Вечный: Шпаги над звездами. Восставший из пепла. И пришел многоликий… Последний рейд (сборник) бесплатное чтение

Основа ко дню размышлений

Только для избранных Могущественных

Ареал расселения «диких» составляет, по оценкам Проникающих пространства, около двух третей ареала власти Могущественных. Ступень развития технологий непозволительно высока и достигает не менее семи восьмых уровня трапеции, что является опровержением раздумий Проникающих населения на одну шестую. Трапеция власти «диких» имеет разнозернистую структуру, что позволяет ей быть более адаптивной, но менее мобильной. Оценка уровня соотношений строения трапеций власти, технологий, населения и развития представляется в данный день не совсем ясной, вследствие отсутствия возможности свободного действия Проникающих технологии.

Предлагается Могущественным поручить Проникающих.

Предлагается Могущественным создать Малое гнездо.

Предлагается Могущественным объявить о решении.

Предлагается Могущественным слиться в единении.

– Ну, что скажете, профессор? – Высокий придворный, задавший вопрос, был затянут в черный мундир.

Произнеся это, он бросил настороженный взгляд на мрачную фигуру, маячившую у огромного, во всю стену кабинета, окна, выходившего во внутренний сад. Тиран системы Зовроса нетерпеливо откинул в стороны полы мантии и нервно прошелся по кабинету. Придворный поежился, но закончил:

– Нам немедленно нужно знать, что означает этот документ!

Дагмар Лейли, профессор университета Симарона, подавила раздражение и еще раз внимательно прочитала перевод, а потом вновь перевела взгляд на странный кусок кожи, на котором неизвестным предметом были выдавлены странные значки, чем-то напоминающие древнеарабскую вязь. Странный груз для сейфа межзвездного корабля разумной расы. Да-а, задачка. Дагмар вздохнула. Она, с группой студентов факультетов антропологии и археологии университета Симарона, прибыла на Зоврос, для того чтобы заняться раскопками у отрогов Крупистых гор. То, что она получила право на раскопки, было невероятной удачей, просто чудом. Зоврос был известен своей прямо-таки средневековой дремучестью общественной жизни, и то, что они вообще рассмотрели запрос женщины-ученого, а главное – что она получила разрешение прибыть на планету, было событием, из ряда вон выходящим. Новость подняла на уши весь университет, и если до этого Дагмар была всего лишь мелкой сошкой одного из двухсот факультетов, причем одного из самых второстепенных, города-университета, то с получением разрешения она стала местной звездой. За те три месяца, что оставались до отлета, ей пришлось не только и даже не столько заниматься подготовкой экспедиции, но и присутствовать на десятках званых обедов и торжественных встреч вместе с ректором и наиболее влиятельными членами деканата. Улыбаться и вежливо кивать, торча перед визикамерами с очередным политиком, которому позарез понадобились голоса женской части его избирателей и который надеялся изрядно приумножить их число, появившись в гостиной вместе с Героической, Несравненной, Блестящей, Исполняющей роль бабочки на булавке, надоело Дагмар Лейли хуже горькой редьки, но во всей этой шумихе была и положительная сторона. Столь блестящая личность не могла отправиться в Великое Плавание, Подобное Походу Аргонавтов, снаряженная так, как позволяли скромные возможности Дагмар. И деканат, невзирая на зубовный скрежет финансового директора, увеличил ассигнования на экспедицию в четыре раза и зафрахтовал для доставки на Зоврос лайнер типа «Двойник», что решило проблему доставки груза на поверхность Зовроса. Конечно, обратно придется все равно добираться коммерческими рейсами каботажников, потому что к тому времени шумиха поутихнет и деканат тут же потеряет интерес к малочисленной археологической экспедиции в заштатном периферийном государстве на самой границе обитаемых миров. Но Дагмар была готова к тому, что и на Зоврос придется добираться каботажем, так что облегчение пути, хотя бы в один конец, все-таки немного подняло ее настроение. После помпезных проводов, сопровождавшихся речами изрядного числа выступающих, спешивших воспользоваться последней возможностью засветиться, старт был дан, и Дагмар первую неделю спала по десять часов в сутки, приходя в себя после того сумасшедшего марафона. Власти Зовроса устроили ей ожидаемо жесткую, но намного менее выматывающую встречу. Она прошла десяток чиновничьих кабинетов, чувствуя себя не руководителем научной экспедиции, а шлюхой на панели, настолько откровенно похотливо пялились на нее их хозяева, получила полтора десятка виз и надолго застряла в гостях у посла Таира на Зовросе в ожидании аудиенции у тирана Зовроса. Ибо, как выяснилось, без этой аудиенции ни о каких раскопках не может быть и речи. Когда она попыталась заикнуться, что разрешение на раскопки было получено по почте еще на Симароне, ей снисходительно посоветовали внимательней ознакомиться с текстом. Придя в посольство, она извлекла текст, прочитала его и, скрипнув зубами, отшвырнула в угол. В дверь постучали, и на пороге появился невысокий толстенький человек с вечно висящей на кончике носа каплей – господин Неергет, Чрезвычайный и Полномочный посол Республики Таир на Зовросе.

– Я вижу, у нас проблема, дорогая, – ласково осведомился он.

– Эти средневековые монстры с похотливыми глазками надули меня как последнюю дуру.

Неергет негромко рассмеялся:

– На них похоже. Сказать по правде, их массовая психология остановилась или, скорее всего, вернулась на уровень средневекового купечества: не обманешь – не продашь. А в чем, собственно, дело?

Дагмар молча показала ему текст разрешения, который гласил: «Вам дозволяется прибыть на Зоврос в сопровождении выбранных вами лиц, числом не более сорока, для аудиенции у тирана, по поводу приобщения к мудрости Священной Зоны Первой Посадки», – и зло произнесла:

– Я, как идиотка, притащилась на эту планету во главе самой оснащенной археологической партии, которую отправлял университет Симарона за последние полсотни лет, и тут оказывается, что еще ничего не решено и мне придется неизвестно сколько ждать, когда этот полумертвый генерал армии озабоченных чиновников соизволит меня принять.

Неергет кивнул:

– Такое здесь в порядке вещей, а что касается их, как вы сказали, похотливых глазок, то это реакция на вас. Да, да, не удивляйтесь. Ваши шорты и обтягивающая блузка намного откровеннее того, что допускается даже для танцовщиц в их ночных клубах. А если еще учесть, что согласно постулатам главенствующей здесь религии женщина – это вместилище греха, то удивляться нечему. Здесь они успешно борются с этим грехом, в том числе самыми изуверскими способами, например ритуалом посвящения, который представляет собой операцию так называемой женской кастрации, причем проводимую даже без местной анестезии. Естественно, после такого изуверства ни о какой женской сексуальности не может быть и речи, даже в семье. А местным мужичкам хочется чего-нибудь сладенького. – Тут он рассмеялся. – Знаете, какой бизнес сейчас наиболее выгоден на Зовросе?

Дагмар пожала плечами.

– Контрабанда порнографии. Согласно местному закону, только за разговоры об этом вас ждет мучительная казнь путем побития камнями, но в каждой кофейне вы сможете за умеренную мзду получить визирекордер карманного формата с пятиминутной записью. А некоторые кофейни практикуют даже массовый просмотр с попутным мастур…

– Ну и на кой черт вы мне все это рассказываете? – раздраженно перебила его Дагмар.

– Как?! Вам не нравится? – деланно удивился Неергет. – А я думал, что столь известному антропологу будут интересны некоторые детали жизни местного общества.

– В данный момент местное общество вызывает у меня только отвращение.

– Ну что ж, тогда закончим ознакомление с местными нравами, скажу только, что подавляющее большинство населения знакомо с нравами зарубежья, возможно, только по порнографическим кассетам. Представьте же себе, как они воспринимают вас?

– Боже мой! – Дагмар почувствовала, что краснеет. Неергет снова захихикал. Потом, насладившись ее смущением и яростью, продолжил:

– Что касается тирана, то вы несправедливы к нему. Полумертвым его никак не назовешь: он только что прошел процедуру омоложения, да и вообще это очень интересный человек. Так что, вполне возможно, он примет вас еще на этой неделе. Тем более что до меня дошли некоторые слухи по поводу того, почему вам вообще разрешили прибыть сюда.

Дагмар подалась вперед, потом, поймав себя на слишком бурном проявлении интереса, снова откинулась, постаравшись придать лицу выражение вежливого внимания. Но Неергет не был бы дипломатом, если бы не зафиксировал каждое ее движение. Поэтому стоило ей повернуть голову в его сторону, как вновь раздался его негромкий смех.

– Ладно, к черту вашу дипломатию, – буркнула Дагмар, – выкладывайте, что вам удалось узнать.

– Насколько я знаю, тирану позарез нужен антрополог.

– ??

Неергет вновь рассмеялся:

– Знаете, разговор с вами – для меня одно удовольствие. Я так давно не общался ни с кем за пределами своего круга, который составляют в основном профессиональные дипломаты и государственные чиновники, что столь открытое проявление эмоций доставляет мне непередаваемое наслаждение.

– За удовольствие надо платить, – решительно заявила Дагмар. – Выкладывайте, зачем им антрополог и почему именно я?

– Зачем, я пока не знаю, а вы просто подвернулись под руку. По моим сведениям, ваш запрос пришел именно тогда, когда они лихорадочно размышляли над тем, как бы, не привлекая лишнего внимания, заполучить на планету антрополога. Насколько я разобрался, они очень не хотят афишировать свой интерес к представителям столь экзотической на их планете профессии. Во всяком случае, до поры до времени. А потому, если бы они обратились к антропологу с просьбой принять их приглашение… – Он сделал многозначительную паузу и, отметив, что Дагмар уловила намек, закончил: – Так что вам повезло.

– Они могли бы направить сведения, представляющие интерес с точки зрения антропологического анализа, в любой университет. Я уверена, что, потребуй они полную конфиденциальность, она была бы соблюдена. Университетам не раз приходилось оказывать подобные услуги.

Неергет хитро прищурился:

– А их менталитет? Тиран не выпустит ни одного бита информации, которую считает строго конфиденциальной, даже за пределы дворцовых стен. Кстати, в свете этого я могу предположить, что ваши раскопки могут несколько затянуться. Скажем, до того момента, пока тиран не решит, что обнародование того, о чем вы узнали, уже не представляет опасности для Зовроса.

– Вы хотите сказать, что они посмеют задержать меня на планете?

– Если решат, что это необходимо, то вне всякого сомнения, дорогая!

– Не могу поверить!

Дагмар ошеломленно откинулась на спинку кресла. До того злополучного момента, пока она не подала заявку на организацию экспедиции на Зоврос, все, что с ней происходило, всегда делалось по ее воле или хотя бы под ее контролем. Она окончила школу первой ступени, самостоятельно выбрав категорию экзаменов А-прим. Успешно сдав их, получила межпланетную классификацию. Это позволило ей подать прошение о приеме в университет Симарона. После пяти лет обучения она поступила в аспирантуру, блестяще закончила ее и стала самым молодым доктором за всю историю университета. В какой-то мере ей повезло, что она выбрала антропологию. В других, более модных и престижных, дисциплинах было не протолкнуться от соискателей. Теперь, на тридцать пятом году жизни, она возглавила самую представительную экспедицию университета в области археологии и антропологии за последние пятьдесят лет. А если учесть, что в Священной Зоне Первой Посадки, несмотря на ошеломляющие слухи, ходившие вокруг ее реликвий, еще ни разу не работали ученые, можно было предположить, что по возвращении ее ожидает как минимум кресло в деканате и открытый лист на продолжение исследований. И вот выясняется, что она может застрять на этой унылой планетке на…

– Сколько, по-вашему, это может продлиться?

– Ну, стандартный срок снятия грифа секретности по их законам – пятьдесят лет. Но, в общем-то, тиран – сам себе закон, так что вы можете застрять здесь на всю оставшуюся жизнь.

– Но это невозможно, они не могут позволить себе задержать сорок граждан Симарона и иных государств без объяснения причин.

– Ну, объяснение найти нетрудно. Не забудьте, что место, где вы собираетесь вести раскопки, – их святыня. А их верования полны всяческих запретов и табу. Достаточно обвинить вас в нарушении какого-то из них, и… Тем более что ознакомить с информацией они собираются только вас, а остальных отпустят со спокойной душой.

– А если я расскажу остальным?

Неергет сурово сжал губы:

– Тогда они задержат всех.

– Но это же… скандал!

– Для многих само существование Зовроса – скандал. Так что для тирана одним скандалом больше…

Неергет выжидающе замолчал.

– Но Симарон такого не потерпит.

Неергет криво улыбнулся:

– И в чем это выразится? Забросают Зоврос письменными свидетельствами крайнего возмущения?

Дагмар упрямо вздернула подбородок:

– У Симарона договоры о взаимопомощи с дюжиной государств, кстати, в том числе и с Таиром.

Неергет снова рассмеялся:

– Бросьте, никто не начинает войну из-за сорока человек, нарушивших религиозный запрет на периферийной планете. Тем более если они, скажем, растерзаны толпой фанатиков. Достаточно просто выразить сожаление и предложить некую компенсацию. Вот за нее-то наш кабинет будет сражаться до конца, метая громы и молнии по вашему поводу, так что объективно от вашего задержания мы только выиграем.

В комнате на некоторое время повисла тишина. Дагмар обдумывала сказанное. Потом она повернулась к Неергету и настороженно спросила:

– Почему же вы мне об этом сообщаете?

Неергет устремил на нее жесткий взгляд водянистых серых глаз. Сейчас было особенно заметно, что, несмотря на пухлое тело, кривоватые ноги и вечную каплю на носу, это боец.

– Я хочу знать, что вам скажет тиран. А также ваши выводы. – И, не дожидаясь ответа, он заговорил максимально убедительным тоном: – Поймите, это ваш единственный шанс. Если то, что они желают скрыть, станет известно всем, отпадет необходимость вас удерживать.

– И они вышвырнут меня еще до того, как я доберусь до Священной Зоны Первой Посадки, – саркастически закончила Дагмар. – Ну уж нет, к тому же что помешает вам стакнуться с тираном и договориться оставить все, что вы узнаете, между собой?

– Вы опять не принимаете во внимание их менталитет. Все, что выходит за стены дворца, а тем более попадает в руки иностранцев, они уже не считают тайной. И как бы мы ни пытались убедить их, что тайна будет сохранена, они нам не поверят. А что касается ваших раскопок, то я предоставлю вам право сообщить мне о результатах лишь тогда, когда ваша работа будет близка к завершению. Если, конечно, вы сами не решите, что полученная информация требует немедленного принятия мер.

Дагмар на несколько мгновений задумалась.

– А что, есть основания предполагать, что такое возможно?

– Иначе я бы к вам не обратился.

– Врете, – усмехнулась Дагмар, – и вообще, исходя из того, что вы мне рассказали, столь однозначный вывод никак не получается. Так что давайте выкладывайте все до конца.

Неергет улыбнулся, кивнул:

– Прошу прощения, я непозволительно расслабился. Мне не следовало быть таким беспечным в вашем присутствии. Ваша непосредственность заставила меня ненадолго забыть о вашем блестящем интеллекте, и вы меня наказали. Но сетовать поздно. – Он сделал паузу и со значением закончил: – Есть основания полагать, что в руки Зовросского флота попал инопланетный корабль явно неземной конструкции. Причем они заполучили его не в виде развалин или окаменелых обломков, а взяв на абордаж двумя кораблями, после того как он уничтожил три других. А если учесть, что во всем известном нам пространстве только выходцы с Земли умеют строить звездные корабли, то…

– То это значит, что мы столкнулись с иной цивилизацией, которая, так же как и мы, вышла к звездам, – побледнев, прошептала Дагмар.

Все это пронеслось в памяти Дагмар, когда она рассматривала лежащий на столе кусок обработанной кожи с письменами, скорее всего начертанными от руки (или что там еще было у этих инопланетных созданий), время от времени переводя взгляд на лежащую рядом распечатку перевода.

– Я не готова ответить, – Дагмар подняла глаза на тирана, – это требует детального изучения. Я хочу попробовать прогнать это через компьютер партии…

– Нет, – резко произнес тиран.

– Тогда необходимо хотя бы проконсультироваться…

– Нет!

– Но мне по меньшей мере нужны будут программы…

– Нет, вы все сделаете одна, с тем, что у вас есть здесь и сейчас.

Дагмар разозлилась:

– В таком случае занимайтесь этим сами.

Огромный кабинет, в котором, кроме Дагмар и тирана, находилось только полдюжины самых высокопоставленных придворных и чиновников, ощутимо наполнился изумлением, смешанным с крайним раздражением.

– Да как ты смеешь, женщина…

– А что мне остается делать? Глупо пытаться заставить работать пилота без корабля, а повара без плиты. Вы хотите от меня помощи, так дайте мне возможность работать. А нет – ищите кого-нибудь еще, но должна вас предупредить, что любой антрополог, к которому вы обратитесь, скажет вам то же самое.

На некоторое время в кабинете повисла тишина, потом тиран еле заметно кивнул. Один из придворных повернулся к ней и сумрачно произнес:

– Хорошо, тебе будет доставлено все, что необходимо, но работать ты будешь здесь и одна.

Дагмар удовлетворенно кивнула. Пока все шло так, как они с Неергетом и думали.

– Ладно, но в таком случае моя экспедиция должна завтра же прибыть в Священную Зону Первой Посадки и в течение недели приступить к раскопкам.

– Это невозможно, – сухо произнес худой, как палка, высокий старик в зеленом, похожем на рясу одеянии. – Ни одному чужеземцу не может быть позволено ступить на землю нашей святыни.

– Тогда к чему был весь этот фарс с приглашением? – зло сощурившись, произнесла Дагмар.

…Все действительно шло так, как предполагал Неергет. Он не просто протирал штаны на этой планете. Перед тем как отправиться на аудиенцию, они заперлись с ним в его кабинете.

– Сейчас все соглядатаи из туземного персонала пускают слюни, представляя то, чем мы, по их мнению, здесь занимаемся, – усмехнулся Неергет, потом посерьезнел, – но это единственное место, где я могу быть абсолютно спокоен, что нас не прослушивают.

– А как же мой кабинет? Мы с вами в прошлый раз беседовали там достаточно свободно.

– Моя служба безопасности тогда проверила ваш кабинет за пять минут до вашего прихода. А сейчас я не хочу привлекать к вам внимания в связи с предстоящей вам аудиенцией.

– А разве в прошлый раз мы уже не привлекли их внимания? Я думаю, они должны были заинтересоваться: о чем мы там беседовали, пока молчали их микрофоны?

Неергет несколько смущенно рассмеялся:

– Я прошу прощения, но их микрофоны не молчали.

– То есть?

– Ну, мои ребята перегнали им синтезированную запись любовного акта, так что они жадно ловили ваши стоны, вопли и страстные просьбы не останавливаться.

– Ну, знаете ли! – Дагмар возмущенно вспыхнула.

– Не обижайтесь, – миролюбиво произнес Неергет, – просто это единственное времяпровождение, которое они воспримут без особых опасений. Если бы мы попробовали перегнать им просто беседу о, скажем, сортах цветочного чая или состоянии погоды на этой планете, они сразу бы заподозрили подвох. А так… Ну чем еще может заниматься наедине пара развратных иноземцев?

Он произнес это таким шаловливым тоном, что Дагмар не выдержала и рассмеялась.

– Тем более появилось отличное оправдание для этой нашей встречи в моем кабинете. Так как провернуть это еще раз у вас было бы рискованно. Я не знал, сколько у вас будет времени до начала аудиенции, а надежность подобной операции во многом зависит от срока, отпущенного на ее подготовку.

– А если бы я проговорилась?

Неергет пожал плечами:

– Пришлось рискнуть, тем более вы не производили впечатления человека, разговаривающего сама с собой, а я позаботился о том, чтобы у вас не было подходящих собеседников.

– Ах вы негодник! – рассмеялась Дагмар. – Так это вам я обязана тем, что никак не могла дозвониться до Менера?

– Винюсь, – кивнул Неергет, – но разве вы не согласны, что это была разумная мера? Тем более вполне возможно, что вам удастся связаться со своим заместителем из дворца тирана.

– Почему «вполне возможно»? – удивилась Дагмар.

– Потому что это Зоврос, – сухо произнес Неергет, и Дагмар вдруг ощутила, что все их хитроумные расчеты могут рассыпаться, как карточный домик, при столкновении с той действительностью, что окружала их со всех сторон. Это было чувство беспомощности, и Дагмар вздрогнула.

Неергет дружески погладил ее по руке.

– Не бойтесь, – он усмехнулся, – это крайне неконструктивно.

Дагмар не выдержала и снова рассмеялась:

– Да ну вас с вашими шуточками. Давайте займемся делом.

Неергет кивнул, встал из-за стола и подошел к небольшому сейфу в углу комнаты. Отключив защитное поле, он открыл дверцу, достал что-то совсем небольшое и молча протянул Дагмар. Это оказался браслет, в точности похожий на тот, что находился на ее руке.

– Это обычный коммуникатор, оформленный как ваш личный, просто на нескольких тысячах атомов одной из наносхем собраны дополнительные контуры. Они запишут все, что будет произнесено рядом с вами. А когда вы решите, что пора передавать сообщение, просто нажмите на полоску ввода четыре раза подряд. Импульс достаточно силен, чтобы пробить любое поле отсечения. – Он минуту помолчал, давая Дагмар возможность повнимательнее присмотреться к вещице, потом добавил: – И еще, никогда не снимайте браслет. Если он будет снят или в случае… о котором лучше не думать, передача информации произойдет автоматически.

Дагмар помолчала, привыкая к мысли о том, что случай, о котором, как сказал Неергет, лучше не думать, вполне возможен, и решительно заменила браслет.

Неергет кивнул:

– Теперь о ваших планах. Будьте готовы к тому, что они откажут вам в доступе в Священную Зону Первой Посадки.

– Плевать, планы экспедиции достаточно детальны, а в ее составе хватает компетентных сотрудников, чтобы обойтись без…

– Я имею в виду, что отказ коснется всей экспедиции, – перебил ее Неергет. – Не забывайте, это ведь был только предлог, чтобы заполучить вас на планету. Они этого добились, зачем им еще проблемы с местным духовенством?

– Но как же так? – Она растерянно посмотрела на Неергета.

– Не отчаивайтесь, – тот успокаивающе кивнул, – я ведь сказал, что вам надо быть готовой к такому повороту событий, но это не означает, что вы ничего не сможете сделать.

– И как же быть?

Неергет улыбнулся:

– Торгуйтесь.

– То есть? – не поняла Дагмар.

– Я же вам говорил, что у них менталитет средневековых торговцев. У вас есть козыри. Они вряд ли рискнут пригласить еще одного антрополога. А сообщив вам информацию, они также не рискнут отпустить вас. Они зависят от вас. Обдумайте это и выжмите их до последней капли. Набивайте себе цену: так вы только завоюете их уважение…

Именно поэтому Дагмар сейчас была уверена, что эти ребята будут плясать под ее дудку, как бы им ни хотелось иного. Зеленорясый презрительно скривил губы и отвернулся. Тут раздался голос толстяка из угла комнаты:

– Понимаете, милейшая, – он окинул ее похотливым взглядом, – нам был необходим антрополог, а поскольку вы страстно желали попасть сюда, мы предоставили вам такую возможность. Ни о чем большем с нашей стороны не может быть и речи.

– В таком случае для вашей работы вам придется искать другого антрополога.

– Учтите, милейшая, – толстяк противно захихикал, – вы не сможете покинуть пределов дворца, пока не выполните то, что нам обещали.

– Ну что ж, мне придется воспользоваться вашим гостеприимством, но, имейте в виду, вам будет достаточно сложно заманить другого антрополога туда, где один уже благополучно исчез.

– Тебя подвергнут пыткам, сосуд греха, ты будешь корчиться и молить о… – зашипел зеленорясый. И тут раздался голос тирана:

– Хорошо.

Зеленорясый так и подскочил:

– Но, ваше великолепие, это невоз…

Тиран перевел взгляд своих серо-голубых глаз на зеленорясого, и тот поперхнулся. Отвернувшись от него, тиран вновь посмотрел на Дагмар:

– Вам сейчас же доставят все необходимое оборудование, разрешат раскопки и откроют доступ к любой необходимой информации. Вы согласны начать работу немедленно?

Неергет сказал ей, что тиран никогда не обманывал. Любой чиновник или придворный, да что там, любой торговец или чистильщик ботинок мог не моргнув глазом посулить вам одну из трех местных лун и тут же надуть на два гроша. Но если тиран что-то обещал – это было незыблемо. Другое дело, что часто его обещания были двусмысленны, но сейчас, как Дагмар ни старалась, она не могла обнаружить в словах тирана никакого подвоха. Все было просто, четко и понятно. Поэтому она так же просто ответила:

– Да.

Никто из находившихся в кабинете не подозревал, что это было последнее слово, произнесенное во времена мира. Некоторые считают его тем самым словом, с которого начались Войны Ада.

Часть I

Мятеж

Часть II

Рейд

Часть III

Путь к форпосту

Часть IV

Битва

Post scriptum

Все время своего существования боги представлялись людям более могущественными, мудрыми, но все же очень похожими на них самих. Почему же мы до сих пор отказываем им в чувстве юмора?

Извлечения из инициативного исследования доктора Сторма, профессора университета Нового Симарона по теме:

«О некоторых особенностях социально-политического статуса сословий современного мира» (Приложение 11. «Краткий глоссарий основных терминов и жаргонизмов благородных донов»).

Абордаж – рукопашная схватка с целью захвата корабля противника. Как правило, применяется при боевом столкновении кораблей одного класса или при бое в составе отрядов и эскадр. Возрождение подобных схваток вызвано недостаточной эффективностью используемого оружия и особенностями использования силового поля, позволяющего при синхронизации безопасно подойти к кораблю противника почти вплотную, вне зависимости от скорости и вектора сближения.

Алые князья – одна из каст Врага, с представителями которой наиболее часто контактируют люди. Это каста воинов, и по их облику, отличительной особенностью которого является ярко-алый оттенок кожи, их прозвали Алыми князьями.

Благородные доны – сословие вольнонаемных солдат. Датой их возникновения считается 3582 год. В этот год многие государства начали практику выдачи каперских свидетельств вольным капитанам, изъявившим желание сражаться с Врагом. Известны как мастера абордажного боя и многовариантной военной подготовки. В социальном плане их отличают демократичность нравов, доблесть в бою и глубокая суеверность. Как правило, не имеют крупных военных кораблей. Иногда промышляют пиратством или, наоборот, охраной торговых путей.

Вечный – одно из суеверий благородных донов. Некий посланец или сын Господа, посланный к людям, дабы убедиться в их мужестве и верности Господу. Живет среди людей под личиной благородного дона, наблюдая за поведением людей в битве с силами ада, которые в среде донов олицетворяет Враг. По убеждению донов, если Вечный решит, что человечество достойно и далее «нести слово и дух Божий во Вселенной», то в момент последней битвы он объявится и поведет их на последнюю битву, в которой силы ада будут неминуемо сокрушены.

Враг (он же демоны, в жарг. краснозадые) – представители разумной расы, подчинившие себе множество иных разумных видов. Социальная структура – кастовая, но, по предположениям святой Дагмар, касты не являются чем-то устоявшимся или неизменным. Переход индивидуумов из одной касты в другую вполне допустим и сопровождается изменением пигментации кожи. В отличие от людей, как правило предпочитающих экспансию на необитаемые миры, экспансия Врага была направлена на подчинение и включение в свою социальную структуру обитаемых миров, поэтому при гигантском количестве числа разумных видов, входящих в цивилизацию Врага (оценочно около восьмисот), по запасам ресурсов они приблизительно равны, а по ареалу расселения превосходят людей примерно на треть.

Вышибной заряд – сосредоточенный, узконаправленный заряд взрывчатого вещества, как правило используемый для пробивания отверстий в обшивке кораблей с целью проникновения внутрь абордажных команд.

Конкиста – эпоха, начавшаяся с момента опубликования энциклики Папы Иеронима XII о том, что Враг есть не что иное, как Адово воинство, решившее окончательно повергнуть человечество. С этого момента все боевые столкновения приобрели ярко выраженный религиозный оттенок.

Мантикоры – жаргонное выражение, обозначающее особую форму жизни, используемую Врагом для изоляции планетных систем. Представляют собой некую структуру, способную существовать при гравитационной постоянной не более 0, 001 О. Процессы жизнедеятельности осуществляются за счет атомарного разложения материи. Длительность жизни не определена, но, по утверждениям благородных донов, достигает сотен и даже тысяч лет. По сведениям из аналогичных источников, за время своего существования достигают размеров в миллионы километров и способны полностью перемещаться с колоссальной скоростью, кратковременно почти достигая световой, и переработать материю на расстоянии до 0, 01 светового года от звезды, после чего погибают от отсутствия пищи. Специальные исследования не проводились, поскольку выживших после проникновения в системы, в которых находилась взрослая мантикора, не осталось.

Ордер– походный либо боевой порядок отряда кораблей, эскадры или флота.

Орудия гравитационные– устаревший вид вооружения, все еще используемый на некоторых орбитальных крепостях. Принцип действия заключался в создании в точке фокуса резко возросшего напряжения поля тяготения. Мощность поля зависела от класса орудий и достигала у планетарных мортир до 1500 О. Силовое поле даже низшего класса ослабляет воздействие простого гравитационного орудия на два порядка.

Орудия лучевые – гравитационные орудия, использующие особый принцип фокусировки. Так как силовое поле, в зависимости от мощности, ослабляет гравитационный луч только одной или двух спин-частот, фокусировка производится несколькими лучами, так что в точке фокуса происходит многократное взаимное усиление эффекта.

Классификация орудий:

2-лучевые – аркебазии,

3-лучевые – туфенги,

4-лучевые – кулеврины,

5-лучевые – бомбарды,

6-лучевые – орбитальные мортиры,

7-лучевые – планетарные мортиры.

Остепениться – идиома, используемая благородными донами. Поскольку основным богатством любого благородного дона, вследствие непременного использования келимитового лезвия, является его оружие, то в том случае, когда он завершает свою воинскую карьеру, символом ее завершения является его продажа или передача в залог. На вырученные деньги бывшие доны и устраивают свою гражданскую жизнь.

Плазмобой – изначально жаргонное название плазменного ружья, в настоящее время превратившееся в официальное название класса оружия, использующего в качестве поражающего средства сгустки высокотемпературной плазмы. Чрезвычайно распространено вследствие простоты конструкции, дешевизны производства и большого боезапаса. У благородных донов встречаются самостоятельно модернизированные образцы, выдающие при стандартной мощности до восьмисот выстрелов, при общепринятом в армейских вариантах разных государств стандарте в двести выстрелов.

Поле отражения – наиболее слабый вид силового поля, не требующий при применении использования силового каркаса. Характеризуется способностью полностью отсекать все виды излучения, испускаемые механизмами и приборами корабля, а также поглощать лучи сенсоров противника. Поддается идентификации только при использовании засечения «эффекта провала», то есть области, где вообще отсутствуют какие-либо излучения. Применяется для маскировки кораблей или их боевых характеристик.

Силовое поле – энергетическая конструкция, используемая для создания непроницаемого замкнутого контура. Имеет два типа – пульсирующий и мерцающий. Наиболее распространен пульсирующий, так как требует меньшего расхода энергии. Непроницаемо для любых видов воздействия, кроме излучений малой интенсивности, используемых для связи и локации, и сосредоточенного огня многолучевых орудий. Внутри замкнутого контура создает зацикленное пространство, которое может синхронизироваться с подобным пространством другого корабля. При этом не имеет значения, как корабли двигались относительно друг друга в момент контакта полей. При контакте они начинают двигаться параллельно.

Силовой каркас – интерференционная картина силовых линий, возникающая внутри кокона силового поля. Позволяет сохранять неизменной структуру всего находящегося внутри силового поля при движении со скоростью выше световой. Чрезвычайно чувствителен к резкому изменению энергетических потенциалов, вследствие которого испытывает мощное местное возмущение.

Тимар – мелкое феодальное владение султаната Регул.

Тролли, барлоги, казгарот– жаргонное название членов низших каст социальной структуры Врага, используемых как рядовые бойцы. Названия, по-видимому, пошли от общепринятого в среде донов представления о Враге как о нечистом воинстве и по ассоциации с представителями сил зла в фольклоре Земли. Различаются боевыми возможностями. В фольклоре благородных донов – символы градации тяжести сражения. Выражение «нарваться на казгарот», как правило, означает неминуемую гибель.

Пролог

– …И на этом, уважаемые господа, позвольте мне завершить свою лекцию. – С этими словами профессор Эмундссен изящным движением, отточенным в многократных повторениях, деактивировал световую указку, уменьшив ее до размеров мизинца, и отключил визиэкран, в одно мгновение сузив область сосредоточения внимания слушателей до одной лишь кафедры из селурийского малахита, на которой он, так сказать, имел честь пребывать. – У кого будут вопросы?

Ив окинул взглядом небольшую аудиторию на шесть десятков посадочных мест, в которой вольготно расположилось около дюжины слушателей, живописно сгруппировавшихся в разнополые пары, и усмехнулся про себя. Профессору вряд ли стоило рассчитывать на вопросы. Курс Эмундссена не пользовался сколь-нибудь заметной популярностью среди студентов Симаронского университета, так что, скорее всего, эти парочки собрались здесь, просто чтобы всласть нацеловаться в затемненном зальчике и заодно получить лишние часы в зачетке. Видимо, это знал и сам профессор. Потому что он тут же опустил голову и, состроив на лице скучающую мину, протянул руку к загрузочной щели видеопроектора. Картридж с видеоматериалом, которым профессор пользовался во время лекции, с легким жужжанием выскочил наружу. В этот момент стены аудитории мелко задрожали, раздался характерный утробный грохот. Это один из тяжелых крейсеров объединенной эскадры, присланной добрым десятком государств для защиты такого светоча науки и культуры, каким всегда считался Симарон, пронесся над самыми крышами университета. Профессор покосился на потолок, поморщился и сурово, но несколько брезгливо сжал губы. Всем было известно, НАСКОЛЬКО профессор не любит войну и военных. И, судя по взгляду, который он бросил в сторону удалявшегося звука, этим проклятым милитаристам сильно повезло, что они устроили шум уже ПОСЛЕ того, как он закончил лекцию. Гримаса выглядела так уморительно, что кое-кто из студентов захихикал. Профессор вздрогнул и, попытавшись вновь напустить на себя непроницаемо величественный вид, что, впрочем, ему совершенно не удалось, повернулся к мгновенно умолкнувшим студентам.

Любая собака в университете знала, что у профессора Эмундссена с кафедры социоантропологии чрезвычайно скверный характер. И ни один студент, будучи в здравом уме и твердой памяти, не пожелал бы предоставить ему возможность лишний раз это продемонстрировать, тем более на себе. Дабы не затягивать неприятную паузу, профессор быстро щелкнул выключателями и, грозно оглядев столпившихся внизу немногочисленных слушателей, изобразил нечто вроде снисходительного кивка:

– Ну что ж, поскольку вопросов нет, позвольте откланяться.

Он снова придал своей физиономии столь знакомое всему университету высокомерное выражение, всем своим видом показывая, что утратил какой бы то ни было интерес к хилому, малограмотному стаду, до того момента изображавшему из себя его слушателей, и, вальяжно повернувшись, принялся складывать в кофр только что извлеченный картридж и портативный рекордер с записями лекции. Проделав все это, он окинул обширный пульт придирчивым взглядом, проверяя, все ли выключено, и, слегка скривившись, начал неуклюже спускаться с кафедры по крутым ступенькам.

В Симаронском университете свято блюли традиции, и то, что здесь называлось кафедрой, было именно кафедрой, а не каким-то новомодным невидимым силовым пультом, в котором лектор нелепо висел в воздухе, поддерживаемый обратным гравитационным вектором, как, по слухам, было принято в Ломоносовском, или глупейшим образом летал туда-сюда с помощью проектора обратной гравитации перед сфероэкраном, указывая студентам высвечиваемые на нем наиболее важные детали, словно некий херувим в костюме, как это было сделано в Нововашингтонском университете. Впрочем, и на Симароне некоторые аудитории были оборудованы подобным же образом, чего профессор Эмундссен категорически не одобрял. Если студент не хочет учиться – никакими новомодными штучками его к этому не принудишь. А если хочет, то ему довольно самого учителя и в крайнем случае старого доброго голопроектора со световой указкой.

Когда профессор спустился с кафедры, парочки уже поджидали его внизу, протягивая зачетки. Профессор, морщась, приложил к каждой свой личный магнитный кодер, зафиксировав таким образом, что данные студенты присутствовали на его лекции. При этом по его лицу было видно, что он с большим удовольствием устроил бы этим личностям что-нибудь вроде хорошенького аутодафе. Однако количество слушателей влияло на его рейтинг, а эти, как ни крути, отсидели-таки лекцию от начала и до конца. Так что профессор скрепя сердце отметил присутствие всем подавшим зачетки и, повернувшись к Иву, который спокойно стоял чуть поодаль, ворчливо пробормотал:

– Ну, а где ваша зачетка, молодой человек? Или вы думаете, что я буду целый час торчать в аудитории, дожидаясь, пока вы соизволите ее достать?

Ив улыбнулся и покачал головой:

– Извините, профессор, у меня и так достаточный рейтинг посещения, к тому же я – аспирант профессора Шкаличека, а он может быть несколько недоволен тем, что он называет «пустой тратой времени на пацифистские бредни».

Эмундссен изменился в лице и побагровел, на мгновение показалось даже, что он вот-вот взорвется, однако он справился с собой и принужденно рассмеялся:

– Что ж… хотя в таком случае весьма удивительно, что вы, аспирант этого осл… хм, стойкого милитариста, решили посетить мою лекцию.

Ив пожал плечами:

– Мои интересы простираются несколько дальше, чем… Вы позволите? – Ив ловко перехватил профессорский кофр, за мгновение до того с некоторой ленцой покинувший уютную подмышку Эмундссена и устремившийся к твердому полу из камгорского гранита, и подхватил профессора под локоть. – Странно, что нет ассистента.

– Я его выгнал, – резко заявил профессор, – и запретил появляться в аудитории, пока я ее не покину. – Он возмущенно вскинул голову. – Этот юноша не дает себе труда бриться по утрам, а уж как у него несет изо рта!..

С этими словами профессор, освобожденный от большей части своего груза, с достоинством повернулся и двинулся к выходу из аудитории, не потрудившись даже убедиться в том, что Ив следует за ним.

– Так вот, молодой человек, поскольку, как я понял, вы проявляете истинный интерес к моим идеям в области адаптации социальной психологии различных разумных рас, хотя, возможно, и не разделяете моих взглядов на нынешнее развитие контактов с разумной расой, которую некоторые крет… э-э… уважаемые коллеги называют враждебной, я мог бы уделить вам несколько больше времени.

Ив, уже успевший догнать профессора и пристроиться к нему с левой стороны, слегка наклонил голову, изобразив на лице искренний интерес. Но профессор не обратил на эти ужимки ни малейшего внимания. Он вещал. Под неумолчное журчание монолога, источавшего самодовольство, они покинули аудиторию и подошли к открытому глидеру, которыми на территории университета могли пользоваться только профессора, деканы и члены ректората. Ив аккуратно сложил профессорские вещи на заднее сиденье. Эмундссен придирчиво осмотрел их – в должном ли порядке разложены – и, повернувшись к Иву, закончил наконец свою речь:

– Посему я жду вас сегодня вечером в своей лаборатории, скажем, часам к пяти…

Ив сокрушенно вздохнул:

– Прошу простить, профессор, но сегодня у меня семинар.

Эмундссен недовольно поморщился и спросил несколько раздраженно:

– Тогда завтра?

Ив изобразил на лице скорбную мину:

– К сожалению, вечер у меня свободен только в четверг.

Профессор недовольно дернул щекой, однако сдержался и, усевшись на сиденье глидера, сварливо пробурчал:

– Ну что ж, в четверг так в четверг.

Когда машина профессора, заложив крутой вираж, скрылась за верхушками стройных сосен, Ив позволил выражению скорби сползти со своей физиономии и досадливо поморщился. В общем-то, идеи профессора его интересовали. То, как обстояли пока что дела на войне, которую, хотя энциклика Иеронима XII уже была опубликована, еще почти никто не называл Конкистой, можно было охарактеризовать одним словом – избиение. Больших конфликтов было не так уж много, но при всяком столкновении Враг делал с кораблями людей все, что хотел: некоторые просто уничтожал или брал на абордаж, другим – немногочисленным – позволял ускользнуть. Создавалось впечатление, что миры людей до сих пор не пали только потому, что Враг почему-то этого пока не желал. Однако Ив прекрасно знал, что спустя полтора столетия картина резко изменится, ведь то время, из которого он был переброшен Творцом в прошлое, судя по вычисленной Ивом динамике развития конфликта, было отделено лишь кратким отрезком от конца этой войны, причем конца, победоносного для людей. И с полгода назад ему вдруг пришло в голову, что пора уже сейчас подумать о том, как жить дальше и что делать с Алыми князьями ПОСЛЕ войны.

Ив поднял глаза, еще раз бросил взгляд на верхушки сосен, за которыми скрылась машина профессора, и усмехнулся. Вряд ли профессор приглашал его для высокоинтеллектуальной беседы. Скорее всего, Эмундссен из-за своего несносного характера лишился всех своих ассистентов. И основным занятием Ива будет вовсе не обсуждение передовых идей профессора, а банальное сидение за консолью да нудная загрузка профессорской директории Большого университетского биокомпьютера ворохом скучной статистики, от которой ни одному социопсихологу никуда не деться. При всем при том это открывало доступ как к личной директории профессора, так и к нему самому. А человеку, у которого в запасе тысячи, а может, и десятки тысяч лет здоровой жизни, можно и поскучать некоторое время, хотя, конечно, никто, даже Творец, не может сделать так, чтобы ему это занятие понравилось.

Семинар не принес ничего интересного. Все, что с таким жаром обсуждали аспиранты, Иву было уже давно известно. Следующие несколько дней тоже прошли в привычных делах, в череде которых значились и традиционная аспирантская пятничная попойка, и субботнее катание на глиссерах над саванной южного континента в компании с весело визжащими обнаженными студентками. Все это за девять лет пребывания на Симароне надоело Иву донельзя. Поэтому он не удивился, поймав себя на том, что с нетерпением ожидает четверга. Конечно, вряд ли профессор откроет ему пароль доступа к своим наиболее важным файлам, но ведь Ив в свое время наловчился взламывать даже военные коды, которые, кстати, были совершеннее нынешних на полторы сотни лет войны, а уж профессорский-то… тем более с его собственной консоли…

Четверг не обманул его ожиданий. Хотя круг его обязанностей оказался именно таким, как он и ожидал.

Профессор Эмундссен, встретив его даже не на пороге дома, а уже у дверцы своего глидера, недовольно проворчал:

– Почему так поздно, я чуть не уехал, – но, заметив на лбу Ива капельки пота, выступившие, между прочим, вовсе не из-за спешки, а скорее от жары, смягчился и с обычным апломбом добавил: – Ладно, будем считать, что это только в первый раз. Код доступа в директорию – «Неандертал-66». У консоли найдете восемь папок с материалами. Извольте успеть до полуночи.

С этими словами он отвернулся и уселся в машину. Спустя минуту профессорский глидер скрылся за деревьями. Ив усмехнулся: «Что ж, все, как и следовало ожидать» – и двинулся внутрь профессорского бунгало.

Загрузку поддиректории Ив закончил часа за два, несколько подивившись тому, что профессор, похоже, даже не подозревал о простеньком, но надежном сканирующем поле, которое было в его консоли, после чего вплотную занялся личными файлами профессора. Как он и предполагал, код доступа был примитивен, а система контроля вообще отсутствовала.

Слишком многие считали исследования профессора пацифистской чепухой, чтобы у него появились деньги на разработку индивидуальной компьютерной защиты. А стандартные системы могли сдержать лишь хакеров, да и то лишь тех, кому исполнилось года четыре, не больше. Так что к полуночи Ив успел ознакомиться со всей информацией, хранившейся в личных файлах профессора, и пришел к выводу, что, хотя по большей части это был всякий статистический хлам, кое-какие идеи все же стоили того, чтоб над ними подумать. Хотя вероятность хоть какого-то использования этих идей в ближайшие полторы сотни лет была минимальна. Даже в качестве основы для дискуссий.

Вот почему, уже за полночь неторопливо шагая по темному скверу, живописно освещенному лишь мягким светом двух лун Симарона, Ив подумал, что, пожалуй, настала пора прощаться с Симароном. Он провел здесь девять лет и за это время умудрился получить дипломы магистра по гравифизике, истории, философии, политологии, экономике и финансам и еще полдюжины специальностей и был в одном шаге от того, чтобы стать доктором гравифизики. Если бы он, конечно, в один прекрасный день пожелал этого. И все же, честно говоря, Ив не чувствовал в себе каких-то коренных перемен. Приобретенные знания помогали ему просто немножко лучше разбираться в привычных вещах, о которых он и до этого знал немало. По сути дела, он оставался все таким же – крепким фермерским сынком со смазливой внешностью и достаточной долей удачи, озабоченным чаще всего тем, как бы набить брюхо да при случае задрать юбку какой-нибудь молодке. Ну и, конечно, Ив по-прежнему был не прочь подраться и зачастую даже не пользовался при этом своими особыми способностями, чтобы не перебивать вкус хорошей драки. При этом ему было свойственно и чувство некоторой ответственности за происходящее, что, по сути дела, и побудило его поступить в аспирантуру.

После первых пяти лет, когда были молниеносно захвачены около десятка окраинных систем, война по какой-то причине словно бы привяла, людские массы и национальные правительства несколько оправились от охвативший было всех паники и привычно занялись междоусобными сварами. Однако Ив знал, что это затишье, получившее в дальнейшем название Десятилетие покоя, должно было скоро кончиться. И время после него было столь знаменито страшными, кровавыми битвами, что впоследствии получило название Годы вдовьего плача. Так что оставшиеся несколько лет необходимо было использовать с максимальной выгодой. Это и было одной из причин, почему он так надолго задержался на Симароне.

То, что были проиграны все уже состоявшиеся битвы, объяснялось тем, что человечество было пока еще слишком плохо вооружено. Поскольку принцип дистанционной многолучевой фокусировки гравитационных полей еще не был открыт, Ив, поступив в аспирантуру к профессору Шкаличеку, который не только был известным гравифизиком, но и имел серьезные связи в военных кругах республики Таир и Содружества Американской Конституции – главных спонсоров Симаронского университета, искусно подкинул ему пару идей, которые профессор теперь уже считал своими собственными. Потом Ив некоторое время работал под чутким руководством профессора Шкаличека в его лаборатории, доводя до ума прототип многолучевой гравитационной пушки, прообраза тех орудий, с которыми он так успешно управлялся полторы сотни лет спустя. Однако уже месяц назад Ив пришел к выводу, что все идет прекрасно и профессор вполне может закончить работу без его помощи. К тому же Шкаличек вцепился в него мертвой хваткой, требуя, чтобы Счастливчик опубликовал наконец свои материалы, поскольку, по его мнению, дальше тянуть с этим было просто непозволительно. Однако сие никак не входило в планы Ива – ему не хотелось светиться, да к тому же – что, возможно, и было главным – стало лень заниматься подготовкой публикаций. Кроме всего прочего, Иву порядком надоела молодая жена профессора, который, как и множество профессоров до него, имел глупость жениться на собственной студентке. Поначалу все было сладко и даже несколько пикантно, однако белокурая Эвис на поверку оказалась порядочной стервой. По правде говоря, Ив догадывался об этом еще до того, как впервые стянул трусики с ее крепкой попки, но догадываться о чем-то и испытывать это на собственной шкуре – далеко не одно и то же. И вот теперь он чувствовал, что его терпение на исходе. Так что по всему выходило, что на Симароне он задержался слишком долго.

Ив свернул на дорожку, ведущую к кампусу. Он по-прежнему занимал ту же комнату, что и в бытность свою студентом, и за девять лет она стала для него чем-то вроде настоящего дома. Он оброс кое-какими вещами, а шпага обрела постоянное место в постельном ящике под силовой тахтой. Какое-то время она висела на коврике над тахтой, но, доведенный до крайности предложениями продать шпагу и идиотскими вопросами типа: почему это он, беря с собой эту странную штуку даже при кратковременной отлучке, при этом ни разу не появился в университетском фехтовальном обществе, Ив вынужден был снять шпагу со стены и водворить ее на ныне уже ставшее привычным место в ящике.

Лесок поредел, за деревьями засверкали огоньки, а потом показался кампус. Его окна призывно горели в темноте. В последние два года на Симароне была введена строгая экономия энергии, освещение осталось только на центральных улицах больших городов. Корабли Врага уже несколько раз были замечены в системе Симарона, пару раз их отгоняли даже с геостационарных орбит над планетой, и это явно предвещало скорую битву, которая затем осталась в исторических анналах как единственное крупное сражение Десятилетия покоя. Вот почему существенная часть энергостанций была напрямую подключена к накопителям, в которых собиралась энергия для питания планетарного щита и планетарных мортир. И хотя эти устройства в прошлом не спасли ни одну из девятнадцати планет, подвергшихся нападению, ничего лучшего у военных не было и они обреченно готовились к битве, которую уже заранее считали проигранной. Ибо человеку, что бы ему ни говорил его разум, свойственно кидаться в драку, даже если, кроме поражения, его явно ничто не ждет. К тому же Ив знал из исторических хроник, что к началу битвы за Симарон Шкаличек успеет не только закончить прототип многолучевой пушки, но и наладить производство таких орудий и даже пульсирующего варианта силового щита, что позволит Симарону продержаться в полной блокаде почти шесть лет. А это даст столь необходимое время другим государствам, чтобы провести перевооружение своих флотов. Ибо с падением Симарона закончится и Десятилетие покоя. Осада Симарона станет переломным этапом войны. Если до этого все, свершенное Врагом, можно было характеризовать словом «захват», то после это стало уже Завоеванием, притом кровавым.

Занятый своими мыслями, Ив с трудом сдержал икоту, когда его несколько более совершенные, чем у прочих, органы чувств вдруг ошарашили его сообщением о том, что впереди, за густыми кустами шиповника, притаилось пять человеческих особей мужского пола, не так давно изрядно принявших на грудь и потому заполнивших окрестности сильным запахом дешевого пива, дорогого бренди и терпкого пота возбуждения. Ив на мгновение задержал шаг, прикидывая, кто бы это мог быть, потом мысленно усмехнулся. Скорее всего, это была очередная компания Йогера Никатки.

Несколько месяцев назад на одном барбекю у них произошло небольшое столкновение из-за одной чрезвычайно сексапильной девицы, которая сильно заинтересовала Никатку, но отдала предпочтение Иву. Йогер Никатка, любимое и единственное чадо главы одного из великих кланов Таира и, соответственно, владелицы гигантского промышленно-финансового конгломерата, не привык к отказам, а потому пришел в бешенство. Девицу он впоследствии все-таки захомутал и всласть над ней поизмывался, а вот с Ивом вышла осечка. Йогер, парень не из мелких, к тому же неплохой спортсмен, пару раз попытался разобраться с Ивом, так сказать, по-мужски, но оба раза сел в лужу. В первый раз Ив просто слегка стиснул ему руку и, сохраняя на лице видимую всем окружающим милую улыбку, сообщил, что не дерется по пустякам. Сняв с руки гипс, Никатка предпринял вторую попытку выяснить отношения с Ивом, на сей раз уже с помощью двух дюжих дружков. Ив не был деликатен, как в прошлый раз, и Никатке пришлось оплачивать лечение и своих друзей тоже, причем в числе требуемых медицинских услуг было полное восстановление челюстей. Впрочем, Никатка мог позволить себе и платиновые челюсти для всех троих. Однако, как все «золотые мальчики», он был порядочный жлоб и терпеть не мог лишних расходов, тем более на других. Спустя месяц после второй попытки профессор Шкаличек влетел в лабораторию странно взъерошенный и, изменив своему обыкновению прямо с порога обрушивать на присутствующих шквал ругани, лишь взглянул на Ива бешеными глазами и молча указал ему рукой на дверь своего кабинета. Оказалось, Никатка не успокоился и решил на этот раз расправиться с Ивом с помощью своей могущественной мамочки. Однако все ее усилия разбились об упрямство профессора. Шкаличек никому не позволял трогать своих людей, а его исследования были настолько важны для военных, что даже неистовой госпоже Свамбе Никатке пришлось отступить. И вот теперь, судя по всему, неугомонный Йогер решил сделать еще одну попытку.

Ив остановился прямо перед засадой и на какой-то миг удивился, почему это заговорщики остаются недвижимы, тупо глядя на него и как бы сквозь него, – но только на миг. Он усмехнулся, вспомнив о том, что автоматически скользнул в боевой режим и скорость его восприятия намного превышает обычную. Ив снизил скорость, оставшись, однако, в режиме восприятия, несколько превышающем обычный для человека, и тут его ударил по ушам визгливый голос Никатки:

– …те его!

Ив насмешливо пожал плечами:

– Не стоит быть таким эмоц…

Он отпрянул в сторону, а на том месте, где он только что стоял, сверкнул энерголуч. Слово, конец которого он услышал, было не «бейте», а – «убейте». Ив сделал несколько резких бросков из стороны в сторону, кляня себя за глупость и стараясь вновь выйти на боевой режим. Что пока не очень-то получалось. Он чувствовал себя полным болваном, но хуже всего было то, что он растерялся. Судя по движениям нападавших, это были не просто дюжие громилы, а профессионалы, в то время как он вел себя подобно неуклюжему медведю. Движения нападавших были стремительны и экономны, Ив же никак не мог поймать ритм и просто молотил руками по сторонам, прыгая туда-сюда и стараясь ускользнуть от лучей. Ведь, хотя он двигался намного быстрей нападавших, для того, чтобы повернуть ствол лучевика, не надо много времени. В общем, это был сплошной позор. Слава богу, он довольно быстро кончился. До него вдруг дошло, что если его шкура смогла достойно противостоять келемитовым когтям Алых князей, то уж с лучевиком карманного калибра она как-нибудь справится. И в следующее мгновение он просто отпрыгнул назад.

Когда скорость его восприятия снова упала до обычного уровня, то первое, что он услышал, был звериный рев Йогера Никатки, которому один из его головорезов, неудачно развернувшись при падении от неуклюжего тычка Ива, отрезал лучом левую ногу и низ живота. Ив несколько мгновений тупо смотрел на отрезанный оковалок со слегка подрумяненным срезом, из которого даже не сочилась кровь – лучевой пистолет запаял все перерезанные кровеносные сосуды и лимфотоки. Ив вздохнул. Да, пора было прощаться с Симароном.

Часть I

Путем Вергилия

Дождь лил всю ночь, и к утру глинистая дорога превратилась в цепь огромных луж, притом некоторые вполне могли претендовать на то, чтобы именоваться озером. Ив выбрался из мокрого прошлогоднего стога, в котором провел ночь, и, максимально обострив восприятие, настороженно осмотрелся. Вокруг на расстоянии пяти миль не было ни единой живой души – естественно, человеческой, поскольку всякой иной живности было более чем достаточно. Ив передернул плечами и, скользнув в режим ускоренного восприятия, резко встряхнулся, словно большой лохматый пес, вылезший из воды. С грубого камзола и накидки, которую, очевидно по какому-то недоразумению, толстый лавочник в космопорту всучил ему как непромокаемую, взмыли капли воды и сенная труха. Ив улыбнулся: когда-то он мог вызывать в себе эту способность только в минуту гигантского нервного напряжения, когда его жизнь была под угрозой, а сейчас, поди ж ты, ему просто не захотелось тратить время на то, чтобы слегка почиститься. Ив хмыкнул и неторопливо двинулся вперед, разогрев верхний слой кожи до шестидесяти градусов, чтобы одежда побыстрее просохла.

Ив родился на Пакроне в семье фермера, не то чтобы богатого, но и не бедного, лет через пятьдесят после начала Конкисты, как впоследствии люди стали называть долгую войну со страшным Врагом, которая к тому времени лишь разгоралась. Как и многие его сверстники, он хотел учиться, стать студентом. Но как-то так получилось, что стал он… воином, благородным доном, членом сословия наемных солдат, которые продавали свое умение и свою шпагу тем, кто мог заплатить. Это была честная сделка, ибо шла война и воины требовались многим, а благородные доны почти никогда не обманывали своих нанимателей, потому что Врагом в этой войне были чужаки, сообщество, во главе которого стояли существа, словно явившиеся из мифов или кошмарных снов. Демоны, или Алые князья – невероятные создания с прекрасными, могучими крыльями за спиной, алой кожей и рогами надо лбом, – могли заворожить и подчинить себе любого человека и были убеждены в том, что их предназначение – властвовать над человечеством. Как они уже властвовали над множеством рас и разумных видов. И, судя по упорству, с каким они воевали, пришельцы не намерены были позволить людям стать исключением. Семьдесят пять лет Ив провел в душных отсеках кораблей или за пультами боевых рубок, несясь сквозь пустоту в составе абордажных команд или отбиваясь от вражеских абордажников в тесных корабельных коридорах. За необычайную везучесть, позволявшую ему почти невредимым возвращаться из самых серьезных рейдов и сражений, он получил прозвище Счастливчик.

В то время среди благородных донов, да и всех остальных представителей рода человеческого, имевших дело с оружием, бытовала легенда о Вечном, Сыне Божьем, посланном, чтобы, как говорил известный в среде благородных донов сказитель и менестрель дон Сивый Ус, «убедиться в том, что не оскудели люди верой и мужеством, что они достойны и далее продолжать род свой и нести правду Господню иным мирам и народам. И когда твердо уверится Вечный в том, что это так, тогда и позволит ему Господь явиться в своем истинном обличье и повести людей на последнюю битву. И воссияет после сего светоч истинной веры и величия Человека, и наступит во Вселенной Царство Божие. А до тех пор, памятуя о том, что Он всегда среди людей, надо честно сражаться во славу рода человеческого и на погибель врагам его, дабы не усомнился Вечный в доблести и мужестве людей и не покинул бы их в час последней битвы». Верили в нее люди или нет, но о том, кто умер достойно, говорили: «Хорошая смерть, Вечному бы понравилась».

Так и жил благородный дон Ив по прозвищу Счастливчик, коротая время между нанимателями и рейдами, пока военная судьба не занесла его на Зоврос – мир, первым подвергшийся нападению Врага. Именно здесь было место, когда-то послужившее Вратами, через которые пришли во Вселенную Алые князья. В том рейде он встретился с Творцом. Кем или чем было это существо, Ив не знал до сих пор. Скорее всего, Творец был тем, кого люди обычно считали Богом, но как же он отличался обликом и поведением от того, о ком повествовала Библия… Творец и сделал Ива неким подобием Вечного из легенды. Он наделил его силой, необычайной жизнеспособностью и прочими чудесными качествами, которые, как Ив понял уже тогда и сохранял поныне это убеждение, отнюдь не делали его достойным именоваться легендарным Вечным. По-видимому, так считал и сам Творец. Потому что, когда Ив попал в его измерение во второй раз, он окинул свое творение скептическим взглядом и вынес заключение: «Какой-то однобокий Вечный получился: гора мышц, мешок удачи, изрядная доля интуиции и наперсток интеллекта». И Творец решил, как он сам выразился, предоставить Счастливчику дополнительное время. Так Ив вновь оказался на Зовросе, планете, с захвата которой и началась Конкиста, и как раз в день нападения Врага. То есть за полтора века до своего времени. Он знал о том, чему еще только предстояло произойти, и догадывался, что ему самому суждено сыграть свою роль во многих из грядущих событий. Однако его время еще не пришло, так что он решил воспользоваться благоприятными обстоятельствами с максимальной для себя пользой. Так он оказался в знаменитом Симаронском университете.

Свои встречи с Творцом Ив вспоминал часто и всегда с улыбкой. Еще бы! Как это говорится? «Неисповедимы пути Господни»?.. Но чтобы Господь всеблагой и всемогущий в ответ на вопрос: «Что мне надо делать?» – пожал плечами и сказал: «А хрен его знает, сам разберешься», – это, знаете ли…

Посмотрев на небо, Ив прибавил шагу. Часа через полтора выглянуло солнце. Ив покосился на свои ноги-сапоги были облеплены грязью. Он остановился, нарвал травы, тщательно очистил их и перешел на другую сторону дороги. Это, впрочем, совершенно ничего не изменило, поскольку грязи там было не меньше, и скоро его сапоги снова превратились в облепленные глиной неподъемные колоды. С той стороны, куда Ив направлялся, потянуло потом, навозом, горелой изоляцией, прогорклым маслом и бог знает чем еще. Все эти десятки запахов означали одно – близость человечьего жилья. Впрочем, оно было не так уж и близко. Будь Ив такой, как все люди, он унюхал бы эти ароматы лишь через пару-тройку миль, не раньше. Ив вздохнул: Варанга и спустя полтора века оставалась захолустьем, хотя и была какое-то время из-за войны, сильно сократившей в числе миры людей и доступные им маршруты, перекрестком торговых и армейских путей. Но это было недолго, сейчас же… Однако Иву как раз и требовалось именно такое местечко, чтобы немного отсидеться подальше от хватких рук мадам Свамбе Никатки. Конечно, у него были все основания полагать, что в своем стремлении покарать его ей ни за что не удастся добиться желаемого результата, поскольку, как он уже сам убедился, единственным внешним воздействием, которому оставался доступен его организм, было употребление горячительных напитков. Однако, пораскинув умом, он пришел к выводу, что мамаша Йогера будет довольно настойчива в своих устремлениях, а раз за разом терпеть ее наскоки может быть не только накладно для его кошелька, но и обременительно для его нервной системы. Поэтому Ив решил удариться в бега. К тому же он пока не был готов обнародовать свои способности, поскольку, согласно легенде, Вечный как-никак был благородным доном, а таких в настоящее время почти не было в наличии. Да и те, что были, называли себя каперами, а не благородными донами. Что ж до него, то он пока что был всего лишь аспирантом Симаронского университета. Вот почему, пока Йогер приращивал себе новую ногу и восстанавливал нервы в лучших клиниках республики Таир, Ив поспешил убраться с Симарона. Предварительно демонстративно пробив себе в кассах маршрут аж до Нового Петербурга, потому что, по его прикидкам, это должно было показаться мамаше Никатке чрезвычайно разумным решением с его стороны. Ведь человек с его набором дипломов мог рассчитывать на теплое местечко в любом цивилизованном обществе, а русский император к тому же был известен своей неприязнью к иностранцам, незаконно сующим свой нос в его дела. Так что, доберись он до Нового Петербурга и устройся на работу в какой-нибудь имперской структуре, что, в общем, не выглядело невозможным, мадам Свамбе Никатке осталось бы только кусать себе локти от досады. Ведь даже и она не могла себе позволить раздражать русского императора. Впрочем, в этих столь гладких умозаключениях, вполне доступных уму среднего аспиранта, был некий нюансик, который мог остаться не замеченным этим аспирантом, но только не благородным доном, имевшим за плечами немало так называемых операций по умиротворению и хорошо знающим, на что способны венценосные особы, когда речь заходит о так называемых государственных интересах или интересах короны. Мадам Никатка была фигурой, в чьих возможностях было потрафить императору, например сбросив цену в какой-либо сделке или передав императорским спецслужбам лакомый кусочек информации, так что существовала вероятность того, что при некоем гипотетическом развитии событий имперская тайная канцелярия будет рада сама преподнести его голову мадам Свамбе Никатке на блюдечке. Все это не позволяло Иву всерьез надеяться на благополучное избавление, а поднятая им суета с покупкой билетов, осторожные намеки, перешептывание с тщательно отобранными «доверенными лицами» и подчеркнуто скрытный, а потому замеченный массой народа набег на магазин путеводителей – все это было предназначено лишь для того, чтобы у как можно большего числа людей создалось впечатление, что он отправляется именно на Новый Петербург. Единственное, чего он опасался, так это – не переборщил ли он. Ведь вряд ли мадам Никатка наймет какую-нибудь дешевую «грязную контору», как называли агентства, оказывавшие услуги деликатного свойства, а Ив не был столь опытен в подобных делах, чтобы все его действия выглядели стопроцентно убедительными. И никакие его способности не могли возместить отсутствие этого опыта.

Ив вздохнул и снова перешел на другую сторону дороги. Как все было просто ТАМ, на полторы сотни лет вперед, пока он не провалился в то странное место, где встретился с Творцом. Там Враг, здесь доны, а если ему приходится туго, то рядом всегда шпаги друзей, ну а когда возникали какие-то проблемы где-то наверху, то – даже если это было ему не по душе – его это не касалось.

Тут Ив поскользнулся и не шмякнулся в лужу только потому, что мгновенно скользнул в боевой режим и оттолкнулся ногой от моментально затвердевшей воды. Он сделал несколько шагов вперед, спасаясь от брызг, медленно поднимавшихся с поверхности воды, а потом запоздало ощупал все вокруг сузившимися глазами. Нет, со столь нахальным использованием своих способностей пора было кончать. Он слышал, что в таком захолустье, как это, вполне могли и за не столь откровенные выкрутасы отказать в приюте или даже побить камнями, что, впрочем, для него было бы не столь уж большой неприятностью, но пойдут слухи… Развитие ситуации зависело от дремучести местной публики и настроения приходского священника. К тому же сейчас даже до такого захолустья дошли известия о войне. Враге и его физических особенностях, так что всякий путешествующий должен быть крайне осторожен. И уж тем более он, наверняка преследуемый агентами «грязной конторы», если не нескольких сразу. Недаром он не рискнул воспользоваться своей кредитной картой, и, чтобы получить наличные, ему пришлось заложить в припортовом ломбарде единственную вещь, которая показалась приемщику достаточно ценной. К сожалению, этой вещью была шпага. В результате Ив остался без нее, это впервые за последние восемьдесят лет, и потому чувствовал себя голым. Договор залога был составлен сроком на пять лет, а Ив рассчитывал разрешить свои проблемы максимум за год-два, но все равно, когда он, получив деньги, протянул шпагу приемщику, у него было такое чувство, будто он лишается существенной части самого себя. Хотя, если взглянуть с другой стороны, это был достаточно разумный ход, ведь шпага, кроме всего прочего, была серьезной приметой, так как все, знавшие Ива сколь-нибудь хорошо, наверняка были уверены, что уж что-что, а шпагу он не выпустит из рук никогда. Так что решение на время расстаться с ней казалось ему и разумным и неизбежным. Хотя это ему почему-то очень не нравилось, очень.

Ив обогнул ствол поваленного дерева и настороженно замер. В придорожных кустах кто-то был. Он чуть усилил обоняние и слух и удовлетворенно кивнул. Трое, нет, четверо. И собака. Ив скинул с плеч дорожный мешок со сменой белья, утер рукой лицо, хотя оно вовсе не было потным, и повернулся к кустам:

– Эй, вы там, у вас что, принято таиться от добрых людей по кустам?

Некоторое время в кустах было тихо, потом ветки зашевелились, и на дорогу выбрались трое крупных, кряжистых мужиков, одетых во что-то среднее между ливреей и униформой. Они застыли на месте, недобро глядя исподлобья на Ива. Четвертый и собака не показывались. Что ж, вполне разумная предосторожность. С минуту все молчали, потом самый здоровый, с сединой во всклокоченной бороде, разлепил толстые губы и ворчливо произнес:

– А почем я знаю, что ты добрый?

– А почем ты знаешь, что я злой? – возразил Ив.

– А так спокойнее, – справедливо заметил мужик. Ив усмехнулся и кивнул головой:

– Пожалуй, ты прав.

Мужик несколько мгновений не сводил с Ива пристального взгляда, потом хмыкнул:

– Из Варанги идешь?

Ив кивнул.

– Беженец?

Ив сделал неопределенный жест, который с некоторой натяжкой можно было назвать утвердительным. Мужики, оторвав глаза от Ива, перемигнулись и опять уставились на него. Повисшее молчание и на сей раз нарушил старший.

– А шел бы ты, парень, в другую сторону, – сказал он неприветливо.

– Это почему? – удивился Ив. Старший то ли вздрогнул, то ли пожал плечами и после минутной паузы пояснил:

– У нас тут не любят всяких…

Ив качнул головой и, стараясь, чтобы его голос звучал униженно, сказал:

– Мне и всего-то нужно – стол да постель…

Мужики снова быстро переглянулись, и Иву показалось, что двое явно замышляют что-то недоброе. Старший, однако, еле заметно качнул головой и, повернувшись к Иву, с деланным равнодушием пожал плечами:

– Ну, как знаешь. Мое дело – предупредить.

Все еще немного помолчали, потом мужики повернулись и бочком двинулись обратно в чащу, а Ив, проводив их взглядом, принялся снова месить дорожную грязь.

Как только поваленный ствол скрылся за поворотом дороги, Ив скользнул в придорожные кусты. Он отбежал от дороги, залез под упавшую сосну и, бросив на мокрую землю плащ, лег, укрывшись от нескромных взоров густыми еловыми лапами. Как оказалось, предосторожность не была излишней. Вскоре по опушке леса на другой стороне дороги, громко бухая сапогами, пробежал парень с большой лохматой собакой на коротком поводке. Напротив того места, где Ив свернул в чащу, собака на мгновение притормозила, натянув поводок, но парень ругнулся сквозь зубы и рванул поводок, собака послушно потрусила следом. Ив удовлетворенно кивнул. Четыре человека с собакой – не слишком ли много для простого дозора, хотя и недостаточно для серьезного сопротивления на случай внезапного появления врага. Поваленное дерево – не препятствие для глидера или тяжелого армейского краулера, разве что для беженцев… Ив поднялся с земли, решив, что надо уходить. Скоро парень поймет, что потерял след, и повернет назад. Только в обратную сторону он, скорее всего, пойдет по этой стороне дороги и на сей раз будет внимательнее к своей собаке, так что, если Ив хочет попытаться его обмануть и избежать схватки, шанс только один. Ив высунул голову из-за кустов и, быстро осмотревшись (благодаря своему обостренному восприятию Ив слышал, как парень, уже скрывшийся за поворотом дороги шагах в сорока впереди, шлепал сапогами по мягкой траве), шустро перескочил через дорогу и побежал следом за парнем. Судя по всему, пес был не специально выведенной и хорошо обученной ищейкой, а обыкновенной деревенской дворнягой, разве что чуть умнее других да нюхом поострее. Да и парень явно не производил впечатления крутого розыскника или большого интеллектуала. Вполне возможно, что, когда пес унюхает след Ива и потянет за собой хозяина, тот решит, что он пытается его повести по их же собственному старому следу, а результат будет таков – пинки псу и никаких неприятностей для Ива. Но как бы то ни было, подобная манера встречать прибывающих вдали от деревни наводила на определенные размышления. Ив утвердительно кивнул самому себе и, чуть снизив восприятие, углубился в лес.

Там он затаился и стал ждать. Минут через пять из-за поворота снова донесся топот, слышимый даже обычным ухом. Ив сощурился, всматриваясь. По другой стороне дороги приближалась «сладкая парочка». Ив приник к сосновому стволу и замер, стараясь не дышать. Когда парень с псом пробегал мимо того места, где Ив пересек дорогу, пес опять попытался вильнуть в сторону, но хозяин сердито пнул его под ребра и потянул за собой. На его взмокшей туповатой физиономии был написан страх, а, судя по изношенной униформе, он отнюдь не принадлежал к верхушке славного воинства, стоявшего дозором на дороге. По-видимому, исчезновение преследуемого (а после увиденной сценки Ив уже не сомневался в том, что ему удалось оторваться, хотя бы на какое-то время) создавало проблемы не только для пса, но и для парня. При этой мысли Ив усмехнулся и, подождав, пока парочка скроется за поворотом, вскочил на ноги. Пройдя какое-то расстояние по лесной дороге, прихотливо извивавшейся среди деревьев, он свернул в чащу, прибавил шагу и устремился вперед так быстро, что его вряд ли смог бы кто-нибудь догнать, не считая, конечно, первой восьмерки участников финального марафонского забега Олимпийских игр.

Примерно через полчаса он оказался на лесной опушке, где и остановился неподалеку от покосившейся жердяной изгороди, окружавшей, судя по всему, довольно крупную деревню, дворов на пятьсот, не меньше. Примыкавшие изгороди усадьбы, в свою очередь, были обнесены каждая особой тесовой оградой, виднелись лишь крытые соломой двускатные крыши, весело поблескивавшие отсветами солнечных коллекторов на одном из скатов. Ну еще бы, кто же откажется от дармовой энергии, да и солома у крестьян бесплатная, можно хоть каждый год менять, все равно ни к чему ее не приспособишь, потому как надо быть дураком, чтобы, имея коллектор, не иметь на заднем дворе тысячегаллонного томсоновского размножителя адаптированной хлореллы. Ив огляделся. Там, где он стоял, околица подходила к самому лесу, а с другой стороны, где в деревню вливались две дороги, по одной из которых он и шел из космопорта, тянулись поля. Ив постоял еще немного, раздумывая и в то же время сосредоточенно вслушиваясь, всматриваясь и даже внюхиваясь в залитую полуденным солнцем деревню. Все было спокойно и даже как-то… умиротворенно. Но тогда зачем и почему была устроена засада у дороги? Ив перебирал в уме всевозможные варианты разгадки, не в состоянии остановиться ни на одном. Деревня как деревня. Коровы, свиньи, лошади, многофункциональные тракторы, бесматкоровые колонны, от которых в полуденной жаре плыл навозный запашок. Из домов доносились привычные звуки. Нигде не было слышно ни крика, ни ругани, кроме одного дома, стоявшего довольно далеко от Ива, где ссорились двое, явно муж и жена. Насколько можно было понять, супруги разошлись во мнениях относительно приемлемости количества домашнего бренди, употребленного главой семьи. Ив хмыкнул и уменьшил остроту восприятия. Всякий раз, когда он становился невидимым свидетелем таких сцен, ему было как-то неловко, как будто он подсматривал в замочную скважину. Оглянувшись по сторонам, Ив со вздохом двинулся к деревне… Он пришел сюда, чтобы спрятаться здесь, пока не отстанет от него погоня, вероятно уже пущенная по его следу мадам Свамбе Никаткой. И поскольку главным мотивом, побудившим Ива высадиться на Варанге, было казавшееся вполне логичным предположение, что такого многократно дипломированного человека, как он, вряд ли станут искать в такой глуши, надо было как-то устраивать свою жизнь на ближайшие полгода-год.

Ив остановился у длинного дома, скорее напоминавшего большую ригу, на одном конце которого, судя по дошедшему до его настороженных ушей сквозь толстые бревенчатые стены позвякиванию посуды, было жилье, стало быть, остальное предназначалось для хозяйственных целей. Коллектор на крыше дома был совсем маленький, а чана – размножителя хлореллы – не было видно вообще. Впрочем, может быть, он внутри? Ив оглядел двор, испещренный подсыхающими лужами, ограду с подгнившими столбами, черные растрескавшиеся стены дома из огромных древесных стволов геномодифицированной лиственницы (любой другой материал при здешних суровых зимах потребовал бы слишком много энергии для обогрева, да к тому же стоил бы намного дороже, чем могли себе позволить крестьяне), и переступил через рухнувшие жерди ограды.

В отличие от других дворов, здесь собаки не было, что также свидетельствовало о бедности хозяев. Он снова слегка усилил восприятие – стало слышно, что в доме разговаривают двое. Один голос принадлежал женщине, причем молодой, определить же принадлежность второго голоса – надтреснутого, сиплого и вместе с тем несколько визгливого – было довольно трудно, хотя определенно можно было сказать, что человек этот нездоров. Ив пожал плечами: бедный дом, больной хозяин, полное запустение – чем не вариант. Можно было надеяться, что здесь будут рады лишней паре рабочих рук. Не сразу. Когда рассеется первоначальное недоверие. А оно рассеется, ведь эти руки достанутся им так дешево. Ив готов был работать за еду и ночлег, хотя, по правде говоря, он подозревал, что вполне может обходиться без пищи и сна, во всяком случае довольно долго. Полной уверенности в этом не было, поскольку единственным пока подтверждением этого могла служить лишь трехдневная оргия, которую устроила их студенческая группа по окончании основного курса. После трех дней непрерывного секса и двенадцати литров отличного бренди он был свеж, как мартовский ветерок. По крайней мере физически, потому как во всех остальных отношениях чувствовал себя словно выжатый лимон, слава богу, что хоть алкоголь на него по-прежнему действовал, а то бы… Ив улыбнулся своим воспоминаниям и направился через двор к дому, старательно выбирая места посуше и все же принеся к самому порогу огромные комья грязи, налипшие на его сапоги. Дверь была не заперта. Ив пару раз стукнул по выщербленному косяку и, не дождавшись приглашения, отворил дверь и вошел внутрь.

Лишь тут он понял, почему на его стук никто не ответил. Дверь была сделана из деревянных плах почти с ладонь толщиной и обита изнутри овечьими шкурами, кроме того, за ней располагался небольшой темный тамбур. Подойдя ко второй двери, Ив на миг остановился, раздумывая, стучать или нет, потом решил, что не стоит – ведь все равно он уже вошел. К тому же эта массивная дощатая дверь, обитая какими-то лоскутами, из-под которых во все стороны торчала пакля, вряд ли пропускала звук лучше входной, так что он просто отворил ее и шагнул в комнату. Там царил полумрак. Когда Ив, преодолев низкую притолоку, выпрямился, то увидел мужчину в потертой душегрейке и молоденькую девчонку, сидевших за самодельным столом, сбитым из разнокалиберных струганных досок. Дверь со скрипом захлопнулась, они вздрогнули и повернулись в его сторону. Ив поспешно улыбнулся:

– Добрый день, прошу прощения, но я стучал… – Он замолчал, ожидая реакции.

Невысокая плотная девушка, почти девочка, с простоватым лицом, кожа на котором была слегка попорчена, очевидно какой-то болезнью, смотрела на него испуганно, а взгляд мужчины неопределенного возраста, в драной душегрейке мехом наружу, странных войлочных сапогах, с намотанным на шею шарфом, выражал скорее раздражение, хотя и с некоторой толикой страха. На какой-то миг Ива охватило предчувствие чего-то плохого, но он усилием воли подавил его. В комнате повисла испуганная тишина. Гость молча стоял у двери, а хозяева так же молча таращились на него из-за стола. Наконец мужчина не выдержал:

– Ты кто?

Ив снова улыбнулся, на этот раз стараясь сделать это так искренне и миролюбиво, как только мог, и ответил:

– Прохожий. – Поначалу он хотел ответить как-то покрасивее – сказать что-нибудь вроде: «Бродяга, из тех, кого носит по земле ветром», но вовремя вспомнил, как его папаша-фермер реагировал на подобную чепуху, и прикусил язык.

Наступившее молчание снова нарушил хозяин дома:

– И чего тебе?

Ив пожал плечами:

– Переночевать… И горячего поесть.

Хозяин помрачнел:

– Прости, парень, у нас нет похлебки для лишнего рта.

Ив раздвинул губы в улыбке:

– Ну и ладно, у меня в котомке есть добрый кусок копченого бекона и горбушка хлеба, а за клок соломы и подстилку я отработаю.

Девчонка стрельнула глазами в его сторону, а мужчина удивленно качнул головой. Потом, пожевав губами, как-то растерянно спросил:

– Из космопорта, что ли?

Ив молча кивнул. Хозяин с усилием наклонил голову к плечу и, облизав губы, спросил:

– И что, никого не встретил?

Ив ухмыльнулся:

– Почему же? Встретил кое-кого у поваленной сосны…

– И что? – вскинулся мужик.

– А ничего. Поговорили – я и пошел дальше. – Ив не собирался рассказывать о парне с собакой.

Мужчина недоуменно посмотрел на него, потом на девчонку и снова на Ива:

– А делать что умеешь?

– У моего отца ферма на Пакроне.

Мужчина снова повернулся к девчонке, но та, сжав губы, смотрела куда-то в сторону. Мужчина вздохнул:

– Ладно, надо вычистить загоны, погрузить навоз и отвезти к соседской бесматкоровой колонне. Трактор водишь?

Ив кивнул.

– Вот и хорошо, – подытожил хозяин, и Ив понял, что по крайней мере до завтра кров ему обеспечен.

Воткнуть, приподнять, повернуться, метнуть, воткнуть, приподнять, повернуться, метнуть… Ив наполнил тележку и воткнул в навоз пятизубые вилы. Он жил у Домата и Сутреи вот уже почти неделю. Хозяева действительно были почти нищими, а хворь, привязавшаяся к Домату этой весной, вообще поставила их на грань полного разорения. Домат лишь неделю назад начал понемножку вставать, а Сутрея, как ни билась, не могла уследить одновременно и за огородом и за скотиной, к тому же чан размножителя подтекал, да и рабочий раствор надо было менять, а денег на новый не было.

Ив включил двигатель тележки и взялся за ручку, управляющую задними колесами. Сегодня он закончил со свиными загонами, осталось три стойла, в двух из которых имелся только навоз и никакой скотины, и небольшой курятник. Работа была нетяжелая, но долгая и нудная. У своего отца он убирал навоз вакуумным погрузчиком, но здесь о таком нельзя было и мечтать. Отцовская ферма была построена из добротных пятислойных панелей с внешним слоем из синтогранита, а каждой из пятисот коров корм выдавался нажатием одной клавиши, причем для каждой готовился индивидуальный рацион. И ведь отец считался на Пакроне средним фермером. А здесь… Да еще туалет – простая дыра в дальнем углу скотного двора, который, как он и предположил в самом начале, находился под одной крышей с жильем. Так что на большее, чем на гравилопату, он не рассчитывал, но чтобы вилы…

– Пошли, поснедаем.

Ив обернулся. Сутрея стояла пунцовая от смущения, в чистом, ослепительно белом переднике. Ив кивнул:

– Сейчас, отвезу последнюю тележку и приду.

Сутрея исподлобья стрельнула глазами и убежала в дом. Ив усмехнулся. Судя по всему, Домат сегодня не только собирается предложить ему пожить у него сколько он захочет, но и имеет на его счет какие-то планы.

Войдя в комнату, Ив понял, что его предположение не очень далеко от истины. Стол был накрыт чистым белым полотном, а в центре стояла бутылка домашнего бренди, который гнали здесь чуть ли не в каждом доме. Домат сидел в углу, в чистой рубахе и на сей раз без своего неизменного шарфа на шее.

Ужин начали в полном молчании. Однако, когда они с Доматом опрокинули по стаканчику бренди, тот, скоренько зажевав едкий напиток, отложил вилку и повернулся к Иву:

– Куда идешь-то?

Ив отправил в рот очередной кусок и пожал плечами:

– Так, куда ноги несут.

Домат переглянулся с Сутреей:

– На Варанге кто из родни есть?

Ив мотнул головой. Домат крякнул. Ив продолжал молча есть. Некоторое время в комнате слышались только хруст капусты и жевание. Молчание снова нарушил Домат:

– А где думаешь зимовать?

– Докуда дойду – там и перезимую. Домат переглянулся с Сутреей, которая от волнения даже перестала жевать, и вкрадчивым тоном произнес:

– Может, тут? До зимы-то всего ничего осталось. Уж и лужи по ночам оледеневают.

Ив положил вилку, продолжая жевать капустку с деланно задумчивым видом. Хозяева замерли. Несколько мгновений в комнате стояла напряженная тишина, потом Ив, еще разок пожав плечами, ответил:

– Могу и тут.

Сутрея выронила вилку, а Домат радостно гыкнул и схватился за бутылку.

Вечером Ив вышел к ограде и, опершись спиной о столб, поднял глаза к звездам. Где-то там, далеко, были Зоврос, Пакрон, Симарон, а еще дальше, за облаками туманностей, Тронный мир, на котором еще не родилась даже прабабка Тэры. А он был здесь, и теперь у него был стол, ночлег и время, чтобы как следует обдумать, как он будет жить до встречи с Тэрой. Хотя времени оставалось не так уж и много. Всего-то полторы сотни лет.

Ив набрал команду на дисплее, и огромная махина многофункционального трактора медленно вползла в ангар. Ив заглушил турбины, отключил консоль, откинулся; на спинку сиденья и потянулся. У ворот тут же возникла Окесиана. Она, подбоченясь, стала у створки и, приподняв плечи так, чтобы крепкая грудь сильнее натянула материю блузы, уставилась на него своими яркими черными глазами. Ив с усмешкой подумал, что она, как и почти все местные девицы, считает его выгодной партией. Молодой, работящий парень без родни поблизости… А кто из крестьян откажется от лишней пары умелых рук?

– Эй, парень, если ты не торопишься, то у нас сегодня свежие вареники с сушеной вишней.

Ив хмыкнул:

– Ну, если вареники…

Окесиана извернулась всем телом и, кокетливо отбросив на спину косу, еще раз стрельнула глазами в его сторону, а потом, игриво хихикнув, побежала через машинный двор к добротному двухэтажному дому, первый этаж которого был из камня, а второй из дерева. Семья Окесианы была одной из самых зажиточных в деревне. Еще бы, утеплитель для камня стоил столько же, сколько весь второй этаж, а такого мощного многофункционального трактора не было даже у самого барона Юкскуля. Так что, будь он на самом деле деревенским увальнем, неизвестно какими ветрами занесенным так далеко от родной планеты, каким старался казаться, над столь заманчивыми перспективами, на которые Окесиана намекала не только словами, но и всем своим жарким телом, касаясь Ива то рукой, то бедром, то животом, то крепкой грудью слишком часто, чтобы это могло сойти за случайность, стоило бы как следует подумать.

Ив спустился по лесенке из кабины и, накинув на плечи промасленную стеганую куртку, поскольку, хоть уже была середина травня, ветерок был еще по-весеннему пронизывающий, неторопливо двинулся через машинный двор.

Он спокойно пережил зиму, успешно отбиваясь от местных молодух, пытавшихся залезть к нему в штаны. По правде говоря, с некоторыми он был бы совсем не прочь и покувыркаться, но при здешних патриархальных нравах подобные выходки могли сильно осложнить ему зимовку. Так что он вел целомудренный образ жизни, а это делало его в глазах многих отцов и матерей местных девушек самой желанной партией. Да и не только это.

Семья Окесианы была многочисленной. В большом доме жили родители Окесианы с тремя младшими детьми, семьи трех ее старших братьев, две незамужние тетки и бабка. И всю эту разношерстную родню крепко держал в своем жилистом кулаке отец Окесианы Остан. Это был высокий, сухощавый мужчина с желчным лицом и брезгливо поджатыми губами. О таких, как он, здесь говорили «крепкий хозяин». В деревне второго такого не было. Остан владел почти четвертью земельного клина общины, имел собственную маслобойню, каждый год нанимал десять работников, и половина деревни ходила у него в должниках. Когда Ив, прослышав о том, что Остан прошлой осенью купил большой смитсоновский многофункционал, предложил Домату попросить его в аренду на несколько дней, рассчитывая, что за это время успеет обработать Доматово поле, тот замахал руками:

– И не думай, я и так уже должен хозяину Остану семь тысяч. Он скорее подаст в суд о возмещении ущерба и отсудит мое поле, хотя не знаю, покроет ли это ему убытки… А там, глядишь, и до дома доберется… – Домат закашлялся и махнул рукой, он все еще был очень слаб после болезни.

Ив усмехнулся:

– Нужно ему твое поле. Да и дом тоже. Он в таком доме скотину и ту держать не станет.

Домат зло покосился на него, теребя шарф, потом глубоко вздохнул:

– Ты прав, но вот у Метрая Голубицы поле было не лучше моего и дом тоже, однако же теперь это поле принадлежит хозяину Остану, а дом гниет без хозяина. В деревне поговаривают, что хозяин Остан хочет заполучить все земли в округе. Старый барон ему этого не позволял, но он уже давно болеет, а управляющий у Остана в кулаке… – Домат поежился и, покосившись в угол, еле слышно зашептал: – А уж как молодого барона из учебы выгнали, так и совсем… – Домат обреченно махнул рукой.

Ив нахмурился. Об этом молодом бароне ходило много разных слухов, и ни одного хорошего. Во всяком случае, говорили, что тех людей на дороге из космопорта поставил именно он. Кроме того, по деревне ходил слух, что молодой барон набрал к себе каких-то инопланетников и творит с ними совсем уже что-то непотребное. В чем выражалось это непотребство, Иву не говорили, лишь неодобрительно качали головой. В общем, этот молодой отпрыск местного землевладельца явно становился крупной местной проблемой, но какое дело было до этого Иву?

Они немного помолчали, потом Ив повернулся к Домату:

– А тогда что мы теряем, если я спрошу? Хуже-то от этого не будет, так?

Домат подумал, напряженно наморщив лоб, потом со вздохом сказал:

– Куда уж хуже-то? – И, помедлив, добавил: – А зачем тебе такой большой трактор?

Ив пояснил:

– На смитсоновском многофункционале я за два оборота закончу и подогрев стерни, и подготовку почвы, и посев, а любой другой потребует не меньше четырех, а твой – так и пяти оборотов, так что дня через три покроем плату за прокат и будем в выигрыше. Есть и еще одна штука… – Ив хитро прищурился. – Я слышал, урожай на Остановых полях всегда лучше, чем у соседей?

Домат настороженно кивнул. Ив усмехнулся:

– Говорят, у него раньше был катерпиллеровский многофункционал? Домат снова кивнул.

– На «катерпиллере» отличный микроволновый излучатель, – продолжал воодушевленно Ив. – Почва прогревается гораздо глубже и долго держит тепло, так что семена быстрее идут в рост, а на «смитсоне» излучатель еще лучше, причем сильнее всего нагревается нижний слой, так что росткам не страшны даже небольшие заморозки. Вот и еще выигрыш.

Домат с пониманием улыбнулся, потом его глаза потухли, он тоскливо вздохнул:

– Да не даст он.

Ив поднялся и надел стеганую куртку:

– Посмотрим.

Этот разговор с Доматом состоялся две недели назад. А сегодня Ив закончил обработку не только Доматова поля, но и двух Остановых, что и было платой за аренду. Проходя через двор, Ив припомнил свой разговор с Останом. Поначалу его удивило, что Остан так просто согласился. Когда Ив в сопровождении старшего сына Остана предстал пред его светлые, водянистые очи, тот оторвался от овсянки с кефиром и, лениво приподняв подбородок, уставился на Ива немигающими глазами. Несколько мгновений они бодались взглядами, потом Ив, вспомнив о своей роли просителя, опустил глаза. Остан слегка скривился и негромко спросил у сына:

– Чего ему надо?

Тот подобострастно хихикнул:

– Трактор пришел просить.

Остан повернулся, удивленный, к Иву:

– Зачем ему трактор? И кто он такой?

Сын, опасливо косясь на отца, пояснил:

– Пришлый это, у Домата живет.

Остан покачал головой:

– Надо же. А я-то думал, что Домат и кошку не прокормит, не то что…

Тут до Ива дошло, что весь этот разговор – просто комедия, которую Остан зачем-то решил разыграть перед Ивом и с его участием. Смешно было бы думать, что до Остана не дошли слухи о том, что он зимует у Домата. Тем более что его дочка Окесиана частенько забегала в гости вроде как к Сутрее, с которой они были одногодки и которая после каждого такого посещения с тревогой присматривалась к Иву, бросая на него испуганно-нежные взгляды. Впрочем, такое бывало не только после Окесианы. За семь долгих зимних месяцев в гостях у Домата и Сутреи перебывала вся деревня, причем не проходило и дня, чтобы не наведались две, а то и три незамужние девицы в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Однако такое поведение Остана оставляло какую-то надежду. Ведь обычно он отказывал сразу. Ив потупился, а Остан отодвинул тарелку и лениво произнес:

– С чего это ты решил, что я буду таким транжирой, что доверю свой трактор какому-то неумехе пришлому?

– Я не неумеха. Я водил такой трактор три года… – Тут Ив чуть не поперхнулся. Да, он водил его, но тот многофунционал был самым стареньким и изношенным среди всей отцовой техники, а здесь это, скорее всего, наиновейшая модель и вполне возможно, что появилась в продаже год, от силы – два назад, ни о каких трех годах и речи быть не может. Однако пронесло. Остан недоверчиво поджал губы, потом медленно спросил:

– А почему я должен тебе верить?

Ив уклончиво качнул головой:

– Можешь и не верить. У «смитсона» есть тестовая программа, запусти ее, пусть меня протестирует. Все равно тому, кто не пройдет тест, эту махину с места не сдвинуть.

Дома Ив набирал на тесте до девятисот сорока очков. С учетом того, что программа давала допуск к управлению с двухсот пятидесяти, это было совсем неплохо.

Остан не спускал с Ива пристального взгляда.

– Что ж, и проверю… как-нибудь. – Он лениво махнул рукой.

И тут до Ива дошло, что и как. Судя по всему, у Остана был трактор, но не было того, кто мог бы им управлять. Смитсоновский многофунционал отличался от «катерпиллера», как пространственно-поверхностный лайнер от каботажного шаттла, так что учиться управлять им надо было практически заново. Вот это номер! Насколько он помнил, все дилеры компании «Смитсон и сыновья» проводили отличное обучение водителей, причем за весьма умеренную цену, и Ив поначалу никак не мог понять, почему же Остан не отправил на учебу кого-нибудь из своих сыновей. Возможно, просто не хотел тратиться или решил, что «смитсона» можно освоить и так. Нет, дело не в этом. Властный Остан просто боялся выпустить сына из-под надзора на сколько-нибудь долгое время. Что ж, подобный расклад давал Иву приличные козыри. Он сдержал ухмылку и, молча кивнув, повернулся и направился к выходу вслед за сыном Остана, который, бросив опасливый взгляд на отца, суетливо просеменил к двери и выскользнул из комнаты перед Ивом.

Когда они часа через два вновь предстали пред светлые очи хозяина Остана, сын боязливо приблизился к отцу и, бросая на Ива удивленные взгляды, зашептал ему что-то на ухо. Ив, скромно потупясь, стоял у косяка. Он набрал семьсот пятьдесят очков. Это означало «зеленую зону», полный допуск. А судя по тому, как вытянулось лицо Останова сына, когда он уже на первой минуте теста перешел в «фиолетовую зону», что означало первоначальный допуск, ни один из Остановых сыновей не набрал даже и жалких двухсот очков. Когда Остан, выслушав сына, несколько брезгливо отстранил его от себя и повернулся к Иву, тот понял, что выиграл. А в следующее мгновение и сам Остан понял, что Ив не только выиграл, но и знает об этом. Несколько мгновений Остан рассматривал Ива с плохо скрытым раздражением, потом крякнул и стукнул по столу сухонькой ладошкой:

– Вот что, пришлый, сначала обработаешь мои поля.

Ив с сомнением покачал головой:

– Не думаю, что это хорошее решение.

Остан изумленно уставился на него:

– Что-о-о-о?

Ив пояснил:

– На Доматово поле уйдет два дня, ну три от силы, а с твоими и за полторы недели не управиться, да еще кое-что надо вспомнить, потренироваться. Не на твоих же полях, хозяин? А ну как пересушу?

Такой подход Остана не совсем устраивал, но показался разумным.

– Хорошо. Но рядом с собой посадишь Тараска. Пусть учится.

На том и порешили.

Войдя в комнату, Ив застал всех старших членов семейства уже за столом. Он невольно остановился на пороге. Когда Окесиана пригласила его на ужин, он ожидал чего-то вроде того вечера у Домата и Сутреи полгода тому назад, когда ему предложили остаться на зиму. Недаром Тараск несколько раз заводил разговор о том, что его сестренка уже в самом соку, да и он Остану нравится, но Ив либо молчал, либо лениво отшучивался, но чтобы так, всей семьей… Остан, как всегда, последним поднял глаза на Ива и несколько мгновений мерил его уже привычным оценивающим взглядом, потом указал ему на место по правую руку от себя:

– Садись, работник, поснедаем.

Ив мысленно лишь покачал головой. Место по правую руку… Кажется, сегодня ему собираются предложить что-то большее, чем просто жилье на зиму. Он скинул свою стеганую куртку и, сполоснув руки под небольшим умывальником у двери, подошел к столу и уселся на указанное место. Остан сумрачно кивнул. Все поднялись и, сложив руки на животе, забормотали молитву. Иву пришлось тоже оторвать от табурета свой зад, погрузневший за последние месяцы из-за мучной болтушки да сала, и принять смиренную позу. «Отче наш, иже еси…» В доме его отца не было столь показной набожности, но каждую субботу вся семья отправлялась на глидере в церковь, которая служила местом общения не только, да и не столько с Господом, сколько с соседями фермерами. Именно там и устраивалось что-то вроде смотрин, и Ива во время таких поездок частенько посещали не совсем благочестивые мысли. Но молитвы он еще помнил. Наконец молитва закончилась, все уселись и принялись за еду. Ив несколько расслабился, однако оказалось, что сюрпризы еще не кончились. Стоило мужчинам зачерпнуть по одной ложке, как Окесиана метнулась к занавеске и достала из буфета несколько больших бутылок темного стекла с домашним бренди. Ив мысленно усмехнулся. Здешние крестьяне не начинали ни одного серьезного дела, не пропустив предварительно по стаканчику этого вонючего пойла.

Когда все утолили первый голод и было выпито уже с пяток стаканчиков, Остан обратился к Иву:

– Ну и как тебе у нас?

Ив отложил в сторону ложку и, слегка подавшись назад, повернулся к главе семьи:

– Нормально. Люди добрые.

– Люди… – Остан фыркнул и скривил губы в презрительной усмешке.

В деревне говорили, что он частенько поколачивает не только жену, но и взрослых сыновей и их жен, прошел даже слух, что он живет со старшей невесткой, но Иву в его пестрой жизни доводилось слышать о еще более странных вещах, так что он относился к этим слухам спокойно. Разбираться в том, что из этих слухов правда, а что – выдумка, ему было ни к чему. Единственное, на чем сходились все, было вот что: Остану лучше не перечить. Ив, не открывая рта, выжидательно смотрел на хозяина, а тот, вдруг весь передернувшись, сердито отшвырнул вилку и заговорил злобно, брызгая слюной:

– Тоже мне, люди… Голытьба и бездельники! Я вообще не могу понять, как это господин барон позволяет им так долго испытывать свое терпение. – Остан ощерился и стал похож на злобную больную крысу. – Слава богу, молодой барон, кажется, понял, что с этими лентяями не стоит церемониться, и взял хозяйство в свои руки. Те, кто не сможет выплатить ленные к началу лета, сильно пожалеют об этом. – Остан поджал губы и, бросив на Ива обеспокоенный взгляд, сбавил тон и дальше говорил уже спокойнее, даже попытался изобразить улыбку. – Так что скоро все пойдет как должно. – Он кивнул Окесиане, которая, как и остальные, сидела съежившись на своем месте, ожидая, пока у отца пройдет эта внезапная вспышка гнева. – Налей.

Окесиана проворно вскочила и, схватив бутыль, тут же осторожно наполнила стопки, стоявшие перед отцом и Ивом. Они молча выпили. Остан крякнул, подцепил вилкой соленый гриб и, отправив его в рот, снова обратился к Иву:

– Вот что, пришлый, у нас к тебе предложение. – Он сделал паузу, стараясь понять, как отнесется к этому Ив, но тот продолжал мерно жевать. Остан нахмурился, но решил все же продолжать дальше, хотя и говорил теперь уже не так живо, как начал. – В деревне о тебе говорят хорошо, да я и сам вижу, что ты не лентяй, с техникой управляешься неплохо, да и голова есть на плечах. Почему бы тебе не пойти ко мне в зятья?

Ив чуть не поперхнулся. Вот так предложеньице. «Почему бы тебе не купить мою корову?» Остан принял его оторопь за нерешительность и решил слегка поднажать:

– Окесиана у меня в самом соку, а в доме нужен парень с головой. На кого еще хозяйство оставить? На этих, что ль? – Остан презрительно кивнул в сторону сыновей, один из которых дернулся было, но сдержался и остался сидеть, как сидел. Лишь склонил голову к самой тарелке.

Ив молча прожевал гриб, проглотил и мотнул головой:

– Прости, хозяин, но я не собираюсь жениться… – Если бы Ив на этом и остановился, то все еще могло кончиться хорошо, хотя и это вряд ли. Но то ли местное пойло оказалось на этот раз слишком крепким, то ли еще по какой причине его развезло – и он совершил ошибку: вдруг решил дать Остану совет. Глубокомысленно наморщив лоб, он добавил: – Да и в любом случае это было бы не самое удачное решение.

Остан ошеломленно выпучил глаза и побагровел. Но Ив не заметил этого и продолжал заливаться соловьем:

– Посуди сам. – Тут он припомнил, как отец, договариваясь с банковским агентом об очередном кредите, подносил к глазам свои крупные, натруженные руки и, перечисляя аргументы в свою пользу, загибал один за другим пальцы на левой руке, и с нетрезвым глубокомыслием решил повторить этот жест. – Ты ищешь такого мужа для своей дочери, который бы стал тебе хорошим подспорьем, но не смел бы тебе перечить, так же как и твои сыновья. Но это невозможно… – Ив походя отправил в рот кусок вареника, прожевал в полной тишине, проглотил и продолжил дальше: – Не пройдет и недели, как ты примешься давить на меня, как давишь на них, да только я не поддамся.

Ив сделал паузу и, глядя на Остана, заговорил снова:

– Ты думаешь, мой отец был сильно счастлив, когда я собрался покинуть ферму? – Ив развел руками и, покачнувшись, самодовольно улыбнулся. – Однако, как видишь, я тут, а не на ферме отца. Так что все кончится тем, что мы с тобой вдрызг разругаемся и…

Тут Ив наконец заметил мрачное выражение на лицах всех сидевших за столом и замолчал. Было видно, что его слова произвели совсем не тот эффект, которого он ожидал. Когда же он искоса взглянул на Остана, то все стало ясно. Они с Останом никогда ни о чем долго не разговаривали, так что тот и понятия не имел, что Ив за человек. Так, перебросятся парой фраз у трактора, когда Ив забирает его для работы, а Тараск в своих докладах обращал внимание больше на то, что ему казалось просто виртуозной работой за пультом трактора. К тому же Ив, встречаясь с хозяином, старался больше держать язык за зубами, помня о характере Остана и справедливо опасаясь получить от ворот поворот за какую-либо промашку, так что Остан слабо представлял, кого он наметил себе в зятья. На первый взгляд все выглядело неплохо. Пришлый парень, без родни, вроде без особых претензий – ведь не всякий согласился бы остаться жить у нищего Домата, – к тому же толковый и работящий, да и Окесиане нравится… Ив досадливо крякнул и поднялся из-за стола:

– Что ж, хозяева, спасибо за угощение, – и направился к двери.

Да, как видно, трактора ему больше не видать как своих ушей, но убрать урожай Домат сумеет как-нибудь и на своем стареньком, а что до Остановых полей… Это уж не его проблема. Ив уже протянул было руку к ручке двери, когда его настиг резкий, визгливый окрик:

– Стой!

Ив замер и медленно повернулся. Остан смотрел на него, пылая злобой. Этот пришлый осмелился перечить ему. ЕМУ. Остан повел головой из стороны в сторону, словно пытаясь проглотить застрявший в горле ком, сглотнул и заговорил снова все тем же визгливым голосом:

– Я еще не решил, как ты будешь расплачиваться за трактор.

Ив удивленно покачал головой:

– Мы же решили еще до того, как ты первый раз позволил мне сесть за его консоль.

Остан скривил рот в презрительной усмешке:

– А я передумал!

От криков Остана с Ива слетел последний хмель, он почувствовал, что вот-вот взорвется. Но это было ни к чему. Он в упор посмотрел на Остана, усмехнулся и пожал плечами:

– А это уж твоя проблема.

Остан вздрогнул. Еще никто и никогда не смел так с ним разговаривать. Кроме молодого барона. Но тот стоял слишком высоко на иерархической лестнице, а этот пришлый… Остан оскалился:

– А ну, сыны, поучите-ка его вежливому обращению. Сидевшие за столом парни все трое разом отодвинули табуреты и, вскочив на ноги, двинулись на Ива. Тот удивленно воззрился на Остана:

– Послушай, хозяин, не надо бы этого. Сказать по правде, я ведь во время своих странствий занимался не только крестьянской работой… – Тут Ив присел, пропуская над головой тяжелый кулак, и увернулся от другого. Поначалу он рассчитывал обойтись легкой потасовкой с минимальными повреждениями, но, взглянув мельком на пышущего злобой Остана, понял, что дело плохо. Он стиснул зубы, увертываясь от пинка в пах, и скользнул в боевой режим.

Когда Ив остановился и понизил скорость восприятия, по ушам ему ударил многоголосый женский крик. Остановы невестки вопили, уставившись на валявшихся на полу мужей, но не решаясь броситься к ним на помощь, а Окесиана как завороженная смотрела на него. Впрочем, невестки, как показалось Иву, вопили скорее из страха перед свекром, чем перед ним. Остан с побелевшим лицом сидел, откинувшись к стене. Ив полоснул его суровым взглядом, шагнул к поверженным противникам и пощупал пульс у всех троих, чем вызвал новые вопли невесток. Он так давно не занимался ничем подобным, что испугался, уж не переборщил ли он. Без тренировки в режиме ускоренного восприятия легко было не рассчитать силы и ударить крепче, чем нужно, а ведь если не считать стычек с приятелями Никатки, то последний раз он серьезно дрался почти десять лет тому назад… или сто сорок пять тому вперед, это уж как посмотреть. Но, слава богу, все обошлось, мужики были живы и почти здоровы, хотя кое-где у них будет два-три дня довольно сильно болеть, а в одном месте даже подольше. Ив окинул взглядом испуганные женские лица и, посмотрев на Остана, покачал головой:

– Зря ты это, – повернулся и вышел из комнаты. Услышав стук двери, захлопнувшейся за Ивом, Остан проглотил слюну и в бессильной ярости смахнул со стола на пол попавшиеся под руку тарелки. Потом обвел злым взглядом съежившихся родичей и прошипел сквозь зубы:

– Он мне за это заплатит.

Ив затянул горловину мешка и окинул взглядом комнату. Домат и Сутрея понуро сидели на скамье, неотрывно следя за ним глазами. Иву вдруг стало неловко, он отвернулся и еще раз окинул глазом убогую комнатенку, ставшую такой привычной за семь с лишним месяцев. За зиму он заново проконопатил щели между древесными стволами, а за окном блестели свежей эмалью новый чан и бесматкоровая колонна. Под новый урожай управляющий барона выдал Домату кредит. Слава богу, это произошло еще до того, как Ив рассорился с Останом, а то бы не видать им этого кредита как своих ушей. Когда управляющий решил пойти на попятную, было уже поздно – кредит был уже полностью перечислен на счета «Дженерал сторм Варанга компани», а пятисотгаллонный хлорелловый чан и бесматкоровая колонна-миньон на подворье барона были абсолютно не нужны. Управляющий, несмотря на неистовство Остана, скрепя сердце решил дожидаться урожая. Ибо за пропавший кредит барон взгрел бы его почем зря, а так хоть была надежда, что деньги все-таки вернутся.

Однако Остан не унимался. Два дня назад он заявился к Домату вместе с молодым бароном. Как раз во время завтрака дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник высокий, стройный молодой человек с тонкими усиками над верхней губой и надменным выражением лица. Сутрея вздрогнула, а у Домата задрожали руки. Молодой человек шагнул через порог и, брезгливо оглядывая комнату, стянул с рук перчатки. Ив посмотрел в окно. На дворе стояли с десяток дюжих парней в ливреях, очень похожих на те, в которые были одеты мужики, встретившиеся ему на дороге прошлой осенью, а рядом маячили фигуры Остана и его старшего сына, которые явно чувствовали себя не в своей тарелке. Хотя Остан, как обычно, хорохорился. Домат вскочил с трясущимися губами и, подбежав к гостю, неловко бухнулся на колени:

– Ва-ва-ваше…

Молодой человек небрежно отмахнулся и, обойдя стоявшего на коленях Домата, уселся на его место:

– Перестань, хозяин Домат, что за замашки времен Терранского средневековья!

Ив понял, что эта фраза была обращена скорее к нему и должна была показать, что молодой барон достаточно образован, чтобы знать и о прародине человечества, и о средневековье. Ив оценил и саму фразу, поскольку сам узнал об этом только в Симаронском университете, и побудительные мотивы, которые заставили молодого барона произнести ее. Барон между тем повернулся к Иву и в упор уставился на него, разглядывая с уверенной бесцеремонностью человека, который считает себя вправе руководствоваться только своими собственными желаниями и решениями, не обращая внимания на мнение окружающих. Во всяком случае, тех, которые сейчас находились рядом с ним. Ив усмехнулся про себя и неторопливо отложил вилку, всем своим видом показывая, что он бывал и в лучших компаниях, но стараясь, однако, чтобы это выглядело не слишком вызывающе. Кто его знает, что может прийти в голову этому хлыщеватому типу? В подобных деревнях всякое громкое происшествие становится предметом пересудов на долгие годы. Он и так уже за зиму дал достаточно пищи для разговоров, а после стычки в Остановом доме… Так что, возможно, еще лет десять, рассказывая о каком-то семейном событии, тут будут уточнять: «Так это было через год после того, как у хозяина Домата зимовал тот пришлый». Но что делать? Он не мог спокойно смотреть, как из-за болезни хозяина окончательно рушится хозяйство, да и весь тот нехитрый мирок, в котором жили Домат и Сутрея. Если бы он сидел сложа руки, то вслед за ним по проселкам Варанги отправились бы в путь и Домат с дочерью, гонимые нищетой. А сейчас у них появился шанс. Но все же Иву не хотелось слишком сильно светиться.

Молодой барон отвел взгляд от Ива, лениво протянул руку над столом, взял кончиками пальцев немножко капусты с деревянного блюда и, отправив в рот, снова повернулся к Домату, все еще стоявшему на коленях:

– Ну что, хозяин Домат, когда будешь отдавать долг?

– Ваша милость… Да я… Да если…

– Ай, перестань, Домат, ты обещал мне еще прошлой осенью, что к весне найдешь деньги. И, как я слышал, ты их действительно нашел. – Он наклонился вперед, уперев в Домата настойчивый взгляд, и продолжил злобно-вкрадчивым тоном: – И куда же ты их дел?

Домат задрожал. Тут Ив не выдержал и вмешался:

– Ваша милость, разве эти деньги пропали? Если вы сейчас отберете усадьбу и найдете на нее покупателя, то стоимость ее уже будет почти в полтора раза больше, чем в прошлом году, а если согласитесь подождать, то через два года вернете все до последнего цента. На третий год получите еще и хорошие проценты по отсрочке.

Барон повернулся к Иву и смерил его насмешливо-удивленным взглядом, делая вид, будто только сейчас заметил его присутствие, однако, когда он заговорил, в голосе его слышалась злость.

– И кто это тут решил, что может давать советы МНЕ? – Барон все еще старался сохранить легкий, насмешливый тон. Но злость прорывалась наружу, несмотря на все его старания. Тем более что он не привык сдерживать свои чувства.

Ив тут же пожалел о своем порыве, запнулся и, стараясь не встречаться глазами с бароном, сказал, пожав плечами:

– Я что, решать вам, ваша милость.

Барон скривил губы в улыбке:

– Тут ты прав, пришлый, решать мне. – Он поднялся и, подойдя к окну, махнул рукой. Мгновение спустя появился Остан, его сын и четверка лакеев.

Остан шагнул через порог, со злорадством посмотрел на коленопреклоненного Домата, не преминул кинуть злобный взгляд на Ива, стянул с головы шапку и с какой-то странной смесью подобострастия и кичливости поклонился молодому барону. Тот небрежно кивнул в ответ и спросил, презрительно цедя сквозь зубы:

– В чем ты обвиняешь этого человека, хозяин Остан?

Остан злобно ощерился и визгливо затараторил:

– Нанесение ущерба здоровью, оскорбление и хула, небрежение обязательствами.

Барон повернулся к Иву. Тот пожал плечами:

– Простите, ваша милость, но обвинение ложно.

Барон пренебрежительно усмехнулся:

– Ты что, обвиняешь одного из самых уважаемых хозяев деревни в нарочитой лжи?

Ив понял, что рассчитывать на то, что удастся остаться незаметным и незамеченным, больше не приходится. Но делать было нечего. Он почувствовал, как в душе закипает злость, поднял глаза на барона и, спокойно встретив его взгляд, проговорил, отчетливо произнося каждое слово:

– Да, я считаю, что обвинение хозяина Остана есть не что иное, как месть с его стороны за то, что я не согласился стать его зятем.

Наступила мертвая тишина. Слова Ива, сказанные им при полудюжине свидетелей, уже сегодня же к вечеру разнесутся по всей деревне, и, если раньше многие осмеливались говорить о причинах конфликта Ива с Останом лишь шепотом, то теперь, вне всякого сомнения, это заявление станет главной новостью недели на две, не меньше, и все это время ни Остану, ни Окесиане, ни ее матери лучше будет не показывать носа на улицу. Да и остальным членам большого Останова семейства тоже. Засмеют. Остан побагровел, а его сын даже на миг забыл о трепке, полученной недавно от Ива, и угрожающе качнулся вперед. Правда, он тут же опомнился и, покосившись на отца, замер у его плеча в несколько нелепой позе. Барона же, напротив, слова Ива и последовавшие за ними телодвижения Останова сынка только позабавили. Вдоволь насладившись картиной, он повернулся к Иву и, растягивая слова, произнес:

– И ты можешь это доказать?

Ив молча достал из кармана простенький визирекордер и бросил на стол. Барон заинтересованно посмотрел на вещичку, потом снова повернулся к Иву. Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем Ив, решив, что не стоит еще больше обострять ситуацию, заставил себя отвести взгляд в сторону. Барон, приняв это как свою победу, чуть искривил кончики губ в некоем подобии улыбки и, наклонившись вперед, негромко произнес:

– Допустим, этот так, но здесь я – суд и именно я решаю, какие доказательства принимать во внимание, а какие нет.

Ив насмешливо улыбнулся:

– В сорока милях отсюда космопорт, а там представитель планетарного трибуната, так что… – Он развел руками, давая понять, что вопрос не столь однозначен, как кому-то кажется.

Барон, хихикнув, добавил:

– Так ведь туда надо еще добраться.

Ив с улыбкой пожал плечами. Барон побагровел и, повернувшись к своим людям, свирепо рявкнул:

– А ну-ка проучите этого…

Лакеи грозно двинулись на Ива. Домат охнул, Сутрея тоненько вскрикнула. Ив быстро оглядел противников. Здоровенные туши, увитые сырыми, узловатыми мышцами. Он мысленно сморщился: «Быки – грубая сила и никакой сноровки». Даже не будь у него необычных способностей, они все равно не представляли бы серьезной угрозы для дона-ветерана, пусть и растерявшего некоторые свои навыки за десятилетие сытой, спокойной жизни. Однако драка в комнате означала бы порядочный разгром, так что лучше было бы переместиться во двор, а если уж драться тут, то надо покончить со всем быстро и круто. Ив решил, что, пожалуй, последнее предпочтительнее, если учесть, что во дворе толпилось еще человек семь. Это обещало не слишком кратковременную схватку, без крови дело явно не обошлось бы: нескольким молодцам так или иначе пришлось бы что-нибудь да сломать, иначе потасовке не было бы конца. «Итак, деремся тут. Ладно, где наша не пропадала». Ив привычно скользнул в боевой режим и прямо с лавки стремительно бросился вперед, поднырнув под замершую в воздухе руку с плеткой и в броске мягко толкнув ее так, чтобы лакей грохнулся на спину посреди комнаты, не задев ничего из обстановки. За пять шагов, отделявших его от двери, Ив легкими тычками расшвырял находившихся в комнате лакеев и Остана с сыном, метя так, чтобы все шмякнулись об стену там, где ничего не стояло. И все же, видимо, перестарался, поскольку от почти одновременного удара дюжих тел о бревенчатые стены дом вздрогнул и со стены рухнула полка с посудой.

Ив остановился на пороге, вышел из боевого режима и, небрежно усмехнувшись, кивнул в сторону окна:

– Те, что на дворе, тоже пришли меня учить?

Барон, ошалело переводивший взгляд с одного скорчившегося тела на другое, при этих словах Ива вздрогнул и, слегка пошатнувшись, повернулся к нему. Мгновение он испуганно смотрел, на Ива, затем, опустив глаза, хрипло пробормотал:

– Э… Как это тебе удалось?

Ив усмехнулся:

– Как я уже говорил хозяину Остану, когда он приказал сыновьям проделать со мной что-то вроде этого, во время странствий мне приходилось заниматься не только крестьянской работой.

Барон помолчал, наморщив лоб и словно бы о чем-то напряженно размышляя, потом поднял глаза на Ива:

– Слушайте, э-э… – Барон выразительно смотрел на Ива, давая понять, что хотел бы обратиться к нему по имени, но Ив продолжал молчать, решив: после всего, что произошло, тот обойдется и без представления, и барон сдался: – Милейший, вы бы не хотели вступить в мою дружину?

Ив скривился:

– Чтобы грабить беженцев на дороге?

Барон вздрогнул, как от пощечины, а Ив между тем продолжал:

– Не беспокойтесь, барон, я собираюсь не позже чем через пару дней отправиться дальше, – и, заметив, какой радостью блеснули под стеной глаза Остана, добавил: – Впрочем, я намерен в ближайшие год-два еще раз посетить здешние места, скорее всего, вместе с группой… старых приятелей, проведать своих друзей, посмотреть, как у них идут дела… – И после грозной паузы закончил: – И навести порядок, если кто портит им жизнь.

Барон покраснел и скрипнул зубами, но не решился произнести ни слова. А Ив еще раз обвел взглядом присутствующих, избегая смотреть лишь на Домата и Сутрею, круто повернулся и вышел за дверь, направившись в дальний конец дома, туда, где помещался хлев. Для этого у него не было особых причин, но он решил не создавать лишних проблем хозяевам – надо было дать возможность гостям покинуть дом так, чтобы не казалось, будто он их вышвырнул. Когда через несколько минут он вернулся, в комнате были только Домат, бросивший на него испуганный взгляд, и Сутрея, которая, не поднимая головы, сметала осколки посуды сорговым веником. Ив вздохнул. Наверное, все это время он действовал не так. Вместо достатка и безопасности он оставляет Домату и Сутрее близкое ожидание нищеты и страх. Ни барон, ни Остан никогда не простят им того унижения, которое испытали. О господи, Творец прав: все, что из него получилось, – это неплохой рубака и повеса и ему никогда не стать ничем большим. Ив горько усмехнулся и пошел кидать навоз в горловину бесматкоровой колонны. Слава богу, хоть в этом деле от него был какой-то прок.

И вот настал день, когда Ив должен был покинуть этот дом и его обитателей, так и не придумав ничего, что могло бы им помочь. За последние два дня к ним не заглядывала ни одна соседка и ни одна Сутреина подружка. Они оказались в некоем вакууме, будто выброшенные из жизни деревни, которая затаилась в ожидании, чем же все кончится. Ибо никто, даже сам Ив, не тешил себя надеждой, что молодой барон стерпит то, что с ним произошло. Счастливчик разрывался между желанием остаться и опасением, что от этого может стать только хуже. К тому же нужно было возвращаться в большой мир. Он достаточно долго задержался на задворках, чтобы его преследователи потеряли след или, по крайней мере, отклонились от верного пути. Ив вздохнул и закинул мешок за плечо:

– Ну… Прощайте, хозяева.

Домат подошел к Иву, неловко стиснул ему руку и тут же отошел в сторону, а Сутрея протянула ему узелок и, моргнув поблескивающими глазами, ткнулась дрожащими губами в его щеку. Ив слегка смутился, до сих пор его отношения с женщинами были несколько вольнее. За одним исключением. Но о нем он уже давно не смел упоминать всуе. Ив еще немного потоптался, потом повернулся и шагнул было к двери и тут же остановился, ибо в следующее мгновение дверь распахнулась и на пороге показался молодой барон. Ив чуть не скользнул в боевой режим, настолько сильно на него пахнуло опасностью, но за спиной барона смутно виднелся только один человек – судя по смеси запахов навоза, кислой капусты и пота, это, скорее всего, был Остан. Ив еще раз внимательно ощупал окружающее пространство, до предела обострив восприятие, но ближайший лакей барона был шагах в сорока от дома, в соседнем переулке, за штурвалом краулера, в кузове которого теснилось еще десятка два бароновых прихвостней. Ив немного расслабился. Судя по всему, если что-то и должно было произойти, то не тотчас. Пока он занимался оценкой обстановки, барон в упор смотрел на него, и, когда взгляд Ива снова сфокусировался на лице барона, тот улыбнулся, демонстрируя нарочитое дружелюбие, и шагнул вперед:

– Слава богу, мы тебя застали, – Барон протянул руку и, заметив, что Ив не делает ни малейшей попытки пожать ее, просто поднял ее выше и как бы дружески потрепал Ива по плечу. – В прошлый раз мы расстались не очень дружески, а мне не хотелось бы, чтобы о том, как принимают гостей в вотчине баронов Юкскулей, пошли дурные слухи. – Барон сделал паузу и, улыбнувшись своим мыслям, повторил: – Да, не хотелось бы, чтобы пошли дурные слухи.

С этими словами барон, обойдя вокруг Ива, не спеша приблизился к столу, окинул оценивающим взглядом Сутрею и с улыбкой обратился к Домату:

– Что же это ты, хозяин, так гостя отпускаешь, не накормишь на дорожку?

Домат, испуганный донельзя, мелко закивал и кинулся за занавеску, а барон гаркнул ему вслед:

– Только посуду, хозяин Домат, выпивка и закуска у нас с собой, – и, повернувшись к двери, позвал: – Эй, хозяин Остан, неси корзинку.

За занавеской что-то громыхнуло. Ив скачком усилил восприятие и увидел Домата – тот, бессильно опустившись на лавку, утирал вспотевшее лицо потрепанным полотенцем. Ив вздохнул. Пожалуй, он ошибался – что-то все-таки должно произойти именно здесь, в доме. На мгновение мелькнула шальная мысль: а не прикончить ли на месте барона и Остана? Он отмахнулся от нее и шагнул к столу. Посмотрим, что будет дальше.

Не прошло и десяти минут, как стол был накрыт и странная компания расселась по лавкам. Остан, ни на кого не глядя, поднял здоровенную двухгаллонную бутыль с домашним бренди и разлил мутноватое варево по стаканам, после чего уселся, положив руки на стол. Ив заметил, что они слегка дрожат. Барон бросил на Остана презрительный взгляд, поднял свой стакан и повернулся к Иву:

– Ну, пришлый, счастливого пути.

Ив усмехнулся:

– Что-то слишком много провожатых ты с собой привез. За каждым углом по пять человек.

Барон вздрогнул и быстро вытер лоб, однако на лице его снова заиграла улыбка. Он поднял стакан и вылил содержимое себе в рот, следом торопливо опорожнил свой стакан Остан, а за ним и все остальные. Ив выпил последний. Ставя на стол пустой стакан, он вдруг заметил, как глаза барона полыхнули радостью, и понял, что сделал что-то не то. В следующее мгновение Домат вдруг застонал и схватился за живот. Сутрея, которая сидела на краю лавки, судорожно всхлипнула и рванулась к отцу, но барон протянул руку и, поймав ее за рукав, с силой отшвырнул назад, потом повернулся к Иву и злорадно прорычал:

– Значит, любого поборешь, а попробуй теперь крысиный мор побороть.

За ним забормотал и Остан, давясь от судорожного смеха:

– Встанет им поперек горла наше угощение.

Домат рухнул на пол и с кряхтеньем и стонами засучил ногами. Ив прислушался к своим ощущениям: да, у него в желудке словно разгорался пожар. Он удивленно посмотрел на свои руки – они дрожали. Неужели его бессмертие – фикция и его, способного выдержать в упор залп лучевого пистолета, можно самым банальным образом отравить? Ив гневно оскалил зубы. Кому нужно такое бессмертие? Перед глазами заколыхалась белесая пелена. Все окружающее стало каким-то размытым, и только чьи-то глаза с сузившимися зрачками, горящие злобой и торжеством, были видны четко, до последней прожилочки, до каждого лопнувшего сосудика. У Ива мелькнула мысль: а может, все правильно, он слишком уверовал в свою неуязвимость, за что и поплатился. Он попытался подняться, но кто-то, вроде бы барон, ударил его по лицу, и он упал навзничь. Где-то на периферии сознания звенел дикий крик Сутреи. Он почувствовал, что в комнату вошел еще кто-то, потом на него плеснули чем-то жидким и вонючим, за этим последовало несколько ударов и чей-то незнакомый голос пророкотал, странно растягивая слова, а может, это делало его искаженное сознание:

– С-с-смот-т-три-ка, е-е-еще шев-е-е-елит-т-тся. – Потом, спустя мгновение, тот же голос произнес: – П-п-прощай, чуж-ж-ж-жак.

Собрав все силы, Ив прошептал:

– Барон…

Тот же голос удивленно пробормотал:

– Бо-о-о-оже, он-н-н еще гов-в-ворит, а отец И-и-иеремия о-о-обещал, что не п-п-п-протянет и ми-и-и-нуты.

– Барон… Мы еще встретимся, – тихо сказал Ив, вложив в эти слова последние силы.

Его угасающее сознание уловило раскатистый смех, потом прежний голос пробормотал:

– Прико-о-о-ончить е-е-его.

Ив почувствовал страшную боль в груди, там, где было сердце, потом взорвался болью череп, живот, пах – и наконец все закончилась. Остался только мучительный жар, который становился все сильнее и сильнее. А потом его унесла черная мгла.

Барон смотрел на полыхающий дом, заслонясь рукой в перчатке от обжигающего жара. В пяти шагах от него, в грязной луже, выла нагая и избитая Сутрея. Когда жар от горящего дома стал слишком силен, а бароновы молодцы, насытившись, оставили ее, она приподнялась и, опираясь на дрожащие руки, поползла к дому. Но когда ее волосы стали потрескивать от огня, она не выдержала, рухнула на землю и дико завыла. От этого воя кровь стыла в жилах. Барон достал лучевик, шагнул вперед и, приложив дуло к затылку девушки, нажал на спуск. Сутрея захлебнулась криком и затихла. Барон обернулся и, кивнув Остану, который с каким-то первобытным ужасом смотрел на него, небрежно усмехнулся и произнес:

– Вот и все, хозяин Остан, можешь считать, что его поле теперь твое. – Он подошел к Остану вплотную и, приблизившись к самому его лицу, добавил: – И всегда помни о том, что происходит с теми, кто попытался перейти мне дорогу.

Ив с трудом разлепил обгорелые веки и повел глазами по сторонам. Если бы то, что осталось от его губ, могло пошевелиться, наверное, он попытался бы улыбнуться. Тот ли это был свет или нет – только Ив здесь уже был, и не раз. Он лежал на прохладной, идеально ровной поверхности, а воздух вокруг был наполнен золотистой дымкой. Боль, заполнявшая, казалось, каждую клеточку его изуродованного тела, как будто утихла, сделалась как бы неощутимой, лишь слабо напоминая о себе. Ив, опираясь на руки, со стоном приподнялся.

– Ну, наконец-то…

Ив дернул головой в ту сторону, откуда раздался голос, и заскрипел зубами. Боль, почти неощутимая, пока он не двигался, при малейшем движении обжигала пламенем.

– Ладно, лежи, я пододвинусь.

Перед Ивом возникла худая, жилистая фигура мужчины с иконописным лицом и такими знакомыми ехидными глазами. Мужчина, сидевший в удобном, старомодного вида кресле, окинул его критическим взглядом и поморщился:

– Ну и что теперь?

Вопрос был чисто риторический, поэтому Ив промолчал. Творец спросил:

– И во что ты вляпался на этот раз?

– А то ты не знаешь, – сердито буркнул Ив, пытаясь осторожно согнуть ноги в коленях. Это ему удалось, но от боли перед глазами еще с минуту плясали огоньки. Творец покачал головой:

– Да-а-а, пожалуй, кто увидит тебя в таком виде, уже никогда не станет называть тебя Счастливчиком.

– Что, так плохо?

– А то ты не чувствуешь…

Ив, скривившись, осторожно кивнул головой. Они помолчали. Творец шевельнул пальцами. Перед Ивом тут же возник низкий столик, очень похожий на те, что так любили в султанате Регул, уставленный блюдами с фруктами.

– Подкрепись, похоже, тебе это сейчас не помешает.

Ив в нерешительности помедлил, однако привычки донов все же взяли верх, и он медленно протянул руку к разрезанному арбузу, взял ломоть и впился в него зубами. Творец удовлетворенно кивнул.

Когда Счастливчик, довольно вздохнув, отодвинулся наконец от столика, Творец окинул насмешливым взглядом учиненный им разгром – и столика как не бывало.

– И что ты теперь собираешься делать?

Ив ответил вопросом на вопрос:

– Я жив?

Творец сделал неопределенный жест рукой:

– Скажем так – ты не совсем мертв. Чем все это кончится – зависит только от тебя.

– То есть?.. – удивился Ив.

– Ну, не вечно же мне выпутывать твою задницу из всего, во что ты умудряешься вляпываться, – Творец ехидно прищурился, – или ты понял прозвище Вечный именно так?

Ив недовольно поморщился:

– Как ты помнишь, до нашей первой встречи я как-то обходился без твоей помощи.

– Но позже ты принял на себя кое-какие обязательства, или я не прав?

Ив молчал. Да и что было говорить? Творец усмехнулся:

– И чем ты занимаешься?

Ив недоуменно посмотрел на него:

– Но ведь ты же сам сказал…

– Что?

– Ну… Ты же сам… это… в смысле интеллекта.

– Верно, – Творец снова растянул губы в своей обычной ухмылке и повторил свой вопрос: – Ты чем занимаешься?

Счастливчик никак не мог понять, чего тот хочет.

– То есть как это чем?

Творец поднялся с кресла, воздел руки вверх, как если бы говорил: «Господи, дай мне терпения с этой бестолочью», что в данном случае выглядело несколько забавно, прошелся туда-сюда перед Ивом и, повернувшись к нему, снова заговорил:

– А если бы я отправил тебя в эту, как ее, средневековую Европу или, еще хлеще, в Древний Египет, ты бы тоже прямым ходом отправился в университет?

Ив сверлил непонимающим взглядом дырку во лбу Творца. Из всего сказанного им он понял только то, что в названных им абсолютно незнакомых ему местах тоже были свои университеты. Творец сокрушенно покачал головой и остановился перед Ивом:

– Понимаешь, все так называемые знания, которыми вы обладаете, – это… – Он запнулся и сделал замысловатый жест рукой. – Ну вроде представлений древних людей о том, что Земля плоская или что звезды движутся по небу потому, что закреплены на вращающемся хрустальном куполе…

Слова Творца заставили Ива улыбнуться, хотя до него все никак не доходило, о чем же все-таки идет разговор. Тот, по-видимому, это понял, потому что сокрушенно вздохнул и опустился в кресло, мгновенно возникшее под его сухопарым задом.

– Ну как бы тебе объяснить… – Он на мгновение задумался, скептически улыбаясь. – Представь себе, что некий слепец наткнулся на осла и дернул его за хвост. – Он замолчал, испытующее глядя на Ива, а тот невольно улыбнулся, представив себе эту картину. Заметив его улыбку, Творец удовлетворенно кивнул и продолжил речь с заметным энтузиазмом в голосе: – Так вот, сначала он со страху принялся наделять это непонятное существо всякими сверхъестественными чертами. Но время шло, и постепенно слепец понял, что осел, который представлялся ему состоящим только из хвоста и глотки, вполне управляем. С течением времени он научился, соразмеряя силу и продолжительность рывка, добиваться желаемой громкости и продолжительности крика. Потом оказалось, что осел может двигаться и даже перевозить грузы, так что к представлениям слепца об осле прибавилось понятие спины и, вероятно, пары ног, ведь столько же у него самого. – Творец немного помолчал, давая время Иву вникнуть в его притчу, и жестко закончил: – Так вот, современное тебе общество отличается от древних людей только тем, что научилось дергать за хвосты МНОГО разных ослов.

Когда до Ива дошел – с некоторым запозданием – смысл сказанных слов, он чуть не подскочил от возмущения:

– Но…

– Ты собираешься спорить со МНОЙ?! – с иронией воскликнул Творец.

Это был убийственный аргумент, и Счастливчик оборвал себя на полуслове. Они помолчали. Наконец Ив уныло спросил:

– А чем же я должен был заниматься?

Творец покачал головой:

– Я надеялся, что ты сам это поймешь, – и добавил ворчливым тоном: – И какого дьявола я все это делаю?

Однако Ив не успел разобрать этих слов – его подхватило и понесло. Из далекой дали до него донесся затухающий голос Творца:

– Даю тебе еще один шанс, но учти, это последний.

И Счастливчик понял, что на этот раз вляпался во что-то гораздо более серьезное, чем когда-либо прежде.

Когда звезды на востоке поблекли, все еще дымившаяся груда углей вдруг зашевелилась и из-под кучи пепла показалась рука, обгоревшая почти до кости. Рука пошевелила пальцами, потом замерла, будто отдыхая, а затем поползла дальше вверх. Вскоре показалось плечо, потом шея, лысая, обгоревшая голова, и вдруг в воздух взметнулось целое облако пепла. Когда он осел, оказалось, что на углях стоит черная фигура, чем-то напоминающая пришельца из преисподней. Фигура покачнулась и рухнула на одно колено, и если бы кто-то наблюдал эту сцену, он решил бы, что она сейчас рассыплется по кусочкам, по косточкам и осядет кучкой праха, однако фигура каким-то чудом осталась цела. Постояв какое-то время неподвижно, видимо собираясь с силами, фигура наклонилась, подобрала обгорелую доску и, опираясь на нее, выпрямилась. Немного постояв, она двинулась затем с каким-то глухим скрипом и скрежетом в сторону темневшего неподалеку леса.

– Убери граблюки, урод.

Фуг Стамеска пнул Убогого по вытянутой ноге и, харкнув так, что плевок попал Убогому на рукав, важно прошествовал мимо. Убогий, при первых же звуках торопливо отодвинувшийся в угол, уже привычным жестом поправил наброшенный на голову капюшон, сшитый из какого-то тряпья, – он закрывал большую часть изуродованного лица, пряча пустую левую глазницу, – и проводил Фуга Стамеску затравленным взглядом. Он жил в этой ночлежке, расположенной в двух шагах от космопорта Варанги, уже третий месяц. Он не помнил ни того, как попал сюда, ни того, кто он такой. Мамаша Джонс, добродушная чернокожая женщина средних лет и не меньше трехсот фунтов весом, являвшаяся чем-то средним между хозяйкой и кухаркой и потому пользовавшаяся у обитателей ночлежки авторитетом, рассказала ему, что его приволок Грязный Буч. Он наткнулся на Убогого, возвращаясь в ночлежку перед самым рассветом, и принял его в темноте за Слезливого Гржимека, одного из старожилов ночлежки, промышлявшего нищенством у задних грузовых ворот космопорта. И немудрено было перепутать – от Убогого изрядно попахивало гарью и мочой, что было одним из характерных признаков Гржимека. Когда же Буч обнаружил, что приволок не того, то ругался чуть ли не полчаса. Да только было уже поздно. Уж так повелось, что обитатели ночлежки никогда ничего не выбрасывали, стараясь приспособить для дела даже самый что ни на есть завалящий предмет. Даже такой вонючий и обгорелый, каким был Убогий. Сначала его оставили в покое, дав время отлежаться, и первую неделю мамаша Джонс даже некоторым образом ухаживала за ним, делая это, впрочем, больше по доброте душевной, чем из каких-то иных соображений.

Обитателей ночлежки, людей опустившихся и давно махнувших на все рукой, отличала среди прочих особенностей невероятная живучесть. Поэтому все решили, что раз он, несмотря на столь страшный внешний вид, до сих пор не окочурился, то, значит, будет жить. А раз так, то о своем пропитании пусть сам и позаботится. После чего мамаша Джонс погрузилась с головой в свои дела, и статус Убогого скатился в самый низ местной табели о рангах. Убогий полежал еще несколько дней в дальнем углу ночлежки, потом голод заставил его подняться, и вот уже второй месяц он числился в помощниках у мамаши Джонс, делая кое-что по хозяйству. Хотя толку от него пока что было немного. Руки слушались его все еще плохо. Правая уже почти совсем восстановила подвижность, и основная проблема была в том, что на пальцах почти не осталось плоти, а вот с левой дело обстояло намного хуже. Но самое ужасное было не это – он ничегошеньки не помнил. Ни имени, ни кем он был раньше, ни даже того, кто и за что его так изуродовал.

Это не была полная амнезия, когда стираются абсолютно все воспоминания, так что человека приходится заново учить самым элементарным вещам, но вся его сущность, привычки, воспоминания детства и всей остальной жизни, короче, все то, что и составляет человеческую личность, все это было утрачено. Кто-то хорошо поработал над его мозгом. Как и над всем остальным. Похоже, этот кто-то очень хотел, чтобы не только у Убогого не осталось никаких воспоминаний, но и из этого мира исчезла всякая память о том, что данная личность когда-то существовала. Судя по ожогам, его, прежде чем бросить в огонь, хорошенько полили каким-то маслом или иной горючей жидкостью, отчего на пальцах левой руки сухожилия сгорели почти полностью и он лишился нескольких фаланг. Как и почему это случилось, он совершенно не помнил. В памяти осталось только ощущение нестерпимой боли и удивление пополам с недоверием. Будто он никак не мог поверить в то, что все это произошло именно с ним. Словно с тем, кем он был тогда, не могло приключиться ничего подобного. И это удивление вновь и вновь всплывало в его беспокойных снах. Однако до его переживаний никому не было дела. Здесь действовал один принцип – как хочешь, так и выживай, а сдохнешь – что ж, туда тебе и дорога. Так что каждый выживал как мог. Кто нищенствовал, кто воровал, кто грабил, кто перебивался случайными разгрузками в космопорту, кто нанимался на сезонную работу к крепким хозяевам в близлежащие деревни, остальные лизали зад всякому, кто хоть что-то имел, и за это получали право подбирать упавшие со стола крохи. Убогому было отведено место среди последних.

– Эй, Убогий, там в котле немного мучной болтушки, можешь дохлебать. А как закончишь – помоешь котел.

Голос мамаши Джонс оторвал его от тягостных раздумий. Он торопливо кивнул и, опираясь на стену, поднялся на ноги. Сегодня ему повезло. По меркам Убогого, его ждал роскошный ужин, если, конечно, его не опередит кто-нибудь такой же убогий, но покрепче и пошустрее. А потому следовало торопиться. Он подтянул костыль, сделанный из той самой доски, с помощью которой уковылял со смутно припоминаемого пепелища, – дерево хорошо прокалилось, и когда счистили верхний слой, то под углями оказалась крепкая, неповрежденная сердцевина, – и торопливо двинулся к закутку с очагом, служившему кухней мамаше Джонс. Слава богу, он успел раньше остальных.

Вечером, лежа на своей подстилке в самом сыром углу ночлежки, он в сотый раз мучительно думал о том, кто же он такой. Это уже стало навязчивой идеей. Временами ему казалось, что еще чуть-чуть – и он вспомнит что-то очень важное, может быть даже все, но это ощущение проходило, и он оставался наедине с тем обрубком человека, которым стал.

Мимо, ругаясь сквозь зубы, протопали три «ночных богомола», как в ночлежке звали громил, промышлявших тем, что грабили подгулявших завсегдатаев припортовых баров. Один из них бросил в его сторону брезгливый взгляд и поморщился. Убогий этого не заметил, но инстинктивно поежился и судорожным движением поглубже зарылся в кучу грязных, вонючих тряпок, будто стараясь спрятаться от своих мучительных мыслей. Он уже привык к этой вони, но где-то в глубине подсознания сохранилось ощущение того, что тот, кем он был раньше, вряд ли бы стал терпеть подобную вонь даже в течение минуты. И это воспоминание – скорее даже намек на его прежнее «Я», случайно пробившийся сквозь стену, которая отделяла его от собственного прошлого, – согревало душу Убогого сильнее, чем лишняя ложка мучной болтушки. Но сейчас он был совершенно другим человеком, и этот человек был даже рад этой вони, потому что благодаря ей он мог быть спокоен, зная, что на тряпки, служившие ему одеждой и постелью, никто не покусится.

Из темноты показалась грузная фигура Грязного Буча. Тот до сих пор не мог простить себе, что приволок в ночлежку «этого урода». Убогий вжался в стену и подгреб тряпки ближе к себе, но на этот раз Буч прошел мимо, едва удостоив его взглядом. Когда его громоздкая фигура исчезла за углом, Убогий облегченно вздохнул. За последние два месяца он научился многому из того, что крысы знают от рождения. А также чего можно ожидать от человека, который считает тебя намного ниже себя и абсолютно уверен в собственной безнаказанности. Знать это было жизненно необходимо. Главное же из всего, что он успел понять за последние недели, было следующее: его первейшая забота – выжить, ни о чем другом он не должен даже думать. Все, что выходит за этот четко очерченный круг, любая мысль и переживание – в его положении непозволительная роскошь.

Мамаша Джонс подняла его на рассвете. Выглядел этот подъем довольно бесцеремонно. Убогий проснулся от чувствительной затрещины, и, пока он ошеломленно хлопал глазами, мамаша Джонс сунула ему в руки миску овсянки, скупо приправленной НАСТОЯЩИМ МАСЛОМ, и добродушно пробормотала:

– Ешь, страдалец.

Убогий, несколько ошарашенный столь щедрым подношением, тут же принялся торопливо уплетать кашу. В его положении грех было бы упустить такую возможность набить брюхо.

Мамаша вернулась спустя пару минут, когда Убогий уже долизывал донышко тарелки. Забрав тарелку, она поманила его за собой. Убогий поднялся и, опираясь на костыль, шустро поковылял за ней. В закутке мамаши Джонс стояло большое корыто, наполненное горячей водой, от которой поднимался белый пар, рядом лежала относительно чистая тряпица и потрепанный, но чистый комбинезон портового рабочего. А также совершенно не подходящий к нему дорожный термоплащ с давно выпотрошенными внутренностями. В таком виде он вряд ли мог кого-то согреть, но для любого ночлежника был бы шикарным подарком, поскольку выглядел почти целым. А большинство обитателей ночлежки носили свою одежду до тех пор, пока общая площадь дыр не становилась больше площади оставшейся ткани. Впрочем, многие и после этого продолжали таскать свои одежки, просто надевая их в несколько слоев, так, чтобы верхняя закрывала прорехи нижней и так далее. Убогий и сам сейчас был одет именно так.

Рядом с корытом стоял Грязный Буч, переругиваясь то ли с мамашей, то ли с корытом, поскольку мамаша Джонс не обращала на него никакого внимания. Когда Убогий, переступив порог, настороженно замер, готовый броситься вон, если вдруг Буч обратит свой гнев на него, мамаша Джонс повернулась к нему и показала рукой на корыто:

– Раздевайся.

Убогий удивленно воззрился на нее. Он знал, что мамаша относится к нему неплохо, но то, что он видел перед собой, по местным меркам было настоящим, стопроцентным чудом. А то, что в этом участвует Грязный Буч… И тут Буч напомнил о себе. Он шагнул вперед и рявкнул:

– Шевелись, мешок с костями, я что, должен тут сгнить, пока ты соизволишь раздеться?!

Убогий тут же начал непослушными руками торопливо стягивать с себя тряпье, а мамаша Джонс посмотрела на Буча и укоризненно покачала головой:

– Ты мог бы быть с ним поласковей, Бучито.

– Еще чего, – пробормотал тот, но, когда Убогий наконец разоблачился, он подхватил его, почти не причинив боли, и опустил в корыто.

Спустя полчаса Убогий сидел на табурете, облаченный в поношенную, но чистую одежду, и наслаждался давно забытым ощущением хорошо вымытой кожи и отсутствием уже ставшей привычной вони. Вернее, вонь не исчезла окончательно, ведь никуда не исчезла ночлежка, просто по сравнению с тем облаком вони, которое постоянно окружало его последнее время, то, что ощущал сейчас его нос, казалось просто свежим дыханием майского утра. Очевидно, все это было написано у него на лице, потому что мамаша Джонс, жалостливо посмотрев на него, порылась в своем закутке, шаркая ногами, подошла к Убогому и протянула ему замасленный кулек. Убогий вскинул удивленный взгляд на Мамашу, осторожно взял кулек и развернул: на измятом листке бумаги лежало два небольших желтоватых кусочка сала. Убогий тупо уставился на этот немыслимый деликатес. Он подействовал на него как холодный душ. По своей наивности Убогий еще мог принять за нечаянное чудо все, что произошло с ним до сего момента, но сало… Он поднял на мамашу Джонс испуганные глаза и спросил срывающимся голосом:

– Что со мной сделают?

Мамаша всхлипнула и отошла в сторону, а на пороге каморки появился отлучавшийся куда-то Грязный Буч. Бросив сердитый взгляд на мамашу Джонс, он повернулся к Убогому и рявкнул:

– Ну, ты готов?

Убогий вздрогнул:

– К чему?

Грязный Буч посмотрел из-под насупленных бровей на мамашу, потом на Убогого и кивнул в сторону двери:

– Вставай. Пошли.

– Куда? – Убогий не двигался.

С перекошенным от бешенства лицом Буч схватил Убогого за шиворот, стащил с табурета и, встряхнув несколько раз, проорал:

– Куда надо!

Мамаша Джонс всплеснула руками:

– Бучито!

Тот недовольно покосился на мамашу Джонс, однако выпустил воротник Убогого, который мешком свалился на пол с лицом, мокрым от слез, и комком горечи во рту. Он в очередной раз почувствовал себя унизительно слабым и никчемным, и ему подумалось, что лучше бы ему сейчас же умереть.

Буч не дал ему долго размышлять. Он легонько пнул его под ребра и, бросив на мамашу Джонс настороженный взгляд, примирительно сказал:

– Ну ладно, вставай, пора.

Убогий понимал, что всякое сопротивление с его стороны бесполезно, будет только хуже. Грязный Буч еще больше разозлится и вообще перестанет обращать внимание на мамашу Джонс, а это значит, что его все равно доставят туда, куда хотят, да перед этим еще и изобьют Поэтому он неуклюже поднялся, с каким-то странным в данных обстоятельствах огорчением подумав об испачканных штанах, и обреченно заковылял к двери. Буч подхватил упавший костыль, догнав Убогого, сунул ему в руку, распахнул дверь и, поддерживая его под локоть, вывел наружу.

Последний раз Убогий был на улице три месяца назад, но единственным сохранившимся воспоминанием было ощущение влаги на лице, то ли от дождя, застигнувшего его в лесу, то ли оттого, что во время очередного падения он упал лицом в лужу. Больше он ничего не помнил, поэтому, выйдя из дверей, он невольно остановился и зажмурился. Как ни удивительно, Буч не стал пихать Убогого в спину, а терпеливо дождался, пока тот откроет глаза, и лишь потом осторожно подтолкнул в поясницу. То ли от яркого света, то ли от свежего ветерка, то ли еще почему, но Убогий вдруг почувствовал такой прилив сил, что сумел без посторонней помощи сделать несколько шагов и перейти через переулок, в котором и располагалась ночлежка. Однако, дойдя до угла, он почувствовал, что задыхается, с трудом подошел к стене и, прислонившись к ней спиной, повернулся в сторону ночлежки. Он впервые видел ее с улицы. Ночлежка занимала цокольный этаж обгоревшего, полуразрушенного здания, судя по всему до пожара бывшего припортовым складом. Убогий из разговоров знал, что в припортовом районе есть и другие ночлежки и что в сравнении с многими из них берлога мамаши Джонс – грязная дыра. Но на протяжении нескольких месяцев она была его домом. К тому же ночлежки получше, как правило, принадлежали «крутым», и вряд ли Убогому удалось бы протянуть там дольше, чем требуется для того, чтобы извлечь нож и полоснуть им по горлу. Он еще раз посмотрел на ночлежку и с какой-то мрачной иронией подумал: «От пепелища ушел и к пепелищу пришел». В темном провале двери белели лица ночлежников, следивших за ним с некоторой жалостью, любопытством и даже злорадством. Убогий вдруг разозлился на себя и, решительно оттолкнувшись от стены, крикнул Грязному Бучу:

– Ну, так куда мы идем?

Буч, различив новые нотки в голосе жалкого урода, удивленно вскинул бровь и ехидным тоном, в котором, однако, сквозило невольное уважение, ответил:

– На «мясной склад», парень.

Это было что-то новенькое. Но Убогий просто кивнул и, опираясь на костыль, двинулся вперед, на ходу бросив:

– Я не совсем понял, какое отношение это имеет ко мне. Если ты только не собираешься сдать меня на консервы.

– Ты не знаешь, что такое «мясной склад»? – изумился Буч. – Как же ты попал на Варангу?

В голове у Убогого что-то забрезжило. Наверное, смутное воспоминание из его прошлой жизни, хотя сам он еще этого не осознавал. Он застыл на месте словно пораженный громом:

– Ты хочешь сказать…

Буч кивнул, настороженно глядя на Убогого, будто собираясь решительно пресечь всякую попытку неповиновения. Что со стороны Убогого было бы просто смешно. Он лишь постоял неподвижно, переваривая эту новость, а потом даже слегка усмехнулся:

– Ну что ж, мне кажется, в моем положении это не худший вариант.

Буч в изумлении качнул головой. Этот калека словно нарочно решил сегодня удивлять его. Впервые ему попался человек, который не боится «мясного склада». На многих пограничных планетах до сих пор не хватало чернорабочих, и многочисленные компании с готовностью брались решить эту проблему. Официально они занимались вербовкой людей в отсталых мирах, а так как требовалась дешевая рабочая сила, то компании старались экономить на всем. Один из способов экономии заключался в том, что отобранных, а кое-где и просто отловленных людей заталкивали в криохолодильники и отправляли к месту назначения, набив под завязку холодильные камеры, устроенные в грузовых трюмах тихоходных транспортных кораблей, замороженными телами. В достаточной мере отработанная технология позволяла оживить практически всех. Другое дело, что некоторые становились дебилами, другие по каким-то причинам просыпались с напрочь отмороженными пальцами, мужчины теряли то, чем больше всего дорожили, женщины – груди, кое-кто мог очнуться и вообще без рук без ног. Но в подавляющем большинстве работать они могли, а ведь стоили компаниям ненамного дороже мороженой сублимированной говядины. Конечно, с подобными конторами вряд ли можно было столкнуться в достаточно цивилизованных мирах, во всяком случае легально. Поговаривали, что многие крупные корпорации на цивилизованных планетах тоже используют партии «мороженого мяса», скажем, для работы на отдаленных рудниках или в подводных перерабатывающих заводах, а уж на таких, как Варанга, они орудовали почти не скрываясь. Во всяком случае, именно благодаря тому что ночлежка мамаши Джонс не реже одного раза в неделю поставляла «товар» на «мясной склад», которому покровительствовал местный полицай-премьер, обитатели ночлежки могли жить относительно спокойно. Разве что на склад поступил бы действительно крупный заказ… Тогда, конечно, негласная договоренность была бы тут же отброшена в сторону, но можно ли ожидать иного в этом столь несправедливом мире?.. В конце концов, некоторым ночлежкам приходилось еще хуже, ибо зачем тратить, пусть даже гроши, на официальный наем и рисковать, опять же, деньгами, пусть и мизерными, на выплату компенсации в случае необратимого ухудшения здоровья, что очень вероятно при подобной практике, если можно просто послать с десяток дюжих полицейских в ближайшую ночлежку и загрести нужное количество бессловесных скотов, по внешнему виду напоминающих людей. А если вдруг окажется, что у них не все в порядке со здоровьем, что ж, это можно списать на последствия заморозки. Ведь коли нет официального договора о найме, то нет и никаких финансовых последствий типа выплаты компенсации. В этом бизнесе никто не требовал товара высшего качества. Счет шел по головам, по числу, а это конторы обеспечивали.

Убогий упорно ковылял вперед, с каждым шагом все больше убеждаясь, что его болячки были следствием не только тяжких испытаний, но и в немалой степени того, что он сам согласился с положением полной развалины. Возможно, поначалу подействовало потрясение из-за потери памяти и подсознательного ощущения, что когда-то прежде он занимал намного более высокое социальное положение. Однако сейчас он понимал, что его физическое состояние было бы уже намного лучше, если б он задолго до сегодняшнего похода перестал жалеть себя и распускать сопли. Грязный Буч, всю дорогу поглядывавший на него с нескрываемым удивлением, замедлил шаг, крепко взял Убогого за руку и остановился.

– Уже пришли?

Буч кивнул, забрал у Убогого костыль, отбросил его в сторону, придирчиво осмотрел спутника и, продолжая крепко сжимать его руку, повернул к большой двери, видневшейся на противоположной стороне улицы. Они перешли через дорогу, и Буч несмело постучал в дверь, затем приоткрыл ее и просунул голову в щель:

– Можно?

– Ну?! – гаркнул чей-то голос, и Буч поспешно протиснулся внутрь, таща за собой Убогого.

Они оказались в небольшой комнатушке, в которой господствовал огромный стол. Половину стола занимал полицейский пульт, остальное пространство было завалено какими-то распечатками. Над всем этим хаосом гордо возвышались панероновые каблуки полицейских сапог, владелец которых лениво рассматривал вошедших между носками вытянутых ног, словно сквозь коллиматорный прицел тяжелого полевого плазмобоя. Буч подтолкнул Убогого вперед:

– Вот, господин полицай-премьер… – Он неуклюже сдернул с головы шляпу и переступил с ноги на ногу.

– Этот урод? – В недовольном голосе хозяина комнаты выразилось сомнение.

– Не сомневайтесь, г-господин полицай-премьер, он достаточно крепок. Если бы вы видели его три месяца назад, то удивились бы, что он так хорошо выглядит.

Полицейский снял ноги со стола и, подавшись вперед, уставился на Убогого, затем встал, обошел вокруг него, бесцеремонно пощупал мышцы и оттянул верхнюю губу.

– И это ты называешь «хорошо»?! – прокричал он Грязному Бучу, брызгая слюной. – Да ты смеешься надо мной, вонючка!

Буч, красный как рак, пролепетал:

– Никак нет, ваша честь. – Он торопливо сунул руку за пазуху и выудил оттуда какой-то сверток. – Вот, господин полицай-премьер, мамаша Джонс велела передать. – Буч потерянно развел руками. – Все, что могли, вы уж простите…

Полицейский взял сверток, сунул его, не разворачивая, в карман и сказал уже тоном ниже:

– Черт знает что. – Он подозрительно взглянул на Убогого и с сомнением добавил: – А не подохнет при заморозке?

Буч энергично замотал головой:

– Я же говорю, живучий, как крыса.

Полицейский, вздохнув, вернулся к столу и принял прежнюю позу:

– Ладно, передай привет мамаше Джонс, но чтоб в следующий раз «мясо» было качественным. – Он нажал клавишу на пульте: – Эй, Орбах, сучий потрох, быстро ко мне, заберешь «мясо».

Минут через двадцать Убогого привычным пинком впихнули в камеру отправки. В отсеке уже находилось человек сорок, и вряд ли среди них был хотя бы один, кто пришел сюда по своей воле. Когда дюжие охранники приволокли Убогого к внешней двери и, держа оружие наготове, втолкнули в решетчатый тамбур, несколько человек попытались кинуться на решетку, но охранники явно ожидали такого поворота и несколькими разрядами искровиков заставили менее решительных отскочить назад, а самых ярых просто вырубили. Так что появление Убогого в камере было ознаменовано этаким электрическим салютом. Обозленные бунтовщики, прежде чем разойтись по своим углам, усесться на пол и отупело уставиться в стену, излили свой гнев на вновь прибывшего, несколько раз пнув его в ребра. Убогий привычно перетерпел пинки, а когда драчуны разошлись, поднялся на ноги, упрямо стиснув зубы, и принялся осматривать камеру. По дороге из ночлежки он дал себе слово больше не раскисать и теперь намерен был упорно претворять в жизнь свое решение.

– Эй, добрый человек, иди сюда, здесь для тебя найдется местечко.

Убогий повернул голову. Из дальнего угла ему махал здоровенный краснорожий мужик с объемистым брюхом, одетый во что-то отдаленно напоминавшее рясу. Убогий заколебался было, глядя на мужика, но тот выглядел не опаснее других, и он решил принять приглашение. Когда он добрался до мужика, тот приветливо улыбнулся и кивнул на место рядом с собой:

– Садись, добрый человек, и да хранит тебя Господь.

Из-за плеча мужика тут же высунулась чья-то голова и зло прошипела:

– Эй, урод, жратва есть?

Убогий по привычке вжал голову в плечи, но, вспомнив о своем решении, выпрямился и ответил тихо, но твердо:

– Нет.

Последовало заключение:

– Ну ты козел, – а другой голос добавил:

– Глянь, Кабан, у него неплохие шмотки.

Пригласивший Убогого человек возмущенно всплеснул руками:

– Прости, Господи, этих людей, зачем вам его вещи, вы же знаете, что через несколько часов мы все останемся нагими и босыми перед нечестивыми фарисеями, использующими создания разума человеческого, дарованного нам Господом нашим, в своих непотребных целях?

– Заткнись, монах, – прорычал первый голос, – а то и тебя пощипаем.

Монах сложил ладони и, прошептав: «Прости мне, Господи, прегрешения мои», слегка повернулся всем корпусом и двинул локтем по кадыку первого из говоривших, да так, что тот отлетел к стене, сопровождаемый изумленным взглядом ошарашенного подельника. А святой отец, не дожидаясь, пока подельник опомнится, хватил и его кулаком по темечку. Тот рухнул на пол. Монах кряхтя поднялся, подхватил обмякшее тело под мышки и отволок к первому, после чего опустился на колени рядом с ними и, молитвенно сложив руки, что-то забормотал. Когда он вернулся к Убогому, в отсеке камеры все еще царило мертвое молчание. Монах опустился на свою циновку и с легким поклоном представился:

– Мое имя – фра Так, добрый человек, – и после короткого молчания простодушно спросил: – А не соблаговолишь ли ты назвать свое?

Убогий пробормотал себе под нос:

– Скорее фра Кулак, – и чуть громче сказал: – Я вряд ли смогу назвать его тебе, святой отец. Мое имя умерло вместе с тем человеком, которым я был раньше. Так что зови меня так, как это тебе больше нравится, а хочешь, – Убогий печально улыбнулся, – стань моим крестным отцом. – Он немного помедлил и тихо добавил все с той же горькой улыбкой: – Накануне нашего паломничества в неизвестный новый мир.

Монах, улыбнувшись в ответ, кивнул головой:

– Со смирением соглашаюсь и с первым, и со вторым, – Он перевел дыхание и с хитрой миной пророкотал: – Нарекаю тебя, раб божий, именем Корн, что на языке уттаров, среди которых я усмирял свою душу последние двадцать лет, означает «Ищущий утраченную силу». – Монах замолчал, наслаждаясь удивлением, написанным на лице Убогого, и, наклонившись к нему, уже тише добавил под дружный хохот сокамерников, которые приняли это за очень удачную шутку: – Что не так далеко от истины, как может показаться. Не правда ли, сын мой?

Холод… Холод, вызывающий дрожь во всем теле, и вата, набившаяся в рот, уши, нос, и песок… Песок под веками, под ногтями, песок в желудке, мошонке и под крайней плотью, и зуд… Убогий почувствовал, что вот-вот закричит в голос от этих невыносимых ощущений, но тут сквозь вату пробились какие-то голоса. Сначала речь была невнятной, будто кто-то гонял рекордер на разной, по большей части низкой, скорости, потом стали проскальзывать отдельные высокие звуки, а спустя несколько мгновений Убогий понял, что различает отдельные слова. Говорили двое. Первый говорил хриплым голосом и шепелявил, словно у него не хватало зубов, второй при каждом слове причмокивал.

– …Такой урод, куда он годится?

– Заткнись, Пристукнутый, чего еще ты ожидал? Или ты думаешь, что «белолицые» делают нам такие подарки к каждому Рождеству?

– Но… до Рождества еще целых два месяца!

Второй фыркнул:

– Тем более, идиот. Мы получили это «мясо» просто потому, что им дешевле оформить бесплатную выдачу, чем отправлять его назад. А с тех пор как тут появился новый военный комендант, на нелегальной утилизации можно запросто попасться.

Собеседники ненадолго замолчали, потом первый голос заговорил снова:

– Да он не заработает даже себе на еду!

– Заработает, в крайнем случае позовем Пыхтягу, чтобы он отрубил ему ногу по ягодицу, может, еще и левую руку, да на морде шрамы сделаем побольше, и пусть Белобрысая Грета берет в свою команду, в развлекательный центр. Будет ветераном. Здесь не внутренние планеты – после Зовроса, Нупатки и Нового Магдебурга народец изрядно напуган и защитничку-инвалиду накидают мелочишки.

– Белобрысая возьмет себе большую часть дохода, а нам останутся крохи! – недовольно пробурчал первый.

– А что делать? – безнадежным тоном возразил второй. – Если у этого парня не найдется никаких иных талантов, другого выхода нет.

Наступило молчание. Потом второй проворчал:

– Что-то он долго не просыпается…

– А может, уже проснулся?

Второй хмыкнул:

– Да нет, когда «оттаиваешь» после заморозки, тебя так корчит, что орешь как резаный. По себе знаю, – добавил он после паузы, – самого привезли таким же мороженым куском мяса двадцать лет назад.

– Всех нас так привезли. Но я не о том. Глянь на него – может статься, они заморозили готовый труп.

– Не думаю. Они же не знали, что это мясо достанется нам, а с «Копями Рудоноя» такие штуки не проходят. В позапрошлом году их попробовала было надуть одна фирма с Эмблона, так Игенома доложил мадам Свамбе, та даже не стала крутить хвосты своим юристам, а просто послала на Эмблон парней из «грязной конторы», и те ребятки больше уже никого не обманут. – Говоривший умолк и тут же снова заговорил: – Ну да ладно, он действительно что-то долго в ступоре, ну-ка я его…

Убогий почувствовал, как его руку поднимают, прижимают что-то, и в тот же миг его пронзила острая боль. Прислушиваясь к разговору, он как-то отвлекся от мучительных ощущений, и вот теперь они вернулись вновь, с еще большей силой. Убогий дернулся и застонал. Первый голос удовлетворенно произнес:

– Видишь, живехонек.

Его собеседник возразил:

– Что-то мне не верится, что он на что-то способен. А может, оттяпаем ему ногу прямо сейчас, пока он еще еле шевелится? А то потом вопить начнет.

– Погоди, сначала давай обсудим. Кто его знает, на что он еще годен? А вдруг нога у него и есть самое ценное, потом локти себе будем кусать.

Второй недоверчиво цокнул языком:

– Если бы от него был какой-то прок, нам бы он не достался.

Первый хмыкнул:

– Когда ты вот так же лежал на столе, будто кусок оттаявшей мертвечины, о тебе тоже ничего хорошего сказать было нельзя. Однако, как видишь, я нашел, как приспособить твои таланты.

– Я – другое дело.

– Ну-ну…

Они снова замолчали. Не было слышно ни звука. Убогий почувствовал, что оцепенение почти прошло, и решился открыть глаза.

– Ты смотри, какой шустрый, уже глазами хлопает, – радостно сказал первый голос. – Я, помнится, как очнулся, так почти час не мог даже через губу переплюнуть, а этот… – Убогий почувствовал какое-то неясное движение, и тот же голос закончил: – А ты говорил – труп, труп.

Убогому удалось наконец сфокусировать зрение, и он посмотрел вбок. Рядом с ним стояли, возбужденно его разглядывая, двое всклокоченных старичков с седыми бородами, усами и волосами. Лет им было, наверно, не меньше чем по сто восемьдесят на брата. Убогий попытался пошевелить языком, но это получилось лишь с третьей попытки:

– …е а?

– Чего?

– …де я?

– А-а… – Старички обрадованно закивали. – На Рудоное, где ж еще, аккурат в Первой штольне.

Убогий устало прикрыл глаза и задумался. Голова работала пока не очень хорошо, в памяти наличествовали провалы, но, скорее всего, это было следствием того, что он еще не до конца «оттаял». Убогий попытался прикинуть, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул Варангу, но понял, что без дополнительных данных этого не сделать. Во всяком случае, вряд ли больше полугода. Транспорты с «мороженым мясом» очень медлительны, но и они добираются до самой дальней точки освоенного людьми пространства месяцев за восемь – десять максимум. Тут в его памяти всплыла картина отправки. Фра Так оказался прав. С момента его появления в отсеке прошло около двух суток, на протяжении которых Убогий был занят только тем, что дремал, слушал нескончаемую болтовню монаха и, памятуя о своем решении, пытался потихоньку делать кое-какие упражнения. К его немалому удивлению, некоторые упражнения получались как бы сами собой. Как будто он когда-то уже делал их и его тело помнило, с какой силой и в какой последовательности напрягать разные группы мышц. Свет в камере горел круглосуточно, хотя в ночные часы он слегка тускнел. Однако ни один разумный хозяин не станет тратить деньги на содержание «мороженого мяса» в камере отправки слишком уж долго. Так что стоило лампам после второй «ночи» вновь вспыхнуть в полную силу, как из забранного решеткой отверстия громкоговорителя раздался вой сирены, способный поднять даже мертвого из могилы глубиной в десять ярдов. Фра Так, как обычно проболтавший всю ночь и только за полчаса до того прекративший балагурить и выспрашивать все и вся у окружающего люда и прикорнувший привалившись к стене, моментально вскочил и, подхватив одной рукой свой объемистый мешок за лямки, а другой Убогого за шиворот, проворно ринулся к дальней стене, стараясь пробиться к самой ее середине. Спустя несколько мгновений сирены смолкли, а решетка, отделявшая отсек от небольшого тамбура, вдруг вздрогнула и медленно двинулась на них. Несколько горячих голов бросились было на решетку, то ли собираясь каким-то образом остановить ее движение, то ли просто от отчаяния, но тут же стало ясно, что подобные фокусы предусмотрены конструкцией. По прутьям пробежала искра, раздался треск, и незадачливые борцы с воплем отскочили назад. Некоторое время решетка двигалась вперед, прижимая людей к дальней стене и заставляя их равномерно распределяться вдоль нее. Все это сопровождалось воплями и яростными тычками, когда крайние, пытаясь избежать прикосновения к решетке, остервенело вбивались в плотную толпу у стены, расталкивая более расторопных, но менее крепких, однако фра Так сумел не только удержать занятое положение, но и ворот Убогого. Наконец, когда все присутствующие расположились равномерной плотной линией вдоль стены, а между лопатками крайних и прутьями с трудом можно было просунуть ладонь, решетка остановилась. Затем из динамика вновь послышался вой сирены и скрипучий голос произнес:

– Не шуметь, не толпиться, заходить по одному. В следующее мгновение стена, к которой они были прижаты, поползла вверх, открывая ряды черных проемов в форме вытянутых овалов. Фра Так тут же рванул вперед и, ловко проскочив перед носом соседей, заскочил в ближайший проем, швырнув Убогого в соседний и рявкнув на прощание:

– Удачи, парень!

Позади раздался разочарованный вопль, но за спиной Убогого уже закрывалась, мягко шурша, овальная задвижка, и он оказался в небольшом помещении, напоминавшем круглый металлический стакан. Перед лицом осветился небольшой экранчик. Убогий, которого фра Так изрядно помял во время героического прорыва на выбранное место у стены и борьбы за его сохранение, воспользовался моментом и попытался прислониться к стене, но его тут же тряхнуло разрядом тока, а на экранчике появилось изображение сурового мужского лица со стесанным подбородком, словно у хорька, и визгливый голос проорал:

– Стоять прямо, левую руку просунуть в отверстие слева у плеча.

Фра Так немного рассказал Убогому о том, как происходит заморозка. Сначала в кровь вводили сорокапроцентный раствор номия, который должен был подготовить тело к быстрому восприятию низких температур и скомпенсировать расширение жидкости при замерзании, чтобы свести к минимуму потерю клеток. Когда номий проникал в мельчайшие кровеносные сосуды и лимфотоки, тело превращалось в идеальный температурный проводник и замораживание происходило мгновенно. В идеале никаких повреждений быть не могло, по прошествии времени заледенелый кусок мяса, в который превращался человек, столь же мгновенно разогревался, после чего достаточно было удалить из организма номий, что можно было сделать простым уколом специального нейтрализатора, разлагающего препарат, и вколоть стимулятор. Жаль только, что человек при этом оставался в сознании до последнего момента, а номий имел свойство при температурах выше пятидесяти градусов по Фаренгейту быстро менять структуру, теряя эффективность. Вот почему фра Так был столь несолидно тороплив. У тех, кто попал в камеру заморозки первым и получил самый свежий номий, было больше шансов остаться нормальным. Впрочем, это касалось лишь тех случаев, когда на эту партию рабочих не поступило «специального» заказа. Ведь на некоторых работах вполне достаточно дебилов, а проблем с ними возникает несравненно меньше, чем с нормальными.

Убогий с опаской покосился влево, но экранчик сердито мигнул, и он торопливо вставил руку, куда приказали. Плечо мгновенно обхватила плотная манжета, и Убогий почувствовал, как в вены вошли иглы. Тут же в кровь начал поступал раствор номия, и новоявленное «мороженое мясо» почувствовало сначала сухость во рту, а потом по жилам начала разливаться боль. Через несколько минут – или часов? – манжета, удерживавшая руку Убогого, разжалась, изображение на экранчике, которое он уже с трудом мог различить, удовлетворенно кивнуло и рявкнуло:

– Внимание! Стоять в центре, голову держать прямо, руки опустить вниз и прижать к бокам.

В следующее мгновение сверху упал узкий металлический цилиндр морозильника и из его толстых стенок ударили струи жидкого азота.

Когда замороженное тело ухнуло в открывшийся в полу люк и, дребезжа, скользнуло по лотку на транспортерную ленту, контролер, наблюдавший за процессом с экрана, нажал на кнопку и впустил следующего.

Убогий очнулся от воспоминаний. Голосов больше не было слышно. Он попытался повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть место, где оказался. Это удалось сделать не до конца, но кое-что стало видно. Убогий лежал плашмя, причем на мягком или твердом – неизвестно, тело пока этого не ощущало. Над головой тянулись какие-то трубы, а сквозь забивавшую уши вату, которая, наверное, была не чем иным, как ощущением – просто слух еще не восстановился полностью, – слышался гул каких-то машин. Чуть дальше виднелась часть обшарпанной стены с изрядной дырой, из которой торчала ржавая арматура, на ее отогнутых прутьях висело какое-то тряпье. Убогий собрался с силами и дернул шеей. Тело тут же пронзил новый приступ боли, но он все же сумел повернуть голову еще на ладонь. Однако ничего больше рассмотреть не успел. Тряпье, загораживавшее вход, раздвинулось, и внутрь протиснулся один из старичков:

– Ого, да мы уже совсем очухались. Что ж, парень, тогда тебе надо знать, что теперь ты собственность Гугнивого Марселя, то есть меня, и Пристукнутого Пита. И первое, над чем тебе надо подумать, это как ты будешь приносить нам доход. Если ничего не придумаешь, мы сделаем это сами, и, клянусь гремлинами Рудоноя, тебе это не понравится. – С этими словами он задрал Иву подбородок и, потянув за некое подобие ошейника у него на шее, поднес к его глазам бирку, на которой было написано: «…тело серия УГТи b129734503 выдано со склада компании «Копи Рудоноя» 25 апреля 3594 года Марселю Пруа и Питу Сукенрою и является их собственностью в течение пяти лет со дня выдачи из акриогенного центра или до того момента, когда они сами решат вернуть ему гражданские права».

Так начался его первый день в штольнях Рудоноя. Уже три месяца Убогий жил в Первой штольне. Рудоной был кислородной планетой, на которой, однако, существование людей было возможно только в условиях искусственной атмосферы. На этой планете что-то было с избытком, чего-то не было вовсе. Содержание кислорода в атмосфере было так велико, что растения не потрудились даже изобрести что-нибудь вроде фотосинтеза, а люди, попробовавшие дышать местным воздухом без специальных фильтров, через несколько минут становились жертвами кислородного опьянения. Температура на экваторе позволяла даже в глубокой тени запекать яйца в песке, хотя небо над планетой было постоянно затянуто плотным слоем облаков, а брызги местного океана, попав на кожу, могли вызвать ожог. С другой стороны, на планете почти не было металлов. Вернее, их почти не было в ее коре. Где-то там, под тонким слоем базальта, едва достигавшим толщины пятнадцати километров, клокотал раскаленный металл, которому, однако, вряд ли когда-нибудь суждено было быть извлеченным на поверхность. Планета не представляла интереса для терраформирования, ибо находилась слишком близко от звезды. И единственной причиной, почему здесь жили люди, был каронит – исходный материал для производства реакторных сердечников. Его можно было изготавливать и искусственным путем, но себестоимость такого каронита была так высока, что даже при содержании этого минерала в местных породах на уровне всего 0,05 процента и гигантских затратах на обеспечение жизнедеятельности в местных условиях доходов хватало, чтобы не только окупать содержание колонии, насчитывавшей почти триста сорок тысяч человек, но и обеспечивать солидную прибыль. Каронит располагался в коре планеты практически равномерно, слегка увеличивая концентрацию на глубине от одного до полутора километров, поэтому, когда встал вопрос о выборе местоположения колонии, компания «Копи Рудоноя» поступила просто. Колония была заложена на глубине наиболее концентрированного залегания каронита, а место на поверхности, куда выходил ствол шахты и где был устроен космопорт, выбрали, руководствуясь соображениями экономии и географическими факторами.

Вся жизнь колонии была сосредоточена в штольнях. Перед началом разработок компания провела исследования и определила наиболее оптимальный размер подземной выработки, руководствуясь при этом в первую очередь финансовыми приоритетами. То есть штольня должна была обходиться как можно дешевле. Поэтому, когда горнорудные машины, выгрызая и измельчая породу, достигали определенной границы, за которой, несмотря на специальные технологии, используемые для упрочнения породы, возникала угроза обрушения штольни, работы прекращались и все машины по проделанному в стене штольни тоннелю переправлялись в следующую точку, расположенную, как правило, в нескольких километрах от старого места, оставляя за собой выплавленные в скальной породе воздуховоды, тоннели, неисправное оборудование и опорожненные емкости. Образовавшиеся же пустоты обживали иные существа. Первыми на освободившееся место приходили крысы. Никто не мог понять, как крысы попали на Рудоной, а главное – как они могли здесь существовать и чем питались. Однако факт оставался фактом – в мире, где человек мог существовать только в искусственных подземных полостях, с помощью механизмов заполняемых специально приготовленным, очищенным и охлажденным воздухом, крысы чувствовали себя настолько комфортно, что, расплодившись, стали серьезной проблемой для администрации. Следом за крысами в брошенных штольнях появлялись люди. Это были по большей части бывшие рабочие шахт, которые больше работать либо не хотели, либо не могли из-за увечий или преклонного возраста. Впрочем, последних было мало, редко кто из «оттаявших» доживал до старости, хотя находились и такие. Но большинство среди населения старых штолен составляли все же те, кто сбежал из рабочих казарм или был выкинут оттуда из-за увечья, потому что компании было гораздо выгоднее привозить свежее «мясо», чем оплачивать регенерацию старого. Здоровье во все времена было дорогим товаром. По существу, эти люди были теми же крысами и существовали скорее милостью компании, которая не обращала внимания на то, что из ее энергетических сетей по подпольным самодельным шунтам уходит некоторая часть энергии. Уж чего-чего, а энергии на Рудоное всегда было предостаточно. Зато у компании всегда был некий резерв рабочей силы. Так что если запаздывал очередной транспорт с «мороженым мясом» или на каком-то участке возникал прорыв, компания просто отправляла сотню надсмотрщиков в старые штольни, и спустя несколько часов требуемое количество рабочих рук уже приступало к работе.

Первая штольня называлась так потому, что именно с нее начинались «Копи Рудоноя». Когда-то в ней располагались все административные службы и даже квартиры управленцев, а энергостанция находилась там до сих пор. Так что эта штольня была построена не в пример прочнее других, и поэтому, хотя уже пустовали и Вторая, и Третья, и Четвертая штольни, большинство людей-крыс ютились именно в ней. И среди этих отщепенцев тоже существовало свое сословное деление. Около сотни человек составляли аристократию Первой штольни. Компания устроила в Пятой штольне развлекательный центр с казино и стриптиз-барами, и люди-крысы с наиболее любопытными уродствами демонстрировали там своего рода местную экзотику, придавая особую пикантность заведению, которое, кроме всего прочего, было единственным на всю обитаемую людьми часть Галактики центром развлечений, расположенным в подземной выработке на глубине почти полутора километров. Заправляла всем этим Белобрысая Грета, женщина с обезображенным лицом, о которой ходили слухи, будто когда-то она была секретаршей и любовницей главного администратора, а нынешний свой вид приняла, когда стала слишком давить на шефа. Так это было или не так – точно никто не знал, однако Белобрысая Грета цепко держала в своих пухлых руках все нити полуофициального нищенства, и без ее одобрения ни один из нищих не мог попасть за металлические двери тамбура, ведущего в Пятую штольню. Второе сословие составляли тоннельные воры, ведь, хотя компания закрывала глаза на то, что люди-крысы влезали в ее энергосети, все остальное им приходилось добывать самим. Компания бдительно охраняла свои запасы, а в этом мире человеку было просто не прожить без довольно большого набора относительно сложных приспособлений. Поэтому третьими от верха шли владельцы мастерских, ведь любое техническое устройство требовало подзарядки батарей, к тому же всякий механизм использовался здесь до тех пор, пока не разваливался окончательно. «Оттаявшие» в своем большинстве были представителями дна и в своих родных мирах, а все технические специалисты работали здесь по контракту. Так что людей, хоть немного разбиравшихся даже в простейших приборах, в Первой штольне можно было пересчитать по пальцам. И хотя основная часть мелких мастерских, как правило, выполняла только одну работу – заряжала севшие аккумуляторы, уже это было немало. Ибо тем главным, что превращало человека-крысу из отбросов Первой штольни в уважаемого хозяина мастерской, было наличие отводка от ближайшего энергокабеля. А людей, которые могли правильно подсоединить шунт, во всей Первой штольне было всего трое. И они брали за свои услуги столько, сколько составляла, по их мнению, «справедливая цена». Еще ниже на иерархической лестнице располагались владельцы каких-либо технических устройств, которые могли давать их напрокат, самыми же отверженными были те, что звались «свежее мясо», – новички, которые сбежали из рабочих казарм или от которых «Копи Рудоноя» отказались сами. Таких было большинство, ибо люди-крысы, в отличие от своих четвероногих и хвостатых тезок, редко выдерживали в Первой штольне больше двух-трех лет. Долгожителей было мало, и они были известны всей штольне. Так что хозяева Убогого были люди знаменитые, что, впрочем, никак не отражалось на их статусе и достатке.

Убогий получил работу в крошечной мастерской, принадлежавшей малоприятному субъекту по имени Крысиный Помет. Это было удивительно, но заморозка не только ничуть не повредила Убогому, но даже, похоже, пошла ему на пользу. На его руках каким-то странным образом наросло немного плоти, шрамы подзатянулись, и даже слабость накатывала не так часто, как раньше. И когда Убогий окончательно оправился после «оттаивания», как здесь называли посткриогенный синдром, оказалось, что он уже может довольно крепко держаться на ногах. Хотя выглядел он все еще довольно отталкивающе. В любом месте, кроме Первой штольни Рудоноя, Убогого вряд ли впустили бы даже в заднюю дверь мало-мальски приличного дома, но здесь, среди «оттаявших» самого низкого пошиба, его уродство было скорее нормой, чем исключением. Убогому казалось, что до сих пор он нигде и никогда не встречал такого количества изуродованных лиц, изувеченных или парализованных конечностей, беззубых ртов и лысых черепов. Так что здесь никому не было дела до того, как он выглядит. Поэтому, когда он, пройдя следом за Пристукнутым Питом, бойко постукивавшим своей клюкой из гнутого куска пластиковой трубки, между кучами битого камня, из-за неоднократных камнепадов завалившими нижний уровень Первой штольни, добрался до вывески из потрескавшегося пластика, на котором было грубо намалевано изображение дугового паяльника, то, несмотря на нескрываемый скептицизм хозяина, оказалось, что тут-то он и сможет показать, на что способен. Хозяин небрежно предложил Убогому «посмотреть» галогенный фонарь. Он взял фонарь, повертел его в руках и совсем уже было собрался положить на место, но тут в голове что-то засвербило. Убогий еще раз внимательно оглядел фонарь. Похоже, он когда-то имел дело с подобными штуками. И что-то подсказало ему, что попытка вспомнить это будет не совсем безнадежной. Убогий присел на корточки, отыскал среди мусора на полу расплющенный гвоздь и склонился над фонарем.

Он просидел над ним полтора часа. И когда владелец мастерской уже совсем было собрался дать ему от ворот поворот, фонарь наконец заработал. Сей факт поверг владельца мастерской в изумление, и Убогий был немедленно принят на работу.

Когда Убогий немного разобрался в принятой местными умельцами технологии ремонта и зарядки батарей, то, опираясь на непонятно откуда взявшуюся уверенность в том, что когда-то он был большим докой по этой части, попытался объяснить хозяину пагубность общепринятой практики. В мастерских Первой штольни следовали принципу: «Набивай под завязку», поэтому аккумуляторы обогревателей, переносных буров, пил, регенераторов, плиток, местных повторителей, ножей и фонарей после нескольких десятков перезарядок летели ко всем чертям. Убогий же откуда-то знал, что, если четко выдерживать оптимальный уровень наполнения, время работы на одной зарядке уменьшается всего на десять – двенадцать процентов, зато ресурс перезарядок возрастает больше чем на порядок. Но когда он сказал это хозяину, тот замахал руками:

– Если после нашей зарядки фонарь Хромого Паука или Стервы проработает хоть на сутки меньше, чем после зарядки в другой мастерской, они тут же устроят скандал и больше у меня не появятся.

Убогий сделал еще одну попытку:

– Да, но тогда они смогут пользоваться аккумулятором в десять – пятнадцать раз дольше, что с лихвой покроет расходы на лишнюю зарядку.

Хозяин покосился на него и недовольно буркнул:

– Ты вот что, «свежее мясо», клиентуру мне не отваживай. Хотят люди, чтобы я заряжал столько, значит, буду заряжать. А сколько протянет их машинка – это их проблемы.

Убогий пожал плечами и принялся за работу. В конце концов, это было и не его делом. Вскоре слава об умельце из дальней мастерской разнеслась по всей Первой штольне, и хозяин начал делать настойчивые предложения Гугнивому Марселю о продаже работника. И старик уже начал склоняться к этой мысли, когда Убогий, собравшись с духом, предложил ему открыть собственную мастерскую.

– Нам же не на что нанять мастера, чтобы сделал отводок.

Убогий, который за последнее время исполнился изрядной уверенности в себе, с усмешкой возразил:

– Ну, это не обязательно. Здесь полно мастерских, которые только и делают, что качают энергию с шунтов, зато таких, которые бы действительно умели чинить, практически нет. Так почему бы нам не заняться починкой.

Гугнивый Марсель недоуменно посмотрел на него и медленно, словно растолковывая что-то неразумному ребенку, сказал:

– Ты не понимаешь. Нет шунта – нет мастерской.

Убогий поморщился. Похоже, шунт здесь считается непременной принадлежностью мастерской, чем-то вроде отличительного знака, даже фетиша. Что ж, это не проблема.

– Ну, раз так, то я сам проведу шунт.

Гугнивый Марсель изумленно воззрился на него:

– Ты?!

– Да, но только если вы снимете с меня это. – Он показал на ошейник.

– Да ты что?! – вскипел старик, возмущенный столь серьезным ущемлением своих прав, но Убогий перебил его:

– Подумай, достаточно мне сделать шунт – вы уже становитесь владельцами мастерской, а ведь я собираюсь еще и работать в ней.

Гугнивый Марсель задумался. Все это выглядело очень заманчиво, но он боялся продешевить.

– Лучше я продам тебя в ту мастерскую. Хозяин обещал дать хорошую цену.

– И потом будешь локти кусать, видя, что он заработал на мне в несколько раз больше, чем заплатил вам, – насмешливо сказал Убогий.

Такой вариант старику в голову не приходил, он сердито посмотрел на свою строптивую собственность и отвернулся. Несколько минут слышалось только сопение старика, потом он растерянно протянул:

– Погоди, дождемся Пристукнутого Пита.

Вечером, после яростной перебранки, сопровождавшейся плевками и швырянием мисок, Убогий наконец получил вольную. Когда Гугнивый Марсель, все еще ворча, снял с его шеи ошейник, делавший его всего лишь телом серии ТТи b129734503, Убогий облегченно вздохнул. Этот виток судьбы привел его на самое дно пропасти, о существовании которой в своей прежней жизни он, наверное, и не подозревал, но, судя по всему, сегодня он наконец оттолкнулся от ее дна. Оставалось совсем немного. Всплыть и… вспомнить.

Стоватор Игенома, главный администратор концессионной компании «Копи Рудоноя», стоял у окна кабинета и смотрел на теряющееся вдали пространство Седьмой штольни. Она закладывалась как место, куда можно было бы перевести административные службы, и в целях безопасности была несколько меньше обычных размеров. И все равно достигала в высоту почти семисот метров, а по окружности – более семи километров. Кромешную тьму, которая просто немыслима на поверхности, кое-где рассеивали цепочки огней транспортных маршрутов и шары уличного освещения жилой зоны административного городка. Вдалеке смутно виднелся гораздо более скудно освещенный массив рабочих казарм, мастерских и технических служб, а в полутора километрах, у самой стены, сверкала огнями площадка лифтовых шахт. Все это было частью его мира, мира, в котором он был полновластным хозяином. До сегодняшнего дня.

Он знал, что проиграл. Вероятнее всего, сегодня его последний день в нынешней должности, но даже если это и не так, все равно ему осталось недолго. Он провел на Рудоное почти двадцать лет. Здесь выросли его дети, здесь умерла жена. Он создал эту компанию своими руками, и это не было только фигуральным выражением. Ведь, когда «Копи Рудоноя» только начинались, обвалы случались регулярно, и тогда всем, включая главного администратора, частенько приходилось брать в руки старую добрую лопату и откапывать заваленную технику. Методики расчетов прочности штолен тогда были еще слишком ненадежны, поскольку в то время знания о недрах Рудоноя были скудны, а опыта не было вообще. Никто не строил прежде полностью заглубленные колонии, да еще на такой глубине. Так что и ему пришлось тогда изрядно помахать лопатой, ибо если начинались обвалы, то они шли волнами в течение нескольких часов, и в конце концов вся техника, которую не удавалось вывести из-под обрушившейся породы, оказывалась совершенно непригодной к ремонту. Тогда на его руках были мозоли от черенка лопаты. Стоватор Игенома поднес к лицу свои крупные руки, посмотрел на ладони, на которых, правда, уже не осталось и следа от мозолей, и вздохнул. Счастливое было время – люди работали здесь не только ради денег, они мечтали покорить этот мир, заставить его служить человеку. В то время здесь не было ни одного «оттаявшего». Но потом у компании появились другие хозяева, превыше всего была поставлена финансовая целесообразность, и все изменилось. На Рудоной потоком пошли «оттаявшие», высококвалифицированный персонал, управлявший сложнейшими машинами, стал повсеместно заменяться ими, хитроумные машины – простыми в управлении ротационными проходческими щитами, которые часто ломались, калеча механиков, но зато очень дешево стоили, а в Первой штольне, где прошли самые счастливые годы Стоватора Игеномы, поселились люди-крысы. Главный администратор прислонился лбом к холодному стеклу. Сегодня ему предстояло дать последний бой. Полчаса назад с поверхности сообщили, что в космопорту приземлился шаттл, на борту которого на Рудоной прибыл представитель самой мадам Свамбе Никатки, и главный администратор знал, чем вызван его визит. Разработки велись уже в Восьмой и Девятой штольнях, и потому пора было переносить энергостанцию из Первой штольни в Шестую. А в Третьей смонтировать новую обогатительную фабрику, убрав ее с поверхности, где расходы на противодействие бешеной атмосфере Рудоноя были слишком высоки. Но всего этого нельзя было сделать, не наладив переброску отвалов пустой породы в Первую и Вторую штольни. Во всяком случае, таким был наиболее дешевый и простой вариант, представленный финансовым и инженерным отделами фирмы. И хотя против него очень резко выступал начальник службы охраны, заявлявший, что потери на операции по очистке штолен от людей-крыс съедят все выгоды проекта, высшее руководство материнской компании, судя по всему, склонялось к этому проекту. А Стоватор Игенома встал на сторону начальника охраны. Это произошло не само собой – он был уверен в своей правоте, хотя не мог подтвердить правильность своего варианта с цифрами в руках. Просто его двадцатилетний стаж администратора подсказывал ему, что этого делать нельзя. Он не мог смириться с самой мыслью о том, что придется каким-то образом затронуть людей-крыс. К этому его побуждали не одни только финансовые соображения – в его душе было живо ощущение, хотя и неясное, своего родства со всеми теми, кто вместе с ним дышал воздухом этих штолен. Нет, никто не мог бы упрекнуть главного администратора в сентиментальности. Во всяком случае, когда возникала необходимость действовать жестко в отношении людей-крыс, он делал это без колебаний. К тому же не это ощущение было основной причиной его несогласия, а что-то другое, более глубинное, на уровне подсознания, какая-то внутренняя уверенность в том, что, хотя в представленном молодым амбициозным директором финансового департамента плане все выглядело убедительно, его выполнение приведет к катастрофе. Однако, когда Игенома отверг это предложение, причем в довольно резкой форме, директор финансового департамента затаил обиду и обратился напрямую к Инсату Перье, финансовому советнику мадам Никатки. Тому план понравился, о чем мистер Перье и оповестил господина главного администратора два месяца назад. А сегодня он прилетел, как было сообщено с борта шаттла, «для ознакомления с ситуацией и уточнения некоторых деталей». Но главный администратор был слишком опытным бюрократом, чтобы не понимать: за этой, казалось бы ничего не значащей, фразой скрывается его отставка.

Блок лифтовых шахт осветился ярким светом. Это означало, что с поверхности прибыла очередная лифтовая кабина. Стоватор Игенома оторвался от своих размышлений и посмотрел туда, где располагался огромный стол, скрывавший под своей идеально гладкой поверхностью множество чрезвычайно полезных приспособлений. Ждать пришлось недолго. Со стороны стола послышался сухой щелчок, и мелодичный голос секретарши произнес:

– Господин главный администратор. Господин Инсат Перье покинул приемный зал лифтовой шахты VI.

Игенома поморщился и кивнул:

– Хорошо, спасибо.

– Рады служить на благо Рудоноя, – привычно приветливо отозвалась секретарша, а главный администратор вздохнул.

Конечно, следовало бы встретить столь важную персону в приемном зале, но какого черта… Ведь этот самоуверенный индюк приехал его снимать, так что обойдется. Он усмехнулся столь детскому проявлению своей обиды и, тяжело вздохнув, направился к выходу из кабинета. Ведь, если он не встретит Инсата Перье хотя бы в вестибюле офиса, это может плохо отразиться на размере выходного пособия. А ему надо было еще оплачивать обучение дочери.

Когда большие зеркальные двери вестибюля распахнулись, главный администратор привычно натянул на лицо слащавую улыбку с оттенком деловитой усталости и, протянув руку вперед, энергично, но с достоинством двинулся навстречу высокому гостю, по пути отметив, что Грегори Экрой, тот самый амбициозный сопляк, что обратился через его голову к Инсату Перье, уже успел затесаться среди толпившихся за спиной господина финансового советника высших администраторов компании, поспешивших засвидетельствовать свое почтение столь важному лицу. Все они несколько отстраненно, некоторые даже с насмешкой, взирали на Стоватора Игеному. В их взглядах читалось только одно слово: «Бывший». Инсат Перье был известен жесткостью своих решений, поэтому чиновники пребывали в напряженном ожидании ледяного: «Добрый день, господин БЫВШИЙ главный администратор», ибо эта фраза в различных вариантах, в зависимости от того, к кому была обращена, была давно известна в среде менеджеров (именно так господин Перье приветствовал руководителей компаний, в результате его хитроумных манипуляций внезапно оказавшихся в цепких руках всемогущей мадам Никатки, появляясь в их офисе). По их мнению, наступил подходящий момент, чтобы повторить ее еще раз. Однако господин финансовый советник удивил всех. Он широко улыбнулся, шагнул вперед и, схватив обеими руками протянутую руку главного администратора, громко и радушно проговорил:

– Очень рад приветствовать вас, господин Игенома. Мадам Никатка просила передать вам самые лучшие пожелания.

По рядам менеджеров пронесся вздох изумления, а главный администратор почувствовал, как у него отвисает нижняя челюсть. Но он прошел слишком хорошую школу, чтобы демонстрировать свое удивление долго. Игенома мгновенно восстановил на лице прежнее выражение и в свою очередь захватил пухлую ручку финансового советника в свою лопатообразную ладонь.

– Искренне польщен, господин Перье, прошу передать госпоже Никатке горячую благодарность за столь благожелательную оценку моих скромных заслуг. – Не выпуская руки высокого гостя, он повернулся и указал на дверь кабинета: – Прошу. – И оба они прошли внутрь.

На следующий день Стоватор Игенома поднялся довольно рано. Вчерашний вечер был заполнен всякими мелочами, приятными и не очень. Он представил господину Перье высший инженерно-административный персонал компании, хотя вряд ли в этом была необходимость. За те пятнадцать лет, что он работал под руководством мадам Свамбе Никатки, главный администратор успел отлично изучить ее стиль руководства и прекрасно представлял себе, что досье на весь руководящий персонал компании, собранные административной группой мадам, наверняка составляли пачку распечаток толщиной не менее руки на каждого. И уж конечно, финансовый советник мадам, прежде чем отправиться на Рудоной, не мог не ознакомиться с ними достаточно внимательно. А вероятнее всего то, что господин Перье по каким-то своим причинам уже давно не выпускал из виду компанию «Копи Рудоноя». Уж слишком быстро он отреагировал на предложение того сопляка. Во всяком случае, когда Стоватор Игенома после всей суматохи добрался наконец до своих апартаментов и получил возможность спокойно поразмышлять, он пришел именно к такому выводу. Это могло означать только одно – то, что, несмотря на утреннюю сцену в вестибюле, его отставка предрешена. А неожиданная отсрочка вызвана лишь тем, что господин Перье готовит, очевидно, очередную блестящую комбинацию и пока не успел закончить приготовления. Главный администратор решил не расслабляться и быть начеку. Господин Перье двигал людьми как пешками на шахматной доске, придерживаясь при этом рискованного стиля игры с многочисленными жертвами фигур. Хотя, надо признать, он был гениальным игроком.

Игенома умылся и отключил кухонный комбайн, достав из отсеков свежие тосты, горячий кофе и яичницу с беконом. С тех пор как сын окончил университет, а дочь уехала в колледж, Игенома хозяйничал самостоятельно. Что с учетом всех этих бытовых устройств, которыми напичкала дом его покойная жена, оказалось совсем несложно. После скромного завтрака он оделся и направился к двери. Ровно в семь сорок у дверей его апартаментов остановился служебный «роллс-ройс». Главный администратор не любил этот породистый, как чистокровная английская лошадь, лимузин, чаще пользуясь для разъездов обычным техническим магнитоптером, лишь слегка переоборудованным. Но пребывание столь высокого гостя обязывало к соответствующему антуражу. К тому же вчера вечером господин Перье попросил показать ему колонию, и Стоватору Игеноме ничего не оставалось, как воспользоваться этим символом престижа.

Пока машина ехала по улицам административного городка, главный администратор мучился одним вопросом. Он знал; что господин Перье взвешивает КАЖДОЕ слово, которое изрекает. И отчаянно пытался понять, почему господин Перье вчера попросил показать ему не КОМПАНИЮ, а КОЛОНИЮ.

Господин финансовый советник уже ждал его в офисе. Рядом с ним отирался какой-то тип с холодными рыбьими глазами, прибывший вместе с ним и весь вчерашний вечер молча проторчавший рядом (его имя и лицо показались Игеноме странно знакомыми, но он никак не мог вспомнить откуда). Когда оба с непроницаемыми лицами уселись на мягкий диван «роллс-ройса», у главного администратора екнуло сердце. Уж очень выражение лица господина Перье отличалось от того, что он демонстрировал вчера вечером. Всю дорогу до Восьмой штольни господин Перье молча слушал пояснения, с непроницаемым видом, лениво рассматривая сквозь прозрачный бронепластик окна стены тоннеля и проносившиеся мимо грохочущие самоходные проходческие щиты с чумазыми горняками за рычагами управления.

– Они все «оттаявшие»? – вдруг спросил странный попутчик, и Стоватор Игенома вспомнил, где он его видел. Полковник Эронтерос. Палач Убийны. Лет пять назад в одной из колоний-поселений начался бунт. Концессионная компания, владеющая лицензией на эту планету, попыталась навести порядок своими силами, но сделала только хуже. На планете начались настоящие бои, благо планета была земного типа и партизанам было где развернуться. Тогда для наведения порядка было принято решение использовать войска под мандатом ООН. Мандат на посылку войск был выдан королевству Инката, на что не было никаких особых причин, кроме опасения каждой из великих держав предоставить кому-то из соперников лучшие возможности для закрепления за собой новой колонии.

Командовать экспедиционной бригадой было поручено молодому, но уже прекрасно зарекомендовавшему себя полковнику Эронтеросу, блестящему отпрыску благородного, но обедневшего семейства. Спустя две недели после прибытия войск на планету в колонии наступило полное спокойствие и прибывшим эмиссарам межпланетного сообщества был представлен доклад о четком проведении миротворческой посреднической миссии. Все средства массовой информации взахлеб превозносили полковника Эронтероса, уже ставшего к тому моменту бригадным генералом.

Молодой генерал купался в лучах славы и строил амбициозные планы на будущее. Все это продолжалось до тех пор, пока из джунглей не выбралась небольшая группа повстанцев, среди которых находился известный журналист межпланетного канала новостей с Нового Вашингтона. Когда этот канал запустил в эфир привезенные им материалы, все человечество было повергнуто в шок. Умиротворение колонии наступило столь быстро потому, что повстанцы были безжалостно уничтожены. Для этого полковник Эронтерос использовал средство, которое еще тысячи лет назад, когда человечество только вышло за пределы атмосферы своей родной планеты, было запрещено как варварское и бесчеловечное. Это были отравляющие газы. Как показало расследование, сразу после приземления полковник встретился с управляющим колонией и предложил за определенное вознаграждение урегулировать ситуацию к обоюдной выгоде. Управляющий ухватился за это предложение обеими руками, и полковник в течение недели отравил газами почти семьсот квадратных километров джунглей, уничтожив на этой территории не только повстанцев, но и семьдесят тысяч поселенцев-фермеров, и вообще все живое. Разразился страшный скандал. Военное ведомство королевства Инката моментально забыло о том, что Эронтеросу было присвоено звание генерала, и уволило полковника в отставку. Против него было начато судебное расследование, но до самого суда дело так и не дошло. Видно, какие-то влиятельные люди нажали на необходимые рычаги, и о полковнике как будто забыли. И вот теперь Стоватору Игеноме стало ясно, кто были эти влиятельные люди. Он лихорадочно вздохнул и вытер выступивший на лбу холодный пот, а полковник, продолжая смотреть на него своими рыбьими глазами, повторил:

– Я спросил: они все здесь «оттаявшие»?

Главный администратор проглотил комок, внезапно застрявший в горле, и, судорожно кивнув, ответил:

– Да.

Губы полковника скривились то ли в улыбке, то ли в брезгливой гримасе. Все так же бесстрастно он сказал:

– Хорошо.

К обеду они вернулись в административный сектор. Стоватор Игенома все время пытался отогнать от себя тревожные мысли, но они продолжали вертеться в голове. За все время экскурсии господин Перье не проронил ни слова, только дважды удивленно вскинул брови, когда главный администратор назвал объем перерабатываемой за день породы, 99 процентов которой приходилось отправлять на поверхность, будто изумляясь, как при ТАКИХ расходах главный администратор может быть ПРОТИВ предложений своего директора финансового департамента. Что подверждало вчерашние мысли Стоватора Игеномы. Эронтерос же совал нос во все дыры, с сосредоточенным видом открывал крышки кабельных магистралей и назадавал такую кучу вопросов, что Игенома вынужден был вызвать старшего энергетика, чтобы иметь возможность самому находиться рядом с господином советником. Потом был обед, скромный, но изысканный. За обедом, на котором присутствовал весь высший менеджмент и инженерный состав, господин Перье, который все утро держал себя холодно и отстраненно, вдруг снова резко изменил манеру поведения и стал подчеркнуто дружелюбным. От этого у Стоватора Игеномы еще больше испортилось настроение.

После обеда они прошли в кабинет главного администратора. Как только за ними закрылась дверь, господин финансовый советник повернулся к хозяину кабинета. Теперь его тон был сух и даже немного презрителен:

– Я думаю, вы узнали нашего попутчика, господин Игенома? – Господин Перье сделал паузу и, дождавшись, пока главный администратор кивнет, продолжил: – В таком случае, я думаю, вы обрадуетесь, узнав, что столь прекрасный специалист будет вашим новым начальником охраны.

Стоватор Игенома был слишком опытным администратором, чтобы отреагировать на это известие как-то иначе, а не простым кивком головы. Хотя он дался ему с большим трудом. А финансовый советник между тем все говорил:

– Я бы хотел, чтобы вы поподробнее рассказали нашему гостю о колонии.

– Но… – начал было Игенома, однако господин финансовый советник его перебил:

– Именно о колонии, господин главный администратор, а не только о компании. Хотя, судя по нашей утренней прогулке, вы либо не поняли меня, что вызывает сомнения в ваших умственных способностях, либо не захотели этого сделать, что вызывает сомнения уже в вашей лояльности. – Перье усмехнулся. – Ну ничего, завтра мы исправим эту ошибку, а сейчас приступайте. Причем не упуская никаких деликатных подробностей.

Стоватор Игенома несколько мгновений пристально смотрел на господина Перье, но финансовый советник невозмутимо выдержал его взгляд. Действительно, что такого необычного было в его просьбе? Главный администратор шагнул к настенному экрану, чувствуя себя, однако, так, словно поднимается на эшафот.

Вечером, когда Эронтерос сидел в своем номере за пультом переносного компьютера, что-то увлеченно набирая, в его комнате появился господин Перье:

– Ну, что скажете, полковник?

Господин финансовый советник знал, что Эронтеросу нравится, когда его по-прежнему называют полковником, ибо он считал, что этот чин был присвоен ему абсолютно заслуженно. Впрочем, как и чин бригадного генерала. Только вот с этим чином было связано слишком много неприятностей, а потому инкатец больше любил, когда к нему обращались, называя полковником. Известно, что, потакая таким маленьким желаниям человека, можно добиться от него чего угодно. И хотя сейчас в этом не было особой нужды, Инсат Перье делал это просто по привычке. Эронтерос оторвал глаза от экрана и повернул к гостю возбужденное лицо:

– О, сеньор, никаких проблем. Штольни отделяются друг от друга почти полукилометровым слоем породы, а тоннели и шахты легко перекрыть. Но я бы не рекомендовал начинать демонтаж энергостанции в Первой штольне, пока мы не будем полностью готовы. Вероятнее всего, ее вообще не стоит демонтировать до окончания операции. Мы можем насторожить этих тварей. Я знаю эту породу. Они чувствуют опасность точно крысы, даже лучше крыс. А для нас главное – собрать их в одном месте. И поскольку большая часть сейчас находится в Первой штольне, не стоит делать ничего такого, что может их заставить уйти оттуда. Тем более что энергостанция располагается в герметичном блоке, так что ей ничего не грозит. – Он сделал паузу. – Меня беспокоит только этот Игенома. По-моему, он что-то заподозрил.

Господин Перье рассмеялся:

– У вас такая репутация, друг мой, что мудрено ничего не заподозрить. Но не беспокойтесь – у меня есть уздечка, которая заставит его бежать в нашей упряжке.

– Чего? – не понял Эронтерос.

– Ничего, – поморщившись, ответил господин Перье, – просто знайте, что я держу его в руках.

– Тогда… аста ла виста, – радостно заключил полковник.

Назавтра по настоянию господина финансового советника они отправились в Первую штольню. Персоналу это было преподнесено как естественное желание высокого гостя осмотреть энергостанцию. Необычным было только то, что на сей раз они поехали на грузовом магнитоптере. Но и это тоже было вполне объяснимо. Дороги Первой штольни уже давно никем не расчищались, и, хотя для господина Перье с парой сопровождающих вполне хватило бы разъездного магнитоптера, которым обычно пользовался сам главный администратор, тот настоял на транспорте, на котором передвигались рабочие смены. Почему, Игенома понял, когда увидел, сколько народу сопровождало господина финансового советника в этой поездке. Хотя, наверное, господин Перье не мог и предположить, КАКОЕ транспортное средство им будет подано.

В назначенный час к парадному подъезду административного здания медленно подкатил шахтный грузовоз с объемом кузова в тысячу кубических ярдов. Господин Перье, одетый в аккуратный рабочий комбинезон с мощным фонарем на каске, с недоуменным видом забрался в кузов по неудобной лесенке и осмотрелся. Его внимание привлекли пластиковые скамейки вдоль бортов и поперек гигантского кузова. Он повернулся к главному администратору:

– Чья это идея?

Стоватор Игенома угрюмо пожал плечами, отметив про себя, что теперь, когда присутствуют только те, кого господин финансовый советник привез с собой, он не дает себе труда быть даже просто вежливым.

– Мне казалось, это разумное решение. Лавки достаточно прочны, и загруженная в кузов порода им никак не вредит, а наши рабочие не привыкли к особым удобствам. Зато мы экономим на транспорте.

Господин Перье скептически скривил губы, кто-то из его окружения пренебрежительно хихикнул:

– А как вы доставляете рабочих обратно?

Игенома разозлился:

– Я счел, что один порожний рейс двух грузовозов в день обойдется дешевле, чем содержание семнадцати пассажирских магнитоптеров с отдельными водителями и расходами на запчасти.

Господин Перье сухо спросил:

– И что, в двух грузовозах размещается вся смена?

Главный администратор кивнул:

– Да, за исключением тех, кто пригоняет на обслуживание самоходную технику. Они сменяются в гаражах.

– Но ведь, насколько я помню, в одной смене у вас работает почти семьдесят тысяч человек. А здесь вряд ли уместится больше двух тысяч.

– Как вы знаете, работы у нас ведутся в двух штольнях одновременно. Так вот, та, где разработка началась раньше, обычно уже оборудована транспортером и рабочие доставляются из казарм и обратно на нем, а грузовозы работают только в новой.

– Тогда почему бы сразу не оборудовать каждую штольню транспортером?

– Разработка штольни начинается в центре и идет по спирали, так что на первоначальном этапе транспортер пришлось бы переносить практически каждый день. Поэтому мы монтируем его, только когда проходим сорок процентов запланированного радиуса. А до этого ежедневные расходы на обслуживание транспортера были бы в среднем в три раза выше, чем суточные затраты на обслуживание грузовозов. Как только они выравниваются, мы переносим транспортер и начинаем бурить новую штольню.

Господин Перье кивнул:

– Что ж, разумно.

В Первой штольне, как всегда, было темно и грязно. Все магистрали, за исключением узкой дороги, которая вела к энергостанции, были завалены обвалами породы. Грузовоз, натужно ревя, подъехал к глухим, герметичным воротам и остановился в ожидании, пока створки распахнутся. Господин Перье подал знак полковнику Эронтеросу. Тот молча кивнул в ответ и полез из кузова. Его люди последовали за ним, и спустя несколько мгновений в кузове остались только господин Перье и главный администратор. В этот момент ворота распахнулись, и грузовоз плавно въехал под купол энергостанции. На центральном посту было только трое сотрудников. Господин финансовый советник окинул помещение безразличным взглядом и повернулся к Стоватору Игеноме:

– Здесь есть место, где мы могли бы спокойно поговорить?

Главный администратор кивком показал на дверь. Они молча прошли по коридору и поднялись этажом выше. Игенома остановился перед одной из дверей, распахнул ее и шагнул в сторону, пропуская высокого гостя вперед. С этой комнатой у него было связано много воспоминаний. Когда «Копи Рудоноя» только начинались, это был его кабинет. Господин Перье прошелся по комнате, то и дело поглядывая на что-то, что держал в руке, потом резко повернулся:

– Ну что ж, господин главный администратор, расставим точки над «i».

– Простите? – переспросил Игенома. Инсат Перье усмехнулся:

– Да нет, ничего. – Он убрал невидимый предмет в карман, провел рукавом по стоявшему у стола креслу, словно смахивая с него пыль, уселся и в упор посмотрел на главного администратора. Когда молчание стало уже невыносимым, господин финансовый советник наконец заговорил: – Как вы уже несомненно поняли, я решил принять план вашего директора финансового департамента.

Игенома глухо ответил:

– Я готов немедленно подать прошение об отставке.

Господин Перье усмехнулся:

– Не надо спешить. Всем будет объявлено, что это ВАШ план и именно вы займетесь его выполнением.

Игенома изумленно уставился на Инсата Перье. Тот смотрел на него с сардонической усмешкой. Главный администратор упрямо вскинул голову:

– Я отказываюсь. Вы не представляете, во сколько нам обойдется эта глупая затея. Как только мы начнем работы, обитатели заброшенных штолен поднимут бунт. А справиться с ними не так-то просто…

Ему не дали договорить.

– Я в курсе как вашего особого отношения к этим человеческим отбросам, так и его причин. Но вам придется, так сказать, переломить себя. Так что слушайте меня внимательно. – Господин советник надменно улыбнулся. – О том, что будут делать эти отбросы, можете не беспокоиться. Этим займется полковник Эронтерос. Он привез с собой все необходимое. На вас ложатся только инженерные и технические вопросы. И я уверен, что с ними вы справитесь гораздо лучше нашего нового управляющего. Поэтому-то я и решил дать вам возможность еще раз проявить себя и, заметьте, несколько увеличить размер своего выходного пособия. У этого варианта есть и еще одна привлекательная сторона. – В голосе господина Перье снова послышались насмешливые нотки. – Ведь когда вы, воплотив в жизнь идею вашего директора финансового департамента, уйдете в отставку, ваша строптивость не сможет причинить нам неприятностей. Ибо, как только вы откроете рот, чтобы попытаться обвинить нас в чем-нибудь, мы тут же выдвинем против вас встречное обвинение в том же самом. Изящное решение, не правда ли?

Игенома, бледный как полотно, застыл неподвижно, не сводя ошеломленного взгляда с сидевшего перед ним человека, потом всей грудью вдохнул воздух, явно собираясь сказать что-то резкое. Но Инсат Перье опередил его. Он рассмеялся и зачастил в этакой светской манере:

– У вас прекрасная дочь, господин Игенома, она мне очень понравилась при личной встрече. А ваш сын подает большие надежды в одной из наших дочерних компаний. Правда, они оба, как и вы, впрочем, имеют некоторую склонность к рискованным поступкам. – Он помедлил и сухо добавил: – Поэтому я не удивлюсь, если с ними вдруг что-нибудь случится.

Стоватор Игенома с шумом выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– …И с тех пор не работает. – Чудовищно толстая женщина, по прикидкам Убогого превзошедшая даже мамашу Джонс, с багровым пятном от криогенного ожога в пол-лица, развела руками, изображая отчаяние, и уставилась на него просительным взглядом.

Убогий, вздыхая, бегло осмотрел громоздкий допотопный каталитический нагреватель и повернулся к клиентке:

– Ну и что же я получу за ремонт этой рухляди?

Женщина плаксиво запричитала:

– Вы же понимаете, мы люди бедные, а как прожить без очага-то…

Убогий поморщился. Первые несколько дней он, несмотря на бурные протесты совладельцев мастерской, коими числились Гугнивый Марсель и Пристукнутый Пит, раз за разом поддавался на подобные слезливые уговоры. Пока вдруг не понял из случайно подслушанного разговора, что люди смеются над ним за такую податливость. После того случая он наконец внял просьбам компаньонов и стал брать с клиентов то, что считалось здесь справедливой ценой. Однако слухи о том, что в новой мастерской можно обслужиться почти даром, уже распространились довольно широко. Как и о том, что здесь занимаются не только подзарядкой, но и починкой. И теперь разговор о плате всякий раз начинался одинаково.

– Простите, мадам, но все, кто сюда приходит, находятся примерно в таком же положении, как и вы. Так что, если вам есть чем заплатить, будьте добры, покажите, и тогда я посмотрю, что можно сделать, ну а если нет… – Он с отсутствующим видом посмотрел в сторону.

Толстуха сердито насупилась. Но затем, рассудив, что ссориться с мастером еще рановато, снова приняла удрученный вид и начала пыхтя рыться в своей корзине из сваренных стальных прутьев, набитой какими-то тряпками. Найдя наконец искомое, она воровато оглянулась на дверь, которая заменила тряпичную занавеску, ранее прикрывавшую вход в комнату, и извлекла две слегка вздувшиеся и густо тронутые ржавчиной по обрезу крышки жестяные банки. Убогий раскрыл глаза от удивления. Да это же тушенка! Просто невероятно!

Высший инженерный персонал и служащие компании, работавшие по контракту, могли питаться очень даже неплохо. К их услугам был продуктовый магазин, в котором можно было купить практически все, и два ресторана в развлекательном центре. Однако даже банка консервированной кукурузы стоила там столько, сколько рядовой специалист-контрактник получал за целый рабочий день. Поэтому многие предпочитали экономить, урезая свой рацион до достаточно дешевых, по их меркам, армейских пищевых концентратов и блюд из грибной массы, которая производилась на местных грибных фермах. Надзиратели и младший персонал из «оттаявших» получали паек второй категории, по набору продуктов сходный с тем, что имели специалисты более высокого ранга, но их пищевые концентраты были, конечно, гораздо хуже качеством, зачастую с просроченным сроком годности. Основная масса «оттаявших» довольствовалась только грибными продуктами и раз в неделю получала скверную бобовую похлебку из концентратов. Ну а люди-крысы жили тем, что удавалось украсть с грибных ферм. Некоторые, правда, собирали еще улиток и слизней, неведомо каким образом расплодившихся в заброшенных тоннелях, но компания регулярно проводила дезинфекцию тоннелей, поэтому такой пищей можно было запросто отравиться. Так что мясо, даже в виде тушенки, было здесь деликатесом, о котором нельзя и мечтать, да никто и не мечтал, потому как его в Первой штольне не бывало никогда.

Прежде чем посмотреть в глаза толстухе, Убогий попытался принять равнодушный вид и сощурил глаза, чтобы не выдать своего удивления:

– Пойдет, хозяйка.

Женщина, как видно, все же что-то заметила, потому что вдруг сменила тон:

– А коли так, чего расселся? Или ты думаешь, что получишь плату за пустые разговоры? – прокричала она, подбоченясь.

Убогий, поспешно поднявшись с табурета, шагнул к искореженному, в пятнах ржавчины кубу обогревателя. Пока он возился с задней панелью, перед его мысленным взором витали открытые банки с тушенкой, от вида которых у него заурчало в желудке и рот наполнился слюной. Он так увлекся своими мечтаниями, что в очередной раз несколько косо поставил отвертку и она сорвалась, располосовав ему палец на левой руке. Убогий чертыхнулся и сунул палец в рот. Хотя, похоже, в этом не было особой необходимости. Несколько дней назад он вдруг заметил, что любые ссадины и порезы заживают на нем как на собаке. А изуродованные пальцы, несмотря на пока еще неприглядный внешний вид, уже довольно ловко управляются с проводками, таблетками микросхем и иной тонкой начинкой. А ведь у остальных обитателей Первой штольни с ее затхлой атмосферой даже легкий порез превращался подчас в язву, гноившуюся неделями. Впрочем, в остальном он ничем не отличался от других – как и они, получал ссадины, сажал себе шишки и синяки, мучился желудком, съев что-нибудь мало пригодное для еды, и регулярно испытывал чувство голода. Последнее, впрочем, ему не грозило уже несколько недель. С тех пор как они открыли свою мастерскую, еды стало вдоволь. Его расчет на то, что люди валом повалят к мастеру, умеющему не только заряжать севшие батареи, но и устранять неисправности, полностью оправдался. Так что шунт, как он и предполагал, скорее был знаком, что здесь расположена мастерская, чем действительно использовался. Ну да ладно, невелика была работа. Так что еды у них хватало. К тому же, как оказалось, мастерская стала настоящим университетом по изучению людей. Хотя нет – началось это еще в ночлежке мамаши Джонс. Именно там Убогий впервые научился различать тончайшие оттенки настроений по таким, казалось бы, далеким от этой тонкой материи признакам, как топот башмаков Фуга Стамески, сопение Грязного Буча или то, как мамаша Джонс вытирает замызганным фартуком пухлые мозолистые ладони, что позволяло ему не только вычислять их возможную реакцию на его появление, но и безошибочно угадывать момент, когда можно урвать лишний кусок и получить за это не слишком крутую затрещину. Здесь же университет только продолжался. Какие только невероятные истории ему не приходилось выслушивать, пока клиенты сидели на колченогой табуретке, ожидая, когда Убогий закончит разбираться с их рухлядью. Что только не пытались ему наплести, чтобы заставить скинуть цену. Среди обитателей Первой штольни встречались выходцы с доброй полусотни миров, и вся эта яркая смесь культур, манер, привычек, моральных норм и жизненных историй каждый день проходила перед ним, поворачивась то одним, то другим боком. Он узнал, что кайтанцев лучше не обманывать, а тренцы никогда не говорят правды. Регуланцы – мастера поторговаться, а таирцы хитры как черти. К тому же он вдруг с удивлением осознал, что может с упехом использовать это знание. Для того чтобы добиться своего, не требовалось даже прилагать каких-то особых усилий – достаточно было вовремя хмыкнуть или поддакнуть, а то и просто бросить вскользь, что вот-де Крутой Болт был бы не против, и все оказывалось, как он того хотел. Это открытие его просто поразило. На него временами накатывало смутное ощущение, что раньше ему уже доводилось руководить подчиненными и подчиняться вышестоящим. Но сейчас, к его удивлению, получалось, что он может управлять людьми, которые и не находятся у него в подчинении. Из-за мыслей об этом он вот уже несколько дней не сразу засыпал, долго ворочаясь с боку на бок под ворчание стариков. Ему не давало покоя настойчивое ощущение, что именно отсутствие этого умения и повергло его когда-то в то состояние, в котором он сейчас находился. Но пока он был еще в самом начале пути по овладению этим умением. К тому же, если его что-то выбивало из колеи, как, например, банка тушенки, все его умение исчезало напрочь.

Убогий откинул заднюю панель и отшатнулся: из внутренностей обогревателя вылетело целое облако пыли и трухи.

– Где он у тебя стоял, хозяйка?

– Не твое дело, – прикрикнула она. – Ты давай чини. А то ничего не получишь!

Убогий вздохнул. Ему совсем не нравился такой оборот дела. Что-то эта помесь слонихи с носорогом слишком много себе позволяет. Ее следовало приструнить, а то как бы по штольне не пошли гулять слухи, что его можно запугать. Он с треском вогнал на место только что снятую крышку и, распрямившись, повернулся к клиентке:

– Вот что, мадам, я чувствую, что при таком хамском отношении вам придется поискать другого мастера.

Женщина бросила на него оценивающий взгляд. Мало найдется в Первой штольне людей, способных устоять перед настоящим мясом. Но этот урод, глотавший слюну, стоял с таким независимо-оскорбленным видом, что она тут же пошла на попятную:

– А что я такого сказала? Я же ничего не сказала, вы уж не обижайтесь на старую бедную Грету.

Ив мысленно присвистнул. Так вот, значит, кто сидит перед ним. Белобрысая Грета! Самая богатая и влиятельная женщина в Первой и Второй штольнях. Ну еще бы! Можно было бы и догадаться. У кого еще могло бы найтись мясо. Убогий покосился на камин. Вряд ли Белобрысая Грета так уж сильно нуждалась в тепле от этой рухляди. Выходит, этот обогреватель нужен ей для чего-то еще.

– Вы хотите, чтобы он грел, и все?

– Вот еще, – фыркнула Грета, но тут же, спохватившись, перешла на примирительный тон: – Нет, уважаемый, мне нужно, чтобы он работал так же, как прежде. Чтобы на передней панели также плясали языки пламени и он наполнял бы мою комнату не только теплом, но и уютом.

Убогий мрачно вздохнул. Да уж, судя по всему, за эти две банки придется изрядно попотеть.

– Боюсь, я не смогу вам сразу сказать, насколько это возможно. Оставьте, я вечерком посмотрю его повнимательнее.

– Вот еще, – снова фыркнула женщина, но, взглянув на мастера, опять сбавила тон: – А может, займешься прямо сейчас? Мне он нужен уже завтра.

Убогий усмехнулся:

– Не беспокойтесь, мадам. Если окажется, что что-то можно сделать, то завтра он будет готов, а если нет… – Он развел руками, показывая, что результат зависит не только от него. – Тогда я вряд ли успею завтра к утру, если даже займусь им немедленно.

Белобрысая Грета нахмурилась, размышляя, и со вздохом поднялась с табуретки:

– Ну что ж, парень, я пришлю ребяток завтра к десяти. Ты уж постарайся, ладно?

Она нерешительно посмотрела на банки у себя в корзине и, махнув рукой, бросила ему одну:

– На, это задаток.

Убогий поймал банку на лету, сглотнул слюну и протянул ее обратно:

– Извините, мадам, но вынужден отказаться. Вряд ли эта банка доживет у меня до утра, а ведь может оказаться, что я ничего не смогу сделать.

Белобрысая Грета покачала перед собой ладонью:

– А и пес с ним. Я побывала уже во всех лучших мастерских, и никто не взялся помочь. Даже мастер, ставящий шунты. Можешь считать это подарком. А уж если сделаешь, то не пожалеешь. – С этими словами она повернулась и направилась к выходу.

Убогий подождал, пока захлопнется входная дверь, и метнулся в угол мастерской. Там он вытащил из стены камень, затолкал в отверстие банку и вбил камень на место. Его компаньоны уж как-нибудь обойдутся без мяса, а для него этот подарок просто манна небесная. Он замер, рисуя в воображении пир, который устроит себе сегодня вечером, и тут вдруг почувствовал, что в комнате он не один. Это было словно ушат холодной воды. Убогий резко повернулся, готовый разразиться бранью, и… замер на месте с открытым от удивления ртом.

– Ну что, сын мой, явилось ли тебе чудо Господне? – прогремел у двери трубный глас фра Така.

Убогий, недвижно застывший в углу, стряхнул наконец оцепенение и с широкой улыбкой шагнул вперед, раскрыв объятия неожиданному гостю. Этот человек ухитрился всего за пару не самых приятных дней стать для него намного ближе и роднее, чем все, кто встретился ему за последний год.

– Ну что ж, уважаемый мастер, – сказал фра Так через некоторое время, сидя на табурете и прихлебывая горячий отвар из сушеного чайного гриба, – ты, как я вижу, неплохо устроился.

– Можно сказать и так, – улыбнувшись, согласился Убогий, со стуком вогнав на место батарею ручного фонаря и протягивая его подошедшему меж тем клиенту:

– Получайте.

Тот обрадованно схватил фонарь, несколько раз щелкнул кнопкой, проверяя, как он работает, и, подозрительно покосившись на фра Така, протянул Иву треснутый стеклянный плафон с оббитым краем, в котором лежало с десяток слизняков.

– Не сомневайтесь, мастер, это из моего особого тоннеля, – прошептал он на ухо мастеру. – «Белолицые» о нем не знают, и потому там никогда не бывает «травилки».

Убогий кивнул. Это были обычные местные байки. Откуда взяться каким-то тайным тоннелям на глубине почти полутора километров, если все они были проложены по планам компании и машинами компании? Однако он не стал отказываться. Кто его знает, возможно, слизняки вполне съедобны, а если так, то плата выходила даже щедрой. Впрочем, это как раз и усиливало сомнения. Альтруисты и меценаты здесь не выживали.

Когда за посетителем закрылась дверь, Убогий с хрустом потянулся и повернулся к фра Таку:

– На сегодня все. – Он бессильно опустил руки. – Извини, старина, не могу пригласить тебя в бар, поскольку таковых здесь не водится, но за последнюю неделю я немного разбогател, так что… – Ив нагнулся над кучей ржавых деталей и поломанных механизмов и достал оттуда емкость, представлявшую собой рассеиватель верхней фары магнитоптера, наполненную вонючим грибным бренди.

– Сатанинского зелья не употребляю, – сурово ответствовал фра Так, но тут же расплылся в улыбке: – Разве что по особому случаю.

Посоветовавшись, оба решили, что это и есть тот самый случай.

Весь вечер Убогий чувствовал душевный подъем, и к тому времени, когда бренди закончилось, обоим было очень хорошо, хотя и немного обидно. В середине импровизированной попойки Убогий как-то бессознательно отметил про себя, что в мастерской находятся взявшиеся откуда-то Гугнивый Марсель и Пристукнутый Пит. Но они как появились, так и исчезли, очевидно испуганные видом грузного и громогласного монаха, который, размахивая своими здоровенными кулачищами, как раз в этот момент заорал что-то уж очень отдаленно напоминавшее молитву. Когда же фра Так выудил из своего неизменного мешка фляжку, в которой бултыхалось что-то, пахнущее намного лучше, чем вонючее грибное бренди, Убогий поймал себя на мысли, что, пожалуй, вечерок сегодня получился что надо. Несмотря на вонь, грязь, слизь, убогость и более чем километровую толщу породы над головой.

Когда охи, вздохи и скудные воспоминания были исчерпаны и Убогий ответил на все вопросы, которые на него вывалил фра Так, он вдруг только теперь заметил рясу, по-прежнему обтягивавшую дородную фигуру монаха, и озадаченно спросил:

– Слушай, а ты-то как ускользнул от рычагов проходческого щита?

Фра Так усмехнулся:

– У меня большой опыт в этом деле. Можешь себе представить – это мое восьмое «оттаивание».

Убогий ошарашенно воззрился на него:

– Да-а-а, я, конечно, почувствовал, что ты опытный человек, но восемь раз… Слушай, а почему ты мне помог?

Фра Так ласково посмотрел на него:

– Как тебе сказать, просто… Понимаешь, сын мой, там у всех были глаза… затравленных зверей. Кто смотрел овцой на бойне, кто бараном, кто собакой, а кто и волком, а когда в отсеке появился ты, то я сразу обратил внимание, что ты смотришь совсем не так. У тебя был взгляд… – Он пошевелили пальцами, подбирая слова. – Что в нем было такое?.. Я бы сказал, этакая смесь смирения и… гнева, что ли. Будто тебя, прости господи, отвлекли от чего-то важного. И ты понимаешь, что хотя это совсем не входило в твои планы, но деваться некуда и придется посвятить этому неприятному делу некоторую часть своего драгоценного времени. Хотя, конечно, это тебе очень не нравится. – Монах перевел дух, хитро поглядывая на Убогого. – А теперь представь-ка себе этот взгляд у еле стоящего на ногах уродца. Да не обрушится на меня кара Господня.

Убогий попытался представить нарисованную картину и, когда что-то получилось, рассмеялся:

– Поэтому ты и нарек меня тем странным именем?

– А что оставалось делать? Ты ведь не пожелал представиться.

Они выпили еще по глотку. Убогий прислушался, как обжигающая влага прошла по пищеводу, и поинтересовался:

– Откуда у тебя такая роскошь?

– Ну, да простит меня Господь, даже на Варанге я бы не согласился с такой оценкой, однако здесь… Да, это роскошь. – Фра Так прикрыл глаза, смакуя вкус принесенного напитка. – Благодарение Господу, это дар одного из моих прихожан.

– У тебя есть приход? – удивился Убогий.

– Теперь да.

Убогий покачал головой:

– Вот уж не думал, что тебе удастся уговорить кровососов, которые здесь командуют, чтобы разрешили тебе открыть приход.

Фра Так пожал плечами:

– Я сам удивляюсь. Хотя мне удалось сделать это даже на Ирронтканге. А можешь себе представить, как тяжело разъяснить догматы христианства созданиям, которые размножаются яйцекладкой, поедают своих мертвецов на прощальной церемонии и обучают детей приемам продолжения рода на публичных церемониях соития. Но, возблагодарим Господа нашего, как мне кажется, здесь дело не только в моем красноречии. Я считал, что мне потребуется не менее полугода, а то и год, прежде чем я сумею добиться разрешения на открытие прихода. И когда на первое прошение получил категорический отказ с пояснением, что им вполне достаточно приходов, финансируемых компанией, то не слишком расстроился. Однако неисповедимы пути Господни. Неделю назад меня поздно вечером вызвали в центральный офис и сам господин Стоватор Игенома, главный администратор компании, вручил мне разрешение на открытие прихода. – Монах сделал паузу. – Он сказал мне, что ему нужно такое место, где между ним и Господом будет наименьшее число посредников.

Они помолчали, потом Убогий спросил:

– А к чему ты разыскал меня?

– Ты, наверное, хочешь спросить, как разыскал… Ну, благодарение Господу, это было просто. Я знал, что твой порядковый номер обязательно будет в первом десятке, а среди первых обычно не бывает задохликов. Так что мне было достаточно уточнить, куда делось тело из первого десятка, на которое поступило наибольшее число отказов. Но даже я не ожидал, что на тебя оформят бесплатную выдачу. Сказать по правде, узнав об этом, я даже пал духом. Если бы ты оказался в рабочих казармах, то со здешней системой надзора отыскать тебя было бы раз плюнуть. А как, скажите на милость, можно тебя разыскать среди тысяч людей, что ютятся по норам Первой штольни, если здесь даже соседи зачастую не знают, кто копошится в соседней норе. Так что мне повезло, что ты, во-первых, уже успел стать известной личностью в Первой штольне, а во-вторых, оказался вполне соответствующим тому имени, которым я тебя нарек. За что, несомненно, стоит поблагодарить само божественное Провидение.

Убогий кивнул:

– Пожалуй, стоит. Но ты не ответил на мой вопрос. Я не ошибся, когда спросил, К ЧЕМУ ты меня разыскал.

Фра Так замялся, подыскивая слова:

– Господь сподобил. Не знаю. Однако, когда сам главный администратор ищет место, где можно было бы без свидетелей обратиться к Господу, мне становится как-то неуютно. А ты мне – единственная знакомая душа на Рудоное.

Они немного помолчали, думая каждый о своем, потом Убогий, вздохнув, заметил:

– Ты не производишь впечатление человека, который смиренно вверяет свою судьбу Господу.

– А почему ты думаешь, что Господу угодно бездействие? Вся моя жизнь до сих пор убеждала меня в обратном.

Они снова замолчали.

– Допустим, эти, как их здесь называют, «белолицые» действительно готовят какую-то пакость, – наконец заговорил Убогий. – Но чем могу помочь я?

Фра Так тяжело вздохнул:

– Не знаю, я молился, и Господь не подал мне никакого знака и не вложил в мою голову никакой мысли, кроме как обратиться к тебе. Хотя я не знаю ни кто ты такой, ни почему я должен это сделать. Просто знаю, что должен. – Монах вдруг спросил с некоторой робостью: – Ты не испытываешь желания исповедаться, сын мой?

Убогий горько усмехнулся:

– Если бы я мог…

Фра Так недоуменно воззрился на него. И то ли Убогий слишком много выпил в этот вечер, то ли действительно пришло время, но он вдруг поднялся и, шагнув к брату Таку, опустился перед ним на колени, на этот раз даже не обратив внимания на то, как привычно проделало это его тело.

– Простите меня, святой отец, ибо грешен я…

Он рассказал ему все. Его рассказ был сумбурным, он перескакивал с одного на другое, повторялся, путался, потом возвращался назад, но в конце концов фра Так узнал всю короткую историю его новой жизни и все то, что так удивляло его самого. Когда Убогий замолчал, в комнате наступила мертвая тишина. Он и сам был несколько оглушен своим порывом. Это помещение с грязными стенами и дверью, сделанной из куска пластика, с двумя колченогими табуретами и несколькими ворохами тряпья у дальней стены, служившими постелью трем не очень чистоплотным мужчинам, совсем не походило на исповедальню. Однако когда он наконец поднял глаза на исповедника, то понял, что поступил правильно. Во взгляде фра Така светилась некая торжественность. С замиранием сердца Убогий спросил, хотя, как ему казалось, он уже знает ответ:

– Вы… поможете мне, святой отец?

Тот кивнул:

– Да, сын мой. – Фра Так повел плечами и смущенно потерся щекой о плечо. – Хотя пока я не знаю как. – Он на миг задумался. – Скорее мы оба поможем друг другу.

Убогий посмотрел исподлобья на монаха – уж не смеется ли тот над ним, – но фра Так был серьезен. Снова наступила тишина. Потом монах заговорил снова, медленно и словно бы с опаской:

– Как я понял, тебя больше всего мучает один вопрос – кто ты и откуда? Убогий кивнул:

– Это так.

Хотя этот разговор вызвал в нем новый приступ сомнений, граничащих с отчаянием, он чувствовал, что сегодня что-то произойдет. А главное – он почувствовал облегчение просто от одного того, что кто-то еще будет нести бремя его тайны.

– А не кажется ли тебе, сын мой, что все твои метания оттого, что рядом с тобой не было человека, которому ты мог бы поведать свои раздумья и сомнения?

Убогий нерешительно кивнул:

– Я не знаю, возможно, ты прав.

– А не задумывался ли ты, почему все это с тобой происходит?

Убогий недоуменно посмотрел на монаха:

– Что «все»?

– Ну все: пожар, беспамятство, страдания, «мясной склад», то, что ты оказался на самом дне грязной ямы, переполненной человеческой низостью и подлостью?

Убогий ошарашено уставился на Така:

– Уж не думаешь ли ты…

– Нет, – перебил его монах, – это – Испытание. Сдается мне, Господь готовит тебя для чего-то воистину великого.

От этих слов у Убогого побежали по спине мурашки.

– И… что? – еле слышно спросил он. Фра Так молча опустился на колени и нараспев забормотал молитву, и она была столь страстной, что Убогий тоже невольно стал повторять за ним ее слова, нимало не удивляясь тому, что помнит их наизусть. Закончив молитву, монах постоял еще немного на коленях с закрытыми глазами, потом повернулся к Убогому:

– Да будет воля Господа нашего. – Фра Так осенил его крестным знамением. – Мне кажется, Господь ниспослал мне откровение. Ибо чувствую я, что предстоит тебе дело более трудное, чем ты думал ранее. – Он помедлил. – И не зря я нарек тебя именем Корн. Ибо в нем и есть твоя истинная сущность, которую ты обязательно обретешь.

– И с чего же мне начать? – спросил Убогий. Монах вздохнул:

– Не знаю. Если ты позволишь мне стать твоим духовником, я смогу время от времени мучить тебя сомнениями.

Убогий невесело усмехнулся:

– Ну это и у меня самого иногда неплохо получается, – и, подумав, добавил: – Впрочем, мне кажется, не стоит с ходу отвергать помощь настоящего профессионала.

В мастерской воцарилось молчание, которое, впрочем, тут же было нарушено громким хохотом.

– Завтра я покидаю Рудоной. Операцию начинайте не позже, чем через сутки после моего отъезда. Вы уверены в том, что для полного разложения отравляющих веществ будет достаточно двухнедельного карантина? – Господин Перье испытующе посмотрел на полковника Эронтероса.

Тот энергично закивал:

– Да, с запасом. Я использовал этот газ на Убийне, и там мы проводили зачистку уже через четверо суток. Так что две недели – это даже с запасом.

Инсат Перье слегка наклонил голову, как бы соглашаясь с Эронтеросом, но если бы в апартаментах господина финансового советника присутствовал кто-то, кто хорошо знал господина Перье, от него бы не ускользнуло едва заметное движение его губ, сложившихся в тщательно скрываемой усмешке. Впрочем, если бы в апартаментах господина Перье действительно находился такой человек, то финансовый советник ни за что не позволил бы себе подобного движения лицевых мускулов. А Эронтерос… Это просто тупой злобный подонок, которому нравится убивать. Сейчас он весь переполнен предвкушением того, что вскоре займется любимым делом. Господин Перье отвел взгляд. Глаза меньше поддаются контролю, и не стоит давать Эронтеросу ни малейшего намека на то, как он действительно к нему относится. Впрочем, даже если б он и понял, ничего страшного – просто пришлось бы поменять стиль взаимоотношений, что, однако, означало бы потерю времени, соответственно, затраты и дополнительные усилия.

– Не сомневайтесь, ваша честь, сделаем все в наилучшем виде, целую ваши ноги.

Господин Перье едва заметно поморщился. Эронтерос так и не смог до конца избавиться от своих провинциальных замашек. Хотя чего еще можно ожидать от выходца из такой дыры, как Инката.

– Ну, что ж, полковник, я очень на вас надеюсь.

Тот одернул полы рабочего комбинезона, как будто на нем был военный мундир, и попытался щелкнуть каблуками своих горняцких ботинок на толстой и мягкой рифленой подошве. Не удалось. Господин финансовый советник кивнул, и полковник вышел, четко печатая шаг. Когда дверь захлопнулась, Инсат Перье убрал с лица высокомерно-благосклонное выражение и устало потер пальцами веки. В общем-то, все было готово, однако его продолжал грызть червячок сомнения. Он никак не мог взять в толк, почему Стоватор Игенома так категорично отвергает столь выигрышный в финансовом отношении план. И ведь нельзя сказать, чтобы главный администратор действительно испытывал какие-то особые симпатии к этим отбросам. Намеки Перье насчет судьбы его бывшей секретарши, ныне пребывающей среди людей-крыс, предназначались скорее для создания определенного настроения в разговоре. Разве это не понятно? К тому же Игенома слишком хороший администратор, чтобы не видеть столь очевидных выгод проекта. Тогда в чем же дело? Моральные соображения? Перье усмехнулся. Руководители такого уровня о морали вспоминают только тогда, когда это выгодно. Тогда что? От этих размышлений закололо в висках. Он тряхнул головой и помассировал их кончиками пальцев. А может, действительно следовало положиться на гигантский опыт главного администратора и предоставить ему свободу действий? Во всяком случае, до сих пор он прекрасно справлялся. Инсат Перье несколько мгновений сидел, уставившись неподвижным взглядом в стену, потом раздраженно поджал губы. Да что это с ним происходит? Разве не он сам лично не только проработал в деталях этот план, но и провел рекогносцировку непосредственно на Рудоное? Тогда какие могут быть сомнения? По-видимому, это просто усталость. Мало того что он уже давно не покидал так надолго орбитальную станцию клана Свамбе, на которой была расположена штаб-квартира госпожи Свамбе-Никатки, так еще это подсознательное ощущение километрового слоя породы над головой… С каким удовольствием он завтра покинет эти штольни. Инсат Перье поднялся из-за стола и направился в спальню. Однако, когда он, уже приняв душ, лежал в постели, ему внезапно пришло на ум, что, как бы он ни был уверен в успехе, следует кое-что сделать, чтобы на всякий случай подстраховаться. Эта мысль его успокоила, и он уснул.

…Фра Так появился в мастерской лишь через неделю. Всю эту неделю Убогий провел в беспокойстве. В Первой штольне появились какие-то темные личности. Они явно были не из беглых «оттаявших», хотя носили очень похожие грязные комбинезоны и потрескавшиеся каски. В то же время это были и не обычные ремонтники компании, хотя имели при себе мощные фонари и диагностическую аппаратуру. Те осмеливались появляться в Первой штольне только в сопровождении хорошо вооруженной охраны, зная прекрасно о том, что их снаряжение и оборудование – лакомый кусок для ее обитателей. Эти же были одни и вели себя по-хозяйски. К тому же когда одна из местных шаек попробовала было зажать пару таких темных личностей в одном из тупиков, то минут через пять обе жертвы спокойно покинули место засады, а численность шайки уменьшилась на пять единиц. Слух об этом разнесся по всей Первой штольне, и непонятных гостей больше задевать не пытались. Рассказ монаха о внезапном желании главного администратора побеседовать с Господом без лишних посредников, да и просыпавшиеся время от времени в глубинах подсознания неясные воспоминания, порой принимавшие форму непонятно откуда возникавших побуждений и навыков, наполняли Убогого предчувствием, что Первую штольню ждут какие-то серьезные неприятности. Только было абсолютно непонятно какие. Конечно, если намечалась серьезная зачистка, то отбросы, составлявшие население Первой штольни, вряд ли смогли бы оказать мало-мальски серьезное сопротивление. Но для того, чтобы добраться до каждой норы, необходимы были столь значительные силы, что Убогий сильно сомневался, насчитывается ли в штате охранной службы компании хотя бы десять процентов от требуемого числа. Облавы же по секторам ничего бы не дали. Люди-крысы привыкли ускользать от регулярных облав, устраиваемых службой охраны, когда она выходила на отлов рабочей силы. Как правило, в сети охранников попадали только те, кто этого хотел сам. На это шли, чтобы слегка подхарчиться или поболтать с приятелями, которые предпочли относительно сытую казарму свободе безделья и прозябания. К тому же жители Первой штольни гораздо лучше знали место своего обитания. Нет, явно планировалось что-то другое. Да и не производили эти ребятки впечатления обычных охранников. Убогий, воспринимавший внезапно пробудившиеся рефлексы (к примеру, необычную манеру держать нож, подходящую скорее для метания или довольно чистых подсечки и броска, которые он с успехом и провел, пытаясь утихомирить двух клиентов, недовольных размером платы) как некие послания своего подсознания, также пытавшегося пробиться к нему из глубины, восстанавливая его прошлое, а потому несколько недель назад начавший небольшие тренировки, прекрасно представлял себе, на что он способен и на что – нет в своем нынешнем состоянии. И хотя для большинства обитателей Первой штольни он уже был достаточно крепким орешком, для подготовленного профессионала… А эти ребята явно были профессионалами.

Фра Так появился под вечер. Когда он возник на пороге мастерской, Убогий как раз заканчивал сборку многосистемного тестера-настройщика. С тех пор как начались странные события, он прикинул, что раз его физические кондиции пока не позволяют ему считать себя грозным бойцом, то уж с головой-то у него все в порядке. А потому он решил как-то подготовиться, чтобы в случае чего быть во всеоружии. И начал часть платы брать обломками сложных приборов и остатками консолей, догнивавших в разрушенном здании администрации. Народ быстро смекнул, что можно серьезно сэкономить, подсовывая этому лоху с умелыми руками разный ненужный хлам, и вскоре, несмотря на бурные протесты стариков, их каморка оказалась заполнена разбитыми приборами, искореженными стойками, кусками коаксиального кабеля и иным металлоломом. Однако, худо-бедно, он сумел среди всего этого хлама отыскать некоторое количество целых деталей и собрать примитивный, но достаточно мощный комп и несколько полезных вещиц попроще. Убогий пока не мог найти какого-либо удобоваримого объяснения своим навыкам обращения с электроникой и просто пользовался неизвестно откуда берущимися знаниями и умением. Сегодняшний заказ был довольно выгодным, но стоило монаху появиться на пороге, как мастер отложил корпус прибора в сторону и поднялся навстречу гостю:

– Рад тебя видеть, старина, – но, увидев выражение его лица, встревожено спросил: – Что случилось?

– Много чего, – сквозь зубы ответил монах и, окинув взглядом комнату, грузно опустился на табурет.

Убогий молча ждал продолжения. Монах вздохнул:

– Сегодня улетел Инсат Перье.

Убогий недоуменно пожал плечами:

– А кто это?

Фра Так удивленно взглянул на него и через силу улыбнулся:

– Я как-то позабыл, что, хотя тебе и суждены великие дела, пока что ты просто одна из крыс Первой штольни.

– Тебе бы все смеяться, – шутливо сказал Убогий, однако монах не поддержал на сей раз шутливого тона, а еще больше помрачнел. Стало понятно, что в колонии действительно происходит что-то серьезное. – Вот что, старина, давай-ка по порядку.

– Если по порядку, то вчера вечером ко мне на исповедь пришел Стоватор Игенома. Я должен хранить тайну исповеди, а потому расскажу тебе только о том, что узнал, когда после исповеди бросился проверять то, что он мне рассказал. Во-первых, слухи о том, что Первую штольню собираются очистить от людей-крыс, имеют под собой реальную почву. Во-вторых, у компании новый начальник службы охраны, а сама численность охраны увеличена вдвое. И в-третьих, нового начальника службы охраны зовут полковник Диего Эронтерос.

До Убогого не сразу дошло, почему фра Так произнес с такой многозначительностью имя нового начальника службы безопасности колонии, но вдруг вспомнил. Еще бы, все межпланетные сети новостей два месяца подряд, с момента появления первых свидетельств и все то время, пока шло расследование, заходились в истерике, смакуя чудовищные подробности случившегося на Убийне. Все стало на свои места. Гневно сверкнув глазами, он сдавленно прошептал:

– Значит, газ…

Монах молча кивнул. Убогий тихо спросил:

– И когда?

Фра Так пожал плечами:

– Не знаю, но Инсат Перье улетел сегодня утром.

Убогий поднялся на ноги:

– Ясно… надо предупредить всех и…

Дверь с грохотом распахнулась, и в открывшемся проеме нарисовались несколько плечистых фигур. Убогий ошеломленно замолчал и безвольно опустился на кучу старых деталей и неисправных приборов. Трое из пришедших вошли внутрь. Фра Так поднялся с табурета и, грозно взглянув на них, громко возгласил:

– Именем Господа вопрошаю: кто вы и что вам надо в сем доме?

Первый из вошедших насмешливо улыбнулся:

– Ваши прихожане, святой отец, правда будущие. Но нам было очень любопытно: чем это занимается наш будущий пастырь по ночам? Вот мы и пошли потихоньку за ним, и что же мы обнаружили? – Он все с той же насмешливой миной осуждающе покачал головой. – Святой отец, один! По ночам! Посещает злачные места. Ай-ай-ай. – Он погрозил монаху коротким клешнеобразным пальцем, зло оскалился и, внезапно сжав пальцы в горсть, без замаха ударил фра Така в солнечное сплетение. Тот как-то странно всхлипнул и мешком свалился на пол.

Убогий, по-прежнему сидя с открытым ртом среди железного хлама, молча хлопал глазами. Тот, что ударил монаха, медленно повернулся к нему:

– Ну а ты что скажешь, птенчик? Признаюсь, я несколько разочарован. Этот монах узнал нечто, что вовсе не предназначалось для его ушей. И к кому же он прибежал с этим?! К тебе?! Я ожидал увидеть кого-нибудь поприличней.

Но Убогий продолжал сидеть с ошарашенным видом. До него вдруг дошло, что после трагедии на Убийне прошло почти восемь лет и это было воспоминание из его ПРОШЛОЙ жизни. И тут он ясно осознал, что воспринимает все происходящее совсем не так, как еще мгновение назад. Не как едва оправившийся после болезни беспомощный урод, а как опытный боец. Расстояние до нападавших, где находятся их руки, степень напряжения мышц, направление взглядов – все это внезапно стало ясным и понятным. Как и то, что и как он должен и может сделать.

– Так что, птенчик? Или ты уже умер?

Убогий поднял глаза на ухмылявшегося противника и, скорчив трусливую гримасу, дрожащим голосом спросил:

– Это правда?

Тот усмехнулся:

– Тебе это не грозит. Ты ведь проживешь ненамного дольше, чем святой отец.

Он сделал шаг вперед и лениво пнул в грудь это убогое, перепуганное существо. «Крыса» опрокинулся навзничь, судорожно раскинув руки, но в следующее мгновение его руки вдруг взлетели вверх с каким-то куском трубы, присоединенным к кабелю. Раздался треск, с переднего конца трубы сорвалась гигантская белая искра. Парни были обучены совсем неплохо, но они были совершенно не готовы к какому-либо сопротивлению. Первый рухнул, не успев понять, что случилось, второй успел рвануть руку к поясу, а третий даже умудрился выхватить лучевой пистолет. Но это было все, что он успел сделать. Убогий отшвырнул шунт, кувыркнулся вперед, подхватил руку третьего, сжимавшую вытащенный лучемет, и, потянув за нее, подтащил тело к пролому в стене. Затем он показал глазами ошарашенному фра Таку на лежащее тело и пристально посмотрел в сторону двери. Монах, собиравшийся было что-то сказать, захлопнул рот, понимающе кивнул, на четвереньках подобрался к одному из валявшихся противников и, приподняв его, выставил в проеме двери. Из темноты тут же ударило два быстрых разряда. Не успела еще погаснуть вспышка, как Убогий выстрелил в ответ. Там, откуда стреляли по двери каморки, раздался короткий вскрик и упало что-то тяжелое. Убогий быстро пригнулся, крутанул безжизненное тело, руки которого так и не выпустил, проскочил сквозь пролом и замер под стеной. Некоторое время ничего не происходило!

Фра Так облегченно выдохнул:

– Ну все, – и отпустил мертвое тело, которое держал. На противоположной стороне улицы сверкнул луч и ударил как раз туда, где Убогий только что находился, затем дважды – по дверному проему. Убогий успел ответить на второй выстрел. Снова сдавленный крик и шумное падение. Убогий бросился на пол и, дотянувшись до какого-то устройства, хлопнул по нему ладонью. Тишину ночи, уже нарушенную треском выстрелов, разорвал вой сирены.

Когда сирена завела пятую руладу, Убогий отключил ее. Фра Так, сидя на полу у входа, обводил недоуменным взглядом поле битвы. Наткнувшись глазами на приятеля, который с досадливым выражением на лице вытирал вспотевший лоб, монах уважительно покачал головой:

– Да-а-а, теперь я могу понять, почему Господь выбрал именно тебя.

Убогий посмотрел на свои дрожащие руки и, судорожно переводя дух, грустно усмехнулся:

– Зато я пока не могу… – Он махнул рукой и поднялся на ноги, стараясь унять дрожь в коленях.

Фра Так ткнул рукой в недвижимого главаря:

– Чем это ты их?

Убогий передернул плечами:

– Да так… после нашей первой встречи я подумал, что не мешает иметь что-нибудь, что может пригодиться в качестве оружия. И поставил на шунт искровой разрядник. – Он искоса посмотрел на огромный черный ожог на груди мертвеца. – Вот только с мощностью переборщил. Надо было бы оставить в живых хоть одного.

– Зачем?

– Эронтерос наверняка уже перекрыл тоннели, а они знали пароли, места расположения постов.

Монах понимающе кивнул:

– А зачем ты держишь его за руку?

Убогий повернул ладонь мертвого главаря – на двух пальцах были надеты кольца.

– Дистанционный предохранитель. Я встречал такие штучки… – Он запнулся и досадливо нахмурился – Только вот не помню где. Лучемет может выстрелить, только когда эти кольца касаются рукояти, а если нет, то от него не больше проку, чем от молотка. – С этими словами Убогий неторопливо стянул кольца с пальцев налетчика и надел на свои, повторив эту же операцию со всеми мертвецами. За дверью раздался шум, в мастерскую всунулась чья-то голова и, зыркнув на монаха, обратилась к Убогому:

– Слышь, мастер, тут твои компаньоны лежат и еще двое неизвестных. Все того… Кончились.

– Ладно, достойная смерть, Вечному бы понравилась. – Он оторопело замолчал, не понимая, откуда пришли к нему эти слова.

Когда фра Так, коротко рассказав собравшимся у мастерской людям о том, что их ждет, вернулся в комнату, Убогий был уже готов. Продукты и приборы были упакованы в два объемистых мешка с самодельными лямками. Сначала он лихо подхватил тот, что был побольше, но тут же, охнув, опустил его на пол и, сердито дернув клапан, начал торопливо выкидывать какие-то предметы. Этот груз был ему еще не по силам. Хотя его не покидало ощущение, что раньше он без труда мог бы унести оба мешка. Только вот где и когда было это «раньше»… Фра Так остановился на пороге, посмотрел вокруг и шагнул ко второму рюкзаку. Убогий спросил:

– Они поверили?

– Большинство – пока нет, но трупы этих молодцов кое-кого убедили. Остальные, впрочем, тоже знают, что я говорю правду, только пока боятся поверить. Ну ничего – когда те, кто уже поверил, бросятся к тоннелю и наткнутся на охрану, то поверят и остальные.

Убогий безнадежно махнул рукой:

– Какого черта, все равно всем конец. Если они рассчитали количество баллонов и места их закладки с учетом циркуляции воздуха – все здесь обречены, а чтобы удержать тоннель, достаточно десятка солдат!

Фра Так не совсем уверенно возразил:

– И все же если они последуют твоему совету и кинутся искать заложенные баллоны, чтобы сбросить их в дренажные шахты, то, может быть, немного оттянут конец. На несколько дней. Впрочем, я сомневаюсь.

Убогий, ничего не говоря, двинулся к двери. Он вышел наружу первым. Они молча прошли с полмили, когда фра Так наконец спросил:

– А куда мы идем?

Убогий молча указал рукой на сверкавший огнями купол энергостанции.

– Пока остальные будут рваться в тоннели, мы сможем пробраться туда. Как я слышал, купол герметичен, так что там мы будем вне опасности. К тому же им даже в голову не пришло, насколько это уязвимое место. Этот Эронтерос считает всех, кто живет здесь, тупым быдлом, не способным ни на что. Я хочу показать ему, КАК СИЛЬНО он ошибается.

Фра Так с сомнением посмотрел на сияющий купол:

– Не думаю, чтобы они оставили его без охраны.

Убогий утвердительно кивнул головой:

– Я тоже. Но это не страшно. Я пока не собираюсь поднимать шум. Наша задача – потихоньку проникнуть в купол и отсидеться там, пока все не кончится, а если что… – Он внимательно посмотрел вперед. – Вряд ли их там больше десятка, от силы человек двадцать. Они же считают, что им ничего не угрожает. К тому же у меня есть сильное подозрение, что там не бойцы, а ребята из «грязной конторы». Такие больше привыкли пинать ногами связанного, чем драться со сколько-нибудь серьезным противником. И я очень сомневаюсь, что у них есть опыт боя в ограниченном пространстве. – Убогий замолчал, словно прислушиваясь к себе – уверен ли он сам в своих силах, – и понял, что да, вполне уверен, что было удивительно. И, понизив голос, добавил: – А если что, то даже в худшем случае мы не задохнемся, а погибнем в бою. Слегка очистив человечество от мрази. – И Убогий снова с улыбкой повторил неведомо откуда взявшуюся фразу: – Хорошая смерть, Вечному бы понравилась.

Фра Так ничего не сказал.

До энергостанции оставалось не более сотни ярдов, когда из-за кучи камней, обильно усеявших пространство перед куполом, выступило несколько темных фигур. Убогий чертыхнулся про себя и стремительно бросился за ближайший камень, выхватывая лучевой пистолет. Надо же было быть таким идиотом, чтобы нарваться на охранников в двух шагах от цели. Но тут он сообразил, что охранники вряд ли стали бы вылезать из купола и открыто выходить им навстречу, они просто пристрелили бы их из засады. К тому же фигуры, после его рывка суматошно прыснувшие в разные стороны, в нерешительности остановились, увидев монаха, неподвижно стоящего посреди дороги. Убогий опустил лучевой пистолет и, осторожно подняв голову, негромко спросил:

– Кто такие?

После некоторого промедления чей-то голос ответил:

– Мы из Второй штольни. Вечером пришли охранники и погнали всех сюда. Пешком. Даже не дали собраться… – Говоривший сделал паузу и, натужно вздохнув, добавил невпопад: – А в тоннеле охраны ну дюже много.

Убогий помедлил, напряженно раздумывая:

– Сколько вас?

– Да сорок семь, ежели детишек считать.

Он невольно присвистнул. Дети в заброшенных штольнях!.. Он задумался. Судя по всему, это тоже были люди-крысы, которые, однако, чем-то неуловимо отличались от обитателей Первой штольни. Он еще раз окинул взглядом стоящих перед ним людей. Может быть, это тоже часть его Испытания? И его обязанность сейчас в том, чтобы не просто затаиться и выжить, а попытаться спасти как можно больше людей? И отомстить. Убогий тряхнул головой и, повернувшись к куполу энергостанции, взглянул на него, словно стараясь угадать, вместит ли она всех. Потом повернулся к молчаливой толпе:

– Что думаете делать?

Одна из фигур шагнула вперед:

– Кто ж его знает?

– Мне нужно человек десять, покрепче.

Из темноты выступили новые фигуры и осторожно начали подходить к говорившим.

– Зачем? – поинтересовался первый собеседник. Убогий коротко объяснил. Кто-то в задних рядах ахнул, все возбужденно заговорили разом. Убогий повысил голос:

– Тихо! Энергостанция – наш единственный шанс. Вы видели, что творится в тоннеле, и знаете, что там не пробиться. Но, судя по форме зданий, а главное – по тому, что они не стали демонтировать станцию перед началом газовой атаки, она герметична, – Он мгновение помолчал, потом громко спросил: – Итак, кто пойдет со мной?

Раздался хор голосов:

– Я.

– Я.

– Меня возьмите!

– Да мы все…

– Стоп. – Убогий поднял руку, призывая к тишине. – Мне нужно только десять человек, и каждый должен знать, что там нас ждет вооруженная охрана. Кто пойдет со мной – скорее всего, там и сложит голову. – После недолгой паузы он добавил: – Мне нужны люди с военным опытом.

Наступила тишина. Каждый примерял ситуацию на себя. Наконец вперед шагнул коренастый мускулистый мужчина:

– Я пойду. Бывший урядник Второго пластунского иррегулярного полка Ратевеевского казачьего войска Родион Пантелеев.

– Русский? – удивленно переспросил Убогий. Среди «оттаявших» русские почти не попадались. Русский император предпочитал скорее использовать своих подданных для собственных надобностей, чем позволять разным конторам торговать ими в виде мороженого мяса.

Крепыш утвердительно кивнул головой и, повернувшись к толпе, отрывисто бросил в темноту:

– Петр, Грабарь, Большерукий, Цыган, Даргинец, Хохол, Лукошин, Чехов и Две Затяжечки.

По мере того как он называл клички и имена, из темноты показывались крепкие фигуры и, ни слова не говоря, становились рядом с урядником. Убогий окинул шеренгу довольным взглядом. Эти ребята чем-то отличались от простых обитателей Первой штольни. Ну так что ж, они и жили-то не в Первой, а во Второй – кто его знает почему.

– А тебя самого как кличут, командир? Он на мгновение задумался. Пожалуй, Убогому пора было исчезнуть из его жизни.

– Зовите меня… Корн.

Спустя час они стояли у стены рядом с воротами и следили за тем, как тот, что назвался Корном, осторожно подсоединяет выводы самодельного компа к клавише вызова на стене, рядом с воротным проемом. Несколько минут прошли в напряженном молчании, потом командир поманил их рукой. На крошечном экранчике компа высветилось схематическое изображение помещений энергостанции.

– Смотрите. Люди здесь, здесь и здесь, всего человек пятнадцать – двадцать. Человек пять – рабочая смена, остальные – охранники. – Корн поднял глаза на урядника, тот ответил кивком. – Как только войдем, сразу разделимся на две группы. Старшие обеих групп, как я уже говорил, будут вооружены лучевым пистолетом. Ты, – он взглянул на урядника, – должен быстро проскочить сюда, – он чиркнул ногтем по схеме, – и затаиться. В этих помещениях, скорее всего, находится охрана, поэтому, как только я подниму шум наверху, они бросятся к лифтовому холлу. Вот эту группу, что побольше, пропустишь мимо, а вот этих – они побегут следом за первой – постараешься задержать. Но не торопись, помни, что они вооружены. Подпусти их поближе, чтобы они не могли воспользоваться оружием, и…

Урядник, поколебавшись, спросил:

– А они точно там?

– Уверен. Я влез в программу управления кондиционированием помещений, она показывает, что в этих помещениях установки работают в рабочем, а не в дежурном режиме. Но, конечно, кто-то, может, просто спит или находится в каком-то тамбуре или коридоре, где нет климатических систем, так что будьте повнимательнее.

Урядник, ограничившись безмолвным кивком, повернулся к своим товарищам и что-то негромко сказал. Потом снова обратил исполненный готовности взгляд на командира. Тот в последний раз осмотрел свое воинство и достал лучевик. Затем, сделав несколько вдохов и выдохов, словно, одетый в боевой скафандр, готовился через мгновение прыгнуть к чужому кораблю, и мимоходом удивившись этому, нажал клавишу на компьютере. Ворота энергостанции дрогнули и поползли в сторону. Битва началась.

Полковник Эронтерос ворвался в вестибюль центрального офиса компании, едва не вышибив раздвижные стеклянные двери. Стоявший у дверей кабинета главного администратора охранник при его появлении невольно отшатнулся; полковник, не замечая его, рывком распахнул дверь. Стоватор Игенома сидел в своем кресле, откинувшись на спинку, в его правой руке была судорожно зажата рукоятка элегантного лучевика. Голова свесилась набок, открывая взору аккуратную дырочку у правого виска, а на стене, там, куда ударил луч, пробив череп насквозь, темнел подтек расплавленного металла. По-видимому, главный управляющий поставил регулятор на полную мощность.

Полковник грубо выругался и быстрым шагом подошел к телу. Крови почти не было, так как лучевик мгновенно запаивал кровеносные сосуды, и все же зияющие дыры в висках выглядели не очень эстетично. У двери кто-то негромко вскрикнул. Эронтерос резко обернулся:

– Что вы здесь делаете?

Грегори Экрой, начальник финансового департамента, из-за которого все и началось, испуганно вздрогнул:

– Я… видите ли… то есть…

– Короче! – рявкнул полковник. Экрой, несмотря на дрожь, сумел все же собраться и внятно произнести: – Видите ли, дело в том, что директор финансового департамента, кем я как бы являюсь во время отсутствия главного администратора, то есть временно, как бы должен выполнять его обязанности, ну, пока он не приедет, то есть, как только… мне сразу и сообщили, извините… – Его взгляд уперся в мертвого Стоватора Игеному, и директор финансового департамента опять впал в прострацию.

Полковник вскинул над головой стиснутые кулаки и зарычал. О дева Мария, с какими идиотами ему приходится работать! Один по-дурацки кончает с собой за два часа до начала операции, да еще ухитряется предварительно слегка почистить свою нечистую совесть идиотским заявлением, оставленным в личных файлах Главного центра управления, другой при первом же трупе выпадает в осадок…

– Вот что, сопляк, у меня нет времени заниматься всей этой ерундой, так что возьми на себя всю волокиту по организации похорон, передаче большой королевской печати, или что там у вас вместо нее, а главное – найди людей, которые взломали бы личный код этого придурка и убрали бы из его файлов это дурацкое заявление. А у меня и так забот по горло. До начала операции осталось два часа. Ну! Понял? – Эронтерос едва сдержался, чтобы не врезать этому гринго по физиономии.

Тот, дрожа всем телом и клацая зубами, забормотал, не спуская с полковника испуганных глаз:

– А разве операция состоится? Господин Перье заверил меня, что, если все раскроется, вся вина падет на по-о-о… на покойного, а теперь, когда он… то надо срочно связаться с господином Перье.

Тут уже Эронтерос ему врезал. От души.

– Молчать!! Никакой связи! Ты должен исполнять обязанности главного администратора в его отсутствие? Вот и исполняй. А что касается тела, то мы его сейчас отсюда уберем и обнаружим только спустя полтора часа в изуродованном «роллс-ройсе» в Первой штольне. Его убили эти крысы, ты понял?

– Но… – начал было сосунок, но полковник не дал ему закончить:

– ТЫ ПОНЯЛ?

Грегори Экрой втянул голову в плечи и кивнул с жалкой гримасой на лице. Эронтерос прорычал что-то сквозь зубы и, резко развернувшись, вышел из кабинета. Что ж, может, все и к лучшему. Теперь можно будет обвинить крыс в убийстве главного управляющего и этим оправдать предпринимаемые меры в глазах персонала колонии, о чем так беспокоился Перье. Хотя ему самому, в общем-то, на это глубоко наплевать.

Корн подтянулся на руках и взобрался на длинную балку, проходящую под самым куполом. До сих пор он справлялся неплохо, но сейчас почувствовал, что надо передохнуть. Легкие хрипели, как дырявый насос привода пневмопочты, руки и ноги дрожали, будто с перепоя. С того момента, как они проскользнули в приоткрывшуюся щель ворот, прошло не более десяти минут, а они уже прикончили как минимум пятерых охранников, хотя и сами потеряли троих. Самое меньшее. Во всяком случае, в его группе остались он с монахом да один русский. Сейчас они прятались за стойками с аппаратурой, и русский то и дело постреливал, не давая противнику высунуться из-за стоек, расположенных в противоположной стороне зала, и в то же время стараясь не зацепить чего-нибудь опасного из оборудования. Дежурная смена и последний уцелевший пока охранник из тех, что находились в центральном зале управления, сгрудились в дальнем углу, не рискуя приближаться к пульту, а значит, и к системе связи. Вроде бы послышались шаги на аварийной лестнице – Корн торопливо вскочил и побежал по балке в сторону видневшегося внизу пульта. Если к охраннику успеет подойти подмога, их положение станет просто отчаянным. Пройдя шагов десять, он оказался сбоку от охранника. Остановившись, он всадил ему луч в левую сторону груди. Тот взмахнул руками и рухнул на пол. Один из дежурных операторов подхватил упавший пистолет, и Корн чуть не выстрелил в него, но сдержался. Как оказалось – правильно сделал. Оператор высунулся из-за стойки и, прокричав: «Не стреляйте, мы всего лишь инженеры!», – запустил лучевик по полу в сторону фра Така. Тот поднял голову, посмотрел на Корна и, увидев одобрительный взмах рукой, вышел из-за укрытия. Подобрав лучевик, фра Так пробормотал:

– Сатанинское отродье, – и, брезгливо держа его двумя пальцами, передал русскому.

В этот момент с грохотом распахнулась дверь, ведущая на аварийную лестницу, и Корн два раза выстрелил. Первые двое рухнули на пол, не успев войти. Следующий ворвался в помещение, высоко подпрыгнул, преодолевая препятствие на своем пути, и был сражен в прыжке выстрелом русского. Луч поразил его в грудь. По-видимому, остальных это несколько отрезвило, потому что больше никто не показывался. Корн застыл на месте, напряженно прислушиваясь. Наконец снизу, от подножия лестницы, донесся частый треск выстрелов и испуганные вскрики. В открытую дверь влетели несколько лучевиков, сопровождаемых истошным криком:

– Сдаемся!

Корн сел на балку и вытер испарину на лбу. Энергостанция была в их руках.

Эронтерос неотрывно смотрел на дисплей с колонками стремительно уменьшавшихся в значении чисел. Наконец все, кроме последнего, стали нулями. И тут в дверь магнитоптера, в котором он устроил свой штаб, кто-то громко забарабанил. Полковник сердито оглянулся на дверь и снова вернулся к своему занятию. Со злорадной миной на лице он надавил на клавишу. Газовые бомбы сработали секунда в секунду. Хоть это утешало в едва не сорвавшейся операции. Конечно, командную систему можно было подключить к таймеру, но в собственноручном акте активации этого небольшого армагеддона было что-то мистическое. А ему сейчас, как никогда, требовалось взбодриться. Недаром он за две минуты до времени «Ч», выслушав последние доклады, выгнал всех и заперся в штабной машине, полностью отключившись от внешнего мира. Ничто не должно было мешать ему, когда он совершает священнодействие. Эронтерос посмотрел, как вспыхнули и погасли все огоньки, обозначающие заложенные заряды, и, встав с кресла, наконец отворил дверь:

– Ну чего еще?

Возбужденный охранник скороговоркой зачастил:

– Полковник, переключитесь на третий канал.

Эронтерос нахмурился и стукнул по клавише. На экране появилось изображение какого-то типа с худым, изможденным лицом, изрядно подпорченным безобразными шрамами, с лохматыми бровями и клочковатой шевелюрой. Одним словом, типичная крыса.

– Откуда он взялся? – Полковник тяжело уставился на охранника, а тот, разом вспотев под его взглядом, пробормотал:

– Крысы захватили энергостанцию. Этот тип заявил, что, если вы активируете газовые бомбы, он отключит энергию во всей колонии.

– ЧТО?!!

Эронтерос жахнул по пульту стиснутыми кулаками и разразился такой тирадой, что уши подчиненного должны были бы увянуть и свернуться в трубочку. Лишь через несколько минут, когда приступ бешенства немного утих, один из связистов, уже возвратившихся на свои рабочие места, повинуясь его жесту, торопливо включил канал связи с офисом. На экране появилось побелевшее лицо Грегори Экроя. Эронтерос пренебрежительно фыркнул:

– Эй, сопляк, как там у вас дела? Были ли вопросы по поводу Игеномы?

Тот заговорил, то и дело запинаясь:

– Были, и еще какие. Вы не захотели меня слушать, а всем в колонии известно, что Стоватор Игенома никогда, вы слышите – НИКОГДА, не пользовался «роллс-ройсом» и что ни один администратор такого ранга ни за что не поедет в Первую штольню без охраны. Так что вопросы есть, и их много, и как начальник службы охраны готовьтесь отвечать на них на заседании правления компании, и…

Эронтерос почувствовал, как глаза заломило от прилившей к голове крови, но он сдержал себя и заговорил почти спокойно, почти…

– А теперь послушай меня, сосунок. Крысы из Первой штольни захватили энергостанцию и грозят отключить колонию. Если я не верну ее, то они это сделают. Причем эти тупицы не просто выключат энергию, а еще и разгромят все вокруг. Так что подумай, что будет с нами на глубине почти полутора километров под поверхностью Рудоноя и без энергии, да к тому же с уже активированными газовыми бомбами в Первой штольне. – Он помолчал, наслаждаясь видом этого молокососа, оцепеневшего от ужаса, и заговорил снова все тем же ровным тоном: – Сейчас я отправляюсь туда на герметизированных машинах и отобью станцию, но если еще хоть раз я услышу бабские причитания, клянусь девой Марией, ты отправишься в Первую штольню вместе со мной на моей машине. Только не внутри, а снаружи и без скафандра. Ты понял?

Грегори Экрой судорожно кивнул и спросил внезапно севшим голосом:

– У вас все, господин полковник?

Эронтерос не стал отвечать – он просто отключился.

Вошедший в зал управления урядник тихо сказал:

– Все сделано.

Корн кивнул. По его поручению русские обстреляли из лучевых пистолетов купол штольни, и теперь дорога к энергостанции на протяжении около полумили превратилась в такое нагромождение каменных обломков, что по ней не прошел бы даже шахтный грузовоз. Облако газа подошло к энергостанции почти вплотную, так что, если охранники в тоннеле не захватили с собой скафандров, какое-то время повстанцам ничто не грозит. Корн повернулся к оператору:

– Начинайте отключать системы освещения, приводы транспорта, охранные системы, энергию оставьте только на климатической системе и системах связи и… увеличьте подачу на приводы вентиляторов Первой штольни. Пусть климат-система засосет побольше отравленного воздуха и аварийные сирены хорошенько прочистят мозги этому ублюдку.

Оператор кивнул, его пальцы забегали по клавишам. Корн задумался. Скорее всего, Эронтерос предпримет попытку отбить энергостанцию, но доступ в систему управления энергостанции заблокирован особым кодом. Так что все попытки открыть ворота или взломать их, учитывая, что тяжелое вооружение подойти не сможет, обречены на провал. Следовательно, Эронтеросу придется вернуться за техникой для расчистки завалов, но та не оборудована герметическими кабинами. А воздуха в штатных скафандрах при интенсивной работе хватает часа на два. Значит, с учетом затрат времени на дорогу операторов придется сменять каждый час. Все это удлинит работу не менее чем до трех часов в целом. А энергии в накопителях машин хватит максимум часа на полтора. Кому пришло бы в голову ставить емкие накопители, если здесь под каждой дорогой проложен энергокабель. Значит, шансов у Эронтероса на то, чтобы отбить станцию за сколько-нибудь приемлемое время, – практически никаких. А на длительную осаду эти дураки не способны, поскольку, если прекратится подача энергии на вентиляционные установки, через несколько часов колония начнет задыхаться. Если, конечно, газ не доберется до других штолен раньше. Так что не стоит особо играть в героев, надо просто подождать, пока это не дойдет до самого Эронтероса.

Эронтерос в бессильной ярости уставился на сверкающий огнями купол энергостанции. Каррамба, кар-рамба, каррамба! У него уже не осталось сил ругаться. Эти твари его перехитрили! Дорога к энергостанции оказалась сплошь завалена огромными каменными глыбами, а прибывшая для расчистки техника посадила накопители, не расчистив и четверти пути. Посланная штурмовая группа вернулась ни с чем. Среди этих крыс оказался какой-то умник, который изменил коды доступа в систему, и ворота нипочем не желали открываться даже на личный код главного администратора. Кроме того, часть крыс из Первой штольни по каким-то ходам обошла заслоны охраны, ворвалась в развлекательный центр, расположенный в Пятой, и устроила там дикий дебош. В придачу ко всему, из-за отключения энергии начались волнения среди рабочих. Короче, все пошло прахом. А как прекрасно все было задумано! Полковник сморгнул слезу бессильной ярости, от злости у него стеснило грудь. Какой черт от злости! Звуковой сигнал, раздавшийся в шлеме, означал, что воздуха в баллонах почти не осталось. Скрипя зубами, полковник побрел к командному магнитоптеру.

Освободившись наконец от опостылевшего скафандра, он вылез из магнитоптера у ворот офиса, но там его поджидал еще более неприятный сюрприз. Навстречу ему выскочил этот сопляк Экрой и с вызовом заявил, что связался по дальней связи с господином Инсатом Перье и тот желает видеть его немедленно.

Когда Эронтерос появился перед экраном, Перье приветствовал его сухим кивком и потребовал:

– Докладывайте.

Полковник, то и дело срываясь на брань, обрисовал обстановку, впрочем слегка ее приукрасив. Инсат Перье на мгновение задумался, потом негромко сказал:

– Игенома был прав.

Такого полковник стерпеть не мог. Он вскочил на ноги и разразился длинной тирадой, которая сулила массу неприятностей всем подряд, включая тупых руководителей. Господин финансовый советник выслушал его, не прерывая, до конца, а потом с легкой усмешкой заговорил сам, спокойно, не повышая голоса, отчего у Эронтероса вдруг пошли мурашки по всему телу:

– Заткнитесь, вы, тупица. Вы должны были обеспечить нейтрализацию небольшой кучки отщепенцев, провернув операцию тихо и бесшумно. И закончить ее вместе с утилизацией трупов за пару дней. После чего Игенома был бы отправлен в отставку, его место досталось бы этому сопляку Экрою, основное достоинство которого – послушание, а вы заняли бы достойное место в разветвленной структуре нашего концерна. А вы что натворили? Бунт! Смерть главного администратора! Межпланетный скандал, который разразится, как только нувориши из местного развлекательного центра вернутся по домам на свои планеты. – Тут господин Перье сделал паузу, словно пораженный какой-то мыслью, внезапно пришедшей ему в голову, и добавил: – Если вернутся.

Эронтерос, уже успевший овладеть собой, услужливо поклонился:

– Сеньор, прикажите, и я…

– Благодарю, – властно остановил его господин финансовый советник, – но вы потеряли мое доверие, поэтому я вынужден сам заняться разгребанием нагроможденных вами завалов, без вас.

Он повернул голову куда-то в сторону и быстро произнес какой-то набор цифр. На гаснущем экране качнулась, как будто даже с грустью, голова господина Перье. Последние его слова были:

– Да, без вас… Во всех смыслах этого слова.

Инсат Перье, закончив разговор, быстро набрал номер первого брокера. Пока весть о катастрофе на Рудоное не достигла биржевого мира, следовало побыстрее избавиться от акций «Копей Рудоноя». В разгар этих хлопот ему вдруг пришла в голову мысль, что Стоватор Игенома его все-таки обыграл. Он не выполнил того, на чем настаивал господин Перье, и таки обезопасил своих детей. Ибо теперь компании придется пылинки с них сдувать, показывая всем, как она заботится о детях своих сотрудников, трагически погибших на посту во время бунта (ибо все происшествие будет представлено как трагическое последствие бунта людей-крыс), но не бросивших людей. Хотя, впрочем, вряд ли его устраивала цена этого выигрыша.

Дежурный оператор, сидевший за пультом, вдруг удивленно вскрикнул и повернулся к Корну:

– Кто-то отключил климатологические установки!

Тот с недоумением смотрел на него. Оператор пояснил:

– Через несколько дней температура в штольнях начнет подниматься, поскольку прекратят работу охладители, потом увеличится содержание окиси углерода, и в конце концов все задохнутся… – Он натужно закашлялся и через силу просипел: – Отключено питание вентиляционных систем.

– Кто это сделал?

Оператор не успел еще открыть рот, как другой дежурный с беспокойством сообщил:

– Не могу подать питание ни на один механизм. Тоннели между штольнями перекрываются автоматическими задвижками.

Все кинулись к экранам. Те, на которых были видны другие штольни, медленно гасли, будто кто-то стирал на них изображение. Корн пробормотал:

– Похоже на вирус, – и бросился к консоли. Спустя два часа он устало откинулся на спинку, глядя перед собой невидящим взглядом. Тишину нарушил фра Так, который негромко спросил:

– Что произошло?

Корн посмотрел на монаха и устало ответил:

– «Троянский конь». – И, увидев недоумение на лицах, пояснил: – Так называют вирус, который заранее закладывается в систему и запускается по определенному сигналу. Этот сигнал пришел откуда-то извне. Вирус должен был уничтожить всю энергетическую сеть и взорвать энергостанцию.

Все ахнули. Кто-то удивленно воскликнул:

– Но мы-то целы!

Корн горько усмехнулся:

– Да, но только потому, что я изменил коды доступа во внутреннюю сеть энергостанции. Но нам от этого не легче. Мы не сможем ни открыть задвижки между штольнями, ни тем более запустить лифты. Мы навечно заперты здесь, на глубине почти полутора километров.

Он замолчал. Несколько минут в зале энергостанции стояла мертвая тишина. Потом кто-то растерянно спросил:

– Что же нам делать?

Корн, скорее по вновь прорезавшейся привычке действовать, чем из желания ответить на вопрос, заговорил:

– Если бы мы смогли добраться до поверхности, то у нас был бы шанс. Там космопорт, где припаркована туча кораблей и яхт толстосумов из Пятой штольни, которые явились сюда поразвлечься и пощекотать нервы экзотикой. А уж пробраться внутрь и даже взлететь я сумел бы. – Он запнулся, с удивлением подумав, почему это он так в этом уверен, но размышления его оборвал взволнованный голос одного из дежурных инженеров, стоявшего за спинами остальных:

– Но мы можем добраться до поверхности!

Корн круто повернулся:

– Как?

Инженер сглотнул:

– Во всяком случае теоретически. Дело в том, что станция – это стандартный подземный блок для внеатмосферных миров. Именно поэтому мы и герметизированы. И в наших ангарах стоит семь «кротов»-ремонтников. В каждом может уместиться четыре человека. Правда, их радиус действия всего восемьсот метров, из-за кабеля, но энергии в накопителях должно хватить до поверхности. Сквозь породу они двигаются достаточно быстро, метр в минуту.

В рабочем зале установилась тишина. Корн обвел глазами людей, сгрудившихся у его кресла:

– Кто умеет управлять кораблем? – Он снова поймал себя на том, что в отношении себя самого он почему-то твердо в этом уверен. Ответом было молчание. – Кто сможет хотя бы взломать простенький код, открыть шлюз, проникнуть на корабль и послать сигнал бедствия? Не думаю, чтобы это было очень сложно, ведь на корабли должен допускаться обслуживающий персонал, а я сильно сомневаюсь, что эти денежные мешки поднимаются наверх и самолично открывают люки всякий раз, когда кому-то из обслуживающего персонала надо попасть на корабль или яхту.

Таких нашлось пятеро. Корн кивнул:

– Вы пойдете по одному в каждом «кроте». Остальных выбирайте сами. Можно бросить жребий. – Он повернулся к уряднику: – Приготовьте… – Он призадумался. Сорок два русских с детьми, двенадцать пленных охранников и трое инженеров дежурной смены плюс фра Так, и того пятьдесят восемь, минус он и пятеро связистов. Получается пятьдесят два. – Пятьдесят два жребия, на двадцати двух поставьте крестики.

– Пятьдесят один, – вмешался урядник, – я остаюсь.

– Пятьдесят, – сказал фра Так. – Здесь погибнет много людей, и Господь не простит мне, если они уйдут без покаяния и отходной молитвы. Так что кому-то надо прочитать ее для всех. – Он кивнул в сторону пустых мерцающих экранов: – И для них тоже.

– Сорок девять, – спокойно добавил еще кто-то. – Пусть у детей будет больше шансов.

Через три часа Корн стоял на пороге люка и, сдерживая слезы, смотрел на урядника и монаха. Фра Так ласково улыбнулся ему:

– Знаешь, я чувствую себя апостолом Павлом. – Он вздохнул. – Жаль только, мне никогда не стать евангелистом Лукой.

Корн стиснул зубы и отвернулся. Урядник шагнул вперед и положил руку ему на плечо:

– А ты лихой парень. Пожалуй, я взял бы тебя в пластуны.

Корн схватил его за плечи и прижал к груди.

– Жаль, что мы встретились вот так.

– Жаль. Но, как у нас говорят, лучше так, чем никак.

Корн еще раз обнял обоих и шагнул в люк. Им не хватило до поверхности нескольких метров. Всего нескольких из полутора тысяч. Когда локатор показал, что до поверхности остается семь метров, двигатель окончательно заглох. Накопители были высосаны насухо, энергии не было даже на регенерацию воздуха. Последние шестьсот метров они шли, отключив все, даже освещение и систему регенерации воздуха, так что сейчас внутри «крота» было душно, дышалось с трудом. Корн понял, что они не дотянут, когда оборвался кабель и скорость начала падать: за минуту они проходили уже не метр, а девяносто семь, девяносто пять, а потом и девяносто один сантиметр. Запас хода, который теоретически у них был, стремительно таял. Под конец они проходили уже всего по шестьдесят два сантиметра в минуту, так что, когда аппарат застыл на месте, удивляться оставалось не самому факту остановки, а тому, что от поверхности их отделяет всего семь метров. Корн оглянулся на спутников:

– Ну что, будем копать?

– Как?

– Руками.

На него посмотрели как на помешанного. Корн передернул плечами и двинулся к люку.

Он выбрался наружу через восемь часов. Как он рыл, чем дышал, как добрался до корабля – Корн абсолютно не помнил. Все слилось в сплошную полосу. Похоже, он даже не дышал, прорывая нору от люка до поверхности, отгребая землю назад, за себя, но было ли это правдой или порождением горячечного мозга, Корн не знал. Он пришел в себя, только когда за его спиной мягко захлопнулась дверь шлюза, отрезая его от чудовищно жаркой атмосферы Рудоноя, и в лицо ударил прохладный ветерок. Корн некоторое время сидел не шевелясь, просто наслаждаясь возможностью не копать, не двигаться, не ползти. Потом устало поднялся и двинулся вперед. Следовало побыстрее надеть скафандр и посмотреть, не выбрался ли наверх какой-нибудь «крот».

Он раскопал своего «крота», но все его попутчики были уже мертвы. Двое так и остались в корабле, третий успел прокопать около полутора метров. Корн ждал еще трое суток. Больше не появился никто.

Часть II

Да создастся каждому по делам его

– Эй, клошар, вставай, твоя смена.

Корн проснулся от чувствительного пинка в бок и сел на гамаке, сонно глядя вокруг. Он не понимал, где находится, наконец вспомнил и, тряхнув головой, посмотрел на секторные часы, показывавшие начало и конец смены. Последовал новый тычок, и он оказался на полу. Тот же грубый голос сказал:

– Вываливайся, клошар, мне нужен гамак.

Корн приподнялся на локтях, потер ушибленный зад и взглянул еще раз на часы. Он спал всего два часа, до начала его смены оставалось еще больше часа. Корн перевел взгляд на свой гамак. На нем невозмутимо возлежал крепкий коренастый тип с недобрым лицом. Тип был коротко стрижен, имел две железные серьги в левом ухе, перстни из полированной стали на правой руке, которые в уличной драке вполне могли сойти за кастет, и выражение несокрушимой самоуверенности, прямо-таки вырубленное на физиономии. Корн вдруг почувствовал злость. Не торопясь он поднялся на ноги, отряхнулся и несколько развязной походкой двинулся к гамаку. Тип с ухмылкой следил за ним:

– Никак ты хочешь нарваться на неприятности, клошар?

Корн неожиданно для себя спросил:

– А почему ты называешь меня клошаром?

Тип захохотал:

– Да ты и есть клошар, грязный, вонючий клошар. Крысиное дерьмо.

Корн усмехнулся, в общем-то, тип был прав, хотя и не подозревал об этом, считая свои слова просто ругательством. Некоторое время он действительно был крысиным дерьмом. Первая штольня не могла не наложить на него свой отпечаток. Он вырвался с Рудоноя на корабле какого-то немыслимого богача, который умудрился битком набить свое судно золотыми слитками. Узнав, что портом приписки яхты был Новый Магдебург, Корн сначала решил, что она принадлежит какому-то богатому выскочке, успевшему в последний момент перед нападением Врага удрать с этой планеты.

Новый Магдебург, планета крупных землевладельцев, был захвачен Врагом около пяти лет назад. Он никогда не имел ни сильной планетарной обороны, ни собственного флота. И как только над планетой появились первые разведчики Врага, многие землевладельцы спешно распродали свои гигантские латифундии, простиравшиеся на сотни тысяч или даже миллионы гектаров, и покинули свой родной мир. Если бы Враг не захватил планету, они, вероятно, теперь бы кусали локти от досады, ведь свои земли они продали практически за бесценок, но случилось то, что случилось, и эти люди, насчитывавшие всего несколько десятков, в отличие от всех остальных, могли теперь сказать о себе, что удачно распорядились своим состоянием. Но родину они потеряли и в большинстве своем, при всем богатстве, чувствовали себя нищими, топя свое отчаяние в нескончаемых кутежах и попойках, просаживая в ближайших казино огромные суммы, покупая девочек и мальчиков для сексуальных фантазий, играя на тотализаторе и устраивая разгульные дебоши в самых фешенебельных отелях. Хотя, судя по всему, владелец яхты не позволял себе слишком разгуляться. Впрочем, яхта могла быть приписана к Новому Магдебургу лишь для виду, что было очень удобно для разного рода деликатных дел. А в том, что хозяин яхты имеет к ним отношение, Корн перестал сомневаться уже через неделю, когда немного поглубже влез в базовый кристалл корабельного компа. Однако надо было подумать, что делать дальше. И как быть со свалившимся на него богатством. Хотя он и не знал точно нынешний курс золота, по курсу, который существовал спустя полтора века, на борту яхты находилось состояние почти в сорок миллионов соверенов. И оно принадлежало ему. Хотя пока что лишь условно. Вряд ли кто-то поверил бы, что владельцем роскошной яхты и сорока миллионов соверенов является подозрительный тип с повязкой на глазу и уродливыми шрамами на лице, не имеющий к тому же никаких официальных документов. Так что пока распорядиться доставшимся ему богатством Корн не мог. Но золото есть золото, оно не портится со временем, как ветчина или бекон, а за то время, что он прожил под именем Убогого, Корн хорошо научился ждать и терпеть. Черт, да это было главным, чему он научился. Он проторчал на борту яхты, в которой, кроме всего прочего, оказались и хорошо оснащенный тренажерный зал, и приличный медицинский отсек, около трех месяцев. Холодильники яхты были набиты разнообразными деликатесами, а винный погреб вообще был выше всяких похвал. Так что это были лучшие три месяца его жизни, вернее, той части его жизни, которую он помнил. К концу второго месяца он, все еще несколько шалея от собственных способностей, окончательно разобрался с кодами доступа к бортовому информационному центру и сделал еще несколько приятных открытий. У хозяина яхты, кроме всего уже ему известного, оказался солидный банковский счет в «Ершалаим сити бэнк» и недвижимость на Таире и Новом Вашингтоне. Причем все они были зарегистрированы на кодовое имя, так что Корн в конце концов окончательно уверился в том, что бывший владелец яхты, скорее всего, не из числа тех шустрых ребят, которые успели продать поместья за бесценок перед самым захватом. Человек, которого, судя по судовым документам, звали Иглисс Эйхайя, начал строить свое благополучие вне пределов Нового Магдебурга задолго до появления Врага над родной планетой. Вероятнее всего, он вообще никогда и не был на Новом Магдебурге.

Когда от запасов пищи осталась ровно половина, причем все оставшиеся продукты были с длительным сроком хранения, а его уже подташнивало от икры и лангустов, Корн решил, что пора возвращаться в большой мир.

Он порылся в информационных файлах, запустил двигатели и через две недели был у Турсонга, слабо освоенного сельскохозяйственного мира, который сейчас, после захвата Врагом нескольких планет, на некоторое время стал важным перекрестком торговых путей. Корн выбрал Турсонг по нескольким причинам, но главной из них была неразбериха, царившая здесь. Космопорт и околопланетное пространство были абсолютно не приспособлены к потоку кораблей, который внезапно хлынул сюда. Официальные власти планеты, которые раньше числились таковыми чисто номинально, теперь вдруг оказались в центре схватки нескольких компаний-гигантов за подряд на оборудование крупного транзитного орбитального комплекса и подрастерялись. Настоящие же хозяева планеты, каковыми были бароны, владевшие землей, не сразу сообразили, какой козырь им подбросила судьба. В результате концессии на оборудование транзитных терминалов и навигационное обеспечение достались сразу трем крупнейшим фирмам, каждая из которых прилагала ныне титанические усилия, чтобы раньше других закончить орбитальные терминалы и, соответственно, отбить у них клиентов. Вот почему в околопланетном пространстве царил настоящий хаос и появление здесь Корна вполне могло остаться незамеченным. Что и случилось.

Корн оставил яхту на обратной стороне второй луны одной из внешних планет-гигантов системы и прибыл на один из недостроенных терминалов в спасательной шлюпке. Как он и предполагал, на него никто даже не взглянул. Рядом толкалось слишком много транзитных лайнеров и грузовозов, чтобы замотанные неразберихой диспетчеры обратили внимание на какую-то крохотную точку на экране. Корн без шума припарковался в одном из недостроенных ангаров, выбрался из люка шлюпки (на всякий случай он предварительно стер из памяти компа все установочные данные о ней) на еще не покрытый синтоковром пол ангара и, осторожно оглянувшись, двинулся в сторону коридора, ведущего внутрь станции. Корн рассчитывал на то, что, поскольку он и не думал платить за стоянку и регистрироваться, через пару дней компания арестует его шлюпку за долги и, не установив владельца в течение недели, объявит ее своей собственностью по упрощенной процедуре. Конечно, владельца можно было бы установить по номеру двигателя и корпуса, но, насколько он помнил, вечным бичом любого орбитального строительства был дефицит маломощных маневровых буксиров, на роль которого его шлюпка подходила как нельзя лучше. А потому существовала очень большая вероятность, что администрация не будет особо заниматься поисками владельца, а предпочтет побыстрее использовать ее в таком качестве. Но поскольку шлюпка все-таки не буксир и не имеет достаточного количества маневровых дюз, а ее корпус, хотя и достаточно прочный, не снабжен мощной двухтавровой буксировочной балкой, это закончится довольно быстрым износом и списанием. И концы в воду. Особенно если он особо не задержится в системе Турсонга. А это, как оказалось, было совсем не трудно. При таком размахе строительства рабочие руки были в дефиците, вследствие чего рабочим платили очень прилично. А потому строительные фирмы снимали все сливки, и транзитные корабли, которым по каким-либо причинам требовалось пополнить персонал, вынуждены были закрывать глаза на такие формальности, как отсутствие документов. Так что уже на следующий день Корн получил место младшего стюарда нижних помещений на фешенебельном пассажирском лайнере «Эйбур», приписанном к порту Нью-Амстердама, одного из крупнейших деловых центров Содружества Американской Конституции. И через полтора часа должна была начаться его первая рабочая смена.

Тип был несколько удивлен его улыбкой. По его мнению, «этот клошар» должен был давно уже свинтить из кубрика, втянув голову в плечи и изо всех сил стараясь не раздражать его высочество хамло, устроившееся в его гамаке. В общем-то, Корн достаточно отдохнул за прошедшие три месяца и мог без особых проблем обойтись без сна продолжительное время, но его возмутило, как все это было проделано. К тому же в Первой штольне он достаточно насмотрелся на подобных типчиков и был уверен, что, даже если сейчас он смолчит, этот парень будет доставать его до тех пор, пока не заставит лизать ему сапоги. Впрочем, тем, с которыми у него это получилось, он наверняка вообще уже сел на голову. Так что, как ни крути, раньше ли, позже ли жесткого выяснения отношений все равно не избежать. Так почему бы не сейчас? Корн начал с того же, что и парень. Не переставая улыбаться, он пнул его в бок, опрокинув гамак. Тип шмякнулся на пол. Видно было, что он ошеломлен.

– Ты что, клошар, совсем обкололся? – просипел он. – Я ж тебя сейчас… – И, увидев, что этот убогий спокойно устраивается в освободившемся гамаке, аж задохнулся от возмущения. – Да я тебя сейчас…

– Охолони. – Голос Корна звучал миролюбиво. – Мне спать еще час, вот уйду на смену – займешь мой гамак.

– Что-о-о?! – взревел тип, и в его руке откуда ни возьмись появился игольчатый стилет.

Корн отреагировал мгновенно. Он крутанулся вместе с гамаком и, проскользнув под ним, зацепил противника рукой за левую ногу, тут же ударив его ладонью другой руки по подошве. Хотя его тело еще не достигло кондиции хорошо тренированного бойца, но в такие моменты рефлексы срабатывали как бы независимо от него. Так что даже в нынешнем своем состоянии он был опасным противником. В чем этот тип скоро убедился. После пары ударов в пах и по яблочку он осел под стеной, хрипло дыша и закатив глаза. Корн постоял, настороженно глядя на него, потом наклонился – проверить, уж не перестарался ли он. И тут противник, только что безжизненный, с вывороченными белками глаз, вдруг выбросил вперед руку с зажатым в ней стилетом. Он сумел достать Корна, но выбранная им поза, заставившая его расслабить мышцы, все же немного замедлила его движения, и Корн, получив длинную царапину на груди, сумел перехватить руку и, развернув сустав, сильно дернуть. Раздался хруст, затем дикий вопль – рука повисла как плеть. В это мгновение в отсек ввалились два корабельных полицейских. На лайнерах такого класса каждое помещение было оборудовано специальным полицейским регистратором. Он автоматически включился при первых же признаках непорядка, мгновенно квалифицировал его как драку и подал сигнал в дежурку корабельного полицейского участка.

Корн отступил от поверженного противника и протянул полицейским обе руки ладонями вверх, как это любят полицейские во всех мирах, но так же, как и все они, эти не смогли отказать себе в удовольствии перетянуть его дубинкой. Просто так, для профилактики.

Когда типа, продолжавшего злобно и визгливо ругаться, успокоили электрошоком и погрузили на автоносилки, а с Корна сняли наручники, установив по полицейскому регистратору, что во всем произошедшем виноват не он, Корн вдруг почувствовал, что у него во рту пересохло, а губы похолодели. Он посмотрел вниз и увидел, что края царапины на груди от игольчатого стилета приобрели синюшный оттенок. У Корна похолодело сердце. Похоже, острие стилета была намазано какой-то пакостью. Корн торопливо схватил констебля за рукав:

– Господин полицейский, по-моему, у этого типа стилет был смазан какой-то дрянью, у меня странная слабость и рана выглядит ненормально.

Констебль, который, стоило только Корну прикоснуться к его рукаву, тут же прижал к его руке электрошок, не нажимая сразу спуска, посмотрел на рану. Потом торопливо высвободил рукав, коротко рявкнул в микрофон, снова вызывая медиков, вытащил стилет из контейнера для хранения улик и приложил его лезвие к экрану полицейского анализатора. Несколько мгновений он всматривался в экран, потом, побледнев, прошептал:

– Ипортит калия, «черная кровь». – Он повернулся к Корну и удивленно воззрился на него: – И ты еще жив, парень?

Корн покачнулся и осел по стене, погружаясь в темноту. Больше он уже ничего не помнил.

Очнулся он в лазарете через десять дней. Первое, что он почувствовал, было, что он лежит на каких-то валунах, а на его груди грузно прыгает какой-то великан. Это мучительное ощущение все усиливалось и усиливалось, пока Корн в конце концов не выдержал и не застонал. Послышались шаги, и чей-то веселый голос произнес:

– Слава богу, парень, ты наконец очухался.

Корн открыл глаза и увидел склонившееся над ним чернокожее лицо, на котором сияла улыбка во все тридцать два зуба между мясистыми, сочными губами. Человек между тем не умолкал:

– Сказать по правде, ты меня удивляешь. Поправляешься так быстро, будто ты не человек, а кошка или даже ящерица, она, – тут он хохотнул, – как должно быть известно даже таким дуракам, как те, что лезут на нож с голой грудью, умеет отращивать себе новый хвост. Но, если откровенно, это вряд ли тебе помогло бы, если бы не констебль Каннингхем – он добился от капитана разрешения использовать большой регенератор. Тебя полоснули ножом, смазанным «черной кровью», и ты будешь единственным на многие парсеки вокруг, кто после этого остался в живых.

Корн разлепил губы и прошептал в два приема:

– Спасибо… доктор…

Тот удовлетворенно кивнул:

– Вот уже и заговорил, пожалуй, рискну и отключу привод искусственной вентиляции легких.

Корн скосил глаза: его грудь была покрыта какой-то мембраной, под которой что-то ритмично пульсировало, мерно поднимая и опуская грудную клетку. Тут до него дошло, что за великан прыгал у него на груди. Врач протянул руку и вытащил штекер из гнезда, расположенного в центральной части мембраны. В то же мгновение она, еще секунду назад упругая и блестящая, начала опадать, съеживаться, обнажая слегка покрасневшую кожу, амплитуда пульсаций стала понемногу уменьшаться, и спустя пару минут доктор снял ее с груди больного и убрал. Корн почувствовал, что, хотя груди стало легче, сам процесс дыхания пока еще вызывает определенные затруднения. Будто мышцы грудной клетки и диафрагмы вдруг превратились в желе, и, для того чтобы вдохнуть, надо было приложить определенные усилия, сравнимые, пожалуй, с работой ручной помпы. Доктор кивнул и удовлетворенно потер пухлые ладошки:

– Ну вот и отличненько!

Корн повернул голову и с усилием прохрипел, делая вдох после каждого слова:

– Доктор… я еле… дышу…

Врач засмеялся:

– Ты прекрасно дышишь, мой дорогой. Я знавал людей, которые, получив треть той дозы «черной крови», что досталась тебе, всю оставшуюся, причем очень-очень короткую, жизнь провели на койке, дыша только с помощью искусственной вентиляции легких, а ты, – он даже прищурился от удовольствия, – ну прямо огурчик. И всего-то через десять дней. Я не удивлюсь, если завтра ты встанешь и попытаешься сбежать, чтобы не отвечать на вопросы констебля Каннингхема.

Завтра не завтра, но спустя четыре дня Корн смог уже самостоятельно передвигаться до туалета, а на следующий день в лазарете, в сопровождении врача и какого-то плотного, упитанного мужчины средних лет, наконец-то появился констебль. Констебль был в отутюженной форме и выглядел солидно, однако Корну показалось, что присутствие незнакомца его стесняет. Корн решил присмотреться к нежданному гостю. Мужчина был в прекрасно сшитом пальто из необычайно дорогостоящего натурального габардина и имел примечательную внешность. Этакий шустрый, смешливый толстячок, явно не из бедных, с блестящей лысиной, окаймленной буйными курчавыми волосами, с роскошными пейсами, сбегавшими на обе щеки. Больше всего он напоминал классического доброго дядюшку, как его изображают в сотнях семейных сериалов. Этот старый холостяк не слишком интересуется женщинами, довольствуясь прочими радостями жизни, которыми наслаждается от души.

Толстячок окинул его быстрым, заинтересованным взглядом и, не говоря ни слова, устроился в дальнем углу палаты. Причем сел так, чтобы иметь возможность наблюдать за лицом Корна, но немного в стороне, чтобы тот, разговаривая с констеблем, не видел его. Врач с констеблем подошли к кровати Корна.

– Вот, мой дорогой, констебль Каннингхем хочет задать тебе несколько вопросов, вернее… – Смешливый врач по привычке хохотнул. – Он уже давно добивается свидания с тобой, но я пустил его только сегодня – решил, что можешь увидеться с ним без особого риска. – Врач искоса посмотрел на незнакомца в углу и улыбнулся: – К тому же мистер…

Он не договорил. Спокойный, тихий голос, в котором, однако, слышалась скрытая, но не для опытного уха, властность, прервал его:

– Не надо, уважаемый доктор, я представлюсь сам. Позже.

Врач, ограничившись коротким смешком, вышел из палаты. Констебль проводил его взглядом до двери, достал из поясной сумки портативный полицейский фиксатор, пододвинул стул поближе к кровати и сел напротив Корна:

– Констебль Эрсел Каннингхем, борт пассажирского лайнера «Эйбур», рейс Новая Южная Дакота – Нью-Амстердам, официальный допрос. – Он сделал паузу и, глядя в упор на Корна, продолжил: – Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о подготовке покушения на убийство мистера Аарона Розенфельда на борту лайнера «Эйбур». Перед началом допроса я должен предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний. – Констебль снова сделал паузу. – Назовите имя, место и год рождения, занимаемую должность на лайнере. По словам врача, «черная кровь», означающая верную смерть, ценится очень дорого. А ведь существует сколько угодно ядов подешевле. Они, может быть, и не так хороши, как «черная кровь», но тоже быстренько отправят человека на тот свет, если, конечно, не применять дорогостоящую реанимацию…

Корн чертыхнулся про себя. Надо же было так засветиться. Но делать нечего. Он повернул голову в сторону полицейского фиксатора и заявил с хмурым видом:

– Мое имя – Корн, стюард нижних помещений, а больше о себе говорить ничего не буду.

Констебль воспринял это заявление довольно спокойно, хотя было видно, что оно ему не очень-то понравилось. Он в свою очередь повернулся к фиксатору и подтвердил:

– Констатирую, что свидетель на вопросы о дате и месте рождения отвечать отказался.

Допрос продолжался около получаса. Из вопросов констебля Корн понял, что этот ненормальный был нанят кем-то еще на Новой Южной Дакоте, чтобы прикончить какого-то Аарона Розенфельда, который, похоже, летел не ниже чем первым классом. При обыске среди личных вещей этого урода был обнаружен электронный ключ с набором кодов ко всем дверям, ведущим к каюте этого Розенфельда, план помещений корабля и еще пара смертоносных штучек, стоимость которых, скорее всего, равнялась доходам этого типа за последние десять лет. Когда констебль его хорошенько прижал, он раскололся и сдал своего непосредственного нанимателя, который, вероятнее всего, окажется в конце концов подставной фигурой. Однако пока что оставался шанс прищучить хотя бы его, так что констебль стремился как можно тщательнее зафиксировать все, что имело хоть какое-то отношение к этому делу. Планеты Содружества Американской Конституции всегда ревниво относились друг к другу, и, для того чтобы привлечь к ответственности гражданина другой планеты, нужны были серьезные и юридически безупречно оформленные основания. И капитан, скорее всего, дал разрешение на использование большого регенератора не из человеколюбия, а потому что была задета честь компании. На ее корабле кто-то пытался совершить убийство! И хотя Корн вряд ли чем мог помочь расследованию, без его показаний, зафиксированных надлежащим образом, позже, в суде, могли бы возникнуть проблемы. Все эти соображения сложились в голове у Корна, пока он отвечал на вопросы констебля, однако главный вопрос, на который он хотел бы получить ответ, пока оставался открытым. Кто такой тот толстяк в углу?

Наконец констебль закончил с допросом. Вопросительно взглянув на толстяка, он повернулся к Корну и со словами: «У меня все» – спрятал свой аппарат и как-то нерешительно сказал:

– Вот тут с вами хочет побеседовать мистер…

– Благодарю вас, констебль, этот вопрос мы обсудим наедине.

Констебль недоверчиво посмотрел на Корна – на его взгляд, он явно не заслуживал доверия, нерешительно оглянулся на толстяка, который ответил ему усмешкой, и направился к двери. Но, прежде чем выйти, он не преминул бросить свирепый взгляд на Корна, словно предупреждая его, что, если что не так, ему не поздоровится. В палате стало тихо. Толстяк поднялся, подошел к кровати и уселся на стул, на котором раньше сидел констебль:

– Ну-с, молодой человек, я вижу, вы несколько озадачены тем, кто я и в чем состоит мой интерес во всем этом деле. Хотя, клянусь быстрым умом Ревекки, жены Исаака, мне кажется, у вас уже есть предположения по поводу того, кем я могу являться. Не поделитесь?

Толстяк выражался несколько витиевато, но вполне понятно и к тому же, хотя и был явно человеком влиятельным – недаром и врач и констебль слушались его беспрекословно, – держался вежливо. Корн столь же учтиво ответил:

– Думаю, вы имеете некоторое отношение к истинной цели покушения.

Толстяк рассмеялся:

– Прекрасно, вы подтвердили мои предположения. Еще когда вы разговаривали с констеблем, я заметил, что ваша манера говорить, несмотря на все ваши усилия скрыть это, несколько отличается от того, как выражаются низы. А сейчас окончательно убедился, что был совершенно прав. – После короткой паузы он деловито спросил: – Какой университет вы окончили, Симаронский?

Корн был ошеломлен. Этот неожиданный вопрос усмехающегося незнакомца всколыхнул в нем что-то, глубоко укрытое, он знал теперь, что действительно учился в Симаронском университете. Несколько минут Корн лихорадочно напрягал память, пытаясь вспомнить все, что было связано с университетом, но ясность так и не наступила. Ну что ж, не все сразу. Он поднял глаза на собеседника и осторожно кивнул.

– И когда?

Корн сделал неопределенный жест рукой. Толстяк усмехнулся:

– Что ж, ваше право. Имя тоже не ваше?

Корн ответил улыбкой. Он уже немного овладел собой, хотя чувство растерянности все не проходило. Что за удивительный человек этот толстяк! За то время, пока был калекой, Корн и сам научился неплохо читать по лицам людей, угадывать их характер и намерения по еле заметным движениям бровей, искривлению уголков губ и многим другим признакам, незаметным для неискушенного взгляда. Это была неотъемлемая часть науки выживания, в которой он в достаточной мере преуспел. Но этот толстяк – просто ас физиогномики. За считанные минуты вычислить так много о совершенно незнакомом человеке… Есть от чего растеряться. И кажется, ему что-то нужно от Корна. Но что? Об этом Корн не имел пока ни малейшего понятия.

В палате воцарилось полное внутреннего напряжения молчание. Сдается, этот тип – что-то вроде личного секретаря или ближайшего сотрудника той важной персоны, против которой планировалось покушение. Скорее даже очень приближенное к нему лицо. У Корна мелькнула было мысль, уж не сам ли это Аарон Розенфельд, но такое свободное обращение, почти на равных… Это сбивало с толку. Разве так повел бы себя человек, способный оплатить путешествие первым классом? Впрочем, кое-какие предположения у Корна имелись. Первое, что ему пришло в голову, так это что Аарон Розенфельд просто сентиментальный человек и пожелал каким-то образом вознаградить человека, встретившего грудью нож, который предназначался ему самому. Хотя особых заслуг за собой Корн не видел. В конце концов, он получил ножом в грудь во время банальной ссоры из-за гамака, и смешно было думать, что констебль не проинформировал мистера Розенфельда об этом достаточно подробно. Если, конечно, того интересовали подробности. Да и в этом случае самое большее, чего можно было ожидать, был чек на несколько десятков соверенов, что, в общем-то, не помешало бы ему в нынешних обстоятельствах. Ведь это позволило бы ему тратить больше, чем он осмеливался до сих пор, боясь привлечь к себе излишнее внимание. Однако когда какой-нибудь вельможа собирается вручить чек на столь мизерную по его меркам сумму, разве он станет вести такой пространный разговор? Эта мысль еще больше укрепила уверенность Корна в том, что собеседник как-то в нем заинтересован. Подняв глаза, он натолкнулся на пристальный взгляд толстяка. Неожиданно тот рассмеялся. Но не так, как доктор, по привычке, а весело, прямо-таки заразительно. Корн невольно улыбнулся в ответ.

– Ну слава богу. А то сидит бука букой. – Толстяк перевел дух. – Ладно, не буду больше испытывать ваше терпение. На вашем лице написано такое недоумение, глаза прямо как у Моисея перед Яхве, когда тот вручал ему свои заповеди. – Тут он снова прыснул со смеху. Отсмеявшись, сказал серьезным голосом: – Меня зовут Аарон Розенфельд, и я некоторым образом обязан вам жизнью.

Корну ничего не оставалось, как кивнуть головой. Но не успел он чертыхнуться про себя по поводу крушения всех своих логических построений, как Розенфельд в очередной раз поверг его в растерянность тем, что сказал далее:

– Я нерелигиозен, хотя и соблюдаю шаббат, но, если честно признаться, я – суеверный человек. А потому считаю, что судьба столкнула нас не случайно. Я хотел сначала не торопиться, поговорить с вами пообстоятельнее, попросить констебля собрать о вас побольше информации, но сейчас отчего-то переменил свое решение. Есть ли у вас серьезные планы на ближайшее будущее?

Корн пожал плечами:

– В общем-то нет.

– Прекрасно. – Толстяк улыбнулся. – В таком случае я предлагаю вам место. Возможно, я поступаю опрометчиво, но… – Он развел руками и несколько дурашливо оттопырил нижнюю губу. – Конечно, вы понимаете, что пока на особо щедрые условия вам рассчитывать не приходится, в конце концов, я не казначей царя Соломона, но считаю, что, приняв на себя то, что предназначалось мне, вы, как минимум, получили право на шанс. И не собираюсь отделываться чеком на пару десятков соверенов.

Когда Корн оправился от потрясения, то первой его мыслью было немедленно отказаться. За то время, что проторчал на яхте, он составил простой и, как ему казалось, разумный план своих дальнейших действий. Надо было как можно быстрее добраться до Варанги и там на месте выяснить, что же с ним произошло. Никакой работы у богачей с Нью-Амстердама этот план не предусматривал. Не говоря уж о том, что если он собирался, не привлекая к себе особого внимания, привести свой общественный статус в соответствие со свалившимся на него богатством, то, имея рядом такого проницательного человека, он вряд ли смог бы это сделать. Однако, немного подумав, Корн пришел к выводу, что категорическое «нет» было бы не лучшим решением. Если уж даже капитан, только для того чтобы показать Розенфельду, насколько серьезно они относятся к расследованию предпринятого против него покушения, разрешил провести дорогостоящие регенерационные процедуры (а Корн ничуть не сомневался, что, спасая его таким образом от смерти, капитан не получал ни малейшей личной выгоды), то не означает ли это, что Розенфельд действительно влиятельное лицо? А из этого следует, что подобное знакомство в будущем может принести определенные дивиденды. К тому же он снова попал в ловушку. Вряд ли этот комфортабельный лайнер когда-нибудь окажется поблизости от такого захолустья, как Варанга. А столь вольных порядков, как на Турсонге, по ходу маршрута больше не предвиделось. И Корн вот уже несколько дней ломал голову над тем, как ему миновать таможню, не имея абсолютно никаких документов.

– А чем мне придется заниматься?

Толстяк, все это время с улыбкой наблюдавший за его напряженной мыслительной деятельностью, тряхнул головой:

– Не беспокойтесь. Я – как Иосиф в рабстве египетском. Мой основной талант – находить применение людям. Как только я поближе с вами познакомлюсь, найду вам достойное место. А пока, до конца путешествия, вы будете моим личным стюардом.

– Да, но я подписал контракт…

– Пустяки. Я думаю, компания будет очень рада угодить человеку моего положения, которого к тому же чуть не лишили жизни во время этого путешествия.

Корн не сомневался, что так оно и есть. Что ж, пока все складывалось как нельзя лучше, и напоследок он чисто автоматически спросил:

– А чем занимаетесь вы?

Толстяк с улыбкой ответил:

– Я – председатель совета директоров «Ершалаим сити бэнк».

Многие пассажиры, находившиеся в зале VI таможенной зоны Нью-Амстердама, были несколько шокированы необычным зрелищем: какой-то пассажир, на первый взгляд вполне соответствующий уровню столь элитного помещения, с полнейшей невозмутимостью пересекал зал в сопровождении замырзанной фигуры, место которой, по мнению большинства присутствующих, было скорее на ближайшей помойке. Или, в лучшем случае, не далее ста ярдов от нее. И хотя эта подозрительная личность была, судя по всему, не чем иным, как носильщиком, поскольку волокла его чемоданы, многие сочли, что столь хорошо одетый человек мог бы найти пару монет и нанять кого-нибудь поприличнее.

Корн, одетый все в те же поношенные, хотя и выстиранные и залатанные одежки, в которых коротал время в Первой штольне, поймал несколько брезгливых взглядов, нагло растянул губы в нарочито ехидной улыбке и, еще сильнее замедлив шаг, важно прошествовал через весь зал к почти безлюдному таможенному терминалу. Таможенник, выутюженный до скрипа кожи на скулах, впился в него свирепым взглядом и уже было грозно оскалился, собираясь выдать по его адресу что-нибудь этакое, но тут мистер Розенфельд, остановившийся позади Корна, чуть наискосок, негромко кашлянул, привлекая внимание к собственной персоне. Таможенник, бросив несколько раздраженный взгляд в его сторону, вдруг вздрогнул, дернулся, будто собираясь вытянуться по стойке «смирно», а его губы, уже готовые было извергнуть на Корна поток грязной брани, сложились в подобострастную улыбку:

– Добрый день, мистер Розенфельд. Рад вашему возвращению.

Аарон Розенфельд величественно кивнул и, протянув таможеннику карточку-идентификатор, произнес несколько капризным тоном:

– Хорошо, хорошо, вы не могли бы побыстрее?

Тот торопливо схватил протянутый ему документ, вогнал его в паз консоли и тут же с легким поклоном вернул владельцу. Розенфельд благосклонно наклонил голову и, небрежно ткнув пальцем в сторону Корна, бросил:

– Этот со мной, – после чего невозмутимо направился к турникету.

Корн с каменным выражением лица двинулся следом. Таможенник открыл было рот, но, по-видимому, боязнь вызвать неудовольствие мистера Розенфельда оказалась сильнее страха перед выговором за нарушение, хоть и единичное, инструкции и закона о таможенном контроле. А потому Корн, вслед за мистером Розенфельдом, беспрепятственно миновал турникет и оказался на территории федеральной планеты Нью-Амстердам.

Как только за спиной Корна с легким мелодичным хлопком вновь натянулась упругая мембрана, закрывающая выход из здания космопорта, Розенфельд остановился и повернулся к нему:

– Ну что ж, мистер Корн. Если вы не изменили своего решения, то сейчас нам пора попрощаться. Но помните, что мое предложение остается в силе, – тут он хитро прищурился и снова стал похож на доброго дядюшку, – хотя, должен признаться, больше проводить вас через таможню без документов я не буду. А то еще надумаете заняться контрабандой. А по мнению нашего госдепартамента и таможенного комитета, это – смертный грех, который не попал в Моисеев список только потому, что по странному недомыслию в те далекие времена на границах еще не было таможен.

Корн рассмеялся и, поставив чемоданы на тротуар, коротко поклонился и пожал протянутую руку:

– Благодарю вас, мистер Розенфельд. Я надеюсь, наступит день, когда я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

В этот момент рядом с ними мягко опустился роскошный восьмиместный глидер с затененными стеклами, и из переднего отсека, отделенного от пассажирского салона односторонне прозрачной стеклянной перегородкой, выскочил крепкий тип в элегантном костюме, выглядевшем на нем как кошачий бант на разъяренном тигре. Он окинул Корна подозрительным взглядом и, молча поклонившись мистеру Розенфельду, шустро распахнул перед ним дверь пассажирского салона. Тот с одобрительной полуулыбкой проследил за его ловкими движениями и, кивком указав Корну на открытую дверцу, предложил вполне светским тоном:

– Вас куда-нибудь подвезти?

Корн, несколько растерявшись и неуклюже переступая с ноги на ногу, отрицательно покачал головой. Несмотря на некое подобие дружеских отношений, установившихся между ними по инициативе Розенфельда, он прекрасно понимал, какая пропасть их разделяет. Предложение Розенфельда было вызовом общепринятым правилам, даже учитывая их странные отношения. Как если бы, скажем, герцог Икрума пригласил за обеденный стол нищего оборванца с паперти центрального кафедрального собора. Впрочем, как показало их недолгое общение, от Розенфельда и не того можно было ожидать.

Мистер Розенфельд слегка шевельнул плечами, как бы давая понять, что была бы честь предложена, после чего коротко кивнул и, нарочито демонстративно натянув на лицо маску высокомерия, освещенную, впрочем, веселой хитринкой в глазах, величественно взошел на борт машины. Водитель захлопнул дверцу, еще раз окинул Корна подозрительным взглядом и нырнул на свое место. Глидер оторвался от земли, на мгновение завис на месте и двинулся вверх и вперед, мощно, но ровно наращивая скорость. Корн проводил его взглядом и, вздохнув, повернул в противоположную сторону. В чем, в чем, а в одном Розенфельд был прав. Необходимо было срочно обзавестись какими-нибудь документами. Ну что ж, когда он обдумывал эту проблему, у него в голове сложилось несколько вариантов, как это можно сделать. И он не сомневался, что некоторые из них – послания его дремлющей памяти. Так почему бы не воспользоваться этими посланиями. Тем более что в результате за ними могут последовать и другие.

Спустя полтора часа он вышел из подземки на окраине Салема, небольшого городка, расположенного на противоположной стороне Спейсконцента Нью-Амстердама. Там, где размещались грузовые терминалы транзитного порта. По его то ли предположениям, то ли воспоминаниям, именно в таких местах можно было найти тех, кто промышлял продажей документов. Однако сначала следовало разжиться деньгами. Впрочем, для него это не составляло особой проблемы. (Один из его приятелей на Рудоное когда-то в более удачные для себя времена был большим докой по этой части и часто рассказывал о своих подвигах, сидя рядом с Убогим.) Просто требовалось время, поскольку следовало, стараясь не привлекать к себе внимания, совершить несколько действий.

Корн не спеша двинулся вдоль по улице, осматриваясь по сторонам и ища глазами вывеску автоматического кредитного пункта. Вскоре ему повезло. На другой стороне улицы он заметил рассыпающуюся искрами дешевую рекламу разменных автоматов. Он неторопливо огляделся и, заприметив молодых людей, стоявших неподалеку тесными группками и со скучающим видом озиравших уличную толпу, усмехнулся. Все ясно: как только он выйдет из заведения со свежей кредитной карточкой, тут же появятся претенденты на его деньги. Однако делать было нечего. Вряд ли где-нибудь в этом районе он найдет кредитный автомат, не контролируемый бандами, а в более респектабельных районах в таком виде появляться не следует. Корн тщательно разгладил свою потрепанную робу и двинулся через улицу.

В помещении автоматического кредитного пункта царил густой полумрак. Все тонуло в этой полумгле, так что он даже не сразу узнал громоздкий сейф кредитного автомата. И неудивительно. Если верно предположение Розенфельда о том, что Корн когда-то учился в университете, – а он был склонен этому верить, поскольку это прекрасно объясняло многие его знания и способности (впрочем, только усиливая недоумение относительно других), – то в прежней жизни он явно пользовался несколько иными моделями автоматов, без усиленной защиты, в жертву которой были принесены и дизайн, и экономия материалов. Корн прошел в дальний угол, открыл бронированную дверь и, скользнув в тесную кабинку, устроился на откидном металлическом сиденье. Как только дверь с громким щелчком закрылась, внутри зажегся свет и из динамика послышалось скрипучее бормотание:

– Примите к сведению, что данная модель аппарата изготовлена по специальному заказу компанией «Эгрониум сейф» и имеет трехступенчатую систему защиты от взлома. В случае враждебных действий система приводит в действие газовую и электрошоковую защиту и сообщает о нападении в ближайший полицейский участок по трем защищенным каналам связи. – Раздался щелчок, и динамик заговорил теперь уже мелодичным женским голосом, приветливо произнося стандартную фразу: – Добрый день, компания «Эйрес файнэншлс» рада приветствовать вас в одном из своих автоматических кредитных пунктов. Чем мы можем быть вам полезны?

Корн нажал клавишу ответа и сказал:

– Я хотел бы восстановить кредитную карту.

Он мог сделать это еще на лайнере или в космопорту, но, как он узнал, там кабины имели еще и систему визуальной идентификации. А ему очень не хотелось оставлять свою физиономию в каких бы то ни было идентификационных файлах. Во всяком случае, пока.

– Карту какого банка или компании вы желаете восстановить?

– Симплексную карту компании «5ТВ» для счета 8839456234-бис в «Ершалаим сити бэнк».

Автомат немного помолчал, проверяя сообщенные Корном данные, затем бронированная передняя плита с легким скрежетом вошла в паз, открывая экран, компактную клавиатуру и щель подавателя.

– Прошу прощения, но для проведения операции необходимо подтверждение права пользователя. Наберите личный код.

Корн протянул руку и набрал несколько цифр, потом нажал ввод, отсчитал семь секунд, набрал еще две цифры и снова ввод. После чего переключил терминал на режим ввода графической информации и нарисовал домик с горбатой крышей и одним окошком. Этот Иглисс Эйхайя, судя по коду, был большой оригинал. Впрочем, кому еще пришло бы в голову набить свой корабль золотыми слитками.

Автомат несколько мгновений переваривал заложенные в него сведения, потом щелкнул и выдал ответ:

– Благодарю вас, подтверждение получено. Какую карточку вы желаете оформить – постоянную, серебряную, золотую, неограниченный кредит? К великому сожалению, вынуждены предупредить вас, что, в случае если вы выберете золотую или неограниченный кредит, наш автомат не сможет ее оформить, но мы с удовольствием вышлем за вами глидер, чтобы доставить в ближайший офис нашей компании, где наш менеджер сделает все необходимое.

Корн присвистнул. Он вообще-то не знал полной суммы, находящейся на счетах «Ершалаим сити бэнк», и предположение о ее солидности сделал на основании найденной в компе корабля информации о том, что Иглисс Эйхайя незадолго до прибытия на Рудоной купил виллу в курортной зоне Таира за двенадцать миллионов соверенов, сняв нужную сумму именно с этого своего счета. Но, судя по тому, что ему предложили неограниченный кредит, в банке оставалось еще более ста миллионов соверенов.

– Сэр? – проговорил аппарат, напоминая о том, что дожидается ответа уже более двух минут. Корн, спохватившись, торопливо сказал:

– Нет, спасибо, достаточно обычной недельной карточки.

Аппарат заурчал, занося на защищенный чип карточки все необходимые сведения, и небрежно выплюнул квадратик невзрачного пластика, тускло блеснувший полоской окошка считывателя. Корн подхватил карточку и сунул в карман, из которого достал изготовленную на Рудоное вонючую нефтяную зажигалку. Дождавшись, пока тяжелая входная дверь поползет назад, он поднес язычок пламени к отверстию датчика пожарной сигнализации. Бронированная панель на лицевой стороне аппарата уже захлопнулась, из динамика послышалось:

– Благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами нашей компании. Будем рады услужить вам снова. – Дверь медленно отворилась, а из динамика после щелчка вновь забормотал скрипучий голос: – Примите к сведению, что данная модель аппарата изготовлена по специальному заказу компанией «Эгрониум сейф» и имеет трехступенчатую систему защиты от взлома. В случае враждебных действий система приводит в действие газовую и электрошоковую защиту и сообщает о нападении в ближайший полицейский участок по трем защищенным кана… – Голос не успел договорить, как дверь дрогнула и начала закрываться, из-под потолка ударили тугие струи пены.

Корн, убрав зажигалку от датчика, пулей вылетел из кабины и рванул к выходу. Едва он успел проскочить под уже начавшей опускаться бронированной шторой-жалюзи, перекрывавшей вход в автоматический кредитный пункт, как где-то за углом послышалось подвывание полицейской сирены. Молодчикам, поджидавшим Корна у двери, сразу стало не до него. Корн бегом пересек улицу, скользнул в узкую щель между домами, перепрыгнул через какой-то ветхий забор и, пробежав через сквозной подъезд какого-то дома, вышел на соседнюю улицу, стараясь не показывать виду, что торопится. Пройдя пару кварталов быстрым, но не выделявшим его из толпы шагом человека, деловито спешащего куда-то по важной причине, он свернул в небольшой скверик и уселся на скамейку под чахлыми деревцами с миной раздраженного чем-то человека, который решил передохнуть и успокоиться. Так он просидел минут пятнадцать, уставившись в одну точку и внимательно рассматривая боковым зрением идущих мимо прохожих. При всех своих внезапно появившихся умениях он чувствовал, что у него вряд ли хватило бы опыта узнать в толпе профессионального топтуна, оснащенного специальной техникой. Но в том, что он сумеет вычислить шпану, посланную для слежки какой-нибудь местной бандой, Корн не сомневался. И хотя эта его уверенность, как и многое другое за последнее время, основывалась на одних только неясных подсказках подсознания, он уже привык полагаться на них довольно уверенно. По его расчетам, шайка, контролирующая банковские автоматы в этом районе, не должна была им особенно заинтересоваться, они скорее могли принять его за неудачливого взломщика, но чем черт не шутит… Однако вроде бы за ним никто не следил. Корн немного успокоился и, поднявшись со скамейки, двинулся дальше по улице. Теперь надо было подумать о том, как изменить свою внешность.

Через полтора часа он покинул недорогой Темпеновский центр торговли и услуг во вполне приличном костюме, новых туфлях и сорочке, с портфелем в правой руке и многофунциональным плащом-накидкой, перекинутым через левую. Кроме всего прочего, его хорошо постригли, побрили и сделали массаж лица. Изуродованный левый глаз был не виден благодаря достаточно респектабельным панорамным очкам. Так что Корн, полиставший несколько коммерческих рекламных буклетов, считал, что вполне сойдет за младшего клерка какой-нибудь конторы по коммерческому найму грузовозов из тех, что во множестве водятся в подобных районах. Миновав несколько кварталов, Корн остановился у зеркальной витрины и, окинув себя критическим взглядом, слегка усмехнулся. В созданном им образе был только один изъян: он был одет во все новое, а младший клерк, хотя в Темпеновском центре все стоило чрезвычайно дешево, ни за что не смог бы купить все, что было на нем, ЗА ОДИН РАЗ. Однако это было поправимо. Если он без приключений доберется до ближайшей гостиницы, то несколько часов сна в одежде и пара пятен от дешевого кетчупа на лацканах с последующей чисткой в дешевом центре бытовых услуг – и его одежда примет более достоверный вид.

Гостиница отыскалась еще через квартал. Хотя по прямой до столицы было не более трехсот километров, под Спейсконцентом пассажирские поезда не ходили, так что люди, подобные ему, должны были добираться до столицы по обводному тоннелю длиной почти в полторы тысячи километров, что занимало не менее полутора часов. Это неудобство делало цены на жилье здесь вполне приемлемыми. Корн снял на неделю комнатушку где-то под девять квадратных ярдов с туалетом, простеньким барокухонным терминалом и окошком, выходящим на асфальтированный двор, и, заплатив за номер наличными, которые получил тут же в разменном автомате, удачно избежал стандартной регистрации. Хозяин, сообразив, чего от него хотят, выразительно потер пальцами, собранными в горсть, и, получив несколько дополнительных купюр, со скучающим выражением лица вывел на экран регистрирующего компьютера изображение какого-то злобно оскаленного чернокожего типа, набрав в графе «имя» – «проезжий с транзитного корабля». Корн понял, что подобные вещи для хозяина привычны, и успокоенно ретировался в номер.

На следующее утро он поднялся поздно и, слегка приведя в порядок костюм, в котором спал, подошел к зеркалу и окинул себя критическим взглядом. Костюм не подвел. Низкокачественная синтоматерия изрядно помялась, воротник рубашки чуть засалился, а легкая небритость завершала образ. Корн улыбнулся своему изображению и направился к двери. Что ж, для полного совершенства осталось посетить ближайшую закусочную, и можно приступать к дальнейшим действиям.

Всю следующую неделю он бродил по припортовым тавернам, кабакам и закусочным, прислушиваясь и приглядываясь, но так, чтобы это не бросалось в глаза окружающим. В конце концов это принесло свои плоды. Как-то вечером, зайдя в очередной раз в таверну «Семь пальцев», на вывеске которой красовалась рука, меж четырех сжатых пальцев которой торчало аж три больших, образуя этакий тройной кукиш (впрочем, примерно в таком же стиле были выдержаны и вывески других подобных заведений), к нему за столик подсел какой-то хмурый тип. Корн насторожился, но тот невозмутимо похлебал прогорклый рассольник и, заказав кружку пива, откинулся на спинку стула. Корн немного успокоился, заключив, что, хотя этот тип явно неспроста уселся рядом с ним, немедленных неприятностей это не предвещает. Позже, когда таверна наполнилась шумом и глухим звоном пивных кружек, мужик повернул к нему заросшее густой щетиной лицо и, с легким стуком поставив на стол пустую кружку, наклонился вперед и негромко спросил:

– Господину чего-нибудь надо?

Корн посмотрел долгим взглядом в его тусклые глаза и едва заметно кивнул, замаскировав кивок поднятой кружкой с пивом. Мужик невозмутимо сунул руку в карман, бросил на стол несколько разменных жетонов, показал головой в сторону выхода и поднялся из-за стола со словами:

– Мы здесь не очень-то боимся полиции. Но, как я понял, некоторые моменты вы предпочитаете обсудить в спокойной обстановке.

Они беспрепятственно прошли через заднюю дверь таверны, из чего Корн заключил, что его собеседника здесь знали, и вышли в темный переулок. В крошечном скверике спутник Корна указал рукой на одинокую скамейку под тусклым фонарем и демонстративно достал из кармана миниатюрную коробочку, в которой Корн узнал примитивный вариант портативного нейтрализатора дистанционного прослушивания. Корн по достоинству оценил эту меру предосторожности.

– Итак, господин, я наблюдал за вами пару дней, и мне кажется, что вы имеете проблемы, решение которых надеетесь отыскать в этом месте.

Корн усмехнулся:

– Не совсем так. Меня вам показали только вчера вечером, точнее, где-то после полуночи, в «Пьяном гризли». И сделал это шустрый тип в плаще и накидке.

– Я вижу, вы опытный человек, – отозвался мужчина. Оба помолчали. Кто знает, какой смысл содержался в этих словах, однако Корн хотел с самого начала создать определенное впечатление и соответственное отношение к себе. Судя по всему, все шло как надо. Ведь то, что к нему подошли только сегодня вечером, означало, что они попытались предварительно разузнать о нем как можно больше. И собранные ими сведения должны были их убедить, что он – солидный клиент, который, с одной стороны, в состоянии хорошо заплатить, а с другой – не даст себя провести. По-видимому, ему это удалось. Подтверждением тому явился жест с нейтрализатором подслушивания и вежливый тон, которого придерживался мужчина.

– Итак, что вы хотите?

Корн бросил взгляд в сторону кармана, в котором скрылась коробочка нейтрализатора, и негромко спросил:

– А откуда я знаю, что он сейчас работает?

Мужчина снова усмехнулся и, достав прибор, слегка приоткрыл верхнюю крышку. Увидев знакомое голубоватое сияние. Корн удовлетворенно кивнул и поднял глаза на собеседника:

– Мне нужен полный комплект «кленовых листьев».

Так звались документы, удостоверяющие личность.

– Та-а-ак, – протянул мужчина. – Внутренний?

Корн сделал круглые глаза:

– Я же сказал – полный.

– Местный?

Корн махнул рукой, показывая, что это не имеет значения, и с ударением проговорил:

– Надежный и чистый. Мне не нужны неприятности с таможней и пограничной стражей.

Мужчина задумчиво покачал головой:

– Это трудно. А если ооновские «голубенькие»?

Так назывались временные паспорта, выдаваемые беженцам с захваченных Врагом планет. Корн задумался. В общем, в этом был некоторый смысл. «Голубенькие» вряд ли стоили дорого, а ему пока не хотелось показывать свою состоятельность. Хотя, с другой стороны, несмотря на громогласные заявления о человеческой солидарности, беженцев нигде не любили и повсеместно относились к ним с настороженностью. Чему, впрочем, были достаточные основания.

– Разве что на первое время. Мне нужно солидное гражданство. Причем стоимость «голубеньких» пойдет в зачет общей суммы.

Мужчина окинул его уважительным взглядом – люди, сорящие деньгами, здесь явно не котировались, а подобный жесткий прагматизм считался вполне обоснованным, – затем снова кивнул:

– Ладно, «голубенькие» отпадают. Таир подойдет?

– Только не центральный мир.

Мужчина снова кивнул и, сделав паузу, приглушенно сказал:

– Скажем… сорок?

Корн усмехнулся. Это была очень высокая цена, но для знающего человека. С лоха потребовали бы раз в пять больше. Он согласно кивнул:

– Но я буду очень привередлив.

Мужчина облегченно вздохнул. Однако особой радости на его лице не было. Как видно, досадовал, что не затребовал больше.

– Как насчет задатка?

Корн достал кредитную карточку и, набрав цифру, показал мужчине. Тот мотнул головой:

– Только наличные.

Корн был не против:

– Завтра, в этой же таверне, в полдень.

Мужчина кивнул, оба поднялись и разошлись в разные стороны.

Через десять дней после той полуночной встречи в «Семи пальцах» мужчина снова подсел за столик Корна.

Допив очередную кружку пива, он чуть скосил глаза и прошептал, почти не шевеля губами:

– Завтра вечером не выходите из номера.

Корн еле заметно кивнул головой. Мужчина расплатился и вышел. Корн посидел еще немного, потом не спеша отправился в гостиницу.

На следующее утро он вновь заглянул в автоматический кредитный пункт, правда уже совсем в другом районе, и посетил несколько магазинов. Когда он после обеда вернулся в номер, в его карманах лежал набор отверток, простой молоток, серебряная кредитная карточка и пятьдесят тысяч наличными, а в добротном чемодане, затянутом в чехол из дешевенькой ткани, покоился костюм, который более пристал разъездному коммивояжеру по продаже косметических товаров, коих в этих местах не водилось по причине бедности здешних обывателей.

Вечером в дверь его номера тихо постучали. Корн приоткрыл дверь и, узнав гостя, отступил назад, пропуская его в комнату. Гость держал в руке небольшой чемоданчик. Корн молча показал ему на широкую кровать, занимавшую большую часть номера.

Открыв крышку чемоданчика, он увидел там небольшой комп, портативный таможенный считыватель, пару наиболее распространенных детекторов и картонный пакет. Мужчина широким жестом указал на пакет:

– Проверяйте.

Корн не спеша достал чистые бланки гражданского и международного паспортов, личный налоговый счет, карточку социального страхования, медицинскую страховку и визовый вкладыш с отметками пограничных и таможенных служб султаната Регул, Ниппон, Такэда и, естественно, Нью-Амстердама. Он тщательно проверил все пластиковые бланки на детекторах и таможенном считывателе и удовлетворенно кивнул. Потом поднял глаза на мужчину. Тот усмехнулся:

– Я подумал, что имя вы захотите проставить сами.

Корн снова кивнул и, развернув комп таким образом, чтобы экран был виден только ему одному, набрал необходимый текст и вставил бланки в щель принтера. Спустя пару минут он вытащил полностью оформленные документы и, не убирая комп, достал из кармана деньги, все пятьдесят тысяч. Мужчина молча пересчитал купюры, в глазах его читалось удивление. Корн, не говоря ни слова, несколькими поворотами отвертки вывернув крепежные болты, снял переднюю панель компа, а потом резкими движениями выдернул наружу кристалл-чип оперативной памяти и управляющий кристалл компа.

Показав их собеседнику, он взял молоток и двумя ударами превратил их в пыль. Мужчина ухмыльнулся:

– Приятно иметь дело с профессионалом.

Закрыв дверь за гостем, Корн облегченно перевел дух и нервно провел рукой по карману, в котором лежали его новые документы. Мужчина ошибался – самостоятельно он проделал такую операцию впервые. Однако сейчас все было позади. Корн торопливо переоделся в новый костюм, в последний раз окинул взглядом комнату и быстро вышел за дверь. Через полчаса он уже сидел на заднем диванчике кеб-глидера и смотрел на удалявшуюся вниз россыпь огней. Салем остался позади. Впереди был Нью-Амстердам, а за ним… Корн достал платок и вытер лоб. Самая легкая часть его плана, который он обдумывал долгими часами, сначала лежа на ворохе тряпья в Первой штольне Рудоноя, а потом коротая время в одиночестве на яхте, была позади. Но до конца было еще очень далеко.

Варанга встретила Корна пустынным и захламленным полем своего космопорта. Впрочем, это не было для него такой уж большой неожиданностью. Поскольку, к его удивлению, он не смог купить билета до Варанги ни в одной пассажирской компании. Будто эту планету вообще вычеркнули из всех расписаний. Так что добираться до Варанги пришлось на перекладных, последним из которых был донельзя грязный и вонючий каботажник, промышлявший перевозкой скота.

И вот он стоял на пыльных плитах космопорта Варанги. Достаточно было посмотреть вокруг, чтобы понять – на Варанге не все ладно. Ветер гонял по огромным плитам такие тучи мусора, коробок и пыли, что сразу становилось ясно – этим полем не пользовались уже давно. Корн огляделся по сторонам, вздохнул и направился к зданию космопорта.

Внутри никого не было. Он постоял в пустынном зале, посмотрел на покосившуюся стойку таможенного контроля и раздумал выходить через центральную дверь.

Через дырку в ограде космопорта он выбрался в грязный переулок-тупик, где, однако, уже были некоторые признаки жизни. Например, на окованной мощными железными листами двери, увенчанной обшарпанной вывеской «Ломбард», трепыхался клочок бумаги с лаконичной надписью: «Буду к пяти». В остальном переулок был тих и пустынен. Все это было очень странно, но у Корна совершенно не было ни времени, ни желания разбираться, что да как. Надо было поскорее разобраться в себе самом. Он вздохнул и двинулся в ту сторону, где переулок вливался в улицу.

Искать себя Корн решил с ночлежки мамаши Джонс. За пределами стандартного административно-делового района – более или менее точной копии того, что возводит любая компания, получившая подряд на строительство космопорта, Варанга представляла собой беспорядочное скопище разнокалиберных построек из камня, металла, дерева, пластика и смеси всех этих материалов. Это были по большей части ветхие сооружения, подремонтированные и подлатанные кое-как. На металлической стенах здесь вполне можно было увидеть заплату из пластика, а проем двери каменного дома мог быть забит досками. Корн не был знатоком Варанги и довольно смутно представлял, в какой части города находится тот заброшенный склад, в подвале которого располагалась ночлежка мамаши Джонс. Однако времени у него было предостаточно, а Варанга была городком относительно небольшим. Не мудрствуя лукаво, он взобрался на пожарную каланчу, также носившую следы запустения, и не торопясь осмотрел городок сверху. Через час, детально припомнив состояние здания, в котором располагалась ночлежка, и сравнив с тем, что открылось его взору, он спустился вниз с решением начать поиски с восточного конца. Потому что именно там находился самый старый массив складских зданий. К тому же и окраска зданий вроде была такая же – она ему запомнилась в тот день, когда в первый и последний раз он вышел из ночлежки, чтобы в конечном счете очутиться в штольнях Рудоноя. Корн улыбнулся промелькнувшим в голове воспоминаниям, вышел на перекресток, огляделся вокруг, определяя направление, и неторопливо зашагал по узкой, кривой улице, загребая пыль крепкими сапогами.

После часа бесплодных блужданий между полуразрушенными зданиями старых складов он, свернув за угол, уткнулся в дверь, за которой и было когда-то помещение, где его «продали» полицай-премьеру. Корн остановился, глядя на дверь и раздумывая, войти или нет, потом решил, что от этого вряд ли будет какой толк. Во-первых, вполне возможно, что тот полицай-премьер уже давно исчез, вышел на пенсию, получил нож под ребро в портовой драке или у него просто выходной. Во-вторых, даже если он окажется на месте, то вряд ли признает в нем полуживой труп, который сунул когда-то в партию «мороженого мяса» для Рудоноя. В-третьих, даже если он его и узнает, то уж ни за что не сознается, что когда-то лично одобрил превращение свободного человека в «мороженое мясо» и сделал такое наверняка не впервые. И уж конечно же не станет помогать тому, кто может выдвинуть против него подобные обвинения. А предпринимать какие-то серьезные усилия, для того чтобы разобраться с этими тварями, промышляющими торговлей людьми, у Корна не было ни времени, ни желания. Во всяком случае пока.

Как бы то ни было, контора полицай-премьера оказалась хорошим ориентиром, и вскоре Корн стоял перед дверью, которую он видел с внутренней стороны много дней подряд, а с улицы – всего один раз. К его разочарованию, дверь была заколочена крест-накрест грязными досками. Ночлежки мамаши Джонс больше не существовало.

Корн посмотрел по сторонам – кого бы расспросить о том, что здесь произошло, – но переулок был безлюден. Он шагнул к двери и, ухватив за доску, рванул на себя. Подгнившее дерево поддалось с охотой, и спустя минуту Корн пинком распахнул дверь и шагнул вперед. Когда глаза привыкли к темноте, он обвел взглядом знакомые стены и мрачно сжал губы. Обитатели ночлежки мамаши Джонс покинули это помещение не по своей воле. Внутри царил настоящий хаос, знаменитый котел мамаши Джонс валялся в углу как никому не нужный кусок металла. Корн немного побродил по ночлежке, которая казалась ему теперь совсем маленькой. Ему вспомнилось, каких трудов ему стоило добраться до закутка мамаши Джонс или до погнутого таза в дальнем углу у пролома в стене, служившего ночным, а для таких убогих, как он тогда, и дневным туалетом, потом подошел к двери, на мгновение остановился, еще раз окинув взглядом свое не столь уж давнее прошлое, будто прощаясь с ним, и вышел наружу. Удалившись от бывшей ночлежки ярдов на двести и сворачивая за угол, он заметил нищего, сидевшего с многострадально-терпеливым видом. Корн мельком взглянул на него и, не замедляя шага, бросил в помятую шапку мелкий разменный жетон. И тут ему пришло в голову, что это был первый нищий, которого он встретил за те полтора часа, что бродит по городу. Да и вообще Варанга выглядела намного безлюднее, чем сохранилась в его воспоминании о единственной прогулке по ее улицам. Хотя, возможно, тогда был просто базарный день. Нет, признаки запустения очевидны. Корн остановился и повернул назад.

Нищий, до того угрюмо сидевший под стеной и отреагировавший на падение жетона в шляпу лишь непроизвольным движением пальцев и неясным бормотанием, мгновенно оживился и с опаской уставился на внезапно возникшего перед ним человека. Корн наклонился к нищему и, вертя в пальцах золотой соверен, произнес:

– Мне нужно кое-что узнать. Ты можешь мне помочь?

Нищий, впившийся взглядом в блестящий желтый кругляшок, вздрогнул, услышав вопрос, и испуганно зыркнул по сторонам. Убедившись, что в переулке никого нет, он успокоился:

– Я готов, господин. Только что может знать простой портовый нищий?

Корн усмехнулся:

– О, да очень многое. Уж мне-то можешь этого не объяснять. – Он пошевелил пальцами, чтобы солнечный луч заиграл на поверхности монеты, уронил ее на землю и, слегка двинув сапогом, вдавил в пыль. – В соседнем переулке когда-то была ночлежка мамаши Джонс. Не знаешь, куда она исчезла?

Нищий, все это время не отрывавший взгляда от тускло блестевшего кружочка у обреза Корновой подошвы, вдруг побледнел и замотал головой:

– Я не знаю, господин, клянусь мадонной, не… – Он осекся, заметив, как Корн не торопясь достает еще два соверена и роняет рядом с первым. Корн пристально посмотрел на нищего, лоб которого покрылся мелкими бисеринками пота, потом МЕДЛЕННО наклонился, всем своим видом показывая, что немыслимое богатство, которое этот попрошайка не смог бы скопить и за год, даже если бы откладывал все выклянченные деньги до последнего медяка и разменного жетона, не тратя ни полушки на еду и ночлег, вот-вот покинет пыльную мостовую и вернется на прежнее место в его кармане. И нищий не выдержал. Он подался всем телом вперед и схватил монеты. Корн наступил сапогом на сжатый кулак. Нищий с отчаянием посмотрел снизу вверх и пробормотал:

– Всех загребли в «морозильные камеры».

– Кто? – быстро спросил Корн. Нищий снова метнулся из стороны в сторону испуганными глазами и быстро заговорил:

– Люди барона. Он подгреб под себя всю торговлю людьми в Варанге. Позапрошлой весной пришел большой заказ на «мороженое мясо» для орбитальных фабрик по производству каронита, и барон выгреб всех подчистую. Только Одноглазый Итугар сумел откупиться. Но и у него хватило денег только на половину своих жильцов. – Нищий вдруг вздрогнул и перешел на свистящий шепот: – Простите, господин, но больше я вам ничего рассказать не могу, сюда идут.

Корн убрал ногу и, уже разгибаясь, спросил сквозь зубы, заранее зная ответ:

– Кто такой этот барон?

Нищий дернулся и, с отчаянием посмотрев куда-то за спину Корна, чуть слышно прошептал:

– Его отец владел землями недалеко отсюда, их родовое имя – Юкскули.

При звуках этого имени Корн, сам не понимая почему, гневно стиснул зубы. И удивленно тряхнул головой. Это имя ему ни о чем не говорило. Во всяком случае, ему сегодняшнему. Однако его подсознание откуда-то знало этого барона Юкскуля. И, как видно, имело массу причин его не любить. Как бы там ни было, он впервые отреагировал столь остро на вроде бы совершенно незнакомое имя. Тут нищий шевельнул рукой, придавленной сапогом Корна, и он, опомнившись, спешно убрал ногу. Нищий громким голосом зачастил:

– Дай вам бог удачи, здоровья и достатка, добрый господин. Да хранят вас святой Николай и святой Импур.

Причем на его раскрытой ладони почему-то тускло поблескивали латунные разменные жетоны. Соверенов не было и в помине. Корн раскрыл глаза, восхищенный столь совершенной ловкостью пальцев, и тут за его спиной послышались тяжелые шаркающие шаги, и он, резко выпрямившись, повернулся к тем, кого так страшился нищий. Их было трое. Крепкие парни с простодушными крестьянскими лицами, выражение которых, однако, уже было испорчено праздностью и отблеском власти. А у стоявшего впереди даже просматривалось некоторое высокомерие. Они были одеты в грубое подобие френча, у всех троих на рукаве была повязка с желтой латинской буквой «и» на черном фоне, за поясом – грубо оструганные дубинки. Судя по внешнему виду и манерам, они имели какое-то отношение к местной власти. Старший брезгливо посмотрел на нищего и с важностью обратился к Корну:

– Он надоедает вам, господин?

Корн, приняв беспечный вид, пренебрежительно взглянул на нищего и со снисходительной улыбкой покачал головой:

– Нет, что вы, он слишком забит для этого. Я пытался кое-что узнать у него, но он только трясется и бормочет, что ничего не знает. А как увидел вас, так вообще онемел.

Старший презрительно махнул рукой на нищего:

– Да уж, господин шериф нагнал на них страху.

Корн на мгновение замешкался, быстро соображая, как лучше отреагировать на эту новость, и с недоуменной миной переспросил:

– Шериф? Но ведь, насколько я помню, раньше здесь хозяйничали управление полиции космопорта и полицай-премьерат.

Некоторые, хотя и крайне ограниченные, сведения о структуре власти в Варанге он успел получить за те два дня, что провел в отстойнике «мясного склада». Хотя и не совсем по собственному желанию. Просто фра Так был неуемен в своем любопытстве и чрезвычайно разговорчив.

– Портовые убрались туда, где им и положено быть, – к себе на небеса. А полицай-премьеры только и могли, что грабить честных крестьян да наживаться на бедах простых людей. Вот господин барон и поставил здесь шерифа. А уж господин хозяин Остан быстро повычистил всю шваль. В городе гораздо чище стало, и добропорядочных людей больше не отправляют в «морозильные камеры». – Тут он презрительно усмехнулся. – Разве что всяких бунтовщиков и несогласных.

Стоило только старшему произнести это имя – «Остан», как Корн почувствовал, что его челюсти непроизвольно сжимаются. Однако он постарался не выдать себя. Судя по тону, каким было произнесено это имя, «хозяин Остан» не только был здесь большой шишкой, но и держал в страхе даже своих подчиненных. Наверное, на лице Корна все-таки что-то отразилось, потому что старший вдруг посмотрел на него несколько неприязненно и заговорил более строгим тоном:

– А вы, как я вижу, приезжий. И позвольте спросить – по какому делу?

Не выказывая ни малейшей нервозности, Корн, кстати вспомнив вывеску, попавшуюся ему на глаза в припортовом тупике, ответил:

– Да так, был здесь проездом года три-четыре назад и присмотрел в припортовом ломбарде одну интересную вещицу. Тогда купить не смог, денег не хватило. А сейчас слегка разбогател, да и был здесь неподалеку. Вот по пути завернул, решил себя побаловать.

– Дак портовый ломбард эвон где, – недоверчиво сказал старший.

Корн слегка забеспокоился. Не хватало ему еще проблем с местным вариантом ребят Эрнста Рема. Надо было срочно разрядить обстановку, поэтому он широко улыбнулся и пояснил: – Там написано, что ломбард закрыт до пяти, вот я и отправился погулять. – Он наклонился к старшему, в глазах которого все еще не растаяло сомнение, и, понизив голос, заговорил доверительным тоном: – Знаете, я просто не узнаю Варангу. Раньше это была настоящая клоака, шагу нельзя было студить, чтобы у тебя не попытались что-нибудь стянуть, а сейчас…

Он рассчитал верно. Все трое расплылись в улыбке, а старший приосанился и важно кивнул:

– Это точно. Когда продажных полицай-премьеров отправили туда, куда они отправляли добрых людей, господин шериф набрал из самых достойных отряд мулинеров. Так что теперь мы следим за порядком в Варанге и округе и никому не позволяем безобразничать.

Корн усмехнулся про себя. Ну еще бы. Темные, забитые крестьяне, получившие возможность не надрываться, как прежде, от зари до зари, мало того – наделенные толикой власти и слышащие подтверждение собственной значимости из уст тех, кого привыкли считать выше себя…

– Благодарю вас, господа мулинеры, однако мне уже пора возвращаться. – Он сделал многозначительную паузу и спросил: – А не скажете ли вы, где можно промочить горло, да так, чтобы не нарваться на какую-нибудь шваль?

Старший блеснул глазами (любой нормальный представитель мужского пола, как бы он ни был туп и забит, способен мгновенно уловить завуалированное приглашение к выпивке) и гордо заявил:

– Да где угодно, благородный господин. При нас никакая шваль носа не кажет. Что же до нас, то мы предпочитаем таверну «Бигайский конь».

Корн уважительно выслушал его.

– С удовольствием воспользуюсь вашей рекомендацией.

Старший нерешительно кивнул и, бросив начальственный взгляд на свою команду, важно двинулся дальше, высоко держа голову. Нищий злобно следил за ними, пока их прямые спины не скрылись за углом, потом со злорадной улыбкой повернулся к Корну:

– Вот тупицы, господин. Им и в голову не пришло, что вы над ними смеетесь. – Нищий хитро сощурился. – А вам что-то надо на Варанге? Как я понял, что-то такое, что может очень не понравиться этим ребятам.

Корн отрицательно покачал головой:

– Нет. Я собираюсь взять кое-что в местном ломбарде и тихо-мирно улететь с этой планеты ближайшим кораблем.

Нищий, как видно, не поверил:

– Да простит меня благородный господин, но вы не выглядите как человек, который может спокойно смотреть на все это безобразие. – Он пожевал губами и раздумчиво добавил: – Скорее, как тот, кто способен все это прекратить.

Корн не нашелся, что ответить. Он лишь пожал плечами, озадаченно глядя на нищего, повернулся и зашагал в ту сторону, где находился ломбард. Ведь старший мулинеров вполне мог забрести и туда, подталкиваемый желанием проверить показания подозрительного иностранца, а еще больше – жаждой еще раз насладиться чувством власти над жителями этого городка. К тому же Корн напомнил ему о существовании этого заведения.

Хозяин ломбарда, нагловатого вида пучеглазый молодой хлыщ со слащавой улыбкой на устах, был на месте.

– Что угодно господину?

Корн небрежным жестом вытащил из кармана дорожного костюма кредитную карточку и заговорил этаким лениво-независимым тоном, который, как он знал, лучше всего действует на подобных людей:

– Лет пять назад я видел у вас в ломбарде один заинтересовавший меня раритетный предмет. Надеюсь, вы помните, о чем идет речь? – Он ловким движением пальцев выудил из-под кредитной карточки, лежавшей на ладони, несколько золотых соверенов и принялся небрежно позванивать ими, как бы давая понять, что если ломбардщик окажется ему полезен, то получит это СВЕРХ официальной платы.

Вообще-то с подобными типами это был не самый удачный ход, во всяком случае для экономного человека, но Корну уж очень не нравилась Варанга. Да, он нащупал некоторые ниточки, но чувствовал, что пока не готов идти дальше. И что, если он сегодня же не уберется отсюда, обстоятельства затянут его в свой круговорот и заставят погрузиться по горло во все те мерзости, что, судя по всему, творились в этих местах. А ему страсть как этого не хотелось.

Лупоглазый растянул губы в своей приторной улыбочке:

– Прошу простить, господин, но я здесь недавно. Наверное, вы имели дело со старым хозяином.

– Ну так где он?

Лупоглазый взмахнул рукой:

– А-а, не поладил с господином бароном, ну тот и загнал всю их семью в «морозильную камеру». Теперь, если не сдох, портит атмосферу на каком-нибудь орбитальном каронитном заводе, а то и… – Он запнулся и с подозрением посмотрел на Корна. – Имейте в виду, что ежели у вас были с ним какие-то дела по поводу «тавки» или «жемчужных колец», так за это сейчас можно прямиком угодить в «морозильную камеру».

Корн засмеялся:

– Ну что вы? Я же вам сказал – мне понравился один раритет, который мне предложил старый хозяин. Но тогда я был не при деньгах. А сейчас, случайно оказавшись поблизости от Варанги, решил сделать крюк и заскочить за ней. Впрочем, – Корн изобразил разочарование, – похоже, что моя поездка окончится ничем. Ну что ж… – И он убрал руку со стойки.

Глаза лупоглазого блеснули жадностью и сожалением об упущенной выгоде. Он откинулся на спинку стула, но в следующее мгновение его осенила какая-то мысль, он дернулся и вскинул руку:

– Прошу простить, господин. По-моему, я знаю, что вам нужно. – Он вскочил со стула и рысью унесся куда-то в глубь темного помещения.

Корн замер. Несколько минут слышалась возня, позвякивание, потом как будто упало что-то тяжелое, и наконец лупоглазый появился, волоча что-то, завернутое в грубый оберточный пластик.

– Вот, господин, вряд ли бы вы нашли здесь еще что-нибудь достойное вашего внимания. Это – единственная здесь вещь, которая приличествует человеку вроде вас.

Корн заинтересованно наклонился вперед:

– Что это?

– Сейчас увидите, уважаемый господин, сейчас увидите, – довольно бормотал лупоглазый, торопливо разворачивая обертку. – Вот ужо… Ха! – Он извлек на свет божий… длинную, тяжелую шпагу и воздел ее к потолку.

Корн почувствовал, как его словно бы толкнули в спину, так что он с трудом удержался на месте. Хотя он уже привык к тому, что абсолютно незнакомые на первый взгляд места, имена и вещи внезапно оказываются знакомы и близки его исчезнувшему «Я», – на этот раз с ним творилось что-то необычайное. Даже пугающее. Он постоял неподвижно, не отрывая взгляда от оружия, потом осторожно шагнул вперед и, протянув руку, ухватился за тяжелую рукоять, покрытую истертым губчатым пластиком.

Хозяин ломбарда с удовольствием отметил про себя, что эта странная никчемная зубочистка, которая валялась в самом дальнем углу кладовой, явно произвела на посетителя сильное впечатление, но тут посетитель вдруг застонал и рухнул на пол.

Ив тупо пялился на высокий стакан, в узкое горло которого, немного пенясь и вскипая пузырьками, лилось доброе кукурузное виски. Сверху, в двух ладонях над стаканом, в сумраке бара белела напряженно-испуганная физиономия бармена. Его испуг был вполне понятен. Этот странный тип, так пристально наблюдающий за наполнением своего стакана, за полчаса уже высосал три точно таких же. Так что теперь у него в желудке бултыхается почти целая бутылка сорокаградусного питья. А кроме – ничегошеньки. Потому что этот тип только пьет, не желая ничем закусывать. Однако, когда бармен, подмигнув вышибале, в ответ на требование странного посетителя вновь наполнить бокал миролюбиво предложил ему: «Знаешь, парень, похоже, тебе уже достаточно. Иди проспись», – тот вскинул голову и ТАК посмотрел на него, что он почувствовал, как у него леденеет нос, а тип приказал абсолютно трезвым голосом:

– Заткнись и наливай что сказано.

Ив еле дождался, пока бармен наполнит стакан, жадно схватил его и опрокинул в рот. Виски обожгло гортань и ухнуло вниз тяжелым сгустком, как будто это была не жидкость, а, скажем, непережеванный шмат мяса. Он судорожным глотком протолкнул этот сгусток внутрь пустого желудка, несколько мгновений прислушивался к ощущениям, потом криво усмехнулся. И этот стакан пропал зря. Виски на него не действовало. Ив стиснул зубы и раздраженно отшвырнул стакан. Бармен испуганно отшатнулся, но клиент, тяжело поднявшись, спокойно направился к выходу.

Солнце уже зашло. Свежий ветерок приятно холодил кожу. Ив поднял голову. В небе тихо мерцали звезды. Ив выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и быстро зашагал по улице. Это был уже третий бар, однако все его старания пока ни к чему не привели. Он все еще был трезв, растерян и зол. Перед глазами мельтешили картины вернувшегося прошлого. Тесные кубрики кораблей, оскаленные морды троллей, нудные недели ожидания очередного найма, друзья, старые и новые, живые и мертвые… или еще нет. Фра Так и дон Упрямый Бычок, урядник и Пивной Бочонок. Он стиснул пальцами виски и зарычал. Дон Ив Счастливчик и Корн перепутались в его голове. Ив выплюнул заполнившую рот горькую слюну, повел по сторонам тяжелым взглядом и, заметив флюоресцирующую в ночи вывеску бара, двинулся в ту сторону, тяжело переставляя ноги. Впереди была очень длинная ночь…

Очнувшись, Ив сначала никак не мог сообразить, где находится. Он лежал в полной темноте, под ним был тощий матрас, набитый давно слежавшейся кокосовой стружкой, а откуда-то снизу доносился еле слышный гул маршевого двигателя. Сначала ему почудилось, что он снова всего лишь простой дон и после очередной попойки по случаю заключения нового контракта отсыпается в какой-то каморке нижнего трюма очередного корабля. Однако безуспешная попытка открыть дверь сразу навела на мысль о карцере. В голове немного прояснилось, и он вспомнил о Симароне, Рудоное и Варанге. От этого в висках снова заломило. Какое-то время он лежал неподвижно, до боли стиснув зубы и кулаки и стараясь справиться с накатившим на него приступом бешенства И отчаяния. Чертов Творец! Такого предательства Ив не ожидал. Но мало-помалу он начал успокаиваться, в голове прояснилось. Теперь он был в состоянии мыслить логически. Творец… С какой стати он вообще решил, что это невероятное существо испытывает к нему что-то, хоть отдаленно напоминающее человеческие чувства? Хотя бы доброжелательность? Кто он такой, чтобы Творец относился к нему как-то иначе, чем коллекционер, долго любующийся красивой бабочкой, а потом с полным спокойствием насаживающий ее на холодную иглу, безжалостно разрывая и калеча нежные внутренности. И дело тут, похоже, даже не в Иве. После миллиардов лет спокойного существования Творец случайно ЗАМЕТИЛ человеческую расу. И пока она ему не наскучит, он будет забавляться с ней со страстью коллекционера, только что открывшего новый вид бабочек или козявок. А Иву, похоже, отведена как раз роль иглы, на которую и будет насажено человечество, чтобы предстать перед ликом Творца во всем своем блеске. Пока оно еще существует в этой Вселенной…

Тяжелые размышления Ива были прерваны звуками, которые послышались снаружи. Он приподнялся с матраса и с силой провел ладонями по лицу, чтобы взбодриться. Дверь каморки распахнулась, на светлом фоне дверного проема нарисовалась кряжистая мужская фигура. Вошедший несколько мгновений, прищурясь, разглядывал Ива, потом спросил густым, добродушным басом:

– Эй, парень, ты очухался или как?

Ив сел. Мужик хмыкнул и отодвинулся, освобождая проход:

– Пошли, тебя хочет видеть капитан.

Капитаном оказался толстый, обрюзгший тип, одетый в изрядно засаленный спас-скафандр с откинутым на спину шлемом. Он сидел за штурманским голостолом и ел суп из слегка помятой алюминиевой миски. Под миской растеклась по столу жирная лужица. Ив ошарашенно уставился на нее. С самого своего первого дня на корабле он крепко-накрепко усвоил одно – в каком бы состоянии ни был корабль, поверхность голостола всегда должна быть идеально чистой. Иначе из тонкого и жизненно необходимого инструмента он превращается в никому не нужную рухлядь, зря загромождающую тесное пространство ходовой рубки. Однако этот стол был весь в крошках и засохших жирных пятнах, а кроме того, завален кипами мятых и потрепанных распечаток и носителей. Капитан оторвался от миски, поднял глаза на Ива, потер небритый подбородок, рыгнул и, сипло пробурчав: «Сядь вон там», вернулся к трапезе.

Ив послушно опустился на указанное место и посмотрел по сторонам. Рубка была захламлена ничуть не меньше штурманского стола. По углам валялись какие-то покореженные картонные коробки, груды порванных распечаток и скомканных магнитных лент. Часть экранов центральной консоли была затянута толстым слоем паутины По всему было видно, что этот корабль находился не в очень-то хороших руках. Но сам он как здесь очутился?!

Наконец капитан, цыкая зубом, отодвинул миску и уставился на Ива мутновато-сытым взглядом:

– Ну что, парень, значит, говоришь, ты лихой рубака?

Ив молчал. Он абсолютно не помнил, когда и что он говорил этому типу и вообще – говорил ли хоть что-нибудь. Вчерашний вечер он вообще помнил довольно смутно. К тому же, похоже, никого тут и не интересовало, что он обо всем этом думает. Ив решил просто молча ждать, что будет дальше. Капитан подвигал челюстью, засунул в рот толстый палец, что-то выковырял из зубов, поднес к самому носу, внимательно рассмотрел, собрав глаза в кучку, отправил обратно в рот и повернулся к Иву:

– Вот что, парень, на моем капере и так людей не хватает, а ты вчера подколол Толстого Сми. – Капитан глухо хохотнул. – Конечно, Толстый Сми, когда как следует надерется, может достать кого угодно, но… я потерял палубного матроса. Так что придется тебе занять его место. – И он замолчал, выжидательно уставившись на Ива.

Ив окинул рубку равнодушным взглядом. Сказать по правде, это корыто произвело на него не больно благоприятное впечатление, но какого черта… Он молча кивнул. Капитан осклабился:

– Вот и отлично, парень. Чего ты еще умеешь делать?

Ив несколько мгновений раздумывал, не признаться ли, что он канонир, но эта рубка была последним местом на этом корабле, где он хотел бы задержаться надолго. И потому он только неопределенно повел плечами:

– Так… все понемногу.

Капитан поморщился и повернулся к здоровяку, который выпустил его из карцера:

– Раз так, забирай его, боцман, и пристрой к делу.

Спустя пару дней Ив узнал достаточно о капере капитана Требухи, чтобы сделать вывод, что с этой посудины надо убираться. И чем скорее, тем лучше. Однако пока что это было неосуществимо. Требуха представлял собой совершеннейший образчик жмота и сквалыги, на непробиваемую скупость которого наталкивалась любая попытка техперсонала хоть немного привести в порядок этот древний буксир, протаскавший немало «мясных фургонов» и за бесценок приобретенный капитаном на Новом Магдебурге накануне его падения. Так что Ив, бегло ознакомившись с состоянием корабля, был изрядно удивлен даже тем, что он еще хотя бы сохраняет способность двигаться по прямой. Впрочем, большее от него требовалось не слишком часто. Несмотря на полный каперский патент, Требуха обычно промышлял тем, что наведывался на приграничные планеты, набирал беженцев, согласных неплохо заплатить, и переправлял их на планеты, отдаленные от линии фронта, а если таковых не оказывалось, потихоньку мародерствовал, надеясь, что скорая атака Врага скроет все следы. Стоило ли тогда платить за патент? Впрочем, среди команды ходили слухи, что патент Требуха не покупал, а раздобыл там же, на Новом Магдебурге. В последние дни перед атакой там можно было найти и не такое. Если, к примеру, не растеряться и, заманив охваченного паникой пассажира обещанием места на корабле, приставить ему к горлу вибронож. Говорят, один капер заполучил таким образом шестьдесят тонн мерного золота из планетарной казны. Вправду такое было или нет, но для Требухи эта история оставалась незаживающей сердечной раной.

Большая часть команды была под стать капитану. Заросшие салом дебилы с квадратными подбородками, единственным «достоинством» которых было полное атрофирование таких абсолютно ненужных, по мнению капитана, качеств, как честность и совестливость, не говоря уж об элементарной чистоплотности. Остальные были по большей части спившимися бродягами с остатками флотских специальностей – эти воспринимали корабль скорее – как очередную ночлежку. Но среди всего этого сброда выделялись несколько человек, негласным лидером которых был боцман Ахмолла Эррой. Бывший эйбей Зовросского флота, уже больше десяти лет скитавшийся с одного корабля на другой, храня в своем сердце скорбь о семье, ненависть к Врагу и неистребимый фатализм мусульманина. Если бы не он, корабль давно превратился бы в большую зловонную свалку. Требуха предпочитал не перетруждать команду «излишней», по его словам, работой, да и вообще старался как можно реже покидать рубку. Возможно, потому что всякий раз наталкивался на выражение полупрезрительного неодобрения, появлявшееся на лице боцмана при виде капитана. Впрочем, Ахмолла Эррой прошел хорошую выучку на Зовросском флоте, где по старинке палками вбивали в молодых матросов уважение к старшим. И неодобрительная гримаса была скорее инстинктивной реакцией старого служаки на то, что творилось на корабле, чем сознательной демонстрацией.

Ива Ахмолла Эррой выделил сразу. Когда боцман в конце его первой вахты спустился на шлюпочную палубу и окинул взглядом отсек, впервые за много лет приведенный в относительную чистоту, поблескивающие свежей силиконовой, «пустотной», смазкой замки креплений двух стареньких ботов, аккуратно застропленные баллоны с азотом в углу, то хмыкнул в усы и, повернувшись к спокойно стоящему в углу у аварийной консоли Иву, добродушно пророкотал:

– Зайди-ка, матрос.

Войдя в свою каморку, он показал на откидное сиденье и, когда Ив кое-как устроился на этом узеньком насесте, дружелюбно обратился к нему:

– Ты, парень, я вижу, из настоящих… – Боцман замолчал, ожидая реакции Ива, но тот молча ждал продолжения. Боцман встопорщил усы и сменил тему: – Как ты очутился на Варанге?

Ив ответил не сразу:

– Случайно…

Боцман понимающе кивнул:

– Держись меня. Тут есть несколько… Если что – зови Трулли Беспалого из двигательного или Худого Богомаза из абордажной. – Он снова помолчал, не спуская с Ива цепкого взгляда, удовлетворенно кивнул и добавил: – Я им скажу… присмотрят… пока… – После чего отвернулся и открыл дверцу боцманского сейфа, встроенного в боковую переборку.

Ив понял, что аудиенция окончена, и, коротко кивнув, вышел из кубрика. За эти несколько минут они рассказали друг другу о себе намного больше, чем было произнесено вслух. И похоже, оба друг другу понравились.

Следующие две недели прошли довольно нудно. Ив пару раз поцапался с дебилами из команды. Но оба раза стычки были быстро погашены, из чего можно было заключить, что притащивший его на корабль Толстый Сми считался в команде крутым парнем. Весь юмор был в том, что Ив так и не вспомнил, где и каким образом он попал ему в руки. К тому же через некоторое время после разговора с боцманом к нему заглянули Трулли Беспалый и Худой Богомаз, которые, судя по тому, как мгновенно замолкал при их появлении сброд в его кубрике, тоже считались на корабле не последними людьми. Так что Ива старались не задевать. А на исходе третьей недели они добрались до конечной точки маршрута.

В отличие от любого другого корабля, на котором ему приходилось летать прежде, посадка началась абсолютно неожиданно. В самый разгар сна его койку внезапно тряхнуло. Да так, что он ткнулся лбом в плафон местного освещения. Затем по системе громкой связи разнесся громовой мат Требухи, во всеуслышание сообщавшего, что он сделает со стармехом по приземлении. Пока Ив ошалело пытался понять, что происходит, отсеки огласились не менее изощренной отповедью стармеха, помянувшего все семь библейских поколений капитана, выглядевшие в интерпретации корабельного «деда» совсем уж непрезентабельно. Корабль тряхнуло еще раз, и переборка отсека, примыкавшая к борту, загудела знакомым «атмосферным» гулом. Тут только до Ива наконец дошло, что они садятся. Он кубарем слетел с койки и метнулся к стойке со спас-скафандром. Посадку на ЭТОМ корабле лучше пережить во всеоружии.

Сразу после посадки капитан развил бурную деятельность. Тут же были выгружены оба бота, а большая часть команды, разбившись на несколько поисковых групп, принялась рыскать по окрестностям в поисках чего-нибудь мало-мальски ценного. Но Ива эта суета никак не затронула. Ни один из ближних прихлебал капитана, которых он ставил во главе поисковых отрядов, так и не удостоил его своим вниманием. Впрочем, как он заметил, подобная же судьба постигла и боцмана, и Трулли Беспалого, да и Худого Богомаза, которому, казалось, уж сам бог велел войти в состав какого-нибудь отряда. Кому еще этим заниматься, как не абордажникам? Но Ива это положение дел вполне устраивало. Он собирался покончить со своей службой на корабле в первом же приличном порту. А до того момента совершенно не собирался претендовать ни на что большее, чем узкая койка в матросском кубрике и порция скверного варева из корабельного камбуза.

Настроение капитана портилось с каждым днем. По-видимому, добыча оказалась не столь внушительной, как он рассчитывал. Впрочем, зная аппетиты Требухи, можно было заранее предсказать, что ему любая добыча покажется недостаточной. Даже пресловутые шестьдесят тонн мерного золота, которые он поминал при каждом удобном случае. Но на этот раз, похоже, дела шли совсем плохо. И чтобы разрядиться, капитан изливал свою досаду на родную команду. Причем делал это день ото дня все чаще и шумнее. И от этого матросы совсем осатанели. Поисковые отряды, раньше занимавшиеся по большей части мародерством, забирая из брошенных домов все вещи, представлявшие хоть какую-либо ценность, перешли теперь к открытому грабежу. А однажды вечером Ив стал свидетелем того, как один из ботов вернулся откуда-то с исковерканным бортом, с натугой завывая единственной работающей турбиной. Через несколько минут второй бот спешно загрузился двумя десятками абордажников в полном вооружении и отбыл в направлении, откуда появился первый. Похоже было на то, что местное население начало давать отпор. Худой Богомаз, с которым Ив сидел у небольшого костерка, разложенного у кормовой посадочной опоры, поднялся во весь рост, поймал взгляд капитана и демонстративно громко и смачно плюнул на опору. Требуха скривился, побагровел, но ничего не сказал и отвернулся. Наутро он приказал готовиться к отлету.

В день отлета последний исправный бот вернулся еще до обеда. Ив как раз вышел погреться на солнышке перед началом своей вахты. Бот заложил широкий вираж и сел не как всегда, у самого трапа, а чуть поодаль. Это было несколько необычно. Поэтому члены команды, еще на рассвете поднятые по приказу капитана и лениво копавшиеся в кучах всякой рухляди, наваленной вокруг корабля, – результаты деятельности поисковых групп – в поисках чего-нибудь мало-мальски ценного и к полудню успевшие изрядно осатанеть от результатов хандры, то и дело выплескиваемых на них капитаном, бросили работу и с любопытством уставились на бот. В последний рейд капитан отправил своего любимчика, типа по кличке Сиамский Кот. Он был единственный из капитановой кодлы, который всегда был одет подчеркнуто аккуратно и даже с претензией на элегантность. Иву пока не приходилось с ним сталкиваться, но из того, что он успел о нем узнать, было ясно – это такая же грязная скотина, как и остальные. Единственным его отличием была склонность к дешевым эффектам.

Несколько мгновений бот стоял неподвижно. Но вот крышка переднего люка с легким чмоканьем ушла внутрь, и по рядам замершей в ожидании команды прокатился тихий вздох. На пороге люка возникла молодая женщина. Она замерла, испуганно глядя на сборище небритых, дикого вида мужчин, похотливо вперившихся в нее. За спиной женщины показался Сиамский Кот. С кривой двусмысленной ухмылкой он подхватил ее под руку, помог спуститься и подвел к капитану:

– Прошу вас, мадам. Познакомьтесь. Это – капитан… э-э-э… Нортон. Как я и обещал, он с готовностью выслушает вас.

Женщина подняла на него доверчивые глаза, ее лицо на миг осветилось благодарной улыбкой.

– Благодарю вас, сэр.

Затем она повернулась к капитану:

– Уважаемый капитан, я бы хотела обратиться к вам с просьбой… – Женщина запнулась, наткнувшись на откровенно похотливый взгляд капитана, но тут же справилась с собой и, гордо вскинув голову, заговорила снова: – Я – Сэлла Липински, жена директора местного отделения банка «Невиэл протэкт». Я хотела бы попросить вас доставить меня на ближайшую цивилизованную планету и готова оплатить перелет.

Услышав об оплате, капитан с шумом втянул слюни, в его глазах зажглись алчные огоньки.

– Это вам дорого обойдется, мадам. Мы обычно не возим пассажиров.

Женщина торопливо кивнула:

– Да-да, я понимаю… – Она с лихорадочной поспешностью раскрыла сумочку, которую держала в руках, и вытащила ворох мерцающих голозащитой сертификатов. – Вот. Здесь именные сертификаты платинового стандарта национального банка Ниппон. На сорок миллионов соверенов. – Женщина улыбнулась невеселой заискивающей улыбкой. – Это из личного сейфа мужа. Он… – Она запнулась. – Вся моя семья погибла при первой бомбардировке планеты. Вообще-то это – вклады клиентов. Но муж мне говорил, что если я доставлю эти сертификаты в ближайшее отделение его банка, то буду иметь право на десять процентов от общей суммы. – Она сглотнула и облизнула пересохшие губы. – Так что, как только мы достигнем Достора или Пенкары, я смогу вам заплатить.

Ив мысленно застонал. Большей глупости она не могла бы совершить. Капитан, при виде сертификатов сделавший стойку и буквально прилипший взглядом к вожделенной пачке, при этих словах перевел холодный взгляд на испуганное милое личико и застыл недвижимо, словно не верил своим глазам. Потом проговорил несколько осипшим голосом:

– Странно, мадам, как это вас до сего дня не повстречали мои поисковые партии. – Лицо капитана скривилось то ли в улыбке, то ли в ухмылке, не предвещавшей ничего хорошего. – Мы уже несколько дней на планете и искали всех, кому могла бы потребоваться наша помощь… – закончил он с полным презрением к логике. Женщина закивала:

– Да-да, ваш помощник мне объяснил. Но я все это время пряталась в лесу. Фермеры сообщили по местной волне, что появились какие-то налетчики, грабящие небольшие поселения и одинокие фермы. И я боялась выйти.

Капитан расхохотался. Женщина испуганно отшатнулась.

Капитан резко оборвал смех:

– Не бойтесь, мадам. Клянусь, мы защитим вас от любых грабителей. – Он расплылся в слащавой улыбке. – Я предоставляю вам место на моем корабле. Об условиях поговорим позже. – И, сделав шаг в сторону, несколько картинным жестом указал в сторону малого люка.

Сиамский Кот тут же подхватил женщину под локоток и с нарочитой галантностью повел вверх по трапу, Слева от Ива послышался хруст. Он вздрогнул и повернулся на звук. Худой Богомаз смотрел в спину Сиамского Кота побелевшими от ярости глазами, а между пальцев его руки с тихим шелестом сыпались на землю осколки раздавленного стакана.

Возможно, все произошло оттого, что они застряли на орбите. Ибо даже в гневе вряд ли Худому Богомазу пришло бы в голову затевать драку с навигатором, если бы они уже находились в ходовом режиме. А так… Сразу по выходе из атмосферы по кораблю вновь разнеслась ругань стармеха и капитана. Уяснив из их перебранки, что скисла одна из разгонных турбин, Ив нервно хрустнул пальцами. На нормальном корабле с такой неисправностью не стали бы даже взлетать. Но здесь все окончилось тем, что после грубой брани по громкой связи капитан дал «деду» два дня на ремонт, а если тот не успеет, пообещал развесить его кишки на внешних причальных кронштейнах. Стармех не остался в долгу и проинформировал команду, где он видел капитана, его мать и всех его достойных предков. После чего отключился и занялся делом.

Поскольку в связи с отсрочкой старта ходовое расписание еще не ввели, свободного времени у Ива оказалось предостаточно. Он полдня провалялся на койке, потом позанимался на турнике, который соорудил у себя на шлюпочной палубе, а ближе к вечеру решил пойти проведать боцмана. После он так и не смог припомнить, зачем его понесло через вторую аппаратную палубу, когда до боцманской было рукой подать через лифтовые шахты. Но, когда он уже съехал по поручню на губчатый пластик аппаратной, по ушам ударил характерный звон – шпага будто сама прыгнула в руку. Ив присел и резко развернулся. У дальней переборки одинокая фигура отчаянно отбивалась от трех нападающих. А чуть поодаль, изящно привалившись к стене, стоял четвертый и наблюдал за схваткой, лениво помахивая шпагой. Ив, прищурившись, окинул взглядом поле боя. Защищался Худой Богомаз. Но его дела были совсем плохи. Левая рука висела как плеть, рукав куртки набух кровью. И тут Ив вдруг увидел то, из-за чего идет сражение. Его глаза широко раскрылись от удивления и гнева. За спиной Худого Богомаза, в самом углу, у переборки, съежилась на полу обнаженная женская фигурка.

– Эй, матрос, тебе лучше идти, куда шел.

Ив перевел взгляд левее. Сиамский Кот – а это был именно он – отделился от стены и стоял на пути Ива, поигрывая шпагой. Ив молча растянул губы в холодной улыбке. Сиамский Кот изобразил на лице задумчивую мину:

– Полтора против трех? Возможно, это будет интересно. – Он демонстративно перехватил шпагу двумя пальцами, сделал шаг в сторону и иронично-нарочитым жестом указал в сторону схватки: – Прошу.

Ив двинулся вперед. Но не успел он поравняться с Сиамским Котом, как тот неуловимым жестом перехватил шпагу и одним движением кисти бросил ее вперед. Ив отпрянул, но острое келемитовое жало пробило правое предплечье и нагло вылезло наружу. Сиамский Кот потянул шпагу и качнулся назад, освобождая клинок и заодно расширяя рану подлым поворотом лезвия, потом растянул губы в злобной усмешке:

– Ну что ж, похоже, это будет немного забавнее, чем я думал. – И он сделал приглашающий жест шпагой.

Ив почувствовал, как в душе поднимается ярость. Этот подонок считает, что выигрыш уже у него в кармане. Ну как же – противник ранен в ведущую руку, к тому же рана такова, что от большой потери крови он окончательно лишится сил уже через пару минут. Однако откуда было знать Сиамскому Коту, чего стоит в рукопашной настоящий дон-ветеран. Даже в таком состоянии, в каком был сейчас Ив. Он поймал шпагу навигатора на гарду, сделал фронтальный выпад, на ходу обведя защиту противника перехватом шпаги в левую руку, и развернул лезвие вверх. На лице Сиамского Кота еще успело появиться выражение изумления, но тут же послышался негромкий треск – и шпага Ива вошла в брюшину навигатора. Ив повернул лезвие вверх, намереваясь возвратить навигатору должок и располосовать его рану так, как тот сделал это с его плечом, но шпага скользнула вверх неожиданно легко, пройдя сквозь ребра, как раскаленный нож сквозь масло, и развалив Сиамскому Коту всю грудь на две неравные половины. Сбоку послышался изумленный вздох. Он оглянулся. Худой Богомаз подколол-таки одного из противников, но двое оставшихся, похоже, его почти достали. Абордажник уже стоял на одном колене, привалившись к стене раненым плечом. Однако сейчас оба его противника пятились в коридор, не отрывая от Ива испуганных глаз. Похоже, схватка закончилась. Ив перевел взгляд на остатки Сиамского Кота:

– Да-а, пожалуй, для регенератора этого маловато.

– Как тебе это удалось?

Ив повернулся к Худому Богомазу. Тот с трудом поднялся, опираясь о стену, и, пошатываясь, подошел к нему. Ив пренебрежительно дернул плечом:

– Он не ожидал, что я успею перехватить шпагу при выпаде.

– Я не об этом. – Абордажник поморщился от боли, но договорил до конца: – На этом подонке был нагрудник с келемитовым напылением, а ты развалил его, как восковую куклу.

Ив не успел ответить. Сверху послышался дробный грохот каблуков, и на палубу свалилось два десятка вооруженных матросов во главе с самим капитаном.

Суд собрали на батарейной палубе. Худой Богомаз был совсем плох. Требуха ответил цветистой бранью на просьбу Ива поместить того в регенератор, и потому абордажник так и провалялся в карцере до самого суда без всякой медицинской помощи. У самого Ива рана уже успела затянуться тонкой белесоватой пленкой, хотя двигать рукой было еще больно. Похоже, его возможности регенерации уже начали работать намного лучше, чем у обычных людей. И его шпага по-прежнему могла рубить келемит…

На батарейной собралась вся команда. Как сообщили конвоиры, капитан приказал даже прекратить работы в двигательном отсеке, но стармех привычно послал его подальше и оставил рембригаду на месте. Команда встретила их ненавидящими взглядами. Это было объяснимо. Они считали, что со смертью навигатора навсегда потеряли шанс покинуть эту растерзанную систему, которая к тому же вот-вот должна была подвергнуться новой атаке Врага. Хотя Требуха как капитан тоже должен бы по идее иметь допуск навигатора. Ив сильно сомневался, чтобы, даже если и так, команда уж очень доверяла способностям своего капитана.

Когда их втолкнули в центральный круг, Ив увидел стол, за которым сидел сам капитан, трое его прихлебал и… Ахмолла Эррой с помертвевшим лицом и черными кругами вокруг глаз. На столе лежала его перевязь со шпагой и дагой. Ив криво усмехнулся. Похоже, Требуха решил убить одним выстрелом даже не двух, а трех зайцев сразу.

Капитан вскинул руку и прокричал, перекрывая гомон толпы:

– Ну, матрос, что ты скажешь в свое оправдание?

Ив обвел взглядом замершую в ожидании толпу. Ни одного дружеского взгляда. Капитан, как видно, поработал на славу, втемяшивая в тупые головы команды, ЧТО они потеряли со смертью навигатора. Однако он забыл, что в эти игры можно играть и вдвоем. Ив нарочито медленно повернулся к капитану и сказал, растягивая слова:

– Я слышал, тебе нужен навигатор, капитан.

– Ты!.. – Требуха вскочил на ноги, готовый разразиться бранью, но Ив остановил его:

– Молчать.

Это был приказ скорее не Ива, бывшего благородного дона, лихого рубаки и добродушного повесы, а Корна с его богатым опытом общения с подлейшими представителями человеческой породы. Ив вложил в это короткое слово всю свою ненависть к таким подонкам, как Требуха, Сиамский Кот, Эронтерос, Йогер Никатка и многие другие, которых он уже повстречал и еще встретит на своем пути. И капитан осекся. А Ив продолжил:

– Твоего навигатора стоило задушить еще в утробе матери. И я жалею только о том, что слишком поздно занялся вашей поганой кодлой…

Толпа оторопело молчала. ТАКОГО никто не ожидал. Ив снова обвел ее тяжелым взглядом и отрывисто произнес:

– Я – навигатор. У меня диплом Симаронского университета. И я берусь довести эту вашу поганую посудину до ближайшего обитаемого мира.

Несколько мгновений команда переваривала новость, потом взорвалась восторженным ревом. Требуха попытался вмешаться, но не смог перекричать толпу. Прихлебалы капитана скромно сидели в сторонке, понимая, что не стоит и думать о том, чтобы урезонить людей, у которых внезапно появилась надежда. К Иву подскочили, стянули с него силовые наручники… Рев толпы внезапно потонул в оглушительном дребезжании баззеров боевой тревоги. Все замолчали как по команде. Всех сковал страх перед тем, что, по-видимому, уже произошло. Враг начал атаку на систему.

Ив добрался до рубки одним из первых. Шмякнувшись в продавленное кресло навигатора, он отложил в сторонку прихваченную с судейского стола перевязь со шпагой и дагой, включил консоль и быстро вывел на экран исходные параметры. Навигационная программа оказалась довольно дохленькой, но подсистема обработки масс даже порадовала. Ну еще бы, эта рухлядь когда-то была буксиром, а ему без хорошей системы расчета массконфигураций в пространстве делать нечего. Через несколько минут Ив уже вывел на экран исходные данные для начала разгона. Он сидел и смотрел на них, ожидая, когда же капитан даст подтверждение на введение их в управляющую программу. Так и не дождавшись, оторвал глаза от пульта. РУБКА БЫЛА ПУСТА! Ив ошалело завертел головой. В это мгновение дверь рубки распахнулась, и внутрь ввалился Ахмолла Эррой.

– А… где капитан?

Боцман молча ткнул пальцем в сторону обзорного экрана. Ив пригляделся. На границе света и тени мерцали две тускловатые искорки, уже коснувшиеся верхней границы атмосферы.

– Капитан со своей сворой забрал последний исправный бот. А те из них, кто не влез в бот, воспользовались спаскапсулой. – Он вздохнул и тихо добавил:

– Теперь ты наш капитан, парень.

Ив какой-то миг сидел неподвижно, затем встал и молча пересел в командное кресло. Где-то на периферии сознания мелькнуло и погасло чувство удивления от того, как спокойно он воспринял эту новость. Будто был заранее готов к такому повороту событий.

– Сколько человек на борту?

Боцман неопределенно пожал плечами, но, бросив взгляд на Ива, тут же подобрался и четко ответил:

– Около трети.

Ив надавил на клавишу громкой связи:

– Говорит капитан. Старый комсостав покинул корабль. Я принимаю командование на себя. Помощи ждать неоткуда. У нас мало шансов вылезти из этого дерьма, но они пока еще есть. Это я вам обещаю. Мне нужны: канонир, рулевой, оператор СУЗП и балансер. Всех, кто может оказать мне помощь в управлении кораблем на этих постах, прошу немедленно прибыть в рубку. – Он сделал паузу. – Двигательный?

Из динамика привычно донеслось:

– Какого дьявола…

Но Ив не дал закончить:

– Заткнись и отвечай. Какова мощность главного реактора?

В двигательном несколько секунд раздумывали, но потом решили на этот раз обойтись без предисловия:

– По максимуму дадим процентов шестьдесят пять от номинальной, – и, как бы извиняясь: – Рухлядь ведь…

– Как вторая разгонная?

– Ну… еще часа два.

Ив вывел данные идентификатора и быстро прикинул, что к чему.

– Начинаем разгон на одной. Стартовый отсчет пятьдесят.

За спиной послышалось шевеление. Ив переключил функции навигатора на капитанскую консоль, нажал кнопку подтверждения, запустив стартовый отсчет, и лишь после этого обернулся. У входного люка толпилось около дюжины матросов. Ив кивнул им и, сам удивляясь своему спокойствию, сказал:

– Я занят. Разберитесь сами, кто из вас лучше, и займите места за консолями.

В этот момент корабль дрогнул, и все почувствовали легкую вибрацию пола. Они двинулись. Ив вывел на центральную часть обзорного экрана картинку тактического анализатора. В системе была только одна обитаемая планета, на орбите которой они и болтались. Поэтому флот вторжения, не мудрствуя лукаво, двигался прямо к точке встречи. Корабли шли двумя эскадрами с обеих сторон эклиптики, поэтому любая попытка вырваться над эклиптикой была заведомо обречена на провал. Они бы не успели оторваться от внутрисистемных перехватчиков до выхода на ходовой режим. Даже если бы у них были на ходу обе разгонные турбины. Так что шансов вырваться практически не было. Почти. Ив окинул взглядом рубку. Ходовой расчет уже занял свои места. Остальные сгрудились у задней стены. Он нахмурился и уже открыл рот, собираясь отослать лишних по местам согласно боевому расписанию, но тут кто-то охнул и испуганно проблеял:

– Мы падаем на звезду!

Вся рубка испуганно замерла, ошалело уставившись на обзорный экран. Ив почувствовал, что все висит на волоске. Стоит какому-нибудь придурку заорать, что все кончено, и вся команда превратится в стадо обезумевших животных. Он с каким-то неестественным спокойствием, будто действуя по заранее заданной программе, вытащил дагу и с коротким замахом метнул ее в матроса, крикнувшего про звезду. Тот дернулся, захрипел и плашмя рухнул на пол. Все замерли.

– Если еще кто-нибудь вякнет мне под руку, он закончит так же, но еще быстрее. – От тона, каким это было сказано, у него самого встали дыбом волосы на загривке, но он уже устал удивляться себе. – Нас может спасти только чудо. Так не мешайте мне его совершать. – И неторопливо повернулся к командной консоли.

Спустя восемь часов они вошли в контакт с двумя пущенными на перехват меченосцами. До границы короны центральной звезды системы с их ускорением оставалось еще сорок минут, и это было очень хорошо. В его время им ни за что не дали бы приблизиться к короне больше чем на два часа хода. Но здесь, похоже, пока не был известен прием донов с проходом через корону и использованием для разгона полей тяготения вблизи звезды. К тому же у Ива был еще один козырь в рукаве. Четыре часа назад двигателисты наконец собрали вторую турбину, но он дал команду пока ее не запускать. Пусть тактические анализаторы Врага считают, что их нынешняя скорость – максимум того, что они могут выдать.

Меченосцы нагнали их довольно легко. Они шли строем «верная пара», при котором задний как бы нависал над кормой переднего, будто заслоняясь его корпусом и полем отражения от любых неприятных неожиданностей. Ив криво усмехнулся. Знакомый прием. Во всяком случае для него.

– Канониру! Отключить энергию от кормовых спарок и нижней передней батареи. Боцман – по ремгруппе к указанным местам. И пусть там пошевелятся. Я хочу, чтобы в тот момент, когда мы включим энергию, все это работало.

Легкий шелест, и все затихло. Но за прошедшие восемь часов он уже успел привыкнуть к тому, как выполняются его распоряжения.

– Защита! Интенсивность поля не поднимать выше сорока процентов.

Возле пультов кто-то нервно выдохнул сквозь сжатые зубы. Это был риск. Но риск оправданный. Судя по тому, что меченосцы до сих пор не открывали огня, они собирались взять их на абордаж. А если так, то вряд ли они откроют огонь полной мощностью. Впрочем, если он ошибся, это уже не будет иметь никакого значения. При сорока процентах мощности поля первый же полный залп меченосцев превратит их в облачко раскаленного газа.

От размышлений о ближайшем будущем его отвлек голос канонира:

– Есть дальность поражения главным калибром!

Ив усмехнулся. Ну что ж, игра началась.

– Огонь главным калибром.

Корабль мелко затрясся. Пару минут меченосцы не отвечали. Лишь усилили мощность поля отражения до боевой.

– Канониру! Подключить внешние спарки. Главный калибр на сто пятнадцать.

Канонир сглотнул, но контрольные цифры конфигурации и мощности залпа на экране капитанской консоли тут же пришли в соответствие с его командой. Ив понимал, что фокусаторы главного калибра вряд ли выдержат при мощности сто пятнадцать процентов больше двух-трех залпов, но этого должно хватить.

Корабль вздыбился, свет в рубке мигнул от резкого падения напряжения при столь мощном залпе, но тут же снова зажегся. А в следующее мгновение начался ад. Меченосцы наконец ответили.

Когда корабль перестало трясти, как детскую копилку, Ив быстро вывел на свой экран контроль повреждений. Н-да… похоже, он слегка переоценил эту рухлядь. Ну что ж, будем жить с тем, что есть.

– Двигательный?

– Здесь.

– Приготовить к запуску вторую турбину. Отсчет пятьдесят. Канонир?

– Здесь.

– Подать энергию на кормовые спарки и нижнюю переднюю батарею. Огонь по ботам только из спарок. Защита?

– Здесь.

– Подготовить полное напряжение поля.

– Полное не дам. – В голосе оператора СУЗП слышалось отчаяние. – Нам раздолбали часть внешних конфигураторов.

– Дай максимум, – оборвал его Ив, – и не говори мне, сколько это. Рулевой?

– Здесь.

– Управление переключаю на себя.

Он облизнул пересохшие губы и положил руки на пульт. Наступал момент, когда все должно решиться. Цифра сброса мощности в углу экрана замигала. Это означало, что заработала последняя, еще не использованная кормовая спарка. Она успела дать всего четыре залпа, но и этого хватило, чтобы один из абордажных ботов, выброшенных меченосцами, превратился во вспухающий огненный шар. И тут же с головного меченосца сверкнула батарея, разнеся спарку на атомы. Ив поймал момент попадания и слегка закрутил корабль вокруг своей оси, надеясь, что это выглядит как последствие залпа.

– Канониру! На обороте – огонь по головному меченосцу. Мощность – сто двадцать пять. Поле – на полную!

Корабль тряхнуло. И тут же палуба задрожала от вышедших на полную мощность разгонных турбин. Ив несколько мгновений напряженно ожидал залпа вдогонку, но, как видно, головной меченосец получил слишком сильные повреждения, а второй был занят тем, что поспешно отворачивал в сторону, чтобы его не протаранить. Ну а они с каждым мгновением набирали ход и уходили все глубже и глубже в корону. И это означало, что чудо им все-таки удалось.

– Мистер Иреноя ждет вас.

Ив поднял глаза. Секретарша осветила его ослепительной улыбкой, всем своим видом выражая крайнее почтение к очередному посетителю своего шефа. Он машинально улыбнулся в ответ, отложил в сторону роскошную распечатку ежедневного журнала для мужчин с кратким, но энергичным названием «Фак», несколько экземпляров которого были единственной печатной продукцией в приемной, и, поднявшись, направился к дверям кабинета. В дешевом скромном костюме его можно было бы принять за обыкновенного мелкого клерка или курьера, если бы не зловещая черная повязка, закрывающая изуродованный глаз. Что в нынешнее время идеальных искусственных имплантов выглядело довольно странно. Однако, судя по спокойной реакции секретарши, в этой приемной видывали и более странных посетителей. Корн отворил дверь и вошел.

Кабинет мистера Иреной представлял собой вопиющий образчик наимоднейшего стиля, называемого «нео-кич». По-видимому, единственным предназначением этой комнаты было производить впечатление. Ив не мог себе даже представить, как можно заниматься чем-то серьезным в окружении ЭТОГО. Несколько мгновений он стоял, недоуменно озираясь по сторонам, но тут странная конструкция, похожая или на вытошненную каким-то монстром сосульку, или на кошмар молодого Сальвадора Дали, повернулась, и в ней, как в некоей люльке, внезапно обнаружился человек средних лет с короткими щегольскими усиками над верхней губой, в нормальном деловом костюме. Окинув посетителя оценивающим взглядом, он быстро стер с лица легкую гримаску разочарования, приподнялся и любезно кивнул головой в знак приветствия:

– Добрый день, мистер Корн. Очень рад видеть вас. – Иреноя живо выбрался из своего экстравагантного кресла и с широкой улыбкой указал на небольшую дверь в дальнем углу комнаты: – Прошу вас. Скажу вам откровенно, эта комната предназначена больше для того, чтобы посмотреть на реакцию посетителей. Сам я не могу находиться в ней больше пяти минут. – И он первым двинулся к дверце.

А Ив озадаченно уставился ему в спину. Такая странная откровенность показалась ему несколько подозрительной, ибо все, что ему довелось услышать об этом дельце, прямо-таки кричало о том, что это хитрая бестия, НИКОГДА не говорящая правду. Однако мистер Иреноя уже вошел в дверь, и Ив поспешил за ним.

Он довел изуродованный корабль до системы Тагрет, где мадам Липински удалось получить свои четыре миллиона соверенов, два из которых она вручила ему. Ив щедро расплатился с командой, продал остатки корабля на металлолом и возобновил кредитную карточку. Дальнейший путь был для него достаточно ясен. Десятилетие покоя осталось позади, война заполыхала вновь. Это означало, что дона-ветерана ждет впереди много работы. А все эти сказки о Вечном надо выбросить из головы. Он больше не будет игрушкой в руках Творца. К тому же в сейфе Требухи отыскалась парочка незаполненных каперских патентов, выданных на Новом Магдебурге. Что только подтверждало слухи о том, что и собственный патент Требухи был не вполне законен. Для Ива же это был идеальный выход. Поскольку проследить путь этих патентов уже было невозможно. Новый Магдебург пал еще в первую волну Конкисты. И единственное, чего ему пока не хватало, так это нового корабля.

За дверью оказался нормальный рабочий кабинет. Хозяин подвел гостя к небольшому столику, втиснутому между консолью с аппаратурой связи и стационарным компом. Подождав, пока Ив усядется, мистер Иреноя привычным движением скользнул между консолью и краем стола и облегченно опустился в кресло:

– Что ж, мистер Корн. Я не впервые вижу человека, имеющего каперское свидетельство. Однако до сих пор ко мне приходили люди, уже владеющие кораблями и к тому же имеющие кое-какой боевой опыт и достаточно серьезные гарантии. Я уж не стану говорить о том, что вы, на мой взгляд, не вполне соответствуете этому образу, но хотел бы убедиться, насколько вы кредитоспособны.

Ив согласно наклонил голову и, молча достав из кармана золотую кредитную карточку, протянул ее мистеру Иреною. Тот взял карточку осторожно, двумя пальцами, будто скорпиона или ядовитую змею, и, подержав несколько мгновений на весу, вставил в прорезь выносного считывателя, стоящего на дальнем краю стола. Еще бы! Обычно владельцы таких карточек предпочитают несколько иной способ траты своих денег. Нажав на несколько клавиш, Иреноя недоуменно вскинул брови и тут же повернулся к Иву со слащавой улыбкой:

– Что ж, мистер Корн, вам невероятно повезло. У нас есть как раз то, что вам надо. Корпус пассажирского лайнера, разгонные двигатели большого орбитального буксира…

Ив прервал его восторженные излияния, вскинув руку:

– Спасибо, но вы меня не поняли. Я не стану покупать то, что вы мне собираетесь всучить. Я прекрасно знаю, что мне нужно.

– Конечно, конечно! – воскликнул Иреноя и замолк. По слегка вздувшимся желвакам на его щеках было видно, что он недоволен – и не столько посетителем, сколько самим собой. Во всяком случае, в соседней комнате он вел себя поумнее. Наверное, сработал инстинкт, или, скорее, прочно укоренившийся условный рефлекс продавца: всучить покупателю товар на всю имеющуюся у него сумму. Ив, усмехнувшись про себя, откинулся на спинку кресла:

– Мне нужен списанный армейский корвет серий «600» или «640», ему необходимо врезать в середину корпуса дополнительную секцию метров сорок – пятьдесят длиной. Двигатели заменить. Поставить «Роллс-ройс Е-4550» не более чем с сорокапроцентной выработкой ресурса. Вооружение: новые многолучевые пушки, желательно кулеврины, ракетобомбы на револьверных подвесках, «сеть» серий выше трехсотой, пульсирующий щит и противоабордажный комплекс из тех, что есть. Жилые помещения оборудовать на пятьдесят пять человек: пятнадцать – команда и сорок – абордажная группа. Кроме того, ангар на два планетарных танка и два маневровых катера класса «Шаттл-7».

Мистер Иреноя был ошеломлен. Он явно не ожидал от Ива такой подробной спецификации. Между тем Ив ничего не придумал. Он просто описал «Драккар» – корабль Черного Ярла, на котором провел около двух месяцев во время рейда на Зоврос. Хотя, конечно, тот был более совершенным, чем то, что описал Ив, ведь до того момента, как он ступил на его палубу, должно было пройти еще почти сто лет. Вообще-то у него был довольно слабый опыт в кораблестроении, но, прежде чем отправиться в систему Тер-Авиньона, он провел полтора месяца в технической библиотеке Тагрета и всю дорогу не вылезал из терминального зала библиотеки рейсового корабля.

Мистер Иреноя наконец оправился от потрясения, встряхнулся и, склонившись над экраном компа, начал что-то лихорадочно набирать. Минут через десять он удовлетворенно кивнул и повернулся к Иву, снова расплывшись в улыбке:

– Да, мистер Корн, судя по всему, вы действительно знаете, что вам нужно. Но вы представляете себе, ЧТО вы хотите получить? Пульсирующий щит и многофокусные пушки производятся только для армейских подразделений.

Ив пожал плечами:

– Что ж, если вы не беретесь за установку вооружения, я могу…

– Я этого не говорил, – прервал его Иреноя. – Мы можем все. Просто я хочу, чтобы вы оценили трудности.

Ив усмехнулся. Вот сейчас Иреноя был больше похож на того, каким его описывали. Но и Ив был хорошо подготовлен к этому разговору.

– Трудности я оценю, причем именно в ту сумму, сколько они будут стоить. Ни на цент больше.

Иреноя бросил на него серьезный взгляд и снова расплылся в улыбке:

– Конечно, конечно, мы никогда не берем с наших клиентов лишнего. – Продолжая улыбаться, он щелкнул по клавишам, и за его спиной открылся большой экран. – Я тут изобразил на скорую руку то, что вы хотите. Но не могли бы вы уточнить ваши пожелания более детально?

Ив взял протянутую ему световую указку. После получаса работы будущий корабль обрел законченные очертания. Мистер Иреноя нажатием клавиши отправил изображение в память своего компа, после чего повернулся к Иву и, потирая руки, весело сказал:

– Сейчас я предварительно подсчитаю, во что вам это обойдется.

Ив поднял брови. Странно. Пока что Иреноя не показался ему такой уж кровожадной акулой, как ему расписывали. То ли из-за той суммы, которую Иреноя увидел в окошке его кредитной карты, то ли из-за чего-то еще, но он то и дело попадает впросак, пытаясь каким-нибудь манером надуть Ива, но делая это уж очень неуклюже. С чего бы это? А может, это просто тактика и за этой неуклюжестью что-то стоит? Иву снова подумалось, что не стоило, наверное, обращаться в «Верфи Иреной». Однако все крупные компании были загружены под завязку правительственными заказами, а среди мелких у Иреной была наиболее прочная репутация. К тому же хотя все, с кем говорил Ив, характеризовали Иреною как человека, способного учуять деньги под двухметровым слоем свежего лошадиного навоза и содрать последнюю шкуру с дикого гризли, они признавали в то же время, что качество работ у Иреной всегда было отменное.

– Вот пожалуйста: калькуляция работ. – Иреноя протянул Иву распечатку.

Ив несколько секунд с недоумением смотрел на нее, потом отшвырнул и расхохотался:

– Мне кажется, вы забылись и поставили лишний ноль.

Глаза Иреной обрадованно блеснули, хотя губы сложились в гримасу оскорбленной невинности.

– Если вас не устраивают наши цены, вы можете обратиться к любому другому подрядчику.

Ив внимательно присмотрелся к Иреное. Наконец-то все стало на свои места. Иреноя как-никак специалист-кораблестроитель. В проекте Ива он увидел рациональное зерно и решил присвоить проект. Ив усмехнулся. Что ж, не зря древние говорили: кто предупрежден, тот вооружен. Он качнулся в кресле с коротким хохотком, стараясь вложить в него весь свой сарказм:

– Нет уж, этого я делать не стану.

Иреноя, явно не ожидавший такой реакции, молча смотрел на Ива. А тот вытащил из-под лацкана окуляр стандартного полицейского фиксатора и демонстративно швырнул его на стол:

– Я просто дождусь, пока вы закончите первый корабль по моему проекту, а потом отсужу его.

Он покинул кабинет Иреной через полтора часа, выжатый как лимон и встреченный в приемной недоуменным взглядом секретарши. У ее шефа посетители редко задерживались так надолго. Однако в его кармане лежала распечатка контракта, а на улице светило солнышко, так что в общем-то можно было считать, что его первый выход на сцену в качестве бизнесмена закончился неплохо.

Система Тер-Авиньона, на орбите которого располагались верфи, была освоена слабо. Тер-Авиньон был открыт лет за сорок до начала Конкисты. Сюда уже успели прибыть колонисты-земледельцы, составляющие, как правило, основу первой волны при заселении любой планеты, лишь недавно началась открытая разработка полезных ископаемых, и некоторые небольшие, а потому наиболее мобильные компании успели наладить здесь производство. После потери Зовроса, Нового Магдебурга и иных миров Тер-Авиньон оказался этаким открытым с трех сторон мысом, выдвинутым далеко в глубь пространства, полностью занятого Врагом. Но с началом Десятилетия покоя боевые действия прекратились, и жители Тер-Авиньона, уже начавшие было толпами покидать обреченную, по их мнению, планету, немного успокоились. Однако близость Врага брала свое. Люди продолжали потихоньку уезжать, а на их место устремились толпы авантюристов, мечтающих погреть руки на неразберихе переднего края, идеалистов, исполненных решимости остановить Врага именно на этом рубеже и переломить наконец ход войны, и честных каперов, чья жизнь отныне заключалась в битве с Врагом. А также множество другого столь же беспокойного народа. Тер-Авиньон превратился в мекку контрабандистов, шулеров, беглых преступников и всякой прочей швали. Ибо колониальные власти, по существу, добровольно отказались от своих прав, прекрасно понимая, что если война разгорится с новой силой, то нет ни малейших шансов отстоять эту планету. А потому здесь было только восемь ставок полицейских, к тому же реально заняты были только три. От тех же, кто имел хоть какое-то право причислять себя к местным жителям, осталась едва ли половина. Да и эти сидели на чемоданах. Крестьянин может быть хорошим воином, только если защищает свою землю и свой дом, имея при этом хоть какой-нибудь шанс добиться успеха. А здесь такого шанса просто не было. К тому же колонисты первой волны еще не совсем забыли родные миры и большинству из них было куда возвращаться. Так что сейчас Тер-Авиньон являл собой причудливый зародыш того типа общества, которое через несколько десятилетий распространится по многим мирам людей и будет служить питательной средой для многих поколений благородных донов. Но пока что оно существовало только на Тер-Авиньоне.

Через два дня после заключения контракта Ив прибыл на орбитальный модуль, который и являлся тем, что многие капитаны и шкиперы знали под именем «Иреноя шипбилдинг компани». Мистер Иреноя был из тех дельцов, которые любят ловить рыбку в мутной воде. Он умел и любил работать на грани закона и беззакония, иногда, впрочем, решая по своему усмотрению, где проходит эта грань. Так что его клиентам надо было держать ухо востро. Однако его цены были по большей части приемлемы, его орбитальная свалка была самой обширной, а его агенты могли достать и установить на корабль любое оборудование. Даже если оно существовало всего в десятке экземпляров и являлось абсолютным секретом военного ведомства сегуната Ниппон. Именно поэтому Ив и выбрал эти верфи. И именно поэтому он и прибыл на орбитальный модуль, собираясь держать под неусыпным контролем весь процесс.

В тамбуре, которым оканчивался переходной тоннель, его встретил худой, костистый мужчина с узкими глазами и желтоватой кожей истинного ниппонца. Когда Ив вплыл в тамбур, он свесил из-под потолка, где парил, ухватившись за поручень, свою костлявую руку и представился таким же сухим, как он сам, безразличным тоном:

– Окиро Уэсида. Главный инженер.

Ив несколько неуклюже – сказывалась еще не зажившая рана на руке – извернулся и, сгруппировавшись в воздухе напротив инженера, пожал руку, умудрившись не отплыть от него особенно далеко:

– Ивиан Корн.

Ниппонец слабо улыбнулся:

– Вижу, вы в «пустоте» не новичок?

Ив ответил, стараясь не сказать ничего лишнего:

– В общем-то, нет, но давно не был.

Ниппонец отпустил поручень.

– Такие навыки быстро восстанавливаются, – сказал он, ловко оттолкнувшись от стены, – пойдемте, покажу вам ваши апартаменты. – Последнее слово он произнес с оттенком ехидства, как бы давая понять этому сумасбродному господину, что уж если ему захотелось торчать на верфи, то придется довольствоваться достаточно скромными удобствами.

Ив улыбнулся про себя. Знал бы этот Уэсида, в каких условиях ему приходилось коротать время в «пустоте»…

Некоторое время они молча скользили по галереям, потом ниппонец покосился на спутника и прервал молчание:

– Вы собираетесь пробыть на орбите до окончания строительства?

– Да.

Ниппонец больше не сказал ни слова. Лишь после того, как они проскочили разводной узел, Уэсида на ходу бросил через плечо:

– За поворотом начинается зона тяготения, – и тут же, резко оттолкнувшись от делавшей изгиб стены, кувыркнулся в воздухе и ловко приземлился на ноги.

Ив невольно восхитился, но решил не рисковать и просто развернулся на ходу, выбросив ноги чуть вперед, чтобы в момент возникновения тяжести скомпенсировать инерцию. Главный инженер по достоинству оценил его осторожность, одобрительно кивнув головой, и пояснил:

– Тяготение есть только в жилом блоке. Вся производственная часть расположена в зоне невесомости. Впрочем, как я вижу, это не доставит вам особых затруднений, – заключил он после короткой паузы и размашистым шагом двинулся вперед по коридору.

Жилая зона была небольшой. Не прошли они и десяти ярдов, как ниппонец остановился у округлой изолирующей двери. Указав на дверь, он сухо произнес:

– Ваш блок, – достал из кармана оранжевую карточку и провел по прорези замка.

Дверь бесшумно ушла в стену. Главный инженер шагнул внутрь и посторонился, давая Иву возможность сразу же окинуть взглядом небогатое жилище. Кровать, стол, консоль с аппаратурой связи и простым пультом сетевого компа, туалетно-душевая кабина, баро-кухонный терминал и встроенный шкаф.

Когда они оба оказались в комнате, Уэсида протянул Иву карточку:

– Ваш пропуск. Категория «Везде, кроме».

– И кроме чего же?

Ниппонец перечислил. Ив задумался. В общем, все разумно, за исключением…

– А как же конструкторский отдел?

Ниппонец усмехнулся:

– А туда вы будете иметь допуск только в моем присутствии.

Ив кивнул. Что ж, на большее вряд ли стоило рассчитывать. Главный инженер еще раз окинул блок придирчивым взглядом:

– Ну ладно, устраивайтесь. Если вы хотите сами выбрать базовый корпус, то завтра я зайду за вами около восьми. – Уэсида вдруг широко улыбнулся. – Уж и не знаю, чем вы смогли взять нашего Яйцееда. До сих пор он ни с одним клиентом не был так предупредителен.

Ив улыбнулся в ответ:

– Иногда я бываю очень убедителен.

Следующие полгода прошли словно в дурном сне. Хотя Ив не был кораблестроителем, он провел на корабельных палубах столько времени, что, как ему казалось, знал о них достаточно, да и время, проведенное в технической библиотеке Тагрета, тоже вроде бы не прошло зря. В общем, особых трудностей он не ждал. Но довольно скоро выяснилось, как сильно он ошибался. Ив сутками пропадал в рабочей зоне, мотался по гигантской свалке компании, раскинувшейся на геостационарной орбите в полутора тысячах миль над верфями и растянувшейся почти на триста тысяч миль, а ночами сидел над горой технических справочников и кипой чертежных распечаток, пытаясь разобраться в том, что ему предлагают инженеры. Многое приходилось додумывать на ходу. Он сильно похудел, его скафандр, несмотря на все усилия климатической установки, провонял потом. Однако мало-помалу дело двигалось, и корабль начал приобретать те очертания, которые запечатлелись у Ива в памяти.

Однажды вечером, когда они с Уэсидой наконец добрались до своего сектора, главный инженер на мгновение задержался у двери Ива и спросил:

– Я понимаю, что это не мое дело, но все-таки сколько с вас содрал наш Яйцеед?

Ив ответил. Ниппонец удивленно вскинул брови:

– Вы действительно умеете быть убедительным, хотя, – он задумался, – полагаю, Яйцеед тоже не прогадал. Если эта чертова планетка продержится еще хотя бы лет пять, он вернет свое с лихвой. У вас получается очень толковый кораблик. – С этими словами он повернулся и, не дожидаясь реакции Ива, двинулся вдоль по коридору к своему блоку.

Ходовые испытания они провели за четыре дня. Уэсида лично присутствовал в двигательном отсеке, который он сам же до отказа набил диагностической аппаратурой. И вообще в последние два месяца он слегка подзабросил остальные заказы, каждую свободную минуту проводя на корабле Ива. Почему он это делал, выяснилось сразу по возвращении на верфи. Ив, приняв душ, уже собирался укладываться спать, когда в комнату тихо постучали. Ив поспешно натянул рабочий комбинезон и нажал клавишу разблокирования двери. Когда створка с легким шорохом ушла в стену, его глазам предстал главный инженер, одетый в необычный наряд. Ниппонец был в сандалиях и кимоно, за поясом торчали два меча, волосы были тщательно расчесаны и уложены в причудливую прическу. Ив молча поднялся и, повинуясь какому-то таинственному наитию, отвесил сурово сдвинувшему брови Уэсиде церемониальный поклон. Тот поклонился в ответ и сделал шаг вперед, переступая порог. Ив, не отводя взгляда от строгого лица Уэсиды, хлопнул по клавише, и дверь закрылась. Некоторое время они стояли молча, глядя друг на друга. Потом Уэсида слегка расслабил лицевые мускулы, сбрасывая маску сурового самурая, и тихо спросил:

– Удивлены?

Ив кивнул.

– А по вам незаметно, – с усмешкой сказал Уэсида.

Ив пожал плечами:

– Просто я думаю, что вы пришли ко мне не только для того, чтобы посмотреть на мою реакцию.

– Вы правы. – Уэсида помедлил, как бы решая, с чего начать, потом поднял на Ива испытующий взгляд: – Я пришел предложить себя в члены вашей команды.

Ив вглядывался в ниппонца, стараясь понять, что побудило его явиться с таким предложением. Тот сам пришел ему на помощь:

– Я мог бы долго рассказывать о том, что заставило меня прийти к вам. Для того чтобы все стало понятным, следовало бы начать с традиций моей семьи и истории моей жизни, но это слишком долго. Я назову только одну причину, она связана непосредственно с вами. – Уэсида замолчал и поджал губы. Потом снова заговорил: – Не знаю, кто вы и откуда, но вы тот человек, служить которому почли бы за честь мои предки. Я уверен – вы не тот, кем стараетесь казаться. Но я вижу – вы либо станете великим вождем, либо с честью погибнете.

Ив был просто ошарашен словами ниппонца, хотя на его лице ничего не отразилось. Он попытался подобрать слова, чтобы сказать что-то, но лишь спросил:

– Почему вы так решили?

Уэсида изогнул губы в жесткой улыбке самурая:

– Просто это видно всем, кто с вами общается. В вас будто живут два разных человека. Один – вполне обычный добродушный парень, даже, пожалуй, немного пентюх. Но стоит кому-то принять вас за него – появляется второй… – Уэсида церемонно поклонился. – Увидеть его могут не все, но вот противиться его воле… Я из рода самураев. Мы способны сразу оценить великого вождя. А вот Иреноя, торговец, я думаю, до сих пор не может понять, как это он сделал вам столько уступок.

Ив окинул взглядом одеяние ниппонца:

– Как я понял, вы имеете в виду не просто контракт на исполнение обязанностей инженера корабля?

Уэсида кивнул:

– Да, я хочу принести вам клятву самурая.

Ив задумался. Все это было немного странно, но у него вдруг появилось ощущение, что в будущем ему предстоит принять немало подобных клятв. Эта всего лишь первая.

– А как же ваш контракт с мистером Иреноей?

– Яйцеед предпочитает не заключать с нами никаких контрактов. Мы слишком часто занимаемся не совсем законными делами. Например, срочно изменяем конфигурацию корпуса какого-нибудь корабля, а потом узнаем, что корабль, как две капли воды похожий на него, за две недели до появления на нашей верфи совершил налет на караван «мясных фургонов» или что-то подобное. Так что хозяин предпочитает иметь возможность в любой момент выпереть нас за дверь. За что теперь и поплатится. Я подобрал пятерых ребят, за которых могу ручаться. Так что, если вы примете мое предложение, можете считать, что инженерная секция корабля почти укомплектована.

После такого заявления Ив размышлял не более секунды.

Закрыв дверь за Уэсидой, Ив опустился на кровать, не отрывая глаз от пряди волос, смоченных в крови ниппонца. Он еще немного посидел, заново переживая то, что произошло, потом достал малый медицинский герм-пакет, аккуратно положил туда волосы и спрятал сверток в карман комбинезона. На следующее утро он вернулся на Тер-Авиньон. Пора было заняться подбором команды.

Всю следующую неделю Ив занимался только этим. Трулли Беспалый, Ахмолла Эррой и Худой Богомаз прибыли еще неделю назад и день за днем уничтожали пиво в припортовых тавернах, заодно присматриваясь к возможным кандидатам. Таковых на Тер-Авиньоне было много – от обыкновенных искателей приключений и авантюристов с планет, пока еще не затронутых войной, и до неприкаянных представителей уже павших миров. Поэтому, как только прошел слух о том, что Ив набирает команду, от желающих не стало отбоя. После четырехдневных собеседований с теми, на кого его ребята посоветовали обратить внимание, Ив отобрал две сотни человек и арендовал зал в фермерском городке неподалеку от столицы. На следующее утро они с Ахмоллой Эрроем и Худым Богомазом начали проверку людей, отобранных для абордажной команды. После первого же учебного боя одного претендента увезла карета «Скорой помощи», а число желающих уменьшилось почти на шестьдесят человек. Однако к исходу недели у него было уже тридцать два бойца в абордажной команде и двенадцать человек в команде корабля. Из офицерского же состава ему оставалось подобрать старшего офицера, старшего навигатора и медика. Однако ни один из тех, кто предложил ему свои услуги, Ива не устраивал. Впрочем, пока что это было не самое важное. За старшего офицера временно мог побыть Уэсида, обязанности навигатора мог исполнять он сам, а без врача они пока обойдутся. На корабле стоял полный регенерационный комплекс, а у одного из абордажников были кое-какие навыки работы на подобных аппаратах. Так что корабль, уже прошедший последние проверки и опущенный на посадочное поле космопорта, был готов в любой момент покинуть Тер-Авиньон.

Перед самым стартом к нему в номер в дешевой припортовой гостинице вихрем ворвался Иреноя. Он был в бешенстве:

– Что это значит, Корн?

Ив, которого Иреноя застал за обедом с офицерами, невозмутимо отложил вилку:

– О чем вы, мистер Иреноя? По-моему, мы с вами закончили все расчеты еще неделю назад. Или у вас есть какие-то претензии?

Иреноя взорвался:

– Вы еще спрашиваете?! Сманили мой лучший персонал, наобещали людям неизвестно чего и оставили меня без инженеров. И что же, я должен молчать?! – Он сорвался на визг. – Я подам на вас в суд, я заставлю вас заплатить гигантскую компенсацию, я отберу у вас…

Ив с силой хлопнул ладонью по столу, и Иреноя осекся. В комнате воцарилось молчание.

– Я спокойно выслушал все ваши глупости, – заговорил наконец Ив. – Надеюсь, вы оцените мою выдержку. Но теперь хватит. Вы не хотели связывать себе руки в отношениях с персоналом. Но забыли о том, что и персонал получает такую же свободу в отношениях с вами. Эти люди хотят лететь со мной. Если у вас есть какое-то разумное предложение, говорите. Если нет – уходите. Я не собираюсь тратить свое время на выслушивание истерических всхлипов всяких просчитавшихся коммерсантов.

Иреноя молча выслушал слова Ива, скрипнул зубами и так же молча вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Уэсида издал короткий смешок, а балансер, живший на Тер-Авиньоне уже несколько лет, удивленно покачал головой:

– Первый раз вижу, чтобы Яйцеед так быстро заткнулся.

Когда раздался сигнал, Ив как раз ставил на место последний щиток коленного шарнира. От резкого звука он дернулся и выронил штифт-фиксатор. Тот, звякая, покатился по полу. Ив, беззлобно ругнувшись себе под нос, торопливо наступил на него ногой, чтобы гладкий металлический стержень с келемитовым напылением на шляпке не закатился куда-нибудь под койку или столик. Затем поспешно повернулся к интеркому и хлопнул ладонью по клавише. На экране появилось лицо Уэсиды.

– Сегун, система обработки данных сенсоров дальнего действия дает отметки кораблей.

Ив сглотнул. Вот оно! Первый бой, в котором он будет участвовать в качестве капитана. Если не считать успешный побег из системы на развалюхе Требухи. Но он тут же взял себя в руки и сдержанным тоном отдал распоряжения:

– Мощность на семьдесят. Поле в режим отражения. Экипажу и абордажной команде двухминутная готовность.

Ниппонец ответил полукивком-полупоклоном и отключился. Ив покосился в сторону динамика общего оповещения, который должен был вот-вот разразиться распоряжениями Уэсиды, и тронул клавишу, уменьшая громкость. Потом замер неподвижно, стараясь унять легкую дрожь в вспотевших руках, несколько раз глубоко вздохнул, насыщая мозг кислородом и стараясь поскорее сжечь лишний адреналин, выброшенный в кровь, подобрал с пола штифт и осторожно вставил его в отверстие. Штифт, так долго сопротивлявшийся его усилиям, с первого раза с легким щелчком вошел на место. Этот крошечный успех вдруг показался Иву хорошим предзнаменованием, и он внезапно успокоился. Осматривая свой боевой скафандр, он с сожалением подумал, что хорошо бы еще пару раз погонять сенсорную систему по тестовым программам, но лишь мотнул головой и начал торопливо облачаться. Что толку сожалеть о том, чего уже не изменить. Эту конструкцию Ив придумал сам. Когда он появился в офисе небольшой фирмы, специализирующейся на изготовлении специальной защитной одежды, и представил техзадание, там сочли его не совсем нормальным. В общем и целом его задание походило на попытку изобрести нечто, пригодное на все случаи жизни. Вариативный привод миомерных мышц, сетевая сенсорика с плотностью 1/40 (хотя даже в лучших военных моделях использовалась плотность не более 1/3, а большая часть довольствовалась 1/2), комплекс симплексных датчиков с возможностью индивидуальной работы по каждому параметру, семидесятиканальная система связи, кронштейны, зажимы и замки для навесного оборудования по всей поверхности и еще уйма всякого. Когда инженер-разработчик, выслушав его требования, с нескрываемым ехидством поинтересовался: «А может, вам установить еще бар и визиоэкран?» – Ив мило улыбнулся: «Да, да, как же я мог забыть, и это тоже».

Инженер молча закатил глаза и записал в бланк последнее требование. После всего этого было бы странно, если бы с Ива не потребовали стопроцентную предоплату. Ибо любому человеку, мало-мальски смыслящему в технике, было ясно, что ни одно устройство, оснащенное таким диким количеством сервисных функций, прилично работать не в состоянии. То есть все эти приспособления, конечно, будут функционировать, но и мешать будут друг другу так сильно, что, скажем, даже простое передвижение в этом техническом чуде будет затруднено до крайности. В конечном счете так оно и случилось. Когда Ив закончил проверку всех систем и выбрался из этого неуклюжего творения современной инженерной мысли, перед ним предстали сам владелец фирмы, главный инженер и наладчик. А два типа, стоявшие по бокам владельца, были, судя по всему, не кем иным, как адвокатами. И если судить по выражению, с каким на него смотрели все пятеро, они готовы были дать дружный отпор попыткам Ива обвинить их в несоблюдении контракта, которые, по их убеждению, неизбежно должны были последовать, как только он сделает хоть один шаг в этом чуде конструкторской мысли. Однако, когда Ив, неуклюже пробежавшись по ровному коридору и при этом пару раз задев за стены из-за крайне замедленной реакции конечностей скафандра и под конец пребольно стукнувшись коленом, выбрался из теплых внутренностей скафандра и повернул к ним сияющее удовольствием лицо, – все опешили. Ив мысленно ухмыльнулся и воодушевленно закричал:

– Большое спасибо, господа! Никогда не видел столь совершенного творения человеческого гения!

Инженер недоверчиво посмотрел на клиента и переспросил:

– Вы… э-э-э… то есть никаких претензий?

Ив энергично кивнул головой. Он знал, что делал. Инженеры же не знали, что лет через сорок один из донов, который, если бы не Конкиста, стал бы, наверное, гениальным программистом, изобретет программный продукт, который вскоре назовут «теплый бабушкин свитер». Эта программа могла все. Ив сам был свидетелем, как однажды в «Таверне старого бродяги» на Таире дон Кордуэл О’Брайен, по прозвищу Гаэл-весельчак, на спор заставил свой боевой скафандр отплясывать джигу. И эта пустая консервная банка почти полчаса двигалась между столов, размахивая руками и задирая ноги, и ни разу не задела ни столика, ни табурета и ни одного из хохочущих донов. И он надеялся, что ему удастся создать что-то похожее. Во всяком случае, когда он несколько лет назад, участвуя в первенстве Симаронского университета, попытался написать облегченный вариант этой программки для сенсорного усилителя костюма для игры в гравифутбол, у него получилось довольно прилично. Но была еще проблема узнавания. Иву вовсе не хотелось, чтобы после первого же его появления на экранах рекламный буклет фирмы-изготовителя украсил лозунг: «МЫ ДЕЛАЕМ СКАФАНДРЫ ДЛЯ ЧЕРНОГО ЯРЛА!!!» Поэтому он самолично создал абсолютно дикий дизайн, обвешав скафандр массой всяческих грозных гребней, искусственных крылышек, стилизованных молний и еще черт знает чем. А получив скафандр, он произвел перепрограммирование, снял весь верхний слой брони и раскидал заказы по нескольким мелким фирмам, которым надлежало убрать все дурацкие украшения и изменить конфигурацию некоторых щитков, заодно покрыв их слоем келемита. Когда наконец щитки вернулись, пакет программ был готов и уже сутки крутился в тестовой программе. Конечно, надо было бы сразу установить щитки и, надев скафандр, заняться «поиском блох», но тут на Ива навалилась куча разных дел, связанных с отлетом. Потом, в первые недели полета, он вообще спал по два часа в сутки, дойдя до такого состояния, что у него осталось только одно желание – выспаться. Наверное, из всех его былых суперспособностей у него остались только несколько большие, чем у обычного человека, возможности регенерации… да еще его верная шпага. Но он пока не мог себе позволить тратить время на сон. Потому что, во-первых, не был до конца уверен, честно говоря, в своих способностях капитана, ведь вершиной его флотской карьеры была всего лишь должность канонира, а потому каждую свободную минуту проводил за консолью тактического анализатора. Ну а во-вторых, Ив считал необходимым максимально приблизить экипаж к уровню экипажа благородных донов, насколько это было возможно, конечно. Потому что он понимал, что десятки лет боевого опыта не заменить ничем. Однако, как ни странно, кое-что ему удалось сделать довольно быстро. Хотя, возможно, причина была в том, что в его команде оказались лучшие из всех тех, кто только был на Тер-Авиньоне. Или в том, что тот, ВТОРОЙ, о котором говорил Уэсида, показывался довольно часто. Так что возможность вплотную заняться собственным скафандром появилась только сегодня. И вот на тебе… Ив вздохнул и убрал скафандр в бокс. Надо быть полным идиотом, чтобы надеть перед боем неотлаженный скафандр. Придется обойтись легким спасательным.

Рубка встретила его приглушенным гулом и легкой нервной суетой. Хотя двухминутная готовность означала, что любой член экипажа мог пока оставаться где ему вздумается, достаточно быть готовым по сигналу тревоги в течение двух минут занять свое место согласно боевому расписанию и немедленно приступить к действиям, большинство офицеров уже сидели за своими консолями. Ив проследил взглядом неторопливые, отработанные до автоматизма доброй сотней тренировок движения членов экипажа и почувствовал, как в его душе поднимается неколебимая уверенность в собственных силах, подобная той, что он испытывал во время прорыва на корабле Требухи. Видимо, это отразилось на его лице, потому что гомон в рубке оборвался, а в глазах офицеров и операторов зажглись искорки веры и азарта. Заняв командное кресло, Ив какое-то время внимательно смотрел на экран командного пульта, где слабо мерцало несколько черточек, потом обратился к Уэсиде:

– Как скоро можно будет провести идентификацию?

– Минут через десять.

Ив кивнул. Программный пакет обработки данных сенсоров дальнего действия он тоже делал сам. И эта система тоже пока не была еще опробована в деле. Программа, по идее, могла засечь любой корабль или иное искусственное тело на дальностях, в полтора-два раза превышавших дальность действия любых известных локаторов и сенсоров дальнего действия. Однако все, на что она была способна, – это всего лишь определить, что в данном направлении находится нечто такое, что хотя бы по одному или по нескольким параметрам выпадает из характеристик естественного образования. Ни провести идентификацию, ни установить принадлежность, ни даже определить вектор и скорость движения засеченных предметов она не могла. Тут им приходилось довольствоваться возможностями установленной на корабле стандартной боевой разведывательно-информационной системы.

– Ну что ж, подождем.

Когда идентификационная программа выдала сообщение о том, что пять искусственных объектов являются боевыми кораблями и два из них идентифицированы как конструкции, созданные человеком, а три остальных – меченосцы Врага, Ив почувствовал, как у него вспотели ладони. Все-таки это был первый бой, который он должен был принять в качестве капитана. Но сердце билось по-прежнему ровно, а мысли оставались ясными и четкими. Он подался вперед и нажал клавишу боевой тревоги.

Не прошло и пятнадцати минут, как они вышли на дистанцию поражения главным калибром. Судя по заключениям тактического анализатора, оба человеческих корабля – вооруженные транспортные суда, скорее всего каперы, – были почти разбиты. Огневой бой подходил к концу, у каперов была выбита большая часть орудийных батарей и задавлена мощность силового поля. Что было неудивительно, поскольку меченосцы, в отличие от каперов, являлись настоящими боевыми кораблями. И по защите и огневой мощи равнялись или даже превосходили стандартный эсминец. А каперы ни по одному параметру не дотягивали даже до корветов. При таком раскладе меченосцы уже могли начать абордаж, причем при поддержке своих бортовых батарей. Что случалось крайне редко, поскольку было возможно только при полном подавлении силовой защиты атакуемого корабля. Вообще-то вступать в бой при таком соотношении сил для «Драккара» было чистым безумием. И это наверняка понимала вся команда. Но, посмотрев на лица находившихся в рубке людей, Ив увидел на них одну только спокойную решимость. Было похоже на то, что члены команды настолько преисполнены веры в своего капитана, что готовы дать ему этот шанс вляпаться в неприятности. Он передернул плечами, отгоняя промелькнувшую в голове мысль о том, что первый бой может оказаться и последним, и начал отрывисто отдавать команды:

– Мощность реакторов снизить до двенадцати. Идентификация целей по номерам… Принято. Цель три, полная мощность батарей главного калибра, управление с консоли канонира. Импульсные противопехотные спарки – управление с пульта навигатора, быть в готовности открыть огонь по абордажным катерам с целей три, четыре, пять. Оба – огонь по команде. Цель два – атака абордажной группы. Канониру! После поражения третьей цели – перенос огня на первую. Навигатору! После поражения катеров противника – огневая поддержка абордажной группы. Отсчет готовности – двадцать семь. Абордажная группа! Вариант атаки – прыжок. Абордажной группе на обшивку. Отсчет начать.

В левом верхнем углу большого обзорного экрана замигали цифры, отсчитывая выделенные Ивом для подготовки атаки двадцать семь секунд. За консолями началось энергичное шевеление. Ив напряженно всматривался в левый край экрана. Они вовремя укрылись полем отражения и снизили мощность реактора, поэтому меченосцы их еще не засекли. Но это могло произойти в любой момент. Тем более что они уже давно вошли в зону поражения их бортовых батарей. А это было бы крахом всего его плана. Если они не сумеют воспользоваться единственным преимуществом, которое у них пока есть, – внезапностью, участь одинокого корабля класса корвет, противостоящего трем меченосцам, практически не пострадавшим в предыдущей схватке, будет печальной. Но Иву надо было подойти как можно ближе, поскольку просто первым открыть огонь – было еще мало, результат боя зависел от того, насколько серьезные повреждения будут нанесены меченосцам в первые мгновения боя. Тем более что, даже если ему удастся сразу же вывести из строя один меченосец – соотношение сил, с учетом разницы в классе кораблей, все равно останется не менее чем три к одному, не в их пользу. И каждая секунда задержки, повышая риск обнаружения, увеличивала и их шансы.

Сбоку раздался чуть хриплый от тщательно скрываемого волнения голос Уэсиды:

– Отсчет закончен. Готовность – один.

Ив сухо приказал:

– Подожди, пусть снизят мощность поля для выброса абордажных ботов.

Уэсида быстро взглянул на Ива. Капитан рисковал. При снижении мощности поля сильно возрастала чувствительность сенсоров. Так что их почти неминуемо должны были сразу же засечь. Ив усмехнулся. Уэсида не имел его боевого опыта и поэтому упустил из виду, что за пультами корабельных систем сидят живые существа. Так что первой реакцией на сообщения сенсоров будет не немедленное открытие огня, а оторопело разинутая пасть. И это даст им полторы-две секунды полной мощности залпа при сниженной мощности силового поля Врага. Этого будет вполне достаточно. Однако стоило подстраховаться и самому, дабы также не зависеть от человеческих рефлексов.

– Внимание! Связка «сигнал – команда». Программирую бортовую систему управления огнем на автоматическое начало стрельбы после снижения противником мощности поля. После первого залпа канониру и навигатору снова перейти на личный контроль автоматического наведения. Абордажной группе – закрепиться, при первом залпе вас изрядно тряхнет.

Он едва успел набрать команду и нажать клавишу «Enter», как корабль буквально вздыбился от залпа батарей главного калибра. Свет в рубке и большинство экранов мигнули от столь резкого сброса мощности, и тут же уши забило волнами инфразвука из-за непрерывной вибрации всего корабля, ведущего частый огонь главным калибром. Ив тряхнул головой, отходя от последствий залпа, часто заморгал, убирая из глаз ощущение песка, и рявкнул:

– Абордажной команде – вперед!

В наушниках раздался крик Ахмоллы Эрроя, выполнявшего обязанности старшего абордажной группы:

– Э-э-э, бес-с-смилле! – И ребята пошли. Первый залп превзошел все ожидания. На месте одного из меченосцев вспухал огромный огненный шар. Второй, потеряв ход, медленно дрейфовал в сторону, окутанный струями бьющего из многочисленных пробоин водяного пара, мгновенно превращающегося в кристаллики льда. Третий, который все-таки успел восстановить мощность поля, отчаянно отстреливался, однако внутри кокона силового поля отчетливо виднелись обломки его абордажных ботов и светящиеся искорками тела донов абордажной группы, несущиеся к его обшивке сквозь пустоту. Судя по количеству обломков и идентифицированных системами «Драккара» изуродованных тел низших в боевых скафандрах, этот корабль лишился практически всей своей абордажной команды. Так что защищать его было некому.

– Запрос по внешнему каналу, капитан.

Ив, в душе которого самым странным образом перемешалось холодное спокойствие, охватившее его при входе в рубку, и какой-то дикий восторг пополам с недоумением, отозвался чуть охрипшим голосом:

– Давай на экран.

На обзорном экране появилось изображение человека, одетого в боевой скафандр с поднятым забралом. Окинув взглядом рубку «Драккара», он расплылся в улыбке и восторженно проорал:

– Черт возьми, так недолго поверить в Божье Провидение!

Ив невольно улыбнулся:

– На связи «Драккар», как у вас дела? Двигаться можете?

Капитан капера радостно сообщил:

– Клод Этера, «Аккадский озорник», а там пускает пар «Взбесившийся шляхтич» Кшиштофа Кшетусского. Если бы не вы, нам уже поджарили бы зад. А сейчас, не скажу за этого дурного поляка, но я еще способен доковылять до ближайшей обитаемой системы. Откуда вы взялись?

Ив усмехнулся:

– Проходили мимо.

Он взглянул на экран тактического анализатора. Абордажная группа достигла поверхности вражеского меченосца без потерь, и теперь он уже почти совсем прекратил огонь и вовсю дымился, испуская пар сквозь дыры, проделанные вышибными зарядами. Судя по всему, бой закончился.

Ив посмотрел мельком на тактический хронометр: с момента открытия огня прошло всего двенадцать минут.

– Если вы в порядке, то, как только перебросите своих людей на эти побитые корыта, я забираю свою абордажную группу и двигаюсь дальше.

Дон Этера удивленно уставился на него:

– Вы отдаете нам приз? Ведь это на все сто процентов ваши трофеи.

Ив отрицательно помотал головой. Эти корабли его больше не интересовали.

– Я думаю, вам понадобятся средства на ремонт. А я найду себе еще.

Капитан «Аккадского озорника» не мог оправиться от удивления:

– Ну что ж, дай вам бог удачи, куда бы вы ни направлялись. За кого мне поставить свечку святому Георгию?

– Я пока не… нашел себе имени.

Через сорок минут «Драккар» рванул вперед, набирая скорость.

Рейд продолжался уже второй месяц. Они еще дважды ввязывались в небольшие стычки, но в общем все шло достаточно мирно. Десятилетие покоя развело враждующие стороны далеко от бывшей линии фронта, и только отдельные меченосцы Врага и стайки неуемных каперов рыскали по запустелым планетам, ища драки и разнюхивая, нельзя ли чем поживиться. И пока все шло так хорошо, что Ив и сам не заметил, как зашел слишком далеко, испытывая судьбу. «Драккар» вместе с капером под названием «Мохнатый подарок» вот уже несколько дней флаттировал в троянской точке между Новым Магдебургом и одной из его больших лун. Экипаж был занят профилактическим осмотром, Ив валял дурака в тренажерном зале, обвешавшись датчиками и прыгая в своем скафандре. В общем-то, все было в порядке, но ему все еще не очень нравился привод левого коленного сустава, и он пробовал варианты настройки миомерных мышц. Доны абордажной группы в большинстве своем дулись в карты или приводили в порядок снаряжение. Когда взревели баззеры боевой тревоги, Ив как раз отрегулировал на новый лад коленный привод, в очередной раз мучаясь сомнением, а не был ли тот инженер все-таки прав и не слишком ли он перемудрил с сетевой сенсорикой. Но, слава богу, он уже успел поставить на место коленный щиток и фиксирующий штифт и сразу взял с места в карьер, так что не успела затихнуть последняя рулада, как он уже влетел в рубку.

Уэсида встретил его уже ставшим традиционным полупоклоном и молча показал на обзорный экран. Со стороны планеты подходило шесть меченосцев, четко стянутых в ордер «Двойная сеть». Ниппонец пояснил:

– Они шли цепью над самой границей атмосферы, так что наши сенсоры смогли их засечь, только когда они перевалили за линию терминатора и начали перестроение.

Ив, немного помолчав, заключил:

– А это значит, что они четко знали, где находится их цель и чем она занимается.

Уэсида согласился с ним:

– Это означает, что они охотились именно за нами.

Ив только начал движение подбородком, собираясь по привычке кивнуть, и в это мгновение его, как и всех присутствующих в рубке, внезапно пронзило какое-то странное ощущение – словно кто-то могучий звал их, притягивал к себе, чтобы схватиться не на жизнь, а на смерть. Несколько мгновений в рубке стояла тишина обреченности. Ив, снова мельком удивившись своему полному спокойствию, неторопливо опустился в командное кресло, посидел в раздумье и придвинул к себе микрофон:

– Внимание экипажу! К нам подходят шесть меченосцев Врага. Судя по построению, они знают о нас все. Кроме того, как вы могли почувствовать, ими командует Алый князь. – Ив сделал паузу и закончил будничным тоном: – Мы принимаем бой.

В этом объявлении не было, в общем-то, особой необходимости, ибо альтернативы не было. Если в боевых схватках между людьми мог быть вариант сдачи в плен, то попасть в плен к Алому князю… Все знали, что это много хуже смерти. Однако такое объявление было в традициях благородных донов, которые, впрочем, пока еще не существовали. После короткого молчания Ив начал отдавать распоряжения. Ничто не могло нарушить его спокойствия, хотя, казалось, у них не было ни единого шанса на благополучный исход. Он вдруг каким-то шестым чувством понял, что исход этой схватки решит не огневая мощь и численность абордажных команд. Все решится в ПОЕДИНКЕ.

Однако до поединка надо было еще дожить. Стандартные варианты обороны явно не подходили. Их лишили маневра, прижав к крошечной, по сравнению с земной, луне Нового Магдебурга, которая, однако, представляла собой небесное тело почти в триста миль диаметром, и взяли в классический огневой мешок. Ив сидел, тупо глядя то на обзорный экран, то на дисплей тактического анализатора, и никак не мог сообразить, как же выпутаться из этой безнадежной ситуации. Но вдруг его осенило:

– Уэсида, приказ на «Мохнатый подарок» – «делай, как я». Нам – садиться на поверхность.

За его спиной кто-то изумленно охнул. Еще бы, любой учебник тактики учит, что главное в корабельном поединке – свобода маневра. А если они сядут…

– Но…

Ив оглянулся на несдержанного офицера и так посмотрел на него, что тот чуть не откусил себе язык, и продолжал отдавать команды:

– Сразу после посадки – абордажную группу вооружить плазмобоями – и за борт. Пусть отойдут ярдов на шестьсот и засядут в расщелинах. Силовое поле сориентировать на верхнюю треть. Правую кормовую батарею снять и бросить на грунт. У реакторов открыть ремонтные люки.

Уэсида несколько мгновений смотрел на Ива, ошарашенный его командами, потом его глаза удивленно расширились. Он понял. Так как атака будет происходить в условиях естественного тяготения, абордажная группа, покинувшая корабль, сможет встретить абордажные команды Врага огнем плазмобоев. Сведение силового поля на верхнюю треть полусферы даст возможность увеличить мощность почти в три раза, а снятая кормовая батарея главного калибра сможет увеличить мощность фронтального залпа более чем на четверть, к тому же изменив его конфигурацию. Ну а открытые ремонтные люки реактора будут способствовать лучшей теплоотдаче. Вопрос лишь в том, успеют ли они все это проделать.

Люди работали как проклятые. Никто не верил, что Алый князь подождет с атакой хотя бы пару минут, но меченосцы почему-то повисли в нескольких тысячах миль над каменистой поверхностью луны и как будто ждали, пока люди закончат свои приготовления. Так продолжалось почти два часа. Команда «Мохнатого подарка» сначала ударилась в панику. Но Ив вызвал рубку капера и холодно сказал, что если они не успокоятся и не начнут делать то, что он приказал, то он сам разнесет их на молекулы. Это подействовало. Однако, когда все было сделано и люди заняли свои места, никому не верилось, что они все-таки успели. И что Алый князь целых два часа ждал, пока люди приготовятся к бою. Ив и сам не понимал причину этого. Но было не до размышлений. Людям оставалось только ждать и молиться.

Хотя все ждали, когда же меченосцы откроют огонь, все равно это застало всех врасплох. Весь мир вокруг вдруг сократился до радужного зонтика силового поля, которое сверкало и искрилось от чудовищного напряжения. На расстоянии сотни ярдов от кораблей скалы дрожали и крошились в песок от чудовищных рикошетов. Казалось, сама эта крошечная луна вот-вот расколется и погребет корабли под своими, обломками. Канониры обоих кораблей замерли за своими консолями, уставясь помертвевшими глазами на Ива и ожидая команды, но тот выжидал. Если бы их хотели просто уничтожить, то атака началась бы гораздо раньше. Нет. Алому князю нужно было что-то другое, и этот сумасшедший огонь был только прелюдией. А значит, огненный шквал не мог продолжаться долго. Часть меченосцев должна была подойти ближе и выбросить абордажные команды. Именно в этот момент плотность огня должна упасть, и именно тогда, ни мгновением раньше, они откроют ответный огонь. А пока реакторам и без того хватало нагрузки.

Лишь через пятнадцать минут четыре меченосца плавно двинулись вперед. Ив удовлетворенно качнул головой, испытующе посмотрел на канонира, у которого от напряжения побелели костяшки пальцев, и вновь – на дисплей тактического анализатора, за которым сидел. Ждать пришлось недолго. Когда от зловеще-грациозных силуэтов отделились искорки абордажных ботов, Ив поднял забрало, вытер холодную испарину и подал знак канониру. В следующее мгновение взревели орудия «Драккара».

Он не знал, то ли это так сработали орудия задней правой батареи, столь неожиданным образом изменившие конфигурацию залпа, то ли просто ему опять повезло. Как бы там ни было, ближний меченосец вдруг окутался струями водяного пара, у кормы полыхнула вспышка, в мгновение ока превратившаяся в огненный шар, пожравший весь корабль. Но это был единственный успех. А потом все смешалось: залпы орудий, крики людей, лихорадочно заделывавших пробоины в корпусе, перекошенное лицо Уэсиды, сцепившегося в коридоре с троллем, ворвавшимся уже внутрь рубки, знакомый хриплый рев Асмоллы Эрроя и сотни иных звуков, сопровождаюших кровавую схватку. Когда наконец все прекратилось так же внезапно, как и началось, Ив бессильно уронил руку со шпагой, привалился к стене и закрыл глаза. Уцелевшие, коих было немного, в изумлении поводили головами. Ив некоторое время постоял неподвижно, приходя в себя, потом обвел взглядом заваленную трупами шлюзовую камеру, у которой они покончили с прорвавшейся до самой рубки абордажной группой Врага, с натугой растянул губы в улыбке, больше напоминавшей гримасу боли, и, тяжело оттолкнувшись от стены, двинулся обратно в рубку.

Это было невероятно, но они отбились. Пять меченосцев отошли на то же расстояние, с которого начали атаку. Два из них вовсю парили, а один, похоже, совсем потерял ход. Но и каперы были не в лучшем состоянии. Когда Ив вывел обстановку на дисплей тактического анализатора, то невольно присвистнул. Их можно было брать голыми руками. На «Драккаре» из орудий главного калибра осталась в строю едва ли пятая часть. Да и из этих половина была расфокусирована, так что в лучшем случае могла выдать лишь половинную мощность. От излучателей силового поля осталась только треть. А прочный корпус «Драккара» был пробит почти в сотне мест, так что внутри не осталось ни одного помещения, в котором можно было бы находиться без скафандра. «Мохнатый подарок» вообще представлял собой груду металлического лома. А это означало, что, для того чтобы с ними покончить, достаточно было всего одного залпа. Ив сидел, тупо глядя на экран и абсолютно не представляя себе, что же делать дальше, когда люди, находившиеся на корабле, вдруг все, как один, вздрогнули, пронзенные могучим призывом. И в тот же миг Уэсида, бессильно привалившийся к консоли связи, повернул голову и хрипло доложил:

– Внешний вызов.

У Ива екнуло сердце. Это был Алый князь. Ив медленно наклонился и переключил связь на свой экран. Из всей команды только у него был малюсенький шанс устоять перед чарами Алого князя…

Спустя полчаса он стоял на каменистой поверхности луны, в полумиле от своего изуродованного корабля, и молча смотрел, как от одного из висящих прямо над головой меченосцев отделилась маленькая искорка абордажного бота. Он дождался своего поединка.

На этот раз Варанга встретила Ива еще большим запустением. Здание космопорта и центр управления полетами – «башня» – мрачно взирали на мир выбитыми окнами. Установки освещения поля зияли раскуроченными внутренностями. Да и все остальное вокруг создавало такое гнетущее впечатление, что команда небольшого каботажника, капитан которого согласился доставить его сюда за тройную плату, быстро втянула трап, так что не успел Ив дойти и до края поля, как корабль уже ушел ввысь.

Он оставил «Драккар» в системе Турсонга, хотя и не был уверен в том, что груда металлолома, в которую он превратился, имела право носить столь гордое название. От команды осталась едва ли треть, причем в это число входили и остатки команды «Мохнатого подарка». И все эти люди его боготворили. Еще бы! Он не только вытащил их из столь безвыходного положения, что ни один из них уже и помышлять не смел о спасении, но и, страшно подумать, прикончил самого Алого князя. Ив поморщился и потер грудь и бедро. Да, это был действительно ПОЕДИНОК. Когда Алый князь стремительно выскочил из люка абордажного бота, Ив невольно подумал о том, как он сам выглядит в его глазах. Неуклюжий, закопченный скафандр, весь в потеках зеленоватой крови низших, и воспаленные глаза, лихорадочно блестящие из-за грязного забрала.

Их разговор по закрытому каналу был недолог. Слава богу, он оказался прав и при взгляде на появившееся на экране лицо не почувствовал того душевного смятения и возвышенного восторга, которые ощущают завороженные. Но Ив сильно сомневался в своих актерских способностях, поэтому на протяжении всего разговора только молча пялился на экран, предоставив «краснозадому» нести свою обычную чушь о предназначении и предопределении.

И вот сейчас Алый князь приближался к нему грациозной танцующей походкой. Божественно красивый, совершенный, не нуждающийся ни в скафандре, ни в оружии, за исключением себя самого. Чудо, созданное Творцом.

Он остановился в нескольких шагах от Ива и отвесил ему легкий поклон. После чего улыбнулся и… заговорил. А в наушниках изумленного Ива, до которого дошло, что Алый князь просто проецирует на его антенну модулированную частоту, послышался невообразимо прекрасный голос:

– Я слышал о тебе, капитан «Драккара». – Алый князь сделал паузу, в его голосе появились сочувственные нотки. – И я сделал все, чтобы мы смогли встретиться. – Он протянул руку. – Идем. Идем со мной.

Ив молча смотрел на стоящее перед ним существо. Он знал, что любой человек был бы уже заворожен. Алые князья были способны заставить человека, которого они небрежно разрывали на части, плакать от счастья и восторга. Но он сам чувствовал, что полностью себя контролирует. Если бы к этому еще прибавить способности, которыми он когда-то обладал… Но к чему жалеть о невозможном. Сейчас оставалась только одна надежда – Алый князь не догадывается о том, что Ив по-прежнему опасен. Иначе, с его-то рефлексами, он разорвет Ива на куски в один миг. Алый князь улыбнулся:

– Ты не можешь мне ответить? Что ж, иногда бывает и так. Не бойся, человек. Я помогу тебе. Ты сумел нас заинтересовать. Поэтому тебе пока придется еще немного пожить, прежде чем ты почувствуешь Смертное Наслаждение.

Он грациозно качнул головой, увенчанной короной рогов, и, слегка раздвинув крылья, сделал изящный летящий прыжок. В это мгновение Ив понял, что выиграл.

В окружавшем осколок вакууме не было никакой необходимости использовать крылья, и Алый князь сделал это, повинуясь укоренившимся инстинктам, выработанным тысячелетиями. А значит, есть шанс, что и другие его рефлексы сработают против него.

Ив подождал, пока блестящий келемитовый коготь не оказался в паре дюймов от его плеча, и ударил сразу всеми конечностями. В тело Алого князя одновременно вошли шпага, дага, коленный шип из легированной стали с келемитовым острием, закрепленный Ивом перед самым поединком, и налобный железный рог с келемитовым напылением на передней кромке. Это был предательский удар. Но Корн, успевший пройти все круги того, что многие сочли бы адом, а для него ставшего школой выживания, не позволил себе дрогнуть ни единым мускулом. У Ива был шанс нанести только один удар. И Корн не собирался давать ему ни малейшей возможности упустить этот шанс.

Алый князь вздрогнул, из глубин его совершенного мозга исторгся невероятно чувственный вопль боли и изумления. А в следующее мгновение Ив почувствовал, как на него обрушился вихрь ударов, закончившийся невероятно мощным толчком, отшвырнувшим его почти на сотню ярдов. Когда он собрался с силами и приподнялся на дрожащих руках, Алый князь, шатаясь, стоял на прежнем месте и изумленно смотрел на шпагу и дагу, торчащие в его теле, как две булавки. Потом он поднял глаза и посмотрел на Ива:

– Ты… ты… необычный человек, капитан «Драккара». Я должен остановить тебя… пока могу. – И он рванулся вперед.

Ив несколько мгновений смотрел на его фигуру, воспарившую над поверхностью астероида, ужасающе прекрасную даже с двумя клинками в груди, и прикрыл веки, приготовясь к немедленной смерти. Однако в теле Алого князя было слишком много чудовищно ядовитого для него железа. Поэтому вместо могучего вихря ударов Ив почувствовал лишь толчок, взорвавший болью левую ногу. А затем еще несколько судорожных рывков.

Когда он открыл глаза. Алый князь лежал рядом и смотрел на него мертвеющими глазами, а по краям его крыльев уже появился черный окоемок. Внезапно тело вспыхнуло переливами алого, фиолетового, бирюзового и оранжевого цветов, а потом его стремительно заволокла чернота. Ив судорожно всхлипнул и потерял сознание.

Он очнулся уже на подлете к Турсонгу. Регенерационный комплекс неплохо справился со своей работой. Жаль только, что он был всего один. Так что, когда на обзорных экранах начало быстро расти центральное светило системы Турсонга, Ив оказался единственным более или менее здоровым человеком среди десятка калек и полудюжины замороженных тел, ждущих очереди на регенерацию. Слава богу, среди хаоса его развороченной каюты нашлась его кредитка. А когда до Турсонга осталось десять часов лета – удалось наладить ближнюю связь. Поэтому, когда они вышли на парковочную орбиту Турсонга, его корабль уже ждало десять санитарных ботов и семеро представителей лучших верфей системы, жадно облизывающихся в предвкушении выгодного заказа.

Он проторчал на орбите Турсонга уже двенадцать дней, когда его наконец нашел ответ на запрос, посланный им на Варангу еще с Тер-Авиньона. Прочитав текст, Ив заказал в баре ящик дешевого виски и три дня пил в одиночку, заперевшись в своей каюте.

Наутро после той ночи, когда он выбросил в мусороприемник последнюю бутылку и, слегка наведя порядок в комнате, завалился спать, в дверь постучали. Ив оторвал голову от подушки, потер покрасневшие глаза, глянул на циферблат, зло выругался, но все же встал, отключил блокировку и распахнул дверь. На пороге стояли Уэсида и Ахмолла Эррой. Ив несколько мгновений удивленно пялился на них, потом его лицо впервые за последние три дня расплылось в радостной улыбке. Он шагнул вперед и по очереди обнял обоих:

– Не ждал вас так скоро. Уэсида с усмешкой заметил:

– На корабле много дел, сегун.

Ив согласно кивнул и внимательно посмотрел на друзей. Ахмолла Эррой опирался на палку, а у Уэсиды чернели на лице и руках огромные пигментные пятна.

– Постойте, вы что же, не закончили полный регенерационный курс?

– Закончили, бей, осталась только косметика. А на кой нам приятные личики? – со смехом ответил Ахмолла Эррой. – Перед кем красоваться, перед троллями, что ль?

Ив со вздохом покачал головой:

– Ладно, дел действительно много, а мне… – Он на миг замялся, потом тихо сказал: – Надо уехать.

Инженер и боцман переглянулись.

– Надолго? – спросил, немного помедлив, Уэсида. Ив пожал плечами:

– Не знаю. Надеюсь управиться за месяц-два, а как там сложится… Так что ваше возвращение очень кстати. Кто-то должен контролировать ход ремонта. И к тому же пора заняться пополнением экипажа.

Ахмолла Эррой махнул рукой:

– Ну, с этим проблем не будет.

Ив нахмурился:

– Я же предупредил…

Боцман замотал головой:

– Да нет, ребята молчок. Но тут уже и так понаслышаны. За две недели до нас тут гостил «Аккадский озорник». Да и «замороженных» ведь никто не предупреждал. Так что сейчас такие байки по местным тавернам ходят… Слава богу, они-то не видели, как вы подкололи «краснозадого».

Ив облегченно вздохнул. Перед тем как отправить людей в госпиталь, он собрал всех в кают-компании и предупредил, чтобы об их рейде и особенно о его поединке никто не распространялся. Они и так наделали немало шороху. А он пока не хотел особо засвечиваться. Слава богу, Турсонг, несмотря на множество портовых терминалов, по-прежнему оставался глухой дырой, где ни одна уважающая себя сеть новостей не додумалась открыть постоянное представительство.

– У меня уже есть пара кандидатов на офицерские вакансии, – сообщил Уэсида. – У навигатора даже диплом Нью-Аннаполиса. Они готовы уже сегодня вечером прибыть для собеседования.

Ив не возражал:

– Что ж, тем лучше. Тогда завтра и отправлюсь.

Инженер и боцман снова переглянулись. Затем Ахмолла Эррой несмело спросил:

– И далеко?

Ив мгновение колебался, говорить или нет, но его столь многое связывало с этими людьми…

– На Варангу.

И вот он добрался до цели своего путешествия.

Ближе к вечеру Ив занял местечко в довольно грязной забегаловке «Бигайский конь», название которой он запомнил еще во время первого визита. Впрочем, основным ее достоинством, судя по главному органу на лице ее хозяина, было несомненное родство со старшиной мулинеров. Но Ива это устраивало как нельзя лучше. Поскольку он пришел сюда вовсе не затем, чтобы промочить горло.

Его давешние уличные собеседники ввалились внутрь, когда начало темнеть. Ив, заметив их, тут же привстал с лавки и приглашающе махнул рукой, указывая головой в сторону стола, на котором стояли три запечатанные воском бутылки с местным бренди. Старшина мулинеров уставился на него с недоумением, пытаясь припомнить, что это за подозрительный ннопланетчик машет ему с видом старого знакомого. Но, очевидно, со времени его предыдущего визита на Варанге побывало не так уж много инопланетчиков, потому что старший вдруг расплылся в улыбке и с довольным видом направился к Иву. Однако, подойдя к столу, он не стал сразу садиться, а строго спросил: «Ну что, благородный господин, не было ли вам какого урону в нашем городе?», всем своим видом показывая, что готов немедленно разобраться с любым, кто посмел обидеть столь достойного господина.

– Нет, что вы, господин мулинер, – тут же отозвался Ив, – я просто поражен благочинием Варанги. Если бы не неожиданные обстоятельства, я бы погостил у вас в прошлый раз намного дольше. – Он взял бутылку и, опрокинув ее над стаканом, стоящим прямо напротив мулинера, вкрадчиво закончил: – Но сейчас я наконец нашел время, чтобы вновь побывать в этом славном месте и достойно отблагодарить добрых людей, живущих тут.

Мулинер горделиво кивнул и, не в силах более сдерживать безмолвный вопль своей пересохшей глотки, торопливо шмякнулся на скамью.

Когда гости, радушно подбадриваемые Ивом, изрядно поднабрались, Ив приступил к выуживанию сведений. В чем и преуспел достаточно. У крестьян-мулинеров от крепкого бренди язык развязался довольно быстро, и они начали напропалую выкладывать ему все, что он хотел услышать, и вдвое больше – то, что его абсолютно не интересовало. К полуночи он решил, что узнал достаточно. И все, что он услышал, ему очень не понравилось. Ив вздохнул. Все оказалось гораздо хуже, чем он ожидал. Отправиться к барону и выпустить ему кишки, как это сделал бы дон Ив Счастливчик, не раз принимавший участие в так называемых операциях по умиротворению, было невозможно. Сегодняшний Ив хорошо понимал, что это означало бы просто отдать эту часть планеты во власть своры инопланетников, подвизающихся у барона в роли личной армии. Но от одной мысли о том, что, по идее, надо было бы сделать, его взяла легкая оторопь. Несколько минут он боролся с желанием плюнуть на все и побыстрее покинуть Варангу, но затем упрямо стиснул зубы и решил остаться. Что ж, похоже, совершать невозможное становится его профессией. Но для этого необходимо для начала оказаться поближе к барону. Вряд ли тот сможет узнать Ива в его нынешнем обличье. Нужно только получить для этого достаточно легальный повод. Но за этим дело не станет. Повернувшись к старшине мулинеров, он щедрой рукой снова наполнил его стакан и, воздев свой к потолку, рявкнул с нотками воодушевления в голосе:

– За господина барона!

Тот выкатил глаза и повторил тост заплетающимся языком, после чего одним духом опустошил стакан. Ив одобрительно кивнул и заявил:

– Послушайте, мне так понравилось на Варанге, что я решил остаться. – Он сделал паузу и заискивающим тоном спросил: – А нельзя мне как-нибудь поступить в мулинеры? Может, замолвите за меня словечко?

Старший с сочувствием посмотрел на него:

– Нет. Г-г-господин барон разрешает н-н-н-набирать мулинеров только и-и-и-из тех, кто пока не р-р-р-раз-вращен соблазнами. А ты, й-й-и-ясно видно – городской? Жаль. – Он икнул и, покровительственно ткнув пальцем в Ива, закончил: – Я бы тебя в-в-взял.

Ив и не ожидал ничего иного. Как говаривал один великий тиран прошлого, кадры решают все. И тому, кто собирается прибрать к рукам всю планету, пусть даже такую мусорную свалку, как Варанга, следует хорошенько позаботиться, чтобы в стаде, с помощью которого он собирается установить свои порядки, не завелось паршивой овцы. Однако этот вопрос давал возможность логически перейти к следующему:

– А может, мне обратиться к самому барону? Вдруг я ему тоже на что-нибудь сгожусь? Насколько я понял, для того, кто рядом с господином бароном, тут открываются потрясающие возможности.

Старший несколько мгновений мужественно пытался преодолеть пьяный дурман в голове и осмыслить услышанное, но так и не смог, а потому счел за лучшее просто согласиться:

– П-п-правильно. Ты ему т-т-точно на что-нибудь с-с-сгодишься. – Он потешно закивал головой и, повернувшись к стойке, взревел: – Юбт! Иди с-с-сюда.

Хозяин таверны резво подскочил к столу, торопливо вытирая руки о фартук. Мулинер хвастливо посмотрел на Ива и, кивнув на хозяина, заявил:

– М-м-мой свояк. Мы с-с-с ним с одной д-д-д-де-ревни. После того как с-с-с-старого хозяина отправили в «м-м-морозильную камеру», я подал п-п-п-прошение господину ш-ш-ш-шерифу. И-ик… он был так д-д-добр, что разрешил ему з-з-з-забрать таверну. П-п-п-под обещание выплатить ее с-с-с-стоимость господину б-б-б-барону за десять лет.

Ив кивнул с непроницаемым лицом, а мулинер повернулся к хозяину и, нахмурившись, произнес с пьяной серьезностью:

– Этот б-б-б-благородный господин хочет попасть к г-г-г-господину барону. У т-т-тебя есть на примете к-к-к-кто-нибудь, кто м-м-м-может ему в етом помочь?

Хозяин опасливо покосился на Ива и пробормотал:

– Прежде чем ехать, надо бы показаться шерифу…

Но мулинер был настолько пьян, что не сумел разобрать ни слова. Он понял только одно – что родственник осмелился ему перечить.

– Что-о-о? Я т-теб… – Он погрозил кулаком. Хозяин таверны так смешался, что еле выговорил:

– Завтра в поместье едет Ишком на своем краулере… Ну, на том, что ему дал в аренду шериф. Можно поговорить с ним, только вот, – он бросил на Ива заискивающий взгляд, – горючее нынче дорого, сами понимаете…

– Ч-ч-что?.. – взревел мулинер, обуреваемый пьяным гневом.

Ив, не обращая на него внимания, постарался успокоить хозяина:

– Я заплачу. – Он махнул рукой, показывая хозяину, что он может удалиться.

Тот с облегченным вздохом засеменил прочь. А мулинер неожиданно обнаружил у себя в руке стакан, наполненный новой порцией бренди. Так что намечавшийся конфликт тут же затих сам собой.

Наутро Ив выехал в поместье барона, уютно устроившись на овчинном полушубке у задней стенки широкой кабины старого краулера. До встречи, которой он столько ждал, оставалось всего ничего.

Ив рухнул на пол от грубого тычка, за его спиной с грохотом затворилась тяжелая, обитая железом дверь. Несколько мгновений он лежал неподвижно, собираясь с силами, которых в избитом теле как будто и осталось не так уж много. Хотя, если быть до конца откровенным, он чувствовал себя все-таки гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. По-видимому, у него, хотя бы частично, начала восстанавливаться еще какая-то часть его прежних способностей. Ив приподнялся на руках и перевернулся на спину. Судя по белому налету на потолке, тюремная камера раньше была хранилищем муки. Что, в общем-то, было совсем неплохо. Ибо позволяло предположить, что это помещение достаточно сухое и чистое. Ив поднялся на ноги, подошел к окну и, высоко подпрыгнув, ухватился руками за решетку. Подтянувшись, он окинул взглядом широкий двор, где все и произошло. Возбужденная толпа уже разошлась, и только разодранное женское платье, ярким пятном выделявшееся посреди утоптанной площадки, да разбитая телега напоминали о происшествии. Он отпустил руки и спрыгнул вниз, а потом подошел к двери, надавил плечом и досадливо поморщился. Дверь даже не скрипнула. И надо же было этому крестьянину появиться здесь в тот самый момент, когда Ив прибыл в поместье.

Ив сел у двери и привалился к ней спиной, прислушиваясь к своим ощущениям. Боль была вполне терпимой, вроде бы даже понемногу слабела. Во всяком случае, Иву так показалось. Он еще раз прокрутил в голове все случившееся и задался вопросом: а могло ли все сложиться по-другому? «Нет, – ответил он сам себе. – Случилось то, что не могло не случиться». Он, конечно, способен на многое, но толкнуть в руки насильников обезумевшего от страха ребенка… Ива снова передернуло.

Когда нанятый им краулер подъехал к воротам поместья и Ив по знаку хмурого привратника в одежде, сильно напоминавшей френчи мулинеров, правда без повязки, но зато с пикой, изготовленной из ручной косы-литовки, вылез из кабины и спрыгнул на землю, мимо них в ворота поместья въехала процессия, состоящая из телеги, запряженной двумя лошадьми со спутанными, нечесаными гривами, и шестерых стражников на мотолетах, которые ехали сзади и сбоку от нее. Ив проводил процессию взглядом и спросил, обращаясь к затылку привратника, так же уставившемуся на это зрелище:

– Кто это такие?

От незнакомого голоса, раздавшегося прямо над ухом, привратник испуганно вздрогнул и отскочил назад. Но, увидев перед собой того самого незнакомца, которому только что сам он приказал спуститься из кабины краулера, нехотя ответил:

– Беглого «лесовика» отловили.

– Кого-кого? – переспросил Ив.

Привратник снисходительно посмотрел на него:

– Ты, я вижу, нездешний?

Ив утвердительно кивнул головой. Привратник, приосанившись, перешел на менторский тон:

– Когда господин барон начал землю делить по справедливости, некоторые за вилы схватились. С ними быстро разобрались – в «морозильную камеру», и привет. Но были и такие, которые, наоборот, в бега ударились. Благо земли тут немерено. Пока у господина барона до них руки не доходили, они и жили себе, как тараканы в щели. А ноне эвон, за них крепко принялись. Уже восьмую семью нонешней неделей везут. И правильно. – Он перехватил пику и наставительно поднял палец, – Нечего, как зверью какому, по оврагам таиться. Коли ты человек – живи среди людей и слушай того, кто Господом над тобой поставлен.

Он замолчал. Ив посмотрел сквозь ворота на остановившуюся процессию. В нем все больше крепла уверенность, что он поступил правильно, приехав сюда.

– И что с ними будет?

Привратник усмехнулся:

– Известно что. Девкам юбки позадирают да поиграются чуток, мужиков плеточкой поучат, а потом либо в крепь, либо в «морозильную камеру». – Он простодушно вздохнул. – Лучше уж в крепь, так хоть на месте оставят. Могут и дом вернуть. Токмо, конечно, клеймо выжгут. Как в крепи без клейма-то. – Тут он спохватился, что слишком разболтался с незнакомым человеком, и, грозно тряхнув пикой, воскликнул: – А ты кто таков, что все тут выспрашиваешь?

Ив дружелюбно улыбнулся:

– Да так, искатель лучшей жизни. Вчера прилетел. Просто познакомился в городе с хозяином Тарасом, старшиной мулинеров, и он посоветовал мне обратиться к господину барону. Может, господин барон найдет и для меня местечко?

На лице привратника появилось почтительное выражение.

– Повезло тебе, парень. Хозяин Тарас с хозяином Останом за ручку здоровкается, а тот у барона что большой палец на руке, большо-о-ой человек. – Привратник оттопырил указательный палец, подчеркивая важность должности хозяина Остана. – Над всей Варангой шериф.

Ив уважительно завел глаза вверх, голос привратника слегка потеплел.

– А ты по какому делу умелец? – спросил он почти благожелательно.

– По всякому, больше – как всякие электронные штучки обманывать.

Привратник кивнул, глубокомысленно наморща лоб:

– Его светлости сейчас нету, в отъезде они. Так что тебе прямая дорога к отцу Иеремии. Когда господин барон в отъезде, он тут за главного. Вон там крылечко видишь? – Привратник показал рукой на резное крыльцо, пристроенное к дальней от ворот стороне дома. – Аккурат туда и дуй. Он завсегда днем там. Ежели не в церкви. Но вроде как пока в колокола не били.

Это совпадало с тем, что Ив уже знал из вчерашней пьяной болтовни старшины мулииеров, однако привратнику говорить об этом было не обязательно. Поэтому он преувеличенно горячо поблагодарил его и направился к указанному месту. Между тем в центре двора разворачивался спектакль. Судя по всему, зрелище, хотя и было привычным, еще не надоело. Когда Ив приблизился к небольшой толпе, собравшейся вокруг приведенной под конвоем телеги, все семейство «лесовика» вместе с нехитрым скарбом уже было выгружено. Сам крестьянин, его жена и четверо детей, девочки в возрасте приблизительно от одиннадцати до девятнадцати лет, стояли на коленях перед телегой. А в их барахлишке, где самой ценной вещью был старенький портативный каталитический нагреватель, с раздраженным видом копались пятеро. Эти уже не напоминали невежественных крестьян, получивших в руки палки и превратившихся в мулинеров, нет, они наводили на мысль о хорьках в курятнике. Все пятеро были крепкие, с хищным взглядом и привычно брезгливым изгибом тонких губ. Как раз в тот момент, когда Ив, протиснувшись из задних рядов, оказался почти в центре событий, одному из них надоело ковыряться в груде поношенных крестьянских вещей. Он, ругнувшись, зло пнул кучу ногой, подскочил к крестьянину и, схватив его за волосы, свирепо заорал:

– Куда деньги дел, паскуда?

Тот что-то испуганно пробормотал, «хорек», хищно ощерившись, прошипел:

– Врешь, дерьмо, – и, повернувшись к товарищам, тоже переставшим копаться в убогом барахле, злорадно рявкнул: – А ну пощупайте его курочек, может, он им чего между ног засунул.

Толпа жадно подалась вперед – сейчас должно было начаться самое интересное. Ив огляделся. Вокруг были не только мужики, но и бабы. Но лица и тех и других одинаково горели возбуждением. Одна из баб вдруг тонко заверещала:

– Эй, Мугот, а ну покажи на младшенькой, как у девок между ногами трещит!

От этих слов Ив невольно вздрогнул. Однако, хотя некоторые украдкой перекрестились, никто не ушел. Остальные «хорьки» будто только и ждали этого предложения. Мгновение спустя вся женская часть семейства была повалена на землю и их подолы были резво задраны.

Несмотря на поднявшийся визг, было видно, что старшие понимают всю бесполезность сопротивления, а поэтому отбиваются не особо рьяно. Их оседлали довольно быстро. Но младшенькая то ли с перепугу, то ли еще почему вдруг извернулась и, укусив насильника в руку, вырвалась и бросилась прямо к Иву. Он отреагировал почти инстинктивно. Рывок – и девчонка отлетела за спину, шаг вперед, удар, хруст проломленной переносицы – и мертвая тишина, повисшая над двором. Ив с запозданием чертыхнулся про себя. Ну надо же быть таким идиотом! Его порыв привел к тому, что он тут же оказался по другую сторону баррикады. А девчонке в конечном счете это мало чем поможет. Он быстро посмотрел по сторонам. Вокруг него было пусто. Девчонка скорчилась за спиной, вцепившись ему в рубаху, а «хорьки», резво спрыгнув со своих жертв, уже подтягивали штаны и расходились полукругом, разматывая прицепленные к поясу кнуты. Когда Ив понял, что будет дальше, его пробила дрожь. За свою жизнь он особо не опасался, но вот боли будет предостаточно. Ив быстро прикинул, можно ли как-нибудь избежать экзекуции, но тут же понял, что сейчас на этих людей не подействуют ни угрозы, ни деньги, ничто на свете. Во всяком случае, вот так, прилюдно, он не видел способа их остановить. Даже предложив о-о-очень крупную сумму денег. Ибо это означало бы для них необходимость смены хозяина. А все, что Ив узнал до сих пор, говорило о том, что барон достаточно прилежно изучал историю. И сумел многому научиться. Поэтому, скорее всего, эти люди слишком хорошо отдрессированы и запуганы, чтобы вот так, с налету, остановиться и сменить хозяина. К тому же где ему взять эти деньги? Банкомата поблизости не видно, а на слово кто ему поверит? Ив протянул руку за спину и, передвинув девчонку к груди, попытался прикрыть ее руками:

– Ребенка хоть пожалейте.

Один из «хорьков» хохотнул:

– А мы ее не держим, – и в то же мгновение взмахнул бичом.

Первые несколько ударов Ив выдержал не дрогнув. Насколько он мог понять, активное сопротивление лишь ухудшило бы его положение. Да, Ив мог бы изрядно попортить картинки этим тварям, но, по его прикидке, в поместье имелось более сотни крепких ребят и, несомненно, было оружие. Если бы проблема состояла только в том, чтоб вырваться за ворота, он бы справился с ней за пару минут, но что потом? До космопорта около пятидесяти миль, и туда ведет одна дорога. Можно еще попытаться срезать лесом. Но он не знает здешних лесов, а охота на человека, вне всякого сомнения, не менее интересное занятие, чем, к примеру, поиск беглых «лесовиков». К тому же это ни на шаг не приближало его к его цели. Поэтому на третьем ударе он отшвырнул девчонку подальше и рухнул на землю, стараясь прикрыть руками лицо и гениталии. Что, впрочем, ему не очень помогло, поскольку «хорьки» вошли в раж и, отбросив кнуты, начали обрабатывать его ногами, стараясь бить именно по тем местам, которые он берег. В общем, знакомство произошло несколько не так, как он рассчитывал.

Ив насторожился. За дверью послышались шаги, потом загремел замок. Ив шустро метнулся в дальний угол и привалился к стене со страдальческим выражением лица. За то время, что он был в шкуре Корна, он прочно усвоил, что правда о себе – тоже оружие. Причем обоюдоострое. Наконец тяжелая дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился дюжий мужик все в том же полувоенном френче, но с парализатором на поясе. Он шагнул внутрь, поочередно окинул взглядом Ива, подстилку, окно, дверь и стены, потом, посторонившись, отвесил кому-то глубокий поклон, не выпуская, однако, Ива из виду. В камеру проскользнул невысокий, сухощавый человек в рясе и с четками в руках. Войдя, он уткнулся в Ива цепким взглядом водянистых, бесцветных глаз, после чего раздвинул в улыбке тонкие змеиные губы, развел ладони перед грудью и с сочувственной миной кивнул головой:

– Добрый день, сын мой. Меня зовут отец Иеремия. – Он замолчал, следя, какое впечатление произвело на Ива это известие, кажется, остался им доволен, потому что продолжал уже более уверенным тоном: – Однако, как я вижу по вашим глазам, вы обо мне слышали.

Ив понял, что опыт Корна, подсознательно заставивший мускулы его лица мгновенно сложиться в испуганное выражение, сработал так, как надо. Отец Иеремия между тем заговорил снова, возведя очи горе:

– Прошу простить мне мое любопытство, сын мой, но я был вынужден поинтересоваться, кто вы такой и зачем прибыли в наши края. – На лице священника заиграла ласковая улыбка. – И хотя у меня пока слишком скудные источники информации, но кое-что о вас мне все же удалось выяснить. – Святой отец вновь сделал паузу, не спуская глаз с Ива, и вновь зазвучал его вкрадчивый голос: – Я узнал, сын мой, что вы инопланетник, имеете некоторый опыт выживания, скажем так, в деликатных ситуациях и прибыли сюда с желанием предложить свои услуги барону. Что, в общем, говорит в вашу пользу. Однако, с другой стороны, вы сентиментальны, трусливы и излишне любопытны, и это говорит против вас. – Он немного помедлил, продолжая улыбаться, прежде чем вывел наконец заключение: – Это и привело вас в наши места. И поскольку церковь по своему статусу должна заниматься сирыми, убогими и бестолковыми, я готов выслушать вашу исповедь.

Ив, сохраняя на лице выражение тщетно скрываемого испуга, что было почти на пределе его актерских возможностей, незаметно посмотрел на святого отца. Судя по некоторым деталям одежды, отец Иеремия отнюдь не тяготился своим двойственным положением при «дворе» барона, скорее даже наслаждался им. Наверное, представлял себя этаким местным вариантом кардинала Мазарини.

– Простите, святой отец, в общем-то, я не хотел ничего дурного. – Ив изобразил на лице хитровато-простоватое выражение. – Просто каждый человек желает забраться повыше, чем он есть. А как может это сделать маленький человек вроде меня? Только под крылом могучего и милостивого сеньора. Вот почему когда я попал на Варангу и узнал о том, что здесь происходит, то сказал себе: это твой шанс, старина Гриеро. – Тут он вздохнул и развел руками: – Однако мне не повезло. Как вы правильно сказали, падре, я оказался слишком сентиментальным. – Тут Ив решил добавить немного яда к своей речи: – Там, где я был последнее время, не насилуют детей.

Отец Иеремия холодно усмехнулся, но, не заметив в его глазах особого раздражения, Ив понял, что не зря добавил последнее замечание. Оно, как ни странно могло показаться, прибавило достоверности как его рассказу, так и выбранному им образу. Священник между тем снова заговорил:

– Ты дерзок, сын мой. Разве ты не знаешь, что гордыня – смертный грех?

Ив смиренно потупил глаза и вздохнул:

– Каюсь, грешен, ваше преподобие.

Священник усмехнулся:

– Смирение – великое благо, сын мой. Я рад, что ты это понимаешь.

Он с задумчивым видом прошелся по камере и, остановившись у дальнего угла лицом к стене, вдруг спросил, не поворачивая головы:

– Ты сказал, что разбираешься в электронике?

Вопрос прозвучал уж очень буднично, Ив сразу понял, что его ответа ожидают с нетерпением. А это означало, что ему пора перейти в наступление.

– Да, падре. И надеюсь распорядиться этим умением с выгодой для себя.

Отец Иеремия резко повернулся лицом к Иву и, устремив на него холодные водянистые глаза, медленно произнес, словно размышляя вслух:

– А может, отправить тебя в «морозильную камеру» или, что еще проще, заклеймить и бросить в барак для полевых рабочих…

Но Ива нельзя было обмануть, он чувствовал – священник просто старается замаскировать свое жгучее желание во что бы то ни стало его заполучить. И из опыта Корна он знал, что тип, которого он пытается изображать, тоже должен непременно это почувствовать. Что ж, поднажмем. Ив усмехнулся самым наглым образом и насмешливо покачал головой:

– Вряд ли вы это сделаете, святой отец. У вас много послушных, но тупоголовых крестьян, а таких, как я, наверняка не хватает. Скажете, вам не нужны специалисты по электронике?

Отец Иеремия нахмурился, и Ив с тревогой подумал, уж не переусердствовал ли он, демонстрируя свой независимый нрав. Но тут же отвел эту мысль. Даже если его решат немного проучить за излишнюю дерзость – он это уж как-нибудь выдержит. Зато создаст себе репутацию, которая сильно пригодится в дальнейшем. Когда некие странности в действиях и поступках будут объяснять больше его строптивым характером, нежели тайным умыслом. Так как иначе ему вряд ли удастся устроить здесь то, что собирался, а именно небольшую по современным меркам революцию.

– Что ж, господин Гриеро. Признаюсь, вы меня заинтересовали. Однако я вижу, что, прежде чем принять вас под свое крыло, стоит преподать вам урок послушания. Ни я, ни барон не любим своеволия. – Священник повернулся к стражнику и с холодной усмешкой приказал: – В полевой барак его, к мотыжникам. На две недели. Пока. И ПОКА не клеймить.

После чего встал и, с издевкой посмотрев на Ива, вышел из камеры. Когда тяжелая дверь захлопнулась за спиной охранника, Ив утер выступивший на лбу пот. Он еще ни разу не играл в подобные игры, да еще со столь гнусными картами. Но, судя по первому результату, от Корна он унаследовал не только паршивые воспоминания, но и довольно полезный опыт.

Среди мотыжников, как здесь называли клейменых крестьян, а по существу рабов, Ив провел не две недели, а почти два месяца. Как ни странно, это время пошло на пользу его планам. Хотя сначала он был крайне удручен. В большинстве своем мотыжники были забитые крестьяне, единственная вина которых заключалась в том, что они каким-то образом не угодили назначенному бароном шерифу. Например, имели лучшее, чем у него, поле. Тех, кто мог представлять сейчас или в будущем какую-либо опасность, сразу отправляли в «морозильные камеры». Остальных же клеймили и оставляли работать. Зачастую даже на бывшем своем поле. Призрак «морозильной камеры» довлел и над ними. Так что, когда к исходу первой недели Ив начал осторожно пошучивать, балансируя на грани того, что можно было объяснить его независимым характером, все его шутки заканчивались одинаково – они лишь испуганно смотрели на него И торопливо расползались по углам, стараясь оказаться как можно дальше от Ива. К концу месяца Ив пришел в полное отчаяние. Ну как можно сделать революцию без революционно настроенных масс. Да еще такому неопытному революционному вождю, как он. Знающему о технологии производства революций только из факультативного курса Симаронского университета. Однако, как оказалось, и здесь встречались интересные типы. Одного из таких звали Трубач. Он был охотником с востока. В предгорьях Дузулуков, протянувшихся почти на полторы тысячи миль вдоль восточной окраины континента, на котором располагалась Варанга, водились зверьки с мягким, пушистым мехом, который мог менять цвет при изменении температуры. В свое время, лет сорок назад, когда этот мех вдруг стал писком светской моды на доброй сотне наиболее развитых миров, зверька, водившегося в те времена едва ли не повсеместно, почти полностью выбили, несмотря на его весьма свирепый нрав. Популяция этих зверьков сохранилась только в одном месте на планете, и то весьма небольшая. К тому же основная волна популярности прошла, цены упали, что вкупе со столь резким падением численности сделало невыгодной с финансовой стороны охоту на них с краулеров и глидеров, оборудованных биолокаторами. Все крупные охотничьи корпорации свернули свою работу. Однако кое-какой спрос сохранился, поэтому в восточных лесах еще оставались охотники-одиночки и небольшие охотничьи артели. Они были еще более далеки от современной цивилизации, чем крестьяне, но намного более независимы. Когда Трубач, сначала замкнутый и неприступный, но после надлежащей обработки понемногу оттаявший, поподробнее рассказал о своем житье-бытье. Ив понял, что единственными, кто мог бы воспротивиться планам барона, были эти охотники. Во всяком случае, они имели для этого достаточно силы духа и немалое желание. Так что, когда однажды утром тяжелая, окованная железом дверь барака распахнулась и на пороге появился тот молчаливый тип, что сопровождал отца Иеремию при первом знакомстве, план разворачивания революции в общих чертах был готов.

Его привели в небольшую келью, обставленную с нарочитой аскетичностью. Когда дверь кельи захлопнулась, Ив убрал с лица измученно-раздраженное выражение, заинтересованно огляделся и усмехнулся про себя. Судя по обстановке, отец Иеремия был образцом аскезы, но Ив помнил, что в прошлую встречу от него пахло копченым окороком, дорогим бренди явно не местного производства и хорошим табаком, а значит, святой отец, как минимум, грешил чревоугодием. Тут маленькая дверка в дальнем конце кельи отворилась, и внутрь, согнувшись, вошел отец Иеремия. Без всякого выражения на лице он взглянул на Ива и спросил явно с подковыркой:

– Ну как, сын мой, тебе понравилась наша милость?

Наверное, святой отец намекал на то, что, если бы он по-настоящему рассердился. Иву пришлось бы намного хуже. Такой вывод напрашивался сам собой, и Ив решил вести себя соответственно. Он скромно потупил глаза и тихо проговорил:

– Да, святой отец.

– Да? – Отец Иеремия удивленно вскинул брови.

Ив пояснил:

– Я благодарен вам за ваше милосердие, ибо понял, что наказание могло быть более тяжким. Хотя то, что я испытал за эти два месяца, мне очень не понравилось.

По лицу священника скользнула довольная улыбка, что подтверждало правоту Ива – именно это он и хотел услышать.

– Что ж, сын мой, я рад, что ты не обманул моих ожиданий и сумел это понять. – Святой отец кивнул стражу и направился ко входной двери, бросив на ходу Иву: – Приготовься, сейчас я представлю тебя господину барону.

Они покинули келью и, пройдя длинным коридором, вошли в небольшую залу. За обширным столом, занимавшим почти все пространство, располагалось несколько человек. Во главе стола сидел сам барон, но взгляд Ива мгновенно приковал к себе не он, а тот, что сидел рядом с ним. При виде его Ива пробила дрожь. Это был хозяин Остан.

Отец Иеремия вошел в зал с благочестивым видом и направился, мелко семеня и смиренно склонив голову, к своему месту за столом по левую руку от барона. А Ив, повинуясь знаку стражника, послушно остановился у двери, уставясь барону в рот и изо всех сил стараясь не встречаться глазами с Останом, так и впившимся в него взглядом. Еще бы, среди всех живущих на Варанге он знал Ива лучше всех. За исключением своей дочери.

Барон отставил в сторону кубок, из которого пил, когда они вошли, и, величественно кивнув отцу Иеремии, повернулся лицом к пленнику. Ив невольно отметил про себя, что барон выглядит истинным правителем. Некоторое время они смотрели друг на друга. Ив изо всех сил старался, чтобы его взгляд, направленный на смертного врага, выражал только страх и мольбу. Барон, рассмотрев как следует пленника, с легкой улыбкой отвел наконец глаза. Ив тихонько перевел дух. Кажется, барон его не узнал, но вот Остан… В его глазах светилось подозрение. Однако отец Иеремия уже занял свое место и обратился к барону:

– Барон, разрешите вам представить господина Гриеро. По его словам, он специалист-электронщик и готов предложить нам свои услуги.

Не было никаких сомнений в том, что барон уже все прекрасно знает об Иве. И эта ерническая церемония представления была не чем иным, как частью спектакля, разыгрываемого с целью разобраться на месте, что за тип рвется на службу к барону. У Ива заныло под ложечкой, в ушах противно зазвенело. Только не сорваться, только не сорваться… Между тем барон слегка растянул губы, что, по-видимому, должно было означать улыбку, и негромко спросил:

– Он что – считает, что мы можем принять его предложение?

Отец Иеремия усмехнулся:

– Об этом надо спросить у него.

В зале установилась тишина. Все в упор смотрели на Ива, а он молчал, ожидая, не скажут ли чего еще. Поняв наконец по лицам сидевших за столом, что они ждут именно его ответа, он открыл было рот, как вдруг стоявший за спиной охранник ударил его по спине дубинкой:

– Чего молчишь, урод, отвечай, коль господа спрашивают!

Ив свалился мешком на пол. Опыт Корна и на этот раз выручил его, подсказав, как нужно держаться. Ив закрыл голову руками и простонал:

– Чего бьете-то? Я ж уже начал говорить.

Последовало несколько пинков, после чего послышался спокойный голос барона:

– Хватит, Зуйко, дай «господину» ответить.

Ив отнял руки от лица, с подозрением оглянулся на стражника, суетливо вскочил на ноги и рухнул на колени перед бароном:

– Господин барон, ну вы же культурный человек, зачем бить-то, ай-й-й! – Ив довольно натурально взвизгнул, в очередной раз получив дубинкой по спине.

Однако это принесло свои плоды. Боковым зрением он заметил, что Остан успокоенно откинулся на спинку кресла. Барон, с усмешкой наблюдавший за представлением, слегка шевельнул рукой, и Ив понял, что это знак слугам отойти в сторону.

– А что ты умеешь делать?

Ив опасливо покосился через плечо и вздохнул с видимым облегчением:

– Вообще-то лучше всего у меня получаются «жучки» и выгребание касс у игровых автоматов, но, насколько я понимаю, вам здесь пока «жучки» без надобности, да и никаких игровых автоматов нет, так что… – Ив развел руками и поганенько хохотнул. – Я готов заняться любыми электронными штучками.

Барон усмехнулся:

– А почему ты решил предложить свои услуги?

Ив смущенно опустил глаза:

– Сказать по правде, у меня на загривке висят шустрые ребята, нанятые не очень довольными владельцами казино на Золотых Песках, я едва оторвался от них на Бингере, так что заступничество властителя планеты мне совсем не повредит… К тому же, – тут он хитро прищурился, – мне подумалось, что тот, кто вовремя присоединится к вам, в конце концов не прогадает.

Тут в разговор вмешался Остан:

– Ты когда-нибудь был на Варанге?

Ив хмыкнул:

– Можно сказать и так. Несколько часов, в перерыве между тем, как слез с одного каботажника и забрался на другой. – Он снова хохотнул. – На каботажниках пассажиров регистрируют только по массе, а имя пишут, какое скажешь. Так что пара свинцовых чушек в карманы – и с планеты улетает совсем не тот человек, что на нее прибыл.

Остан не успокоился:

– А глаз где потерял?

– Да так, повздорили с одним.

– Покажи.

Ив сдвинул повязку. Он знал, что увечье скорее помешает, чем поможет Остану его узнать. Глазное яблоко почти восстановилось, только стекловидное тело было еще мутным и не сформировался зрачок. Остан пристально посмотрел на увечный глаз и разочарованно откинулся назад. Потом, наклонившись к барону, что-то ему шепнул. Барон с интересом взглянул на Ива:

– Зуйко, отведи «господина» Гриеро в западную пристройку. Завтра посмотрим, на что он годен.

Выйдя из зала, Ив почувствовал, что его спина под курткой вся мокрая от пота, однако губы сами собой сложились в улыбку. Он еще на один шаг приблизился к тому моменту, когда сможет бросить в лицо барону: «Я вернулся».

– Эй, Отвертка, шериф зовет.

Ив отложил в сторону предмет, которым его обозвали, и, коротко выругавшись себе под нос, повернулся к Алисю, шустрому крестьянскому пареньку, которого приставили к нему в обучение и, скорее всего, в качестве живого «жучка».

– Ну ты, тупоголовый. Если кто выйдет на связь, будь внимательнее. И не включай карромер. Ты понял, КАРРОМЕР.

Ались презрительно надул губы и отвернулся. Научившись правильно щелкать тумблерами на пульте и переключать каналы, он уже считал себя большим специалистом по электронным системам. Ив вытер руки тряпкой и выбрался из каморки, которую ему отвели для узла связи.

Как он и думал, все, чем располагал ныне правитель планеты, грозный барон Юкскуль, можно было обозвать одним словом – дерьмо. К тому дню, когда барон во главе своего войска, состоявшего по большей части из испуганных мулинеров, набранных по окрестным деревням, потрусил к Варанге, компания, эксплуатировавшая космопорт, уже успела демонтировать основную часть наземной аппаратуры связи. А поскольку и Варанга, и окрестные деревни еще с первых лет колонизации осуществляли связь в основном через сеть низкоорбитальных спутников, управляемых с помощью космопортового коммутатора, то никакой общепланетной сети ныне не существовало. И все, что было у барона, это десяток портативных лиостанций, которыми раньше пользовались такелажники в космопорту, да полсотни примитивных полицейских ретрансляторов отраженного сигнала, которые были широко распространены в полицейских структурах большинства миров, поскольку не требовали никаких аккумуляторов, но тут были сейчас совершенно бесполезны, так как излучающие антенны не работали. Первое, чем Иву пришлось заняться, была сборка центрального излучателя базового сигнала. Он собирал этот громоздкий, неуклюжий прибор с радиусом действия около десяти миль, волнуясь и нервничая. И это было неспроста. Дело в том, что излучатель такого радиуса действия был конечно же предназначен для надсмотрщиков над мотыжниками, и никого иного, ведь миль на сто вокруг все деревни давно были «умиротворены». И даже, можно сказать, находились в привилегированном положении, потому что барон набирал себе мулинеров именно из их жителей. А дальше начинались некоторые проблемы. Среди жителей «новых деревень», как здесь называли населенные пункты, образовавшиеся лет через сто после первой волны колонизации, – а таковых было большинство на континенте, – несмотря на все их крестьянское долготерпение, начало зреть недовольство. Барон совершил ошибку, пытаясь одним махом добиться беспрекословного повиновения, устраивая с этой целью настоящую охоту на «лесовиков» и отправляя их в «морозильные камеры» за малейшее непослушание. Если бы он просто оседлал дороги на космопорт, предоставив компании спокойно эксплуатировать его и дальше, то, контролируя потоки запчастей и иных необходимых материалов с одной стороны и поставки продукции на экспорт с другой, смог бы достаточно быстро стать влиятельнейшим лицом планеты. Но он захотел стать ее единственным властителем. Потому и начались проблемы. Шерифы барона, набранные из «старых поселений», с детства привыкли относиться к обитателям «новых деревень» как к изгоям. А потому вели себя с ними разнузданно. Все это привело к тому, что с шерифами барона с каждым месяцем все чаще стали происходить странные вещи. В одной деревне шериф угорел в бане, в другой – пропал на охоте, а посланный бароном отряд мулинеров не смог добиться от жителей ничего, кроме: «Трезуб задрал». Чего, в общем-то, от трезуба вполне можно было ожидать, однако дело в том, что этот шериф не отличался особым пристрастием к охоте.

А два дня назад на покореженном мотолете в поместье примчался перепуганный мулинер и сообщил, что отряд из сотни мулинеров, посланный на умиротворение охотников в предгорьях Дузулукских гор, которые совсем перестали сдавать мех с тех пор, как барон взял в свои руки приемные пункты и повелел резко понизить закупочные цены, уничтожен почти весь. Шериф одной из тамошних деревень, откуда бравые вояки отправились в поход, писал барону, что назад вернулось менее десятка. Причем все они заявились в деревню босые, без штанов и едва передвигая ноги, потому что были обстоятельно и со знанием дела выпороты. Что, естественно, не послужило укреплению авторитета новой власти. Барон тут же собрал свою личную сотню, которая состояла в основном из авантюристов-инопланетников и представляла собой что-то вроде его преторианской гвардии, и помчался на восток наводить порядок и поднимать подмоченный авторитет. Впрочем, Ив сильно сомневался, что он сунется в предгорья.

Барон был не настолько глуп, чтобы не понимать, что в лесах охотники перещелкают всю его банду за пару дней. А если он так бездарно потеряет людей, составляющих, по существу, единственную реальную силу на планете, то соседние бароны, которые сейчас подчиняются ему скрепя сердце, тут же поднимут бунт. В общем, как оказалось, положение с революционными массами было гораздо лучше, чем представлялось Иву в «мотыжном» бараке. Нужен был только вождь.

– Шевелись, Отвертка, хозяин Остан терпеть не может нерасторопных. – Стражник сердито нахмурил брови, а Ив, уверенный, что последние слова, громко сказанные им мальчишке, отложились у стражника в памяти, подхватил приготовленные ящики с деталями и инструментом и пошел к выходу.

Тяжелый грузовой краулер, на котором шериф Варанги отправлялся в город, ждал его у выезда со двора. Несмотря на все старания отца Иеремии наложить лапу на Ива, Остан перед самым отъездом барона сумел убедить того откомандировать Ива себе в помощь. Упирая на то, что Ив, возможно, сможет собрать хотя бы плохонький излучатель и в Варанге. Поскольку единственной системой связи, которой могли пользоваться мулинеры в городе, были самые банальные свистки.

Ив, старательно изображая спешку, подбежал к борту и забрался на грузовую платформу. По-видимому, водитель или, может, даже сам хозяин Остан следил за ним через телекамеры обратного обзора. Потому что стоило ему опустить свой зад на лавку, как краулер заурчал и двинулся вперед. Ив наклонился, проверяя, что в ящиках, которые он взял с собой, и усмехнулся. Ну конечно же Ались, как всегда, не расслышал, наверное, один из его наказов или просто забыл положить пучковые размножители. Впрочем, Ив специально приказывал таким тоном, чтобы его приказ непременно дошел до ушей двух приставленных к нему филеров, а Ались воспринял бы его как очередную блажь этого пристукнутого инопланетника. Во всяком случае, излучатель-ретранслятор космопорта будет отремонтирован на пару дней позже, чем предусмотрено, а большего ему и не надо. Ив оглянулся на удалявшееся поместье. Его пробирала дрожь, стоило подумать о том, что предстоит. Часа через два наступит время обычной переклички и Ались со свойственной ему самоуверенностью включит излучатель по той схеме, которую выучил назубок. Однако на этот раз Ив подключил на карромер умножитель мощности, и тот выдаст в эфир вспышку мощности, которая сожжет все портативные и мобильные лиостанции, а кроме того, выведет из строя и главную станцию узла связи. К тому же разряд должен хорошенько шарахнуть по барабанным перепонкам надсмотрщикам мотыжников, оснащенным портативными лиостанциями, чем и должны воспользоваться Трубач, накануне предупрежденный Ивом, и полдюжины его друзей. Как только надсмотрщики, получив звуковой удар, вырубятся на несколько минут, Трубач со товарищи должен напасть на них и, завладев нейро-хлыстами и парализаторами, удариться в бега, уведя с собой тех из мотыжников, у кого хватит духу рвануть с ними. То есть, по местным меркам, должно было произойти что-то вроде штурма казарм Монкадо, громкого фиаско, с которого начал свое восхождение один из революционных лидеров далекого прошлого. По существу, единственным положительным результатом этого прославленного в веках происшествия было то, что бравый революционер сумел целым унести ноги. Однако, поди ж ты, это сыграло ему на пользу. Нечто подобное ждало и Трубача. Так у будущей революции должен был появиться лидер. Хотя Трубач еще сам не подозревал, во что он вляпался.

– Слышь, Отвертка, а правда, что у инопланетников каждый мужик имеет по три жены?

Ив повернулся к мулинеру, задавшему этот вопрос, и закивал в ответ:

– Правда. Но не совсем. Таких больше в султанате Регул. Но ты не тушуйся. – Он покровительственно похлопал паренька по плечу. – Вот господин барон установит всюду свои порядки, он и не то разрешит.

– Хорошо бы, – мечтательно сказал мулинер. Потом, о чем-то вспомнив, заискивающе заглянул в глаза Иву: – Послушай, ты как-никак поближе к начальству, не скажешь, че там? Когда гроши давать будут? Уже третью неделю ничего не дают. Токмо и слышим: позжее да позжее.

От такого заявления Ив чуть не свалился с лавки. Нет, ну надо же…

– Так вы ж под хозяином Останом. Неужто не платит?

Мулинер съежился и втянул голову в плечи. Потом воровато оглянулся и, увидев, что их разговор ни у кого не вызывает особого интереса, наклонился к Иву и зашептал:

– К хозяину Остану ноне не подойти. Лютует… Страсть! Третьего дня у космопорта его дом обчистили, сейф из стены выдернули и унесли. Так он теперь со всех лавочников двойную мзду требует. Вроде как на содержание стражи. Токмо мы этих денег не видим. Я так думаю, что, пока у господина шерифа опять, сколько украли, не наберется, нам тех денежек не видать.

Ив огорченно покачал головой и сочувственно зацокал языком. А у самого прямо душа пела. Пожалуй, он переоценил барона. Это ж надо, не платить своим горе-воякам… Впрочем, возможно, это была инициатива Остана. Но, как бы там ни было, такое положение дел было ему на руку. Как раз через пару недель он собирался начать активные действия. И если все пойдет, как идет, то после первых выстрелов единственной единицей сопротивления у барона останется отряд его прихвостней из инопланетников. Хотя, как он уже понял, там были люди тертые и вполне могли доставить массу неприятностей. Ив досадливо поморщился. Если бы здесь был его корабль… Но кто мог знать, что все так повернется. Да к тому же на всей планете не найти будет исправного ретрансляционного лиопередатчика большой мощности.

В Варангу они въехали под вечер. Перед самым городом краулер вдруг вильнул и остановился, но скоро тронулся вновь. Ив прикинул по времени. Если это было последствием подготовленной им диверсии, то Ались что-то запоздал с перекличкой. Однако, что произошло, сейчас вряд ли узнаешь. Особенно если диверсия удалась. Так что остается надеяться, что все прошло удачно.

Когда на следующий день в помещение бывшего узла связи космопорта, в котором расположился Ив, явился шериф Остан собственной персоной, он застал там Ива, сердито костерящего своего бестолкового помощника, оставшегося в поместье:

– Нет, вы подумайте, ваша властность, ведь ясно ему сказал: «Не забудь положить пучковые размножители!» И где они? Где?! Вот тупоголовый идиот.

Остан немного постоял, посмотрел на спектакль и, вдруг схватив Ива за плечи, злобно прошипел прямо ему в лицо:

– Думал, я тебя не узнал, приблудный?

От неожиданности Ив чуть не выдал себя, но все же сумел справиться с собой и обиженно заныл:

– Пашешь тут на вас за бесплатно, а вы еще обзываетесь, – и отвернулся с бешено бьющимся сердцем.

Остан еще некоторое время потоптался по аппаратному залу и удалился. Когда его глидер отъехал от космопорта, Ив наконец убрал с лица обиженное выражение и, утерев пот, с облегчением опустился на куб раскуроченного каскадного усилителя мощности. Значит, Остан подозревает его до сих пор. Что ж, придется держать ухо востро. Как только у них все пойдет наперекосяк, они начнут всюду искать измену. И, несмотря на все усилия Ива запутать следы, вряд ли они окажутся уж такой бестолочью, чтобы не понять – устроить что-то, подобное тому, что он сделал с узлом связи, хорошему специалисту при желании ничего не стоит. Хотя его самого в тот момент там вроде бы и не было. Весь расчет Ива был на то, что они вряд ли сумеют быстро найти ему замену, а прямых доказательств его вины не будет. Однако если он всерьез попадет под подозрение…

Следующие несколько дней Ив трудился не покладая рук. Из поместья не поступало никаких известий. По-видимому, до возвращения барона его никто не осмеливался трогать. Несмотря на поломки. А может быть, дело было не в этом. Насколько Ив сумел разобраться в местных интригах, между Останом и отцом Иеремией шла, не прекращаясь ни на один день, скрытая, но жестокая борьба за близость к уху барона. Так что, если священник и намеревался забрать Ива обратно в поместье, то, рассудив, решил, наверное, пока с шерифом Варанги не связываться. Ведь Остан, насколько мог понять Ив, был сейчас в фаворе. Недаром барон поставил его на Варангу, которая была ключевым участком во всем его плане. Однако через неделю в помещение, где работал Ив, с грохотом ворвался Остан в сопровождении десятка мулинеров:

– Ну что, приблудный, доигрался?!

Ив очень натурально удивился:

– В чем дело, шериф? – И тут же оказался на полу после жесткого удара по уху. Он едва удержался, чтобы не нанести ответный удар, но вместо этого громко взвыл и сжался в комок:

– Вы что, охренели?! Больно же!

Остан наклонился к нему и несколько раз пнул по самым чувствительным местам:

– Как ты испортил связь, гаденыш?!

– Я-а-а?!

Выражение удивления и негодования на лице Ива выглядело настолько натурально, что даже Остан заколебался. Он движением руки остановил мулинеров, собиравшихся творчески развить начинание шерифа, и сделал Иву знак подняться. Тот сел на полу, с опаской поглядывая на мулинеров, и спросил несколько даже требовательным тоном, как подобало специалисту:

– Так что там со связью?

Остан отрывисто произнес:

– Вернулся барон. Требует тебя в поместье. Все лиостанции вышли из строя.

Ив возмущенно хлопнул ладонью по колену:

– Ну говорил же этому тупоголовому: не трогать карромер!

В глазах Остана мелькнуло какое-то странное выражение, как будто он что-то припоминал. Наверное, Ались, оправдываясь, бормотал что-то про карромер или стражник вспомнил. Во всяком случае, Остан немного успокоился, дал знак мулинерам отойти и приказал Иву:

– Собирайся, поедешь в поместье. И моли бога, чтобы господин барон поверил твоей болтовне.

Разговор в поместье оказался не таким бурным, но пострашнее. Выйдя наконец из зала, Ив бессильно привалился к стене и с трудом разжал стиснутые кулаки. Еще пара минут – и он бы не выдержал. Хотя шансов добраться до барона у него было немного. Зал был набит его шакалами, увешанными оружием. Ив постоял еще немного, успокаивая судорожно бьющееся сердце, и устало двинулся по коридору. Планируя операцию, он собирался устроить барону еще пару неприятных неожиданностей, но после сегодняшнего разговора пришел к выводу, что не рассчитал свои силы. Еще одну неделю в этом гадюшнике он может и не выдержать. Так что по всему выходило, что с поместьем барона пора прощаться.

Весь следующий день он занимался ремонтом лиостанций. При этом внимательно прислушиваясь к разговорам, которые вели взбудораженные мулинеры. Барон оказался глупее, чем Ив о нем думал. Он все-таки сунулся в лес, где и потерял почти две дюжины своих лучших людей. Причем вожаком нападавших, к тайной радости Ива, оказался добравшийся до родных лесов Трубач. В этой части плана пока все шло так, как и предусматривалось. Трубач, которого поддержали как охотники, составлявшие основную движущую силу сопротивления, так и мотыжники, с которыми он сидел вместе, совершенно неожиданно для себя стал лидером сопротивления. Однако, что оказалось для Ива неприятной неожиданностью, у барона откуда-то взялось тяжелое вооружение. Если бы не это, то, вполне вероятно, ему пришел бы конец уже в Дузулукских предгорьях. Возможно, он и сунулся-то в леса, именно полагаясь на свое вооружение. Не будучи профессионалом, он испытывал благоговение перед мощью оружия и забыл о том, что воюют все же люди. В общем, все пока шло в достаточно близком приближении к его первоначальному плану. Поэтому Ив решил бежать следующей ночью.

Однако вечер принес ему неприятный сюрприз. Когда он, как обычно, хорошенько набив брюхо на кухне, направлялся к своей каморке, в коридоре его встретил мулинер. Преградив ему дорогу, он в ответ на недоуменный взгляд Ива миролюбиво пояснил:

– Барон повелел теперь запирать тебя на ночь, Отвертка. А раз так, у тебя теперь новая квартира.

Так Ив оказался в своей прежней камере. Когда за ним захлопнулась дверь, Ив едва сдержался, чтобы не пнуть ее со всего маху. Он и в коридоре еле удержался, чтобы не заехать мулинеру по шапке. Но это не имело бы никакого смысла. Ив еще не был готов к побегу на восток.

Весь следующий день Ив, продолжая ремонт лиостанций, разрабатывал различные планы побега, предусмотрев вариант и для дневного времени. Наконец план в общих чертах был готов. Во время обеда Ив еще раз прикинул подходы к кухне и вечером, перед самым окончанием рабочего дня, под предлогом проверки цепи ретрансляционной антенны влез на церковную колокольню. Когда он спустился, у лестницы его встретил отец Иеремия. Жестом задержав Ива, он улыбнулся ему одними губами и мягко спросил:

– Не испытываешь ли ты нужду исповедаться, сын мой?

Ив на мгновение замер, вспомнив подобный вопрос, заданный абсолютно другим человеком в Первой штольне Рудоноя, потом мотнул головой:

– Нет, святой отец. Сказать по правде, я не особо набожен.

Он уже был наслышан, чем зачастую заканчиваются подобные церковные таинства в исполнении отца Иеремии. Но священник лишь неодобрительно покачал головой и указал кивком на церковную дверь:

– И все-таки зайди.

Ив разглядел за его спиной привычную дюжую фигуру, но, даже и не будь ее, не было никакого резона портить отношения с отцом Иеремией до завтрашнего дня. Хотя часть стилизованных под свечи светильников горела, в церкви было сумрачно. Ив, следуя за священником, наискосок пересек неф и вошел в небольшую комнатку, в плане напоминающую келью святого отца в одной из пристроек, где Ив уже успел побывать, но сильно отличающуюся от нее по убранству и обстановке. Отец Иеремия подошел к небольшому иконостасу в углу комнаты, отщепил пальцами сгоревший фитилек на лампаде и, повернувшись к Иву, показал рукой на кресло у столика. Ив сел и огляделся. Главное, что привлекало внимание в келье, были книги. Настоящие книги, которые Ив, как и любой современный человек, привыкший к печатной продукции только в виде распечаток, видел прежде лишь в исторических постановках. Отец Иеремия некоторое время со слабой усмешкой следил, как Ив вертит головой, потом негромко произнес:

– Здесь собрана мудрость веков, сын мой.

Ив обратил взгляд к священнику и несколько мгновений смотрел ему прямо в глаза. Тот спокойно выдержал его пристальный взгляд, затем отвернулся и принялся шагать туда-сюда по комнате:

– Знаешь, сын мой, я долго размышлял над тем, как сделать человечество лучше, я искал ответ на этот вопрос у многих великих, и я нашел его. – В его глазах на мгновение вспыхнул и погас огонь, напряженное лицо смягчилось. Отец Иеремия подошел к полке и бережно провел пальцами по корешкам. – Здесь собраны мысли величайших умов человечества. Сократ, Макиавелли, Ницше, Троцкий, Илимезиус, Эйгарнет… – Он резко повернулся к Иву: – Знаешь ли ты, сын мой, что правит человечеством?

Ив молча пожал плечами. Отец Иеремия протянул руку к полке, снял книгу, раскрыл и прочитал:

– «Есть три узды, овладев которыми можно повести человечество к свету либо ко тьме. Первая из них – сила, вторая – деньги, третья – слово Господне». – Он криво усмехнулся, сведя на нет весь свой пафос. – Илимезиус, конечно, излишне патетичен, но правдив. У него не встретишь всякого слюнтяйства типа любви к ближнему.

Ив молча наблюдал этот душевный стриптиз. Он уже давно пытался понять, что же привело отца Иеремию к барону, и то, что он сейчас видел, подтверждало его самые худшие опасения. Перед ним был еще один проводник ко всеобщему счастью. И как это чаще всего бывало среди ему подобных, он хотел вести по своему пути стройными колоннами всех, до кого мог дотянуться. Наверное, отец Иеремия заметил что-то такое в выражении его лица, потому что вдруг оборвал свои излияния, опустился в кресло напротив Ива и стал молча перебирать четки. Некоторое время в келье стояла тишина, потом священник, слегка наклонившись к Иву, негромко спросил:

– Зачем ты вредишь нам?

Ив попытался изобразить удивление, но священник остановил его:

– Не отпирайся, сын мой. С тех пор как ты появился, у нас все пошло вкривь и вкось. Ты сумел смутить умы многих мулинеров, хотя все они в один голос утверждают, что ты предан барону. С момента твоего появления мы лишились и того немногого, что имели в той области, за которую ты взялся отвечать. Хотя в тот момент, когда это произошло, ты был вроде бы далеко от места событий… Из бараков умудрились сбежать тогда самые отъявленные смутьяны из мотыжников. Хотя и здесь на первый взгляд ты ни при чем. – Немного помолчав, священник вкрадчивым тоном спросил: – Мне продолжать или ты перестанешь отпираться?

Ив не знал, что ответить. Он не был готов к такому разговору. После беседы с бароном он считал, что у него еще есть некоторый запас времени. Но, оказывается, он уже подвешен на паутине, как весенняя муха. Да и отец Иеремия показал себя настоящим профессионалом. Ив знал бы, как себя вести, если бы его стали бить, пытать. Наверное, он сумел бы изобразить оскорбленную невинность и в случае публичных обвинений, но, несмотря на встречу с Творцом, в нем, очевидно, все еще было слишком сильно детское благоговение перед рясой священника, иконами и церковным духом, которым была густо пропитана вся эта находящаяся в церковных стенах комната. Поэтому Ив растерялся. Отец Иеремия покачал головой:

– Что ж, сын мой, своим растерянным молчанием ты только подтвердил мои самые худшие предположения. – Он сокрушенно покачал головой и вздохнул: – Если ты сейчас дашь мне клятву на Библии, что перестанешь действовать во вред нам, я обещаю тебе, что ни в чем не стану тебя обвинять.

Ив почувствовал себя идиотом. Он прекрасно понимал, что отец Иеремия врет. Какими бы ни были его изначальные или глубинные побуждения, все, что Ив о нем узнал, прямо-таки кричало о том, что священник был при бароне чем-то вроде инквизиции и политического сыска одновременно. Но такую клятву Ив дать просто НЕ МОГ. Даже ЭТОМУ, даже ради собственного спасения. Священник скорбно поджал губы:

– Своим молчанием ты не оставляешь мне выхода, сын мой.

Произнеся последнее слово, отец Иеремия поднял глаза на Ива, и тот увидел в них огоньки злорадства. Все, попался. Вся эта комедия была задумана единственно для того, чтобы заставить его раскрыться. И надо признаться – она удалась. Но, как видно, созданный им в глазах окружающих образ трусливого циника сыграл-таки свою роль. И святой отец совершил ошибку, которую никогда бы не совершили ни барон, ни Остан, видевшие своими глазами, на что он способен. Священник с притворным сожалением заключил:

– Даю тебе время до утра, чтобы ты побыл наедине со своей совестью. Но утром ты должен предстать перед бароном. – С этими словами он поднялся из кресла и на ходу бросил стражнику: – Зуйко, отведи его в камеру.

Оказавшись в камере, Ив со вздохом облегчения опустился на пол под стеной. Он чувствовал себя словно приговоренный к смерти, после всех отказов вышестоящих инстанций неожиданно получивший помилование от самого Господа Бога. Однако отдыхать было некогда. У него было время всего до утра, а путь к свободе преграждала тяжелая дубовая, обитая железом дверь, крепкие каменные стены и толстые прутья решетки. Но разве это могло удержать настоящего благородного дона?

Трубач стянул с ноги дырявый сапог и сердито отшвырнул в сторону. После чего выругался сквозь зубы. Однако это никак не помогло делу. Он вздохнул и начал резкими движениями разматывать портянку. Всем своим видом выражая крайнее недовольство окружающим миром и своим местом в нем. Ив усмехнулся про себя и уселся на поваленную сосну. Стоящие вокруг люди со стонами и кряхтением падали плашмя на землю или тяжело садились, приваливаясь к деревьям. Ив поправил подвешенную за спиной шпагу, замотанную в промасленные тряпки, и пошевелил пальцами ног, обутых в высокие сапоги из прорезиненной ткани, похожие на его единственные приличные ботфорты, оставшиеся в далеком будущем. Трубач расстроенно выжал абсолютно мокрую портянку и, сердито зыркнув глазами на Ива, потянулся за сапогом. Ив наклонился, взял сапог за голенище и протянул Трубачу. Тот неловко перехватил сапог и рывком натянул на ногу, после чего потопал обеими ногами и, встав с земли, посмотрел на свое воинство. Ив вздохнул. Эта армия никоим образом не напоминала победоносную революционную гвардию, но он уже давно уверился в том, что, вопреки утверждениям учебников по истории, все победоносные революции именно так и совершались. А мудрые вожди, железные гвардейцы и восторженные толпы появлялись гораздо позже, да и то, вероятнее всего, лишь в эпических видеопостановках. Ив помотал головой, отгоняя грустные мысли, но они не остступали. Кой черт занес его на эти галеры?

В ту ночь, когда отец Иеремия приказал запереть его в камере, Ив несколько часов просидел смирно. Священник оказался несколько более предусмотрительным, чем Ив первоначально предполагал. Во-первых, он приказал связать его. А во-вторых, несколько раз за ночь к двери тихонько подходили, некоторое время стояли прислушиваясь и затем так же тихонько отходили. Причем, судя по шагам, подходивших было не менее трех человек. Когда за прутьями решетки забрезжил рассвет, Ив, который всю ночь разминал узлы веревки, поднапрягся и несколькими точными рывками расширил веревочные петли на кистях рук настолько, что их удалось снять. За то время, пока он был благородным доном. Ив приобрел множество полезных навыков. Скинув петлю с шеи, он быстро распутал ноги и бесшумно поднялся с пола. Ив не случайно выбрал это время для побега или попытки побега – это уж как получится. Предрассветный час – самый конец «собачьей вахты»: в это время часовым сильнее всего хочется спать. И он имел все основания предполагать, что даже самые бдительные из охранников не смогли не поддаться этому желанию. Ну чего можно ждать от связанного пленника, тем более Отвертки. А никаких врагов за пределами поместья не было видно даже в сильный бинокль. Так что большинство постовых, которые с завидной регулярностью выставлялись на посты внутри обширного поместья, должны были безмятежно дрыхнуть. А спросонья чего только не натворишь. Когда Ив хорошенько размял затекшие руки и ноги, пришла пора действовать. Полночи он раздумывал над тем, как привлечь внимание стражи и что делать потом, а потому сейчас действовал быстро и сноровисто. Он разделся, скатал одежду в небольшой тючок и плотно заткнул получившимся комком небольшое окошко, забранное решеткой, после чего несколько раз глубоко вздохнул и приступил к делу.

Уже начало светать, когда один из охранников, сидевший недалеко от дверей камер, услышал какой-то приглушенный звук. Он сонно приподнял голову и прислушался с тайной надеждой, что звук пропадет сам по себе и он сможет спокойно расслабиться и продолжать спать. Но звук продолжал с неприятной настойчивостью действовать ему на нервы. Охранник недовольно выругался себе под нос и, неохотно поднявшись на ноги, двинулся вдоль по коридору. Сделав несколько шагов, он невольно насторожился. Здесь звук слышался яснее – как будто что-то где-то пилили. Или показалось? Охранник тряхнул головой, отгоняя остатки сна, потом торопливо двинулся вперед. Ну точно. Звук доносился из камеры Отвертки, из-за которого отец Иеремия и распорядился выставить сегодня усиленную охрану. Причем назначил в охранники их, инопланетников из личной сотни барона, а не этих крестьян-мулинеров. Охранник несколько мгновений постоял, раздумывая, не зайти ли в камеру самому и не намылить ли Отвертке шею, но потом решил не рисковать. Судя по звуку, этот парень сумел не только распутаться, но и каким-то образом пронести пилку. А значит, оказался гораздо сообразительнее, чем казался на первый взгляд. Поэтому охранник лишь тихонько выругался и пошел будить остальных.

Через пять минут у двери камеры, из-за которой раздавался этот странный то ли скрип, то ли дребезжание, стояли уже трое. Рослый дакотец, который больше всех ругался, когда его выдернули из сладкого сна, свирепо схватился за защелку, рывком выдернул стопор, распахнул дверь и прыгнул вперед. Остальные ринулись за ним. Несколько мгновений были слышны только приглушенные ругательства, поскольку этот придурок заткнул окно какими-то тряпками и в камере было хоть глаз выколи, потом послышались глухие удары, треск, короткий вскрик – и наступила тишина.

Ив осторожно вышел из камеры, посмотрел направо-налево, одернул мундир дакотца, который пришелся ему почти впору, и, рысцой пробежав по коридору, приоткрыл дверь и выглянул во двор. Мулинер, стоявший на страже у ворот, мирно дремал, привалившись к воротному столбу. Дальше белел туман, покрывавший поля. Ив несколько минут разглядывал двор, но все было тихо. Значит, охранники, которых он так ловко провел, с силой водя пряжкой ремня по застежке, никому ни о чем не сообщили и о драке в камере никому не известно. И можно действовать дальше. Ив глубоко вдохнул, надвинул поглубже шляпу, чтобы скрыть лицо, и открыл скрипнувшую дверь. Остановившись у порога, он сладко потянулся, приветственно кивнул встрепенувшемуся привратнику и, топая сапогами, двинулся к двери, ведущей в покои барона. Ни дать ни взять один из охранников-инопланетников, которые сегодня караулили заключенных.

Оказавшись за дверью, Ив замер, прижавшись к стене, и прислушался. Все было тихо, и он, молниеносно скинув сапоги, бесшумно поднялся по лестнице. У дверей кабинета барона караулил еще один мулинер. В душе Ива на миг проснулась жалость к этому одураченному крестьянину, но он без колебаний отбросил ее прочь. Этот парень сам выбрал свою судьбу, предпочтя френч мулинера и дармовой кусок тяжкому крестьянскому труду. К тому же Ив не мог себе позволить оставлять за своей спиной живых охранников, способных в любой момент поднять тревогу. А потому действовать надо было решительно. Мулинер не спал, но и бодрствующим его назвать было никак нельзя. Он сидел на табурете и хлопал осоловелыми глазами, пребывая в таинственном пространстве между сном и явью, и поэтому, когда Ив выскочил из лестничного пролета, он несколько мгновений просто тупо смотрел на приближающегося противника и только потом попытался открыть рот, чтобы поднять тревогу. Но было уже поздно. Широкая ладонь зажала ему рот, не давая вскрикнуть, и он, дернувшись, с приглушенным хрипом осел по стене на пол.

С замком Ив справился быстро. Слава богу, барон поставил дурацкую патентованную систему, в которой и собственно замок, и охранный датчик, и сирена были в одном корпусе. Единственным достоинством этой системы было то, что она сильно экономила деньги. Но как запорное устройство не годилась и для телятника. Проникнув в кабинет. Ив убедился, что не ошибся в своих предположениях. Ключи от мотолетов были здесь. Они висели в небольшой стеклянной витрине. Очень удобно. Сразу видно, сколько машин в разлете. Ив внимательно посмотрел вокруг. В общем-то, не мешало бы заглянуть в сейф да и пройтись по кодированным файлам компа, но не сейчас… Вскоре он был уже у гаража. Мулинер, не дремавший, а прямо-таки бесстыдно дрыхнувший на траве у ворот, был поднят с земли грубым пинком и, подгоняемый тихими, но недвусмысленными указаниями, торопливо отворил ворота гаража. Ив решительным шагом подошел к ближайшему мотолету и, включив питание, проверил загрузку. Потом быстренько обошел еще несколько, вытаскивая плюсовой и минусовой штекеры основного энергокабеля и меняя их местами. Это не могло привести ни к взрыву, ни даже к серьезному повреждению. Электронный управляющий блок вполне справится с этим, однако батарея, обычно работающая несколько суток, полностью сядет через пару часов интенсивной работы. А Ив был почти уверен, что участники погони вряд ли будут обращать особое внимание на индикацию уровня зарядки и стандартный предупредительный сигнал о том, что до полного разряда накопителя осталось около получаса работы, наверняка застанет их врасплох.

Проделав все это, Ив уселся на мотолет и неторопливо двинулся к воротам, где повелительно махнул рукой заспанному привратнику. Тот поспешно отворил створки ворот, и Ив выехал навстречу наступающему рассвету.

Через три часа Ив облегченно откинулся в седле и снизил скорость. Судя по тому, что погони за спиной не появилось, а деревни, через которые он проезжал, лишь теперь начали пробуждаться от безмятежного сна, удались и его штучки с мотолетами, и его сюрприз на центральном узле связи. Во всяком случае, он очень надеялся, что, когда Ались включил питание, чтобы передать распоряжение о его задержании, аппаратура и передающая антенна на колокольне полыхнули так, что теперь годились только на металлолом. Оставалось только добраться до Дузулукских гор.

И вот уже три месяца Ив скрывался в лесах с повстанческой армией, единственной боевой операцией которой за все это время была массовая порка мулинеров из случайно натолкнувшегося на нее отряда, который охотники, на беду мулинеров, заметили первыми. Впрочем, оба воинства друг друга стоили. С одной стороны – мулинеры числом до пятисот, согнанные бароном к Дузулукским предгорьям, по существу те же запуганные крестьяне, особо не горящие желанием драться, тем более сейчас, когда впервые столкнулись с организованным сопротивлением, а с другой – полторы сотни беглецов из мотыжников и беглых из «новых деревень», да с ними четыре десятка охотников, настолько привыкших в одиночку шляться по лесам, что сам факт их пребывания в такой толпе раздражал их больше, чем все, что творил барон. Крестьяне и охотники с недоверием косились друг на друга и сначала исподтишка, а теперь уже иногда и в голос обзывали друг друга бродячими трезубами и хлорелловыми поросятниками. Вместе эту армию держала только личность вождя. Но, казалось, Трубач этого не понимал. А может быть, эта должность ему настолько осточертела, что ему было на все наплевать. У Ива создалось впечатление, что к моменту его появления Трубач готов был уже просто сбежать от своей разношерстной армии. Поэтому появление Ива он встретил с нескрываемым энтузиазмом и тут же выразил желание уступить все полномочия, как он выразился, «тому, кто все это затеял». Иву с великим трудом удалось убедить его, что это невозможно. Во время бурной беседы, продолжавшейся почти пять часов подряд, все аргументы Ива он заключал коротким резюме:

– Ну и хрен с ним. Я уйду подальше за Косой хребет, и пусть он подавится.

Как ни странно, убедила Трубача шпага. Когда Ив, уверенный, что все его неуклюжие попытки совершить революцию закончатся с уходом Трубача, уже совсем было отчаялся его уговорить, ему в голову пришел еще один довод:

– Если барон захочет тебя достать, его не остановит никакой лес. Объявит цену за голову, и сюда ринется с десяток «грязных контор». Они, если надо будет, просто вырубят весь твой лес.

Трубач пренебрежительно скривил губы, а Ив, рассвирепев, выхватил шпагу и с размаху рубанул под корень сосну метров двух в обхвате, забыв, что это лезвие теперь может рубить даже келемит. Шпага с легким свистом перерубила ствол, и величественное дерево, мгновение еще постояв, начало валиться прямо на оторопевшего Трубача. Ив еле успел за шиворот оттащить его в сторону. Когда они оба немного пришли в себя, Ив искоса взглянул на Трубача, который продолжал ошалело пялиться на свежий пень, и спросил:

– Понял?

Тот посмотрел на него несколько странным взглядом и неожиданно кивнул. После чего обхватил голову руками и долго сидел так, не говоря ни слова, потом обреченно покачал головой и вздохнул:

– Ладно, я согласен.

С тех пор он безропотно исполнял свои обязанности руководителя, делая это, однако, без огонька и инициативы.

Трубач поднялся, мотнул головой, стряхивая усталость, мрачно посмотрел на Ива и, нахохлившись, молча двинулся вперед, не давая себе труда убедиться, идут ли за ним следом.

К вечеру они вышли к подножию Двузубой горы. Весь ее склон был испещрен отверстиями пещер, словно головка настоящего женевского сыра.

Когда люди разместились наконец по переходам и тоннелям, где было более или менее сухо, Ив позволил себе забраться в небольшую пещеру, в которой располагался сам Трубач с двумя десятками своих ближайших соратников. Всех их объединяла не столько какая-то общая идея, сколько то, что им всем ни в коем случае нельзя было попадаться в руки барону. Ив лег на охапку сухой травы рядом с костром. Трубач молча сидел в дальнем углу, как обычно протирая свой арбалет. Хотя какой ущерб вода могла нанести титану и армированному пластику, Ив представить себе не мог.

Ужин, состоявший из размокших лепешек и вяленого мяса трезуба, был поглощен быстро, после чего все в молчании начали устраиваться спать. Ив долго лежал без сна. Все происшедшее с ним за последнее время казалось ему каким-то странным водоворотом, в котором он ни в коем случае не должен был оказаться. Ив невольно поежился. Тому, что было с ним прежде, еще как-то можно было найти вполне логичное объяснение. Он собирался быть студентом – и в конце концов стал им. Он был дюжим парнем, любившим потасовки во время празднования Дня Обретения земли, когда фермеры Пакрона сходились на Поле посадки, – не в этом ли корни того, что он стал потом благородным доном? Но то, чем он занимался последние полгода… Он никогда не хотел быть капитаном. Даже место командира абордажной группы Ив соглашался занять, только когда в их группе не оказывалось никого более опытного. Это был уже вопрос не престижа, а долга. И однако же несколько месяцев назад он построил свой корабль, набрал команду и стал капитаном. Раньше он просто свалился бы на планету, выпустил кишки барону, стараясь, конечно, чтобы не пострадало слишком много «черноногих», но особо не сожалея, если б такое случилось, и исчез бы отсюда, абсолютно не думая о том, что упавшую власть попытается поднять слишком много рук и на Варанге может начаться кровавая междоусобица. А сейчас он торчит на планете вот уже больше полугода, и все лишь для того, чтобы этого не произошло. Хотя свои собственные проблемы он мог бы решить за пару дней. Прежде Ив и думать не думал, что может командовать чем-то большим, чем тремя, самое большее – пятью десятками донов абордажной группы, которым зачастую требовалось просто дать команду, а что и как делать, они уже знали сами, а теперь вот двигал сотнями людей, зачастую даже не осознающих, что они действуют по чьему-то плану, а не просто подчиняясь неумолимым обстоятельствам. Но не это удивляло Ива больше всего. Первые два месяца он в сопровождении охотника по прозвищу Трезубья Губа – его так прозвали еще в детстве, когда детеныш трезуба порвал ему лицо, – мотался по расположенным у леса деревням, выискивая недовольных, агитируя против барона и рассылая гонцов в другие селения. И только когда барон разместил повсюду гарнизоны мулинеров и походы Ива стали небезопасны, правда скорее для его сторонников, абсолютно незнакомых с основами агентурной работы, у Ива появилось наконец время, чтобы спокойно поразмышлять и припомнить все, что с ним произошло. Тогда-то он и обнаружил нечто странное в том, как к нему относились встречавшиеся ему люди. Все началось с того момента, как он улетел с Рудоноя. Кого бы он ни встретил после этого, все, как один, почему-то мгновенно признавали за ним неотъемлемое право командовать и распоряжаться. Ничего похожего на подобное отношение Ив не чувствовал, даже когда был командиром абордажной группы. Там это право он приобретал как бы на время, пока был командиром по должности. Но и Иреноя, и Уэсида, и Ахмолла Эррой, и даже такой индивидуалист, как Трубач, и множество его собеседников-крестьян вели себя так, словно знали – это право принадлежит ему изначально, и не имеет значения, кто он и что он. А Ив постоянно подчеркивал, что он всего лишь посланник Трубача.

Временами Иву казалось даже, что барон, Остан и отец Иеремия тоже каким-то образом испытали на себе странное влияние его личности и что, если бы не это, его «проделки» в поместье закончились бы гораздо раньше. Да и в том, что повстанческая армия, или, скорее, жалкая пародия на нее, до сих пор не разбежалась, была немалая заслуга этой его новой и странной особенности. Ив полночи ворочался с боку на бок, пытаясь понять, в чем причина и не стоит ли за этим Творец. Изменив так сильно его тело, не изменил ли он одновременно и его мозг? Но если так, то почему это стало ощущаться только сейчас? Ведь за все девять лет на Симароне он не замечал за собой ничего подобного.

Как и прежде. Ив так ни до чего и не додумался. Все может быть. С этой мыслью Ив заснул.

Наутро они приступили к обустройству лагеря. Трубач полагал, что если барон не засечет их в ближайшие две недели, то они смогут продержаться здесь всю зиму. Снежные бури, которыми славилась Варанга, делали невозможными полеты поисковых глидеров. И до весны единственными врагами оставались только морозы и голод. Трубач был так уверен в этом, что когда Ив попытался заговорить с ним о зимовке, то не дал ему даже открыть рот:

– Если каждый из «лесовиков» принесет за зиму по паре двухвостых лосей, то мы каждый день будем есть мясо от пуза, а желтой крапивы от цинги мы можем набрать за два дня, ее здесь немерено. Ну а коли этим хлорелловым поросятникам не понравится такая жратва, то пусть катятся на все четыре стороны.

Ив тогда только вздохнул. Если вопрос с провиантом вроде бы поддавался решению, то моральный дух войска дошел до нижнего предела. Когда сам предводитель так отзывается о большей части своей армии, что уж тогда говорить об остальных. Как бы там ни было, пока что все говорило о том, что им удастся перезимовать в этих пещерах. У барона не было ни достаточного количества глидеров, ни доступа к спутникам. И вряд ли над Варангой висели конструкции, имеющие сколько-нибудь хорошее разрешение. Скорее всего, просто болталась пара дешевых и потому крайне примитивных многоканальных ретрансляторов. Так что барон мог засечь их стоянку только случайно.

Обдумав все как следует. Ив подкинул Трубачу идею заняться боевой подготовкой. Конечно, он не рассчитывал, что эту толпу крестьян можно превратить в войско, способное противостоять инопланетникам барона. Тем более что из оружия у них было всего полсотни охотничьих арбалетов, десяток парализаторов, отобранных Трубачом и его товарищами у надсмотрщиков во время побега, и лучевой пистолет, который Ив прихватил у одного из охранников-инопланетников, покидая поместье. Ах да, еще была его шпага, и он бы никому не советовал пренебрегать ею. Просто невероятно, что может натворить опытный фехтовальщик с добрым клинком в руках. Однако это было все. Вооружение остальных состояло из нескольких десятков пик, переделанных из ручных кос-литовок и двузубых вил, и дубья. И хотя мулинеры в большинстве своем были вооружены не лучше да и боевой дух имели ненамного выше, оставалась еще сотня головорезов инопланетников, имевшая на вооружении штуки три, не меньше, станковых лучеметов. А для них даже метровый слой камня – не преграда. Они могут достать их даже в этих пещерах и даже с глидеров. Однако основную массу войска барона составляли мулинеры, и Ив хотел добиться того, чтобы повстанцы смогли противостоять хотя бы им. При этом он прекрасно понимал, что, если бы ему вздумалось завтра же затеять занятия по боевой подготовке, все кончилось бы лишь тем, что большая часть войска просто разбежалась бы, включая всех охотников. Остальные, возможно, подчинились бы, но толку от этих учений было бы немного. Пределом мечтаний этих людей было одно – где-нибудь отсидеться, пока все не наладится само собой. Так что, если бы барон не объявил, что каждого появившегося из леса будет вешать на ближайшем суку, и не проделал бы это с десятком крестьян, из которых только двое действительно шли из леса, эти горе-повстанцы, сохраняя веру в то, что смогут вымолить прощение у барона, к примеру выдав ему своих товарищей, уже давно разбежались бы. Однако барон не пожелал и слышать об этом. Возможно, он просто понимал, что из крестьян проводники аховые. А потому решил нагнать страху. Барон применял эту методу всякий раз, когда встречал какое-либо затруднение. Таким образом, всем стало ясно, что рассчитывать на милосердие барона Юкскуля бессмысленно. И никто – ни крестьяне, ни охотники, даже те из них, кто не присоединился к Трубачу, – больше судьбу испытывать не решался и носу из леса не казал. Но это отнюдь не означало, что они не могут выбрать для зимовки какое-нибудь другое, более подходящее местечко. Нужна была какая-то очень веская причина для того, чтобы подвигнуть людей на что-то большее, чем просто забиться в щель и ждать неизвестно чего. Ив уже давно ломал голову над этим. Однако, как с ним бывало и раньше, шанс появился сам собой.

В то утро лагерь проснулся поздно. Четырехдневный марш по лесу в условиях непрекращающегося дождя всех утомил, и люди впервые наслаждались возможностью поспать на сухом. К тому же дождь наконец прекратился и пахнуло теплом, столь редким в такую позднюю пору, а сквозь разрывы туч начало проглядывать солнышко. Из расщелин и пещер потянулись кверху тонкие дымки, на камнях и ветвях редких деревьев заполоскалось на ветру свежевыстиранное белье. Это женщины, которых в их отряде насчитывалось около трех десятков, захлопотали, налаживая нехитрый быт.

До обеда все было спокойно, и даже неприязнь между крестьянами и охотниками, из-за которой за последние недели у них случилась не одна стычка, вроде бы немного поутихла. Ив даже заметил несколько смешанных групп – люди степенно переговаривались, развалившись на солнышке и блаженно вытянув натруженные за последние дни ноги. И потому решил, что впервые за последние две недели может позволить себе ненадолго отлучиться из лагеря. Он подошел к Трубачу, сказал ему, что хочет прогуляться по окрестностям, подозвал Трезубью Губу, и они пошли. Однако не успели они удалиться от лагеря и на пару миль, как Трезубья Губа, шедший впереди, вдруг насторожился и, сделав Иву знак рукой, опустился на колено и стал всматриваться в землю, укрытую пожухлой травой. Потом резво вскочил и повернулся к Иву:

– Убей меня бог, если здесь не прошел Пересмешник. Да как торопился. – Охотник замолчал, отряхивая штаны, и сказал просительным тоном: – Надо бы вернуться в лагерь. Если уж старина Пересмешник выбрался из своей норы, значит, произошло что-то очень серьезное.

Поскольку это была самая длинная фраза, которую Ив слышал когда-либо от Трезубьей Губы, у него не возникло ни малейших сомнений в том, что так оно и есть. Они пошли обратно.

Подойдя к углу дома, Ив остановился, прижавшись грудью к стене, и стал потихоньку высовывать голову. Так был шанс, что, даже если на этот угол направлен охранный сенсор, он не сможет зафиксировать нарушение луча. Простенькие переносные датчики, реагировавшие на эффект доплеровского смещения или изменение интерферентной картины, были достаточно надежны, но имели слишком примитивный блок по предупреждению ложных срабатываний. Так что, если гипотетический нарушитель, вместо того чтобы мчаться сломя голову, полз как черепаха, – датчики его не замечали. И хотя состояние электронного арсенала барона, с которым Ив был достаточно хорошо знаком, вполне допускало предположение о том, что датчиков могло не быть вовсе, Ив все-таки предпочитал не рисковать. Во всяком случае, после пятидневной подготовки налета провалиться из-за дурацкого примитивного доплеровского «ревуна» размером с пуговицу было бы глупо.

Когда они с Трезубьей Губой вернулись в лагерь, тот напоминал муравейник, разворошенный трезубом. Крестьяне и охотники столпились у пещеры Трубача. Крестьяне возбужденно о чем-то переговаривались, охотники с сумрачными лицами сноровисто проверяли свои арбалеты. Когда Ив, слегка запыхавшись, влетел в круг, все повернулись к нему и как-то невольно подтянулись. Ив, мельком взглянув на них, прошел в пещеру Трубача. Трубач был полностью готов к выступлению. Увидев Ива, он задиристо вскинул голову, как бы заранее давая понять, что уже принял решение и не собирается слушать никаких возражений. Ив молча посмотрел по сторонам, вежливо кивнул седому как лунь охотнику, который, по-видимому, и был Пересмешником, и спокойно спросил:

– Что случилось?

Трубач еще выше вскинул голову:

– Мы уходим.

– Куда?

– Барон захватил братьев Лосятников и Бритоголового. Бритоголового тут же вздернул и пообещал сделать то же с младшим из Лосятников, если старший не поможет ему отыскать наш лагерь.

Ив задумался. Это было серьезно. Охотники знали эти леса как свои пять пальцев, и если у барона появится проводник из охотников, он найдет их еще до того, как выпадет снег. Из этого следовало, что захваченных охотников необходимо было освободить. Ибо любой другой исход, каковой, рассуждая чисто гипотетически, он мог бы организовать, скажем, смерть заложников, немедленно вызвал бы резко отрицательную реакцию со стороны остальных охотников. А без них зиму в лесу не пережить. Однако глупо было бы рассчитывать, что барон не учел попытки освободить пленников. Будь Ив на месте Трубача, он постарался бы оттянуть выступление, чтобы устроить ловушку. Ив поднял голову:

– Что ж, надо все хорошенько обдумать.

Трубач взорвался:

– Чего тут думать! Пока мы будем думать, они прикончат братьев Лосятников. Мы уходим, и прямо сейчас.

Ив окинул взглядом суровые лица и понял, что отложить выступление не получится. А потому молча шагнул вперед и, подхватив свой заплечный мешок, повернулся к Трубачу:

– Насчет немедленного выхода ты прав. Но думать никогда не вредно. Тем более мы можем делать это на ходу. Кстати, где они их держат?

Трубач и Пересмешник переглянулись, потом седой охотник нехотя ответил:

– В Тремирое, в подвале дома шерифа.

Ив кивнул. Он бывал в этой деревне. До Тремироя было около трех суток пешком.

– Ладно, по пути все расскажете. – Ив вплотную приблизился к Трубачу и тихо сказал: – Мы идем, а ты остаешься.

– Что-о-о?! – Трубач аж задохнулся от возмущения. – Да… я… да… ты…

Но Ив не дал ему закончить:

– И ты, и часть охотников останетесь здесь. С остальными пойду я и несколько крестьян.

– Да что смогут сделать эти хлорелловые поросятники?! – заорал Трубач.

– То же, что и охотники. А если ты собираешься перестрелять из арбалетов всю банду барона, то можешь просто добежать до ближайшего дерева на опушке и повеситься. Результат будет тот же, только менее болезненный. – Ив замолчал. Его так и подмывало сказать что-нибудь ехидное, но он удержался. – И вообще, как ты себе это представлял? Пройтись по деревне, постучаться в калитку дома шерифа, который, насколько мне помнится, находится в самом центре, и попросить барона отпустить братьев – так, что ли?

Трубач замялся, потом раздраженно буркнул:

– Там посмотрим.

– ТАМ будет поздно, – жестко сказал Ив, обводя взглядом присутствующих и мимоходом отметив про себя, что Пересмешник во время его разговора с Трубачом стянул шапку с головы. Он сбавил тон: – Как ты помнишь, у меня есть некоторый опыт в том, что касается наших проблем с бароном. Позволь, я попробую применить свои таланты еще раз.

Трубач застыл с озадаченным видом. Видно было, что такой вариант развития событий ему крайне не по душе. Но он понимал, что и на этот раз Ив предложил более разумный план. Если бы, не дай бог, с ним и охотниками что-то случилось, то крестьяне в лесу не выжили бы. Да даже если бы что-то случилось только с ним одним, охотники могли бы запросто уйти уже на следующий день. И все же… Трубач сделал последнюю попытку возразить, хотя в его голосе уже чувствовалась обреченность:

– И все равно я должен идти.

Ив почувствовал, что его одолевает злость: в конце концов, какого дьявола он должен разводить тут дипломатию?

– А ты знаешь, что такое доплеровский датчик? А как определить установленную мощность парализатора по свечению дульного кристалла, а каков радиус действия станкового лучемета? – Ив покачал головой и закончил жестким тоном: – В этой операции должен быть один командир, а как это сделать, если мы будем там оба?

Когда Ив замолчал, в пещере повисла напряженная тишина. Слышалось только тяжелое дыхание. Ив уже мягче добавил:

– Ты останешься здесь и начнешь делать из этих людей бойцов, а я приведу тебе братьев Лосятников.

Трубач пристально посмотрел ему в глаза и, вздохнув, согласно кивнул:

– Ладно.

Ив молча положил руку на плечо Трубачу и примирительно улыбнулся ему. Однако времени на пустые разговоры больше не было. Ив наклонился к Трубачу, заговорил вполголоса:

– Сейчас мы выйдем, и ты отберешь людей, которые пойдут со мной. Мы тут же отправимся, а ты на всякий случай примешь меры, чтобы никто не мог незаметно подобраться к лагерю. И сегодня же вечером собери крестьян и объяви о дальнейших планах. А то они всю ночь просидят без сна, опасаясь, что вы не выдержите и помчитесь за нами вдогонку, а их бросите здесь одних.

Трубач грустно улыбнулся, потом вдруг, стиснув Ива за плечи, страстно произнес:

– Приведи их живыми, слышишь! – и, махнув рукой, повернулся и вышел из пещеры.

К вечеру третьего дня после выхода из лагеря отряд Ива, состоящий из десятка охотников и двух десятков крестьян, вышел к опушке леса в двух милях севернее Тремироя.

Ив все так же медленно убрал голову за угол и облегченно привалился к стене. Он не ошибся. Простенький датчик-обнаружитель облучения, который он привесил к своему левому уху, тоненько пискнул еще до того, как он смог заглянуть за угол. Дом, за которым они прятались, находился слишком далеко от забора дома шерифа, и потому вряд ли за ним было установлено постоянное наблюдение, однако полностью оставить его без присмотра было бы непростительной глупостью. А барона никак нельзя было назвать глупцом. Или, по крайней мере, не всегда. К тому же он быстро учился. Как Ив и предполагал, барон не полез в чащу, как в прошлый раз, а постарался сделать из Тремироя образцовую ловушку. Так что выполнить задуманное было нелегким делом. Ив уже четыре ночи подряд проникал в Тремирой, разрабатывая и уточняя план налета, а сегодня привел с собой еще пять человек. Все крайние дома Тремироя оказались набиты мулинерами, на случай ночного боя предусмотрительно снабженными белыми головными повязками. Кроме того, на двух самых высоких точках деревни – церковной колокольне и пожарной вышке – были установлены станковые лучеметы. А это означало, что здесь находятся еще и инопланетники из личной сотни барона. Поскольку кроме них у барона вряд ли имелись люди, умеющие управляться с таким оружием. Да и вообще барон не решился бы привезти сюда столь мощное вооружение без соответствующей охраны. Ибо нетрудно было предположить, что, попади лучемет в руки Ива, он уж как-нибудь сумеет с ним справиться. Что до мулинеров, то они не смогли бы, наверное, уберечь и собственные портянки. Возможно, были приготовлены и еще какие-то сюрпризы на случай тревоги. Однако уже вчера вечером Иву стало ясно, что даже если он потратит на подготовку еще две недели, то и в этом случае вряд ли сможет обнаружить их все. Ко всему прочему, возможность того, что обнаружат их самих, с каждым днем возрастала в геометрической прогрессии. Так что на первый взгляд могло показаться, что напасть на дом шерифа и отбить пленников совершенно невозможно. Так бы оно и было, если б не одно слабое место в планах и расчетах барона. Они предусматривали примитивное ночное лобовое нападение, а вот днем…

Ив кивнул стоящим рядом охотникам, и все пятеро так же медленно и осторожно по очереди высунули головы и на протяжении нескольких минут внимательно рассматривали дом шерифа. Когда последний убрал голову за угол и утер выступивший пот, Ив подождал пару минут, давая ему отдышаться, потом тронул его за плечо и подал знак остальным. Пора было возвращаться.

Через час шестерка непрошеных гостей Тремироя, пятеро из которых привыкли бесшумно подкрадываться к зверю, а шестой не раз проделывал подобное и с людьми, благополучно достигла лесной опушки. На сегодняшнюю ночь дел в Тремирое у них больше не было, чего совсем нельзя было сказать о наступавшем дне.

В это воскресенье, так же как и неделю назад, в тремиройской церкви не звонили к заутрене. Однако к назначенному сроку народ, как обычно, забил церковь до отказа. Отец Ионофан вышел из дарохранилища, прошел небольшим коридорчиком, раздраженно взглянул на двух дюжих парней, стоящих у подножия лестницы на колокольню, и, неодобрительно ворча, направился к царским вратам. «Черт бы побрал этого барона и его прихвостней, да простит меня Господь за такие слова».

Окидывая взглядом паству, священник заметил среди прихожан несколько незнакомых пар. В этом не было ничего из ряда вон выходящего, хотя он на миг удивился, как это находятся люди, рискующие путешествовать в столь смутное время. Достав из-под рясы портативный комп, на котором он набросал наметки к проповеди, отец Ионофан положил его на пюпитр, величественно вскинул редкую бороденку и набрал в грудь побольше воздуху.

Речь святого отца текла плавно и легко, хотя, надо признаться, в середине проповеди его на несколько мгновений отвлек какой-то шум, который послышался вроде бы со стороны лестницы на колокольню. К тому же, когда отец Ионофан поднял глаза от компа, ему показалось, что пришлых пар стало поменьше. Однако и это не смогло сбить его с мысли. Да, у него промелькнуло в голове кое-какое соображение насчет истинной причины, почему странные пары оказались на его проповеди, но даже если б он и оказался прав, то отнюдь не собирался ничего предпринимать в связи с этим. Как говорится, на все воля Божья и… дай им Бог удачи.

Когда проповедь уже началась и церковные двери в соответствии с местными традициями были крепко затворены, в дальнем конце улицы показался здоровенный грузовой краулер с козырьком над сиденьем, в котором коренные обитатели Тремироя несомненно бы признали машину одного из местных жителей. Однако большая часть их находилась в церкви. А те, кто остался дома, вряд ли были в состоянии подойти к окну. Так что уличить вора могли бы только мулинеры, охранявшие въезд в деревню, если бы в предыдущие дни были немножко повнимательнее. Но с какой стати? К тому же, по большому счету, на местных и их проблемы им было глубоко наплевать. Кроме того, сидевший на облучке старик в одежде крестьянина заявил, что он из Тармара, деревни, что в сорока пяти милях от Тремироя, и что у них в Тармаре заболел священник. А он сам за последние сорок лет еще ни разу не пропустил воскресной проповеди и не намерен делать это теперь. Мулинеры оказались людьми, ценящими постоянство, потому они лишь уважительно кивнули и пропустили дребезжащую колымагу. Странно было, как эта развалина вообще двигается. Но мулинеры за свой крестьянский чек видели резво бегающих монстров и более сомнительного вида. Однако, как видно, в этот раз форма соответствовала содержанию, поскольку у самого дома шерифа колымагу повело и она с размаху въехала в забор, повредив себе левое крыло. Пока старик с двумя дюжими сыновьями под проклятья выскочивших из дома мулинеров и инопланетников высвобождал заклинившее колесо, никто не заметил, как за спинами обступивших машину людей откуда ни возьмись появилось еще несколько человек, одетых во френчи, очень похожие на форму мулинеров. Когда колымага наконец подползла к церкви и старик затеял ругань со служкой, который отказывался пропускать семью внутрь в самый разгар проповеди, вновь прибывшие, тихо проскользнув мимо увлеченного бесплатным представлением привратника, оказались во дворе.

Ив присел у стены, стянул сапог и внимательно оглядел внутренний двор. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Ну что может быть безобиднее человека, босого на одну ногу? Пока все шло по плану. Ив немного подождал и, решив, что его ребята уже заняли расчетные позиции, которые он им указал ночью, поправил шпагу на веревочной перевязи, еще разок проверил, хорошо ли она вынимается из замотанных полосками ткани ножен, провел рукой по рукояти и развязной, но и не лишенной некоторой робости походкой, свойственной мулинерам, особенно в присутствии инопланетников, двинулся через двор к дверям подвала. Конечно, шпага была опасным моментом, но он знал, что несколько десятков мулинеров щеголяли с подобными украшениями на бедре, а шпаге в его плане отводилась одна из главных ролей. И потому он решил рискнуть.

Судя по тому, что дверь охраняло трое инопланетников, пленники все еще были здесь. Возле самой двери его остановил грубый голос:

– Куда прешь, деревенщина?

Ив изобразил испуг и, съежившись, забормотал, не поднимая глаз:

– Так ведь это… то есть…

– Чего «то есть»? – с недоумением переспросил приземистый инопланетник.

Ив еще больше съежился и сдернул с головы помятую шляпу:

– Так ведь наш шериф меня сюда отправили… Чтоб, значит, уму-разуму поучить. Чтоб, значит, не больно умничал.

Охранники переглянулись и захохотали:

– На гауптвахту, что ли?

– На чего? – придурковато протянул Ив. Это вызвало новый взрыв хохота, и приземистый протянул руку к шпаге Ива:

– Ладно, давай твою железяку.

Ив, пятясь, натянул шляпу на голову и, неуклюже обхватив шпагу, возразил со страхом в голосе:

– Никак не можно.

– Ты что, чумной? Какой же арест с оружием?

Но Ив упрямо набычил голову и еще крепче прижал к себе шпагу. Он знал, что мулинеры, спокойно расстававшиеся с дубинками, наотрез отказывались отдавать в чужие руки свои пики, сделанные из собственных кос, и потому решил попробовать повторить нечто подобное со шпагой. Если бы охранники не согласились, с этого момента пришлось бы прорываться с боем, что, в общем-то, тоже было предусмотрено, однако… Однако обошлось. Второй охранник обратился к приземистому, саркастически глядя на Ива:

– Да брось ты, Энд. Пусть сидит так. Много чести возиться с его железякой. Просто запрем его в кладовку по соседству с этими детенышами трезуба – и все дела.

Оказавшись в кладовке, Ив почувствовал, как пот, обильно заливавший его лицо, превращается в ледяную корку, и его прошиб озноб. Уже давно он так не волновался во время операции, хотя, сказать по правде, еще ни разу и не приступал к операции с таким странным отрядом. Однако главное сделано. Он находится в подвале дома шерифа, шпага при нем, а за соседней стеной – братья Лосятники. Сейчас его люди, увидев, что план Ива сработал, должны начать по одному покидать двор, а это послужит сигналом Пересмешнику, изображающему крестьянина, что пора прекращать перебранку и усаживаться в краулер.

Ив подождал еще немного, потом подошел к стене и тихонько постучал. Ответом было молчание. Ив постучал еще раз. Из-за перегородки, сколоченной из толстых досок, ответил глухой голос:

– Чего тебе?

– Вы братья Лосятники?

– А тебе какое дело?

– Трубач передает вам привет.

За стеной некоторое время стояла тишина, а потом тот же голос спросил:

– И как у него охота?

Ив не стал отвечать на дурацкий вопрос, а тихо скомандовал:

– Отойдите от стены.

– К чему это? – раздался голос помоложе и позадиристей первого, но Ив не стал отвечать, а с легким шелестом вытянул шпагу и, отступив на шаг назад, изготовился.

Сердце бешено колотилось в груди, и это ясно показывало, что он пока еще не вернул себе даже среднюю боевую форму. Однако на сетования времени не оставалось. Ив приподнял шпагу и легким движением руки рубанул поперек стены. Доски, перерубленные посредине, с негромким треском просели. Ив чуть развернул клинок и несколькими ударами перерубил доски футах в двух от прежнего разреза, сделав широкий проход. Вырубленные половинки на миг словно застыли на месте, потом с шумом посыпались вниз. Ив шагнул в проем. Братья Лосятники были связаны на совесть. Барон, как видно, сделал надлежащие выводы из побега Ива, и на этот раз оба его пленника были буквально обмотаны прочной синтетической веревкой. Ив усмехнулся и двумя легкими кистевыми движениями клинка разрубил стягивавшие пленников веревки по всей длине. За стенкой послышался грохот открываемой двери – это охранники услышали шум и ринулись проверять, в чем дело. Ив хищно ощерился и, шагнув к тяжелой двери, сбитой из толстых деревянных плах, замер со шпагой наизготовку. Как только загремел отодвигаемый засов, Ив резко выбросил руку вперед, рубанул поперек двери и ударом ноги распахнул перерубленные половинки. Охранник, отодвигавший засов, умер сразу, перерубленный надвое вместе с дверью, но и остальные пережили его ненамного. Ив отвернулся от разрубленных на части тел, запихнул в карман трофейный лучевик и двинулся к внешней стене камеры. Между тем братья Лосятники все еще копошились на полу, со стонами пытаясь подняться на ноги. Ив сердито посмотрел на них. Эта задержка совсем не входила в его планы.

– Если хотите отсюда убраться, шевелитесь поскорее. Через пару минут здесь будет очень жарко.

Младший из братьев, первым сумевший разогнуться и встать, с вызовом сказал:

– Интересно, как это ты собираешься пройти через двор. Там сотня мулинеров и десятка три этих сволочей чужаков.

– Я сам – чужак, – бросил Ив и тремя быстрыми движениями клинка прорубил арку в стене.

Разрубленные камни несколько мгновений оставались на месте, но стоило Иву помочь им ударом сапога, как в стене образовался широкий проем. Ив развернулся и, ухватив за шкирку старшего брата, выскочил с ним во двор.

Там творился ад. Трезубья Губа достаточно хорошо понял объяснения Ива по поводу станкового лучемета, однако ему не хватало навыка. Хотя это еще как сказать.

На месте пожарной вышки пылал неплохой факел, а во дворе шерифа вопили обожженные люди и горели глидеры. Тут из тучи пыли выскочил Пересмешник на своей колымаге, и Иву стало не до созерцания. Надо было срочно убираться из деревни, поскольку глупо, отбив братьев Лосятников, оставлять барону в подарок парочку других охотников. А ведь, судя по тому, как часто свистели над улицей стрелы охотничьих арбалетов, ребята вошли в раж. Это было опасно, тем более что инопланетники должны были, по идее, опомниться достаточно быстро, и тогда арбалетчики на своей шкуре убедились бы, насколько лучевик лучше охотничьего арбалета подходит для ближнего боя. Ив помог братьям взобраться в кузов и, прыгнув на облучок, рявкнул Пересмешнику:

– Сирену – и ходу!

Машина дернулась и, взвыв сиреной-гудком, двинулась по улице, набирая ход. Ив трясся на облучке, намертво вцепившись в поручень и клацая зубами. Ему кое-как удалось поудобнее перехватить шпагу. Хотя все было десять раз обсуждено и повторено, всегда найдется парочка дураков, которые решат, что можно успеть сделать еще несколько выстрелов. Но с этим уже ничего нельзя было поделать. Оставалось только молиться. Ив так и поступил, хотя, сказать по правде, слова, которые он обращал к Господу, не встречались ни в одном молитвеннике и вряд ли когда-нибудь туда попадут.

Как ни удивительно, но к исходу ночи на условленном месте собрались все. Трое было ранено, четверо поцарапано, Трезубья Губа обжег ладонь, когда в горячке боя схватился рукой за ствол, пытаясь побыстрее развернуть лучемет, но ни трупов, ни пленных барону они не оставили. Так что операцию можно было считать успешной. Все были возбуждены, крестьяне с восторгом лупили по спинам друг друга и охотников, а те, казалось, не имели ничего против и только улыбались. И все они смотрели в рот Иву. Было ясно, что по возвращении в пещеры его победоносный отряд сможет изрядно поднять боевой дух их маленькой армии. И никто, даже сам Ив не мог подозревать, что самое страшное уже рядом.

Ив перекатился за ближайший валун и, выбросив руку вперед, выстрелил несколько раз в направлении бронированной платформы краулера. Получив заряд в корму, тот вильнул в сторону, но не остановился и даже не замедлил движения. Ив выругался сквозь зубы и, откатившись назад, торопливо отполз за соседний камень. Спустя миг от валуна, за которым он только что прятался, полыхнуло жаром, раздался взрыв, разнесший камень на куски. Ив посмотрел на отступающих и зло стиснул зубы. Больше всего это напоминало паническое бегство. Впрочем, чего еще можно ожидать от пестрого сборища, каковым является войско повстанцев, сцементированное скорее общей бедой, чем общими целями, при внезапной атаке сил, превосходящих его и вооружением, и выучкой, и численностью.

Барон нагрянул на рассвете. Верхушки сосен на востоке только-только окрасились в розовый цвет, когда люди в лагере были разбужены страшным грохотом. Ив подскочил на своем ложе из шкуры трезуба и, схватив лучемет, бросился к выходу из пещеры. Ему все сразу стало ясно. На его глазах перед входом в самую большую пещеру вдруг вспыхнуло пламя и взметнувшийся вверх столб огня повалился в широкий проем. Ив посмотрел вверх. Над опушкой леса висели глидеры, поливая огнем все видимые входы в пещеры. Единственное, почему до сих пор ни один луч не ударил в пещеру, из которой высунулся Ив, было то, что узкое отверстие было скрыто кустарником. Тут его пихнули в спину и кто-то торопливо протиснулся в отверстие мимо него. Это был Трубач. Ив, чертыхнувшись, успел схватить его за шиворот:

– Куда?

Трубач ошалело оглянулся на него и рванул куртку:

– Пусти.

Ив только мотнул головой и мощным рывком втащил Трубача внутрь. Тот разинул рот, собираясь разразиться бранью, но Ив остановил его, вскинув ладонь, и заговорил сам:

– Ты уже знаешь, что будешь делать там, снаружи?

Трубач, ошалело хлопая глазами, закрыл рот, а Ив торопливо продолжал:

– Надо уходить вверх по склону, здесь нас перестреляют, как ускоков во время гона. – Он заговорил помедленнее, не сводя глаз с Трубача, который силился успокоиться и вникнуть в то, что ему говорили. – Ты не должен пытаться вступить в бой. Необходимо собрать людей и постараться увести их отсюда. Разъясни задачу тем, что ночевали здесь, а я пока попробую подстрелить парочку самых наглых глидеров и отогнать остальных. – Ив хлопнул Трубача по плечу и, увидев, что его глаза приобрели вполне осмысленное выражение, поспешил к выходу.

Выбравшись из пещеры. Ив укрылся за камнем, прикинул расстояние до глидеров и с сомнением покачал головой. Трехдневная пьянка по случаю удачного налета на Тремирой свела на нет и так невеликую боеспособность их стихийного войска. Поэтому со стороны пещер пока не раздалось ни одного ответного выстрела, и глидеры барона нахально крутились над самой землей. Два самых больших, с которых и палили из станковых лучеметов, кружили у дальнего конца лощинки, попасть в их жизненно важные механизмы было довольно проблематично. К тому же ему удастся сделать не больше двух-трех выстрелов. Потом по валуну, за которым он укрылся, начнут лупить из чего ни попадя, и если он первыми же выстрелами не заставит их держаться подальше – часы его сочтены. Ив сделал два глубоких вдоха, вытянул вперед обе руки, упер руку с рукояткой лучевика в выставленную вперед ладонь другой руки и, создав этим разнонаправленное усилие, позволяющее лучше закрепить лучезапястный сустав, начал наводить маркер. Слава богу, что с лучевиком не было нужды ломать голову над такой мутью, как превышение и упреждение, поскольку луч распространяется прямо и практически мгновенно. Наконец красная точка прицельной марки совпала с асимметричным выступом на передней части самого дальнего глидера, и Ив плавно потянул спуск, молясь всем известным ему богам, чтобы этот выстрел зацепил разветвитель. Сначала глидер никак не отреагировал на выстрел, но потом вздрогнул, вздыбил нос и рухнул вниз; Ив облегченно выдохнул сквозь зубы и, со свистом втянув в себя воздух, тут же перевел прицельную марку на второй глидер.

Он успел сделать три выстрела и откатиться за камень, прежде чем инопланетники барона начали лупить по его валуну из всего, что было под рукой. Однако его расчет оказался верным. Глидеры удалились и больше не осмеливались приближаться на дистанцию прицельного выстрела. Ибо Ив проявил свою меткость достаточно убедительно, а попасть с твердой земли по такой цели, как глидер, гораздо проще, чем с пляшущего в воздухе глидера по шныряющему между валунов человеку. Но в этот момент между деревьев показались горбатые силуэты больших краулеров, и Ив понял, что, если не произойдет чуда, они обречены. Это было три часа назад.

Ив бросил взгляд на индикатор. Энергии осталось еще на десяток выстрелов средней мощности. Он скрипнул зубами и осторожно высунулся из-за валуна. В принципе можно было попытаться спрятаться и, когда первая линия атакующих подойдет поближе, прикончить ближайшего врага и завладеть его оружием, но то, что, вполне вероятно, сработало бы, будь с ним в качестве прикрытия хотя бы двое-трое донов-ветеранов, казалось очень проблематичным в нынешней ситуации. Ив вполне мог оказаться в окружении нескольких десятков инопланетников, которые обращались с лучевиками не намного хуже, чем он в его нынешнем состоянии, да еще с почти разряженным лучевиком. Если бы он мог снова включиться в свой боевой режим… Но что мечтать о несбыточном. Так что Ив решил не рисковать. Вообще было чудом уже само то, что некоторые из повстанцев еще оставались в живых. Почти половина крестьян не успела даже покинуть пещеры, инопланетники барона, появившиеся из леса, просто расстреляли их из лучеметов, превратив пещеры в огромные могилы, набитые горелым человеческим мясом. Из той половины, что успела выскочить наружу, почти треть была расстреляна с глидеров, пока они бестолково метались по поляне, не слушая призывов Трубача и его людей, еще около четверти попытались скрыться в лесу, что представлялось Иву крайне проблематичным, поскольку барон вряд ли упустил из виду такую возможность, а уж сил для этого у него было достаточно. Так что сейчас по южному склону горы отступало менее сотни повстанцев, среди которых половину составляли охотники. Однако много ли сделаешь с арбалетами против лучевиков? Даже если арбалеты держат руки, привычные к ним с детства. Слава богу, Ив успел «ссадить» с небес еще два глидера, особенно рьяно набросившихся на отступавших. Их обломки догорали ярдах в ста выше пещер. И это было причиной, почему остальные сейчас держались подальше. Иначе всех повстанцев уже перещелкали бы, как куропаток. Однако оставались еще три самодельных танка. Барон одел грузовые краулеры в несколько слоев кинетической и теплопоглотительной брони, раздобытой, наверное, где-то на старых военных складах, и установил на них станковые лучеметы. Так что ручной лучевик Ива был против них бессилен. Повстанцы были пока что живы лишь благодаря покрывавшим склон камням, не позволявшим танкам двигаться быстро. Ив высунулся наружу и обрадованно вскинул лучевик, на ходу передвинув полозок регулятора на максимальную мощность. Хотя подобный выстрел и должен был уполовинить остатки энергии в батарее, но он стоил того. На пути ближайшего танка-краулера находилась небольшая скальная гряда, высотой около ярда, и краулер, преодолевая ее, должен был открыть днище. А Ив сильно сомневался в том, что барон догадался навесить броню и там. Краулер дошел до гряды и приостановился, как бы раздумывая, стоит ли двигаться дальше. Но вот он взревел турбиной и решительно пополз гусеницами на гребень. Ив подождал, пока он не замер на мгновение в высшей точке, и плавно потянул спусковой крючок. Краулер вздрогнул, застыл на месте, немного осел назад и с грохотом взорвался. Над полем битвы повисла оглушительная тишина – по-видимому, инопланетники были ошеломлены гибелью своего танка. Вскоре началась яростная стрельба, однако ни один из нападавших не двинулся вперед. Ив понял, что это их единственный шанс остановить наступление. Он отполз ярдов на сорок в сторону и, скрипнув зубами, вновь установил регулятор на максимум. Это был последний выстрел, и от того, как он сумеет им распорядиться, сейчас зависела судьба всех оставшихся в живых повстанцев. Ив вздохнул и окинул поле боя безнадежным взглядом. Однако судьба сегодня была на их стороне. Один из краулеров, обходя гряду, очень похожую на ту, что стала последней для предыдущего танка, слегка завалился на сторону, на несколько мгновений открыв кузов, не защищенный сверху броней. В кузове не было ничего, что могло бы взорваться, кроме, конечно, батареи станкового лучевика. Но попасть по узкому цилиндру диаметром всего три дюйма, да еще расположенному в кузове движущейся машины, да еще с расстояния более шестидесяти ярдов… Когда краулер вспыхнул, словно огненный шар, а на Ива пахнуло жаром, он отбросил в сторону разряженный лучевик с сознанием того, что первый раунд они выиграли. Однако на второй у них не оставалось никаких шансов.

К утру жалкие остатки армии собрались в небольшой долине, милях в шести от места последнего боя. После того как отряды барона откатились к захваченным ими пещерам, атак больше не было. По-видимому, неожиданные потери подействовали на нападающих как холодный душ, и барон больше не смог заставить своих людей идти в атаку. А может, он просто боялся потерять весь отряд инопланетников и тяжелое вооружение. В условиях, когда всякий возможный противник барона Юкскуля располагал самое большее несколькими лучевиками и десятком или сотней крепких крестьян, инопланетники и станковые лучеметы делали его всевластным хозяином планеты. Но еще одна такая битва – и Юкскуль мог оказаться вровень с другими баронами, которые сидели пока что как мыши по своим поместьям, не осмеливаясь высовываться. А чем отольются тогда барону его заносчивость, жестокость и стремление властвовать, было ясно. Как и то, что и сам барон тоже это понимал прекрасно. Однако ему и не нужно было затевать никакого нового боя. Все, что ему требовалось, – это запереть их на горе и ждать. Чем, скорее всего, барон сейчас и занимался. Ив не сомневался, что вокруг пещер еще с утра выставлено оцепление из мулинеров. И теперь барону было достаточно замкнуть цепочку, поставив на линии окружения полевые датчики и установив такую зону контроля, чтобы при их приближении он успел бы перебросить к месту атаки достаточные силы. Конечно, Ив знал множество способов преодолеть это кольцо окружения, но для этого нужны были доны. К тому же люди были так измучены и подавлены, что в ближайшие пять часов их, наверное; не заставила бы сдвинуться с места даже атака барона. Так что оставалось только ждать и надеяться на то, что судьба снова не оставит их своей милостью и подарит хотя бы маленький шанс. А Ив не знал лучшего специалиста по использованию подобных шансов, чем он сам.

На следующее утро Трубач по подсказке Ива решил провести ревизию своих сил. Оказалось, что уцелело всего семьдесят два человека, причем двенадцать из них были ранены или обожжены, хотя и ходячие. По-видимому, все, кто был не в состоянии передвигаться достаточно быстро, закончили свой земной путь там, на склоне горы. Что же до оружия, то на всех было только тридцать арбалетов, ровно по числу охотников, ибо какой охотник бросит свое оружие, пока жив, но к этим арбалетам имелось всего двадцать четыре стрелы, а также одна пика, сделанная из ручной косы, и четыре дубинки. И ни одного лучевика. Теперь их можно было взять голыми руками.

Прошло два дня. Все немного пришли в себя, отоспались, и настроение людей начало понемногу меняться. На смену подавленности пришла злость, подогреваемая голодом. Ив подкинул Трубачу идею попробовать ночью спуститься к пещерам и поискать там чего-нибудь съестного. А если повезет, то и вообще выбраться из кольца окружения. Которое, правда, они еще не видели. Стараясь рассуждать логически, Ив предполагал всякий раз логичность поведения и за бароном, но вдруг он ошибается – барон удовольствовался учиненным разгромом и ушел? Да, это был бы с его стороны неразумный шаг, и все же… Кроме того, Ив терялся в догадках, как барон смог их найти. Ведь, по всему, это было тщательно спланированное нападение на заранее разведанный объект. Скорее всего, виновником был «жучок»-маячок в одежде одного из братьев Лосятников. В таком случае барону уж никак не откажешь в уме, если, приняв такие строгие меры по охране пленников, он предусмотрел и возможность того, что их удастся отбить.

Они двинулись в путь, как только зашло солнце. Отправились не все. Крестьянам, которых было человек тридцать, пришлось остаться, потому что они вряд ли сумели бы приблизиться к кольцу оцепления, не наделав лишнего шума. Впрочем, Ив сомневался и в своей способности бесшумно преодолеть склон с многочисленными каменными осыпями. Однако и крестьяне и охотники не допускали и мысли о том, что он не пойдет.

Мили за три до пещер Трубач, как и было заранее условлено, подал знак охотникам рассыпаться, а Ив, приготовив свой обнаружитель, выдвинулся вперед в сопровождении Трезубьей Губы.

Они достигли пещер перед рассветом. На первый взгляд все выглядело так, будто опасения Ива были напрасны и барон не собирается пока кончать счеты с повстанцами. Во всяком случае, обнаружитель до самых пещер ни разу не пискнул. И хотя это еще ничего не доказывало, поскольку барон вполне мог поставить пассивные датчики, но высланные вперед охотники дошли до самых пещер и вернулись обратно уже в полный рост. Трубач выслушал их доклад и повернулся к Иву. Уж в чем, в чем, а в военных вопросах он признавал безоговорочный авторитет Ива. Как, впрочем, и все остальные.

– Что будем делать?

Ив задумался:

– А давай-ка отбежим назад ярдов на сто.

– Зачем? – спросил Трубач. Ив пожал плечами:

– А просто так. Если за нами сейчас наблюдают, то, увидев, что мы уходим, они занервничают и… – Ив закончил энергичным движением руки. – Ну а если нет, то просто прогуляемся. Во всяком случае, если барон не оставил заслона у пещер, то, вероятнее всего, его здесь вообще нет.

Трубач молча кивнул и, знаками подозвав охотников, коротко объяснил им дальнейшие действия. Барон не стал ждать. Стоило им отбежать назад ярдов на двадцать, как над чернеющим в темноте лесом взмыли два десятка глидеров и направили на убегающих лучи прожекторов. Охотники тут же попрятались за валуны. Но, когда со скального карниза по ближайшему валуну ударил луч станкового лучемета, Ив понял, что они обречены. Глидеры нагло промчались над их головами, приземлились неподалеку от камней, за которыми спрятались повстанцы, и начали высаживать десант. Ив стиснул зубы, перехватил поудобней свое единственное оружие – охотничий нож, поскольку арбалеты с единственной стрелой несли только лучшие стрелки, и приготовился к последнему бою.

В прошлый раз барон понес слишком большие потери, а потому сейчас он решил действовать проще. Повстанцы прятались на небольшом пятачке диаметром ярдов двести, не больше, поэтому, когда замкнулось кольцо окружения, барон просто приказал открыть огонь из станкового лучемета по самым крупным валунам. Они начали взрываться, полыхая огнем и разбрасывая вокруг тучи осколков. После третьего выстрела Ив услышал чей-то крик и увидел, как Трубач с перекошенным лицом, с ножом в одной и дубинкой в другой руке, вскочил, собираясь броситься вперед. Ив не стал его останавливать, хотя не было никаких шансов добежать до засевших выше по склону инопланетников. Большую часть сняли бы с глидеров, а тем, кому удалось бы приблизиться к инопланетникам шагов на двадцать, оказали бы достаточно горячий прием из лучевиков. Однако произошло нечто неожиданное. Скальный карниз, на котором располагался станковый лучевик, вдруг полыхнул огнем и буквально вскипел.

Ив на мгновение замер, удивленно повернувшись в ту сторону, но, когда над головой пронеслась тугая волна горячего воздуха, чуть не опрокинувшая висевшие над головой глидеры, поспешно пригнулся, бормоча:

– Очень похоже на залп спаренных аркебазий.

Трубач, тоже присевший в момент взрыва, открыл рот, видимо собираясь спросить, что такое аркебазий, но тут у них над головой начали один за другим взрываться глидеры. Трубач юркнул под валун, спасаясь от посыпавшегося сверху дождя обломков и продолжая что-то кричать Иву, но тот и сам был в полнейшем недоумении, откуда могла взяться эта неожиданная помощь. Насколько ему было известно, тяжелое вооружение на Варанге было только у барона Юкскуля. И хотя его оказалось намного больше, чем он думал, Ив был твердо уверен, что ни плазмобоев, ни аркебазий у барона нет. А глидеры сейчас расстреливали как раз из плазмобоев, причем делали это очень умело. Хотя после первых же выстрелов те кинулись в разные стороны, изо всех сил виляя и уворачиваясь, пока что ни один выстрел не пропал даром. Залпы аркебазий между тем переместились на опушку леса. Раз шесть столбы огня взметались особенно высоко, что означало, наверное, взрыв грузовых краулеров, на которых прибыли сюда мулинеры и инопланетники барона. Трубач и охотники поднялись из-за валунов и возбужденно наблюдали разгром войска барона, а Ив, как ни старался, не мог сообразить, откуда пришла помощь и что сулит им этот поворот событий. Тот, кто подобным образом вмешался в эту битву, вряд ли делал это бескорыстно. К тому же у него была сила, намного превосходящая все, что имел барон. Судя по используемому набору вооружения, бой вели один-два абордажных бота и десантная группа. А значит, у того, кто так неожиданно появился на сцене, был, как минимум, один боевой корабль.

В этот момент на опушке леса вдруг вспыхнула ослепительная звезда, и Ив почувствовал, как от залпа станкового лучемета у него трещат волосы и плавится грубая кожа сапог. А потом наступила тьма.

Все было как всегда. Мозаичный пол и золотистая дымка. Ив приподнялся, опираясь на локти, ничего не соображая, посмотрел вокруг, потом перевернулся на живот и, подтянув ноги, с трудом встал. Пол, или как это тут называлось, приятно холодил ступни. Ив посмотрел вниз. Сапоги сгорели почти дотла, лишь с тыльной стороны голени уцелели небольшие обуглившиеся кусочки кожи, прилипшие к ногам. Да и от остальной одежды осталось не так много. Повязка на глазу тоже сгорела. Но на нем самом новых повреждений почти не прибавилось. Так, несколько ожогов, уже вздувшихся пузырями, да обуглившиеся волосы на голове. Что ж, когда он попал сюда в прошлый раз, то выглядел несколько хуже. Его оторвал от размышлений знакомый голос:

– С возвращеньицем!

Ив резко обернулся. Творец развалился на своем любимом канапе и с аппетитом ел большое красное яблоко. Ив насупился. Творец перевел на него насмешливый взгляд:

– Мучаемся сомнениями?

Ив не отозвался. Творец покачал головой:

– Ай-ай-ай, и это будущий герой и спаситель человечества? – Он явно наслаждался моментом. – А вам не приходило в голову, молодой человек, что если я НАСТОЛЬКО могуществен, то мне ничего не стоит сделать так, чтобы вы ВООБЩЕ не испытывали никаких сомнений?

Ив озадаченно наморщил лоб. Творец снисходительно усмехнулся:

– Ну что за миленькая раса. Как же вы любите крайности. Одни считают, что Господь Бог, всеблагой и всемогущий, денно и нощно наблюдает за каждой божьей тварью, а другие, напротив, уверены, что некий могущественный Вселенский разум вообще не интересуется тонким налетом органической слизи, который и есть человечество. А ведь так просто понять, что не бывает ничего абсолютного.

Ив постоял неподвижно, вперив непонимающий взгляд в Творца, потом озадаченно потерся щекой о плечо и по-детски наивно спросил:

– Это как?

Творец с хрустом откусил от яблока здоровенный кусок и принялся с аппетитом жевать. Несколько раз сглотнув, так что опять появилась возможность более или менее вразумительно говорить, он ответил:

– А так, – и, заметив на лице Ива признаки раздражения, звонко рассмеялся. – Ну и морда же у вас, благородный дон!

Смех был так заразителен, что Ив почувствовал, как и его подхватывает эта волна смеха, растягивая его рот до ушей.

Отсмеявшись, Творец повернулся к Иву с серьезным видом:

– Пойми, родной, я заставил тебя пройти через все это вовсе не для собственного развлечения. Чтобы человечество выжило в войне – ты должен стать не старшим абордажной команды и даже не адмиралом великого и непобедимого объединенного флота, а вождем целой разумной расы! Как ты считаешь – ты готов к этому?

Ив вздохнул и уныло опустил голову:

– И что ж делать?

Творец усмехнулся:

– Вот-вот, именно это я и имел в виду, когда предлагал тебе поучиться. Разве за то время, пока ты был Убогим, ты ничему не научился?

Ив почесал затылок. Нельзя сказать, чтобы он так вот сразу поверил Творцу, но в его словах была своя логика. А хуже всего было то, что если он прав, то Ив крайне бездарно расходовал отпущенное ему время. Возможно, за исключением именно того краткого промежутка, о котором он раньше думал как о безвозвратно потерянном. Убогий и Корн дали ему намного больше в понимании того, что такое человек и как им управлять, чем вся его жизнь до и после. Творец сочувственно покачал головой:

– Ну-ну, не все так плохо. Ты уже довольно далеко ушел от того дона Счастливчика, который считал, что главным признаком и самым страшным оружием Вечного является митрилловый клинок. Дону Счастливчику никогда в жизни не пришло бы в голову возиться с обустройством целой планеты, если его собственные проблемы можно было решить, просто перерезав глотку какому-то там барону. – Творец посмотрел на Ива, сидевшего с унылым, безучастным видом, и, наклонившись к нему, хлопнул по плечу: – Эй, Ив, не вешай носа. Конечно, тебе придется выжать из человечества все, на что оно способно. Все, что может дать каждый из них, от героя до предателя, от гения до тупицы, но, ей-богу, я уверен – ты справишься. Да, черт возьми, ты уже справляешься. Просто тебе еще многому надо научиться.

Ив грустно поморщился:

– Как же…

Творец добродушно усмехнулся:

– Не вешай носа. У тебя все получится. Ты ведь уже разобрался, ЧЕМУ надо учиться.

Тут Ив очнулся. Оказалось, что он лежит на спине неподалеку от обломков того валуна, на который взобрался перед самым выстрелом лучемета. Над расколотым валуном еще не осела поднятая выстрелом пыль.

Неделей позже Ив сидел в своей каюте и просматривал записи, найденные в компьютере барона. На Варанге все кончилось довольно быстро. Когда у валунов опустился пузатый абордажный бот и из люка выпрыгнула приземистая фигура в боевом скафандре, Трубач, помогавший Иву подняться на ноги, с опаской посмотрел на пришельца и выпрямился. Поднялся и Ив. Человек в скафандре суетливо закивал головой и, сделав шаг вперед, откинул забрало. Из шлема послышался хриплый голос Ахмоллы Эрроя:

– Бей, Уэсида решил, что ты слишком долго не возвращаешься, вот мы и отправились тебя искать.

Ив, проглотив комок, подкативший к горлу, порывисто шагнул вперед и судорожно обнял Ахмоллу за горячие металлические плечи. Оказалось, ниппонец во втором боте. Когда он, сделав контрольный круг над лесом, плюхнулся рядом с ними, Уэсида тут же выбрался из люка, подошел, тяжело ступая, и, умудрившись в боевом скафандре изобразить что-то вроде церемониального поклона, четко и несколько театрально доложил:

– Корабль исправен и готов к действиям, капитан.

Ив серьезно кивнул и вдруг почувствовал, как на него наваливается вся тяжесть последних дней и ноги больше его не держат. Чтобы не рухнуть, он опустился на корточки и помотал головой, словно извиняясь. Охотники стояли вокруг, удивленно глядя на него. Собравшись наконец с силами, Ив поднялся и повернулся к Трубачу. Несколько мгновений они молча смотрели в глаза друг другу, потом Трубач усмехнулся и спокойно сказал:

– Если ты не против, я бы поискал барона. А потом, если уж у тебя есть средство передвижения, не подбросишь ли ты нас до его поместья?

Ив застыл в изумлении – до сего момента он и не подозревал в Трубаче такого умения изящно выражаться. Потом расхохотался и хлопнул его по плечу.

В поместье они попали через двое суток. Никаких следов барона обнаружить не удалось, пришлось удовольствоваться предположением, что он расплавился вместе с одним из своих краулеров. Тем более что инопланетники, которых охотники поймали в лесу, утверждали, что в одном из уничтоженных краулеров барон оборудовал что-то вроде примитивного командного пункта. Как раз в том, на котором был установлен последний оставшийся у него станковый лучемет.

В поместье царила тишина. Несмотря на отсутствие современных средств связи, там уже знали, что барона нет. А поэтому все, кто имел хоть какое-нибудь отношение к его делам, поторопились исчезнуть, не дожидаясь, пока нагрянут победители. Так что, зайдя вечером в знакомую келью, расположенную в пристройке к церкви, Ив обнаружил там настоящий разгром. Видно было, что отец Иеремия очень торопился. Так спешил, что даже бросил свою библиотеку. Ив присел у стола и задумался, глядя на кучу книг в углу. Пришло время подводить итоги. Творец избрал его, чтобы помочь человечеству, а он… Он не в силах был ничего изменить даже на одной фермерской планете. Да, барон был мертв и на планете был новый лидер, но для него это было поражением. Он не смог выполнить свой план. Совершить переворот на Варанге с помощью боевого корабля можно было в течение одного дня, и этому не смогли бы противостоять даже все бароны Варанги, вместе взятые. Но где найти такую дубинку, чтобы заставить измениться все человечество? Да и насчет Варанги – он не был уверен, что теперь здесь все пойдет как надо. У Трубача уже подошвы горели, так ему хотелось вернуться к привычной жизни. В результате на Варанге установилось безвластие. И за планетой надо какое-то время присматривать. Но как долго? Ив иронически улыбнулся. Наверное, до тех пор, пока какой-нибудь барон не обзаведется собственным боевым кораблем. Ив наклонился и поднял с пола книгу. Открыл. В глаза бросились строчки:

«Есть три узды, овладев которыми можно повести человечество к свету либо к тьме. Первая из них – сила, вторая – деньги, третья – слово Господне».

Ив вздохнул: пока он не сумел овладеть ни одной из них, а значит, надо снова записываться в ученики. Тем более что, по крайней мере в одной области, у него есть знакомый, который может стать его учителем. Дверь кельи тихонько отворилась. Ив поднял голову. На пороге стоял Уэсида. Ив поднялся и, кивнув в сторону сваленных книг, сказал:

– Загрузи все это на корабль. Завтра отправляемся.

И вот теперь он сидел в своей каюте и гонял на компьютере информацию, записанную на винчестере барона. Чтобы разобраться со всем этим, требовалось много времени. Но у него было почти две недели до Нью-Амстердама.

Часть III

Приручение золотого тельца

На этот раз Ив прошел через таможню в общем зале, и эта процедура показалась ему вполне терпимой. Лет через сто на Грионе это будет гораздо муторнее. Но к тому времени Конкиста будет уже в самом разгаре, хотя люди будут продолжать резать друг друга с не меньшим азартом, чем сегодня. Выйдя из здания космопорта, Ив остановился на бровке тротуара и посмотрел в сторону города. В этом огромном сборище людей ему предстояло отыскать Аарона Розенфельда и сообщить ему, что он принимает его предложение. Это было одновременно делом простым и сложным, потому что мистер Розенфельд принадлежал к тому узкому кругу людей, о которых все знают, но к которым невозможно подойти ближе чем на пару сотен шагов, если ты не из их круга. Однако Ив надеялся, что «дядюшка» предусмотрел и такой вариант. Во всяком случае, человек с такими манерами, как у него, ни за что бы не стал председателем совета директоров одного из крупнейших межпланетных банков, если бы не имел массы иных талантов. И Ив надеялся, что одним из них была способность никогда ничего не забывать.

Поскольку он принял решение до поры до времени не афишировать свои истинные финансовые возможности, до города Ив добрался в вагоне подземки. Установить, где находится особняк мистера Розенфельда, не составляло особого труда. После посещения справочного терминала Ив вызвал самое дешевое роботизированное такси, и вскоре наземный кэб ярко-желтого цвета уже полз по указанному адресу со скоростью двадцать миль в час. Быстрее роботизированному такси на Нью-Амстердаме двигаться не разрешалось. Они свернули с широкой двенадцатиполосной федеральной автострады и поехали по узкой дороге, обсаженной по краям могучими дубами. Покрытие дороги было не из биобетона, а из специальной модифицированной травы, хорошо выдерживающей тяжелые антикварные машины на нефтяном топливе и пневмошинах. Кеб внезапно остановился, из динамика послышался мелодичный женский голос:

– Прошу прощения, мистер Корн, но дальше доступ роботизированной технике запрещен. Если пожелаете, мы доставим вас к ближайшей стоянке такси, обслуживаемых людьми, или вызовем машину на место. С удовольствием сообщаю, что вызов такси нашей фирмы, обслуживаемого водителем-человеком, из этой. Машины обойдется вам всего…

Ив не стал дожидаться конца предложения и прервал робота вопросом:

– Как далеко я нахожусь от необходимого мне адреса?

Такси тут же перестало излагать преимущества использования машин их фирмы и четко доложило:

– Карты-схемы данного района в памяти роботизированных такси не имеется, но, судя по объявленной длине маршрута, вы не более чем в полумиле.

– Тогда открывай дверь, я лучше пройдусь.

В динамике такси что-то щелкнуло, и уже мужской голос произнес:

– Прошу прощения, но согласно распоряжению городского департамента полиции мы обязаны немедленно сообщать полицейскому управлению обо всех пассажирах, высаженных в местах, указанных в списке приложения 4«а» распоряжения мэра 2/34-бис. – И после паузы: – Повреждение машины вызовет выдвижение против вас обвинения в злоумышленной порче…

Ив с силой толкнул дверцу и вылез из машины. По-видимому, лица, которых они высаживали в местах, указанных в списке приложения 4«а» распоряжения мэра 2/34-бис, столь часто бывали раздражены этим поступком машины, что руководству компании пришлось включить в речевую программу предупреждение об ответственности за нанесение ущерба. Впрочем, Ив сомневался, чтоб оно сильно помогало.

Он не успел пройти и мили, когда ему на голову свалился полицейский глидер. Полицейские особо не церемонились. Ива сноровисто уложили на жесткую траву, привыкшую к каучуковым колесам антикварных машин, и обыскали. За этим последовала краткая беседа:

– Что вам здесь надо, мистер Корн?

– Я хотел бы повидать мистера Розенфельда.

Быстрый обмен ехидными взглядами.

– У вас назначено?

Ив нахально вскинул подбородок:

– Да.

Он не очень-то надеялся на мирное развитие событий. Но, по-видимому, полицейским была известна некоторая эксцентричность мистера Розенфельда, предпочитающего путешествовать на рейсовом лайнере, хотя он вполне мог купить себе для полетов не один десяток кораблей, подобных «Эйбуру», при этом не особенно обременяя банк такой покупкой. Поэтому они не стали спорить, просто один из полицейских вытащил комп связи и, быстро набрав несколько цифр, уставился на экран. Потом хмуро посмотрел на второго, все еще державшего Ива под прицелом парализатора, и кивнул ему головой. Тот разочарованно спрятал парализатор, а старший наряда, убрав комп, повернулся к Иву и, слегка наклонив голову так, что это можно было расценивать и как разрешение продолжать путь, и как жест извинения, сказал:

– Прошу простить, мистер Корн, особняк мистера Розенфельда четвертый по правой стороне улицы.

Патрульные повернулись как по команде и поспешно уселись в патрульный глидер. Когда глидер взмыл вверх и с резким, прямо-таки щегольским разворотом скрылся за верхушками деревьев, Ив подобрал свою дорожную сумку и неторопливо направился к виднеющимся между деревьев домам. Он не ошибся.

Розенфельд помнил о нем.

Ажурные чугунные ворота были, скорее всего, ручной работы. Впрочем, почему скорее всего? Конечно, ручной. Уличный пульт был упрятан в небольшую нишу слева от ворот. Ив коснулся пальцем сенсорного датчика. Небольшой топографический излучатель тут же повернул свою головку в его сторону, и перед ним возникло изображение немолодого чопорного мужчины в возрасте с пышными баками:

– Прошу простить, уважаемый сэр, но мне не удалось идентифицировать вас. Как прикажете доложить?

Ив слегка смутился – его никогда не называли «уважаемый сэр», – но быстро взял себя в руки:

– Мистер Корн.

Последовала короткая пауза, после чего голова дворецкого, а в том, что это был именно он, Ив почему-то не сомневался, отвесила изящный поклон и произнесла:

– Ваша фамилия внесена в списки беспрепятственного доступа. После того как войдете, прошу, подождите горничную. Поскольку я не имею возможности точно идентифицировать вашу личность, то вынужден предложить вам до получения подтверждения пройти в синюю гостиную. Что вам предложить – кофе, чай, что-нибудь еще?

Ив усмехнулся:

– Можно чего-нибудь посущественней. Последний раз я ел часов восемь назад.

Дворецкий невозмутимо кивнул Иву и, отвернувшись, сказал кому-то невидимому:

– В синюю гостиную обед на одну персону.

Ив просидел в синей гостиной до глубокого вечера. Когда тени деревьев за окном стали из голубых густо-синими, он выключил роскошный панорамный экран и подошел к окну. Этот район чем-то напоминал королевский дворцовый парк в Тронном мире, и у Ива защемило сердце. До встречи с Тэрой ему оставалось еще так много – почти полтора века.

За спиной бесшумно открылась дверь, и на пол, покрытый роскошным ковром, упал прямоугольник яркого света. Ив повернулся. В проеме двери, опираясь на старомодную трость, стоял Аарон Розенфельд и задумчиво смотрел на него. Несколько мгновений они молча рассматривали друг друга, потом мистер Розенфельд улыбнулся, неторопливо прошел к столику в центре комнаты и, остановившись около него, приподнял пузатую бутылочку, которую Ив приказал дворецкому принести, после того как попробовал крошечную рюмочку этого напитка за обедом. Эта его просьба была своего рода вызовом чопорному дворецкому, который при первом же взгляде на одежду Ива вдруг сделался холодно-вежливым. Что у любого дворецкого в любом мире означало отнюдь не уважение, а как раз пренебрежение к посетителю. Так что Ив выпалил свою просьбу из какой-то дурацкой фронды, не особенно рассчитывая на то, что ее выполнят. Но, к его удивлению, ему вскоре принесли бутылку. «Дядюшка» хмыкнул, поставил бутылку на место и негромко сказал, глядя в глаза Иву:

– Итак, вы все-таки пришли.

Ив молча кивнул. Мистер Розенфельд обогнул стол и, усевшись в кресло, сделал легкий жест рукой. По стенам гостиной вспыхнули канделябры. Розенфельд, все так же улыбаясь, указал Иву на кресло перед собой. Когда Ив сел, Розенфельд пристально посмотрел на него, слегка склонив голову к плечу:

– Между прочим, мистер Корн, вы очень не понравились моему дворецкому.

Ив пожал плечами:

– Мне очень жаль.

Розенфельд рассмеялся:

– Не беспокойтесь, для меня это лучшая характеристика. Мой Черменсер чересчур старомоден и добропорядочен, хотя, впрочем, для дворецкого это как раз достоинство. Поэтому, когда он говорит, что гость возмутительно нагл, бесцеремонен и невоспитан, то это означает, что гость предприимчив, энергичен, не тушуется перед авторитетом и, возможно, имеет авантюрный склад характера. – Розенфельд лукаво прищурился. – Во всяком случае, до сих пор Черменсер еще ни разу не ошибся.

Ив слегка склонил голову:

– В таком случае я должен поблагодарить мистера Черменсера за столь лестную оценку.

Они рассмеялись оба. Розенфельд наполнил крошечную рюмочку напитком из пузатой бутылки и слегка пригубил ее. Ив решился наконец спросить о том, о чем думал не раз:

– Если это не очень большая тайна, не можете ли вы объяснить, почему я удостоился такого внимания?

Розенфельд поставил рюмочку на стол и откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молча рассматривал Ива, потом ответил вопросом на вопрос:

– Это действительно интересует вас или это просто предлог для разговора, который должен закончиться тем, что я поспособствую решению каких-то ваших проблем? Ведь, несмотря на ваш несколько… поношенный вид, я ясно вижу, что вам нужна НЕ ПРОСТО работа.

Ив почувствовал, как у него похолодело между лопатками. Розенфельд действительно ОЧЕНЬ хорошо разбирался в людях. Но за последнее время он тоже кое-чему научился, а потому его губы сложились в улыбку.

– Меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересует это. – Улыбка на лице Ива стала еще шире. – Впрочем, я не стану опровергать и вторую половину вашего утверждения.

Розенфельд улыбнулся:

– А вы сделали большой шаг вперед, мой дорогой. Пожалуй, учитывая характеристику Черменсера, я мог бы предложить вам должность одного из директоров моего банка.

Они оба рассмеялись. Розенфельд отпил еще глоток из своей рюмочки, с явным сожалением поставил ее на стол, покачал головой и со вздохом сказал:

– Очень люблю хорошее виски, особенно настоящее солодовое, но… – Он показал рукой куда-то в район поясницы. – Черменсер следит за мной, как цепной пес. – Розенфельд сделал паузу и неожиданно вернулся к теме разговора: – Вы очень заинтересовали меня, мистер Корн. Как я уже говорил, мое основное жизненное предназначение, как я его понимаю, – находить применение людям. Этот талант дал мне все: силу, власть, деньги и, – тут он усмехнулся, – проблемы с печенью, которые не позволяют мне наслаждаться виски. – Он снова замолчал и слегка наклонился вперед, словно стараясь получше рассмотреть Ива. – Когда я увидел вас в первый раз, у меня сердце екнуло. У меня так бывает, когда встречается… м-м-м… необычный экземпляр человеческой породы. И впоследствии вы сумели подтвердить, что первое впечатление не было ошибочным. – Розенфельд поднял свою несколько пухлую руку и загнул мизинец: – Во-первых, вы, человек, имеющий блестящее образование, предстаете передо мной в образе стюарда нижних помещений. Причем я ясно вижу, что это ступенька наверх, а не вниз, то есть вы пережили что-то ужасное, что сбросило вас на самое дно, и теперь вы упорно поднимаетесь оттуда. Но при этом такой штрих – в ваших глазах отсутствует выражение затравленного кролика, столь характерное для бывших интеллигентов, сломленных жизнью. Во-вторых, когда я просмотрел записи полицейского фиксатора, то сделал вывод, что вы неплохой боец, причем я подразумеваю под этим словом не просто умение правильно ударить противника, но и определенный склад характера. А это означало, что обрушившиеся на вас проблемы были еще серьезнее, чем я думал раньше. И вы все-таки сумели выпутаться! В-третьих, вы отвергли помощь, а значит, уже в тот момент достаточно твердо стояли на ногах. И явились ко мне, лишь когда пришли к выводу, что теперь вам стали необходимы возможности, которые откроются для вас с моей скромной помощью. Или я не прав?

Ив схватился за рюмку, как утопающий за соломинку. И по-видимому, на этот раз ему не удалось скрыть замешательства, потому что Розенфельд рассмеялся простодушным дядюшкиным смехом и поспешил его успокоить:

– Ах, молодой человек, я каждый день встречаюсь с доброй сотней людей, которые умеют скрывать свои мысли и чувства намного лучше, чем вы. Так что не огорчайтесь. – Он сделал паузу и добавил: – Вам просто придется многому научиться, прежде чем вы достигнете необходимых высот в той области, которую вы хотите постичь.

Это было больше, чем попадание в «десятку». Ив залпом допил свою рюмку.

Они проговорили до полуночи. Позже, вольготно раскинувшись на белых как кипень простынях, украшенных монограммой, Ив вдруг подумал, что с тех пор, как Творец перебросил его в это время, ему очень везет на встречи и с законченными подонками, и с хорошими людьми. В его ПРЕЖНЕЙ жизни такого не было. Несмотря на бои и рейды, она была довольно однообразна.

Покинув особняк на следующий день, Ив, по совету мистера Розенфельда, первым делом отправился обновить свой гардероб.

Когда он рассказал Розенфельду, зачем приехал на Нью-Амстердам, тот отнесся к его словам вполне серьезно:

– Илимезиус умеет выражаться эффектно, но в конечном счете все это чепуха. Вернее, он не более не прав и не менее прав, чем, скажем, Фрейд, который считал, что всеми нашими поступками движут инстинкты продолжения рода. – Тут он сделал паузу и, усмехнувшись, уточнил: – То есть, если быть объективным, так нам представляют учение Фрейда маститые последователи и старательные популяризаторы. А что на самом деле думал этот старикашка вроде меня, никто не знает. – Розенфельд минуту подумал и хлопнул ладонью по подлокотнику: – Что ж, попробуйте. Всю жизнь я занимался тем, что делал деньги. А пользоваться ими пытались другие, и не могу утверждать, что у них никогда ничего не получалось.

Ив сделал зарубочку в памяти – срочно узнать, кто такой Фрейд. Чувствовалось, что мистер Розенфельд относится к нему с уважением, а значит, он заслуживает того, чтобы получше узнать, о чем и что он думает. А Розенфельд неожиданно предложил:

– Почему бы вам не попробовать начать с самого низа, мистер Корн? Если вы действительно обладаете теми талантами, которые я в вас подозреваю, то ваш рост пойдет подобно возвышению Иосифа в земле Египетской. И вы достаточно быстро взойдете на вершины. Хотя, конечно, несколько медленно, чем если бы вы пошли иным путем. Но зато опыт, который вы приобретете, будет просто неоценим. К тому же я бы не хотел некоторое время афишировать наше знакомство. – Он окинул Ива критическим взглядом. – Однако в этом случае вам придется обновить свой гардероб. Любого менеджера, который принял бы на работу человека, одетого подобным образом, я сам выгнал бы с работы.

Две величественные башни Центра межпланетной торговли возвышались над кварталом Трайдент, раскинувшимся на берегу реки Накомак в том месте, где она делала петлю. Ив поднялся на сто сороковой этаж, где располагались секции недорогой, но качественной машинной одежды. Конечно, он мог себе позволить и ручную работу, но человек, который хочет получить работу курьера или младшего клерка, не носит таких вещей. А все, чем он обзавелся на Тер-Авиньоне, находилось сейчас в четырнадцати световых годах отсюда, в системе Варанги. Его корабль вернулся туда после того, как доставил Ива на Эркор, последний транзитный терминал перед Нью-Амстердамом. Ив решил, что он должен прибыть на Нью-Амстердам как можно незаметнее, и, судя по последней беседе с мистером Розенфельдом, был прав.

Приодевшись, он устроится в какой-нибудь заштатной гостинице и завтра утром явится в департамент младшего персонала «Ершалаим сити бэнк», где и предложит свои услуги. Конечно, несмотря на довольно мягкое трудовое законодательство, устроиться в такое солидное заведение без гражданства, рекомендаций и массы обычных для любого гражданина вещей вроде кредитной истории и счета социального страхования у него не было бы никаких шансов. Но эти проблемы брал на себя мистер Розенфельд. Он сказал, что мистеру Корну достаточно будет прибыть к девяти утра в департамент младшего персонала и пройти обычную процедуру. Все остальное он берет на себя. Так что задачей номер один для Ива было приобрести приличный костюм и пару сорочек. Что, впрочем, представляло для него некоторую проблему. Он неплохо разбирался в моде, которой следовали благородные доны, знал более или менее, что было прилично на Симароне несколько лет назад, и сумел бы подобрать на свой размер комбинезон или боевой скафандр любой конструкции или кроя. Но, что сейчас считалось приличным на Нью-Амстердаме, он не знал. Конечно, мужская мода намного консервативнее, чем женская, да и «мыльные оперы», десятками транслируемые глобальными сетями, формировали некий общий стереотип, но все же мода на разных планетах, даже близких друг другу по уровню развития, различалась довольно сильно.

Когда Ив вошел в секцию машинной одежды, у него зарябило в глазах от пестроты расцветок. Он замер, растерянно оглядываясь, но вокруг не было видно ни одного продавца, только толпы куда-то спешащих покупателей. Продавцов вполне могло не быть вовсе. Центр межпланетной торговли славился качеством своего обслуживания, но держать в отделе машинной одежды продавца-человека – не слишком ли это накладно? Впрочем, как оказалось, Ив ошибался. Когда он с озадаченным видом приблизился к нескончаемым рядам вешалок, перед его носом неожиданно возникло милое создание в форменном платьице:

– Чем могу быть вам полезна, мистер?

Ив обрадовался:

– Слава богу, мисс, я уж думал, что мне каюк. Я в отделе всего ничего, а у меня уже в глазах темнеет.

Молоденькая продавщица, смуглая кожа и приплюснутый нос которой свидетельствовали о солидной примеси негроидной крови, вскинула на него удивленные глаза и прыснула в кулачок. Ив улыбнулся и вдруг вспомнил, что у него с самого Симарона не было ни одной женщины. Он посмотрел на продавщицу с определенным интересом, что не ускользнуло от нее, и, лихо сдвинув набекрень свой поношенный фетровый беретец, сказал:

– Мисс, а что вы делаете сегодня вечером?

Продавщица хихикнула, повела плечиком и, гордо вскинув головку, ответила:

– Я пока не знаю, мистер…

– Луи, – представился Ив с галантным поклоном.

– Спасибо. Так вот – я еще не знаю, мистер Луи. Давайте сначала займемся вашими проблемами.

Когда ловкие женские пальчики затягивали шнуровку модной сорочки, в его кармане уже лежал листок с личным номером мисс Тайсенки, Ив взглянул на себя в зеркало и грустно улыбнулся. Дон Счастливчик по праву считался грозой всех зеленщиц, служанок и крестьянских дочек. Разве могла устоять перед его обаянием молоденькая продавщица? Вот только Ив так до конца и не смог разобраться, почему ему так грустно.

На следующее утро он, как галантный кавалер, проводил Тайсенку до станции подземки и, помахав ей рукой, направился к своему поезду. Ужин, цветы и комната в отеле обошлись ему в две сотни соверенов. Не очень большие траты для его кошелька, но девчонка была просто в восторге, что и демонстрировала ему на жесткой постели с одноразовым бумажным бельем почти до самого рассвета. Хотя, скорее всего, дело было вовсе не в его щедрости, просто она была очень одинока в этом огромном городе. Ив так расчувствовался, что чуть не предложил ей встретиться сегодня вечером еще раз. Но, случайно увидев деньги в его бумажнике, она так жадно посмотрела на них, что Ив, грустно усмехнувшись про себя, тут же протянул ей несколько банкнот. За что заработал пламенный поцелуй. Так все и закончилось этим утром к обоюдному удовольствию.

Приемный офис департамента младшего персонала «Ершалаим сити бэнк» находился в соседнем с центральным зданием банка административном корпусе на двести восемьдесят седьмом этаже. Хотя Ив вышел из лифта за целых сорок минут до указанного времени, он оказался седьмым в очереди. К девяти вся приемная была забита претендентами на место. Ив посмотрел на себя, на других и решил, что Тайсенка не подвела – он ничем не выделялся на общем фоне, разве только ростом и загорелой кожей. Судя по внешнему виду собравшихся, это были выпускники университетов и колледжей, стремящиеся устроиться на работу в столь престижное учреждение. Глядя на их побледневшие от волнения лица, стиснутые губы, он улыбнулся про себя и, откинувшись на спинку диванчика, прикрыл глаза. Время есть, можно немного подремать. Ночью этого сделать не удалось, а Ив совсем не хотел в самый ответственный момент собеседования разинуть рот в сладкой зевоте.

Его вызвали через полтора часа. Ив встал, одернул полы пиджака, провел рукой по волосам и вошел. В комнате было двое. Один явно был каким-то большим начальником, поскольку стоял у окна, засунув руки в карманы, спиной к столу, за которым сидел второй. Тот то и дело бросал взгляд исподлобья на начальственную спину, делая вид, будто это его ничуть не волнует. Когда Ив появился на пороге, он взял у него бумаги и указал на стоящее перед столом кресло:

– Садитесь… мистер Корн.

Клерк повернулся к компьютеру, набрал несколько строчек, нахмурился и стал перебирать бумаги Ива. В этот момент человек отвернулся от окна и направился к столу, по пути бросив равнодушный взгляд на Ива. Не обращая ни на кого внимания, он молча налил в стакан воды из стоявшего на столе сифона. От его неловкого движения сифон качнулся и полетел на пол. Ив непроизвольно выбросил ногу, поймал сифон на ступню, подбросил вверх и – ап! – схватил рукой. Мужчина со стаканом оживился:

– Хорошая реакция, парень. Устраиваешься к нам?

– Да, господин.

Мужчина допил воду, поставил на место стакан и, уже уходя, остановился в дверях и приветливо сказал Иву:

– Удачи, парень. Закончишь здесь – зайди ко мне.

Дверь закрылась. Ив повернулся к клерку за столом, пряча ироническую улыбку. По той нервозности, с какой он посмотрел на дверь, можно было понять, что покинувший кабинет мужчина занимает немалый пост. Ив его прекрасно понимал. Будь он на месте этого клерка, ни за что не принял бы подобного типа на работу, но… Клерк перевел взгляд на Ива, несколько секунд со злостью смотрел на него и через силу выдавил:

– Мы можем предложить вам место младшего курьера, мистер Корн.

Ив благодарно улыбнулся:

– Я согласен.

– Эти два пакета доставишь в космопорт ко второму терминалу, усек?

Ив взял пакеты и положил в бронированный ящичек, прикрепленный у него на груди. Каждый такой пластиковый пакет был снабжен отформованным зарядом взрывчатого вещества, при инициировании дающего пламя с температурой почти восемь тысяч градусов. Если бы пакеты вспыхнули в ящичке, Ива уже ничто бы не спасло. Начальник отдела рассылки внимательно оглядел Ива и махнул рукой, разрешая покинуть помещение. Когда за новичком закрылась дверь, он недоуменно пожал плечами и повернулся к терминалу. Этот парень в отделе без году неделя, а уже имеет допуск к переправке информации под грифом: «Строго конфиденциально. Для разового прочтения». Впрочем, это было ему только на руку. Вряд ли он смог бы вот так спокойно отправить на смерть кого-то из тех, с кем работал долгие годы, ну а этот… Он фыркнул, перешел в другое окно, набрал электронный адрес и, когда на экране высветился прямоугольник поля для сообщения, быстро набрал пароль и подождал несколько секунд. Компьютер мелодично тренькнул, получив подтверждение о приеме, а начальник отдела рассылки удовлетворенно посмотрел на экран, очистил окно и набрал еще пару сообщений, для того чтобы оперативная память окончательно очистилась и от переданного сообщения не осталось никакого следа. После чего переключился в первое окно и с облегчением откинулся на спинку кресла. Он был доволен, потому что только что заработал двадцать пять тысяч соверенов.

Ив подъехал к космопорту по северной объездной дороге. Конечно, если бы он был председателем совета директоров или хотя бы просто одним из директоров банка, то прибыл бы в космопорт на глидере по коридору, но он им не был, а потому пришлось воспользоваться наземным транспортом. Полеты в зоне космопорта были разрешены только официальным структурам и глидерам, имеющим разрешение мэрии столицы либо губернатора штата. Ив был немного удивлен, почему конечным пунктом назначения ему указали второй терминал, ведь он уже успел узнать, что корабли – курьеры банка занимали специальный ангар в четвертом терминале. Но, в конце концов, кто он такой, чтобы спорить с начальником отдела рассылки.

Ив оставил машину на стоянке и, привычно взбежав по пандусу служебного модуля, сунул в щель тамбура допуска карточку-пропуск. Дверь тамбура щелкнула и, мгновение помедлив, втянулась в боковой проем. Ив нахмурился. Еще с того времени, как он был благородным доном, Ив не любил, когда вокруг него начинались странности. А сегодня вокруг него они прямо расцвели пышным цветом. Во-первых, ему вручили целых ДВА пакета, хотя согласно правилам отдела рассылки курьер имел право перевозить только один пакет класса «Строго конфиденциально. Для разового прочтения», во-вторых, второй терминал вместо четвертого, теперь вот довольно странное поведение двери. Ив слегка задрал повязку на левом глазу и осмотрел внутреннюю часть тамбура ДВУМЯ глазами. Слава богу, второй глаз уже почти полностью восстановился. Неделю назад Ив наконец начал слегка различать глазом свет, а к сегодняшнему дню глаз уже неплохо видел, хотя, конечно, пока далеко не так хорошо, как прежде. И все же бинокулярное зрение принесло свои плоды. Под самым потолком тамбура допуска Ив разглядел маленький баллончик, размером с палец. Он дотянулся рукой до баллончика, оторвал от стенки и аккуратно положил на бетон ПЕРЕД открытой дверью, потом еще раз внимательно осмотрел внутренность тамбура. Надо было подумать. По правилам, следовало немедленно отправиться в ближайший полицейский участок и вызвать резервную группу службы охраны банка. Но у Розенфельда явно были некие тайные соображения, когда он предложил ему начать с нуля и не афишировать их знакомство. Проработав три месяца, Ив почти разгадал их. А потому он ограничился иронической улыбкой и шагнул вперед, на ходу вытаскивая парализатор из кобуры.

Как только наружная дверь тамбура закрылась, снаружи раздался негромкий хлопок, и Ив вскинул парализатор. Внутренняя дверь поползла в сторону. Ив, не медля ни секунды, сунул в образовавшуюся узкую щель дуло парализатора и, хлопнув другой рукой по кнопке вызова резервной группы на передатчике-маяке, прикрепленном к левому плечу его курьерского костюма, открыл огонь, поводя дулом из стороны в сторону. Когда щель расширилась достаточно для того, чтобы он мог вырваться из тамбура, Ив кувыркнулся и, чувствуя онемелость в левой руке, задетой лучом парализатора, помчался, петляя, вперед. Он успел добежать до мощной синтобетонной колонны, поддерживающей грузовую галерею второго терминала, когда в нее ударил яркий луч лучевого ружья. Ив невольно присвистнул. Лучевое оружие! Этим ребятам определенно были ОЧЕНЬ нужны пакеты, которые он вез. Ив осторожно выглянул из-за колонны и тут же нырнул обратно, спасаясь от второго луча. Неподалеку от тамбура лежало три тела, двое были в форме служащих космопорта. Но сейчас некогда было выяснять, кто это – налетчики или просто служащие, случайно попавшие под широкий луч. Хотя первое представлялось более вероятным. Ив попытался подсчитать. Судя по всему, группа захвата состояла не менее чем из пяти – семи человек. Троих – они должны были подхватить его, одурманенного газом, на выходе из тамбура допуска – он уложил, теперь следовало позаботиться о том, чтобы эти ребята попали целыми и невредимыми в руки резервной группы, которая должна прибыть с минуты на минуту. Вопрос, как это сделать? Ив прикинул. Достать оставшихся, даже если их только двое, до прибытия резервной группы практически невозможно – слишком велико их преимущество в вооружении и слишком невыгодно его положение. Вытащить кого-то из них из-под огня – не стоит даже и пытаться. Значит, остается один путь – так сильно занять пальбой внимание членов группы захвата, чтобы они ни о чем другом не могли думать и прохлопали момент появления резервной группы. Хотя, с другой стороны… Вполне может случиться так, что он не только не выполнит своего решения, но и даст возможность нападавшим добиться своего. Разумнее всего было бы, конечно, засесть за колонной и дожидаться помощи, пресекая лучом парализатора любое подозрительное движение. Но Иву это было не по душе. Какой благородный дон поступает разумно, когда речь идет о доброй драке. К тому же кое-какой шанс уцелеть, хоть и небольшой, у него все же был. Сомнительно, чтобы эти ребята, хоть они явно не новички в таких делах, могли сравниться боевым опытом с ним. Ив откинул шторку на рукоятке и посмотрел на индикатор заряда. Батарея парализатора была достаточно свежей, он заменил ее сегодня утром, так что минут на восемь хорошего боя должно хватить. А резервная группа, по его расчетам, должна появиться минут через пять. Ив сделал несколько глубоких вздохов, несколько раз сжал и разжал левую руку, которая уже частично восстановила чувствительность, и бросился к лестнице, ведущей на галерею.

Когда резервная группа вышибла передним отбойником своего броневика тамбур доступа и ворвалась на грузовую галерею второго терминала, Ив сидел скорчившись за титановым баком для отходов и, скрежеща зубами, колотил рукояткой парализатора об пол. Он знал, что, если немножко постучать батареей обо что-нибудь твердое, она может выдать еще кое-какие крохи энергии, которых должно хватить на один-два импульса. С противоположной стороны к баку подкрадывались трое нападавших. Услышав грохот за спиной, они резво обернулись, но башнер броневика уже поймал их в окуляр коллиматорного прицела и, недолго думая, шарахнул широкополосным лучом. Ив даже за трехдюймовым слоем титана почувствовал, как у него защипало кожу, нападавшие же упали как подкошенные. Ив перестал колотить парализатором о синтобетон, разжал судорожно стиснутые пальцы и обессиленно привалился к стене. Несколько мгновений под сводами второго терминала стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием остывающих подтеков синтобетона в тех местах, куда попали выстрелы лучевого ружья, потом с шумом открылась дверь броневика и послышались приближающиеся шаги. Ив с трудом повернул голову. В двух шагах от него стоял Таграм Байрон, старший инспектор службы охраны и командир резервной группы. Он наклонился, поднял парализатор с расколотой рукоятью, хмыкнув, посмотрел на него, потом на Ива:

– Ты что, курьер, забыл, что твоя первая обязанность – обеспечить сохранность доверенного тебе пакета?

Ив молча посмотрел на инспектора, криво улыбнулся и опустил глаза, не говоря ни слова. Таграм Байрон скомандовал:

– Смитсон, Даевски, тела в машину. Вы должны исчезнуть до того, как здесь появится полиция космопорта или городские копы. Я хочу первым допросить этих молодчиков, когда они придут в себя, – Он опять посмотрел вниз, на Ива, и обратился к нему суровым тоном: – Ты будешь наказан, курьер. Давай, следуй дальше, к четвертому терминалу, я дам тебе сопровождение. Отдашь пакет – явишься в службу безопасности для объяснений, как ты оказался во втором терминале. – И он отвернулся, занятый распоряжениями.

Ив, держась за стену, распрямил дрожащие ноги и поплелся к броневику. Он старался не думать о том, что ему сказал Байрон. Все правильно, никто, кроме самого курьера, не может открыть его нагрудный сейф. Ив заглянул в дверь броневика.

– Свяжись с отделом доставки… – начал он, обращаясь к оператору, и осекся, потому что его вдруг пронзила мысль, которая, как видно, уже давно крутилась у него в голове, но только сейчас, после слов командира резервной группы, приобрела ясные очертания.

Ив повернулся и окликнул Байрона:

– Господин старший инспектор…

Тот резко повернулся.

– Во-первых, у меня ДВА пакета, а во-вторых, начальник отдела рассылки направил меня именно ко второму терминалу.

Таграм Байрон, помрачнев, быстро подошел к броневику и бросил оператору связи:

– Закрытый канал с Полонским, быстро.

Он недоверчиво покосился на Ива, но не стал ничего переспрашивать: если этот новичок что-то напутал, можно будет разобраться с ним позже, а если нет… Оператор оторвал старшего инспектора от размышлений, подав ему гарнитуру.

– Да… Все цело, курьер жив… Нет, тут все гораздо серьезней. Курьер утверждает, что ко второму терминалу его направил именно начальник отдела рассылки и что у него в емкости находятся ДВА пакета… Да… Понял… – Байрон бросил гарнитуру и указал Иву на пролом, образовавшийся на месте вышибленного тамбура: – В машину и в контору.

Ив послушно направился к проему, устало шаркая ногами. Хотя усиленные тренировки, которыми он изнурял себя последние три месяца – с того дня, как мистер Розенфельд предоставил ему место в отделе доставки, – принесли свои плоды и сегодня он действовал совсем неплохо, он все же, говоря откровенно, еще не достиг даже того уровня, которым обладал в бытность благородным доном. Он еще был недостаточно ловок и слишком быстро уставал. Подумать только, всего минут десять плотного боевого контакта, а он уже как выжатый лимон…

Они уже съехали с пандуса, когда мимо, сверкая огнями и завывая, пронеслись полицейские броневики. Водитель покачал головой и проворчал:

– Эти городские – такие черепахи…

Это случилось через четыре дня. Ив, как обычно, сидел в курьерской дежурке, когда дверь распахнулась и на пороге появился Таграм Байрон. Ив внутренне поморщился. Он уже просто видеть не мог ни старшего инспектора, ни его шефа, начальника службы безопасности банка Полонского. Он, кстати, и был тем самым человеком, которого Ив видел в кабинете у начальника отдела департамента младшего персонала. Как раз сегодня ему разрешили наконец заступить на дежурство, чему Ив ужасно обрадовался. Да, как видно, поторопился. Старший инспектор бросил мрачный взгляд на Ива:

– Пошли.

Пока Ив, со скукой уставясь в спину старшего инспектора, шел за ним длинными пустыми коридорами, в его голове роились невеселые мысли. Все время, пока шло разбирательство, служба безопасности банка вела себя с ним так, будто о его личных связях с Розенфельдом никто не имел ни малейшего представления, даже Полонский. И хотя предположение Ива, зачем Розенфельд решил внедрить его вот таким странным образом в собственный банк, переросло в уверенность, он уже начал думать, что, возможно, сделал ошибку, приняв его предложение.

Они поднялись в офисную часть и подошли к лифту. Таграм Байрон нажал кнопку вызова и скептически посмотрел на Ива:

– Вот что. Корн, тебя хочет видеть сам господин Розенфельд.

У Ива екнуло сердце. Неужели наступило время подняться на следующую ступень?

– Зачем?

Старший инспектор ухмыльнулся:

– Ну, ты у нас вроде как герой. – Он замолчал, любуясь удивленной миной на лице Ива.

И в самом деле было чему удивляться – после четырех дней сплошных допросов в службе безопасности банка и в полицейском участке Ив уже и сам стал смотреть на себя как на разгильдяя и негодяя, для собственного удовольствия забредшего во второй терминал и перестрелявшего там кучу ни в чем не повинных людей.

Таграм Байрон между тем заговорил снова:

– В последний раз нападение на курьера банка было совершено почти два года назад. Это произошло во владениях герцога Сморта. – Он опять сделал паузу и добавил с горечью: – К тому же в тот раз нападение полностью удалось.

Ив сначала виновато улыбнулся, будто извиняясь за то, что остался жив, потом, одернув себя, приготовился сказать что-нибудь резкое, но тут кабина лифта остановилась и двери медленно, даже как-то торжественно поползли в стороны. Они вышли из лифтового холла и приблизились к огромным двустворчатым дверям. Оказавшись в приемной, Ив ошалело завертел головой. Здесь свободно, не мешая друг другу, могли бы играть в волейбол команды четыре, а то и все шесть. Пришлось бы убрать лишь пару фонтанов, десяток роскошных диванчиков и вазоны с какими-то причудливыми растениями, представлявшими собой что-то среднее между маленьким деревом и большим цветком. В дальнем конце приемной виднелись еще одни двери и рядом с ними – изящная беседка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся стойкой секретаря, напичканной аппаратурой. Байрон придирчиво осмотрел Ива и вдруг сказал с неожиданной теплотой:

– Не тушуйся. Наш Старый Упитанный Умник, конечно, не сахар, но умеет ценить преданных людей. – Полонский улыбнулся и легонько толкнул его ладонью в плечо, – Иди, буду ждать тебя здесь с рюмкой бурбона. Или ты предпочитаешь что-нибудь похлеще?

Ив не нашелся, что ответить, просто пошел вперед, повинуясь дружескому толчку.

Кабинет председателя совета директоров оказался немного меньше приемной, но, как и она, нес на себе отпечаток утонченной роскоши и удобства. Аарон Розенфельд сидел за огромным столом и водил световым пером по экрану, встроенному в поверхность стола, а на голоэкране, висевшем над столом слева от него, пробегали какие-то символы. Было ли это результатом продуманного дизайна и тщательно проработанных деталей или имело какое-то другое объяснение, но на этот раз он совсем не был похож на доброго дядюшку. В этом кабинете достаточно было бросить один-единственный взгляд на председателя совета директоров, чтобы понять, что этот человек обладает не просто деньгами, а ОЧЕНЬ большими деньгами. Это уже не те деньги, которые открывают доступ к элитным материальным благам или духовным ценностям, нет – ТАКИЕ деньги дают ВЛАСТЬ.

Ив по инерции сделал несколько шагов и остановился. В этот момент дверь за его спиной закрылась с легким, но все же слышимым звуком, Ив от неожиданности вздрогнул и сконфуженно потупился.

– Ну-ну, молодой человек, не надо так стесняться.

Мистер Розенфельд вышел из-за стола и, дружески улыбаясь, двинулся к Иву, мгновенно превратившись из мистера ДЕНЬГИ и ВЛАСТЬ в того добродушного дядюшку, каким казался на «Эйбуре» и в собственном доме.

Ив растерялся, не зная, как себя вести, ибо с последней встречи и до сегодняшнего дня Розенфельд не дал ему ни малейшего намека на то, что можно обнародовать их знакомство. И хотя они были одни в кабинете, Ив не хотел рисковать. А вдруг Розенфельд просто хочет посмотреть, как он будет себя вести при личной встрече. Однако Старый Упитанный Умник, как звали мистера Розенфельда служащие его банка, сам пришел ему на помощь. Он подошел поближе, с улыбкой похлопал Ива по плечу и сделал приглашающее движение рукой в сторону кресел, стоящих в углу рядом с небольшим мраморным столиком, ножки которого были сильно изъедены каким-то жучком. Когда Ив осторожно уселся в кресло, с опаской поглядывая на ненадежные ножки столика и стараясь его не задеть. Старый Упитанный Умник, который все это время, хитро прищурясь, наблюдал за его стараниями, весело рассмеялся:

– Ну-ну, мистер Корн, вы, наверное, думаете, что уж председателю-то совета директоров могли бы поставить мебель поприличнее?

Ив, слегка оттаяв под лучами дружелюбия, в ответ улыбнулся:

– Вообще-то я представляю себе, что такое антиквариат. А это, судя по всему, натуральная вещь. Не подделка. Хотя ножки можно было бы подремонтировать.

Мистер Розенфельд отрицательно покачал головой:

– Нет-нет, в ножках все и дело. Этой вещи более двух тысяч лет. Она была создана в средневековой Европе. Знаете, почему у нее такие ножки?

– Нет.

– В средневековых замках пол поливали пивом, естественно, оно попадало на ножки, и за многие годы они и пришли к такому состоянию… Хотя, конечно, сейчас столик покрыт консервантом, которому не страшен даже небольшой пожар. – Аарон Розенфельд нежно провел ладонью по столешнице. – Он слишком дорого стоит, чтобы потерять его из-за глупого пожара. Даже если это будет огонь, которым Господь сжег Содом и Гоморру.

Они некоторое время помолчали. Ив раздумывал над словами и поведением Розенфельда. И не над тем, с какой целью поливали пол пивом в средневековом замке, нет, ему хотелось понять, почему и зачем мистер Розенфельд так откровенно демонстрирует ему свою… сентиментальность, что ли. Что-то не верится, чтобы это было вызвано простой усталостью от неизбывного бремени забот – участи крупного финансиста, или естественным желанием побыть самим собой. Тем более это еще вопрос, действительно ли в его характере то, что он так искусно изобразил.

Старый Упитанный Умник вдруг наклонился вперед и сказал заговорщическим тоном:

– Гадаешь, зачем я все это перед тобой разыгрываю, я прав?

Ив мгновение помолчал, соображая, как лучше ответить, и в конце концов решил не мудрить:

– Да, мистер Розенфельд.

Тот усмехнулся:

– Я все больше и больше убеждаюсь в том, что та наша встреча на корабле не была случайной. Нелепый пейсастый старикан, каким иногда изображают нашего Господа люди, далекие от иудаизма, столкнул нас, потому что мы нужны друг другу. – Розенфельд нахохлился и погрустнел. – Ты даже не представляешь, парень, от каких неприятностей ты меня спас. Все время после покушения я искал тех, кто нанял того типа на корабле. Я делал это сам, поскольку решил, что в таком деле не могу доверять никому. Даже своему начальнику службы безопасности.

– А полиция? – вырвалось у Ива. Аарон Розенфельд рассмеялся:

– Полиция никогда не найдет истинных виновников, слишком высоко они сидят. А те, кого они схватят, – мне неинтересны. Я искал не того, кто нанял убийцу, и даже не того, кто дал деньги этому посреднику. Я искал тех, кому была выгодна моя смерть.

– Ну и как, нашли?

Старый Упитанный Умник снова улыбнулся, но в его глазах вдруг холодно блеснула сталь:

– Можно сказать – да. – Он положил руку Иву на плечо. – С вашей помощью, молодой человек.

– Моей? – удивился Ив. Мистер Розенфельд кивнул:

– Благодаря той информации, которую мы получили от схваченных налетчиков, мне удалось обнаружить недостающие звенья. И сейчас я могу с большой долей уверенности сказать, КТО собирался меня убить и ДЛЯ ЧЕГО им это понадобилось. – Аарон Розенфельд пристально посмотрел в глаза Иву. – Теперь я знаю, что делать для того, чтобы предотвратить это, но мне понадобится помощник.

Ив невольно вздрогнул. Такого оборота он не ожидал, хотя, с другой стороны… Ив решился:

– Что я должен делать?

Старый Упитанный Умник улыбнулся:

– Я рад, что ты согласился. – Он поднялся и, поманив Ива за собой, пошел к столу. – В моем банке есть НЕКТО, который ведет искусную игру на стороне моих врагов.

Ив хотел было что-то сказать, но председатель совета директоров жестом остановил его:

– Начальник отдела доставки был всего лишь пешкой. И он уже не опасен, но другой, главный, остался. – Голос Розенфельда зазвучал веско и властно. – Анализ собранной информации показывает, что он работает в кредитно-инвестиционном отделе. И тем опаснее, чем в большем цейтноте я нахожусь. А сейчас у меня как раз такая ситуация. Мне необходимо убрать его в течение ближайшей недели. Ибо, если я не успею, он будет способен свести на нет результаты моих титанических усилий за четыре последних года, и я останусь словно Исав после посещения своего отца Исаака братом своим Иаковом. – Мистер Розенфельд развел руками, как бы говоря, что такое развитие событий будет для него катастрофой. – Так что передо мной два пути: первый – временно свернуть все наиболее серьезные операции и бросить все силы своей службы безопасности на расследование. По множеству причин этого сделать я не могу. Второй путь – попытаться подбросить агенту живца, человека, которого он воспримет как угрозу и попытается немедленно устранить. Чем однозначно выдаст себя.

Ив усмехнулся про себя. Все ясно, можно не спрашивать, кому из присутствующих отводится роль живца. Честно говоря, предложение мистера Розенфельда сильно попахивало авантюрой. Ну не бывает так, чтобы человека, которого кто-то знает без году неделю, притом познакомившись с ним при довольно странных обстоятельствах, взял на работу в свой банк всего несколько месяцев назад, да и то лишь курьером, этот кто-то хотя в самых общих чертах посвятил во все то, о чем рассказал ему только что Старый Упитанный Умник. Это из области «мыльных опер». И все-таки по каким-то причинам это произошло. Странность, которая ставила в тупик. Ив поежился, но решил отложить вопросы на потом. Между тем мистер Розенфельд продолжал:

– Я поставлю вас на должность младшего клерка в кредитно-инвестиционный отдел, но дам вам высший приоритет допуска. – Он усмехнулся. – Насколько я знаю, такие вещи недолго остаются в тайне. Вы будете заниматься собственным расследованием, поднимать документы, сверять счета, фактуры, переводы…

– Но… – хотел возразить Ив. Однако Розенфельд его перебил:

– Я думаю, аспиранту профессора Шкаличека и обладателю доброй дюжины дипломов Симаронского университета, среди которых есть и диплом по экономике и финансам, будет несложно разобраться в рутинных операциях.

Ив застыл с каменным лицом, а Старый Упитанный Умник все говорил и говорил:

– Неужели вы думали, что сумеете долго обманывать старого еврея? У меня была ваша цифровая фотография с личного дела, так что установить ваше истинное имя и некоторые подробности биографии не составило труда, Но не волнуйтесь, я принял все меры предосторожности, чтобы то, что известно мне, не стало достоянием кого-то другого.

Когда Розенфельд наконец замолчал, Ив неуверенно сказал:

– Вы оказываете мне большое доверие.

– Вы все еще сомневаетесь, – заметил Розенфельд. Ив замялся:

– Я просто не понимаю…

Но Старый Упитанный Умник не дал ему договорить:

– Помните, я говорил вам, что мой основной талант – находить применение людям. А насчет вас я пока уверен только в одном – вы еще не достигли своего потолка. Что же касается доверия… Можете мне поверить, у меня достаточно веские причины считать, что вы заслуживаете моего доверия. – Розенфельд многозначительно посмотрел на Ива и сказал, четко произнося каждое слово: – Дело в том, что у нас с вами общий враг.

Ив напряженно ожидал продолжения, и Аарон Розенфельд не обманул его ожиданий:

– Я знаю, вы много претерпели от семейства Свамбе. А за покушением на меня стоит правая рука госпожи Свамбе-Никатки, ее личный финансовый советник господин Инсат Перье.

Ив несколько мгновений изумленно взирал на Старого Упитанного Умника, его губы раздвинулись в улыбке, которую вполне можно было принять за волчий оскал.

– Я думаю, у нас с вами, как минимум, ДВА общих врага.

Первый день новой недели в кредитно-инвестиционном отделе прошел в виде сольной партии нового младшего клерка, господина Корна. Когда Ив ранним утром появился в отделе, встретивший его хмурый старший клерк окинул Ива раздраженным взглядом и протянул руку за его пластиковой карточкой-идентификатором. Ив сочувственно подумал, что ребята из службы безопасности, пожалуй, перестарались в своем рвении, ибо, если старший клерк даже утром в понедельник выглядит измученным и подозрительным, это о чем-то говорит. Однако, с другой стороны, им пока не удалось найти двойного агента. Так что можно было бы сказать, что они, наоборот, проявили недостаточно усердия. Ив усмехнулся возникшей коллизии, но в этот момент старший клерк, с недовольным выражением стучавший по клавишам считывателя, присвистнул, что должно было выражать удивление, и повернулся к Иву. Несколько мгновений он пожирал его глазами, потом недоуменно спросил:

– Кто ты такой, черт побери?

Ив краем глаза заметил, что сидевшие за соседними столами сотрудники замерли, прислушиваясь к их разговору, и, усмехнувшись про себя, наклонился к старшему клерку и прошептал ему на ухо:

– Я – новый младший клерк твоего отдела. Заруби себе это на носу, а сейчас покажи мое место и постарайся поменьше попадаться мне на глаза.

Старший клерк побледнел и быстро закивал головой:

– Да, да, конечно, мистер… – Он бросил торопливый взгляд на экран. – …Корн. Сейчас все сделаем.

Ив распрямился, незаметно осматриваясь боковым зрением. Вряд ли его шепот услышали даже самые ближние, но это и не нужно. Все отметили, что он сказал старшему клерку что-то такое, от чего на его постной физиономии ярко вспыхнуло пламя служебного рвения. И большинство сделает правильные выводы.

К обеду весь отдел четко знал, что «этот тип» совсем не тот, за кого он себя выдает. А поскольку с самого утра в отделе не появилось ни одного сотрудника службы безопасности, большинство сотрудников сумело соотнести одно с другим и укрепиться в своих подозрениях. Те же, кто не смог или просто не захотел забивать себе этим голову, были тут же проинформированы своими коллегами. Поэтому, когда Ив спустился в кафетерий и с несколько рассеянным видом невозмутимо влез в начало небольшой очереди, ему в спину не раздалось ни одного возмущенного замечания. Что было бы неизбежно, если бы это проделал обычный младший клерк.

Ив все с тем же суровым и рассеянным видом проглотил обед и вернулся в отдел. Несмотря на то что основной его задачей было именно ИЗОБРАЖАТЬ грозного проверяющего, каковая задача на жаргоне донов носила название «надувать щеки», он увлекся работой. Хотя он и получил звание бакалавра по экономике и финансам, но, во-первых, его специализацией были макроэкономические процессы, а во-вторых, он ни дня не работал в этой области. Однако банковское дело входило в программу обучения, и в его голове, по-видимому, что-то осталось. Так что к концу дня он начал немного разбираться в неторопливом движении финансовых потоков. Тем более что количество текущих расчетов в кредитно-инвестиционном отделе было не очень велико.

Поздно вечером, покидая помещение кредитного отдела, где задержался не только потому, что ему надлежало демонстрировать служебное рвение, – поглощенный работой, он просто не заметил, как прошло время, – Ив отметил про себя, с каким подобострастием, не задавая лишних вопросов, охранник принял у него карточку-допуск. Это значило, что все уже о нем знают. Оставалось только ждать.

Следующий день начался с того, что Ив нагло влез в локальную сеть и принялся взламывать личные коды доступа сотрудников. В личных файлах было полно всякой дребедени. У восьми джентльменов и одной дамы были составлены списки сексуальных побед. Причем, так как все мужские списки совпадали по крайней мере по одному пункту, а имена и убийственно краткие характеристики всех восьмерых присутствовали в файле дамочки, Ив с юмором подумал, что в данном конкретном случае надо вести речь не о победах, а, как минимум, о ничьих. Кроме того, он набрал ворох информации о том, кто сколько и от кого получил, кто кому должен, о множестве мелких махинаций с личными карточками-допусками и еще кучу всякой дребедени. Уходя на обед, он нарочно оставил на принтере черновик с распечатками двух-трех наиболее безобидных файлов и, вернувшись обратно, увидел, что отдел охвачен тихой паникой. Все лихорадочно избавлялись от малейших намеков на компромат, а две наиболее скандальные дамочки стояли у его рабочего места, всем своим видом выражая намерение устроить скандал. Ив сделал вид, будто озабочен единственно тем, как бы не споткнуться обо что-нибудь при ходьбе, и поднял глаза от пола, лишь подойдя почти вплотную к дамочкам, когда те уже набрали в грудь воздуха, намереваясь начать скандал с перечисления первых десяти поправок к конституции. Вот тут он остановился, словно только что их увидел, и холодно спросил:

– У вас есть ко мне вопросы?

Дамочки от неожиданности поперхнулись, испуганно глядя на него, как кролики на удава, и дружно замотали головами. Ив спокойно обошел их, будто два парковочных столбика, и, усевшись за компьютер, вывел на экран один из файлов-досье службы безопасности банка. Увидев титульный лист, дамочки тихонько ахнули и бесшумно ретировались. Ив ухмыльнулся про себя. Такие штучки он научился проделывать еще на Рудоное.

Вечер Ив провел валяясь на кровати. В голове бродили отрывочные мысли. Сегодня он неожиданно наткнулся на одну очень интересную цепочку. Кто-то очень активно накачивал деньгами банка трастовую компанию «Тьюри интарт». И все было проделано настолько ловко, что зацепить кончик можно было, только покопавшись в грязном белье. Деньги проводились через счета пенсионных фондов, страховых компаний и иных солидных организаций, а один раз эти лихачи воспользовались даже счетом управления полиции. Сделки оформлялись так, что не подкопаешься. Все необходимые подписи, реквизиты, визы и пароли были на месте. Ив даже рискнул предположить, что по всем этим кредитам, наверное, состоялись и заседания кредитного комитета. Настораживало только одно. Согласно рейтинг-листу компания «Тьюри интарт» находилась в самом низу средней группы надежности, и прямых кредитов «Ершалаим сити бэнк» ей не предоставлял. В общем, получалась такая ситуация, как если бы какой-то пройдоха убедил очень солидных людей занять для него денег у кого-то третьего. Теперь этот прощелыга объявит себя банкротом, и кредитор в результате окажется в щекотливом положении. Поскольку ставить в неловкое положение таких солидных людей как-то неудобно, да и может выйти боком, а выключить из оборота столь крупную сумму денег означает в лучшем случае сильно сбавить темп, что такому банку, как «Ершалаим сити бэнк», грозит если не разорением, то чем-то сходным.

На следующий день Ив заявился в приемную мистера Полонского, начальника службы безопасности банка. Тот не заставил себя долго ждать. Когда Ив вошел в кабинет, он торопливо стукнул пальцем по клавише, загасив экран, окинул придирчивым взглядом стол, перевернул обратной стороной вверх какую-то распечатку и лишь после этого приветственно кивнул Иву и указал на кресло перед столом:

– Садись.

Ив сел. Полонский окинул его настороженным взглядом:

– Что у тебя?

Ив молча протянул папку. Информация о «Тьюри интарт» уместилась на одной страничке. Начальник службы безопасности, не задавая никаких вопросов, внимательно прочитал страничку, хмыкнув, отложил ее в сторону и поднял глаза на Ива:

– Еще что-нибудь?

– Нет. Разве что… Мой потенциал по нагнетанию обстановки, как мне кажется, исчерпан. К сегодняшнему утру все сотрудники отдела привели в порядок свои дела, тщательно спрятали мелкие грешки и настроились на несколько недель добропорядочного образа жизни. Все уверены, что что-то назревает, но не ждут ничего особенного – так, мелких неприятностей по работе. Все, кроме агента. Этот, даже если и не уверен полностью, то наверняка не исключает того, что мое присутствие в отделе связано именно с его деятельностью. Нужно как-то подвести его к мысли, что он прокололся. И что его задержание – лишь вопрос времени. Иначе мы не управимся за неделю.

На лице Полонского изобразилось удивление. Видимо, он не подозревал, что Старый Упитанный Умник сообщил Иву столь конфиденциальную информацию. Он немного подумал и нехотя кивнул:

– Хорошо. Еще?

– Это все.

Два дня прошли спокойно. Сотрудники при появлении Ива замолкали и расходились по своим местам. А он все так же невозмутимо подходил без очереди к раздаточному окну пиццерии и торчал на работе почти до полуночи. Утром третьего дня начались неожиданности. Когда Ив появился в отделе, там его уже ждал посыльный из службы безопасности с приказом немедленно явиться к мистеру Полонскому. В такую рань сотрудников было еще мало, Ив, выходя из конторы, почувствовал, как ему в спину уперлись их злобные и раздраженные взгляды. Это было естественно – он внес слишком много беспокойства в их маленький мирок. И сейчас, когда первый испуг прошел, они прямо исходили злобой. Иву подумалось, что, пожалуй, по возвращении от Полонского можно ожидать повторного визита тех дамочек, на сей раз с текстом Билля о правах в руках. Однако, как оказалось, вернуться в отдел ему было не суждено.

Полонский встретил его на пороге своего кабинета. Увидев Ива, выходящего из лифта в сопровождении посыльного, он приветственно кивнул ему и, жестом показав посыльному, что тот может быть свободен, повел Ива к директорскому лифту. Пока они поднимались на верхние этажи, Полонский произнес только две фразы. Сначала он сказал:

– Мы взяли его. Вчера вечером.

Ив уточнил:

– Это был Эгорей Смит?

Начальник службы безопасности бросил на него быстрый взгляд и подтвердил кивком. Второе, что он сообщил, Ив уже знал и сам.

– Нас ждет мистер Розенфельд.

Когда они вошли в кабинет председателя совета директоров, Старый Упитанный Умник стоял у окна и смотрел на город. Главное здание банка было высотой всего в двадцать два этажа, что для сити с его трехсот – и даже семисотэтажными башнями и пирамидами выглядело нонсенсом. Но Аарон Розенфельд мог себе позволить и не такие причуды. Кабинет мистера Розенфельда находился на восемнадцатом этаже, так что из его окна было видно не очень-то много. Но то, что было видно, – радовало глаз. Заслышав шаги, председатель совета директоров обернулся и посмотрел на вошедших. На какой-то миг Ив почувствовал себя так, будто Аарон Розенфельд своим пронзительным взглядом проник ему под кожу, мышечную ткань и все то, что позволяло ему маскироваться под обычного человека, обнажив его истинную сущность. Но это ощущение лишь появилось и мгновенно исчезло, взгляд Старого Упитанного Умника смягчился, а рот расплылся в добродушной улыбке. Он снова стал похож на доброго дядюшку.

– Рад вас видеть, мистер Корн. – Розенфельд широким жестом указал на знакомый столик, у которого теперь стояли три кресла. – Прошу вас, нам предстоит недолгий, но серьезный разговор.

Когда они расселись по местам, мистер Розенфельд повернулся к Иву:

– Вы, молодой человек, еще немного – и заставите меня поверить, что Господь наш, Яхве, лично составил архитектурный план собственного святилища и изложил его Моисею. За то время, что работаете на меня, вы помогли мне избежать стольких неприятностей, что я готов сделать вас талисманом банка.

Ив рискнул пошутить:

– В смысле прибить мое чучело над входными дверями?

Старый Упитанный Умник громко рассмеялся, но тут же опять принял серьезный вид:

– То, что я собираюсь вам предложить, беспрецедентно для человека вашего возраста, да к тому же не имеющего опыта работы в банковской и финансовой сферах. А потому я пригласил для беседы с вами мистера Полонского, являющегося, ко всему прочему, одним из самых уважаемых директоров моего банка. – Розенфельд сделал паузу, как бы давая Иву возможность осознать значимость того, что он только что сказал, и, главное, приготовиться к тому, что он собирается произнести. – У нашего банка есть дочерняя фирма, занимающаяся работой с ценными бумагами на Санта-Макаренской бирже. Поскольку, по ее правилам, ни банки, ни финансовые компании не имеют права работать на ней напрямую, фирма работает не особо успешно, хотя и не приносит больших убытков. Так вот, я хочу предложить вам возглавить эту компанию.

Ив ошарашенно уставился на Аарона Розенфельда.

– Но… почему? – спросил он севшим от волнения голосом.

Старый Упитанный Умник добродушно улыбнулся:

– Понимаешь, парень, как это ни покажется, может быть, странным для человека моей профессии и моего положения, я верю в судьбу и в удачу. И сдается мне, ты из тех, кто способен поймать удачу за ее верткий хвост не хуже Саула, отправившегося искать ослиц своего отца, а нашедшего трон Израилев. И если я не ошибаюсь, можешь немного удачи принести и другим. А кто откажется от столь выгодной инвестиции? – Розенфельд с улыбкой добавил: – К тому же не думай, что будешь творить все, что тебе заблагорассудится. У меня есть возможность вовремя остановить тебя, если зарвешься.

Ив в нерешительности потер лоб:

– Мне надо подумать.

Старый Упитанный Умник усмехнулся и демонстративно посмотрел на часы:

– Ну что ж, даю тебе две минуты, а потом пора быстренько собираться.

Ив покачал головой:

– Но я не уверен, я…

– Ну вот и молодец, – благодушно сказал мистер Розенфельд. – Я знал, что ты согласишься.

Рейс до Нового Куско длился целых две недели. Ив наслаждался путешествием. Он впервые летел первым классом, и бассейн, четыре бара, игровые, тренажерные и спортивные залы казались ему немыслимой роскошью. Однако он пользовался всем этим без зазрения совести. Все эти удобства входили в стоимость билета, а путешествие оплачивал банк. Большую часть времени он пропадал в тренажерном и спортивном залах. Это не вызвало большого восторга у нескольких дам, усиленно старавшихся обратить на себя его благосклонное внимание. Они, видимо, принимали его за молодого отпрыска какой-нибудь богатой фамилии. Что было совсем не удивительно. Ив и сам был поражен тем, как молодо он стал выглядеть после того, как восстановились все изувеченные части его тела и рассосались все шрамы, – намного моложе, чем раньше. Сейчас ему вряд ли кто дал бы больше двадцати пяти биологических лет. Однако он чувствовал, что в состоянии гораздо лучше контролировать свое либидо, чем в юности. Так что дам ожидало неизбежное разочарование. Ив предпочитал истязать себя в спортивном зале, делая вид, что не замечает их стараний. Это принесло свои плоды. Да, то, чего он добился, было еще недостаточно для восстановления тех необыкновенных качеств, которыми он был наделен, но все же он уже был недалек от этого. Когда на восьмой день путешествия он всухую обыграл фехтовальный тренажер, включенный на высший уровень сложности, то, воткнув в держатель у стены тренировочную рапиру, с удовлетворением подумал, что теперь, пожалуй, не стыдно было бы напроситься в абордажную группу даже к Пивному Бочонку. Однако это заставило его лишь усилить интенсивность тренировок. И к тому моменту, когда лайнер опустился на поле космодрома Нового Куско, Ив успел довести себя почти до полного изнеможения.

Когда Ив после таможенного контроля появился в зале космопорта, навстречу ему шагнул худой седовласый мужчина невысокого роста. Это был старший брокер брокерской конторы, которую и предстояло возглавить Иву. Мужчина улыбнулся, обнажив крупные желтоватые зубы, протянул руку и представился хрипловатым, прокуренным голосом:

– Энрике Диас Ортега. После кончины мистера Турнокса я присматриваю за местным курятником. – Он хрипло рассмеялся.

Они отправились в гостиницу в нанятом такси. По пути Ортега ввел Ива в курс дела:

– В конторе пять брокеров, вы шестой, кроме того, секретарша и курьер. На кой черт нужен этот парень, я слабо представляю. Однако это местная традиция, на всей бирже вы не найдете ни одной конторы, в которой бы не околачивался курьер. У нас котируются акции и ценные бумаги компаний, занимающихся производством продуктов питания, одежды, а также горнорудной промышленности, в общем сектор, в котором обо всех изменениях становится известно задолго до того, как они произойдут. Так что шанс серьезно заработать невелик. Но биржа у нас старая, солидная, и держать здесь брокерскую контору вроде как престижно. А потому мы висим на шее банка и служим местом ссылки для провинившихся сотрудников. Которые, однако, слишком ценны, чтобы выгнать их взашей.

Дон Ортега захохотал, при этом не сводя с Ива испытующего взгляда. Ив молча улыбнулся. Естественно, он обо всем этом был проинформирован, хотя и не в таких выражениях, но зачем прерывать человека? Этот старый брокер, поведение которого и сама манера говорить выдавали развитое чувство независимости, даже некоторой заносчивости и фрондерства в странном сочетании с добродушием и внутренней ранимостью, начинал ему нравиться. Ему захотелось познакомиться с ним поближе. А с чего лучше начать, как не с подобного разговора. Ортега прервал смех и указал на огромное массивное здание длиной почти с милю и высотой этажей в тридцать – сорок:

– Вот мы и на месте. Самая большая местная ночлежка. «Гасиенда дель Корво», тридцать три этажа, восемнадцать тысяч номеров: от шестикомнатных, в которых можно на досуге, если будет такое желание, поиграть в гольф, до конурок три на пять ярдов с унитазом за шторкой. Однако клопы и тараканы есть и в этих, и в тех. Для вас заказан двухкомнатный на двадцать третьем этаже. Я живу здесь же, но за полмили от вас. Как устроитесь, спускайтесь на одиннадцатый – там проходит местный трамвай. Прыгайте в него и слезайте у «Капитана Эрнесто». Меня там можно застать каждый вечер с семи и до часу, а иногда и позже.

Ив кивнул:

– Спасибо за приглашение, однако сегодня я, наверное, завалюсь спать пораньше. Где мы с вами встретимся завтра утром?

– Давайте здесь же. Я выйду затемно, поймаю такси и буду ждать вас на стоянке.

Они попрощались, и Ив вылез из такси. Утром Ив встал рано, слегка размялся и принял душ. Вытираясь перед зеркалом, он придирчиво осмотрел себя. Левый глаз почти догнал по размерам правый, и о том, что здесь когда-то была пустая глазница, напоминали только белесые полоски в уголках век. Шрамы на лице, животе и на груди прямо напротив сердца почти исчезли, тоже превратившись в едва заметные белесые ниточки толщиной в волос. Пальцы на руках отросли и отличались от старых только более нежной, розоватой кожей. Ив усмехнулся, подмигнул своему изображению и вышел из ванной комнаты.

Дон Ортега ждал его на стоянке. Почти всю дорогу он, похохатывая, рассказывал, как вчера «надрал» в дартс одного тупого гринго. Но стоило на горизонте показаться зданию биржи, как он замолчал, достал сигару и, свирепо откусив кончик, сунул ее в рот. Ив заметил, когда Ортега прикуривал от старинной вонючей бензиновой зажигалки, что его руки слегка дрожат, а глаза блестят лихорадочным блеском. Он выпрыгнул из машины, не дожидаясь, пока она остановится, споткнулся о ступеньку и, пробормотав сквозь зубы «Каррамба!», ринулся вверх по лестнице, среднюю площадку которой занимала скульптурная группа с изображением быка и медведя, сцепившихся в смертельной схватке. Ив, который едва поспевал за ним, с изумлением наблюдал, как на его глазах меняется этот седой человек, почти старик, который все то недолгое время, что они были знакомы, вел себя так, будто нарочно старался убедить его в своей легковесности, а сейчас, оказавшись в своих владениях, вдруг приобрел манеры сурового короля. Преображение было просто поразительно.

Когда они вошли в контору, персонал был уже там. Ортега обвел помещение строгим взглядом и, сурово воззрившись на худощавого паренька, стоявшего навытяжку, что-то отрывисто сказал ему по-испански. Паренька как ветром сдуло. Старший брокер быстро подошел к стеклянной стенке, за которой раскинулся полупустой операционный зал, и, всмотревшись в мелкие строчки бегущих колонок, довольно осклабился:

– Отлично! «Перкинс фудс» сегодня все еще по пятнадцати. Помяните мое слово, они продержатся до пятницы, а потом ухнут так, что погребут под собой и «Эриер кола», и даже «Самамаройю». – Ортега широко улыбнулся Иву и, слегка качнув головой в его сторону, объявил: – Мистер Корн, наш новый шеф, ребята. Так что теперь отстаньте от меня со всякой административной дребеденью.

Все уставились на новенького, ожидая, как он отреагирует на подобную манеру представления, но Ив лишь улыбнулся.

– Со всей административной дребеденью прошу ко мне, и пока только с ней.

Брокеры переглянулись.

– А теперь, пока Большой Краснокожий Отец, – Ив показал кивком на улыбающегося Ортегу, – занят общением с богами курсов и котировок, прошу по одному в тот закуток, который здесь по недоразумению считается кабинетом шефа. Мне надо знать тех, кому, возможно, придется мылить шею, хотя бы по именам.

Все облегченно рассмеялись. Что ни говори, у нового шефа есть хотя бы чувство юмора.

Первый день запомнился Иву смутно. Перед самым началом торгов они спустились в операционный зал. Ортега проскочил сквозь негромко гудящую толпу как нож сквозь масло, на ходу успевая пожать руку, хлопнуть по плечу или ткнуть кулаком в спину многочисленных приятелей. Когда на циферблате больших часов, отсчитывавших время до начала официальных торгов, погасла последняя секунда, огромный зал буквально взорвался ревом сотен луженых глоток. Первые несколько минут Ив просто ошарашенно взирал на лес вытянутых рук, перекошенные в крике рты и возбужденно горящие глаза, не в силах не только что-то понять, но и хотя бы просто разобрать слова. Немного оправившись, он бросился разыскивать куда-то исчезнувшего Ортегу. Весь день он старался не отставать от него, что было сложно даже из-за различия в габаритах, и потому к вечеру чувствовал себя как выжатый лимон. Когда гонг объявил о закрытии торгов и Ортега разочарованно отступил от какого-то столь же возбужденного мужчины, Ив чувствовал себя как после взятия на абордаж меченосца под командованием Алого князя. Ортега устало достал сигару и, откусив кончик, сунул ее в рот. Заметив наконец Ива в двух шагах от себя, он удивленно покачал головой:

– Вы выдержали в зале целый день, мистер Корн?

Ив устало кивнул:

– Вы правы, именно выдержал. Больше я пока ни на что не способен.

Ортега улыбнулся:

– Не переживайте. Я в первый день смог проторчать за спиной у своего патрона только до полудня, а потом меня унесли. Так что у вас есть все шансы меня переплюнуть. Ведь это ваш первый день на бирже, не так ли?

– А откуда вы знаете?

Ортега пожал плечами:

– Чую. Вы не задали ни одного вопроса по котировкам, а это первое, что интересует человека, который хотя бы неделю подышал воздухом биржи.

Ив с сомнением покачал головой:

– Не знаю, мне кажется, я никогда не научусь разбираться во всем этом так, как вы.

– Научитесь. – Ортега легкомысленно махнул рукой. – Что же еще вам остается?

«И действительно – что?» – подумал Ив.

Так прошел первый день.

Открыв дверь конторы, Ив застыл на пороге, оглушенный пронзительным криком Ортеги. Он подождал, пока тот замолчит, переводя дыхание, и вошел:

– Доброе утро, что случилось?

Ортега гневно повернулся, чтобы посмотреть, кто это посмел вмешаться, и, увидев, что это Ив, тут же сбавил тон. Но ненамного – тыкая пальцем в сторону съежившегося Хосе Диаса, самого младшего из брокеров, он, срываясь на визг, прокричал:

– Этот тупица «подвесил медведя»!

Ив усмехнулся про себя. Среди брокеров была распространена такая забава: они начинали продавать друг другу какой-то ненужный предмет вроде истертой кожаной визитки, поношенной шляпы, ботинка без пары, с каждой продажей увеличивая цену. Это продолжалось до тех пор, пока цена не достигала наконец запредельных высот и эта вещь не оставалась у кого-то на руках мертвым грузом. Это и называлось «подвесить медведя». Почему? Говорили, что очень давно, когда на старушке Земле только придумали эту забаву, первым предметом, который был «подвешен», был старый, истрепанный плюшевый мишка. Особым шиком считалось оказаться предпоследним владельцем. Но Диасу, как видно, это не удалось. Впрочем, как и Ортеге. Ив знал, что подобная забава была как бы неофициальным чемпионатом профессионального мастерства среди брокеров. И последний продавший считался королем дня. А тот, кто «подвесил медведя» на себя, падал в самый низ рейтинг-листа. Ортега, с его болезненным самолюбием, вряд ли мог спокойно терпеть, что медведь повис на брокере из их конторы. Ив спросил, стараясь сохранить серьезный вид:

– На сколько завис?

Диас с надеждой уставился на Ива и пробормотал:

– Семьсот сорок песо.

– И что же перекидывали?

– Портсигар, – Диас полез в карман и протянул Иву дешевую истертую поделку из тусклого пищевого алюминия, цена которой была максимум два песо. Да и то когда он был еще совершенно новеньким.

Ив покосился на Ортегу. Тот стоял, осуждающе поджав губы. Из этого можно было заключить, что он хотя и попытался, конечно, «скинуть медведя», но все же ему хватило ума, чтобы не подвесить его на себя. Ив взял портсигар и протянул Диасу свою кредитку:

– Даю восемьсот.

Тот ошалело посмотрел на Ива, торопливо достал из кармана свою кредитку и прикоснулся ее считывателем к торцу протянутой карточки. Ив молча повернулся и вышел из конторы. Несколько минут все молчали, напряженно глядя на дверь. Но вот она открылась, и вошел Ив. Он с невозмутимой улыбкой пересек комнату и, подойдя к прозрачной стене, стал смотреть на бегущие колонки котировок на большом табло. Наконец Ортега не выдержал и звенящим от напряжения голосом спросил:

– Сколько, шеф?

Ив с деланным спокойствием ответил:

– Тысяча семьсот, фон Шлоссену.

Ортега взвыл от восторга. Они со швабом недолюбливали друг друга. Впрочем, остальные тоже не молчали. Ив несколько минут с улыбкой смотрел на это море восторга, потом выразительно посмотрел на часы. Ортега перехватил его взгляд и замахал руками:

– Все, кабальерос, до начала торгов осталось меньше одной сигары, вперед.

Возбужденные брокеры повалили к двери. А Ив, проводив их взглядом, направился за загородку, где у него было что-то вроде отдельного кабинета.

Он проходил этим путем каждый день, кроме воскресенья и понедельника, вот уже больше года. Первые три месяца он забегал в этот закуток, где тогда стояли только стол, два стула и почти пустой сейф, всего на минутку, словно чтобы поздороваться, и тут же выскакивал наружу и бежал по лестнице вниз, в операционный зал, следом за Ортегой. Прошла неделя, прежде чем Ив научился не отставать от него в самой густой толпе. Спустя месяц он совершил свою первую операцию, удостоившись одобрительного взгляда Ортеги, который в конторе вел себя с ним как с сосунком, но все-таки официально начальником, а в операционном зале – как с простым сосунком. Через три месяца Ив удачно провел операцию с акциями «Таврон холдинг груп», и назавтра Ортега принес бутылку коллекционного кальвадоса. Они распили ее перед началом торгов, как выразился Ортега, за нового настоящего брокера. Хотя в его тоне все еще скользила некоторая снисходительность. Но не прошло и полугода, как он однажды вечером заявился к Иву в номер с початой бутылкой и, наблюдая, как Ив, уже собиравшийся было ложиться и наскоро натянувший рубашку и брюки, расставляет на столике стаканы и вазу с фруктами, грустно признался:

– Я завидую вам, мистер Корн. Вы обошли меня по всем статьям. Признаюсь, когда я увидел вас в первый раз, то подумал, что вот, прислали на мою голову еще одного богатенького сосунка, который во что-то вляпался, а теперь спасается от серьезных неприятностей. – Ортега усмехнулся. – И, честно говоря, первые два месяца вы полностью подтверждали мои предположения.

Он замолчал и, налив себе на два пальца текилы, залпом опрокинул стакан. Ив молча ждал продолжения, и оно не заставило себя ждать:

– Я всегда считал себя хорошим брокером. Когда я был помоложе, то даже сумел открыть свою контору и одно время контора Энрике Диаса Ортеги не опускалась ниже пятой позиции в рейтинг-листе Санта-Макаренской биржи. Но… однажды я зарвался и вот уже двадцать лет работаю старшим брокером в нашей конторе. Я всегда был лучшим. Все шефы, что были до вас, знали, что без меня наша контора – дерьмо. Среди них были и хорошие люди, и подонки. Кое-кто пытался прибрать меня к рукам, сломать, задавить. Другие просто делали вид, что все идет, как они хотят, но вы… – Ортега налил себе еще, выпил и пристально посмотрел на Ива. – Вы оказались другим. Вы не строили из себя начальника, а просто делали все, что нужно, и торчали у меня за спиной. Клянусь мадонной, одно время я даже пытался вас разозлить, но вы просто молча улыбались, и я чувствовал себя идиотом. Потом однажды вы наконец открыли рот и совершили покупку, а я почувствовал, что мое время кончилось… – Ортега замолчал, вертя в руках пустой стакан и словно забыв о бутылке, потом поставил его на стол и вздохнул: – За неполные девять месяцев вы стали брокером лучше, чем я. Признаюсь, на некоторые ваши покупки я сначала смотрел снисходительно, они были в лучшем случае спорны, но я злорадно думал про себя: «Ну и что, пусть мальчик влетит, это отучит его от излишней самоуверенности и поможет понять, что во всяком деле нужны профессионалы. А для того чтобы стать профессионалом, надо разменять на бирже третий десяток», но вы не ошиблись ни разу…

Ив сидел молча, уставившись глазами в стол. Последние несколько месяцев он почти не обращал внимания на окружающих. Биржа действовала на него как наркотик, заставляя забывать о еде, женщинах и развлечениях. Каждая удачная сделка приводила его в почти сексуальный экстаз. И теперь ему было мучительно стыдно. Он был командиром этих людей, а по закону благородных донов, писанному кровью многих из них, командир в первую голову должен уметь использовать своих людей и брать на свои плечи только то, что является его, и только его, неотъемлемым правом и не может быть сделано никем другим. Он же, увлекшись собственными успехами, по сути дела, разрушил команду. Ибо Ортега был ее становым хребтом двадцать лет ДО Ива и должен был остаться таковым и ПОСЛЕ него.

В тот вечер разговора не получилось, Ортега быстро напился, а Ив чувствовал себя скованным от сознания вины. Однако, когда старый брокер ушел, Ив почти до утра пролежал без сна, размышляя над сложившейся ситуацией. Утром он появился в конторе раньше всех. Пока собирались остальные, он успел сделать несколько звонков, и, когда в дверях возник немного осунувшийся, но все такой же энергичный Ортега, в конторе уже толпились грузчики и монтажники. Ортега с недоумением посмотрел на Ива. Тот подозвал его к себе:

– Вот что, старший, сегодня в зале работайте без меня. У меня появились кое-какие мысли по поводу того, как растянуть мою удачливость на всех, хочу кое-что здесь перестроить.

Ортега ухмыльнулся в своей обычной шутовской манере, хотя Иву показалось, что в глубине его глаз затаилось смущение, и сказал:

– Если это ответ на болтовню старого пьяницы…

Ив перебил его:

– И это тоже, но я ведь не просто брокер, а шеф и потому, имею некоторые иные обязанности и помимо получения удовольствия от игры на котировках. Но главная причина в другом. И ты, старина, сам в этом убедишься, когда мы попробуем.

Ортега хитро прищурился:

– Значит, биржа сумела зацепить и вас, шеф? Сознаюсь, я в этом сомневался, глядя на ваше лицо в операционном зале. Когда вы буквально раздели Эччево на разнице между «Второй национальной» и «Тарганетен порк», то улыбались спокойно и невинно, как младенец.

Ив усмехнулся:

– Значит, будем считать, что мне понравились погремушки.

Ив оторвался от воспоминаний и направился в свой закуток. Внутри он скорее напоминал теперь БИЦ небольшого боевого корабля. Четыре монитора, два компьютера со встроенными дисплеями и небольшая система связи с элементами ЗАС. И у самой стеклянной стены, за которой был виден операционный зал, – удобное вращающееся кресло. Стола не было, он здесь просто не уместился бы. Ив привычно протиснулся между пультом и блоком мониторов и опустился в кресло. Вот уже три месяца, как он не появлялся в зале, оставляя работу ногами и горлом брокерам. Его место было здесь. Ив последовательно включил мониторы и дисплеи компьютеров. Вспыхнули четыре двадцатипятидюймовых экрана, по ним побежали картинки, передаваемые каналами политических и деловых новостей четырех самых мощных информационных агентств. А компьютеры начали по специальной программе переключаться по очереди на серверы деловых новостей десятка основных интерпланетных компьютерных сетей. На Ива полился такой мощный поток информации, что, казалось, человек не в состоянии ее сразу воспринять – ни слухом, ни глазом, ни умом, но Ив почувствовал, как внутри его поднимается могучая волна, – и в следующее мгновение он уже был в этом потоке, был его частью.

Ортега со свойственной ему поэтичностью называл это «фламенко на котировках». Большую часть времени Ив предоставлял своим брокерам работать самостоятельно. Так продолжалось до тех пор, пока он по каким-то, даже ему самому непонятным, признакам не улавливал намеки на то, что какие-то акции должны резко подскочить вверх или сильно упасть. В этот момент он включал связь и давал команду начинать массовую скупку или сброс ценных бумаг. Все это было очень рискованно, поскольку подобное обычно происходило с совершенно дохлыми компаниями. И первый же просчет мог привести к серьезному провалу или даже полному краху, когда они остались бы с акциями, стоимость которых была бы даже меньше стоимости бумаги, на которой они были напечатаны, или платы за время работы в сети, которое было затрачено на их покупку. Но пока он не ошибся ни разу. Ив уже ловил себя на том, что, просматривая колонки биржевых новостей, успевает прикидывать изменения котировок не только по Санта-Макаренской бирже, но и по полудюжине других, причем половина из них вообще не относилась к сектору продуктов питания, одежды и горнорудной промышленности. И пока все его предположения, которые он успевал проверить, оказывались верными. Раздумывая о своей жизни, он пришел к выводу – то, что после трагедии на Варанге он утратил свои необычайные физические способности, в конечном счете пошло ему на пользу. Он от рождения был крепок, гибок и вообще хорошо одарен в физическом плане. Так что мало кто рисковал его задеть, а его редкая удачливость, послужившая причиной прозвища, под которым он был известен в среде благородных донов, уберегла его от опасных последствий все еще сохранившейся у него детской наивности. На протяжении всей своей жизни, вплоть до того дня, когда барон сжег его заживо в доме Домата, он, несмотря на всю свою крутизну и некоторый интеллектуальный лоск, приобретенный на Симароне, по-прежнему оставался обыкновенным добродушным деревенским увальнем. А о том, что есть человек и чем живут те девяносто девять процентов человечества, которые за полтора века Конкисты ни разу не видели ни одного живого Врага, он не знал, да и, сказать по правде, не испытывал особого желания узнать. Но, побывав в шкуре Корна, он понял очень многое о сущности человека и мире, в котором он живет. По крайней мере достаточно, чтобы понять, что митрилловый клинок, которым можно рубить келемит, для Вечного ничего не значит. И ему никогда не стать Вечным, если он не научится добиваться своего, вообще не касаясь клинка.

Часы в операционном зале отсчитали последнюю секунду, и дружный вопль сотен глоток взорвал тишину. Рабочий день Санта-Макаренской биржи начался.

Вечером, когда биржа уже закрылась и Ив собирался домой, в углу запиликал дежурный факс. Ив подошел поближе и, вытащив лист, уставился на распечатку. Пробежав глазами текст, он почувствовал, как у него вдруг засосало под ложечкой. Хотя в сообщении говорилось, что на Новый Куско с целью ознакомления с делами фирмы собирается прибыть представитель одного из директоров банка по имени Арсон, у Ива почему-то сразу возникла уверенность – он знает, кто прибудет под этим именем. Кому-то это могло показаться просто невероятным. Но, как обычно, он оказался прав.

Мистер Розенфельд прибыл через полторы недели, без особой помпы. Ив лично встретил его в космопорту и довез до гостиницы, где для него был приготовлен скромный трехкомнатный номер. Судя по его невозмутимому виду, подобные поездки были для одного из самых богатых людей Нового Вашингтона отнюдь не внове. Старый Упитанный Умник два дня забивал баки всей конторе, с небрежным видом просматривая распечатки итоговых сводок за весь прошедший год и напропалую балагуря с Ортегой, а вечером третьего дня появился в номере Ива. Ив как раз собирался спуститься на одиннадцатый этаж, чтобы ехать в кафе «Капитан Эрнесто», где они традиционно ужинали с Ортегой. Когда на пороге его номера появился Старый Упитанный Умник, Ив уже надевал свингер. Мистер Розенфельд посмотрел на него и засмеялся, довольный:

– Вы стали настоящим кабальеро, мой юный друг. Усы, сапоги со шпорами по последней моде и традиционная вечерняя рюмка текилы, не так ли?

Ив вежливо поклонился и с улыбкой ответил:

– Все мы стараемся приспособиться к обстоятельствам. Я же не спрашиваю, зачем председателю совета директоров одного из крупнейших банков пытаться изображать из себя мелкого служащего перед полудюжиной брокеров. Причем, как видно, это ему настолько необходимо, что он даже способен терпеть тараканов в этой положенной набок вавилонской башне.

Старый Упитанный Умник хитро прищурился:

– А может, я просто ностальгирую? Я ведь тоже когда-то начинал здесь, на Новом Куско. Правда, тому будет уже семьдесят годков. Но с тех пор тут мало что изменилось. Даже клопы и тараканы.

И они оба рассмеялись. Розенфельд взмахнул рукой:

– Собирался пойти поужинать? Пожалуй, я составлю тебе компанию.

Ив поклонился:

– Буду рад. У вас есть желание посетить какое-то конкретное место?

– Ну уж нет, право выбора оставляю за аборигеном, – сквозь смех проговорил Розенфельд.

– А как насчет расширения компании?

Мистер Розенфельд знаком показал, что ничего не имеет против.

– Тогда предлагаю отправиться к «Капитану Эрнесто», как тут говорят. Это заведение у нас что-то вроде клуба. Впрочем, не только у нас. Там можно встретить чуть ли не половину всех брокеров Санта-Макаренской биржи.

Мистер Розенфельд кивнул, соглашаясь, и они вышли из номера.

Войдя в кафе «Капитан Эрнесто», они первым делом увидели Ортегу, который с довольным видом принимал из рук какого-то раздосадованного малого большой запотевший стакан горьковатого местного пива.

– Вот так-то, чиверо, это научит тебя не спорить со старым Энрике Ортегой. Я делал в дартс таких, как ты, еще когда только начинал брить подбородок, – Ортега обернулся и, заметив Ива, с широкой улыбкой направился к нему: – Привет, шеф, я взял бутылочку коллекционного кальвадоса. Так что сегодня у нас намечается очень приличный вечерок. – Тут он увидел Розенфельда, и его улыбка стала еще шире. Он протянул ему руку: – Рад вас видеть, сеньор Арсон. Как я понял, это ваш прощальный вечер? Что ж, тогда моя бутылочка тем более будет кстати.

Старый Упитанный Умник усмехнулся:

– Вообще-то, хотя мои врачи, несомненно, будут против, я думаю, одной бутылочкой сегодня не обойтись.

У Ива при этих словах перехватило дыхание. Похоже, сегодня Аарон Розенфельд раскроет истинную причину своего приезда на Новый Куско. Ибо надо быть полным идиотом, чтобы предположить, будто председатели советов директоров банков, которые согласно рейтинг-листу Межпланетной Банковской Ассоциации входят в сотню самых крупных банков межпланетного финансового сообщества, лично занимаются инспекцией мелкой брокерской конторы, пусть даже и увеличившей прибыль за прошедший год почти в двенадцать раз.

Вечер удался. Кафе было набито битком. Но так как, не сговариваясь специально, в этот вечер здесь собралась вся их контора, владелец устроил им отдельный стол.

После второго бокала на столике появились новые бутылки, а после третьего Ив вдруг почувствовал, что этот вечер напоминает ему дружескую попойку с Пивным Бочонком и Сивым Усом по окончании очередного рейда. Единственное, чего не хватало, так это огня в камине и жарящегося бычьего бока на вертеле. Но тут уж ничего не попишешь. В «Гасиенде дель Корво» нигде не было открытого огня, даже на кухне. Война пока еще не настолько разрушила экономику, чтобы люди вернулись к приготовлению пищи на открытом огне. Тем более в столице планеты.

Между тем вечер шел своим чередом. Розенфельд прицепился к Ортеге:

– А ты не пробовал наказать в дартс мистера Корна?

Ортега на мгновение смутился, потом сказал с серьезной миной:

– Я соблюдаю субординацию. Что было бы с моей бедной седой головой, если бы я осмелился обыграть начальство?

Розенфельд глубокомысленно поддакнул, но тут они оба не выдержали и расхохотались. Ив тоже улыбнулся. Как-то, когда он ждал Ортегу, к нему прицепился один из завсегдатаев, ехидно вопрошая, не желает ли мистер поставить десяток песо или боится и намерен и дальше прятаться за спины ветеранов. Ив знал, что успехи в дартс давали человеку немалую толику авторитета в глазах брокеров, однако в тот раз он покачал головой со словами, что предпочитает не играть на деньги. Кабальеро презрительно скривил губы и отошел к стойке, где громогласно заявил, что вот же, бывают такие сосунки, которые еще не научились метать стрелку, а уже лезут в брокеры. Ив слез с высокого табурета, на который только что уселся, купил у бармена дюжину стрелок и направился к дальней стене, что составляло вдвое большее расстояние, чем это было необходимо для игры в дартс. Поймав высокомерный взгляд хвастуна, Ив подмигнул ему и одну за другой вогнал все двенадцать стрелок в центр «бычьего глаза», после чего снова повернулся к нему и еще раз подмигнул его ошарашенной физиономии. Когда он вернулся на место, Ортега, который, как оказалось, появился у «Капитана Эрнесто» в тот момент, когда Ив метнул первый дротик, покачал головой и пробормотал:

– Благодарю деву Марию за то, что она не внушила вам любви к дартсу. Вы разорили бы всех моих «клиентов».

Однако вечер понемногу шел к концу. Ребята из конторы постепенно разошлись, и наконец за столиком остались только они трое. Старый Упитанный Умник вдруг поставил бокал и повернулся к Ортеге:

– Сеньор Ортега, насколько я помню, у вас когда-то была своя собственная контора?

Ортега сделал шутовскую мину:

– О, сеньор Арсон, это было так давно, что я уже и не помню.

Розенфельд с серьезным видом продолжал:

– А вам никогда не приходило в голову, что вы и сами достойны стать директором нашей конторы?

Ортега с усмешкой покачал головой:

– Нет, сеньор, я, конечно, понимаю, вы представитель больших шишек и, наверное, я пришелся вам по душе, коли захотели поучаствовать в моей судьбе. Но не стоит. Конечно, я кое-что умею, но… – Он ткнул палец в сторону Ива. – Как бы я ни раздувался, словно индюк, этот парень даст мне фору в пять дротиков, а потом уложит все, что у него останется, в «бычий глаз».

Мистер Розенфельд развел руками:

– Я вас понимаю, но все дело в том, что этот многообещающий молодой человек должен будет уехать со мной.

Ортега удивленно взглянул на Ива, но тот, хотя и ждал чего-то подобного, смог лишь с недоумением поднять плечи. Ортега снова повернулся к собеседнику:

– И куда же его прочат?

Старый Упитанный Умник усмехнулся и, повернувшись к Иву, ровным тоном сказал:

– Я слышал, сам председатель совета директоров хочет предложить ему место своего личного секретаря.

Трангар Сморт, герцог Икрума, опоздал на прием на целых полтора часа. Ив несколько минут назад запустил в кабинет шефа невысокого плотного господина, представившегося как мистер Дуглас, и спокойно занимался сортировкой почты, когда массивные резные двери вдруг распахнулись от тяжелого пинка и в просторную приемную валом повалили солдаты, облаченные в грохочущие доспехи и сверкающие шлемы. Немногочисленные посетители, терпеливо ожидавшие, когда им будет позволено проникнуть за высокую двустворчатую дверь, испуганно вжались в спинки кожаных диванчиков, расставленных между вазами с роскошными барногианскими «древами жизни». Приемная председателя совета директоров «Ершалаим сити бэнк» призвана была производить впечатление. И, надо откровенно признать, прекрасно справлялась с этой задачей. Ив оторвал глаза от терминала и повернулся на шум. Двери продолжали извергать солдат, которые, вбежав в приемную, молниеносно выстраивались в две шеренги лицом друг к другу, образуя блистающий и звенящий коридор от входа в приемную до дверей кабинета. Ив усмехнулся про себя и, переключив компьютер в режим текстовой информации, набрал короткую фразу. Спустя несколько мгновений на экране появилось одно слово: «Придержи». Когда мистер Розенфельд вел беседу с клиентом, тот должен был чувствовать, что является для мистера председателя совета директоров единственным значимым существом в мире, и любое постороннее вмешательство могло разрушить эту старательно поддерживаемую атмосферу. Поэтому в случае необходимости Ив просто высвечивал информацию на односторонне прозрачном голоэкране, бесшумно возникающем над столом председателя совета директоров и проецирующем изображение только в сторону Старого Упитанного Умника, а мистер Розенфельд одним движением пальца посылал ему свое указание. Их было предусмотрено всего три: «Подробнее», что означало приказ включить двустороннюю связь и дать полный расклад, «Придержи» и «Проси». Впрочем, за те два года, что Ив исполнял обязанности личного секретаря мистера Розенфельда, последнюю надпись на своем терминале он увидел всего однажды – когда в приемной появился сам вице-президент Содружества Американской Конституции. Однако коридор из солдат уже почти уткнулся в двустворчатые двери кабинета, и, если Ив собирался предпринять хотя бы попытку выполнить распоряжение своего шефа, пора было принимать какие-то меры. Потому что, когда коридор из солдат упрется в самые двери, вряд ли кто сможет приблизиться к священной особе герцога. И хотя солдаты были вооружены только церемониальными мечами, поскольку правом ношения оружия на поверхности Нью-Амстердама обладали только официальные структуры и граждане, имеющие лицензию, но при таком их количестве оружия и не требуется. Массой задавят. Ив поднялся и вышел из-за своей стойки. Двое солдат, стоявших к нему ближе всех, угрожающе качнулись в его сторону, но Ив остановился и застыл в позе, очень похожей на армейскую стойку «смирно», словно собирался таким манером приветствовать его могучее великолепие герцога Трангара Сморта, всевластного повелителя Икрума и окрестных территорий. Подобное поведение показалось солдатам абсолютно естественным, и они потеряли к нему всякий интерес. В это мгновение приток солдат прекратился, вошедшие последними шустро заняли свои места, по их рядам пробежал шорох, и обе шеренги замерли, выпятив грудь колесом и выпучив глаза на дверь. Наступила мертвая тишина. Но вот дверь снова с шумом распахнулась, и в приемную скользнули, мягко толкая перед собой дверные створки, два молодца не менее шести футов пяти дюймов ростом. Вооруженные парализаторами в болтающихся на поясе кобурах. И сразу следом за ними в проеме двери показался стремительно шагающий человек в роскошном золотом плаще с алым подбоем, который развевался за его величественной фигурой, будто великолепные золотые крылья, придавая ему некоторое, правда бледное, сходство с Алым князем. Ив подождал, пока до герцога останется несколько шагов, и, прошмыгнув между двумя солдатами, оказался на его пути. Их отделяло друг от друга шагов семь – самая хорошая дистанция: слишком далеко для того, чтобы охрана расценила это как прямое нападение и незамедлительно пустила в ход парализаторы, и в то же время достаточно близко, чтобы герцог придержал шаг. Ив был уверен, что выбрал подходящий момент, ибо, если бы он попытался стать на пути герцога, когда тот только появился в дверях, солдаты просто отшвырнули бы его в сторону, а герцог проследовал бы в кабинет, даже не замедлив шага и не повернув головы. Впрочем, они попытались сделать это и сейчас. Когда герцог остановился и недоуменно уставился на внезапно возникший перед его светлыми очами предмет, солдаты опомнились и рванулись к Иву. Он резко вскинул руки и, двойным ударом локтями отшвырнув двух самых шустрых, тут же склонился перед герцогом в вежливом поклоне, а потом быстро, следя, однако, за тем, чтобы его слова не звучали торопливой скороговоркой, заявил:

– Прошу прощения, ваше могучее великолепие, но господин Розенфельд просил немного подождать. – Ив ударом ноги отшвырнул очередного солдата и, разведя руками так, словно просил о прощении, заключил: – К сожалению, вас, по-видимому, задержали дела и мистер Розенфельд был вынужден уделить свое внимание другим клиентам.

Когда он закончил говорить, на его плечах уже висело не меньше полудюжины солдат, а рядом с обнаженными мечами толпилось еще около десятка. Но Ив прекратил всякое сопротивление и послушно рухнул на колени под напором солдат, в яростном рвении вывернувших ему руки.

Герцог побагровел от гнева, но все-таки сумел сдержаться и раздраженно шевельнул ладонью. Ив почувствовал, что державшие его руки, которые еще немного – и вывернули бы ему суставы, слегка расслабились, он смог немного распрямиться и посмотреть в лицо герцогу.

– Кто ты такой?

Ив молча покосился на солдат, которые по-прежнему висели на нем этакой виноградной гроздью. Герцог некоторое время постоял с брезгливым выражением на лице, ожидая ответа. Но Ив молчал, а его взгляд был столь выразителен, что в конце концов герцог, недовольно скривившись, повторил прежний жест ладонью. Солдаты наконец отпустили его, а оба дюжих молодца, распахнувшие дверь перед герцогом, выхватили свои парализаторы и направили их раструбы на Ива. Тот мысленно усмехнулся. Охрана у герцога была поставлена ни к черту. Три десятка здоровенных лбов уставились на одного человека, ловя каждое его движение, и совершенно выпустили из поля зрения всех остальных, находившихся в приемной. Хотя, в общем-то, это не его дело.

– Я – личный секретарь господина Розенфельда.

– Ты? Секретарша?! – изумился герцог и, похабно осклабившись, сострил: – А где же твоя юбка?

Свита господина герцога, как по команде, разразилась хохотом. Ив молча смотрел на герцога, и на лице его ясно читалось сострадание: «Это ж надо быть таким идиотом!», а когда хохот поутих, явственно послышался еще и его сочувственный вздох. Герцог вновь побагровел, готовый взорваться, запоздалые смешки мгновенно стихли, но тут на стене за стойкой секретаря вспыхнул экран, на котором появилось изображение мистера Розенфельда. Мгновенно окинув взглядом открывшуюся картину, он слегка искривил губы в улыбке и холодно произнес:

– А-а, это вы?

Подобное обращение само по себе должно было быть расценено герцогом как страшное оскорбление, но Старый Упитанный Умник еще добавил масла в огонь, недоуменно вскинув брови и добавив тоном, в котором явно сквозило пренебрежение:

– Если вы считаете, что подобное обращение с моим персоналом увеличивает ваши шансы на получение кредита, герцог, то что ж, можете продолжать в том же духе.

Лицо герцога приобрело оттенок перезрелой сливы. Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы, собираясь разразиться гневной тирадой, но в это мгновение экран погас. А Ив, оттолкнув солдат, шагнул в сторону и с вежливым поклоном указал рукой на дверь кабинета:

– Прошу, ваше могучее великолепие.

Герцог шумно выпустил воздух, скрипнул зубами и, картинным жестом закинув полу плаща на левое плечо, проследовал к дверям. Ив перевел дух и вернулся за стойку. Вообще-то он со своей гримасой сильно рисковал. Но он рассуждал так: человек, появляющийся в приемной подобным образом, любую попытку оттянуть выполнение его желаний наверняка воспримет как страшное оскорбление. И смешно было бы предполагать, что Старый Упитанный Умник этого не знает. Значит, его просьба о задержке была вызвана либо тем, что у него в кабинете находился настолько важный клиент, что неудовольствие герцога отходило на второй план, в чем, Ив, однако, сильно сомневался, либо шеф хотел сразу расставить точки над «i» и с самого начала создать определенное настроение для переговоров, что казалось более вероятным. А потому Ив решил, что, если он слегка осадит герцога – это пойдет только на пользу делу. Судя по первой реакции патрона, он все сделал правильно.

Ив посмотрел вокруг, поймал пару взглядов, как бы вскользь брошенных в его сторону, и тут же отвернулся, старательно делая вид, что занят своей консолью. Если он правильно расценил направленные на него взгляды, то в течение недели ему следует ожидать парочки предложений сменить место работы. Те, кто выходил на уровень Старого Упитанного Умника, принадлежали к высшему слою и умели ценить хорошие кадры. Однако сейчас следовало позаботиться о герцоге. Если он правильно понял намерения шефа, а пока все говорило за то, что так оно и есть, герцог Икрума останется очень недоволен результатами переговоров с председателем совета директоров «Ершалаим сити бэнк». А на что способен этот придурок, Ив помнил еще по своей прошлой жизни. Трангар Сморт был тем самым идиотом, который отказался соблюдать закон «живого приза». Ив исподволь взглянул на подтянутые фигуры солдат, выстроившихся вдоль ковровой дорожки, и несколькими касаниями пальцев привел в повышенную готовность службу безопасности банка, подтянув к приемной дополнительные силы. Мельком посмотрев на командовавшего солдатами центурия, который настороженно следил за ним, он достал компактный «кей-бульдог», толщиной всего в два сантиметра, спрятал его в папку с кипой распечаток и, вызвав на экран записанное ранее изображение мистера Розенфельда, молча выслушал произнесенную им ничего не значащую фразу. После чего глубокомысленно кивнул головой, так, чтобы со стороны казалось, будто шеф отдал ему какое-то срочное распоряжение. Отключив экран, Ив равнодушно посмотрел сквозь центурия, который конечно же заметил появление на экране мистера Розенфельда, с деловитым видом взял свою папку с распечатками и спорым шагом направился к двери кабинета. Центурий двинулся было к нему, но Ив обдал его таким недоуменным взглядом, что тот на мгновение заколебался. А когда опомнился, было уже поздно. Ив обогнул его, словно вазон с «древом жизни», и скользнул к двери. Центурий разинул рот, чтобы рявкнуть Иву что-то грозное, но большая двустворчатая дверь уже захлопнулась. Центурий так и застыл на миг с раскрытым ртом, потом, опомнившись, закрыл его, стукнув зубами, и грозно посмотрел на застывших неподвижно солдат, проверяя, не ухмыляется ли кто-нибудь.

Ив тихонько пересек тамбур и, приложив ладонь к створке, легко надавил. Старый Упитанный Умник не очень любил всякие новомодные электронные штучки, которые можно испортить, находясь за сотни миль от них, достаточно просто взломать коды доступа в компьютеризированную систему охраны, и, хотя, естественно, таких штучек в системе охраны банка было великое множество, его апартаменты наряду с ними были оборудованы в… феодально-японском стиле. Этакий современный вариант «соловьиных полов» – например, левая створка его внутренней двери приоткрывалась на пару миллиметров совершенно бесшумно, а потом начинала дико скрипеть. Ив остановил створку на грани скрипа и приник к образовавшейся щели. Все происходило так, как он и предполагал. Герцог Икрума, подпираемый по бокам двумя телохранителями, навис над Аароном Розенфельдом своей багровой рожей и рычал:

– Это ваше окончательное решение?!!

Старый Упитанный Умник, сохраняя полнейшую невозмутимость, ядовито заметил:

– Если вы плохо слышите, могу заказать вам слуховой аппарат. – Розенфельд отбросил маску невозмутимости и откровенно ухмыльнулся: – А если ваше могучее великолепие страдает болезнью пророка Астаты, то, как я слышал, во «Второй национальной» неплохо делают вживление адаптивного слухового нерва.

По-видимому, это оказалось последней каплей. Герцог в бешенстве взревел, телохранители выхватили парализаторы и… мягко опрокинулись на ковер, покрывающий пол кабинета. Ив, навскидку заваливший обоих герцогских телохранителей из своего «кей-бульдога», толкнул дверь, она заскрипела, и герцог, растерянно смотревший на своих людей, неожиданно рухнувших на пол, дернулся и затравленно оглянулся на входящего в кабинет Ива. Тот демонстративно убрал свой парализатор в папку и, шагнув в сторону четким, даже каким-то молодцеватым движением, указал герцогу на дверь:

– Прошу, ваше могучее великолепие. Ваши люди будут доставлены в «Элидей-плаза», как только придут в себя. Должен предупредить, что это произойдет не ранее чем через полтора-два часа.

Однако герцогу оказалось мало подобного урока. Он ринулся к двери и, пинком распахнув ее, закричал:

– Ко мне, мои солдаты! Ко мне! Выжжем дотла это приста-а-а… – Он осекся, увидев, как спина последнего из его солдат, понуро волокущего на себе парализованного центурия, исчезает за входными дверями, полускрытая от всеобщего обозрения дюжими охранниками из службы безопасности банка, упакованными в антипарализаторную броню.

Несколько мгновений герцог тупо смотрел на захлопнувшуюся дверь приемной, потом повернулся к мистеру Розенфельду, пытаясь придать своей физиономии оскорбленное и разгневанное выражение, но неожиданно икнул, что окончательно выбило его из колеи, так что ему ничего не оставалось, как отвернуться с обиженной миной. Ив вопросительно взглянул на шефа, но тот сидел не отрывая глаз от герцога, для которого приготовил, если он паче чаяния повернется, нарочито ехидную улыбку. И Ив решил тоже добавить герцогу, так сказать, ежей под мышки. Он изобразил скабрезнейшую из своих улыбок, демонстративно вытащил свой парализатор и, подойдя вплотную к герцогу, сказал самым что ни на есть саркастическим тоном:

– Впрочем, мы можем доставить вас ВМЕСТЕ с вашими людьми, и тоже через полтора часа.

Герцог затравленно оглянулся, вздрогнул, наткнувшись на улыбку Старого Упитанного Умника, дрожащими руками закинул на плечо полу плаща и торопливым шагом покинул кабинет. Ив проводил его взглядом, прикрыл дверь и по знаку мистера Розенфельда подошел к столу.

Как только дверь закрылась, Аарон Розенфельд убрал со своего лица ехидную маску и устало потер веки. Потом поднял на Ива смеющиеся глаза:

– По-моему, герцог покинул наш банк совсем не так, как в него вошел. Я бы сказал, как ощипанный кур.

– Петух, – поправил Ив.

– Что?

– Курицу мужского пола называют петух, – невозмутимо пояснил Ив.

Несколько мгновений Старый Упитанный Умник недоуменно смотрел на него, потом побагровел и… расхохотался. Успокоившись, он серьезно посмотрел на Ива и покачал головой:

– Ты быстро прогрессируешь, мой дорогой. Нам просто приятно было смотреть, как ты осаживал этого надутого индюка герцога, будто Моисей фараона египетского.

Ив стоял с невозмутимым видом, прекрасно понимая, что не стоит и спрашивать, кому это – нам. Решив наконец, что пауза длилась достаточно, чтобы шефу стало ясно – он не собирается задавать глупых вопросов, Ив укоризненно покачал головой:

– Вы рисковали. Следовало сразу вызвать охрану.

Розенфельд усмехнулся:

– Отнюдь. У меня слишком хороший секретарь, чтобы я забивал себе голову еще и вопросами безопасности. – Он немного помолчал, с улыбкой разглядывая Ива, и добавил: – А вот ты действительно рисковал. Незачем было так дразнить этого типа.

– Мне показалось, этого хотели и вы сами.

Старый Упитанный Умник посуровел:

– Этот Сморт имел наглость явиться сюда, имея на своей совести кровь одного из моих людей.

Ив удивленно раскрыл глаза:

– Но почему тогда вы сразу не отказали ему?

– Я подозревал его, но полностью удостоверился в этом всего за несколько минут до его появления.

Было видно, что Розенфельду больше не хочется говорить на эту тему. А Иву вдруг пришло в голову, что еще полгода назад он вряд ли осмелился бы столь вольно разговаривать с мистером Розенфельдом. В самом начале, когда Ив только начал исполнять обязанности секретаря, Старый Упитанный Умник обращался с ним очень жестко. Когда Ив появился в приемной, за секретарской консолью никого не было. Полонский, лично препроводивший его к рабочему месту, показал на консоль и равнодушно буркнул:

– Приступай.

Ив в нерешительности остановился, оглядывая приемную, – по его разумению, тут должен был находиться хоть кто-то, чтобы ввести его хотя бы в общих чертах в курс дела. Но, кроме него и Полонского, в приемной никого не было. Что ж… Ив подошел к консоли. Когда он опустил на рабочее кресло свой сухой, жилистый зад, входная дверь легонько хлопнула и, подняв глаза, он увидел, что остался один. Лишь через неделю до него дошло, что, судя по всему, Старый Упитанный Умник решил устроить ему настоящее испытание. Во-первых, Ива так никто и не проинструктировал, а во-вторых, мистер Розенфельд спрятал маску старого доброго дядюшки и натянул другую – строгого шефа, не спускающего персоналу ни малейшего промаха. После того как за один-единственный день мистер Розенфельд несколько раз подряд сделал ему внушение, кратко, но таким ледяным тоном, что Ив покрывался холодным потом, в душе его проснулась злость. Он стиснул зубы и вцепился в работу как цепной пес. Первые два месяца он спал по два часа в сутки, причем тут же – на диванчиках в приемной, да и в течение следующих месяцев частенько оставался ночевать здесь же. Он похудел на девять фунтов, хотя и раньше не отличался особой полнотой, написал новую систему управления базой данных для своей консоли, перелопатил все директории, научился варить изумительный кофе, собрал досье на полторы сотни наиболее влиятельных лиц, отметки о визитах которых он нашел в файлах рабочего дневника за последние восемь лет, научился читать настроение посетителей по малейшим движениям лицевых мускулов и приобрел еще кучу всяких навыков, о существовании большинства из которых он даже не подозревал. И наконец, за две недели до окончания первого года его секретарства один из посетителей, выйдя из кабинета Старого Упитанного Умника, вдруг остановился, с интересом глядя на Ива, потом шагнул к нему и протянул визитную карточку:

– Вы случайно не думаете удвоить свои доходы?

Ив, многому научившийся за последнее время, полностью сохранил самообладание, так что вместо изумления на его лице можно было прочитать вежливый вопрос – и более ничего. Посетитель понимающе улыбнулся:

– Это я так, к слову. – Приветливо улыбаясь, он коснулся рукой своего головного убора. – Однако, если вдруг захотите сменить место работы, дайте мне знать. Гарантирую, что у меня вы будете получать по крайней мере вдвое больше, чем здесь… сколько бы вы здесь ни получали. – Он повернулся и вышел из приемной. С тех пор Ив успел получить уже около сотни подобных предложений.

Мистер Розенфельд вытащил из своего стола пачку распечаток и протянул Иву:

– Просмотри и скажи свое мнение.

Ив молча взял бумаги. Примерно полгода назад Старый Упитанный Умник сбросил наконец маску привередливого шефа. Это произошло перед самой Пасхой. Ив сидел в приемной. Посетителей уже не было, а у шефа торчал Полонский. Поэтому он спокойно занимался уточнением расписания на следующую неделю. Неожиданно экран конфиденциальной связи зажегся, и мистер Розенфельд сухо приказал:

– Зайди.

Ив взял портативный комп и вошел в кабинет. Старый Упитанный Умник и Полонский сидели у знакомого столика, на котором стояла початая бутылка настоящего «Хеннеси», привезенного со старушки Земли, и три бокала-тюльпана. В двух светилась на дне янтарная жидкость. Ив с непроницаемым лицом, удивляясь про себя, застыл у двери. Старый Упитанный Умник повел рукой в его сторону и ехидно сказал Полонскому:

– Видишь, как вышколен. В руках комп. В глазах преданность. Каждую неделю получает по нескольку предложений сменить место работы и аккуратно заносит их в отдельную директорию. Прямо Авраам, преклоняющий колени перед Господом нашим.

Ив почувствовал, как в душе поднимается гнев. Он демонстративно спрятал комп в карман и холодно сказал:

– Если у вас ничего для меня нет, мистер Розенфельд, я бы хотел заняться кое-какими делами.

Сидящие за столиком переглянулись и… расхохотались. Ив все с тем же невозмутимым выражением лица и с растущим недоумением в душе смотрел на них, не говоря ни слова. Наконец они успокоились. Розенфельд посмотрел на Ива с хитрой миной:

– Ладно, – сказал он. – Как дела с подготовкой заседания совета акционеров?

Ив решил ничему не удивляться. Он молниеносным отработанным движением достал портативный комп из заднего кармана брюк и начал:

– Полная готовность по семнадцати основным пунктам, как-то: финансовый отчет на первое число, годовой баланс за прошлый год, динамика изменения котировок за последние три года, отчет о кредитной политике…

Но Старый Упитанный Умник прервал его:

– Хорошо, хорошо, достаточно. – Он усмехнулся и кивнул Полонскому.

Тот поднял бутылку и налил коньяка в третий тюльпан. Старый Упитанный Умник поднял свой бокал и подбородком указал Иву на только что налитый:

– Иди, выпей со стариками.

Ив снова убрал комп и четко, ровным тоном процитировал сорок вторую статью внутренней инструкции: «…персоналу запрещается распитие спиртных напитков на рабочем месте».

Розенфельд прищурился и добродушно буркнул:

– Ну это-то мое рабочее место. Так что ты вне подозрений.

Ив несколько мгновений молча смотрел на них, с подчеркнутым безразличием пожал плечами и, шагнув к столику, взял бокал. Затем с нескрываемой иронией посмотрел долгим взглядом на двух наимогущественнейших людей банка и с независимым видом опустился в свободное кресло:

– Ну, раз так… – Ив с видом знатока погрел в руках тюльпан и поднес к носу, принюхиваясь. Одобрительно кивнул, повернулся к Полонскому и с подкупающей непосредственностью поинтересовался: – А что за повод?

Полонский и председатель совета директоров переглянулись с озадаченным видом и прыснули со смеху.

– Ну как? – сквозь смех спросил Старый Упитанный Умник.

Полонский развел руками:

– Пожалуй, ты прав.

Они дружно отпили из бокалов, немного помолчали, потом Розенфельд поставил свой бокал на стол и повернул к Иву посерьезневшее лицо. Ив понял, – что шутки кончились, и весь подобрался, ожидая продолжения. Розенфельд наклонился к Иву, положил руку ему на плечо и заговорил – мягко, даже ласково:

– Как ты смотришь на то, чтобы стать одним из директоров нашего банка? – Он замолчал, вглядываясь в лицо Ива, на котором явно читались удивление и растерянность, довольно качнул головой и повернулся к Полонскому: – С меня пять соверенов, старина, он все-таки удивился.

В тот вечер разговор затянулся надолго. Ив покинул кабинет с ощущением, что он в очередной раз вляпался во что-то очень неприятное. Однако делать было нечего. Ведь он приехал на Нью-Амстердам именно за этим. К тому же, по словам Полонского и Розенфельда, выходило, что битва с мадам Никаткой, не прекращавшаяся на протяжении уже почти четырех лет, вступала ныне в наиболее острую фазу. И Иву в ней отводилась одна из решающих ролей. Его «инициация» должна была состояться в течение ближайших шести месяцев, но по их плану она явилась бы всего лишь констатацией свершившегося факта. Поскольку принимать участие в подготовке и принятии решений Ив должен был уже на следующий день. Но пока об этом будут знать лишь они трое. Ив поставил только одно условие. Перед самым заседанием совета директоров, на котором Розенфельд и Полонский собирались совершить этот переворот, ему дадут шесть недель отпуска. Он решил, что настало время посмотреть, как дела на Варанге, проведать Трубача, а кроме того, он уже давно не видел свою команду. Как бы им снова не вздумалось разыскивать его на Нью-Амстердаме.

Розенфельд поднял голову и негромко спросил:

– Не передумал уезжать? Нам еще надо многое сделать для подготовки совета акционеров.

Ив молча помотал головой. Старый Упитанный Умник вздохнул, глядя на горящий экран органайзера:

– Сегодня должно быть еще трое, не будем заставлять их ждать.

Ив кивнул и все так же молча вышел из кабинета.

Ив ушел с работы довольно поздно, но гораздо раньше, чем собирался. У него оставалось еще несколько неотложных дел, которые надо было закончить до отпуска, и он собирался работать до полуночи, но, глядя на экран монитора, вдруг заметил, что картинка как будто слегка плывет. Ив несколько мгновений недоуменно смотрел на экран, который вдруг принялся как-то медленно мерцать, а потом ему пришло в голову, что вокруг как-то странно тихо. Он поднял голову, и в ту же секунду все пришло в норму. Ив потер глаза, потряс головой и снова принялся за работу. Однако, когда все повторилось еще раз, он решительно отодвинулся от стола и выключил консоль. Наверное, он слишком устал, никакой эффективной работы больше не получится. Надо немного отдохнуть. Поэтому по пути в гостиницу он заехал в одну из самых респектабельных конюшен, в которой частенько арендовал лошадь для конных прогулок в Этьенском лесу. Как правило, это был рослый, горячий жеребец по кличке Два Ярда. Однако на этот раз он был уже занят и Иву досталась спокойная крапчатая кобылка Сирень. Впрочем, он чувствовал, что сегодня ему нужна скорее не физическая нагрузка, а возможность немного успокоить нервы и развеяться.

Во время прогулки он снова пару раз испытал те же странные ощущения, но они быстро прошли, и Ив понемногу успокоился. Через час он вернул Сирень в конюшню и отправился туда, где жил вот уже два года, – в свой номер, который снимал в одной из лучших гостиниц Нью-Амстердама. Поднявшись к себе, Ив быстро переоделся и, налив себе в бокал на три пальца жемчужного Шато-Терез урожая сорок второго года, подошел к окну и посмотрел на открывающуюся перед глазами города панораму между пятисотэтажной башней «Эмпайр энтерпрайз» и семисотэтажной двойной пирамидой Межпланетного торгового центра. Где-то в той стороне находилось здание банка. Ив прищурился, напрягая зрение, и увидел на темном фоне огонек, горевший где-то на уровне восемнадцатого этажа. Сначала он просто усмехнулся от мысли, что Старый Упитанный Умник так долго засиделся на работе. Хотя что еще ему делать? Ни жены, ни детей, ни любовницы, даже собаки и той нет. И вдруг его будто током ударило. До здания банка по прямой было почти семнадцать миль. К тому же добрую половину этого расстояния занимал центральный проспект массива Дальраби, развлекательного квартала Нью-Амстердама, всю ночь залитый морем огней. Он НЕ МОГ рассмотреть горящие окна кабинета председателя совета директоров с такого расстояния. Этого не смог бы сделать ни один человек в мире, если только… Ив резко поднес к глазам руку, и она вмиг превратилась из расплывчатой белесой полосы в четкий предмет. Неужели это произошло? Неужели к нему наконец стали возвращаться его необычные способности? Ив лихорадочно огляделся. Последние полгода он почти не появлялся в тренажерном зале. А единственной формой физических занятий, к которым он прибегал более или менее регулярно, были вечерние конные прогулки. Да и их можно было рассматривать скорее как средство снятия стрессов, чем как сколько-нибудь серьезную физическую нагрузку. Так что, если бы не сегодняшняя случайная попытка вглядеться в даль, он еще долго не знал бы про изменения, которые в нем произошли. Хотя, может, и нет. Скорее всего, его сегодняшнее недомогание было вызвано тем, что его организм восстанавливал утраченные способности, так что это было дело нескольких дней. Но кое-что он проверит прямо сейчас. Ив торопливо подскочил к столу, схватил туповатый серебряный нож и попытался порезать себе руку. Это ему не удалось. Нет, такая проверка недостаточна. Ив поспешно натянул спортивную куртку, переложил в карман кредитную карточку и выскочил из номера. Через пять минут он уже торопливо шагал к ближайшей станции метро, собираясь как можно быстрее добраться до Дальраби.

Когда утром Ив появился на работе, то по его внешнему виду вряд ли кто мог предположить, что с ним произошли какие-то перемены. Разве что глаза блестели несколько ярче обычного. Всю ночь он шатался по городу, заходя то в брезентовый балаган, то в роскошный зал развлекательного центра, занимаясь всюду испытанием собственного тела. Два раза он специально пропускал удар остро отточенного эспадрона в зале боевых дуэлей, а один раз, вывернувшись из-за силового ограждения, принял грудью тяжелый арбалетный болт, исторгнув изумленный вздох у болельщиков, вечно толпящихся в секторе метательного оружия экзотира. Кроме того, он оставил за спиной целую вереницу картежных игровых автоматов, тиров, голоролевых постановок и еще кучу всяких аттракционов, на каждом из которых Ив снова и снова убеждался, что да, дело сдвинулось с мертвой почки. Он опять становился тем, кем был. Хотя пока еще находился в самом начале этого пути. Старый Упитанный Умник появился в приемной, как всегда, в половине девятого утра. Ив, который примчался в банк прямо из балаганов Дальраби, закрывшихся в четыре часа утра, то есть намного раньше, чем обычно приходил в последнее время, успел к тому времени принять душ и перелопатить кучу документов. Судя по его сегодняшнему состоянию, вчера произошел некий рывок и организм пока еще привыкал к новому состоянию. Сегодня Ив чувствовал себя несколько необычно. Временами он непроизвольно срывался в боевой режим, а потом с недоумением рассматривал листок распечатки, разорванный в клочья резким движением. А однажды он поймал себя на том, что читает документы, не отрывая пальца от кнопки «Page Down» на клавиатуре. Беда в том, что все это приходило и уходило не по его воле, а какими-то странными волнами. Вначале Ив, испугавшись того, что он может натворить, если вовремя не заметит изменения своего состояния, хотел даже сослаться на нездоровье и вернуться в гостиницу. Но к половине девятого все вроде бы пришло в норму, и он решил остаться. Во всяком случае, за последние два часа таких странных скачков больше не было. Розенфельд сразу заметил его возбужденное состояние, но ничего не сказал, а только хмыкнул и прошел к себе в кабинет. Однако, когда Ив принес ему кипу обработанных документов, он с недоумением посмотрел на бумаги и поднял на Ива удивленные глаза:

– И когда ты все это успел?

Ив осторожно пожал плечами, боясь, как бы не скользнуть в режим ускоренного восприятия, и ответил:

– Я же должен разобрать завалы перед своим отпуском.

Розенфельд окинул его проницательным взглядом и усмехнулся:

– Мне казалось, у тебя нет завалов. – Он помолчал, думая о чем-то. – У тебя нет особых планов на сегодняшний вечер?

Ив молча мотнул головой.

– В таком случае у меня есть к тебе предложение. – Розенфельд улыбнулся своей «дядюшкиной» улыбкой.

Ив внутренне напрягся, ибо давно уяснил себе, что Старый Упитанный Умник никогда не надевает маску доброго дядюшки просто из любви к лицедейству.

– У меня в особняке соберутся несколько старых друзей, – сказал «добрый дядюшка». – Почему бы тебе не разбавить нашу престарелую компанию?

Ив помедлил с ответом, очень сильно подозревая какой-то подвох и в то же время понимая, что просто не может ответить на это приглашение иначе, кроме как утвердительно.

– Конечно, мистер Розенфельд.

– Ну вот и хорошо.

День прошел как обычно. Единственное, что немного держало Ива в напряжении, – это необходимость постоянно контролировать скорость своего восприятия. Раза два он почувствовал, что начинает сам собой ускоряться, пришлось на несколько минут замирать в неудобной позе. Не то чтобы он боялся испугать посетителей своими слишком быстрыми для обычного человека движениями, нет, просто очень не хотелось никого наталкивать на разные интересные мысли. Как в свое время говаривал дон Пивной Бочонок – не следует сверкать золотым, коли у остальных медь в кошеле. В этот вечер Старый Упитанный Умник не стал, как обычно, засиживаться допоздна, а уже около семи вызвал Ива в кабинет и, добродушно улыбаясь, спросил:

– Ну что, готов посвятить вечер старичкам?

Ив спокойно кивнул.

– Ну тогда закругляйся с делами и спускайся к гаражу.

– А как я потом доберусь до гостиницы? В ваш район ночью запрещен доступ любым общественным такси.

Розенфельд сощурился и загадочно произнес:

– Там увидим.

Они подъехали к особняку мистера Розенфельда в сумерках. Когда немыслимо дорогой антикварный «линкольн-сентинел» медленно свернул с газона коммунальной дороги на лужайку перед домом, Ив с интересом посмотрел на открывшийся фасад. Он не был здесь с того дня, когда Старый Упитанный Умник дал ему свое благословение. На первый взгляд ни особняк, ни окружавший его небольшой парк ничуть не изменились. Да, наверное, так оно и было. Такие места, как это, столетиями сохраняют свой вид, кажущийся постороннему взгляду таким естественным, нетронутым, хотя на самом деле это плод ежедневных усилий многих людей. Ив вздохнул. С тех пор как поближе познакомился с людьми, входящими в близкий круг общения Аарона Розенфельда, он другими глазами смотрел на эти особняки. Как правило, их хозяевами были люди, которым уже на протяжении нескольких сотен лет не приходилось менять истончившуюся от регулярной чистки бронзовую табличку на двери. Поскольку такие дома очень редко переходили из рук в руки, кроме как по наследству. Подобные места были родовыми гнездами для многих поколений одной фамилии. И хотя новые члены семьи в большинстве своем появлялись на свет далеко от этих стен, клан обычно предпринимал неимоверные усилия, чтобы родовые гнезда, подобные этому, никогда не уходили из семьи. Так что, хотя у Старого Упитанного Умника не было близких родственников, можно было не сомневаться, что где-то в отдалении имеется масса более дальних родичей, которые по окончании земного пути мистера Розенфельда не преминут затеять свару по поводу наследства. Но если к дому протянутся чьи-то посторонние руки, то родственники мгновенно прекратят скандалы и выступят против чужака единым фронтом. Таковы были традиции.

Черменсер встретил их у порога. Он с величественным видом отворил дверь, с достоинством поклонился мистеру Розенфельду и приветствовал Ива легким кивком головы. Ив успел немного изучить повадки Черменсера по рассказам Старого Упитанного Умника, поэтому был даже польщен подобным проявлением благосклонности. Обычно Черменсер был напыщенно вежлив с гостями, но только самые уважаемые гости или старинные друзья хозяина могли рассчитывать на кивок или легкую улыбку. Так что Ив, судя по реакции Черменсера, проходил у него под графой «человек не совсем бесполезный для мистера Розенфельда и ограниченно приятный в общении». Что ж, и то хлеб. Насколько Ив помнил, при первой встрече он удостоился характеристики: «…возмутительно нагл, бесцеремонен и невоспитан…» Дворецкий проводил его в комнату, в которой Ив провел ночь во время своего предыдущего пребывания в этом доме. И хотя с тех пор прошло уже больше двух лет, Ив внезапно почувствовал, что ему здесь гораздо уютнее и спокойнее, чем в уже обжитом номере гостиницы. Он постоял немного, с удивлением прислушиваясь к себе, тихонько рассмеялся и сбросил пиджак. Прежде чем спуститься к ужину, он принял душ и слегка прошелся виброразглаживателем по брюкам и сорочке. Когда на пороге появился наконец Черменсер и своим обычным чопорно вежливым тоном возгласил о том, что ужин подан, Ив чувствовал себя готовым к встрече с самим епископом Эрайей, главой Нью-Амстердамского совета церквей. Хотя Старый Упитанный Умник, скорее всего, позвал все того же Полонского да кого-нибудь из руководства банка. Уж слишком несерьезной была манера, в какой пригласили его, Ива. Впрочем, и это неплохо.

Однако действительность превзошла его самые смелые ожидания. Спустившись в холл, он натолкнулся на Черменсера, стоявшего навытяжку у двустворчатой двери, ведущей во внутренние помещения особняка. Заслышав шаги на лестнице, он чуть-чуть повернул голову и еле заметно двинул рукой в сторону двери, его сухопарый зад слегка оттопырился. Все это походило на церемониальный поклон британского пэра и выглядело несколько неуместно и даже смешно, но дворецкий проделал это с такой серьезностью, что Ив сдержал улыбку. А когда он шагнул в распахнутые Черменсером двери, ему вообще стало не до смеха.

Гостей мистера Розенфельда было семеро. И пятерых Ив знал в лицо. Это были сенатор Эйзекайя, спикер планетарного сената Нью-Амстердама; гранд-сенатор объединенного сената Содружества Американской Конституции и председатель гранд-сенатского комитета по военным делам Симона Толнсмен; председатель совета директоров «Дженерал электронике» Бьерн Григ, фактический владелец самой крупной на планете информационно-развлекательной компьютерной сети «Эррикшен», и… черт побери, епископ Эрайя. Пятый был тем самым мистером Дугласом, который появился в кабинете Старого Упитанного Умника за несколько минут до памятного визита герцога Сморта. Был еще один военный, четырехзвездочный генерал, а кем был седьмой, Ив не мог даже представить. Впрочем, сам факт, что его пригласили в ТАКУЮ компанию, говорил о многом. Ив на мгновение замер на пороге, отыскивая взглядом Старого Упитанного Умника, который, воспользовавшись кратковременным отсутствием Черменсера в обеденном зале, позволил себе рюмочку солодового виски, но тот, увидев Ива, лишь добродушно кивнул ему и сделал знак рукой, как бы говоря: «Не стесняйся, присоединяйся к нашей компании». Ив поймал на себе несколько острых взглядов, брошенных якобы мельком, выпустил воздух сквозь судорожно сжатые зубы, стараясь сделать это как можно незаметнее, и шагнул вперед.

Ужин начался в молчании. Ив ясно ощущал некоторое напряжение, висевшее над столом. После первой перемены один из военных не выдержал и, со стуком поставив на стол фужер тончайшего элментерского хрусталя, раздраженно сказал:

– Может быть, мистер Розенфельд объяснит нам, какая причина заставила его столь поспешно собрать нас в своем доме?

Старый Упитанный Умник, с наслаждением обсасывавший клешню старкийского лангуста, оторвался от своего увлекательного занятия и с улыбкой ответил:

– Всему свое время, мой дорогой генерал, берите пример с полковника Дугласа. Он так аппетитно расправляется с бычьими ребрышками, что может показаться, будто только для этого сюда и приехал.

У Ива екнуло сердце. Он прекрасно знал, кто носит это звание и фамилию, хотя никогда не видел его лица. Официально должность полковника Дугласа называлась так: начальник отдела плановых расчетов ЦУСИ. Но на самом деле он был вторым человеком в специальной службе планеты. Хотя, если следовать фактам, а не штатному расписанию, его следовало бы считать первым. Поскольку начальником службы по традиции становилось гражданское лицо, а они редко задерживались на этом посту больше двух-трех лет. Президенты и иные должностные лица, способные влиять на подобные назначения, старались не предоставлять ни одному из назначенных на этот пост политиков особых возможностей узнать слишком много. Они не забыли, что легендарный президент Эйхаммерер, избиравшийся на свой пост восемь раз по два срока подряд с предусмотренными законом семигодичными перерывами между двойными сроками, так вот – этот Эйхаммерер до момента своего фантастического взлета почти десять лет подряд был никому не известным начальником службы стратегического планирования. Вот почему политиков на этой должности долго не держали, опасаясь взрастить таким образом своих будущих конкурентов. Что же до Дугласа, то он работал в отделе уже почти двадцать лет. Иву вдруг пришло в голову, что четырехзвездочный генерал – это, скорее всего, генерал Ивернери, генеральный инспектор космической морской пехоты. А если это так, то, значит, в этом небольшом зале собрались люди, которые, по существу, вершат судьбу планеты. Не успел Ив с иронией подумать, что здесь не хватает только президента Тэодора, как дверь открылась и Черменсер торжественным и взволнованным голосом объявил:

– Господин Президент!

Ив чуть не поперхнулся, решив больше пока не иронизировать.

Президент вел себя как-то уж очень просто. Он остановился на пороге и с легкой улыбкой негромко сказал:

– Старый Упитанный Умник в сольной партии.

Этому пассажу Ив уже не удивился. После появления самого Президента планеты на скромном ужине, устроенном «рядовым» председателем совета директоров хоть и крупнейшего банка, но всего лишь «одного из», причем, судя по всему, на подготовку ушли считанные часы, он понял, что сегодня ничему удивляться не стоит.

Когда принесли десерт, Ив уже немного освоился. Сидеть за одним столом с такими людьми… Хотя, в отличие от нескольких трапез в присутствии не менее могущественных особ, на которых Ив имел честь присутствовать ранее, здесь, по крайней мере внешне, все приняли его как равного. Даже его появление было воспринято не просто спокойно, а как нечто само собой разумеющееся. Ив два раза передавал солонку от сенатора Эйзекайи полковнику Дугласу и обратно. И один раз положил кусочек осетрины на тарелку президента по его просьбе. Он так расхрабрился, что даже попросил епископа Эрайю передать ему тарелочку с равиолями. В конце концов, если отвлечься от должностей и талантов людей, собравшихся за этим столом, то ужин оказался именно таким, как о нем говорил мистер Розенфельд, – дружеской трапезой старых если и не друзей, то хороших знакомых. Так что Ив почти поверил, что все обойдется. Хотя, зная Старого Упитанного Умника, можно было предположить, что дело трапезой не ограничится. Так оно и случилось.

Первым с десертом покончил президент. Он отодвинул вазочку, деликатно рыгнул в платочек, окинул присутствующих насмешливым взглядом и повернулся к мистеру Розенфельду:

– Итак, что за пожар? По какой такой причине ты заставил меня отложить все дела, запланированные на сегодняшний вечер, и сломя голову мчаться к тебе? – Президент сделал паузу и с улыбкой добавил: – Не считая, конечно, превосходную свежую осетрину.

Старый Упитанный Умник откинулся на спинку стула, обвел хитрым взглядом оторвавшихся от десерта сотрапезников и с деланным недовольством пробурчал:

– А что, разве этой причины недостаточно? В таком случае в следующий раз я приглашу вас на праздник мацы.

Когда негромкий смех смолк, мистер Розенфельд покачал головой и сказал уже совершенно другим тоном:

– Я нашел решение нашей проблемы.

Ив физически ощутил, как мгновенно сгустилась атмосфера за столом. Но не от этого спина его вдруг покрылась испариной. Его осенило, ЧТО Розенфельд считает решением этой пока что ему неизвестной проблемы. Вернее, КОГО. По-видимому, это поняли и остальные. Потому что все взоры тут же обратились к Иву. Какое-то время все молча рассматривали его, потом тишину нарушил тихий голос епископа Эрайи:

– И чем же нам может быть полезен этот молодой человек?

Старый Упитанный Умник усмехнулся:

– Что ж, для начала я предлагаю, чтобы мистер Дуглас поведал нам все, что сумел о нем разузнать.

Все повернулись к полковнику. Тот протянул руку к бокалу прекрасного шато-бриньи, неторопливо отпил, поставил бокал на стол и пожал плечами:

– В сущности, почти ничего.

Ив явственно почувствовал, как атмосфера за столом мгновенно напиталась недоумением. Как видно, полковник пользовался большим авторитетом в своей области, и его заявление было воспринято всеми как нечто из ряда вон выходящее. Полковник между тем продолжал:

– Этот молодой человек девять лет провел на Симароне, где получил дипломы магистра по гравифизике, истории, философии, политологии, экономике и финансам, геологии, социопсихологии, материаловедению, а также попутно прослушал курс антропологии, истории церкви и еще дюжины дисциплин, на первый взгляд не имеющих друг к другу никакого отношения. Он стал аспирантом профессора Шкаличека, но в широких кругах был известен скорее как неутомимый плейбой и выпивоха. Хотя сам Шкаличек ценил его как работника настолько, что даже пошел на серьезный конфликт с могущественной мадам Свамбе-Никаткой. Поскольку этот неразумный молодой человек не только умудрился перебежать дорогу любимому отпрыску мадам, но и осмелился несколько раз задать ему хорошую трепку. – Полковник прервал свою речь, чтобы отхлебнуть из бокала, и заговорил снова: – В последний раз Йогер Никатка даже был вынужден провести больше чем полгода в регенерационной камере. Однако столь вопиющее происшествие привело к тому, что данный молодой человек, который на Симароне носил несколько иную фамилию, был вынужден исчезнуть. Причем проделал это так ловко, что «грязная контора», нанятая мадам Свамбе-Никаткой, сбилась со следа, пошла по ложному пути и в результате вляпалась в неприятности с жандармским управлением русского императора. Кстати, по моим сведениям, они только недавно выяснили, кто наниматель столь наглых личностей, и можно предположить, что в ближайшем будущем некоторые неприятности ждут и мадам Свамбе-Никатку. Русские очень ревниво относятся к тому, чтобы кто-то хозяйничал в их владениях.

После этого известия за столом возникло некоторое оживление, и полковник, воспользовавшись этим неожиданным перерывом, еще раз пригубил бокал. Однако, когда донце бокала звякнуло о мраморную крышку стола, все уже успокоились и выжидательно смотрели на Дугласа, ожидая продолжения.

– После чего его следы теряются почти на два стандартных года, до того момента, когда он оказал серьезную услугу мистеру Розенфельду на борту лайнера «Эйбур». Однако, судя по тому, что после встречи с мистером Розенфельдом он появился на Варанге и устроил там что-то вроде революции, можно предположить, что хотя бы часть этого времени он провел на Варанге. – Полковник умолк, слегка развел руки в стороны, словно показывая этим, что конец близок, и заговорил быстрее, словно спеша закончить: – Вот в общем-то и все. Разве что стоит добавить, что мистер Корн, как он предпочитает теперь называть себя, владеет боевым кораблем, построенным на верфях Тер-Авиньона незадолго до его падения. Причем оплата заказа была осуществлена с номерного счета вашего банка, мистер Розенфельд. И насколько нам удалось установить, владелец этого счета имеет недвижимость на Таире и в некоторых других мирах, а также около десяти лет назад купил несколько тонн золота в слитках, которое загружено на его личную яхту, приписанную к порту Нового Магдебурга. Его имя Иглисс Эйхайя, и он частенько оказывал мадам Свамбе-Никатке конфиденциальные услуги. Судя по тому, что Иглисс Эйхайя пропал где-то в районе Рудоноя во время катастрофы, произошедшей на этой планете, я думаю, мистер Корн в этот момент обретался где-то поблизости и сумел воспользоваться случаем. А поскольку мистер Эйхайя, по моим сведениям, не является гражданином Содружества Американской Конституции и не имеет зафиксированных наследников, являющихся гражданами вышеупомянутого Содружества, а вступление во владение произошло явно не на территории, находящейся под юрисдикцией какого-либо из государств Содружества или государств, связанных с ним договором о правовой помощи, подобная предприимчивость с нашей стороны может вызывать только уважение.

Когда полковник окончательно умолк, за столом снова установилась тишина, нарушенная вскоре негромким голосом президента:

– Ну что ж, способности молодого человека не могут не впечатлять.

– Не совсем так, – усмехнулся мистер Дуглас и, поймав недоуменный взгляд президента, пояснил: – Он ВЫГЛЯДИТ довольно молодо. Но мне не удалось установить ни места, откуда он прибыл на Симарон, ни его происхождения. И, должен признаться, это первый подобный случай в моей практике. Во всяком случае, у меня есть веские основания считать, что он намного старше, чем кажется.

Это заявление было также встречено молчанием.

– Но он на нашей стороне? – не выдержала Симона Толнсмен. Дуглас задумчиво оттопырил губу:

– Я бы сказал так – он нам не враг, но насколько он будет нам другом… Не знаю.

В этот момент раздался голос генерала:

– А стоит ли тогда вообще иметь с ним дело? Ненадежный союзник хуже, чем…

Но его перебил Бьерн Григ:

– Ивернери, оставьте ваши военные формулировки.

– В бизнесе и политике, в отличие от поля боя, НЕ БЫВАЕТ надежных союзников. Даже мы сами не во всем откровенны друг с другом, разве не так? – И он с насмешкой уставился в глаза генерала. Тот смущенно отвел взгляд.

Ив, хотя он и чувствовал себя так, будто с него содрали кожу при всем честном народе, в какой-то мере наслаждался беседой. Эти люди блестяще владели искусством недомолвок, намеков и будто случайно брошенных фраз, каковое он только начал осваивать, каждое произнесенное за столом слово имело тайный смысл, порой и не один. Он оценил и то, что о нем говорят в его присутствии. Это было сделано специально, чтобы подчеркнуть, НАСКОЛЬКО они заинтересованы в нем. Но больше всего его восхитила работа полковника Дугласа.

За столом снова установилась тишина. Все повернулись к Иву. Несколько мгновений продолжалась своего рода дуэль взглядов, потом президент фыркнул и, тряхнув головой, спросил:

– Так что же вы нам ответите, молодой человек?

Ив не мог не восхититься умением этих людей задать так много вопросов, в сущности не задав ни одного. Он почтительно склонил голову и негромко сказал:

– Я на вашей стороне, мадам Толнсмен.

Все с явным облегчением откинулись на спинки кресел, довольно переглядываясь. Иву тоже стало как-то легче на душе. Главное было сказано. Остались, в сущности, детали, например, Иву теперь не мешало бы узнать, что же конкретно они от него хотят?

Ив сидел в своей каюте и ломал голову над горящей на экране схемой космической станции. Задачка была еще та. Восьмиконечное сооружение несколько неправильной формы при ближайшем рассмотрении оказалось чудовищным нагромождением галерей, переходов, терминалов, ангаров, складов, жилых модулей, энергоблоков и еще черт-те чего. В отличие от орбитальных крепостей или торговых терминалов, проекты которых тщательно прорабатывались, штаб-квартиры глав торговых кланов Таира строились и перестраивались на протяжении нескольких столетий. Чем старее был клан, тем больше было перестроек и пристроек. У самых же старых, каким был и клан Свамбе, штаб-квартира к настоящему времени представляла собой дико запутанный лабиринт. Попасть в нее можно было через тщательно охраняемые внешние пирсы или тщательно укрытые от обнаружения внутренние причалы, до которых можно было добраться, лишь зная специальную лоцманскую программу и секретные пароли, которые позволяли благополучно преодолеть непроходимые на первый взгляд переплетения галерей и растяжек, а также хитроумные ловушки. Ведомство полковника Дугласа поработало на славу и сумело раздобыть не только достаточно подробную схему орбитальной станции, но и координаты двух таких тайных причалов. Однако Ив полагал, что это не намного облегчило его задачу. Ибо лоцманская программа отсутствовала, а все его попытки самому разработать алгоритм прохода закончились неудачей. Ив набрал еще несколько цифр и тронул пальцем клавишу «Enter». Среди причудливого хитросплетения линий, обозначавших конструкции станции, веселой змейкой побежала синяя полоса, но, пройдя приблизительно треть расстояния до слабо мерцавшей искорки, то есть искомой цели, она вдруг замерла. В верхнем углу экрана замерцали цифры – программа пробовала различные режимы работы сопел двигателей абордажного бота, потом цифры исчезли, зажегся красный кружок, и в тот же миг синяя змейка пропала с экрана. Это означало, что компьютер не смог найти возможность пройти данную развязку при заданных массогабаритных характеристиках объекта. Ив чертыхнулся и откинулся на спинку кресла. Он, конечно, понимал, что на этом пути, скорее всего, были установлены какие-то специальные устройства, функцией которых было как раз не допустить несанкционированного доступа, при прохождении же своих судов они просто убирались. И было очень вероятно, что он уперся как раз в одно из таких устройств. Штаб-квартиры великих кланов Таира вообще считались абсолютно неприступными. Ведь никто в обитаемой человечеством части космоса не знал больше о строительстве в пустоте, чем кланы Таира. Но от этого было не легче. Он был ОБЯЗАН найти возможность пройти. Иначе многолетние усилия сотен людей и миллиарды соверенов пошли бы псу под хвост. К тому же какое-то шестое чувство подсказывало ему, что решение есть. Однако на сегодня было уже более чем достаточно. В конце концов, еще почти целая неделя отделяла его от того дня, когда он на своем корабле приблизится к системе, в которой находилась штаб-квартира мадам Свамбе-Никатки, на дистанцию возможного обнаружения.

Он прибыл на Варангу, все еще не свыкнувшись с мыслью, что может стать полноправным членом группы, оказывающей наибольшее влияние на политику одной из наиболее развитых планет Содружества Американской Конституции. В общем-то, те, кто собрался в тот вечер в столовой мистера Розенфельда, не были каким-то тайным правительством или теневой властью, полностью независимой от основных демократических институтов, как это часто любят изображать авторы бульварных романов. Скорее всего, поначалу это была просто некая общность людей, близких по мировоззрению и по духу. Их основные интересы к тому же, как правило, располагались в непересекающихся сферах. Впрочем, их знакомство, возможно, началось, когда они приступили, каждый в отдельности, к необходимым мерам для улаживания и предупреждения конфликтов в тех областях, где их интересы все-таки пересекались. Ну а потом возникло что-то вроде дискуссионного клуба, где они обменивались мнениями и быстро пришли к выводу, что это выгодно им всем. И лишь гораздо позже члены этого клуба, люди очень влиятельные и весьма независимые, пришли к тому, что начали совместно работать над решением некоторых проблем. Тот факт, что перед Ивом открылась некоторая возможность войти в состав его членов, следовало считать убедительным признаком возвращения его невероятной удачливости. Ибо позволяло постигнуть не только как делаются деньги, но и на что они способны в умелых руках. Ведь в тот вечер в столовой Старого Упитанного Умника собрались самые мудрые и изворотливые умы Нью-Вашингтона, возможно и всего Содружества. Однако для начала требовалось доказать, что он достоин этой чести.

Над дверью каюты зажегся фиолетовый огонек. Это система контроля подала сигнал, что к ней кто-то приближается. Скорее всего, этот кто-то полковник Дуглас. Ив быстро осмотрел стол, проверяя, нет ли на нем чего-нибудь лишнего, и повернулся к двери как раз в то мгновение, когда раздался негромкий сигнал дверного звонка. Ив хлопнул ладонью по клавише, и дверь тихо ушла в стену. Дуглас шагнул внутрь, быстро окинул каюту своим цепким взглядом и приветственно кивнул:

– Добрый день, мистер Корн. Все мучаете компьютер?

– Уже перестал, – усмехнулся Ив. – Не люблю, когда люди или вещи страдают зря. – Он показал рукой на узкую койку.

Полковник улыбнулся в ответ и сел:

– Я наблюдал за вами во время вашего пребывания на Варанге. Вы никогда профессионально не занимались политикой?

Ив с наигранным возмущением всплеснул руками:

– Упаси бог!

– Не стоит обременять Господа нашего невыполнимыми пожеланиями, – не без ехидства заметил Дуглас, и оба понимающе рассмеялись. Успокоившись, полковник заговорил серьезным тоном: – Сказать по правде, на Варанге вы справились очень неплохо. Тем более для новичка. Во всяком случае, в конце концов вы выпутались из всех неприятностей, хотя надо признать, их существенную часть вы создали себе сами. Скажем, я до сих пор не пойму, почему вы сразу не прилетели на своем корабле?

Ив не знал, что на это сказать. Что толку говорить о том, что в свое время выглядело достаточно разумно, а сейчас казалось верхом глупости. Тогда он еще не до конца научился контролировать свои чувства, в этом все дело.

– На ошибках учатся.

Полковник согласно кивнул, не говоря ни слова. Обоим было ясно, что предварительная часть беседы окончена и сейчас должен начаться серьезный разговор. Ив надеялся, что правильно угадал, о чем пойдет речь. На том памятном ужине Иву была поставлена конкретная задача – проникнуть на станцию и сделать два дела: во-первых, найти и переправить на свой корабль некоего Клайва Смитсона, а во-вторых, если удастся, снять информацию с центрального компьютера, находящуюся в директории «Ве51». Хотя было понятно, что эта вторая задача поставлена больше для проформы. И ее выполнение будет выглядеть чем-то вроде рождественского чуда. Но почему выполнению этих планов придается такое большое значение, Иву сказано не было, а когда он намекнул Старому Упитанному Умнику, что не прочь узнать подробности, тот с загадочной улыбкой ответил:

– Все узнаешь в свое время.

На Варангу Ив прибыл на курьерском корабле банка. Дела там обстояли достаточно хорошо, самой большой проблемой была грызня между баронами по поводу оставшегося без хозяина владения Юкскулей. Однако, когда Ив, по совету Дугласа, объявил его своим, выплатив равными долями семьям пострадавших от барона Юкскуля почти пять миллионов соверенов, что на Варанге считалось совершенно сумасшедшей суммой, вопрос был снят. Ни один барон в здравом уме и твердой памяти не рискнул бы связаться с Ивом. А если бы таковой нашелся, то его родственники с удовольствием объявили бы его умалишенным и дружно принялись бы делить наследство. Ив назначил управляющего, пообщался с Трубачом, Трезубьей Губой, Пересмешником и другими охотниками и без особого волнения выслушал известие о том, что отец Иеремия через три месяца после событий обнаружился на острове Рейгор. Там построил скит и к тому дню, когда до него добрались посланные Трубачом люди, чтобы доставить его на суд, успел приобрести славу праведника, схимника и боголюба. Посему посланцы особых мер к нему применять не стали, хотя о прежних делишках по окружающим деревням порассказали. «…Так что если господин инопланетник считает, что с этим бароновым прихвостнем поступили не по совести, то… Не считает? Ну, значит, пусть живет и молит бога, чтобы больше о нем не вспоминали». Он пробыл на Варанге ровно неделю, и сейчас его корабль двигался в направлении системы Травиньян, вотчины клана Свамбе. И появление полковника в его каюте означало, что пришло время расставить все точки над «i».

Полковник задумчиво потер подбородок:

– Я думаю, что о семейке Свамбе-Никатка ты знаешь достаточно много, поэтому начну не с нее. Но о ней тоже будет разговор. Так что, если я в чем-то повторю то, что тебе уже известно, или тем более сообщу сведения, которые противоречат тем, что есть у тебя, прерви меня, обсудим, – Он глубоко вздохнул и приступил к рассказу: – Как ты наверняка знаешь, республика Таир возникла около четырехсот тридцати лет назад. Но вовсе не в результате народного восстания, как об этом пишут в общеизвестных исторических трудах, а как результат строго секретного соглашения между основными державами, осуществляющими межпланетную экспансию. Это соглашение нигде официально не упоминается до сих пор. И очень вероятно, что его пункты больше не существуют в оформленном виде. Возможно, что никогда и не существовали. Однако о том, что оно было заключено, хорошо знают политические элиты всех крупных государств и догадываются политики государств поменьше. – Полковник откинулся к стене и оперся о нее спиной. – В то время человечество стояло на грани чудовищной межзвездной войны, в которую оказались бы втянуты миллиарды людей и десятки планет. Более того, некоторые аналитики считали, что если война разразится, то полем боя может стать сама Земля.

Ив вздрогнул, представив эту ужасную картину, что не ускользнуло от полковника. Он сочувственно кивнул головой:

– Так вот, к тому моменту гигантские империи, включающие в себя сотни и сотни планет, были на грани развала. Многим из них грозили бунты провинций и отдельных планет или даже гражданская война. Однако никто не хотел иди, возможно, не мог себе позволить провести или хотя бы начать то, что мы сегодня называем деимпериализацией. Во всяком случае гласно и открыто. Потому что в то время во всех империях главенствующее положение в армии и в политике занимали представители «ястребов». В лучшем случае они играли в структурах власти очень заметную роль. Это привело к тому, что демократические свободы были существенно поколеблены, в международной жизни начали все больше преобладать изоляционистские тенденции, мировая экономика соответственно начала быстро сползать к коллапсу, а экспансия практически прекратилась. Потому что основное внимание все правительства начали уделять не освоению новых миров, а сохранению контроля над имеющимися. Но на это сил тоже не хватало. На окраинах империй вовсю шла бесконтрольная эмиграция по религиозным, экономическим и политическим мотивам, и мы до сих пор знаем очень и очень приблизительно, сколько миллионов покинули ареал расселения человека и куда они отправились. Кстати, Америка, объявившая своими самое большое число миров, оказалась тогда в наиболее тяжелом положении. Из-за перманентного финансового кризиса флот представлял собой довольно жалкое зрелище. Достаточно сказать, что кораблей первого класса в составе флота того времени было всего семнадцать единиц против трехсот двадцати трех в настоящее время. Впрочем, положение и восемнадцати остальных держав было не лучше. И тогда одна светлая голова предложила гениальный вариант. Хотя, возможно, таких светлых голов было несколько, кто сейчас может сказать? Во всяком случае, идея захватила многих в высших кругах власти некоторого числа государств, достаточно большого, чтобы была предпринята попытка ее осуществить. Интересы двенадцати крупнейших держав сходились в районе небольшой системы, в которой центром поселения была планетка под названием Таир. Как и несколько других, она служила яблоком раздора. Да и вообще вся территория в радиусе почти двадцати световых лет считалась спорной. Поэтому, когда жители близлежащих к Таиру провинций подняли мятеж, или, как сейчас это называется – народное восстание, и объявили, что образуют новое государство со столицей на Таире, «ястребы» во всех государствах оказались в щекотливом положении. Первое же государство, которое рискнуло бы применить силу для подавления собственных мятежников, неизбежно было бы втянуто в конфликт с остальными мятежниками, которые формально все еще находились под юрисдикцией совершенно другого государства. А это повернуло бы против него силы остальных одиннадцати держав. И хотя среди «ястребов» тут же началась воинственная шумиха, после стольких лет самоотверженно лелеемой вражды договориться друг с другом оказалось совершенно невозможно. А подставлять собственную империю под неизбежный удар остальных – таких дураков, к счастью, не нашлось. Так что обошлось без бойни.

Механизм деимпериализации был запущен. И спустя некоторое время начался достаточно болезненный, но намного менее кровавый, чем можно было ожидать, распад империй. Так появились те почти двести государств, которые существуют сейчас. – Дуглас перевел дух. – Однако такое рождение наложило на Таир свой отпечаток. Это государство до сих пор является конгломератом нескольких практически независимых и зачастую враждебных друг другу планетных систем. И правят там двенадцать самых могущественных и около сотни более мелких кланов. Так что любое мало-мальски важное решение принимается там не официальными органами власти, а на совете великих домов. Да и распределение высших должностей является результатом не волеизъявления избирателей, а консенсуса, достигнутого на консультациях между кланами. Так, несмотря на то что мадам Свамбе-Никатка не занимает никаких официальных постов, в пределах выделенной ей сферы деятельности она имеет намного больше власти, чем даже господин президент у нас. Да и во многих остальных сферах тоже. Особенно если она возжелает не допустить чего-то такого, что ей не по нраву. А уж в вотчине клана Свамбе она вообще превыше всех и вся. Именно по этой причине мы были вынуждены отказаться от действий по официальным каналам.

Ив нацедил из сифона воды в стакан и протянул Дугласу. Тот благодарно улыбнулся. На некоторое время в каюте наступила тишина. Полковник мелкими глотками пил газированную воду, а Ив обдумывал полученную информацию. Наконец Дуглас поставил стакан на стол.

– Теперь о нынешнем положении, – заговорил он снова. – Мадам Свамбе-Никатка происходит из клана Никатка. Он не принадлежит к великим кланам и одно время был сателлитом клана Строгановых. Но около двухсот лет назад Никатка переметнулись сначала к клану Такано, потом к клану Свамбе, выходцам с Черного континента. А затем начали менять хозяев как перчатки. Свамбе всегда отличались железной дисциплиной и беспрекословным повиновением старшим, но у них не хватало интеллекта. Кроме того, у них было обыкновение – взобравшись, так сказать, на трон, изрядно прореживать ряды соперничавших с ними родственников. Поэтому к середине нашего столетия клан подошел изрядно ослабленным. Никатка же, наоборот, страдали излишней хитростью, меняя своих покровителей среди великих кланов чуть ли не по два-три за столетие. Однако это принесло не совсем те плоды, на которые они рассчитывали. Так что в конце концов они скатились даже на более низкий уровень влиятельности, чем тот, которым обладали у Строгановых. Только тут они решили наконец остепениться и снова вернулись к клану Свамбе. После чего оставались верны этому клану почти семьдесят лет. Что, учитывая их привычки, выглядит почти невероятным. Однако они не прогадали. Потому что за это время смогли подняться среди своих союзников довольно высоко, хотя и не могли претендовать на первые роли. Здесь сыграло свою роль еще одно обстоятельство: Свамбе были единственным черным кланом среди великих, и многочисленные браки между родственниками привели к их вырождению. Вот почему, когда глава клана взял в жены молоденькую девчушку из многочисленного, но захудалого клана, притом белую, на нее смотрели всего лишь как на детородную машину, предназначением которой было обновить кровь. Тем более общеизвестно, что дети от смешанных браков, как правило, рождаются черные. Однако у девчушки оказалась хватка как у бульдога. Родив первого ребенка, который оказался мальчиком, да к тому же еще, как по заказу, и черным, она рьяно взялась за продвижение наверх своих людей. А великий Свамбе не захотел либо не смог сдержать ее напор. Или, может, просто решил дать девочке немножко поиграть. Но вот спустя год Нгомо Юму Сесе Свамбе внезапно умирает и власть, совершенно неожиданно, оказывается в коготках у юной леди. Дальнейшее показало, что она впитала все самое гнусное из традиций обоих кланов. В полном соответствии с традициями солидно проредила верхушку Свамбе, безжалостно выполов всех, кто хоть однажды проявил малейшее к ней неуважение, и начала яростно интриговать, походя разрушив пару многовековых союзов. В общем, вначале ей просто сопутствовала удача. Я диву давался, видя, какие только невероятные авантюры не сходили ей с рук. С течением времени она поднабралась опыта, нашла талантливых помощников и… стала тем, кем стала.

Полковник Дуглас замолчал, решив, очевидно, дать Иву возможность подумать, неторопливо допил воду из стакана и, вздохнув, продолжил рассказ:

– Это, так сказать, была предыстория. Наша же проблема состоит вот в чем. Мадам Свамбе сумела поднять клан на недосягаемую прежде высоту. Никогда еще Свамбе не были столь могущественны. Этим и объясняется то, что Свамбе до сих пор терпят над собой белую. Но мадам вошла во вкус. Она мечтает подмять под себя всю республику Таир. Возможно, и не только ее. Однако сегодня она уже достигла своего потолка. У клана Свамбе нет ни ресурсов, ни технологий, ни финансовых возможностей, чтобы взобраться выше, чем сейчас. Ей нужен сильный союзник. И лучше всего такой, который в случае удачи не смог бы воспользоваться плодами совместной победы, отодвинув ее в сторону. – Дуглас помедлил, в его голосе зазвучала горечь: – И ей кажется, что она нашла такого идеального союзника.

Ив окаменел. Ему на мгновение показалось, что он знает, какого союзника имел в виду полковник, но он с ужасом отогнал от себя эту мысль. Однако, посмотрев в глаза Дугласу, Ив понял, что не ошибался, все так и есть. Он вздрогнул как от озноба, но тут же взял себя в руки. Что ж, одной тайной стало меньше. Теперь он знает, почему Алые князья прекратили Завоевание и наступило Десятилетие покоя. Они хотят обойтись без лишних потерь. Зачем, если человечество должно само упасть им в руки.

Полковник тяжело вздохнул:

– У нас нет доказательств, которые мы могли бы предъявить мировому сообществу. Если мы просто выложим ту информацию, которой обладаем, может разразиться гигантский скандал. И наши усилия приведут к прямо противоположному результату. Кланы Таира набросятся не на мадам Никатку, а на нас. Гранд-сенат Содружества предпочтет не портить отношений с Таиром и сделает нас козлами отпущения. В то же время, если план мадам Свамбе увенчается успехом… – Полковник оборвал фразу и, мгновение помолчав, глухо закончил: – Так что эта экспедиция – наш единственный шанс.

– Этот Клайв Смитсон… Почему он так важен?

– Он – сын мадам Никатки.

Ив с недоумением воззрился на полковника. Заложник?! Тот грустно усмехнулся:

– Дело в том, что в данном случае не так важно, кто его мать. Для нас гораздо важнее, кто его отец.

Ив ошалело уставился на полковника, чувствуя, как внутри его все сжимается. Мадам Никатка, оказывается, еще и несет ответственность за трагедию Детей гнева. Он вспомнил грустные вереницы маленьких уродцев, поднимающихся по эстакадам на корабли. Эти детские лица, уже изуродованные выступающими клыками, детские ручонки с черными когтями вместо ногтей… Ива передернуло. Полковник понимающе взглянул на него:

– Вы правы, все это мерзко.

– Сколько ему лет?

– По нашим предположениям, около восьми, но для его миссии не нужно особого интеллекта. Сам факт его существования говорит сам за себя. Кроме того, по нашим сведениям, он унаследовал массу врожденных способностей, свойственных Алым князьям.

Ив помедлил, прежде чем задать следующий вопрос:

– И насколько этот… это существо похоже на человека?

Дуглас пожал плечами:

– Я не знаю. Нам не удалось добыть не только ни единого изображения, но даже словесного описания, как он выглядит. Мне известно только одно. Мадам Свамбе приняла на себя обязательства по его воспитанию, которые противоположной стороной воспринимаются крайне серьезно. У меня есть сведения о том, что, если она не выполнит своих обязательств, всякие отношения с ней будут разорваны. Но нам нужно спешить. Это существо пробудет на станции еще около сорока дней, а потом за ним придет корабль. Ив скептически улыбнулся:

– Неужели вы думаете, что мы сможем незаметно проникнуть на станцию, тихо и быстро отыскать тщательно охраняемого… гостя и столь же незаметно удалиться? И это все на невесть каком корабле, с командой, которая всего несколько раз побывала в настоящем деле. На вашем месте я бы попытался проделать это с помощью какого-нибудь элитного специального подразделения, или у вас таких нет?

Полковник усмехнулся:

– Есть. Но все наши проигрыши на компьютерном имитаторе неизменно заканчивались полным провалом. Хотя, говоря откровенно, мы все равно попытались бы, если бы не встретили вас или если бы вы не дали своего согласия.

Ив все с той же скептической миной добавил:

– К тому же не сомневаюсь, что у вас есть запасной вариант на случай нашей неудачи.

Дуглас с невеселой улыбкой кивнул. Все было ясно. Ив негромко спросил:

– А почему вы думаете, что это удастся мне?

Полковник поднял глаза на Ива:

– Я не думаю, я просто знаю, что если не удастся вам, то не удастся больше никому. Вы непростой человек, мистер Корн. Причем, как мне кажется, до такой степени, что это выше понимания всех нас, ныне живущих. Возможно, даже и вас… – Он поднял палец. – Причем заметьте, это сказал не я, а Старый Упитанный Умник. А он еще ни разу не ошибался в людях. Сказать по правде, я не знаю, чем вы лучше моих «Вайлдкетов». Но, если Розенфельд так считает, значит, так оно и есть. Именно поэтому я с вами и откровенен сверх всякой меры.

Ив наморщил лоб, усиленно размышляя, и неожиданно для себя спросил:

– А пленника… как вы собираетесь его использовать?

Полковник усмехнулся:

– Да никак. Достаточно будет факта его потери.

Ив вздохнул с некоторым облегчением. Значит, маленького уродца не собираются использовать в качестве доказательства или подвергать препарированию. Впрочем, какое это доказательство. Любая прилично оборудованная генетическая лаборатория при каком-нибудь провинциальном университете или более-менее крупной фирме может сварганить что-то подобное. Так что ни одно правительство не рискнет принять это существо в качестве доказательства чего бы то ни было. А многие, пожалуй, еще и обвинят Нью-Амстердам в нарушении Бернской конвенции, запрещающей подобные опыты с человеческим материалом.

– И какова будет дальнейшая судьба ребенка?

Дуглас ответил вопросом на вопрос:

– У вас есть предложения?

– Я мог бы взять его к себе.

Дуглас задумчиво потер подбородок:

– Я не готов ответить немедленно.

Ив стоял на своем:

– Но когда этот вопрос будет обсуждаться, вы будете за или против такого решения?

– На этот вопрос я отвечу после того, как он окажется у нас на борту.

Ив молча кивнул. Что ж, это разумно, хотя его не устраивает такой ответ. Но он будет держать это в памяти.

В этот момент раздался сигнал интеркома. Ив повернулся к экрану и нажал кнопку. На экране возникло лицо Уэсиды.

– Капитан, вы просили напомнить. До тренировки осталось пять минут, команда в фехтовальном зале.

– Спасибо.

Ниппонец кивнул и отключился, а Ив повернулся к полковнику:

– Не желаете присоединиться?

Тот хохотнул:

– Почему бы и нет. Хотя, если честно, я не брал в руки шпагу уже лет десять. – Он махнул рукой. – А впрочем, это не оправдание.

И они вместе вышли из каюты.

К системе Травиньян они подошли на половинной мощности. Целую неделю они провисели над внешней, ледяной планетой системы со стороны, обращенной к звезде. Ив изучал станцию с помощью мощных оптископов и пассивных сенсоров. Схема полковника оказалась не совсем точна. И те изменения, что он обнаружил, отнюдь не облегчали их задачу. Одновременно он усиленно тренировал восьмерых бойцов, отобранных в группу захвата, заставляя их снова и снова практиковаться в пространственном маневрировании.

Поскольку компьютер не нашел ни одного безопасного маршрута, Ив решил попробовать подобраться к причалу с помощью ранцевых маневровых двигателей скафандров. Этот способ, при всех его недостатках, обладал одним существенным достоинством. Человек в скафандре имеет гораздо меньший момент инерции, чем даже самый легкий бот. А в условиях гравиотрицательного маневрирования вблизи столь сложного пространственного объекта момент инерции становился едва ли не решающим фактором. Во всяком случае, если бы даже они налетели на какие-нибудь конструкции, то даже при самом неблагоприятном развитии ситуации самое худшее, что им грозило бы, – это пара синяков.

Неделю спустя они двинулись в путь на четверти мощности. Идеальным решением было бы полное отключение Двигателей, но в таком случае для того, чтобы подобраться к логову мадам Свамбе, им понадобилось бы целых три года. Поэтому Ив воспользовался старым приемом донов – заходом со стороны звезды. Он знал, что на оси «станция – звезда» многие сенсоры снижают чувствительность, поскольку фоновые излучения звезды на ПОРЯДКИ выше тех, что идут со стороны внешнего космоса.

Так что держать патрульные корабли на этом направлении при отсутствии реальной угрозы дорого и не очень разумно. Хотя Ив не исключал, что они там все же есть. Богатая мадам могла себе это позволить без ощутимого урона для своего кошелька. А то, что он узнал от полковника, наталкивало на мысль, что уж на охране-то мадам Свамбе экономить не будет. Вот почему он не стал подходить к звезде чересчур близко, чтобы не включать силовое поле на полную мощность. И по завершении маневра двинулся в сторону станции, прикрываясь только полем отражения.

Они встретили линию кораблей охраны на расстоянии сорока миллионов миль от станции. Кораблей было восемь, и на перехват прорывающегося или убегающего корабля-нарушителя в любой момент могли устремиться любые четыре из них. Надо признать, мадам Свамбе очень серьезно подошла к организации системы охраны. Однако им удалось преодолеть этот рубеж незаметно. Хотя за те три с половиной часа, пока они теоретически оставались в зоне надежного обнаружения корабельных сенсоров, полковник успел испортить все семь своих носовых платков, то и дело утирая пот со лба. Не помогла даже абсолютная уверенность в правильности добытых его людьми сведений о частоте и фокусировке полей активных сенсоров, используемых кланом Свамбе.

Когда до вынесенных вперед терминалов станции оставалось не более десяти миль, они сделали последнюю остановку. В такой близости от станции их могли обнаружить в любой момент. Оставалось надеяться только на то, что операторы систем обнаружения тоже люди и никому и в голову не придет искать вражеский корабль так близко. Что же до искажений интерферентной картины, то их спишут на случайные возмущения звезды. Во всяком случае, назначив время отбытия группы на три двадцать утра по времени станции, Ив руководствовался именно физиологическими особенностями человеческого организма. Этот способ пока что его ни разу не подводил.

Йогер набрался уже с утра. Тому были веские причины. Маман умела быть несносной. Но то, что она творила последние две недели, переходило всякие границы. И все из-за этого выродка. От этих мыслей у Йогера голова шла кругом и руки сжимались в кулаки. Впрочем, он был сам виноват. Заподозрил, что маман от него что-то скрывает, и заявился на станцию проверить. Проверил, нечего сказать. Вот уже второй год торчит в этой дыре, дожидаясь, когда же маман закончит свою авантюру. Впрочем, маман – голова. Даром что белая. У черных главное не это. Черный силен, свиреп, красив, и нет ему преград. Кого угодно сметет как ураган. Как папан.

Жалко, что умер не вовремя. Может, тогда маман не заимела бы такой власти. Хотя, может, это и к лучшему. Уюмба говорит, что при папане клан совсем захирел, даже Ван Клиберны и те выше котировались, а сейчас… Йогер зажмурился и отхлебнул виски из почти опустошенной литровой бутылки. И все-таки маман стерва! Ну сколько можно терпеть одних и тех же девочек? Его уже тошнит от их мордашек. Йогер вздохнул. На какие муки ему приходится идти ради клана. Он опять приложился к бутылке, но оттуда вытекли жалкие капли. Йогер поморщился, отшвырнул бутылку в угол и свирепо заорал:

– Уюмба!

Тот, как обычно, появился почти в тот же миг. Как будто стоял наготове за занавеской и ждал, когда позовут. А может, действительно стоял и ждал. Черт их разберет, этих слуг. Йогер поморщился и проорал в склоненное над ним лицо:

– Еще виски!

Уюмба молча поклонился, по его губастому, иссиня-черному лицу было видно, что он не доволен. Йогер невольно посмотрелся в огромное зеркало, висевшее в дальнем углу апартаментов у кровати. Его кожа была значительно белее, чем у слуги, и из-за этого, как он знал, большинство «старых» Свамбе не считают его своим. Хотя, может быть, все дело в том, что ему уже тридцать пять, а он по-прежнему против маман и слова не может сказать. «Старые» Свамбе считают для себя зазорным подчиняться белым. И если бы маман изрядно их не проредила, не усидеть бы ей на своем месте так долго. Впрочем, и сейчас ее трон иногда качает. Насколько ему помнится, последняя попытка отравления была предпринята не далее как на День Независимости, государственный праздник Таира, хотя Свамбе называли его Днем Обретения Черной Свободы. Наконец появился Уюмба с виски. Йогер слегка оживился, но, наткнувшись на укоризненный взгляд слуги, со злостью швырнул в него пустой бутылкой:

– Пошел вон, недоносок!

Уюмба слегка пошатнулся, когда бутылка ударила его в плечо, но удержался на ногах, с достоинством поклонился и исчез за занавеской. Йогер с некоторым раскаянием подумал, что переборщил, но это чувство растворилось в первом же глотке виски.

Инсат Перье поднялся на гравилифте до одиннадцатого уровня и, пройдя через большой, заполненный людьми холл, по обеим сторонам которого тянулись длинные крытые галереи, приблизился к огромным двустворчатым дверям. Чернокожий гигант в ритуальной набедренной повязке, вооруженный копьем, щитом и ассегаем, остановил его ленивым движением ладони и кивнул дежурному барабанщику. Тот выбил несколько легких звуков на небольшом тамбурине и застыл, прислушиваясь. Господин финансовый советник с равнодушным видом посмотрел вокруг. Холл был стилизован под африканскую деревню. Хотя и с некоторыми усовершенствованиями. Галереи вдоль стен были устроены наподобие галерей воинских домов маори, в случае тревоги они мгновенно заполнялись свирепыми вооруженными воинами. Ритуальное оружие казалось таким только на первый взгляд. Господин Перье знал, что щиты воинов покрыты слоем келемита, а копья и ассегаи имеют келемитовое напыление на лезвиях. Так что стража, вооруженная этим на первый взгляд весьма странным оружием, могла успешно противостоять даже нападающим с лучевым оружием.

Единственным недостатком было то, что все воины были обнажены и в случае разгерметизации отсека мгновенно погибли бы. Но между дворцом мадам и внешней обшивкой станции располагалось еще несколько десятков палуб. Так что подобную возможность можно было рассматривать чисто гипотетически. Свамбе любили напускать туману, но Перье знал, что все эти ритуальные выверты несут в себе и серьезный практический смысл. Например, традиция передавать сообщения тамбуринами наряду с традиционной имела и большую практическую ценность. Можно было расколоть и подделать любой шифр, почерк, но фальшивый рокот тамбурина мгновенно распознавался любым сигнальщиком. Тем более что они, как правило, в конце каждого сообщения поминали одного из духов, причем в связи с каким-нибудь событием. Так что самое секретное сообщение в оригинале часто звучало примерно так: «Нгомо просит дозволения обратиться к Великому, дабы он даровал разрешение повести воинов в набег на Угрой, да дарует Лумбус-лемур здоровье козе Игомба при родах». Подделать такое сообщение было невозможно в принципе. Для этого надо было знать, что происходит в деревнях или хотя бы о чем говорили в отсеке барабанщиков нынешним утром.

Из небольшого динамика послышался рокот тамбурина, начальник стражи благосклонно кивнул, после чего отступил в сторону, взял копье наизготовку и сделал свирепое лицо, обнажив подточенные зубы. Инсат Перье набрал воздуха в легкие и, как только дверь чуть-чуть приоткрылась, поспешно протиснулся в щель. За его спиной раздался свист копья, стремительно рассекающего воздух, и дверь тамбура мягко закрылась. Господин Перье перевел дух и выругался себе под нос. Официально считалось, что таким образом стража убивает злых духов, которые стремятся проникнуть во дворец, усевшись на спину входящему. Но Инсат Перье знал, что мадам Свамбе и этот ритуал ухитрилась использовать к собственной выгоде. Во всяком случае, как минимум двенадцать ближайших родственников ее мужа были заколоты стражей у дверей дворца на том основании, что, по утверждению часовых, за их спинами прятались злые духи. Вполне возможно, что однажды такая же участь постигнет и его. Хотя пока об этом речи не шло, но… Что ж, любой выбор имеет свои недостатки. Во всяком случае, ни один другой клан не стал бы ему СТОЛЬКО платить. Да и возможности что-то сделать были бы намного уже. Здесь его не ограничивали ни рамками глупой морали, ни финансовыми и никакими другими соображениями. А на что способна гвардия масаев, он убедился во время «умиротворения» бунтовщиков на одной из планет, входящих в сферу влияния клана Свамбе. Кадры, снятые там, он до сих пор прокручивает, когда нужно взбодрить уставшие нервы.

Перье двинулся вперед по роскошным коридорам дворцового сектора. Скоро впереди показалась еще одна высокая двустворчатая дверь. На уровне дворца не было ни лифтов, ни лестниц. Великие обычно передвигались по дворцу в паланкинах, а остальные были вынуждены ходить пешком. Что было не так легко. Общая длина дворцовых коридоров составляла около пятидесяти миль. И это при том, что помещения дворца составляли едва ли одну пятидесятую часть объема станции. Господин Перье остановился перед дверью и отвесил несколько церемониальных поклонов маскам духов-покровителей. Он знал, что в их разинутых ртах были установлены локационные системы мощных многофункциональных сканеров, которые во время поклонов успевали просканировать прибывшего вплоть до слизистой оболочки желудка. Причем в разных ракурсах. Так что и этот ритуал, помимо изначально мистического значения, при мадам Свамбе приобрел еще и практическую значимость. Как только господин Перье закончил с поклонами, дверь медленно и величественно растворилась и он ступил в личные апартаменты мадам Свамбе.

Мадам встретила его вопросом:

– Где ты пропадал, Инсат? Я жду тебя целый час.

Финансовый советник не удержался, чтобы не проворчать:

– Если бы мадам позволила хотя бы некоторым из своих наиболее верных слуг в пределах своего дворца пользоваться личным транспортом, я прибыл бы намного быстрее.

Мадам усмехнулась. Перье знал, что легкая пикировка вполне допускалась и даже нравилась госпоже Свамбе-Никатке, поскольку вносила некоторое разнообразие в атмосферу истового раболепия, царившую во дворце.

– Ты же знаешь, Инсат, я не могу это сделать. Такова традиция.

Жеманство, с каким это было сказано, хотя на лице госпожи Никатки и мелькнула виноватая улыбка, не оставляло сомнений в том, что для нее этот разговор был всего лишь игрой. Ведь и самовластной правительнице, находящейся на самой вершине, иногда хочется позабавиться. Например, представить себе на миг, что она в чем-то провинилась перед одним из своих слуг. Инсат Перье прекрасно понимал правила игры и никогда не принимал извинений мадам всерьез. Впрочем, игра была уже закончена. Мадам перешла на свой обычный сухой тон:

– Итак, что ты можешь сказать?

Господин Перье украдкой вздохнул и раскрыл папку с распечатками. По поводу той идеи, которая владела мадам на протяжении последних десяти лет, он мог бы рассказать многое. Она была по меньшей мере спорной, но… От него не требовалось ОЦЕНИВАТЬ идеи мадам. Он должен был только находить пути их воплощения.

– Я разработал несколько вариантов совместных действий. Для нас наиболее предпочтительным является следующее развитие событий. – Он вручил мадам несколько распечаток. – Наши багровокожие союзники сначала атакуют территории Таира, принадлежащие кланам Чеснеев, Строгановых, д’Анжу, Такано, фон Паулюсов и нашему. Из всей этой передряги без особых потерь выйдем только мы. Причем отобьем у Врага несколько миров, принадлежащих этим кланам. Список вариантов на странице восемь. Хорошо, если б вы настояли на том, чтобы они как следует похозяйничали там, не нанося, однако, особого ущерба промышленным объектам. Тогда проблемы отторжения будут решены достаточно просто. После этого, пока остальные великие кланы будут в панике, мы соберем конгресс кланов. По моим подсчетам, при таком развитии событий на нашей стороне будет не менее шестидесяти семи процентов голосов младших кланов. А также существует немалая вероятность того, что удастся перетянуть на свою сторону и несколько великих кланов. Во всяком случае, уже сейчас просматривается неплохой вариант с кланом Хуатичилос. Это позволит нам принять на конгрессе свою резолюцию. С ее проектом вы можете ознакомиться на странице одиннадцать. Так что не пройдет и двух лет, как мы получим не только экономическую, но и политическую власть на Таире. После этого надо сделать перерыв на пару десятилетий и позволить нашим союзникам снова показать свою мощь…

Он разъяснял свой план еще несколько минут, специально заострив внимание на конечном результате и не вдаваясь в детали. Мадам терпеть не могла детали, которые, по ее словам, всегда все портили. Впрочем, когда мадам бралась за дело лично, она уделяла деталям самое серьезное внимание. Больше всего мадам Свамбе-Никатка не любила, когда у нее что-то не получалось так, как задумано. Господин финансовый советник припомнил встречу, которую ему устроила мадам после неудачи на Рудоное, и от одного воспоминания об этом его прошиб холодный пот. Был момент, когда ему подумалось, что его не спасут даже полученные благодаря его предусмотрительности блестящие финансовые результаты. Они тогда на резком всплеске стоимости акций орбитальных заводов заработали почти четыреста миллионов соверенов. Однако то, что все пошло не так, как она хотела, было для мадам… Но сейчас все пока выглядело прекрасно. Как и в любом плане ДО начала его реализации.

Когда Перье кончил говорить, мадам Свамбе вскочила с ложа с горящими глазами:

– Ну разве я не гений?!

– Вне всякого сомнения, мадам.

Она в возбуждении прошлась по зале, распространяя удушливый аромат дорогих земных духов:

– О боже, с каким нетерпением я жду встречи с посланником «могущественных»! – Она остановилась и, блеснув глазами, нетерпеливо взвизгнула: – Я должна немедленно увидеть мое сокровище!

Инсат Перье вздрогнул, вспомнив грустного худощавого подростка с черными когтями на руках, ногах, локтях, коленях и недоразвитых крыльях. Генные изменения, внесенные «могущественными» в человеческий эмбрион, хоть и не позволили ему достигнуть их совершенства, но одарили его способностью в совершенстве овладеть их языком. Первые шесть лет своей жизни мальчик провел в одном из миров «могущественных», а два года назад его привезли сюда, чтобы он привык к народу, которым ему вскоре предстояло править. Причем править так, как это представлялось мадам. Она рассчитывала, что это существо получит поддержку несокрушимых «могущественных». И тогда мадам Свамбе поступит с этим уродцем как со своим старшим сыном – сделает его просто символом, а все нити власти оставит в своих руках. Однако у господина Перье были серьезные основания сомневаться в том, что это ей это удастся. Во-первых, из единственной беседы с этим странным мальчиком он неожиданно для себя заключил, что он в тысячу раз умнее, чем любой другой ребенок его возраста. В некоторых отношениях он даже более умен, чем многие взрослые. И этот ребенок уверен, что самое большее, на что он может рассчитывать, – это быть здесь чем-то вроде тамбурина в руках «могущественных». Так что в конечном счете мадам предстояло оказаться у разбитого корыта. Но Инсату Перье на все это уже было наплевать. Единственной встречи с «могущественным» было достаточно для господина Перье, чтобы понять – у человечества нет никаких шансов устоять в этой битве. И он решил встретить крах человечества в своем домике где-нибудь в глухом уголке старушки Земли, под древней луной, изо всех сил притворяясь перед самим собой, что ему ничего не известно о «могущественных», других мирах и вообще ни о чем из того, что происходит за пределами земной атмосферы. Он очень надеялся, что Земля падет последней.

Ив растянул купол иглу и открыл вентиль баллона. Полог иглу мгновенно наполнился воздухом. Ив окинул взглядом своих ребят, набившихся в иглу как сельди в бочку, и включил привод келемитового резака. Оболочка скафандров ощутимо завибрировала под действием звуковых волн, испускаемым лезвием резака. Если бы внешние микрофоны скафандров не были отключены, от визга и скрежета могли бы лопнуть барабанные перепонки. Ив аккуратно завершил круговой надрез и резким толчком руки вытолкнул его и скользнул в проем одновременно с ним, используя его как щит. Они не знали, что за помещение находится по ту сторону обшивки, существовала вероятность того, что они свалятся на головы охранников, стоящих стройными рядами, плечом к плечу с обнаженными ассегаями и лучевиками наизготовку. Однако все обошлось. Они попали в пустынный тамбур какого-то коридора. Ив самодовольно усмехнулся. Он сам выбрал эту точку, отсчитав сорок три ярда от обреза шлюза секретного причала, до которого они добирались около трех часов. Ив, шедший первым, до сих пор вспоминал этот путь как затянувшийся кошмар. Дважды они чуть не влетели в келемитовую «сеть» с ячейками, способными разрезать человека в скафандре на куски. И сейчас баки ранцевых маневровых двигателей были сухими. Но он предусмотрел и такой вариант – трое абордажников из группы были нагружены запасными баками с азотом. Впрочем, ноша остальных была не намного легче.

Ив вскочил на ноги, настороженно осмотрелся и махнул рукой остальным. До сего момента они двигались в режиме полного молчания, но теперь, когда они были укутаны атмосферой, можно было включить наружные динамики и микрофоны.

Через считанные мгновения все были внутри. Ив, чисто рефлекторно засекший время, довольно улыбнулся. Пожалуй, со временем из этих ребят может получиться что-нибудь путное. Двое сноровисто установили толстые шнуры зарядов, которые веером расходились от вырезанного люка по всему потолку, и команда тронулась в путь. У первой же двери Ив вскрыл коммутатор и подсоединил портативный комп. Повернувшись затем к полковнику, он увидел в его взгляде вопрос.

– Я считал стандартный пароль. Теперь будем двигаться без особых остановок, – объяснил Ив.

Дуглас молча кивнул. Ив быстро нажал несколько цифр на пульте, и большая дверь ушла в стену. Отряд проскользнул в коридор, и он закрыл дверь. После этого он знаком подозвал к себе одного из бойцов и они вдвоем, подхватив вышибной заряд, стали запихивать его в щель между стеной и дверью.

– Зачем это? – поинтересовался полковник. Ив, не отрываясь от работы, объяснил:

– Насколько я узнал из предоставленных вами материалов, здешняя охрана по традиции ходит почти голой. Так что, если возникнут проблемы, нам будет достаточно только подорвать все заряды, которые мы установим, и… на обратном пути нас уже никто на будет сопровождать.

Полковник уважительно покачал головой. Ив сделал знак рукой, и маленький отряд двинулся в путь. До апартаментов мадам им предстояло пройти по длинным коридорам около восьми миль. Причем никто не мог поручиться, что тот, кого они ищут, находится именно там.

Смотрящий на два мира стоял на утесе и смотрел на море. Восьмой выпуск «Нэшнл джиогрэфик» за этот год был посвящен Новой Зеландии. Зеленые луга, горы, водопады, море и величественные тучи на горизонте. Каждый раз, когда он смотрел ленты о Земле, его охватывала тоска. У него нет никаких шансов на то, что он будет когда-нибудь жить на Земле. Потому что у самой Земли нет никаких шансов. Прежде чем переправить его сюда, Проникающие рассчитали фокусирующую точку. Это и была Земля, прародина человечества. В случае уничтожения этой планеты человечество сначала должно было выдать резкий всплеск сопротивления, а потом силовая компонента Алой волны показывала его неуклонное падение. А это означало, что Земля обречена. И у него нет никаких шансов посетить ее ДО того, как она будет уничтожена. Он вздохнул, машинально приняв позу печальной неизбежности и покорности судьбе, и отключил экран, мгновенно вернувшись в свои апартаменты. За занавесью, прикрывавшей арку входа, послышались торопливые шаги нескольких человек. Среди них явственно выделялся стук каблучков женщины, которая по местным меркам считалась его матерью. Он вспомнил «могущественного» по имени Относящийся, который был его Наставником. Для Смотрящего на два мира именно он был наиболее близок к тому, что в этом мире обозначалось словом «мать». А для этой женщины он был всего лишь очередным инструментом для удовлетворения своих противоречивых желаний.

– Дорогой, я так по тебе соскучилась!

От запаха, которым постоянно окружала себя эта женщина, у Смотрящего на миг перехватило дыхание. Но он тут же понизил порог чувствительности своих рецепторов и сразу почувствовал себя лучше. Женщина обслюнявила ему щеки и наконец отодвинулась подальше:

– Ты прекрасно выглядишь, дорогой. Может, ты хочешь что-то попросить у своей мамочки? Говори, не стесняйся.

Смотрящий ответил ровным тоном:

– Спасибо, мама.

Эта женщина любит, когда он называет ее мамой. Что ж, ему все равно. Его учили проводить среди людей волю «могущественных», и что значат его собственные чувства по сравнению с величием этой задачи? Ничего. Хотя пока ему не все удается. Например, эта женщина не понимает, что она ему неприятна. Но ведь он пока еще ребенок.

– Ну же, не будь таким букой.

Женщина посмотрела на него несколько раздраженно. Все вокруг обязаны, выполняя ее желания, при этом демонстрировать радость и восторг. За исключением тех случаев, когда она сама не прочь увидеть иное. Но от этого маленького уродца зависит слишком многое, а она в свое время научилась слишком хорошо контролировать свои эмоции, чтобы сейчас позволить им хотя бы чуть-чуть осложнить исполнение задуманного ею. Во всяком случае, она сама была в этом абсолютно уверена. Мадам Свамбе-Никатка подавила раздражение и с наигранным интересом принялась рассматривать все подряд, переходя от одного предмета к другому. Наконец она остановилась у голопроектора, вытащила картридж, прочитала названия:

– О, тебя интересуют диски о Земле. Почему же ты мне не сказал? Я с удовольствием достану тебе самые свежие новинки.

– Спасибо, мама. Я не хотел тебя затруднять. Мне вполне хватает записей из библиотеки.

– Но разве тебе не хотелось бы иметь СВОЮ коллекцию?

– Свою?! – Смотрящий на мгновение задумался. Некоторые понятия людей до сих пор ставили его в тупик. Разве записи из библиотеки не принадлежат ему? По крайней мере, пока они его интересуют.

– Ну да. Только твою. Ты мог бы забрать их с собой на… ну туда, куда ты улетишь, и время от времени смотреть, вспоминая о своей мамочке.

Смотрящий несколько мгновений привыкал к этой мысли, потом благодарно наклонил голову, бессознательно раздвинув крыльевые когти в знак согласия:

– Благодарю, мама. Это доставит мне удовольствие.

– Ну вот и хорошо.

Судя по движениям лицевых мускулов, женщина была очень довольна.

– Если тебе захочется чего-нибудь еще, немедленно скажи об этом своей мамочке, Клайв. Я все устрою. – Она резко повернулась и вышла из комнаты.

Последнее, что услышал Смотрящий, были ее слова, сказанные уже достаточно далеко от его комнаты – где, как она была уверена, он не сможет ее услышать:

– Ну, наконец-то мне удалось немножко расшевелить эту холодную рыбину, Инсат. Кто бы мог подумать, что ему вдруг понравится такая рухлядь, как записи Земли.

Первая встреча с обитателем станции произошла примерно за милю до ворот дворца. Они уже собирались подняться повыше, ибо глупо было бы вылезать на обозрение почти сотни воинов, охраняющих ворота, как вдруг Ив через микрофоны, настроенные на высокий уровень чувствительности, уловил чью-то пьяную песню. Он сделал знак остановиться и прислушался. Его губы растянулись в сардонической улыбке. Кто бы ни был этот певец, две вещи про него можно было сказать абсолютно точно: во-первых, он явно не Энрике Гуззано, а во-вторых, он имеет большой опыт попоек в симаронских забегаловках. Так что, сопоставив эти сведения с тем фактом, что в самом сердце владений Свамбе этот певец чувствовал себя в полной безопасности, не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто это. Конечно же это его старый знакомец Йогер Никатка. Во всяком случае, именно под этим именем Ив знал его на Симароне. Он знаком подозвал полковника и с легкой усмешкой сообщил:

– Мне кажется, фортуна на нашей стороне.

Полковник его не понял, но не стал задавать вопросов, предпочитая подождать и все увидеть своими глазами.

Черт возьми, он бродит по коридорам станции уже целую вечность, а до сих пор не попалось ни одной подходящей рожи, на которой можно было бы сорвать свое раздражение. Он зашел в покои маман, как раз когда она ворковала со своим уродцем. И, великий Ингоро, ЕГО К НЕЙ НЕ ПРОПУСТИЛИ! Огромный стражник-масай просто отшвырнул его как щенка и вежливым тоном, который никак не вязался с его предыдущими действиями, посоветовал господину угомониться и не пытаться нарушить приказ великой. Иначе он будет вынужден позвать воинов, которые с почетом проводят его до апартаментов. Йогер однажды уже испытал на своей шкуре этот почет. Это было в тот день, когда он попытался наорать на мать. Того раза ему было достаточно. Поэтому он зло плюнул на пол маменькиной залы и, удовлетворившись этой мелкой местью, удалился из ее апартаментов. Виски на этот раз помогало мало, и он отправился искать, на ком бы сорвать зло. И вот такая невезуха!

Свернув за угол, Йогер остановился и, прервав на мгновение свою песню, приложился к бутылке. И что же он увидел, когда, хлебнув как следует, опустил бутылку?! Ненавистное лицо прихлебателя профессора Шкаличека! Ну надо же, как кстати! Ему так хотелось надрать кому-то задницу, а Уюмба уже надоел. Йогер взревел и бросился в атаку. Но тут впереди возникло что-то, заслонившее ненавистную физиономию, и в тот же миг в глазах полыхнула россыпь искр, потом все погрузилось во тьму.

Ив перевел дух и поудобнее перехватил обмякшее тело.

– Кто это? – нетерпеливо спросил полковник.

– Не узнаете? – усмехнулся Ив. – Йогер Никатка, собственной персоной.

Полковник удивленно раскрыл глаза, качая головой:

– Мистер Розенфельд опять попал в десятку. Удача просто липнет к вам, как назойливая любовница. Вряд ли на всей станции найдется более десятка человек из нескольких миллионов ее обитателей, которые точно знают, где находится Клайв Смитсон. И один из них умудрился попасть к вам в руки.

Ив кивнул головой, соглашаясь:

– Когда-то меня звали Счастливчик. Однако надо найти укромное местечко. Скоро он придет в себя, и я не хочу, чтобы нашу с ним беседу услышали чужие уши.

Через полчаса они снова стояли у развилки коридора, где уже были прежде. Ив молча указал рукой на неширокое ответвление, уходящее вверх. Полковник тихо сказал:

– И все-таки я не стал бы ему доверять на все сто процентов.

Ив усмехнулся:

– Я и не доверяю. Но о том, где находится ребенок, он сказал чистую правду. Можете мне поверить. Как и то, что в случае чего сюда сбегутся столько солдат, что на каждого придется тысяч по сорок. А это все-таки многовато. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы быстренько сделать свои дела и линять отсюда поскорее. Так что вперед.

И они двинулись вперед.

Смотрящий на два мира начал различать непонятные звуки уже давно. Ведь его органы чувств были намного совершеннее, чем у людей. Он уже совсем решил было сказать об этом своим стражам, истуканами застывшим в углах залы, когда вдруг чей-то негромкий голос произнес:

– Я хочу поговорить с тобой, Клайв Смитсон.

Смотрящий на мгновение замер, потом тихонько ответил:

– Да.

Стражи дернулись, недоуменно озираясь, но Смотрящий знал, что для того, чтобы они услышали голос говорившего, тому надо будет приблизиться к ним на половину расстояния, которое их разделяло. Между тем голос послышался снова:

– Когда я подойду поближе, нам придется нейтрализовать стражу. Так что, когда я сделаю вот так, – раздался резкий щелчок, – отключи слух.

Смотрящий снова ответил:

– Да.

Старший из стражей дрожащим голосом, полным страха и отвращения, которые всегда явственно слышались в голосе говоривших с ним людей, спросил:

– Вы что-то желаете, господин?

Смотрящий покачал головой:

– Нет, просто размышлял вслух.

Прошло около десяти небольших местных эквивалентов единицы измерения времени, называемых минутой, прежде чем он услышал легкий щелчок, на этот раз прозвучавший гораздо громче, и поспешно лишил себя возможности слышать, а заодно уж и видеть. Когда он восстановил эти способности, стражи, скорчившись, лежали там, где прежде стояли, а совсем близко слышались шаги нескольких человек. Наконец занавесь, закрывавшая арку, откинулась в сторону, и на пороге появилась фигура, казавшаяся неуклюжей из-за скафандра, в который была облачена. За ним следовали еще несколько фигур. Смотрящий встал со своего места и учтиво поклонился.

– Благодарю тебя, Клайв, за то, что ты пошел навстречу нашим пожеланиям. – Вошедший на секунду замолчал и вдруг спросил на языке «могущественных», слегка коверкая слова:

– Могу я узнать твое истинное имя, о гость этого места?

Клайву показалось, что спутники говорившего удивились. Один из них уж точно. Смотрящий и сам едва сумел сдержать удивление. Он не знал, что где-то в этом мире есть хоть кто-нибудь, кто умеет говорить на этом языке. Однако вежливость требовала ответить. Он принял позу почтительного внимания к старшим и представился:

– Мое имя на языке «могущественных» звучит как Смотрящий на два мира.

– Достойное имя, – заметил собеседник. – Ты уже знаешь, что наши имена не так важны для нас, но ты можешь называть меня Ищущим утраченную силу.

Смотрящий принял позу благодарности:

– Благодарю, но я хотел бы знать и второе твое имя.

– В таком случае зови меня Ив.

– Хорошо, Ив. – Мальчик серьезно посмотрел на Ива и сказал: – Теперь я хотел бы узнать, зачем вы хотели меня видеть?

На мгновение в комнате воцарилось молчание. Ив негромко произнес:

– Я хотел бы пригласить тебя отправиться с нами.

Снова молчание. Смотрящий обвел взглядом всех, кто прибыл с Ищущим. Было видно, что трое уже оправились от удивления. Их повадки показывали, что они безоговорочно признают главенство говорившего и, соответственно, его неожиданное умение было для них в порядке вещей. Поэтому они смотрели на него спокойно и внимательно. Иначе обстояло дело с четвертым, в котором Смотрящий заметил властность, свойственную людям, стоящим высоко. Именно этот четвертый был поражен больше всех умением Ива говорить на языке «могущественных» и все еще продолжал смотреть на него так, словно не верил своим глазам. Мальчик задумался. Тем временем четвертый наклонился к уху Ищущего и зашептал:

– Неужели вы думаете…

Ищущий перебил его:

– Вы же сами этого хотели. – Он усмехнулся и, не отводя взгляда от Смотрящего, добавил: – К тому же наступил момент, когда вы должны ответить на мое предложение.

Четвертый, уже почти справившийся со своими чувствами, был повергнут этими словами Ищущего в явное замешательство:

– Но зачем он вам нужен?

– Когда-нибудь, когда мы будем готовы закончить эту войну, нам понадобится человек, который сможет говорить с «могущественными». Иначе эта война окончится гибелью обеих рас. И всех, кто был с ними связан. А я знаю, я просто уверен, что быстрее других сумею найти с ним общий язык. Итак?

Тот, который назвался Ивом, требовательно посмотрел на четвертого. Тот неловко повел своими заключенными в боевой скафандр плечами и потом зло блеснул взглядом в сторону Смотрящего:

– Он пока не согласился на ваше предложение.

В третий раз в комнате повисла странная тишина. И в этой тишине неестественно громко прозвучал голос Смотрящего:

– Я согласен.

Они пробирались бесконечными коридорами. Пока все шло невероятно удачно. Ив уже даже начал побаиваться, не случится ли так, что их авантюра – а все это предприятие было не чем иным, как большой авантюрой, которая до сих пор не лопнула лишь благодаря невероятной удачливости, – в конце концов все же окончится громогласным фиаско. Ибо такое везение имеет одно поганое свойство – оно кончается в самый неподходящий момент. Однако пока все шло как по маслу. И Ив в который уже раз подумал; не имеет ли отношение к этому всплеску удачливости Творец. Поскольку полагать, что они сами могли вот так запросто пройти насквозь всю станцию Свамбе и почти весь дворцовый сектор, ни разу не наткнувшись не то чтобы на патруль масаев, но даже на парочку праздношатающихся гражданских, не влезли случайно в зону обнаружения ни единого охранного сенсора, зато очень своевременно повстречались с Йогером Никаткой, и все это просто потому, что так благоприятно для них сложились обстоятельства, – было бы несусветной глупостью. Но и возможности Творца, как видно, небезграничны. У очередного поворота они наткнулись на группу масаев, составлявших гвардию клана Свамбе. Хотя масаи были вооружены лишь ассегаями, при виде людей в скафандрах они стремительно бросились на них. Ив с внутренней дрожью скользнул в режим ускоренного восприятия, поскольку до сих пор не был уверен, что это получится у него без осложнений, и кинулся на противника, обнажив шпагу…

Схватка закончилась быстро. Но, вернувшись в нормальное состояние, Ив понял, что их везение кончилось. Под высокими сводами галерей ревели баззеры общей тревоги, а где-то неподалеку уже слышались крики и топот ног. Ив посмотрел на разом посуровевшие лица своих людей, на мгновение задержав взгляд на полковнике, буквально сверлившем его взглядом своих прищуренных глаз, и подал знак Ахмолле Эррою, который нес сигнальный пульт:

– Будь готов. Уходим по первому варианту. – Он повернулся к Смотрящему: – Извини. Я надеялся, что нам удастся дойти до шлюза без осложнений, но, как видишь… Мы взяли для тебя специальный контейнер. В нем ты будешь защищен от выстрелов и благополучно долетишь до нашего корабля. Но ты должен полностью довериться нам.

Мальчик серьезно посмотрел по очереди на всех своих спутников.

– А если я захочу уйти, вы убьете меня? – тихо спросил он.

– Нет, – твердо сказал Ив. Мальчик показал рукой на Дугласа:

– А вот он сделает это.

Ив выхватил лучевик и молча приставил его дуло ко лбу полковника. Тот вздрогнул и пробормотал:

– Вы с ума сошли.

– Вы не успеете даже достать лучевик из кобуры, полковник. Так что забудьте об этом.

Дуглас прекрасно все понимал и сам. А потому лишь скрипнул зубами и демонстративно убрал руку от кобуры лучевика. Мальчик посмотрел в глаза Иву и молча подошел к бойцам, державшим здоровенный футляр, похожий на огромный ромбовидный гроб.

Когда створки контейнера закрылись, Ив отодвинул лучевик ото лба полковника и заговорил спокойным тоном:

– Вы собирались это сделать с самого начала, не так ли? Поэтому и уклонились от ответа на мою просьбу.

Дуглас упрямо помотал головой и пробормотал:

– Он слишком опасен. Его нельзя оставлять в живых.

– Нет, – возразил с усмешкой Ив. – Он будет жить и останется со мной. – Ив пристально посмотрел на полковника. – И не стоит пытаться лезть в герои. Я сумею сделать так, что вы будете ОЧЕНЬ сильно раскаиваться в своей невоздержанности.

– Я не боюсь смерти, – пробормотал Дуглас.

– Мертвые не могут раскаиваться, – отозвался Ив. Их разговор на этом прервался. Откуда-то сзади послышались крики – и в коридор вылетела толпа масаев, вооруженных ассегаями и лучевиками. Они бросились в укрытия. Ив едва успел увильнуть от луча, который вонзился в стену, у которой он только что стоял, оставив на ней подтек металла как раз на уровне его лица, и крикнул полковнику:

– Они еще не знают, что Клайв у нас. А то бы мадам Свамбе отрезала яйца любому, кто осмелился выстрелить из лучевика. – Он повернулся к Ахмолле Эррою: – Давай!

Тот вскинул руку и нажал кнопку на наручном пульте. В то же мгновение Ив почувствовал, как вздрогнули стены. Шесть вышибных зарядов, выложенных по краям отверстия, прорезанного в наружной обшивке, – это походило на лучи солнца, как его рисуют дети, – одновременно взорвались, развернув обшивку станции в месте взрыва подобно гигантским лепесткам цветка и создав дыру размером с два хороших футбольных поля. Следом за этим взрывом прогремел еще десяток. Эти взрывы выворачивали изолирующие двери из своих гнезд и ставили их вперекос, не позволяя автоматике установить на месте вывернутых дверей аварийные изолирующие мембраны. Воздух станции с диким ревом устремился в космос, увлекая за собой незакрепленные предметы, людей, вырванные взрывами куски обшивки и все, что только мог. Проделанная дыра была так велика, а открытая рана вела так далеко в глубь станции, что сработала система отсечения сектора, обрекая ворвавшихся в коридор масаев, по традиции не носивших внутри станции ничего, кроме набедренных повязок, на скорую смерть.

Ив подождал, пока давление не упало настолько, что воздушный поток, проносящий мимо них впавших в смертельное оцепенение масаев, потерял ураганную силу, и, подав знак товарищам, оттолкнулся от стены. Трое абордажников, подхватив контейнер со Смотрящим, немедленно последовали за ним. Чуть помедлив, от стены отлепился и полковник Дуглас. Система отсечения в числе всего прочего отрубила и энергоснабжение, поэтому установки искусственной гравитации не работали. Так что они просто поплыли по коридору, пользуясь все еще сохранившимся током воздуха.

Спустя десять минут их вынесло наружу и подняло гораздо выше того уровня, где начинался маршрут, по которому они подошли ранее к этому причалу. Но Ив и не собирался возвращаться тем же путем. Он уцепился за какую-то растяжку и, повернувшись лицом к дыре, стал ждать, пока вся его команда покинет пределы станции. Когда все собрались, он энергично махнул рукой, приказывая двигаться за собой, и устремился вперед, прямо на мелкоячеистую келемитовую сеть, плотно перекрывавшую путь их движения. Если кто из команды и посчитал, что их капитан сошел с ума, то оставил это мнение при себе. Во всяком случае, когда Ив бросил взгляд на экран затылочного монитора, то увидел, что все летят за ним плотным строем. Причем Ахмолла Эррой летел чуть позади полковника, держа левую руку на кобуре лучевика, о чем полковник, несомненно, догадывался. Да и остальные тоже то и дело бросали на полковника внимательный взгляд, вероятно, не желая подвергать полковника лишний раз искушению поступить не так, как желает их капитан. Ив усмехнулся и прибавил ходу.

Когда до сети, прикрывающей все подходы к станции, оставалось около сотни ярдов, Ив рванулся вперед, потом резко замедлил скорость и рубанул шпагой перед собой. Он успел разрубить только шесть ячеек, но этого оказалось достаточно, чтобы сквозь дыру мог свободно проскользнуть человек. Они проскочили один за другим и, развернувшись, направились туда, где прятался корабль. В шлеме Ива послышался встревоженный голос полковника:

– Нас засекли.

Ив чуть не прикрикнул на него за то, что нарушил режим молчания, но, посмотрев на индикатор облучения, сдержался. Сейчас это уже не имело никакого значения. Их действительно засекли. Ив языком передвинул переключатель каналов и произнес:

– Мыши вызывают базу.

Уэсида откликнулся мгновенно:

– База слушает.

– Сколько котов движется к нам?

– Все восемь. Кроме того, началась суматоха у причальных терминалов. Так что вполне возможно, их число вскоре увеличится.

Ив прикинул шансы:

– Сколько из них подойдут раньше, чем вы успеете нас подхватить?

Ответ последовал с некоторой задержкой:

– Один. Но остальные будут совсем рядом.

– Тогда сидите тихо пока. Вы должны шарахнуть по нему так, чтобы он нам больше не мешал, и только после этого примете нас. Шаттл не высылайте, пробежимся по обшивке.

– Но вас разнесут на атомы, прежде чем… – удивленно начал ниппонец, но Ив не дал ему договорить:

– Нет. Мне кажется, что мадам Свамбе уже знает, что у нас за приз. Не думаю, чтобы она позволила упасть хоть волосу с его головы, пока останется хотя бы малейшая возможность вернуть его назад.

Уэсида ответил после некоторой задержки:

– А если мадам еще не знает этого?

Ив зло стиснул губы. Что за дурацкая привычка каркать. Пивного Бочонка на него нет. Уэсида еще немного подождал ответа, потом в наушниках Ива послышался негромкий звук, будто кто-то с досады скрипнул зубами, и голос Уэсиды:

– Понял, выполняю.

Они неслись сквозь пространство, напряженно всматриваясь в несколько звездочек, которые неумолимо росли и становились все ярче, что говорило о приближении кораблей Свамбе. И вот наконец одна из них вытянулась и приняла очертания удлиненной черточки. Ив прикинул на глаз расстояние от нее до своего корабля и рявкнул:

– Включить поляризаторы и зажмурить глаза!

Последовала ослепительная вспышка. Это Уэсида открыл огонь. Несколько мгновений космос сиял и переливался всеми цветами радуги, а свет резал глаза даже сквозь сжатые веки. Потом сияние померкло, и Ив почувствовал, как по спине побежали мурашки, – они проходили сквозь поле отражения корабля. Он резко развернулся и включил тормозные двигатели на полную мощность. В следующее мгновение его подошвы с силой ударились о внешнюю обшивку «Драккара».

Мадам Свамбе была вне себя. Это просто невероятно. Дюжина каких-то бандитов незаметно проникла на ее станцию и сумела уйти обратно. Мало того – они устроили чудовищную диверсию, во время которой погиб целый батальон масаев и множество простых членов клана. Но самое страшное в том, что они похитили ее сокровище! Мадам ворвалась в центр управления защитой, словно тропический ураган. На центральном экране было видно, как вынырнувший из ниоткуда вражеский корабль превращал в пыль один из патрульных кораблей Свамбе. При виде взорвавшегося корабля у нее из горла вырвался сдавленный хрип.

– Где налетчики? – просипела она, повернувшись к адмиралу Манделе.

Тот свирепо мотнул головой и, обнажив в жуткой гримасе подточенные по традиции масайской гвардии зубы, проревел:

– Сейчас их возьмут духи Йонго!

Мадам прокричала что было мочи:

– Отставить!

Адмирал с презрением взглянул на нее и зло прикрикнул:

– Молчать! Я не позволю каким-то белым командовать тут, когда убивают настоящих Свамбе.

Мадам отшатнулась, глядя на адмирала остановившимися глазами, но, как только тот снова повернулся к экрану, выхватила лучевик из кобуры своего телохранителя и пальнула ему в голову. Черепная коробка взорвалась, разбрызгав мозги по всему командному уровню. Мадам медленно обвела оцепеневших от неожиданности офицеров холодным, словно у змеи, взглядом:

– Ну, кто еще здесь сомневается в моем праве отдавать приказы?

Ответом ей было молчание. Мадам неспешно засунула лучевик в кобуру:

– Передайте на корабли, что я оторву голову любому, кто откроет огонь. А если найдется такой идиот и остальные не расстреляют его на месте, я кастрирую всех. – Она медленно обвела взглядом команду. – Но если они упустят этот корабль, то могут сделать себе сепукку, как ублюдки из клана Такано. Все, кто находится на этом корабле, должны быть у меня не позднее чем через час – живыми.

Они уходили в сторону звезды. Полковник стоял за спинкой пилотского кресла и смотрел, как на обзорном экране медленно растут силуэты приближающихся кораблей.

– Почему они не стреляют?

Ив усмехнулся:

– Думаю, мадам была достаточно убедительной, отдавая приказ, запрещающий им это делать. Они собираются взять нас на абордаж.

Это объяснение на некоторое время удовлетворило полковника. Но ненадолго.

– А почему вы не увеличиваете скорость? Ведь они нас нагоняют!

Ив покачал головой:

– Пусть они думают, что смогут нас догнать. Уверен, в планы мадам не входит отпустить нас с миром. И как только начнет таять надежда на то, что мы в конце концов окажемся в ее руках, она отдаст приказ уничтожить нас. А против семи кораблей первого класса мы не продержимся и двух минут.

– Тогда как вы надеетесь предотвратить это? Они уже давно вышли на дистанцию эффективного огня. А когда мы начнем маневр разворота, чтобы обогнуть корону, нам не поможет даже наше превосходство в скорости. Как минимум три корабля смогут сбросить на нас свои абордажные команды.

– Мы не будем поворачивать. Мы пойдем сквозь корону.

Дуглас вздрогнул и, оторвавшись от экрана, уставился на Ива. В его глазах застыло недоумение.

– То есть?! Вы хотите сказать…

Ив кивнул:

– Мощность генераторов защитного поля у нас одинаковая, но периметр поля у них больше. И что же мы имеем? Чтобы не взорваться, им придется либо сильно сбросить скорость, либо взять ближе к краю, где плотность короны значительно ниже, а значит, обходить звезду по более длинному радиусу. К тому же у них поля гораздо худшей конфигурации. Наш корабль представляет собой слегка измененный корвет серии «640», а эта серия разрабатывалась на основе типа «Паралакс», который был последней серией кораблей, не имеющих постоянного силового каркаса. И конструкторам пришлось напрягать мозги до посинения, чтобы корабли не разрушались при изменении вектора движения или при резком ускорении и торможении. Так что наши обводы лучше. Я просчитал на компьютере. Если кто-то из них сунется вслед за нами, то неизбежно взорвется. А если нет, то к тому моменту, когда мы выйдем из короны, они отстанут настолько, что не смогут достать нас даже из главного калибра.

Полковник лишь неопределенно хмыкнул и промолчал. Он не знал, прав этот странный мистер Корн или не прав, так что сказать было нечего.

Мадам влетела в свои апартаменты как рассвирепевшая фурия, пнула подвернувшегося под ноги пекинеса. Песик был привезен с Земли и стоил целое состояние. Но что там песик – она была готова перестрелять половину слуг, если бы это как-то могло унять душившее ее бешенство. На свое счастье, пекинес быстро смекнул, что к чему. Перекувырнувшись в воздухе, он шмякнулся на лапы и с визгом бросился вон из комнаты. Мадам проводила его грубой бранью, посмотрела вокруг сузившимися от бешенства глазами и, остановив взгляд на клетке с попугаями, бросилась к ней, вытащила своего любимца с изумрудно-зелеными и ярко-оранжевыми перьями и резким движением свернула ему шею. Но этого показалась мало, и она, оскалившись, снова сунула руку в клетку.

Когда не осталось ни одного живого попугая, мадам почувствовала некоторое облегчение. Но лишь на краткий миг. Стоило ей подумать о том, что случилось, и ее вновь охватил приступ бешенства. Они все-таки ушли! Грязь! Мрак! Позор! Батальон масаев, шесть крейсеров, изуродованный сектор и пленник… Проклятье!!! Клан Свамбе понес такие потери, которых не знал с момента вероломного нападения клана Такано. Но те хотя бы налетели двадцатью кораблями и застали их врасплох. К тому же тогда грозные масаи, как минимум, уполовинили число нападавших. А тут всего один корабль! И он ушел безнаказанно! Кто были эти люди?!

За занавесями послышались шаги. Она развернулась, готовая к атаке. Кто смеет войти сюда, когда она в таком настроении? Занавесь распахнулась, и показался ее сын. Он стоял слегка покачиваясь, от него явственно несло перегаром. Однако для Йогера это был аромат той жизни, к которой он никогда больше не вернется. Он просидел в герметично изолированном отсеке разгерметизированного сектора с разбитым пультом интеркома четыре часа, ожидая, когда же аварийная бригада извлечет его оттуда. И за все это время не выпил ни капли, хотя в бутылке оставалось еще около пинты виски.

– Ты! – закричала мадам, подступая к сыну. – Ты, ленивый, никчемный, пустоголовый идиот! Ты посмел…

Но Йогер не дал ей закончить:

– Я знаю, кто это сделал, маман.

– Что? – Она не поверила своим ушам. – Ты знаешь? Откуда?

– Я видел их, а их старший даже говорил со мной.

– Но… как?

– Ты сама прекрасно знаешь его.

Йогер выдержал паузу, глядя на ее искаженное лицо, и внутренне усмехнулся. Да, ему есть с чем себя поздравить – дела приняли такой оборот, что он, Йогер, похоже, опять выдвигается на первое место в ее далеко идущих планах. Сегодня она лишилась шансов на захват власти на Таире и даже ее положение в самом клане Свамбе изрядно пошатнулось. Так что он снова становится ее козырной картой. Как наследник Нгомо Юму Сесе Свамбе. Только на этот раз он не даст себя одурачить и потребует равную долю власти. Той власти, что принадлежит ему по праву рождения. Но не сейчас, когда маман в таком настроении. Надо немного подождать.

– Ты и сама знаешь его, мама. Помнишь того аспиранта Шкаличека, о котором я тебе рассказывал?

– Это… он?

На ее лице была написана такая растерянность, что Йогер удивился. С чего бы это? Уж не знает ли она об этом аспиранте что-то такое, чего не знает он? Но маман быстро взяла себя в руки:

– Ну что ж, тогда он об этом пожалеет. Я разыщу его даже на нейтронной звезде, – Она хищно обнажила маленькие острые клыки.

– Мы, мама, – поправил ее Йогер.

Она недоуменно взглянула на сына. Он пояснил:

– Я не собираюсь больше позволять этому ничтожеству вмешиваться в нашу жизнь.

Мадам Свамбе вдруг успокоилась. Ее губы тронула улыбка, она шагнула вперед и потрепала сына по взъерошенным волосам, словно не замечая отвратительного запаха, шедшего у него изо рта.

– Что ж, сын, может быть, это и к лучшему. Пусть это станет твоим первым испытанием. Возьми его сам.

Йогер с горделивой усмешкой вышел из залы. Его охота началась.

Часть IV

Битва золотых истуканов

– Господин Корн, к вам мистер Ли Така.

Ив поднял глаза от распечаток, которые упорно изучал уже несколько последних недель, и повернул голову к секретарше:

– Просите, Эстерия.

Секретарша утвердительно кивнула и отключилась. Ив сделал пометку, собрал разложенные листы, аккуратно сложил их в папки с надписями: «Психопрофиль. Брендон Игенома» и «Психопрофиль. Делайла Игенома» и убрал их в приземистый сейф, встроенный в стену за спинкой кресла. Потом встал, посмотрел на себя в зеркало, занимавшее всю стену напротив огромного панорамного окна, поправил модные в этом сезоне кружевные манжеты, высовывающиеся из рукавов идеально сидящего на нем костюма (ну еще бы, ведь за него уплачено почти семьсот пятьдесят соверенов), и пошел к двери. С мягким мелодичным звоном дверь кабинета отошла в сторону, и на пороге, в сопровождении Эстерии, появился грузный человек с красным обрюзгшим лицом и слегка всклокоченными седыми волосами. На левой щеке человека горделиво торчала большая бородавка. Всем своим обликом этот человек так разительно отличался от миллионов жертв современной косметологии, составляющих большинство населения так называемых цивилизованных планет, таких ухоженных, симпатичных и безликих, что на миг Иву закралась в голову крамольная мысль: уж не одного ли из обитателей Первой штольни Рудоноя каким-то ветром занесло в роскошный кабинет председателя совета директоров «Ершалаим сити бэнк», каковым и являлся Ив в настоящее время. Но нет, Ив знал, что это не так, ведь сколько раз он уже видел это лицо на экране.

– Очень рад, мистер Ли Така.

Тот с улыбкой протянул пухлую руку и небрежно пожал Иву кончики пальцев. Если отвлечься от лица, то он не имел ничего общего с обитателями Первой штольни. Оснавер Ли Така был одет в дорогой шестисотсовереновый костюм, элегантную двухсотсовереновую сорочку от Акьяли, на его запястье сиял позолотой дорогой многофункциональный комп, стилизованный под старинные наручные часы, а в руке он держал кейс с портативным комплектом видеозвукозаписывающей аппаратуры. А главное, в его глазах не было того безнадежно-испуганного или привычно-злобного выражения, которое было характерно для людей-крыс. Оснавер Ли Така смотрел на людей прямо и немного сверху вниз. И имел на это полное право. Он был звездой номер один межпланетной сети новостей «Нью-Вашингтон бродкастинг системе», контролирующей более двадцати одного процента международного рынка информации. Которая опережала своего ближайшего конкурента – «Ниппон Интернэшнл бизнес файнэншл энд политикал ньюс» почти на четыре процента.

Ив сделал приглашающий жест рукой и направился в угол своего обширного кабинета, где у огромного, во всю стену, окна на площади около ста пятидесяти квадратных ярдов был устроен уголок живой природы с водопадом, низвергающимся в небольшое озерцо, с рыбками, белками и полудюжиной синиц и картонельских приготарников. Журналист остановился на краешке синтетического ковра у живого газона, окинул взглядом открывшуюся глазам картину и одобрительно улыбнулся:

– Без претензий, но со вкусом. – Он повернулся к Иву и пояснил с таким серьезным видом, будто это был самый животрепещущий вопрос: – Некоторые ударились в экзотику. Шмайрские драконы, тупобородочники, попугайчики, некоторые вообще заразились гигантоманией, хотя я плохо себе представляю, как можно сделать что-нибудь путное, когда в десяти шагах от рабочего стола бродят лошади или львы. К тому же запах… А у вас хорошо.

Ив слегка наклонил голову, показывая тем самым свою признательность за лестное мнение, а подняв глаза, наткнулся на острый взгляд Оснавера Ли Таки, в котором не было уже и тени улыбки. Ага, значит, журналист решил сразу взять быка за рога. Ив указал рукой на легкие плетеные кресла, стоящие у небольшого деревянного столика:

– Прошу.

Вскоре появилась Эстерия с подносом, на котором стояли чашки, молочник со свежими натуральными сливками, кофейник, ароматное содержимое которого – настоящий йеменский кофе – стоило больше, чем если бы этот кофейник был наполнен жидким золотом, и свежие булочки. Поставив поднос на столик, она окинула его придирчивым взглядом и ушла. Ли Така с интересом посмотрел ей вслед:

– У вас вышколенный персонал, а какова она в постели?

Ив еле сдержал смех. Итак, журналист верен себе. Проверил его сначала на похвалу, теперь на хамство, вероятно, сейчас перейдет к лести. Шесть лет назад Ив специально прослушал курс репортерского мастерства в университете Пау-Лердье на Таире. Так что все эти штучки ему известны. Хотя, конечно, не так хорошо, как хотелось бы, поскольку тогда на Таире он занимался не только учебой в университете. Ив наклонился к столику и, подняв изящный фарфоровый кофейник, спросил тоном радушного хозяина:

– Вам с сахаром или без?

Ли Така рассмеялся и шутливо поднял руки вверх в знак капитуляции:

– Сдаюсь. Я знаю, что вы имеете диплом магистра по курсу репортерского мастерства университета Пау-Лердье, так что все мои потуги вас, наверное, просто смешат. – Он наклонился вперед с выражением искреннего восхищения на лице. – Хотя можно ли было ожидать иного от человека, устроившего Судный день на Санта-Макаренской бирже?

Ив отхлебнул кофе и, поставив чашку на столик, произнес с любезной улыбкой:

– На этот раз вы решили посмотреть, как я реагирую на лесть, не правда ли?

Журналист в приступе смеха откинулся на спинку кресла. Ив, все так же улыбаясь, подождал, пока он немного успокоится.

– А что на этот раз? Искренность? – спросил он. Журналист выпрямился и принял серьезный вид:

– И чем же мне вас взять? – Его голос на сей раз звучал по-деловому.

Ив ответил в той же манере:

– Попытайтесь спрашивать прямо и удовольствуйтесь тем, что я расскажу сам.

Ли Така развел руками:

– Человек, способный на это, вряд ли стал бы Оснавером Ли Такой.

Ив усмехнулся:

– И остался бы Яковом Сулливаном?

Ли Така вздрогнул. Это было его настоящее имя, которое уже не существовало даже на его правах пилота и карточке социального страхования. Ив со спокойной улыбкой встретил его напряженный взгляд и поставил свою чашку на столик:

– Как только вы начали интересоваться мной, я начал интересоваться вами.

– Да, да, – живо подхватил журналист, – я слышал о вашем жизненном кредо: «Поступай с людьми так, как они того заслуживают».

Ив покачал головой:

– Это не мое жизненное кредо. – Увидев вопрос во взгляде журналиста, он пояснил: – Полтора года назад, когда мои дела в очередной раз резко пошли в гору, ко мне обратился с просьбой об интервью Номору Такэда. Я отказал ему, чем, судя по всему, очень его разозлил. Тогда он решил мне отомстить и сделал серию репортажей о безжалостном дельце, подгребающем под себя народы и планеты. Хотя по сравнению с такими монстрами, как «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», я и тогда, и теперь всего лишь один из стаи воробьев против быка.

– Я бы скорее сравнил вас с волком.

– Что ж, вам лучше знать. Во всяком случае, пусть это и неверно, звучит, несомненно, интригующе. А что еще нужно для начала блестящего репортажа?

Ли Така хитро прищурился:

– А теперь, как я вижу, вы начали играть в ту же игру?

Оба собеседника негромко рассмеялись. Если бы кто-то понаблюдал за их разговором со стороны, то заметил бы, что они испытывают друг к другу явную симпатию, может быть, пока еще неосознанную. Сродни той, что возникает между равными по мастерству профессионалами, которым особо нечего делить. Хотя до дружеской привязанности было еще далеко.

Ив снова поднял чашку и отхлебнул почти остывший кофе:

– Итак, господин Ли Така, чем была вызвана ваша просьба о встрече?

Журналист улыбнулся:

– Желанием прямо задать несколько вопросов и удовольствоваться тем, что расскажете вы сами.

Собеседники вновь рассмеялись. Когда смех плавно перетек в улыбку, Оснавер Ли Така одним глотком допил оставшийся кофе и поставил чашку на столик:

– Я прошу прощения за некоторую бесцеремонность, но вы сами просили прямоты. А поэтому мой первый вопрос будет прост и прям, как ваша любимая шпага. Откуда вы взялись?

Ив усмехнулся:

– Прямота – великая вещь, но не приходило ли вам в голову, что если я столько лет пресекал всякую попытку вторжения в мою личную жизнь, то вряд ли изменю этому правилу и сегодня?

Журналиста это не обескуражило.

– А почему бы и нет? – Он в упор посмотрел на Ива. – Когда-нибудь должно же было вам надоесть нести бремя своих тайн в одиночку. В противном случае почему вы согласились на эту встречу?

Ив не ответил. Пристально, не моргая, он смотрел на Ли Таку. Под этим спокойным взглядом журналист почувствовал себя неуютно и, чтобы скрыть замешательство, взял со стола свою чашку и как бы случайно заслонился ею от пронзительных глаз собеседника. Ив отвел глаза. Несколько мгновений было слышно только, как негромко шумит водопад. Ли Така с сожалением заглянул в пустую чашку и, вздохнув, поставил ее на стол:

– Хорошо. Я уважаю ваше решение. Но я же не зеленый юнец, я понимаю, что если бы дело заключалось в простом «нет», то вы вряд ли согласились бы встретиться со мной. И уж тем более не в своем рабочем кабинете. Что же хотите предложить мне вы?

Ив был доволен. Он не ошибся в этом человеке. Оснавер Ли Така не был дутой фигурой из тех, что время от времени создают руководители компании, чтобы поддержать гаснущий интерес и привлечь внимание зрителей. Таких много во всех сферах жизни, в том числе и в межпланетных сетях новостей. Но Оснавер Ли Така создал себя сам. А потому он входил в узкий круг звезд, которые до сих пор обладали некоторой свободой не только мнений и суждений, но и действий. А значит, был способен помочь осуществлению его плана. В отличие от Номору Такэды, который не входил в этот круг, а потому не представлял для Ива никакого интереса.

– Как вы относитесь к сенсациям, мистер Ли Така?

– Терпеть их не могу! – Но, поймав недоуменный взгляд Ива, снизил тон: – Думаю, в вашей работе тоже есть вещи, которые, бывает, портят вам настроение? Так и я, хочешь не хочешь, должен не менее одного раза в неделю выдать что-то оч-ч-чень горячее. Но это совсем не означает, что я очень люблю это делать. А что, у вас есть кое-что на примете?

Ив мгновение колебался, пристально глядя на журналиста, и, решив наконец, что тянуть дальше бессмысленно, отрывисто сказал:

– Я готов предложить вам информацию, которая станет одной из самых громких сенсаций этого десятилетия. Более того… – Он секунду помедлил, чтобы придать вес тому, что собирался сказать далее. – Я готов сотрудничать с вами и дальше. Если вы примете мое предложение, то можете быть уверены, что в течение этого года все самые горячие новости будут объявлены вами.

Журналист недоверчиво заглянул в глаза Иву:

– Звучит очень заманчиво. Но… говорила кошка мышке… – Оснавер Ли Така сделал неопределенный жест рукой. – Я, конечно, далек от мысли, что вы хотите просто купить меня. На это у вас не хватит денег. Даже если бы их было в сто раз больше, чем у вас есть. И я не сомневаюсь, что вы это прекрасно знаете. Однако то, что вы предлагаете, очень напоминает попытку использовать меня. А я очень дорожу своим именем. Это на случай, если вы об этом не догадываетесь. – Ли Така улыбнулся. – Так что я хотел бы знать конкретно: что вы от меня хотите? И каковы ваши условия? Я ведь тоже могу дойти лишь до определенной границы. То, что за ней, – уже не журналистика, а просто светская беседа. А я, клянусь ковбойскими сапогами моего папаши, терпеть не могу светских бесед.

Ив спокойно встретил взгляд его прищуренных глаз:

– Условия просты. Я даю вам информацию, вы проверяете ее сколь угодно тщательно и публикуете результаты своих трудов. Я иду на это, потому что уверен – что бы вы ни решили опубликовать, все пойдет на пользу моим планам.

Журналист задумчиво покачал головой:

– Значит, никаких обязательств с моей стороны? Я что хочу, то и ворочу. Звучит очень заманчиво… – Он запнулся. – А если я опубликую что-то, характеризующее вас не очень хорошо? Или раскопаю гораздо больше того, что вы собираетесь мне сообщить? Я ведь очень настырный сукин сын.

Ив с беспечным видом махнул рукой:

– Что ж, остается уповать на то, что ущерб, который вы мне принесете, окажется значительно меньше пользы от нашего сотрудничества.

– И никаких санкций?

– А вы поверите, если я скажу «да»?

И они снова рассмеялись. Заметив быстрый взгляд, как бы случайно брошенный журналистом на кейс, Ив с улыбкой сообщил:

– Здесь работает «глушилка», мистер Така. Так что наш разговор был строго конфиденциален.

Ли Таку это сообщение, по-видимому, ничуть не огорчило. Ив улыбнулся.

– Кроме того, – добавил он, – на ваш кейс направлен нелинейный волновой излучатель.

Это сообщение явно застало журналиста врасплох. Он несколько мгновений пристально смотрел на Ива, потом усмехнулся и констатировал:

– Что ж, вы, как я вижу, тоже очень настырный сукин сын.

И они оба опять рассмеялись. Утерев выступившие на глазах слезы, Ли Така хлопнул себя по колену и с веселой доверительностью спросил:

– И все-таки какой скандал вы затеваете на этот раз?

В мгновение ока улыбка застыла на губах Ива, лицо окаменело, в глазах появился ледяной холод. Ли Така ошеломленно уставился на это лицо, настоящий лик Смерти, однако это длилось всего один миг – его собеседник быстро овладел собой, вернув своим губам прежнюю подвижность, а голосу – живые интонации.

– Я хочу взять под свой контроль «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» и предлагаю вам быть рядом со мной, пока я буду это делать.

Это сообщение повергло Оснавера Ли Таку в замешательство, которое, однако, длилось недолго, – в глазах его вспыхнул азарт, он взволнованно повысил голос:

– Я не ослышался? Вы собираетесь захватить контроль над великим кланом Таира?!

Ив молча кивнул. Журналист изумленно покачал головой и уставился в пол, размышляя. Когда же он поднял глаза на Ива, взгляд его выражал боевую готовность.

– Значит, воробышек решил проглотить быка? Что ж, это действительно сенсация. – Журналист прищурился, будто стараясь спрятать свои лихорадочно заблестевшие глаза. – Но, клянусь бородой моего деда, я абсолютно не представляю, как вам удастся это сделать? Ведь эта корпорация является акционерным обществом чисто номинально, а на самом деле это чертов великий клан. Насколько я помню, в открытой продаже находится лишь ничтожный процент их акций.

Ив усмехнулся:

– Ну, это мои проблемы, не правда ли?

Ли Така неотрывно смотрел на своего собеседника, его глаза приобрели слегка остекленевшее выражение, выдавая лихорадочную работу мозга. Однако, так ничего, как видно, и не придумав, он заговорил снова:

– Сказать по правде, мне непонятно одно – вы не выглядите Санта-Клаусом, способным бесплатно раздавать подобные подарки. Это значит, что, прежде чем сообщить мне все это, вы хорошенько подумали. Почему вы так уверены, что я буду на вашей стороне?

Ив пожал плечами:

– Я и не уверен, но вы – один из немногих, кто, как мне кажется, сумеет действовать так, чтобы не испортить мою игру. Так что, как видите, в данном случае у меня был не особо богатый выбор.

В глазах Ли Таки блеснул огонек удовольствия, но лишь на миг – главное сейчас было не это, душа его горела предвкушением того, что сулило будущее.

– Что ж, спасибо за лестную оценку. И все-таки это ничего не объясняет. Ведь вы могли спокойно ограничиться тем, что мне сказали пять минут назад. Я ни за что не поверю, что вы не проштудировали мой психопрофиль, а значит, прекрасно знали, что, для того чтобы заинтересовать меня, достаточно было и того, что уже было вами сказано. А подобный… – он пошевелил пальцами в воздухе, подбирая слово, – стриптиз противоречит элементарной логике. Если вы действительно собираетесь ввязаться в это дело, то первое, что вам требуется, так это держать эту информацию так глубоко, как вы только сможете ее упрятать.

На лице собеседника читалось полное согласие.

– Совершенно верно. Я действительно подробно изучил ваш психопрофиль, а потому прекрасно знаю, что любая ложь действует на вас как красная тряпка на быка. Так что мне пришлось определить для себя – если я хочу с вами работать, между нами не должно быть неясностей. Либо я даю вам информацию, либо посылаю вас к черту и докапывайтесь сами… – Ив весело рассмеялся. – А что касается этого, как вы говорите, стриптиза, – сквозь смех проговорил он, – то я хотел, чтобы вы как следует прочувствовали, ЧТО будет происходить на ваших глазах.

Ли Така заерзал в кресле, с досадой посмотрел на свой кейс, лихорадочно перебирая пальцами, потом снова поднял глаза на Ива:

– А не боитесь, что я не удержусь?

Ив с улыбкой покачал головой:

– Вы слишком дорожите своим именем.

Журналист досадливо крякнул:

– Вы правы. Никаких доказательств. Вы, конечно, откреститесь, а я выставлю себя идиотом. Очень уж невероятная новость… – Он сделал паузу и задумчиво добавил: – Хотя потом, когда все окажется правдой… Нет. Еще прежде меня вышибут с работы как окончательно спятившего. К тому же, – он с веселой хитринкой заглянул в глаза Иву, – вы мне этого не простите и все остальное будет происходить без меня. Эх, черт! Но какой соблазн.

Ив молча слушал. Ли Така расслабленно откинулся на спинку кресла и махнул рукой:

– Ладно, давайте вашу первую сенсацию. Посмотрим, сможете ли вы после всего, что вы тут наговорили, удивить меня чем-нибудь еще.

Ив неторопливо взял со стола чашечку с кофе, отпил, поставил чашку обратно на стол и с видом знатока самым что ни на есть светским тоном заметил:

– Все-таки природа способна создавать такие чудеса, которые человек со всеми его технологиями до сих пор не в силах повторить.

Ли Така смерил его насмешливым взглядом и громко фыркнул:

– Сейчас вы производите впечатление напыщенного попугая.

– А вы – кошки у мышиной норки, – парировал Ив. На этот раз взрыв смеха длился намного дольше. Им обоим вдруг стало ясно, что они действительно нравятся друг другу. Когда они наконец успокоились, Ив со вздохом сказал:

– Ладно. Не буду вас больше мучить. Я предлагаю вам прогулку на Рудоной.

– Куда? А-а-а, вспомнил. Кажется, там взорвалась энергостанция… Но что там может быть такого уж интересного? Леденящие душу подробности? Достаточно включить запись битвы на Карраше, и вы увидите такие чудовищные картинки, что любое изображение жертв технологической катастрофы десятилетней давности покажется вам милой рождественской открыткой. К тому же, насколько я помню сообщения тех лет, вряд ли вам удастся там что-то откопать. Ведь колония располагалась в обрушившихся штольнях на глубине полутора миль.

Ив с каменным лицом, еле двигая застывшими губами, тихо сказал:

– У вас неверная информация. Никакой штольни на Рудоное не рушилось, и гибель колонии не была результатом технологической катастрофы. У этой трагедии есть вполне конкретный автор, и его имя – Инсат Перье.

Ли Така изумленно вскинулся на Ива, потом механически перевел взгляд на кейс, недовольно поморщился и хрипло выдавил из себя:

– И вы можете это доказать?

– Я отвезу вас на Рудоной, там вы найдете достаточно доказательств.

– Но… почему?

– Перье понравился план одного тамошнего администратора, который придумал, как можно резко снизить накладные расходы. Всех деталей этого плана я не знаю, однако на пути его осуществления стояла всякая шваль и рвань, словом – отбросы общества. Вот господин Перье и разработал блестящий план, как без особых проблем устранить эту досадную помеху. Для этого он решил прибегнуть к услугам человека по имени Эронтерос. – Ив замолчал, давая журналисту время припомнить, откуда он знает это имя, и продолжил свой рассказ: – Однако тот оказался недостаточно ловок. Скандал мог причинить клану Свамбе слишком много проблем, поэтому господин финансовый советник активировал «троянского коня» – вирус, спавший в компьютерной системе, управляющей жизнеобеспечением колонии…

– И уничтожил несколько сотен тысяч человек, – севшим голосом закончил Ли Така.

В кабинете установилась тяжелая тишина. Ли Така передернул плечами и поднял на Ива посуровевшие глаза:

– Я полечу с вами на Рудоной. И если все, что вы мне рассказали, правда… – Его глаза блеснули, на мгновение он замер, пронзенный какой-то мыслью, и выпалил, задыхаясь: – Но откуда ВЫ об этом знаете?

– В то время, когда все это происходило, я был там.

– Где?

– В Первой штольне Рудоноя. Которую Эронтерос как раз и залил горчичным газом.

Ли Така торопливо набрал на миниатюрном пульте компа какую-то команду, некоторое время сосредоточенно смотрел на вспыхнувший над циферблатом односторонний голоэкран, потом задумчиво кивнул головой:

– Что ж, очень может быть.

Ив понял, что журналист сверился с его досье. Наверное, накопал про него немало информации. Настойчивость Ли Таки давно уже стала притчей во языцех среди журналистов, и не только их, недаром он сам назвал себя настырным сукиным сыном. Однако до уровня работы конторы полковника Дугласа ему было далеко. Между тем журналист уже оседлал своего конька:

– И как же вы оттуда выбрались?

Ив отрицательно покачал головой:

– На сегодня все. У вас есть еще неделя, чтобы решить все проблемы с руководством. А на все ваши вопросы я готов ответить в пути. – Он сделал паузу и закончил невинным тоном: – Если вы, конечно, не передумаете.

Ли Така улыбнулся:

– Ну уж нет. Я у вас на крючке. Признаюсь, вы проделали это мастерски. – Он покачал головой. – Я думаю, многие мои собратья по журналистскому цеху заложили бы душу дьяволу, чтобы оказаться в первом ряду во время этой… битвы золотых истуканов.

– Ну вот и хорошо. Еще кофе? – Ив нагнулся над столом и взял кофейник, как бы давая понять, что деловая часть разговора закончена.

Журналист благодарно кивнул и подставил чашку. Они сидели некоторое время в молчании, наслаждались изысканным вкусом благородного напитка.

Словоохотливый Ли Така наконец не выдержал:

– И часто вы радуете гостей такой благодатью? Признаться, я страстно люблю хороший… – Тут он вдруг вспомнил, что Ив сказал в начале их беседы по поводу взаимного интереса к персоне друг друга, и воскликнул: – Ну конечно же! Вы прекрасно знали, чем мне можно угодить. А другим вы так же потакаете?

Ив улыбнулся:

– Не всем. О, далеко не всем – К тому же наши пристрастия в этом пункте сходятся. Так что у меня есть прекрасный повод выпить вторую чашечку, не особо обременяя свою совесть кошмарной цифрой, в которую она мне обошлась. Вроде бы как все дело в вас, а я тут совершенно случайно.

Они снова рассмеялись. Ли Така, допив свой кофе, поставил пустую чашку на блюдце донышком вверх. Подождав немного, он взял чашку и с любопытством стал что-то в ней рассматривать, шевеля губами. Потом, с сомнением покачав головой, повернулся к Иву.

– И что это вы делали? – поинтересовался тот.

– О, это древний обычай. Гадание на кофейной гуще.

– И что же вам сказала кофейная гуща?

Журналист усмехнулся и вдруг неожиданно спросил:

– Скажите, мистер Корн, ведь для вас эта история с кланом Свамбе кроме деловых интересов означает и что-то личное, да?

Ив молча допил кофе, поставил чашку на стол и жестким голосом ответил:

– Да. – Он говорил медленно, глядя перед собой: – Три года назад сын великой Свамбе, Йогер Никатка, подстроил убийство Аарона Розенфельда, прежнего председателя совета директоров этого банка. Это был для меня самый близкий человек в этом мире. Во всяком случае среди живых. – Ив на мгновение замолчал и добавил еле слышно: – Пришло время отдавать долги.

– Поворот на сто сорок, – отрывисто бросил Ив и снова приник к экрану.

Маленький грязно-серый прямоугольник посадочного поля стремительно рос на экране. Пилот быстро нажал несколько кнопок и доложил:

– Убавил до трех.

Ив молча смотрел на экран. Прямоугольник уже занимал большую его часть, и поле уже не выглядело таким ровным, как вначале, когда они только увидели его на экране. Ив хмуро осмотрел изображение и скомандовал пилоту:

– Давай поближе к третьему сектору. – Он повернулся к Оснаверу Ли Таке, который находился в рубке вместе с ним: – Я хочу сразу пройтись локатором. Вдруг еще какому-нибудь «кроту» удалось подобраться близко к поверхности.

Журналист с опаской пошевелил головой, боясь сбить наводку налобного объектива. Его глаза лихорадочно блестели, пальцы правой руки торопливо бегали по клавишам наручного пульта. Ив отвернулся к офицеру, сидящему за дальней консолью. Тот уже включил экран и теперь лихорадочно крутил ручки настройки. На экране вспыхивали и гасли пересекающиеся линии. Ив положил руку на плечо пилота:

– Стоп. – Махнул рукой офицеру за дальней консолью: – Дай отметку на местности.

На дальнем экране вместо линий тут же зажглось изображение, идентичное тому, что было на обзорном, но в одном месте мерцала ярко-оранжевая точка. Ив несколько мгновений вглядывался в экран, потом разочарованно мотнул головой и убрал руку с плеча пилота:

– Нет, это мой.

Хотя все эти годы Ив старался не привлекать особого внимания к системе Рудоноя, он все-таки отправил туда однажды свои корабли с аппаратурой для зондирования, чтобы попытаться выяснить, не выжил ли кто. На сей раз их зонд был намного мощнее. Сам Ив прилетел на Рудоной впервые со времени катастрофы.

Корабль уже почти совсем остановился, и пилот, ювелирно работая приводом, медленно подводил его к месту, выбранному для посадки. Посадить большой дуплексный грузовоз длиной около полукилометра и массой покоя в триста сорок тысяч тонн без системы автоматической посадки, да еще и на неподготовленное поле, – это требовало большого мастерства. Но на Ива работали настоящие асы своего дела. Он постарался максимально перенять главный талант своего друга и учителя – находить применение людям. Дополнив его своим – находя лучших из лучших в своем деле, делать их не только своими сотрудниками, но и соратниками.

Ив не отрываясь смотрел на экран нелинейного локатора. Еще один раз на экране возник знакомый всплеск, но, когда они сориентировали отметку на местности, оказалось, что это всего лишь засечка от металлической облицовки технического тоннеля, проходившего по периметру посадочного поля. Офицер, сидевший за консолью нелинейного локатора, предложил:

– А не попробовать ли увеличить глубину?

Ив вздохнул:

– Нет, не надо. Больше сорока метров вручную не сможет прокопать никто. Так что ниже – одни трупы. А у нас пока нет времени заниматься похоронами. – Он сделал знак пилоту: – Опускай.

Огромный корабль дрогнул и плавно скользнул вниз. Спустя мгновение он мягко опустился на посадочное поле, засыпанное толстым слоем песка. Ив обратился к Дугласу:

– Я хочу, чтобы первые подземходы были готовы к выдвижению через восемнадцать часов.

Дуглас кивнул головой и быстро вышел из рубки. До старта подземходов поисковые отряды успели обследовать практически все посадочное поле. Было видно, что Рудоной посещали. Стоящие здесь старые корабли были вскрыты, с некоторых было снято все, что можно было демонтировать в условиях гравитации и вытащить через погрузочные люки. Впрочем, такого на кораблях было не очень много. Из куполов обогатительной фабрики и здания лифтовых шахт все оборудование было вывезено. По гулким помещениям, заваленным всяким хламом, с дырами, зияющими в полу там, где прежде стояло крупногабаритное оборудование, гулял ветер. Однако, после того как технологи и экономисты произвели первоначальную оценку затрат, вырисовалась довольно радужная картина. К тому же, поскольку все живое в штольнях давно было мертво, Ив приказал изучить такие варианты, чтобы обогатительное и плавильное производства разместились в старых отработанных штольнях, а в другие будет переправляться пустая порода. Он даже не подозревал, что именно такой план послужил первопричиной всего произошедшего впоследствии на Рудоное.

Все то время, пока готовились подземходы, Ив провел в поисковом центре, развернутом в одном из освобожденных от оборудования грузовых отсеков корабля, отлучившись только на три часа, чтобы немного поспать. Физически он вполне мог обойтись и без этого, но натруженный мозг требовал перерыва. Наконец к исходу суток в рубку ввалился Дуглас, который два года назад вышел в отставку и возглавил личную службу безопасности Ива. Моргая красными от недосыпа и напряжения глазами, он доложил:

– Подземходы готовы к старту.

Ив поднялся на ноги:

– Что ж, пора. Дай команду загружаться группе расследования и ремонтникам и поищи мистера Ли Таку. – Ив замолчал, только сейчас заметив, как осунулось лицо Дугласа. – Нет, отставить, иди поспи. Не хватало только, чтобы ты свалился от нервного истощения.

Дуглас хотел было возразить, но лишь махнул рукой и вышел из грузового отсека. Ив проводил его взглядом, повернулся к дежурному, сидящему за пультом связи, и поручил загрузку ему. Потом застегнул комбинезон и двинулся к выходным воротам. Хотя с виду подземходы напоминали увеличенный в несколько раз вариант того «крота»-ремонтника, на котором Иву удалось когда-то выбраться из штолен Рудоноя, на самом деле это были гораздо более совершенные механизмы. Прежде чем подобная машина была изготовлена, инженерам компании, взявшейся за эту работу, пришлось немало потрудиться. Машин подобных размеров и с таким радиусом автономного действия никто никогда не производил. Просто потому, что в них не было нужды. Исследования планетарной коры проводились с помощью многопараметрального сканирования, для бурения шахт и галерей использовались плазменные буры и проходческие щиты, а для мелких подземных ремонтных работ, не требующих вскрытия грунта, было вполне достаточно «кротов». Так что эти машины практически не имели аналогов.

Ив подошел к сигарообразному корпусу, стоящему на толстых выдвижных опорах, и остановился у спущенного трапа. В этот момент из-за дальней опоры выскочила фигура, увешанная десятком различных объективов и дюжиной микрофонов. Ли Така остановился, приглядываясь – из-за маски и комбинезона все здесь казались одинаковыми, – и, узнав Ива, подбежал к нему и возбужденно заговорил:

– Это невероятно, Корн, я нашел две яхты, одна из которых зарегистрирована на Миликена Игга, а другая на Дульсину Эйрон. Десять лет назад все гадали, куда они подевались, даже пошла гулять сладкая сказочка по поводу некоей романтической истории, а оказалось, что они просто не вовремя приехали развеяться на Рудоной.

Ив улыбнулся:

– Ну, вполне вероятно, что романтическая сказочка вполне правдива. Ведь оба были одновременно на Рудоное А как я слышал, администрация развлекательного центра смотрела сквозь пальцы на то, где и с кем ночуют клиенты. Ведь на Рудоное не было проституции.

– Если чего-то не было официально, это не значит, что…

Ив прервал его, подняв руку и отрицательно качая головой:

– Ее не было вообще. И причина здесь проста. За очень малым исключением женщины Рудоноя могли бы успешно работать проститутками только среди уродов инвалидов или в тифозном бараке. А завозить симпатичных дамочек специально означало получить в результате неприятности с «оттаявшими». Они же не принадлежали бы к административному персоналу. Так что среди нескольких сот тысяч обитателей рабочих бараков наверняка нашлось бы несколько тысяч таких, которым, окажись они рядом с существом противоположного пола, захотелось бы клубнички. Я думаю, администрация просто решила не рисковать. – Ив посмотрел с улыбкой на Ли Таку, которому явно очень не хотелось верить тому, что он сказал, и прибавил еще один аргумент:

– Ко всему прочему, весь подпольный бизнес в Пятой штольне, где располагался развлекательный центр, был в руках Белобрысой Греты. А я знал ее и никогда не слышал, чтобы она каким-то образом получала доходы от проституции.

Журналист независимо пожал плечами, по всему было видно, что он несколько разочарован. Возможно, у него уже была заготовлена какая-то хлесткая фразочка, которая после того, что он услышал от Ива, оказалась ни к чему.

– Слушай, ты по-прежнему настаиваешь, чтобы в своих репортажах я не показывал и даже не упоминал тебя? Черт возьми, рассказ единственного выжившего в этом кошмаре – это было бы… – Он выглядел расстроенным. – Чего я не понимаю, – с удивлением сказал он, – так это почему до сих пор никто до этого не докопался?

Ив усмехнулся:

– Это-то как раз объяснимо. Все, в том числе и клан Свамбе, считали, что там, внизу, произошел взрыв энергостанции. Видимо, так и должно было произойти, если бы план Перье сработал на сто процентов. А тогда какой смысл лезть внутрь, не стоило даже и пытаться. От гигантского сотрясения породы все не поврежденные взрывом штольни просто осыпались бы, завалив все следы. С кораблями тоже возни достаточно. К тому же эта возня никому не нужна. Я не сомневаюсь, что все эти корабли застрахованы и наследники погибших вполне довольны полученной суммой, которую они тут же могут потерять, как только корабли окажутся в пределах досягаемости. Страховым компаниям тоже дешевле выплатить страховку, чем заниматься их эвакуацией. А нелегалы, которые могли бы захватить корабли, что бы они с ними делали? Продать нельзя: стоит только такому кораблю появиться вблизи любого обитаемого мира и сообщить свой идентификационный номер, как страховая компания тут же наложит на него лапу. Исключения возможны только случайно. А запродать под каперы – тоже не получится. Эти яхты слишком хлипкие, чтобы выдержать залп главного калибра. Так что максимум, что могли сделать потенциальные воры, – это попытаться их хорошенько выпотрошить, сняв наиболее ценное оборудование, – Ив усмехнулся, – что здесь, в общем-то, и произошло. Но подобными делами, как правило, занимаются люди, которые не желают засвечиваться. Да и для того, чтобы понять, что здесь случилось, необходимо специфическое оборудование, а у них такого просто не могло быть, к чему оно им при их образе жизни. Ну а у тех, кто мог бы его привезти, никаких подозрений не возникло. Вот поэтому никто до сих пор ничего и не узнал.

– Исключение оказалось в единственном экземпляре, – произнес Ли Така, задумчиво глядя на Ива.

Тот кивнул. За время полета он рассказал Ли Таке свою рудонойскую эпопею, правда с некоторыми купюрами. И это способствовало еще большему их сближению.

Из-за корабля показалась группа людей, навьюченных оборудованием. Это были команды подземходов. Ив указал головой в их сторону:

– Ты с нами? Или подождешь, пока мы внизу немного разгребемся?

Ли Така возмущенно фыркнул и, не говоря ни слова, полез по трапу в подземход. Ив проводил его насмешливым взглядом и пошел навстречу подходившим. Это была группа расследования и ремонтники. Ив собирался задокументировать любую мелочь, способную послужить доказательством на процессе против Инсата Перье, которым он планировал начать атаку на «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Таким образом, он надеялся с самого начала максимально нейтрализовать одну из наиболее опасных фигур противника. Кроме того, необходимо было уничтожить вирус в заглушенных, но неразрушенных системах управления и подать питание на механизмы от реакторов корабля. Если все пойдет так, как Ив предполагает, то дня через два они смогут восстановить хотя бы одну лифтовую шахту. И тогда доступ с поверхности перестанет быть проблемой.

Они тронулись в путь на закате. Ярко-оранжевое солнце Рудоноя окрашивало рваные тучи, стремительно мчавшиеся над горизонтом, в кроваво-красный цвет. Будто предваряя картины драмы, которые им предстояло увидеть в конце пути. Ив поднялся по трапу последним, и, когда за его спиной захлопнулся тяжелый люк, пять подземходов, каждый из которых нес в своих тускло блестевших недрах по двадцать три человека и около восьми тонн оборудования, практически одновременно включили плазменные буры и, вздрогнув, начали медленно погружаться во вскипающую у обшивки породу. В задней – части подземходов начали медленно разматываться катушки с бронированным многожильным волоконно-оптическим кабелем длиной почти десять миль, по которому на подземход поступала энергия и обеспечивалась связь с поверхностью. Однако, даже если какой-то из кабелей внезапно оборвался бы, энергии в накопителях хватило бы на то, чтобы дважды опуститься до уровня штолен и подняться наверх.

Путь вниз занял почти тридцать часов. Четырежды пришлось резко снижать скорость подземхода, потому что пошли слои, насыщенные металлом, и порода не успевала остывать, а потому возникла опасность повреждения кабеля. Любознательный Ли Така довел всех до белого каления бесконечными расспросами, особенно в последние часы, когда все с нетерпением ждали, когда же передний локатор покажет впереди большую пустоту. Примерно за час пути до расчетной точки Ив зазвал его в свою каюту на чашечку кофе.

Тот явился весь увешанный, как обычно, аппаратурой, и Ив с лукавой улыбкой молча пододвинул ему узкое кресло, в которое можно было сесть, лишь освободившись предварительно от большей части амуниции. Журналист в нерешительности застыл на пороге тесной каюты, раздумывая, что делать, – уж очень ему не хотелось снимать с себя всю эту с таким трудом прилаженную технику. Однако вид удобного кресла рядом с откидным столиком, на котором дымились изящные серебряные чашечки, источая чарующий аромат шикарного «мокко», был так соблазнителен, что отказаться было выше его сил. Ли Така свирепо взглянул на Ива и, проворчав: «Чтоб тебя черти съели, не дал мне взять с собой ни одного техника», начал поспешно разоблачаться.

Когда небольшой серебряный кофейник был опустошен, Ли Така откинулся в кресле и уставился на Ива ехидными глазами:

– А знаешь, я нашел здесь нескольких интересных типов. Например, одного, которого здесь зовут Патриком, по-моему, когда-то звали Ирвин, и в конструкторском отделе «Транс эмстайр шипбилдинг» он считался восходящей звездой.

Ив улыбнулся:

– Вполне возможно.

Ли Така вздохнул:

– Я многое узнал о тебе, Корн, еще до нашей встречи. Но, только встретившись непосредственно, я понял, НАСКОЛЬКО ты привлекаешь людей. В тебе есть то, что называют магнетизмом или еще черт знает чем. И это не зависит ни от должности, ни от количества денег. – Немного подумав, Ли Така добавил: – Во всяком случае, мне так кажется. – Лицо его вдруг приняло обиженное выражение. – Что ты со мной сделал! Да чтобы я да когда-нибудь согласился обойти молчанием основное действующее лицо своего репортажа… – Ли Така оборвал свою речь и горестно покачал головой.

– Но ведь ты сам согласился, что это разумный компромисс. Я помогаю тебе получить информацию и раскрутить громкое дело, а ты соблюдаешь некоторые мои условия. Ведь без моей помощи тебе это вряд ли бы удалось.

– Что ж, в этом ты прав. Когда я узнал, в какую сумму тебе обошлась постройка только одного такого аппарата, – журналист, не вставая с кресла, хлопнул ладонью по металлической стене, – то понял, что, даже если бы я пообещал своим боссам материал с мирной конференции с Врагом, они не решились бы выделить требуемую сумму. И вообще, после того как я узнал некоторые детали, не устаю удивляться тому, как вообще удалось организовать эту экспедицию. Ты – гениальный организатор. Я до сих пор слабо представляю, как это у тебя получилось.

– Существуют четыре категории людей: те, которые создают проблемы, те, которые их решают, а также те, которые делают и то и другое, и те, которые ни того ни другого не делают. Я стараюсь не иметь дела с первой и последней категорией, по мере моих сил увеличивать численность второй среди своих сотрудников и добиваться лучшего соотношения решаемых и создаваемых проблем среди третьей. Если это удается, то никакие препятствия, будь то технические, финансовые или иные, не имеют значения.

Ли Така посмотрел на Ива долгим взглядом и с горестной миной воскликнул:

– Любимчик судьбы делится секретом успеха. И такие кадры псу под хвост!

Они рассмеялись, и в этот момент ожил селектор:

– Мистер Корн, локатор дал отметку.

Журналист поспешно вскочил и начал торопливо навьючивать на себя оборудование, ворча себе под нос что-то по поводу провокаций, на которые он больше не собирается поддаваться. Ив между тем уже выскочил из-за переборки и быстрым шагом направился к пульту управления. Из всех, кто был на борту, с ним никто не мог сравниться в управлении машиной. А потому он решил, что, как только локатор засечет обширную пустоту, которая, скорее всего, будет одной из штолен, он сам сядет за пульт.

Ли Така влетел в рубку, когда она уже была забита народом, а Ив сидел в кресле пилота, положив напряженные руки на клавиши пульта. Подземход снизил скорость наполовину и пошел параллельно кромке пустоты, обозначившейся на экране локатора, держась ярдах в пятидесяти от нее. Когда стало ясно, что это именно штольня, они развернулись и вышли к боковой стене. Ив намеревался подвести левую стенку подземхода с большим разгрузочным люком таким образом, чтобы она немного выступала из стены штольни. Это требовало большой точности движения машины, особенно в конце. Ив снизил скорость до предела и медленно подвел многотонную машину к внешней стене штольни. Когда, по данным локатора, до поверхности, являвшейся нижним уровнем штольни, оставалось около двух ярдов, он отключил бур. Некоторое время подземход продолжал движение под действием собственной тяжести, потом на мгновение замер и с легким шелестом, который издавал грунт, осыпающийся по внешней обшивке, просел почти на ярд. Ив мгновенно среагировал на движение машины, выбросив боковые опоры со стороны левого борта, обращенного к штольне, и машина застыла. Несколько мгновений все напряженно прислушивались, в любой момент ожидая, не начнет ли подземход снова заваливаться набок, но тот стоял недвижно. Ив подождал еще немного и осторожно отодвинулся от пульта, будто опасаясь, что его резкое движение может поколебать многотонную махину подземхода. После молчания, царившего в рубке в последние мгновения, все вдруг разом заговорили, испытывая облегчение оттого, что они наконец прекратили двигаться куда-то вниз в этом необычном и временами очень тряском механизме. Гомон, как по команде, прекратился – раздался спокойный голос Ива:

– Всем приготовиться к высадке. Экспресс-контроль, как обстановка снаружи?

От пульта химико-биологического контроля тут же ответили:

– Основные показатели в норме. Есть незначительное превышение по сероводороду и аммиаку, но вполне терпимо.

Ив поднялся с пилотского кресла. Это как бы послужило сигналом для остальных. Людей будто вынесло из рубки, а тесные переходы и палубы подземхода наполнились шумом и звяканьем. Ли Така пробился к Иву и требовательным тоном заявил:

– Я должен выйти первым.

– Зачем?

Журналист вскинулся:

– Послушай, приятель, я, конечно…

Но Ив не дал ему договорить:

– Над нами почти миля породы, у подземхода нет внешних прожекторов, а звуки, которые ты мог бы записать в этой кромешной тьме, будут раздаваться только у тебя за спиной. – Ив подождал, пока до журналиста дойдет смысл его слов, и с иронией добавил: – Может, ты все-таки подождешь, пока наладят хотя бы внешнее освещение?

Ли Така, сердито кривя губы, огрызнулся:

– Ну, знаешь, у меня нет такого опыта прозябания в норах, как у некоторых, – и отошел в сторону.

Когда мощные йодные лампы были подняты на тросах к куполу штольни, а необходимое оборудование было выгружено, с поверхности пришло сообщение, что и остальные подземходы успешно достигли расчетных точек. Первый этап операции закончился.

Работы по санации систем жизнеобеспечения Ив решил первоначально развернуть одновременно с трех точек: с энергостанции в Первой штольне, основного управляющего центра в Седьмой и развлекательного центра в Пятой. Причина была следующая: изучение схем, добытых Дугласом с помощью старых связей, показало, что есть все основания предполагать – именно в подвалах развлекательного центра сосредоточена основная масса периферийных управляющих модулей. А по оценкам экспертов, с которыми Ив склонен был согласиться, «троянский конь» прятался от обнаружения именно в одном из периферийных модулей. И поскольку запланированного взрыва не произошло, вирус, вероятнее всего, был еще дееспособен и при активации сети мог привести к страшным потерям.

Первый выход не принес особых неожиданностей. Все прошло так, как Ив и предполагал. Даже резкий трупный запах был вполне ожидаем, хотя от этого он не стал более приятным. Ли Така, который вылез-таки наружу вместе с первой командой, занявшейся установкой наружного освещения, и начал говорить в микрофон еще в узком тамбуре, не дожидаясь открытия выходного люка, в тот момент, когда люк открылся и внутрь хлынул тяжелый и густо пропитанный запахом мертвечины воздух штольни, поперхнулся и замолчал на несколько мгновений. Но потом все-таки продолжил репортаж, прибавив в голосе немного трагизма… Однако главное должно было произойти чуть позже. Ив специально выбрал себе для погружения развлекательный центр Пятой штольни Рудоноя Во-первых, для Ли Таки это был самый лакомый кусочек, а отпускать его далеко от себя он не хотел, а во-вторых, по сведениям Дугласа, владелец корабля, на котором он покинул когда-то Рудоной, имел некоторое отношение к клану Свамбе. И они с полковником пришли к выводу, что не исключена вероятность, что именно он и был тем человеком, который ввел «троянский конь» в компьютерную систему Рудоноя. Судя по набору задач, которые этот вирус должен был выполнить, он был слишком велик, чтобы оставаться незамеченным программами защиты хоть сколько-нибудь длительное время. Максимум, на что можно было рассчитывать при использовании специальных маскировочных программ, – это двое-трое суток. Так что, скорее всего, вирус был загружен в сеть за несколько часов до начала операции. Причем тот, кто это сделал, мог и не знать, что и сам он тоже обречен. Поэтому после короткого отдыха Ив разослал во все стороны сформированные из бывших полицейских группы фиксации преступных действий, а сам с командой специалистов отправился к похожему на гигантские соты развлекательному центру. Ли Така поехал с ним.

Через полтора часа один из молодых гениев, которые составляли большинство в команде Ива, оторвал взгляд от экрана переносного компа и тихо прошептал:

– Кажется, зацепил.

Ив, который вместе с Ли Такой, торчавшим у него за спиной, тоже колдовал над одним из периферийных модулей, каковых в этом зале, расположенном в цокольном этаже развлекательного центра, было около сотни, бросился к нему. Но тут у него в кармане запищала трубка телефона. Он остановился и, провожая взглядом Ли Таку, метнувшегося к несколько ошеломленному своей удачей оператору, поднес трубку к уху:

– Слушаю.

Из микрофона раздался хриплый голос Дугласа:

– Корн, в Седьмой штольне есть живые.

У Ива екнуло сердце от странного предчувствия.

– Что?!

От его выкрика вздрогнули все находящиеся в помещении, а Ли Така подпрыгнул и развернулся с видом хищника, внезапно наткнувшегося на добычу. А Дуглас все говорил и говорил:

– Вернее, они не совсем живые. В морозильных камерах акриоцентра обнаружено несколько десятков человек в состоянии глубокой заморозки. Причем, судя по тому, что мы обнаружили, они добрались до него спустя несколько недель после катастрофы. Около акриоцентра обнаружен станковый лучемет с прямым подключением к кабелю, а знаешь, откуда тянется кабель?

Ив хрипло пробормотал:

– Продолжай, – а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– От энергостанции, из Первой штольни. Они проплавили лучеметом узкие тоннели между штольнями взамен тех, что были заблокированы, и добрались до акриоцентра, а потом подключили холодильные камеры акриоцентра напрямую к своему кабелю. Так что, если процесс заморозки прошел успешно, эти люди должны быть в полном порядке.

Ив оторвал трубку от уха и прислонился к стене, зажмурив глаза. Неужели все, кого он оставил здесь, – фра Так, урядник и остальные – живы? Он почувствовал, что за то, чтобы это оказалось правдой, согласен отдать все: все свои деньги, всю свою удачливость, контроль над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», который он собирался захватить, да все, что угодно. Где-то в глубине его души загорелся огонек надежды.

Когда за капитаном Мбуну закрылась тяжелая двустворчатая дверь, вице-президент «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» мистер Йогер Свамбе-Никатка отключил электронный органайзер и, хотя внутри его еще все дрожало, нарочито медленным движением отодвинул его в сторону. Потом встал, заставил себя якобы беспечно потянуться и подошел к голографическому муляжу окна. Он добился того, о чем столько мечтал. Йогер Нгомо Юму Сесе Свамбе-Никатка получил то, что принадлежало ему по праву. Он получил власть. И сумел доказать, что он ее достоин. А посетитель, только что покинувший его кабинет, принес волнующую весть – его права и таланты получили признание «старых» Свамбе. Ибо как иначе можно рассматривать предложение свергнуть, уничтожить собственную мать и остаться единственным главой клана Свамбе? Несколько минут он молча стоял у окна, упиваясь открывающимися перспективами, потом, вздохнув, подошел к пульту и нажал клавишу:

– Ну, маман, ты все слышала?

Из динамика раздался хриплый, полный ненависти голос:

– Да. – И после короткой паузы: – Я выпущу ему кишки и брошу голодным…

Йогер выслушал эту красноречивую тираду с улыбкой. Маман всегда умела выражаться образно и цветисто, но он прекрасно знал, что ее естественное желание расправиться с капитаном Мбуну, как, впрочем, и его мечта о безраздельной власти, пока невыполнимо. Без поддержки со стороны гвардии масаев мать не смогла бы усидеть на троне ни мгновения. Да еще изрядно подпортила свою репутацию в глазах гвардии масаев, убив адмирала Манделу. Впрочем, никто бы и не пикнул, если бы она после этого добилась своей цели. Но она упустила врага… Что же до Йогера, то он чувствовал, что пока еще не готов взвалить на свои плечи всю полноту власти, он еще недостаточно разобрался в финансовых потоках клана. Тогда как маман чувствовала себя там как рыба в воде. Кроме того, подобному развитию событий препятствовали и более скрытые, но не менее существенные моменты. Однако сейчас ему ничто не мешало напомнить ей, что его доля власти, как ни крути, с сегодняшнего дня существенно увеличилась.

– Хорошо, маман, надеюсь, ты уже удовлетворила свои кровожадные порывы, хотя бы в мечтах, и сейчас.

Мадам Свамбе, столь бесцеремонно прерванная в тот момент, когда она только начала по-настоящему заводиться, запнулась на полуслове и шумно выдохнула. Но, тут же оценив обстановку, произнесла более спокойным тоном:

– Да, сын, конечно.

– Тогда действуем, как договорились, и, ради бога, держи себя в руках. Если ты прикончишь и этого, я ничем не смогу тебе помочь.

Из динамика раздалось невнятное бормотание, и все затихло. Йогер усмехнулся. Конечно, было бы неплохо взобраться на самую вершину власти в клане и стать новым великим Свамбе, но… Он уже не был тем несмышленышем, что несколько лет назад, когда впервые почувствовал вкус власти. Захват власти с помощью заговора обрек бы его на зависимость от верхушки гвардии масаев. И его власть, возможно, стала бы даже более иллюзорной, чем сейчас. Ибо маман, несмотря на свой дурной характер, прекрасно понимала, что он, Йогер, является одним из столпов, на которых держится ее правление. И была вынуждена предоставить ему значительную самостоятельность. К тому же, пока не исполнено главное дело, он не хотел вешать себе на шею административные проблемы, что было бы неизбежно, стань он единоличным главой. Да и среди «старых» Свамбе могли найтись другие претенденты на трон. А то, что произошло один раз путем переворота, может быть повторено и во второй. Кроме всего прочего, он не сомневался, что его соратники по заговору в случае необходимости сумеют повернуть дело так, что именно он окажется в глазах всех членов клана зачинщиком убийства собственной матери. И тем самым получат как бы моральное право поступить с ним таким же образом. Но, черт возьми, подобное предложение все равно лестно. Оно доказывает, что его уже воспринимают всерьез в политических интригах клана, а это означает, что он был не таким уж плохим учеником. Вообще на вершине учатся быстро, иначе… Йогер покосился на бар, в котором стояла открытая бутылка тренсунийского коллекционного бренди, и вздохнул. Разве десять лет назад он мог себе представить, что открытая бутылка будет стоять в его баре два месяца с лишком и… Но осуществление его мечты требовало жертв. Впрочем, Йогер ни о чем не жалел. Власть оказалась намного интереснее выпивки, оргий с податливыми женщинами, наркотиков и всего того, чем он заполнял свою предыдущую жизнь. Намного интереснее.

Со стороны стола послышался тихий звуковой сигнал, Йогер обернулся – на экранчике пульта горел огонек. Это означало, что к его двери кто-то подходит. Он не стал ставить суперсовременную сигнально-охранную систему, подобную тем, которые так любила маман. Чего они стоили, показал набег того сумасшедшего. Вместо этого Йогер установил на внешней поверхности двери простенькие датчики движения. Что правда, то правда – они не могли не только различить, кто находится за дверью – враг или просто слуга, но и даже отличить человека, скажем, от кошки. Зато эти датчики почти невозможно было вывести из строя, и они всегда надежно сообщали, что за дверью кто-то есть. Остальное должны были обеспечить трое верных масаев, постоянно несущих дежурство у его кабинета. Дверь тихо отворилась, и на пороге появился сам Инсат Перье. Йогер сделал над собой усилие, чтобы ничем не выдать своего изумления. Если и этот поведет речь о заговоре… Господин финансовый советник склонил голову в легком поклоне и, не произнося ни слова, спокойно прошел к столу и опустился в… его, Йогера, собственное кресло. Йогер молча наблюдал за ним, чувствуя, как внутри у него все трясется от возбуждения. Такие странные манеры были совершенно несвойственны всегда подчеркнуто вежливому и элегантному Перье.

– Прошу прощения, господин Свамбе, но я хотел бы поговорить о некоторых конфиденциальных вещах, которые относятся к контролю над кланом.

Йогер почувствовал, что сейчас расхохочется. Но страшным усилием воли, ему даже показалось, что у него за ушами что-то скрипнуло, он сдержал себя и ограничился кивком, не отводя пристального взгляда от Перье и ожидая продолжения. По-видимому, господин финансовый советник что-то заметил. Потому что он нахмурился, в его голосе послышалось раздражение:

– У меня есть основания полагать, что существует НЕКТО, кто собирается предпринять, а возможно, уже и предпринимает действия, направленные на то, чтобы захватить контроль над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп».

На Йогера как будто вылили несколько галлонов ледяной воды. Потом его кинуло в жар от ярости.

– Эти проклятые Такано…

Перье не дал ему договорить:

– Клан Такано тут ни при чем. Я полагаю, что за всем этим стоит человек, которого вы считаете своим главным врагом. В настоящее время, как вы знаете, он носит имя Корн.

Несколько мгновений Йогер сидел неподвижно, вертя в голове то, что сказал ему финансовый советник, потом с шумом выпустил воздух меж судорожно стиснутых зубов и повернулся к Перье. Первым побуждением того было бежать подальше или, по крайней мере, отодвинуться, однако он не сделал ни того ни другого. Да, Свамбе всегда останутся Свамбе. И этот, несмотря на все его блестящее образование и половину чужой крови в жилах, в случае опасности по-прежнему реагирует так же, как и его дикий чернокожий предок где-то в африканских лесах на далекой Земле. Так что поневоле возблагодаришь Бога, что у него в руках нет ассегая. Однако молодой Свамбе уже справился со своими эмоциями и на его лице появилось более цивилизованное выражение.

– Не понимаю, мистер Перье, с чего вы так разволновались. Я не вижу ни малейшей возможности для него захватить контроль над кланом. – Было видно, что наследник госпожи Свамбе прилагает огромные усилия, чтобы заставить себя говорить спокойно. – Его финансовые возможности составляют едва ли не десятую часть наших, его возможные действия ограничены законами Содружества, не говоря уж о том, что ни один Свамбе никогда не потерпит над собой власть чужака. – Тут Йогер опять сорвался на рычание: – И вообще, что за ерунду вы несете? Как можно в принципе захватить власть в каком-либо клане Таира, если ты не его член?

Перье покачал головой:

– Вы слушали меня невнимательно. Я не говорил «власть в клане», я сказал «контроль», и не над кланом, а над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Что, согласитесь, далеко не одно и то же. А как это может быть сделано, я вам сейчас объясню. – Перье сделал паузу, чтобы его собеседник немного успокоился – может, тогда до него дойдет то, что он собирается ему рассказать, и заговорил уверенно и спокойно: – Для того чтобы захватить контроль над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», нет никакой необходимости становиться великим Свамбе. Ибо мы зарегистрированы на Таире как акционерное общество открытого типа. И по международным законам являемся таковым. И то, что более девяноста пяти процентов акций на протяжении уже нескольких сотен лет принадлежат вашей семье, а три процента оставшихся находятся в руках других членов вашего клана, ничего не меняет с юридической точки зрения. Главой «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» может стать не только великий Свамбе, но и любой другой человек.

Йогер наморщил лоб, усиленно раздумывая над тем, что услышал. Конечно, если рассуждать гипотетически, в этом предположении не было ничего невероятного, но он, хоть убей, не видел, как это может быть сделано, если девяносто пять процентов акций находятся в руках у маман. Однако Инсат Перье никогда не был паникером, и если он что-то говорил, то так оно и было. Но…

– Простите, Инсат, но я не вижу ни единого способа сделать это.

– Я тоже. Но на днях я заперся у себя в кабинете и приказал компьютеру распечатать всю информацию, которая вызывала у меня подозрение или даже малейшее недоумение. После этого мне понадобилась бессонная ночь и три полных кофейника крепкого земного «мокко», для того чтобы прийти к такому же выводу. Если вас это немного утешит, могу сказать, что я и сам не представляю, как он сможет это сделать. Но мы с вами знаем, что мистер Корн обладает потрясающими способностями к импровизации. За последние несколько лет мы попытались провести в жизнь целый ряд направленных против него акций, в стопроцентном успехе каждой из которых и вы, и я, и мадам были полностью уверены. А результат? Только устранение этого старого мерзавца Розенфельда. Да и то я склоняюсь к мысли, что это удалось лишь потому, что у того придурка, который должен был нажать на спусковой крючок, не выдержали нервы. Если бы он следовал нашему первоначальному замыслу, мы и в этом случае остались бы с носом. Но нельзя забывать о том, что если мы недооценим его способности, а ему между тем удастся это сделать, то мы потеряем гораздо больше, чем просто восемьдесят пять процентов финансовых вложений и шестьдесят два процента промышленной базы клана. Мы потеряем СТАТУС.

Перье прервал свою речь, решив не упоминать лишний раз о том, что было очевидно: если разразится эта катастрофа, его собеседника вместе с мадам Свамбе и ее ближайшими соратниками ждет страшная церемония ритуального жертвоприношения. Да и он сам – один из главных кандидатов на роль искупляющей жертвы наряду с матерью и сыном Свамбе. Может быть, именно потому, что Перье понимал это, голос его утратил прежнюю уверенность.

– Не кажется ли вам, – сказал он мягко, – что будет разумнее подуть на воду ПРЕЖДЕ, чем мы обожжемся на молоке?

– Чего? – не понял Йогер. Мистер Перье вежливо улыбнулся:

– Не важно. Просто я считаю, что, учитывая такую возможность, мы должны что-то делать.

Разговор прервался. Йогер шумно вздохнул.

– Так что вы предлагаете? – спросил он. Господин финансовый советник посмотрел на него скучными глазами:

– Вариантов несколько. Во-первых, мы могли бы избрать пассивный. Просто отказаться от некоторых рискованных или уязвимых с точки зрения внешнего воздействия операций и упрочить наши позиции в наиболее стабильных областях, например, усилить свое присутствие в компаниях, занимающихся производством искусственного каронита, поскольку, по моим расчетам, вследствие усиления военных действий спрос на каронит будет резко возрастать, а также подготовить некоторые финансовые резервы и расширить сеть операционных агентов… но я бы не рекомендовал ограничиваться только этим. Когда ты действуешь от обороны, всегда имеется вероятность того, что противник может навязать тебе свою волю. А это грозит не только серьезными финансовыми потерями, но и потерей темпа, и искажением реальной картины. От чего остается только один шаг до потери контроля. А поэтому, во-вторых, я бы счел необходимым сузить господину Корну возможности для маневра. Для чего следовало бы произвести атаку на некоторых рынках, где он чувствует себя недостаточно уверенно. А также попробовать ограничить его и на некоторых инвестиционных рынках, на которых он традиционно силен, скажем, на Санта-Макаренской и Нью-Амстердамской финансовых биржах. Есть еще одно предложение, и, хотя оно звучит довольно фантастично, я рекомендовал бы вам немного поразмыслить над тем, какие возможности тут могут открыться. – Перье задумчиво посмотрел на Йогера, словно решая, говорить ему или не стоит, не поймет. – Как вы смотрите на то, чтобы попытаться отплатить ему той же монетой?

Йогер не понял:

– Простите, Инсат, что вы имеете в виду? Что-то до меня не доходит…

Перье усмехнулся:

– Я говорю о том, чтобы захватить контроль над группой «Ершалаим сити бэнк»…

Когда Инсат Перье ушел, Йогер, ошеломленный его предложением, удивленно покачал головой и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Нет, то, что предлагает финансовый советник, просто невероятно. Хотя, с другой стороны, все их предыдущие попытки устранить Корна, возможно, потерпели неудачу именно потому, что они боялись оторваться от реальности и занимались больше всего мелочами.

На следующий день, сразу после совещания с мадам Свамбе, во время которого они обсудили то, о чем накануне шла речь в кабинете вице-президента, Инсат Перье вызвал к себе Брендона Игеному. Когда молодой человек вошел в кабинет, Перье встретил его ласковой улыбкой. С тех пор как финансовый советник в последний раз видел строптивого Стоватора Игеному, он многое сделал для обоих его отпрысков. Сначала он приблизил к себе этого тихого паренька, просто чтобы иметь под рукой наглядный пример заботы клана о семьях сотрудников, погибших на боевом посту. Но потом заметил, что парень подает серьезные надежды. Перье решил попробовать его и не ошибся. Несмотря на невзрачную внешность, которой он во многом был обязан детским годам, проведенным в толще коры Рудоноя, парень оказался гениальным аналитиком. Возможно, именно это и способствовало развитию его способностей, ведь какие развлечения мог найти мальчик в штольнях Рудоноя, кроме вездесущих мультимедиа игр и обучающих программ. Так что уже в довольно раннем возрасте у сына управляющего проявились и получили развитие способности аналитика, и к настоящему времени он являлся самым сильным аналитиком отдела финансового планирования «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Порой Перье даже изумлялся тому, как он умудряется находить ответы на вопросы, которые кажутся неразрешимыми даже ему самому. К тому же этот молодой человек не был подвержен ни одному из пороков. Он не увлекался играми, скованно чувствовал себя с женщинами и не употреблял никаких наркотиков. Даже алкоголь предпочитал самый слабенький. Это иногда тревожило Перье. Человек не может быть таким односторонним. Дело было не только в том, что непорочность Брендона чрезвычайно сужала возможности Перье влиять на него и держать под своим контролем. Просто он пока не мог предположить, что однажды может занять место этих столь славных и привычных пороков в душе его молодого подчиненного. Весь его личный опыт подсказывал ему, что такие скучные канцелярские клерки, как Брендон Игенома, порой способны преподнести сюрприз. А Инсат Перье не любил сюрпризов, кроме тех, что он готовил сам. Ведь тогда это был сюрприз не для него, а для всех остальных.

Когда Брендон неловко опустился в кресло, стоящее перед столом, и поднял на него преданные глаза, господин финансовый советник ободряюще кивнул своему молодому сотруднику и протянул ему тонкую пачку распечаток:

– Вот возьми, но просмотришь после. Сейчас просто слушай, что я тебе буду говорить. – Он сделал многозначительную паузу. – То, что ты сейчас услышишь, составляет сведения, которым великая Свамбе придала статус «Строго конфиденциально».

Брендон вздрогнул, а Перье, заметив это, усмехнулся про себя. При приеме на работу сразу после заключения контракта каждому сотруднику «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», не состоящему в клане, демонстрировался специальный фильм о том, как масаи поступили с одним из таких же, как он, повинным в разглашении сведений статуса «Конфиденциально». По мнению самих Свамбе, в этом довольно сложном и не очень часто применяемом ритуале не было ничего такого уж необыкновенного, к своим он применялся даже чаще, чем к чужакам, однако на посторонних он действовал самым ошеломительным образом. Во всяком случае, после этого они робко ежились, проходя мимо стоящих в карауле масаев в боевой раскраске.

– По моим предположениям, некто намерен предпринять попытку поставить под свой контроль «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Еще не факт, что ему удастся это сделать, но я хотел бы, чтобы ты поразмышлял над тем, какие пути он может использовать. Кроме того, подготовь свои предложения по секвестрованию наших долгосрочных проектов. Мы должны иметь некоторый резерв средств на тот случай, если этот некто попытается навязать нам финансовую войну. В этой папке имеется еще несколько вопросов, по которым я хотел бы услышать твое мнение.

Брендон, красный от смущения, польщенный оказанным ему доверием, запинаясь, сказал:

– Я прошу прощения, господин Перье, но мне может понадобиться некоторая информация структурного и цифрового характера.

Перье благосклонно кивнул:

– Я не могу повысить твой статус допуска, но, если тебе понадобится какая-то закрытая информация, заходи, мы сделаем запрос с моего терминала. Что-нибудь еще?

Брендон, красный как рак, отрицательно потряс головой и, поднявшись с кресла, угловато поклонился:

– Благодарю вас, господин, больше ничего. Я могу идти?

Перье, слегка приподнявшись, протянул юноше руку и пожал безвольные тонкие пальцы. Ласковая отеческая улыбка, которая сияла на его лице все то время, пока Брендон находился в кабинете, сохранилась до тех пор, пока дверь кабинета не закрылась за спиной молодого человека, и тут же растаяла, сменившись брезгливой гримасой. Перье поморщился, достал из кармана платок и вытер руку. Голова у этого юнца, конечно, очень неплоха, и это – большое подспорье для его перегруженного мозга, но до чего же он похож на устрицу со своей бледной кожей и потными руками. Инсат Перье покачал головой. Как же сильно сестра Брендона отличается от него, можно даже подумать, что они произошли от разных родителей. Сам Перье с готовностью поверил бы в это, если б в свое время не провел соответствующий тест, который показал, что у Брендона и Делайлы абсолютно идентичные базовые гены. А это означало, что, несмотря на всю их непохожесть, они – родные брат и сестра. Усмехнувшись своим мыслям, Перье повернулся к экрану коммуникатора и, набрав несколько цифр, вызвал свои апартаменты. На экране появилась юная женщина в весьма откровенном наряде, состоящем из традиционной юбочки масаев и большого ожерелья, свешивающегося между изящными грудками. Впрочем, такой наряд здесь никого бы не шокировал. Так одевались дома почти все женщины масаев, да и остальные женщины, живущие на станции. Единственное отличие красотки на экране от большинства женщин клана состояло в том, что она была белой.

– О, милый, это ты? Я так давно тебя не видела, что уже, кажется, забыла, как ты выглядишь.

Эта милая глупость была произнесена столь чарующим голоском, а последовавший за ней смех был столь завораживающе весел и непосредствен, что Инсат Перье и сам невольно рассмеялся. Вначале, когда эта связь только началась, Перье получал особое наслаждение от самой мысли о том, как он использует детей покойного главного администратора «Копей Рудоноя». Сын отдает ему свой мозг, а дочка – тело и душу. Это было некоей формой изощренной мести человеку, который, как он считал, сумел переиграть его даже в своей смерти. Но спустя некоторое время он поймал себя на том, что по-настоящему привязался к этой шаловливой и легкомысленной девчонке. Это его слегка встревожило. Во-первых, складывалось такое положение, когда кому-нибудь могло прийти на ум воспользоваться этой привязанностью, чтобы каким-нибудь образом попытаться воздействовать на Перье, а ведь он всегда заботился о своей неуязвимости, следя за тем, чтобы все тайные пути, по которым можно было бы подобраться к нему, были наглухо перекрыты.

Ну, а во-вторых, молодая, легкомысленная особа всегда порождает массу хлопот. Но потом ему в голову пришла отличная идея. Поскольку Брендон Игенома не имел особых слабостей, с помощью которых на него можно было бы воздействовать, то было бы вполне разумным такую точку воздействия создать. И почему бы для этого не использовать его привязанность к сестре? Тщательно изучив психопрофиль молодого человека, Перье разработал несложный план, конечным результатом которого должно было стать полное устранение возникших сложностей из его жизни и возникновение у Брендона чувства вины. И первые шаги к этому он уже предпринял. Инсат Перье улыбнулся девушке:

– Прости, милая, я был очень занят.

Она скорчила милую гримаску и наклонилась ближе к экрану-транслятору:

– А ты скоро придешь?

Он помедлил с ответом, пристально вглядываясь в ее зрачки, и не удержался от довольной улыбки:

– Мне надо еще немного поработать, так что тебе придется еще пару-тройку часов побыть без меня.

Девушка скорчила недовольную гримаску, но было видно, что она не особенно расстроена. Скорее, даже почувствовала некоторое облегчение от этого известия.

– Хорошо, но, когда соберешься идти, позвони, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое.

Перье кивнул и отключился. Что ж, пока все идет по плану. Неестественно сузившиеся зрачки ясно показывали, что она уже попробовала «зеленого духа», а эта новомодная дрянь вызывала эффект привыкания с первого же приема. Однако Перье не хотел рисковать. Как докладывал торговец-пушер, он предложил ей порошка на три полные дозы. Но она пока взяла только одну. Так что стоит подождать, пока она купит у него остальные и воспользуется ими. А потом Перье полностью перекроет этот канал, что было совсем несложно. Гвардейцы-масаи горели прямо-таки священным пламенем ненависти к наркодельцам. Но, слава богу, на станции жило еще несколько миллионов человек, часть из которых испытывала к наркотикам абсолютно противоположные чувства. Хотя, конечно, чтобы влезть с подобным товаром в дворцовый сектор, надо было либо быть полным идиотом, либо иметь сильное прикрытие. Зато дефицит порождал дикие цены, а также давал Инсату Перье лишнюю ниточку для контроля над некоторыми несговорчивыми чиновниками мадам. К тому же пушеров следовало время от времени менять, дабы у них не появились несбыточные иллюзии, а у него не возникло лишних мелких проблем. Так что, как только пушер закончит с девушкой, он вполне будет готов к завершению всех своих операций эффектным выходом в открытый космос без скафандра из дальней шлюзовой камеры, так что эта ниточка тоже прервется. А нового пушера он тут же выведет на Брендона. Насколько он знает отношения между братом и сестрой, при первых же признаках ломки она тут же бросится к брату. Ибо к нему, Перье, девушка обратиться не осмелится, так как он уже неоднократно заявлял в ее присутствии, что терпеть не может наркоманов. Анализ их психопрофилей показывает, что Брендон, хотя и с содроганием душевным, начнет снабжать сестру наркотиками. Затем последует смерть сестры, паника, суровое расследование и угроза ритуальной казни, поскольку по законам клана все связанное с употреблением и распространением наркотиков считается оскорблением духа предков. В этой точке Перье собирался прекратить комедию, обрекая Брендона на отчаяние и неистребимое чувство вины, которое он собирался всячески культивировать и развивать. Это стало бы кульминацией его мести Стоватору Игеноме. А после стольких лет служения клану Свамбе Инсат Перье к вопросам мести относился чрезвычайно серьезно.

Фра Так застонал и выгнулся всем телом. Ив торопливо наклонился и, упершись руками в плечи монаха, прижал его к ложу, не давая упасть на пол с длинного стола, на котором он лежал. Фра Так дернулся еще несколько раз, снова застонал и затих. Ив еще немного постоял, прижимая его к столу, но монах больше не двигался. Он осторожно отпустил руки. Фра Так медленно открыл глаза. Взгляд был бессмысленный и мутный. Наверное, он даже и ничего не видел, просто веки затрепетали и приподнялись. Но прошло несколько минут, и во взгляде появилось что-то осмысленное. Еще немного – и он сфокусировал взгляд на Иве, припухшие губы медленно раздвинулись, и еле слышный голос сипло произнес:

– Эо ы?

Ив широко улыбнулся:

– Да, старый мешок, наполненный бренди и молитвами, это я. И ты не представляешь, как я счастлив тебя видеть.

Губы монаха слегка дрогнули, являя намек на улыбку, он умиротворенно закрыл глаза. Ив погладил его лоб, поднялся и обошел по кругу помещение сектора реабилитации. Все «оттаивавшие» уже начали проявлять признаки жизни. Ив подошел к медикам:

– Ну, что там у нас?

Старшая из медиков, сидевшая за громоздкой консолью многофункционального контрольного комплекса, повернула голову:

– Первичные реакции в пределах нормы, мистер Корн, так что можно надеяться, что физиологический уровень будет восстановлен полностью. А что касается высшей нервной деятельности, я пока не могу сказать ничего определенного.

Ив кивнул:

– А как скоро что-то прояснится? Хотя бы в общих чертах?

Женщина пожала плечами:

– Не знаю. Насколько я поняла вашу информацию, среди них не было ни одного специалиста по криотехнологиям, так что… Возможно, часов через десять.

Ив мрачно посмотрел на экран консоли, на котором плясали разноцветные нити графиков, и пошел к столу, на котором лежал урядник. Бравый вояка уже вовсю ворочал глазами и, увидев Ива, сумел даже растянуть губы в почти настоящей улыбке. Ив ободряюще кивнул ему и направился к выходу. Пока «оттаивающие» придут хотя бы в некоторое подобие нормы, пройдет несколько часов, а время по-прежнему было для него слишком дорого.

За дверью на него налетел Ли Така:

– Ну?

Ив потер лицо ладонью. За последние четверо суток он спал только два часа, когда они еще были в подземходе, и, хотя физически он чувствовал себя великолепно, нервные перегрузки все же давали себя знать. Но отдыхать было некогда. Они и так уже выбились из графика. Ив тряхнул головой и, подняв глаза, посмотрел на возбужденного журналиста:

– Пока ничего не ясно. Если ты закончил с Седьмой штольней, то можешь пока отдохнуть. Они будут не в состоянии отвечать на твои вопросы еще как минимум сутки.

– Но снять-то я их могу?

Ив на миг задумался и коротко кивнул головой:

– Давай, но не больше двух минут и…

– Знаю, знаю, – замахал руками Ли Така, – сузить поле обзора, чтобы персонал не попал в объектив. – Он исчез за дверью.

Ив потряс головой и, расправив плечи, двинулся к лестнице, которая вела на второй этаж блока акриоцентра. Он приказал оборудовать свой временный штаб прямо над сектором реабилитации, чтобы первым встретить монаха и казаков, когда они вернутся в мир живых.

В помещении узла связи было темно и только усеянные светодиодами консоли да несколько светящихся экранов слегка развеивали мрак. Когда Ив бесшумно распахнул дверь, Дуглас, сидевший у центральной консоли, почувствовал движение воздуха и развернул свое кресло. Увидев Ива, он отставил в сторону пластиковый стаканчик с дымящимся кофе и выжидательно уставился на него. Ив сделал успокаивающий знак рукой и быстро прошел к бару-автомату, стоящему в углу. Налив себе пинту тоника, он взял запотевший стакан, подошел к креслу у одной из консолей, опустился в него, отхлебнул большой глоток и лишь после этого повернулся к Дугласу, молчаливо наблюдавшему за ним:

– Ну, как у нас дела?

Дуглас слегка повел плечами:

– По шести направлениям почти нагнали график, только компьютерщики что-то возятся. Беннелони устраивает уже четвертую проверку. – Дуглас замолчал, возможно ожидая приказа связаться с Беннелони и поторопить его, но Ив ничего не сказал. Он взял себе за правило давать людям почти полную свободу в рамках той задачи, которую он им поручил. И раз Беннелони счел нужным устроить четвертую проверку, значит, это было необходимо.

Ив быстро допил тоник и, отставив в сторону стакан, в упор посмотрел на Дугласа:

– Послушайте, полковник, вы работаете у меня уже почти семь лет, и я давно хотел вас спросить: почему вы пришли ко мне? Ведь, я не сомневаюсь, человек, который на протяжении более двадцати лет был, по существу, главой специальной службы планеты, имел массу возможностей выбрать более спокойный и денежный пост в доброй сотне компаний из золотого списка «Файнэншл таймс». К тому же вы меня явно недолюбливаете.

Дуглас усмехнулся и одним глотком допил остывший кофе:

– Я был бы очень удивлен, если бы вдруг выяснилось, что вы еще не догадались об этом.

– Хорошо. Допустим, я действительно догадался, что вы считаете своей основной функцией приглядывать за мной. Но сдается мне, что вы вот уже несколько лет как прекрасно поняли, что даже если я на самом деле задумаю сделать какую-то пакость, то вы ничем не сможете мне помешать. Во всяком случае, после вашей последней попытки завербовать моего сотрудника прошло уже около трех лет.

У Дугласа не дрогнул на лице ни один мускул.

– Сегодня у меня появились другие мотивы. – Дуглас запнулся и заговорил снова: – Знаете, мистер Корн, у меня никогда не было ни семьи, ни особенно близких друзей. И я довольно рано узнал, что означают слова «тяжелое, но необходимое решение». Я слышал их от разных людей. И все, как один, пытались произносить их с душевной болью, хотя, как ни странно, среди них встречались и такие, кто действительно испытывал эту боль. И вы… из тех, кому действительно больно. – Дуглас сделал паузу и задумчиво покачал головой: – Вы – великий человек, Корн. Я не очень понимаю ваших целей, но знаю одно – они далеки от стремления к личному обогащению, влиятельности, власти, наконец. То, к чему вы стремитесь, касается ВСЕГО человечества. Нельзя сказать, что наша история не знала таких людей, причем все они кончили чудовищными преступлениями. Так что, даже исходя из статистики, я должен был бы попытаться остановить вас. Однако я этого не делаю, во всяком случае пока. И хотите знать почему?

Ив молча кивнул.

– Вся загвоздка в том, что вы, в отличие от большинства властных личностей, о которых мы знаем из истории, и уймы тех, с кем мне приходилось общаться, никогда не действуете, так сказать, во имя некоего абстрактного всеобщего счастья или интересов нации. Вы всегда имеете в виду интересы конкретных людей. И… вы не совершаете ошибок.

Ив помрачнел:

– Это не так.

Дуглас усмехнулся:

– Вы о трагедии с Розенфельдом? Но это не было вашей ошибкой. Это была цепь роковых случайностей. Никто не мог предугадать столь нелепого рикошета, как и того, что убийца откроет огонь еще ДО того, как жертва выйдет из-под прикрытия стен и появится на марке прицела.

Ив упрямо мотнул головой:

– И все-таки это моя ошибка.

Наступило молчание. Его нарушил Дуглас:

– Вполне возможно, что, если бы все правительства сумели объединить свои усилия против вас – вы бы не устояли, но… Сегодня я уверен в одном. Я не знаю, КОГДА вы начнете превращаться из силы, несущей людям благо, в чудовищного монстра, способного разрушить цивилизацию и уничтожить человечество, но остановить вас сможет только тот, кто находится от вас на расстоянии вытянутой руки. – Дуглас усмехнулся. – Впрочем, я думаю, вы уже давно знаете мои мысли не хуже меня.

– А вы не переоцениваете свои силы?

– Я все же попытаюсь.

В комнате снова повисла напряженная тишина. Ив тихо сказал:

– В таком случае дай вам бог удачи.

Дуглас так же тихо отозвался, глядя на Ива:

– Спасибо.

Оба они знали, что, говоря это, были искренни в своих чувствах.

На следующий день на «оттаявших» набросился Ли Така. Но Иву было не до того. Беннелони наконец дал осторожное добро на подключение к сети, снова выведенной на расчетную мощность энергостанции. Его команда сумела идентифицировать целых два «троянских коня», которые были укрыты среди периферийных накопителей в подвале развлекательного центра. И когда они проследили путь, по которому эти вирусы попали в сеть, то Ив поздравил себя с тем, что был прав, судя по всему, в своих предположениях. Все указывало на то, что вирусы в сеть, по всей вероятности, загрузил именно Иглисс Эйхайя. Во всяком случае, это было сделано с общественного терминала, который находился ближе всех именно к его номеру.

Как только начали функционировать лифты, на Рудоной потоком пошло оборудование Первые три дня люди в штольнях работали в масках и защитных комбинезонах, но потом климатическая система вышла на крейсерскую мощность, и теперь в штольнях можно было находиться без средств защиты. В Шестой штольне полным ходом шел монтаж оборудования обогатительного завода и новой энергостанции. Так что уже на десятый день после высадки на Рудоной в Восьмой штольне дрогнула и пошла первая транспортерная лента. Правда, пока вхолостую. Но до того момента, когда возрожденная компания «Копи Рудоноя» выдаст первые каронитовые окатыши, оставалось не так уж много времени. Орбитальные заводы по производству искусственного каронита, находящиеся под контролем Свамбе, ждал серьезный удар.

Дела шли хорошо, и через два дня Ив смог выделить людей для захоронения погибших. Тела начали свозить в Первую штольню, где фра Так читал над ними отходную. Это было зрелище не для слабых нервов – десятки тысяч тел, некоторые с обглоданными крысами лицами и конечностями, аккуратно положенные бесконечными рядами. А рядом с ними теряющаяся в этой страшной перспективе фигура монаха, с мрачной сосредоточенностью размахивающего кадилом и нараспев читающего молитвы. Но Ли Така с упоением снимал эти жуткие кадры. Вообще, он был вездесущ. У Ива он давно уже не появлялся, так что он временами даже забывал о существовании журналиста. Но на исходе второй недели журналист сам нашел Ива и заявил ему:

– Я должен лететь обратно.

Ив посмотрел на его лицо с сурово сведенными бровями и кивнул, соглашаясь:

– Завтра вылетаем.

– Ты не понимаешь, я должен немедленно… То есть… мы… – Он растерянно замолчал, будто не до конца веря тому, что сказал Ив, и недоуменно переспросил: – Мы завтра вылетаем?

– Ну да.

Журналист помолчал, словно свыкаясь с этой новостью, потом напористо произнес:

– Что ж, это радует. Когда ты собираешься отсматривать мои записи? Должен тебе сказать, это будет нелегкий труд. У меня снято около восьмисот часов.

– Зачем отсматривать? – искренне удивился Ив. Ли Така посмотрел на него с недоумением:

– Но ты же сам сказал, что одно из основных условий нашего сотрудничества – это чтобы ни в одном моем кадре не появился ни один человек из твоего персонала и не было показано оборудование, по которому можно было бы идентифицировать его принадлежность.

Ив усмехнулся:

– Прости, но ты согласился.

Ли Така настороженно посмотрел в глаза Иву, все еще не понимая до конца, к чему он гнет:

– Ну да, и что?

– В таком случае, – улыбка Ива стала еще шире, – это твоя проблема.

– То есть как? – не понял журналист. Ив пожал плечами:

– Утечки все равно не избежать. Как только на рынках появится наш дешевый каронит, все начнут усиленно искать его источник, так что установление того, что «Копи Рудоноя» снова начали работу, – вопрос времени. Но если я выясню, что утечка произошла по твоей вине… – Ив развел руками. – Извини…

Ли Така криво улыбнулся:

– Впервые встречаю такой подход. Не слишком ли это беспокойно для тебя, а то…

– Не слишком, – с улыбкой прервал его Ив.

– Да, ясно, – с досадой сказал Ли Така, – битва за контроль над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» только началась, и, если я тебя подведу, ты перекроешь мне кислород. Черт, лучше бы ты поручил своим церберам проверить мой материал.

Ив покачал головой:

– Каждый человек должен сам отвечать за свои поступки.

Тут до Ли Таки, несколько сбитого с толку этим разговором, наконец дошло и то, что Ив сказал в самом начале.

– Постой, ты сказал, МЫ вылетаем?

Ив утвердительно кивнул, повергнув Ли Таку в недоумение.

– Я думал, ты останешься здесь, пока не пойдет первый каронит.

– Это произойдет в конце недели. Но к тому моменту я должен быть в полной готовности, чтобы извлечь максимум возможного из новой ситуации. Так что надо сделать кое-какие приготовления.

Журналист понимающе улыбнулся:

– Ну, насколько я тебя успел узнать, у тебя давно уже все наготове. Осталось только подать сигнал.

Ив не согласился:

– Нет, на этот раз ты не угадал. – Он неожиданно переменил разговор: – Ты не можешь дать мне записи той части вашего разговора с фра Таком, где он рассказывает об Игеноме?

В глазах Ли Таки промелькнула настороженность, тут же сменившаяся иронией.

– Вообще-то я никому не даю своих записей, и уж ни за что до того, как я сам их использую, это исключено… Но, думаю, на сей раз с моей стороны будет разумнее изменить этому правилу.

И они разошлись довольные друг другом. На следующий день, перед тем как подняться к кораблю, Ив разыскал монаха. Поток мертвецов понемногу редел, хотя к захоронению была подготовлена лишь малая часть погибших. Просто все тела, которые валялись на улицах или в помещениях, обеспечивающих функционирование жизненно важных механизмов, уже были убраны. Остальные трупы находились либо в наглухо закрытых рабочих бараках, либо в других помещениях, в которых пока не было нужды. А те несколько тысяч человек, которых Ив привез с собой, были слишком заняты подготовкой к началу производства, чтобы успевать делать что-то еще помимо консервации трупов специальными жидкостями. Что было необходимо, ибо иначе, несмотря на интенсивную работу климатических установок, в штольнях нельзя было бы находиться без средств защиты. Было бы просто не продохнуть из-за гниения тысяч незахороненных тел. Так что фра Так уже некоторое время чувствовал себя посвободнее.

Ив зашел в отсек одного из приведенных в порядок общежитии для персонала, который был выделен для проживания «оттаявших», и поднялся на второй этаж. Фра Так сидел у себя в комнате и листал требник, который по церковной традиции представлял собой настоящую книгу, напечатанную на укрепленной бумаге и забранную в плотный колегериновый переплет. Увидев Ива, он с улыбкой поднялся на ноги и пошел ему навстречу:

– Рад видеть старого грешника. Я гляжу, вы немного освободились, коль нашли время проведать собутыльника.

Ив укоризненно покачал головой:

– А с каких это пор мы на «вы»?

Фра Так уклончиво улыбнулся:

– Ну, вы забрались на такие высоты…

Ив нахмурился, потом с легким ехидством спросил:

– А вы что же, святой отец, полагали, что я смогу обеспечить выполнение той задачи, которую вы на меня взгромоздили, оставаясь простым бродягой?

Фра Так пожал плечами:

– Когда-то Господь смог повернуть судьбу человечества, оставаясь как раз простым бродягой.

Ив постоял неподвижно, не отрывая глаз от монаха, затем неожиданно повернул к двери.

– Значит, я не буду этим заниматься, – глухо сказал он, остановившись у выхода.

Фра Так, следивший за Ивом непонимающими глазами, громко охнул и бросился к нему:

– Что ты задумал, сын мой?

– А что я должен делать, – со злостью сказал Ив, – если человек, чье мнение уважаю больше, чем свое, заявляет, что я пошел не тем путем. – Он усмехнулся, вспомнив недавний разговор с Дугласом, и добавил: – Кстати, вы не одиноки. Так что мне остается только одно – бросить все это дело и констатировать, что у меня ничего не вышло.

– Не смей этого делать, Корн!

Некоторое время в комнате стояла тишина. Ив тяжело вздохнул, отошел от двери и устало опустился на диванчик:

– Когда в течение одной недели два человека, мнением которых я дорожу, говорят мне, что я вот-вот готов превратиться в этакий безрогий вариант Алого князя, – поневоле задумаешься.

Фра Так покаянно развел руками:

– Я просто хотел тебе напомнить, что власть над множеством людей еще никогда не была свидетельством непогрешимости. Скорее случалось наоборот.

Ив примирительно улыбнулся:

– Ладно. В общем-то, я пришел к тебе совсем не за этим. Ты не думал, чем собираешься заняться дальше? После того, как закончишь здесь отпевание.

Фра Так задумчиво пожал плечами:

– Ты знаешь, нет. В общем-то, мне даже не особо хочется об этом думать. Во всяком случае, я вряд ли останусь при сане…

– Почему?

Фра Так развел руками:

– Я нарушил тайну исповеди. Причем этот факт будет растиражирован господином Ли Такой на десятках планет.

– Но, насколько я помню, в истории церкви было немало случаев, когда те, кто поступил подобно тебе, сохраняли свой сан. И не только прославились, но и даже были причислены к лику святых.

– Увы. Нарушение тайны исповеди допустимо, но лишь в особых случаях. Например, когда оно помогает предотвратить преступление. А здесь преступление уже совершено.

– Но разве наказание виновных не помогает предотвратить совершение нового преступления?

– У церкви особый взгляд на этот вопрос, мой друг. Мы считаем более важным не наказание, а покаяние и искупление вины. А мой поступок не способствует ни тому ни другому. Так что…

Ив усмехнулся:

– Что ж, возможно, ты прав и согласно догматам ты заслуживаешь подобной кары, но ответь мне: сам-то ты считаешь или нет, что поступил недостойно?

– Кого будет интересовать мое мнение, когда в движение придут силы, выступающие на стороне Инсата Перье?

– Меня, – сказал Ив, – и не волнуйся. Лишают сана папа и епископы, а они люди, так что с ними мы уж как-нибудь сумеем договориться. А пока я предлагаю тебе обдумать вот что. Вы с урядником нужны мне. Я предлагаю вам остаться со мной. Что касается остальных, то, после того как они будут допрошены комиссией Объединенных Наций, которая, как я предполагаю, появится здесь не позднее чем через месяц, я готов взять на себя их дальнейшее обустройство или отправку в любую выбранную ими точку. Я думаю, что особо не обеднею, если немного финансово компенсирую усилия, которые они приложили, чтобы живыми дождаться меня. Так что, как только я снова появлюсь на Рудоное, ты и урядник должны будете предоставить мне пожелания всех остальных. – Заметив иронию во взгляде монаха, Ив запнулся. Вот что значит привычка повелевать. Даже с фра Таком он говорил так, как с любым из своих сотрудников. – Извини, занесло. – Ив вздохнул. – Но мне действительно нужна твоя помощь.

Они говорили еще минут сорок.

Когда Ив появился на поверхности, Ли Така нервно приплясывал у челнока. Дуплексный грузовоз, на котором они прибыли на Рудоной, уже давно ушел к Нью-Амстердаму за новой партией оборудования и персонала, а сейчас на поле космодрома разгружался уже третий корабль этого класса. Они с Ли Такой должны были лететь обратно на «Драккаре», хотя журналист вряд ли догадывался, что за корабль доставит его домой. Ив делал все, чтобы развести как можно дальше две столь разные свои ипостаси, и о том, что председатель совета директоров «Ершалаим сити бэнк», убывая в отпуск, направляется вовсе не на Новую Ривьеру погреть косточки, знал очень ограниченный круг лиц. Конечно, присутствие Ли Таки на «Драккаре» ставило под угрозу инкогнито Ива, но экипаж был надежен, а журналист вряд ли так уж хорошо разбирался в архитектуре боевых кораблей. А Ив не собирался давать ему возможность взглянуть на корабль со стороны. Впрочем, нельзя было полностью исключить случайность. И, как обычно бывает, это и случилось.

Ли Така, как назло, появился в самый неподходящий момент. Ив и трое донов абордажной группы как раз застегивали последние замки на скафандрах, когда еще не загерметизированная дверь шлюзового отсека отворилась и он возник на пороге. Ничего не скажешь, у него действительно был особый нюх на сенсации. С недоумением осмотревшись и увидев Ива, журналист обратился к нему:

– Куда это ты собрался?

Ив поймал укоризненный взгляд Уэсиды, который предлагал до окончания вылазки запереть журналиста в его каюте, и с улыбкой ответил:

– Собираюсь навестить парочку незнакомых знакомцев.

– Это как это? – не понял Ли Така. Ив кивнул в сторону люка:

– В сорока милях за этой стеной орбитальная станция клана Свамбе. – Ив молча подождал, пока пораженный журналист успокоится. – А на ее борту дети Стоватора Игеномы. Причем, насколько мне известно, и сын, и дочь бывшего главного администратора «Копей Рудоноя» принимают немалое участие в жизни господина финансового советника мадам Свамбе. Вот их-то я и хочу навестить.

Ли Така, с трудом справившись с волнением, хрипло спросил:

– До станции всего сорок миль?

Ив кивнул.

– Но почему тогда они не разнесут нас на атомы? Ведь клан Свамбе, как я знаю, всегда был чудовищно недоволен, если замечал вблизи своего дома чужие корабли.

– Благодаря некоторым усовершенствованиям они нас пока не видят, но это может измениться в любой момент. Так что я намеревался убраться отсюда как можно скорее. – Ив замолчал, захлопнул забрало шлема и уже через внешний динамик добавил: – А ты меня задерживаешь.

Возмущению Ли Таки не было предела.

– Черт возьми, ну почему я такой идиот! Когда ты предложил мне принять участие в твоей авантюре, вместо того чтобы сидеть развесив уши, как последний кретин, и слушать тебя, мне надо было поступить по-другому – просто и надежно.

– И как именно? – донесся из-под шлема голос Ива.

– Например, просто выстрелить себе в лоб, – рявкнул Ли Така, – потому что результат, судя по всему, будет тот же, зато насколько меньше хлопот.

Ив усмехнулся сквозь забрало и махнул рукой:

– Пожелай мне удачи.

– А что еще мне остается делать, сукин ты сын?

Делайла откинулась на подушки и выключила рекордер. Как ей надоели эти многосерийные постановки! Как ей надоела эта золотая клетка, в которую она попала. Конечно, сначала она была счастлива. В отличие от умницы Брендона, она никогда особо не блистала талантами, и единственное, на что она могла стопроцентно положиться, была привлекательная внешность. После гибели отца оказалось, что его сбережения ушли почти целиком на их учебу, недаром отец отдал их в самые престижные колледжи. Того, что осталось, хватало в лучшем случае на две скромные квартирки где-нибудь на Таире или Новом Вашингтоне. Дипломированному специалисту с такими способностями, как у брата, найти работу было нетрудно. Что же до нее, тут дело обстояло хуже. Все шло к тому, что брату придется ее содержать. В этот-то момент и появился Инсат Перье в образе Санта-Клауса. И все проблемы с работой тут же были решены. Она получила место младшего коммерческого агента в представительстве «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» на Таире, а Брендона после недельного прозябания за соседней с ней консолью Инсат Перье забрал к себе. Кроме того, к ее удивлению, господин финансовый советник, который был известен своим безразличным отношением к женщинам, начал оказывать ей всяческие знаки внимания. Сначала это было красиво и трогательно. Перье был мил и немного неуклюж, наверное по неопытности. К тому же внимание ТАКОГО человека льстило. Вскоре Делайла уступила его ухаживаниям и бросила работу. К тому же переезд на станцию позволял быть ближе к брату. Но потом начался кошмар. Нет, Перье был все так же мил и предупредителен, и она искренне старалась, как могла, ублажить этого вечно занятого человека. Но, по традициям Свамбе, белым женщинам, кем бы они ни были, не разрешалось покидать своих покоев без мужского сопровождения. Так, по крайней мере, сказал ей Перье. А у нее не было никаких причин не верить ему. К тому же, даже если это было и не так, куда она могла пойти, если на три миллиона женского населения станции приходилось дай бог если несколько тысяч белых. Да и те в своем большинстве носили фамилию Никатка. Нескольких таких встреч хватило, чтобы у Делайлы пропало всякое желание иметь с ними что-то общее. Так что единственное, что ей осталось, была скука, невероятная, кошмарная, тягучая скука. Однажды она попыталась завести интрижку с одним из масаев-гвардейцев, но одного раза оказалось более чем достаточно. Масай, неутомимый любовник, был с ней очень груб. Она потом долго не могла дотронуться до волос на затылке, а на руках и груди несколько дней не сходили синяки. Слава богу, Инсат не появлялся несколько дней подряд. Больше она таких экспериментов не проводила. И все вернулось на круги своя. Брат навещал ее нечасто, наряды и украшения ей надоели, да и какой в них толк, если их некуда надеть, никакой живности, кроме рыбок и попугайчиков, в жилых помещениях держать не разрешалось, так что, когда в ее апартаментах неведомо каким образом вдруг появился тот торговец, она так была измучена скукой, что готова была повеситься. Поэтому его предложение приняла с великой радостью. Надо сказать, он тогда сделал неплохой бизнес. Делайла не знала, сколько действительно стоит порция порошка, которую торговец цинично называл «зеленой дурью», и заплатила не торгуясь. Однако в первый раз она решила попробовать только чуть-чуть. Подцепив на кончик ножа немножко порошка, малую часть дозы, она осторожно высыпала его на полированную крышку стола и, скатав из тоненького бумажного листа крошечную трубочку, вдохнула его носом…

Первое впечатление ее испугало. Когда порошок впитался в слизистую оболочку носа, она вдруг потеряла ориентацию. Но затем на нее обрушились все мыслимые наслаждения. Ее язык чувствовал вкус самых изысканных блюд и самых тонких вин одновременно, ее глаза наслаждались каким-то невероятным буйством света, а ноздри трепетали от самых невероятных ароматов. Все остальное тоже было пугающе прекрасным. Она очнулась через десять минут, на полу, рядом со своим ложем. Все тело ломило, будто ее только что изнасиловали пять масаев подряд, во рту было сухо, а трусики были мокрыми. Но память о невероятных ощущениях была столь прекрасна, что она чуть не бросилась к трюмо, где хранился остальной порошок, еле сдержалась. Эта борьба с собой продолжалась почти два дня, и, когда влечение почти совсем прошло, Делайлу охватил страх. Она приняла крохотную частичку нормальной дозы и чуть не влипла. К тому же не успела она очнуться, как позвонил Перье, и она с трудом заставила себя беспечно улыбаться и нести обычную слюнявую чепуху. Так что, как только Делайла немного оправилась, она немедленно спустила всю эту дрянь в свое биде. А потом потихоньку начали появляться вопросы. Свамбе были известны своей ненавистью к торговле наркотиками. Они занимались чем угодно, особо славясь поставками замороженных рабов на окраинные миры, но наркотики… Торговцев наркотиками, которых угораздило попасть в руки масаев, ждала не просто смерть. Это было длительное театрализованное действо, как правило длящееся не один день и совершаемое под аккомпанемент последовательно воплей, стонов и хрипов жертвы. И вдруг – надо же! – один такой кандидат в жертвы совершенно беспрепятственно появляется не просто на станции, а в тщательно охраняемом секторе дворца, где находятся апартаменты Инсата Перье. Конечно, это можно было списать на обычную в иных мирах развращенность правящей верхушки, но она знала, что Перье не таков. А ведь торговец явно не случайно оказался в его апартаментах. Надо быть полным идиотом, чтобы на станции, принадлежащей клану Свамбе, ходить по отсекам дворца и предлагать наркотики первым встречным. Так что все это очень дурно пахло. Делайла решила посоветоваться с братом, но он был так занят, что не смог даже подойти к экрану. И Делайла поняла, что ей остается только ждать. Только вот она поймала себя на том, что теперь каждый раз, когда за занавесями, закрывающими вход, раздается какой-нибудь посторонний звук, она испуганно вздрагивает.

Это утро было самым обычным. Она позавтракала, поплавала в бассейне, потанцевала в одиночестве и поговорила с Перье, который, как всегда, не мог прийти. Последний раз она видела его «вживую» почти месяц назад. А сегодня во время разговора ей показалось, что он рассматривает ее уж как-то очень внимательно. Хотя то же самое можно было сказать и о вчерашнем разговоре, и о позавчерашнем, хотя, может быть, из-за волнений последних дней она стала чересчур мнительной. Только одно было хорошо. Когда она пожаловалась Перье, что соскучилась по брату и никак не может его увидеть, он улыбнулся и пообещал сделать ему небольшой перерыв. Так что вполне возможно, что Брендон уже сегодня сможет ее навестить. А еще Делайле показалось, что ее желание увидеть брата почему-то очень обрадовало господина Перье. Но она выбросила из головы все страхи последних дней и принялась с нетерпением ждать брата.

Делайла вздохнула, подняла дистанционный пульт и снова включила постановку. Послышался какой-то подозрительный шум. Она сузила луч голопроектора и уменьшила громкость. Но даже совсем тихое бормотание рекордера не давало расслышать, что там происходит. Тогда она выключила головизор, поднялась с ложа и пошла к двери. В это мгновение занавеси, прикрывавшие входную арку, с шуршанием раздвинулись, и внутрь скользнула гибкая фигура, в отличие от большинства обитателей дворцового сектора, предпочитавших обнаженный торс, облаченная в яркую, цветастую рубашку и фотохромный лицевой экран. Экран этот, хотя яркость освещения в апартаментах была подобрана в стиле густых тропических сумерек, был почему-то на индексе максимального затемнения. Делайла вздрогнула и испуганно отшатнулась. А гость растянул губы в довольной улыбке и хрипло заговорил:

– Ну и как товар, красотка? Понравился? – И он уставился на нее немигающими глазами.

Девушка молча смотрела на него, не зная, что делать. Пушер ухмыльнулся, обнажив крупные белые зубы, и, расценив, по-видимому, ее молчание как знак согласия, а может, просто по инерции добавил:

– Я же говорил: товар – первый сорт.

Делайла наконец немного оправилась от испуга и заговорила прерывающимся голоском:

– Мне не нужен ваш товар, и я не собираюсь больше с вами разговаривать. Все, что я у вас купила, я давно выкинула. – Голос ее сорвался, усилием воли она остановила дрожь и сказала уже более твердым голосом: – Немедленно уходите, а то я позову охрану.

Пушер изумленно посмотрел на нее, гнусно ухмыльнулся и поцокал языком:

– Ай-ай-ай, моя радость, ты не понимаешь. Я трачу слишком много нервов, чтобы найти нового клиента. Так что если ты думаешь, что от меня можно так легко отвязаться, то ты крупно ошибаешься. – Он сунул руку в кошель, болтавшийся у него на поясе и прикрытый сверху рубахой, достал оттуда портативный игналятор и, снова растянув губы в гнусной гримасе, которую с большим трудом можно было назвать улыбкой, двинулся к ней.

Делайла, которую вновь охватила дрожь, отпрыгнула в угол и отчаянно закричала. Пушер на мгновение остановился, поморщился и хмыкнул:

– Неужели ты думаешь, что я не позаботился о том, чтобы нам не помешали, красавица? – Он прыгнул на нее и зажал ей рот рукой.

Делайла забилась, пытаясь вырваться, но он прижал ее коленом и поудобней перехватил ингалятор. Делайла попыталась укусить его руку, но торговец, по-видимому, был достаточно опытен в таких вещах. Он успел отдернуть руку и изо всей силы ударил ее ладонью по лицу. Делайла больно ударилась затылком о стену и на какой-то миг как будто потеряла сознание, а открыв глаза, увидела прямо перед собой раструб ингалятора, направленный ей в лицо. Она отчаянно дернулась, и зеленоватая струя раствора прошла мимо. Пушер выругался сквозь зубы и, схватив девушку за плечи, несколько раз ударил ее о стену.

– Стоять, белая тварь! – рявкнул он и снова вскинул ингалятор, готовый молниеносно пресечь любое неповиновение, но Делайла и не пыталась шевелиться – широко раскрыв глаза, она ошеломленно смотрела на входную арку, в которой только что появилась, с силой раздвинув занавеси, массивная фигура в тускло поблескивающем боевом скафандре.

Пушер, пользуясь неподвижностью жертвы, уже почти нажал на клапан ингалятора, когда вдруг кто-то вдавил ему в висок дуло лучевика и спокойный голос, слегка искаженный динамиком скафандра, негромко произнес:

– Если ты нажмешь на клапан – это будет последнее движение в твоей жизни.

Пушер, сверля Делайлу ошалелым взглядом, осторожно опустил ингалятор и прошипел:

– Ты будешь иметь большие неприятности, парень.

Делайла услышала, как скрипнули миомерные мышцы, и пушер оказался прижатым к стене, а дуло лучевика теперь смотрело ему в грудь.

– Если бы я этого боялся, меня бы здесь не было.

Пушер ошарашенно уставился в светившееся за забралом белое лицо и неожиданно икнул:

– Ты-ы-ы кто?

Человек в скафандре усмехнулся:

– Угадай с трех раз.

Некоторое время в апартаментах стояла тишина. Странный пришелец убрал свой лучевик, неожиданно схватил пушера за лодыжку и резко крутанул. Когда раздался треск сломанной кости, от которого Делайлу бросило в дрожь, пушер дико закричал. Таинственный гость отпустил руку, и торговец свалился мешком на пол. Но это было не все. Человек в скафандре резким движением завернул руку пушера, в которой тот все еще держал ингалятор, и, не повышая голоса, спросил:

– Кто тебя послал?

Пушер заскрипел зубами. Да, чтобы заниматься таким бизнесом, надо быть действительно крутым парнем.

– Ты уже покойник, приятель, – с натугой пробормотал он и тут же вскрикнул, потому что человек в скафандре еще сильнее закрутил руку, медленно, с расстановкой говоря:

– Я переломаю тебе все кости. В суставах. По очереди. Сначала кисть. – Он слегка шевельнул рукой, и снова раздался треск и вопль торговца. – Потом другую кисть. – Он молниеносно захватил вторую руку пушера. – А когда мне надоест, ты вдохнешь все, что здесь еще осталось. – Он показал на ингалятор.

Пушер посерел. Судорожно сглотнув, не отводя взгляда от холодно блестевших за забралом глаз, он пробормотал:

– Меня послал хозяин этих апартаментов. – Он замолчал, не в силах продолжать, но его собеседник спокойно приказал:

– Дальше.

– Я продал ей «зеленой дури» неделю назад, но она выкинула ее, а ему почему-то нужно, чтобы эта тварь стала шизанутой. Поэтому вчера он вызвал меня снова и велел повторить. Причем я должен был лично проследить, чтобы эта белая сучка приняла полную дозу.

– Имя того, кто тебя послал?

Тот замешкался, но лишь на мгновение. Тихим, срывающимся от боли голосом он сказал:

– Господин Перье.

Человек в скафандре молниеносным движением выбросил вперед руку и придавил пушеру сонную артерию. Тот дернулся, выгнулся всем телом, пытаясь освободиться, и затих. Странный гость медленно распрямился и повернулся к Делайле. Девушка смотрела куда-то сквозь него невидящими глазами. Гость открыл забрало шлема и застыл на месте, тщетно ожидая, не обратит ли она на него внимание, потом не выдержал:

– Я могу вам чем-нибудь помочь, мисс?

– А… Что? – Она недоуменно повернулась к нему, в ее глазах появился страх. – Кто вы такой?

– Я – тот, кто приходит вовремя.

Она наморщила лоб, стараясь вникнуть в то, что он сказал, наконец в ее глазах что-то мелькнуло и она слабо улыбнулась:

– О да, конечно, спасибо. Но кто вы такой и как здесь очутились?

Он снова улыбнулся, и она не могла не отметить, что у него очень милая улыбка.

– Я прибыл на станцию, чтобы повстречаться с дочерью Стоватора Игеномы. Насколько я понимаю, это вы?

Она кивнула. Ее страх прошел, уступив место благодарности и любопытству.

– Зачем я вам нужна?

«Тот, кто приходит вовремя», продолжая улыбаться, высвободил руку из перчатки скафандра, раскрыл небольшой отсек у себя на поясе и достал оттуда маленькую изящную коробку, похожую на футляр дорогого косметического набора:

– Вот, возьмите. Когда будет время, посмотрите. Здесь есть кое-что о вашем отце. Возможно, когда вы это увидите, вам станут понятны и мотивы вашего… приятеля, – он повел головой в направлении лежащего тела, – и то, почему он вообще удостоил вас и вашего брата своим «благосклонным» вниманием. Не надо забывать, что Инсат Перье уже очень давно служит клану Свамбе и, очевидно, усвоил взгляды Свамбе относительно личной мести.

Она впилась глазами в его лицо, он встретил ее взгляд спокойно и твердо, тогда она протянула руку и осторожно взяла коробочку. Открыв крышку, она застыла в удивлении: там и в самом деле был обычный, хотя и дорогой, косметический набор. Гость, заметив ее растерянность, с улыбкой пояснил:

– Это устройство управляется голосом. Если вы произнесете: «Воспроизведение», прибор будет работать как портативный рекордер. Управление функциями рекордера также осуществляется голосом, а если вы скажете: «Связь», то сможете записать сообщение для меня. Передача произойдет автоматически, когда встроенный сканер покажет, что прибор попал в точку, которую отделяет от вакуума не более трех слоев обшивки. Дня через три после того, как это произойдет, вы получите от меня ответ. Кроме того, когда он работает, то автоматически создает помехи для внутренних сканеров, которые, как ни странно, сейчас также деактивированы. Что, несомненно, подтверждает слова нашего приятеля. – Он усмехнулся. – Так что все, что вы увидите и услышите, останется тайной для соглядатаев. Хотя, конечно, если вы будете делать это часто, внезапно возникающие помехи могут их заинтересовать. Так что особенно не увлекайтесь. Впрочем, делайте что хотите, можете просто выбросить прибор в мусоросборник сразу после просмотра. Или до. Решать только вам.

Она кивнула и снова уставилась на коробочку, а когда подняла голову, ее неожиданный собеседник уже захлопнул забрало и взвалил на плечо безвольное тело пушера.

– Хотите совет? Расскажите господину Перье всю правду, за исключением того, что ваш спаситель был белый человек, да еще в скафандре. Я знаю, что среди гвардейцев-масаев существует несколько тайных сект. Они приносят в жертву людей, которых считают плохими. А кто может быть хуже для масая, чем торговец наркотиками?

Таинственный гость дружески махнул рукой и исчез за занавесями. Делайла задумчиво посмотрела ему вслед. Ее оторвал от размышлений звук сигнала на пульте. Девушка вздрогнула от неожиданности, каким-то замедленным движением отложила в сторону коробку и протянула руку к пульту, заранее растягивая губы в фальшивой улыбке. Она знала, КОГО она сейчас увидит на экране.

Нельзя сказать, чтобы Перье до конца поверил ее рассказу о внезапно вмешавшемся масае. Однако, будучи реалистом, он понимал, что если она сразу не сказала ему всей правды, то помочь может только мозговое сканирование, а для того, чтобы подвергнуть Делайлу этой процедуре, у него пока что нет достаточных оснований. К тому же, если он это сделает, слухи о том, как он поступил с сестрой, могут дойти до Брендона. А Брендон ему необходим. Особенно сейчас. Так что Перье решил пока не развивать бурной активности, а попытаться разобраться во всем потихоньку, не торопясь. На всякий случай он велел без особого шума проверить, где в тот момент находился офицер-масай, с которым Делайла пыталась закрутить любовную интрижку. Оказалось, он вне подозрений. Инсат Перье пожалел о том, что перед приходом пушера своим же собственным кодом отключил все наблюдающие камеры, но кто ж знал, что так обернется? Ну ладно, в жизни довольно часто некоторые вещи происходят не так, как планируешь. Разве отец Делайлы не подтверждение этому? Как бы там ни было, все говорило о приближении кризиса, так что повторять гамбит с наркотиками было некогда, и Перье решил отложить вариант «брат – сестра» до лучших времен.

Как ни хотелось Делайле поскорее просмотреть информацию, принесенную гостем, хорошенько подумав, она решила подождать до прихода брата. Незнакомец был прав. Одно дело, когда помехи в работе сканеров будут единичными, а другое – когда они возникнут в одном и том же месте два раза подряд за короткий промежуток времени. Она понимала, что если даже подобное происшествие не привлечет внимания людей, то уж наверняка будет зафиксировано специальной контрольной программой. Слишком долго она протирала юбки в колледже, зарабатывая диплом по специальности «Системы компьютерного контроля», чтобы не понимать этого. Но, к ее облегчению, Брендон появился в тот же вечер.

Когда погас маленький экранчик рекордера, Делайла и Брендон долго сидели молча, не в силах оправиться от потрясения. Наконец девушка повернула к брату помертвевшее лицо:

– Но… почему?

Брендон как будто не слышал этого риторического вопроса. Покачиваясь взад-вперед и глядя перед собой, он, словно бы в раздумье, сказал:

– Все это очень похоже на правду. Так похоже, что МОЖЕТ быть правдой. Только не надо торопиться.

– Но как мы можем удостовериться?

– Ну, это просто. Насколько я понял, эта информация скоро должна выйти наружу, и я думаю, такая компания, как «Нью-Вашингтон бродкастинг системе», не может ее не показать. Так что надо подождать.

Говорить больше не хотелось. Каждый остался наедине со своими мыслями. Первой не выдержала гнетущего молчания Делайла:

– И что же тогда мы будем делать?

– Если все окажется правдой, то… Мы с тобой тоже достаточно долго находимся среди Свамбе, чтобы перенять ИХ взгляды на месть. К тому же, как показывает сегодняшний случай с пушером, у нас с тобой не так уж много времени. – Он ласково улыбнулся и погладил сестру по щеке. – Ладно, давай отключай это устройство, не стоит искушать судьбу и вводить в соблазн Перье, а то решит побыстрее расправиться с нами, а мы еще не готовы… И будь поосторожнее, сестренка. Я не хочу, чтобы из-за нашей беспечности ты, не дай бог, стала его первой жертвой.

Ах, как же прав был Перье, опасаясь, как бы Брендон Игенома не преподнес ему однажды сюрприз. Дьявол, поселившийся сегодня в душе Брендона, уже готовил его.

Вот уже который день подряд Делайла усаживалась у экрана и напряженно ждала начала очередного выпуска новостей канала «Нью-Вашингтон бродкастинг системе». Она знала, что рядом с Брендоном всегда много людей и он вряд ли сможет незаметно подключиться к каналу новостей. Более того, она не сомневалась, что ее умница брат нарочно сделал так, чтобы все окружающие были уверены в том, что он НИКОГДА не смотрит никаких популярных новостей. Ну а ей не было никакой необходимости заботиться об этом. Перье давно знал, что она смотрит только ролевые постановки.

На экране побежала заставка, и девушка подалась вперед. А когда появился Оснавер Ли Така, которого она почти не помнила в лицо и выразительная внешность которого поразила ее, Делайлу охватило предчувствие, что сегодня, сейчас что-то произойдет. Журналист уставился прямо на нее своим знаменитым свирепым взглядом и заговорил патетическим тоном:

– Сегодня, леди и джентльмены, я расскажу вам о преступлении, перед которым меркнут не только ужасы войны, но и трагедия Убийны. Сегодня я расскажу вам о Рудоное…

Делайла включила рекордер и, морщась от боли и ужаса, записала все, что он говорил, все ужасные кадры, часть из которых она уже видела. Репортаж еще продолжался, когда вдруг раздался сигнал экрана связи. Делайла тут же переключила канал, торопливо схватила банку с кремом и мазанула им по лицу. Перье наверняка в панике, но это вряд ли хоть немного ослабит его наблюдательность. А она сейчас была просто не в состоянии убедительно изображать свою горячую к нему привязанность.

Когда на экране появилось обеспокоенное лицо Перье, она с усилием растянула губы в улыбке и пробормотала:

– Прости, милый, у меня маска на лице. Против морщин.

Перье понимающе кивнул и с застывшей на лице улыбкой окинул комнату цепким взглядом. На первый взгляд все было как обычно: кругом беспорядок, на голоэкране мечется и вопит какой-то тип, очередная жертва «безопасных» анаболиков, Делайла растянулась на ложе, на ее лице намазана какая-то дрянь.

Когда ему сообщили о скандальном репортаже «Нью-Вашингтон бродкастинг системе», он сразу же подумал о брате и сестре Игенома. Всем остальным было глубоко наплевать на патетические восклицания этого кретина репортера, а Свамбе все, как один, были убеждены, что ради торжества клана можно пойти на что угодно. Даже Делайла не представляла особой проблемы – в конце концов, он давно собирался покончить с ней, так почему бы не сделать это пораньше. Но Брендон… Без его блестящих способностей он пока обойтись никак не мог. Ясно, что это начало того самого кризиса, о котором он предупреждал Йогера Никатку (несмотря на происхождение этого типа, он до сих пор не воспринимал его как одного из Свамбе). А Брендон – одна из ключевых фигур его стратегии противодействия.

Перье еще раз окинул взглядом свои апартаменты. Делайла, как обычно, несла какой-то милый вздор, и, хотя ему показалось, что голос ее звучит сегодня как-то необычно, он решил, что это просто игра его встревоженной психики. На мгновение у него мелькнуло желание вызвать на экран записи, сделанные сканерами за последние полчаса, но он сердито отмел эту мысль – не хватало еще во время такого серьезного кризиса, который, несомненно, разразился, пойти на поводу у собственных параноидальных наклонностей. Поэтому он ограничился тем, что, улыбнувшись девушке ласковее, чем обычно, попрощался с ней. Надо бы как-то выкроить пару часов и заглянуть к ней, повнимательнее понаблюдать за ее поведением. На пульте вспыхнул сигнал вызова из личных апартаментов великой Свамбе. Перье вздохнул: похоже, в ближайшее время он вряд ли сможет себе это позволить.

Господин финансовый советник дважды глубоко вдохнул и выдохнул, пробормотал мантру и нажал клавишу включения защищенной дуплексной связи с личными покоями мадам.

Делайла, изогнувшись, поднялась с ложа, с нарочитой небрежностью сунула в сумочку коробку с косметическим набором, положила сверху косметические салфетки, зажав между ними пуговицу переносного компа, и, зазывно виляя бедрами, направилась к душевой кабине. Вполне вероятно, что сканеры работают не в режиме записи, а в режиме прямой передачи, а это значит, что за ней наблюдают несколько масаев, дежурящих в центре контроля, а может, и сам Перье. Так что пусть лучше они любуются ее великолепными бедрами и не разглядывают, что там у нее в руках.

Когда она вышла из душевой кабины, косметичка с записанным сообщением лежала у нее в сумочке. В плане, предложенном гостем, было одно слабое звено. Брендон считал, что после того выпуска новостей Перье вряд ли выпустит ее за пределы своих апартаментов, предварительно позаботившись, чтобы специальная программа полностью исключила возможность просмотра с внутреннего экрана каких-либо новостей, которые наверняка будут переполнены сенсационными подробностями того, что случилось на Рудоное. Вполне возможно также, что они вообще прекратят прием межпланетных каналов новостей. На некоторое время. Пока шум немного не утихнет. И еще Брендон полагал, что Перье предложит и ему пожить какое-то время вместе с сестрой. Все это отнюдь не противоречило их планам, но вот с отправкой сигнала и получением ответного сообщения возникали определенные трудности. Однако Перье совершил ошибку, забыв, что, в отличие от множества прежних его содержанок, нынешняя имела инженерный диплом одного из лучших колледжей. А за ЛЮБЫЕ ошибки надо платить. И они с братом были полны решимости заставить его сделать это.

Когда зазвенел сигнал, дежурный лениво скинул ноги с пульта и раздраженно скривился. Скорее всего, опять какой-нибудь придурок забрел не в свой сектор и программе контроля пространства требуется человеческий голос, чтобы озвучить рекомендации, высвеченные на дисплее. А во всем виноваты эти дурацкие правила, которые требуют, чтобы любые рекомендации, связанные с внезапно возникшей угрозой для жизни людей, давались только человеком. Дежурный медленно встал, потянулся, помассировал затекшую шею и не спеша пошел к дальней консоли, на которой мигал яркий огонек. Из-за того, что по традиции на всех пультах контроля пространства одна из стен обязательно была прозрачной, ему сейчас проще было подойти к нужной консоли, чем шагать до центрального пульта и выводить изображение на большой экран. В эту смену дежурные никогда не усаживались к центральному пульту, потому что у него экран связи включался автоматически при получении запроса, а кому хочется быть застигнутым начальством во время самого сладкого сна. Однако стоило ему бросить взгляд на экран, как сон с него моментально слетел. Со стороны зенита на завод стремительно падали корабли, и, судя по размерам и скорости сближения, это были не транспорты и не прогулочные яхты. Дежурный несколько мгновений оторопело пялился на экран, потом, опомнившись, со всех ног бросился к центральному пульту. И тут же над всем гигантским орбитальным заводом по производству каронита заревели баззеры общей тревоги.

Когда заспанный главный менеджер ввалился в отсек центрального пульта, корабли, в которых любой из набившегося в помещение административного персонала узнал бы часто мелькавшие в военных хрониках меченосцы Врага, уже зависли у всех основных грузовых терминалов. Главный менеджер растерянно крутил головой, глядя то на экран, то в огромное окно, за которым один из кораблей был виден уже невооруженным взглядом. Потом хрипло выдавил из себя:

– Сигнал о помощи…

– Непрерывно передаем, – быстро сказал главный инженер. – Но это бесполезно.

– Они что, блокируют наши передачи?

– Зачем? – Главный инженер горько вздохнул. – Пока до нас доберется хоть один военный корабль, они успеют раз десять превратить завод в металлолом. К тому же силы, способные противостоять этой эскадре, находятся аж на базе Эквадор. Это почти неделя пути. – Он сокрушенно махнул рукой.

В этот момент инженер, сидевший за консолью системы связи, выкрикнул:

– Вызов!

Главный менеджер некоторое время тупо смотрел на мигающий сигнал. За его спиной кто-то тихо рассказывал:

– Я слышал, эти твари завораживают людей, а потом отдают их своим монстрам или пожирают сами.

Ему тут же кто-то возразил:

– Ерунда. Я думаю, что это все бред перепившихся военных. Не могут разумные существа с высокоразвитой цивилизацией быть ТАКИМИ.

Пол под ногами вздрогнул, раздался женский визг, и кто-то у пульта прокричал:

– Они разнесли в дым второй терминал!

Главный менеджер побледнел еще больше. Завод был коммерческим предприятием, и его системы защиты были рассчитаны больше на уничтожение случайных метеоритов. Хотя, конечно, могли защитить комплекс от атаки пары корветов или трех-четырех вооруженных каперов.

Инженер-связист поднял бледное лицо от пульта.

– Вот и предложение, от которого мы не можем отказаться. Включите связь, – громко приказал он.

В следующее мгновение изображение окружающего пространства с отметками кораблей Врага исчезло с большого экрана и на нем появилось невообразимо прекрасное лицо с белоснежной кожей, будто затянутое в алый капюшон с короной из небольших келемитовых рожек. Лицо самого прекрасного человека, увеличенное до таких размеров, показалось бы безобразным из-за пор, волосков, капелек пота, морщинок, при большом увеличении выглядящих как дряблые складки, но это лицо было безупречно. Фиолетово-янтарные глаза обвели всех каким-то грустным и добрым взглядом, а чарующий голос произнес:

– Я рад, что вы прислушались к голосу, разума, люди. Незачем кончать свою жизнь столь бесполезно. – Существо, которое никто не осмелился бы причислить к какому-либо полу, помолчало, источая из глаз любовь и сострадание, и заговорило снова, с нотками печали в голосе: – Все, кто находится на станции-заводе, как вы называете эту конструкцию, должны собраться у шлюзового отсека в зените станции и ждать наши катера. Всех, кто будет там, мы заберем, остальные погибнут вместе с заводом. – Говоривший еще раз обвел всех печальным и ласковым взглядом, улыбнулся и пропал с экрана. И все находившиеся в зале почувствовали себя обделенными чем-то невероятно прекрасным. Кто-то испустил долгий вздох, а какая-то женщина зачарованно произнесла:

– И как можно представлять их безжалостными монстрами?..

Но тут из-за консоли вылез какой-то техник и, посмотрев на поглупевшие лица, возмущенно закричал:

– Да вы что?! Он же не сказал ничего хорошего. Они просто берут нас в плен, а завод собираются уничтожить! Что в этом хорошего-то?

Кое-кто вздрогнул и поежился, ведь технарь действительно был прав, но родившиеся в их головах сомнения были тут же развеяны всеобщим возмущением. Люди торопливо устремились к двери, на ходу поливая бранью неизвестно откуда взявшегося скептика. Тот прокричал им вслед:

– Да он же вас заворожил!

В это самое мгновение раздался негромкий мягкий сигнал, сообщавший, что к терминалам подходит корабль. Это было совершенно непонятно, потому что корабли нападения находились еще в двадцати минутах лета.

А потом сигнал звучал не умолкая, потому что непонятно откуда появившиеся корабли исчислялись уже десятками. И тут же некоторые из искорок, которые обозначали корабли нападающих, начали ярко вспыхивать, свидетельствуя о том, что поле отражения этих кораблей испытывает перегрузки. Между тем на пульте связи вновь замигал сигнал вызова. На этот раз экран включили, не дожидаясь распоряжения менеджера. Все увидели на нем боевую рубку какого-то корабля. И, без всякого сомнения, это был корабль людей. Фигура, стоявшая в центре изображения, была облачена в боевой скафандр неизвестной конструкции, казавшийся кусочком пустоты из-за напыленного на его поверхность слоя келемита. Шлем венчали какие-то отростки, похожие на рога, и вся фигура в доспехах напоминала какого-то древнего викинга из псевдоисторических боевиков. Все это выглядело бы гротескно, если бы как раз в этот момент за внешней обшивкой станции не шел ожесточенный бой. Фигура пошевелилась, и с экрана послышался негромкий голос:

– Говорит «Драккар». Больше не включать экран до конца боя. Алый князь обладает способностью заставить вас с энтузиазмом выброситься в открытый космос без скафандров. – Заметив возмущенные взгляды, человек пригрозил: – Если я увижу, что вы меня не послушались, то уничтожу передающий комплекс.

И отключился.

Главный менеджер несколько мгновений созерцал вновь появившуюся на экране картину сражения, потом повернулся к главному инженеру:

– Послушайте, можно как-то различить, где кто?

Главный инженер отрицательно покачал головой:

– Нет. Ведь у нас нет военной системы опознавания «свой – чужой», к тому же я сильно сомневаюсь, что этот образчик современного ярла командует какой-то регулярной эскадрой. Хотя… – Он запнулся и наморщил лоб, потом повернулся к боковой консоли: – Эй, Дуг, а ну, проведи-ка селекцию отметок по времени обнаружения.

– О’кей, шеф.

Почти в тот же миг все искорки, обозначавшие корабли, окрасились в два цвета, а Дуг прокричал:

– Алые – это те, что появились первыми. Белые – ребята того Черного Ярла.

Главный инженер несколько мгновений всматривался в пляску искорок, потом тихо пробормотал, так что было слышно только стоящим рядом с ним:

– Поздравляю. Похоже, мы остаемся с людьми.

У консоли связи удивленно вскрикнули:

– Сэр, мы остались без связи.

Итак, Черный Ярл решил подстраховаться, особо не надеясь на здравый смысл и послушание людей, находившихся на заводе. Но это было уже никому не интересно.

…Ив стоял у большого обзорного экрана и следил за круговертью боя на экране. Динамики его шлема были полны какофонией переговоров, скрипом зубов и крепкими выражениями. Короче, от такого беспорядочного шума нормальный человек давно уже перестал бы хоть что-то соображать, однако Иву он не казался беспорядочным. Забавно, но этот, уже невесть какой по счету бой, в котором он участвовал, совсем не напоминал ему предыдущие схватки. Он был скорее похож на то, что Ортега называл «фламенко на котировках». Так же, как и в разгар биржевых страстей, он чувствовал, что часть его мозга впала в какой-то странный транс, вовремя замечая при этом еще только намечающиеся ошибки и формулируя решения, приходившие как бы сами собой. Так же, как и тогда, он время от времени переключался на частоту какого-нибудь из кораблей и бросал короткие замечания, несколькими словами помогая капитану выпутаться из возникшей неприятности, и так же, как и тогда, неизвестно почему, капитаны реагировали на его распоряжения практически молниеносно. Может, все дело было в том, что он впервые участвовал в бою не как простой член абордажной группы, офицер управления огнем или даже капитан корабля, а как адмирал довольно многочисленной эскадры.

Он задумал этот рейд давно. В тот день, когда его мозг преподнес ему очередной сюрприз, который показал, что процесс, запущенный Творцом, не прекратился и он все еще продолжает изменяться. С некоторых пор он стал замечать одну интересную вещь: все, что он когда-либо слышал и видел на протяжении всей своей жизни, находится в его полном распоряжении. Он мог вспомнить дословно любой разговор, начиная от первой произнесенной им фразы: «Мама, пить!» – и кончая замысловатым ругательством, состоящим из двадцати одного слова, которое как-то выдал в припортовой таверне Пивной Бочонок. Больше он его ни разу не повторил, несмотря на все просьбы восхищенных слушателей. Он помнил все: количество пуговиц на мундире того центурия, которого одурачил в приемной Старого Упитанного Умника, щербинку на кубке кардинала Дэзире, он мог дословно воспроизвести даже обрывок фразы диктора, который вещал что-то с общественного экрана в порту Таира, когда он остановился возле него, чтобы поправить отворот ботфорта, хотя в тот момент все его внимание было поглощено абсолютно другими вещами. Похоже, Вечный в нем все еще продолжал развиваться. И вот однажды, когда он обдумывал свой план по захвату контроля над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», в его голове всплыло воспоминание о нападении Врага на каронитовые заводы. Вернее, нападению подвергся только один завод, однако после проведенного позднее всестороннего анализа военные пришли к выводу, что это был великолепно организованный рейд, целью которого было лишить человечество как мощностей по производству каронита, так и обученного персонала. Если бы это удалось, то, вероятнее всего, мгновенно последовала бы мощная волна наступлений на миры людей, целью которой было бы уничтожение военных кораблей основных флотов. А производство новых из-за недостатка каронита было бы сильно затруднено. Так что в течение нескольких лет была бы сломлена вся военная машина человечества и Врагу удалось бы захватить столько миров, что дальнейшее сопротивление остальных утратило бы всякий смысл. Возможно, удару подверглась бы и сама Земля. В общем, это был прекрасный план, на первый взгляд исключавший всякую возможность поражения. Однако он провалился. И провалился потому, что у первого же завода рейдеры Врага встретила эскадра, состоявшая сплошь из свободных каперов, под предводительством того, кого впоследствии все стали называть Черным Ярлом. Причем никто не знал, как и почему они там очутились. Если, конечно, не предположить, что Черный Ярл узнал об этом нападении заранее. Ив немного жалел о том, что знает о том рейде очень мало. Но это произошло так давно, за много лет до рождения дона Ива Счастливчика, который, естественно, ничуть им не интересовался. Так что приходилось обходиться своим новым умом. К тому же этот рейд полностью укладывался в русло его стратегии по захвату контроля над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», поскольку давал Иву блестящую возможность отлично сработать на падении акций заводов по производству искусственного каронита. Просматривалась великолепная схема: информация о том, что восстановлена добыча и переработка каронита на Рудоное, приведет рынок в состояние неустойчивости, а сообщение о нападении Врага на каронитовые заводы вызовет настоящий хаос. Акции «Копей Рудоноя» тут же взлетают до небес, а компании «Орбитальные каронитовые заводы» падают в преисподнюю. К тому же, как он узнал, Свамбе действительно временно изолировали себя от каналов новостей, а это создавало большую вероятность того, что Перье не успеет вовремя сбросить акции заводов и, поскольку в эти акции вложено почти пятнадцать процентов финансовых средств «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», ее акции также существенно скатятся вниз. Дальше шла заманчивая цепочка, ограниченная единственно тем, что количество акций «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», которые могли появиться на свободном рынке без санкции великой Свамбе, составляли лишь несколько процентов. Но Ив уже знал, как он обойдет это препятствие.

Пляска огней на экране немного изменила свой рисунок. Ив насторожился. Один из кораблей противника, до сего момента принимавший активное участие в сражении, вдруг начал выходить из боя и двигаться в сторону звезды. Ив быстренько провел ревизию своим наличным силам и силам Врага. Ни одна из отметок, обозначавших его корабль, не исчезла с экрана, хотя семь из них уже вышли из огневого контакта и оттянулись ближе к комплексу завода. По-видимому, они имели серьезные повреждения. У противника погасло около трети искорок. Судя по всему, эти корабли сейчас представляли собой светящиеся облака раскаленного газа и оплавленных обломков, быстро расширявшиеся во все стороны. А остальные были окружены двумя-тремя его каперами каждый. Внезапный удар есть внезапный удар. Он представил, как в узких коридорах меченосцев сейчас идет отчаянная рубка, и усмехнулся. Однако тот вражеский корабль, который начал выходить из боя, по данным комплексных сенсоров «Драккара», практически не был поврежден. Во всяком случае, он развил значительное ускорение, пытаясь оторваться от двух висевших на его хвосте каперов. Ив щелкнул пальцами, привлекая внимание Уэсиды, который в этом сражении исполнял обязанности капитана, и кивком указал ему на убегающего врага. Тот молча поклонился и, щелкнув переключателем, бросил в микрофон несколько коротких фраз. Резкое нарастание скорости выразилось в небольшой вибрации пола и ощущении мурашек, бегающих по коже. Ив поморщился. Новые генераторы силового поля были еще не до конца отрегулированы, и при таком резком возрастании скорости силовой каркас начинал едва заметно вибрировать, компенсируя гравимагнитные взаимодействия, которые в противном случае грозили превратить всех присутствующих в плотно спрессованные тонкие лепешки, налипшие на исковерканные обломки корабля. Поскольку ни один материал, используемый или созданный человеком, как и сама его плоть, не могли выдержать подобных перегрузок. Впрочем, по поводу себя самого Ив не был особо уверен, однако экспериментировать не собирался.

Они первыми из преследующих кораблей вошли в зону абордажа. Когда стало ясно, что остальные не успевают, на консоли связи настойчиво замигал огонек. Ив бросил раздраженный взгляд на пульт. Он уже понял, кто домогается его внимания. Мгновение спустя после того, как офицер системы коммуникаций подключил канал, на экране возникло лицо человека с огромным носом и маленькими злыми глазками. Этот человек был крайне раздражен:

– Послушайте, сэр, с каких это пор адмиралы ходят на абордаж? Вы собираетесь упереть мой приз прямо у меня из-под носа?!

Ив усмехнулся. Он знал, что из-за затемненного забрала его собеседник не увидит этой улыбки, а то мог бы закатить настоящую истерику. Этого типа звали Исайя Фробель, а его прозвище, естественно, было дон Шнобель, и, возможно, именно по этой причине он терпеть не мог, когда его называли доном, хотя это слово уже было у всех в ходу, и именовал себя «честным американским капером». Его происхождение и гражданство были окутаны покровом тайны, который, впрочем, оставался, скорее всего, в неприкосновенности просто потому, что не нашлось желающих его развеять. Ив еще при планировании операции предположил, что с доном Шнобелем будет немало хлопот, но каперов пока было еще очень мало, и поэтому он не мог пренебречь ни одним. К тому же дурной характер не самый большой недостаток благородного дона.

– Прошу прощения, мистер Фробель, но это МОЙ приз. И я очень не советую вам приближаться к нему, не столько даже из-за того, что сам собираюсь им заняться, а скорее потому, что это в ваших же интересах.

– Черта с два! – рявкнул дон Шнобель. – Я уверен, что «краснозадый» находится на этом корабле. И тому, кто сможет выставить его пред очи объединенного командования, светит такая кругленькая сумма, что вы можете подавиться своим дерьмовым гонораром. Так что я не согласен, адмирал.

Ив понял, что с этим типом никакие разговоры не помогут, он упрямо лез прямо в пасть к Алому князю, которому не составит особого труда заворожить или просто уничтожить всю команду Шнобеля, да, пожалуй, еще два раза по столько. Поэтому он лишь удрученно пожал плечами, сделал знак прервать связь и, повернувшись к Уэсиде, показал рукой на экран. Тот понимающе склонил голову. Ив несколько секунд разглядывал изображение меченосца, вновь появившееся на экране, потом встал, не обращая внимания на смотревшего на него с тревогой Уэсиду, подал знак уряднику, который все время боя всегда находился у него за спиной, и пошел к ангару абордажного бота.

Когда до меченосца оставалось всего около ста ярдов, тот внезапно развернулся и приглашающе открыл шлюз. Бойцы недоуменно переглянулись. До сих пор они никогда не слышали о подобной любезности. Впрочем, много ли человек выжило после встречи с Алым князем? А в том, что на борту убегающего меченосца находится именно Алый князь, Ив нисколько не сомневался. Он усмехнулся, с легким шелестом вытянул из ножен шпагу и, буркнув себе под нос: «Этому сукину сыну сейчас придется сильно удивиться», повернулся к донам абордажной группы:

– Всем оставаться на своих местах до моего сигнала.

Ахмолла Эррой озабоченно посмотрел на Ива, но промолчал, лишь стиснул зубы. И предостерегающе положил руку на плечо урядника, который собирался потихоньку выскочить вслед за Ивом. В конце концов, их капитан уже как-то подколол одного из «краснозадых». Ив дождался, пока шлюз заполнился атмосферой меченосца, и, включив внешние динамики и микрофоны, выбрался из люка. Внутренние ворота шлюза медленно поползли в стороны, открывая взору величественную фигуру Алого князя, окутанную алым плащом, а точнее – его собственными крыльями. Ив почувствовал, как зашумело в ушах, и накатившее возбуждение буквально вбросило его в боевой режим. Однако он не хотел торопиться, поэтому усилием воли вернул восприятие почти к нормальному уровню. Усилив затемнение забрала шлема, хотя Алый князь мог прекрасно видеть и сквозь него, он спокойным шагом двинулся к Алому князю, с величественной грацией ожидающему его у выхода из шлюза.

Когда до Алого князя осталось шагов десять, тот завораживающе прекрасным жестом вскинул руки вверх и, распахнув оба крыла с изумительной грацией, столь характерной для любого из них, отвесил Иву поклон:

– Я счастлив видеть столь смелое существо. И в то же время мое сердце наполняется печалью, оттого что свет истины уже не сможет достичь столь талантливого разума. Ведь, если я не ошибаюсь, ты предводитель этого флота?

Ив приспустил клинок, спокойно взглянул на Алого князя и негромко спросил на языке «могущественных»:

– Как зовут противостоящего мне?

Алый князь сделал грациозный пируэт, который, если Ив не ошибался, служил выражением крайнего удивления:

– Кто ты, что можешь говорить слова, понятные мне? – В голосе Алого князя смешались тревога и изумление.

Ив усмехнулся. Вот так-то. Не «говорить на моем языке», а «говорить слова, понятные мне». Но ответил коротко:

– Твой ВРАГ.

На него обрушилась волна дикой и завораживающе прекрасной в своем безумии ненависти. Алый князь понял ВСЕ. В следующий момент Ив, уже скользнувший в режим ускоренного восприятия, завороженно наблюдал, как Алый князь с какой-то демонической грацией бросается на него, как все его изумительно прекрасные когти, от крыльевых до коленных, разворачиваются, становясь из изящных украшений грозными клинками. Но это уже не могло его спасти. Ив бросился молнией ему навстречу и двумя секущими ударами отрубил оба крыла. Алый князь пошатнулся, отклоняясь от выбранной траектории, но все-таки успел дотянуться до Ива левым локтевым когтем. От мощного удара скафандр треснул и расползся, но Ив уже перехватил изящную руку чуть выше кисти и резким ударом разрубил противнику бедро. Нога Алого князя подогнулась, но он каким-то чудом удержался в вертикальном положении, и Иву вновь пришлось отшатнуться, уклоняясь от длинного коленного когтя, похожего на ятаган. Однако все это лишь немного оттянуло конец. Когда-то, в Зале Могущественных на Форпосте, он дрался с добрыми тремя сотнями Алых князей и положил почти четверть из них. И хотя сейчас он был не в такой хорошей форме, как тогда, но с одним-то Алым князем он справится в любом случае. Для низших, которые наблюдали бой из длинного коридора, ведущего внутрь корабля, как и для донов абордажной группы, их схватка длилась всего лишь миг. Алый князь прыгнул к Черному Ярлу – и вот вместо двух отдельных фигур возник клубок, а едва кто-то успел два раза моргнуть, как «могущественный» уже лежал бесформенной грудой на палубе шлюза, а его отсеченные крылья все еще плавно падали на пол. Ив стоял в одном шаге от него, наступив сапогом скафандра на неповрежденную руку в районе локтевого когтя, потому что Алый князь был еще жив и вполне мог всадить ему в ногу рог или коготь. Несколько мгновений в шлюзе стояла тишина, потом низшие с трубными криками начали швырять ятаганы и, упав на колени, горестно стеная, поползли к поверженному повелителю. Доны, при первом же движении низших выпрыгнувшие было из бота, опустили шпаги и ошарашенно смотрели на столь бурное проявление чувств. Ив повернулся лицом к низшим и повелительно поднял руку. Те остановились, но горестные вопли стали еще громче. Ив пристально посмотрел на «могущественного». Он не сомневался, что тот прекрасно видит его лицо даже через затемненное забрало. Ив опустился на колено и, наклонившись к самому лицу Алого князя, но на всякий случай держа шпагу наготове, заговорил на его языке:

– Чем я могу успокоить твою душу, «могущественный»?

Тот слегка приоткрыл губы и произнес на англике:

– Ты – благородный Враг. – Он закрыл глаза. Ив знал, что, если бы не железная основа его шпаги, Алый князь выжил бы, несмотря на тяжкие раны. Со временем он даже регенерировал бы потерянные конечности. Но железо было ядом для него, а потому жизнь постепенно покидала это совершенное тело.

– Отправь меня в путь к звезде. И сделай это сейчас, с моего корабля, – тихо сказал Алый князь.

Ив отступил назад и быстрым движением ударил поверженного Алого князя в левую глазницу. Тот посмотрел на него вторым глазом, потом его бледные губы растянулись в улыбке, он прошептал:

– Ты знаешь о нас так много… – и умер. Низшие издали громкий вопль и рухнули на брюхо. Ив молча сунул шпагу в ножны, снова опустился на колено и, набросив на безжизненное тело оба отрубленных крыла, взял его на руки и, поднявшись, повернул в сторону входных ворот шлюза. В этот момент его сердито окликнули:

– Эй, мистер, а ну положите на место.

У ворот шлюза стоял дон Шнобель со своей абордажной командой и свирепо смотрел в сторону Ива. Его шпага была вытащена из ножен, а фигуры абордажников за его спиной выглядели угрожающе; доны из команды Ива молниеносно развернулись в сторону возникшей угрозы, а низшие за его спиной вскочили на ноги и бросились назад, к своим брошенным ятаганам. Абордажники Фробеля заколебались. Их абордажный катер был больше бота Ива, и они превосходили его ребят числом, но низшие ясно показали, на чьей стороне они собираются драться. Ив усмехнулся, хотя дон Шнобель, в отличие от «могущественного», конечно, не мог видеть эту ироническую усмешку, и спокойно двинулся вперед. Однако Фробель не собирался так быстро сдаваться. Лицо его налилось кровью, он завопил что было мочи:

– Я сказал, положите на место! Вы прикончили «краснозадого», ну и черт с ним. Но за эту груду дерьма я получу достаточно денег, чтобы прикрыть зады моим ребяткам. – И он шагнул вперед, угрожающе вытянув в сторону Ива руку со шпагой.

Абордажники Ива и низшие успели только качнуться вперед, как Ив прикрикнул: «Стоять!» – и более спокойным тоном обратился к стоящему перед ним капитану:

– Я ваш адмирал, мистер Фробель. Вы получили деньги за этот рейд. И я сам решаю, что и когда мне делать. Отойдите в сторону, иначе мне придется вас наказать.

Фробель расхохотался:

– Да бросьте. Чтобы честный американский капер согласился ишачить за такие деньги?! К тому же у нас не дурацкий военный флот и я сам решаю, сколь долго мне слушаться ваших идиотских приказов. Я…

Но Ив не дал ему закончить. Он двинулся вперед и со словами: «Что ж, вы сами выбрали свою судьбу» скользнул в боевой режим. Подбросив тело «могущественного» чуть вверх, Ив быстрым движением выхватил шпагу и провел ею над плечами замершего Фробеля, тут же убрал шпагу обратно в ножны, снова подхватил мертвое тело, еще даже не начавшее падать, и вернулся в режим обычного восприятия. Для всех присутствующих это выглядело так, будто Ив, продолжая идти как ни в чем не бывало, просто вздрогнул, и голова дона Шнобеля мгновенно отделилась от тела, которое все еще продолжало по инерции двигаться к Иву. Ив успел пройти мимо абордажников Фробеля и уже стоял у наружных ворот, когда сзади послышался двойной глухой удар от упавшей на палубу головы и рухнувшего тела. Когда он, в полном молчании запустив сильным движением мертвое тело Алого князя в сторону ярко пылавшей звезды этой системы, повернулся лицом к шлюзу, то понял, что только что родилась новая легенда. Отныне по припортовым тавернам пойдут гулять небылицы о Черном Ярле, способном убивать просто недовольным взглядом.

Ив несколько мгновений постоял, вглядываясь в сотни человеческих и тролличьих глаз, направленных на него, и спокойно произнес:

– Всем возвратиться на свои корабли.

Через сорок минут эскадра донов и остатки вражеской эскадры разошлись в разные стороны. Однако один из кораблей Врага двигался рядом с «Драккаром». Ив решил, что Смотрящий на два мира имеет право владеть чем-нибудь из своего старого мира. Во всяком случае, когда и если он решит ему это дать.

– …Таким образом, мистер Корн, даже после операции «чейнджа» акций каронитовых заводов на акции «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп», которую представители таирской стороны, без всякого сомнения, попытаются оспорить, наши приобретения на данный момент составляют совокупно всего около семнадцати процентов акций. В обычных условиях этого хватило бы для полного контроля, но… – Директор по инвестициям развел руками. – Вы знаете, что «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» не обычная корпорация. Так что, как я и предполагал, мы остались с тем же, с чем и начинали. Хотя, должен признать, вы добились намного больше того, чем я предполагал. И гораздо меньшей кровью. – Тут он не удержался, чтобы не добавить немного яду: – Хотя уже понесенные нами расходы давно превысили все разумные пределы.

Директор по инвестициям попытался изобразить на своем лице уважительную мину, но это ему плохо удалось. Казалось, на его лице навечно застыло высокомерное выражение, растопить которое он не мог, несмотря на все свои потуги. Когда он замолчал, в зале заседаний совета директоров установилась тишина. Все напряженно смотрели на Ива. А он молча сидел и, не глядя на докладчика, поправлял пилочкой ногти на руке. Такое поведение было не совсем привычно для всех сидевших за столом, хотя некоторые, в том числе, по-видимому, и сам докладчик, догадывались, почему Ив ведет себя столь пренебрежительно. Наконец председатель совета директоров поднял глаза на растерянного, вспотевшего докладчика:

– Скажите, мистер Играйя, почему вы порекомендовали нашим представителям не покупать акции «Труанель ялль», выброшенные на Нью-Амстердамской бирже тринадцатого числа прошлого месяца?

– Э-э-э, их происхождение вызывало сомнения, и я решил…

– Хорошо, – перебил его Ив. – А как понять ваши колебания двадцать четвертого, когда брокер позвонил вам прямо в офис? И почему вы затянули операцию «чейнджа» по третьему траншу «Орбитальных каронитовых заводов»?

За столом заседаний возникло оживление. Директор, отдуваясь, достал платок и дрожащей рукой вытер лоб. Было видно, что его вот-вот хватит удар, но Ив не собирался его жалеть. Он несколько секунд терзал его тяжелым взглядом, потом тронул клавишу компьютера. Из принтера, стоящего перед носом докладчика, выскользнула распечатка, а Ив негромко сказал:

– Вы уволены, мистер Играйя. – Он сделал короткую паузу и закончил безжалостно-холодным тоном: – Причем с формулировкой: «За нелояльность к работодателю и личную некомпетентность».

В зале воцарилась мертвая тишина, а потом разразилась настоящая буря. Менеджеров такого ранга еще НИКОГДА не увольняли с такой формулировкой. Директор по инвестициям схватился за сердце, его ухоженное, несколько оплывшее от излишнего чревоугодия лицо исказила гримаса ненависти. Тонко, пронзительно он закричал, перекрывая воцарившийся за столом гомон:

– Вы все равно рухнете, выскочка! Вам никогда не добиться контроля над «Свамбе-Никатка»! А уж тем более теперь, когда они прекрасно знают обо всем, что вы собираетесь против них предпринять. Я еще увижу ваше падение, и тогда…

Он кричал и визжал несколько минут, все больше распаляясь, однако Ив как будто его не слышал – он взял свою пилку и принялся с невозмутимой миной подпиливать ногти. Наконец до бывшего директора по инвестициям дошло, что он кричит в полной тишине. Он осекся и замолчал. Ив еще некоторое время поводил пилкой по ногтям, затем, обратив холодный взгляд на бывшего директора, негромко сказал:

– Вторая половина формулировки связана как раз с тем, что вы не смогли как следует выполнить поручение своих НОВЫХ хозяев. Все предложения, которые вы отвергли, были приняты нами по другим каналам. К тому же вы оказались хорошей дымовой завесой для наших НАСТОЯЩИХ операций. Так что сейчас «Ершалаим сити бэнк» контролирует не семнадцать, а более двадцати шести процентов акций. – Ив саркастически улыбнулся. – Так что можете отметить это в своем последнем сообщении, мистер Играйя. А теперь пошел вон.

Бывший директор по инвестициям, смотревший на Ива ошарашенным взглядом, пока тот говорил, при последних словах вздрогнул и как-то весь осел, обводя потерянным взглядом сидевших за столом. Затем, пыхтя, тяжело поднялся, сделал шаг по направлению к двери и… с коротким стоном стал заваливаться назад, схватившись за сердце. Несколько человек вскочили со своих мест. Ив тронул клавишу пульта и бросил в микрофон:

– Двоих медиков с агравиложем в зал совета. И вызовите медицинскую бригаду из городской больницы.

Когда суета, вызванная столь бурным началом заседания и прибытием медиков, немного улеглась, Ив кивнул Дугласу, который участвовал в заседании в качестве его личного гостя, и стукнул бронзовым молотком по круглой, бронзовой же нашлепке на столе председательствующего. Подобные архаичные предметы были традицией в среде банкиров, аукционистов и судей. А «Ершалаим сити бэнк» считался одним из столпов традиционализма.

– Прошу прощения, господа, конечно, начало нашего сегодняшнего заседания было несколько неординарным и, без всякого сомнения, требует всестороннего обсуждения, однако у нас есть еще несколько вопросов, которыми мы должны заняться немедленно.

Через два часа Ив поднялся к себе в кабинет и попросил Эстерию заварить ему чашечку крепкого кофе. Заседание прошло довольно гладко. Хотя, в общем-то, это было не важно. Основное произошло в первые полчаса, и результатом Ив был доволен. К тому же было нечто такое, что должно было усилить эффект произошедшего. Ив включил визор, переключился на канал «Нью-Вашингтон бродкастинг системе» и вывел изображение на панорамный экран. Оснавер Ли Така как раз комментировал его формулировку, не жалея сарказма. Ив усмехнулся. Кое-кто из коллег уже упрекал Ли Таку, что он «ест из рук» председателя совета директоров «Ершалаим сити бэнк», однако все сенсации, выброшенные на рынок Ли Такой, в конце концов оказывались чистейшей правдой, а рейтинг деловых новостей этого канала вырос почти вдвое. Так что и самому Ли Таке, и его боссам было глубоко наплевать на то, что болтают всякие жалкие неудачники. По большому счету, эта сплетня была порождена конечно же элементарной завистью, поскольку именно действия «Ершалаим сити бэнк» были главной новостью на протяжении вот уже нескольких месяцев. А Ли Така получал информацию из первых рук. Ив выключил визор и повернулся к рабочей консоли, для солидности отделанной настоящим сандалом и малахитом с Земли. Схватка еще не закончилась. Директор по инвестициям был прав в одном. Даже сорока девяти процентов акций было бы недостаточно. Но это пока остальные находятся в руках Свамбе. И пока остаются сами Свамбе… Ив улыбнулся своим мыслям. Его противники проиграли уже тогда, когда решили, что его целью является контроль над «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Это было невозможно. Но его целью был сам клан Свамбе. Он собирался уничтожить великий клан Таира. И хотя это казалось еще более невозможным, он уже был близок к победе. Да, кое у кого сложилось такое мнение, что он достиг потолка возможного. Откуда им знать, что у него в рукаве спрятана пара козырей, о которых не ведают ни мадам Свамбе, ни Перье. Имя им – брат и сестра Игенома. И хотя вариантов их использования множество, Ив все больше склонялся к одному из самых рискованных. В случае неудачи можно было бы потерять все, но если он добьется успеха… Ив вздохнул и легким прикосновением пальца включил консоль. Что делать с этими козырями, он уже знал, теперь предстояло поломать голову над тем, как довести свой план до самих козырей, упрятанных в самом сердце клана. Ив открыл сейф и снова разложил на столе кипу распечаток с описанием психопрофилей брата и сестры Игенома.

Часа через два он включил защищенный канал и несколько мгновений сидел неподвижно. Выводы, к которым он пришел, ему самому показались странными, но если он прав… Ив встряхнулся и вызвал «Драккар». Когда на экране появилась слегка заспанная физиономия Уэсиды, уставившаяся на него преданными глазами, Ив улыбнулся уголками губ и проговорил:

– Насколько я помню, вы в трех днях лета от системы Травиньян.

– Да, сегун. Как и было вами приказано.

– Вы должны войти в систему.

Уэсида согласно кивнул.

– Я вышлю вам на помощь семь каперов, которые болтаются на парковочиой орбите Нью-Амстердама после рейда к каронитовому заводу. Но они вряд ли успеют появиться у вас раньше пяти-шести дней. А по моим расчетам, ваше присутствие в системе понадобится не позднее чем дня через два-три. – Ив помолчал, глядя на безмолвно кивающего Уэсиду, и продолжил: – Как мне кажется, Игенома собирается предпринять нечто экстраординарное. Так что им очень скоро понадобится вся наша поддержка. Как только они выйдут на связь, постарайтесь организовать их эвакуацию со станции и сразу же удирайте оттуда во все лопатки.

Уэсида немного подумал и согласился:

– Хорошо. Я все исполню, сегун. Как близко от станции нам находиться?

– Это решай сам, но вся операция эвакуации должна занять не более трех часов после получения сигнала.

Уэсида молча кивнул и несколько мгновений вопросительно смотрел на Ива, ожидая еще каких-нибудь указаний, затем, поняв, что тот больше ничего не собирается ему говорить, исчез с экрана. Ив минуту подумал, потом переключил канал и довольно долго колдовал над пультом, набирая какой-то код. Когда экран осветился белесым светом, показывающим, что используется особо защищенная линия, он выслушал краткое приветствие на ниппене и заговорил сам:

– Сообщите дядюшке Эмодо, что с ним хочет говорить Шустрый Зеркальный Карп.

После непродолжительной задержки с экрана донесся бодрый, старчески дребезжащий голос:

– Дядюшка Эмодо рад слышать столь хитрого обитателя холодных глубин старого пруда.

Ив добродушно улыбнулся. Сегодня глава клана Такано был прямо-таки по-спартански лаконичен. Очевидно, старик уже учуял запах жареного и пребывает в крайнем нетерпении.

– Северные ветры принесли на крыльях известие о том, что вскоре может наступить день, когда станция Свамбе лишится прикрытия почти всех своих кораблей.

Некоторое время экран никак не отзывался на это сообщение, а потом вкрадчивый голос произнес:

– И как скоро, милостью Большой Белой Рыбы, состоится столь прискорбное событие?

– Дух луны уверен, что не позже чем через три-пять дней, считая от сегодняшнего.

– Да ниспошлют духи предков удачу и процветание икре Шустрого Зеркального Карпа… Все сказанное услышано.

Экран мигнул и потемнел. Ив выключил канал, сгреб распечатки, зашвырнул их в сейф и, повернувшись к внутреннему видеоселектору, стукнул ладонью по одной из клавиш. Дуглас отозвался мгновенно.

– Распорядись приготовить шаттл и свяжись со всеми капитанами каперов, которые болтаются на парковочной орбите. Мне нужны все корабли, которые мы сможем нанять, и немедленно.

– Который из шаттлов готовить и под каким именем представить нанимателя?

Ив на мгновение задумался. Ему не хотелось давать лишнего повода связывать Черного Ярла с мистером Ивианом Корном, однако он понимал, что предстоит нешуточная драка. И для успеха уверенность донов в своем командире крайне необходима. Черный Ярл после серии операций в приграничье и особенно рейда к каронитовому заводу пользовался определенным авторитетом. Так что его распоряжения будут выполнять с гораздо большей охотой, нежели распоряжения какого-то мистера Корна. Хотя это наверняка даст возможность очень многим сделать выводы, близкие к действительности. И как этого избежать, пока неизвестно. Но об этом он подумает позже, после того как вытащит брата и сестру Игенома из этой переделки.

– Используйте реквизиты и шаттл Черного Ярла.

Дуглас молча кивнул и отвернулся от экрана. Ив переключил связь на секретаршу, коротко отдал распоряжения и спустя минуту уже спускался вниз в персональном лифте.

Через час его шаттл, ревя разгонными блоками, оторвался от поверхности и устремился на парковочную орбиту.

Инсат Перье метался по своим апартаментам словно загнанный зверь. Мадам была в ярости. Впрочем, он тоже хорош. Из-за того, что по его предложению отключили трансляцию международных каналов, любое решение принималось с опозданием. К тому же он не ожидал от противника ТАКОЙ изобретательности и хватки. Подумать только – использовать в своих целях налет на каронитовый завод! Когда после отчаянного сигнала бедствия акции «Орбитальных каронитовых заводов» рухнули вниз, он из-за запоздания информации среагировал позже остальных держателей, поэтому сначала сбросить акции не удалось, и, чтобы не остаться ни с чем, он убедил мадам пойти на договор «чейнджа», гарантировавший покупателю обмен акций «Орбитальных заводов» на акции «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп» по эквивалентной стоимости. Ну кто мог предположить, что налет окажется неудачным и «Орбитальные заводы» вновь резко подскочат вверх. Великая Свамбе потеряла почти двадцать процентов акций. А этот прокол с директором по инвестициям… Перье вздохнул. Теперь он лишился возможности получать информацию напрямую из высших эшелонов руководства «Ершалаим сити бэнк». Наверное, этому придурку Играйе не надо было так бездарно саботировать распоряжения Корна. Наоборот, следовало на какое-то время затихнуть и не дергаться. Тогда, возможно, осталась бы возможность по-прежнему получать информацию. Хотя даже в этом Перье не был уверен. Корн уже не раз показывал, какой он сильный игрок, так что теперь, чем печалиться об упущенных возможностях, лучше повнимательнее проверить последнюю поступившую от Играйи информацию. Тем более что все их усилия атаковать «Ершалаим сити бэнк» пока что с треском проваливались. В последнее время Перье уже не раз посещала мысль о том, уж не занимается ли кто-то из Свамбе саботажем, но он всякий раз отметал ее. Анализ Игеномы давал четкую картину его собственных ошибок. Во-первых, оказалось, что «Ершалаим сити бэнк» подпирают еще семь банков Восточного «золотого» пула, а это означало, что повсюду, где Перье пытался взять противника на измор, надеясь на свои более обширные финансовые резервы, он оказывался в дураках и, фигурально выражаясь, истекал кровью. К тому же этот факт означал, что Корн сумел завести очень серьезные связи в высших эшелонах власти Содружества, обойдя по влиятельности даже Старого Упитанного Умника. Что казалось совершенно невероятным. Ведь Перье считал его главной слабостью именно отсутствие подобных связей. Во-вторых, он не может покинуть станцию, поскольку международным судом против него выдвинуто обвинение в геноциде. И, как только он появится на любой из цивилизованных планет, его обязаны немедленно арестовать. Если бы не кризис, это не было бы особой проблемой, деньги Свамбе заставляли людей, принимающих решения, забывать и не такие обвинения. Правда, для этого требовалось время, а именно его-то сейчас катастрофически и не хватало. И в-третьих, зашевелились старые враги Свамбе – великий клан Такано. Хотя Перье был уверен, что за этим тоже стоит Корн. Слава богу, молодой Никатка внял его совету и обратился к своим союзникам с просьбой о вооруженной поддержке. После похищения того уродца «могущественные» не хотели иметь никаких дел с мадам Свамбе, но не отказались от союза с кланом. Впрочем, Перье не был уверен в том, что это стопроцентно правильное решение. Черт, он сейчас вообще ни в чем не был уверен.

За аркой послышался стук каблучков, занавеси разлетелись в стороны, показалась Делайла:

– О, милый, ты здесь? Не ожидала, что ты сегодня придешь ко мне.

Перье насторожился. Ему показалось, что голос девушки звучит как-то странно – торжествующе, что ли. Но она была так безмятежна, смотрела на него с такой радостью, что он заставил себя расслабиться и даже подошел к ней, чтобы поцеловать ее в гладкий белый лоб.

– Я немного устал, дорогая, и решил позволить себе небольшой отдых.

Она радостно кивнула:

– Хорошо, милый. Хочешь, я сама что-нибудь приготовлю?

Перье улыбнулся. У Делайлы была милая привычка: что-то стряпать своими руками. И она считала, что это должно было доставлять ему удовольствие. Впрочем, как ни странно, в какой-то мере так оно и было.

Через полчаса они сидели на удобном канапе, а небольшой столик, стоящий рядом, был уставлен небольшими вазончиками с салатами, фигурными бутербродами, мытыми фруктами, над которыми возвышалась фигурная бутылка сухого «Трай-урайда» урожая двадцать восьмого года. На противоположных краях столика горели свечи. Делайла появилась из-за занавеси, и Перье почувствовал, как у него на мгновение перехватило дыхание. Черт возьми, эта девушка намного привлекательнее всех его предыдущих пассий. Впрочем, их было не так уж много. В отличие от финансов и политики, в вопросах, связанных с отношениями между полами, он разбирался слабо. Так что промежутки между его неудачными попытками сблизиться с какой-то женщиной зачастую длились намного дольше, чем сами эти попытки. А без голого секса он вполне мог обойтись.

– Тебе нравится, милый? – Делайла повертелась на каблучках. На ней было платье из модифицированного шелка, облегающее ее великолепную фигуру словно вторая кожа.

Он молча кивнул, и Делайла, грациозно изогнувшись, скользнула к нему на колени и обхватила его руками за шею. Инсат Перье на мгновение замер, почувствовав горячие девичьи губы, а потом осторожно высвободил руку, вынул из кармана компактный пульт и, слегка поколебавшись, нажал на кнопку. Судя по всему, ему предстоял вечер любви и совсем не хотелось, чтобы дежурная смена смаковала зрелище его худосочных телес на фоне роскошного женского тела. Он слишком хорошо знал человеческую натуру, чтобы не знать и другое – именно так все и будет, если он не отключит сенсоры.

Делайла соскочила с колен Перье, достала из лежавшей на канапе сумочки круглую коробочку, раскрыла ее, бросила взгляд внутрь и, улыбнувшись чему-то, изящным движением поправила волосы. Потом положила коробочку на край стола и повернулась к Перье.

– Начнем праздник, милый, – сказала она игриво и, не дожидаясь его ответа, протянула руку к бутылке. Когда терпкое вино, легко пенясь, заполнило бокалы рубиновым цветом, девушка подняла свой бокал и легонько стукнула его краем о бокал Перье. – Знаешь, милый, у меня есть тост. – Она многозначительно посмотрела на Перье. – Давай выпьем за то, чтобы исполнились наши желания.

Перье вдруг показалось, что в ее глазах мелькнуло какое-то странное выражение, но она уже отвела взгляд, поднесла бокал к губам и залпом выпила вино. Перье пригубил свой бокал, но, когда он собирался поставить его на столик, Делайла со смехом подставила ладонь и с шутливым протестом воскликнула:

– Нет, за это до дна, до дна!

Перье слегка поморщился, но решил не портить вечера и допил вино. Когда он поставил бокал на стол, Делайла захлопала в ладоши:

– Молодец, милый! – Она вдруг замолчала, в ее глазах промелькнул страх.

– Что с тобой? – заботливым тоном спросил Перье. Девушка вздохнула и подняла на него погрустневшие глаза:

– Я прощаюсь с беззаботным прошлым, милый. – Она тихо попросила: – Обними меня.

Инсат хотел протянуть к ней руку и вдруг с удивлением почувствовал, что не может пошевелить даже пальцем. Делайла спокойно смотрела на него. Перье еще раз попытался пошевелиться, но единственное, чего он добился, – так это короткое движение шеей.

– Я-а-а… не могу пошевелиться.

Делайла грустно улыбнулась:

– Это обрикон, милый.

– Что-о-о?

– Я растворила в бутылке почти унцию обрикона, а сама, пока переодевалась, приняла нейтрализатор.

Перье замер. Обрикон был сильным парализантом избирательного действия. Он блокировал работу крупных мышц и сильно затруднял действия остальных. Унция этого препарата должна была привести его в полную неподвижность по крайней мере часа на три-четыре. Причем часа два он будет не в состоянии ни шевельнуть пальцем, ни напрячь голосовые связки. Однако, пока они еще действовали, он попытается напугать девушку:

– Ты с ума сошла! В моих апартаментах полно сенсоров. Сейчас сюда уже мчатся масаи.

Делайла отрицательно покачала головой и показала Перье небольшую коробочку:

– Смотри, это детектор. Он показывает, что ты отключил все сенсоры. – Она развела руками, как бы извиняясь, и пояснила: – Ничего сложного. Пара микросхем из домашнего пульта, сенсор от блока управления освещением и несколько минут работы, сидя на биде… У меня же инженерный диплом, милый. Или ты забыл?

– Но… почему?

Девушка молча отвернулась, достала из сумочки коробку, напоминающую косметический набор, поставила ее на стол и, открыв, повернула к нему внутренней стороной, сказав: «Воспроизведение!» Внутренняя поверхность крышки, до этого очень похожая на обыкновенное зеркало, превратилась в небольшой экран, по которому тут же побежали кадры, которые Инсат Перье за последние несколько месяцев успел возненавидеть.

Сигнал пришел в самом начале вторых суток нахождения «Драккара» в системе Травиньян. Уэсида только-только прилег передохнуть, когда вдруг запищал извещатель вызова с пульта и дежурный офицер коротко доложил о поступлении сигнала. Уэсида приподнялся на постели, несколько раз хлопнул себя по щекам, чтобы выбить из головы тяжесть от двух бессонных суток, и привычно удивился, с какой точностью Ив предсказал время получения сигнала. Потом встал и направился в БИЦ.

Когда он уселся в капитанское кресло, на экране высветилось лицо Ахмоллы Эрроя, уже полностью облаченного в боевой скафандр.

– Мы готовы, сэр.

Уэсида коротко кивнул:

– Выходите на обшивку и ждите гостей. Если им понадобится помощь, то прыгайте навстречу, а если нет, то обшивки не покидайте. Чтобы мы могли развить ускорение, как только их башмак коснется порога люка.

Старший кивнул и исчез с экрана. Уэсида посмотрел на пульт. Весь состав уже занял свои места, но, пока не начался бой, все офицеры сидели, напряженно всматриваясь в экраны и сигнальные ячейки. Уэсида вздохнул. Ему тоже ничего не оставалось, как только ждать. Хуже всего было то, что Игенома действовали без всякого согласования с ними. Согласно первоначальному плану они должны были появиться в системе только через три дня после сигнала. А из полученного сообщения было ясно, что эти детки Игеномы требуют немедленно забрать со станции их и какой-то важный груз. Так что, не предугадай Ив еще четыре дня назад такое развитие событий, эта их авантюра пошла бы псу под хвост. Но как он догадался? Как всегда, он прав. И он, Уэсида, не может его подвести.

На экране появились отметки еще нескольких кораблей. Ниппонец криво усмехнулся. Что ж, этого следовало ожидать. За последние полчаса произошел тройной обмен сигналами между кораблем и станцией, глупо было думать, что Свамбе этого не засекут. Слава богу, все инструкции, как и предусматривалось еще первоначальным планом, были записаны в блоке памяти автоматического передатчика размером с кулак, который вращался на неустойчивой орбите, как раз на оси «станция – звезда», медленно падая на центральное светило, и все передачи велись с него. До момента его падения пройдет не меньше четырех лет, а им нужно всего лишь несколько дней. Благодаря этой небольшой хитрости вся активность Свамбе сейчас была направлена в сторону звезды. Тем более что прошлый налет произошел именно с той стороны. Кроме того, на оси «станция – звезда» наблюдение было затруднено тем, что излучение звезды забивало показания сенсоров, и обнаружить корабль, укрытый полем отражения, было невероятно трудно. Так что корабли Свамбе сейчас стягивались вокруг области засеченного сигнала, изо всех сил стараясь обнаружить проклятого шпиона и прощупывая пространство лучами сенсоров под всеми возможными углами. Самое забавное было то, что корабль, укрытый полем отражения, висел за задней стенкой центрального ангарного терминала, находящегося на прямо противоположной стороне станции. Если бы какому-то ремонтнику взбрело в голову вылезти наружу с их стороны, он увидел бы корабль невооруженным глазом, НАСТОЛЬКО близко они находились.

Уэсида пошевелился. Что-то гости задерживаются. Вспыхнул экран внутренней связи, и старший, абордажной группы доложил:

– Вижу двоих, с ними какой-то контейнер. Похож на мусорный.

Уэсида кивнул, переключился на циркулярную связь и резко бросил:

– Приготовиться.

Через пару минут пришел новый доклад:

– Гости на борту.

Уэсида с облегчением вздохнул и тут же снова сурово нахмурился. Надо еще уйти из системы. Свамбе вывели наружу столько кораблей, что, хотя большинство рыскало по ту сторону станции, три из них успели перекрыть весь сектор отхода. Уэсида помедлил, соображая, какой план прорыва принять, потом повернулся к пилоту и световой указкой показал на отметку, обозначавшую один из кораблей, перекрывавших им отход:

– Прямо на него, потихоньку. И быть готовыми дать залп всей батареей.

Корабль начал движение. Через несколько минут на мостике появились двое – девушка и юноша. Девушка была так хороша собой, что трудно было оторвать взгляд, юноша же был каким-то бесцветным – классический образец компьютерного червя. И все же с первого взгляда было абсолютно ясно, что это брат и сестра. Юноша, сопровождаемый Ахмоллой Эрроем, торопливо подошел к ниппонцу и заговорил:

– Вы должны немедленно связать меня с вашим руководителем.

Уэсида отрицательно покачал головой:

– Пока нас не засекли, мы не будем предпринимать ничего, чтобы обнаружить себя. А передача нас мгновенно выдаст.

– Вы не понимаете, – возбужденно продолжал юноша. – Каждая минута может стоить нам провала всего моего плана. А он стоит триллионы соверенов. Он позволит полностью захватить контроль над…

Уэсида поднял руку, прерывая гостя, вежливо улыбнулся и покачал головой. Парень осекся и, насупившись, устремил напряженный взгляд на экран. Ниппонец был готов поставить десять против одного, что парень с жгучим нетерпением ждет, чтобы их поскорее обнаружили.

Тишину в БИЦе нарушил возглас:

– Есть контакт!

Уэсида отреагировал мгновенно:

– Огонь! Двигатели на максимум. Полное ускорение.

Корабль на мгновение будто вздыбился от концентрированного выброса миллиардов гигаватт энергии, которые выплюнули орудия «Драккара», и вражеский корабль, стоявший в центре экрана, превратился в огненное облако, а в следующее мгновение палуба задрожала под ногами, как бы сообщая людям, что реакторы корабля впали в неистовство, стараясь побыстрее разогнать этот металлический корпус, набитый людьми и оборудованием. Уэсида подался вперед, приникнув к экрану, который показывал дикую свистопляску вражеских кораблей, наконец обнаруживших цель, и изо всех сил стараясь угадать ту единственную траекторию, которая позволит им ускользнуть, как вдруг над самым его ухом раздался обиженный голос:

– Ну как? Теперь-то я могу связаться с вашим руководителем?

Йогер Никатка ошеломленно смотрел на экран. То, что раньше было станцией Свамбе, олицетворением силы, мощи и гордости великого клана, теперь представляло собой груду искореженных конструкций. Сзади кто-то подошел и тронул его за плечо. Он поднял взгляд и некоторое время никак не мог понять, кто к нему обращается. Наконец он узнал Уюмбу:

– Мой господин, капитан Мбуну докладывает, что дворец не отвечает ни на одной частоте.

Йогер несколько мгновений, ничего не понимая, смотрел на старого слугу:

– Может, у них просто испорчен узел связи?

– Простите, господин, но капитан делал запросы и по внутренним каналам. На таком расстоянии и при таких повреждениях экранирующих систем, из-за которых мы можем уловить даже шумовой фон от работы генераторов, мы должны были бы слышать даже наручные коммуникаторы, но… везде тишина. – Уюмба замялся. – Мы думаем, что великая Свамбе погибла.

– Что?! – взревел Йогер.

Сзади раздался уверенный голос капитана Мбуну:

– Надо быть мужественным, мой вождь, и уметь посмотреть правде в глаза. На вас лежит забота обо всех Свамбе, которые остались в живых.

Никатка крепко зажмурился, но по его щеке уже бежала одна предательская слезинка. Он пробормотал:

– Проклятые Такано. Проклятый Корн… – Он повернулся к капитану и глухо приказал: – Передайте на корабли и станцию: я хочу, чтобы все оставшиеся в живых члены великого совета клана собрались у меня в каюте через три часа.

Пять изувеченных кораблей стремительно пронизывали межзвездное пространство уже где-то на расстоянии в несколько световых месяцев, их капитаны, скорее всего, сейчас отсыпались после нескольких суток дикого напряжения и той мясорубки, из которой они только что выбрались, а Ив сидел в своей каюте на «Драккаре», на который перешел после окончания битвы, перед включенным экраном своего компа и ломал голову над тем, как предотвратить возможные негативные последствия столь активного участия Черного Ярла в делах «Ершалаим сити бэнк», которое уже можно счесть некоей закономерностью. Налет на станцию Свамбе, когда он вывез оттуда Смотрящего на два мира, хотя это было очень давно и о нем известно очень немногим, но затем бой у каронитового завода, а теперь вот еще одно похищение и бой с эскадрой Свамбе. Обводы «Драккара» были уже слишком хорошо известны, чтобы его можно было перепутать с каким-то другим кораблем. Конечно, Свамбе вряд ли станут передавать записи сканеров и компьютерные реконструкции на какой-нибудь международный канал новостей, но Черный Ярл за последнее время привлек к себе слишком большое внимание, и тот, кто захочет узнать о нем побольше, сумеет заполучить и записи Свамбе. Вообще-то в этом не было особой беды, но Ив не хотел, чтобы хоть кто-то заподозрил этот персонаж в симпатиях к определенной коммерческой структуре. По его замыслу, Черный Ярл должен был выступать как некий защитник всего человечества. А слухи о связях Черного Ярла с банком могли сильно поколебать этот образ, если не предпринять что-нибудь неординарное. Но пока никаких идей не было, потому что в голове роились совсем другие мысли.

Когда Уэсида впервые вышел на связь, они находились еще в одном дне пути от системы Травиньян. Их небольшая эскадра насчитывала девять кораблей. И хотя по прибытии на выбранный в качестве флагмана «Педро Эстебан», представлявший собой модернизированный вооруженный грузовоз среднего класса, Черный Ярл честно предупредил, что, по его расчетам, из боя вернутся очень немногие, капитаны каперов, болтавшихся на парковочной орбите, посчитали за честь следовать за Черным Ярлом. Дон Филип Нойсе, капитан «Изумленного мальчика», выражая мнение всех капитанов, заявил:

– Если эта схватка достойна того, чтобы в ней сложил голову сам Черный Ярл, то, значит, подойдет и нам.

Вот так через полтора часа после появления Ива на борту «Педро Эстебана» корабли начали маневр схода с парковочной орбиты. Следующие несколько дней были заполнены неуловимым для уха, но явно ощущаемым ультразвуковым воем двигателей, работающих на пределе мощности, и организованными Ивом с помощью его собственных моделирующих программ изнурительными тренировками команд. Хотя все каперы имели опыт боевых действий, их подготовка все еще оставляла желать лучшего. Так что в конце концов Ив даже стал сомневаться в успешном исходе этого рейда. Но, как бы то ни было, после каждой тренировки команды каперов явно прогрессировали. Так что к тому моменту, когда пришел сигнал, Ив сделал утешительный вывод, что они как-нибудь сумеют выпутаться.

Когда Ив, вызванный капитаном по внутренней связи, появился на мостике, на него с центрального обзорного экрана смотрел Уэсида. Изображение слегка мерцало, показывая, что для связи используется закрытый канал. Увидев Ива в боевом скафандре Черного Ярла, Уэсида понимающе кивнул и, повернувшись в сторону, сказал кому-то:

– Вы желали поговорить с моим господином – он перед вами. Его зовут Черный Ярл.

На экране появилось лицо молодого человека, которого Ив мгновенно узнал. Это был Брендон Игенома. Да, могут возникнуть кое-какие проблемы… Что, если Брендон обратится к нему как к мистеру Корну? Ведь если то, что говорят о его способностях, хотя бы наполовину соответствует истине, он уже давно должен был бы вычислить, кто руководит атакой на «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Однако Брендон верно оценил обстановку. Окинув взглядом представшую перед его глазами картину, он коротко поклонился и произнес:

– Я приветствую Черного Ярла и прошу его предоставить мне возможность воспользоваться для передачи информации, которую я хочу ему сообщить, системой «Два К».

Акции Игеномы в глазах Ива сразу же подскочили на много пунктов. Среди людей, не связанных с военным флотом, мало кто слышал о системе «Два К». Ив молча кивнул и, вытащив штекер из консоли связи, воткнул его во внешний разъем шлема, подключив линию напрямую к коммуникатору скафандра. Изображение Игеномы тут же исчезло с большого экрана и появилось на внутришлемном. Скосив глаза на экран, он увидел, что Брендону Игеноме уже тоже успели надеть на голову шлем от боевого скафандра. «Два К» обозначало, что полная расшифровка сообщения будет произведена только личной коммуникаторной системой шлема. Так что два абонента могли обсуждать деликатные вещи, не опасаясь прослушивания, поскольку считалось, что такая система обеспечивает полную закрытость переговоров. Однако Ив знал пару способов, как ее обойти, правда, для этого была необходима кое-какая специфическая аппаратура. Так что оставалось надеяться, что ни на кораблях каперов, ни на пути луча такой аппаратуры нет.

– Итак, я слушаю вас.

Брендон Игенома помедлил, обдумывая, с чего начать разговор, и, осторожно выбирая слова, заговорил:

– Я прошу прощения, господин Черный Ярл, но мне казалось, что моим собеседником будет человек по имени Корн, являющийся председателем совета директоров «Ершалаим сити бэнк». И поскольку сведения, которые я собираюсь вам сообщить, стоят триллионы соверенов, не могли бы вы более ясно обозначить свой статус?

Ив мысленно усмехнулся. Чрезвычайно вежливая просьба назвать себя.

– Мистер Корн – одно из моих имен.

На юношеском лице Брендона на мгновение блеснула довольная улыбка, ведь он не ошибся в своих предположениях. Юноша тут же взял себя в руки:

– В таком случае, мистер Корн, должен вам сообщить – я выполнил вашу просьбу, переданную через рекордер, который вы дали моей сестре. И готов немедленно открыть вам доступ к основному пакету акций «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп».

Ив радушно улыбнулся:

– Это прекрасная новость. Однако, насколько я знаю, для полного доступа в эти банки данных необходим личный код одного из трех высших директоров, причем при их личном присутствии.

– Да, это так, но на борту вашего корабля находится господин Инсат Перье, личный финансовый советник мадам Свамбе-Никатки и третий человек в иерархии клана. Он обладает таким кодом.

– И кто же был инициатором этой авантюры – вы или ваша сестра? – спросил Ив, не скрывая иронии.

Брендон, по-видимому ожидавший скорее изумления, чем иронической усмешки, несколько смешался, но быстро овладел собой:

– Основная идея принадлежит моей сестре. Я лишь немного подработал детали. – Он с любопытством посмотрел на Ива. – А нельзя ли мне будет спросить, почему это известие вас не очень удивило?

– Я ожидал чего-то в этом роде. Как вы наверняка помните, после передачи сигнала корабль ответил незамедлительно, а не через трое суток, как было договорено. Да и ваша эвакуация со станции заняла считанные часы.

– Но откуда вы узнали?

Ив ответил откровенно:

– Ваш психопрофиль давал основания предполагать, что, узнав правду, вы способны предпринять что-то неординарное. Так что я просто подстраховался. Мне не хотелось, заполучив вас на свою сторону, тут же потерять.

Брендон принял задумчивый вид:

– Не знаю почему, но я вам верю.

«А что еще остается делать этому парню?» – подумал Ив. Впрочем, он надеялся, что настанет такой день, когда его вера в него будет обусловлена другими причинами. Брендон между тем снова вернулся к теме акций:

– Как вы думаете поступить с той информацией, которую я вам передал? Я боюсь, что мое вторжение в систему ЗАС клана будет скоро обнаружено, а отсутствие мистера Перье уже обнаружено, так что не пройдет и двух часов, как все это потеряет смысл.

Ив немного подумал:

– Вот что. Я сейчас свяжусь кое с кем, а вы подготовьте распоряжение об изменении условий депонирования. Вполне возможно, что мы переведем акции на депоненты «Ершалаим сити бэнк», хотя, конечно, не сразу. Об окончательном решении я еще подумаю. Но убрать их из банков – депонентов клана Свамбе – нужно будет немедленно.

Брендон кивнул и исчез с экрана.

Они подоспели к «Драккару», когда он уже был окружен девятью быстроходными перехватчиками Свамбе. По огневой мощи «Драккар» превосходил любой перехватчик в несколько раз, и их пилоты отдавали себе отчет, что у них нет особых шансов уцелеть в этой безумной атаке. Но они на это и не рассчитывали. Пилоты-масаи должны были только попытаться задержать корабль и нанести ему как можно больше повреждений. Остальное должен был доделать флот Свамбе, который почти в полном составе висел у «Драккара» на хвосте. Уэсида насчитал почти семьдесят кораблей. И хотя самый большой из них по боевым параметрам соответствовал всего лишь эсминцу или легкому крейсеру, однако для десятка каперов это было равнозначно встрече с линкором или авианосцем-маткой.

Несколько капитанов попытались было дать отбой, но Ив уже хорошо научился обращаться с подобной публикой. Тем более что слава Черного Ярла уже была достаточно громкой. Так что в конце концов в бой вступили все. Перехватчики, увлекшиеся атакой и неосмотрительно оставившие без внимания остальные секторы пространства, были уничтожены практически молниеносно. Однако, когда небольшая эскадра завершила маневр разворота, флот Свамбе оказался на расстоянии не более семнадцати минут лёта. Для орудий, которыми были вооружены корабли Свамбе, это было многовато, к тому же это расстояние, по идее, могло сохраняться на протяжении многих часов, поскольку Свамбе не обладали достаточным числом перехватчиков, чтобы подавить огневую мощь девяти кораблей классов корвет, фрегат и эсминец. Так что пока можно было вздохнуть спокойно. Каперы перестроились в ордер «Звезда», плотно прикрыв «Драккар», и устремились в открытый космос. Однако, наверное, из-за того, что их реакторы последние пять суток работали на полную мощность, максимальная скорость кораблей упала и через пару часов стало ясно, что их нагоняют. Ив, так и не перешедший на «Драккар», который, пользуясь тем, что его реакторы пока что еще не перегрелись, уходил все дальше и дальше, принял решение, что, когда до флота Свамбе останется минут десять лета, его эскадре придется принять бой.

Первый залп флота Свамбе был ужасающим по силе. Когда сорок два корабля уровня не ниже второго класса открыли огонь по девяти каперам, плотным строем двигающимся за кормой «Драккара», обзорные экраны «Педро Эстебана» засияли перламутровыми переливами. Энергия, выброшенная корабельными батареями, была сравнима с излучением средней звезды желтого спектрального класса. Однако дистанция была еще слишком велика, чтобы добиться правильной фокусировки. Поэтому корабли эскадры каперов только слегка тряхнуло от ударившей по ним волны необузданной энергии, сквозь силовые поля внутрь не проникло ни одного лишнего эрга. Ив понял, что час настал. Пока на флагман поступали довольно бодрые доклады, впрочем без излишней бравады, Ив снова засел за тактический анализатор и принялся ломать голову над тем, что можно предпринять в этой ситуации. Он знал, что флот клана Такано должен находиться на подступах к орбитальной станции Свамбе, так что с минуты на минуту преследователи могли получить сообщение о том, что станция подверглась нападению. И можно было рассчитывать, что большая часть кораблей, а может быть, и весь флот развернется и уйдет ей на помощь. Однако, когда точно Такано произведут атаку, было неизвестно. Это с равным успехом могло произойти и через минуту, и через сутки. А до того момента надо было еще продержаться. Ив набрал несколько вариантов, некоторое время рассматривал бегущие колонки цифр, нажал кнопку сброса. Лучшие шансы давал вариант, который доны называли «свалка». Но для этого корабли должны действовать согласованно. А он за время тренировок составил себе более или менее ясное представление, на что способны и на что нет эти корабли и их экипажи. Эх, сейчас бы хотя бы пару корветов с экипажами, состоящими из настоящих донов-ветеранов его эпохи… Впрочем, с таким же успехом он мог помечтать и о том, чтобы здесь появился весь флот Усатой Хари в полном составе.

Ив поднялся и приказал капитану Эстевану:

– Циркулярная связь.

Когда обзорный экран, разбившись на секторы, показал внимательные лица всех капитанов, Ив вставил в щель считывателя микрофишу с тактическим вариантом «свалка» и быстро заговорил:

– Я подготовил вариант боя. Подробности переданы в память ваших корабельных компов. Начало действия по третьему залпу противника. Тот, кто не готов действовать под моей командой и захочет попытаться уйти самостоятельно, должен сообщить об этом в течение десяти минут. Последующие попытки действовать вопреки плану будут расцениваться как предательство.

Он помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое, после чего отвернулся от экрана. В течение десяти минут все капитаны по очереди вышли на связь и подтвердили, что будут действовать в соответствии с планом, предложенным Черным Ярлом. Точку, как и в первый раз, поставил Филип Нойсе:

– Каждый из нас с удовольствием двинул бы отсюда куда подальше, но мы прекрасно понимаем, что шанс выбраться выпадет тому, кому господь выбросит кости. И только если мы будем действовать вместе. А кто лучше вас, сэр, может помочь нам поймать этот шанс?

Второй залп пришел как предупреждение. Они уже вошли в зону поражения самых дальнобойных орудий Свамбе, но силовые поля спокойно выдержали и на этот раз. Однако на каперах это было воспринято как труба святого Стефана. Судя по тому, как сокращалось расстояние между преследователями и преследуемыми, третий залп должен был последовать после небольшого промежутка и стать первым аккордом в большой симфонии начавшейся битвы. И он не заставил себя ждать.

Когда обзорные экраны в третий раз покрылись перламутровыми разводами, капитан Эстеван, бросив быстрый взгляд на Ива, громовым голосом выкрикнул четыре команды, одну за другой:

– Разворот! Огонь! Торможение! Сброс паутины!.

То же самое прокричали капитаны всех остальных кораблей эскадры. И хотя в этих выкриках не было никакой нужды, поскольку необходимые команды были уже заранее введены в память тактического управляющего модуля, но устная команда была одной из пока еще немногих традиций благородных донов. Каждый дон, независимо от того, входил ли он в экипаж корабля или в абордажную группу, должен был услышать своими ушами, что его ждет. И потому на каперах любая команда всегда произносилась вслух.

Девять кораблей, прячась за бушующей энергетической бурей, порожденной ревущими орудиями нагоняющего флота и скрывающей их от вражеских сенсоров лучше, чем ядро звезды, на несколько мгновений отключили двигатели и развернулись на сто восемьдесят градусов. После чего, включив двигатели на торможение, они открыли огонь из всех орудий и сбросили «паутину» – тонкие келемитовые сети площадью в тысячи и десятки тысяч квадратных километров. В общем-то, все эти действия были полное безумие. Никогда еще более слабая эскадра не атаковала сильную. Никогда «паутина» не сбрасывалась ПО КУРСУ собственного движения, ибо тонкие келемитовые нити, как только их выбрасывали за силовое поле корабля, мгновенно тормозились и скорость встречи с такой «паутиной» для влетевшего в нее корабля была настолько высокой, что лучшее, на что он мог рассчитывать, был мгновенный перегрев и самопроизвольный срыв силового поля. Возможно, и взрыв реактора. И никогда еще нападающая эскадра не атаковала ЧЕРЕЗ волну фокусировки совокупного залпа. Да, это было безумие и потому могло сработать. При таких учителях, какие были у Ива, разве мог он не поймать свой единственный шанс.

Прорвались не все. «Двойной болтун», «Слово Будды», «Чернобокий» и «Свирепый кролик» нарвались на «максимум» и мгновенно превратились в огромные огненные шары. «Изумленный мальчик» получил гигантскую пробоину, из которой бил фонтан водяного пара, но скорость не сбросил. Остальным тоже досталось довольно крепко, но двигаться и стрелять могли все. Когда мощь работавших в режиме торможения двигателей перенесла их через гребень залпа, тонкие нити расфокусированных лучей уже не могли пробить силового щита, однако, пройдя над гребнем энергетического шторма, все они возникли на экранах управляющих систем. И прицельным системам достаточно было нескольких мгновений, чтобы сфокусировать на них всю мощь орудийных батарей. Да только этих нескольких мгновений у них уже не было. Каперы, ведя огонь из всех орудий, пронеслись мимо плотной группы основных сил флота, оставив за собой пять огненных шаров на месте четырех корветов и одного эсминца Свамбе. И тут же позади них разразился настоящий ад. Прорыв каперов ошеломил капитанов, и многие не успели среагировать, когда сенсоры показали приближающуюся «паутину». Спастись от нее было несложно, но это требовало хорошей реакции и точности. Для того чтобы не нарваться на паутину, следовало лишь задать системам наведения точку фокусировки по оси движения корабля, поскольку автоматические системы были неспособны сами выбрать ее на столь протяженной цели, и молиться о том, чтобы не слишком много клочьев из разорванной орудийным огнем «паутины» налетело на силовое поле корабля. Однако стоило упустить время – и…

Когда за кормой мчащихся каперов стали один за другим вспыхивать огненные шары, Ив понял, что многие капитаны Свамбе не успели. Они оторвались от преследователей на расстояние почти сорока минут полного хода, прежде чем во флоте Свамбе установилась хоть какая-то видимость порядка. Но им уже было не до каперов. Ив сразу после прорыва приказал переключить систему связи на заранее подготовленную частоту, на которой Свамбе держали связь со своей станцией, несмотря на скептицизм капитана Эстевана, считавшего, что это бесполезно, поскольку Свамбе всегда пользовались собственным кодом. Но, когда спустя двадцать пять минут из динамиков послышались возбужденные выкрики на масае-нилотском, Ив усмехнулся и, повернувшись к капитану Эстевану, негромко сказал:

– Можешь передать капитанам – Свамбе нас больше не побеспокоят. На их станцию совершили налет корабли клана Такано. И сейчас там очень жарко. Так что они вряд ли рискнут отрядить в погоню за нами хоть один перехватчик.

Капитан Эстеван выполнил приказ, изумленно покачивая головой и бурча под нос:

– Как можно понимать такую тарабарщину? Однако ворчание это было скорее для проформы, потому что на борту, как и во всей эскадре, царило приподнятое настроение. Сказать по правде, когда Ив дал приказ приготовиться к бою, а потом развернуться, мало кто верил, что из его затеи что-то получится. Но это было распоряжение Черного Ярла. И капитаны скрепя сердце и стиснув зубы выполнили его в полной уверенности, что идут на верную смерть. Но теперь… Тем более что гвардейцы-масаи клана Свамбе издавна считались сильными и свирепыми бойцами, и подобный разгром – а согласно записям тактического модуля Свамбе потеряли при атаке и в «паутине» не менее двенадцати кораблей – казался невероятным. Так что с каждым часом восторг донов все больше возрастал и наконец достиг такой точки, что Ив вынужден был скрыться в отведенной ему каюте. Он сидел там, улыбаясь мысли о том, какие небылицы пойдут теперь гулять об этом сражении по припортовым кабакам.

Спустя двое суток они нагнали «Драккар», который, узнав об исходе сражения, сбавил скорость. Ив перешел на свой корабль. Когда пять каперов и «Драккар» разошлись в разные стороны, в боевой рубке его корабля опять прозвучал сигнал вызова. Ив, уже снявший свой шлем, опять торопливо натянул его на голову и кивком дал разрешение включить связь. На экране возникли лица всех капитанов. И снова заговорил капитан «Изумленного мальчика»:

– Черный Ярл, мы тут с ребятами переговорили накоротке, и нам есть что тебе сказать. – Он принял серьезный вид. – Может, ты очень удивишься, но мы вот что хотим тебе предложить: в следующий раз, если тебе понадобится помощь, можешь послать вызов любому из нас и мы обещаем, что бросим все дела и появимся перед тобой так быстро, как только выдержат наши реакторы. Причем можешь не думать о деньгах. – Капитан сам несколько смутился от своих слов, но скрыл смущение под улыбкой. – То есть мы не отказываемся от платы, но, если тебе будет не до того, мы все равно придем, не сомневайся.

Капитан замолчал, а перед ошеломленным Ивом прошли чередой лица остальных капитанов, и каждый подтвердил это заявление коротким кивком или энергичным: «Точно!» У Ива запершило в горле, и, когда он заговорил, голос его звучал несколько хрипло:

– Спасибо, друзья, я запомню.

Даже сейчас, почти сутки спустя, он все еще находился под впечатлением этого прощания. Однако надо было решать очередную проблему. Ив еще раз взглянул на экран. Длинная цепочка перепродаж должна была скрыть источник денег, уплаченных за внезапно появившиеся на рынке акции «Свамбе-Никатка файнэншл энд индастриал груп». Ив со вздохом нажал на клавишу сброса. Все эти манипуляции не скрывали главного, а именно того, что классический контрольный пакет, пятьдесят процентов плюс одна акция, находится у «Ершалаим сити бэнк». Тогда какой смысл в этих ухищрениях? Хотя… Ив замер, пораженный блеснувшей у него мыслью, потом спешно вызвал мостик:

– Уэсида! Игеному и Перье ко мне, быстро.

Когда гости, один из которых был в наручниках, расселись по свободным поверхностям его небольшой каюты, Ив развернул экран компа в сторону Брендона и спросил:

– Как вам такой вариант?

Тот внимательно посмотрел на высвеченную схему:

– Вообще-то на этом вы теряете приличную сумму денег, но… я думаю, это позволит избежать кое-каких серьезных проблем, которые иначе были бы неизбежны. К тому же, – продолжал он с усмешкой, – как мне кажется, и в этом случае контроль над «Свамбе-Никатка» все равно будет у вас. Хотя, конечно, не пятьдесят процентов плюс одна. – Он добавил, робея от собственной смелости: – Честно говоря, я бы не решился просто так выбросить акции, принадлежащие клану Свамбе, на свободный рынок.

Ив был доволен. Брендон сразу уловил суть проблемы. До сих пор все продажи и перепродажи происходили по закрытым сетям, а сейчас предстояло выбросить их на биржи. Ив повернулся к Инсату Перье:

– Насколько серьезно вы готовы с нами сотрудничать?

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы узнать, что вы думаете насчет того, существует ли для меня вероятность… остаться в живых.

– Да.

– И как вы оцениваете мои шансы?

Ив пожал плечами:

– Насколько я знаю, высшей мерой международной коллегии Высшего Гаагского трибунала является пожизненное заключение.

– Значит, вы собираетесь передать меня в руки комиссара международного трибунала?

Ив долго молчал, в упор глядя на Перье. Под этим пристальным взглядом тот побагровел и покрылся испариной.

– ЕСЛИ я решу это сделать, – сказал наконец Ив. В каюте установилась тяжелая тишина. Ее нарушил своим прерывистым бормотанием Перье:

– Я думаю, можно было бы поторговаться, но… не буду. Я хорошо представляю себе как свое… положение, так и… тех, в чьей воле сейчас решить мою судьбу. Так что… я сделаю все, что будет в моих силах.

Флотилия кораблей мчалась сквозь пространство. Йогер стоял у обзорных экранов и, уставившись остекленевшим взглядом в одну точку, тщетно старался понять, что же привело к ТАКОМУ концу. Когда его мать стала великой Свамбе, клан переживал не лучшие времена. Она сделала Свамбе первыми среди кланов Таира. Выходцы из клана Свамбе заняли посты президента и председателя Торговой палаты. Гвардия масаев получила новые корабли, а старинные враги – Такано – не смели носа высунуть за пределы зоны поражения крепостных орудий своей станции, даже когда корабли Свамбе дерзко бороздили пространство в их собственной системе. И вот все рухнуло. И разрушил это какой-то прохвост, шваль, бывший студентик, неизвестно как выскочивший из небытия и вставший у руля одного из тысяч частных банков, которые никогда и помыслить не могли о том, чтобы сравняться со Свамбе в финансовой и политической мощи. И все-таки он сумел сделать то, что казалось абсолютно невозможным. Йогер стиснул кулаки и скрипнул зубами. Но КАК?..

– Великий Свамбе… – Йогер не сразу понял, что это обращаются к нему, но капитан Мбуну был настойчив: – Великий Свамбе, члены Совета клана ждут.

Йогер расслабил пальцы и выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Челюсти болели – он с такой силой стиснул зубы, что, когда их разжал, почувствовал языком острые кусочки отколовшейся эмали. Он повернул к капитану бледное лицо и хрипло бросил:

– Сейчас иду.

Это было уже второе заседание Совета клана. Первое состоялось почти две недели назад, когда они еще были в системе Травиньян. В тот день на борт «Нилота», ставшего флагманом после гибели «Магади», смогли прибыть чуть больше половины членов Совета. И из тех, кого не было в тот день, на сегодняшнем Совете будут присутствовать только дари Тонго, Отец товаров, которого буквально вырубили из искореженных конструкций центрального торгового терминала, и дари Укамба, Глаз масаев, который каким-то чудом уцелел в превращенных в груду металла при штурме Такано помещениях пульта дальнего наблюдения. О судьбе остальных можно было только гадать. Часть, вероятно, все еще плавала вокруг остатков орбитальной станции в виде изувеченных кусков мяса, часть захватили Такано, кое-кто так и остался в недрах разбитой станции, вернее, теперь уже ее обломков.

В тот раз заседание началось достаточно бурно. Придурковатые «старые» Свамбе попытались обвинить во всем новую ветвь рода и даже внести на обсуждение вопрос о недоверии наследнику, но, слава богу, масаи стали на его сторону. Обычно их мнение значило мало, но в такой час, когда клан оказался почти беззащитным перед сильными врагами, каковых Свамбе за свою бурную историю сумели нажить предостаточно, воля военных становилась решающей. Когда Мбуну, закончив говорить, сел на свою циновку, Йогер, которого вся эта кутерьма ненадолго вывела из-за черной пелены ненависти и жажды мести, которая заслоняла ему весь свет, понял, что этот раунд он выиграл. Однако самое трудное было еще впереди. Поэтому он поднялся и заговорил:

– Когда-то наши предки пришли в эту систему, гонимые злыми людьми и жестокой судьбой. В то время здесь были только холодная звезда да ледяные планеты, бедные сырьем. И единственным достоинством этого места было то, что оно находилось очень далеко от могущественных врагов Свамбе. Им было тяжело, но у них было главное – Дух Свамбе. – Йогер перевел дух, набрал в грудь побольше воздуха и возопил: – И я хочу спросить вас! Не потеряли ли мы то, что помогло Свамбе подняться над обстоятельствами и стать первыми среди многих? Жив ли в нас еще этот Дух? Или мы уже не Свамбе?..

Он правильно рассчитал. Старички всегда любят порассуждать о том, что в их время мужчины были сильнее, женщины грудастее, а золото желтее, а уж когда речь заходит о такой тонкой материи, как моральные ценности… Короче, его выступление закончилось воинственным кличем масаев:

– Нгодо! Нгодо! Нгодо! – И на следующий день на остатках орбитальной станции Свамбе закипела работа.

Великий клан Свамбе, один из столпов Таира, принял решение бросить насиженное место и уйти за своим новым великим Свамбе туда, где должна была возродиться его былая слава. И спустя всего две недели семьдесят два транспорта под прикрытием остатков флота двинулись в путь. А сегодня Йогер должен сообщить Совету клана, ЧТО он избрал конечной целью своего путешествия.

Никатка еще несколько раз вдохнул и выдохнул, потом покосился на капитана Мбуну:

– Стрелки на месте?

– Да, великий.

– Надежны?

Мбуну с обидой оттопырил губу. Йогер осклабился. Вряд ли Совету клана понравится его выбор. У этих стариков головы забиты представлениями о долге не только перед Свамбе, но и перед человеческим родом. Так что нынешний состав Совета ни за что не одобрит его намерение вступить в соглашение с тем, кого все человечество именует Врагом. Но это может отразиться на его планах только одним-единственным образом. Он не собирается менять своих планов, а это значит, что, если Совет заартачится, следует просто поменять Совет. Йогер вздохнул, тряхнул головой и пошел в зал, где собрались члены Совета. В конце концов, разве не о таком союзе когда-то мечтала его мать? А ведь она никогда не ошибалась. Пока была жива.

Ив сидел за столом, напротив него расположились трое. Каждый из них был ему чем-то обязан. Впрочем, как и он был обязан им. Один из них знал его несколько лет, другой несколько недель, а третий несколько дней. Но в каждом из них он был уверен. Ив уже привык к тому, что всякий, кто попадал в орбиту его притяжения, в конце концов в той или иной форме как бы приносил ему клятву самурая, подобную той, что когда-то принес ему Уэсида. Первый из всех. Но с тех пор у него появилось много последователей.

Ив посмотрел на серьезные лица Дугласа, урядника и Брендона и тихо сказал:

– Я ухожу.

Все трое продолжали молча смотреть на Ива, напрасно ожидая, что он скажет еще что-то, и с недоумением переглянулись. Наконец Дуглас не выдержал молчания:

– То есть… как?

– Я ухожу с поста председателя совета директоров «Ершалаим сити бэнк» и улетаю с Нью-Амстердама.

– Но почему?

– Дело в том, что я никогда не хотел становиться крутым финансистом. Все, что я делал, пока карабкался вверх по иерархической лестнице в банке, представляло для меня интерес только с точки зрения учебы. Я хотел научиться управлять деньгами. И с их помощью людьми. Теперь, как мне кажется, я это умею. Так что здесь мне больше делать нечего.

Все трое переглянулись. Потом Дуглас снова подал голос:

– Но… ты не можешь бросить это дело на произвол судьбы.

– Ты прав.

– Но тогда…

– Я и не бросаю, просто передаю в надежные руки. Поскольку мое место займешь именно ты.

– Я-а?!! Но я же не финансист!

– Это не главное. У тебя великолепный мозг, большой опыт работы с людьми и мощные связи в истеблишменте Нью-Амстердама, а главное – я тебе верю. Так что ты вполне подходишь на должность председателя совета директоров.

– Но…

– А когда возникнут чисто финансовые проблемы, ты всегда можешь положиться на одного из своих директоров. – Ив показал рукой на Брендона Игеному.

Тот покраснел и смущенно забормотал:

– Это, конечно, большая честь, мистер Корн, но я еще слишком молод, и вряд ли совет директоров согласится…

– Ты думаешь, мой мальчик, что после всего, что я сделал, они посмеют оспаривать мое решение, какое бы оно ни было? – перебил его Ив.

Брендон не сдавался.

– Нет, но… – начал он снова и осекся, глядя в смеющиеся глаза Ива.

Тот обратился к уряднику:

– Для тебя тоже найдется работа, старина.

Урядник беспокойно заерзал на стуле:

– Только я… вроде как… не по финансовой части. Для меня это, значит, совсем… ну в общем…

Ив тихонько засмеялся:

– Мне нужен человек, который бы в мое отсутствие приглядел за делами Черного Ярла.

Урядник вздрогнул:

– Эй, Корн, я никогда не командовал ничем больше сотни-другой пластунов, а ты предлагаешь мне…

– Один корабль и полсотни донов.

Урядник рассмеялся:

– Чепуха. Ты предлагаешь мне заботиться о репутации самого крутого адмирала в человеческой части Галактики. Знаешь, какие слухи ходят о битве со Свамбе?

Ив утвердительно кивнул головой: мол, знаю.

– И все же мне не на кого положиться, кроме тебя.

– А Уэсида?

Ив покачал головой:

– Он показал себя довольно неплохо, но он инженер, а не тактик. К тому же у него будет довольно много иных забот. Так что…

– Да что ты обо мне знаешь?! – в сердцах воскликнул урядник.

Ив молча повернулся, открыл сейф и достал папку с распечаткой:

– Бывший урядник второго пластунского иррегулярного полка Ратевеевского казачьего войска Родион Пантелеев. Награжден двумя императорскими медалями: «За доблесть» и «Верному воину», а также Малым Андреевским крестом. Рост – сто девяносто два сантиметра, вес – девяносто семь килограммов, брюнет, глаза карие, особые приметы… – Он начал перекладывать листы распечатки. – Психопрофиль, послужной список, материалы к назначению, финансовое положение, материалы расследования судебной палаты Ратевеевского казачьего войска… – Он поднял глаза на урядника: – Мне продолжать?

Тот поежился.

– Ты окончил Ново-Петергофскую военную академию, имеешь степень магистра тактики и шестнадцать печатных работ. Так что я оставляю свою репутацию в надежных руках.

Урядник сидел, хмуро уставившись глазами в пол. Наконец он посмотрел на Ива и тихо сказал:

– Если ты так много знаешь обо мне, то должен был узнать и о том, как я оказался в штольнях Рудоноя.

– Ты прав. Но вот тебе мой ответ. Я верю ТЕБЕ, а не выдвинутым против тебя обвинениям. Тем более что наказной атаман Селудько был пойман на казнокрадстве и осужден на пожизненную каторгу. Причем это произошло всего лишь через два года после вашей высылки. Так что если бы ты оставался где-то поблизости от границ империи, а не рванул через весь космос, то через два года мог бы вернуться на родину, потому что после ареста Селудько все обвинения против тебя были сняты.

Урядник ошарашенно уставился на Ива:

– Но… откуда ты…

Ив не ответил. Урядник со злорадством покачал головой, потом, как будто спохватившись, мрачно сказал:

– Грех радоваться чужому горю. – Он тяжело вздохнул и посмотрел на Ива просветлевшими глазами: – А все же есть божий суд, есть…

Ив еще раз обвел взглядом своих соратников:

– Если вы по какой-то причине не можете принять мое предложение, то я не буду настаивать.

Но все четверо поняли, что это чисто риторическая фраза.

Йогер стоял у дальней стены обзорного отсека и смотрел на мерцающие звезды сквозь толстую пластину келемитового стекла. За спиной масаи, пыхтя, выволакивали из зала Совета трупы. Совет клана прошел так, как Йогер и ожидал. И закончился тоже в полном соответствии с его ожиданиями. Сзади кто-то подошел и остановился за спиной. Йогер вгляделся в блеклое отражение на толстом стекле и, разжав губы, негромко спросил:

– Ты уже закончил, Мбуну?

– Пока нет, великий. Еще немного. Мы подготовили вариант ритуала с сожжением в струе выхлопа. Левая кормовая шлюзкамера уже полностью загружена, а с правой заканчивают. – Он помедлил, словно не решаясь говорить дальше, потом собрался с духом: – Ты думаешь, они поверят?

– В ритуальное самоубийство?! Конечно нет. – Йогер презрительно скривил губы. – Надо быть полным идиотом, чтобы поверить в такую чушь. Да и вообще, о том, что случилось в этом зале, знает уже весь экипаж. Значит, через пару дней, в лучшем случае – через неделю узнают и все остальные.

Капитан, то есть теперь уже адмирал и член Совета клана, переминаясь с ноги на ногу, робко произнес:

– Но на тех кораблях-семьях, чьих представителей ты уничтожил, могут быть… беспорядки.

– Чушь. Ты исходишь из представлений о верности и чести, бытующих среди гвардейцев-масаев. А их едва ли десятая часть на флоте и практически никого на тех кораблях-семьях, «эембе» которых мы убрали. Большинству же наплевать на то, что здесь произошло. А тех, кому не наплевать, гораздо больше волнует другое – кто из них займет место убитых. Скажу больше. После этой бойни меня только сильнее зауважают. Свамбе любят сильную руку и привыкли к регулярным кровопусканиям. Без них у Свамбе портится кровь. Вот так, – с усмешкой заключил Йогер.

За спиной послышалось какое-то шевеление, потом тихий шепот. Йогер вгляделся в отражение. Гигант-масай склонился к плечу совсем не маленького адмирала Мбуну и что-то докладывал ему. Вот он закончил доклад и отступил назад с грацией леопарда, которая отличала масаев от остальных Свамбе. Мбуну сообщил:

– Великий, все готово к ритуалу.

Йогер улыбнулся своему отражению, резко повернулся и пошел по коридору к лифтовой шахте.

Когда затих рокот тамтамов и колдуны отступили за внутренние ворота шлюза, великий Свамбе, надевший, как все, ритуальную маску, издал львиный рык и дернул за рычаг. На этот раз из шлюзов воздух не был откачан и, когда внешние ворота распахнулись, мощный порыв вырвавшегося в космос воздуха выдул наружу гробы-калебасы. Они, кувыркаясь, скрылись за кормой, и сотни тысяч Свамбе, приникших к обзорным экранам, установленным в приспособленных под жилье грузовых камерах кораблей или к портативным экранам своих кают, увидели, как калебасы медленно, как-то даже величаво уплывают за корму корабля и, попав в факел выхлопа, вспыхивают и мгновенно сгорают. Ритуал был соблюден. Предки могли быть довольны.

Йогер раздраженно стянул тяжелую маску с потного лица и повернулся к вновь возникшему рядом с ним адмиралу Мбуну:

– Ну вот и все.

Мбуну покосился на закрытые внутренние ворота шлюза и глубокомысленно кивнул:

– Эти старики получили хороший урок. Больше никто не сможет оспорить ваше право быть великим Свамбе.

Йогер удивленно посмотрел на него и вдруг вспомнил, что, как раз в тот момент, когда он отдал приказ, Мбуну не было в зале Совета. Йогер рассмеялся:

– Нет, адмирал, ни один из них и не думал оспаривать мое право быть великим Свамбе. Они умерли потому, что не захотели пойти со мной до конца.

Мбуну удивленно воззрился на него, не понимая, в чем тут разница. Великий принялся объяснять:

– И я, и они хотели уйти как можно дальше, чтобы иметь возможность без помех, а возможно и с серьезной помощью со стороны, возродить великий клан. – Голос великого набирал силу, в нем зазвенела ненависть. – Но они никак не хотели согласиться лететь туда, куда хочу я, потому что забили себе голову всякими бреднями и жили только прошлым, собираясь упокоить свои кости в новом мире Свамбе. А я… я собираюсь вернуться.

Ветер сбивал с ног и не давал вздохнуть, бросая в лицо мелкую ледяную крупу, которую ни один здравомыслящий человек не назвал бы снегом. Ив остановился на повороте тропинки, согнувшись за высокой скалой, чтобы хоть немножко укрыться от бешеных порывов ветра, и обернулся назад, пытаясь разглядеть в ледяном мороке сильно отставшего фра Така. Несколько мгновений он тревожно всматривался в клубящуюся ледяную дымку, все больше усиливая остроту зрения, потому что никак не мог разглядеть своего спутника. Но вот из-за большого валуна показалась грузная фигура монаха. Ив облегченно вздохнул и высунулся из-за скалы, принимая на себя напор ветра и давая возможность фра Таку, с трудом доковылявшему до поворота, хоть немного перевести дух. Монах привалился спиной к валуну и замер, тяжело дыша, потом отодвинул упавший на лоб капюшон и вытер обильно выступивший пот, который уже застыл по краям толстой ледяной коркой.

– Если б я знал, что это будет так… – Он запнулся, не находя подходящего слова, что-то проворчал себе под нос и произнес: – Сволочно, то ни за что не поперся бы с тобой. И дернул тебя черт выбрать эту планету.

– Понимаешь, – заговорил Ив, словно бы прося прощения, – прежде чем пытаться влезть во все эти интриги, которыми кишмя кишат монастыри, епископаты и аббатства в более благополучных мирах, я хочу понять, почему религия остается такой силой уже на протяжении нескольких тысяч лет. А сделать это можно только здесь.

– Здесь? Здесь можно только благополучно замерзнуть, – проворчал фра Так и, тяжело вздохнув, поинтересовался: – И далеко еще?

– Ярдов триста.

– О боже! – Монах дернул головой, с усилием: оторвался от скалы и встряхнулся. – Ладно, пошли, пока я еще окончательно не превратился в сосульку.

Через сорок минут они были на вершине. Ив поднял голову и до предела напряг зрение, пытаясь рассмотреть высившуюся посреди ледяной вьюги и сгустившейся тьмы громаду монастыря, но ничего не было видно. Можно было бы перейти в режим ускоренного восприятия, тогда чудовищная вьюга вокруг превратилась бы в медленный и грациозный танец ледяных кристалликов, но он хотел пройти этот путь как простой человек, не обладающий особыми способностями, и собирался до конца следовать принятому решению. Поэтому Ив оставил свои попытки разглядеть хоть что-то и привалился к стене, дожидаясь, пока фра Так немного отдышится, спрятав лицо в углублении арки ворот, потом несколько раз ударил тяжелым бронзовым кольцом о заледеневшие до каменного состояния створки ворот. Некоторое время ничего не происходило. Затем небольшая калитка, прорезанная в боковой стене арки, еле заметно вздрогнула и поползла в сторону. Несмотря на столь архаичную сигнализацию, привод дверцы оказался вполне современным. За калиткой оказался просторный, светлый тамбур, в котором их встретил монах, одетый в грубую темную рясу с откинутым на спину капюшоном. Поклонившись гостям, он сделал рукой знак следовать за ним и скорым шагом направился куда-то в глубь вырубленной в скалах громады монастыря.

Они прошли по длинным, сумрачным коридорам, тускло освещенным слабыми люминесцентными лампами. Это была целая сеть коридоров, которые то и дело раздваивались и пересекались. Кое-где уму непостижимо как горели деревянные факелы. Наконец они оказались в небольшом округлом покое. В середине, на маленьком круглом ковре, стоял изящный столик с кальяном, около него полулежал высохший до измождения человек, худобу которого несколько скрадывала длинная, свободная ряса. У его ног, но не на ковре, а рядом, стояли веревочные, шлепанцы. Похоже, это был настоятель. Их провожатый, подойдя к ковру, тоже скинул свои шлепанцы, точно такие же, как у настоятеля, и коротко поклонился:

– Они пришли к вратам, Старший.

Настоятель кивнул и, взглянув на прибывших, жестом подозвал их к себе. Ив покосился на фра Така и первым шагнул вперед. У края ковра он остановился и занялся своими сапогами. Их было труднее снять, чем легкие сандалии здешних обитателей, хотя Ив никак не мог понять, как они умудряются не отморозить себе пальцы на ногах. Но наконец с сапогами было покончено, и он ступил на ковер. Очень скоро к нему присоединился фра Так. Настоятель посмотрел на Ива серо-стальными проницательными глазами и спросил неожиданно звучным голосом:

– Что привело вас сюда, братья?

Ив, ожидавший этого вопроса, спокойно ответил:

– Стремление к познанию.

Настоятель коротко кивнул и задал следующий вопрос:

– И что же или кого ты хочешь познать?

– Я хочу познать Истину.

– Этого хочет каждый, – возразил настоятель, – просто иные не осознают этого желания. Но любое существо, обладающее душой, стремится к истине. Пусть даже для некоторых эта истина заключается в туго набитом брюхе.

– Для того чтобы познать истину подобным образом, нет необходимости прилетать на Ледяную Пустыню и стучаться в ворота Коптской обители, – возразил фра Так.

Знакомые интонации богословских споров подействовали на монаха как звук охотничьего рога на гончих собак. Но настоятель не дал ему говорить дальше:

– Ты прав, брат, копты всегда отвергали силу и влияние, стремясь сохранить себя и приблизиться к пониманию божественной Истины. Нашим домом всегда была пустыня – раскаленная на Земле или ледяная здесь. – Он посмотрел на Ива: – Значит, ты хочешь познать Бога?

– Нет. – Ив отрицательно покачал головой. – Человека.

На несколько мгновений в покое повисла тишина, потом настоятель медленно произнес:

– Тогда твоя задача тяжелей. Бог непознаваем, поскольку Он все и во всем, а мы лишь часть всего, и потому ты никогда не сможешь познать всеобъемлющее. Мы можем только попытаться более или менее приблизиться к этому знанию. Но человек… – Он покачал головой. – Человек конечен, и если ты выполнишь свою задачу, то… грядет второе пришествие.

Ив серьезно кивнул, и настоятелю внезапно показалось, что этот странный посетитель относится к этому не как к некоему философскому постулату, который он, в общем-то, и имел в виду, а как к чему-то реальному, что он должен непременно совершить. Ив поднял на настоятеля спокойные глаза:

– Вы правы, Старший, грядет второе пришествие Человека, и мне надо знать, что с этим делать.

Пролог

– Все это полное дерьмо, аббат. – Плотный, высокий человек в черной сутане с длинными разрезами по бокам, сквозь которые были видны ноги, обутые в высокие и тяжелые армейские компенсаторные ботинки, с лязгом вогнал два патрона в патронники допотопного порохового ружья и со щелчком выпрямил переломленные стволы. – ДАЙ!

Слуга-монах торопливо дернул веревку. У странного механизма, стоящего у обреза полосы кустов, обрамлявших стрелковый сектор, с жутким лязгом разогнулся рычаг, и в воздух, быстро вращаясь, взлетели два небольших желтых диска, похожих на тарелочки. Мужчина молниеносно вскинул ружье и, дождавшись, когда диски на мгновение зависли в высшей точке траектории, двумя быстрыми выстрелами превратил их в тающие облачка желтой пыли. Удовлетворенно кивнув, он переломил ружье и, извлекая гильзы из патронников, продолжил прерванную мысль:

– Так вот, я считаю, что все это дерьмо, аббат. Никто не отрицает пользы от исповеди и мессы, но краснозадого невозможно остановить исповедью и мессой. Не говоря уж о том, что он заворожит любого священника, который попытается это сделать. Даже если это будет сам Папа. ДАЙ!

Спустя пару мгновений еще две тарелочки превратились в пыль, а мужчина снова с лязгом выпрямил переломленные стволы и продолжил:

– А в наше время имеют вес только те, кто может надрать задницу краснозадым. Так что, при всем к вам уважении, я не могу позволить себе рекомендовать Папе задержать финансирование строительства штурмового корабля-монастыря и потратить деньги на всякие бре… хм-хм… сомнительные проекты. ДАЙ!

Его собеседника, казалось, ничуть не обескуражил столь категорический отказ. Что еще можно было ожидать от маршал-кардинала Макгуина. Скорее пристало удивляться самому маршал-кардиналу, что какой-то заштатный аббат посмел явиться к нему со столь дурацкой мыслью. Впрочем, это был довольно странный аббат. Он действовал на кардинала каким-то неожиданным образом. Во всяком случае, Макгуин был даже несколько озадачен тем, что сразу не послал его в самом дальнем направлении и, более того, заменил привычное бранное выражение, которым собирался охарактеризовать его дурацкие идеи, на более нейтральное.

– ДАЙ!

– И все-таки я хотел бы обратить ваше внимание на следующий момент. – Голос аббата был спокоен. Казалось, подобная реакция второго лица в иерархии церкви, ведь маршал-кардинал не только возглавлял военную епархию, но и исполнял обязанности секретаря канцелярии Священной конгрегации, – для него ничего не значила. – Насколько я смог ознакомиться с постулатами военного искусства, одним из важнейших слагаемых победы является знание своего Врага. И даже с этой точки зрения мое предложение заслуживает хотя бы того, чтобы вы с ним ознакомились. Или я не прав?

Макгуин удивленно воззрился на собеседника. Нет, ну каков наглец! Заявить в лоб, что он, маршал-кардинал, даже не читал его предложений… Это тем более раздражало, потому что было истинной правдой. Когда секретарь положил ему на стол папку с распечаткой и скупо сообщил, что поддержка данного прошения повлечет за собой проблемы с финансированием работ по ускоренному завершению строительства «Десницы Господней», маршал-кардинал даже не стал раскрывать папку, а просто отшвырнул ее в сторону и рявкнул секретарю что-то по поводу зажиревших провинциальных аббатов, мающихся дурью от скуки и безделья. Маршал-кардинал окинул взглядом фигуру стоящего рядом с ним человека и усмехнулся про себя. Ну этого-то, пожалуй, зажиревшим не назовешь. Если бы не приторная кротость в глазах, он бы мог даже подумать о том, не перевести ли его в свою епархию. Макгуин усмехнулся:

– Вы правы, мой дорогой, но все, что нам надо знать об Алых князьях, мы, благодарение святой Дагмар, уже знаем. И неплохо используем это знание.

Аббат покачал головой:

– Ваше преосвященство, а вам не приходило в голову, что, возможно, мы знаем только то, что ОНИ позволили нам узнать?

Маршал-кардинал круто развернулся:

– Вы подвергаете сомнению объективность святой Дагмар?

Аббат слегка вскинул руки в отрицающем жесте:

– Ни в коей мере. Но, во-первых, ее кристалл дошел до нас в крайне изуродованном виде. Но даже если бы он дошел в целости и сохранности, на нем всего лишь малая толика того, что она действительно смогла установить. А что касается остального, то все, чем мы располагаем, – это свидетельства благородных донов, капитанов и других ВЫЖИВШИХ бойцов, которые, смею заметить, не являются специалистами-антропологами. Но, не правда ли, даже для вас, военных, более интересным будет являться не то, почему эти люди ВЫЖИЛИ, а почему другие ПОГИБЛИ?

Маршал-кардинал в молчании разнес в пыль очередную пару тарелочек и снова с лязгом перегнул ружье. Его лоб перерезали две глубокие морщины, а на скулах ясно обозначились желваки. Судя по их величине, челюсти Макгуина были способны перекусить стальной прут. Наконец кардинал резким движением выпрямил стволы, но не стал командовать монаху, а повернулся к аббату.

– Уж не думаете ли вы, что исследовательская группа вашего монастыря сможет осуществить то, над чем уже на протяжении почти пятидесяти лет бьются военные разведки всех государств?

Аббат кротко улыбнулся:

– О нет, ваше преосвященство, я не одержим смертным грехом, именуемым гордыня, но согласитесь, после того как исчезла экспедиция профессора Зуева из Новопетербургского университета, а это произошло почти тридцать пять лет назад, никто больше не рисковал проводить никаких исследований в этом направлении. И не кажется ли вам, что церковь слишком переусердствовала в создании собственного «железного кулака» в ущерб своему истинному предназначению?

Маршал-кардинал бросил на аббата изумленный взгляд, потом ухмыльнулся:

– А вы смельчак, аббат. Заявить такое главе военной епархии… Слушайте, а почему вы обратились именно ко мне? Клянусь святым Богданом, кардинал Эмилио встретил бы вас с вашими идеями с распростертыми объятиями.

Аббат снова улыбнулся:

– Да, вы правы, но все дело в том, что я не хочу ввязываться во внутрицерковную политику, для меня важно, чтобы мои предложения воплотились в жизнь. А это скорее произойдет, если я сумею убедить вас.

– Почему?

Аббат пожал плечами:

– Посудите сами, если бы кардинал Эмилио поддержал мое предложение – вы немедленно и резко выступили бы против. А поскольку мое предложение изначально рассматривалось бы кардиналом всего лишь как средство оказать на вас давление, все кончилось бы тем, что он добился бы от вас уступок в каком-нибудь более принципиальном для него вопросе, а мое прошение, ко всеобщему удовольствию, было бы безвозвратно похоронено.

Макгуин расхохотался:

– Что ж, чертовски похоже на правду. ДАЙ! – Когда еще две тарелочки превратились в пыль, он повернулся, выгреб из коробки пару патронов и произнес одобрительным тоном: – Ладно, расскажите поподробнее, что вы там задумали?

Аббат кивнул:

– Идея проста. Мы хотим посетить поочередно все планеты людей, которые захватил Враг…

– Ну, доны это делают регулярно. Тем более что на большинстве из них по-прежнему живут люди.

– Это так. Но в отличие от донов мы не собираемся заниматься конфискациями или контрабандой. Идея состоит в том, чтобы пройтись по вычисленным нами контрольным точкам и снять информацию о Враге и взаимоотношениях различных каст в сфере его влияния. Ведь, по некоторым оценкам, количество поликультур, входящих в цивилизацию Врага, приближается к тысяче.

– Ну и чем это нам поможет? – раздраженно буркнул Макгуин. – ДАЙ!

Аббат терпеливо пояснил:

– Дело в том, что большая часть наших контрольных точек – это изолированные сообщества людей с высокой степенью статичности: общины баптистов, староверов, народа Эмиш, иудеев-ортодоксов. Они уникальны тем, что сумели сохранить свой быт и традиции на протяжении многих поколений почти в неизменности. Так вот, именно подобные замкнутые сообщества и являются первоочередными объектами воздействия уникальных социотехнологий при включении культур в состав поливидовой цивилизации Алых князей.

Маршал-кардинал сморщил лоб:

– А попонятней?

Аббат смотрел прямо, в глазах его не было и тени насмешки.

– Проследив изменения, которые Враг сумел ввести в быт и традиции подобных анклавов, мы сможем узнать очень многое и о самом Враге, и о том, чем все-таки может закончиться эта война.

– Ну, это я вам и так скажу, – ухмыльнулся маршал-кардинал. – Она закончится тем, что мы поджарим зад последнему Краснозадому. ДАЙ!

– А потом? – спокойно спросил аббат, после того как еще две тарелочки превратились в пыль.

– Что потом? – не понял Макгуин.

– Допустим, вы правы, и мы уничтожим всех Алых князей. Но у нас на руках останется почти тысяча разумных видов и культур, представители которых будут ожидать, что мы займем место поверженных Алых князей… – И аббат замолчал, выжидательно уставившись на кардинала.

– Ну, это не мое дело. И даже не дело моего сына. Эта война протянется еще достаточно долго.

– А мне кажется, что церковь в этом деле должна быть если не первой, то как минимум в первых рядах. – Аббат сделал паузу и, заметив, что маршал-кардинал раздраженно скривился, по-видимому собираясь резко оборвать разговор, добавил вкрадчивым тоном: – Кто знает, что может народиться в растерянных душах подчиненных рас? И не получим ли мы вслед за этой еще одну войну, только намного более страшную? Сегодня цель Алых князей – порабощение человека, а завтра их клевреты могут начать войну на его уничтожение.

Кардинал напряженно посмотрел вдаль, потом мотнул головой:

– Никогда терпеть не мог теологических диспутов. – Он вздохнул. – Хорошо. Если вы приведете мне еще один, но достаточно веский для меня аргумент в пользу целесообразности вашей идеи в военном отношении, я, так и быть, поддержу ваши предложения.

Аббат усмехнулся и, сделав шаг вперед, вдруг протянул руку к ружью:

– Вы позволите?

Маршал-кардинал взглянул на него с любопытством:

– Осторожней, у него достаточно сильная отдача.

Аббат кивнул:

– Благодарю вас, ваше преосвященство, я заметил. – Он ловко перегнул стволы, загнал два патрона и, выпрямив ружье, взял его правой рукой, слегка согнув ее в локте. Кардинал только открыл рот, чтобы дать совет по поводу лучшей прикладки, как аббат негромко выкрикнул:

– ДАЙ!

Слуга-монах дернул рычаг, и тарелочки, вращаясь, взмыли в воздух. Но аббат не стал дожидаться, пока они зависнут в верхней точке, и, даже не вскидывая ружье к плечу, дернул спусковые крючки. Ружье грянуло дуплетом, резко отбросив назад руку аббата, но тарелочки, еще не успев разлететься в стороны, исчезли, оставив после себя едва заметную дымку. Когда кардинал удивленно перевел взгляд на аббата, ружье у того уже было снова заряженным.

– ДАЙ!

Еще две тарелочки, едва успев слететь с рычага, превратились в пыль.

– ДАЙ!

– Достаточно! – Маршал-кардинал поднял руку. – Вы меня убедили, это веский аргумент. Вполне возможно, вам удастся ваша авантюра. Я поддержу ваше предложение, аббат.

Аббат склонил голову:

– Благодарю вас, ваше преосвященство. – В глазах аббата снова растекалась приторная кротость. Он сложил руки ладонями вместе и, коротко поклонившись, повернулся в сторону дорожки. – С вашего разрешения, я удалюсь.

Маршал-кардинал кивнул:

– Да пребудет с вами святой Себастиан.

Когда спина аббата скрылась за стеной кустарника, маршал-кардинал приподнял левую руку и щелкнул пальцами. Из-за большого куста пламенного четырехлистника выскользнула невысокая крепкая фигура в сутане.

– Лайонс, – обратился к нему Макгуин, – я хочу узнать об этом аббате все. – Тот кивнул. Кардинал покачал головой и тихо продолжил: – Он слишком не похож на остальных провинциальных аббатов. И это настолько явно бросается в глаза, что я начинаю думать, зачем он так выпячивает эту свою непохожесть.

Лайонс еле заметно повел плечами и ответил тихим шелестящим голосом:

– Копты всегда были довольно странной сектой.

Макгуин покосился на своего секретаря:

– Насколько я помню досье, он ушел от коптов около восьми лет назад.

– Да, но до этого он двадцать лет провел на Ледяной Пустыне. А это может вынести только настоящий копт. – Секретарь чуть искривил губы в улыбке. – Вы ведь знаете, как говорят: «Можно перестать молиться, потерять веру или уверовать в сатану, но нельзя перестать быть коптом».

Маршал-кардинал потер лицо ладонью:

– Ладно, ты меня понял.

Секретарь, решив, что разговор окончен, повернулся, чтобы уйти. Но тут вновь раздался голос кардинала:

– И еще я хочу знать, где он так ловко научился обращаться с пороховым ружьем. Вряд ли это произошло на Ледяной Пустыне.

Секретарь на мгновение застыл, ожидая продолжения, но за спиной раздался щелчок, и сразу за этим луженая глотка кардинала взревела:

– ДАЙ!

Часть I

Клыки за спиной