Вы не авторизовались

Крови и зрелищ! бесплатное чтение

Керри Гринвуд
Крови и зрелищ!

Kerry Greenwood

Blood and Cicruses

* * *

Джону Гринвуду, моему дорогому брату

«Людей нужно развлекать, сквайр… Не могут они работать без передышки, не могут и наукам учиться без отдыха. Сделай же из нас самое лучшее, а не самое плохое…»

Чарльз Диккенс. Тяжелые времена

Тайна Фрайни Фишер

Глава 1

Я услышал однажды, как кто-то играет
О том, как влюбленное сердце страдает
От песен любви, что как птица порхает,
Бальзам для ран, но как нож тяжела.
Алджернон Суинберн. Триумф времени

Миссис Уизерспун, вдова неопределенного возраста, с театральным прошлым, пила чай в изысканном обществе снимавших у нее апартаменты жильцов на Брансвик-стрит в Фицрое. Было это в четыре часа пополудни в теплую пятницу. Стоял октябрь 1928 года, и взявшей последний кусочек фруктового пирога миссис Уизерспун никак не могло прийти в голову, что самый страшный миг в ее жизни в двух шагах от нее.

Капля упала с потолка и шлепнулась прямо ей в чашку. Миссис Уизерспун фыркнула.

– О боже! Опять этот мистер Кристофер забыл выключить воду в ванной! Я ему сто раз об этом говорила.

Мистер Шеридан вскочил на ноги, но миссис Уизерспун выразительно на него посмотрела:

– Не вы, мистер Шеридан. Пожалуйста, не надо.

– Я сейчас сбегаю, – предложила мисс Минтон. – Она задерживалась с оплатой квартиры в ожидании исхода следующего шоу, а потому ей чрезвычайно хотелось оказаться полезной.

– Да, дорогая, пойди. Но не открывай дверь. Слышишь? Мистер Кристофер столь беспечен. И не думает о том, что дверь могут открыть… Я не потерплю ничего предосудительного в моем доме. – Голос у миссис Уизерспун был низкий, сдобный, как фруктовый пирог, и хорошо поставленный. Такой голос слышно с последнего ряда партера. Мисс Минтон, которая с семнадцати лет была танцовщицей в шоу, ухмыльнулась и вышла. Все услышали, как каблучки ее застучали по не застеленным ковром ступеням.

Вся компания состояла из миссис Уизерспун, фокусника по имени Роберт Шеридан, актрисы на характерные роли, чье сценическое имя было Паркс и чье прошлое, судя по мрачным намекам, не обсуждается, и вышеупомянутой мисс Минтон, которая только что отправилась выполнять свою миссию. Оставшиеся за столом сосредоточили все внимание на продвижении мисс Минтон по коридору к ванной, а потому внимательно прислушивались.

– Слышите, мистер Кристофер, – позвала девушка. – Эй! – прибавила она. Было слышно, как дверь ванной открылась с характерным поскрипыванием. Миссис Уизерспун посетовала на поведение современных девушек и закончила свою чашку чая, небрежно смахнув еще одну каплю, упавшую прямо ей на волосы. Миссис Паркс спрятала улыбку.

Мистер Кристофер был строен, двигался как танцор. У него были упрямые темные волосы и правильные, словно выточенные из камня черты лица. Миссис Паркс еще раньше замечала, что мисс Минтон преследует его неделями: она наверняка не упустила бы возможности загнать его в угол где-нибудь в ванной. А случись это – ее ждал бы сюрприз. Что и говорить, работа в кордебалете губительна для скромности, подумала миссис Паркс.

Звук хлынувшей воды, который они ожидали услышать, так и не появился. Вместо этого к ним вбежала вернувшаяся мисс Минтон с восклицанием: «Его там нет, миссис Уизерспун! И не было. В ванной – ни капли воды!» – И вот тогда они посмотрели наконец на потолок. Большое красное пятно, похожее на червового туза, расползалось по потолку. Капало именно с него. Мысль о том, что это может быть красное вино, никому не пришла в голову. Миссис Уизерспун приложила дрожащую руку к щеке, на которую капнула еще одна капля.

На ладони было кровавое пятно.

Когда она поняла, с чем допила она свою чашку чая, ее охватила паника.

Даже прибытие полиции не заставило миссис Уизерспун покинуть свое укрытие. По причине этого очень растерявшийся и сконфуженный констебль Томми Харрис вел переговоры с ней через закрытую дверь.

– Чья комната располагается непосредственно над вами? – спрашивал он в отчаянии. Ответом был лишь судорожный приступ рвоты. Миссис Паркс кивком головы дала понять, что лучше отойти от двери.

– Я могу вам все рассказать. Бедняжка поняла, что пила чай с кровью. Это может вызвать расстройство. Вы согласны? Наверху ванная комната, а к ней прилегает комната мистера Кристофера. Он выступает в цирке и обычно встает только к чаю. Из-за вечерних выступлений. Я поднималась наверх и пыталась открыть дверь, но она заперта.

– А вы кто, миссис?

– Меня зовут Амелия Паркс. Я актриса, живу здесь.

Сузившиеся глаза констебля пристально осмотрели миссис Паркс. Женщина средних лет, шатенка с короткой стрижкой, кареглазая, она сохранила прекрасный цвет лица, свойственный тем, кто пользуется театральным гримом и редко бывает на солнце. Новенький в этом районе, констебль был почему-то уверен, что видел это лицо раньше. А вот припомнить – где, никак не мог. Миссис Паркс не помогла ему вспомнить, она лишь слегка улыбнулась. Премилая у нее улыбка, подумал констебль.

– Хорошо, мисс, с этим мы разберемся. А где ключи?

– Подождите, пожалуйста, здесь, – вежливо попросила миссис Паркс. – Попробую достать.

Констебль вышел на заднее крыльцо, оставив миссис Паркс одну. Она осторожно постучала в дверь несчастной хозяйки дома. Через несколько минут дверь со скрипом открылась, и связка ключей вылетела наружу. Миссис Паркс взяла их, пробормотав при этом что-то неразборчивое (констебль не уловил, что именно), и понесла ключи на заднее крыльцо.

– Ну вот, пожалуйста. Думаю, сейчас лучше оставить ее одну. Она себя почувствует лучше, когда все это выйдет у нее из желудка. Бедная старушенция…

Остальные обитатели дома сбились в испуганную группу в холле. В столовую, где череда кровавых пятен осквернила льняную белую скатерть, возвращаться не хотел никто. Констебль Харрис прошел мимо собравшихся, поднялся по лестнице, отпер соответствующую дверь и сделал попытку ее отворить. Дверь не поддалась.

– Что там? – поинтересовалась снизу миссис Паркс.

– Изнутри закрыта на задвижку! – крикнул в ответ констебль. – Туда можно пролезть через окно?

– Только если у вас есть длинная лестница. С той стороны нет балкона.

– Открывайте! – констебль постарался крикнуть так грозно, чтобы можно было разбудить медведя в берлоге. – Открывайте сию минуту! Полиция!!!

Ответом была мертвая тишина. Мисс Минтон всхлипнула, и фокусник обнял ее за плечи. Она благодарно прижалась к нему, но тут же, вскрикнув, отскочила, почувствовав, как что-то задвигалось в его нагрудном кармане.

– Извините, – сказал он, извлекая голубя отработанным, эффектным жестом. Миссис Паркс закусила губу: момент для смеха был явно неподходящий. Шеридановский голубь вспорхнул и уселся на притолоку – поступок, который миссис Уизерспун ни за что бы не допустила, будь она здесь в данный момент. – Вот и все, – сказал фокусник, протягивая руки. Мисс Минтон вернулась на освобожденное голубем место – в объятия фокусника, и мистер Шеридан прижал ее крепче, мысленно поздравив себя с тем, что опять в его объятиях женщина. Какая женщина – для мистера Шеридана это не имело никакого значения.

– Ну-ну, малышка, – успокаивал он ее. – Мы все расстроены.

Констебль Харрис появился на верхней ступени лестницы и позвал миссис Паркс.

– Не могли бы вы показать мне, как выбраться на крышу?

Миссис Паркс без колебаний оставила мисс Минтон на коварного фокусника и отправилась наверх, к свету.

– Будьте осторожны, – заволновалась она, когда молодой человек вылез на шиферную крышу. – Знаете, там небезопасно. Миссис уже давно хотела ее отремонтировать.

Внешность констебля Харриса была из таких, что всегда казались миссис Паркс наиболее привлекательными: солнцем обласканный, голубоглазый, выросший на деревенском молоке. Он улыбнулся, показав белые зубы.

– Все будет в порядке, мисс. Я в хорошей форме. Много занимаюсь спортом. Идите лучше вниз, присмотрите за пожилой леди. Нужно, чтоб она была в форме и ответила на мои вопросы, если там дело нечисто.

– А вы полагаете, что это так?

У миссис Паркс был открытый взгляд, и она тоже нравилась констеблю. И все же он никак не мог отделаться от мысли, что она кого-то ему напоминает, что он где-то ее раньше видел. Давным-давно… Может, в газетах?

– Думаю, он сам себя запер, мисс. Дверь не просто заперта, а закрыта на задвижку изнутри. Не думаю, что кто-то пытался пролезть с крыши – вы бы услышали.

– Я тоже так считаю, констебль. Может, мне лучше остаться здесь, на случай, если вам понадобится помощь?

– Хорошо, мисс.

Он снова улыбнулся и осторожно пошел по скату крыши к водосточному желобу и дальше, к комнате мистера Кристофера. Улегшись на теплой поверхности крыши над комнатой, он перегнулся как можно дальше. Окно не было зашторено, и солнце ярко освещало комнату. В ней еще и свет был включен.

Увиденное так изумило констебля, что он ослабил хватку и, издав громкий крик, начал соскальзывать вниз. Он отчаянно завертелся. Однако в считаные секунды какая-то твердая хватка остановила его падение, схватив за мундир, и удержала в воздухе в подвешенном состоянии.

Миссис Паркс запрыгнула на крышу и побежала по ней с легкостью птички. Пока констебль свисал с края, хватая ртом воздух, она всем своим весом попыталась удержать его. Баланс был найден, но сил втащить его назад было недостаточно.

– Пикантное положение, – заметила она голосом, которым говорила бы с ребенком, извалявшимся в грязи. – Как вас зовут?

– Томми. – Томми старался не смотреть вниз на плиты во дворе, куда именно сейчас из клозета выходила миссис Уизерспун. Плиты были прочные, очень твердые. Он постарался не думать, во что он превратится, когда упадет на них с такой высоты. Головой вперед… Удерживающая его рука не ослабевала, а голос был мягок, как шелк. – Томми, ты должен сам себя спасти. Я не такая сильная, чтобы вытащить тебя. Моей силы не хватит. А если ты будешь дергаться, мы свалимся вместе. Ты понимаешь?

– Да.

– А теперь ты вытянешь назад правую руку. Медленно. Да, вот так. Не делай резких движений. Не смотри вниз. Смотри прямо вперед. Так. Еще шесть дюймов, и ты это сделаешь! Это желоб. Ты за него ухватился?

Томми Харрис ухватился за желоб с такой силой, что мог деформировать сталь. Край врезался ему в ладонь, но он еще сильнее сжал руку.

– Есть. Держусь.

– Хорошо. А теперь вытяни назад другую руку. Медленно. Я стараюсь удержать весь твой вес, ты понимаешь? Теперь ты дотрагиваешься до желоба. Ухватился за него? – Его левая рука нащупала металл и ухватилась за желоб обезьяньей хваткой. – Хорошо, а теперь я тебя отпущу и вернусь через световой люк.

Томми издал невоспроизводимый звук, который мог означать только одно: «Нет!», и срывающимся голосом попросил:

– Не отпускай меня!

– Я тебя сейчас отпущу, и ты спокойно повисишь. Держи руки прямо, и ты не упадешь. Я схвачу тебя за ноги и втащу внутрь. – Ее голос был спокойный и властный. Отчасти это спокойствие передалось и ему. Он сделал глубокий вздох.

– Хорошо. Томми, мой мальчик, ты смелый. Сейчас я досчитаю до трех, и все, что ты должен будешь сделать, это просто вцепиться, как черт, и я смогу спокойно втащить тебя внутрь. Идет? – Томми кивнул. Во рту у него было сухо, как в пустыне Сахара.

– Раз, два, три. – Она разжала руки, очень осторожно, и он услышал, как она соскочила внутрь. Он вцепился в желоб, и, как ему показалось, прошла целая вечность, прежде чем две сильных руки, как клещи, обхватили его лодыжки и медленно и неумолимо потащили его на крышу. – Теперь отпускай, Томми. Я втащила уже добрую половину и не хочу, чтобы все остальное улетело вниз. – Он выслушал то, что она сказала, и изо всех сил постарался поверить в нее до такой степени, чтобы это помогло ему решиться расцепить руки. Еще сильнее напряглись его колени и ягодицы.

– Отпускай же, Томми, – убеждала она. Томми попытался разжать руки, но не смог. Он слышал как сзади, за ним, вздохнула миссис Паркс. – Отпускай сейчас же! – прокричала она и дернула со всей силы. Перед тем как констебль Харрис понял, что произошло, он уже был внутри, в крепких руках миссис Паркс. – Ну вот! – сказала она, помогая ему встать на ноги и отряхивая пыль с его полицейского костюма. – Очень смело. И высоты вы не боитесь. Ведь правда?

– И вы не боитесь… – Помятый, с открытым ртом, он не отрываясь смотрел на нее. – Да вы же… Я знаю, где видел вас раньше!

Миссис Паркс отстранилась, как будто он мог заразиться от одного ее прикосновения. Лицо ее стало отрешенным, как будто от причиненной боли.

– Вы, должно быть, видели меня во время судебного разбирательства, – грустно сказала она. – Я тогда еще подумала, что вы слишком молоды.

– Когда они вас выпустили, миссис Паркс? – спросил он, внезапно почувствовав неловкость и нерешительность. – Я хотел сказать, что да, я помню те бумаги… У них был особый день, когда произошло убийство вашего…

– Моего мужа, – сказала она безучастным, ледяным голосом. Карие глаза, которые только что смотрели на него почти с любовью и уж точно с участливым сочувствием, теперь были холодными и жесткими, как камень. – Меня освободили в прошлом году, и у меня было несколько небольших ролей. Сейчас я работаю над ролью служанки Джульетты…

– Но вы же были воздушной гимнасткой! Летающая Фанточини, так вас называли.

Поняв наконец, какую незаслуженную и сильную боль доставил он своей спасительнице, констебль Харрис чрезвычайно смутился. Он взял ее руку в свою. Мозолистая рука, он это почувствовал сразу. Еще отметил ее легкость и грацию, силу ее рук.

– Не важно, это уже все в прошлом, – сказал он, и щеки его слегка порозовели. – Спасибо вам, миссис Паркс, вы спасли мне жизнь.

В ответ она слегка пожала его руку и отстранилась.

– Что же такое вы увидели через окно? Из-за чего свалились с крыши? – спросила она, чтобы сменить тему. – Мистер Кристофер в комнате?

– Да, он там, – ответил констебль, вспомнив, что он при исполнении. – Точно, он там. Извините, миссис Паркс. Я должен позвонить в участок. Там ужас что творится, и я должен во всем этом разобраться.

Инспектор уголовной полиции Джон Робинсон произнес:

– Зовите меня Джек. Все меня так зовут. – Робинсон прибыл в пансион на Брансвик-стрит в видавшем виды полицейском автомобиле, подогревшем темперамент привередливого маленького судебно-медицинского эксперта. Доктора Джонсона вызвали во время игры в гольф, у одиннадцатой лунки. Он долго боролся за капитанскую медаль и теперь демонстрировал естественную досаду человека, которого вынудили отказаться от двойного удара и шанса выставить самого известного в клубе скупердяя.

– Так что у вас для меня? – бросил он.

– Я знаю не больше вашего, доктор, – Джек Робинсон пожал плечами. – Дело ведет сержант Гроссмит. А вот и он, – с облегчением проговорил Робинсон, видя, как закипает от злости доктор. – Привет, Терри. Что там происходит?

Сержант Теренс Гроссмит был массивен. Его синий мундир по ширине можно было спутать с палаткой. Он был шатен с редеющими волосами и большими, ясными карими глазами, излучающими такое спокойствие и доброжелательность, что самые тяжелые преступники, неожиданно для себя самих, признавались ему, почувствовав всю нелепость содеянного. О его знании местных нравов ходили легенды. Родившийся и выросший на Брансвик-стрит, он знал каждого заслуживающего внимания торговца, зеленщика, жестянщика, домовладельца и вора. Ему было известно место каждого мало-мальски провинившегося преступника, любой подсадной утки, каждой женщины легкого поведения, равно как и каждое тайное местечко, каждый тайный уголок, любой магазинчик, торгующий контрабандным спиртным, любое хранилище краденого – на протяжении всей этой печально известной улицы. И ему нравилось это место. Он никогда не стремился к повышению по службе лишь по той причине, что не хотел покидать любимое место.

Робинсону нравился Гроссмит. Как правило, к приезду инспектора он уже знал не только кто совершил преступление, но и где он живет и кому приходится братом. Однако сейчас образцовый полицейский казался весьма озадаченным. Он запустил мясистую руку в редеющую шевелюру и нахмурился.

– Странное дело, сэр, и люди какие-то странные, – сказал он неуверенно. – Не знаю, что и подумать.

– Но это убийство?

– Да, сэр, все верно. Это убийство. Ясно, как дважды два. Доктор, пожалуйста, сюда. Думаю, ребята уже выставили дверь.

– Никак не могу понять, почему это ваш непросвещенный отдел не может подождать с вызовом, пока не обнаружится реальный труп. Если вы не могли открыть дверь, то откуда вам было знать, что это убийство? – Голос доктора звенел от гнева. – И вы вытащили меня в воскресный день с гольфа просто потому, что кто-то что-то увидел в замочную скважину?

С высоты своего шестифутового роста сержант посмотрел на низенького, коренастого доктора и спокойно произнес:

– Нет, сэр. Один из моих полицейских заглянул в окно с крыши и едва не разбился. Дверь изнутри закрыта на задвижку, но это точно убийство.

Кровь протекла через потолок в комнату снизу, и констебль сказал, что комната в ужасном беспорядке. Ну вот, – добавил он, услышав удар и треск, нарушившие воскресную тишину. – Пожалуйста, доктор. Сюда, сэр.

Доктор Джонсон важно поднялся по ступеням в пестрящий театральными афишами холл и направился по лестнице наверх, вслед за огромной фигурой сержанта Гроссмита. Робинсон шел сзади. Как с ним обычно бывало, в начале дела его охватывали уныние и усталость. Так много зла в этом мире… – «… Век расшатался, и скверней всего, Что я рожден восстановить его…»^[1] – процитировал он про себя. Лекции по английской литературе в Институте механики, куда его водила жена помимо его воли, оказались очень полезными. На Шекспира всегда можно положиться – уж он-то всегда попадает в точку. «И что бы я без него делал», – подумал Робинсон.

Он вошел в чистый коридор, застланный циновкой из волокна кокосового ореха. Дверь третьей слева комнаты была разбита, и двое тяжело дышащих полицейских вытаскивали обломки. Это была хорошая, прочная дверь, отметил Робинсон и остановился на пороге. Не то что современная хлипкая ерунда – столярная работа прошлого века, когда считалось, что дверь – не дверь, если она не весит полтонны и не сплошь деревянная. Он рассмотрел то, что осталось от расшатанных железных петель, которые оказывали сопротивление двум констеблям с ломом целых десять минут. По всей видимости, для убитого большое значение имело его личное пространство.

Комната была хоть и на последнем этаже, но очень маленькая. Выкрашенные в голубой стены, кремовый потолок темноватого оттенка. Разводы на штукатурке, где протекала крыша. Но в целом все было в неплохом состоянии. Пол не был застлан ковром, только в середине лежал небольшой квадратный коврик. На стенах – брызги крови, но большая ее часть стекла лужицей на пол рядом с кроватью, откуда она и просочилась через щели прямо в чай миссис Уизерспун. Робинсон ненавидел запах крови. «Кто б мог подумать, что в старике так много крови?» – подумал Робинсон вместе с Шекспиром.

В комнате находились гардероб, туалетный столик, уставленный косметикой, стул с мужским халатом, перекинутым через спинку, и большой чемодан, на котором черными с золотом буквами было выведено CHRIS/CROSS. Стены украшали два эстампа с английскими пейзажами и набросок прекрасной девушки, скачущей верхом на белой лошади. Робинсон наконец осознал, почему он осматривает комнату: ему не хочется видеть тело убитого. Ему так и не удалось привить себе интерес к осмотру трупов.

– Сюда, – подозвал его сержант полиции. – Вы только посмотрите, Робинсон! Ведь это по всем признакам комната мужчины. Как вы находите? И обитатель ее мужчина. Ну знаешь, скажу я тебе нечто… Человек в этой кровати определенно мертв. Заколот прямо в сердце. Но труп-то – не мужчины! – Он отвернул пропитанное кровью одеяло и открыл грудь трупа. Под джентльменской пижамой была маленькая, но красивой формы женская грудь…

Глава 2

И в жизни женщин тоже есть приливы,
Влекущие к неслыханным делам,
И дерзок тот моряк нетерпеливый,
Который доверяет их волнам!
Джордж Гордон Байрон. Дон Жуан. Песнь 6. (перевод Т. Гнедич)

Фрайни Фишер лениво обводила взглядом воскресное утро из горизонтального положения. Она подумала о том, что стоило бы уже подняться с ее зеленых простыней и сотворить нечто энергичное, типа плавания или резвой прогулки по морскому побережью в Сент-Килда. Она подумала об этом, еще разок устроилась поудобнее на подушке. Ее любимчик Линдси готовился к экзамену по праву, который ему действительно нужно было сдать в этом году, а потому сидел затворником в заваленных горами учебников комнатах, в панике накачивая себя кофе. Приемные дочери ее все еще были в школе. Друзья-коммунисты Берт и Сек участвовали в забастовке на набережной. Банджи Росс, летчик, куда-то улетел с летающим цирком, так что на горизонте не было ни одного приятного молодого мужчины. Казалось, причин вставать, проходить через всю процедуру одевания не было никаких: не было никого из тех, кого хотелось бы видеть, и ничего из того, что ей хотелось бы сделать.

Пять часов. Фрайни до сих пор ничего не сделала. За весь день… Однако она проголодалась. Она встала, пригладила свои совершенно черные и совершенно прямые волосы и пошла принимать холодный душ.

– Дот! – позвала Фрайни. – Черт! – добавила она, вспомнив, что Дот, должно быть, в церкви.

Тщательно все взвесив, она приняла душ, надела легкое платье из хлопка, зеленые сандалии и спустилась вниз, проверить вероятность позднего ланча или раннего обеда. Ее поджидал стол с холодными закусками и с запиской, приколотой к муслиновой сетке, предохраняющей блюда от мух.

«Дорогая мисс Фишер!

Мы с мистером Б. уехали на свадьбу моей племянницы, как мы и договаривались на прошлой неделе. Вернемся домой до полуночи.

Миссис Батлер».

Фрайни сдернула салфетку, и бокал, за который она задела краем, опрокинулся и с грохотом разбился об пол. Бокал был из набора, который она привезла из Венеции, на изысканной крученой зелененькой ножке. Замены ему не найти.

Фрайни выругалась и почувствовала себя лучше. Она отправилась к шкафу с хозяйственными принадлежностями, нашла там ведерко и щетку, подмела пол и выбросила осколки в мусорную корзину. На кухне она достала стакан.

– Сейчас я сяду, съем немного салата и пойду прогуляюсь, – сказала она вслух. – Сегодня я явно не в своей тарелке и не подхожу ни для какой компании, хоть бы она и была. А ее таки нет…

От неожиданного прикосновения к ее колену она подпрыгнула на стуле. На поверку оказалось, что это был черный кот Эмбер, вежливо намекнувший, что ему тоже хотелось бы ветчины. Фрайни рада была его видеть и предложила нарезанную полосками ветчину, специально, чтобы он взял ее прямо с руки. Именно это он и сделал, причем с деликатностью, обворожившей Фрайни, позволив еще и погладить его гладкую черную спинку и, подняв вверх мордашку, заглянуть в его зеленые, как листья, глаза. Потерпев некоторое время ее обращение, он отвернулся и принялся за умывание. Фрайни смотрела, как он доел остатки ветчины и отведал немного сыра. Точными движениями вылизав каждую лапку, он поочередно потер ими за каждым ухом.

Фрайни налила себе бокал сухого вина и собралась было наблюдать за процедурой умывания Эмбера, как тот вдруг встал, навострил уши и бросил резкий взгляд в сторону холла. Затем кот поднялся и направился к двери в кухню. Аудиенция была окончена.

Кто-то позвонил в дверь.

Фрайни ждала, пока через некоторое время не вспомнила, что в доме больше никого нет. Она поставила стакан и пошла открывать. Да, этот день явно испытывал ее на прочность…

Распахнув дверь, она оказалась лицом к лицу с горой разряженной плоти. Женщина с рыжими волосами и змеей вокруг шеи с интересом осматривалась. Из-за нее выглядывало прекрасное лицо темного мужчины. Фрайни подняла глаза выше и весело проговорила:

– Самсон! Заходи. Смотри только – здесь притолока. Низковата. И Дорин! И Алан Ли! Дорогие мои, как я рада вас видеть!

В холл Фрайни, который до этого никому не казался маленьким, вошел Самсон. За ним проследовали Алан Ли и женщина со змеей. Пораженные роскошью, они стояли сбившись в кучу, пока Фрайни не повела их в гостиную, куда они послушно последовали за ней, и не рассадила их по местам. Единственным подходящим по размеру местом для Самсона оказалась софа, и та заскрипела, когда он на нее уселся.

– Домик очаровательный, – сказала Дорин, раскрутив змею и позволив ей соскользнуть на ковер. – Посмотрите только на эти мягкие шторы, на эти картины и все эти сине-зеленые тона. Такое ощущение, будто ты в море погрузился. – Она уставилась на картину – обнаженная натура в полный рост – под названием «Источник». Потом бросила взгляд на Фрайни. Сомнений в отношении модели быть не могло.

– Что будете пить? – спросила Фрайни. – Есть пиво и вино.

– Я бы выпила чашечку чая, – сказала Дорин. – А как вы, ребята?

– Вино, – ответил Алан Ли, – если вы не против.

– И я бы выпил глоток пива, – проговорил силач.

Дорин прошла на кухню, и Фрайни услышала, как звякнул о плиту чайник, как включился газ. Она подала Самсону бутылку пива, а Алану Ли вино в своем бокале. Как-то раз, когда странствующий цирк расположился на Уильямстоун-роуд, она провела с ним ночь в кибитке, и об этой встрече у нее сохранились самые приятные воспоминания. Как детектив, она как-то раз помогла ему решить небольшую проблему: сорвала попытку ложного обвинения его сестры в краже. Обрадованная, что к ней пришли, она дружески улыбнулась ему и Самсону. Фрайни не любила оставаться в одиночестве.

– Итак, друзья мои, – сказала она, когда Дорин вернулась с чаем, – что привело вас сюда?

– Последнее время мы следуем за Фаррелом, – сказал Алан Ли хриплым голосом. – Я с каруселью, а у Анны – тир. Анна бы тоже пришла, но ей нездоровится. Обычно всех подташнивает по утрам, а у Анны в полдень начинается.

– О! – Фрайни воздержалась от комментариев. Когда они последний раз встречались, Анна была не замужем.

– Она моя жена, – гордо заявил Самсон. – И мы ждем ребенка.

– Самсон, дорогой, поздравляю!

– Так вот, мы ездим с Фаррелом уже шесть месяцев. Хорошие представления. Может, ты видела рекламу в газетах: «Цирк Фаррела и шоу диких зверей». Старина Фаррел делает свое дело, как до этого делали его отец и его дед. Фаррелы всегда были верны цирку. А наша балаганная ярмарка всегда следует за цирком, мы располагаемся снаружи, с киосками и представлениями. Не отвлекая посетителей от главного зрелища, мы просто развлекаем часть аудитории. Мы нужны цирку, а цирк нужен нам.

Алан Ли осушил бокал, поставил на стол, и Фрайни заново его наполнила. На смуглое лицо Алана легла тень, он крепко сжал челюсти. Фрайни поняла, как он обеспокоен.

– Но что-то пошло не так, – сказал Алан, подтверждая ее догадку. – У Фаррела что-то не ладится.

– Что именно?

– Разные неприятности. Сплошное невезение – никак не может из него выбраться. Будто кто проклятие на него наложил.

Алан провел рукой по лбу. Наполовину цыган, как бы рационально он ни мыслил, вера в проклятия никуда не делась. Фрайни взяла его за руку. Мозолистая, твердая рука. Его пальцы сжали ее ладонь с удивительной силой.

– Послушай, – вновь заговорил он. – У них был роскошный цирковой пони по имени Сокс. Не умел разве что разговаривать. Никогда не встречал таких лошадок, как он. Мог и прыгать, и танцевать, и мисс Янгер могла вытворять с ним что угодно. И вот, два месяца назад Сокса нашли мертвым прямо на его месте, среди лошадей. Остальные все в полном порядке, а Сокс – мертв. Говорят, отравился, съел какую-то травку. Может быть… Но наесться так, чтобы отравилось взрослое животное…

– Не повезло, – сказала Фрайни.

Он сжал ее руку до боли.

– Нет. Это только начало. Мы следовали за Фаррелом все это время. Они приехали в город на прошлой неделе, и это было не единственное несчастье. Смерть Сокса – только начало. Потом порвался канат. К счастью, никто не пострадал: сработала страховка.

– Что за страховка?

– Такие специальные лямки на длинной веревке. Их надевают воздушные гимнасты, чтобы не упасть. Я имею в виду, чтобы не упасть на землю. Говорят, что канат был старый, перетерся о перекладину. Но я-то знаю, что Сэм Фаррел заменил все канаты на новые еще перед началом поездки в августе. И все время, пока мы ехали по побережью, что-нибудь да случалось. Мы были в Джилонге, помнишь, Дорин, когда случился пожар?

Дорин покачала головой, отбросив назад свои изумительные рыжие волосы. Змея удобно устроилась, обвив ее кольцами и положив чешуйчатую голову на ноги Дорин.

– Нет, первый был в Литтл-Ривер. Начался в палатке у мужчин. Говорили, кто-то бросил окурок… В Джилонге был второй. Начался с бачков с тряпьем, у карусели.

– И если б я не был настороже, остался бы без работы, – заметил Алан. – Пожар-то был небольшой, да дыма много. Распугал пантер. Не знаю, кто поджег, но ясно, что сделано это было с определенной целью. Я никогда не оставляю топливо около карусели. Оно хранится у меня под фургоном. Но там я почувствовал запах бензина.

– А что было потом? – Фрайни поднялась и протянула Саймону еще одну бутылку пива. Первой и след простыл.

– А потом было дело со мной, – вступил Саймон. – Я сильный, это правда. – Он самодовольно напряг бицепсы. – И у меня никогда не было проблем с ребятишками в этих городках. Ну, они всегда держались от меня подальше. Но здесь на меня налетели на улице четверо. Уже было темно, и они с ножами. Местные не ходят с ножами. Никогда так не нарывался. Если б Алан их не увидел и не прибежал на помощь – они бы меня убили. – Он расстегнул рубашку и показал длинный шрам, который проходил через грудь к плечу. – Целились в сердце. И Алана они порезали. Местные не стали бы на меня нападать. Это были, – он тщательно произнес слово, – наемники.

Алан Ли отвел руку, сжимающую ладонь Фрайни, и она провела рукой по порезу на его спине. Сделан он был очень острым ножом, и от него остался шрам в три дюйма длиной.

– Сувенир от Колака, – сказал Алан с невеселой улыбкой. – В ту же ночь банда напала на главного по оборудованию в цирке Фаррела. Пересчитали все ребра. В результате десять переломаны, и он все еще в больнице. А он – самое важное лицо в цирке. Все от них зависит…

– И у нас постоянно какие-то неприятности. Все время, – заключила Дорин. – Сиди тихо, Джо! Глупая ты змея… По мелочам: брони отменяются, звери заболевают, публика редеет. Ну, если что-то одно из этого, еще можно понять, но когда все вместе!.. Ясно, Фаррел в беде. Да, старина Фаррел волнуется. Конечно, это вам не такое большое шоу, как Вертс, которые всю зиму проработали в Олимпии. Фаррелу за сезон нужно набрать достаточно, чтобы расплатиться за зимовку; да еще счета ветеринаров и корм для зверей… Думали, что вернемся в Мельбурн и на новое шоу подпишемся – многие уже так и сделали, да, говорят, нас сглазили… А мне у Фаррела нравится. Поэтому я пошла к Маме Розе.

Алан Ли в изумлении уставился на Дорин.

– Ты ходила к цыганам? – спросил он с недоверием. – Да ты ж не веришь во все эти предсказания, Дорин. Это же все выдумано. – Он перевернул ладонь Фрайни и заговорил фальцетом: – Ты отправишься в долгое путешествие по реке и встретишь черноволосого мужчину, выйдешь за него замуж, родишь десятерых детей и будешь счастлива. Ерунда это все, Дорин. Предрассудки!

Фрайни убрала руку, а Дорин раскраснелась от гнева.

– Просто я подумала, что нужно это сделать. Раньше она мне все правильно говорила. Она предсказала мне, что мама выйдет замуж и оставит мне змей и жаворонка Принцессу Амазонки. И вообще, прекрати лезть в бутылку, Алан. Ты просто никак не можешь простить своей матери, что она была цыганкой. И если я захотела пойти к гадалке, то тебе-то какое до этого дело?

Джо, огромный питон, которого она назвала в честь Сталина, поднял голову с ног Дорин, затем все свое тело фута на три в воздух и стал делать резкие движения языком. Алан не стал продолжать спор. Фрайни рассудила, что не стоит спорить с женщиной, у которой такой оттенок волос и под началом которой десятифутовый, отлично натренированный удав. Дорин погладила змею и продолжала:

– Она погадала мне на картах. Не так, как обычно гадают на пикового короля, за которым стоит некий брюнет. Я вижу разницу! Она тоже разволновалась и не давала мне посмотреть в карты. Это настоящие старинные карты Таро, с картинками. Она вытащила восьмерку жезлов, перевернутую…

– И что? – Алан Ли налил себе третий бокал вина, и Фрайни заметила, что руки у него задрожали. По всей видимости, он знал, что означает эта карта.

– Так вот она сказала, что это никакой не сглаз и не проклятие. Ничего подобного. Это злобный и коварный враг. Еще она сказала, что цыгане тоже волнуются из-за Фаррела и подумывают о том, чтобы оставить его, но просто сейчас нет ничего другого. Она сказала, что враг этот – мужчина, высокий, седой, и что не пройдет и трех дней, как я его встречу. И еще, что в течение двух недель еще раз прольется кровь, но не в цирке. И вот два дня спустя я встретила партнера Сэма Фаррела. Его зовут мистер Джонс; он высокий и седой. А вот сейчас мы пошли к мистеру Кристоферу, и оказалось, что он мертв. Заколот насмерть в пансионе на Брансвик-стрит. И вот мы пришли к тебе…

– Но почему именно ко мне? – спросила Фрайни смутившись.

Самсон недовольно фыркнул:

– Женщины вечно все рассказывают шиворот-навыворот! Эта старуха, мисс, сказала, что проблему можно решить, но только если мы найдем черноволосую женщину с зелеными глазами. И чтоб фамилия ее начиналось с Ф. И вы только одна подходите. – Он опять сел и посмотрел на нее с надеждой и верой.

– Я думаю… – проговорила Фрайни в замешательстве, – думаю, что сейчас нам лучше перекусить что-нибудь.

Инспектор по уголовным делам Робинсон осмотрел труп. Женщина лежала на спине; голова на подушке валиком, глаза смотрели вверх. Инспектор отметил, что глаза голубые, и закрыл их. Они сразу же открылись вновь.

– Окоченение трупа отсутствует, – сказал хирург, – потрогав мягкую, как воск, шею и точеные скулы. Причина смерти – обильное кровотечение из глубокой колотой раны. – Он осторожно прикоснулся к трупу. – Да, прямо в сердце. Я бы сказал, что и ребро перебито. Труп, должно быть, немного сдвинули, либо в момент смерти, либо после ее наступления. Вероятно, для того, чтобы извлечь нож. По этой причине так много крови. Вы же понимаете, артериальное кровотечение – кровь бьет фонтаном. – Робинсон сглотнул. – Нужно искать большой, тяжелый нож, Робинсон, дюймов семи в длину, обоюдоострый, около дюйма шириной. Остальное смогу рассказать вам некоторое время спустя.

– Время смерти?

– Не могу сказать. Здесь тепло. Может, два часа назад. А может, и больше, около десяти. Принимая во внимание погоду, могу допустить, что смерть наступила после того, как рассвело. Часов шесть назад.

Робинсон осмотрел лицо, стараясь не смотреть в открытые глаза. Женщина была довольно высокая, стройная. Маникюр на руках. Волосы коротко подстрижены, а на коже непонятный глянцевитый крем. Он дотронулся до холодной щеки и понюхал руку. Кольдкрем. На красивом лице не было ничего, кроме удивления. Хорошо, что так. Робинсона во сне преследовали лица умерших в муках людей.

Констебль Харрис, который уже осмотрел пол, старательно избегая лужу с засыхающей кровью, представил свои находки. Маленькая бутылочка из-под патентованного снотворного, уже пустая; одна запонка, две пуговицы, оторванная полоска тонкой бумаги со следами крови на конце, краска для век и маленькая записная книжка в замшевом переплете.

– Возможно, в эту бумагу заворачивали нож, – заметил Робинсон. – Что-нибудь еще? Нет? В таком случае, сержант Гроссмит, нужно начинать поиски орудия убийства. Вы слышали его описание, Терри?

Сержант Гроссмит кивнул. Он вышел, прихватив с собой второго констебля. Робинсон вернулся к трупу. Рана, от которой женщина умерла, выглядела ужасно. Тот факт, что смерть наступила мгновенно, произвел на маленького доктора впечатление почти приятное.

– Она ничего не почувствовала, – пробормотал он. Голубые глаза на восковом кукольном лице смотрели на Робинсона ничего не выражая.

Констебль Томми Харрис открыл гардероб и осматривал одежду. Он позвал Робинсона, который рад был отойти от мертвой.

– Да. Что там?

– В этой комнате, по всей видимости, жили два человека, сэр. Посмотрите – вот мужская одежда: брюки, костюмы, галстуки, ботинки. И женская одежда… белье, и туфли тоже. – Констебль слегка покраснел, а Робинсон усмехнулся. Он снял пару брюк и приложил их, примеряя, к облегающему платью.

– Думаю, сынок, это более необычный случай. Что-то я тебя раньше не видел. Как твое имя?

– Констебль Харрис, сэр.

– Кто живет в этом доме и где они все?

– Хозяйка дома, сэр, миссис Уизерспун. Ее тошнило, и она прилегла. Девушка из кордебалета, мисс Минтон; она сейчас с пожилой леди. Еще парень, фокусник на арене, настоящее имя – Шеридан. Он внизу, в гостиной. И леди по имени Паркс, актриса, она тоже здесь. А с ними мой напарник, сэр.

– Хорошо. А что там за история с крышей?

– Сэр, я хотел убедиться, что там не просто кто-то крепко спит. Ну и я вылез на крышу; я и не предполагал, что она такая покатая, да еще и скользкая. И когда я увидел его, я имею в виду – ее, лежащую в крови, я потерял равновесие. А миссис Паркс выскочила на крышу и втащила меня обратно. Она ловкая, как кошка на гладкой крыше…

– Понятно. Необычная ловкость для актрисы… – Робинсон посмотрел на смутившегося Харриса. Что-то он недоговаривал старшему по званию. В конце концов Томми Харрис, преодолевая себя, сказал: – Я узнал ее, сэр. Она та женщина, что убила своего мужа в цирке десять лет назад. Ее имя было…

– Ох, и правда. Миссис Фанточини. Они ее выпустили? Я помню это дело. Муж ее бил, изменял ей, украл ее серьги и проиграл… Отвратительно. Потом он еще предложил ей пополнять их бюджет, подрабатывая недостойным образом. Неудивительно, что она смазала его трапецию. Я ходил посмотреть на ее выступления, когда дети были маленькие. Грациозная, как птичка, она так кувыркалась в воздухе! Гм… И она без труда прошла по этой опасной крыше?

– Да, сэр.

Робинсон вернул на место одежду и начал осматривать окно. Оно было открыто.

– Когда ты заглядывал внутрь, окно было открыто? – спросил он.

– Да, сэр.

– Никакой пыли на подоконнике. Хозяйка содержит дом в чистоте. А жаль. Ни пятнышка. Никакого признака, что что-то проникло внутрь. Или кто-то. Доктор?

– Да. Что там?

– Женщина могла нанести такой удар?

Маленький доктор сдвинул очки на лоб и посмотрел пристально.

– Это должна быть необыкновенная женщина. Такой удар быка свалит.

– Да, но женщина, о которой я подумал, необыкновенная, – ответил инспектор по уголовным делам Робинсон. – Пошли, констебль. Я хочу видеть миссис Паркс.

Он оставил полицейского врача заполнять свидетельство и пошел по коридору. Констебль Харрис потянул его за рукав. У лестницы инспектор обернулся.

– Что, констебль?

– Сэр… Миссис Паркс…

– Да, что по поводу миссис Паркс?

– Сэр, она спасла мне жизнь.

– Да, – ответил инспектор по уголовным делам Робинсон и стал спускаться по ступеням. – Так оно и есть.

В питейном заведении под названием «Голубой бриллиант», что подальше на Брансвик-стрит, мистер Альберт Эллис мрачным взглядом оценивал политическую ситуацию. Его сотрудники нервничали. Самих чертей в аду охватывала дрожь, когда босс ребят Фицроя оценивал политическую ситуацию.

Мистер Эллис был маленький темноволосый человечек, одетый в голубой костюм. Его отличительным признаком, как и было указано в отчетах по уголовным делам сержанта Гроссмита, был крысиный оскал. Прекрасно осведомленный о столь резко бросающемся в глаза украшении, мистер Эллис никогда не улыбался.

Оптовик Луис, торговец сомнительными товарами, посмотрел на Бешеного Дылду, чье настоящее имя было Януш и который запросто мог сгибать голыми руками листовой металл. Бешеный Дылда посмотрел на мистера Эллиса, так как смотреть и ждать чего-либо вразумительного от сидевшего рядом с ним на скамье Циклона Фрэдди не имело смысла. Всем было известно, что с тех пор, как Фрэдди завершил свою карьеру борца на ринге, нокаутировав местного констебля, он уже не был таким сообразительным, как раньше. Впрочем, и до того сообразительностью он не отличался. Отличался он склонностью принимать за оскорбление любой взгляд в свою сторону. А потому ни один здравомыслящий человек не хотел до этого доводить.

– В чем проблема, босс? – спросил Луис.

– Проблема есть. Бранниз заходят на нашу территорию. Они украли выручку на обувной фабрике. Только что имел об этом разговор. Это ребята Черного Блейка. А закрытую информацию они получили от этой суки Милашки Ирис.

Оптовик Луис кивнул. Остальные сидели, ожидая распоряжений. Альберт Эллис прицелился и выстрелил в своих людей как снайпер.

– Мы не можем этого допустить. Не правда ли? – Он поднял глаза. – Так что, можем или нет?

– Нет, босс, – ответил Оптовик Луис. Ему вторило эхо голосов. – Но мы связаны по рукам, – добавил Луис. – И все из-за того, что Джонси свалил. Когда вы ждете его назад, босс?

– Когда работа будет сделана. Может, через пару месяцев. Это к делу не относится, Луис. Мы расправимся с Бранниз одной левой. Нужно что-то придумать, – добавил он медленно. – У меня есть идея. Элси Ящерица еще не ушла?

Глава 3

И я, состарившаяся, куда полечу я, замерзшая в зимнюю стужу пчела…
Смертью захваченная в рабство, что уж форму надгробного камня мне придает.
Эврипид. Троянки

Миссис Амелия Паркс и мистер Роберт Шеридан неловко сидели на краешке софы из конского волоса в шикарной гостиной миссис Уизерспун. Фокусник отрабатывал трюки. Оставленный следить за парой, констебль наблюдал как завороженный за тем, как обычная монетка блестела и внезапно исчезла в длинных пальцах фокусника. Казалось, сама комната пропиталась усталостью. Миссис Паркс вся собралась: ноги вместе, спина прямая, глаза уставились в одну точку на полу.

– Ууупс, цветочек! – пробормотал мистер Шеридан. – И извлек яйцо из уха констебля.

Фокусник был довольно высокий, с овальным лицом и начальными признаками второго подбородка. Волосы темные, как вакса, и темно-карие глаза. Бледный, с длинными красивыми руками, он создавал ощущение стиля и изящества. Даже после убийства, причинившего боль ему лично, он такой новенький и аккуратненький, будто прямо из магазина, подумала миссис Паркс, и это не укладывалось у нее в голове. Она отдавала себе отчет, что ее пребывание на крыше сказалось на состоянии ее чулок и что волосы у нее стоят дыбом. В душе она панически боялась представителей закона и полицейских. Даже спокойный, нейтральный голос инспектора по уголовным делам, раздававшийся из-за двери, приводил ее в такой ужас, что она боялась упасть. Она вся дрожала.

– Слушайте, миссис Паркс, с вами все в порядке? – спросил мистер Шеридан.

– Нет, я не в порядке, – бросила она. – В доме произошло убийство. И это может испортить спокойное мирное воскресенье. И мне нравился мистер Кристофер.

– Что же теперь, посыпать голову пеплом? – сказал уязвленный мистер Шеридан. – Вы знаете, как долго я ее любил, сам не в себе от мысли, что она мертва… моя прекрасная Кристина. Вот, у меня даже этот простой фокус смазался. Руки дрожат. Долго они еще собираются нас здесь держать?

– Пока не будут готовы с нами разговаривать.

– Вы белы, как простыня, миссис Паркс. Не хотите прилечь?

– Нет, я в порядке, мистер Шеридан.

– Но вы так выглядите… – сказал он. – Вы уверены, что…

– Бога ради, оставьте меня в покое! – голос миссис Паркс поднялся на опасную высоту. Мистер Шеридан отодвинулся и пересел на стул около двери. Он боялся истеричных женщин. Глаза миссис Паркс блестели, и она судорожно вцепилась в подлокотник.

Стоявший у двери констебль мягко сказал:

– Уже недолго, мисс. Я слышу, они спускаются по лестнице. А потом я попрошу ту слабоумную служанку приготовить вам чай.

– Кто ведет дело?

– Инспектор по уголовным делам Робинсон, мисс.

По всей видимости, имя ничего не сказало миссис Паркс. Она еще сильнее вцепилась в подлокотник.

– Что они делают, констебль?

– Обыскивают дом, мисс. Ищут орудие убийства.

– Орудие? – едва выдавила она из себя сквозь онемевшие губы.

– Да, мисс. Нож.

– Понимаю.

В холле послышались шаги, и дверь открылась. В нее заглянул Томми Харрис.

– Мистер Шеридан, – сказал он. – Инспектор по уголовным делам хочет вас видеть. Здравствуйте, миссис Паркс. Я принес вам чай.

Приставленный к ним констебль вывел мистера Шеридана из комнаты. Констебль Харрис подал миссис Паркс чашку крепкого сладкого чая и сказал:

– Выпейте, миссис Паркс. Лучше себя почувствуете.

Миссис Паркс, которую приучили к послушанию, выпила обжигающий чай и, как и приказали, почувствовала себя лучше.

Фокусник вошел в сопровождении добродушного полицейского. Шатен, с карими глазами, он обладал ничем не выделяющейся внешностью, но голос его был низок и приятен.

– Мистер Роберт Шеридан, правильно? Садитесь, пожалуйста, сэр. Мы вас долго не задержим. На данный момент вы единственный мужчина в доме, и мы попросим вас сделать одну неприятную вещь. Надеюсь, вы нам поможете.

– Да, сэр?

– Мы знаем, что проживавший в комнате был мужчиной, а труп, который мы там обнаружили, – труп женщины. Нам нужно провести идентификацию. Вы могли бы это сделать для нас?

– Да, – сказал Шеридан, – но…

– Но?

– Мне кажется, вы неправильно поняли насчет Кристины, – медленно проговорил Шеридан. – Она… она была одной из тех, кто родился с отклонениями… Родился двуполым, ну, понимаете, что я имею в виду. Кристина и Кристофер. Ей ничего не оставалось, как только пойти в цирк.

– Вы хотите сказать, что эта женщина была мужчиной? – с недоверием спросил Гроссмит. Робинсон улыбнулся.

– Она так прекрасна, – не смирялся Шеридан. – Не могу поверить, что она мертва. Конечно, она никогда даже не смотрела в мою сторону. У нее были признаки обоих полов. Она – уродец. Фрик, – отрезал он.

– И миссис Уизерспун знала о нем?.. Я имею в виду о ней?

– Конечно. Кристина работала в цирке Фаррела. У нее даже был такой номер в программе: полумужчина – полуженщина. Вы же понимаете…

– Гермафродит, – сказал Робертсон. – Я об этом слышал.

– Она не была «оно», – запротестовал фокусник. – Это была самая прекрасная женщина на свете из всех, которых я встречал. Я ее любил, и мне дела нет, знают об этом или нет! А тупым полицейским лучше оставить свои усмешки при себе.

Теренс Гроссмит фыркнул:

– Как вы только что сказали, она была уродом. И кто-то оказал ему услугу, лишив жизни.

Мистер Шеридан взревел и бросился к Гроссмиту, пытаясь схватить последнего за горло. Но тот без труда утихомирил его и усадил на стул. Фокусник уткнулся в шелковый носовой платок, из которого выпорхнул еще один голубь. Инспектор Робинсон обернулся к коллеге и одарил его таким «лучистым» взглядом, что тот в смущении пробормотал извинения.

– Успокойтесь, мистер Шеридан, – сказал Робинсон. – Теперь расскажите мне о себе. Вы работаете в цирке Фаррела?

– Я – сценический фокусник, – высокомерно произнес Шеридан, заткнув платок за рукав с отработанным изяществом. – Я работал во всех больших цирках: Соул Бразерз, Вертс. Но они не оценили мои таланты, поэтому я снизошел до Фаррела. Это не то, к чему я привык, но опыт участия в таких небольших шоу приносит свежую струю в работу фокусника.

Робинсон мог бы оспорить многое из того, что услышал. Было очевидно, что мистер Шеридан совсем не из числа лучших цирковых фокусников, и его высокопарная речь начала действовать полицейскому на нервы.

– Продолжим, мистер Шеридан. Давайте вернемся к пострадавшему.

– Я не могу выносить вид крови, – с готовностью ответил Шеридан. – Особенно ее крови, Кристины. – Он разрыдался. – Не могли бы вы пригласить миссис Паркс? Вот кто холоден как лед в таких ситуациях. Она никогда на кровь не обращала внимания. Помню, как Тилли отхватила полпальца ножом. Одна только миссис Паркс сохранила самообладание. Она остановила кровь, отвезла хулиганку к доктору, и палец спасли. И вашего констебля она вытащила с крыши – а там высота тридцать четыре фута. Я бы испугался.

– Это очень интересно, – заметил сержант. – Не боится вида крови, говорите? И ее с… Извините, сэр.

Инспектор по уголовным делам Робинсон подумал, что одному Провидению известно, как измучили его коллеги. Он потушил свой гневный взгляд и проводил мистера Шеридана наверх.

Кровь на полу подсыхала. Полицейский фотограф таскал вверх-вниз по лестнице свою аппаратуру. Полицейский врач поделился открытием.

– Робинсон, посмотрите-ка вот сюда, – сказал он, открывая нижнюю часть трупа. – Я был не прав, объявив его женщиной. Это гермафродит. Искусное соединение женщины и мужчины… Ох, прошу прощения, – добавил он, увидев мистера Шеридана. – Он вернул одеяло назад и отошел в сторону, позволяя Шеридану взглянуть на лицо. Шеридан побледнел и облокотился на сопровождавшего его констебля.

– Это Кристина… О боже, моя Кристина! – произнес он, вздыхая. – И эта кровь кругом… – И он аккуратно свалился в обморок у порога.

Инспектора по уголовным делам Робинсона приняли в комнате миссис Уизерспун. Комната была темная, пропахшая розами и настолько заставленная вещами, что инспектор подумал, что никогда ничего подобного не встречал. Стены увешаны театральными афишами. Всякое свободное пространство было заставлено столиками с вазочками, всевозможными безделушками, сувенирами и фотографиями в рамках, в большинстве своем отображающих молодую пышногрудую миссис Уизерспун, с улыбкой позирующую перед камерой. На стене висела огромная картина маслом, с изображением того же объекта, в развевающихся одеждах, созерцающего букет лилий. Мисс Минтон, подавленная и напуганная, сидела рядом с большой кроватью с грудой подушек, в глубинах которой возлежала миссис Уизерспун, периодически рыгавшая и изливавшая потоки слез.

– Давайте же, миссис Уизерспун, соберитесь! – подбадривала ее мисс Минтон высоким голоском. – Пришел полицейский, хочет вас видеть.

Это вызвало новый приступ рыданий:

– Ох, ох! Полиция в моем доме!

Инспектор Робинсон вспомнил своего институтского Шекспира.

– «О горе! Что в моем доме!» – процитировал он сам себе, а стоявший рядом Теренс Гроссмит поинтересовался:

– Что, сэр?

– Ничего. Вы, мисс Минтон, подождите, пожалуйста, снаружи. У сержанта Гроссмита есть несколько вопросов. А теперь, миссис Уизерспун, уделите мне минуточку и опять будете отдыхать.

Он отдернул штору, и холодный вечерний свет заструился в комнату. Миссис Уизерспун села, облокотившись на подушки, и зашмыгала носом.

– Я всего лишь хотел узнать, что вы делали сегодня, – сказал Робинсон. – И кое-что о ваших постояльцах.

– Мы поднялись поздно, потому что сегодня воскресенье, – заговорила миссис Уизерспун шепотом, – и завтракали в десять. Небольшой завтрак, потому что у нас чай в четыре. У нас всегда так по воскресеньям, поздний чай. Мистеру Уизерспуну так нравилось! – Она снова расплакалась, и Робинсон погладил ее по полной, с выступающими венами руке.

– Ну конечно. И вы вели себя очень мужественно. Кто был за чаем?

– Все. Кроме мистера Кристофера… О, бедный мистер Кристофер!

– Вы знали о профессии мистера Кристофера?

– Конечно! – возмутилась миссис Уизерспун. – Он был в высшей степени уважаемым человеком и отличным парнем. Он не виноват, что родился таким. И у Фаррела очень достойное шоу. Знаете, я сама работала в театральных кругах. – Она окинула взглядом фотографии. – Я люблю людей театра. Мисс Минтон – танцовщица, а Шеридан – сценический фокусник. И миссис Паркс – актриса. В высшей степени респектабельные люди.

– Да-да, – успокоил ее Робинсон. – А за завтраком все были?

– Да. А потом все разошлись по своим комнатам. Мисс Минтон, думаю, пошла в церковь. Мистер Кристофер обычно тоже ходит, но в это утро он, казалось, был чем-то обеспокоен и сказал, что ему нужно написать письма. Его родственники… видите ли, они не встречаются, вы понимаете, это даже не обсуждается, но они переписываются. Они в Балларате, очень обеспеченные, как я понимаю. Но он, будучи таким, каков он есть, не мог оставаться в провинции. Люди так жестоки… Он не уставал повторять, что почувствовал себя счастливым только после того, как пришел в цирк Фаррела.

– Итак, все были на завтраке. И во время чая. А в промежутке, между завтраком и чаем, все уходили. Хорошо. Вы нам очень помогли, миссис Уизерспун.

– Спасибо. – Миссис Уизерспун поднялась выше на своих подушках. – Что-нибудь еще, сэр?

– Ваши постояльцы. Что вы можете о них рассказать?

– Мисс Минтон здесь почти уже год. Сейчас она не занята в шоу, поэтому работает официанткой в «Голубом бриллианте». Только на время, пока нет работы. Она, конечно, из современных, но очень хорошая девушка. Я не терплю аморального поведения в моем доме. Теперь мистер Шеридан. Он настоящий джентльмен. Обратите внимание: я думаю, что его отец был простым бакалейщиком. Но с хорошей репутацией – а это много значит! Важно, как и образование. Он у нас уже три месяца, а в доме хорошо иметь мужчину. В домах, где одни женщины, часто бывают ссоры. Миссис Паркс здесь только пару недель. Я не очень-то много о ней знаю, но она тихоня. Мистер Кристофер жил здесь уже три года. В Мельбурне он всегда у меня останавливался, – сказала она с гордостью и вновь залилась слезами. – Ох! Убийство в моем доме! Бедный мистер Кристофер! Кто совершил это ужасное преступление?

У мистера Робинсона ответа на этот вопрос не было, а потому он погладил домохозяйку по плечу и с чувством облегчения вернулся в коридор.

– Сэр, – гордо заявил сержант Гроссмит, – мы нашли вот это. – Он протянул длинный тяжелый нож, весь в липком веществе коричневого цвета.

– Хорошо, где он был?

– В комнате миссис Паркс, сэр.

– Дверь была заперта?

– Да, сэр. Он был в корзине для мусора, завернутый вот в это. – Нож лежал на мятой светлой бумаге. Робинсон посмотрел на оружие.

– Никогда раньше не видел ничего подобного. А вы, сержант?

– Нет, сэр. Видел лезвия такой же длины, но рукоятка здесь очень тяжелая. Видимо, свинец добавлен для веса. – Он повернул нож, чтобы рассмотреть поперечник рукоятки – медный, с большими стеклянными камнями. – Я бы сказал, для сцены. Но со своей работой он справился – острый, как лезвие.

– Очень хорошо, сержант. Отправьте его в лабораторию: посмотрим, есть ли на нем отпечатки. Хотя я сомневаюсь. Убийца всю эту бумагу замотал вокруг него именно для того, чтобы их не было. В наши дни все знают про отпечатки пальцев, – вздохнул он. – Что ж, следующая мисс Минтон. Да где же она?

– Я отправил ее вниз, в гостиную, сэр, вместе с остальными. А этот трюкач что-то очень резко валится в обморок. Вам так не показалось, сэр?

– Да, Терри, я тоже так подумал. Дверь закрыта изнутри на задвижку, окно открыто. Чрезвычайная сила удара. Для того чтобы залезть в окно, требуется необычная ловкость. Орудие убийства нашли в ее комнате. Рапорт со всеми доказательствами… Ее я оставлю на потом.

Джек Робинсон тяжело спустился по лестнице. Среди убийц ему очень редко попадались женщины, потому что женщин-убийц вообще мало. И обычно у них есть на то причины. Ясно, что у миссис Паркс была серьезная причина избавиться от мужа. Ему нравились смышленые женщины, и он восхищался женской смелостью. Миссис Паркс ему почти нравилась: она вытащила несчастного констебля Харриса с крыши быстро и умело. Ему не хотелось думать о возвращении миссис Паркс в тюрьму. Нет, поправил он себя, она не сядет опять в тюрьму. Миссис Паркс ждет или сумасшедший дом, или виселица; другого варианта нет. Робинсон опять вздохнул – оставалось надеяться, что она невменяемая. Вешать женщин – отвратительно. Он вернулся в гостиную.

Мисс Минтон, покинув свое место в объятиях фокусника, отвечала резко и возбужденно.

– Мы видели, как кровь капает с потолка. О, это было ужасно! – Она всхлипнула, ей эхом вторил мистер Шеридан. – Потом я пошла посмотреть, не из ванны ли это. А мистера Кристофера там не было. А тогда ваш констебль залез на крышу, и потом он сказал… Он сказал… – Всхлипывания продолжились. Миссис Паркс не сдвинулась с места. Она так крепко сцепила руки, что побелели суставы.

– Миссис Паркс, что вы сегодня делали? – спросил Робинсон.

– Я пришла на завтрак, а потом вернулась к себе в комнату. Я легла спать, если вам это так важно. – Она говорила бесцветным голосом. Робинсону доводилось слышать такие монотонные ответы – у заключенных. – Я заснула и проснулась только после трех. Затем я оделась и спустилась вниз к чаю.

– Вы видели мистера Кристофера в то утро?

– Нет.

– Но вы стучались в его дверь, – сказала мисс Минтон, пожимая плечами. – Я вас видела.

Робинсон посмотрел на нее. Она высвободилась из объятий фокусника и указывала пальцем на миссис Паркс.

– Я вас видела! Когда пришла домой из… из церкви.

В ее голосе было колебание, и Робинсон это отметил. Он спросил миссис Паркс:

– Так вы стучали в дверь, миссис Паркс?

– Нет, – прозвучал ответ. Глаза миссис Паркс избегали взгляда Робинсона.

Мисс Минтон почувствовала себя уязвленной.

– Говорю вам, я ее видела! Я как раз пошла на верхнюю площадку лестницы и видела ее!

– Очень хорошо, мисс Минтон. Миссис Паркс, а это вы можете объяснить? – Тут Гроссмит извлек из обертки нож. Миссис Паркс смотрела на него не отрываясь.

– Нет, – сказала она, – я это не могу объяснить. А где вы его нашли?

– В мусорной корзине в вашей комнате.

– Это она! – завизжала мисс Минтон. – Это она убила мистера Кристофера!

Фокусник отстранился от мисс Минтон. Та вскочила на ноги.

– Почему? – нападала она. – Почему ты его убила? Ясно, что ты влезла через окно в его комнату и заколола его… А мне он так нравился. Он был хороший… Почему ты убила мистера Кристофера?

Она разразилась слезами и уткнулась в грудь мистера Шеридана. Он, казалось, был шокирован, и второй за сегодняшнее утро обвиняющий палец направился в сторону миссис Паркс.

– Сука! – сказал он низким сочным голосом. – Ты украла ее у меня. Мою Кристину. Ты украла ее! Ты всегда ее недолюбливала. Правда? Почему ты стучалась к ней? Подлая сука.

Робинсон прервал их.

– Миссис Паркс, я вынужден попросить вас проследовать со мной в полицейский участок, чтобы ответить там на вопросы в отношении убийства… э-э… мистера Кристофера, – начал Робинсон с тяжелым сердцем. – Вы имеете право не отвечать на вопросы, но все, что вы скажете, будет записано констеблем и может быть представлено как свидетельство. Вы что-то хотите сказать?

– Я этого не делала, – произнесла миссис Паркс сквозь застывшие губы. – Я не убивала мистера Кристофера.

Дорин обшарила кухню и обнаружила, что запасов салата хватит на всех. Спор продолжался уже за столом. Фрайни открыла еще одну бутылку вина и приготовилась отражать атаку.

– Подумай, – наставлял ее Алан Ли. – Ты нам нужна. Если Фаррел обанкротится, мы пропадем. До Рождества на горизонте не появится ни одного цирка, и Сельхозвыставка закончилась. Если мы не выедем из города до конца месяца, мы просто умрем от голода.

– Да, я понимаю. Но что, по вашему мнению, я могу сделать? – спросила Фрайни.

– Как что? Пошли с нами, – сказал Алан Ли. – Просто пошли с нами, и ты разберешься и скажешь нам, что происходит. И тогда мы сможем все это остановить.

– Правда? И как это вы собираетесь все это остановить?

– У нас есть Самсон. Он может поезд остановить одной левой.

Самсон скромно улыбнулся и взял еще хлеба.

– Пожалуйста, – настаивал Алан Ли.

– Нет, – возражала Фрайни. – Что я могу сделать? Кроме всего прочего, в вашем шоу я буду как заноза в пальце.

– Мы тебя замаскируем. Ты будешь в самом цирке, не в балагане. Ты ведь умеешь ездить верхом. Правда?

– Да. Но…

– Тебе не нужно много времени, чтоб научиться нескольким трюкам. Или ты сможешь продавать билеты, или акробат на лошади… Анна тебя научит. Она участвовала в номере со стреляющей кавалерией, пока не отяжелела… Или Молли.

– Кто такая Молли?

– Молли Янгер. Она и лошадь всему научит.

О боже, Дорин. Я и забыл про Молли. Слушай, а про Криса-то она знает?

Дорин мигом проглотила все, что было у нее во рту, и со вздохом сказала:

– Боже! Я совсем об этом забыла… Кто-то должен пойти и сказать ей, Алан. Я это сделаю.

– А что связывает Молли и Криса?

– Она была… В общем, они были близки. Собирались пожениться. Бедная Молли! Сначала Сокс, а потом мистер Кристофер. Видишь, Фрайни? Нужно что-то предпринять. Так больше не может продолжаться.

– Значит, вы хотите тайком запихнуть меня в цирк, где я никого не знаю, для того, чтобы я выявила саботажников? Это безумие, Алан! Я всех вас очень люблю, но не представляю, как я смогу вам помочь.

– Оставь ее в покое, Алан. Если б ты был такой же богатый, и у тебя был такой же домик, как этот, и все эти деньги, и ничего не надо было бы делать, разве ты бы все это бросил и отправился ловить ветра в поле с такими людьми, как мы? – в голосе Дорин чувствовалось презрение. – Нужно быть сумасшедшим, чтобы так сделать. Работай я всю жизнь не покладая рук, на такой комфорт я не заработаю. Ты только посмотри на этот дом: у нее есть машина, и полный набор прислуги, и все остальное, что ей нужно для полного счастья. Наши проблемы – не ее забота. Мы всего лишь обслуживающий персонал, люди из балагана.

– Не говори так, Дорин. Я же не сказала, что не помогу. Я просто не знаю как. – Фрайни почувствовала себя уязвленной. – Я так не всю жизнь прожила. Маленькой, я жила в бедности. – Это прозвучало так, будто она оправдывается, и Фрайни прикусила язык.

Алан Ли взял ее за руку, поставил перед собой и внимательно осмотрел. Перед ним стояла стройная молодая женщина в коротком хлопчатобумажном платьице. Ее черные волосы разлетелись в стороны, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Он пробежал ладонью по ее телу – в этом прикосновении не было ничего личного: так кузнецы осматривают лошадь.

– Ты разнежилась, живя здесь, – сказал он вкрадчиво. – Посмотри на ноги, на бедра. Везде были мускулы – где они сейчас? А эти руки… – он приложил открытую ладонь Фрайни к своей щеке. – Гладкие, как шелк. Годами не дотрагивались до перекладины. Ты так прекрасна, что я боюсь на тебя смотреть. Ты прекрасно сложена, легка, у тебя такие руки, что ты могла бы быть акробатом, канатоходцем или наездницей, а ты убиваешь свое время в праздности. Более того, могу поспорить на деньги, что ты скучаешь. Правда ведь? – Темные глаза встретились с зелеными глазами Фрайни и не отпускали их. – Скажи, что это так, Фрайни. Не забывай, я хорошо тебя знаю.

– И я тебя знаю, – ответила Файни, захватив рукой его волосы на затылке и сжав их. – Я тебя тоже знаю, Алан. И ты прав. Но что из того, что я скучаю? Завтра я развеселюсь.

– Правда? А разве я не могу тебя развеселить? – Рука Алана задержалась на ее талии, и по спине Фрайни пробежал трепет.

– Это разные вещи, – с легкостью бросила она. – Но тем не менее развеселить-то ты можешь… Давайте устроим ланч и поговорим за едой. Я не говорю, что все сделаю. Просто я хочу понять, что вы задумали.

Алан Ли сел. Не прекращавшая есть во время их разговора, Дорин заметила:

– Он прав: ты могла бы работать и на канате, и воздушной гимнасткой, но на подготовку уйдет уйма времени. Думаю, из тебя выйдет наездница. Научиться не сложно. Я могу тебе помочь, да и Анна тоже. Нужно просто научиться стоять ровно и не паниковать. В номере с лошадьми есть финальная сцена, где выезжают десять девушек и стоят на седлах. Одна из них на прошлой неделе упала и сломала ногу. Несколько уроков – и ты сможешь занять ее место. Но ты слишком бросаешься в глаза с твоими волосами и зелеными глазами. С глазами уж ничего не поделаешь, а вот на голову можно надеть парик. Или шапочку. Может, это и займет-то у тебя всего несколько дней: ткнуть пальцем в этого негодяя, что морочит Фаррела. И имя я тебе придумала: Ферн. Немного похоже на твое – Фрайни.

Она старательно произнесла ее имя – с длинным звуком «и-и». Имя прозвучало совсем по-гречески, чужеродно плоскому австралийскому акценту Дорин.

– Ферн, – проговорила Фрайни, пробуя имя на вкус. – Я должна это обдумать.

– Что тут обдумывать, – сказал Самсон. – Много думать вредно. Нужно дело делать.

Фрайни посмотрела на него.

– Пожалуйста! – сказал Алан Ли.

Фрайни колебалась. Она действительно очень скучала. Ожидавшая ее впереди череда официальных приемов и вечеринок внезапно показалась ей утомительной и скучной, как надоевшая книга. Особых проблем с ее собственным окружением у нее не было. Все, кого она любила, занимались своими делами вдали от нее. Дом и хозяйство от ее отсутствия только выиграют.

– Если ты поучишь меня стоять на лошади, – сказала она, – то я попробую. Но только ненадолго.

Самсон протянул руку через весь стол и пожал руку Фрайни, захватив ее до запястья. Дорин усмехнулась. Алан Ли заключил Фрайни в крепкие объятия. А вошедший в гостиную в поисках новой порции ветчины и впервые встретившийся со змеей Эмбер пронзительно замяукал и залез на шторы, где, несмотря ни на какие уговоры и посулы, оставался до самого конца, шипя и свирепо выпуская когти в ответ на каждую попытку его спасти.

– Надеюсь, это не дурной знак, – сказала Фрайни, стараясь припомнить, нет ли у нее стремянки. – Остается надеяться, что я об этом не пожалею.

Глава 4

Panem et circenses (Хлеба и зрелищ).

Требование простых людей. Римская империя

Джек Черный Блейк застегнул свои безукоризненные манжеты и решительно произнес:

– Что слышно, Билли?

Босс Брансвикских ребят был хорошо одет, щеголеват и внешне приятен. Темные волосы, безупречная осанка, кольцо с большим бриллиантом на руке – поверх перчаток. Сегодня перчатки были лимонно-желтого цвета, лайковые, но не похоже было, что они доставляют ему удовольствие. Он курил толстую сигару и с мрачным видом разглядывал свое пиво.

Брансвикские ребята, известные в полиции как Бранниз, держали военный совет в отеле «Брансвик Армз».

Пес Билли, прозванный так за сексуальные извращения столь чудовищные, что упоминать их здесь не место, пробурчал:

– Ничего особенного, сэр. Поговаривают, что Рой-Бойз до нас докапываются.

– Что об этом известно, Змей?

Змей, высокий мужчина с глазами рептилии, кивнул заодно со своим приятелем Реффо. Они стояли во весь свой высокий рост, плечом к плечу, будто ждали нападения.

Малыш Джорджи, сочетающий умение орудовать ножом, унаследованное им от итальянской мамы, с необузданной тягой к убийствам, передавшейся ему от отца, малайского пирата, выступил с предложением:

– Нужно что-то делать, босс. Говорят, у них кишка тонка. Народу виднее.

Джек Черный Блейк, как уже говорилось, носил перчатки. И носил он их потому, что не мог терпеть прикосновения к человеческой плоти. Постукивая рукой по стойке бара, он тихо проговорил:

– Пусть попробуют, тонка ли кишка у нас.

Миссис Амелия Паркс, она же миссис Фанточини, следовала в отделение полиции на Рассел-стрит в сопровождении констебля Томми Харриса, который держал ее за руку. У него не было опасений, что она может сбежать. Он боялся, что она может упасть.

Томми был потрясен. Миссис Паркс спасла ему жизнь. Она проявила отвагу и смекалку. Сцена, происшедшая в пансионе, когда он ее забирал, все еще стояла у него перед глазами. Мистер Шеридан завывал: «Как, как ты могла, как могла ты украсть у меня Кристину?» Мисс Минтон визжала: «Я это знала!» Визжала настолько громко, что на лестничную площадку вышла хозяйка. Стоило только миссис Уизерспун поймать нить разговора, как она заявила: «Вон из моего дома! Я дала тебе шанс! Я тебя пожалела! Но сейчас убирайся, со всеми своими сумками и чемоданами! Как ты могла это сделать? Убить бедного мистера Кристофера!»

Тут миссис Уизерспун потеряла самообладание. Последнее, что увидел Томми Харрис в этом доме, это мисс Минтон, которая поспешно бежала вверх по лестнице, чтобы смешать ручьи своих слез со слезами хозяйки, рухнувшей на верхнюю ступеньку.

А миссис Паркс не говорила ничего. Она только бормотала: «Я этого не делала». Теперь она шла рядом с ним ровной походкой лунатика.

Томми Харрису это не нравилось. Что-то здесь было не так. И ведь свидетельств для обвинения миссис Паркс было предостаточно. Нож. Ее проворство на крыше. И запертая дверь, закрытая на задвижку.

Она остановились у входа в отделение полиции, и он спросил:

– Миссис Паркс, с вами все в порядке?

Она лишь хрипло произнесла:

– Фанточини. Заключенная номер 145387, сэр.

Томми Харрису стало не по себе. Он передал миссис Паркс офицеру полиции, на вопросы которого она продолжала отвечать все тем же безучастным голосом.

Констебль Харрис вышел, он хотел найти сержанта.

– Сэр, – он отдал честь. – Сэр, могу я к вам обратиться?

Сержант Гроссмит поднял глаза над грудой бумаг.

– Да, Харрис. В чем дело?

– Я… сэр, я не думаю, что она это сделала.

– Да-да, я понимаю… Как давно вы на службе, Харрис?

– Восемь месяцев, сэр.

– Целых восемь месяцев… Да? Так вот, Харрис, меня всегда интересует точка зрения молодых сотрудников. Но я не нахожу слова «Я не думаю, что она это сделала» убедительными. У нее был нож, сноровка, и одно убийство за спиной. Думаю, у нее была причина. Кто-нибудь еще из этого дома вызвал у вас подозрение?

– Нет, сэр.

– Что ж тогда. Не расстраивайся, сынок. Джек Робинсон ведет это дело. А он не допускает ошибок. Он ее сюда доставил. Должно быть, он считает, что это она сделала. На-ка отнеси этот нож в лабораторию и соберись. Иначе я расскажу ребятам, как тебя вытащила с крыши убийца. Женщина-убийца.

Томми Харрис взял нож.

– И все же я не думаю, сэр, что это она сделала. Она не стала бы меня спасать и показывать, что она так ловко действует на высоте. Просто оставила бы меня, чтобы я упал.

– Зеленый ты еще, Харрис. Я знаю некоторых замечательных людей, которые оказались убийцами. Помнится мне, старина Чарли Пис играл на скрипке, как ангел, и очень любил собак. А вот людей он не любил. Давай, констебль, иди. Доверься Робинсону. Он знает, что делает.

Томми отдал честь и вышел. Сержант Гроссмит фыркнул. Каких хлюпиков они набирают сейчас. В наши дни ни один констебль не мог поставить под вопрос действия старшего по чину.

Тем временем Джек Робинсон сидел лицом к лицу с миссис Паркс в комнате для допросов, которая располагалась в преддверии к камерам. Из-за стен раздавались стоны и вопли; пьяницы, видимо, не на шутку расшумелись.

– А теперь, миссис Паркс, расскажите, что вы знаете о мистере Кристофере.

Миссис Паркс двигалась по лабиринту невероятного страха. Отделение полиции и официальный тон затянули ее назад, превратив опять в заключенную. Она была хорошей заключенной, послушной и кроткой. Но она думала, что она от этого ушла. И вот теперь тюремные запахи немытого человеческого тела, мочи и безысходности ударили ей в нос. Она старалась не терять голову, но сознание ускользало.

– Я плохо его знала. Он работал в цирке Фаррела как фрик. Там он был счастлив. Он говорил, что ни в каком другом месте он не был счастлив. Да, в цирке его ценили. Думаю, он хорошо зарабатывал. Внешне он был очень приятен. Он жил как мужчина. Мистер Шеридан был убежден, что он женщина, и все время донимал его: приносил цветы, и все такое. Но мистер Кристофер никогда это не поощрял. Мисс Минтон думала, что он БЫЛ мужчина. Мы все время хихикали по этому поводу, то есть миссис Уизерспун и я, представляя в каком шоковом состоянии она бы была, если б ей удалось… вы понимаете, что я имею в виду. Но мистер Кристофер был настоящий джентльмен. Одним словом, он сказал, что у него в цирке есть невеста, наездница. Ее имя… – Имя ускользнуло из памяти. Она потрясла головой. – Молли Янгер. Ее фотография у него на стене.

Джек Робинсон навел кое-какие справки.

– Итак, вы его мало знали?

– Да, его никто хорошо не знал. Он был очень закрытый человек. Как обычно говорила мисс Минтон, все держал в себе. Я никогда не видела его во время представления. В цирке мне… были бы не рады, особенно в этом цирке…

– Цирк Фаррела это то самое место, где…

– Да. Мой муж и я, и остальные работали у Фаррела. И это там он… умер.

– Я вижу… – Робертсон обратился к своим записям. – Вернемся к дню убийства, к воскресенью. То есть сегодня. Что вы сегодня делали?

– Пришла на завтрак в десять, а потом вернулась в комнату, захотелось прилечь, – потирая глаза, сказала она устало.

– Обычно вы спите в полдень по воскресеньям?

– Нет, но после завтрака мне очень захотелось спать, поэтому я пошла наверх и легла. И заснула. Проснулась в три тридцать, умылась и спустилась вниз к чаю. У миссис У. очень хороший чай, а у меня теперь нет необходимости следить за фигурой. Потом с потолка закапала кровь, и пришел ваш констебль и застрял на крыше. А потом вы пришли, и все это началось…

– Миссис Паркс. Это вы убили мистера Кристофера?

– Нет.

– Вы вылезали на крышу и влезали в его окно, чтобы заколоть его ударом в сердце?

– Нет… нет. Думаю, что нет. Но я раньше убила. Я убила моего мужа. Я его ненавидела. Я знаю, как убивать. Тяжкое преступление. Может, я и его убила… О боже, откуда мне знать? Не могу вспомнить… Может, я убила его, когда спала.

– Но вы ничего не имели против мистера Кристофера?

– Нет, ничего.

Миссис Паркс начала смеяться. Смех затянулся, перешел в неконтролируемый. Она перешла на пронзительный крик, перекрывающий вопли пьяниц в камерах за комнатой.

– Лучше ее запереть, – заметил Робинсон. – Пошлите за врачом.

– Нет! Нет! – завизжала миссис Паркс. – Нет, не запирайте меня! Не запирайте, пожалуйста. Снова это. Не надо! Я этого не вынесу… Не смогу. Я не смогу.

Двое полицейских отнесли ее в маленькую камеру. Услышав звук закрывшейся задвижки и бряцание ключей, она замолчала.

Робинсон чувствовал себя несчастным. Он отыскал сержанта Гроссмита.

– Терри, мне это не нравится, – начал он.

– Она призналась? – спросил сержант Гроссмит.

– В своем роде – да. Она сказала, что могла сделать это, когда спала. У нее крыша поехала.

– Что ж, хорошо. Приговор: виновна, но невменяема. Проведет оставшуюся жизнь в хорошенькой уютной психушке, вдали от напастей.

– Гмм…

– Могу вас хоть чем-то утешить: констебль Харрис пришел и сказал мне, что она не убивала. Хотите послушать его доводы? Потому что она спасла его, вытащив с крыши. Говорит, что будь она настоящим убийцей, она не стала бы афишировать свое умение действовать на высоте. Дала бы ему упасть. Я не знаю. В мое время никто бы не осмелился к сержанту вот так обратиться. Эти молодые парни…

Сержант Гроссмит еще какое-то время продолжал говорить, но инспектор по уголовным делам Робинсон его не слушал.

Рано утром Фрайни на старом грузовике Алана Ли перевозили в «Цирк Фаррела и шоу диких зверей». Самсон ехал тоже, как предполагалось, в качестве сопровождающего. Следуя инструкции, Фрайни была в шарфе, прикрывающем волосы, в трико, мягких туфлях и старом хлопчатом платье.

День предстоял жаркий. На Уильямстоун-роуд никого не было. До Фрайни долетали запахи лета: горячей земли, плавящегося гудрона, потных людей и запахи цирка: навоза, машинного масла и сохнущих рубашек.

Алан Ли припарковал грузовик в цыганском лагере. Здесь стояло несколько палаток, но большинство жило в фургонах, послушно паслись лошади. Дети сновали с поручениями по своим срочным детским делам между стойлами и палатками.

– Пойду разыщу старушку Белл, – сказал Алан Ли. – А Фрайни ничего не угрожает, Саймон. Ты можешь пойти и спросить мистера Фаррела, можно ли нам воспользоваться манежем, и найди кого-нибудь, чтобы подстраховал. Если его нет на месте, спроси Бивансов, можно ли нам взять их страховку. – Он посмотрел на Дорин, которая вышла им навстречу. – Думаю, тебе лучше пойти поговорить с Молли, Дорин. Может, она еще не слышала про Криса.

– Понимаю, что нужно, – неохотно согласилась Дорин. А потом с облегчением заметила: – В этом нет необходимости. Посмотри.

Двое мужчин шли через территорию палаточного лагеря. Один – высокий и дородный, в синей полицейской форме; другой – ниже ростом, в обычной одежде и с ничем не примечательными лицом и фигурой.

– Это полицейские, – сказала Дорин, – я достаточно их повидала, чтобы сразу узнавать этих простаков.

– И точно, простаки, – отозвалась Фрайни. – Мне нужно незаметно одного перехватить. Если он меня при всех поприветствует, то никакой пользы от меня уже явно не будет.

– Ничего сложного. Он будет проходить через наш лагерь. И когда он пойдет мимо моего фургона, я его затащу. Пойдем!

Алан Ли и Дорин, с Фрайни посередине, медленно профланировали по направлению к фургону, стоявшему на основании развалившегося грузовика. Фрайни проскользнула внутрь, а полицейский прошел было мимо, но Дорин спокойно указала ему: «Сюда, пожалуйста».

Через полуоткрытую дверь Джек Робинсон разглядел лицо Фрайни и плавно развернулся. Он уселся на ступеньку фургона и, оглядев лагерь, сказал:

– Мои ноги меня подводят. Я давно не ходил на большие расстояния. А как ты, Терри?

– Ты расслабляешься, Джек, – сказал Теренс Гроссмит, прекрасно знавший, как его шеф любит пешие прогулки миль на двадцать. – Мне тоже все непросто дается. Можешь немного подвинуться, Джек?

Оба офицера уселись, и тогда Фрайни прошептала:

– Привет, Джек! Что ты здесь делаешь, дорогой?

– Стараюсь выяснить обстоятельства дела мистера Кристофера, – ответил он ровным голосом. – А ты?

– А я хочу выяснить, кто намеревается уничтожить цирк Фаррела. Ваше убийство – всего лишь звено из длинной цепи серьезных неприятностей.

– Разве? Но мы нашли убийцу.

– Кто же это?

– Женщина, которая работала в цирке десять лет назад.

– Миссис Фанточини? – спросил ошеломленный Алан Ли. – Ее что, выпустили из тюрьмы?

– Десять месяцев назад, и она снова взялась за свое, – самодовольно заявил сержант Гроссмит. – И часа не прошло, как мы ее арестовали.

– Ох… Но почему? – проговорила Фрайни.

– Именно это я и стараюсь выяснить, – ответил Робинсон.

– Но ты же сомневаешься, что она это сделала. Правда? – спросила Фрайни, достаточно хорошо знавшая Робинсона.

– Не сказал бы, что сомневаюсь, но вопросы у меня есть. Ладно. Будьте начеку, мисс. Не рискуйте. Неприятности имеют свойство передаваться окружающим. Как я понял, вы не хотели, чтобы я вас признал?

– Нет. И зовут меня Ферн.

– Тогда, Ферн, я вас не видел. Пошли, Терри. Как я понимаю, эта старая посудина задержит меня еще на какое-то время. Так кого мы еще хотели найти?

– Янгер, – громко проговорил Гроссмит, для виду заглядывая в записную книжку. – Мисс Молли Янгер.

– Вы не в том лагере, – сказал с подкупающей искренностью вышедший Самсон. – Она там, с работниками цирка. Идите до того высокого места, а там – поверните прямо к слонам.

– Спасибо, – сказал Джек Робинсон, тяжело поднимаясь со ступеньки и увлекая за собой соседа. – Пошли, сержант.

– Бивансы говорят, мы можем воспользоваться их страховкой, – сообщил всем Самсон. – Похоже, Фаррел и вправду изменился. Но он сказал, что мы можем тренироваться на манеже. Что это здесь делали полицейские?

– Заблудились, – ответила Фрайни. – Хорошо, Алан, давай приведем Белл и посмотрим, могу ли я делать стойку на лошади.

Белл была мирная, располагающая к себе лошадка с ровным ходом, широкой спиной. Среднего роста, орехового цвета, с мягкими губами и умными глазами.

Алан Ли зашнуровал на Фрайни холщовую курточку, к ремню которой была прикреплена прочная толстая веревка. Он бросил конец веревки Самсону, который прикрепил ее к свисающему канату, перекинутому через блок, и тянул ее до тех пор, пока Фрайни на фут не поднялась над землей.

Бразды правления взяла Дорин.

– Все в порядке. Забирайся, Ферн. – Фрайни запрыгнула на широкую спину Белл. Лошадь стояла, как скала. – Пошла, Белл, – скомандовала Дорин, и Белл пошла. Фрайни без труда держалась в седле. – Значит, ты умеешь ездить верхом, – проворчала Дорин. – Хорошо. Живее, Белл. – Белл незначительно увеличила скорость, перейдя постепенно на легкий галоп. – А теперь, Ферн, положи обе руки ей на шею и перекинь ноги на правую сторону, как в дамском седле.

Фрайни положила обе руки на шею терпеливой лошади, сдвинулась, но соскользнула, однако быстро вернулась в предыдущее положение. Она попробовала снова, решив с досадой, что от наработанного навыка могло не остаться и следа.

– А теперь с другой стороны, – скомандовала Дорин. И Фрайни, изменив положение, оказалась лицом к противоположной стороне от манежа. А Белл продолжала идти легким галопом. – Еще раз! – приказала Дорин, и Фрайни соскользнула с одной стороны на другую, не упав. Она усмехнулась.

Запах лошади и пота вернули Фрайни назад, к тем трудностям, которые маленькая Фрайни преодолевала, обучаясь скакать на норовистой пони в холодном Шире. У нее ушли месяцы на то, чтобы научиться залезать на спину Эйприл и удерживаться на ней. Эйприл не жаловала новичков. Сейчас Эйприл уже завезла бы Фрайни в ближайший куст крыжовника и там сбросила бы.

– Назад, в начальное положение, – скомандовала Дорин, и Фрайни села в седло прямо. – А теперь ты должна мне довериться. Белли будет бежать довольно быстро, но ты удержишься в седле, встав на колени. Это все равно что котелок над головой^[2]. То же самое. Положи обе руки ладонями вниз по обе стороны шеи и подтяни колени прямо на спине лошади. Если ты будешь держать спину над спиной лошади, – ты не упадешь. На минуту – соберись. Давай!

Для Фрайни это движение показалось легким, но странным. Она подумала, что школа с Эйприл сделала ее хорошей наездницей. Тот, кто смог удержаться на Эйприл, способен справиться с любой лошадью при любых условиях. Она стояла на спине Белл на четвереньках. Уже готова была сказать: «Как просто!», как вдруг поняла, что это не так. Лошадь выскользнула из-под нее, и Самсон, подняв ее рывком кверху, вернул обратно на спину Белл. Ремни врезались под ребра. Она сконцентрировалась. Важен был баланс и вера в то, что Белл не свернет и не изменит скорость. Грубая шерсть Белл терла ей ноги. Фрайни закусила губу.

Хитрость состояла в том, чтобы удерживать постоянное давление коленями. Еще четыре круга, и она могла стоять на коленях, не падая.

– Хорошо, – сказала Дорин. – А теперь медленно подними руки и выпрями спину. Ты не упадешь. Попробуй.

Фрайни подавила инстинктивное желание вцепиться Белл в гриву и выпрямила спину. Она нашла равновесие так же, как делала это на бревне в школе. Движения Белл были ровными, как часовой механизм. Фрайни поднялась на коленях, и пустой шатер полетел у нее перед глазами. Она громко рассмеялась и чуть было не упала, но все же удалось сохранить равновесие. В таком деле – не до смеха.

– Продолжай вот так некоторое время, – сказала Дорин. Фрайни и Белл проделали еще два круга. Фрайни выяснила, что ей легче держать равновесие с вытянутыми в стороны руками. Алан Ли смотрел на стройную фигурку с нежной улыбкой. Самсон без усилий закрепил контрольный канат. – А теперь ты встанешь! – сказала Дорин. – Опусти руки. Подтяни ноги. Пошла, Белл!

Происходившее вслед за этим противоречило инстинкту самосохранения и всему, что Фрайни знала о лошадях. Она поборола в себе нежелание совершить такую глупость, подтянула колени к груди и попробовала распрямить спину. Спина отказывалась распрямляться.

– Ноги раздвинь сильнее и горизонтально! Ты достаточно гибкая. Теперь, когда я тебе скажу, оттолкнись руками и встань! Это нужно сделать одним рывком. Ты поплывешь, не соскочишь. Ты можешь это сделать. Давай!

Фрайни постаралась убедить себя, что сможет, но… потерпела неудачу. Белл завершила еще один круг. Фрайни вспотела, и руки ее стали скользить по ореховому крупу лошади. Она поднимала их, одну за другой, чтобы вытереть о хлопковое платье.

– Ты можешь это сделать, – убеждал Алан Ли.

– Не думаю, – хныкала Фрайни в своем перевернутом положении. Мышцы ягодиц напряглись, предвещая судороги.

– И не думай! – сказал Саймон. – Я тебя поставлю. Ап! – проревел он. Произошло это так неожиданно, что Фрайни перестала хвататься за Белл и поднялась, расставив руки и практически стоя на спине Белл. Манеж проплывал мимо, а неведомая сила держала ее на лошади.

Каждый наездник познает силу гравитации, когда лошадь перепрыгивает через препятствие. Но ее эта сила не тащила к земле. Оказалось, что она, наоборот, побуждает ее стоять как скала. Она отметила, что с точки зрения наблюдающего она наклоняется к центру манежа.

– Хорошо. Застынь, – поддерживала ее Дорин. – Я же говорила тебе, это может каждый. Попробуй стойку на руках.

Воодушевленная, Фрайни снова согнулась и положила руки на лошадиную шею.

– Не сюда! Ты потянешь ей шею. В середину!

Пытаясь сдвинуться назад, Фрайни потеряла равновесие и упала. Страховочный канат поднял ее вверх, не дав коснуться опилок. Дорин остановила Белл и стояла, поглаживая ее мягкий нос.

– Вот твоя морковка, Белл. Ферн, с тобой все в порядке?

Потная, в синяках от холщовой куртки, Фрайни была очень горда собой.

– Отлично! У меня все в порядке. Я смогу снова попробовать?

– Да, – ответил Алан Ли. – Снова и снова, каждый день. Думаю, ты будешь стоять хорошо к тому времени, как мы опять двинемся в путь. Видишь? Я же сказал тебе. И вот ты едешь вместе с нами. Ты обещала, – напомнил он ей.

– Да, я обещала, и я поеду. Было отлично.

– Приходи завтра опять, – сказала Дорин. – А пока тебе надо потренироваться делать стойку на руках и держать равновесие. Алан отвезет тебя домой, а потом приедет и снова тебя заберет. А теперь нам нужно отвести Белл в конюшню и привести ее в порядок. Она для тебя творила чудеса, Ферн. Но она – лучшая. Таких лошадок, как она, с такой поступью, больше нет. Молли тренировала ее с тех пор, как она была еще молоденькой кобылкой.

Фрайни вывела Белл. Самсон снял страховку, аккуратно отстегнул ее и отвязал веревку. Он вернул свисающий канат в прежнее положение, точно установив прежнюю длину.

– Никогда не трогай канат и не сдвигай его, – сказал Алан Ли. – От него может зависеть чья-то жизнь. Если ты посмотришь на воздушных гимнастов, поймешь, что я имею в виду. Но Бивенсы не любят аудиторию во время репетиций. Придется тебе тайком пробраться на представление. Тогда ты увидишь, как они держат руку на веревке, чтобы точно знать, что все на месте. А если ее здесь нет… – Он сделал многозначительную паузу, и Фрайни кивнула.

– Ясно. Кем была миссис Фанточини?

– Почему ты спрашиваешь? – Алана Ли, казалось, застали врасплох.

– Джек Робинсон сказал, что арестовал ее за убийство мистера Кристофера.

– Ах да. Она была одной из «Летающих Фанточини». Муж, два брата, Амелия Паркс и ее сестра Элла. Хороши они были. Правда, Дорин?

– Хороши? Да они были великолепны! – отозвалась Дорин. – Не нужно ей было выходить замуж за этого негодяя Джорджа. Вот что. Он по-скотски с ней обращался.

– И что случилось?

– Слушай, это было десять лет назад. И меня здесь не было, – резко оборвала Дорин. – Я знала Амелию, еще когда мы были детьми. Она тогда и муху не обидела бы. Это он ее довел. Украл ее деньги. Говорят… – Она понизила голос и выразительно посмотрела на Алана Ли и Саймона. Те поняли намек и ушли подальше, чтобы им не было слышно. – Она рассказывала мне, что он заставил ее сделать нелегально операцию… ну эту, сама понимаешь, чтобы избавиться от ребенка.

– Почему? – шепотом спросила Фрайни. – Разве они не были женаты?

– Беременная не может работать воздушной гимнасткой.

– Это ужасно!

Глаза Дорин сверкнули. Фрайни отметила, что они не зеленые, как она раньше думала, а темно-серые, почти как уголь.

– Да. А она так хотела ребенка! Но она его любила, поэтому и пошла на это. Но операция прошла неудачно, и она больше не могла иметь детей. Тогда она стала очень странной. Холодной. Никого к себе не подпускала. Но меня в то время здесь не было. Может, Алан знает.

– Алан! – позвала она его. – Что скажешь насчет убийцы?

Казалось, что Алан Ли смутился.

– Да, я был здесь, но я ничего не видел. Давай же, нам лучше поставить Белл обратно, пока у нее ноги не остыли.

На ходу он нехотя начал рассказ короткими, отрывочными фразами:

– Джордж выстроил большой финал. Шестеро воздушных гимнастов, все встречаются в воздухе – довольно просто. Но он настаивал на его собственной трапеции. У него были маленькие руки, и ему нужна была более тонкая перекладина. В тот вечер все они выступали, и он долетел до своей перекладины, а потом руки соскользнули. Он упал. Упал за сеткой, потому что прыжок был с размахом. Двадцать футов до земли. И умер. Когда опустили перекладину, она вся была в машинном масле. А его жена… у нее обнаружили машинное масло под ногтями, а брат погибшего знал, что тот бил жену… Про ребенка они тоже знали. – Он с усмешкой посмотрел на Дорин. – В цирке секретов не бывает. И весь тот день он все твердил ей, что у них нет денег и что она должна пойти на улицу и заработать для него, потому что ни на что другое она не годится. Говорил, что она неуклюжая гимнастка, что ей нельзя доверять в воздухе. Так она его и убила. Сама призналась.

– И я понимаю почему, – заметила Фрайни.

Они уже миновали палаточный лагерь и входили в конюшню, когда их грубо окликнул высокий мужчина с седыми волосами.

– Эй, что это вы там делаете с моей лошадью? – завопил он.

– У нас было разрешение, сэр, – объяснил Алан Ли. – Сейчас мы ведем лошадь назад.

– Вы цыгане все конокрады! – не унимался высокий. Лицо его раскраснелось от злости. – Ставьте ее на место сию минуту!

– Да, сэр, – покорно проговорил Алан Ли.

Фрайни удивилась, почему он не ответил человеку в его же манере. Потом она поняла: Алан Ли, каким бы замечательным он ни был, при всей его красоте и мастерстве находился на низшей ступени цирковой иерархии, а потому он не мог ответить прямо. Его смирение разозлило Фрайни. Она внимательно рассматривала их собеседника, пытаясь понять, что разжигает его гнев. Он был противоестественно злобен.

– А ты сиди в своем лагере, – бросил он. – Не хочу, чтобы хоть кто-то из вас заходил в мой цирк, крал моих зверей и сбивал с толку моих людей.

– Я спросил у мистера Фаррела, – сказал спокойно Самсон, заняв весь дверной проем, он навис над мужчиной. Самсон не улыбался. – Мистер Фаррел сказал, что все нормально. Мы готовим новую наездницу для выхода. Почему бы вам не спросить об этом у мистера Фаррела? – закончил Самсон со зловещим спокойствием.

Мужчина обвел взглядом группу. Глаза его остановились на Фрайни.

– Это ты новая наездница?

Фрайни вспомнила о своем месте в цирковой иерархии и обуздала свой темперамент.

– Да, сэр, – произнесла она, запинаясь, и склонила голову.

– Как зовут?

– Ферн.

– Запомни, кто я такой! – напыщенно проговорил он. – Я – мистер Джонс, владелец цирка Фаррела. – Он ущипнул Фрайни за щеку. – Хорошая девочка. Будешь себя со мной хорошо вести, и я отвечу тебе тем же.

Фрайни удержалась от ответа и лишь вонзила свою мягкую туфельку в дорожную пыль.

– Ставьте лошадь в конюшню! – грубо приказал мистер Джонс. – Проверю, как вы ее выскребли.

– Да, сэр, – снова проговорил Алан, и они повели Белл на место.

– Фу, – сказала Фрайни, когда они чистили Белл и опять угощали ее морковкой. – Что за дикарь? А я думала, да вы и сами говорили, что Фаррел владелец цирка.

Алан Ли посмотрел по сторонам. Широкие перегородки в стойлах надежно оберегали их от посторонних ушей.

– Так и было, – шепотом ответил он. – Отодвинься немного, Белл. Ты на меня напираешь! Говорят, что у этого Джонса половина доли. Его здесь не любят.

– Это и понятно, – ответила Фрайни.

Обед миссис Паркс подали в камеру. Из-за чьей-то халатности ей разрешили пользоваться ножом. Нож был тупой, но его можно было наточить. Когда констебль зашел, чтобы забрать поднос с нетронутой едой, отсутствия ножа он не заметил.

Глава 5

Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины – все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Уильям Шекспир. Как вам это нравится, акт II сцена 7 (перевод Щепкиной-Куперник)

– В цирк, мисс? – Дот разглядывала хозяйку, стаскивающую с себя видавшее виды хлопчатое платье и трико и разглядывающую синяки. – Но почему?

– Ты помнишь Алана Ли?

– Цыгана, мисс?

– Да, цыгана. Если не считать, что он только наполовину цыган. Мне нужно очень много узнать про цирк, Дот. На самом деле там более сложная структура, чем это кажется. Похоже, они подразделяются на классы. На вершине – те, кто работает непосредственно в цирке, балаганщики – на втором, а цыгане – в самом низу. Или так мне сейчас это представляется. У Фаррела куча проблем, и они попросили меня помочь. Мне же все равно сейчас нечего делать, Дот. Впереди ничего, кроме официальных приемов, балов время от времени да флирта с этими занудными молодыми людьми. Мне хочется чего-то новенького, и вот сегодня я научилась стоять на спине лошади.

– Но, мисс, я же не смогу пойти за вами в цирк. Правда?

– Дот, дорогая, конечно, нет. – Фрайни шагнула в ванну и начала натирать следы от каната мылом «Ночь любви». – У девушек в цирке не бывает служанок.

– Но, мисс…

– Дот, дорогая, не расстраивайся! Я сама смогу за собой последить.

– Но, мисс Фрайни… Кто будет набирать вам ванну, заботиться о вашей одежде…

– Придется мне самой управляться, – пробормотала Фрайни.

Но Дот извлекла козырную карту:

– Мисс Фрайни, леди так не подобает…

Фрайни выругалась:

– Провались все к чертям! И все леди туда же! О, Дот… – Она не имела в виду ничего плохого. – Иди, поговори со мной и не расстраивайся. Со мной все будет в порядке… А если и не будет, то только по моей вине. И я приползу домой, и ты будешь за мной ухаживать, и каждое утро будешь мне говорить, что же это я с собой наделала, несмотря на твой мудрый совет. Согласна?

– Думаю, что да, – ответила Дот.

Дот была простой женщиной. Молодая, маленькая женщина с длинными волосами, крепко заплетенными в косу. Носила она бежевое льняное платье с вышитым букетом бронзовых розочек. Фрайни села в ванне и, загибая мыльные пальцы, начала подсчитывать доводы «за»:

– Хорошо, Дот. Первое. Я согласна, что это поступок, недостойный моего уважаемого родителя герцога, и что моя мамочка и сестры будут волосы на себе рвать, если узнают. Но они все в Англии и при удачном стечении обстоятельств никогда об этом не узнают. Второе. Маловероятно, что меня увидит кто-то из тех, кто меня знает. Третье. Если они меня и увидят, они меня просто не узнают, потому что волосы мне прикроют, меня загримируют, и я буду скакать в цирке. Даже если они меня и заметят, они просто этому не поверят. «Фрайни Фишер, – скажут они, – посмотрите, эта девочка выглядит совсем как наша уважаемая мисс Фишер. Но, конечно же, это не она. Случайное совпадение».

Фрайни вылезла из ванны, и Дот обернула ее в зеленое, как мох, полотенце.

– Четвертое, – продолжала она. – Я буду проживать с девочками, так что целомудрие мое будет в целости и сохранности, в большей сохранности, чем мне того бы хотелось. И пятое – я обещаю быть осторожной. Вот и все, что я собиралась сказать тебе по этому поводу, Дот. И мне нужна будет какая-нибудь дешевая одежда. Не могла бы ты сегодня выделить время на поход по магазинам?

– Да, мисс, – сказала Дот. – Мне все это не нравится, но если вы обещаете быть осторожной… А что вам так нравится в цирке? – добавила она с любопытством, надевая на Фрайни через ее приглаженную черную головку утреннее хлопчатое платье. – Отвратительное, грязное место. Всякие запахи и шум, и все эти бедные звери, запертые в клетках. Мне так жаль этих бедных львов…

– Никогда не думала о львах, – ответила Фрайни, припудривая нос и нанося на губы помаду «Экстрим Руж». – Наверное, с ними жестоко обходятся. Но дело тут не в животных. Хотя сегодня я познакомилась с одной кобылкой, которая построила бы всех породистых лошадей. Ее зовут Белл. Что за милое существо! Нужно будет прихватить ей несколько морковок. Напомни мне, Дот. И яблок. И несколько пакетиков тех мятных конфет, самых сильных. Лошади их любят. Нет-нет. Главное, что влечет меня к цирку – это люди. Люди цирка. Совсем не обязательно, Дот, что они должны и тебе нравиться. Они совсем не респектабельные.

– Вот поэтому вы их и любите, – прокомментировала Дот. Фрайни посмотрела на ее отражение в зеркале и улыбнулась.

Томми Харрис пил пиво в отеле «Провинциал», местоположение которого на Брансвик-стрит было таковым, что его можно было считать самым центром этой улицы. Кроме того, здесь проще всего было узнать, о чем говорят в округе. «Провинциал» был на средней ступеньке по культуре в гостиничном бизнесе. Слишком респектабельный, чтобы привлекать преступников, и не на том уровне, чтобы заманить выпивкой коммивояжеров, водителей грузовиков и местных торговцев. Время приближалось к четырем, и Томми уютно пристроился в уголке бара. Перед ним стояла большая кружка пива «Виктория Битте», а рядом в пепельнице лежала зажженная сигарета. Томми Харрис курил только в пабах – это расценивалось как «защитная окраска».

– Привет! – пробурчал кто-то за его спиной. – Это место занято?

– Нет, приятель, присаживайся. В ногах правды нет, – не оборачиваясь, дружелюбно ответил Томми. Чье-то тело проскользнуло на место рядом с ним. Массивное тело и светлая, коротко подстриженная голова. Руки как лопаты и бледно-голубые глаза на борцовском лице. Томми его сразу узнал. У него было какое-то непроизносимое балканское имя, и его приятели решили называть его Реффо. Похоже, он не возражал. Он состоял в группировке Брансвикских ребят, известной также как Бранниз. Томми знал, что между Бранниз и ребятами Альберта Эллиса – Рой-Бойз – возник небольшой спор, из-за чего в районе появились их травмированные сторонники, хотя случаев убийства до сих пор не было. По распоряжению сержанта Гроссмита, до тех пор, пока они не трогают посторонних, никаких официальных шагов по пресечению их разборок не предпринималось.

– Хочешь выпить, Реффо?

Реффо кивнул, и Томми сделал сигнал барменше. Она подошла, облокотилась о барную стойку, представив им на обозрение обширную часть ее ослепительно-жемчужного бюста, который постоянно находился в таком положении, будто он сейчас сломит преграды и вырвется на свободу из оков ее черного платья. Мэри из «Провинциала», возможно, и слышала о бюстгальтерах «Мэйбл Норманд», гарантирующих вам мальчишеский стиль, но не хотела иметь с ними ничего общего. Она улыбнулась им, поглаживая окрашенные хной волосы.

– Привет, ребята. Что заказываем?

– Пинту для моего приятеля, – улыбнулся в ответ Томми. – Прекрасно выглядишь сегодня, Мэри.

– Стараюсь, – довольно отреагировала она и принесла пиво.

Пиво было прохладное и с пеной.

– Итак, Реффо, что привело тебя сюда? – спросил Томми.

– У меня есть кое-что. Могло бы вас заинтересовать, – проговорил Реффо через покрытые пеной усы. – За определенную плату.

– Понятно. Скажи мне, что это, и я назову цену.

– Ты – мелкая сошка, – презрительно бросил Реффо. – Нужен кто-то постарше.

– У меня есть полномочия, – сказал Томми просто. – Говори мне – другого не будет.

Реффо задумался. Не простой процесс для человека, которого так часто били по голове, как Реффо. Ноздри раздулись, лоб покрылся морщинами. Томми смотрел на него с интересом. В конце концов Реффо, казалось, принял решение.

– Фунт.

– Если это того стоит.

– Скажи старику, что Рой-Бойз влипли в большое дело. И вправду большое.

Томми Харрис был удивлен. Он затушил тлеющую в пепельнице сигарету и закурил другую, стараясь не затягиваться. Предложил Реффо. Тот взял две, одну заткнул за ухо.

– Это они-то? Да им никто не доверит большое дело. И насколько большое?

– Знаешь того Седдона, что вышел из Пентридж?

– Он мертв, Реффо. Если ты мертв, ты уже ниоткуда не выйдешь.

Реффо одарил констебля презрительным взглядом. Он готов был опять что-то сказать, но сдержался и потом вновь заговорил:

– Это все, что ты знаешь. А потом был этот, Магуайр, грабитель.

– Да? – Томми впервые заинтересовался. Магуайру удалось сбежать из полицейского фургона по пути в здание суда. Как он выходил из фургона, никто не видел, но когда машина прибыла на место, грабителя там не было. Констебль, оставшийся с ним в машине, спал, накачанный наркотиками и с ожогами от хлороформа на лице. Он не представлял, как заключенный мог избавиться от наручников. Настоящее местонахождение Дамиана Магуайра было неизвестно. Его разыскивали все полицейские страны.

– Продолжай, Реффо. Это может стоить фунт. Ты знаешь, где сейчас Магуайр?

– Нет. Но Рой-Бойз знают. Спроси у них… И еще, тот, что напал на детей. Вы искали его из-за трех девчонок. Помнишь?

– Смит? Ты знаешь, где он находится? – спросил Томми с нетерпением. Поздней ночью Рональд Смит ускользнул из своего дома, несмотря на то что констебли за ним наблюдали. С тех пор его никто не видел. Полиция очень хотела возобновить знакомство с мистером Смитом.

– Рой-Бойз знают… Что это там?

За барной стойкой разгорелся спор. Голоса становились все громче, и игнорировать их уже казалось невозможным. Хозяин бара, мистер Томас, доказывал, что он не обязан давать еще одну бутылку дешевого красного портвейна подружке моряка Элси Ящерице.

Элси Ящерица стояла во весь свой пятифутовый рост в разбитых парусиновых туфлях. На ней был тщательно подобранный ассортимент тряпья, поверх которого красовалось когда-то бывшее дорогим, если судить по остаткам бисера, бальное платье. Видавшее виды боа из перьев три раза обматывало ее шею. Содержание рубинового портвейна в крови Элси Ящерицы было чрезвычайно низким. Это-то и было причиной ее злобы.

– Нет, Элси. Вчера я уже дал тебе три бутылки. И сказал: не выпивай все сразу. Больше портвейна я тебе не дам.

Двумя грязными руками Элси Ящерица отбросила назад свои спутавшиеся черные волосы. Черные глаза ее впились во владельца бара, и пронзительным, как у чайки, голосом она прокричала:

– Ты подлый ублюдок! Выродок! Не нацедить бедной девушке своих соплей! Ну-ка наливай мне твоего чертового портвейна, а то пожалеешь!

Томми Харрис понял, что Элси Ящерица не так просто получила свое прозвище. Язык у нее действительно был синий. Респектабельные посетители «Провинциала» стали расходиться, вспомнив о назначенных встречах и необходимости вернуться вовремя на работу или к женам. Увидев это, мистер Томас вышел из себя:

– Убирайся со своим поганым языком из моего чистого и уважаемого всеми заведения! Убирайся, пока я не вызвал полицию!

Элси Ящерица не ответила словами. Она схватила табуретку и запустила ее в барную стойку. Посыпались осколки бутылок. Барменша Мэри успела пригнуться и, поднявшись, вынимала осколки из залитых ликером волос. Крошечные капельки крови запятнали ее величественную грудь. Трое выпивавших перепрыгнули через стойку, чтобы помочь ей удалить осколки.

Томми Харрис оглянулся по сторонам и понял, что Реффо его покинул, так и не дождавшись денег. Он выглянул в окно и на углу Джонсон-стрит заметил светловолосого мужчину, ожидавшего, когда пройдут машины.

– Черт тебя возьми, дай тогда красную курочку!^[3] – вопила Элси Ящерица, довольная произведенным эффектом. – Иначе я запущу еще один стульчик!

В этот самый момент, когда взгляды всех присутствующих, за исключением Томми, были устремлены на скандал, из-за угла на Джонсон-стрит плавно вынырнула машина. Раздался выстрел, возможно, два. Томми не заметил, как вскочил и побежал. Он выбрался из паба и упал на колени, чтобы подхватить Реффо, чья жизнь уплывала через ужасную дыру, зияющую в его груди, на безжалостный асфальт Брансвик-стрит.

– Они меня нашли, – прокомментировал Реффо. Проговорил что-то на родном языке, со вздохом произнес одно слово: «Выход» – и умер.

Это была первая смерть, которую видел Томми Харрис. Он стоял на коленях в растекающейся луже остывающей крови, держа на руках мертвого человека и напоминая себе, что констебли не плачут.

Случай этот еще был примечателен тем фактом, что впервые за всю обозримую историю Элси Ящерица ушла от драки, так и не добившись своей бутылки рубинового портвейна.

Инспектор по уголовным делам Робинсон пригласил посетителей сесть. Гроссмит направил Томми Харриса к соседнему стулу. Он беспокоился за парнишку: один из самых многообещающих его констеблей. Сначала он чуть было не свалился с крыши и был вызволен женщиной-убийцей. На следующий день – Реффо умер у него на руках. Для молодого человека это слишком. Он был деревенский парнишка, в конце-то концов, родом из Гамильтона. Не из тех детей, что растут на улицах. Сам-то Гроссмит впервые в жизни увидел труп, когда ему было десять. Старый пьянчуга, который умер в одном из переулков Фицроя. А Харрис весь трясся, и лицо его так побелело, что веснушки выступали на нем, как кляксы. Гроссмиту не нравилось, как он выглядит.

Не нравился вид констебля и старшему по званию. Робинсон ласково проговорил:

– Расскажите, что произошло, констебль. Что сказал Реффо?

– «Они меня нашли», – сказал он. Сэр, он только и сказал: «Они меня нашли», потом что-то на балканском, – я не понял. Потом сказал: «Выход» – и умер.

– Две обоймы из ружья с близкого расстояния, – сказал Гроссмит. – От такого никому не поздоровится. Все нутро изрешетили.

У Томми Харриса вырвался похожий на рыдание звук, и он плотно зажал рот рукой. Робинсон надавил на кнопку звонка. Заглянул сержант.

– Принесите нам чая, пожалуйста. Побольше горячего сладкого чая.

Сержант посмотрел на констебля Харриса, поджал губы и кивнул.

Робинсон обратился к Гроссмиту:

– Что вы можете сказать о Реффо?

– Настоящее имя Джорджи Мария Гариник, тридцать пять лет, уроженец Румынии. Приехал в Австралию после войны, получил гражданство, дал клятву и все такое. Жил в Рое, зарабатывал возчиком и шофером. Большой, сильный парень. Блондин. Известен своей связью с Брансвикскими ребятами, из тусовки Джека Черного Блейка, с Бранниз. Незаконопослушные граждане. Болтался с Судьей, Малышом Джорджи, жестоким, как сам дьявол, Псом Билли и Змеиным Глазом. Дел за ними – не перечислить. В настоящий момент в ссоре с Рой-Бойз. Криминалы. Всякая мелочь в основном. Торговля краденым и иногда ограбления. Мне ясно, как день, что и Бранниз и Ройз – гангстеры-вымогатели, но я не могу найти никого, кто заявил бы на них. Сами знаете, как это бывает. Все запуганы и думают, что если они выступят в суде, то в окно им залетит бомба с зажигательной смесью. Думаю, Бранниз имели непосредственное отношение к пожару в мясной лавке, но не могу это доказать. В последнее время, по нашему мнению, у них затевается большое дело. Поэтому-то я и послал Харриса в «Провинциал». Реффо трудно назвать человеком, которому можно доверять, но Бранниз ненавидят ребят из Роя. Я решил, что мы можем услышать для себя что-то полезное.

– Возможно, так оно и получилось. Спасибо, сержант… Это вам, Харрис, – Робинсон размешал сахар в большой белой чашке и передал ее Томми в руки. – Терри, угощайтесь, пожалуйста. А теперь я собираюсь сказать вам нечто конфиденциальное. Даете слово не разглашать?

Гроссмит кивнул. Харрис сделал глоток чая и сказал:

– Да, сэр. – Он порадовался, что голос его больше не дрожит.

– Хорошо. Самое интересное, что Гариник произнес слово «Выход». Мы слышали его раньше. За последние шесть месяцев мы стали «терять» заключенных. Сначала был Магуайр, потом этот крысеныш Смит. Вы знаете об этом?

Полицейские кивнули. Чай возвращал краски щекам Харриса. Гроссмит с отсутствующим видом отдал ему свою чашку чая, и Томми, выпив, почувствовал в себе больше способности к концентрации внимания.

– Но вот о чем вы не слышали, так это о Седдоне.

– Он мертв, сэр. Умер в тюрьме, – сказал Гроссмит. Но так как Робинсон ничего не говорил, большой полицейский переспросил: – Разве это не так?

– Да, его смерть подтверждена тюремным врачом, и гроб с его телом вынесен из стен тюрьмы. Отдан семье для захоронения… Такое больше не повторится, скажу я вам, без последующего вскрытия. Потому что на прошлой неделе я получил вот это.

Он протянул им открытку в плотном белом конверте. На ней были изображены толпы танцующих людей в ярких нарядах.

– Отправлено из Рио-де-Жанейро.

Теренс Гроссмит с трудом разобрал заостренный неповторимый почерк.

– Здесь говорится: «Дорогой Джек! Всего лишь хотел тебе сообщить, что я добрался благополучно. Если ты все еще посещаешь курс по литературе, хочу отослать тебя к «Ромео и Джульетте», акт IV, сцена 1. Как всегда, с наилучшими пожеланиями, Уильям Седдон». Уильям Седдон… Это что, его почерк, сэр?

– Да. Провели идентификацию. Ссылка на сцену встречи патера Лоренцо и Джульетты, где он дает Джульетте напиток, позволивший имитировать смерть. Сначала меня это расстроило, но потом я понял, что нам повезло. Если б этот напыщенный болван не стал хвастать о том, как он удрал, у нас не было бы ключа к разгадке. И это значит, что есть в преступном мире какая-то лазейка. Можно так сказать… Они все говорят о «Выходе». Если у тебя есть деньги, «Выход» выведет тебя из страны. Не знаю, как это найти: никто нам ничего об этом не расскажет.

– Я ничего об этом никогда не слышал, – сказал Гроссмит. – Ни один из моих доносчиков не говорил. – Его очень смутил этот факт. Робинсон это заметил и заговорил быстрее:

– Это не упоминалось на Брансвик-стрит, Терри. То есть не упоминалось до тех пор, пока Харрис не встретился с Гариником. Если бы говорили, ты бы наверняка знал. Возможно, Рой-Бойз знают больше. Ясно, что они считали вопрос настолько важным, что из-за этого прикончили бедняжку Гариника. Хотя наверняка мы ничего не знаем. У него было много врагов. Но сейчас главенствуют Рой-Бойз. Мы должны их засечь и сделать это быстро. Вы же читаете газеты. Видите, что происходит в Америке? Гангстеры, контрабандисты, людей расстреливают прямо на улицах. Полиция беспомощна, или, с сожалением должен признать, многих просто подкупили. Мы не должны здесь допустить подобное. Война выбила нас из равновесия. Всю страну. В какой-то степени мы просто вышли из себя, и сейчас много таких, на кого врачи в полиции ссылаются как на склонных к психическим расстройствам. Если эта система «Выход» займет прочное положение, закон и порядок будут под угрозой, каждый будет сам по себе. Помнишь забастовку полицейских, Терри? Результатом было всего лишь несколько ограбленных магазинов и небольшие стычки. Можете представить, что произойдет сейчас, в 1928-м, если начнется забастовка?

Теренс Гроссмит задумался. К началу мировой войны нервное напряжение среди населения достигло предела, а последующие поколения, казалось, ничего не волнует. Они больше ни во что не верят. Гроссмит поежился. Робинсон кивнул.

– Совершенно верно. Мы на краю пропасти. Любой толчок – и мы сорвемся. Но мы не должны допустить, чтобы это произошло. Согласны?

– Как можем мы это остановить, сэр? – спросил пришедший в себя констебль Харрис.

Гроссмит крякнул, а Робинсон улыбнулся. Улыбка у него была особенная – она располагала к доверию.

– Найдем способ. Первое, что вы должны сделать, это рассказать мне, что сказал Гариник. А когда вы закончите, сержант Гроссмит поведает мне об Элси Ящерице.

Фрайни Фишер заглянула в «Фой и Гибсон» и купила ворох одежды. Хлопчатые платья с узорами из цветов, которые никогда не росли ни в одном саду. Нижнее белье для порядочных бедняков: пару шелковых чулок на воскресенья и все остальное из дешевого длинноволокнистого хлопка наводящего тоску розоватого оттенка. Еще она приобрела три пары сандалий, две пары мягких туфелек для танцев, парочку шелковых ночных рубашек, соломенную шляпку, дешевый грубый чемодан и стеганое одеяло. К нему шло абрикосового цвета покрывало, расписанное белыми ромашками. Дот нашла все это очень красивым.

– Еще мне нужен будет костюм, – сказала Фрайни. – Думаю, его выдадут на месте. Не могу же попросить тех, к кому я обычно обращаюсь, сшить мне такой костюм. О, это будет здорово! Дот, я слишком полагаюсь на других. Мне будет очень полезно какое-то время пожить одной.

Дот подняла сверток и направилась к выходу из магазина.

– Вы когда-нибудь справлялись со всем сама, мисс Фрайни? – поинтересовалась она, пока мистер Батлер складывал груды свертков в машине.

Глава 6

Он почувствовал запах лампадного масла, соломы, апельсиновой кожуры, лошадиного фуража и песочных опилок; и он оглядел самое замечательное в своем роде сочетание – соединение конюшни и театра.

Чарльз Диккенс. Тяжелые времена

Фрайни ела с аппетитом: вдохновленная свадьбой племянницы, миссис Батлер была на высоте. Там она заставила замолчать троих более всего раздражающих ее родственников, ссылаясь, последовательно, на титул ее хозяйки, достопочтенной мисс Фишер, поставленный непосредственно под титулом вдовы герцога, но выше дочери баронетов. Родственники миссис Батлер никогда не видели живого баронета, даже на расстоянии, а потому сразу замолчали. Победы миссис Батлер всегда находили отражение на ее кулинарном фронте. Фрайни расправилась с охотничьим пирогом величественного вида и уложила на тарелке лист салата.

– Вы когда-нибудь жили одна? – спросила Дот, и Фрайни задумалась, случалось ли ей жить одной. С самого рождения ее окружали люди. Сначала ее сестры, брат и родители – в маленьких комнатках в Коллингвуде. Там она была бедной. Иногда голодной и всегда – холодной. Там однажды зимой ее младшая сестра умерла от дифтерии. Фрайни, бедно одетая, ходила в Коллингвудскую начальную школу и изучала там азы грамотности. И там, конечно, были люди, очарованные маленькой девочкой со странным именем, которые по собственному желанию или в силу обстоятельств помогали ей получить то, что она хочет.

Затем произошли странные изменения, семья сорвалась с насиженного места и переправилась через океан, в графские поместья и к богатству, не в силу каких-то их личных добродетелей, а из-за того, что война поубивала младших сыновей в каждой семье Европы. Мистер Фишер был произведен в лорды, а Фрайни была отправлена в престижную школу, дабы там сделали из нее дочь аристократов. В школе она не пользовалась популярностью из-за своего необузданного характера, а также из-за того, что ее не волновали вещи, которые важны для школы: нормы поведения, учеба и спорт. И опять вокруг нее люди: люди в общежитии, на спортивных площадках. Податливые, полезные люди. После этого в Мельбурне все было легко. У нее были деньги, положение, красота и свой стиль.

Она никогда не оставалась одна.

Фрайни позволила мистеру Батлеру забрать тарелку. «Из-за чего мне волноваться? – размышляла она. – Цирк состоит из людей точно так же, как и любое сообщество. Как школа, например. Всегда находится мужчина, которого надо убедить, подкупить, обескуражить или очаровать».

– И я женщина, которая должна это сделать, – сказала она вслух.

– Мисс? – переспросил мистер Батлер.

– Это не существенно, мистер Батлер, – сказала она склонившемуся к ее плечу мистеру Батлеру.

– Еще стакан вина, мисс Фишер?

– Спасибо.

Он налил вина, дорогого красного бургундского, и удалился на кухню.

Фрайни осмотрела свою столовую, с преобладающими бледно-алыми тонами. Сотканный специально для нее ковер с узором из зеленых листьев. На стене напротив больших окон, выходивших в маленький садик перед домом, висели семь набросков маслом. На них – танцующие акробаты. Написанные в свободной манере, легкомысленные и совершенные, они были такими, как есть на самом деле. Фрайни выхватила их прямо из рук художника, как только он закончил, несмотря на протест миссис Рагуцци, утверждавшей, что они не завершены. Обычно они поднимали ей дух, а сейчас казались неживыми, как куклы.

– Обойдусь какое-то время без роскоши, – размышляла она вслух. – А потом все это будет смотреться по-новому. Алан прав: я размякла. – Она изучающе посмотрела на свои руки со следами от падений и упражнений на спине терпеливой Белл. – Привет, Дот! Как твои успехи с покупками в секонд-хенд?

Дот выложила застиранную до прозрачности ночную рубашку и две пары тоненьких трусиков. Крысиного цвета кардиган она повесила на спинку стула и села.

– Надеюсь, вы осознаете, что делаете, мисс, – серьезно сказала она. – Я слышала про этот цирк ужасные вещи.

– Правда? Расскажи.

– Я была на Брансвик-стрит, мисс, это хорошее место для покупки поношенных вещей. И там две женщины рылись в тряпках. Цыганки, мисс. Таким нельзя доверять. И женщина постарше сказала: «Придется нам ехать с Фаррелом. Но это ненадолго. Нужно будет уйти от него в каком-нибудь селе. Джек нас заберет через пару дней». Другая сказала: «Они прокляты. Фаррела сглазили». Но вторая заявила, что она знает, что такое сглаз и Фаррела не сглазили. Затем они вышли, и больше я ничего не слышала. Я не придаю значения тому, что говорят цыгане, но…

– Но?..

– В проклятиях они разбираются, – медленно проговорила Дот и перекрестилась. – Поэтому я купила вот это.

Фрайни взяла круглый серебряный образок на кожаном шнурке. На нем был изображен мужчина с ребенком на плечах, переходящий через реку.

– Святой Христофор, мисс. Заступник всех путешествующих. Я не купила с серебряной цепочкой, подумала, может вы не захотите брать с собой ничего ценного в такое место, где одни воры кругом. – Фрайни готова была расхохотаться, но, посмотрев на серьезное лицо Дот, сдержалась. – Мне будет легче, мисс Фрайни, если вы пообещаете, что будете его носить.

Фрайни обвязала шнурок вокруг шеи так, чтобы образок находился повыше, прямо у шеи. Она не хотела, чтобы что-то свисало и болталось, когда она будет делать стойку на руках. Ей и так непросто удерживать равновесие.

Дот серьезно посмотрела на нее.

– Я буду за вас молиться, мисс Фрайни, – сказала она.

Фрайни отставила бокал, обняла Дот и поцеловала ее в щеку.

– Спасибо, Дот. Для меня это очень важно. И я обещаю носить его. А помощь мне наверняка понадобится. Любая. Что же касается цирка, ярмарки и цыган, в их палаточном лагере сто пятьдесят человек, и я постараюсь выяснить, кто вносит смуту. Задача может показаться невыполнимой. Так что если ты попросишь Бога мне помочь, то это будет очень кстати. В любом случае Он скорее послушает тебя, чем меня… Садись, выпей чашечку чая, и я расскажу тебе, что мы будем делать, чтобы я выглядела как дочь людей, которым не очень-то повезло в жизни, как девушка, которая рада была бы получить место в «Цирке Фаррела и шоу диких зверей».

Дот, успокоившаяся тем, что Фрайни приняла святой образок, села пить чай и слушать.

– Элси Ящерица, – проговорил благосклонно сержант Гроссмит. – Вот это девица! Полагаю, она уже приближается к пятидесяти. В свое время была красоткой. Ее отцом был португалец, матрос с корабля, как говорят. Мать – не самого лучшего поведения. Элси была милашкой. Мать продала ее джентльмену, когда ей было четырнадцать. Но с Элси такой номер не прошел. Откусила ему пол-уха, да и ему самому досталось. Потом она выпрыгнула из окна и начала… точно не знаю, сэр, как это назвать, но она не шлюха. И, насколько я знаю, никогда ею не была. Она живет с моряками, пока те на берегу. Они на пару пропивают все его деньги, потом он вербуется на новый рейс, а она находит нового партнера. Она их не обворовывает, поэтому они зовут ее – подружка моряка. Но скандалистка, каких свет не видывал! И матерщинница! Мужчины таких слов не знают! Она заставит быка покраснеть, эта Элси. Но ей хоть бы что. Не думаю, что она так долго протянет, бедная старая потаскушка. Еще подсела на красную курочку, а для женщины – красная курочка – это слишком!

– А что такое «красная курочка»? – спросил констебль Харрис.

– Рубиновый портвейн с метиловым спиртом, – коротко ответил Робинсон. – Быка с ног свалит. Продолжай, Терри. Кто ее сообщники?

– Да я бы не сказал, сэр, что они у нее есть. Никогда и не было. Были времена, когда каждый молодой полицейский на Брансвик-стрит первым делом задерживал Элси Ящерицу за непристойный язык. Я и сам это делал лет, эдак, тридцать назад. И как только она меня не обзывала! Тогда-то ее и прозвали Ящерица Синий Язык, и имя пристало. Теперь все зовут ее Элси Ящерица. Последний год или около того она наезжает на владельцев отелей, угрожая побить им стекла, если они ей не выставят. Они в большинстве не возражают, выставляют какую-нибудь дешевую гадость, одному богу известно – что. Им это дешевле, чем устраивать скандал и пытаться ее выдворить. Она дерется, как кошка, – кусается и царапается – и на подлый удар способна, и ничего не боится. Такая она, Элси. Но с тех пор как она подсела на эту дешевую гадость, катится по наклонной. И еще вот что скажу: она раньше обитала в гостевом доме Мариан Хейс. Завтра я смогу все это выяснить, сэр.

– Хорошо, и не забудьте то, что я сказал про «Выход». Если вы найдете, это будет большой победой, хотя повышения я вам не обещаю. А теперь перейдем к другому вопросу. Я оставил миссис Паркс в камере предварительного заключения. Она говорит, что, возможно, это она убила, то есть не отрицает. Но мне все это не нравится. В лаборатории сказали, что отпечатков пальцев на ноже не было. Вот их заключение. Вес ножа слишком большой для обычного ножа, и очень хорошо сбалансирован. Лаборатория полагает, что это может быть нож для метания. Украшения на нем стеклянные, и это позволяет предположить, что он принадлежит варьете или цирку. Также было произведено вскрытие тела мистера Кристофера. – Он порылся в груде бумаг на столе. – Да, вот оно. Патологоанатом очень заинтересовался. Сказал, что не встречал такой уникальный труп с тех пор, как окончил мединститут. «Тело гермафродита в возрасте примерно двадцати пяти лет с ярко выраженными мужскими и женскими признаками… возможно функционирование мужских гениталий… Кровоснабжение нетронутой матки со всеми структурами тоже присутствует. Ненарушенная мембрана свидетельствует о том, что исследуемая была девственницей». О, здесь он много всего расписывает… Где же это?.. Ага, вот: «Причиной смерти стало глубокое проникающее ранение в верхней части грудной клетки. Пронзено сердце и разрезано верхнее ребро. Рана семи дюймов глубиной и примерно в дюйм шириной, массивное кровоизлияние в мышечную ткань и в легкие. Потеря крови. Сосуды почти обескровлены. Предположительно, удар ножом был нанесен со знанием дела и с огромной силой». Так вот, я видел миссис Паркс, и хотя для женщины она сильная, я не думаю, что она настолько сильна. Думаю, с ней я немного перегнул палку. А вы как считаете?

– Если она убила этого… она, на мой взгляд, должна за это медаль получить! – сказал Гроссмит. – Извините, сэр, но я не выношу этих фриков, всегда их терпеть не мог! Всех этих карликов и уродцев… А что до миссис Паркс, ну… может, она разозлилась… А злая женщина – сильная. Посмотрите только на Элси Ящерицу.

– Она не злая по натуре, – сказал Харрис в раздумье. – И не из тех, кто паникует. Ей не хватило сил втащить меня наверх, на крышу, сэр. Но она не засуетилась, а стала обдумывать ситуацию так, будто у нее была уйма времени. От меня мало было толку: я был до смерти напуган.

– Это можно понять, – прокомментировал его слова Робинсон. – Я знаю, ты думаешь, что это не она. Полагаю, я могу отпустить миссис Паркс. Формально я еще и не предъявлял ей никаких обвинений. Как ты считаешь, Терри?

– В доме ни у кого на это не было времени, а у нее было время все рассчитать. Она сказала, что спала. Но она была одна. Не знаю, Джек. Я точно думаю, что это она убила.

– А вы, констебль?

Констебль Харрис колебался. Сержант подтолкнул его:

– Давай, парень, выскажись.

– Видите ли, сэр, ей некуда идти. Мы пришли и увели ее, и она не может вернуться в дом миссис У. Она пыталась как-то наладить свою жизнь, а мы пришли – и все разрушили… Я… я не представляю, что с ней произойдет, если мы ее отпустим. – Констебль все еще был под большим влиянием карих глаз миссис Паркс. Он не мог забыть ее отвагу и силу ее теплых рук.

– Что ж, мы должны либо предъявить ей обвинение, либо ее выпустить. Думаю, лучше обвинение. Хотя я все-таки думаю, что это ее рук дело.

– Есть записная книжка, – сказал Робинсон. – Маленькая красная книжечка мистера Кристофера. Кажется, там список имен с указанием адресов. Она вся в крови, поэтому я отправил ее в лабораторию посмотреть, что они там смогут сделать. Там фотографируют через фильтры, и все такое. Современная наука, одним словом. Еще мы обратили внимание на пепел в камине. Любовные письма, похоже на то, адресованные Кристине. Имя отправителя выгорело. Ладно, давайте предъявим миссис Паркс обвинение, и тогда мы сможем подержать ее в камере предварительного заключения какое-то время. А дальше посмотрим, как будут развиваться события. Между прочим, сержант Гроссмит, что вам там удалось узнать у сотрудников цирка о мистере Кристофере?

– Немного, сэр. Не похоже, что у него были враги. Участвовал в двух шоу в день, одетый наполовину как женщина, а наполовину как мужчина. Во время остановок цирка в городе никогда не жил в лагере. Был себе на уме, как говорила миссис Паркс. – Сержант открыл записную книжку и обратился к своим подробным записям. – Владелец цирка, Сэмюэл Фаррел, в возрасте сорока восьми лет, сказал, что он работал в его шоу уже несколько лет довольно успешно и, казалось, был вполне счастлив. Самой отвратительной была беседа с мисс Молли Янгер, тридцати двух лет. Это трюковая наездница, которая мне заявила, что собиралась выйти за него замуж. Миловидная девушка, блондинка. Говорят, чудеса творит с лошадьми. Известие о смерти мистера Кристофера сразило ее наповал, хотя она должна была быть на коленях, благодаря Бога за милостивое избавление.

– Сержант Гроссмит, – сказал Робинсон, – в дальнейшем вы будете ссылаться на мистера Кристофера как на «пострадавшего», «жертву» или «его». Понятно?

– Да, сэр. Раз вы так говорите… Никто не заметил его отсутствия, но дело в том, что эти циркачи обращают внимание, только когда кто-то отсутствует на арене. А их шоу начинается в восемь и длится до одиннадцати. После этого все разошлись по своим палаткам, фургонам или куда кому надо, и никто ничего необычного не заметил. Они не слышали о смерти… жертвы, пока я не рассказал им на следующий день после убийства. Трое заходили в дом, сэр. Это Алан Ли, владелец карусели, тридцати лет; Дорин Хьюз – возраст мне не сказала, но около тридцати пяти, – укротительница змей; и Самсон, настоящее имя Джон Литл, двадцати восьми лет, в цирке – силач. И, бог мой, силач он и есть! Он сказал, что они разыскивали… пострадавшего… чтобы передать ему записку от мисс Янгер. Ни у кого нет алиби на предыдущую ночь, за исключением того, что Самсон выступал, а Ли и Хьюз были заняты в интермедиях до полуночи. Никто из участников шоу не может поручиться за других.

– Да, мало что проясняет… Не находите? – Робинсон посмотрел на Харриса.

– Согласен, сэр.

– Вот что я скажу. Мы сейчас попридержим миссис Паркс еще ненадолго. И если сержант сможет вас заменить, – Гроссмит крякнул в знак согласия, и Робинсон продолжал, – вы наведете справки о других жильцах этого дома. Выясните все об этом выступающем фокуснике Шеридане. Проверьте, есть ли у него алиби. И мисс Минтон. Она работает в «Голубом бриллианте». Я вспомнил, что это что-то вроде притона. Никогда не любил я расслабляться в ночных клубах, – отметил Робинсон, который предпочитал нетребовательную компанию собственной жены и детей и свой фруктовый сад. – Это поможет тебе прийти в себя, Харрис.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– И где бы ты ни оказался, прислушивайся к любому, кто произнесет слово «Выход».

На следующее утро Фрайни Фишер проснулась, накинула видавшую виды одежду и отправилась в цирк в сопровождении Алана Ли.

– Я познакомлю тебя с Молли, – сказал он, переложив одну руку с руля старенького «Остина» на плечо Фрайни. – Она займется твоей подготовкой, Ферн. Выступающие в цирке, знаешь, Фрайни, не любят таких, как я. Ты уже слышала об этом от мистера Джонса.

– Что это значит?

Гримаса на его лице могла быть свидетельством как смеха, так и боли.

– Такой, как я, значит, наполовину цыган, наполовину – не цыган, или джорджио, так цыгане называют людей других национальностей. Мою мать соблазнил джорджио, когда ей было шестнадцать, и ее родственники от нее отказались. К счастью, этот мужчина впоследствии на ней женился, но она вынуждена была перестать кочевать и теперь живет в Прахране. Я не видел ее с тех пор, как мне исполнилось двенадцать и я сбежал с цирком Фаррела. Мужчина этот говорил, что у меня это в крови, так же как и у нее, и называл меня цыганом. А цыгане не принимали меня, потому что я был сыном Марии, которая оставила кочевой образ жизни и предала своих людей. Так что я серединка на половинку, ни рыба ни мясо. Я не был рожден в соломе, а усидеть на одном месте не могу. Я такой же путешественник, как они. Но, как и мой отец, я – человек дела. Поэтому я могу заработать на достойную жизнь благодаря моей карусели. К тому же это необременительно. В проклятия, например, я верю только наполовину. Если б я действительно в них верил, я бы пошел к Маме Розе, чтобы она их сняла. А если б вовсе не верил, то мог бы забыть о них. Но я где-то посредине.

Он пожал плечами, а Фрайни погладила лежащую на ее плече руку.

– Именно поэтому я приехал сюда и забрал вас, леди. Не думаю, что Мама Роза узнала ваше имя и описание у духов. Однако я знаю, что она сообразительная старая сплетница и держит палец на пульсе цирка. А еще есть вещи, которые Мама Роза откуда-то знает, хотя узнать ей их было неоткуда. Поэтому я приехал, взял тебя, и вот теперь…

– Теперь? – Фрайни стянула шарф с головы прямо на глаза.

– Теперь ты сможешь выяснить, что происходит, а мне какое-то время не нужно будет задумываться о своем будущем. Я не хочу бросать Фаррела, но мне нужно зарабатывать на жизнь. Если это турне не даст выручки, я отправлюсь сам по себе. Карусели пользуются популярностью, но мне нравится Фаррел, и я не хочу бросать друзей. Теперь все ясно?

– Да.

– И еще. Уж раз ты в цирке, тебе нельзя быть с нами: с Дорен, Самсоном и со мной. Так и так Дорен сегодня выходная – отправилась навестить маму в Тумбарумба. Просила тебе передать до свидания. Надеюсь, она опять не попыталась взять Джо с собой в автобус. Слушай меня: те, кто работает в цирке, не любят связываться с теми, кто выступает в балагане. Тебе придется подстроиться под циркачей, стать одной из них, если ты хочешь что-то выяснить. А для них балаганщики что отбросы общества – они для них ничего не значат. Понимаешь?

– Да. Понимаю.

Он остановил грузовик на подъезде к лагерю.

– Это совсем не то, чего бы я хотел, Ферн, – сказал он, глядя не на нее, а через пыльное лобовое стекло. – Не то, что я бы выбрал, Ферн.

– И не то, что я бы выбрала.

Фрайни пробежала изучающей рукой вниз по его темному профилю, линии рта, твердому подбородку до ямочки у основания шеи, и он содрогнулся под ее изогнувшимися пальцами.

– Сегодня вечером, – произнесла она, приблизив губы к его уху. – Сегодня вечером я скажу роскоши – прощай. Придешь разделить этот вечер со мной?

Задумчивое лицо склонилось, гладкая щека слегка подалась к поглаживающей ее ладони.

– Сегодня вечером, – отозвался Алан Ли.

В конюшнях кипела работа. Участники выступления чистили лошадей, скоблили копыта, заплетали в косы гривы и хвосты. Жаркое солнце распалило запахи навоза, пота и сена. Алан Ли провел Фрайни через стойла и представил ее маленькой женщине, наносившей серу и жир на спину пони. Молли Яндер оказалась ниже, приземистее и проще, чем ее изображение на постерах. На ней были брюки наездника и рабочая рубашка, а светлые волосы убраны под высокую рыбацкую шляпу. Алан Ли представил ей Фрайни.

– Как, Ферн? Хорошо, – она посмотрела на Алана Ли. – Можешь оставить ее со мной, Ли.

– Удачи, Ферн, – проговорил Алан Ли и, не сказав больше ни слова, ушел. Молли говорила хриплым голосом, глаза ее покраснели, но движения были быстрыми и четкими, а взгляд острый, как скальпель. Она осмотрела Фрайни и провела жесткой рукой по ее телу.

– Мышцы есть, но руки изнеженные. Ты какое-то время не занималась никакими трюками, правда? Где ты была?

– Танцевала, – ответила Фрайни с вибрирующим австралийским акцентом. – Я танцевала.

– В одном из этих танцзалов, как я понимаю. Шиллинг за танец? Здесь жизнь у тебя будет потруднее. На Белл каждый может сделать стойку. Белл – моя умница! – Белл, услышав свое имя, ткнулась носом в руку мисс Янгер и получила морковку. – Она нерушима, как скала, и послушна, как золото. Не все такие хорошие. Возьмем-ка мы Мисси и посмотрим, что ты умеешь делать. Не люблю заменять наездниц в кордебалете, – добавила она, отстегивая лошадь серой масти, – но эта сучка Элисон сломала ногу всерьез и надолго, и мне не хватает девушки для выезда на лошадях.

Фрайни вывела Мисси на свободное место. Трава здесь была прибитой и сухой, и земля казалась непривычно жесткой. Фрайни подумала, что испытание окажется очень болезненным, если она упадет.

– Арена цирка имеет тридцать два фута в диаметре, – говорила мисс Янгер, разматывая длинные поводья и доставая длинный бамбуковый шест с привязанными на конце ленточками, – потому что именно при таком диаметре приходит в действие нужная центробежная сила. Лошадь, идущая легким галопом по 42-футовой арене, генерирует эту силу и позволяет наезднику стоять. Не думаю, что вас это особо интересует, мисс танцовщица, но это та сила, которая позволит тебе устоять. Если ты сможешь устоять. Забирайся.

Фрайни запрыгнула на спину Мисси. Животное не дрогнуло и пошло кругами. Фрайни прижала колени к серым бокам лошади и пустила ее в легкий галоп.

– Нет. Не пытайся все контролировать. У тебя же нет поводьев. Предоставь это мне. Это дело хозяйки лошадей. Спокойно садись, а я буду говорить Мисси, что делать. Ты должна мне доверять, Ферн.

Фрайни ослабила хватку, и Мисси завершила два круга. Она шла точными кругами, хотя никто ее не направлял и на траве не было нарисованного мелом круга. Молли Янгер слегка ударила бамбуковым шестом, и Мисси увеличила скорость, удлиняя шаг и переходя в плавный галоп. Шла она не так ровно, как Белл.

– На левую сторону! – скомандовала мисс Янгер. Движение у Фрайни получилось, и она села в положение дамского седла на голой спине лошади. Руки в упоре.

– Посадка на правую сторону.

Фрайни покачнулась из-за походки Мисси. Та шла быстрее Белл из-за более коротких ног. Фрайни соскользнула, но удержала равновесие, глядя в сторону, противоположную центру круга. Перед глазами пролетели фургоны и палатки. Она не смотрела вниз, а сфокусировала взгляд на флаге, развевающемся на вершине.

Мисс Янгер вновь щелкнула кнутом.

– Пошла, Мисси. – При обращении к лошади ее голос обрел чистоту и нежность. – Встань на колени, наездница, – скомандовала она Фрайни.

Руки на шею, думала Фрайни, ноги плашмя и раздвинуть. Она подтянула обе коленки мягким, скользящим движением и встала на колени, расставив руки для равновесия. Два круга промелькнули как мгновение.

– Руки и ноги! – приказала Молли Янгер, и Фрайни удалось уговорить свою спину выпрямиться. У нее закружилась голова от мелькающих перед ней сцен, и она быстро закрыла глаза. Образок святого Христофора блеснул у нее на шее.

– Встаем, танцовщица!

Это задело Фрайни. Она оттолкнулась от шеи Мисси и поняла, что стоит высоко над землей; ноги – по обе стороны от лошадиного хребта, и ее удерживает неведомая сила. Мисси плавно движется у нее под ногами. Фрайни начала экспериментировать, что же она еще может сделать. Вытянула руки, заложила их за голову, а затем поспешно вернула их в прежнее положение.

– Руки вниз.

Фрайни медленно опускала руки, пока не встала как вкопанная, наклонившись к центру, сохраняя равновесие. Но только на минуту. Потом Мисси ушла из-под нее. Фрайни закачалась, потеряла равновесие, бросилась вперед и упала на спину лошади – ноги по обе стороны лошадиной шеи.

– Стоп! – Мисси замедлила ход и остановилась. Фрайни соскользнула с ее спины и обняла лошадь. Мир вращался у нее перед глазами.

– Говоришь, ты раньше никогда не занималась акробатикой? – голос мисс Янгер был резок. Фрайни хлопала глазами, пока мир делал у нее в голове очередной поворот.

– Никогда, – выдохнула она. – На лошади – никогда.

– Если бы Элли была на такое способна, она никогда не сломала бы ногу. Ты очень хорошо упала. Наверно, акробатические прыжки?

– Да, немного. – Гимнастику в английской школе, где учились одни девочки, вполне можно было назвать акробатическими прыжками. Она улыбнулась при мысли, что сказала бы ее учительница, если б увидела сейчас свою подопечную.

– Хорошо. Будем тренироваться каждый день, и к тому времени, как мы отправимся в турне, ты будешь готова к выходу на арену. А теперь отведи Мисси назад в стойло, и я посмотрю, как ты за ней ухаживаешь.

Фрайни подобрала длинные поводья и передала их мисс Янгер. Затем, положив руку на шею Мисси, повела ее обратно в стойло, нашептывая по дороге ласковые слова терпеливому животному.

Мисс Янгер с плотно сжатыми губами наблюдала, как Фрайни чистит, кормит и поит лошадь. Когда Мисси полезла мордой исследовать содержимое карманов кардигана Фрайни, мисс Янгер ринулась к ним с быстротой молнии.

– Чем ты ее кормишь? – потребовала она отчета. Фрайни протянула открытую ладонь.

– Морковками, – покорно проговорила она.

– Съешь одну! – приказала мисс Янгер.

Вспомнив преждевременную смерть Сокс, Фрайни откусила кусочек, а остальное отдала Мисси. Дождавшись, когда мисс Янгер отвернется, Фрайни выплюнула морковь изо рта. Она ее терпеть не могла.

Глава 7

Хотите, чтобы я рассказал вам историю балаганщика? Почему бы и нет? При одной только мысли об этом у меня в ушах начинают звенеть колокольчики.

«Лорд» Джордж Сэнгер. Семьдесят лет балаганщика

Томми Харрис вернулся в изысканный дом миссис Уизерспун с новым визитом; на этот раз с ордером на обыск, чтобы обыскать всех и вся. Его намерения были самые серьезные.

У него не было никаких предубеждений, кроме уверенности, что женщина, вытащившая его с края крыши, не была виновна в убийстве мистера Кристофера. Придя в дом, он обнаружил, что единственным человеком, там присутствующим, была Тилли, девушка, считавшаяся полоумной. Она боязливо открыла дверь и впустила его внутрь только после того, как ей был продемонстрирован впечатляющий ордер на обыск, скрепленный печатью Магистратского суда Мельбурна.

– Ух! – произнесла она, возвращая документ. – Ну тогда вам лучше войти. Правда? А хозяйки-то нет. Чего вы хотите?

– У меня ордер на обыск во всем доме, – сказал Томми Харрис, улыбаясь Тилли. – Я констебль Харрис. Ты меня помнишь?

Она вытерла руки о жирное посудное полотенце, которое держала.

– Да. Вы были здесь, когда миссис Паркс забрали. – У Тилли на глаза навернулись слезы. – Я ее любила. Я не думаю, что это она убила мистера Кристофера.

– Я тоже так не думаю.

– Не думаете?

– Нет. Поэтому я и пришел с обыском. Но это страшный секрет, Тилли. Ты меня не выдашь?

Тилли промокнула глаза посудным полотенцем. У этой выцветшей девушки были бледно-голубые глаза и заколотые сзади светлые волосы. Она неуверенно улыбнулась констеблю Харрису.

– Я вас не выдам.

– Хорошо. Тогда расскажи мне о постояльцах, а я пока буду обыскивать комнаты.

– Ключи в подсобке. Я принесу.

Тилли торопливо убежала и через минуту вернулась обратно. Томми Харрис начал со спален. Комната миссис Паркс была аккуратной, скудно обставленной и безликой. Кровать – тщательно заправлена. Харрис поднял матрас, заглянул за картины и обследовал каждый ящик комода. Одежда, простая и аккуратно сложенная. Чулки, заштопанные ниткой по цвету. Как объясняли Томми, это было показателем женской натуры. Ничего не напоминало о ее прошлой работе в цирке. Документ о ее освобождении из тюрьмы был единственным личным предметом в комнате. В пепельнице лежали булавки и одна оторвавшаяся пуговица.

– Отлично, Тилли. Кто следующий?

– Это комната мисс Минтон.

– А она тебе нравится? – спросил Томми, отпрянув назад от резкого облака дешевых духов. Тилли огляделась, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

– Она нормальная. Много работает. У нее много стирки и глажки, со всеми этими костюмами. Не знаю, что она за актриса. И еще, – Тилли понизила голос, – когда она уходит по воскресеньям, я не думаю, что она и правда ходит в церковь.

– Почему ты так думаешь?

– А я спросила, в какой она церкви. Подумала, может, она католичка. Не переношу я их. Она сказала, что в церкови Святого Павла. Но это неправда.

– Откуда ты знаешь? – Харрис задыхался от бьющей через край женственности вещей мисс Минтон. Окно, видимо, какое-то время совсем не открывалось. Он потянул за ящик комода с опасением, что содержимое последнего вгонит его в краску.

– Она уходит не в то время. Служба в церкви – в восемь и в десять. А она часто сидит до десяти. Уж не знаю, куда она ходит, но только не в церковь. Зато у нее есть много красивых вещей. – Тилли с восхищением посмотрела на расшитый золотыми драконами халат. – И пахнет она хорошо.

Любовные письма, открытки и дешевые романы с обертками от шоколада вместо закладок составляли большую часть того, что читала мисс Минтон. Томми бросил на них беглый взгляд. Вынести терминологию, используемую одним из горячих поклонников при описании мисс Минтон, у Томми не было сил. Он почувствовал, как его щеки запылали.

Томми положил письма на место, проверил под матрасом, под кроватью. Там он нашел три непарных чулка и сережку. Стены комнаты были увешаны афишами разных пьес, а на маленьком столике лежала скатерть с бахромой. Содержание корзины для мусора составляли те же шоколадные обертки и два окурка: один длинный, со следами помады, другой – короткий, коричневый, с золотой окантовкой.

– Ой, такие мистер Шеридан курит! – взвизгнула Тилли.

Томми Харрис сложил свою представительную коллекцию окурков в конверт.

– Идем, Тилли! Я здесь задыхаюсь. Кто следующий?

– Это комната мистера Кристофера, – со вздохом сказал Тилли. – И все его вещи еще здесь… Ой, как страшно!

Констебля Харриса учили, как обыскивать комнату. Он опустился на четвереньки и пополз. Вначале его усилия не давали плодов: прошло полчаса, а урожай был скуден. Единственные вещи, которые, по его мнению, точно не принадлежали мистеру Кристоферу, были полоска тонкой бумаги, которая, как он обнаружил, зацепилась за портрет Молли Янгер, длиной с закрученную рыболовную леску, и маленькое белое перышко. Коллекция эта не представлялась ему сколько-нибудь значительной, однако он сложил все эти находки в другой конверт.

– Что дальше, Тилли?

– Комната мистера Шеридана.

Однако эта дверь, как бы ни старался констебль поворачивать ключ, не открывалась.

– Хозяйка-то с ума сойдет, – сказала Тилли, – здесь не разрешается баловаться с замками. На случай пожара, она говорит…

– Ну видишь, она не открывается… Расскажи-ка мне про дом. На крышу ты можешь выйти? А что там, под этажами?

– Потолок, где крыша раньше протекала, починили, но маляр еще не приходил. А теперь, я понимаю, ей нужно еще будет чинить потолок и этажом ниже. Ох, как только представлю себе мистера Кристофера там… как он лежал, а из него текло, как из крана! Ужасно…

– А как ты к нему относилась? – спросил Томми, стараясь не представлять себе мистера Кристофера, из которого течет, как из крана. Тилли скрутила кухонное полотенце в своих бесцветных руках.

– Он был джентльмен, – проговорила она. – Никогда не доставлял хлопот. Что хорошего о нем говорят – все правда. Не то что мистер Шеридан. Этот нехороший.

– Чем же он нехорош? – спросил Томми.

Тилли состроила гримасу.

– Он щиплется, – сказала она, потирая костлявую задницу, будто старые следы еще чешутся. – И хватает меня. Но теперь у него есть получше – мисс Минтон, – наверно, он меня оставит в покое.

– Как ты думаешь, почему он так делает?

Тилли посмотрела в потолок, почесала нос и воздержалась от дальнейших комментариев.

Фрайни Фишер закончила чистить Мисси и обратилась к мисс Янгер:

– Вы меня нанимаете?

Мисс Янгер проверила Мисси. Провела рукой по мягкой гриве, подняла копыто, чтобы посмотреть, все ли сделано как следует.

– Можешь остаться. Если не подойдешь для выступлений на арене, можешь заниматься починкой, стиркой – найдешь себе применение. Тридцать шиллингов в неделю. И еще пять, если останешься. Спать будешь в женской палатке; это с левой стороны главного холма. Мы отправляемся в пятницу. Тебе будет нужен костюм и трико, но мы посмотрим еще, как у тебя пойдут дела. Хорошо?

– Да.

– Зови меня мисс Янгер. Ты пришла с цыганами. Особенно не связывайся с ними, пока мы в дороге. По крайней мере, если хочешь, чтоб тебя приняли в цирк.

– Хорошо, мисс Янгер, – сказала Фрайни.

– Иди в фургон мистера Фаррела и возьми контракт. Если будут проблемы, скажи, чтоб он поговорил со мной. И еще, Ферн…

– Да, мисс Янгер.

Хозяйка лошадей подошла ближе, подняла одним пальцем подбородок Фрайни и посмотрела ей прямо в лицо. Фрайни ответила ей таким же взглядом. На лице старшей из них остались следы пролитых слез – никакая пудра не могла их полностью скрыть. Фрайни стало ее жаль.

– Не знаю, как ты развлекалась, когда была танцовщицей, но в цирках люди чтут мораль. Если проявишь себя как шлюха, то и держать тебя будут за шлюху.

– Поняла, мисс Янгер.

– И опасайся мистера Джонса. Он любит симпатичные личики. Нельзя сказать, что ты особенно симпатична, но ты грациозна и молода, а это он тоже любит. Не оставайся с ним наедине.

– Конечно, мисс Янгер. – Фрайни высвободила подбородок. – Я сама могу о себе позаботиться, – сказала она. – И все же спасибо за предупреждение.

Фрайни прошла через весь цирк к самому большому фургону веселой раскраски. На нем с двух сторон красными с потускневшим золотом буквами было выведено: «Цирк Фаррела и шоу диких зверей». Она остановилась у нижней ступеньки. Дверь была приоткрыта.

– Мистер Фаррел?

Послышалось кряхтение, и кто-то буркнул: «Заходите».

Фрайни поднялась по ступенькам и оказалась в маленькой заставленной комнате с заваленным бумагами столом и печатной машинкой на нем. Стульев было всего два, и оба были заняты. На одном сидел высокий мужчина с седыми волосами, которого, как Фрайни уже знала, звали мистер Джонс. На другом сидел мужчина пониже, в пастушьей шапке, с усталыми голубыми глазами, окруженными сетью морщинок.

– Так, так, так, и что мы имеем? – спросил Джонс. – Маленькая наездница.

– Сэр, мисс Янгер послала меня подписать контракт, – парировала Фрайни, приготовившись к схватке. Она узнала взгляд мистера Джонса, и он ей определенно не нравился.

– О, да. Мое имя Фаррел. – Мистер Фаррел поднялся и протянул руку, хоть и скрученную артритом, но все же сильную. – Здравствуйте. Добро пожаловать в цирк! Как вас зовут?

– Ферн, – сказал Фрайни. До нее дошло, что Дорин отнеслась к вопросу халатно и не придумала ей фамилии. – Ферн Уильямс, – добавила она, страстно желая, чтобы Дот никогда не узнала о том, что она позаимствовала ее фамилию для такого «нереспектабельного» дела.

– И ты можешь стоять на лошади, Ферн? Это хорошо. Была танцовщицей? Я так и подумал. По тому, как вы стоите. Садитесь, Ферн. Перед тем как подписать, вы прослушаете лекцию о цирках. Хотите вы знать или нет, а это ведь традиция со времен империи, традиция, которой нужно гордиться, что бы там о нас ни говорили. Нас называют бродягами и плутами. Но толпа в Древнем Риме хотела хлеба и зрелищ, и она их получала. И с тех самых пор мы путешествуем, неся людям невинные развлечения. Мы переходим границы возможного. Летаем выше, прыгаем дальше. Мы бросаем вызов законам природы. Мой старик-отец держал равновесие, стоя на паре лошадей: одна нога на одной, другая на другой. Один раз ему предложили пари, что он не сможет проскакать так по мосту, и он принял пари. А потом, уже на мосту, в движении, увидел, что мост перекрыт высоким шлагбаумом.

Он сделал паузу.

– Что же произошло? – спросила Фрайни, затаив дыхание.

– Он дал команду лошадям и перепрыгнул его. Вместе с лошадьми, он стоял сверху. Выиграл пари. Он был замечательный наездник, мой старик. И его отец, до него. И я, в свое время. Возможно, и ты, Ферн, если будешь практиковаться как следует. Какую лошадь дала тебе Молли?

– Мисси, сэр. Она очаровательна. Хоть и не так ровно идет, как Белл.

– Видимо, ты ей понравилась. Мисси у нее вторая после Белл. Хорошо. Теперь ты будешь получать тридцать шиллингов в неделю, и еще пять, если будешь выступать на манеже. Мы предоставляем тебе размещение и еду. Спать будешь в женской палатке, слева от главного шатра. Там ты оставляешь все свои вещи и переодеваешься перед выступлением. Если ты не участвуешь в выступлении, то помогаешь другим переодеваться, стирать и чинить одежду. Помогаешь везде, где нужна помощь. Это цирк. Мы все здесь помогаем друг другу. Когда мы разбиваем лагерь, ты увидишь сама, все руководство помогает тоже. В цирке всегда есть что делать. – Он покряхтел. – Приготовься к отправлению ранним утром в пятницу. Я нанимаю тебя на это турне. То есть на шесть недель. Если ты не будешь практиковаться или заведешь шуры-муры – уволю на месте. Воровство, несоблюдение дисциплины – тот же результат. Все понятно?

Лицо Фаррела, казалось, было вырезано из красного дерева. Фрайни кивнула.

– Хорошо. Будь хорошей девочкой и будешь с нами счастлива, Ферн. Подпиши здесь.

Ферн подписала, заменив свой обычный почерк каракулями. Мистер Фаррел подписался после нее. Его рука дрожала.

– Подожди минутку, – сказал мистер Джонс. – Встань.

Поднявшись, он достал до самого потолка. Он протянул руку к Фрайни, схватил ее за плечо и провел рукой по бокам и бедрам. Его прикосновение было не таким отстраненным, как у Алана Ли или мисс Янгер. Фрайни сжалась. В ее теперешнем положении она не могла дать этому ублюдку пощечину, на которую он явно напрашивался. Вынужденная терпеть его прикосновение, она обратила умоляющий взгляд на мистера Фаррела. Тот, казалось, смутился, но ничего не сказал. Фрайни притворилась, что споткнулась, и ударила мистера Джонса по голени. Удар был резким. Он отпустил ее и выругался.

– Извините, – безучастно произнесла она. Поворачиваясь к выходу из фургона, она уловила отблеск явного удовольствия в глазах мистера Фаррела.

– Интересно, что бы это могло значить? – задала она вслух вопрос сама себе, выйдя из фургона. – Похоже, что мистер Фаррел и мистер Джонс не заодно. Уф, как хотела бы я сварить этого мистера Джонса в машинном масле. Как он смеет меня так ощупывать?

– У тебя проблемы с Джонсом? – спросила пухленькая девушка, сидевшая на перевернутом ведре и зашивавшая колготки. – Он нахал. Меня всю прощупал, будто я скотина.

– Я ударила его по голени, – похвасталась Фрайни. Пухленькая девушка засмеялась.

– Молодчина! Как тебя зовут? Штопать умеешь?

– Ферн. А вот штопать не умею. Извини.

– Значит, помочь не сможешь… Так, говоришь, ударила его по голени? Да? – Она снова засмеялась. – Я – Дульчи. Ты на каком номере?

– Лошади.

– Ты, наверно, заменяешь Элли? Надеюсь, тебе больше повезет.

– А ты что делаешь?

– Жонглирую, – лаконично ответила Дульчи. – Помогаю фокуснику: гардероб, костюмы, – и еще со слонами. Ты что-то ищешь?

– Да нет, просто хотела осмотреться.

– Я проведу тебя, если хочешь. Это тебе в награду за пинок этому ублюдку Джонсу. – Она запихнула колготки и нитки в холщовую сумку. – Могу штопать колготки весь день, да их все равно не перештопаешь. Тебе все же лучше бы научиться шить… Хочешь, чтобы я тебя со всеми познакомила?

– Спасибо, было бы хорошо. Цирк большой, правда?

Дульчи встала и потянулась. Она была такого же роста, как Фрайни, но полненькая, с маленькими руками и ногами, кареглазая шатенка, с веселым круглым кукольным личиком.

– Самое главное в цирке – это его магия. Он меняет жизнь человека. Когда мне было четырнадцать, я работала в магазине. Пришла в цирк и пробовалась на контроль за лошадью в номере с клоуном. Мистер Фаррел одобрил и спросил, не хочу ли я присоединиться к ним. С тех пор я отсюда не уходила. Возможно, просто не могу уйти. Жизнь здесь трудна, но и в других местах нелегко. С цирком ты путешествуешь и еще… в общем, сама увидишь. Если тебя это захватит, то ты уже никогда не сможешь быть счастливой, оставаясь на одном месте.

Они дошли до границы с Уильямстоун-роуд. Перед ними раскинулся палаточный лагерь цирка, яркий от баннеров и шумный от дел.

– Смотри, есть три лагеря. Из-за того, что нам приходится разбивать лагерь в спешке, иногда в темноте или под дождем, палатки и фургоны всегда выстраиваются в строгом порядке. Рядом с главным шатром справа – мужчины, слева – женщины. Далее, вокруг главного шатра – фургоны. Мы привязываем к ним веревки с крючьями и таким образом укрепляем палатки. Слева – клоуны. Их двое: Матт и Тобби Шекспиры. Дальше – укротители тигров, потом – жонглеры. За ними идут каталонцы, эквилибристы. Ну знаешь, те, что выстраиваются в пирамиды. Они не очень-то говорят по-английски – держись от них подальше.

– Почему?

– Иностранцы. Они, – голос понизился до шепота, – они почти что цыгане. Мистер Фаррел не любит, когда мы такое говорим, но ты пойми намек, Ферн. Затем, вокруг главного шатра, – три грузовика, в которых сиденья и брезент, далее два фургона воздушных гимнастов. Биваны – ты о них, наверно, слышала. Известные гимнасты. Линн Биван, дочь, делает тройное сальто. Все воздушные гимнасты мечтают его сделать. А она делает два раза из трех. А дальше, слева от главного шатра, – шатры цыган. Не ходи мимо них одна, особенно когда темно. Слева от цыган – большие кошки, львы. У нас здесь только львы, – они надежнее тигров. У тигров – подлый нрав. К тигру бы я ни за что близко не подошла. С другой стороны, справа, стойла для лошадей, верблюды и слоны. Их нужно размещать как можно дальше от львов. Лошади у нас тренированные и не будут пугаться, но все равно, львы лошадям не пара. Поэтому мы кормим львов только говядиной и бараниной. Не кониной. Не хотим, чтоб они знали вкус лошадиного мяса. Давай пройдемся и посмотрим на людей цирка. Откуда ты хочешь начать?

– А что там за шатры, за слонами?

– Цыгане, – сказала Дульчи и сплюнула. – На цыган лучше вообще не обращать внимания. Не замечать их. Они и не любят, когда их особо замечаешь. Так что, откуда начнем?

– Слева, – сказала Фрайни. – У лошадей я уже бывала.

– О, да. Мисс Молли с тобой разговаривала? Будь с ней поласковее, Ферн. У нее жениха убили – можно понять, почему она резка с тобой. Она хорошая, то есть она была хорошая, пока не убили мистера Кристофера.

– Мистера Кристофера?

– Да, полуженщина-полумужчина. Кристофер и Кристин одновременно. У него был выход в представлении, как раз перед антрактом. Кто-то говорил, что он должен был быть в фургоне, в цирке. В любом случае он был хороший. Или она… Понимаешь, что я имею в виду. А мисс Молли, она общается с мужчинами только по делу, а по нему она с ума сходила. Кажется, и он ее любил. Такая жалость… Не думаю, что они найдут, кто это сделал.

– Почему нет?

– Да кому мы нужны? – сказала Дульчи убежденно. – Мы бродяги, плуты и мошенники, и полицейские нас недолюбливают. Не будут они утруждаться, чтобы поймать убийцу, кто бы он ни был. А кроме того, мистер Кристофер не был просто циркачом, он был фриком… уродцем…

– Фрик? – взревел голос откуда-то снизу. – Фрик – почетный титул!

– О, мистер Бертон, привет! – посмотрев по сторонам, ответила Дульчи. – Это новая наездница, ее зовут Ферн.

Мистером Бертоном оказался карлик, одетый в подвернутый комбинезон. Хоть фигурой походил он на ребенка, лицо у него было морщинистое, а волосы – седые. По предположению Фрайни, ему было около сорока пяти. Она встала на колено и протянула ему руку.

– Приятно познакомиться, – сказал мистер Бертон, целуя руку с церемонной изысканностью. Говорил он решительным голосом образованного человека. – Добро пожаловать. Я – Джошиа Бертон. Так что там про фриков, Дульчи?

– Я рассказывала Ферн о мистере Кристофере и говорила, что полицейские особенно не будут стараться поймать убийцу.

Карлик постучал пальцами по передним зубам.

– Гмм. Я бы сказал, Дульчи, что все между собой связано. И пожары, и звери, которых мы потеряли, и смерть бедного мистера Кристофера… Как Молли это переносит? – Он краешком глаза взглянул на Фрайни.

– Мало хорошего, – ответила Фрайни. – Много плачет. Со мной она была очень резка.

– Вы очень наблюдательная женщина, мисс Ферн, – заметил мистер Бертон. – Кому-то мы не нравимся, это факт. Твое мнение, Дульчи?

– Думаешь, дела настолько плохи? – Дульчи, казалось, застали врасплох.

– Да, именно так. Ты берешь ее в турне? Осторожнее со львами. Последнее время кто-то их поддразнивает. Послушай!

Громкое, злое рычание нарушило тишину лагеря и, казалось, эхом отдалось от земли. Лошади заржали, верблюды затрубили, почувствовав опасность от близости любителей свежего мяса.

– Спасибо за предупреждение. Сюда, Ферн.

Фрайни последовала за Дульчи, аккуратно перешагивая канаты с крюками. Почувствовался сильный запах готовящейся еды. Кто-то жарил и парил – готовили ланч.

– Привет, мистер Шекспир, – сказала Дульчи. – Кусочек бекона очень подойдет к вашей стряпне. Массивный мужчина среднего роста с раскрашенным лицом посмотрел на них, оторвавшись от небольшого котелка над огнем. Черты лица его не были видны из-за грима, но серые глаза были прекрасны, и под маской светилась улыбка.

– Дульчи, не груби старшим. Рад тебя видеть. Хочешь картошки с капустой? – в его шоколадно-карамельном голосе слышался легкий акцент. – Почти готово.

– Нет, спасибо. Я показываю все новенькой. Это наша новая наездница, зовут Ферн. А это мистер Маттиас Шекспир. Он и его брат – наши главные клоуны.

– Джо Джо и Тобби. Музыкальное помешательство, – сказал мужчина, взяв Фрайни за руку свободной рукой, не участвовавшей в помешивании содержимого котелка. – Это я и мой брат Тобби. Добро пожаловать в цирк! Тобби, иди познакомься с новой наездницей.

Послышался приглушенный голос спускающегося из фургона Тобби, и затем появился он сам. Взъерошенный – вероятно, его прервали – один глаз обведен белым контуром, а второй ждал своей очереди.

– Кончай с этим гримом, – сказал Маттиас, – познакомься с Ферн.

Маттиас посмотрел на Фрайни с интересом. Казалось, ему захотелось, чтобы у этого знакомства было продолжение. Но брат отвлек его внимание на себя.

Скачать книгу

Kerry Greenwood

Blood and Cicruses

* * *

Джону Гринвуду, моему дорогому брату

«Людей нужно развлекать, сквайр… Не могут они работать без передышки, не могут и наукам учиться без отдыха. Сделай же из нас самое лучшее, а не самое плохое…»
Чарльз Диккенс. Тяжелые времена

Тайна Фрайни Фишер

Глава 1

Я услышал однажды, как кто-то играет
О том, как влюбленное сердце страдает
От песен любви, что как птица порхает,
Бальзам для ран, но как нож тяжела.
Алджернон Суинберн. Триумф времени

Капля упала с потолка и шлепнулась прямо ей в чашку. Миссис Уизерспун фыркнула.

– О боже! Опять этот мистер Кристофер забыл выключить воду в ванной! Я ему сто раз об этом говорила.

Мистер Шеридан вскочил на ноги, но миссис Уизерспун выразительно на него посмотрела:

– Не вы, мистер Шеридан. Пожалуйста, не надо.

На ладони было кровавое пятно.

Когда она поняла, с чем допила она свою чашку чая, ее охватила паника.

– А вы кто, миссис?

– Меня зовут Амелия Паркс. Я актриса, живу здесь.

– Хорошо, мисс, с этим мы разберемся. А где ключи?

– Подождите, пожалуйста, здесь, – вежливо попросила миссис Паркс. – Попробую достать.

– Что там? – поинтересовалась снизу миссис Паркс.

– Изнутри закрыта на задвижку! – крикнул в ответ констебль. – Туда можно пролезть через окно?

– Только если у вас есть длинная лестница. С той стороны нет балкона.

– Ну-ну, малышка, – успокаивал он ее. – Мы все расстроены.

Констебль Харрис появился на верхней ступени лестницы и позвал миссис Паркс.

– Не могли бы вы показать мне, как выбраться на крышу?

Миссис Паркс без колебаний оставила мисс Минтон на коварного фокусника и отправилась наверх, к свету.

– А вы полагаете, что это так?

– Я тоже так считаю, констебль. Может, мне лучше остаться здесь, на случай, если вам понадобится помощь?

– Хорошо, мисс.

– Да.

– Есть. Держусь.

Томми издал невоспроизводимый звук, который мог означать только одно: «Нет!», и срывающимся голосом попросил:

– Не отпускай меня!

– Но вы же были воздушной гимнасткой! Летающая Фанточини, так вас называли.

В ответ она слегка пожала его руку и отстранилась.

Инспектор уголовной полиции Джон Робинсон произнес:

– Так что у вас для меня? – бросил он.

– Странное дело, сэр, и люди какие-то странные, – сказал он неуверенно. – Не знаю, что и подумать.

– Но это убийство?

Доктор Джонсон важно поднялся по ступеням в пестрящий театральными афишами холл и направился по лестнице наверх, вслед за огромной фигурой сержанта Гроссмита. Робинсон шел сзади. Как с ним обычно бывало, в начале дела его охватывали уныние и усталость. Так много зла в этом мире… – «… Век расшатался, и скверней всего, Что я рожден восстановить его…»[1] – процитировал он про себя. Лекции по английской литературе в Институте механики, куда его водила жена помимо его воли, оказались очень полезными. На Шекспира всегда можно положиться – уж он-то всегда попадает в точку. «И что бы я без него делал», – подумал Робинсон.

Глава 2

И в жизни женщин тоже есть приливы,
Влекущие к неслыханным делам,
И дерзок тот моряк нетерпеливый,
Который доверяет их волнам!
Джордж Гордон Байрон. Дон Жуан. Песнь 6. (перевод Т. Гнедич)

– Дот! – позвала Фрайни. – Черт! – добавила она, вспомнив, что Дот, должно быть, в церкви.

«Дорогая мисс Фишер!

Миссис Батлер».

Кто-то позвонил в дверь.

– Что будете пить? – спросила Фрайни. – Есть пиво и вино.

– Я бы выпила чашечку чая, – сказала Дорин. – А как вы, ребята?

– Вино, – ответил Алан Ли, – если вы не против.

– И я бы выпил глоток пива, – проговорил силач.

– Итак, друзья мои, – сказала она, когда Дорин вернулась с чаем, – что привело вас сюда?

– О! – Фрайни воздержалась от комментариев. Когда они последний раз встречались, Анна была не замужем.

– Она моя жена, – гордо заявил Самсон. – И мы ждем ребенка.

– Самсон, дорогой, поздравляю!

– Но что-то пошло не так, – сказал Алан, подтверждая ее догадку. – У Фаррела что-то не ладится.

– Что именно?

– Не повезло, – сказала Фрайни.

Он сжал ее руку до боли.

– Что за страховка?

– А что было потом? – Фрайни поднялась и протянула Саймону еще одну бутылку пива. Первой и след простыл.

Алан Ли в изумлении уставился на Дорин.

Фрайни убрала руку, а Дорин раскраснелась от гнева.

– Но почему именно ко мне? – спросила Фрайни смутившись.

Самсон недовольно фыркнул:

– Я думаю… – проговорила Фрайни в замешательстве, – думаю, что сейчас нам лучше перекусить что-нибудь.

– Время смерти?

– Да. Что там?

– Думаю, сынок, это более необычный случай. Что-то я тебя раньше не видел. Как твое имя?

– Констебль Харрис, сэр.

– Кто живет в этом доме и где они все?

– Хорошо. А что там за история с крышей?

– Да, сэр.

Робинсон вернул на место одежду и начал осматривать окно. Оно было открыто.

– Когда ты заглядывал внутрь, окно было открыто? – спросил он.

– Да, сэр.

– Да. Что там?

– Женщина могла нанести такой удар?

Маленький доктор сдвинул очки на лоб и посмотрел пристально.

– Это должна быть необыкновенная женщина. Такой удар быка свалит.

– Что, констебль?

– Сэр… Миссис Паркс…

– Да, что по поводу миссис Паркс?

– Сэр, она спасла мне жизнь.

– Да, – ответил инспектор по уголовным делам Робинсон и стал спускаться по ступеням. – Так оно и есть.

– В чем проблема, босс? – спросил Луис.

– Мы не можем этого допустить. Не правда ли? – Он поднял глаза. – Так что, можем или нет?

Глава 3

И я, состарившаяся, куда полечу я, замерзшая в зимнюю стужу пчела…
Смертью захваченная в рабство, что уж форму надгробного камня мне придает.
Эврипид. Троянки

– Ууупс, цветочек! – пробормотал мистер Шеридан. – И извлек яйцо из уха констебля.

– Слушайте, миссис Паркс, с вами все в порядке? – спросил мистер Шеридан.

– Пока не будут готовы с нами разговаривать.

– Вы белы, как простыня, миссис Паркс. Не хотите прилечь?

– Нет, я в порядке, мистер Шеридан.

– Но вы так выглядите… – сказал он. – Вы уверены, что…

Стоявший у двери констебль мягко сказал:

– Кто ведет дело?

– Инспектор по уголовным делам Робинсон, мисс.

По всей видимости, имя ничего не сказало миссис Паркс. Она еще сильнее вцепилась в подлокотник.

– Что они делают, констебль?

– Обыскивают дом, мисс. Ищут орудие убийства.

– Орудие? – едва выдавила она из себя сквозь онемевшие губы.

– Да, мисс. Нож.

– Понимаю.

В холле послышались шаги, и дверь открылась. В нее заглянул Томми Харрис.

– Выпейте, миссис Паркс. Лучше себя почувствуете.

– Да, сэр?

– Да, – сказал Шеридан, – но…

– Но?

– Вы хотите сказать, что эта женщина была мужчиной? – с недоверием спросил Гроссмит. Робинсон улыбнулся.

– И миссис Уизерспун знала о нем?.. Я имею в виду о ней?

– Гермафродит, – сказал Робертсон. – Я об этом слышал.

Теренс Гроссмит фыркнул:

– Как вы только что сказали, она была уродом. И кто-то оказал ему услугу, лишив жизни.

– Продолжим, мистер Шеридан. Давайте вернемся к пострадавшему.

– Это очень интересно, – заметил сержант. – Не боится вида крови, говорите? И ее с… Извините, сэр.

Это вызвало новый приступ рыданий:

– Ох, ох! Полиция в моем доме!

Инспектор Робинсон вспомнил своего институтского Шекспира.

– «О горе! Что в моем доме!» – процитировал он сам себе, а стоявший рядом Теренс Гроссмит поинтересовался:

– Что, сэр?

– Я всего лишь хотел узнать, что вы делали сегодня, – сказал Робинсон. – И кое-что о ваших постояльцах.

– Ну конечно. И вы вели себя очень мужественно. Кто был за чаем?

– Все. Кроме мистера Кристофера… О, бедный мистер Кристофер!

– Вы знали о профессии мистера Кристофера?

– Да-да, – успокоил ее Робинсон. – А за завтраком все были?

– Спасибо. – Миссис Уизерспун поднялась выше на своих подушках. – Что-нибудь еще, сэр?

– Ваши постояльцы. Что вы можете о них рассказать?

– Хорошо, где он был?

– В комнате миссис Паркс, сэр.

– Дверь была заперта?

– Никогда раньше не видел ничего подобного. А вы, сержант?

Мисс Минтон, покинув свое место в объятиях фокусника, отвечала резко и возбужденно.

– Миссис Паркс, что вы сегодня делали? – спросил Робинсон.

– Вы видели мистера Кристофера в то утро?

– Нет.

– Но вы стучались в его дверь, – сказала мисс Минтон, пожимая плечами. – Я вас видела.

Робинсон посмотрел на нее. Она высвободилась из объятий фокусника и указывала пальцем на миссис Паркс.

– Я вас видела! Когда пришла домой из… из церкви.

В ее голосе было колебание, и Робинсон это отметил. Он спросил миссис Паркс:

– Так вы стучали в дверь, миссис Паркс?

– Нет, – прозвучал ответ. Глаза миссис Паркс избегали взгляда Робинсона.

Мисс Минтон почувствовала себя уязвленной.

– Говорю вам, я ее видела! Я как раз пошла на верхнюю площадку лестницы и видела ее!

– Нет, – сказала она, – я это не могу объяснить. А где вы его нашли?

– В мусорной корзине в вашей комнате.

– Это она! – завизжала мисс Минтон. – Это она убила мистера Кристофера!

Фокусник отстранился от мисс Минтон. Та вскочила на ноги.

Робинсон прервал их.

– Я этого не делала, – произнесла миссис Паркс сквозь застывшие губы. – Я не убивала мистера Кристофера.

– Да, я понимаю. Но что, по вашему мнению, я могу сделать? – спросила Фрайни.

– Правда? И как это вы собираетесь все это остановить?

– У нас есть Самсон. Он может поезд остановить одной левой.

Самсон скромно улыбнулся и взял еще хлеба.

– Пожалуйста, – настаивал Алан Ли.

– Нет, – возражала Фрайни. – Что я могу сделать? Кроме всего прочего, в вашем шоу я буду как заноза в пальце.

– Мы тебя замаскируем. Ты будешь в самом цирке, не в балагане. Ты ведь умеешь ездить верхом. Правда?

– Да. Но…

– Кто такая Молли?

– Молли Янгер. Она и лошадь всему научит.

О боже, Дорин. Я и забыл про Молли. Слушай, а про Криса-то она знает?

Дорин мигом проглотила все, что было у нее во рту, и со вздохом сказала:

– Боже! Я совсем об этом забыла… Кто-то должен пойти и сказать ей, Алан. Я это сделаю.

– А что связывает Молли и Криса?

Алан Ли сел. Не прекращавшая есть во время их разговора, Дорин заметила:

– Ферн, – проговорила Фрайни, пробуя имя на вкус. – Я должна это обдумать.

– Что тут обдумывать, – сказал Самсон. – Много думать вредно. Нужно дело делать.

Фрайни посмотрела на него.

– Пожалуйста! – сказал Алан Ли.

– Если ты поучишь меня стоять на лошади, – сказала она, – то я попробую. Но только ненадолго.

Глава 4

Panem et circenses (Хлеба и зрелищ).
Требование простых людей. Римская империя

Джек Черный Блейк застегнул свои безукоризненные манжеты и решительно произнес:

– Что слышно, Билли?

Брансвикские ребята, известные в полиции как Бранниз, держали военный совет в отеле «Брансвик Армз».

– Ничего особенного, сэр. Поговаривают, что Рой-Бойз до нас докапываются.

– Что об этом известно, Змей?

– Нужно что-то делать, босс. Говорят, у них кишка тонка. Народу виднее.

– Пусть попробуют, тонка ли кишка у нас.

Она остановились у входа в отделение полиции, и он спросил:

– Миссис Паркс, с вами все в порядке?

Она лишь хрипло произнесла:

– Фанточини. Заключенная номер 145387, сэр.

Констебль Харрис вышел, он хотел найти сержанта.

– Сэр, – он отдал честь. – Сэр, могу я к вам обратиться?

Сержант Гроссмит поднял глаза над грудой бумаг.

– Да, Харрис. В чем дело?

– Я… сэр, я не думаю, что она это сделала.

– Да-да, я понимаю… Как давно вы на службе, Харрис?

– Восемь месяцев, сэр.

– Нет, сэр.

Томми Харрис взял нож.

– А теперь, миссис Паркс, расскажите, что вы знаете о мистере Кристофере.

Джек Робинсон навел кое-какие справки.

– Итак, вы его мало знали?

– Цирк Фаррела это то самое место, где…

– Да. Мой муж и я, и остальные работали у Фаррела. И это там он… умер.

– Обычно вы спите в полдень по воскресеньям?

– Миссис Паркс. Это вы убили мистера Кристофера?

– Нет.

– Вы вылезали на крышу и влезали в его окно, чтобы заколоть его ударом в сердце?

– Но вы ничего не имели против мистера Кристофера?

– Нет, ничего.

– Лучше ее запереть, – заметил Робинсон. – Пошлите за врачом.

Робинсон чувствовал себя несчастным. Он отыскал сержанта Гроссмита.

– Терри, мне это не нравится, – начал он.

– Она призналась? – спросил сержант Гроссмит.

– В своем роде – да. Она сказала, что могла сделать это, когда спала. У нее крыша поехала.

– Гмм…

– Это полицейские, – сказала Дорин, – я достаточно их повидала, чтобы сразу узнавать этих простаков.

– Мои ноги меня подводят. Я давно не ходил на большие расстояния. А как ты, Терри?

Оба офицера уселись, и тогда Фрайни прошептала:

– Привет, Джек! Что ты здесь делаешь, дорогой?

– Стараюсь выяснить обстоятельства дела мистера Кристофера, – ответил он ровным голосом. – А ты?

– Разве? Но мы нашли убийцу.

– Кто же это?

– Женщина, которая работала в цирке десять лет назад.

– Миссис Фанточини? – спросил ошеломленный Алан Ли. – Ее что, выпустили из тюрьмы?

– Ох… Но почему? – проговорила Фрайни.

– Именно это я и стараюсь выяснить, – ответил Робинсон.

– Но ты же сомневаешься, что она это сделала. Правда? – спросила Фрайни, достаточно хорошо знавшая Робинсона.

– Нет. И зовут меня Ферн.

– Янгер, – громко проговорил Гроссмит, для виду заглядывая в записную книжку. – Мисс Молли Янгер.

Бразды правления взяла Дорин.

– Назад, в начальное положение, – скомандовала Дорин, и Фрайни села в седло прямо. – А теперь ты должна мне довериться. Белли будет бежать довольно быстро, но ты удержишься в седле, встав на колени. Это все равно что котелок над головой[2]. То же самое. Положи обе руки ладонями вниз по обе стороны шеи и подтяни колени прямо на спине лошади. Если ты будешь держать спину над спиной лошади, – ты не упадешь. На минуту – соберись. Давай!

– Хорошо, – сказала Дорин. – А теперь медленно подними руки и выпрями спину. Ты не упадешь. Попробуй.

– Ты можешь это сделать, – убеждал Алан Ли.

– Не думаю, – хныкала Фрайни в своем перевернутом положении. Мышцы ягодиц напряглись, предвещая судороги.

– Хорошо. Застынь, – поддерживала ее Дорин. – Я же говорила тебе, это может каждый. Попробуй стойку на руках.

Воодушевленная, Фрайни снова согнулась и положила руки на лошадиную шею.

– Не сюда! Ты потянешь ей шею. В середину!

– Вот твоя морковка, Белл. Ферн, с тобой все в порядке?

Потная, в синяках от холщовой куртки, Фрайни была очень горда собой.

– Отлично! У меня все в порядке. Я смогу снова попробовать?

– Да, я обещала, и я поеду. Было отлично.

– Ясно. Кем была миссис Фанточини?

– Почему ты спрашиваешь? – Алана Ли, казалось, застали врасплох.

– Джек Робинсон сказал, что арестовал ее за убийство мистера Кристофера.

– И что случилось?

– Почему? – шепотом спросила Фрайни. – Разве они не были женаты?

– Беременная не может работать воздушной гимнасткой.

– Это ужасно!

– Алан! – позвала она его. – Что скажешь насчет убийцы?

Казалось, что Алан Ли смутился.

– Да, я был здесь, но я ничего не видел. Давай же, нам лучше поставить Белл обратно, пока у нее ноги не остыли.

На ходу он нехотя начал рассказ короткими, отрывочными фразами:

– И я понимаю почему, – заметила Фрайни.

– Эй, что это вы там делаете с моей лошадью? – завопил он.

– У нас было разрешение, сэр, – объяснил Алан Ли. – Сейчас мы ведем лошадь назад.

– Да, сэр, – покорно проговорил Алан Ли.

Мужчина обвел взглядом группу. Глаза его остановились на Фрайни.

– Это ты новая наездница?

Фрайни вспомнила о своем месте в цирковой иерархии и обуздала свой темперамент.

– Да, сэр, – произнесла она, запинаясь, и склонила голову.

– Как зовут?

– Ферн.

Фрайни удержалась от ответа и лишь вонзила свою мягкую туфельку в дорожную пыль.

– Ставьте лошадь в конюшню! – грубо приказал мистер Джонс. – Проверю, как вы ее выскребли.

– Да, сэр, – снова проговорил Алан, и они повели Белл на место.

Алан Ли посмотрел по сторонам. Широкие перегородки в стойлах надежно оберегали их от посторонних ушей.

– Это и понятно, – ответила Фрайни.

Глава 5

Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины – все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Уильям Шекспир. Как вам это нравится, акт II сцена 7 (перевод Щепкиной-Куперник)

– Ты помнишь Алана Ли?

– Цыгана, мисс?

– Но, мисс, я же не смогу пойти за вами в цирк. Правда?

– Но, мисс…

– Дот, дорогая, не расстраивайся! Я сама смогу за собой последить.

– Но, мисс Фрайни… Кто будет набирать вам ванну, заботиться о вашей одежде…

– Придется мне самой управляться, – пробормотала Фрайни.

Но Дот извлекла козырную карту:

– Мисс Фрайни, леди так не подобает…

Фрайни выругалась:

– Думаю, что да, – ответила Дот.

Фрайни вылезла из ванны, и Дот обернула ее в зеленое, как мох, полотенце.

1 Перевод М. Лозинского. – Здесь и далее: примеч. пер.

2 Традиционное развлечение в Австралии.

Скачать книгу

Крови и зрелищ! бесплатное чтение

Керри Гринвуд Крови и зрелищ!

* * *

Тайна Фрайни Фишер

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Тайна Фрайни Фишер

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Керри Гринвуд
Крови и зрелищ!