Дыхание синего моря. Записки о работе на круизном лайнере, суровых буднях и необычных приключениях бесплатное чтение

Валентина Викторовна Маршалович

Дыхание синего моря

Записки о работе на круизных лайнерах, суровых буднях и необычных приключениях на борту

Ангельским крыльям, которые всегда поддерживают меня, – маме и папе.

@valentina.travelПредисловие

Я стояла на девятой палубе круизного корабля, который отправился в долгий переход через Атлантический океан.

Волосы развевались по лицу под порывами холодного октябрьского ветра. Ноги гудели от восьмичасовой рабочей смены в шумном зале казино. Я вдыхала свежий морской воздух и всматривалась в даль, туда, где кончался океан. Я рисовала в воображении небоскребы Майами и прощалась с холодной Европой.

Море бушевало, и мутные волны с шумом ударялись о белоснежный лайнер. Корабль раскачивался на бескрайних волнах, неспособный противостоять грозному настроению моря.

Резкий порыв ветра сдвинул стулья на верхней палубе, и на пол с грохотом упали бокалы с корабельного бара. Вода в бассейне расплескалась в разные стороны. Я оглянулась и увидела взволнованных гостей, сидящих у барной стойки.

Впервые за долгое время в море меня сковал страх перед стихией. Руки сжали холодные железные поручни, а на плечо упала первая крупная капля дождя.

Там, посреди бескрайней Атлантики, в памяти всплыл день, с которого все началось. День, когда моя мечта о дальних островах и бирюзовом море нежным лучиком заискрилась в сердце.Здравствуй, мечта

Тот день ничем не отличался от остальных. Я подходила к серому зданию Технологического университета медленно, словно ожидая, что кто-то сверху разрешит мне развернуться и убежать. Убежать далеко и надолго, не оглядываясь и не вспоминая унылую рутину.

Я проживала дни на автопилоте – в череде лекций по химии и бухгалтерскому учету и в бесконечном поиске внутреннего счастья. Внутри жила острая боль разрушающих меня отношений и пустота. Пустота настолько пронзительная и стерильная, какая бывает лишь в белых палатах операционных.

Мое будущее было расписано за меня. Впереди ждал диплом и уже подготовленное место работы в скучной строительной фирме. Когда я думала, что жизненная рутина так и будет продолжаться без новых открытий и путешествий, все внутри меня сжималось.

Я поднялась по серой лестнице на второй этаж и тихо вошла в просторный лекционный зал. Женщина с пепельными волосами выводила мелом длинные формулы на доске. Мои подруги играли в точки и шуршали под столом оберткой белого шоколада. Студенты в первых рядах лишь изредка поднимали вверх глаза, усиленно записывая слова лектора. До меня донеслась тихая мелодия – парень, сидевший на ряд ниже, надел наушники и растянулся на парте. А я витала в своих мыслях: искала на лекции по мировой экономике свои задачи в этом мире.

Я перевела взгляд на хмурое сентябрьское небо и увидела яркую белую полосу от самолета – знак, который перевернул все. Знак, обещающий мне начало белой полосы в жизни.

«Наверное, он летит в Майами, – подумала я. – Уносит чьи-то жизни и судьбы за океан – навстречу солнечной набережной и небоскребам, навстречу прибрежным кафе и теплому океану».

В тот день в сердце поселилась мечта, которая тонким голосом рассказывала мне удивительные истории. Об этом мире, полном изобилия, в котором есть берега с розовыми песками и белоснежными скалами, зеленые оазисы посреди бескрайних песков Востока и небоскребы, смотрящие в небеса. В котором каждый может выбрать свой путь и свою дорогу.

В тот день я сделала свой выбор, который через год привел меня в аэропорт Вечного города Рима, где когда-то давно и началась моя история.Глава 1

«Пышность морей»

Dolce Vita^[1]

Все эти годы при упоминании Италии сердце начинало биться быстрее, стремясь туда, где развевается зелено-бело-красный флаг. Туда, где узкие улочки Сорренто насквозь пропитаны запахами жасмина и сладких мандаринов, а зеленые холмы Тосканы покрыты виноградниками. Туда, где теплые солнечные лучи нежно ласкают кожу, а на улицах пахнет свежим бельем, развешанным на балконах сицилийских каменных домов. Туда, где в порту Ливорно море встречается с горами, а в шумных кафе Неаполя подают ароматную пиццу «маргарита». Туда, где среди кедровых деревьев и оливковых рощ, будучи маленькой девочкой, я оставила свое сердце.

И спустя десятилетие я снова оказалась в Фьюмичино – в аэропорту Вечного города, где меня ожидал мой первый корабль под названием «Пышность морей». Там, затерявшись в шумной толпе, я вернулась в свои девять лет и ощутила себя той девочкой в персиковом сарафане и белых туфельках с ромашками, впервые приехавшей в Европу, – улыбчивой и открытой, с восторгом наблюдающей за высокими пальмами и величественными зданиями итальянской столицы.

В шумном зале прилета я представляла, как за сотни километров от дома буду дышать в такт своим новым городам. Как буду просыпаться каждое утро с улыбкой в новой стране. Как буду благодарить бога за то, что он посчитал мою мечту слышать дыхание моря каждый день достойной воплощения.Добро пожаловать на борт

Вместо ключей и паспорта мне выдали четыре пластиковые карты. Первая карточка с фотографией – корабельный паспорт – была моим пропуском на лайнер. Вторая – зеленая карта со станцией эвакуации. Третья и четвертая – белые – ключи от каюты и офиса казино.

Уже на второй день начались тренинги. Нам рассказывали о стандартах компании, показывали, как обращаться с огнетушителями и спускать на воду спасательные лодки, обучали навыкам управления толпой. Я с удивлением узнала, что кроме основной работы у членов экипажа был ряд дополнительной – участие в пассажирских тренировках, встреча гостей у входа на корабль, помощь охранникам в портах, еженедельная учебная тревога.

Тренинг по безопасности был самым напряженным. Уже немолодой панамец с серебристыми волосами рассказывал, как людей прижимало водонепроницаемыми дверями, говорил об исчезнувших пассажирах и о нервных срывах работников, проводящих по девять месяцев на борту.

– Мы сталкивались со случаями, когда гости обвиняли экипаж в домогательстве, – облокотившись на спинку кожаного кресла, сказал офицер.

Это было одной из причин, почему работникам запрещалось ездить в гостевых лифтах. В них не было камер, и даже случайное прикосновение к гостю могло стоить члену экипажа работы.

Я сжалась в кресле с надеждой, что у офицера с тремя золотыми полосками на погонах закончились страшные истории. Но мне предстояло услышать еще одну – о девушке, которая поскользнулась и упала на полу. После того случая персоналу запретили ходить в шлепанцах.

Я перевела взгляд вниз на свои серебристые шлепанцы. А потом на ноги в розовых спортивных штанах и на кофту с ушами зайца. В этой одежде, среди работников в строгой униформе, я выглядела странно. По мне сразу было заметно – я здесь новенькая.

Я почти не запомнила первые рабочие дни. Новые английские слова, сотни разноцветных лампочек на игровых автоматах в казино, боль в спине, судороги в ногах, и лица – грустные и радостные, уставшие и бодрые. Мне не хотелось идти в каюту. Мне хотелось вглядываться в эти лица – за баром на пятой палубе, за покерным столом, в столовой экипажа.

Я чувствовала себя ребенком, перед которым раскинулся необъятный город с ресторанами, театрами и бассейнами, с тысячей жителей, где нашлось место американскому миллионеру из двухкомнатных апартаментов и филиппинскому матросу, не видящему моря из трюма корабля. Город, где бок о бок трудились и жили сотни национальностей. В котором были свои слухи и сплетни, недомолвки и обиды, дни рождения и юбилеи. Город, в котором мне предстояло прожить маленькую жизнь длиною в восемь месяцев.

Андалусия

Моим первым другом на корабле стал высокий худощавый брюнет Мишель, который говорил на русском языке с легким акцентом. Он рассказывал мне про лайнер, знакомил с коллегами, угощал коктейлями в баре для экипажа. Мне было легко с первого дня, потому что рядом со мной был человек, готовый всегда прийти на помощь – объяснить правила на корабле, перевести незнакомые английские слова, проводить до каюты, чтобы я не потерялась в безликих серых коридорах.

Спустя неделю на борту мы с Мишелем вышли на берег. Моим первым портом стала солнечная испанская Малага.

Город на побережье Коста-дель-Соль очаровал меня с первого взгляда и навсегда привязал к себе. Прогуливаясь по колоритным улочкам, я заметила местных женщин, которые продавали букетики в форме шаров из белого жасмина – символ Малаги. У жителей города даже была профессия – продавец биснаги и построенный в его честь памятник в садах Педро Луиса Алонсо^[2].

Сам сад, названный в честь первого мэра Малаги, сохранил в себе очарование Востока, он все еще помнил правление арабов. В сквере с живой изгородью и журчащими фонтанами я вдыхала нежный запах ярких роз и высоких кипарисов. Прогуливаясь по аллее из апельсиновых деревьев, я набрела на величественную городскую Ратушу.

– Это мэрия города, – сказал Мишель, указывая на здание на проспекте де Сервантес. У него были песочные стены с белыми колоннами и фасад со скульптурами моряков, рыбаков и торговцев.

А самым знаменитым сооружением испанского города была построенная на руинах финикийского маяка крепость, которая в переводе с арабского называлась «гора маяка». Я взбиралась на возвышающуюся над городом крепость Хибральфаро по сбитым каменным ступенькам и извилистым горным дорогам. Ступая по раскаленным на августовском солнце камням, я слушала летние истории Мишеля.

Он рассказывал о городке, утопающем в зелени, недалеко от Парижа, где прошло его детство. О русских песнях, всегда звучащих в его доме, и аромате свежей выпечки субботним утром. О небольшом храме из красного кирпича, куда он приходил каждое воскресенье послушать своего отца – местного священника. О ярком мегаполисе – городе всех влюбленных, куда приезжал на выставки своей мамы. В ее картинах зимних пейзажей, которые стали популярны в Париже, читалась тоска по родному дому в сибирской глубинке.

Дойдя до верха, Мишель остановился и протянул мне руку. Преодолев последнюю ступеньку и посмотрев вдаль, я поняла, ради чего проделала изнуряющий путь по августовской жаре.

Передо мной лежала вся Малага – со старинными домиками и мощеными улочками, с аллеями из кипарисов и эвкалиптов, с кофейнями на прогулочном променаде – аллее Муэлье Уно и средневековыми фонтанами. С видом на порт, у которого стояли огромные лайнеры, и Гибралтарский пролив. Это были завораживающие мгновения чистой красоты, когда сердце замирало в надежде продлить мимолетное счастье. На вершине той горы хотелось остаться – затаиться в тихой кофейне, встречая закат и провожая взглядом огромные корабли.

Но на один из самых старых средиземноморских портов тихо опускался вечер. И это означало одно – нам было пора возвращаться домой.

Я не прощалась с Малагой. Я знала, что мне предстоит еще не одна встреча с этим завораживающим портом в Андалусии. Спасательная шлюпка

Наутро наступило время еще одного тренинга – десятого по счету. На этот раз в корабельном бассейне. У соседнего бассейна первые гости расстилали синие полотенца и мазали друг друга солнцезащитным кремом. А для нас было приготовлено нечто более интересное, чем загар на жарком сентябрьском солнце.

Сначала офицер в красных солнцезащитных очках учил нас правильно прыгать в воду. Мне казалось, что в этом не было ничего сложного, но и в прыжке с палубы корабля в случае эвакуации были свои секреты.

После прыжков началась самая сложная часть тренинга – со спасательной шлюпкой. По одному мы, новые работники круизной индустрии, подплывали к шлюпке, покачивающейся в тихих водах бассейна. Забравшись в нее только с третьей попытки, я легла на влажную резиновую поверхность и выдохнула от усталости.

– А теперь бери веревку, крепящуюся к лодке, и вставай! – не успев опомниться, я услышала громкий крик офицера.

С трудом сбалансировав на покачивающейся на воде шлюпке, я схватила веревку и поднялась. Резиновая лодка резко перевернулась, и я оказалась под ней. Вода защипала глаза, и я начала громко барахтаться. Я была в полной темноте, накрытая огромной спасательной шлюпкой.

Выплыв из-под нее и отдышавшись, я мысленно просила, чтобы такой ситуации в реальности никогда не случилось. Бассейн под наблюдением офицера – это одно, а бушующее море в случае эвакуации с тысячей паникующих людей – совсем другое.

Это была отработка техники по перевороту шлюпки в случае ее неправильного спуска на воду. Пугающая, но спасающая жизни. Уметь мечтать

Ее звали Цветана, и в том теплом сентябре она научила меня мечтать.

Худенькая блондинка родом из Болгарии, Цветана была старше меня на два десятка лет. Сидя в открытом баре экипажа в ожидании отплытия корабля, я слушала историю ее жизни.

– Моей первой любовью был португальский серфер. Мы жили с ним в небольшом доме у океана. Там же, на пляже в Порто, я вышла за него замуж, – рассказывала Цветана, убирая с лица непослушные длинные волосы, развевающиеся на ветру.

– Почему вы расстались?

– Я влюбилась в другого. И уехала к нему за океан.

С ее новым мужчиной отношения продолжались много лет, а разрушились в один миг, когда она вернулась домой чуть раньше, застав мужа с любовницей. От него ей остался американский паспорт, дом в пригороде Сиэтла и разбитое на мелкие осколки сердце.

– А потом я встретила его, – улыбнулась она, махая высокому мужчине в белом комбинезоне, который зашел в бар экипажа.

Я обернулась и поздоровалась. Загорелый брюнет с кучерявыми волосами был родом из Сербии и работал на корабле инженером. Я посмотрела на Цветану, которая широко заулыбалась, увидев его, и подумала, что на этот раз любовь будет жить вечно.

Цветана была моей феей-крестной. Рядом с ней мне становилось тепло, от нее веяло домашним уютом и настроением праздника. У Цветаны было удивительное качество: она всегда была спокойна и расслаблена, как самое тихое море. Она говорила медленно, и ее голос переливался, как трели птиц в весеннем лесу. Рядом с ней мир замедлялся и успокаивался, и время всегда замирало. Будто часы прекращали бесконечный бег и стрелки застывали в долгожданном отдыхе.

– Если остановиться и прислушаться к себе, можно услышать много нового, – часто говорила она, загадочно глядя вдаль.

Каждым своим словом она учила меня доверять жизни и своему внутреннему голосу, расслабляться и наполняться покоем. Чтобы из состояния умиротворения и чистоты научиться творить свою новую реальность.

Мы часто проводили время на острове, ставшем для меня символом свободы, – Ибице. Днем я приезжала на белоснежный пляж Лас-Салинас – сокровище острова. Нашей шумной компанией мы веселились, как дети, закапывали друг друга в песок, делали неуклюжие фотоснимки и пили мятные коктейли.

А когда солнце скрывалось и отступала жара, я направлялась в город. Там я бродила по узким улочкам, заглядывала в ночные витрины с мерцающими нарядами, покупала разноцветные магниты и браслеты с ящерицами в местных сувенирных лавочках, ужинала в прибрежных кафе.

Когда солнце опускалось и многочисленные туристы в ярких нарядах выходили на улицы острова, мое время в порту заканчивалось. Как у Золушки в полночь, яркая сказка неизменно подходила к концу. Душный автобус увозил меня в порт, где лайнер «Пышность морей» собирал на свой борт экипаж и гостей, чтобы отчалить от берегов Ибицы навстречу новым городам.

Казино «Рояль»

Моим вторым домом после крошечной каюты было просторное, завораживающее своими огнями казино «Рояль».

Казино – это звуки никогда не засыпающих автоматов в вуали сигаретного дыма, запахи клубничного дайкири и крепкого виски, звуки поцелуев, понятные только работнику игровой индустрии, бессонные ночи до последнего игрока, просмотр камер и десятки отчетов.

– Это твой офис, – сказал менеджер из Южной Африки, открывая дверь крошечной комнаты техников, заваленной инструментами и микросхемами. Внутри было душно и с трудом помещалось три человека, а из-за гор отверток и шурупов уныло выглядывал небольшой компьютер.

Потом Питер провел меня к компьютеру, стоящему посреди шумного зала, у статуи золотого льва. На экране друг друга сменяли десятки цифр – данные каждого игрового автомата казино.

В первый же день, открывая игровые машины, чтобы достать застрявшие купюры и заполнить автоматы чеками для печати, я исцарапала в кровь все пальцы. Машины не любили меня, а я не испытывала симпатии к ним. Намного больше мне нравилось общаться с гостями.

В своем первом круизе я познакомилась с гостем из Хьюстона.

– Не подскажете, где находится ресторан? – спросил он.

И я замерла. В то время я с трудом понимала, где в этом огромном городе на воде находилась моя каюта.

– Сэр, пройдите прямо, и в конце вы увидите ресторан, – пришел мне на помощь улыбчивый техник Лео. Мы рассмеялись, и Бен попросил рассказать, как играть на автоматах.

– У нас есть программа накопления бонусов казино, – гордо ответила я, радуясь вопросу, на который знала ответ.

Каждый пассажир мог вставить в игровую машину свою карту – ту самую, которая служила одновременно пропуском на корабль, ключом от каюты и картой оплаты. При игре на карте накапливались баллы, которые в конце круиза гости могли обменять на милые синие кепки или красочные футболки с логотипом казино.

Но Бен постоянно забывал свою карту в автомате, иногда оставляя ее там на целый день.

– Сделай в карте гостя дырку и повесь ее на шнурок, – подсказал мне фирменный секрет Лео.

Счастливый Бен повесил карту на шею и, кажется, никогда больше ее не снимал. Он смотрелся забавно с синим шнурком на шее и в смокинге во время официальной ночи. Но еще забавнее было встретиться с ним в кафе на верхней палубе у бассейна, где он прогуливался в ярких плавках и с неизменным шнурком на шее.

В казино была своя атмосфера роскоши. В ночи официальных событий, обычно два раза в круиз, мужчины надевали белоснежные рубашки и черные костюмы, а девушки сияли в вечерних платьях. Летящие подолы развевались из-за ветра на пятой палубе роскошного круизного лайнера. В эти ночи толпы гостей шли из театра «Палладиум» в ресторан, делая красочные фотографии около золотого льва у спортивного бара казино.

В одну из таких ярких ночей, проходя «Атриум», я улыбалась без причины. Я чувствовала яркое и незыблемое счастье, понимая, как прекрасна и насыщенна моя жизнь, как важно уметь радоваться и благодарить ее за каждый день. Заходя в казино, я столкнулась с восточным мужчиной с ослепительной улыбкой. Золотые пески Туниса

В его глазах не было надежды. В них яркими искрами переливались золотые пески Туниса и нежный южный ветер, обжигающий кожу. Это был ветреный мужчина из жаркого южного городка, на счету которого были десятки романов. Несерьезный, с кошачьей улыбкой и сотнями подготовленных комплиментов, он работал аниматором, развлекая гостей на корабле своими шоу-программами.

На третий день круиза в баре для экипажа на открытой палубе он рассказал мне свою историю. В ней главной болью был его отказ от религии и неодобрение его семьи. В мусульманских странах, в религиозных семьях, будущую жену и мужа по-прежнему выбирают родители. Амир бежал от брака без любви в прибрежный отель, а потом еще дальше – на круизные лайнеры.

– Когда-то я тоже любил, – сказал он, пристально глядя на меня. – Она отдыхала в отеле Сусса, где я работал. – Амир сделал паузу и улыбнулся, вспоминая те мгновения. – Я любил ее так сильно, что готов был предать семью и уехать вслед за ней.

– И что произошло? – мне скорее хотелось узнать финал его истории.

– Она была замужем. Я был для нее простым курортным романом.

Мужчина со славой героя-любовника и вереницей разбитых женских сердец оказался тем, кто способен любить. Сильно и страстно. Пусть лишь один раз в жизни. Jungle party^[3]

За тихим разговором с Амиром я не заметила, как бар наполнился людьми. Солнце скрылось за горизонтом, и на море опустилась темнота. Небо было усеяно звездами, а волосы прилипали к лицу от дующего с моря теплого ветра. Посреди открытой палубы появилась бочка со льдом, доверху наполненная бутылками пива и банками с колой. Зазвучали латинские мотивы, и пылкие мексиканцы и бразильцы заполнили крошечный танцпол бара для экипажа.

На той вечеринке Мишель познакомил меня с «русской мафией» – официантом из Одессы, музыкантом из Ярославля, барменом из Киева и горничной из Гомеля. Я узнала самое известное на корабле слово – «paisano», которое применялось к людям, говорящим на одном языке.

В том баре смешались лица и страны. В самом углу сидела тихая компания филиппинских матросов в темно-синих комбинезонах. С другой стороны открытой палубы доносился громкий смех американских танцоров и певцов – отдельной группы на судне, которые редко общались с остальными работниками. Справа от нашего столика сидела шумная компания официантов – сербов и македонцев. А чуть дальше – радостные менеджеры из Англии с самым большим количеством пустых бутылок на столе.

Я улыбнулась проходящему мимо кассиру казино из Венгрии, нежно обнимающему филиппинскую официантку.

– Дома его ждут жена и дети, – отпив глоток пива, сказал официант Кирилл. Словив мой удивленный взгляд, ребята рассмеялись.

– Тебе еще ко многому придется привыкнуть. У моряков есть фраза: «What happens on ships, stays on ships»^[4].

И тогда я осознала, что на корабле нет личного пространства. Слухи разлетались быстрее молнии. И на работе, и в свободное время – вокруг были одни и те же лица. Я была добровольно заперта в железной коробке на восемь месяцев.

Из жизни горничной

– Сейчас такое расскажу, я чуть не умерла от смеха. – Алина, горничная из Беларуси, которая делала лучших на корабле слонов и лебедей из полотенец, присела за наш столик.

В ночь перед высадкой горничные просили всех пассажиров выставить свои чемоданы в коридор, чтобы с рассветом работники могли вынести их с корабля в круизный терминал.

– Одна пожилая пара выставила свои сумки. Вот только они забыли упаковать туда свои вещи, представляете? – рассмеялась Алина.

– Как это? – поперхнулся пивом музыкант Дима.

– Вот так. Их пустые чемоданы увезли. А им надо было хоть куда-то сложить одежду. – Алина закурила сигарету. – Я выдала им несколько огромных черных мешков для мусора!

Все за столом громко засмеялись.

– А что еще я могла им дать? – усмехнулась Алина, снимая голубую рабочую жилетку.

Я представила, как смешно смотрелась эта пара, покидая коридоры лайнера с закинутыми за спину огромными черными мешками, набитыми их вещами. I 95

К часу ночи у меня уже кружилась голова от новых лиц и имен. И я приняла единственно верное решение – пойти спать. Спустившись вниз по лестнице, я оказалась ниже линии воды, в пустом белом коридоре с названием I 95. Назван он был так то ли в честь самой длинной автомагистрали в США, то ли из-за американского документа для иностранных работников.

По этому коридору под ногами у пассажиров ежедневно пролегал мой путь. В нем не было бордовых ковров и начищенных зеркал, как в коридорах гостей. Не было статуэток у лестниц и картин с изображением диких пляжей. Это была железная коробка, тянущаяся от носа до кормы корабля, с белыми стенами и тяжелыми водонепроницаемыми дверями.

В случае затопления у этих дверей загорались огни и включался пронзительный звук, предупреждающий о том, что они закрываются. Железные двери в случае закрытия не мог остановить никто, и они прорезали все на своем пути. У них была одна задача – не допустить проникания воды в соседние отсеки в случае заполнения нижних палуб корабля.

От I 95 отходили безликие серые коридоры, в лабиринтах которых были спрятаны каюты экипажа, офисы работников и охраны. Там же находились огромные холодильники и склады продуктов и напитков. Рядом с ними часто стояли железные тележки, затрудняющие проход по I 95.

В пустом ночном коридоре веяло холодом, и я шла медленно, стараясь не пропустить поворот к своей каюте. Вдруг из-за угла резко вынырнул человек в белом респираторе и с жутким запахом.

Это было так неожиданно, что от испуга тело перестало меня слушать. Сердце забилось. Тело в шоке замерло на месте, хотя все внутри кричало мне «беги».

Я быстрым шагом пошла прямо. Я не знала, куда иду. Мне было важно просто идти. Опомнившись, я поняла, что ноги сами принесли меня к дому. Я стояла у своей каюты с наклейкой синего самолета на двери.

– Все хорошо? – спросила моя соседка из Перу, оторвавшись от книги с обнаженной парой на обложке. Я рассказала ей о мужчине в белом респираторе. Лилия рассмеялась и сказала, что это работник мусорной комнаты. Пока я успокаивала свое сердце домашней сангрией, которая была у каждой уважающей себя перуанки, Лилия не нашла ничего лучше, как рассказать мне о переработке мусора на корабле.

Я узнала, что твердый мусор прессуется или сжигается прямо на судне. А некоторые пищевые отходы перерабатываются, очищаются и сбрасываются в океан в качестве пищи для морских обитателей. Я сразу нарисовала в голове толпы жадных акул, кружащихся у судна.

Умывшись, я залезла на второй ярус кровати, задвинула полосатую шторку и, несмотря на нового знакомого и историю с акулами, мгновенно провалилась в сон. Наутро меня ждал сказочный город, утопающий в цветах роскоши. Вспышка счастья

Вместе с Мишелем мы ездили на экскурсию в древнюю Олимпию и устраивали красочные фотосессии на центральной улице Канн. Вместе скупали яркие топы и футболки в турецких портах, терялись на улочках греческого Корфу и пили сладкие коктейли в кафе испанского Кадиса. Вместе танцевали на задней палубе корабля – в баре экипажа, подсчитывали до утра выручку казино и обсуждали новые корабельные истории. За суетой дней и красками новых портов, за бесконечными ночами на работе и новыми друзьями я не заметила, как наша дружба плавно перетекла во что-то более важное.

Мы вышли с корабля в залитый светом порт. Я вдохнула свежий морской воздух и подняла глаза к яркому солнцу, светящему на кристально голубом небе. Вокруг «Пышности морей» на волнах покачивались маленькие лодочки с белыми парусами. У пристани Фонвьей стояли яхты с блестящими на солнце бортами. А в порту Эркюль виднелся крошечный темно-синий лайнер.

Вдалеке кричали чайки, и я уловила мимолетное мгновение детской радости. Мне хотелось запомнить эту яркую вспышку ускользающего в глубь синего моря счастья. Из ближайшего кафе донеслась тихая французская мелодия, и я отчетливо поняла, насколько бессмысленно цепляться за мгновение.

Настоящее счастье – не в яркой, словно щелчок фотоаппарата, вспышке. Оно приходит тихими шагами к тому, кто не просто ждет, а делает шаги ему навстречу. К тому, кто каждый день, вне зависимости от погоды и настроения, работает над достижением собственного счастливого мира. «Когда-нибудь это состояние станет моим», – подумала я и в первый раз в жизни ступила на землю новой для себя страны – роскошного и прекрасного Княжества Монако.

Богатство той крошечной страны чувствовалось во всем – в лицах местных жителей, за столиками французских кафе, под сводами незасыпающего казино Монте-Карло.

Прячась от сентябрьской жары под навесом, я заказала местную фирменную пиццу «Писсаладьери» с томатами, анчоусами, ароматными розмарином и шалфеем. Потягивая мятный коктейль, я наблюдала за толпами любопытных туристов, которые фотографировались с красными «Феррари» и желтыми «Ламборгини».

Перекусив, мы с Мишелем зашли внутрь знаменитого казино Монте-Карло и на мгновение замерли от красоты. Атриум был облицован мрамором и окружен колоннами, а чуть дальше находилась целая галерея игорных залов с красочными картинами и скульптурами.

В том порту я смеялась как ребенок и делала десятки фотографий под сводами казино. Проходя мимо витрины бутика, я засмотрелась на длинное черное платье с пятизначной суммой на бирке.

– Настанет день, когда мы вернемся сюда и купим его, – обняв меня, сказал Мишель. – День, когда мы уже не будем работать на кораблях, но обязательно будем вместе.

Мишель учил меня замечать жизнь. Он останавливался и показывал мне хрупкие цветы, пробивающиеся сквозь каменные ступеньки, и придумывал имена для проплывающих по небу облаков. Я училась останавливаться в бесконечном потоке жизни, чтобы даже неуловимые искорки замирали вечностью воспоминаний.

All access^[5]

В конце каждого круиза гостям предлагали экскурсию в самое сердце лайнера – в зоны, недоступные взгляду пассажиров, находящиеся за тяжелыми дверями с надписью Crew Only^[6].

Когда корабль отчалил от сказочного порта в Монте-Карло, гости, заплатившие сто долларов, спустились в серые коридоры – те самые, в которых жили и передвигались мы, экипаж корабля.

Улыбчивый офицер из Колумбии Луис проводил их в огромную душную прачечную с громким шумом стиральных машин и сушилок, где десятки филиппинских работников без перерыва сортировали белоснежные простыни для гостей.

– Работники тоже стирают свою одежду здесь? – спросил молодой американец.

– Нет, у работников есть отдельная прачечная на нулевой палубе, – ответил Луис, забыв упомянуть, что в нашей прачечной на весь тысячный экипаж стояло всего пять стиральных машин.

Настоящее счастье – не в яркой, словно щелчок фотоаппарата, вспышке. Оно приходит тихими шагами к тому, кто не просто ждет, а делает шаги ему навстречу.

Путь любопытной толпы, идущей гуськом на главную кухню корабля, пролегал через огромные склады, куда в первый день круиза всего за несколько часов загружались тонны еды и десятки ящиков с напитками.

– Еда поступает на кухню, где каждый день повара готовят сотни разнообразных блюд. По стандартам, приготовленная еда может быть использована в течение четырех часов, – говорил Луис, заходя на главную кухню лайнера.

Заключительным местом в экскурсии был капитанский мостик – место, откуда улыбчивый норвежский капитан швартовал огромный лайнер в очередном живописном порту. На мостике были сотни разноцветных кнопок на десятках панелей и кристальные панорамные окна с лучшим видом на море и порты.

Когда Луис закончил экскурсию, он вновь пересчитал пассажиров. И с удивлением отметил, что до капитанского мостика не дошел один гость, затерявшийся где-то в секретных зонах корабля.

После неудачной попытки найти пассажира Луис обратился на стойку администрации. Имя гостя несколько раз объявляли по громкой связи, проверяли его каюту и корабельную карточку. Охранники, запершись в своем офисе, просматривали камеры из зон для экипажа в поисках пропавшего. Но все попытки найти его оказались безуспешными.

Слухи разлетались по кораблю со скоростью звука, и вскоре мы, проходя по узким коридорам, высматривали чужака.

Гость нашелся сам – спустя несколько часов он использовал свою карту в местном баре. Молодой американец оказался журналистом известного издания. Офицер охраны попросил молодого парня стереть все видео, которые он успел снять.

Его статья так и не увидела свет. Сердце моря

Я не любила Англию – чопорную и резкую, с вечными туманами и нескончаемыми дождями. Удивительно, но и за тысячи километров от Соединенного Королевства, на маленькой части земли рядом с Испанией, тоже всегда было туманно и дождливо. Эта земля принадлежала Великобритании и носила имя Гибралтар. Там, на мысе Европы, Средиземное море соединялось со скрытыми за туманом величественными горами Марокко.

Когда лайнер причалил к порту этого города, я направилась осмотреть Гибралтарскую скалу. Ее восточный склон резко обрывался над бескрайним морем, а на более пологом, западном, и был построен город.

Когда я поднялась по канатной дороге в гору, меня окружили толпы любопытных бесхвостых обезьян – маготов. Одна из них без стеснения залезла в мою клетчатую сумку, которую я по незнанию поставила на землю, чтобы сфотографироваться.

Скала была удивительным местом – возвышенностью с прохладным горным воздухом и редкими африканскими растениями, с одной стороны, и темными пещерами, в которых было влажно и зябко, с другой.

Когда я спустилась в пещеру Святого Михаила, меня окутали холод и запах влажности. Древние греки звали эту пещеру вратами в царство Аида – бога подземного царства мертвых. С потолка свисали янтарные сталактиты, а на стенах осталась стертая наскальная роспись с рисунками горных зверей – следы первобытных людей.

– Эта пещера долгое время служила военным укреплением, а во время Второй мировой войны в ней организовали военный госпиталь, – торопливо рассказывал гид, стараясь быстрее освободить место для ждущей неподалеку другой экскурсионной группы.

Я переходила из одного зала в другой, расположенный на более высоком уровне, медленно, боясь поскользнуться на влажной земле, которую освещала тусклая подсветка. В самом большом из залов проводились концерты классической музыки. А на нижнем уровне, куда я спускалась по крутым ступенькам, располагалось кристальное подземное озеро.

Такими же кристально чистыми были мои чувства к Мишелю. За три месяца до зимы я сидела с ним в кафе на главной площади Гибралтара и ела английский завтрак из яичницы и бекона. Он рассказывал мне об учебе во французской столице, а я перебирала яркие ракушки, украшающие стол. Вода синего моря терялась на горизонте, а я мечтала о том, что под небесными парусами, объединившими два сердца, всегда будет жить любовь, что никакие бури и штормы не заберут нас друг у друга.

За три месяца до зимы ветер разносил по крошечному английскому порту нашу историю, запахи еще неизведанных берегов и обрывки слов на разных языках. А под моей ладонью, в маленькой ракушке, билось сердце моря – мечтами и памятью. Код «Браво»

Вечером на корабле резко прозвучали гудки и команда «Браво», за которой следовала фраза – «Это не тренировка». И это придало ситуации особый драматизм.

На случай непредвиденных ситуаций на корабле было четыре кодовых слова, которые произносились по громкой связи. Команда «Оскар» означала, что человек находится за бортом, «Альфа» – медицинский инцидент, «Чарли» – угроза безопасности и, наконец, «Браво» – это пожар. После кодового слова объявлялось место, где случилось происшествие.

Пожар был одной из самых страшных угроз для корабля, что было удивительно, ведь вокруг находилась вода. Но именно пожар мог в считаные минуты распространиться по лайнеру и унести его в пучины морских вод.

В тот вечер пожар начался в машинном отделении. Сидя в столовой и обсуждая новые корабельные истории со своей соседкой, я заметила нескольких ребят из Филлиппин, которые резко поднялись со своих мест. Это был экипаж из команды «Браво», которых специально тренировали для помощи в тушении пожара.

– Bomboclat, – донеслось из-за угла. Это ямайское слово, обозначающее шок или неожиданность, чаще всего использовалось как ругательство.

Я встретилась взглядом с коллегами за соседним столом и прочитала в их глазах страх перед неизвестностью. Мы не знали, чем закончится этот пожар: воспоминаниями о быстро закончившейся трагедии или массовой эвакуацией людей на борту.

Лайнер продолжал свою размеренную жизнь. Гости загорали и читали любовные романы, уютно расположившись на шезлонгах у бассейна. Но мы знали, что где-то ниже уровня моря, в самом сердце управления корабля, полыхало жаркое, неконтролируемое пламя.

К счастью, тот пожар потушили, и угроза миновала. Но это в очередной раз заставило меня задуматься о том, как важна ценность жизненных моментов.

Тогда я еще не знала, что через полтора года пожар на «Пышности морей» заставит норвежского капитана объявить общую тревогу и выведет весь экипаж и перепуганных сонных гостей на станции эвакуации в три часа ночи. Это будет пожар, который вынудит лайнер остановиться и ждать катера береговой охраны. Пожар, который обойдется компании в двадцать два миллиона долларов. Пожар, который выведет из строя мой родной корабль на целых шесть месяцев.

Сердце острова Сицилия

В конце сентября лайнер причалил к порту, который я ждала с замиранием сердца, – Палермо, Сицилия. Этот остров, где небо сливалось с морем и горами, был местом из моих снов. Но, когда я восхищенно говорила о Палермо своим друзьям, те, кто уже бывал там, лишь улыбались. Все как один отвечали, что этот город – совсем не такой, каким я его представляю. Но мне не хотелось верить. В сердце жил романтический образ сицилийского порта с мандариновыми рощами и мягкими песчаными пляжами.

А ступив на его землю, я поняла: в южном итальянском острове, несомненно, есть своя прелесть. Но она точно не в портовом Палермо.

Прелесть Сицилии на востоке, в горной Таормине. Это место было соткано из ароматов горных цветов и теплого средиземноморского воздуха. А высеченный в скале греческий театр тесно связывал город с очарованием Древней Греции. Там, в крошечном кафе с клетчатыми скатертями, в окружении лимонного сада, я попробовала местное вино – сладкое, с ароматом цветов, и традиционный сицилийский десерт – кассату, торт из фруктов и рикотты.

Прелесть острова в древних Сиракузах – мосте между Древней Грецией и Древним Римом. В городе, где на площади Архимеда стоял божественный фонтан с Артемидой. Месте тихом и спокойном, живущем своей размеренной и неторопливой жизнью. В том городе из древнегреческих легенд я гуляла у римского амфитеатра, построенного еще до нашей эры для гладиаторских боев, уступающего своим размером лишь римскому Колизею и арене в романтичной Вероне.

Именно там, в обломках древних римских амфитеатров, на развалинах храмов второго века, и билось настоящее сердце острова Сицилии. Древние города

Но ощутить истинный дух древности я смогла в двух городах – на юге Италии у Неаполитанского залива и на юге Греции, в области Илия.

В ту осень стояла невыносимая жара. Старенькое такси с разговорчивым водителем уносило меня на юг от Неаполя. Таксист постоянно говорил со мной по-итальянски. А я улыбалась, вслушиваясь в бесподобные слова языка, звучащие как мелодичная музыка. Слушать и говорить на языке Данте было для меня сплошным наслаждением.

Такси везло меня в самое сердце древнего города, от которого сейчас остались лишь руины. Помпеи – город, который за считаные минуты был стерт с лица Земли и чья история и по сей день остается загадкой.

Руины древнего города напоминали греческий Акрополис с духом античности и величия. Там были такие же булыжники, по которым приходилось ходить с особой осторожностью, огромные толпы туристов с разных концов света и бесконечные вспышки фотокамер.

Я с друзьями бродила по огромным камням, заходила в дома, где когда-то кипела жизнь, и вдыхала жаркое сентябрьское утро в летнем амфитеатре.

– Я бы хотела перенестись на много веков назад и ощутить, какой была жизнь на этих улицах, – сказала Лилия, опираясь на полуразрушенную стену.

– Да, увидеть, какие товары продавались в этой лавке, – я указала на здание, от которого осталась одна стена.

– Узнать, какие ткани перевозил купец в другие итальянские города, – мечтательно сказала моя латиноамериканская соседка.

Я смотрела на руины, и меня мучил вопрос: какими были бы Помпеи сейчас, если бы в семьдесят девятом году Везувий не обрушил на них всю свою вселенскую силу?

Вторым местом, словно с картинок о Древнем мире, стала греческая Олимпия – святилище, посвященное Зевсу, и родина Олимпийских игр. Но еще до появления знаменитых игр древний город был известным святилищем Геи – богини Земли и Кроноса – отца Зевса.

Я добиралась до Олимпии на старом, обшарпанном поезде из греческой деревушки у моря – Катакалона. Там была одна главная улица, уставленная столиками местных кафе и манекенами у маленьких магазинчиков. Деревню с обрывистыми берегами, окруженную соснами и кипарисами, я с легкостью обходила за десять минут.

Добравшись до древнего города, я купила карту и приступила к поиску чудес. Первыми взору открылись храмы Зевса и Геры, от которых остался фундамент и нижняя часть колонн. В храме Зевса когда-то располагалась его статуя из золота, слоновой кости и дерева – одно из семи чудес Древнего мира.

Чуть дальше находился Филиппион, построенный отцом Александра Македонского, и самый первый олимпийский стадион. Я удивлялась, почему на нем не было трибун. Но именно так в древности зрители смотрели соревнования – со склонов, покрытых травой. Созвездия

Вернувшись с долгой экскурсии по древнему городу, мы присели в крошечном кафе. Лодочки медленно покачивались на волнах, и на тихий городок опускалась теплая сентябрьская ночь. Тот вечер в греческом порту был последним в цепочке наших волшебных вечеров с Мишелем.

Смотря в его глаза, я отчетливо понимала, что спутала чувство дружбы и благодарности к нему с любовью. С каждым днем, с каждым портом мои чувства бледнели и ускользали. И постепенно я стала от него отдаляться.

Одна девушка из Сирии как-то сказала мне: «Все конфликты случаются из-за простого непонимания». Закрывая глаза, я думала о том, как важно в этом мире быть искренним. Хотя бы с самим собой.

На глаза наворачивались слезы от чувства, что у меня отняли сразу двух родных людей. В тот круиз у моей подруги Цветаны закончился контракт, и самолет уже уносил ее домой, в залитую солнцем прибрежную Варну.

Еще не привыкшая к суровой реальности кораблей, я с трудом отпускала людей, ставших мне родными. Я хранила воспоминания о каждом в сердце, не желая расставаться.

«Я больше никогда не увижу ее», – говорила я со слезами. А потом поняла, что она, как и все, кого я когда-то любила, навсегда со мной. В глубине необъятного сердца. Я подняла глаза и посмотрела на яркие звезды, горевшие за миллионы световых лет от нашей планеты. И Мишель рассказал мне старинную легенду.

– Зевс влюбился в прекрасную нимфу, которая родила от него сына. Когда его жена узнала об этом, она поклялась уничтожить соперницу. Чтобы спасти любимую, Зевс отправил их с сыном на небо, превратив в два ярких созвездия – Большую и Малую Медведицу.

Это и были те яркие звезды, которые мы наблюдали в греческом Катакалоне. Я так ярко сохранила их образ, что и по сей день ищу их в ночном небе. И переношусь мыслями на много лет назад, за угловой столик греческого кафе.

Учебная тревога

На следующее утро я проснулась от семи коротких и одного длинного гудка. Совсем забыв про тренинг, я вскочила с кровати и стала быстро одеваться. Работа на корабле напоминала мне армию с суровыми законами. Через десять минут, запыхавшаяся и лохматая, я была на своей станции эвакуации.

Офицер только начал свой рассказ о самой крупной морской катастрофе, которая случилась на филиппинском пароме «Донья Пас».

– Она унесла жизни более четырех тысяч человек, что в четыре раза превышало количество погибших на «Титанике», – он сделал акцент на слове «четыре». – Паром столкнулся с нефтяным танкером, и команда обоих судов начала паниковать. Сигнала бедствия не было дано, а эвакуация пассажиров даже не проводилась. Люди просто прыгали в горящую от нефтепродуктов воду, кишащую акулами, – этим рассказом и началась та учебная тревога.

Следующий час офицер из Румынии объяснял нам, как спускать на воду спасательную шлюпку, и несколько раз повторял правило: «Как только пассажиры оказались в шлюпке, всем необходимо раздать таблетки от морской болезни и проследить, чтобы гости их выпили».

– В случае эвакуации пассажиры будут смотреть на вас, думая, что вы опытные моряки, даже если вы просто официанты, – лекция офицера затянулась. Я опустила взгляд вниз, где с корабля в красочный порт спускались толпы гостей, не представляя, сколько еще мне придется стоять на палубе под палящим солнцем. Сейчас – самое время

Я смотрела на Мишеля на тренинге и понимала, что все прошло. Спокойное море за бортом, когда-то подарившее мне легкое чувство, забрало его в свою пучину.

Мне казалось, что обязательно настанет день, когда закончить отношения будет уместно. Мучая себя бесконечными ожиданиями и мыслями, я не добилась ничего.

Все решилось в теплое октябрьское утро. Я смотрела в даль гладкого бирюзового моря, за далекий горизонт, где стирается время. И то открытие, словно мягкое белое облако, спустилось ко мне с небес. «Ждать можно бесконечно долго. Но тот самый момент будет ускользать, как песок сквозь пальцы. Того лучшего момента просто нет. И никогда не было».

И тогда я решилась сказать Мишелю то, что хотела, потому что сейчас – самое время. Единственное, которое у меня было.

Перед расставанием время ускорило ход. Стрелки часов будто сорвались с привязи и крутились, как на быстрой перемотке. В то утро в порту Пальма-де-Майорки солнце обжигало своими лучами всех, кроме нас. Мы расстались с ним без определенной причины, без какой-то ошибки, которую можно было бы избежать в будущих отношениях. Все просто ушло.

После расставания время, наоборот, замедлилось. Дни тянулись бесконечно долго, словно невидимый режиссер поставил фильм моей жизни на паузу. Это напоминало съемку затянувшегося сериала. Хотелось крикнуть «стоп», смыть грим и начать весело обсуждать неудавшуюся сцену расставания. Но невидимый режиссер так и не произнес заветного слова, и мы продолжали игру. В этом был мой урок – научиться проживать и вовремя выходить из надоевшей роли. Вечный город

Я ждала новое завтра. Новую маленькую жизнь, которую было так важно не растратить попусту. Наш морской дом медленно причалил к берегам многоголосого итальянского города. В то утро в Риме шумные торговцы у порта продавали сладкие апельсины и мягкие абрикосы. На улице пахло свежим тестом для пиццы, вперемешку со сладкими духами молодых итальянок. Пригревшись в тихом кафе с видом на плещущиеся волны, я слушала истории Вечного города.

Города – как люди. Один пройдет мимо, не оставив и воспоминаний. Другой станет добрым приятелем, а третий – безусловной любовью. У каждого места – своя история и неповторимая атмосфера. У каждого города бьется свое сердце.

Если услышите, что в Рим влюбляешься с первого взгляда, – не верьте. Можно месяцами искать обрывки его средневекового прошлого в толпах туристов у Колизея или пытаться вдохнуть аромат легендарного города под сводами собора Святого Петра в Ватикане.

Перед расставанием время ускорило ход. Стрелки часов будто сорвались с привязи и крутились, как на быстрой перемотке. В то утро в порту Пальма-де-Майорки солнце обжигало своими лучами всех, кроме нас.

Но чтобы полюбить этот город так, как люблю его я, надо ходить совсем другими маршрутами. Пройтись по тихой набережной с двумя крошечными кафе в порту Чивитавеккья. Затеряться в толпе шумных местных на рынке Тестаччо. Вкусить домашнюю моцареллу и свежеприготовленное оливковое масло с белым хлебом прямо из печи. Попробовать итальянское мороженое со вкусом соленой карамели в «Джелатерии ла Романа». Вслушаться в итальянский язык, звучащий повсюду. Присесть у фонтана Нептуна с монетками из разных концов света и загадать самое заветное желание. И ощутить там царственную уверенность, спокойствие и статность этого великого города.

В тот день в кафе на три столика я перенеслась мыслями в яркий Нью-Йорк – город, огни которого я так и не увидела. Рядом с ним был пыльный город Бейонн – порт посадки на корабль «Исследователь морей», который так и не стал моим. Всего за неделю до самолета в Нью-Йорк мне на почту пришло письмо, переписавшее весь мой дальнейший путь. Письмо из главного офиса круизной компании, изменившее мой контракт, корабль и порт посадки, которым стал вечный Рим. Рыбачий

Я вспоминала свой первый тренинг. На нем тренер, всегда улыбчивая Николь, спросила меня: «Почему ты выбрала корабли?»

И в памяти всплыл ледяной пирс на крошечном полуострове, укрытом белым одеялом снегов. То место пустует уже десятки лет. А оставшиеся наедине с морозным ветром бывшие дома офицеров разрушаются с каждым годом.

Там, на краю земли, колкий северный ветер пробирал до костей. В зиму, длящуюся почти весь год, суровая вьюга не выпускала из своего снежного плена прибывших на службу офицеров, их хрупких жен и шумных малышей в пушистых меховых шапках. Жизнь для нас кружилась лишь на том крошечном клочке земли, обдуваемом ветрами.

Величие холодного Баренцева моря поглощало все вокруг. Его волны то отступали, то снова обрушивались на берег со всей силой. У моря дул резкий морозный ветер, от которого по щекам бежали мурашки.

Тот пирс с единственным пассажирским кораблем навсегда отпечатался в памяти маленькой девочки. Там, у самого холодного в мире моря, я и нашла свою любовь.

Спасибо

Каждый раз, когда корабль издавал гул и отчаливал от очередного порта, я оставляла там частичку себя. Чтобы вернуться через неделю на следующем круизе, через месяц на следующем корабле или через год уже не как работник, а как гость.

Частичка меня осталась на пляже Канн с видом на искрящиеся белые яхты с красочными флагами. Там я чувствовала мгновения пронзительной красоты, а душа замирала, кружась со Вселенной в волшебном танце. Частичка затерялась на лестнице у Дворца Фестивалей, по которой я так и не поднялась. Частичка осталась на пыльной набережной Круазетт с усталыми пальмами. На той набережной Мишель впервые поцеловал меня. И в день, когда его контракт закончился, я вспоминала нашу историю.

«И на последнем выдохе – спасибо тебе. За то, что был рядом с самого первого дня. За то, что поддерживал и помогал. За то, что верил в нашу любовь, которую я не смогла сберечь. Спасибо, но мне надо дальше». Очарование Лигурии

В конце осени европейские вечера стали более ветреными. Будто напоминая кораблю о том, что пора наносить на карту новый маршрут – далеко на запад, туда, где кончается океан.

В конце осени в Италии лимонные и мандариновые деревья щедро осыпали жителей своими плодами. Тот небольшой портовый город был окутан терпким цитрусовым ароматом. И каждое дерево пахло по-своему. На юге аромат был более сильный и резкий, а ближе к северу он становился все нежнее и прохладнее. Резкие ноябрьские ветра разносили запах свежих фруктов в самые отдаленные уголки страны.

Порт Ла Специя – это та самая Италия, которую художники рисуют на живописных открытках и картинах, – шумная и разноцветная, с запахами роз и апельсинов и звонким детским смехом. С развешанным бельем на балконах и угловыми кафе с клетчатыми скатертями. Со старыми обветшалыми зданиями и местными жителями, неспешно прогуливающимися по узким улочкам.

Ла Специю часто звали «поэтической бухтой», потому что многие поэты, от Байрона до Данте, искали в ней свое вдохновение.

Сойдя на берег, я оказалась на широкой набережной, вдоль которой тянулась пальмовая аллея, уходящая в глубь города. А вдалеке, на холме Колле-дель-Поджио, виднелась крепость Сан-Джорджо. Ее западные ворота украшал герб Генуи, а северные – изображение святого Георгия. Внутри был оборудован археологический музей, по которому я медленно прогуливалась, узнавая новое о культурных традициях региона Лигурия.

Недалеко от порта находился небольшой городской парк с деревянными лавочками. В нем высокие кедровые деревья росли бок о бок с маленькими пальмами и кустами олеандров. Этот парк был похож на дикий лес, где местные построили маленькие ветхие скамейки, чтобы отдыхать. Но в этом месте было свое великолепие – величественная и безграничная красота природы, которую хотелось рассматривать, находя прелесть в повседневности.

Там в холодном ноябре я прощалась с Европой. Чтобы сменить пиджаки и шейные платки на более привычные шорты и майки у берегов жаркой Латинской Америки. В том ноябре

Спустя несколько дней и семь часовых поясов корабль причалил к порту Колон в душной Панаме.

В том ноябре было легко. Он пах соленым морем и спелыми манго на колумбийском рынке, вплетаясь в волосы солнечными лучами и нежным карибским ветром. В том ноябре я научилась слушать голос своей души. Я начала искать ответы не во внешнем мире, а внутри, ныряя и погружаясь в глубь необъятного океана в своем сердце. Я научилась говорить «нет» тому, чего не хочу. И шептать тихое «да» своим самым тайным желаниям.

В том ноябре жизнь свела меня с двумя людьми, ставшими мне родными. Влада

Она каким-то чудом находила в портах время на укладку, маникюр и депиляцию. Всегда ярко накрашенная, Влада любила сочетать голубой с желтым – краски моря и солнца. Она была очень активная и взбалмошная, пила по несколько чашек эспрессо за раз и очень много курила. Я часто пересекалась с ней в баре для экипажа после рабочей смены. Шумная Влада знала все компании и постоянно бегала к разным столикам, собирая внушительную коллекцию дружеских поцелуев и рукопожатий.

Иногда мы вместе приходили в кафе на пляже райского карибского острова. Его огромная территория с видом на круизные корабли была окружена пальмами и высокими кустами багровых роз. Тот пляж напоминал мне о юности, проведенной на Золотых Песках в Болгарии. Я улетала мыслями в те далекие годы, вспоминая отель «Адмирал» на берегу Черного моря и яркие ночи с пенными вечеринками.

А Влада смотрела в даль синего моря, запивая каждую сигарету новой чашкой кофе. В родном Дубровнике у нее остались маленькая дочь и женатый мужчина.

– Я приехала работать на корабле, чтобы разобраться в своей жизни, а в итоге запуталась еще сильнее, – задумчиво говорила она.

Убегая от проблем родного города, она убегала от себя. Моя подруга искала любовь в другом человеке, растворяясь в нем и перекладывая ответственность за собственное счастье. Без памяти влюбленная в чужого мужчину, она не понимала, где ее место в этом мире. И, как многие из моряков, она нашла его у моря, которое залечивало ее раны долгие восемь месяцев. Хосе

В один из вечеров, прогуливаясь с Владой по кораблю, мы впервые зашли в Viking Lounge – ночной клуб на девятой палубе. В переливающемся при свете прожекторов баре с кожаными диванами играла тихая музыка, а приветливые официанты разносили гостям разноцветные коктейли.

В том полупустом баре я познакомилась с бар-менеджером корабля. Невысокий темноглазый мужчина приносил нам многослойные напитки и готовил свой фирменный коктейль – сладкий яблочный мартини.

Спустя минуту знакомства мы уже общались как старые друзья, запивая сладкими коктейлями рассказы о латиноамериканских пляжах и Карибских островах. Хосе рассказал про свое детство в солнечном Уругвае и в бескрайних горах Перу. Рассказал, как в двадцать лет он уехал за мечтой в Лос-Анджелес, где открыл несколько ресторанов перуанской кухни. А потеряв бизнес, стал работать барменом на огромном круизном лайнере, на котором за несколько лет стал главой своего департамента.

Мы проболтали в баре до утра. Вернувшись в каюту на рассвете, я на цыпочках зашла в ванную, чтобы не разбудить соседку. Глаза, которые я увидела в зеркале, изумили меня. Это были глаза маленькой девочки, изучающей этот мир, мои глаза из далекого детства, которые смотрели на меня, взрослую, со вселенской мудростью и пониманием, с безусловной любовью и приятием.

Когда-то мой учитель по йоге рассказывал мне о практике общения со своей душой через зеркало. Он говорил, что надо непрерывно смотреть себе в глаза. Там найдутся все ответы. Ведь там живет душа, с которой можно говорить напрямую.

Я не делала эту практику. Но неожиданно, на рассвете, в крошечной каюте, эта практика нашла меня. Мои глаза говорили со мной из далекого счастливого детства. Моя душа снова радовалась, как когда-то в свои пять лет.

Там, перед зеркалом, я нашла любовь. Не в уругвайце, работающем начальником баров корабля. Я нашла ее в себе – на дне своих глаз, в душе.

Baby beach^[7]

Хосе смешил меня и рассказывал удивительные истории о жизни в Южной и Северной Америках. Иногда мы брали напрокат старенький «Мерседес» и уезжали на юг острова Аруба. Это был самый край рая, где в кафе у нас был свой столик и свое любимое блюдо с креветками и осьминогами. Где море казалось еще светлее и прозрачнее, а в воздухе витал аромат свободы.

На золотистом пляже был мягкий песок с перламутровым отливом и раскиданные по всей территории разноцветные ракушки. Пенистые волны бились о ноги и отступали вдаль, чтобы снова приблизиться. Мы шли по пляжу и оставляли следы на песке. А через секунду их смывало ласковое море.

Волны, разукрашенные лучами декабрьского солнца, нежно обнимали берег пеной и забирали в свои неземные глубины частички песка. Так же, как и следы на берегу, ласково и смиренно море стирало раны в сердце. Медленно, но всегда безукоризненно.

– Хочешь излечиться от душевных ран – приезжай к морю. Или найди его в себе, – любил повторять Хосе. Боль во имя любви

Лучшим другом Хосе был высокий брюнет Антонио, который готовил гостям коктейли в корабельном баре. У Антонио была невеста – голубоглазая красавица Роза, которая работала фотографом.

Его история началась в солнечном Рио-де-Жанейро. Бросив университет в родном городе, Антонио перебрался на север, в любимые с детства Соединенные Штаты. Там он зарабатывал на жизнь в баре на окраине Филадельфии.

История Розы началась в городе – жемчужине Чехии – Карловых Варах, где у нее был любимый мужчина и хорошая работа. Но, решив изменить жизнь, она бросила все и уехала в самый загруженный город, о котором только могла подумать. Там, на Восточном побережье США, в никогда не засыпающем Нью-Йорке, Роза нашла себя. Она начала фотографировать местных жителей и путешествовать по стране в поисках историй. Так жизнь привела ее в крошечный бар на окраине Филадельфии, где она встретилась с улыбчивым бразильским барменом.

Они продолжили свой путь вместе – на круизных кораблях американской компании. Но их сказка оборвалась в один миг. Из-за его ошибки.

Решив подзаработать, Антонио пошел на преступление – в колумбийском порту он пронес на лайнер наркотики. Охрана задержала Антонио на входе, и уже спустя час его направили в колумбийскую тюрьму. Розе, умоляющей поговорить с ним, даже не дали увидеть Антонио в последний раз.

Проплакав в каюте несколько дней, она подписала бумагу об увольнении. Роза сбежала от своей боли в родную Восточную Европу. И пообещала себе больше никогда не появляться в Бразилии, где каждый пляж, каждый бар, каждый дом напоминал ей о том времени, когда она видела глаза своей любви не за решеткой. Боль во имя искусства

Привыкнув к тому, что от боли бегут, я была удивлена встретить того, кто искал страдания намеренно.

Музыканту Джону, выросшему в Торсхавне – столице Фарерских островов, было сорок лет, но выглядел он значительно старше. Его длинные седые волосы спадали на черный пиджак, усыпанный серебряными стразами. Он отыгрывал свой концерт в тихом лаунж-баре и проводил время в баре для экипажа до следующего выступления.

Он был вечным мучеником, который считал, что петь и сочинять новые мелодии можно лишь пройдя через душевные страдания. Джон искал боль на дне бокалов в полупустых барах и в безответной любви к молодой официантке из Панамы.

Мне казалось странным, что он поставил страдания на алтарь своего творчества. Я чувствовала, что творчество – это любовь, это разговор с миром самых светлых струн души. Я была уверена, что птица вдохновения рада прилететь к любому, кто готов выслушать ее и рассказать миру историю, спустившуюся к нему с небес.

Душным вечером я спустилась в бар после четырех часов без перерыва в шумном прокуренном зале казино.

– Если мои демоны оставят меня, то, боюсь, мои ангелы тоже разлетятся кто куда, – уже на лестнице доносился пьяный голос Джона, цитировавшего Рильке^[8].

Я поймала себя на мысли, что завидую его беспечной жизни. Работа музыканта на корабле была идеальной – они были экипажем лишь отчасти. У них не было официальной униформы – порой неудобной, порой некрасивой. Часто они жили в гостевых каютах. А отыгрывая часовой концерт, на целые сутки до следующего музыканты были свободны – плавали в бассейне, ходили в рестораны и театры и просто отдыхали.

И я поняла, как важно не обесценивать то, что щедрая Вселенная уже преподнесла мне. Десять лет

В десятый день декабря лайнер причалил к красочному карибскому порту. А на корабле полным ходом шла подготовка к церемонии награждения членов экипажа, проработавших на кораблях десять лет. И Джон был одним из них.

Сидя в шумном зале театра «Палладиум», я смотрела, как на сцене, освещенной прожекторами, награждают работников. Каждый фотографировался с капитаном и получал памятный приз с яркой грамотой.

– Думаешь, десять лет для работы в море – много или мало? – наклонившись ко мне, тихо спросил мой украинский друг Кирилл.

Я на секунду задумалась, подсчитывая, сколько это контрактов.

– Это примерно пятнадцать контрактов, десятки разных кораблей и весь мир на ладони. – Я решила уйти от вопроса, потому что еще не знала на него ответ.

– Да, десять лет без выходных, десятки любовных романов и сотни друзей в Фейсбуке.

В том шумном зале театра «Палладиум» я спросила себя: «Смогут ли крошечные каюты с соседками из разных стран заменить мне дом так надолго? Смогу ли я по-прежнему с радостью и блеском в глазах приходить на работу? Устану ли от ярких портов и сменяющих друг друга стран за окнами каюты?»

Личный номер

Каждый раз на документах я писала свой личный номер, который был у каждого члена экипажа. На корабле каждый работник был всего лишь шестизначной цифрой.

Но я верила, что каждый человек, проработавший на кораблях один месяц или десять лет, оставлял в компании свой след. Заполняя отчеты на крупных игроков казино, я знала, что спустя время, когда игрок вновь вернется на борт корабля компании, его файл откроет уже совсем другой работник. Файл, созданный мной и подписанный моим шестизначным номером.

Приходя на рабочее место, я первым делом открывала программу на компьютере и вводила свой номер. С этого момента программа начинала отсчитывать количество отработанных мной часов. Покидая казино, я снова вводила номер, и цифра часов иногда поражала меня.

В ночь перед прибытием в Картахену казино быстро опустело. Предвкушая долгожданный сон, я отключила все игровые автоматы. Затем подошла и выключила вручную машины с монетами. Заполнила отчет за день, сдала ключи, проверила все действия по списку, который распечатал для меня дружелюбный Лео.

Открыв крошечную каюту, мне пришлось переступать через чемоданы моей новой соседки, приехавшей на смену Лилии. Из жизни администратора

Худенькая и маленькая Синтия из Колумбии работала администратором.

В первый день круиза у стойки администрации собирались толпы гостей с вопросами. Молодой мужчина забыл номер своей каюты. Второй, постарше, помнил номер, но не мог найти ее на корабле. Американка в кедах и рваной майке не могла отыскать свой багаж, потому что сама не приклеила к нему бирку. Женщина с иссиня-черными волосами кричала на администратора, что потеряла своего ребенка. Парень жаловался на испанском, что вид из его каюты выходит не на океан, а на порт (что неудивительно, ведь в это время корабль стоял в порту). Мужчина в идеально выглаженном костюме возмущался по поводу дорогого интернета. А стоящая рядом молодая пара требовала вернуть им бутылку виски, изъятую охраной при посадке на корабль.

– А сегодня я провела час, объясняя гостю, что окно в каюте не открывается, – вздохнула Синтия, расставляя по полочкам в каюте разноцветные баночки.

Гость рассчитывал, что, купив каюту с окном, он сможет его открыть, но она находилась у самой воды, и волны часто заливали все окно, рисуя причудливую морскую картинку.

– А когда он понял, что окно ему открыть не разрешат, он потребовал переселить его в каюту с балконом, представляешь?

Я слушала Синтию одним ухом, думая, зачем ей понадобилось столько разноцветных баночек, украшающих теперь общую полку.

В середине ее рассказа зазвонил телефон. На часах было два ночи. Я подняла трубку и услышала голос сонного менеджера казино, которого разбудил отель-директор. По одной причине – когда я ушла с рабочего места, я забыла ввести в программу свой шестизначный номер. Компьютер думал, что я по-прежнему работаю. Так думал и отель-директор, следящий за рабочими часами персонала.

Мне пришлось подняться с мягкой постели на первом ярусе кровати и пойти по длинному пустому коридору, в конце которого стоял компьютер для таких забывчивых работников, как я.

Вернувшись в каюту, я застала уставшую Синтию, спящую в сидячем положении в униформе на моей кровати. Прикрыв ее одеялом, я забралась наверх и уснула. Родному городу

В декабре на Карибские острова пришли ветра. Словно крылья бабочек, они играли подолами летящих платьев. Волны резко набегали на песчаные пляжи и так же быстро отступали.

Один и тот же круиз повторялся каждую неделю. Я мерила дни портами, зная, что после острова Арубы будет Курасао, а после панамского порта Колон корабль причалит к красочной Колумбии. В моем расписании не было чисел и дней недели. После пяти месяцев без единого выходного каждая ночь была как пятничная, а каждое утро – как утро понедельника.

В круизе было два дня в море. В такие дни я работала круглые сутки. Я открывала казино в восемь утра, и лишь несколько сонных гостей приходили поиграть на автоматах. Имея немного свободного времени, я сидела в крошечном офисе и писала теплые письма своему родному городу. Мне хотелось сохранить мгновения раннего утра, когда вокруг не было ничего, кроме необъятного синего моря.

Я писала о сказочных пляжах Лазурного Берега и шикарном казино «Рояль» на пятой палубе огромного круизного лайнера. О признаниях в любви в облаках пьяного дыма и тесных итальянских улочках. Писала о разговорах под светом звезд в баре для экипажа и прозрачном Карибском море.

Из дома я всегда брала с собой фрагмент моего детства. Тонкий блокнот, исписанный мелким почерком, мамино украшение, мягкую игрушку – то, что связывало меня тонкой серебряной ниточкой с моей семьей. По другую сторону океана я брала родную сердцу вещь, вдыхала ее аромат и переносилась из жарких карибских стран в родной город, усыпанный мягким снегом. Я слышала голоса детей на площадке у дома, чувствовала вкус глазированных сырков и пломбира «28 копеек», ощущала мамины прикосновения. И все снова становилось на свои места. Пока у меня были счастливые воспоминания о доме и детстве – я чувствовала себя живой в любой точке земного шара.

А где-то за тысячи километров от вечного солнца, на минской Немиге^[9], шел дождь, шепча мне о том, что родной город все еще помнит меня. Город, который навсегда слился со мной и живет внутри, где бы я ни была. Ничего не ожидать

На крошечном острове Бонайрэ с символом фламинго я познакомилась с Фредериком. Высокий мускулистый брюнет работал в кафе недалеко от порта. И, как у всех барменов, у него было множество историй.

Его единственной любовью была утонченная молодая француженка, с которой он вместе учился в Чикаго. Она давно вернулась в родную Ниццу. И, наверное, даже не вспоминала о робком американце, который решил сохранить ее тонкое очарование в глубине своего сердца. Лишь изредка рассказывая свою историю экипажу зашедших в его порт кораблей.

Иногда мы с друзьями приходили в бар с экзотическими райскими птицами, чтобы послушать Фредерика. Его рассказы о Мэделин были самими красивыми историями о несбывшейся мечте, что мне доводилось слышать. Но он не жалел ни о чем. Он жил в моменте, не задумываясь, куда его забросит переменчивая судьба. Он наслаждался робкими мгновениями красоты, которые жизнь дарила здесь и сейчас. Фредерик благодарил небо за то, что оно позволило ему прикоснуться к любви и почувствовать ее сладкий аромат. Он просто жил, отдаваясь потоку легкого карибского ветра. Я запомнила его фразу: «Разочарований никогда не будет, если ничего не ожидать».

Спустя пару лет он женился на француженке по имени Мэделин. Ведь если ничего не ожидать от жизни, она сама все предоставит.

Карибская сказка

Моим любимым местом в бесконечно повторяющихся круизах была Аруба – сказка, затерянная в водах Карибского моря.

На острове у берегов Венесуэлы была кристально чистая вода и росли причудливые плоские деревья диви-диви. В яркой столице Арубы я улыбалась объективу фотокамеры в природном заповеднике бабочек, рассматривая экзотические растения и разноцветных насекомых, перелетающих с плеч гостей. Я гуляла по страусиной ферме и кормила птиц с пышными перьями. Фотографировалась у «Роял Плазы» с закругленными лестницами, бирюзовыми ажурными балконами и фонтаном с золотыми львами. Восхищалась красотами парка Королевы Вильгельмины у бульвара Смита в главном городе острова – Ораньестаде.

По улицам нарядной столицы были разбросаны сувенирные лавки, где можно было отыскать настоящую жемчужину. Один из видов традиционного ремесла назывался мопа-мопа – от названия тропического растения, пасту которого использовали ремесленники. Из нее они делали орнаменты и рисунки, которые потом наносили на поделки из дерева.

В жизнерадостном Ораньестаде бутики мировых брендов на улице Кая Гранди соседствовали с местными лавочками, где были наспех развешаны разноцветные платья и легкие туники.

В одном из таких магазинов, затерянном в глубине острова, я купила его – платье, ставшее моим напоминанием о чудесных мгновениях счастья, которыми окутал меня остров Аруба. Длинное, темно-фиолетовое, с лиловыми разводами, оно стало моим персональным оберегом с ароматом Карибов. Поиск себя

В тихом кафе панамского Колона Хосе рассказал мне о сказочной Индии.

– Там, посреди зеленого оазиса, стоят обветшалые домики. – Его карие глаза загорались, а улыбка не сходила с загорелого лица, когда он говорил мне о предстоящем отпуске. Мне казалось, что этот парень, выросший среди скалистых гор Перу, наконец-то отыскал свой духовный дом.

Через месяц контракт Хосе закончился, и он уехал. Наступил новый день, в котором уже не было его. Новое сейчас, которое было необходимо наполнить радостью и смыслом.

Через неделю после его отъезда я получила длинное письмо с фотографиями индийского ашрама^[10], в котором он остановился. Обветшалые домики стояли посреди зеленого оазиса, вокруг которого царила атмосфера уюта и блаженного спокойствия. Именно таким я рисовала себе место, куда люди со всего мира съезжались на поиски себя. Хосе писал о том, что обрел свой истинный дом, а вместе с ним – надежду. О том, как хорошо порой скрыться от суеты и напряжения современного мира, уединившись в тихом городке, где можно часами читать и медитировать. О том, что нашел любовь и прощение в глубине своего сердца.

Тогда я подумала: «Стоит ли ради поиска любви и обретения покоя уезжать на край земли, в индийский ашрам? Можно ли в современном суетливом мире найти покой внутри?» Новый год – новая жизнь

На волшебных островах о приближении Нового года напоминали лишь забавные красные шапочки, надетые на высокие кактусы вдоль дороги. Вокруг огромного фонтана на острове Кюрасао были расставлены белые фигурки рождественских звезд и оленей. А я фотографировалась в шортах и майке на фоне искусственных елок, украшенных яркими гирляндами.

Новый год наступил внезапно. За несколько минут до боя курантов казино опустело, и все гости направились в центр корабля – отсчитывать последние минуты старого года, пить шампанское и делать яркие фотоснимки. Игровые столы закрылись, автоматы выключились, и на несколько минут мы перестали быть работниками. Гости и экипаж слились в единой толпе, которая бросала друг другу красочные шары, обнималась и желала всего самого яркого и незабываемого.

Эти минуты в Карибском море тянулись как сладкая нуга. Хотелось остановить время и проживать эти мгновения вновь и вновь. Но прошло несколько минут, и жизнь вернулась в привычную рутину. Игровые столы вновь открылись, на автоматах замигали яркие лампочки, а бокалы недопитого шампанского остались в баре.

В баре для экипажа до утра играла музыка всех народов мира. Вечеринка закончилась лишь за несколько минут до рассвета. В ту волшебную ночь стирались границы между палубами и званиями и все танцевали со Вселенной в едином танце.

А наутро минувшая новогодняя ночь казалась сном, сказкой, которую я написала сама. В ту ночь я еще не знала, какой сюрприз мне приготовил наступивший год. Бронзовая монета

После пожара на одном из лайнеров компании Princess курение в каютах и на балконах было запрещено почти во всех компаниях. На корабле были строго отведенные места для курения на открытых палубах, но гости часто приходили покурить в казино.

В первый день нового года менеджеру пришла мысль сделать некурящую зону в правой стороне зала. Клея на игровые автоматы алые наклейки с перечеркнутой сигаретой, я разговорилась с моим коллегой Лео – улыбчивым техником из Филиппин. И он рассказал мне историю.

Когда-то давно, когда еще не были построены круизные корабли с полями для гольфа и площадками для серфинга, а в казино стояли старенькие автоматы, выдающие в качестве выигрыша звонкие монеты, Лео работал на одном из первых судов круизной компании.

– В день, когда лайнер покинул Багамские острова, я проводил проверку игровых автоматов, – начал свой рассказ Лео, приклеивая алую наклейку.

В одной из машин он нашел большую бронзовую монету. Подумав, что она понравится его детям, он бросил ее в карман и продолжил свою работу.

– А вечером мой сосед Алекс, – он улыбнулся и на секунду замолчал, – увидел на столе каюты монету и решил найти о ней информацию.

Та монета оказалась редким экземпляром. Продав ее, Лео смог заново отстроить свой дом на побережье, который был стерт с лица земли тайфуном – частым гостем Филиппинских островов.

Его рассказ показался мне сказкой, рассказанной добрым волшебником. Напоминанием о том, что магии и чудесам есть место в нашем мире и найти ее можно в любом, даже самом неожиданном месте.

Любовь в танце

«Шхуна-бар» на шестой палубе с мягкими бирюзовыми креслами и запахами дерева и кожи всегда был полупустым.

Но как только приходили они – люди заполняли окутанный полумраком бар, словно притягиваемые невидимым магнитом. Как только приходили они – у скучающих барменов прибавлялось работы из-за наплыва гостей, а русский пианист, улыбаясь, начинал играть их мелодию.

Они были парой, которая провела вместе больше полувека. Которая вместе прошла через войну и потери. Когда они выходили на сцену, зал замирал. Развешенные по бару канаты и светлые паруса забирали их к себе, в пучину романтических приключений.

В их танце объединялись любовь и грация, а их глаза горели ярким пламенем. Ее длинные платья, каждый раз разные, развевались во время плавных движений. А он всегда надевал в бар смокинг и черную бабочку. Не обращая внимания на толпу, они танцевали этот танец для себя, друг для друга. В их мире и их танце существовали только они – два любящих сердца. Одна душа, разделенная надвое.

Я смотрела на них, стоя у входа в «Шхуну-бар». Глядя на любовь, застывшую в танце, я училась наслаждаться покоем и безмятежностью. Училась не обдумывать, а открывать сердце навстречу чувствам. Навстречу любви – единственной важной силе во Вселенной. Жить настоящим

Мне не хотелось отпускать тот январь. Он был спокойным и тихим, наполненным светом яркого солнца и робкими разговорами о неслучившемся. Дни в Карибском море тянулись медленно, будто мой январь тоже не хотел покидать меня.

Переходя через навесной мост Королевы Эммы, я рассматривала разноцветные домики у гавани острова, который был заморской территорией Нидерландов. Оранжевые, желтые, голубые, розовые – все они пестрели яркими красками и привлекали многочисленных туристов на Кюрасао. Они напоминали мне весну в Амстердаме. В большинстве из них уютно расположились маленькие отели и магазинчики. Здесь был и плавучий рынок – местная достопримечательность, где шумные торговцы продавали сочные манго и яркие магниты, статуэтки из дерева в морском стиле и роскошные шкатулки, украшенные ракушками.

На том острове, на фоне разноцветных домиков, прижатых друг к другу, мы с другом из Украины часто устраивали фотосессии. Фотографии получались яркие и солнечные, впитавшие в себя сотни красок и цветов благоухающего острова.

У меня была одна – любимая. Случайно пойманное мгновение, когда я смотрела, как разводят огромный мост, чтобы круизный лайнер смог пройти через пролив. В той фотографии было неподдельное счастье, без специальных поз и улыбок. В том кадре были искренность и умение жить настоящим. Тем временем у берегов Италии

В день, когда наш корабль причалил к красочному карибскому острову, на другом конце света, у итальянских берегов, произошла трагедия.

В светлый зимний день тот лайнер отклонился от курса и нашел на прибрежные скалы. Случилось самое большое кораблекрушение в современной истории. Тот лайнер назывался «Коста Конкодия».

Мы проживали эту историю вновь и вновь, нам напоминали о ней на каждом занятии для экипажа. С того зимнего дня количество тренингов увеличилось в несколько раз. Нас заново тестировали и спрашивали наизусть выученные правила безопасности. Мы каждую неделю оттачивали умения спуска спасательных лодок и правила эвакуации пассажиров.

В их танце объединялись любовь и грация, а их глаза горели ярким пламенем.

Это напомнило мне о том, что никто не застрахован. Что мы все зависим от руки бога, которая пишет нашу судьбу невидимой вязью букв. Что даже в современном мире, где маршруты лайнера давно известны и пройдены тысячи раз, где у корабля есть четкая система навигации, всегда есть человеческий фактор. Собирай вещи

«Пышность морей» стал моей большой любовью, моим лучшим другом и спутником, моей работой и страстью. Я привыкла к ставшему родным домом казино «Рояль», к моим друзьям и коллегам. Привыкла к крошечной каюте, где чудом умещались не только мои вещи, но и все чемоданы моей соседки из Колумбии. А потом кое-что произошло.

Рабочая смена началась вполне обычно. Я проводила слот-турнир – забавное развлечение для гостей, где они непрерывно нажимали на кнопки игровых автоматов в течение минуты. Я готовила призы для победителей – яркие майки с логотипом казино, кепки, лотерейные билеты, сертификаты на ужин и бутылки шампанского. Начав турнир, я заметила менеджера, стоящего неподалеку. Во взгляде этого большого мужчины из Южной Африки сверкнула грусть.

Когда шумные гости получили свои призы и автоматы опустели, я зашла в крошечный офис. Слово «трансфер» звучало для меня как приговор. Мне дали три дня, чтобы собрать свои вещи и приготовиться к новому приключению. Я уже была здесь

Оно началось на Каймановых островах. Добираться до берега с чемоданами мне пришлось на крошечной лодке, качающейся на волнах.

Ступив на землю Джорджтауна, мне показалось, что это уже было – где-то в другой Вселенной, в другой реальности, в другом столетии, но непременно со мной. Словно душа, томящаяся в клетке тела, подскочила и начала радостно танцевать. Словно из-под бесконечного водоворота мыслей она кричала мне: «Я вспомнила. Я уже была здесь».

У меня не было ни минуты осмотреть Джорджтаун. Все, что я могла видеть, – это пролетающие мимо меня пальмы и маленькие красочные домики местных жителей по дороге в аэропорт Оуэна Робертса.

Я улетала из крошечного аэропорта, больше напоминающего огромную виллу. Глядя на зеленые пальмы с воздуха, я прощалась со своим первым кораблем, подарившим мне десятки портов, сотни людей разных национальностей и неоценимый опыт.

В полупустом самолете я начала писать свою новую главу, которая брала начало в городе-мечте – Майами.

В небе над Майами

Пролетая над бирюзовым океаном, я вспомнила момент – серые стены Технологического, лекция по мировой экономике, яркая белая полоса от самолета в Майами.

У мечты нет срока. Когда придет время, она обязательно исполнится. Мое время пришло, и мечта о Майами стала реальной. Город с небоскребами ждал меня. А я плакала. Потому что была привязана к своему первому кораблю и моим друзьям там. Мне было страшно отпускать их, а еще страшнее было начинать все заново – на самом большом круизном корабле в мире.

Пылающее чувство перед неизвестностью – смесь страха, любопытства и неподдельного интереса – колотилось в груди. Я училась смотреть этому чувству в глаза, училась отпускать – легко и без сожалений. Училась ценить прошлое и выносить из него уроки, не цепляясь за него, чтобы избежать риска задохнуться и утонуть. Я вовремя вынырнула и сумела посмотреть вперед – туда, где началась новая глава моей жизни.

Порой так красиво и необычно мечта мягко сливается с реальностью. И остается лишь склониться перед судьбой и сказать ей только одно слово – «спасибо». Глава 2

«Оазис морей»

Welcome to Miami^[11]

Город небоскребов принял меня не сразу.

– Пройдите за мной, – сказал суровый офицер на таможне, положив мои документы в цветную папку. Он шел быстро, обгоняя толпу шумных туристов, и я за ним не успевала. Босоножки на каблуках с атласными лентами стирали пальцы, а огромная сумка с вещами, которые не поместились в чемодан, пережимала мне руки.

Мне хотелось остановиться посреди зала с тысячной толпой и заплакать, закрыть глаза и вновь оказаться в своей крошечной каюте на «Пышности морей», болтать по ночам с Синтией о латиноамериканских парнях, запивать рассказы о разбитых сердцах мятным коктейлем и оклеивать магнитные стены каюты разноцветными фотографиями. Хотелось остановить время, повернуть часы назад и никогда не столкнуться со словом «трансфер».

Толпа рассеялась, и я нашла взгляд высокого офицера таможни. Он проводил меня в комнату и попросил подождать.

Майами с роскошной набережной Оушен Драйв рисовался мне в мечтах, пока на меня физически давил крошечный серый кабинет без окон, с ярким белым светом единственной настольной лампы. Мне вспомнились американские сериалы о полицейских, в которых героя закрывают в такой комнате, пока за стеклом офицеры обсуждают его судьбу. Холодок пробежал по спине, и, чтобы как-то отвлечься, я начала считать дырки для гвоздей на деревянном столе. На девятой дверь открылась, и в помещение зашел мужчина в темной форме. Он извинился и даже проводил меня до выхода, убедившись, что я нашла встречающего меня агента.

Дорога из аэропорта в прибрежный Форт-Лодердейл пролетела быстро. Мини-автобус ехал вдоль побережья, и я рассматривала знаменитые песчаные пляжи с длинными набережными, на которых спортсмены совершали пробежки, а молодые мамочки прогуливались с разноцветными колясками. В городе кипела жизнь и чувствовалась энергия, исходящая от улиц, людей, моря. Я поняла, почему меня так тянуло сюда. Еще будучи дома, я представляла атмосферу города небоскребов именно такой. И наконец, оказавшись здесь, смогла в нее окунуться.

Видя уставшие пальмы, которые склонили размашистые листья над прогуливавшимися местными, я впервые улыбнулась. Нервное напряжение от серого кабинета аэропорта наконец-то ушло.

Мини-автобус приближался к порту. Я глубоко вдохнула и замерла, пораженная величиной самого большого круизного лайнера в мире – моего будущего дома. Волшебство

У моих ног был целый город. Здесь, на корабле на шесть тысяч жителей, каждый был по-своему волшебником.

Волшебство происходило на сцене огромного водного амфитеатра с фонтанами и трамплинами, в котором море сливалось с небом. Актеры совершали акробатические трюки, а зал, заполненный изумленными зрителями, рукоплескал водному чуду.

Волшебство царило на Променаде – центральной улице корабля. Там расположились витрины, пестрящие яркими сумками и разноцветными майками с логотипом компании, бары с кожаными диванами и приглушенным светом, уютные кондитерские с пончиками, аромат которых напоминал свежее парижское утро.

Волшебство порхало легкой бабочкой в Центральном парке с экзотическими деревьями, на открытой палубе с каруселью ручной работы, в «Студии Б» – ледяном катке, где по вечерам фигуристы из разных стран танцевали в ярких костюмах перед восхищенной толпой.

Волшебство царило в огромном магазине корабля, где хотелось купить сразу все – модные очки для карибских пляжей, шелковые платья для вечеринок на верхней палубе, яркие браслеты из венецианского стекла, сладкие летние лимитированные духи Escada и большие плитки белого шоколада с медом.

Тот город на воде был поистине волшебным.

Тогда я еще не знала, что пройдет несколько лет, и моря будут бороздить еще более совершенные корабли компании. На их борту будет бар, обслуживаемый роботами, водная горка высотой в десять палуб, стены для скалолазания, закрытый симулятор прыжков с парашютом и движущееся между пятой и восьмой палубами кафе. Ночное море

Каюта на «Оазисе» стала моим первым домом, где я поселилась одна. Это был мой маленький мир, моя комнатка, крошечная, как купе поезда. Туалет и душ были совмещены с другой, такой же одноместной каютой. Кровать крепилась к стене и откладывалась, когда была мне нужна. Каким-то чудом в каюте умещались и шкаф, и холодильник, и телефон, и даже телевизор. Я включила канал с обзором камеры с капитанского мостика корабля и увидела яркий закат и пустую набережную американского порта.

В мой первый день корабль задержался в порту Форт-Лодердейла на несколько часов. Охрана ждала одного из членов экипажа, работающего на кухне, который сошел с судна ранним утром и не вернулся. Такие истории с экипажем были нередкими, что удивительно – ведь паспорт и все документы мы отдавали в корабельный офис в начале контракта и не видели их до последнего дня на корабле.

Когда солнце село и на море опустилась темнота, я вышла на открытую палубу. Ночью корабль шел быстро, и липкий карибский ветер жадно теребил волосы, которые мгновенно становились влажными и непослушными. Но это стоило того – видеть ночное море в свете миллионов пылающих звезд.

Мне было страшно снова вливаться в новый коллектив, заново изучать корабль и рабочее место, проходить новые тренинги. Но я старалась смотреть на это со стороны, взглядом спокойного ночного моря. Я старалась возвыситься над своими страхами и окинуть ситуацию беспристрастным взглядом сверху.

Пока я была занята своими страхами и проблемами, где-то в голубизне пышных облаков ангелы улыбались моим планам, готовя новые повороты судьбы.

Феличе

«Оазис морей» не был большим. Он был огромным. Весь мой перерыв уходил на то, чтобы добраться из казино до столовой и обратно. Я постоянно терялась в многочисленных коридорах и лестницах, в огромном количестве новых лиц, постоянно сменяющих друг друга.

– Вэл! Помнишь меня? – окликнул меня громкий голос по пути в столовую.

Я обернулась и увидела перед собой кудрявого парня. И вдруг маленькая искорка, как маячок, замигала внутри. «Ты знаешь его», – повторяла мне она. Но я не могла вспомнить.

– Я Феличе, мы вместе были на «Пышности морей», – помог он мне.

– Да, точно! – я была счастлива найти в бесконечном потоке новых лиц хоть одно знакомое.

Кудрявый парень с итальянским именем был родом из африканской страны. Он родился в маленькой деревушке на юге, где велась добыча известных во всем мире южноафриканских алмазов. Его отец, дед и прадед были шахтерами, работающими по двенадцать часов в сутки. Когда Феличе было шестнадцать, он услышал джазовый концерт, который тронул струны его души. С тех пор он влюбился в джаз. По ночам он слушал записи старых пластинок, а днем работал на шахте, как и все поколение его семьи.

Через несколько дней после встречи с ним, пробегая мимо бара, я услышала медленную мелодию. Мое сердце невольно вздрогнуло, и я подумала: «Если бы он был менее смелым, если бы не послушал свою душу и не пошел бы за вдохновением, мир не услышал бы эти волшебные звуки. Феличе не увидел бы красочные острова с палубы круизного корабля. Ему никогда бы не аплодировали стоя. Он был бы простым шахтером в маленьком городке в Южной Африке».

Каждый человек – это руки бога на земле. Через каждого Вселенная передает красоту творчества в этот мир. Юйлань

Впервые зайдя в казино, я замерла, ослепленная ярким светом и оглушенная нескончаемыми мелодиями пяти сотен игровых автоматов. Мне понадобилось несколько недель, чтобы освоиться и привыкнуть к его пространству и роскоши.

Со мной в команде работала худенькая и вечно улыбающаяся китаянка Юйлань. Ее имя в переводе означало «магнолия». Имена у китайцев были сложные, и выговорить их было трудно. Поэтому они часто брали себе простые псевдонимы, как Лиза или Питер. Юйлань для меня была просто Юли.

С ней у меня появилась новая традиция – празднование китайского Нового года, который был в том году в конце января. В Поднебесной этот праздник считался самым главным и продолжительным и не имел точной даты.

– Две недели после Нового года мы избавляемся от лишних вещей, отдаем все долги и просим прощения, – щебетала Юли.

Я обожала ее акцент. Она смягчала все слова, и оттого они звучали мило и по-детски.

– А еще в Новый год мы делаем карту желаний! Хочешь, сделаем ее вместе? – спросила она, теребя в руках связку ключей от игровых машин.

– Конечно хочу! – ответила я.

После этого Юли начала рассказывать мне о родном Шанхае, дома которого в канун праздника украшались красными фонарями. Но я перестала ее слушать. Меня кое-что отвлекло. Воспоминание души

Я почувствовала его присутствие за несколько секунд до того, как подняла глаза. В животе поселилось сладкое чувство желания и нервного напряжения.

Я верила, что люди, встречающиеся на жизненном пути, – не случайны. Верила, что перед земным воплощением мы заранее договариваемся об уроках, которые преподнесем друг другу. А то самое чувство, когда глаза встречаются и сердце пронзает молния, которое мы зовем любовью с первого взгляда, – это воспоминание души.

Я не знала, откуда он и на каком языке говорит. Не знала его имени и должности. Не знала, что он любит и о чем мечтает. Наши глаза просто встретились и утонули в океане друг друга.

– Не подскажете, где выход из казино? – отвлек меня гость в клетчатом пиджаке.

– Да, вам надо пройти прямо и направо, – ответила я.

А когда я вернулась взглядом к русской рулетке, его там уже не было. Всю смену до четырех утра я искала его глаза в бесконечном потоке лиц, проходящих через казино «Рояль». Но так и не нашла. Два мира

В каждом порту неизменной вещью для покупки был магнит. В коллекции уже был самый розовый – с острова Бонайрэ, самый дорогой – из Монако. Была ракушка-магнит с солнечного острова возле Мексики. И настоящий корабль с мачтами и парусом из белой ткани, купленный в красочной французской лавочке у улыбчивого дедушки. Был стеклянный, в виде привычной тарелки, купленный у шумного итальянца рядом со знаменитой пиццерией «Мишель» в Неаполе.

Но был еще один – самый неприметный и простой, сделанный на куске неровного дерева. На нем акриловой краской были нарисованы красно-желтые разводы неба и черные пальмы. Неровным почерком сверху было написано «Гаити».

Этот остров был разделен надвое, и это были два разных мира. Республика Гаити была одной из самых бедных стран вот уже несколько веков. Это было место с огромным количеством бездомных и процветающим криминалом. Остров, где среди пластикового мусора люди выживали в полуразрушенных трущобах, выстроенных на склонах гор.

И совсем недалеко от вечной свалки находился Лабади – частный порт, принадлежащий нашей круизной компании. Часть, совсем не похожая на привычный образ Гаити. На Лабади были песчаные пляжи и ровные дорожки. Там был местный ресторан, где кормили деликатесами с корабля. На пляже стояли лежаки и водные горки, а вдоль воды располагались сувенирные лавочки и волейбольные площадки. Там совсем не было достопримечательностей, но был кристально чистый океан и атмосфера полного умиротворения и спокойствия.

Находясь в этом неземном рае, мне было сложно представить, что совсем рядом, за высокой стеной, шла своим ходом совершенно другая жизнь.

Слышать себя

Дни тянулись и превращались в рутину с мигающими огнями казино, слепящими глаза, и едким сигаретным дымом, заполняющим легкие. Я оглядывалась на две прошедшие недели и невольно задавала себе вопрос: «Cамый большой корабль в мире – мечта многих, но моя ли?»

В моем холодильнике всегда лежал приторно-сладкий шоколад с медом и миндалем. Мне постоянно хотелось сладкого и жирного. Я была на жесткой диете, не имеющей ничего общего со здоровым образом жизни. Но именно ею я компенсировала нарастающую с каждым днем физическую и эмоциональную усталость от рабочих смен по одиннадцать часов в день.

В той бесконечной гонке мне было необходимо услышать себя. Затерявшись в серых коридорах ниже уровня моря, в акцентах коллег разных национальностей, в нескончаемых ночах в дыму, я хотела остановиться.

Остановиться, чтобы услышать море. Позволить мыслям унести себя за тысячи километров, в родной город, где среди каштановых аллей и вечнозеленых парков прошли мое детство и юность. Остановиться и прожить хотя бы один день, дыша полной грудью, без спешки и суеты. Остановиться, чтобы наполнить легкие соленым запахом, закрыть глаза и сохранить на дне сердца свободу бесконечного синего моря.

Удивительно, но даже в лютые штормы внутри море всегда было спокойным. Суровые волны наводили страх на крошечные корабли лишь на поверхности. А в глубине всегда был штиль. Я старалась учиться этому у своего вечного учителя – моря. Учиться сохранять равновесие и смирение внутри, когда на поверхности бушуют волны.

Я отыскала еще один способ борьбы с напряжением и усталостью. Я создала себе мечту снова встретить тот взгляд, заставивший биться мое сердце в шумном зале казино. Любить

Я продолжала искать те бездонные, как лунный камень, глаза. Работники в казино менялись каждый круиз. Кто-то уезжал домой, кто-то вновь возвращался, кто-то приезжал с другого корабля, а кто-то начинал здесь свой первый контракт. В бесконечном потоке сменяющихся лиц я не замечала новых людей. Для меня они все были статистами на запыленных обочинах моей жизни, в которой главным маяком отныне стал он.

Спустя несколько дней я снова увидела его в шумном зале. Он медленно проходил по ковру цвета бордо, вглядываясь в лица. Высокий блондин с яркими светлыми глазами остановился в другом конце казино. Наши глаза снова встретились, и улыбка предательски появилась на губах. Я чувствовала, что он хотел подойти. Но меня снова отвлекли, и я нехотя пошла объяснять гостю правила игры на автомате.

В ту ночь мне хотелось поменяться местами с пассажирами. Снять неудобную черную жилетку, расшитую разноцветными нитками, и надеть пышное платье в пол. Тонуть в холодном мелькании вспышек фотокамер, наслаждаясь бриллиантовыми пузырьками шампанского. Кружиться в бесконечном медленном танце с блондином с голубыми глазами, не замечая ни лиц, ни часов.

Альбер Камю писал: «Я знаю только один долг – любить». Любить мир во всем его многообразии – с лесами и горами, с оазисами и пустынями, со взлетами и падениями, с радостями и печалями. Любовь – это единственное, что может спасти в любой ситуации. И это долг – отдавать миру самую чистую и светлую силу, которая была дана каждому с рождения – силу любить. Отдавать, чтобы иметь возможность получить еще больше. Крылья за спиной

Через несколько дней мне дали мой первый и единственный выходной. День, когда я почувствовала себя гостем, забыв про десятки невыполненных отчетов и сотни непроверенных автоматов.

В тот день я впервые зашла в театр. Он был огромным и величественным, словно королевский дворец, разукрашенный в яркие цвета с алыми сиденьями.

В театре «Опал» выступала гимнастка из Австралии. У нее были неправдоподобно хрупкое тело и мерцающая под светом софитов кожа. Такой, как она, можно было только родиться, чтобы проводить часы после школы и университета в спортивных секциях, оттачивая свое мастерство. Чтобы падать, получать травмы, переживать периоды реабилитации. А потом снова выходить на сцену и парить под потолком театра под громкие аплодисменты гостей.

Зрительская толпа была единым организмом, который дышал в унисон с легким движением хрупкой девушки. Когда она падала с огромной высоты, чтобы замереть, едва коснувшись пола, зал с облегчением выдыхал. Каждый зритель проживал с ней ее невероятный танец с лентами на двадцатиметровой высоте. Я восхищалась, с какой легкостью гимнастка делала свои отточенные движения, зная, что один неверный шаг может привести к падению.

Лола парила в воздухе, словно у нее за спиной были невидимые крылья. Моя воздушная влюбленность в незнакомца из казино тоже подарила мне пушистые белые крылья.

Я смотрела на выступление хрупкой гимнастки, а мыслями улетала в зал с ковром цвета бордо. Где в бесконечном потоке лиц меня вновь искали бездонные голубые глаза. Время остановилось

Та ночь была первой в ожерелье магических зимних ночей. Закончив смену раньше, я поднялась в закрытый бар для экипажа. В нем мне всегда было тесно. Там не было открытого пространства и света луны, как на моем первом корабле.

В ту ночь была шумная вечеринка, где мексиканское пиво лилось рекой, а дружелюбный диджей ставил русские песни. Крошечный «Хелибар» с трудом вмещал весь тысячный экипаж огромного лайнера. Свет софитов освещал счастливые лица на танцполе, а я разговаривала с молодой англичанкой, стараясь перекричать громкую музыку. Танцующие люди постоянно задевали меня, но то прикосновение было особенным.

То прикосновение закружило вокруг меня весь мир и наполнило его чудесами. Передо мной, впервые так близко, стоял он – блондин с голубыми глазами.

В ту ночь мы прятались за угловым столиком, пытаясь рассмотреть в клубах сигаретного дыма яркие искорки на дне глаз. Мы говорили об усыпанном яркими огнями сказочном Петербурге. О кафе на Сен-Томасе с запахом французских духов и корицы. О робких встречах в шумном зале с ковром цвета бордо. О фигурном катке, на котором каждый вечер он кружил перед замирающими от восхищения гостями.

Мы не считали часов и коктейлей. Мы не знали, сколько времени осталось до утра. Казалось, что посреди Карибского моря, в тесном баре, время остановилось. И продолжалось лишь за бортом, где дни и месяцы сменяли друг друга.

Царство любви

Остров Сен-Мартен был волшебным, сотканным из солнца и звездной пыли, морского бриза и мелкого океанского песка. Остров со вкусом пина колады на его губах.

При выходе с корабля меня ослепляло жаркое карибское солнце, а яркие краски острова настраивали на радостную волну. Наш корабль останавливался в Филипсбурге – столице и единственном городе в голландской части Сен-Мартена. Вторая часть острова, разделенного надвое, принадлежала Франции.

На нем смешалось все – пронзительное небо без единого облака, укутанная зелеными деревьями гора, яркие лимонные здания с коралловыми крышами и выложенный в оттенках красного шахматный пол. На главной улице всегда было шумно – в кафе с фруктовыми корзинами у входа, в модных бутиках, на пляжах недалеко от порта, в десятках казино, куда съезжались крупные игроки со всего мира.

Я разглядывала золотистые искорки солнца в глазах фигуриста на пляже Махо. Вплотную к нему примыкал аэропорт принцессы Юлианны, и взлетающие самолеты проносились прямо над загорающей толпой.

Мы отдыхали с ним на том острове, где наши робкие силуэты отражались в глади тихих карибских вод. Замирали одним целым под соломенными зонтиками на пляжах и считали драгоценные минуты, проведенные рука в руке. Легкий бриз с моря ласкал кожу, а мы сбивались с ритма вдохов и выдохов. От жарких поцелуев под палящим солнцем подкашивались ноги. И сладкая дрожь пробегала по телу от прикосновения к его мягким пшеничным волосам.

Он стал частичкой моего мира, моей мелодией, что я сочинила сама. И я кусала губы в безмолвной молитве, благодаря небо за мгновения пронзительно красивой истории любви. Американская Венеция

В последний день круиза, отработав целый рабочий день, я вышла на открытую палубу. На море опускалась темнота. Но я знала, что к шести утра, когда я закончу работу, море уже проснется. И в закрытые окна проникнут первые лучи солнечного света. А с ними – бесконечный океан, разлитый на тысячи километров вокруг. Знала, что корабль вновь завершит свой круг и причалит к родному дому – порту Форт-Лодердейл, американской Венеции.

В ночь перед высадкой пассажиров я с командой подсчитывала выручку с каждого из пятисот игровых автоматов за прошлый круиз. Я открывала железные дверцы игровых машин и доставала тяжелые ящики, набитые долларовыми купюрами. Ставя сотый по счету ящик на тележку, я встретилась взглядом с администратором казино, заполняющей отчеты.

«Вот она, работа моей мечты», – промелькнуло в моей голове.

Завтрак после рабочей смены длиною в сутки был самый вкусный.

– Все столовые в нашем распоряжении, – сказал кассир Генри у входа в пустую, только что открывшуюся столовую.

– Столовые? – устало переспросила я.

– Да, их три, – сказал Генри набирая на тарелку горячий рис и сосиски, – «сrew-зона» для официантов, горничных, уборщиков, матросов, «зона stuff» – для музыкантов, работников магазинов и казино, фотографов и администраторов.

– А офицеры своей столовой даже не пользуются, – перебил его румынский крупье.

– Ну конечно, они-то могут заказывать еду в каюту, – усмехнулся Генри.

Я взяла фрукты и йогурт и села за небольшой стол в самом углу.

– Завидую тем, кто может выйти на берег, – сказал Марк, садясь рядом с полной тарелкой брокколи.

– Да, я так мечтала увидеть небоскребы Майами, – сказала я.

После завтрака у меня осталось всего семь часов до начала пассажирской тренировки. Я пришла в каюту и упала на кровать, видя очертания города из детской мечты только во сне.

Проснувшись от пронзительного звона, приглашающего экипаж пройти на станции эвакуации, я включила на телевизоре канал с камеры на капитанском мостике и начала одеваться. Обязательная пассажирская тренировка проводилась в огромном театре. Шумная толпа новых гостей заняла свои места. Свет погас, и на экране появлялось обучающее видео. Все пятнадцать минут в театре без света я спала. Мне оставался час до начала рабочей смены. Спасение

Я старалась использовать это время с пользой. Иногда я шла в столовую перекусить, иногда – в каюту отдохнуть. А иногда я сбегала ото всех в свою тишину. На пятую палубу, в корму корабля, где у беговой дорожки были расставлены деревянные стулья. В той части судна никогда не было людей. Ветер трепал волосы, а лишь опустив взгляд вниз, я видела, как быстро корабль разрезает водную гладь. Вдыхая свежий воздух, я закрывала глаза, стараясь ощутить гармонию и спокойствие наедине с водной стихией.

По иронии судьбы, работники корабля, находящиеся в окружении моря месяцами, редко его видели. В каютах ниже уровня моря не было возможности слышать шум волн, просыпаясь и засыпая.

Стоя на палубе, я заметила спасательную лодку «Оазиса морей» – белую с желтой крышей, плывущую около корабля по ровной глади океана. Я пристально наблюдала, как она мягко, словно перо, упавшее на воду, приближается к моему морскому дому. Я не сразу поняла, что корабль не плывет, а стоит в тихих прибрежных водах. Матросы зацепили лодку за тросы и медленно начали поднимать ее вверх. В корме корабля, где всегда была тишина и только ветер завывал в углах, столпились люди.

Я увидела два десятка незнакомых мужчин с бездонными черными глазами, выходящих из лодки, – промокших насквозь и дрожащих от холода. Они оказались кубинцами, плывущими на хрупком плоту в страну их свободы – Соединенные Штаты. За сотни километров от желанного берега их плот сломался, и мужчины остались наедине со стихией.

Там, на пятой палубе, я видела их глаза, полные благодарности за спасенную жизнь и печали за разрушенную мечту. Они были спасены, их не затянул в свою пучину бесконечный океан. Но их мечта о другой стране была навсегда погребена на его дне.

День вопросов

В первый день круиза гости часто останавливали спешащий на работу экипаж и задавали десятки вопросов. Самыми популярными были: «Где можно поесть?», «Где туалет?» и «Где моя каюта?». А моими самыми любимыми: «Вода в туалете соленая или пресная?» и «Какой лифт мне нужен, чтобы добраться до кормы корабля?»

А однажды, во время выступления капитана в ресторане, уже немолодая дама с обеспокоенным лицом подошла к моей подруге и спросила: «Если капитан здесь, кто же ведет корабль?»

В первый день круиза я шла по Променаду, зная, что не смогу избежать вопросов любопытных гостей. Услышав за спиной громкое «Простите, не могли бы вы нам помочь?», я обернулась и приготовилась рассказывать, где ресторан, а где туалет. Но пожилую пару американцев в одинаковых белых футболках, интересовал другой вопрос.

– Что будет, если мы упадем за борт? – обеспокоенно спросила меня дама, теребя жемчужные сережки.

Я не была готова к такому вопросу, но выдала заученную фразу:

– Корабль остановится, и за вами спустят спасательную лодку.

Но это было правдой лишь наполовину. Код «Оскар»

Иногда люди падали за борт. Чтобы совершить самоубийство, под действием алкоголя, по роковой ошибке, желая посмотреть на дельфинов, при прогулке по открытой палубе во время шторма – причин было много. А историй еще больше. «Оазис морей» видел несколько таких.

Свежим январским днем молодой 22-летний парень выпал за борт, когда корабль плыл в мексиканский Козумель. Никто с лайнера не увидел его. Огромный корабль с гремящей у бассейна музыкой и танцующими гостями спокойно продолжал плыть по ровной глади моря. Но вмешалась рука Бога: парень продержался на воде, и его заметили пассажиры другого лайнера – компании Disney, шедшего за «Оазисом морей». Экипаж спустил спасательную лодку и спас барахтающегося на волнах пассажира.

Другая история на борту гигантского корабля закончилась трагично. В одну из ноябрьских ночей бразильский мужчина прыгнул с верхней палубы на спасательную лодку и, не удержавшись на ней, упал за борт. Вокруг был только бескрайний черный океан и кромешная мгла. Он остался один на один со стихией. Спасательная операция с лодками и вертолетами продолжалась сутки, но мужчину так и не нашли.

А через несколько лет код «Оскар» зазвучал не в море, а на суше. Корабельные камеры пришвартованного у порта Пуэрто-Рико корабля засняли, как мужчина прыгнул с десятой палубы «Оазиса морей» и скрылся в море. Навсегда. Настроение ветра

У моряков были свои истории городов и портов. Моя история острова Сен-Томас была насквозь пронизана сладким чувством, уносящим все проблемы и тревоги далеко за горизонт.

Когда я шла по широкому пирсу, жаркий ветер трепал мои небрежно заколотые волосы, разнося мою историю любви по всему острову. Мне казалось, что ветер живой. Как и у моря, у него было свое настроение. Иногда он с нежностью трепал подол цветного платья и легко играл с волосами, а иногда налетал ураганом с моря и сносил с ног. Море ограничено берегами, а у ветра не было никаких преград. Он был самым свободным во всей Вселенной.

Я вдыхала его аромат – легкий и свежий, с запахом соленого синего моря и сладкого сиропа из ближайшей кофейни. Я купалась в золотистых лучах утреннего солнца и отчетливо слышала мерный стук не одного, а двух сердец. Ступая по светлой набережной в алых босоножках на деревянной платформе, я провожала взглядом белоснежные яхты, уплывающие за горизонт.

В тот жаркий зимний день на волшебном острове у меня появился страх, что легкое невесомое счастье, бабочкой присевшее на мое плечо, может когда-нибудь закончиться. Центральный парк

Кроме фигурного катка, где каждый вечер в волшебном танце кружил фигурист, укравший мое сердце, на «Оазисе морей» было несколько десятков развлечений.

Акватеатр – крупнейший в мире бассейн на плаву, винтажная карусель с золотым покрытием, кинотеатр, мини-гольф, спа-центр – лишь неполный список того, куда у обычного работника не было допуска.

– Ты знаешь про секретную площадку наверху? – спросил меня техник Марк, заполняя купонами игровой автомат.

– Нет, расскажи, – с интересом ответила я.

– С нее открывается вид на акватеатр и водные шоу. А знаешь про «Маленькие чудеса»?

Я покачала головой.

– Это сорок два перископа и телескопа с картинками. Они спрятаны по углам корабля. Хочешь, зайдем после смены в Центральный парк?

– Да, я так давно хотела увидеть его!

– Представь, там высажено больше двенадцати тысяч растений, – с умным видом сказал Марк, закрывая игровую машину.

Зайдя после работы в парк, я замерла от величия этого места. Все пространство благоухало и радовало гостей разными оттенками зеленого. В парке были растения со всего мира – от высоких лавров, лиан и фикусов до кустов белоснежных и алых калл и вечнозеленых папоротников. А в праздничный зимний сезон на корабль загружали сотни пуансетий – рождественских звезд с яркими алыми листьями, создающих атмосферу Рождества посреди жаркого карибского лета.

– Присмотрись, – сказал Марк, присев у клумбы и отодвинув пышные листья.

До этого мне казалось, что все растения росли из земли. Но в этом таился главный секрет Центрального парка.

– Они все растут в ящиках, – удивленно сказала я, присев рядом с Марком.

– Да, смотри, они соединены между собой, как мозаика. Если какое-то растение из этой гигантской мозаики начинает болеть, его ящик достают и заменяют на другой.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я провел на «Оазисе» не один год, – вставая, сказал мой друг из Южной Африки.

В парке под открытым небом были тротуары, лавочки, уютные тихие уголки и небольшие кафе с навесами из зеленых лиан. В оазисе посреди океана звучали голоса птиц и сверчков, стихающие под покровом ночи.

В Центральном парке терялось ощущения моря. И, оказавшись там, я вновь, как когда-то в Вечном Риме, перенеслась мыслями в город, огни которого я так и не увидела, – яркий Нью-Йорк с самым известным в мире парком, который стал прообразом этого, на «Оазисе морей».

Каталог Вселенной

Один раз в круиз на корабле проходило светское мероприятие – аукцион. На нем гости покупали дорогие бутылки столетних виски и картины знаменитых художников, мраморные статуэтки и древние вазы.

Я остановилась, проходя мимо аукциона, и атмосфера мгновенно затянула меня. Она перенесла меня в роскошные залы Лондона и Женевы, где с последним ударом молотка покупатели прощались с миллионами долларов, приобретая мечту в свою бесценную коллекцию.

Смотря на высокую вазу, выставленную на продажу, я заметила мужчину. Он был одет в серый пиджак, неловко наброшенный на белую футболку. Он выглядел уставшим, но в нем чувствовалась стальная уверенность. Тот мужчина точно знал, ради чего он здесь. Тот лот, что он выбрал для себя, был одним из последних. Высокая ваза из венецианского стекла переливалась под светом прожекторов всеми цветами радуги.

– Продано! – громко сказал итальянский работник, ударяя молотком.

Смотря на смуглого мужчину, забирающего разноцветную вазу, я четко осознала, насколько важно знать свою цель, представлять ее в мельчайших подробностях и строить к ней дороги, разбитые на маленькие шаги. Чтобы иметь возможность, подобно тому мужчине в сером пиджаке, прийти на аукцион жизни и с легкостью купить желанный лот, выбранный заранее в каталоге Вселенной. Багамская мечта

Я спустилась с корабля в самом сердце Нассау – на причале Принца Джорджа. Меня окутала зажигательная карибская музыка и аромат кокосовых пирогов. Знаменитый на весь мир розовый «Атлантис» виднелся вдали, но он так и остался для меня недосягаемой багамской мечтой.

– Столица Багамских островов живет в ритме круизных кораблей, – рассказывал местный владелец кафе, в котором мы с друзьями присели перекусить. – С приходом в порт лайнеров город оживает, – загадочно говорил он, глядя вдаль, – туристы заполняют улицы и местные ресторанчики. А к вечеру, с отходом последнего корабля, столица пустеет и засыпает, готовясь к новому дню.

Перекусив, мы шумной компанией направились на улицу Бэй. Там в домах цвета солнца с бирюзовыми крышами расположились бутики и магазинчики. В них драгоценные камни перемешались с красочными магнитами, а пляжные туники смешались с туристическими майками со смешными надписями. Яркими огоньками под жарким солнцем мелькали вывески с надписью «золото» и «серебро».

В одном из таких магазинов я купила маме комплект с камнем александритом – символом процветания, меняющим свой цвет при разном освещении. Необъятный сад

Мое настроение менялось так же быстро, как цвет этого камня. Я уставала на работе, но мне хватало одного взгляда небесных глаз и легких прикосновений к нежной коже, разговоров в узких безликих коридорах ниже уровня моря, в которых так легко было заблудиться, улыбки фигуриста, которую он дарил мне, заходя в казино перед своим выступлением на катке. И я мгновенно забывала о многочасовых сменах без перерывов в облаках дыма, о непрерывной усталости, недосыпе и головной боли от громких звуков казино «Рояль».

Во время моего перерыва я поднялась с ним в Центральный парк. Это было место без суеты и толп гостей Центрального променада, без слепящих глаза огней казино, без узкого пространства коридоров для экипажа. Я представляла, как тонкие каблучки дорогих туфель сами несут меня по удивительной зеленой аллее. И на мгновение забывала о том, что я на этом корабле – простой работник.

Там, среди зеленых пальм и лиан, я думала о том, что в каждом человеке скрыт необъятный сад с благоухающими цветами. В каждом живет целое небесное покрывало с миллионами ярких звезд. Но чтобы увидеть свет внутри другого, нужно отыскать его в себе. Нужно наполнить любовью свою душу, чтобы это чувство начало переливаться через край, затапливая сердца окружающих людей.

В том парке был круглый закоулок с двумя деревянными лавочками, окруженными высокими ярко-зелеными деревьями. Это волшебное место могло бы стать нашим. Но в эти мысли ворвался ветреный март, который навсегда поменял мои планы. Разбитое сердце

Вы чувствовали, как в четыре утра где-то далеко, где льют тропические ливни, разбилось мое сердце? Вы слышали, как, словно камень со скалы, летели все мои недавние мечты и цели? Вы видели мои слезы под огнями ночной дискотеки на шумном танцполе?

Я помню, как я кружилась в танце с людьми, имен которых даже не знала. И каждая улыбка отдавалась тупой болью в сердце, словно я просто играла роль. А потом закончилась вечеринка, и я осталась одна. Наедине со своими рухнувшими мечтами и мыслями о моей закончившейся сказке. В тот день я узнала, что он женат. Принять

Все намеченные планы с отпуском в Северной столице, с крошечными кофейнями у берегов Невы и томными вздохами под сводами Исаакиевского рассыпались, словно бусины с порвавшейся нитки, в один миг. Рассыпались с грохотом, ударившись о мраморный пол моих мечтаний.

Мне не хотелось уходить. Мне хотелось бежать. Пряча свои хрупкие рухнувшие мечты под мягким мехом шубы в родном зимнем городе. Мне казалось, что мое зеркало жизни разбилось вдребезги и его осколки все глубже проникали в сердце с каждым вдохом.

Я долго прятала весь калейдоскоп своих эмоций в самых дальних уголках сердца и делала вид, что все хорошо. Мне казалось, что, когда под ногами битое стекло, ступать по нему нужно с видом, будто это великолепный персидский ковер необычайной мягкости. Я улыбалась, когда внутри бушевали бури и ураганы, сотканные из боли, обиды и разочарования. Но боль стерильной пустоты и притворства, не получая выхода, начинала все больше тревожить меня изнутри. Казалось, что, пытаясь собрать осколки своего зеркала жизни, я в кровь разрезала пальцы, раня себя еще сильнее.

Я поняла, что, чтобы отрастить крылья на пути вниз, сначала нужно сорваться с обрыва. Чтобы восстать из пепла, подобно птице Феникс, сначала нужно сгореть. Опыт – это единственный учитель. Можно часами слушать истории об ошибках других, но важно пройти свой путь и получить свои уроки.

Тогда я встретила женщину, которая появилась в моей жизни ради одной фразы. «Мы, люди, на Земле именно для этого – чтобы получить уроки, прожить разные эмоции, пропустить их через сердце и трансформировать в единственную важную силу – любовь». И я ждала, что я проснусь и пойму, что настал обычный день – с ярким солнцем над куполом церкви и с покачивающимися на бирюзовых волнах лодками. День, принесший с утренним морским ветром забытое чувство – чистоту.

Душа острова Ямайка

Порт города Фальмут был огороженной территорией с десятками сувенирных лавок, круглым фонтаном посередине и темнокожими местными. Они развлекали туристов в национальных костюмах цвета флага острова Ямайка, играли на гитаре и с радостью фотографировались с гостями.

Пригревшись в кафе с ажурными красно-белыми зонтиками, я ощущала уют и покой, хотя и понимала, что настоящая жизнь острова скрыта от взглядов туристов за высоким забором.

И вдруг мой друг из Уругвая, отодвинув стакан с летним коктейлем цвета неба, произнес: «Услышать душу острова можно, лишь выйдя за преграды».

И я мгновенно согласилась. Не споря, не приводя аргументы в пользу безопасности на огороженной территории, я встала и направилась к высокому забору. Слушать душу острова Ямайка.

Фальмут встретил нас босоногими мальчишками, играющими в футбол на песке, обрывками газет, пластиковым мусором у дороги и местной забегаловкой, где я не решилась ничего попробовать. По столам этого «ресторана», как ласково называл его худой мужчина за кассой, вальяжно ходили упитанные коты.

Так, фотографируясь и вдыхая воздух запретной территории, мы дошли до порта с экскурсионными кораблями. На волнах тихо покачивалась черно-красная лодка, а возле нее стояли местные, одетые в яркие костюмы пиратов. Увидев нас, они подбежали и стали рассказывать об экскурсии. Ямайцы затянули нас в хоровод своих громких песен, танцевали и дарили разноцветные воздушные шары и пиратские флаги. К нам присоединились гости с корабля, и вместе мы поднялись на борт пиратской лодки.

На корабле слепило глаза от буйства красок. Там были десятки статуэток и разноцветные глиняные горшки с искусственными цветами. На радужных скатертях были разбросаны ракушки вперемешку с пиратскими атрибутами.

На борту было весело: местные ямайцы устраивали забавные конкурсы, напоминающие русские свадьбы. Мы смеялись и фотографировались в пиратских шляпах несколько часов. На том корабле мне на секунду показалось, что сердце уже не болит.

Но хоровод красок и быстрой музыки резко оборвался, как только маленький корабль приблизился обратно к порту. Я вышла на открытую палубу и увидела несколько суровых местных с автоматами в руках.

«А вот и реальные пираты», – пронеслась в моей голове острая как нож мысль. Лицо моего друга, Антуана, в мгновение побледнело. А я стояла у перил на второй палубе, вцепившись в поручень. В голове проносились слова офицера по безопасности о том, что за пределы терминала Фальмута лучше не выходить. Руки сжимали поручень все крепче, и в кристальной тишине я услышала быстрый стук своего сердца. Как когда-то сотни часов назад рядом с моей разбившейся о скалы обмана мечтой.

К счастью, те минуты страха и неведения длились недолго. Ступив на берег, мы поняли, что мужчины с автоматами – это не пираты, а те, кто защищал от них, – местные охранники. На территории города начались беспорядки, и их заданием было проводить нас на лайнер. Мы удивленно переглянулись и в окружении охраны направились в круизный порт. Школа жизни

Для гостей жизнь на круизном лайнере была яркой сказкой с вечерними шоу и картинками южных портов, которые менялись каждый день. Но у монеты всегда две стороны. И по другую сторону была жизнь работников. Моя жизнь.

Порой, даже в залитом солнцем порту, наступал мой личный период тьмы. Надо мной нависало черное облако с негативными мыслями, а усталость, моральная и физическая, валила меня с ног. Я приходила со смены под утро и проваливалась в бездонную тишину. И где-то в глубине звучал голос, который я не слышала уже много месяцев. Голос самый родной и первый в жизни каждого. Голос мамы, тихо шепчущей: «Все, что ни делается, делается к лучшему».

Я не слышала даже своего тела, которое постоянно давало мне сигналы об истощении. За три месяца тяжелейшей работы на «Оазисе морей» я болела несколько раз. Но и с сорванной спиной, и с температурой, и с расстройством желудка, и с хриплым горлом я неизменно выходила на работу. Однажды в жарком Сен-Томасе я вышла в порт в джинсах и теплой кофте, потому что от высокой температуры меня постоянно знобило. Гости порхали вокруг в джинсовых мини и ажурных топах, а у меня в висках стучала лишь одна мысль: «Закончится этот контракт, и я наконец-то высплюсь».

Тот корабль стал моим строгим учителем. В нем не было уюта и ощущения дома, родных коридоров, которые помнили смех и слезы каждого работника, как на моем первом корабле. «Оазис» был суровым, не впускающим на свой борт любого желающего. Работать на самом большом корабле в мире мечтали многие, но немногим это удавалось.

«Оазис» стал моей школой жизни. Местом, где я научилась строгой дисциплине и обрела непоколебимый внутренний стержень. Местом, где я научилась ценить себя и свое время и понимать, чего я достойна. Местом, где я взлетала к небесам от внезапно нахлынувшего страстного чувства, а потом, потеряв крылья, с грохотом ударялась о землю.

Я благодарила тот корабль всей душой за преподнесенные уроки, но точно знала одно – на борт этого лайнера я больше не ступлю. Прощай, «Оазис»

Я со своей командой, соединившей в себе трех человек и три континента, провела последний день на Багамах. За длинных три месяца они стали для меня настоящими друзьями.

Тоненькая, как веточка, китаянка Юйлань, с которой даже в мексиканском Козумеле я ходила в китайский ресторан. И улыбчивый парень Марк с огромным и добрым сердцем из Южной Африки.

Тогда я не знала, что мой жизненный пасьянс сложится таким образом, что я еще увижу их на разных кораблях и разных контрактах. А пока они провожали меня домой. В распускающийся первыми весенними цветами родной Минск.

Глава 3

Майами – Париж – Минск

Снизить важность

Я летела домой через свой персональный рай – Париж. Там, в аэропорту Шарль де Голль, я купила красочную книгу о французской столице и набор из двух чашек медного цвета с изображениями Монмартра и Триумфальной арки.

В черной кожаной сумке, купленной на рынке шумного Карибского острова, были аккуратно сложены бумаги – мой следующий контракт, который должен был начаться через два месяца на том же корабле – «Оазисе морей».

По ночам мне снилось ласковое море с бирюзовыми волнами и бьющее в глаза солнце. Мне хотелось вернуться, но только не на самый большой корабль, забравший мои силы и энергию за несколько месяцев.

Я искала новые пути и делала все, зависящее от меня. Я написала своему агенту с просьбой перевести меня в «Азамару» – крошечную компанию с двумя темно-синими лайнерами. Но мне отказали.

Контракт, начинающийся на «Оазисе морей» в солнечном мае, по-прежнему был моим. Мне было страшно, но не оставалось ничего другого, как отпустить ситуацию и перестать придавать ей важность. Я доверяла миру, чувствуя, что все обязательно решится наилучшим для меня образом. Когда придет время. Учиться прощать

В тот отпуск, когда природа просыпалась от затяжной зимы, я увлеклась книгами по саморазвитию. Во всех книгах о силе мысли и позитивном мышлении описаны те же простые истины, что и в Библии. Эти книги стоит читать по диагонали, находя на шелестящих страницах ответы на собственные вопросы. В них стоит вглядываться, как в магический шар, стараясь увидеть одну-единственную святую истину.

В тот отпуск, когда на улицах распускались первые крокусы, я училась прощать. Того, из-за кого скопилось много боли, рвущей сердце на части. Я отпускала обиду по крупицам день за днем, зная, что она может разрушить меня изнутри. Я верила, что тот мужчина открыл мне путь для чего-то лучшего и дал мне урок, в котором я нуждалась. Я знала, что за каждым штормом наступит штиль, за каждым уроком наступит награда, за каждой ночью наступит день.

Один друг тогда сказал мне: «Простить может только человек с огромным количеством любви в душе». Я училась наполнять сердце любовью. Чтобы однажды ранним солнечным утром посмотреть вдаль и понять: я смогла отпустить обиду и принять все с легкостью и чистотой, не обвиняя и не осуждая. Ответ Вселенной

Верный наземный друг кораблей – маяк. Он зовет их своим светом и указывает дорогу. Для меня маяком всегда были мечты и цели. Те, свет которых неизменно горит в любую погоду, как бы далеко от берега я ни была. Их я всегда держала в фокусе, к ним всегда вела свой корабль. Они всегда находили меня, в какие бы шторма я ни попадала, и показывали мне дорогу домой.

Мир всегда слышит наши просьбы и молитвы, и в этом нет исключений. Теплой майской ночью на мою почту прилетело письмо из офиса компании в Майами. В нем мне предлагали вернуться на мой первый, дорогой сердцу корабль «Пышность морей». Но при одном условии. Работник им требовался немедленно. А это означало, что мой отпуск сокращался почти на месяц.

Я без раздумий согласилась. Глава 4

Назад на «Пышность морей»

Ты снова рядом

По пути из отеля на корабль я познакомилась с Игорем. На лайнере улыбчивый парень из Македонии работал ассистентом официанта. За разговором в душном автобусе мы успели узнать друг о друге больше, чем некоторые узнают за годы знакомства. Он рассказал мне о своей невесте, готовящейся к свадьбе в пыльном Скопье, о суровых буднях в ресторане и любимом месте работы в бесплатном буфете на девятой палубе.

– Дождь в дорогу – это к счастью, – рассмеялся Игорь, глядя в окно.

В приоткрытые окна автобуса залетали мелкие капли. Летний дождь смывал все границы и условности, дарил надежду и новое сегодня.

Дождь в Барселоне всегда заставал врасплох. Я вспомнила, как почти год назад я выходила из автобуса в уже дождливый испанский город. В то лето дождь был здесь частым гостем. Туристы разбегались по многочисленным кафе, а я гордо шагала по главной улице, измеряя размеры капель, несущие послания с небес.

В центре Барселоны была длинная пешеходная улица, лишенная тишины, – Ла Рамбла. На ней торговцы продавали яркие кружки и пестрые магниты, а художники рисовали на заказ красочные портреты и карикатуры. Из маленьких кафе с деревянными столиками пахло свежей пастой и ароматной фруктовой сангрией. А туристы фотографировались с живыми скульптурами, которые снимали шляпу в благодарность за брошенную монетку. В поисках покоя в центре этой улицы я часто сворачивала налево, где уютно расположилась частичка дома.

– В том переулке есть русский магазин, там я закупалась пряниками и сырками, – говорила я Игорю, когда автобус с вновь прибывшим экипажем остановился в порту лучезарной Барселоны.

Я вышла из автобуса и вдохнула свежий морской воздух. Мы прошли по узким коридорам морского терминала, где несколько офицеров, проверив багаж и документы, провели нас в новый дом.

«Ты снова рядом», – прошептала я морю как старому другу. Оно в ответ закивало, послав мне ласковую волну. Мои приключения вновь начались. В парусах душа корабля

Я любила фразу «Как корабль назовешь – так он и поплывет». Этот корабль под флагом Багамских островов и правда был для меня пышностью, которая принесла в мою жизнь разнообразие и пестроту эмоций.

«Ты снова рядом», – прошептала я морю как старому другу. Оно в ответ закивало, послав мне ласковую волну. Мои приключения вновь начались.

Я будто вновь вернулась в дом, еще помнящий меня с Мишелем год назад. В казино «Рояль», где в первые недели работы я сбивала в кровь пальцы о железные дверцы игровых автоматов. В родные коридоры, где когда-то я в полной растерянности блуждала в поисках своей каюты.

И в первый день, выйдя на открытую палубу поприветствовать море, я встретила долгий взгляд Мишеля, который работал на этом корабле второй контракт. Румянец заиграл на щеках, и, словно в быстрой съемке, друг друга стали сменять картинки прошлого лета – Гибралтарская скала и теплые ночи на Ибице, маленький каменный пляж Пальма-де-Майорки и вечеринки под светом звезд на открытой палубе, набережная Круазетт и тихое кафе на пляже испанской Малаги. В моей памяти осталось лишь это – светлые воспоминания о летнем романе и глубокое чувство благодарности к тому, кто стал моим первым другом на корабле.

– Помнишь то кафе в Каннах?

– Конечно! А парк в Монако? – Мы вновь общались и смеялись, смотря, как ветер уносит вдаль сигаретный дым.

Но я чувствовала напряжение и грусть в его робком взгляде. Чувствовала, что между нами была туго натянутая нить, готовая в любую минуту порваться. А вечером я все поняла. Ту, о ком он молчал, звали Андреа – худенькая румынка с короткой стрижкой и длинными стрелками в уголках синих глаз.

Священная война

В казино, в коридорах экипажа, на открытых палубах – я везде чувствовала оценивающий взгляд ее глаз. Преследуя меня словно тень, Андреа вела со мной невидимую войну, считая меня соперницей. Я же старалась избегать ее и никогда с ней не общалась.

А потом настал июль. В порту солнечного хорватского Сплита я узнала ее историю. В ней были отцовские побои и трудное детство в румынской деревушке, безответная любовь и огромные долги, из-за которых уже много лет она была вынуждена работать на кораблях.

В том крошечном кафе с запахом ежевичных кексов я впервые посмотрела в ее глубокие глаза цвета моря и увидела перед собой хрупкую девушку со своей историей и жизненными уроками. Она встретилась на моем пути не случайно, как и все в этой жизни. Каждый человек был моим ангелом и учителем.

Неожиданно она положила ладонь на мою руку и тихо произнесла: «Пусть это останется между нами». И, похоронив ее долгую историю на дне сердца, я пообещала себе помнить, что каждый человек проживает свою священную войну, о которой я ничего не знаю. White party^[12]

В жаркую июльскую ночь на открытой палубе была вечеринка в белом. Разноцветные прожекторы освещали морскую гладь, а я искала глазами Кристиана, моего друга бармена из спортивного бара казино. Высокий блондин появился на вечеринке лишь на пять минут, чтобы исчезнуть навсегда.

– У меня плохие новости, – сказал он, сев рядом. – Завтра я улетаю домой.

Из-за громкой музыки и шума волн я еле расслышала его. Он говорил о том, что будет скучать и ждать меня на севере Швеции, в крошечном городке с кирпичными домиками у залива. Я растерянно кивала в полной уверенности, что это наш последний разговор. Но судьба распорядилась иначе.

Открытый бар для экипажа быстро заполнили люди. Столы были заставлены пустыми бутылками из-под мексиканской «Короны»^[13] и полными пепельницами. К нашему столику подошла шотландка Дженни и поставила на него огромный ящик пива. Под светом прожекторов, освещающих бар, она выглядела стройнее и моложе, чем обычно.

– Это все нам? – с радостным удивлением спросил Маурисио, крупье из Коста-Рики.

– Нет, половина танцорам. У них красная карта, – рассмеялась Дженнифер, поправляя золотистые волосы.

Многие танцоры на корабле были младше двадцати одного года. Их карта была отмечена красным, и им запрещалось покупать алкогольные напитки. Но это не мешало им их пить.

– Все, это мой последний контракт, – выкрикнул подвыпивший Наполеон, кассир из Филиппин, высоко поднимая пластиковый стакан с виски.

За столом прокатилась волна смеха. Я встречала сотни людей, которые в конце контракта говорили, что больше не приедут на корабли. Но каждый раз они возвращались. Встречала десятки тех, кто уволился, провел дома несколько месяцев и вновь вернулся на борт. Море не отпускало так просто. Оно пропитывало сердце и не давало уйти далеко. Море нельзя было предать. Однажды расписавшись в служении ему, трудно было от него отречься.

– Бывших моряков не бывает, – улыбнулся Марк, туша сигарету, тот самый Марк, с которым я навсегда прощалась на Багамских островах. Реальность кораблей была удивительна – я никогда не знала, кого я увижу снова, а с кем прощаюсь навсегда.

Когда музыка стихла и вечеринка закончилась, на море опустилась тишина. А наша компания все еще сидела за столиком, обсуждая лучшие салоны татуировок на Лазурном Берегу. Работникам индустрии круизов было запрещено иметь татуировки. Но, как и в случае с танцорами, это правило умело обходили. На рабочем месте работники закрывали места с татуировками униформой или специальными телесными накладками.

Море незаметно стало светлеть, а ночной ветер стих, уступая рассвету. Через час корабль прибывал во французский порт моего сердца – Канны. Они манили меня своим лоском и блеском умытых дождем улиц. Это уже было прежде – лента дороги, ведущая из порта на набережную Круазетт, плеск вина из пришвартованных лодок, ласковые прикосновения ветра у лестницы Дворца Фестивалей и разноцветные витражи церкви Нотр-Дам-де-Бон-Вояж.

Там год назад все было по-другому. И казалось, сердце во мне билось совсем иное. Но пыльная набережная Канн ничуть не изменилась. Легендарный город

Спустя два моря – Тирренское и Ионическое – и несколько остановок в итальянских портах корабль причалил к порту города, где все было пронизано легендами и древней историей. Города, где современные здания стояли бок о бок с руинами. Этим Афины напоминали мне Рим – такой же легендарный и древний, утопающий в собственном величии.

Столица Греции стала для меня олицетворением свободы. Городом, который учил меня отпускать – мысли, людей, проблемы. Чтобы освобождать место новым чувствам и ощущениям. Чтобы сбрасывать весь накопившийся груз, мешающий взлететь вверх.

Я быстро привязалась к греческой столице. В этом городе у меня появилось свое место, откуда открывался невероятный вид на огромные корабли в порту. У меня был любимый парк, утопающий в зелени, с солнечной аллеей из лиан. Был любимый ресторан с полосатыми скатертями, где шумное семейство готовило ароматный гирос с соусом дзадзики – греческую шаурму. И даже любимая чашка небесного цвета, которую с улыбкой приносил мне седеющий владелец кафе на главной улице.

Корабль заходил в порт Пиренеи на протяжении всего лета. Я с друзьями часто садилась на двухэтажный ярко-красный автобус, который возил нас по всем туристическим местам Афин.

Так, в один из жарких дней, мы приехали на Панафинейский стадион – единственное место в мире, полностью построенное из белого мрамора. На нем проводились Олимпийские игры, с него же брал свое начало олимпийский огонь. Попав туда, я будто оказалась в античной Греции, в те времена, когда гладиаторы выходили на арены, а люди складывали мифы о греческих божествах. Мы сидели в мраморных королевских креслах на трибуне и фотографировались на пьедестале почета, гуляли по просторному музею стадиона и поднимались на его самую верхнюю ступеньку. Чтобы увидеть еще одно чудо древней цивилизации – знаменитый Акрополь – «Священный холм», вокруг которого были построены Афины.

Начало нашей истории

Я пришла в казино за полчаса до открытия. Открыв на компьютере свой почтовый ящик, я с удивлением обнаружила в нем длинные письма из маленького городка на севере Швеции.

Я вчитывалась в строчки, написанные мужчиной из спортивного бара казино. И вдруг неожиданно зазвонил рабочий телефон. Я не любила этот звук – резкий и громкий, он всегда пугал меня.

– Привет! Зайдешь ко мне после смены? Я сегодня дежурю всю ночь, хочу кое-что тебе рассказать, – быстро выпалила моя подруга Анна, которая работала на стойке администрации.

– Да, конечно! О чем? – ответила я, читая письмо Кристиана.

– Расскажу вечером. Все, я побежала, – и, не успев ответить, я услышала в трубке длинные гудки.

После рабочей смены я зашла в ее офис, в котором царили запахи корицы и кофе. И просидела там до утра.

Анна несколько лет встречалась с офицером из Латинской Америки. Они жили в одной каюте и мечтали о маленькой свадьбе на песчаном берегу с легким молочным платьем и развевающейся на ветру фатой.

В тот вечер она рассказала мне о мужчине, друге своего жениха, который был в меня влюблен. Она описывала его как героя средневековых романов, а позже к разговору присоединился и ее жених с французским именем Марсель.

– Ты очень ему нравишься, он будет носить тебя на руках. Как я ее, – говорил Марсель, обнимая Анну.

– Да, а еще он завалит тебя подарками.

Слушая их, я была готова влюбиться в прекрасного незнакомца.

– Открой его файл, – попросила я Анну.

Когда она зашла в программу со списком экипажа и открыла его фотографию, ничего не произошло. Стрела Амура не пронзила мое сердце. Оно не забилось в бешеном предвкушении встречи. А наутро я даже не вспомнила о ночном разговоре. И о начальнике охраны корабля, который влюбился в меня с первого взгляда. Августо

В один из теплых летних вечеров, когда корабль покинул шумный турецкий Бодрум, я задержалась у входа в главный ресторан «Великий Гэтсби». Там под веселые карибские мотивы танцевали официанты. Раз в круиз они выстраивались в шеренгу перед улыбающимися гостями, которые снимали их на видео. Кто-то нес на голове тарелку фруктов или кусок торта, кто-то жонглировал, кто-то хлопал в ладоши и пританцовывал.

Я встретилась взглядом с Игорем, и мы рассмеялись. С сияющей улыбкой я зашла в казино и впервые увидела того, на кого совсем недавно смотрела на мониторе компьютера. В реальности его волосы были темнее, а глаза еще глубже. То, чего не произошло в офисе Анны, случилось у входа в шумный зал казино.

С той ночи, когда в мою жизнь ворвался кубинский начальник охраны корабля, она перестала быть спокойной и размеренной. Первое свидание

Один раз в два круиза корабль прибывал в порт Венеции, где стоял день и ночь. Венеция была удивительным городом на островах, соединенных между собой мостами. Городом с узкими улочками вдоль каналов, в которых было так просто заблудиться. С магазинами с красочными венецианскими масками, украшенными перьями. Но, несмотря на романтику и лоск города на воде, в его узких улочках и покосившихся домах чувствовались грусть и многовековая печаль.

Я часто приходила в самое сердце города – на площадь Святого Марка. Там ощущалась атмосфера эпохи Просвещения. Казалось, можно обернуться и увидеть прогуливающегося здесь Казанову в окружении дам в пышных платьях с веерами. А сердце замирало от величия главного собора города – шедевра византийской архитектуры.

В тихих закоулках ночной Венеции прошло наше первое свидание. Недалеко от порта был небольшой итальянский ресторан с белыми скатертями. На столе мерцали свечи, а официанты разговаривали тихо и размеренно, боясь потревожить наше нежное зарождавшееся чувство. Молодой музыкант играл на скрипке, а справа по каналу проплывали гондолы с влюбленными парочками на борту. Более идеальное место для первой встречи сложно было придумать. В тот вечер Венеция казалась мне лучшим местом на Земле. Городом, в котором сбывались мечты и расправлялись крылья за спиной, в котором становилось легко дышать и хотелось обнять весь мир.

При свете мерцающих свечей я рассматривала его накачанные руки под черной рубашкой. Я тонула в темных глазах Августо и вслушивалась в его тихие слова. Мне хотелось, чтобы это чувство нежного трепета и внутреннего счастья никогда меня не покидало.

Когда Венеция погрузилась в сон, наступило волшебство. Словно невидимая фея пролетела над городом и зажгла крошечные огоньки в домиках на деревянных сваях. Огни из каждого окна отражались в темной воде маленьких каналов и играли сотнями звезд. Усталые гондолы возвращались домой, и под покровом ночи Гранд-канал засыпал, защищая свой покой.

У тех мгновений в закоулках ночной Венеции была мелодия одинокой скрипки и вкус белого полусухого. А первый поцелуй у вокзала в ожидании такси закружил вокруг меня весь мир, раскрывая сердце навстречу красивому страстному чувству. Представлять и верить

Я рисовала в голове яркие картинки с совместным итальянским шопингом и тихими обедами на греческих островах. Я чувствовала запахи домашнего вина и вкусы свежих фруктов, словно уже сидела с ним в кафе. Именно этого мне не хватало в отношениях с Августо – наслаждаться едой на свежем воздухе, а не в тесной каюте, прогуливаться с ним по узким улочкам, а не по коридорам корабля.

Но он, будучи начальником охраны, в портах всегда был на лайнере, непрерывно работая в то время, когда я отдыхала. А когда корабль отчаливал от очередного города, он с облегчением выдыхал после тяжелого рабочего дня. Но моя работа в это время только начиналась. А заканчивалась порой с рассветом, когда Августо просыпался и готовился к новому рабочему дню.

В визуализации – великая сила. На белоснежном греческом острове все было именно так, как я себе представляла: небольшое кафе, плеск домашнего вина, крики чаек, аромат свежих фруктов и рука в руке. В том кафе шумные туристы и спокойные местные смешались в одну колоритную толпу. С разных сторон доносились слова на незнакомых языках, а в воздухе витал запах соленого моря и свежей выпечки. Хозяин кафе, улыбчивый грек в цветастой рубашке, наливал нам освежающий лимонад и домашнее вино.

Красота всегда кроется в деталях. Детали того острова посреди Эгейского моря складывались незатейливой мозаикой, и получалась любовь. Любовь к тому острову была соткана из белых каменных лестниц, узких улочек, ветряных мельниц на горе и солнечного жаркого песка пляжа Элиа. Любовь жила на главной улице острова – Матоянни с белыми домиками с голубыми лестницами. Любовь витала у белоснежной каменной церкви с пятью часовнями.

У каждого города были свои символы и талисманы, свои животные и птицы. Птицами солнечных Карибских островов были розовые фламинго. Птицы Стамбула – неугомонные чайки, кружащие над Босфором. А птицей Миконоса был огромный розовый пеликан Петрос, который в 50-х годах при перелете в теплые края упал на остров. Его подобрал местный рыбак. Жители вылечили и выкормили Петроса, и он счастливо прожил на острове еще тридцать лет. А потом его заменили преемники – три розовых пеликана. Я часто встречалась с ними на пляжах и на шумной улице недалеко от причала. Местные птицы привыкли к толпам туристов и устало позировали перед фотокамерами.

Я всегда нехотя прощалась с Миконосом, хоть и знала, что через неделю лайнер вновь бросит якорь у его берегов.

Не судить по внешности

Вернувшись из солнечного порта, я обнаружила письмо, оставленное у двери каюты. Открыв синий конверт, я достала лист, исписанный мелким ровным почерком.

– От кого письмо? – спросил меня проходящий мимо венгерский крупье.

– От Стефана, – ответила я, не отрываясь от листа бумаги.

Про таких, как тот парень, говорят – невидимка. Он был настолько худым, что униформа бармена на нем висела. Он говорил совсем тихо и вставлял в разговор французские слова, от чего понимать его было еще сложнее. Иногда Стефан подходил ко мне в казино и приносил воду, а когда я благодарила, опускал глаза и уходил. Мне казался странным тот тощий парень родом с чудесного острова у берегов Африки – Маврикия.

Я читала его письмо, облокотившись на дверь каюты, и расплывалась в улыбке. Его внешность и поведение никак не складывались в одну мозаику с его словами. Мне казалось, что письмо было написано мудрецом, прожившим тысячи лет и повидавшим на своем веку сотни историй любви.

«Не стоит судить людей по внешности», – пронзила меня мысль. Любой человек, каким бы непримечательным он ни казался внешне, внутри может таить настоящую жемчужину своей мудрой души. Как Стефан. Исцеляющая тишина

Мой учитель по йоге любил повторять: «Для погружения в медитацию не нужно сидеть в позе лотоса в абсолютной тишине. Высший пилотаж – это войти в состояние медитации в обычной рутине».

Но это было не про меня. Для погружения в себя я нуждалась в тишине и покое. Во время перерыва я отдыхала от сигаретного дыма, звуков игровых автоматов и ярких огней казино в своей каюте. Я искала источники силы внутри – в себе, в тишине. В ней было тайное волшебство. Тишина исцеляла душу, а нежный и робкий голос сердца вырывался наружу. Мне стоило лишь замереть и отдаться тишине, как начиналась магия.

Иногда мой перерыв совпадал с перерывом соседки – высокой блондинки из Албании.

– Какой твой любимый город? – спросила она, открывая наш маленький холодильник.

Перед моими глазами с блеском пронеслись огни пляжей Лазурного Берега, древний Рим, испанская Малага, Карибские острова, мегаполис Майами – мечта с небесными небоскребами. Но с губ сорвался он.

– Минск.

Город, который видел меня разную – радостную и грустную, влюбленную и безразличную. Город, с которым я всегда могла быть собой. Город не столько любимый, сколько родной. Сколько бы путешествий я ни пережила, сколько бы стран ни посетила, я всегда возвращалась туда. В место, которое звала домом.

Арианна рассмеялась и рассказала мне о своей любви – городе, который носит под сердцем уже три десятка лет. Там, на главной площади Тираны с конной статуей, звучал смех ее дочери, играющей с воздушным змеем. Там, на горе Дайти, ее муж провожал взглядом закаты и считал рассветы до ее возвращения.

Слеза покатилась у нее по щеке, она вздохнула, посмотрела на часы и, поправив макияж, пошла обратно в казино. А я снова осталась наедине со своей тишиной. Белоснежный остров

– Как на этот раз будем подниматься наверх? – спросила меня Арианна в маленькой лодке, плывущей от корабля в старый порт Меса-Ялос.

– Как нормальные – по канатной дороге, – рассмеялась я.

В прошлый визит на остров Санторини мы решили, что канатная дорога – это слишком просто. И заплатили за осликов, которые доставили нас на вершину.

– Вы брали осликов? – с интересом спросила сидящая рядом женщина в розовом.

– О да, рискованное дело! – надевая солнечные очки, сказала я. – Когда мой осел покосился к краю обрыва и я увидела отвесные скалы, то подумала, что это конец.

– Они постоянно толкают друг друга! – сказала Арианна.

Но даже этого нам не хватило, и вместо того, чтобы поехать назад по канатной дороге, мы решили спуститься пешком. Идти по изнуряющей жаре пятьсот восемьдесят восемь ступенек было не лучшей идеей.

– А вы были на местных пляжах? – расспрашивала нас женщина.

– Да, очень красивые! – ответила я.

Извержение вулкана придало пляжам Санторини неземные краски. Самым знаменитым был пляж Камари с черным вулканическим песком и галькой. В южной части острова был Красный пляж с обрамляющими его рыжими огненными скалами и песком цвета солнца на закате. А недалеко от него, в уединенной бухте, расположился Белый пляж с песком, напоминающим декабрьский снег, и белыми, словно соль, скалами. Из жизни инженера

Поднявшись на вершину острова, я замерла от красоты белых игрушечных домиков с синими ставнями и узких улочек, в которых было трудно разминуться. На склонах были выстроены шикарные виллы, сотни маленьких церквушек и небольшие отели с пышными пурпурными цветами в глиняных горшках.

В кафе с видом на море были белые деревянные столики, на которых стояли вазы с яркими цветами. Кушая курабьедес – миндальное греческое печенье, мы с Арианной слушали историю нашего друга, инженера из Болгарии.

Во время одного из круизов на стойку администрации позвонил мужчина. Он попросил, чтобы в его каюте починили микроволновую печь. Лео, администратор из Сан-Пауло, не успев ответить, что их в номерах нет, услышал в телефоне длинные гудки. Он позвонил инженеру и попросил проверить каюту гостя.

– Когда я зашел, я увидел следующее, – Николай сделал глоток кофе. – В сейфе стояла тарелка с едой. А рядом стоял мужчина и нажимал на все кнопки железного ящика. Мальчишник

Корабли повидали много интересных гостей и круизов на своем веку. Были и гей-круизы, и круизы для молодоженов, и круизы для сотрудников известных компаний, и круизы для миллионеров.

Но тот средиземноморский круиз отличался от всех. Мы ожидали большую компанию гостей из индийской строительной компании, которая планировала устроить на борту бизнес-конференцию. Для них готовились просторные залы и настраивались экраны для презентаций. Но когда компания в сотню человек поднялась на борт, мы поняли, что конференц-залы в этом круизе будут пустовать. Весь удар приняли на себя бары и ночной клуб. Огромная группа гостей из Индии приехала не на конференцию. Они приехали отмечать мальчишник.

За недельный круиз были сломаны стулья у бассейна и разбиты стаканы в барах. Ночной клуб на неделю превратился в Болливуд. Другие гости жаловались на постоянный шум и индийские песни в пять утра. А казино превратилось в настоящий Лас-Вегас из голливудских фильмов о мальчишниках.

После работы я шла в свою каюту по гостевому коридору. В два часа ночи он всегда был пуст. Но в тот раз я столкнулась сначала с группой пьяных гостей в серебряных шляпах, а за поворотом увидела лохматого мужчину из этой же компании, блуждающего по коридору в одном нижнем белье. Мне хотелось свернуть и сделать вид, что я не заметила его, но сворачивать было некуда. Выяснилось, что он проснулся и пошел в туалет, а затем спросонья вышел в коридор. И, конечно же, забыл и ключ, и номер каюты.

В последний день круиза я увидела еще одного гостя из этой компании в нижнем белье. Мужчина с вечера упаковал все вещи в чемодан и выставил его за дверь, чтобы работники отвезли его в круизный терминал. А наутро понял, что положил в чемодан всю одежду, не оставив ничего из вещей себе. Так, в одном белье, он и покинул «Пышность морей».

Из жизни продавца

– Они скупили в магазине весь алкоголь, – вспоминая шумную индийскую компанию, говорила Наталья. – А сегодня меня рассмешил один гость.

Выяснилось, что в магазин пришел мужчина и попросил часы за двадцать один доллар.

– Я объяснила, что часов за такую сумму у нас нет. Тогда мужчина начал качать головой и говорить, что только что видел молодого человека в «Атриуме». В общем, ему понравились его часы, и тот направил его в магазин, сказав, что они стоят двадцать один доллар. – Наташа прервала свой рассказ, чтобы выпить глоток освежающей колы. – А потом мужчина начал описывать, как они выглядят. И тут я поняла, что ему нужно. Вот только стоили они не двадцать один доллар, а двадцать одну сотню долларов.

– Ой, представляю его лицо, – сказала я, поставив на стол стакан сока.

– Да, он стоял еще секунд пять, глядя на часы, а потом извинился и ушел, – завязывая длинные вьющиеся волосы в хвост, закончила Наталья.

– Я думаю, больше ты не увидишь его в магазине.

– А жаль, симпатичный был мужчина, – вздохнула она. Жить в моменте

Я проснулась с рассветом, который в крошечной железной каюте без окон я могла себе только представить. В утреннем времени была скрытая магия. Время, когда восходило солнце, просыпалась и улыбалась новому дню природа, распускались цветы, – время, когда я планировала свой новый день.

Вскоре прозвенели гудки, извещающие о начале тренинга по безопасности. В это время в каюту часто приходила инспекция. И перед тем, как выйти на открытую палубу, я прятала все запрещенные вещи – электрический чайник, йогурты, фрукты из холодильника и Рауля – комнатный цветок моей соседки с длинными светло-зелеными листьями.

Я надела спасательный жилет и направилась на пятую палубу, на свою станцию эвакуации. Светило яркое солнце, и гости выходили в лучезарный порт. А экипаж отрабатывал спуск лодок на воду. Весь механизм был отлажен, как швейцарские часы. Но в то утро что-то пошло не так.

Несколько работников зашли в спасательную лодку и заняли свои места. Но она не начала плавно спускаться, как обычно. Она замерла, а потом я услышала резкий скрежет троса, с которого она сорвалась. За секунду лодка наклонилась и резко опустилась вниз. Находящиеся на палубе работники подбежали к поручням, а матросы, спускающие лодку, начали громко кричать. К счастью, она не сорвалась с остальных тросов, а замерла над гладью синего моря у окон офицерских кают. И все резко выдохнули.

Четырех членов экипажа, зашедших на лодку ранее, уже не было. Вместо них вышли более осознанные и повзрослевшие люди с благодарностью в глазах, которые осознали, что в жизни нет ничего важнее, чем прожить и прочувствовать ее каждой клеточкой тела. Именно в этом месте и именно в это время. Вирус

Я с нетерпением ждала новое завтра, когда корабль возьмет курс на юг – к горам, укрытым зеленым одеялом деревьев.

Но моим планам не суждено было сбыться. В вечер, когда лайнер покинул хорватский порт, нескольким гостям на борту стало плохо. Капитан развернул корабль назад, в Дубровник, где в порту гостей ждала бригада «Скорой помощи».

Вируса боялись на борту как огня. В закрытом пространстве лайнера он мог распространиться за считаные часы. Нам часто говорили, что при малейшем признаке кишечной инфекции следует обращаться в медицинский пункт и оставаться в каюте. Изредка уставшие работники пользовались этим, чтобы один день побыть на карантине – полежать сутки в каюте, никуда не выходя.

Среди гостей росло недовольство. Их четкий план круиза рассыпался, как жемчуг с порванной нитки. Никто не знал, что будет дальше. Казино было закрыто, магазины не работали, в ресторане тщательно проверяли каждое блюдо. По кораблю катилась волна усталости с нотками нервной паники. Вся жизнь тысячной толпы была поставлена на паузу.

– Со мной уже такое случалось, – сказал мне рыжеволосый официант в очереди в крошечном магазине для экипажа. – Тогда на судно, стоящее на якоре, лодками доставлялась еда.

– Серьезно? И все было закрыто? – с удивлением спросила я.

– Да, все сидели в своих каютах сутками.

Я представила жизнь в крошечной каюте без возможности выйти и невольно съежилась. Прошла ночь, в которую корабль с тысячей жителей на борту так и не уснул. А на следующий день все закончилось. Объявив по громкой связи, что гостям и экипажу ничего не угрожает, капитан вывел корабль из порта Дубровника.

Чтобы взять курс на юг – к горам, укрытым зеленым одеялом деревьев. Сердце балкан

Наш морской дом остановился у входа в город Котор, где море соединялось с Балканскими горами.

В том городе все находилось рядом – крепостная стена, уходящая в гору, Часовая башня, старая крепость, магазин с русской едой, сувенирные лавочки с шелковыми шарфами и глиняными горшками, кафе с ароматной выпечкой, средневековые церкви с красочными иконами.

В том городе чувствовались теплота и уют родного дома. В Которе местные жители говорили на русском, а в кафе с синими скатертями готовили самые вкусные драники с лососем. Тот летний порт был моей отдушиной и сладкой песней, напоминанием о далеком доме, забытом на долгие восемь месяцев.

Местные потягивали утренний кофе, встречаясь в кафе с соседями и обсуждая свежие новости. Они могли запросто спросить незнакомого человека о том, как прошел его день. Вначале я удивлялась, а потом привыкла к их распахнутому настежь сердцу. Такому же светлому, как сердце всего Балканского полуострова.

Прогуливаясь по тесным улочкам, мы с друзьями зашли в любимое кафе.

– Мои любимые моряки, – выкрикнул упитанный владелец кафе Горан, вытирая руки о фиолетовый фартук.

Он вышел из-за барной стойки и проводил нашу компанию за небольшой круглый стол. А через минуту принес свой фирменный черничный пирог и белый фарфоровый чайник.

– У тебя сегодня наплыв гостей, – заметила Дженни, окидывая взглядом небольшое кафе.

– Да, это все мои родственники, – рассмеялся Горан. – Сегодня я праздную Славу – день семейного святого, – сказал он и, извинившись, пошел к пожилой женщине, окликнувшей его.

– Пойдем к стене? – спросил Маурисио, пробуя пирог.

– Да! – хором ответили мы.

С крепостной стены открывался вид на красные черепичные крыши и небольшую бухту с изумрудной водой. Огромный корабль, смиренно стоящий у причала, казался с высоты гор совсем маленьким. Окружая весь город, стена змейкой уходила в вершины необъятных гор. А ленивые коты, облюбовавшие горные склоны, лишь увидев угощение, ласково терлись о ноги. В верхней точке крепостной стены располагался главный форт Котора – крепость Святого Иоанна. Состоящая из валов и многочисленных башен, она уверенно стояла на вершине уже много веков. Многие ступеньки в гору были разрушены, и дорога к ней пролегала прямо над обрывом, от которого перехватывало дыхание.

Прислушаться к себе

Гуляя по улочкам старого города в Черногории, я вспомнила южный полуостров из далеких детских дней, так похожий на город в Бока-Которской бухте.

Мое крымское лето, меняющее каждый год лишь города и отели, осталось в памяти белоснежным Ливадийским дворцом с розовыми садами и кедровыми аллеями. Оно врезалось в сердце чистым горным воздухом и ароматными травами на горе Аю-Даг. Оно осталось вкусами сочных ягод и фруктов с местных рынков у пляжей.

В ночь, когда корабль отплыл от берегов Котора, я вспоминала солнечную Балаклаву – город с яхтами, разбросанными по небольшой тихой бухте. Там, среди скалистых гор Крыма, был небольшой отель, где росли абрикосовые деревья, пахло хвоей, а свежий горный воздух опьянял и влюблял с первого вдоха. В том отеле новый знакомый сказал мне фразу: «Не важно, что думают люди. Прислушайся к себе. Что думаешь ты?»

Небольшой отель в скалистых горах Крыма когда-то давно научил меня останавливаться и слушать себя. Я там, где должна быть

В турецком городе Кушадасы пассажиры образовали на выходе с корабля очередь. Гости спешили на сказочный восточный базар с запахом кардамона и сладкой пахлавы. В порту напротив «Пышности морей» красовался корабль с темно-синим бортом компании «Азамара» – тот самый, на борт которого я так стремилась попасть. У его входа была расстелена яркая ковровая дорожка. А улыбчивые работники предлагали своим гостям бутылки с водой и влажные полотенца.

Я задумалась: «Как бы я чувствовала себя, если бы оказалась на этом корабле всего на семьсот гостей, где экипаж живет как одна семья? Где невозможно затеряться в длинных коридорах и десятках кафе? Где казино такое крошечное, что в нем помещается всего четыре игровых стола?» И, вдохнув свежий воздух турецкого курорта, я тихо произнесла: «Я именно там, где должна быть».

На шумном турецком рынке я с Машей, рыжеволосой пианисткой из российской глубинки, пробиралась сквозь толпу любопытных туристов. Мы спешили в наш любимый магазин, где приветливая хозяйка готовила нам чай с кардамоном и показывала новые разноцветные платья.

– Валентина! Мария! – замахала она нам. – Я ждала вас, – щебетала пожилая владелица лавки.

В ее магазинчике, украшенном бордовыми петуниями, я купила красно-синее платье в морском стиле, которое, как истинный моряк, не могла обойти стороной. Довольная успешным шопингом и уставшая от шума восточного базара, я присела в кафе. Заказав ревани – нежный турецкий десерт, – я вслушалась в медленную песню, играющую из колонок. И замерла, пытаясь уловить слова.

«You’re my everything

And nothing really matters, but the love you bring

You’re my everything

To see you in the morning with those big brown eyes»^[14].

Обмен энергией

Он действительно стал для меня всем. Я растворялась в этих отношениях до последней капли. Я любила власть и мужскую силу Августо, которая ярким огнем горела внутри его сердца. Власть, которая обжигала, но позволяла ему быть первым и главным во всем. Которая опьяняла и к которой я так быстро привыкла. Власть, меняющая человека.

Иногда в шумном зале казино, среди гула игровых автоматов и разговоров сотен гостей я чувствовала, как по спине бежал холодок. И, когда я поднимала глаза на десятки камер, мне становилось не по себе. Я ощущала взгляд Августо везде. Взгляд мужчины, которому были подконтрольны все камеры корабля. Легкая забота, незаметно для меня, перешла в тотальный контроль.

Любые отношения – это обмен энергией между людьми. Я получала от него меньше, чем отдавала. Обмен нарушился, и весы наших отношений надломили�

@valentina.travel

Предисловие

Я стояла на девятой палубе круизного корабля, который отправился в долгий переход через Атлантический океан.

Волосы развевались по лицу под порывами холодного октябрьского ветра. Ноги гудели от восьмичасовой рабочей смены в шумном зале казино. Я вдыхала свежий морской воздух и всматривалась в даль, туда, где кончался океан. Я рисовала в воображении небоскребы Майами и прощалась с холодной Европой.

Море бушевало, и мутные волны с шумом ударялись о белоснежный лайнер. Корабль раскачивался на бескрайних волнах, неспособный противостоять грозному настроению моря.

Резкий порыв ветра сдвинул стулья на верхней палубе, и на пол с грохотом упали бокалы с корабельного бара. Вода в бассейне расплескалась в разные стороны. Я оглянулась и увидела взволнованных гостей, сидящих у барной стойки.

Впервые за долгое время в море меня сковал страх перед стихией. Руки сжали холодные железные поручни, а на плечо упала первая крупная капля дождя.

Там, посреди бескрайней Атлантики, в памяти всплыл день, с которого все началось. День, когда моя мечта о дальних островах и бирюзовом море нежным лучиком заискрилась в сердце.

Здравствуй, мечта

Тот день ничем не отличался от остальных. Я подходила к серому зданию Технологического университета медленно, словно ожидая, что кто-то сверху разрешит мне развернуться и убежать. Убежать далеко и надолго, не оглядываясь и не вспоминая унылую рутину.

Я проживала дни на автопилоте – в череде лекций по химии и бухгалтерскому учету и в бесконечном поиске внутреннего счастья. Внутри жила острая боль разрушающих меня отношений и пустота. Пустота настолько пронзительная и стерильная, какая бывает лишь в белых палатах операционных.

Мое будущее было расписано за меня. Впереди ждал диплом и уже подготовленное место работы в скучной строительной фирме. Когда я думала, что жизненная рутина так и будет продолжаться без новых открытий и путешествий, все внутри меня сжималось.

Я поднялась по серой лестнице на второй этаж и тихо вошла в просторный лекционный зал. Женщина с пепельными волосами выводила мелом длинные формулы на доске. Мои подруги играли в точки и шуршали под столом оберткой белого шоколада. Студенты в первых рядах лишь изредка поднимали вверх глаза, усиленно записывая слова лектора. До меня донеслась тихая мелодия – парень, сидевший на ряд ниже, надел наушники и растянулся на парте. А я витала в своих мыслях: искала на лекции по мировой экономике свои задачи в этом мире.

Я перевела взгляд на хмурое сентябрьское небо и увидела яркую белую полосу от самолета – знак, который перевернул все. Знак, обещающий мне начало белой полосы в жизни.

«Наверное, он летит в Майами, – подумала я. – Уносит чьи-то жизни и судьбы за океан – навстречу солнечной набережной и небоскребам, навстречу прибрежным кафе и теплому океану».

В тот день в сердце поселилась мечта, которая тонким голосом рассказывала мне удивительные истории. Об этом мире, полном изобилия, в котором есть берега с розовыми песками и белоснежными скалами, зеленые оазисы посреди бескрайних песков Востока и небоскребы, смотрящие в небеса. В котором каждый может выбрать свой путь и свою дорогу.

В тот день я сделала свой выбор, который через год привел меня в аэропорт Вечного города Рима, где когда-то давно и началась моя история.

Глава 1

«Пышность морей»

Dolce Vita[1]

Все эти годы при упоминании Италии сердце начинало биться быстрее, стремясь туда, где развевается зелено-бело-красный флаг. Туда, где узкие улочки Сорренто насквозь пропитаны запахами жасмина и сладких мандаринов, а зеленые холмы Тосканы покрыты виноградниками. Туда, где теплые солнечные лучи нежно ласкают кожу, а на улицах пахнет свежим бельем, развешанным на балконах сицилийских каменных домов. Туда, где в порту Ливорно море встречается с горами, а в шумных кафе Неаполя подают ароматную пиццу «маргарита». Туда, где среди кедровых деревьев и оливковых рощ, будучи маленькой девочкой, я оставила свое сердце.

И спустя десятилетие я снова оказалась в Фьюмичино – в аэропорту Вечного города, где меня ожидал мой первый корабль под названием «Пышность морей». Там, затерявшись в шумной толпе, я вернулась в свои девять лет и ощутила себя той девочкой в персиковом сарафане и белых туфельках с ромашками, впервые приехавшей в Европу, – улыбчивой и открытой, с восторгом наблюдающей за высокими пальмами и величественными зданиями итальянской столицы.

В шумном зале прилета я представляла, как за сотни километров от дома буду дышать в такт своим новым городам. Как буду просыпаться каждое утро с улыбкой в новой стране. Как буду благодарить бога за то, что он посчитал мою мечту слышать дыхание моря каждый день достойной воплощения.

Добро пожаловать на борт

Вместо ключей и паспорта мне выдали четыре пластиковые карты. Первая карточка с фотографией – корабельный паспорт – была моим пропуском на лайнер. Вторая – зеленая карта со станцией эвакуации. Третья и четвертая – белые – ключи от каюты и офиса казино.

Уже на второй день начались тренинги. Нам рассказывали о стандартах компании, показывали, как обращаться с огнетушителями и спускать на воду спасательные лодки, обучали навыкам управления толпой. Я с удивлением узнала, что кроме основной работы у членов экипажа был ряд дополнительной – участие в пассажирских тренировках, встреча гостей у входа на корабль, помощь охранникам в портах, еженедельная учебная тревога.

Тренинг по безопасности был самым напряженным. Уже немолодой панамец с серебристыми волосами рассказывал, как людей прижимало водонепроницаемыми дверями, говорил об исчезнувших пассажирах и о нервных срывах работников, проводящих по девять месяцев на борту.

– Мы сталкивались со случаями, когда гости обвиняли экипаж в домогательстве, – облокотившись на спинку кожаного кресла, сказал офицер.

Это было одной из причин, почему работникам запрещалось ездить в гостевых лифтах. В них не было камер, и даже случайное прикосновение к гостю могло стоить члену экипажа работы.

Я сжалась в кресле с надеждой, что у офицера с тремя золотыми полосками на погонах закончились страшные истории. Но мне предстояло услышать еще одну – о девушке, которая поскользнулась и упала на полу. После того случая персоналу запретили ходить в шлепанцах.

Я перевела взгляд вниз на свои серебристые шлепанцы. А потом на ноги в розовых спортивных штанах и на кофту с ушами зайца. В этой одежде, среди работников в строгой униформе, я выглядела странно. По мне сразу было заметно – я здесь новенькая.

Я почти не запомнила первые рабочие дни. Новые английские слова, сотни разноцветных лампочек на игровых автоматах в казино, боль в спине, судороги в ногах, и лица – грустные и радостные, уставшие и бодрые. Мне не хотелось идти в каюту. Мне хотелось вглядываться в эти лица – за баром на пятой палубе, за покерным столом, в столовой экипажа.

Я чувствовала себя ребенком, перед которым раскинулся необъятный город с ресторанами, театрами и бассейнами, с тысячей жителей, где нашлось место американскому миллионеру из двухкомнатных апартаментов и филиппинскому матросу, не видящему моря из трюма корабля. Город, где бок о бок трудились и жили сотни национальностей. В котором были свои слухи и сплетни, недомолвки и обиды, дни рождения и юбилеи. Город, в котором мне предстояло прожить маленькую жизнь длиною в восемь месяцев.

Андалусия

Моим первым другом на корабле стал высокий худощавый брюнет Мишель, который говорил на русском языке с легким акцентом. Он рассказывал мне про лайнер, знакомил с коллегами, угощал коктейлями в баре для экипажа. Мне было легко с первого дня, потому что рядом со мной был человек, готовый всегда прийти на помощь – объяснить правила на корабле, перевести незнакомые английские слова, проводить до каюты, чтобы я не потерялась в безликих серых коридорах.

Спустя неделю на борту мы с Мишелем вышли на берег. Моим первым портом стала солнечная испанская Малага.

Город на побережье Коста-дель-Соль очаровал меня с первого взгляда и навсегда привязал к себе. Прогуливаясь по колоритным улочкам, я заметила местных женщин, которые продавали букетики в форме шаров из белого жасмина – символ Малаги. У жителей города даже была профессия – продавец биснаги и построенный в его честь памятник в садах Педро Луиса Алонсо[2].

Сам сад, названный в честь первого мэра Малаги, сохранил в себе очарование Востока, он все еще помнил правление арабов. В сквере с живой изгородью и журчащими фонтанами я вдыхала нежный запах ярких роз и высоких кипарисов. Прогуливаясь по аллее из апельсиновых деревьев, я набрела на величественную городскую Ратушу.

– Это мэрия города, – сказал Мишель, указывая на здание на проспекте де Сервантес. У него были песочные стены с белыми колоннами и фасад со скульптурами моряков, рыбаков и торговцев.

А самым знаменитым сооружением испанского города была построенная на руинах финикийского маяка крепость, которая в переводе с арабского называлась «гора маяка». Я взбиралась на возвышающуюся над городом крепость Хибральфаро по сбитым каменным ступенькам и извилистым горным дорогам. Ступая по раскаленным на августовском солнце камням, я слушала летние истории Мишеля.

Он рассказывал о городке, утопающем в зелени, недалеко от Парижа, где прошло его детство. О русских песнях, всегда звучащих в его доме, и аромате свежей выпечки субботним утром. О небольшом храме из красного кирпича, куда он приходил каждое воскресенье послушать своего отца – местного священника. О ярком мегаполисе – городе всех влюбленных, куда приезжал на выставки своей мамы. В ее картинах зимних пейзажей, которые стали популярны в Париже, читалась тоска по родному дому в сибирской глубинке.

Дойдя до верха, Мишель остановился и протянул мне руку. Преодолев последнюю ступеньку и посмотрев вдаль, я поняла, ради чего проделала изнуряющий путь по августовской жаре.

Передо мной лежала вся Малага – со старинными домиками и мощеными улочками, с аллеями из кипарисов и эвкалиптов, с кофейнями на прогулочном променаде – аллее Муэлье Уно и средневековыми фонтанами. С видом на порт, у которого стояли огромные лайнеры, и Гибралтарский пролив. Это были завораживающие мгновения чистой красоты, когда сердце замирало в надежде продлить мимолетное счастье. На вершине той горы хотелось остаться – затаиться в тихой кофейне, встречая закат и провожая взглядом огромные корабли.

Но на один из самых старых средиземноморских портов тихо опускался вечер. И это означало одно – нам было пора возвращаться домой.

Я не прощалась с Малагой. Я знала, что мне предстоит еще не одна встреча с этим завораживающим портом в Андалусии.

Спасательная шлюпка

Наутро наступило время еще одного тренинга – десятого по счету. На этот раз в корабельном бассейне. У соседнего бассейна первые гости расстилали синие полотенца и мазали друг друга солнцезащитным кремом. А для нас было приготовлено нечто более интересное, чем загар на жарком сентябрьском солнце.

Сначала офицер в красных солнцезащитных очках учил нас правильно прыгать в воду. Мне казалось, что в этом не было ничего сложного, но и в прыжке с палубы корабля в случае эвакуации были свои секреты.

После прыжков началась самая сложная часть тренинга – со спасательной шлюпкой. По одному мы, новые работники круизной индустрии, подплывали к шлюпке, покачивающейся в тихих водах бассейна. Забравшись в нее только с третьей попытки, я легла на влажную резиновую поверхность и выдохнула от усталости.

– А теперь бери веревку, крепящуюся к лодке, и вставай! – не успев опомниться, я услышала громкий крик офицера.

С трудом сбалансировав на покачивающейся на воде шлюпке, я схватила веревку и поднялась. Резиновая лодка резко перевернулась, и я оказалась под ней. Вода защипала глаза, и я начала громко барахтаться. Я была в полной темноте, накрытая огромной спасательной шлюпкой.

Выплыв из-под нее и отдышавшись, я мысленно просила, чтобы такой ситуации в реальности никогда не случилось. Бассейн под наблюдением офицера – это одно, а бушующее море в случае эвакуации с тысячей паникующих людей – совсем другое.

Это была отработка техники по перевороту шлюпки в случае ее неправильного спуска на воду. Пугающая, но спасающая жизни.

Уметь мечтать

Ее звали Цветана, и в том теплом сентябре она научила меня мечтать.

Худенькая блондинка родом из Болгарии, Цветана была старше меня на два десятка лет. Сидя в открытом баре экипажа в ожидании отплытия корабля, я слушала историю ее жизни.

– Моей первой любовью был португальский серфер. Мы жили с ним в небольшом доме у океана. Там же, на пляже в Порто, я вышла за него замуж, – рассказывала Цветана, убирая с лица непослушные длинные волосы, развевающиеся на ветру.

– Почему вы расстались?

– Я влюбилась в другого. И уехала к нему за океан.

С ее новым мужчиной отношения продолжались много лет, а разрушились в один миг, когда она вернулась домой чуть раньше, застав мужа с любовницей. От него ей остался американский паспорт, дом в пригороде Сиэтла и разбитое на мелкие осколки сердце.

– А потом я встретила его, – улыбнулась она, махая высокому мужчине в белом комбинезоне, который зашел в бар экипажа.

Я обернулась и поздоровалась. Загорелый брюнет с кучерявыми волосами был родом из Сербии и работал на корабле инженером. Я посмотрела на Цветану, которая широко заулыбалась, увидев его, и подумала, что на этот раз любовь будет жить вечно.

Цветана была моей феей-крестной. Рядом с ней мне становилось тепло, от нее веяло домашним уютом и настроением праздника. У Цветаны было удивительное качество: она всегда была спокойна и расслаблена, как самое тихое море. Она говорила медленно, и ее голос переливался, как трели птиц в весеннем лесу. Рядом с ней мир замедлялся и успокаивался, и время всегда замирало. Будто часы прекращали бесконечный бег и стрелки застывали в долгожданном отдыхе.

– Если остановиться и прислушаться к себе, можно услышать много нового, – часто говорила она, загадочно глядя вдаль.

Каждым своим словом она учила меня доверять жизни и своему внутреннему голосу, расслабляться и наполняться покоем. Чтобы из состояния умиротворения и чистоты научиться творить свою новую реальность.

Мы часто проводили время на острове, ставшем для меня символом свободы, – Ибице. Днем я приезжала на белоснежный пляж Лас-Салинас – сокровище острова. Нашей шумной компанией мы веселились, как дети, закапывали друг друга в песок, делали неуклюжие фотоснимки и пили мятные коктейли.

А когда солнце скрывалось и отступала жара, я направлялась в город. Там я бродила по узким улочкам, заглядывала в ночные витрины с мерцающими нарядами, покупала разноцветные магниты и браслеты с ящерицами в местных сувенирных лавочках, ужинала в прибрежных кафе.

Когда солнце опускалось и многочисленные туристы в ярких нарядах выходили на улицы острова, мое время в порту заканчивалось. Как у Золушки в полночь, яркая сказка неизменно подходила к концу. Душный автобус увозил меня в порт, где лайнер «Пышность морей» собирал на свой борт экипаж и гостей, чтобы отчалить от берегов Ибицы навстречу новым городам.

Казино «Рояль»

Моим вторым домом после крошечной каюты было просторное, завораживающее своими огнями казино «Рояль».

Казино – это звуки никогда не засыпающих автоматов в вуали сигаретного дыма, запахи клубничного дайкири и крепкого виски, звуки поцелуев, понятные только работнику игровой индустрии, бессонные ночи до последнего игрока, просмотр камер и десятки отчетов.

– Это твой офис, – сказал менеджер из Южной Африки, открывая дверь крошечной комнаты техников, заваленной инструментами и микросхемами. Внутри было душно и с трудом помещалось три человека, а из-за гор отверток и шурупов уныло выглядывал небольшой компьютер.

Потом Питер провел меня к компьютеру, стоящему посреди шумного зала, у статуи золотого льва. На экране друг друга сменяли десятки цифр – данные каждого игрового автомата казино.

В первый же день, открывая игровые машины, чтобы достать застрявшие купюры и заполнить автоматы чеками для печати, я исцарапала в кровь все пальцы. Машины не любили меня, а я не испытывала симпатии к ним. Намного больше мне нравилось общаться с гостями.

В своем первом круизе я познакомилась с гостем из Хьюстона.

– Не подскажете, где находится ресторан? – спросил он.

И я замерла. В то время я с трудом понимала, где в этом огромном городе на воде находилась моя каюта.

– Сэр, пройдите прямо, и в конце вы увидите ресторан, – пришел мне на помощь улыбчивый техник Лео. Мы рассмеялись, и Бен попросил рассказать, как играть на автоматах.

– У нас есть программа накопления бонусов казино, – гордо ответила я, радуясь вопросу, на который знала ответ.

Каждый пассажир мог вставить в игровую машину свою карту – ту самую, которая служила одновременно пропуском на корабль, ключом от каюты и картой оплаты. При игре на карте накапливались баллы, которые в конце круиза гости могли обменять на милые синие кепки или красочные футболки с логотипом казино.

Но Бен постоянно забывал свою карту в автомате, иногда оставляя ее там на целый день.

– Сделай в карте гостя дырку и повесь ее на шнурок, – подсказал мне фирменный секрет Лео.

Счастливый Бен повесил карту на шею и, кажется, никогда больше ее не снимал. Он смотрелся забавно с синим шнурком на шее и в смокинге во время официальной ночи. Но еще забавнее было встретиться с ним в кафе на верхней палубе у бассейна, где он прогуливался в ярких плавках и с неизменным шнурком на шее.

В казино была своя атмосфера роскоши. В ночи официальных событий, обычно два раза в круиз, мужчины надевали белоснежные рубашки и черные костюмы, а девушки сияли в вечерних платьях. Летящие подолы развевались из-за ветра на пятой палубе роскошного круизного лайнера. В эти ночи толпы гостей шли из театра «Палладиум» в ресторан, делая красочные фотографии около золотого льва у спортивного бара казино.

В одну из таких ярких ночей, проходя «Атриум», я улыбалась без причины. Я чувствовала яркое и незыблемое счастье, понимая, как прекрасна и насыщенна моя жизнь, как важно уметь радоваться и благодарить ее за каждый день. Заходя в казино, я столкнулась с восточным мужчиной с ослепительной улыбкой.

Золотые пески Туниса

В его глазах не было надежды. В них яркими искрами переливались золотые пески Туниса и нежный южный ветер, обжигающий кожу. Это был ветреный мужчина из жаркого южного городка, на счету которого были десятки романов. Несерьезный, с кошачьей улыбкой и сотнями подготовленных комплиментов, он работал аниматором, развлекая гостей на корабле своими шоу-программами.

На третий день круиза в баре для экипажа на открытой палубе он рассказал мне свою историю. В ней главной болью был его отказ от религии и неодобрение его семьи. В мусульманских странах, в религиозных семьях, будущую жену и мужа по-прежнему выбирают родители. Амир бежал от брака без любви в прибрежный отель, а потом еще дальше – на круизные лайнеры.

– Когда-то я тоже любил, – сказал он, пристально глядя на меня. – Она отдыхала в отеле Сусса, где я работал. – Амир сделал паузу и улыбнулся, вспоминая те мгновения. – Я любил ее так сильно, что готов был предать семью и уехать вслед за ней.

– И что произошло? – мне скорее хотелось узнать финал его истории.

– Она была замужем. Я был для нее простым курортным романом.

Мужчина со славой героя-любовника и вереницей разбитых женских сердец оказался тем, кто способен любить. Сильно и страстно. Пусть лишь один раз в жизни.

Jungle party[3]

За тихим разговором с Амиром я не заметила, как бар наполнился людьми. Солнце скрылось за горизонтом, и на море опустилась темнота. Небо было усеяно звездами, а волосы прилипали к лицу от дующего с моря теплого ветра. Посреди открытой палубы появилась бочка со льдом, доверху наполненная бутылками пива и банками с колой. Зазвучали латинские мотивы, и пылкие мексиканцы и бразильцы заполнили крошечный танцпол бара для экипажа.

На той вечеринке Мишель познакомил меня с «русской мафией» – официантом из Одессы, музыкантом из Ярославля, барменом из Киева и горничной из Гомеля. Я узнала самое известное на корабле слово – «paisano», которое применялось к людям, говорящим на одном языке.

В том баре смешались лица и страны. В самом углу сидела тихая компания филиппинских матросов в темно-синих комбинезонах. С другой стороны открытой палубы доносился громкий смех американских танцоров и певцов – отдельной группы на судне, которые редко общались с остальными работниками. Справа от нашего столика сидела шумная компания официантов – сербов и македонцев. А чуть дальше – радостные менеджеры из Англии с самым большим количеством пустых бутылок на столе.

Я улыбнулась проходящему мимо кассиру казино из Венгрии, нежно обнимающему филиппинскую официантку.

– Дома его ждут жена и дети, – отпив глоток пива, сказал официант Кирилл. Словив мой удивленный взгляд, ребята рассмеялись.

– Тебе еще ко многому придется привыкнуть. У моряков есть фраза: «What happens on ships, stays on ships»[4].

И тогда я осознала, что на корабле нет личного пространства. Слухи разлетались быстрее молнии. И на работе, и в свободное время – вокруг были одни и те же лица. Я была добровольно заперта в железной коробке на восемь месяцев.

Из жизни горничной

– Сейчас такое расскажу, я чуть не умерла от смеха. – Алина, горничная из Беларуси, которая делала лучших на корабле слонов и лебедей из полотенец, присела за наш столик.

В ночь перед высадкой горничные просили всех пассажиров выставить свои чемоданы в коридор, чтобы с рассветом работники могли вынести их с корабля в круизный терминал.

– Одна пожилая пара выставила свои сумки. Вот только они забыли упаковать туда свои вещи, представляете? – рассмеялась Алина.

– Как это? – поперхнулся пивом музыкант Дима.

– Вот так. Их пустые чемоданы увезли. А им надо было хоть куда-то сложить одежду. – Алина закурила сигарету. – Я выдала им несколько огромных черных мешков для мусора!

Все за столом громко засмеялись.

– А что еще я могла им дать? – усмехнулась Алина, снимая голубую рабочую жилетку.

Я представила, как смешно смотрелась эта пара, покидая коридоры лайнера с закинутыми за спину огромными черными мешками, набитыми их вещами.

I 95

К часу ночи у меня уже кружилась голова от новых лиц и имен. И я приняла единственно верное решение – пойти спать. Спустившись вниз по лестнице, я оказалась ниже линии воды, в пустом белом коридоре с названием I 95. Назван он был так то ли в честь самой длинной автомагистрали в США, то ли из-за американского документа для иностранных работников.

По этому коридору под ногами у пассажиров ежедневно пролегал мой путь. В нем не было бордовых ковров и начищенных зеркал, как в коридорах гостей. Не было статуэток у лестниц и картин с изображением диких пляжей. Это была железная коробка, тянущаяся от носа до кормы корабля, с белыми стенами и тяжелыми водонепроницаемыми дверями.

В случае затопления у этих дверей загорались огни и включался пронзительный звук, предупреждающий о том, что они закрываются. Железные двери в случае закрытия не мог остановить никто, и они прорезали все на своем пути. У них была одна задача – не допустить проникания воды в соседние отсеки в случае заполнения нижних палуб корабля.

От I 95 отходили безликие серые коридоры, в лабиринтах которых были спрятаны каюты экипажа, офисы работников и охраны. Там же находились огромные холодильники и склады продуктов и напитков. Рядом с ними часто стояли железные тележки, затрудняющие проход по I 95.

В пустом ночном коридоре веяло холодом, и я шла медленно, стараясь не пропустить поворот к своей каюте. Вдруг из-за угла резко вынырнул человек в белом респираторе и с жутким запахом.

Это было так неожиданно, что от испуга тело перестало меня слушать. Сердце забилось. Тело в шоке замерло на месте, хотя все внутри кричало мне «беги».

Я быстрым шагом пошла прямо. Я не знала, куда иду. Мне было важно просто идти. Опомнившись, я поняла, что ноги сами принесли меня к дому. Я стояла у своей каюты с наклейкой синего самолета на двери.

– Все хорошо? – спросила моя соседка из Перу, оторвавшись от книги с обнаженной парой на обложке. Я рассказала ей о мужчине в белом респираторе. Лилия рассмеялась и сказала, что это работник мусорной комнаты. Пока я успокаивала свое сердце домашней сангрией, которая была у каждой уважающей себя перуанки, Лилия не нашла ничего лучше, как рассказать мне о переработке мусора на корабле.

Я узнала, что твердый мусор прессуется или сжигается прямо на судне. А некоторые пищевые отходы перерабатываются, очищаются и сбрасываются в океан в качестве пищи для морских обитателей. Я сразу нарисовала в голове толпы жадных акул, кружащихся у судна.

Умывшись, я залезла на второй ярус кровати, задвинула полосатую шторку и, несмотря на нового знакомого и историю с акулами, мгновенно провалилась в сон. Наутро меня ждал сказочный город, утопающий в цветах роскоши.

Вспышка счастья

Вместе с Мишелем мы ездили на экскурсию в древнюю Олимпию и устраивали красочные фотосессии на центральной улице Канн. Вместе скупали яркие топы и футболки в турецких портах, терялись на улочках греческого Корфу и пили сладкие коктейли в кафе испанского Кадиса. Вместе танцевали на задней палубе корабля – в баре экипажа, подсчитывали до утра выручку казино и обсуждали новые корабельные истории. За суетой дней и красками новых портов, за бесконечными ночами на работе и новыми друзьями я не заметила, как наша дружба плавно перетекла во что-то более важное.

Мы вышли с корабля в залитый светом порт. Я вдохнула свежий морской воздух и подняла глаза к яркому солнцу, светящему на кристально голубом небе. Вокруг «Пышности морей» на волнах покачивались маленькие лодочки с белыми парусами. У пристани Фонвьей стояли яхты с блестящими на солнце бортами. А в порту Эркюль виднелся крошечный темно-синий лайнер.

Вдалеке кричали чайки, и я уловила мимолетное мгновение детской радости. Мне хотелось запомнить эту яркую вспышку ускользающего в глубь синего моря счастья. Из ближайшего кафе донеслась тихая французская мелодия, и я отчетливо поняла, насколько бессмысленно цепляться за мгновение.

Настоящее счастье – не в яркой, словно щелчок фотоаппарата, вспышке. Оно приходит тихими шагами к тому, кто не просто ждет, а делает шаги ему навстречу. К тому, кто каждый день, вне зависимости от погоды и настроения, работает над достижением собственного счастливого мира. «Когда-нибудь это состояние станет моим», – подумала я и в первый раз в жизни ступила на землю новой для себя страны – роскошного и прекрасного Княжества Монако.

Богатство той крошечной страны чувствовалось во всем – в лицах местных жителей, за столиками французских кафе, под сводами незасыпающего казино Монте-Карло.

Прячась от сентябрьской жары под навесом, я заказала местную фирменную пиццу «Писсаладьери» с томатами, анчоусами, ароматными розмарином и шалфеем. Потягивая мятный коктейль, я наблюдала за толпами любопытных туристов, которые фотографировались с красными «Феррари» и желтыми «Ламборгини».

Перекусив, мы с Мишелем зашли внутрь знаменитого казино Монте-Карло и на мгновение замерли от красоты. Атриум был облицован мрамором и окружен колоннами, а чуть дальше находилась целая галерея игорных залов с красочными картинами и скульптурами.

В том порту я смеялась как ребенок и делала десятки фотографий под сводами казино. Проходя мимо витрины бутика, я засмотрелась на длинное черное платье с пятизначной суммой на бирке.