Ангел без головы бесплатное чтение

Джеймс Хэдли Чейз
Ангел без головы

James Hadley Chase

HAVE THIS ONE ON ME


Copyright © Hervey Raymond, 1967

All rights reserved



Серия «Иностранная литература. Классика детектива»


© А. Д. Степанов, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство Иностранка®

* * *

Глава первая

Лайнер «Каравелла» из Праги совершил посадку в парижском аэропорту Орли точно по расписанию. Пассажиры устремились к выходу. Среди них был и мужчина лет сорока пяти, крепкий, невысокого роста, с круглым малопримечательным лицом, и только взгляд его серых глаз казался настороженным. На пассажире была спортивная куртка в клетку, серые фланелевые брюки и канотье, сдвинутое на затылок. В руке он нес старенький черный портфель; этот портфель пассажир держал на коленях в течение всего полета – все сто минут.

Мужчину звали Джонатан Кен. Он был американский гражданин, владел небольшим офисом на пересечении улиц Сезанна и Фобур-Сент-Оноре и занимался поставками изделий из стекла для известных галерей в Нью-Йорке и Вашингтоне. Каждые две недели он наведывался в Прагу, где всегда охотно выполняли его заказы. Чехи нуждались в долларах, а мистер Кен обеспечивал им надежный и существенный источник валютных поступлений.

Пассажиров доставили в здание аэровокзала, мистер Кен быстро прошел паспортный контроль и таможню – служащие кивали, узнавая его, – и оказался наконец на воздухе, на залитой солнцем площади. Он подозвал жестом такси и велел шоферу ехать на улицу Руаяль.

Машина тронулась, и пассажир настороженно оглянулся. Ни один из ожидавших очереди таксомоторов не двинулся следом. Однако это еще не означало, что все в порядке, и Джонатан Кен продолжал озираться до тех пор, пока такси не выехало на скоростное шоссе, ведущее в центр города.

У мистера Кена были причины опасаться слежки. За невзрачной внешностью мелкого торговца стеклом скрывался один из опытнейших курьеров парижского отделения Центрального разведывательного управления. Главная задача Кена заключалась в поддержании связей с агентами по ту сторону «железного занавеса». Кен передавал им распоряжения, получал сообщения и контролировал их деятельность – чтобы деньги американских налогоплательщиков не улетали на ветер. Кроме того, от него требовалось следить за тем, чтобы никто из агентов не начал вести двойную игру.

Сегодня Джонатан Кен привез из Праги важные известия и поэтому собирался лично встретиться с Джоном Дори, главой парижского отдела ЦРУ. Вообще-то, Кен редко с ним виделся: если бы кто-то заметил их вместе, это плохо закончилось бы. Но сегодня встреча была крайне необходима. Требовалась предельная осторожность, чтобы не увязался «хвост». А машины шли таким плотным потоком, что обнаружить слежку не представлялось возможным. Кен прекратил понапрасну оглядываться. Преследователя можно будет засечь позже, подъезжая к месту.

Через полчаса такси выехало на площадь Звезды. Обогнув Триумфальную арку, машина проследовала по Елисейским Полям к площади Конкорд и наконец достигла улицы Руаяль. Кен заплатил водителю и пешком направился к площади Мадлен. На углу располагался богатый магазин, торгующий стеклом и хрусталем. Зайдя внутрь, Джонатан миновал заставленные товаром витрины, поприветствовал знакомую продавщицу – она ответила привычным кивком – и без стука вошел в маленький кабинет, где сидел менеджер Джек Фой.

Фой, молодой блондин с искусственным загаром и несколько женственными чертами лица, разговаривал по телефону – по-видимому, о чем-то важном, поскольку не прервал беседу, а только поприветствовал гостя жестом.

Кен притворил за собой дверь, а затем снял куртку и канотье. Убрав то и другое в шкаф, он извлек оттуда же синий пиджак, а с полки взял зеленую шляпу с кремовой лентой. Помахал на прощание хозяину кабинета, приоткрыл незаметную дверцу и, не выпуская из рук свой драгоценный портфель, быстро зашагал по темному узкому переулку, который вывел его на улицу Дюфо. Здесь Кен снова взял такси и попросил шофера отвезти его к ресторану «У Жозефа» на улице Камбон.

Как только Кен оказался на месте, его вышел встречать сам владелец ресторана месье Жозеф Февре. Они обменялись рукопожатиями, а затем Февре – тучный лысый мужчина с маленькими усиками и бородкой – провел гостя по узкой лестнице в отдельный кабинет. Столик у окна был накрыт на двоих. Чтобы снизу, с улицы, в окна не заглядывали любопытные прохожие, кружевные занавески были плотно задернуты.

– Как вы съездили, месье Кен? – поинтересовался Февре. – Что будете есть? Может, выберете сегодня что-нибудь особенное?

Джонатан положил шляпу на стол, обтер лицо носовым платком и покачал головой:

– На ваше усмотрение, Жозеф. Пожалуй, пусть будет что-то особенное…

– Тогда для начала бутылочка шабли под мидии ан кокотт. Далее говяжье филе «Массена» и еще полбутылочки вина «Шато Озон» 1945 года.

По-видимому, владелец ресторана неплохо знал кулинарные предпочтения своего постоянного клиента и уже с утра продумал для него меню.

– Что ж, весьма аппетитно, – ответил Кен, взглянув на часы: было без четверти час. – Когда придет мой друг, проводите его сюда, пожалуйста.

– Разумеется, месье Кен, – поклонился Февре.

Он удалился, а гость закурил и задумался. Официант принес и поставил на стол аперитив – двойной коктейль водка-мартини. Кен съел оливку, бросил палочку в камин и чуть пригубил коктейль. Снова посмотрел на часы. Поправил манжеты. И вот наконец портьеры раздвинулись, пропуская в кабинет Джона Дори.

Дори было шестьдесят шесть лет, и тридцать девять из них он прослужил в американском посольстве в Париже, а теперь занимал высокую должность начальника местного отдела ЦРУ. Это был небольшого роста человек с птичьим лицом. Он носил очки без оправы. С виду его можно было принять скорее за процветающего банкира, чем за хитроумного и жесткого руководителя эффективной спецслужбы, которая вела борьбу с русской шпионской сетью.

– Приветствую, Джонатан, – произнес Дори, затворяя дверь. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо, – ответил Кен, протягивая руку. – Вашими бы устами…

Снова появился официант – на этот раз он принес чинзано-биттер с содовой и льдом. Кен знал, что это излюбленный напиток шефа, и заметил, как Дори, принимая бокал, очень любезно кивнул официанту.

Когда они остались вдвоем, шеф сел напротив Кена.

– Что-нибудь случилось? – спросил он обманчиво мягким тоном.

– Плохие новости, – поморщился Джонатан. – Похоже, Уортингтон провалился.

Дори потер кончик своего птичьего носа, отпил коктейль и взболтал его, чтобы льдинки звякнули.

– Уортингтон – это твой человек в Праге?

Кен вытащил из кармана пачку сигарет «Мариньи». Он знал шефа уже давно и привык к тому, что тот вечно притворяется, будто ничего не знает, и требует объяснить ему ситуацию во всех подробностях.

– Да, речь идет об Алексе Уортингтоне, – терпеливо начал он. – Это англичанин, женатый на чешке, он живет в Праге уже больше десяти лет. Преподает английский разным местным шишкам. Завербован три года назад. Очень хочет накопить побольше. Мы переводим ему деньги в отделение «Кредит Свисс» в Берне. Там у него уже тысяч шестьдесят долларов. Все, что он сообщал до сих пор, было весьма полезно, и платили ему за дело. Но где-то он оступился. Наверное, подвела самоуверенность. Правда, он мог бы отпереться, ведь прямых улик против него не найти, но Уортингтон – не из тех, кто умеет блефовать в случае опасности. Он работал за деньги, а теперь хочет соскочить и пожить в свое удовольствие на заработанный капитал. Его можно понять, но для нас это нежелательно. Когда он пустится в бега, придется искать ему замену.

Дори слушал, неспешно потягивая коктейль. Когда Кен закончил, вновь появился официант – на этот раз толкая перед собой тележку с заказанными блюдами. Собеседники молча смотрели, как он переставляет их на стол. Глаза Дори за толстыми линзами очков смотрели спокойно и невозмутимо. При виде мидий он одобрительно улыбнулся.

– «У Жозефа» – по-прежнему один из лучших парижских ресторанов из числа не самых известных, – заметил он. – Отлично смотрится, а?

– Да и на вкус ничего…

Можно было приступать к еде: Кен знал, что шеф не вернется к деловому разговору до конца обеда. Когда подали говяжье филе, а вместе с ним на столе оказался и хрустальный графин с «Шато Озон», Дори даже заметил:

– Не слишком ли роскошно для меня, дружище?

– Почему бы себя не побаловать? – ответил Кен, разливая вино. – И потом, это ведь и для меня.

Обед продолжался почти без разговоров. Дори поинтересовался, как идет торговля. Джонатан понимал, что этот вид его деятельности шефа интересует меньше всего, и не стал пускаться в подробности. Сказал, что все идет неплохо, и только.

Когда официант принес последний заказ – кофе, – Дори сам вернулся к прерванному разговору.

– Я, честно говоря, никогда не доверял этому Уортингтону, – заметил он. – Что ж, делать нечего, будем искать замену.

– Новому агенту придется туго, – серьезно предупредил Кен. – Там все сейчас настороже, уровень опасности очень высокий. Да еще в Прагу приехал этот русский контрразведчик. Маликов. Похоже, ему поручили разобраться с ситуацией.

– Кто? Маликов? – Шеф прищурился. – Да… Это не шутка. Человек серьезный и опасный. Значит, там Маликов…

– Я думаю, что именно из-за него Уортингтон так перепугался и решил соскочить.

– Ты думаешь, у него получится?

Кен только пожал плечами:

– Вряд ли. Но он попытается, это точно. Когда мы виделись в Праге, он просто трясся от страха.

– И когда же он пустится в бега?

– Не знаю. Пока он колеблется. Но думаю, как только он попытается скрыться, его сразу возьмут.

– А когда попытается?

– Трудно сказать. Как раз сейчас он собирается с духом. Но готов поспорить: едва он решится, они его возьмут.

– Насколько я помню, у нас там есть еще некая женщина?

– Есть. Мала Рид.

– Да-да, точно. Ну и как она?

– Ну, какой-то прок от нее был.

– Но если Уортингтона возьмут, он заговорит?

– Несомненно.

– И последствия для тебя и для Малы окажутся…

– …чертовски неприятными.

Дори отхлебнул кофе. Видно было, что он напряженно думает, хотя и не показывает никаких эмоций. Кен наблюдал за ним.

– Не хотелось бы и ее терять, – сказал наконец Дори. – И уж точно не хотелось бы, чтобы ты потерял свои контакты в Праге. Остается подумать о судьбе Уортингтона.

Оба помолчали. Потом заговорил Кен:

– Самое разумное – убрать Уортингтона, пока он не очутился в лапах Маликова. Иначе из игры выйдет не только Мала, но и я.

– Вот этого бы очень не хотелось. – Дори сделал последний глоток кофе. – Ничего личного против Уортингтона я не имею. Он приносил пользу. Но он и получал за это хорошие деньги. А теперь другого выхода нет. Он сам виноват. В общем, чем быстрее, тем лучше.

– Да, надо все сделать до завтрашнего вечера. – Джонатан докурил и погасил сигарету. – Хотя возможно, завтра вечером уже будет поздно.

– Адрес в досье есть. Он живет все там же?

– Да. С женой.

Дори поразмыслил немного, потом резко отставил пустую чашку. Вид у него был холодный и отстраненный.

– Хорошо, я распоряжусь, – сказал он, глядя в глаза Кену. – А тебе пока лучше в Прагу не ездить. Маликов может тебя подозревать?

– Нет. Меня никто не подозревает, – спокойно и уверенно ответил Джонатан. – Я всего лишь старина Санта-Клаус, приношу детям подарки из зеленых купюр.

– Ну я бы на твоем месте все-таки побеспокоился. Маликов шутить не любит.

– Если Уортингтон замолчит навсегда, то беспокоиться не о чем.

Дори уверенно кивнул:

– Замолчит. Но надо решить, кто его заменит. – Он подумал еще немного, а потом предложил: – Джек Латимер? Знает чешский. Последние два года он работает в фирме «Интернешнл калкулейтерс». Я мог бы перевести его в Прагу. Что скажешь?

Кен плеснул себе еще кофе.

– Я согласился бы, если бы не Маликов. Латимер – неплохой агент, но Маликов расколет его раньше, чем тот успеет устроиться куда-нибудь в Праге. Я же говорю: там все настороже. Контрразведка понимает, что кто-то явится на смену Уортингтону. И за любым новым человеком с Запада будут следить самым пристальным образом.

– Ладно, об этом не думай. А работать с Латимером ты сможешь?

– А почему бы нет?

– Ну и отлично! – объявил шеф, поднимаясь. – Значит, все решено. И спасибо за чудесный обед. Только ничего не предпринимай, пока я не дам сигнал. Через две недели поедешь в Прагу и там встретишься с Латимером. И вот увидишь – он будет намного полезнее Уортингтона.

Они пожали руки. Джонатан больше ни о чем не спрашивал: он знал, что это бесполезно. Если Дори сказал «решено», значит все действительно решено.

Кен взглядом проводил Дори, допил кофе и позвонил, чтобы принесли счет.


Алекс Уортингтон закрыл крышку чемодана и защелкнул замки. Взглянул на часы, подошел к окну и, прячась за занавеской, посмотрел, что происходит на улице.

Крепкий мужчина в черном плаще и фетровой шляпе по-прежнему неподвижно стоял у стены дома напротив, засунув руки в карманы. Уже пятый час этот человек не покидал свой пост.

Уортингтон отошел от окна и вытер лоб носовым платком. Снова взглянул на часы. Без пяти десять. Сейчас придет Сик – у него назначен урок английского. Как только он войдет в дом, наружное наблюдение снимут. Сик тоже служит в чешской службе безопасности, так что уличный наблюдатель временно окажется не нужен. Но едва кончится урок – и наблюдатель возникнет снова. Эта кошмарная слежка длится уже четыре дня. Все, сегодня пора уходить. Кольцо сжимается, и может быть уже поздно. Могут арестовать с минуты на минуту. Надо уйти отсюда и спрятаться где-нибудь.

Уортингтон задвинул чемодан под кровать и вышел в гостиную. С виду он был типичный англичанин – орлиный нос, аккуратные, военного типа усики, высокий и сухощавый. Ему вскоре исполнится пятьдесят, и темные курчавые волосы начинали седеть.

Эмили, его жена, отправилась за продуктами и вернется часа через два. Здесь повсюду очереди, просто купить еды – дело непростое. Уортингтон не жалел о том, что придется расстаться с женой. Пятнадцать лет назад, когда они познакомились, она была само очарование. Но потом бросила следить за собой, располнела, и его чувства угасли. Он уже и не помнил, когда они последний раз занимались сексом. Эмили не догадывалась ни о его работе на ЦРУ, ни о солидном капитале в швейцарском банке. И о той, другой женщине она не знала… Впрочем, другая женщина тоже пока не знала, что Уортингтон ее любит.

Он подошел к письменному столу, видавшему виды, поцарапанному, со множеством следов от сигарет на неполированной поверхности. Выдвинул ящик и достал самодельное оружие: в чехол из мешковины был насыпан песок с кусочками свинца – получалась увесистая дубинка. Свинец пришлось сдирать со скатной крыши, пока Эмили спала. Уортингтон взвесил дубинку в руке. Нет, он вовсе не жестокий человек по природе, но что делать – положение безвыходное.

Алекс сунул в карман свое оружие и уселся за стол. Его самого удивляло то фаталистическое спокойствие, с каким он ожидал Сика. Сегодня будет чтение «Саги о Форсайтах» Голсуорси.

Хотя Уортингтону этот чех был противен всем своим существом, англичанин не мог не признать, что Сик очень быстро осваивает английский. Даже славянский акцент стал не таким резким. Странно, что человек с такой репутацией явно получает удовольствие от знакомства с жизнью типичных англичан – Форсайтов.

Уортингтон открыл потрепанный том Голсуорси и нашел то место, которое они читали на прошлом уроке. Нет, слава богу, руки не дрожат. Он положил тяжелую книгу на стол, и в этот момент послышались шаги на лестнице. Уортингтон бросился к окну, на ходу вытирая руки платком. Наружное наблюдение сняли.

Звонок в дверь. Уортингтон сунул платок в карман и открыл дверь. Сик молча кивнул и направился в гостиную. Это был здоровенный детина с плотно сжатыми губами и подозрительным взглядом узких глаз.

– Отличная погода сегодня, – заученно произнес Уортингтон. – Хорошо, наверное, погулять в такой день. Присаживайтесь, мистер Сик.

– Да, хорошая погода, приятно погулять, – ответил Сик по-английски.

Он сунул свою черную засаленную шляпу под стул и теперь наблюдал за тем, как преподаватель присаживается и берет в руки том Голсуорси.

– Как поживает ваша жена? – спросил Сик.

– Отлично, спасибо! – ответил Уортингтон.

Он знал, что все это – только упражнения в разговорном английском. До его жены Сику нет никакого дела.

– Надеюсь, ваша жена также хорошо поживает? – произнес он, придвигая ученику книгу.

– Да, у нее все в порядке, – отвечал Сик, устраиваясь поудобнее. – Большое спасибо.

– Итак, начнем! – Уортингтон старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Давайте продолжим чтение. Вчера у вас все очень хорошо получалось. Вот здесь отмечено место, где мы остановились.

Сик поглядел учителю в глаза, а затем принялся читать, держа книгу довольно далеко от глаз.

Уортингтон поднялся и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться туда-сюда. Интересно, слышит ли Сик, как сильно бьется его сердце? В ногах чувствовалась дрожь, хотелось сесть и успокоиться, но он заставлял себя продолжать. Другого шанса обрести свободу просто не будет.

– Подождите-ка! – прервал он чтение Сика: учительские навыки дали о себе знать, и он на секунду забыл о задуманном. – А вы поняли, что здесь написано? Прочитайте-ка еще раз, пожалуйста!

Сик пробасил еще раз: «Заткнись! Разве я тебе не сказал, что он вылетел в трубу?» Нахмурившись, Сик поглядел некоторое время в книгу, а потом покачал лысой головой:

– Нет, этого я не понимаю.

– «Заткнись» – значит «замолчи», – объяснил Уортингтон, чувствуя, как его пальцы сами сжимают дубинку. – «Вылететь в трубу» – разориться. Теперь ясно?

– Ага.

– Продолжайте, пожалуйста!

Уортингтон снова сделал несколько шагов и оказался за спиной врага. Ладони вспотели. Он вытащил дубинку и взглянул на огромный лысый череп Сика. Интересно, какие мысли у чеха в голове? Может, готовится прямо сейчас арестовать его?

Сик читал фрагмент, где описывался приход Сомса Форсайта в суд. Вдруг он прервался, словно почувствовав что-то неладное. И как только Сик захотел обернуться, Уортингтон, резко выдохнув, ударил его по голове.

Мешковина лопнула, песок с кусочками свинца посыпался на ковер. Сик сидел неподвижно, опустив голову на грудь. Песок струился с затылка на приплюснутые уши и далее на усыпанный перхотью воротник. Не выпуская из рук липкую тряпку, Уортингтон с ужасом наблюдал за своей жертвой. Вдруг туша как-то обмякла и сползла со стула, превратившись в бесформенную массу на полу.

Уортингтон отбросил тряпку и, покачиваясь, прошел в спальню. Вытащил из-под кровати чемодан, схватил черный плащ – такие теперь носил каждый второй в Праге – и быстро вернулся в гостиную. Сик лежал неподвижно. «Неужели я его убил?» – мелькнуло в голове Уортингтона. Но нельзя было терять время. Он выскочил за дверь и устремился вниз по лестнице. Нужно еще миновать четыре лестничных пролета.

На площадке второго этажа он услышал, как снизу кто-то поднимается. Уортингтон замер. Деваться некуда. Конечно, этот человек – кто бы там ни был – заметит чемодан в его руке. Что делать? Он стоял, не решаясь сделать шаг вперед.

На лестнице показалась Эмили.

Его жене было уже сорок четыре года. Маленькая толстушка, крашеная блондинка с прической на манер птичьего гнезда. Глаза-щелочки, утонувшие в дряблых щеках. Поношенное летнее платье тщетно пытается скрыть полноту своей хозяйки.

Оба замерли, не отрывая глаз друг от друга. Эмили посмотрела на чемодан, потом снова на мужа. Тот улыбался, мысленно прикидывая: может, лучше ее убить?

– Уходишь? – спросила она; Эмили всегда говорила с ним по-чешски. – Что ты так напугался? Думаешь, буду плакать?

Он медленно выдохнул. Надо же, до чего дошел: действительно мог ее убить.

– Да, ухожу, – ответил дрожащим голосом Уортингтон. – Пока, Эмили. Надеюсь, ты это переживешь. Только вот что… Ты не можешь еще немного походить по магазинам?

Она переложила из руки в руку тяжелую сумку.

– Значит, все-таки уходишь к своей шлюхе? Ну и скатертью дорожка! Давно пора! Слава богу!

Уортингтона передернуло.

– Да, так вышло. Надеюсь, ты переживешь. Отец тебе…

– Без тебя знаю! Ступай к своей шлюхе! – И она шагнула на ступеньку вверх.

– Эмили! Подожди! Не надо туда идти! – Голос Уортингтона даже сорвался от страха. – Походи еще по магазинам. Мне пришлось его… он там наверху.

Она остановилась и посмотрела на него:

– Ну и дурак! Ты что думаешь, теперь далеко уйдешь?

Уортингтон понимал, что зря теряет время. Он еще раз взглянул на жену – наверное, в последний. Она держала в руках сетку с красной капустой. Всегда почему-то предпочитала красную.

– Прощай, Эмили!

Последним, что он запомнил, когда оглянулся, оказалась такая картина: жена стоит, вцепившись в сетку с продуктами, и злобно поедает его взглядом, – в этом была вся Эмили. Открывая дверь парадной, Уортингтон услышал за собой ее шаги. Должно быть, решила все-таки сходить на рынок, купить еще еды, а потом вернуться. Он ее не осуждал. В Праге вся жизнь вертится вокруг хлеба насущного.

Уортингтон быстро шел по узкой улице, всматриваясь в каждый подъезд. Похоже, никто за ним не следил. Они там уверены, что, пока Сик за ним приглядывает, почитывает Голсуорси, англичанин не посмеет убежать.

Дойдя до перекрестка, Уортингтон встал в конец длинной очереди, покорно, как стадо, ожидавшей трамвая. Он стоял вместе со всеми и мысленно прикидывал: сколько времени потребуется Сику, чтобы очнуться и кинуться в погоню?

Это зависит от толщины черепа, решил Уортингтон. Вспомнив, какой силы был удар, он немного поморщился.

Подошел трамвай, и толпа ринулась на штурм. О том, чтобы сесть, нечего было и думать, и Уортингтона прижало к какому-то старику. Тот оглядел его, а потом принялся смотреть в сторону. Наверное, типично английская внешность незнакомца вызвала у старика подозрения, но Уортингтон к этому давно привык. На него здесь повсюду поглядывали настороженно – на улицах, в отелях, в ресторанах. Поношенная одежда говорила о том, что он не турист. Все время пребывания тут, в Праге, он вызывал подозрения.

Трамвай подъехал к Староместской площади, и Уортингтон вышел. Он быстро миновал знаменитые куранты XV века. Туристы уже собирались группами, чтобы посмотреть на двенадцать апостолов, которые появляются во время боя часов, сменяя друг друга. Уортингтон задержал взгляд на фигуре Смерти – скелете, отбивающем время. Уортингтон почувствовал, что его срок близится, и поспешил отсюда прочь.

Протолкнувшись сквозь заполонившую тротуар толпу, он нырнул в переулок, по обеим сторонам которого красовались отреставрированные барочные дома, а затем свернул в подворотню.

Здесь он подождал немного, оглядываясь по сторонам. Навстречу шла какая-то хромая старуха, сжимая узловатой рукой палочку. Больше никого. Уортингтон устремился во двор, миновал покрытый патиной и мхом, давно не работающий фонтан и, еще раз обернувшись, вошел в подъезд и поднялся по деревянной лестнице.

Добравшись до верхней площадки, сильно запыхавшийся Уортингтон прошел по тускло освещенному коридорчику и остановился у старой ошарпанной двери. Снова прислушался и, убедившись, что никто не поднимается за ним следом, нажал на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, в замке повернулся ключ – и дверь распахнулась.

При виде Малы Рид у него всегда перехватывало дыхание. Он влюбился в нее с первого взгляда, но никогда не выдавал своих чувств. О том, как она относилась к нему, легко было догадаться по ее холодности: он доставлял ей сообщения, и она думала о нем не больше, чем о почтальоне. Теперь она с удивлением взирала на него, но он чувствовал, что в этом удивлении нет ничего личного.

– Здравствуй! И что ты тут делаешь?

Уортингтон молча направился в большую студию, поставил чемодан и повесил плащ. Девушка наблюдала за ним, прислонившись к двери. В ее взгляде сквозило беспокойство.

Мале Рид было двадцать восемь лет. Она родилась в Праге от смешанного брака: ее отец был чех, а мать – американка. Отца казнили как политического преступника. Мать умерла три года спустя от рака. Мала зарабатывала на жизнь пением в ночном клубе «Альгамбра». Голос у нее был не очень сильный, но с помощью микрофона ей удавалось срывать аплодисменты не слишком взыскательных туристов, в особенности американских: она вкладывала в свое пение много эмоций и казалась чувственной.

Ее способности обратили на себя внимание ЦРУ, и вот уже два года она каждую ночь пела в клубе, а кроме того, зарабатывала дополнительные средства, оказывая услуги разведке.

Это была среднего роста брюнетка, весьма привлекательная, хотя и нельзя сказать, что красивая. Высокие скулы, большие васильковые глаза, чувственный рот и тонкий, чуть курносый нос, – все это придавало ей мальчишеский вид. Но главным достоинством Малы было тело: полногрудая, с тонкой талией, полными бедрами и длинными ногами, она привлекала бы взгляды туристов, даже если бы не пела.

Пару лет назад один из агентов Дори завербовал ее. Агент понимал, что хотя Мала и не глупа, но совершенно не понимает, в какую пропасть ее увлекают. Ей не нравилась регламентированная жизнь, не нравились коммунисты, и она легко согласилась помогать американцам. Однако до сих пор ее особенно не нагружали заданиями. Девушка всего лишь выполняла обязанности связной, передавая послания другим агентам. Она работала с Уортингтоном. Всего лишь трижды за последние два года ей довелось добывать для ЦРУ информацию – чрезвычайно важную, хотя сама она этой важности не осознавала. Малу начали считать ценным сотрудником, несмотря на положение обычного курьера, которое она занимала. Находившийся в Париже Дори имел преувеличенные представления о ее способностях. Если бы Мала узнала, что ее называют чуть ли не лучшим агентом ЦРУ в Чехословакии, она не на шутку перепугалась бы. В глазах спецслужб на родине Мала продолжала быть добропорядочной гражданкой – ведь она родилась и прожила всю жизнь в Праге, хорошо зарабатывала и законов не нарушала. Она не вызывала у властей никаких подозрений и потому была прекрасным агентом для Дори.

Неожиданное появление Уортингтона испугало ее. На часах было десять минут двенадцатого, Мала недавно встала и еще даже не допила свой утренний кофе. Она куталась в выцветший халатик, на ногах у нее были розовые шлепанцы.

Мала посмотрела на чемодан Уортингтона и спросила:

– Собрался уезжать?

Уортингтон вынул платок и промокнул лоб и виски:

– Да, собрался. Присядь, Мала. Надо поговорить.

– Что-то случилось?

Уортингтон сразу вспомнил обмякшее тело Сика на полу гостиной и рядом томик Голсуорси. Он с отчаянием поглядел на Малу. Даже в сорок семь лет и после восьми лет воздержания он все еще сожалел об упущенных возможностях. Сколько удовольствия доставила бы ему эта шикарная девушка. Он мысленно сравнивал ее с толстухой Эмили, и худоба Малы возбуждала его.

– Мне надо пожить тут несколько дней, – сказал Уортингтон.

Мала в замешательстве опустилась на стул.

– Ты извини… – продолжал он. – Так уж вышло. Надо кое-что сделать. И тебе придется мне помочь, – и добавил, наклонившись к ней поближе: – Мне надо тут остаться. Это необходимо.

– Здесь? – удивленно переспросила Мала. – Но тут же всего одна комната! Нет, это невозможно.

– Так надо. Обещаю тебе не мешать. Всего пару дней, а потом я уеду из Праги. Но без твоей помощи мне не скрыться.

– Но ведь и кровать только одна… – Мала кивнула в сторону небольшого дивана в нише. – Нет, это невозможно.

«Нет чтобы предложить мне разделить с ней этот диван, – с горечью подумал англичанин. – Нет, не тут-то было. Она меня не любит. Для нее я никто».

– Не беспокойся, посплю на полу. Мне надо всего лишь спрятаться.

Мала глядела на него широко раскрытыми глазами. Заметив его бледность и испуг, она спросила:

– Тебя ищут?

– Да, – кивнул Уортингтон.


Капитан О’Халлорен откинулся на спинку кресла. Это был широкоплечий голубоглазый и краснолицый мужчина с решительно сжатыми губами. Он отвечал за всех агентов ЦРУ в Европе и был правой рукой Дори.

Дори, сидевший за своим письменным столом, поигрывал ножом для разрезания бумаги. Он только что рассказал капитану о встрече с Кеном. О’Халлорен слушал молча. Он знал, что Дори сам найдет выход: капитан доверял своему шефу безоговорочно.

– Итак, дело обстоит следующим образом, – сказал Дори, положив на стол нож. – Если Маликов схватит Уортингтона, то и Кен, и Мала Рид провалятся. Уортингтона надо ликвидировать. Кто может это сделать?

– Майк О’Брайен, – ответил O’Халлорен без малейших колебаний. – Он может вылететь в Прагу уже сегодня вечером с дипломатическим паспортом… никаких проблем с этим не будет. И уже сегодня ночью или завтра утром он все устроит.

Дори задумался, наморщив лоб, и пожал плечами:

– Ладно, Тим, действуй! Устрой это.

И он показал на телефон. Когда O’Халлорен стал набирать номер, шеф погрузился в какие-то бумаги из объемистой папки. Он все еще читал, когда O’Халлорен положил трубку.

– Можно сказать, что дело в шляпе, – спокойно доложил он.

Дори кивнул и продолжил чтение. O’Халлорен сел на свое место и принялся терпеливо ждать. Шеф листал документы, а капитан смотрел на его бледное напряженное лицо и вспоминал годы, в течение которых ему довелось работать под руководством этого человека. С точки зрения O’Халлорена, Дори был не без странностей, но капитан не сомневался, что босс обладает необыкновенно острым умом и бывает безжалостным, если требуется для дела. К тому моменту, когда Дори расписался на вложенной в папку последней странице, его подчиненный пришел к выводу, что предпочитает своего босса любому другому начальнику в ЦРУ.

Дори отодвинул папку в сторону и внимательно посмотрел сквозь очки в глаза O’Халлорену.

– Теперь надо решить, кем заменить Уортингтона, – сказал он. – Мне кажется, Джек Латимер справился бы, но Кен так не считает. Чехи будут выслеживать замену, и Латимер может провалиться сразу, еще ничего не сделав. Так думает Кен.

– Латимер – тот, кто нам нужен, – сказал O’Халлорен. – Если надо, я поговорю с Кеном.

– Я уже сам с ним беседовал. И Кен всегда говорит дело. – Дори сложил пальцы домиком. – Там Маликов. Помнишь его?

– Еще бы! – O’Халлорен даже выпрямился на стуле.

– Да… Маликов – лучший из советских агентов. Ну что ж, по крайней мере мы знаем, что он там. Итак… – Дори остановился, изучая свои ногти и хмурясь. – Итак, нужно обмануть Маликова и внедрить Латимера в Прагу.

O’Халлорен знал, что босс уже все решил, и потому молча ждал продолжения.

– Надо что-то придумать для отвода глаз, – продолжал Дори. – Мы отправим в Прагу агента, он обнаружит себя, и пока Маликов будет с ним возиться, туда проскользнет Латимер.

O’Халлорен потер свою массивную челюсть.

– Звучит неплохо, – сказал он. – Но вот только этому… первому агенту… придется туго.

Дори чуть заметно улыбнулся:

– Да уж! Но что делать, это расходный материал. – Он помедлил, разглядывая капитана, и продолжил: – Ты не знаешь, Гирланд вернулся? Он должен был прилететь из Гонконга сегодня утром.

– Гирланд? – O’Халлорен подался всем корпусом вперед. – Гирланд здесь?

– Да. Я за ним слежу. Он мне должен кучу денег. И пора уже расплатиться. – Дори снова взял со стола нож и стал его осматривать. – Вот Гирланда я и использую в качестве приманки. Когда Маликов узнает, что Гирланд в Праге, он тут же решит, что это и есть новый агент. И пока он будет разбираться с Гирландом, Латимер займет свое место. Как тебе план?

O’Халлорен задумчиво рассматривал свои покрытые веснушками руки. К Гирланду – в свое время лучшему агенту Дори – он тоже неплохо относился.

– А кто сказал, что Гирланд согласится лететь в Прагу? – спросил он наконец. – Он же на нас больше не работает. И он не дурак. Нет, он не захочет соваться за «железный занавес».

– У него есть две слабости, – ответил Дори, – женщины и деньги. Полетит как миленький.

– Но тогда мы его потеряем! Разве нам это нужно?

Дори поджал тонкие губы:

– Гирланд думает только о себе. Он работал на нас только потому, что это было ему выгодно. И он выманил у меня немаленькую сумму. Теперь пришла пора использовать его так, как он использовал нас. Так что мы его теряем… Это будет большая потеря.

O’Халлорен пожал плечами:

– Если удастся внедрить его в Прагу, то мне нет дела, что с ним там произойдет. Но нельзя забывать: это хитрый малый. И зачем ему лететь в Прагу?

– Если наживка достаточно аппетитная, рыба всегда клюет, – ответил Дори. – А для Гирланда у меня есть очень аппетитная наживка. Он полетит в Прагу.


Уортингтон вышел из крошечной ванной комнаты, протирая лицо полотенцем. Он сбрил усы, и его худое лицо сделалось как будто длиннее и слабовольнее.

– Совсем другое дело, – произнес он. – А ведь я носил усы четверть века. Как-то неуютно без них. – Он вытащил из нагрудного кармана очки в роговой оправе и надел их. – Ну что, узнают они меня в очках и без усов?

Мала печально глядела на него. Действительно, оголенная верхняя губа и очки изменили его внешность. Ее ошеломил напор Уортингтона: с чего он взял, что вправе вламываться в ее квартиру? И почему она должна помогать ему?

– Надо еще волосы покрасить, – продолжал Уортингтон, разглядывая себя в зеркало, висевшее над камином. – У меня в чемодане есть пузырек с перекисью. Но я этого никогда не делал… – Он повернулся к Мале и спросил: – Поможешь мне?

Мала сделала глубокий вдох.

– Нет, – ответила она, стараясь подавить дрожь в голосе. – Я не буду тебе помогать!

Мала была охвачена настоящим ужасом. Она не сомневалась, что, если Уортингтона поймают, он выдаст и ее. В этом вытянутом лице не было заметно никаких признаков воли. Как только Уортингтона начнут допрашивать, он тут же все выложит. Тогда они явятся сюда и уведут ее. От одной мысли, что она попадет в лапы госбезопасности и с ней способны сделать что угодно, у Малы немели руки и ноги.

– Пожалуйста, уходи! Я очень прошу. Пожалуйста…

Уортингтон посмотрел на нее с упреком.

– Как ты можешь так говорить? – спросил он. – Давай-ка я лучше заварю тебе чаю. Чай ведь лучше, чем алкоголь. – Он оглянулся по сторонам. – Где у тебя чайник для заварки?

Мала продолжала сидеть, вцепившись в ручки кресла.

– Пожалуйста, уходи! – повторила она. – Я очень прошу! Я не буду тебе помогать! Уходи!

– Ну-ну, не глупи, – сказал Уортингтон; он снял очки и аккуратно положил их в нагрудный карман. – Если меня арестуют, арестуют и тебя. Давай-ка лучше пить чай.

Он отправился в маленькую кухню и стал возиться там с чайником. Мала беспомощно оглядывалась по сторонам: как же убежать? Теперь она горько сожалела о том, что послушалась агента Дори, так складно вещавшего о патриотизме и долге, а заодно и о деньгах, которые она сможет заработать. Вплоть до сегодняшнего дня она до конца не понимала, во что ввязалась. А теперь все жуткие истории об участи раскрытых шпионов вдруг всплыли в ее памяти. Может, вызвать полицию? Будет ли ей оказано снисхождение, если она выдаст Уортингтона? Нет, не будет. Она представила, как ее лапают их горячие, грубые ладони. Представила, как с ней начнут обращаться, чтобы она заговорила. И даже если она расскажет всё – а ведь и рассказывать особенно нечего, – они все равно будут продолжать, потому что решат, будто она многое скрывает.

Уортингтон вышел из кухоньки с чайником в руках.

– Когда я покрашусь, – сказал он, – тебе надо будет меня сфотографировать. У меня и аппарат есть. Нужно сделать фото на паспорт.

Он вернулся в кухню и принес чашки и блюдца.

– Затем я дам тебе адрес, и ты туда сходишь, – продолжал он, расставляя чашки. – Там один человек поможет вклеить фото в паспорт. Он по этой части спец. И как только будет готово, я уйду. Они не знают, что у меня сохранился британский паспорт. С другой внешностью я сойду за туриста. – Он поднял крышку чайника и поглядел, хорошо ли заварился чай. – Эх, нету китайского чая, – вздохнул он, закрывая крышку. – Ты с молоком пьешь?

Мала молча наблюдала за ним, съежившись в кресле. Ей приходилось кусать пальцы, чтобы не закричать.


Майк О’Брайен приехал в Прагу на машине в девять вечера.

Перед этим он долетел местным рейсом до Бамберга и арендовал машину. Дорога до Праги заняла немного времени.

О’Брайен, молодой человек с шевелюрой песочного цвета, плоским веснушчатым лицом и холодными серыми глазами, выполнял для О’Халлорена грязную работу. За последние три года, а именно столько он работал на капитана, ему пришлось убить четырех агентов, заподозренных в предательстве.

Убийства стали для него привычным делом. Никаких угрызений совести из-за того, что он отнимает человеческую жизнь, О’Брайен не испытывал. Даже когда он совершал самое первое убийство, в его душе ничего не дрогнуло. Для него это была просто работа: дверной звонок, пистолет с глушителем, спусковой крючок. Он с самого начала решил, что надежнее всего целиться в голову, чтобы убивать наверняка.

О’Брайен изучил карту центральных районов города. Отыскать квартиру Уортингтона будет несложно. Он припарковал машину, вышел, хлопнул дверцей и быстрым шагом направился к жилому дому. Когда поднимался по лестнице, проверил в кармане пистолет. Если повезет, думал он, сегодня до полуночи буду в Нюрнберге. Там переночую, а потом на самолет – и в Париж.

О’Брайен поднялся на площадку, где находилась квартира Уортингтона, и, прежде чем позвонить, снял пистолет с предохранителя. Убедился, что тот свободно вынимается из кармана, а затем надавил большим пальцем на кнопку.

Короткая пауза, потом шаги – и дверь отворилась.

Перед ним стоял мужчина очень высокого роста. Светлые стриженые волосы, квадратное лицо, высокие скулы и зеленоватые глаза.

О’Брайен содрогнулся, узнав Маликова. Раньше он его не встречал, но видел фотографию в досье ЦРУ – ошибки быть не могло.

За спиной Маликова появились еще трое, у двоих в руках «стэны». Все трое были одеты в поношенные черные костюмы и черные шляпы и мрачно глядели на него, не двигаясь.

– Слушаю, – произнес Маликов.

Голос был вежливый, а зеленые глаза ничего не выражали.

О’Брайен быстро соображал. Поймали ли они Уортингтона? Похоже, что да. Иначе как бы они оказались в его квартире?

– Дома ли мистер Уортингтон? – спросил он. – Мне сказали, он дает уроки английского.

– Заходите, – сказал Маликов и сделал шаг назад.

О’Брайен колебался, но направленные на него «стэны» не оставляли выбора. Он прошел в гостиную. Трое за спиной Маликова продолжали буравить его глазами, не двигаясь с места.

– Мистера Уортингтона нет дома, – сказал Маликов, затворяя дверь. – Разрешите взглянуть на ваши документы.

Чуть пожав плечами, О’Брайен вынул паспорт и протянул Маликову.

– Как поживает мистер Дори? – поинтересовался Маликов, бросая документ тому из сопровождающих, у которого не было в руках оружия.

О’Брайен усмехнулся:

– Пока не умер… насколько мне известно. А как поживает мистер Ковский?

Так звали босса Маликова.

– Тоже жив, – ответил тот.

Повисла пауза, а потом Маликов продолжил:

– Вы немного опоздали. Уортингтон покинул квартиру примерно в десять часов утра. Пожалуйста, сообщите мистеру Дори, что я позабочусь об Уортингтоне. Пусть не волнуется: Уортингтон никуда не денется. – Маликов чуть поклонился. – Очень жаль, что вам пришлось зря съездить. Будьте добры, следуйте за этим человеком. Паспорт мы вам вернем в аэропорту.

Верзила, принявший паспорт О’Брайена, двинулся к выходу. О’Брайену оставалось лишь подчиниться. Он шагнул следом.

– Погодите секунду, мистер О’Брайен, – задержал его Маликов. – Я просил бы вас не возвращаться. Вам тут не будут рады. Понимаете?

– Конечно, – ответил О’Брайен. – Всего хорошего.

Когда он начал спускаться по лестнице, вдруг послышался сдавленный звук: плакала какая-то женщина в глубине квартиры. Должно быть, жена Уортингтона, подумал О’Брайен, мысленно содрогнувшись. Не хотелось бы ему оказаться на ее месте.

Маликов!

Он поморщился.

Глава вторая

– Послушай, киска, – сказал Гирланд, – через пять минут мне надо выходить. Может быть, ты уже допьешь это пойло и отправишься по своим делам?

Девушка, сидевшая напротив него, продолжала мешать соломинкой тающие кубики льда в бокале. Гирланд подцепил ее в кафе на левом берегу. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она была совершенно очаровательна. Темноволосая, чувственная, в красных обтягивающих брюках и в белой в красную полоску блузке, – на такую красотку нельзя было сразу не запасть. Однако теперь, в квартире на улице Сюис, Гирланд с запозданием понял, что девица слишком молода для него и к тому же слишком жадна, да и вообще…

– Ты что, выгоняешь меня? – спросила она, склонив голову набок, – эту позу она явно скопировала с какой-то кинозвезды.

– Да, извини, именно выгоняю, – ответил Гирланд с чарующей улыбкой. – Мне пора уходить.

– И что, мы ничем не займемся? Разве я тебе не нравлюсь? Куда ты спешишь?

Гирланд вздохнул. «И какого черта, – подумал он, – я все время попадаю в такие истории? И никогда не могу сказать „нет“. Она выглядела божественно. Черт ее возьми! Нет, действительно красивая. Почему, как только женщины открывают рот, с ними становится так скучно? Вот молчала бы все время, можно было бы отлично с ней развлечься».

– Я тебя пригласил выпить. Ну вот мы и выпили. А теперь мне пора идти, – сказал он, поднимаясь. – Давай, счастливо, киска!

Она продолжала отпивать из бокала маленькими глоточками, надув свои и без того пухлые губы. Потом оглядела его высокую широкоплечую фигуру, его волевое лицо и седину, пробивающуюся в черных волосах. «Какой мужик!» – подумала она.

– Ты шутишь, наверное, да? – спросила она. – Я сюда пришла за делом. Не случайно меня прозвали Бедра-Шарниры. Ты меня не забудешь, парень! И чтобы получить удовольствие, надо всего лишь расстегнуть молнию у меня на брюках.

Гирланд рассматривал ее. Нет, все-таки в ее присутствии он чувствовал себя почти стариком. Такая откровенная сексуальность действовала как вылитый на голову стакан ледяной воды.

– Давай в другой раз, – сказал он. – А ну-ка, киска, сворачивайся, и пока.

Тут зазвонил телефон.

– Черт бы побрал эти аппараты, – сказала девушка. – Каждый раз, как мне попадается нормальный мужик, они принимаются звонить.

– Такова жизнь, – заключил Гирланд, одной рукой снимая трубку, а другой показывая на дверь. – Выход вон там. Как спустишься, сразу слева будет вход в метро. До встречи, киса.

В трубке прозвучал голос с сильным нью-йоркским акцентом:

– Гирланд?

– Да, я.

– Это Гарри Мосс, – представился собеседник. Фоном звучала мелодия свинга. – Ты меня не знаешь. Мне дал твой номер Фред.

Девушка направилась к двери и, проходя мимо Гирланда, вылила недопитый коктейль ему на голову. Две почти растаявшие льдинки соскользнули по его плечу на пол. Тщательно, чтобы не упал, она установила перевернутый бокал у обидчика на голове и вышла, покачивая бедрами-шарнирами. Гирланд вздохнул, снимая с головы бокал и ставя его на столик, а затем помахал девушке на прощание. Она показала ему двумя пальцами знак победы.

– Фред? Какой Фред? – переспросил он.

– У меня есть для тебя работенка, если ты не против, – не отвечая, продолжал звонивший. – Хорошо заплачу.

Гирланд вспомнил о своем пустом бумажнике и стал слушать внимательнее:

– И сколько?

– Бильон и еще два франка, – ответил собеседник. – Так что, обсудим?

Девушка вышла из квартиры, но дверь не закрыла. Стоя на площадке, она улыбнулась ему, расстегнула молнию на брюках и приспустила их. Затем начала снимать через голову блузку.

– Да, конечно хочу, – быстро ответил Гирланд, – только не сейчас.

А что, если консьержка вздумает подняться по лестнице? Он вообразил, какое у нее будет выражение лица. Девушка сняла блузку и, оставшись в черном белье, приняла соблазнительную позу.

– Буду ждать в «Золотом кресте» в десять вечера. Знаешь это место?

– Кто же его не знает? – ответил Гирланд. – Хорошо, я приду.

И он повесил трубку.

Девушка поменяла позу.

– Нравлюсь? – спросила она, призывно улыбаясь.

Гирланду она очень нравилась, но он по-прежнему считал, что она слишком молода и слишком нахальна.

– Ты просто чудо, – ответил он. – Спасибо за шоу. Там за углом есть небольшая прачечная. Простирни себе мозги, киска, это тебе пойдет на пользу.

С этими словами он захлопнул входную дверь и повернул ключ в замке. Подождал немного, слушая вопли и грязные ругательства, которыми она осыпала его за дверью. Его даже удивило богатство ее словаря. Наконец девица исчерпала свой словарный запас, запыхалась, и он понял, что она одевается.

Интересно, что подумали соседи?

Ну вот, слава богу, наконец хлопнула дверь внизу.

Он закурил сигарету и сел за стол.

Что за Гарри Мосс? И какой еще Фред? Единственный Фред, которого он знал, работал барменом в баре «Брессан», куда Гирланд часто наведывался. Он позвонил в бар и попросил к телефону Фреда.

– Это Гирланд. – Они обменялись обычными вопросами за жизнь, а потом Гирланд спросил: – Ты знаешь парня, который называет себя Гарри Мосс?

– А, этот… – Фреду «этот», похоже, не нравился. – Ну да, заходил к нам пару часов назад. Молодой… двадцать три примерно… Похож на гомика, хотя кто его знает. Жену бы я ему не доверил. Никого бы ему не доверил. Спрашивал, кто поможет провернуть одно дельце. Я так понял, что-то насчет контрабанды. Я дал ему твой номер. А что, не надо было?

– Да нет, ничего. Ладно, спасибо, Фред. Может, что-нибудь и выйдет. Если мы с ним поладим, с меня причитается.

И Гирланд повесил трубку.

Он посидел несколько минут, размышляя. Деньги были нужны. А когда они были не нужны? «Послушай, Гирланд, – сказал он самому себе, – деньги тебе нужны просто позарез. Зря ты завис в Гонконге на такой срок». Он вспомнил Тянь Той и вздохнул. Да, какая девушка! Чего у китаянок не отнимешь, так это мастерства. Он оставался с ней до тех пор, пока не кончились все вытянутые у Дори деньги. Хорошо еще, что не сдал обратный билет, а то пришлось бы добираться сюда на палубе, – вот Дори понравилось бы! Ладно, посмотрим, что там затеял Гарри, решил он, поднимаясь. Может, меня ждет приятный сюрприз. Как он сказал? «Бильон и еще два франка». Гирланд ухмыльнулся. Язычок у этого парня подвешен неплохо!


«Золотой крест» был захудалым ночным клубом на улице Дюбак. Гирланд пару раз туда заглядывал. Там вечно ошивались стареющие гомосексуалисты и смазливые блондинчики, отыскивавшие клиентов. Был там еще чернокожий трубач, слегка смахивавший на Армстронга, даже манерой игры. Женщины в этом месте появлялись крайне редко, а уж если появлялись, то одни лесбиянки.

Гирланд спустился по скудно освещенной лестнице в подвал, слушая роскошные звуки трубы. На входе кивнул вышибале – тот ответил недоуменным взглядом, явно не узнав, – и попал в прокуренный зал. Разило потом, все разговаривали громко, стараясь переорать звуки трубы. Гирланд помедлил, оглядывая толпу, а потом двинулся мимо пары блондинов, перекрикивавшихся как попугайчики, к стойке бара.

Лысеющий бармен, толстый и жеманный, сразу придвинулся поближе.

– Здравствуй, милый, – сказал он, выкладывая на стойку пухлые белые руки. – Чем тебя осчастливить?

– Привет, Элис. – Гирланд пожал обе его руки; он знал, что бармену нравится, когда к нему так обращаются. – Где тут Гарри Мосс?

– А, этот. Он тебя дожидается. – Тут бармен закатил глаза. – Такой зайчик! Он наверху… четвертая комната.

– Он там один? – спросил Гирланд.

– Ну конечно, милый. Он же тебя ждет.

Гирланд усмехнулся:

– Ты бы вел себя в соответствии с возрастом, Элис. А то совсем заигрался.

Пробравшись сквозь толпу в зале, он открыл дверь и начал подниматься по лестнице. У четвертой комнаты помедлил, постучал, а затем вошел в крошечное квадратное помещение. Юноша сидел за столом. Перед ним стояли бутылка виски, два стакана и ведерко со льдом.

Гирланд притворил дверь.

– Мосс?

Юноша оглянулся. Его густые длинные волосы ниспадали на воротник ковбойки. Все в его лице – зеленые глазки, крючковатый нос, слабый подбородок – говорило об испорченности и развращенности.

– Заходи, – сказал он с сильным нью-йоркским акцентом, показывая на стул. – Я Гарри Мосс. Хорошо, что пришел.

Гирланд присел, достал пачку «Пэлл-Мэлл» и закурил.

– Ты меня звал, – ответил он, – я и пришел. Давай сразу к делу.

Зеленые глазки изучали его лицо.

– Есть одно дельце, которое я сам провернуть не могу, – сказал наконец Мосс. – Оно точно незаконное, но за него ничего не будет. Речь идет о тридцати тысячах долларов. Половина тебе, половина мне. Продолжать?

– Валяй, – разрешил Гирланд. – Но тебе придется меня убедить, что за это точно ничего не будет.

– Я навел справки, – объявил Мосс, сосредоточенно разглядывая свой бокал. – И ты, кажется, именно тот, кто сумеет мне помочь. Да и вообще свой парень. Мне нужен помощник. – Он отхлебнул из бокала и, не ставя его на стол, посмотрел через него на Гирланда. – Слушай, я расскажу тебе всю историю, потому что выбора нет. Говорят, ты не болтун.

– А кто говорит? – поинтересовался Гирланд.

– Ну… В общем, я навел справки… – Мосс снова уставился на бокал. – Ладно, расскажу. Меня призвали в чертову армию. Не успел я очухаться, как уже очутился в Западном Берлине. Представляешь? Командир оказался такой дебил, что расписаться не мог толком. А в его обязанности входило заполнять платежную ведомость для офицеров. Так что это делал я. В общем, я заполнял ведомость, а он сидел на своей толстой жопе и надувал щеки. А мой приятель Фэрди Ньюмен был поставлен у кассы – охранял денежки. Ну короче, решили мы забрать их себе. А что? Бабки просто сами просились в руки. И месяц назад мы это обделали. Пришлось погладить командира по голове, хотя большого вреда мы ему не причинили. У него голова крепкая, одна кость. В общем, мы огребли пятьдесят тысяч долларов и страшный геморрой. – Мосс замолчал, отхлебнул виски и посмотрел на Гирланда. – Еще какой геморрой! Короче, пришлось бежать в Восточный Берлин. Фэрди додумался добраться до Праги, а оттуда в конечном итоге до Каира. А там у него были друзья. – Он снова замолчал и на этот раз поглядел на Гирланда с вызовом. – Тебе интересно? Продолжать?

– Валяй, – снова разрешил Гирланд. – Когда говорят о деньгах, я не скучаю.

Тонкие губы Мосса изогнулись в улыбке.

– Надо же! И со мной такая же история. Ну короче, добрались мы до Праги. А они все время висели у нас на хвосте. Чешская госбезопасность – вот кто за нами следил. Мы-то думали, что все уже позади, но не тут-то было! Все только начиналось! – Мосс поморщился и покачал головой. – Одна телка в Западном Берлине дала нам адрес своего знакомого в Праге, у которого можно было залечь на дно. И этот знакомый нас подвел. Спрятал нас у себя на квартире, взял за это двадцать тысяч долларов. Договорились, что поживем у него, а он будет носить еду, а потом вывезет нас из города, когда станет поспокойнее. Ну он нас пустил, взял деньги – и больше мы его не видели. Мы прокантовались там три дня, подыхая от голода. Тебе не приходилось голодать три дня?

– А тебе какое дело? – пожал плечами Гирланд. – Ты валяй дальше.

– Ну… Короче, на четвертое утро мы уже были готовы сожрать друг друга. Кинули жребий, идти выпало Фэрди. Он отправился покупать еду. Только он высунулся на улицу, трех минут не прошло, слышу: полицейские свистки. Ну я чуть в штаны не наложил. Решил, что он сейчас приведет их прямо ко мне. Выскочил на чердак, полез на крышу. Я был в такой запаре, что забыл взять с собой наши деньги. – Мосс остановился, потер кончик носа и продолжил: – Сижу на крыше и вижу: Фэрди бежит как сумасшедший, а за ним два легавых. Топочут, как слоны. А Фэрди улепетывает, как заяц. И тут один из копов прицеливается из автомата – и засаживает Фэрди в спину целую очередь. Я видел, как от его рубашки полетели клочья, а потом хлынула кровь. – Мосс поморщился. – В общем, конец ему. – Он отхлебнул еще виски. – Я, само собой, в панике. Летел вниз по пожарной лестнице через шесть ступеней. И конечно, ни про какие деньги в тот момент не подумал. Просто сматывался. – Он помедлил, а потом попросил: – Сигареткой не угостишь? Если можно…

Гирланд подвинул ему свою пачку через стол. Рассказ Мосса заставил его задуматься. Похоже, парень говорил правду. А если вранье, то зачем он все это рассказывает?

– В общем, не буду грузить деталями, – продолжил Мосс, закурив. – Там была девушка… – Его тонкие губы чуть изогнулись в улыбке, и он добавил: – Как бы подонки вроде меня жили без девушек? Короче, она вытащила меня, и вот я здесь. Сижу тут две недели и кусаю локти. Только и думаю что о деньгах, которые дожидаются меня в Праге.

Гирланд отхлебнул виски.

– Всё? – спросил он.

– Ну, в общем, да… Такая история. Такая проблема. Денежки все еще лежат там. И мне нужен кто-нибудь вроде тебя сгонять за ними в Прагу. Разделим поровну, по пятнадцать тысяч на брата.

– А с чего ты взял, что они все еще там? – спросил Гирланд.

– Там, там! Вот в этом я точно уверен. Мы их запрятали в такое место, где никому и в голову не придет искать. В пачках сотенных… триста купюр. Объем получается небольшой.

– А почему ты думаешь, что я сумею их добыть, если ты сам не можешь?

– За мной следят, а за тобой нет. Послушай! Прага – это такой кусок ржавчины на «железном занавесе». У чехов финансовые проблемы. Им нужна валюта, поэтому они завлекают туристов. Съезди туда как турист, поживи денька три, а потом забери денежки и возвращайся. Проще простого. Они там даже багаж у туристов не проверяют. Я тебе говорю: валюта нужна им как воздух.

Гирланд потушил сигарету и, подумав, спросил:

– Ну хорошо. Допустим, я заберу деньги. А с чего ты решил, что я тебе их отдам?

Мосс усмехнулся:

– Это игра. У меня нет шансов добраться до них самому. Так что же я теряю? Конечно, нет гарантии, что ты меня не кинешь. Но тогда я тебя рано или поздно отыщу, и у тебя будут проблемы.

Гирланд откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке.

– Проблемы, Гарри, будут у тебя, – объявил он. – Хотел бы я посмотреть, как такой сопляк устроит мне проблемы.

Мосс улыбнулся примирительно:

– Ну ладно, ладно! Я все знаю. Ты крутой. Но я все-таки попробую. Как бы там ни было, это игра. Ну так что скажешь?

– Подумаю. А где, ты говоришь, денежки спрятаны?

– А вот это я тебе скажу в аэропорту, когда увижу твой билет.

– Понятно. А кто оплачивает экскурсию? Потребуется не меньше двух тысяч франков.

– Верно. Я уже об этом подумал. Две тысячи будут.

– Ну тогда попробуем, – решил Гирланд. – Давай-ка так: позвони мне завтра утром часов в десять, о’кей? – Он поднялся и добавил: – Хотя ехать за «железный занавес» мне неохота. Не люблю я эти места.

– Тут мы похожи, – ухмыльнулся Мосс. – Но ничего. Съездить туристом – это ничего, спроси любого.

– Ладно, попробуем. Пока, до завтра.

И Гирланд вышел.

Мосс допил виски, а затем спустился в клуб. Он протолкался через толпу к телефонной будке, заперся и набрал номер.

– Да? – раздался голос после паузы.

– Говорит три нуля, – представился Мосс. – Клиент решит все завтра утром. Но он поедет, вот увидишь.

– Я так и думал, – ответил Дори и повесил трубку.


Гирланд в этот момент тоже набирал номер. Напротив «Золотого креста» располагалось кафе. Он направился туда сразу же после расставания с Моссом и теперь разговаривал с Биллом Лэмпсоном из «Нью-Йорк геральд трибьюн». Билл был ходячей энциклопедией, и его знания часто оказывались полезными.

– Привет, Билли, я вернулся, – сказал Гирланд. – Как ты?

– А, Гирланд, – узнал Лэмпсон. – Ну слава богу! А я-то думал, ты пропал с концами… Слышишь? С концами.

– Не переживай. Париж большой, хватит и на меня, и на него. Ну, как твои дела?

– Да ничего. А как там Гонконг?

– Лучше не бывает!

– А телки?

– Не бывает лучше!

– А правда то, что говорят про китаянок?

– Если я тебя правильно понял, то мой ответ: нет. Но в целом очень рекомендую, – ответил Гирланд, вспоминая Тянь Той. – Да, рекомендую.

– Ты зачем мне звонишь? Чтобы я тебе позавидовал или еще зачем-то? – поинтересовался Лэмпсон.

– Хотел кое-что узнать, Билли. Скажи, пожалуйста, не слышал ли ты об ограблении кассы в нашей армии в Западном Берлине недели этак три или четыре назад?

Повисла пауза, а потом Лэмпсон спросил:

– А ты что-то знаешь?

– Я всего лишь интересуюсь, Билли. Ты цену себе не набивай.

– Ну хорошо. Да. Два срочника подорвали кассу на пятьдесят штук и смылись.

– А как их звали?

– Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Полиция все еще их ищет. Был слух, якобы они подались за «железный занавес». А к чему ты спрашиваешь? Знаешь что-то? Послушай, Гирланд, из этого может получиться информационная бомба!

Гирланд, не отвечая, мягко положил трубку. Значит, Мосс не лгал. Тридцать штук! Он задумчиво направился к машине: «Ну и что я теряю? К тому же Мосс обещал оплатить издержки. Даже если денег там не окажется, можно прокатиться в Прагу. Ладно, решено: еду!»

Гирланд направился домой. Надо позаботиться о визе, напомнил он себе. Но это дело недолгое. Немного везения – и он будет на месте уже через три дня.

Минут десять ему пришлось покружить по району, чтобы найти место и припарковать «фиат». Поставив машину, Гирланд начал подниматься по лестнице к себе на седьмой этаж.

На площадке он увидел такую картину: девица в красных обтягивающих брюках сидела на полу, прислонившись к двери. Обняв колени, она смотрела на него с радостной и насмешливой улыбкой:

– Привет, паренек… Не забыл меня еще? А к тебе приходил взломщик.

Гирланд усилием воли подавил ярость:

– Я же тебе сказал: уходи. У меня полно дел. Когда-нибудь, когда ты повзрослеешь, мы с тобой повеселимся. Но не сейчас. Пока!

– Ты глухой, что ли? Я говорю: к тебе приходил взломщик.

– Ладно, понял. Взломщик. Спасибо. А теперь, киса, испарись отсюда, как утренний туман. Оʼкей?

– Здоровый мужик с красной рожей, – продолжала она, обнимая свои колени покрепче. – Половины правого уха у него нет. Но мастер своего дела. Ты бы посмотрел, как он вскрыл твой замок. А я сидела на ступеньках вон там. – Она показала наверх. – Он меня не видел. Все было как в кино.

Гирланд насторожился. Здоровый мужик с покалеченным ухом? Оскар Брукман! Один из людей О’Халлорена. Вряд ли найдется еще один безухий, который вздумал бы вламываться в его квартиру.

– Ну вот, я вижу, ты наконец заинтересовался, – сказала девица и поднялась. – Кстати, меня зовут Рима. Ну что, начнем все сначала?

Не отвечая, Гирланд открыл дверь и вошел в квартиру. Оглянулся, потом спросил:

– Долго он тут пробыл?

– Ровно двадцать минут. Я засекла. – Девица тоже вошла внутрь и оглядела помещение. – Неужели в твоей помойке есть что украсть?

– Вроде нет, – согласился Гирланд.

Он принялся медленно обследовать комнату, а девица тем временем направилась прямиком к кровати и уселась на нее.

После тщательной проверки Гирланд решил, что все на месте.

Посещение Брукмана его сильно удивило. Может, Дори послал громилу забрать деньги, которые увел у него Гирланд? Да нет, не похоже. Не дурак же Дори, если думает, будто Гирланд прячет бабки у себя дома. Нет, непонятно, черт возьми! Но должен ведь быть какой-то ответ? Никогда Дори ничего не делал просто так.

Тут Гирланд вдруг увидел, что Рима уже лежит в постели, а ее шмотки разбросаны по полу. Он злобно поглядел на нее, но она только нахально улыбнулась в ответ.

– Ну, не будь дураком, – сказала она. – Нельзя же все время выигрывать.

«Вот они, женщины», – подумал Гирланд. Конечно, она права, нельзя все время выигрывать… даже бо́льшую часть времени не получится. Ну и черт с ним! Он вышел из квартиры, с силой захлопнув дверь, и выбежал на улицу.

Ничего. Когда ты совсем молоденькая дура, небольшой облом пойдет тебе на пользу.

Гирланд переночевал – точнее, промучился всю ночь – в паршивой гостинице. Уже после полуночи, когда он ворочался с боку на бок, ему вдруг вспомнилась эта девица: какие позы она принимала!

«Да у меня крыша едет!» – со злобой подумал он, взбивая мягкую подушку.

В пять утра он все еще не мог заснуть. В это время он вдруг принял решение следовать своему внутреннему голосу.

Быстро оделся, вышел и сел в машину. Через десять минут уже карабкался к себе на седьмой этаж. «Ничего, – думал он, поднимаясь по ступенькам, – я все взвесил». Он распахнул дверь и вошел в большую комнату, чуть освещенную начинавшимся рассветом.

Кровать была пуста. Комната тоже.

Гирланд скривился, потом пожал плечами.

Подошел к постели, сгреб белье в один ком и бросил на пол. Затем разделся, принял душ, улегся на незастеленную кровать и заснул.


Оскар Брукман стоял в кабинете Дори перед письменным столом и мял за спиной свою шляпу.

О’Халлорен, непосредственный начальник Брукмана, глядел в окно, пожевывая погасшую сигару. Дори восседал за столом и играл ножом для разрезания бумаги.

Во всей сцене чувствовалось напряжение.

– Вот никак не могу понять, в чем дело, – задумчиво сказал Дори. – Продумаешь всю операцию – и вдруг где-то происходит сбой. – Он говорил тихо, но со злостью. – Я получил донесение О’Брайена. Он облажался. Уортингтон все еще жив.

О’Халлорен наконец оторвался от окна:

– Нельзя винить О’Брайена. Сообщение Кена было получено слишком поздно.

– Ну да, всегдашние оправдания. А теперь там орудует Маликов, и О’Брайена просто выкинули вон. Вернуться он уже не сможет. Если Маликов доберется до Уортингтона – а он доберется, – то я потеряю двух ценных агентов.

На это О’Халлорен ничего не ответил. Они с Брукманом переглянулись и стали ждать, что будет дальше.

– Ну, по крайней мере Гирланд, похоже, собрался в Прагу, – продолжал Дори. – Хоть что-то начинает получаться.

Он сердито посмотрел на подчиненных. Его глаза за толстыми стеклами очков казались преувеличенно большими.

– Что скажешь? – спросил он Брукмана.

– Я посетил квартиру Гирланда, – стал докладывать тот. – Подложил ему в чемодан тот конверт, который вы мне дали. Сам он его не найдет, если только не разрежет чемодан на куски. А они там сразу найдут, как только его схватят.

– Тебя точно никто не видел, когда ты входил в квартиру? – пристально глядя на него, спросил Дори.

Брукман с трудом подавил улыбку превосходства: разговаривая с Дори, улыбаться не следовало.

– Так точно, сэр!

Дори поразмыслил над чем-то, а потом, кажется, расслабился.

– Надо бы растолковать вам суть этой операции, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Мы пошлем в Прагу Латимера, а Гирланда будем использовать для отвода глаз. Маликов там, и он все знает о Гирланде. Он решит, что это наш новый агент. Вопрос заключался только в том, как заставить Гирланда поехать в Прагу. – Дори поизучал некоторое время нож для разрезания бумаги, а затем продолжил: – Месяц назад два срочника выкрали месячную зарплату своей части в Западном Берлине. Этих ребят звали Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Они сбежали в Прагу. Ньюмена убила чешская полиция, а Мосс сейчас сидит в тюрьме. Ну а у меня есть племянничек – студент театрального училища. И я подумал: а почему бы ему не сыграть Гарри Мосса? Он связался с Гирландом и наплел ему то, что я попросил. Похоже, Гирланд заглотил наживку. Теперь он собирается в Прагу – забрать украденные денежки. И нам нужно, чтобы он действительно нашел в Праге деньги. Это часть операции.

Дори открыл ящик стола и вынул пакет, обернутый коричневой бумагой и заклеенный скотчем.

– Тут тридцать тысяч долларов, – сказал он, глядя на Брукмана. – Ты зайдешь к Мале Рид и спрячешь это где-нибудь в ее квартире, но только так, чтобы она не нашла. Гирланду мы укажем, где искать. Как только он найдет деньги, ты позвонишь в госбезопасность и, не называя себя, скажешь, что Гирланд хранит деньги, предназначенные для оплаты информации, полученной от контактов Уортингтона. Они, разумеется, сразу отправятся к нему в гостиницу, найдут деньги и конверт в чемодане, подложенный тобой. А там окажутся бумаги, подтверждающие, что Гирланд – агент. Они передадут конверт Маликову, и тот окончательно убедится, что Гирланд приехал на замену Уортингтону. А пока будет идти этот спектакль, Латимер проникнет в Прагу. Вот суть операции. – Дори протянул Брукману лист бумаги. – Вот инструкции для тебя. Все должно пройти строго в указанное тут время. Всё, отправляйся! Как только я узнаю, что Гирланд едет в Прагу, я тебя предупрежу. И ничего не делать без моего разрешения! Понял?

– Так точно, сэр! – отрапортовал Брукман.

Он засунул во внутренний карман пакет и инструкции и вышел.

Дори положил наконец нож на стол. Затем взглянул на О’Халлорена и сказал:

– Уортингтона надо убрать, Тим. Иначе он нам все осложнит.

– Еще как! – подтвердил О’Халлорен. – Все это крайне опасно. Мне кажется, нельзя недооценивать Гирланда. Он еще себя покажет. Мы пока даже не знаем точно, собирается он в Прагу или нет.

– Ну, в этом-то я уверен, – сказал Дори. – Поедет как миленький.

О’Халлорен пожал плечами – он всегда так делал, если слова собеседника его не убедили:

– Ладно. Предположим, поедет. Но он может просто сбежать с деньгами. Он умен как черт.

– Да ну, брось! – махнул рукой Дори. – Мелкий мошенник, вот и все. Насчет ума – я бы не сказал. Но я готов потерять эти деньги. Пусть достанутся чехам. Гирланд их точно не удержит. Ну и в конце концов, это же деньги правительства. Знаешь, что я думаю, Тим? У тебя комплекс неполноценности по отношению к Гирланду. Но поверь мне: не так уж он и умен.

О’Халлорен тем временем вспоминал, как Гирланд увел у Дори немалую сумму денег. Но говорить об этом сейчас не следовало.

– Ладно, поживем – увидим, – заключил он.

Довольный своим планом, Дори нахмурился, услышав такие слова, а затем подвинул подчиненному папку. Все хорошо знали, что этот жест означал несогласие.


Уортингтон перемотал пленку, открыл заднюю крышку фотоаппарата и вытащил кассету.

– Что ты так волнуешься? – спросил он. – Подожди еще пару дней, и я уйду. Неужели мы с тобой не уживемся на такой короткий срок?

Мала не смирилась с мыслью о том, что от этого человека не отвязаться. Однако первый шок прошел, и она была готова помочь ему, только бы поскорее от него избавиться. Она сделала двадцать снимков; глядя через видоискатель на его слабое, испуганное лицо, она даже начала испытывать к Уортингтону нечто вроде жалости.

– Ну, не знаю, как мы уживемся, – ответила она безнадежно, – но уживаться придется.

Он улыбнулся в ответ. Рассматривая его лицо, Мала решила, что с усами Уортингтон выглядел симпатичнее.

– Уживемся, уживемся… Пару дней… Я тебе обещаю… Не больше.

Он передал ей кассету с пленкой и свой британский паспорт:

– Можешь отнести это Карелу Власту на Целетну улицу? Власт знает, что это срочно. Он уже стар, но из ума не выжил. – Разговаривая, Уортингтон начал как-то вытягивать верхнюю губу, словно не мог привыкнуть, что над ней больше нет щетины. – Ты знаешь, где это? Поезжай лучше на трамвае.

– Хорошо, – ответила Мала с сомнением в голосе, а потом попросила: – Ты не мог бы посидеть в ванной? Мне надо переодеться.

– Конечно.

Уортингтон заперся в ванной. Опустил крышку унитаза и сел на нее.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты, он вспоминал, как впервые встретил ее. Кен предупредил его, что есть надежная женщина-агент в Праге и что она работает в ночном клубе «Альгамбра». По словам Кена, через нее безопаснее всего передавать сообщения: поскольку сам он часто заходит в этот клуб, ей будет легко играть роль связной. И при этом им, Уортингтону и Кену, можно вообще не встречаться.

Уортингтон вспомнил, как в первый раз зашел к Мале домой. У него была при себе бумага – с виду простой список покупок, а на самом деле невидимыми чернилами там была вписана информация для Кена. И как только он увидел Малу, тут же в нее влюбился. Разница между ней и Эмили была колоссальная. Та – крупная, глупая и упрямая, а эта – милая, изящная и веселая. Но он никогда не давал понять Мале, что чувствует. Уортингтон постоянно напоминал себе, что он гораздо старше, а кроме того, женат.

Но за два года совместной работы она все больше и больше сводила его с ума. Уортингтона бесило ее равнодушие к нему: похоже, для нее встречи с ним были только возможностью заработать дополнительные деньги.

Когда ему пришлось поселиться в ее квартире, он чувствовал жуткое напряжение. Он хотел ее. Его тело отзывалось болью от тоски по ней. Но он понимал: малейший намек на любовные чувства станет фатальным. Сколько раз, когда они оказывались совсем рядом, она проявляла только одно желание: чтобы он поскорее убрался.

Сделав над собой усилие, он стал думать о Власте.

Этого человека Уортингтон впервые встретил на тайном антикоммунистическом собрании. Власт сразу потянулся к нему. Говорил, что англичане – надежный народ. Потом они общались несколько раз после собраний. Власт рассказал, что когда-то был гравером. Теперь же он работал в ночную смену лифтером в одном из лучших отелей. Такая работа оставляла свободным весь день. И еще Власт сказал, шепотом, что, если Уортингтону понадобится паспорт, пусть приходит к нему:

– Увидишь – лучше меня никто с этим не справится.

В то время у Уортингтона все было в порядке, но он запомнил на всякий случай слова Власта. Он понимал, что может наступить такой момент, когда придется бежать из Праги и понадобится фальшивый паспорт.

Долгое время все шло хорошо, еще каких-то две недели назад ничто не предвещало бури. Он преподавал английский, выглядел настоящим учителем с прекрасными манерами. Был также и внимательным слушателем. Каждый раз, когда его ученики – преподаватели, политики, чиновники – пробалтывались о чем-то, он переправлял информацию Кену, а тот – Дори. Цифры на его долларовом счете в швейцарском банке подрастали. И тут на сцену явился этот верзила с белобрысой шевелюрой – Маликов.

Уортингтон знал, что Маликов – один из самых опасных агентов ГРУ, советской разведки. Англичанин прекрасно осознавал, что сам-то он совсем не герой. Узнав о прибытии Маликова в Прагу, он тут же начал готовиться к отъезду. Связался с Властом. Старик легко согласился сделать фальшивый паспорт, но не задаром. Уортингтону понадобилось несколько дней, чтобы собрать нужную сумму: пришлось и в долг брать, и потревожить собственные накопления, и просить наиболее надежных учеников заплатить вперед. В эти дни Уортингтон и понял, что за ним следят. Скорее всего, он вызвал подозрение у Маликова. Было и еще одно, совсем пугающее обстоятельство. Если его арестуют, из него выбьют показания на Малу и Кена. От одной мысли о том, какие методы могут применить головорезы Маликова, чтобы вырвать признание, он покрывался холодным потом. Уортингтон отлично понимал, что в их лапах превратится в вопящий от боли источник информации. И Дори об этом знает. Он ненавидел Дори. Уже при первой встрече он понял, что Дори ему не доверяет. Шеф ценил Малу и Кена. Так как же он поступит с Уортингтоном?

Сидя на унитазе и разгоняя сигаретный дым тонкими пальцами, англичанин приходил в отчаяние от этих мыслей. Конечно, Дори пошлет киллера, чтобы ликвидировать его. Просто и ясно. Мертвые никого не выдают. Значит, сейчас за ним охотится не только Маликов, но и люди Дори.

Раздался стук, он отворил дверь ванной комнаты.

– Я готова, – сказала Мала.

Уортингтон вскочил, покачнувшись, со своего недостойного сиденья. На Мале было простое голубое платье, и выглядела она потрясающе. Он ощутил дрожь желания, впился в нее глазами, но тут же, сделав усилие, взял себя в руки.

Уортингтон вынул из кармана конверт.

– Здесь деньги для Власта, держи, – сказал он. – Только, ради бога, не потеряй. Пленку и паспорт взяла?

– Да.

Она сунула конверт в сумку и направилась к выходу. Он проводил Малу взглядом, любуясь ее стройной фигурой.

– В холодильнике есть кое-что, если проголодаешься, – сказала она на прощание.

– Спасибо. И смотри, нет ли слежки.

Мала бросила на него быстрый взгляд. Она понимала, что необходимость жить бок о бок волнует его. Она была уверена, что Уортингтон сумеет сдержать свои порывы, но все-таки беспокоилась: чем раньше он исчезнет, тем лучше для них обоих. Сама она никаких чувств к нему не испытывала. Только смущение и неудобство от совместного проживания.

– Хорошо, буду поглядывать, – ответила она.

До Целетной улицы она добиралась пешком минут двадцать.

Дойдя до дома, где жил Власт, Мала вошла в парадное и начала подниматься на пятый этаж. На третьем остановилась и поглядела через окно вниз, во двор-колодец. Убедившись, что там никого нет, взбежала на пятый и позвонила.

Сначала было тихо, потом дверь отворилась. Перед ней стоял чрезвычайно толстый старик в серой фланелевой рубашке и запачканных черных вельветовых брюках. Клочья волос, торчащих из-за ушей, были совершенно седыми. Маленькие глазки, нос кнопкой и двойной подбородок делали его похожим на голливудских комиков.

– А, добро пожаловать! – приветствовал он гостью и поклонился. – Давненько не появлялась у меня в гостях такая симпатичная барышня.

Он повернулся и заковылял в сторону маленькой гостиной, серой от пыли. Там стояли два сломанных кресла и стол; на стене висел истертый ковер.

– Жена у меня умерла, – сказал старик, смахивая пыль с одного из кресел, и тут же добавил: – Какое миленькое у тебя платье. Жалко будет, если испачкается.

Он прошел, переваливаясь, в другой угол комнаты, взял газету – это была «Утренняя звезда» – и постелил ее на кресло.

– Вот так-то лучше. Теперь платье не испортишь. Садись, пожалуйста!

Мала села и сразу вытащила из сумки конверт с деньгами, кассету с пленкой и паспорт. Однако тут же замерла: она вдруг увидела, что правая рука старика забинтована.

– Вы что, поранились? – спросила Мала.

– Ничего страшного. Порезался тут. Когда доживешь до моих лет, поймешь: любой порез становится опасен. Ну а теперь скажи, пожалуйста, чем я обязан такому приятному посещению?

– Меня прислал мистер Уортингтон, – ответила Мала, пытаясь сдержать поднимающийся внутри страх; она разложила на столе все три принесенные вещи. – Он говорит, что вы все быстро сделаете.

Власт посмотрел на паспорт и покачал головой:

– Не повезло вам. Бывает, случаются неприятности… и всегда не вовремя. Но как только рука заживет, я, конечно, все сделаю, и очень быстро. – Тут его взгляд остановился на конверте. – Там что, деньги? – Власт открыл конверт и посчитал банкноты, потом кивнул с довольным видом. – Мне сразу понравился мистер Уортингтон. И я обещал ему помочь. Долго ждать не придется.

– А сколько придется? – спросила Мала, она была очень напряжена.

– Ну, пару недель… не дольше.

Мала глядела на него, чувствуя, как ее руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Но это срочно! Очень срочно! Его ищут!

Власт потер щетинистый подбородок. Потом провел толстыми пальцами по волосам. Его толстое лицо помрачнело.

– Я понимаю, как это плохо. Прошу прощения… Но раньше двух недель не получится. Я сделаю все возможное, ты мне поверь.

Две недели! Две недели терпеть чужого человека у себя в комнате!

– А нельзя ли все-таки как-нибудь пораньше?

– Эту работу надо сделать безупречно. Если выйдет халтура, то, значит, я пошлю его на верную смерть. Две недели – за это время я все сделаю как надо. Не стоит рисковать.

Мала посидела еще некоторое время, не двигаясь. Ее душило отчаяние. Наконец она встала:

– Хорошо, я передам.

– Да, и скажи, что я очень извинялся. – Глаза старика с удовольствием осматривали ее ладную фигуру. – Может, чашечку чаю?

– Нет, спасибо, – ответила она уже в дверях.

Власт проводил ее взглядом, по-видимому недовольный тем, что такая привлекательная и колоритная особа навсегда уходит из его жизни. Потом запер принесенные ею вещи в ящик стола и закрыл его на ключ. Власт направился к окну и, наклонившись, поглядел вниз. Мала прошла по улице и исчезла за углом.

«Да, везет Уортингтону», – думал Власт. В этот момент ему очень хотелось бы сбросить лет сорок. Он помечтал немного о том, как эта девушка стала бы его любовницей. Потом уселся в пыльное кресло и погладил забинтованную руку: она начинала его беспокоить. Надо бы зайти в поликлинику ближе к вечеру. Надо позаботиться о руке, если он хочет сдержать слово, данное Уортингтону.


Тем временем Уортингтон, оставшись один, принялся тщательно обследовать квартиру Малы. Комната была всего одна, но немаленькая. В алькове поместился узкий диван. Имелась и миниатюрная кухонька, а также совмещенная с туалетом ванная комната. В комнате вдоль одной из стен стоял сервант. На балкончике, за французским окном, росли два каких-то больших растения в кадках. За ними виднелась беленая стена церкви. В случае опасности – если кто-то вдруг сюда явится – можно спрятаться на балконе. Тогда его не будет видно ни с улицы, ни из комнаты. Эта мысль несколько успокоила Уортингтона.

Он засунул свой чемодан под кровать и сел в кресло. В углу комнаты стояла большая, в человеческий рост, фигура вырезанного из дерева коленопреклоненного ангела. Должно быть, церковная скульптура, купленная по случаю где-нибудь в антикварной лавке хозяином квартиры. Разглядывая ангела, Уортингтон почувствовал себя несколько спокойнее. Ему нравился и размах крыльев, и благочестивое выражение лица, и простые одежды.

Пожалуй, настоящий шедевр резчика, подумал он. Такую скульптуру сразу хочется утащить к себе. Ну ничего, теперь добраться бы до Женевы и оглядеться. Если повезет, он тоже добудет себе что-нибудь такое.

Только Уортингтон задумался о деньгах и о том, как заживет, поселившись в Женеве, как вдруг услышал чьи-то шаги на лестнице. Вскочив, он выбежал на балкон и скорчился там, дрожа от страха и волнения. Пальцы нашарили рукоятку пистолета: он носил его в кобуре под левой подмышкой.

Замок щелкнул, потом все стихло. Очень осторожно Уортингтон выглянул из-за цветущего куста – и встретился глазами с Малой, которая встревоженно озиралась по сторонам.

Уортингтон вернулся в комнату.

– Ах, вот ты где, – произнесла, переводя дыхание, девушка. – А я решила, что ты ушел.

Уортингтон горько усмехнулся. Она и не пыталась скрыть разочарование.

– Нет, не ушел, но надо быть осторожным. Я услышал, как кто-то поднимается… – Он сделал паузу, а потом спросил выжидательно: – Ну так что там с паспортом? Когда будет готов?

– Власт повредил руку. Обещал сделать через две недели.

Лицо Уортингтона налилось кровью, но уже через мгновение он страшно побледнел:

– Две недели? Не может быть!

– Ну а как быть? У него рука не двигается. – Мала замолчала, а потом решительно объявила: – Тебе нельзя здесь оставаться две недели! Уходи! Я не хочу, чтобы ты тут торчал!

Уортингтон присел. Две недели! И каждый день, каждую ночь думать о том, что Маликов его выслеживает. А еще киллер, подосланный Дори. Он съежился от ужаса. Что делать? Уйти от нее? Это означает смерть.

Эта квартирка для него – единственное убежище.

Мала продолжала упрашивать, и в ее голосе зазвучали истерические нотки:

– Пожалуйста, уходи! Я не хочу, чтобы ты тут жил! Ну поднимайся! Забирай свой чемодан и уходи!

Уортингтон попробовал поставить себя на ее место. Ее можно понять. Но все было бы иначе, если бы она любила его, а он – ее…

Есть любовь – есть и доброта, и желание самопожертвования.

– Если я уйду, – сказал он спокойно, – они меня быстро поймают. Смотри не ошибись. Мы ведь уже об этом говорили. Я не герой… да и никто не герой. В общем, им будет несложно меня расколоть. Много времени это не займет. Так что для нас обоих лучше, если я останусь здесь. Идти мне больше некуда.

Мала посмотрела на него с отчаянием. В ее взгляде сквозило понимание его правоты.

– Тогда уйду я, – решила она. – Попрошусь к подружке.

– Правильно ли это? – усомнился Уортингтон, зажигая дрожащей рукой сигарету. – Подружка захочет узнать, почему ты ушла из дому. Это все равно что прямо сказать, что в твоей квартире кто-то живет.

Мала в изнеможении опустилась на стул.

– Послушай, – сказал Уортингтон успокаивающим тоном, – все можно уладить. Ты будешь в своем клубе до полуночи. А я буду высыпаться, пока ты там. Обещаю, я не буду тебе надоедать.

Она ничего не ответила и только рассматривала свои руки, положив их на колени.

Уортингтон любил ее, но тут он начал терять терпение. Разве нельзя быть чуть-чуть повежливее? И неужели он ей настолько безразличен?

– Я стараюсь рассуждать здраво, – сказал он, сдерживаясь. – Ты можешь взять себя в руки? Ты понимаешь, что если они меня поймают, то нам обоим конец?

Она подняла голову. Губы ее дрожали.

– Зачем ты все это устроил? Я была в безопасности. Ты – трус и эгоист, вот почему ты сюда явился!

Уортингтона передернуло.

– Никто не в безопасности, – сказал он. – Не говори глупости. А что я трус, я и без тебя знаю. Но и ты такая же. Думаешь только о себе. А я думаю о нас обоих.

Она промолчала.

– Давай займемся обедом, – предложил Уортингтон. – Там ведь есть что-то в холодильнике? Я проголодался.

Глава третья

Оскар Брукман бродил по Праге уже два дня. Поселился в скромной гостинице в Старом городе и вел себя как солидный американский турист. В числе развлекательных мест, которые он посетил, был ночной клуб «Альгамбра». Там он посмотрел выступление Малы Рид и запомнил, в котором часу она выходит на сцену и когда заканчивает. Музыкального слуха у Брукмана не было совсем, и оценить вокал этой красотки он не мог. Да и плевать он хотел на ее пение: он разглядывал ее формы.

Наведался Брукман и к ее дому. Память у него была фотографическая, так что он собрал множество деталей – потом пригодятся. Остановился у ее подъезда покурить. Отметил, что внутри нет ни консьержки, ни лифта.

К концу второго дня своего пребывания в Праге Брукман получил шифрованную телеграмму от Дори: в ней содержалось разрешение начинать операцию. Это означало, что Гирланд получил чехословацкую визу и завтра утром вылетает.

Как раз в тот момент, когда Мала выходила на сцену в «Альгамбре», Брукман взял пакет с тридцатью тысячами долларов, который дал ему Дори, положил его в потертый портфель и вышел из гостиницы.

Он направился на квартиру Малы. В вечернее время улицы были почти пусты. Только несколько туристов блуждали поблизости, разглядывая прекрасные здания и пытаясь расшифровать различные знаки, использовавшиеся до того, как появились номера домов.

Брукман оказался в подъезде и стал осторожно подниматься по крутой винтовой лестнице, однако не стараясь ступать потише. Он был простаком и обычно даже не пытался хитрить. Брукман шел в чужой дом, словно гость, которого ждут, и потому Уортингтон сразу услышал его шаги.

Последние два дня Уортингтон провел в сильном напряжении.

Каждый звук, доносившийся за пределами квартиры, заставлял его немедленно ретироваться на балкон. Мала его, естественно, боялась и, к его пущему огорчению, старалась проводить все время до самой ночи где-нибудь в городе: сидела в кафе, бродила по разным музеям, посещала кинотеатры… В общем, она готова была оказаться где угодно, лишь бы не наедине с ним в квартире. Только в восемь вечера, когда надо было собираться в «Альгамбру», она ненадолго заходила домой.

У Уортингтона появился вагон ничем не заполненного времени. Компанию ему составляли только его невеселые мысли.

Мала отделила свой альков с кроватью импровизированной ширмой, повесив на веревку простыню. Вернувшись из клуба, она обменивалась с Уортингтоном парой ничего не значащих слов и сразу отправлялась спать. До него доносились манящие звуки, когда она принимала душ или переодевалась. Ему хотелось, чтобы она полюбила его так же, как он любил ее. «Мы оба одиноки, – повторял он про себя, – и мы оба балансируем на грани катастрофы и верной смерти». Но она никак не пыталась его ободрить и была все такой же отстраненной, явно ожидая, когда же он исчезнет.

Вот и сегодня она ушла в клуб, оставив только слабый аромат духов, подаренных каким-то поклонником-американцем. Уортингтон мог рассчитывать на четыре часа беспокойного сна. Он уже собирался раздеваться, когда услышал шаги на лестнице.

Сердце замерло и забилось сильнее. Быстро оглядевшись – нет ли каких-нибудь свидетельств его пребывания в комнате, – Уортингтон потушил свет, на цыпочках вышел на балкон и осторожно притворил за собой французское окно. Вытащил пистолет и спрятался за цветущий куст. Оружие не придавало ему уверенности в себе. Даже если случится что-то совсем страшное, он вряд ли сумеет нажать на спусковой крючок.

Брукман помедлил перед закрытой дверью. Из квартиры не слышалось ни единого звука. Он нажал кнопку звонка и подождал. Если бы кто-то вышел на звонок, у него была приготовлена история. Проходя внизу мимо почтовых ящиков, он запомнил фамилию жильца этажом выше. Извинился бы за ошибку и начал бы подниматься наверх.

Брукман терпеливо ждал. Потом позвонил еще раз. После еще одной попытки, убедившись, что в квартире никого нет, он вынул из бумажника стальную отмычку и умело отпер дверь.

Шагнул в темную комнату, нашарил выключатель и зажег свет.

Уортингтон сумел сквозь листья растения разглядеть Брукмана, когда тот появился в комнате, и сразу же узнал этого здоровяка. Раньше Уортингтону, конечно, приходилось испытывать страх, но такой… Англичанина буквально парализовало.

Он знал, что этот человек – правая рука О’Халлорена, убийца, который делает для своего босса всю грязную работу. Палач на службе ЦРУ, его используют, когда владеющий важной информацией агент задумает бежать.

Кто же выдал его Брукману? Уортингтон мучительно соображал, чувствуя, как часто бьется его сердце. Он снял пистолет с предохранителя, хотя понимал, что не способен выстрелить в Брукмана. В англичанине была какая-то слабая, сочувственная струнка, которая не позволила бы ему решиться на убийство. Уортингтон скорчился, стоя на коленях на балконе. Он дрожал от холода и страха, что убийца его вот-вот заметит.

Брукман тем временем заглянул в ванную. Спокойно расхаживающий по комнате, он казался Уортингтону огромным и грозным. Брукман обратил внимание на деревянного ангела и принялся его задумчиво осматривать.

Уортингтон, в свою очередь, изучал широкую спину Брукмана, заслонившего собой ангела. Потом Брукман чуть повернулся, и англичанин с удивлением увидел, что тот держит деревянную голову ангела в руках. Убийца положил ее на пол, открыл свой портфель и вытащил небольшой пакет, обернутый в коричневую бумагу. Он засунул этот пакет в полое пространство внутри деревянной скульптуры. Проделано все было быстро и без суеты. Еще секунда – и голова ангела вернулась на прежнее место. Брукман оглянулся, подобрал портфель, выключил свет и вышел, закрыв за собой дверь на замок.

Уортингтон переждал, еще не веря в свое счастье, а потом бесшумно толкнул французское окно. Было еще слышно, как Брукман тяжело спускается по лестнице. Уортингтон пробрался через темную комнату к входной двери и отворил ее.

Тяжелые шаги убийцы наконец стихли.

Хлопнула дверь подъезда.

Тогда Уортингтон включил свет, неверными шагами подошел к креслу и опустился в него. Значит, он находился на волосок от смерти и едва не погиб. Страх сковал его, Уортингтон буквально не мог двигаться, оставалось только сидеть неподвижно, смотреть на деревянного ангела и благодарить Бога за чудесное спасение. Казалось, мурашки проникли до самого нутра.

Уортингтон просидел так долго, и когда Мала вернулась домой, она застала его в кресле. Взглянув на его напряженное от страха лицо и капельки пота на лбу, она сразу поняла: что-то случилось.

Мала сразу закрыла дверь и заперла ее на засов.

– Что тут было? – спросила она.

Уортингтон медленно поднялся. Он пытался скрыть свой ужас, но тщетно: перед ним стояла Мала, которая тоже впадала в панику.

– Здесь был Брукман. Он открыл замок. А я… я спрятался на балконе.

Мала в ужасе смотрела на него:

– Кто такой Брукман? Что это значит?

– Человек Дори, – ответил Уортингтон, пытаясь овладеть с собой. – Когда он проник сюда, я решил, что меня кто-то выдал. – Он вытер сухие губы тыльной стороной ладони. – Я подумал, что он пришел убить меня.

Мала вздрогнула:

– Но почему? Почему он должен тебя убивать?

– Дори понимает: если меня арестуют, я выдам тебя и Кена, – ответил Уортингтон с отчаянием в голосе. – Но Брукман явился не за тем, чтобы меня убить. Он подложил сюда какой-то пакет. – Уортингтон показал на деревянного ангела. – Они что, передают тебе вещи таким образом?

– Нет. Ничего не понимаю, – ответила Мала, глядя на скульптуру. – Ты говоришь, он что-то оставил внутри?

– Да. Снял голову и засунул в полость пакет. Я решил, что они тебе таким образом… Ну ты же, в конце концов, по-прежнему работаешь на Дори. – И, видя, насколько она ошарашена, он закончил: – Если ты ничего про это не знаешь, то надо посмотреть, что в пакете.

– Нет! Не надо! – выкрикнула Мала. – Не трогай! Он там что-то оставил – и хорошо. Я не хочу ничего про это знать!

Уортингтон посмотрел на нее со злобой:

– А ты мне не врешь? Они точно не используют эту штуку как тайник?

– Конечно нет! Не трогай! Я не хочу ничего про это знать!

– Послушай, ты ведешь себя как маленькая. Ты же агент. Ты уже передала ЦРУ массу информации через меня и через Кена. И тебе за это платили. Значит, ты профессионал. Возьми себя в руки! Рано или поздно они найдут мне замену. Приедет новый человек, выйдет с тобой на связь, и ты будешь работать с ним, как работала со мной.

– Ни с кем я больше на них работать не буду! – крикнула Мала. – Хватит! Убирайся отсюда, наконец! Никто не имеет права заставлять меня делать то, чего я не хочу.

Уортингтон смотрел на нее с жалостью. Он понимал ее чувства. Когда он услышал, что Маликов в Праге, он тоже был напуган.

– Послушай меня, пожалуйста, и не волнуйся так, – попросил он. – Ты брала у них деньги. Если ты им больше не нужна, они избавятся от тебя. Но ты от них никогда не сможешь избавиться. Только попытайся – и тебя заставят замолчать. Единственный шанс от них избавиться – попробовать исчезнуть, как собираюсь сделать я. И если ты не сумеешь выбраться из этой страны и спрятаться, они тебя убьют.

Она смотрела на него потерянно:

– Я не верю! Такого не может быть!

– А почему, как ты думаешь, я уезжаю из Праги? Потому что знаю: такое может быть и будет. И именно к этому я готовился.

Уортингтон замолчал, не зная, продолжать ли дальше, но потом решился:

– Сейчас не время об этом говорить, но мне нужно… – Его лицо блестело от пота, а глаза смотрели отчаянно и серьезно. – Мала, я люблю тебя. Я влюбился в первую же минуту, когда тебя увидел. У меня нет слов… Они все такие банальные… Но я хотел бы сказать, что ты для меня значишь… – Он снова смолк и тут увидел, что она потрясена. – Мне не следовало это говорить… Извини.

– Извинить? – В ее голосе звучало такое пугающее презрение, что он содрогнулся. – Говоришь, любишь меня? Так зачем же ты сюда явился? Зачем ты меня использовал, чтобы спасти свою шкуру? Любит… Ты хотел сказать: я люблю себя!

Уортингтон сидел неподвижно. Потом сказал:

– Мне больше некуда идти. Я надеялся и молился, что у тебя есть хоть какие-то чувства ко мне.

– Я хочу, чтобы ты проваливал! – закричала Мала. – Сколько раз еще тебе это повторять? Ты ничего, ничего для меня не значишь! Понимаешь ты или не понимаешь?

Она отвернулась. Уортингтон смотрел ей в спину и думал: как же она прекрасна. Ему хотелось ее обнять.

– Мы могли бы уехать вместе, – сказал он. – Хочешь, поедем в Швейцарию? Власт и тебе сделает паспорт. Можем путешествовать как муж и жена. Доберемся до Женевы, а там ты решишь, хочешь ли дальше быть со мной. У меня там есть деньги, в Женеве.

Она резко повернулась к нему:

– Я остаюсь здесь! И я больше на них не работаю! Как только ты уйдешь, я окажусь в безопасности.

– Ни один агент никогда не бывает в полной безопасности. Но если мы уедем из Праги вместе, то там, в Женеве, со мной ты будешь в большей безопасности, чем здесь.

– Да замолчи ты наконец! Ну когда же ты уйдешь? – Голос ее достиг такой высоты, что Уортингтон вздрогнул.

«Интересно, слышат ли соседи сверху и снизу?»

– Давай лучше посмотрим, что там оставил Брукман, – предложил он.

– Нет! Не трогай!

– Но он же мог положить что-то опасное для тебя. Я не доверяю Дори. Он может тебя подставить. Надо посмотреть, что там.

Мала в сильном напряжении молча смотрела, как он подходит к деревянному ангелу и поднимает его голову.


Гарри Мосс ждал Гирланда на остановке автоэкспресса у входа в аэропорт Орли и подошел к нему, как только тот вытащил свой потертый чемодан из багажного отделения автобуса.

– Привет! – сказал Мосс. – Вот твой билет. Сдавай-ка поскорее багаж и поговорим.

Гирланд зарегистрировался и сдал чемодан, а затем они с Моссом отыскали свободные места в зале ожидания и сели.

Мосс извлек из кармана ковбойки сложенный листок бумаги.

– Тут адрес, – сказал он. – Деньги находятся внутри деревянного ангела.

Эту информацию ему сообщил Дори вчера вечером. А тот, в свою очередь, получил известие от Брукмана с помощью шифрованной депеши из Праги.

– Легче легкого. Надо только поднять у статуи голову. А обратный самолет у тебя через три дня. В субботу я буду ждать тебя здесь же.

– Что вернусь – это точно, – ответил Гирланд кратко, он посмотрел на адрес: место было ему неизвестно. – Значит, деревянный ангел?

– Ага. Стоит в углу слева от входа. Не ошибешься.

– А там кто-нибудь живет? – спросил Гирланд, пряча листок в бумажник.

– Ну, не знаю… Может, и живет. В Праге, знаешь ли, тяжело с жильем. Но это уж твое дело… – Мосс посмотрел на него с хитрецой. – Ты ведь не собираешься прикарманить все бабки, которые ты не заработал, а?

– Ну а еще что расскажешь про это место?

– Консьержки там нет. Лифта тоже. Поднимаешься на четвертый этаж. Замок на двери плевый. – Мосс выучил наизусть информацию, полученную от Дори. – Но ты удостоверься, что в квартире никого нет, прежде чем войдешь.

Гирланд почесал затылок, потом пожал плечами. Да, работенка, похоже, непыльная. Он продолжал уверять себя в том, что в любом случае ничего не теряет.

– Ладно, адрес я взял. А где деньги на дорогу?

Мосс неохотно полез в карман и извлек нетолстую пачку купюр.

– На вот, держи. Тысяча франков. Последние отдаю. Смотри не трать понапрасну.

Гирланд сунул купюры в бумажник. В этот момент объявили, что пассажиры рейса 714 в Прагу приглашаются к выходу номер восемь.

– Ну ладно, я пошел, – сказал Гирланд, поднимаясь. – Смотри не хлопнись в обморок, если не увидишь меня тут в субботу. Дело может оказаться сложнее, чем ты думаешь.

– Да ничего там сложного!

Мосс проводил Гирланда до эскалатора, доставляющего пассажиров к восьмому выходу, и сказал:

– Буду здесь… в субботу.

Гирланд пробил свой посадочный талон и направился по лестнице в экономкласс «Каравеллы». Стюардесса похлопала ресницами, Гирланд чарующе улыбнулся ей. Он всегда, сколько себя помнил, был любимчиком стюардесс. Поэтому нечего и удивляться, что, как только самолет набрал высоту, стюардесса подошла к нему и шепнула, что в первом классе полно свободных мест.

Гирланд оглядел ее: красотка с блестящими черными глазами и озорной улыбкой.

– Ну и отлично, – сказал он, покидая продавленное кресло.

Провожаемый неодобрительными взглядами пассажиров, Гирланд переместился в первый класс. Отказался от шампанского и попросил двойной скотч со льдом. Немного пофлиртовал со стюардессой, потом она удалилась, и он – немного навеселе после выпитого – откинул спинку кресла и задумался.

Загадочный визит Брукмана в его квартиру все еще беспокоил Гирланда. За два дня ожидания чехословацкой визы Гирланд тщательно и умело обшарил всю квартиру. Поначалу он решил, что Дори хочет внедрить ему прослушку, но никаких жучков не обнаружилось. Может, шеф задумал подбросить ему что-нибудь? Тоже нет. И зачем шефу что-то подбрасывать? Скорее всего, Дори надеялся получить назад хоть часть тех денег, которые не вернул ему Гирланд, но даже это выглядело как-то неправдоподобно. В общем, визит Брукмана остался для Гирланда загадкой.

Не нравился ему и Гарри Мосс. Хотя рассказанная им история получила подтверждение, она все же выглядела какой-то надуманной, искусственной. Этот Мосс выступал в роли героя дешевого боевика.

Гирланд встряхнулся. Ладно, посмотрим, как там сложится в Праге. Как раз в этот момент стюардесса принесла ему бутерброд с икрой. Поскольку обслуживать было почти некого – первым классом летели всего три пассажира, – она присела в кресло рядом с Гирландом. Они мило поболтали и перекусили, пока самолет переправлял их через «железный занавес» в пражский аэропорт.


Как только «Каравелла» оторвалась от земли, Гарри Мосс тут же поспешил в телефонную будку и набрал Дори.

– Улетел, – доложил он. – Клюнул, как рыба на наживку. Еще что-нибудь нужно от меня?

– Нет, это все, – отозвался Дори. – Отличная работа, Алан. Я тебе пошлю скромное вознаграждение. Спасибо тебе!

– Чепуха, мне это было только в радость. – Помедлив, Мосс добавил: – Только вот еще, дядюшка. Хотелось бы, чтобы вознаграждение было не таким уж скромным.

Дори поморщился и положил трубку. Он набросал текст телеграммы Брукману, извещая его о времени прибытия Гирланда. В конце посчитал нужным предупредить:

Гирланд тебя знает. Держись от него подальше. Его нельзя недооценивать. Но этот план должен сработать.

Он передал текст своей секретарше Мавис Пол. Когда она ушла, Дори откинулся в кресле и закурил. Сегодня он был собой доволен.


Трое мужчин сидели вокруг стола в большой душной комнате в Министерстве внутренних дел. В этом огромном, похожем на крепость здании размещалось Пражское управление госбезопасности.

Сик, второй человек в управлении, рассматривал расстеленную на столе крупномасштабную карту города. На его лысой голове был большой пластырь, прикрывавший рану и синяк от удара Уортингтона. Сика постоянно мучили пульсирующие боли.

Напротив него восседал, как огромный сфинкс, Маликов, переводя взгляд холодных зеленых глаз попеременно с Сика на карту и снова на Сика. Третьим был Борис Смирнов – коренастый мужчина со смуглым лицом и залысинами, которые он тщетно пытался замаскировать, зачесывая длинные пряди черных волос с затылка на лоб. Это был ближайший помощник Маликова, меткий стрелок и самый жестокий сотрудник ГРУ.

– Он не мог убежать, – говорил Сик. – Наверняка скрывается где-то в городе. – Он постучал пальцами по карте. – Найти его – дело времени.

– А время, по-твоему, не важно? – спросил Маликов на своем ломаном английском: этот язык служил им средством общения. – «Дело времени», – повторил он. – Вы тут все запустили. И вы виноваты, товарищ. Я же предупреждал относительно этого человека. И вот пожалуйста – скрывается. А ты говоришь – дело времени. Будем надеяться, что так. Ну и что вы предприняли до сих пор?

Сик вытер пот со лба. Не глядя на Маликова, он ответил:

– Он просто не мог выехать из страны, я уверен. Мы ведем опросы. Кто-то его прячет. Отели уже проверили. Аэропорт и пограничная служба предупреждены. Еще мы…

– Найдете – я буду с ним сам говорить, – перебил его Маликов, нетерпеливо махнув рукой. – Понятно?

– Так точно, товарищ Маликов.

– А еще важнее вопрос о замене. Разумеется, они попытаются прислать кого-то ему на смену. И мне нужно подробное описание всех, кто прибывает оттуда самолетом, поездом или на машине. Не думаю, что Дори пришлет замену прямо сейчас, но и это возможно. Все сколько-нибудь подозрительные пассажиры должны подвергаться двойной проверке. Ясно?

– Так точно, товарищ Маликов!

– Вот и хорошо. Принимайтесь за работу и найдите мне Уортингтона.

Сик поднялся и вышел из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.

Маликов взглянул на Смирнова – тот закуривал.

– Ну! Что там еще?

Смирнов улыбнулся, показывая прокуренные зубы.

– Еще этот парень – Джонатан Кен, – сказал он. – Он представляет явный интерес. Покупает стекло. Приезжает в Прагу дважды в месяц. Четыре дня назад обедал с Дори. Мы получили информацию от нашего человека, который работает официантом в ресторане «У Жозефа». Это шикарное место в Париже, с отдельными кабинетами. Дори и Кен встречались – факт установленный. Иванов просто упомянул об этом в своем еженедельном донесении. Прибавил, что все это может ничего не значить. Мало ли с кем Дори обедает…

– Твой Иванов – осел, – сказал Маликов. – А что еще известно про Джонатана Кена?

– Немного. Типичный американский бизнесмен. Когда приезжает сюда, обычно посещает ночной клуб «Альгамбра». А так у нас на него ничего нет. Кроме одного: обедал с Дори.

Маликов откинулся в кресле, нахмурившись:

– Что за «Альгамбра» такая? Ты там бывал?

– Да. – Смирнов сбросил пепел прямо на пол. – Ценник невысокий, можно поесть. Имеются отдельные закутки, чтобы уединиться. Шоу так себе, шумное очень. Но есть одна девушка, певица. Отец – чех, мать – американка. Отец был диссидентом… казнен. Называет себя Мала Рид. Взяла фамилию матери.

Маликов, разглядывавший свои коротко остриженные ногти, наконец поднял голову:

– Кен с ней встречался?

– Похоже, он был в числе ее поклонников. Несколько раз дарил цветы. Но домой к ней никогда не приходил.

– Цветы…

Маликов задумался, а потом потянулся, раскинув свои длинные, мощные руки.

– Ну что ж, Боря… Пожалуй, стоит познакомиться поближе с этой девицей. Приглядеться к ней. Может, все это зря, но сейчас у нас, похоже, ничего больше нет, кроме времени. – Он сверкнул на Смирнова зелеными глазами и заключил: – Хочу знать все про эту девицу. Понял?

Смирнов поднялся.

– И я тоже, – ответил он и удалился.

Маликов встал и подошел к окну. Два голубя сидели на балконе этажом ниже. Самец исполнял сложный любовный танец, но самочка игнорировала его. Маликов понаблюдал за ними немного и почувствовал презрение к самцу. «Влюбляются только идиоты», – подумал он и отвернулся.

Мысли его обратились к Кену, потом переключились на Уортингтона и на кандидатуры для замены агента. Может быть, Сик и прав. В этой стране многое решает время. И терпение, конечно.


Уортингтон ощупывал пакет, извлеченный из деревянного ангела.

– Видишь? Тебе что-то подбросили, – говорил он. – Правильно я делал – никогда не доверял Дори.

Мала явно была напугана.

– Но почему? Что я сделала?

Уортингтон пожал плечами:

– Откуда нам знать? Давай-ка лучше посмотрим, что именно подбросили. – Он вытащил из кармана перочинный нож.

– А может, лучше не надо?

– Нет, надо. Тогда будем знать, чего нам ожидать.

Уортингтон присел к столу и начал аккуратно надрезать ленты скотча, которыми был обмотан пакет. Это заняло пару минут. Мала стояла у него за спиной, наблюдая. Сердце ее колотилось.

Уортингтон развернул бумагу и вытащил толстую пачку купюр по сто долларов. Товарищи по несчастью в недоумении уставились на деньги. Потом Уортингтон пересчитал их дрожащими пальцами.

После долгой паузы он выпалил:

– Боже милосердный! Тут целое состояние! Тридцать тысяч долларов.

Мала похолодела. Не в силах держаться на ногах, она опустилась на стул.

– Что это значит? – спросила она.

Уортингтон некоторое время глядел на деньги, а потом уверенно кивнул:

– Да! Тут может быть только одно объяснение. Это не подброшенная улика, Мала. Это деньги для того, кто займет мое место. – Его худое лицо омрачилось. – А мне-то никогда столько не платили. Я тебя предупреждал. Когда меня сменят, новый агент выйдет на контакт с тобой. Вот почему Брукман спрятал тут деньги. Деньги нужны, чтобы покупать информацию.

Он прошелся по комнате и опять сел за стол:

– Меня они уже списали. Новый агент придет сюда и заберет деньги. Они используют твою квартиру, чтобы ему заплатить. А на риск, которому ты при этом подвергаешься, им наплевать.

Мала судорожно перевела дыхание.

– Чертовы деньги! – прошептала она.

– Они не имеют права так поступать, – продолжал Уортингтон; куча стодолларовых купюр на столе действовала на него завораживающе. – Хотя бы посоветовались с тобой… Ты могла бы согласиться или отказаться. Но нет, не тут-то было. Что хотят, то и делают. Им совершенно наплевать, что будет с тобой. – Он наклонился к столу и ощупал купюры. – Сюда могут явиться люди Маликова и найти это… Тогда тебе конец.

Мала тоже смотрела на деньги как загипнотизированная:

– Что будем делать?

– С такими деньгами, – сказал Уортингтон спокойно и со значением, – ты сможешь очень легко уехать из Праги. Стать независимой. Поехать со мной в Женеву. Купить себе паспорт… Это же целое состояние!

Мала, в каком-то ступоре смотревшая на деньги, перевела взгляд на Уортингтона:

– Но они же не мои! Я не могу потратить их на себя!

– А о тебе они подумали? Нет? Так почему ты должна думать о них? Деньги для них ничто, прах. Заберем эти – выплатят другие. А ты наконец получишь настоящую свободу.

Мала колебалась. Потом она вдруг решительно покачала головой:

– Нет! Положи их обратно. Я к ним не прикоснусь.

Уортингтон поглядел на нее и, увидев решимость в ее глазах, устало пожал плечами:

– Ладно. Глупо, конечно. Но если ты так решила, что же я могу сделать?

Мала закрыла лицо руками.

– Да, я так решила, – сказала она и поднялась. – Пожалуйста, положи их туда, где взял.

Она еще раз поглядела на деньги, а потом медленно направилась к своей постели.

– Я хочу спать… – Она помедлила и поглядела ему прямо в глаза. – Ну хорошо. Да, я понимаю, что это глупо. Но я не воровка!

– Когда жизнь висит на волоске, – спокойно возразил Уортингтон, – то лучше быть вором, чем глупцом.

Мала немного постояла в раздумье, а потом шагнула за ширму. Уортингтон услышал, как она рухнула на диван. Он поглядел на деньги. С тридцатью тысячами долларов – да если еще прибавить к ним швейцарские накопления – жизнь его будет в безопасности. Он колебался не дольше секунды. Потом направился в кухню и вернулся с двумя газетными номерами. Сложил газетные листы так, чтобы они по форме напоминали пачки стодолларовых купюр. Обернул все коричневой бумагой и принялся заклеивать пакет скотчем.

– Что ты делаешь? – спросила Мала, высовываясь из-за ширмы. – Я спрашиваю: что ты делаешь?

– Не будь дурой.

Уортингтон убедился, что пакет не развалится, поднялся и подошел к деревянному ангелу. Просунул пакет сквозь отверстие внутрь. Поставил на место голову.

– Ты можешь глупить, как тебе вздумается. Но я-то знаю цену деньгам.

– То есть ты хочешь их забрать? Но они же не твои!

Уортингтон собрал со стола деньги и засунул их в пакет:

– Иди спать! Тебе надо отдохнуть. Предоставь это мне.

– Что ты собираешься с ними делать?

– Тебе об этом лучше не знать. Пожалуйста, иди спать.

– Нам не удастся провезти их. Это ты делаешь глупости, а не я!

Уортингтон поглядел на нее, и выражение его лица смягчилось.

– Я делаю все возможное, чтобы вытащить тебя из беды. А ты, похоже, и не понимаешь, как влипла. Новый агент, которого пошлет Дори, не должен найти здесь деньги. Ты не должна быть замешана. И если ты такая честная, так, может быть, позволишь мне позаботиться о твоих интересах?

Она увидела на его лице выражение неподдельной обеспокоенности и после паузы спросила:

– Где ты их спрячешь?

Он выдохнул с облегчением. Значит, несмотря на всю честность, Мала наконец поняла не только то, в какой опасности находится, но и то, что эти деньги значат для них обоих.

– Под ангелом. Оттуда можно достать моментально, как только понадобится. Я приклею пакет к основанию скульптуры снизу.

– Ну хорошо.

Мала подошла и взяла его за запястье. Пальцы у нее были холодные.

– Ты извини меня, Алекс. Я не хотела тебя мучить. Я знаю, как ты ко мне относишься. Если хочешь, поехали вместе в Швейцарию.

Уортингтон криво усмехнулся. Ну конечно, дело в деньгах, подумал он. Деньги – вот что заставило ее передумать.

– Тебе надо будет завтра сходить к Власту. Скажи ему, что тебе нужен британский паспорт. За деньги он тебе сделает, а деньги есть. – Уортингтон взвесил пакет в руках. – У тебя есть пакет, чтобы положить деньги, когда пойдешь?

– Есть пластиковый на кухне… вот, пойдет?

– Пойдет.

Она заметила следы горечи и разочарования на его лице, и ей сделалось стыдно.

– Спасибо, Алекс. Ну что делать, если я тебя не люблю? Прости за то, как я с тобой обращалась. Я просто перепугалась до ужаса.

Уортингтон улыбнулся ей:

– Ничего. Я тоже напугался. Ничего, мы справимся, Мала. Когда попадем в Женеву, то будем с легкостью вспоминать обо всем этом. Ну и кто знает… Может, я тебе еще понравлюсь.

Как раз во время этого разговора двое крепких мужчин в черных плащах и фетровых шляпах заняли комнату в доме напротив. Окна комнаты выходили прямо на окна Малы.

Старуху, которая жила в этой комнате много лет, безжалостно выставили из родного дома и отправили в богадельню.

Смирнов отдал приказ своим людям. Теперь, когда эти двое заняли позицию за кружевными занавесками в окнах напротив, Мала оказалась под неустанным наблюдением ГРУ.


Мавис Пол, секретарша Дори, – хорошо сложенная и уверенная в себе брюнетка – увидела, что в приемную входит О’Халлорен.

– Доброе утро, капитан, – приветствовала она его с лучезарной улыбкой, которая предназначалась только для любимчиков. – Он вас ждет, заходите.

О’Халлорен одарил ее такой же улыбкой.

– Выглядишь сегодня просто потрясающе, – объявил он. – Впрочем, когда ты выглядела плохо?

Секретарша рассмеялась:

– Я это слышала уже сто раз. Ладно, спасибо. Вперед, капитан!

И, указав на дверь кабинета Дори, она принялась стучать на электрической печатной машинке фирмы «IBM».

О’Халлорен изобразил на лице смирение.

– У меня сегодня выдался свободный вечерок, – сказал он. – Как насчет роскошного ужина у Лассера? Три звезды, раздвижная крыша. Неплохо, да?

– Моя крыша никуда не съедет, – отрезала Мавис после паузы. – Свидания не будет. Но за приглашение спасибо.

– Ну… Я просто подумал: настоящий мужчина не должен терять надежды, – сказал О’Халлорен и направился к кабинету шефа. – Гарантирую повторное приглашение.

– И за это спасибо.

О’Халлорен прекрасно знал, что она откажется и в следующий раз. Он уже давно понял, что Мавис Пол очень серьезно относится не только к рабочему, но и к свободному времени. Она просто ни с кем не ходила на свидания.

О’Халлорен постучал и вошел.

Дори, как всегда, сидел, погрузившись в какие-то документы. Он взглянул на вошедшего, молча указал ему на стул и продолжил чтение.

О’Халлорен присел и положил форменную фуражку на пол рядом с собой. Минуту спустя Дори расписался и отложил папку с документами в сторону.

Выпрямившись, он улыбнулся О’Халлорену:

– Рад снова тебя видеть, Тим. Как съездил?

О’Халлорен был в Антверпене по одному скучному делу. Из-за этого он отсутствовал в Париже целых три дня.

– Ну так… Ничего особенного, – ответил он. – Завтра сдам отчет.

– А у нас дела складываются неплохо, – удовлетворенно заметил Дори. – Я получил от Брукмана подтверждение, что Гирланд прибыл в Прагу. А Латимер ждет сигнала, чтобы лететь туда. Надо точно рассчитать время его приезда. Как только Гирланда возьмут, Латимер приезжает. Я забронировал гостиницу с открытой датой, так что все готово. Может быть, уже через пару дней Латимер окажется в Праге. Гирланд работает быстро. Он заберет деньги и попробует выбраться. А Брукман будет контролировать его все это время.

– А кто там еще есть? – спросил О’Халлорен. – А то, похоже, у Брукмана слишком много работы.

– Ничего, справится. Я спрашивал его, не нужна ли помощь, но он отказался. Я ему полностью доверяю.

О’Халлорена, похоже, все это не убедило.

– Надо было мне подумать, как ему помочь. Гирланд непрост. Если он заподозрит, что Брукман следит за ним, то пиши пропало.

Дори поморщился.

– Знаешь, что в тебе плохо, Тим? – спросил он. – То, что ты пессимист. Брукман знает свое дело. Он не попадется Гирланду на глаза.

О’Халлорен пожал мощными плечами:

– Но все-таки лучше, если бы там оказался еще кто-то из наших.

– Ладно, предоставь это мне, – ответил Дори.

Он был вполне доволен сделанными распоряжениями и пропускал критику О’Халлорена мимо ушей.

– Кстати, вот бумага от Объединенного комитета начальников штабов. Пришла еще на той неделе, пока тебя не было. У нее высшая степень секретности, нельзя выносить за пределы моего кабинета. – Он поднялся и подошел к сейфу. – Там говорится о наших планах во Вьетнаме и о том, как справиться с русскими, если они вмешаются в войну. Это же настоящий динамит! Не знаю, понимают ли они вообще, к чему все это может привести? Президент Джонсон заварил кашу, а они не желают расхлебывать. И там есть параграф, который касается нас, относительно безопасности. Посмотри-ка!

Дори набрал код и открыл сейф. Взял оттуда длинный белый конверт с красной наклейкой и протянул его О’Халлорену.

– На, Тим, почитай! У тебя волосы встанут дыбом. А мне тут еще с одной бумагой надо управиться. – Он снова сел за стол и положил перед собой какой-то документ.

О’Халлорен открыл конверт и вытащил два листа бумаги.

Повисла пауза, а потом капитан спросил:

– Что это? Наверное, ошибка. Это не тот конверт.

Дори оторвался от чтения и спросил, нахмурившись:

– Что там?

О’Халлорен протянул ему два листа:

– Это не от комитета начальников штабов. Это ключ к коду, который мы взломали в прошлом месяце.

– Что ты несешь? – спросил Дори, похолодев.

Он схватил листы и уставился на них. О’Халлорен увидел, как побледнело лицо шефа. Листы задрожали в его руках и упали на стол. Дори выглядел так, что капитан вскочил на ноги. «О боже! – подумал он. – Не иначе инфаркт».

– Что случилось, шеф? – вскричал он. – Нужна помощь? Вызвать врача?

Дори попытался овладеть собой. Немного придя в себя, он посмотрел на О’Халлорена, в глазах шефа сверкали молнии.

– Замолчи! – приказал он отрывисто. – Дай мне подумать.

О’Халлорен сразу распознал сигнал опасности. В таком настроении Дори бывал редко. Капитан присел и стал ждать, не отрывая взгляда от шефа.

Дори снова взял в руки два листа бумаги и тщательно их осмотрел. Потом потянулся через стол и подобрал конверт, его он также внимательно изучил. Бросил на стол и, резко отодвинув стол, вскочил и подошел к сейфу.

О’Халлорен видел, как шеф осматривает одну бумагу за другой. Проглядев последний документ, Дори обернулся. Его бледное лицо осунулось и казалось старческим, губы были плотно сжаты, а глаза блестели.

– Тим, я совершил непоправимую ошибку, – сказал Дори, медленно возвращаясь к столу и присаживаясь. – Я отдал эти бумаги Брукману, чтобы он подсунул их в чемодан Гирланда. Специально засунул их в конверт со стикером «Совершенно секретно», чтобы произвести впечатление на чехов. Когда явился Брукман, на столе лежало послание от комитета начальников штабов. И вот… Надо же так сглупить… В общем, я дал ему не тот конверт.

Он помолчал, глядя на свои сложенные руки.

– Это же нарочно не придумаешь. Именно Гирланд получил этот документ и привез его не куда-нибудь, а в Прагу. Если конверт попадет в лапы русских, разверзнутся хляби небесные и мне конец!

О’Халлорен некоторое время смотрел на шефа в замешательстве, не зная, что сказать, и даже думая, что неправильно расслышал. Однако ужас в лице Дори сомнений не оставлял. В одну минуту О’Халлорен превратился в холодную, всегда готовую к действию мыслительную машину, хорошо известную коллегам за быстроту и точность действий.

– Я пошлю телеграмму Брукману, – сказал он решительно. – Он заберет конверт назад. Гирланду потребуется два-три дня на то, чтобы взять деньги и уехать из Праги. Мы отменим операцию. Только бы Брукман еще не успел предупредить чешскую полицию о том, что деньги у Гирланда. Тогда они не задержат Гирланда на выезде, так что тут двойная страховка. Даже если Брукману не удастся забрать конверт, чехи не возьмут Гирланда при отбытии, если ничего не будут знать про деньги. Правильно?

– Там Маликов, – тихо отозвался Дори. – Маликов остановит Гирланда.

– Тогда Брукман должен добыть конверт, – сказал О’Халлорен.

– Думаешь, справится? О боже! Ты ведь был прав, Тим: мне следовало послать кого-то ему в помощники. Теперь у него такая задача, что одному ему придется туго.

– Ничего, он парень крепкий. Он просто обязан это сделать! У нас не осталось времени, чтобы послать еще кого-то на помощь.

Дори поразмыслил, потом кивнул. Он взял лист бумаги и начал писать депешу Брукману. Глядя на то, как мерно двигается рука шефа, О’Халлорен даже покачал головой от изумления и восхищения. Человек на грани катастрофы: его ошибка может превратить холодную войну в самую настоящую, реальную. Оборвется и его собственная карьера. Но тем не менее посмотрите, какое самообладание. Он снова в бою, он пытается все спасти.

– Посмотри, так пойдет? – спросил Дори, протягивая капитану черновик.

О’Халлорен внимательно прочел написанное. Депешу следовало отправить безотлагательно.

– Все в порядке. Зашифровать?

Они переглянулись, и Дори кивнул:

– Да, было бы хорошо, Тим. Давай договоримся: все это останется между нами как можно дольше. Если Брукман не сумеет вернуть документ, мне придется известить Вашингтон. – По лицу Дори прошла тень. – А послать в Вашингтон такое сообщение – это все равно что повеситься.

О’Халлорен кашлянул, потом встал и, забрав фуражку, направился в шифровальный отдел.

Мавис Пол на секунду прекратила печатать, когда О’Халлорен молча прошел мимо. Она была ужасно удивлена. Посмотрела на дверь, ведущую в кабинет шефа. Что там стряслось такого страшного, если О’Халлорен даже не остановился, чтобы попрощаться с ней?

Глава четвертая

Брукман не считал Гирланда серьезным соперником, скорее, разгильдяем, которому повезло: выпал случай поработать на ЦРУ. Впрочем, Брукман знал, что Гирланд хорошо управляется с пистолетом, имеет высокий дан по карате, но при этом настоящий бабник, чего Брукман терпеть не мог. Он считал, что капитан О’Халлорен слишком преувеличивает способности Гирланда. Брукман относился к подобному типу людей с презрением и не предпринял мер безопасности, о которых непременно позаботился бы, если бы считал Гирланда серьезным профессионалом. И это была фатальная ошибка.

Гирланд заметил Брукмана, когда регистрировался в гостинице «Алкрон». Заполняя карточку, он бросил взгляд в зеркало, висевшее за стойкой регистрации, и сразу узнал Брукмана, который быстро шел в маленький бар, находившийся в другом конце холла.

Гирланд продолжал заполнять карточку, а мысли его уже набрали пятую скорость.

Брукман!

Добравшись до своего номера на третьем этаже и дав чаевые носильщику, который доставил чемодан, Гирланд плюхнулся в мягкое кресло, закурил и за несколько минут оценил ситуацию.

Откуда Брукман взялся в Праге? Почему он здесь, в этой гостинице? Есть ли связь между вторжением в парижскую квартиру и пребыванием в Праге?

Гирланд обдумывал все эти вопросы, и вдруг его моментально осенило.

Что такое? А, конечно! Он должен был все понять, когда эта девка в обтягивающих штанах рассказала, что Брукман вломился в квартиру. Боже! Какой осел! Еще гадал, не подложил ли Брукман какую-нибудь улику. Все проверил, да не все. Да, что-то подложил – в чемодан! И что бы там ни было, это уже за «железным занавесом»!

Гирланд вскочил, схватил чемодан и вытряс все его содержимое на кровать. Тщательно обследовал пустой чемодан, но ничего подозрительного не нашлось. Тогда взял перочинный нож и надрезал подкладку. Оторвал ее совсем.

Есть!

Тщательно приклеенный скотчем к крышке чемодана конверт с красной наклейкой.

Гирланд шумно выдохнул. Он знал, что такая наклейка указывает на совершенно секретное содержимое конверта. Осторожно освободил конверт, положил на столик и еще несколько минут вскрывал его перочинным ножом. Вытащил два листа тонкой бумаги и сел в кресло.

Перечитал документ трижды. Изучил подпись президента – он видел ее довольно часто, чтобы отличить подлинник от подделки.

Уставился на заголовок:


От Объединенного комитета начальников штабов.

Только имеющим высший доступ.


И дальше краткое разъяснение:


Государственному секретарю

Всем послам

Начальнику отдела ЦРУ (копия № 22)


Что за чертовщина? Если это должно попасть к советским, то может разразиться третья мировая война! Но что это значит? Он прочитал документ в четвертый раз, потом закурил и вперил невидящий взгляд в пространство. Мысль его судорожно работала.

Хотя в настоящее время Гирланд не служил непосредственно в ЦРУ, он еще не забыл свое прошлое и, кроме того, неплохо разбирался в политике. Он был уверен, что Объединенный комитет начальников штабов вовсе не собирался переправлять такой взрывоопасный документ за «железный занавес». Это было совершенно очевидно. Где-то в цепочке кто-то – вероятно, Дори – совершил ошибку. А может быть, Дори – двойной агент и использовал Гирланда, чтобы тот вывез документ из Парижа?

Подумав, Гирланд отверг эту мысль. Такое немыслимо даже представить. Но что, если двойной агент – это Брукман? Если бы в конверте оказалась фотокопия, тогда – да, подозрение падало бы на Брукмана. Однако как можно украсть пронумерованный экземпляр документа – его ведь тут же хватятся? Наиболее вероятным объяснением казалось то, что Дори (если только это был Дори) просто ошибся.

«И какое мне дело? – спросил себя Гирланд. – Меня использовали, как сопляка. И зуб даю, что не было никакой украденной зарплаты, никакого деревянного ангела. Простая и ясная схема, придуманная Дори. Вот только теперь она обернулась против того, кто все затеял. Но зачем все это?»

Он посидел некоторое время в раздумьях, но не нашел никакого путного объяснения. Снова и снова разглядывая два листка бумаги, Гирланд не мог решить, как с ними поступить. Сначала ему хотелось выкинуть их, но потом он сообразил, что в этом случае карьера Дори будет окончена.

«Спокойней, – сказал он себе. – Ты все еще можешь выбраться из Праги с выигрышем. У тебя появился шанс прижать Дори к стенке. Тут есть о чем поторговаться. Дори меня использовал. А теперь моя очередь обойтись с ним так же».

Он положил листки обратно в конверт, поднялся и подошел к туалетному столику. Выдвинул центральный ящик. Встав на колени, прикрепил конверт к крышке стола изнутри, с обратной стороны, над ящиком. Не самое надежное место, чтобы спрятать такой опасный документ, но в качестве временного тайника сгодится. Задвинул ящик на место.

Было уже половина первого, и Гирланд направился вниз, в ресторан, где его ждал отличный ланч: закуски, отбивная из молодой баранины и фруктовый салат.

После ланча он заглянул в магазинчик, торгующий пражскими сувенирами, и купил путеводитель по городу. Изучив карту, отметил Чиватову улицу – то место, которое указал ему Гарри Мосс. Выяснилось, что она совсем недалеко от гостиницы. Гирланд решил прогуляться и посмотреть на нее.

Выйдя из отеля, он дошел до главной улицы, где с грохотом неслись трамваи и сновали толпы людей, словно вокруг потревоженного муравейника. Он подумал, что Брукману довольно легко выследить его в такой толпе, и начал то и дело останавливаться возле витрин, изучая отражения несущихся по своим делам людей. Брукмана, однако, видно не было.


На самом деле о Брукмане в этот момент нечего было беспокоиться: тот как раз вернулся к себе в отель, очень довольный тем, что знает, где остановился Гирланд. Брукман не сомневался, что Гирланд не рискнет сразу забрать деньги, а сначала захочет присмотреться к квартире Малы Рид. «Он пойдет туда завтра», – решил Брукман.

В отеле Брукман попросил у портье ключ и получил не только ключ, но еще и телеграмму. Поднявшись в свой дешевый номер, агент ее прочел. Телеграмма содержала запрос о каких-то утерянных счетах, а далее следователи цифры и буквы. В них-то и было зашифровано настоящее послание.

Через двадцать минут он расшифровал текст:

Крн. Срчн. Нжн. Нмдл. Врнть. Сврхскртн. Бмг. Чмдн. Грлнд. Дгврсь. Лб. Цн. Грлнд. Мжн. Лквдрть. Слч. Нбхдмст. Врн. Бмг. Лб. Цн. Пвтр. Лб. Сврхвжн. Д.

Что означало:

Крайне срочно. Нужно немедленно вернуть сверхсекретные бумаги из чемодана Гирланда. Договорись с ним любой ценой. Гирланда можно ликвидировать в случае необходимости. Верни бумаги любой ценой, повторяю: любой.

Сверхважно. Дори.

Брукман перечитал сообщение и с шумом выдохнул. Что за чертовщина? Снова перечитал. Поручение было настолько срочное, что агент вскочил, готовый бежать немедленно его исполнять. Приказ получен. Достать бумаги несложно. Гирланд понятия не имеет, что лежит у него в чемодане. Брукман сжег телеграмму Дори и расшифровку и размешал пепел в пепельнице.

Открыл лежавший на столе портфель и вытащил из него полицейский автоматический пистолет 32-го калибра. Проверил обойму и сунул оружие в карман. Потом из того же портфеля вынул черный трехдюймовый глушитель – и тоже сунул в карман. Гирланда можно ликвидировать в случае необходимости. Брукман предпочел бы поскорее покончить с этим типом, а не вести с ним переговоры. Гирланд слишком хитер.

Обо всем этом Брукман думал на ходу, покидая гостиницу.

От его отеля до «Алкрона» было пять минут ходьбы, и Брукман оказался на месте в двадцать минут четвертого. Американские туристы, облюбовавшие эту большую и роскошную гостиницу, в такое время обычно изучали достопримечательности Праги. В холле было тихо. Брукман проследовал сразу к главному портье.

Тот слегка кивнул и посмотрел выжидающе.

– У вас остановился мистер Гирланд? – спросил Брукман.

Портье сверился со списком гостей:

– Да, сэр. Номер 347-й. – Он обернулся к доске с ключами. – В настоящий момент мистер Гирланд вышел. Желаете оставить сообщение?

– Да нет, ничего, – сказал Брукман. – Я ему по телефону позвоню. Спасибо.

Он не спеша направился к сувенирному магазину и осматривал товары до тех пор, пока не убедился, что портье уже забыл про него.

Тогда Брукман двинулся к лифту.

– Третий этаж, – скомандовал он лифтеру.

Шагая по длинному коридору в поисках нужного номера, Брукман думал о том, что задание, в общем-то, плевое.

Если Гирланда нет – он просто заберет конверт и телеграфирует Дори, что ждет дальнейших указаний.

Когда он приблизился к двери 347-го номера, в руках у него оказалась стальная отмычка. Коридор был пуст. Брукман за десять секунд вскрыл замок и вошел. Осмотрелся, и на его красной физиономии отразилось недоброе чувство. «Этот хмырь умеет жить», – подумал Брукман, припомнив собственный крошечный гостиничный номер. Закрыл дверь на внутренний замок. Подошел к чемодану Гирланда, лежавшему на полке для багажа. Чемодан оказался открыт, что было весьма приятно…

И тут у Брукмана кровь прилила к лицу.

Подкладка отпорота! Конверта нет!

Брукман стоял, глядя на пустой чемодан, и тихо ругался. Да как же этот бездельник мог узнать про бумаги? Но ведь как-то узнал! Брукман захлопнул крышку чемодана и оглядел комнату.

Он понимал, что обыскивать ее – только впустую терять время.

Гирланд – опытный агент. Он либо забрал документ с собой, либо спрятал его так хитро, что Брукману придется перевернуть тут все вверх дном, чтобы найти. А если все перевернуть, тогда горничная доложит об этом куда следует и в дело вмешается госбезопасность. А этого Брукману совсем не хотелось.

Он вытащил пистолет и прикрутил глушитель. Нужно начать переговоры с Гирландом. Ясно, что он уже прочитал документ. Выходит, если даже Гирланд взял бумаги с собой, то попытается шантажировать Дори. Брукман потер свою массивную челюсть. Пообещать можно что угодно. Гирланда интересуют исключительно деньги. Ладно, надо будет соглашаться на любую сумму, которую он запросит. А как только Гирланд расстанется с документом, он умрет. Один правильно направленный приглушенный выстрел, и можно отправляться обратно к себе в гостиницу, а оттуда первым же рейсом в Париж – и все, задание выполнено.

Успокоенный этими приятными мыслями, Брукман направился к двери, открыл замок, а затем уселся в мягкое кресло. Пистолет с глушителем он засунул себе под массивную ляжку, закурил – и стал ждать возвращения Гирланда.


А Гирланд как раз в этот момент вышел на Чиватову улицу. Теперь он был совершенно уверен, что за ним никто не следит: вдали от людных главных улиц, в узких переулках, которые расходились, как капилляры от главной артерии, все было видно как на ладони. Он отыскал нужный дом и остановился у высокой двери, ведущей в темный и грязный подъезд. Оглянувшись направо и налево, чтобы еще раз убедиться в отсутствии слежки, он шагнул внутрь. Из надписи на почтовом ящике, висевшем в ряду других на облупившейся стене, он узнал, что в квартире на четвертом этаже, на которую указал Гарри Мосс, проживает некая Мала Рид.

Гирланд поднялся по лестнице до нужной двери. К ней была прикреплена карточка: «Мала Рид».

Гирланд нажал на кнопку звонка, отошел чуть назад и подождал.

Никто не отвечал, и он собирался уже позвонить еще раз, как вдруг дверь отворилась.

Перед ним предстало неожиданное и приятное зрелище: девушка с роскошными черными волосами.

«Ну просто куколка!» – решил Гирланд и расплылся в улыбке. Он пожирал ее глазами. Мала была в голубом платье без рукавов, которое облегало ее фигуру, как хорошая перчатка руку.

– Прошу прощения, – сказал он. – А вы, случайно, не говорите по-английски?

Мала как раз собралась снова отправиться к Власту. Она уже побывала там утром, но старика не оказалось дома.

При виде этого высокого, плечистого американца у Малы забилось сердце.

– Да, говорю, – ответила она, и голос ее чуть дрогнул. – В чем дело?

Гирланд через ее плечо осмотрел комнату и увидел в углу деревянного ангела. Ну что ж, по крайней мере, эта часть рассказа Мосса не вранье.

– Здесь не живет такой Гарри Мосс? – спросил он, удивляясь тому, что девушка явно напугана.

– Нет.

– Неужели? – Гирланд притворился огорченным. – Вот ведь беда… А он мне дал именно этот адрес. Я, видите ли, специально прилетел из Нью-Йорка… к старому другу. А вы не знаете, куда он делся?

– Нет, – сухо ответила Мала. – Боюсь, не смогу вам помочь.

И она захлопнула дверь прямо у него перед носом.

Гирланд некоторое время решал, как поступить дальше, а потом сказал себе: не стоит лишний раз испытывать удачу. Во всяком случае, деревянный ангел на месте. И нужно все как следует обдумать, а не пороть горячку. Он повернулся и спустился к выходу.

Кто она такая, эта Мала Рид? Однако аппетитная штучка.

А почему она так перепугалась? Он остановился неподалеку от ее дома, призадумавшись. Неужели в этом ангеле действительно спрятаны деньги?

Ну хорошо, а если спрятаны – как их оттуда забрать? Если девчонка живет одна, надо выяснить, когда ее не бывает дома. Знает ли она о деньгах? Нет, Гирланд покачал головой. Дело обстояло сложнее, чем ему казалось. Но когда речь идет о тридцати тысячах долларов, оно и не должно быть легким.


Пока Гирланд грелся на солнышке, размышляя таким образом, один из людей Смирнова, обосновавшихся в доме напротив, – его фамилия была Серов – навел на него объектив фотоаппарата. Фотография была сделана, как обычно, на всякий случай. Каждого, кто входил или выходил из дома, где жила Мала, положено было снимать. Серов уже израсходовал тридцать пять кадров. Он перемотал пленку, вытащил кассету и протянул ее напарнику по фамилии Николюк.

– Отдай на проявку, – сказал он. – Товарищ Смирнов ждет от нас результатов.

Николюк взял кассету и вышел.


Тем временем Гирланд возвращался к себе в отель, размышляя, как бы побольше узнать о Мале Рид. Он шел по главной улице под сводчатой галереей, где располагался вход в ночной клуб «Альгамбра». Гирланд уже миновал эту дверь, как вдруг заметил афишу с изображением и именем Малы Рид. Девушка была запечатлена в черном трико с глубоким декольте. По-чешски он читать не умел, но было достаточно и фотографии. Значит…

Он двинулся дальше. Что ж, теперь он знал, где она работает. Сегодня вечером он наведается в «Альгамбру». Гирланд дошел до гостиницы и взял у портье ключ.

– Какой-то господин вас спрашивал, – сообщил тот. – Сказал, что позвонит позже.

– Вот как. – Гирланд был озадачен. – Кто бы это мог быть? А вы его хорошо запомнили?

– Да, сэр. – Портье явно гордился своей профессиональной памятью. – Высокий, крепкий господин. У него что-то не в порядке с правым ухом.

Гирланд усмехнулся:

– А, ну как же! А я и не знал, что он приехал. Это мой старый друг. Спасибо вам.

Он выложил на стойку пачку «Пэлл-Мэлл» и подтолкнул ее в сторону портье. Гирланд уже давно понял, что в Праге сигареты принимали в качестве чаевых еще охотнее, чем деньги.

Он направился к лифту и поднялся на свой этаж. Значит, его искал Брукман. «Будь осторожнее, – говорил он себе. – Надо приготовиться к неожиданностям».

Гирланд подошел к своему номеру, повернул ключ, резким движением распахнул дверь и оказался внутри.

Вид расположившегося в кресле Брукмана его не удивил. Как хорошо, что портье предупредил его.

– А, Оскар! Рад тебя снова видеть, старина, – поприветствовал он Брукмана, прикрывая дверь. – Как жена? Как детишки?

Брукман затушил сигарету – пепельница была уже переполнена окурками. Чуть сместился вбок, высвобождая пистолет. На его красной физиономии ничего не отразилось, а серые холодные глаза сверлили Гирланда.

– А ну сядь! – приказал он, словно полицейский. – Поговорить надо.

Гирланд улыбнулся в ответ и, вместо того чтобы сесть, прислонился к двери.

– Оскар, пора бы тебе повзрослеть, – заметил он. – Человек ты уже немолодой и к тому же упитанный. С таким пузом ты будешь похож на беременную корову, когда побежишь. И влив в себя столько пойла, ты за мной не угонишься. Или все-таки хочешь попробовать? То-то будет смеху! А кстати, где же твой дружок О’Брайен? Ты помнишь, что я с ним сделал, когда вы в последний раз пытались валять дурака?

Брукман вынул оружие. Реакция у него все еще была отличная: пистолет так и прыгнул в руку.

– Я сказал сядь! – проревел он снова.

Гирланд весело рассмеялся:

– Оскар, ты собрался меня убить? Вот это сцена! Слушай, а ты не пробовал в кино сниматься? В детективах, разумеется. Попробуй. Заработаешь кучу бабла. Ну что же ты? Давай, убей меня! – Гирланд шел прямо на Брукмана. Приблизившись вплотную, он продолжил с улыбкой: – Давай, Оскар! Пали!

И тут он резко ударил ребром ладони по запястью Брукмана. Пистолет полетел куда-то в угол. Брукман выругался и вскочил, но Гирланд тут же отбросил его назад в кресло.

– Оскар, остынь! Тебе не надо убивать меня прямо сейчас. Ты же хотел поговорить? Ну, вспомнил?

Брукман потирал ушибленное запястье. Глаза его сверкали злобой. Он не отрывал взгляда от Гирланда, а тот подошел к кровати и повалился на нее. Потом потянулся и улегся поудобнее, закинув руки за голову.

– Ну, давай, Оскар! – скомандовал он, глядя в потолок. – Что на этот раз пришло тебе на ум, если только это можно назвать умом?

Брукман еще немного потер запястье и, когда рука обрела чувствительность, встал и подобрал свое оружие. Положил пистолет на стол и снова уселся.

Глядя в глаза Гирланду, он сказал:

– В общем, у тебя находится сверхсекретный документ. Я хочу его забрать.

– Хочешь, да? – улыбнулся Гирланд. – Ты его хочешь забрать? А кто еще хочет его забрать? Мистер Джонсон. Товарищ Косыгин. Товарищ Хо Ши Мин. А еще больше, чем они, его хочет забрать мой старый дружище Дори.

От усилий сдержать гнев Брукман сделался пунцовым.

– Отдай письмо, Гирланд. Кончай свои шутки!

Гирланд удивленно поднял брови.

– Шутки? Я вовсе не шучу, Оскар, – ответил он. – Давай разберем ситуацию с самого начала. Ты вторгаешься в мою парижскую квартиру и подбрасываешь мне в чемодан секретный документ. Я, конечно, предполагаю, что ты действовал по приказу Дори. Правда, поначалу я прикинул, не двойной ли ты агент, но потом решил, что для такого дела у тебя маловато мозгов.

– Что ты там мелешь? – злобно буркнул Брукман, дернувшись и чуть не упав со стула. – Я – двойной агент?

– Оскар, успокойся, а то бандаж развяжется. Я же говорю: ты не двойной агент. А этот документ – динамитная шашка. И Дори сел в лужу, поручив его тебе. Так ведь?

– Я не собираюсь с тобой болтать, Гирланд. Отдай документ, и все. – Брукман наклонился вперед, физиономия его пылала, глаза сверкали. – Я знаю, что ты мошенник и разгильдяй, – продолжал он, – но ведь ты не хочешь начать третью мировую? Так что не глупи: отдай документ, и я верну его в Париж.

– Знаешь, в чем твой главный недостаток, Оскар? В отсутствии обаяния. Не надо мне тут заливать про третью мировую. Кашу заварил Дори. Он решил меня использовать, превратить в какую-то приманку, а что со мной будет потом, его интересовало меньше всего. Ну так и я о нем не стану заботиться. Но мне нужно знать, что у него на уме. Только не вздумай мне врать, Оскар. Я тут в Праге времени даром не терял. Я знаю все про Малу Рид. Так что выкладывай всю правду, и тогда я, может быть, верну тебе документ. Но сначала ты все расскажешь.

Взгляд Брукмана задержался на лежавшем на столе пистолете. От Гирланда это не ускользнуло.

– Ты опять за старое? – спросил он с упреком. – Послушай, документ спрятан так, что ты никогда в жизни его не найдешь, если меня прикончишь, – а тебе ведь очень хотелось бы меня убить, я же вижу. Но товарищ Косыгин его получит. Так ты поведаешь мне, что там замышляет наш старый приятель Дори?

Брукман колебался.

– А почему я должен верить, что ты действительно отдашь документ, если я все расскажу? – спросил он.

– Верить ты не должен, но я отдам. Ты будешь смеяться, Оскар, но тебе придется мне поверить.

– Вот подожди немного, и я тебя прикончу, – злобно выпалил Брукман. – Даже не сомневайся. Пристрелю как собаку.

– Какой содержательный разговор, – заметил Гирланд, прикрывая глаза. – Нет, Оскар, тебе точно надо сниматься в кино. Фанаты будут писать кипятком.

Брукман понимал, что выбора нет. Эх, если бы сейчас послать депешу Дори и получить указания! Дело катилось куда-то к черту, и он, Брукман, никак не мог этому помешать. Но тут он вдруг вспомнил слова из инструкции Дори: «Договорись с ним любой ценой». Его задача – привезти Дори документ. А потом пусть шеф думает, как быть дальше.

– О’кей, – сказал наконец Брукман. – План, короче, был такой…

И он рассказал все, что знал о замысле Дори: использовать Гирланда как наживку, чтобы позволить Латимеру проникнуть в Прагу.

Гирланд слушал, прикрыв глаза. Когда Брукман закончил, он как бы очнулся и с улыбкой посмотрел на противника:

– Так, значит, деньги в деревянном ангеле?

– Да, там. Я сам их туда положил.

– Ну Дори! Хорош, нечего сказать. Хотя, конечно, причины меня подставить у него были. Ладно, Оскар, теперь приступим к делу. – Он сел на кровати, опустив ноги на пол. – Значит, так: сегодня ты сам сходишь к Мале и заберешь деньги. А я прослежу, чтобы не увязался «хвост». Потом встретимся в аэропорту. Ты отдаешь мне деньги, а я тебе – документ. Потом ты летишь в Париж и передаешь от меня привет другу Дори. Но только не вздумай предупредить полицию, что я покидаю страну с тридцатью тысячами долларов наличными. Если меня арестуют, я постараюсь выкрутиться и расскажу им, что именно было написано в документе. Ну как, уместилось это в твою мудрую голову?

Брукман покосился на него.

– Ты, Гирланд, не настоящий американец, – сказал он. – Только о деньгах и думаешь.

– Ну-ну, брось, Оскар. А то я сейчас зарыдаю у тебя на груди. Чем тебе деньги не нравятся? – Гирланд поднялся, направился к двери и открыл ее. – Убирайся! – приказал он.

Брукман сунул пистолет в кобуру и вышел в коридор.

– Сегодня примерно в десять тридцать, – сказал Гирланд, – я явлюсь туда понаблюдать. Пока, Оскар! И следи за артериальным давлением.

Он закрыл дверь за Брукманом, и тот потопал к лифту.


Смирнов вошел в большой кабинет, где почти не было мебели, и закрыл за собой дверь. Маликов восседал за письменным столом, отодвинув в сторону кучу расшифрованных депеш, пришедших за последний час из Москвы. Непосредственно к его работе депеши не имели отношения, но он просматривал их, чтобы быть в курсе операций ГРУ в Европе.

Смирнов пододвинул стул и присел.

– Произошли кое-какие изменения, – доложил он. – У меня есть фотография, которая тебя заинтересует.

Он вытащил из портфеля крупноформатное фото и передал Маликову.

Маликов посмотрел. Выражение его лица осталось прежним, но глаза сощурились.

– Гирланд! – сказал он тихо.

– Просто повезло. Я приказал Серову снимать всех, кто выходит из дома, и вот рыба сама приплыла к нам в руки.

– Гирланд, – повторил Маликов и задумался.

Через некоторое время он произнес:

– Но вряд ли он прибыл на смену Уортингтону… – Он вопросительно посмотрел на Смирнова и продолжал, нахмурившись: – Вообще это странно. Я полагал, что Гирланд для ЦРУ – отрезанный ломоть. Нет, он не может быть новым агентом. Здесь что-то не так. Гирланду нет никакого резона оставаться в Праге. Человек, который заменит Уортингтона, должен иметь здесь работу… а мы знаем, что Гирланд никогда в жизни не работал.

– Может, он временно занял это место, пока не приедет настоящий агент?

Маликов отрицательно покачал головой:

– Дори так не делает. – И после некоторых размышлений добавил: – Наверняка он прислал Гирланда для отвода глаз. Неужели Дори хочет, чтобы мы приняли Гирланда за нового агента?

Смирнов только пожал плечами. Думать полагалось Маликову, а не ему.

– Еще что-нибудь? – спросил Маликов, продолжая разглядывать фотографию.

– Да. Эта девчонка, Мала Рид, сегодня утром приходила на квартиру к некоему Карелу Власту, – доложил Смирнов. – Его не оказалось дома. Я проверил этого Власта. Человек подозрительный. Раньше был гравером, теперь работает лифтером. Сик подозревает, что он делает фальшивые паспорта. Но доказательств нет.

– И девчонка к нему наведывалась? Так, может, она собирается сбежать? – спросил Маликов. – А почему Сик не арестовал этого Власта?

– Говорит, нет доказательств… одни подозрения.

– Нам не нужно доказательств, – отрезал Маликов. – Взять его и допросить. И квартиру его обыскать. Если он делает фальшивые паспорта, улики найдутся. Исполняй, живо!

Смирнов вскочил:

– А Гирланд?

Уголки губ Маликова опустились.

– Я хорошо знаю Гирланда и думаю, что он остановился в отеле «Алкрон», – сказал он. – Гирланд всегда любил роскошь. Следи за ним, но пока не трогай. Он может вывести нас на Уортингтона. И смотри, чтобы он не заподозрил слежку.

– А девчонка?

– Тоже пока не надо трогать. Тоже из-за Уортингтона. Поставь ей прослушку в квартиру. Когда она сегодня вечером уйдет на работу, пусть Серов к ней заглянет. Если Гирланд там побывал раз, значит придет и во второй. Я хочу послушать, о чем они станут говорить.

– Будет сделано! – отчеканил Смирнов и вышел из кабинета.

Маликов взял со стола фотографию и снова принялся вглядываться в нее.

Когда они виделись в прошлый раз, он предупредил Гирланда, что следующая встреча станет последней. Медленно, со злобой Маликов разорвал фотографию на клочки.


Вот уже час Мала Рид и Уортингтон обсуждали посещение Гирланда. Они вместе гадали, кто же сюда приходил и кто такой Гарри Мосс? Может, Дори прислал агента в поисках Уортингтона?

Англичанин нервничал. Пока Мала разговаривала с незнакомцем, он прятался в ванной, сжимая пистолет и чувствуя, как все тело от страха покрывается холодным потом.

– Просто не знаю, что и думать! – воскликнул он наконец в отчаянии. – Так не может дальше продолжаться. А если это просто случайный посетитель? Мы тут свихнемся, гадая. – Он взглянул на часы и спросил: – Тебе не пора к Власту?

Мала кивнула:

– Да, уже можно идти. Я пойду.

Уортингтон заранее сделал несколько ее фотографий для паспорта и теперь протянул ей кассету. Потом вытащил из бумажника пятидесятидолларовую купюру.

– Он возьмет за это не меньше трехсот долларов, – сказал он. – Вот, держи! И скажи, что остальное он получит, когда все будет готово.


В тот момент, когда Мала выходила из квартиры, Карел Власт сидел у своего окна и поглаживал руку: она по-прежнему ныла. Утром он посетил поликлинику. Ему что-то вкололи, но толку от укола было мало. И по выражению лица врача Власт понял, что с рукой дело плохо. Доктор велел снова явиться завтра. Сидя у окна и думая, как же быть с заказом Уортингтона, Власт вдруг заметил, что у дома напротив припарковалась черная «татра». Из машины выскочили четверо. Они перебежали улицу и вошли в его дом.

У Карела бешено забилось сердце: это из госбезопасности. Вот уже два года он ждал, когда за ним придут, и теперь, вскочив, следовал давно обдуманному и отрепетированному плану. Карел поднял столешницу обеденного стола и заклинил этой дубовой доской ручку входной двери. Взял лежавшие на шкафу в коридоре молоток и два пятнадцатисантиметровых гвоздя. Тяжело дыша, приколотил столешницу к дверным косякам. Теперь так просто сюда не войти.

Был слышен грохот шагов на лестнице. Власт прикинул, что дверь будут ломать не меньше четверти часа. А если повезет, то и дольше.

Эти меры он предусмотрел очень давно. Задача состояла в том, чтобы выиграть время и уничтожить все улики, которые могут повредить товарищам.

Вернувшись в гостиную, Карел открыл шкаф, вытащил оттуда большую медную коробку, крышка которой была примотана скотчем. Отодрал пленку и швырнул в камин лежавшие внутри смоченные бензином тряпки. Раздался звонок в дверь. Не обращая на это внимания, Власт метнулся в спальню, выдвинул нижний ящик комода и, порывшись, извлек оттуда стопку чистых паспортных бланков. Звонок повторился настойчивей. Власт порылся еще, вытащил фотографии Уортингтона, его паспорт и еще две фотографии тех, кому обещал помочь.

Пришедшие навалились на дверь мощными плечами, и она заскрипела. Власт отнес кучу документов – паспорта, фотографии, несколько конвертов с информацией, нужной для заполнения бланков, – в гостиную и вывалил в камин. Петли двери начали подаваться. Карел зажег спичку и поджег пропитанное бензином тряпье. Куча вспыхнула ярким пламенем. Дверь трещала под мощными ударами, но Власт был теперь совершенно спокоен. Он взял кочергу, помешал догорающую массу бумаги, на глазах превращавшуюся в пепел. Тщательно проверил, не осталось ли чего-либо компрометирующего.

Затем, довольный, вынул из кармана жилетки маленькую капсулу, которую носил при себе уже много месяцев именно на такой случай. Бросил капсулу в рот и тяжело опустился в любимое старое кресло.

Дверь была разломана уже наполовину, и Карел увидел потное и красное от ярости лицо Смирнова. Он подождал еще секунду, пока русский не протиснулся своими широкими плечами в дыру, а потом прошептал молитву и спокойно раскусил капсулу.


Уортингтон узнал шаги Малы на лестнице и вскочил. Весь последний час его мучило беспокойство. Англичанин пытался успокоить себя тем, что рука Власта скоро заживет: еще день-другой, и паспорта будут готовы. Правда, в глубине души сохранялось тревожное ощущение, что все окажется не так просто. Однако, несмотря на опасность положения, Уортингтону даже нравилось жить у Малы. Их соседство, а также ее согласие бежать с ним в Женеву действовали на него успокаивающе. Одному ему было бы страшно проходить через паспортный контроль. Но вместе с Малой он справился бы. Защищая ее, он как будто забывал о себе самом.

Уортингтон стоял у двери и слышал, что Мала ищет в сумочке ключ. Дверь отворилась. Едва англичанин взглянул на ее бледное, напряженное лицо, как мурашки побежали у него по спине.

Мала быстро вошла в квартиру, и Уортингтон захлопнул дверь.

– Что случилось? – спросил он так хрипло, что даже закашлялся.

Мала опустилась на стул, уронив сумочку на пол.

– Он погиб. Его выносили из дома, когда я подошла. Его больше нет!

Уортингтон застыл, как громом пораженный. Не может быть! Он рухнул на стул, стоявший напротив Малы.

– Ты не ошиблась?..

Слова вылетали, как воронье карканье.

– Там госбезопасность. И «скорая». Они выносили тело на носилках. Я прошла мимо. – (Англичанин не мог не восхититься твердостью ее голоса.) – И одеяло, которым он был накрыт, сползло, когда его грузили в «скорую». Я его видела… Он мертв.

Уортингтон закрыл лицо руками. Плечи его подрагивали.

Все надежды на будущее, все деньги, которые он с таким трудом, с таким тщанием скопил в Женеве, все планы побега – всё перечеркнула смерть Власта. «Теперь надеяться не на что, – говорил он себе. – Теперь из Праги не выбраться».

Мала наблюдала за ним, заражаясь его отчаянием.

– У нас есть деньги, – сказала она. – Мы все-таки можем бежать.

Уортингтон слышал, что она говорит, но даже не пытался поддержать беседу: это был пустой разговор. Без нового паспорта уехать нельзя.

Он сделал над собой усилие, чтобы собраться. Надо думать о ней, а не о себе. Надо уйти из ее квартиры. Она все равно попадется, но все-таки останется на свободе подольше, если его здесь не будет.

Уортингтон подумал о пистолете, висевшем у него под мышкой. Самое лучшее, что можно было сделать, – это уйти отсюда, найти какое-нибудь тихое место и застрелиться. Он вздрогнул от этой мысли. А хватит ли у него сил нажать на спусковой крючок, когда холодное дуло упрется в лоб?

– Алекс! – громко позвала его Мала. – Слышишь, что я говорю? Я говорю: у нас есть деньги. Тридцать тысяч долларов! Неужели мы не сумеем ими воспользоваться? Надо купить паспорта. Мы сможем выбраться!

Уортингтон поднял голову и поглядел на нее пустым взглядом:

– Но я не знаю никого, кроме Власта, кто мог бы это сделать. А его больше нет. Конечно, тут наверняка есть еще кто-то, способный изготовить фальшивый паспорт… За большую взятку… Но кто?..

Мала поднялась и стала расхаживать по комнате. Она понимала, что теперь может полагаться только на себя. Только она могла вытащить их обоих из создавшегося положения. Мала внезапно почувствовала, что несет ответственность за этого долговязого хиляка-англичанина. Он собирался спасти ее, а теперь она должна попробовать спасти его. И тут ее мысли неожиданно обратились к Яну Брауну.

– Я знаю того, кто нам поможет, – сказала она, снова присаживаясь. – Его зовут Ян Браун. Наши отцы дружили, и их вместе расстреляли. У Яна маленькая ферма в тридцати километрах от Праги. И у него могут быть знакомые, которые сделают нам паспорта. Я встречусь с ним.

Теперь Уортингтон смотрел на нее с надеждой:

– А ему точно можно доверять?

– Точно. Я же говорю: его отца расстреляли вместе с моим. Еще бы я ему не доверяла!

Уортингтон почувствовал, как лед внутри него постепенно начинает оттаивать. И Мала явно была уже не так напугана. Просто чудеса – она взяла на себя роль лидера в их непростых отношениях.

– Он привозит продукты в Прагу каждую неделю, – продолжала Мала. – Завтра базарный день. Я схожу на рынок и расскажу ему обо всем случившемся.

Уортингтон вытер лицо грязным платком.

– Послушай, Мала, – сказал он, – я должен тебя оставить. Иначе ты окажешься замешана. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности… В общем, я ухожу. Я как-нибудь сам найду выход…

– Да успокойся ты! – прервала его Мала. – Ну куда ты пойдешь, подумай сам! – Она вдруг улыбнулась ему. – Ты пытался мне помочь, а теперь моя очередь. – Она вскочила. – Сделаю-ка я ужин. Уже поздно.

Мала направилась в кухоньку, а Уортингтон продолжал сидеть в комнате.

«Господи, до чего же я никчемный человек!» – думал он с горечью.

Мала поджарила стейки. У него не было аппетита, но он заставил себя съесть один кусок.

Глядя на него, испуганного и беспомощного, Мала вдруг неожиданно для себя ободряюще похлопала его по руке.

– Я найду выход, Алекс, – сказала она. – Мы выберемся.

Закончив ужин, она тут же поднялась и сказала:

– Надо собираться на работу, а то опоздаю.

– Да, конечно, – согласился Уортингтон.

Еле сдерживая слезы, он пошел за ширму и упал там на кровать.


Покинув номер Гирланда, Брукман направился прямиком к себе в гостиницу. Там, сидя с сигаретой в зубах на кровати, он дозвонился до Парижа. Сначала долго не отвечали, потом женский голос произнес:

– Банк «Международный кредит».

– Это Брукман из Праги. Я получил телеграмму относительно ваших счетов.

– Да, господин Брукман. Подождите минуту, пожалуйста.

Брукман стал ждать, когда его переключат на Дори. Только в самом крайнем случае ему разрешалось звонить в «Международный кредит», где агента могли связать напрямую с ЦРУ. Но сейчас был именно такой случай. Брукману требовалось получить одобрение его сделки с Гирландом.

– Да, господин Брукман, – услышал он голос Дори.

– Я насчет пропавших счетов, – сказал Брукман. – Клиент их нашел. Мы заключили с ним сделку. Оплата наличными при получении. Подходит это вам?

Повисла пауза, а затем Дори спросил:

– А деньги, которые мы ранее пересылали, у вас с собой?

– Да, но они все пойдут на оплату сделки. Устраивает вас это?

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Дори. – Как я вам говорил, действуйте по обстоятельствам.

Послышались короткие гудки. Брукман положил трубку.

Вечером, чуть позже десяти, он вышел из гостиницы и на трамвае добрался до района, где жила Мала Рид. Когда он появился на ее улице, было уже половина одиннадцатого. Гирланда он не видел, но знал, что тот прячется в одной из темных парадных, наблюдая за ним.

Как раз в это время Серов собирался поставить прослушку в квартире Малы Рид. Он поднимался по лестнице, когда Брукман вошел в парадную.

Серов услышал шум и поглядел вниз, перегнувшись через перила. В темноте он сумел различить мужчину крепкого телосложения, который начал подниматься по лестнице. Серов быстро снял ботинки и бесшумно взбежал на пятый этаж. Снизу раздавались тяжелые шаги Брукмана.

Этот топот расслышал и Уортингтон. Вскочив, он выключил свет и метнулся на балкон, тщательно закрыв французское окно. Там он скорчился за кадкой с растением.

Брукман подошел к двери Малы Рид и позвонил. Серов следил за ним с площадки следующего этажа.

Брукман удостоверился, что в квартире никого нет, быстро открыл замок, попал внутрь квартиры, зажег свет и закрыл дверь.

Теперь за ним наблюдал Уортингтон.

Брукман направился прямиком к деревянному ангелу, отсоединил голову и заглянул в полость.

Вытащил оттуда коричневый пакет, поставил голову на место и двинулся обратно к двери. В квартире он пробыл не больше минуты. Выключив свет, Брукман вышел на темную лестничную клетку, запер замок и, подсвечивая себе маленьким фонариком, стал спускаться вниз по лестнице.

Серов продолжал наблюдать. Теперь он увидел в левой руке Брукмана какой-то коричневый пакет, которого у него прежде не было. Это могло быть нечто важное. Но как узнать, что там? Русский вытащил пистолет и, по-прежнему разутый, еле слышно скользнул следом за Брукманом. Тот тяжело и медленно топал вниз, освещая ступени фонариком.

Серов спустился на пролет ниже, нащупал на стене кнопку, позволяющую включить свет на короткое время, и нажал ее. Лестница осветилась. Брукман отшвырнул фонарик и оглянулся, одновременно доставая оружие. Это было проделано с такой скоростью, что Серов растерялся. Брукман засек его фигуру этажом выше и немедленно выстрелил. Грохот прокатился по лестнице. Серов отшатнулся. Пуля Брукмана пробила ему рукав и зацепила предплечье. Серов выстрелил в ответ три раза подряд нетвердой рукой, но его выстрелы оказались удачнее.

Пораженный в грудь и в левую руку, Брукман упал на спину и скатился по лестнице до площадки второго этажа. Время вышло, и слабый свет на лестнице погас.

Серов, выругавшись, стал снова нащупывать выключатель. Рука болела, кровь заливала пальцы. Кнопка не находилась.

Он слышал, как Брукман поднялся на ноги и, спотыкаясь, двинулся к выходу.

Опасаясь, что противник может уйти, и не зная, насколько серьезно тот ранен, Серов ринулся следом.

Брукман услышал и, обернувшись, выстрелил наугад.

Пуля просвистела у виска Серова. Тот пригнулся и затаился в темноте до тех пор, пока Брукман не начал снова спускаться. Этот здоровяк двигался теперь совсем медленно.

Пуля ранила Брукмана в легкое. Он хорошо понимал, что ему пришел конец. Дышать становилось все труднее, Брукман буквально заливался кровью, но упорно продолжал топать вперед. Он заставил себя спуститься до первого этажа и, шатаясь, добрел до выхода. Переждал, по-прежнему прижимая к себе левой рукой коричневый конверт. Сплюнул кровью и шагнул, медленно и тяжело, как раненый слон, на тускло освещенную улицу.

Серов не отставал. Широкая спина Брукмана маячила перед ним, закрывая фонарь. Мишень была идеальная. Серов поднял пистолет и нажал спусковой крючок.

Брукман дернулся и упал на бок. Коричневый пакет вывалился из его рук в водосточный желоб.

Николюк, услышав выстрелы, выскочил из дома напротив с пистолетом в руке.

Гирланд наблюдал всю эту сцену из ближайшей подворотни. Он видел, как упал Брукман, как шлепнулся в водосточный желоб пакет. Гирланд достал было оружие, но тут раздался вой полицейской сирены, и он понял, что пытаться подобрать пакет слишком опасно.

Гирланд как можно осторожнее побежал по улице, стараясь держаться в тени домов, а затем нырнул в первый же переулок. Как раз в эту секунду к месту происшествия подъехали полицейские машины.

Гирланд быстро зашагал к своему отелю. «Ну вот и все, – думал он с горечью. – Тридцать тысяч долларов псу под хвост!»

Ну что ж, надо собираться и сматываться отсюда. Оставаться в П�

Скачать книгу

James Hadley Chase

HAVE THIS ONE ON ME

Copyright © Hervey Raymond, 1967

All rights reserved

Серия «Иностранная литература. Классика детектива»

© А. Д. Степанов, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство Иностранка®

* * *

Глава первая

Лайнер «Каравелла» из Праги совершил посадку в парижском аэропорту Орли точно по расписанию. Пассажиры устремились к выходу. Среди них был и мужчина лет сорока пяти, крепкий, невысокого роста, с круглым малопримечательным лицом, и только взгляд его серых глаз казался настороженным. На пассажире была спортивная куртка в клетку, серые фланелевые брюки и канотье, сдвинутое на затылок. В руке он нес старенький черный портфель; этот портфель пассажир держал на коленях в течение всего полета – все сто минут.

Мужчину звали Джонатан Кен. Он был американский гражданин, владел небольшим офисом на пересечении улиц Сезанна и Фобур-Сент-Оноре и занимался поставками изделий из стекла для известных галерей в Нью-Йорке и Вашингтоне. Каждые две недели он наведывался в Прагу, где всегда охотно выполняли его заказы. Чехи нуждались в долларах, а мистер Кен обеспечивал им надежный и существенный источник валютных поступлений.

Пассажиров доставили в здание аэровокзала, мистер Кен быстро прошел паспортный контроль и таможню – служащие кивали, узнавая его, – и оказался наконец на воздухе, на залитой солнцем площади. Он подозвал жестом такси и велел шоферу ехать на улицу Руаяль.

Машина тронулась, и пассажир настороженно оглянулся. Ни один из ожидавших очереди таксомоторов не двинулся следом. Однако это еще не означало, что все в порядке, и Джонатан Кен продолжал озираться до тех пор, пока такси не выехало на скоростное шоссе, ведущее в центр города.

У мистера Кена были причины опасаться слежки. За невзрачной внешностью мелкого торговца стеклом скрывался один из опытнейших курьеров парижского отделения Центрального разведывательного управления. Главная задача Кена заключалась в поддержании связей с агентами по ту сторону «железного занавеса». Кен передавал им распоряжения, получал сообщения и контролировал их деятельность – чтобы деньги американских налогоплательщиков не улетали на ветер. Кроме того, от него требовалось следить за тем, чтобы никто из агентов не начал вести двойную игру.

Сегодня Джонатан Кен привез из Праги важные известия и поэтому собирался лично встретиться с Джоном Дори, главой парижского отдела ЦРУ. Вообще-то, Кен редко с ним виделся: если бы кто-то заметил их вместе, это плохо закончилось бы. Но сегодня встреча была крайне необходима. Требовалась предельная осторожность, чтобы не увязался «хвост». А машины шли таким плотным потоком, что обнаружить слежку не представлялось возможным. Кен прекратил понапрасну оглядываться. Преследователя можно будет засечь позже, подъезжая к месту.

Через полчаса такси выехало на площадь Звезды. Обогнув Триумфальную арку, машина проследовала по Елисейским Полям к площади Конкорд и наконец достигла улицы Руаяль. Кен заплатил водителю и пешком направился к площади Мадлен. На углу располагался богатый магазин, торгующий стеклом и хрусталем. Зайдя внутрь, Джонатан миновал заставленные товаром витрины, поприветствовал знакомую продавщицу – она ответила привычным кивком – и без стука вошел в маленький кабинет, где сидел менеджер Джек Фой.

Фой, молодой блондин с искусственным загаром и несколько женственными чертами лица, разговаривал по телефону – по-видимому, о чем-то важном, поскольку не прервал беседу, а только поприветствовал гостя жестом.

Кен притворил за собой дверь, а затем снял куртку и канотье. Убрав то и другое в шкаф, он извлек оттуда же синий пиджак, а с полки взял зеленую шляпу с кремовой лентой. Помахал на прощание хозяину кабинета, приоткрыл незаметную дверцу и, не выпуская из рук свой драгоценный портфель, быстро зашагал по темному узкому переулку, который вывел его на улицу Дюфо. Здесь Кен снова взял такси и попросил шофера отвезти его к ресторану «У Жозефа» на улице Камбон.

Как только Кен оказался на месте, его вышел встречать сам владелец ресторана месье Жозеф Февре. Они обменялись рукопожатиями, а затем Февре – тучный лысый мужчина с маленькими усиками и бородкой – провел гостя по узкой лестнице в отдельный кабинет. Столик у окна был накрыт на двоих. Чтобы снизу, с улицы, в окна не заглядывали любопытные прохожие, кружевные занавески были плотно задернуты.

– Как вы съездили, месье Кен? – поинтересовался Февре. – Что будете есть? Может, выберете сегодня что-нибудь особенное?

Джонатан положил шляпу на стол, обтер лицо носовым платком и покачал головой:

– На ваше усмотрение, Жозеф. Пожалуй, пусть будет что-то особенное…

– Тогда для начала бутылочка шабли под мидии ан кокотт. Далее говяжье филе «Массена» и еще полбутылочки вина «Шато Озон» 1945 года.

По-видимому, владелец ресторана неплохо знал кулинарные предпочтения своего постоянного клиента и уже с утра продумал для него меню.

– Что ж, весьма аппетитно, – ответил Кен, взглянув на часы: было без четверти час. – Когда придет мой друг, проводите его сюда, пожалуйста.

– Разумеется, месье Кен, – поклонился Февре.

Он удалился, а гость закурил и задумался. Официант принес и поставил на стол аперитив – двойной коктейль водка-мартини. Кен съел оливку, бросил палочку в камин и чуть пригубил коктейль. Снова посмотрел на часы. Поправил манжеты. И вот наконец портьеры раздвинулись, пропуская в кабинет Джона Дори.

Дори было шестьдесят шесть лет, и тридцать девять из них он прослужил в американском посольстве в Париже, а теперь занимал высокую должность начальника местного отдела ЦРУ. Это был небольшого роста человек с птичьим лицом. Он носил очки без оправы. С виду его можно было принять скорее за процветающего банкира, чем за хитроумного и жесткого руководителя эффективной спецслужбы, которая вела борьбу с русской шпионской сетью.

– Приветствую, Джонатан, – произнес Дори, затворяя дверь. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо, – ответил Кен, протягивая руку. – Вашими бы устами…

Снова появился официант – на этот раз он принес чинзано-биттер с содовой и льдом. Кен знал, что это излюбленный напиток шефа, и заметил, как Дори, принимая бокал, очень любезно кивнул официанту.

Когда они остались вдвоем, шеф сел напротив Кена.

– Что-нибудь случилось? – спросил он обманчиво мягким тоном.

– Плохие новости, – поморщился Джонатан. – Похоже, Уортингтон провалился.

Дори потер кончик своего птичьего носа, отпил коктейль и взболтал его, чтобы льдинки звякнули.

– Уортингтон – это твой человек в Праге?

Кен вытащил из кармана пачку сигарет «Мариньи». Он знал шефа уже давно и привык к тому, что тот вечно притворяется, будто ничего не знает, и требует объяснить ему ситуацию во всех подробностях.

– Да, речь идет об Алексе Уортингтоне, – терпеливо начал он. – Это англичанин, женатый на чешке, он живет в Праге уже больше десяти лет. Преподает английский разным местным шишкам. Завербован три года назад. Очень хочет накопить побольше. Мы переводим ему деньги в отделение «Кредит Свисс» в Берне. Там у него уже тысяч шестьдесят долларов. Все, что он сообщал до сих пор, было весьма полезно, и платили ему за дело. Но где-то он оступился. Наверное, подвела самоуверенность. Правда, он мог бы отпереться, ведь прямых улик против него не найти, но Уортингтон – не из тех, кто умеет блефовать в случае опасности. Он работал за деньги, а теперь хочет соскочить и пожить в свое удовольствие на заработанный капитал. Его можно понять, но для нас это нежелательно. Когда он пустится в бега, придется искать ему замену.

Дори слушал, неспешно потягивая коктейль. Когда Кен закончил, вновь появился официант – на этот раз толкая перед собой тележку с заказанными блюдами. Собеседники молча смотрели, как он переставляет их на стол. Глаза Дори за толстыми линзами очков смотрели спокойно и невозмутимо. При виде мидий он одобрительно улыбнулся.

– «У Жозефа» – по-прежнему один из лучших парижских ресторанов из числа не самых известных, – заметил он. – Отлично смотрится, а?

– Да и на вкус ничего…

Можно было приступать к еде: Кен знал, что шеф не вернется к деловому разговору до конца обеда. Когда подали говяжье филе, а вместе с ним на столе оказался и хрустальный графин с «Шато Озон», Дори даже заметил:

– Не слишком ли роскошно для меня, дружище?

– Почему бы себя не побаловать? – ответил Кен, разливая вино. – И потом, это ведь и для меня.

Обед продолжался почти без разговоров. Дори поинтересовался, как идет торговля. Джонатан понимал, что этот вид его деятельности шефа интересует меньше всего, и не стал пускаться в подробности. Сказал, что все идет неплохо, и только.

Когда официант принес последний заказ – кофе, – Дори сам вернулся к прерванному разговору.

– Я, честно говоря, никогда не доверял этому Уортингтону, – заметил он. – Что ж, делать нечего, будем искать замену.

– Новому агенту придется туго, – серьезно предупредил Кен. – Там все сейчас настороже, уровень опасности очень высокий. Да еще в Прагу приехал этот русский контрразведчик. Маликов. Похоже, ему поручили разобраться с ситуацией.

– Кто? Маликов? – Шеф прищурился. – Да… Это не шутка. Человек серьезный и опасный. Значит, там Маликов…

– Я думаю, что именно из-за него Уортингтон так перепугался и решил соскочить.

– Ты думаешь, у него получится?

Кен только пожал плечами:

– Вряд ли. Но он попытается, это точно. Когда мы виделись в Праге, он просто трясся от страха.

– И когда же он пустится в бега?

– Не знаю. Пока он колеблется. Но думаю, как только он попытается скрыться, его сразу возьмут.

– А когда попытается?

– Трудно сказать. Как раз сейчас он собирается с духом. Но готов поспорить: едва он решится, они его возьмут.

– Насколько я помню, у нас там есть еще некая женщина?

– Есть. Мала Рид.

– Да-да, точно. Ну и как она?

– Ну, какой-то прок от нее был.

– Но если Уортингтона возьмут, он заговорит?

– Несомненно.

– И последствия для тебя и для Малы окажутся…

– …чертовски неприятными.

Дори отхлебнул кофе. Видно было, что он напряженно думает, хотя и не показывает никаких эмоций. Кен наблюдал за ним.

– Не хотелось бы и ее терять, – сказал наконец Дори. – И уж точно не хотелось бы, чтобы ты потерял свои контакты в Праге. Остается подумать о судьбе Уортингтона.

Оба помолчали. Потом заговорил Кен:

– Самое разумное – убрать Уортингтона, пока он не очутился в лапах Маликова. Иначе из игры выйдет не только Мала, но и я.

– Вот этого бы очень не хотелось. – Дори сделал последний глоток кофе. – Ничего личного против Уортингтона я не имею. Он приносил пользу. Но он и получал за это хорошие деньги. А теперь другого выхода нет. Он сам виноват. В общем, чем быстрее, тем лучше.

– Да, надо все сделать до завтрашнего вечера. – Джонатан докурил и погасил сигарету. – Хотя возможно, завтра вечером уже будет поздно.

– Адрес в досье есть. Он живет все там же?

– Да. С женой.

Дори поразмыслил немного, потом резко отставил пустую чашку. Вид у него был холодный и отстраненный.

– Хорошо, я распоряжусь, – сказал он, глядя в глаза Кену. – А тебе пока лучше в Прагу не ездить. Маликов может тебя подозревать?

– Нет. Меня никто не подозревает, – спокойно и уверенно ответил Джонатан. – Я всего лишь старина Санта-Клаус, приношу детям подарки из зеленых купюр.

– Ну я бы на твоем месте все-таки побеспокоился. Маликов шутить не любит.

– Если Уортингтон замолчит навсегда, то беспокоиться не о чем.

Дори уверенно кивнул:

– Замолчит. Но надо решить, кто его заменит. – Он подумал еще немного, а потом предложил: – Джек Латимер? Знает чешский. Последние два года он работает в фирме «Интернешнл калкулейтерс». Я мог бы перевести его в Прагу. Что скажешь?

Кен плеснул себе еще кофе.

– Я согласился бы, если бы не Маликов. Латимер – неплохой агент, но Маликов расколет его раньше, чем тот успеет устроиться куда-нибудь в Праге. Я же говорю: там все настороже. Контрразведка понимает, что кто-то явится на смену Уортингтону. И за любым новым человеком с Запада будут следить самым пристальным образом.

– Ладно, об этом не думай. А работать с Латимером ты сможешь?

– А почему бы нет?

– Ну и отлично! – объявил шеф, поднимаясь. – Значит, все решено. И спасибо за чудесный обед. Только ничего не предпринимай, пока я не дам сигнал. Через две недели поедешь в Прагу и там встретишься с Латимером. И вот увидишь – он будет намного полезнее Уортингтона.

Они пожали руки. Джонатан больше ни о чем не спрашивал: он знал, что это бесполезно. Если Дори сказал «решено», значит все действительно решено.

Кен взглядом проводил Дори, допил кофе и позвонил, чтобы принесли счет.

Алекс Уортингтон закрыл крышку чемодана и защелкнул замки. Взглянул на часы, подошел к окну и, прячась за занавеской, посмотрел, что происходит на улице.

Крепкий мужчина в черном плаще и фетровой шляпе по-прежнему неподвижно стоял у стены дома напротив, засунув руки в карманы. Уже пятый час этот человек не покидал свой пост.

Уортингтон отошел от окна и вытер лоб носовым платком. Снова взглянул на часы. Без пяти десять. Сейчас придет Сик – у него назначен урок английского. Как только он войдет в дом, наружное наблюдение снимут. Сик тоже служит в чешской службе безопасности, так что уличный наблюдатель временно окажется не нужен. Но едва кончится урок – и наблюдатель возникнет снова. Эта кошмарная слежка длится уже четыре дня. Все, сегодня пора уходить. Кольцо сжимается, и может быть уже поздно. Могут арестовать с минуты на минуту. Надо уйти отсюда и спрятаться где-нибудь.

Уортингтон задвинул чемодан под кровать и вышел в гостиную. С виду он был типичный англичанин – орлиный нос, аккуратные, военного типа усики, высокий и сухощавый. Ему вскоре исполнится пятьдесят, и темные курчавые волосы начинали седеть.

Эмили, его жена, отправилась за продуктами и вернется часа через два. Здесь повсюду очереди, просто купить еды – дело непростое. Уортингтон не жалел о том, что придется расстаться с женой. Пятнадцать лет назад, когда они познакомились, она была само очарование. Но потом бросила следить за собой, располнела, и его чувства угасли. Он уже и не помнил, когда они последний раз занимались сексом. Эмили не догадывалась ни о его работе на ЦРУ, ни о солидном капитале в швейцарском банке. И о той, другой женщине она не знала… Впрочем, другая женщина тоже пока не знала, что Уортингтон ее любит.

Он подошел к письменному столу, видавшему виды, поцарапанному, со множеством следов от сигарет на неполированной поверхности. Выдвинул ящик и достал самодельное оружие: в чехол из мешковины был насыпан песок с кусочками свинца – получалась увесистая дубинка. Свинец пришлось сдирать со скатной крыши, пока Эмили спала. Уортингтон взвесил дубинку в руке. Нет, он вовсе не жестокий человек по природе, но что делать – положение безвыходное.

Алекс сунул в карман свое оружие и уселся за стол. Его самого удивляло то фаталистическое спокойствие, с каким он ожидал Сика. Сегодня будет чтение «Саги о Форсайтах» Голсуорси.

Хотя Уортингтону этот чех был противен всем своим существом, англичанин не мог не признать, что Сик очень быстро осваивает английский. Даже славянский акцент стал не таким резким. Странно, что человек с такой репутацией явно получает удовольствие от знакомства с жизнью типичных англичан – Форсайтов.

Уортингтон открыл потрепанный том Голсуорси и нашел то место, которое они читали на прошлом уроке. Нет, слава богу, руки не дрожат. Он положил тяжелую книгу на стол, и в этот момент послышались шаги на лестнице. Уортингтон бросился к окну, на ходу вытирая руки платком. Наружное наблюдение сняли.

Звонок в дверь. Уортингтон сунул платок в карман и открыл дверь. Сик молча кивнул и направился в гостиную. Это был здоровенный детина с плотно сжатыми губами и подозрительным взглядом узких глаз.

– Отличная погода сегодня, – заученно произнес Уортингтон. – Хорошо, наверное, погулять в такой день. Присаживайтесь, мистер Сик.

– Да, хорошая погода, приятно погулять, – ответил Сик по-английски.

Он сунул свою черную засаленную шляпу под стул и теперь наблюдал за тем, как преподаватель присаживается и берет в руки том Голсуорси.

– Как поживает ваша жена? – спросил Сик.

– Отлично, спасибо! – ответил Уортингтон.

Он знал, что все это – только упражнения в разговорном английском. До его жены Сику нет никакого дела.

– Надеюсь, ваша жена также хорошо поживает? – произнес он, придвигая ученику книгу.

– Да, у нее все в порядке, – отвечал Сик, устраиваясь поудобнее. – Большое спасибо.

– Итак, начнем! – Уортингтон старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Давайте продолжим чтение. Вчера у вас все очень хорошо получалось. Вот здесь отмечено место, где мы остановились.

Сик поглядел учителю в глаза, а затем принялся читать, держа книгу довольно далеко от глаз.

Уортингтон поднялся и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться туда-сюда. Интересно, слышит ли Сик, как сильно бьется его сердце? В ногах чувствовалась дрожь, хотелось сесть и успокоиться, но он заставлял себя продолжать. Другого шанса обрести свободу просто не будет.

– Подождите-ка! – прервал он чтение Сика: учительские навыки дали о себе знать, и он на секунду забыл о задуманном. – А вы поняли, что здесь написано? Прочитайте-ка еще раз, пожалуйста!

Сик пробасил еще раз: «Заткнись! Разве я тебе не сказал, что он вылетел в трубу?» Нахмурившись, Сик поглядел некоторое время в книгу, а потом покачал лысой головой:

– Нет, этого я не понимаю.

– «Заткнись» – значит «замолчи», – объяснил Уортингтон, чувствуя, как его пальцы сами сжимают дубинку. – «Вылететь в трубу» – разориться. Теперь ясно?

– Ага.

– Продолжайте, пожалуйста!

Уортингтон снова сделал несколько шагов и оказался за спиной врага. Ладони вспотели. Он вытащил дубинку и взглянул на огромный лысый череп Сика. Интересно, какие мысли у чеха в голове? Может, готовится прямо сейчас арестовать его?

Сик читал фрагмент, где описывался приход Сомса Форсайта в суд. Вдруг он прервался, словно почувствовав что-то неладное. И как только Сик захотел обернуться, Уортингтон, резко выдохнув, ударил его по голове.

Мешковина лопнула, песок с кусочками свинца посыпался на ковер. Сик сидел неподвижно, опустив голову на грудь. Песок струился с затылка на приплюснутые уши и далее на усыпанный перхотью воротник. Не выпуская из рук липкую тряпку, Уортингтон с ужасом наблюдал за своей жертвой. Вдруг туша как-то обмякла и сползла со стула, превратившись в бесформенную массу на полу.

Уортингтон отбросил тряпку и, покачиваясь, прошел в спальню. Вытащил из-под кровати чемодан, схватил черный плащ – такие теперь носил каждый второй в Праге – и быстро вернулся в гостиную. Сик лежал неподвижно. «Неужели я его убил?» – мелькнуло в голове Уортингтона. Но нельзя было терять время. Он выскочил за дверь и устремился вниз по лестнице. Нужно еще миновать четыре лестничных пролета.

На площадке второго этажа он услышал, как снизу кто-то поднимается. Уортингтон замер. Деваться некуда. Конечно, этот человек – кто бы там ни был – заметит чемодан в его руке. Что делать? Он стоял, не решаясь сделать шаг вперед.

На лестнице показалась Эмили.

Его жене было уже сорок четыре года. Маленькая толстушка, крашеная блондинка с прической на манер птичьего гнезда. Глаза-щелочки, утонувшие в дряблых щеках. Поношенное летнее платье тщетно пытается скрыть полноту своей хозяйки.

Оба замерли, не отрывая глаз друг от друга. Эмили посмотрела на чемодан, потом снова на мужа. Тот улыбался, мысленно прикидывая: может, лучше ее убить?

– Уходишь? – спросила она; Эмили всегда говорила с ним по-чешски. – Что ты так напугался? Думаешь, буду плакать?

Он медленно выдохнул. Надо же, до чего дошел: действительно мог ее убить.

– Да, ухожу, – ответил дрожащим голосом Уортингтон. – Пока, Эмили. Надеюсь, ты это переживешь. Только вот что… Ты не можешь еще немного походить по магазинам?

Она переложила из руки в руку тяжелую сумку.

– Значит, все-таки уходишь к своей шлюхе? Ну и скатертью дорожка! Давно пора! Слава богу!

Уортингтона передернуло.

– Да, так вышло. Надеюсь, ты переживешь. Отец тебе…

– Без тебя знаю! Ступай к своей шлюхе! – И она шагнула на ступеньку вверх.

– Эмили! Подожди! Не надо туда идти! – Голос Уортингтона даже сорвался от страха. – Походи еще по магазинам. Мне пришлось его… он там наверху.

Она остановилась и посмотрела на него:

– Ну и дурак! Ты что думаешь, теперь далеко уйдешь?

Уортингтон понимал, что зря теряет время. Он еще раз взглянул на жену – наверное, в последний. Она держала в руках сетку с красной капустой. Всегда почему-то предпочитала красную.

– Прощай, Эмили!

Последним, что он запомнил, когда оглянулся, оказалась такая картина: жена стоит, вцепившись в сетку с продуктами, и злобно поедает его взглядом, – в этом была вся Эмили. Открывая дверь парадной, Уортингтон услышал за собой ее шаги. Должно быть, решила все-таки сходить на рынок, купить еще еды, а потом вернуться. Он ее не осуждал. В Праге вся жизнь вертится вокруг хлеба насущного.

Уортингтон быстро шел по узкой улице, всматриваясь в каждый подъезд. Похоже, никто за ним не следил. Они там уверены, что, пока Сик за ним приглядывает, почитывает Голсуорси, англичанин не посмеет убежать.

Дойдя до перекрестка, Уортингтон встал в конец длинной очереди, покорно, как стадо, ожидавшей трамвая. Он стоял вместе со всеми и мысленно прикидывал: сколько времени потребуется Сику, чтобы очнуться и кинуться в погоню?

Это зависит от толщины черепа, решил Уортингтон. Вспомнив, какой силы был удар, он немного поморщился.

Подошел трамвай, и толпа ринулась на штурм. О том, чтобы сесть, нечего было и думать, и Уортингтона прижало к какому-то старику. Тот оглядел его, а потом принялся смотреть в сторону. Наверное, типично английская внешность незнакомца вызвала у старика подозрения, но Уортингтон к этому давно привык. На него здесь повсюду поглядывали настороженно – на улицах, в отелях, в ресторанах. Поношенная одежда говорила о том, что он не турист. Все время пребывания тут, в Праге, он вызывал подозрения.

Трамвай подъехал к Староместской площади, и Уортингтон вышел. Он быстро миновал знаменитые куранты XV века. Туристы уже собирались группами, чтобы посмотреть на двенадцать апостолов, которые появляются во время боя часов, сменяя друг друга. Уортингтон задержал взгляд на фигуре Смерти – скелете, отбивающем время. Уортингтон почувствовал, что его срок близится, и поспешил отсюда прочь.

Протолкнувшись сквозь заполонившую тротуар толпу, он нырнул в переулок, по обеим сторонам которого красовались отреставрированные барочные дома, а затем свернул в подворотню.

Здесь он подождал немного, оглядываясь по сторонам. Навстречу шла какая-то хромая старуха, сжимая узловатой рукой палочку. Больше никого. Уортингтон устремился во двор, миновал покрытый патиной и мхом, давно не работающий фонтан и, еще раз обернувшись, вошел в подъезд и поднялся по деревянной лестнице.

Добравшись до верхней площадки, сильно запыхавшийся Уортингтон прошел по тускло освещенному коридорчику и остановился у старой ошарпанной двери. Снова прислушался и, убедившись, что никто не поднимается за ним следом, нажал на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, в замке повернулся ключ – и дверь распахнулась.

При виде Малы Рид у него всегда перехватывало дыхание. Он влюбился в нее с первого взгляда, но никогда не выдавал своих чувств. О том, как она относилась к нему, легко было догадаться по ее холодности: он доставлял ей сообщения, и она думала о нем не больше, чем о почтальоне. Теперь она с удивлением взирала на него, но он чувствовал, что в этом удивлении нет ничего личного.

– Здравствуй! И что ты тут делаешь?

Уортингтон молча направился в большую студию, поставил чемодан и повесил плащ. Девушка наблюдала за ним, прислонившись к двери. В ее взгляде сквозило беспокойство.

Мале Рид было двадцать восемь лет. Она родилась в Праге от смешанного брака: ее отец был чех, а мать – американка. Отца казнили как политического преступника. Мать умерла три года спустя от рака. Мала зарабатывала на жизнь пением в ночном клубе «Альгамбра». Голос у нее был не очень сильный, но с помощью микрофона ей удавалось срывать аплодисменты не слишком взыскательных туристов, в особенности американских: она вкладывала в свое пение много эмоций и казалась чувственной.

Ее способности обратили на себя внимание ЦРУ, и вот уже два года она каждую ночь пела в клубе, а кроме того, зарабатывала дополнительные средства, оказывая услуги разведке.

Это была среднего роста брюнетка, весьма привлекательная, хотя и нельзя сказать, что красивая. Высокие скулы, большие васильковые глаза, чувственный рот и тонкий, чуть курносый нос, – все это придавало ей мальчишеский вид. Но главным достоинством Малы было тело: полногрудая, с тонкой талией, полными бедрами и длинными ногами, она привлекала бы взгляды туристов, даже если бы не пела.

Пару лет назад один из агентов Дори завербовал ее. Агент понимал, что хотя Мала и не глупа, но совершенно не понимает, в какую пропасть ее увлекают. Ей не нравилась регламентированная жизнь, не нравились коммунисты, и она легко согласилась помогать американцам. Однако до сих пор ее особенно не нагружали заданиями. Девушка всего лишь выполняла обязанности связной, передавая послания другим агентам. Она работала с Уортингтоном. Всего лишь трижды за последние два года ей довелось добывать для ЦРУ информацию – чрезвычайно важную, хотя сама она этой важности не осознавала. Малу начали считать ценным сотрудником, несмотря на положение обычного курьера, которое она занимала. Находившийся в Париже Дори имел преувеличенные представления о ее способностях. Если бы Мала узнала, что ее называют чуть ли не лучшим агентом ЦРУ в Чехословакии, она не на шутку перепугалась бы. В глазах спецслужб на родине Мала продолжала быть добропорядочной гражданкой – ведь она родилась и прожила всю жизнь в Праге, хорошо зарабатывала и законов не нарушала. Она не вызывала у властей никаких подозрений и потому была прекрасным агентом для Дори.

Неожиданное появление Уортингтона испугало ее. На часах было десять минут двенадцатого, Мала недавно встала и еще даже не допила свой утренний кофе. Она куталась в выцветший халатик, на ногах у нее были розовые шлепанцы.

Мала посмотрела на чемодан Уортингтона и спросила:

– Собрался уезжать?

Уортингтон вынул платок и промокнул лоб и виски:

– Да, собрался. Присядь, Мала. Надо поговорить.

– Что-то случилось?

Уортингтон сразу вспомнил обмякшее тело Сика на полу гостиной и рядом томик Голсуорси. Он с отчаянием поглядел на Малу. Даже в сорок семь лет и после восьми лет воздержания он все еще сожалел об упущенных возможностях. Сколько удовольствия доставила бы ему эта шикарная девушка. Он мысленно сравнивал ее с толстухой Эмили, и худоба Малы возбуждала его.

– Мне надо пожить тут несколько дней, – сказал Уортингтон.

Мала в замешательстве опустилась на стул.

– Ты извини… – продолжал он. – Так уж вышло. Надо кое-что сделать. И тебе придется мне помочь, – и добавил, наклонившись к ней поближе: – Мне надо тут остаться. Это необходимо.

– Здесь? – удивленно переспросила Мала. – Но тут же всего одна комната! Нет, это невозможно.

– Так надо. Обещаю тебе не мешать. Всего пару дней, а потом я уеду из Праги. Но без твоей помощи мне не скрыться.

– Но ведь и кровать только одна… – Мала кивнула в сторону небольшого дивана в нише. – Нет, это невозможно.

«Нет чтобы предложить мне разделить с ней этот диван, – с горечью подумал англичанин. – Нет, не тут-то было. Она меня не любит. Для нее я никто».

– Не беспокойся, посплю на полу. Мне надо всего лишь спрятаться.

Мала глядела на него широко раскрытыми глазами. Заметив его бледность и испуг, она спросила:

– Тебя ищут?

– Да, – кивнул Уортингтон.

Капитан О’Халлорен откинулся на спинку кресла. Это был широкоплечий голубоглазый и краснолицый мужчина с решительно сжатыми губами. Он отвечал за всех агентов ЦРУ в Европе и был правой рукой Дори.

Дори, сидевший за своим письменным столом, поигрывал ножом для разрезания бумаги. Он только что рассказал капитану о встрече с Кеном. О’Халлорен слушал молча. Он знал, что Дори сам найдет выход: капитан доверял своему шефу безоговорочно.

– Итак, дело обстоит следующим образом, – сказал Дори, положив на стол нож. – Если Маликов схватит Уортингтона, то и Кен, и Мала Рид провалятся. Уортингтона надо ликвидировать. Кто может это сделать?

– Майк О’Брайен, – ответил O’Халлорен без малейших колебаний. – Он может вылететь в Прагу уже сегодня вечером с дипломатическим паспортом… никаких проблем с этим не будет. И уже сегодня ночью или завтра утром он все устроит.

Дори задумался, наморщив лоб, и пожал плечами:

– Ладно, Тим, действуй! Устрой это.

И он показал на телефон. Когда O’Халлорен стал набирать номер, шеф погрузился в какие-то бумаги из объемистой папки. Он все еще читал, когда O’Халлорен положил трубку.

– Можно сказать, что дело в шляпе, – спокойно доложил он.

Дори кивнул и продолжил чтение. O’Халлорен сел на свое место и принялся терпеливо ждать. Шеф листал документы, а капитан смотрел на его бледное напряженное лицо и вспоминал годы, в течение которых ему довелось работать под руководством этого человека. С точки зрения O’Халлорена, Дори был не без странностей, но капитан не сомневался, что босс обладает необыкновенно острым умом и бывает безжалостным, если требуется для дела. К тому моменту, когда Дори расписался на вложенной в папку последней странице, его подчиненный пришел к выводу, что предпочитает своего босса любому другому начальнику в ЦРУ.

Дори отодвинул папку в сторону и внимательно посмотрел сквозь очки в глаза O’Халлорену.

– Теперь надо решить, кем заменить Уортингтона, – сказал он. – Мне кажется, Джек Латимер справился бы, но Кен так не считает. Чехи будут выслеживать замену, и Латимер может провалиться сразу, еще ничего не сделав. Так думает Кен.

– Латимер – тот, кто нам нужен, – сказал O’Халлорен. – Если надо, я поговорю с Кеном.

– Я уже сам с ним беседовал. И Кен всегда говорит дело. – Дори сложил пальцы домиком. – Там Маликов. Помнишь его?

– Еще бы! – O’Халлорен даже выпрямился на стуле.

– Да… Маликов – лучший из советских агентов. Ну что ж, по крайней мере мы знаем, что он там. Итак… – Дори остановился, изучая свои ногти и хмурясь. – Итак, нужно обмануть Маликова и внедрить Латимера в Прагу.

O’Халлорен знал, что босс уже все решил, и потому молча ждал продолжения.

– Надо что-то придумать для отвода глаз, – продолжал Дори. – Мы отправим в Прагу агента, он обнаружит себя, и пока Маликов будет с ним возиться, туда проскользнет Латимер.

O’Халлорен потер свою массивную челюсть.

– Звучит неплохо, – сказал он. – Но вот только этому… первому агенту… придется туго.

Дори чуть заметно улыбнулся:

– Да уж! Но что делать, это расходный материал. – Он помедлил, разглядывая капитана, и продолжил: – Ты не знаешь, Гирланд вернулся? Он должен был прилететь из Гонконга сегодня утром.

– Гирланд? – O’Халлорен подался всем корпусом вперед. – Гирланд здесь?

– Да. Я за ним слежу. Он мне должен кучу денег. И пора уже расплатиться. – Дори снова взял со стола нож и стал его осматривать. – Вот Гирланда я и использую в качестве приманки. Когда Маликов узнает, что Гирланд в Праге, он тут же решит, что это и есть новый агент. И пока он будет разбираться с Гирландом, Латимер займет свое место. Как тебе план?

O’Халлорен задумчиво рассматривал свои покрытые веснушками руки. К Гирланду – в свое время лучшему агенту Дори – он тоже неплохо относился.

– А кто сказал, что Гирланд согласится лететь в Прагу? – спросил он наконец. – Он же на нас больше не работает. И он не дурак. Нет, он не захочет соваться за «железный занавес».

– У него есть две слабости, – ответил Дори, – женщины и деньги. Полетит как миленький.

– Но тогда мы его потеряем! Разве нам это нужно?

Дори поджал тонкие губы:

– Гирланд думает только о себе. Он работал на нас только потому, что это было ему выгодно. И он выманил у меня немаленькую сумму. Теперь пришла пора использовать его так, как он использовал нас. Так что мы его теряем… Это будет большая потеря.

O’Халлорен пожал плечами:

– Если удастся внедрить его в Прагу, то мне нет дела, что с ним там произойдет. Но нельзя забывать: это хитрый малый. И зачем ему лететь в Прагу?

– Если наживка достаточно аппетитная, рыба всегда клюет, – ответил Дори. – А для Гирланда у меня есть очень аппетитная наживка. Он полетит в Прагу.

Уортингтон вышел из крошечной ванной комнаты, протирая лицо полотенцем. Он сбрил усы, и его худое лицо сделалось как будто длиннее и слабовольнее.

– Совсем другое дело, – произнес он. – А ведь я носил усы четверть века. Как-то неуютно без них. – Он вытащил из нагрудного кармана очки в роговой оправе и надел их. – Ну что, узнают они меня в очках и без усов?

Мала печально глядела на него. Действительно, оголенная верхняя губа и очки изменили его внешность. Ее ошеломил напор Уортингтона: с чего он взял, что вправе вламываться в ее квартиру? И почему она должна помогать ему?

– Надо еще волосы покрасить, – продолжал Уортингтон, разглядывая себя в зеркало, висевшее над камином. – У меня в чемодане есть пузырек с перекисью. Но я этого никогда не делал… – Он повернулся к Мале и спросил: – Поможешь мне?

Мала сделала глубокий вдох.

– Нет, – ответила она, стараясь подавить дрожь в голосе. – Я не буду тебе помогать!

Мала была охвачена настоящим ужасом. Она не сомневалась, что, если Уортингтона поймают, он выдаст и ее. В этом вытянутом лице не было заметно никаких признаков воли. Как только Уортингтона начнут допрашивать, он тут же все выложит. Тогда они явятся сюда и уведут ее. От одной мысли, что она попадет в лапы госбезопасности и с ней способны сделать что угодно, у Малы немели руки и ноги.

– Пожалуйста, уходи! Я очень прошу. Пожалуйста…

Уортингтон посмотрел на нее с упреком.

– Как ты можешь так говорить? – спросил он. – Давай-ка я лучше заварю тебе чаю. Чай ведь лучше, чем алкоголь. – Он оглянулся по сторонам. – Где у тебя чайник для заварки?

Мала продолжала сидеть, вцепившись в ручки кресла.

– Пожалуйста, уходи! – повторила она. – Я очень прошу! Я не буду тебе помогать! Уходи!

– Ну-ну, не глупи, – сказал Уортингтон; он снял очки и аккуратно положил их в нагрудный карман. – Если меня арестуют, арестуют и тебя. Давай-ка лучше пить чай.

Он отправился в маленькую кухню и стал возиться там с чайником. Мала беспомощно оглядывалась по сторонам: как же убежать? Теперь она горько сожалела о том, что послушалась агента Дори, так складно вещавшего о патриотизме и долге, а заодно и о деньгах, которые она сможет заработать. Вплоть до сегодняшнего дня она до конца не понимала, во что ввязалась. А теперь все жуткие истории об участи раскрытых шпионов вдруг всплыли в ее памяти. Может, вызвать полицию? Будет ли ей оказано снисхождение, если она выдаст Уортингтона? Нет, не будет. Она представила, как ее лапают их горячие, грубые ладони. Представила, как с ней начнут обращаться, чтобы она заговорила. И даже если она расскажет всё – а ведь и рассказывать особенно нечего, – они все равно будут продолжать, потому что решат, будто она многое скрывает.

Уортингтон вышел из кухоньки с чайником в руках.

– Когда я покрашусь, – сказал он, – тебе надо будет меня сфотографировать. У меня и аппарат есть. Нужно сделать фото на паспорт.

Он вернулся в кухню и принес чашки и блюдца.

– Затем я дам тебе адрес, и ты туда сходишь, – продолжал он, расставляя чашки. – Там один человек поможет вклеить фото в паспорт. Он по этой части спец. И как только будет готово, я уйду. Они не знают, что у меня сохранился британский паспорт. С другой внешностью я сойду за туриста. – Он поднял крышку чайника и поглядел, хорошо ли заварился чай. – Эх, нету китайского чая, – вздохнул он, закрывая крышку. – Ты с молоком пьешь?

Мала молча наблюдала за ним, съежившись в кресле. Ей приходилось кусать пальцы, чтобы не закричать.

Майк О’Брайен приехал в Прагу на машине в девять вечера.

Перед этим он долетел местным рейсом до Бамберга и арендовал машину. Дорога до Праги заняла немного времени.

О’Брайен, молодой человек с шевелюрой песочного цвета, плоским веснушчатым лицом и холодными серыми глазами, выполнял для О’Халлорена грязную работу. За последние три года, а именно столько он работал на капитана, ему пришлось убить четырех агентов, заподозренных в предательстве.

Убийства стали для него привычным делом. Никаких угрызений совести из-за того, что он отнимает человеческую жизнь, О’Брайен не испытывал. Даже когда он совершал самое первое убийство, в его душе ничего не дрогнуло. Для него это была просто работа: дверной звонок, пистолет с глушителем, спусковой крючок. Он с самого начала решил, что надежнее всего целиться в голову, чтобы убивать наверняка.

О’Брайен изучил карту центральных районов города. Отыскать квартиру Уортингтона будет несложно. Он припарковал машину, вышел, хлопнул дверцей и быстрым шагом направился к жилому дому. Когда поднимался по лестнице, проверил в кармане пистолет. Если повезет, думал он, сегодня до полуночи буду в Нюрнберге. Там переночую, а потом на самолет – и в Париж.

О’Брайен поднялся на площадку, где находилась квартира Уортингтона, и, прежде чем позвонить, снял пистолет с предохранителя. Убедился, что тот свободно вынимается из кармана, а затем надавил большим пальцем на кнопку.

Короткая пауза, потом шаги – и дверь отворилась.

Перед ним стоял мужчина очень высокого роста. Светлые стриженые волосы, квадратное лицо, высокие скулы и зеленоватые глаза.

О’Брайен содрогнулся, узнав Маликова. Раньше он его не встречал, но видел фотографию в досье ЦРУ – ошибки быть не могло.

За спиной Маликова появились еще трое, у двоих в руках «стэны». Все трое были одеты в поношенные черные костюмы и черные шляпы и мрачно глядели на него, не двигаясь.

– Слушаю, – произнес Маликов.

Голос был вежливый, а зеленые глаза ничего не выражали.

О’Брайен быстро соображал. Поймали ли они Уортингтона? Похоже, что да. Иначе как бы они оказались в его квартире?

– Дома ли мистер Уортингтон? – спросил он. – Мне сказали, он дает уроки английского.

– Заходите, – сказал Маликов и сделал шаг назад.

О’Брайен колебался, но направленные на него «стэны» не оставляли выбора. Он прошел в гостиную. Трое за спиной Маликова продолжали буравить его глазами, не двигаясь с места.

– Мистера Уортингтона нет дома, – сказал Маликов, затворяя дверь. – Разрешите взглянуть на ваши документы.

Чуть пожав плечами, О’Брайен вынул паспорт и протянул Маликову.

– Как поживает мистер Дори? – поинтересовался Маликов, бросая документ тому из сопровождающих, у которого не было в руках оружия.

О’Брайен усмехнулся:

– Пока не умер… насколько мне известно. А как поживает мистер Ковский?

Так звали босса Маликова.

– Тоже жив, – ответил тот.

Повисла пауза, а потом Маликов продолжил:

– Вы немного опоздали. Уортингтон покинул квартиру примерно в десять часов утра. Пожалуйста, сообщите мистеру Дори, что я позабочусь об Уортингтоне. Пусть не волнуется: Уортингтон никуда не денется. – Маликов чуть поклонился. – Очень жаль, что вам пришлось зря съездить. Будьте добры, следуйте за этим человеком. Паспорт мы вам вернем в аэропорту.

Верзила, принявший паспорт О’Брайена, двинулся к выходу. О’Брайену оставалось лишь подчиниться. Он шагнул следом.

– Погодите секунду, мистер О’Брайен, – задержал его Маликов. – Я просил бы вас не возвращаться. Вам тут не будут рады. Понимаете?

– Конечно, – ответил О’Брайен. – Всего хорошего.

Когда он начал спускаться по лестнице, вдруг послышался сдавленный звук: плакала какая-то женщина в глубине квартиры. Должно быть, жена Уортингтона, подумал О’Брайен, мысленно содрогнувшись. Не хотелось бы ему оказаться на ее месте.

Маликов!

Он поморщился.

Глава вторая

– Послушай, киска, – сказал Гирланд, – через пять минут мне надо выходить. Может быть, ты уже допьешь это пойло и отправишься по своим делам?

Девушка, сидевшая напротив него, продолжала мешать соломинкой тающие кубики льда в бокале. Гирланд подцепил ее в кафе на левом берегу. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она была совершенно очаровательна. Темноволосая, чувственная, в красных обтягивающих брюках и в белой в красную полоску блузке, – на такую красотку нельзя было сразу не запасть. Однако теперь, в квартире на улице Сюис, Гирланд с запозданием понял, что девица слишком молода для него и к тому же слишком жадна, да и вообще…

– Ты что, выгоняешь меня? – спросила она, склонив голову набок, – эту позу она явно скопировала с какой-то кинозвезды.

– Да, извини, именно выгоняю, – ответил Гирланд с чарующей улыбкой. – Мне пора уходить.

– И что, мы ничем не займемся? Разве я тебе не нравлюсь? Куда ты спешишь?

Гирланд вздохнул. «И какого черта, – подумал он, – я все время попадаю в такие истории? И никогда не могу сказать „нет“. Она выглядела божественно. Черт ее возьми! Нет, действительно красивая. Почему, как только женщины открывают рот, с ними становится так скучно? Вот молчала бы все время, можно было бы отлично с ней развлечься».

– Я тебя пригласил выпить. Ну вот мы и выпили. А теперь мне пора идти, – сказал он, поднимаясь. – Давай, счастливо, киска!

Она продолжала отпивать из бокала маленькими глоточками, надув свои и без того пухлые губы. Потом оглядела его высокую широкоплечую фигуру, его волевое лицо и седину, пробивающуюся в черных волосах. «Какой мужик!» – подумала она.

– Ты шутишь, наверное, да? – спросила она. – Я сюда пришла за делом. Не случайно меня прозвали Бедра-Шарниры. Ты меня не забудешь, парень! И чтобы получить удовольствие, надо всего лишь расстегнуть молнию у меня на брюках.

Гирланд рассматривал ее. Нет, все-таки в ее присутствии он чувствовал себя почти стариком. Такая откровенная сексуальность действовала как вылитый на голову стакан ледяной воды.

– Давай в другой раз, – сказал он. – А ну-ка, киска, сворачивайся, и пока.

Тут зазвонил телефон.

– Черт бы побрал эти аппараты, – сказала девушка. – Каждый раз, как мне попадается нормальный мужик, они принимаются звонить.

– Такова жизнь, – заключил Гирланд, одной рукой снимая трубку, а другой показывая на дверь. – Выход вон там. Как спустишься, сразу слева будет вход в метро. До встречи, киса.

В трубке прозвучал голос с сильным нью-йоркским акцентом:

– Гирланд?

– Да, я.

– Это Гарри Мосс, – представился собеседник. Фоном звучала мелодия свинга. – Ты меня не знаешь. Мне дал твой номер Фред.

Девушка направилась к двери и, проходя мимо Гирланда, вылила недопитый коктейль ему на голову. Две почти растаявшие льдинки соскользнули по его плечу на пол. Тщательно, чтобы не упал, она установила перевернутый бокал у обидчика на голове и вышла, покачивая бедрами-шарнирами. Гирланд вздохнул, снимая с головы бокал и ставя его на столик, а затем помахал девушке на прощание. Она показала ему двумя пальцами знак победы.

– Фред? Какой Фред? – переспросил он.

– У меня есть для тебя работенка, если ты не против, – не отвечая, продолжал звонивший. – Хорошо заплачу.

Гирланд вспомнил о своем пустом бумажнике и стал слушать внимательнее:

– И сколько?

– Бильон и еще два франка, – ответил собеседник. – Так что, обсудим?

Девушка вышла из квартиры, но дверь не закрыла. Стоя на площадке, она улыбнулась ему, расстегнула молнию на брюках и приспустила их. Затем начала снимать через голову блузку.

– Да, конечно хочу, – быстро ответил Гирланд, – только не сейчас.

А что, если консьержка вздумает подняться по лестнице? Он вообразил, какое у нее будет выражение лица. Девушка сняла блузку и, оставшись в черном белье, приняла соблазнительную позу.

– Буду ждать в «Золотом кресте» в десять вечера. Знаешь это место?

– Кто же его не знает? – ответил Гирланд. – Хорошо, я приду.

И он повесил трубку.

Девушка поменяла позу.

– Нравлюсь? – спросила она, призывно улыбаясь.

Гирланду она очень нравилась, но он по-прежнему считал, что она слишком молода и слишком нахальна.

– Ты просто чудо, – ответил он. – Спасибо за шоу. Там за углом есть небольшая прачечная. Простирни себе мозги, киска, это тебе пойдет на пользу.

С этими словами он захлопнул входную дверь и повернул ключ в замке. Подождал немного, слушая вопли и грязные ругательства, которыми она осыпала его за дверью. Его даже удивило богатство ее словаря. Наконец девица исчерпала свой словарный запас, запыхалась, и он понял, что она одевается.

Интересно, что подумали соседи?

Ну вот, слава богу, наконец хлопнула дверь внизу.

Он закурил сигарету и сел за стол.

Что за Гарри Мосс? И какой еще Фред? Единственный Фред, которого он знал, работал барменом в баре «Брессан», куда Гирланд часто наведывался. Он позвонил в бар и попросил к телефону Фреда.

– Это Гирланд. – Они обменялись обычными вопросами за жизнь, а потом Гирланд спросил: – Ты знаешь парня, который называет себя Гарри Мосс?

– А, этот… – Фреду «этот», похоже, не нравился. – Ну да, заходил к нам пару часов назад. Молодой… двадцать три примерно… Похож на гомика, хотя кто его знает. Жену бы я ему не доверил. Никого бы ему не доверил. Спрашивал, кто поможет провернуть одно дельце. Я так понял, что-то насчет контрабанды. Я дал ему твой номер. А что, не надо было?

– Да нет, ничего. Ладно, спасибо, Фред. Может, что-нибудь и выйдет. Если мы с ним поладим, с меня причитается.

И Гирланд повесил трубку.

Он посидел несколько минут, размышляя. Деньги были нужны. А когда они были не нужны? «Послушай, Гирланд, – сказал он самому себе, – деньги тебе нужны просто позарез. Зря ты завис в Гонконге на такой срок». Он вспомнил Тянь Той и вздохнул. Да, какая девушка! Чего у китаянок не отнимешь, так это мастерства. Он оставался с ней до тех пор, пока не кончились все вытянутые у Дори деньги. Хорошо еще, что не сдал обратный билет, а то пришлось бы добираться сюда на палубе, – вот Дори понравилось бы! Ладно, посмотрим, что там затеял Гарри, решил он, поднимаясь. Может, меня ждет приятный сюрприз. Как он сказал? «Бильон и еще два франка». Гирланд ухмыльнулся. Язычок у этого парня подвешен неплохо!

«Золотой крест» был захудалым ночным клубом на улице Дюбак. Гирланд пару раз туда заглядывал. Там вечно ошивались стареющие гомосексуалисты и смазливые блондинчики, отыскивавшие клиентов. Был там еще чернокожий трубач, слегка смахивавший на Армстронга, даже манерой игры. Женщины в этом месте появлялись крайне редко, а уж если появлялись, то одни лесбиянки.

Гирланд спустился по скудно освещенной лестнице в подвал, слушая роскошные звуки трубы. На входе кивнул вышибале – тот ответил недоуменным взглядом, явно не узнав, – и попал в прокуренный зал. Разило потом, все разговаривали громко, стараясь переорать звуки трубы. Гирланд помедлил, оглядывая толпу, а потом двинулся мимо пары блондинов, перекрикивавшихся как попугайчики, к стойке бара.

Лысеющий бармен, толстый и жеманный, сразу придвинулся поближе.

– Здравствуй, милый, – сказал он, выкладывая на стойку пухлые белые руки. – Чем тебя осчастливить?

– Привет, Элис. – Гирланд пожал обе его руки; он знал, что бармену нравится, когда к нему так обращаются. – Где тут Гарри Мосс?

– А, этот. Он тебя дожидается. – Тут бармен закатил глаза. – Такой зайчик! Он наверху… четвертая комната.

– Он там один? – спросил Гирланд.

– Ну конечно, милый. Он же тебя ждет.

Гирланд усмехнулся:

– Ты бы вел себя в соответствии с возрастом, Элис. А то совсем заигрался.

Пробравшись сквозь толпу в зале, он открыл дверь и начал подниматься по лестнице. У четвертой комнаты помедлил, постучал, а затем вошел в крошечное квадратное помещение. Юноша сидел за столом. Перед ним стояли бутылка виски, два стакана и ведерко со льдом.

Гирланд притворил дверь.

– Мосс?

Юноша оглянулся. Его густые длинные волосы ниспадали на воротник ковбойки. Все в его лице – зеленые глазки, крючковатый нос, слабый подбородок – говорило об испорченности и развращенности.

– Заходи, – сказал он с сильным нью-йоркским акцентом, показывая на стул. – Я Гарри Мосс. Хорошо, что пришел.

Гирланд присел, достал пачку «Пэлл-Мэлл» и закурил.

– Ты меня звал, – ответил он, – я и пришел. Давай сразу к делу.

Зеленые глазки изучали его лицо.

– Есть одно дельце, которое я сам провернуть не могу, – сказал наконец Мосс. – Оно точно незаконное, но за него ничего не будет. Речь идет о тридцати тысячах долларов. Половина тебе, половина мне. Продолжать?

– Валяй, – разрешил Гирланд. – Но тебе придется меня убедить, что за это точно ничего не будет.

– Я навел справки, – объявил Мосс, сосредоточенно разглядывая свой бокал. – И ты, кажется, именно тот, кто сумеет мне помочь. Да и вообще свой парень. Мне нужен помощник. – Он отхлебнул из бокала и, не ставя его на стол, посмотрел через него на Гирланда. – Слушай, я расскажу тебе всю историю, потому что выбора нет. Говорят, ты не болтун.

– А кто говорит? – поинтересовался Гирланд.

– Ну… В общем, я навел справки… – Мосс снова уставился на бокал. – Ладно, расскажу. Меня призвали в чертову армию. Не успел я очухаться, как уже очутился в Западном Берлине. Представляешь? Командир оказался такой дебил, что расписаться не мог толком. А в его обязанности входило заполнять платежную ведомость для офицеров. Так что это делал я. В общем, я заполнял ведомость, а он сидел на своей толстой жопе и надувал щеки. А мой приятель Фэрди Ньюмен был поставлен у кассы – охранял денежки. Ну короче, решили мы забрать их себе. А что? Бабки просто сами просились в руки. И месяц назад мы это обделали. Пришлось погладить командира по голове, хотя большого вреда мы ему не причинили. У него голова крепкая, одна кость. В общем, мы огребли пятьдесят тысяч долларов и страшный геморрой. – Мосс замолчал, отхлебнул виски и посмотрел на Гирланда. – Еще какой геморрой! Короче, пришлось бежать в Восточный Берлин. Фэрди додумался добраться до Праги, а оттуда в конечном итоге до Каира. А там у него были друзья. – Он снова замолчал и на этот раз поглядел на Гирланда с вызовом. – Тебе интересно? Продолжать?

– Валяй, – снова разрешил Гирланд. – Когда говорят о деньгах, я не скучаю.

Тонкие губы Мосса изогнулись в улыбке.

– Надо же! И со мной такая же история. Ну короче, добрались мы до Праги. А они все время висели у нас на хвосте. Чешская госбезопасность – вот кто за нами следил. Мы-то думали, что все уже позади, но не тут-то было! Все только начиналось! – Мосс поморщился и покачал головой. – Одна телка в Западном Берлине дала нам адрес своего знакомого в Праге, у которого можно было залечь на дно. И этот знакомый нас подвел. Спрятал нас у себя на квартире, взял за это двадцать тысяч долларов. Договорились, что поживем у него, а он будет носить еду, а потом вывезет нас из города, когда станет поспокойнее. Ну он нас пустил, взял деньги – и больше мы его не видели. Мы прокантовались там три дня, подыхая от голода. Тебе не приходилось голодать три дня?

– А тебе какое дело? – пожал плечами Гирланд. – Ты валяй дальше.

– Ну… Короче, на четвертое утро мы уже были готовы сожрать друг друга. Кинули жребий, идти выпало Фэрди. Он отправился покупать еду. Только он высунулся на улицу, трех минут не прошло, слышу: полицейские свистки. Ну я чуть в штаны не наложил. Решил, что он сейчас приведет их прямо ко мне. Выскочил на чердак, полез на крышу. Я был в такой запаре, что забыл взять с собой наши деньги. – Мосс остановился, потер кончик носа и продолжил: – Сижу на крыше и вижу: Фэрди бежит как сумасшедший, а за ним два легавых. Топочут, как слоны. А Фэрди улепетывает, как заяц. И тут один из копов прицеливается из автомата – и засаживает Фэрди в спину целую очередь. Я видел, как от его рубашки полетели клочья, а потом хлынула кровь. – Мосс поморщился. – В общем, конец ему. – Он отхлебнул еще виски. – Я, само собой, в панике. Летел вниз по пожарной лестнице через шесть ступеней. И конечно, ни про какие деньги в тот момент не подумал. Просто сматывался. – Он помедлил, а потом попросил: – Сигареткой не угостишь? Если можно…

Гирланд подвинул ему свою пачку через стол. Рассказ Мосса заставил его задуматься. Похоже, парень говорил правду. А если вранье, то зачем он все это рассказывает?

– В общем, не буду грузить деталями, – продолжил Мосс, закурив. – Там была девушка… – Его тонкие губы чуть изогнулись в улыбке, и он добавил: – Как бы подонки вроде меня жили без девушек? Короче, она вытащила меня, и вот я здесь. Сижу тут две недели и кусаю локти. Только и думаю что о деньгах, которые дожидаются меня в Праге.

Гирланд отхлебнул виски.

– Всё? – спросил он.

– Ну, в общем, да… Такая история. Такая проблема. Денежки все еще лежат там. И мне нужен кто-нибудь вроде тебя сгонять за ними в Прагу. Разделим поровну, по пятнадцать тысяч на брата.

– А с чего ты взял, что они все еще там? – спросил Гирланд.

– Там, там! Вот в этом я точно уверен. Мы их запрятали в такое место, где никому и в голову не придет искать. В пачках сотенных… триста купюр. Объем получается небольшой.

– А почему ты думаешь, что я сумею их добыть, если ты сам не можешь?

– За мной следят, а за тобой нет. Послушай! Прага – это такой кусок ржавчины на «железном занавесе». У чехов финансовые проблемы. Им нужна валюта, поэтому они завлекают туристов. Съезди туда как турист, поживи денька три, а потом забери денежки и возвращайся. Проще простого. Они там даже багаж у туристов не проверяют. Я тебе говорю: валюта нужна им как воздух.

Гирланд потушил сигарету и, подумав, спросил:

– Ну хорошо. Допустим, я заберу деньги. А с чего ты решил, что я тебе их отдам?

Мосс усмехнулся:

– Это игра. У меня нет шансов добраться до них самому. Так что же я теряю? Конечно, нет гарантии, что ты меня не кинешь. Но тогда я тебя рано или поздно отыщу, и у тебя будут проблемы.

Гирланд откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке.

– Проблемы, Гарри, будут у тебя, – объявил он. – Хотел бы я посмотреть, как такой сопляк устроит мне проблемы.

Мосс улыбнулся примирительно:

– Ну ладно, ладно! Я все знаю. Ты крутой. Но я все-таки попробую. Как бы там ни было, это игра. Ну так что скажешь?

– Подумаю. А где, ты говоришь, денежки спрятаны?

– А вот это я тебе скажу в аэропорту, когда увижу твой билет.

– Понятно. А кто оплачивает экскурсию? Потребуется не меньше двух тысяч франков.

– Верно. Я уже об этом подумал. Две тысячи будут.

– Ну тогда попробуем, – решил Гирланд. – Давай-ка так: позвони мне завтра утром часов в десять, о’кей? – Он поднялся и добавил: – Хотя ехать за «железный занавес» мне неохота. Не люблю я эти места.

– Тут мы похожи, – ухмыльнулся Мосс. – Но ничего. Съездить туристом – это ничего, спроси любого.

– Ладно, попробуем. Пока, до завтра.

И Гирланд вышел.

Мосс допил виски, а затем спустился в клуб. Он протолкался через толпу к телефонной будке, заперся и набрал номер.

– Да? – раздался голос после паузы.

– Говорит три нуля, – представился Мосс. – Клиент решит все завтра утром. Но он поедет, вот увидишь.

– Я так и думал, – ответил Дори и повесил трубку.

Гирланд в этот момент тоже набирал номер. Напротив «Золотого креста» располагалось кафе. Он направился туда сразу же после расставания с Моссом и теперь разговаривал с Биллом Лэмпсоном из «Нью-Йорк геральд трибьюн». Билл был ходячей энциклопедией, и его знания часто оказывались полезными.

– Привет, Билли, я вернулся, – сказал Гирланд. – Как ты?

– А, Гирланд, – узнал Лэмпсон. – Ну слава богу! А я-то думал, ты пропал с концами… Слышишь? С концами.

– Не переживай. Париж большой, хватит и на меня, и на него. Ну, как твои дела?

– Да ничего. А как там Гонконг?

– Лучше не бывает!

– А телки?

– Не бывает лучше!

– А правда то, что говорят про китаянок?

– Если я тебя правильно понял, то мой ответ: нет. Но в целом очень рекомендую, – ответил Гирланд, вспоминая Тянь Той. – Да, рекомендую.

– Ты зачем мне звонишь? Чтобы я тебе позавидовал или еще зачем-то? – поинтересовался Лэмпсон.

– Хотел кое-что узнать, Билли. Скажи, пожалуйста, не слышал ли ты об ограблении кассы в нашей армии в Западном Берлине недели этак три или четыре назад?

Повисла пауза, а потом Лэмпсон спросил:

– А ты что-то знаешь?

– Я всего лишь интересуюсь, Билли. Ты цену себе не набивай.

– Ну хорошо. Да. Два срочника подорвали кассу на пятьдесят штук и смылись.

– А как их звали?

– Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Полиция все еще их ищет. Был слух, якобы они подались за «железный занавес». А к чему ты спрашиваешь? Знаешь что-то? Послушай, Гирланд, из этого может получиться информационная бомба!

Гирланд, не отвечая, мягко положил трубку. Значит, Мосс не лгал. Тридцать штук! Он задумчиво направился к машине: «Ну и что я теряю? К тому же Мосс обещал оплатить издержки. Даже если денег там не окажется, можно прокатиться в Прагу. Ладно, решено: еду!»

Гирланд направился домой. Надо позаботиться о визе, напомнил он себе. Но это дело недолгое. Немного везения – и он будет на месте уже через три дня.

Минут десять ему пришлось покружить по району, чтобы найти место и припарковать «фиат». Поставив машину, Гирланд начал подниматься по лестнице к себе на седьмой этаж.

На площадке он увидел такую картину: девица в красных обтягивающих брюках сидела на полу, прислонившись к двери. Обняв колени, она смотрела на него с радостной и насмешливой улыбкой:

– Привет, паренек… Не забыл меня еще? А к тебе приходил взломщик.

Гирланд усилием воли подавил ярость:

– Я же тебе сказал: уходи. У меня полно дел. Когда-нибудь, когда ты повзрослеешь, мы с тобой повеселимся. Но не сейчас. Пока!

– Ты глухой, что ли? Я говорю: к тебе приходил взломщик.

– Ладно, понял. Взломщик. Спасибо. А теперь, киса, испарись отсюда, как утренний туман. Оʼкей?

– Здоровый мужик с красной рожей, – продолжала она, обнимая свои колени покрепче. – Половины правого уха у него нет. Но мастер своего дела. Ты бы посмотрел, как он вскрыл твой замок. А я сидела на ступеньках вон там. – Она показала наверх. – Он меня не видел. Все было как в кино.

Гирланд насторожился. Здоровый мужик с покалеченным ухом? Оскар Брукман! Один из людей О’Халлорена. Вряд ли найдется еще один безухий, который вздумал бы вламываться в его квартиру.

– Ну вот, я вижу, ты наконец заинтересовался, – сказала девица и поднялась. – Кстати, меня зовут Рима. Ну что, начнем все сначала?

Не отвечая, Гирланд открыл дверь и вошел в квартиру. Оглянулся, потом спросил:

– Долго он тут пробыл?

– Ровно двадцать минут. Я засекла. – Девица тоже вошла внутрь и оглядела помещение. – Неужели в твоей помойке есть что украсть?

– Вроде нет, – согласился Гирланд.

Он принялся медленно обследовать комнату, а девица тем временем направилась прямиком к кровати и уселась на нее.

После тщательной проверки Гирланд решил, что все на месте.

Посещение Брукмана его сильно удивило. Может, Дори послал громилу забрать деньги, которые увел у него Гирланд? Да нет, не похоже. Не дурак же Дори, если думает, будто Гирланд прячет бабки у себя дома. Нет, непонятно, черт возьми! Но должен ведь быть какой-то ответ? Никогда Дори ничего не делал просто так.

Тут Гирланд вдруг увидел, что Рима уже лежит в постели, а ее шмотки разбросаны по полу. Он злобно поглядел на нее, но она только нахально улыбнулась в ответ.

– Ну, не будь дураком, – сказала она. – Нельзя же все время выигрывать.

«Вот они, женщины», – подумал Гирланд. Конечно, она права, нельзя все время выигрывать… даже бо́льшую часть времени не получится. Ну и черт с ним! Он вышел из квартиры, с силой захлопнув дверь, и выбежал на улицу.

Ничего. Когда ты совсем молоденькая дура, небольшой облом пойдет тебе на пользу.

Гирланд переночевал – точнее, промучился всю ночь – в паршивой гостинице. Уже после полуночи, когда он ворочался с боку на бок, ему вдруг вспомнилась эта девица: какие позы она принимала!

«Да у меня крыша едет!» – со злобой подумал он, взбивая мягкую подушку.

В пять утра он все еще не мог заснуть. В это время он вдруг принял решение следовать своему внутреннему голосу.

Быстро оделся, вышел и сел в машину. Через десять минут уже карабкался к себе на седьмой этаж. «Ничего, – думал он, поднимаясь по ступенькам, – я все взвесил». Он распахнул дверь и вошел в большую комнату, чуть освещенную начинавшимся рассветом.

Кровать была пуста. Комната тоже.

Гирланд скривился, потом пожал плечами.

Подошел к постели, сгреб белье в один ком и бросил на пол. Затем разделся, принял душ, улегся на незастеленную кровать и заснул.

Оскар Брукман стоял в кабинете Дори перед письменным столом и мял за спиной свою шляпу.

О’Халлорен, непосредственный начальник Брукмана, глядел в окно, пожевывая погасшую сигару. Дори восседал за столом и играл ножом для разрезания бумаги.

Во всей сцене чувствовалось напряжение.

– Вот никак не могу понять, в чем дело, – задумчиво сказал Дори. – Продумаешь всю операцию – и вдруг где-то происходит сбой. – Он говорил тихо, но со злостью. – Я получил донесение О’Брайена. Он облажался. Уортингтон все еще жив.

О’Халлорен наконец оторвался от окна:

– Нельзя винить О’Брайена. Сообщение Кена было получено слишком поздно.

– Ну да, всегдашние оправдания. А теперь там орудует Маликов, и О’Брайена просто выкинули вон. Вернуться он уже не сможет. Если Маликов доберется до Уортингтона – а он доберется, – то я потеряю двух ценных агентов.

На это О’Халлорен ничего не ответил. Они с Брукманом переглянулись и стали ждать, что будет дальше.

– Ну, по крайней мере Гирланд, похоже, собрался в Прагу, – продолжал Дори. – Хоть что-то начинает получаться.

Он сердито посмотрел на подчиненных. Его глаза за толстыми стеклами очков казались преувеличенно большими.

– Что скажешь? – спросил он Брукмана.

– Я посетил квартиру Гирланда, – стал докладывать тот. – Подложил ему в чемодан тот конверт, который вы мне дали. Сам он его не найдет, если только не разрежет чемодан на куски. А они там сразу найдут, как только его схватят.

– Тебя точно никто не видел, когда ты входил в квартиру? – пристально глядя на него, спросил Дори.

Брукман с трудом подавил улыбку превосходства: разговаривая с Дори, улыбаться не следовало.

– Так точно, сэр!

Дори поразмыслил над чем-то, а потом, кажется, расслабился.

– Надо бы растолковать вам суть этой операции, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Мы пошлем в Прагу Латимера, а Гирланда будем использовать для отвода глаз. Маликов там, и он все знает о Гирланде. Он решит, что это наш новый агент. Вопрос заключался только в том, как заставить Гирланда поехать в Прагу. – Дори поизучал некоторое время нож для разрезания бумаги, а затем продолжил: – Месяц назад два срочника выкрали месячную зарплату своей части в Западном Берлине. Этих ребят звали Гарри Мосс и Фэрди Ньюмен. Они сбежали в Прагу. Ньюмена убила чешская полиция, а Мосс сейчас сидит в тюрьме. Ну а у меня есть племянничек – студент театрального училища. И я подумал: а почему бы ему не сыграть Гарри Мосса? Он связался с Гирландом и наплел ему то, что я попросил. Похоже, Гирланд заглотил наживку. Теперь он собирается в Прагу – забрать украденные денежки. И нам нужно, чтобы он действительно нашел в Праге деньги. Это часть операции.

Дори открыл ящик стола и вынул пакет, обернутый коричневой бумагой и заклеенный скотчем.

– Тут тридцать тысяч долларов, – сказал он, глядя на Брукмана. – Ты зайдешь к Мале Рид и спрячешь это где-нибудь в ее квартире, но только так, чтобы она не нашла. Гирланду мы укажем, где искать. Как только он найдет деньги, ты позвонишь в госбезопасность и, не называя себя, скажешь, что Гирланд хранит деньги, предназначенные для оплаты информации, полученной от контактов Уортингтона. Они, разумеется, сразу отправятся к нему в гостиницу, найдут деньги и конверт в чемодане, подложенный тобой. А там окажутся бумаги, подтверждающие, что Гирланд – агент. Они передадут конверт Маликову, и тот окончательно убедится, что Гирланд приехал на замену Уортингтону. А пока будет идти этот спектакль, Латимер проникнет в Прагу. Вот суть операции. – Дори протянул Брукману лист бумаги. – Вот инструкции для тебя. Все должно пройти строго в указанное тут время. Всё, отправляйся! Как только я узнаю, что Гирланд едет в Прагу, я тебя предупрежу. И ничего не делать без моего разрешения! Понял?

– Так точно, сэр! – отрапортовал Брукман.

Он засунул во внутренний карман пакет и инструкции и вышел.

Дори положил наконец нож на стол. Затем взглянул на О’Халлорена и сказал:

– Уортингтона надо убрать, Тим. Иначе он нам все осложнит.

– Еще как! – подтвердил О’Халлорен. – Все это крайне опасно. Мне кажется, нельзя недооценивать Гирланда. Он еще себя покажет. Мы пока даже не знаем точно, собирается он в Прагу или нет.

– Ну, в этом-то я уверен, – сказал Дори. – Поедет как миленький.

О’Халлорен пожал плечами – он всегда так делал, если слова собеседника его не убедили:

– Ладно. Предположим, поедет. Но он может просто сбежать с деньгами. Он умен как черт.

– Да ну, брось! – махнул рукой Дори. – Мелкий мошенник, вот и все. Насчет ума – я бы не сказал. Но я готов потерять эти деньги. Пусть достанутся чехам. Гирланд их точно не удержит. Ну и в конце концов, это же деньги правительства. Знаешь, что я думаю, Тим? У тебя комплекс неполноценности по отношению к Гирланду. Но поверь мне: не так уж он и умен.

О’Халлорен тем временем вспоминал, как Гирланд увел у Дори немалую сумму денег. Но говорить об этом сейчас не следовало.

– Ладно, поживем – увидим, – заключил он.

Довольный своим планом, Дори нахмурился, услышав такие слова, а затем подвинул подчиненному папку. Все хорошо знали, что этот жест означал несогласие.

Уортингтон перемотал пленку, открыл заднюю крышку фотоаппарата и вытащил кассету.

– Что ты так волнуешься? – спросил он. – Подожди еще пару дней, и я уйду. Неужели мы с тобой не уживемся на такой короткий срок?

Мала не смирилась с мыслью о том, что от этого человека не отвязаться. Однако первый шок прошел, и она была готова помочь ему, только бы поскорее от него избавиться. Она сделала двадцать снимков; глядя через видоискатель на его слабое, испуганное лицо, она даже начала испытывать к Уортингтону нечто вроде жалости.

– Ну, не знаю, как мы уживемся, – ответила она безнадежно, – но уживаться придется.

Он улыбнулся в ответ. Рассматривая его лицо, Мала решила, что с усами Уортингтон выглядел симпатичнее.

– Уживемся, уживемся… Пару дней… Я тебе обещаю… Не больше.

Он передал ей кассету с пленкой и свой британский паспорт:

– Можешь отнести это Карелу Власту на Целетну улицу? Власт знает, что это срочно. Он уже стар, но из ума не выжил. – Разговаривая, Уортингтон начал как-то вытягивать верхнюю губу, словно не мог привыкнуть, что над ней больше нет щетины. – Ты знаешь, где это? Поезжай лучше на трамвае.

– Хорошо, – ответила Мала с сомнением в голосе, а потом попросила: – Ты не мог бы посидеть в ванной? Мне надо переодеться.

– Конечно.

Уортингтон заперся в ванной. Опустил крышку унитаза и сел на нее.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты, он вспоминал, как впервые встретил ее. Кен предупредил его, что есть надежная женщина-агент в Праге и что она работает в ночном клубе «Альгамбра». По словам Кена, через нее безопаснее всего передавать сообщения: поскольку сам он часто заходит в этот клуб, ей будет легко играть роль связной. И при этом им, Уортингтону и Кену, можно вообще не встречаться.

Уортингтон вспомнил, как в первый раз зашел к Мале домой. У него была при себе бумага – с виду простой список покупок, а на самом деле невидимыми чернилами там была вписана информация для Кена. И как только он увидел Малу, тут же в нее влюбился. Разница между ней и Эмили была колоссальная. Та – крупная, глупая и упрямая, а эта – милая, изящная и веселая. Но он никогда не давал понять Мале, что чувствует. Уортингтон постоянно напоминал себе, что он гораздо старше, а кроме того, женат.

Но за два года совместной работы она все больше и больше сводила его с ума. Уортингтона бесило ее равнодушие к нему: похоже, для нее встречи с ним были только возможностью заработать дополнительные деньги.

Когда ему пришлось поселиться в ее квартире, он чувствовал жуткое напряжение. Он хотел ее. Его тело отзывалось болью от тоски по ней. Но он понимал: малейший намек на любовные чувства станет фатальным. Сколько раз, когда они оказывались совсем рядом, она проявляла только одно желание: чтобы он поскорее убрался.

Сделав над собой усилие, он стал думать о Власте.

Этого человека Уортингтон впервые встретил на тайном антикоммунистическом собрании. Власт сразу потянулся к нему. Говорил, что англичане – надежный народ. Потом они общались несколько раз после собраний. Власт рассказал, что когда-то был гравером. Теперь же он работал в ночную смену лифтером в одном из лучших отелей. Такая работа оставляла свободным весь день. И еще Власт сказал, шепотом, что, если Уортингтону понадобится паспорт, пусть приходит к нему:

– Увидишь – лучше меня никто с этим не справится.

В то время у Уортингтона все было в порядке, но он запомнил на всякий случай слова Власта. Он понимал, что может наступить такой момент, когда придется бежать из Праги и понадобится фальшивый паспорт.

Долгое время все шло хорошо, еще каких-то две недели назад ничто не предвещало бури. Он преподавал английский, выглядел настоящим учителем с прекрасными манерами. Был также и внимательным слушателем. Каждый раз, когда его ученики – преподаватели, политики, чиновники – пробалтывались о чем-то, он переправлял информацию Кену, а тот – Дори. Цифры на его долларовом счете в швейцарском банке подрастали. И тут на сцену явился этот верзила с белобрысой шевелюрой – Маликов.

Уортингтон знал, что Маликов – один из самых опасных агентов ГРУ, советской разведки. Англичанин прекрасно осознавал, что сам-то он совсем не герой. Узнав о прибытии Маликова в Прагу, он тут же начал готовиться к отъезду. Связался с Властом. Старик легко согласился сделать фальшивый паспорт, но не задаром. Уортингтону понадобилось несколько дней, чтобы собрать нужную сумму: пришлось и в долг брать, и потревожить собственные накопления, и просить наиболее надежных учеников заплатить вперед. В эти дни Уортингтон и понял, что за ним следят. Скорее всего, он вызвал подозрение у Маликова. Было и еще одно, совсем пугающее обстоятельство. Если его арестуют, из него выбьют показания на Малу и Кена. От одной мысли о том, какие методы могут применить головорезы Маликова, чтобы вырвать признание, он покрывался холодным потом. Уортингтон отлично понимал, что в их лапах превратится в вопящий от боли источник информации. И Дори об этом знает. Он ненавидел Дори. Уже при первой встрече он понял, что Дори ему не доверяет. Шеф ценил Малу и Кена. Так как же он поступит с Уортингтоном?

Сидя на унитазе и разгоняя сигаретный дым тонкими пальцами, англичанин приходил в отчаяние от этих мыслей. Конечно, Дори пошлет киллера, чтобы ликвидировать его. Просто и ясно. Мертвые никого не выдают. Значит, сейчас за ним охотится не только Маликов, но и люди Дори.

Раздался стук, он отворил дверь ванной комнаты.

– Я готова, – сказала Мала.

Уортингтон вскочил, покачнувшись, со своего недостойного сиденья. На Мале было простое голубое платье, и выглядела она потрясающе. Он ощутил дрожь желания, впился в нее глазами, но тут же, сделав усилие, взял себя в руки.

Уортингтон вынул из кармана конверт.

– Здесь деньги для Власта, держи, – сказал он. – Только, ради бога, не потеряй. Пленку и паспорт взяла?

– Да.

Она сунула конверт в сумку и направилась к выходу. Он проводил Малу взглядом, любуясь ее стройной фигурой.

– В холодильнике есть кое-что, если проголодаешься, – сказала она на прощание.

– Спасибо. И смотри, нет ли слежки.

Мала бросила на него быстрый взгляд. Она понимала, что необходимость жить бок о бок волнует его. Она была уверена, что Уортингтон сумеет сдержать свои порывы, но все-таки беспокоилась: чем раньше он исчезнет, тем лучше для них обоих. Сама она никаких чувств к нему не испытывала. Только смущение и неудобство от совместного проживания.

– Хорошо, буду поглядывать, – ответила она.

До Целетной улицы она добиралась пешком минут двадцать.

Дойдя до дома, где жил Власт, Мала вошла в парадное и начала подниматься на пятый этаж. На третьем остановилась и поглядела через окно вниз, во двор-колодец. Убедившись, что там никого нет, взбежала на пятый и позвонила.

Сначала было тихо, потом дверь отворилась. Перед ней стоял чрезвычайно толстый старик в серой фланелевой рубашке и запачканных черных вельветовых брюках. Клочья волос, торчащих из-за ушей, были совершенно седыми. Маленькие глазки, нос кнопкой и двойной подбородок делали его похожим на голливудских комиков.

– А, добро пожаловать! – приветствовал он гостью и поклонился. – Давненько не появлялась у меня в гостях такая симпатичная барышня.

Он повернулся и заковылял в сторону маленькой гостиной, серой от пыли. Там стояли два сломанных кресла и стол; на стене висел истертый ковер.

– Жена у меня умерла, – сказал старик, смахивая пыль с одного из кресел, и тут же добавил: – Какое миленькое у тебя платье. Жалко будет, если испачкается.

Он прошел, переваливаясь, в другой угол комнаты, взял газету – это была «Утренняя звезда» – и постелил ее на кресло.

– Вот так-то лучше. Теперь платье не испортишь. Садись, пожалуйста!

Мала села и сразу вытащила из сумки конверт с деньгами, кассету с пленкой и паспорт. Однако тут же замерла: она вдруг увидела, что правая рука старика забинтована.

– Вы что, поранились? – спросила Мала.

– Ничего страшного. Порезался тут. Когда доживешь до моих лет, поймешь: любой порез становится опасен. Ну а теперь скажи, пожалуйста, чем я обязан такому приятному посещению?

– Меня прислал мистер Уортингтон, – ответила Мала, пытаясь сдержать поднимающийся внутри страх; она разложила на столе все три принесенные вещи. – Он говорит, что вы все быстро сделаете.

Власт посмотрел на паспорт и покачал головой:

– Не повезло вам. Бывает, случаются неприятности… и всегда не вовремя. Но как только рука заживет, я, конечно, все сделаю, и очень быстро. – Тут его взгляд остановился на конверте. – Там что, деньги? – Власт открыл конверт и посчитал банкноты, потом кивнул с довольным видом. – Мне сразу понравился мистер Уортингтон. И я обещал ему помочь. Долго ждать не придется.

– А сколько придется? – спросила Мала, она была очень напряжена.

– Ну, пару недель… не дольше.

Мала глядела на него, чувствуя, как ее руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Но это срочно! Очень срочно! Его ищут!

Власт потер щетинистый подбородок. Потом провел толстыми пальцами по волосам. Его толстое лицо помрачнело.

– Я понимаю, как это плохо. Прошу прощения… Но раньше двух недель не получится. Я сделаю все возможное, ты мне поверь.

Две недели! Две недели терпеть чужого человека у себя в комнате!

– А нельзя ли все-таки как-нибудь пораньше?

– Эту работу надо сделать безупречно. Если выйдет халтура, то, значит, я пошлю его на верную смерть. Две недели – за это время я все сделаю как надо. Не стоит рисковать.

Мала посидела еще некоторое время, не двигаясь. Ее душило отчаяние. Наконец она встала:

– Хорошо, я передам.

– Да, и скажи, что я очень извинялся. – Глаза старика с удовольствием осматривали ее ладную фигуру. – Может, чашечку чаю?

– Нет, спасибо, – ответила она уже в дверях.

Власт проводил ее взглядом, по-видимому недовольный тем, что такая привлекательная и колоритная особа навсегда уходит из его жизни. Потом запер принесенные ею вещи в ящик стола и закрыл его на ключ. Власт направился к окну и, наклонившись, поглядел вниз. Мала прошла по улице и исчезла за углом.

«Да, везет Уортингтону», – думал Власт. В этот момент ему очень хотелось бы сбросить лет сорок. Он помечтал немного о том, как эта девушка стала бы его любовницей. Потом уселся в пыльное кресло и погладил забинтованную руку: она начинала его беспокоить. Надо бы зайти в поликлинику ближе к вечеру. Надо позаботиться о руке, если он хочет сдержать слово, данное Уортингтону.

Тем временем Уортингтон, оставшись один, принялся тщательно обследовать квартиру Малы. Комната была всего одна, но немаленькая. В алькове поместился узкий диван. Имелась и миниатюрная кухонька, а также совмещенная с туалетом ванная комната. В комнате вдоль одной из стен стоял сервант. На балкончике, за французским окном, росли два каких-то больших растения в кадках. За ними виднелась беленая стена церкви. В случае опасности – если кто-то вдруг сюда явится – можно спрятаться на балконе. Тогда его не будет видно ни с улицы, ни из комнаты. Эта мысль несколько успокоила Уортингтона.

Он засунул свой чемодан под кровать и сел в кресло. В углу комнаты стояла большая, в человеческий рост, фигура вырезанного из дерева коленопреклоненного ангела. Должно быть, церковная скульптура, купленная по случаю где-нибудь в антикварной лавке хозяином квартиры. Разглядывая ангела, Уортингтон почувствовал себя несколько спокойнее. Ему нравился и размах крыльев, и благочестивое выражение лица, и простые одежды.

Пожалуй, настоящий шедевр резчика, подумал он. Такую скульптуру сразу хочется утащить к себе. Ну ничего, теперь добраться бы до Женевы и оглядеться. Если повезет, он тоже добудет себе что-нибудь такое.

Только Уортингтон задумался о деньгах и о том, как заживет, поселившись в Женеве, как вдруг услышал чьи-то шаги на лестнице. Вскочив, он выбежал на балкон и скорчился там, дрожа от страха и волнения. Пальцы нашарили рукоятку пистолета: он носил его в кобуре под левой подмышкой.

Замок щелкнул, потом все стихло. Очень осторожно Уортингтон выглянул из-за цветущего куста – и встретился глазами с Малой, которая встревоженно озиралась по сторонам.

Уортингтон вернулся в комнату.

– Ах, вот ты где, – произнесла, переводя дыхание, девушка. – А я решила, что ты ушел.

Уортингтон горько усмехнулся. Она и не пыталась скрыть разочарование.

– Нет, не ушел, но надо быть осторожным. Я услышал, как кто-то поднимается… – Он сделал паузу, а потом спросил выжидательно: – Ну так что там с паспортом? Когда будет готов?

– Власт повредил руку. Обещал сделать через две недели.

Лицо Уортингтона налилось кровью, но уже через мгновение он страшно побледнел:

– Две недели? Не может быть!

– Ну а как быть? У него рука не двигается. – Мала замолчала, а потом решительно объявила: – Тебе нельзя здесь оставаться две недели! Уходи! Я не хочу, чтобы ты тут торчал!

Уортингтон присел. Две недели! И каждый день, каждую ночь думать о том, что Маликов его выслеживает. А еще киллер, подосланный Дори. Он съежился от ужаса. Что делать? Уйти от нее? Это означает смерть.

Скачать книгу