Мудрость бытия бесплатное чтение

Хайям Рубаи Омар
Хайямиада Рубаи

Х А Й Я М И А Д А

Р У Б А И

(перевод: Исмаил Алиев) [ali-0001] [org-0344]

В руках у нас то чаша, то Коран, [К-021]

То праведность нам ближе, то обман.

Так и живем в подлунном нашем мире

Полугяуров, полумусульман. [Г-004]

[ali-0002] [org-0166]

Будь весел, ведь невзгодам нет конца

И вечно звездам на небе мерцать.

Умрем -- и некто кирпичи из праха

Уложит в стены своего дворца.

(перевод: К. Арсенева) [ars-0001]

О чем кричит, тревожа чуткий слух?

Что в зеркале зари узрел петух?

-- Вот жизни ночь еще одна минула,

Но дремлешь ты и к вести горькой глух.

[ars-0001]-1

О чем кричит, тревожа чуткий слух,

Что видел в зеркале зари петух?

Проходит жизнь, и эта ночь мелькнула.

Но дремлешь ты и к страшной вести глух.

[ars-0002]

Разбил кувшин из глины расписной,

До чертиков напившись в час ночной.

Кувшин сказал мне горестно и внятно:

"Я был тобой, ты вскоре станешь мной..."

[ars-0003]

О, если б до привала добрести,

Поверить, что придет конец пути!

О, если б через многие столетья

Хотя б травой из праха прорасти!

(перевод: К. Бальмонт) [bal-0001]

Поток времен свиреп, везде угроза,

Я уязвлен и жду все новых ран.

В саду существ я сжавшаяся роза,

Облито сердце кровью, как тюльпан.

[bal-0002]

Когда я чару взял рукой и выпил светлого вина,

Когда за чарою другой вновь чара выпита до дна,

Огонь горит в моей груди, и как в лучах светла волна,

Я вижу тысячу волшебств, мне вся вселенная видна.

[bal-0003]

Этот ценный рубин -- из особого здесь рудника,

Этот жемчуг единственный светит особой печатью,

И загадка любви непонятной полна благодатью,

И она для разгадки особого ждет языка.

[bal-0004]

Если в лучах ты надежды -- сердце ищи себе, сердце,

Если ты в обществе друга -- сердцем гляди в его сердце.

Храм и бесчисленность храмов меньше, чем малое сердце,

Брось же свою ты Каабу, сердцем ищи себе сердце. [К-001]

[bal-0005] [org-0133]

Древо печали ты в сердце своем не сажай,

Книгу веселья, напротив, почаще читай,

Зову хотенья внимай и на зов отвечай,

Миг быстротечный встречай и лозою венчай.

[bal-0006]

Грядущий день и прошлый век

Меня не беспокоят.

Но в этот день, в текущий день

Мне струны песню строят.

[bal-0007]

До тебя и меня много сумерек было и зорь.

Не напрасно идет по кругам свод небес золотой.

Будь же тщателен ты, наступая на прах -- этот прах

Был, конечно, зрачком, был очами красы молодой...

[bal-0008]

Когда я пью вино -- так не вино любя.

Не для, того, чтоб все в беспутстве слить в одно.

А чтоб хоть миг один дышать вовне себя,

Чтоб вне себя побыть -- затем я пью вино.

[bal-0009]

Мы цель созданья, смысл его отменный,

Взор Божества и сущность зрящих глаз.

Окружность мира -- перстень драгоценный,

А мы в том перстне -- вправленный алмаз.

[bal-0010]

Плакала капля воды: "Как он далек, Океан!"

Слушая каплю воды, смехом вскипел Океан.

"Разве не все мы с тобой? -- капле пропел Океан, -

Малой раздельны чертой", -- капле гудел Океан...

[bal-0011]

Ты весь мир обежал. Все, что ты увидал, есть ничто.

Все, что видел кругом, все, что слышал кругом, есть ничто.

Ты весь мир обошел -- что ж ты в мире нашел? О, ничто.

Ты вошел в свой покой, в домик маленький твой, он -- ничто.

(перевод: Ц. Бану) [ban-0001]

Творений Ты -- ваятель, почему

В них проглядел изъяны, не пойму.

Коль хороши, зачем их разбиваешь,

А если плохи, кто виной тому?

[ban-0002]

Творенья океан из мглы возник,

Но кто же до глубин его постиг

И жемчугу подобными словами

Изобразил непостижимый лик?

[ban-0003] = [bar-0014]

.

.

.

.

[ban-0004] [org-0106]

Великие, что знанья стяг взметнули,

Светилами поэзии сверкнули,

И те из мглы не вырвались ночной:

Нам сказку рассказали -- и уснули.

[ban-0005]

Созвездия в заоблачной дали

Раздумьям тщетным многих обрекли.

Одумайся, побереги рассудок -

Мудрейшие и те в тупик зашли.

[ban-0006]

Пришел я в этот мир по принужденью,

Встречал недоуменьем каждый день я.

А ныне изгнан, так и не поняв

Исчезновенья смысл и цель рожденья.

[ban-0007]

Приход мой небу славы не доставил,

И мой уход величья не прибавил.

Мне так и не дано постичь, зачем

Я в мир пришел, зачем его оставил.

[ban-0008]

Тайн вечных не поймем ни ты, ни я,

Их знаков не прочтем ни ты, ни я.

"Ты", "я" в речах за пологом звучало,

Падет он, и потом -- ни ты, ни я.

[ban-0009]

Ты жалости не знаешь, рок постылый!

От века источаешь злую силу.

Рассечь бы землю -- станет видно вдруг,

Алмазов сколько в ней нашло могилу.

[ban-0010]

Хайям, хоть голубой шатер пред нами

Для спора двери затворил упрямо,

Являет в пене чаши бытия

Предвечный кравчий тысячу Хайямов!

[ban-0011]

Мы только куклы, вертит нами рок, -

Не сомневайся в правде этих строк.

Нам даст покувыркаться -- и запрячет

В ларец небытия, лишь выйдет срок.

[ban-0012]

Моя будь воля -- не родился б я,

Не умер бы, поверь, будь власть моя.

Родиться, натерпеться мук, исчезнуть...

Не лучше ли покой небытия!

[ban-0013]

Как знать, подруга, что нас завтра ждет?

В ночь лунную забудем день забот!

Испей вина со мной. Луна вот так же

Взойдет, а нас с тобою не найдет.

[ban-0014]

Для розы ветерка дыханье сладко,

Средь сада с милою свиданье сладко.

Будь радостен, вчерашний день забудь,

В день нынешний существованье сладко!

[ban-0015]

На миг один избавься от забот,

Вздохни свободно, сбрось обиды гнет!

Будь свойством мира постоянство, разве

Родиться наступил бы твой черед?

[ban-0016]

Коль день прошел, о нем не вспоминай,

Пред днем грядущим в страхе не стенай,

О будущем и прошлом не печалься,

Сегодняшнему счастью цену знай!

[ban-0017]

Тужить о чем? Не все ли мне равно,

Прожить в нужде ли, в холе мне дано.

Наполню чашу! Ведь любому вздоху,

Быть может, стать последним суждено.

[ban-0018]

Чья плоть, скажи, кувшин, тобою стала?

Певца влюбленного, как я, бывало?

А глиняная ручка, знать, была

Рукой, что шею милой обвивала.

[ban-0019]

За чашею ловлю веселья миг,

Ни правоверный я, ни еретик.

"Невеста-жизнь, какой угоден выкуп?"

-- "Из сердца бьющий радости родник".

[ban-0019]-1

Люблю вино, ловлю веселья миг.

Ни верующий я, ни еретик.

"Невеста-жизнь, какой угоден выкуп?"

-- "Из сердца бьющий радости родник".

[ban-0020]

Скорей приди, исполненная чар,

Развей печаль, вдохни сердечный жар!

Налей вина в кувшин, пока в кувшины

Наш прах еще не превратил гончар.

[ban-0021]

С ковшом, с фиалом хоть на час один, [Ф-006]

О милая, к ручью, в простор долин

Приди: ведь рок из праха луноликих

Сто раз фиал слепил, сто раз -- кувшин. [Ф-006]

[ban-0022]

Без доброго вина я жить не в силах,

Груз тела без вина влачить не в силах.

О дивный миг, когда протянут чашу:

-- Еще одну -- а я схватить не в силах.

[ban-0023]

По воле сотворившего, не знаю,

Я предназначен аду или раю.

Вино, подруга, лютня -- часть моя,

Тебе блаженства рая уступаю.

[ban-0024]

В раю -- Кавсар и гурий поцелуи, [Г-003],[К-003]

И млека, и вина, и меда струи...

Фиал вина мне! Малую наличность, [Ф-006]

Знай, тысяче посулов предпочту я.

[ban-0025]

Рыбешка -- утке, без воды мечась:

"Наполниться ручью придет ли час?"

"Зажарят, -- утка молвит, -- степь иль море,

Не все ль равно, что будет после нас!"

[ban-0026] = [bar-0015]

.

.

.

.

[ban-0027] = [bar-0016]

.

.

.

.

[ban-0028]

На башне Туса птица мне предстала: [Т-007]

Царя Кавуса череп созерцала, [К-005]

-- Увы, увы! -- как будто повторяла, -

Где колокола глас, где гром кимвала?

[ban-0029] [org-0605]

Здесь башня в старину до туч вставала,

Цари лобзали здесь порог, бывало.

А ныне утром: "Где все это, где?" -

В развалинах кукушка куковала.

[ban-0030]

Ты половину хлебца добыл в пищу,

Тебя согрело бедное жилище,

Ты -- раб ничей и господин ничей,

Поистине, везет тебе, дружище!

[ban-0031] = [bar-0013]

.

.

.

.

[ban-0032]

О вере этот всюду речь ведет,

Тот возомнил, что истину найдет.

Боюсь, услышат голос: о, слепые!

Путь, право, -- и не этот, и не тот.

[ban-0033]

Коль ищешь ты, чем пропитаться б мог,

Согреться чем -- не ждет тебя упрек.

Все прочее того не стоит, право,

Чтоб жизни цвет ты гибели обрек.

[ban-0034]

Лепешка из пшеничного зерна,

Нога баранья да кувшин вина,

Подруга, словно ранняя весна, -

Отрада, что султану не дана!

[ban-0035]

Коль можешь ты -- не унижай других

И яростью не обжигай других.

Желаешь нерушимого покоя -

Себя всегда кори, -- прощай других.

[ban-0036]

Вина не пьющий, воздержись хотя б

Кичиться силой перед тем, кто слаб.

Не лицемерь, ты в сотне дел повинен,

Пред коими вино -- лишь малый раб.

[ban-0037]

Не избежать конца пути земного,

Вели же принести вина хмельного!

Простак, ведь ты не золото, -- тебя,

Раз закопав, не откопают снова.

[ban-0038]

Ты с кучею глупцов, что возгордясь

Мнят первыми из мудрых быть средь нас,

Сам будь ослом: коль не осла увидят,

Смотри, в еретики зачтут как раз!

[ban-0039]

Семи и четырех ты -- произвол,

Семью и четырьмя себя извел.

Пей, друг, вино! Ведь сотни раз твердили:

Возврата нету: коль ушел -- ушел.

[ban-0040]

Хоть всюду обесславлен им, с вином

До смерти не расстанусь нипочем!

Дивлюсь виноторговцам: распродавши

Вино, что купят лучшее потом?

[ban-0041]

Ты, муфтий, нас беспутнее подчас, [М-013]

Мы во хмелю тебя трезвей в сто раз.

Пьешь кровь людскую, кровь лозы мы тянем, -

По чести: кровожадней кто из нас?

[ban-0042]

Бык Землю держит испокон веков,

Телец -- вверху, за толщей облаков. [Т-004]

Вглядись глазами разума -- увидишь

Ты сборище ослов меж двух быков.

[ban-0043]

Коль день прошел, о нем не вспомяни,

Пред днем грядущим в страхе не стони.

О прошлом и грядущем не печалься,

На миг один в блаженстве утони!

[ban-0044]

Ты муж, коли властвовать в силах собою,

Других не коришь слепотой, глухотою,

Кто падшего топчет -- тот мужества чужд,

Поднявшего -- имени "муж" удостою.

[ban-0045]

Все беды от твоей извечной злобы.

Что, лютый рок, тебя смирить могло бы?

Рассечь бы прах -- алмазам нет числа,

Зарытым в глуби черной той утробы.

[ban-0046] [org-0664]

Красотку шейх корил: "Пьяна совсем, [Ш-006]

Сегодня этим бредишь, завтра -- тем..."

-- "Я такова, -- сказала, -- ты таков ли,

Каким желаешь показаться всем?"

(перевод: Ц. Бану, К. Арсенева) [bar-0001]

Про зыбкий образ мира вопрошаешь -

Узнать ты слишком много замышляешь?

Из бездны океана он возник

И в бездну канет вновь -- ужель не знаешь?

[bar-0002]

Загадку бытия не разгадать,

Не посетит нас мудрых благодать.

Поищем рая в чаше! -- В рай небесный

То ль достучимся, то ли нет -- как знать!

[bar-0003] [org-0529]

Дождь крупный зелень окропил весной,

Я от вина багряного хмельной.

Когда умру, взойду травою ранней -

Чей взор пленит она в полдневный зной?

[bar-0004]

Ты скажешь, эта жизнь -- одно мгновенье.

Ее цени, в ней черпай вдохновенье.

Как проведешь ее, так и пройдет,

На забывай: она -- твое творенье.

[bar-0004]-1

Жизнь пронесется, как одно мгновенье,

Ее цени, в ней черпай наслажденье.

Как проведешь ее -- так и пройдет,

Не забывай: она -- твое творенье.

[bar-0005]

Из всех ушедших в бесконечный путь

Сюда вернулся разве кто-нибудь?

Так в этом старом караван-сарае,

Смотри, чего-нибудь не позабудь.

[bar-0006]

Хайям! О чем горюешь? Весел будь!

С подругой ты пируешь -- весел будь!

Всех ждет небытие. Ты мог исчезнуть,

Еще ты существуешь -- весел будь!

[bar-0007]

Фиал, в котором труд искусный скрыт, [Ф-006]

И во хмелю не каждый раздробит.

А этот торс, дыханием согретый,

Кем добрым создан, злобным кем разбит?

[bar-0007]-1

Фиал, в котором труд умельца скрыт, [Ф-006]

И во хмелю не каждый раздробит.

А этот торс, дыханием согретый,

Кем добрым создан, злобным кем разбит?

[bar-0008]

Что жизни караван! Он прочь уходит.

Нам счастья удержать невмочь -- уходит.

О нас ты не печалься, виночерпий,

Скорей наполни чашу -- ночь уходит.

[bar-0009]

Рай здесь нашел, за чашею вина, я

Средь роз, близ милой от любви сгорая.

Что слушать толки нам про ад и рай!

Кто видел ад? Вернулся кто из рая?

[bar-0010]

Друзья давно за роковой чертой,

Мы пили все из чаши золотой.

На два-три круга раньше их сморило,

Умолкли до меня за чашей той.

[bar-0011]

Мне трезвый день -- для радости преграда,

А хмель туманит разум, эх, досада!

Меж трезвостью и хмелем состоянье -

Вот сердцу несравненная отрада!

[bar-0012]

Когда в когтях судьбы, застигнут злом,

Замру, как птица с вырванным крылом,

В кувшин ты обрати мой прах -- воскресну

Лишь дух вина почую, как в былом.

[bar-0013]

За грош дадут лепешек на два дня,

Кувшин водой наполнится, звеня, -

И надо ли, чтоб меньший звал владыкой

Иль равный чтоб слугою звал меня!

[bar-0014]

Мне мудрость не была чужда земная,

Ища разгадки тайн, не ведал сна я.

За семьдесят перевалило мне,

Что ж я узнал!? -- Что ничего не знаю.

[bar-0015]

Смерть лишь однажды встанет за плечом,

Так повернись бесстрашно к ней лицом!

Ты -- крови горсть, костей и сухожилий -

Мог и не быть, твой горький вопль о чем?

[bar-0016]

Непостоянно все, что в мире есть,

К тому ж изъянов в том, что есть, не счесть.

Считай же сущим все, чего не видишь,

И призрачным все то, что видишь здесь.

(перевод: С. Ботвинник) [bot-0001]

Из-за того, что не пришло, ты не казни себя,

Из-за того, что отошло, ты не кляни себя,

Урви от подлой жизни клок -- и не брани себя,

Покуда меч не поднял Рок -- живи, храни себя.

[bot-0002]

Тому, кто ощутил, что жизнь сгорела вся,

Не стыдно ль строить дом, тяжелый груз неся?

Мы убедились в том, что жизнь -- всего лишь ветер,

Тот в горе будет, кто на ветер оперся.

[bot-0003]

Что не стыдишься низкого разврата,

Отказа от запретов шариата? [Ш-003]

Весь мир себе, допустим, заберешь -

Но все ж его оставишь ты когда-то...

[bot-0004]

Послушай, юноша, что старец произносит -

Он только суть одну тебя постигнуть просит:

Не должен ты дружить с безграмотным невеждой,

Не должен труд вершить, что пользы не приносит.

[bot-0005]

И с другом и с врагом ты должен быть хорош.

Кто по натуре добр, в том злобы не найдешь.

Обидишь друга -- наживешь врага ты,

Врага обнимешь -- друга обретешь.

(перевод: В. Величко)

Из ранних переводов Омара Хайяма

[vel-0001]

Ты словно опьянен! Безумие твое

Невежественный страх предсмертию внушает -

И с отвращеньем ты глядишь в небытие!

Ведь из небытия чудесно возникает

Бессмертья ветвь, полна живительной красы!

И вечной смерти нет, исчезло наважденье

С тех пор, как в душу мне отрадой возрожденья

Пахнуло нежное дыхание Исы. [И-007]

[vel-0002]

Убаюкан тщетною надеждой,

Разметал я на ветер полжизни,

Но и дня безоблачного счастья

Не познал в земной своей отчизне.

И теперь живу под гнетом страха:

Я боюсь, что время, время злое,

Уловить мне случай помешает -

Увенчать наградой хоть былое.

[vel-0003]

Облегчи в бедном сердце мучительный гнет,

Треволнений мирских и забот;

От недоброго взора людского укрой

Все, в чем грешен бывал я порой!

На сегодня дай светлого счастья струю -

А на завтра себя предаю

Я, мой Бог, в милосердную руку Твою.

[vel-0004]

Жалкая страсть человека -- подобна собаке цепной:

Крик ее -- лай непристойный, докучий, без всякого толка!

Лисья таится в ней хитрость... Дает она мнимый покой.

Зайца обманчивый сон... Сочетались, слились в ней одной

Бешенство лютого тигра и жадность голодного волка!

[vel-0005]

Открой мне дверь: открыть ее

Здесь может, боже, лишь твое

Чудесно-властное веленье!

Дай путь сознанью моему:

Ты открываешь путь спасенья!

Руки не дам я никому

Из тех, поднять кто пожелает

Меня из праха суеты.

Всех смерть и тленье ожидает,

Бессмертен, вечен только ты!..

[vel-0006] [org-0145]

О, бойся тело отдавать

На пищу горю и страданьям,

Томясь слепым любостяжаньем

Пред белым серебра сияньем,

Пред желтым златом трепетать!

Пока веселья час не минет

И теплый вздох твой не остынет -

Твои враги на пир тогда

Придут как хищная орда!

[vel-0007] [org-0166]

О друг, будь весел и беспечен!

День скорби будет бесконечен -

И в сочетанье роковом,

Сойдясь на небе голубом,

Светила встретятся лучами,

Твой прах землею, кирпичами

Мгновенно станет и из них

Дворцы построят для других.

[vel-0008]

Безумцы в мире есть, которых самомненье

Во мрак надменности и чванства завело -

Иных влечет мечта о райском наслажденье,

О замках, где всегда прохладно и светло,

Где гурии нежней и краше роз Востока. [Г-003]

Безумцы! Как они обманутся жестоко!

Аллах! Настанет день -- и с тайны бытия [А-017]

Завесу темную сорвет рука твоя,

И обнаружится, что все они упали

Далеко от тебя, во мглу безбрежной дали.

[vel-0009]

В кумирне, в медресе, во храме, в синагоге [К-026],[М-008]

Боятся ада все и рая страстно ждут.

Возникнуть не могло зерно такой тревоги

Лишь в сердце у того, кем правит разум строгий,

В ком тайны Вышнего нашли себе приют.

[vel-0010]

В могилах спящие земле возвращены,

Частицы праха их рассеяны повсюду -

Рассеяны, как пыль! Какому ж злому чуду,

Увы, подвержены ничтожества сыны?

Какой напиток их так держит в опьяненьи,

В неведеньи всего, в тревогах и сомненьях?

И будет омрачен рассудок их всегда

До дня последнего суда.

[vel-0011]

Вчера на площади базарной видел я,

Как глину вязкую горшечник мял ногами.

С него усердья пот катился в три ручья.

И этот мертвый прах незримыми устами,

Казалось мне, шептал: "Я ближним был твоим!

Стыдись! Не будь так груб и так неумолим!"

[vel-0012]

Добросовестных и умных

Уважай и посещай -

И подальше без оглядки

От невежды убегай!

Если яд мудрец предложит,

Не смущайся, смело пей!

Даст глупец противоядье,

Вылей на землю скорей!

[vel-0013]

Доколе жизнь свою ты будешь посвящать

Гордыне суетной и самообожанью?

Иль, одержим больным стремлением к познанью,

Причин небытия и бытия искать?

Пей светлое вино! Ту жизнь, что чрез мгновенье

Прервать готова смерть, идущая вослед,

Любить иль понимать не стоит. Цели нет!

И лучше жизнь влачить во сне иль в опьяненьи!

[vel-0014]

Достойней, чем весь мир возделать, заселить, -

В одной душе людской печали утолить,

И лаской одного в неволю заковать,

Чем тысяче рабов свободу даровать!

[vel-0015]

Есть в небе бык Первин -- созвездие плеяд,

А на рога другой взял землю, говорят.

Открой же взор души, открой глаза сознанья,

Как те, сподобился кто истинного знанья, -

И посмотри-ка: там, меж этих двух быков,

Какое множество... ослов!

[vel-0016]

Зла речь твоя, мулла, и ненависть -- ей мать!

Ты все зовешь меня безбожником, неверным.

Ты прав, я уличен! Я предан всяким сквернам,

Но будь же справедлив: тебе ли обвинять?

[vel-0017]

Когда бы ясно тайны жизни

Постигло сердце человека,

Оно б и тайны смерти знало,

Нам недоступные от века!

И если ты -- слепой невежда,

Теперь, когда ты сам с собою -

И с миром видимым, и с жизнью

Не разлучен еще судьбою,

То что ж, когда себя покинешь

И жалкий прах в земле истлеет, -

О, что ж тогда твой дух бесплотный,

Безличный дух уразумеет?

[vel-0018]

Коль знаменит ты в городе, ты - "худший из людей"!

Коль ты забьешься в угол свой, ты -- "вредный чародей"!

Святым ли будь, пророком ли -- разумнее всего

Здесь быть для всех невидимым, не видя никого.

[vel-0019]

К чему, когда осуществленья

Желаньям нашим не дано,

И все заранее судьбой предрешено, -

К чему все замыслы, усилья и стремленья?

Мы вечно мучимся, влачась в земной пыли,

И сожаленьями мы растравляем рану,

Со вздохом говоря: "Ах, поздно мы пришли!

Уйти придется слишком рано!"

[vel-0020]

Мне лучше быть с Тобой в вертепе, в кабаке

И помышлениями заветными делиться,

Чем без Тебя, мой Бог, идти в мечеть -- молиться

Без пламени в душе, но с четками в руке!

Да! Сотворивший все, что было, есть и будет!

Чтоб ни было со мной, но знай, так верю я -

Введет ли в рай за то меня рука твоя

Иль на сожжение в аду меня осудит.

[vel-0021]

Моя возлюбленная вновь

Дарит мне прежнюю любовь!

Дай бог, чтоб дни ее сияли

Так долго, как мои печали!..

Единым нежным обожгла

Мгновенным взором -- и ушла,

Оставив счастья обаянье...

О, верно, думала она -

Свершив добро, душа сильна,

Когда не ищет воздаянья!

[vel-0022]

Надменным небесам брось вызов горстью пыли.

И в том, чтобы тебя красавицы любили,

Миг счастия лови, ищи его в вине!

О чем тебе молить и в чем просить прощенья?

Вернулся ль хоть один -- один, как исключенье

Из всех, исчезнувших в неведомой стране?

[vel-0023]

Над розами еще проходят облака,

Окутывают их фатой прозрачной тени.

Все жажду сердцем я волшебных опьянений -

Не отходи ко сну; не пробил час пока!

О, пей душа моя! В вине сверкает пламя.

И залит небосвод багряными лучами.

[vel-0024]

Назначьте свиданье, друзья!

Когда под землей буду я,

Сойдитесь в условленном месте.

Завету верны моему,

Возрадуйтесь сердцем тому,

Что дружно пируете вместе!

Когда виночерпий младой

К вам с чашей войдет круговой,

Рубины заблещут огнями

В живительном старом вине.

Пусть каждый, вздохнувший по мне,

Пьет в память о бедном Хайяме!

[vel-0025]

Непобедимую в нас поселил, Господь, Ты страсть.

Но Ты же -- не велишь отдаться ей во власть!

И бедный род людской в большом недоуменье -

Твой дар, приказ Твой -- Страсть! Твое ж и запрещенье!

Ты словно повелел нам чашу наклонить,

Из содержимого ж -- ни капли не пролить!

[vel-0026]

Не спрашивай меня о том, что так превратно,

О прошлом, будущем... Жизнь -- ветра дуновенье.

Считай добычею бегущее мгновенье -

К чему заботиться о том, что невозвратно?

[vel-0027]

Нет в суетной любви могучего сиянья:

Как пламя зыбкое в минуту погасанья,

Она не может дать живящего тепла!

Ее наследие -- холодная зола!

Но кто божественной любовию пылает,

Ни отдыха, ни сна, ни пищи тот не знает!

В сияньи радостном взойдет ли яркий день,

Иль мир окутает чадрою ночи тень,

Несутся ль месяцы, года чредой крылатой -

Все призрак для души, любовию объятой!

[vel-0028]

Никто на свете не проник

В начала вечного тайник.

Не мог никто ступить ни шагу

За грани личного мирка!

Я вижу: от ученика -

До тех, кто нас ведет ко благу,

Несовершенно все и вся -

Все то, что матерью зачато,

Несовершенства яд неся

От дней рассветных до заката!

[vel-0029]

Ну да, я пью вино!.. И кто не слеп умом,

Кто истину, как я, уразумеет,

О, тот поймет, что перед божеством

Поступок мой значенья не имеет.

Аллах от века знал, он знал давным-давно, [А-017]

Что мне, рабу его, придется пить вино!

Его лишь оскорбить я мог бы воздержаньем -

Его предвиденье явилось бы незнаньем...

[vel-0030]

Ныне в безумстве любви, в безумном, безмерном волненьи

Разум утратили мы -- и тонем, горим в опьяненьи,

Служим святыне вина в кумирне заветной своей! [К-026]

Ныне, сейчас, через миг, с восторженно-сладкою дрожью

Прах бытия отряхнув -- как дух, вознесемся к подножью

Трона, где вечность царит в сияньи нетленных лучей...

[vel-0031]

Однажды ночью, в тихом сне

Мудрец явился мне

И нежным голосом участья

Поведал: "Роза счастья

Во сне не может расцветать.

Чем смерти подражать,

Вина хлебни-ка: под землею

Наспишься вдоволь в час покоя!"

[vel-0032]

О, друг! Зачем пещись о тайнах бытия,

В безумии желать того, что невозможно?

Мечтой бесплодною охвачена тревожно,

Напрасно смущена зачем душа твоя?

Будь счастлив, веселись! При сотвореньи света

Никто ведь у тебя не спрашивал совета.

[vel-0033]

О, если я проник в храм твоего доверья,

То слушай -- дам тебе спасительный совет.

Любовию к тому, в чьей власти мрак и свет,

Молю, не надевай одежды лицемерья,

Плаща ханжи не надевай!

Чрез миг наш бренный мир исчезнет в бесконечности!

Лишь вечность -- без конца. Пойми ж: не продавай

За краткий миг все царство вечности!

[vel-0034]

Подобно соколу, мой дух, расправив крылья,

Из мира чудных тайн стрелою полетел -

Умчаться в высший мир хотел -

И что ж? Упал сюда, в мир праха и бессилья!

Не встретив никого, кому души тайник

До сокровеннейших извилин

Открыть бы мог, любя. Печален и бессилен,

Я выйду в ту же дверь, в которую проник.

[vel-0035]

Подобье караван-сарая -

Наш мир, в котором тьма ночная

Попеременно с днем гостит, -

Остаток пира исполинов,

Объедки сотни властелинов,

Гостеприимных, как Джемшид. [Д-005]

Наш мир -- гигантская могила,

Что ложем смерти послужила

Могучим, грозным ста царям,

Неустрашимым, как Бехрам. [Б-006]

[vel-0036]

Пусть колесо судьбы мне мира не дает -

Ну что же! Я готов сейчас идти войною!

Пусть доброй славою бессмысленный народ

Меня не наградил -- позор зато со мною.

Все прочее -- слова!

Вот кубок, и в вине горит рубина пламень -

Ведь у непьющего найдется голова,

А у меня найдется -- камень...

[vel-0037]

Расцвела сегодня пышно

Роза счастья твоего!

Где же чаша? Чаши в руку

Не берешь ты -- отчего?

Время -- враг наш беспощадный.

Друг мой милый, пей вино.

День отрадный, как сегодня,

Снова встретить -- мудрено!

[vel-0038]

Скажи, ты знаешь ли за что в устах народных

Лилея, кипарис названье благородных

Стяжали с давних пор?

Для люда грешного их воздержанье -- диво:

Ей десять языков дано и -- молчалива!

А у него сто рук, и он их -- не простер.

[vel-0039]

Счастливо сердце того, кто в жизни прошел неизвестный,

Шелковых тканей не знал и пряжи волнистой Кашмира. [К-024]

Кто, словно птица Симург, вознесся к лазури небесной, [С-003]

А не гнездился совой в развалинах этого мира...

[vel-0040]

То сокровенен Ты, невидим никому,

То открываешься в твореньях, как Зиждитель.

Но нет сомнения! Себе лишь самому

В утеху Ты творишь созданий чудных тьму.

Ты -- сущность зрелища и вместе сам Ты -- зритель!

[vel-0041]

Узор изменчивый загадочной природы

Ты разъяснить просил. И тайны бытия.

Но чтобы правду всю поведать, нужны годы -

И буду краток я.

Наш мир -- что марево. Чудесную картинку

Подъемлет лоно вод. И, зыблясь, как туман,

Чрез миг опять она падет в свою пучину,

В бездонный океан.

[vel-0042]

Умерь желания и жажду бренных благ,

Коль счастья хочешь ты, сумей порвать оковы,

Которыми тебя опутал свет суровый,

С земным добром иль злом связав твой каждый шаг...

Живи, довольный всем: спокойное движенье

Сияющих небес прерваться не должно

А нашей жизни суждено

Исчезнуть в вечности, мелькнувши на мгновенье...

[vel-0043]

Хайям, Хайям! Твой жалкий прах

Подобен трепетной палатке.

В ней дух царит как падишах,

Но дни его царенья кратки.

Они ведут к небытию,

Его последнему приюту.

Едва успеет он свою

Палатку бросить, -- чрез минуту

Ферраши смерти прибегут [Ф-002]

И все разрушат, все сорвут,

Чтоб средь песков пути иного

Создать разрушенное снова.

[vel-0044]

Хоть жемчуг должного тебе повиновенья

Я не нанизывал на нити поведенья

И сердца не влачил я в прахе ног твоих,

Я чужд отчаянья и верю: будет миг,

Приду к подножию божественного трона

И буду принят я на милосердья лоно6

И буду мил тебе -- ведь я всю жизнь молчал,

Ведь жалобами я тебе не докучал!

[vel-0045]

Чье сердце благости лучом озарено,

Невидимым лучом невидимого бога,

Где б ни был сердца храм -- мечеть иль синагога,

Где б ни молился тот, чье имя внесено

В скрижали истины, в любви святую книгу, -

Он чужд волнения, он недоступен игу,

И не страшит его кромешный, жгучий ад,

И не пленяет рай исполненный услад!

[vel-0046]

Я непокорный раб... Где ж, воля, власть твоя?

Душа моя черна, объята мглой порока...

Где ж свет дающее всевидящее око?

О, если ты нам рай, всесильный наш судья,

Даешь за то, что мы блюдем твои веленья6

Ты выполняешь долг -- и больше ничего!

Где ж милосердие, свет лика твоего,

Куда ж девается твое благоволенье?

[vel-0047]

Я целый день вину хвалебный гимн пою.

Веселия лозой обвил я жизнь свою.

О, доблестный ханжа! Будь счастлив убежденьем

Что мудрости самой ты внемлешь порученьям.

Но знай, по крайности, что мудрость, ментор твой,

Ничтожный школьник предо мной!

(перевод: К. Герра)

Из ранних переводов Омара Хайяма

[ger-0001]

Аллах! Ханже ль тебя доступно понимать? [А-017]

Он чужд, он, как пришлец, желает видеть ясно

Лишь то, что для случайных глаз прекрасно, -

Ему ль в глубокий смысл могущества вникать?..

Он, движимый к тебе припадками боязни,

У ног твоих спешит в сомненье пресмыкаться;

Желая избегать своей достойной казни,

Готов от всех творений отказаться!..

Противны мне твои молельцы! Их ли вера

Достойна лучшего удела и примера?..

Единая их мысль -- избегнуть наказанья,

Которое ты дашь в пределах мрачных ада,

Для них важна твоя загробная награда,

Но здесь тебя ценить в них вовсе нет желанья!..

Ах, повторяй свои жестокие заветы

Кому-нибудь -- не мне, кто знает так тебя,

Кто видит все твои высокие приметы, -

Ты можешь ли людей наказывать любя?!.

[ger-0002]

Увы! Мое сердце не знает лекарства,

Уходит душа, расстается со мной...

Куда ты уходишь? В какое ты царство

Помчишься из тела за новой судьбой?

Стремясь к любви, провожала ты годы,

Прошедшее стало тебе пустотой...

Ни в царстве духовном, ни в царстве природы

Нет смысла, нет жизни, желанной тобой.

[ger-0003]

Нет, в эту жизнь мы войти опоздали -

Мир уж до нас в искушеньях погиб.

Как бы мы жизнь исправлять ни желали,

Поздно, напрасно! Так крепко привит

К духу, уму первородный наш грех,

Корни пустил, прободал все живое -

Мысли, и чувства, и слезы. и смех...

Стало смешным нам и скучным святое,

Стал непонятен нам истинный бог,

Мира исправить и он бы не смог.

Что же? Не лучше ли кончить мученье,

Глупые игры с своим божеством,

Вечно его надувать ханжеством

И быть надутым судьбой в заключенье.

[ger-0004]

Зачем, творец мой, ты меня заставил

От первых дней себя распознавать?

И творческую мощь ты сам же обесславил,

Уделом начертав мне слово "умирать"?!

Какая цель? В чем смысл того познанья

И для чего оно, когда не в силах я

Воспользоваться им для целей бытия,

Раз осужден тобой на вечное изгнанье?

[ger-0005] [org-0186]

Увы! Кончаются младые наши лета,

И юности весна назавтра отцветет,

И радостная песнь закончена и спета,

И завтра навсегда в устах моих замрет.

А я так и не знаю откуда и куда,

Как птичка, юность та сама ко мне явилась,

Понять не в силах я, как наконец случилось,

Что птичку эту вновь не встречу никогда.

[ger-0006] [org-0166]

Отдайся радости! Мученья будут вечны!

Сменяться будут дни: день -- ночь, день -- снова ночь;

Часы земные все малы и скоротечны,

И скоро ты уйдешь от нас отсюда прочь.

Смешаешься с землей, с комками липкой глины,

И кирпичи тобой замажут у печей,

И выстроят дворец, для низменной скотины,

И на закладке той наскажут ряд речей.

А дух твой, может быть, былую оболочку

Назад, к себе опять, напрасно будет звать!

Так пой же, веселись, пока дают отсрочку

И смерть еще тебя не вышла навещать.

(перевод: Б. Голубев) [gol-0001]

О роза, с милою моей твой цвет красою схож,

Как цвет вина и лала цвет своей игрою схож... [Л-001]

Что мне судьба? Я для нее давно стал чужаком.

В том нет загадки -- мой удел с любой судьбою схож.

[gol-0002]

Быть обителью вечной мир не хочет для нас,

На три дня рай и ад он лишь прочит для нас.

А потом все мы -- прах. Прах пойдет на кувшины,

Время, ловкий гончар, уж хлопочет для нас...

[gol-0003]

"Мы из глины, -- сказали мне губы кувшина, -

Но в нас билась кровь цветом ярче рубина...

Твой черед впереди. Участь смертных едина.

Все, что живо сейчас, завтра -- пепел и глина".

[gol-0004]

О кравчий, взор к нам обрати с участьем, ради Бога!

Тоски оковы разорви на части, ради Бога!

Мы точно рыбы на песке, ты -- Хызр с живой водою... [Х-017]

Впусти страдальцев и верни нам счастье, ради Боги!

[gol-0005]

Настройте чанг, восславим, брат, попойку на заре! [Ч-001]

Буди друзей, не то проспят попойку на заре!

Дурман вина и миг любви -- вот все, чем дорог мир...

Начнем, чтоб встретить нам закат, попойку на заре!

[gol-0006]

Пейте смело, друзья! В час веселых утех

Усладят нас свирель, гимны зелью и смех,

Что ж до Судного дня, -- он, похоже, не завтра.

Может быть, позабудут наш маленький грех?..

[gol-0007]

Виночерпий, очнись! Черных ночи знамен

Нет над нами давно, ты ж -- и утром хмелен!

Глаз бездумных нарциссы открой поскорее,

Кликни магов вина, пусть спешат на наш стон! [М-001]

[gol-0008]

Пусть вечен мир, но смертных путь в нем краток, виночерпий...

Наполни кубок. Сок лозы так сладок, виночерпий!

Едва зари пробьется луч, запрем плотнее двери

И чашей скрасим наших дней остаток, виночерпий!.

[gol-0009]

Глоток рубина, и я вновь воспряну, виночерпий.

Уйми огонь и дай припасть к фонтану, виночерпий...

Пока мой разум, давний враг, души сжимает ворот,

Я чаше верной изменять не стану, виночерпий!

[gol-0010]

Люблю расплавленный рубин... За дело, виночерпий!

Дух брошен в пламя, воскреси хоть тело, виночерпий!

Мне чаша полная нужна. Лей смело, виночерпий!

Хочу, чтоб скорбная душа запела, виночерпий!

[gol-0011]

Хочу пурпурного вина, как яда, виночерпий!

Печальна жизнь. В каких краях отрада, виночерпий?

Забыть в хмелю себя и мир, испить забвенья чашу,

А больше, верь, мне ничего не надо, виночерпий...

[gol-0012]

Никому не познать судеб вещий закон,

Для земных мудрецов стал загадкою он.

Так не трать жалких сил на его постиженье,

Счастье в кубках ищи... О, как сладок их звон!

[gol-0013]

Чистый лал, кровь лозы, ты из чары испей, [Л-001]

В честь любимых, чьи грезятся чары, -- испей!

Мне шепнула лоза: "Не жалей моей крови,

Да минуют тебя все удары, -- испей!"

[gol-0014]

Не мучь свое сердце тревожной мечтой,

Поверь, только чаша подарит покой.

Скинь с плеч бремя мира, примись за кувшин,

И станешь счастливым... Секрет-то простой!

[gol-0015]

Горька наша жизнь, но что толку роптать?

Успей, пока можешь, дань чаше воздать!

В цветенье земля, значит, самое время

Разлить нам по кубкам ее благодать!

[gol-0016]

Коль дана тебе сила день чашей встречать,

Ни минуты не должен твой кравчий скучать!

Знай, на каждом из нас лишь несчастья печать.,.

Дело рока -- губить, а вина -- выручать.

[gol-0017]

Веселись, чтоб потом о судьбе не грустить,

Рок легко оборвет твою тонкую нить...

Пей вино и забудь о превратностях мира, -

Пусть тревожится тот, кому вечно в нем жить!

[gol-0018]

Ты славил розу, пил рубин -- и цену их узнал,

А был бы скаред -- только тлен хлопот своих узнал.

Все тайны розы и вина известны лишь тому,

Кто алой влаги волшебство средь бед земных узнал.

[gol-0019]

Ты в игре -- королева. Я и сам уж не рад.

Конь мой сделался пешкой, но не взять ход назад...

Черной жмусь я ладьею к твоей белой ладье,

Два лица теперь рядом... А в итоге что? Мат!

[gol-0020]

Мы в месяц строгого поста вино хмельное пьем.

Пусть от грехов горчит оно -- мы и такое пьем!

Аллах, прости кощунство нам -- не делай горьким лал. [А-017],[Л-001]

Кто, как не ты, вина творец? А мы запоем пьем!

[gol-0021]

Коль нечестивец чтит Коран, какой тут пользы ждать?

Весь аскетизм его -- обман. Какой тут пользы ждать?

Пускай рядится он в тряпье -- святым ему не быть.

Он проклят Богом мусульман. Какой тут пользы ждать?

[gol-0022]

Когда смерть переступит Хайяма порог

И сорвет с древа жизни мой чахлый листок,

Мир уместится весь в одно малое сито,

Сквозь него и просеют мой прах, как песок.

[gol-0023]

Один всегда постыден труд -- превозносить себя.

"Да так ли ты велик и мудр?" -- сумей спросить себя.

Примером служат пусть глаза -- огромный видя мир,

Они не ропщут от того, что им не зрить себя,

[gol-0024]

Разве суетность мира тебе не смешна?

Что нам битый кувшин, если чаша полна?

В сердце -- зелье тоски, исцеленье -- в бутыли.

Горе тем, кто ее не осушит до дна!

[gol-0025]

Будь мудр, и жалкий путь глупца себе не выбирай.

Коль щедр друг, в друзья скупца себе не выбирай.

Сердца людей открыты тем, кто помыслами чист,

Дари всем благо, но льстеца себе не выбирай.

[gol-0026]

Брат, не требуй богатств -- их не хватит на всех.

Не взирай со злорадством святоши на грех.

Есть над смертными Бог. Что ж до дел у соседа,

То в халате твоем еще больше прорех.

[gol-0027]

Если путы тоски разорвать не сумел,

Если солнце черно от безрадостных дел,

Расспроси о судьбе всех бредущих навстречу,

И утешит тебя общий с ними удел.

[gol-0028]

Дел людских постигая безумную суть,

Сам средь прочих глупцом и безумцем не будь

Мудрецы наслаждением лечат тревоги...

В упоении грез грешный мир позабудь!

[gol-0029]

Будь всесилен, как маг, проживи сотни лет, -

В темной бездне веков не увидят твой свет.

Лишь в легендах порой наши судьбы мерцают

Стань же искрою счастья средь этих легенд!

[gol-0030]

Мудрец, султан иль ринд -- творцу любой известен. [Р-006]

Он душу зрит и мысль, твой торг с судьбой известен.

И если свой народ ты гнусной ложью грабишь,

Как лгать посмеешь там, где твой разбой известен?

[gol-0031]

Огонь и ветр, вода и прах -- из них мы встали все,

И станем ими в Судный день, забыв печали все...

Что плоть постылую жалеть? Ее топтали все,

А души нам спасет Творец... И то -- едва ли все!

[gol-0032]

Целовать твою ножку, о веселья царица,

Много слаще, чем губы полусонной девицы!

День-деньской я капризам всем твоим потакаю,

Чтобы звездной ночью мне с любимою слиться.

[gol-0033]

Дай коснуться, любимая, прядей густых,

Эта явь мне милей сновидений любых...

Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,

Так нежны и так трепетны локоны их!

[gol-0034]

Родник живительный сокрыт в бутоне губ твоих,

Чужая чаша пусть вовек не тронет губ твоих...

Кувшин, что след от них хранит, я осушу до дна.

Вино все может заменить... Все, кроме губ твоих!

[gol-0035]

В смятении сердце. Какой оно друг?

Во всех уголках его скрытый недуг.

В глазах же моих сразу два горьких моря,

Того гляди, рыбка поймается вдруг!

[gol-0036]

Кудри милой от мускуса ночи темней,

А рубин ее губ всех дороже камней...

Я однажды сравнил ее стан с кипарисом,

Возгордился теперь кипарис до корней!

(перевод: Н. Гребнев) [gre-0001]

Коль человек чужой мне верен -- он мой брат,

Неверный брат -- мой враг, будь проклят он стократ.

Лекарство иногда опасней, чем отрава,

Болезни иногда излечивает яд.

[gre-0002]

К хорошим людям плохо относиться нельзя,

И на себя на самого молиться нельзя.

Своим богатством и умом хвалиться нельзя.

Короче говоря, ничем кичиться нельзя.

(перевод: А. Грузинский) [gru-0001]

Зачем ты над загадкой жизни бился,

Тоскою и томленьем удручен?

В конце концов, когда сей мир творился,

Ты на совет ведь не был приглашен.

[gru-0002]

Есть много вер и все несхожи...

Что значат -- ересь, грех, ислам?

Любовь к Тебе я выбрал, Боже,

Все прочее -- ничтожный хлам.

[gru-0003]

Сто лет я жил, греха не зная,

На мне господня благодать;

Хочу жить дальше, согрешая, -

Его терпенье испытать.

[gru-0004]

Как сокол, вылетев из мира чуда,

Хотел я сферы высшие обнять;

Но некому здесь тайну передать.

И молча я вернусь туда, пришел откуда.

[gru-0005] [org-0529]

Вновь плачет облако на бархат луга...

Трава нас веселит, но -- боже мой! -

Кого та зелень усладит собой,

Что вырастет из нас? -- Вина подруга!

[gru-0006] [org-0166]

Пускай сейчас твоя душа не тужит,

Ты будешь вечной мукою томим:

Кирпич из праха твоего послужит

Для выстройки домов другим.

(перевод: Владимир Державин) [der-0001]

Где теперь эти люди мудрейшие нашей земли?

Тайной нити в основе творенья они не нашли.

Как они суесловили много о сущности бога, -

Весь свой век бородами трясли -- и бесследно ушли.

[der-0002]

За мгновеньем мгновенье -- и жизнь промелькнет...

Пусть весельем мгновение это блеснет!

Берегись, ибо жизнь -- это сущность творенья,

Как ее проведешь, так она и пройдет.

[der-0003]

Беспечно не пил никогда я чистого вина,

Пока мне чаша горьких бед была не подана.

И хлеб в солонку не макал, пока не насыщался

Я сердцем собственным своим, сожженным дочерна.

[der-0004]

О кравчий! Цветы, что в долине пестрели,

От знойных лучей за неделю сгорели.

Пить будем, тюльпаны весенние рвать,

Пока не осыпались и не истлели.

[der-0005]

Боюсь, что в этот мир мы вновь не попадем,

И там своих друзей -- за гробом -- не найдем.

Давайте ж пировать в сей миг, пока мы живы.

Выть может, миг пройдет -- мы все навек уйдем.

[der-0006]

Пей с мудрой старостью златоречивой,

Пей с юностью улыбчиво красивой.

Пей, друг, но не кричи о том, что пьешь,

Пей изредка и тайно -- в миг счастливый.

[der-0007]

На розах блистанье росы новогодней прекрасно,

Любимая -- лучшее творенье господне -- прекрасно.

Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу?

Забудем вчерашнее! Ведь наше Сегодня -- прекрасно!

[der-0008]

Ты сегодня не властен над завтрашним днем,

Твои замыслы завтра развеются сном!

Ты сегодня живи, если ты не безумен.

Ты -- не вечен, как все в этом мире земном.

[der-0009]

Ты не мечтай перевалить за семь десятков лет,

Так пусть же пьяным застает всегда тебя рассвет,

Пока из головы твоей не сделали кувшин,

Кувшину с чашей дай любви и верности обет.

[der-0010]

Подыми пиалу и кувшин ты, о свет моих глаз, [П-008]

И кружись на лугу, у ручья в этот радостный час,

Ибо многих гончар-небосвод луноликих и стройных

Сотни раз превратил в пиалу, и в кувшин -- сотни раз. [П-008]

[der-0011]

Вино -- прозрачный рубин, а кувшин -- рудник.

Фиал -- это плоть, а вино в нем -- души родник. [Ф-006]

В хрустальной чаше искрится вино огневое, -

То -- ливень слез, что из крови гроздий возник.

[der-0012]

Чтоб обмыть мое тело, вина принесите,

Изголовье могилы вином оросите.

Захотите найти меня в день воскресенья, -

Труп мой в прахе питейного дома ищите.

[der-0013]

Ты -- творец, и таким, как я есть, -- я тобой сотворен.

Я в вино золотое, и в струны, и в песни влюблен.

В дни творенья таким ты создать и задумал меня.

Так за что же теперь я в геенне гореть обречен?

[der-0014]

Коль можешь, не тужи о времени бегущем,

Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.

Сокровища свои потрать, пока ты жив;

Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

[der-0015]

Где б ни алел тюльпан и роза ни цвела,

Там прежде кровь царей земля в себя впила.

И где бы на земле ни выросла фиалка,

Знай -- родинкой она красавицы была.

[der-0016]

Небо! Что сделал я? Что ты терзаешь меня?

Ты беготне целый день подвергаешь меня.

Город заставишь обегать за черствый кусок,

Грязью за чашку воды обливаешь меня.

[der-0017]

Звездный купол -- не кровля покоя сердец,

Не для счастья воздвиг это небо творец.

Смерть в любое мгновение мне угрожает.

В чем же польза творенья?-- Ответь, наконец!

[der-0018]

Радуйся! Снова нам праздник отрадный настал!

Стол серебром, хрусталем и вином заблистал.

На небе месяц поблек, исхудал и согнулся,

Будто он сам от пиров непрерывных устал.

[der-0019]

Пей вино! В нем источник бессмертья и света,

В нем -- цветенье весны и минувшие лета.

Будь мгновение счастлив средь цветов и друзей,

Ибо жизнь заключилась в мгновение это.

[der-0020]

Будь жизнь тебе хоть в триста лет дана -

Но все равно она обречена,

Будь ты халиф или базарный нищий, [Х-020]

В конечном счете -- всем одна цена.

[der-0021]

За завесу тайн людям нет пути,

Нам неведом срок в дальний путь идти,

Всех один конец ждет нас... Пей вино!

Будет сказку мир без конца вести!

[der-0022]

Гостившие здесь прежде поколенья

Дремали в грезах самообольщенья.

Садись и пей! Все речи мудрецов

Пустынный прах и ветра дуновенье.

[der-0023]

Как много нашей крови пролил бессудный этот небосвод,

Цветок ли расцветет, -- дохнет он и начисто его сметет.

О юноша, не обольщайся цветеньем юности мгновенной,

Повеет стужей и бутоны он нераскрытые убьет.

[der-0024]

Если небо враждою опять не повеет, -- не чудо ли?

Не побьет нас камнями, как рассвирепеет, -- не чудо ли?

Если кадий, достоинство, честь на вино променяв, [К-004]

Банг у нас в медресе не посеет, -- не чудо ли? [Б-003],[М-008]

[der-0025]

Все -- и зло и добро, что людская скрывает природа,

Высшей воле подвластно, и здесь не дана нам свобода.

Ты вину своих бедствий не сваливай на небосвод,

В сто раз хуже, чем твой, подневольный удел небосвода.

[der-0026]

Не знаю тайны я вращенья небосвода,

Лишь за невзгодою меня гнетет невзгода.

Смотрю на жизнь свою и вижу: жизнь -- прошла,

Что дальше будет? -- Тьма, и нет из тьмы исхода.

[der-0027]

Этот свод голубой и таз на нем золотой

Долго будет кружиться еще над земной суетой.

Мы -- незваные гости, -- пришли мы на краткое время,

Вслед кому-то -- пришли мы, пред кем-то -- уйдем чередой.

[der-0028]

Насильник-небосвод над миром вознесен,

Узла твоих обид -- знай -- не развяжет он.

Он видит -- грудь твоя зияет раной скорби,

Второй его прицел -- туда же устремлен.

[der-0029]

Эй, небосвод неразумный! Хоть властен ты в каждой судьбе -

Ты благородным сердцам не помощник в суровой борьбе.

Ты не мужам посылаешь сокровища и жемчуга,

А мужеложцам презренным... Честь же и слава тебе!

[der-0030]

Защитник подлых -- подлый небосвод,

Давно стезей неправедной идет.

Кто благороден -- подл пред ним сегодня,

Кто подл -- сегодня благороден тот.

[der-0031]

Не убивай меня, небо, в своем опьяненье!

Видишь величье мое и твое униженье!

Из-за моей нищеты и вседневных скорбей

Проклял я сам этой жизни постыдной томленье!

[der-0032]

Если небо враждует со мной -- я готов в бой,

Доброй славы лишен -- я готов на позор любой.

Кубок полон рубиноцветным пенным вином...

Ты готов ли? Невидимый меч занесен над тобой!

[der-0033]

Небо! Вечно в сражении ты и в борьбе со мной,

Для других ты бальзам, для меня же недуг ты злой.

Долгий прожил я век, примириться хотел с тобою,

Все напрасно! -- Опять на меня ты идешь войной!

[der-0034]

Коль есть у тебя скакун твой Бурак, способный достигнуть вечных высот,

Не обольщайся тем, что сейчас двухдневное счастье тебе принесет.

Небо -- горбатый насильник -- не спит, правым оно и неправым грозит:

Сегодня оно разбило кувшин, а завтра и чашу твою разобьет.

[der-0035]

В чем держится душа моя живая?

Меня судьба терзает -- ведьма злая.

И пища, что она готовит мне,

То -- несоленая, то -- соль сплошная.

[der-0036]

Доколе дым кумирни прославлять, [К-026]

О рае и об аде толковать?

Взгляни на доски судеб, там издревле

Написано все то, что должно стать.

[der-0037]

Судьбу того решили уж давно,

Кому в песках кручин плестись дано.

Сегодня выдумать предлог нетрудно,

А завтра -- будет что предрешено.

[der-0038]

Если некто, у нас не спросясь, наши судьбы предначертал,

Что же зло свое и добро нам с тобою он приписал?

Ведь вчерашний день был без нас, как и завтра будет без нас.

На каких же счетах все зло он тебе и же присчитал?

[der-0039]

Скорбеть о скорби будущей доколе?

Поверь, не радостна провидцев доля.

Будь радостен, не тесен мир для сердца,

А изменить судьбу -- не в нашей воле.

[der-0040]

Опять, как в пору юности моей,

Наполню чашу, ибо счастье в ней.

Не удивляйтесь, что горчит вино,

В нем горечь всех моих минувших дней.

[der-0041]

Коль есть красавица, вино и чанга звон [Ч-001]

И берег над ручьем ветвями осенен,

Не надо лучшего. Пусть мир зовется адом.

И если есть Эдем, поверь, не лучше он! [Э-001]

[der-0042]

Чуть розы станут чашами с вином,

Нарцисс от жажды полнится огнем.

Блаженно сердце в том, кто, упоенный,

У двери кабака лежит пластом.

[der-0043]

Расстилатель ковров -- служит ветер весны нам сегодня.

Без вина и цветов все миры не нужны нам сегодня.

Всею общиной пейте сегодня вино, мудрецы!

Кровь лозы и сокровище розы даны нам сегодня.

[der-0044]

В дни цветения роз свою волю с цепей я спущу

И нарушу святой шариат, и святош возмущу. [Ш-003]

В сонме юных красавиц весны зеленеющий луг

Я в тюльпановый ярко-багряный цветник превращу.

[der-0045]

Мы розы превратим в вино, дадим живой хмельной огонь им,

Под стоны чанга, пенье флейт печаль сердечную прогоним. [Ч-001]

С возлюбленной, чей легок дух, в веселье сердца посидим,

Кувшина два иль три вина сквозь тяжкий камень перегоним.

[der-0046]

До коих пор унижений позор терпеть от низких людей?

Доколь гнет столетья сносить, что прежних столетий подлей?

Будь радостным, друг, ведь пост миновал и снова праздник настал,

Давай же рубиновое вино и чаши скорее налей!

[der-0047]

Если хочешь покоиться в неге блаженной

И у ног своих мир этот видеть надменный,

Перейди в мою веру. Учись у меня, -

Пей вино, но не пей эту горечь Вселенной!

[der-0048]

Повторенье, подражанье -- мира этого дела.

Если бы не повторенье, жизнь бы праздником была -

Награждались бы старанья, исполнялись бы желанья,

Тень угрозы бесполезной навсегда бы отошла.

[der-0049]

О мой шах, без певца и пиров, и без чаши вина

Для меня нетерпима цветущая, в розах, весна.

Лучше рая, бессмертия, гурий, и влаги Кавсара [Г-003],[К-003]

Сад и чаша вина, и красавицы песнь, и струна.

[der-0050]

Не холоден, не жарок день чудесный,

Цветы лугов обрызгал дождь небесный.

И соловей поет: -- мы будем пить!

Склоняясь к розе смуглой и прелестной

[der-0051]

Когда фиалки льют благоуханье

И веет ветра вешнего дыханье,

Мудрец -- кто пьет с возлюбленной вино,

Разбив о камень чашу покаянья.

[der-0052]

Жизнь твою режут острой косой ночи и дни,

Но не владычат пусть над тобой ночи и дни!

С полною чашей радуйся, пей -- ночи и дни.

Смертен ты. Вечной идут чередой ночи и дни.

[der-0053]

Будь весел эти мгновенья, в которые ты живешь,

Люби луноликих красавиц, чей стан с кипарисом схож.

Поскольку ты здесь не вечен, старайся стать совершенным

И радуйся, если в мире друзей совершенных найдешь.

[der-0054]

Душа ни тайн Вселенной не познала,

Ни отдаленной цели, ни начала.

В своем Сегодня радость находи,

Ведь не воротишь то, что миновало!

[der-0055]

Заря рассвета занялась, завеса тьмы разорвалась.

Утешься утренним вином, от скорби черной отвратясь!

Пей, друг, сейчас! И после нас заря займется много раз,

Но не увидим мы ее, во тьму навеки погрузясь.

[der-0056]

Хайям, судьба сама бы устыдилась

Того, чья грудь тщетою сокрушилась.

Так пей под чанг вино из полной чаши, [Ч-001]

Пока о камень чаша не разбилась.

[der-0057]

Друзья, дадим обет быть вместе в этот час,

В веселье на печаль совместно ополчась,

И сядем пить вино сегодня до рассвета!

Придет иной рассвет, когда не будет нас.

[der-0058]

Где сонмы пировавших здесь до нас?

Где розы алых уст, нарциссы глаз?

Спеши, покамест плоть не стала прахом,

Как прах твой плотью раньше был сто раз.

[der-0059]

Строителя увидел я, что возводил жилье,

Ногами глину он топтал и унижал ее.

А глина молвила ему: "Полегче! Близок час

Получит столько же пинков и естество твое!"

[der-0060] [comment]

Росток мой -- от воды небытия,

От пламени скорбей -- душа моя.

Как ветер, я кружу, ищу по свету -

Где прах, в который превратился я.

[der-0061]

Не буду часа ждать, когда умру,

Когда пойду на глину гончару,

Пока еще не стал я сам кувшином,

Кувшин вина я выпью поутру.

[der-0062]

Когда твой светлый дух покинет тело,

Иной хозяин в дом твой вступит смело.

Но не узнать ему, что стало с тем,

Что жизнью, страстью, мыслью пламенело.

[der-0063]

Шел в кабак я, тепля в сердце веру чистую одну,

Что зуннаром светлых магов там свой стан я затяну. [З-002],[М-001]

Там я так вином упился, что служитель харабата [Х-006]

Выбросил мои пожитки, после вымыл майхану. [М-002]

[der-0064]

Пока медресе и мечети во прах не падут, [М-008]

Дела мудрецов каландаров на лад не пойдут. [К-009]

Покамест неверием вера, и верой неверье не станут, -

Поверь мне, средь божьих рабов мусульман не найдут.

[der-0065]

Друг, твое вино питает существо мое живое,

Лик твой нежный мне сияет, словно солнце заревое.

Встань и дай мне на мгновенье замереть у ног твоих,

Смерть у ног твоих мне лучше сотни жизней старца Ноя. [Н-004]

[der-0066]

Пусть эта пиала кипит, сверкает [П-008]

Живым вином, что жизнь преображает.

Дай чашу! Все известно, что нас ждет.

Спеши! Ведь жизнь всечасно убегает.

[der-0067]

О друг, нам время не подчинено,

Нам не навечно бытие дано,

Пока в руках мы держим наши чаши, -

В руках мы держим истины зерно.

[der-0068]

Почему стремиться к раю здесь должны мы непременно?

Мой Эдем -- вино и кравчий, все иное в мире -- тленно. [Э-001]

Там, в раю -- вино и кравчий, здесь дано -- вино и кравчий,

Так пускай вино и кравчий в двух мирах царят бессменно.

[der-0069]

Когда нам пира в мире не дано,

Нам будет пиром чаша и вино.

Оно -- наш друг, его живого жара

Течение Кавсара лишено. [К-003]

[der-0070]

Твой разум дел мирских не повернет,

Жизнь по твои желаньям не пойдет.

Дашь иль не дашь вина -- ты помни, кравчий,

Что все пройдет, все в бездне пропадет.

[der-0071]

Сотрутся со скрижалей имена,

Смерть всем живущим ныне суждена.

О милый кравчий мой луноподобный!

Пока мы живы -- дай скорей вина.

[der-0072]

Тщетно тужить -- не найдешь бесполезней работ,

Сеял и жал поколенья до нас небосвод.

Кубок налей мне скорее! Подай мне его!

Все, что случилось, -- давно решено наперед.

[der-0073]

О, доколе сокрушаться, что из этой майханы [М-002]

Ни конец мой, ни начало мне в тумане не видны.

Прежде, чем я в путь безвестный соберу свои пожитки,

Дай вина мне, милый кравчий! Поясненья не нужны.

[der-0074]

Сердце, воспрянь! Мы по струнам рукой проведем,

Доброе имя уроним с утра за вином,

Коврик молитвенный в доме питейном заложим,

Склянку позора и чести, смеясь, разобьем.

[der-0075]

Друг, из кувшина полного, того,

Черпни вина, мы будем пить его,

Пока гончар не сделает кувшина

Из праха моего и твоего.

[der-0076]

Чаша вина мне дороже державы Кавуса, [К-005]

Трона Кубада и славы отважного Туса. [К-016],[Т-007]

Стоны влюбленных, что слышатся мне на рассвете,

Выше молитв и отшельнического искуса.

[der-0077]

Зачем имам нам проповедь долбит? [И-004]

Ведь нам, как книга, небосвод открыт.

Пей, друг! Вино ничем не заменимо.

Оно любую трудность разрешит.

[der-0078]

Лучше в жизни всего избежать, кроме чаши вина,

Если пери, что чашу дала, весела и хмельна. [П-003]

Опьяненье, беспутство, поверь, от Луны и до Рыбы,

Это -- лучшее здесь, если винная чаша полна.

[der-0079]

Деяньями этого мира разум мой сокрушен,

Мой плащ на груди разодран, ручьями слез орошен,

Фиал головы поникшей познанья вином не наполнить, -- [Ф-006]

Нельзя ведь сосуд наполнить, когда опрокинут он.

[der-0080]

Я буду пить, пока мой век во тьму не канет,

Пусть прибыль всей земли мне разореньем станет.

О ты, душа миров! Здесь в мире пьян я буду

И в рай пойду, когда мой дух тебе предстанет.

[der-0081]

Не допускай, чтобы тоска в груди твоей кипела,

Чтоб о насилии судьбы тобою мысль владела.

Ты пей вино на берегу бегущего ручья,

Пируй, пока земля твое не поглотила тело.

[der-0082]

Я с вином и возлюбленной позабыл и нужду и труды,

Я не жду милосердия, до судилища нет мне нужды.

Отдал душу и сердце я и одежду в залог за вино, -

Я свободен от воздуха, от земли, и огня и воды.

[der-0083]

Если хочешь, чтоб крепкой была бытия основа

И хотя бы два дня провести без унынья злого,

Никогда не чуждайся веселья и пей всегда,

Чтобы успеть все услады испить из фиала земного. [Ф-006]

[der-0084]

Любовь -- роковая беда, но беда -- по воле Аллаха. [А-017]

Что ж вы порицаете то, что всегда -- по воле Аллаха? [А-017]

Возникла и зла и добра череда -- по воле Аллаха, [А-017]

За что же нам громы и пламя Суда -- по воле Аллаха? [А-017]

[der-0085]

Каждый, в ком пламенеет любовь без конца и без края,

В храме он иль в мечети, -- но если, огнем изгорая,

Записал свое имя навеки он в Книге Любви,

Тот навеки свободен от ада, свободен от рая.

[der-0086]

В мечетях, в храмах, в капищах богов

Боятся ада, ищут райских снов.

Но тот, кто сведущ в таинствах творенья,

Не сеял в сердце этих сорняков!

[der-0087]

В этом году в рамазане цвет распустился в садах, [Р-003]

И тяжелее оковы у разума на ногах.

Если бы люди решили, что наступил шаввал, [Ш-002]

Если б запировали, -- дай всемогущий Аллах. [А-017]

[der-0088]

Я презираю лживых, лицемерных

Молитвенников сих, ослов примерных.

Они же, под завесой благочестья,

Торгуют верой хуже всех неверных.

[der-0089]

Мы не надолго в этот мир пришли

И слезы, скорбь и горе обрели.

Мы наших бед узла не разрешили,

Ушли -- и горечь в душах унесли.

[der-0090]

Все не по-нашему свершается кругом,

Недостижима цель в скитании земном.

И в думах горестных сидим на перепутье -

Что поздно мы пришли, что рано мы уйдем.

[der-0091]

Когда совершается все не по нашим желаньям,

Что пользы всю жизнь предаваться напрасным стараньям?

Мы вечно в печали сидим, размышляя о том,

Что поздний приход увенчается скорым прощаньем.

[der-0092]

Пусть сердце мир себе державой требует

И вечной жизни с вечной славой требует.

А смерть наводит лук -- и от него

Всей жизни жертвою кровавой требует.

[der-0093]

Жизнь -- то шербет на льду, а то -- отстой вина, [Ш-007]

Плоть бренная в парчу, в тряпье ль облачена, -

Все это мудрецу, поверьте, безразлично,

Но горько сознавать, что жизнь обречена.

[der-0094]

Руины прошлого размыл разлив. И краше -

С краями полная -- блистает жизни чаша.

Не будь беспечным, друг. Судьба, как тать в ночи,

Придет и унесет пожитки жизни нашей.

[der-0095]

Друг, не тревожься, удел свой вверяя судьбе,

И не горюй о потерях в напрасной борьбе,

Ибо когда разорвется каба твоей жизни, -- [К-002]

Что не сбылось, что сбылось -- безразлично тебе,

[der-0096]

Мир -- мгновенье, и я в нем -- мгновенье одно.

Сколько вздохов мне сделать за миг суждено?

Будь же весел, живой! Это бренное зданье

Никому во владенье навек не дано.

[der-0097]

Ведь каждая тайна -- у мудрого в сердце и взоре

Скрываться должна, как Симург среди Кафских нагорий. [С-003],[К-025]

От капли, попавшей в жемчужницу -- жемчуг родится,

Но это есть таинство сердца глубокого моря.

[der-0098]

Тот избранный, кем путь познанья начат,

Кто в небе на Бураке мысли скачет, [Б-008]

Главой поник, познавши суть свою,

Как небо, -- и в растерянности плачет.

[der-0099]

Лицемеры, что жизнью кичатся святой,

Грань кладут между телом и вечной душой.

Полный кубок вина я поставлю на темя,

Если даже мне темя разрежут пилой.

[der-0100]

Пусть буду я сто лет гореть в огне,

Не страшен ад, приснившийся во сне.

Мне страшен хор невежд неблагородных,

Беседа с ними хуже смерти мне!

[der-0101]

С людьми ты тайной не делись своей,

Ведь ты не знаешь, кто из них подлей.

Как сам ты поступаешь с Божьей тварью,

Того же жди себе и от людей.

[der-0102]

Где вы, друзья, враги, где пери, дивы? [П-003],[Д-008]

Где грусть и радость прошлого? -- Ушли вы.

Так радуйтесь тому, что нам дано,

Пройдет оно, чем мы сегодня живы.

[der-0103] [Р-008]

Из кожи, мышц, костей и жил дана Творцом основа нам.

Не преступай порог судьбы. Что ищет нас, неизвестно там.

Не отступай, пусть будет твой противоборец сам Рустам.

Ни перед кем не будь в долгу, хотя бы в долг давал Хатам. [Х-007]

[der-0104]

Достав вина два мана, не жалей, -- [М-003]

Сам пей и вдоволь угощай друзей.

Ведь не нуждается создатель мира

В твоих усах и в бороде моей.

[der-0105]

Я небосводом брошен на чужбину,

Что дал сперва, он отнял половину.

И я из края в край на склоне лет

Влачу, как цепи, горькую судьбину.

[der-0106]

Моей скорби кровавый ручей сотню башен бы снес,

Десять тысяч строений подмыл бы поток моих слез.

Не ресницы на веках моих -- желоба дождевые,

Коль ресницы сомкну -- от потопа бежать бы пришлось.

[der-0107]

Никому не могу мою тайну открыть,

И ни с кем не могу я о ней говорить.

Я в таком состоянье, что суть моей тайны

Никогда, никому не могу разъяснить.

[der-0108]

Отрекусь от поста и пещер в этом мире земном,

Пусть я волосом бел, буду вечно дружить я с вином.

В чаше жизни моей семь десятков исполнилось весен,

Если мне не теперь пировать, то когда же потом?

[der-0109]

Когда последний день придет ко мне

И в прахе я почию, в вечном сне,

Кирпич мне в изголовье положите,

Чью глину замесите на вине.

[der-0110]

Я на чужбине сердцем изнываю,

Бреду без цели, горестно взываю.

Мне счастья жизнь не принесла, прошла...

И где застигнет смерть меня -- не знаю.

[der-0111]

Я смерть готов без страха повстречать.

Не лучше ль будет там, чем здесь, -- как знать?

Жизнь мне на срок дана. Верну охотно,

Когда пора наступит возвращать.

[der-0112]

Пресытился я жизнью своей -- исполненной суеты,

Пресытился бедами и нищетой! О Господи, если Ты

Вывел из небытия бытие, то выведи и меня

Во имя своего бытия -- из горестной нищеты!

[der-0113] [comment]

Мы дервишеским рубищем жбан затыкали, [Д-004]

Омовенье землею трущоб совершали.

Может быть, и отыщем в пыли погребка

Жизнь, которую мы в погребках потеряли.

[der-0114]

Нет мне единомышленника в споре,

Мой вздох -- один мой собеседник в горе.

Я плачу молча. Что ж, иль покорюсь,

Иль уплыву и скроюсь в этом море.

[der-0115]

Вы мне говорите: "Ты хоть меньше пей!

В чем причина страсти пагубной твоей?"

Лик подруги милой, утренняя чаша -

Вот в чем вся причина, -- нет причин важней.

[der-0116]

Мы влюбленные ринды, сегодня у нас торжество. [Р-006]

Мы сидим в харабате, нам чаша вина -- божество. [Х-006]

От ума, и добра, и от зла мы сегодня свободны,

Все мы вдребезги пьяны. Не требуй от нас ничего!

[der-0117] [org-0017]

Ты, который ушел и пришел со согбенным хребтом,

Ты, чье имя забыто в мятущемся море людском,

Стал ослом, твои ногти срослись, превратились в копыта,

Борода твоя выросла сзади и стала хвостом.

[der-0118]

Вся книга молодости прочтена,

Увяла жизни ранняя весна.

Где птица радости? Увы, не знаю,

Куда умчалась, где теперь она?

[der-0119]

Глянь на месящих глину гончаров, -

Ни капли смысла в головах глупцов.

Как мнут и бьют они ногами глину.

Опомнитесь! Ведь это прах отцов!

[der-0120]

Отраду вина в сей юдоли неправой

Мне жизнь заменила смертельной отравой,

И с кем не делил бы я хлеб свой и соль.

Мне сердце мое было снедью кровавой.

[der-0121]

Что пользы, что придем и вновь покинем свет?

Куда уйдет уток основы наших лет?

На лучших из людей упало пламя с неба,

Испепелило их -- и даже дыма нет.

[der-0122]

Не бойся козней времени бегущего,

Не вечны наши беды в круге сущего.

Миг, данный нам, в веселье проведи,

Не плачь о прошлом, не страшись грядущего.

[der-0123]

Конечно, цель всего творенья -- мы,

Источник знанья и прозренья -- мы.

Круг мироздания подобен перстню,

Алмаз в том перстне, без сомненья, -- мы.

[der-0124]

Ты сегодня не властен над завтрашним днем.

Твои замыслы завтра развеются сном!

Ты сегодня живи, если ты не безумен.

Ты -- не вечен, как все в этом мире земном.

[der-0125]

Те, что украсили познанья небосклон,

Взойдя светилами для мира и времен,

Не расточили тьму глубокой этой ночи,

Сказали сказку нам и погрузились в сон.

[der-0126]

Друг, не тужи о том, чего уж нет,

Нам светит дня сегодняшнего свет.

Всем завтра предстоит нам путь безвестный

Вослед ушедшим за семь тысяч лет.

[der-0127]

Ты -- благ, зачем же о грехах мне думать?

Ты -- щедр, о хлебе ль на путях мне думать?

Коль, воскресив, ты обелишь меня,

Зачем о черных письменах мне думать?

[der-0128]

Вхожу я под купол мечети, суровый,

Воистину -- не для намаза святого. [Н-003]

Здесь коврик украл я... Но он обветшал,

И в доме молитвы явился я снова.

[der-0129]

Ты можешь быть счастливым, можешь пить.

Но ты во всем усерден должен быть.

Будь мудрым, остальное все не стоит

Того, чтоб за него свой век сгубить.

[der-0130]

Страданий горы небо громоздит, -

Едва один рожден, другой -- убит.

Но неродившийся бы не родился,

Когда бы знал, что здесь ему грозит.

[der-0131]

Увы! Мое незнанье таково,

Что я -- беспомощный -- страшусь всего,

Пойду зуннар надену, -- так мне стыдно [З-002]

Грехов и мусульманства моего!

[der-0132]

Как обратиться мне к другой любви?

И кто она, о боже, назови.

Как прежнюю любовь забыть смогу я,

Когда глаза в слезах, душа в крови!

[der-0133]

Все тайны мира ты открыл... Но все ж

Тоскуешь, втихомолку слезы льешь.

Все здесь не по твоей вершится воле.

Будь мудр, доволен тем, чем ты живешь.

[der-0134]

Тем, кто несет о неизвестном весть,

Кто обошел весь мир, -- почет и честь.

Но больше ли, чем мы, они узнали

О мире -- о таком, каков он есть?

[der-0135]

Чья рука этот круг вековой разомкнет?

Кто конец и начало у круга найдет?

И никто не открыл еще роду людскому -

Как, откуда, зачем наш приход и уход.

[der-0136]

Зачем себя томить и утруждать,

Зачем себе чрезмерного желать.

Что предначертано, то с нами будет.

Ни меньше и ни больше нам не взять.

[der-0137] [org-0166]

Будь весел! Море бедствий бесконечно,

Круговорот светил пребудет вечно.

Но завтра ты пойдешь на кирпичи

У каменщика под рукой беспечной.

[der-0138]

Я мук разлуки нашей не забуду.

Ищу тебя, невольно веря чуду.

Ты к страждущим, покинутым вернись!

И в сонме душ твоей я жертвой буду.

[der-0139]

Я красоты приемлю самовластье.

К ее порогу сам готов припасть я.

Не обижайся на ее причуды.

Ведь все, что от нее исходит, -- счастье.

[der-0140]

Как жаль, что бесполезно жизнь прошла,

Погибла, будто выжжена дотла.

Как горько, что душа томилась праздно

И от твоих велений отошла.

[der-0141]

Ты, счет ведущий всем делам земным,

Среди невежд будь мудрым, будь немым.

Чтоб сохранить глаза, язык и уши,

Прикинься здесь немым, слепым, глухим.

[der-0142]

Напрасно не скорби о бывшем дне,

Не думай о ненаступившем дне.

Не расточай души, живи сегодня

Вот в этом небо озарившем дне.

[der-0143]

О избранный, к словам моим склонись,

Непостоянства неба не страшись!

Смиренно сядь в углу довольства малым,

В игру судьбы вниманьем углубись!

[der-0144]

Я пред тобою лишь не потаюсь, -

Своей великой тайной поделюсь:

Любя тебя, я в прах сойду могильный

И для тебя из праха поднимусь.

[der-0145]

Скажи: кто не покрыл себя грехами,

Ты, добрыми прославленный делами?

Я зло творю, ты воздаешь мне злом, -

Скажи мне: в чем различье между нами?

[der-0146]

О боже! Милосердьем ты велик!

За что ж из рая изгнан бунтовщик?

Нет милости -- прощать рабов покорных,

Прости меня, чей бунтом полон крик!

[der-0147]

Те трое -- в глупости своей неимоверной -

Себя светилами познанья чтут, наверно.

Ты с ними будь ослом. Для этих трех ослов

Кто вовсе не осел -- тот, стало быть, неверный.

[der-0148]

Не будь беспечен на распутьях дней

И знай: судьба -- разбойника страшней.

Судьба тебя халвою угощает -

Не ешь: смертельный яд в халве у ней!

[der-0149]

В любви к тебе не страшен мне укор,

С невеждами я не вступаю в спор.

Любовный кубок -- исцеленье мужу,

А не мужам -- паденье и позор.

[der-0150]

Когда за круговой вы чашею сидите,

О друге, навсегда ушедшем, вспомяните,

Когда же очередь моя настанет пить,

Вы чашу полную вверх дном переверните.

[der-0151]

Мы по желанью не живем ни дня,

Живи в веселье, злобу прочь гоня.

Общайся с мудрым, -- ведь твоя основа -

Пыль, ветер, капля, искорка огня.

[der-0152]

Нет облегченья от оков мирских,

Безрадостна пустыня дней моих,

Я долго у судьбы людской учился,

Но ловкачом не стал в делах земных.

[der-0153]

Я из пределов лжи решил сокрыться.

Здесь жить -- лишь сердцем попусту томиться.

Пусть нашей смерти радуется тот,

Кто сам от смерти может защититься.

[der-0154]

Я не от бедности решил вино забыть,

Не в страхе, что начнут гулякою бранить.

Я для веселья пил. Ну, а теперь -- другое:

Ты -- в сердце у меня, и мне -- не нужно пить.

[der-0155]

Коль на день у тебя одна лепешка есть

И в силах ты кувшин воды себе принесть,

Что за нужда тебе презренным подчиняться

И низким угождать, свою теряя честь?

[der-0156]

Давно меж мудрецами спор идет -

Который путь к познанию ведет?

Боюсь, что крик раздастся: "О невежды,

Путь истинный -- не этот и не тот!"

[der-0157]

Мир для страданий породил меня,

Печалью жизни отягчил меня,

Уйду я с отвращеньем. И не знаю -

К чему?.. Зачем он воплотил меня?

[der-0158]

Когда б я был творцом -- владыкой мирозданья,

Я небо древнее низверг бы с основанья

И создал новое -- такое, под которым

Вмиг исполнялись бы все добрые желанья.

[der-0159] = [der-0030]

.

.

.

.

[der-0160]

Ты благ мирских не становись рабом,

Связь разорви с судьбой -- с добром и злом.

Будь весел в этот миг. Ведь купол звездный -

Он тоже рухнет. Не забудь о том.

[der-0161]

Путями поисков ты, разум мой, идешь

И по сто раз на дню твердить не устаешь:

"Цени мгновение общения с друзьями!

Ты -- луг, но скошенный, опять не прорастешь!"

[der-0162]

Доколе быть рабом своих алканий,

И поисков напрасных, и страданий?

Уйдем и мы, как все ушли до нас

И не исполнили своих желаний.

[der-0163]

Мы умираем раз и навсегда.

Страшна не смерть, а смертная страда.

Коль этот глины ком и капли крови

Исчезнут вдруг -- не велика беда.

[der-0164]

Будь весел! Не навек твоя пора, -

Пройдет сегодня, как прошла вчера.

И эти чаши -- лбы вельмож надменных

Окажутся в месильне гончара.

[der-0165] [org-0166]

Не сетуй! Не навек юдоль скорбей,

И есть в веках предел Вселенной всей.

Твой прах на кирпичи пойдет и станет

Стеною дома будущих людей.

[der-0166]

В чертогах, где цари вершили суд.

Теперь колючки пыльные растут.

И с башни одинокая кукушка

Взывает горестно: "Кто тут? Кто тут?"

[der-0167]

Знать, в этом мире правде не взрасти, -

Нет справедливых на земном пути.

Зови свой день сегодняшний вчерашним,

День завтрашний ты первым днем сочти!

[der-0168]

Здесь мне -- чаша вина и струна золотая,

В рай ты метишь, но это -- приманка пустая,

Слов о рае и аде не слушай, мудрец!

Кто в аду побывал? Кто вернулся из рая?

[der-0169]

Будь радостен, напрасно не грусти,

Будь правым на неправедном пути.

И коль в конце -- ничто, сбрось вьюк заботы,

Чтобы стезю свою легко пройти.

[der-0170]

Кто пол-лепешки в день себе найдет,

Кто угол для ночлега обретет,

Кто не имеет слуг и сам не служит -

Счастливец тот, он хорошо живет.

[der-0171]

Живи среди мужей разумных и свободных,

Страшись, беги лжецов и душ неблагородных,

И лучше яд испей из чаши мудреца,

Чем жизненный бальзам из рук людей негодных.

[der-0172]

Глянь на вельмож в одеждах золотых,

Им нет покоя из-за благ мирских.

И тот, кто не охвачен жаждой власти,

Не человек в кругу надменном их.

[der-0173]

Ты пей, но крепко разума держись,

Вертепом варварства не становись.

Ты пей, но никого не обижай.

Ослаб -- не пей, безумия страшись.

[der-0174]

Не изменить того, что начертал калам. [К-008]

Удела своего не увеличить нам.

Не подвергай себя тоске и сожаленьям.

От них напрасное мучение сердцам.

[der-0175]

Зачем ты пользы ждешь от мудрости своей?

Удоя от козла дождешься ты скорей.

Прикинься дураком -- и больше пользы будет,

А мудрость в наши дни дешевле, чем порей.

[der-0176]

Зачем копить добро в пустыне бытия?

Кто вечно жил средь нас? Таких не видел я.

Ведь жизнь нам в долг дана, и то -- на срок недолгий,

А то, что в долг дано, не собственность твоя.

[der-0177]

Знаю сам я пороки свои. Что мне делать?

Я в греховном погряз бытии. Что мне делать?

Пусть я буду прощен, но куда же я скроюсь

От стыда за поступки мои? Что мне делать?

[der-0178]

Ты формы отлива людей сотворил издавна.

Что ж наша природа различных изъянов полна?

Коль форма из глины прекрасна, зачем разбивать,

А если плоха эта форма, чья в этом вина?

[der-0179]

Душа, ты собери, что нужно в этом мире,

Пусть только радости лужайка будет шире

Садись росой на луг зеленый в вечеру,

А поутру вставай, всю ночь пробыв на пире.

[der-0180]

Зачем растить побег тоски и сожаленья?

Читай и изучай лишь книгу наслажденья.

Ты пей и все свои желанья исполняй!

Ты знаешь сам давно, что жизнь -- одно мгновенье.

[der-0181]

Жизнь печальна моя, и дела не устроены.

Мне покоя -- все меньше, а нужды утроены.

Восхвалите аллаха! Без просьб и мольбы [А-017]

Все мы пить из источника бед удостоены.

[der-0182] [org-0499]

Все, что ты в мире изучил, -- ничто,

Все, что слыхал и говорил, -- ничто,

И все, чему свидетель был, -- ничто,

Все, что так дорого купил, -- ничто.

[der-0183]

В этот мир мы попали, как птицы в силок.

Здесь любой от гонений судьбы изнемог.

Бродим в этом кругу без дверей и без кровли.

Где никто своей цели достигнуть не мог.

[der-0184]

Приемли, что дает круговорот времен,

И с полной чашею, как шах, садись на трон.

Бунт и покорность -- прах перед лицом Аллаха, [А-017]

Испей же свой фиал, что утром поднесен! [Ф-006]

[der-0185] [org-0056]

Эмиром делает меня, несет мне чашу небосвод, [Э-002]

А завтра, словно с чеснока, с меня и рубище сдерет.

Но не взываю я к нему: "Зачем, о небо, почему?"

Я поседел в ярме забот... О чем скорбеть? Ведь все пройдет.

[der-0186]

Вино -- это крылья влюбленных, исполненных пыла.

Вино -- это роза и блеск на ланитах у милой.

Мы не пили в дни рамазана. И он миновал... [Р-003]

Скорее б шаввала прекрасная ночь наступила! [Ш-002]

[der-0187]

Я болен, духовный недуг мое тело томит,

Отказ от вина мне воистину смертью грозит.

И странно, что сколько я не пил лекарств и бальзамов -

Все вредно мне! Только одно лишь вино не вредит.

[der-0188]

Всех нас в харабате нашли, в майхану привели, [Х-006],[М-002]

И чаши тюльпаноцветным вином расцвели.

Сказал я: "К вину хорошо бы кебаб на закуску!" [К-012]

И сердце исторгли мое, и кебаб принесли. [К-012]

[der-0189]

В харабате, в обители чистых душою мужей, [Х-006]

Я сидел средь кумиров, весеннего утра свежей.

Виночерпий с кувшином в руке и певец возглашали:

"Все пройдет! Не на век нам даны эти несколько дней!"

[der-0190]

Покамест ты жив -- не обижай никого.

Пламенем гнева не обжигай никого.

Если ты хочешь вкусить покоя и мира,

Вечно страдай, но не угнетай никого.

[der-0191]

С фиалом в руке, с локоном пери -- в другой [Ф-006],[П-003]

Сидит он в отрадной тени, над ветхой рекой,

Он пьет, презирая угрозы бегущего свода,

Пока не упьется, вкушая блаженный покой.

[der-0192]

Саки! Печалью грудь моя полна, [С-001]

Без меры нынче выпил я вина.

Пушок твоих ланит так юн и нежен,

Что новая пришла ко мне весна.

[der-0193]

Чаша эта, что милый мне кравчий нальет, -- моя вера,

В ней любовь, в ней -- душа моя, в ней, слаще сот, -- моя вера.

Коль опять винопитью запреты кладет моя вера,

В этой чаше глубокой пускай оживет -- моя вера.

[der-0194]

О кравчий, старое вино -- моя старинная любовь,

Безгрешней дочери лозы живая, пламенная кровь.

И пусть хулители гласят: "Не верит в бога тот, кто пьет".

Я впрямь не верил ни во что. Сегодня пью -- и верю вновь.

[der-0195]

Вино дано мне, музыка и пенье.

Что есть, что будет -- все добыча тленья.

Не знаю я ни трезвости, ни пьянства,

Мне дар от двух миров -- одно мгновенье.

[der-0196]

Если сердце захочет свободы и сбросит аркан,

То куда же уйти ему, кравчий? Ведь мир -- океан!

И суфий как сосуд узкогорлый, -- неведенья полный,

Если выпьет хоть каплю -- ей-богу, окажется пьян.

[der-0197]

Можно ль первому встречному тайну открыть?

С кем о том, что я знаю, мне здесь говорить?

Я в таком положенье, что суть моей тайны

Перед миром, увы, не могу возгласить.

[der-0198]

Радости сердце мое не познало -- горе мешало,

Лучших даров, чем вино, от обоих миров не вкушало.

Дай мне, о кравчий, вина! Пусть оно мне вернет мою душу.

Пусть мне дарует блаженство, что сердце мессии познало.

[der-0199]

Будь весел в эти мгновенья, в которые ты живешь,

Люби луноликих красавиц, чей стан с кипарисом схож.

Поскольку ты здесь не вечен, старайся стать совершенным -

И радуйся, если в мире друзей совершенных найдешь.

[der-0200] [comment]

О живущий в плену четырех стихий и семи планет!

Ты -- игралище их, ты влачишь ярмо вереницы лет.

Пей вино! Ведь я тысячу раз тебе повторял:

Коль уйдешь, то уйдешь навсегда -- и возврата нет!

[der-0201]

Слезами омываясь в день трикраты,

Доколе будешь сам терзать себя ты?

Пируй сегодня, пой и пей вино,

Пока не разомкнется круг заклятый!

[der-0202]

Коль в роде отличишь моем ты признак родовой, саки, [С-001]

То сто различий видовых возникнет пред тобой, саки. [С-001]

Охотно отрекусь от них, а ты мне вдосталь дай вина,

И пусть я перестану быть тогда самим собой, саки! [С-001]

[der-0203] [org-0690]

Ты расставляешь западни на всех путях моих.

Грозишь убить. коль попадусь я вдруг в одну из них.

Ты сам ведь ставишь западни! А тех, кто в них попал,

Бунтовщиками ты зовешь и убиваешь их?!

[der-0204]

Проходит странно дней земных круговорот,

Давно ль зарей сиял над нами небосвод?

Воспрянь и кубок свой живой водой наполни!

Из жизни день ушел, и эта ночь пройдет.

[der-0205]

Из глины Адам -- первородич народов Земли, -

И с ним, словно буря, тревоги и страсти пришли.

Иглою любви прокололи артерию духа,

И капля упала, и сердцем ее нарекли.

[der-0206]

Коль станешь твердым -- как копье, начнут тебя метать,

А станешь мягким -- словно воск, положат под печать.

Согнешься, выпрямят тебя перед огнем, как лук.

А выпрямишься -- как стрелой, начнут тобой стрелять.

[der-0207]

Пусть, как огонь, сквозь воздух мы пройдем,

Пусть мы исток живой воды найдем,

Ведь все равно мы -- прах, мир этот -- ветер.

Так сядем, упоим сердца вином.

[der-0208]

Коль ты кумир -- отныне чтить кумиров буду я,

Коль ты несешь вино -- в вине отныне жизнь моя.

Пусть я в слиянии с тобой утратил сам себя,

Любовное небытие не лучше ль бытия?

[der-0209]

Под вечным куполом всю жизнь мечась, ты все ж,

Как муравей в тазу, ни щели не найдешь,

С повязкой на глазах, -- а в сердце страх и дрожь, -

Как бык на мельнице, по кругу ты идешь.

[der-0210]

Любимая в ночи ко мне пришла,

Назло врагам светильник мой зажгла.

И пусть луна зайдет, свеча погаснет -

С тобою мне и ночь, как день, светла.

[der-0211]

Я ангелом считал ее -- луну,

Теперь, взглянув, увидел сатану.

Та, что была мне как очаг зимою,

Сегодня стала шубой на весну.

[der-0212]

Если в прах ты, судьбою униженный, пал,

Если купол небесный тебя покарал,

Но и воду живую из рук подлецов

Не бери, хоть бы даже в огне ты сгорал.

[der-0213]

Мир -- свирепый ловец -- к западне и приманке прибег,

Дичь поймал в западню и ее "человеком" нарек.

В жизни зло и добро от него одного происходят.

Почему же зовется причиною зла человек.

[der-0214]

Говорят, что я пьянствовать вечно готов, -- я таков!

Что я ринд и что идолов чту, как богов, -- я таков! [Р-006]

Каждый пусть полагает по-своему, спорить не буду.

Знаю лучше их сам про себя, я каков, -- я таков!

[der-0215]

Не порочь лозы-невесты, непорочной виноградной,

Над ханжою злой насмешкой насмехайся беспощадно.

Кровь двух тысяч лицемеров ты пролей, в том нет греха,

Но, цедя вино из хума, не разлей струи отрадной! [Х-014]

[der-0216]

Кровь влюбленных не лей, их живые сердца пожалей,

Лучше кающихся как опасных безумцев убей.

Лучше кровь этих тысяч от мира ушедших аскетов

Ты железом пролей, но ни капли вина не пролей.

[der-0217]

О кравчий, блаженное утро за нашим окном,

Наполни мне чашу оставшимся с ночи вином.

Пить будем опять, возродим нашу прежнюю радость.

Все сгинет... Вместим же всю жизнь в этом миге одном!

[der-0218]

Всех, кто стар и кто молод, что ныне живут,

В темноту одного за другим уведут.

Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,

Мы уйдем; и за нами -- придут и уйдут.

[der-0219]

Если розы не нам -- и шипов вместо дара довольно.

Если свет не для нас -- нам очажного жара довольно.

Если нет ни наставника, ни ханаки, ни хырки -- [Х-005],[Х-018]

С нас и церкви, и колокола, и зуннара довольно. [З-002]

[der-0220]

В дальний путь караваны идут, бубенцами звенят.

Кто поведал о бедах, что нам на пути предстоят?

Берегись! В этом старом рабате алчбы и нужды [Р-001]

Не бросай ничего, ибо ты не вернешься назад.

[der-0221]

Бессудный этот небосвод -- губитель сущего всего,

Меня погубит и тебя, и не оставит ничего.

Садись на свежую траву, с беспечным сердцем пей вино,

Ведь завтра вырастет трава, о друг, из праха твоего.

[der-0222]

Чем прославились в веках лилия и кипарис?

И откуда все о них эти притчи родились?

Кипарис многоязык, и цветок многоязык.

Что ж молчат? Иль от любви самовольно отреклись?

[der-0223]

Коль жизнь прошла, не все ль равно -- сладка ль, горька ль она?

Что Балх и Нишапур тогда пред чашею вина? [Б-002],[Н-005]

Пей, друг! Ведь будут после нас меняться много раз

Ущербный серп, и новый серп, и полная луна.

[der-0224]

Есть ли мне друг, чтобы внял моей повести он?

Чем человек был вначале, едва сотворен?

В муках рожденный, замешан из крови и глины,

В муках он жил и застыл до скончанья времен.

[der-0225]

О друг, заря рассветная взошла.

Так пусть вином сверкает пиала! [П-008]

Зима убила тысячи Джамшидов, [Д-005]

Чтобы весна сегодня расцвела.

[der-0226]

Только ливень весенний омоет ланиты тюльпана,

Встав с утра, ты прильни к пиале с этой влагою пьяной. [П-008]

Ведь такая ж трава, что сегодня твой радует взгляд,

Через век прорастет из тебя в этом мире обмана.

[der-0227]

И опять небосвод неразгаданной тайной зажжется...

От коварства его ни Махмуд, ни Аяз не спасется, [М-006],[А-009]

Пей вино, ибо вечная жизнь никому не дана.

Кто из жизни ушел, тот, увы, никогда не вернется.

[der-0228]

Гласит завет: "Прекрасен рай с любовью девы неземной".

А я в ответ: "Отрадней мне здесь виноградный сок хмельной".

Бери наличность, откажись от неналичного расчета.

Приятен только издали тревожный барабанный бой.

[der-0229]

Коль наша жизнь мгновение одно,

Жить без вина, поистине, грешно.

Что спорить, вечен мир или невечен -

Когда уйдем, нам будет все равно.

[der-0230]

Показано не пить кому-то -- может быть...

Другому -- с кем, когда и сколько чаш делить...

Когда четыре все соблюдены условья,

Мужи разумные, конечно, будут пить.

[der-0231]

Небо -- кушак, что облек изнуренный мой стан,

Волны Джейхуна -- родил наших слез океан, [Д-007]

Ад -- это искорка наших пылающих вздохов,

Рай -- это отдых, что нам на мгновение дан.

[der-0232]

Вам -- кумирня и храм, нам -- кумиры и чаша с вином. [К-026]

Вы живете в раю, мы -- в геенне горящей живем.

В чем же наша вина? Это сам он -- предвечный художник

На скрижалях судьбы начертал своим вещим резцом.

[der-0233]

Коль весенней порою, красотою блистая,

Сядет пери со мною, чашу мне наполняя, [П-003]

У межи шелестящей золотящейся нивы,

Пусть я буду неверным, если вспомню о рае.

[der-0234]

Знай -- великий грех не верить в милосердие творца.

Если ты, в грехах увязший, превратился в сквернеца,

Если ты в питейном доме спишь теперь, смертельно пьяный,

Он простит твой остов тленный после смертного конца.

[der-0235]

Стебель свежей травы, что под утренним солнцем блестит,

Волоском был того, кто судьбою так рано убит.

Не топчи своей грубой ногой эту нежную травку,

Ведь она проросла из тюльпановоцветных ланит.

[der-0236]

Когда я трезв, то ни в чем мне отрады нет.

Когда я пьян, то слабеет разума свет.

Есть время блаженства меж трезвостью и опьяненьем.

И в этом -- жизнь. Я прав иль нет? Дай ответ.

[der-0237]

Я жадно устами к устам кувшина прильнул,

Как будто начало желанной жизни вернул.

"Я был как и ты. Так побудь хоть мгновенье со мною" -

Так глиняной влажной губою кувшин мне шепнул.

[der-0238]

Блажен, кто в наши дни вкусил свободу,

Минуя горе, слезы и невзгоду;

Был всем доволен, что послал Яздан, [Я-001]

Жил с чистым сердцем, пил вино -- не воду.

[der-0239]

О судьба! Ты насилье во всем утверждаешь сама.

Беспределен твой гнет, как тебя породившая тьма.

Благо подлым даришь ты, а горе -- сердцам благородным.

Или ты не способна к добру, иль сошла ты с ума?

[der-0240]

Пока с тобой весна, здоровье и любовь,

Пусть нам дадут вина -- багряной грозди кровь.

Ведь ты не золото! Тебя, глупец беспечный,

Однажды закопав, не откопают вновь.

[der-0241]

Кем, душа моя, ты взращена -- в вертограде каком?

Ты, являясь, луну затмеваешь на небе ночном.

Свои лица для пира украшают красавицы мира,

Все пиры на земле ты одна украшаешь лицом!

[der-0242]

Как тюльпан, пламеней! До краев свою чашу налей!

И с тюльпаноланитной вино свое в радости пей!

Ибо завтра, быть может, внезапно горбун этот старый,

Превратив тебя в прах, наглумится над перстью твоей.

[der-0243]

Снова в сад прилетел соловей, улетевший давно.

Видит -- розу в цвету и в смеющейся чаше -- вино.

Прилетел и на тайном наречье мне звонко прощелкал:

"Ты пойми: что ушло, никому воротить не дано!"

[der-0244]

О друг, наступает веселое время пиров,

Кувшины наполнить вином виночерпий готов,

Ошейник поста и узда лицемерных намазов [Н-003]

Спадают с загривка и морды у этих ослов.

[der-0245]

Снова утро! Друг, наполни чашу розовым вином,

Выпьем все, бутылки чести и позора разобьем.

От надежд напрасных, долгих, руки мы свои отнимем,

Косы длинные любимых, струны в руки мы возьмем.

[der-0246]

Ныне, когда коварства полна, смеется она над сердцами влюбленных,

Кроме рубинового вина не бери ничего из рук опьяненных.

Роза от радости расцвела. Встань и приди, она тебя ждет.

В эти три дня в бустане возьмем все, что растет для смертно рожденных. [Б-011]

[der-0247]

Дождем Навруза увлажнилось поле.

Из сердца прочь гони и скорбь и боли.

Пируй теперь ! Из праха твоего

В грядущем зелень вырастет -- не боле.

[der-0248]

В дни цветения розы, над потоком, в просторах полей,

Средь смеющихся гурий вино свое в радости пей, [Г-003]

Принеси нам фиалы! Ведь пьющие утром вино [Ф-006]

Не тоскуют о рае, не боятся и адских огней.

[der-0249]

Утро сыплет из облака розовые лепестки,

Будто на землю сыплются розы из чьей-то руки.

Чашу лилии розовым я наполняю вином,

Ибо с неба жасмины слетают на берег реки.

[der-0250]

В чертоге том, где пировал Бахрам, [Б-006]

Теперь прибежище пустынным львам.

Бахрам, ловивший каждый день онагров, [Б-006]

Был, как онагр, пещерой пойман сам.

[der-0251]

О, долго в мире нас не будет, -- а мир пребудет.

Умрем; века наш след остудят, -- а мир пребудет.

Как не было нас до рожденья, так без изъяна

Уйдем, и всяк про нас забудет... -- А мир пребудет.

[der-0252]

Как странник, павший в солонцах без сил,

Ждет, чтоб конец мученьям наступил,

Так счастлив тот, кто рано мир покинул;

Блажен, кто вовсе в мир не приходил.

[der-0253]

На лоне праха сонмы спящих вижу,

Под каменной плитой лежащих вижу.

Чреду теней ушедших невозвратно,

На эту землю не глядящих, вижу.

[der-0254]

В степи безлюдной каждый куст бурьяна

Кудрями был красавицы Турана, [Т-006]

В зубцах твердыни был любой кирпич

Рукой вазира, головой султана. [В-002]

[der-0255]

Гончар, касайся глины осторожно.

Ты прах царей умерших мнешь безбожно:

Перст Фаридуна, сердце Кей-Хосрова [Ф-001],[К-017]

Забил в колодку! Разве это можно?

[der-0256]

Я видел гончара в толпе людей.

Вращая колесо ногой своей,

Кувшины, чашки делал он проворно

Из праха нищих, из голов царей.

[der-0257]

Я вчера гончара в мастерской увидал,

Долго, яростно глину он в чане топтал.

Словом тайн ему глина шептала:

"Полегче! Как бы завтра ты сам в этот чан не попал".

[der-0258]

Доколе разуму влачить ярмо вседневности мирской?

А вечность -- миг и сто веков считает мерою одной.

Ты, друг, на чашу налегай до той поры, покамест сам

Не превратишься ты в кувшин в гончарной этой мастерской.

[der-0259]

Доколь этот спор о мечетях, молитвах, постах,

О пьянстве запретном в убогих ночных погребках?

Ты выпей сегодня, Хайям, ибо мир превращает

То в чашу, то в хум и тебя, превращенного в прах. [Х-014]

[der-0260]

Друг, два понятия должен бы ты затвердить:

Это разумней, чем спорить, внимать, говорить! -

Лучше не есть ничего, чем есть что попало,

Лучше быть одиноким, чем с кем попало дружить.

[der-0261]

Не тяготись, заботой жизнь губя,

Одно сребро и злато возлюбя!

Пока ты жив, казну проешь с друзьями,

Умрешь -- твой враг все съест после тебя.

[der-0262]

Для назначенья высшего ты годен,

От рабской ноши жизни стань свободен!

На пире каландаров пей вино, [К-009]

Будь светел духом, сердцем благороден.

[der-0263]

Доколе быть рабом румян и благовоний?

Доколь томить себя напрасною погоней?

Потоком яда будь, ручьем Воды Живой -

Исчезнешь все равно в земном глубоком лоне.

[der-0264]

Хотя мудреца не прельстишь никакою казной,

Но мир без динаров подобен темнице глухой. [Д-010]

Фиалка поникла от бедности горькой, а роза

Цветет, улыбаясь раскрытой мошне золотой.

[der-0265]

Планеты -- жители небесного айвана, [А-002]

В сомненья ставят нас; мы ищем в них изъяна.

Не спи, о звездочет, хоть сам Он изумлен,

Кто запетлил пути планет, как будто спьяна.

[der-0266] [comment]

Нас Четверо заставили страдать,

Внедрили в нас потребность -- есть и спать.

Но лишены всего, к первоначалу -

В небытие вернемся мы опять.

[der-0267]

К устаду-старцу в детстве мы ходили [У-001]

И мудрости потом глупцов учили.

Что с нами стало? -- Вышли мы из праха.

И тучей праха по ветру уплыли.

[der-0268]

От неверия до веры расстоянье -- вздох один.

От сомненья и исканья до познанья -- вздох один.

Проведи в веселье это драгоценное мгновенье,

Ибо наш расцвет и наше увяданье -- вздох один.

[der-0269]

Светает... Поскорей встань с ложа сна, о кравчий!

Пусть будет чаша мне тобой дана, о кравчий.

Покамест из меня не сделали кувшин,

Ты из кувшина мне налей вина, о кравчий.

[der-0270]

Вино мое -- пища души, от вина я телесно здоров.

Мне тайну творенья в тиши вино открывает вновь.

Отныне меня не влечет ни этот мир, ни иной.

Здесь чаша вина для меня -- превыше обоих миров.

[der-0271]

Я так упьюсь, что всей хмельною силой

Дух винный встанет над моей могилой,

Чтоб опьянел бредущий мимо ринд, [Р-006]

Пропившийся, похмельный и унылый.

[der-0272]

Без чаши с утра, без вина я жить не могу,

Без чаши я тело свое носить не могу.

Я пленник мгновенья, когда возглашает мне кравчий

"Возьми еще чашу!" -- а я уж и пить не могу.

[der-0273]

Да будет влюбленного сердце восторгом полно.

Да будет позор презирая, безумным оно.

Я, трезвый, терзаюсь об мелочи каждой... А пьяный -

Я светел и трезв: будь, что будет -- не все ли равно.

[der-0274]

Кааба и кабак -- оковы рабства. [К-001]

Азон и звон церковный -- зовы рабства.

Михраб, и храм, и четки, и кресты [М-009]

На всем на этом знак суровый рабства.

[der-0275]

Все дела моего бытия -- восхваленье вина,

Дом мой, келья моя -- это храм прославленья вина.

О дервиш, если разум -- твой пир, знай: он мой ученик [Д-004],[П-004]

На пиру у меня. В том моя, без сомненья, вина.

[der-0276]

Не для веселости я пью вино,

Не для распутства пить мне суждено.

Нет, все забыть! Меня, как сам ты видишь,

Пить заставляет это лишь одно.

[der-0277]

Доколь, самовлюбленный ты глупец,

Терзаться будешь мукой всех сердец?

Жизнь проведи в блаженном опьяненье,

Ведь неизбежен гибельный конец.

[der-0278]

Видел утром я ринда; в пыли на земле он лежал, [Р-006]

На ислам, на безверье, на веру, на царства плевал.

Отрицал достоверность, творца, шариат, откровенье. [Ш-003]

Нет! Бесстрашнее духа и в двух я мирах не встречал.

[der-0279]

Было всегда от любви в груди моей тесно.

Целый век изучал я вращение сферы небесной,

Взглядом разума я озарил весь свой жизненный путь,

И теперь мне известно, что мне ничего не известно.

[der-0280]

На людей этих -- жалких ослов -- ты с презреньем взгляни.

Пусты, как барабаны, но заняты делом они.

Если хочешь, чтоб все они пятки твои целовали,

Наживи себе славу! Невольники славы они.

[der-0281]

Вино прекрасно, пусть его клянет суровый шариат. [Ш-003]

Мне жизнь оно, коль от него ланиты милые горят.

Оно горчит, запрещено -- за то мне нравится оно.

И в этом старом кабаке мне мило все, что запретят.

[der-0282]

Ни на миг не свободен от гнета сознанья,

Я не радуюсь радостью существованья.

Я учился весь век, ник под бременем времени

И отрекся, не вторгся в дела воспитанья.

[der-0283]

В дни поста -- в Рамазане -- вина пиалу я испил, [Р-003],[П-008]

Не сознательно я шариата закон преступил. [Ш-003]

От мучений поста этот день показался мне ночью.

Мне казалось, рассвет наступил -- я и пост разрешил.

[der-0284] [Т-004]

Корова в небе звездная -- Парвин, [П-002]

Другая -- спит во тьме земных глубин.

А сколько здесь ослов меж двух коров,

Муж правды, это знаешь ты один.

[der-0285]

И когда я растоптан судьбой не во сне -- наяву

Корни прежней надежды на жизнь навсегда оторву,

Вы из плоти Хайяма скудельный кувшин изваяйте,

Пусть я в запахе винном на миг среди вас оживу.

[der-0286]

Когда я умру, забудут тленный мой прах,

А жизнь моя станет примером в чистых сердцах.

Из сердца лоза прорастет, а из глины телесной

Кувшин изваяют, чтоб радовал вас на пирах.

[der-0287]

Хайям, по примеру предков, шатры познаний шил,

Но пламень в горниле горя в золу его превратил.

Разрезали ножницы смерти основу его бытия,

Ее у судьбы за бесценок маклак базарный купил.

[der-0288]

Небо, о друг, не продлит нам жизнь ни на миг,

Радуйся ж! Не обливайся влагою глаз!

Пей вино с Луной при луне, ибо эта Луна

Завтра, быть может, взойдя, не увидит вас.

[der-0289]

Коран, что истиной у нас считают, [К-021]

В пределах христиан не почитают,

В узоре чаши виден мне аят, [А-010]

Его наверняка везде читают!

[der-0290]

Жильцы немых гробниц, забытые в веках,

Давно рассыпались и превратились в прах.

Чем напились они, чтоб так -- до Киемата [К-020]

Проспать без памяти, забыв о двух мирах?

[der-0291]

Ты сам ведь из глины меня изваял! -- Что же делать мне?

Меня, словно ткань, ты на стене соткал. -- Что же делать мне?

Все зло и добро, что я в мире вершу, ты сам предрешил,

Удел мой ты сам мне на лбу начертал! -- Что же делать мне?

[der-0292]

Жаль, что впустую жизнь мы провели,

Что в ступе суеты нас истолкли.

О жизнь! Моргнуть мы не успели глазом

И, не достигнув ничего, -- ушли!

[der-0293]

И лица и волосы ваши красивы,

Вы, как кипарисы, стройны, горделивы.

И все же никак не могу я понять,

Зачем в цветнике у творца возросли вы?

[der-0294]

То, что судьба тебе решила дать,

Нельзя ни увеличить, ни отнять.

Заботься не о том, чем не владеешь,

А от того, что есть, свободным стать.

[der-0295]

Когда б скрижаль судьбы мне вдруг подвластна стала

Я все бы стер с нее и все писал сначала.

Из мира я печаль изгнал бы навсегда,

Чтоб радость головой до неба доставала.

[der-0296]

Ты коварства бегущих небес опасайся.

Нет друзей у тебя, а с врагами не знайся.

Не надейся на завтра сегодня живи.

Стать собою самим хоть на миг попытайся.

[der-0297]

Месяц дей уступает цветущей весне, [Д-003]

Книга жизни подходит к концу в тишине.

Пей вино, не горюй! Огорчения мира -

Яд смертельный, а противоядье в вине.

[der-0298]

"В Шабане месяце не троньте винных чаш! [Ш-001]

Не пейте и в Раджаб!" -- гласит нам веры страж. [Р-002]

Шабан, Раджаб -- пора аллаха и пророка? [Ш-001],[Р-002],[А-017]

Что ж, -- пейте в Рамазан. Уж этот месяц наш! [Р-003]

[der-0299]

О небо, ты души не чаешь в подлецах!

Дворцы, и мельницы, и бани -- в их руках;

А честный просит в долг кусок лепешки черствой,

О небо, на тебя я плюнул бы в сердцах!

[der-0300]

Что гнет судьбы? Ведь это всем дано.

Не плачь о том, что вихрем сметено.

Ты радостно живи, с открытым сердцем

Жизнь не губи напрасно, пей вино!

[der-0301]

В наш подлый век неверен друг любой.

Держись подальше от толпы людской.

Тот, на кого ты в жизни положился, -

Всмотрись-ка лучше, -- враг перед тобой.

[der-0302]

Кто ты, незнающий мира? Сам посмотри: ты -- ничто.

Ветер -- основа твоя, -- ты, богом забытый, -- ничто.

Грань твоего бытия -- две бездны небытия,

Тебя окружает ничто, и сам внутри ты -- ничто.

[der-0303]

Как горько, что жизни основы навек обрываются!

Уходят в безвестность... и кровью сердца обливаются.

Никто не вернулся и вести живым не принес:

Что с ними? И где они в мире загробном скитаются?

[der-0304]

Испивши вина среди нас, и гордец бы смягчился,

Я видел, как узел тугой от вина распустился,

И если бы выпил вина ненавистник Иблис [И-001]

Две тысячи раз Человеку бы он поклонился.

[der-0305]

Саки! Джамшида чаши лик твой краше, [С-001],[Д-005]

Смерть за тебя отрадней жизни нашей.

И прах у ног твоих -- свет глаз моих -

Светлей ста тысяч солнц в небесной чаше.

[der-0306]

В мир пришел я, но не было небо встревожено,

Умер я, но сиянье светил не умножено.

И никто не сказал мне -- зачем я рожден

И зачем второпях моя жизнь уничтожена?

[der-0307]

Черепок кувшина выше царства, что устроил Джам. [Д-005]

Чаша винная отрадней райской пищи Мариам. [М-004]

Ранним утром вздохи пьяниц для души моей священней

Воплей всех Абу Саида и молитв, что пел Адхам. [А-001],[А-011]

[der-0308]

Вчера зашел я в лавку гончаров,

Проворны были руки мастеров.

Но не кувшины я духовным взором

Увидел в их руках, а прах отцов.

[der-0309]

Доколь из-за жизненных бед свои сокрушать сердца?

Ты ношу печали своей едва ль донесешь до конца.

Увы! Не в наших руках твои дела и мои,

И здесь покориться судьбе не лучше ль для мудреца?

[der-0310]

Наш мир -- подобье старого рабата, [Р-001]

Ночлежный дом рассвета и заката,

Остатки пира после ста Джамшидов, [Д-005]

Пещеры ста Бахрамов свод заклятый. [Б-006]

[der-0311]

Загадок вечности не разумеем -- ни ты, ни я.

Прочесть письмен неясных не умеем -- ни ты, ни я.

Мы спорим перед некою завесой. Но час пробьет,

Падет завеса, и не уцелеем -- ни ты, ни я.

[der-0312]

Ты сердцу не ищи от жизни утоленья,

Где Джам и Кей-Кубад? Они -- добыча тленья. [Д-005],[К-016]

И вся вселенная и все дела земли -

Обманный сон, мираж и краткое мгновенье.

[der-0313]

Неужто для отдыха места мы здесь не найдем?

Иль вечно идти нескончаемым этим путем?

О, если б надеяться, что через тысячи лет

Из чрева земли мы опять, как трава, прорастем!

[der-0314]

Саки! Пусть любви удостоен я пери прелестной, [С-001],[П-003]

Пусть винную горечь заменят мне влагой небесной.

Пусть будет чангисткой Зухра, собеседник -- Иса. [Ч-001],[З-003],[И-007]

Коль сердце не радостно, то пировать неуместно.

[der-0315]

Човган судьбы, как мяч, тебя гоняет. [Ч-002]

Беги проворней, -- спор не помогает!

Куда? Зачем? -- Не спрашивай. Игрок

Все знает сам! Он знает, он-то знает!

[der-0316]

По книге бытия гадал я о судьбе.

Мудрец, скрывая скорбь душевную в себе,

Сказал: "С тобой -- луна в ночи, как месяц, долгой.

Блаженствуй с ней! Чего еще искать тебе?"

[der-0317]

Вот в чаше бессмертья вино, -- выпей его!

Веселье в нем растворено, -- выпей его!

Гортань, как огонь, обжигает, но горе смывает

Живою водою оно, -- выпей его!

[der-0318]

Пусть в наших знаньях -- изъян, в постулатах -- обманы.

Полно томиться, разгоним сомнений туманы!

Лучше наполним широкую чашу вином,

Выпьем и веселы будем -- ни трезвы, ни пьяны.

[der-0319]

Зачем печалью сердечный мир отягчать?

Зачем заботой счастливый день омрачать?

Никто не знает, что нас потом ожидает.

Здесь нужно все нам, что можем мы пожелать.

[der-0320]

С беспечным сердцем встречай рассвет и закат,

Пей с луноликой, утешь и сердце, и взгляд.

О друг, не время терзаться тщетной заботой,

Ведь из ушедших никто не вернулся назад.

[der-0321]

Ты жив, здоров, беспечен, пей пока

С красавицей, как роза цветника,

Покамест не сорвет дыханье смерти

Твой краткий век подобьем лепестка.

[der-0322]

Мне богом запрещено -- то, что я пожелал,

Так сбудется ли оно -- то, что я пожелал?

Коль праведно все, что Изед захотел справедливый,

Так значит, все -- ложно, грешно, -- то, что я пожелал.

[der-0323]

Тот, кто землю поставил и над нею воздвиг небосвод,

Сколько горя с тех пор он печальному сердцу несет.

Сколько ликов прекрасных, как луны, и уст, как рубины,

Скрыл он в капище праха земного, под каменный гнет.

[der-0324]

Малая капля воды слилась с волною морской.

Малая горстка земли смешалась с перстью земной.

Что твой приход в этот мир и что твой уход означают?

Где эта вся мошкара, что толклась и звенела весной?

[der-0325]

Хоть грешен и несчастен я, хоть мерзостен себе я сам,

Но не отчаиваюсь я, в кумирню не бегу к богам, [К-026]

С похмелья полумертв с утра -- встаю, иду я, как вчера,

К красавицам, в питейный дом, а не в мечеть, не в божий храм!

[der-0326]

Для тех, кому познанье тайн дано,

И радость, и печаль -- не все ль равно?

Но коль добро и зло пройдут бесследно,

Плачь, если хочешь, -- или пей вино.

[der-0327]

Мы были каплей и от жара страсти

Явились в мире -- не по нашей власти,

И если завтра вихрь развеет нас,

Найди хоть в чаше винной отблеск счастья.

[der-0328]

Мы чашей весом в ман печаль сердец убьем, [М-003]

Обогатим себя кувшинами с вином.

Трикраты дав развод сознанью, званью, вере,

На дочери лозы мы женимся потом.

[der-0329]

Как странно жизни караван проходит.

Блажен, кто путь свой весел, пьян проходит.

Зачем гадать о будущем, саки? [С-001]

Дай мне вина! Ночной туман проходит!

[der-0330]

Огонь моей страсти высок пред тобой, -- так да будет!

В руках моих -- гроздий сок огневой, -- так да будет!

Вы мне говорите: "Раскайся, и будешь прощен".

А если не буду прощен, будь что будет со мной! -- так да будет!

[der-0331]

В воздух бросило солнце блистающий утра аркан,

И над шариком в чаше раздумьем Хосров обуян. [Х-013]

Пей вино! Это клики любви во вселенной безмерной

Отзываются откликом: "Пей же, пока ты не пьян."

[der-0332]

Эй, муфтий, погляди... Мы умней и дельнее, чем ты. [М-013]

Как с утра мы ни пьяны, мы все же трезвее, чем ты.

Кровь лозы виноградной мы пьем, ты же кровь своих ближних;

Сам суди, кто из нас кровожадней и злее, чем ты.

[der-0333]

Доколь мне в обмане жить, как в тумане бродить?

Доколь мне, о жизнь, осадки мутные пить?

Наскучила мне твоя хитрость, саки вероломный, [С-001]

И жизнь я готов, как из чаши, остатки пролить.

[der-0334]

Любимая, чьим взглядом сердце ранено,

Сама петлею горя заарканена.

Где я найду бальзам, когда сознание

Целительницы нашей отуманено?

[der-0335]

Пред тем, как испытать превратности сполна,

Давай-ка разопьем сегодня ратль вина. [Р-004]

Что завтра нам сулит вращенье небосвода?

Быть может, и вода не будет нам дана.

[der-0336]

Мой дух скитаньями пресытился вполне,

Но денег у меня, как прежде, нет в казне.

Я не ропщу на жизнь. Хоть трудно приходилось,

Вино и красота все ж улыбались мне.

[der-0337]

Ты ради благ мирских сгубил земные дни,

Но вспомни день Суда, на жизнь свою взгляни.

Ведь многих до тебя стяжание сгубило.

И что постигло их? Где все теперь они?

[der-0338]

Кто слово разума на сердце начертал,

Тот ни мгновения напрасно не терял.

Он милость Вечного снискать трудом старался -

Или покой души за чашей обретал.

[der-0339]

Мы чистыми пришли и осквернились,

Мы радостью цвели и огорчились.

Сердца сожгли слезами, жизнь напрасно

Растратили и под землею скрылись.

[der-0340]

Солнце пламенного небосклона -- это любовь,

Птица счастья средь чащи зеленой -- это любовь,

Нет, любовь не рыданья, не слезы, не стон соловья,

Вот когда умираешь без стона -- это любовь.

[der-0341]

Когда у меня нет вина, в тот день, как больной, я влачусь,

Приемля целебный бальзам, я, словно от яда, томлюсь.

Превратности мира мне -- яд, а противоядье вино,

Когда я выпью вина, то яда я не страшусь.

[der-0342]

Никто не соединился с возлюбленною своей,

Пока не изранил сердце шипами, как соловей,

Пока черепаховый гребень на сотню зубов не расщеплен,

Он тоже не волен коснуться твоих благовонных кудрей.

[der-0343]

Сказал я сам себе: вина я пить не буду,

Кровь виноградных лоз теперь я лить не буду.

"Ты впрямь решил не пить?" -- спросил меня рассудок,

А я: "Как мне не пить? Тогда я жить не буду".

[der-0344]

Вновь меня чистым вином, о друзья, напоите,

Розы весны пожелтевшим ланитам верните.

В день моей смерти вы прах мой омойте вином,

Из виноградной лозы мне табут смастерите. [Т-001]

[der-0345]

Вином и пери счастье мне дано. [П-003]

Пусть будет сердце радостью полно.

Всегда, пока я, был, и есть, и буду,

Я пил, и пью, и буду пить вино.

[der-0346]

Вновь распускаются розы под утренним ветерком,

И соловьиною песней все огласилось кругом.

Сядем под розовой сенью! Будут, как нынче, над нами

Их лепестки осыпаться, когда мы в могилу сойдем.

[der-0347]

Когда опять вы в погребок укромный постучите,

Вы лицезрением друзей сердца развеселите.

Когда саки вас угостит пьянящей влагой магов, [С-001],[М-001]

Вы добрым словом и меня, беднягу, помяните.

[der-0348]

Если тайну среди трущоб я открою тебе, любя,

Это лучше пустых молитв, пусть в михрабе, -- но без тебя, [М-009]

Ты -- конец и начало всего, без тебя и нет ничего,

Хочешь -- сам меня одари, иль сожги, навек истребя.

[der-0349]

Ты мой кувшин с вином разбил, о господи!

Ты дверь отрады мне закрыл, о господи!

Ты пролил на землю вино пурпурное...

Беда мне! Или пьян ты был, о господи?

[der-0350]

Тот гончар, что, как чаши, у нас черепа округлил,

Впрямь искусство в гончарном своем ремесле проявил.

Над широкой суфрой бытия опрокинул он чашу

И всю горечь вселенной под чашею той заключил.

[der-0351]

Взрастит ли розу в мире небосвод,

Что после зноем полдня не сожжет?

Когда б копился в тучах прах погибших,

То дождь кровавый падал бы с высот.

[der-0352]

Ты дай вина горе -- гора пошла бы в пляс.

Пусть карой за вино глупец пугает вас,

Я в том, что пью вино, вовеки не раскаюсь,

Ведь мысль и дух оно воспитывает в вас.

[der-0353]

Вчера раскрошил я о камень кувшин обливной.

Быв пьяным, свершил я поступок нелепый такой.

Кувшин прошептал мне: "Тебе я был прежде подобен,

Не стало б того же с тобою, что стало со мной!"

[der-0354]

Разум смертных не знает, в чем суть твоего бытия.

Что тебе непокорность моя и покорность моя?

Опьяненный своими грехами, я трезв в упованье,

Это значит: я верю, что милость безмерна твоя.

[der-0355]

На пиру рассудка разум мне всегда гласит одно,

Хоть в Аравии и Руме разнотолк идет давно:

"Пить вино грешно, но имя благодати -- Майсара.

Майсара, -- сказал создатель, -- значит: пей вино".

[der-0356]

Теперь, пока ты волен, встань, поди,

На светлый пир любовь свою веди.

Ведь это царство красоты не вечно,

Кто знает: что там будет впереди?

[der-0357]

Встань, милый отрок мой, рассвет блеснул лучом.

Наполни чаш кристалл рубиновым вином.

Нам время малое дано в юдоли бренной.

То, что уйдет навек, мы больше не вернем.

[der-0358]

Те, что вместо благочестья лицемерье славят,

Меж душой живой и телом средостенье ставят.

Их послушав, я на темя ставлю хум с вином, [Х-014]

Хоть, как петуху, мне темя гребнем окровавят.

[der-0359]

Возлюбленная, да будет жизнь твоя дольше моей печали!

Сегодня милость явила мне, как прежде, когда-то вначале.

Бросила взгляд на меня и ушла, как будто сказать хотела:

"Сделай добро и брось в поток, чтобы людям волны умчали".

[der-0360]

Я пью вино, но я не раб тщеты.

За чашей помыслы мои чисты.

В чем смысл и сила поклоненья чаше?

Не поклоняюсь я себе, как ты.

[der-0361]

Ты, кравчий, озарил мою судьбу,

Ты -- свет влюбленному, а не рабу.

А тот, кто не погиб в потоке горя,

Живет в ковчеге Ноя, как в гробу. [Н-004]

[der-0362]

В горшечный ряд зашел я на базар,

Там был гончарный выставлен товар.

И вдруг -- один кувшин глаголом тайным

Спросил: "Где покупатель? Где гончар?"

[der-0363]

Что мне троны султанов? Что мне их дворцы и казна?

Не нужна мне чалма из касаба, мне флейта нужна!

Звук молитвенных четок -- посланников рати обмана

Отдаю я сполна за вечернюю чашу вина;

[der-0364]

Вчера, хмельной, я шел в кабак по городским руинам;

И пьяный старец в майхане мне встретился с кувшином. [М-002]

Сказал я: "Бога постыдись. Подумай о душе!"

А он: "Бог милостив! Садись! И выпить помоги нам".

[der-0365]

Безумец я -- влюблен в вино, -- ну что ж:

Позора не страшись, пока ты пьешь.

Так много пил я, что прохожий спросит:

"Эй, винный жбан, откуда ты бредешь?"

[der-0366]

Сегодня имя доброе -- позор,

Насилием судьбы терзаться -- вздор!

Нет, лучше пьяным быть, чем, став аскетом,

В неведомое устремлять свой взор.

[der-0367]

Я знаю всю зримую суть бытия и небытия.

Все тайны вершин и низин постигла душа моя.

Но я от всего отрекусь и знаний своих устыжусь,

Коль миг протрезвленья один за век свой припомню я.

[der-0368]

Чудо -- чаша. Бессмертный мой дух восхваляет ее

И стократно в чело умиленно лобзает ее.

Почему же художник-гончар эту дивную чашу,

Не успев изваять, сам потом разбивает ее?

[der-0369]

Мы сперва покупаем вино молодое,

За два зернышка все уступаем земное.

Ты спросил! "Где ты будешь -- в аду иль в раю?"

Дай вина и оставь меня, братец, в покое.

[der-0370]

Если истина в мире условна, что ж сердце губя,

Предаешься ты скорби, страданья свои возлюбя.

С тем, что есть, примирись, о мудрец. То, что вечным каламом [К-008]

Предначертано всем, не изменится ради тебя.

[der-0371]

Влюбленные, пьяные -- вновь мы без страха

Вину поклоняемся, вставши из праха,

И сбросив, как рубище, плен бытия,

Сегодня вступаем в чертоги аллаха. [А-017]

[der-0372]

Хоть я в покорстве клятвы не давал,

Хоть пыль грехов с лица не отмывал,

Но верил я в твое великодушье.

И одного двумя не называл.

[der-0373]

Ты учишь: "Верные в раю святом

Упьются лаской гурий и вином"

Какой же грех теперь в любви и пьянстве,

Коль мы в конце концов к тому ж придем?

[der-0374]

Коль раздобуду я вина два мана, [М-003]

Лепешку и жаркое из барана

И с милой средь руин уединюсь, -

То будет мир, достойный лишь султана.

[der-0375]

Когда наши души уйдут, с телами навек разлучась,

Из праха умерших давно построят надгробье для нас.

И долгие годы пройдут, и правнуки наши умрут,

Пойдем на надгробье для них и мы, в кирпичи превратясь.

[der-0376]

"Те, что живут благочестиво, -- говорят, -

Войдут такими же, как были, в господень райский сад."

Мы потому не расстаемся с возлюбленной, с вином -

Ведь может быть, как здесь мы жили, так нас и воскресят.

[der-0377]

Небосвод! Лишь от злобы твоей наши беды идут.

От тебя справедливости мудрые люди не ждут.

О земля! Если взрыть глубину твоей груди холодной,

Сколько там драгоценных алмазов и лалов найдут? [Л-001]

[der-0378]

"Всех пьяниц и влюбленных ждет геенна."

Не верьте, братья, этой лжи презренной! -

Коль пьяниц и влюбленных в ад загнать,

Рай опустеет завтра ж, несомненно.

[der-0379]

По краям этой чаши прекрасной вились письмена,

Но разбита и брошена в пыль на дорогу она.

Обойди черепки осторожно. Была ведь, быть может,

Эта чаша из чаши прекрасной главы создана.

[der-0380]

Зачем, о грехах вспоминая, Хайям, убиваешься ты?

О грешник, иль в милости божьей душой сомневаешься ты?

Коль не было бы грехов, то не было бы и прощенья.

Прощенье живет для греха. Так о чем сокрушаешься ты?

[der-0381]

Эй, неженка, открой навстречу утру взгляд,

И пей вино и пой, настроив струнный лад.

Ведь кто сегодня жив, тот завтра будет взят,

А кто ушел навек, тот не придет назад.

[der-0382]

Когда смерть меня схватит, задора полна,

Как меня, словно птицу, ощиплет она,

Вы из персти моей смастерите кувшин.

Может быть, оживит меня запах вина.

[der-0383]

Мне говорят: "Не пей, чтоб не попасть в беду,

Иначе в судный день очутишься в аду"

Пусть так, но я отдам за чашу оба мира

И до пьяна упьюсь, и пьяный в гроб сойду.

[der-0384]

Кто мы -- Куклы на нитках, а кукольщик наш -- небосвод

Он в большом балагане своем представленье ведет.

Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит,

А потом в свой сундук одного за другим уберет.

[der-0385]

Увидел птицу я среди руин твердыни

Над черепом царя, валявшимся в пустыне.

И птица молвила: "Ты ль это Кей-Кавус? [К-015]

Где гром твоих литавр? Где трон и меч твой ныне?"

[der-0386]

О небосвод! Что ты сердце мое огорчаешь,

Счастья рубаху на мне ты в клочки разрываешь,

Делаешь северный ветер дыханьем огня,

Воду в моей пиале ты в песок превращаешь. [П-008]

[der-0387]

Одна рука -- на Коране, другая -- на чаше пиров. [К-021]

То мы -- благочестивы, то нет для молитвы слов.

Под этим мраморным сводом, в эмалевой бирюзе

Кто мы -- мусульмане, кафиры? -- Не ясно, в конце концов. [К-011]

[der-0387]-1

Священный Коран -- в деснице, а в левой -- чаша пиров. [К-021]

То мы -- благочестивы, то нет для молитвы слов.

Под этим мраморным сводом, в эмалевой бирюзе

Кто мы -- мусульмане, кафиры? -- Не ясно, в конце концов. [К-011]

[der-0388]

Ведь задолго до нас ночь сменялась блистающим днем,

И созвездья всходили над миром своим чередом.

Осторожно ступай по земле! Каждый глины комок,

Каждый пыльный комок был красавицы юной зрачком.

[der-0389]

Из-за рока неверного, гневного не огорчайся.

Из-за древнего мира плачевного не огорчайся.

Весел будь! Что случилось -- прошло, а что будет, не видно.

Ради сует удела двухдневного не огорчайся.

[der-0390]

Будь весел, праздник вновь прославлен будет,

Пиры начнутся, пост оставлен будет.

Ущербный месяц тощ. День, два пройдет -

И он от всех невзгод избавлен будет.

[der-0391]

Все этого пестрого мира дела, -- как я вижу -

Презренны, никчемны, исполнены зла, -- как я вижу.

Что ж, слава творцу! Этот дом, что я строил всю жизнь,

Невежды сожгут и разрушат дотла, -- как я вижу.

[der-0391]-1

Презренны все этого мира дела, как я вижу,

А люди, а люди исполнены зла, как я вижу.

Что ж, слава творцу! Этот дом, что я строил всю жизнь,

Невежды сожгут и разрушат дотла, как я вижу.

[der-0392] [org-0662]

Если в городе отличишься, станешь злобы людской мишенью.

Если в келье уединишься, -- повод к подлому подозренью.

Будь ты даже пророк Ильяс, будь ты даже бессмертный Хызр. [И-003],[Х-017]

Лучше стань никому неведом, лучше стань невидимой тенью.

[der-0393]

Ни увеличить нам нельзя, ни приуменьшить свой удел.

Не огорчайся же, мудрец, из-за пустых иль важных дел.

Увы, я к выводу пришел: твоя ль судьба, моя ль судьба

Не воск в руках. Никто досель придать ей форму не сумел.

[der-0394]

Посмотри на стозвездный опрокинутый небосвод,

Под которым мудрейшие терпят насилье и гнет.

Посмотри на лобзанье любви пиалы и бутыли -- [П-008]

Как прильнули друг к другу, а кровь между ними течет.

[der-0395]

Уж лучше пить вино и пери обнимать, [П-003]

Чем лицемерные поклоны отбивать.

Ты нам грозишь, муфтий, что пьяниц в ад погонят, [М-013]

Кому ж тогда в раю за чашей пировать?

[der-0396]

Ты полон бодрой силой, -- пей вино,

С прекрасноликой милой -- пей вино.

Мир этот бренный -- темные руины.

Забудь, что есть и было, -- пей вино.

[der-0397]

Доколе быть в плену румян и благовоний,

За тленной красотой и мерзостью в погоне?

Будь родником Замзам, ключом Воды Живой, -- [З-001]

В свой срок ты скроешься в земном глубоком лоне.

[der-0398]

Ста сердец и ста вер дороже чаша одна.

Все китайское царство не стоит глотка вина.

Что еще есть на свете, кроме вина цвета лала? -- [Л-001]

Только скорбь, что вся радость земли усладить не вольна

[der-0399]

В час, когда увлажнятся тюльпаны вечерних полей

фиалки наклонятся, став от росы тяжелей, -

Только те мне по нраву цветы, что от сырости ночи

Подбирают ревнивые полы одежды своей.

[der-0400]

С древа старости желтый последний слетает листок,

Посинели гранаты увядших и сморщенных щек.

Крыша, дверь и четыре подпорки стены бытия

Угрожают паденьем. Настал разрушения срок.

[der-0401]

Я не был трезв ни дня, я не таю.

Я опьянен всегда; в ночь Кадр я пью, [К-007]

Уста -- к устам фиала; до рассвета [Ф-006]

Рукою шею хума обовью. [Х-014]

[der-0402]

Ты не бываешь пьяным? Но пьяных не упрекай!

Ты не живи обманом, низостей не совершай!

Ты предо мной возгордился тем, что вином не упился?

Трезв ты, но полон скверны, и скверна бьет через край!

[der-0403]

Пей вино, лишь оно одно забвенье тебе принесет,

Душу врага лишь оно смятением потрясет.

Что пользы в трезвости? Трезвость -- источник мыслей бесплодных.

Все в этом мире -- смертны, и все бесследно пройдет.

[der-0404]

Тайны мира, что я изложил в сокровенной тетради,

От людей утаил я, своей безопасности ради,

Никому не могу рассказать, что скрываю в душе,

Слишком много невежд в этом злом человеческом стаде.

[der-0405]

Ты алчность укроти, собой живи,

К делам судьбы презрение яви!

Промчится быстро век твой пятидневный

Вину предайся, песням и любви !

[der-0406]

Хоть этот мир лишь для тебя, ты мыслишь, сотворен,

Не полагайся на него, будь сердцем умудрен.

Ведь много до тебя людей пришло -- ушло навеки

Возьми свое, пока ты сам на казнь не уведен.

[der-0407]

Встань, не тужи! Что печалью о бренном томиться?

К нам приходи, чтоб за чашею повеселиться.

Если бы нравом судьба постоянна была,

То и тебе никогда не пришлось бы родиться.

[der-0408]

Считай хоть семь небес, хоть восемь над землей, -

Ведь не изменит их движенья разум твой.

Раз нужно умереть, не все ль равно: в гробнице

Съест муравей тебя, иль волк в глуши степной.

[der-0409]

Виночерпий! Что делать мне с сердцем моим?

Мертвым лучше в могиле, спокойнее им.

Сколько раз я ни каялся, сколько ни плакал -

Все грешу! Очевидно, я -- неисправим.

[der-0410]

Мирские тревоги -- смертельный яд, чаша -- противоядье его.

Блажен, кто противоядие пьет, не страшен гибельный яд для него.

С юными пери пей вино на свежем ковре зеленой травы [П-003]

Во все свои дни, покамест трава из праха не выросла твоего.

[der-0411]

Будь решительным! От обрядов пустых отказаться пора давно,

Не скупись, делись и с другими тем, что тебе судьбою дано.

В этом мире не покушайся на жизнь и достаток бедных людей.

Головой отвечаю -- ты будешь в раю. Так проворней неси вино!

[der-0412]

Внимаю я твоим укорам, как слову злобного навета, -

Безбожником меня зовешь ты, гулякой, поношеньем света.

Я признаю: ты прав, я грешен, но на себя взгляни сначала,

Скажи по правде: ты мне разве достоин говорить все это?

[der-0413]

Из мира праведного дух, не оскверненный дольним прахом,

К тебе явился. Встань пред ним с улыбкою, а не со страхом,

И чашу утренним вином для гостя доверху налей,

Чтоб молвил он: "Да будет день счастливый дан тебе аллахом" [А-017]

[der-0414]

Вновь из тучи над лугом слезы молча текут.

Без вина в этом мире мудрецы не живут.

Стебли тонких травинок мы видим сейчас,

Кто ж увидит травинки, что из нас прорастут?

[der-0415]

Что будущею занят ты судьбой,

Терзаешься бессмысленной борьбой?

Живи беспечно, весело. Вначале

Не посоветовались ведь с тобой.

[der-0416]

О мудрый, утром раньше встань, когда кругом прохлада,

И догляди, как мальчик пыль взметает за оградой

Ты добрый дай ему совет: "Потише! Не пыли!

Ведь эта пыль -- Парвиза прах и сердце Кей-Кубада" [П-001],[К-016]

[der-0417]

Жаждой вина огневого душа моя вечно полна,

Слуху потребны напевы флейт и рубаба струна. [Р-007]

Пусть после смерти кувшином я стану на круге гончарном,

Лишь бы кувшин этот полон был чистым рубином вина.

[der-0418]

Уж если в наше время разум и бесполезен, и вредит

И все дары судьба невежде и неразумному дарит,

Дай чашу мне, что похищает мой разум; пусть я поглупею -

И на меня судьба, быть может, взор благосклонный обратит.

[der-0419]

Сказала роза: "Я Юсуф египетский среди лугов, [Ю-001]

Как драгоценный лал в венце из золота и жемчугов". [Л-001]

Сказал я: "Если ты -- Юсуф, примета где?" А роза мне: [Ю-001]

"Взгляни на кровь моих одежд и все ты сам поймешь без слов?"

[der-0420]

Все, что есть -- только вымысел, сном улетает.

И не избранный тот, кто о том не узнает.

Сядь, испей эту чашу и развеселись!

Пусть тебя сожаленье потом не терзает.

[der-0421]

Жизнь, как роспись стенная, тобой создана,

Но картина нелепостей странных полна.

Не могу я быть лучше! Ты сам в своем тигле

Сплав мой создал; тобою мне форма дана.

[der-0422]

Встань, милая! Дай мне вина! Вниманье мне яви!

Сегодня счастлив я с тобой, удел мой -- путь любви.

Дай розового мне вина, как цвет твоих ланит.

Запутан мой, извилист путь, как локоны твои.

[der-0423]

Сперва мой ум по небесам блуждал,

Скрижаль, калам, и рай, и ад искал. [К-008]

Сказал мне разум: "Рай и ад -- с тобою, -

Все ты несешь в себе, чего алкал"

[der-0424]

Был мой приход -- не по моей вине.

И мой уход -- не по моей вине.

Встань, подпояшься, чашу дай мне, кравчий,

Все скорби мира утопи в вине!

[der-0425]

Веселья нет. Осталось мне названье лишь веселья.

И друга нет. Осталось мне лишь доброе похмелье.

Не отнимай руки своей от полной пиалы! [П-008]

Нам остается только пить, иное все -- безделье.

[der-0426]

Когда настанет срок и ты расстанешься с душой,

Там -- за завесой вечных тайн -- увидишь мир иной.

Пей, коль неведомо тебе -- откуда ты пришел,

Куда уйдешь потом и что там станется с тобой.

[der-0427]

Пей вино, ибо долго проспишь ты в могиле твоей

Без товарищей милых своих и сердечных друзей.

Есть печальная тайна -- другим ее не сообщай, -

Что увядший тюльпан не раскроется среди полей.

[der-0428]

Пей вино, оно уносит думы о богатстве и нужде,

О семидесяти двух ученьях, что суют свой нос везде.

Эликсир таится в винной чаше. Ты его не избегай!!

Отхлебнув один глоток, забудешь о назойливой беде.

[der-0429]

Дай мне вино! Оно одно -- души израненной бальзам.

В нем -- исцеленье мук любви и утоление слезам.

И дольний прах, где пролился фиал вина, дороже нам, [Ф-006]

Чем череп мира -- небосвод, и чище, чем родник Замзам. [З-001]

[der-0430]

"О нечестивец! -- мне кричат мои враги, -- не пей вина!

Вино издревле -- веры враг, и в том нам заповедь дана!"

Они открыли мне глаза: когда вино -- ислама враг,

Клянусь аллахом, буду пить! Ведь кровь врага разрешена. [А-017]

[der-0431]

С тех пор, как на небе зажглись Луна и светлая Зухра, [З-003]

Нам -- смертным -- высшее дано блаженство -- пить вино с утра!

Вино кабатчик продает, а сам -- глупец -- глотка не пьет,

Источник счастья у него; какого ждать еще добра?

[der-0432]

Зачем ты мне явил сперва великодушие и милость?

Твое лицо передо мной, как солнце, ласкою лучилось

Так что же этот свет померк и в горе ты меня поверг?

Не знаю -- в чем моя вина! Молю-ответь мне: что случилось?

[der-0433]

Упоите меня! Дайте гроздий мне чистый мак!

Пусть, как яхонт, зардеет янтарь моих желтых щек

А когда я умру, то вином омойте меня,

Из лозы виноградной на гроб напилите досок.

[der-0434]

Я пью вино во всякий день беспечно,

Достойно это жизни быстротечной.

Предвечный раньше знал: я буду пить,

Невеждой быть не мог Яздан предвечный. [Я-001]

[der-0435]

Вставай! Приступим к чистому вину,

Довольно у печали жить в плену!

Докучный разум оглушим кувшином,

Чтоб он надолго отошел ко сну.

[der-0436]

Тень пустую от приманки отличать не всем дано.

Сердце двойственно -- к мечети и к вину обращено.

Я всегда с вином и милой, что бы после ни грозило

Лучше ль быть незрелым в келье или зрелым пить вино?

[der-0437]

Мир двухдневный ненадежен; жалок преданный ему.

Я избрал вино, веселье, проходя из тьмы во тьму.

Мне твердят: "Прощенье пьянства лишь один дарует бог"

Не дарует! И такого дара -- сам я не приму.

[der-0438]

Собирай гуляк, где можешь, и на пир свой приглашай.

Шариат, поста основы и намазы нарушай! [Ш-003],[Н-003]

Вот святой завет Хайяма: "Пей! Высмеивай святош

И дела добра, где можешь, полной мерой совершай!"

[der-0439]

Коль от молитв лицемерных в кабак ты уйдешь, -- хорошо,

Если красавицу-пери за кудри возьмешь, -- хорошо. [П-003]

Помни -- пока не успела судьба твоей кровью упиться,

Если ты кубок свой кровью кувшина нальешь, -- хорошо.

[der-0440]

Я, подметавший бородой пороги кабаков,

Простился и с добром и злом великих двух миров.

Пусть оба мира упадут, ты их во мне найдешь.

Когда лежу мертвецки пьян в одном из погребков.

[der-0441]

Лучше уж выпить глоток вина, чем царство завоевать!

Мудрый, всего, что не есть вино, старайся здесь избегать,

Чаша одна превыше в сто раз, чем Фаридунов престол, [Ф-001]

Не захочу я винный кувшин на венец Хосрова сменять. [Х-013]

[der-0442]

Ты склонен давать объясненья различным приметам

О чем так тревожно петух голосит пред рассветом?

Он в зеркале утра увидел: еще одна ночь

Ушла невозвратно. А ты не ведал об этом?

[der-0443]

Кувшин мой был прежде влюбленным, все муки мои он познал

Кудрей завитками плененный, как я, от любви изнывал

А ручка на шее кувшина -- наверно, когда-то была

Рукою, которою шею возлюбленной он обнимал.

[der-0444]

Я к ланитам, подобным розе весной, тянусь.

Я к кувшину с вином и к чаше рукой тянусь.

Прежде чем рассыплется в прах мой живой сосуд,

Долю взять я от радости каждой земной тянусь.

[der-0445]

Хайям, если ты вином опьянен, благодарствуй судьбе,

Если с возлюбленной уединен, -- благодарствуй судьбе

Конец, истребленье -- явлений всех завершенье,

Пока ты смертью не истреблен, -- благодарствуй судьбе.

[der-0446]

Ты бери свою долю из круговорота времен

Восседай на престоле веселья, вином опьянев.

Нет заботы аллаху -- покорны мы иль непокорны, [А-017]

Здесь возьми свое счастье; вот-смертных извечный закон.

[der-0447]

Во сне сказал мне пир: "Покинь свою кровать, [П-004]

Ведь розу радости нельзя во сне сорвать.

Ты, лежебок, все спишь, а сон подобен смерти.

Встань! Ведь потом века тебе придется спать!"

[der-0448]

Долго ли мне тужить о том, что давно решено,

И хорошо ли прожить мне век мой судьбою дано?

Выдохну я этот вдох или нет -- и сам я не знаю,

Ну, так скорей в эту чашу чистое лей мне вино!

[der-0449]

Открой мне, боже, дверь твоих щедрот,

Дай хлеб и все, чем дольний прах живет,

И до беспамятства мне дай упиться,

Чтоб никаких не ведал я забот.

[der-0450]

Чуть утром голубым блеснет просвет окна,

Кристальный мой фиал налейте дополна. [Ф-006]

Ведь люди говорят, что истина горька,

Не скрыта ль истина и в горечи вина?

[der-0451]

В обители о двух дверях, чем, смертный, ты обогащен?

Ты, сердце в муках истерзав, на расставанье обречен.

Поистине блажен лишь тот, кто в этот мир не приходил.

Блажен, кто матерью земной для жизни вовсе не рожден.

[der-0452]

Смилуйся, боже, над сердцем моим, плененным земной суетой!

Смилуйся над многострадальной моей жизнью, тоской и тщетой!

Ноги прости мои! Это они в майхану уносят меня! [М-002]

Смилуйся и над моею рукой, что тянется за пиалой! [П-008]

[der-0453]

Ты, мудрец, не слушай люда, что покорствовать небу велят.

Утешайся чистым вином, пусть красавицы радуют взгляд!

Приходившие в этот мир все ушли -- один за другим.

И никто не видел нигде возвратившегося назад.

[der-0454]

Здесь каждая пылинка праха, что к ночи на землю легла,

Была частицей тела пери, сияньем юного чела. [П-003]

Пыль вытирая, осторожно касайся розовых ланит.

Ведь эта пыль благоуханным, быть может, локоном была.

[der-0455]

Кувшин, в который наливают вино для грузчиков поденных.

Гончар лепил из плоти шахов, когда-то временем сраженных,

И эта глиняная чаша, что ходит по рукам гуляк,

Возникла из ланит румяных и уст красавиц погребенных.

[der-0456]

Пока в дорогу странствий не сберешься, -- не выйдет ничего,

Пока слезами мук не обольешься- не выйдет ничего.

О чем скорбишь? Покамест, как влюбленный,

Ты от себя совсем не отречешься, -- не выйдет ничего.

[der-0457]

Чуть алою розою ранняя вспыхнет весна,

Вели, мой кумир, чтобы в меру нам дали вина.

О гуриях и о чертогах, о рае и аде [Г-003]

Не думай, все -- сказка, все -- выдумка только одна.

[der-0458]

Не была познанья жажда чуждой сердца моего,

Мало тайн осталось в мире, не доступных для него.

Семьдесят два долгих года размышлял я дни и ночи,

Лишь теперь уразумел я, что не знаю ничего.

[der-0459]

Ни зерна надежды на гумне пустом.

Мы с тобой уйдем, покинем сад и дом,

Серебро, вино и хлеб истрать с друзьями,

Или все врагу достанется потом.

[der-0460]

Мой враг меня философом нарек, -

Клевещет этот злобный человек!

Будь я философ, в эту область горя -

На муки, не пришел бы я вовек!

[der-0461]

Солнце розами я заслонить не могу,

Тайну судеб словами раскрыть не могу.

Из глубин размышлений я выловил жемчуг,

Но от страха его просверлить не могу.

[der-0462]

Мы -- основа веселья, мы -- бедствия рудные горы.

Мы -- насилия корень, мы -- правды воздвигли опоры.

Низки мы и высоки, как ржавое зеркало, тусклы,

И, как чаша Джамшида, блистаем и радуем взоры. [Д-005]

[der-0463]

Порой кто-нибудь идет напролом и нагло кричит: -- Это я!

Богатством кичится, звенит серебром и златом блестит -- Это я !

Но только делишки настроит на лад -- и знатен, глядишь, и богат,

Как из засады подымется смерть и говорит -- Это я!

[der-0464]

Будь весел! Чаянья твои определил -- вчерашний день.

Себя от прежних просьб твоих освободил вчерашний день.

С кем спорить? Ни о чем тебя не расспросил вчерашний день.

Что завтра сбудется с тобой -- не приоткрыл вчерашний день.

[der-0465]

Я для вина кувшин себе у гончара достал,

Пил из него. И вот кувшин мне тайну прошептал!

Я шахом был, вино я пил из чаши золотой,

Теперь у пьяницы в руках кувшином винным стал!

[der-0466]

Когда б сорвал я плод надежд, о жизнь, с твоих ветвей,

То, верно, отыскал бы нить клубка судьбы своей

Доколь кричать о тесноте темницы бытия,

Томиться -- и к небытию не находить дверей?

[der-0467]

Когда б небеса справедливо вершили дела,

Велениям неба не молкла бы в мире хвала.

Когда б от судьбы справедливость и милость явилась,

Ничья бы душа и в обиде тогда не была.

[der-0468]

Загадок вечных бытия едва ль откроешь ты ответ.

Теченья мысли мудрецов ты не постигнешь за сто лет.

Вставай -- и на лугу с вином свой рай отрадный создавай

Кто знает; попадешь в эдем ты после смерти, или нет? [Э-001]

[der-0469]

Море сей жизни возникло из сокровенных сил,

Жемчуг раскрытия тайны никто еще не просверлил.

Толк свой у каждого века -- по знанию и пониманью.

Истинной сути творенья никто еще не объяснил.

[der-0470]

О кумир в сиянье красоты живом,

Встань, подай скорее нам кувшин с вином.

В светлом опьяненье разрешим сомненья,

Прежде чем мы сами на кувшин пойдем.

[der-0471]

Одних приводят, других похищают,

Куда, откуда? -- Не сообщают. Все -- тьма.

Лишь ясно: жизнь наша -- чаша,

Которой в хуме вино измеряют. [Х-014]

[der-0472]

Изнемогаю я, плачу, не осушая глаз,

А ты в наслажденьях тонешь, ты радостен в этот час.

Но ты не кичись предо мною! -- Вращение небосвода

Таит нежданного много за темной завесой от нас.

[der-0473]

Душой, перенесшей страданья, свобода обретена.

Пусть капля томится в темнице -- становится перлом она.

Не плачь: если ты разорился, богатство еще возвратится,

Пускай опорожнена чаша -- опять она будет полна.

[der-0474]

От бездны мрачного Надира до кульминации Кейвана [К-014]

Я разрешил загадки мира, трудясь над ними неустанно.

Труднейшие узлы вселенной распутал я проникновенно,

И лишь узла простого смерти -- не развязал я, -- вот что странно.

[der-0475]

Коль растет из корня счастья вечной ветви торжество,

Если жизнь одеждой тесной стала тела твоего,

Не надейся на телесный, на походный свой шатер,

Ибо слабы все четыре древних колышка его.

[der-0476]

Гонит меня по пятам судьба на пути роковом,

Каждое дело мое дурным завершает концом,

В путь снарядилась душа, пожитки свои собрала,

Молвила "Негде мне жить -- убогий мой рушится дом!"

[der-0477]

Ты прежде мог не спать, не пить, не насыщаться,

Стихии в том тебя заставили нуждаться.

Но все, что дали, -- вновь отнимут у тебя,

Дабы свободным ты, как прежде, мог остаться.

[der-0478]

Исчезнет все. Глядишь, в руках осталось веянье одно.

На истребленье и распад все сущее обречено.

Считай, что сущее теперь не существует на земле,

Есть то, что навсегда ушло и что еще не рождено.

[der-0479]

Никто не победил грозящей силы неба

И не насытился навек дарами хлеба.

Кичишься рано ты, что цел и невредим, -

Еще съедят тебя, когда придет потреба.

[der-0480]

Яздан премудрый ноги нам и руки крепкие дает, [Я-001]

Хранимый им, твой лютый враг в довольстве, в радости живет,

Пусть фляга винная моя исламом не освящена, -

Из тыквы сделана она, а тыква -- разрешенный плод.

[der-0481]

Око, если ты не слепо, видишь ряд надгробий старинных!

Этот мир, соблазна полный, топит все в смятенных пучинах.

Полководцы, падишахи в землю темную погрузились.

Видишь эти луны -- лики в жадных челюстях муравьиных?

[der-0482]

До коих пор тебе пред низким склоняться головой?

Зачем ты кружишься, как муха, над пищей даровой?

Ешь за два дня одну лепешку, добытую трудом!

Питаться кровью сердца лучше, чем хлеб вкушать чужой.

[der-0483]

Доволен ворон костью на обед,

Ты ж -- прихлебатель низких столько лет!..

Воистину свой хлеб ячменный лучше,

Чем на пиру презренного -- шербет. [Ш-007]

[der-0484]

Мир и жизнь, и светил и созвездий движенье

Я сравнил со светильником воображенья.

Мир -- лампада, а солнце в нем -- лен возожженный,

Мы в нем -- тени мятущейся изображенье.

[der-0485]

Что пользы миру от того, что в мир внесли меня,

И что он потерял -- скажи -- как погребли меня?

Ни от кого я никогда ответа не слыхал, -

Зачем родили? И зачем прочь увели меня?

[der-0486]

Будь волен я -- зачем мне приходить?

Будь волен я -- зачем мне уходить?

Не лучше ль было бы -- в руины эти

Не приходить -- не уходить, не жить.

[der-0487]

Ты, небосвод, не устроил дел моих трудных земных,

Слов от тебя я не слышал ласковых и простых.

Радостно и свободно я не вздохнул ни разу,

Чтоб не открылись тотчас же двери напастей моих.

[der-0488]

Небо! Твоими веленьями я не доволен,

Я не достоин оков твоих, слаб я и болен.

Ты благосклонно к безумным и неблагородным?

Так погляди: я безумен, в себе я не волен!

[der-0489]

В саду планет, что круг извечный свой вращают,

Два рода смертных, знай, плоды судьбы вкушают:

Те, кто познал все -- и доброе и злое,

И те, кто ни себя, ни дел мирских не знают.

[der-0490]

Шепнуло небо тайно мне в минуту вещего прозренья:

"Веленья гневные судьбы, ты думаешь, мои веленья?

Когда бы властно было я во всех деяньях бытия,

Я прекратило бы давно свое бесцельное круженье!"

[der-0491]

Не исполняет желаний моих небосвод.

Вести от друга напрасно душа моя ждет.

Светлый Яздан нас дозволенным не одаряет, [Я-001]

Дьявол же и недозволенного не дает.

[der-0492]

Ведь эти два-три дня -- сужденных для меня -

Промчатся, будто вихрь, пустынный прах гоня.

Но я -- пока дышу -- не стану пить осадка

Ни дня минувшего, ни будущего дня!

[der-0493]

Отныне горечи вселенной не стану я вкушать,

С вином пунцовым в чаше пенной не стану слез мешать.

Вино зовем мы кровью мира, мир -- кровопийца наш,

Неужто кровника -- убийцы нам крови не желать?

[der-0494]

Я из рая иль ада пришел -- сам не знаю я о себе,

Я такой живу, как я есть, -- так угодно было судьбе.

Полный кубок, кумир и барат на цветущем лугу у ручья; [Б-004]

Эти три -- наличными мне, рай обещанный -- в долг тебе.

[der-0495]

Весна гласит, что розы расцвели,

О друг, вели, чтобы вино несли!

Не вспоминай об аде и о рае,

Недостоверным слухам не внемли.

(перевод: В. Зайцев) [zaj-0001]

Напейся, забудь даже, кто ты такой,

А недруги пусть потеряют покой.

Что в трезвости? -- Помня о верном конце,

Томить себе душу смертельной тоской!

[zaj-0002]

Твердят, будто пьяницы в ад угодят.

Все вздор! Кабы пьющих отправили в ад

Да всех женолюбов туда же им вслед,

Пустым, как ладонь, стал бы райский ваш сад.

[zaj-0003]

Из тех, что мир прошли и вдоль и поперек,

Из тех, кого Творец на поиски обрек,

Нашел ли хоть один хоть что-нибудь такое,

Чего не знали мы и что пошло нам впрок?

[zaj-0004]

Сулят мне: в Эдеме усладу найдешь, [Э-001]

По мне же и сок винограда хорош!

Наличность бери, а на слово не верь:

Лишь издали гром барабана хорош.

[zaj-0005]

Приятелей сердечных пожрала пустота,

Передавила грешных тяжелая пята.

Здесь на пиру сморило их раньше нас вино,

Два лишние глотка замкнули им уста,

[zaj-0006] [org-0106]

Умы мудрейшие, ученые м�

© Голубев И. А., перевод на русский язык, вступительная статья, комментарии, наследники, 2016

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017

Тайнопись Омара Хайяма

(размышления переводчика)

Омар Хайям… Универсальный гений такого же масштаба, как Леонардо да Винчи, и родившийся так же несвоевременно. Ему в истории повезло еще меньше. Ни одно из его важнейших научных открытий не было понято современниками, потому и не сыграло никакой роли в общечеловеческом прогрессе. Построенная им величайшая в мире обсерватория была закрыта еще при его жизни. Разработанный им точнейший календарь был вскоре вновь заменен традиционным. Написанные им стихи соответствовали мышлению совершенно другой (нашей) эпохи, а потому не пользовались популярностью и уцелели благодаря буквально нескольким почитателям с «извращенным» вкусом, чудом находившимся в каждом столетии. Творчеству Баха пришлось сто лет ждать признания… Творчеству Хайяма – семь с половиной столетий.

Немного истории

Более 140 лет назад на литературном небосклоне Европы вспыхнула неожиданная звезда. Стихи чужеземного поэта, о котором на Западе никто и не слышал, кроме редких специалистов, преодолели толщу многих веков и заговорили на чужом языке, засверкали среди чуждой им культуры. Английский поэт-переводчик Эдвард Фитцджеральд, говоря языком тогдашних репортеров, в одно прекрасное утро проснулся знаменитым.

Его «Рубайят Омара Хайяма»[1] был вольным переводом. Пристрастный отбор четверостиший, произвольное толкование их, для связности сюжета собственные стихотворные вставки – все это позволило ему из сотни рубаи (самостоятельных стихотворений, по 4 строки в каждом) создать связную поэму. Задумчиво пирующий герой поэмы и диковинная обстановка вокруг него прекрасно соответствовали сказкам «Тысячи и одной ночи», уже полюбившимся англичанам. Блистательная поэма Фитцджеральда издается в англоязычном мире по сей день. Более того, в других европейских странах слава Хайяма начиналась переводами не с фарси, а с английского – переводами этой самой поэмы. Каким-то чудом Фитцджеральд сохранил загадочность Хайяма, дал ощутить глубину его духа. Читатель чувствует: загадка – та, мировая, неразрешимая, которая встает перед каждым из нас; а Хайям ее решил. Глубина – та, что отпугивает всех нас; а Хайям высветил ее до дна. И хотя Фитцджеральд создал Хайяму репутацию трагичного весельчака и пьянчуги, якобы призывавшего «ловить миг» и не думать о будущем, хотя эту нечаянную клевету поневоле подхватили переводчики его поэмы на другие языки, хотя такое представление о Хайяме стало считаться само собой разумеющимся, – но картинами ли бесшабашного застолья так привлекает нас древний поэт? Очевидно, что прежде всего – одним неистребимым ощущением: он разгадал некую великую тайну, он сообщает нам ее разгадку, мы силимся его понять, перечитываем, подходим совсем близко – и не понимаем.

Кто же он был такой, Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури? Ответ европейским читателям прояснялся медленно, десятилетиями. Жил в XI–XII веках. О первой половине его жизни не известно ничего, о последних годах – очень мало. Поэт, математик, философ, астролог, астроном, царедворец. Ему покровительствовали сельджукские властители Ирана Альп Арслан и его сын Мелик-шах, его поддерживал их знаменитый визирь, ценитель наук и искусств Низам аль-Мульк (1017–1092)… Сохранились его философские трактаты, написанные столь же великолепным языком, как и работы Платона, но явно лукавые, никак не выдающие его истинных взглядов. Обнаружились и его работы по математике, потрясшие ученых XIX века тем, что он, оказывается, в своих изысканиях лишь на 150 лет отстал от них – опередив свое время, следовательно, на шесть столетий! Известен и вроде бы им написанный трактат «Науруз-намэ» – фейерверк блистательного юмора. И в то же время – ни единого признания в этих текстах, что он действительно писал стихи, ни единого клочка бумаги хоть бы с одним четверостишием, записанным самим Хайямом или кем-нибудь из его друзей. Свидетелями выступают только более поздние поколения, которые охотно коллекционируют крамольные стихи – и в то же время дружно указывают обличительными перстами на Омара Хайяма как на их автора.

Одна из легенд поведала такое. Хайям родился в Хорасане, в деревушке возле Нишапура. Около 1042 года поступил в хорасанское медресе, где сдружился с двумя сверстниками; по предложению Омара они поклялись: тот, кому повезет в жизни, обязан помочь и остальным двум. Повезло Абу-Али Хасану, который стал визирем (канцлером) сельджукского властителя, столь мудрым и удачливым, что заслужил прозвище-титул «регулятора державы» (Низам аль-Мульк). Товарищи напомнили ему о себе, и он сдержал юношескую клятву. Омар ограничился тем, что попросил в свое распоряжение налог со своей родной деревни, дабы там, «под родной кровлей, вдали от превратностей шумного света, мирно заниматься поэзией, которая восхищает мою душу, и предаваться созерцанию Творца, к чему склонен мой ум».

Третий же из них, честолюбивый и завистливый Хасан Саббах, стал интриговать против своего покровителя, мечтая занять его место. Многоопытный Низам аль-Мульк превзошел его во встречных интригах, и Саббах был изгнан из дворца. А дальше – уже не только легенда, но и исторический факт: он поскитался по сопредельным странам, в Сирии познакомился с учением воинственных исмаилитов и перенес его в Иран, где стал объединять недовольных правлением Сельджуков. Один из людей Саббаха зарезал по его приказу спящего Низам аль-Мулька. Через месяц умер, вероятно был отравлен, Мелик-шах… Саббах со своей сектой наводнил страну ужасом и убийствами, он успешно противостоял даже войскам султана Санджара, взошедшего на престол после Мелик-шаха…[2]

Но можно ли доверять легендам?.. Век назад годом рождения Хайяма считался 1017/18 год (соответственно этой легенде – как ровесника Низам аль-Мулька); позже указывался 1040 год. По сохранившемуся в пересказе тексту, который считается гороскопом Хайяма, индийский ученый Свами Говинда Тиртха вычислил, будто Хайям родился 18 мая 1048 года[3], и сейчас принято считать эту дату почти достоверной. Та же неопределенность и с годом его смерти. Называют то 1121-й, то 1123-й, то 1131 год: «В сообщении о Хайяме в „Доме Радости“ Табризи имеется следующее неполное предложение: „…в четверг 12 мухаррама 555 года в деревушке одной из волостей округа Фирузгонд близ Астрабада“. Индийский исследователь Говинди высказал предположение, что в этом предложении Табризи перед словами „в четверг“ недостает слов „он умер“ или другого выражения с тем же значением. Советские ученые определили, что 12 мухаррама пришлось на 4 декабря 1131 года. Именно эту дату следует считать наиболее вероятной датой смерти Хайяма»[4].

Однако обратим внимание: Саббах, родившийся в 1054/55 году, никак не мог быть соучеником Абу-Али Хасана, да и Хайям отнюдь не удалился в родную деревню, а стал придворным астрологом, строителем обсерватории и даже занял официальную и весьма почетную должность друга-наперсника шаха. Следовательно, уже ко времени Рашидиддина жизнь Хайяма обросла фантастическими легендами; очевидно, что ко времени Табризи, еще полтора века спустя, тем более. Не случайно к анекдотам о Хайяме, приводимым Табризи, исследователи относятся с большим недоверием. Так что рискованно доверять этой отрывочной фразе и считать год смерти Хайяма достоверно установленным.

Что же касается 1048 года рождения… Гороскоп этот нам известен по пересказу Бейхаки (1106–1174), который мальчиком был представлен старцу Хайяму в 1113 году, а на закате своей жизни написал воспоминания. Гороскоп был найден в бумагах поэта после его смерти, но было ли там прямо сказано, что это гороскоп самого Хайяма, – неизвестно. С другой стороны, тот же Бейхаки утверждает, что Хайям был учеником Ибн Сины (980—1037). Может, это надо понимать как заочное ученичество, по книгам покойного ученого?..

Но вот свидетельство самого Хайяма. В «Трактате о бытии и долженствовании», касаясь одного сложного философского вопроса, он пишет: «Я и мой учитель… Ибн Сина… обратили внимание на этот вопрос, и, быть может, нами это обсуждение доведено до удовлетворения наших душ, удовлетворяющихся недостаточным при приукрашенной наружности»[5].

Обратите внимание: «наше обсуждение». Как же тут исключить живое общение автора с Ибн Синой? И еще: вот если бы он сказал, что считает мнение Учителя совершенным и присоединяется к нему!.. Но здесь любопытное признание: наши выводы показались нам самим настолько интересными, что мы этим удовлетворились, хотя скорей всего красивыми словесами ввели себя в заблуждение.

Чтобы учиться у Ибн Сины, к 1037 году Хайяму следовало быть по крайней мере 18-летним, т. е. родиться не позже 1019 года.

И наконец, легенды – всего лишь легенды, но все они тянут в одну сторону. Например, утверждение, что прожил он 104 года. По свидетельствам, в 1113 году он был еще жив, к 1132 году уже умер. Следовательно, родился он между 1009 и 1028 годами. Вспомним и легенду о детской клятве. Если она хотя бы на треть правдива, тогда Хайям – ровесник Низам аль-Мулька. Далее. Табризи в «Тараб-ханэ» («Дом Радости») сообщает о переписке, в том числе об обмене четверостишиями, между Хайямом и Абу-Саидом Мейхени. Хотя это тоже легенда, она подкрепляется «документами» – цитируемыми стихами. Абу-Саид умер в 1048 году. Этой легенде также найдется оправдание, только если допустить, что Хайям родился хотя бы на 25 лет раньше.

Есть и другие доводы против 1048 года рождения. Так, Хайям был бы чересчур молод, чтобы в 1074 году числиться среди «лучших астрономов века», приглашенных Мелик-шахом для реформы календаря, и чтобы в 1080 году имам и судья провинции Фарс вызывал его на философский диспут, титулуя «царем философов Запада и Востока».

Так что трудно согласиться с такой датировкой. Возможно, это был чужой гороскоп, сохранившийся в бумагах профессионального астролога… Отбросив его как единственное противоречие, мы легко согласуем все остальные свидетельства и легенды, предположив годы жизни Хайяма примерно такими: 1017–1121.

Впрочем, «единственное противоречие»? Нет. По мемуарам Низами Арузи Самарканди (1110–1155), лично знававшего его, Хайям умер все-таки в 1131 году[6]. Но и здесь уверенности нет: сдвиг на 10 лет позволяет допустить ошибку при чтении полустертого текста: «я посетил могилу умершего 4 года назад…» – однако могло быть и «14 лет назад», стерлась цифра.

(Интересно, конечно, чей гороскоп, если не свой, мог хранить Хайям? Предлагаю вам свою поэтическую версию: это гороскоп той женщины, трагическая любовь к которой описана в его лирических стихах. Если ей было под 30, а ему под 60 лет, сходятся буквально все детали!..)

Хайям был ученым, намного обогнавшим свое время. Однако судьба его научных работ оказалась печальной. Современники и последующие поколения поняли и восприняли только то, что соответствовало их уровню знаний: полезный для ювелиров трактат «Весы мудрости» – о способе определения цены золотых вещей, усыпанных драгоценными камнями, не вынимая камней, и «Необходимое о местах» – о четырех временах года и причинах различия климата в разных областях и земных поясах (мы этой работы уже не знаем). В народной памяти он сохранился как ученый-мудрец, персонаж нескольких фольклорных анекдотов. По совершенно другой линии шла память о нем как о поэте – среди немногих почитателей его слишком специфического, очень невосточного по духу своему таланта. Хайям никогда не числился среди великих персидских поэтов – пока Европа не восхитилась его поэтическим гением. Только тогда спохватились и в самом Иране…

Но мы отвлеклись.

Есть основания верить позднейшим хроникам, что Хайяму действительно покровительствовали Мелик-шах и Низам аль-Мульк и 18-летний период его жизни в Исфагане был счастливым и творчески плодотворным. Но после 1092 года, после убийства Низам аль-Мулька и смерти Мелик-шаха, когда началась междоусобица, когда вспыхнул резней и погромами религиозный фанатизм, преследуемый врагами Хайям даже совершил паломничество в Мекку, чтобы доказать приверженность исламу (впрочем, врагов это мало убедило), а по возвращении стал преподавать в Багдаде, в академии Низамийе, ведя жизнь суровую и замкнутую. Лишь много позже, после более чем 25 лет гонений, когда к власти пришел сын Низам аль-Мулька, Омар Хайям якобы вернулся в Хорасан, в родной Нишапур, где и провел последние годы жизни в почете и уважении[7].

Собственно, если говорить о датировках, из достойных доверия документов мы можем почерпнуть очень мало, а именно: в 1074/75 году Хайям приглашен султаном Малик-шахом для строительства обсерватории; в 1079-м – он еще находится в Исфагане; в 1113-м – он еще жив; в 1132-м – его в живых уже нет. Вот и все!

Для читателя проблематично даже только определение основных вех его жизни. Исследователям стихов Хайяма еще труднее: на разрешение первого же вопроса, лежащего на поверхности, ушли многие десятилетия, а просвета не видно. Вот он, вопрос, породивший бесконечные споры: как найти четверостишие, заведомо сочиненное именно Хайямом?

А был ли поэт Хайям?

Лишь одно-единственное четверостишие Хайяма обнаружено в книге, созданной при его жизни («Кабус-намэ», 1083).

Другие единичные цитирования его стихов попадаются в рукописях, созданных уже через десятки лет после его смерти (нередко сочиненных богословами, осуждавшими Хайяма и приводившими образцы его крамолы). Где ж тут гарантировать их достоверность? Уже второе из них (в рукописи «Калила Дамна», 1145) – весьма сомнительное. Самые древние сводные списки его стихов (рубайяты), дошедшие до нас, появились только через 2–3 века после Хайяма, – тем более. Причем они мало совпадают по содержанию между собой. Чтобы выделить «абсолютно достоверное», каждый исследователь предлагал свой принцип, соответственно ему рекомендовал считать достоверными кто 6, кто 12, кто 66 четверостиший, но даже их перечни в этих рекомендациях мало пересекались.

Порою возникает вопрос: а был ли поэт Хайям, не литературная ли это легенда? – если б не звучал в четверостишиях голос яркого и самобытного автора, дерзкого нарушителя традиций тогдашней поэтики, с неповторимым стилем, оригинальной образной манерой и, главное, ни на кого не похожим строем мыслей; если бы – более того – Хайям не остался в фарсиязычной литературе непревзойденным мастером рубаи.

Конечно, поэт Хайям был. Мы отчетливо различаем его голос не только, скажем, в авторитетнейшей для европейских специалистов Бодлеанской рукописи (1460), но и в чересчур молодой для них рукописи 1851 года[8]. Однако так уж велика ли, принципиальна разница: 340 или 730 лет после Хайяма? Случайные ошибки накапливаются со временем линейно: если в первом списке, допустим, примерно 2 чужих четверостишия на сотню, то в последнем, следовательно, 4–5. Всего лишь. Сознательная фальсификация, если только таковая была, скорей всего имела бы место как раз в те самые первые 340 лет, когда «неудобоваримая» поэзия Хайяма носила для ислама характер острой болезни, не переросла еще в хроническую. Злоумышленник или недобросовестный переписчик мог изуродовать и прижизненный текст, а мы считали бы этот список самым авторитетным, отвергая позднейшие, хотя и более точные. Так что давно пора признать: поиск «абсолютно достоверного» четверостишия Хайяма – безнадежное занятие. Даже найдись таковое, что дальше? Одно рубаи, даже десяток их – это еще не материал для изучения…

Итак, путь снизу бесплоден. Попробуем путь сверху: привлечем в работу не только скудные по объему древнейшие, но и более поздние списки, отбрасывая из них то, что заведомо чужеродно. Будем помнить, что к любому четверостишию нужно относиться настороженно: есть вероятность, что это все-таки другой автор. Однако только так мы сможем набрать достаточный материал, чтобы увидеть поэтическое наследие Хайяма, а не худосочные выдержки из него; и тем более нужен большой набор текстов, дающий простор для анализа и сопоставлений, если мы хотим по разрозненным намекам Хайяма расшифровать его мировоззрение. Такая точка зрения давно повторяется различными востоковедами. Однако никто из них так и не рискнул пожертвовать своей научной репутацией и пойти дальше предположения, что мировоззрение Хайяма – нечто особое и не входит в список традиционных (ортодоксальное мусульманство, суфизм того или иного толка и проч.).

Кстати, сопоставив несколько десятков старинных рубайятов (практически все источники стихов Хайяма, которыми располагает современное хайямоведение), я пришел к выводу, что следов сознательного включения в них чужих стихов не наблюдается. Были случайные ошибки из-за ветшания рукописей. Когда они рассыпались, отдельные листы (чаще всего из конца рукописи) вставлялись внутрь книги, не на свои места; именно таким образом, не отдельными четверостишиями, а группами по 5–7 рубаи (обычное содержание листа) попадали в рубайяты Хайяма и стихи других авторов. Есть несколько случаев, когда к рубайяту Хайяма был приложен чужой рубайят, потерявший начало и имя автора, и теперь такой сводный текст целиком считается хайямовским. Потом эти ветхие рукописи служили источником для новых списков, как правило выборочных, и картина серьезно запутывалась. Но не безнадежно. С помощью компьютерного анализа мне удалось установить генеалогию почти всех старинных хайямовских рубайятов, а в результате – выловить почти все чужие листы-вставки и проследить движение каждого хайямовского рубаи по рукописям. Гораздо более серьезная проблема – «правка» четверостиший, которой чуть не каждый второй переписчик «облагораживал» наиболее крамольные или «уточнял» подпорченные, на его взгляд, тексты. Поэтому необходимо иметь перед глазами все, какие можно найти, версии каждого хайямовского четверостишия. Чужеродная стилистика в них, как правило, хорошо заметна.

Чужие четверостишия в рубайятах Хайяма

Теперь поговорим уже не о случайно вложенных в рукопись страницах, а об отдельных чужих рубаи.

Их появлению среди хайямовских стихов способствовали главным образом три обстоятельства. Первое. Переписчик иногда записывал на полях одно-два собственных рубаи, сочиненных «под Хайяма». Другой переписчик через столетие думал, что это вставка пропущенного, и переносил эти строки в основной текст. Второе. Между Хайямом и его современниками велась полемика не только в философских трактатах, но и в стихах. Четверостишие-вызов и четверостишие-ответ составляют единый сюжет, хотя и принадлежат разным авторам. Поэтому они совсем не случайно присутствуют в рубайятах Хайяма. Анализ стиля и мыслей позволяет выловить эти чужие вкрапления. И третье. Изредка встречаются списки стихов, явно составленные по памяти. Неудивительно, если при этом попадали туда схожие стихи других авторов. Но сознательных фальсификаций, повторяю, я не обнаружил. Для нас же важно, что полемические выпады, свойственные философскому турниру в стихотворной форме, резко отличаются от остальных стихов и хорошо заметны; а в других случаях вставок тон задают именно собственные хайямовские четверостишия, так что эти вставки не выбиваются из смыслового потока и, следовательно, не могут всерьез запутать нас при исследовании идей Хайяма.

Впрочем, некоторые рукописи могут ввести в заблуждение: например, рукопись B.N.S.P. 1425. Она считается хайямовским рубайятом, поскольку начинается четверостишием с именем Хайяма. Анализ рукописи привел меня к выводу, что она составлялась не как рубайят Хайяма, а как тематическая антология суфийских текстов, без внимания к авторству. Такие случаи, конечно, нужно иметь в виду.

Чтобы понять Хайяма, нет иного пути, как довериться древним и не слишком древним рукописям, собрать все, что приписывается ему, а потом удалить заведомо чуждое. Конечно, при таком подходе нельзя ручаться, что в тексте остались только стихи Хайяма; но разве может гарантировать это любой исследователь, по какому-либо принципу отобравший несколько «абсолютно достоверных» рубаи?

Много ли стихов написал Хайям?

Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков потерялись безвозвратно, то верхнюю границу их общего количества даст суммирование всего, что в наше время приписывается ему.

Все находящиеся в Европе списки в совокупности едва ли насчитывают более 1200 различных четверостиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором – дальше) определяет суммарный объем «Хайямиады» в 2200 рубаи (те исследователи, которые называли цифру 5000, попросту добавляли сюда стихи еще трех средневековых поэтов, носивших прозвище «Хайям»). Из этих 2200 можно уверенно вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Полученную величину мы и примем как верхний предел: количество сохранившихся четверостиший, написанных Хайямом, не более 1900.

«В результате тщательных изысканий, проводившихся на протяжении десятилетий крупными филологами восточных и западных стран методами текстологического, историко-литературного, стилистического, стиховедческого анализа, удалось определить группу четверостиший, примерно в четыреста стихотворений, которые с достаточной степенью уверенности можно считать принадлежащими перу Омара Хайяма»[9].

Некоторые исследователи полагают, что и фактически Хайямом написано едва ли более 400 рубаи. В оправдание такого ограничения приводятся арифметические «обоснования»: из наблюдения, что древнейшие рубайяты обычно содержали не более 300–400 рубаи, именно столько стихов и «позволяют» написать Хайяму. И при этом словно бы не видят, что простое объединение содержимого этих рубайятов по крайней мере удвоит названный объем.

Или так: утверждают границей какой-нибудь год, например 1500-й. Рубайяты Хайяма, переписанные или составленные позже, выбрасывают из рассмотрения; написанные ранее – считают достаточно достоверными (но только при условии, что они сохранились в оригиналах, а не в копиях). Впечатление такое, что авторы подобных ограничений полагают всех собирателей хайямовских стихов, переписчиков и копиистов сплотившимися начиная с 1500 года в цех фальсификаторов. Однако нельзя огульно отвергать ни поздние списки стихов, ни поздние копии древних книг: они могут оказаться очень полезны. Вот пример.

В 1462 году Йар Ахмад ибн Хосейн Рашиди Табризи – мир праху его! – завершил труд по составлению большого свода четверостиший Хайяма и назвал его «Тараб-ханэ» («Дом Радости»). Этим подвижническим трудом он спас для нас по крайней мере сотню четверостиший великого поэта. Но сами-то рукописи Табризи были затеряны. До середины XX века наши отечественные исследователи располагали только копиями двух фрагментов (начального и конечного) и считали, что в том далеком 1462 году Табризи написал две небольшие книги: «Тараб-ханэ» – жизнеописание Хайяма (на самом деле – вступительная статья к собранию хайямовских рубаи) и «Десять разделов» – несколько анекдотов, связанных с его четверостишиями (фактически это «Десятый раздел», завершающая глава). Но вот в 1963 году в Тегеране профессор Джалал ад-Дин Хомайи выпустил книгу – реставрацию «Тараб-ханэ» на основе нескольких достаточно полных копий, найденных им[10]. Судя по этому изданию, «Тараб-ханэ» содержит 554 четверостишия (если исключить дублирующие). Такой текст – ровесник Бодлеанской рукописи – мы вправе были бы наравне с нею называть в числе древнейших и авторитетнейших. Но: современное издание? копии?.. Где гарантии, что это близко к исходной книге Табризи? И действительно ли такая большая книга составлена в 1462 году, а не гораздо позже кем-то – на основе тех двух текстов Табризи?..

Что можно сказать на это? Анализ с помощью компьютера дает иногда прелюбопытные результаты. Так, он позволил мне буквально заглянуть в творческую лабораторию Табризи и увидеть, как тот, десятилетиями пополняя свою коллекцию хайямовских четверостиший, выпустил в свет три версии «Тараб-ханэ». Вторая из них сразу разошлась очень широко и оказала огромное влияние на содержание последующих средневековых списков. (Впрочем, «очень широко» – слишком сильно сказано. Точнее, благодаря нескольким тогда же сделанным копиям она стала известна большинству поклонников Хайяма. Кстати, именно на это время приходится заметное оживление переписчиков и составителей различных сводных текстов Хайяма – не результат ли это пропагандистской деятельности Табризи?)

Третья версия (появившаяся именно в 1462 г.) была, вероятно, «именной» – подарком какому-нибудь вельможе, поэтому ее копировали гораздо реже. Табризи, судя по всему, подходил к своему труду на манер нынешних исследователей: он не доверял современным ему спискам, предпочитая древнейшие. Компьютерный анализ показывает, что в ходе своих поисков старинных хайямовских текстов он однажды обнаружил крупную (в несколько десятков четверостиший) рукопись, которую счел буквально драгоценностью: он целиком вставил ее в свою книгу. Вот так и получилась третья версия, опубликованная Хомайи.

У самого Табризи ее текст, судя по всему, не сохранился. Позже, через 9 лет, Табризи обнаружил еще один хайямовский рубайят, видимо столь же древний, но в два с лишним раза более объемистый (около 235 рубаи): первая «драгоценность» оказалась всего лишь выпиской из него! Неудивительно, что Табризи вернулся к своему труду и (на базе второй версии) сделал аналогичную вставку. До «товарного» вида эта работа не была доведена: многие дублирующие четверостишия он не заметил и не вычеркнул их из других мест книги. Видимо, не было заказчика. Этот текст (который можно называть четвертой версией «Тараб-ханэ»), лебединая песня Табризи, провалялся где-то сотни лет, никем не замеченный: из него даже, судя по всему, никто никогда не сделал ни одной выписки! Но зато он сохранился в оригинале до наших дней и попал в руки Тиртхи, который, проводя механический подсчет «подтверждений», забраковал (именно за их уникальность) большинство четверостиший из той вставной (для нас – более чем древнейшей!) рукописи. Однако все виды анализа, кроме оценки «популярности», приводят к одному выводу: эти редчайшие четверостишия имеют не меньше прав считаться хайямовскими, чем самые популярные его рубаи.

Это исследование подтвердило и достаточную чистоту текста, опубликованного Хомайи, и привязку его во времени к середине XV века. Для сравнения: поддельная (якобы сверхдревняя) рукопись со стихами Хайяма, опубликованная в Москве в 1959 году, не имеет абсолютно никаких «генетических» привязок ни к одному из древних рубайятов… Замечу кстати, что эта московская публикация спровоцировала появление большого числа стихотворных переводов, упоминать ее придется нередко, и для краткости она будет здесь именоваться «Изданием 1959 года».

Итак, я предполагаю, что из 2200 (или 1900) приписываемых Хайяму четверостиший примерно 1200–1400 сочинены действительно им. Это много или мало? Писал он стихи практически всю жизнь: иногда он упоминает в них свой возраст – то «за тридцать», то «уже за семьдесят». По легендам, сочинял он рубаи экспромтом, что подтверждается и анализом текстов: многие стихи – мгновенные отклики на мимолетные события, шутливые или язвительные реплики в беседе, даже стихотворные ответы на нелепые вопросы учеников. И если учесть, какую долгую жизнь прожил Хайям, это количество более чем скромное. Одно-два четверостишия в неделю, всего лишь. С другой стороны, высочайшее поэтическое мастерство, присущее ему, могло поддерживаться только постоянной творческой практикой. Арсенал поэта без применения ржавеет. Если бы он действительно сочинил за свою жизнь только 300–400 четверостиший, едва ли они поднялись бы до уровня высочайшей поэзии. Увы, такова проза поэтического труда.

Мною собраны, сопоставлены и внимательно изучены в оригинале более 1300 хайямовских четверостиший (имеется в виду, что уже отброшены все случайные вставки чужих текстов). И что же? Только сотня из них, по моей оценке, сомнительного авторства.

Вопрос о гарантированной принадлежности перу Хайяма хотя бы одного четверостишия, возможно, не будет решен никогда. Однако значит ли это, что мы не вправе попытаться – анализируя именно сотни четверостиший, – исчислить мировоззрение Хайяма? Хотя, конечно, результаты этого исчисления будут по неизбежности гипотетичны.

Неполная достоверность исходного материала заставляла меня делать любой вывод на базе не менее 2–3 четверостиший (хотя в данной статье, для краткости, обычно приводится ссылка лишь на одно из них).

«Нектар Милосердия»

Огромную помощь оказало мне знакомство с итогами работы великого труженика – индийского ученого Свами Говинда Тиртхи, десятилетиями объединявшего хайямовские тексты из различных источников в единую книгу – «Нектар Милосердия».

Он изучил 111 средневековых рукописей и современных изданий со стихами Хайяма (не считая единичных цитирований в древнейших книгах). Исключив дублирующие рукописи и издания, в своей работе он ссылается на 90 источников, содержащих более 30 000 текстов. Всего среди них Тиртха отыскал 2213 (а за вычетом 18 версий – 2195) различных рубаи. Встретившиеся ему лишь по одному разу он назвал «неподтвержденными». Их набралось 853 четверостишия. Конечно, на фоне тех, что встречаются в 40, в 50, а то и в 63 источниках, однократно попадающиеся стихи выглядят подозрительно. Отбросив также некоторую часть стихов, названных им «сомнительными», Тиртха поместил в своей книге тексты 1096 четверостиший. За исключением пяти случаев, к сожалению, он не приводил разночтений, даже основных, в корне меняющих смысл текста, и ограничивался приглянувшейся ему версией, выбирая ее далеко не всегда объективно.

О разночтениях

Очень редко встречается хайямовское четверостишие, текст которого во всех источниках совпадает слово в слово. Иные же рубаи имеют десяток текстуальных версий. Естественный вопрос: какую из них предпочесть? Наши поэты-переводчики, впрочем, с этим вопросом обычно не сталкивались: они работали либо с одной рукописью (Л. Некора, переводивший знаменитую Бодлеанскую рукопись), либо с одной-двумя сводными книгами (О. Румер), либо по русскоязычным подстрочникам (В. Державин, Г. Плисецкий и почти все остальные). Составители же сводных книг обычно имели в виду доказать свою точку зрения на идеологическую позицию Хайяма (якобы он поэт-суфий – так считали французский исследователь Никола и индус Тиртха, или ортодоксальный мусульманин – мнение персидского ученого Фуруги, и т. п.) и отбирали соответствующие версии.

Выбор «наиболее близкой к Хайяму» версии – проблема трудная и скользкая. Разночтения охватывают широкий спектр искажений текста: от замен слов синонимами – до перестановки пар строк; от ошибок, порожденных неразборчивостью переписываемого текста, – до сознательных переделок, смягчающих резкость оригинала. Интересно такое редкое явление, как склейка (обычно парами строк) двух различных рубаи. Таким образом доходят до нас и обломки утраченных четверостиший (см. рубаи № 202 – варианты и комментарий).

Даже когда кто-либо составляет не скромную по объему целевую подборку, а крупный свод четверостиший Хайяма (как в книге Тиртхи), вроде бы неизбежно объективный благодаря большому количеству стихов, обилие разночтений в источниках оставляет богатые возможности для идеологических спекуляций. Признаюсь, я боялся и сам попасть под гипноз собственных пристрастий и потому при отборе основных текстов для этой работы был предельно осторожен. Объективность потребовала поместить в книге и переводы некоторых других версий: я привожу их, когда трудно предпочесть одно другому, или когда версия знакома читателю по иным поэтическим переводам, или когда вариант имеет принципиально другой смысл. Переводы их выполнены таким образом, чтобы объем разночтений был близок к наблюдаемому в оригиналах (см. раздел «Варианты»).

Нередко стилистический анализ заставлял сомневаться в авторстве Хайяма, а порой и полностью исключать его – даже если четверостишие широко известно у нас именно как хайямовское. Около сотни таких четверостиший дано в «Приложении». Особое место среди них занимают те, которые относятся к жанру «ответов».

«Ответы»

В персидской поэзии широко распространен жанр стихотворения-«ответа». Удачное произведение порождало немало «ответов», авторы которых пытались либо превзойти его в поэтическом мастерстве, либо дать новое толкование мыслям и сюжету оригинала. Создавались «ответы» и на большие поэмы. Так, поэма Низами «Лейли и Меджнун» породила более ста поэм-«ответов», в числе авторов которых – Джами и Навои.

«Ответы» на произведения малых форм должны воспроизводить форму и ритмику оригинала, его редиф и звучание рифмы. На рубаи Хайяма писали «ответы» и современники, и поэты последующих поколений – то в развитие или в опровержение его мыслей, то как пародии.

Про одно из четверостиший, часто попадающееся в рубайятах Хайяма, составитель «Тараб-ханэ» утверждает, что это «ответ». Якобы Хайям обратился к Абу-Саиду со стихотворным посланием (см. № 481), на которое Абу-Саид ответил четверостишием, помещенным здесь под № 1299. Что последнее – «ответ» Хайяму, несомненно. Однако это явно «ответ» не на № 481: здесь и формальных совпадений нет, и по содержанию они не стыкуются. Между тем Абу-Саид был настоящим поэтом и не затруднился бы написать безупречный по форме «ответ». Поэтому мне показалось интересным поискать среди четверостиший Хайяма: на которое из них возможен такой «ответ»? И, кажется, посчастливилось найти. Это – четверостишие № 601.

Кстати, в «Примечаниях» приводится еще один «ответ» на № 601.

Похоже, хайямовским стихотворением и чьим-то пародийным «ответом» на него являются рубаи № 717 и 1302.

Видимо, присутствуют в рубайятах Хайяма и другие «ответы» ему. Писал «ответы» и он сам. Явно к ним относится четверостишие № 504.

Именно в специфике жанра «ответа» надо искать разгадку четверостишия, которое переводили на русский язык О. Румер: «Пей! Будет много мук, пока твой век не прожит…», В. Державин: «Будь весел! Море бедствий бесконечно…», Г. Плисецкий: «Веселись! Невеселые сходят с ума…» Из них только в переводе В. Державина воспроизведена странность этого рубаи: «Будь весел!» – и дальше, вопреки всякой логике, перечисление в высшей степени невеселых вещей. Недаром другие переводчики переиначивали текст, придавая ему логичность… Секрет, скорей всего, в следующем.

Среди четверостиший, приписываемых Хайяму, есть два таких же по форме, но по стилю заведомо не хайямовские (№ 1304 и 1305) – творения какого-то придворного поэта. В первом – натужная имитация философского оптимизма, а второе – переделка первого под беспардонное восхваление властелина. Смею утверждать, что упомянутое рубаи Хайяма (№ 200) – это звучащий как острая пародия «ответ» на второе из них (причем с более точным, чем авторское, цитированием из первого четверостишия).

Именно пародийностью объясняется это «Ликуй!», ничем иным. Более того, есть у Хайяма и стихотворение, которое отчетливо смотрится как «ответ» (уже серь езный) на первое из приведенных рубаи неизвестного автора – № 201.

Богохульный богомолец или святой развратник?

Ясного отношения ко всему, в том числе к человеку, к жизни и смерти, к морали, к обществу и к Богу, – ждем мы от того, кого называем мудрецом. Но в том и парадокс, что, безусловно ощущая глубокую мудрость Хайяма, в стихах его находим выражения противоположных, в принципе несовместимых позиций. Уместно повторить многажды цитируемые слова члена-корреспондента Петербургской АН В. А. Жуковского, одного из первых в России исследователей поэтического наследия Омара Хайяма: «Он – вольнодумец, разрушитель веры; он – безбожник и материалист; он – насмешник над мистицизмом и пантеист; он – правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он – гуляка, развратник, ханжа и лицемер; он – не просто богохульник, а воплощенное отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он – мягкая натура, преданная скорее созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям…Можно ли в самом деле представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей и колебаний»[11].

Впрочем, наш-то читатель, листая известные стихотворные переводы из Омара Хайяма, едва ли увидит этот клубок противоречий: обычно он имеет дело уже с результатами отбора, ему предоставлено легкое чтиво вместо потрясающих свидетельств внутренней душевной борьбы. Не найдет он стихов во славу Аллаха (а такие у Хайяма есть, полные высочайшего экстаза!) и будет думать, что поэт только насмехался над Творцом. Почти не обнаружит призывов к высокой морали и человечности, зато немало позабавится ерничеством, когда Хайям изображает себя (или своего «лирического героя») и пропойцей, и развратником, и мужеложцем. В результате даже наши отечественные исследователи когда-то всерьез писали: один – что Хайям был безусловно атеистом, другой – что корни «мнимых противоречий» Хайяма надо искать не в его творчестве, а прежде всего в пристрастном толковании четверостиший. Но противоречия-то есть, и острейшие. Для примера обратимся – вне толкований – к текстам, где поэт говорит про Бога. Возьмите рубаи № 1 и 2 – какое благоговение перед Творцом! Но вот поодаль от этих вдохновенных гимнов еще более вдохновенное проклятие (№ 536). Можно бы даже предположить, что первые стихи – чьи-то чужие, если б не язык Хайяма, не стиль Хайяма, не его потрясающая поэтическая техника и если бы не – самое главное! – собственный вскрик души:

• Неужто б я возвел хулу на Божество!
• Здесь не было сердец вернее моего.
• Но если даже я дошел до богохульства, —
• Нет мусульманина! Нигде! Ни одного!

Вот ключ, расставляющий всё на свои места, открывающий нам не беспринципного автора, растерянно шарахающегося между хулой и хвалой, а человека, прошедшего огромную духовную эволюцию. Теперь мы можем вполне уверенно отнести «хвалу» к началу, а «хулу» к завершению этой эволюции. Но разве вправе мы выбрасывать из рубайята Хайяма первые стихи – только за то, что они не соответствуют его позднейшим (и тем более нашим – на самого Хайяма) взглядам, вычеркивать весь путь его жизни, оставив только последнюю точку? Не говоря уж об уважении к автору, разумно ли так обеднять себя? Вся цепь душевных борений, дневник поисков и сомнений убеждают читателя в достигнутом выводе гораздо больше, чем голо поданный итог.

Причем не только начало и конец зафиксированы в стихах; весь путь прочерчивается в них, без разрывов: доверчивое благоговение перед Богом, потом осторожные жалобы на тяготы пути, потом просьбы, мольбы, сомнения, наконец – требования; потом внимательный анализ творческой деятельности Бога, ошеломляющие догадки о месте Бога и человека в мире. Хайям раскрывает позорную тайну Творца и перестает Его уважать, и тогда уже звучат издевки, насмешки, откровенные проклятия, порожденные не только эмоцией, но и знанием.

Точно так же получают объяснения и другие «противоречия» Хайяма, надо только приложить некоторый труд: расставить его четверостишия в той последовательности, которая диктуется линией его предполагаемого духовного развития[12], а также естественной эволюцией поэтического стиля. Дополнительными опорными точками служат стихи, прямо или косвенно указывающие на возраст автора.

И в самом деле: даже улавливая мудрость разрозненных афоризмов, трудно понять сокровенный смысл книги, пока все фразы ее перепутаны девятью веками. То самое всеразрушающее время, на которое Хайям так часто сетовал.

Зато в результате пусть даже приблизительной хронологической расстановки мы не только получаем решение «противоречий», но и обнаруживаем вещи, совершенно неожиданные… Впрочем, об этом дальше.

* * *

Позволю себе маленькое лирическое отступление. Когда в 1964 году я начал работу над стихами Хайяма (по тем же подстрочникам из Издания 1959 года, которыми соблазнились многие поэты-переводчики, других источников у меня тогда еще не было), я рассматривал его сквозь призму переводов О. Румера, которыми всегда восхищался, и это продолжалось еще долго, даже когда я приобщился к фарси и обзавелся первоисточниками. Лишь после шести лет ежевечерней работы над оригиналами, когда число переведенных стихами рубаи перевалило за 550, – количество наконец-то перешло в качество, и я почувствовал: Хайям говорит нечто совсем иное, чем получается у меня. В чем же дело?.. Поэтический перевод, разумеется, не может быть полностью адекватным, главное – передать суть, пожертвовав какими-то второстепенными деталями. Таковыми казались мне детали, не работавшие на привычный образ Хайяма. Да и не только я, все наши поэты-переводчики жертвовали именно ими… Внимательный анализ показал, что хайямовские четверостишия двуслойны: они содержат внешнюю оболочку из ярких образов (которые мы и переводим) и суть, спрятанную в тех самых «необязательных» мелких деталях и речевых нюансах (которые мы и отбрасываем, тем более что даже в хорошем подстрочном переводе большинство их пропадает). Когда постепенно обнаружилось, что эти «необязательные» детали различных рубаи складываются в некую цельную конструкцию, стало ясно, что они-то и являются у Хайяма главным содержанием, аккуратно спрятанным в мишурную скорлупу броских сюжетов… И мне пришлось все эти стихи переводить заново.

Поэт-суфий?

Читающие Хайяма в подлиннике никогда не заподозрят в нем атеиста. Гораздо серьезней спор о том, является ли Хайям суфийским поэтом.

В середине VII века Иран, страну древнейших религий, завоевали арабы и навязали персидскому народу элементы своей культуры, свою письменность и свою веру. Но очень скоро персы стали создавать в привнесенных арабских формах стиха неповторимые поэтические шедевры, переиначили письменность так, что она даже зрительно стала отличаться от арабской, а в мусульманстве восприняли не суннитскую, как было принято повсюду, а шиитскую его ветвь, более демократичную, более склонную к образованию различных толков и сект, порой далеко уводящих от ортодоксального мусульманского учения. Кроме того, Иран оставался перекрестком мировых торговых и культурных путей и потому отличался большей, чем арабские страны, веротерпимостью. Во времена Хайяма на его родине продолжали уживаться с мусульманством и древние, исконно персидские звездопоклонничество и огнепоклонничество (зороастризм), а также иудейская вера, христианство и древнеиндийские мистические учения. Так что под рукой был богатый материал для духовных исканий… Веротерпимость, конечно, относительная: случались и вспышки религиозных распрей, и тот же Хайям подвергался гонениям за свои взгляды.

Суфизм, мусульманский мистицизм, возник почти одновременно с исламом на основе строгого аскетизма, призванного приводить к «высшему знанию» – познанию Бога[13]. Идейно-теоретическая основа суфизма многое восприняла, в частности, из мистических верований Индии. В суфийских описаниях структуры мироздания, в рекомендациях по отысканию своего «Я» и его очищению немало того, что мы привыкли связывать с некоторыми индийскими учениями[14].

Для своих последователей, намеренных прийти к «познанию Бога», суфизм разработал цепочку из трех (иногда считается – четырех) этапов: шариат, тарикат и хакикат.

Шариат – это весь комплекс юридических норм, бытовых и религиозных принципов и правил поведения, предписанных мусульманину. Если кто-то и позволяет себе тайком обходить чересчур суровые нормы шариата, то для суфия весь шариат обязателен, всегда и без послаблений (за некоторыми исключениями, о которых позже).

Тарикат – духовная учеба суфия, требующая нескольких лет и проходимая под руководством опытного наставника. Она включает в себя «стоянки» и «состояния», такие как покаяние, терпение, бедность, аскетизм, отречение от собственной воли…

Последняя стадия суфийского совершенствования – хакикат, «Истина». Достигший ее суфий именуется ариф – «познавший»; он, как считается, способен к интуитивному познанию истины. Ученику хакикат кажется недосягаемой вершиной, ариф же всегда ощущает себя новичком на беспредельном пути собственного духовного развития, дальнейшие «стоянки» которого он должен намечать уже сам и достигать без чьей-либо помощи[15].

Прибегая к иносказаниям, суфии используют поэзию для создания обладающих мощным эмоциональным воздействием мистических текстов, которые для непосвященного звучат как любовные или гедонические стихи, на деле же полны сокровенного смысла, сжато формулируя многие аспекты суфийского учения. История литературы на фарси (как и на арабском) знает немало поэтов-суфиев; Джалаледдин Руми – может быть, величайший из них. Но следует ли числить среди них Омара Хайяма?

Суфийская поэтическая символика группируется вокруг слов «любовь» и «вино»: первое – о взаимоотношениях взыскующей души с Богом, второе – о восприятии уроков наставника и воздействии суфийских религиозных обрядов. Эти же слова играют значительную роль в поэзии Хайяма.

Но не только они дают почву для попыток рассматривать все стихи Хайяма как суфийские. У него есть несколько десятков бесспорно суфийских четверостиший. Показательны те из них, где символика ослаблена или вообще снята и суфийские положения даны прямым текстом (см., например, № 64 и 100). Однако устойчивое желание выбросить из его рубайята все чисто суфийские четверостишия возникает не случайно: они явно противостоят основной массе стихов.

Далее. Неужели для суфия допустим бунт против шариата, так демонстративно выраженный у Хайяма? Представьте, да! – хоть и частично. Некоторые суфийские секты выступают против обрядовой стороны мусульманства, и потому те стихи, где Хайям призывает продать чалму и четки, игнорировать намаз и пост, отвергать Каабу и разрушать мечети и медресе как рассадник лицемерия, – почти не аргумент, они даже сближают Хайяма с этой ветвью суфизма. Конечно, суфийскому поэту следовало бы сопровождать эти призывы советом общаться с Богом непосредственно, без подспорья мечети и произносимой вслух молитвы… Хайям об этом постоянно «забывает». Есть граница, которую и суфий переступать не вправе: он может ополчаться на предписанные шариатом обряды, но ни в коем случае не на шариат в целом, не на ислам, не на Аллаха. А Хайям? Действительно, он эту границу, что касается шариата и ислама, вроде бы и не переступает, если не считать одного четверостишия, где он признается в мечте «разрушить эту тюрьму, выпростать ногу из стремени шариата». Мелькают лишь как бы случайные оговорки вроде этой: «Где сказано, что я подамся в мусульманство, зороастрийский хмель забуду? Что вы, нет!» Гадай как хочешь: всерьез он ставит себя вне мусульманства или шутит? Но едва ли он мог выражаться откровеннее, ибо, отказаться мусульманину от своей веры – много опаснее, чем грешить насмешками над Творцом.

Даже когда Хайям издевается над самими суфиями, над их тупостью, чванством, показной набожностью, фальшивыми лохмотьями, адресат каждый раз конкретен, и это нельзя толковать как осуждение суфизма в целом.

Разве лишь такая любопытная деталь: трижды он упоминает все в совокупности религиозные секты ислама («семьдесят два учения»), и все они одинаково чужды ему (см., например, № 130). По его словам, все они о Боге не имеют представления, все ложны! Но ведь суфийские секты входят в их число. Однако Хайям не выделяет ни одну из них как хотя бы чуть-чуть более верную.

Что же в итоге? Проклятия Творцу можно проигнорировать, полагая в них не философскую позицию, а просто следствие дурного характера: не ужился с Аллахом! Осторожные оговорки – счесть случайными оговорками или шутками. А в том, что, предлагая продать четки, Хайям не упоминает про «четки духовные», – увидеть лишь поэтическую неряшливость. При таком подходе, опираясь на разрозненные тексты четверостиший, уже нельзя утверждать, что их писал не суфий.

Итак, есть многие «но», однако все они легковесны. И настоящий контраргумент, видимо, только один: если, временно отделив чисто суфийские стихи, рассмотреть все остальные в совокупности, как мы здесь и сделаем, и проанализировать их многочисленные намеки, то постепенно рисуемая ими философская концепция сложится в картину, очень далекую от суфизма.

Впрочем, следы суфийского учения есть везде. И картина мироздания, и описание движения души по кругам его у Хайяма близки к суфийским представлениям. Разрыв с ними проходит по четкой границе: Хайям категорически отсекает устремления к Богу. Впечатление такое, что он действительно прошел школу суфизма[16], согласился с его картиной мира, но с годами отверг его взгляды на роль Бога в жизни человека, отверг саму цель, на которую устремлена вся суфийская практика, и предложил человеку цель иную.

То, что он был какое-то время поэтом-суфием, позволило впоследствии суфийским проповедникам спекулировать его именем и тщательно отсеянными (и подправленными) плодами его творчества. Здесь уместно свидетельство историка Джамалиддина ибн Юсуфа Кифти (1172–1239): «Омар-ал-Хайям – имам Хорасана, ученейший своего времени, который преподает науку греков и побуждает к познанию Единого Воздаятеля посредством очищения плотских побуждений ради чистоты души человеческой и велит обязательно придерживаться идеальных между людьми отношений согласно греческим правилам. Позднейшие суфии обратили внимание на кое-что внешнее в его поэзии и эти внешности применили к своему учению и приводили их в доказательство на своих собраниях и уединенных беседах. Между тем сокровенное его стихов – жалящие змеи для мусульманского законоположения и сборные пункты, соединяющие для открытого нападения»[17].

Обратим внимание на последние слова. Впечатление такое, будто написавший их знал тайное учение Хайяма, которое мы здесь только пробуем расшифровать по четверостишиям.

Если не суфий, то кто?

В литературе, анализирующей поэтическое наследие Хайяма, не удалось отыскать ни сколько-нибудь серьезной попытки расшифровать мировоззрение поэта по его стихам, ни хотя бы даже ссылки на такую попытку. Практически все сводится к усилиям привязать Хайяма к той или иной привычной коновязи, ответить на вопрос «чей он?» вместо «о чем он?», выбрав один из таких вариантов:

1) Хайям – мистик, суфий. Попыткам доказать или опровергнуть это посвящены почти все исследования. Выше было уже показано, что при рассмотрении изолированных текстов отнести Хайяма к суфийским поэтам довольно легко. Но не случайно возникали и серьезнейшие возражения, как в древности, так и теперь, причем основанные на самых различных соображениях;

2) Хайям – гедонист, проповедующий чувственные наслаждения, вино и разврат. Утверждать такую точку зрения тоже легко, достаточно отбросить его моралистические стихи, «вино» понимать только в прямом смысле, а его девиз «Будь весел!» неизменно воспринимать как «Наслаждайся!» или «Пьянствуй!»;

3) Хайям – поэт-хулиган, «однофамилец» Хайяма-ученого. Это вовсе не философ, так что глупо искать какую-нибудь логику в его рифмованном богохульстве. Такая точка зрения возникла на родине Хайяма. Обоснована она, видимо, тем, что «Хайям» – не такой уж редкий псевдоним среди персидских поэтов; двое из них жили даже раньше Омара Хайяма;

4) Хайям – прямо-таки образец передового ученого XX века. Идеологически он прогрессивней Эйнштейна: атеист и диалектик-материалист. Сам он в Бога, разумеется, не верил, а насмешки над Богом – это на самом деле издевки над окружавшими ученого мракобесами, которые все поголовно в Аллаха верили, однако вопреки здравому смыслу и ущемленному самолюбию старательно записывали для потомков хайямовское глумление над их набожностью. Такой взгляд культивировался в нашей стране в 1930-е годы, когда Хайям был записан в отечественные (таджикские) классики;

5) Хайям – вполне добропорядочный мусульманин традиционного толка (если и суфий, то слегка), который позволял себе так жутко ругаться с Аллахом лишь потому, что беспредельно верил в Его милосердие. Этой точки зрения придерживался Фуруги, один из самых видных иранских исследователей хайямовского творчества.

Вот и все, что удалось обнаружить, с незначительными вариациями (например: в Бога верил, но все же материалист). Ну, а если не первое и не второе, а нечто шестое? Попытки ограничиться этими пятью предположениями не привели ни к каким значительным открытиям – не потому ли, что мысль Хайяма не уложить ни в одно из этих прокрустовых лож?

Три ступени

В рубайяте Хайяма, как в разрозненных листках дневника, сохранились следы его напряженных духовных исканий. Недаром он упоминает о «семидесяти двух ученьях» – ветвях ислама: легко ли в таком множестве религиозных течений выбрать созвучное себе? Мало того: здесь же и древний зороастризм, и иудаизм, и христианство… Обширное поле поиска. Вот косвенное свидетельство того, что эти проблемы какое-то время занимали Хайяма (№ 227): «В чести невежество… Сменю религию… В исламе – стыдно мне». Стыдно не за себя, а за ислам, положения которого таковы, что неизбежно представляют человека грешником. Из первой строки этого четверостишия видно, что Хайям искал среди религиозных учений пищу не только сердцу, но и уму: он выбирал мировоззрение, с которым согласился бы как ученый. И, как увидим, среди известных в его время не согласился ни с одним.

Обратите внимание на рубаи № 247 – свидетельство того, что подобный поиск он (уже умудренный собственным опытом) считал необходимым для каждого.

Стихи Хайяма, рассмотренные в совокупности, позволяют выделить три этапа в его духовных поисках:

1) юная восторженность перед Творцом, порождавшая экстатические стихи; вскоре – прохождение суфийской школы и последующий разрыв с ее представлениями о цели человеческих устремлений;

2) после краткосрочного интереса к зороастризму – разочарование во всех известных Хайяму мировоззрениях, период «мировой скорби» в его стихах;

3) выработка и проповедование собственной мировоззренческой концепции.

Любопытно, что, когда четверостишия Хайяма расставлены соответственно этим этапам, хорошо заметен такой же поэтапный рост его как поэта.

Вначале – традиционные восхваления Аллаха, в которых, при всей взволнованности и искренности, а часто и вдохновенности автора, отчетливо видны следы старательного поэтического ученичества. Он овладевает формой стиха виртуозно, но ему, по сути, еще нечего сказать своего.

Суфийские стихи уже раскрепощеннее по форме, в них иногда начинают встречаться по-хайямовски пронзительные образы.

Об интересе к зороастризму свидетельствуют несколько четверостиший. Особенно любопытно одно из них, носящее откровенно дневниковый характер. Можно только удивляться, как искаженно было оно переведено В. Державиным:

• Шел в кабак я, тепля в сердце веру чистую одну,
• Что зуннаром светлых магов там свой стан я затяну.
• Там я так вином упился, что служитель харабата
• Выбросил мои пожитки, после вымыл майхану.

В оригинале нет ни «кабака», ни «майханы» (опять же питейного заведения), ни какого-либо упоминания про вино. Есть «харабат» («развалины»), но здесь это молельный дом зороастрийцев, а не привычное в гедонической поэзии иносказание для «кабака». И есть зуннар, ритуальный пояс огнепоклонников, но автор-то уже опоясался им, что и является необходимой завязкой в сюжете этого четверостишия (№ 235).

Их религия замкнута, последователи Заратуштры не допускают в нее посторонних. Любопытствуйте – да, но… Автор, который по наивности решил продемонстрировать интерес к магии огнепоклонников, опоясавшись их зуннаром, для служителя харабата стал попросту наглым самозванцем, чем и заслужил справедливые побои и изгнание из храма. Возможно, этим анекдотичным эпизодом и закончилось знакомство Хайяма с их религией. Скорей всего, роль опрометчиво надетого зуннара сыграли (не в стихах, а в жизни) самоуверенные суждения молодого ученого о магических тайнах.

Но именно здесь, в «зороастрийских» стихах, поэзия Хайяма вдруг буквально взрывается радостью жизни, наполняется весенней музыкой, солнцем и щебетом птиц. Суфизм-то не вдохновил Хайяма ни на одно жизнерадостное стихотворение! И впоследствии поэт неоднократно поминает зороастризм добрым словом, как бы продолжая числить себя среди его последователей (например, см. № 759).

Однако чем ярче и радостней солнечный свет, тем гуще ночная тьма. Эти вспышки веселья контрастно оттеняют бездну остро ощутимого Хайямом незнания; вокруг соловьиной весны поэт видит лишь черную бездонную пропасть, в которую случайной искоркой летит весь наш праздничный мир. Но и этот мир, в свою очередь, – бездна: гонимые ураганом времени, на миг вспыхивают и исчезают пылинки-люди. Зачем? За что?.. Вопросы без ответа. И вот в стихах Хайяма начинает звучать «мировая скорбь», вселенский нигилизм.

Стихи этого периода наиболее известны, для многих читателей как раз они-то и создают поэтическое лицо Хайяма. Неудивительно: они потрясают «бетховенскими» контрастами между вспышками юного веселья и юного трагизма (юность, как утверждали мудрые греки, – возраст от 20 до 40 лет). Заметим, это примета именно юного пера: говорить такое, что хоть сейчас – головой в омут, но при этом говорить так, что слушатели более приходят в восторг, чем сопереживают. Позже, в старости, у Хайяма возникает новый пласт трагических стихов, но там иные, сугубо личные мотивы и гораздо более мягкая, человечная поэтика, так что их легко различать.

Гипнозу стихов «нигилистического» периода поддаются не только читатели. Исследователи, анализировавшие миросозерцание (увы, не мировоззрение) Хайяма, сосредоточивались именно на них, отсюда и шли их выводы, будто в целом Хайям – поэт пессимизма, бессмысленности жизни и т. п.[18] Это верно, однако, лишь для одного этапа его жизни. Причем не главного. Возможно, и не очень долгого. Этот этап – лишь преддверие взлета, лишь предисловие к стихам Хайяма, пока еще только вырастающего в поистине великого мыслителя и поэта.

Теперь обратимся к четверостишиям, которые я отношу к третьему, вершинному этапу Хайяма. Их сотни. Здесь уже звучит полностью раскованная поэтическая речь; пронзительные хайямовские образы и приемы письма, презревшие все поэтические традиции, рассыпаны во множестве; сверкающие созвучия и внутренние рифмы возникают как бы сами собой, без усилий автора; при необходимости вдруг опять предстают головокружительные стихотворные конструкции, выполненные с прежним блеском, однако наполненные теперь словами, несущими глубокий неожиданный смысл. В совокупности эти стихи заставляют сделать вывод, что Хайям создал собственное этико-философское учение, уникальное и по большому счету революционное.

Казалось бы: чего ради извлекать мировоззрение Хайяма из четверостиший, если известны его философские трактаты? Но вот что пишут Б. А. Розенфельд и А. П. Юшкевич во вступительной статье к книге трактатов Хайяма в переводе на русский язык: «Проблем философии и религии Хайям касается во множестве четверостиший и в пяти специальных трактатах. Все это, казалось бы, дает более чем богатый материал для суждения о его мировоззрении. В действительности же вопрос о мировоззрении замечательного ученого и поэта далек от ясности. С давних пор Хайяма трактовали то как вольнодумного мыслителя, то как религиозную натуру, чуть ли не как мистика. Дело в том, что философские трактаты во многом расходятся с поэтическими высказываниями…Мы полагаем, что нет основания априорно больше доверять философским трактатам, чем четверостишиям»[19].

Вот и попробуем довериться четверостишиям. Конечно, это будет реставрация не философской системы Хайяма в чистом виде, а ее поэтической версии. В стихах высокие абстрактные понятия подменяются живыми образами, и хотя взаимоотношения таких персонажей соответствуют соотношениям философских понятий, хотя мировая пьеса та же, режиссура в поэтическом театре совершенно иная. Простой пример. Хайям как астроном наверняка разделял гелиоцентрическую концепцию Бируни. Однако в стихах его Земля по старинке покоится на Тельце или Рыбе. Так ближе читателю и поэтичней. Лишь однажды оказалось более поэтичным представить Землю планетой, подобной Венере-Зухре. Точно так же в стихах обретают зримые черты и человекоподобные свойства характера такие персонажи, как Аллах, рок, небеса, смерть… Поэтому подчинимся правилам поэтической игры и не будем гадать, как Хайям строго философски понимал, допустим, абсолютный детерминизм Бытия, который в стихах традиционно изображал через Калам, Скрижали и тому подобные сказочные атрибуты.

Множественность вселенных

Любая развитая религия состоит из описания общей конструкции мира, созданного и руководимого Богом; из роли и задачи человека в этом мире; из морально-этического кодекса, соответствующего этой роли, и практического руководства для выполнения этой задачи. Все эти составные части присутствуют и в тайном учении Хайяма; причем, как свойственно и религиозным школам, именно морально-этическому кодексу и практическому руководству придается у Хайяма главное значение. Рассмотрим их по порядку, начав с конструкции мироздания.

В существовании Творца и в том, что наша Вселенная создана именно им, Хайям не сомневается нисколько. У него нет ни строчки, где отрицалось бы существование Бога. Строке из переводов И. Тхоржевского: «И нет творца, пред кем упасть бы ниц», – нет соответствия в оригиналах. Даже нет ни одного четверостишия, где наличие Бога в мироздании хотя бы подвергалось сомнению.

Наш мир, наша Вселенная – некоторая часть мироздания, – по Хайяму, имеет начало и конец во времени: «Круженью неба тоже прерваться точно так, как веку твоему». Конечно, хайямовская Вселенная, по нашим меркам, очень мала, не обширней известной нам Солнечной системы: Земля либо Солнце в центре, да несколько планет, за которыми сфера неподвижных звезд – загадочных блесток на куполе всемирного дворца, сочетающихся в непонятные письмена на покрове, скрывающем от нас разгадки мировых тайн.

Туда, за хрустальную звездную сферу, не дано проникнуть ни взгляду, ни мысли, ни вдохновению… Тем неожиданней, что Хайям утверждает идею множественности вселенных – см. № 600. Творец не упомянут, и просто поразительно, как это четверостишие перекликается с космогоническими догадками XX века о множественности недоступных для наблюдений вселенных – «узоров» среди «моря»-мироздания. (Во избежание недоразумений надо оговорить: в некоторых источниках, в том числе в книге Тиртхи, вместо слова «узор», т. е. общая структура Вселенной, – «индивидуум». Разночтение на уровне описки, причем «индивидуум» – слово не из лексикона Хайяма. Естественно, смысл четверостишия полностью искажается.)

Обратим внимание на неизбежный вывод из утверждения о множественности вселенных: человек-то живет лишь в одной из них; если их много, то не обязательно именно земной человек является главной целью Божественного творения, возможно, он даже не находится в поле постоянного внимания Творца. Для религий такая мысль недопустима: в них всегда человек – жестоко воспитуемое, но все-таки любимое детище Создателя. Нередко в стихах Хайяма можно заметить намеки на заброшенность нашей Вселенной; наиболее ярко это звучит в самом древнем из известных его четверостиший (которое обычно понимают как говорящее про людей; но у Хайяма там слово «конструкция» или «строение», которое справедливо отнести к более крупным объектам; в других версиях – «сочетание стихий», т. е. акт творения Вселенной – № 601.

Если наша Вселенная не единственная, то легко понять и низкий уровень значимости человека для Творца: «Печально, что до нас нет дела небесам, забвенье суждено делам и именам…» Похоже, так было задумано изначально. Как не смириться?.. Но Хайям находит и предлагает человеку путь, который постепенно приведет его к иному, высочайшему уровню значимости:

• Быть целью Бытия и мирозданья – нам,
• Всевидящим умом, лучом познанья – нам.
• Пойми же, человек, что круг вселенной – перстень,
• Где суждено сверкнуть алмазной гранью – нам!

Причем добиться этого без участия, без помощи Бога, собственными слабыми человеческими силами!.. Но не стоит забегать вперед. Пока речь – о конструкции мира в хайямовском представлении. Поскольку детали его взглядов на этот предмет мало отличаются от суфийских (кроме роли Бога и идеи о множественности вселенных), упомянем о них вкратце, лишь настолько это необходимо для понимания стихов.

Основа физической структуры нашей Вселенной – Четыре первоэлемента, они же Четыре стихии: Огонь, Вода, Земля и Воздух. Они часто упоминаются в четверостишиях Хайяма, становясь даже поводом для поэтической игры в перечисление стихий по заданной схеме. Присутствуют в стихах и другие «фундаментальные числа»: Семь (небесных сфер); Шесть (направлений в трехмерном пространстве), они же «Шесть дверей»; Пять (чувств); «Две двери» – прошлое и будущее, рождение и смерть. Все они символизируют Бытие, наш мир, нашу Вселенную.

Обветшавший небосвод

«Даже волос с головы человека не упадет без воли Аллаха», – говорят мусульмане. По их легендам, еще до сотворения Вселенной Бог создал Калам – стило, которое на Скрижалях под Его диктовку расписало будущее вплоть до мельчайших событий, до крохотного шажка муравья через тысячи лет. Небо – движитель этих событий: вращаясь, небеса, как передаточный шкив, заставляют двигаться все и всех на Земле. Считывая со Скрижалей «план на сегодня» и диктуя небу и планетам соответствующие движения, Рок реализует предписанные события.

Хайям так часто обращался в стихах к составным частям этого механизма, что складывается впечатление, будто он безусловно верил в абсолютную детерминированность Бытия. И скорей всего, действительно верил – поначалу. Полная предопределенность трагична в самой своей сути – см., например, четверостишия № 169 и 220.

Но вот логическая неувязка, замеченная крамольными мыслителями задолго до Хайяма: если каждый шаг человека предопределен, возмездие лишено смысла. Хайям тоже говорит об этом (№ 471). Как ученый, Хайям ищет и наконец находит решение этого противоречия. Вот тогда уже появляются у него псевдотрагические стихи о предопределении, на поверку – сатира, основанная на доведении до абсурда, с целью заставить человека задуматься (например, № 300, 317, 468).

Идея абсолютно детерминированного Бытия, преподносимая якобы всерьез, позволяет Хайяму язвить и над Скрижалями, которые он берется переписать гораздо толковее, и над небом, вдруг сочувствуя этому подневольному палачу. Здесь язвительность не самоцель: Хайям показывает страшное – нелепым, чтобы освободить слушателя от привычного с детства гипноза, от представлений о неотвратимости судьбы. А такое освобождение было необходимо для последователей его учения.

Собственное хайямовское решение этой задачи крамольно настолько, что его попросту нельзя высказывать открыто: божественная предопределенность жизни – одна из важнейших мусульманских догм. Лишь в одном из философских трактатов – в «Ответе на три вопроса» Хайям смутно оговаривается, что детерминизм «очень далек от истины»[20]. Более ясный намек мы находим в четверостишии, ключевом для понимания всего мировоззрения Хайяма:

• Не дай себя отвлечь, за блестками не рвись;
• Добра ли, зла судьба, а всё равно – трудись.
• В игре не только ты, все проиграть способны:
• И Мекки гордый храм, и небосвода высь.

Дословно так: «Попусту за всяким сверканием не следует рваться. Несмотря на добро и зло судьбы, следует работать. О небесах и о мечети Каабы благословенной: всякому узору, который становится зримым, ему может последовать проигрыш». Последнее слово, означающее проигрыш именно в азартной игре, является организующим центром для понимания всего четверостишия.

Все проиграть способны, в том числе и небосвод! Это значит, диктуемое небосводом движение событий – не монотонный бездушный механизм, неотвратимо катящийся по людям, как арба по булыжной мостовой (т. е. не абсолютный детерминизм), а скорей азартная игра в кости, игра опытного шулера против простака (неполный детерминизм, с некоторой долей случайности). При неуклонном старании даже слабый игрок (человек) имеет шанс на удачу против сильнейшего (высших сил). Иными словами, человек может порой и сам повлиять на свою судьбу. Рок силен, но не всесилен. Придя к такому выводу, Хайям, должно быть, почувствовал себя первым мусульманином, освободившимся от неумолимой воли Аллаха. Недаром он взял на себя право говорить с Богом на равных.

Итак, ответ: неполный детерминизм. Сильный, но не абсолютный. За семь тысячелетий после Сотворения мира механизм расшатался (не ради красного словца образ обветшавших, от старости выживших из ума небес!), и теперь уже не всё, оказывается, в жизни человека зависит от Бога, соответствует Его древним предначертаниям. И становятся понятны частые призывы Хайяма ловить мгновения, когда судьба дает промашку: «Не трусь перед судьбой, тогда сверкнет во мгле священное вино на нищенском столе».

Да и таким ли уж убежденным мусульманином был Хайям? Слишком рискован намек, что «и Мекки гордый храм» может проиграть… Где же? – в «игре» против других религий?!

В прекрасном мире иллюзий

По суфийским представлениям, схожим с древнеиндийскими, зримая нам физическая Вселенная, многокрасочная Земля и звездные небеса – небольшой участок, некий пласт или срез мироздания, которое распадается на два Мира: Бытие и Небытие, оно же Ничто. «Ничто» означает не полное отсутствие чего-либо, а только полную невоспринимаемость органами чувств человека; «Небытие», аналогично, – невозможность для живого человека пребывать в среде, доступной только духу, лишенной атрибутов Бытия: пространства, вещества и т. п. Собственно, всё мироздание – Ничто, и только какой-то клочок его, где Всевышний актом творения «сочетал» разрозненные Четыре стихии и тем самым создал видимое нечто, где Он растянул новообразованное вещество на распялках Шести направлений и, округлив небесными сферами храм нашей Вселенной, заселил его человечеством, – лишь этот клочок и есть наше Бытие. Для Хайяма Небытие реально существует; более того, именно там, в главной части мироздания, происходят основные события, жизненно важные для человека. Бытие – тот крохотный участок ткани Небытия, где часть волокон окрашена яркими красками и потому стала явью, прахом и плотью, стала зримой, «воплощена» для нас.

В таком представлении мир в целом можно сравнить с детской загадочной картинкой, где в хитросплетении деревьев и кустов художником спрятан охотник, но – картинкой «наизнанку»: представим, что мы почему-то видим только этого охотника, а все остальные штрихи стали прозрачными, ненаблюдаемыми. Мы не можем узнать, что изображено на картинке в целом; более того, фигура охотника своей завершенностью сбивает простодушных наблюдателей с толку и заставляет думать, будто это и есть вся картинка; а Хайям, вслед за суфиями, называет такое восприятие иллюзией, непосредственно воспринимаемый мир – иллюзорным. Надо правильно понять смысл этого слова здесь. Иллюзорно – не значит «нереально»; иллюзорно – потому, что второстепенное принимается за главное или даже за единственное сущее. А что же главное? Оно – там, в Небытии, и потому уже всерьез трагична земная жизнь, смысл которой утаен.

Человек – соединение смертной плоти и бессмертной души, для которой пребывание в Бытии – лишь краткий эпизод в бесконечном пути по дорогам Небытия. Похоже, вслед за древнеиндийскими учителями Хайям верит в переселение душ; но, поскольку подобное представление категорически запрещено ортодоксальным исламом, в стихах Хайяма проскальзывают лишь намеки:

• Людей, украсивших мозаику минут,
• Уводят небеса – и вновь сюда ведут.
• Пока бессмертен Бог, полны подолы неба,
• Карман земли глубок, – рождаться людям тут.

Кстати, обратим внимание: Бог бессмертен… пока! И больше нигде ни намека: как истолковать эту ошеломляющую «оговорку» Хайяма.

Четверостишие про «карман земли» содержится в шести из рассмотренных мной источников; текст первых строк везде одинаков, дословно: «Те, кем небеса кусочки времени украшают, – приходят, и уходят, и вновь со временем приходят». Когда Хайям порой хочет сказать, что приходят другие такие же, он и называет их «другие». Так что здесь приходят вновь – именно они же.

Полагаю, что и в знаменитом четверостишии № 189 о фигурках (то ли марионетках, то ли шахматных фигурах) содержится тот же намек – дословно: «Позабавляем друг с другом /зрителей/ на кожаном коврике Бытия, попáдаем в ларец Небытия один за одним вновь». Фигурки-то явно для многократного употребления.

И в том и в другом тексте слово «вновь» достаточно красноречиво.

Эти догадки не противоречат частой у Хайяма мысли: «Будь весел сейчас, ибо живешь единожды». Множественность воплощений суждена не человеку, а лишь его духу. Хайям, дерзко оспаривая принципы всех религиозных учений, ставит Человека превыше его духа, ибо дух – лишь одна из его составляющих, соответственно и единственную человеческую жизнь он почитает ценностью, которой нет равных. Конечно, необходимо так организовывать жизнь, чтобы не навредить духу в его бесконечном пути; но недопустимо и терзать свое сердце, живущее лишь единожды.

Для того кто исповедует идею метемпсихоза, смещаются многие акценты. Прежде всего, жизнь души становится многоступенчатой: каждый век в человеческом теле – не более чем следующий класс в школе духовного развития. Меняется отношение к смерти: она уже не конец всему, а не более чем «дверь» для выхода в Небытие, где можно спокойно обдумать протекшую жизнь и подготовиться к новому воплощению. Не на это ли обдумывание намекает Хайям в рубаи № 382?..

Меняется представление об ответственности за свои действия: уже невозможно зажмуриться и нырнуть в смерть, забыв про свои злодеяния. Совесть неубиваема. Искупать их придется не одно воплощение. Самосовершенствование растягивается на множество воплощений, каждое из которых посвящено решению какой-то частной задачи: научиться прощать своего врага, или преодолеть в себе тщеславие, либо же насытиться богатством или властью, чтобы тяга к ним в будущих воплощениях не мешала… Следовательно, намеченные в Небытии для данной земной жизни задачи разных людей не совпадают, и каждому нужно распознать свою задачу и решать ее индивидуально.

Но земное Бытие настолько ярко в сравнении с остальными пластами мира, что душа, зачарованная его красками и соблазнами, может забыть цель нынешнего воплощения, более того, даже вообразить, будто это земное Бытие – единственное сущее; поначалу такая забывчивость естественна; однако, когда человек созреет и покончит с детскими играми, его душа должна вспомнить, осознать свою цель. Кто не удосужился заставить свою душу сделать это, кто в результате ведет бессмысленное существование, тех поэт называет «спящими». Это – люди, впустую тратящие жизнь:

• Разумно ли судьбу увещевать весь век,
• То славу, то позор переживать весь век?
• Как ни веди ты жизнь, а Смерть идет по следу.
• Решай, что лучше: спать иль пировать весь век.

«Пировать» – в противовес «спячке» – значит вести жизнь осмысленную, целенаправленную. Но поэты-переводчики, решавшие это четверостишие как гедоническое, неизменно «или» превращали в «и», разумея, что где пирушка, там и пьяный сон: «Лучше жизнь, как во сне, в опьяненье прожить», – не понимая символики, не замечая сформулированной Хайямом проблемы выбора: бездумно существовать или плодотворно жить (см. также, например, № 360).

Другой его символ для изображения «спящих» – «сова», любительница тьмы и запустения (№ 1173).

Редкостной даже для Хайяма является грандиозная картина, вобравшая и Бытие (где он видит, увы, только «спящих»), и Небытие – с душами, доверчиво спешащими к воплощению, и со встречным потоком уходящих в разочаровании (№ 248).

Душа и Сердце

Ко многим печальным недоразумениям приводило переводчиков то, что «душа» и «сердце» в русской поэзии равнозначны, и они воспринимали такими же синонимами эти слова у Хайяма. Между тем у него это два принципиально разных «действующих лица», есть и третье в их ряду: Разум (Рассудок). У каждого своя сфера деятельности, и они находятся в сложных, порой драматических взаимоотношениях.

Душа бессмертна. Она пришла из Небытия в человеческое тело и вернется в Небытие после смерти. Для нее этот мир – чужбина (№ 144).

Сердце родилось на земле и останется в земле; это все-таки часть смертной человеческой плоти, хотя и наилучшая, «одухотворенная» ее часть. Именно через Сердце общается Душа с земным миром. Именно Сердце – первый помощник Души в ее работе. На него возложено создавать Душе такие условия, чтобы она смогла вспомнить свою задачу, а при необходимости оно должно и обеспечивать условия для ее отдыха (№ 262, 421).

Сердце знает только этот мир, Бытие. Поэтому оно жадно интересуется у Души тайнами Небытия, особенно сколько-то доступными его воображению адом и раем. В ответах Души чаще всего проскальзывает та интонация, с которой взрослый говорит с ребенком на слишком серьезные для того темы (№ 420, 251). Однако Сердце совсем не глупо, оно способно (правда, очень по-своему, в плане эмоций, а не рассудочно) понимать многое с полуслова:

• Сказало Сердце мне: «Учить меня начни.
• Науки – таинства; но что таят они?»
• Я начал с азбуки: «Алеф…» И слышу: «Хватит!
• Свой своего поймет, лишь буквой намекни».

Сердце сразу прониклось глубочайшим смыслом буквы «алеф», она же – цифра «один». Это и символ Единого Сущего, и символ единства всего мироздания. О чем еще говорить?..

В свою очередь Душа с уважением относится к предостережениям Сердца, лучше понимающего земную жизнь (№ 528).

Как и некоторые другие стихи, ранее упомянутое четверостишие № 247 показывает: Хайям считает, что религиозно именно Сердце, а не Душа. Душа знает иной мир, зато Сердце, что-то выспросив у нее и кое-как поняв, начинает фантазировать, достраивает полученные сведения по-земному яркими чувственными образами. Так и появляется религия, либо ее новая ветвь – секта. С точки зрения Души, все молятся одному и тому же Всевышнему, только называют и представляют Его по-разному. Но для Сердца главное – эмоции и образные представления. Поэтому оно и должно найти «средь вер и ересей – свою». Скорей даже: сколько Сердец – столько вер.

Любопытен косвенный признак того, что рубайяты Хайяма действительно содержат мало чужеродных вкраплений. В классической персидской поэзии слова «душа» и «сердце» чаще всего являются ласкательными именами возлюбленной или друга, соответствуя русскому обращению «душа моя!». Между тем в стихах Хайяма никогда (если не считать 2–3 чужеродных четверостиший) такого не происходит. Он отвел этим словам раз навсегда определенные роли и собственных правил игры не нарушает. В использовании их – одно из проявлений его поэтической индивидуальности.

* * *

В этой главе «имена» действующих лиц ради пробы везде были приведены с большой буквы; читать такое непривычно и даже трудновато. Поэтому в тексте рубайята заглавные буквы в именах Душа и Сердце будут использованы лишь в необходимых случаях (то же самое: Рок, Смерть, Жизнь и т. п.).

В сетях добра и зла

Значительную, но так и не расшифрованную мною роль играют у Хайяма понятия добра и зла, которые в зрелых своих стихах он, по сути, приравнивает друг другу, как две стороны одной медали. «Всевышний Сам добро и зло послал сюда», «Сам из добра и зла связал Он сеть вселенной» для поимки несчастных людей, «Морщинами добра и злыми письменами лицо мне исчертил», «Когда бы смог я жизнь от рока оградить, от пут добра и зла себя освободить…»

Проблемы добра и зла касается какое-то самое сокровенное открытие Хайяма, которое он, видимо, утаил даже от своих учеников, ограничиваясь косвенными намеками: «Про Зло с Добром ни с кем нельзя мне говорить… Хранитель тайны – нем. Нельзя мне говорить» (№ 533).

Как попасть в рай

Итак, закончится жизнь Вселенной. Грядет Страшный суд… В первом Хайям не сомневается, он часто упоминает про неизбежный конец Вселенной. Но ко дню Страшного суда отношение его колеблется: от призывов готовиться достойно предстать на судилище (в ранних стихах) до завуалированных издевок над самой идеей Суда; одно из таких рубаи – шедевр утонченного сарказма:

• Однажды всяк из нас на Судный зов придет;
• Создатель обсудить плоды трудов придет.
• Лишенных блага Друг, конечно же, утешит.
• Вот видишь? Радость к нам в конце концов придет!

Заметим, на вид это стихотворение исключительно благопристойно. Многие исследователи, в том числе проф. В. А. Жуковский, всерьез сочли его квинтэссенцией суфийского благоговения перед «Другом». Нервный смех от высказанного «утешения» возникает как бы не по вине автора: читателю-де не по себе лишь потому, что он слабо верует в милосердие Всевышнего и недостаточно презирает бренную земную жизнь. Искусством говорить так, что ни к одному слову не придраться, но в целом почему-то звучит издевательски, – Хайям владеет в совершенстве.

Гораздо более откровенной иронией окружена идея ада и рая. Широко известны многочисленные хайямовские рубаи вроде № 934. Хайям очевидно игнорирует опасность попасть в ад и презирает соблазны рая. Но заметим одну тонкость: ни разу – среди сотен четверостиший – не утверждает он прямо, будто «нет ни рая, ни ада, о сердце мое» (цитата из перевода Г. Плисецкого – см. № 211). Почему? Возможно, повинна привычка к научной точности утверждений. Хайяму никто не может доказать, будто ад есть. Но и он не находит обратных доказательств. Поэтому позволяет себе только язвительно сомневаться; граница прямого отрицания проходит очень близко (как в рубаи № 544), но он ее не переступает.

Интересно, откуда богословы так много знают про ад и рай?.. Хайям однажды даже изображает единственно мыслимый (и, конечно, нелепый) источник «сведений из загробного мира» – возвращение покойников (№ 646).

Во всяком случае, для Хайяма очевидно: есть ли ад и рай, нет ли их, но человеку глупо руководствоваться недостоверными представлениями о них, а внушать кому-либо такие страсти – попросту преступно:

• Как буйно в медресе, и в кельях, и в церквах
• Растут стремленье в рай и перед пеклом страх!
• Но тот, кто разгадал и вызнал тайну Бога,
• Не сеет сорняков в доверчивых сердцах.

Любая религия «сеет сорняки», обещая своим приверженцам рай, а посетителям «нечестивого храма», разумеется, ад; Хайям смеется разом над всеми (№ 379).

Впору усомниться: да был ли он, в самом деле, мусульманином? Впечатление такое, будто Хайям ниспровергает атрибуты мусульманства, расчищая место для чего-то иного.

Что Всевышний натворил с человечеством?

Какое же сомнение заставляло Хайяма и какое знание давало ему право последовательно проходить все ступени взаимоотношений с Богом: умолять Его, просить о помощи; потом давать Ему иронические советы, упрекать, насмехаться, гневаться, проклинать; наконец, демонстративно отворачиваться от Его возможной благосклонности? Выстраивается головокружительная лестница конфликта, и на ее верхней ступени Хайям уже вершит суд над Творцом – в картине, может быть, уникальной в мировой поэзии:

• Качнутся небеса и рухнут в никуда,
• Вдогонку пролетит отставшая звезда, —
• Тебя я в этот миг на площади Суда
• Поймаю за полу: «Так Ты – убийца! Да?!»

Дословно: «Ты должен признать грехом убийство, /совершенное/ Тобой!» Разве здесь речь про убийство одного человека – автора четверостишия? Едва ли. Хотя именно так понял О. Румер в своем переводе: «За что же ты убил меня, владыка вечный?» Слишком скромно для такой апокалиптической картины. Скорей здесь речь про убийство человечества, причем не про то, будущее, а про сегодняшнее, совершаемое каждодневно, начатое еще во дни Адама[21].

Так что же Творец натворил?

Множество косвенных намеков убеждают, что постепенно Хайям пришел к выводу: Бога над нами давно уже нет. Он вылепил нашу Вселенную, наигрался ею, как новой игрушкой, потом вышвырнул на свалку и ушел создавать иные миры. Может, Он и вернется, чтобы устроить Страшный суд, но и то едва ли. Только в такой интерпретации становится понятным четверостишие № 705…

Объясняется и вроде бы странная закономерность в стихах Хайяма: в том, как нелепо и жестоко идут сегодня дела на Земле, он обвиняет стихии, небеса и рок чаще гораздо, чем самого Творца, которому достается от поэта за то, что сделано когда-то, а не сейчас, за общие ошибки и нелепости творения. За ширмой небес он уже не видит Бога, следящего за нами. Насколько же далеко это леденящее душу открытие от прежних экстатических восторгов!

Итак, Творец бросил нас. «Скрижали – рок – небо» – обветшавший без присмотра механизм, только по инерции выполняющий свою безжалостную работу, тем более жестокую, что она стала бессмысленной, вершится уже не для Бога, а просто так. Потому Хайям снисходит даже до того, чтобы пожалеть палача-небо (№ 1130).

Не Бог, а Рок – корень зла сегодня; Богу досталось бы от Хайяма не меньше, но Его здесь уже нет. Гневные же выпады Хайяма против Бога в других стихах – это проклятия вслед напакостившему и ушедшему, а также полемический прием, чтобы разрушить авторитет Творца. Удивительно ли, что Хайяма порой принимают за атеиста. Бог есть, но для нас Его практически нет, и от Него в нашей жизни уже ничего не зависит, и скорей всего не будет ни божественной кары, ни воздаяния; от такой позиции до атеизма недалеко. В стихах третьего периода Хайям считает человека свободным от моральных обязательств перед Богом. О Нем можно и нужно забыть, отвергнуть все обрядовые требования и устраивать свою жизнь на Земле самостоятельно.

Человек, помоги себе сам

И вновь на первый план выходит проблема духовного развития. Путь суфиев нацелен на мистическое постижение Бога. Для Хайяма цель – Счастье, фундамент которого – земная жизнь; то Счастье, на создание которого нет ни времени, ни сил, ни даже права, пока ты обманут выдумками религиозных ханжей. Хотя поэт предпочитает другие термины: «веселье», «блаженство», – суть одна. Земную жизнь Хайям ценит гораздо выше, чем индийские мудрецы; идея метемпсихоза этому не мешает. Если уж именно Земля предназначена для многих и многих воплощений души, если Земля – источник самых ярких ее радостей и бед, если Земля – главная школа души, то Хайяму далеко не безразлично, как обстоят дела в этой школе.

Прибегнем к несложной аналогии. Вообразите, что вы живете в ожидании отъезда. Тюки увязаны. Продукты упакованы. Знакомства с теми, кто поедет в другую сторону, случайны и мимолетны. Из угла дует, в другом углу паутина – эти приметы запустения вас мало волнуют… Но караван, к которому вы думали пристроиться, сегодня не пришел, и вы ночуете на тюках, чтобы завтрашний день прожить в таком же несозидательном ожидании. И так день за днем…

А теперь уверьтесь, что караваны никогда не придут, что вам – и всем соседям – надо устраивать жизнь здесь. Тогда придется совсем по-другому взглянуть на неуютность здешнего караван-сарая. И, быть может, вы первый возьмете ведерко и пойдете искать глину, чтобы замазать ту щель в углу.

Настолько же различен взгляд на земную жизнь у всех, уповающих на Бога (в том числе суфиев), – и у Хайяма, призвавшего человека совершенствовать свой дух ради улучшения земного бытия и украшать земное бытие, чтобы успешнее в нем совершенствовать свой дух. И делать это, опираясь на слабые человеческие силы. Недаром так часто он декларирует: «Прочь „завтра“ и „вчера“, сегодня счастлив будь!» В этой словесной формуле есть отголосок суфийских представлений о сиюмгновенности жизни, отвергающих заботу о завтрашнем дне, но у Хайяма отвергается «завтра»-иное, «завтра»-якобы-при-Боге, в общем-то итоге ради «завтра» человеческого – здесь, на Земле. И если путь суфиев индивидуалистичен, то предлагаемый Хайямом путь общественен, социален, он открыт и в принципе доступен для всех.

Не будем забывать, что Хайям жил 900 лет назад, задолго даже до великих утопистов Т. Мора и Т. Кампанеллы. Во всяком случае, предлагаемый им путь выглядит гораздо реальнее мечтаний философа и утописта Аль-Фараби (X в.) о «добродетельном городе», правитель которого мистическим путем получает истины и руководящие идеи от «активного ума» – ближайшей к человеку эманации божества.

Подведем промежуточные итоги.

Бог сотворил Вселенную и человека, но бросил нас на произвол судьбы (в буквальном смысле!). Для каких-то своих первоначальных целей Он создал и запустил строго детерминированный механизм существования, который тысячелетиями удерживает человечество в плачевном состоянии. Похоже, беспросветное существование запланировано для нас до конца Вселенной. Но с уходом Творца эта жестокая работа небес утратила смысл, она совершается только по инерции. Поскольку Творец покинул нас, мы вправе не следовать Его предначертаниям. Нет худа без добра: в отсутствие Мастера механизм расшатался, допускает промашки, и порой человек может воспользоваться ими, чтобы вопреки древним планам улучшить свою жизнь. Однако нужно научиться ловить такие случаи, научиться в такие моменты направлять свою судьбу не в худшую, а в лучшую сторону в сравнении с изначально предписанным тебе. И, наконец, при любом везении не очень-то станет совестливый и мудрый человек счастливей, если общий фон жизни остается прежним.

Нужна работа всех людей в одном направлении, чтобы так вот по крохам увеличивать сумму общечеловеческого Счастья – и постепенно вырваться из-под власти Рока, свернуть с когда-то предписанного нам пути, расстаться с монотонным, беспросветным существованием. Даже массивный катящийся шар можно свернуть с прежнего курса легкими толчками сбоку. И тогда ныне униженное человечество действительно сможет «сверкнуть алмазной гранью» в «перстне»-Вселенной. А работа эта должна начинаться с сознательного самовоспитания, буквально с первого самостоятельного, не подневольного, не предписанного свыше движенья собственной рукой (№ 1175).

Первое самостоятельное движение. Какое? Прежде всего, нужно перестать быть пособником палача-небосвода, вольным или невольным орудием подавления других людей. Не кичись богатством, не будь жаден, одаряй бедняков. Не злоупотребляй властью. И так далее. Примеры наставлений такого рода приводить нет нужды; обратимся к призывам не совсем обычным, а именно: не принимать на себя горе. Не горевать, не отчаиваться.

Человеческой психологии свойственно общее количество Счастья считать стабильным; оно как бы переходит из рук в руки, вроде денег. Если одному прибудет счастья, у другого отнимется. И в Ветхом Завете, и в христианском учении, и в мусульманстве жертвующие собой святые и праведники в основном заняты именно тем, что собирают на себя всяческие болезни, горести и несчастья, освобождая от них других людей, предоставляя тем возможность стать счастливее.

Но Хайям показывает нам, что представление о механическом перераспределении счастья-несчастья в принципе ошибочно, поскольку порожденное твоими горестями отчаяние поражает и окружающих (не обремененных твоими бедами) и уж точно не делает их счастливее – см. № 973.

Даже простое уныние подкрепляется самозарождающимися бедами и несчастьями (если идешь, голову повесив, то и впрямь налетишь на косяк). Следовательно, возможно размножение бедствий на манер эпидемии, и распространители этой заразы – люди, предающиеся отчаянию. Можно предположить такой ход мысли: если зло (через отчаяние) саморазмножимо, но добро среди людей все же существует – значит, и у добра есть сходный механизм саморазмножения, остается его обнаружить и начать сознательно применять. Такой взгляд, с точки зрения богословов, в принципе крамолен: он противостоит и идее святого самопожертвования, и взгляду на бедствия как на испытание либо наказание, ниспосланное свыше. Более того: делиться своим добром – безусловно, благое дело; но творить для себя и других добро «из ничего» – значит кощунственно уподобляться творящему Богу!

Человек рожден, чтобы страдать, утверждают все религии. А вот Хайям столь категорически выступал против гибельных эмоций, как если бы считал их не естественной реакцией на беды и несчастья, а следствием духовной распущенности и невежества. Надо так организовывать свои эмоции, чтобы только с улыбкой, а не со слезами проходить сквозь любые несчастья (№ 1162).

Подвергаться нападкам судьбы – одно, но «пить горечь» при этом – совсем другое: первое неизбежно, второе постыдно. Религия призывает смиряться перед горестями, Хайям – смеяться над ними. И этим, по крайней мере, парализовать механизм размножения зла. Кроме того, только человек, не впадающий в отчаяние, способен «пробудиться», стать «мудрецом».

По Хайяму, и метод нейтрализации зла, и средство для «пробуждения спящих», и способ поправить свою личную судьбу, и то, как улучшить жизнь всего человечества, – одно и то же! Такая универсальность его метода наверняка убеждала Хайяма, что он прав, что действительно возможно людям, отвергнув упования на Бога, самим обороть вполне реальный механизм злой судьбы.

Суфийский метод «пробуждения» и последующего «постижения Бога» основан на строжайшем самоограничении, на отстранении от всяческих соблазнов, на том, чтобы лишить душу ярких чувственных впечатлений (как бы вернуть в Небытие), посадить ее на голодную диету, оградить забором запретов и тем самым заставить тянуться только ввысь. Об этом прекрасно сказано в суфийском четверостишии, изредка приписываемом Хайяму (№ 1200).

Хайямовский же путь в том, чтобы не увлекаться ложными ценностями Бытия, не считать их значительными, поскольку они-то и отвлекают от истинной ценности жизни, они-то и провоцируют вспышки жадности, злобы, зависти и т. п. у одних, а как следствие – отчаяния у других. Среди этих ложных ценностей – себялюбие, тщеславие, жажда власти и богатства, похоть, условия для лени, неги, бездумия, равнодушия; они не существуют в Бытии изначально, а созданы самими людьми – «спящими», принявшими яркость Бытия и данный им недолгий человеческий век, за единственную данность. Отвергая эти ложные ценности, надо не ограждаться по-суфийски забором от жизни, а воспитывать свою душу так, чтобы непрестанно летящая из-под колес судьбы грязь к ней не прилипала, чтобы не тянуло с пути подбирать каждую яркую стекляшку. Надо снять с тара своей души темные струны, чтобы никакой порыв житейского ветра не порождал унылых отзвуков.

Зато – в противовес ложным – надо научить себя наслаждаться истинными ценностями Бытия, приобщение к которым просветляет душу и ни в ком не вызовет зависти, ибо они доступны всем: красота природы, весеннее цветение, пенье птиц, любовь, музыка, восторг научного познания, радость умного спора с друзьями. Разве не такой представляла земную жизнь душа, когда задумывала свое новое телесное воплощение? Именно в такой обстановке ей легче будет вспомнить свой замысел и осуществить его, не отвлекаясь на «блестки» и не парализуя себя бредовыми страхами.

Что касается страхов, то прежде всего Хайям стремится излечить человека от самой гибельной эмоции: от страха смерти. Здесь он применяет богатый арсенал воспитательных приемов, от запугиваний по принципу «клин клином вышибают» (№ 802) до презрительной насмешки над трусливым хозяином собственной жалкой шкуры (№ 804).

Тот печальный факт, что жизнь преходяща, Хайям в утешение нам умудряется даже представить благом (№ 602). Он развенчивает ложные ценности этого мира, убаюкивающие «спящих» (№ 187), бичует вскормленные ими пороки (№ 594)…

И так далее. Но это – критика, обличение. Однако есть ли у Хайяма позитивная программа (в отсутствии которой упрекали его некоторые исследователи)? Есть. Более половины стихов посвящено как раз ее изложению. Она адресована не обществу, не государству, а каждому отдельно взятому человеку, однако имеет общественную направленность точно так же, как работа воспитателя и учителя. Собственно, Хайям и был воспитателем и учителем, сами интонации его четверостиший говорят о присутствии учеников: тут и повторы, и разъяснения темных мест, и подшучивания, и контрольные вопросы, и ответы недоумевающим (например, № 513).

Но это не учебник. Не философский трактат. Перед нами поэзия самой высокой пробы. И если оформленные в стихах мысли можно оценивать с позиций историка философии или религии, то манеру преподнесения их можно судить только по законам поэзии. Этические уроки Хайяма далеко не всегда высказаны прозрачно-ясно, иные его поучения требуют определенного навыка в их понимании (см., например, № 1174 или 48).

По легендам, Хайям не записывал своих четверостиший: сотни и тысячи строк дошли до нас только благодаря записям его учеников и друзей. Трудно найти аналогичный пример в истории за последнюю тысячу лет, трудно вообще поверить в подобную старательность поклонников его поэтического дара, только из любви к стихам десятилетиями подбиравших каждое оброненное им четверостишие. Иное дело, если ценность рубаи была не только в их поэтических достоинствах, если они являлись (как и стихи суфиев) сжатыми формулировками, комментариями и пояснениями различных аспектов его учения. Так позже «писари тайн» при Джалаледдине Руми подхватывали каждый произнесенный им бейт, потому что они записывали не просто стихи, но Истину, отчеканенную в стихах.

По той же, может быть, причине из стихов Хайяма, которые я отношу к ранним, до нас дошли четверостишия почти только религиозного содержания – и исчезли сотни веселых юношеских экспромтов. Трудно вообразить, будто их вообще не было, особенно если взглянуть на единственное уцелевшее из таковых – № 336. Впрочем, возможно, к ним же следует отнести и № 71–73.

Напрашивается вывод: школа Хайяма, где он пропагандировал учение, призванное взорвать изнутри мусульманство, действительно существовала, пусть и маскировалась под «преподавание науки греков», как о том пишет Кифти; заметим, от «науки греков» в четверостишиях практически нет ничего. Таким же конспиративным следовало быть и языку его лекций, и языку его стихов, говорящих на секретные темы.

Под маской чужого слова

Действительно, язык Хайяма условен, многие понятия он шифрует словами-символами. Это в традициях персидской поэзии, особенно суфийской. На «тайном языке» с Хайямом говорят то соловей, то роза, то кувшин. Вот и сам он беседует с нами на «тайном языке»: пусть имеющий уши – услышит. В качестве символов Хайям привлекает тот же набор слов, что и поэты-суфии, но вкладывает в них, как обнаруживается, заметно другой смысл. И если по суфийской поэзии существует разъясняющая литература, то символы Хайяма приходится расшифровывать почти с нуля и ошибки здесь конечно же возможны. «Почти» – потому, что у него есть несколько четверостиший-подсказок, дающих прямые расшифровки.

Здесь мы коснемся лишь верхнего пласта его символики. Некоторые важные символы Хайяма, как «спящие», «мудрецы» и т. п., выше были уже рассмотрены, и теперь мы сосредоточим внимание на центральном символе Хайяма: ВИНО.

О. Румер был не очень-то прав, когда писал в предисловии к своим переводам: «Доминирующий мотив четверостиший, это – призыв не предаваться бесплодным бредням умозрения, а насладиться, пока не пришла смерть, всеми радостями жизни, символ которых для Омара – запрещенное Кораном вино»[22]. Однако, как мы уже видели, далеко не любые радости жизни приветствует Хайям («За блестками не рвись!»), а «бредни умозрения», сиречь философское и научное осмысление мира, вообще были главным и любимым занятием его.

Далее. О. Румер явно имел в виду вино как таковое, соответственно звучат и его переводы; и слово «символ» он применил как синоним выражения «яркий представитель», а не в смысле шифрующего знака. Между тем «вино» у Хайяма именно элемент шифра, причем маскирующий несколько разных смыслов. Многозначность терминов естественна для условного языка, находящегося только в стадии становления. Вот основные из этих смыслов:

1) «вино» – то лучшее в жизни, чем можно услаждать свой дух, не увлекаясь «ложными ценностями»: молодость и любовь, весна и цветение садов, музыка и песни; зрелость и творчество, научное познание мира и общение с друзьями; старость и мудрость, афористичные стихи и умный спор. Иными словами – истинные ценности Бытия. Иногда это «чистое», «прозрачное вино», «сок лоз», иногда с конкретизацией: «любовное вино», «вино познанья». Главная эмоция, сопровождающая его, – радость жизни, веселье (см. № 624 – пример авторской расшифровки своих терминов). Именно на это «вино» и возложена в учении Хайяма основная роль в пробуждении «спящих», в приобщении к «мудрецам».

Кстати, символ «любовь» у Хайяма (если не считать четверостиший суфийского периода) очень близок к этому «вину», с той разницей, что «любовь» – для Сердца, а «вино» – для Духа. Можно сказать, что «любовь» – тот настрой Сердца, при котором оно способно снабжать Дух возвышенными радостями Бытия.

Чтобы помочь Духу пробудиться, Сердце должно радовать его «вином», а для этого предварительно само войти в постоянное состояние «любви». Открытость взгляда, свежесть восприятия, жадная тяга ко всему прекрасному, готовность радоваться и радовать других, но также и сострадать им – вот что означает «любовь»-символ. Она концентрирует в человеке силу, сравнимую с мощью богов (№ 278);

2) «вино» – поток живых страстей и жизненных перипетий; течение времени, замертво валящее всех; оно же часто – «красное», «багряное», «кровавое» (№ 668, 1080). Сюда же относятся стихи о «наполнившейся мере» или «чаше», что означает завершение отмеренной человеку жизни.

В этом смысле «вино» порой ассоциируется с человеческой кровью, что особенно красноречиво в строках про багряное вино, пролитое на землю, например:

• Ты винный мой кувшин расколотил, Господь!
• Из радости изгнал и дверь забил, Господь!
• Багряную струю небрежно пролил наземь!..
• Да чтоб мне землю есть! – Ты пьяным был, Господь?!

Маленькое отступление. Это четверостишие часто переводили на русский язык, однако без символических намеков, как реалистический эпизод, и тому есть две причины. Одна из них – сопровождающая это рубаи легенда, пересказанная, в частности, А. Болотниковым[23] так:

«…Резкий порыв ветра задул свечу и опрокинул кувшин с вином, неосторожно поставленный на край террасы. Вино погибло. Рассердившийся философ не замедлил пустить ядовитую стрелу по адресу Всевышнего:

• Кувшин с вином душистым мне ты разбил, Господь!
• Дверь радости и счастья мне ты закрыл, Господь!
• Ты по земле, о Боже, разлил мое вино…
• Карай меня! Но пьяным не ты ли был, Господь?

Произнеся это богохульство, Хайям увидел в зеркале, что его лицо почернело, как уголь. То было наказание небес. Но поэт тут же составил следующее, не более лестное по отношению к Богу, четверостишие:

• Но кто же из живущих мог не грешить, скажи?
• А если был безгрешный, как мог он жить, скажи?
• Я сделал зло, за это ты злом же мне воздал,
• И разницу меж нами кто б мог открыть, скажи?»

Естественно, переводчику трудно избавиться от гипноза этой фантастической, но очень зримой сцены.

Вторая причина – в том, что Хайям часто прячет суть под обыденным смыслом идиом и ходульных выражений. Нужно обращаться к первоисходным значениям слов. Например, Хайям пишет о людях, через века взошедших травой, и звучит у него избитый оборот, привычно переводимый так: «Зачем топчешь траву?» Однако поэтический ход автора станет понятен, только если переводить дословно, извлекая из идиомы суть, которую даже не каждый персидский читатель заметит: «Над головой травы зачем заносишь ногу?!»

Так и здесь. «Да будь я проклят, может, Ты пьян, о Господи?!» – таков подстрочный перевод последней строки с привлечением русского эквивалента для звучащего в оригинале проклятия. Но дословно-то оно таково: «Земля у меня во рту!» Как у покойника!.. Это настораживает и заставляет всмотреться пристальней. Вино – алое. Как кровь. Пролито – на землю. И даже такая незначительная деталь начинает работать: не «кувшин с вином», а «кувшин винный мой Ты разбил». И становится ясно, что Хайям негодует на Бога за будущее убийство свое (описанное как уже случившееся), а не за такую мелочь, как кувшин вина. Замена при переводе Хайяма обиходного персидского выражения таким русским, которое эквивалентно по основному смыслу, но построено на другом предметном материале (в том числе подмена пословиц), порой утаивает даже от самого переводчика сокровенную суть четверостиший. Что уж говорить о читателе;

3) «горькое» или «мутное вино», «осадок в кубке», «кровь» или «слезы в чаше» – это постепенно накапливающаяся с годами сумма тягостных переживаний, душевная усталость; иногда – полоса бедствий либо же гнет старости (№ 1051).

Антонимом «горького вина» является «виноград», «виноградный сок» – символ чистой юности, полной радужных надежд и благих устремлений:

• Не только в пятницу не перестану пить,
• Горчайшее вино и в дни поста мне пить.
• Но я-то чистый сок в бочонок лил!.. Всевышний,
• Не делай горьким сок! – тогда не стану пить.

Опять четверостишие с двойным дном. На поверхности – упрямство пьяницы, грешащего и в святую субботу, и в пост, «научное» оправдание пьянства тем, что Господь сам же превращает в вино, в несимволическую «горечь» залитый в бочонок виноградный сок: человек-то в этот загадочный процесс не вмешивается. А в глубине: никакое не пьянство, а горести, сплошные горести жизни, которых конечно же не избежать ни в пятницу, ни в дни поста, – неуклонное разрушение прежних юношеских надежд;

4) «вином» обозначается в некоторых текстах и собственное хайямовское учение (№ 417).

Встречаются и другие применения слова «вино» не в прямом смысле, но уже обычно с определениями, как «вино забвенья» и т. п.

И лишь после этого, наконец, названное О. Румером:

5) вино как таковое, привлеченное Хайямом в союзники именно за то, что оно запрещено шариатом. И в этом случае «вину» сопутствуют уже не слова-символы, а слова-персонажи: «гуляки», «распутники» и проч., – разыгрывающие настолько блистательный фарс, что и самый законопослушный мусульманин увлечется им, а увлекшись, не заметит, как с помощью бесшабашно-хмельных словес Хайям с трезвой осторожностью, по капле вливает в его ум и душу свой едкий скепсис, который постепенно разъедает гипноз ислама и подготовляет к восприятию иных, гораздо более крамольных страниц хайямовского учения.

Причуды фарса

Спектакль условных масок тем богаче и интереснее, за событиями на сцене тем яснее видны перипетии реальной жизни, чем лучше подобраны персонажи. Старая прелестная поэтическая игра, одна и та же во все века и у всех народов. Между тем среди поэтов-переводчиков, а благодаря им и среди читателей многие полагают, что Хайям искренне воспевает вино и превозносит пьянство. Впрочем, наличие таких читателей свидетельствует: спектакль в театре масок удался на славу.

Персонажи ведут себя соответственно маскам. Вино и шариат несовместимы? Тем хуже для шариата! Впрочем, поначалу-то герой фарса пытается подчиняться запретам, но…

Можно предложить читателю нечто вроде автобиографии морально неустойчивого обывателя, выполненной сатирическим пером Хайяма. Для этого последовательно, не пропуская, прочтите четверостишия № 655, 340, 523, 611, 778, 648, 564, 561 и 566. Какая головокружительная пропасть грехопадения! Но обратите внимание, как уже в этих шутовских текстах Хайям представляет в смешном виде не столько своего героя, вначале чуть оступившегося, а в итоге пропившегося насквозь, сколько запреты шариата, а порой вкрапляет в его самые разудалые монологи – намеки на самые серьезные свои мысли: «Возня добра и зла давно постыла мне». Или «Нет веры, нет судьбы, местечка нет в раю». Да ведь это в чистом виде хайямовская программа: преодолеем гипноз мусульманской веры – перестанем надеяться на рай – уйдем из-под власти судьбы.

Теперь поэту остается чуть отклониться в сторону и повести за собой увлекшегося слушателя прочь из фарса, ближе к своему учению. И тот уже легче воспримет пренебрежение раем и геенной, гуриями и чертями (№ 689), поверит, что есть средство обмануть судьбу (№ 413), отстранит Коран (№ 518), спокойней отнесется к мысли о невнимании к нему Творца (№ 501) – и, наконец, доверчиво воспримет Хайяма и его учеников не более чем как еще одну секту в исламе, в которую почему бы и не вступить (№ 761)?

Теперь завербованного слушателя Хайям понемногу начнет приобщать к сути своего учения, и если вдруг проболтается, что оно стоит вне мусульманства, что ж, новичку и на это надо когда-нибудь намекнуть (№ 559).

А потом ученик убедится, что кубок хайямовского «вина» действительно несет ему благородный душевный покой как избавление от суеты, от погони за иллюзиями и ложными ценностями Бытия; причем мудрость этого покоя настолько далека от мудрости молящихся Богу, что совместить их нельзя, можно только выбирать одно из двух (№ 1180).

Согласитесь: не случайно почти все эти четверостишия звучат как экспромты из диалога. Отчетливо видится, как остроумными стихотворными аргументами поэт подталкивает к нужным выводам сомневающегося собеседника.

Будь весел!

Ну, а какова же стратегия и тактика Хайяма для избавления от власти небес, для направления человечества к будущему Счастью – каков же тот универсальный метод?

Его рецепт до гениального прост и звучит чуть ли не из четверостишия в четверостишие: «Будь весел!» Поначалу это воспринимается как обычное присловье перед застольными тостами (потому и переводят эти слова часто как «пей вино!», полагая, что у Хайяма это одно и то же). Но постепенно настораживает: едва ли стоит легковесно относиться к формуле, которую он внушает нам так настойчиво. Внимательно приглядевшись, обнаруживаем: она тесно связана с намеками на промашки небес. И становится ясно вот что.

Как человек может узнать про момент, когда диктат небес ослаб, когда смертный сам влияет на свою будущую судьбу? Никак! И – случайным образом – способен в этот момент повернуть свое будущее не только в лучшую, но и в худшую сторону. Скорей всего, это зависит от душевного настроя: уныние резко кувырнет вниз (см. № 785 – о «лишних горестях», которые могут наслать небеса!), бодрость улучшит судьбу. Потому-то, хотя небеса и обветшали, с работой своей они пока справляются успешно: случайные отклонения в ту и другую сторону взаимно компенсируются. И так будет до тех пор, пока люди не объединятся в заговоре против небес, не начнут действовать сообща – по рецепту Хайяма.

А рецепт исключительно прост. Поскольку промашки небес неощутимы, остается одно: все время пребывать в положительном душевном настрое. Тогда не ошибешься.

Будь весел, говорит Хайям, ибо мир непостоянен. Будь весел и жизнь на ветер не пускай. Не растрать впустую своего мгновения.

Кстати, о мгновении. Порой Хайям сокрушается: жизнь мгновенна; даже время существования Вселенной – миг. И после этого, когда он то и дело повторяет: не упусти доставшегося тебе мига, не проплачь его, проведи весело! – мы воспринимаем его так, будто он по-прежнему говорит о краткотечной жизни, будто мы имеем дело с постоянной метафорой: жизнь – миг. Однако метафорический язык Хайяма очень подвижен и разнообразен, законсервировавшихся метафор (если не считать слов-символов и «рубиновых уст») у него попросту нет. Часто упоминаемое превращение людей в кувшины у поэта, полагавшего, что человеческая плоть в самом деле становится глиной, – не метафора, а прямой факт. Так, может, и это «мгновенье» у него не метафорично? Каждый раз, когда он призывает не упустить, не погубить слезами свой миг, действительно имеется в виду именно миг – тот самый, редкостный, важнейший, в течение которого небеса могут «проиграть» тебе.

Таким образом, по Хайяму, человечество способно прийти к Счастью, если люди согласятся для этого несколько потрудиться: отвлечься от ложных ценностей Бытия и полюбить его истинные ценности («Пей вино!») – чтобы не прожить жизнь впустую; вытравить из своей души грязь и пороки; и, наконец, научиться быть неизменно веселыми, чтобы при каждой оплошности небес добавлять свою толику к совместным общечеловеческим устремлениям к Счастью. И когда эти крохотные добавки суммируются в реальную силу, тяжелая инертная повозка нашей Истории постепенно свернет с колеи унылого существования, когда-то предписанного Аллахом, вырвется из-под механической власти небес и устремится на иной, на гордый, светлый и высокий путь. Надо иметь достаточно гражданского мужества, ответственности перед своими прапраправнуками, чтобы оставаться веселыми до самого последнего мгновения:

• Когда в погоне Смерть задышит за спиной,
• Когда в глазах у нас померкнет мир земной,
• Сердца – веселыми швырнем на сито жизни!
• И можно пылью стать под уличной метлой.

Хайямовское учение нуждается в дальнейшей расшифровке, и не исключено, что многие важные подсказки таятся в еще не найденных четверостишиях. Но возьмите хотя бы рубаи № 742: сказанное там может читаться как преувеличение, гипербола, однако при сопоставлении с остальными стихами видно, что это – прямой урок, на редкость откровенный текст.

Не только тайным языком

Конечно, не все стихи Хайяма иносказательны и далеко не все посвящены философским проблемам. Есть, например, у него и любовь – не символ, а любовь в первозданном смысле. Около сотни его четверостиший, разбросанных по разным источникам, мало популярных даже в них (поскольку стиль их далек и от философских, и от сатирических стихов Хайяма и кажется чуждым), в большинстве не переводившихся на русский язык (поскольку порознь они звучат фрагментарно), собранные воедино, сливаются в прекрасный лирический цикл, очень земной и непосредственный. В этих стихах практически нет подтекстов и символов, они – откровенная летопись любви поэта к женщине, внешность которой он традиционно идеализирует, но строптивый характер ее, да и все перипетии этой истории и все оттенки собственных эмоций, не всегда благородно-возвышенных, изображает реалистично, зримо и без прикрас, открываясь нам с неожиданной стороны, как уже не мудрец и ученый, а простой человек, в меру лукавый, остроумный и глубоко страдающий, несчастный человек, которому по возрасту и ослабевшему здоровью как бы и неприлично так по-юношески влюбляться.

Эти стихи, среди прочих похожие на инородные вкрапления, при слиянии их в цикл обнаруживают несомненное стилистическое единство; более того, в них становятся видны сквозные поэтические и бытовые сюжеты.

Именно эти стихи более всего относятся к «блуждающим». Но если не Хайям писал их, то коллективным автором лирического цикла приходится признать десяток различных авторов, мало схожих между собой. Однако весь стиль и сюжетные линии цикла свидетельствуют безусловно, что автор его – кто-то один. Единоличных же претендентов на него, кроме Хайяма, нет. Более того, в стихах этого лирического цикла, несмотря на стилистическую простоту, немало в приемах письма, в характере поэтических тропов, даже в прямых текстовых цитированиях перекличек с остальными стихами Хайяма.

Нам остается признать, что Хайям был не только глубоким философом и блистательным сатириком в своих стихах, но и удивительно тонким лириком. И в том, и в другом, и в третьем он выработал особые, точно соответствующие каждому из этих направлений приемы письма. В лирике речь его проста, нежна и откровенна. Взгляните, например, на редчайшее в жанре рубаи явление – прелестные, психологически точные диалоги (№ 938, 939, 940).

Есть у Хайяма и картинки из жизни, то будничной, то праздничной; есть и дивные пейзажи; и стихи по случаю, например, благодарность за присланную кем-то рукопись (№ 439).

Своеобразны и довольно сложны для понимания шуточные стихи, образы которых навеяны научными размышлениями Хайяма. Он пытается ввести читателя в заблуждение, лукаво перемешивая строго научный смысл с обыденным, со здравым смыслом неуча. Например: «Неужто до того окружность уст мала, что центр окружности был вытеснен наружу?!» Это про родинку возле губ (из лирического цикла, № 862). И одновременно – про то, как спотыкается воображение, пытаясь совладать с бесконечно малыми величинами. Взять ту же окружность: трудно отделаться от ощущения, будто она, неограниченно уменьшаясь, должна в конце концов выдавить из себя – наружу – точку собственного центра.

Или такая серия подтасовок. По древнегреческим определениям: линия – это траектория точки. Плоскость – траектория линии. Точкой делится пополам линия, линией – плоскость, и т. д. Хайям шутливо утверждает, что и на этом скромном уровне математика уже сильнее установлений Творца:

• Над каплей, плакавшей, сбираясь в дальний путь,
• Смеялось море: «Вновь вернешься как-нибудь:
• От Бога мир – един. Однако не забудь:
• „Движенье точки“ всё способно разомкнуть!»

Крохотная капля (точней даже, молекула) воды, испарившись, прочерчивает в пространстве линию. Так? Несомненно. Усложняясь хаотическим движением капли, эта линия может с какой-то вероятностью превратиться в плоскость. Так? Вроде бы не исключено. Плоскостью делится (разрезается) трехмерный объем. Наш мир трехмерен. Значит, и весь мир способна разделить эта плоскость. Так? Трудно возразить. Разделить – расчленить – разомкнуть – развалить на части – разметать в разные стороны!.. И это – мир, созданный Творцом как единый – неделимый! Ну сильна капля, ну и сильна математика!

Шутливая логика? Пожалуйста. Небытие – место не-бытия, не-существования. Но Бог ВЕЗДЕ-СУЩ, значит, и в Небытии Он есть, существует. Следовательно, Он обладает свойством инвертировать (обращать в противоположное) воздействие окружающей среды; назовем это божественным свойством «НЕ», благодаря ему Бог в НЕ-бытии НЕ-НЕ-существует. Но если бы и здесь, в Бытии, вездесущий и всемогущий Бог присутствовал с этим свойством «НЕ», Он превратил бы Бытие в Небытие! Остается одно из двух: либо в Бытии Бог отсутствует, либо где-то на внешних границах Бытия Он должен отделять от Cебя, оставлять где-то в стороне от Себя Свое свойство «НЕ»:

• Коль есть в Не-бытии, Ты есмь, Не-тленный, – «НЕ».
• А здесь?.. Распад, и мрак, и смерть Вселенной – «НЕ».
• О, Не-зависимый от мест, причин и следствий,
• Ты здесь – отсутствуешь? Иль есть – с отменой «НЕ»?

Альтернатива? Как бы не так. Это логическая ловушка. В первом варианте – следствие: Бог не вездесущ! Во втором: есть нечто внешнее по отношению к Богу – значит, Бог не вездесущ! Итак, где ошибка в рассуждениях?

Точно так же как значительную долю стихов о любви, из разряда иносказательных следует, как ни странно, вывести и часть стихов про саки – виночерпия. Суфийская трактовка побуждает видеть в виночерпии то религиозного наставника, то самого Аллаха. Но те стихи, которые действительно нуждаются с такой интерпретации, чаще всего стилистически далеки от Хайяма, чужеродны. В остальных же стихах, в большинстве своем явных экспромтах по случайным поводам, образ виночерпия настолько реалистичен и индивидуален, что за ним видно вполне конкретное лицо. Перед нами молодой человек («сынок»), благоговейно относящийся к группе ученых, посещающих его кабачок. Такое могло быть, видимо, только в период работы Хайяма в обсерватории, в годы, когда и всесильный визирь, и всемогущий шах относились к шариату не слишком ревностно, устраивали царские пиры, а Хайям, забавляясь, писал для них трактат о свойствах вина (он сохранился). Так что и в реальных кабачках, очевидно, Хайям бывал, и в реальных застольях участвовал, но конечно же не в таких фантастически безудержных, какие живописуются им в фарсовых четверостишиях.

Виночерпий медлителен, его часто приходится подгонять, порой даже высмеивать в стихах за нерасторопность. Принеся вино, юноша подсаживается к почетным клиентам и завязывает беседы на ученые темы. Заметим, его не интересуют ни астрономия, ни астрология, ни медицина. У него один конек: философия. Четыре стихии, Семь небес, расположение рая, возмездие за грехи… Его наивная болтовня про «Четыре, и Семь, и Восемь» тоже порой служит предметом насмешек Хайяма (например, № 763).

Он отвлекает простоватого юношу, начиная приписывать различным сортам вина сказочные свойства: вот, мол, вино, дарящее бессмертие, а это – возвращающее молодость, и так далее. Такие абсурдно-глубокомысленные пассажи, кстати, напоминают некоторые места из шуточного трактата Хайяма «Науруз-намэ», особенно главу про поиск кладов. Виночерпию нравится эта игра, и позже Хайям – стихами – заказывает для своих друзей то или иное вино, пользуясь придуманными раньше причудливыми описаниями их свойств, как бы проверяя память виночерпия. Следы этой игры можно найти в экспромтах Хайяма.

Несмотря на свою профессию, виночерпий набожен. Особенно ярко сказалось это после смерти его отца, от которого молодой человек и унаследовал кабачок. Хайям нисколько не щадит его горя, едко насмехаясь над религиозными стенаниями (№ 748, 767). И, похоже, помогает.

По простоте своей саки падок на лесть, даже самую беспардонную, какой не стерпел бы и привычный ко всему султан. И Хайям, пользуясь этим, восхваляет виночерпия, демонстрируя на нем – по сути-то мальчишке, на которого всякий пропойца покрикивает, – чудеса в искусстве лести (№ 508, 755 и др.). В самом деле, не султана же восхвалять!..