На краю пропасти бесплатное чтение

Патриция Вентворт

На краю пропасти

Анонс

Если первые два романа о мисс Мод Силвер составляют как бы логическую пару, почти то же можно сказать и о последующих двух. Они — о страхе человека перед угрозой покушения тайного злоумышленника, но, если в «Опасной тропе» это только подразумевалось, то в «На краю пропасти» практически сразу вопрошается: «Где корни этого страха? В джунглях? А намного ли безопаснее здесь, среди соблазнов Викторианской респектабельности?»

Разумеется, нет. Представители старинной семьи, считающей себя выше прочих смертных (хотя они научились не говорить об этом вслух), тем не менее напоминают своих предков, о которых вскользь упоминается, что они отличались весьма крутым нравом. И у главной героини, которая по-видимому не случайно американского происхождения, возникает стойкое ощущение отвращения: «Отпечатки пальцев на ее жакете… Следы рук… Ее охватило ощущение тошноты, и не только от отвращения. К этому примешивался ужас. Все эти невидимые, незаметные отпечатки, проявляющиеся в виде обличающих черных пятен, следы ладоней, пальцев… Все захватано, запачкано, покрыто грязью. Испорчен не только ее жакет, но и вся ее жизнь.»

Но — не все потеряно, ведь именно так бывает в детективных романах, не так ли? Как всегда, вовремя появляется «какая-то женщина, очень похожая на вышедшую на пенсию гувернантку, с голосом, вызывающим воспоминания о классной комнате», то есть мисс Мод Силвер. И начинается знакомая игра, на сей раз обильнее обычного пересыпанная цитатами из Теннисона, Библии, популярных песенок и известных поэтов довоенной эпохи. Правда, как и полагается в традиционном детективе, бег времени ощущается слабо.

Понемногу сообщаются дополнительные сведения о проницательной старомодной мисс Силвер — приводится более подробное описание ее комнат, включая вкусы в области изобразительного искусства, впервые упоминаются некие родственники и эпизоды из прошлого, в котором, судя по всему, она и почерпнула свою житейскую мудрость. Мы еще раз поражаемся ее осведомленности в области криминологии. В соответствии с традицией в этом романе мисс Силвер завязывает контакты с представителями полиции, инспектор Марч — первый полицейский, который представляется читателю и играет видную роль в повествовании.

Но основная движущая сила в серии о мисс Силвер — любовь. Какими бы ни были джентльмены — серьезными и мужественными, как капитан Генри Каннингем из «Дело закрыто», или талантливыми и не лазающими за словом в карман, как Рейф из этого романа, — они одинаково надежны и порядочны. Среди джунглей, полных опасности, мы можем положиться только на своих близких, чья любовь поддержит нас. Об этом все без исключения романы, где преступления находятся под бдительным оком викторианской дамы с неброской внешностью — мисс Силвер.

Впервые роман опубликован в Англии в 1941 году.

На русский язык переведен Е. Александровой специально для настоящего издания и публикуется впервые.

А. Астапенков

Глава 1

Мисс Мод Силвер оглядела заполненную людьми платформу и почувствовала радость, что сама она уже сидит в вагоне скорого поезда. Она выбрала место в уголке, спиной к локомотиву, чтобы пыль не летела в лицо. Рядом на соседнем сиденье обложкой вниз лежал купленный в дорогу племянницей журнал. Мисс Силвер с добродушным интересом наблюдала за семейными группами, торопливо семенившими по платформе и мгновенно пропадающими из поля зрения. Ей, обладающей неискоренимым викторианским духом, сразу же вспомнилась цитата: «Ночью суда, проплывая…»

Конечно, сейчас не ночь, а всего лишь десять часов солнечного июльского утра, но это не так уж важно: нельзя же плод художественного воображения воспринимать буквально. Ах, надо вспомнить:

В переносном смысле, конечно. Мисс Силвер надеялась, что вспомнила цитату верно.

Господи, какое столпотворение! Все уезжают в отпуск. Она сама чудесно провела две недели в Уайтстоунсе в обществе Этель и детей. После этого крайне утомительного дела с ядовитыми гусеницами было так приятно расслабиться в кругу любящей семьи! Они целые дни проводили на пляже, и мисс Силвер за это время успела связать три пары носков и распашонку для младенца — такой пухленький, дружелюбный ребенок! Отдых пошел ей на пользу, а то обстоятельство, что у моря не водятся гусеницы, сделало проведенное там время просто очаровательным.

Теперь она рассматривала полную женщину с тремя детьми, с мощностью танка проталкивавшуюся сквозь толпу. Мальчик, несший в руке что-то вроде корзинки, после долгих усилий наконец справился с защелкой, поднял крышку, и вдруг из корзинки с быстротой молнии выскочил черный котенок и мгновенно пропал. Мисс Силвер воскликнула: «Боже мой!», мысленно одобрив шлепок опытной материнской руки, и потеряла из виду семью, умчавшуюся вслед за котенком.

Кажется, с поезда собирались сойти почти все пассажиры. Мисс Силвер же возвращалась в Лондон. Она подумала, что, если бы остаток пути она проделала в вагоне одна, это стало бы прекрасным завершением прекрасного отдыха. Но вряд ли это возможно. Тут она заметила на платформе высокого худого мужчину, чья голова и плечи возвышались над толпой. Человек шагал с таким видом, будто он в одиночку пересекает овеваемую ветром вересковую пустошь. За ним, треща без умолку, прошли две девушки в серых фланелевых брюках и блестящих пуловерах без рукавов. Губы их были сильно накрашены, волосы, уложенные замысловатыми волнами, ярко блестели. Потом появилась чопорная, суровая нянька с ребенком в небесно-голубом купальном костюме. Малыш со спутанными золотистыми кудрями и загорелыми, орехового цвета ручками и ножками приплясывал на ходу, сжимая в кулачке жестяное ведерко.

Все шли мимо, новые пассажиры в вагоне не появлялись.

Мисс Силвер взглянула на часы, золотой булавкой приколотые к ее коричневой шелковой блузке, — ощущение того, что поезду пора бы уже отправиться, подтвердилось. Кроме блузки, на ней были пальто и юбка из скромной коричневой чесучи. Черные полуботинки и коричневая соломенная шляпка, левую сторону которой украшал маленький букетик резеды и пурпурных анютиных глазок, завершали наряд мисс Силвер. На коленях, рядом с довольно потертой черной сумочкой, лежали ажурные темно-коричневые перчатки. Под шляпкой скрывалось лицо уже довольно пожилой дамы с правильными чертами и бледной кожей, оттененной густыми волосами мышиного цвета. Воротник коричневой блузки украшала крупная камея с рельефным изображением греческого воина. Нитка бус из мореного дуба дважды обвивала шею мисс Силвер и спускалась к поясу, слегка постукивая о пенсне, висящее на тонком черном шнурке.

Раздался гудок, и поезд дернулся, собираясь тронуться в путь. Мисс Силвер подняла глаза и увидела, что дверь рядом с ней распахнулась. Поезд тихо тронулся с места Высокая девушка в сером, споткнувшись на подножке, поднялась в вагон. Следующий толчок бросил ее прямо на мисс Силвер, но та всегда знала, как вести себя в критической ситуации: девушка была поддержана заботливыми руками, распахнутая настежь дверь захлопнута. В конце концов Лайл Джернингхэм обнаружила, что ее усаживает на угловое место какая-то женщина, очень похожая на вышедшую на пенсию гувернантку, и голосом, вызывающим воспоминания о классной комнате, сообщает ей, что крайне опасно пытаться войти в движущийся поезд «и это абсолютно против правил железнодорожной компании». Голос шел издалека, с другой стороны той бездны, что отделяла ее от остальных людей. Там, на той стороне, осталась классная комната и голос, похожий на этот. «Не хлопай дверью, когда входишь в комнату, Лайл. Сиди прямо, моя дорогая, не разваливайся так на стуле. О, моя дорогая Лайл, пожалуйста, будь внимательна, когда я говорю!» Все это так давно и так далеко, на той, безопасной стороне пропасти…

— …не совсем безопасно, — наставительно прозвучал конец фразы мисс Силвер.

Лайл пристально посмотрела на нее и ответила:

— Да.

И потом:

— Но это не имеет значения, не правда ли?

Она совершенно отчетливо видела мисс Силвер: маленькую, немного старомодную, похожую на гувернантку женщину, безвкусно одетую, в одной из тех шляпок, что перестали носить много лет назад. Достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до нее, и все же кажется, будто мисс Силвер, как и ее голос, находятся где-то очень далеко.

— Это не имеет значения, — повторила Лайл усталым, безразличным голосом и откинулась в свой угол.

Мисс Силвер не ответила. Вместо этого она принялась внимательно разглядывать девушку. Высокая, очень стройная и грациозная. Пепельные волосы и молочно-белая кожа, скорее скандинавского, чем английского типа. У такой же светловолосой англичанки были бы голубые глаза, но глаза, что сейчас следили за ускользающим ландшафтом, были глубокого серого цвета. Обрамляющие их ресницы — намного темнее светлых волос. Брови — золотистые, тонкие, необычно изогнутые, будто хрупкие крылья, распростертые для полета. Золото бровей — единственный цвет на этом лице. Мисс Силвер подумала, что никогда не видела такого бледного живого человека. Очень светлая от природы кожа усиливала эффект белизны.

На девушке были прекрасно сшитые жакет и юбка из серой фланели. Ее вещи отличались, казалось, совершенной простотой, но простотой, которая достигается с помощью солидных денег. Серая фетровая шляпка с голубым шнурком, небрежно изогнутая, серая сумочка с буквой «Л», дорогие шелковые чулки, прекрасные серые туфли — все это внимательно оглядела мисс Силвер. Она скользнула взглядом по рукам без перчаток, по платиновому обручальному кольцу и опустила голову, в задумчивости уставившись на собственные колени под тусклой тканью. В ее голове все эти впечатления сложились в три четких определения: в шоке, при деньгах, замужем.

Она подняла журнал, который Этель так предусмотрительно ей купила, начала листать страницы и, поспешно перевернув две, остановилась на третьей. Ее взгляд, пристальный и внимательный вначале, стал отсутствующим.

Через некоторое время она закрыла журнал и выпрямилась.

— Не хотите ли почитать? Может быть, вас это заинтересует?

Взгляд серых глаз медленно обратился к ее лицу. Девушке, как подумала мисс Силвер, понадобилось сделать усилие, чтобы сконцентрировать свое внимание. Ведь глядя в окно, она наверняка не видела плоских, разделенных живыми изгородями на равные клетки зеленых полей, которые пролетали все быстрее, — поезд набирал скорость. Она даже по-настоящему не заметила мисс Силвер. Но сейчас девушка пыталась сосредоточиться.

Мисс Силвер отказалась от дальнейших уловок с журналом и прямо спросила:

— Что-то случилось, правда? Я могу чем-нибудь помочь?

До Лайл дошел ее голос, добрый и властный, но не сама фраза. Она, конечно, слышала слова, как слышала перестук колес, но и то, и другое для нее звучало одинаково бессмысленно. Тем не менее голос подействовал. В глазах появилась мысль. Она взглянула на мисс Силвер и произнесла:

— Вы очень добры.

— Вас что-то сильно потрясло. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — ответила Лайл и добавила: — Откуда вы знаете?

— Вы уехали в большой спешке.

— Да. — Она жалобно повторила свой вопрос: — Откуда вы знаете?

— Это поезд на Лондон. Вы бы не отправились в Лондон без перчаток, если бы не уехали в спешке. И они у вас не в сумочке: в таком случае этот плоский конвертик-сумочка обязательно раздулась бы.

Лайл слушала этот добрый и решительный голос, который вернул ее к действительности. В нем было что-то, заставлявшее чувствовать себя в безопасности. Голос девушки прозвучал как слабое эхо:

— Я уехала в спешке.

— Почему?

— Они сказали, что он пытался меня убить.

Мисс Силвер не выказала ни удивления, ни недоверия. Она слышала подобное уже не в первый раз: выслушивать такие откровения было ее профессиональной обязанностью.

— Боже мой, — сказала она, — и кто же мог попытаться вас убить?

Лайл Джернингхэм ответила:

— Мой муж.

Глава 2

Мисс Силвер очень внимательно посмотрела на нее. Часто такие обвинения рождает больная психика. В жизни она не однажды сталкивалась с манией преследования, но так же часто сталкивалась и с убийствами, и не только неосуществленными. И много раз исключительно в результате ее личного вмешательства попытки оказывались неудавшимися. Мисс Силвер пристально посмотрела на Лайл и оценила ее состояние: вполне здоровый человек, из-за шока временно потерявший душевное равновесие. Иногда шок действует как анестезия: теряется контроль, пропадает сдержанность, развязывается язык.

Эти размышления заняли не больше секунды. Она мягко повторила свое обычное «Боже мой!» и спросила:

— Почему вы думаете, что ваш муж пытался вас убить?

На лице Лайл не дрогнул ни один мускул. Тем же тусклым, лишенным эмоций голосом она произнесла:

— Они так сказали.

— Да? А кто «они»?

— Я не знаю. Я была за изгородью.

Голос ее смолк. Глаза оставались открытыми, но видели уже не мисс Силвер, а живую изгородь: длинную, темную стену тисов с ягодами, напоминающими кроваво-красные колокольчики с длинными зелеными семенами вместо язычков. Теперь Лайл была не в вагоне поезда. Она стояла, прижавшись к изгороди, вдыхая странный, удушливый аромат тисов, а солнце жарко светило ей в спину. Она рассматривала одну из этих алых, покрытых пушком ягод, как вдруг с другой стороны изгороди до нее донеслись голоса:

— Ну конечно, ты знаешь, что говорят, — протяжный, монотонный голос.

— Дорогая, можешь и мне сказать, — этот голос был веселым.

А потом опять первый голос.

Лайл вдруг осознала, что рассказывает об этом маленькой, старомодно одетой женщине, сидящей в углу напротив.

— Я сначала не поняла, что они говорят о Дейле. Я не должна была подслушивать, но ничего не могла с собой поделать.

Мисс Силвер уже давно отложила журнал и открыла сумку. Теперь она безмятежно вязала второй серый носок для старшего сына Этель. Стальные спицы громко звякнули, когда она произнесла:

— Это естественно. Дейл — это ваш муж?

— Да.

Рассказывать было приятно. Лайл казалось, что сейчас звук ее собственного голоса заглушал торопливый разговор тех двоих, которые обсуждали Дейла. Стоило ей замолчать, и их разговор тут же начинал сверлить мозг снова, и снова, и снова, как звуки на заезженной граммофонной пластинке. Сейчас она даже, казалось, опять чувствовала запах нагретых солнцем тисов.

— Для него этот несчастный случай оказался очень даже счастливым.

Низкий, протяжный смешок.

А затем другой голос, торопясь причинить ей боль:

— Некоторым всегда везет. Дейл Джернингхэм — один из таких счастливчиков.

Тогда-то она и поняла, что они говорят о Дейле.

Лайл сказала, тихо и жалобно:

— Я не знала, я правда не знала. Пока она не сказала это…

Мисс Силвер перевернула носок.

— Пока не сказала что, моя дорогая?

Лайл продолжала говорить. Она совершенно не думала о мисс Силвер. Намного легче говорить, чем слушать голоса, которые, казалось, разрываются в мозгу.

— Она сказала, что Дейлу повезло, потому что с его первой женой произошел несчастный случай. Они поженились, когда он был еще очень молод, ему было всего двадцать. А она была старше, намного старше, и очень богата. Эти люди говорили об этом. Они сказали, что Дейлу пришлось бы продать Тэнфилд, если бы он на ней не женился. Я не знаю, правда ли это, правда ли хоть что-нибудь из всего этого. Ее звали Лидия. Они сказали, что он ее не любил, но она была очень к нему привязана. Она составила завещание, по которому все оставляла ему, а через месяц с ней произошел несчастный случай, когда они лазили по горам в Швейцарии. Они сказали, что для Дейла это был очень удачный несчастный случай. Они сказали, что ее деньги помогли спасти Тэнфилд. Я не знаю, правда ли это.

Мисс Силвер смотрела на нее очень внимательно. Никакого выражения на лице. Никаких эмоций в голосе. Совершенно бесцветная кожа. Абсолютная безжизненность. Ясно, что дело не только в смерти неизвестной первой жены в результате несчастного случая, много лет назад. Мисс Силвер сказала:

— Я большая поклонница позднего творчества лорда Тэннисона. К сожалению, сейчас его больше не читают, но я уверена, что к нему вернется былая слава. Он написал: «Полуправда хуже всякой лжи», и нам всем стоит вспоминать эти слова всякий раз, когда мы слышим подобные сплетни.

Смысл этой речи не дошел до сознания Лайл, но спокойный, властный голос по-прежнему завораживал ее. Она спросила с мольбой в голосе:

— Вы думаете, это неправда?

— Я не знаю, моя дорогая.

— Она разбилась… Лидия… Я ее не знала… Очень давно… Они сказали, это был удачный несчастный случай.

Спицы замерли в руках мисс Силвер.

— Мне кажется, они сказали что-то еще. Что же?

Странным, испуганным жестом Лайл прижала руку к щеке. Ей хотелось говорить, но не о том, что на самом деле так страшно: мысль об этом заставляла цепенеть от страха. Пока она не чувствовала боли, но, как только пройдет это онемение ужаса, начнется настоящая мука. Разговор же отодвигал страдание. Поэтому она продолжала говорить:

— Они сказали, ее деньги спасли его от необходимости продавать Тэнфилд, но я не знаю, правда ли это. Почти все деньги пропали во время экономического кризиса, Дейл сам мне рассказывал. И они сказали, что теперь ему нужны мои деньги.

— Понятно. У вас есть собственные деньги?

Лишенный выражения взгляд темно-серых глаз остановился на лице мисс Силвер. Побелевшие губы произнесли:

— Да.

— Понятно. И вы составили завещание в пользу мужа?

— Да.

— Когда это было?

— Две недели назад. Мы женаты всего шесть месяцев.

Мисс Силвер вновь занялась вязанием. Лайл замолчала и услышала, как тягучий голос произнес:

— Деньги пока недоступны, но он, наверное, сможет их получить, если что-нибудь с ней случится.

И второй голос, быстро и зло:

— С ней тоже произойдет несчастный случай?

Боль разрушила оцепенение, сковывавшее сердце Лайл. Лучше уж сказать это самой, чем прислушиваться к голосам. Дыхание ее прерывалось, но она проговорила:

— «С ней тоже произойдет несчастный случай?» Вот что они сказали… Несчастный случай… Потому что, если у него будут деньги, он сможет сохранить Тэнфилд. А мне, знаете, он не очень нравится, слишком большой. Я бы лучше жила в Мэноре, там чувствуешь себя по-настоящему дома. Так что я спросила, почему бы и не продать Тэнфилд? Один человек хочет его купить. Но Дейл сказал, что там всегда жили его предки, и мы поссорились. Но он бы не стал! О, это был несчастный случай!

— Какой несчастный случай? — спросила мисс Силвер.

— Мы купались. Я не очень хорошо плаваю, я не могла выбраться. Дейл, Рейф и Алисия смеялись и брызгались, они меня не слышали. Я чуть не утонула. Это был несчастный случай. Но они сказали…

Голоса в ее голове вдруг зазвучали громче. Волна звуков накрыла и заглушила ее собственный голос:

— С ней тоже произойдет несчастный случай?

И второй голос:

— Дорогуша, один уже был — ее вытащили из моря, словно захлебнувшуюся кошку. Дейл снова сыграет роль безутешного вдовца. Постоянные упражнения творят чудеса, но на сей раз это было немного преждевременно. Она поправилась, а он остался с носом — пока.

— Кто проявил такую бестактность и спас ее?

Тягучий голос ответил:

— Не Дейл.

Лайл уронила руки на колени. Бесполезно, ей придется их слушать.

До нее донесся успокаивающий голос мисс Силвер:

— Но вы же не утонули. Кто вас спас?

— Не Дейл.

Глава 3

Поезд медленно подъезжал к повороту рядом с Крэнфилд-Холт. Иногда он делал там остановку, а иногда — нет. Сегодня собирался остановиться. На открытой платформе стояло около дюжины пассажиров. Четверо из них устремились именно в тот вагон, где мисс Силвер рассчитывала продолжить столь интересный разговор. Они втиснулись между ней и бледной девушкой, которая только что рассказывала такую душещипательную историю, — разговорчивая миловидная матушка с тремя детьми от шести до шестнадцати. Они ехали в город на день, чтобы навестить родственников. Все они заговорили одновременно, высказывая свои мнения, неудовольствия, предположения. Их голоса заполнили вагон.

Лайл Джернингхэм откинулась на спинку своего углового сиденья и закрыла глаза. И зачем только она поехала в Маунтсдорф? Крэйны ведь совсем не были ее друзьями. Она их едва знала. Они — друзья Дейла. А в конце концов Дейл передумал и заставил ее поехать одну. Дела в Бирмингеме — деньги Лидии. Теперь от них остаюсь не так уж много, она знала. Деньги Лидии… Лайл попыталась не думать о Лидии. Мистер Крэйн показался ей очень милым — такой большой, веселый и добрый. А миссис Крэйн ведет себя так, что тебе все время кажется, будто у тебя пятно на носу. Ей нравился Дейл — как и многим женщинам, — но она злилась на него за то, что он снова женился. Ей нравились холостые и обожающие ее мужчины. Ей нравилось, когда за ней ухаживали. Преданная мужу, она любила, чтобы другие мужчины были преданы ей. А Дейл женился на Лайл. Поэтому ей не нравилась Лайл.

Дейлу не стоило заставлять ее ехать в Маунтсдорф без него. Ей нужно было отказаться, тогда ничего бы не случилось. Она бы никогда не стояла у тисов, вдыхая их запах, чувствуя жар солнца на спине и слыша голоса: «Удачный несчастный случай для Дейла».

Лайл отбросила эти мысли. Вчера в это же время она провожала Дейла. Потом отправилась по магазинам и встретилась за ленчем с Хильдой. А затем, в середине дня, — путешествие в нагретом солнцем поезде в Маунтсдорф… Лайл представила себя в серебристом платье и изумрудах своей матери. У некоторых женщин, если они надевают изумруды, глаза становятся зеленоватыми. Но цвет ее глаз неизменно остается серым. Ее глаза не меняются. В ней самой есть что-то, что не может измениться. Даже если все это правда, Лайл не способна стать другой. Даже если Дейл хочет ее смерти.

Она попыталась отмахнуться от этих мыслей. Обед. Восхитительный стол. Мистер Крэйн очень плохо рассказывает шотландские анекдоты, зато сам смеется над ними очень весело, ему, похоже, не важно, смеется ли еще кто-нибудь. Множество незнакомых ей людей. Толстый мужчина, приглашавший ее полюбоваться на розовый сад в лунном свете и ответивший: «Тем лучше», когда она указала ему, что никакой Луны нет. Бридж, долгая, утомительная игра в бридж. И, наконец, постель. Ей снился Дейл… Дейл смотрит на нее, его глаза смеются, он целует ее… Она не должна об этом думать…

Но о чем бы она ни думала, мысли ее неизбежно возвращались к Дейлу.

Она вспомнила сегодняшнее утро, такое чудесное, с моря поднимался туман и исчезал, растворялся в воздухе, открывая взгляду бледную, сияющую, совершенную голубизну неба. И солнце так жарко светило ей в спину, когда она стояла, спрятавшись за изгородью.

Удачный несчастный случай для Дейла…

Бесполезно, она без конца возвращается к этому.

В противоположном углу мисс Силвер отложила вязанье и снова раскрыла журнал Этель на тех же страницах, что привлекли ее внимание в прошлый раз. Там была помещена большая, в полный рост, фотография девушки в серебристом вечернем платье. Ниже стояла подпись: «Прекрасная миссис Дейл Джернингхэм в своем прекраснейшем платье». Вокруг фотографии извивались неравные строчки наполненного сплетнями письма. Начиналось оно с набранного курсивом обращения «Дорогая» и заканчивалось словами «С любовью» и большим вопросительным знаком. Анонимность может означать либо слишком широкую известность, либо что тебя вовсе никто не знает. В любом случае она дает некоторые преимущества, и автор письма вовсю ими воспользовался. Дейл Джернингхэм стал просто «Дейлом» после первого упоминания его фамилии. «Счастливец, не только потому, что владеет Тэнфилд-Кортом, содержать который нужна куча денег. Но и потому, что заполучил двух очень богатых женушек — о, конечно, не двух сразу, это было бы слишком большой удачей даже для такого счастливчика, как Дейл. А вдовцом он пробыл на удивление недолго. Первым его предприятием стал брак с бедной Лидией Барроуз, которая погибла, лазая по горам в Швейцарии, много-много лет назад. Теперешняя миссис Дейл раньше была Лайл ван Декен. Неужели у нее тоже полно денег? Ах, друг мой! Она так же хороша, как на картинке, или даже чуть красивее. Отец — американец и уже умер. Вот откуда взялись деньги! Бабка — скандинавского происхождения, отсюда и платиновые волосы, которые выглядят прямо-таки неправдоподобно прекрасными, но не…»

Мисс Силвер не смогла сдержать гримасы отвращения, искривившей ее губы. Вульгарно, в самом деле очень вульгарно. Куда только катится пресса! Пожилая дама бросила взгляд в угол напротив и увидела, что Лайл прислонилась к спинке и прикрыла глаза. Но она не спала. Лежащая на коленях рука сжалась в кулак, костяшки побелели. Нет, она не спит. Просто охвачена отчаянием.

Некоторое время спустя, когда поезд замедлил ход, девушка открыла глаза и устремила взгляд на мисс Силвер. И вновь сомкнула ресницы.

Мисс Силвер расстегнула сумочку и извлекла оттуда аккуратную визитную карточку, гласившую:

МИСС МОД СИЛВЕР

Монтэгю Меншинс, 15

Частные расследования

Вест-Лихем-стрит, Ю.З.

Она захлопнула сумочку, решительно щелкнув замком, когда поезд скользнул в полумрак вокзала. Носильщик распахнул дверь. Женщина с тремя шумливыми детьми собрала свой выводок и покинула вагон. Миссис Дейл Джернингхэм поднялась во весь рост и повернулась, чтобы последовать за ними.

Она уже была на платформе и успела сделать несколько шагов, когда почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Рядом с ней шла та маленькая, коренастая женщина, с которой она проговорила весь путь. Да, она говорила с ней, но Лайл не могла вспомнить о чем. Сейчас ей уже не хотелось с ней говорить. Она отсутствующим взглядом посмотрела вниз и поняла, что ей протягивают визитную карточку. Лайл взяла ее и опустила в сумочку. Голос, вызывавший в ней воспоминания обо всех ее гувернантках, произнес мягко и отчетливо:

— Если вам когда-нибудь понадобится помощь, вот мое имя и адрес.

Рука соскользнула с рукава Лайл. Не оборачиваясь, женщина прошла вперед.

Глава 4

Солнце ослепительно сияло над теннисными кортами в Тэнфилде. Их было три: два грунтовых, а третий — травяной. Они были обнесены смешанной живой изгородью из граба, падуба и колючего кустарника. Поэтому оттуда не была видна громада дома, за исключением высоких, симметрично расположенных по бокам башен.

На дальней, травяной площадке Алисия Стейн и Рейф Джернингхэм завершали очередной напряженный сет. Мяч, задев сетку, перевалился на сторону Рейфа. Он собирался ответить ударом слева, но тут ему пришлось бежать к сетке, неловкое движение ракеткой — и он неуклюже растянулся на земле. Алисия подбросила ракетку, поймала ее и закричала своим высоким, нежным голосом: «Игра окончена!»

Рейф поднялся. Алисия стояла и смеялась над ним. Она была маленькой и легкой, как дитя, с темными, разметавшимися в разные стороны кудрями и живым, своенравным лицом. Она была смуглой, но горячая кровь придавала яркость ее щекам и губам. У нее были белые, как лесной орех, зубы. Алисия подошла к сетке, размахивая ракеткой и смеясь.

— Уф! Я всегда буду у тебя выигрывать!

Вытянув губки трубочкой, Алисия громко чмокнула его в щеку.

— А знаешь почему? Потому что я играю намного, намного лучше тебя. И я никогда не злюсь.

Рейф тоже рассмеялся. Он был таким же темным, как она, невысоким, стройным и очень красивым какой-то цыганской красотой. У него были тонкие, необычно изогнутые черные брови. Изящно вылепленные смуглые уши, заостренные сверху, как у фавна. Между ним и Алисией существовало какое-то неуловимое сходство, у него были такие же белоснежные зубы, которые он сейчас обнажал в улыбке. Они были кузенами.

— Но я не злюсь!

— Никогда?

— Никогда.

— Даже втайне? Все мужчины злятся, если женщины их побеждают.

— А я даже тогда не злюсь.

С неожиданным раздражением Алисия отбросила ракетку.

— Ну, я-то бываю зла и мне плевать, кто что думает об этом! Но во время игры я не раздражаюсь. Приберегаю силы для более подходящего случая.

— Например?

Взгляд ее потемнел, предвещая бурю. А Рейф продолжал говорить в том же шутливом, хитром тоне:

— Любишь все делать по-своему, правда? А если не дают — начинаешь возмущаться, даже если это всего лишь игра.

Ее щеки вспыхнули.

— Это неправда!

— Нет? Ты уверена?

— Ты знаешь, что это не так!

Он засмеялся.

— Ну, вообще-то обычно тебе удается сделать все по-своему.

Румянец исчез, как будто ветер задул пламя.

— Не всегда.

Резко развернувшись, Алисия убежала подбирать свою ракетку. Рейф следил за ней насмешливым взглядом. Его тонкие, подвижные губы опять раздвинулись в улыбке. Ему было смешно думать, что Алисия, которая с младенчества все делала по-своему, не может добиться своего в случае с его кузеном Дейлом. Когда-то давно у нее была возможность получить Дейла. Ей было девятнадцать, ему — двадцать, он — без гроша, как и она. Зато у сэра Роланда Стейна было много денег. Поэтому она бросила Дейла и вышла за Роланда. Так что же теперь злиться? Она сделала свой выбор. К тому же с тех пор прошло уже десять лет. Дейл женился на Лидии Барроуз под некоторым давлением своей и ее семьи. А к тому времени, когда он вступил во владение наследством, Алисия уже стала леди Стейн. Все это очень забавляло Рейфа.

Интересно, а что бы произошло, если бы Роланд разбился в своем автомобиле месяцем или двумя раньше? К тому времени, когда в газетах появились некрологи, Дейл уже обручился с Лайл ван Декен. Они поженились еще до того, как Алисия получила возможность войти в список претенденток.

Она вернулась, помахивая ракеткой, глядя на него блестящими глазами.

— Ну почему ты на меня так смотришь? Я тебя ненавижу!

Улыбка его стала еще шире.

— Я просто подумал, что ты не очень-то похожа на вдову.

Это замечание ее рассмешило.

— А ты бы хотел, чтобы я нарядилась в траур?

— Совсем нет. Мне ты нравишься такой, как сейчас.

— Интересно, правда ли это, Рейф.

— Я тебя обожаю!

Алисия покачала головой.

— Никого ты не обожаешь. Ты любишь только себя и Тэнфилд. Тебе нравится Дейл и не нравится Лайл. И иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня.

Обняв ее за талию, он поднес губы к самому ее уху и произнес тихим, обольщающим голосом:

— Но ты же сама не веришь в то, что говоришь.

— Разве? Я уверена, что все так и есть.

Он прижался щекой к ее лицу.

— Милая!

— Ты меня ненавидишь, правда!

— Да — вот так…

Алисия сердито оттолкнула его, а затем рассмеялась.

— Тебе нравится за мной ухаживать, потому что это тебе ничем не грозит. А что, если я вдруг упаду в твои объятия?

— Попробуй!

— Будет слишком много толков.

Теперь она расхохоталась.

— Ты и в самом деле дурак, Рейф! Однажды кто-нибудь воспримет тебя всерьез, и тебе это совсем не понравится.

На его лице появилось выражение заинтересованности.

— Прекрасно, давай начнем прямо сейчас. Серьезно, почему ты утверждаешь, будто мне не нравится Лайл?

Алисия лениво ответила, явно поддразнивая его:

— Потому что не нравится.

Его интерес явно усилился.

— Но она мне ужасно нравится! Мне бы понравилась жена Дейла, кем бы она ни была, но Лайл понравилась бы мне, даже если бы не была его женой. Она в моем вкусе, светленькая и высокая. Почему она должна мне не нравиться?

— Потому что ей не нравится Тэнфилд, — заявила Алисия.

Рейф расхохотался над ее словами.

— И мне не нравится, это просто неизбежная обуза.

Алисия кивнула.

— Тебе не нравится Тэнфилд, это правда. Ты его любишь.

Он помотал головой.

— Думаю, я действительно любил его, в детстве. Детям нравятся этакие огромные груды камней. Но человек становится более практичным, когда взрослеет. В наши дни никому не нужен дом таких размеров. Жить в нем — значит просто напрашиваться на разорение. Стоит только обратиться к семейной истории, чтобы понять, сколько денег утекло на его содержание. Пятеро из последних семи Джернингхэмов женились на вполне состоятельных наследницах, И кому это помогло? У меня — ни гроша, Дейл тоже оказался бы на мели, если бы не деньги Лидии. Наследство спасло его, но Тэнфилд поглотил все деньги, а теперь разевает рот, готовясь проглотить и то, что есть у Лайл.

— Она ненавидит это место, — сказала Алисия. — Ей бы хотелось, чтобы Дейл его продал.

— Как и мне. Это самое разумное, что можно сделать. Наш Мэнор принадлежал семье так же долго. Он намного удобнее и, по-моему, намного красивее. Если бы у Дейла была хоть капля здравого смысла, он бы принял предложение Тэтхема — он же не будет ждать всю жизнь! Но беда в том, что Дейл теряет всякий здравый смысл, когда речь идет о Тэнфилде. Наша семья живет здесь уже пятьсот лет, и он ожидает, что она проживет еще столько же, воспринимая как должное необходимость идти ради поместья на любые жертвы.

Алисия была удивлена. Рейф и в самом деле говорил серьезно. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела его таким искренним. Помимо ее воли это произвело на нее некоторое впечатление. Она обернулась и посмотрела в сторону дома. Солнце отражалось в окнах башен — только их и можно было увидеть с корта. Все остальное, такое знакомое, и так стояло в ее воображении: длинный фасад с портиком постройки восемнадцатого века, два выступающих вперед крыла и между ними — мощеный дворик, где каменные львы стоят на страже у заросшего лилиями пруда с фонтаном.

— Ты так говоришь, будто это не дом, а какой-то Джаггернаут^[1].

Рейф натянуто рассмеялся.

— Моя милая, колесница Джаггернаута переехала его почитателей. Я думаю, от Тэнфилд-Корта можно по крайней мере ожидать, что он будет стоять на месте.

Глава 5

Две большие гостиные Тэнфилд-Корта выходили на низкую террасу, с которой по пологой лестнице можно было спуститься прямо в знаменитый итальянский сад. Лайл Джернингхэм ненавидела его: два акра причудливых украшений и геометрических форм, все такое тяжеловесное и парадное, сад набит кипарисами, статуями и цветами, до того ухоженными, что они казались ненастоящими. Позади всех этих искусственных красот природе, хоть и с некоторыми ограничениями, все-таки позволили оживить пейзаж с помощью дерна и деревьев, тщательно подстриженных. Но чем дальше от дома, тем больше свободы для безудержного роста и раскидистых ветвей. Дед Дейла был большим любителем деревьев, и теперь повсюду пышно росли посаженные им буки, яркие сикоморы, дубы и клены. Были там и высокие хвойные деревья, золотистые, темно-зеленые и голубые, — кипарисы, обычные и гималайские кедры.

Лайл бродила между ними и ждала, когда Дейл вернется домой. Вчерашний день казался теперь таким далеким. Ушла бледность, и ее лицо приобрело обычный вид; и она набралась достаточно смелости, чтобы пренебрежительно думать о вчерашнем приступе паники. Состояние шока прошло, и она вспоминала свое вчерашнее поведение с удивлением и некоторым стыдом. Дейл отправил ее к Крэйнам на уикэнд, а она через день сбежала оттуда. Он обязательно рассердится и потребует объяснений.

Прохаживаясь между деревьями, она придумывала, что бы сказать. Не так уж трудно сочинить какую-нибудь сказку, если умеешь врать. Можно сказать, что она внезапно почувствовала себя плохо и не хотела лежать в постели вдали от дома. Рейф и Алисия были так напуганы ее вчерашним состоянием, что вполне убедительно могли бы подтвердить ее слова. Но Лайл не привыкла выходить из затруднений при помощи лжи. Ложь сама по себе отвратительна, а о том, чтобы солгать Дейлу, и думать страшно. Что ж, тогда сказать правду? К несчастью, об этом тоже было страшно думать. Как она сможет сказать ему: «Я стояла за изгородью и услышала двух женщин — я не знаю, кто они. Они сказали, что с Лидией произошел несчастный случай, потому что тебе были нужны ее деньги. И они сказали, что со мной, возможно, тоже такое случится».

Лайл внезапно вздрогнула, вспомнив, как холодная вода заливала ей подбородок, потом рот, потом глаза десять дней назад, всего лишь десять дней назад. Она заставила себя успокоиться и вышла из тени деревьев, чтобы согреться на солнце. Она не может солгать Дейлу. Но и правду сказать тоже не может.

Она обернулась и увидела, что он идет к ней. Страшные мысли моментально исчезли. Радость в одно мгновение захлестывала Лайл, стоило ей увидеть Дейла. С самой первой их встречи. Что-то было в том, как он смотрит, в посадке головы, в уверенности, звучащей в его голосе, в улыбке, которая сияет в его глазах только для нее. Темные глаза, но светлее, чем у Рейфа, кожа не такая смуглая, как у двоюродных брата и сестры. Они сложены легко и грациозно, у него же высокая, тяжеловесная, сильная фигура. Когда он обнимал Лайл, она чувствовала, как легко эта сила могла бы сокрушить ее, и до сих пор это ощущение одновременно пугало и доставляло наслаждение. Теперь же она чувствовала нечто другое. Даже когда он поцеловал ее, она ответила поцелуем, трепеща от страха, и ничто не могло унять эту дрожь. Лайл была рада, когда он отпустил ее. Рада и обессилена.

— Дейл, я не осталась.

— Я вижу.

Пока он не сердился. Возможно, он вообще не рассердится. Если бы только она могла выбрать правильные слова… Но Лайл удалось всего лишь выдавить:

— Мне захотелось вернуться домой.

Она почувствовала, что его рука сжала ее плечо.

— Почему?

— Дейл…

Лайл отвернулась. Он развернул ее к себе. Голос его прозвучал довольно грубо:

— Что все это значит? Вчера вечером я позвонил, а Мэриан Крэйн сказала, что ты сбежала сразу после завтрака. Когда я спросил почему, она ответила, что ты, кажется, получила телеграмму. Я полагаю, ты так ей сказала?

— Да.

— Ты получила телеграмму?

— Нет, Дейл…

Она не будет лгать ему.

— Тогда почему же ты уехала?

До этого Лайл не смотрела на него. Теперь она подняла глаза. Взгляд ее был неподвижен и полон печати.

— Я не хочу говорить.

— Но это же чепуха! Ты должна сказать!

— Дейл…

Он сердито засмеялся.

— Да что на тебя нашло? Крэйны — мои друзья. Ты едешь к ним на уикэнд и убегаешь через день. Нельзя делать такие веши без объяснений. Ты поссорилась с Мэриан?

Щеки Лайл порозовели — от облегчения, а не от смущения.

— Конечно нет! Я не ссорюсь с людьми.

Она отступила назад. Дейл отпустил ее плечо.

— Миссис Крэйн не имеет к этому никакого отношения. Я расскажу тебе все, что смогу. Это случилось после завтрака. Я вышла в сад и случайно подслушала разговор двух женщин. Я не знаю, кто они, в доме была большая вечеринка.

— И что же они сказали? — В его голосе звучала насмешка.

На мгновение она ощутила болезненное любопытство: а что было бы, если бы она ему сказала? Но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом дыхание у нее перехватило.

— Я не знаю, кто они.

— Ты уже говорила. Я хочу знать, что они сказали.

О господи, почему она не может сказать ему и покончить с этим? Дейл считает, будто она устроила идиотский скандал из-за его дружбы с Мэриан! Он никогда не отличался терпеливым характером, и мысль, что жена сбежала из-за такой ерунды, сильно его разозлила. Лайл заметила, что лицо его потемнело, и продолжила торопливо:

— Это было очень глупо с моей стороны, но я почувствовала, что не смогу встретиться с ними после этого. Я не хотела знать, кто они. О Дейл, неужели ты не можешь понять? Они сказали ужасную вещь, и я не хотела знать, кто это был… или… или встречаться с ними! Но если бы я осталась, мне пришлось бы с ними встретиться, а я ведь слышала их голоса, так что я бы поняла, кто они. Ах, неужели ты не понимаешь?

Дейл помрачнел. Брови его сошлись у переносицы.

— Пока нет, но собираюсь понять. Ты не сказала мне, о чем же они говорили. Ты услышала нечто, заставившее тебя обойтись с Крэйнами крайне невежливо. Так что ты услышала?

Кровь опять отхлынула от ее лица.

— Это о Лидии. Дейл, пожалуйста, не сердись! Я этого не ожидала, и для меня это было шоком. Я просто не могла остаться.

— Лидия? Лидия? Что-то, сказанное о Лидии, так тебя потрясло? Что ты услышала?

Голос Лайл стал совсем тихим:

— Они сказали, что с ней произошел несчастный случай.

Его глаза изучающе смотрели на нее из-под нахмуренных бровей.

— Но ты же знала об этом.

Она прижала руку к щеке.

— Да. Но это был… Они сказали…

О чем можно умолчать? Что придется ему сказать? Он ждал, и Лайл заставила себя продолжать:

— Они сказали… Это был удачный несчастный случай для тебя.

Она не собиралась отводить взгляд. Глаза ее заблестели. Пульс колотился тяжело, казалось, в горле.

Мгновение Дейл стоял совершенно неподвижно. Потом произнес очень сдержанно:

— Так дело в этом? Старая история! Я-то думал, с этим уже покончено. Я не думаю, что тебе стоило убегать.

Лайл подняла глаза и испугалась. Она и раньше видела его рассерженным, но не так. Сейчас это был гнев, замороженный презрением. Ужаснее всего, что это она вызывала у него презрение. Потому что сначала она выслушала клевету, а потом сбежала из-за нее. Правда, успокаивало, что он больше ни о чем не спрашивает. Если бы он продолжил свой допрос, ей пришлось бы сказать ему все. Но тогда их отношениям пришел бы конец. Лайл не думала об этом. Пока ей негде было как следует подумать — иррациональное убеждение подсказывало, что случится именно так.

Дейл сделал несколько шагов и вернулся.

— Тебе придется научиться не терять контроль над собой каждый раз, когда ты подслушаешь злобный разговор, — сказал он. Теперь его голос звучал почти беззаботно. — Люди часто говорят такие вещи, знаешь ли. Они и сами не верят в то, что говорят. Но в этих словах есть отрава, и ты видишь, как она действует. Нельзя прожить в этом мире, шарахаясь от всего, что тебе не нравится, — тебе лучше подумать об этом. А то, боюсь, в нашей светской жизни возникнут сложности. Надеюсь, Мэриан не будет держать на тебя зла, но тебе придется придумать более убедительную причину своего отъезда, чем эта телеграмма. Жаль, что я позвонил, а то ты могла бы сказать, что она от меня. И я бы мог давать объяснения. Подозреваю, я намного лучше умею врать, чем ты.

Лайл подняла глаза, чтобы посмотреть, улыбался ли он, произнося слова. Но, несмотря на небрежный тон, взгляд его был тяжелым и мрачным. Он проговорил резко:

— Я два дня провел в поездах и офисах. Пойду пройдусь.

Не сказав больше ни слова, Дейл быстро пошел прочь.

Глава 6

Лайл спустилась к стене у моря. Она не любила Тэнфилд, но этот узкий невысокий обрыв над водой ей нравился. Зеленая аллея вела туда, где деревья, расступаясь, открывали дугу пляжа и воду, беспрерывно меняющую цвет: то освещенную солнцем, то темнеющую от набегающих тучек. Обрыв стал небезопасным еще лет пятнадцать назад, и, хотя до воды было не больше пятнадцати или двадцати футов, отец Дейла огородил его резкий выступ низкой каменной стеной; у единственного проема в ней начиналась лестница, ведущая на пляж.

Лайл уселась на стену и устремила взгляд вдаль, на море. Была уже половина шестого, и солнце клонилось за Тэйн-Хэд. Скоро оно совсем скроется за мысом, и густая тень, словно разлитые чернила, покроет воду и будет расти, пока не достигнет подножия обрыва. Но сейчас поверхность воды была еще светлой и яркой. День был жарким, но с моря дул свежий ветер. Почувствовав его прохладное прикосновение сквозь зеленое льняное платье, Лайл поежилась. Да, Дейл рассердился. Она прекрасно знала, что он разозлится. Даже если бы она рассказала ему все, ее побег все равно вызвал бы у него гнев. Гнев и презрение. Это презрение причиняло ей даже большую боль, потому что, если Дейл презирает ее, то и она сама себя будет презирать. Она сбежала, когда должна была остаться и противостоять клевете, опираясь на собственную веру в Дейла. Лайл смотрела в морскую даль, и на глаза ее медленно наворачивались слезы. Ей казалось, что это слезы стыда. Но трудно было признаться себе, что в глубине души притаился страх.

Она долго сидела на стене, а тень тем временем подкрадывалась все ближе, и синий цвет моря незаметно менялся на серый. Кто-то подошел к Лайл сзади и немного постоял, прежде чем окликнуть ее. Испуганно обернувшись, она обнаружила рядом с собой Рейфа. Он натянул свитер поверх белой теннисной майки и теперь протягивал ей жакет, украшенный веселыми зелеными, желтыми и красными полосками и клеточками на кремовом фоне.

— Это твое, да? Ну ты и дурочка — пришла сюда в этом тоненьком платье, даже без шали. И это после того, в каком состоянии ты была вчера!

— Я не замерзла.

Рейф состроил гримасу.

— Ты специально пытаешься заболеть? Или уже и пытаться не надо? Вот, надень это. Что с тобой?

— Ничего.

Она надела жакет. В нем ей стало так хорошо и уютно, как будто все эти яркие цвета излучали тепло. Дейл любил все цветное, и она купила жакет для него, чувствуя при этом некоторую неуверенность, потому что себе она больше нравилась в менее яркой одежде. Но сейчас эти тона были ей приятны. Лайл застегивала жакет, не глядя на Рейфа и не думая о нем.

Он заставил ее снова сесть на стену и опустился рядом, спиной к Тэйн-Хэду. Глаза его блестели, ветер шевелил волосы.

— Что все это значит, дорогая?

— Ничего.

— Буря в стакане воды? Скорее всего. Большинство вещей не стоят того, чтобы поднимать из-за них шум.

Рейф пропел приглушенным тенорком:

— «Все это должно быть пройдено, оставлено, отброшено». Я могу привести еще много таких сентиментальных цитат. Но, серьезно, что с тобой происходит? Ты приезжаешь домой, сбежав с праздника, лицо как у мертвеца, а как только ты начинаешь приходить в себя, появляется Дейл — и ты опять раскисаешь. Что случилось?

— Ничего.

— Не глупи!

Рейф схватил ее за руки и встряхнул.

— Прекрати смотреть, как кролик на удава, и расскажи, что случилось у Крэйнов.

— Рейф, правда…

— Да-да, правда. Я хочу знать правду и собираюсь все выяснить. Давай, тебе станет гораздо легче, если ты сбросишь этот груз. Может, какая-нибудь милая особа женского пола сказала тебе, что Дейл был любовником Мэриан? — Глаза его зло заблестели. — Ты знаешь, что это не так, но, думаю, ты проглотила все это и примчалась домой, собираясь подать на развод.

Если он хотел встряхнуть ее, ему это удалось. Лайл выдернула свои руки из его и воскликнула возмущенно:

— Конечно нет! Дело совсем не в этом!

— Тогда в чем же? Скажи мне, моя сладкая прелесть!

— Не валяй дурака!

Рейф проговорил медовым голосом:

— Но ты же прелесть — когда хочешь быть ею и когда ты счастлива. Вот почему мне невыносимо видеть тебя несчастной.

— Рейф!

— А ты не знала? Должно быть, я прекрасно умею скрывать свое восхищение. Это показывает, на что способен человеческий мозг, если его как следует использовать. Знаешь, Алисия уверена, что я тебя не люблю. Она только что так сказала. Это доказывает, что я здорово научился притворяться, а?

Эти слова заставили ее сдавленно рассмеяться.

— Я в жизни не встречала человека, который болтал бы больше чепухи, чем ты!

— Поэтому-то со мной можно быть откровенной! Даже если я буду на каждом углу повторять то, что ты собираешься мне рассказать, мне никто не поверит: решат, что я все выдумал.

— Но я не собираюсь тебе ничего рассказывать! Рассказывать просто нечего.

Рейф улыбнулся.

— Тогда мне придется спросить у Дейла. А ведь от тебя я мог бы узнать все подробнее.

— Не мог бы!

— Разве, моя сладкая? Посмотри на меня!

— Рейф, ничего ты не узнаешь! Послушай, ничего не случилось. Но у Дейла нельзя спрашивать, потому что дело касается Лидии.

Он тихо присвистнул.

— Ничего себе! Эта история опять всплыла?

— О чем ты?

— Ни о чем, — произнес он почти издевательским тоном.

Лайл выпрямилась, крепко держась за стену.

— Рейф, я хочу, чтобы ты рассказал мне о Лидии, этого больше никто не может сделать. А Дейла я не могу спросить. Расскажешь?

Он расхохотался, и ветер подхватил и унес его смех.

— Почему бы и нет, моя дорогая? Она была не слишком интересной особой и прожила не так уж долго, так что и рассказывать-то особо нечего.

— Ты ее знал?

— Конечно знал. Будучи сиротой, я воспитывался вместе с Дейлом. Мы оба познакомились с Лидией. Ее отец сколотил хороший капитал на дешевых котелках и кастрюлях, а сестра ее матери была замужем за человеком, который владел Таллингфордом до старых Моссбагов. Поэтому Лидия с матушкой приезжали к нам в гости, и в конце концов у обеих семей родилась блестящая идея поженить их с Дейлом. Ему было всего двадцать, но для своего возраста он был неплохо развит. Ей было двадцать пять. У него был Тэнфилд, у нее — котелки, набитые деньгами. Родители просто ворковали над ними.

Глава 7

— Почему он на ней женился?

Лайл не хотела об этом спрашивать. Но ведь именно об этом ей больше всего хотелось знать. В длинной галерее, в самом ее конце, висел портрет Лидии, самый маленький из всех. Унылая бледная девушка в унылом бесцветном платье. Почему Дейл женился на ней — Дейл? Лайл смотрела на Рейфа в нетерпеливом ожидании.

Он ответил оживленно:

— А ты не знала? Ей повезло, он был в удрученном состоянии, когда Алисия бросила его и вышла за Роланда Стейна.

Лайл вздрогнула. Этого она не знала. Она сидела очень прямо, пальцы ее, вцепившиеся в камень, закоченели. Рейф рассмеялся.

— Так ты не знала? Какой же Дейл болван! Если я женюсь — чего, надеюсь, Бог не допустит, — я потрачу медовый месяц на то, чтобы изложить жене подробности всех моих прошлых романов. Ты понимаешь, в чем тут смысл? Мне будет приятно, потому что каждому нравится говорить о себе. А несчастной девушке в конце концов станет так скучно, что она больше никогда не захочет слышать об этом. Гениально, да? Конечно, список Дейла длинней моего, во-первых, потому что он двумя годами старше, а во-вторых — женщины всегда в него влюблялись. Странно, правда? Я ведь намного привлекательнее. А Дейл даже не всегда замечал этих несчастных влюбленных. Он когда-нибудь рассказывал тебе про австралийскую вдову, которая кинула в него кувшин, целясь в голову? Нет? Да, пожалуй, лучше не надо. Это довольно грубая история.

Лайл уже удалось снова взять себя в руки, и она сказала:

— Прекрати валять дурака.

— Прелесть моя, это ведь была не моя вдова. Да ладно, пусть все это будет вдали от меня. Стр-р-рашная женщина, — смешливо прорычал он.

Лайл продолжала настаивать:

— Рейф, расскажи мне о Лидии. О несчастном случае. Ты же понимаешь, я не могу спросить у Дейла, а люди ведь говорят всякие вещи. И так глупо, что я ничего не знаю.

— Так люди говорят всякие вещи? — Он опять рассмеялся. — Да, говорят и будут говорить, и тебе не удастся заставить их замолчать. Я думаю, лучше всего изображать невинную, краснеющую, простодушную новобрачную.

— Рейф, серьезно!

— А что, это хорошая маска, и особого ума здесь не требуется. Ты знаешь, моя милая, в тебе и вправду есть какая-то прелестная невинность: «Не обижайте меня, я всего лишь заблудший ангел!» Только действительно можно немного укоротить острые язычки! Я всегда говорил: если ты нашел удачную линию поведения, держись ее.

— Как же мне хочется, чтобы ты перестал болтать чепуху и рассказал то, что меня интересует!

— А что тебя интересует?

Лайл в изнеможении сжала руки.

— Несчастный случай с Лидией!

Голос его мгновенно изменился, даже стал серьезным.

— Милая, здесь почти не о чем рассказывать.

— Я хочу знать, как это произошло, кто при этом присутствовал. Ты там был?

— Мы все там были, вся компания. А как это произошло? — Его плечо дернулось. — Да, вот это вопрос. Все об этом спрашивали. И никто не мог ответить. Мы были там с ней, а потом без нее. Я бы на твоем месте не стал расспрашивать Дейла.

Она ответила возмущенно:

— Я и не собиралась! Я спрашиваю у тебя. А ты не рассказываешь, только пытаешься от меня отделаться. Но я не успокоюсь, пока ты не скажешь.

— Какое отчаянное упорство! — проговорил Рейф сладчайшим голосом. — И что же, заблудший ангел, ты хочешь узнать?

— Кто при этом присутствовал. Ты сказал: «Мы все там были». Кто «мы»?

— Дейл, Лидия, Алисия, Роланд Стейн, какие-то люди по фамилии Мэллем и я. Лидия умерла, Роланд умер и мистер Мэллем тоже. Остаемся Дейл, Алисия, миссис Мэллем и я. Почему бы тебе не пойти и не поговорить по душам с Алисией? Ей будет приятно.

— Я хочу знать, что произошло, Рейф, и расскажешь мне об этом ты.

Он как-то чудно развел руками.

— Но я же все сказал — больше не о чем говорить. Лидия упала с утеса и разбилась.

Лайл с ужасом повторила его слова.

— Она упала в пропасть? Это ты имеешь в виду? Она взбиралась на скалу?

— Взбиралась?! Лидия?! Вот это действительно было бы убийством! Любой суд приговорил бы к повешению того, кто потащил бы Лидию карабкаться по скалам. Мы смотрели, как она взбирается на пригорок величиной с муравейник, и поклялись, что не дадим ей сойти с проторенной тропы.

— Тогда как же она разбилась?

— Упала с проторенной тропы, — легкомысленно ответил Рейф.

Лайл прямо посмотрела на него. Слово, пришедшее ей на ум, она бы не смогла произнести вслух.

— Как?

— Вот этого-то никто и не понимает. Мы, гуляя, разошлись в разные стороны, и никто ничего не видел. Там была очень широкая тропа, сначала — подъем, потом спуск, длинный спуск. Множество диких цветов — и между ними вьется дорожка. Девушки собирали цветы, возможно, Лидия слишком сильно наклонилась. Может, у нее на краю закружилась голова, может, она поскользнулась. Все услышали ее крик, но никто не видел, как она упала. Когда я туда добрался, Дейл смотрел вниз, а Алисия билась в истерике довольно далеко от того места. Мэллемы бежали туда с другой стороны.

Рейф снова поежился.

— Ну вот, ты все знаешь. Думаю, это миссис Мэллем вчера выпустила коготки. Дейл говорил мне, что Мэриан Крэйн ее пригласила.

Смех его прозвучал недобро.

— Может, именно поэтому Дейлу вдруг понадобилось уехать в Бирмингем.

Дыхание у Лайл перехватило. Она быстро спросила:

— Почему ты так говоришь? Рейф, почему ты так сказал?

— Потому что она женщина такого сорта. Ну, ты же ее видела.

— Нет, я не видела, я только слышала ее голос. Я стояла за изгородью. Она говорила о Дейле ужасные вещи.

— Вполне возможно. Голос как жужжание осы в горшке с патокой? Такой тягучий и язвительный?

Лайл рассмешило сравнение, но проснувшийся страх оборвал ее смех.

— Да, именно так. Рейф, ты правда очень умный.

— Конечно! «Прелестная девушка, будь добродетельна, а умными пусть будут те, кому это предназначено» — еще одна подходящая цитата. В точности про нас, правда?

Лайл внезапно вспомнилась маленькая женщина в поезде, цитировавшая Теннисона, — мисс Силвер, частные расследования.

Рейф сказал:

— На твоем месте я бы не стал расстраиваться из-за Эйми Мэллем. Вот и еще одна цитата: «В аду не найдется столько ярости, сколько вмещает отвергнутая женщина». Она пыталась завоевать расположение Дейла, а он, чудак, не мог понять, как она к нему на самом деле относится, и поэтому страшно бесился.

Рейф помог ей слезть со стены.

— Пойдем, уже поздно. Дейл подумает, что ты сбежала от него со мной.

Молодые люди вошли в большой квадратный холл. Это было одно из тех мест в Тэнфилде, которые Лайл просто ненавидела. Какой-то Джернингхэм в середине восемнадцатого века, только что вернувшись из Большого тура по Европе^[2] превратил красивый елизаветинский холл с его дубовой лестницей и панелями нежных оттенков в холодный склеп, вымощенный мраморными плитами и украшенный слепо-равнодушно взирающими статуями. Вычурная лестница из черного и белого мрамора вела к площадке, где возвышалась устрашающего вида группа «Актеон, преследуемый гончими». Ступени расходились направо и налево и достигали галереи, охватывающей три стены холла. Там было еще больше мрамора и статуй; обезглавленная Медуза, бюст Нерона, копия Лакоона, умирающий гладиатор. Лайл казалось, что мистер Август Джернингхэм питал внушающую беспокойство слабость ко всему жуткому.

В тот момент, когда Лайл медленно поднималась по лестнице из холла, вышла Алисия. Она переоделась в нежное белое шифоновое платье с широкой юбкой, чуть ли не до пояса украшенной оборочками. Если бы не черный бархатный шарфик, ее можно было бы принять за восемнадцатилетнюю. Свои темные легкие кудри она убрала в скромный пучок на затылке. Улыбнувшись Лайл и не сказав ни слова, Алисия спустилась в холл.

Лайл миновала гончих, ощеривших покрытые пеной пасти, окруживших Актеона с мученическим лицом, и прошла в свою спальню. Она ощутила внезапную потребность сменить одежду, сотворить что-то новое с волосами, надеть самое красивое платье. Что-то в улыбке Алисии вызвало у нее это чувство. Лайл скинула радужный жакет, небрежно уронив его на стул. Без него она себе нравилась больше. Ей шел мягкий зеленый тон ее льняного платья, но зелено-красно-желтый цвет жакета — все это, конечно, слишком ярко для ее светлых волос и кожи. От этого лицо ее казалось поблекшим, а волосы — блеклыми, а не светлыми. Лайл подумала: «Я сделала глупость, когда купила этот жакет, я от него избавлюсь». И в этот же момент она услышала, что ее зовет Дейл.

Это означало, что он больше не сердится на нее! Позабыв обо всем, она побежала к нему. Но Дейла не было в его комнате за соседней дверью, которая открывалась наружу, в галерею. Лайл подбежала, перегнулась через мраморную балюстраду и посмотрела в холл. Дейла она не увидела, зато Рейф и Алисия стояли прямо под ней. Высокий, нежный, как флейта, голос Алисии долетал до нее, так что можно было разобрать каждое слово:

— Жаль, что Дейл не учит ее одеваться. Какой ужасный жакет!

Лайл отпрянула, потрясенная и обиженная, и заметила Дейла, идущего по галерее. Должно быть, он стоял на лестнице, за одной из этих глупых мраморных групп.

Он приблизился, слегка хмурясь.

— Где ты была?

— У стены над морем. Рейф принес мне мой жакет.

Лайл тут же пожалела, что заговорила о жакете. Теперь она его ненавидела. Она отдаст его сразу же, как только придумает кому. Надо придумать кому, чтобы Лайл могла легко и небрежно, так, чтобы услышала Алисия, сказать:

— О, этот мой жакет? Я его отдала. Ужасная вещь! Даже не верится, что я могла его купить.

Да, это был бы верный тон. Именно так обычно изъяснялись Алисия и ее подружки.

Дейл все еще хмурился.

— Тебе лучше побыстрее пойти наверх и переодеться. Алисия уже спустилась.

Он до сих пор сердится! Сердце ее печально замерло. Лайл прошла в свою комнату и закрыла дверь.

Глава 8

Лайл пыталась осмыслить события последних дней. Несколько месяцев назад она бы не поверила, что когда-нибудь настанет такое время, как сейчас. День, когда Дейл был ею доволен, считался хорошим. Когда она лишь немного его раздражала — неплохим. По-настоящему плохими были дни, когда он говорил о Тэнфилде и о том, что Джернингхэмы всегда в нем жили. И ужасными — когда Дейл мучил ее, заставляя пойти к мистеру Робсону, ее опекуну, и убедить его, что часть ее капитала нужно использовать для сохранения Тэнфилда во владении Джернингхэмов. Вначале все дни были хорошими. Потом, когда она глупо и бестактно позволила ему заметить, что Тэнфилд приводит ее в состояние оцепенения, хороших дней почти не стало, зато участились плохие дни. Лайл делала все, что могла, скрывала свои чувства по отношению к Тэнфилду, и иногда все успокаивалось и вновь наступали хорошие времена, совсем как вначале. Так было и в ту неделю, перед поездкой к Крэйнам. Лежа в постели, Лайл вспоминала, как она была счастлива, и старалась отогнать мысль о том, что счастливые дни начались, как только она подписала свое новое завещание в офисе мистера Робсона. И все же почему ей нельзя думать об этом? Она это сделала, чтобы угодить Дейлу. Тогда почему же и ей не может быть приятно? У нее нет более близких родственников, так какое же еще завещание могла она составить? — Ваш отец оставил за вами право выбора, миссис Джернингхэм. За неимением детей, вы можете оставить все ваше состояние вашему мужу. Если дети у вас появятся, вы можете оставить ему пожизненный доход с половины состояния. Конечно, вы можете сделать и любые другие распоряжения, если пожелаете. Я высказался достаточно ясно?

— О да, мистер Робсон. Дейл улыбнулся ей поверх головы старого джентльмена. Его теплый взгляд согрел ее сердце, как солнечный луч. Внезапно она услышала собственный счастливый голос:

— Тогда я сделаю вот что: я оставлю большую часть денег Дейлу. Счастье длилось всю неделю. Вспоминая это время, она словно оглядывалась назад на залитый солнцем сад, полный цветов. Ее радость не могло испортить даже то, что она едва не утонула. Когда она думала об этом, ей вспоминалось только, как, открыв глаза, она ощутила объятия Дейла и как он, задыхаясь, вновь и вновь произносил ее имя:

— Лайл, Лайл, Лайл! Страхам и сомнениям, заставившим ее заговорить с мисс Силвер в поезде, больше не было места в ее сердце. Они исчезли, растаяли, как туман. Если бы только она не сбежала от Крэйнов! Дейл разыскал ее и поцеловал. А потом, когда узнал, что она сбежала, ее счастье закончилось. За весь вечер он ни разу не взглянул на нее. С ней он едва словом перемолвился, хотя с Рейфом и Алисией вел себя очень весело и дружелюбно. А когда они расходились по своим спальням, Дейл сухо пожелал ей спокойной ночи и, войдя в гардеробную, захлопнул дверь.

Лайл лежала, глядя в темноту комнаты. Кровать ее была тяжелой, с пологом. На первый взгляд она напоминала ей катафалк. Лайл ненавидела эту кровать, но когда там вместе с ней был Дейл, когда он был нежен, забывала об этом. Только в те ночи, когда она лежала здесь одна, чувствуя себя совершенно несчастной, ей казалось, что вся эта тяжелая, темная мебель принадлежит не ей, а тем поколениям Джернингхэмов, что рождались, женились и умирали здесь, когда Лайл еще не было и в помине. Слева от кровати располагались три высоких окна, два закрыты портьерами, на третьем занавески раздвинуты. Напротив виднеется дверь в комнату Дейла. Луна бросает бледный квадрат света сквозь незанавешенное окно. Свет доходит до самого порога. Если дверь откроется, он скользнет в соседнюю комнату. Но дверь не откроется. Дейл сегодня не придет. Он бросил ей «спокойной ночи» и ушел. Лайл лежала тихо и неподвижно, и сознание ее постепенно погружалось в темноту. Луна медленно уходила от окна, и комнату тоже заполнял мрак. Между полуночью и часом ночи Лайл незаметно уснула.

В соседней комнате Дейл Джернингхэм проснулся. Вынырнув из глубокого сна, он мгновенно перешел к состоянию чуткого, напряженного бодрствования. Обычно он засыпал, едва опустив голову на подушку, и открывал глаза только в семь часов. Если он просыпался до этого, значит, что-то его разбудило. Дейл приподнялся на локте, снова услышал потревоживший его звук и, откинув одеяло, босиком подошел к двери, разделявшей их с Лайл спальни. Щуря во мраке глаза, он распахнул дверь и встал на пороге, вглядываясь в глубь комнаты. Там было совершенно темно, только сквозь незанавешенное окно проникал слабый полусвет от Луны, скрывшейся в облаках. Кровать, погруженная в тень, казалась черным островком в море тумана. И оттуда доносился дрожащий голос Лайл, жалобно вскрикивающей:

— Дейл… Дейл… Дейл не мог…

Он прикрыл за собой дверь, подошел к кровати и встал в изножье между черными столбами. Теперь он смутно видел ее, лежащую на высокой груде подушек. Она бормотала торопливо:

— Не надо давать мне вашу карточку, мне она не нужна. Не знаю, как я могла бы… Из-за Дейла… Ему бы не понравилось… Дейл не мог. Вы же это понимаете, да? Не может быть, чтобы Дейл… Так что я просто положу вашу карточку в сумку, но не надо думать, что она мне понадобится, потому что я не могу.

Лайл протянула руки, словно пытаясь что-то нащупать.

— Она сказала, повезло, что Лидия умерла. Вот что она сказала: «Удачный несчастный случай для Дейла».

Задрожав на его имени, ее голос растворился в тишине. Она вновь упала на подушки. Он услышал, как она судорожно вдохнула. Потом, словно корчась от боли, резко дернулась вверх.

— Со мной тоже чуть не было несчастного случая. Она сказала, возможно, со мной тоже произойдет несчастный случай, как с Лидией. Дейл не мог…

Слова ее вновь превратились в торопливое бормотание:

— О нет, нет, Дейл не мог…

Дейл продолжал прислушиваться. Когда Лайл затихла, он подошел к комоду между окнами и выдвинул правый верхний ящик. У Лайл так много сумочек! Собираясь к Крэйнам, она надела серый фланелевый жакет и юбку. Значит, серая сумочка.

Дейл вытащил весь ящик, отнес в свою комнату и включил свет. Серая сумочка лежала в самом углу. Открыв ее, он начал рыться в содержимом: носовой платок, помада, румяна и компактная пудра, ключи. Во внутреннем отделении — его собственный моментальный снимок и карточка. Он вытащил ее и повернул к свету. Имя ему абсолютно ни о чем не говорило, но он долго смотрел на него:

МИСС МОД СИЛВЕР

Монтэгю Меншинс, 15

Частные расследования

Вест-Лихем-стрит, Ю.З.

Через некоторое время Дейл снова положил карточку в сумку, а сумку убрал в ящик.

Когда он вернулся в комнату Лайл, там уже было совсем тихо. Задвинув ящик на место, он чуть-чуть постоял, вслушиваясь в молчание, потом приблизился к кровати. Лайл шевельнулась, из горла ее вырвался звук, похожий на рыдание или стон, и она проснулась. На секунду ее охватил ужас: во мраке комнаты стоял кто-то, без звука, без движения. Но как только он произнес ее имя, страх мгновенно уступил место радости.

Она сказала нежно:

— Ах, милый, ты меня напугал.

И он подошел к кровати, и опустился на колени, и обнял ее.

— Это ты меня напугала. Ты кричала во сне. Что с тобой было, приснился кошмар?

— Да, ужасный сон! Но теперь это не важно.

Все было совершенно не важно, если рядом был Дейл, если он был с ней нежен. Кошмары ей больше не снились, а когда она проснулась, в окна светило солнце и Дейл наливал чай. Если какая-то тень и пролегла между ними, теперь она исчезла, будто ничего и не было. Сразу после завтрака Дейл собирался на аэродром, как раз сейчас ему страшно нравилось летать. Они поговорили об этом, и о полетах, и о том, как удачно ему удалось продать взлетную площадку по собственной цене. По правде говоря, в основном говорил он, а Лайл просто радовалась, потому что Дейл был доволен.

— Интересно, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что когда-нибудь эта вересковая пустошь принесет такой доход. Но в случае войны очень значительные денежные ассигнования будут выдаваться на выращивание пшеницы, а война непременно будет. Во времена моего деда можно было стоять там, где теперь аэродром, спиной к морю, и не видеть перед собой ничего, кроме пшеницы. Забавно, если все это вернется. Тогда на этом сколачивались большие состояния. Но к несчастью, такого не повторится. Они уж как-нибудь ухитрятся содрать с нас всю нашу прибыль, черт их возьми!

Дейл сидел на краю кровати, волосы его были взъерошены, глаза улыбались. Пижама в голубую и белую полоску подчеркивала темный цвет его чистой, смуглой кожи. Расстегнутый воротничок открывал взгляду сильную шею. Лайл почувствовала, как ее захлестывает древний инстинкт преклонения перед героями. В этом чувстве было что-то примитивное, и она ощутила стыд. Дейл… Другие женщины считали его красивым, преследовали его. Некоторые даже не стеснялись довольно грубо проявлять свои чувства. Но он — не для них. Он принадлежит ей! Лайл не хотела испытывать таких собственнических чувств, но она ничего не могла с собой поделать.

Дейл засмеялся и спросил:

— О чем ты думаешь?

И когда она ответила:

— О тебе, — он обнял, поцеловал ее и, не отнимая от нее руки, произнес:

— Продолжай, дорогая, потому что я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — спросила Лайл, и сердце ее похолодело, когда она услышала ответ:

— О Тэнфилде.

Дейл слегка отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Его рука соскользнула с ее плеча и остановилась на колене.

— Видишь ли, я должен дать ответ Тэтхему.

— Да.

На большее она была не способна. Ей показалось, что вся их жизнь зависит от того ответа, который предстоит дать Дейлу. Если он примет предложение мистера Тэтхема, продаст Тэнфилд и переедет на две мили дальше от моря, в Мэнор-хауз, они смогут жить счастливо. Но если он не сможет расстаться с этим домом, Тэнфилд по-прежнему будет высасывать из них все соки, и они станут подобны седым, полумертвым старикам, волокущим непосильную ношу на вершину бесконечной горы. Она сцепила руки так крепко, будто пыталась удержать что-то очень важное, что Дейл пытается отнять. Не только у нее — у них обоих.

Лайл пристально смотрела в его лицо. В ее глазах читалось мрачное предчувствие: ведь каждый раз после разговора о Тэнфилде их отношения оказывались почти на грани разрыва. Но сегодня лицо Дейла было серьезным, а не угрюмым. Он оперся на руку и сказал:

— Тэтхем дает хорошую цену. Многие назвали бы меня дураком за то, что я отказываюсь от сделки. Но ты не относишься к большинству. Ты — моя жена, Лайл. Если у меня будет наследник, его матерью будешь ты. Вот об этом я и хочу поговорить с тобой.

Внезапно голос его изменился и сорвался:

— Так трудно заставить тебя понять. А я ужасно нетерпелив. Я начинаю сердиться и говорю разные вещи, а ты обижаешься и пугаешься, и у нас ничего не выходит. Но я подумал, что мы могли бы поговорить об этом иначе. Я подумал, что ты могла бы попытаться понять мою точку зрения.

Дейл увидел, как Лайл побледнела. Краска сбежала с ее щек, и кожа стала белой. Она прошептала почти беззвучно:

— Я постараюсь.

Он выпрямился, глядя в другую сторону.

— Тебе не нравится Тэнфилд, ты ясно дала это понять. Нет, нет, все неправильно, я хотел сказать совсем по-другому. Так чертовски трудно заставить тебя понять…

Дейл снова повернулся к ней.

— Лайл, помоги мне, постарайся понять.

— Да, да.

— Тогда вот так… Если у тебя есть дом, который принадлежал семье так долго, как Тэнфилд, то он уже не твой. Это как родная страна: ты ей принадлежишь. Она — на первом месте. Посмотри на картины в длинной галерее. Все эти люди жили здесь, проводили здесь весь свой век. Многие из них оставили какой-то след в своей эпохе. И все они уже покинули этот мир. Но Тэнфилд остался. И он по-прежнему будет стоять здесь, когда мы умрем, а если у нас будут сыновья, он все еще будет существовать и после их смерти. Разве ты не понимаешь, что я хочу сказать? Наша жизнь не имеет значения, как и жизнь наших детей. Мы исчезнем, и они исчезнут, а Тэнфилд останется.

Глаза его вспыхнули, щеки порозовели.

Лайл смотрела на него, цепенея от ужаса. Он сказал: «Ты могла бы попытаться понять», и она ответила: «Я постараюсь». Но ей не нужно было стараться. Понять было очень легко. И чем яснее она понимала его слова, тем страшнее ей становилось. Значит, люди, человеческие жизни, Дейл, она сама, их дети — ничто перед этой огромной, бездушной казармой, которую бесконечные жертвоприношения все новых и новых поколений делают еще уродливее и дороже! Да, это была вполне понятная точка зрения, но Лайл она казалась совершенно дикой и пугающей.

Дейл поднялся, прошелся до окна и вернулся. Ему не удалось переубедить ее, его слова не вызвали в ней никакого отклика. Он это ясно видел: в лице у нее — ни кровинки, взгляд прикован к нему. Лайл произнесла чуть слышно:

— Я ничем не могу помочь.

Он стремительно опустился на кровать рядом с ней.

— Да. Пока чувствуешь так, как сейчас. О Лайл, дорогая, неужели ты не понимаешь? Бесполезно идти к мистеру Робсону, пока ты так чувствуешь. Я знаю, ты уже просила его позволить тебе потратить часть своего состояния на Тэнфилд, но даже если ты попросишь его сотню раз, он все равно скажет «нет», потому что видит: на самом деле ты этого не хочешь. Если бы ты чувствовала по-другому, он бы разрешил. Он знает, что ты ненавидишь Тэнфилд, поэтому не поможет тебе спасти его.

Лайл посмотрела на него жалобно.

— Я попрошу его, Дейл, правда!

Он порывисто откинулся назад.

— Ты уже просила его, но ничего не вышло. Он никогда ничего не сделает, пока не будет уверен, что ты действительно этого хочешь. Ты могла бы его убедить, но тебе это не удастся, пока ты сама не захочешь спасти Тэнфилд. Он чертовски проницателен и не делает ничего именно потому, что знает: тебе на самом деле это не нужно.

Дейл отошел от кровати и остановился, глядя в окно.

Лайл сидела очень прямо, не опираясь на подушки, не в силах пошевелиться — настолько сковало ее напряжение. Она пыталась унять бившую ее дрожь, заставить свой голос звучать ровно, остановить захлестнувшую ее волну страха. Принудить себя захотеть того же, чего хотел Дейл. Если она искренне захочет спасти Тэнфилд, ей удастся переубедить мистера Робсона. Дейл так сказал. И это правда. И никакое притворство не поможет. Но как можно заставить себя захотеть того, от чего все внутри холодеет?

Лайл была мягкой, но не податливой. Эгоизм был ей чужд, и она могла бы сделать многое, лишь бы порадовать Дейла. Но ничто не могло изменить ее твердого убеждения: Тэнфилд вытянет из них все соки и сведет в могилу, если дать ему волю. Именно так она думала: дать волю Тэнфилду, не Дейлу. Дейл — всего лишь его орудие. Эта уверенность сидела где-то очень глубоко, на уровне инстинкта, поэтому Лайл не могла от нее отмахнуться. Она может снова пойти к мистеру Робсону, как уже не раз ходила, и вернуться с тем же результатом. Потому что он поймет, как понимал и раньше, что она всего лишь повторяет слова Дейла.

Лайл дала бы Дейлу денег, если бы могла сама ими распоряжаться. Сквозь сковавшее ее оцепенение она вдруг ощутила укол злой радости оттого, что это не в ее власти. И напряжение отпустило ее. Лайл откинулась на подушки, перестав бороться с собой, и в тот же момент Дейл обернулся и подошел к ней.

— Лайл, дорогая! Я просто животное! И за что только ты меня любишь? Ведь ты же любишь, правда? Но я не понимаю почему. Послушай, мы больше никогда не будем об этом говорить. Я прямо сейчас все тщательно изучу, и, если мне станет ясно, что у меня не хватит средств, я приму предложение Тэтхема. У меня есть время до конца недели, а может быть, я смогу и еще дольше потянуть с ответом. Есть совсем небольшой шанс, что министерству воздушного флота потребуются еще земли — я слышал какие-то разговоры о расширении. Надо выяснить, смогу ли я добиться от них определенности прежде, чем должен буду дать ответ Тэтхему.

Дейл сидел на кровати рядом с Лайл, одной рукой обнимая ее. Лицо его выглядело оживленным. Всякое напряжение исчезло. Он прижался щекой к ее лицу, слегка встряхнул ее.

— Сегодня я не могу поехать в Лондон, я собирался полетать. Черт! И завтра тоже! Но вот что я сделаю: я напишу Джарвису и попрошу его выяснить все, что можно, а сам приеду завтра днем. Ты можешь отвезти меня в Ледлингтон, чтобы я успел на поезд в три двадцать. Потом я разыщу Джарвиса и выясню, как и что, и если узнаю что-то обнадеживающее, поеду в министерство утром. Как тебе этот план?

Лайл смотрела на него со счастливой улыбкой. Сердце ее пело. Все снова стало прекрасно. Она ответила:

— Это чудесный план.

Дейл нежно прикоснулся к ее плечу.

— Никогда не переставай любить меня, Лайл!

Глава 9

Впоследствии, когда Лайл вспоминала этот день, он казался ей светлой полосой, разделившей две бездны мрака. Окном в темной комнате, сквозь которое она видела солнце. Но когда он был прожит, то присоединился к череде тех ничем не примечательных дней, когда все идет как будто бы хорошо. Небо было голубым и безоблачным, море — синим и спокойным, и часы проходили, не отмеченные никакими событиями. Дейл вернулся с летного поля веселый и в течение всего ленча сыпал техническими терминами. Рейф уехал до вечера, как и Алисия, поэтому они были за столом одни. Чуть позже они отправились купаться, и Лейл преподал ей урок плавания. Той ночью Лайл спала тем прекрасным сном без всяких видении, что освежает и приносит настоящий отдых.

На следующий день утром все сидели за столом, когда Алисии позвонили по телефону. Рейф уже закончил завтрак и, откинувшись на стуле, курил сигарету. Он работал в отделе дизайна в той самой компании, что пару лет назад купила у Дейла участок земли под новый авиационный завод. Теперь Рейф сидел, поглядывая на часы, по своему обыкновению откладывая уход до последней секунды.

Алисия вернулась в комнату, сияя насмешливой улыбкой. Усевшись в кресло, она обратилась к Дейлу:

— Это, милый, была Эйми.

— Какая Эйми?

Алисия рассмеялась.

— А ты их много знаешь? Мне казалось, что одной ее вполне достаточно. И даже чересчур много. Эйми Мэллем, милый. Она гостит у Кроуфордов и хочет сегодня приехать на ленч.

— Как забавно! — сказал Рейф. — Я в отчаянии, что не смогу увидеться с ней. Зато тебе больше достанется.

Он лениво поднялся и послал Лайл воздушный поцелуй:

— Дитя мое, ты даже не знаешь, как тебе повезло. Передайте ей мои искренние уверения в преданности.

— Если ты не поторопишься, то опоздаешь, — предупредила Алисия.

— Не особенно. Я хожу по краю, но не оступаюсь — именно так сказал мне старый Мэллеби буквально в эту субботу вечером. Прощайте, дети мои, радуйтесь жизни.

Рейф вышел, оставив дверь открытой.

Дейл поднялся и захлопнул ее. Лицо его стало напряженным и сердитым.

— Что ты ответила ей, Алисия?

Она пожала плечами:

— А что обычно отвечают в таких случаях?

Алисия заговорила преувеличенно вежливым голосом:

— «Моя дорогая, как чудесно! Мы будем просто счастливы увидеть тебя, особенно Дейл». Вот что я ответила.

— Не будь дурочкой, Лэл! Она не может прийти сегодня. Сегодня утром я собираюсь летать, а днем поеду в город. Лайл отвезет меня в Ледлингтон, так что, если только ты не хочешь общаться с ней с глазу на глаз…

Глаза Алисии сверкнули.

— О нет, ты не можешь меня оставить, милый! Эйми не моя подружка.

— Тогда тебе стоит перезвонить и сказать, что мы сегодня не можем ее принять.

Лайл сидела, немного сбитая с толку, не совсем понимая, в чем дело. Эйми Мэллем. На мгновение это имя задержалось на поверхности ее памяти и скользнуло в глубину, как упавший в воду камень. Это ведь та женщина, которую она слышала из-за изгороди, — «оса в горшке с патокой», как сказал Рейф. Легкий озноб прошел по ее спине. Лайл посмотрела на Алисию и услышала ее голос:

— Я не могу этого сделать. Кроуфорды собираются навестить Джоан в школе — у нее какие-то проблемы, кажется. И конечно, им не хочется брать Эйми с собой.

Теперь Алисия говорила серьезно.

— Послушай, лучше тебе позволить ей приехать и заставить себя поговорить с ней. До часу она не появится, а если ты хочешь успеть на поезд в три двадцать — я полагаю, тебе нужен этот поезд.

— Мы сможем выйти без пятнадцати два.

— Мы?

Алисия рассмеялась.

— Я не позволю бросить меня на растерзание волкам. К тому же я хочу забрать свою машину. Лэнгем сказал, она будет готова после трех, так что я похожу по магазинам и приеду домой.

Обойдя стол, она встала рядом с Дейлом и понизила голос до конфиденциального бормотания:

— Правда, милый, тебе лучше разрешить ей приехать. Из нее так и сыпались всякие намеки: а почему тебя не было у Крэйнов и почему Лайл уехала в такой спешке, ведь ей особенно хотелось увидеть ее. Ну, ты же знаешь: чем больше ты будешь стараться от нее отделаться, тем решительнее она будет настроена. И в результате она уедет и будет всем рассказывать, что ты не позволил ей увидеть Лайл.

Слова эти предназначались только для его ушей, но Лайл их услышала. Получалось, что она подслушивает их разговор. Она заметила, что Алисия посмотрела на нее, а Дейл нахмурился. Щеки ее вспыхнули, она оттолкнула стул и выбежала из комнаты.

Ни Дейл, ни Алисия, казалось, не заметили ее ухода. Между ними происходила почти безмолвная битва. Или, скорее, разгорался новый виток давней войны. Дейл грозно смотрел на Алисию, но на нее это не действовало. Взгляд ее сверкающих от злости глаз, казалось, говорил: «Почему ты боишься Эйми? Ведь ты же боишься! Я смогла бы тебя защитить — мы с ней два сапога пара. Но почему я должна тебя защищать? Ты меня не дождался. Ты выбрал Лайл, так пусть она тебя защищает!» Злоба ее вылилась в мягкий насмешливый смех:

— Лучше смирись с неизбежным, милый! Эйми все равно приедет.

Сказав это, Алисия встала на носки и поцеловала его в подбородок.

Лайл провела все утро в храбрых попытках взять себя в руки, не обладая достаточной для этого храбростью. Она надела новое льняное платье соломенного цвета, в тон волос, и слегка приободрилась, увидев себя в нем. Лайл наложила чуть больше косметики, чем обычно, — мало ли что могло случиться, а так Эйми Мэллем не увидит ее бледной. В конце концов, что эта женщина может сделать или сказать в лицо Дейлу, сидя за его столом? Расстраиваться совершенно не из-за чего. Скорее всего, оса спрячется в патоке, вот и все.

Миссис Мэллем приехала в маленьком, быстром и маневренном автомобиле и слишком ярком наряде. На ней было платье с очень короткой блестящей юбкой и облегающим изумрудно-зеленый лифом в белую полоску. К этому платью она надела зеленые туфли, а голову украшала плетеная повязка цвета платья. Волосы под ней казались чрезмерно густыми и золотистыми. И волос, и золота было до неправдоподобия много. Бюст тоже был слишком велик для того, чтобы так плотно обтягивать его легкомысленной полосатой тканью. Если ты одарена таким обилием плоти, вряд ли стоит столь хвастливо выставлять ее напоказ.

Но во всем остальном природа явно поскупилась на Эйми. Глаза, которым следовало быть большими и голубыми, оказались узкими, близко посаженными и имели какой-то неопределенный цвет. Узкие губы были почти бесцветными, щеки — бледными и склонными к одутловатости.

Эйми заключила в объятия Алисию, руку, унизанную кольцами, положила на локоть Дейлу и проговорила, глядя на Лайл:

— Так это и есть новобрачная! Кого же из вас мне следует поздравить?

Лайл узнала голос, который говорил «удачный несчастный случай для Дейла». Он был таким тягучим, будто его обременяла собственная тяжкая сладость.

На мгновение Лайл застыла и онемела. Но через секунду она уже автоматически жала руку миссис Мэллем и говорила: «Как поживаете?» Ладонь Эйми, полная и теплая, обтянутая замшей, цепко обхватила руку Лайл, сжимая ее: она так и не сняла перчатки. Вновь раздался тягучий голос:

— Пожалуй, мне стоит поздравить Дейла.

Ее вторая рука все еще касалась его локтя. Эйми повернулась к Дейлу:

— Но я почти на полгода опоздала. Думаю, ты уже выслушал сотни поздравлений.

Он улыбнулся.

— Чем больше, тем лучше, Эйми. Мне удивительно повезло, поэтому мне приятно вновь и вновь слышать об этом.

Эйми рассмеялась.

— Милый, тебе всегда везло! Как тебе это удается? Хотела бы я обладать твоим секретом!

Ленч прошел вполне приятно, по крайней мере для Эйми Мэллем. В основном говорили они с Дейлом. Алисия, пребывая не в лучшем настроении, изредка вмешивалась, если ее что-то интересовало, и ела только фрукты.

— Но, дорогая, тебе не нужно худеть, — сказала Эйми.

Взгляд Алисии скользнул по тарелке миссис Мэллем. Она ответила:

— Моя дорогая, когда это становится необходимым, — уже поздно. Я стараюсь сохранить фигуру.

Миссис Мэллем расхохоталась.

— А я о своей не в силах заботиться. Если ей суждено вернуться в прежнюю форму, это случится само собой. Я обожаю хорошо поесть, и мне наплевать, кто что думает об этом.

Она обратилась к Лайл:

— Вы не представляете, как я была разочарована, не увидевшись с вами у Крэйнов. Я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что вы уехали. Видите ли, мне удалось добраться туда только около полуночи в пятницу, потому что по дороге я заехала к моей кузине леди Лоусток, а она настояла, чтобы я осталась на обед. Очень дурно с ее стороны и неосмотрительно — с моей. Мэриан Крэйн была в ярости! Но я сказала ей: «Мы с Памелой были кузинами еще за двадцать лет до того, как я познакомилась с тобой, и она так настаивала!» Вы, конечно же, знакомы с Лоустоками?

— Боюсь, что нет.

Миссис Мэллем, казалось, была шокирована.

— Куда только смотрел Дейл! Он должен был познакомить вас со всеми в округе. Наверное, хочет вас спрятать для себя одного! Но он просто обязан свозить вас в гости к Памеле Лоусток. Она — очаровательное создание и старая подруга Дейла. По правде говоря, было время… Но ведь не стоит ворошить прошлое, правда?

Прозвенел легкий смех Алисии.

— Почему бы и нет, Эйми? Нет ничего лучше старой лжи — никто не может ее проверить.

За это она получила мягкий шлепок по руке и кривую улыбку.

— Ты всегда так мило шутишь, дорогая.

Эйми опять повернулась к Лайл:

— Мы прогуляемся по саду, и я расскажу вам обо всех старых увлечениях Дейла.

Лайл, однако, удалось избежать этого сомнительного удовольствия. Когда ленч был окончен и все допили кофе. Дейл объявил, что ему нужно успеть на поезд и Лайл повезет его и Алисию в Ледлингтон. Времени на прогулки по саду не осталось.

Если миссис Мэллем и была разочарована, она умело это скрыла. Повернувшись к Лайл с безмятежной улыбкой, Эйми поинтересовалась, не могли бы они вдвоем подняться наверх.

— Всего лишь слегка привести себя в порядок, мой дорогой Дейл.

Если он и намеревался предотвратить их тет-а-тет, то теперь был явно беспомощен. Алисия, которая могла бы оказать ему некоторую поддержку, просто саркастически подняла бровь и исчезла в направлении собственной комнаты. Так что Дейлу пришлось смотреть, как Лайл и Эйми поднимаются по черно-белой мраморной лестнице. Когда они оказались на галерее прямо над его головой, он различил их голоса — по крайней мере голос Эйми:

— Нет другого такого места, как Тэнфилд.

Миссис Мэллем повторила эту фразу, пудря нос перед зеркалом в спальне Лайл. Оно стояло, повернутое к свету, Целиком отражая комнату, которая выглядела темной, несмотря на три высоких окна. Почти всю противоположную стену занимал огромный гардероб красного дерева. Из-за своей темной гладкой поверхности, необъятной высоты и глубины он напоминал мощный утес на равнине. Шкаф этот только поглощал свет, не отражая его. Между двумя дверями стоял массивный комод. На полу лежал один из тех добротных, прочных викторианских ковров, зелено-коричневые узоры которого теперь уже слились в один тусклый тон. Тот же рисунок повторялся на темном шелке занавесей. Вся обстановка этой мрачной комнаты когда-то стоила очень дорого, а теперь весь дом и эта комната вместе с ним с большим достоинством медленно приходили в упадок. С достоинством и навевая грусть.

Миссис Мэллем повернула лицо с сильно напудренным носом к хозяйке.

— Дорогая, почему бы вам тут все не подновить? Комната очень красивая, но вы же — не собственная прапрабабушка! Неужели вам не набили оскомину эта вареная говядина и шпинат?

Эти слова покоробили Лайл и в то же время вызвали в ней внутренний отклик. Она постепенно привыкала к голосу миссис Мэллем. Из ее памяти начали выветриваться слова, подслушанные у тисовой изгороди. Эйми, разумеется, казалась ей плохо воспитанной и утомительной особой, но Лайл чувствовала радость, оттого что она приехала. Ведь само то обстоятельство, что миссис Мэллем столь явно оказалась всего лишь вульгарной сплетницей, лишало все ею сказанное какой-либо ценности. Лайл заговорила легко и дружелюбно:

— Здесь все довольно старомодное и мрачное. Но вам не кажется, что к комнате подходит эта обстановка? В конце концов, Тэнфилд-Корту ведь очень много лет, и Дейл вряд ли захочет что-то менять.

Эйми смеялась, не разжимая рта. Губы ее вытягивались в тонкую искривленную линию, и смех напоминал бульканье воды в закупоренной бутылке. Нет, не воды — патоки. Рейф придумал очень точное сравнение.

— Ну, моя дорогая, как бы то ни было, Дейл уже произвел одну перемену к лучшему. Я полагаю, вы не были знакомы с Лидией? О, вы не могли ее знать. Вам, вероятно, не было еще и десяти или двенадцати лет, когда она умерла.

— Наверное, — согласилась Лайл. Ей хотелось поменять тему разговора, но не приходило в голову, как это сделать.

Эйми взглянула на нее своими узкими глазками. На губах ее вновь заиграла кривая улыбка.

— Знаете, все были просто поражены тем, что он на ней женился. Конечно, она была богата, но за Дейла любая бы пошла. Моя кузина Памела Лоусток была от него без ума. Но теперь вам не стоит ее опасаться, она предана своему Джошуа. Знаете — «Бесподобный эль Лоустоков»? Приносит кучу денег. А тогда у нее не было ни гроша, поэтому Дейла она не заинтересовала. Ему просто необходимо было жениться на деньгах. Я всегда говорила: Тэнфилд похож на одно из тех чудовищ, которым в древние времена приносили жертвы.

Она рассмеялась своим приторным смехом.

— Приносили в жертву девственницу. Джернингхэмы всегда женились на деньгах — по-другому просто нельзя. А Тэнфилд все проглатывает и требует еще.

Одна половина Лайл возмутилась. Но вторая печально склонила голову, сказав: «Да, это правда». Лайл побледнела, но заставила себя улыбнуться и сказать:

— Это звучит довольно грустно. Вы готовы? Мы можем идти?

Глава 10

Дейл сказал, что Лайл повезет их в Ледлингтон. Но машину повел он сам. Автомобиль принадлежат Лайл, но, как и многие хорошие водители, Дейл не выносил, если за рулем был кто-то другой. Лайл почувствовала облегчение, увидев, что он садится на место шофера. Она бы с радостью позволила Алисии занять переднее сиденье рядом с ним, но муж с таким раздражением в голосе воскликнул: «Ерунда, это твое место!» — что она уселась без дальнейших возражений.

Алисия хлопнула задней дверцей чуть сильнее, чем требовалось. Поверх льняного платья без рукавов на ней был жакет из веселой черно-белой клетчатой ткани, темные кудри покрыты белым платком. Щеки ее горели, а глаза сверкали. Лайл порадовалась, что ей не придется везти Алисию домой.

Дейл вел машину необычно медленно. Он отделался от Эйми Мэллем, устроив, как она выразилась, «дурацкую суету», чтобы якобы не опоздать на поезд, до которого на самом деле была куча времени. И теперь их автомобиль лениво тащился в горку по проселочной дороге, вьющейся между деревней Тэнфилд и главным шоссе на Ледлингтон. Шоссе проходило по пологому склону холма, а деревня пряталась в лощине этого склона, где и стоял Тэнфилд-Корт.

— Мы едем на похороны? — кисло поинтересовалась Алисия со своего заднего сиденья.

Дейл ничего не ответил, мрачно глядя на дорогу. Секунду спустя он резко спросил:

— Когда ты в последний раз ездила на этой машине, Лайл?

— Вчера, — ответила она.

Дейл продолжал хмуриться.

— С управлением было все в порядке? Ты ничего странного не заметила?

— Нет. А что-нибудь случилось?

С его лица не сходило выражение настороженности.

— Нет. Я не знаю. Сейчас, на подъеме, мне показалось, что-то не так. Будь поосторожнее на обратном пути. Пусть Эванс проверит машину. Да, вот когда нам пригодился бы Пелл — лучший механик, который когда-либо у меня был.

Лайл произнесла:

— А Эванс… — и сразу же пожалела, что не удержала язык за зубами.

— Эванс — шофер. Не уверен, что ты понимаешь, в чем разница. Женщины ни черта не смыслят в механике, а ты — особенно. Я свалял дурака, отпустив Пелла.

Алисия рассмеялась:

— О милый, приведя в дом Лайл, ты уже не мог держать механика, который так безответственно вел себя с деревенскими девушками. Естественно, он должен был уйти.

Лайл выпрямилась и сказала, обращаясь к Дейлу, а не к Алисии:

— Ты сам принял это решение. Коулы — твои арендаторы. Ты сказал, что он должен уволиться, после того как мисс Коул пришла к тебе по поводу Сисси.

Дейл посмотрел на нее хмуро, но она выдержала его взгляд. Тэнфилд и деревенские арендаторы — все это задевало его гордость. А Пелл был чужаком, из Пэкхемуэй. И Алисия не имеет права вмешиваться — это не ее дело. Дейл недовольно проговорил:

— Меня раздражают эти неполадки в управлении.

— Вчера все было в порядке, — ответила Лайл. Вопрос об управлении ее совершенно не волновал. Дейл привык водить большие автомобили, и маленькие нагоняли на него тоску. Каждый раз, садясь в ее машину, он начинал ворчать: то слишком большое опережение зажигания, то тормоза не отрегулированы, всегда что-то было не так. Лайл неплохо водила, но, как большинство женщин, совершенно не интересовалась технической стороной. Поэтому в данный момент ее больше заботило плохое настроение Дейла, а не его слова об управлении.

— Ерунда все это! — провокационно сказала Алисия, но вновь не получила ответа.

Всю дорогу до Ледлингтона Дейл говорил о машинах вообще и конкретно о недостатках автомобиля Лайл. Он явно был недоволен, не только машиной, но и ее владелицей. У Лайл начало складываться четкое ощущение, что он именно ее винит в этих неполадках. И вслед за этим ощущением возникла другая мысль: если бы ее машина была получше, Дейл не сердился бы на нее. А почему бы не купить хорошую машину? У нее ведь полно денег. Но она упрямо ездит на машине, которой стыдится ее муж, а это значит, что у Лайл отвратительный характер. Все это сказали ей не слова Дейла, а его тон. В его раздражении так ясно читались все эти мысли, что Алисия вскоре не выдержала и расхохоталась с явным удовольствием.

Правда, когда они добрались до станции, настроение Дейла изменилось. Он взял руку Лайл и сжал ее.

— Ты ничего не понимаешь в автомобилях, — сказал он. — Женщины в этом деле — полные профаны, а ты — хуже всех.

Резкими были только слова, голос его ласкал ее, глаза улыбались. Сияя, Лайл повернулась к нему.

— Неправда!

— Неужели? Теперь послушай, дорогая. Мне не нравятся эти неполадки. Пусть кто-нибудь посмотрит, в чем дело, и лучше поскорее. Отгони ее к Лэнгему.

— Но…

— Сделай это. Меня это успокоит.

Дейл отпустил ее руку, легко поцеловал в щеку и выпрыгнул из машины.

— Увидимся завтра, — сказал он своим спутницам и ушел.

Лайл проводила его взглядом и только после этого тронулась в путь. Возможно, именно эта мелочь оказалась последней каплей, заставившей прорваться наружу раздражение Алисии. Едва машина отъехала, она заговорила. В ее вкрадчивом голосе звучало опасное напряжение:

— Я полагаю, тебе нравится, когда с тобой так нянчатся. Мне бы это показалось отвратительным. «Милая, ты ничего не понимаешь в автомобилях!» — Алисия, понизив голос, удивительно похоже изобразила интонацию Дейла. — Хотела бы я посмотреть на мужчину, который осмелится так разговаривать со мной!

«Ты хотела бы, чтобы Дейл сказал это тебе. О, как тебе этого хочется!» — подумала Лайл.

Гараж Лэнгема находился на середине улицы, по правую сторону. Лайл в любом случае нужно было завезти туда Алисию. Она считала каждую секунду то того счастливого момента, когда ей удастся избавиться от кузины Дейла. Нельзя ничего отвечать, нельзя начинать ссору. Если Лайл поссорится с Алисией, Дейл страшно разозлится. Нужно просто довезти ее до гаража и сразу же уехать.

Но Дейл сказал, что нужно подождать, пока ее машину осмотрят!

О нет, нет! Только не теперь, когда рядом Алисия, да еще в таком настроении! Можно добраться до дома, где машину осмотрит Эванс. Дейл не рассердится.

— Ты можешь сама о себе позаботиться, а не зависеть от Дейла или кого-нибудь еще? В тебе есть хоть капля настоящей, горячей крови? Я в это не верю! У тебя в жилах — только разбавленное водой молоко! Как ты думаешь, сколько еще Дейлу будет нужно разбавленное молоко?

Алисия зло рассмеялась.

— Неужели у тебя даже не хватает духу послать меня за это к черту? Нет, не хватает, черт возьми!

Лайл остановилась на обочине, прямо перед воротами гаража. Выйдя из машины, она стояла, дожидаясь Алисию. Кровь отлила от ее щек, но дрожь прошла. Лайл даже открыла для Алисии заднюю дверь. Мгновение они стояли друг против друга, обе с побелевшими лицами. Бледность делала Алисию некрасивой, заставляла ее выглядеть старше своего возраста, под глазами обозначились синяки. А Лайл выглядела трогательно юной, как ребенок, которого обвиняют в чем-то, а он не понимает в чем. Она сказала:

— Ты уверена, что твоя машина готова? Я подожду, пока ты не выяснишь.

Алисия уставилась на нее.

— Подождешь? Тебе нужно ждать свою машину, детка, разве нет? А мою не надо ждать, она готова.

Ничего не ответив, Лайл села в свой автомобиль и уехала.

Глава 11

Проехав около половины мили, Лайл затормозила у обочины и опустила верх автомобиля. Одна из причин ее упорной привязанности к этой маленькой машине заключалась в возможности полностью раскрывать ее и ехать без крыши, ощущая над собой лишь небо. Лайл ездила так только в одиночестве или иногда с Рейфом. Ей нравилось чувствовать, как ветер играет ее волосами, и видеть в вышине облака и самолеты, свободные и недостижимые.

Когда Лайл снова села в машину, сердце ее уже билось размеренно. Дейл уехал в Лондон. Алисия — с глаз долой, из сердца вон. Теперь она сидела одна в своей машине и могла ехать куда угодно. Солнце и ветер принадлежали ей, а она — никому. Она была совершенно свободна. Это был побег от всякого принуждения. Лайл чувствовала себя, как ребенок, сбежавший от взрослых с их непонятным образом жизни. Она вырвалась и обрела свободу мысли и свободу действий, подчиняясь древнейшему в мире инстинкту.

Лайл медленно ехала по прямой, ровной дороге. По обе стороны тянулись поля с видневшимися тут и там фермами, коттеджами, рощицами. Над ее головой простиралось бледно-голубое безоблачное небо. Лишь поток воздуха шевелил волосы от движения вперед. Наконец вдалеке, у самого горизонта, она увидела синюю полосу моря. Но когда Лайл свернула на покатый проселок перед деревней, блестящая синева скрылась за высоким берегом и деревьями по обочинам дороги. В самом начале дорога шла под уклон плавно, но затем, перед опасным поворотом, спуск становился круче, — а за поворотом еще круче.

Именно на этом вираже Лайл вспомнила о неполадках в управлении. Начав поворачивать, автомобиль вдруг съехал с середины дороги. Руль так резко дернулся в руках Лайл, что она не смогла его удержать. Машина на бешеной скорости проскочила поворот и стремительно понеслась вниз по склону, подскакивая и скользя на неровной поверхности. Приближался второй поворот, направо, где прямо на дорогу выходила боковая стена сенного сарая Куперов. Ее выкрасили в белый цвет после того, как кто-то врезался в нее темной ночью. Теперь машина Лайл неслась прямо на нее. Белизна известки слепила глаза. Тот человек погиб. Машина его разбилась вдребезги. Лайл снова ухватилась за Руль, но обнаружила, что он лишь бесполезно болтается в ее руках. Тогда она отпустила руль, открыла дверь и выпрыгнула из машины.

Рейф Джернингхэм из-за поворота увидел, как автомобиль на полной скорости влетел в стену. Он, не помня себя, бросился туда. Рейф заранее вышел на дорогу, чтобы встретить Лайл. Теперь, подбегая к разбитой машине, он был полностью уверен, что сейчас обнаружит там мертвое тело. Позади него раздались быстрые шаги: к машине бежал Купер, его побагровевшее лицо конвульсивно дергалось. Машина напоминала игрушку, раздавленную чьей-то ногой, но на водительском месте никого не было. Рейф быстро взглянул на пустое сиденье, чуть перевел дух и бросился дальше по склону, чувствуя, как кровь стучит в висках.

Лайл лежала у изгороди, лицом вниз, раскинув руки. Она выпрыгнула из машины в том месте, где в поле Купера вливалась оросительная канава, и упала на толстый ковер из травы, росшей на сыром дне. Лайл была жива. Рейф увидел, как рука, сжимавшая пучок травы, шевельнулась, голова дернулась.

Молодой человек на мгновение замер, потом бросился на колени рядом с ней:

— Лайл!

Да, она была жива. Опершись о край канавы, она смогла подняться. Теперь молодые люди стояли на коленях, уставившись друг на друга. Немного крови запеклось на ее побелевшем лице. Ее серые глаза бессмысленно смотрели на Рейфа.

— Ты поранилась?

Она ответила:

— Нет… Я не знаю… Я думала, я умерла…

— Я тоже.

Вскоре на место происшествия сбежалась вся деревня: Купер и миссис Купер, мисс Коул с почты, ее племянница Сисси, местная портниха, бравшая работу на дом, и ее брат — владелец магазина одежды, булочник мистер Мэггс, старый мистер Обедайя Крисп и сборище юных Криспов — Коулы и Куперы, все связанные кровным родством или браками, все крайне перепуганные, взволнованные, испытывающие заботу и любопытство. Их несколько разочаровало то обстоятельство, что Лайл ничего не сломала, а значит, не такой уж это был и несчастный случай. Но, как утешительно заметила миссис Купер, «сломанные кости не всегда сразу заметны».

Лайл сидела на траве, смягчившей ее падение, и осторожно ощупывала себя, одновременно повторяя как можно тверже:

— Со мной все в порядке.

Рейф поймал в толпе мисс Коул и обратился к ней:

— Послушайте, позвоните к нам домой. Скажите, чтобы прислали Эванса на другой машине. И пусть поторопятся. Я хочу доставить миссис Джернингхэм домой.

— Как это могло случиться? — проговорила Сисси Коул. Она проводила взглядом тетушку и вновь уставилась на Лайл.

«Одна из тех неприятных девиц, которые не удостоят тебя даже взглядом, боясь, что ты позволишь себе лишнее!» — подумал Рейф с внезапным раздражением. Ему ужасно не нравилась Сисси — высокая, худая девица с соломенными волосами, как будто злая карикатура Лайл. К тому же не слишком чистоплотная. Она закинула прядь бесцветных волос за ухо и повторила заунывным, скорбным тоном:

— Из-за чего же это могло случиться?

Двумя часами позже Рейф Джернингхэм задал тот же самый вопрос, правда, в другой форме.

Лайл отказалась лечь в постель, позвать доктора и вообще попросила не суетиться вокруг нее. Платье ее порвалось и испачкалось. Переодевшись, она спустилась на лужайку с видом на Тэйн-Хэд и морскую даль и опустилась в глубокое кресло. Там она в полном одиночестве стала пить чай, чувствуя, как мирно и хорошо, когда рядом никого нет. Если бы она произносила эту мысль вслух, она бы выразилась именно так, но подразумевала Лайл совсем другое: «Как мирно и хорошо, когда рядом нет Алисии!»

Через некоторое время пришел Рейф и, усевшись на скамеечку у ее ног, спросил:

— Как, черт возьми, это случилось?

— Я не знаю. Что-то отказало, когда я начала поворачивать.

— Как это «что-то отказало»?

— Управление, — произнесла Лайл. Глаза ее расширились. — Руль перестал работать.

— А перед этим ты ничего не заметила?

— Дейл заметил.

Рейф дернул головой. Взгляд его устремился в сторону моря.

— А, Дейл заметил? И что же он заметил?

У Лайл перехватило дыхание.

— Он разозлился, потому что заметил что-то. Он сказал, что с рулем что-то странное.

Рейф быстро перебил ее:

— Кто сидел за рулем — ты или Дейл?

— Дейл. Он ненавидит, когда его кто-то везет. И он велел отвезти машину к Лэнгему, чтобы ее там проверили.

Рейф повернулся так же резко, как перед этим отвел взгляд.

— Дейл тебе велел, а ты этого не сделала? Почему?

Лайл слегка покраснела.

— Я не хотела.

— Почему?

— Там была Алисия. Она собиралась к Лэнгему за своей машиной. Она пыталась со мной поссориться. А я не хотела с ней ругаться, поэтому уехала.

С того момента как Рейф вновь повернулся к ней, его блестящие, внимательные глаза не отрываясь смотрели в ее лицо.

— Для тебя лучше попасть в аварию, чем ссориться, да?

— Я не думала, что дело может дойти до аварии. Сначала Дейл сказал: «Пусть машину посмотрит Эванс». А потом велел мне поехать к Лэнгему. Так что, когда мне не захотелось ждать, я решила: доеду до дома, а там Эванс ее посмотрит.

Лайл нервно засмеялась.

— По правде говоря, я об этом особенно и не думала.

Рейф обхватил руками колени. Он был в спортивных фланелевых брюках, со свитером, накинутым на плечи. Белая шерсть особенно подчеркивала смуглый цвет его кожи. Волосы вокруг заостренных ушей были взъерошены.

— Почему вы с Алисией поссорились?

— Я с ней не ссорилась. Рейф, почему она меня так ненавидит?

— Ты не знаешь?

Он сладко пропел высоким голосом:

— «Она не могла бы ненавидеть тебя так сильно, дорогая, не люби она кого-то другого еще сильнее».

Лайл густо покраснела.

— Прекрати, это ужасно!

Рейф легко рассмеялся.

— Это ведь не секрет, правда, моя сладкая? Все равно, на случай, если ты не поняла: Алисию заставляет ненавидеть тебя древнейшая в мире причина — она ревнует. А если ты опять скажешь «Прекрати!», я объясню тебе почему.

Лайл ничего не ответила, но посмотрела в его смеющиеся глаза с какой-то детской невинной добротой. Рейф всегда всех дразнит, он ни к чему не относится серьезно. Но, несмотря на это — или, может быть, из-за этого? — с ним можно спокойно говорить обо всем. Разговаривать с ним — как будто гулять по пляжу, залитому солнцем, где волны весело плещут, а вокруг нет ни скал, ни зыбучих песков. Лайл спросила:

— Ты бы мог сказать, что у меня в жилах разбавленное молоко?

Он рассмеялся.

— Это Алисия так сказала?

Лайл кивнула.

— Она сказала, что у меня не кровь, а разбавленное водой молоко.

— Это на нее похоже! Надо было ответить, что это лучше, чем уксус.

— Но это правда так? Ты думаешь, я такая?

Он скорчил странную гримасу.

— Молоко с водой? Нет, я так не думаю. Скорее молоко и мед.

Лайл весело рассмеялась.

— О Рейф, это звучит так слезливо!

Рейф был доволен собой. По крайней мере, ему удалось ее рассмешить. К ней вернулся румянец, и теперь она не сидела, устремив взгляд на горизонт, ничего не замечая вокруг.

И вдруг Лайл снова помрачнела. Ее собственное слово заставило ее смех оборваться. «Слезливо»… Только вчера Дейл о ком-то сказал: «О, его постиг печальный конец!» Это значило, что этот кто-то разбился в аварии. Точно так же, как чуть не разбилась она сама, врезавшись в сарай Купера. Так странно думать, что сейчас, вместо того чтобы сидеть здесь, на солнышке, с Рейфом, она могла бы быть… Где? Она не знала. Об этом знает только Бог. А если Он знает, все хорошо.

Рейф быстро спросил:

— О чем ты думаешь?

— Если бы я не выпрыгнула…

Он напряженно смотрел на нее.

— Что заставило тебя выпрыгнуть?

— Я подумала, что это единственный шанс…

Рейф кивнул.

— Так и было. Но ты это осмыслила или просто выпрыгнула в слепой панике, не успев ни о чем подумать?

Глаза ее потемнели.

— Я подумала… У меня было много мыслей…

— Расскажи.

Голос его звучал так настойчиво и серьезно, что Лайл удивилась. Но ответила — потому что это был Рейф и потому что ей становилось легче, когда она говорила.

— Очень странно, как много мыслей проносится в голове, когда что-нибудь случается. Я подумала, что Дейл рассердится, ведь я не отдала машину в ремонт… А Алисии будет приятно, потому что она ненавидит меня. А еще я обрадовалась, что составила завещание и, значит, Дейл сможет сохранить Тэнфилд. А потом я увидела эту беленую стену и подумала: «Еще мгновение — и я умру, если не выпрыгну», поэтому я дождалась, когда машина окажется у сырого места возле канавы, — я подумала, что там будет мягче, а затем открыла дверцу и прыгнула.

Рейф опять состроил странную гримасу.

— Ты и вправду умница, дорогая! Как это у тебя получается? Ты была слишком занята своими мыслями, чтобы испугаться, правильно?

— О, я испугалась, — сказала Лайл как бы между прочим. — Я боялась порезать лицо.

— Спасите мое личико! Что ж, оно и вправду стоит того. На щеке у тебя только царапина, шрама от нее не останется. А когда ты составила завещание?

Как это похоже на Рейфа — перескакивать на другую тему, совершенно не меняя тона! Лайл ответила:

— Примерно две недели назад, когда мы с Дейлом ездили в город. Мне следовало еще раньше это сделать. Но Рейф, ты же знал, мы все об этом говорили!

Он кивнул.

— Да. Я забыл. У меня переутомление или старческий маразм. Вот почему сегодня днем я вывихнул большой палец — это один из симптомов. И заметь, как иногда неприятности оборачиваются благом! Если бы я не вывихнул палец, неосторожно прищемив его дверью, потому что о чем-то задумался, я бы сейчас сидел и рисовал прекрасные, идеально точные и полностью засекреченные чертежи самолетов, а не болтался бы по деревне в поисках человека, который милостиво подвез бы меня до дома, и не подоспел бы как раз вовремя, чтобы выудить тебя из канавы. Кстати, надеюсь, твое платье не пострадало.

— Порвалось.

— Жаль. Оно было красивого медового цвета, в тон твоих нос А какое завещание ты составила, моя сладкая? Как обычно, «все моему мужу»?

— Конечно.

Брови его иронически поползли вверх.

— Почему «конечно»? У тебя разве нет родственников?

Лайл недовольно поморщилась. Именно сегодня ей не хотелось, чтобы ей напоминали, насколько она одинока.

— У меня есть несколько кузенов в Штатах, но я никогда их не видела. Все деньги отошли бы им по завещанию моего отца, если бы я не сделала никаких распоряжений.

— И ты ничего не оставила Алисии? Я удивлен! Это был бы очень удачный жест, что-нибудь вроде: «Мое третьесортное жемчужное ожерелье — моей кузине по мужу Алисии Стейн». Как Шекспир, завещавший жене свою второсортную кровать. У меня такое чувство, что это распоряжение было бы высоко оценено. А как же насчет меня? Я так рассчитывал получить что-нибудь вроде содержания, чтобы не оказаться на паперти, если мой большой палец так и останется вывихнутым! Ты мне совсем ничего не оставила?

Лайл выпрямилась в своем кресле. Глядя вдаль, на море, она спросила:

— Тебе Дейл сказал?

— Нет, — ответил Рейф, вздрогнув. Он так сильно сжал руки, лежащие на коленях, что побелели костяшки.

Лайл поднялась. Ее колени слегка дрожали.

— Я оставила тебе кое-что, но не хотела, чтобы ты знал.

Рейф замер. Он ответил, не поднимая глаз от земли:

— Я и не знал.

Глава 12

Примерно час спустя в доме прозвучали два телефонных звонка. На первый ответил Рейф, проходивший через холл как раз в тот момент, когда в столовой зазвонил телефон. В трубке раздался разъяренный голос Алисии. Рейф небрежным кивком отпустил молодого лакея, появившегося в дверях, и сказал:

— Алло?

— Это ты, Рейф? Эти дьяволы еще не починили мою машину!

— Дорогая, почему бы тебе не пойти и не выпить чашечку чая? Ты кричишь, как сотня разъяренных фурий.

— И чувствую себя, как одна из них, спасибо!

— А как выглядит несчастная мастерская Лэнгема? Как бойня?

Алисия зло рассмеялась.

— Не думаю, что они решатся когда-нибудь с кем-нибудь проделать то же!

— Что, выживших нет? Кстати, по дороге домой Лайл попала в аварию.

— Что?

— У нее отказало управление на Крук-Хилл — на вираже. Автомобиль отправился к праотцам, врезавшись в сарай Купера.

В трубке наступило мертвое молчание. Затем послышался резкий вдох.

— Лайл?

— Была на краю гибели. Но не умерла. Ей удалось выскочить.

— Она не поранилась?

— Во всяком случае, ничего не заметно. Маленькая царапина на щеке, коленки слегка дрожат, хотя и целы. На этот раз Дейлу не придется надевать черный галстук.

Рейф снова услышал резкий глубокий вдох. Он мог означать последнюю попытку Алисии сдержать свои эмоции. Если это было именно так, то попытка провалилась. Алисия произнесла, с яростью отчеканивая каждое слово:

— Она ничего не способна сделать как следует, ведь так?

В трубке раздались гудки. Рейф тоже повесил трубку и вышел из комнаты.

Во второй раз трубку взяла Лайл. Она стояла в своей спальне в одной комбинации персикового цвета, собираясь переодеться к обеду, когда зазвонил телефон рядом с кроватью. В трубке раздался голос Дейла. Лайл не ожидала его услышать. Он не говорил, что позвонит, и она не была готова к разговору, потому что знала: он рассердится из-за машины и из-за того, что Лайл его не послушалась. Она опустилась на край кровати и произнесла еле слышно:

— Что случилось, Дейл?

После долгой паузы раздался его голос, неожиданно громкий:

— Я ничего не слышу. Кто это?

— Лайл.

— Кто? Я не слышу.

Еще совсем недавно она бы рассмеялась и ответила: «Глупый! Это я, Лайл!» Но теперь слова не шли с языка. Ее горло сдавил спазм, и губы, казалось, онемели. Она повторила:

— Лайл, это Лайл, — и собственный голос показался ей чужим.

В трубке раздалось дребезжание.

— Кто это? Что вы говорите о Лайл?

Она снова произнесла свое имя:

— Лайл, — и опять яростное дребезжание оглушило ее:

— Что с Лайл? Ради бога, что вы хотите мне сказать? Что-то случилось?

— Машина разбилась.

— Что?

— Машина.

— Что с Лайл?

К Лайл вернулся голос.

— Дейл, ты никак не можешь расслышать? Это я, Лайл. Я надеюсь, ты не рассердишься из-за машины. Она разбилась вдребезги.

Громкий, настойчивый голос смолк. Дейл сказал без всякого выражения:

— Машина. Ты не ранена?

— Нет, я выпрыгнула. Я спаслась просто чудом. Мне нужно было поехать к Лэнгему, но ты же не рассердишься, правда?

Дейл помолчал и спросил снова:

— Ты правда не поранилась?

И в этот момент Лайл начала бить дрожь. Как ужасно было бы, если бы сейчас Дейл не услышал ее голоса, уверяющего, что она не ранена. Что, если бы в трубке раздался голос чужого человека или Рейфа, сообщающий о ее смерти!

Лайл ответила, ощущая внезапный прилив теплых чувств:

— О нет, милый, я совсем не поранилась! — и услышала, как Дейл, странно запинаясь, произнес ее имя. Казалось, будто ему не хватает воздуха даже на такое короткое слово. Но через мгновение дыхание его полностью восстановилось. Трубка затрещала под напором его ярости:

— Я велел тебе поехать к Лэнгему! Это была моя последняя фраза! Ты не можешь сделать ничего из того, что тебе говорят?

Лайл опять трясло как в лихорадке, но она не хотела, чтобы он это заметил. Ей всегда было очень страшно, когда Дейл злился, но теперь она уже начала понимать, что ему не следует этого показывать. Она не смогла бы жить с Дейлом, если бы он понял, как сильно может ее напугать Сейчас эта фраза вновь пришла ей в голову, но оборвалась на половине. Она не смогла бы жить с Дейлом…

Его голос опять ударил как хлыст:

— Ты там? Почему ты не отвечаешь?

— Дейл, ты кричишь.

— А чего ты хочешь? Ты же чуть не погибла, ведь так? Ты думала, я обрадуюсь? Ты ослушалась моего приказа и чуть не разбилась! Так чего же ты ожидала?

Озноб пробежал по ее спине.

— Я не знаю, — ответила она и повесила трубку.

Лайл сидела на кровати, опираясь на руку, и пыталась успокоиться. Ее напугал не гнев Дейла. Он и раньше сердился, и она боялась его, но не так. Этот страх пришел внезапно, и Лайл не понимала, откуда он взялся. Она ведь знала, что Дейл разозлится. Любой разозлится, если жена окажется на грани гибели из-за того, что не послушалась А Дейл велел ей съездить в мастерскую и проверить управление, прежде чем ехать домой. Лайл осознала, что цепляется за эти слова: «Он же мне сказал, он сказал! Я бы это сделала, если бы не Алисия». На мгновение наступило облегчение, но тут же страх подступил еще ближе. Он знал Алисию всю жизнь. Дейл знал, что она воспользуется любым удобным моментом, чтобы устроить ссору. Он знал, что ее машина у Лэнгема. «А знал ли он, что я не останусь, потому что испугаюсь ссоры?»

Лайл вновь почувствовала озноб и метнулась назад, к своей прежней спасительной мысли: «Он велел мне проверить машину».

Глава 13

Дейл вернулся домой на следующий день. К величайшему облегчению Лайл, его гнев, похоже, прошел, несмотря на то что ему не удалось выяснить ничего нового насчет возможной продажи земли правительству. Он обнял жену со словами: «О Лайл!» — и быстро, крепко поцеловал ее, прежде чем повернуться к Рейфу. Алисия удостоилась лишь кивка.

— Что с машиной? — спросил Дейл. — Насколько сильны повреждения?

Рейф сделал легкомысленный жест.

— Я бы сказал, что она повреждена полностью. Вся ходовая часть разбита к чертям. Лайл придется раскошелиться и купить велосипед, если на новую машину не хватит.

Дейл искренне рассмеялся, не снимая руки с плеча Лайл.

— Ну, все не так уж плохо. Робсон, конечно, скряга, но он позволит ей купить машину, если она как следует попросит. Но послушай, что все-таки со старой? Где она? Странно, что управление в такой степени отказало. Я хочу взглянуть.

Они стояли на террасе перед итальянским садом, залитым солнечными лучами. Рейф ответил, глядя в сад:

— Вчера вечером Эванс перенес сюда останки. Я сказал ему не трогать усопшую до твоего приезда.

Через некоторое время молодой человек забрел в гараж и застал Дейла и Эванса погруженными в изучение искореженного автомобиля. Увидев Рейфа, Дейл выпрямился и подошел к нему.

— С управлением случилась очень странная вещь. Очевидно, когда Лайл начала поворачивать, сломалась ось, соединяющая колеса, ровно на две половины. Конечно, как утверждает Эванс, это могло произойти, когда машина врезалась в сарай, но, по-моему, такое объяснение звучит чертовски неубедительно.

Рейф поглядел на Эванса, но шофер не поднимал головы от обломков.

— Ну, я не знаю. Тебе придется объяснять это тем, что машина потеряла управление. Если бы она не потеряла управление, то не врезалась бы в стену.

Дейл взял кузена за плечо и отвел в сторону.

— Дело в том, что Лайл чертовски плохо водит. Она могла просто запаниковать и отпустить руль. Я не хочу сказать, что в управлении не было неполадок, я ведь сам это заметил по дороге в Ледлингтон. Автомобиль плохо слушался руля. Это-то меня и злит: я же сказал Лайл не ехать домой, пока машину не осмотрят. Я не знаю, забыла она об этом или не захотела себя утруждать, но я велел ей ехать к Лэнгему, чтобы там проверили управление. А она этого не сделала.

Рейф рассмеялся.

— У нее вышла ссора с Алисией. Нет, не так. Лайл ни с кем не ссорится. С ней поссорилась Алисия.

— Кто тебе сказал?

— Лайл. Поэтому она и не осталась у Лэнгема. Она не выносит ссор.

Дейл раздраженно нахмурился.

— Я об этом ничего не знаю. Я знаю только, что велел ей заехать в мастерскую, прежде чем ехать домой.

— Прямо нравоучительный трактат, правда? «Непослушная новобрачная, или Роковое происшествие».

Его добродушно-насмешливый голос внезапно помрачнел:

— Или почти ставшее роковым.

Лицо Дейла стало угрюмо и бледно. Он ответил:

— Я знаю. Не надо сыпать мне соль на рану. Послушай — Он снова сделал несколько шагов в сторону от гаража. — Послушай, Рейф, Эванс, похоже, пытается намекнуть, что в машине кто-то покопался.

Рейф секунду помолчал, оглядываясь по сторонам. Потом спросил:

— Что значит «пытается намекнуть»?

Дейл пожал плечами.

— Это чертовски неприятно, и я тоже не хочу в это верить. Если ты уволил человека, нельзя сразу подозревать, что он подстроил твоей жене аварию. Это звучит абсурдно, я так и сказал Эвансу.

— Имея в виду?

— Пелла, конечно. На него-то Эванс и намекал.

Рейф присвистнул.

— Пелл. Интересно…

— Зачем ему это? Допустим, он решил, будто это Лайл заставила уволить его за то, что он нечестно поступил с Сисси Коул, хотя вряд ли это так, потому что именно я приказал ему собирать вещи. Но даже если предположить, что он обвинил во всем Лайл, все-таки устраивать такой трюк слишком рискованно. К тому же, что он мог от этого выиграть? Работу он все равно уже потерял. А тут его еще могли бы заподозрить. Так какая же от этого польза?

Рейф окинул взглядом двор. Пестрая кошка, сидя на солнышке, вылизывала вырывающегося котенка.

— Лайл не просила тебя выгнать Пелла?

У Дейла дернулось плечо.

— Ей и не нужно было просить. У него жена в Пэкхеме, и мне было все равно, сколько подружек он завел в других местах, пока он не начал заводить их в Тэнфилде. Мисс Коул пожаловалась мне насчет Сисси — они как раз только что выяснили, что Пелл женат, — и я пришел прямо сюда и выгнал его. Лайл здесь совершенно ни при чем.

— Он мог подумать иначе.

— С чего бы?

Рейф все разглядывал пеструю кошку.

— Она говорила с Сисси до того, как к тебе пришла мисс Коул. Сисси расплакалась и все ей рассказала. Она приносила какое-то шитье.

Дейл резко перебил кузена:

— Откуда ты знаешь?

— Видел, как она уходила. Пелл тоже это заметил. Сисси все еще плакала. Возможно, он решил, будто Лайл убедила тебя его уволить. Я этого не утверждаю, но это возможно.

Дейл сделал нетерпеливый жест.

— Пелл пробыл здесь достаточно долго, чтобы понять: здесь распоряжаюсь я. Я не верю ни одному слову в этой истории, так я и сказал Эвансу! Ты ведь знаешь таких парней! Эванс получил повышение, а Пелл получил пинка, так что теперь можно на него все сваливать. Все они одинаковые! Еще полгода во всех неприятностях будут обвинять Пелла. Я сказал Эвансу, что больше не хочу об этом слышать!

Пестрая кошка ухватила котенка за ухо. Она вылизывала ему мордочку, шлепая его лапой, когда он начинал вырываться. Рейф проговорил задумчиво:

— Пелл знает себе цену. Такие парни не прощают, если их выгонят. Людей убивали и за меньшее. И ты не можешь выдвинуть против него обвинение, никто не может, потому что любой из нас мог это сделать. Ты не подумал об этом?

Рейф вдруг рассмеялся и продолжил, не дожидаясь ответа:

— Это мог сделать любой дурак. Как раз поэтому подозрение и падает на Пелла. Человек, который потерял работу из-за Сисси Коул, глупее любого из нас. Так что, если это может быть любой дурак, пусть это будет Пелл!

Пронзительно взвизгнув, котенок вырвался на волю и пустился наутек, выгнув спину и задрав хвост. Его мамаша поднялась, потянулась, подошла к Рейфу и потерлась, мурлыча, о его ноги. Он наклонился и почесал ее за ухом.

Глава 14

После ленча молодые люди пили кофе на боковой лужайке. Дейл засунул руку в карман, вытащил маленькую коробочку и положил ее на колени Лайл. Она подняла на него глаза, удивленная и слегка встревоженная.

— Что это?

Дейл смотрел на нее улыбаясь. Он удобно развалился в кресле и находился в состоянии полной гармонии с миром.

— Открой и посмотри. Я привез тебе подарок.

Щеки ее вспыхнули. Почему же он не отдал его ей, когда рядом никого не было? Теперь придется открывать коробочку на глазах у Алисии. Хотя сейчас Алисия не смотрела ни на Лайл, ни на кого-то еще. Она сидела в плетеном кресле, положив ноги на скамеечку, и следила, как дрожит и тает на фоне голубого неба дым от ее сигареты. Стоял чудесный полдень, совершенно безветренный и жаркий. С моря поднималась легкая дымка, словно напоминание обо всех сигаретах, когда-либо выкуренных. С одной стороны линию горизонта замыкал Тэйн-Хэд и торфяники позади него. С другой — огромный кедр. В его тени пряталась Лайл. Волосы ее от этого казались темнее, а зеленое платье словно покрылось пятнами. Остальные же грелись в солнечных лучах.

— Саламандры, вот кто мы, — сказал Рейф.

Он сидел на подушках скрестив ноги, спиной прислонясь к ножной скамеечке Алисии.

— Чем больше мы жаримся на солнце, тем больше нам это нравится. Девиз — «Будь готов!», потому что никогда ведь не знаешь, что случится. Лично я ожидаю сияния святости и звуков арфы, а значит, совесть моя чиста, как снег, по сравнению с Дейлом и Алисией. «Я сильнее десятерых, потому что сердце мое чисто» — хорошая цитата из позднего Теннисона.

Пальцы Лайл скользнули по узелку на коробочке. Та смешная маленькая женщина в поезде тоже цитировала Теннисона. Лучше бы Рейф этого не делал. Мисс Мод Силвер, частные расследования. Нечего здесь расследовать.

Алисия стряхнула пепел с сигареты и мягко сказала:

— Хочешь быть украшенным нимбом, как гипсовый святой, Рейф?

— Не гипсовый, дорогая, это материал слишком хрупкий и ненадежный. Чистое золото — вот из чего я сделан.

Дейл следил за женой. У нее очень красивые руки — очень хорошенькие, белые и изящные. Но не очень умелые в том, что касается узелков. Но вот наконец шнурок развязан и жесткая обертка снята. Под ней оказался слой тонкой бумаги, а потом — коробочка для украшений, стянутая резинкой. Дейл ободряюще улыбнулся.

— Ну посмотри же, что там.

Лайл ощутила странное нежелание открывать коробку. Дейл так редко дарил ей подарки. Он вполне разумно и справедливо полагал, что, раз у нее больше денег, чем у него, она вполне может сама купить себе все, что захочет. По правде говоря, в тот день он впервые со дня свадьбы что-то ей подарил. Лайл чувствовала себя польщенной и растроганной, но предпочла бы не открывать коробочку при посторонних. Ее лицо вспыхнуло, когда она подняла крышку и увидела, что лежит под ней. Это была странная, гротескная фигурка из горного хрусталя. Лайл вглядывалась в нее, пытаясь понять, что это. Какое-то существо с лицом наполовину человеческим, наполовину — мордой животного сидит на корточках, выглядывая из листьев. Когтистая лапа сжимает круглый блестящий плод.

Лайл подалась вперед. В лучах солнца хрусталь становился прозрачным и сверкающим, лишался своих контуров. Ловя и отражая солнечный свет, превращался в бесплотный сияющий шар. Его блеск ослепил Лайл, и она снова откинулась в тень. Странное существо опять уставилось на нее из-за скрывающих его листьев.

— Тебе не нравится? — нетерпеливо спросил Дейл.

Лайл озадаченно взглянула на него.

— Что это?

— Китайская фигурка. Из хрусталя. Я думал, тебе понравится. — Голос его помрачнел. — Жаль, что не понравилось.

Что-то внутри Лайл задрожало. Какая же она дура! Надо было сразу же его поблагодарить. Если бы рядом никого не было, она могла бы обнять его. Зачем ему понадобилось отдавать ей подарок при Рейфе и Алисии? Она быстро сказала, вложив в слова как можно больше тепла:

— Но мне нравится! Я всего лишь пыталась понять, что это. Это изумительно!

Алисия выпустила колечко, проследила, как оно растворилось в воздухе, и расхохоталась.

— Дейл, милый! Чего же ты ожидал? Ты даешь ей коробочку из ювелирного магазина, а когда она ее открывает, там вместо бриллиантов оказывается кусок граненого хрусталя! — Она опять засмеялась. — Ну и умник, правда, Лайл?

Лайл покраснела до кончиков волос, но прежде, чем она смогла ответить, в перепалку вмешался Рейф:

— Ты довольно груба, тебе не кажется, Алисия? Конечно, большинство женщин такие. Для настоящего художника — я имею в виду Дейла и себя — китайская резная фигурка стоит пригоршни бриллиантов. Я уж не говорю о том, что Лайл ни в коем случае нельзя носить бриллианты, даже класть их рядом с собой. Только жемчуг, конечно. Изумруды, сапфиры — да, я думаю, сапфиры ей пойдут. Хризопраз и очень бледный топаз, оправленный в очень бледное золото. Но бриллианты — никогда в жизни.

Алисия выпустила еще одно колечко.

— Если бы женщины носили только те драгоценности, которые им к лицу, ювелиры умерли бы голодной смертью. На любом большом празднике все старые ведьмы просто увешаны бриллиантами. Ты когда-нибудь встречал женщину, которая не надевала бы их при любой возможности?

Выпрямившись, она протянула руку.

— Ну-ка, посмотрим на этот суррогат!

Рейф взял у Лайл фигурку и передал кузине.

— Здорово, — сказал он, глядя на статуэтку, лежащую на смуглой ладони Алисии. — Как будто кто-то смотрит на тебя из воды, правда? Секунда — и ты уже не знаешь, действительно ли видел его. Где ты это достал, Дейл?

Дейл наклонился, чтобы тоже посмотреть.

— В магазине подержанных вещей на Фулхэм-роуд. Там на прилавке было еще много вещей, но в основном всякая рухлядь. Я думал, Лайл понравится.

Он говорил о ней, будто ее здесь не было. Лайл почувствовала себя маленькой и неопытной. Ей следовало заставить себя сказать: «Я в восторге!», но она не могла. От взгляда коварной мордочки кожа ее покрывалась мурашками.

Алисия поставила фигурку на ладонь и выпустила в нее дым.

— Неуловимый маленький дьявол, да? Напоминает улыбку Чеширского кота.

— Оставь себе, если хочешь, — сказал Дейл. — Лайл она не нравится.

Алисия мгновение пристально смотрела на него, потом рассмеялась и отвела взгляд.

— Ты знаешь, мне хочется, чтобы мои подарки выбирали для меня, а не для кого-то еще. А если ты собираешься мне что-нибудь выбрать, то я не возражаю против бриллиантов. Эй, Лайл, лови!

Хрусталь сверкнул в воздухе. Рейф протянул руки, проворно схватил его и положил обратно на колени Лайл. Однако не успела она взять фигурку, Дейл поднялся и подошел к ней.

— Тебе она не нравится?

— Я, Дейл…

— Немного зловещая, — сказал Рейф.

Алисия засмеялась, Лайл, расстроенная и онемевшая, протянула руку к мужу.

— Дейл, ты все неправильно понял. Я… Так мило с твоей стороны купить ее для меня. Пожалуйста…

В воздухе повисло тяжелое, неприятное молчание. Лицо Дейла потемнело. Так бывало всегда, когда он сердился. Но прежде чем кто-либо успел заговорить, к ним подошел слуга. Лайл посмотрела на него с облегчением.

— В чем дело, Уильям?

— Простите, мадам, это мисс Коул. Она спрашивает, не уделите ли вы ей минутку?

Дейл вернулся к своему креслу.

— Мисс Коул с почты? — спросил он.

— Да, сэр.

— Интересно, чего она хочет. Хорошо бы узнать, Лайл.

Лайл поднялась и пошла к дому. Она чувствовала себя такой пристыженной и так радовалась возможности сбежать, как будто ей было семь лет, а не двадцать два. Хрусталь она сжимала в руке. Легкий, переливчатый смех Алисии преследовал ее, пока она шла через лужайку.

Глава 15

Во всем большом доме Лайл действительно любила только одну комнату — свою маленькую гостиную. Ее обшитые панелями стены были когда-то выкрашены в белый цвет, а теперь же потемнели до тона старой слоновой кости. Зелень парчовых занавесок полиняла, старый китайский ковер тоже выцвел и приобрел цвет серо-зеленой воды. Все в этой длинной, узкой комнате было старым: потертое бюро красного дерева, диван с высокой спинкой, книжный шкаф, маленькое пианино, украшенное гофрированным серо-зеленым шелком, таким тонким, что он рвался от прикосновения, и резными узорами в виде скрипичного ключа справа и басового — слева. У инструмента был очень нежный, негромкий звук, и Лайл, когда рядом никого не было, нравилось прикасаться к пожелтевшим клавишам, заставляя их петь. Три окна гостиной выходили на лужайку, на море и на большой кедр.

Среднее окно было одновременно дверью. Через нее и вошла теперь в комнату Лайл. Мисс Коул поднялась с краешка стула с прямой спинкой и шагнула ей навстречу. Никто не принял бы ее за тетку Сисси Коул. Сисси была высокой, слабой девицей с соломенными волосами, мисс Коул — маленькой, полной и очень живой, с темными и блестящими, как у птички, глазами, щеками с ярким румянцем. При разговоре она для убедительности дергала головой, как птица, клюющая червяка.

Мисс Коул сразу же торопливо заговорила, промокая носовым платком лицо и шею:

— Здравствуйте, миссис Джернингхэм. Ужасно жарко сегодня, правда? И я очень надеюсь, что вы простите меня, что заставила вас прийти в дом из сада, где вы сидели в тени этого прекрасного дерева, и такой чудесный бриз дует с моря! Очень приятно, конечно. Вы не поверите, как жарко в деревне, зато зимой наша лощина становится для нас убежищем. Так всегда: в одном выигрываешь, в другом проигрываешь, и уж конечно, всем нам есть за что поблагодарить судьбу, если только как следует поискать.

— О да, — ответила Лайл. — Не хотите присесть?

Мисс Коул опустилась на маленький стул викторианской эпохи, украшенный вышитыми крестиком розами, чертополохом и трилистниками. Обивка когда-то была пурпурной, теперь же стала серой. Лепестки цветущей розы еще сохранили бледно-красный оттенок, но от яркого чертополоха и трилистника осталось лишь воспоминание. Мисс Коул положила светло-коричневую сумочку на ковер рядом с собой, разгладила на коленях юбку своего лучшего платья из довольно яркого искусственного шелка и разразилась почтительной речью:

— Я надеюсь, вам не стало хуже, миссис Джернингхэм. Я-то, конечно, так рада, так рада видеть вас на ногах! Я и сама не любительница лежать в постели. Наверняка вы просто в шоке от того, как ваша машина разлетелась на кусочки, а вы только чудом не поранились! Тут есть от чего быть в шоке, и никто не знает, когда он пройдет. Сестра моей невестки как-то раз в декабре испугалась бродяги, а через полгода после этого, день в день, ей пришлось вырвать два отличных задних зуба. И не знаю, права ли она была, но она объяснила это тогдашним шоком, ведь у всей ее семьи всегда были отличные зубы. Она мне сказала: «Отчего же еще у меня могли заболеть зубы, если не из-за шока?» Но мы все, конечно, должны надеяться, что у вас не будет таких последствий.

Лайл улыбнулась ей.

— О, я уверена, со мной такого не случится.

— Никто не может быть в этом уверен, — живо возразила мисс Коул. — А шок у вас точно был. Говорят, рулевое управление развалилось на куски. Но все хотели бы знать, почему оно развалилось. Само собой ничего не ломается, все так говорят, я, конечно, прошу прощения, что это повторяю. Тут некоторые думают, что Пелл, возможно, знает об этой аварии больше, чем следовало бы.

— Мисс Коул!

Ее блестящую черную шляпку украшали ярко-синие вишни, которые стучали, как градины, каждый раз, когда мисс Коул встряхивала головой.

— Я, конечно, прошу прощения, миссис Джернингхэм, но вы не можете заставить людей замолчать. Тем более что авария случилась прямо здесь, в деревне, а буквально неделю назад Пелл в баре, в «Грин мен», заявлял, что не будет счастья тем, кто пошел против него. Том Крисп слышал это собственными ушами: «Никому я не позволял меня надуть и выйти сухим из воды!» Вот что он сказал, а еще: «Запомните: некоторые скоро получат то, что им причитается, и не имеет значения, какие они теперь важные птицы!» И я, конечно, прошу прощения, что повторяю эти выражения, но по-моему, мистер Джернингхэм должен это знать.

— Я думала, Пелл уехал.

Мисс Коул опять дернула головой.

— Пелл? Только не он! Это такой человек, который будет тут околачиваться как можно дольше и делать пакости, и при этом хвастаться, будто ему раз плюнуть найти работу, хоть сейчас.

Лайл ощутила тревогу и отвращение. Ей захотелось сменить тему разговора, но это оказалось невозможным: мисс Коул пришла сюда с твердым намерением поговорить о Пелле и останавливаться явно не собиралась. Лайл вдруг обнаружила, что практически помимо своей воли задает именно тот вопрос, который ожидала услышать от нее мисс Коул:

— Он нашел работу?

— На аэродроме, — мрачно ответила мисс Коул. — И каждый вечер в «Грин мен» рассказывает, сколько он получает денег и как его там любят.

Она промокнула платком капли пота на лбу и подбородке.

— И если бы дело этим ограничивалось, то, пожалуйста, пусть делает что угодно, это не мое дело. Уж конечно, никто не может обвинить меня в том, что я вмешиваюсь в чужие дела. Но дело обстоит совсем иначе, и от этого так просто не отмахнешься. Сисси — моя племянница и несчастная сирота, у нее нет ни отца, ни матери, чтобы за нее вступиться. Я, конечно, ничего не имею против моего брата Джеймса, но он, кроме своей семьи, ничего не замечает. К тому же у него свое дело и девять детей, а Эллен ни с чем не может толком управиться, так что у него хлопот полон рот. Так что, кроме меня, некому присматривать за Сисси, а сама она не из тех, кто может о себе позаботиться.

— Пелл ей досаждает? — прервала Лайл ее монолог.

— Если бы он ей досаждал, я бы не беспокоилась. Он, верно, ни на минуту не оставляет ее в покое, но дело обернулось так, что и она не хочет, чтобы он оставил в покое.

— Мне очень жаль.

— Ей самой станет себя жаль, когда будет уже слишком поздно, — сказала мисс Коул, снова дернувшись. — И как только она могла, такая честная девушка, как Сисси, после того, как я ее воспитывала! Я и ей скажу: если бы она с самого начала знала, что он женат, она бы на него даже не посмотрела! Но это выяснилось всего две недели назад, как вы знаете. И вот она сидит и плачет и говорит, что ужасно его любит и не знает, как ей быть. Тогда-то я и пришла к мистеру Джернингхэму. Как он был добр к нам! Так посочувствовал бедной девушке, как будто он — ее отец. «Пусть он убирается!» — сказал он, сразу же пошел и все с ним выяснил. А теперь я пришла узнать, не мог бы мистер Джернингхэм выгнать его с аэродрома. Я не хотела беспокоить его, ведь он был так добр и все такое, но я подумала, может, вы могли бы замолвить словечко.

Лайл побледнела.

— Боюсь, нет.

Это было бы бесполезно. Дейл не станет его выгонять, Он скажет, что это не его дело, и будет прав.

— Если бы вы только сказали одно словечко! — повторила мисс Коул, загремев вишнями. — Мне не будет ни минуты покоя, пока этот Пелл болтается поблизости. Я не говорю, что Сисси его не любит, но она к тому же до смерти его боится. Когда она отказывается все же дольше с ним встречаться, он грозит ей, что с ней случится что-нибудь плохое. Пока он здесь, никто не может сказать наперед, что он натворит. Поэтому если бы вы только могли попросить…

— Не уверен, что могу что-то сделать, — ответила Лайл тихим печальным голосом. — Я думаю, это не поможет, мисс Коул, правда.

Блестящие глаза мисс Коул убеждающе смотрели на нее.

— Если бы вы просто упомянули об этом! Конечно, джентльмены всегда так: загораются какой-нибудь идеей, но если будешь от них и дальше чего-то требовать, они только ощетинятся. Но мистер Джернингхэм всегда был так добр, так что может быть, вы могли бы просто упомянуть об этом в разговоре.

— Да, я могла бы, но не знаю…

— Заранее никогда не знаешь! — просветлела мисс Коул. — И я вас не принуждаю, миссис Джернингхэм, но, если бы вы поговорили с самой Сисси, она была бы просто счастлива.

— О, вы думаете? — с сомнением произнесла Лайл. Ей казалось, что она не настолько взрослая и опытная, чтобы давать советы Сисси Коул. И что она может ей сказать? «Ты отдала сердце не тому человеку. Забери его назад. Не печалься, потому что он этого не стоит. Спасай, что можешь, пока есть, что спасать». Можно сказать все это. Но захочет ли Сисси слушать ее, а если да, поможет ли ей это? Где-то в глубине ее души какой-то голос прошептал: «Тебе стоит сказать все это себе самой». Боль пронзила ее. Лайл спросила:

— Она очень несчастна?

— Все глаза выплакала, — неожиданно лаконично ответила мисс Коул.

Лайл поднесла руку к щеке. Этот ее жест выражал расстройство.

— Но она не будет против? Я не хочу…

Мисс Коул горячо замотала головой. Вишни загремели.

— Сисси о вас очень высокого мнения. Она никого так не послушает, как вас. Мне, конечно, стыдно думать, что племянница приходила и плакалась вам насчет Пелла. Но потом она нарадоваться не могла на вашу доброту. И она прислушалась к вашим словам, потому что пересказала мне кое-что. Вы знаете, как это бывает: если девушка кого-то любит, она его послушает, а если нет — пропустит все мимо Ушей. А я уверена, что Сисси о вас очень высокого мнения, как я уже сказала.

Лайл поднялась. Если не сказать, что она обязательно увидится с Сисси, мисс Коул будет тараторить, пока Лайл все-таки не пообещает. Легче и вправду поговорить с Снеси, чем спорить с мисс Коул. И можно отдать Сисси тот клетчатый жакет. Это действительно отличная идея. Лайл одновременно подбодрит Сисси и избавится от жакета. Каждый раз, видя его в гардеробе, она вспоминала слова Алисии: «Этот ужасный жакет!» Но Сисси он понравится. Лайл быстро проговорила:

— Если Сисси может прийти сегодня вечером, я с ней поговорю. Скажите ей, что у меня есть кое-что для нее.

Мисс Коул тоже встала, подняла с пола коричневую сумочку, убрала носовой платок и пожала Лайл руку:

— Вы очень, очень добры!

Глава 16

Когда мисс Коул наконец ушла, Лайл встала у стеклянной двери и выглянула наружу. На лужайке остались лишь пустые кресла. Теперь их накрыла тень от кедра.

Если все-таки придется поговорить с Дейлом о Пелле, надо покончить с этим не откладывая. Если он вошел в дом из сада, то сейчас может быть в рабочей комнате. Никто никогда там не работал, но по традиции, унаследованной от предков, кабинет стал личной комнатой Дейла. В Тэнфилде все происходило именно так: маленькая гостиная Лайл принадлежала ей не потому, что нравилась, — просто это всегда была личная комната хозяйки Тэнфилда. По той же причине ей приходилось спать в огромной, мрачной спальне. И мечтать о другой спальне было бесполезно.

Лайл направилась в кабинет через оружейную комнату. Впоследствии она часто задавала себе вопрос, что заставило ее выбрать именно такой путь. Если бы она просто вошла в дверь, ведущую в рабочую комнату, все могло бы произойти иначе. Но сколько Лайл ни думала, она не могла себе этого объяснить. Может быть, потому, что дверь была приотворена, Лайл и подошла ко входу в кабинет. Из комнаты не доносилось ни звука. Лайл толкнула дверь и заглянула внутрь.

И увидела Дейла. Он стоял спиной к Лайл, обнимая Алисию. Алисии почти не было видно — лишь краешек белой юбки и руки, охватившие шею Дейла. И их лица, прижатые друг к другу. Лайл увидела достаточно. Не задерживаясь, она покинула комнату.

В своей маленькой гостиной Лайл опустилась на диван и попыталась успокоиться. Поцелуй значит не слишком много. А для некоторых мужчин он совсем ничего не значит.

Не стоит делать из мухи слона или думать, что наступил конец света из-за того, что Дейл поцеловал свою кузину.

Нет, обманывать себя тоже нельзя — это не был братский поцелуй. Но она ведь обидела мужа. Дейл принес жене подарок, а он ей не понравился. И она при всех показала это. После этого Алисии удалось легко сыграть на его оскорбленных чувствах, использовать его старое чувство к ней и раздуть пламя из искорки страсти. Лайл была настолько уверена, что все произошло именно так, будто стояла в кабинете рядом с ними и все видела. Она обладала на редкость тонким чувством справедливости и теперь пыталась верно оценить и взвесить вину Дейла. Ей нельзя плакать, потому что Алисия заметит следы слез на ее лице. Нельзя показывать ей свое горе, потому что Алисия ее ненавидит. Но Дейл женился на ней, а не на Алисии. Дейл любит ее. Дейл ее любит… Сердце как будто медленно перевернулось в груди. Любит?

Прежде чем Лайл успела ответить на свой вопрос, из сада появился Рейф.

— Совсем одна, моя сладкая? Что ж, мне повезло, не так ли? Честно говоря, я соскучился по мисс Коул. Цитата из местной песенки: «Я скучаю о моей мисс, а моя мисс скучает обо мне». Интересно, правда скучает? А есть и другой вариант: «Я целую мою мисс, а моя мисс целует меня». — Рейф сморщился, словно от боли. — Кошмарная мысль! Думаешь, она поцеловала бы меня, если бы я попросил? Или, скорее, если бы я не просил?

Он упал в кресло и нараспев продекламировал:

Это из Гейне, перевод — мой собственный. Старик явно очень много об этом знал. Как ты думаешь, что случится, если процитировать это мисс Коул?

Его слова заставили Лайл рассмеяться.

— Она подумает, что ты очень умный. Они там, в деревне, все считают тебя ужасно умным. И она скажет: «Я, конечно, не знаю, мистер Рейф».

Он взглянул на нее и быстро отвел глаза. У Лайл возникло обескураживающее чувство, будто этого мгновения ему хватило, чтобы понять все, что она очень хотела скрыть Но в конце концов, с Рейфом это было не страшно. Он ничего не принимал всерьез, поэтому не имело значения, знает ли он о тебе что-то важное. Он даже заставлял Лайл чувствовать, будто все ее заботы слишком незначительны, чтобы кого-то волновать. Рейф казался таким поверхностным! Или она не знала, что скрывается в глубине? Да и есть ли в нем эта глубина?

Его взгляд пробежал дальше, ни на чем не останавливаясь, потом вновь вернулся к ней.

— Ты не хотела бы переделать для себя эту комнату, все здесь поменять?

Лайл посмотрела на него с сомнением.

— Не думаю. Она мне не принадлежит.

Она не повторила тех слов, что сказала Эйми Мэллем: «Дейлу это не понравится». Сейчас не было нужды это говорить. Ведь оба они отлично понимали: обычаи Тэнфилда установлены раз и навсегда и не подлежат изменению. Как законы индийцев и персов. И Дейл, верный подданный Тэнфилда, не примет никаких перемен.

Рейф внимательно разглядывал Лайл.

— Но разве тебе не хочется иметь свою собственную комнату?

— Не знаю, — повторила она. — Здесь этого не может быть.

— Но хотя бы часть этой комнаты может стать твоей? Ты ведь здесь ничего не меняла, не добавляла? Каждая хозяйка добавляла в обстановку что-нибудь свое. Почему тебе не повесить новые гардины? Эти скоро превратятся в прах.

Лайл покачала головой.

— Нет, они как раз подходят для этой комнаты.

Рейф нахмурился и на мгновение стал очень похож на Алисию.

— Подходят, потому что такие же древние, ты это имеешь в виду? Но, не желая ничего добавить от себя, ты нарушаешь традицию. Все в этой комнате очень старое, кроме нас. Это пианино принадлежало нашей бабке. От нее мы унаследовали взрывной характер, но пела она как ангел, я помню. А ковер мой отец привез из Китая. Ты знаешь, он служил во флоте. А бабка подобрала к ковру шторы. Агата, сестра моей прапрабабки, вышила этот безобразный узор из розочек, чертополоха и трилистников еще во времена Индийского восстания^[3]. А каминная полка в стиле ампир принадлежит ее матери. В ее времена это считалось произведением искусства. А бюро приобрела в свою очередь ее мачеха и вот теперь ты стоишь здесь, окруженная этими реликтами, но ничто не говорит о твоем присутствии в этой комнате. Ничто не говорит о том, что эта гостиная принадлежит Лайл — кроме самой Лайл в зеленом льняном платье. Это странно, ведь правда?

Как будто чей-то холодный палец прикоснулся к Лайл. Она поднесла руку к лицу. Щеки ее тоже были холодны.

— Перестань! Из-за тебя я чувствую себя привидением!

Рейф рассмеялся.

— Довольно притягательная мысль, тебе не кажется? Не призраки прошлых поколений посещают нас, а мы, бестелесные и несуществующие, входим в их дома.

Лицо ее побелело.

— Да, я чувствую себя именно так. Тэнфилд вызывает такие чувства. Поэтому я его ненавижу.

Выражение лица Рейфа внезапно изменилось. До этого момента оно было добродушно-насмешливым. Но сейчас как будто тень пробежала по лицу. Так сереет и меркнет вода, когда на небе собираются тучи. Рейф произнес помрачневшим голосом:

— Да, ты ненавидишь Тэнфилд. Но на твоем месте я не стал бы говорить об этом вслух. Например, — он снова заулыбался, глаза его заблестели: — Дейлу этого не следует говорить-.

Лайл сжала руки на коленях.

— Рейф, ты ему не скажешь!

Он рассмеялся.

— Я полагаю, это значит, что сама ты ему об этом не говорила.

— Конечно нет. Я и сейчас не хотела этого говорить, у меня просто вырвалось. Рейф, не рассказывай ему! Это причинит ему страшную боль!

— Это и тебе может причинить боль, моя сладкая. Ты об этом не думала?

— Что ты имеешь в виду?

Лайл увидела настойчивый вопрос в его взгляде, а потом — снова насмешку.

— Ты и правда не понимаешь?

Она покачала головой, глядя на свои сцепленные руки.

Рейф присвистнул.

— Ты не очень-то сообразительна, моя сладкая. «Не слишком умна и прекрасно подходит для того, чтобы утолять повседневный голод человеческой натуры», как сказал поэт Вордсворт. «Совершенная женщина, созданная, чтобы предостерегать, утешать и повелевать». Только в этом доме повелевает Дейл, а я занимаюсь предостережениями А тебе остается чудесная женская обязанность утешительницы. И если Дейл потеряет Тэнфилд, нелегко тебе будет ее выполнить. Об этом ты думала?

— Да, — произнесла Лайл.

— Что ж, я продолжу размышления на эту тему. Я подозреваю, нам не приходится особенно надеяться на то, что удастся всучить правительству еще немного земли. Тогда тебе придется постараться обольстить Робсона, чтобы он вложил в это дело кругленькую сумму и помог нам продержаться на плаву. А когда нас сменит следующее поколение, мы сможем упокоиться с миром.

Лайл подняла глаза и увидела, что Рейф не смотрит на нее. Он сидел опираясь локтем на колено и положив подбородок на руку, устремив глаза на китайский ковер.

— У меня не получается притворяться, — ответила Лайл. — Я уже пыталась, но все бесполезно: Робсон видит меня насквозь.

Брови его дернулись от тика.

— Ты, кажется, не прозрачная. — Его голос стал неприятно скрипучим.

— Ты даже не знаешь, как я старалась.

Плечо его тоже дернулось.

— Бедное, невежественное дитя! Ты и вправду такая глупая, какой кажешься? Нельзя стараться полюбить или возненавидеть, разлюбить или перестать ненавидеть. Или скрыть от кого-то любовь или ненависть. Думаю, Робсон раскусил тебя точно так же, как и Дейл. А если это так, считай, что сейчас ты слышишь предсказание цыганки.

— Рейф!

Он наклонился, расцепил ее руки и повернул их ладонями вверх. Они были холодными и дрожали.

— Черноволосый мужчина и блондинка…

Лайл принужденно засмеялась.

— Это подходит только для карт и кофейной гущи! Гадание по руке начинается с линии жизни, линии сердца и так далее.

Его пальцы сжали ее запястья. Лайл подумала, что его руки с виду такие тонкие, сильнее, чем у Дейла.

— С тобой случится что-нибудь ужасное, если ты прервешь колдовской заговор! Так, я вижу темного мужчину и светловолосую женщину, и свадебные колокола, и чудесное спасение. А еще… Что это? О, путешествие, долгое морское путешествие. Ты поплывешь через океан на другой край земли.

— Не поплыву! — Лайл попыталась вырвать руки.

— А мне кажется, тебе стоит это сделать. Так будет лучше. К тому же это читается по линиям твоей руки.

Лайл подняла глаза. Рейф смотрел на нее с каким-то странным выражением, которого она не могла разгадать. Его взгляд был насмешливым, но в нем угадывалось и что-то еще. Внезапный импульс заставил Лайл спросить:

— А нет ли на моей ладони темноволосой женщины?

— Тебе нужна темноволосая женщина? Хорошо, ты ее получишь. Она может быть одной из причин твоего путешествия.

Краска залила лицо Лайл. Она снова попыталась освободить руки.

— Рейф, отпусти меня! Мне все это не нравится. Отпусти меня!

Он внезапно разжат пальцы. Лайл стояла перед ним, глубоко и неровно дыша, безуспешно пытаясь взять себя в руки. Рейф продолжал смотреть на нее.

— Зачем ты это сказал? Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Я подумал, что тебе лучше бы уехать.

— В Штаты?

— Чудесное воссоединение семьи.

Лайл сказала прерывающимся голосом:

— У меня нет семьи.

— Кузены могут оказаться очаровательными. Мне кажется, ты упоминала о кузенах. Мысли о знакомстве с ними обладают очарованием неизвестного.

Лайл пошла к стеклянной двери и остановилась. Словно она вырвалась на свободу, но силы ее иссякли, и она не могла двинуться дальше. Не оборачиваясь, Лайл спросила:

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Да.

— Почему?

— Меньше слов — больше пользы, моя дорогая.

Теперь она повернулась к Рейфу.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Воссоединение семьи и рука, протянутая через океан.

Лайл выпрямилась и подняла голову.

— Я должна уехать?

— Именно так я и думаю.

— А Алисия останется?

— А так, похоже, думает Алисия.

Лайл повернулась и вышла через стеклянную дверь. От нее к террасе вели четыре ступеньки. Перед тем, как ступить на первую, Лайл обернулась.

— Мне не кажется, что ты хороший предсказатель.

Глава 17

Впоследствии события того вечера пришлось не раз рассортировать, просеять, дать им отстояться и снова просеять. Но тогда они показались всем совершенно заурядными и скучными.

Обед длился с восьми до без двадцати девять. Рейф и Алисия болтали. Красота кузины Дейла сияла. Ее шею украшало ожерелье из зеленых камней. Дейл пил больше, чем обычно. Лайл делала вид, что ест. Без пятнадцати девять, когда вся компания пила кофе на террасе, миссис Джернингхэм сообщили, что пришла Сисси Коул. Потом ей задавали множество вопросов об этом посещении. Но в тот вечер это был лишь разговор двух несчастных женщин.

Лайл сразу же разбила лед между ними, принеся жакет в красно-желто-зеленую клетку. Девушка, даже измученная неудачным романом, всегда может извлечь некоторое удовольствие из новой одежды. А все вещи миссис Джернингхэм были дорогими и хорошо сшитыми. Этот жакет надевали всего три или четыре раза. Сисси примеряла его перед зеркалом восемнадцатого столетия в позолоченной раме, и на губах ее дрожала слабая улыбка. Слишком яркие клетки шли ей намного меньше, чем Лайл. Из-за них ее бледное лицо становилось совсем уж бесцветным, а голубые глаза выглядели водянисто-серыми. Но она смотрела только на жакет — совершенно новый и самый красивый из всех ее вещей.

— О, миссис Джернингхэм, он чудесный!

Девушка осторожно сняла жакет и вывернула его наизнанку. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее в нем на обратном пути, особенно этот Уильям. Но она сможет надеть его, как только сойдет с дороги. Вероятно, такие мысли роились в ее в голове.

Что касается Лайл, то она обрадовалась перемене в настроении Сисси. Было совершенно очевидно, что девушку заставили прийти сюда, и это возмутило Сисси. Но теперь ее напряжение исчезло. Не снимая руки с жакета, Сисси сказала:

— Вы очень добры! Тетя сказала, что вы хотели меня видеть.

Как раз этого Лайл хотелось меньше всего. На сердце у нее было очень тяжело от осознания победы Алисии. Она чувствовала себя поверженной и бессильной, но ей нужно было найти хоть какие-то слова для Сисси. Лайл начала:

— Мне кажется, она ужасно переживает за тебя.

Сисси фыркнула и вздернула подбородок.

— Никто ее об этом не просит! И она не одна тут переживает!

— Ты имеешь в виду, что ты тоже несчастна?

Сисси кивнула, всхлипнула и извлекла носовой платок из нагрудного кармана платья.

Лайл положила руку на ее колено.

— Может быть, тебе хочется ненадолго уехать? Моя подруга ищет прислугу для своих детей. У нее две маленькие дочки, и ей нужен человек, который мог бы отводить их в школу и забирать домой, а также шить для них. Может быть, тебя это заинтересует?

Сисси заглушила платком рыдание и отрицательно покачала головой.

— Тебе не кажется, что тебе станет легче, если ты ненадолго уедешь?

— И никогда больше его не увижу? — плача, произнесла девушка.

Лайл почувствовала, что ее глаза тоже наполняются слезами. Слова «никогда больше» задели самую чувствительную струнку в душе.

— Какая польза от того, что ты с ним видишься?

— Никакой, — опять всхлипнула Сисси. Проглотив слезы, она засунула платок обратно в карман и встала, сжимая клетчатый жакет. — Все равно об этом бесполезно говорить, а мне пора идти. Вы были очень добры ко мне. Спасибо за жакет.

Лайл вернулась на террасу и застала там одного Рейфа. Взглянув на нее поверх вечерней газеты, он сказал сладчайшим голосом:

— Дейл уехал, чтобы совершить ночной полет. Алисия повезла его на летную площадку. Я собираюсь пройтись. Почему бы тебе не отправиться спать? Ты выглядишь совершенно обессиленной.

Лайл взяла свою чашку. Кофе был холодным и горьким.

— Ты знал, что он собирается летать? — спросила она.

Рейф покачал головой.

— Совершенно внезапное решение. Он только что туда позвонил. — Снова уставясь в газету, он добавил: — Я думаю, в Европе скоро будет война, моя сладкая.

Лайл отставила чашку.

— Сколько времени Алисия собирается здесь жить?

Рейф уронил газету.

— Это звучит так, как будто тебе кажется, что она уже слишком долго здесь живет!

— Разве нет?

— Слишком долго или недостаточно долго. — Голос его все еще звучал мягко.

— Что ты имеешь в виду?

Внезапно Рейф мрачно посмотрел ей в глаза.

— Ты и правда хочешь, чтобы я объяснил?

— Да, пожалуйста.

Брови его поднялись.

— Будь по-твоему. Ты хочешь, чтобы Алисия уехала. Ты могла бы выгнать ее на прошлой неделе. Я не хочу сказать, что тебе бы это удалось, потому что ее позиции очень сильны. Это ее родовое поместье, ее дом, и не очень-то хорошо со стороны чужого человека было бы пытаться ее выжить. К тому же она всегда была совершенно неприступной, да и сейчас такой осталась. Это, знаешь ли, очень много значит. Все же неделю назад у тебя был небольшой шанс. Хотя я, скорее всего, поставил бы на Алисию: у нее совершенно нет совести, и она намного жестче тебя. А сейчас это пустой разговор. Прошлая неделя осталась позади, и ничто ее не вернет. Теперь тебе придется ждать, пока чары ослабеют, а до этого может пройти много времени. Алисия — очень обольстительная женщина, и она продаст душу дьяволу, лишь бы заполучить Дейла.

Лайл стояла перед ним и слушала. Голос Рейфа был холоден, как восточный ветер. Она чувствовала такую боль, словно ее открытая рана истекала кровью. Но не кровь уходила из ее сердца, а надежда, юность и любовь. Лайл услышала слова Рейфа:

— Это может длиться очень долго, но все же не вечно. Ты же не хочешь оставаться здесь и смотреть на это, правда?

Он поднялся и подошел к ней.

— Ты просила у меня совета, моя сладкая? Не важно, просила или нет, вот он: на следующие несколько месяцев Европа станет страшно неприятным местом. На твоем месте я бы уехал, пока это возможно. Поезжай в Штаты. Если ты станешь нужна Дейлу, он за тобой приедет. Если нет — что ж, в этой стране очень легко получить развод.

Лайл стояла совершенно неподвижно, глядя на него. Лицо ее побелело, глаза расширились и потемнели. Помолчав секунду, она проговорила дрожащим голосом:

— Почему вы все меня ненавидите? Почему вы хотите, чтобы я уехала?

Рейф положил руки ей на плечи.

— А разве ненависть недостаточная причина? Чего тебе еще надо? Разве ненависти недостаточно? Это оче

Patricia Wentworth

Danger Point

© Patricia Wentworth, 1942, 1943

© Школа перевода В. Баканова, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

* * *

Все персонажи книги вымышленные. События, описываемые в романе, происходили в конце лета 1939 года.

Глава 1

Мисс Мод Сильвер оглядела толпу на перроне и порадовалась своему везению: она с удобством расположилась в углу купе, против хода поезда, чтобы копоть не летела в лицо. На соседнем сиденье лежал журнал, подарок племянницы.

Пожилая дама с добродушной улыбкой рассматривала семейства, снующие по платформе. В голове мисс Сильвер, неисправимой викторианки, вертелась подходящая случаю цитата: «Голос, гудок, разговор полуночный…»

До полуночи было далеко, стояло ясное июльское утро, но точность в поэзии – дело десятое.

• Голос, гудок, разговор полуночный, и снова
• Лишь пустота и молчанье —
• Во тьме разминулись суда…[1]

Разумеется, в переносном смысле. Мисс Сильвер надеялась, что процитировала верно.

Ах ты, Господи, вот так толпа! В праздники никому не сидится на месте. Она и сама провела в Уайтстоне чудесные две недели с Этель и детьми. После хитроумного дела с ядовитыми гусеницами было весьма утешительно передохнуть в кругу семьи. Целыми днями мисс Сильвер просиживала на пляже, успев связать очаровательному пухлому карапузу три пары носков и курточку. Она превосходно отдохнула, а то обстоятельство, что гусеницы у моря не водятся, добавляло отдыху очарования.

Тучная мамаша с решительностью танка протискивалась сквозь толпу. Один из трех ее отпрысков что-то нес в корзинке. Повозившись с задвижкой, мальчишка приподнял крышку, из корзинки молнией шмыгнул черный котенок – и был таков.

– Ах ты, Господи! – повторила мисс Сильвер, одобряя крепкий подзатыльник, который мамаша отвесила сорванцу. Семейство дружно бросилось догонять котенка, и мисс Сильвер потеряла их из виду.

Похоже, в отличие от мисс Сильвер остальные пассажиры не собирались возвращаться в Лондон этим поездом. Что ж, если на ее купе никто не покусится, поездка и впрямь удалась. Впрочем, в подобное везение верилось с трудом. Мимо ее окон торжественно, словно по безлюдной, продуваемой ветрами вересковой пустоши, прошествовал худой верзила: голова и плечи возвышались над толпой, на лице застыла печаль. За ним следовали две юные болтушки в серых брючках и кричащих безрукавках: напомаженные губки блестели, изящно уложенные пряди отливали золотом. Суровая накрахмаленная бонна сопровождала малютку в небесно-голубом матросском костюме. Дитя вертелось, вцепившись в новехонькое ведерко для песка, светлые волосы курчавились, голые плечи и голени покрывал бронзовый загар.

По всему выходило, что никто не собирался набиваться мисс Сильвер в попутчики.

Пожилая дама опустила глаза на часики, приколотые к коричневой шелковой блузе золотой брошью. Часики подтвердили догадку: поезд готов отбыть. Ее костюм состоял из неброского чесучового пиджака и юбки, строгих черных туфель и коричневой шляпки с букетиком резеды и пурпурных анютиных глазок. Серые вязаные перчатки покоились на коленях мисс Сильвер рядом с видавшей виды черной сумочкой. Под шляпкой обнаруживались мышиного цвета волосы, блеклая кожа и приятные черты немолодой уже дамы. Горло украшала крупная брошь-камея с головой греческого воина; нитка бусин мореного дуба дважды изящно обвивала шею и спускалась к поясу, позвякивая о пенсне на тонком черном шнурке.

Раздался свисток, поезд дернулся, кто-то закричал. Дверь купе распахнулась. Второй рывок. Высокая девушка в сером костюме вскочила в купе. Третий рывок швырнул ее на мисс Сильвер, но та была начеку: поддержала незнакомку, захлопнула дверь. Лайл Джернинхем обнаружила, что над ней склонилась особа, похожая на отошедшую от дел гувернантку, а голос, напоминавший о классной комнате, настоятельно советовал ей не пренебрегать безопасностью, «а также правилами железнодорожной компании», запрыгивая в поезд на ходу. Голос шел издалека, с той стороны бездны, отделившей Лайл от прочих живых существ. Там, далеко-далеко, осталась ее классная комната, и похожий голос твердил: «Не хлопай дверью, Лайл. Сядь, дорогая, да поровнее, не разваливайся. А когда я говорю, слушай внимательно». Все ушло, все осталось по ту сторону бездны…

– Это крайне опасно, – серьезным тоном увещевала незнакомку мисс Сильвер.

Лайл подняла глаза.

– Опасно, наверное. Впрочем, не все ли равно?

Маленькая чопорная гувернантка с прямой спиной сидела в углу купе в старомодном наряде и шляпке давно забытого фасона, и Лайл вполне могла бы дотронуться до нее, но на самом деле и мисс Сильвер, и ее голос были далеко.

– Не все ли равно, – повторила Лайл устало и откинулась на спинку сиденья.

Мисс Сильвер молча изучала незнакомку. Высокая и тоненькая пепельная блондинка с молочно-белой кожей, скорее скандинавского, чем английского типа. Не голубоглазая, как полагалось бы англичанке с таким цветом волос, – глаза незнакомки, бездумно следившие за пролетающим пейзажем, были чистейшего серого цвета, ресницы – на несколько тонов темнее волос. Тонкие золотистые брови причудливо изгибались словно расправленные крылья. Из-за них лицо казалось бледным как полотно. Мисс Сильвер подумала, что впервые видит такой цвет лица у живых.

Серый шерстяной костюм превосходного кроя отличала недешевая простота; костюм дополняла фетровая шляпка, небрежно завязанная синей лентой, серая сумочка с инициалом Л, тонкие чулки, дорогие серые туфли. Мисс Сильвер хватило беглого взгляда, чтобы оценить наряд незнакомки. Затем взгляд скользнул к рукам без перчаток, задержался на платиновом обручальном кольце и успокоился на собственных коленях, обтянутых дешевой чесучой. Изощренный ум вынес заключение, уместившееся в трех определениях: не в себе – при деньгах – замужем.

Закончив наблюдения, мисс Сильвер обратилась к журналу, которым столь любезно снабдила ее в дорогу Этель, но не продвинулась дальше трех страниц. Взгляд пожилой дамы утратил проницательность, стал рассеянным.

Спустя некоторое время мисс Сильвер захлопнула журнал и повернулась к незнакомке:

– Не хотите полистать?

Серые глаза неохотно встретили ее взгляд. Мисс Сильвер оценила усилие, которое пришлось предпринять попутчице, ибо эти глаза не видели плоских зеленых полей, разлинованных изгородями на клеточки одинакового размера, пролетавших все быстрее, по мере того как поезд набирал скорость. По правде сказать, не видели они и саму мисс Сильвер.

Отбросив уловки, пожилая дама спросила напрямик:

– Что-то случилось? Могу я помочь вам?

Ее голос, участливый и властный, достиг ушей Лайл Джернинхем – голос, но не слова. Слова значили не больше, чем стук вагонных колес. И все же взгляд стал более живым и осмысленным.

– Вы очень добры, – сказала Лайл.

– Кажется, вы пережили сильное потрясение.

Это прозвучало как утверждение, не как вопрос.

– Откуда вы знаете?

– И бежали сломя голову.

– Откуда вы знаете? – переспросила Лайл жалобно.

– Это лондонский поезд. Вы не сели бы в него без перчаток, если бы не спешили. Перчаток нет и в сумочке – иначе у нее выпирали бы бока.

Уверенный голос успокаивал, заставлял забыть страхи.

– Сломя голову, – отозвалась Лайл горестным эхом.

– Почему? – спросила мисс Сильвер.

– Говорят, он хочет меня убить, – ответила попутчица.

Мисс Сильвер не выказала ни удивления, ни недоверия. Ей было не впервой выслушивать чужие откровения. Более того, это было ее профессией.

– О Господи, кто? Кто хочет вас убить?

Лайл Джернинхем ответила:

– Мой муж.

Глава 2

Мисс Сильвер всмотрелась в попутчицу. Зачастую подобные обвинения – признак психической неуравновешенности. Ей уже случалось иметь дело с манией преследования, впрочем, как и с покушениями на убийство. Нередко только ее вмешательство оставляло убийцу ни с чем.

Однако Лайл Джернинхем не была похожа на сумасшедшую, скорее всего ее рассудок лишь временно помутился от горя. Так бывает: шок притупляет боль.

Эти размышления заняли несколько секунд.

– Ах ты, Господи! – снова повторила мисс Сильвер. – Вы уверены, что муж?

Лицо попутчицы осталось бесстрастным.

– Так говорят, – механически ответила она.

– Кто?

– Не знаю, я стояла за изгородью…

Голос задрожал. Глаза Лайл оставались открытыми, но она больше не видела мисс Сильвер: перед ней снова встала низкая тисовая ограда, усыпанная кроваво-красными колокольчиками с зелеными язычками. Солнце немилосердно припекало спину, в нос бил терпкий аромат тиса. Она рассматривала одну из кроваво-красных ягод, покрытых пушком, и внезапно услышала голоса.

«– Понимаешь, разное болтают… – нарочито медленно протянул незнакомый низкий голос.

– Дорогая, ты можешь мне довериться! – взволнованно перебил другой.

И снова в разговор вступил первый голос».

Очнувшись, Лайл обнаружила, что сидит в купе поезда напротив маленькой чопорной дамы. Возможно, если она будет говорить, голоса в ее голове замолчат?

И Лайл продолжила:

– Сначала я не поняла, что они обсуждают Дейла. Подслушивать дурно, но я не устояла.

Мисс Сильвер открыла сумочку, спрятала журнал и как ни в чем не бывало занялась серым носком для старшего сына Этель. Металлические спицы замелькали в маленьких пухлых ручках, а мисс Сильвер между тем заметила:

– Как я вас понимаю! Дейл – ваш муж?

– Да.

Для Лайл разговор был таким облегчением!.. Собственный голос заглушал голоса, звучащие в ее голове. Но когда Лайл замолкала, они снова вступали, упрямо, раз за разом, словно заевшая грампластинка. Стоило ей замяться, и голоса ворвались в уши, а запах нагретого солнцем тиса ударил в ноздри.

«– Этот несчастный случай ему весьма на руку, – со смехом протянул первый голос.

– Дейлу Джернинхему всегда везло, – последовал жестокий ответ».

Так Лайл поняла, что говорят о Дейле.

– Я ни о чем не догадывалась, – пробормотала она еле слышно, – пока она не сказала…

– Не сказала чего, милочка? – Пожилая дама перевернула носок.

Лайл не сознавала, что беседует с мисс Сильвер, – просто не могла больше слышать назойливые голоса.

– Они говорили, Дейлу повезло, что его первая жена погибла. Ему едва исполнилось двадцать, а она была старше и очень богата, ну, вы понимаете. Мол, если бы не этот брак, Дейлу пришлось бы продать Тэнфилд. Не знаю, я ничего не знаю! Ее звали Лидия. Они говорили, что он не любил жену, а она его обожала и завещала мужу все деньги, но спустя месяц погибла в Швейцарии. И будто бы без ее наследства Дейл потерял бы Тэнфилд. Не знаю, я ничего не знаю!

Мисс Сильвер пристально всмотрелась в собеседницу: застывшая маска вместо лица, ни красок, ни жизни, ровный механический голос. Кажется, дело не только в давнем несчастном случае с первой женой.

– Я большая почитательница лорда Теннисона, – заметила мисс Сильвер вслух. – Жаль, что ныне он почти забыт; впрочем, его время еще придет. «Нет лжи страшнее полуправды»[2] – вот о чем следует помнить, услышав злую сплетню.

Смысл слов ускользал от Лайл, но мягкий уверенный тон попутчицы успокаивал.

– Вы считаете, они лгут?

– Откуда мне знать, милочка.

– Она упала, разбилась, я не знала ее, это было так давно. А они говорят, ему повезло…

На мгновение спицы остановились.

– Но ведь это не все, что вы услышали?

Рука Лайл метнулась к лицу. Если она замолчит, голоса вернутся; уж лучше болтать без умолку, хотя тогда придется сказать и о том, что заставляет сердце сжиматься от боли.

– Еще они говорили, – запинаясь пробормотала Лайл, – что ее деньги спасли Тэнфилд. А Дейл уверяет, что все его сбережения уничтожила Депрессия. А потом… потом они сказали, что теперь он зарится на мои…

– А вы богаты?

Серые глаза равнодушно скользнули по лицу мисс Сильвер, бледные губы прошептали:

– Да.

– И вы завещали мужу все свое состояние?

– Да.

– Когда?

– Две недели назад. Мы женаты полгода.

Мисс Сильвер молча вязала. В ушах Лайл Джернинхем снова зазвучал нарочито протяжный голос:

«– Деньги вложены в дело, но если с ней что-нибудь случится, Дейлу не составит труда их заполучить.

И второй, полный злобы:

– Еще один несчастный случай?»

Нахлынула боль, сметая оцепенение. Уж лучше самой повторять эти страшные слова, чем слышать их в своей голове! Задыхаясь, Лайл пролепетала:

– «Еще один несчастный случай?» Понимаете, Дейлу нужны деньги на содержание Тэнфилда. Я не слишком жалую это поместье, оно такое громадное, Мэнор куда больше похож на дом. Почему бы не продать Тэнфилд, спросила я как-то Дейла. А он заявил, что его семья жила тут веками. И мы поссорились. Но он никогда бы…

– Расскажите про несчастный случай, – попросила мисс Сильвер.

– Я чуть не утонула. Дейл, Рейф и Алисия плескались на мелководье и не слышали моих криков. Они говорят…

В уши громовым раскатом ворвался голос незнакомки за изгородью:

«– Еще один несчастный случай?

Ему вторил другой:

– Ее вытащили из моря, как слепого котенка. Дейл готовился повторно стать безутешным вдовцом, а она не утонула и он остался без денежек. Впрочем, еще не вечер.

– Но кто осмелился ему помешать? Кто ее бестактный спаситель?

– Не Дейл, – протянул первый голос».

Рука Лайл упала на колени. Голоса одерживали верх.

Издалека до нее донеслись слова мисс Сильвер:

– Вы ведь не утонули. Кто вас спас?

– Не Дейл, – ответила Лайл Джернинхем.

Глава 3

У поворота на Крэнфилд-Холт поезд замедлил ход. Иногда он проезжал мимо, но сегодня собрался затормозить. На открытой загородной платформе стояли пассажиры, причем четверо явно нацелились на купе, в котором мисс Сильвер надеялась продолжить захватывающую беседу. Пассажиры – цветущая говорливая мамаша с тремя отпрысками от шести до шестнадцати, едущие навестить городских родственников, – втиснулись между ней и ее бледнокожей попутчицей. Купе наполнилось возгласами, суждениями, замечаниями и восторгами.

Лайл Джернинхем откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. И зачем только она поехала в Маунтсфорд? Крейны не ее друзья, они приятели Дейла. В последний момент муж передумал, и ей пришлось отправляться одной. Какие-то дела в Бирмингеме, деньги Лидии, не бог весть сколько, теперь она знает. Деньги Лидии… Нет, нельзя думать о Лидии.

Хозяин, мистер Крейн – шумный гостеприимный толстяк, – нравился Лайл, но под взглядом миссис Крейн ей всегда хотелось стереть с лица воображаемую сажу. Миссис Крейн, как и большинство женщин, была без ума от Дейла и осуждала его выбор. Преданная мужу, миссис Крейн не желала отказываться от преданности поклонников. Ей требовались обожатели, а Дейл не оправдал ее надежд, женившись на Лайл. Неудивительно, что миссис Крейн недолюбливала его молодую жену.

Дейл не должен был отпускать ее в Маунтсфорд, а ей не следовало ехать в одиночку. И она не стояла бы у ограды под палящим солнцем, вдыхая терпкий аромат тиса, слушая, как незнакомый голос произносит: «Несчастный случай был ему на руку».

Усилием воли Лайл отбросила прочь неотвязные мысли. Вчера она проводила Дейла, прошлась по магазинам и пообедала с Хильдой. А потом душный поезд повез ее в Маунтсфорд. Лайл до последнего тянула с отъездом, долго укладывала платья.

Она представила себя в серебристом наряде и изумрудах, оставшихся от матери. Обычно изумруды придают глазам зеленоватый оттенок, но ее глаза никогда не меняли цвет. Было в ней что-то неподвластное обстоятельствам. Этого не одолеть даже Дейлу. Даже если Дейл задумал ее убить.

Нет, о Дейле тоже нельзя думать. Ужин удался на славу. Болтовня мистера Крейна, которого нимало не заботило, смеются ли гости над его шотландскими анекдотами. Толпа незнакомых людей. Толстяк, который зазывал ее посмотреть на розы при лунном свете, а когда она заметила, что ночь нынче безлунная, усмехнулся: «Тем лучше». Бридж, наводящий тоску. Наконец она оказалась в постели; ей снился Дейл. Он смотрел на нее, смеялся, они целовались… Нет, нельзя о нем думать.

Но мысли упрямо возвращались к Дейлу.

Превосходное утро, дымка над морем почти рассеялась, обнажив яркую синеву. Лайл стоит, скрытая изгородью, солнце припекает спину.

«Несчастный случай был ему на руку…»

Мисс Сильвер отложила вязанье и вновь взялась за журнал. Фотография в полный рост привлекла ее внимание еще раньше. Красавица в серебристом платье, внизу подпись курсивом: «Очаровательная миссис Дейл Джернинхем в своем элегантном наряде». Вокруг извивались строчки разной длины. Письмо, начинавшееся обращением «Дорогая читательница», заканчивалось подписью «Искренне ваша» и большим вопросительным знаком. Автор письма знал или слишком много, или, напротив, ничтожно мало. Анонимность давала ему возможность не стесняться в выражениях. После первого упоминания мистера Дейла Джернинхема автор панибратски звал его не иначе как Дейлом:

«Счастливчик, которому повезло не только владеть Тэнфилд-Кортом (чтобы содержать поместье, требуется целое состояние), но и заполучить двух богатеньких женушек – нет-нет, не сразу, не подумайте превратно. Везунчик Дейл овдовел на удивление рано. Его первый трофей, несчастная Лидия Берроуз, погибла при восхождении на гору в Швейцарии. Богата ли нынешняя миссис Джернинхем, урожденная Лайл ван Декен? Помилуйте, а вы как думали? А еще она хороша собой – в жизни даже красивее, чем на фотографии. От американского папаши ей достался изрядный капиталец, а от скандинавской бабки – неправдоподобно прекрасные платиновые локоны. Можете не сомневаться…»

Мисс Сильвер возмущенно поджала губки. Что за невыносимая вульгарность! Куда катится пресса! Пожилая дама посмотрела на Лайл: та откинулась на сиденье, но не спала, поглощенная горькими мыслями. Костяшки стиснутых пальцев побелели.

Поезд начал замедлять ход. Лайл открыла глаза и встретила внимательный взгляд мисс Сильвер. Они долго смотрели друг на друга, затем веки Лайл снова закрылись.

Мисс Сильвер расстегнула сумочку и вытащила аккуратную карточку, на которой значилось:

«Мисс Мод Сильвер

Частные расследования

Монтегю-Мэншнс, 16

Уэст-Лиам-стрит, Ю.З.».

Затем решительно захлопнула сумочку, и в этот момент поезд вполз под вокзальные своды. Носильщик распахнул дверцу. Почтенная мамаша в сопровождении отпрысков выплыла из купе. Миссис Дейл Джернинхем встала, собираясь последовать за ними.

Однако не успела она ступить по платформе и нескольких шагов, как почувствовала на локте чьи-то пальцы. Низенькая полноватая дама, с которой она разговаривала в купе, шла рядом. Лайл уж не помнила, о чем они говорили, и не горела желанием продолжить беседу. Она рассеянно приняла и сунула в сумку аккуратную карточку. Заботливый голос гувернантки отчетливо произнес:

– Если понадобится помощь, здесь мое имя и адрес.

Чужие пальцы больше не сжимали ее локоть. Лайл не оглядываясь поспешила к турникету.

Глава 4

Солнце заливало теннисные корты Тэнфилд-Корта. Всего в поместье их было три: два покрытых превосходным дерном и один травяной. Заросли граба, падуба и боярышника почти закрывали их от солнца, делая невидимой для игроков громаду дома, – из листвы торчали лишь башенки по обеим сторонам фасада.

На дальнем травяном корте Алисия Стейн и Рейф Джернинхем яростно сражались за каждый сет. Мяч, задев сетку, упал на стороне Рейфа; тот после отчаянного броска растянулся на газоне. Алисия подбросила ракетку в воздух.

– Игре конец! – звонко воскликнула она.

Рейф встал с травы, посмотрел на смеющуюся Алисию. Она была невысокой и худенькой, словно дитя; черные кудряшки волос, смуглое своенравное лицо. Сияя крепкими белоснежными зубами, раскрасневшаяся Алисия обошла сетку, размахивая ракеткой.

– Сам видишь, ты обречен мне проигрывать! – Она капризно сложила губки, посылая Рейфу воздушный поцелуй. – А знаешь почему? Просто я лучше играю и никогда не выхожу из себя.

Рейф расхохотался. Смуглый, как Алисия, невысокий и худощавый, он был очень красив, слегка на цыганский лад. Тонкие черные брови элегантно изгибались, загорелые, тонко очерченные уши слегка заострялись на концах, как у фавна. Сходство было неслучайным – Рейф с Алисией унаследовали внешность и белоснежные зубы от бабушки.

Сверкнув улыбкой, Рейф заметил:

– Я тоже никогда не выхожу из себя.

– Так уж и никогда?

– Никогда.

– Даже про себя? Мужчины не терпят поражений, особенно от женщин.

– Даже про себя.

Неожиданно Алисия отшвырнула ракетку.

– А вот я часто выхожу из себя, и меня не заботит чужое мнение. Только я приберегаю злость для чего-нибудь посерьезней игры.

– Например?

Алисия нахмурилась, но Рейф продолжал дразниться:

– Любишь, когда все идет по-твоему, даже в игре? А если нет – пиши пропало?

Алисия вспыхнула:

– Неправда!

– Неправда?

– Конечно, нет!

– Хотя надо признать, – улыбнулся Рейф, – верховодить – твоя стихия.

Румянец исчез со щек Алисии.

– Когда получается.

Она резко развернулась и пошла за ракеткой. Рейф смотрел ей вслед, насмешливо скривив тонкие губы. Его забавляло, что своенравная Алисия, привыкшая получать все, что пожелает, бессильна настоять на своем, когда дело касается его кузена Дейла. В девятнадцать она легко могла получить желаемое, но Дейл был беден, зато сэр Роуленд Стейн, напротив, богат. Бесприданница Алисия бросила Дейла и вышла за Стейна. Сама виновата, к тому же прошло десять лет, все давно быльем поросло.

Дейл женился на Лидии Берроуз под давлением обоих семейств, а когда унаследовал деньги Лидии, Алисия звалась леди Стейн. Это казалось Рейфу особенно забавным.

Что, если бы Роуленд попал в аварию на пару месяцев раньше? Когда в газетах появился некролог, помолвка Дейла с Лайл ван Декен уже состоялась. Свадьбу сыграли прежде, чем Алисия получила вожделенную свободу.

Она вернулась, размахивая ракеткой и сверкая глазами.

– Не смотри на меня так! Ненавижу тебя!

Улыбка Рейфа стала еще шире.

– Ты не похожа на безутешную вдову.

Алисия расхохоталась.

– Думаешь, мне пошел бы траур?

– Ты нравишься мне какая есть.

– Не верю.

– Да я тебя просто обожаю!

Алисия покачала головой.

– Ты никого не любишь, кроме себя и Тэнфилда. И Дейла. А вот Лайл терпеть не можешь. Что до меня, то иногда мне кажется, меня ты просто ненавидишь.

Рейф обнял кузину за талию, приблизил губы к ее уху и страстно прошептал:

– Ты сама не веришь ни одному своему слову!

– Напротив!

Рейф прижался щекой к ее щеке.

– Ах, моя дорогая!

– Похоже, ты и впрямь меня ненавидишь.

– Особенно сейчас, когда сжимаю в объятиях.

Отпрянув, Алисия тут же залилась смехом.

– Ты только притворяешься, будто за мной ухлестываешь. А я возьму и упаду в твои объятия!

– Я не возражаю.

– А сплетен не боишься? – Алисия снова рассмеялась. – Дурачок ты, Рейф. Когда-нибудь влюбишься всерьез, и тебе станет не до шуток.

На его лице появилось странное выражение.

– Что ж, готов начать прямо сейчас. Кстати, с чего ты решила, будто я терпеть не могу Лайл?

– Потому что это правда, – дразнясь, протянула она.

Рейф нахмурился.

– Нет, ты ошибаешься, я без ума от Лайл. Я принял бы любую избранницу Дейла, но Лайл такая душка! И как раз в моем вкусе – я падок на высоких блондинок. С чего бы мне ее не любить?

– Потому что она не любит Тэнфилд.

Рейф рассмеялся.

– Кто ж его любит? Эдакую обузу.

Алисия кивнула.

– Ты не любишь Тэнфилд, ты его обожаешь.

Он покачал головой.

– В детстве обожал, не спорю. Дети без ума от сказочных замков. Но с годами умнеешь, становишься практичнее. Содержать в наши дни такое поместье – верное разорение. Стоит бросить беглый взгляд на семейную историю, чтобы в этом убедиться. Пятеро из семи последних Джернинхемов женились на богатых наследницах, а что толку? У меня нет ни пенса. Дейл давно сидел бы на мели, если бы не наследство Лидии. Тэнфилд поглотил и его, а теперь разевает пасть, зарясь на деньги Лайл.

– Она ненавидит это место. Больше всего на свете ей хотелось бы от него избавиться.

– Мне тоже. Это единственный выход. Мэнор гораздо удобнее и во сто крат красивее. Обладай Дейл хоть каплей здравого смысла, давно принял бы предложение Тэтема – не станет же тот ждать всю жизнь! Беда в том, что здравый смысл отказывает Дейлу, когда речь заходит о Тэнфилде. Наше семейство живет здесь последние пятьсот лет, и Дейл одержим мыслью, что следующие пятьсот поместье останется в руках Джернинхемов. Ради этого он пойдет на все.

Алисия с удивлением смотрела на Рейфа. Все его легкомыслие как рукой сняло. Против воли Алисия была слегка озадачена.

Она обернулась лицом к дому. Солнце отражалось в окнах башенок. Остальное Алисия дорисовала в своем воображении: длинный фасад с портиком постройки восемнадцатого века, два крыла, окружавшие мощеный дворик, в котором каменные львы охраняли бассейн с фонтаном и лилиями.

– Послушать тебя, так это не дом, а колесница Джаггернаута.

Рейф Джернинхем натянуто рассмеялся.

– Колесница Джаггернаута давила своих почитателей, дорогая моя. Надеюсь, Тэнфилд-Корт будет стоять где стоит.

Глава 5

Две парадные гостиные Тэнфилд-Корта выходили на низкую террасу, широкие ступени которой спускались к знаменитому итальянскому дворику. Лайл Джернинхем ненавидела эти два акра арабесок и геометрических узоров, бездушных, утыканных кипарисами и статуями, засаженных цветами, такими ухоженными, что казались искусственными. За пределами дворика природа брала свое: поначалу укрощенная в виде дерна и подстриженных деревьев, но чем дальше, тем гуще становились кусты и раскидистей ветви. Дед нынешнего хозяина поместья любил деревья – собственноручно посаженные им буки, платаны, дубы и клены разрастались год от года. Прижились в усадьбе и кипарисы с золотистыми кончиками ветвей, и темно-изумрудные кедры, и редкие гималайские деодары.

Гуляя по хвойной аллее, Лайл ждала возвращения мужа. Страхи остались в прошлом, румянец снова играл на щеках. Лайл нашла в себе мужество с легкостью думать о вчерашних переживаниях. Она вспоминала о своем поведении с изрядной долей стыда. Дейл отослал ее к Крейнам на выходные, а она переночевала в гостях и вернулась. Теперь муж рассердится и потребует объяснений.

Лайл бродила между деревьями, раздумывая над тем, что скажет Дейлу. Проще всего солгать, что почувствовала недомогание. Рейф и Алисия, испуганные вчерашней бледностью Лайл, подтвердят ее слова. Но Лайл не привыкла к вранью. Ложь была ей отвратительна, а лгать Дейлу противно вдвойне. А значит, придется говорить правду. Немыслимо!

«Я слышала из-за изгороди разговор двух незнакомых женщин. Они сказали, что Лидия погибла, потому что тебе были нужны ее деньги, и что я буду следующей».

Она вздрогнула, вспомнив, как холодная вода поднималась все выше и выше, заливая подбородок, губы, глаза. Это случилось совсем недавно, десять дней назад!

Лайл вышла на поляну, подставив лицо солнечным лучам. Нет, она никогда не солжет Дейлу, но и правды не скажет.

Она обернулась навстречу мужу – и в тот же миг все страхи вылетели из головы. С самой первой встречи вид Дейла заставлял сердце Лайл трепетать. Походка, наклон головы, уверенный голос, улыбка, которую муж приберегал для нее одной. Глаза у Дейла были светлее, чем у кузена, а кожа бледнее, чем у Рейфа и Алисии. Те отличались изящным сложением – Дейл был крепок и статен. Когда он обнимал ее, Лайл ощущала себя хрупкой и беззащитной, но до сих пор его объятия рождали не страх, а радостную дрожь.

Он поцеловал ее, и Лайл ответила на поцелуй, ощутив незнакомый холодок, и с облегчением отстранилась, ловя ртом воздух.

– Дейл, я не могла там больше оставаться…

– Я вижу.

Не сердится. Пока не сердится. Если она найдет верные слова, все обойдется, но она способна только беспомощно лепетать…

– Мне так захотелось домой…

Рука Дейла легла на плечо, придавила своей тяжестью.

– Почему?

– Дейл…

Лайл хотела спрятать лицо, но он развернул ее к себе и строго спросил:

– Что происходит? Вечером я позвонил Крейнам. Мэриан сказала, что ты уехала утром, получила какую-то телеграмму. Ты говорила ей про телеграмму?

– Да.

– Что за телеграмма?

– Дейл, ничего я не получала…

Нет, она не станет ему лгать.

– Тогда почему ты вернулась?

Впервые с начала разговора Лайл осмелилась поднять глаза на мужа. В них застыли решимость и грусть.

– Я не хочу об этом говорить.

– Что за глупости! Рассказывай!

– Дейл…

– Да что с тобой происходит? Крейны – мои друзья. Ты собиралась гостить у них все выходные, а вернулась наутро. Объяснись, пожалуйста. Вы с Мэриан поссорились?

От облегчения щеки Лайл порозовели.

– Нет! Ты же знаешь, я не люблю ссор.

Она отстранилась – и он отпустил ее.

– Мне нечего делить с миссис Крейн. После завтрака я вышла в сад и случайно услышала разговор двух женщин. Я их не узнала, гостей был полон дом…

– О чем шла речь? – небрежно спросил Дейл.

Лайл охватило болезненное любопытство: что он ответит, если она осмелится? Но она никогда не осмелится, от одной мысли перехватывает дыхание…

– Я их не узнала…

– Ты повторяешься. Я хочу знать, что именно они сказали.

О Господи, чего она мнется? Наверняка все эти страдания из-за того, что ей нашептали какие-нибудь глупости про него и Мэриан. Дейл не отличался мягким нравом. И то, что она раздувает из мухи слона, злило его. Увидев, как темнеет лицо мужа, Лайл поспешно ответила:

– Я понимаю, это глупо, но я не хотела с ними разговаривать, не хотела их знать. Пойми же, Дейл! Они говорили ужасные вещи, и я не хотела с ними… с ними общаться, а если бы я осталась, мне пришлось бы, ведь я запомнила их голоса! Неужели ты не понимаешь?

Дейл нахмурился.

– Пока нет, но надеюсь понять. Ты так и не ответила, о чем именно они говорили. Их речи так повлияли на тебя, что ты не постеснялась обидеть моих друзей. Поэтому я жду ответа: что они сказали?

Лайл побледнела.

– Они говорили о Лидии. Дейл, пожалуйста, не злись! Меня так потрясли их слова, что я не смогла там остаться!

– О Лидии? – удивился Дейл. – Так вот оно что. А при чем тут Лидия? Какая-то бессмыслица! Что они сказали?

– Они сказали, – неожиданно севшим голосом пролепетала она, – что с ней произошел несчастный случай…

Глаза мужа сверлили ее из-под насупленных бровей.

– Тоже мне новость!

Рука Лайл взлетела к лицу.

– Не новость, но они сказали…

Где та граница, которую она так боится переступить? Дейл ждал, и Лайл выдавила:

– Что несчастный случай был тебе на руку…

Лайл не могла смотреть на Дейла – глаза слепило от слез. Сердце колотилось в горле.

На мгновение стало очень тихо. Тишину нарушил спокойный голос Дейла:

– И это все? Старая история. Я думал, с ней давно покончено. И незачем было нестись оттуда сломя голову.

Лайл посмотрела на мужа и испугалась. Ей и раньше случалось видеть Дейла в гневе, но сейчас к гневу примешивалось ледяное презрение. Неужели оно адресовано ей? Ей, поверившей клевете и позорно бежавшей из дома его друзей! Хорошо хоть он не пытается выведать остальное! Ей пришлось бы рассказать ему все без утайки. Если Дейл узнает настоящую причину ее побега, между ними все будет кончено.

Дейл отошел от нее, но сразу же вернулся.

– Тебе следует научиться владеть собой, – ровно сказал он. – Глупо терять над собой контроль всякий раз, когда кто-то скажет тебе гадость. Люди порой и сами не верят своим ядовитым речам, но их яд все равно отравляет. Нельзя всю жизнь шарахаться от того, что тебе не по нраву, иначе нам придется коротать жизнь в одиночестве. Надеюсь, Мэриан не затаила зла, но тебе придется сочинить причину убедительнее, чем телеграмма. Я жалею, что позвонил, ты могла бы соврать, что телеграмма от мужа, или предоставить отдуваться мне. Похоже, вранье не твой конек.

Лайл подняла глаза, но, несмотря на беспечный тон, взгляд мужа был мрачен и тверд.

– Я два дня провел в разъездах. Мне нужно размяться. – Не сказав больше ни слова, он пошел прочь по аллее.

Глава 6

Лайл спустилась к морю. Она не любила Тэнфилд, но ей нравились скалы у берега. От хвойной аллеи к морю вела тропинка. Деревья расступались, открывая взгляду бухту. Волны плескались на мелководье, подчиняясь капризам солнца и облаков.

Уже полвека назад обрыв вызывал опасения, и хотя до воды было всего пятнадцать – двадцать футов, отец Дейла огородил его низкой каменной стеной. Через проем в стене на пляж вела лестница.

Лайл присела на стену и загляделась на море. Вечернее солнце клонилось за Тэйн-Хед. Пройдет совсем немного времени, и солнце сядет, а тень от скалы, словно след от пролитых чернил, протянется к подножию обрыва, но сейчас вода была чиста и прозрачна, а тень залегла у дальнего конца бухты.

День выдался жаркий, однако с моря дул свежий бриз. Лайл поежилась в своем зеленом льняном платье, но вскоре мысли о разговоре с мужем заставили забыть про холод. Дейл рассердился. Она знала, что он рассердится. Даже если бы она рассказала ему все без утайки, Дейл все равно упрекнул бы ее за побег, дав в полной мере ощутить свой гнев и презрение. Презрение ранило больнее всего. Если Дейл будет ее презирать, она и сама станет себе противна. Почему она не осталась у Крейнов и не ответила на клевету? Глаза медленно наполнялись слезами. Лайл терзал стыд, но сильнее всего был страх, затаившийся в самой глубине души.

Время шло. Чернильная тень успела подползти к берегу, прозрачная синева воды на глазах посерела. Лайл не слышала шагов. Человек, подошедший сзади, медлил, словно не решался позвать ее. Лайл обернулась и увидела Рейфа.

Поверх белой тенниски он набросил свитер. Рейф протянул ей бежевый жакет в яркую красно-зеленую клетку.

– Твой? Ты сумасшедшая. Вчера еле держалась на ногах, а сегодня сидишь на самом ветру!

– Я не замерзла, – сказала Лайл, дрожа как осиновый лист.

Рейф состроил забавную гримаску:

– Хочешь заболеть? А ну-ка надевай жакет. Что с тобой происходит?

– Ничего.

Лайл быстро запахнула теплый жакет – уютные квадратики словно излучали тепло. Дейлу нравились яркие цвета, и Лайл купила этот жакет ради него. Купила скрепя сердце, ей шли пастельные тона. Впрочем, сейчас жакет пришелся весьма кстати. Лайл машинально застегнулась на все пуговицы.

Рейф заставил ее снова присесть на стену, а сам сел рядом, спиной к Тэйн-Хед. Глаза Рейфа блестели, ветер лохматил волосы.

– Ну, рассказывай, детка, что приключилось.

– Ничего.

– Очередная буря в стакане воды? Не волнуйся, детка… – Рейф пропел приглушенным тенорком: – «Car ici-bas tout passe, tout lasse, tout casse…»[3] У меня в запасе уйма сопливых песенок. Выкладывай, что тебя гнетет. Вчера явилась домой бледная, краше в гроб кладут, и только твое милое личико начало розоветь, как вернулся красавчик Дейл и ты снова раскисла. Что случилось?

– Ничего.

– Перестань! – Рейф схватил ладони Лайл и потряс ими. – Хватит таращиться на меня, как затравленный зверек. Лучше расскажи, что ты натворила у Крейнов.

– Рейф, я правда…

– Правда. И ничего, кроме правды. Поделись со мной правдой – и тебе станет легче. Какая-нибудь досужая сплетница сболтнула, что Дейл был любовником Мэриан? – В глазах Рейфа зажегся опасный огонек. – Это полная ерунда, но ты покорно проглотила наживку и примчалась домой, чтобы подать на развод?

Если Рейф хотел растормошить Лайл, то у него получилось. Она вырвала руки и громко возмутилась:

– Ничего подобного!

– Тогда что? Я жду объяснений, прелесть моя.

– Рейф, не валяй дурака!

– Ты действительно прелесть, – промурлыкал Рейф, – когда сама хочешь, а еще когда счастлива. Поэтому мне невыносимо видеть тебя несчастной.

– Рейф, прекрати!

– Для тебя это новость? Меня нелегко раскусить, я умею притворяться. Алисия считает, я терпеть тебя не могу. Разве это не доказательство моей поразительной скрытности?

Лайл напряженно рассмеялась.

– Ты невыносимый болтун!

– Поэтому можешь спокойно мне довериться. Кто послушает болтуна?

– Мне нечего рассказать.

Рейф улыбнулся.

– Придется спросить у Дейла, хотя я предпочел бы услышать все от тебя.

– Рейф, ты зря тратишь время.

– Я? Зря трачу время, прелесть моя? Ты меня недооцениваешь.

– Рейф, мне нечего тебе рассказать! Прошу, не трогай Дейла, это касается Лидии.

Рейф тихо присвистнул:

– Ого! Сколько можно?

– О чем ты?

– Да так, ни о чем.

Опершись руками о камень, Лайл подалась вперед. Солнце позолотило ее светлые волосы.

– Рейф, расскажи о Лидии. Мне проще спросить у тебя, чем у Дейла.

Смех Рейфа унес порыв ветра.

– Всегда пожалуйста, детка. Лидия не совершила ничего выдающегося, да и прожила недолго, так что рассказ будет коротким.

– Ты хорошо ее знал?

– Еще бы. Я был смышленым сироткой. Мы с Дейлом росли вместе и знали Лидию с детства. Ее отец заработал состояние на торговле дешевыми горшками и сковородками, а тетка была замужем за владельцем Тэллинфорда, еще до старых Моссбагов. Лидия с матерью часто у нас гостили, и у обоих семейств родился план поженить своих отпрысков. Дейлу было только двадцать, но он всегда выглядел старше, а Лидии к тому времени стукнуло двадцать пять. У него был Тэнфилд, у нее – горшки с наличностью. Родственники не могли надышаться на юную парочку.

Глава 7

– Почему Дейл на ней женился? – вырвалось у Лайл, сгоравшей от любопытства. Крохотный портрет Лидии висел в конце длинной галереи. Хмурая бледная женщина в скучном блеклом платье. Почему он на ней женился? Красавчик Дейл!

Лайл жадно всматривалась в Рейфа.

– Не догадываешься? Ей повезло перехватить Дейла на распутье – после того как Алисия дала ему отставку и вышла за Роуленда.

Лайл пронзила дрожь. Неужели? Она выпрямилась, пальцы онемели от холодного камня.

Рейф рассмеялся.

– Ты не знала? Какой же Дейл болван! Если когда-нибудь – не дай Бог! – я женюсь, то весь медовый месяц посвящу рассказам о своих былых похождениях. Люди обожают рассказывать о себе, и я так утомлю свою жену, что до конца жизни ей и в голову не придет расспрашивать меня о прошлых романах. Разве не умно я придумал? Список Дейла подлиннее: он старше меня на два года, и девушки всегда вешались ему на шею. Хотя я гораздо привлекательнее, не находишь? Бессердечный Дейл порой и не замечал страданий своих жертв. Он не рассказывал про австралийскую вдовушку, запустившую кувшином ему в голову? Нет? Пикантная история…

– Не болтай глупости, – поморщилась Лайл, овладевшая собой.

– Она же не моя вдова! Я от таких р-р-р-роковых кр-р-расоток держусь подальше. – Рейф принял трагическую позу.

Однако Лайл не поддержала шутки.

– Расскажи о Лидии, о том несчастном случае. Я боюсь спросить Дейла; болтают разное, и порой я чувствую себя полной дурой.

– Говоришь, болтают? – усмехнулся Рейф. – И будут болтать, всем рот не заткнешь. Куда дальновиднее изображать недалекую новобрачную.

– Перестань, Рейф!

– Весьма разумная линия поведения, и большого ума не требует. А знаешь, детка, в тебе и впрямь много невинности: «Ах, не троньте меня, я бедная заблудшая овечка!» Лучшее оружие против злых языков. Так что советую тебе придерживаться этой линии.

– Рейф, перестань молоть чепуху и расскажи мне обо всем.

– О чем именно?

Лайл в волнении сжала руки.

– О несчастном случае с Лидией.

– Детка, тут не о чем рассказывать, – серьезно ответил Рейф.

– Я хочу знать подробности. Кто стоял рядом, сколько вас было?

– Целая компания, но толком никто ничего не знает. Сплошные вопросы без ответов. – Рейф пожал плечами. – Не стоит расспрашивать об этом Дейла.

– Я и не собираюсь! – возмутилась Лайл. – Я спросила тебя! А ты только и знаешь, что дурачиться и увиливать от ответа. Но я не отступлюсь.

– Ах какой напор! – проворковал Рейф. – Говори же, невинное дитя, что хочешь знать?

– Кто там был? Что за компания?

– Дейл, Лидия, Алисия, Роуленд Стейн, пара по фамилии Мэллем и я. Лидия умерла. Роуленд и Мэллем тоже скончались. Остаются Дейл, Алисия, вдова Мэллема и я. Не хочешь посекретничать с Алисией? Она это любит.

– Предпочитаю услышать историю от тебя.

Рейф нелепо взмахнул рукой.

– Но я уже все сказал! Лидия упала с обрыва и убилась насмерть.

– Насмерть, – дрожащим голосом повторила Лайл. – Она занималась скалолазанием?

– Лидия? Скалолазанием? Нет! Присяжные отправили бы на виселицу негодяя, заставившего Лидию лазать по скалам. Мы не спускали с нее глаз, даже когда она карабкалась на холм размером с муравейник, и поклялись страшной клятвой не позволять ей сходить с тропы.

– Как же она умудрилась разбиться?

– Упала с тропы, – просто ответил Рейф.

Лайл не отрывала он него глаз. Одно слово рвалось наружу, застревая в горле.

– Как?

– Непонятно. Компания разбрелась кто куда, и никто не видел, как именно она оступилась. Тропа там широкая и извилистая – сверху гора, снизу обрыв, кругом цветы. Дамы собирали букеты. Возможно, Лидия потянулась за цветком и потеряла равновесие. Закружилась голова, поскользнулась? Все слышали крик. Когда я прибежал на место трагедии, Дейл стоял над обрывом, Алисия рыдала в стороне, а Мэллемы спешили назад по тропе. – Рейф снова вздрогнул. – Теперь ты знаешь все. А не вдова ли Мэллема вчера на тебя насела? Дейл обмолвился, что Мэриан Крейн ее тоже пригласила. – Он язвительно рассмеялся. – Наверное, поэтому Дейл и придумывал себе срочное дело в Бирмингеме.

– О чем ты, Рейф?

– Ты же ее видела.

– Нет, только слышала! Нас разделяла живая изгородь. Она говорила ужасные вещи про Дейла.

– Ничуть не удивлен. А голос у нее такой, словно оса жужжит в бочонке с патокой, – протяжный, язвительный.

Сравнение было настолько точным, что Лайл едва не улыбнулась.

– А ты не так прост, Рейф.

– Неужто ты во мне сомневалась? «Будь добродетельна, а ум оставь другим»[4]. Весьма подходящая к случаю цитата, не находишь?

Лайл похолодела, вспомнив попутчицу, которая цитировала Теннисона, – мисс Мод Сильвер, частные расследования.

– На твоем месте, – заметил Рейф, – я не стал бы расстраиваться из-за Эйми Мэллем. Вот тебе еще одна подходящая к случаю цитата: «Ад не вместит всю отвергнутой женщины злобу»[5]. Она вцепилась в Дейла как утопающая, а он никак не хотел взять в толк, чего ей нужно, вот она до сих пор и бесится, не может ему простить.

Рейф помог Лайл спрыгнуть со стены.

– Пошли домой, холодает. Дейл решит, что я тебя украл.

Они вошли в огромный квадратный холл, особенно нелюбимый Лайл. В середине восемнадцатого века владелец особняка, вернувшись из европейского вояжа, превратил прелестный елизаветинский холл с дубовыми лестницами и теплыми светлыми панелями в вычурный склеп с ледяным мраморным полом и заставил его хмурыми неприветливыми статуями. Черно-белые ступени поднимались к площадке, где стояла устрашающего вида скульптурная группа «Актеон, терзаемый гончими». Дальше ступени расходились, ведя на галереи, которые тянулись вдоль трех стен. Здесь статуй было еще больше: безголовая Медуза, Нерон, Лаокоон, умирающий гладиатор. Судя по всему, в интерьере отразилась болезненная тяга мистера Огастеса Джернинхема ко всему макабрическому.

Навстречу ей по лестнице спускалась Алисия. Она успела переодеться в белое шифоновое платье с широкой, присборенной на поясе юбкой. Если бы не черная траурная ленточка, ее можно было принять за восемнадцатилетнюю дебютантку. Свои темные кудри Алисия убрала в скромный пучок. Улыбнувшись Лайл, она молча спустилась в холл.

Лайл миновала оскаленные морды гончих, искаженное страданием лицо Актеона и свернула направо. Вспомнив улыбку Алисии, Лайл поняла, что больше всего на свете ей хочется надеть свой лучший наряд и до блеска расчесать волосы. Скинув радужный жакет и переодевшись в светло-зеленое платье, она почувствовала себя лучше. От ярких цветов волосы Лайл тускнели, а лицо казалось осунувшимся.

«И как только мне взбрело в голову его купить?» – подумала Лайл и услышала голос мужа. Он звал ее по имени.

Значит, Дейл больше не сердится! Не помня себя от радости, Лайл выбежала из спальни. В соседней комнате его не оказалось. Лайл вышла на галерею и, перегнувшись через балюстраду, увидела внизу Рейфа с кузиной. До нее долетел отчетливый голос Алисии:

– Что за безвкусный жакет! Хоть бы Дейл научил ее одеваться.

Уязвленная, Лайл отпрянула от перил. Внезапно в конце галереи показался Дейл. Должно быть, он поднимался по лестнице, скрытый статуями.

Подойдя к ней, Дейл спросил, слегка хмурясь:

– Где ты была?

– Сидела у моря. Рейф принес мне жакет.

Снова этот жакет! Теперь она его ненавидела.

Немедленно от него избавиться, кому-нибудь подарить! И тогда она сможет при случае небрежно заметить в духе Алисии: «Жакет? Нелепая вещица, я давно от него избавилась. Не возьму в толк, что заставило меня его купить».

– Не копайся, Алисия уже спустилась, – строго сказал Дейл.

Он по-прежнему злился. Сердце Лайл упало. Она понуро вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Глава 8

Недавно Лайл Джернинхем и представить не могла, что придут такие времена. Хорошими считались дни, когда Дейл на нее не сердился. Терпимыми, когда раздражался лишь немного. Плохими, когда муж без устали разглагольствовал о Тэнфилде и поколениях Джернинхемов, живших тут до них. И ужасными, когда он уговаривал Лайл уломать поверенного мистера Робсона потратить часть ее капитала на то, чтобы оставить поместье во владении семьи.

Когда-то все дни были хорошими, но после того как Лайл неосторожно призналась мужу, что Тэнфилд пугает ее до дрожи, хороших дней становилось все меньше, а плохие выдавались все чаще.

Лайл стремилась угождать Дейлу во всем, и порой тучи рассеивались. Неделя перед поездкой к Крейнам запомнилась Лайл как абсолютно счастливое время.

Лежа в кровати, Лайл вспоминала те дни, стараясь не думать о том, что Дейл стал нежен и предупредителен, когда она составила новое завещание. Да и к чему об этом думать? Она переписала завещание, чтобы порадовать мужа. Других родственников у нее нет.

– Ваш отец предоставил вам право распоряжаться деньгами по своему усмотрению, миссис Джернинхем. Если у вас не будет детей, вы вольны оставить все состояние мужу. Если дети появятся, можете доверить ему пожизненное право владения половиной наследства. Или оставить любое другое распоряжение. Я выразился достаточно ясно?

– Да, мистер Робсон.

Поверх головы старика Дейл послал Лайл лучезарную улыбку, растопившую ее сердце.

– Я хочу оставить все деньги мужу, – услышала Лайл свой запинающийся голос.

Счастье длилось целую неделю. Когда Лайл оглядывалась назад, те дни представлялись ей цветущим садом. Даже несчастный случай на пляже не мог разрушить чар. Ей запомнились руки Дейла, крепко сжимавшие ее, когда она открыла глаза, и его прерывистые возгласы: «Лайл, Лайл, о, Лайл!»

Страхи и сомнения, которыми она поделилась с мисс Сильвер, рассеялись как туман.

Если бы не позорное бегство от Крейнов! Дейл встретил ее поцелуем, но когда узнал о ее поступке, снова замкнулся в себе. За ужином муж ни разу не посмотрел на Лайл, хотя весь вечер шутил и смеялся с Рейфом и Алисией. Когда они поднялись наверх, он сухо пожелал ей спокойной ночи и заперся у себя.

Лайл лежала в резной кровати с пологом и всматривалась во тьму. Кровать напоминала ей катафалк. Лайл терпеть ее не могла, но когда Дейл был нежен, она забывала страхи. Сегодня одинокой и несчастной Лайл казалось, что громоздкая кровать принадлежит не ей, а поколениям Джернинхемов, которые рождались, женились и умирали в этом доме во времена, когда Лайл ван Декен не было и в помине.

Прямоугольник лунного света, лившегося из незашторенного окна, медленно крался к порогу. Если дверь откроется, луч скользнет в соседнюю комнату… но дверь не откроется, Дейл не придет. Он сухо пожелал ей спокойной ночи и оставил в одиночестве на громадной кровати.

Лайл лежала неподвижно, погрузившись в дрему. Луна ушла, и спальню окутал мрак. Около полуночи ее сморил сон.

Дейл в соседней комнате неожиданно проснулся. Обычно он засыпал, стоило голове коснуться подушки, и просыпался не раньше семи. Но сегодня что-то его разбудило. Дейл привстал на локте, прислушался, отбросил одеяло и босыми ногами подошел к соседней двери. Открыв ее, Дейл остановился на пороге. Сквозь незашторенное окно пробивался неверный лунный свет. Массивная кровать темнела в углу словно остров посреди туманного океана. Оттуда доносился жалобный голосок Лайл, звавший его по имени:

– Дейл, Дейл, нет…

Он осторожно прикрыл за собой дверь, подошел к кровати и встал между черными столбиками. В темноте белел смутный силуэт Лайл, слышалось прерывистое бормотание:

– Не нужна мне ваша карточка, я не нуждаюсь в ваших услугах. Не понимаю, как я… потому что Дейл… Дейл никогда бы… Нет, ни за что… Как вы не видите? Это не Дейл, только не Дейл. Я взяла вашу карточку, но не думайте, что я воспользуюсь ею, нет, ни за что!

Лайл вытянула руки, словно пыталась что-то нащупать.

– Она сказала… повезло Дейлу…

Голос задрожал. Лайл откинулась на подушки, судорожно вздохнула, снова вскочила, вырываясь из невидимых пут.

– Несчастный случай… со мной… Она сказала… со мной… как с Лидией… Нет, это не Дейл…

Возгласы перешли в неразборчивое бормотание.

– Нет, нет, это не Дейл, это не может быть Дейл…

Он прислушивался еще некоторое время, а когда Лайл затихла, подошел к комоду и выдвинул верхний правый ящик, где Лайл хранила коллекцию сумочек. В тот день жена вышла в сером – значит, сумочка тоже серая.

Дейл перенес ящик в свою спальню, поставил на кровать и включил свет. Серая сумочка лежала в самом углу. Носовой платок, помада, румяна, пудра, ключи; во внутреннем кармашке – его фотография и карточка. Имя на карточке ни о чем не сказало Дейлу.

«Мисс Мод Сильвер

Частные расследования

Монтегю-Мэншнс, 16

Уэст-Лиам-стрит, Ю.З.».

В спальне Лайл воцарилась тишина. Задвинув ящик, Дейл постоял, прислушиваясь, затем подошел к кровати. Лайл застонала и шевельнулась. Ощутив в темноте чье-то молчаливое присутствие, в первое мгновение она испугалась, но Дейл произнес ее имя, и страх уступил место радости.

– Ты напугал меня, милый, – сонно пробормотала Лайл.

Дейл опустился на колени и обнял ее.

– Это ты меня напугала. Ты разговаривала во сне. Приснился кошмар?

– Да, но теперь это не важно.

Рядом с ним ей все было нипочем.

Когда Лайл проснулась, солнце било в окна. Дейл разливал чай. Какая бы кошка ни пробежала между ними вчера, сегодня все забылось. Дейл собирался на аэродром – он обожал полеты. Они болтали о самолетах, о том, как им повезло отдать пустошь под летное поле за хорошую цену. Впрочем, говорил по большей части Дейл; жена тихо радовалась его беззаботности и хорошему настроению.

– Что сказал бы отец, узнай он, что эта пустошь будет приносить прибыль! Войны не избежать, придется правительству выделять субсидии на пшеницу. Во времена моего деда можно было стоять спиной к морю, а впереди, на сколько хватало глаз, колосились поля. Забавно, если старые времена вернутся. Раньше на пшенице сколачивали состояния, но, боюсь, эти негодяи найдут способ урезать наши доходы.

Дейл сидел на кровати, волосы курчавились, глаза сияли. Пижама в сине-белую полоску оттеняла смуглую кожу, вырез открывал крепкую шею. Лайл с обожанием разглядывала своего героя. Она стыдилась примитивности своих чувств. Женщины всегда по нему сохли, но Дейл им не принадлежал, он был ее – и только ее – собственностью!

– О чем ты задумалась? – рассмеялся Дейл.

– О тебе, – ответила она, и Дейл обнял ее.

– Продолжай в том же духе, потому что нам предстоит важный разговор.

– О чем? – спросила Лайл.

– О Тэнфилде.

У Лайл защемило сердце.

Дейл слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо, рука сползла на колено Лайл.

– Я должен ответить Тэтему.

– Понимаю… – пробормотала Лайл.

От решения Дейла зависела судьба их брака. Если он примет предложение мистера Тэтема, они будут жить долго и счастливо. Однако Дейл не смирится с потерей Тэнфилда. Со временем они превратятся в высохших стариков, волочащих неподъемную ношу на вершину крутой горы, – имение высосет из них все соки. Рука Лайл непроизвольно сжалась в кулак, словно хотела удержать что-то принадлежащее им обоим.

До сих пор любой разговор о Тэнфилде отдалял их друг от друга, но сегодня Дейл, хоть и выглядел решительно, не дулся и не хмурился.

– Цена хорошая, любой на моем месте согласился бы, но что мне чужие мнения? Ты моя жена, Лайл, и если у меня родится сын, ты будешь его матерью. Именно поэтому я пришел к тебе.

Голос Дейла дрогнул.

– Ты не представляешь, как это тяжело! Я выхожу из себя и говорю вещи, которые ранят и пугают тебя. Мы топчемся на месте. Но мы… мы должны попытаться… должны обсудить все спокойно, не ссорясь. Ты должна меня понять.

– Я попробую, – прошептала побледневшая Лайл.

Дейл отвернулся.

– Ты не любишь Тэнфилд. Нет, я не так хотел начать. Чертовски трудно заставить тебя понять! Я не могу найти верных слов, чтобы описать свои чувства. – Он заглянул ей в глаза. – Помоги мне, Лайл, постарайся понять.

– Я стараюсь, – отозвалась она.

– Начну еще раз. Наш род владеет Тэнфилдом так долго, что имение перестало быть нашим. Это как родина – не она принадлежит тебе, а ты ей. Посмотри на портреты в галерее. Все эти люди когда-то жили здесь, многие из них оставили след в истории. Они ушли, а Тэнфилд остался. Он останется, когда уйдем мы и наши сыновья. Неужели ты этого не понимаешь? Перед Тэнфилдом наша жизнь, как и жизнь наших детей, ничтожна. Мы уйдем, уйдут они, а Тэнфилд будет стоять.

Щеки Дейла раскраснелись, глаза горели.

Лайл со страхом смотрела на мужа. Она обещала выслушать его, но чем больше она размышляла о словах Дейла, тем больше они ее пугали. Выходит, человеческие жизни – Дейла, ее, их будущих детей – ничего не значат по сравнению с бездушной громадой Тэнфилда, этой бездонной бочкой, куда уходили силы Джернинхемов? Исповедь мужа ужаснула Лайл.

Дейл вскочил, подошел к окну, вернулся. Его взволнованный монолог явно не тронул жену. Бледная как смерть, Лайл затравленно смотрела на него.

– Прости, ничего не могу с собой поделать, – выдавила она.

– Разумеется, ведь ты не разделяешь моих чувств! Лайл, дорогая, разве ты не понимаешь? Бесполезно уговаривать мистера Робсона, пока ты сама не изменишь свои взгляды. Сколько бы ты ни умоляла его выделить капитал на содержание поместья, он не согласится. Робсон чувствует твое отношение. Если ты не изменишь его, нам не видать этих денег.

Лайл затравленно смотрела на мужа.

– Я попрошу его, Дейл, обещаю.

– Ты уже не раз просила, а что толку? Лайл, ты должна сама захотеть спасти Тэнфилд. Робсона не перехитрить, и пока он не увидит, что это твое желание, ты его с места не сдвинешь.

Дейл отошел и встал у окна.

Лайл сидела прямо, не опираясь на подушки. Напряжение сковало ее: она пыталась прогнать страх, заставить себя хотеть того, чего так страстно желал Дейл. Ей удастся убедить мистера Робсона, только если ее просьба будет исходить от чистого сердца. Но как заставить себя полюбить то, что пугает до дрожи?

Мягкая и уступчивая по характеру, Лайл никому не позволяла вить из себя веревки. Она отдала бы все на свете, лишь бы Дейл был доволен и счастлив, но в глубине ее души жило непреклонное убеждение, что Тэнфилд выпьет их до дна и сведет в могилу. Тэнфилд – вот главное зло; Дейл лишь его орудие. Она снова пойдет к мистеру Робсону, и он снова ей не поверит, снова поймет, что она говорит с чужого голоса.

Если бы решение зависело только от нее, Лайл давно отдала бы деньги мужу. На миг она испытала злое удовлетворение, что это не в ее власти, и внезапно ей стало легче. Лайл перестала с собой бороться и откинулась на подушки.

Дейл отвернулся от окна и подошел к кровати.

– Лайл, дорогая, я совсем тебя замучил! Ты не разлюбила меня, нет? Вижу, что нет, хотя это странно. Обещаю больше не заговаривать на эту тему. Я еще раз все взвешу, и если пойму, что Тэнфилд не удержать, приму предложение Тэтема. Говорят, военное ведомство ищет площади в аренду. В любом случае до конца недели я что-нибудь решу.

Дейл обнял ее, прижался щекой к ее щеке.

– Сегодня я собираюсь полетать, черт, завтра тоже! Но я обязательно напишу Джарвису – пусть разнюхает, каковы наши шансы, – и тогда завтра после обеда – ты подбросишь меня до Ледлингтона? – сяду на поезд в три двадцать. Переговорю с Джарвисом, и если вести окажутся обнадеживающими, с утра отправлюсь в министерство авиации. Как тебе мой план?

Лайл с любовью смотрела на мужа. Сердце пело. Все снова налаживалось.

– План превосходный.

Дейл опустил голову на плечо жены.

– Ты только люби меня, Лайл.

Глава 9

Впоследствии, оглядываясь на тот день, Лайл представляла его светлым пятном посреди бесконечной тьмы, окошком, через которое в сумрак комнаты на миг проник солнечный луч. Но когда день был прожит, он стал одним из череды непримечательных дней, о которых нечего вспомнить. Безоблачное небо, яркое солнце, штиль на море: часы беззаботно бежали вперед, не принося ни радостей, ни огорчений. Дейл вернулся с аэродрома довольный и весь обед болтал про самолеты. Рейф появлялся только вечером, Алисия уехала, поэтому они обедали вдвоем. Потом Дейл учил ее плавать. Время пролетело незаметно, и ночью Лайл спала как убитая.

На следующее утро во время завтрака Алисию позвали к телефону. Рейф задумчиво курил сигарету. Он работал конструктором в самолето-строительной компании, пару лет назад купившей у Дейла участок земли под новый завод. Рейф не сводил глаз с циферблата, как обычно оттягивая время ухода на службу.

Алисия вошла в столовую с ухмылкой на губах, упала в кресло и сказала Дейлу:

– Звонила Эйми.

– Какая Эйми?

– А ты знаешь нескольких? Мне и одной многовато. Эйми Мэллем, дорогой. Она гостит у Кроуфордов и хотела с нами пообедать.

– Как мило, – заметил Рейф. – Я в отчаянии, что придется лишиться такого удовольствия. Зато тебе больше достанется. – Он с неохотой встал и послал Лайл воздушный поцелуй. – Детка, ты еще не знаешь, как тебе повезло. Передай Эйми искренние заверения в моей совершенной преданности.

– Если ты не поторопишься, – заметила Алисия, – опоздаешь на работу.

– Ничего подобного, – заявил Рейф. – Я хожу по краю, но никогда не переступаю границ. Именно так сказал мне в субботу утром старый Мэллеби. Счастливо оставаться, детки, наслаждайтесь жизнью.

Он вышел, не закрыв за собой дверь.

Лицо Дейла перекосила раздраженная гримаса.

– Что ты ей сказала, Алисия?

Она пожала плечами.

– А что я должна была сказать? – И Алисия продолжила издевательски вежливым тоном: – «Великолепно, дорогая! Мы сгораем от нетерпения увидеть тебя, особенно Дейл».

– Не кривляйся! Сегодня ей приезжать незачем. Утром я летаю, а после обеда уеду. Лайл отвезет меня в Ледлингтон, так что, если хочешь, наслаждайся обществом Эйми в одиночку.

Алисия вспыхнула.

– Вот уж нет, дорогой! Эйми не моя подружка.

– Тогда скажи ей, что мы не можем ее принять.

Лайл сидела тихо, не участвуя в разговоре. Эйми Мэллем… На миг имя задержалось на поверхности памяти, затем камнем ухнуло вниз. Женщина за изгородью, оса в патоке! Лайл прошибла холодная дрожь.

Алисия выразительно покачала головой:

– У нас нет выбора. Кроуфорды едут в школу к Джоан, у нее какие-то неприятности, и, понятное дело, Эйми с собой не возьмут. Так что придется ее принять. Раньше часу она не появится, и если ты хочешь успеть на поезд в три двадцать, мы просто выйдем пораньше – скажем, без четверти два.

– Мы?

– Хочешь бросить меня на съедение волкам? – рассмеялась Алисия. – Не выйдет. Кроме того, мне нужно забрать машину из ремонта. Лэнем обещал, что она будет готова после трех. Поброжу по магазинам и вернусь своим ходом.

Алисия обошла вокруг стола, наклонилась к Дейлу и понизила голос до шепота:

– Не упрямься, дорогой. Эйми разочарована, что не повидалась с тобой у Крейнов, и умирает от желания узнать, почему Лайл уехала в такой спешке. Если не удовлетворить ее любопытство, она не отстанет. А если ты ее не примешь, начнет трещать на каждом углу, что ты не разрешил ей увидеться с Лайл.

Слова Алисии предназначались Дейлу, но Лайл все слышала. Неприятное чувство, словно подслушиваешь чужие секреты. Алисия смотрела на нее, Дейл хмурился. Щеки Лайл вспыхнули, она резко вскочила и выбежала вон.

Казалось, ни Дейл, ни Алисия не заметили ее ухода. Лайл не было места на этом поле битвы. Дейл хмурился, но Алисию не смущал его грозный вид. В ее яростном взгляде ясно читалось: «Почему ты боишься Эйми? Ведь боишься, я же вижу. Я могла бы защитить тебя от нее, я ей под стать, только зачем? Ты не дождался меня, выбрал Лайл – теперь пусть она тебя защищает».

Ярость Алисии превратилась в язвительный хохот.

– Смирись с неизбежным, дорогой, она все равно приедет. – Алисия привстала на цыпочки и чмокнула Дейла в подбородок.

Все утро Лайл провела в безнадежных попытках набраться мужества перед встречей с Эйми Мэллем. Переодевшись в льняное платье цвета соломы, в тон волос, она взглянула на себя в зеркало и немного приободрилась. Подкрасилась ярче обычного – нечего гостье видеть ее бледность. Да и что эта Эйми посмеет сказать, глядя Дейлу в лицо, сидя за его столом? Глупо заранее нагонять на себя страх. Оса увязнет в патоке, и делу конец.

Миссис Мэллем приехала в щеголеватой маленькой машине, одетая броско и ярко. Слишком короткая расклешенная юбка, обтягивающий верх в изумрудно-белую полоску, зеленые туфли и витая повязка на лбу, из-под которой выбивалась копна пышных золотистых волос – чересчур пышных и золотистых, под стать роскошному бюсту и мощным икрам. По контрасту с этим великолепием прочее не могло похвастаться размерами: узкие, близко посаженные глазки неопределенного цвета, тонкие бесцветные губы, бледные одутловатые щеки.

Эйми Мэллем обняла Алисию, схватила Дейла под руку и с ног до головы оглядела Лайл:

– Значит, это и есть новобрачная. Кого прикажете поздравлять?

Тот самый протяжный, увязающий в собственной сладости голос. «Этот несчастный случай был на руку Дейлу».

В первое мгновение Лайл онемела, но скоро уже трясла руку гостье. Пухлая ручка в замшевой перчатке вцепилась в ее ладонь.

– Пожалуй, если кого и поздравлять, то Дейла, – протянула Эйми Мэллем.

Другой рукой она все еще сжимала его локоть.

– Впрочем, я опоздала на полгода. Наверняка вы устали от поздравлений.

Дейл улыбнулся гостье.

– Я не против, когда мне лишний раз напоминают, как мне повезло.

Эйми Мэллем рассмеялась.

– Ты везунчик, Дейл. И как тебе это удается?

Ленч прошел весело – по крайней мере для Эйми Мэллем. Разговаривали в основном Дейл и гостья. Алисия была не в духе, время от времени бросала раздраженные замечания и ела только фрукты.

– Право, дорогуша, тебе незачем худеть, – заметила Эйми Мэллем.

Глаза Алисии скользнули по тарелке гостьи.

– Когда это становится необходимостью, то уже поздно. Я всегда слежу за фигурой.

Миссис Мэллем залилась смехом.

– А вот мне все равно! Обожаю хорошо поесть, и мне безразлично чужое мнение. – Она повернулась к Лайл: – Знаете, я так огорчилась, не застав вас у Крейнов! Я не поверила, когда мне сказали, что вы уехали. А все потому, что в пятницу я сама появилась около полуночи – заскочила к кузине, леди Лоусток, и та уговорила меня остаться на ужин. Неразумно с ее стороны, неосмотрительно – с моей. Мэриан Крейн разозлилась, но я заявила ей: «Мы с Памелой знали друг друга за двадцать лет до нашего с вами знакомства, могла ли я ей отказать?» Вы знакомы с Лоустоками?

– Боюсь, что нет.

– Дейл, уму непостижимо, что ты творишь! – шокированно заметила миссис Мэллем. – Давно пора свести вас со всем местным обществом. Ваш муж не хочет ни с кем вас делить. Однако он обязан свозить вас к Памеле Лоусток; милейшее существо, старинная приятельница Дейла. Когда-то… впрочем, не стоит вытаскивать эти древние истории на свет божий.

– Почему бы нет, Эйми? Старые истории тем и хороши, что их некому опровергнуть, – хмыкнула Алисия и тут же схлопотала шаловливый шлепок и кривую улыбочку от гостьи.

– Тебе бы все шутить, дорогуша!

Затем миссис Мэллем повернулась к Лайл.

– Если покажете мне сад, обещаю рассказать вам обо всех старых увлечениях Дейла.

Впрочем, этого удовольствия Лайл удалось избежать. Когда подали кофе, Дейл объявил, что спешит на поезд, а Лайл и Алисия обещали довезти его до города.

Миссис Мэллем ничем не выказала своего огорчения. Очаровательно улыбнувшись Лайл, она спросила, может ли подняться наверх.

– Привести себя в порядок, дорогуша.

Если Дейлу и хотелось предотвратить этот опасный тет-а-тет, он был вынужден отступиться. Вместо того чтобы броситься ему на помощь, Алисия саркастически подняла бровь и скрылась за дверью собственной спальни, и Дейлу пришлось наблюдать, как три дамы поднимаются по черно-белым мраморным ступеням на галерею, откуда до него долетел восторженный возглас Эйми Мэллем:

– Ах, на свете нет места, равного Тэнфилд-Корту!

Миссис Мэллем повторила свою реплику, пудря носик в спальне Лайл. Спальня целиком отражалась в большом зеркале. Несмотря на три высоких окна, тут всегда царил полумрак. Громадный гардероб красного дерева занимал противоположную стену, подавляя все вокруг словно утес на равнине. Темные панели не отражали свет, а словно впитывали его. Между дверями возвышался массивный комод. Неразрушимый ковер времен королевы Виктории, некогда коричневый с зеленью, стерся до неопределенного тусклого цвета. Те же цвета повторялись в выцветших узорах камчатных гардин. Следы былой роскоши только подчеркивали нынешней упадок.

Миссис Мэллем повернула припудренный носик к хозяйке.

– Дорогуша, почему вы не возьмете дело в свои руки? Комната прелестна, но подходит разве что вашей прабабке. Неужели вам не надоел цвет вареной говядины со шпинатом?

Слова гостьи покоробили Лайл, но в глубине души она не сердилась на Эйми Мэллем. Лайл успела привыкнуть к тягучему выговору гостьи, да и впечатления от слов, услышанных за изгородью, успели потускнеть. Миссис Мэллем оказалась записной сплетницей, назойливой и невоспитанной, но именно поэтому ее словам и не следовало доверять.

– Да, комната старомодная, – с достоинством ответила Лайл, – но в этом особая прелесть. Тэнфилд-Корт – старинный особняк; к тому же Дейл вряд ли позволит что-то менять.

Эйми Мэллем умела смеяться, не разжимая губ. Они растягивались в узкую кривую полоску, а из груди раздавалось квохтанье, словно булькала вода в закрытой бутылке. Нет, не вода, патока.

– По крайней мере кое-что Дейл уже поменял. Вы не знали Лидию? Ах что это я… разумеется, нет – вам, должно быть, исполнилось лет десять – двенадцать, когда она умерла.

– Возможно, – бросила Лайл, желая сменить тему разговора, но не зная как.

Эйми Мэллем сузила глаза.

– До сих пор не понимаю, почему он на ней женился. За Дейла пошла бы любая. По нему сохла моя кузина Памела Лоусток. О, вам не о чем беспокоиться – теперь она всей душой предана Джошу. «Бесподобное пиво Лоусток», не слыхали? Денег куры не клюют. Но тогда она была бедна как церковная мышь, а Дейлу требовалась невеста со средствами. Я всегда говорила, Тэнфилд – чудовище, требующее бесконечных жертвоприношений.

Миссис Мэллем хохотнула.

– Ему нужны все новые юные девственницы. Джернинхемы всегда женились на деньгах. А Тэнфилд проглатывал их и просил добавки.

Лайл разрывалась на части: в ней боролись негодование и сочувствие словам гостьи.

Побледнев и сжав губы, она заметила:

– И впрямь звучит пугающе. Так вы готовы? Мы можем идти?

Глава 10

Дейл заявил, что в Ледлингтон их отвезет Лайл, но в результате сам уселся за руль. Автомобиль принадлежал Лайл, но, как большинство хороших водителей, Дейл терпеть не мог праздно сидеть в пассажирском кресле. Лайл вздохнула с облегчением. Она хотела уступить Алисии место на переднем сиденье, но Дейл раздраженно буркнул:

– Еще чего, это место – твое!

Лайл без лишних слов села рядом.

Алисия хлопнула дверцей чуть сильнее, чем требовалось. Поверх льняного платья без рукавов она надела жакет в яркую черно-белую клетку и повязала черные кудри белым шарфом. Щеки Алисии горели, глаза метали молнии. Лайл порадовалась, что ей не придется везти Алисию домой.

Дейл с трудом отделался от Эйми Мэллем, заявившей на прощание, что он делает из мухи слона – до поезда времени хоть отбавляй. Автомобиль еле тащился вверх по извилистой проселочной дороге от деревни Тэнфилд до Ледлингтон-роуд.

– Мы что, едем на похороны? – съязвила Алисия.

Хмурый Дейл не удостоил ее ответом.

Спустя некоторое время он резко спросил Лайл:

– Когда ты в последний раз на ней ездила?

– Вчера.

– Не заметила ничего странного с рулевым управлением?

– Нет. Что-то серьезное?

Дейл продолжал хмуриться.

– Не знаю, машина странно себя ведет на подъеме. Будь осторожнее на обратном пути. Пусть Эванс ее проверит. Вот когда вспомнишь добрым словом Пелла.

– Эванс… – начала Лайл, но сочла за благо прикусить язык.

– Эванс – шофер, а не механик. Вряд ли ты поймешь разницу. Женщины ничего не смыслят в технике. И зачем я рассчитал Пелла!

– Дорогой, ты же не мог допустить, чтобы он продолжал свои шашни с деревенскими! – рассмеялась Алисия. – По крайней мере пока Лайл тут живет.

Лайл выпрямилась и заметила, подчеркнуто обращаясь к Дейлу:

– Ты сам принял решение. Коулы – твои арендаторы. После того как мисс Коул пожаловалась, что Пелл не дает проходу Сисси, ты сам сказал, что ему тут не место.

В ответ Лайл получила сердитый взгляд, но не сдалась. Муж ревностно относился ко всему, что касалось Тэнфилда и арендаторов. А Пелл был пришлым. Да и Алисии не следовало встревать не в свое дело.

– Как же меня раздражают эти неполадки с рулевым! – прорычал Дейл.

– Вчера все было отлично, – невозмутимо сказала Лайл.

Неполадки с рулевым управлением ее не тревожили. Дейл привык к большим автомобилям, дамские машинки его угнетали. Муж всегда находил, к чему придраться: то к зажиганию, то к тормозам. Лайл и сама отлично водила, но механика ее не интересовала. Сейчас Лайл больше угнетала ворчливость Дейла, чем неполадки.

– Да ерунда все это! – заявила Алисия, уже не дразнясь, но снова не получила ответа.

Дейл разглагольствовал о вождении вообще и об автомобиле Лайл в частности всю дорогу до станции, раздраженный скорее хозяйкой машины, чем самой машиной. Под конец Лайл и сама поверила, что виновата в проблемах с рулевым управлением. Выходит, будь у нее машина поновее, Дейл перестал бы злиться. И впрямь, почему бы не купить новую модель, ведь денег достаточно? Однако Лайл упрямо продолжает водить этот несносный драндулет – это ли не доказательство ее скверного характера? Ничего из этого не было сказано вслух, но отчетливо прозвучало в тоне, доставив Алисии на заднем сиденье немало веселых минут.

Однако когда они приехали на станцию, настроение Дейла изменилось. Он крепко сжал руку Лайл.

– Женщины не смыслят в автомобилях, а ты хуже их всех, вместе взятых.

На сей раз упрек был высказан с нежностью. Лайл просияла:

– Я знаю, милый!

– Я беспокоюсь за тебя, дорогая. Отгони машину к Лэнему, не тяни.

– Да, но…

– Сделай это ради меня.

Дейл отпустил ее руку и чмокнул Лайл в щеку.

– До завтра! – крикнул он на прощание, помахав Лайл и Алисии рукой.

Лайл смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Очевидно, для Алисии это стало последней каплей. Не успел автомобиль двинуться с места, как она заметила приторно-сладким тоном:

– Я вижу, тебе нравится, когда с тобой нянчатся. Меня чуть не стошнило! «Дорогая, ты ничего не смыслишь в автомобилях!» – Алисия понизила голос, на редкость умело копируя манеру Дейла. – Мужчине, который посмел бы так со мною сюсюкать, не поздоровилось бы.

«Да ты бы все отдала, чтобы Дейл сказал это тебе!» – подумала Лайл, но промолчала.

Она аккуратно выехала со станции и свернула направо, к гаражу Лэнема. Поскорей бы избавиться от Алисии! Лайл считала минуты. Нет, она не станет отвечать на ее колкости. Дейл придет в ярость, если узнает, что они сцепились с Алисией. Нет, Лайл высадит ее у гаража и тут же уедет.

Хотя Дейл и велел ей проверить машину.

Все равно она и лишней минуты не задержится рядом с Алисией! Эванс посмотрит машину дома. Дейл не заметит разницы.

Алисия между тем не закрывала рта:

– Ты так и будешь всю жизнь цепляться за мужчин? Неужели ты не способна сама о себе позаботиться? Что течет в твоих венах: кровь или водица? Разбавленное водой молоко, не иначе. Думаешь, Дейл способен довольствоваться такой смесью? – Алисия с горечью рассмеялась. – Почему ты молчишь? Не хватает духу послать меня к черту?

Лайл остановила машину прямо перед открытыми воротами гаража и вышла, бледная, но спокойная. Затем подошла к задней дверце, открыла ее и дождалась, пока Алисия выйдет.

Несколько мгновений они стояли рядом, напряженные, без кровинки в лице. Алисии бледность не шла, выдавая возраст, делая заметнее круги под глазами. Лайл, напротив, выглядела очень юной, душераздирающе юной, словно нашалившее дитя, искренне не понимающее, за что его бранят.

– Ты уверена, что твоя машина готова? Я могу тебя подождать.

Алисия вспыхнула.

– Лучше подожди свою – мою уже починили.

Лайл не ответила, села в машину и уехала.

Глава 11

Отъехав с полмили, Лайл остановилась и опустила верх кабриолета. Именно из-за складной крыши ей не хотелось расставаться со старым автомобилем. Ей нравилось ощущать над головой чистое небо. Лайл складывала верх, только когда ехала одна или с Рейфом. Ей нравилось, как ветер лохматит волосы, а в вышине проплывают облака и аэропланы.

Сев за руль, Лайл успокоилась. Дейл уехал в Лондон. Алисия? С глаз долой, из сердца вон. Лайл вновь обрела свободу, ветер и солнце принадлежали только ей. Она свободна, как дитя, вырвавшееся из-под присмотра, свободна в мыслях и поступках.

Лайл не спеша ехала по ровной дороге. По обеим сторонам расстилались поля с редкими фермами и рощами. Небо сияло безоблачной голубизной. Встречный поток воздуха шевелил волосы. Вдали синело море, но вскоре его скрыла высокая насыпь. Лайл предстоял спуск к деревне. Поначалу дорога шла полого, затем делала петлю и после поворота круто ныряла вниз.

Она успела забыть про неполадки в рулевом управлении, как вдруг на середине поворота раздался щелчок и руль вырвался из рук. Автомобиль развернуло, и он понесся вниз с холма, подпрыгивая на неровной земле. Приближался правый поворот, но машину несло прямо на стену сарая Куперов. После того как однажды ночью в нее врезался потерявший управление автомобиль, стену выкрасили белым. Лайл не могла оторвать глаз от белого пятна. Той ночью машина разбилась вдребезги, водитель погиб. Она попыталась вывернуть руль, но руль не слушался. Лайл распахнула дверцу и прыгнула.

Стоявший за поворотом Рейф Джернинхем успел заметить, как автомобиль врезался в стену, и, не чуя под собой ног, бросился к сараю, уверенный, что Лайл погибла. За спиной слышался топот ног перепуганных Куперов.

Машина напоминала раздавленную игрушку, но водительское место пустовало. Кровь гремела в ушах. Рейф шумно вдохнул и бросился вниз по склону.

Лайл лежала лицом вниз, раскинув руки. Она упала в канаву, в пышные заросли болиголова. Рука, сжимавшая пучок травы, шевельнулась.

Рейф упал на колени рядом с ней.

– Лайл!

Она была жива. Лайл привстала. Они стояли на коленях друг против друга. На побелевшем лице Лайл краснела свежая царапина. Серые глаза смотрели на Рейфа, не видя его. Рейф с тревогой вглядывался в лицо Лайл.

– Ты ранена?

– Нет… я не знаю… я решила, что мне конец…

– И я.

К месту происшествия сбежалась вся деревня: Куперы, почтмейстерша мисс Коул, ее племянница Сисси, портниха, Джеймс, брат мисс Коул, владелец лавки, пекарь мистер Мэггс, престарелый мистер Обадайя Крисп, а также толпа юных Криспов, Коулов, Куперов, связанных между собой сложной цепью свойства и родства. Все были перепуганы, возбуждены, преисполнены сочувствия и любопытства. Их слегка разочаровало, что Лайл ничего не сломала. Однако миссис Купер со знанием дела заметила:

– Иногда переломы проявляются не сразу.

Лайл, сидя на траве, смягчившей падение, ощупывала себя и без конца повторяла дрожащим голосом:

– Не беспокойтесь, со мной все хорошо.

Рейф выловил в толпе мисс Коул и попросил:

– Пожалуйста, позвоните в усадьбу, пусть пришлют Эванса на другой машине, да поскорее.

– И как только ее угораздило? – удивленно спросила Сисси Коул, переводя взгляд с тетки на Лайл.

«Девицы вроде нее вечно уставятся в пол, будто ты с ними заигрываешь», – мелькнуло в голове Рейфа. Ему не нравилась Сисси – высокая тощая девица, грубое подобие Лайл, и к тому же неряшливая. Заправив за ухо соломенную прядку, Сисси скорбно пробубнила:

– И как только ее угораздило?

Этот же вопрос, но в других выражениях, задал ей Рейф спустя пару часов после аварии. Лайл отказалась лечь в постель и запретила себя опекать. Сменив безнадежно испорченное платье, Лайл устроилась в глубоком кресле на лужайке, откуда открывался вид на Тэйн-Хед, и в одиночестве пила чай. Здесь было тихо и хорошо. «А главное, нет Алисии», – думала Лайл.

Рейф присел на табурет у ее ног и спросил:

– Черт подери, что это было?

– Что-то случилось с машиной на повороте.

– Что именно?

– Руль перестал слушаться.

– А раньше ты ничего не замечала?

– Дейл заметил.

Рейф передернул плечами и отвернулся.

– Дейл? Что именно он заметил?

Лайл всхлипнула.

– Он рассердился – сказал, что барахлит рулевое…

Рейф перебил:

– Кто вел машину – ты или он?

– Дейл. Он ненавидит сидеть рядом с водителем. Дейл велел мне проверить машину у Лэнема.

– Дейл велел тебе проверить машину, а ты не послушалась? Почему?

– Не захотела… – Лайл покраснела.

– Но почему?

– С нами была Алисия. Приехала за своей машиной. Она пыталась завязать ссору, а я не хотела ссориться.

Рейф пытливо всматривался Лайл в лицо.

– По-твоему, лучше угодить в аварию, чем поссориться?

– Я же не думала, что все кончится аварией! Дейл хотел, чтобы машину осмотрел Эванс, а уходя, велел мне ехать к Лэнему. – Лайл нервно усмехнулась. – Откуда мне было знать, что все так серьезно?

Рейф обхватил руками колени. В светлых брюках и белом свитере, небрежно накинутом на плечи, он казался смуглее обычного. Темные волосы курчавились над ушами слегка вытянутой формы.

– Из-за чего вы с Алисией поссорились?

– Я не ссорилась. Рейф, почему она меня ненавидит?

– Неужели не догадываешься? – Рейф тонким голоском пропел: – «Не презирала б так тебя, не будь ей он милей»[6].

Лайл густо покраснела.

– Прекрати, Рейф.

Он рассмеялся.

– Тоже мне тайна! Причина ее ненависти стара как мир, прелесть моя, – Алисия тебя ревнует. А если ты и дальше собираешься изображать святую простоту, я скажу к кому.

Лайл насупилась, однако с детской прямотой встретила его насмешливый взгляд. Вечно этот Рейф дразнится… Хотя, возможно, именно поэтому с ним легко болтать обо всем на свете. И никаких тайн, никаких подводных камней и зыбучих песков – лишь чистая прозрачная вода.