть абсолютна: человек либо мертв, либо жив. Одно состояние от другого отделяет множество тонких прозрачных нитей. Иногда эти нити упруги, прочны и надежны, они не дают человеку провалиться в царство мертвых. Все мы слышали истории о людях, которым удалось обмануть смерть, людях, которых спасли в последний момент, вопреки всем ожиданиям. Таблоиды пишут про такое почти каждый день. Но иногда эти нити истончаются, теряют прочность. Они рассыпаются и исчезают, стоит только к ним подойти. Тогда-то расстояние между жизнью и смертью становится невыносимо коротким. Тогда-то человек и соскальзывает с острия жизненного ножа на другую сторону. А оттуда пути назад нет.

В отделении неотложной помощи меня ожидали. Там знали, что я приехала увидеть Эйольфа, но сразу к нему не пустили. Сначала медсестра отвела меня в кабинет, чтобы поговорить. Думаю, она хотела успокоить меня и подготовить к прощанию. Она дала мне простой бумажный стаканчик с холодной водой, который я осушила, не понимая, хочется мне пить или нет. После недолгого разговора медсестра попросила меня проследовать за ней. Пройдя несколько коридоров, мы остановились у двери в палату на том же этаже. Медсестра открыла дверь, и я увидела Эйольфа. Он был накрыт одеялом и казался спящим. И хотя я знала, что мы шли к нему, неожиданно увидев мужа в палате, я всё равно удивилась. Постельное белье было свежим, вокруг стояли свечи и цветы. В палате царила атмосфера торжественности. Всё было преисполнено благоговения перед смертью. И жизнью.

Мне представлялось, что придется спускаться в темный и холодный подвал. Что Эйольф одиноко лежит под простыней на холодном металлическом столе. Но вот он передо мной в свежезастеленной постели, словно умиротворенно спит. Ноги у меня подкосились, и я неловко опустилась на пол. Тело трясло. Бешено колотилось сердце. Я умоляла Эйольфа проснуться, но он не откликался. Медсестра отвела взгляд. Может быть, хотела дать мне побыть одной в столь болезненный момент. Впрочем, до нее мне не было дела. Мне ужасно хотелось дотронуться до Эйольфа, обнять его. Я позволила руке скользнуть по выглаженной простыне под одеялом и прикоснуться к нему. Он еще не остыл! Такого я не ожидала. Я почувствовала, как по всему телу разливается глубокая, горячая благодарность. Он ждал меня! Я успела прежде, чем он похолодел и стал безвозвратно далеким.

И хотя я знала, что Эйольф мертв, принять это было сложно. Может быть, врачи ошиблись? Может быть, чудеса еще случаются? Может быть, он вдруг очнется и улыбнется мне? Может быть, когда я моргну в следующий раз и снова открою глаза, его веки вдруг приоткроются, он посмотрит на меня и скажет что-нибудь совсем обыкновенное?

Я зажмурилась и вновь открыла глаза. Он не проснулся. Жизнь замерла. Оставалось только похоронить свою последнюю безумную надежду.

Когда я наконец собралась уезжать из больницы, мне вручили два пластиковых пакета с его одеждой и наплечной сумкой. В сумке лежал фотоаппарат, который он всегда носил с собой, – Эйольф любил фотографировать. Так хотелось взглянуть на то, что привлекло его взгляд в последний раз, но времени на это у меня не было.

Требовалось решить тысячу практических вопросов. Какой выбрать гроб? Погребение или кремация? В какой день? В какое время? В какой часовне? Что написать в объявлении о смерти? А в программе похорон? Какую музыку выбрать? Кого известить? Хотя я и была полностью разбита, действовать, принимать важные и не очень решения было необходимо. Я делала всё на автомате. Телефон не замолкал. Люди принимали новость с недоверием. Мне, пребывавшей в состоянии шока, приходилось утешать других. Я слышала, как слова срываются у меня с губ, но не понимала, откуда они берутся. Дни пролетали с бешеной скоростью – будто на пульте заело кнопку быстрой перемотки. Где посреди этого хаоса была я, сказать сложно.

Самым тяжелым для меня оказался шаг, на который я пошла добровольно, – я захотела одеть Эйольфа перед положением в гроб. Когда я выразила это пожелание в похоронном бюро, там и бровью не повели. Для них не было ничего невозможного. В похоронном агентстве клиентам выдают длинный список предоставляемых услуг, просматривая который, те быстро понимают, что необходимым оказывается то, о чем раньше они даже и не догадывались. В Малайзии усопшего готовят к погребению, как правило, ближайшие родственники. И хотя раньше такая возможность мне никогда не предоставлялась, я четко понимала, что хочу сама подготовить Эйольфа к погребению. К тому же мне очень хотелось видеть его, хотя он и был мертв. Я выросла в других традициях и не представляла, что родственники могут передать всё в руки похоронного бюро и вновь встретиться с усопшим лишь во время церемонии прощания.

В назначенный час я явилась в часовню при больнице. Мне дали возможность отказаться от участия в подготовке тела к похоронам, предупредив, что справиться с этим может быть нелегко, ведь вскрытие уже состоялось, и на груди Эйольфа остался большой Y-образный шов. Могли ли новые сведения о причине смерти пролить свет на неожиданную кончину Эйольфа? Согласие на вскрытие я дала именно из-за этой возможности. Однако ничего примечательного, о чем бы мы еще не знали, врачи не обнаружили. Иными словами, для Эйольфа процедура оказалась напрасной. Хотя, быть может, напрасной она оказалась скорее для нас, по-прежнему живых? Когда я собралась с духом, Эйольфа ввезли в часовню. Или он уже был там и его просто выкатили ко мне? Не могу сказать точно. Четко я помню лишь то, что на нем была простыня, закрывавшая тело, но не лицо. Это меня порадовало.

Они были правы. Видеть Эйольфа было и впрямь мучительно тяжело. Не из-за разреза, проходящего от шеи до пупка и сейчас зашитого небрежными торопливыми стежками, а из-за того, что он выглядел абсолютно мертвым. Лицо выглядело так, будто его лишили души. И хотя он был мертв уже несколько дней, к такому я была не готова. Это был он и не он одновременно. Перед нами лежал не Эйольф, а его тело. Выражение «маска смерти» приобрело для меня новый, иной смысл. Как сказать последнее прости человеку, когда жизнь окончена окончательно и бесповоротно? Казалось, ему должно быть очень холодно лежать вот так, без одежды, на узкой каталке из легкого металла. В моем восприятии остатки жизни, теплившиеся в его теле, испарились во время вскрытия. Теперь уже он не выглядел спящим. Его синеватое тело было холодным, мертвым. По-настоящему. Все надежды на чудо были окончательно исчерпаны. Вместе с тем для меня было счастьем снова его видеть. Он выглядел расслабленным и умиротворенным. Одновременно сильным и хрупким. А может быть, на губах у него играла легкая улыбка?

Свет заливал часовню через большое окно в потолке, горели стеариновые свечи. Каталка стояла перед современным витражом. Всё было чисто, аккуратно и спокойно. Убранство простое, без излишнего роскошества. Часовня выглядела почти изысканно. Мне это понравилось. Я прикоснулась к щеке Эйольфа, будто утешая его, хотя это и было уже невозможно. Или я пыталась утешить саму себя? Разница между тем, что поручили мне, и тем, что досталось медперсоналу до этого, была велика. Нам предстояло одеть Эйольфа и уложить его в гроб. Я твердо намеревалась проделать последнюю часть его пути вместе с ним. Жизнь не заканчивается с последним вздохом. Смерть – тысячи сакральных, почти что священных моментов. Они бесценны, и я берегу каждый из них как сокровище.

Как быть с одеждой? С собой у нас был довольно новый черный костюм и новый яркий саронг, который моя мать хотела положить в гроб в качестве последнего прощания. Работники похоронного бюро принесли свободную белую тунику, наряд, который здесь чаще всего выбирают для усопших, и легкое тонкое покрывало. Меня поразило, что в Норвегии умерших одевают только сверху. Покрывало, лежащее поверх туники, создает иллюзию сна и того, что усопший одет полностью. В итоге, сверху на Эйольфа надели белую норвежскую тунику, а снизу – цветной батиковый саронг, традиционную длинную малайзийскую юбку. Дома он всегда ходил в саронге. Это первое, что он надевал, придя с работы. Укрывать тело покрывалом не стали. И хотя изначально плана у нас не было, результат всё равно вышел приличный. Пожалуй, даже весьма достойный. Я радовалась, что нам удалось подобрать костюм, близкий Эйольфу в жизни. Приятно было осознавать, что мы сумели найти индивидуальный подход к задаче и не стали довольствоваться готовым вариантом из списка услуг похоронного бюро. Утешение можно отыскать даже в мелочах и самых неожиданных местах. Когда опускается крышка гроба, понимаешь, что жизнь завершилась, человек ушел безвозвратно.

На церемонию прощания собралось много как знакомых, так и незнакомых мне людей. Коллеги, приятели, однокурсники, члены садоводства, дальние родственники, с которыми мы не всегда поддерживали регулярную связь. Это было странно – смотреть вот так на жизнь, которую я, казалось, знала столь хорошо.

Обычно с публичными выступлениями у меня проблем нет, но как устроить самое последнее прощание? Что сказать? Я хорошо помню, как одним утром проснулась слишком рано. Это случилось за день до того, как вся моя семья должна была слететься в аэропорт Гардермуэн со всех уголков света. Мои Эйольфа очень любили. Отец обычно называл его «своим любимым зятем». И так как в семье я единственный ребенок, доля правды в этой шутке была, к тому же отец мог раз за разом повторять ее без риска обидеть других невесток. За окном уже наступило ясное летнее утро, хотя весь город еще спал. Я медленно отошла ото сна и поняла, что мне приснился Эйольф. Какая радость! Неожиданно и так приятно. Теперь, когда он мог вот так приходить и уходить, когда вздумается, в нем появилось что-то ангельское. Я открыла глаза и тут же насторожилась. Неужели Эйольф и правда здесь, в спальне? Слова пришли внезапно. Я схватила ручку и, не вставая с постели, написала всю речь.

Страха перед важнейшим, по моим представлениям, выступлением не было, равно как и уверенности, что я с ним справлюсь. Смогу ли я удержаться на ногах и не провалиться под землю? Смогу ли заговорить? Единственным утешением было то, что недосказанностей у нас с Эйольфом не осталось. Я благодарила судьбу за то, что в супруги мне достался именно он. Когда подруги, по обыкновению, жаловались на своих мужей, мне прибавить к разговору было почти нечего. К счастью, свою благодарность Эйольфу я выражала не раз. В супружестве он позволял мне быть самой собой, а не женой с потенциалом для совершенствования. Я успела поблагодарить его и за это, отчего на душе у меня было легче.

После церемонии прощания члены семьи, друзья и близкие были приглашены на поминки в общее здание садоводства. Меню было на редкость простым – ни элегантных канапе, ни многослойных бутербродов, только сосиски и тонкие картофельные лепешки. Я бросила все свои силы на церемонию и траурную речь. О том, что мы будем есть на поминках, я даже не подумала. Осознав, что заняться нужно еще и этим, я почувствовала легкую тревогу, но, додумавшись до идеи с сосисками, быстро примирилась с этой мыслью. Стол был действительно накрыт в память об Эйольфе. За все эти годы он наверняка съел не одну сосиску в лепешке втайне от меня. К тому же, исходя из того, сколько народу собралось и сколько порций уже было съедено, можно выскочить в магазин и купить еще. Практичной стороне моей личности такая затея пришлась по душе.

Ответственным за раздачу сосисок был назначен Ю., мой друг, который уже не раз предлагал помощь. Он спросил, сколько народу соберется. Ответа у меня не было. Я не имела ни малейшего понятия об этом и была не в состоянии провести хоть какие-то подсчеты. Я не помню даже, как всё устроилось с кофе. Еще на столе появилось несколько пирогов, – интересно, откуда они там взялись? Должно быть, кто-то просто принес их. От меня ускользнуло немало деталей.

Общее здание садоводства было идеальным местом для поминок. Сначала нужно пройти по узким тропинкам, обрамленным с обеих сторон маленькими деревянными домиками, ярко отражающими вкусы владельцев как в архитектурном, так и в садоводческом отношении. Одни участки попроще, другие позаметнее. Кто-то выстригает газоны до идеально ровного состояния и неотрывно следит за порядком на безупречных клумбах, а кто-то отдает предпочтение естественности, предоставляя зелени и цветам бóльшую свободу. Сверху открывается вид на весь кооперативный сад. Общее здание расположено на возвышенности, откуда видно домики по обеим сторонам тропинки. Эйольфу понравилось бы то, что о нем говорили собравшиеся. Впрочем, мне кажется, поток теплых слов его бы всё же смутил. Он не любил быть в центре внимания. Эйольф был тихим, но при этом по-своему заметным. И всё-таки я думаю, добрые слова приятно услышать каждому из нас, независимо от того, любим мы внимание или нет.

Кажется, после церемонии прощания я обессилела окончательно, словно впала в кому. После того как всё, о чем нужно было позаботиться, сделано, после того как люди, собравшиеся со всех уголков света, разъехались по домам, после того как цветы завяли и телефон умолк, остаешься в квартире один на один с печальными мыслями. Тогда-то я и поняла, что Эйольф не вернется с работы уже никогда.

Я добровольно отправилась во внутреннее изгнание. Скорбь разрослась и поглотила всю мою жизнь. Я погрязла в трясине тоски: просыпалась по утрам, но не хотела вставать. Я видела мир лишь через призму потери и боли. Спрятаться и переждать всё это мне было негде. Можно было рыдать и выть сколько душе угодно, но всё без результата, ответа не было. Я лежала на подушке Эйольфа. Над районом Фагерборг висела мертвая тишина.

Огромная часть моей жизни была безвозвратно утрачена. Измученная смертью, подобно Орфею, я не могла найти однозначного ответа на вопрос: что мне делать без Эйольфа?

Всё, что казалось мне надежным, нерушимым, превращалось в легкие, как перышко, мыльные пузыри, медленно уплывающие из виду. Я превратилась в легчайший мячик для пинг-понга, который выбросили в открытое море, где его теперь из стороны в сторону швыряли высокие волны. Скорбь – штормовое, переменчивое море, где ты тонешь без малейшей надежды на спасательный круг. Силы, рвущиеся и бушующие внутри, застали меня врасплох.

Люди говорят, жизнь продолжается. Почему они раз за разом повторяют это, хотя их слова совсем не утешают? Прежде чем допустить хотя бы одну мысль о том, чтобы «двигаться дальше», придется принять, что кошмарный сон на самом деле оказался явью и полнейшая абсурдность сложившейся ситуации – отныне часть твоей жизни. Как постичь непостижимое?

Я скучала по старой жизни. Существует ли кнопка, нажав на которую, можно было бы обернуть время вспять?

Я знаю, что жизнь нужно выстраивать с нуля. Для этого необходимо перетерпеть боль и найти в существовании новый смысл, вот только как это сделать? К тому же передо мной как перед иностранкой, приехавшей в страну из-за норвежца, встал вопрос: оставаться ли здесь?

Из всех чувств дикое смятение – худшее. Отчаяние и безумие сменяют друг друга так быстро, что всё превращается в серую мешанину. Долина смятения пуста и бесплодна. Дорога, лежащая передо мной, безжалостна. Ждет ли на той стороне цель? Указателей не различить. Солнце палит изо всех сил, а моя ноша тяжела, точно свинец. Скорбь невыносима. Здесь нет ни деревьев, ни тени. Только острые камни. Один-единственный раз я позавидовала верующим. Быть может, они быстрее находят смысл в смерти, которая в противном случае кажется совершенно бессмысленной? Быть может, вера в вечную жизнь позволяет легче принять телесную смерть?

Свои соболезнования и сопереживания выражают многие. Я окружена хорошими друзьями, но они не могут принять на себя мое бремя. И хотя по Эйольфу горюют многие, моя скорбь принадлежит только мне и никому больше. Сложно вновь привыкнуть к обычному течению жизни после того, как она нанесла столь сокрушительный удар. Превратить удушающую скорбь в боль, с которой можно жить, я должна самостоятельно. Возвращать жизнь в прежнее русло мне предстоит собственными усилиями.

Сделать нужно всего лишь одно – начать идти, переставляя одну ногу за другой, подобно странствующему паломнику из стародавних времена. Жизнь стоит на месте, хоть я и двигаюсь. Время течет одновременно быстро и медленно. Оно может тянуться, как переход через пустыню Гоби, а может пролетать в мгновение ока. Я таю, как река, впадающая в море. Я остаюсь прежней, но вместе с тем меняюсь и не могу описать это словами. Кто я теперь? Я не могу жить как раньше, но и какой должна быть моя новая жизнь, не знаю. Если честно, я не знаю, чего ищу.

Эйольф был мастером шутить и дурачиться, он всегда смешил меня. Смогу ли я когда-нибудь еще засмеяться?

С ним я всегда становилась лучше. Теперь ответственность за самосовершенствование полностью легла на мои плечи. В том, что я буду нравиться себе, как раньше, уверенности у меня не было.

Так началась моя жизнь без Эйольфа. Смерть любимого человека вторглась в мою жизнь и изменила ее ход, хотелось мне того или нет.

Тайные места

Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что мой «труд скорби» после смерти Эйольфа в чем-то похож на традиционную полевую работу антропологов – специалисты живут вместе со своими информантами из местного населения, чтобы лучше понять мир и культуру с точки зрения последних. Первый этап полевых работ хаотичен, ведь многое кажется непонятным, и можно быстро запутаться в многочисленных, на первый взгляд противоречащих друг другу впечатлениях и свидетельствах. Антрополог должен постоянно развивать, проверять и видоизменять рабочие гипотезы о том, что изначально представляется неясным, до тех пор, пока всё не встанет на свои места.

Так же и я пыталась найти смысл в том бессмысленном, что со мной случилось, но с одним важным отличием: мне нужно было разобраться не в чуждом внешнем мире, а во внутреннем всепоглощающем хаосе. Кто я теперь, когда моего мужа не стало? Как наполнить жизнь новым смыслом? Полевые работы в сердце – дело совсем не легкое.

Грибы, которые я научилась распознавать, стали маленькими опорными пунктами, помогавшими мне набраться сил, отдохнуть и двигаться дальше, до другого лагеря на пути внутреннего познания. Радость от походов за грибами дарила мне мотивацию глубже погружаться в микологию. Грибы помогали мне по-новому взглянуть на вещи, наполнить жизнь новым смыслом. По мере того как необъятное на первый взгляд царство грибов стало обретать в моих глазах структуру, стали приходить в порядок и мои чувства, до того пребывавшие в полной неразберихе.

Но чтобы запустить этот процесс, сначала нужно было найти грибы.

Всем начинающим грибникам знакома эта дилемма: чтобы найти грибы, нужно для начала знать, куда за ними отправиться. Однако, как всем известно, лучшие грибные места сокрыты пологом тайны. Об их местонахождении знают немногие, и большинство грибников оберегает это знание как зеницу ока. Один из моих знакомых сохранил лучшие грибные места в карманном GPS-навигаторе, который завещал дочери. Как же мне тогда добраться до лучших грибов, если никто из моих знакомых не готов поделиться со мной своими сокровищами?

В таком случае начать стоит с местного Объединения грибников. Они организуют грибные экскурсии, где профессионалы покажут грибы в их естественной среде обитания и научат «читать» пейзаж. Узнать, где искать грибы, нельзя из книг, лежа на диване. Опытные грибники умеют выслеживать грибы. Хотя этот навык и может показаться загадочным, он основывается на четко систематизированном опыте, подсказывающем умелым грибникам, куда направиться в незнакомом лесу. Со временем знания слой за слоем откладываются в голове. Я выбиралась на тихую охоту с грибниками постарше, с теми, что хоть и носят толстые очки, но «видят» грибы куда лучше меня. Они замечают их на тропинке уже после того, как я прошла мимо. В такие моменты они обычно довольно хохочут. Молодость не помощник, если нет шестого грибного чувства. Оно-то и подсказывает, где с большей вероятностью прячутся грибы. Чем больше опыта у грибника, тем сильнее развито у него это самое шестое чувство. Некоторые считают, что могут унюхать грибы в лесу, как собаки или свиньи вынюхивают трюфели, еще один ценный гриб.

Я начала ходить на общедоступные грибные экскурсии, которые устраивало Объединение. Экскурсоводами всегда были компетентные грибники, это и безопасно, и полезно с учебной точки зрения. Экскурсии проходили каждые выходные, а в сезон еще и в будни. Группы отправлялись во многие места большого Осло, о которых я, прожившая здесь немало лет, никогда не слышала. Как правило, добраться до места встречи можно было на общественном транспорте, а сами экскурсии к тому же были бесплатными – сюрприз для жителей города от Объединения. Преимущество официальных экскурсий заключалось в отсутствии необходимости обращаться на пост проверки съедобности собранных грибов. Там можно потерять всю свою добычу из-за того, что среди съедобных грибов затесался всего лишь один ядовитый малыш. На официальных экскурсиях, как только мы находили новые грибы, каждый из них проверяли и комментировали. Постепенно у меня начала складываться собственная ментальная карта грибных мест Осло. Разумеется, эти места не были тайными, но по моим прикидкам вероятность найти там грибы всё же не равнялась нулю. Лиха беда начало.

Выходить на тихую охоту, зная грибные места, – не то что рыскать по лесу наобум. Я считаю, в самом начале моей грибной «карьеры» мне повезло понаблюдать за тем, как ищут грибы лучшие из лучших. Когда я была в США, на индивидуальную грибную экскурсию по Нью-Йорку меня пригласил не кто иной, как Гари Линкофф, бывший председатель Американского микологического общества и автор классического для грибников США труда «Справочник Одюбоновского общества по грибам Северной Америки».

За грибами в Центральный парк Нью-Йорка

Гари Линкофф – некрупный мужчина с отличным чувством юмора и обширным багажом профессиональных знаний. На людях его часто можно встретить в широкополой шляпе и футболке с какой-нибудь зарубежной микологической конференции: судя по всему, грибы – увлечение, не знающее границ. Мы здороваемся, и Гари без лишних слов начинает быстро и решительно продвигаться от одного дерева к другому. Чтобы не потерять своего гида в одном из лучших грибных угодий Нью-Йорка, мне приходится поторапливаться.

Сторонним наблюдателям стратегия Линкоффа может показаться довольно беспорядочной, но это всего лишь видимость. По всем трем с половиной квадратным километрам Центрального парка у него проложены постоянные маршруты. Внезапно он останавливается и принимается активно исследовать ничем не примечательный на первый взгляд, поросший травой клочок земли.

Трава здесь высокая – должно быть, садовник давно не проходился по ней газонокосилкой. И вот, вуаля, Гари находит то, что искал, – съедобный опёнок ссыхающийся, Armillariella tabescens, в Норвегии таких нет. Линкофф живет прямо напротив Центрального парка и каждое утро в грибной сезон выбирается на разведку до того, как отправиться на работу. Он проверяет, насколько вырос каждый из грибов, и решает, вернуться ли ему за ними на следующий день или через пару-тройку дней. Одни грибы поспевают в начале сезона, другие в конце – Линкофф целенаправленно прокладывает свои маршруты, исходя из этого. Таким образом, ему удается проверять свои тайные места в парке каждый день, а если к обеду понадобятся грибы, он может просто перебежать дорогу и вернуться домой уже с корзинкой деликатесов. Мы шли по парку, и Линкофф на ходу рассказывал, под какими деревьями растут какие грибы и в какое время сезона их стоит ожидать.

Помимо грибов, нам встретилось несколько любопытных полезных растений, в том числе трава с прямыми стебельками и белыми цветами, растущими в форме ершика; по словам Линкоффа, дикий кресс-салат, Lepidium virginicum. Каждая часть этого растения из семейства капустных пригодна в пищу: семена можно использовать как замену черному перцу, а цветами и листьями можно посыпать салат, чтобы придать ему легкий перечный привкус.

За поворотом мы натыкаемся на сотрудника парка. Тот слегка покашливает, чтобы привлечь наше внимание.

– Грибы собираем? – вопрошает пожилой служитель.

Как известно, на Новый Свет всеобщее в Норвегии право на доступ к природным ресурсам не распространяется. Нас застали на месте преступления.

– А что за грибы? – дружелюбно продолжает работник, показав рукой на корзинку Линкоффа. – Обязан вас уведомить, что сбор дикорастущих растений и грибов в Центральном парке запрещен. Вот, собственно, и всё, мое дело сделано! – улыбается он и не спеша отправляется дальше.

По подсчетам антропологов, чтобы добыть достаточное количество еды, племенам охотников и собирателей требуется не более семнадцати часов в неделю. Для многих из нас охота и собирательство из способа добывания пищи превратились в занятия, удовлетворяющие потребность в пребывании на свежем воздухе и/или социализации. Впрочем, это вовсе не означает, что грибники относятся к тихой охоте менее серьезно, чем племена, существование которых зависит от охоты и собирательства напрямую. Грибной азарт может разбудить в человеке первобытный инстинкт запасания корма, которого он в себе не подозревал. Человек получает возможность вступить в контакт со своим внутренним первобытным предком. С 2006 года Нью-Йоркское микологическое общество проводит в Центральном парке «перепись» грибов. На данный момент зарегистрировано четыреста видов, из которых одних только лисичек – пять. Для сравнения: растений в парке было обнаружено около пятисот видов.

В Центральном парке мне встретился также трутовик лакированный, Ganoderma lucidum, гриб, который необычайно высоко ценят в Китае из-за его лечебных свойств. В Древнем Китае верили, что этот гриб дарует бессмертие, а в Китае современном его продают в аптеках и применяют в лечении рака, сердечных заболеваний и прочих проблем со здоровьем. Если бы пациенты из Китайского квартала, расположенного южнее, знали, что достаточно просто сесть на метро и доехать до Центрального парка, расставаться со своими кровными в аптеках восточной медицины им бы не пришлось. Я аккуратно упаковываю гриб – отличный будет подарок моей малайзийской старушке-матери. Там не брезгуют смешивать восточную и западную медицину. Для малайзийцев использовать все возможные средства, когда того требует необходимость, – разумный способ подстраховаться. Я могла представить себе, как она подаст своим подругам чай из гриба «линчжи» прямиком из Центрального парка в Нью-Йорке.

Поход за грибами с Гари Линкоффом показал мне, как замечательно заранее знать, где именно зреют грибные сокровища.

Я собирала грибы в Центральном парке Нью-Йорка вместе с настоящим светилом американской микологии. Мне открылся новый мир, но он меня не увлек. По крайней мере тогда. Если честно, я вообще ничего не чувствовала. Если бы это было анатомически возможно, я бы сказала, что у меня случился вывих сердца. Внезапная смерть Эйольфа явилась физическим, психологическим и эмоциональным испытанием. Каждая клеточка во мне существовала в режиме боевой готовности, питаясь адреналином. Может ли скорбь парализовать чувства? Может быть, она вводит тело в своеобразный наркоз, впрыскивает природную анестезию, позволяющую человеку вынести горе? Может быть, из-за этого я вообще ничего не испытывала? Я словно утратила весь спектр чувств. Я не знала, как описать свое состояние, не могла ухватиться хоть за одно словечко. Бушующий в душе ураган скорби унес все слова.

Стена рухнула. Я осталась одна, без защиты, открытая всем ветрам. Скорбь высасывала из меня жизненную силу. И хотя меня окружали заботливые друзья и родные, я ощущала бесконечное одиночество. Я чувствовала, как усыхаю изнутри. От меня прежней осталась бледная, пепельно-серая бестолковая копия. Я уже начала задумываться, не сходить ли проверить глаза. Стал подводить слух. Почти полностью пропало обоняние, вся еда имела вкус картона. Будто моя сенсорная система вышла из строя. Раньше я могла закрыть глаза и сразу уснуть, а теперь считала бессонные часы в ночной темноте. В голове роились беспорядочно сменявшие друг друга мысли и образы. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Я скучала по себе прежней. Стопки непрочитанных газет и журналов, на которые были подписаны мы с Эйольфом, росли. Не раз я застывала перед входной дверью, не в состоянии сообразить, какой нужен ключ. На то, чтобы справиться с работой, уходила масса времени. Практические же дела стали почти невыполнимыми. Я не понимала, куда девается время. Оно просто утекало сквозь пальцы. Так, значит, живется тем, кому вечно не хватает времени, чтобы закончить дела в срок? Теперь медлительные нытики, опаздывающие везде и всюду, будили во мне сострадание. Я забывала о договоренностях, отмеченных в календаре. Я мало ела. Общение с людьми быстро утомляло меня. Мне дарили книги, задуманные как помощь скорбящим, но слова, не успевая выстраиваться в предложения, принимались плясать перед глазами. Я всегда любила читать, а теперь не могла запомнить и строчки из прочитанного. Я всегда любила музыку, а теперь не могла слушать наши любимые пластинки – при первых же звуках в горле вставал огромный ком. Скорбь требует силы, которую не разовьешь в спортивном зале.

Однажды я собралась с духом и отправилась на праздник к другу, но уехала еще до того, как начались танцы. Просто для меня это оказалось слишком. Друг обожает танго и организовал для гостей вводный урок. Я прежняя с удовольствием поучаствовала бы в таком развлечении, но я нынешняя была измучена до предела. Потрясенная смертью мужа, я провалилась в глубокий колодец, а сверху меня накрыла слишком большим и тяжелым одеялом апатия; из-под нее было не выбраться. Теледебаты о политике и социальных проблемах казались пустыми и бессмысленными. Мне казалось, я смотрю скучный спектакль, в котором псевдоспециалисты/дилетанты перебрасываются друг с другом заученными репликами. Мелочи быта утратили всякий смысл. Ничто не захватывало и не волновало. Не находилось злободневных проблем, о которых мне непременно захотелось бы написать в газеты, в которых я только просматривала заголовки. Культурные мероприятия меня тоже не интересовали. Жизнь потеряла краски. Меня снедало неясное беспокойство, а я не могла ни выразить его, ни унять.

На меня словно накинули мантию-невидимку. Мир двигался дальше без меня.

«Где собирали?»

Истории о невероятных находках в виде необычных, причудливых грибов – лейтмотив, раз за разом повторяющийся в кругах грибников. Местам присваивают рейтинг и оценивают их репутацию – хорошие и надежные, сомнительные или даже предательские. Расположение этих мест между тем остается в тайне. Охотясь за грибами, бывает непросто их увидеть, даже если они у грибника прямо под носом, – их надежно скрывает камуфляж из листьев и травы, веток и осыпавшихся иголок. Вот тогда нужно знать точные координаты тех мест, где стоит высматривать грибы с особой тщательностью. В противном случае поиск грибов превращается в поиск иголки в стоге сена.

Приблизительность и неточность – это не про тайные грибные места, а как раз наоборот; их границы конкретны и определенны, вплоть до отдельно взятых деревьев. Например, если захотите найти лисички, не стоит рыскать вокруг каждого лиственного или хвойного дерева, лучше сразу подойти к самому стволу, ведь мицелий этого гриба сосуществует с корнями дерева. Когда влажность, температура, микроклиматические условия и другие переменные достигают определенного соотношения, тогда-то и появляются вожделенные грибы. Поэтому перед тем, как выйти на тихую охоту, грибники пытаются собрать сложный природный кубик Рубика: не должно быть слишком влажно или слишком сухо, слишком жарко или слишком холодно. Нельзя также забывать, когда вы навещали именно эти грибные места в последний раз. Все переменные оцениваются не раз и не два. Попытки угадать, когда появятся грибы, сравнимы с астрологическими практиками. Когда положение звезд и планет относительно прочих небесных тел достигает абсолютной гармонии, случаются удивительные вещи. Однако прежде чем удача улыбнется грибнику и тот сумеет найти вожделенный гриб, на пути искателя может возникнуть немало препятствий. Даже знание тайных мест не дает гарантии, что грибы непременно дождутся тебя.

В этом грибники схожи с экономистами. И у тех, и у других всегда есть готовое объяснение (читай: отговорка) на случай, если желаемого не произошло. То же касается и обоснования так называемых удачных или неудачных грибных лет. Бытует множество теорий о том, какое именно сочетание температур и количества осадков в начале и конце лета решает исход грибного сезона.

Выдастся ли год грибным, определяется, разумеется, рядом объективных факторов, но и мнение самого грибника нельзя сбрасывать со счетов. Корзина наполовину пуста или наполовину полна? Любители побрюзжать всегда найдут повод завести старую пластинку о том, как мало грибов в этом году.

Впрочем, чем больше тайных мест знаешь – тем выше шанс вернуться домой с добычей.

Знание тайных мест может и опечалить, когда ценные территории подвергаются разорению из-за безжалостной вырубки леса или бульдозерных работ. В начале каждого сезона в социальных сетях множатся фотографии беспорядочно раскиданных, искалеченных деревьев – вот пропало еще одно славное грибное угодье. Поделившись разочарованием с единомышленниками, понимающими всю серьезность утраты, испытываешь облегчение. В такие моменты будто слышишь, как все грибники раздосадованно вздыхают в унисон.

Каждый, кто когда-либо наблюдал за грибником в лесу, был свидетелем ритуала: впившись в гриб неотрывным взглядом, грибник наклоняется и с любопытством срезает его, аккуратно поворачивает добычу к свету и изучает ее. Затем он осторожно подносит гриб к носу, чтобы понюхать внутреннюю поверхность шляпки. Лицо принюхивающегося охотника складывается в гримасу с раздутыми трепещущими ноздрями. Если грибники выходят на охоту стаей и кто-то находит необычный гриб, его непременно передадут по кругу для ближайшего изучения. Процесс повторяется с лупой или без нее, гриб рассматривают, крутят и вертят во все стороны. На это может уйти немало времени. Только после детального обсуждения мудрейший из группы выносит свой вердикт. Если же прийти к единому мнению прямо на месте не удается, самый любознательный и дотошный уносит гриб домой, чтобы еще более досконально изучить добычу, на этот раз с помощью микроскопа и прочих вспомогательных инструментов. Для грибников всё это – рутина, а вот непосвященным может показаться, что они наблюдают какой-то тайный сектантский ритуал.

Когда грибник гордо рассказывает о своих невероятных находках, у него нередко интересуются, где эти находки были сделаны. Вариантов ответа на подобные вопросы несколько. Большинство грибников умеют отвечать вежливо, не раскрывая при этом ни толики важной информации о своих тайных местах. Впрочем, мне доводилось общаться и с теми, кто реагирует столь же нелюбезно, как если бы у них спросили ПИН-код банковской карты. Однажды я спросила у своего на тот момент приятеля, где он собирал грибы. Конечно, я не ожидала точных координат, но слабая надежда на то, что он раскроет хотя бы приблизительное место, у меня всё-таки теплилась. В качестве ответа мне пришлось довольствоваться совершенно бесполезным «в Осло». На нашей «дружбе» пришлось поставить крест.

Один раз другой приятель-грибник щедро открыл мне одно из своих тайных мест. Белый гриб, или боровик, Boletus edulis, пользуется широким признанием, некоторые даже считают его королем съедобных грибов. Место, на которое привел меня друг, оказалось популярным маршрутом для воскресных прогулок. Он рассказал мне, как столкнулся с каверзной моральной дилеммой. Несколько лет назад он нашел семейку прекрасных боровичков, которым решил дать возможность подрасти. Он прикрыл грибы сухой листвой, чтобы их не увидели с пешеходной дорожки. Закидывать молодые грибы всяким органическим сором, чтобы вернуться за ними несколько дней спустя, – далеко не уникальная идея. Не одному ретивому грибнику доводилось оставлять свою находку нетронутой в надежде вернуться позже, когда гриб подрастет. Сложность здесь в том, чтобы опередить других претендентов на желанную добычу. День-два спустя приятель, преисполненный надежд, вернулся на прежнее место. Когда уже издалека он увидел неопрятного бездомного, прикорнувшего прямо на грибах, у него ноги подкосились. Казалось бы, для грибника-энтузиаста ничего хуже быть не может. Как бы не так. Бездомный к тому же не подавал признаков жизни. Он лежал прямо на белых грибах. Что же делать в такой ситуации? К счастью, мой друг, не колеблясь, сделал единственно правильную, в том числе и для грибов, вещь – позвонил в полицию.

В тот день мы с ним не нашли белых грибов, но теперь каждый раз, когда мы бываем в этом месте, я неизменно вспоминаю историю с бездомным.

Исходить нужно из того, что все держат свои грибные места в тайне. Поэтому никто и не ожидает точных GPS-координат, а заметив, что собеседник замялся, не настаивает – грибники в этом плане очень чувствительны. Здесь не сработает техника допроса, принятая в Гуантанамо. Отвечать расплывчато и обтекаемо, например «лес Солемскуг» или «лесопарк Эстмарка», без дальнейших уточнений, среди грибников обычно и вполне приемлемо. Когда всплывает вопрос о тайных грибных местах, принято заводить вежливый, дружелюбный па-де-де. Вплетая в рассказ общую, актуальную для заинтересованного лица информацию о влажности и температуре, грибники притворяются, что уступают спрашивающему, не раскрывая при этом ни одного из своих секретов. Таким образом, интересующийся и получает ответ, и чувствует, что узнал что-то полезное. Талантливый грибник нередко еще и мастер ходить вокруг да около.

Однажды подруга по тихой охоте таинственно намекнула, что нашла в одном местечке майские грибы. Об этом месте знали мы обе.

– Под лиственницей искала? – спросила я, зная, что майские грибы часто появляются именно под этими деревьями.

– Нет, в другом месте, – ответила она, не уточняя, где конкретно. Я поняла, что больше ничего рассказывать ей не хочется и допрос лучше прекратить.

Когда начинающего грибника зовет в лес опытный, новичок может решить, что ему повезло. Но его может ожидать горькое разочарование. Позвать пойти за грибами – не значит поделиться тайными местами.

– Куда направимся? – спросила моя единомышленница, когда мы добрались до одного из парков Осло. Иногда не надо взбираться на крутые обрывы, пролезать под упавшими деревьями, переправляться через стремнины и илистые ручьи, чтобы найти приличные съедобные грибы: достаточно прогуляться по центру города – здесь можно найти превосходные дикие шампиньоны.

Большой парк, куда мы приехали, разделен на несколько природных зон. Я знала, что моя подруга обычно находит в этом парке немало интересного, и была преисполнена надежд. Она же явно не собиралась показывать мне места своих самых любопытных находок. По крайней мере, не в этот раз. Если бы она хотела поделиться со мной тайным знанием, она скомандовала бы: «Идем вон туда». Мы побродили вдоль изгороди на одном конце парка, но ничего не нашли. Немного расстроившись, прошлись по другой стороне – тоже ничего. Я показала ей, где обычно нахожу майские грибы, Calocybe gambosa, первую весеннюю добычу грибников. Подруга, в свою очередь, открыла мне, где она обычно собирает меленькие гвоздичные грибы, Marasmius oreades, довольно вкусные. Иными словами, мы обменялись бесполезной информацией о грибах, сезон которых уже прошел, но преподнесли ее как нечто эксклюзивное, чем можно поделиться только с самыми близкими друзьями. Отправляясь за грибами в центр, мы, как правило, не берем с собой корзины, но у нас всегда наготове менее заметное снаряжение: бумажный пакет и перочинный нож. В тот раз они нам так и не пригодились. Мы разъехались по домам с пустыми руками. Сходить за грибами с единомышленницей и при этом не выдать своих тайных мест – настоящее искусство.

Если же никто не хочет показывать лучшие из своих грибных мест, можно попробовать выжать максимум информации из общедоступных данных. Сайт artsobservasjoner.no – база данных природного разнообразия Норвегии, куда вносят актуальную информацию о биологических видах, в том числе и о видах грибов, встречающихся на территории страны. В строку поиска можно вбить интересующий вас вид, и, если повезет, удастся получить точные координаты близлежащих мест, где этот вид наблюдали в последний раз. Периодически я и сама пользуюсь этим сайтом.

Если своих тайных грибных мест пока нет, почему бы не начать с поиска в социальных сетях? Я неоднократно получала наводки на актуальные места как раз в тематических онлайн-сообществах. В основном там публикуют сообщения о крупных или необычных находках. В начале сезона все только и пишут о первом сморчке – найти его настоящее счастье. Если пишут: «Нашли лисички в Сарпсборге», – значит, через пару недель они появятся и в Осло – если, конечно, грибным богам будет так угодно. К концу сезона соревнуются в поиске последней в году лисички трубчатой, Craterellus tubaeformis, что обычно случается ближе к Рождеству. Таким образом, социальные сети играют роль своеобразного датчика, позволяющего отслеживать события грибного сезона по всей стране. Посты в соцсетях могут к тому же вдохновлять на освоение новых маршрутов, спасая тем самым от сонного топтания на автопилоте по давно изученным местам. А если вдобавок подписаться на страницы зарубежных сообществ, можно продлить грибной сезон виртуально, подпитывая свой интерес круглый год.

Некоторые грибники демонстрируют свое принципиальное неприятие этой скрытности, откровенно делясь информацией о грибных местах. С такими проводниками новичкам не придется искать сокровища наобум. Систематически собирая такие сведения, можно составить целую картотеку многообещающих грибных мест. Стоит всё-таки отметить, что таких грибников-альтруистов можно пересчитать по пальцам одной руки. На «Р» я обратила особое внимание из-за ее чуть не ежедневных отчетов и прекрасных пейзажных фотографий. Позже я познакомилась с ней в реальной жизни. Она собиралась показать мне одно из своих любимых, мало кому известных грибных мест в Осло – грибные угодья располагаются на частном острове. Благодаря общему увлечению грибами мне удалось узнать о тайном грибном месте от женщины, с которой я до этого общалась только в соцсетях. Это что-то новенькое.

Знать злачные места, конечно, полезно, но шансы увеличиваются, если имеешь представление о «деревьях-симбионтах» отдельных грибов. В симбиотических отношениях живут многие грибы, образуя так называемую микоризу с определенными видами растений. Благодаря увлечению грибами я узнала массу нового о деревьях Норвегии. Практически все растения и грибы обмениваются друг с другом питательными веществами, причем грибы обеспечивают 80 % азота, необходимого растениям. Поэтому не будет преувеличением назвать эту форму симбиоза основой жизни на планете. Если вам захочется лисичек, не тратьте время на выпасах и лугах, отправляйтесь лучше в еловый лес. На лугах больше шансов встретить разные виды шампиньонов. Белый гриб, мечту многих грибников, ищут в еловых, сосновых, березовых или дубовых лесах. Неплохо также иметь представление о возрасте леса, почве и топографических характеристиках. Некоторые грибы настолько хорошо уживаются друг с другом, что если найдешь один, почти непременно обнаружится и другой. Например, мокруха розовая, Gomphidius roseus, живет в тесном соседстве с козляком, Suillus bovinus.

Я узнала, что у грибников бытует неписаное правило – не возвращаться на тайное грибное место, которое тебе открыл другой грибник. Очень неприятно довериться человеку, показав свое грибное место, и узнать, что он без спросу наведывается туда в одиночку. У грибников сильно развито чувство собственничества. Обнаружив, что на «их» территорию совершили набег незнакомые наглецы, они заводятся с пол-оборота. Как и другие собиратели лесных богатств, грибники считают непреложным право собственности на тайные грибные места. Их ничтоже сумняшеся называют своими – «мое морошковое болото», «мое лисичковое место» и тому подобное. Эта привычка не влечет за собой никаких последствий, пока собственник не встречает другого, считающего, что то же самое место принадлежит ему. Если не удастся разрешить потенциально конфликтную ситуацию с помощью непринужденной светской беседы, можно попробовать без слов договориться с «соперником» о перекрое границ. Проблемы возникают, когда враждующие стороны придерживаются разных взглядов на негласные законы собственности и на то, каким образом можно разрешить грибные споры. О кровавых расправах слышать мне не доводилось: как правило, дело кончается вздохами, стонами, раздражением и, конечно, огорчением: ведь тайное место больше таковым не является.

Дни сменяли друг друга медленно, но верно. Я стала чаще выбираться в лес и почувствовала, как постепенно начинается моя новая жизнь. Для меня эти походы были стимулом вырваться из четырех стен и побыть частью внешнего мира, вместо того чтобы всё глубже погружаться в скорбь. Чем чаще я отправлялась за грибами, тем легче мне становилось знакомиться с грибниками, а они чаще начинали звать меня с собой. Я бывала в местах, о которых за все годы жизни в городе не слышала ни разу. Прогулки по замшелым лесам приносили мне не только радость от грибных находок: дикий лук, черный папоротник, заячья капуста, кислица, побеги сосны и узколистного иван-чая, то, что раньше казалось мне простой лесной зеленью или придорожными сорняками, положило начало новым кулинарным экспериментам в новом социальном кругу. С каждым новым грибом, каждым новым грибным местом и каждым новым другом-единомышленником я постепенно становилась частью сообщества. Шажок за шажком я двигалась к концу темного туннеля, хотя тогда это мне было еще неизвестно.

Неудивительно, что после каждой смерти образуется пустота. Когда теряешь близкого человека, находившегося рядом с тобой каждый день, приходится заново искать смысл каждого часа. Для меня способом скоротать новообретенное свободное время стали странствования по царству грибов. Постепенно, чуть лучше узнав отдельные леса, я отваживалась отправиться туда одна, в компании корзины и новых знаний. Возвращение на полюбившиеся места казалось мне возвращением к чему-то знакомому. Я точно знала, куда следует идти, и не бродила наугад, как в самом начале. Я словно держала в голове карту каждого леса, на которой отмечала самые интересные места. Прогулки по лесу успокаивали меня. Неужели я полюбила отдых под открытым небом? Moi^[5]? Стала ли я от этого немного больше норвежкой? Сомневаюсь, но новый опыт, казалось, раскрепостил мои духовные силы.

Мечта

Я мечтала проникнуть во внутренний круг грибного сообщества, прорваться в ряды элиты, в грибной сезон обеспечивающей проверку грибов на съедобность на специальных постах. Меня впечатляли их знания и приверженность делу, ведь они тратят свое свободное время на помощь горожанам, отправляющимся за грибами. С тех пор как умер Эйольф, я впервые почувствовала, что обрела цель и ориентир.

Внутренний круг

Вначале меня настолько покорила кажущаяся бесклассовость Объединения, что распознать невидимую иерархию я сумела нескоро. Любое сообщество, где ценятся знания, легко разделить на группы в соответствии с уровнем этих знаний. Поэтому здесь одним из ключевых критериев служит опыт грибника. Науку о грибах точной не назовешь, но всё равно все знают, к кому обратиться, если надо опознать неизвестный гриб. Загадочную находку показывают слывущему опытным знатоком.

Со стороны может показаться, что в сообществе грибников царит культ знаний и социальный статус определяется опытом. Мир научных исследований открывает всё новые возможностей, и погоня за знанием не оканчивается никогда: то, что считали истиной в прошлом году, в этом опровергнут. Отсюда такое уважение к тем, кто следит за развитием науки. На самом верху иерархической пирамиды грибников – микологи, которые могут похвастаться профильным образованием. Для меня как новичка разница между микологами и чуть менее престижной группой – компетентными грибниками, была незаметна. Среди последних многие тоже обладают и солидным багажом знаний, и опытом. Внутри этой категории раздел определяется стажем: важно не когда ты родился, а когда сдал экзамен на знание грибов и насколько активно вызываешься дежурить на постах грибного контроля. Самые опытные, авторитетные знатоки составляют тот внутренний круг, из которого набираются руководящие органы Объединения.

Отдельный класс составляют те, в честь кого назван какой-либо гриб. Таких можно сосчитать по пальцам одной руки. Интересно, что в этот закрытый клуб входят не только профессиональные микологи. Некоторые грибы носят имена чьих-то (бывших) благоверных.

Целевую группу большинства просветительских мероприятий Объединения составляют люди, интересующиеся тихой охотой, но не имеющие основополагающих знаний, – «грибники выходного дня». Одни из них загораются микологией, записываются на курс и начинают делать вылазки в лес под присмотром экспертов Объединения. Другие быстро превращают сбор грибов в экстремальный вид спорта – думают, что знают всё, и не проверяют грибы на контрольных постах – а стоило бы! По данным Норвежского объединения грибников и собирателей полезных растений, в 2016 году поганки нашлись в десяти процентах просмотренных корзин – профессионалы отсортировали восемьдесят шесть смертельно ядовитых грибов.

Простой способ определить, к какой подгруппе принадлежит грибник, – спросить, что у него в корзине. Всё сразу становится понятно.

Добиться признания среди грибников можно и обходным путем – найдя редкий гриб. Отчасти это объясняется тем, что многие матерые грибники ведут себя как все прочие увлеченные люди: как альпинисты, оценивающие горы по сложности восхождения, или орнитологи, превозносящие птиц, наблюдать которых сложнее всего. Такие грибники ищут в первую очередь образцы, которые им еще не попадались. Их интересуют редкие и потому почти не попадающиеся на глаза или даже краснокнижные виды, находящиеся под угрозой исчезновения в Норвегии. Найти первый в сезоне сморчок или белый гриб – тоже вариант снискать грибную славу, но такая слава преходяща – в культе знаний с волей случая не слишком считаются. Самая большая или самая первая в году лисичка вызовет восторг только в соцсетях.

Настоящие герои для Объединения – это добровольцы, не жалеющие времени и сил, чтобы тщательно занести свои находки в национальную базу данных. Благодаря этому можно получить представление о том, где распространены те или иные виды, в каких местах им лучше всего живется, а также как эти показатели меняются с течением времени, – это важная информация для оценки состояния природы в стране. Например, в 1970-х на территории Нидерландов можно было найти тридцать семь видов грибов на квадратный километр. Двадцать лет спустя этот показатель упал до двенадцати. Утверждают, что причина этого – загрязнение среды, вырубка леса и глобальное потепление, вместе взятые. Так что регистрация видов – важное дело. Каждый год Объединение выбирает героя, внесшего в базу данных больше всего информации. Время от времени таблоиды пишут о том, как из-за редкого гриба остановили строительство шоссе, или что-нибудь в этом духе – в таких случаях за этим нередко стоят как раз те самые герои-регистраторы.

Грибы и дружба

Тайные места много значат в дружбе грибников – это особенный подарок, который они дарят друг другу, которым делятся и обмениваются. Мне этот обычай напоминает о том, как в Малайзии мы детьми коллекционировали японские карточки. Всем хотелось заполучить самые ценные, которых всегда оказывалось по несколько у отдельных счастливчиков. На переменках всё вращалось вокруг обмена карточками, чему обычно предшествовали напряженные переговоры. Подарить красивую карточку равнялось клятве в вечной дружбе. Так и тайные места в сообществе грибников служат стабильной валютой с неизменно высоким курсом. Удостоиться чести узнать о тайном месте другого – знак большого доверия.

Вот я и обрадовалась, когда мой новый знакомый-грибник позвал меня за лисичками желтеющими, Craterellus lutescens. Многие почитают их за деликатес. Раньше никто не показывал мне свои тайные места, и его приглашение меня очень тронуло. Разделяя общую тайну, мы прочнее связываем друг друга узами дружбы. В один момент из малознакомых людей мы превратились в хороших друзей по интересам. Книгу Марселя Мосса под названием «Очерк о даре» социологи считают классикой. Мосс проливает свет на то, как обмен материальными объектами между группами людей влияет на их взаимоотношения. Люди, между которыми выстроились хорошие отношения, обмениваются подарками, а подарки, в свою очередь, помогают выстраивать хорошие отношения посредством того, что вовлекают дарителя и получателя в своеобразный замкнутый круг обмена. Мосс утверждает важность дарения, принятия и, не в последнюю очередь, ответного дарения – именно обмен дарами склеивает отношения между людьми. Все, кто ежегодно дарит и получает новогодние подарки, знакомы с этим принципом не понаслышке.

Я отлично помню, как один из моих новых друзей вызвался показать мне тайное место сбора майских грибов. Моя первая добыча в тот год ограничилась тремя представителями вида – так как и грибников было трое, каждому досталось по одному грибу. Появление майского гриба, словно фанфара, возвещает об открытии грибного сезона. Когда снег уже сошел, а дни стали длиннее и светлее, приятно стереть пыль с грибной корзинки и отправиться на тихую охоту, пока появиться успели лишь самые ранние из грибов. Именно поэтому Объединение ежегодно организует походы за майскими грибами: отправляются, как правило, на остров Хуведёй или в лес Конгескуген на полуострове Бюгдёй. Точно угадать время появления майского гриба сложно, в чем организаторы походов убеждаются год за годом. Ветераны Объединения рассказывают, что в стародавние времена майский гриб появлялся в Осло только к концу мая, а то и ближе к середине июня. Возможно, грибной сезон начинается теперь раньше из-за климатических изменений. В будущем не исключается вероятность встретить майский гриб в Осло уже 23 апреля, на День святого Георгия. На Альбионе он появляется как раз к этому празднику, и там майский гриб прозвали Георгиевым (St. George’s Mushroom). Шляпка майского гриба, пластинки и ножка окрашены в кремовый цвет, мякоть плотная и мясистая. Многим кажется, что он пахнет сырой мукой, а кому-то чудится запах теста для вафель; описать запах бывает непросто. Майские грибы растут всюду на Осло-фьорде, но из-за обилия ядовитых двойников этот гриб – не для начинающих. Интересно, что в природе весенние грибы разлагают остатки древесины; они растут на опавших ветках и шишках, укореняясь глубоко под землей. Майские грибы обычно растут на лугах и выпасах, но встречаются и в лиственных лесах, на обочинах. Нередко они растут большими колониями или образуют «ведьмины круги». Майские грибы часто год за годом появляются на одном и том же месте, так что если это место выведать, удачное начало грибного сезона будет более или менее в шляпе. Вот почему я так обрадовалась, когда меня позвали на тайное место за майскими грибами.

Практические знания – ключ к экзамену на компетентность. Но, будучи новичком в Объединении, я не знала никого, с кем могла бы напроситься за грибами. Я понимала, что сдать экзамен смогу, только если буду как можно чаще ходить в лес вместе с опытными и компетентными грибниками.

Поэтому я решила пригласить грибников на обед, но с условием, чтобы каждый принес с собой блюдо из грибов. Я разместила приглашение на странице Объединения в Facebook, и несколько любителей приключений клюнули на него. За столом мы быстро перезнакомились: компания собралась пестрая. Вкусной еды нанесли предостаточно: копченое оленье сердце с икрой из белого трюфеля, грибной тарт, грибной хлеб, грибной паштет с хересом и мисо, равиоли с белыми грибами под соусом из белых грибов, строганина из северного оленя под соусом из трубчатых лисичек, шампиньоны августовские, фаршированные козьим сыром, зеленый салат с лисичками и соусом «винегрет», голубой сыр с мармеладом из лисичек и пирог с грибной глазурью на десерт.

Собравшись холодным февральским днем, когда за окном кружат хлопья мокрого снега, заядлые грибники непременно разговорятся о своей общей страсти. Они без устали рассказывают о грибах, которые собирали, и грибах, которые намерены собрать. Томительное ожидание скорейшего начала сезона кажется физически ощутимым. Эта тяга живет глубоко внутри и прорывается на поверхность, когда грибник слишком долго не был в лесу. Она слышна в голосе, в манере речи. Эта страсть к тихой охоте в некоторых грибниках не утихает никогда. Они живут в ожидании счастливых времен, которые обязательно настанут. Для самых непреклонных сезон начинается уже в середине мая. Пожилым грибникам их увлечение помогает сохранить здоровье. Грибная мания гонит в лес самых дряхлых: завидев вдалеке что-то любопытное, они шагают быстрее и сгибаются в три погибели, чтобы срезать гриб. Грибы – пища для тела и души. Сезон продлевают как раз самые пожилые из грибников – в зимней одежде и с налобными фонариками они настойчиво ищут самую последнюю в году лисичку, когда с неба уже летят снежинки. Сама я однажды нашла лисичку трубчатую аж 23 декабря.

На обеде, который я устроила зимой перед сдачей экзамена, собрались многие из тех, кто позже стали моими лучшими друзьями в Объединении.

Однажды один из новых друзей-грибников привел меня и еще одного новичка в парк, где мы нашли немного шампиньонов. Я была на седьмом небе от счастья, добыча казалась мне головокружительно богатой. Я давно хотела познакомиться с родом шампиньонов поближе. Нам попались грибы и съедобных, и ядовитых видов. Я была довольна, хотя шампиньона августовского среди съедобных не оказалось. Год спустя мы с другом вернулись на то же место. На этот раз он показал мне другой участок, где он всегда собирал шампиньоны августовские. Для них было рановато, да и погода была суше, чем хотелось бы, поэтому друг попросил меня помочь ему с поливом мест, где обычно появлялись грибы. Он показал мне, где висят лейки и какова техника работы. Он явно поливал грибы не в первый раз. Эта история показала мне, что обмен тайными местами может происходить в несколько этапов. Даже если тебе показали тайное место, не факт, что тебе доверили лучшую его часть. Если наша дружба не оборвется, не исключена вероятность, что однажды он поделится со мной еще каким-нибудь пятачком внутри тайного места.

Позже я узнала, что полив грибов вошел у моего друга в привычку. Знать, где можно найти хорошую добычу, – одно дело, уметь ускорить ее появление – совсем другое. Давным-давно он захотел показать своей молодой подруге майские грибы, которые ей никогда еще не доводилось собирать, а дождя, как назло, не было уже довольно долго. Найдя в лесу несколько небольших грибочков, он едва не запрыгал от радости – вот только успеют ли они вырасти до нужных размеров к выходным, когда он вернется сюда со своей барышней? Мой друг решительно принялся за работу. Ни на метеорологов, ни на погоду он положиться не мог и отправился в лес с ведрами, полными воды, и принялся поливать майские грибы, чтобы они успели вырасти и похорошеть до ее приезда. Кстати, история с поливом грибов закончилась свадьбой.

Пообщавшись с грибниками, я обнаружила, что в голове у самых бывалых сложились ментальные схемы, хранящие подробную информацию о месте и времени сбора грибов и их видах. Некоторые могут точно сказать: «Этот гриб я нашел в 1986-м между точками A и B». Зачастую эти сведения сообщаются без тени сомнения. Однако исследования человеческой памяти сходятся на том, что на нее нельзя полагаться, воспоминания с легкостью искажаются, и мы помним не то, что было на самом деле. Мы снисходительно посмеиваемся над рыбаками и охотниками, преувеличивающими размеры своей добычи, но с чего бы грибникам быть исключением из правила? Может, на наши воспоминания о лучших грибных находках тоже нельзя полагаться? Одно дело помнить, какой большой и красивый боровик тебе однажды попался, другое – хранить в голове точную информацию о годе и месте находки. Почему некоторые грибники-ветераны так уверены в своей памяти?

Кажется, я нашла ответ на этот вопрос. Когда я осознала, что, судя по всему, нашла вид, за которым охотилась уже довольно давно, по спине побежали мурашки. Я опознала находку в мгновение ока и сразу поднялась на ступеньку выше в иерархии микологов – это было сродни духовному откровению. В тот день я в первый раз нашла шампиньон августовский, Agaricus augustus. Я была одна и едва не впала в панику. Проверить бы побыстрее, не ошибаюсь ли я. Грибов было так много, больших и маленьких, что у меня перехватило дыхание. Мне казалось, что я ничем не заслужила такой милости; будто мне дали мороженого, не заставив доесть суп. До этого я никогда не видела шампиньон августовский вживую, но так как этот гриб имеет приметный вид, я была почти уверена, что права.

Шампиньон августовский может достигать двадцати сантиметров в диаметре шляпки. И весить он может немало – самый крупный из найденных мной весил триста граммов. У него «чешуйчатая», как говорят, коричневая шляпка и белая ножка, довольно плотная, но вместе с тем она режется как мягкое масло. Странно было думать, что такое сокровище росло совсем недалеко от моего привычного многолетнего маршрута на работу и обратно. Пока я не знала о существовании этих грибов, они были близко и вместе с тем далеко. Как правило, черви не заводятся в шампиньонах. Мне кажется, что самая примечательная черта этого гриба – запах. Он приятно пахнет горьким миндалем, а если этот запах вам незнаком, вспомните аромат ликера амаретто, его настаивают на горьком миндале. Я до сих пор помню пьянящее чувство счастья, когда нашла свой первый шампиньон августовский там, где даже и не думала его искать. Удивление и радость запускают механизм запоминания, и событие, вызвавшее эти эмоции, откладывается в памяти: запоминаешь, какие деревья росли поблизости, как лучи солнца пробивались сквозь листву, была ли земля ровной или холмистой.

Феномен, благодаря которому в нашей памяти запечатлеваются малейшие детали некоторых событий, ученые описывают термином «эмоциональная фотовспышка» (англ. Flashbulb memory) – человек как бы запечатлевает в высоком разрешении определенный момент. Часто подобным образом запоминаются неожиданные события. Например, у норвежцев определенного возраста подробные воспоминания вызывает вопрос «Где вы были, когда Оддвар Бро сломал лыжную палку?»^[6]

Некоторые ученые считают, что воспоминания, полученные в результате «эмоциональной фотовспышки», безошибочны, потому что опираются на значимые для человека элементы, в первую очередь эмоциональные. Этот ли механизм эмоционального запоминания позволяет некоторым грибникам видеть свои самые эффектные находки в настоящем 3D? Так или иначе, моя судьба была окончательно связана с миром грибов в тот момент, когда я нашла свое первое тайное место, где рос сам непревзойденный король шампиньонов.

Именно поэтому было особенно обидно потерять это место почти сразу же. Поляну шампиньонов я показала лишь двоим. Один из них – мой верный друг-грибник, который делился со мной не одним из своих грибных мест. Было приятно «отдать» что-то в ответ, учитывая, что до сих пор дружеский обмен тайными местами был сугубо односторонним. Вторым доверенным лицом стал мой хороший друг Дж. Грибы его не особо интересуют, но он вызвался помочь мне отвезти урожай шампиньонов домой – в первый раз я собрала так много, что общественный транспорт пришлось исключить. К сожалению, он тут же бесцеремонно выдал мое тайное место случайному собеседнику. Услышав это, я не поверила собственным ушам. Я чуть не разрыдалась. Не верилось, что человек способен на такую низость. Вероятно, он просто не осознавал серьезности содеянного – место, не представлявшее никакой ценности для него, для меня было бесценно. Ведь это было единственное по-настоящему «мое» место. Но пока я бесилась из-за «предательства», я вдруг осознала, что быстро превратилась в настоящего грибника. Конечно, я была наслышана об их скрытности и собственничестве, но не придавала этому большого значения. Впрочем, это было до того, как у меня самой появилась тайна. Почти как в эксперименте с лягушкой, которая до последнего не понимает, что вода, в которой она сидит, постепенно нагревается. Неужели и меня, как и знакомых грибников, накрыло грибное сумасшествие? Неужели я стала невыносимой занудой? Неужели я незаметно для себя превратилась в чокнутого грибника?

Первыми грибное помешательство замечают самые близкие. «Грибные» вдовы и вдовцы требуют одержимых сделать бесчеловечный выбор между грибами и собой – им кажется, что грибы требуют слишком много времени, денег и места. Другие, наоборот, принимают грибное безумие доброжелательно и оказывают своим спутникам всяческую поддержку. С их интересом не только мирятся, его уважают. Члены семьи превращаются в команду поддержки профессиональных спортсменов-олимпийцев. Они таскают корзины, чистят и едят добытое, сопровождают грибников в поездках за рубеж и с удовольствием позволяют выводить себя в «грибное общество». Они с радостью носят кепки, футболки и значки с заграничных грибных конференций, которыми так любят украшать себя «больные». Некоторые благоверные под конец даже сдают экзамен и сами получают статус компетентного грибника.

Большинство мест, хранящихся в моей памяти, открыл мне один из ветеранов Объединения, знаток множества грибных участков в Осло и окрестностях. Грибники, не раздумывая, проедут лишний километр, чтобы проверить обстановку на одном из местечек. Приехав на одну поляну, можно заглянуть и на другую неподалеку. «Недолгий» поход за грибами затягивается. В машине моего информатора из Объединения всегда хранились корзины и другое снаряжение, необходимое грибнику: он был всегда готов.

После многочисленных совместных вылазок мы выработали определенное разделение труда: он медленно едет, а я высматриваю грибы. Завидев что-то интересное, прошу его притормозить. Мы эдакие грибники на колесах. Другая моя обязанность – выйти из машины и посмотреть, стоило ли останавливаться. Еще мне достаются «малоинтересные с микологической точки зрения» экземпляры, то есть, как правило, обычные съедобные грибы вроде лисичек. С возрастом мой товарищ по Объединению потерял былую гибкость и потому каждый гриб оценивал исходя из того, стоило ли тратить силы, чтобы нагнуться за ним, сфотографировать и, наконец, срезать. Теперь он предпочитал обратное – чтобы грибы сами приходили к нему. Я сразу понимаю, стоящий ли гриб мы нашли: тогда мой спутник радостно посмеивается.

Еще про одно особенное место он мне рассказывал не раз. Оно досталось ему от ныне покойного собрата по Объединению. Однажды, уже после многократных совместных поездок, он решил показать мне новое тайное место. Я не придала этому особого значения, но, когда мы добрались до точки назначения, он сказал: «Смотри не разболтай кому попало». Такого он раньше не говорил, хотя уже показал мне не одну грибную поляну. Вот тогда я поняла, в каком легендарном месте нахожусь. Для меня это было и большой честью, и большой удачей.

Rite de passage^[7] для грибников: экзамен на компетентность

В Норвегии экзамен на микологическую компетентность проводят с 1952 года. Проверку рекомендуется пройти через год после окончания подготовительного курса – это позволяет убедиться, что кандидат демонстрирует экзаменатору не плод дисциплинированной зубрежки, а по-настоящему усвоенные знания. Успешно сдавшие экзамен получают право помогать более опытным компетентным грибникам на постах грибного контроля. Вся система – от подготовки грибников до организации постов – явление уникальное в международном масштабе. Когда я узнала о порядке профессиональной сертификации, уважение, которое я испытывала к грибникам-профессионалам, берущим на себя ответственность за жизнь и здоровье грибников-любителей, возросло в разы.

Ни в Швеции, ни в Дании системы грибного контроля в том виде, в котором знают ее норвежцы, не существует. Здесь же она укоренилась настолько прочно, что даже на сайтах государственных органов даются ссылки на посты грибного контроля под эгидой Объединения. За пределами Скандинавии и вовсе придерживаются принципа laissez-faire^[8]. Во Франции, кстати, раньше можно было проверить собранные грибы на съедобность в ближайшей аптеке – микология входила в программу подготовки фармацевтов. К сожалению, теперь это не так. Зайди француз в аптеку проверить свою добычу, ему с порога посоветуют выбросить всю корзину. Французов, с которыми я познакомилась на конференции грибников стран Средиземноморья, очень заинтересовал норвежский экзамен на микологическую компетентность – нашей слаженной системе подготовки завидуют многие.

Я хорошо помню, как зашла в экзаменационный зал. У стены стоял длинный стол, а на нем бумажные тарелки с грибами, входившими в программу курса. Опознавать их я должна была в порядке, определенном экзаменатором. Испытание носит в первую очередь практический характер. На одной тарелке, как правило, представлен один вид, но иногда организаторы кладут вместе два похожих вида: лисичку обыкновенную и лисичку ложную или леоцию скользкую и лисичку трубчатую. Экзаменаторы уверяют, что делают это не для того, чтобы подловить студента, а чтобы посмотреть, как тот отреагирует на ситуацию, вероятную на посту грибного контроля.

Я села в торце длинного стола, стоявшего посередине класса. Напротив восседал глава Объединения – он был наблюдателем. Приглашенный экзаменатор с каменным лицом безмолвно сидел где-то на полпути между нами. Основной экзаменатор один курсировал между столами, без остановки поднося мне новые грибы. Все были крайне сосредоточены. Экзамен не должен затягиваться – светской болтовне здесь места нет. Хотя я уже была знакома со всеми тремя, они одним своим видом сразу дали понять, что держаться следует официально, даже чопорно.

Время летело незаметно. Я узнавала все грибы, которые преподносил мне экзаменатор, но с ответом не спешила: рассматривала, вертела и нюхала образцы как положено. После небольшого перерыва меня пригласили обратно в класс для оглашения результатов. Экзамен зачли. Теперь я компетентный грибник! Все, улыбаясь, по очереди пожали мне руку и выдали диплом. Не исключено, что, принимая его, я даже сделала реверанс – в таком восторге я была, что прошла «обряд инициации», о котором слышала еще новичком. Тогда умение узнавать сто пятьдесят важнейших видов казалось мне недостижимой мечтой, а теперь и я входила во внутренний круг.

Думаю, Эйольф гордился бы мной.

Теперь, когда на шее у меня висело удостоверение, и я могла помочь неопытным грибникам сортировать добычу. Я могла спасти им жизнь! И теперь я получила возможность присутствовать на первом в сезоне заседании Объединения и финальной встрече по итогам года: там встречались члены внутреннего круга. На итоговой встрече им представляют новоиспеченных компетентных грибников, осиливших экзамен. Как правило, достойно оценить доклады, звучащие на заседаниях, могут только заядлые грибники. Слушать, как эксперт расписывает тридцать долгих лет охоты за крохотными миценами, диаметр шляпки мельчайших из которых не превышает миллиметра, мне представляется невероятно увлекательным. А названия вроде мицена шафранная, мицена адониса, мицена изморенная, мицена пепельная, мицена розовая, мицена кровавая звучат как стихи. Ощущаешь себя частью художественной инсталляции.

Одной из моих товарок не понравилось, что я отправилась сдавать экзамен так рано. Она была уверена, что знаниям о грибах нужно дать созреть. Может быть, поэтому большинство кандидатов и думает, что между окончанием курсов и экзаменом должно пройти не меньше года. Так думала и я, пока не узнала, что на сдачу можно записаться когда угодно. Необязательными оказались даже сорок часов обучения на курсах для продвинутых грибников. Может быть, дезинформация распространяется как раз потому, что многие хотят подчеркнуть – до знаний о грибах нужно дорасти. Моя подруга не изменила мнения и после того, как я успешно сдала экзамен. Узнав об этом, она заявила, что не стоило так спешить.

Тяготы преодоления скорби

В списках регистрации населения и других официальных документах я больше не значилась ни как «замужняя», ни как «незамужняя», а относилась к категории «вдова/вдовец». Мы, составляющие ее, в обществе неприметны, но, бывает, понимающе кивнем собрату, как это делают владельцы машин одинаковых марок, члены еще одной тайной общины.

Я добросовестно посещала встречи, организованные благотворительной организацией францисканцев для эмоциональной поддержки людей, потерявших близких. Мне их очень рекомендовали. Собирались в основном женщины, лишившиеся спутников примерно тогда же, когда и я. Одни замуж вышли совсем недавно, другие прожили вместе долгие годы. У некоторых были маленькие дети, о которых надо было заботиться. Переживаниям скорби они могли отдаться лишь на коротких встречах в группе. Чьи-то работодатели относились к личной трагедии с пониманием, чьи-то – нет. У некоторых несчастных в довершение к скорби были еще и проблемы в семье.

Компания не слишком веселая. В первый день в школе вдов я еще не была уверена, что подобные мероприятия мне по душе, но так как я по-прежнему не могла говорить об Эйольфе без слез, то решила, что поддержка будет кстати. Любая мелочь, любая мысль могли запустить слезно-поливальную машину, о существовании которой я раньше и не догадывалась. И раз эта организация накопила опыт «психологической работы по преодолению скорби», я решила не задавать слишком много вопросов и плыть по течению.

Плюс группы был в том, что на встречах я могла быть самой собой, не притворяясь. К тому же эти собрания помогли мне увидеть свое горе со стороны. Группа была открытой для новых участников. Слышать рассказы о недавней потере близкого человека неизменно больно. Особенно сильно в память мне врезалась участница, которая не могла выдавить из себя ни слова и просто смотрела в пол. Хотя она почти ничего не сказала, все ей сочувствовали. По крайней мере, во мне живо встрепенулись чувства, обуявшие меня сразу после смерти Эйольфа. Вместе с тем я стала замечать, насколько долгий путь уже проделала в изматывающей борьбе со скорбью. Я не только оглянулась на проделанный путь, но и представила себе предстоящий. Возможно, благодаря такому подобные группы помогают большинству горюющих.

Утрата – холодная бетонная стена. Когда жизнь швыряет тебя об эту стену, болит всё тело. Со смертью близких все в группе стали чаще наведываться к врачу. То, что у скорбящих ослабляется иммунитет, – доказанный факт. Мысли у всех разбегались. Кто-то пробовал медитировать, кто-то ходил по спа-салонам или отправлялся в путешествие. Все мы были в отчаянии, у всех уходила масса времени и сил на то, чтобы найти способ справиться с горем. Не существует петушиного слова, позволяющего призвать новую жизнь.

Можно ли просто взять и перестать горевать? Можно ли просто сделать выбор в пользу счастливой и беззаботной жизни?

Сейчас я уверена в одном: процесс преодоления скорби – не надежная устойчивая лестница вверх, а запутанная дорога, иногда уходящая у тебя из-под ног. Путь от скорби к ее отсутствию не прям и предсказуем, а извилист. Так называемый «прогресс» здесь случается тогда, когда это будет угодно скорби, а не тебе. Для всех участников группы очевидно было одно – к утрате не был готов никто. Смерть обрушилась на всех нас с неожиданной силой, ждали мы ее или нет.

«Звони, если что понадобится», – твердили многие.

Проблема была в том, что я не знала, что мне нужно. Конечно, единственно верного способа поддержать горюющих не существует, но после смерти Эйольфа отношения со многими друзьями и знакомыми у меня кардинально переменились. Некоторые из тех, на чью надежную поддержку я рассчитывала, так и не проявились, а те, кто раньше находился на периферии знакомств, постоянно находили изобретательные способы помочь мне. Они не сдавались, оставаясь рядом со мной, переживавшей горе в том темпе, который задавала скорбь. Пусть на какое-то мгновение, но на душе у меня становилось тепло от их заботы. Ю., мой верный и находчивый друг, вызвался навещать меня после работы: он приносил с собой все продукты для ужина, а я сидела за столом и смотрела, как он готовит. Даже скорбящим надо питаться.

«Как дела?» – спрашивали многие.

Два коротких слова осторожно начинают либо беседу ни о чем, либо разговор о том, что занимает меня больше всего. Позже я поняла, что мне, как и многим другим, в первую очередь нужно было, чтобы мою утрату не замалчивали. Любая попытка сменить тему казалась мне противоречащей моим основным на тот момент потребностям. У людей, болтавших о чем угодно, лишь бы не о Эйольфе, утешения не найти. Пустая болтовня представлялась мне в этой ситуации оскорбительной. Мне не нужны были мудрые советы, я нуждалась в том, чтобы люди вошли в мое положение. Для меня тяжелее всего было скрывать, что я на самом деле чувствую. Я понимаю, что некоторые старательно обходят тему смерти из-за собственного страха перед ней, но принять, что этот страх сильнее горя, мне всё равно сложно. Чтобы вернуться к обычным делам и усмирить боль, горюющим нужна поддержка. Некоторым понимающим людям удается своим участием делать и то, и другое сразу. Но тех, кто понимал, через что я прохожу, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Поэтому группа, где собирались такие, как я, и пришлась столь кстати.

Недостаток эмпатии и понимания со стороны окружающих обсуждался в группе неоднократно. Мне кажется, что друзья и знакомые избегают меня как прокаженную, или это действительно так? А если да, то в чем дело? Они не знают, о чем со мной говорить? Может, они боятся смерти или не знают, как реагировать на мое горе? Когда я заговаривала об Эйольфе, а они не спешили подхватить тему, это казалось мне предательством и трусостью. Предательством по отношению к его короткой жизни и трусостью перед лицом моей боли. К тому же нас с Эйольфом перестали воспринимать как пару. Нас негласно развели.

В первый год я вместе с группой принимала участие в праздновании Дня всех святых. Меня поразило, что нас так много и что мы настолько различаемся по возрасту, полу и другим признакам. Встретив кого-нибудь из них на улице, я бы не догадалась, что они скорбят, потеряли опору в жизни и остались одни в этом мире. Когда скорбь прячешь в себе, чувствуешь себя очень одиноким. Здесь ритуал оказался незатейливым, но действенным. Вначале зал был погружен в темноту, но когда все мы зажгли по свече в память о тех, кого потеряли, всё помещение озарило сказочное сияние. Свет залил не только зал, от него светлее стало на душе. И всё-таки по пути домой я размышляла о скорби, ощущавшейся в зале, и о том, насколько она незаметна вне его.

Малайзия в этом отношении полная противоположность Норвегии. Ритуалов, связанных со смертью, там предостаточно. В частности, умершего поминают каждый седьмой день после смерти на протяжении семи недель. Потом отмечается сотый день и, наконец, годовщина со дня смерти. Я выбрала упрощенную версию этой традиции: захоронила урну с прахом Эйольфа на сотый день, а желающих помянуть Эйольфа пригласила отметить годовщину его смерти. Меня приятно поразило, что пришло так много людей. Я думаю, они собрались не только ради меня, но и потому, что по-своему всё еще горевали по Эйольфу. Я замечаю, что благодаря социальным сетям шире отмечаются подобные события, ранее замалчивавшиеся. Замечательно, что мир не стоит на месте.

Вдова с маленькой буквы

Меня уже не раз приглашали на тихую охоту и делились со мной тайными местами, и я решила, что пора собрать моих новых друзей за обедом. Когда все мы сидели за столом, я вдруг осознала, что Эйольф не знал ни одного из моих нынешних знакомых по Объединению. Наши с ним общие друзья теперь видели во мне только Вдову с большой буквы – с этими же людьми всё было иначе.

Эта мысль показалась мне странной. Эйольф всю взрослую жизнь был моим неразлучным спутником, я привыкла к этому. Мы с ним понимали друг друга без слов, разделяя общие ценности, ничего не значащие для других. Когда теряешь спутника жизни, теряешь частичку самого себя.

В тот момент за столом я осознала, что в моей жизни начинается новая глава.

Микофобия

Я встретила Эйольфа через месяц после приезда в норвежский Ставангер из Малайзии по программе обмена. Мы познакомились на вечеринке у соседей. Он был дружелюбен и обладал густой русой шевелюрой. Он был первым из встреченных мной норвежцев, кто без помощи карты помнил, где находится Малайзия. Был любознателен и задавал интересные вопросы. Мы проговорили весь вечер, а потом наш разговор растянулся на всю жизнь. После занятий я по дороге домой обычно заходила в библиотеку. Однажды я столкнулась там с Эйольфом и после этого стала заглядывать в библиотеку еще чаще. Он, кстати, тоже. Так среди книжных полок и завязались наши отношения, как в каком-нибудь ромкоме. Я была такой юной. Откуда мне было знать, как выбирают спутника жизни? Мой отец говорил, что в матримониальной лотерее я вытянула главный приз.

Грибы в семье Эйольфа за порог не допускались. Запретными были не только магазинные, но и, разумеется, дикие грибы. В черный список входила и замороженная пицца, последний писк зарубежной гастрономической моды, только-только появившаяся на прилавках, – не потому, что есть полуфабрикаты вредно, но, видимо, потому, что продукт был нов и непривычен. Думаю, грибы, которые производители добавляли в пиццу, не делали ее более аппетитной для мужниной родни.

Многие обращаются к царству грибов в поиске новых деликатесов, но совсем немало и тех, кто воротит нос, едва заслышав слово «грибы». Оказывается, два этих лагеря существуют в Норвегии уже давно.

По воле случая я наткнулась на материалы, собранные сотрудниками секции Норвежской этнологии Норвежского музея истории культуры. Хранятся они в культурно-историческом архиве, основанном в 1946 году и содержащем более 40 тысяч рассказов обычных людей о разных сторонах повседневной жизни. В 1997 году сотрудники отдела разослали по стране четырехстраничный опросник под названием «Ягоды и грибы». Заполненным его вернули 198 человек. В предваряющем опросник тексте говорится, в частности, следующее:

Интерес для нас представляют сведения о том, какие съедобные дикорастущие растения и грибы вы собираете в дикой природе, опираетесь ли вы при сборе на традиции или интуицию, какую роль при этом играет общение с другими. Интерес представляют также способы заготовки и использования собранных продуктов в хозяйстве; мы будем благодарны вам за рецепты. Нам интересно было бы узнать и о том, как менялось ваше отношение к сбору ягод и грибов в течение жизни. Ваш личный опыт для нас интереснее всего, поэтому мы с радостью прочтем ваши рассказы по обозначенной теме.

Я связалась с архивом, и мне назначили время, когда можно будет просмотреть эти материалы. Приехав, я увидела, что на полуострове, где располагается музей, уже наступила весна. Птицы старались перещебетать друг друга, в мир наконец-то вернулись тепло и свет. Я прошла служебным входом и оказалась в здании с толстыми каменными стенами. По ведущей вверх лестнице меня проводили в библиотеку с окнами во всю стену. Кроме меня, там никого не было. На одиноком столе лежала стопка папок с вручную заполненными опросниками. В тот день я оказалась единственным посетителем. Сотрудник архива сказал, что до меня «Ягодами и грибами» интересовался лишь один человек. Странно было, что анкеты десятилетиями пылились в архиве, пока не приехала я. Понимая, как мне повезло, я ожидала найти много интересного.

Опрос наглядно демонстрировал, что большинство информантов собирают и едят ягоды, а вот грибы интересуют немногих. Но любопытны были и ответы тех, кто грибы не собирал и не ел: из них следовало, что грибы не считают полноценной пищей, подходящей для людей. Несколько информантов написали об использовании грибов в качестве корма для животных. Тот факт, что отношение к грибам оставалось таким же даже в голодные годы войны, также говорит о многом. «Лучше на одной картопле сидеть, чем жевать коровий корм»^[9], – сказано в одном из ответов. Информантка из Оппланна пишет: «Помню, мама рассказывала мне историю из своей молодости. Она тогда работала дояркой, и однажды, когда собиралась на вечернюю дойку, коров не оказалось на пастбище. Стадо словно испарилось. Тогда она отправилась в сторону В. и, пройдя по дороге где-то восемь километров, обнаружила коров – оказалось, те удрали полакомиться своими любимыми грибами»^[10]. Из-за этих грибов девушка добралась до дома лишь глубокой ночью. Иными словами, теперешнее неприятие грибов имеет давние корни. Например, детям не разрешали их трогать и не разрешают до сих пор – на грибы можно только смотреть, хотя растоптать для забавы не возбраняется.

Есть грибы было так непривычно, что многие сохранили воспоминания о том, как попробовали их впервые. Одна женщина из Эстфолла пишет: «…одна моя пожилая соседка собирала лисички и дождевики. Мне разрешали ходить с ней, и мы вместе жарили грибы у нее дома. Там я научилась распознавать эти виды и с тех пор сама собираю лисички, хотя мои родители с недоверием относились ко всем грибам»^[11]. Некоторые из отважившихся попробовать грибы были приятно удивлены: «Очень приятный опыт», – пишет один респондент. Кому-то, наоборот, показалось, что грибы «странно пахнут» или вовсе «противны».

Многие указали, что, несмотря на свое недоверие к грибам, время от времени ели их, уже будучи взрослыми, например, «если они входили в рецептуру блюда в ресторане отеля». Грибы ассоциировались с торжествами, с чем-то необычным. Один из информантов писал, что в его семье «шампиньоны покупали, когда хотели себя побаловать». В семидесятых, когда страницы еженедельников заполонили рецепты рагу, самые изобретательные хозяйки взяли на вооружение консервированные грибы двух имевшихся в продаже видов: цельные и резаные. Шампиньоны в банках покупали, желая «добавить блюду изюминки». Один человек пишет: «Насколько я помню, отец говорил, что грибы – изысканная пища»^[12]. Из этих ответов следует, что дело не только в съедобности или несъедобности грибов; они также маркируют социальный статус, став частью гастрономической моды, доступной более благополучным категориям населения, разбиравшимся в грибах и привыкшим употреблять их в пищу.

Опережая свое время, в лес с корзинкой для грибов спешили городские жители, священники, учителя, образованные женщины или деятели искусства. Тогда они представляли норвежский микологический авангард. Походы за грибами доставляли одинаковую радость и тогда, и сейчас. Женщина из Рюгге пишет:

Мы всегда любили разглядывать картинки в специальных справочниках и постепенно научились узнавать разные виды грибов. Но на удачу мы никогда не полагались, так что если не были уверены – обращались в Контроль пищевых продуктов или к тем, кто знал о грибах больше нас. Как сейчас помню, мне десять-двенадцать лет, отец стоит у старой плиты и мешает грибы в большой кастрюле, а все четверо детей толпятся вокруг и ждут, когда же их угостят ароматным лакомством. По вечерам после прогулки отец, наш гордый повар, подавал к столу хрустящие жареные или нежные, тушенные в сливках грибы. Для нас походы за грибами – возможность подышать свежим воздухом, размяться, насладиться природой и собрать запасов на зиму… Выбираясь в лес с детьми, мы всегда брали с собой примус, сковородку, маргарин и соль, чтобы полакомиться дарами леса. Особенно приятно было есть зажаренные до корочки грибы со сковородки прямо пальцами…^[13]

Когда люди узнают, что я собираю грибы, реагируют они, как правило, одинаково – рассказывают про то, как кто-нибудь отравился в гостях грибами и оказался в больнице на диализе. Подтекст ясен: «Есть грибы опасно».

«Зачем собирать грибы, если их можно купить в магазине?» – вопрошают скептики. Вряд ли кто-то станет выковыривать грибы из замороженной пиццы, узнав об их ядовитости. Но вот тех, кто связывает грибы в первую очередь с гнилью и плесенью, в Норвегии неизменно много.

На горячую линию норвежского инфоцентра отравлений звонят около сорока тысяч человек в год. Причины обращений год от года почти не меняются: около сорока процентов звонков касаются отравлений химическими веществами, около сорока процентов – лекарственными препаратами, около десяти процентов – отравлений веществами из категории «прочее», а оставшиеся десять – отравлений растительными, грибными или животными ядами. Получается, в общей статистике отравления грибами не так часты, и убежденность микофобов («грибоненавистников») в их повальной ядовитости не имеет оснований в реальности.

Микофилы («гриболюбы») и микофобы различны – как день и ночь. Первые пытаются снизить риски, практикуя максимальную осторожность и постоянно расширяя свои знания. Для микофобов же грибы – это смерть, таящаяся в подлеске. Их голова занята исключительно мыслями о риске отправления, долгом гемодиализе и смерти. Сбор грибов они считают экстремальным спортом, а поедание собственноручно добытых грибов, вне зависимости от опытности грибника, – рискованной безответственностью, игрой в русскую рулетку. Главный козырь микофоба – аргумент о человеческом факторе: даже много зная и соблюдая осторожность, рискуешь совершить ошибку. Что сказать, не поспоришь – свести риск отравления к нулю невозможно. Ошибиться могут даже специалисты. Никто из потребляющих в пищу дикие грибы не застрахован от риска отравления на сто процентов. Но тогда микофобы должны согласиться и с тем, что ездить на машине или, например, отправляться домой к случайному знакомому после вечеринки тоже небезопасно. В обычной жизни микофобы наверняка совершают поступки, куда более опасные, чем ответственный сбор и употребление грибов в пищу. Я веду к тому, что за боязнью грибов стоит вовсе не страх перед рискованным поведением. За желанием оградиться от рискованной безответственности микофобы прячут страх перед грибами. Таких людей я узнаю за версту, до того, как они поделятся поучительной историей о злополучном семейном застолье, – в таких ситуациях я не возражаю и стараюсь сохранять на лице улыбку. На самом деле продолжать разговор с микофобом, для которого грибники стоят в одном ряду с теми, кто держит в качестве питомцев ядовитых змей, мне вовсе не хочется.

В Норвегии начали есть грибы в XIX веке, и приохотились к ним, в отличие от большинства других стран, образованные горожане. Пионер норвежской микологии доктор Улав Юхан Сопп, сменивший имя с Юхан Улав Ульсен, чтобы подчеркнуть преданность своей страсти^[14], в книге «Съедобные грибы» (1883) писал, что в отличие от Норвегии в остальных странах грибы собирают, едят и продают бедняки. Поездив по Европе и отведав грибов в изысканных ресторанах и на роскошных приемах, представители лучших семей страны привозили новые утонченные гастрономические привычки домой. Норвежцы же, не покидавшие провинциальной родины, часто непросвещенные и необразованные, скептически относились к буржуазной гастрономии, в том числе поеданию грибов, считая это снобизмом.

Встретив микофоба, я про себя думаю, что тот происходит из рода простых бедных крестьян. Пусть он кичится научной степенью, высокой должностью и недвижимостью в престижном районе – его неискоренимое недоверие к грибам говорит об ином: предрассудки, невежество и отсутствие любознательности на протяжении поколений заварились в кашу иррациональных представлений, расхлебать которую мне не по силам. У меня нет ни терпения, ни желания спасать микофоба, который заранее решил, что грибы опаснее волка и по определению содержат опасный яд. Его дело. Моя позиция такова: чем больше микофобов, тем больше грибов для микофилов. Я не так терпелива, как доктор Сопп, который неустанно пропагандировал грибы и утешался тем, что картофель, завезенный в Норвегию в 1758 году, тоже «приняли с превеликим недоверием: его не хотели ни есть, ни тем более выращивать».

Съедобное/несъедобное

Меня, начинающего грибника, поразило, что «Классификационный перечень грибов по съедобности» – изобретение сугубо норвежское, к тому же увидевшее свет только в 2000 году. Профессиональные грибники руководствуются данным перечнем на постах грибного контроля, свято следуя всем указаниям, содержащимся в документе. Перечень составили, чтобы унифицировать рекомендации контролеров. Ведь одни контролеры субъективно припишут грибу первоклассные вкусовые качества, в то время как другие будут утверждать, что он совершенно безвкусен. Перечень должен был уладить подобные споры, разделив все грибы на четыре категории: 1) съедобные, 2) несъедобные, 3) ядовитые и 4) крайне ядовитые.

Бывает, что новые научные данные переводят некоторые грибы, ранее считавшиеся ядовитыми, в категорию съедобных. К примеру, Строфария Хорнеманна, Stropharia hornemannii. Бывает и наоборот: опёнок осенний, Armillaria mellea, и зеленушка, Tricholoma equestre, в современной Норвегии считаются несъедобным и ядовитой соответственно. Поэтому перечень регулярно обновляется.

Однажды мы с К., моим товарищем по тихой охоте, набрели в лесу на огромную поляну паутинника браслетчатого, Cortinarius armillatus. Мы оба знали, что в актуальном перечне этот гриб отнесен к несъедобным, но слышали также, что многие из старой гвардии Объединения собирали паутинники «сколько себя помнят» и не считались с последними нововведениями, ведь «ничего плохого до сих пор не случалось». К. как раз вычитал в шведских соцсетях, что некоторые даже величают паутинник браслетчатый лучшим из грибов, и заявил, что намерен разрешить для себя этот спор раз и навсегда. Его родственников как раз не было дома, и можно было экспериментировать, не рискуя жизнью и здоровьем близких. Я помогла ему набрать полную корзину упругих молодых паутинников. Счастливый и довольный собой, К. отправился домой, готовясь внести вклад в изучение грибов.

Вечером я отправила ему сообщение, интересуясь, было ли вкусно. Оказалось, К. еще не успел попробовать грибы, он собирался приготовить их на следующий день. Назавтра я снова написала ему. На этот раз ответ не заставил себя ждать – К. попробовал грибы и нашел, что они весьма недурны. Просто моему другу потребовалось время, чтобы собраться с духом, настолько велик авторитет Перечня. Вопросов к классификации возникало всё больше и больше. Меня разбирало любопытство.

Например, зачем делить грибы на «ядовитые» и «крайне ядовитые»? Мне объяснили, что если в корзину попадет гриб из категории «крайне ядовитых», придется расстаться со всем ее содержимым, если же гриб просто ядовит, столь радикальные меры не понадобятся. И раз на то пошло и пока свеж в памяти опыт К. с паутинником браслетчатым, что же отличает «несъедобные» грибы, не попавшие в категории «съедобных/ядовитых/крайне ядовитых»?

На сайте Объединения говорится, что грибы попадают в категорию «несъедобных» из-за вкуса и/или текстуры. То, что специалистам, составлявшим Перечень, не нравится горький вкус гигрофора душистого, Hygrophorus agathosmus, – одно дело. Вопрос его съедобности – совсем другое. Элементарный поисковый запрос показывает, что гриб пригоден в пищу, а некоторые даже считают, что он имеет миндальный привкус: любопытно было бы его попробовать. Полагаю, что ложноежовик студенистый, Pseudohydnum gelatinosum, впал в немилость у специалистов как раз из-за своей студенистой консистенции. Он, кстати, тоже съедобен и наверняка пришелся бы по вкусу любителям тянучек, если бы только они знали о его съедобности. Недавно я открыла для себя тайский рецепт приготовления этого гриба с острой винегретной заправкой из лука и лайма. Похоже, мои вкусы отличаются от предпочтений экспертов, за которыми остается последнее слово при обновлении Перечня.

Не помню, когда впервые услышала о Фестивале грибов в Теллурайде, штат Колорадо, США, а вот фотографии с парада, на котором все были в костюмах грибов, помню отлично – зрелище довольно безумное, но как раз это меня и подкупило. На этот фестиваль я бы отправилась с удовольствием. Когда такая возможность мне представилась, я ухватилась за нее без тени сомнения. Именно на фестивале в Теллурайде я впервые попробовала молодой ежовик пестрый, Sarcodon imbricatus, который норвежский Перечень относит к несъедобным грибам. Я обнаружила, что наваристый суп из ежовика мне весьма по вкусу.

Я задала вопрос о съедобности более опытным членам Объединения, и они пояснили, что некоторые съедобные грибы настолько малы, что собирать их слишком хлопотно. К тому же некоторые грибы оказываются в разделе «несъедобные» потому, что специалисты не знают точно, ядовиты ли они.

Очевидно, факторов, из-за которых съедобные грибы могу попасть в категорию несъедобных, много, но, к сожалению, в Перечне эти факторы указаны не всегда.

При повторном обсуждении вопроса с ветеранами Объединения я узнала, что Перечень – в первую очередь практическое руководство для постов грибного контроля, времени вдаваться в подробности там просто нет – временами перед пунктами выстраивается длинная очередь.

Однако факт остается фактом – для любознательных грибников Перечень остается источником наиболее актуальной информации о грибах. К нему обращаются не только на постах грибного контроля. Авторитетные специалисты Объединения нередко ссылаются на Перечень, даже когда дело не касается грибного контроля. Хотя Перечень не ставит целью навязывать вкусовые предпочтения или чрезмерно контролировать грибников, похоже, на практике происходит именно это. Более подробная версия Перечня, размещенная, скажем, в интернете, была бы кстати – грибники получили бы достаточно информации, чтобы самостоятельно оценить, нравится ли им вкус/текстура конкретного гриба. Они могли бы самостоятельно решать, стоит ли тратить силы и время на сбор съедобных, но мелких грибов, чтобы слегка перекусить. Однако последнее слово в дискуссии о Перечне до сих пор не сказано, поскольку грибники очень эмоционально воспринимают эту тему.

Лимб

Концепция rite de passage, обряда перехода, – важный вклад, внесенный антропологами в изучение общества. Французский термин, введенный голландцем Арнольдом ван Геннепом в 1909 году, обозначает церемонию, сопровождающую изменение статуса индивида при переходе из одной социальной группы в другую. Крещение, конфирмация, свадьба, похороны – всё это примеры обрядов перехода. Ван Геннеп сравнивает общество с домом, комнаты которого символизируют разные общественные группы. На пути из одной комнаты в другую человек проходит три этапа, где отсечение и включение обрамляют этап перехода, когда индивид не входит ни в старую, ни в новую группу.

Латинское слово limen означает «порог», «граница» – от этого же корня происходит и слово «лимб». В католическом богословии лимбом называется место пребывания душ между раем и адом. Там, в нескончаемой неопределенности, обретаются не удостоенные блаженства вечной жизни на небесах у Всевышнего. Низвержения в ад они миновали, но и вход в Царство Небесное им закрыт. Я была замужем и неожиданно стала вдовой. До сих пор мое странствие по лабиринту скорби было долгой, непрерывной переходной фазой. Я пребывала в лимбе.

На переходном этапе всё, что тебе знакомо и воспринималось как данность, теряет ясность и тает на глазах. Тебе словно швыряют самый дешевый билет для поездки в неизвестном направлении, изматывающей и томительной.

Ситуация постоянно меняется, и в теории тебе открыты любые возможности – есть всё, чтобы встать на путь положительных изменений. Только устоять на ногах на этой неизведанной земле нелегко. В человеке, пребывающем в лимбе, бушуют противоречивые чувства: злость из-за того, что ты оказался в этой ситуации, тоска по прошлому и страх перед будущим. Сложно заметить открывающиеся перед тобой двери.

Я злюсь на газон

Я злюсь на газон и газонокосилку. Упрямо вожу ею взад-вперед по клочку земли в садоводстве. Как это ножи затупились всего за одну зиму? Ведь только прошлым летом приятель наточил их в обмен на ужин, накрытый в саду. Эйольф любил косить траву, больше всего ему нравилось подравнивать края газона при помощи целого арсенала инструментов, названий которых я не знаю. Вместо того чтобы достать садовый триммер, я раз за разом ударяюсь газонокосилкой о стену. Аккуратными края от этого точно не станут. И конечно, маму раздражают мои неуклюжие потуги использовать газонокосилку как таран. Что за дверцу я пыталась этим тараном проломить – для меня самой загадка. Как ни странно, мама молчит и не вмешивается.

Оглядываясь назад, я понимаю, что злость не была моей основной эмоцией после ухода Эйольфа. Может, потому, что я человек не религиозный и у меня нет Бога, на которого можно было бы злиться? По крайней мере, на Эйольфа я не злилась. На общем фоне печали раз за разом всплывала благодарность. Я была благодарна, что он выбрал меня своей спутницей жизни. Вот только друзья-психологи говорят, что злость – важный компонент процесса преодоления горя. Может, я неправильно скорблю?

День смеха

Никто не разыграл меня первого апреля.

Был бы жив Эйольф, наверняка придумал бы что-нибудь.

Пятьдесят оттенков яда

Пару незадачливых любовников, полакомившихся ядовитыми, но очень симпатичными на вид лесными грибами во время романтического уик-энда за городом, спешно увезла карета «скорой помощи». Мужчина уверял семью, что уехал на рабочий семинар, а женщина отпросилась на выходные с подругами. Мнимое алиби разлетелось в пух и прах, когда благоверные и другие родственники с обеих сторон пересеклись в одной больнице. Сложно сказать, что было хуже для этой парочки: оказаться на пороге смерти из-за отравления грибами или быть разоблаченными.

Многие зациклены на теме отравлений грибами. Люди думают, что, откусив чуточку от ядовитого гриба, мгновенно умрут: несчастный извергнет содержимое желудка ядовитой пеной прямо в тарелку, или произойдет еще что-нибудь столь же драматичное. Я и сама представляла отравление грибами похожим образом, но со временем узнала, что грибные яды действуют очень по-разному. Микотоксинов существует великое множество. Не все отравления влекут за собой долгий гемодиализ или преждевременную смерть. Ядовитые грибы – не беременность. «Немножко беременной» быть нельзя – либо беременна, либо нет. А все ядовитые грибы ядовиты по-своему. Некоторые из них как раз «немножко ядовиты».

Из сотен тысяч видов грибов на планете смертельно ядовита лишь малая доля. Ученые выделяют четырнадцать отдельных классов микотоксинов, каждый со своим действием и исходом. Нет сомнения, что эти яды могут быть крайне опасными. Девяносто процентов отравлений с летальным исходом вызваны аматоксинами. В Норвегии основные виды грибов, содержащие аматоксины, – белая поганка, бледная поганка и галерина окаймленная, Galerina marginata. Эти виды вместе с их двойниками входят в обязательную программу курса для новичков. Микотоксины могут воздействовать не только на нервную систему и желудочно-кишечный тракт, но и на мышечный аппарат – они могут вызывать рабдомиолиз, синдром, характеризующийся разрушением мышечной ткани. Еще один синдром – гемолиз – вызывает разрушение эритроцитов крови.

Синдромы отравления грибами можно классифицировать по времени появления симптомов. Паутинник красивейший, Cortinarius rubellus, содержит яд орелланин, поражающий печень и почки, и смертельным может оказаться даже в малых дозах. К тому же отравление может дать знать о себе только через две недели. Иными словами, человек будет жить-поживать, не ведая печали, пока у него вдруг не откажут почки. В целом можно сказать, что наименее опасны яды, вызывающие немедленную реакцию вроде рвоты и диареи. Здоровье страдает сильнее всего от ядов с долгим латентным периодом, то есть промежутком времени между попаданием яда в организм и проявлением первых симптомов отравления. Однако даже если гриб считается смертельно ядовитым, правильное и своевременно начатое лечение может спасти человеку жизнь.

А можно ли по внешнему виду гриба определить, ядовит он или нет? Не раз я слышала от незнакомых мне людей, что гриб в моей корзинке «похож на поганку». Что такое «поганка», каждый понимает по-своему. Моя гипотеза такова: для микофоба ядовитым выглядит всё, что не похоже на привычные грибы из магазина. Когда ориентиром служит бледный магазинный шампиньон, малосъедобным может показаться, например, дубовик оливково-бурый, Boletus luridus, с его красно-коричневой сеточкой на ножке и желтой мякотью, синеющей на срезе. Однажды мне довелось найти дубовик со шляпкой размером с тарелку, этого гиганта я выставила на местном фермерском рынке. Там его быстро окрестили «грибом-монстром» – всех без исключения интересовал вопрос его ядовитости. Я в ответ радостно повествовала, что хорошо прожаренный дубовик на вкус просто чудесен. Всегда забавно смотреть, как люди реагируют на это, но мои слова вряд ли могут поколебать их представление о том, как выглядят ядовитые грибы.

К тому же существует немало ошибочных представлений об отличительных признаках ядовитых грибов: якобы ни один ядовитый гриб не растет на деревьях или все ядовитые грибы – яркого окраса. Некоторые думают, что грибы, которые едят животные и насекомые, не могут быть ядовитыми или что серебро при контакте с ядовитым грибом чернеет. Однако некоторые вещества, ядовитые для человека, безопасны для животных, а брать в поход за грибами серебряную ложку бесполезно – реакция серебра не поможет определить наличие в грибе яда. Простых правил определения ядовитых грибов не существует. Грибы нужно тщательно изучать, чтобы научиться узнавать их как старых друзей. Лицо друга всегда узнаешь, неважно, хороший у него выдался день или плохой. Так же и с грибами. Они бывают молоденькими, аккуратными и симпатичными, но старые грибы того же вида могут быть сморщенными и уродливыми.

Один мой друг, закончив читать курс для новичков, поделился наблюдением, что людям по-разному дается умение различать грибы. Когда он показал в аудитории лисичку и ядовитый паутинник, один из слушателей сразу же заметил различия между ними, а другой сказал, грибы очень похожи, ведь они оба «желтенькие». В отделении отравлений норвежского Института общественного здравоохранения зафиксированы случаи, когда горе-грибники принимали белую поганку за первоклассные съедобные грибы, белый гриб или ежовик, хотя и цвет, и форма, и прочие характерные признаки у них радикально различаются. Важные для определения вида особенности необходимо заучивать. Значимый фактор в умении различать грибы – память, а она развивается в процессе обучения и практики. Чем больше у человека опыта и знаний, тем проще ему увидеть мелкие, но важные отличия. Так как задатки у всех разные, одним придется учиться усерднее, чем другим, но при сборе грибов от умения обнаружить отличия порой зависит жизнь.

Типичная ошибка новичков заключается в том, что они чрезмерно доверяют книжным иллюстрациям, – внешний вид грибов может варьироваться в зависимости от возраста и прочих условий. Торопясь опознать найденный гриб, легко усмотреть сходство между ним и картинкой. И так же легко упустить различия. Разбираться в грибах учишься в первую очередь на практике. Мать учения – повторение и опыт. Это как учиться ремеслу: знания постепенно накапливаются в процессе работы, и в хаосе постепенно начинает проглядывать система.

Но этот процесс далеко не прост.

Гриб, который в Норвегии снисходительно величают «Саннефьордской лисичкой», на самом деле – паутинник красивейший, один из самых ядовитых грибов в стране. Он может расти в одном месте с лисичкой трубчатой. Опытным грибникам бывает сложно понять, как можно спутать два этих гриба, ведь для них они выглядят совершенно по-разному. Но, по слухам, кто-то в Саннефьорде их всё-таки перепутал и провел остаток жизни на диализе.

Когда С., известная среди норвежских микологов личность, добыл к приезду французской делегации несколько превосходных шампиньонов августовских, ему доложили, что гости есть их не станут. С. был потрясен: в Норвегии эти шампиньоны не только считают съедобными – многие находят эти грибы чуть ли не лучшими из встречающихся здесь. Когда норвежцы оценивали вкус грибов, присуждая им звезды, шампиньон августовский получил все три. У французов иное мнение. Дидье Боргарино, автор признанного во Франции «Справочника по грибам», относит к съедобным только шампиньон обыкновенный, Agaricus campestris, и шампиньон большой лесной, Agaricus langei. Знатокам шампиньонов в Норвегии это наверняка покажется странным. Боргарино рекомендует перестраховаться и не брать шампиньон августовский, шампиньон полевой и шампиньон перелесковый, так как они могут накапливать кадмий и другие тяжелые металлы. Норвежцам известно об этом, и потому они стараются шампиньонов не переедать, а вот многие французские микологи еще более осторожны и избегают есть даже магазинные шампиньоны.

Когда я услышала эту историю в первый раз, у меня глаза вылезли на лоб. Вкусовые предпочтения – вещь индивидуальная, это я понимаю, но что в разных странах бытуют разные представления о съедобности/несъедобности отдельных грибов, представить было сложно. Я была уверена, что всюду действуют одинаковые стандарты. Разве нет общего для всех стран списка съедобных грибов?

Со временем я узнала, что плохо почувствовать себя, поев грибов, можно по разным причинам.

Первая из них – количество. Вот уж действительно, хорошенького понемножку! Даже так называемая здоровая пища, если ее переесть, может нанести вред. Известно, что для нормальной работы организма соль просто необходима, но в больших количествах она, наоборот, вредна. То же касается воды. В XVI веке основоположник современной токсикологии швейцарский врач Парацельс справедливо отметил: «Всё – яд, всё – лекарство; то и другое определяет доза». Если кому-то стало дурно после употребления в пищу грибов, это не обязательно значит, что грибы были ядовиты; когда дело касается грибов, умеренность – благо. Если у человека слабое здоровье, не рекомендуется объедаться даже съедобными грибами. Объединение также не рекомендует использовать грибы в качестве основного ингредиента больше одного раза в день на протяжении нескольких, даже всего двух, дней подряд.

Кроме количества съеденного, нужно учитывать также возможные аллергические реакции. Гриб, который с удовольствием и пользой уплетает один человек, у другого может вызвать приступ аллергии, не обязательно со смертельным исходом, но с общим недомоганием, тошнотой и расстройством желудка.

Другая распространенная причина отравления грибами – их неправильное приготовление. Некоторые виды грибов ядовиты в сыром виде, но после термической обработки абсолютно безопасны. Возможно, большинство отравлений в Норвегии вызвано вовсе не ядовитыми грибами, а вполне съедобным подосиновиком желто-бурым – его легко узнать по «хипстерской щетине» на ножке и мясистой шляпке кирпичного цвета. На протяжении многих лет он входил в так называемую «безопасную шестерку», которая позже превратилась в «безопасную пятерку» – подосиновик пришлось исключить. И не потому, что гриб ядовит сам по себе, а потому, что участились случаи отравления из-за недостаточной термической обработки. Подосиновик желто-бурый растет не только в лесах, но и в горах, и можно предположить, что проголодавшимся туристам не терпится поскорее усесться вокруг костра и поесть. Общее правило состоит в том, что любые грибы, в том числе купленные в магазине, необходимо подвергать термической обработке. Кто-то со мной не согласится, ссылаясь на то, что с семидесятых-восьмидесятых они кладут сырыми в салаты покупные шампиньоны. Однако известно, что эти грибы содержат канцерогенные соединения фенилгидразина, которые при термической обработке разрушаются.

Стоит упомянуть, что головокружение, головную боль и боль в животе может вызывать сам страх отравиться. Поэтому нежным особам, испытывающим недоверие к грибам, вообще не стоит употреблять их в пищу.

Добровольцы на постах грибного контроля обязаны выкидывать содержимое всей корзины, если найдут в ней хотя бы один гриб из категории «крайне ядовитых». Большинство грибников смиряются с потерей добычи, узнав, что для летального исхода достаточно лишь одного паутинника красивейшего размером с кубик сахара. Но всегда находятся люди, отказывающиеся забраковать свои лисички. Мой знакомый контролер как-то получил на проверку полиэтиленовый пакет, где вместе с замечательными белыми грибами лежало пять больших белых поганок. Хрупкие поганки раскрошились в пакете и усыпали все съедобные грибы. Услышав вердикт контролера, горе-грибник страшно расстроился и попытался улизнуть, прихватив с собой остатки уже ядовитых белых грибов. Моему другу пришлось применить всё свое красноречие, чтобы уговорить мужчину отдать пакет.

По данным отделения отравлений Института общественного здравоохранения, чаще всего к ним попадают взрослые. Хотя случаев отравления среди детей за год набирается немало, они редко вызваны перееданием – дети обычно пробуют сорванный гриб, а вот взрослые съедают полную порцию. Хуже всего, когда новичок принимает ядовитый гриб за деликатес и собирает за столом всех родных и близких. К сожалению, такое нередко случается среди эмигрантов. В последние несколько лет более половины случаев тяжелых отравлений грибами в Норвегии зафиксированы среди приезжих из других стран или их потомков. Обычно они находят гриб, похожий на тот, что они встречали на родине, и устраивают большое застолье, чтобы отпраздновать находку. Спутать можно, например, молодую бледную поганку и съедобный азиатский гриб вида вольвариелла вольвовая, Volvariella volvacea. Такое бывает и с белой поганкой и съедобным мухомором чепангским, Amanita chepangiana, родом из Юго-Восточной Азии. Дело в том, что белая поганка не имеет ярко выраженного неприятного вкуса или запаха, из-за чего некоторые даже не подозревают о ее ядовитости. Но даже небольшое количество этого гриба может повредить клетки печени. Если противоядие не подействует, в лучшем случае яд белой поганки приведет к отказу печени, а в худшем – к смерти.

Изучать отравления микотоксинами непросто по многим очевидным причинам. Одна из них состоит в том, что люди далеко не всегда обращают внимание на роковой гриб и могут с уверенностью идентифицировать его. Однако статистика, собранная отделением отравлений, всё же помогает составить общее представление о ситуации. В период с 2010 по 2014 год зарегистрировано сорок три случая госпитализации с подозрением на острое отравление грибными ядами. Во всех случаях в больницу попадали взрослые. За этот период только один пациент умер от отравления: он поел белой поганки. Именно ее чаще всего путали с другими грибами в остальных случаях. Парадокс заключается в том, что большинство норвежцев без труда узнают мухомор красный, принадлежащий к роду Amanita наряду с белой поганкой, но именно она, на первый взгляд совершенно безобидная, представляет наибольшую опасность.

Иногда отравления происходят по чистой глупости. У меня волосы встали дыбом от истории о молодых ребятах, собиравшихся поесть грибов, которые они приняли за галлюциногенные грибы вида псилоцибе полуланцетовидная. Ленивым летним днем юноши отыскали на лугу несколько грибков и стали подначивать друг друга съесть побольше, чтобы достичь максимального психотропного эффекта. К счастью, опьянение не наступило – это были другие грибы. Но подвергать свое здоровье опасности из-за безрассудной бравады – быстрый и верный путь в отделение неотложной помощи. Недавно мне рассказали о мужчине, который позвонил знакомому компетентному грибнику и рассказал, что «сколько себя помнит» собирает и готовит грибы вида опёнок летний, Kuehneromyces mutabilis, но только недавно узнал, что у них имеется смертельно ядовитый двойник – галерина окаймленная, Galerina marginata, содержащая яд, способный запускать процесс разрушения клеток печени, почек, сердца и нервной системы.

– Так что мне делать, я сейчас съел вроде бы опёнок, а если нет? – интересовался звонивший. Не знаю, чем кончилось дело, но, судя по всему, везения у этого мужчины больше, чем здравого смысла.

Ложные представления о грибных ядах бытуют и в других странах. Как раз когда я была в США, в Музее естественной истории открылась большая выставка, посвященная роли природных ядов в мифологии и медицине. За океаном всё обычно масштабно и грандиозно: вход на выставку был оформлен в виде тропических джунглей, из динамиков неслись звуки дикой природы, а экскурсоводы готовили нас к предстоящей встрече с ядовитыми змеями, скорпионами, муравьями и вообще с источниками самых сильных ядов в природе. Посетителей знакомили с живыми ядовитыми лягушками в стеклянных контейнерах и рассказывали про растения настолько ядовитые, что под ними нельзя даже укрыться от дождя, иначе рискуешь заработать экзему. Но ядовитых грибов на выставке не было. Когда я спросила у экскурсовода почему, она подвела меня к диораме, где три ведьмы из «Макбета» готовили дьявольское варево из всяких гадких ингредиентов. И поскольку мы находились на родине Голливуда, спецэффектов было не занимать: из котла валил пар, а ведьмы бормотали тайные заклятия. У ног одной из них прятался маленький пластмассовый мухомор. «Вот пожалуйста – ложный сморчок», – указала дама. Пришлось открыть ей, что убогонький грибок – к сожалению, мухомор красный, а никак не ложный сморчок. Мое глубокое уважение к музею, где выставлены самые потрясающие динозавры в городе и где раньше работала Маргарет Мид, прославленный антрополог, в тот момент испарилось подобно микотоксину при термической обработке. Ведь можно было устроить целую выставку, посвятив ее ядовитым грибам в природе, мифологии и медицине, но в голову кураторам эта мысль явно не приходила. И музею не понадобилось бы снаряжать экспедиции в Южную Америку и с риском для жизни собирать там ядовитые растения и животных – достаточно было прогуляться по Центральному парку.

Оттенки

Поскольку вкусы обусловлены не только личными предпочтениями, но и культурой, мне казалось вполне естественным, что в разных странах «съедобным» или «несъедобным» считают один и тот же гриб. Но я точно не ожидала, что по-разному трактуется раздел «ядовитые грибы». Оказалось, что виды, которые в Норвегии считаются ядовитыми, в других странах совершенно спокойно продают и едят, и, соответственно, наоборот. Как это понимать?

В поиске ответа я отправляюсь к профессору Университета Осло Клаусу Хёйланду. Посмеиваясь, он начинает с того, что когда дело касается ядовитости, разделения на черное и белое не существует – здесь представлены те самые пятьдесят оттенков. И хотя насчет по-настоящему смертельно ядовитых грибов специалисты по всему миру сходятся во мнении, очевидно, что немало видов попадает в серую зону. Вопреки моим наивным представлениям, не так-то просто решить, ядовит гриб или нет. Мне, новичку, это представляется одновременно пугающим и захватывающим.

Многие из старой гвардии грибников с ностальгией вспоминают те дни, когда можно было спокойно собирать и есть зеленушки. В современном Перечне эти грибы убрали из категории съедобных и причислили к ядовитым. Причиной такого переноса стали французы, в погоне за стройностью сидевшие на грибной диете. Горя желанием сбросить лишние килограммы, они на протяжении долгого времени потребляли зеленушки в больших объемах. А делать этого не стоило – яд, содержащийся в этих грибах, может долго накапливаться в организме, пока тело вдруг не выдерживает. Зеленушке не вернуться в категорию съедобных грибов, пока исследователи заново не докажут, что есть ее можно.

– А кто-нибудь этим занимается? – интересовалась я у ученых-микологов. Мне отвечали, что на данный момент в Норвегии такие исследования не проводятся; но непохоже было, чтобы спрошенные мной специалисты слишком переживали за судьбу этих грибов. Вывод в любом случае ясен: пока гриб находится «на рассмотрении», в категорию съедобных дорога ему закрыта и на постах контроля его будут отбраковывать.

Я слышала, что зеленушки хороши на вкус, но это мало занимало меня, пока я в первый раз не набрела на несколько грибочков в лесопарке Эстмарк к востоку от Осло. Они росли небольшой кучкой, такие красивые, крепенькие, зеленовато-желтые, – неудивительно, что латинское название Tricholoma equestre означает «рядовка рыцарская», а по-английски эти грибы величают «желтыми рыцарями» (Yellow Knights). Передо мной встала дилемма: рискнуть или нет? С некоторыми опасениями я всё же решилась на риск и, вернувшись домой, разместила в соцсетях вопрос, пробовал ли кто-нибудь зеленушки? В ответ мне сразу пришло несколько положительных отзывов. Я набралась решимости, пожарила и съела один гриб – вкусно! Я рассказала об этом кому-то из друзей, не входящих в сообщество грибников, и мне задали вопрос: как бы я поступила, если бы мне на пост контроля принесли корзину отборных зеленушек. Без колебаний забраковала бы всю партию или втихаря присвоила добычу себе? К счастью, в такую щекотливую ситуацию я не попадала.

Французы не доверяют диким шампиньонам, опасаясь отравления кадмием и другими тяжелыми металлами. Каково содержание кадмия в норвежских диких шампиньонах, вопрос спорный, но, вероятно, главным источником кадмия всё-таки являются табачные изделия, а не грибы. По сравнению с некурящими у среднего курильщика концентрация кадмия в легких выше в четыре-пять раз, а в почках – в два-три раза. И насколько я знаю, курильщики обычно умирают не от отравления кадмием, а от ряда других причин.

В Великобритании совершенно иначе, чем в Норвегии, относятся к сыроежкам. Мне было странно узнать, что британцы очень редко их едят. Один из самых популярных в стране микологических справочников, «Грибы» Джона Райта, относит к съедобным только пять видов сыроежек: сыроежка сине-желтая, Russula cyanoxantha; сыроежка зеленоватая, R. virescens; сыроежка охристая, R. ochroleuca; сыроежка желтая, R. claroflava, и сыроежка синеватая, R. parazurea. Поскольку многим трудно различать даже эти пять видов, местные объединения, например Дорсетская микологическая группа, следуют практическому правилу, гласящему, что лучше брать только сыроежку сине-желтую. Поехав вместе с членами Группы на остров Браунси, я узнала, что в прибалтийских странах разные виды сыроежек потребляют в пищу более широко. Мало того, мол, у прибалтов есть необычная традиция – определять съедобность только что сорванной сыроежки, лизнув ее. Приятные на вкус берут, а острые – выкидывают. Я рассказала, что в Норвегии мы тоже пользуемся «прибалтийским методом» определения съедобности сыроежек. Может, мне просто показалось, но после ра

Long Litt Woon

Stien tilbake til livet. Om sopp og sorg

Long Litt Woon © «Stien tilbake til livet. Om sopp og sorg». Vigmostad & Bjørke 2017

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2021

От автора

Вокруг лодки безмолвье как будто меж звезд, когда гаснет земля и забыты людские слова, и мечты, и наивные мысли. Я вставляю в уключины вёсла, гребу: взмах за взмахом. И внемлю едва различимому плеску; он безмолвье плотнее сгущает. Не спеша, я в тумане разверну свою лодку к другому светилу: плыву в ничто непроглядное жизни. Взмах за взмахом.[1]

Колбейн Фалкейд

В черновом варианте эта книга называлась «Груздь и радость» и должна была рассказывать историю о путешествии одного антрополога (меня) по царству грибов и об удивительных встречах с его обитателями – грибами и грибниками. Увлечение микологией вернуло мне смысл и радость жизни в очень темные времена. Я уверена, что выбраться из мрака скорби, где я заблудилась после неожиданной смерти мужа, мне удалось лишь по грибным тропинкам. Уже в процессе работы над рукописью я стала задумываться, где и как мне написать о муже. Может, рассказать о нем в предисловии? Тогда я принялась писать часть, которая впоследствии стала второй главой и получила название «Самая легкая смерть, наверное». С того момента мое видение книги кардинально изменилось, наиболее интересным теперь представлялось рассказать о взаимосвязи между открытием мира грибов и скитаниями по пустыне скорби. Поэтому теперь книга повествует о двух параллельных путешествиях: внешнем – по царству грибов, и внутреннем – по юдоли печали.

Мне кажется, в процессе работы над книгой есть этапы, которые неизбежно подразумевают одиночество и затворничество, и этапы, на которых всё зависит от обратной связи со стороны верных и надежных помощников. Бенте Хеленсдаттер Петтерсен, Берит Берге, Гудлейв Форр, Хадия Тайик, Ханне Мюрстад, Ханне Согн, Клаус Хёйланд, Уле Йоханнес Бё, Юн Лиден, Юн Мартинсен Странд, Юн Трюгве Монсен, Ларс Мюрстад Кринген, Мари Финнесс, Нина Ёрстад и кружок писателей из волонтерского центра на улице Тидеманнсгате, Уле Ян Боргюнд, Оливер Смит, Оттар Брокс, Рунар Кристиансен и Оста Эврегор, огромное спасибо всем вам за помощь, незаменимый вклад в работу и увлекательные беседы! Я благодарю также своих информантов из микологического сообщества, сотрудников Норвежского музея истории культуры, в том числе секции Норвежской этнологии, Этнографической библиотеки и Культурно-исторического музея за неизменную готовность помочь мне в работе. Этот проект не был бы воплощен в жизнь без постоянной поддержки со стороны Фонда нехудожественной литературы. За научные консультации я глубоко признательна профессору Лейфу Рювардену.

Садоводство Руделекка

Май 2017

Я посвящаю эту книгу памяти моего мужа

Эйольфа Ульсена (1955–2010)

с благодарностью за счастливую совместную жизнь.

Один гриб – хорошо, а два – лучше

Это рассказ о путешествии, начавшемся, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову: однажды утром Эйольф уехал на работу, но домой не вернулся. Не вернулся больше никогда. Жизнь, какой я ее знала, исчезла в тот самый момент. Мой мир так и не стал прежним.

Я была раздавлена горем. Эйольф оставил мне лишь боль утраты. Она раздирала меня на части, но глушить ее болеутоляющими не хотелось. Я жаждала прочувствовать ее полностью. Боль служила доказательством того, что он жил, что у меня был муж. Мне не хотелось потерять еще и это.

Я пребывала в свободном падении. Я, у которой всё всегда было под контролем, я, так любившая держать жизнь под уздцы. Я сбилась с пути. Невольно скиталась по чужому, незнакомому краю. Бродила, почти ничего не видя, без карты, без компаса. Где верх, а где низ? Откуда начинать путь? И куда ступать дальше?

Вокруг была только тьма.

Удивительно, но по воле случая я наткнулась на ответ там, где меньше всего ожидала.

Погода выдалась дождливая. В воздухе висела морось, а старые листья, осыпавшиеся с высоких, внушающих почтение деревьев в Ботаническом саду Осло, уже начали подгнивать. Теплу пришел конец, и приближались холода, готовясь сковать наши жизни своими морозными путами, – сомневаться в этом не приходилось. Кто-то рассказал мне про курс, на который я, недолго думая, записалась. Когда-то это входило в наши с Эйольфом планы, но так ни во что и не вылилось. Поэтому в один по-осеннему темный вечер я спустилась в подвал Музея естественной истории, не лелея особых ожиданий.

Спускаться нужно было осторожно. После прощания с Эйольфом я успела сломать лодыжку. Страх упасть не покидал тело еще долго после того случая. Мне сказали, что сломанная щиколотка срастается совсем не быстро, а вот о том, может ли когда-нибудь срастись разбитое сердце и сколько в таком случае на это потребуется времени, сказать не мог никто.

Время перемалывает скорбь долго и неспешно.

Эта работа движется неравномерно, непредсказуемо, рывками.

Если бы мне сказали, что моим спасательным кругом станут грибы, что они помогут мне встать на ноги и выведут меня к жизни, я бы не поверила. Какое отношение грибы имеют к скорби?

Но именно на поросшей мхом земле лесных просторов я буквально наткнулась на то, что искала. Моя экспедиция по миру грибов стала вместе с тем и экспедицией по моему внутреннему миру, моей via interna[2]. Внешнее путешествие было долгим, а внутреннее к тому же полным преград и неожиданностей. К выходу из мрака скорби меня раз за разом подталкивали открытия, сделанные в царстве грибов, – в этом я не сомневаюсь. Они унимали боль и прокладывали мне дорогу к свету. Благодаря им я училась по-новому смотреть на вещи и шаг за шагом двигалась к новому началу. Как сильно помогли мне грибы в тяжелый час и насколько взаимосвязанными оказались две не связанные на первый взгляд темы, я поняла гораздо позже. И книга как раз об этом.

Поэтому начну с курса микологии для начинающих.

Грибы для начинающих

Народу на курс записалось немало. Новоиспеченные грибники, как юные, так и не первой молодости, собрались со всех частей города. Судя по всему, у рабочего востока и обеспеченного запада Осло обнаружилось общее увлечение. Это заинтересовало меня как социолога. Обычно разные общественные классы можно связать с определенными видами спорта или хобби. Одни виды досуга привлекают представителей высшего класса, другие – более низких социально-экономических слоев. Не надо быть антропологом, чтобы заметить это и здесь, в Норвегии, хотя сами норвежцы кичатся своей репутацией эгалитарной нации. На фото, которым они иллюстрируют свои национальные ценности, король покупает билет на метро. Хотя общественным транспортом действительно пользовалось не так уж много монархов, сказать, что для норвежской королевской семьи это обычное явление, тоже нельзя.

Отсутствие ярко выраженной классовости в сообществе грибников мне сразу же понравилось. Даже спустя какое-то время мне так и не удалось узнать, чем некоторые из них занимаются в обычной жизни. Здесь на первом плане стоят разговоры о грибах, а мелочи вроде религии вынужденно уступают им место. Впрочем, сказать, что среди грибников нет иерархии, тоже нельзя. Более того, в сообществе есть свои герои, персоны нон грата, неписаные правила и конфликты с нешуточными страстями. Как и любое другое объединение, сообщество грибников – микрокосм, модель общества в целом, но поначалу это от меня ускользало.

Грибы одновременно восхищают и пугают – увлекшись обещанием чувственного наслаждения, нельзя забывать про смертельный яд. К тому же некоторые виды растут ведьмиными кругами, а другие обладают галлюциногенными свойствами. Внимательное прочтение исторических источников показывает, что грибы удивляли людей во все времена – не имея корней и видимых семян, они способны неожиданно возникать из ниоткуда, особенно после сильного дождя с грозой, словно воплощение необузданных сил природы. Такие народные норвежские названия грибов, как «ведьмино яйцо», «масло тролля» и «волчье молоко», указывают, что люди отождествляли грибы с язычеством, колдовством и магией.

Одни начинают увлекаться грибами, восхищаясь их функцией очистительного звена в экосистемах. Другие интересуются их лечебными свойствами – ученые возлагают большие надежды на использование грибов в лечении рака. Норвегия подарила медицине Tolypocladium inflatum – вид грибов родом с горного плато Хардангервидда, ставший незаменимым медикаментом при пересадке органов. Те, кто верят в способность грибов творить чудеса в качестве афродизиака, усердно жуют фаллообразные весёлки обыкновенные, Phallus impudicus, прозванные в народе срамотниками, или мутинусы Равенеля, Mutinus ravenélii. Рукодельники истово красят грибами шерсть, лен и шелк. А для фотографов-натуралистов царство грибов – нескончаемый аттракцион, ведь грибы бывают не только белыми или коричневыми, они принимают любые мыслимые и немыслимые цвета и формы: от упругих и округлых, очаровательных и грациозных, прозрачных и нежных до настолько невероятных и причудливых, что их можно принять за инопланетные существа. Некоторые грибы к тому же обладают способностью светиться в темноте, озаряя лесные тропинки с приходом ночи.

И всё-таки желание узнать больше о сборе дикорастущих грибов у большинства моих знакомых обусловлено тем, что они любят потреблять грибы в пищу. До сих пор все упорные попытки научиться разводить самые вожделенные из съедобных грибов в промышленных масштабах не увенчались успехом. В этом смысле грибы представляют собой великолепный пример противостояния строго отрегулированному миру, в котором живет большинство из нас. Есть в грибах что-то дикое и своевольное. «А этот съедобный?» – раз за разом вопрошают грибники-неофиты.

Мой интерес подогрело старомодное название организации, проводившей курс, – Объединение грибников и собирателей полезных растений города Осло и окрестностей. Можно было подумать, что это отделение Женского медико-санитарного объединения Норвегии. Что за люди занимаются грибами и полезными растениями? Если честно, я не слишком представляла, что вообще можно отнести к числу полезных растений. И если уж развивать эту мысль, как тогда называть растения, не относящиеся к этой группе? Растения бесполезные? При всех задать этот вопрос я так и не отважилась.

На поясе у преподавателя висел нож, а на шее болтался шнурок с маленькой лупой. Это часть снаряжения любого матерого грибника, но тогда я еще об этом не знала.

«Что такое гриб?» – спросил он нас. Повисла тишина. Многие старательно избегали взгляда преподавателя. Я в их числе. Разве не очевидно, что такое гриб? Но нашему новому наставнику нужно было научное определение, а я не имела ни малейшего понятия, из чего это определение вывести.

То, что многие, включая меня, называют грибами, в мире микологии, науки о грибах, на самом деле называется «высшие грибы». Большинство видов грибов гораздо меньше, как правило, они и вовсе микроскопически малы. Меня часто спрашивают, сколько видов грибов насчитывается в мире. Только вселенная грибов настолько велика, что сложно с уверенностью ответить на этот вопрос. Ученые спорят о том, сколько еще видов грибов не открыто и не описано в науке. В Музее естественной истории Осло была предпринята попытка составить обзор биологических видов, представленных в стране. От сорока четырех тысяч выявленных видов грибы составили около 20 %. Для сравнения: на долю млекопитающих пришлось всего лишь 0,2 %. Множество еще не открытых видов скрывается как раз в таких крупных и разнообразных биологических группах.

Грибы, которые попадаются нам на глаза в лесу, – лишь малая часть целого организма. Бóльшая часть его клеток представлена в виде живой динамичной сети тонких длинных нитей, так называемого мицелия или грибницы, скрытой под землей, корой деревьев или внутри других растений. То, что мы видим на поверхности земли, – плодовое тело, это почти то же самое, что яблоко по отношению к яблоне, только в этом случае «дерево» растет под землей. Самый крупный в мире организм – грибница опёнка темного, Armillaria ostoyae, обнаруженная на востоке штата Орегон в США. Гигант занимает лесной ареал площадью более десяти квадратных километров. Ученые взяли сотни выборочных проб мицелия и провели на их основе ряд анализов ДНК, показавших, что все образцы являются частью единого организма, возраст которого составляет предположительно от двух до восьми тысяч лет. А вот гриб с самым большим плодовым телом – это термитомицес титанический, Termitomyce stitanicus, родом из Африки. Диаметр его шляпки может достигать одного метра. Сложно даже поверить, что фотографии африканцев, держащих в руках грибы размером с зонтик, не плод чьих-то трудов в фотошопе.

Часть жизненного цикла, которую грибы проводят в видимой глазу форме, составляет его малую часть. Всё остальное время они надежно сокрыты от людского взора. В оптимальных условиях плодовое тело высших грибов развивается из сети мицелия и прорастает сквозь почву с силой, достаточной, чтобы пробивать камни и асфальт. Преподаватель поведал нам, что грибы растут не только в лесах, но и в общественных парках, на обочинах, даже на кладбищах и в частных садах. Грибы повсюду. Некоторые грибники не ограничиваются мнением о том, что где есть жизнь, там есть и грибы. Если верить им, грибы – это вообще условие существования жизни: нет грибов, нет жизни. В кругах грибников постоянно всплывает видео с YouTube, где речь идет как раз о том, как грибы могут спасти планету[3]. Судя по всему, если уж грибники во что-то верят, их вера непоколебима.

Разнообразие грибов Норвегии. Оливер Смит

Хорошие учителя сначала определяют уровень подготовки учеников, поэтому и нам предстояло показать, что мы знаем о самых известных грибах. Цель курса для начинающих грибников – научить новичков распознавать примерно пятнадцать видов. Свежие образцы, которые еще недавно мирно росли под тихой лесной сенью, были вырваны из своего сонного существования во мху и превратились в учебный материал, который передавали от ученика к ученику. Внутри меня нарастал страх оказаться худшей в классе. Из грибов, попавших ко мне в руки, я узнала только золотистую лисичку. Мне еще учиться и учиться.

В прошлом ученым немало пришлось поломать голову над грибами. Они представляли трудность даже для Карла Линнея (1707–1778) – ученого, положившего начало биологической систематике своей классификацией всех видов животных и растений. Эта классификация используется по сей день. Он отнес грибы к группе под названием «Хаос», входящей в царство растений. Над грибами будто бы не были властны обычные законы природы. И всё-таки с тех пор удалось выяснить, что грибы надо относить не к царству растений или животных, а выделять в отдельное царство. Царство грибов.

Об этом я никогда не слышала. Мне всегда казалось, что грибы – просто необычные растения. Преподаватель рассказал нам также, что грибы располагаются ближе к царству животных и тем самым ближе к виду Homo sapiens, чем к царству растений! Именно поэтому из грибов получают такие важные для людей медицинские препараты, как пенициллин и лекарства для лечения рака. На уроках биологии в Малайзии нам об этом не рассказывали. В школе для девочек, где я училась, на стенах кабинета биологии висели учебные плакаты с изображениями растений, на которых изящным почерком были подписаны названия их частей. А теперь будет о чем подумать, когда кинусь обнимать шампиньоны в магазине – они ведь, оказывается, мои дальние родственники.

Первым пунктом в учебном плане шла правильная техника сбора грибов. Гриб нужно прочно ухватить у самого основания ножки и вытащить его из земли, аккуратно подкручивая. Иногда грибы прячутся глубоко во мху или упорно отказываются поддаться грибнику – в таких случаях пригодится нож. Рекомендуется также проводить предварительную очистку прямо в лесу – для этого подойдет любая щетка, даже старая зубная, или кулинарная кисточка. Так финальная чистка грибов дома пройдет быстрее, но наверняка найдутся и те, для кого чистка грибов сродни медитации. Я ловила каждое слово преподавателя.

Первое, что нужно сделать, найдя гриб, – заглянуть к нему под шляпку. Там находится вся информация, необходимая, чтобы определить его вид, понять, относится ли он к трубчатым, ежовиковым, пористым или пластинчатым грибам. Все эти группы начинающим грибникам предстояло изучить в обязательном порядке. Найдя ответ на первый вопрос, можно переходить к определению рода и вида найденного образца.

Подосиновик желто-бурый / Leccinum versipelle. Пер Марстад

Для начала нам дали рассмотреть самый настоящий трубчатый гриб – подосиновик желто-бурый, Leccinum versipelle. Важный отличительный признак трубчатых грибов – внутренняя сторона шляпки, которая и на взгляд, и на ощупь похожа на губку. Нам рассказали, что все трубчатые грибы, представленные в Норвегии, съедобны. Надавливать на мягкую губчатую поверхность забавно. Некоторые грибы, если нажать на трубчатый слой, посинеют в месте нажатия. Получается, у грибов тоже бывают синяки, по которым к тому же можно опознать некоторые виды. И хотя теперь я уже могу узнать подосиновик издалека, даже не проверяя его нажатием трубчатого слоя, соблазн сделать это по-прежнему велик. Вид синеющего гриба приносит мне какую-то детскую радость.

Я провела детство в Малайзии, где мы с товарищами часами могли играть с растением, листочки которого сворачивались от любого прикосновения. После приходилось терпеливо ждать, пока оно снова раскроется, чтобы побеспокоить растение вновь. Хотя процесс раз от разу не менялся, нам не было скучно. Даже наоборот – весело. Позже я выяснила, что это растение называется Mimosa pudica и что pudica на латыни означает «стыдливая». Как правило, она растет в тени под деревьями или кустарниками. Способность норвежских подосиновиков покрываться синяками немного напоминает мне, как сворачивало листья то малайское растение. Природа будто бы общается, заигрывает с нами, ведя безыскусный немой диалог.

Мы познакомились и с ежовиковыми грибами, у которых под шляпкой спрятаны «иголки», благодаря которым они и получили свое название. Некоторые избегают жарить ежовиковые грибы из-за того, что отвалившиеся при готовке «шипы» по виду напоминают маленькие белые личинки, но в данном случае наружность обманчива. Ежовик желтый входит в пятерку «безопасных грибов», то есть тех съедобных грибов, у которых нет ядовитых двойников. Выражение «безопасные грибы» я услышала тогда впервые. Эту пятерку надо было запомнить в лицо.

В программу курса входили также пористые грибы. К этой группе относится трутовик овечий, Albatrellus ovinus. Он, кстати, состоит в той же надежной пятерке. Выглядит этот гриб немного помятым и как будто скомканным, а в перевернутом виде напоминает истыканную до дырок игольную подушечку. Во время жарки он меняет цвет с белого на лимонно-желтый. У некоторых видов изменение цвета при термической обработке является важным признаком, способным дополнительно подтвердить «личность» гриба. Потом нам рассказали, что подосиновик желто-бурый, знакомство с которым мы свели ранее, тоже меняет цвет во время готовки – из белого он становиться темно-синим. Мир грибов оказался еще страннее, чем я думала, когда входила в класс.

В группе пластинчатых грибов представлено великое множество родов, среди них как самые опасные, так и самые вкусные. Поэтому нам как новичкам нужно было научиться распознавать самые распространенные из них. К пластинчатым грибам относятся яркие сыроежки. Эти грибы можно назвать «цветами» мира грибов – они представлены во всевозможных ярких оттенках красного, фиолетового, желтого, серого, синего и зеленого. От одного только названия уже текут слюнки. По-норвежски сыроежка называется kremle – Норвежский этимологический словарь предполагает, что это имя в родстве с диалектным словечком krembel, которое означает «нечто маленькое и толстое» – определение, действительно подходящее сыроежкам как роду. Млечники тоже относятся к пластинчатым грибам. При повреждении у них на поверхности выступает млечный сок. У некоторых видов этот сок может быть цветным: рыжик настоящий, Lactarius deliciosus, и рыжик еловый, Lactarius deterrimus, выделяют млечный сок морковно-оранжевого цвета. Эти двое также входят в безопасную пятерку. Я поняла, что мир грибов гораздо более яркий, чем я думала. Несмотря на многочисленные теории, никто до сих пор не знает наверняка, почему грибы бывают цветными. Так или иначе, грибы – не только скучные бледно-белые или грязно-коричневые «магазинные» шампиньоны, Agaricus bisporus, лежащие на полках рядом с «картонными» помидорами и огурцами.

Ежовик желтый / Hydnum repandum. Пер Марстад

Меня заинтересовали дикие шампиньоны, которые тоже относятся к группе пластинчатых грибов. Нам рассказали, что они куда вкуснее обычных покупных, но новичкам стоит быть с ними повнимательнее. Случается, что грибники путают съедобные шампиньоны с ядовитыми белыми поганками. Мне стало интересно, каковы эти дикие шампиньоны на вкус и смогу ли я когда-нибудь отличать виды шампиньонов друг от друга. Я торопилась записывать за преподавателем каждое слово и быстро исписала несколько страниц.

По программе курса, помимо съедобных грибов, нам предстояло рассмотреть еще и самые распространенные ядовитые. В 37 году нашей эры римский император Клавдий скончался от отравления грибами, которые ему поднесла его же жена Агриппина. Разумеется, эта тема вызвала у новоиспеченных грибников большой интерес. Мухомор красный, Amanita muscaria, прочно занявший место среди норвежских рождественских украшений, на самом деле ядовит, но даже близко не стоит по ядовитости рядом с самым опасным видом грибов в стране. А вот белая поганка, Amanita virosa, – белоснежно-белый гриб с так называемой «юбочкой» вокруг тонкой ножки, как раз наоборот, смертельно ядовита. Некоторым иностранцам азиатского происхождения пришлось на собственном опыте убедиться, что внешность белой поганки обманчива. К сожалению, этот гриб пугающе похож на другой, деликатесный вид грибов, распространенный в Азии, привычный для многих выходцев из этой части света. Бледная поганка, Amanita phalloides, – еще один ядовитый гриб, о котором нас предупредили. По словам грибников, у этой поганки мягкий вкус, а содержащийся в ней яд выводится из организма без труда. Но так же как и белая поганка, бледная поганка может приводить к летальному исходу. И всё-таки откуда же известно, что гриб неплох на вкус, если он смертельно ядовит? Этот вопрос так и не прозвучал – никто не нарушил благоговейной тишины класса.

Трутовик овечий / Albatrellus ovinus. Пер Марстад

Простое правило для новичков – обходить стороной все полностью одноцветные дикие грибы, белые или коричневые от шляпки до ножки. Больше подсказок из наших преподавателей было не вытянуть. Мы поняли, что простого способа определить, ядовит ли гриб, не существует. Грибы надо заучивать каждый по отдельности. По-другому никак, дали четко понять преподаватели.

Меня поразило, что всенародно любимую лисичку ни в один из списков грибов «топ-5» наши наставники не включили. В список грибов-фаворитов у них вошли опёнок летний, вороночник рожковидный, белый гриб, рыжик, шампиньон августовский, груздь красно-коричневый и сморчок конический. Менее известные родичи лисички могли похвастаться почти сказочными именами. Одновременно казалось, что и знаешь, и не знаешь их. Если прочитать все названия подряд, получится эдакий образчик современной поэзии, где на рифму нет ни малейшего намека, а слушателю может показаться, что он сумел уловить смысл, но не более чем на мельчайшую долю секунды. Лисичка обыкновенная, Cantharellus cibarius, по форме напоминает воронку, на что указывает латинское название рода Cantharellus, в переводе означающее «маленькая чаша». В противоположность большинству популярных грибов, лисичка своим золотисто-абрикосовым цветом будто бы умоляет найти ее. Для тех, кому по нраву тихая охота посложнее, найти лисичку представляется слишком легкой задачей. Впоследствии я познакомилась с грибниками, которые и вовсе проходят мимо «вызывающих» лисичек. А если уж речь о них всё-таки заходит, то говорят, едва не извиняясь: «Да что уж там, иногда и лисичка сгодится». По сравнению с другими грибами у лисичек долгий сезон. В Норвегии они появляются уже в июле, но эту тайну грибники держат в секрете.

Рыжик настоящий / Lactarius deliciosus. Пер Марстад

Что еще знали грибники, что я, новичок в их мире, только надеялась открыть для себя?

Адреналиновая лихорадка

После теоретического занятия следующим пунктом в программе значилась экскурсия. Для человека, не привыкшего к непременным для норвежцев воскресным вылазкам на природу, это была не просто прогулка. Лес – не самое дружелюбное место. Обнаружить, что ходишь кругами, заново наткнувшись на уже знакомую семейку грибов, не очень-то приятно. Со мной бывает в густом лесу, что не успею я оглянуться, как оказываюсь одна в кругу громадных деревьев, и мне чудится, будто они перешептываются между собой о том, как бы схватить жалкого грибника длинными ветвями. Для тех, кто не родился с резиновыми сапогами на ногах и знать не знает про то, что прогулка по лесу – лучшее средство от хандры, такой вариант развития событий опасен. Тропические леса Малайзии – не место для воскресных прогулок. Самого словосочетания «воскресная прогулка» в языке не существует. А если человеку всё-таки взбредет в голову ввязаться в такую безумную авантюру, ему нужно вооружиться по крайней мере средством от комаров и ножом-мачете. На столь опасное путешествие, чреватое потерей конечностей или даже жизни, отваживаются немногие. Именно поэтому норвежская традиция при любой возможности выбираться в лес повергла меня в культурный шок. Как подобрать ключ к этому загадочному явлению, нам, молодым тогда и полным надежд иностранцам, съехавшимся в Норвегию со всех уголков мира на учебный год по обмену, не рассказали. Взломать этот код мне предстояло самостоятельно, пожертвовав собственным комфортом. По этой причине отправиться на тихую охоту вместе с двумя нашими преподавателями, компетентными грибниками, исходившими норвежские леса вдоль и поперек, представлялось неплохим вариантом. Услышав словосочетание «компетентный грибник» в первый раз, я еле-еле удержалась от смеха. Раньше слово «компетентный» встречалось мне только в контексте официальных документов. То, что компетентным может быть и грибник, даже не приходило мне в голову.

На подобных экскурсиях нам предоставлялась возможность наблюдать, как изменяются разные виды грибов в зависимости от возраста, в условиях in situ[4]. К сожалению, в некоторых книгах, посвященных грибам, на иллюстрациях представлены только идеальные взрослые образцы, из-за чего понять, как грибы выглядят на разных этапах жизненного цикла, бывает довольно сложно. Грибы как люди – время не щадит никого и ничто, и они не исключение.

С чего началась моя одержимость грибами? Ответ кроется уже в первом из грибных походов для новичков. Едва войдя в лес, я увидела группку из восьми-девяти поганок. Они выглядели так невинно и безобидно, но от вида смертельно ядовитых грибов всё внутри у меня похолодело. Но это было здорово: я сразу смогла применить приобретенные знания на практике. Понимание того, что в дикой природе съедобно, а что ядовито, позволило мне увереннее чувствовать себя в лесу. От радости за собственное достижение по телу разлилось приятное тепло. К тому же я сумела отыскать несколько прятавшихся в старых листьях и веточках вороночников рожковидных, Craterellus cornucopioides, – неизвестного мне тогда вида деликатесных грибов, опознанных преподавателем. Статус вороночников немного удивил меня, ведь грибы были черного и серого цвета и, по прежним моим представлениям, не выглядели съедобными. Вот как можно ошибиться, если полагаться вместо научного знания на ложные представления, построенные на предположениях. Никогда на других курсах мне не представлялось возможности использовать новые знания сразу же. Я испытала чувство глубокого уважения к преподавателям из Объединения грибников и собирателей полезных растений города Осло и окрестностей (далее – Объединение). Домой я вернулась с полной корзиной съедобных грибов, довольная тихой охотой и самой собой.

Когда я познакомилась с основными родами грибов поближе, ориентироваться в сложно устроенном царстве грибов стало проще. Как знать, может быть, однажды я смогу с уверенностью опознавать все пятнадцать видов, включенных в программу для начинающих. Для экзамена на микологическую компетентность необходимо знать минимум 150 видов, но как справиться с таким числом, если даже с пятнадцатью разобраться сложно? Испытание для компетентных грибников казалось мне и вовсе непреодолимым.

Когда отправляешься в лес с новыми, пусть пока и ограниченными, знаниями, он дарит тебе новые впечатления. Я вдруг стала замечать грибы повсюду, а раньше прошла бы мимо, не разглядев их среди листвы и иголок. Теперь же грибы «выскакивали» передо мной в 3D-формате, ведь я смотрела на них другими глазами. К тому же я узнала много нового о норвежской флоре, например, что цветок под названием печеночница любит известковую почву, а значит, неподалеку от него есть шанс найти грибы с похожими предпочтениями.

Вороночник рожковидный / Craterellus cornucopioides. Оливер Смит

Когда я начала один за другим опознавать первые грибы, экзотический норвежский лес обрел для меня новый смысл. Раз за разом меня всё больше влекло в темно-зеленую чащу. Теперь я прямо на ходу оцениваю местность на предмет наличия грибов. Если хочешь найти грибы, отключи телефон, переведи голову в режим поиска и полностью сосредоточься на окружающем тебя лесе. Позже я узнала, что прогулки по лесу творят чудеса не только с телом и духом, как проповедуют фанатичные любители природы, но еще и помогают мозгу.

Детьми все мы испытывали чувство крайней увлеченности чем-либо. Бывало, следишь во все глаза за трудолюбивым муравьем и не слышишь, что тебя зовут обедать. Схожим образом зачаровывает мир грибов. Выйдя на тихую охоту, отключаешься от повседневной рутины. Распаляется охотничий инстинкт, и ты мгновенно оказываешься в собственном зачарованном мире. Внимание обостряется, напряжение растет: удастся ли добраться до лесных сокровищ? И вот, когда наконец находишь превосходную лисичку, а то и две или три, невольно говоришь ей: «Ах ты, красавица!» – или даже: «Иди-ка к мамочке, дружочек!» Но часто я остаюсь с носом, обманувшись желтым березовым листом, на миг заставившим сердце забиться чуть быстрее в надежде на долгожданную добычу – золотое сокровище посреди зеленого леса. Обычно это, конечно, никакое не сокровище и даже не гриб, но однажды мой рентгеновский взгляд засек в чаще ельника несколько бесхозных купюр. Просто удивительно, сколько всего можно найти в лесу, если глядеть в оба.

Спортсмены называют это «состоянием потока». Оно рождается из удовлетворенности собственным результатом, возникающей, когда человеку по силам справиться с поставленной задачей. Когда спортсмен полностью погружен в настоящее, когда он физически способен справиться с брошенным ему вызовом, внутри взрывается настоящий фейерверк положительных эмоций, ощутимых как психически, так и физически. Концентрация и нераздельное внимание сопровождаются чувством радости и восторга. Это и есть состояние потока. На Востоке давно известно о состоянии дзен, когда человек, полностью освободившись после долгих практик от привязанностей к миру, погружается в созерцание экзистенциальной вневременности. Во многих смыслах состояние дзен и состояние потока похожи – в обоих случаях от остального мира человека отделяет нерушимая стена счастья.

В отличие от «потока» атлетов и дзена буддийских монахов, радости грибника открылись мне почти сразу – ни обязательные для спортсменов 10 тысяч часов тренировок, ни одна дзен-практика за другой для этого не понадобились. А вот новичкам, осваивающим другие виды досуга, например лыжный или парусный спорт, в этом плане повезло куда меньше. Ведь когда речь идет о грибах, знать что-либо о них заранее, чтобы испытать адреналиновую лихорадку, необязательно. Получить радость от процесса можно, просто выйдя на прогулку вместе с компетентным грибником. Эта радость не требует затрат – эдакий «поток-лайт».

С тех пор как я увлеклась грибами, прямо под ногами мне открылся невидимый параллельный мир со своими неподвластными логике законами и неудержимой жизненной силой. Волшебный мир, мимо которого я проходила, не подозревая о его существовании. Когда мне на глаза попадается гриб, время будто останавливается. Я пребываю и в состоянии потока, и в состоянии дзен одновременно. Приятное ощущение единения с вселенной дарит мне ощущение внутренней удовлетворенности и счастья. В такие моменты мне есть дело только до одного: быть там, где я нахожусь, и делать то, что делаю. Тогда я не думаю ни о том, что приготовить на обед, ни о том, нравится ли окружающим моя прическа.

Коснувшись гриба, ощущаешь плотское наслаждение. Сначала почувствуешь, насколько гриб готов сопротивляться. Некоторые грибы упрямятся и цепляются за почву мертвой хваткой, другие же рады покинуть лес и отправиться к тебе домой, стоит лишь ласково им улыбнуться. Люблю тот момент, когда, сперва немного попыхтев, добываешь наконец лесное сокровище. Ты словно выигрываешь в лотерею – во многом это столь же пьянящее радостное чувство, полученное почти что даром.

Ощущать удовлетворение от своих достижений, осваивая новые знания или тренируясь в походах по норвежским лесам, – одно дело. А вот пьянящая радость – это уже нечто совсем другое, неожиданное: когда я впервые сама нашла съедобный гриб, сердце едва не выскочило из груди. Вот она, радость. От вновь испытанного чувства, почти исчезнувшего из жизни после смерти Эйольфа, у меня закружилась голова. Мне словно прямо в вену впрыснули заряд мультивитаминов. Вот это да! Тело источало восторг каждой клеточкой. Тонким золотистым лучиком он постепенно проникал мне прямо в душу. Возможно ли испытывать столь чистую радость, когда всё прочее в жизни неясно и безнадежно?

Когда находишь гриб, велика вероятность найти поблизости его родичей. Радость от находки кумулятивна: один гриб – хорошо, а два – лучше. Восторг и ликование!

По мере того как мне открывался мир грибов, я почувствовала, что вернуться назад к жизни на самом деле легче, чем казалось. Нужно просто собирать поскрипывающие и поблескивающие радости. Идти и идти вперед по грибной тропинке, даже если не знаешь, что ждет впереди. Что мне предстоит найти в великой неизвестности? Что скрывается на вершинах холмов, в тумане, за следующим поворотом?

Самая легкая смерть, наверное

Смерть унесла Эйольфа ранним и ясным летним утром. Прежде чем он успел добраться до своего рабочего кабинета. Чем успел поставить греться воду для кофе и сбросить с плеча тяжелую сумку. Как обычно, он пришел в офис одним из первых. В тот день он отправился на работу в последний раз, но откуда же знать? Он ведь был в самом расцвете сил. По крайней мере, так мы думали.

Он ушел из жизни быстро. Настолько быстро, что я по-прежнему иногда задумываюсь, успел ли он понять, что с ним происходит. Почувствовал ли, что отведенное время подошло к концу. Понял ли, что стоит у крайнего рубежа. О чем он думал в самый последний момент? Оказалась ли смерть такой, какой он ее представлял? Был ли это просто сияющий свет, спокойно и уверенно потянувший его к себе? Был ли этот свет похож на сильное и теплое чувство влюбленности, одно из лучших доступных человеку чувств? К счастью, в офисе уже были люди. Увидев, что Эйольф упал, коллега подумал было, что он споткнулся, но быстро осознал, что дело тут куда серьезней, и позвонил мне, когда Эйольфа увезла «скорая». Я уже успела встать, принять душ и как раз была готова начать день с неторопливого завтрака. Не успела я переварить одну немыслимую новость, как телефон зазвонил снова.