Глава 1
Когда меня купили, я понятия не имел, куда попаду.
Сквозь ресницы, пока шёл торг, я видел только разодетого в пух и прах ликийца. Он неспешно, лениво увеличивал цену и бросил на меня всего два взгляда: когда меня ввели на помост, и когда ликийца объявили победителем. По первому было ясно, что я его заинтересовал. А вот второй смутил: не так обычно смотрят на раба, за которого только что отдали сумму, сравнимую с ценой за приморскую виллу в богатом районе. Взгляд у ликийца был расчётливо-холоден, без намёка на радость от покупки или на похоть, более чем уместную в данной ситуации.
Я решил тогда, что он будет жестоким хозяином.
И утвердился в этой мысли, когда он привёл меня к своему паланкину, у которого вереницей стояли такие же рабы, как я. Судя по седине в волосах, морщинам и выдающемуся брюшку, ликийцу было за сорок. Как раз тот возраст, когда хочется забав поинтересней. Для рабов вроде меня это всегда означало лишние синяки и, не дай Праматерь, шрамы. Я принадлежал такому хозяину однажды, и мне очень повезло, что он умер от сердечного приступа раньше, чем успел меня изуродовать. Мне повезло также, что я был в его вкусе: он занимался мной лично и почти не позволял участвовать в оргиях с другими рабами. Вряд ли удача улыбнётся сейчас. А оргии будут – иначе нас не было бы так много.
Так я думал, когда мы шли на цепи друг за другом следом за паланкином. Солнце палило нещадно, и мухи, привлечённые запахом масла, которым нас натёрли перед торгами, кружили тучей. Ещё одно доказательство жестокости хозяина: если бы он хоть сколько-нибудь заботился о нас, он бы прислал ещё один паланкин. Рабы для удовольствий дороги, и наша цена исходит не столько из нашего умения, сколько из внешнего вида. Забавно: считается, что рей-на для людей на одно лицо. Я тоже так думал поначалу, тем более что люди были для меня на одно лицо. Ничего подобного. Люди не способны определить наш возраст, но прекрасно отличают друг от друга, только понимание красоты у них совершенно другое. Я не выделялся бы среди соотечественников на родине. Здесь же люди нашли у меня точёные скулы и глаза формы акатери, который люди зовут миндалём. Им показалось это красивым – тогда моя судьба была решена.
Раскалённые каменные плиты жгли ступни. Я знал, что они будут представлять, когда мы доберёмся до дома ликийца, и думал, что этот хозяин вряд ли расщедрится хотя бы на смягчающий крем, и уж конечно о лекарстве и думать было нечего. Плохо: подобные люди быстро устают от игрушек. А от ненужной игрушки избавляются. Кому меня продадут, если я не буду красив, как сейчас?
Впрочем, быть может, скупость хозяина объяснялась тем, что дом его оказался не так далеко от торговой площади? Даже удивительно близко. И не один я озирался с изумлением, когда мы остановились. То, что возвышалось над нами, точно семейное древо, заслоняя солнце, могло быть только королевским дворцом. Наш хозяин, очевидно, был знатным придворным. Для нас это не было ни хорошо и ни плохо – это вообще ничего не значило, кроме того, что жить почти наверняка придётся вместе с дворцовыми рабами. Особенно, если апартаменты самого господина находятся в главном здании.
Уже тогда я неплохо разбирался в планировке человеческих домов – многие аристократы любят копировать у себя то или иное крыло королевского дворца, почитающегося среди людей архитектурной диковинкой. Когда-то я задумывался, что красивого они в нём находят? Дворец был из камня, блестящего на солнце. Монументальный и громоздкий, перегруженный отростками балконов и вызывающе белый. Но это раньше мне было любопытно, сейчас – плевать. Люди давно перестали вызывать во мне даже гадливый интерес – наверное, я слишком долго прожил среди них. Наверное, я тщеславно полагал, что я их знаю.
Нас ненадолго оставили во внутреннем дворе главного здания. Здесь журчал фонтанчик – бледное подобие ручья Вечного леса. Люди даже воду заключают в каменные оковы.
Я ловил удивлённые, полные отвращения взгляды соотечественников, когда окунал руки в приятно-холодную воду и пытался освежиться. Все эти рей-на были младше меня, наверняка захвачены недавно, и ещё сохранили остатки того, что мы зовём достоинством. Пить "пойманную" воду для них было то же, что пить кровь покойника. Глупцы. Я не смотрел в ответ.
За нами должен был прийти кто-нибудь из распорядителей рабов – дворцовый или хозяина. Но господин явился сам – тогда я заподозрил, что всё не так просто, как казалось. Однако ликиец не походил на перекупщика рабов – знатный лорд, живущий в королевском дворце. Конечно, он не повёл нас в барак. Мы шли по коридорам и галереям главного здания, и я замечал удивлённые взгляды других рабов, заинтересованные – придворных. Кто-то заговаривал с нашим господином, но он отвечал быстро, односложно и не сбавлял шага. Сверканье, блеск и одуряющий запах цветов – от придворных леди – кружили голову. Люди наверняка не чувствовали запах так ярко, а вот кто-то из моих соотечественников позволил себе поморщиться. Ему повезло, что наш господин спешил и не заметил.
Нас провели по саду – рей-на впервые сбились с шага, стараясь не наступать на "мёртвую" траву. Хозяин обернулся, проворчал что-то недовольное. Хвала Праматери, тем, кто шёл впереди, хватило ума выстроиться в цепочки, как раньше. Торчать под полуденным солнцем, учитывая, что потом придётся работать, было бы… больно – потом, когда господина возмутит, например, запах пота.
Сад, наконец, кончился, мы снова зашли в крытую галерею. Здесь всё дышало прохладой – особенно белый в серую прожилку пол. Ступать по нему после раскалённого камня дороги было настоящим наслаждением. Конечно, долго оно не продлилось: нас завели в небольшую комнату, снова ненадолго оставив одних. Краем глаза я наблюдал, как другие рей-на озираются. К чему? Какая разница, повалят тебя сейчас на пушистый, приторно-тёплый после камня галереи ковёр, или нагнут над столиком в виде пруда – человеческого пруда, конечно.
Дверь в соседнюю комнату отворилась. Человек, вышедший вместе с хозяином, был ещё старше: его волосы были полностью седыми, и морщины глубокими. Но двигался он с грацией человека, который некогда был воином и сейчас ещё не забросил упражнения. Уверен, наш хозяин даже стрелу ни разу не поднял.
– На колени, – шикнул господин, а человек, которого он привёл, улыбнулся.
– Как же я рассмотрю их, Алеб, когда они на коленях?
– Конечно, Ваше Величество, – льстиво отозвался хозяин. И уже другим тоном: – Встаньте!
"Ваше Величество"…
Я смотрел на ковёр под ногами, как и положено рабу, а человек, растоптавший мой народ, сделавший нас рабами, человек, по приказу которого тысячи людей хлынули в наш лес, как болезнь, как гниль, ходил перед нами, рассматривая. Выбирая.
Я не мог поверить, что мы предназначались ему, хоть это и было возможно. Ликиец, которого мы считали хозяином, наверняка не был перекупщиком, но исполнял королевский приказ. Возможно, доверенное лицо или даже друг, вкусам которого доверяют. Король людей не будет сам покупать себе раба для удовольствий, для этого у него есть слуги.
– Алеб, я не думаю, что ей это понравится, – произнёс король, сжимая рей-на, стоящего неподалёку от меня, за хвост. Мальчишка застыл, как каменный, стараясь не подать вида, что ему больно. – Никогда не понимал, что в них находят. Рей-на неплохие воины, ещё лучшие волшебники… Кстати ты у всех проверил клейма?
– Конечно, Ваше Величество, – отозвался ликиец. – Они послушней собачки Её Величества.
– Эта которая вчера нассала на черновик сельскохозяйственных реформ? – усмехнулся король. – Нетрудно быть послушней, чем эта пушистая дрянь. Но королева её любит. Не понимаю, почему. И не понимаю, почему все так любят этих постельных игрушек. Алеб, я хочу, чтобы ей понравилось, но я не знаток рей-на. Скажи, кто из них самый красивый. Они все на одно лицо, эти обезьяны.
Ликиец подошёл и сходу выбрал самых молодых из нас: мальчишку с края цепочки и того, кого человеческий король всё ещё держал за хвост.
– Посмотрите, Ваше Величество. Вот эти молоды, свежи. Из них, как из глины, можно слепить, что угодно…
По полу прополз луч света: должно быть, кто-то из человеческих детей забавляется со стеклом в саду.
– Она сама как глина, – усмехнулся король, поднимая голову второго мальчишки за подбородок. – Ей только лепить… Молодые, значит, неопытные. Здесь есть хоть кто-нибудь опытный? Или ты только мальчишек притащил?
– Ваше Величество, ну что вы! Здесь есть всё, что только можно пожелать, – пародируя распорядителя торгов, заюлил ликиец. И, повернувшись ко мне, приказал: – Ты. Иди сюда.
Не поднимая глаз, я вышел вперёд.
– Господин.
Хвала Праматери, король не стал хватать меня за хвост. И даже за ухом чесать не стал – впрочем, ясно же, что он не любитель подобного. Он просто заставил смотреть в глаза, а потом спросил:
– И давно ты носишь это? – он ткнул пальцем в клеймо. Кожу мгновенно обожгло, но это было привычно.
Ответил я, не колеблясь:
– Тридцать лет, Ваше Величество.
Король тихо рассмеялся.
– Опытный. И как тебя зовут?
– Как пожелаете, Ваше Величество.
Ликиец попытался вмешаться, начал что-то говорить, но король почти сразу его перебил:
– Да, конечно, эти ваши непроизносимые имена… Неважно. У тебя были хозяева-женщины?
Увы, были. Я до сих пор не мог с уверенностью сказать, кто хуже: человеческие мужчины, больше напоминающие зверей, или их лживые, капризные, непостоянные женщины.
– Да, Ваше Величество.
– Девочки?
Я запнулся.
– Ты сможешь аккуратно, безболезненно лишить девственности четырнадцатилетнюю девочку?
Я вспомнил те пять раз, когда я делал это с женщинами рей-на. Им не было четырнадцать, но уверен, для них это прошло ещё унизительней и болезненней.
– Да, Ваше Величество.
Король фыркнул, отпустил меня. Снова прошёлся мимо нашей шеренги.
– Ладно, пусть будет этот.
– Вы подарите его сами, Ваше Величество? – поинтересовался ликиец. – Сейчас?
Король отмахнулся.
– Нет. Ты. Только приведи его в порядок. И одень. Она же ещё ребёнок, в конце концов.
– Да, Ваше Величество. А остальные?
– Забирай себе, – в голосе короля появилась скука. – Продай. Пользуйся. Как хочешь.
– Благодарю, Ваше Величество.
Король кивнул и направился к двери. Мы склонились в глубоких поклонах.
– Рей-на!
– Да, Ваше Величество, – ответил я, понимая, что остальные из нас стали для него такими же невидимками, как дворцовые рабы.
– Сделаешь ей больно, сдеру с тебя шкуру.
– Да, Ваше Величество. Я не посмею причинить боль… госпоже.
Дверь за королём закрылась – и нас снова повели по бесконечным коридорам, мимо придворных, купающихся в одуряющем аромате (вони, как нам казалось) и блеске драгоценностей, которые так почитают люди. Я ловил взгляды леди, стоящих под руку с кавалерами или группками, шепчущихся с подругами. И гадал, кто из них моя госпожа. Не то чтобы это значило хоть что-нибудь – я давно уверился, что все человеческие женщины похожи друг на друга не только внешне. Просто любопытство во мне ещё не умерло.
Меня передали одному из надсмотрщиков над дворцовыми рабами. Тридец, Тер – господин Тер, как я должен был его звать, хоть он и был рабом. Но не таким, как я. Надсмотрщик всегда носит плеть.
Господин Тер отвёл меня в купальню. Странно, не в баню для рабов, а купальни для тех из нас, кому позволено жить во дворце и пользоваться определёнными привилегиями.
– Будешь вести себя хорошо, обезьянка, и тебе позволят купаться здесь каждый день.
Я попытался узнать у надсмотрщика, кому меня подарили, но тридец только усмехнулся.
– Помалкивай, обезьянка, рот тебе нужен не для этого.
В первые годы рабства я с трудом привыкал к тому, что другие рабы смотрят на рей-на свысока. Все они были людьми, относящимися к разным народам, но всё же людьми. А мы считались забавными зверьками, лазающими по деревьям и по недосмотру их богов взявшими в руки оружие.
Я помалкивал всё время, пока приводил себя в порядок – как и было приказано. Меня не стали брить, как других рабов. В Империи рабы традиционно не должны носить волос. Но рабы для удовольствия были исключением: мы должны радовать взгляд господина. Людей не радует вид лысых обезьян.
Господин Тер отпустил пару шуток по поводу того, что я слишком долго возился.
– Зря, обезьянка, она тебя даже не заметит.
Это вряд ли – за тридцать лет мне ещё не встретилось человеческой женщины, которую бы не заводил взгляд покорного раба на коленях у её ног. Но я не стал спорить.
Мне выдали одежду – человеческую. Я знал, как её носить – хозяева любили, когда их раздевают. Но на теле она была непривычна и здорово сковывала движения. Хвост теперь приходилось держать у тела вплотную, что мне, впрочем, понравилось. Меньше желающих за него схватить.
– Ты худой, как щепка. Все рей-на такие тощие?
В ответ я поинтересовался, неужели никого из моих собратьев нет во дворце? Господин Тер пожал плечами и снова посоветовал помалкивать.
Потом меня отвели в апартаменты ликийца. Я полагал, что снова придётся ждать, но господин появился почти мгновенно. Осмотрел меня и, видимо, оставшись доволен, ничего не сказал и повёл меня в другое крыло дворца. Я пытался запоминать дорогу, но быстро запутался в бесконечных коридорах. И это только главное здание – до чего же громаден человеческий дворец! Зачем людям такие огромные здания? Мне было интересно, я даже порадовался, что, быть может, меня не станут снова держать взаперти спальни. Мир раба сужается до помещения, где он проводит больше всего времени. А дворец был громадным и интересным, хоть и опасным для рей-на. Но тихо сходить с ума от скуки ещё неприятней. Впрочем, порой находились хозяева, которые даже в спальне не заставляли скучать. Уверен, ликиец был бы одним из них. Я порадовался, что не он в итоге стал моим господином – можно считать, мне опять повезло.
Я невольно размышлял о госпоже, пока мы шли. Из того, что я знал о людях, четырнадцатилетняя девушка, сумевшая остаться невинной, должна быть с человеческой точки зрения уродиной. Тем более, богатая, приближенная к королю девица, пользующаяся его расположением – кому бы ещё он стал дарить рабов? Что ж, быть может, разница взглядов на красоту рей-на и людей наконец-то сработает в мою пользу? Вряд ли – у человеческой женщины, конечно, не будет треугольных ушей и хвоста. И пушистой она тоже не будет. Трогать гладкую человеческую кожу, женскую – я никак не мог отделаться в такие моменты от ощущения, что ласкаю мужчину. Впрочем, разницы особой не было.
Мы, наконец, остановились перед дверью в конце коридора, украшенной позолоченными человеческими письменами и странными, несуществующими зверями вроде крылатой ящерицы или рогатой лошади. Ликиец что-то тихо спросил у стоящих неподалёку стражников и негромко постучал. За дверью не раздалось ни звука, но ликийца это не смутило. Он открыл дверь, втащил меня за собой и почти сразу согнулся в поклоне. Я опустился на колени рядом с ним.
– Миледи.
В сумраке комнаты одна из густых теней пошевелилась.
– Ваш венценосный отец прислал вам подарок на день рождения.
Ему не ответили.
– Я оставлю его, миледи, если вы не возражаете.
Ему опять не ответили, и, подождав немного, ликиец снова поклонился и вышел.
Я остался стоять на коленях у двери. Ни одна из теней в комнате больше не шевелилась. Довольно скоро мои глаза привыкли к темноте и, хоть я и смотрел в пол, но я позволял себе иногда бросать взгляд в сторону – следить за госпожой. Она сидела у зашторенного окна, держа в руке какой-то продолговатый предмет – перо или заколку. От неё пахло… странно. Не цветочной одурью, уже привычной. Кровью. Как только понял это, я присмотрелся внимательнее к предмету в её руках. Не заколка и не перо. Кинжал без ножен. Клинок слабо поблёскивал, время от времени ловя луч меж занавесей.
Кровь и кинжал. "Без шрамов от неё точно не уйти", – промелькнула мысль.
– Моя госпожа, я жду ваших указаний, – я осмелился напомнить о себе спустя довольно долгое время. Может, она не слышала ликийца?
Девочка не обратила на меня внимания. Она водила кинжалом по столу. Потом вдруг замерла. И, переместив кинжал, вонзила его во что-то, отчего запах крови стал ещё сильнее.
Я поднял голову и, наконец, рассмотрел, что она делает. Девочка методично взрезала себе руку. Кровь текла по столу, капала, собиралась в маленькую лужицу на полу, а девочка продолжала водить кинжалом.
– Моя госпожа, – я выделил "моя", чтобы не испугать её, – вы поранили руку. Могу я принести лекарства? Или позвать лекаря?
Девочка ничем не показала, что слышала меня. Очевидно, с головой у неё было не в порядке: я слышал, что порой люди сходят с ума. Только представлял это не так. Вспышка ярости, например. Кто будет осознанно ранить себя – даже человек?
А ещё я представил, что случится, если она закричит. Ворвётся стража, и конечно на раба свалят рану госпожи. Не доглядел, например. Ещё эта ненормальная человечка может вонзить кинжал не в руку, а в сердце.
– Госпожа, позвольте вам помочь, – я почти умолял. Даже будучи рабом, потеряв остатки достоинства, я не хотел умирать.
Девочка, не слушая, вынула кинжал из руки – и я не выдержал. Рей-на могут двигаться быстро, если нужно – эта способность всегда умиляет хозяев. Им нравится, когда быстро… неважно. Я успел перехватить её руку и осторожно забрать кинжал. Теперь и я испачкался в крови. Если она умрёт, решат, что убил её я. Для раба – это смерть. Для рей-на – долгие пытки и только в конце – смерть.
Я стал искать, чем можно перевязать рану. Девочка не двигалась. Её кожа была холодной и противно-гладкой, испачканной в крови.
– Госпожа, скажите, где я могу найти лекарства?
Она молчала. Тогда я нашёл и зажёг свечу – взгляд госпожи метнулся к ней на мгновение. Хорошо, я уже начал думать, что она слепа.
Лекарства были, целый ларец – тут же, на столе. Я поднёс свечу поближе к госпоже – она зажмурилась. Я порадовался, что не стал открывать окно – яркий свет наверняка вызвал бы у неё куда более бурную реакцию. У людей глаза такие… хрупкие.
Она не шевелилась, пока я перевязывал ей руку. Промолчала, когда, закончив, спросил: "Госпожа, какие будут указания?". Очевидно, меньше всего ей сейчас хотелось лишаться невинности. Интересно, что сделает со мной король, если узнает, что я не выполнил то, для чего меня подарили?
– Госпожа, мне уйти?
Девочка молча обмякла в кресле, склонившись головой к подлокотнику. Я встал на колени рядом. Вблизи от неё ещё приторней пахло кровью. Я присмотрелся: она испачкалась вся.
– Позвать вашу горничную, госпожа?
Девочка снова промолчала: ей было всё равно. Она в оцепенении смотрела мимо меня на пол.
Да, с госпожой мне повезло…
Я поднялся, понимая, что меня она сейчас всё равно не видит. Обошёл комнату, заглянул в соседнюю, оказавшуюся спальней. Рядом был небольшой будуар, а с другой стороны – купальня. Я зажёг свечи и принялся набирать воду. Я понятия не имел, где искать лекаря или её служанок, а оставлять госпожу в таком состоянии – за это меня точно накажут. На самом деле люди редко могут сформулировать чёткий приказ. Твоя жизнь зависит от того, насколько точно ты угадываешь их желания.
Девочка была очень маленькой и очень лёгкой. Её голова прижалась к моему плечу, пока я нёс госпожу в купальню. Тогда я увидел то, что не разглядел раньше: маленькие рожки, которые до этого принял за заколки. Что ж, теперь понятно, кто она такая: Лия, незаконнорождённая дочь императора людей и принцессы демонов. Несколько лет назад империя чуть не ввязалась в войну с демонами, но конфликт как-то удалось решить. Я знал, как относятся демоны к полукровкам. Мать принцессы Лии наверняка никогда не навещала дочь.
Госпожа завозилась, когда я поставил её перед бассейном и стал избавлять от одежды. Попыталась сфокусировать взгляд на мне – я впервые подумал, что дело, быть может, не в сумасшествии, а наркотике, пусть ничем таким от девочки не пахло. И успел подхватить её, когда она закатила глаза и задышала мерно, как во сне. Всё время купания она не открывала глаз. Зато я смог рассмотреть её: раньше я не видел полукровок, хоть демонов и встречал.
Она была мила – не так невыносима, как другие женщины. Для человека у неё оказались слишком острые черты лица. И, конечно, рожки среди молочно-белых волос. Аккуратные, витые рожки, красивые даже. Только вот люди подобное не любят. И жемчужная чешуя на шее, у маленькой груди и на ягодицах. Длинные тонкие пальцы, заканчивающиеся острыми коготками – ничем больше демона она не напоминала. Но и для человека это было слишком много. Среди людей принцесса наверняка считалась уродиной, я был прав.
Я уложил её в постель – госпожа удовлетворённо вздохнула, и задышала глубже, спокойней. Теперь от неё пахло по-человечески – цветами. И горько, дымом – как от демона. Странное сочетание, к которому мне нужно будет привыкнуть.
Я лёг в её ногах и неожиданно для себя провалился в сон почти мгновенно. Странный был день.
Пробуждение тоже было странным. Я чувствовал, как тонкие пальцы с острыми коготками гладят моё лицо, зарываются в волосы. Когда она добралась до нужного места за ухом, я тихо застонал. Пальцы замерли.
– Ты рей-на, да? – у неё был тихий, тонкий голос. – У тебя пушистые ушки. Можно потрогать?
– Конечно, госпожа, – я сел, нагнул голову и положил её руку на ухо. Людям нравится: бархатные, пушистые уши, как у кошки или лисицы. Как мне раньше хотелось убить их всех за эти сравнения и бесцеремонность.
– Шевелятся, – в голосе девочки послышалась улыбка. – Рей-на, кто ты такой? И что ты делаешь в моей постели? Хм, я думала, что снова проснусь у лекаря…
– Я осмелился уложить вас, простите, госпожа, – произнёс я, не поднимая головы. – Я подарок вашего отца на ваш день рожденья.
Госпожа убрала руку и усмехнулась.
– Мой день рождения был месяц назад, а он только сейчас вспомнил. Я искала его подарок, так искала. Надеялась, что отец хотя бы тогда зайдёт, – в её голосе послышалась тоска.
– Простите, госпожа.
– За что ты извиняешься? – она помолчала. – Как тебя зовут?
– Как прикажете, госпожа.
– Я уже приказала. Назови своё имя.
Я закрыл глаза. Имя – моя суть. Я любил традицию людей давать рабу новое имя, хоть она и означала унижение.
Госпожа ждала, и я назвал ей имя. Она приказала, и её приказ был для меня законом.
– А это как-нибудь сокращается? – поинтересовалась она минуту спустя.
Слава Праматери, люди слишком глупы, чтобы освоить наш язык…
– Да, госпожа. Ллир.
– Отлично, так и буду тебя звать. Ллир, снаружи наверняка ждёт Кети, моя горничная, скажи ей, пусть заходит. И можешь идти, ты мне не нужен.
Я размышлял, пока искал надсмотрщика или дорогу в барак, стоит ли считать её последнюю фразу отказом от меня. Наверное, нет – она же спросила моё имя. Впрочем, люди интересуются именем при каждом удобном случае. А она была скорее человек, чем демон.
Но люди не любят отказываться от подарков.
Глава 2
Тем же утром домоправитель королевской семьи, он же распорядитель всех королевских рабов, долго совещался со своими помощниками, поглядывая на меня, пока кто-то из слуг не передал ему свиток. Полагаю, от моей госпожи или короля, потому что, прочитав его, господин Дамин принял решение буквально за мгновение. Мне его говорить, конечно, не стали: только приказали сначала отправляться в кузню, затем в конюшню. Было ясно: госпожа от меня не отказывается, но и услуги мои, по крайней мере, сегодня ей не нужны. Рабочих рук всегда не хватает, а рей-на отлично ладят с животными (поскольку сами животные, как считают люди). Мне не первый раз приказывали работать на конюшне, пока господин отдыхает, и эта работа мне нравилась куда больше прямых обязанностей.
В кузне мастер и его ученик долго меня рассматривали, решая, куда поставить клеймо госпожи. Кузнец уточнял:
– Тебя, правда, раньше клеймили? Не вижу следов.
Из его вопросов было понятно, что рей-на среди королевских рабов или нет, или они были куплены недавно. Клеймо на нас, кроме нанесённого магией, исчезает спустя год. Я заверил, что да, меня клеймили – как минимум тридцать раз. Кузнец недоверчиво морщился и всё равно выбрал самое маленькое клеймо, за что я был ему благодарен, хоть и думал мастер не обо мне, а о том, чтобы не испортить имущество хозяев. Как бы привычна ни была процедура (если к ней вообще можно привыкнуть), а также её последствия, я хорошо понимал, что работать будет трудно.
Было. Голова кружилась, и к концу дня я не смог добраться до барака – зарылся в солому в пустом стойле подальше от помещения конюхов.
Следующий день прошёл так же, только с утра меня ждал не кузнец, а надсмотрщик и злой невесть на что господин Дамин, отвесивший мне пару оплеух за то, что остался на конюшне. Он долго кричал про важность дисциплины, когда отправил меня и ещё несколько провинившихся рабов драить полы в гостевом крыле дворца.
Мне всегда казалось странным поведение рабов-людей. Крайне редко они могут собраться в группу больше трёх человек. Обычно же они или не замечают друг друга кроме нескольких свободных часов перед сном, или мешают друг другу жить. Совсем не распространена среди людей помощь друг другу – по крайней мере, я не видел подобного. Конечно, рей-на не любили – нам доставалось меньше плёток, потому что наказывать нас мог только господин или надсмотрщик по приказу хозяина. Ну и потому что мы "обезьянки". Я привык и уже считал нормальным перевёрнутое ведро с помоями мне на голову или на вымытый мной пол. Но когда их же мальчишка, наверняка недавно проданный, растянулся на полу, чуть не попав под ноги хозяину покоев и его гостям, работающий рядом с ним мужчина всего лишь сделал вид, что не заметил.
Зная это, я никогда не мог понять, как люди смогли объединиться, чтобы воевать с нами. Ведь не рабы были в армии, покорившей Вечный лес.
Благодарность у людей тоже не в ходу: пришедший в себя мальчик влепил мне ещё одну оплеуху, сопроводив её ругательствами, пока я помогал ему подняться. А остальные косились так, будто я собирался разложить их собрата прямо здесь, на полу, и сделать с ним то, что хозяева чаще всего делают с рей-на. Удивительные человеческие предрассудки: сначала они вынуждают нас быть тем, кто мы теперь есть, а потом убеждают себя, что нам это нравится, что мы без этого не можем. Люди – странные существа.
Мне не повезло: рей-на действительно не было среди дворцовых рабов. Помощник господина-распорядителя сообщил мне это вечером, предложив не смущать других рабов и лечь где-нибудь подальше. Лучше бы – снаружи, жаль, что это запрещено правилами. Спорить у меня сил не было: я устроился в глубине длинной комнаты, под окном, где конечно, было свободно. Ночи в столице холодные, несмотря на жаркие дни, и из окна дуло.
Покормить меня снова забыли. Когда я заикнулся надсмотрщику о воде, он швырнул в меня кружкой, обругав, что из-за меня он сделал неудачный ход в лайте, в которую играл с помощниками и приближенными "любимыми" рабами. Я допил то, что не разлилось из кружки, понял, что говорить о воде для умывания не стоит и побрёл к своему месту, думая, что завтра будет то же самое, и надо бы проснуться пораньше – стащить еду перед тем, как рабы встанут.
Из тяжёлой дрёмы меня вырвал знакомый запах дыма вперемешку с цветами и удивлённый вздох надсмотрщиков вместе с тихим ругательством.
– Ваше Высочество, мы можем вам чем-нибудь помочь?
– Госпожа, что вы здесь делаете? Позвольте, проводить вас в ваши комнаты.
Моя хозяйка плавно уклонилась, обнаруживая свою демоническую природу. И, аккуратно перешагивая спящих рабов, стала пробираться по комнате, освещая себе путь односвечным фонарём.
– Ллир, ты где? Я не могу уснуть, почему тебя нет? Тебя мне подарили, так почему тебя нет рядом со мной, когда ты нужен? Это нечестно. Неправильно…
– Я здесь, госпожа.
Она обернулась, обнаружила меня на коленях перед собой и улыбнулась.
– Вот ты где. Пошли, – и отдала мне фонарь.
– Госпожа, вы могли послать слугу, – сказал ей надсмотрщик, открывая входную дверь и низко кланяясь.
Хозяйка недовольно посмотрела на него.
– Я уже посылала вчера.
– Госпожа, мы не знали!
Принцесса фыркнула.
– Ну конечно. У слуг вечно находятся неотложные дела, когда нужно выполнить моё поручение. Идём, Ллир.
Уже закрыв дверь в свои покои, она забрала фонарь и кивком показала, что я должен следовать за ней. Мы прошли мимо её спальни в гостевую комнату, отличающуюся от спальни госпожи только зелёно-жёлтой расцветкой и отсутствуем будуара. Госпожа поставила фонарь на стеклянный столик у кровати.
– Вот. Чтобы мне не приходилось больше спускаться за тобой туда, ясно, Ллир? Я хочу, чтобы ты жил здесь. Рядом.
Стоя перед ней на коленях, я оглядел комнату.
– Да, госпожа. Вы позволите задать вопрос?
Она кивнула.
– Где мне позволено спать?
Госпожа почесала коготком бровь и нахмурилась.
– Тут, – она похлопала по кровати. – Ты не понял? Я отдаю тебе эту комнату. Чтобы ты в ней жил. Теперь понятно?
– Да, госпожа, – медленно произнёс я. Ничего мне не было понятно. – Вы имеете в виду, что вы спите здесь, и я вместе с вами?
Хозяйка посмотрела на меня и, устало вздохнув, сказала:
– Иди помойся. От тебя воняет. Купальня – там.
Я совершенно её не понимал.
– Я могу пользоваться купальней ваших гостей?
– Да, чёрт возьми! И немедленно! – закричала она. – Сейчас!
Меня как подбросило.
– Потом в мою спальню – и поживее, я спать хочу! – крикнула она мне вслед.
Я торопился, как мог. Даже взял один из лосьонов, которые стояли рядком на полочке над бассейном. Так быстрее и, быть может, госпожу не покоробит, что рей-на пахнет, как человек. Некоторых это даже заводит. Может, и её? Поэтому приказала мыться здесь?
Она ждала меня в постели, завёрнутая в одеяло, как в кокон. Чёрные рожки поблёскивали в свете единственной свечи.
– Госпожа, прошу прощения, что задержался.
– Почему ты не оделся?
Я обомлел.
– Г-госпожа… я…
– Говорят, ваши женщины пушистые. Это правда?
– Д-да, госпожа.
– А мужчины?
– Нет, – ответил я, не понимая, к чему она ведёт.
Госпожа вздохнула.
– Тогда возвращайся в купальню, надень халат и не смей ходить при мне голый, пока шерстью не обрастёшь. Ясно?
– Да, госпожа.
Всё-таки она ненормальная…
– Хорошо, – кивнула госпожа, когда я вернулся. – Теперь ложись и будем спать. На кровать! – когда она кричала, её голос срывался на писк. Забавно было бы – в другой ситуации. – Да не в ногах, идиот! Я тебе, что, должна всё объяснять?!
Я попытался как можно более красиво изменить позу, чтобы оказаться рядом с ней. В одежде было непривычно и неудобно.
– Простите, госпожа, – я потянулся к её руке. – Вы позволите?
– И что ты делаешь? – недовольно поинтересовалась она некоторое время спустя. – Они же острые. Тебе неприятно.
Я выпустил её палец изо рта, осторожно встретился с ней взглядом.
– Нет, госпожа. Мне нравится. Очень, – это уже было привычно, и я был уверен, что мой голос звучит влекуще-томно. Практически первое, чему я научился в рабстве: говорить хозяевам, как мне нравится всё, что они со мной делают. Эта такая человеческая игра. Господин делает вид (или и впрямь думает), что верит мне – значит, можно всё. – Госпожа, разрешите мне ещё… продолжить…
Она отняла руку и, поморщившись, сказала:
– Ты лжёшь.
– Простите, госпожа, как я смею?
– Не знаю, как, но смеешь и лжёшь. Хватит. Лежи спокойно. И не лги мне больше.
Я послушно лёг, лихорадочно соображая, что ей нужно.
– Госпожа, может быть, вы скажете, что желаете? Я исполню всё, что вы захотите.
Она тихо рассмеялась, положив голову на согнутую в локте руку.
– Всё? Ллир, я не могу приказать тебе полюбить меня. Стать мне другом. Быть со мной по собственной воле. Это то, чего я действительно желаю: чтобы кто-нибудь был со мной по своей воле и своему выбору. Но я этого никогда не получу… Поэтому давай спать.
– Но я уже люблю вас, госпожа! – может быть, ей нравится, когда её уговаривают? Такие у меня тоже были. Правда, они чётче намекали. – Я люблю вас больше жизни, больше…
– Заткнись! – она повернулась на спину, закрыла глаза. – Я же сказала, не лги мне.
– Госпожа, простите меня…
– Молчи. И спи. Это был приказ: спать.
Я замолчал и закрыл глаза, как она сказала. Я ждал, но ничего не происходило. Только спустя минут пять госпожа завозилась, подобралась ко мне поближе и, обняв, пошептала на ухо:
– Ты умеешь делать сонные зелья?
– Да, госпожа, – шепнул я в ответ. – Но мне нужны травы.
– Травы будут, – она зевнула. – Наш дурак лекарь наябедничал отцу про мои припадки. Он отчего-то решил, что это из-за сонных зелий. Какая разница, в каких количествах и сколько раз в сутки я их пью? В общем, мне их больше не готовят. Но если я травы достану, ты сделаешь?
– Да, госпожа. Вы позволите мне сказать, какие травы нужны?
Она снова зевнула.
– Завтра. Я так устала… Спи. Может, с тобой мне будет лучше… А жаль, что ты не пушистый… Мой медвежонок был пушистым… Но королева его сожгла…
Она заснула быстро и во сне положила голову мне на плечо. Я никогда не засыпал в постели в объятиях хозяина – чаще всего на полу или в ногах господина. С непривычки, а также из-за необходимости не двигаться, чтобы не разбудить госпожу, я слушал ночные шорохи за окном. Пока сам не заметил, как задремал.
Во сне я вернулся домой.
Я стоял по колено в траве – живой, свободной траве Вечного леса, слушал журчание ручья за деревьями и смотрел на небо, виднеющееся в прорези листвы.
– Ллир? Что ты тут делаешь? – госпожа, удивлённо озираясь, стояла рядом. – Где это мы? Никогда здесь не была… – она вздрогнула, когда трава отпрянула от неё, точно могла двигаться по желанию, а деревья высохли, их листва превратилась в пепел. Серые хлопья закружились в воздухе, напомнив мне день, когда люди пытались сжечь Вечный лес. – Нет… Пожалуйста… Ллир, не пускай её. Ллир, не пускай! Ллир, пожалуйста! – девочка бросилась ко мне, но выпирающий из земли корень схватил её за ногу, и госпожа растянулась на голой, потрескавшейся земле. – Нет! Пожалуйста! – она отвернулась от меня, с ужасом глядя куда-то между деревьями. – Не подходи! Нет!
Оцепенев, я смотрел, как к госпоже приближается фигура, укутанная туманом… или дымом? Только когда она оказалась в двух шагах от меня, я разглядел, что она в точности госпожа, только не полукровка, а демон. Жадные алые глаза, кожистые крылья, рога длиннее на два пальца, голый, как у крысы, хвост…
– Нет!! – снова срываясь на писк, в последний раз крикнула госпожа, прежде чем дымчатая фигура окутала её.
Наступила тишина, невозможная в настоящем Вечном лесу.
Госпожа, тяжело дыша, медленно встала на четвереньки. Без труда высвободила ногу и поднялась, выпрямилась. Алые глаза уставились на меня.
– Рей-на… Твой сон, – она огляделась и хищно усмехнулась. – Прекрасно. Ты мой раб, да? Моё клеймо на тебе. Превосходно. Иди ко мне, рей-на. Я хочу крови. М-м-м, я помню, ты говорил, что исполнишь всё, что я захочу. Я так давно не ела. Иди ко мне.
Магическое клеймо обожгло моё плечо, напоминая о повиновении.
– Да, госпожа, – я встал перед ней на колени. – Я сделаю всё, что вы захотите.
Она взяла меня за руку и улыбнулась, сверкнув клыками.
– В кой-то веки папочка подарил хоть что-то полезное.
Утром я не смог проснуться сам. Меня разбудила госпожа, точнее её стон. Она сидела на коленях перед громадным, от пола до потолка зеркалом, и прижимала ко рту дрожащие, испачканные в моей крови руки.
– Нет… Нет…
Я попробовал подняться: голова кружилась, поэтому на колени у кровати я скорее свалился, чем встал.
– Госпожа?
Она резко обернулась. Взгляд метнулся к моей руке, залитой кровью.
– Господи…
– Госпожа, позвольте вам помочь.
Она вскочила на ноги.
– Убирайся! Вон!!
Я снова попытался подняться, но слабость свалила меня на пол. Я прижался лбом к ногам хозяйки.
– Простите, госпожа, умоляю, скажите, что я сделал не так, я всё исправлю.
– Ты что, не понимаешь? Я же тебя убью! Я опасна! Вон отсюда! Вон! Уходи! Убирайся!!
Дальше порога я не дошёл. Лёжа на полу, я ещё слышал какое-то время её писклявые крики, потом туман Вечного леса окутал меня, забирая к Страннику-по-ту-сторону. По крайней мере, на этот раз в моём сне я был один.
Глава 3
Если бы не ароматный богатый запах мясного бульона, я бы ни за что не поверил, что проснулся. Раб просто не может лежать в постели господина, когда господин стоит у зашторенного окна и пощёлкивает коготками, а не готовит для раба что-нибудь… с чем можно играть.
– Знаешь, Ллир, я тут подумала… Лежать! – хрипло прикрикнула она сорванным голосом, когда я попытался встать. – Знаешь, мир не перевернётся, если ты не будешь стоять передо мной на коленях. В конце концов, это я тебя… – она вздохнула и отвела взгляд. – В общем, я подумала и поняла, что без меня ты умрёшь. Отец не любит рей-на, и во дворце таких, как ты, нет. Значит, ты точно станешь изгоем, а изгои-рабы умирают, я в курсе. Продать тебя я тоже не могу – подарки императора не продают. К тому же, на тебе моё клеймо. В общем, я понятия не имею, что делать, но отказаться от тебя нельзя… Я тебе очень противна, да?
Если бы у меня были силы, я бы рассмеялся.
– Госпожа, я люблю вас и только вас…
– Значит, очень, – вздохнула она. – Ллир, я не знаю, что со мной происходит, но я могу вот так проснуться в крови, а передо мной труп. Несколько раз это были рабы… рабыни. Отцу всё равно, он только смеётся, когда я прошу отправить меня туда, где я бы никому не могла причинить боль. К тому же…
– Госпожа, – перед глазами снова плыло и колыхалось, точно водная гладь. Запах бульона сводил с ума. – Прошу прощения, но что мне сделать, чтобы вы дали мне поесть?
Госпожа с тихим писком вскочила, чуть не перевернув чашу с бульоном у неё в ногах.
– Чёрт! Я не подумала… Надо было сразу тебя накормить. Держи.
Бульон исчез в мгновение ока. Ничего вкуснее я, казалось, никогда не ел. К тому же, великая Праматерь, мясо! Я уже забыл его вкус.
– У меня ещё конфеты есть, хочешь? – сказала госпожа, забирая пустую чашку. – Под подушкой. Вон той. Пошарь рукой, там точно ещё что-то оставалось.
Под подушкой оказался подтаявший шоколад в промасленной бумаге и пара засохших пирожных.
– Ешь, – щедро разрешила госпожа. – Завтра напрошусь к кому-нибудь в гости, мне ещё подарят.
– Вам дарят сладости в гостях, госпожа? – спросил я, просто чтобы поддержать разговор. Ей этого явно хотелось.
– Скорее откупаются, – усмехнулась госпожа. – Весь дворец знает, что если дать мне конфеты, я долго не продержусь и побегу их прятать. Это, наверное, от демонов. Не знаю. Как думаешь?
– Наверное, госпожа.
Девочка нахмурилась и, похоже машинально, стянула у меня шоколадку.
– Ллир… скажи… А правду говорят, что рей-на – могущественные волшебники?
Я аккуратно вытер пальцами губы, не спуская с неё взгляда. Она следила за мной и потом смотрела на губы, когда я опустил руку.
– Госпожа, рей-на – рабы.
– Да, да, я знаю, – она отвернулась. – Вас заклеймили… Но если вы были волшебниками, у вас остались… ну, знания? Магия – ей ведь учатся. Она не приходит по наитию. Да?
Я понимал, к чему она клонит.
– Да, госпожа.
– Тогда, – она с надеждой повернулась ко мне. – Тогда ты может быть… может быть знаешь, что со мной происходит? Меня прокляли? Это ведь не может быть наследственным – меня проверяли, когда я родилась, и не нашли ни капли магии. Значит, проклятье? Королева могла проклясть меня…
Прикрыв глаза, я слушал её, а сам вспоминал вчерашний сон. Интересно, кто осматривал принцессу при рождении – человеческие колдуны? Тогда неудивительно, что они не обнаружили в ней магии. Волшебство никогда не было сильной стороной людей. Если бы они не гнушались запретными, кровавыми видами магии и если бы людей было меньше, им бы никогда не справиться с нами. А среди демонов сильны предрассудки. Полукровка не несёт в себе силы – один из таких предрассудков. Ни в Туманном королевстве, ни среди людей по слухам не рождались полукровки-маги уже тысячу лет. Не такой уж большой срок для демонов, но они всегда презирали людей, и уж человеческие-то полукровки точно не могут колдовать – так они наверняка и думают.
Несмотря на это человеческая полукровка сидела передо мной и лучилась магией.
– Ллир, ты можешь сказать, что со мной? Что мне делать?
Да, я знал, что с ней. И я знал, как ей помочь. Когда-то я учил таких, как она – давно, очень давно. Я мог бы помочь её дару – а это действительно был дар, что бы она ни думала – раскрыться. Прошло уже много лет, но она права: знания остались. И некоторые вещи просто не стираются из памяти – как способность дышать, например.
– Моя госпожа, пожалуйста, скажите, вы догадываетесь, когда вам лгут или читаете мысли? – спросил я, не поднимая взгляда.
– Не догадываюсь. В смысле, я чувствую. Это как чувствовать тепло… Только не так. Я… Я не знаю, как объяснить. Я сама до конца не понимаю. Просто… просто чувствую.
Я понимал. Прекрасно понимал. "Чувствовать тепло" – хорошее сравнение. Она была бы талантливой ученицей. Была бы.
– Простите, госпожа. Я действительно не понимаю. Я раб, всего лишь раб. Не волшебник. Простите, госпожа.
– Ты лжёшь, – машинально отозвалась она и поймала мой подбородок, заставляя смотреть на неё. – Раб? – она усмехнулся, так горько, что на мгновение я заколебался. – Да, конечно. Только раб… И даже если я буду пить твою кровь? Я ведь действительно могу убить тебя однажды. Странно, что ты сейчас выжил… Всё равно не поможешь?
– Я не знаю, о чём просит моя госпожа. Если бы я знал или понимал, я бы всё сделал так, как приказывает госпожа.
– Лжёшь, – вздохнула она. – Как все. С чего я решила, что ты хоть немного отличаешься? С того что ты поцеловал мне пальцы, и мне было приятно? Прекрати! Не смей меня трогать! – она вскочила, забрала у меня руку – я пытался поцеловать её снова, она же сказала, что ей нравится. – Ллир… я могла бы освободить тебя. Я могла бы снять твоё клеймо. Если бы я знала, как, клянусь, я бы сделала. Помоги мне. Я прошу тебя. Пожалуйста.
Человеческая девчонка… Глупая. Наивная. Да, я мог бы заставить её поклясться – как будто я верил клятвам людей. И может быть, она бы сняла клеймо. Только мне некуда идти. Вечного леса больше нет. Есть лесные владения людей. Рей-на рабы. И мы будем рабами – всегда. Я видел достаточно, чтобы понимать, что это правда.
– Госпожа, – я смотрел ей в глаза. Один-единственный раз с того момента, как стал рабом, я дал понять человеку, как сильно ненавижу. – Я не знаю, я не умею, я не понимаю. Не просите меня больше. Я не могу вам помочь.
Она не отвела взгляд. И тихим, слабым голосом всхлипнула:
– За что ты меня ненавидишь?
За то, что ты человек и моя госпожа. Этого достаточно.
Она действительно не умела читать мысли, иначе бы обязательно ответила. А так – отвернулась, помолчала немного. И уже другим тоном начала:
– Как я уже сказала, я не могу от тебя избавиться. Значит, ты будешь жить со мной. Я хочу, чтобы ты спал со мной в одной в постели. Под "спал" я имею в виду именно сон. Не смей трогать меня без разрешения. Не забывай готовить мне сонное или любое другое зелье, которое я попрошу. Не забывай ходить одетым. Есть будешь со мной – обычно я ем в своих покоях. Также ты должен сопровождать меня, везде. Не оставляй меня одну – никогда. Это всё, больше мне от тебя ничего не нужно. Я достаточно понятно объяснила, раб?
– Да, госпожа, – откликнулся я, снова пробуя встать.
Она недовольно дёрнула щекой.
– Лежи. Ты ещё не окреп. И попробуй уснуть. Это приказ. Спи.
И я сделал так, как приказала госпожа.
Следующий раз я проснулся от её голоса.
– Ллир… Ллир, помоги мне встать.
Она снова сидела в кресле, в крови, и вся её рука была покрыта почти затянувшимися царапинами. Пол, стол и кресло испачканы в крови. Воздух тоже пропитался ею.
– Встать… помоги, – шепнула она запёкшимися губами, когда я бросился искать лекарства. – И набери мне воду. Б-быстрее… Сегодня Ежегодный приём… должна быть, – горячечно шептала она, пока я нёс её в купальню. – У кровати еда – вся твоя. Я не… не буду. И найди одежду в-в-в шкафу по-поприличнее. Д-для себя. Всё. Оставь меня.
Я сделал, как она приказала. Нашёл травы в ларце – тоже у кровати. И сварил ей тоник, пока госпожа умывалась. Это тоже был приказ – раньше.
Она улыбнулась, когда я подал ей бокал с отваром.
– Спасибо. Ты хорошо выглядишь. Только ошейник ужасный. Я его заменю. Серебряный, пожалуй. Серебро и рей-на сочетаются?
– Будет очень красиво, госпожа.
Она снова улыбнулась.
– Не отходи от меня на приёме, ладно?
– Конечно, госпожа. Может быть, мне прицепить к ошейнику цепочку?
Она удивлённо подняла брови. В свете раннего солнца её кожа уже не казалась бледной. Демоны восстанавливают форму быстро. Демоны, не полукровки.
– Неужели у меня есть цепочка?
Я замер у стола с гребнем в руке. У всех моих хозяев были и цепочки, и ошейники, и плети – и что ещё им могло понадобиться при общении с личным рабом. Мне и в голову не могло прийти, что у кого-то из их высокого круга этого может не быть.
– Обойдёмся без цепочки, – она протянула мне пустой бокал. – Найди мою горничную… новую… как там её…
– Госпожа, я могу сам вас причесать и помочь одеться, – тихо произнёс я.
Она усмехнулась.
– Даже так? Ну давай, – и повернулась ко мне спиной.
Я разложил на столе заколки и занялся её волосами.
– У тебя нежные руки, – сказала она после паузы. – Ты совсем не дёргаешь меня за волосы. И не бойся рогов, они не кусаются.
– Я не боюсь, госпожа.
– Да? А все боятся.
– Мои уши тоже не кусаются, госпожа.
– Я знаю, я их трогала. Они пушистые… Ллир, ты что-то хочешь меня спросить, я чувствую. Спрашивай.
Я прикрыл на мгновение глаза. Даже без тренировки она умела удивительно много. Любой из наставников рей-на или тех же демонов, если бы узнал о ней, отдал бы всё за возможность её учить. И мне всё чаще приходилось напоминать себе, что второе клеймо на моей коже – её.
– Вы спали, госпожа? Этой ночью.
– Нет, – в её голосе слышалась улыбка. – Ты волнуешься обо мне, раб?
– Я волнуюсь о благополучии моей госпожи.
Она усмехнулась.
– Ты не так глуп, как хочешь казаться, Ллир. Да, я очень хочу спать. Да, я беру тебя с собой только потому, что если мне станет плохо, ты меня поддержишь. И я надеюсь, что сегодня ты приготовишь мне сонное зелье, чтобы я никого не убила.
Дурочка. Если бы она не пустила себе кровь, моей бы ей хватило дня на три точно. Спала бы вволю. Человеческие дети так глупы.
– Госпожа, позвольте ещё вопрос: вы раните себя, чтобы не спать?
– Лучше я, чем другие.
На мгновение мне стало интересно: её милосердие проистекает из глупости или из чего-то ещё?