Второй сон бесплатное чтение

Посвящается Сэму

До окончания раннего Нового времени ночной сон у западных европейцев, как правило, делился на две части… по ночам спали в два приема… Начальная фаза сна обычно считается «первым сном»… Следующая фаза получила название «второго», или «утреннего», сна… Продолжительность обеих фаз сна была приблизительно одинаковой, при этом какое-то время после полуночи занимало бодрствование, а затем вновь наступал период отдыха[1].

Роджер Экерч. На исходе дня. История ночи

В окрестных полях и садах нельзя было копнуть землю на фут или два в глубину без того, чтобы не наткнуться на какого-нибудь рослого воина Римской империи, безмолвно спавшего тут вечным сном вот уже полтора тысячелетия. Обыкновенно его находили в меловом слое, в овальном углублении, где он лежал на боку, точно цыпленок в скорлупе, с поджатыми к груди коленями; иной раз при них были остатки копья возле руки, урна у колен, бронзовая фибула или бляха на груди или на лбу, кувшин у горла, бутылка у рта… Они жили так давно, их время было так не похоже на нынешнее, их чаяния и устремления столь разительно отличались от наших, что преодолеть пропасть, пролегавшую между ними и ныне живущими, было бы не под силу даже духу.

Томас Харди. Мэр Кэстербриджа

Глава 1

Укромная долина

На излете дня во вторник, девятого апреля лета 1468-го от Воскресения Господня, можно было наблюдать одинокого путника, ехавшего верхом по заросшей вереском пустоши в древней области на юго-западе Англии, со времен саксов известной под названием Уэссекс. На лице молодого человека отражалась озабоченность, и у него, без сомнения, имелись все основания для этого. За последний час с лишним ему не попалось ни одной живой души. До наступления сумерек оставалось всего ничего, а если бы его поймали на улице после наступления комендантского часа, он рисковал бы провести ночь в тюрьме.

Он перестал спрашивать дорогу в небольшом городке Эксфорд, где на рыночной площади, перед трактиром с намалеванным на вывеске лебедем, выпивала группка ражих парней. Они посмеялись между собой над странным выговором путника, передразнивая его манеру отчетливо произносить слова, потом заверили его: чтобы добраться до места назначения, ему надо все время ехать на закат, и только. Однако он уже начал подозревать, что в очередной раз стал жертвой местных шутников. Стоило ему оставить позади стены городской тюрьмы, где покачивались на веревках трое уже начавших разлагаться висельников, перебраться через реку и выехать в чистое поле, как небо на западе обложили тяжелые свинцовые облака, заслонившие закатное солнце. Позади него давным-давно скрылся за горизонтом высокий шпиль эксфордской церкви. Впереди, петляя между девственными лесистыми холмами и ныряя в лощины, поросшие вереском, среди которого там и сям желтели кусты дрока, уходила вдаль дорога.

Через некоторое время вокруг стало очень тихо, что в этих краях нередко предвещает перемену погоды. Все птицы умолкли, даже огромные красные коршуны с до смешного пронзительными голосами, которые преследовали его на протяжении многих миль. Над торфяниками ползли зловещие клочья сырого сизого тумана, обвивая путника холодными щупальцами, и впервые с того дня, когда он спозаранку пустился в путь, его охватило желание помолиться вслух о заступничестве своему святому, который перенес на закорках через реку младенца Христа.

Вскоре дорога пошла вверх по лесистому склону. Чем выше она поднималась, тем хуже становилась, пока не превратилась в две выбитые тележными колесами колеи в комковатой бурой земле, местами присыпанной булыжниками, обломками мягкого аспидно-серого сланца и желтым гравием, между которыми бежали ручейки дождевой воды. В воздухе был разлит аромат диких трав, росших по обеим сторонам дороги — медуницы, мелиссы, чесночника, — а раскидистые ветви деревьев нависали так низко, что ему приходилось пригибаться и отводить их рукой, отчего с листьев обрушивались потоки свежей холодной воды, лившиеся за шиворот и затекавшие в рукава. В сумерках сверкнул изумрудный сполох, послышался крик, и сердце едва не выскочило у него из груди, хотя он почти сразу же сообразил, что это всего лишь обычный длиннохвостый попугай, и с облегчением прикрыл глаза.

Когда он вновь открыл их, впереди маячило что-то коричневатое. Поначалу он принял этот предмет за поваленное ветром дерево. Он утер лицо рукавом и подался вперед в седле, напрягая зрение. Какой-то человек в дерюжном балахоне с капюшоном, похожим на монашеский, толкал перед собой ручную тележку. Путник наподдал коленями по бокам кобылы, понуждая ее прибавить шаг.

— Благослови вас Господь! — крикнул он странному видению. — Я чужеземец.

Человек устремился вперед еще решительнее, делая вид, что ничего не слышит, и ему пришлось повторить свои слова. На этот раз он объехал незнакомца и остановился прямо перед ним, перегородив узкую тропку. Оказалось, что тележка нагружена тюками с шерстью. Он развязал шнурки, стягивавшие дорожный плащ на шее.

— Я не причиню вам зла. Меня зовут Кристофер Фэйрфакс. — Он оттянул вниз промокшую ткань и задрал бороду, демонстрируя полоску белой материи вокруг шеи. — Я человек Божий.

Сквозь пелену дождя на него глядел, подозрительно щурясь, мужчина, чье худое лицо было залито водой. Наконец капюшон медленно и неохотно опустился, из-под него показалась лысая, как коленка, голова. С блестящей макушки, отмеченной кроваво-красным родимым пятном в форме полумесяца, стекала вода.

— Это дорога на Эддикотт-Сент-Джордж?

Незнакомец почесал родинку, прикрыл глаза, будто изо всех сил напрягал память, потом произнес:

— На Эдкат, что ль?

Фэйрфакс, на котором не осталось ни единой сухой нитки, уже теряя терпение, ответил:

— Ну на Эдкат так на Эдкат.

— Нет. С полмили эдак назад была же развилка. Надо было вам оттудова по другой дороге ехать. — Незнакомец окинул его взглядом. На его лице промелькнуло понимающее выражение — такая неторопливая крестьянская хитреца, словно он оценивал скотину на ярмарке. — Что-то больно вы молоды для этой работенки.

— А по мне так в самый раз! — Фэйрфакс выдавил из себя улыбку и поклонился. — Ступайте с миром.

Он потянул за уздечку и, развернув свою дряхлую серую кобылку, осторожно двинулся обратно по раскисшей тропке, пока не увидел то самое место, где дорога разветвлялась. Заметить развилку, если не знать заранее о том, что ее надо высматривать, было почти невозможно. Значит, негодяи из Эксфорда и в самом деле пытались сделать так, чтобы он заплутал, — шутка, сыграть которую они вряд ли решились бы, если бы знали, что он священник. Надо сообщить местным шерифам. Да, на обратном пути именно так он и поступит. Пускай эти неотесанные деревенские чурбаны ответят за свою выходку по всей строгости закона: тюрьма, штраф, день у позорного столба в качестве мишени для камней и навозных лепешек…

Склон, по которому шла вторая тропа, был еще круче. Высившиеся по обеим ее сторонам вековые деревья клонились друг к другу, точно совещались о чем-то всего в паре ярдов над его головой. Сквозь сплетенные ветви не проникал свет, и внутри этого сырого туннеля казалось, что уже наступила ночь. Лошадь заупрямилась и отказалась везти его дальше. Фэйрфакс обнял ее за шею и прошептал ей на ухо:

— Ну же, Мэй!

Но это была норовистая скотина, упрямая от старости, больше мул, чем лошадь, так что ему в конце концов пришлось спешиться и повести ее в поводу.

Очутившись на земле, он почувствовал себя еще более уязвимым. В поясной суме лежало двадцать фунтов на расходы, которые накануне вечером отсчитал ему звонкой монетой отец настоятель, — а немало путников расставались с жизнью и за вполовину меньшую сумму. Оскальзываясь на раскисшей грязи, Фэйрфакс в очередной раз дернул поводья. Да уж, шутка вышла что надо, с горечью подумал он. Может, епископ редко улыбался, но отказать ему в своеобразном чувстве юмора было никак нельзя. Отправить человека за тридцать миль, на другой конец епархии, с поручением такого рода, да еще и верхом на этой кляче…

Он представил своих собратьев, собравшихся, по обыкновению, на раннюю вечерю: вот они расселись по длинным скамьям в доме капитула перед огромным камином, вот епископ склонил седеющую вытянутую голову в молитве — лицо его, озаренное отблесками огня, цветом по-прежнему напоминает устрицу, маленькие темные глазки искрятся ехидством. «И наконец, мы молимся за нашего брата во Христе, Кристофера Фэйрфакса, который сегодня служит нашей святой матери Церкви… в чужедальнем краю!»

Где-то неподалеку, казалось, заливался звонким смехом бессовестный ручей.

Но вот, когда он начал было отчаиваться, в конце заросшей тропы забрезжило бледное сияние. Через несколько минут, прошедших в вялой борьбе с лошадью, он выбрался на дневной свет, уже начинавший гаснуть, и обнаружил, что находится на вершине холма. Справа от него склон круто уходил вниз. На крохотных полях, обнесенных со всех сторон низенькими каменными оградками, паслись коровы, овцы и козы. Покосившиеся деревянные сараюшки вылиняли после зимних бурь, приобретя унылый серо-бурый оттенок. Далеко внизу, в долине, примерно в миле от него, текла река, через которую был переброшен мост. Возле нее притулилась небольшая деревушка: соломенные, в большинстве своем, крыши, окружавшие церковный шпиль. В темно-серое небо там и сям поднимались белесоватые дымки. Ветер гнал над холмами низкие облака, напоминавшие штормовые волны на море. Дождь перестал. Фэйрфаксу показалось, что на него пахнуло печным духом. Там, внизу, были свет, тепло, общество, еда. Он немедленно представил себе все это воочию. Вечерний воздух после дождя был влажным и свежим, и Фэйрфакс воспрял духом. Даже Мэй смилостивилась настолько, что позволила ему вскочить обратно в седло.

Когда они добрались до центра деревушки, уже почти стемнело. Копыта Мэй процокали по горбатому каменному мосту на другой берег реки, потом зашлепали по узкой улочке, усеянной грязными лужами. С высоты лошадиного крупа открывался отличный обзор на беленые хижины по обе стороны улицы. Перед некоторыми были разбиты небольшие палисадники, обнесенные белыми деревянными заборчиками. Большинство же домов выходило прямо на дорогу. В двух-трех окнах горели свечи, а в одном бледной луной промелькнуло чье-то лицо, тут же скрывшееся за занавеской. Перед кладбищенскими воротами он остановился и поглядел по сторонам. Вымощенная булыжником дорожка вела через погост к крыльцу церкви, которая, должно быть, стояла на этой земле тысячу лет, если не все полторы. На флагштоке, венчавшем шпиль, понуро висел спущенный до середины вымокший флаг Англии, белое полотнище с крестом святого Георгия.

В дальнем конце двора за стеной виднелось обшарпанное двухэтажное строение с соломенной крышей. Приглядевшись внимательней, Фэйрфакс увидел, что на пороге с фонарем в руке стоит, наблюдая за ним, женщина — худая, высокая, одетая в черное. Некоторое время они молча смотрели друг на друга поверх замшелых надгробных камней. Потом женщина слегка подняла фонарь и качнула им. Он вскинул руку, пришпорил кобылу и двинулся на свет фонаря вдоль кладбищенской стены.

Глава 2

Отец Фэйрфакс знакомится с отцом Томасом Лэйси

Женщина без промедления отвела его на второй этаж к отцу Лэйси. Бросив в передней сумку, сняв мокрый плащ и стащив заляпанные грязью башмаки, Фэйрфакс тут же поспешил вслед за ней наверх, по узкой деревянной лестнице, переступая негнущимися от долгого сидения в седле ногами.

Обернувшись через плечо, женщина на ходу сообщила ему, что она миссис Агнес Бадд, экономка, и что она высматривала его весь день. Несмотря на почтительный тон, Фэйрфакс уловил в ее словах укоризненную нотку.

Перед дверью ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о низкую притолоку. В спальне было холодно и пахло хлорной известью. За распахнутым настежь окном синели сумерки; на полу, под решетчатыми створками, собралась лужа дождевой воды. К комоду была прислонена черная крышка гроба. Сам гроб стоял на постели. По обеим сторонам массивной деревянной кровати, на тумбочках, горели свечи; рядом с одной из них лежали книга и очки, будто покойник только что закончил читать. Огоньки свечей дрожали на сквозняке.

Фэйрфакс осторожно приблизился к гробу и, вытянув голову, заглянул внутрь. Худой и длинный труп был погружен в опилки и туго запеленат в тонкий белый льняной саван — ни дать ни взять куколка, из которой вот-вот должна появиться бабочка. Лицо прикрывал кружевной белоснежный платок. Он покосился на экономку. Та кивнула. Он аккуратно, двумя пальцами, взял платок за оба верхних угла и приподнял его.

На своем коротком веку он успел повидать немало трупов. В Англии того времени не сталкиваться с ними было невозможно. Они болтались на веревках в железных клетках, как те злосчастные висельники в Эксфорде, на страх преступникам. Они обнаруживались по утрам под дверями домов или на пустырях, особенно в зимнее время, и лежали там до тех пор, пока кто-нибудь, потеряв терпение, не платил мусорщику и тот не оттаскивал тело. Во время последней вспышки сыпняка Фэйрфакс порой соборовал младенцев, едва успев закрыть глаза их родителям. Но такого он еще никогда не видел. Нос покойника был переломан, вокруг глазниц багровели синяки. На лбу зияла глубокая рана. Правое ухо было наполовину отодрано, точно его рвали зубами. Кто-то определенно пытался привести в порядок обезображенное лицо с помощью свинцовых белил, но все же раны явственно отливали зеленцой сквозь пудру. Эффект был неописуемым. В отличие от большинства священнослужителей, отец Лэйси не носил бороды, и его подбородок покрывала лишь седая щетина.

Фэйрфакс склонился над гробом, собираясь почтительно коснуться губами лба покойника, но, уловив тошнотворный запах разложения, поспешно выпрямился. Старому священнику уже давным-давно следовало лежать в могиле.

— Когда он умер?

— Неделю тому назад, преподобный отец. Погода стояла слишком теплая.

— И в котором часу похороны?

— В одиннадцать, сэр.

— Что ж, боюсь, дальше откладывать нельзя. — Он вернул платок на место, отошел в сторону и перекрестился. — Пусть покоится с миром. Господи, прими душу раба твоего. Аминь.

— Аминь, — эхом отозвалась экономка.

— Подойдите-ка, миссис Бадд. Давайте закроем гроб.

Вдвоем они перенесли тяжелую крышку к кровати и водрузили ее поверх ящика. Добротная работа, хотя и без затей, подумал Фэйрфакс: честный английский дуб, покрытый черной краской, единственное украшение — латунные ручки по бокам, закрывается достаточно плотно, чтобы сдержать зловоние. Агнес вытащила из-за пояса тряпку и начисто протерла гроб. Оба некоторое время стояли в задумчивости, потом экономка заметила под окном натекшую лужу. Что-то пробормотав себе под нос, она подошла к подоконнику и вытерла воду, после чего высунулась из окна, насухо выжала тряпку и потянулась к створкам окна, чтобы закрыть их, но Фэйрфакс поспешно проговорил:

— Думаю, лучше оставить его открытым.

На лестничной площадке он вытащил носовой платок и сделал вид, что сморкается. Кошмарный запах продолжал его преследовать даже здесь.

— Бедный отец Лэйси! Эти отметины на его лице… Как он заработал такие раны?

— Он получил их, когда упал, сэр.

— Впечатляющее, наверное, было падение.

— С высоты в сотню футов, так они сказали.

— «Они»?

— Ну, те, кто его нашел, сэр, капитан Хэнкок, мистер Кифер, здешний причетник, мистер Ганн, кузнец, и все остальные.

— В какое время суток это случилось?

— Он вышел из дому в прошлый вторник после обеда, в крепких башмаках, с садовой лопаткой в руке, и не вернулся. Его стали искать и в среду вечером принесли тело.

— Он много ходил пешком?

— Да, сэр. По большей части пешком и ходил. Верхом ездил редко-редко. От лошади отказался уже несколько лет тому как.

Агнес отвела Фэйрфакса вниз, в гостиную. В камине еле горел слабый огонь, не способный обогреть промозглую комнату. Посередине комнаты стоял стол с одним прибором.

— Подать вам ужин, преподобный отец?

Еще час назад Фэйрфакс умирал с голоду. Теперь же его мутило при одной мысли о еде.

— Спасибо, но мне нужно сперва позаботиться о лошади.

Он пошел обратно по каменной галерее, мысленно прикидывая, как половчее сбежать. Как же назывался тот постоялый двор на подъезде к Эксфорду, в котором он останавливался по пути сюда? А, точно, «Лебедь». Если похороны начнутся в одиннадцать, он сможет выехать в час и к ужину непременно будет в «Лебеде».

На входной двери висел новенький блестящий замок, тяжелый с виду. Он открыл его и вышел в небольшой садик. В свежем, хрустальном после дождя воздухе терпко пахло влажной травой и древесным дымом. Мэй нигде не было. Он оставил ее на привязи у ворот. Неужели в спешке он плохо привязал ее? Фэйрфакс огляделся по сторонам. Во всей деревушке не виднелось ни огонька. От тишины, какая бывает только в деревне, точно ватой заложило уши.

— Не утруждайтесь, преподобный отец, — послышался за спиной у него голос Агнес, и от неожиданности он даже вздрогнул. — Роуз поставит ее в стойло.

— Вы очень добры. Поблагодарите ее от моего имени.

Его охватило смутное раздражение, хотя он и сам не смог бы точно сказать, почему именно. Он подхватил свою сумку и следом за экономкой двинулся обратно в гостиную.

— А теперь, миссис Бадд, — начал он, стараясь говорить деловым тоном, — с вашего позволения, давайте уладим кое-какие вопросы. — Он водрузил сумку на стол, порылся в ней, вытащил ручку в чехле и несколько стопок бумаги. — Начнем с главного… — Он улыбнулся ей, пытаясь слегка разрядить обстановку. — Найдутся ли в этом доме чернила?

— И что же это за вопросы?

Женщина глядела настороженно. Интересно, сколько ей лет, подумал Фэйрфакс. Около пятидесяти, наверное. Землистая кожа, невыразительные черты лица, уже поседевшие волосы, красные — по всей видимости, от слез — глаза. Горе, конечно, очень старит, подумал он, внезапно испытав жалость. До чего же мы, бедные смертные существа, уязвимы под личиной напускного самообладания.

— Мне поручено, в числе прочего, произнести на похоронах отца Лэйси надгробную речь — задача нелегкая даже в том случае, когда ты знал покойного, и еще более трудная, если ты не был с ним знаком. — Он произнес эти слова с таким видом, будто знал, о чем рассуждал, хотя, по правде говоря, ему никогда в жизни не доводилось служить панихиду и сочинять надгробную речь. — Посему мне необходимо узнать кое-какие простые факты. Итак… что там с чернилами? Полагаю, у священника были чернила?

— Да, сэр, чернила у него были, и даже в избытке.

Агнес, явно оскорбленная в лучших чувствах, удалилась — по всей видимости, пошла за чернилами.

Фэйрфакс сел за стол, взялся за край столешницы и обвел комнату взглядом. Над камином висел простой деревянный крест. В свете свечей казалось, что стены окрашены в тусклый буро-рыжий цвет. Они заметно наклонялись внутрь, а потолок в центре провисал. И тем не менее комната производила впечатление глубокой основательности и старины, как будто все здесь законсервировалось столетия назад и с тех пор не менялось. Ему представились поколения священнослужителей: должно быть, те сидели на этом самом месте, — вероятно, не один десяток, — тихо служа Господу в этой глухомани, безвестные, всеми забытые. При мысли о таком самоотверженном служении его охватило ощущение собственного ничтожества, поэтому, когда вернулась Агнес, он попытался продемонстрировать смирение, собственноручно принеся второй стул и усадив экономку за стол напротив себя; голос его, когда он обратился к ней, звучал необычайно мягко.

— Прошу прощения, но мне нужно это знать: сколько времени отец Лэйси пробыл в здешнем приходе?

— В январе тридцать два года минуло.

— Тридцать два года? Это ж без малого треть века! Целая жизнь! — Фэйрфаксу нечасто доводилось слышать о столь длительном пребывании в должности. Он обмакнул перо в чернильницу и сделал пометку. — А родные у него были?

— Был брат, да умер много лет назад.

— А вы сколько у него прослужили?

— Двадцать лет.

— И ваш муж тоже?

— Нет, сэр, я давно уж вдова, но у меня есть племянница, Роуз.

— Та самая, что позаботилась о моей лошади?

— Она живет тут, в доме, вместе с нами, то есть я хотела сказать, со мной.

— А что будет с вами обеими теперь, когда отца Лэйси не стало?

Он тут же пришел в смятение — глаза женщины наполнились слезами.

— Не могу сказать, сэр. Все случилось так внезапно, я об этом еще не думала. Быть может, новый священник пожелает оставить нас при себе. — Она с надеждой посмотрела на него. — Вы смените отца Лэйси?

— Я?! — Фэйрфакс едва не рассмеялся над нелепой мыслью о том, что он может заживо похоронить себя в этой глуши, но осознал, насколько невежливо это будет выглядеть, и сдержался. — Нет, миссис Бадд. Я самый ничтожный из людей епископа. У меня есть обязанности в соборе. Мне поручено только отслужить панихиду. Но я сообщу о положении дел в епархию. — Он сделал еще одну пометку и откинулся на спинку стула, потом задумчиво сунул в рот конец ручки и устремил на экономку внимательный взгляд. — Разве никто из местных священников не мог провести церемонию?

Этот же самый вопрос он задал епископу Поулу накануне, когда ему поручили эту задачу, — разумеется, куда более дипломатичным языком, поскольку епископ не привык, чтобы его распоряжения оспаривались. Но тот лишь поджал тонкие губы и уткнулся в бумаги, пробормотав, что Лэйси, мол, был человеком своеобразным и не пользовался любовью коллег из соседних приходов. «Я был знаком с ним в молодости. Мы вместе учились в семинарии. Но с тех пор наши пути разошлись». Он в упор взглянул на Фэйрфакса. «Это отличная возможность для вас, Кристофер. Дело несложное, однако требует определенной гибкости. За день, думаю, обернетесь. Я полагаюсь на вас».

Агнес принялась внимательно рассматривать свои руки.

— Отец Лэйси не имел никаких сношений со священниками из окрестных долин.

— Почему?

— У него был свой путь.

Фэйрфакс нахмурился и слегка подался вперед, будто не до конца расслышал ее слова.

— Прошу прощения. Я не вполне вас понимаю. В каком смысле — свой путь? Существует лишь один истинный путь. Все прочее — ересь.

Экономка упорно отказывалась смотреть ему в глаза.

— Тут я вам ничего не скажу, преподобный отец. Я в подобных вещах не сильна.

— А что насчет отношений с прихожанами? Паства его любила?

— О да. — (Пауза.) — По большей части.

— Но не все?

На сей раз она ничего не ответила. Фэйрфакс отложил ручку и потер глаза. Внезапно на него навалилась усталость. За что ему это наказание, пусть даже в обертке епископской милости: ехать восемь часов, чтобы похоронить безвестного клирика — хорошо еще, если не еретика, которого явно недолюбливала добрая часть паствы? Зато никто не расстроится, если надгробная речь окажется не слишком длинной.

— Думаю, — произнес он с сомнением в голосе, — я могу ограничиться общими словами: о достойно прожитой жизни, посвященной служению Господу, ну и так далее. Сколько ему было лет, когда он погиб?

— Немало, сэр, но на здоровье он не жаловался. Пятьдесят шесть годков.

Фэйрфакс прикинул в уме. Если Лэйси прослужил в здешнем приходе тридцать два года, значит приехал сюда в двадцать четыре. Столько сейчас ему самому.

— Получается, Эддикотт был его единственным приходом?

— Да, сэр.

Он попытался представить себя на месте старого священника. Если бы его сослали в такую глушь, он просто-напросто свихнулся бы. Возможно, с годами именно это и произошло. В то время как Поул возвысился до епископского сана, Лэйси бросили гнить тут. Идеалист с пылким сердцем очерствел в одиночестве и превратился в закоренелого мизантропа.

— Треть века! Должно быть, ему тут нравилось.

— О да, очень нравилось. Он ни за что не уехал бы отсюда по собственной воле. — Агнес поднялась. — Вы, должно быть, страх как проголодались, преподобный отец. Я приготовила вам поесть.

Глава 3

Фэйрфакс решает лечь пораньше и делает пугающее открытие

Она подала ему скромный ужин, состоявший из кролика и тушеных бараньих сердец, а также бутылку крепкого темного эля, который, по ее словам, отец Лэйси сварил собственноручно. Он пригласил экономку разделить с ним трапезу, но та отказалась, сославшись на то, что нужно еще готовить закуски для поминок. Роуз за все это время так и не показалась.

Поначалу Фэйрфакс принялся за еду с неохотой. Но — вот парадокс! — с каждым новым куском, который он с опаской отправлял в рот, аппетит у него разыгрывался все больше и больше, так что количество съеденного оказалось изрядным. Он промокнул губы салфеткой. У всего, что происходит, есть цель, ведомая одному лишь Господу. Он должен извлечь из этой ситуации максимальную выгоду, в противном случае епископ будет разочарован. Да и потом, у него будет в запасе занимательная история, которую можно рассказать в трапезной.

Он подбросил в огонь еще одно небольшое полено в попытке заставить холод отступить, потом вернулся за стол, сдвинул тарелку и достал Библию и молитвенник. Чиркнув спичкой, он зажег трубку и откинулся на спинку стула. Впервые за все время он обратил внимание на чернильницу — или, вернее, на пузырек с чернилами. Он взял его в руку и поднес к пламени свечи. Пузырек был диковинного вида, три дюйма длиной и дюйм шириной, из толстого прозрачного стекла, с рифлеными стенками. В двух третях высоты, считая от горлышка, имелась неглубокая заостренная вставка, очень удобная: чернила скапливались в узком конце резервуара. Он никогда не видел ничего подобного. Вещица явно древняя. Интересно, как она попала к старому священнику?

Он поставил пузырек на стол и начал писать.

Тишину нарушало лишь тиканье высоких напольных часов в коридоре. Фэйрфакс погрузился в работу. Последний наказ, который Христос дал апостолам перед вознесением, был таким: оставаться в святом граде и в благочестивых размышлениях ждать пришествия Господня. Не так ли поступил и Лэйси? Смиренно оставался там, куда был назначен, и ждал, пока Господь не явит Себя? Да, пожалуй, он нащупал нить.

Около часа спустя Агнес пришла убрать со стола. Когда она вернулась с кухни, то объявила, что идет спать.

— Я постелила вам в кабинете отца Лэйси.

Она принялась обходить комнату, гася свечи. Фэйрфакс задался вопросом, который теперь час. Девять? Обыкновенно в это время он только приходил, вместе с остальной братией, в часовню на вечернюю службу. Впрочем, он не стал возражать, хотя и не привык ложиться так рано. Надгробную речь можно закончить и с утра. К тому же из Эксетера он выехал чуть ли не затемно и чувствовал себя совершенно разбитым. Он сложил свои принадлежности обратно в сумку и выбил трубку, постучав ею о стенку камина.

Кабинет оказался более тесным и захламленным, чем гостиная. Агнес внесла две сальные свечи, поставив одну на краю письменного стола. Растопленный жир шипел и потрескивал. Желтое пламя осветило диван с тонкой подушкой и стеганым одеялом: без сомнения, его сшила экономка, работая нескончаемыми зимними вечерами. В полумраке, там, куда не дотягивался свет, Фэйрфакс различил смутные очертания заставленных книгами полок, бумаг, украшений. Шторы были уже задернуты.

— Надеюсь, вам будет удобно. Там наверху всего две комнаты. В одной живем мы с Роуз, а в другой лежит преподобный отец. Конечно, — добавила она, — ежели хотите, так можно переставить гроб на пол.

— Нет-нет, — поспешно заверил он экономку. — Кабинет меня более чем устраивает. Это же всего на одну ночь. — Фэйрфакс опустился на диван. Тот оказался жестким и твердым. Фэйрфакс улыбнулся. — Я так устал, что, клянусь, заснул бы даже стоя. Храни вас Бог, миссис Бадд.

— И вас, преподобный отец.

Экономка удалилась. Заскрежетал засов — она заперла входную дверь, затем под ее ногами заскрипели ступени лестницы, что вела наверх. Фэйрфакс различил ее шаги у себя над головой. Он произнес молитву («Тебе, Господь, вверяю…») и улегся на диван. Однако не прошло и минуты, как он снова сел. По меньшей мере кварта крепкого эля давила на мочевой пузырь, и он испытывал настоятельную потребность облегчиться. Он пошарил рукой под диваном в поисках ночного горшка, но обнаружил лишь клубы пыли.

Взяв со столика свечу, он вышел в коридор. Его башмаки стояли у входной двери. Он подхватил их и на цыпочках двинулся мимо гостиной и кабинета вглубь дома. В кухне стоял теплый хлебный дух. Под муслиновыми тряпицами угадывались очертания разнообразных блюд, которые Агнес, по всей видимости, наготовила для поминок. Фэйрфакс уселся на стул у задней двери и принялся натягивать башмаки.

За дверью царили непроницаемая темнота и полная тишина. У него, привыкшего к ежечасному колокольному звону и огням большого города, к ночным бдениям и топоту ног, к гомону моряков в доках, удиравших от обходящих город дозором шерифов, от этой пустоты чуть было не закружилась голова, как будто он вдруг очутился на краю вечности.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма была над бездною[2].

Пытаться найти уборную было гиблым делом. Фэйрфакс сделал несколько осторожных шагов, поставил подсвечник во влажную траву, задрал сутану, спустил подштанники и, расставив ноги, принялся орошать неведомо что. Журчание крепкой струи — ритмичное и недвусмысленное — наверняка было слышно на другом конце долины, не говоря уже о втором этаже дома: ему представилось, как Агнес и Роуз в ужасе съеживаются в своей комнате. И вновь он с огромным трудом удержался от смеха.

Фэйрфакс стряхнул последние капли, привел в порядок одежду, поднял с земли свечу и, пошатываясь, двинулся обратно к двери. Дерево было таким же старым, как и сам дом, но замок — это бросалось в глаза — выглядел новеньким, как и замок на парадной двери. Подобно многим горожанам, Фэйрфакс пребывал в романтической убежденности, что в деревне никто и никогда не запирает дверей. По всей видимости, здесь, в Эддикотт-Сент-Джордже, придерживались иных взглядов.

Он вернулся в кабинет, снял сутану, рухнул на диван и мгновенно уснул.

Что-то разбудило его. Он не мог понять, что именно. В комнате стояла такая темень, что глаза можно было не открывать — все равно никакой разницы. Ощущение, как будто он ослеп или оказался похоронен заживо. Если свеча догорела, значит прошло уже несколько часов, и тело, по обыкновению, разбудило его после первого сна.

Ему показалось, что он слышит мужской голос, бормочущий что-то неразборчивое. Он напряг слух. Последовала пауза, затем голос раздался снова. Фэйрфакс приподнялся на локте. Теперь к первому голосу присоединился второй. Двое мужчин о чем-то разговаривали на распевном местном диалекте со всеми этими «ежели» и «коли», негромко, неотчетливо, почти напевно — так гудят пчелы. Они стояли прямо у него под окном.

Он встал с дивана и некоторое время стоял, покачиваясь, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Потом осторожно двинулся вперед и немедленно ударился коленом о край стола. Он чуть не выругался, но быстро захлопнул рот, потер ушибленное колено, затем вытянул руку и принялся ощупью продвигаться вдоль стены, пока не коснулся материи. Он погрузил в нее пальцы, точно слепой крот, нащупывая щель, раздвинул занавеси, провел ладонями по маленьким ромбикам холодного стекла, нащупал ручку, открыл окно и высунул голову.

Разговаривавшие уже ушли. В темноте, справа и чуть ниже окна, покачивались два фонаря. Судя по всему, окно выходило в переулок, тянувшийся вдоль стены дома в направлении церкви. За двумя фонарями виднелись другие, более тусклые огни: одни двигались, другие нет. Вдалеке залаяла собака. Потом прогремели колеса телеги.

Над головой у него заскрипели половицы. Он закрыл окно и все так же ощупью двинулся по комнате к двери. Распахнул он ее ровно в тот миг, когда на нижней ступеньке лестницы показалась Агнес. В руке она держала свечу. Волосы ее были намотаны на папильотки. Поверх ночной сорочки было накинуто уличное пальто — при виде священника она немедленно запахнула его поплотнее.

— Батюшки, отец Фэйрфакс, вы меня страх как напугали!

— Который час, миссис Бадд? Почему все разгуливают по улицам, будто так и надо?

Она слегка повернулась и поднесла свечу к циферблату стоячих часов:

— Два часа, сэр, как обычно.

— У нас в Эксетере между первым и вторым сном принято оставаться у себя в комнате. А здесь, я смотрю, все высыпали на улицу. Как же комендантский час? Они что, хотят, чтобы их выпороли?

— Комендантский час тут никто особо не соблюдает.

Она старательно избегала смотреть на него, и Фэйрфакс запоздало сообразил, что из одежды на нем — только подштанники и нательная рубаха. Он вернулся обратно в кабинет и произнес из-за двери:

— Прошу вас простить меня за нескромный вид. Эти полуночные блуждания… этот обычай для меня в новинку. Могу я попросить еще одну свечу? Или даже две, если возможно?

— Подождите тут, сэр, я сейчас принесу.

По-прежнему не глядя на него, экономка направилась в кухню. Он на ощупь отыскал в темноте свою сутану и, накинув ее, непослушными со сна пальцами застегнул пуговицы — кое-как, через одну.

— Вот ваши свечи, преподобный отец.

Она поставила их на пол перед дверью кабинета и поспешно удалилась.

Фэйрфакс забрал обе, закрыл дверь и поставил одну свечу на стол. Вместо того, чтобы, по обыкновению, провести перерыв между двумя снами в благочестивых размышлениях, он решил поработать над заупокойной речью. Что способно рассказать о человеке лучше, чем его библиотека? Он принялся внимательно изучать книжные полки.

У отца Лэйси была сотня, если не больше, книг, в том числе явно старинные. Особого внимания заслуживала поразительная подборка томов, вышедших из-под пера бесчисленных ученых, посвятивших свою жизнь изучению Апокалипсиса. Фэйрфакс принялся водить пальцем по корешкам: «Грехопадение»… «Всемирный потоп»… «Разрушение Содома и Гоморры»… «Гнев Господень и Вавилон»… «Десять казней Египетских»… «Саранча Аваддона»… «Озеро Огненное»…

Каким, должно быть, угрюмым человеком был покойный, подумалось ему. Ничего удивительного, что соседи-священники его сторонились.

Фэйрфакс наугад взял с полки фолиант, озаглавленный «Семь чаш гнева Божия. Толкование Откровения 16». Страницы сами раскрылись у него в руках на отчеркнутом отрывке:

«И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон.

Седьмой Ангел вылил чашу свою на воздух: и из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось!

И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Так великое!

И город великий распался на три части, и города языческие пали»[3].

Закрыв фолиант, он вернул его на полку. Подобная коллекция выглядела бы уместно в епископской библиотеке; наткнуться же на нее в доме простого священника в этой глуши было неожиданностью.

Он снова взял подсвечник и перешел ко второму книжному шкафу, где его взгляд немедленно привлекла полка, заставленная небольшими томиками в светло-коричневых переплетах. Он поднес свечу к самым корешкам — «Записки и протоколы заседаний Общества антикваров» — и в тот же миг с него разом слетели остатки сна: он мгновенно узнал это название, хотя во время судебных процессов был совсем мальчишкой. Общество объявили еретическим, всю его верхушку бросили в тюрьму, публикации изъяли и публично предали сожжению, и даже на употребление слова «антиквар» был наложен запрет. Ему вспомнилось, как священники в семинарии разводили костер на главной площади Эксетера. Была середина зимы, и горожан равно поразили жар костра и фанатизм гонителей. Тем не менее по меньшей мере одно собрание трудов общества уцелело — и не где-нибудь, а в Эддикотт-Сент-Джордже!

Некоторое время Фэйрфакс в смятении смотрел на полку. Там стояли девятнадцать томов. На месте двадцатого зияла узкая щель. Какое значение это имело для его завтрашней миссии? Лэйси был еретиком: теперь в этом не оставалось никаких сомнений. Но можно ли, зная о таком, хоронить еретика в освященной земле? Может, следует отложить погребение, хотя труп уже начал разлагаться, и обратиться к епископу за новыми указаниями?

Фэйрфакс тщательно все обдумал. Это был молодой человек с практическим складом ума. Рвение его более юных собратьев-священников, со всклокоченными волосами и бородами, с безумным огнем в глазах, вынюхивавших богохульство столь же рьяно, как водяная собака — трюфели, было ему не по душе. Ему поручили сделать все быстро и аккуратно. Следовательно, разумнее всего действовать в соответствии с планом и сделать вид, что он ничего не знает. Ведь никто не сможет доказать обратного, а уж свою совесть перед Господом и епископом он как-нибудь очистит.

Придя к такому решению, он продолжил осмотр кабинета. Ложному учению были полностью посвящены еще две полки. А еще — труды о древних могильниках, об артефактах, о письменах, о памятниках… Его изумляла дерзость старого священника, который совершенно открыто держал у себя такие книги. Создавалось впечатление, что эта уединенная долина, где царило полное презрение к комендантскому часу, существовала вне времени и закона. На одной из полок обнаружился толстый фолиант, посвященный английским развалинам и озаглавленный «Antiquis Anglia», за авторством некоего доктора Николаса Шедуэлла, председателя Общества антикваров. Фэйрфакс быстро провел свечой вдоль корешков. Его подмывало задержаться на каждом подольше, но усилием воли он заставил себя не разглядывать их слишком пристально и перешел к шкафу-витрине в углу кабинета.

То был деревянный шкаф, высотой по грудь человеку, с застекленными дверцами. Стекло явно изготовили в старину — совершенно гладкое и прозрачное, без эффекта ряби, в отличие от современного. Поперек правого верхнего угла змеилась трещина. Полки тоже были из первоклассного стекла, и в свете свечи создавалось впечатление, будто предметы, которые стояли на них, волшебным образом парят в воздухе. Все это воспрещалось хранить у себя: монеты и пластиковые банкноты Елизаветинской эпохи, ключи, золотые кольца, ручки, стеклянная посуда, сувенирная тарелка, выпущенная в честь бракосочетания монаршей четы, тонкие металлические банки, пучок пластиковых соломинок, пластиковый свивальник с выцветшими изображениями аистов, несущих в клювах младенцев, белая пластиковая посуда, пластиковые бутылочки всех форм и размеров, игрушечные пластиковые кубики, плотно пригнанные один к другому, ярко-желтого и красного цветов, моток зеленовато-голубой пластиковой лески, телесного цвета пластиковый младенчик, у которого отсутствовали глаза. На верхней полке стояло, снабженное прозрачной пластмассовой подставкой, то, что, по всей видимости, было жемчужиной коллекции: одно из устройств, посредством которых древние общались между собой.

Фэйрфаксу уже доводилось прежде видеть фрагменты таких устройств, но целое, да еще настолько сохранное — никогда. Руки сами потянулись к нему. Не удержавшись, он открыл шкафчик и достал устройство — тоньше его мизинца, черное, гладкое и блестящее, сработанное из пластика и стекла. Оно легло в ладонь как влитое, оказавшись приятно-увесистым. Интересно, кому оно принадлежало и как оказалось у старого священника? Что за изображения передавало? Какие звуки производило? Он нажал кнопку на передней панели, как будто штуковина могла волшебным образом ожить, но глянцевая поверхность осталась совершенно черной и мертвой; он видел лишь отражение собственного лица, в свете свечи казавшееся призрачным. Фэйрфакс перевернул устройство. На обратной стороне красовался главный символ гордыни и богоотступничества древних — надкушенное яблоко.

Глава 4

Среда, 10 апреля. Непредвиденное происшествие на похоронах

Он задул свечу и, вернувшись обратно в постель, натянул стеганое одеяло до самого подбородка. Оказалось, что в темноте проще выбросить из головы многочисленные доказательства еретических взглядов старого священника. И впрямь, Фэйрфакс так устал, что, несмотря на все волнения сегодняшнего дня и вечера, неудобный диван очень скоро, казалось, растворился под ним, и его дыхание стало глубоким и размеренным.

Второй сон был наполнен сновидениями больше первого, хотя впоследствии он не смог вспомнить ни одного, кроме последнего — повторяющегося кошмара, который начался вскоре после того, как родители и сестра умерли от потницы, а его самого отправили жить к пожилому дяде. Снилось ему всегда одно и то же: он, босой, блуждал по незнакомой местности в поисках нужной улицы, нужного дома, нужной двери. И лишь когда после многочасовых поисков он находил ее — убогую развалюху в бедном квартале — и, взломав замок, врывался внутрь, перед ним вновь появлялись его родные. Они безмолвно протягивали к нему руки, и в этот миг Фэйрфакс неизменно просыпался.

Его глаза распахнулись. В комнате плавал серый рассветный сумрак. Где-то на краю сознания забрезжило смутное беспокойство, он повернул голову и различил расплывчатые очертания застекленного шкафчика с парящими внутри предметами. К нему мгновенно вернулись воспоминания прошлой ночи.

Он отбросил одеяло и опустился на колени рядом с диваном. Костяшки молитвенно сжатых рук побелели от напряжения. Благодарю тебя, Отец мой Небесный, за то, что позволил мне увидеть еще один день. Дай мне, молю Тебя, силы, дабы сопротивляться искусу, и благочестие, дабы служить Тебе к вящей славе Твоей сегодня и до скончания веков. Аминь.

Старательно отводя глаза от книжных полок и шкафа, он поднялся, раздвинул шторы и открыл маленькое окно. Воздух был прохладным и влажным, неподвижным, тихим. В конце переулка виднелась церковь с повисшим на шпиле флагом, за ней — деревушка, а еще дальше, вздымаясь, точно волны, уходили вдаль крутые склоны долины, где под низким хмурым небом там и сям белели кудрявые овцы.

На столике у окна для него уже были приготовлены кувшин с водой, таз, небольшое зеркальце, полотенце и кусок старомодного черного мыла, от которого разило поташом. Фэйрфакс не смог заставить себя воспользоваться им. При мысли о том, что от него будет весь день исходить этот едкий дух, ему немедленно вспомнилась семинария: промозглое утро, он, ежась от холода в одном исподнем, стоит в очереди к колонке, чтобы умыться…

Он ополоснул лицо холодной водой и провел мокрыми руками по волосам и бороде, после чего окинул взглядом свое отражение в зеркале. Как и все священники, он носил бороду. Она была такой же густой и темной, как и волосы. Фэйрфакс тщательно следил за тем, чтобы борода была подстрижена скобкой, по современной моде, однако это почему-то не придавало его облику солидности. Кожа, бледная после зимних месяцев, проведенных по большей части в стенах собора, была слишком нежной, а в глазах сквозил явный избыток юношеского пыла. Он попробовал насупить брови, но решил, что его отражение выглядит глупо.

Часы в коридоре показывали самое начало седьмого. С кухни доносился звон горшков и кастрюль.

— Доброе утро! — крикнул он и прошел в гостиную, где его уже ждал накрытый к завтраку стол.

Окно комнаты выходило прямо на тележную колею, которая служила главной улицей деревни. Женщина осторожно несла на голове массивный кувшин — по всей видимости, ходила за водой к общественному колодцу. Мужчина в халате вел за собой мула. Они обменялись приветствиями и дальше пошли вместе. Фэйрфакс провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду.

За спиной у него послышался шум, и он обернулся. Молодая женщина ставила на стол тарелку. Он даже не слышал, как она вошла. Почему-то он представлял себе племянницу миссис Бадд ничем не примечательной деревенской тетехой. Но она оказалась тоненькой, с бледным правильным лицом, большими голубыми глазами и перехваченными голубой ленточкой пышными черными волосами, которые подчеркивали ее длинную нежную шею. На ней было траурное одеяние, делавшее ее облик еще более ослепительным, и Фэйрфакс забеспокоился: не слишком ли он на нее засмотрелся? Придя в себя после некоторого замешательства, он преувеличенно бодрым тоном произнес:

— Доброе утро! Вы, должно быть, Роуз? Поистине луч солнца в непогожий день!

Девушка оглянулась и, не сказав ни слова, ретировалась.

Когда стало понятно, что возвращаться она не собирается, Фэйрфакс сел за стол и уныло уставился на тарелку с холодной бараниной и сыром. Какая трагедия — обладать пылкой натурой, не имея никакой возможности дать ей выход! Как следствие, у него не было ни сноровки, ни опыта в общении с женщинами. В соборе его окружали одни мужчины: целомудрие было главным ограничением, налагаемым на священнослужителей. В глубине души он сожалел об этом запрете, но прикладывал все усилия к тому, чтобы соблюдать его, и ни разу не усомнился в его необходимости. И все же говорили, что до Апокалипсиса большинство священников в Англии были женаты, а в последние десятилетия женщинам даже дозволялось совершать службы! Наверняка это кощунство стало не последней причиной, по которой на мир обрушился гнев Божий.

Дверь снова распахнулась, и Фэйрфакс поспешно обернулся в надежде загладить свою промашку. Однако это была всего лишь Агнес, которая принесла чайник.

— Доброе утро, преподобный отец.

— Доброе утро, миссис Бадд.

— Чайку выпьете? Отец Лэйси предпочитал корнский, но у нас есть и горный, коли пожелаете.

— Корнский меня вполне устроит. — Он стал смотреть, как Агнес осторожно наливает чай в чашу, одной рукой обхватив ручку чайника, а другой придерживая крышку. — Боюсь, я невольно напугал вашу племянницу.

— О, не обращайте на нее внимания. Она робкая, как олененок.

— И тем не менее я был бы рад поговорить с ней. О печальных переменах в ее жизни.

— Вот чего не выйдет, того не выйдет.

— Это почему же?

— Она не говорит.

— Что, совсем?

— Да, она немая от рождения.

Теперь ему стало еще более неловко за свою бестактность.

— Печально это слышать.

— На все Божья воля, преподобный отец.

— И сколько же ей лет?

— Восемнадцать.

Когда Агнес удалилась, он обхватил обеими руками чашу с чаем и попытался представить, что станет с бедной девушкой после того, как она лишится крова. Вернется к родным? Примут ли они ее обратно? Немую, скорее всего, будет непросто выдать замуж, несмотря на ее внешность. Может, все-таки попросить епископа, чтобы приход отдали ему? Фэйрфакс представил, как они втроем будут жить в этом доме. Мало-помалу он своей добротой завоюет ее доверие. Быть может, долгими зимними вечерами они вместе смогут побороть ее недуг. А он, ежедневно, ежечасно смиряя плоть и противостоя искусу, сможет стать ближе к Богу. Разве такая жизнь настолько уж плоха?

К тому времени, когда чай был допит, Фэйрфакс почти убедил себя в том, что в его судьбе должен произойти этот невероятный — можно даже сказать, отмеченный подвижничеством, — поворот, и, обнаружив, что у него не на шутку разыгрался аппетит, набросился на завтрак.

Он принес из кабинета сумку, плотно закрыл дверь, перекрестился и вернулся в гостиную, чтобы дописать свою речь. После открытий, совершенных им между первым и вторым сном, это стало куда более сложной задачей, и следующие два часа он провел в попытках увязать учение Церкви с тем, что узнал об отце Лэйси. Он грел руки своим дыханием. Выкуривал трубку за трубкой. Время от времени он прерывался, чтобы выглянуть в окно. Светлее за ним не становилось. Наоборот, становилось темнее. В конце концов пошел дождь — не вчерашняя морось, больше похожая на водяную дымку, а натуральный ливень, который барабанил по крыше и превращался в водопады, перехлестывавшие через края водосточных желобов.

Агнес все утро сновала между кухней и церковью с тарелками в руках. В конце концов она принесла ему свечу. Вдруг издалека донесся глухой рокот, раскатившийся по всей долине.

Фэйрфакс вскинул голову:

— Гром?

— Да откуда ж взяться грому без молнии, преподобный отец. Это в каменоломне что-то взрывают.

— В такую непогоду?

Экономка ничего не ответила. Взгляд ее был прикован к чему-то за окном. Из боковой калитки в кладбищенской ограде выходили пятеро мужчин, пригибая головы в капюшонах, чтобы защититься от дождя. Четверо, одетые в темные воскресные костюмы, явно чувствовали себя не в своей тарелке; на пятом был красный стихарь алтарника. Они торопливо пересекли дорожку и двинулись по направлению к дому.

— Ну вот, пришли за ним. Уже почти пора.

Агнес пошла открывать дверь. До Фэйрфакса донеслись голоса — почтительно приглушенные — и топот сапог у порога: пришедшие старательно стряхивали с подошв грязь и воду. Потом на лестнице послышались тяжелые шаги. На пороге вновь показалась Агнес, за ее спиной стоял облаченный в красное служитель. Фэйрфакс поднялся на ноги.

— Преподобный отец, это Джордж Кифер, наш причетник.

Она отступила в сторону, чтобы дать ему пройти.

Фэйрфакс мгновенно узнал эту лысую голову с родинкой в форме полумесяца. Кифер протянул руку.

— Выходит, вы все-таки отыскали нас, преподобный отец.

— В конечном счете да.

Фэйрфакс пожал его широкую влажную ладонь.

Агнес с изумлением воззрилась на них.

— Вы знаете друг дружку?

— Встретились вчера на дороге, — пояснил Фэйрфакс.

— Я бы сам вас проводил, — сказал Кифер, — да не поспел бы шерсть на мануфактуру отвезти. — Сверху послышался стук молотка, и он вскинул глаза к потолку. — Я сказал, чтобы гроб заколачивали. Он пролежал тут неделю, и все, кто хотел с ним попрощаться, уже это сделали. Верно, Агнес?

— Ты у нас причетник, Джордж, — холодно ответила та.

Из-за лысины определить возраст Кифера было сложно. Вне всякого сомнения, он был моложе, чем казался. Наверное, между двадцатью и тридцатью. Впрочем, сколько бы лет ни было Киферу, Фэйрфаксу очень не понравилось поведение служителя: захотелось отчитать его за вчерашнюю неприветливость, особенно если учесть, что тот был причетником, а он, Фэйрфакс — рукоположенным священником. Следовало догадаться, что Фэйрфакс едет хоронить отца Лэйси. Однако приглушенный стук молотка наверху напомнил о том, что у него есть дела поважнее, нежели защита своего оскорбленного достоинства.

— Что ж, мистер Кифер, полагаю, нам стоит обсудить панихиду. — Он сверился со своими записями. — Я выбрал два гимна: «Из сердца нашего Отца» и «Твердыня наша — вечный Бог». Но, может, отец Лэйси предпочитал другие песнопения?

— Да кто ж его знает, — пожал плечами Кифер.

— Тогда решено. А читать будем Первое послание к Коринфянам: «Не все мы умрем, но все изменимся». Это соответствует традиции и подобает случаю.

— Как скажете.

— Кто будет читать?

Кифер почесал голову:

— Леди Дарстон наверняка придет. Дарстоны по традиции занимают первый ряд. Она хорошо знала старика.

— Отлично, тогда попросим леди Дарстон. Возможно, еще кто-нибудь пожелает произнести речь?

— Мы тут к речам не слишком привычны.

Конец их разговору положил похоронный звон церковного колокола. Если в христианском мире и существовал более безрадостный звук, Фэйрфакс от души надеялся никогда его не услышать. За каждым приглушенным ударом следовал интервал в три-четыре секунды, затем он раздавался снова — плач по умершему: настойчивый, неотвратимый, беспощадный.

— Сколько сейчас времени, миссис Бадд? — спросил Фэйрфакс.

Та оглянулась на часы в коридоре:

— Без четверти одиннадцать, преподобный отец.

— Пора начинать. Оставьте меня одного, пожалуйста.

Когда они удалились, Фэйрфакс открыл сумку и достал свое облачение. Натянув через голову белый стихарь, он обеими руками разгладил его, проведя руками до лодыжек. Потом накинул зеленую с золотом ризу, развернул сто́лу, поцеловал ее и обернул вокруг шеи. Фэйрфакса рукоположили только в прошлом году, на Михайлов день; на мгновение его одолела нервозность, которую он немедленно подавил. Если он не в состоянии провести самую простую службу в захудалой деревушке, о какой карьере священника вообще может идти речь? Он сложил в стопку молитвенник, Библию, свои записи и вышел в коридор.

Гробоносцы все еще сражались со своей ношей, пытаясь спустить ее по узкой лестнице. Пришлось расположить гроб практически вертикально, и он то и дело задевал то стены, то перила. Казалось, доски вот-вот треснут и старый священник вывалится на ступени. Агнес стояла дальше по коридору, прижимая руку ко рту. Из-за спины ее выглядывала Роуз. На обеих были черные траурные чепцы.

Фэйрфакс протиснулся мимо Кифера, который пытался руководить, и, поднявшись на несколько ступенек вверх, взялся за край гроба.

— С какой стороны голова? Выносить надо головой вперед!

Когда гроб выровняли — двое на нижней ступеньке придерживали задний конец, а двое других передний, — он отошел и открыл дверь.

Стоя на пороге, Фэйрфакс про себя воззвал к Господу, прося о том, чтобы в него вошел Святой Дух — в этот миг он определенно не чувствовал его присутствия, — и выбрался под проливной дождь. На счет «три» мужчины вскинули гроб на плечи и, пошатываясь под его тяжестью, двинулись за священником. Следом шел Кифер. Замыкали шествие Роуз и Агнес, которая заперла за собой дверь. Маленькая похоронная процессия медленно потянулась по садовой дорожке и, огибая грязные лужи, направилась к воротам. Фэйрфакс заметил пару лошадей, привязанных к крюкам, которые были вмурованы в стену. Неподалеку ждал пони, впряженный в легкую повозку, рядом стоял крытый фургон с мулами. Колокол продолжал звонить. Ветер раздувал облачение Фэйрфакса, точно парус. У него было такое чувство, будто его выбросило на мель и теперь он изо всех сил пытается доплыть до берега.

Они прошли сквозь ворота меж сочащихся влагой камней и, оставив позади разверстый зев свежевырытой могилы, направились к церковному притвору, сулившему укрытие от дождя. На миг притормозив перед входом, чтобы поудобнее примостить на плечах свою скорбную ношу, они двинулись вниз, в маленькую церквушку, по ступеням, на которых за многие века образовались углубления. В памяти Фэйрфакса остались благоговейная тишина, время от времени нарушаемая чьим-нибудь негромким покашливанием, холод, сероватый сумрак, сливающиеся в единую массу огоньки свечей на периферии зрения, множество еле уловимых запахов: воска, ладана, мокрой одежды, пота. Обойдя гроб спереди, он двинулся к алтарю, на ходу открывая молитвенник. Прихожане поднялись.

Много веков тому назад, искореняя наукопоклонничество, Церковь уничтожила еретические модернизированные тексты доапокалиптической эпохи и вернула христианам язык Библии короля Иакова. Ее двенадцать тысяч слов легли в основу Узаконенного национального словаря. И хотя в обиходную речь проникли и другие слова, в школе изучали исключительно библейский лексикон. Это был английский язык в том виде, в каком его задумал Господь, — богатый, величественный и очищенный от всех выражений, способных хоть как-то отражать научные понятия. Именно он звучал в то утро под сводами церкви Святого Георгия, как наверняка звучал в стародавние времена, до Упадка.

— Я есмь воскресение и жизнь, рек Господь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек[4].

У Фэйрфакса был красивый и сильный голос. Он отдавал себе отчет в том, что сейчас, когда он идет по проходу, все головы поворачиваются в его сторону. В тусклом свете мелкий шрифт было трудно различить, но это не имело никакого значения. Человеческие жизни были недолгими, а похороны — частыми; текст службы он знал наизусть.

— Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него[5]. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно![6]

Остановившись перед ступенями алтаря, он повернулся. В стенах узкого нефа были ниши, где стояли статуи святых — необычайно много изваяний для такой маленькой церквушки. Огоньки свечей под каждой резной фигурой мерцали в полумраке, точно звезды. Гробоносцы остановились перед козлами, осторожно опустили на них гроб, повернулись к алтарю и поклонились. Кифер, Агнес и Роуз заняли места во втором ряду. Кифер почтительно наклонился вперед и прошептал что-то на ухо женщине, которая сидела перед ним. Та кивнула в ответ и принялась листать свою Библию.

Фэйрфакс вскинул руки:

— Давайте помолимся.

Паства преклонила колени.

— Господи! Ты нам прибежище в род и род. Прежде нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты — Бог. Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: «Возвратитесь, сыны человеческие!» Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи…[7]

По окончании молитвы, к изумлению Фэйрфакса, Роуз встала и двинулась мимо него к органу. Где-то одышливо засипели и загромыхали незримые мехи. Роуз очень чисто сыграла вступительные такты, после чего остановилась. Собравшиеся зашелестели страницами молитвенников. Зазвучали ноты древнего гимна.

Не прекращая петь, Фэйрфакс принялся разглядывать прихожан. Несмотря на непогоду, отдать дань уважения старому священнику собралось больше сотни человек — худых, оборванных, с загрубелыми лицами крестьян в убогой одежде, чья внешность красноречиво свидетельствовала о беспросветной жизни с бесконечными родами, тяжким трудом и постоянным недоеданием. И тем не менее они пели с воодушевлением. По крыше барабанил дождь.

Когда гимн допели, он кивнул женщине, сидевшей в переднем ряду; судя по всему, это и была леди Дарстон. Та поднялась на ноги и раскрыла свою Библию. По крайней мере, она принадлежала к избранному обществу. Фэйрфакс сразу же понял это по ее безупречной осанке и наряду. На ней были строгий жакет и юбка из темно-зеленого бархата, длиной по щиколотку; и то и другое — слегка поношенное и выцветшее, но явно дорогое и, без сомнения, некогда очень модное. Рыжеватые волосы были убраны под бархатный капор такого же зеленого цвета. Женщина уверенно поднялась на амвон и немного помедлила, сосредоточиваясь, прежде чем заговорить.

— Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся…[8]

Она без запинки прочитала этот отрывок звонким, приятным голосом и вернулась на свое место. Мужчина, сидевший рядом с ней, по всей видимости муж, одобрительно похлопал ее по руке, обтянутой перчаткой. Фэйрфакс взошел на амвон и положил на аналой свои заметки.

— Друзья, мы собрались здесь сегодня утром, чтобы проводить в последний путь отца Томаса Джеймса Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности…

— По трагической случайности, как же! — донесся из задних рядов громкий и насмешливый мужской голос.

Фэйрфакс умолк и вскинул глаза, чтобы посмотреть, кто это сказал. Прихожане зашевелились и принялись оглядываться. Одни что-то недовольно бормотали, другие обращались к мужчине, требуя молчания. Он сидел в заднем ряду, полускрытый колон- ной. Фэйрфакс повторил попытку:

— Отца Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности. Его смерть напоминает нам…

— Трагическая случайность тут совершенно ни при чем! — У него был выговор образованного человека и звучный, хотя и слегка дребезжащий от старости, голос. — Нет, я не намерен молчать! — раздраженно бросил он кому-то из окружающих. — Это вы все должны умолкнуть и очнуться, чтобы увидеть правду!

По залу пробежал негромкий ропот. Кровь застучала у Фэйрфакса в ушах.

— Друзья, прошу вас, давайте не забывать, по какому печальному поводу мы здесь собрались…

Но его голос утонул в общем гомоне.

Внезапно мужчина, сидевший рядом с леди Дарстон, швырнул на пол свой сборник гимнов и вскочил на ноги. У него было кирпично-красное лицо с грубыми чертами, а мускулистые плечи и шея в сравнении с остальным телом казались непропорционально широкими. Он напомнил Фэйрфаксу минотавра. Здоровяк решительно двинулся к задним рядам, и прихожане немедленно затихли. Добравшись до возмутителя спокойствия, он наклонился к нему и что-то произнес, негромко и отрывисто. Его мощный торс заслонял от Фэйрфакса происходящее. Потом началось какое-то шевеление. Несколько мгновений спустя два человека в полумраке принялись пробираться к выходу, причем, по всей видимости, один вел другого. Дверь открылась и снова закрылась. Спутник леди Дарстон, уперев кулаки в бока, проводил их взглядом, опустил руки, развернулся и все тем же решительным шагом вернулся в первый ряд. Подняв с пола сборник гимнов, он уселся на свое место и кивком велел Фэйрфаксу продолжать.

Фэйрфакс принялся продираться через оставшуюся часть своей речи.

— Его смерть напоминает нам о том, что Господь может призвать нас на Свой суд в любой миг. Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое…

Он говорил о святости служения, о ценности долгой и скромной жизни, проведенной на одном месте, о пастыре и его пастве, изрекал прочие высокопарные благоглупости, а когда закончил, то обнаружил, что его руки с силой сжимают край аналоя и скрючились, как когти грифона. Он спустился с амвона и произнес название второго гимна. Ему показалось, что на этот раз все пели с некоторым вызовом, демонстрируя неодобрение в адрес изгнанного смутьяна. Когда отзвучали последние слова гимна, те же четверо мужчин вновь вскинули гроб на плечи, и Фэйрфакс повел процессию к выходу из церкви. Очутившись во дворе, он огляделся по сторонам в поисках прихожанина, прервавшего проповедь, но, кроме могильщика и его подручного, поблизости никого не было видно.

Дождь продолжал лить, окропляя страницы молитвенника, — холодный, как зима, и неумолимый, как смерть. Вокруг вырытой могилы лежали доски, которые прогнулись под тяжестью Фэйрфакса. В щелях между ними хлюпала жидкая грязь. С холмика земли, извлеченной из ямы, стекала вода, собираясь в лужу на дне ямы. Фэйрфакс забеспокоился — если он не поспешит, гроб будет плавать в могиле, — и решил начать погребение, хотя еще не все прихожане успели подтянуться.

— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается…[9]

Гробоносцы поставили гроб на две веревки, принялись осторожно тянуть его к разверстой могиле — он на миг завис над ямой, — и начали рывками спускать вниз. Когда примерно половина расстояния была преодолена, один из них слишком резко ослабил свой конец веревки. Скользкая пенька выскользнула из пальцев, гроб накренился и, пролетев последнюю пару футов, шумно плюхнулся в лужу на дне. Не будь Фэйрфакс ответственным за церемонию, он счел бы, что вся эта сцена не лишена мрачного комизма.

Скорбящие вереницей потянулись мимо, на миг останавливаясь, чтобы бросить в могилу горсть земли. Леди Дарстон задержалась дольше остальных. Стянув с руки зеленую лайковую перчатку, она погрузила пальцы в сероватую землю, словно не замечая грязи. Некоторое время она стояла в глубокой задумчивости, глядя на то, как земля сыплется сквозь ее тонкие пальцы на крышку гроба, потом приподняла подол юбки и отошла в сторону.

— Поелику Господь Всемогущий в неизреченной милости Своей принял к Себе душу усопшего брата нашего, мы предаем его тело земле; земля к земле, прах к праху, тлен к тлену, в безусловном и твердом уповании на воскрешение к вечной жизни в Господе нашем Иисусе Христе…

Фэйрфакс скороговоркой отбарабанил «Отче наш» и коллекту, и к тому времени, когда он затянул благословение, бо́льшая часть собравшихся, отбросив приличия, поспешила укрыться под крышей. Едва он успел захлопнуть молитвенник, как могильщик с подручным бросились зарывать могилу, трудясь с таким рвением, что менее чем через четверть часа бренные останки отца Томаса Лэйси были засыпаны землей, присоединившись к сонму мертвецов — тех, которые уже десять тысяч лет, если не больше, покоились в древней земле Уэссекса, тех, чьи голоса так настойчиво взывали к нему, когда он был еще жив.

Глава 5

Планы Фэйрфакса срываются

Поминки устроили в крытом соломой двухэтажном строении, которое принадлежало церкви и стояло на противоположном от дома священника конце кладбища. Насколько было известно, церковную пивную, как и дом, построили много столетий назад. Южная стена — мешанина из древнего желтого камня, светлого цемента и современного кирпича, — покосилась, и ее удерживали массивные подпорки из бруса. Постройку оплетали темно-зеленые щупальца плюща. И тем не менее она создавала ощущение основательности, будто наконец прекратила оседать и обещала простоять еще несколько столетий.

В очаге ярко пылал огонь. Рядом стоял железный вертел, достаточно длинный для того, чтобы зажарить целую свинью. В помещении было душно и шумно. Скорбящие сгрудились вокруг очага, пытаясь обсушиться. Дым от разожженных глиняных трубок мешался с паром, исходившим от влажных одежд. Роуз с Агнес хлопотали вокруг большого деревянного стола, снимая тряпицы, которыми были накрыты блюда. Под столом играли ребятишки. Перед бочонками с элем и сидром толпились мужчины и немногочисленные женщины, ждавшие своей очереди, чтобы наполнить оловянную кружку пенным напитком.

Фэйрфакс, стоя на пороге, наблюдал за происходящим. Ему нужен был Кифер. Прежде чем уезжать, следовало уладить кое-какие формальности: сделать запись в приходской книге, подписать ее и заверить. Без помощи причетника было не обойтись. После этого он мог пуститься в обратный путь. Непогода разбушевалась не на шутку, но Фэйрфакса это не смущало: он был молод и крепок и не боялся вымокнуть. Его как никогда переполняла решимость поспеть в Эксфорд до сумерек.

Так и не обнаружив среди собравшихся Кифера, он сделал несколько шагов внутрь, и впервые за все время его присутствие заметили. Разговоры немедленно стали тише, как будто все устыдились своего легкомыслия. Лица посерьезнели. Головы коротко закивали.

— Преподобный отец.

— Преподобный отец.

— Прекрасная была служба, преподобный отец.

— Слово, сказанное прилично, — золотые яблоки в серебряных прозрачных сосудах.

— Благодарю вас. Да будет с вами мое благословение. — Он попытался выразить признательность всем сразу благосклонным поворотом головы. — Его преосвященство епископ просил меня передать его соболезнования по случаю кончины пастыря, служившего так долго. Да упокоится он с миром, которого заслужил.

— Аминь.

— Аминь.

Он перекрестился.

— Мы как раз обсуждали того малого, который поднял крик в церкви, преподобный отец.

— Ах да, — сказал Фэйрфакс и обернулся к говорившему, пожилому мужчине с косматыми седыми бакенбардами. — Кто он такой?

— Никто не знает.

— Он не из тутошних.

— Он уже убрался, кем бы он там ни был.

— Так он же не один пришел. Двое их было.

— В любом случае капитан Хэнкок его приструнил.

Фэйрфакс пожалел, что не успел получше разглядеть чужаков.

— Как по-вашему, что он имел в виду, когда сказал, что гибель отца Лэйси не была случайностью?

— Что его черти взяли, вот оно как! — жизнерадостно сообщил старик.

— Черти?

— Черти, которые сидят в Чертовом Кресле.

— В каком Чертовом Кресле?

— Так называется место, где он упал. Жуткое, безлюдное место.

— Не слушайте его, преподобный отец, — поспешила вмешаться одна из женщин. — Он просто старый пустомеля.

— Вовсе я не пустомеля! Черти существуют, а ежели кто в них не верит, тот еретик! Разве не так, преподобный отец?

— В мире, вне всякого сомнения, существует зло, сэр, какой бы облик оно ни принимало. — Фэйрфаксу внезапно захотелось поскорее завершить этот разговор. — Не смею дольше вас отвлекать. Я искал мистера Кифера.

В ответ одни пожали плечами, другие устремили на него пустые взгляды. После похорон причетника никто не видел.

Фэйрфакс подошел к Агнес, которая разрезала пирог:

— Вы потрудились на славу, миссис Бадд. Угощение получилось выше всяких похвал.

— Отведаете кусочек пирога, преподобный отец?

— Нет, спасибо. Мне нужно ехать. Ты прекрасно играла, Роуз. — Девушка, слабо улыбнувшись, потупилась, и Фэйрфакс снова обернулся к Агнес. — Где мистер Кифер?

— Пошел в церковь, сэр, за приходской книгой.

— А! — воскликнул священник с облегчением. — Так вот куда он запропастился! В таком случае, раз уж все равно придется ждать, я, с вашего позволения, и впрямь подкреплюсь кусочком вашего пирога перед дальней дорогой.

— Вы прочтете молитву, преподобный отец?

— С радостью. — Фэйрфакс постучал ножом по стеклянному кувшину, и гул быстро стих. Он склонил голову. — Благослови, Господи, эту пищу для нашей силы и Твоей славы и не дай нам забыть о тех, кто не имеет пропитания. Аминь.

— Аминь.

Гомон возобновился. Фэйрфакс взял тарелку и воткнул вилку в пирог. Он проголодался; он постоянно испытывал голод и при этом, сколько бы ни ел, умудрялся оставаться худым, как бездомный пес. Создавалось впечатление, что его тело твердо решило восполнить все годы недоедания, от которого он страдал в семинарии. К тому же пирог с начинкой из дичи и крутых яиц и впрямь оказался на редкость вкусным. Фэйрфакс запил его кружкой эля, который принесла Роуз.

Видя, как он ест и пьет, местные жители понемногу осмелели и начали подходить к нему, чтобы поблагодарить за службу: по одному, по двое, робко и нерешительно. Вскоре, однако, его обступила небольшая толпа. Агнес представила ему сельчан: Джорджа Ревела и Джорджа Рогана, фермеров; Джона Ганна, кузнеца, одного из тех четверых, что несли гроб; Элисон Керн и ее сестру Мерси, хранительниц огня, горевшего перед статуей Девы Марии; Джейкоба Роту, золотаря; Джека Сингера, пастуха, с лицом, выдубленным от долгой жизни под открытым небом, и его друга Фрэнка Уотербери, крысолова, который ходил за стадом овец, принадлежащим церкви; Джона Ласти, Пола Фишера и Пола Фуэнте, ткачей…

Фэйрфакс не успевал улавливать все имена и занятия, но было совершенно ясно, что старый священник в той или иной мере оказал влияние на жизнь каждого из этих людей: крестил их, учил в деревенской школе, женил, хоронил их родителей, братьев, сестер и даже — печальная обыденность! — детей. Мало-помалу образ отца Лэйси начал оживать, становиться зримым, и Фэйрфакс пожалел, что не смог поговорить с этими людьми до того, как сел писать надгробную речь.

— Он любил нашу долину… исходил ее вдоль и поперек, знал как свои пять пальцев…

— Ходок был неутомимый…

— И всегда на своих двоих…

— Не припомню, чтобы я хоть раз видел его верхом…

— Это его и сгубило, конечно.

Последнее замечание, вышедшее из уст Ганна, кузнеца, было встречено грустными кивками.

— Очень, очень образованный джентльмен…

— Никогда не выходил из дому без лопатки и мешочка для своих находок…

— Больше всего любил малышей…

— А помните, когда мы были маленькими, он давал шиллинг тому, кто приносил ему какое-нибудь сокровище?

— Полкроны, если вещица оказывалась стоящей…

— И что это были за сокровища? — заинтересовался Фэйрфакс.

— Всякая всячина из древних времен. Монетки с портретом престарелого короля Карла[10]. Бутылки. Осколки стекла. Большей частью всякий мусор.

— А помните старую куклу, которую я нашел на лугу у Трембла? Он был в восторге! Отвалил за нее целый фунт.

— Наверное, тем, кто его не знал, он мог казаться странным…

— В последнее время так и вовсе…

— Многие за это его недолюбливали…

— И в чем это выражалось? — вмешался Фэйрфакс.

— Ну, всегда есть люди, которые говорят… а уж в отрезанной от всего мира деревушке, как наша, таких еще больше.

— И что же о нем говорили?

Местные замялись и принялись переглядываться.

— Я лично так не считаю, но кое-кто говорил, что он пренебрегает Священным Писанием в угоду собственным идеям…

— Да, проповеди у него были странноватые…

Рота, золотарь, страдавший жестоким косоглазием, сложил руки на груди и со значением произнес:

— Поговаривают, епископ подослал священника в обычной одежде, чтобы шпионить за ним по подозрению в ереси…

— Я слыхал то же самое…

Фэйрфакс перевел взгляд с одного на другого. В разговоре с ним епископ не упоминал о расследовании такого рода. Он в задумчивости умолк, и кто-то — кажется, Ганн, кузнец — принялся наседать на него, советуя затянуться табаком. Фэйрфакс вежливо отказался, но кузнец настаивал:

— Я сам его ращу. Лучшего самосада по эту сторону Эксфорда вы не найдете.

Фэйрфакс неохотно взял замызганную трубку с длинным черенком и обтер кончик. Табак оказался крепким, чересчур крепким: губы защипало, глаза заслезились. Он закашлялся, как школяр, сделавший первую в жизни затяжку, отвернулся и, не глядя, протянул трубку кузнецу.

— А ну-ка, Джон Ганн, — послышался громкий и строгий голос, — сейчас же прекрати травить преподобного отца своим гнусным зельем.

Это подействовало мгновенно. Собравшиеся переглянулись, расступились, точно по мановению Ааронова жезла, подумал Фэйрфакс, и, не говоря ни слова, смиренно вернулись к огню.

— Надеюсь, они не очень докучали вам своими глупыми россказнями. — Это был тот самый здоровяк, который встал со своего места в церкви, чтобы утихомирить кричавшего. Он подошел и протянул Фэйрфаксу крепкую, широкую ладонь. — Джон Хэнкок. А это, — он взмахнул рукой с видом коллекционера, представляющего жемчужину своей коллекции, — Сара, леди Дарстон из Дарстон-Корта.

— Понятия не имею, почему он всякий раз, произнося вслух мое имя, тут же добавляет название поместья. — Леди Дарстон улыбнулась Фэйрфаксу и протянула ему затянутую в перчатку руку. — Иногда мне кажется, что он считает его моим главным достоинством.

— Вы прекрасно знаете, что это не так! — возмутился Хэнкок; судя по всему, вопрос вставал уже не впервые. — Не понимаю, зачем вы это говорите.

Она никак не отреагировала на его слова, по-прежнему глядя на Фэйрфакса. У нее были колдовские голубовато-зеленые глаза, скуластое, с твердым подбородком, лицо, бледная, как фарфор, кожа, покрытая россыпью веснушек, которые гармонировали с огненными волосами. Возраст — чуть за тридцать; наверняка замужем, подумал Фэйрфакс, но не похоже, чтобы за этим мужчиной. Под перчатками не было видно, есть ли на ее безымянном пальце кольцо.

— Очень благородно с вашей стороны — приехать в нашу маленькую церквушку из самого Эксетера.

— Эта поездка навсегда останется в моей памяти. И благодарю вас, ваша светлость, за ваше чтение.

— Она прекрасно читала. Я так и сказал ей, правда, Сара?

— Вы надолго собираетесь задержаться в нашей долине, мистер Фэйрфакс?

— Увы, я должен сегодня же отправиться в обратный путь.

— Что ж, значит, нам не повезло. Образованные люди в наших краях — большая редкость.

— Ну не настолько уж и большая! — Блеснул золотой зуб; Хэнкок рассмеялся, давая понять, что это шутка, но в его взгляде не было ни капли веселья. — Если хотите ехать, поезжайте прямо сейчас, сэр. В это время года дорога всего одна, и в сильный дождь путника на ней подстерегают опасности.

— Это, без сомнения, мудрый совет. И спасибо вам за то, что утихомирили того горлопана в церкви. Похоже, в деревне его никто не знает.

— Раньше я не видел его и уверен, что больше не увижу.

— Почему?

— Я сказал ему, что, если он не в состоянии удерживать язык за зубами, я затолкаю свой кулак в его глотку и помогу.

Сара Дарстон перехватила взгляд Фэйрфакса. Глаза женщины слегка расширились: все это явно забавляло ее, как и его.

— Что ж, если позволите, я займусь приходской книгой, а затем поеду. Леди Дарстон. — Он кивнул ей. — Капитан Хэнкок.

Он вышел под дождь, одной рукой придерживая полы сутаны, а второй пытаясь прикрыть голову от потоков воды, и побежал через двор к церкви. В каменоломне вдали что-то снова бабахнуло; воздух задрожал, по долине разошлось эхо. Фэйрфакс добежал до крыльца и взялся за массивное кольцо, вделанное в дубовую дверь, обитую гвоздями. В пустынном нефе металлический лязг показался особенно громким.

— Мистер Кифер! — Он двинулся к алтарю, оглядываясь по сторонам в поисках причетника. — Мистер Кифер!

Святые покровители прихода взирали на него из своих ниш. В неверном свете свечей выражения их лиц, казалось, постоянно менялись. Одних он знал: святого Георгия (как же без него!), покровителя Англии, с копьем, разящим в брюхо крылатого змея; святого Антония со свиньями, врачевателя зверей; святую Анну, покровительницу рожениц, указывающую на младенца в своем чреве. Другие были ему незнакомы: безымянные образы, сплошь мужские, значение которых затерялось в веках, некогда почитаемые в этих краях святые — теперь же поклонение им считалось идолопоклонничеством. Если бы их увидел епископ, его хватил бы удар.

Он остановился перед алтарной оградой. Дверь слева от нее была приоткрыта. До Фэйрфакса донесся грохот, а следом за ним — стон.

— Мистер Кифер?

Он осторожно двинулся вперед, толкнул дверь и, спустившись на одну ступеньку вниз, очутился в крохотной ризнице с низким потолком. Кифер стоял на коленях, спиной к нему, и что-то бормотал себе под нос. Поначалу Фэйрфакс решил, что причетник молится или совершает какой-нибудь обряд, но потом увидел, что тот роется в деревянном шкафчике. Вокруг него, на полу, были разбросаны молитвенники, свечи, потиры, ризы, бутылки причастного вина и облатки, пыльные бумаги.

— Мистер Кифер? Что вы делаете?

Кифер с паническим видом оглянулся. Все его прежнее нахальство как рукой сняло.

— Приходская книга исчезла.

— Что?

— Она должна быть здесь, — беспомощно произнес он. — Всегда хранится здесь, под замком, вместе со всем остальным.

— Может, ее положили в другое место?

— Но я тут все обыскал!

К изумлению своему, Фэйрфакс обнаружил, что в глазах у причетника стоят слезы.

— Ну-ну, мистер Кифер, не стоит плакать. Я уверен, что книга рано или поздно найдется. У кого еще есть ключ?

— Только у священника.

— Наверное, он куда-нибудь ее унес — возможно, в дом.

— Но пропала не только нынешняя книга. Нет всех четырех!

— Четырех?

— Есть прошлые тома, которые содержат сведения более чем за тысячу лет! «Древние книги огромной ценности», так он их называл. У меня ужасное чувство, что нас ограбили, преподобный отец.

— Да нет, не может быть. Следы взлома есть?

— Нет… насколько я могу сказать, нету.

— Ну тогда их почти наверняка забрал отец Лэйси. Вы пока наведите здесь порядок, а я схожу к миссис Бадд и возьму у нее ключ от дома священника.

Фэйрфакс пошел к выходу, затем вновь нырнул под проливной дождь. На этот раз он не стал прикрывать голову или приподнимать полы своего одеяния, чтобы не заляпать их грязью, а вместо этого быстрым шагом направился мимо свежей могилы Лэйси к церковной пивной. Кто-то взялся за скрипку и играл заупокойную песнь; сочетание заунывной мелодии, звучащей под дождем, могильных камней и низкого серого неба вызвало у Фэйрфакса крайнюю меланхолию. Он вошел внутрь, не обращая внимания на вопросительные взгляды, которыми было встречено его повторное появление, и настойчиво поманил к себе Агнес.

— Отец Лэйси не забирал из церкви в дом приходские книги?

— Нет, сэр. Они всегда хранятся в церкви.

— И тем не менее он, по всей видимости, перенес их, потому что сейчас книг там нет. Можете дать мне ключ от дома?

— Нет… то есть этого не может быть. Это огромные старинные фолианты. Я увидела бы, если бы он принес их домой.

— Надо найти их, где бы они ни находились, и быстро. — Он заметил, что леди Дарстон и Джон Хэнкок смотрят на него. — Это важные юридические документы. Я сам займусь поисками. Скорее всего, книги у него в кабинете. Пожалуйста, дайте мне ключ.

— Я пойду с вами.

— Нет, вы нужны здесь.

— Нет, сэр, я должна тоже пойти. Роуз справится без меня.

Фэйрфакс всплеснул руками. Ему нравилось думать о себе как о человеке уравновешенном, но он уже начал терять терпение.

— Как пожелаете.

Кифер уже ждал их под навесом на крыльце. Втроем они почти бегом преодолели церковный двор, пересекли переулок и остановились перед дверью дома. Агнес вытащила из-за корсажа новенький железный ключ и отперла замок.

Дом казался странно опустевшим. Протяжное тиканье часов делало тишину еще более звенящей, будто после того, как вынесли тело старого священника, дом утратил связь с миром живых и лишился смысла существования.

— Миссис Бадд, почему бы вам не поискать наверху? Вы, мистер Кифер, возьмите на себя гостиную, а я посмотрю в кабинете.

Очутившись внутри, он закрыл дверь, прислонился к ней спиной и обвел помещение взглядом. Книг было столько, что приходские — большие, наподобие конторских книг у торговцев, как он знал по собственному опыту, — вполне могли скрываться среди остальных. Но тщательный осмотр полок ничего не дал. Он переместился к письменному столу. Ящики были не заперты и битком набиты всякой всячиной: в одном обнаружились ручки, перочинный нож, моток бечевки, линейки, булавки, писчая бумага, лупа, сургуч и карманная подзорная труба; в другом — окаменелости, обломки кремня, кусочки металла и стекла, крышки от бутылок и еще кучка разноцветных пластиковых соломинок; в третьем — всякая дребедень. Прямо-таки сорочье гнездо, с легкой дрожью отвращения подумал Фэйрфакс. Большие книги сюда бы не поместились, единственное, что он нашел, — это пожелтевшую стопку старых проповедей Лэйси, перевязанных черной лентой. Фэйрфакс заглянул под диван, под стеклянный шкафчик и маленький столик, потом за них. Он даже опустился на четвереньки и прощупал пол, на тот случай, если под одной из половиц скрывался тайник. Ничего.

Он снова сел на корточки, соображая, как быть дальше. Если он вернется в собор и признается, что, получив первое задание после рукоположения, не смог даже исполнить юридические формальности, это несмываемым пятном ляжет на его репутацию. Значит, хорошо бы задержаться здесь и докопаться до истины. С другой стороны, ему велели съездить и вернуться за один день. А пропажа приходской книги едва ли была его заботой, скорее — наряду с еретическими текстами, одержимостью древностями, явно странными проповедями и неизвестными святыми — одним из многих нарушений, которые случились задолго до его приезда и выходили далеко за пределы его полномочий как младшего священника. Следовало действовать в соответствии с изначальным планом и уезжать.

Он вернулся в коридор, где его с пустыми руками ждали Агнес и Кифер.

— Ничего?

Оба покачали головами.

— Что ж, это загадка, и серьезная. Придется доложить о ней епископу, и он, без сомнения, это так не оставит. — Он увидел на лицах обоих испуг и поспешил их ободрить. — Вашей вины тут нет, я сообщу об этом его преосвященству. Продолжайте поиски, но слишком сильно не переживайте. Скоро вам пришлют нового священника, старое забудется, и я уверен, что Господь будет милостив к своим верным детям в этой прекрасной долине. — Фэйрфакс сложил руки в жесте, который — он очень надеялся — был достаточно благочестивым, потом потер ладони друг о друга. — А теперь, миссис Бадд, мне нужно собрать свои вещи. Буду весьма признателен, если вы поручите Роуз привести мою лошадь.

Экономка наклонила голову:

— Хорошо, преподобный отец.

— Замечательно. Спасибо вам обоим за все, что вы сделали. Надеюсь, когда-нибудь нам доведется встретиться снова, при менее печальных обстоятельствах.

Он по очереди пожал обоим руки и благословил их.

Когда дверь за ними закрылась, он пошел в гостиную и принялся раздеваться. Верхние облачения вымокли до нитки, но сутана была достаточно сухой. Он аккуратно свернул стихарь, ризу и сто́лу, так, чтобы изнанка оказалась снаружи, и сложил их обратно в сумку вместе с Библией, молитвенником, трубкой и ручкой. Не успел он облачиться в дорожный плащ, как с улицы донесся стук копыт.

Стоя в коридоре перед дверью, положив руку на дверную ручку, он в последний раз огляделся по сторонам, прежде чем выйти из дома.

Роуз ждала у ворот, держа в руках поводья. Она стояла неподвижно, как часовой, словно не замечала дождя, который лил с такой силой, что промокшее черное платье облепило ее стройную фигурку, как вторая кожа. Пряди темных волос прилипли к лицу. Роуз убрала их свободной рукой и впервые за все то время, что Фэйрфакс говорил с ней, посмотрела ему прямо в глаза.

— Благодарю тебя, дитя мое. — Он забрал у девушки поводья и сжал ее руку, а потом, повинуясь внезапному порыву, при воспоминании о котором впоследствии краснел до корней волос и которому ни за что бы не поддался, не будучи уверен, что никогда больше ее не увидит, неожиданно для себя самого поднес бледные девичьи пальцы к губам и поцеловал их. — Благослови тебя Бог, Роуз!

С этими словами он вскочил на лошадь и, не оглядываясь, поехал по переулку.

Проезжая мимо церковной пивной, он различил отчетливые звуки скрипки. То, что не так давно было скорбной песнью, теперь поразительно напоминало джигу, и ему подумалось, что похороны превратились для деревни в праздник, который, судя по шуму, грозил затянуться до ночи. Уже доехав до конца деревни, он все еще слышал музыку, и лишь когда дорога, ведущая из долины, начала уходить вверх, ее наконец заглушил неумолчный шум дождя.

Косогор становился все круче, тропа раскисла и превратилась в ручей. По склону стекали потоки буро-желтой воды. Мэй продвигалась вперед так медленно, что он мог бы с тем же успехом идти пешком. Чуть ли не полчаса ушло только на то, чтобы добраться до точки, где тропка наконец сворачивала к вершине холма, и лишь оказавшись за поворотом, Фэйрфакс заметил над вершинами деревьев, справа и впереди от себя, коричневую поперечную проплешину — там, где часть крутого склона точно срезали ножом, вместе с деревьями и валунами. Все это словно высыпалось из мешка какого-нибудь великана — мешанина из грязи, камней, корней и искореженных древесных стволов, сползшая сверху, из леса, и перегородившая дорогу.

Фэйрфакс подъехал к ней вплотную и остановился. Препятствие было высотой с него самого, если не выше, и полностью преграждало путь. Он спешился и принялся карабкаться наверх, увязая по щиколотку в жидкой грязи. Цепляясь за торчащие ветви, раз за разом вытягивая себя из чавкающей жижи, он дюйм за дюймом продвигался к цели, пока не добрался до вершины, где распрямился в полный рост, положил руки на бедра и стал щуриться в даль сквозь пелену дождя, точно генерал, обозревающий поле боя. Завал был не очень широким — футов десять от силы, — и дорога за ним была до обидного свободной. До Фэйрфакса понемногу начала доходить вся суть его положения. Единственная дорога из долины оказалась перерезана. Проехать было невозможно. Он склонил голову, покоряясь судьбе.

Обратный путь в деревню оказался столь же затруднительным, как и подъем, только хуже, ибо он уже знал, что его ожидает. Он привязал свою кобылу к кладбищенской стене, перекинул сумку через плечо и понуро побрел к церковной пивной. Его появление было встречено понимающими взглядами. Эти люди прекрасно знали, во что превращается дорога в такую непогоду. Кто-то принес кресло и поставил его у огня, чтобы Фэйрфакс мог обсушиться. В руку ему сунули кружку с элем. Скрипач заиграл очередную разудалую мелодию, песню из старинных времен. Сельчане пустились в пляс. Фэйрфакс принялся оглядываться по сторонам в поисках Сары Дарстон и Джона Хэнкока, но оба уже ушли. Роуз старалась не смотреть ему в глаза. О Боже, подумал он, о Боже…

Кружка сама собой опустела, и ему тотчас же принесли вторую. До чего же радушны были здешние жители! Он съел еще кусок пирога. В какой-то момент Мерси Керн пригласила его на танец. Ее можно было даже назвать довольно хорошенькой, несмотря на волосатую родинку на подбородке. Фэйрфакс решил, что отказываться будет невежливо.

В его памяти сохранилось смутное воспоминание о том, как все выстроились кругом и принялись хлопать и притопывать ногами в такт музыке, а он закружил Мерси под все убыстряющееся пение скрипки.

Стены расступились, вращаясь все быстрее и быстрее. Что было дальше, он уже не помнил.

Глава 6

Рука из прошлого

Чиркнула спичка, и в темноте вспыхнул голубоватый огонек.

От его яркости у Фэйрфакса заслезились глаза. Он зажмурился. Затем дрожащими пальцами поднес спичку к фитильку свечи. Желтое пламя занялось неохотно, но потом весело вспыхнуло. В поле его зрения, качаясь, вплыла незнакомая тускло освещенная комната. В нос ударил запах хлорной извести, он понял, что находится в спальне старого священника — и не просто в спальне, а в кровати отца Лэйси — и лежит в чем мать родила. Догоревшая спичка обожгла пальцы. Он отбросил ее и рухнул обратно на подушки.

О Господи, о Господи…

Фэйрфакс попытался сесть, и в животе у него что-то зловеще заколыхалось, как будто он проглотил извивающуюся змею или жирного черного майского жука, сучащего лапками. Он бросился к окну на нетвердых ногах и успел распахнуть створки ровно за мгновение до того, как его вывернуло на траву в палисаднике. Рот был полон желчи и полупереваренных ошметков мясного пирога. Он откашлялся, отплевался и прижался горячей щекой к холодному стеклу.

Дождь наконец прекратился. В воздухе пахло боярышником, петрушкой и влажной травой. В небе над церковью висел яркий месяц, озарявший ее квадратную башню. По деревне перемещались огни. Где-то прогрохотала по ухабам телега. Видимо, он проснулся в тот странный зыбкий час между первым и вторым сном.

Почувствовав уверенность в том, что его больше не стошнит, Фэйрфакс осторожно вернулся в комнату. Теперь, когда в желудке ничего не осталось, он ощущал себя на удивление трезвым, если не считать невыносимой жажды и тупой боли, пульсировавшей в висках. Он ощупал себя: ни ушибов, ни ссадин. Как он тут очутился? Он напряг память, но вспомнить возвращение с поминок не удавалось. И где его одежда? В запоздалом приступе стыдливости он стащил с постели простыню и завернулся в нее, потом взял свечу и обошел комнату. Смотреть было практически не на что. Небольшой шкаф. Простой деревянный стул. Комод с тазом, кувшином и зеркалом. Сумка Фэйрфакса стояла у двери, и даже кошелек был на месте. Однако ни сутаны, ни исподнего нигде не было видно. Никогда еще Фэйрфакс не чувствовал себя таким униженным.

Он поднес кувшин с водой к губам, сделал несколько жадных глотков, потом склонился над тазом и вылил остатки себе на голову.

После этого он улегся в постель и уставился в расчерченный темными балками потолок. Фэйрфакс подозревал, что сельчане нарочно напоили его, чтобы выставить дураком, но винить, кроме себя, было некого. Отец мой небесный, прости меня за позор, который я навлек на Твой святой дом.

Несколько минут он лежал неподвижно, размышляя о том, как ему выбраться из Эддикотт-Сент-Джорджа. Как только он получит обратно свою одежду, можно пойти пешком — перебраться через оползень на дороге и добрести до Эксфорда; это займет четыре-пять часов. Но как добраться из Эксфорда до собора? И как он будет выглядеть, если вернется без Мэй? Может, ему удастся дойти лесом, ведя Мэй в поводу? Эта мысль казалась не слишком удачной. В конце концов он повернулся на бок, чтобы попытаться снова уснуть, но вместо этого уперся взглядом в прозрачные, без оправы, очки отца Лэйси. Они лежали поверх небольшой книги в светло-коричневом кожаном переплете, и их строгий, укоризненный вид немедленно напомнил ему о епископе. Фэйрфакс осторожно сдвинул очки в сторону, взял книгу и поднес ее к лицу. «Записки и протоколы заседаний Общества антикваров. Том XX» — тот самый недостающий том с нижней полки.

Поколебавшись, Фэйрфакс понюхал кожу, провел большими пальцами по исцарапанной поверхности, потом поиграл обложкой. Его так и подмывало совершить еще один грех: одним больше, одним меньше, отравленное змиево яблоко. Не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть[11]. Но его терзало любопытство, и юношеская пытливость, несмотря на все внушения, на сей раз пересилила семинарскую выучку. Он уселся в постели, подложил под спину подушку и раскрыл книгу.

Поначалу та разочаровала его. Вскоре стало очевидно, что весь том состоит из протоколов заседаний Общества за четыре года, переплетенных в один том. Бумага была отвратительного качества, шрифт — мелким и кривым, точно ряд гнилых зубов, переплет — разболтанным; выглядело все это как дело рук непрофессионала. Члены Общества собирались раз в три месяца в лондонской таверне «Корона и подвязка», на Пэлл-Мэлл, и все заседания проходили по одному и тому же сценарию. Сначала обсуждались дела Общества: переписка, утверждение протоколов, принятие новых членов, приобретение предметов, выставленных на продажу, выставка древностей, принадлежащих обществу, целесообразность финансирования тех или иных археологических проектов. Затем заслушивался доклад, который читал один из членов. Все время повторялись одни и те же имена: мистер Шедуэлл (председатель), мистер Куик (секретарь), капитан Стюарт (казначей), мистер Ширли, полковник Денни, мистер Хоу, мистер Беркли, мистер Фокье… Человек сорок — сорок пять в общей сложности. В докладах сообщалось о найденных в ходе раскопок погребениях, домах и фабриках, об огромном прямом тракте к северу от Лондона, ширина которого составляла почти сто футов. Члены общества каталогизировали свои находки (фрагменты машин для передвижения, сделанных из металла, превратившегося в ржавую труху, устройств для общения на расстоянии, домашней утвари, статуй и других памятников, стоявших в общественных местах), высказывали теории («Как древние играли музыку?» «Что было безвозвратно утрачено в Облаке?», «Надписи на надгробиях эпохи позднего Предапокалипсиса», «Великий Исход из Лондона»).

Бо́льшая часть всего этого была слишком мудреной для Фэйрфакса, и он принялся быстро пролистывать страницы, пока — примерно за треть до конца — не наткнулся на полосатое перо куропатки, заложенное между страницами и выглядывавшее сверху. Оно выскользнуло и приземлилось Фэйрфаксу на грудь. Заседание, которое отметили закладкой, состоялось весной лет тринадцать назад. После утверждения протоколов, обсуждения текущих дел и корреспонденции шел четвертый пункт повестки дня: доклад председателя.

Фэйрфакс повернулся на бок и поднес текст поближе к пламени свечи.

Мистер Шедуэлл попросил разрешения уведомить Общество о крайне важной находке, сделанной при раскопках массового захоронения в Уинчестере.

Была обнаружена пластмассовая коробка с корреспонденцией, адресованной профессору Джеффри Чендлеру, сотруднику Тринити-колледжа в Кембридже. К несчастью, просочившаяся внутрь влага уничтожила или сделала нечитаемой бо́льшую часть материала. Но одно письмо было упаковано в отдельный пластиковый кармашек и сохранилось почти в идеальном состоянии. Мистер Шедуэлл снял с него копию и попросил разрешения зачитать письмо на собрании Общества. Предложение было одобрено единогласно.

Имперский колледж, Лондон, 22 марта 2022 года

Уважаемый коллега,

прошу простить меня за это обезличенное обращение. Дело настолько срочное, что я посылаю одно и то же письмо множеству высокопоставленных лиц — главным образом представителям научного сообщества, но также и некоторым из тех, кто занят в промышленности, медицине, сельском хозяйстве и искусстве — тем, чью деятельность я высоко ценю и с кем надеюсь позднее наладить личное общение. В силу причин, которые станут очевидны после прочтения, я был бы весьма признателен, если бы содержание письма осталось между нами.

Три месяца тому назад я и мои коллеги-единомышленники создали рабочую группу для разработки комплекса чрезвычайных мер на случай системного коллапса технической цивилизации. Если Вы не разделяете этого опасения и особенно если Вы считаете такие мысли алармистской чепухой, пожалуйста, не читайте дальше!

В целом мы выявили шесть возможных катастрофических сценариев, которые серьезнейшим образом угрожают нашему образу жизни, основанному на достижениях современной науки. Вот они:

1. Изменение климата.

2. Обмен ядерными ударами.

3. Извержение супервулкана, стремительно ускоряющее изменения климата.

4. Столкновение с астероидом, также ведущее к ускоренному изменению климата.

5. Полный выход из строя всех компьютерных систем вследствие кибервойны, неконтролируемого вируса или солнечной активности.

6. Пандемия заболевания, не поддающегося лечению антибиотиками.

Наша цель заключается не в том, чтобы предложить контрмеры, которые позволят противостоять всем этим потенциальным катастрофам — при реализации сценариев 3 и 4 это в любом случае невозможно, — но в том, чтобы разработать стратегии на дни, недели, месяцы и годы, следующие за бедствием подобного рода, стратегии, направленные на скорейшее восстановление технологической цивилизации.

Мы считаем, что наше общество достигло такого уровня развития, который делает его беспрецедентно уязвимым перед тотальным коллапсом. Серьезность угрозы неизмеримо возросла с 2000 года в силу переноса значительной части экономической деятельности и социальной жизни в цифровое пространство, и тем не менее на уровне правительств не принимается никаких шагов по разработке чрезвычайных мер.

К примеру, продолжительный глобальный сбой в компьютерных сетях на протяжении суток приведет к нехватке продовольствия и топлива — прежде всего, в городах, — резкому сокращению денежной массы, находящейся в обращении (по причине выхода из строя банкоматов, невозможности совершать платежи с помощью кредитных карт и осуществлять операции посредством интернет-банкинга), развалу систем связи и информирования, остановке транспорта, панической скупке товаров населением, появлению множества беженцев и общественным беспорядкам. Особенно серьезные последствия уже в первые часы вызовут перебои в снабжении продовольствием, подвоз которого осуществляется в круглосуточном режиме с использованием компьютерных информационных сетей. Тридцать лет назад среднестатистическая британская семья располагала достаточным запасом еды для того, чтобы продержаться восемь дней; сегодня его хватит на два дня. Не будет преувеличением сказать, что Лондон в любой момент времени отделяют от голода шесть приемов пищи.

Мы опасаемся, что масштаб изначального сбоя может увеличиваться по экспоненте со скоростью, и все возможности, имеющиеся у государства, быстро будут исчерпаны. Работники предприятий, деятельность которых жизненно важна, возможно, уйдут со своих мест либо не смогут до них добраться. Не исключено, что данные будут безвозвратно утрачены. Ключевые отрасли и технологии могут пострадать настолько, что наши шансы на возвращение к прежней ситуации станут таять с пугающей быстротой.

Я неоднократно поднимал этот вопрос в самых высоких правительственных кругах, но ответом мне каждый раз было, по сути, пожатие плечами. Общий уровень понимания того, как новые технологии влияют на нашу жизнь, в Вестминстере и Уайтхолле потрясающе низок. Поэтому вместо того, чтобы бездействовать, мы решили взять дело в свои руки и попытаться разработать план защиты наших высоких жизненных стандартов.

Все цивилизации считают себя неуязвимыми; история учит нас, что ни одна таковой не является.

Если Вы хотите внести свой вклад, приглашаю Вас связаться со мной, написав по вышеуказанному адресу, при первой же возможности. В целях безопасности вся переписка будет вестись на бумаге, а не в электронном виде. Еще раз напоминаю о необходимости строгой конфиденциальности. Мы не хотим привлекать внимание средств массовой информации и устраивать всеобщую панику.

С уважением,

Питер Моргенстерн

Мистер Шедуэлл заявил, что с тех самых пор, как документ был обнаружен, он пытался разузнать хоть что-нибудь про Моргенстерна и его группу, но безуспешно. Неизвестно, продолжали ли они собираться и зашло ли дело дальше разговоров. Сам Моргенстерн явно был видным деятелем поздней предапокалиптической эпохи, поскольку его имя фигурировало в списке лауреатов Нобелевской премии, который хранился в собрании одного из частных коллекционеров. (Мистер Шедуэлл пояснил, что эту награду присуждали раз в год наиболее выдающимся деятелям в области наук и литературы на протяжении ста с лишним лет). Моргенстерн получил вышеупомянутую премию за достижения в науке под названием «физика». Но, насколько удалось установить мистеру Шедуэллу, никаких его опубликованных трудов не сохранилось.

Мистер Шедуэлл заключил, что считает необходимым продолжить свои изыскания, и запросил сумму в сто фунтов стерлингов на покрытие расходов. После обсуждения просьба была удовлетворена, и казначею поручили выдать необходимые средства.

На этом повестка дня была исчерпана, и заседание завершилось в половине десятого.

Фэйрфакс медленно положил раскрытую книгу себе на грудь. Читать было сложно, приходилось продираться через множество слов, значение которых было неясным. Впервые в жизни он имел дело со странной, отрывистой, запретной ритмикой предапокалиптического стиля. И тем не менее, как ему казалось, он понял вполне достаточно, чтобы ухватить суть. У него закружилась голова, словно за то время, что он читал, массивная деревянная кровать под ним растворилась и теперь он камнем летел вниз.

С тех самых пор, как он стал достаточно разумным, чтобы учиться — с того момента, как выучился читать, — он беспрекословно принял учение Церкви: были времена, когда миром правил Сатана; Бог покарал древних, поставивших науку выше всего остального, и наслал на Землю четырех жутких всадников Апокалипсиса: Мор, Войну, Голод и Смерть — как и было предсказано в книге Откровения; благодаря возрождению Истинной Веры им повезло жить в эпоху Воскресшего Христа, когда в мире был восстановлен порядок. Фэйрфакс даже не задумывался о том, что могли существовать шесть возможных сценариев, приводящих к Апокалипсису, не говоря уже о том, что могли найтись люди, глубоко погрязшие в заблуждениях и желающие возвращения к той системе, которая навлекла на них Божью кару. В его руках было материальное воплощение смертного греха, которому твердо решила противостоять Церковь: то, что маскировалось под безобидный интерес к прошлому, в действительности было скрытой формой наукопоклонничества, направленного на возрождение этого прошлого. Содержимое книги было чистой воды ересью, и ее по праву следовало сжечь.

Тем не менее письмо Моргенстерна чем-то задело Фэйрфакса за живое, очень сильно, пусть даже бо́льшая часть была ему непонятна. Что значили все эти слова? К примеру, «цифровое пространство», или «банкоматы», или «антибиотики»? Он снова взял книгу, вернулся к началу абзаца и внимательно перечитал его, спотыкаясь на сложных словах и ломая язык в попытке справиться с этим шибболетом[12], точно один из плененных ефремлян, затем принялся листать дальше в поисках новых упоминаний о Моргенстерне.

Их не оказалось. Шедуэлл тоже исчез. Он приносил извинения за то, что пропустил следующие два заседания общества, посвященных труду об эрозии бетонных сооружений и раскопкам туннеля под Темзой в окрестностях Блэкуэлла, после чего записи обрывались. Этот том был последним в серии. Фэйрфакс предположил, что общество объявили вне закона.

Шедуэлл? Фэйрфакс покрутил это имя на языке. Интересно, что с ним стало? Если он еще жив, то наверняка уже сильно в годах — даже по этим записям тринадцатилетней давности он не производил впечатления человека молодого. Неожиданно промелькнула мысль: Шедуэлл мог быть тем самым пожилым возмутителем спокойствия, который своим возгласом прервал его речь в церкви. Это, разумеется, было абсурдом. Вероятность того, что бывший президент Общества антикваров оставался в живых, не говоря уже о том, что ему удалось добраться до Эддикотт-Сент-Джорджа под проливным дождем, была ничтожно мала. Фэйрфакс сказал себе, что у него слишком разыгралось воображение. И все же эта мысль не давала ему покоя.

Он вернул перо на место, закрыл томик и положил его обратно на прикроватный столик. Затем пристроил сверху очки отца Лэйси, в точности там, где они лежали раньше, — после этого можно было сделать вид, что их никто не трогал, — и задул свечу. На этот раз сон не спешил идти к нему. Было такое чувство, будто из далекого прошлого протянулась рука и провела кончиками пальцев по его лицу. Он был бы рад навсегда забыть прочитанное, но знание все изменяет, и он понимал, что это невозможно.

Глава 7

Четверг, 11 апреля. Свинарни

Перед самым рассветом он наконец уснул, но в скором времени был разбужен стуком в дверь — негромким, но непрекращающимся и все более настойчивым. Уже рассвело, и впервые с его приезда в долину за окном забрезжил намек на бледный солнечный свет.

— Отец Фэйрфакс? — послышался из-за двери женский голос.

— Да, миссис Бадд. Доброе утро. Все хорошо?

— Вы нужны, и быстро. Не могли бы вы подойти?

Он отбросил одеяло, потом вспомнил, что обнажен.

— Я бы с радостью, но, боюсь…

— Ваша одежда испачкалась, преподобный отец, когда вы упали. Я забрала ее, чтобы постирать. Возьмите что-нибудь из вещей отца Лэйси.

Он упал? Так это она его раздела? О Господи! О Господи!..

— Благодарю вас. Я сейчас спущусь.

— Пожалуйста, преподобный отец, поскорее!

В комоде он нашел тщательное отутюженное исподнее и пару длинных шерстяных носков, черного цвета и старомодного фасона. Перспектива облачиться в одежду старого священника была еще хуже спанья в его постели. При мысли об этом Фэйрфакса даже передернуло. Однако он сжал зубы и натянул ее. В шкафу обнаружилась простая черная сутана, пропахшая камфарой и обтрепавшаяся по подолу и обшлагам, которая пришлась Фэйрфаксу впору. Пусть она будет моей власяницей, подумал он. Моей епитимьей. Напоминанием о моем грехе.

Фэйрфакс вышел на лестницу, оборачивая вокруг шеи белый галстук отца Лэйси, и, пока спускался, завязал его.

Агнес ждала его в коридоре вместе с Роуз, одетой для выхода из дома — в длинное коричневое пальто, по всей видимости некогда принадлежавшее отцу Лэйси. Между ними стоял тощий молодой мужчина с непокрытой головой, теребивший в руках войлочную шапчонку. На нем были заношенный черный костюм из чесаной шерсти и штаны, подпоясанные веревкой. Лицо его выражало такую муку, что Фэйрфакс безотчетно протянул руку и сжал его плечо:

— Что случилось, сын мой?

Парень уставился на него покрасневшими глазами, разинув рот, не будучи в состоянии выдавить ни слова.

— Его жена только что родила, и младенец так плох, что не дотянет и до полудня. Нужно окрестить бедняжку.

— В самом деле. Мне очень жаль. Одну минуту.

Он взбежал обратно на второй этаж и достал из сумки молитвенник. Перед входной дверью он натянул башмаки, и Агнес опустилась на корточки, чтобы зашнуровать их. Парень уже ждал на дороге.

— Его зовут Джон Ревел, — прошептала экономка. — Они уже потеряли одного, этот будет вторым. Живут в Свинарнях. Роуз потом проводит вас обратно.

Фэйрфакс поспешил по дорожке к воротам, которые Роуз распахнула перед ним, и они вместе зашагали за несчастным молодым отцом по направлению к деревне. Роуз шла в нескольких шагах впереди. Теперь, когда ливень прекратился, люди мало-помалу возвращались к обычной жизни. Какая-то женщина развешивала в палисаднике выстиранное белье. Еще одна шла по улице, сгибаясь под тяжестью ведер с молоком, которые держала в обеих руках. Обе замерли, когда мимо них проходил Ревел, и Фэйрфакс сделал вывод: очевидно, они прекрасно понимают, что это такое — встретить на улице молодого отца в сопровождении священника ранним утром.

Центральная арка моста почти полностью скрылась под водой. Не более чем в футе от парапета пенился ревущий поток, желтовато-бурый и мутный, силившийся преодолеть запруду из сломанных веток. Брызги летели им в лицо. Ярдах в ста за рекой Ревел неожиданно нырнул в узкий переулок, который тоже превратился в бурный поток, так что Фэйрфаксу с Роуз пришлось забраться на поросшую травой бровку и ковылять вдоль нее, время от времени погружаясь в воду по щиколотку.

За высокой изгородью из невидимых дымоходов к небу поднималось с полдюжины тонких струек дыма. Ревел открыл деревянную решетчатую калитку, и его спутники следом за ним вошли во двор. К ним, в надежде на кормежку, тут же бросились куры, переваливаясь из стороны в сторону, как клирики в задранных сутанах, в то время как свиньи, по всей видимости давшие название этому месту — розово-серые от налипшей грязи, — лениво перерывали пятачками навозную кучу. С трех сторон двора виднелись строения, которые Фэйрфакс поначалу принял за полуразвалившиеся свинарники. Но потом он заметил, как в них шныряют ребятишки, и потрясенно осознал, что это человеческие жилища — покосившиеся хибарки с крохотными окошками и низкими дверными проемами, в один из которых они вошли, предшествуемые Ревелом.

В полумраке Фэйрфакс различил голый земляной пол, засыпанный соломой и опилками. Судя по всему, на ночь в дом загоняли скотину, чтобы она была в тепле и никто не увел ее со двора. Приставная лестница вела на чердак. В маленьком, обложенном кирпичами очаге шипели сырые дрова. Перед ним на табуретке сидела старуха, посасывая короткую трубку. Вонь стояла такая, что у Фэйрфакса заслезились глаза: пахло людьми и животными, мочой и испражнениями, разваренной едой, древесным и табачным дымом, аммиаком, выделяемым прелой соломой. Ребятишки сгрудились позади них в дверях, заслоняя дневной свет.

Когда глаза привыкли к темноте, Фэйрфакс различил в углу матрас, заваленный каким-то тряпьем. Ревел подошел к нему и присел на корточки.

— Ханна, я привел священника, — ласково произнес он.

Куча тряпья зашевелилась, и из нее показалась худое белое лицо.

— Отец Лэйси?

— Нет, я отец Фэйрфакс. — Он с протянутыми руками подошел к матрасу. Роуз стояла в отдалении, переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за ним. — Можно взглянуть?

Ревел осторожно убрал простыню. Женщина судорожно прижимала к груди младенца. Он был сизо-голубого цвета, точно такого же, как вены на ее голых белых грудях, разбухших от молока. У нее не было сил поднять его. Ревел осторожно взял ребенка из рук жены и передал Фэйрфаксу. Маленькое тельце было холодным и легким, как у мертвой птички. Фэйрфакс в отчаянии огляделся по сторонам и наткнулся на взгляд Роуз. Та отвела глаза. Ему следовало отказаться от проведения обряда. Хороший священник нашел бы слова для того, чтобы объяснить неисповедимость Божьей воли, и не предлагал бы лживого утешения. Фэйрфакс знал это, но у него не хватило духу.

— Богом молю, скажите, она ведь еще не умерла, правда?

— Нет, нет. Мы успели вовремя. — Фэйрфакс пристроил детское тельце в сгибе левой руки, а правой принялся листать молитвенник. — Можно мне света? И воды. Дети, почему бы вам не подойти ближе и не присоединиться к нам?

Четверо ребятишек собрались вокруг. Старуха тяжело поднялась с табуретки, подала ему деревянный кувшин с водой и встала у него за спиной, держа над его плечом огарок свечи. Он чувствовал ее зловонное свистящее дыхание.

— Как вы хотите ее назвать?

Ревел посмотрел на жену.

— Джудит Элизабет, — сказала та.

Он кивнул.

Фэйрфакс слегка полил водой сморщенное личико:

— Джудит Элизабет, крещаю тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

— Аминь.

— Преклоним колени все вместе? — Он повернул молитвенник к огню свечи, но слова и без того были ему хорошо — слишком хорошо — известны. — Мы возносим свои хвалы Тебе, Отец наш милосердный, за то, что Ты благоволением Своим возродил Джудит Элизабет от Святого Духа, признал ее как нареченное дитя Твое и принял в лоно Святой Церкви. Смиренно молим Тебя: яко ныне причастна она смерти Сына Твоего, так же пусть будет причастна и Его воскрешения, и с остальными святыми сможет унаследовать вечное царствие Твое через возлюбленного Сына Твоего Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.

Повисло молчание, потом один из ребятишек спросил:

— Она уже умерла, да?

— Думаю, да. Упокой Господь ее душу! — Фэйрфакс вернул малышку в объятия матери. — Но мы успели вовремя.

Он стоял посреди утоптанного пятачка земли, опустив руки, запрокинув лицо к небу, и вдыхал запахи скотного двора. Беднейшие кварталы Эксетера всегда вызывали у него потрясение, но тишина и уединение, среди которых обитали деревенские бедняки, почему-то производили еще более гнетущее впечатление. Неудивительно, что после Упадка люди вновь обратились к Богу: им просто необходимо было верить в то, что есть другая, лучшая жизнь, в то время как древние со всеми их удобствами вполне могли существовать и без веры. Хотя… В его памяти вспыли странные, малопонятные фразы из письма Моргенстерна. «Мы считаем, что наше общество достигло такого уровня развития, который делает его беспрецедентно уязвимым перед тотальным коллапсом… Ключевые отрасли и технологии могут пострадать настолько, что наши шансы на возвращение к прежней ситуации станут таять с пугающей быстротой». Чего-чего, а веры у древних было предостаточно. Их Богом была наука, и этот Бог отвернулся от них.

Присутствие Фэйрфакса в Свинарнях вызвало переполох. Люди глазели на него из открытых дверей. Некоторые лица он вспомнил — видел на поминках. Худые босоногие ребятишки, самый высокий из которых едва доставал ему до груди, носились вокруг него, крича и размахивая руками. В руках они держали деревянные кресты, то резко опуская их вниз, то описывая ими круги. Поначалу Фэйрфакс не обращал на них особого внимания, но потом игра заинтересовала его.

— Во что это вы играете?

— В летающие машины!

— Откуда вы знаете про летающие машины?

— Нам старый священник рассказывал!

— Можно взглянуть?

Игрушка была грубо выстругана из цельного куска дерева. Крылья слегка отведены назад, как у ласточки, а хвост поднят вверх, как у сороки. Крохотные дырочки, выдолбленные по обеим сторонам корпуса, судя по всему, представляли собой окошки. В своем воображении ребятишки находились высоко над залитым лужами скотным двором, стремительно носясь между облаками. Фэйрфакс никогда не видел такой игры. Он крутил деревянную летающую машину в руках до тех пор, пока Роуз не потянула его за рукав. Она кивнула светловолосой девушке — та и сама выглядела ребенком, однако живот у нее уже округлился, что говорило о приличном сроке беременности. Девушка сделала книксен:

— Прошу прощения, преподобный отец.

— Что такое, дитя мое?

— Моя матушка хотела бы причаститься, сэр. Прошлый раз был уж давненько, тяжко ей без причастия.

— Так что ж она не придет в церковь?

— Не встает с постели, сэр. Уже десять лет как овдовела.

— Увы, боюсь, я не взял с собой ни облаток, ни вина…

Роуз снова коснулась его локтя, расстегнула свое мешковатое коричневое пальто, порылась во внутреннем кармане и вытащила черный хлопковый мешочек, стянутый шнурком. Потом развязала завязки и показала ему содержимое: облатки для причастия и заткнутую пробкой полпинтовую фляжку. Удивленный и почему-то пристыженный, Фэйрфакс взял у нее мешочек.

— Спасибо, Роуз. Как тебя зовут, дитя мое?

— Элис, преподобный отец.

— Что ж, Элис, веди нас.

Они двинулись следом за девушкой через двор, и Фэйрфакс приготовился исполнять свой долг: «призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира…»[13] Скопление лачуг, между тем, было куда более протяженным, чем ему показалось вначале. Один двор плавно перетекал в другой, а тот — в третий. Многочисленные струйки дыма, поднимавшиеся над соломенными крышами, говорили о том, что поселение своими размерами едва ли не превосходило деревню. Тонкие стены, беленные известью, были сложены в основном из саманника — смеси глины, соломы и гравия. Такие лачуги давали кров значительной части человечества. Они прошли мимо мужчины с ножом, который обстругивал палку. Фэйрфакс на мгновение почувствовал себя неуютно при мысли об опасностях, которые могли подстерегать его в таком гиблом месте, но потом вспомнил, что взять с него нечего, кроме молитвенника и поношенной сутаны старого священника.

К дверному косяку был привязан тощий пес с запавшими боками. При виде чужаков он с рычанием рванулся вперед, натянув веревку и вскинувшись на задние лапы. Девушка, не обращая на него внимания, зашла внутрь, Фэйрфакс и Роуз последовали за ней. Чтобы не удариться о низкую притолоку, ему пришлось пригнуть голову. Внутри жилище оказалось точной копией предыдущего: такое же темное, устланное соломой. Перед остывшим очагом на боку лежала свинья с присосавшимися к ней детенышами. Приставная лестница вела на второй этаж.

— Она лежит там, наверху?

— Да, преподобный отец.

— Как зовут твою мать, Элис?

— Матильда Шоркум, сэр.

— Кто за ней ходит?

— Я, сэр.

— В одиночку?

— Да, сэр.

— Что же, больше никакой родни у вас нет?

— Всех моих братьев забрали в армию, сэр, воевать с Северным Халифатом.

— Они храбрые ребята, я уверен, — ободряюще кивнул Фэйрфакс.

Война эта шла всю его жизнь и много столетий до его рождения, во всяком случае, так говорили: постоянная, странно далекая. Периоды затишья перемежались леденящими кровь рассказами о жутких зверствах, которые вызывали всплеск народного возмущения, после чего военные действия начинались заново. Заключались они главным образом в несении скучной гарнизонной службы на далекой заставе где-то в йоркширской глуши. Однако участники регулярных карательных рейдов, совершаемых, чтобы держать исламистский анклав под контролем, рисковали быть взятыми в плен и обезглавленными, и все подобные случаи правительство непременно предавало огласке.

— Я помолюсь и за них тоже, — добавил Фэйрфакс.

Он сунул молитвенник под мышку, осторожно поставил ногу на хлипкую нижнюю ступеньку, полез вверх по лестнице и, протиснувшись сквозь люк, очутился на чердаке. Роуз последовала за ним. Единственным источником света было окно с разбитым мутным стеклом. В углу, возле простого дощатого стола, стояла койка, на которой лежала женщина, похожая на обтянутый кожей скелет. Ее руки и ноги были забинтованы, а голова перевязана чем-то очень похожим на грязную салфетку. Глаза, необыкновенно большие, темные и блестящие, светились умом. Роуз присела на корточки рядом с кроватью и погладила женщину по лицу. Фэйрфакс изо всех сил старался не замечать запаха.

— Миссис Шоркум, я Кристофер Фэйрфакс.

Она слегка повернула голову:

— Спасибо, что согласились прийти, преподобный отец.

— Я не мог поступить иначе. Когда вы в последний раз причащались?

— Да уж пару недель тому как. — Голос был совсем слабым. Фэйрфаксу пришлось наклониться, чтобы расслышать ее. — Прямо перед тем, как отца Лэйси убили.

Он ободряюще улыбнулся больной:

— Его не убили, миссис Шоркум. Его смерть была трагической случайностью, честное слово.

— Нет, сэр, его убили черти в лесу. А ведь я предупреждала его, сэр, чтоб не ходил туда. Я ему говорила! — Женщина явно разволновалась. — Я видала их, когда была девчонкой.

Она попыталась приподняться.

— Ну как бы там ни было, теперь он покоится с миром. Не волнуйтесь так.

Не очень понимая, чего именно от него ожидают, он разложил на столе облатки и вино и раскрыл свой молитвенник.

— Вы готовы вкушать Тело Господне? — Он устроился перед постелью. — Помолимся все вместе? Господь, всемогущий и вечно сущий, творец рода человеческого, исправляющий тех, кого Ты любишь, и карающий всех, кто предстает перед Ним, молим Тебя, не оставь милостью своей болящую рабу Твою Матильду, даруй ей терпение смиренно переносить недуг и исцели ее от немощи, если будет на то Твоя воля.

Женщина была слишком слаба, чтобы проглотить облатку. Фэйрфакс обмакнул палец в вино и смочил ее растрескавшиеся губы. Когда обряд был закончен, она положила свою перебинтованную руку поверх его руки и закрыла глаза.

Остаток утра они переходили из дома в дом, исполняя обязанности, которые прежде лежали на отце Лэйси и которые целую неделю после его гибели никто не исполнял: навещали больных и обездоленных. Роуз точно знала, куда его вести, и проворно передвигалась между дворами, ныряла в узкие улочки, приподнимала веревки с сохнущим на них бельем, чтобы он мог пройти.

Последующие часы слились для него в бесконечную череду грязных постелей, рыдающих пучеглазых детей, полутемных комнат, отвратительных запахов, нечистот и соломы, собак, кошек, свиней и кур, бродящих туда-сюда. Он причащал, выслушивал еле слышные признания, произносил слова утешения, принимал скромное угощение — воду, чай, хлеб — всякий раз, когда его предлагали. Не потому, что ему этого хотелось, нет, видит Бог, он с трудом сдерживался, чтобы не кривиться всякий раз, когда делал глоток, но из опасения обидеть людей отказом. Все это время он понимал, что Роуз наблюдает за ним, и отдавал себе отчет в том, что поступает так не только из чувства долга, но и ради ее одобрения. Пусть она увидит, что он серьезный человек, а не какой-нибудь молодой фанатик, возражающий против того, чтобы она выходила из дому без сопровождения, или равнодушный богослов из большого города, брезгующий бедными. Это было абсурдно, но факт оставался фактом: в тот момент для него было важнее хорошее мнение о нем простой деревенской девушки, нежели умудренного жизнью могущественного епископа.

Когда все облатки были использованы, а фляга с вином опустела, они вернулись по залитым водой переулкам на главную улицу и перешли по мосту на другую сторону. На этот раз девушка шла рядом с ним, а не впереди. Фэйрфакс счел это знаком расположения и, когда они поравнялись с церковью, сказал:

— Спасибо тебе, Роуз, за помощь. Сегодня утром я чувствовал себя ближе к Богу, чем на протяжении многих месяцев. — Девушка никак не отреагировала, и он продолжил говорить в пустоту: — Кроме того, я чувствовал сродство с отцом Лэйси. У меня было ощущение, что в этих убогих лачугах витает частица его духа. Он был хорошим пастырем, теперь я это вижу. Поистине святым человеком, кто бы что ни говорил про него в деревне.

Роуз посмотрела на него и поджала губы, точно была не вполне с ним согласна. Но Фэйрфакс списал это на игру своего воображения.

Когда они дошли до дома священника, она знаком велела ему идти не через парадную дверь, а через боковую. Деревянная калитка в серой каменной стене вела в небольшой хозяйственный двор. Там располагались огород, сад, курятник и дощатая уборная, которых он не заметил в темноте позапрошлой ночью. Все это содержалось в безукоризненном порядке. В небольшом загоне, за оградой из жердей, щипала сочную травку бурая корова. После дождя воздух был чистым и свежим. Вдалеке блестели в лучах солнца рощи и холмы.

Ворота конюшни делились надвое по горизонтали. Верхние створки были распахнуты, и оттуда выглядывала Мэй. Роуз потерлась бледной щекой о серую морду кобылы, промычала что-то успокаивающее — Фэйрфакс впервые услышал звук, исходящий от нее, — и потрепала лошадь за ухо. Потом открыла нижнюю дверь. Пройдя мимо кобылы, она вернулась с седлом Фэйрфакса в руках, прислонила его к стене и вновь скрылась внутри.

Он устремил взгляд на холмы. Разумеется, девушка была права: следовало немедленно отправляться в обратный путь, пока вновь не разыгралась непогода и не отрезала ему дорогу. И тем не менее Фэйрфакса задело то, как неприкрыто она демонстрировала свое желание спровадить его. Послышался шелест сметаемой соломы. Фэйрфакс подождал некоторое время, но Роуз так и не появилась, и он зашел в конюшню. Девушка только что закончила расчищать пятачок в дальнем углу стойла. Отставив в сторону метлу, она опустилась на колени и принялась вытаскивать из стены кирпичи, аккуратно складывая их. Затем сунула в отверстие руку и вытащила один за другим четыре больших плоских предмета, завернутых в старинную пластиковую пленку черного цвета.

Глава 8

Книги выдают секрет

Роуз шла впереди, проверяя, свободен ли путь. Прежде чем открыть заднюю дверь, дверь кухни и, наконец, дверь, ведущую в кабинет, она ненадолго останавливалась и прислушивалась. Свертки казались тяжелыми, как могильные камни. Фэйрфакс нес их, неловко прижимая к груди, и с облегчением сгрузил на стол. Ему уже было не по себе, словно он оказался втянут в какой-то заговор. Тем не менее он осторожно прикрыл дверь, чтобы не шуметь, и понизил голос:

— Я так понимаю, это и есть те самые приходские книги?

Взгляд широко раскрытых глаз девушки был прикован к его лицу. Она кивнула.

— Но зачем их унесли в конюшню? Это ты их спрятала?

Она энергично замотала головой.

— Значит, это был священник?

Неохотный кивок.

— С твоей помощью?

Она затрясла головой.

— Но ты видела, как он это делал?

Кивок.

— Он знал, что ты за ним наблюдаешь?

Она еле заметно сузила глаза и закусила губу, потом медленно, со слегка виноватым видом, покачала головой.

— Значит, ты видела, как преподобный выносил их из церкви, а он об этом даже не догадывался? Это было задолго до его смерти?

Она подняла вверх палец.

— За неделю до этого?

Она продолжала в упор смотреть на него.

— За день?

Она кивнула.

— В день его смерти?

Снова кивок.

— Но это же пугающее совпадение! — Фэйрфакс запустил руку в волосы, потом потянул себя за бородку, пытаясь осознать значение этого факта. — Зачем ему надо было прятать книги? — Он переформулировал свой вопрос. — Его что-то тревожило?

Она пожала плечами и снова покачала головой.

— Подумай хорошенько, Роуз. — Он наставил на нее палец. — Это очень важно. Отец Лэйси ничем не был расстроен?

Она сосредоточенно наморщила лоб, потом сложила вместе большой и указательный пальцы и повернула их по часовой стрелке. Ей пришлось повторить эту пантомиму еще пару раз, прежде чем до него дошло.

— Он сменил замки в дверях?

Она кивнула.

— Ты не замечала в деревне никого чужого?

Вновь поднятый вверх палец.

— Одного? Мужчину? Когда?

Она указала на приходские книги.

— В тот день, когда он спрятал их?

Кивок.

Не успел Фэйрфакс задать следующий вопрос, как в дверь дома громко забарабанили.

— Вы ждете гостей?

Роуз помотала головой. Оба как по команде вскинули глаза к потолку. Агнес спускалась по лестнице.

— Предлагаю не говорить обо всем этом миссис Бадд — хотя бы пока. У нее и так забот полон рот.

Она горячо закивала.

— Спасибо, Роуз. Ты правильно сделала, что все мне рассказала.

Фэйрфакс открыл дверь и вывел ее в коридор.

На ходу вытирая руки о фартук, Агнес спустилась с последней ступеньки. Она заметила их, и на ее лице промелькнуло удивленное выражение, сменившееся — по крайней мере, Фэйрфаксу так показалось, — подозрением. Но тут снова раздался стук, и она поспешила открыть входную дверь.

Дверной проем перегородили могучие плечи Джона Хэнкока. Он снял шляпу — поношенную, в форме пирога, с зеленым попугаичьим пером за ободом — и поклонился.

— Утро доброе, Агнес. Священник тут? — Он выпрямился в полный рост. — А, вижу. — Не дожидаясь приглашения, он шагнул через порог. На нем были плотный коричневый сюртук и старые сапоги, заляпанные грязью. В правой руке он держал стек. — Доброе утро, преподобный отец! Я слышал, вам вчера вечером пришлось вернуться.

— Так и есть, капитан Хэнкок. Дорогу полностью завалило. Надо было послушаться вашего совета и выезжать раньше.

— Ну что уж теперь-то. У меня для вас хорошая новость. Мои люди расчистили дорогу, так что можете ехать, когда пожелаете.

— Быстро вы справились.

— Я отправил туда дюжину самых крепких ребят, как только рассвело. Могу самолично вас проводить, коли пожелаете.

— Спасибо, не хочу вас утруждать.

— А вы и не утруждаете. Я все равно поеду обратно этой дорогой. Только рад буду. Если вы согласитесь сделать небольшой крюк, я могу показать вам свою мануфактуру.

— Вы держите мануфактуру? Я думал, вы человек военный.

— Был в молодости, а теперь я суконщик. На меня работают пятьдесят человек, а наше сукно — самое лучшее во всем графстве. Поехали, сами увидите. Я настаиваю.

— Предложение в высшей мере заманчивое, сэр, но меня здесь задерживают кое-какие дела, которые необходимо завершить перед отъездом.

— Дела? — переспросил капитан Хэнкок с таким видом, будто счел заявление Фэйрфакса крайне забавным. — И что же это за дела, позвольте поинтересоваться?

— По церковной части.

— А! По церковной части? Вот, значит, как? — Хэнкок хлестнул по голенищу сапога стеком и покрутил головой из стороны в сторону, точно надеялся обнаружить препятствия к немедленному отъезду Фэйрфакса и устранить их. Но тот стоял на своем, и капитан в конце концов сдался. — Что ж, предоставлю вам добираться самостоятельно. Но я бы на вашем месте не слишком медлил, если хотите поспеть в Эксфорд до комендантского часа. С тамошними шерифами шутки плохи. Дамы… Фэйрфакс…

Он прикоснулся к виску кончиком стека, кивнул, надел шляпу и зашагал по дорожке.

Фэйрфакс проводил его взглядом:

— Похоже, он куда-то спешит.

— Джон Хэнкок даже на свет появился в спешке, — сообщила Агнес, закрывая дверь, — и умрет тоже. Так, моя милая, — обернулась она к Роуз, — я знаю, где ты провела все утро, но тут дела тоже ждать не будут. Сходи-ка и принеси посуду из церковной пивной да перемой ее всю, для начала. А вы, преподобный отец, не желаете перекусить?

— Вы очень добры, миссис Бадд, но, боюсь, я должен последовать совету капитана Хэнкока и поспешить с отъездом. Вот только доделаю кое-что в кабинете.

Оставшись один, Фэйрфакс закрыл дверь, сел за стол, взял в руки сверток, который лежал сверху, и принялся внимательно его разглядывать. Стало ясно, что приходскую книгу положили в большой черный пластиковый мешок и несколько раз обмотали его вокруг содержимого — для надежности. На этот раз он без колебаний развернул фолиант и вытащил его. Любопытство разыгралось до такой степени, что ему не терпелось узнать побольше. Толстый кожаный переплет, замочек из потускневшей от времени меди в виде трилистника. Когда-то давно, много лет назад, книгу залили водой, и, открыв ее, Фэйрфакс вдохнул терпкий запах прошлого: смесь плесени, пыли и каких-то еле уловимых ноток, кажется, ладана. Чернила выцвели и стали бледно-рыжими — лишь немногим темнее пожелтевшего пергамента, на котором были сделаны записи. Он зажег свечу, чтобы лучше видеть. Шрифт был угловатым, с длинными остроконечными хвостиками, расшифровывать его было сложно. Местами буквы стали невидимыми. Но Фэйрфакс все же кое-как разобрал написанное.

Maius IV sepultus MDXCVII antequam nascantur morienium filius Francis Tunstall, Agricola, et uxor Jane

VIII Iulii MDXCIX, et accepit Thomam Ann Shaxton Turberville de hac parochia

Ianuarii Robynns Nicolaus IV baptizatus MDCIV Aliciam filiam Rogeri Halys, Agricola, et uxorem, Margaritam, natus December XXXI MDCIII

Латынь была возрождена Церковью, став еще одним бастионом в борьбе против наукопоклонничества, так что слова и правила склонения в семинарии в Фэйрфакса вбили намертво, и, как только он уловил логику сжатого стиля, дело пошло споро.

Похоронен 4 мая 1597 мертворожденный сын Фрэнсиса Тунсталла, крестьянина, и его жены Джейн

Обвенчаны 8 июля 1599 Томас Турбервилль и Энн Шекстон из этого прихода

Крещена 4 января 1604 Элис дочь Николаса Робиннса, крестьянина, и его жены, Маргарет, рожденная 31 декабря 1603

Все даты указывались в соответствии с календарем, который был в ходу до Апокалипсиса, а значит, книге было не меньше тысячи лет. Если не считать перерыва в 1640-е годы, она исправно заполнялась — Фэйрфакс различил десятки разных почерков — вплоть до начала девятнадцатого столетия по хронологии древних.

Фэйрфакс отложил ее в сторону и раскрыл следующую. Она оказалась в точности такой же, только без замка, и кроме того, записи, сделанные более яркими черными чернилами, были четче.

Похоронен 4 октября 1803 года Уильям Джордж Перри, сын Джорджа, кузнеца из Эддикотт-Сент-Джорджа, и Каролины, возраст 14 лет, утонул, двойной тариф

Он переворачивал плотные страницы, и перед его мысленным взором разворачивалась картина жизни прихода. Одни и те же фамилии, снова и снова. Крещен — обвенчан — похоронен. Крещена — обвенчана — похоронена. Эти скупые фразы напомнили Фэйрфаксу человечков из палочек, которыми он играл в детстве. Ни слова о том, кем эти люди были, что думали и чувствовали, как выглядели.

Чем дальше он читал, тем отчетливее сознавал, как плохо понимал прошлое и как редко вообще задумывался о нем. Церковь и государство не поощряли это: напротив, интерес к событиям, происходившим до наступления современной эры, даже если он не касался еретической науки, считался первым шагом на пути в ад. Да и что можно было знать? История представляла собой сплошные белые пятна. Крупные университетские библиотеки и публичные архивы либо сгнили, либо были пущены на растопку в Темные Времена. Переписка и воспоминания целого поколения бесследно исчезли в загадочном образовании под названием Облако. Немногочисленные уцелевшие документы по большей части обнаруживались в захолустных приходских церквях — зданиях, сложенных из камня и рассчитанных на века, которые продолжали стоять даже тогда, когда более поздние поселения вокруг них обращались в руины. Лэйси сказал Киферу чистую правду: это были древние книги огромной ценности.

Фэйрфакс развернул два оставшихся фолианта и выбрал тот, который выглядел более старым. Записи начинались с 1927 года и велись непрерывно до 2025-го. Последние были датированы сентябрем и октябрем этого последнего года и касались исключительно похорон — в общей сложности двадцать, и упоминались в них большей частью дети: поразительно много, подумалось ему, для такой маленькой деревушки. Затем шли пустые страницы. Следующая запись была сделана лишь более столетия спустя и датирована уже по новому летоисчислению. Ее нацарапала углем чья-то трясущаяся рука, выводившая большие корявые буквы, которые были отличительной чертой текстов раннего Постапокалипсиса.

КРЕЩЕН 8 МАРТА ARD 795 ДЖОН СЫН ПИТЕРА КЕРНА, СТРЕЛОДЕЛА, И ХЕЛЕН, ЕГО ЖЕНЫ, ИЗ ЭДКАТА, В ЭТОМ ПРИХОДЕ

После Апокалипсиса летоисчисление начали заново, таким образом, чтобы отсчет шел с 666 года: число Зверя Апокалипсиса, чье появление в Новом Завете предвозвестило крушение мира в битве при Армагеддоне. «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть»[14]. Если эту запись сделали в 795-м ARD — Anno Resurrexit Domini, году от Воскресения Господня — выходило, что задокументированная жизнь в Эддикотт-Сент-Джордже возобновилась 673 года назад, 129 лет спустя после того, как цивилизацию постиг крах.

Последующие записи были нерегулярными, когда раз в год, а когда и ни разу, и делались поначалу древесным углем, а потом чем-то вроде примитивной перьевой ручки, которую обмакивали в подобие самодельных чернил — видимо, смесь сажи и клея или растительную краску, — так что они были очень похожи на записи в первом фолианте. И лишь ближе к последним страницам священник церкви Святого Георгия, судя по всему, обзавелся современным стальным перышком и получил доступ к чернилам из дубовых орешков — галлов. Это случилось в середине прошлого столетия.

Действующая приходская книга содержала записи с 1411 года до настоящего времени. Почерк у первых двух священников был корявым и местами не поддавался расшифровке. Затем книга перешла в ведение отца Лэйси: почерк, убористый и очень четкий, выдавал человека образованного и педантичного. Он встречался на многих страницах, не меняясь на протяжении более чем тридцати лет. Некоторые имена были знакомы Фэйрфаксу по вчерашним похоронам: Фишер, Сингер, Ганн, Фуэнте… Последняя запись содержала сведения о бракосочетании между Джорджем Шоркумом из Виноградарни и Мэри Крич из Свинарен, которое состоялось тремя неделями ранее. Фэйрфакс принялся переворачивать страницы в обратном направлении, пытаясь найти в аккуратных колонках зацепку, которая могла бы объяснить, зачем старому священнику понадобилось прятать приходские книги. Но в столбцах имен и дат не было ничего такого, что бросалось бы в глаза. Еще несколько минут бесплодных поисков — и Фэйрфакс откинулся на спинку кресла покойного отца Лэйси, признав свое поражение.

В доме капитула были ученые, головы поумнее его, посвятившие свою жизнь тщательному разбору Священного Писания в поисках скрытых смыслов. Если тут и была тайна, лучше их в ней никто бы не разобрался. Разумнее всего было бы забрать все четыре тома с собой, отдать на хранение в собор и объяснить все епископу. А самое мудрое решение, пожалуй, — сделать вид, что он вообще не заглядывал в эти книги.

Он принялся упаковывать их обратно в пластиковые мешки, но, дойдя до тома, покрывавшего двадцатый и двадцать первый века древних, остановился. В коридоре за дверью громко тикали напольные часы; к окну подступала деревенская глушь. В голове у Фэйрфакса шевельнулась смутная мысль. Он посмотрел на стеклянный шкафчик в другом конце кабинета и остановил взгляд на устройстве для общения с черной зеркальной поверхностью, непроницаемой, мертвой. Старик был одержим предапокалиптической, а не постапокалиптической эпохой, и Фэйрфаксу пришло в голову, что, сконцентрировавшись на записях последнего времени, он, возможно, искал не в том месте.

Он положил книгу на стол и снова раскрыл ее. Его указательный палец остановился на последней записи и двинулся вверх — через душераздирающую хронику похорон осени 2025 года, сквозь череду крестин и бракосочетаний летних месяцев, после которых нормальная жизнь закончилась. Интересно, кто сделал эти записи? Почерк был похож на женский: в краткий период перед тем, как на Землю обрушился Божий гнев, священниками могли быть не только мужчины. Что, если во главе здешнего прихода стояла женщина? Фэйрфакс представил, как ничего не подозревающие прихожане безмятежно жили своей жизнью, строили планы — рожали детей, вступали в браки, — не догадываясь о том, что готовит им будущее.

Его палец скользил все выше и выше, поворачивая время вспять: весна 2025-го, спокойная зима, осень 2024-го… Он листал страницу за страницей, не обнаруживая ровным счетом ничего примечательного, пока не дошел до июля 2022 года — и его во второй раз настигло странное ощущение, похожее на легкое прикосновение к лицу чьего-то пальца: в тот день в церкви Святого Георгия была совершена церемония, связавшая священными узами брака мистера Анвара Сингха, «программиста», из Клеркенвелла в Лондоне, и некую мисс Джулию Моргенстерн, «сетевого архитектора». Сети рыбацкие она плела, что ли? Джулия жила в месте под названием «Дарстон-Корт-Лодж», а в качестве рода занятий отца было указано просто «профессор университета».

Несколько минут Фэйрфакс сидел неподвижно, не зная, что предпринять. В конце концов он достал из ящика стола лист писчей бумаги и обмакнул перо в чернильницу.

Приход Эддикотт-Сент-Джордж

Четверг, 11 апреля, ARD 1468

Ваше преосвященство,

смиренно сообщаю Вам, что вчера я исполнил задачу, каковую Вы на меня возложили, и предал тело преподобного Томаса Лэйси земле. К несчастью, вследствие сильной бури, разразившейся в тот же день, единственная дорога из деревни оказалась перерезана, и я вынужден был отложить возвращение домой.

Сегодня я был спешно вызван, чтобы совершить обряд крещения над умирающим младенцем женского пола, и приобщил его к благодати Святого Духа. Кроме того, я посетил больных и исполнил некоторые пастырские обязанности, которым после гибели преподобного Лэйси вынужденно не уделялось внимания. Я нашел, что приход отчаянно нуждается в христианском окормлении. Ввиду всего вышеизложенного я намерен отслужить в воскресенье Божественную литургию, прежде чем возвращаться в собор.

Уверен, что Ваше преосвященство одобрит это решение.

Засим остаюсь покорным слугой Вашего преосвященства во Христе,

Кристофер Фэйрфакс

После этого он внимательно перечитал письмо. Он намеренно использовал расплывчатые выражения на случай, если послание попадет не в те руки. Интересно, как его воспримет епископ? С ним никогда и ничего нельзя было знать заранее. Вдруг он в ярости разорвет листок и швырнет обрывки в лицо отцу настоятелю: «Неужели ни один из ваших священников не способен в точности исполнить даже простейшие распоряжения?» Но, возможно, он заметит с благосклонным кивком: «Этот молодой человек, бесспорно, демонстрирует приверженность своему призванию». В любом случае Фэйрфакс понимал, что не может отсутствовать в соборе на протяжении более чем двух суток, не дав никаких объяснений своей отлучке. Он сознавал, что подобный акт самоуправства сопряжен с риском, и при одной мысли об этом у него начинало сосать под ложечкой. Но зато какую историю он сможет выложить епископу по возвращении!

Он сложил письмо три раза, пока оно не стало размером с ладонь, разгладил его и надписал на обороте: «Его преосвященству епископу Поулу, Эксетерский собор». Потом нагрел над свечой палочку сургуча, аккуратно поворачивая, чтобы тот таял равномерно, и запечатал послание сначала одной красной каплей, затем еще двумя. Это, по его замыслу, должно было придать письму подобающий вид, внушительный и конфиденциальный.

Он приоткрыл дверь. Агнес хлопотала на кухне. Очень некстати. Он надеялся без свидетелей пробраться в конюшню и вернуть на место приходские книги. Оставлять их на столе было бы неосмотрительно. Фэйрфакс обвел взглядом кабинет и в конце концов спрятал фолианты под диван.

— Миссис Бадд, могу я попросить вас об одолжении? — Он постарался произнести эти слова как можно более небрежным тоном.

Экономка стояла с тарелкой в одной руке и полотенцем в другой, смотря перед собой застывшим взглядом — судя по всему, погруженная в глубокую задумчивость.

— Да, преподобный отец?

— Я хотел бы еще ненадолго здесь задержаться, если мое присутствие не очень вас обременит.

Она обернулась:

— На какой срок?

— На три ночи.

Фэйрфакс думал, что Агнес с готовностью согласится. Разве она не выражала надежду на то, что он станет преемником отца Лэйси? Однако же, к его замешательству, она уставилась на него с еще бо́льшим подозрением во взгляде, чем прежде.

— Сперва вместо одной ночи вы остаетесь на две, а теперь хотите, чтобы две растянулись на пять?

— Похоже, за всеми делами я снова утратил счет времени и припозднился с отъездом…

Эта отговорка прозвучала неубедительно даже для него самого, и теперь экономка смотрела на него уже с откровенным недоверием, скрестив на груди руки:

— Но у вас, преподобный отец, еще уйма времени на то, чтобы доехать до Эксфорда.

— Вопрос не только во времени. Полагаю, службы в церкви не было с тех самых пор, как погиб отец Лэйси. Я решил, что мой долг — остаться и отслужить обедню в воскресный день.

Возразить на это было нечего.

— Да, что есть, то есть. Литургия нам бы не помешала.

— Прекрасно. Значит, договорились. В таком случае мне необходимо отослать письмо — по возможности, сегодня. Как в деревне отправляют почту?

— Парнишка Джона Ганна с кузни, почитай, каждый день бегает с сумкой в Эксфорд к прибытию почтовой кареты.

— Превосходно. — Он двинулся было прочь, но обернулся, будто в голову ему неожиданно пришла какая-то мысль. — Да, и еще кое-что. Я хотел бы нанести визит леди Дарстон. Как мне отыскать ее дом? Дарстон-Корт, кажется, если не ошибаюсь?

— Дарстон-Корт стоит в миле с лишним от деревни. Как мимо кузни пройдете, сразу будет развилка, повернете направо. — Подозрение во взгляде экономки сменилось неприкрытым любопытством. — А она вас ждет, преподобный отец? Чай, не ближний свет, обидно будет вернуться ни с чем.

— Я приглашен, даже если она меня и не ждет. Леди Дарстон просила меня нанести ей визит, если я задержусь в приходе на несколько дней. — Еще одна ложь: этим вечером ему придется молиться особенно усердно. — Даже если ее не окажется дома, я с радостью прогуляюсь и разомну ноги. Дождь, к счастью, прошел. А что, ее муж в отъезде? По-моему, в церкви его не было.

— Нет, сэр. Она вдова. Сэр Генри уже пять лет как умер. — Агнес явно хотела добавить что-то еще, но некоторое время собиралась с духом. — Прошу простить меня за прямоту, преподобный отец, но, если вы собираетесь провести под этой крышей еще три ночи, будьте поаккуратнее с Роуз. Она глупышка, и сдается мне, вы ей приглянулись. Для человека, который дал обет беспорочной жизни, да к тому же время от времени предается выпивке и танцам, это может не слишком хорошо закончиться.

Так вот в чем крылась причина ее мрачности! Фэйрфакс с облегчением выдохнул, хотя и почувствовал, что заливается краской смущения. Он вскинул руку:

— Ни слова больше, миссис Бадд! Ваши слова делают вам честь. Я очень сожалею о своем недостойном поведении вчера вечером. Приношу свои извинения. Подобное больше не повторится. Что касается Роуз, я буду очень внимателен, чтобы никоим образом не поощрять ее чувство.

Глава 9

Леди Дарстон

Несколько минут спустя, испытывая приятное, хотя и приправленное некоторой долей опаски предвкушение, Фэйрфакс вышел из дома священника в направлении кузницы, откуда намеревался продолжить свой путь в Дарстон-Корт. На голове у него красовалась традиционная черная широкополая шляпа, известная под названием «сатурно» и весьма любимая провинциальными священниками старшего поколения. Он обнаружил ее в гардеробе отца Лэйси. Головной убор, несмотря на свою старомодность, был как нельзя кстати, поскольку день выдался теплый и безоблачный. Флаг святого Георгия на шпиле церкви развевался на ветру, который, как определил Фэйрфакс по положению солнца, дул с юга.

Не успел он пройти и пятидесяти ярдов по улочке, ведущей к реке, как долину вновь сотряс подземный удар. Он казался громче взрыва накануне — более угрожающим, как будто деревня находилась под обстрелом и за ночь вражеская артиллерия подступила ближе. Видимо, ветер усилил звук. Удар выгнал грачей из гнезд на высоких деревьях и разметал их, точно почерневшие ошметки, над церковным двором.

Ни одна из женщин, живших на другой стороне улицы, и ухом не повела. Каждая сидела на табуретке у себя на крыльце, грелась под солнцем и сосредоточенно крутила прялку, будто ничего не слышала. Такую же идиллическую картину можно было наблюдать на всей главной улице: ни единого мужчины, одни лишь женщины, без устали нажимающие на педали прялок и вытягивающие тончайшие белые нити из облаков бледно-серой кудели, ребятишки, играющие в крохотных палисадниках вдоль обочины, и пара младенцев в колыбельках под яблоневыми кронами. Одна из прях вскинула глаза и кивнула Фэйрфаксу, когда тот проходил мимо. Он учтиво кивнул в ответ. Это вполне могла быть Джейн Тунсталл, чей мертворожденный сын был похоронен некрещеным в 1597 году, ее соседка — Энн Шекстон, которая недавно вышла замуж за Томаса Турбервилля, или Маргарет Робиннс, а младенец в колыбельке подле нее — малышкой Элис. Тысяча с лишним лет пронеслись над Англией с тех давних пор, одна цивилизация погибла, и на ее месте возникла новая, а жизнь в Эддикотт-Сент-Джордже шла своим чередом, будто ровным счетом ничего не произошло.

В водяной пыли под мостом вспыхнула радуга. Искрящийся шлейф, похожий на хвост райской птицы, на мгновение застыл над потоком, а когда Фэйрфакс сделал шаг по направлению к воде, растаял в воздухе. Это явление было настолько поразительным, что он задержался на берегу и повторил фокус несколько раз, вызывая к жизни переливчатые цвета и прогоняя их, вызывая и прогоняя, но потом заметил, что своим поведением привлек к себе внимание кое-кого из женщин, явно забавлявшихся, и поспешил продолжить путь. Очутившись на другом берегу, он миновал улочку, ведшую к Свинарням, и вскоре услышал доносившийся издалека стук молота по наковальне.

Кузня стояла у перекрестка, чуть в глубине от дороги. Перед ней паслась лошадь, привязанная к деревянному столбу футов двенадцати в высоту, на котором болталась подвешенная на цепях большая пластмассовая ракушка желтого цвета, страшно древняя, видавшая виды и чиненая-перечиненая. Двустворчатые двери были распахнуты, в горне жарко пылал огонь, озаряя коренастую фигуру Джона Ганна, склонившегося над наковальней. В одной руке он держал молот, а в другой — клещи, сжимая расплющенный язык докрасна раскаленного металла, которому придавал форму.

— Мистер Ганн!

Фэйрфакс переступил порог кузни, и его немедленно обдало жаром.

При звуках собственного имени кузнец обернулся, прикрываясь рукой в защитной рукавице от яркого солнечного света, глядя в сторону Фэйрфакса и щурясь. Едва он узнал гостя, как его лицо прояснилось.

— Здравствуйте вам, преподобный отец.

Он бросил поковку в бадью с водой, откуда с шипением вырвалось облако пара, и, обойдя наковальню, подошел к Фэйрфаксу. Его обнаженный торс был прикрыт лишь кожаным фартуком, но взмокшие от пота черные волосы, которыми густо поросли руки и грудь, плотно облепили кожу, и Фэйрфаксу поначалу показалось, будто на кузнеце надета шерстяная фуфайка.

— Веселый вчера был вечер! Никогда прежде не видал, чтоб священник так отплясывал! — Ганн ухмыльнулся, демонстрируя крупные, как у лошади, зубы, пожелтевшие от крепкого табака. — Чем могу служить вам, сэр? Никак, подковать кобылу на дорожку решили?

— Нет, мистер Ганн, я пришел не за этим. Мне нужно отослать письмо.

— И куда же, могу я узнать?

— В Эксетер.

— Ну-ка, дайте-ка я гляну. — Ганн стащил с руки рукавицу и вытер ладонь о край фартука. Потом взял письмо и внимательно изучил адрес. На его лице отразился неприкрытый интерес. — Его светлости епископу? — Он негромко присвистнул. — Что-то случилось, преподобный отец?

— Вовсе нет. — Фэйрфакс с трудом удержался, чтобы не осадить кузнеца, посоветовав ему не лезть не в свое дело. — Мне просто нужно известить его о своих планах.

— Выходит, вы собираетесь у нас задержаться?

— Да, думаю, на несколько дней.

— Значит, по душе вам здешние края пришлись?

— Да, вполне.

— Ну тогда вот что скажу: коли не уедете сейчас, так уж никогда не уедете.

На мгновение Фэйрфакс решил, что ослышался.

— Звучит прямо как зловещее пророчество!

— Вовсе нет. Так уж у нас в долине водится. Если кто слишком долго задержался, она им завладевает и больше уж никогда не отпускает. — Ганн вновь растянул рот в желтозубой ухмылке — Фэйрфакс так и не понял, дружелюбной или угрожающей. — Ну ладно. Давайте найдем моего мальца.

Следом за кузнецом Фэйрфакс вышел из кузницы. Во дворе были вырыты две большие ямы, каждая глубиной футов в восемь — одну из них наполовину прикрыли досками. По сторонам обеих ям громоздились, почти доверху, ящики с инструментами, подковами и гвоздями, а также куски металлического лома. В той, что была полностью открыта, сидел юноша лет шестнадцати. Когда его позвали по имени: «Джейк, поди-ка сюда, парень», он послушно вылез по лестнице и затем стоял, почтительно сжимая в руках свою шапку, пока Ганн отдавал ему распоряжения.

— Так, возьми-ка вот это письмо и снеси почтальону в «Лебедь», только чтоб непременно отправил его в Эксетер с сегодняшней почтовой каретой. — Он обернулся к Фэйрфаксу и ободряюще произнес: — Карета отходит только в четыре, времени еще полно, если он поторопится. — Он сделал вид, будто собирается отвесить сыну пинка. — Давай пошевеливайся, бери у преподобного отца письмо и дуй во весь опор.

— А сколько это будет стоить? — спросил Фэйрфакс.

— Пять фунтов за почтовую карету. Четыре за лошадь. Ну и мальцу сколько не жалко.

— Кроны за его труды хватит? — (Молчание.) — Десять шиллингов? — (Молчание.) — Фунт?

— Да, фунта вполне довольно. Скажи что-нибудь преподобному отцу, Джейк.

— Благодарю вас, сэр!

Парнишка коснулся чуба кончиками пальцев.

Десять фунтов! Чистой воды грабеж. На обратную дорогу у него, таким образом, оставалось всего десять. Но молодому священнику претило торговаться, поэтому он молча отсчитал из кошелька монеты. Джейк легко вскочил в седло, прогарцевал по вымощенному булыжником двору и скрылся из виду. Фэйрфакс проводил его взглядом. Ганн ссыпал свою долю денег в карман фартука и одобрительно похлопал по нему, как человек, который только что сытно пообедал.

— Ну как, преподобный отец, не хотите выкурить со мной еще по трубочке? Я найду что-нибудь не такое крепкое, как давеча.

— Предложение заманчивое, но нет, спасибо, мне нужно идти.

Фэйрфакс вышел со двора, остановился на пересечении двух дорог и посмотрел в сторону узкой тропки, зная, что Ганн наблюдает за ним. Его не отпускало тревожное чувство, что он загнал себя в ловушку. Ну что ж, пришла мысль, так тому и быть: по воле Господа он ухитрился зайти так далеко, что отступать было некуда. Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их[15].

— Не туда, преподобный отец. Дом священника в обратной стороне, — послышался сзади голос кузнеца, но Фэйрфакс сделал вид, что не слышит, и решительно зашагал по тропинке.

Терновник был в самом цвету. Все утопало в душистой пене белых лепестков. За изгородями тянулись поля с подстриженной травой, где лежали на боку овцы, числом около дюжины, кормя новорожденных ягнят. Фэйрфакс замедлил шаг, зачарованный негромким блеянием и пением жаворонков в вышине, но потом вспомнил пророчество Ганна — если он задержится слишком надолго, то никогда уже не уедет из долины, — и усилием воли заставил себя ускориться. Дорога плавно шла в гору, и через несколько минут впереди слева показались большие воротные столбы из камня, увенчанные скульптурами: судя по всему, когда-то они изображали геральдических существ, грифонов или львов, но со временем превратились в бесформенные фигуры, похожие на оплывшие свечи.

Створки ворот отсутствовали. Подъездная дорожка походила скорее на тропку.

Заполненные водой рытвины, гладкие, как зеркала, в которых отражались раздробленные осколки голубого неба, уходили вдаль, точно блестящий архипелаг, и исчезали за парой вековых кедров. Справа к дорожке подступали густые заросли высоких, по пояс, сорняков — крапивы и чертополоха. Видимо, когда-то тут стояла сторожка. Фэйрфакс огляделся по сторонам в поисках палки, нашел ее и принялся сечь высокую поросль и топтать ее ногами. Свежо и терпко запахло свежескошенной зеленью. Фэйрфакс обжег запястье и вскрикнул от боли. Весной крапива жалилась сильнее всего.

Он отбросил палку, остановился посреди пятачка, который расчистил, окруженный тучами мошкары и желто-голубых бабочек, и сунул в рот зудящее запястье, по боковой стороне которого уже расползалась красная сыпь. Фундамент сторожки, судя по всему, скрывался под слоем почвы толщиной в несколько футов. Кроме пары красных кирпичей да нескольких глыб цемента, не было видно ничего. В знойном неподвижном воздухе была разлита дремота. Постройка, когда-то стоявшая здесь, давно исчезла. Фэйрфакса охватило ощущение того, что прошлое осталось невообразимо далеко, и его энтузиазм начал угасать.

Он вернулся на дорожку и двинулся к кедрам, старательно обходя лужи, пока впереди не показался дом. Ему пришлось остановиться, чтобы увиденное уложилось в голове. Зрелище, которое предстало его глазам, не было чем-то выдающимся: подобные дома-призраки в Англии можно было увидеть нередко, чаще всего с дороги — без крыши и без окон, выгоревшие изнутри, давно лишившиеся всего мало-мальски пригодного для сооружения костра или укрытия. Церковь поощряла посещение подобных мест по воскресеньям, чтобы люди размышляли о быстротечности мирской славы в сравнении с вечностью Божьего царства. Фэйрфакс своими глазами видел величественные полуразрушенные фасады Уилтона и Лонглита на востоке и Холкомб-Рогуса и Пейнтона на западе — и вместе с другими экскурсантами дивился цивилизации, которая создала их, и гордыне, которая стала причиной их гибели. Дарстон-Корт, притулившийся в укромной лощине, приблизительно в четверти мили от дороги, был несравним по масштабу с этими знаменитыми развалинами, как не был и полностью заброшен, но впечатление производил схожее. В окнах ближнего крыла, увенчанного островерхим фронтоном, поблескивали стекла, и крыша — во всяком случае, над этой частью здания — была цела. Но фронтоны с трех остальных сторон, казалось, грозили вот-вот обрушиться, а от дальнего конца остался лишь огромный дымоход, вздымавшийся, подобно одинокой башне, на высоту трех этажей. Фэйрфакс решил, что неверно истолковал слова леди Дарстон. Возможно, поместье принадлежало ей, но не могла же она в нем жить?

Он двинулся по безлюдному парку, мимо трухлявых вековых дубов и бука, обуглившегося от удара молнии, перешел по каменному мостику через илистый пруд, затянутый кувшинками. В прибрежных камышах догнивал остов перевернутой лодки. Дорожка свернула прочь от воды, прошла через заросшую лужайку между рододендронами и вывела Фэйрфакса к исполинской входной двери. Он забарабанил в нее кулаком, немного подождал, снова забарабанил и подождал еще немного. Потом, так и не дождавшись ответа, зашагал по террасе, вымощенной щербатыми каменными плитами, к углу дома, свернул и двинулся вдоль западного крыла.

Ставни окон первого этажа были закрыты, а стены верхних этажей так плотно увиты плющом, что оконных проемов было не разглядеть. Легкий ветерок ерошил резные листья плюща, колыхал ветви уродливых деревьев, которые почти вплотную подступали к террасе, и тем не менее Фэйрфакс на мгновение увидел это место таким, каким оно, видимо, было до Апокалипсиса: из бального зала доносится музыка, по всему саду развешаны фонарики, вокруг озера, в зеркальной глади которого отражается месяц, прогуливаются парочки, вдоль дорожки стоят крылатые машины, готовые доставить домой гостей, не подозревающих о близкой катастрофе.

С тыльной стороны дома обнаружился вымощенный булыжником дворик с отдельно стоящими конюшнями, которые были в заметно лучшем состоянии, чем сам дом. На веревке сушилось женское исподнее. В дальнем конце виднелась калитка, ведшая в обнесенный забором сад. Там он наконец-то различил человеческую фигуру — садовника в одной рубашке и соломенной шляпе: он косил бурьян, слегка наклоняясь вперед.

Фэйрфакс пересек дворик и, повысив голос, произнес:

— День добрый!

Но человек был слишком поглощен своим делом, чтобы услышать приветствие. Лишь когда Фэйрфакс вошел в сад и был уже в нескольких шагах от косца, тот заметил его присутствие и, встревоженно обернувшись, замахнулся косой. Фэйрфакс узнал Сару Дарстон в то же самое мгновение, когда она узнала его.

— Мистер Фэйрфакс!

Она опустила косу.

— Леди Дарстон… — Спохватившись, он стащил с головы шляпу. — Простите, что напугал вас.

На ней была белая мужская рубаха с закатанными рукавами, заправленная в плотные коричневые бриджи, которые, в свою очередь, были заправлены в поношенные черные жокейские сапоги. Она раскраснелась от физической работы. Ее лицо, шея, руки и даже рубаха, расстегнутая на груди, взмокли от пота. Настоящая Церера, подумалось Фэйрфаксу, склонному к подобного рода поэтическим сравнениям, — богиня плодородия.

— И вы меня простите за такое поведение — отозвалась она, — но места у нас глухие, и мы остерегаемся чужаков. — Сара Дарстон сняла соломенную шляпу. Влажные от пота рыжие волосы были собраны в узел на затылке, а на лбу и висках прилипли к коже, примятые тульей. Она принялась обмахиваться шляпой. — Вот уж не ожидала вас увидеть, мистер Фэйрфакс. Я думала, вы уже покинули нашу скромную деревеньку и вернулись в просвещенный Эксетер.

— Оползень перегородил дорогу.

Она прекратила обмахиваться и внимательно посмотрела на него:

— Хотите сказать, ее до сих пор не расчистили?

— Насколько мне известно, уже расчистили.

— И тем не менее вы не уехали? Что же привело вас сюда?

— Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, если вы не против.

— Вопрос, касающийся…

— Вашего дома.

Она нахмурилась:

— Что вам за дело до моего дома?

— Он имеет отношение к гибели отца Лэйси.

На этот раз женщина задержала на нем взгляд несколько дольше. Возможно, это была лишь игра его воображения, но ему показалось, что Сара Дарстон не горит желанием продолжать этот разговор. Она еще несколько раз обмахнулась шляпой.

— Вчера дождь лил как из ведра, а сегодня с такой же силой жарит солнце. Что за странности творятся с погодой? Как думаете, так всегда было? — Она водрузила шляпу обратно на голову. — Не представляю, что могло связывать Дарстон-Корт и несчастного отца Лэйси, но с готовностью вас выслушаю. Идемте. Перекусим в доме.

Это была скорее команда, нежели приглашение. Она закинула косу на плечо и повела его к выходу из сада. Впереди высился задний фасад дома. Однако, вместо того чтобы пересечь вымощенный булыжником двор, леди Дарстон свернула в сторону, к конюшням. Опустив косу на землю рядом с ближайшей дверью, она знаком велела своему гостю зайти внутрь.

Во второй раз после того, как Фэйрфакс переступил границы поместья, он остановился как вкопанный при виде открывшегося ему зрелища. Когда-то в этом помещении можно было разместить полдюжины лошадей, но теперь перегородки между стойлами, крюки для упряжи и кормушки были убраны, и его превратили в гостиную или, скорее, в салон, обставив мебелью, которая, по всей видимости, перекочевала из главного здания. Пол покрывал большой выцветший персидский ковер с затейливым узором. На нем стояли два позолоченных антикварных кресла, обитых вытертым желтым шелком, двухместный диван с такой же обивкой и низенький, довольно уродливый столик со стеклянной столешницей, на котором красовалась ваза с нарциссами. Три стены были затянуты гобеленами. Четвертой, беленой, было почти не видно из-за картин: дамы в изысканных нарядах, пышноусые военные в алых мундирах, вид Дарстон-Корта и парка, с ребятишками и охотничьими собаками на переднем плане. Все это было залито проникавшим из окна в крыше золотистым солнечным светом, в котором танцевали пылинки.

Фэйрфакс снял шляпу и огляделся по сторонам. Казалось, будто он перенесся в прошлое, в более изысканные времена — ничего похожего на все, что ему доводилось видеть прежде, даже в епископском дворце.

— Это просто поразительно!

— Когда мой муж скончался, я решила, что вдове будет удобнее в этом жилище, нежели в огромном полуразрушенном доме, больше похожем на склеп. — Леди Дарстон опустилась в одно из кресел и распустила волосы, потом запрокинула голову и тряхнула ими. Рыжие пряди рассыпались по плечам. — Присядьте, мистер Фэйрфакс. Что я могу вам предложить? Лимонада или чая? А может быть, эля?

Он решил было, что это — тонкий намек на его поведение накануне вечером, но потом вспомнил, что, на его счастье, леди Дарстон удалилась до того, как он решил потанцевать.

— Лимонада, пожалуйста.

Он пристроился на краешке дивана. Хозяйка взяла со столика серебряный колокольчик и позвонила. На пороге почти сразу же появилась молодая женщина в черном платье.

— Абигайль, принеси нам лимонада.

После того как служанка скрылась, леди Дарстон принялась стаскивать обувь, по очереди наступая на каждый задник, затем скрестила ноги и за голенища стянула сапоги. Она аккуратно поставила их рядом с креслом и стала массировать пальцы ног, затянутых, как оторопело отметил Фэйрфакс, в слегка запачканные белые шелковые чулки. Женщина покосилась на него, и он отвел взгляд.

— Мои манеры, без сомнения, не столь утончены, как следовало бы. У нас тут одни только женщины, и мы отвыкли от приличного общества, да и от любого общества, если уж на то пошло.

— Одни только женщины? — Эта мысль его шокировала. — А это не рискованно?

— Да нет, не особенно. Абигайль у нас за горничную, Дженни стряпает, Мэри помогает мне с поместьем. У меня остался старый мушкет моего мужа. Если для тяжелой работы нужен мужчина, мы его нанимаем. Деревенские обходят нас стороной. Подозреваю, они считают нас ведьмами.

— Не может быть!

— Я шучу, мистер Фэйрфакс. Пожалуй, впредь я буду звонить в колокольчик, чтобы вы знали, когда не стоит воспринимать мои слова всерьез.

Появление Абигайль с подносом спасло его от необходимости отвечать. Леди Дарстон сдвинула вазу в сторону, чтобы освободить место. Когда служанка удалилась, она разлила по стаканам лимонад из диковинного металлического кувшина с крышкой и длинным изогнутым носиком.

— Вам с медом? Мы выращиваем лимоны под окнами, снятыми с дома. Кроме того, мы держим пчел. Три улья. Излишки отвозим в Эксфорд на продажу. — Она положила мед в стакан и размешала его. — Так что мы тут вполне самодостаточны — настоящая маленькая колония амазонок. — Она протянула ему стакан, потом взяла свой и, приподняв его, осушила одним глотком; Фэйрфакс последовал ее примеру. — Ну ладно, — произнесла она, утерев губы тыльной стороной ладони: жест, который в Эксетере сочли бы в высшей степени неподобающим для дамы. — Что у вас за разговор относительно моего дома?

Фэйрфакс поставил стакан на стол. Теперь, когда дошло до дела, он не очень понимал, с чего начать. Вне стен кабинета старого священника затея внезапно показалась ему нереалистичной и рискованной, и вся его выучка никак не подготовила его к этому разговору. Тем не менее он набрал полную грудь воздуха:

— Я изложу вам все обстоятельства дела, беседуя так откровенно, как только смогу. Сегодня утром я просматривал старые приходские книги. Одна, очень древняя, содержит запись о венчании, состоявшемся около восьмисот лет тому назад, что, по моим подсчетам, равно жизни тридцати поколений, если подобную древность можно себе представить. Как бы то ни было, местожительство невесты указано как Дарстон-Корт-Лодж.

Повисла пауза.

— Значит, она была из Дарстонов?

— Нет, ваша светлость, она носила фамилию Моргенстерн.

— Вот как? — Женщина устремила на него невозмутимый взгляд, но он все же уловил в ее глазах еле различимую искорку тревоги. — Я думала, здесь испокон веков жили только Дарстоны. — Она повернулась в своем кресле и кивнула на портреты. — Этот особняк построили предки моего мужа. Он так гордился этим, что наотрез отказывался перебраться в другое место, хотя дом совершенно не пригоден для проживания.

— Запись в приходской книге не оставляет простора для толкований.

Леди Дарстон слегка пожала плечами:

— Возможно, ее отец был привратником.

— Его род занятий указан как «профессор».

— И что же он изучал?

— Насколько я понимаю, физику — науку о природных явлениях.

— В самом деле? — Она взяла в руки кувшин, словно хотела помочь гостю справиться с волнением, и предложила ему еще лимонада, но Фэйрфакс жестом отказался. — Но это наверняка выдумка, — продолжила она, наполняя свой стакан. — Разве стала бы дочь профессора физики, которая наверняка была профессором сама, жить в такой глуши?

— Я рассуждал примерно так же. Возможно, они не жили здесь постоянно. В те времена у людей были механические средства передвижения, намного более быстроходные, нежели все то, чем располагаем мы. Они способны были даже перемещаться по воздуху. Не исключено, что он добирался сюда из Лондона менее чем за день. В таком случае он вполне мог работать в городе, а свой досуг проводить здесь.

— Менее чем за день — подумать только! Что ж, полагаю, полностью исключить такую возможность нельзя. Но какое отношение все это имеет к отцу Лэйси?

— Я обнаружил в доме священника огромное количество фолиантов, посвященных изучению прошлого. А также разнообразные предметы.

— Он не делал секрета из своих интересов. И что с того?

— Во-первых, эти книги, вне всякого сомнения, еретические. Впрочем, тут решать его преосвященству епископу.

— И какого же рода эти книги?

Фэйрфакс снова поколебался, потом распустил завязки сутаны и вытащил небольшой томик, который прихватил из спальни покойного священника.

— Судя по всему, непосредственно перед смертью отец Лэйси изучал вот эту. — Фэйрфакс раскрыл книгу на отчеркнутом месте. — Здесь напечатано письмо, написанное тем самым профессором Моргенстерном. Во всяком случае, я полагаю, что тем самым. Вряд ли профессоров с такой необычной фамилией могло быть несколько.

— А! Вы меня заинтриговали. Можно взглянуть? — Она протянула руку. Фэйрфакс застыл в нерешительности. Что он, в сущности, о ней знал? Ничего, кроме того, что она обладает привлекательной внешностью, полуразрушенным домом и определенной силой характера. Рука подобралась ближе. — Ну же, мистер Фэйрфакс. Вы сомневаетесь в моей способности держать язык за зубами? Не стоит, а то ведь я могу оскорбиться.

— Разумеется. Прошу прощения. — Он передал ей книгу. — Но я и в самом деле был бы весьма признателен, если бы это осталось между нами. Я оказался в крайне неловком положении. Придется сказать епископу, что я ничего не читал.

А вот поверит ли он мне, подумал Фэйрфакс, представив себе ледяное выражение епископского лица, — это уже другой вопрос.

Он внимательно наблюдал за ней, пока она читала: лоб сосредоточенно нахмурен, губы шевелятся в попытке примериться к звучанию незнакомых слов. Несмотря на все опасения, он поймал себя на том, что испытал облегчение, поделившись своей находкой. Нести бремя этого знания в одиночку было бы слишком тяжко. Закончив читать, леди Дарстон глубоко вдохнула, и Фэйрфакс с удовлетворением отметил, что она, судя по всему, взволнована призывом Моргенстерна ничуть не меньше, чем днем раньше он сам.

— Пожалуй, ничего более поразительного в своей жизни я не читала, — наконец произнесла она.

Он горячо кивнул:

— Я потрясен до глубины души! С тех пор как я впервые прочитал это письмо, прошло больше полусуток, а я все еще не могу выбросить его из головы. Все это кажется настолько фантастическим, что я задаюсь вопросом: может ли такое быть правдой?

— Но разве под силу кому-нибудь выдумать подобный документ? Ни одному поэту не удавалось сочинить ничего столь невероятного! Зачем это может понадобиться?

— Для подстрекательства. Он подрывает авторитет Церкви и низводит непостижимый промысел Божий до разнообразных спекуляций — шесть возможных видов катастрофы и так далее. Он ставит людей в центр Вселенной и намекает на то, что Его воля может быть расстроена предусмотрительностью смертных. Здесь нет ни единого упоминания о том, чему учит Церковь. Где Зверь Апокалипсиса с его семью головами и десятью рогами? Где Вавилон и Озеро Огненное? Это еретическое письмо — более того, дьявольское. Даже простое обладание им повлечет строжайшее из всех наказаний.

Леди Дарстон устремила взгляд куда-то перед собой.

— Представляете, каково это было — жить в то время, — произнесла она задумчиво. — Чувствуешь, что соскальзываешь в бездну и бессилен этому воспрепятствовать.

— Возможно, они попытались что-то сделать.

— Но слишком поздно, чтобы это увенчалось успехом. Их мир было уже не спасти. — Она перевернула страницу обратно. — Письмо было написано в марте две тысячи двадцать второго года по их календарю. Когда его дочь вышла замуж?

— Летом того же года.

— А когда произошла катастрофа?

— Тремя годами позднее, в две тысячи двадцать пятом.

— В какое время года? Летом? Зимой?

— Точно неизвестно. В Писании говорится только про шестьсот шестьдесят шестой год. Хотя, — добавил он нерешительно, — я бы, пожалуй, рискнул высказать одно соображение.

— Ну так давайте.

— Нет, лучше не буду.

— Почему?

— Слишком пристальное внимание к подобным материям идет вразрез с учением Церкви. — И все же он не мог сопротивляться искушению. — Ну ладно, если вы настаиваете, я скажу: судя по тому, сколько похорон случилось в деревне осенью того года, это, скорее всего, произошло под конец лета, перед самой страдой. Люди начали умирать в огромных количествах, как было предсказано в Книге Откровения. Вскоре после этого записи обрываются. Что бы ни произошло, это было внезапно и чудовищно.

Она быстро пролистала страницы книги.

— Интересно, какая судьба постигла доктора Шедуэлла.

— Надо полагать, его уже нет в живых, учитывая, с какой жестокостью подавляли ересь. Хотя у меня есть одно предположение… — Фэйрфакс прикусил язык. Он слишком разговорился.

— Предположение? Какое?

— Это, без сомнения, может показаться бредом — продолжил он неохотно, — но я предполагаю, что старик, который поднял крик на похоронах, и есть Шедуэлл.

— Возможно. — Леди Дарстон откинулась на спинку кресла и с полминуты смотрела на открытую дверь. Казалось, она пытается принять какое-то решение. — Могу я рассчитывать на то, что вы будете держать язык за зубами, мистер Фэйрфакс?

— Ну разумеется, — произнес тот, слегка задетый за живое, — коль скоро я рассчитываю на то же самое с вашей стороны.

— Что ж, тогда мы с вами будем надежно повязаны. — Она позвонила в колокольчик; горничная появилась на пороге так незамедлительно, что Фэйрфакс задался вопросом, не подслушивала ли она все это время под дверью. — Абигайль, принеси мои туфли и фонарь.

Глава 10

Коллекция полковника Дарстона

Изнутри огромный дом напоминал трюм потерпевшего крушение корабля — темный, сырой, безмолвный, усыпанный брошенными предметами; призрачный зеленоватый свет, пробивавшийся сквозь ставни и наслоения плюща, слегка рассеивал сумрак. Там, где потолок протекал во время дождя, половицы провалились, отчего в воздухе стоял густой запах плесени и гниющей древесины.

Фэйрфакс последовал за леди Дарстон из задней части дома через бывшие хозяйственные помещения в парадные комнаты. Ее рубаха белым пятном мелькала впереди, перемещаясь от одной открытой балки к другой. В колеблющемся свете фонаря из темноты один за другим выступали образы: то оленьи рога, прикрепленные к стене коридора, то розовая пластмассовая фигура без рук и волос, прислоненная к двери. В центре столовой стоял длинный зачехленный стол, окруженный двумя десятками стульев с высокими спинками, точно в таких же чехлах: казалось, призраки собрались тут на пиршество. В парадном холле, у подножия лестницы, рядом со ржавым гонгом пробивался бурьян. На стенах светлые прямоугольники выдавали места, где раньше висели картины. И все это окутывал острый запах запустения.

Леди Дарстон открыла одну из больших филенчатых дверей, выходивших на лестничную площадку. В дальнем конце продолговатой комнаты полоски изжелта-зеленого, точно пробившегося сквозь толщу воды, света просачивались сквозь закрытые ставни. Она попыталась открыть их, но эта задача оказалась ей не под силу.

— Мистер Фэйрфакс… — в ее голосе звучало раздражение, будто необходимость просить его о помощи выводила ее из себя, — не будете ли вы так добры помочь мне?

Она подняла фонарь повыше. Ставни, высотой почти в два его роста, были заперты на длинный латунный засов. Фэйрфаксу пришлось несколько раз стукнуть ладонью снизу, прежде чем засов подался настолько, что стало возможно поднять его. Когда Фэйрфакс потянул на себя створки, петли недовольно заскрипели. Сквозь мутное стекло он увидел подъездную дорожку и зеркальную гладь пруда, раскинувшегося в лучах солнца, неподвижно, как на картине. Фэйрфакс обернулся. Комната когда-то служила библиотекой, но теперь об этом напоминали лишь несколько разорванных фолиантов. В какой-то момент, судя по всему, помещение облюбовали птицы, пробравшиеся через дымоход. Половицы были покрыты слоем слежавшихся от времени прутьев и перьев. Длинные ряды пустых книжных полок и верхушку почерневшего от сажи камина там и сям пятнали потеки застывшего птичьего помета.

— Библиотека была уничтожена многие годы назад, — сказала леди Дарстон. — Мой свекор любил повторять, что холодными зимними ночами ничто не горит так весело, как хорошая книга.

Фэйрфакс обвел взглядом загаженные птицами пустые полки. Раз этот Моргенстерн был такой выдающейся фигурой, он сам наверняка написал какую-нибудь книгу. Если так, разве он не преподнес бы экземпляр семейству, жившему в этом большом доме, даже если они, любители охоты, были не в состоянии ее понять? С его стороны это стало бы проявлением элементарной вежливости. Впрочем, в морозную ночь книга наверняка отправилась бы в печь вместе с остальными. Сколько книг было пущено на растопку не только в Эддикотте, но и по всей Англии? Миллионы и миллионы. Сотни миллионов! Сколько бесценных знаний было безвозвратно потеряно?

Посреди комнаты одиноко стоял спрятанный под чехлом большой предмет мебели. Леди Дарстон одним взмахом руки сдернула чехол. Под ним скрывался библиотечный стол, обтянутый облупленной красной кожей. Она отбросила чехол в сторону, выдвинула центральный ящик и, пошарив внутри, извлекла оттуда ключ. Потом повела Фэйрфакса в угол комнаты, где обнаружилась маленькая незаметная дверца, оклеенная теми же выцветшими и ободранными малиновыми обоями, что и стены. Ручки не было — лишь небольшая замочная скважина. Леди Дарстон отперла ее и протянула Фэйрфаксу фонарь. Тот посмотрел на нее, не очень понимая, чего она хочет.

— Ну, что скажете?

В маленькой тесной комнатушке с трудом мог повернуться один человек. Видимо, решил Фэйрфакс, она служила чем-то вроде тайника, в котором семья хранила документы. Круглое окно, забранное частой решеткой, пропускало ровно такое количество света, чтобы можно было разглядеть полки, плотно заставленные, от пола до низкого потолка, не бумагами, но стеклянной посудой: колбами и мензурками, трубками и спиралями, палочками и воронками, сотнями предметов. Целых осталось совсем мало, но зато все были очень изысканной работы. Фэйрфакс никогда прежде не видел посуды таких форм. Он взял с полки самый крупный экземпляр, цилиндр диаметром дюйма три и высотой около фута, с отбитой верхушкой и целым основанием. Теперь таких тонких и изящных вещей не делали! Фэйрфакс поднес фонарь ближе. На одном боку красной краской была нанесена частая разметка из пересекающихся параллельных линий и цифр. Стерев пыль, он увидел, что, кроме цифр 10, 50, 100, есть еще и буквы «мл» и «сл».

— Посмотрите в шкафу слева, — раздался из библиотеки голос леди Дарстон.

Подобрав полы сутаны, он присел на корточки и, поставив фонарь на пол, открыл дверцу. Внутри на какой-то тряпице лежал ржавый предмет длиной с его предплечье — увесистый, с короткой трубкой на одном конце. Его явно пытались чистить. Под ржавчиной кое-где поблескивал металл. Но попытки отполировать его не увенчались успехом, и некогда подвижные — судя по всему — части ржавчина разъела до такой степени, что они образовали сплошную массу.

— Ну как, видите?

— Да.

— И?..

— Похоже на огнестрельное оружие.

— Вот и мой муж тоже так считал. Он нашел несколько таких вещей на территории поместья. Эта сохранилась лучше остальных.

Фэйрфакс покачал оружие в ладонях. Оно совершенно не походило на длинные армейские мушкеты, хотя с ружьями ему никогда не доводилось иметь дела. Как священнослужитель, он был освобожден от службы в армии. Он вскинул его к плечу — по щеке пошел зловещий холод, — и, сощурившись, посмотрел вдоль ствола. От штуковины исходило ощущение чего-то недоброго, хотя это была всего лишь бесполезная ржавая железяка, и Фэйрфакс поспешил убрать ее обратно в шкаф. Он распрямился, отряхнул сутану и вернулся в библиотеку.

Сара Дарстон ждала его, прислонившись к столу:

— Поразительно, правда?

— «Поразительно» — не то слово! В жизни своей ничего подобного не видел. Эта посуда явно не предназначалась для использования в хозяйстве. И для украшения дома тоже, хотя некоторые предметы явно обладают своеобразной красотой.

— Эта загадка не давала мне покоя многие годы. Но теперь я, пожалуй, понимаю. Не могла ли она принадлежать профессору этой науки, физики?

Фэйрфакс немедленно понял, что Сара права.

— Без сомнения, Моргенстерн привез ее сюда из Лондона.

— Но для чего?

— Не могу предположить. — Он оглянулся на тайник. В голове у него возник образ алхимика — чародея, склонившегося над сосудами, в которых булькают разнообразные жидкости, издавая смрадные запахи, хотя, судя по спокойному и разумному тону письма, его автор вряд ли мог быть кем-то в этом роде. — Сколько все это здесь пролежало?

— Пять лет. Это коллекция моего покойного мужа.

— И он всю ее собрал сам?

— Всю до единого предмета.

— Но зачем?

— Я сотню раз задавала ему этот вопрос, но он так и не дал внятного ответа. Наверное, надеялся, что когда-нибудь сможет понять значение всего этого и выйдет на след еще более ценного клада.

— Но на то, чтобы собрать такое множество вещей, должна была уйти уйма времени.

— О да. — Она вздохнула. — Годы. — Она испытующе посмотрела на него, видимо пытаясь решить, достоин ли он ее доверия. — Вы что-нибудь слышали о сэре Генри Дарстоне, мистер Фэйрфакс?

— Нет, ничего.

— И даже пересуды деревенских? Люди обожают сплетничать.

— Ни слова.

— Тогда я должна рассказать о нем. — Она устремила взгляд в окно. — Он был старше меня — полковник Уэссекского полка, получивший ранение в последней войне против Франции. Это несчастье повлекло за собой все остальные. Он вернулся из похода совершенным калекой. Дом был едва ли в лучшем состоянии, чем сегодня. Дохода от жильцов не хватало, чтобы покрыть наши долги, не говоря уже о ремонте. Надо было продать дом и уехать отсюда. Но Дарстоны — упрямцы, каких поискать, они продержались здесь тысячу лет, вернее, были упрямцами, поскольку сэр Генри стал последним в своем роду, тридцать пятым баронетом. — Она повернулась к Фэйрфаксу. — Поэтому он возложил все надежды на то, что могло скрываться под землей.

— Что? Он рассчитывал найти клад?

— Я понимаю ваше изумление и, поверьте мне, сама испытывала то же самое. Но идея была не совсем безосновательной. В их семье бытовало предание о том, что где-то на территории поместья спрятаны предметы огромной ценности. Он продолжал поиски в любую погоду, как человек, который что-то потерял и теперь пытается найти. Но нашел только стеклянную посуду и оружие. Да еще обычный мусор из прошлого, пластмассовые штуки и тому подобное — абсолютно никчемные вещи. Посуда тоже не казалась ему заслуживающей внимания, потому что он никогда не слышал о Моргенстерне.

— И тем не менее он оставил ее у себя?

— Он часами возился с ней, чистя и расставляя в различных сочетаниях, как будто она была ключом к чему-то большему. По его мнению, ружья лежали рядом с посудой не просто так — возможно, так сделали для того, чтобы защитить более ценные вещи. Но, несмотря на все его теории, это по-прежнему была старинная посуда. Он знал, что хранить ее противозаконно, и все же не смог найти в себе сил расстаться с ней. После того как его не стало, я тоже не смогла, ведь это было все, что осталось мне от него.

— И сколько времени он вел свои поиски?

— Каждый день на протяжении двух лет.

— А почему прекратил?

— Он утопился в озере.

— Ох, дорогая леди Дарстон, мне очень жаль это слышать!

Она отмахнулась от соболезнований:

— Я рассказываю все это по секрету. Я не стала никого разубеждать в том, что это была трагическая случайность, чтобы Лэйси смог похоронить его в освященной земле. Но теперь я увидела эту книжечку и думаю, что, возможно, он все-таки нашел что-то ценное. Во всяком случае, я на это надеюсь, потому что частенько выходила из терпения и обвиняла его в том, что он тратит силы на погоню за пустыми мечтами. Боюсь, из-за этого между нами возникло отчуждение.

— Ну, все эти вещи наверняка имеют историческую ценность, пусть даже, увы, не стоят ни гроша. — Фэйрфакс представил себе растущее отчаяние полковника, когда он раз за разом вместо драгоценностей или золота выкапывал стекло. Израненный в боях солдат, молодая жена, ветшающий дом — сколько трагизма, точно в какой-нибудь пьесе! Ему в голову пришла одна мысль. — А отец Лэйси знал о коллекции полковника?

— При жизни моего мужа — нет. Генри всегда относился к преподобному отцу очень настороженно — думал, что тот ведет слишком вольные речи.

— А потом?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Мы наконец-то подошли к сути дела, мистер Фэйрфакс. Правда заключается в том, что через пару недель отец Лэйси пришел навестить меня и спросил, не слышала ли я о некоем человеке по фамилии Моргенстерн, не упоминают ли его в связи с моим домом. Фамилия была необычной, поэтому засела у меня в памяти. Я честно сказала ему, что не слышала. Он не стал больше ничего объяснять и не обмолвился ни о книге, ни о венчальных записях.

— Но вы показали ему посуду?

— Показала. Я подумала, что могу довериться служителю Господа.

— И как он повел себя?

— Попытался принять безразличный вид, но руки его дрожали, когда он прикасался к ней, и я поняла, что находка возбудила его интерес. Он пожелал узнать, как все эти предметы были найдены — по отдельности или вместе.

— И что вы ответили?

— Правду. Что они происходят из одного источника.

— Наверное, из-под развалин сторожки?

— Нет.

— С территории вокруг дома?

— Нет.

— Откуда же тогда?

— С самой окраины наших земель. Это удаленное место высоко в лесу, которое называется Чертовым Креслом.

Фэйрфакс вспомнил, какой отстраненной и задумчивой она была на похоронах, как она стянула перчатку, чтобы бросить горсть земли на крышку гроба. Теперь он понимал причины этой задумчивости.

— Это там отец Лэйси сорвался и погиб.

Она кивнула:

— Я не видела причин не говорить ему. Ведь это всего лишь битое стекло да кучка ржавого железа, которые не принесли мне ничего, кроме несчастья. Пусть ищет, если ему так хочется, подумала я. Мне-то какое дело?

— А потом, когда обнаружили его тело, вы никому не говорили, что он делал там в одиночку? Ни шерифам, ни магистрату?

— Я думала об этом. — Впервые за все время их разговора ей явно стало не по себе. — Но, если бы я рассказала эту часть истории, пришлось бы выложить и все остальное — и признаться в том, что я владею противозаконной коллекцией. — Ее тон изменился. Она протянула к нему руки, умоляя о понимании. — Мы тут цепляемся за обломки прошлого, мистер Фэйрфакс, а в Эксфорде и за его пределами немало тех, кто был бы рад видеть меня изгнанной из этого дома. И потом, я тогда считала, что его гибель — это всего лишь несчастный случай.

— А теперь?

Она ничего не ответила.

Некоторое время Фэйрфакс смотрел на нее, потом принялся расхаживать по библиотеке. В его голове крутились возможные варианты. Он физически не мог оставаться на одном месте. В конце концов он остановился напротив нее:

— Должен сказать вам откровенно, леди Дарстон, я считаю, что это было ошибкой.

— Почему?

— Вы не обязаны были этого знать, но сразу же после того, как отец Лэйси побывал здесь и увидел все это, он сменил все замки в своем доме и спрятал приходские книги. А в день его гибели в деревне видели чужака.

— Этого я действительно не знала.

— Я вам верю. Но что все это означает? Судя по всему, он чего-то боялся — и, как выяснилось, небезосновательно. Кто-нибудь еще, кроме меня, знает о том, что он был здесь?

— Нет.

— Капитан Хэнкок?

— Определенно нет.

— А ваши девушки не могли видеть, как он приходит или уходит?

— Если и видели, то ничего об этом не говорили. Ваши расспросы меня пугают, мистер Фэйрфакс.

— Поверьте, это последнее, чего я хочу. Но давайте подумаем о том, что с ним случилось. Он явился сюда приблизительно за неделю до гибели — в какой именно день?

Она задумалась:

— В воскресенье. Днем. Утром, когда я выходила из церкви после службы, он спросил, не возражаю ли я, если он попозже зайдет ко мне.

— Значит, какого это было числа — двадцать четвертого марта? А погиб он во вторник, второго апреля. Сами подумайте: за тридцать лет он исходил эту долину вдоль и поперек, и ни единого несчастного случая, а через девять дней после того, как побывал здесь, вдруг упал и насмерть разбился. Епископ сочтет это исключительно зловещим совпадением.

Она испуганно посмотрела на него:

— Вы же не расскажете ему?

— У меня нет выбора. Я обязан доложить ему обо всем, что мне стало известно.

— Тогда я пропала.

— Ну-ну, полно, вы преувеличиваете!

— Нисколько! Шерифы и священники налетят на этот дом, как коршуны, и нам всем здесь конец.

— Я отказываюсь в это верить. Если бы эти предметы имели какую-то ценность или часть из них была продана — да, возможно. Но ни один судья не обвинит женщину, особенно вашего положения, в собирательстве битого стекла.

— Как же мало вы знаете о мире и об опасностях, грозящих одинокой женщине, у которой нет мужа и которую некому защитить! — Она сложила руки на груди и уткнулась взглядом в пол. Прошло с полминуты, прежде чем она заговорила снова: — Что ж, докладывайте, если хотите, но, по крайней мере, не называйте моего имени.

— Как же я могу не назвать его? Все крутится вокруг пребывания Моргенстерна в этой долине многие столетия назад и обстоятельств, при которых оно всплыло наружу. Ваш разговор с отцом Лэйси — это ключевое обстоятельство.

— А мы можем сами заняться расследованием этого дела, не вмешивая пока Церковь?

Дерзость этого предложения потрясла его.

— Леди Дарстон, — произнес он холодно, — я едва ли могу утаить от его преосвященства важные сведения о смерти моего собрата-священника. — Он отдавал себе отчет в том, что слова его звучат напыщенно, даже жестоко, но что еще он мог сказать? — Это совершенно немыслимо.

— Ох, отец Фэйрфакс, — сказала она с презрением во взгляде, — неужели вам до такой степени чуждо христианское милосердие?

Впоследствии Фэйрфакс склонен был считать огромной удачей, что в этот момент их разговор прервали. Не случись этого, он наверняка нахлобучил бы свою шляпу и настоятельно попросил бы проводить его к выходу. Вместо этого, когда он уже открыл было рот, чтобы дать леди Дарстон достойную отповедь, взгляд его случайно упал на окно библиотеки у нее за спиной. Он увидел уже знакомую массивную фигуру в повозке, катившейся по дорожке к дому.

— Капитан Хэнкок! — воскликнул он изумленно. — Во второй раз за сегодня!

— Что?! — Леди Дарстон стремительно обернулась, чтобы проследить за его взглядом, и застонала. — Он напросился ко мне на ужин, а я начисто об этом забыла! — У них на глазах повозка миновала дом и скрылась за рододендронами, направляясь к конюшне. Внезапно обоим показалось, что никакой стычки не было. — Вы должны к нам присоединиться, мистер Фэйрфакс.

— Что-то не горю желанием, — произнес он сухо.

— Но я настаиваю. — К изумлению Фэйрфакса, она вдруг порывисто сжала его руку. — Вы окажете мне огромную услугу, если за столом нас будет трое, а не двое. Но только, умоляю вас, не говорите ни слова капитану Хэнкоку о том, что произошло между нами!

Глава 11

Званый ужин

Он продолжал отнекиваться, твердя, что ему нужно возвращаться в дом священника, что у него нет никакого желания оказаться третьим лишним — это было чистой правдой, — но леди Дарстон не желала слушать. Она очень беспокоилась, как бы их не увидели выходящими вместе через черный ход, поэтому оба покинули дом через парадную дверь. Врезной замок, тяжелые засовы и массивная дверная ручка в виде кольца были такими же огромными, как в соборе. Не успев открыться, дверь немедленно увязла в завитках плюща, которые оплетали дверной проем, будто дом не желал отпускать в кои-то веки заглянувших гостей. Леди Дарстон заперла ее за собой, сунула ключ в карман, и они, обогнув Дарстон-Корт, двинулись к конюшням.

К тому времени, когда они дошли до внутреннего двора, Хэнкок успел выбраться из повозки и стоял на пороге гостиной леди Дарстон, спиной к ним. В руке он держал букет голубой джакаранды, который опустил вниз, похлопывая им по голенищу сапога и не обращая внимания на осыпающиеся лепестки.

— Капитан Хэнкок! — окликнула его она. Тот стремительно обернулся с широкой предвкушающей улыбкой, которая немедленно сползла с его лица при виде Фэйрфакса. — Я показывала мистеру Фэйрфаксу поместье. Он будет ужинать с нами. Надеюсь, вы не возражаете.

В том, сколько усилий приложил Хэнкок, чтобы скрыть свое разочарование, без сомнения, было что-то героическое.

— Ничуть. Отличная идея. — Он вспомнил про цветы и, смущенно посмотрев на них, сунул ей в руки. — Не стоило их рвать. Будет лучше, если вы их выкинете.

— Даже не подумаю. — Она поднесла букет к носу. — Странно, такие красивые цветы — и совершенно не пахнут. Надо поскорее поставить их в воду. Идемте, джентльмены. Я пойду переоденусь. А вы пока попробуйте наш джин. Я прикажу принести вам кувшин.

Она удалилась, оставив мужчин, со смущенным видом сидевших в золотых креслах. Места было так мало, что они практически касались друг друга коленями. Некоторое время оба молчали, потом Фэйрфакс произнес:

— Не подскажете, который час, капитан Хэнкок?

Тот сунул руку во внутренний карман и вытащил часы.

— Самое начало шестого, сэр. Время, на которое я получил приглашение. — Он положил часы обратно и пробуравил Фэйрфакса взглядом. — Я так понимаю, вы закончили свои «церковные дела» — или я вас прервал?

— Нет, я сделал все, что требовалось. Я проведу службу в воскресный день, а затем немедленно отправлюсь в Эксетер.

— Ежели с церковными делами это никак не связано, могу я поинтересоваться, что привело вас в этот дом?

В его вопросе слышалась неприкрытая враждебность.

— Поинтересоваться вы можете, хотя я не считаю себя обязанным отвечать. Впрочем, если это для вас так важно, я отнес письмо мистеру Ганну с просьбой доставить его к почтовой карете до Эксетера, а потом решил прогуляться по дорожке. Увидел ворота и вошел.

Это была чистая правда, пусть и не вся, но, судя по всему, она вполне удовлетворила Хэнкока, который вздернул подбородок и хмыкнул. Что за неотесанный чурбан, подумал Фэйрфакс и впервые за все время порадовался, что остался на ужин, пусть и ради того, чтобы позлить капитана.

Вошла Абигайль с парой кувшинов и тремя стаканами, которые поставила на стол. Хэнкок отослал ее и настоял на том, чтобы собственноручно разлить напиток: две щедрые порции джина, лишь для виду разбавленные капелькой воды. Он придвинул к Фэйрфаксу его стакан:

— Давайте выпьем за ваше благополучное возвращение домой. Желаю вам добраться быстро и без происшествий.

— Быстро и без происшествий.

Фэйрфакс сделал глоток кислой маслянистой жидкости и поморщился.

Хэнкок залпом осушил свой стакан и налил себе второй.

— Ну почему эти женщины вечно так копаются? — пробормотал он, покосившись на открытую дверь.

— Я так понимаю, вы не женаты, капитан?

— Всегда было не до того. Сначала армия, потом собственное дело. Мое хозяйство ведет сестра. В вашем случае, разумеется, этот вопрос не стоит вовсе.

— Нет, как ни жаль.

— Воистину жаль! Впрочем, по моему мнению, мужчине следует жениться только тогда, когда в его жизни начинается определенный этап. В таком случае это становится необходимостью. У преподобного Лэйси — да упокоит Господь его душу! — было бы меньше времени на эту его пагубную страсть, коллекционирование костей и прочей дребедени, ежели бы он имел жену, которая по ночам ублажала бы его в постели. Впрочем, — добавил он, подмигнув, — поговаривают, что эту роль исполняла Агнес.

— Капитан Хэнкок!

— Прошу прощения, юноша. Я вас шокировал. Приношу извинения. Беру свои слова обратно.

Фэйрфакс поставил свой стакан на стол, сложил руки на груди и отвел взгляд, исполнившись решимости не вступать в разговор с капитаном, пока не вернется леди Дарстон. Но молчание затягивалось, и он поймал себя на том, что обдумывает некоторые стороны жизни приходского дома, которые бросились в глаза ему самому: преувеличенное горе экономки, тесноту, которая вынуждала ее спать вместе со своей племянницей, ее ужас при мысли о том, что им придется покинуть дом, — и против воли признал, что в словах капитана вполне могла содержаться доля правды.

Несмотря на свою неискушенность, Фэйрфакс отнюдь не был ханжой. Он вполне понимал, каким образом случаются подобные вещи, и не считал себя вправе судить других. Он и сам, да простит его Господь, не один час провел, тайком предаваясь мыслям о молодых женщинах Эксетера, порой даже в стенах собора. Через некоторое время любопытство взяло верх над решимостью, и он произнес, обращаясь не прямо к Хэнкоку, а к открытой двери:

— Миссис Бадд сказала мне, что вы были в поисковом отряде, который нашел тело отца Лэйси.

— Я не просто в нем был, — отозвался Хэнкок. Судя по всему, ему очень хотелось загладить свою промашку, и тон его стал гораздо более дружелюбным. — Я лично организовал поиски и отправил туда людей с моей мануфактуры.

— В самом деле?

К этому моменту Фэйрфакс уже повернулся к капитану, устремив на него внимательный взгляд.

— О да. Причетник, Кифер — он работает на меня, когда не занят в церкви, — в среду утром опоздал, а когда пришел, сказал, что преподобный отец не ночевал дома и Агнес с ума сходит от беспокойства. Я остановил половину моих машин, чтобы мы могли отправиться на поиски.

— И сколько времени вы его искали?

— Весь день. Когда мы принесли его с холмов, уже стемнело.

— Я слышал, его тело нашли в отдаленном месте.

— О да, отдаленнее не бывает. В лесу, милях в двух к северу отсюда, неподалеку от разрушенной башни. После зимних дождей почва наверху, на холмах, всегда мягкая и коварная — подземные воды прибывают. Видимо, земля осыпалась прямо у него под ногами. Он упал в ущелье вместе со своей лопаткой.

— Похоже, вам очень повезло, что вы его нашли.

— Так и есть. К счастью, Кифер имел некоторое представление о том, где преподобный Лэйси в последнее время проводил свои изыскания, и мы знали, где смотреть в первую очередь. В противном случае на поиски ушло бы несколько дней.

— Кифер знал, куда идти? — встрепенулся Фэйрфакс.

— Грубо говоря, да. Большинство здешних туда носу бы не сунуло по доброй воле из-за местного суеверия. Хотя в одном ему повезло, Фэйрфакс. — Он положил ладонь на колено Фэйрфаксу и наклонился к нему, говоря доверительно, как мужчина с мужчиной. — Полагаю, его смерть была быстрой.

— Почему вы так решили?

— Потому что его успели обглодать лесные звери. Будь он жив, они никогда бы этого не сделали.

На пороге показалась леди Дарстон. Хэнкок бросил на Фэйрфакса предостерегающий взгляд, убрал руку с его колена и незаметно приложил палец к губам.

— О, да вы тут интимничаете! — Она выглядела изумленной, даже слегка задетой за живое. — Может, мне лучше уйти? В противном случае, джентльмены, — она сделала шутовской книксен, — ужин подан.

Столовая располагалась в глубине конюшни и соединялась дверью с кухней. Как и в гостиной, обстановка состояла из предметов, которые явно перекочевали сюда из главного дома: розового ковра с цветочным узором, выцветшего до такой степени, что рисунок был почти неразличим; стола, за которым могли разместиться восемь человек, с разномастными стульями; буфета, на котором стояли два массивных оловянных подсвечника. Леди Дарстон сидела во главе стола, мужчины — по обе руки от нее; между ними стояла ваза с букетом капитана Хэнкока. Она переоделась в длинную черную юбку, голубую блузку и парчовый жакет, рыжие волосы были забраны наверх. Вещи были превосходного качества — как и те, в которых она пришла в церковь, — но явно не новыми, со следами починки; и хотя Фэйрфакс не сразу это заметил, на шее, в ушах и на пальцах не было ни одного украшения. «Мы цепляемся за обломки прошлого», — так она сказала. Прежде чем приступить к ужину, она попросила его прочитать молитву.

Еда была вкусной, хотя и простой: горячий яичный суп и отварной голубь на подушке из шпината с ломтиком бекона; все это приносила с кухни Дженни, кухарка. Подали и красное девонское вино, хотя Хэнкок явно предпочитал джин, поскольку захватил с собой кувшин из гостиной и, поставив его рядом с тарелкой, то и дело подливал джина в свой стакан. Хэнкок принадлежал к тому типу успешных людей, которых Фэйрфаксу нередко доводилось встречать среди состоятельных торговцев Эксетера. Почти не дающие раскрыть рта, но все же (так уж и быть!) занимательные собеседники, пока разговор был им приятен, они немедленно мрачнели и раздраженно умолкали, когда тема не касалась их личных интересов. Поэтому когда капитан принялся увлеченно рассуждать о производстве сукна, о том, что всего один человек, стоящий за одним из его станков, способен за десятичасовой рабочий день произвести столько же, сколько пятьдесят человек, работающих по старинке, и что рано или поздно это приведет к невиданным изменениям в экономике долины и всей страны, Фэйрфакс поймал себя на том, что с интересом слушает его.

— И сколько же дней в неделю они работают по десять часов? — спросил он.

— Шесть. А на седьмой отдыхают, как велено в Библии.

— Мне кажется, работать за станком шестьдесят часов в неделю — это довольно много. Они не жалуются?

— О, только и делают, что жалуются! Но я плачу им куда больше, чем они заработали бы, если бы ткали у себя на дому.

— Но не в пятьдесят раз больше, — заметила леди Дарстон.

— Нет, но на меня ложатся расходы на станки и их обслуживание. — Он повернулся к Фэйрфаксу. — Наши машины приводятся в движение водой и часто ломаются, главным образом потому, что мы не властны над размером реки и силой течения. Весной и зимой оно слишком быстрое, а летом, наоборот, медленное. Природа — величайший тормоз нашего развития.

— Ну, лично я очень рада, что природа сдерживает ваши честолюбивые устремления, — сказала леди Дарстон. — Мне печально было бы видеть, как привычный деревенский образ жизни уходит в прошлое.

— Да, моя дорогая Сара, именно поэтому мы сейчас ужинаем в доме ваших лошадей, в то время как ваш настоящий дом медленно превращается в развалины!

Она рассмеялась:

— Вы только послушайте, мистер Фэйрфакс, как он со мной разговаривает! Неужели вы не заступитесь за меня?

— Мне кажется, леди Дарстон, вы не нуждаетесь ни в моем заступничестве, ни в чьем-либо еще.

— О, еще как нуждается, преподобный отец! Она очень даже нуждается в заступничестве. Просто она слишком горда, чтобы это признать! Вот послушайте: я даю работу примерно половине всех мужчин в долине. Чем больше они производят, тем больше я плачу. Благодаря этому они могут больше тратить на рынке в Эксфорде, а лавочники и лоточники, в свою очередь, — расширять свою торговлю. Благосостояние растет. Какие могут быть возражения?

— Никаких — отозвался Фэйрфакс, — при условии, что погоня за деньгами не становится самоцелью. В таком случае я найду массу возражений. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут»[16].

— Да, сэр, что есть, то есть, потому что это цветы.

— Ладно, довольно о делах, — твердо произнесла леди Дарстон. — Расскажите нам о себе, мистер Фэйрфакс. Вы всегда хотели стать священником?

Столь резкая перемена темы застала его врасплох.

— Я? Нет. Скорее, выбор сделали за меня. Мои родители и сестра погибли от лихорадки, когда я был маленьким, и мне пришлось жить у дяди в Уэймуте, человека достойного, но уже в годах. От озорного десятилетки ему было мало проку, так что меня отправили в школу при Эксетерском соборе, а потом в семинарию.

— Значит, Церковь стала для вас и матерью, и отцом?

— Да, и всеми прочими родственниками, вместе взятыми, поскольку дядя умер вскоре после того, как отослал меня в школу. — Фэйрфакс ощутил укол совести. Его поведение в тот день едва ли можно было назвать приличествующим верному сыну Церкви. — Я с самого детства знал, что мое призвание — служение Господу, и считаю это огромной честью.

Впервые за всю жизнь эта привычная формулировка показалась ему слегка неискренней.

— У нас слишком много священников, — заявил Хэнкок, наливая очередную порцию джина. — Таково мое мнение. Без обид, Фэйрфакс, но они слишком часто лезут в дела, которые их не касаются. Взять для примера хотя бы мою мануфактуру. Они едут из Эксетера проверить, не нарушил ли я тот или иной закон и не установил ли станки, которые запрещены. Ну и где в Библии хоть что-нибудь про это говорится? Занимайтесь делами духовными, а производство сукна оставьте мне.

— Значит, по-вашему, Церковь следует отделить от государства?

— Так будет лучше для обоих.

— Рано или поздно неизбежно окажется, что у Церкви есть моральные устои, но нет власти, а у государства есть власть, но нет моральных устоев. Именно это привело древних к краху.

— Значит, Церковь удерживает нас от краха, но, с другой стороны, ей выгодно поддерживать в нас это убеждение. А откуда нам знать, что они говорят правду, если изучение прошлого объявлено преступлением?

— Осторожнее, Джон, — предостерегла его леди Дарстон.

— Я просто выражаю свое частное мнение. Уверен, преподобный отец не станет жаловаться на меня епископу за ересь.

Фэйрфакс улыбнулся:

— Я сохраню в тайне ваши высказывания, капитан. Даже некоторые служители Церкви придерживаются подобных взглядов. Хорошо помню одного кандидата в священники, который говорил ровно то же самое.

— И что с ним стало?

Фэйрфакс помолчал.

— Честно говоря, не знаю в точности.

И это была чистая правда: он не знал. За день до того молодой человек обедал вместе со всеми остальными в трапезной дома капитула; назавтра его место за столом оказалось свободным, а вещи исчезли. Его исчезновение никто не обсуждал. Фэйрфакс и сам позабыл об этом эпизоде и вспомнил о нем лишь сейчас. Это случилось года три-четыре тому назад. Он не смог даже вспомнить, как звали молодого человека.

Разговор затих сам собой. Солнце садилось; начинало тянуть холодом. Хэнкок допил остатки джина. Леди Дарстон поднялась и закрыла дверь конюшни, потом подошла к буфету и, чиркнув спичкой, принялась зажигать свечи. Фэйрфакс вскинул глаза к окну в крыше. Скоро должно было стемнеть. Ему внезапно стало не по себе.

— Пожалуй, мне пора возвращаться в деревню.

— Как, уже? — В голосе леди Дарстон послышалось смятение. — Но мы еще не закончили ужинать. Нас ждет пудинг с запеченными яблоками.

— Перспектива заманчивая, но уже смеркается. Я должен соблюдать комендантский час, а не то миссис Бадд будет беспокоиться: не стряслось ли со мной чего-нибудь.

— Но идти далеко, а дорога для вас незнакомая.

— Уверен, я без труда найду ее. — Он сложил свою салфетку, положил ее на стол и поднялся. — Благодарю, ваша светлость, за великолепное угощение и прекрасную компанию.

Она обернулась к Хэнкоку:

— Джон, вы не подвезете преподобного отца? Вам ведь по дороге.

Хэнкок поджал губы, глядя на нее поверх своего стакана.

— Не вижу необходимости. Тут идти-то всего ничего. — Он посмотрел на Фэйрфакса. — Через парк, повернете направо, а потом, у подножия холма — налево. Стемнеет не раньше чем через час.

— Мне станет спокойнее, если я буду знать, что мистер Фэйрфакс благополучно добрался до приходского дома. Кто знает, какие лихие люди могут рыскать по дорогам под покровом темноты? Прошу вас, окажите мне услугу и отвезите его.

— Честное слово, леди Дарстон, это совершенно излишне, — сказал Фэйрфакс.

— Вспомните о том, что случилось с отцом Лэйси.

Хэнкок в раздражении грохнул стаканом по столу:

— Лэйси был стариком, который бродил по краю опасного обрыва. Фэйрфакс молод, и тут ему ничего не грозит. — Его тон неожиданно стал льстивым. — Честное слово, Сара, я еще не хочу уезжать. Мне надо обсудить с вами кое-что.

— Пожалуйста, Джон.

Хэнкок забарабанил пальцами по скатерти:

— Ладно, Фэйрфакс, я отвезу вас, если она настаивает. Но буду признателен, если вы на пару минут оставите меня наедине с ее светлостью перед тем, как мы уедем. Сделайте одолжение.

Он сунул руку во внутренний карман, вытащил оттуда сложенный лист бумаги, судя по виду, какой-то юридический документ, и положил его на стол.

Фэйрфакс беспомощно повернулся к леди Дарстон, не понимая, как выпутаться из неловкого положения. Та посмотрела на него с таким видом, будто он ее подвел, потом обреченно вздохнула:

— Вы не подождете в другой комнате, пока я выслушиваю капитана Хэнкока?

— Разумеется. Прошу прощения.

Он вышел во двор и закрыл за собой дверь. Интересно, что за дело срочно приспичило обсудить Хэнкоку? Служанки — Абигайль, Дженни и третья, более мужеподобная, судя по всему, Мэри, — сбились в кучку и о чем-то перешептывались. Мэри была в уличной одежде и чепце — видимо, откуда-то вернулась. Она держала на поводке здорового пса, который при виде Фэйрфакса зарычал и сделал попытку броситься на него, успокоившись, лишь когда служанка резко рванула поводок. Он кивнул троице и отправился в гостиную.

Свечи не горели, в комнате царил полумрак. Представители рода Дарстонов пристально смотрели на него с фамильных портретов неестественно большими и круглыми глазами. Фэйрфакс поразился тому, насколько современно они выглядели. Их можно было встретить где угодно в Англии, на любой улице и в любом доме, слыша, как они жалуются на слуг или на состояние дорог. Разве что наряды их были более щегольскими — нынешние оливковые военные мундиры не могли идти ни в какое сравнение с прежними, алыми, — но в остальном они принадлежали к миру, бесспорно схожему с его собственным. Казалось, что долгое восстановление после Апокалипсиса застопорилось в точке, которой цивилизация достигла за два столетия до катастрофы. Но почему? Неужели из-за того, что некоторые базовые модели поведения были присущи людям изначально — потребность выращивать еду, жить в поселениях, верить в Бога, рожать и растить детей, — а когда речь не шла об элементарных вещах, требовался огромный рывок, чтобы вернуться к тому миру, который описывал Моргенстерн? Или же такие попытки делались в прошлом, но потерпели неудачу или были пресечены, а он никогда об этом не слышал?

Он долго — наверное, с четверть часа, — стоял так в сгущающейся тьме и наконец был вынужден прервать свои размышления: Хэнкок нетерпеливо звал его. Выйдя наружу, Фэйрфакс увидел, что тот уже сидит в коляске, сгорбившись, уткнувшись локтями в колени, почти выпустив из рук поводья, и смотрит куда-то в пустоту. Леди Дарстон стояла на пороге столовой, кутаясь в шаль. Он ощутил повисшее между ними напряжение. Судя по всему, они уже распрощались. Ни одной из служанок поблизости видно не было. Фэйрфакс подошел к хозяйке и протянул руку:

— Еще раз благодарю вас, дорогая леди Дарстон, за впечатляющую экскурсию и великолепный ужин. Надеюсь, у нас с вами еще будет шанс попрощаться после службы в воскресенье.

— Возможно, мистер Фэйрфакс, но, должна признаться, я очень устала. — Лицо ее и в самом деле казалось бледным. Она сжала его руку своими ладонями, подалась вперед и вполголоса добавила: — Вы должны сообщить епископу все, что считаете нужным. Я была не права, когда пыталась отговорить вас. Если отца Лэйси убили, то его убийца находится на свободе, и я очень рада, что капитан проводит вас.

— Но это не я, а вы подвергаете себя риску в таком уединенном месте.

— Я вполне способна за себя постоять. Прошу вас об одном: не судите меня слишком строго. — Ее пальцы на мгновение сжали ладонь Фэйрфакса, потом она выпустила его руку и отступила назад. — Доброй ночи, джентльмены. Счастливой дороги.

Коляска покачнулась, когда Фэйрфакс взобрался на сиденье. Хэнкок отпустил тормоз, прищелкнул языком и тряхнул поводьями. Лошадь неохотно тронулась, и они, описывая широкую дугу, двинулись по вымощенному булыжником двору. Фэйрфакс вскинул руку в прощальном жесте, но леди Дарстон уже скрылась внутри.

Хэнкок молчал, а у Фэйрфакса не было желания заводить разговор. Так, в молчании, они доехали до озера и пересекли мост. В сумерках квакали лягушки. Фэйрфакс оглянулся на дом. В окружении деревьев тот казался темным пятном; остроконечные крыши, точно четыре пирамиды, высились на фоне лиловеющего неба. Потом он скрылся за кедрами.

— Черт бы побрал эту дорогу! — вполголоса выругался Хэнкок, который смотрел прямо перед собой, сосредоточенно объезжая рытвины. Но, несмотря на то что он умело правил коляской, полностью избежать их было невозможно. Несколько раз экипаж резко подскочил на ухабах, так, что Фэйрфакс чуть не вылетел из него. — Сколько раз я предлагал ей привести это безобразие в порядок, но она всегда отказывается!

Коляска прогромыхала между столбами ворот и покатила по узенькой дорожке по склону холма.

— Вне всякого сомнения, не стоит рассчитывать, что вы раскроете мне истинную причину вашего сегодняшнего визита к леди Дарстон? — процедил Хэнкок.

— Как, опять? Я же объяснил вам, как оказался в поместье.

— Как оказались — да, но не сказали, что на самом деле кроется за этим. Сюда никто не ходит просто так. Вы отложили возвращение в Эксетер ради того, чтобы с ней повидаться.

— Совсем нет.

— Врите сколько угодно, меня это не волнует. — Он взмахнул хлыстом и подстегнул лошадь. Коляска покатилась быстрее, и Фэйрфаксу пришлось схватиться за шляпу, чтобы та не слетела у него с головы. Он запоздало сообразил, что Хэнкок слегка пьян. — Я восхищался ее светлостью многие годы, — продолжил капитан, — многие, многие годы, еще при жизни ее мужа, по правде говоря. И прекрасно понимаю, на что способны ее чары.

— Уверяю вас, сэр, ничего подобного мне и в голову не приходило. Это вздор.

Впервые за все время Хэнкок оторвался от дороги и взглянул на Фэйрфакса:

— Тогда что вы там делали? Да еще и наедине с ней, если не ошибаюсь. Готов поклясться, что я мельком видел ее в окне, когда подъезжал к дому.

— Я больше не намерен отвечать ни на какие вопросы и был бы очень признателен, если бы вы высадили меня прямо тут. Я предпочитаю пройти остаток пути пешком.

— Нет уж, я человек слова. Я пообещал ей довезти вас до дому, и я это сделаю. Она совершенно безосновательно убеждена, что на этих безобидных пустых дорогах вас подстерегает смертельная опасность. — Он метнул в сторону Фэйрфакса еще один взгляд. — И снова я задаюсь вопросом: с чего бы это?

Они спустились к подножию холма. Ставни в кузнице были закрыты, хотя в окне верхнего этажа горел свет; судя по всему, это было жилище Ганна. Желтая пластмассовая ракушка на вершине флагштока слабо поблескивала в сумерках. Они свернули в сторону деревни.

Хэнкок придержал лошадь и небрежным тоном произнес:

— Впрочем, все это не имеет никакого значения. Прошлое есть прошлое. Можете меня поздравить, Фэйрфакс.

— С чем?

— А вот с чем: когда мы остались одни, я попросил Сару — леди Дарстон — оказать мне честь, став моей женой, и она согласилась.

Фэйрфакс уставился на него. Он был так изумлен, что на мгновение утратил дар речи.

— Ну что ж, раз так, разумеется, я вас поздравляю от всей души.

— Я уже не впервые делаю ей предложение.

— Вот как?

— О, она меня не любит — я нисколько не обольщаюсь. Но ей нужен мужчина, который защитил бы ее и вернул ей утраченное состояние, и я надеюсь, что со временем, возможно, она проникнется чувствами ко мне.

— А она не сказала, почему передумала? — не удержался от вопроса Фэйрфакс.

— Не сказала. Но у меня есть странное, необъяснимое ощущение, что это связано с вами.

— Быть того не может!

— Но это так. Именно поэтому мне так хочется знать, что между вами произошло. Но поскольку вы явно не намерены удовлетворить мое любопытство, полагаю, мне следует поблагодарить свою удачу, а все остальное просто выкинуть из головы.

В деревне не было видно ни души. Все выглядело в точности таким же, как в вечер приезда, который сейчас казался Фэйрфаксу очень далеким, — безлюдная раскисшая дорога, задернутые занавески, одинокие огоньки, оглушительная тишина. Хэнкок подъехал к дому священника, нажал на тормоз, потом сунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда тот же сложенный лист бумаги, который доставал за ужином.

— Это прошение о заключении брака, подписанное нами обоими сегодня вечером, — сказал он. — Насколько я понимаю, оно должно быть оглашено в церкви, прежде чем можно будет проводить церемонию.

— Совершенно верно — три воскресенья подряд.

Надо же, каков делец, подумал Фэйрфакс с внезапной горечью: позаботился о том, чтобы заключить и подписать договор, пока другая сторона не передумала!

— Я подумал, может, вы дадите первое объявление с амвона в это воскресенье — перед тем, как уехать?

— Да, почту за честь. Еще раз поздравляю.

— Доброй ночи, преподобный отец.

— Доброй ночи, капитан Хэнкок.

Рукопожатия не последовало. Фэйрфакс вылез из коляски. Хэнкок отпустил тормоз, дернул поводья, бросил «Пшла!» и покатил по дорожке мимо дома священника, оставив Фэйрфакса в одиночестве. Тот стоял на обочине с бумагой в руке и смотрел вслед капитану, пока тот не скрылся из виду.

Глава 12

Чертово Кресло

Едва он переступил через порог, как навстречу ему из кухни выскочила Агнес, которой чуть не наступала на пятки Роуз.

— Отец Фэйрфакс! Слава Господу!

Он заставил себя изобразить раскаяние, с улыбкой стащив с головы шляпу и разведя руками:

— Прошу прощения, что так припозднился, миссис Бадд. Добрый вечер, Роуз! Леди Дарстон настояла, чтобы я остался на ужин.

— Но я до смерти переволновалась, сэр! Всего неделю тому назад, ровно в этот час, принесли тело отца Лэйси.

— В самом деле? — Он опустил голову. — Я совсем забыл. Это было бестактно с моей стороны. Приношу свои извинения.

— Что ж, по крайней мере, вы живы-здоровы, а это главное. — (Раздражение в ее голосе уступило место облегчению.) — Значит, есть вы не будете?

— Спасибо за заботу, я сыт. День выдался долгий. Все, что мне потребуется, — это свеча, а потом я пожелаю вам обеим спокойной ночи.

Очутившись в спальне старого священника, он присел на край кровати, чтобы снять башмаки, затем плюнул и, как был, навзничь лег на матрас и закрыл глаза. Его ошеломила судьба, на которую Сара Дарстон только что обрекла сама себя, — ошеломила сильнее, чем он ожидал или готов был себе в этом признаться. Он не мог отделаться от чувства, что в некотором смысле это его вина — если бы он не втянул ее в историю с письмом Моргенстерна, она и дальше продолжала бы отказывать Хэнкоку, а теперь из-за него решила искать защиты у капитана. Ему вспомнилось, как она сжала его руку, прощаясь. «Не судите меня слишком строго». Тогда он не придал ее словам особого значения, решив, что она имеет в виду их спор в библиотеке, но теперь задался вопросом: может, она пыталась подготовить его к новости, которую с таким наслаждением сообщил Хэнкок?

Все эти мысли безостановочно крутились в голове до тех пор, пока события дня постепенно не начали меркнуть и он не уснул. Ему снилось, как ее белая рубашка мелькает перед ним в темных коридорах заброшенного особняка.

Он пробудился от первого сна несколько часов спустя — резко, как от толчка, — и немного полежал, прислушиваясь, не ходит ли кто-нибудь по дому. Ни миссис Бадд, ни Роуз не было слышно. Он уселся на постели, снял наконец башмаки, потом взял свечу, подошел к двери и тихонько приоткрыл ее. Из второй спальни не доносилось ни звука. Он на цыпочках спустился по лестнице и юркнул в кабинет. Приходские книги лежали там, где он их оставил: под диваном. Фэйрфакс вытащил том, содержавший записи за столетие перед Апокалипсисом, вынул его из пластиковой обертки, положил на стол, поставил рядом свечу и открыл на странице с записью о бракосочетании мисс Джулии Моргенстерн.

По словам Сары Дарстон, никто, кроме него, не знал, что преподобный Лэйси приходил к ней. Если вырезать и уничтожить эту страницу, исчезнет всякая материальная связь между Дарстон-Кортом и гибелью Лэйси. Это никак не помешает ему доложить епископу обо всех прочих подозрительных вещах и не повлияет на расследование гибели старого священника. Но зато Сара не будет фигурировать во всей этой истории и сможет, если захочет, взять обратно данное Хэнкоку обещание.

Фэйрфакс рылся в ящике стола, пока не нашел перочинный нож; открыв его, он попробовал лезвие большим пальцем. Как и следовало ожидать, оно оказалось острым как бритва — не зря же хозяин ножа так увлекался коллекционированием. Он поднес острие к краю страницы и прижал вплотную к переплету, потом надавил сильнее. Первые несколько волокон плотной бумаги начали отделяться друг от друга. Тут он остановился и убрал лезвие. Он не мог этого сделать. Это было бы преступлением против истории. Грехом. Сила собственного убеждения потрясла его. Кто-то подхватывает потницу, подумалось ему, а он, судя по всему, заразился ересью антикваризма. Он склонил голову и стал молиться, прося Бога вывести его к свету.

Он сложил нож и положил обратно в ящик, рядом со стопкой проповедей, перевязанной черной ленточкой. Внезапно ему стало любопытно; он вытащил их, развязал узел и принялся просматривать. Их было десятка два с половиной, написанных на шершавой желтоватой бумаге. Чернила выцвели, и разобрать текст было сложно, тем более что одни пассажи были вымараны, а другие — явно приписаны позднее. Местами кончик пера прорвал бумагу. Листы были вдоль и поперек исчирканы стрелками, обозначавшими новый порядок абзацев. Предложения, записанные бисерным почерком, змеились вдоль краев, загибаясь, когда им не хватало места.

Фэйрфакс принялся крутить листки и так и сяк, пытаясь расшифровать мелкий шрифт. «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них». Он узнал стих из книги Откровения. Просмотрев бумаги, он понял, что все проповеди были основаны на Откровении. Похоже, Лэйси на протяжении многих лет перерабатывал их, снова и снова, и, судя по всему, произносил не по одному разу. Что там говорили на похоронах? «Проповеди у него были странноватые».

Он вновь перевязал стопку ленточкой и засунул обратно в ящик стола. Потом взял свечу и, подойдя к книжному шкафу, остановился перед запретными книгами. Его взгляд скользил по корешкам до тех пор, пока не остановился на «Antiquis Anglia» за авторством доктора Николаса Шедуэлла.

Antiquis Anglia

Реестр дошедших до нашего времени разнообразных сооружений эпохи позднего Предапокалипсиса

Составитель: доктор Николас Шедуэлл

Иллюстрации и карты: Оливер Куик

Опубликовано Обществом антикваров

Лондон MCDXLIX

Фронтиспис украшала гравюра: высокое вогнутое сооружение, рядом с которым для масштаба были нарисованы люди и деревья. Подпись гласила: «Большой дымоход, Гейнсборо, Линкольншир».

Фэйрфакс перевернул страницу и принялся читать предисловие Шедуэлла.

С самого детства меня влекли древности. Располагая по праву рождения скромными средствами и не будучи обременен женой и детьми, я имел возможность отдаться своей страсти с такой полнотой, какой, пожалуй, не может похвалиться ни один другой человек в Англии. Должен с радостью отметить, что жизнь моя не была совершенно одинокой. Во всех странствиях, заносивших меня в самые отдаленные уголки нашей страны, мне несказанно повезло находиться в компании моего секретаря, Оливера Куика, эсквайра, чье мастерство в черчении доказывают эти страницы.

Я не задавался целью составить исчерпывающий перечень всех строений и памятников более чем восьмисотлетней давности на территории Англии, поскольку подобная задача невыполнима. Слишком уж велико количество объектов, дошедших до нас от эпохи Предапокалипсиса, в особенности наших церквей и соборов, которые, будучи построены из камня, оказались более долговечными, нежели сооружения, возведенные многие поколения спустя. То же самое можно сказать об отдельно взятых домах и прочих общественных сооружениях периода, которые древние, следуя своему летосчислению, именовали восемнадцатым и девятнадцатым веками, — возраст их в настоящее время составляет что-то около тысячи лет. Сохранились даже сооружения, датирующиеся куда более ранними временами: к примеру, возведенная римлянами стена между Англией и Шотландией, часть которой теперь вновь служит укреплением на нашей границе, защищая нас от яростно независимых северных соседей, несмотря на то что ее возраст — 2700 лет. Камень — во всяком случае, некоторые его раз- новидности, такие как гранит, известняк и мрамор, — неподвластны времени.

Однако последняя часть двадцатого столетия и первая четверть двадцать первого являют собой совершенно иную картину. Как это ни парадоксально, эпоха, на которую, по-видимому, пришелся невиданный расцвет науки и технологий, не оставила после себя практически ничего, за исключением пластика и осколков стекла. Кто теперь поверит, что, по некоторым сведениям, в определенный момент только в Лондоне насчитывалось свыше десятка зданий шестисот с лишним фунтов высотой, а одно достигало тысячи? До нас не дошло даже следа ни одного из них.

Нам неизвестно, в силу каких именно процессов эти сооружения оказались так быстро и бесследно уничтожены. Некоторые выдвигают версию о чудовищной войне, во время которой применялись взрывчатые вещества невообразимо разрушительной силы. В то же время мой коллега мистер Беркли предположил, что это могло стать результатом широкого распространения в эпоху позднего Предапокалипсиса конструкций из стали и бетона: как только бо́льшая часть стекла, которым были облицованы эти сооружения, оказалась повреждена (судя по всему, обитатели практически сразу же покинули их), внутрь стала проникать дождевая вода. Рост растений в летние месяцы и вызванное обледенением растрескивание в зимние приводили к разрушению бетона и ржавению стали. Ржавея, сталь расширялась и способствовала образованию в бетоне все новых и новых трещин, что приводило к обрушению зданий. Эта теория представляется мне наиболее правдоподобной. Наверняка известно лишь одно: через сто пятьдесят лет, когда люди вновь начали вести записи об окружающем мире, от этих зданий остались лишь немногочисленные груды обломков, не сохранившиеся к настоящему времени. (Замечу вскользь, что моряки, возвращающиеся из дальних плаваний в Вест-Индию, сообщали о замеченном ими на поверхности океана скоплении древнего пластикового мусора протяженностью в сотни миль, которое за восемь столетий оказались неспособны разогнать даже карибские ураганы, — если можно так выразиться, плавучем кладбище жалких останков целой цивилизации.)

То же самое относится практически к любому сооружению того периода — многоквартирным жилым зданиям, домам, так называемым торговым центрам, фабрикам, мостам, воздушным портам… Глядя на безмятежные пустоши и равнины, поля и луга, леса и рощи Англии, невозможно представить, что когда-то на месте всего этого возвышались бесчисленные здания. И здания эти — не единственное, что не дошло до наших времен. Существуют карты, изображающие разветвленную систему широких дорог и железных колесопроводов для перемещения самодвижущихся экипажей, которую точно так же стерли с лица земли безжалостные силы природы — самые очертания ее погребены под многими футами корней и земли.

Впрочем, уничтожено было не все. Некоторые строения, в основном возведенные из бетона и лишенные стеклянных элементов, оказались то ли слишком большими, то ли слишком прочными, чтобы исчезнуть полностью: именно их каталогизации я и посвятил бо́льшую часть своей жизни, итогом чего стал этот том. Судя по всему, они по большей части являются бетонными опорами или насыпями дорожных мостов либо различными дымоходами и башнями. Какими были их функции? Частью какой огромной и сложной системы они когда-то являлись? Ответить на эти вопросы мы не можем. Они разбросаны по всей стране — одинокие, печальные, безмолвные, — немые свидетели, надгробные памятники некогда процветающей цивилизации, достигшей невообразимого уровня развития и погибшей с ужасающей и загадочной внезапностью почти тысячелетие назад.

В книге насчитывалось без малого триста страниц. Фэйрфакс принялся медленно перелистывать их. Бо́льшую часть места занимали иллюстрации. На каждой странице была зарисовка какого-нибудь строения, а под ней — краткая археологическая справка и схематическая карта с указанием местоположения. Некоторые объекты были совсем маленькими, как, например, «Столбы из Боксли» в Кенте — шесть круглых бетонных колонн, причудливо торчавших посреди чистого поля. «Дуга, Хаддерсфилд» выглядела как изящный, напоминающий радугу эллипс на фоне заросшей вереском пустоши. «Водонапорная башня в Саут-Уонстоне» походила на гигантскую подставку для факела, воткнутую в землю. Другие и вовсе нельзя было назвать сооружениями, к примеру, «Стокенчерчский желоб», огромный рукотворный каньон, выдолбленный в холмистом плоскогорье Чилтерн-Хиллз. Но, пожалуй, самой впечатляющей была «Чаруэлтонская башня», тонкая, похожая на иглу, возвышающуюся на плоской безлюдной равнине, при полном отсутствии всякого подобия дорог поблизости от нее, и видимая, если верить Шедуэллу, с расстояния, равного целому дню пути. На полях имелись сделанные бисерным почерком карандашные пометки, почти неразборчивые. Сами рисунки были выполнены со всей скрупулезностью. Фэйрфакс повернул книгу к свече, чтобы лучше их разглядеть.

Какой колоссальный, должно быть, труд, подумалось ему, — объездить всю страну и описать это. Книга сама по себе была памятником. Ему нередко доводилось проезжать мимо подобных развалин, правда менее масштабных и хуже сохранившихся: мегалит, одиноко стоящий у обочины дороги близ Эксетера, о котором ничего не было известно; бесформенная бетонная глыба, полускрытая деревьями в королевских охотничьих угодьях близ Яркомба. Фэйрфакс никогда не давал себе труда задуматься, откуда они взялись. Они были просто частью пейзажа. Теперь он понимал, как легко впасть в одержимость, однажды поразмыслив над их значением. На самом деле существовало две Англии: повседневная и вот эта, древняя, скрытая Англия, почти уничтоженная, по которой большинство людей ходило, даже не задумываясь.

Он заглянул в указатель, чтобы посмотреть, не удостоились ли какие-нибудь известные ему места упоминания в книге. Сооружения перечислялись в алфавитном порядке, с разбивкой по регионам. Самым богатым на достопримечательности оказался Эссекс. Фэйрфакс провел пальцем по столбцу с названиями мест и замер, дойдя до строчки «Чертово Кресло, окрестности Эддикотт-Сент-Джорджа».

Некоторое время он оторопело смотрел на нее, потом вернулся назад, к соответствующей странице. Иллюстрация мистера Куика изображала невыразительный бетонный цилиндр, со всех сторон окруженный деревьями, не такой впечатляющий, как прочие древности, но все же весьма внушительный.

Высота Чертова Кресла равна приблизительно семидесяти футам, обхват — восемнадцати. Если избавиться от деревьев, за последнее столетие взявших его в кольцо, с него откроется бескрайний вид на восток. Наиболее правдоподобная гипотеза о его предназначении — утверждают, что оно могло служить дозорной башней, — разбивается о то обстоятельство, что не найдено ничего, даже отдаленно похожего на вход, хотя пятна ржавчины, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга по всей высоте сооружения, с северо-западной его стороны, указывают на возможное наличие в прошлом металлической лестницы. Местные жители не знают точно, относится ли название к самому сооружению или к месту, на котором оно стоит, — впадине, окруженной высокими холмами и несколько напоминающей кресло.

Закончив срисовывать карту, на которой был изображен путь из деревни к холмам, Фэйрфакс услышал, что наверху кто-то ходит. У него не было никакого желания сталкиваться с миссис Бадд и объяснять ей, что он тут делает. Да и все равно, самое полезное, что он мог сделать, — это набраться сил перед завтрашним днем. Но, вернувшись в постель, он обнаружил, что пребывает в том раздражающем состоянии, когда ты слишком устал, чтобы продуктивно мыслить, но при этом слишком возбужден, чтобы спать — и промаялся остаток ночи, крутясь и ворочаясь с боку на бок под одеялом, пока в деревне не заголосил петух. Вскоре после этого, без малого в шесть часов, забрезжил сероватый рассвет. Фэйрфакс отдернул занавески и устремил взгляд на картину за окном, черно-белую, как одна из гравюр мистера Куика. Похоже, никто еще не встал.

Он ополоснул лицо водой, чтобы взбодриться. В комоде нашелся старый широкий кожаный ремень, которым он подпоясался и подоткнул свою сутану так, чтобы та не мешала ходить. Потом спустился по лестнице, держа башмаки в руках, чтобы не шуметь. В последнюю минуту он вспомнил про подзорную трубу, которую видел в кабинете, затем написал Агнес записку и оставил ее на кухонном столе, объяснив, что отправляется на долгую прогулку и вернется не ранее чем через несколько часов, так что пусть она не волнуется — и кстати, он прихватил с собой хлеба и сыра на тот случай, если проголодается. Он завернул провиант в тряпицу и привязал узелок к поясу, после чего натянул башмаки, взял стоявшую у задней двери ореховую трость и вышел через парадный вход.

Было свежо, деревня только начинала пробуждаться. Он дружески кивнул пастуху и молочнице, проходя мимо них, но пригнул голову, чтобы избежать разговора. Наконец он перешел через мост. Домишки остались позади. Над полями неподалеку от Свинарен висела коричневая пелена дыма. Двери кузни у перекрестка были раскрыты, но огонь в горне не горел, и Фэйрфакс с облегчением отметил, что ни Ганна, ни его подмастерья нигде не видно.

Едва он ступил на дорожку, ведущую к Дарстон-Корту, как из-за деревьев показалось солнце. Дойдя до воротных столбов, охраняемых диковинными фигурами из расплавленного камня, он замедлил шаг. Его так и подмывало заглянуть к Саре Дарстон. Но было слишком рано, к тому же после вчерашних событий он не знал, что ей сказать. Он зашагал вверх по склону.

Дорожка становилась все круче и у́же. Кусты, с обеих сторон подступавшие к ней, превратились в деревья, и вскоре Фэйрфакс уже взбирался по лесистому склону, где пролегала тропка. Журчание ручья напомнило о том, что ему хочется пить. Он с грехом пополам спустился по берегу, зачерпнул холодной воды, утолил жажду, потом присел на мшистое бревно и позавтракал хлебом и сыром. Повсюду вокруг пестрели полевые цветы — ветреницы, колокольчики, ирисы. Над ними порхало немыслимое множество бабочек — адмиралов и голубянок, и каких-то еще, фиолетовых и лимонных — Фэйрфакс не знал, как они называются.

Это буйство природы и приятное ощущение сытости придали ему уверенности, которой, по правде говоря, поначалу недоставало, несмотря на все его решительные действия. Если верить карте, дорожка тянулась еще с полмили, после чего плавно сворачивала к западу и упиралась в башню. Возможно, двадцать лет назад — или когда там Шедуэлл с Куиком посещали здешние края, — так и было, но теперь все изменилось. Природа взяла свое. Оставалось лишь продолжать восхождение. Рано или поздно он обязательно доберется до вершины, рассудил Фэйрфакс, и дальше можно будет идти по гребню.

Он снова двинулся в путь. Лесное безмолвие нарушал щебет волнистых попугайчиков; в болотистой земле звенели родники. Фэйрфаксу то и дело приходилось перепрыгивать через неглубокие ручейки. Подол его сутаны намок и отяжелел. Он начал потеть. Когда он оглядывался назад, то с трудом мог разглядеть тропку, которая вилась между деревьями. Заблудиться тут было проще простого. Ему представилось, как немногим более недели назад отец Лэйси шагал той же дорогой, худой и высокий, не подозревая о том, какая судьба его ждет. В такой глуши картина эта была неприятной. Он попытался выбросить ее из головы.

Наконец он выбрался на поляну, с которой открывался вид на близлежащие холмы. На косогоре у лесной опушки паслись овцы. Он вытащил подзорную трубу, раздвинул ее и направил на кромку леса. Его взгляд немедленно привлекло какое-то движение — судя по всему, это был человек, возможно, пастух. Фэйрфакс почти сразу же потерял его из виду. Он слегка подрегулировал фокус, направил трубу чуть правее и заметил среди деревьев проблеск чего-то серовато-белого, неподвижного, слишком большого, чтобы быть человеком. Башня? Он опустил подзорную трубу, протер глаз и снова приник к окуляру. Это определенно было какое-то сооружение. Он сложил трубу и продолжил восхождение, прибавив шагу: ему не терпелось поскорее добраться до места.

Из леса он вышел в нижней части косогора, радуясь тому, что очутился на открытом месте, где почва была тверже, а света больше. При его приближении овцы бросили щипать траву и замерли в тревожном ожидании, пока он не подошел ближе, после чего в панике бросились врассыпную, дробно стуча копытцами. Два жаворонка вертикально взмыли в воздух и зависли в вышине, заливаясь тревожной песней.

Остановившись, чтобы перевести дух, Фэйрфакс обернулся, посмотрел назад и едва не ахнул от неожиданности. У него за спиной вдруг открылся бескрайний простор, и лишь далеко внизу, на другом краю равнины, виднелись холмы, а за ними до самого горизонта тянулись безлюдные пустоши. В центре долины темнело крохотное пятнышко — человеческое поселение, — и когда Фэйрфакс навел на него подзорную трубу, то с трудом различил церковный шпиль, крохотный, не больше кнопки. Судя по всему, это был Эксфорд.

Когда он вновь развернулся и продолжил подъем, то почувствовал себя до странности уязвимым. Казалось, весь пейзаж вокруг молча наблюдает за ним. Впереди, между деревьями, уже довольно отчетливо вырисовывалась башня. Но дорога стала коварной. Часть склона осыпалась, обнажив глубокие бурые провалы в земле. Фэйрфакс ощущал пугающее отсутствие твердой опоры, как будто почва в любой миг могла оползти и увлечь его за собой в лавине земли, грязи и камней.

Добравшись до больших деревьев и почувствовав под ногами их бугристые корни, успокоительно-надежные, Фэйрфакс с облегчением выдохнул. Он пробирался между ними, пока не вышел на поляну, в центре которой стояла башня. Вблизи она подавляла своей массивностью, подобно великим мегалитам Стоунхенджа — «одинокая, печальная, безмолвная», как писал Шедуэлл, памятник языческой цивилизации, игравший в древних ритуалах некую роль, которая затерялась в веках. Плющ нескольких видов и прочие вьющиеся растения оплетали башню на три четверти высоты, вот почему ее было так трудно различить с большого расстояния.

Фэйрфакс запрокинул голову и, прикрыв глаза от солнца, посмотрел на вершину постройки. Потом обошел ее по кругу, положил ладони на бетон и ощутил холодную силу башни. Предыдущие посетители — несколько поколений — пытались вырезать на ее боках свои инициалы, но не сумели справиться с этой задачей, лишь слегка поцарапав поверхность. От их попыток остались только немногочисленные цифры и буквы. В нескольких местах, у самой земли, Фэйрфакс заметил следы копоти. Судя по всему, там разводили огонь. Приблизительно на высоте его пояса в бетоне обнаружились небольшие дырочки, очень старые и сильно выкрошившиеся, которые образовывали правильный узор. Фэйрфакс раздвинул листья плюща, чтобы посмотреть на них поближе, и засунул в них пальцы. Вспомнив ржавое оружие из коллекции полковника Дарстона, он подумал, что это могли быть следы от пуль. Эта мысль заставила его отдернуть руку и отступить назад.

Он сделал еще один круг вдоль поляны. В лесу было тихо. Даже птицы не пели. Слышался лишь шелест ветра в кронах деревьев. Слегка осмотревшись, он заметил, что башня построена на плоском участке земли, наподобие платформы, ярдов двести в поперечнике и приблизительно столько же в высоту. За пределами этого участка местность опять повышалась, образуя подлокотники и спинку этого природного кресла. Стало понятно, откуда взялось такое название. Мысленно убрав деревья, можно было легко представить себе громадного огра, восседающего здесь, в этой природной ложбине, со взглядом, устремленным на далекие пустоши по ту сторону равнины.

Фэйрфакс обвел взглядом стену деревьев, задаваясь вопросом, откуда именно сорвался отец Лэйси, потом принялся осторожно взбираться по косогору, что начинался прямо за башней. Местами он бугрился, точно лоб великана, нависая над склоном внизу. Земля была в точности такой, как описывал Хэнкок: размягченная после зимних дождей. Фэйрфакс слышал шум бегущей воды, но не мог определить, откуда тот доносится. Прежде чем сделать очередной шаг, он каждый раз прощупывал тростью почву перед собой. Во влажной земле росли гигантские экзотические папоротники. Гроздья причудливых грибов, частью фиолетовых, частью мертвенно-белых, облепляли древесные стволы, а на месте отпавших ветвей зеленел изумрудный мох. В нескольких местах, как заметил Фэйрфакс, случились оползни, вроде того, который перекрыл дорогу из деревни. Судя по отсутствию растительности, они явно были недавними. Остро пахло свежей прохладной землей. Так бывает, когда идешь по только что вспаханному полю или стоишь перед свежевырытой могилой.

Не горя особым желанием идти дальше, Фэйрфакс ковырнул тростью землю, и его взгляд привлекло что-то светлое, просвечивавшее сквозь слой почвы. Он наклонился, собираясь посмотреть, что это такое, рукой выкопал находку, поднял ее, чтобы счистить грязь, и вскрикнул от ужаса — его большой палец торчал из глазницы человеческого черепа. В безотчетном приступе отвращения Фэйрфакс отшвырнул его прочь и некоторое время стоял, силясь унять дрожь. И лишь когда он, собравшись с духом, заставил себя снова взглянуть на страшную находку, в глаза ему бросились другие останки: кости рук и ног, ребра и еще черепа. Впоследствии он так и не смог точно вспомнить, сколько именно их было — наверное, три или четыре, — но достаточно, чтобы понять: он стоит на месте какого-то захоронения. Фэйрфакс развернулся и в панике бросился прочь, спотыкаясь, падая, заставляя себя подниматься с вязкой земли, желая только одного: как можно скорее оказаться подальше отсюда.

Глава 13

Пятница, 12 апреля. Фэйрфакс возвращается в Эксфорд

К десяти утра, менее чем четыре часа спустя после того, как он отправился в путь, Фэйрфакс благополучно добрался до деревни. Никогда еще он не был так рад видеть унылую грязную улицу и женщин, как ни в чем не бывало прядущих у себя перед домом. Спуск с холма дал ему возможность взять себя в руки, и никто из тех, кто видел его в то утро шагающим через мост с тростью в руке, даже не догадался бы, какая буря творилась в его душе. Он твердил себе, что для Англии лежащие в земле человеческие кости — не такая уж редкость, что скелеты способны сохраняться сотнями лет, что их находят и в полях во время весенней пахоты, и в садах, и во время рытья канав, чаще одиночные или семейные могилы, реже братские, где, судя по всему, люди хоронили своих современников в хаосе, творившемся непосредственно после Апокалипсиса. Но ему самому никогда еще не доводилось натыкаться на останки; это сочетание — черепа, башни, глухое место, связанное с гибелью Лэйси, — породило зловещее предчувствие, от которого он никак не мог отделаться. Он готов был поклясться, что до конца своих дней будет помнить ощущение от прикосновения большого пальца к острому краю пустой глазницы.

Подойдя к дому священника, он увидел привязанную к изгороди лошадь. Судя по всему, кто-то приехал с визитом — обладатель великолепной серой кобылы. Фэйрфакс был совершенно не расположен ни с кем общаться и хотел было свернуть в сторону и подождать в церкви, пока гости, кем бы они ни были, не уедут. Но любопытство вкупе с решимостью поддерживать видимость спокойствия перевесили: он направился прямо к воротам и вошел в дом.

В гостиной, облаченная в черную амазонку для верховой езды, сидела Сара Дарстон. Рядом с ней на полу лежала кожаная седельная сумка. Женщина поднялась ему навстречу.

— Леди Дарстон!

Вот уж кого он точно не ожидал увидеть тут.

— Мистер Фэйрфакс. — Она протянула ему руку. — Надеюсь, вы не слишком огорчены тем, что я явилась без приглашения. Агнес не знала, когда вы вернетесь.

— Надеюсь, я не слишком долго заставил вас ждать?

— Час или около того. Это не важно.

— Целый час! Могу я, по крайней мере, предложить вам что-нибудь освежающее?

— Агнес мне уже предлагала, спасибо. — Сара поставила свою сумку на стол. — Прошу прощения, но я не чаи распивать сюда приехала, а время поджимает. — Она открыла сумку и протянула ему лист бумаги. — Дженни привезла это из города вчера вечером, но показала мне только сегодня утром. Взгляните вот сюда, в самый низ.

Это был печатный листок, набранный на дешевой бумаге мелким шрифтом, расплывающимся и неровным, где помещали только рекламу — скота, сельскохозяйственного инструмента, саженцев и тому подобного, — и объявления: труппа бродячих артистов приглашала на «Мистерии страсти» в здании Хлебной биржи, на общественной земле собирались устроить ярмарку, а на час дня была назначена публичная казнь некоего Джека Порлока, «расхитителя гробниц».

— Его повешение имеет какое-то отношение к гибели Лэйси?

— Я не про повешение. — Она нетерпеливо подалась вперед и ткнула пальцем в пару неровных строчек, судя по всему вставленных в последний момент. — Я про вот это.

Доктор Николас Шедуэлл, именитый ученый, будет иметь честь прочитать свою знаменитую публичную лекцию на тему «Ересь Древнего мира» в здании Хлебной биржи в пятницу, 12 апреля, в два часа дня. Оплата 10 шиллингов при входе, или обращайтесь к О. Куику, эсквайру, в таверну «Лебедь».

— Такие листовки раздают в Эксфорде по вторникам, во второй половине дня. Это неопровержимо доказывает, что вы были правы: тот старик на похоронах отца Лэйси действительно был Шедуэллом! Он не просто жив, он где-то тут, в наших краях!

Фэйрфакс перечитал заметку:

— Поразительно, что у него хватило дерзости дать объявление о публичной лекции. К чему идти на такой риск, даже если он маскирует свое увлечение под обличительную деятельность?

— Для него это риск, а для нас — возможность.

Леди Дарстон снова нырнула в свою сумку, аккуратно вытащила оттуда предмет, завернутый в шаль, развернула его и поставила на стол. Это оказался цилиндр из коллекции ее мужа, самый замысловатый из всех — длиной фут, толщиной с мужскую руку, сужающийся с обоих концов, с плотно свитой стеклянной трубкой в форме пружины внутри.

Фэйрфакс с беспокойством посмотрел на нее:

— Вам не кажется, что не очень разумно носить его при себе?

— Я намерена показать его Шедуэллу и спросить, что он думает.

— А вдруг вас остановят? Капитан Хэнкок сказал, шерифы в Эксфорде очень суровые.

— Это весьма маловероятно. За всю жизнь меня пока что ни разу не останавливали. И потом, лучшей возможности выяснить, что это такое, не будет. Мы без труда сможем поспеть в город к двум. — (Он отметил про себя это «мы». Выражение его лица не укрылось от нее.) — Что-то не так?

— Я наведался к Чертову Креслу.

— И что дальше?

— Я видел человеческие останки — три или четыре скелета. Скорее всего, они оказались на поверхности после бури.

— Следовало ожидать. Там, где лежат древности, с большой вероятностью будут и кости. — Она пожала плечами и улыбнулась ему. — Ну же, отец Фэйрфакс, чтобы священник боялся кучки старых костей?

— Должен признать, что они вызвали у меня определенные опасения.

— Ну что вы как деревенщина: «О, там черти водятся!» — Она принялась заворачивать цилиндр в шаль. — Что ж, я поеду и поговорю с ним — одна, если понадобится.

— Нет-нет, я тоже поеду, — произнес он поспешно. Перспектива провести день в ее обществе сама по себе была заманчивой, несмотря на все риски. — Разумеется, я тоже поеду.

Поднявшись наверх, Фэйрфакс надел свою сутану, заботливо выстиранную миссис Бадд, смыл с рук грязь и придирчиво осмотрел свое лицо в зеркале. Куда только делась его городская бледность? Весеннее солнце докрасна обожгло кожу. Сейчас он куда больше походил на фермера, нежели на священнослужителя. Он попытался влажными руками пригладить волосы и уложить бородку. Потом, после непродолжительных колебаний, снова сунул томик «Записок и протоколов заседаний Общества антикваров» в карман нижней рубахи — на тот случай, если представится возможность обсудить его с Шедуэллом, — и поспешил вниз по лестнице.

Экономка поджидала его в коридоре.

— Я еду в Эксфорд, миссис Бадд. Не надо беспокоить Роуз, я сам оседлаю лошадь.

Фэйрфакс заглянул в гостиную в поисках Сары Дарстон, но ее там не оказалось. Он увидел ее в окно: она ждала его на дороге, уже сидя в седле, чеканный профиль выражал жгучее нетерпение охотника, идущего по следу.

Их появление верхом на деревенской улице, да еще бок о бок, вызвало среди местных живейший интерес. Местные провожали их взглядами. Две женщины, стиравшие белье в речке, оторвались от своего занятия и принялись перешептываться. Когда они проезжали мимо кузницы, стоявший за наковальней Ганн вскинул голову. Фэйрфакс бросил взгляд через плечо: кузнец вышел на обочину дороги и таращился им вслед, разинув рот.

Леди Дарстон обернулась, увидела, на что это он смотрит, и с улыбкой приняла прежнюю позу.

— Боюсь, я порчу вашу репутацию, отец Фэйрфакс. В деревне много дней подряд только и будет разговоров, что о нас.

— Мне слабо в это верится.

— О, это чистая правда, даже не сомневайтесь. Я же говорила, они считают, что я ведьма.

— А еще вы сказали, что это шутка.

— Да, но в каждой шутке есть доля правды. Народ тут суеверный. Будут думать, что я навела на вас чары.

— И на капитана Хэнкока? — не удержался он от вопроса.

— И на него тоже.

Некоторое время они ехали в молчании. Ему не давала покоя мысль, что надо как-то упомянуть о случившемся.

— Насколько я понимаю, вас можно поздравить?

— Спасибо. Хотя ваш тон выдает неодобрение.

— Вовсе нет.

— «Не судите, и не судимы будете» — разве не этому учит нас Господь?

— И этому тоже.

Ответ, судя по всему, показался ей весьма забавным, потому что она повторила его, прижав подбородок к шее, торжественным, низким, напыщенным голосом, который, судя по всему, был пародией на его собственный:

— «И этому тоже».

Дорога вела вверх по склону долины. Они доехали до того места, где в среду днем случился оползень, помешавший отъезду Фэйрфакса. Теперь путь был свободен. Камни и землю свалили слева, ниже по склону; справа вспучившийся бугор огородили деревянным заборчиком.

— Капитан Хэнкок сделал доброе дело, расчистив дорогу, которая ведет из деревни.

— Он сделал это отнюдь не по доброте душевной. Дорога нужна для того, чтобы ездить на мануфактуру. И еще ему выгодно пользоваться своей властью, чтобы время от времени оказывать обществу какую-нибудь услугу. Это поддерживает его авторитет. В наших краях он настоящий царек.

— Да полно вам, леди Дарстон! — Фэйрфакс уже готов был пожалеть беднягу Хэнкока. — Неужели у вас не найдется для него ни одного доброго слова? Вы же ведь согласились выйти за него замуж.

— Найдется, сэр, и не одно. Он добрый — по-своему. Он отважный. И, полагаю, он человек чести.

— И он вас любит.

— О да, бесспорно, — печально согласилась она. — Любая женщина была бы рада его заполучить.

Они добрались до вершины холма. Качнувшись в седле, Фэйрфакс посмотрел вниз, на деревушку — сбившиеся в кучу, точно грибы, бурые соломенные крыши, серый прямоугольник церковной башни с беззвучно кружащими над ней черными точками-грачами, серебристая лента реки. Интересно, как все это выглядело во времена Моргенстерна? Не исключено, что примерно так же. Он легко мог представить себе ту же самую подозрительность к чужакам и любовь к сплетням, те же самые предрассудки, суеверия, слухи. Конечно, тогда здешние обитатели не были настолько отрезаны от остального мира. Они могли без труда общаться с другими людьми, даже находившимися от них на огромном расстоянии, с помощью своих странных устройств с эмблемой в виде надкушенного яблока. Но могли ли они рассказать что-нибудь более умное или же просто разносили шире местные сплетни? Он скользнул взглядом выше по склону, пытаясь различить башню на вершине противоположного холма, но то ли лес был слишком густым, то ли странная конфигурация Чертова Кресла мешала его разглядеть.

Чем дальше они углублялись в туннель из деревьев, тем у́же становилась идущая под уклон дорожка, и вскоре ехать друг рядом с другом стало невозможно. Фэйрфакс пропустил леди Дарстон вперед. Она управлялась с лошадью куда ловчее, чем он. Со своего места в арьергарде ему только и оставалось, что любоваться ее прямой спиной, гордым разворотом плеч, тем, как непринужденно она покачивалась в такт движениям кобылы, будто они составляли единое целое. Поначалу он решил, что Хэнкок с такой одержимостью добивался этой женщины из-за ее дома и положения в обществе — это впечатление создалось, когда он впервые увидел ее на похоронах Лэйси, — но теперь понял, что все отчасти объяснялось ее неукротимым характером. Для такого мужчины, как Хэнкок, это было личным вызовом.

Когда они выехали на ровное место и снова смогли продолжить путешествие бок о бок, он сделал комплимент ее умению держаться в седле.

— Должно быть, вы ездили верхом с самого детства.

— Не угадали. Мы были слишком бедны, чтобы держать лошадь. До двадцати лет я ни разу не садилась в седло.

— О, а я думал… — Он замялся, не зная, как закончить фразу.

— Что я из богатой семьи? Увы, это далеко не так. Мой отец был школьным учителем в Дорчестере. Во мне нет ни капли голубой крови.

— Ваши родные до сих пор там живут?

— Нет, я, как и вы, лишилась родных из-за лихорадки, хотя и не в детстве — мне было восемнадцать — и неплохо образована, так что крестная устроила меня гувернанткой к одному местному вдовцу. Вот он был богат — и люди, по своей природной жестокости, всегда утверждали, что именно потому я за него и вышла, хотя это было отнюдь не так. А, вижу, я сказала нечто еще более возмутительное.

— Нет. — Фэйрфакс попытался скрыть свое изумление. — С чего вдруг я должен возмущаться?

— Дважды выходила замуж за мужчин намного старше себя, дважды оставалась вдовой. А то я не знаю, что могут сказать злые языки. А теперь еще и третья свадьба на носу? Но раз уж люди считают, будто я выходила замуж по расчету, чтобы обогатиться… должна сказать, что это мне не слишком-то удалось. Мои падчерицы унаследовали дом своего отца и вышвырнули меня прочь, оставив ни с чем. Я сбежала в Эксфорд, чтобы укрыться от их злословия, и там встретила сэра Генри, который пожалел меня, но потом оказалось, что он разорен. Вот вся история моей жизни, до мельчайших подробностей, можете использовать ее для своей следующей проповеди.

Рассказывая ему все это, Сара то и дело бросала взгляды через плечо. Когда она закончила, Фэйрфакс обернулся посмотреть, на что она отвлекалась. Приблизительно в полумиле позади них ехал всадник.

— Что-то не так? Вы его узнаете?

Он предположил, что конный путник — мужчина, хотя с таким же успехом это могла быть и женщина.

— С такого расстояния — нет. Он должен ехать из долины, эта дорога ведет только туда.

— Он что, преследует нас?

— Давайте остановимся и посмотрим, проедет он мимо или нет.

Она натянула поводья. Фэйрфакс последовал ее примеру. Оба обернулись в своих седлах. Загадочный всадник тоже замер. С минуту они ждали, что будет. В этой безлюдной глуши было неприятно знать, что тебя преследует незнакомец.

— Надо ехать дальше, — сказал Фэйрфакс.

— Нет, погодите. Смотрите, он уезжает!

Всадник тронул лошадь и, свернув с дороги в заросли вереска, поскакал прочь под прямым углом — поначалу рысцой, а потом во весь опор. Оба смотрели, как он стремительно удаляется из виду, как в последний раз мелькает за купами желтого утесника, где местность шла вниз.

— Возможно, он испугался нас сильнее, чем мы его, — предположил Фэйрфакс.

— Возможно.

Голос ее звучал не слишком убежденно. Фэйрфакс вынужден был признать, что это маловероятно. Дальше они ехали молча.

После примерно часа езды под бескрайним небом вересковые пустоши начали постепенно сменяться более культурным ландшафтом: сначала виноградники, затем небольшие хуторки, делянки, сады, оливковые рощи, поля с невысокими каменными изгородями, рыбные пруды, коровники, курятники — свидетельства того, что теперь, когда Англия воссоединилась и вернулась к мирной жизни под мудрым правлением короля и Церкви, люди не боялись выдвигаться за пределы городских укреплений. Первым знаком того, что до Эксфорда оставалось всего ничего, стал показавшийся из-за горизонта церковный шпиль, которому было полторы тысячи лет, — светлый и тоненький, точно молодой побег. Они преодолели небольшой подъем, и перед ними, как на ладони, раскинулся остальной город.

Над дорогой впереди висело облако пыли. Там творилась какая-то кутерьма. Когда они подъехали поближе, причина стала ясна. На пустыре только что произвели обещанное повешение. Многолюдная толпа, удовлетворившая жажду зрелищ, валила обратно в сторону городских ворот — видимо, там собралась бо́льшая часть населения. По крайней мере, так это выглядело, когда они влились в общий поток: мужчины, женщины и ватаги возбужденных ребятишек запруживали дорогу, и двигаться приходилось с черепашьей скоростью. Судя по долетавшим до них обрывкам разговоров, приговоренный взошел на эшафот с таким пренебрежительным видом, точно перебрался из одной пивной в другую. Его браваду вспоминали с восхищением. Отдал палачу свои часы, чтоб тот сделал свое дело побыстрее, и сказал, чтоб брал их прямо сейчас, потому как через десять минут это уже будет преступление. Посреди пустыря, прямо под окнами тюрьмы, болтался на виселице труп Джека Порлока, расхитителя гробниц, в накинутом на голову мешке. Рядом с легонько покачивавшимися ногами мирно щипала траву запряженная в телегу лошадь, готовая везти останки на кладбище.

Фэйрфакс перекрестился и прочитал молитву за упокоение души усопшего, а потом на всякий случай еще одну — за них с леди Дарстон. Если разграбление могил и похищение древностей карались смертной казнью в устрашение кладоискателям, то разве им двоим не грозила такая же судьба? Он покосился на Сару Дарстон и задался вопросом: не пришла ли ей в голову та же самая мысль? Но та смотрела прямо перед собой, и по выражению ее лица невозможно было угадать, о чем она думает.

Вдоль западной стены города текла река, служившая в этом месте природным рвом. Людской поток протащил их через подъемный мост и внес в ворота, за которыми шумела рыночная площадь, ограниченная справа тюрьмой, а слева — зданием выездного суда, осененным красным крестом Англии и желтым драконом Уэссекса. Тут по шиллингу за стакан торговали на разлив местным вином; рядом висели тушки цыплят, кроликов, голубей, поросят, барашков, частью освежеванные, частью нет, и стояли клетки с ожидавшими своей судьбы животными, чьи пронзительные визги и писки усиливали всеобщий гвалт.

Уличный музыкант играл джигу на волынке; девушка, одетая по-матросски, извивалась в танце, дергаясь, будто припадочная. У колышка сидел на цепи медведь, облезлый от старости. Чуть поодаль возвышался позорный столб и стояли колодки. Двое шерифов в черной форме и шлемах, с подвешенными к поясу дубинками и наручниками и мощными псами на коротких поводках, о чем-то разговаривали на ступенях тюрьмы. Фэйрфакс заметил, как стражи порядка, не прерывая разговора, проводили их с леди Дарстон цепкими взглядами, явно заинтересовавшись при виде священника и хорошо одетой дамы, едущих бок о бок. Когда, миновав последние лотки, они оставили позади рыночную площадь и выехали на главную улицу, он выдохнул с облегчением.

Ряд лавок, выстроившихся вдоль деревянного тротуара — галантерейная, скобяная, мясная, седельная, цирюльня, — закончился на главной городской площади, где друг напротив друга располагались Хлебная биржа и таверна «Лебедь». Посреди немощеной площадки стояла круглая каменная поилка, обнесенная изгородью из жердей. К ней можно было привязать лошадей на то время, пока их хозяева занимались своими делами. Фэйрфакс и Сара Дарстон спешились и заплатили конюху по шиллингу каждый. Леди Дарстон отстегнула от седла сумку и вскинула ее на плечо. Фэйрфакс предложил понести сумку — «Вряд ли шерифы будут обыскивать собственность священника», — но она отказалась:

— Это мой риск, мне и нести ее.

Они присоединились к очереди примерно из двадцати человек, ожидавших начала лекции. Прямо у двери, за маленьким столиком, сидел крепко сбитый темноволосый мужчина средних лет, весьма приятной внешности, собиравший деньги и выдававший билеты. При виде священника он явно удивился, но быстро овладел собой. Фэйрфакс предположил, что это, должно быть, Куик, бессменный секретарь Общества антикваров и иллюстратор «Antiquis Anglia». Тот положил в кассу протянутую Фэйрфаксом монету в один фунт и учтиво произнес:

— Садитесь где пожелаете, преподобный отец.

Выговор выдавал в нем человека образованного.

Они пересекли вестибюль и вошли в просторный современный зал: сводчатый потолок с балками, высокие окна. На каменном полу были расставлены деревянные скамейки, почти целиком заполненные людьми. В дальнем конце, под городским гербом, на возвышении был установлен массивный деревянный стол. По обеим его сторонам горели фонари. На столе лежало много объемистых предметов, прикрытых зеленым сукном.

Они отыскали пару свободных мест посередине скамьи, приблизительно в центре зала. Люди потеснились, давая им сесть. Леди Дарстон сунула седельную сумку под скамью. Не успели они усесться, как их так плотно притиснули друг к другу, что Фэйрфакс чувствовал на своем локте дыхание женщины. Чтобы не думать о ее бедре, прижатом к его бедру, о запахе ее кожи и волос, от которых исходил легкий аромат розово-жасминной воды, он рассеянным взглядом обвел зал. Внутри яблоку негде было упасть. Послушать лекцию явилось никак не меньше ста человек, и он чувствовал, что на них с леди Дарстон посматривают с любопытством: не каждый день увидишь безвестного молодого священника в обществе титулованной вдовушки из Дарстон-Корта со скандальной репутацией.

Он вдруг ощутил, как леди Дарстон напряглась. По проходу вдоль рядов шел капитан Хэнкок, ища, где сесть. Посмотрев на них, Хэнкок некоторое время не отводил взгляда, пристального и подозрительного. Наконец он отыскал свободное место и исчез из виду. Практически сразу же после этого дверь рядом с помостом открылась и появился доктор Николас Шедуэлл, именитый ученый.

Глава 14

Ересь Древнего мира

То, что Шедуэлл и есть незнакомец, кричавший в церкви, стало ясно сразу же, едва он открыл рот. Его голос, как и вся внешность, был необыкновенно запоминающимся — пронзительный, старческий, старомодный, хорошо поставленный. Ростом намного ниже среднего, худощавый, Шедуэлл был одет в причудливый вечерний костюм из потертого черного бархата с бело-красным носовым платком, торчавшим из-за обшлага, парчовый жилет и темную сорочку с галстуком того же цвета. На голове — черная бархатная шапочка, низко надвинутая на седые волосы, длинные и взлохмаченные. Маленькие круглые очки, стекла которых отливали розовато-лиловым, придавали его образу завершающий зловещий штришок. Ему было за шестьдесят. Он остановился на краю помоста и заговорил — без бумажки, держась за лацканы, точно слепец или пророк, адресуя свои слова куда-то поверх голов слушателей. И никаких предисловий.

— Нам с вами, мои дорогие соотечественники и соотечественницы, повезло жить в Эпоху Воскресшего Христа, чье возвращение на Землю восемьсот лет назад было предречено Книгой Откровения. Но мы также живем в Эпоху Человека Падшего, чье изгнание из греховного Рая, который человечество создало в своем ослеплении, было заслуженной карой Господней за его гордыню.

— Аминь! — выкрикнула какая-то женщина.

— Воистину аминь, мадам, — отозвался Шедуэлл и тут же закашлялся. Кашель этот показался Фэйрфаксу очень нехорошим: он не раз слышал такой у смертного одра. Шедуэлл вытащил из-за обшлага платок и, отвернувшись от слушателей, подождал, пока кашель не перестал его душить. — Аминь! Как же, должно быть, их мир погряз в зле, если на его башни и шпили обрушилось столь сокрушительное наказание! Согласно древним источникам, в год, предшествовавший Армагеддону, население Англии составляло около шестидесяти миллионов человек. По данным переписи, которую наш милостивый король не так давно повелел провести, нас насчитывается приблизительно шесть миллионов. И это — спустя многие годы стабильности и гражданского согласия, на протяжении которых численность английского народа неуклонно росла. Насколько же сократилось наше население в эпоху которую мы именуем Темными Временами, — в столетие, когда голод, мор и война опустошали нашу землю и ни у кого не было ни желания, ни средств вести счет потерям? И это бедствие, непосредственной причины которого никто не знает, постигло не одну только Англию. В противном случае мы пережили бы и были бы спасены от катастрофы либо подчинены кем-нибудь из соседей. Нет, леди и джентльмены, совершенно очевидно, весь мир в одно и то же время поразила одна и та же напасть. Наше правительство совершенно справедливо следит за портами и бдительно проверяет каждого чужестранца, которому дозволяется ступить на нашу землю, а также накладывает строгие ограничения на тех немногочисленных наших сограждан, которые путешествуют в иные страны. Однако же, судя по тем сведениям, которые удается раздобыть, представляется, что народы Франции и Савойи, Баварии и Саксонии, Тосканы, Генуи и Руси, Африки, Китая и Японии, пятидесяти независимых американских государств, которые некогда были единой страной, — все нации в мире пострадали от одного и того же бедствия. Удар — что бы он собой ни представлял и какой бы вид ни принял — стал непреодолимым, мгновенным и всемирным. Таким образом, говоря о ереси Древнего мира, я не испытываю ни малейшего восхищения им, не говоря уже о желании вернуть его. — Он в упор взглянул на Фэйрфакса, единственного, кто был в священническом одеянии, и протянул к нему руку, так что Фэйрфакс вновь почувствовал на себе взгляды присутствующих. — Как учит Церковь, любая попытка воссоздать цивилизацию древних будет смертным грехом и оскорблением Всемогущего Господа, которая вновь справедливо навлечет на Землю Его гнев. — Он слегка поклонился, и его взгляд опять устремился в ту же самую точку. — Нет, я посвятил жизнь выяснению того, какие ошибки привели к гибели Древнего мира, с одной-единственной целью — сделать так, чтобы мы их не повторили. И за это достойное — я бы даже сказал, благородное — устремление я чудовищно пострадал. — Он прижал ладонь к груди. Голос его задрожал. — Мои враги, не гнушаясь ничем, очернили меня в глазах сильных мира сего, и мне пришлось претерпеть гонения и притеснения, какие выпадали на долю мало кому из жителей этого острова…

— Осторожнее! — прошипел Куик, однако сделал это так громко, что его услышали все.

Все это время он стоял рядом с помостом, имея возможность наблюдать за слушателями, которые уже начали ерзать, заскучав от высокопарных разглагольствований лектора.

Шедуэлл умолк и внимательно посмотрел на своего ассистента, потом сощурился на присутствующих сквозь крохотные очочки, будто припоминал, где находится.

— Так каким же… э-э… был источник их ереси? — нерешительно продолжил он.

— Может, ты уже наконец расскажешь нам? — крикнул мужчина за спиной у Фэйрфакса. — Мы именно за это и заплатили!

Кто-то засмеялся, другие принялись на них шикать.

— Да, сэр, именно это я и намерен сделать, хотя вы, без сомнения, скажете, что я описываю какое-то мифическое королевство. Благодаря рисункам, а также найденным к западу от Хаунслоу крупным кускам стекла и пластмассы, которые соответствуют этим рисункам, нам известно, что древние могли летать, хотя машины, которые они использовали, бесследно исчезли. Нам известно, что у них имелись металлические колесные экипажи, способные передвигаться с огромной скоростью сами собой, без лошадей — правда, их тоже съела ржавчина, не оставив почти ничего. Нам известно, что в Лондоне, который был их Вавилоном, имелись здания такой высоты, что они доставали до облаков…

— Брехня! — закричал кто-то.

— Нет, сэр, вовсе не брехня. Их существование подтверждается множеством свидетельств. Нам также известно, что почти у каждого из древних, включая детей, имелось приспособление, позволявшее им видеть и слышать друг друга, какое бы расстояние их ни разделяло, что эти приспособления умещались на ладони, что они давали мгновенный доступ ко всем знаниям, музыкальным произведениям, текстам и мнениям мира; и что со временем эти устройства заменили людям память, логическое мышление и даже нормальное общение — расслабляющее, наркотическое воздействие, которое, по утверждением некоторых, сводило их обладателей с ума до такой степени, что появление таких устройств стало началом конца развитой цивилизации.

Для многих это оказалось уже слишком. Послышались недоверчивые восклицания. Люди замахали в сторону лектора руками, словно отгоняя назойливую муху.

— Это правда, чистейшая правда, — невозмутимо произнес Шедуэлл и дождался, когда люди утихомирятся. — Позвольте привести два неопровержимых факта. Во-первых, мы знаем, что по сравнению с нами древние были расой гигантов. Скелеты людей, умерших восемьсот лет назад, свидетельствуют о том, что они были в среднем на фут выше нас. И во-вторых, мы знаем, что они жили намного дольше нас. Судя по надгробиям, продолжительность жизни в девяносто или даже сто лет не была чем-то из ряда вон выходящим, тогда как сейчас человек считается старым в пятьдесят. Все это факты, леди и джентльмены, факты, которые подтверждаются костями и камнями.

Публика снова затихла. Рост и продолжительность жизни — это было понятно каждому.

— Вопрос в том, как стали реальностью все эти чудеса: возможность разговаривать с любимыми, даже когда они находятся на расстоянии многих миль, и выполнять работу сотни человек одним нажатием рычага? Пусть эти люди были выше и здоровее нас, но они были смертны, как и мы. И мозг у них был такого же размера; сомневаюсь, что они были намного умнее нас. Они ели, пили, спали, размножались, мечтали. Но совершенно ясно, что они обладали неким секретом, который мы утратили. Видимо, в хаосе внезапного краха животворная искра их цивилизации угасла и больше никогда не вспыхнула. Сейчас я хотел бы продемонстрировать вам, что, по моему мнению, представляла собой эта животворная искра. Леди и джентльмены, могу я попросить тех, кто сидит рядом с окнами, помочь мне закрыть ставни?

Не успел он договорить, как снова закашлялся.

Прижатые друг к другу посреди скамьи, Фэйрфакс с Сарой Дарстон могли только сидеть и смотреть, как в зале постепенно становится темно. По мере того как захлопывались ставни и меркли яркие прямоугольники, один за другим, взволнованный гомон становился все громче. Собравшиеся словно отдалялись от повседневности и готовились отправиться в другой мир. Сара наклонилась к Фэйрфаксу и прошептала:

— Что он собрался делать?

— Понятия не имею.

— Судя по всему, вызывать духов умерших.

Фэйрфакс вполоборота повернулся на месте, но стало уже слишком темно, чтобы можно было различить чьи-нибудь лица.

— Интересно, что думает обо всем этом капитан Хэнкок. Наверное, это он нас преследовал.

— Разве то, что он думает, имеет какое-нибудь значение?

— Ровным счетом никакого.

И тем не менее Фэйрфаксу было не по себе. Ему казалось не вполне приличным находиться на людях вместе с будущей женой другого мужчины, а также, с учетом его сана, присутствовать на подобном мероприятии, которое, несмотря на клятвенные заверения Шедуэлла в собственном благочестии, балансировало на грани ереси.

Теперь на помосте рядом с бессменным председателем Общества антикваров стоял Куик. Темноту рассеивал лишь свет фонарей, отбрасывавших на стены дрожащие тени. С улицы не проникали ни свет, ни шум. Шедуэлл и Куик вдвоем сняли со стола покрывало. Под ним обнаружилась любопытная коллекция непонятных предметов: пузатая стеклянная банка, похожая на насос штуковина с небольшим маховиком, два цилиндра, соединенные заводной рукояткой, тонкая стеклянная трубка, разнообразные банки и коробки, а еще белая марионетка-скелет из бумаги, которую Куик поднял и подвесил к латунной подставке. Шедуэлл расстегнул свой пиджак и отдал его секретарю.

— В мире, — начал он, — существует природная сила, которую древние научились обуздывать. Ее можно вызвать с помощью этого несложного аппарата. Приспособления, которые вы видите здесь, были изготовлены в соответствии с правилами, изложенными в принадлежащей мне книге более чем тысячелетней давности. — Он открыл коробку. — Сначала я помещу этот кусок янтаря вот сюда, в банку.

Он поднял то и другое вверх и продемонстрировал публике сначала правую сторону, затем левую.

В полумраке трудно было различить, что именно он делает, и это усиливало предвкушение чего-то загадочного. Люди повставали с мест, чтобы лучше видеть, но те, кто сидел за ними, немедленно зашикали. Насколько понимал Фэйрфакс, Шедуэлл, похоже, присоединил насос к горлышку стеклянной банки. Запыхтели и заскрипели кожаные мехи. Маховик загудел и пришел в движение. Шедуэлл встал позади стеклянной банки, расстегнул манжеты, закатал рукава и эффектным жестом приложил ладони к сосуду. Внутри банки немедленно возникло странное голубое свечение, холодное и призрачное, не похожее ни на что, виденное Фэйрфаксом: мягкое, как лунный свет, но достаточно яркое, чтобы в полумраке озарить лицо Шедуэлла. Леди Дарстон стиснула локоть своего спутника. Изумленные зрители ахнули в один голос.

— Древние называли это «электричеством» — от греческого слова «электрон», которое означает «янтарь». Вот сила, которая приводила в движение их мир. Для них электричество было таким же реальным, как для нас могущество Бога. Вообразите себе дом, освещаемый этим поразительным явлением, — улицу, район, целый город! — В призрачном голубоватом сиянии обтянутый кожей череп Шедуэлла казался нечеловеческим, словно он был посланником из мира духов. — Но это лишь простейшее из его применений. Эта природная сила может не только служить для освещения, но и приводить в движение механизмы.

Он кивнул Куику, и тот принялся крутить рукоятку, поначалу медленно, потом все быстрее и быстрее, пока цилиндры не стали вращаться с бешеной скоростью. Машина начала издавать странный треск, потом появились голубые искры, дугой перекинувшиеся через узкую перемычку. Зал наполнился характерным запахом серы. Послышался женский визг. Какой-то мужчина закричал: «Здесь Сатана!» — и впрямь, было что-то сатанинское в улыбке, с которой Шедуэлл снова прижал ладони к стеклу. Банка засияла, точно голубая луна, а потом — впоследствии Фэйрфакс признавался, что и его самого пробрала дрожь ужаса — бумажный скелет ожил, и его члены начали подергиваться в демоническом танце. В задних рядах раздался грохот, кто-то воскликнул: «У нее обморок!» Дважды или трижды хлопнула входная дверь — люди выбегали на улицу. Но большинство их остались сидеть на своих местах, завороженные жужжанием летающих искр, сиянием стекла, видом бесплотного, улыбающегося черепа Шедуэлла и пляской призрачного скелета.

— Есть ли среди публики дама, готовая испытать на себе живительную силу электричества? — спросил Шедуэлл, но никто не шелохнулся. — Ну же! Это абсолютно безопасно, заверяю вас. Я испытал его воздействие на себе и нашел эффект в высшей степени оздоравливающим. Вспомните, как поразительно долго жили древние!

Однако зрители по-прежнему не двигались с мест. Затем Фэйрфакса обуяла тревога: Сара Дарстон поднялась на ноги.

— Нет, леди Дарстон! — взмолился он, схватив ее за юбку. — Это неблагоразумно.

Но она повернулась к нему спиной, потянула за край юбки и высвободилась из его рук. Соседи по скамье поднялись, чтобы дать ей пройти. Она пробралась мимо них, зашагала по проходу и приблизилась к помосту. Шедуэлл восхищенно захлопал в ладоши, большинство зрителей тоже зааплодировали. Он протянул руку и помог ей подняться на сцену.

— Могу я попросить вас, мадам, встать вот на тот квадратный коврик и не шевелиться? И еще, не будете ли вы так добры снять шляпку и отдать ее моему секретарю, а потом распустить волосы? — Она повиновалась и тряхнула косами: то самое движение, которое накануне сразило Фэйрфакса. — А теперь, пожалуйста, поднимите руки на ширину плеч и повернитесь лицом к нашим друзьям, которые собрались здесь.

И снова она повиновалась — с улыбкой, совершенно спокойно.

Куик принялся крутить ручку. Немного выждав, Шедуэлл взял длинную стеклянную трубку, которая светилась голубоватым светом, точно волшебная палочка, и осторожно коснулся ею края юбки леди Дарстон. Ее длинные рыжие волосы мгновенно зашевелились и встали дыбом вокруг головы. То было нечеловечески волнующее зрелище: женщина, облачен- ная в черную амазонку, с распростертыми руками, бледным лицом и нимбом пламенеющих волос. Фэйрфакс не мог отвести от нее глаз. Зал нестройно ахнул и разразился аплодисментами.

— А теперь, — произнес Шедуэлл, — отыщется ли галантный джентльмен, который выйдет на сцену и составит компанию отважной даме?

Повисло долгое молчание. Фэйрфакс смотрел на Сару Дарстон, мерцавшую — ну или так ему казалось, — точно неземное видение. Грудь ее вздымалась и опадала, будто электрическая сила высасывала из нее жизнь. А потом, к изумлению Фэйрфакса, его правая рука сама собой взметнулась вверх, и он услышал собственный голос:

— Я готов.

— Так держать, сэр!

Он немедленно пожалел об этом, но к тому времени уже почти успел подняться на ноги. Раздались приглушенные возгласы удивления, которые постепенно сменились дружными рукоплесканиями в честь его смелости: от священника такого никто не ожидал! Он выбрался в проход и двинулся к помосту. Кто-то закричал:

— Так держать, преподобный отец!

Куик протянул Фэйрфаксу твердую ладонь, помогая взобраться на сцену. Шедуэлл, который первым начал аплодировать, улыбнулся и склонил голову, прежде чем повернуться к зрителям и жестом призвать их к тишине.

— Я неоднократно производил эту демонстрацию, но никогда еще — при участии духовного лица! Есть ли что-нибудь более невинное, леди и джентльмены, чем мое предложение, обращенное к этим двум в высшей степени выдающимся гражданам: попросить Электризующую Венеру даровать им целомудренный поцелуй? С вашего позволения, сэр, не могли бы вы повернуться лицом к даме и осторожно привести свои губы в контакт с ее губами?

Он положил ладонь Фэйрфаксу между лопатками и легонько подтолкнул его вперед, несмотря на слабые протесты священника:

— О, нет, сэр, нет, что вы…

Краешком глаза Фэйрфакс заметил большую тень: это вполне мог быть пристально наблюдавший за ним Хэнкок. Сара Дарстон, не меняя позы, двигаясь на манер заводной игрушечной куклы, осторожно повернула лицо к нему. Происходящее явно забавляло ее. Она с кокетливым видом склонила голову набок и подставила Фэйрфаксу губы. Он не мог больше сопротивляться. Казалось, время замедлилось. Разделявший их ярд сократился до пары футов, футы сократились до дюймов, и наконец расстояние между ними исчезло совсем.

Едва их губы соприкоснулись, как раздался треск и сверкнула голубая вспышка. Фэйрфакс почувствовал острую боль, вскрикнул и отшатнулся. Зрители ахнули. Он поднес руку к губам и уставился на леди Дарстон. Зрелище, судя по всему, было пугающим и комическим одновременно. В зале послышались смешки. Он повернулся и остолбенело уставился на собравшихся, что вызвало у тех лишь новый приступ хохота.

Из-за всеобщего веселья не сразу стало ясно, что в конце зала начался какой-то отдельный переполох. Захлопали двери, залаяли собаки, послышались резкие мужские голоса. Куик приложил ладонь ко лбу, вгляделся в темноту и крикнул Шедуэллу что-то предостерегающее. Фэйрфакс устремил взгляд поверх поворачивавшихся голов и увидел, как два шерифа пробираются сквозь толпу к помосту. За ними шел еще один чиновник в форме — бородатый, с бледным лицом и золотой нашивкой на рукаве, которая указывала на высокий ранг.

— Это сборище противозаконно! — Он остановился в центре зала. — Откройте ставни! У меня есть ордер на арест доктора Николаса Шедуэлла!

Для человека столь преклонного возраста и, очевидно, слабого здоровья Шедуэлл продемонстрировал необычайную прыть. Он спрыгнул с помоста и метнулся к ближайшей боковой двери. Однако за те несколько секунд, которые потребовались доктору, чтобы оказаться у выхода, на пороге появился еще один шериф с рычащим, рвущимся с поводка псом, преградив ему путь к отступлению. Сразу несколько рук схватили Шедуэлла, скрутив ему запястья за спиной. Все это время он возмущался своим хорошо поставленным голосом:

— Это незаконно… Зачем же вести себя так грубо… Вы будете лично отвечать за сохранность моего оборудования…

Но его уже вели по проходу, а следом за ним — Куика. Шедуэлл бросил на Фэйрфакса через плечо взгляд, полный горького укора, будто считал ответственным за такое обращение с ним не только Церковь как таковую, но и персонально молодого священника.

Когда его вывели из зала, последние ставни были уже открыты, и иллюзия магии древних рассеялась, как сон с первыми лучами рассвета. На сцене остались лишь немногочисленные предметы, которые использовались для опыта, остолбеневший Кристофер Фэйрфакс да Сара Дарстон, чья огненная грива, освободившись из-под загадочной власти электричества, вновь обрела свой естественный вид.

Глава 15

Капитан Хэнкок узнает секрет

Губы у Фэйрфакса горели, будто его ужалили или укусили. Он провел по ним пальцем, потом поднес его к глазам, почти ожидая увидеть на коже остатки какой-нибудь светящейся голубоватой пыльцы. Ощущение не было болезненным, скорее губы пульсировали в такт биению сердца, которое, если к нему прислушаться, готово было выскочить из груди, хотя он вовсе не запыхался. Оно колотилось точно так же, когда его настигал неожиданный испуг или он, оступившись, с трудом удерживал равновесие. Да что такое с ним сотворили?

Не замечая переполоха в зале, он подошел к столу и принялся внимательно изучать оборудование Шедуэлла: брал в руки разнообразные штуковины из стекла и металла, крутил и переворачивал стеклянные трубки и металлические цилиндры, словно они могли раскрыть тайну того, что произошло. Из этих разрозненных предметов возникло огненное голубое вещество, которое, если верить Шедуэллу, приводило в движение мир древних. Теперь, после того как демонстрация была завершена, это казалось невозможным; и все же он не просто стал свидетелем этого явления, но испытал его на себе, даже ощутил его вкус — резкий, металлический вкус электричества на мягких губах Сары Дарстон.

Интересно, куда она подевалась? Фэйрфакс закрутил головой по сторонам и увидел, что она стоит в одиночестве посреди запруженного людьми зала, прижимая к груди сумку и наблюдая за ним. Он соскочил со сцены.

— Прошу простить меня, леди Дарстон, боюсь, мои мозги поджарились до такой степени, что я совершенно забыл о хороших манерах. Вы не пострадали?

— Нет, ничуть. Я не ощутила ничего, кроме странного покалывания в руках и ногах, которое даже нельзя назвать неприятным.

— Теперь это ощущение прошло?

— Целиком и полностью. Похоже, вам досталось сильнее, чем мне.

— У меня до сих пор сердце колотится. — Он запустил руку в волосы, как часто это делал, чтобы отвлечь внимание от своего смущения. — Приношу извинения за непрошеную вольность с моей стороны. Я не представлял, что от меня потребуется, когда соглашался выйти на сцену. В противном случае я отказался бы в этом участвовать.

— Мой дорогой мистер Фэйрфакс, не говорите так! — улыбнулась она. — Я не согласилась бы пропустить это за все сокровища мира! Хотя сомневаюсь, что капитан Хэнкок когда-нибудь нас простит.

Фэйрфакс бросил взгляд в ту сторону, где в последний раз видел здоровяка, но не нашел его в толпе.

— А кстати, где он?

— Кажется, он ушел следом за несчастным доктором Шедуэллом. А теперь отсюда никого не выпускают, пока шерифы не перепишут имена и адреса присутствующих и не выслушают их объяснения.

Сообразив, что о его присутствии на лекции — и не просто присутствии, но об активном участии в событиях — станет известно епископу Поулу, Фэйрфакс испытал приступ легкой паники.

— Нужно поскорее отыскать капитана.

— Зачем?

Ничего не ответив, Фэйрфакс взял ее за локоть и повел сквозь толпу. Кое-кто при их приближении отступал в сторону, точно опасался быть случайно задетым этой парочкой, оскверненной электричеством. Другие пытались остановить Фэйрфакса, чтобы он их успокоил. Судя по их виду, то были самые респектабельные горожане, торговцы и землевладельцы — честолюбивые, предприимчивые люди, наделенные пытливым умом, которые теперь жалели о своей любознательности. Все они пришли сюда лишь из мимолетного интереса — послушать, что расскажет Шедуэлл. Думали ли они, что их будут судить? Оштрафуют? Придется ли им — это явно беспокоило их больше всего — держать ответ по обвинению в ереси перед людьми епископа Эксетерского?

— Сохраняйте спокойствие, — посоветовал им Фэйрфакс, хотя сам, по правде говоря, был неспособен сохранять его. — Вам нечего бояться. Будьте так добры, дайте нам пройти, я сейчас все улажу.

— Никто из нас не сделал ничего дурного…

— Мы просто хотели посетить публичную лекцию…

Он ободряюще кивнул:

— Уверен, как только станут известны все факты, дело дальше не пойдет.

— Вы же объясните все это епископу, преподобный отец?

— Дайте нам пройти, и я переговорю с ним лично.

— Мы все добрые христиане.

— Конечно, конечно, я вижу.

Они добрались до начала очереди. Дверь охраняла пара дюжих шерифов. Тот, что был помоложе, сидел за маленьким столиком, там, где Куик собирал входную плату. Он записывал имена всех, кто собирался выйти. Второй стоял у выхода, держа на короткой цепи желтоглазого пса с оскаленной пастью, из которой капала слюна.

— Ваши имена и адреса? — Он обмакнул перо в чернильницу.

— Я отец Кристофер Фэйрфакс, временно исполняющий обязанности священника в церкви Святого Георгия, Эддикотт-Сент-Джордж. А это, — добавил он, отдавая себе отчет в том, что поступает точно так же, как Хэнкок несколько дней назад, — леди Сара Дарстон из Дарстон-Корта.

Молодой шериф запыхтел от усердия, царапая пером шершавую бумагу. Судя по всему, он был полон решимости не впечатляться их титулами.

— Были ли вы сегодня свидетелями действий, которые могут быть расценены как преступная ересь?

— Нет.

— Мадам?

— Нет.

Она переложила сумку в другую руку и отбросила прядь рыжих волос за плечо.

Шериф вперил в них пристальный взгляд и постучал кончиком пера по зубам, наслаждаясь своей властью.

— А другие говорят иначе.

— В таком случае они присутствовали на какой-то другой лекции, — отрезал Фэйрфакс. — Значит, вот за что арестовали доктора Шедуэлла? За ересь?

— Я не уполномочен об этом говорить.

— Куда его отвели?

— Он сегодня же предстанет перед судьями, после чего будет возвращен в тюрьму, где ему надлежит дожидаться епископского суда в Эксетере.

— В таком случае я должен немедленно доложить обо всем епископу Поулу.

Фэйрфакс двинулся было к двери, но собака зарычала и оскалила зубы, и он вынужден был отступить.

— Постойте, преподобный отец, не так быстро. Мы должны убедиться, что вы не скрываете улик. Что там у ее светлости в сумочке?

— Разбитая ваза, — отозвалась та. — Я привезла ее в город, чтобы узнать, можно ли починить.

— Покажите-ка ее, будьте так любезны.

Фэйрфакс почувствовал, как сердце его снова заколотилось. Сара неловко пристроила сумку на колене и принялась распускать завязки. Он движением руки остановил ее:

— Это оскорбляет не только леди Дарстон, но и меня как духовное лицо! И вы еще смеете заявлять, что расследуете преступление против Церкви? Будьте уверены, я доведу это до сведения епископа!

— Это не имеет значения, — произнесла Сара. — Если офицер настаивает на том, чтобы увидеть вазу собственными глазами, я покажу ее.

— Оставь их, Джек, — вмешался шериф, постарше, который был с собакой. — За преподобного отца поручиться не могу, но я знал покойного мужа леди Дарстон, упокой Господь его душу, и уверен, что его вдова никогда не нарушила бы закон.

Он махнул им рукой — «Проходите».

— Но мы с вами не прощаемся, — бросил им в спину тот, что помоложе, желая оставить последнее слово за собой. — Можете мне поверить.

Когда они наконец выбрались на свежий апрельский воздух, было без малого три часа дня. Два лавочника в кожаных фартуках уже закрывали наружные ставни, заканчивая работу. Если не считать этого, в центре города все было тихо. Судя по всему, люди либо не подозревали о том, что в эти минуты происходило в здании Хлебной биржи, либо сочли за лучшее не вмешиваться. В конце улицы, возвышаясь над городской стеной, зеленел холм, на склонах которого паслись коровы — черно-белые точки. Это была дорога на Эксетер, и у Фэйрфакса мелькнула мысль, что разумнее всего без промедления покинуть Эксфорд, поехать прямо в собор и признаться во всем епископу, пока тому не успели донести о происшествии. Он провел языком по пересохшим губам. Во рту все еще стоял слабый привкус металла. Я не могу уехать, подумал он, я околдован.

— Где можно найти капитана Хэнкока? — спросил он.

— Откуда такое острое желание встретиться с капитаном?

— Он пользуется влиянием в городе, так ведь? Если мы получим от него помощь, то, возможно, сумеем поговорить с доктором Шедуэллом.

Сара Дарстон удивленно поглядела на него:

— Думаете, это благоразумно?

— Нет, но раз уж все зашло так далеко, будет жаль, если мы не сделаем последнюю попытку. Больше мы его не увидим — это уж как пить дать.

— Хорошо. — Она решительно кивнула. — Мне нравится ваш настрой. Хэнкок держит приватный кабинет в «Лебеде», для деловых переговоров. Можно справиться о нем там. — Они двинулись через площадь, и Сара Дарстон взяла его под руку. — Но нужно быть осторожными, Кристофер, так как он непременно захочет узнать обо всем, а характер у него деятельный. Если он за что-то берется, его не остановить.

Под вывеской, покуривая длинные глиняные трубки и посасывая эль, стояли те же бездельники, которые тремя днями ранее пытались направить Фэйрфакса по ложному пути. Теперь, видя, что перед ними священник, да еще и с дамой под руку, они поспешно стянули шапки и почтительно потупились. Фэйрфакс презрительно отвернулся.

В таверне было шумно и людно. Их обволок присущий мужскому обществу запах пота и пива, табачного дыма и опилок. Фэйрфакс забрал руку у Сары Дарстон и принялся пробираться к барной стойке. Какой-то бугай, чьи руки были сверху донизу покрыты татуировками — Уэссекский дракон, крест святого Георгия, крылатый ангел, череп, — явно встревожился при виде священнического одеяния Фэйрфакса.

— День добрый, преподобный отец. — Он поправил свой чуб. — Что-то случилось?

— Где нам найти капитана Хэнкока?

— Дальше по коридору, сэр. По лестнице на второй этаж, первая дверь слева. Вас проводить?

— Спасибо, мы сами найдем.

Фэйрфакс знаком подозвал Сару.

Они прошли по кирпичному коридору, пропахшему пролитым элем, поднялись по деревянной винтовой лестнице и очутились на грязной площадке. Фэйрфакс взглянул на Сару, потом постучал в дверь.

— Войдите!

За дверью оказалась небольшая комнатушка, обшитая деревом, уютная, с окошком в частом переплете, выходившим на площадь, с камином, где потрескивал огонь, и зажженными свечами на столе. На серванте громоздилась стопка конторских книг. На кресле были разложены образчики некрашеного сукна. С крючка на двери свисало плотное пальто капитана. Сам Хэнкок сидел в эркере, вытянув ноги и опустив голову на грудь, погруженный в мрачные раздумья. На их появление он отреагировал еле заметным движением головы.

— О, смотрите-ка, кто пришел! Да это же Электризующая Венера и ее Адонис!

— Я уже принес свои извинения леди Дарстон, капитан, и хотел бы извиниться перед вами, — сказал Фэйрфакс.

— Какая учтивость с вашей стороны, преподобный отец! — фыркнул Хэнкок.

— Я не знал заранее, что от меня потребуется.

— Может, и не знали, но не отказались же.

— Это моя вина, Джон, — вмешалась Сара. — Отец Фэйрфакс всего лишь хотел оказать мне поддержку.

— Но вы его поцеловали! Какого дьявола вы позволили вовлечь себя в этот балаган?

— Тогда это показалось мне безобидным. — Она пожала плечами. — Что сделано, то сделано. Но если, по-вашему, это настолько позорно, что вы предпочтете разорвать наш договор, я вас пойму.

Хэнкок пробуравил ее взглядом. Его челюсть задвигалась, словно он пытался перемолоть зубами невидимый хрящ.

— Я никогда не говорил о том, чтобы разорвать наш договор. Как вы сами сказали, что сделано, то сделано. Давайте не будем больше касаться этой темы.

Воцарилось неловкое молчание. Фэйрфакс уже собрался было нарушить его, когда Сара Дарстон произнесла:

— Могу я задать вам один вопрос, Джон? — Она обвела комнатушку взглядом. — Вы пробыли здесь весь день?

— С восьми утра, как всегда. По пятницам я продаю сукно. — Он хмыкнул. — А что? Вы не одобряете того, что я веду дела из таверны?

— Ничуть. Просто по дороге из Эддикотта мы заметили позади нас какого-то человека. Около полудня.

— Нет, это был не я. — Он перевел взгляд на Фэйрфакса и нахмурился, когда понял, что это означает. — Вы решили, что я устроил за вами слежку?

— Это показалось нам возможным, поскольку вы явились на лекцию сразу же после нас.

— Я пришел на лекцию, потому что интересуюсь этим предметом, а не ради слежки за вами! Я же не какой-нибудь ревнивый болван, чтобы запрещать своей будущей жене среди бела дня проводить время в обществе священника! — Хэнкок отодвинул стул и поднялся. — А теперь послушайте меня. Я тут подумал… Что-то здесь нечисто. Я узнал Шедуэлла сразу же, как только увидел. Это он поднял крик на похоронах Лэйси. Как по мне, вопрос не в том, что я делал на лекции, а в том, что там делали вы. — Он собрал образцы сукна и жестом указал на кресло. — Садитесь, Сара. — Она заколебалась, не выпуская из рук сумки, и Хэнкок подозрительно нахмурился. — Что там? Что у вас с ним за секреты?

Она вопросительно посмотрела на Фэйрфакса. Тот кивнул. Она положила сумку на стол и вытащила стеклянный цилиндр.

Бросив на обоих очередной подозрительный взгляд, Хэнкок взял цилиндр и поднес к окну, чтобы разглядеть получше. В его мощных ручищах стекло показалось еще более хрупким, а то, что за восемьсот лет с ним ничего не случилось, — еще большим чудом. Капитан с изумленным видом поглядел сквозь него на свет.

— Как, во имя Господа, можно было сделать что-то подобное? Стеклянную пружину внутри трубки из стекла? Каково ее предназначение?

— Это загадка, — отозвалась Сара. — Поэтому мы и пришли на лекцию Шедуэлла — чтобы показать ему эту штуку и спросить его мнения. Возможно, он единственный человек в Англии, способный дать ответ на этот вопрос.

— Откуда она взялась?

— Генри нашел ее много лет назад в земле, неподалеку от Чертова Кресла.

— Так вот что вы обсуждали, когда я вчера приехал в Дарстон-Корт?

— Да.

— Но почему же, во имя Господа, вы ничего мне не сказали?

— По моей просьбе. Я хотела сохранить это в тайне.

— Но почему?

В дверь постучали.

— Подождите! — крикнул Хэнкок и отдал цилиндр Саре. Как только та спрятала его в сумку, он произнес: — Заходите!

Вошел татуированный хозяин с подносом:

— День добрый, капитан Хэнкок. Я принес всего побольше, чтобы даме и преподобному отцу тоже хватило.

Он поклонился им, опустил поднос на стол и начал расставлять кружки и тарелки.

— Оставьте! — велел Хэнкок, протягивая здоровяку пригоршню монет. Едва дверь за ним закрылась, он поднял кувшин с джином и по очереди предложил Саре и Фэйрфаксу. Те отказались. Он налил себе кружку и от души к ней приложился. На его лице промелькнуло хитрое выражение. — Разумеется, я знаю, почему вы не хотели ничего мне рассказывать. — Он поболтал остатки джина на дне. — Потому что старый Лэйси погиб неподалеку от Чертова Кресла. Так ведь? А теперь вы хотите, чтобы я вам помог. — Он допил, утер губы и ухмыльнулся. — Давайте-ка поедим.

Хэнкок сам расставил тарелки, разложил столовые приборы и наполнил кружки, на этот раз не слушая возражений. Саре достался разбавленный джин, Фэйрфаксу — эль. Потом он отодвинул для них стулья и заставил присоединиться к трапезе, собственными руками навалив на их тарелки холодного языка и маринованных артишоков. Потчуя обоих, он забрасывал их вопросами. Сколько стеклянных штуко- вин нашел полковник Дарстон? Кто еще знал о них? Как о них прослышал Лэйси?

Фэйрфакс отложил вилку и нож и, расстегнув ворот сутаны, вытащил из-за пазухи маленький томик в кожаном переплете. Прежде чем начать свой рассказ, он сделал глубокий вдох.

— Был такой человек, — произнес он, — по имени Моргенстерн…

После этого стало ясно, что они не утаят ничего от капитана, и в итоге все изменилось, и последующее стало возможным, потому что Сара Дарстон сказала чистую правду: если капитану Джону Хэнкоку что-то втемяшится в голову, никакая сила на земле не остановит его. А в тот день за обедом в эксфордской таверне «Лебедь» ему втемяшилось, что он должен раскрыть тайну Чертова Кресла.

Рассказав, как он прятал приходские книги, и объяснив, что за связь существует между Моргенстерном и Дарстон-Кортом, Фэйрфакс отыскал пассаж с письмом Моргенстерна и передал Хэнкоку двадцатый том «Записок и протоколов заседаний Общества антикваров». Тот взял книгу, закурил трубку и, усевшись в кресло перед огнем, принялся читать. Сара продолжала ковырять еду у себя на тарелке, а Фэйрфакс снова обнаружил, что у него нет аппетита, и стал смотреть на здание Хлебной биржи. Время от времени дверь биржи открывалась, оттуда появлялись состоятельные эксфордцы, поодиночке или парами, пригибали головы и спешили прочь, явно стараясь не задерживаться, чтобы не привлекать внимания к своему позору.

— Судя по всему, вот это предложение — ключевое.

Фэйрфакс обернулся к Хэнкоку. Тот наклонился вперед, упершись локтями в колени и держа книгу в руках. Его трубка успела погаснуть и лежала в очаге рядом с ним.

— «Наша цель заключается не в том, чтобы предложить контрмеры, которые позволят противостоять всем этим потенциальным катастрофам… но в том, чтобы разработать стратегии на дни, недели, месяцы и годы, следующие за бедствием подобного рода, стратегии, направленные на скорейшее восстановление технологической цивилизации». — Хэнкок оторвался от книги и вскинул голову. Глаза его неестественно расширились и блестели. — Предположим, человек видит, что надвигается ужасное бедствие. Что он предпринял бы? Что предпринял бы любой из нас? Вот что предпринял бы лично я. Я сделал бы запас провизии — всего, что необходимо для выживания, — и укрылся в своем доме, надеясь пережить это. Вот что предпринял этот ваш Моргенстерн. Я совершенно в этом уверен.

Фэйрфакс кивнул. После лекции у него в голове тоже начала вырисовываться все более и более отчетливая картина, точно пейзаж, проступающий сквозь утренний туман, когда тот понемногу рассеивается. На ум пришел стих из Книги Бытия. Он процитировал его вслух:

— И сказал Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лицо Мое, ибо земля наполнилась от них злодеяниями; и вот, Я истреблю их с земли. Сделай себе ковчег…[17]

— Да, ковчег — хорошее сравнение, только Моргенстерн не брал на него животных, и он не был предназначен для плавания. Он построил его где-то в окрестностях Чертова Кресла, вместе со своими друзьями и, надо полагать, закопал, чтобы его не нашел никто, кроме них. — Хэнкок откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в потолок. — Да, именно так он и поступил, голову готов прозакладывать. Представьте себе только, что там может быть спрятано! Представьте себе, что там может храниться секрет электризации! Не этой, пригодной только для глупых салонных развлечений, а другой, которую использовали они сами, той, которая позволит нам создать большой и постоянный запас энергии, а также хранить и транспортировать ее. «Скорейшее восстановление технологической цивилизации»… Человечество могло бы начать все заново! Чего бы я за это не отдал! — Внезапно он выпрямился и вскочил на ноги. — Нам необходимо поговорить с Шедуэллом.

— Полагаете, это возможно? — с сомнением в голосе спросила Сара. — Несмотря на то что он за решеткой?

— Тем лучше для нас. Мы точно знаем, где он находится. — Хэнкок снял с крючка пальто, расстелил его на полу перед сервантом, присел на корточки и вытащил связку ключей. — Никогда еще не слышал о тюрьме, в которую нельзя проникнуть при наличии соответствующих инструментов.

Хэнкок открыл дверцу серванта, вытащил большой кассовый ящик из железа, отыскал нужный ключ и открыл его, после чего принялся распихивать содержимое — банкноты, векселя, золотые и серебряные монеты — по карманам пальто. Когда с этим было покончено, он убрал ящик обратно в сервант, извлек из его недр пистолет и сунул за пояс. Потом поднялся, надел пальто и застегнул его на все пуговицы. Обложенный вырученными с утра деньгами, он еще больше, чем всегда, походил на ярмарочного силача. Он открыл дверь, ведущую на площадку:

— Ну? Вы идете со мной или нет?

Фэйрфакс с Сарой переглянулись. Молодого священника охватило предчувствие беды. Кажется, мы связались со стихией, способной угробить нас всех, подумалось ему. Однако же он ничего не сказал, когда они поднимались из-за стола, спускались по лестнице следом за капитаном и проходили через бар, чтобы выйти на площадь.

Глава 16

Знакомство с доктором Шедуэллом

Рынок на площади перед зданием суда опустел, большинство лоточников свернули торговлю и ушли. Из боковых улочек уже выплыли оборванные серые тени — бедняки, соревновавшиеся с воронами и бродячими собаками за то, кто быстрее выкопает среди отбросов что-нибудь съестное: подгнившие фрукты и овощи, брошенные торговцами за непригодностью, или мясо с душком. Попрошайничать запрещалось законом, но даже страх получить плетей или провести день в колодках у позорного столба не отпугнул полдюжины оборванцев: они окружили Хэнкока, Фэйрфакса и Сару, когда те, спешившись, принялись привязывать своих лошадей к коновязи напротив входа в суд. Фэйрфаксу было нечего им дать, но он очень удивился, когда у него на глазах Хэнкок сунул руку в карман и раздал несколько мелких монеток. Перехватив взгляд Фэйрфакса, капитан буркнул:

— Я знаю, что такое быть бедным.

В зале суда было пусто, если не считать одинокого человека, ссутулившегося в глубине зала перед судейской скамьей; при их появлении бедолага повернул голову и впился в них взглядом.

— Это мистер Куик, — прошептал Фэйрфакс. — Секретарь Шедуэлла.

— Его так зовут? — отозвался Хэнкок. — Кажется, я видел его на похоронах Лэйси. — Он двинулся по центральному проходу вглубь зала. — Мистер Куик, вы, верно, помните нас по сегодняшнему представлению.

Куик вскочил на ноги:

— Как не помнить, сэр. Вы присутствовали в зале, а эта дама и преподобный отец были настолько добры, что согласились подняться на сцену. Не трагично ли, что наше безобидное развлечение закончилось в этом зале!

Голос у него был нежный и несколько театральный для такого крупного мужчины.

— Поистине, мне стыдно, что такое могло случиться в нашем городе. Поэтому мы и явились сюда, сэр, предложить нашу поддержку доктору Шедуэллу. Меня зовут капитан Джон Хэнкок. Преподобного отца зовут мистер Фэйрфакс, а мою будущую жену — леди Дарстон.

— Что ж, капитан Хэнкок, я очень рад всех вас видеть, поскольку, клянусь, сейчас у доктора Шедуэлла на всей земле нет ни единого друга, кроме присутствующих в этом зале! — Он по очереди пожал всем руки, а ладонь леди Дарстон поднес к губам. — Ваша светлость, это огромная честь для меня. Но, боюсь, вы застали нас в самом бедственном положении. Доктор Шедуэлл и так не отличался крепким здоровьем, а еще одна неделя в тюрьме, уверен, попросту убьет его.

— Где он сейчас?

— В камере этажом ниже, ожидает перевода в Эксетер, как только найдут судью, который вынесет решение.

— С ним можно поговорить?

— Нет, к нему никого не пускают.

— Но не может же этот запрет распространяться на священника? — подал голос Фэйрфакс. — Никогда не слышал, чтобы заключенному отказали в христианском утешении. Закон гарантирует это право любому.

— Это правда, хотя — при всем моем уважении к вам, преподобный отец, — сомневаюсь, что мистер Шедуэлл обрадуется подобному визиту. Церковь стала источником всех его бед.

— Мы здесь не для того, чтобы читать ему проповеди, а для того, чтобы предложить помощь.

— И какого же рода?

— А такого, что я готов внести за него залог.

Куик удивленно склонил голову набок:

— Вы готовы сделать это для незнакомого человека?

— Разве вы не слышали, что я сказал?

— Благородно, весьма благородно. Но наверняка должны быть какие-то условия? Они всегда есть.

— Условие всего одно. Мы хотим расспросить его обо всем, что ему известно об одном деле.

— Что это за дело?

— Она касается человека, давно покойного, по фамилии Моргенстерн.

Эффект был поразительным. Глаза Куика забегали по сторонам.

— Я более чем уверен, что когда он услышит имя этого джентльмена, то наотрез откажется, несмотря на всю опасность своего положения.

— Но почему?

— Если вы знаете о Моргенстерне, то должны понимать почему.

— Если мы знаем о Моргенстерне, не является ли это доказательством серьезности нашего намерения помочь?

— Скорее наоборот. Буду с вами откровенен, капитан. Можете ли вы доказать, что вы все не правительственные шпионы? — Он кивнул на Фэйрфакса. — Или не люди епископа? Прошу простить меня, сэр, но мы уже научены горьким опытом и не доверяем кому попало.

За спиной у них послышался шум, и в зал вошли трое мужчин в одеяниях с капюшонами, совершенно непримечательные внешне, но при этом до странности похожие друг на друга. Они заняли места в последнем ряду, опустили капюшоны и застыли в молчании. Куик быстро приложил палец к губам и вскинул брови, как будто его слова только что получили подтверждение.

— Если вы так боитесь шпионов, зачем устраивать публичную лекцию и давать о ней объявление? — негромко произнес Фэйрфакс.

— Всему виной вечный бич ученых, — печальным тоном произнес Куик. — Бедность. Мы задолжали тридцать фунтов в «Лебеде», и они забрали у нас фургон до тех пор, пока мы не расплатимся. Лекции — единственное, чем мы можем заработать себе на жизнь. Время от времени мы вынуждены идти на этот риск, чтобы не умереть с голоду. Называя их «Ересь Древнего мира», доктор Шедуэлл обычно остается в рамках закона.

Хэнкок расстегнул пальто и вытащил из внутреннего кармана пачку банкнот:

— Помогите нам и какое-то время сможете не думать о пропитании.

Куик уставился на деньги, потом провел языком по мясистым губам:

— Вы позволите? — Он взял пару банкнот и посмотрел их на просвет. Бумажные деньги всего несколько лет как вошли в широкое обращение, и подделки встречались сплошь и рядом. Удовлетворенный осмотром, он вернул их Хэнкоку. — Что ж, это переводит дело в практическую плоскость, и, по правде говоря, мы сейчас не в том положении, чтобы отвергать подобную щедрость. Идемте со мной, преподобный отец. Я передам ваше предложение мистеру Шедуэллу, посмотрим, что он ответит. Хотя должен предупредить вас, что шансы невелики.

Сара протянула Фэйрфаксу свою сумку:

— Вот, покажите их ему. Возможно, так будет легче его убедить.

Куик двинулся прочь. Хэнкок поймал Фэйрфакса за локоть и прошептал:

— Только смотрите, чтобы он вас не обманул. Я не собираюсь рисковать своими деньгами просто так. Скажите, что, если он попытается нарушить свое слово, я лично доставлю его обратно в тюрьму.

Фэйрфакс высвободил руку — нет, этот малый был просто невыносим — и зашагал следом за Куиком к судейской скамье, за которой виднелась дверь. Куик постучал, с той стороны повернулся ключ и дверь открылась. В щелку выглянул пожилой шериф.

— Мистер Шедуэлл желает воспользоваться своим правом и помолиться со священником.

Шериф с подозрением оглядел обоих.

— Это его законное право, — подтвердил Фэйрфакс. — Еретик должен получить шанс раскаяться. Так говорит закон. — Видя, что шериф все еще колеблется, он добавил: — Меня послал сюда с особым поручением сам епископ Поул.

— Что ж, преподобный отец, раз уж вас послал епископ, так и быть, проходите. Но только один. — Он вытянул руку, преграждая путь Куику. — Вам придется подождать здесь.

Не обращая внимания на протесты секретаря, он захлопнул перед ним дверь и запер ее на замок, потом снял с подставки факел. Ступени уходили вниз, теряясь во мгле.

— Смотрите под ноги, преподобный отец. Спуск тут крутой, что в твой ад.

Он двинулся по ступеням, низко опустив факел, чтобы Фэйрфакс видел, куда ступать. Нести сумку с ее хрупким содержимым и одновременно пригибаться, стараясь не удариться головой о низкий потолок, было неудобно. Фэйрфакс положил руку на стену, чтобы не поскользнуться. Камни под его пальцами были сырыми и осклизлыми. Снизу послышался хриплый кашель. Наконец они добрались до подножия лестницы. В конце коротенького коридорчика обнаружилась массивная дверь с зарешеченным окошечком, перед которой стояла табуретка. Из подставки в стене торчал еще один факел. Пламя его во влажном воздухе было совсем бледным.

Шериф посмотрел в окошечко на обитателя камеры:

— Эй, старик! К тебе пришли. — Он отпер дверь. — Входите, преподобный отец, и удачи вам. Когда закончите спасать его душу, я буду за дверью. Что у вас в сумке?

— Только то, что может понадобиться для причастия. — Фэйрфакс переступил порог камеры. В темноте он с трудом различал силуэт Шедуэлла, сидевшего на соломе в углу, в бархатном костюме и шапочке, со скованными запястьями. Тяжелая цепь тянулась от правой щиколотки к кольцу в стене. — Нельзя ли снять с него кандалы?

— Это против правил, преподобный отец. Но ждать все равно недолго — судья уже на подходе.

— Тогда можно дать нам хотя бы немного света?

— Да, думаю, это можно.

Шериф вставил факел в держатель и удалился, закрыв за собой дверь.

Кроме заключенного и ночного горшка, в камере не было ничего. Шедуэлл сидел на полу, прислонившись спиной к стене и обхватив руками колени. Бросив на Фэйрфакса короткий взгляд сквозь цветные стекла очков, он отвернулся в сторону и тут же снова закашлялся. Потом вытащил из рукава свой бело-красный платок и сплюнул в него кровь.

Фэйрфакс дождался, пока приступ кашля не пройдет, и прочистил горло:

— Доктор Шедуэлл, меня зовут Кристофер Фэйрфакс, и мне очень жаль видеть вас в таком состоянии.

Шедуэлл внимательно осмотрел свой платок:

— В самом деле? Ну, поскольку это ваша Церковь довела меня до такого… такого… состояния… — Его вновь скрутил ужасный приступ изнурительного кашля, еще более яростный. Перестав наконец содрогаться, Шедуэлл в изнеможении привалился обратно к стене, снял очки и вытер глаза. Голос его, когда он нашел в себе силы говорить, больше походил на карканье. — Церковь всю жизнь преследовала меня, и ваши сожаления мало чего стоят.

— Понимаю, но я здесь затем, чтобы предложить вам нечто большее, нежели красивые слова. Состоятельный местный торговец, капитан Джон Хэнкок, готов внести залог, чтобы попробовать освободить вас.

— Он попусту тратит время. Обвиняемого в ереси никогда не выпустят под залог.

— В этом городе он пользуется влиянием.

— Большим влиянием, чем епископ Поул? Сомневаюсь!

— И тем не менее он готов попытаться.

— Зачем же ему это делать?

— Затем, что он верит в важность вашего дела, и мы все тоже. Не далее как вчера ночью я читал «Antiquis Anglia».

Впервые за все время его слова вызвали у заключенного проблеск интереса. Шедуэлл повернул голову и внимательно на него поглядел:

— Я думал, ни одного экземпляра не уцелело.

— Ну, один точно уцелел. Сегодня утром я устроил вылазку к Чертову Креслу.

— Довольно странное сооружение, насколько я помню. — Он помолчал, потом добавил, явно будучи не в силах обуздать свое любопытство: — Ну и как, видели что-нибудь интересное?

— Человеческие кости, которые обнажились благодаря недавней непогоде.

— Кучей или по отдельности?

— Кучей.

— Кучей? Интересно. — Он устремил задумчивый взгляд куда-то вдаль. В противоположном углу камеры зашуршала солома; здоровенная бурая крыса, чей хвост был длиной с предплечье Фэйрфакса, прошмыгнула вдоль стены и скрылась в норе. Это зрелище, похоже, заставило узника вспомнить о своем бедственном положении. — Что ж, пожалуйста, поблагодарите капитана Хэнкока от моего имени, но передайте ему, что у меня уже нет на все это времени. Труд старого Шедуэлла закончен, а с ним и сам старый Шедуэлл.

Фэйрфакс оглянулся на дверь камеры и понизил голос:

— Как мы полагаем, там может быть спрятано то, что имеет огромное значение. Вы позволите? — Он на пару шагов приблизился к старику и присел на солому рядом с ним, спиной к двери. Шедуэлл со своими темными блестящими недоверчивыми глазами показался ему крохотным и тщедушным, точно подбитая птица, загнанная в угол. Кандалы болтались на тощих запястьях и лодыжках. — Кроме того, я совершенно уверен, что гибель отца Лэйси не была несчастным случаем, как вы верно заявили на его похоронах, но настигла его потому, что кто-то хотел положить конец поискам. — Он развязал завязки седельной сумки и вытащил стеклянный цилиндр. — Вот это нашли в том же месте несколько лет назад.

Он развернул шаль.

После непродолжительной внутренней борьбы упорство Шедуэлла было окончательно сломлено. Он нацепил очки на нос, очень аккуратно взял цилиндр в свои руки, похожие на птичьи лапы, и немедленно издал протяжный одобрительный вздох. В груди у него что-то странно захрипело и забулькало, и Фэйрфакс испугался, что у ученого снова случится приступ кашля.

— О, сэр, что за великолепный экземпляр! — Он погладил стекло костлявыми большими пальцами. — Поразительная точность! Какой гениальностью они обладали! А есть еще такие же? Думаю, их должно быть много.

— Да, есть десятки точно таких же, все находятся в руках частного коллекционера. Откуда вы знаете, что их много? Что они собой представляют?

Шедуэлл продолжал смотреть на цилиндр как завороженный:

— Если именно то, о чем писал мне Лэйси, тогда, думаю, это часть лаборатории, как именовали ее древние, — слово, которое мы утратили, от латинского laborate, «работать». Возможно, ее перевезли из древней обители науки, называвшейся Имперским колледжем Лондона.

Стражник забарабанил в дверь и закричал:

— Время вышло, преподобный отец!

— Еще пару минут, пожалуйста! — крикнул Фэйрфакс и попытался забрать у Шедуэлла цилиндр. — Пожалуйста, сэр, я должен убрать его, пока не пришел шериф.

Но старик был не в силах выпустить его из рук.

— Я пытался отыскать их почти двадцать лет. До чего же это странно — видеть его сейчас, при подобных обстоятельствах… можно даже сказать, жестоко. — Наконец он неохотно отпустил цилиндр. Фэйрфакс торопливо завернул его в шаль и убрал в сумку. — Что вы намерены делать?

— Пока точно не знаю. Наверное, как следует обыскать окрестности. Именно поэтому нам требуется ваша помощь. Когда отец Лэйси написал вам?

— Недели две тому назад или около того. Писал, что нашел стеклянную посуду. Мы сразу же выехали из Уилтона. Но не успели мы добраться до Эксфорда, как до нас дошла весть о его смерти.

— И вы полагаете, что эта посуда раньше находилась в этом Имперском колледже — том самом месте, откуда Моргенстерн написал свое письмо?

Шедуэлл изумленно посмотрел на него:

— Откуда вы знаете о Моргенстерне?

— На прикроватном столике у отца Лэйси, когда я приехал его хоронить, лежал том записок Общества антикваров.

— Боже правый, тогда я завидую вам еще сильнее! Я был уверен, что все экземпляры нашли и уничтожили. Они конфисковали мою библиотеку, которая была для меня ценнее жизни, и сожгли ее на рыночной площади в Эксетере.

— Я это помню — присутствовал при сожжении еще мальчишкой. Но, очевидно, сожгли не все. В доме священника в Эддикотте хранится полное собрание протоколов общества и много других книг.

— Лучшая новость, которую я услышал за много лет. — Шедуэлл внезапно положил свою костлявую руку на запястье Фэйрфакса и с неожиданной силой сжал его. — Отдайте их мне.

— Что?

— Если я выйду отсюда, отдайте их мне, а я за это помогу вам. Вот мое предложение. Теперь, когда Лэйси мертв, все равно никто не осмелится держать их у себя.

— Но я не могу отдать вам то, что мне не принадлежит.

— И что вы с ними сделаете? Передадите епископу Поулу, чтобы он их сжег? Разве Лэйси хотел бы этого?

Фэйрфакс закончил возиться с завязками. Шериф снова забарабанил в дверь:

— Преподобный отец?

В зарешеченном окошечке показалось его лицо и, точно бледный круглый маятник, заколыхалось из стороны в сторону: шериф пытался разглядеть, чем они заняты в дальнем углу камеры.

— Читайте молитву вместе со мной! — велел Фэйрфакс. Шедуэлл с отвращением посмотрел на него. — Читайте молитву, — повторил он, — быстро. — Чуть помедлив, старик склонил голову, и Фэйрфакс возложил на нее руку. — Господи Боже наш, — начал он громко, — молим тебя, услышь наши молитвы, спаси и помилуй всех тех, кто вверяет Тебе грехи свои, прости им все прегрешения их, очисти от скверны, чтобы они милостью Твоей могли войти в царство Твое. — Я отдам вам книги, — прошептал он, потом громким голосом закончил: — Аминь.

— Аминь, — пробормотал Шедуэлл, — и передайте своему другу, что я в его распоряжении.

Лишь выйдя из камеры и пройдя следом за шерифом полпути вверх по лестнице, Фэйрфакс осознал, какой немыслимый грех только что совершил.

Солгать епископу было серьезным прегрешением; пойти против учения Церкви — еще хуже. Но осквернить святость покаянной молитвы? Прочитать ее без мыслей о Боге, чтобы под ее прикрытием сделать противозаконное предложение еретику? Чудовищное преступление против веры — и он совершил его, более того, не задумываясь, без малейших колебаний.

От осознания того, как сильно он удалился от своей прошлой жизни, Фэйрфаксу стало нехорошо. Очутившись на площадке, он прислонился к стене, чтобы не упасть. Во что я превратился? Если бы не присутствие шерифа, отпиравшего дверь в зал суда, он сполз бы по стене и обхватил голову руками. Мое место — там, в камере, рядом с Шедуэллом, там, среди мертвецов, там, среди мертвецов, там, среди мертвецов…

Наконец шериф открыл дверь и что-то сказал — Фэйрфакс не расслышал. Не успел он переступить порог зала, как мгновенно уловил перемену в атмосфере, услышал приглушенный ропот, увидел сливающиеся в одно пятно лица. Сара Дарстон с капитаном Хэнкоком сидели в первом ряду, там же, где он оставил их, но пустые скамьи за ними успели заполниться. Здешняя публика была гораздо менее утонченной, чем те, кто присутствовал на лекции. Должно быть, по Эксфорду разнеслась весть, что тут готовятся судить еретика. В воздухе было разлито предвкушение. Сначала повешение, а теперь еще и это! Все с нетерпением ждали, когда же выведут обвиняемого и начнется потеха. Вместо этого они увидели служителя Господа или вообразили, что увидели. Некоторые разочарованно загудели. Что я за фальшивка, подумалось Фэйрфаксу.

Он миновал судейские места и опустился на скамью рядом с Сарой Дарстон. Хэнкок перегнулся через нее и осведомился:

— Что он ответил?

— О, он согласился. Разумеется, он согласился!

Голос Фэрфакса, видимо, выдал творившийся в его душе разлад, потому что Сара с беспокойством поглядела на него:

— Что-то случилось, мистер Фэйрфакс?

Он не смог заставить себя ответить.

— Где Куик?

— Пошел разбираться со счетами в «Лебеде», — ответил Хэнкок, — чтобы им вернули фургон и он мог подогнать его к дверям суда. Шедуэлла надо увозить отсюда как можно скорее, пока никто не успел передумать.

— Он говорит, что обвиняемого в ереси не отпустят под залог.

— Это мы еще поглядим. Как мне сказали, судья, за которым они послали, — это сэр Уильям Трикетт. Он держит в Ярнтоне стадо овец в тысячу голов, а я скупаю почти всю его шерсть. Полагаю, он окажет мне услугу, если сможет.

Фэйрфакс отвернулся. Над судейской скамьей висел портрет короля в оливково-зеленом военном мундире с золотым позументом и несколькими рядами медалей; голову венчала простая корона. Выражение лица было благородным и строгим одновременно. Его священная персона объединяла государство и Церковь — славу Старой Англии, возрожденную после хаоса Апокалипсиса вкупе с древним механизмом правосудия. Под портретом располагался щит с девизом общего права: «Душу за душу, око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, рану за рану, ушиб за ушиб».

У Церкви имелись собственные инквизиционные трибуналы, которые разбирали религиозные преступления. Поэтому заседание суда служило только для передачи Шедуэлла от шерифов людям епископа. Пусть его сегодня же увезут в Эксетер, взмолился про себя Фэйрфакс. Пусть ему откажут в освобождении под залог и все это дело закончится здесь и сейчас. А потом он подумал о старике в кандалах и почувствовал к себе отвращение за свою трусость.

Наконец дверь позади судейской скамьи открылась и появился секретарь, следом за которым шел необъятный краснолицый толстяк в черной мантии и высокой шляпе без полей — по всей видимости, Трикетт. Присутствующие поднялись. Трикетт плюхнулся в свое кресло с высокой спинкой. Он выглядел в равной степени возбужденным и раздраженным — человек, которого неожиданно оторвали от пятничного ужина по причинам, которых он не понимает и не одобряет. Все опустились на свои места.

— Приведите заключенного, — произнес секретарь.

Хриплый кашель Шедуэлла возвестил о его приближении еще до того, как он сам появился в зале суда. Кандалы сняли, но шериф держал его за локоть. Старик подошел к скамье подсудимых и огляделся по сторонам. Он был настолько невысоким, что деревянное ограждение доходило ему до груди.

— Обнажите голову в присутствии судьи, — велел секретарь.

После непродолжительного колебания Шедуэлл снял свою шапочку и спокойно сложил ее. Над залом пронесся вдох восторженного ужаса: в центре его лба, темное от пудры, которую втирали в шрам, чтобы тот оставался видимым всю жизнь, было выжжено клеймо еретика — буква «Е». Фэйрфакс слышал об этом наказании, но видел такое впервые. Он хотел отвернуться, но не смог отвести взгляд.

— Назовите ваше имя, — сказал секретарь.

— Николас Шедуэлл.

— Ваш адрес?

— Деревня Уилтон в графстве Уилтшир.

Трикетт воззрился на него с таким отвращением, будто ему подали какую-то гадость на тарелке.

— В чем он обвиняется?

Даже голос его — сиплый и невыразительный — казалось, сочился жиром.

Поднялся старший шериф:

— В ереси, сэр Уильям. Заключенный устроил сегодня днем публичное сборище, явно намереваясь распространять свои подрывные идеи.

— Это неправда, сэр, — заявил Шедуэлл. — Все было совсем наоборот. Моя лекция задумывалась как предостережение против пагубы ереси…

Очередной приступ кашля не дал ему договорить. Он вынужден был пригнуть голову и вновь потянуться за платком.

Трикетт повернулся к старшему шерифу:

— Полагаю, вы не собираетесь судить его здесь?

— Нет, сэр Уильям. — Это был молодой мужчина с окладистой бородой и фанатичным огнем во взгляде, напомнивший Фэйрфаксу некоторых его товарищей по семинарии, помешанных на вере. — Мы просим суд оставить обвиняемого под стражей в Эксфорде до понедельника, когда его можно будет перевезти в Эксетер. Там он предстанет перед епископским судом.

— Вы можете сказать что-нибудь в свое оправдание, мистер Шедуэлл?

— Да, сэр. Я готов защищаться, как нередко делал в прошлом. Но здоровье мое подорвано, как вы сами можете видеть, — он продемонстрировал судье окровавленный платок, — и я хотел бы обратиться к суду с просьбой выпустить меня под залог до тех пор, пока за мной не явятся церковные власти. В противном случае, боюсь, вам придется представить на суд епископа мой бездыханный труп.

— У вас имеются средства на то, чтобы внести залог?

— Нет, сэр. Положив всю жизнь на бескорыстные изыскания, я истратил все, что у меня было. — Он обвел зал суда взглядом. — Но мне сказали, что в этом городе есть человек, готовый выступить моим поручителем.

— И кто же это?

— Я, сэр Уильям.

Хэнкок поднялся со своего места. По залу пронесся ропот недовольства, смешанного с удивлением.

— Капитан Хэнкок? — Трикетт сложил на груди короткие, заплывшие жиром руки и в замешательстве уставился на него. — Вы теперь водите дружбу с еретиками?

— Нет, сэр Уильям. Но я против жестокости и полагаю, что настолько больного человека, обвиненного в преступлении, но еще не признанного виновным, следует содержать в более благоприятных условиях, нежели те, какими располагает Эксфордская тюрьма.

— И где же, скажите, вы намерены его содержать?

— Под крышей своего дома, сэр Уильям. В Эддикотт-Милл-Хаусе.

— Так вы с ним знакомы?

— Нет, сэр. Бог мне свидетель, я не перемолвился с ним ни словом, хотя и присутствовал на его лекции — и, кстати, не заметил ни намека на ересь.

— Да, никогда еще не видел подобного великодушия, в особенности со стороны владельца ткацкой мануфактуры! Ну, шериф, что скажете?

— Я возражаю, сэр Уильям, причем категорически. Обвиняемого в столь серьезном преступлении нельзя отпускать под залог. При всем моем уважении к капитану Хэнкоку, мы располагаем заявлениями многочисленных свидетелей, которые клянутся, что имела место ересь и были вызваны злые духи. Сам Шедуэлл — закоренелый и неисправимый богохульник. Взгляните на клеймо у него на лбу. Не сомневаюсь, что при первой же возможности обвиняемый сбежит, чтобы не отвечать перед судом в Эксетере.

— Ставлю тысячу фунтов на то, что не сбежит, — произнес Хэнкок.

Его заявление было встречено восклицаниями и свистом. Трикетт явно оскорбился:

— Это суд, капитан Хэнкок, а не площадка для петушиных боев.

— И тем не менее мое предложение остается в силе.

— Сейчас он все испортит своей глупой похвальбой, — прошептала Сара на ухо Фэйрфаксу.

— Вы готовы сегодня же внести всю сумму залога? — недоверчиво спросил Трикетт.

— Готов, сэр Уильям. С вашего позволения… — Хэнкок встал, подошел к столу, стоявшему перед судейской скамьей, и принялся опустошать карманы. Взгляды всех присутствующих, включая Шедуэлла, были прикованы к растущей груде банкнот и монет. Закончив, Хэнкок придвинул ее к секретарю. — Вот, сэр. Можете пересчитать, если хотите, но, заверяю вас, все точно.

Он вернулся на свое место, оставив деньги на столе, будто такая громадная сумма — на то, чтобы заработать ее, у любого из его ткачей ушло бы более десяти лет, — была для него чем-то незначительным.

Трикетт сделал секретарю знак подойти. Они принялись вполголоса о чем-то совещаться, потом подозвали старшего шерифа. Время от времени все трое бросали взгляды на Хэнкока. Наконец Трикетт обратился к заключенному:

— Николас Шедуэлл, вы обвиняетесь в гнуснейшем преступлении против Господа и нашего державного государя короля, главы Церкви Англии. Мы постановляем отправить вас в Эксетер, где вы предстанете перед судом. Однако, — продолжил он, морщась, будто слова причиняли ему боль, — учитывая состояние вашего здоровья, известность капитана Хэнкока и то обстоятельство, что он готов предоставить суду столь весомую гарантию вашего благоразумия, мы намерены освободить вас под залог. — («Нет!» — выкрикнул кто-то в зале.) — при условии, что вы вернетесь сюда к полудню следующего понедельника, пятнадцатого апреля, и сдадитесь суду. — Ему пришлось возвысить голос, чтобы перекрыть возгласы возмущения. — Все это время вам надлежит оставаться в доме капитана Хэнкока, кроме воскресенья, когда вы должны в обязательном порядке посетить христианскую службу и продемонстрировать раскаяние, получив святое причастие. Вы согласны на такие условия?

— Да, сэр.

— А вы, капитан Хэнкок, не сомневайтесь: если Шедуэлл не явится сюда на следующей неделе, вы не только лишитесь тысячи фунтов, но и сами можете предстать перед судом по обвинению в пособничестве государственному преступнику и содействии его побегу. Вы отвечаете за него.

— Я это понимаю.

— Встаньте, мистер Шедуэлл. На этом суд заканчивает свое заседание… и призывает всех, — Трикетту пришлось кричать, чтобы его услышали, — и призывает всех к соблюдению порядка!

Глава 17

Возвращение к Чертову Креслу

Призывать к спокойствию было поздно. Граждане Эксфорда собственными глазами видели выжженное на лбу Шедуэлла клеймо еретика, и этого им было достаточно, чтобы вынести своей приговор. В воздухе запахло чем-то нехорошим — так же, как во время шедуэлловского представления.

— Помогите мне! — бросил Хэнкок Фэйрфаксу.

Едва обвиняемый поднялся со скамьи подсудимых, явно ошарашенный таким поворотом событий, как капитан подхватил его под одну руку, а Фэйрфакс — под другую. Но даже их совместных действий оказалось недостаточно, чтобы предотвратить грубые выходки. Люди рвались к ним, желая сшибить Шедуэлла с ног. Мелькали кулаки. Старика оплевывали и осыпали оскорблениями. Шерифы не делали никаких попыток вмешаться; сэр Уильям Трикетт уже удалился. Одного особенно разошедшегося юнца — совсем еще мальчишку, который шипел и плевался, точно кот, — Хэнкок схватил за грудки и отшвырнул прочь с дороги, как тряпичную куклу; тот с грохотом перелетел через несколько скамей. После этого зрители слегка притихли и расступились. Хэнкок и Фэйрфакс смогли пробиться к выходу и выйти на площадь.

Крытый фургон, запряженный четверкой мулов, стоял прямо у дверей. Куик, сидевший на козлах, нагнулся и протянул Шедуэллу руку, чтобы втащить его на соседнее сиденье, а Хэнкок одновременно подпихнул его сзади. Как только старик очутился на козлах, он обернулся:

— Я не успел поблагодарить вас, сэр…

— Поезжайте прямиком к воротам, мистер Куик, — велел Хэнкок, не дав ему договорить. — Мы нагоним вас по пути. — Он стегнул ближайшего к нему мула. Фургон тронулся с места. Убедившись, что мулы набирают ход, Хэнкок вытащил из-за пояса пистолет и повернулся к дюжине молодчиков, которые вышли вслед за ними из зала суда. — А ну-ка оставьте его в покое, слышите? — Он пригрозил пистолетом. — Не то будете иметь дело со мной, и ни один из вас не сможет продать мне шерсть или что-нибудь еще!

Парнишка, которого он швырнул наземь, размазывал по щеке кровь. Один из его товарищей, судя по виду, старший брат, выкрикнул:

— Постыдились бы, Джон Хэнкок! Помогать еретику! Богом клянусь, меня вам не запугать!

Он бросился вперед. Хэнкок вскинул пистолет и прицелился в него. Внезапно вся толпа пришла в движение, как склон холма над Эксфордом, угрожая обрушиться на них.

— Да, он грешник! — закричал Фэйрфакс, найдя где-то голос, и встал между толпой и Хэнкоком. — И я тоже грешник. — Он широко раскинул руки. — Мы все грешники в глазах Господа! Вспомните слова Иисуса Христа: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень!» Любой, кто осмелится поднять руку на Шедуэлла или кого угодно еще, будет отвечать перед Всевышним. Вы готовы принять Его вердикт? — (Никто не шевельнулся.) — Тогда возвращайтесь по домам, — произнес он со всей суровостью, на какую был способен, — и молитесь о прощении.

На мгновение ему показалось, что люди сейчас разорвут его. Но, как бы рассержены они ни были, поднять руку на священника никто не осмелился. Его распростертые руки пригвождали их к площади, точно какая-то незримая сила.

Хэнкок сунул пистолет за пояс, отвязал лошадь Сары от коновязи и придержал уздечку, пока та аккуратно пристраивала сумку поперек седла. Как только она оказалась в седле, он принялся отвязывать собственную лошадь. В последний раз обведя толпу взглядом, Фэйрфакс отважился повернуться к ним спиной. На то, чтобы отвязать Мэй и вскочить в седло, ушло с полминуты, и каждую секунду он остро чувствовал свою уязвимость. Вскоре он уже скакал галопом следом за остальными к воротам и откидному мосту, запоздало осознав, что снова пустил в ход Божье слово для помощи еретику.

Проезжая мимо стен тюрьмы, он вскинул глаза. Четвертый труп, принадлежавший расхитителю гробниц, Порлоку, болтался в стальной клетке. Одежду с него уже успели сорвать, и обнаженная плоть казалась неестественно белой на фоне стаи ворон, черной тучей круживших вокруг покойника.

Уже на границе общественных земель они нагнали фургон Шедуэлла — громоздкую колымагу с белой парусиновой крышей, натянутой на металлические обручи. Сзади были прикреплены бочонки для воды и ящики с инструментами. Многочисленные горшки, сковородки, ведра и лопаты свисали с боков и грохотали и дребезжали всякий раз, когда колеса наезжали на корень или камень.

Фэйрфакс придержал лошадь и, привстав в стременах, оглянулся на город. Хэнкок сделал то же самое. Никаких признаков погони видно не было. Напротив, люди двигались во встречном направлении, спеша вернуться в Эксфорд до наступления комендантского часа. Удовлетворенный тем, что им ничто не грозит — по крайней мере, пока, — Хэнкок опустился в седло, пришпорил свою крупную гнедую кобылу и, поравнявшись с фургоном, наклонился, чтобы переговорить с Шедуэллом.

Сара чуть приотстала, чтобы Фэйрфакс мог нагнать ее.

— Это была блестящая речь. Браво!

— Она помогла нам выкрутиться, но сомневаюсь, что мне удастся провернуть этот фокус дважды. — Он прищурился, пытаясь разобрать, что говорит Хэнкок. Шедуэлла не было видно из-за парусинового полога. — Интересно, какое сумасбродство он затевает на этот раз?

— С Джоном нельзя ничего предсказать заранее. Я же предупреждала вас, что будет, если мы возьмем его в союзники.

— Предупреждали. Это моя вина. Надо же, загнать самих себя в такую ловушку. — Он немного помолчал, потом добавил с горечью: — Знай я три дня назад, когда выезжал из Эксфорда, куда меня приведет эта дорога, ни за что бы по ней не пустился.

— Ну я-то рада, что вы это сделали.

— Да, но вы точно можете ничего не опасаться, ведь вас защитит богатый муж. И раз уж у Хэнкока достаточно влияния, чтобы вытащить из тюрьмы еретика, уверен, ему тоже ничто не угрожает. А я потерял все, неужели вы не видите? Отрекся от своего прошлого и погубил свое будущее, утратил Бога и Церковь — и все из-за чего? Из-за нечестивого любопытства!

Сара ответила не сразу:

— Если уж говорить о капитане, по крайней мере, мужества ему не занимать!

Она пришпорила свою кобылу и поскакала вперед, перегнав фургон Шедуэлла и удалившись от остальных на сотню шагов. Ну и пошла она к черту! — подумал Фэйрфакс, хотя тут же пожалел о своей резкости и с трудом подавил острое желание догнать ее и извиниться.

Хэнкок наконец закончил разговаривать с Шедуэллом и, придержав лошадь, подождал, когда молодой священник поравняется с ним.

— Послушайте, Фэйрфакс, старик говорит, вы сегодня были у Чертова Кресла и нашли там человеческие кости.

— Да, был. И что с того?

— Вы небо видели?

— Небо?

Фэйрфакс настолько погрузился в свои мысли, что не обратил внимания на небо. А теперь понял, что оно было точно таким же, как во вторник вечером, когда он выехал из Эксфорда в направлении долины, — свинцово-серым, без малейшего проблеска закатной розовинки; и даже в воздухе висела такая же странная, зловещая тишина.

— Судя по всему, снова будет гроза, — продолжал Хэнкок. — Шедуэлл считает, что нам нужно отыскать эти ваши кости и пометить место, пока земля не раскисла. После дождя никаких следов не останется.

— А не опасно это делать в сумерках?

— До темноты еще добрых три часа, а уж от чертей мы друг друга как-нибудь обороним. — Он ухмыльнулся. — Как, по-вашему, сможете найти это место?

— Его не так-то просто забыть.

— А вы молодец. — Впервые за все время Хэнкок посмотрел на него с подобием уважения во взгляде. — Я знаю дорогу, которая выведет нас почти к самой башне, в обход деревни.

Он пришпорил лошадь и вернулся к Шедуэллу.

Куик подстегнул мулов, и те припустили рысцой. Дорога пошла под уклон. Темно-зеленая зыбь — вересковая поросль, среди которой там и сям желтели пятна утесника, — простиралась до самого горизонта. На пустынной равнине не было ни единой живой души, кроме них, и ни единого намека на движение, разве что время от времени пробегал дикий уэссекский пони. Вдалеке стелились по земле низкие облака, за которыми тянулась стальная пелена дождя. Фэйрфакс пожалел, что не захватил с собой плащ. Он пытался вообразить этот пейзаж таким, каким Шедуэлл описал его в «Antiquis Anglia», представить многочисленные здания, которые некогда были его частью, но ничего не выходило. Эта земля существовала с незапамятных времен. Даже древние со всей их индустрией не смогли бы оставить на ней глубокого следа — только процарапать дорогу.

Наконец далеко впереди из сизой мглы выступила гряда холмов. Дорога плавно пошла на подъем, и вересковая пустошь сменилась редколесьем. Как только они въехали в лес, Хэнкок протиснулся мимо фургона и поскакал вперед, чтобы нагнать леди Дарстон. Фэйрфакс смотрел, как он жестикулирует — судя по всему, объясняя свой план. Фэйрфаксу казалось, что затея грозит опасностями; он очень надеялся, что у Сары хватит здравого смысла бросить все это и свернуть в Эддикотт-Сент-Джордж. Но вот они миновали развилку, на которой Фэйрфакс в первый день выбрал не ту дорогу, а Сара по-прежнему ехала рядом с Хэнкоком. Отступать было не в ее характере.

Мулам становилось все труднее тащить фургон по крутому склону. Скорость упала. Фэйрфакс спешился, чтобы дать Мэй передохнуть, и повел ее в поводу. Он узнал дорогу — это на ней он столкнулся с Кифером, который толкал тачку. В полумраке леса ему сложно было ориентироваться. Судя по всему, они делали крюк, двигаясь с запада на север, — должно быть, огибали цепь холмов, которая окружала долину. В подлеске шуршали невидимые твари. До Фэйрфакса донесся глухой стук дятла. Неподалеку перекликались волнистые попугайчики, потом их щебет смолк. Воцарилась мертвая тишина. А потом из каменоломен донесся грохот взрыва, настолько близкий, что земля содрогнулась. Мэй в испуге шарахнулась, рванув узду и едва не выдернув руку Фэйрфакса из сустава. Пока он сражался с ней, пытаясь утихомирить, кобыла Сары Дарстон взвилась на дыбы и сбросила наездницу. Фэйрфакс выпустил из рук повод и бросился к ней.

Сара неподвижно лежала на боку, у обочины дороги. Хэнкок еще только спешивался, а Фэйрфакс уже добежал до нее и упал на колени:

— Сара?

Ее лицо было совершенно белым. Фэйрфаксу показалось, что она не дышит. Боже правый, взмолился он, не дай ей умереть, пожалуйста, только не дай ей умереть, и я откажусь от этих проклятых поисков и не стану идти против учения Церкви. Он обхватил ее за плечи и приподнял. Голова женщины безвольно упала на грудь. Фэйрфакс испугался, что она сломала себе шею. Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Глаза Сары с отчаянием смотрели на него. Она судорожно хватала ртом воздух, пытаясь сделать вдох. Фэйрфакс обнял ее и прижал к себе. Она обвила его руками. Все ее тело сотрясала дрожь, один спазм за другим, пока наконец ей не удалось глотнуть воздуха; послышался жуткий хриплый кашель.

Тяжелая рука стиснула его плечо.

— Довольно, Фэйрфакс. Я сам о ней позабочусь.

Хэнкок присел на корточки и отодвинул священника в сторону. Однако едва он протянул к Саре руки, как она уперлась ладонями ему в грудь.

— Не надо, Джон, — выдавила она. — Дайте мне отдышаться.

Немного помедлив, Хэнкок распрямился. Он старался не смотреть на Фэйрфакса.

— Судя по всему, все кости целы, — произнес он хрипло. — Ничего, скоро оклемается. Я подожду тут с ней. Приведите ее лошадь, ладно?

Фэйрфакс зашагал по дороге, и тут из фургона вылез Шедуэлл.

— Она ранена, отец Фэйрфакс?

— Нет, доктор Шедуэлл, похоже, всего лишь ударилась, слава Господу.

Серая кобыла леди Дарстон спокойно паслась в кустах. Фэйрфакс протянул руку и почмокал губами. Лошадь повернула голову и без всякого интереса посмотрела на него. Заметив в канаве седельную сумку, он поднял ее. Внутри звякнуло битое стекло. Он развязал завязки и высыпал осколки на обочину. Все они были размером не больше его пальца.

— Это катастрофа! — простонал Шедуэлл у него за спиной.

— Разбитая склянка лучше, чем сломанные кости, — пробормотал Фэйрфакс себе под нос.

— Нет, преподобный отец. Кости срастутся. А эта склянка, как вы выразились, незаменима.

— В Дарстон-Корте таких целая куча.

Он стал сметать битое стекло в канаву носком башмака.

— Стойте! — вскричал Шедуэлл. — Я не могу смотреть на столь варварское обращение! — Он опустился на четвереньки и принялся собирать осколки, бережно складывая их на шаль. — Оливер! Помогите мне.

Куик подошел и встал на колени рядом с ним. Они вместе продолжили собирать фрагменты разбитого цилиндра, даже самые маленькие. Фэйрфакс в изумлении наблюдал за ними. Зачем? Все равно починить штуковину было невозможно. Старик спятил, подумал он, и мы все вместе с ним.

— Фэйрфакс, что там у вас?

Он обернулся и увидел капитана с Сарой. Та с трудом держалась на ногах, белая как мел, в запачканной амазонке, но шла без посторонней помощи.

— Леди Дарстон! Вам необходим отдых!

— Я в полном порядке, Кристофер, — слабым голосом отозвалась она. — Немного запыхалась, и ничего более.

Взгляд Хэнкока был устремлен мимо Фэйрфакса.

— Почему они ползают на карачках?

— Во время падения склянка ее светлости разбилась.

— Это не важно, — сказала Сара. — Она уже сослужила свою службу.

— Вот именно, — произнес Хэнкок. — Благодаря ей мы здесь. Ради Бога, бросьте вы этот мусор, мистер Шедуэлл. Надо ехать дальше. Мы почти у цели. — Он вытащил из кармана свои часы. — Самое начало восьмого. До темноты еще целый час.

Фэйрфакс раздраженно всплеснул руками:

— Солнца все равно нет! Леди Дарстон следует вернуться домой и лечь в постель. Откуда нам знать, может, у нее сотрясение мозга. Не стоит рисковать!

— Я попусту говорить не буду. Поехали дальше.

— Но это неблагоразумно! Пока мы отыщем башню, уже стемнеет.

— Нет, сэр, — сказал Шедуэлл. Он собрал все осколки, завернул их в шаль и теперь нежно прижимал к груди. — Взгляните вон туда.

Он кивнул в сторону деревьев, стоявших справа от них. Все повернулись, чтобы посмотреть. Над кронами, не такая уж близкая, но тем не менее хорошо видная на фоне тусклого серого неба, белела плоская бетонная кромка Чертова Кресла, которую невозможно было спутать ни с чем.

Остаток пути они проделали пешком. Хэнкок шагал первым, ведя лошадь в поводу, за ним, слегка прихрамывая и держась за свою кобылу, — Сара, следом — Фэйрфакс, который старался идти поближе к ней на тот случай, если она споткнется; замыкали процессию Шедуэлл, Куик и мулы. Порой они видели вершину башни, но бо́льшую часть времени та была скрыта за вершинами деревьев. Разговаривать никому не хотелось. Даже птицы умолкли. Казалось, башня распространяла вокруг себя чары, которые заглушали звуки.

Вскоре показалась еще одна развилка. Хэнкок знаком велел всем остановиться и махнул рукой вправо. Все послушно свернули направо, но дорога почти сразу круто пошла вверх и стала слишком каменистой — мулы больше не могли тянуть фургон. Куик засуетился вокруг Шедуэлла, настояв, чтобы тот надел непромокаемый плащ с капюшоном, потом открыл короба, закрепленные позади фургона, и принялся доставать разнообразные инструменты: четыре лопаты с длинными черенками, столько же совков, ведер и мешков, сито и около полудюжины бамбуковых шестов с красными лоскутками на конце. Все это он поровну распределил между своими спутниками — Фэйрфаксу достались лопата и ведро с парой совков, — после чего они двинулись дальше, как и прежде, возглавляемые Хэнкоком.

Очертания башни все отчетливее проступали сквозь деревья. Через несколько минут путники достигли гребня холма и вышли к правому подлокотнику кресла. Склон изгибался и уходил вдаль, образуя спинку и левый подлокотник, а на сиденье, прямо перед ними, высилась башня, напоминавшая полуразрушенный языческий храм, увитый плющом. Они молча созерцали картину, что открылась им. Даже Хэнкок, казалось, на миг замер в восхищении, но вскоре стал по-обычному деловитым.

— Фэйрфакс, вы помните, где видели те кости?

— Да, прекрасно помню. — Он показал черенком лопаты. — Шагах в пятидесяти за башней, в начале подъема.

Проще было не обходить башню, а спуститься к ее основанию. На полпути их застиг дождь. Они слышали, как дождевые капли скатываются с листвы над их головами, и, когда вышли на поляну, начали промокать — это была мелкая частая морось, под которую Фэйрфакс попал в свой первый день в долине. Они обогнули основание башни, затем Фэйрфакс повел их по тропке, которую помнил, вновь карабкаясь вверх между папоротниками, грибами и замшелым валежником. Земля вязко чавкала под ногами. Наконец Фэйрфакс остановился и оглянулся по сторонам.

— Где-то здесь. — Он сделал несколько шагов и лопатой пошевелил кусты. Его начали одолевать сомнения. Все вокруг было одинаковым. — Не мог же кто-то прийти и переложить их?

— А может, они вам просто померещились? — скептическим тоном предположил Хэнкок.

— Все свои находки обязательно нужно помечать, — строго сказал Шедуэлл. Он опустил капюшон и смотрел на них сквозь стекла своих странных цветных очков. — Первейшее правило любого антиквара.

— Отец Фэйрфакс не антиквар, — заступилась за него Сара.

— Мы попусту тратим время, — вмешался Хэнкок. — Давайте рассредоточимся и начнем поиски.

Они разошлись в разные стороны, и в следующие несколько минут тишину нарушал лишь шум лопат, раздвигающих кусты, да периодические приступы кашля у Шедуэлла. Этот дождь его доконает, подумал Фэйрфакс. Ему и самому было неуютно: башмаки увязали в размокшей земле, дождь заливал глаза, древко лопаты, которой он ерошил папоротники, норовило выскользнуть из ладоней.

Внезапно Сара воскликнула:

— Есть!

Она стояла шагах в пятидесяти от Фэйрфакса, чуть выше по склону. Он искал совершенно не в том месте. Все бросились к ней сквозь влажный подлесок. Взгляд Сары был устремлен на что-то непонятное у нее под ногами. Шедуэлл, не такой проворный, как остальные, крикнул ей, что ничего нельзя трогать. В неглубокой яме лежал фрагмент грудной клетки, бледный на фоне рыхлой бурой земли.

Шедуэлл подошел и воткнул в землю рядом с ямой один из своих бамбуковых шестов. Потом неуклюже присел на корточки, взял кость и стряхнул с нее землю.

— Точно человеческая? — усомнился Фэйрфакс. — Слишком уж маленькая.

Выглядела кость так, будто принадлежала собаке.

— Человеческая, человеческая. Детская. Видите? Тут есть и другие останки. — (Приглядевшись внимательнее, они различили множество разнообразных костей.) — Это могильник. — Шедуэлл передал кость Фэйрфаксу, который осторожно взял ее — она выглядела такой хрупкой, что, казалось, вот-вот рассыплется у него в пальцах, — и принялся водить руками по земле. Антиквар походил на гончую, которая что-то вынюхивает. — Вы, кажется, пришли к выводу, что эти кости обнажились после дождя, мистер Фэйрфакс?

— Да, я подумал, что, вероятнее всего, они вышли на поверхность именно из-за дождя.

— Так вот, сэр, вы были не правы! — Шедуэлл повернулся к Фэйрфаксу и посмотрел на него со странным торжеством во взгляде. — Силы природы тут ни при чем. Яма выкопана человеческой рукой. Видите тут, с краю, следы какого-то инструмента? Кто-то побывал тут до нас.

— Отец Лэйси, — кивнул Фэйрфакс.

— Вы не можете этого знать, — возразил Хэнкок.

— А кто еще?

— Результаты его трудов смыло потоками воды, — сказал Шедуэлл и поднял руку. — Оливер, помогите мне. — Куик протянул ему ладонь, и старик, морщась, распрямился. — Нужно прорыть траншею от этого места до этого, — он показал рукой, — длиной в двадцать шагов.

— С какой целью? — спросила Сара.

— Лэйси был приверженцем научного подхода. Если он вел раскопки здесь, значит для этого были серьезные причины, уверяю вас. — Он забрал у Фэйрфакса кость и положил туда, где ее обнаружили. — Оливер, будьте так добры, сделайте зарисовку этого места. — Он обвел остальных взглядом. Ну что стоите? Нам нужно спешить. Копайте!

Фэйрфакс отсчитал двадцать шагов вниз по склону, засучил рукава и вонзил острие лопаты в землю. Копать ему было не в новинку: при доме капитула имелся огород, за которым ухаживали священнослужители помоложе. Но там земля была хорошо возделанной, а здесь она густо поросла плющом и снытью с цепкими, длинными корнями, которые приходилось перерубать лопатой, а почва под ними оказалась каменистой. Однако сознание важности дела — желание поучаствовать в предприятии более значительном, нежели выполнение священнических обязанностей, — придало ему сил, и вскоре теплый пот на его лице смешался с холодным дождем.

Некоторое время спустя он решил сделать передышку и вскинул голову. Чуть поодаль яростно орудовал лопатой Хэнкок, Сара с Куиком тоже копали. Шедуэлл расхаживал туда-сюда, время от времени наклоняясь, чтобы рассмотреть очередную находку. В землю были воткнуты четыре флажка.

Не обращая внимания на боль в мышцах, Фэйрфакс вновь принялся за работу. На глубине примерно в два фута его лопата наткнулась на нечто более мягкое, чем камень. Он взял из ведра совок, опустился на колени и углубился в яму. Закончив выгребать рыхлую землю, он принялся пальцами счищать с кости налипшую грязь, и постепенно — так скульптура, обретая очертания, выходит из глыбы мрамора, — земля освободила своего обитателя, по крайней мере его верхнюю половину, от основания грудной клетки до черепа. Он лежал на спине, до пояса укрытый землей, и смотрел в пасмурное небо. Фэйрфаксу показалось, что человек был высоким, значительно выше его самого. Его вдруг охватило странное смущение, словно он пробудил от долгого сна того, кто не желал быть потревоженным. Он легонько коснулся влажным пальцем холодного костяного лба и начертил на нем маленький крест.

— Кто ты? — негромко произнес он.

Свет стремительно угасал, продолжать работу становилось все труднее. К тому же все они промокли до нитки. Шедуэлл, единственный, кто был защищен от дождя, провозгласил, что на сегодня достаточно. Хэнкок, у которого, казалось, было столько же сил, сколько у всех остальных, вместе взятых, выкопал вторую траншею, под прямым углом к первой, и обнаружил еще два скелета, лежавшие бок о бок.

Стоя среди костей, они смотрели на дело своих рук. Куик протянул Шедуэллу выполненный им рисунок.

— Они не валяются беспорядочно, — заметил Шедуэлл, разглядывая фигуры. — Этих людей не бросили гнить там, где они упали, а похоронили как полагается. По моим подсчетам, мы нашли десятерых. Уверен, если бы мы продолжили копать, то нашли бы еще.

— Значит, это кладбище? — спросила Сара.

— Именно. Следовательно, на этом месте находилось поселение. Зачем подниматься сюда из долины, чтобы похоронить своих мертвецов? Они должны были жить где-то неподалеку.

— В башне?

— Нет, ваша светлость, внутри слишком мало места. И потом, в ней нет ни окон, ни дверей. — Он жестом обвел поляну. — Вы обратили внимание на то, что высокие деревья заканчиваются на некотором расстоянии от нее? Что-то препятствует их росту. Уверен, под землей находится какое-то сооружение.

— Надо вернуться сюда завтра утром и продолжить копать ближе к башне, — заявил Хэнкок.

— Для подобного предприятия нужно очень много людей.

— У меня есть люди.

— Люди-то у вас есть, — заметила Сара, — но пойдут ли они сюда?

— Еще как пойдут.

— По-моему, большинство их отказалось приближаться к этому месту даже ради того, чтобы отыскать тело Лэйси? — сказал Фэйрфакс.

— О, они пойдут — пойдут, если я хорошо им заплачу. Сколько человек нужно?

— По моему опыту, один человек может переместить три кубических ярда земли за час. Но тут земля очень твердая. Скажем, двадцать ярдов в день на человека. Значит, чтобы сделать хоть что-то, нам понадобится по меньшей мере человек двадцать.

— Двадцать я найду.

— Каким образом вы приведете сюда двадцать человек так, чтобы это осталось в секрете? По деревне пойдут разговоры. В Эксфорде очень быстро станет обо всем известно. — Он огляделся вокруг и представил отца Лэйси, копающегося в этом уединенном месте, — совершенно безумная затея для одиночки. У него начали возникать подозрения. — Где именно нашли тело отца Лэйси? Поблизости не видно ни одного ущелья.

— Там, наверху. — Хэнкок мотнул головой назад, в сторону спинки Чертова Кресла. — Сразу же за гребнем. — Он пристально взглянул на Фэйрфакса. — Могу показать, ежели хотите.

— Прямо сейчас?

— А почему нет? Мы уже на полпути. Только на склон подняться.

— Я боюсь за здоровье мистера Шедуэлла, если мы еще задержимся. Здесь сыро и холодно, — вмешался Куик. — Нужно найти для него сухое место.

— Почему бы вам всем не начать спускаться? — предложил Хэнкок. — Возьмите свои инструменты и возвращайтесь к фургону. Там мы с вами и встретимся.

— В сумерках это будет опасно, Джон, — подала голос Сара. — Отложите до завтра.

— Это займет не больше десяти минут. Идемте, Фэйрфакс. Я покажу вам то место.

Прервав таким образом спор, он двинулся вверх по раскисшему склону, и после мимолетного колебания — в рвении капитана было что-то такое, от чего становилось не по себе, — Фэйрфакс последовал за ним. Для такого крупного мужчины Хэнкок двигался очень быстро, проворно, как дикая коза: перепрыгивал через мириады рожденных дождем мелких ручейков, которые с журчанием бежали по склону, огибал валуны и кучи валежника, хватался за ветви и побеги плюща. Фэйрфакс вновь поразился сходству косогора с выдающимся лбом — настолько сильно он местами нависал над поляной, выглядя опасным, неустойчивым.

Они добрались до вершины, и Хэнкок, обернувшись, протянул руку, чтобы помочь Фэйрфаксу преодолеть последний отрезок пути.

— Он лежал там, вон за теми деревьями. Поглядите. Я вас подержу.

Он схватил священника за запястье и слегка подтолкнул вперед.

Почва под ногами была не очень твердой. Откуда-то доносился грохот водопада, низвергающегося на скалы.

Фэйрфакс сделал несколько осторожных шажков, раздвинул ветви и обнаружил, что стоит над пустотой. Зимой часть склона откололась, образовав отвесный скалистый уступ, который уходил вниз как минимум на сотню футов. В скудном свете было трудно различить, что делается там, внизу.

— Где именно, вы говорите, лежало тело?

— Прямо за большим камнем, у ручья. Вы разве не видите?

— Нет.

Фэйрфакс отважился продвинуться еще на полшага, и внезапно земля начала уходить у него из-под ног. Камни и песок посыпались с кромки и с грохотом приземлились далеко внизу; на мгновение его охватила абсолютная уверенность в том, что сейчас он полетит следом. Он обернулся и обеими руками вцепился в руку Хэнкока. Капитан задумал убить его, мелькнула у Фэйрфакса мысль, и на секунду или две он завис над бездной. Но потом Хэнкок ухмыльнулся:

— Я держу вас, преподобный отец, — и втащил его на твердую почву.

— Боже правый! — воскликнул Фэйрфакс и попятился назад от края. — Какое опасное место!

— О да, — сказал Хэнкок. — Теперь понимаете, отчего люди боятся сюда ходить? — Похоже, он был страшно доволен тем, что напугал молодого священника. — Ну как, удовлетворили свое любопытство?

— Почти.

— Почти? — Хэнкок нахмурился. — Что еще вам нужно знать?

— В тот день, когда нашли тело… я полагаю, вы не поднимались на Чертово Кресло.

— Нет, в этом не было нужды. Мы шли внизу, по тропинке, и обнаружили его у того камня. А что? Откуда вы узнали?

— Если бы вы проходили мимо башни — до грозы, — то увидели бы свежую траншею, которую он выкопал.

Хэнкок медленно кивнул.

— А ведь правда.

— Неужели не понимаете? В тот день он пришел к Чертову Креслу не просто так. У него была задача — выкопать кости. Зачем ему понадобилось подниматься на вершину? Судя по всему, что-то побудило его бросить работу и забраться сюда. Ничуть не удивлюсь, если не просто побудило, а вынудило. Не могу сказать, была ли его смерть несчастным случаем или убийством, но подозреваю, что он очутился здесь, спасая свою жизнь, и из-за этого погиб.

Глава 18

Мистер Шедуэлл рассказывает об Апокалипсисе

Пока они разговаривали, небо потемнело — настолько, что они не различали почти ничего у себя под ногами. Оба несколько раз поскальзывались на крутом спуске, пока наконец не добрались до подножия склона. Вырытые ими траншеи зияли, точно открытые раны. Древние кости, белевшие на дне могил, были едва видны в темноте. Оставлять их на всю ночь под дождем казалось кощунством. Фэйрфакс склонил голову в молитве. «Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога».

Хэнкок, который собирал лопаты, обернулся посмотреть, где он запропастился:

— Ох, Фэйрфакс, вам заняться больше нечем? Нам сейчас не до этого!

— Неужели у вас совсем нет сердца, капитан Хэнкок?

— Сердце есть, но эти трупы пролежали в неосвященной земле восемьсот лет, и от еще одной ночи с ними ничего не случится.

Не обращая на него внимания, Фэйрфакс закончил молитву и сотворил крестное знамение, потом взвалил на плечо свой инструмент.

Поднявшийся ветер шелестел листвой, ерошил побеги плюща, оплетавшего башню, точно вокруг них кружили духи мертвых. Что это были за люди, рожденные для долгой жизни, имевшие в своем распоряжении немыслимые блага и чудеса технологии? Из-за чего они сложили головы в этом глухом месте?

Остальные укрылись в задней части фургона Шедуэлла. Внутри горел фонарь. Дно было застлано ковром. Обстановка состояла из подушек, пары соломенных тюфяков, нескольких сундуков и полки с книгами. На парусиновых стенках висели рисунки Куика, всего около десяти — захоронения, артефакты, разрушенные здания. Очевидно, эти двое жили здесь во время своих странствий. Шедуэлл свернулся калачиком в уголке, закутавшись в старенький плед.

Хэнкок просунул голову внутрь:

— Если вы не против, предлагаю всем провести ночь в моем доме. До него ближе, чем до деревни.

— Где угодно, лишь бы не под дождем, — отозвался Куик.

Шедуэлл закашлялся.

— Значит, договорились, — сказал Хэнкок. — Поезжайте в фургоне, Сара. Я поведу вашу лошадь.

— Нет, я поеду верхом.

Он явно собирался возразить, но потом передумал:

— Как хотите. С вашего позволения, я позаимствую фонарь.

Хэнкок вскочил на свою лошадь и, подняв фонарь, чтобы все могли его видеть, повел отряд обратно на тропу. Они свернули вправо и продолжили двигаться в том же направлении, что и прежде.

В последующий час вселенная Фэйрфакса сжалась до темноты и моросящего дождя, слабого пятна света впереди, цокота лошадиных копыт, грохота обитых железом колес, катившихся по лужам, свиста ветра в кронах деревьев да гулкого уханья сов, перекликавшихся в лесу. Спустя какое-то время он почувствовал, что снова едет под уклон, а вскоре после этого фонарь качнулся вправо, и они выехали на торную дорогу. Откуда-то неподалеку доносился шум бегущей воды, на фоне темного неба смутно чернели очертания больших домов и высокие печные трубы. Впереди засветилось окошко. Залаяла собака. Узенькая полоска света превратилась в прямоугольник открывшейся двери, и какая-то женщина встревоженно послала вопрос в темноту:

— Джон?

Эддикотт-Милл-Хаус, как и его хозяин, был большим, основательным, процветающим и демонстративно лишенным всякого намека на излишества и украшательства. На беленых стенах не было ничего, кроме латунных блях, которые привешивали к конской упряжи. Натертые до блеска дубовые полы, на которых не было ни соринки, сильно пахли воском, как и простая дубовая мебель. В гостиной обнаружился недавно сложенный из камня массивный камин, не успевший почернеть от сажи. Внутри тлел слабый огонек, в который Хэнкок подкинул несколько вязанок хвороста и охапку дров, и вскоре там весело пылало пламя. Они сбросили промокшие плащи и встали перед камином, протянув к огню руки, пока хозяин отдавал распоряжения: принести джина, принести эля, подать еду, поставить кресло для доктора Шедуэлла, придвинуть стол поближе к камину, закрыть ставни, прогреть постели. Большинство их были адресованы грузной седоволосой женщине, которая встретила их у входа и которую Хэнкок представил своим спутникам — не сразу, а позднее, будто спохватившись, — как свою сестру Марту.

— Давайте я вам помогу, Марта, — учтиво предложила Сара.

— Не утруждайте себя, ваша светлость, — отрезала та. — Вы покамест не хозяйка в этом доме.

Фэйрфакс заметил, как дрогнуло лицо Сары.

— Меня это совершенно не затруднит.

— Не трогайте ее, Сара, — посоветовал Хэнкок. — Она любит все делать сама. — Он раздраженно топнул ногой, потом вышел из комнаты вслед за сестрой. — Марта! — раздался его окрик.

Пожилой слуга и служанка внесли в гостиную стол, который поставили перед камином, затем вышли. Мужчина вернулся со стульями, а девушка — с кувшинами и стаканами.

Сара состроила гримасу:

— Осмелюсь попросить вас, Кристофер, не нальете ли вы нам выпить?

Он разлил по стаканам джин, и все уселись за стол. Один только Шедуэлл, по-прежнему кутаясь в плед, остался сидеть у камина, обхватив свой стакан обеими руками и задумчиво глядя на огонь.

Наконец появился Хэнкок с пузатой супницей в руках:

— Марта легла в постель. Ей нездоровится. Она попросила меня передать вам ее извинения.

Служанка принесла миски и столовые приборы, слуга — нарезанные на доске хлеб и сыр, а в следующий заход — пару холодных каплунов и соленья. Хэнкок приподнял крышку супницы и с наслаждением вдохнул густой пар:

— Луковый суп. Превосходно. Нет ничего лучше, чтобы согреться. Вы прочтете молитву, мистер Фэйрфакс?

— Я думал, вы неверующий, капитан Хэнкок.

— Я не верю в вашу Церковь, сэр. К вашему Богу я отношусь с уважением.

Фэйрфакс склонил голову и механически произнес:

— Благослови, Господи, эту пищу для нашей силы и Твоей славы, и не дай нам забыть о тех, кто не имеет пропитания. Аминь.

— Аминь. — Хэнкок принялся разливать суп. — Вы не присоединитесь к нам, доктор Шедуэлл? Вы не поможете, мистер Куик?

Куик склонился к Шедуэллу и что-то прошептал ему на ухо. Старик с неохотой позволил поднять себя из кресла, стоявшего у огня, и посадить во главе стола. На его лице горел лихорадочный румянец — то ли от тепла, то ли от недуга. Его ложка звякала о кромку миски каждый раз, когда он наклонялся над ней, а бо́льшая часть ее содержимого проливалась, не достигая рта. Однако же ученый поел, а вскоре взял себе еще один стакан джина. Он стряхнул с плеч плед, и Куик, неизменно внимательный, поднялся и накинул его на спинку стула.

— Ну, доктор Шедуэлл, что, по вашему мнению, мы можем найти, когда начнем копать?

— Это невозможно предугадать заранее, сэр.

— Но, вероятно, там будет некая подземная камера?

— Кто знает? То, что когда-то лежало там, могло давным-давно обрушиться под тяжестью земли и времени. Или подземелье окажется пустым. Или там найдется древняя сокровищница. — Он взмахнул ложкой с кротким видом. — Я не могу этого предсказать.

— А на что вы надеетесь?

Шедуэлл со вздохом положил ложку:

— В своих мечтах? — Он промокнул губы салфеткой и по привычке осмотрел ее, ожидая обнаружить на ткани кровь, хотя Фэйрфакс видел, что на ней нет ничего, кроме следов лукового супа. Удовлетворенный, старик положил салфетку обратно на колени. — Ну вы же знаете, что предложил Моргенстерн. Там может быть все необходимое для того, чтобы однажды восстановить образ жизни древних, никак не меньше. Это была его цель, которую он объявил в своем письме, и склянка наводит именно на такую мысль, хотя что она делала в земле — для меня загадка. — Он повернулся к Саре. — Стекло, леди Дарстон, несмотря на всю свою хрупкость, схоже с золотом. Оно не подвержено гниению. А все остальное могло и сгнить. Возможно, когда мы приступим к раскопкам, то обнаружим следы дерева и металла, различить которые для опытного глаза не составляет никакого труда — пусть даже это будут всего лишь пятна на земле — и на которые ваш супруг, скорее всего, не обратил внимания.

— Вы и в самом деле считаете, что там может быть золото? — спросила она с нескрываемым интересом.

— Вполне может. — Он кивнул. — Бо́льшую часть своих сделок древние заключали не с помощью монет или даже бумажных денег, а посредством их электрических символов, которые пересылали по воздуху. Когда разразился Апокалипсис, устройства перестали работать и все их богатство пошло прахом. Такой мудрый человек, как Моргенстерн, наверняка предвидел опасность и вполне мог предусмотрительно запастись золотом — единственным надежным средством платежа с начала времен… Не будете ли вы так добры налить мне еще джина, капитан?

Хэнкок склонился к старику и наполнил его стакан.

— Если у древних хватило глупости вести торговлю за какие-то там воздушные символы, неудивительно, что они сгинули.

— Такая система сделала возможной их обширную торговлю, но превратила их в нищих, когда рухнула. Представьте себе, что однажды утром вы проснулись лишенным всяких средств к существованию, а все ваши умения утратили ценность и оказались совершенно бесполезными в борьбе за существование! Их мир зиждился на фикции — это был мыльный пузырь. Стоило подуть ветру, как он лопнул.

Фэйрфакс почувствовал, что обязан возразить.

— Полно, доктор Шедуэлл, люди вполне способны прожить и без денег.

— При нашем образе жизни, сэр, намного более простом, — возможно. Трава растет. Овцы пасутся. Кросна ткут. Капитан Хэнкок отвозит свое сукно на рынок и обменивает его на еду. Я делюсь с ним своими знаниями, а он за это кормит меня луковым супом. Но представьте, к примеру, Лондон — город, в котором накануне Апокалипсиса проживало, по некоторым сведениям, около восьми миллионов человек. Из древних источников нам известно, что на его территории располагались огромные открытые пространства — сады и парки. Но ни одно из них, как мы видим, не было отдано под пашни или пастбища для скота. Чем должны были питаться эти восемь миллионов ртов? Если помните, Моргенстерн утверждает, что в любой момент времени жителей Лондона от голодной смерти отделяли лишь шесть приемов пищи. Все съестное ввозилось в город извне. Стоило их устройствам перестать работать, и снабжение продовольствием немедленно прекратилось — как они смогли бы за него заплатить? Кто привозил бы его? Стоило рухнуть чему-то одному, как оно тянуло за собой и другое, и третье. С каждым новым днем для их общества было все труднее восстановиться. Оно напоминало корабль, который сорвался с якоря и поплыл в открытое море, оставив команду беспомощно стоять на берегу и смотреть ему вслед без надежды спастись. И тогда начался Великий Исход — только на сей раз не нашлось Моисея, который возглавил бы его.

Сара поежилась:

— Восемь миллионов голодных людей, пытающихся покинуть свои дома! Должно быть, это было поистине страшным зрелищем.

— Поистине. Порой я жалею, что в юности не выбрал для изучения менее печальную тему. И тем не менее во всем этом было нечто поразительное. Свидетельство тому — величие их руин. — Шедуэлл обвел взглядом сидевших за столом. Тепло от камина и сытная еда восстановили его силы. Он явно был из тех, кому для счастья необходимы слушатели. — Знали бы вы, что нам довелось повидать, миледи! Мы видели гигантские массовые захоронения у обочин дорог, ведущих из города — в Редхилле, Сент-Олбансе, Чертси, Дартфорде, — где поля были усеяны костями, точно камнями. Мы с Оливером копировали древние записи, оставленные на стенах церквей теми, кто искал своих потерянных близких восемь столетий назад, — душераздирающие послания! Ведь в те времена родственники жили на значительном расстоянии друг от друга. Если в момент катастрофы они находились в разных местах и не могли связаться друг с другом, как им было узнать, где встретиться снова? Те, кто оказались в других странах, должны были сгинуть навсегда. Уверен, что за всю историю человечества не случалось более ужасного бедствия. Лучше было никогда не рождаться на свет, чем жить в то время. Большинство погибло от голода. Болезни и резня унесли немалую часть остальных.

— А что вызвало катастрофу? — спросил Фэйрфакс. — Какой была ее причина?

— Никто не знает в точности. Как считаю лично я, скорее всего, то, что Моргенстерн сделал пятым пунктом: «Полный выход из строя всех компьютерных систем вследствие кибервойны, неконтролируемого вируса или солнечной активности». Имея представление о человеческой природе, я ставлю на войну.

— И тем не менее страна возродилась вновь, — заметил Хэнкок.

— Действительно, долгое время спустя жизнь мало-помалу начала налаживаться. Человек — существо хитрое и упрямое. И вот тут, отец Фэйрфакс, полагаю, ключевую роль сыграла ваша Церковь, поскольку во время хаоса практически в каждой деревушке сохранилось каменное церковное здание, если даже все остальное было разрушено. Из древних источников нам известно, что даже в те безбожные времена на территории Англии насчитывалось что-то около тридцати семи тысяч церквей. Именно к ним прибивались те, кто пережил Исход, поначалу, без сомнения, чтобы получить укрытие, затем в поисках общения, моральной поддержки, знаний. Через поколение или два все, кто помнил прошлую жизнь, умерли, и их потомки нашли в Священном Писании, внутри церквей, простой ответ на вопрос, что погубило тот мир. Для них, все еще ошеломленных и напуганных, это мог быть лишь Апокалипсис — Армагеддон, предсказанный в Книге Откровения. На этой предпосылке и основан наш нынешний мир.

— Но вы лично в это не верите?

— Нет, сэр. Не могу сказать наверняка, что привело к крушению того мира, но могу с полной уверенностью утверждать, что ответ лежит в области науки и природы, а не в появлении зверя с числом шестьсот шестьдесят шесть. Это сказочка, которую Церковь распространяет, чтобы держать людей в подчинении. По моим оценкам, половина епископов в это не верит. И епископ Поул в их числе.

— Епископ Поул не верит в то, что Бог наслал Апокалипсис? — рассмеялся Фэйрфакс. — Чем вы можете доказать подобное обвинение?

— Тем, что слышал это своими собственными ушами, мистер Фэйрфакс! — Шедуэлл отхлебнул еще джина. — Когда Общество антикваров объявили вне закона, а его членов арестовали, епископ несколько раз навещал меня в заключении. Наша работа весьма интересовала его. Особенно часто он расспрашивал меня о Моргенстерне — кем он был, чего хотел, какая судьба его могла постигнуть. Он не пытался отрицать правдивость письма Моргенстерна. Напротив, он радовался, что может откровенно поговорить с человеком, которому некуда деваться. Как он сказал, именно из-за того, что письмо звучит так правдиво, его необходимо уничтожить. Церковь не может допустить существования того, что настолько расходится с ее учением. «Дорога в Ад начинается со слишком пристального интереса к прошлому. История об Апокалипсисе — запертые ворота, которые стоят на этом пути. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы их открыли». Это его собственные слова. У меня были целых пять лет, чтобы запомнить их наизусть.

— Просто удивительно, что вас не сожгли как еретика, — покачал головой Хэнкок.

— «Сожжешь еретика — получишь мученика» — это еще одно его изречение. Он ограничился тем, что заклеймил меня и сжег мои книги, а я остался гнить в тюрьме, всеми забытый. О, епископ Поул — человек исключительно хитроумный и знающий жизнь, согласны, отец Фэйрфакс?

Фэйрфакс был так ошарашен, что с трудом нашел в себе силы ответить:

— Доктор Шедуэлл, если то, что вы говорите, — правда, я уже не знаю, какой он человек. Но жизнь он определенно знает.

— А вы, мистер Куик? — спросила Сара, обернувшись к его секретарю. — Вы тоже побывали в заключении?

— Мою вину сочли менее серьезной, ваша светлость. Я отсидел в тюрьме год. Но членов Общества практически не осталось. Бедные мистер Беркли и полковник Денни умерли в заключении. А мистер Ширли так и не оправился от потрясения и впал в черную меланхолию.

— А теперь расскажите нам про Моргенстерна, — потребовал Хэнкок.

Шедуэлл оглядел стол:

— Могу я сначала отведать вашего прекрасного каплуна, капитан? От этих разговоров у меня разыгрался нешуточный аппетит.

Наступило затишье. Хэнкок ловко разделал обеих откормленных птиц и, разложив по тарелкам мясо и соленья, послал служанку за новой порцией джина. Столовых приборов Шедуэлл не коснулся и принялся рвать сочное мясо руками, отправляя куски в рот и дочиста обгладывая кости. Время от времени он смотрел из стороны в сторону, будто боялся, что у него могут забрать тарелку, — как человек, который пять лет провел в заключении, подумалось Фэйрфаксу. Когда с едой было покончено, Шедуэлл шумно обсосал жир с каждого пальца, утер губы салфеткой и снова приложился к стакану с джином, после чего со вздохом откинулся на спинку стула.

— Так-то лучше.

— Мы говорили про Моргенстерна, — положив руки на столешницу, напомнил Хэнкок.

— Я расскажу вам все, что знаю, а знаю я не слишком много. От Имперского колледжа — места, где он написал свое письмо, — насколько мне известно, не осталось ничего, кроме фрагмента каменной плиты, на которой высечены имена всех сотрудников колледжа, удостоенных Нобелевской премии. Должно быть, она стояла в вестибюле или в другом подобном месте. Имя Моргенстерна на ней тоже присутствует, под словом «Физика». Своими глазами я эту плиту не видел, но один мой друг, ныне покойный, коллекционировал подобные артефакты и прислал мне сделанный с нее рисунок. Можно предположить, что он был выдающимся ученым. Что же касается его возраста, остается лишь строить догадки. Его дочь, Джулия, вышла замуж за три года до Апокалипсиса. Женщины той эпохи вступали в брак довольно поздно — в то время, когда наши женщины практически выходят из детородного возраста. Как правило, это случалось в тридцать лет. Если мы примем это за наиболее вероятный вариант и предположим, что самому Моргенстерну было примерно тридцать, когда у него родилась дочь, можно сделать вывод, что во время катастрофы ему было шестьдесят три или около того. О других его родственниках нам ничего не известно, за исключением его зятя, чья фамилия была Сингх. Тогда, до погромов, в Англии жило множество инородцев. Фамилия Сингх — индийского происхождения. Возможно, у него был внук, как знать? Да и его жена почти наверняка была еще жива. Все прочее нам известно благодаря усилиям нашего коллеги мистера Томаса Хоува, которого Оливер должен хорошо помнить.

— Да, я прекрасно помню Тома Хоува, — кивнул Куик.

— Надо полагать, остальные не слышали о труде Хоува «Corpus Inscriptionum Angliarum»?

Ответом ему были непонимающие взгляды.

— Этого я и боялся, Оливер. Мы очутились среди варваров! — Шедуэлл позволил себе улыбнуться, после чего его лицо вновь посерьезнело. — Как я поставил себе задачу составить полную перепись всех дошедших до нас бетонных памятников прошлого, так мистер Хоув посвятил свою жизнь расшифровке всех надписей, сделанных в процессе Исхода, — титанический труд, который на момент его смерти, увы, остался незавершенным. Он обходил церкви, иной раз посещая по десятку в день, копировал все душераздирающие сообщения, выбитые на стенах, и составил внушительный каталог, содержащий свыше пятидесяти тысяч имен. Алфавитный указатель к этому масштабному труду позволяет в исключительных случаях проследить судьбу человека или семьи до того момента, когда они исчезли. Впервые их жизни на краткий миг выступили из темноты. Имя Моргенстерна упомянуто дважды. Во-первых, на стене церкви Святых Петра и Павла в Тракстоне, в графстве Гэмпшир. Сообщение от его племянницы, датированное неделей спустя после начала Исхода: «Ищу моего дядю, Питера Моргенстерна. Буду здесь ежедневно в полдень». Что-то в этом духе — точно уже не помню. А вы, Олли? — (Куик покачал головой.) — Ну, значит, это все. Во-вторых, дальше к северу, в деревушке Пьюси, в нефе церкви Иоанна Крестителя. Имя писавшего разобрать не удалось, зато фамилия Моргенстерна видна довольно отчетливо. Почерк отличается от почерка его племянницы, так что его искал кто-то другой. Текст примерно такой же, и дата тоже.

Хэнкок, жадно слушавший, был явно разочарован:

— Не слишком-то много это нам дает, мистер Шедуэлл.

— Напротив, капитан, антиквару это говорит о многом. Тракстон и Пьюси расположены к западу от Лондона. Значит, те, кто его искал, полагали, что он направился в нашу сторону. Если помните, его письмо нашли на теле человека, которому, по всей вероятности, оно было адресовано, — профессора Чендлера из Кембриджа. Того похоронили неподалеку от Уинчестера — опять-таки, к западу от Лондона. Все скелеты, обнаруженные в месте захоронения Чендлера, имели признаки насильственной смерти. При них не было найдено ничего сколько-нибудь ценного. Судя по всему, они направлялись на встречу с Моргенстерном, когда их подстерегли, ограбили и убили. Прошу прощения.

Голос Шедуэлла начал садиться. Он закашлялся. Куик поднялся из-за стола, чтобы помочь, но Шедуэлл замахал на него руками. Когда кашель перестал душить его, он продолжил:

— Мы полагаем — разумеется, не без оснований, — что Моргенстерн заранее приготовил убежище рядом с Чертовым Креслом. Возможно, он находился там, когда разразился Апокалипсис. Или, что более вероятно, направился туда из Лондона, как только понял: то, что он давно предсказывал, начинает сбываться. По сравнению со всеми остальными у него должен был быть день форы. Уж он-то лучше всех понимал, что совсем скоро воцарятся беззаконие и хаос. Мне представляется невозможным, чтобы он не попытался спасти своих ближайших родственников. Это свойственно человеческой природе. Они наверняка сопровождали его, как и родные всех тех, кто помогал ему строить ковчег.

— «В сей самый день вошел в ковчег Ной, и Сим, Хам и Иафет, сыновья Ноевы, и жена Ноева, и три жены сынов его с ними»[18], — процитировал Фэйрфакс.

— Да, — согласился Шедуэлл, — но, как гласит Священное Писание, никого больше они с собой не взяли.

— И правда, — вынужден был признать Фэйрфакс.

Эта мысль никогда не приходила ему в голову.

— Именно поэтому рассказ о ковчеге всегда казался мне самым жестоким во всей Библии, ведь у Ноя наверняка было множество других родственников, которых он хотел бы спасти, и у жен его сыновей тоже — они-то потеряли вообще всех. Но спасти можно было лишь немногих. Племянница Моргенстерна, искавшая своего дядю в Тракстоне, безымянный путник в Пьюси… Вы спрашивали, какие выводы мы можем сделать из этих фактов, капитан Хэнкок? По моему мнению, это были родственники, которых Моргенстерн вынужденно оставил тонуть в бурных водах.

Глава 19

Два сна в Эддикотт-Милл-Хаусе

Шедуэлл умолк и, отвернувшись от стола, вновь устремил взгляд в огонь. За спиной у него Куик знаками стал объяснять Хэнкоку, что старику пора в постель. Тот кивнул:

— Час уже поздний. Впереди длинный день.

— Вы хотите, чтобы мы завтра вернулись на холм? — спросил Фэйрфакс.

— Да, хочу. А как иначе? В понедельник мистер Шедуэлл должен предстать перед судом. Мы не можем позволить себе потерять целый день.

— Но послезавтра Шаббат. Я должен произнести проповедь в Эддикотте. Мне нужно подготовиться.

— Нужно — значит готовьтесь. Но по мне, все это глупейшая трата времени.

— А нельзя ли обсудить это завтра с утра, джентльмены? — спросила Сара. — Я лично уже с ног падаю.

Она отложила в сторону салфетку и поднялась. Хэнкок, Фэйрфакс и Куик поспешили встать.

Фэйрфакс был рад, что ужин закончился. Он был по горло сыт теориями и откровениями Шедуэлла. Ему нужно было время, чтобы в одиночестве переварить услышанное и привести в порядок мысли перед воскресной проповедью.

— Могу я попросить у вас бумаги и чернил, капитан Хэнкок? Мне нужно начать работать над текстом проповеди — пусть даже, по-вашему, это пустая трата времени.

— Разумеется. Не обращайте внимания на мои глупые шутки. Я велю служанке принести их вам в комнату.

Куик помог Шедуэллу подняться на ноги. Хэнкок отдал какое-то распоряжение слугам, которые ждали у двери, потом взял со стола свечу и повел гостей в коридор, а оттуда по лестнице — на второй этаж, слуги же тем временем принялись убирать со стола.

Дом Хэнкока был куда больше приходского — построенный, как с гордостью сообщил капитан, по его собственному проекту. Он обратил внимание гостей на высоту потолков и в особенности дубовых панелей, которыми были обшиты стены:

— Высокая обшивка всегда говорит о добротности отделки, а высота этих панелей — пол-ярда.

Вдоль одной стороны широкого коридора тянулись крепкие дубовые двери. Хэнкок принялся по очереди открывать их. Первую комнату он отвел Шедуэллу с Куиком:

— Надеюсь, вы не против ночевки в одной комнате. Кровать широкая, два человека на ней прекрасно уместятся. Свечи зажжены, постель прогрета.

Следующая предназначалась Фэйрфаксу.

— Прекрасная комната. Надеюсь, когда-нибудь в ней будет детская. — Он отважился подмигнуть Саре. — Сладких снов, преподобный отец.

— Доброй ночи, капитан Хэнкок. Леди Дарстон. — Впервые за все время Фэйрфакс коснулся губами ее руки.

— Доброй ночи, Кристофер.

Он задержался в коридоре ровно настолько, чтобы увидеть, как Хэнкок распахивает перед Сарой последнюю дверь.

— А эта спальня достойна королевы! — И они вдвоем скрываются внутри.

Фэйрфакс переступил порог своей спальни и остановился, прислушиваясь к их приглушенным голосам за стеной. И тут же выругал себя за попытку подслушать. Что толку мучить себя, слушая их нежничанье? Но он ничего не мог с собой поделать. По крайней мере, разговаривали они недолго. До него долетели лишь несколько прощальных слов, когда Хэнкок уже выходил в коридор.

— Что ж, тогда доброй ночи.

Уходить капитану явно не хотелось, язык у него слегка заплетался от выпитого джина.

— Доброй ночи, Джон.

Дверь захлопнулась, и после небольшой паузы тяжелые шаги Хэнкока удалились по коридору вглубь дома.

Фэйрфакс закрыл свою дверь и оглядел комнату: беленые стены, при свечах казавшиеся желтоватыми, половицы, расчерченные зыбкими тенями. На столике у закрытого ставнями окна дрожал огонек свечи. На комоде рядом с кроватью стояли кувшин с водой и кубок. Сама кровать была огромной. Из-под покрывала торчала длинная медная ручка грелки. Фэйрфакс откинул одеяла, убрал грелку и положил ее на пол рядом с ночным горшком, потом провел рукой по теплой льняной простыне. Марта Хэнкок определенно правила домом умело и расторопно, так что ее недовольство перспективой появления новой хозяйки было вполне объяснимо. Он осторожно прилег, следя за тем, чтобы не испачкать башмаками чистое белье, и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь теплом.

Негромкий стук в дверь заставил его вскочить на ноги. В коридоре стояла служанка. Она протянула ему бумагу, перо и чернила и, сделав книксен, поспешила прочь. После того как звук ее шагов по лестнице умолк, в доме воцарилась тишина. Фэйрфакс снова закрыл дверь.

Слишком взбудораженный, чтобы спать, он уселся за письменный стол и придвинул к себе чистый лист бумаги. Теперь, когда дошло до дела, он уже пожалел, что предложил провести службу. Голова у него была занята совершенно иным. Он обмакнул перо в чернильницу и вывел в начале страницы: «Проповедь. Эддикотт-Сент-Джордж. Воскресенье, 14 апреля 1468 года». Однако на этом дело застопорилось — мешали воспоминания о костях и разверстой земле. Обычно, покопавшись в памяти, он извлекал оттуда целые главы из Библии, которые мог с легкостью прочитать наизусть. Теперь же слова Священного Писания словно ускользали от него, случайные, лишенные смысла.

Прошел целый час, а ему не удавалось выдавить из себя ни малейшей идеи. Казалось, Господь заглянул к нему в душу, увидел, во что превратилась его вера, и решил наказать его. При мысли об этом Фэйрфакса накрыло легким приступом паники. Стало трудно дышать. Он подошел к окну, распахнул ставни и дернул вверх оконную створку.

От внезапного порыва сквозняка пламя свечи согнулось чуть ли не пополам. По комнате заметались тени. Где-то неподалеку слышался шум реки, сливавшийся с шелестом дождевых капель, которые ветер швырял в раскидистые кроны деревьев, и Фэйрфаксу во всех красках представилось, каково было восемьсот лет назад людям оказаться на развалинах своей прежней благополучной жизни в такую ночь, почти без еды, не считая раздобытой по пути, без крова, без возможности согреться, если им не попадалось ничего, что можно было сжечь, в постоянном страхе перед хищниками, рыщущими в темноте и готовыми напасть. Видение было настолько ярким, что в попытке отгородиться от него Фэйрфакс рванул створку окна вниз, захлопнул ставни и упал на колени рядом с кроватью. Но голос, который прозвучал у него в мозгу, принадлежал не Господу, а Шедуэллу: «Не могу сказать наверняка, что привело к крушению их мира, но могу с полной уверенностью утверждать, что ответ лежит в области науки и природы, а не в появлении зверя с числом шестьсот шестьдесят шесть…»

Внезапно у него вырвался громкий крик, и он замолотил кулаками по массивной деревянной кровати. Потом поднялся и, схватив со стола бумагу, изорвал ее в клочья. Если епископ Поул в это не верит, почему он должен верить? Надо сочинить совершенно другую проповедь. Проповедь, из которой люди узнают правду. Фэйрфакс принялся расхаживать по комнате туда-сюда, подбирая слова. Он расскажет им, что не было ни зверя, который говорил как дракон, ни вавилонской блудницы, ни Озера Огненного, ни дождя из крови; что они не живут в Эпоху Воскресшего Христа, что время никогда не останавливалось и не начиналось заново. Он должен сказать, что они живут на развалинах древней цивилизации, рухнувшей не по воле Бога, а по причинам, которые, возможно, удастся раскрыть, и что попытки доискаться этих причин — не ересь, а скорее долг пытливого ума.

Фэйрфакс продолжал метаться туда-сюда и находился на середине комнаты, стоя лицом к столу и спиной к двери, когда послышался какой-то звук. Он замер и обернулся. Звук повторился: это был негромкий стук. Немного поколебавшись, он вернулся к двери и приоткрыл ее. На пороге стояла Сара в белой хлопковой ночной сорочке, судя по всему, позаимствованной у Марты, которая доходила до щиколоток босых ног. Свою черную амазонку она накинула на плечи. Рыжие волосы были распущены. В одной руке она держала свечу, а другой прикрывала пламя. В широко раскрытых глазах плескалась тревога.

— У вас все в порядке? — прошептала она.

— Да, — прошептал он в ответ. — Простите, пожалуйста.

— Вы там один? — Она нахмурилась и заглянула поверх его плеча в комнату.

— Разумеется. — В доказательство он распахнул дверь настежь. — Кто еще тут может быть?

— Мне показалось, что вы с кем-то ссоритесь — постоянно что-то бормотали, а потом я услышала удары!

— Я просто пытался сочинить проповедь. Простите, если разбудил вас.

— Вам не за что извиняться. У меня в голове крутится столько мыслей, что я не могу уснуть.

— У меня тоже. — Он бросил взгляд по коридору в направлении спальни Хэнкока. — Мы разбудим капитана, если станем говорить здесь. Заходите, если хотите.

— Вы не против? Я была бы рада компании.

Фэйрфакс отступил в сторону, давая ей пройти. Сара проскользнула мимо него в комнату. Он закрыл дверь. Она поставила свечу на комод, сбросила амазонку, повесила ее на балясину в ногах кровати и забралась под одеяло.

— Не обращайте на меня внимания. Сочиняйте свою проповедь.

Он уселся за стол, спиной к ней. Но если раньше слова не шли на ум, то теперь все стало намного хуже. Фэйрфакс в отчаянии уставился на пустой лист бумаги. Он не мог думать ни о чем, кроме Сары Дарстон, чуть слышно дышавшей позади него. Некоторое время спустя он услышал, как она шевельнулась под одеялом.

— О чем вы думаете, Кристофер? — спросила она негромко.

— Я не в состоянии думать, ваша светлость. В этом-то и беда. У меня в голове все перемешалось. — Он отважился взглянуть на нее. Она лежала на боку, подперев голову правой рукой, и смотрела на него. — Я не понимаю, что делаю.

— Вы о проповеди?

— О проповеди и обо всем вообще — об этой долине, о моих обязанностях священника, об этой комнате, где я нахожусь вместе с вами.

Внезапно она протянула руку и откинула одеяло:

— Не хотите лечь рядом со мной?

Ему даже в голову не пришло отказать. Он молча наклонился, развязал шнурки и принялся стягивать башмаки. Впоследствии он сам изумлялся той легкости, с которой сделал это, тому, как естественно и непринужденно дался ему последний и самый серьезный из всех шагов, уводивших его от прежней жизни. Она подвинулась, давая ему место. Он присел на край кровати, потом закинул на нее ноги. Сара засмеялась и, потянув за рукав его сутаны, прошептала:

— Вы всегда укладываетесь в постель в полном облачении?

Он снова поднялся и под ее взглядом снял сутану, а следом — скромничать казалось бессмысленным, хотя он никогда прежде не раздевался перед женщиной, — и нижнее белье. Полностью обнаженный, он скользнул под одеяло и повернулся набок, лицом к ней.

Он обхватил ее руками. Погладил по лицу и поцеловал в губы. Провел пальцами по телу. Его поразило, какой она оказалась на ощупь — удивительно, что плоть способна быть такой мягкой и одновременно упругой. Она отстранила его и села. Он испугался: что-то не так? Но она лишь слегка приподняла бедра, освободив подол длинной сорочки, собрала ее на талии и стащила через голову. Он не мог отвести глаз от ее гибкого тела, представшего его взгляду при свечах во всей своей первозданной красоте. Она тряхнула волосами, скомкала сорочку, забросила ее в дальний конец комнаты, снова улеглась и протянула к нему руки.

Первый сон они провели, сплетясь в единое целое. В блаженном тепле ее объятий ему ничего не снилось: ни поиски двери в мир яви, ни даже кости в неглубоких могилах. Все было черно.

Потом вдруг:

— Кристофер!

Настойчивый, пронзительный шепот.

Все еще полусонный, он уткнулся носом в ее плечо.

— Кристофер! — прошептала она снова и потрясла его. — Послушай!

— Что такое, любовь моя?

— Кто-то стоит под дверью!

Тут-то остатки сна сняло с него как рукой. Он подскочил в постели.

— Фэйрфакс! — послышался из коридора голос Хэнкока. — Вы спите?

— Не отвечай! — выдохнула она еле слышно, но стиснула его ладонь с такой силой, что пальцам стало больно.

— Фэйрфакс!

В дверь снова громко застучали, чтобы не сказать забарабанили.

Оба они были чудовищно беззащитны в своей наготе. Хэнкок свернет нам шеи, как цыплятам, подумал Фэйрфакс и принялся озираться по сторонам в поисках какого-нибудь предмета, чтобы защититься, но все было слишком хлипким.

— Черт бы тебя побрал! — выругался вполголоса Хэнкок.

Он еще несколько раз раздраженно пнул дверь носком тяжелого сапога, а потом с топотом удалился в сторону лестницы.

— Вряд ли он заподозрил, что я здесь, иначе ворвался бы без раздумий. Мне нужно вернуться к себе в комнату, пока он не пришел снова.

— Погоди. — Он вскинул палец и прислушался. — Ты слышала, как он спускался по лестнице?

— Нет.

Он представил капитана, коварно притаившегося в конце коридора, чтобы посмотреть, не покажется ли кто-нибудь.

— Оставайся здесь.

Он отбросил одеяло и принялся одеваться. Руки его тряслись.

— Ты куда?

— Пойду посмотрю, чего ему надо, где бы он ни был.

Фэйрфакс присел на край кровати и стал натягивать башмаки. Сара прижалась к нему сзади и, стоя на коленях, обняла за плечи.

— Не ходи.

— Я отвлеку его, тогда ты сможешь уйти.

— Будь осторожен, Кристофер. Если он нас заподозрит, то может убить. И он гордится своей способностью видеть людей насквозь.

— Со мной этот номер не пройдет. — Он повернул голову и поцеловал ее в плечо. — Моя собственная душа сейчас — потемки даже для меня самого.

Он взял с комода свечу.

На пороге он обернулся. В полумраке разглядеть выражение ее лица было невозможно. Но ему не обязательно было ее видеть. Его кожа, руки, волосы пропитались ее запахом. Он до сих пор ощущал вкус ее губ на своих губах. Я вошел в эту комнату одним человеком, подумалось ему, а выхожу совершенно другим. Он кивнул ей с уверенностью, которой не испытывал, вышел в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь.

Там он огляделся по сторонам. Хэнкока нигде не было видно. Фэйрфакс подошел к лестнице и двинулся вниз, вытянув перед собой руку со свечой и ощупывая другой рукой перила. Снизу послышался странный звук, будто по камню поскребли чем-то металлическим. Он вышел в холл. В комнате, где они ужинали, перед камином стояла на четвереньках служанка — такая тщедушная, что казалась совсем ребенком, — с совком для золы и ведром. Услышав его шаги, она поспешно вскочила на ноги.

— Какой странный час ты выбрала для работы! — сказал он.

— Хозяйка любит, чтобы перед вторым сном все камины были потушены и хорошенько вычищены.

— А где твой хозяин?

— Вышел, сэр.

— Куда?

— Скорее всего, в ткацкий цех. Он частенько наведывается туда по ночам.

— Ты не могла бы дать мне лампу?

Служанка принесла ему фонарь и довела до входной двери. Фэйрфакс вышел во двор. Дождь прекратился, но по-прежнему дул сильный ветер. Он разметал плотные облака в клочья, окаймленные по краям голубоватым лунным серебром, и гнал их по небу: света доходило ровно столько, чтобы различить смутные очертания большого здания, которое, судя по всему, и было ткацким цехом. Фэйрфакс двинулся к нему, но на полпути остановился и оглянулся на дом. Окна второго этажа были закрыты ставнями. Нигде не было ни огонька. Фэйрфакс понадеялся, что Сара уже вернулась в свою постель.

Он зашагал дальше. Дверь была приоткрыта. Он поднял фонарь повыше и проскользнул внутрь. Огромный зал по размерам напоминал неф собора, но вместо скамей тут стояли рядами ткацкие станки, сотни станков, озаренных бледным светом луны, что просачивался сквозь наклонную стеклянную крышу. Под крышей виднелась замысловатая система валов и шкивов, соединенных с машинами кожаными ремнями. Пол представлял собой утоптанную влажную землю. В воздухе пахло сыростью и хлопковым волокном. Слышалось журчание стремительно бегущей реки.

— Капитан Хэнкок! — позвал Фэйрфакс и повел лампой из стороны в сторону, пытаясь найти хозяина.

Убедившись, что его нет, он вышел на улицу. На противоположной стороне двора, перпендикулярно зданию ткацкого цеха, тянулась череда построек, судя по всему, складов. Фэйрфакс направился туда, стараясь не оступиться на неровной брусчатке. Теперь, придя в себя, он был поражен масштабом мануфактуры. Ничего подобного он не видел. Заметив какое-то слабое движение, он снова позвал:

— Капитан Хэнкок!

От одного из зданий с громким лаем отделилась борзая и со всех ног помчалась к нему. Ей недоставало массивности, но она возмещала этот недостаток за счет угрожающего облика: оскаленная худая морда, прижатые уши и вытаращенные глаза. Фэйрфакс отступил назад, к стене цеха, и замер, глядя на собаку, отрезавшую все пути к отступлению.

Из темноты послышался голос Хэнкока:

— Кто здесь?

— Это я, Фэйрфакс!

— Фэйрфакс, вы? Флай! — позвал он собаку. — Ко мне, девочка. — (Псина потрусила обратно к хозяину.) — Будьте так любезны, мистер Фэйрфакс, подойдите сюда, чтобы я мог вас видеть.

Хэнкок поднял лампу над головой, чтобы указать ему дорогу. Когда Фэйрфакс приблизился к нему, он поднес ее к лицу молодого священника и посветил прямо ему в глаза, пристально глядя на него. Он учует ее запах, подумал Фэйрфакс. Или на свету блеснет рыжий волос. Он заметит во мне перемену. У него чутье как у дикого зверя.

— Я стучался к вам в дверь и звал вас, но не получил никакого ответа. Где вы были?

— В кровати. Спал как убитый. Я слышал крики, но решил, что это во сне.

— Крики во сне? Тогда это был не сон, а ночной кошмар.

— После того, что мы вчера увидели у Чертова Кресла, а потом услышали от Шедуэлла, немудрено было увидеть кошмар.

— Кошмар! — повторил Хэнкок презрительно. — Если вы хотите привести наше предприятие к успешному завершению, вам понадобятся нервы покрепче. — Впрочем, объяснение, судя по всему, его удовлетворило. Он опустил лампу. — Идемте, я кое-что покажу.

Он завел Фэйрфакса внутрь, где горел еще один фонарь. Склад был заполнен строительными материалами: досками, черепицей, кирпичами, оконными рамами, мешками с песком. С полдюжины парусиновых мешков в половину человеческого роста, на вид очень тяжелых, были сложены в ряд у двери. Хэнкок указал на них лампой.

— Палатки, — пояснил он. — Для строительства мануфактуры мне пришлось выписать мастеров из Эксетера. Они жили в этих палатках. Я думал о том, что вы сказали: надо держать наши раскопки в секрете. Вы правы: если люди будут ходить из башни в деревню, молва об этом разлетится в два счета. Но если мы разобьем лагерь и не будем выпускать их оттуда, то сможем сохранить все в тайне до тех пор, пока не закончим работу.

— Но ведь как только мы вернемся домой, пойдут разговоры.

— Да, но нам уже никто не сможет помешать. Мы выкопаем то, что там лежит, если там вообще что-то лежит, и спрячем в каком-нибудь месте, известном только нам и никому больше. Тогда можно будет без спешки изучить все секреты древних.

Затея показалась Фэйрфаксу невыполнимой. У Церкви и правительства были шпионы повсюду. Новость о поразительной находке непременно разлетелась бы по округе. Однако он не мог не восхититься бесстрашием капитана.

— Это готовый план, — согласился он, — и я сейчас едва ли предложу что-нибудь лучшее. Хотя сомневаюсь, что люди, которые и при свете дня не отваживаются появиться в окрестностях Чертова Кресла, согласятся остаться там на ночь.

— Могут и согласиться, — заметил Хэнкок многозначительно, — если с ними будет священник.

Он выразительно умолк.

— А! — улыбнулся в темноте Фэйрфакс. — Так вот зачем вы ко мне приходили? Значит, и от священника бывает польза. — Он перевел взгляд с Хэнкока на палатки. Несмотря на все свои опасения, он почувствовал, как в душе у него шевельнулся азарт. — Что ж, я даю свое благословение на вашу экспедицию, пусть это и чистое безумие.

— Вы и в самом деле пойдете на такое?

Судя по голосу, Хэнкок был явно удивлен тем, с какой готовностью Фэйрфакс согласился на его предложение.

— А почему нет? Мне ничуть не меньше вашего хочется докопаться до разгадки.

— Но как же ваша вера?

— Вера, которую способна пошатнуть правда, не заслуживает того, чтобы за нее цепляться.

Хэнкок склонил голову набок. Широкая ухмылка расползлась по его лицу, в свете лампы сверкнул золотой зуб.

— Я вас недооценивал. — Неожиданно он протянул руку. — Что ж, отныне мы партнеры. По рукам?

Фэйрфакс пожал его руку, твердую и мозолистую: дубинка, а не рука.

— Значит, договорились. — Капитан запрокинул голову и шумно зевнул, широко разинув челюсти — ни дать ни взять волк, собирающийся завыть. — До утра все равно ничего не сделаешь. Лично я готов ко второму сну.

Они молча двинулись через двор с фонарями в руках. Борзая трусила перед ними. Когда оба вошли в дом, она юркнула в свою корзину, а Фэйрфакс зашагал по лестнице за Хэнкоком на второй этаж.

— Доброй ночи, преподобный отец. Надеюсь, ваши утренние сны будут приятнее.

— Доброй ночи, капитан.

Он дождался, пока Хэнкок не ушел, и только тогда с облегчением выдохнул.

В спальне никого не оказалось. Фэйрфакс не ожидал ничего иного, но все равно был разочарован. Он поставил лампу на комод, разделся и забрался в постель. Там, где лежала Сара, простыни еще были чуть теплыми. Должно быть, она ушла совсем недавно. Он потерся щекой о подушку. Промелькнула мысль: может быть, она вернется? Но из ее комнаты не доносилось ни звука, а дверь оставалась закрытой, и вскоре, несмотря на случившееся, а может, именно из-за него, Фэйрфакс снова погрузился в сон.

Глава 20

Суббота, 13 апреля. Экспедиция снаряжена

Разбудило его ощущение, что кто-то прошел в ногах его кровати, потом на стол поставили что-то тяжелое. Стукнули ставни. Он приподнял голову. В сером рассветном сумраке перед ним стояла служаночка, с которой он разговаривал ночью.

— Что тебе, дитя?

— Преподобный отец, — она сделала книксен, не глядя на него, — капитан велел сказать, что уже семь часов и внизу накрыт завтрак.

Не говоря больше ни слова, она удалилась, оставив на столе полотенце, кусок черного мыла и кувшин с горячей водой, от которой шел пар — даже стекло запотело. Фэйрфакс некоторое время смотрел на них, потом упал обратно на подушку. Всю его ночную браваду как рукой сняло. Тем не менее он собрался с мужеством и, усилием воли отбросив одеяло, опустился на колени рядом с постелью. Отец небесный, услышь мою молитву и прости мне мои грехи, ибо я тяжко согрешил в Твоих глазах… Знакомые слова сами всплывали в памяти, но теперь они казались мертворожденными и пустыми, и он поспешил закончить. Прошу Тебя, днесь дай мне сил, чтобы мог я послужить Тебе для вящей славы Твоей. Во имя Господа нашего, Иисуса Христа. Аминь.

По-прежнему обнаженный, он подошел к столу и перелил воду в таз. Потом взял мыло, намочил его и принялся намыливаться. Под скользкими пальцами ребра и мышцы, бока и чресла с их выпуклостями и твердыми плоскостями казались чужими и незнакомыми. В семинарии будущих священников приучали не обращать внимания на свое тело, чтобы не появлялось непристойных мыслей. Теперь же он обнаружил, что неожиданно для самого себя впервые в жизни сознательно исследует эту неизведанную территорию, и на него нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Желание вновь увидеть Сару было сродни физической боли, и в то же время одна мысль о том, чтобы оказаться в ее обществе, вынужденно делая вид, что между ними ничего не произошло, приводила его в ужас. Он сложил ладони ковшиком, зачерпнул из таза воды и ополоснулся, потом потянулся за полотенцем. Еще через несколько минут, высохший и полностью одетый, он вышел в коридор и спустился на первый этаж.

В комнате, где они ужинали накануне, снова горел камин и был накрыт стол. Над ним, спиной к нему, склонилась какая-то женщина. При мысли о том, что это может быть Сара и им удастся хотя бы мгновение побыть наедине, сердце едва не выскочило из груди. Но женщина обернулась, и он увидел, что это всего лишь Марта Хэнкок. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть разочарование.

— Доброе утро, преподобный отец.

Ее грубое, рубленое лицо было холодным и неприветливым.

— Доброе утро, мисс Хэнкок.

— Полагаю, вы хорошо провели ночь?

Саркастические нотки в ее голосе мгновенно заставили его насторожиться.

— Прекрасно выспался, благодарю вас. Надеюсь, вы тоже хорошо спали.

— Нет, сэр, отнюдь.

— Я весьма огорчен.

— Я глаз не сомкнула из-за всех этих хождений по коридору. В жизни ничего подобного не слышала. Пришлось даже не раз выходить из комнаты… — Выражение ее лица оставалось каменным, но в ее тусклых карих глазах что-то мелькнуло — торжество? злорадство? презрение? — и Фэйрфакс почувствовал, как во рту у него пересохло. Она с убийственной вежливостью продолжила: — Вы, должно быть, очень утомились и проголодались, преподобный отец. Не желаете ли позавтракать?

— Нет, спасибо. Мне нужно найти капитана Хэнкока. Не будете ли вы так добры сказать мне, где его можно отыскать?

Сердце Фэйрфакса гулко бухало, в ушах грохотала кровь.

— Ищите его сами.

Марта повернулась к нему спиной и продолжила расставлять тарелки. Фигура у нее была в точности такой же, как у брата, только в женском варианте. Фэйрфакс поглядел на ее квадратные плечи, на широкую талию:

— Боюсь, вы вообразили себе нечто неподобающее…

Марта Хэнкок даже не снизошла до того, чтобы обернуться.

— А еще священник! — презрительно фыркнула она. — Передайте ее светлости, чтобы до наступления ночи эта помолвка была расторгнута, не то я расскажу Джону, что своими глазами видела, как она входила в вашу спальню. Передайте ей, что я не позволю выжить меня из моего собственного дома какой-то потаскухе.

— Нет, мадам, она не такая. — Казалось бессмысленным отрицать то, чему она явно была свидетельницей, не говоря уже о том, чтобы оправдываться. Да и лгать тоже не хотелось. Сказать было нечего. — Она не такая, — повторил он и вышел из комнаты.

Едва оказавшись за порогом, Фэйрфакс бросился к лестнице, преодолел ее, перескакивая через несколько ступенек разом, направился по коридору к комнате Сары и негромко постучался. Ответа не последовало. Он осторожно приоткрыл дверь:

— Сара?

Но ее нигде не было. Ставни были открыты. Позаимствованная у Марты ночная сорочка, аккуратно сложенная, лежала на пустой постели.

Когда он шел обратно по коридору, то встретил Куика, только что вставшего. Сквозь открытую дверь комнаты доносился кашель Шедуэлла.

— Доброе утро, преподобный отец.

— Доброе утро, мистер Куик. — Он попытался изобразить жизнерадостность. — Как чувствует себя доктор Шедуэлл?

— Неважно, сэр, совсем неважно. С него всю ночь лил пот. — Бледность лица Куика подчеркивали темные круги под глазами. Волосы его были всклокочены. Похоже, он толком не спал. — Я хотел принести ему еды. Ему необходимо поесть, прежде чем вставать, чтобы набраться сил.

— Если ему хуже, наверное, стоит провести день в постели?

— Вне всякого сомнения, сэр. Я уж как только ни старался его убедить. Но он заявляет, что лучше умрет там, на склоне, чем в чужой постели.

Когда они вдвоем спускались по лестнице, Фэйрфакс небрежно тоном произнес:

— Я хотел поздороваться с леди Дарстон, постучал в ее дверь, но, судя по всему, она уже ушла. Такое возможно?

— Теперь, когда вы об этом упомянули, мне кажется, что я слышал, как она проходила мимо нашей двери еще до рассвета. — На нижней ступеньке он положил ладонь Фэйрфаксу на руку. — У вас нет никакой возможности прекратить эту затею? Мы так мирно и прекрасно жили в нашем домике в Уилтоне. Я уже надеялся, что все опасности позади. Но потом пришло письмо от Лэйси — и посмотрите, в каком положении мы оказались.

В голосе Куика звучало неподдельное отчаяние. Фэйрфакс похлопал его по руке:

— Я не мог бы остановить это, даже если бы захотел. Капитан Хэнкок твердо вознамерился идти до конца. Но, пожалуй, лично вам необязательно во всем этом участвовать, мистер Куик. Вы ведь можете отказаться. Уверен, доктор Шедуэлл не захочет подвергать вас опасности.

— Он несколько раз предлагал мне это. Но я был его секретарем и компаньоном с шестнадцати лет. Он спас меня, когда я оказался в бедственном положении. Он дал мне образование и показал весь мир. Как я могу сейчас его бросить?

— Ваша преданность делает вам честь, мистер Куик. Но не отчаивайтесь раньше времени. Капитан Хэнкок — человек весьма изобретательный. Он придумал план, который вполне может привести все к благополучному завершению. — Фэйрфакс мягко высвободил руку. — Посмотрим, что принесет нам день.

Он без промедления выскользнул из дому, чтобы ненароком не столкнуться с Мартой Хэнкок.

При свете дня стало возможно оценить масштаб предприятия Хэнкока: большой ткацкий цех, склады, сложенные из новенького красного кирпича, высокая труба с закопченной верхушкой над одним из зданий. Протекавшая за мануфактурой река оказалась шире и мельче, чем Фэйрфакс предположил ночью, услышав журчание; она несла свои стремительные воды вниз по склону, проходя сквозь сложную систему шлюзов. Сбоку от ткацкого цеха были установлены два громадных водяных колеса, еще один комплект лопастей лениво вращался на лодкообразном приспособлении, укрепленном прямо в середине потока, — свидетельство решимости неугомонного и изобретательного Хэнкока подчинить себе природную силу воды.

У входа в ткацкий цех уже начали собираться рабочие. Кое-кто только подтягивался. Похоже, они были встревожены тем, что из цеха не слышалось шума ткацких станков, а когда Фэйрфакс приблизился к ним, все взгляды устремились на него. Некоторые лица были ему знакомы по похоронам отца Лэйси. Даже с расстояния в пятьдесят шагов он ощущал их беспокойство: увидеть священника в таком месте и так рано, да еще эта зловещая тишина в цеху…

Дверь с грохотом распахнулась, и из нее, пятясь, вылез Хэнкок вместе с Кифером, причетником. Они вытащили один из парусиновых мешков с палатками и прислонили к стене. Хэнкок разогнулся, увидел Фэйрфакса и махнул ему рукой:

— Доброе утро, преподобный отец! Доброе утро, ребята! — Он поманил рабочих к себе. — Подойдите-ка сюда. Встаньте в круг. Мне нужно кое-что вам сказать.

Рабочие принялись переглядываться, но подчинились, выстроившись вокруг хозяина неровным полукругом. Фэйрфакс присоединился к ним, однако встал чуть поодаль, позади всех. Ему казалось, что его вина тенью следует за ним. Хэнкок дождался, когда подтянутся все опоздавшие, потом снял шляпу и заговорил:

— Сегодня ткать никто не будет. Вместо этого есть другая работа. Те, кто согласится, получат более высокую плату. Я не мастак по части разговоров. Я всегда говорил с вами начистоту и сейчас тоже скажу начистоту. Надо будет копать, а копать надо будет рядом с Чертовым Креслом.

Стоило ему произнести эти слова, как рабочие насупились и принялись качать головами. По толпе пробежал негромкий враждебный ропот.

— А теперь выслушайте меня, — продолжил Хэнкок, перекрывая их голоса. — Я знаю все эти россказни ничуть не хуже вашего. Но как мне удалось узнать, там закопано то, что может оказаться полезным для моей мануфактуры, и я задался целью выяснить это раз и навсегда. Работа займет не больше дня или двух, если мы засучим рукава, за каждый день вы получите недельное жалованье. А если мы отыщем то, что, по слухам, там спрятано, я выплачу каждому награду в двадцать фунтов.

Эти слова заставили рабочих умолкнуть. Кто-то присвистнул. Еще один буркнул:

— Ладно, хозяин, признавайтесь, в чем тут подвох.

Все засмеялись.

— Никакого подвоха нет, Пол Фишер, зато есть два условия. Во-первых, мы останемся там до тех пор, пока не закончим работу, и будем спать в палатках, если понадобится. Во-вторых, никому ни слова — ни жене, ни матери, ни собаке, ни одной живой душе. Если узнаю, что кто-то проболтался, отберу все деньги до последнего гроша.

— Да это же незаконно!

— У нас есть разрешение. Земля принадлежит леди Дарстон, и она дает нам разрешение на поиски.

— Может, она и владеет землей, но не тем, что лежит в ней.

— С законом я разберусь сам. Все, что мне нужно от вас, — это ваши руки.

— Могу я задать вам один вопрос как причетник, капитан? — спросил Кифер.

Хэнкок поморщился:

— Давайте, раз уж так хочется.

Тот кивнул на Фэйрфакса:

— Что здесь делает преподобный отец?

— Преподобный отец находится здесь по собственной просьбе, потому что он дает свое благословение на раскопки. Верно, отец Фэйрфакс? Подойдите поближе, будьте так добры, и скажите этим людям, что вы думаете.

Рабочие расступились, давая ему пройти. Фэйрфакс развернулся к ним. Никогда прежде ему не доводилось обращаться к подобной аудитории. На миг он замялся, не зная, что сказать.

— Доброе утро, джентльмены.

— Доброе утро, — отозвался ему в ответ нестройный хор голосов.

— Мой интерес в этом деле объясняется очень просто. Отец Лэйси — покойный священник, ваш духовный пастырь на протяжении более чем тридцати лет, которого вы все знали и любили и который отвечал вам тем же самым, — пожертвовал жизнью, потому что хотел узнать правду о Чертовом Кресле. Вот почему я тоже хочу ее узнать. Мы должны сделать это в память о нем. Я не вижу в этой затее никакого греха, а следовательно, и никакого преступления, во всяком случае, если смотреть глазами Господа. Он дал нам руки, чтобы копать, и мозги, чтобы думать. Нигде в Священном Писании не говорится обратного.

— Но это место проклято! — сказал один из рабочих. — Потому старый священник и погиб. Там живут злые духи, которые убивают, когда их тревожат.

— Я не верю в злых духов. Но даже если они существуют, я уверен, что Господь защитит нас.

— Но преподобного Лэйси он ведь не защитил!

— Господь не защищает нас от нашей собственной неуклюжести, друг мой. Отец Лэйси сорвался, потому что земля осыпалась, а не из-за каких-то духов.

— А вы сами тоже будете копать, преподобный отец?

Вопрос был задан насмешливым тоном.

— Да, буду.

Это заявление, похоже, произвело на рабочих большее впечатление, чем все остальное, сказанное им.

— Даже в воскресенье? — уточнил Кифер.

— Мы не знаем, насколько затянутся поиски. Посмотрим, как будут обстоять дела к вечеру, мистер Кифер.

— Но разве в Библии не написано: «Шесть дней работай, а в седьмой день отдыхай»? — не унимался причетник.

— Кифер, думаю, священник знает законы Божьи лучше причетника, — сказал Хэнкок. Замечание вызвало у собравшихся смех: Кифера тут, видимо, не очень любили. — Ладно, довольно разговоров. Кто со мной?

Примерно дюжина рук взметнулась вверх — треть от всех присутствующих.

Фишер, оглянувшись вокруг, спросил:

— А те, кто решил никуда не ходить, капитан? Как быть нам?

— Раз вам так хочется отдохнуть, ступайте домой и отдыхайте.

— А наше жалованье?

— Какое жалованье? Пока дело не будет сделано, никакой работы. А нет работы — нет жалованья. — Хэнкок вскинул руки, предупреждая протесты. — Почему я должен платить людям за то, что они бьют баклуши? Мне без разницы, пойдете вы со мной на гору или по домам. Семьи тех, кто решит пойти, будут предупреждены, что поступил особый заказ, мануфактура работает ночью, работников надо ждать не раньше чем через день-два. Ясно? Те, кто не трусит, идемте со мной, будем грузить подводы. Остальные могут расходиться по домам.

Он нахлобучил шляпу обратно на голову и принялся пробиваться сквозь толпу. После непродолжительного колебания бо́льшая часть рабочих последовала за ним. Фэйрфакс ускорил шаг, чтобы нагнать его.

— Нужно ли было так грубо с ними разговаривать? — спросил он негромко.

— Людей надо вести за собой. Иногда их приходится ласково брать за руку, иногда грозить оплеухой, а иногда, как сегодня, использовать оба эти метода.

— Но вы же настроили их против себя.

— И что с того? Зато у нас достаточно рабочих рук. Это все, что имеет значение для меня.

И в самом деле, около двух дюжин человек пошли за Хэнкоком, а оставшиеся сгрудились вокруг Кифера и Фишера, совещаясь, как быть. Иногда в ход шли жесты. Время от времени кто-нибудь бросал на хозяина мануфактуры и священника недовольный взгляд. В конце концов Кифер отделился от группы и направился к ним:

— Мы приняли решение присоединиться к вам, капитан, но только при одном условии, если позволите.

— И что же это за условие?

— Если уж мы оказались на Чертовом Кресле в выходной день, преподобный отец должен совершить для ребят обряд причащения.

— Я совершенно не против, — пожал плечами Хэнкок. — А вы что скажете, преподобный отец?

При одной мысли об этом Фэйрфакс внутренне содрогнулся. Кто он такой, в его теперешнем состоянии смертного греха, чтобы совершать таинство причащения, да еще в таком месте?

— Но я не подготовлен. Мне понадобится риза, и молитвенник, и вино с облатками…

— Можно все это привезти, разве нет?

Первым побуждением Фэйрфакса было наотрез отказаться. Но, если задуматься, как он мог сказать «нет», не открывая причин? Быть может, это правильно, если свое последнее действие в роли священника он совершит у Чертова Кресла? Фэйрфакс нехотя кивнул:

— Хорошо. Если понадобится, я это сделаю.

Небо было по-прежнему серым, но температура росла; неподвижность воздуха предвещала очередную грозу. Фэйрфакс закатал рукава сутаны, снял галстук и вместе с остальными принялся за работу. На приготовления ушла половина утра. Крытые подводы, которые Хэнкок использовал для перевозки готового сукна, были запряжены волами и вывезены во двор, где в них загрузили палатки, инструменты, ведра, одеяла, провиант, посуду, тачки, бочонки с элем и водой. Работа помогала Фэйрфаксу отвлечься от размышлений о своем положении. Вскоре пот уже лил с него градом. Он то и дело поглядывал, не покажется ли Сара, но та не появлялась. Наверное, вернулась в Дарстон-Корт. Спрашивать Хэнкока он не хотел, чтобы не вызвать подозрений.

Около десяти часов из дому, опираясь на руку Куика, вышел Шедуэлл и приблизился, чтобы проследить за приготовлениями. При свете дня, вне стен лекционного зала, он казался еще более чудаковатым в своем темном жилете из бархата, шапочке и цветных очках. Некоторые рабочие побросали свои дела, чтобы поглазеть на него. Фэйрфакс подумал: очень хорошо, что Шедуэлл не присутствовал при их утреннем разговоре — исход мог быть совершенно иным.

— Превосходно, — объявил он, проинспектировав четыре подводы. — Поздравляю вас, капитан Хэнкок. Вы умеете держать слово. Сомневаюсь, чтобы за последние десять лет в Англии хотя бы одна экспедиция для изучения наследия древних была оснащена лучше этой.

Хэнкок принял комплимент с гордостью:

— Может, я чего-нибудь не предусмотрел?

— Да, сэр. За зиму почва стала влажной и легко осыпается. Нам понадобятся доски, длинные, крепкие доски, чтобы укреплять стенки траншей, и жерди, чтобы их подпирать. Мешки с песком — на случай наводнения. И веревка. По моему опыту, веревки никогда не бывает много. Приставные лестницы, если мы заберемся глубоко. Колышки и бечевка для разметки. А также козлы и столешница, если они у вас имеются.

Хэнкок обернулся к Киферу:

— Вы слышали мистера Шедуэлла? Доски, жерди, мешки с песком, веревки, лестницы, колышки, бечевка, козлы — все это у нас есть. Грузите, сколько влезет в подводы.

Бросив напоследок подозрительный взгляд на Шедуэлла, причетник удалился.

— А где леди Дарстон? — поинтересовался Шедуэлл. — Она к нам не присоединится?

— Она уехала с первыми лучами солнца, не уведомив никого о своих планах, — ответил Хэнкок. — И была в странном настроении, но с ее светлостью такое случается нередко, не так ли, мистер Фэйрфакс?

— В самом деле? — Фэйрфакс почувствовал, что краснеет. — Я не заметил.

— Неужели? — изумился Хэнкок. — Хотя да, вы же знаете ее не так хорошо, как я!

Шедуэлл обернулся к Фэйрфаксу:

— Преподобный отец, если помните, вы пообещали отдать мне книги отца Лэйси в обмен на мою помощь. Боюсь, пришло время выполнить вашу часть сделки.

— Как, прямо сейчас?

— А когда еще? Мне осталось провести на свободе всего два дня. И потом, они могут помочь нам в поисках.

— Он может заехать за ними в дом священника, — сказал Хэнкок, — и встретиться с нами у Кресла. Есть короткая дорога отсюда до деревни, — добавил он, обращаясь к Фэйрфаксу.

Через час они были готовы к выезду, и Хэнкок отдал команду. Первым ехал он сам на своей массивной гнедой кобыле, держась в седле прямо, точно генерал во главе разношерстной армии. Следом в фургоне, запряженном мулами, тряслись Шедуэлл с Куиком, за ними четыре упряжки волов тащили тяжелые подводы, под завязку нагруженные провиантом и снаряжением, а позади шагали рабочие с лопатами и кирками на плечах, весело болтая между собой. Над отрядом витал дух приключений, несмотря на страшные легенды, которые ходили вокруг места назначения.

Замыкал шествие Фэйрфакс. Когда Мэй медленно проносила его мимо дверей дома, он увидел Марту Хэнкок, стоявшую на пороге со скрещенными руками. У Фэйрфакса не хватило духу взглянуть на женщину, но до самого конца подъездной дорожки он чувствовал, что та смотрит на него. Ее яростный взгляд, казалось, прожигал дыру в его спине, и он вздохнул с облегчением, когда дорога нырнула в лес и дом скрылся из виду.

Глава 21

Секрет дома священника

Отряд свернул влево, на тропинку. Фэйрфакс придержал кобылу у ворот и проводил своих спутников взглядом, потом повернул в другую сторону, согласно указаниям, которые дал Хэнкок. Он удивлялся собственному спокойствию, учитывая тяжесть его положения. У него не было сомнений в том, что Марта исполнит свою угрозу и сообщит брату о том, свидетельницей чему стала. Он нарушил данные им обеты. Его жизнь в сане священника — единственная жизнь, которую он себе представлял — была кончена. И тем не менее все эти катастрофы вызвали у него странное ощущение свободы: точно кто-то снял с него груз решений, которые нужно было принимать. Этой ночью перед ним открылся новый, неизведанный мир, а теперь на очереди был еще один.

Он мерно покачивался в седле, наслаждаясь влажным утренним воздухом, слушая пение весенних птиц и вдыхая ароматы диких трав, усиленные ночным дождем. Раскисшая тропка изогнулась и, сузившись, пошла под уклон. Поверх живых изгородей открывался вид на бескрайние ярко-изумрудные пастбища, где щипали травку овцы. По склону поднимался пастух, опираясь на горбатый посох; по пятам за ним бежали две собаки. Он вскинул руку в приветствии, и Фэйрфакс махнул ему в ответ. Несколько минут спустя в просветах между деревьями показалась квадратная каменная башня церкви с флагом святого Георгия, реявшим на фоне серого неба, точно боевой стяг.

Он шел по тропке до самого низа, пока не узнал тыльную сторону дома священника с его садом и загоном, курятником и конюшней. Проезжая мимо окна кабинета Лэйси, он заглянул в темную безлюдную комнату сквозь частый оконный переплет и задался вопросом, как же он повезет книги. Спешившись у ворот, он привязал Мэй к столбу и двинулся по узенькой тропинке к двери дома. Стучаться он не стал.

Внутри вместо всегдашней тишины, нарушаемой лишь тиканьем часов, слышались женские голоса. Судя по всему, доносились они из кухни. Две женщины о чем-то спорили на повышенных тонах, явно не услышав, как подъехал Фэйрфакс. Первой его мыслью было облегчение: не придется опять с порога пристыженно оправдываться перед встревоженной миссис Бадд. Он решил, что сначала соберет свои вещи, и находился уже на середине лестничного пролета, когда, повинуясь какому-то внутреннему толчку, остановился и прислушался. Спор, похоже, был далек от конца. Слов Фэйрфакс разобрать не мог, лишь два четко различимых голоса. Один принадлежал миссис Бадд, другой — более молодой и звонкий — был ему не знаком.

Нет, не могло же этого быть?

Тихо и смущенно — прежде подслушивать было не в его характере, а теперь он делал это по два раза на дню — Фэйрфакс спустился по лестнице обратно на первый этаж и прокрался по коридору. Голоса внезапно умолкли, будто его присутствие обнаружили. Он подошел к кухонной двери и приоткрыл ее, потом распахнул.

Миссис Бадд, сгорбившись, сидела за столом, уткнувшись лбом в скрещенные руки. Роуз стояла спиной к буфету. Лицо ее раскраснелось, грудь ходила ходуном. При виде него она зажала рот ладонью. Агнес вскинула голову — посмотреть, что происходит, — и вновь уронила ее на руки со стоном.

— Роуз? — сказал Фэйрфакс. — Ты можешь разговаривать? — Та продолжала зажимать рот рукой. Ее взволнованное дыхание переросло в подавленные рыдания. — Милая Роуз, не надо так расстраиваться! Я просто счастлив слышать твой голос. Он у тебя чудесный.

Фэйрфакс протянул руку. Девушка сорвалась с места, протиснулась мимо него, пробежала по коридору и выскочила из дому. Хлопнула дверь.

Он озадаченно посмотрел на склоненную голову экономки:

— Миссис Бадд? Что тут происходит?

Экономка ничего не ответила.

Он выдвинул стул и сел напротив нее. Ее узкие плечи тряслись.

— Расскажите мне, если хотите, или не рассказывайте, если считаете, что так будет лучше. Я всего лишь заехал взять кое-какие вещи, а потом снова уеду. Сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся. — (Она пробормотала что-то, неразборчиво, не поднимая головы.) — Ну что там у вас произошло? — продолжал уговаривать ее он. — Боюсь, вам надо выговориться.

Она вскинула голову. Ее влажные, с красными прожилками глаза напомнили ему те самые разбитые стеклянные сосуды на обочине.

— Что вы здесь делаете? — произнесла она с горечью. — Я думала, вы все еще в Эксфорде.

— Мы возвращались через пустоши, когда полил дождь, и решили заночевать у капитана Хэнкока. — Он наклонился к экономке. — Значит, она всегда умела говорить?

Агнес с вызовом во взгляде посмотрела на него, потом, похоже, в ней что-то сломалось, и она кивнула.

— Но как вам пришло в голову устроить такой обман? И главное, зачем?

— Она моя дочь, — ответила она просто. — Моя и отца Лэйси.

Из ее глаз снова полились слезы, и на этот раз Фэйрфакс не стал ее прерывать. Откровение о незаконном происхождении Роуз не особенно его шокировало. Теперь, когда Агнес призналась ему, он поразился тому, что не догадался сам: это было очевидно с самого начала. Надо полагать, не в одном священническом доме в Англии вынужденно хранили подобные секреты. Но выдумка насчет немоты Роуз не лезла ни в какие ворота.

Когда поток слез у миссис Бадд иссяк, он сказал:

— Все равно не понимаю, как ребенку удавалось играть эту роль восемнадцать лет.

Она утерла глаза манжетой:

— Не восемнадцать. Десять.

— Вы сказали мне, что она немая от рождения.

— Да. Мы всем так говорили. — Она со вздохом покачала головой, а потом, после небольшого нажима со стороны Фэйрфакса, принялась излагать свою историю. Поначалу это давалось ей нелегко, но мало-помалу слова потекли свободнее, будто она испытывала облегчение, выкладывая правду. — Я была замужем за одним человеком из Низеркомба… Когда он умер, я нанялась вести хозяйство к отцу Лэйси… Однажды ночью преподобный отец пришел ко мне в постель… Я знала, что это грех, но я ведь овдовела совсем молоденькой, мне было одиноко, хотелось тепла и ласки… Когда я обнаружила, что жду ребенка, то вернулась обратно в Низеркомб, к сестре и ее мужу, и до самых родин носу из их дома не казала… Своих детей им Господь не дал, они с радостью взяли Роуз и растили ее как свою дочку… Я часто навещала Роуз, она думала, что я ее тетка. Но однажды она случайно услышала наш разговор и узнала правду о своем рождении. Когда сестра и ее муж умерли от лихорадки, я упросила Тома — отца Лэйси — взять в дом нашу девочку. Поначалу он отказывался — сказал, что правда непременно всплывет и он лишится прихода. В конце концов он все-таки согласился, но только при условии, что она не будет говорить ни с кем из деревенских, пока он жив.

— И все же такой обман кажется невозможным!

— О, это оказалось не так трудно, как вы думаете. Роуз всегда была застенчивой. Когда я привезла ее, она еще не оправилась после лихорадки, никто из деревенских не отваживался подойти к ней из страха заразиться. Полгода она не выходила за порог. Подруг у нее так и не завелось. Наконец она перестала говорить даже дома.

— И все это потому, что отец Лэйси боялся за свое место?

Такая жестокость показалась ему невообразимой. Он снова был вынужден по-другому взглянуть на старого священника.

— Ну да. Раскопки интересовали его больше всего на свете — больше, чем мы, и не удивлюсь, если даже больше, чем сам Господь. Он говорил, что лучшего места для поиска древностей, чем наша долина, не сыскать на всей Земле. И не пережил бы, если бы лишился сана и вынужден был переехать в другое место.

— И теперь, когда его больше нет в живых, полагаю, она хочет говорить?

Экономка бросила на него обвиняющий взгляд:

— Это ваше присутствие ее изменило.

— Мое присутствие?

— Я же вам сказала тогда, преподобный отец: вы вскружили ей голову.

— Что ж, искренне сожалею, если доставил ей огорчение, но, по крайней мере, теперь она может отбросить это притворство. У нее не будет отбоя от кавалеров, миссис Бадд, в этом я совершенно уверен. Не сомневаюсь, вы обе не пропадете.

Его слова, казалось, не убедили Агнес.

— Но куда нам с ней идти?

— Зачем куда-то уходить? Новому священнику, без сомнения, понадобится экономка. А если нет, вы можете прясть, как остальные женщины.

— И как Роуз начнет говорить на глазах у деревенских после десяти лет молчания?

— Люди немеют от потрясения. Почему не может случиться обратное?

— Нам никто не поверит!

— Вы удивитесь, узнав, чему верят люди.

— И она по-прежнему будет называть себя моей племянницей?

— Нет, она должна сказать правду.

— Но это же позор!

— Где тут позор? — На миг его охватило искушение признаться ей в собственном грехе. — Деяние, которое привело к появлению Роуз, не может быть позором в глазах Господа.

Он обвел взглядом безукоризненно чистую и прибранную кухню — плиту с кипящим чайником, медные сковороды, свисающие с крючков, простые белые тарелки на буфете, шкафчики, дверь с новым массивным замком. Ему невыносимо было думать о том, какой, должно быть, была ее жизнь.

— Мне пора. — Он поднялся. Агнес тоже встала, разгладив юбку и расправив плечи. Ей явно очень хотелось, чтобы он поскорее ушел. Она выживет, подумалось ему. — Могу я попросить вас об одолжении, миссис Бадд? Книги из кабинета отца Лэйси — не религиозные труды, а другие, про древних — не слишком благоразумно держать в доме. Они вне закона. Я хотел бы забрать их, если позволите.

Экономка ни секунды не колебалась:

— Да, забирайте их — и все остальное, что захотите. Они не принесли ему ничего, кроме несчастья, и нам тоже. Глаза бы мои их не видели.

Агнес принесла Фэйрфаксу дерюжный мешок, в которые он сложил все девятнадцать томов «Записок и протоколов заседаний Общества антикваров». К ним он добавил пухлый том «Antiquis Anglia» и прочие книги про древние артефакты и надписи, пока не убедился, что собрал все. Нести столь тяжкий груз ереси в одиночку было рискованно. Если бы он попался, ему самому выжгли бы на лбу букву «Е».

Фэйрфакс достал из ящика стола перочинный нож и подзорную трубу. Потом остановился перед стеклянным шкафчиком с коллекцией монет, пластиковых соломинок и бутылок, безглазых пластмассовых кукол — обломками дела всей жизни преподобного Лэйси. Немного поколебавшись, он вытащил оттуда блестящее черное устройство с эмблемой в виде надкушенного яблока и сунул его во внутренний карман сутаны. Его личные вещи уже были собраны и лежали на кровати, на втором этаже. Когда он спустился вниз, Агнес нигде не было видно. Фэйрфакс хотел спросить ее, где найти вино и облатки. Наверное, они хранились в церкви. Он припомнил, что видел их в ризнице, когда Кифер искал приходские книги.

Связав вместе мешок и свою сумку, он перекинул их через седло, потом повел Мэй по раскисшей дорожке к церковным воротам. Небо не предвещало ничего хорошего. Перед домами напротив церкви не было женщин с прялками. Деревня казалась вымершей. Фэйрфакс привязал свою кобылу к железному кольцу и открыл калитку. Он прошел мимо свежей могилы отца Лэйси, на которой до сих пор не было даже временного деревянного креста, и поднялся на крыльцо.

Церковь была не заперта. Вдоль стен мерцали крохотные огоньки. Видимо, Кифер уже побывал здесь и зажег свечи. В центре нефа Фэйрфакс остановился. Если не считать нескольких неопознанных икон, в церкви Святого Георгия не было ничего необычного. И тем не менее он снова поймал себя на том, что видит все это как в первый раз — сквозь призму истории, над которой он никогда не давал себе труда задуматься. Шедуэлл говорил, что для выживших в Апокалипсисе церкви стали основным прибежищем. Он попытался представить себе людей, собравшихся перед этим алтарем, ошеломленных тем оборотом, который приняла их жизнь. Дочь Моргенстерна венчалась в этой церкви. Быть может, профессор был верующим? На долю секунды ему показалось, что воздух наводнили бесчисленные призраки прошлого, почудилось присутствие чего-то потустороннего, но это ощущение исчезло, прежде чем он успел его уловить.

Фэйрфакс поклонился перед алтарем, перекрестился и поспешил в ризницу. Опустившись на корточки перед шкафчиком, он принялся рыться среди свечей и молитвенников, пока не нащупал бутылку вина и небольшую жестянку с облатками. В следующий миг он уже быстро шел обратно. Он закрыл за собой дверь, повернулся, спустился с крыльца — и лишь тогда увидел худенькую фигурку, неподвижно стоявшую перед холмиком земли на могиле отца Лэйси. От неожиданности Фэйрфакс даже вздрогнул.

— Роуз! — воскликнул он. — Ты меня напугала! — Все такая же неподвижная, она устремила на него взгляд; стоя с бутылкой в одной руке и жестянкой в другой, он чувствовал себя воришкой. — Мне пора ехать. — Он бестолково взмахнул ими, словно это что-то объясняло. — Ты не попрощаешься со мной перед отъездом? Мне будет приятно услышать твой голос.

Она огляделась по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает. Когда она заговорила, голос ее был лишь немногим громче шепота.

— Неужели я никогда больше вас не увижу?

— Боюсь, что да. Но я искренне благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Я тебя не забуду. — Он сделал шаг к ней. — Ты должна говорить, Роуз. Господь дал тебе голос. Используй его.

— Но я хочу говорить только с вами!

Он посмотрел на нее. До чего же неопытным глупцом он был, мороча ей голову своими невинными, как тогда казалось, заигрываниями. Ему стало стыдно за собственное легкомыслие.

— Мне очень жаль. Это невозможно. Благослови тебя Бог! — Он развернулся и зашагал по дорожке.

— Неужели вы не хотите, чтобы я рассказала вам о чужаке, который сюда приезжал?

Фэйрфакс остановился как вкопанный. В домах напротив, казалось, по-прежнему не было ни души. Он круто развернулся и снова подошел к Роуз:

— И что это был за чужак?

— О, я думала, вы ужасно спешите?

В ее голосе, хотя и слабом с непривычки, прозвучали отчетливые нотки сарказма.

— Человек, которого ты видела в деревне утром того дня, когда погиб твой отец?

Она бросила взгляд на холмик земли и с горечью пробормотала:

— Вы назвали его моим отцом. При жизни он никогда себя так не называл.

— Роуз, ты должна сказать, что ты видела. Это очень важно.

— Нет, я не могу вас задерживать…

Фэйрфакс в раздражении запустил руку в волосы, потом овладел собой.

— Он действительно был твоим отцом. У тебя есть все основания испытывать гнев. Но сейчас не время. Его смерть — не то, чем она кажется, поверь мне. Мне нужно, чтобы ты рассказала мне о чужаке. Каким он был? Высоким? Старым? Молодым?

Его настойчивость явно застала Роуз врасплох. Она нахмурилась и подняла руку над головой. Привыкшая объясняться жестами, она не могла сразу избавиться от этой привычки.

— Высокий, — произнесла она, потом раскинула руки. — И большой.

— Толстый?

— Нет, не толстый. Большой.

— А возраста какого?

— Примерно посередине между вами и моим отцом.

— Где ты его увидела?

Роуз махнула рукой через плечо:

— У дверей церкви. Он говорил с моим отцом.

— Ты слышала, о чем они говорили? — (Роуз покачала головой.) — Они не ругались?

— Нет.

— А долго они говорили? — Она пожала плечами, и Фэйрфакс почувствовал, как его снова охватывает раздражение. — Ну же, Роуз. Это ведь не все. Чем закончился их разговор? Кто ушел первым?

— Мой отец зашел обратно в церковь. Тот человек пошел по дорожке к своему мулу.

— Он приехал на муле?

— Картина та еще — здоровяк верхом на муле. — Девушка против воли улыбнулась своим воспоминаниям. — Как только бедняге хребет не переломал? — Она снова посмотрела на могилу, потом на Фэйрфакса. — Думаете, тот человек приложил руку к его гибели?

— Возможно.

Девушка закусила губу:

— Тогда вам нужно быть осторожнее.

— Непременно. Не волнуйся за меня.

Внезапно Роуз бросилась вперед и легонько поцеловала его в щеку. Он покраснел так же сильно, как и она.

— Прощай, Роуз.

Фэйрфакс с улыбкой кивнул девушке и двинулся прочь. На этот раз он не обернулся.

Обратно он ехал той же дорогой, что и час назад, но в душе у него творился полнейший сумбур. Он все думал и думал о том, что описание чужака, которое дала Роуз, до странности совпадало с приметами мистера Куика — единственного, помимо Шедуэлла, человека в ближайшей округе, у которого имелся мул.

Глава 22

Мистер Куик дает объяснения

Когда молодой священник нагнал остальных, был уже почти полдень. Они успели углубиться в чащу леса и поставить повозки в том же месте, куда Хэнкок привел их накануне вечером — там, откуда смутно виднелась верхушка Чертова Кресла, еле различимая за вершинами деревьев. Разгрузка подвод шла полным ходом, инструмент и палатки навьючивали на мулов, которые должны были отвезти их на вершину холма. С десяток человек, нагруженных разнообразным снаряжением, взбирались вверх по лесистому косогору, мелькая между деревьями. Другие уже спускались с пустыми руками, спеша за следующей партией. Проезжая мимо фургонов, Фэйрфакс поразился тому, как быстро и бесшумно шла работа. Никто не переговаривался. Всю веселость работников точно рукой сняло, стоило им осознать реальность задачи. Всем явно хотелось поскорее сделать дело, получить деньги и убраться отсюда.

Фэйрфакс привязал Мэй к дереву рядом с волами. Кобыла Хэнкока стояла неподалеку. Еще одна лошадь, привязанная чуть подальше, общипывала листья с кустов: та самая, которая сбросила наземь Сару Дарстон. Значит, она здесь! У Фэйрфакса засосало под ложечкой. Он снял с седла сумку и мешок, навьючил эту тяжелую ношу себе на шею, поправил сутану, подтянул пояс и зашагал по тропке вверх.

От ночного дождя земля размокла еще сильнее. Башмаки увязали, на них налипали комья грязи, каждый шаг давался все труднее и труднее. Веревка, связывавшая сумку с мешком, резала шею, а один том с особенно острыми краями, судя по всему, «Antiquis Anglia» Шедуэлла, нестерпимо впивался в спину. Некоторые из рабочих, которые двигались вниз по склону ему навстречу, украдкой бросали на него взгляды. Фэйрфакс старательно смотрел прямо перед собой и упорно продвигался вперед. Наконец он добрался до гребня, стащил с шеи свою кладь, бросил ее на землю и, согнувшись пополам, уперся ладонями в колени, чтобы перевести дух. Внизу, у подножия склона, уже ставили первые две палатки. Лязг металлических колышков, вбиваемых в землю, разносился по природному амфитеатру. Кто-то успел развести костер. В безветренном воздухе дым поднимался вертикально вверх. В некотором отдалении высилась башня — зловещая и неумолимая в своей мантии из плюща, не удостаивающая вниманием презренных людишек, что копошатся у ее подножия и нарушают ее уединение.

Фэйрфакс вновь навьючил на шею свою кладь и начал спускаться. Вереница рабочих тянулась вверх по склону ему навстречу. Внизу виднелись небольшие группки людей, и, подойдя ближе, он различил у одной из палаток Хэнкока, который, жестикулируя, что-то втолковывал Киферу. Шедуэлл стоял чуть поодаль, уперев руки в бока, и разглядывал братскую могилу. Куик был при нем. Сару Фэйрфакс узнал лишь тогда, когда почти врезался в нее. Она показалась из-за башни с лопатой на плече, одетая в мужскую одежду, ту же, что и при их встрече в ее саду, — белая рубашка, заправленная в плотные брюки, тяжелые сапоги. Свои рыжие волосы она собрала на затылке и спрятала под кепкой.

При виде него она остановилась и учтиво кивнула, словно это была случайная встреча на улице с заезжим священником.

— Доброе утро, отец Фэйрфакс.

— Леди Дарстон… — Он ответил ей таким же церемонным кивком. — Я и не узнал вас в этом наряде.

— А в чем вы ожидали меня увидеть? В бальном платье? — Сара сняла лопату с плеча и оперлась на нее. Она понизила голос, но в нем по-прежнему слышались смешливые нотки. — У вас обеспокоенный вид, преподобный отец. — Она наклонилась к нему. — Что такое? Скажите, вы порицаете меня за то, что я совратила вас с пути истинного?

Делать вид, что все в порядке, смысла не было.

— Марта Хэнкок видела, как ты прошлой ночью заходила в мою комнату.

Легкомысленное выражение мигом исчезло с ее лица. Она медленно отстранилась, губы ее презрительно скривились.

— Вот выдра старая!

— Она клянется, что все расскажет брату, если вы не разорвете помолвку до наступления ночи.

— Прекрасно, пусть рассказывает. Мне же проще будет. — Сара нахмурилась и пару раз ковырнула землю острием лопаты. — Или ты предпочел бы, чтобы я сама ему отказала? — Она вскинула на него глаза. — Из нас двоих ты можешь потерять больше.

— Нет, — отозвался он без колебаний. — Правда должна быть сказана.

— Даже несмотря на то, что его гнев может быть сокрушительным?

— Божий гнев страшит меня куда больше, чем гнев капитана Хэнкока. — Он покосился в ту сторону, где стоял Хэнкок. Тот буравил их взглядом. Увидев, что Фэйрфакс заметил его, он немедленно двинулся к ним. — Осторожно. Он идет сюда.

— Я скажу ему, но не сейчас, — произнесла она тихо. — Нужно выбрать подходящий момент.

— А вы двое вечно норовите уединиться! — Хэнкок подошел к ним и остановился, широко расставив ноги. — Могу я присоединиться к разговору?

— Я рассказывал леди Дарстон о том, что сейчас узнал в деревне, — сказал Фэйрфакс.

— И что же это?

— Если помните, в «Лебеде» я говорил, что отец Лэйси спрятал приходские книги в конюшне.

— Было дело.

— Эту меру предосторожности он предпринял в день своей гибели, утром, после визита незнакомца. Так вот, я узнал, что этот незнакомец обладал поразительным сходством с мистером Куиком, вплоть до мула, на котором он ездит.

— Что с того?

— Почему мистер Куик никогда не упоминал об этой встрече?

— И почему его визит побудил отца Лэйси спрятать книги? — подхватила Сара.

Хэнкок перевел взгляд с одного на другую:

— Ну с этим разобраться легче легкого. Давайте спросим его самого.

Он решительно зашагал к тому месту, где накануне вечером они вели раскопки. Шедуэлл рассматривал один из черепов на свет, показывая различные отметины на кости. Куик с альбомом в руках делал быстрые зарисовки. Рядом с ними никого не было. Фэйрфакс подозревал, что люди Хэнкока старались держаться от могилы на почтительном расстоянии. Они с Сарой быстро переглянулись за спиной у капитана.

— Мистер Куик, сэр, — пророкотал Хэнкок, когда до того оставалась еще дюжина шагов, — вы не ответите нам на один вопрос?

Тот оторвался от своих зарисовок:

— Ну конечно, капитан Хэнкок. Все, что будет в моих силах.

— Вы встречались с отцом Лэйси в Эддикотт-Сент-Джордже в тот день, когда он упал и разбился? Или не встречались?

— Встречался, сэр. — Выражение его лица было совершенно невинным. — А что такое?

— Почему вы не упоминали об этом прежде?

— А разве я не упоминал?

— Нет, сэр, — отозвался Фэйрфакс. — Я бы это запомнил.

Он опустил на землю свою ношу и скрестил руки на груди.

— Ну ладно, это не столь важно. Я расскажу вам сейчас. Рано утром я верхом на муле отправился из Эксфорда в Эддикотт-Сент-Джордж, чтобы договориться о встрече между отцом Лэйси и доктором Шедуэллом. Самому доктору Шедуэллу не стоило проделывать такой путь из-за слабого здоровья.

— И как, удалось вам договориться о встрече?

— Да, мы договорились, что отец Лэйси позавтракает с нами в «Лебеде» на следующий день. Мы ждали его, но он так и не явился, а назавтра — кажется, это был четверг — нам стало известно об обстоятельствах его трагической гибели.

— Ваши воспоминания совпадают, доктор Шедуэлл?

Шедуэлл все это время разглядывал череп. Он нахмурился, недовольный тем, что его отвлекают.

— Да.

Фэйрфакс устремил взгляд обратно на Куика:

— Ваш разговор с отцом Лэйси был дружелюбным?

— Да, разумеется.

— Лэйси не выказывал признаков беспокойства?

— Нет.

— Интересно, почему тогда он бросился прятать приходские книги сразу же после вашего отъезда?

Куик развел руками — жест вышел чересчур картинным, подумалось Фэйрфаксу; так актер на сцене изображает искренность.

— Как знать? Привычка к скрытности из-за того, что интерес к древностям преследуется? Разумная предосторожность с учетом того, что он, как ему казалось, мог найти? Могу лишь сказать, что отец Лэйси с величайшим нетерпением ждал встречи и попросил передать огромную благодарность доктору Шедуэллу, которой проделал долгий путь из Уилтшира в Эксфорд ради того, чтобы с ним поговорить.

— Судя по всему, вы были одним из последних, кто видел его живым. Он не упоминал о намерении подняться на Чертово Кресло?

— Нет.

— Вы договорились о встрече и сразу же вернулись в «Лебедь»?

— Да.

— Мистер Шедуэлл, опять-таки, ваши воспоминания совпадают?

Шедуэлл со вздохом опустил череп:

— Оливер вернулся в таверну до комендантского часа. Когда именно, я не помню. Могу я поинтересоваться, что это за допрос? Вы подозреваете, что Оливер причастен к смерти Лэйси? Если так, можете вести раскопки без нас. Лучше я отправлюсь обратно в тюрьму, чем буду выслушивать подобные измышления!

— Вовсе нет, — быстро произнес Хэнкок и улыбнулся своей невеселой улыбкой. — Все эти вопросы задаются только потому, что мистер Куик — по чистой случайности, я уверен, — забыл упомянуть о своем визите к отцу Лэйси. Теперь это маленькое недоразумение разрешилось, верно, Фэйрфакс? — Он устремил на священника многозначительный взгляд, и Фэйрфакс кивнул, без особой убежденности. — Вот и славно. Больше мы к этому возвращаться не будем. Обратимся к насущным задачам. — Он указал на череп. — Вы очень долго рассматривали голову этого бедолаги!

— Голова принадлежала женщине, — поправил Шедуэлл, — и это действительно так: я произвел внимательнейший осмотр, поскольку ее обладательница погибла не своей смертью. Видите? — Он вставил мизинец в правильное круглое отверстие у основания черепа. — Вчера, в темноте, я упустил эту подробность. Или кто-то просверлил кость post mortem[19], или, что более вероятно, ее застрелили сзади из огнестрельного оружия. Это объясняет повреждения вокруг глазницы. Именно там пуля вышла из мозга. Мне уже доводилось видеть такие раны.

Он повернул череп лицевой стороной к ним и пошевелил в отверстии мизинцем, отчего тот стал похож на жирную белую личинку. Фэйрфакс с трудом подавил подкатившую к горлу тошноту.

— Бедняжка. Окончить свою жизнь в таком месте… — сказала Сара.

— Лучше не рассказывать ничего такого моим людям, — предостерег Хэнкок. — Они и без того нервничают.

Шедуэлл между тем продолжил:

— Подобная насильственная смерть, разумеется, не была в ту эпоху чем-то необычным. Быть может, она отошла слишком далеко от остальных и была убита, а потом ее нашли и принесли сюда, чтобы похоронить. А может, была больна и мучилась, и кто-то решил избавить ее от страданий. Возможно, дальнейшие раскопки дадут ответ на этот вопрос. — Он умолк и принялся поедать взглядом мешок Фэйрфакса. — Я вижу, вы исполнили свою часть уговора, мистер Фэйрфакс, и привезли книги.

— Да, сэр. Все, какие сумел найти.

— Могу я взглянуть на них?

Шедуэлл осторожно положил череп на землю и стал внимательно смотреть, как Фэйрфакс развязывает узел и открывает мешок. Он зажал рот ладонью, словно с трудом сдерживал нетерпение, потом протянул руку. Фэйрфакс вытащил один из томов записок Общества антикваров и передал ему. Старик поцеловал переплет и показал его Куику, будто не мог поверить, что он уцелел. Когда он открывал книгу и переворачивал страницы, его руки тряслись. Ни один отец, подумалось Фэйрфаксу, не взирал на свое давно потерянное и вновь обретенное дитя с такой любовью, как Шедуэлл — на эту книгу. Но мало-помалу радостное выражение на его лице сменилось подозрительным. Он снял очки и поднес фолиант к глазам, а когда отложил его, на его лице было написано неподдельное замешательство.

— Но это же моя книга!

— Ну да, — сказал Фэйрфакс, — книга, которую вы опубликовали.

— Нет, сэр, она моя. Из моей личной библиотеки. Эти пометки сделаны моей рукой. Я прав, Оливер?

Он передал том Куику, который кивнул, подтверждая его слова:

— Все маргиналии принадлежат доктору Шедуэллу.

— Я думал, эти пометки оставил отец Лэйси, — сказал Фэйрфакс.

— Нет, Фэйрфакс. Можно? — Шедуэлл нетерпеливо согнул костлявые пальцы, призывая дать ему следующий том. Фэйрфакс пошарил в мешке и вытащил «Antiquis Anglia». Шедуэлл примостил тяжелый фолиант в сгибе локтя и быстро изучил содержимое. — То же самое! Вот тут — видите? — и вот тут! — Он вскинул голову и горящими глазами обвел своих собеседников. — Епископ Поул сказал мне, что мои книги сожгли на площади, но это была ложь. Должно быть, он упаковал их и послал отцу Лэйси.

— Мне показалось странным, что у сельского священника есть такая коллекция, — сказал Фэйрфакс. Чем больше он об этом думал, тем более загадочным все это казалось. — С другой стороны, зачем бы епископу так себя вести? Чтобы настолько доверять отцу Лэйси, надо очень хорошо его знать. Они вместе учились в семинарии. Должно быть, их связывали особые отношения.

Шедуэлл торжествовал:

— Разве это не подтверждает то, что я вчера вечером говорил вам про епископа, мистер Фэйрфакс? Он арестовал меня, попробовал запретный плод и пристрастился к его вкусу. Очевидно, мысль о том, чтобы расстаться с этим кладезем знания, была невыносима для него. Оставить мои еретические труды в доме капитула, где на них мог кто-нибудь наткнуться, значило идти на риск, и он предпочел отослать их подальше, безвестному священнослужителю.

Хэнкок слушал его с возрастающим нетерпением, как бывало всегда, когда он чувствовал себя исключенным из общей беседы.

— Какое все это имеет значение? Епископ Поул — лицемер, как и большинство его братии. Без сомнения, он приберегает для себя всевозможные удовольствия, которые запрещает другим под предлогом благочестия. У нас мало времени. Вы хотели получить книги, мистер Шедуэлл, и получили их, а нам надо приниматься за раскопки. Скажите, откуда начинать.

Теперь, когда снаряжение и припасы переправили из главного лагеря, Хэнкок собрал своих людей у подножия башни. Как показалось Фэйрфаксу, их было меньше, чем в начале экспедиции. Очевидно, наиболее суеверные струсили при виде могильника и улизнули обратно в деревню, где наверняка уже рассказывали всякие небылицы об увиденном. К ночи об этом будет знать вся долина. А что потом? Казалось, вся затея обречена, а вместе с ней — и они с Сарой. Та перехватила взгляд Фэйрфакса и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ так ободряюще, как только мог, но ум его уже лихорадочно работал, пытаясь изобрести план побега.

— Послушайте меня, ребята, — сказал Хэнкок. — Этот джентльмен — доктор Николас Шедуэлл, самый выдающийся знаток Древнего мира, а это его секретарь, мистер Куик. У них огромный опыт в подобных делах, и они будут руководить нашими работами. Доктор Шедуэлл, вы проинструктируете нас?

Шедуэлл подошел и встал рядом с ним:

— Благодарю вас, капитан Хэнкок. — Он дышал тяжело, со свистом. — Во-первых, поздравляю вас. Это научная экспедиция исключительной важности. Думаю, когда-нибудь вы будете с гордостью рассказывать детям и внукам о том, что принимали участие в ней.

Попытка говорить перед несколькими десятками человек, судя по всему, перенапрягла его легкие, в точности так, как это случилось на лекции в здании Хлебной биржи. Свист перешел в кашель, а кашель — в приступ. Старик согнулся пополам от боли, как будто его ударили в живот, сунул руку в рукав, извлек оттуда белый в красных пятнах платок и сплюнул в него кровь. Куик взял его под локоть. Люди принялись встревоженно переглядываться. Прошло не меньше минуты, прежде чем он смог продолжить, говоря так хрипло, что всем пришлось подойти ближе.

— Вы можете спросить: для чего служила эта башня? У меня нет ответа на этот вопрос. Ее назначение теряется в непостижимой глубине времен. Но я более чем уверен, что где-то здесь, под землей, находится еще одно сооружение, и наша задача — откопать и найти его. По моим подсчетам, вас тут три дюжины. Мой план таков: мы делимся на четыре группы по девять человек и роем, начиная от башни, четыре траншеи: на север, юг, восток и запад. Каждая траншея должна быть шириной в два шага и длиной в тридцать. На глубине в шесть футов каждую траншею нужно укрепить досками, чтобы предотвратить осыпание. Далее. Вы можете наткнуться на различные артефакты. В таком случае зовите меня или мистера Куика, чтобы мы могли внести в опись предмет и место его обнаружения. Ваша находка будет извлечена и помещена на хранение, смотря по тому, в какой траншее ее обнаружили: в северной, южной, западной или восточной. Таким образом, мы сможем оценить характер поселения и определить, на каких участках следует произвести более масштабные раскопки…

Его снова скрутил приступ кашля. Хэнкок покосился на него со смесью беспокойства и отвращения, потом сам обратился к людям:

— Разбейтесь на бригады по девять человек, и каждая выберет для себя направление раскопок. Отец Фэйрфакс, вы не согласитесь подойти сюда и благословить наше предприятие?

— Разумеется. — Это было последнее, чего ему сейчас хотелось. Небольшая толпа расступилась, давая ему пройти. — Давайте помолимся.

Он ожидал, что люди просто склонят головы, но, к его удивлению, все опустились на колени, в том числе Хэнкок, Сара, Куик и даже — не без труда — Шедуэлл. Безмолвие Чертова Кресла нарушал только шепот ветра в кронах деревьев. Это место было проникнуто какой-то странной святостью.

Фэйрфакс обвел взглядом склоненные головы, стараясь припомнить подходящие слова из Книги общей молитвы, и те вдруг сами всплыли в его голове, будто Святой Дух решил снизойти на него, великого грешника.

— Господь всемилостивый и всепрощающий, внемли нашим смиренным мольбам, и хотя мы все повязаны и скованы цепью наших грехов, сжалься над нами в Своей великой милости и освободи нас; во имя Иисуса Христа, нашего заступника и защитника. Аминь.

— Аминь.

Чуть позже, когда рабочие делились на бригады и разбирали инструменты, Хэнкок отвел Фэйрфакса в сторону:

— Вам удалось найти верные слова, преподобный отец.

— Благодарю вас.

— Чем крепче мы убедим их, что наши раскопки здесь угодны Богу, тем больше людей удержим. Думаю, с десяток человек уже сбежали. Как вам, кстати, история Куика?

— Он не до конца меня убедил.

— И меня тоже. Вы знаете, что у меня нюх на лжецов? На мой вкус, он слишком уж женоподобный, хотя и выглядит дюжим малым. Пожалуй, с этим «секретарем» Шедуэлла надо держать ухо востро!

Глава 23

Раскопки начинаются

Кифер возглавил бригаду, которой предстояло копать траншею от западной стены башни. Фэйрфакс подошел к ним с намерением присоединиться. При виде священника, предлагающего свою помощь в ручном труде, причетник ухмыльнулся:

— Руки у вас очень уж белые и нежные, преподобный отец.

— Я привык работать в саду при доме капитула.

— В саду? Тут работенка потруднее будет, чем копаться в саду.

Послышались смешки.

— Я знаю, — отозвался Фэйрфакс засучивая рукава, — но хочу внести свой вклад. Наш Спаситель был человеком труда. Для меня Его примера довольно.

— С этим не поспоришь, Джордж, — хмыкнул невысокий жилистый малый с карбункулом на щеке, протягивая Фэйрфаксу мачете.

Тот немедля взялся за работу, первым из всей бригады: вырубал кусты, выдирал колючую ежевичную поросль и пахучую сныть. Он работал как одержимый, радуясь возможности отвлечься от своих мыслей. Разумеется, Кифер оказался прав относительно его рук: очень скоро на ладонях места живого не было от царапин.

Послеполуденная духота была гнетущей, предгрозовой. Тучи мошкары отчаянно вились в парком воздухе. Некоторые рабочие разделись до пояса. Сутана Фэйрфакса промокла от пота. Комары зудели в ушах, жалили шею. Он собрал большую охапку влажной зелени, отнес к большому костру, горевшему ярдах в пятидесяти от него, изогнулся всем телом и забросил ее в огонь. Сквозь сизую пелену он видел Сару Дарстон, сгребавшую в кучу листья и ветки с другой стороны костра. Я скажу ему, но не сейчас. Нужно подгадать правильный момент. Порыв ветра подхватил дым и швырнул в лицо Фэйрфаксу. Глаза щипало. От волос и одежды разило гарью. Он утер лицо рукавом и вернулся к работе.

Примерно через час, когда они расчистили свой участок в соответствии с указаниями Шедуэлла, Фэйрфакс подошел к тому месту, где было свалено снаряжение, вытащил колышки, веревку и молоток и принялся размечать границы будущей траншеи. Он еще не успел закончить, а Кифер уже раздавал кирки и лопаты. Причетник с извиняющимся видом пожал плечами. Для него инструмента не осталось. Фэйрфакс отправился посмотреть, не найдется ли где-нибудь лишнего.

Бригады с других сторон башни уже начали копать. Вокруг Чертова Кресла почти непрерывно стоял звон металла, врезающегося в землю или в камень. Хэнкок работал в северной траншее. Он тоже был без рубашки и орудовал киркой без малейшей натуги, будто это была прогулочная трость, лишь на спине и плечах каждый раз вздувались впечатляющие бугры мускулов. Фэйрфакс заметил у него на плечах татуировки: на одном пушка, на другом — скрещенные мечи.

— Кажется, мы неплохо продвигаемся, капитан, — сказал он.

— Да, — отозвался Хэнкок, вскидывая кирку, — и ребята тоже заметно повеселели после того, как занялись делом.

Он снова опустил кирку с такой силой, что содрогнулась земля, а металл вошел в породу по самое древко. Когда он стал высвобождал инструмент, послышался чей-то крик:

— Капитан!

В дальнем конце траншеи один из членов его бригады прекратил работу и поднял руку. Хэнкок бросил кирку и обтер ладони о штаны. Фэйрфакс двинулся следом за ним вдоль траншеи. Человек шесть рабочих разглядывали какой-то предмет, торчавший из земли. Это был кусок стеклянного листа, еще не до конца вырытый. Но даже то, что можно было разглядеть, было почти в ярд длиной и фута два в поперечнике. Хэнкок присел на корточки и пальцами соскреб с находки налипшую землю.

— Никогда в жизни не видел такого большого стекла, — сказал Фэйрфакс. — Пойду позову Шедуэлла.

— А это обязательно?

— Он выразился весьма недвусмысленно.

— Ладно, валяйте, — пробурчал Хэнкок. — Только скажите ему, чтобы поторапливался. Мы не можем прерывать работу каждый раз, как наткнемся на кусочек стекла.

— Это побольше, чем кусочек, капитан! — возразил рабочий, который нашел его. — И стекло какое-то странное — я задел его лопатой, а оно даже не треснуло!

Фэйрфакс торопливо двинулся вверх по склону к месту массового захоронения. Из неглубокой траншеи едва виднелась макушка Куика. Стоя на четвереньках, он отгребал землю совком. На краю раскопа рядком покоились полдюжины черепов, точно все скелеты разом уселись в траншее и выглядывали из своей могилы. Седьмой находился у Шедуэлла в руках. Старик рассматривал его сквозь увеличительное стекло.

— Доктор Шедуэлл! — окликнул его Фэйрфакс.

— Мистер Фэйрфакс, взгляните-ка на это! — Он показал Фэйрфаксу череп и просунул палец в отверстие в затылочной части, у самого основания. — Еще один, на этот раз мужской. — Он кивнул на ряд черепов. — Со всеми одна и та же история. Они погибли не от голода и не от болезни. Это было убийство — вернее, настоящая бойня.

Фэйрфакс перекрестился:

— Бедняги. Пусть их души покоятся с миром.

— Души их, может, и упокоились с миром, но вот в том, как они здесь оказались, ничего мирного не было. — Шедуэлл бросил взгляд в сторону башни. — И теперь меня беспокоит результат наших раскопок.

— Почему?

— Если здесь устроили массовую казнь пленников — наверняка именно так и было, — то более чем вероятно, что их убежище разграбили или разрушили те, кто на них напал. А значит, мы можем потратить на раскопки несколько дней и найти одни лишь руины.

— Мы как раз кое-что нашли. Стекло, большую и очень прочную панель. Капитан Хэнкок спрашивает: вы хотите на нее посмотреть?

— Хочу, еще как хочу. Оливер, принесите ручку и бумагу.

К тому времени, когда они дошли до северной траншеи, окно уже извлекли и теперь очищали от земли. Оказалось, что оно почти шести футов в длину и более двух в ширину, слегка искривленное и неправильной формы: у основания длиннее, чем сверху. Стекло было тяжелым, примерно в полмизинца толщиной. Когда двое рабочих подняли окно и повернули, чтобы Шедуэлл мог его рассмотреть, стало видно, что стекло не только слегка затемнено, но и содержит тоненькую, почти невидимую паутинку волнистых металлических нитей.

— Такое большое окно наверняка находилось в доме, — сказал Хэнкок.

Шедуэлл ничего не ответил. Он сдвинул очки на лоб, дохнул на стекло и потер его пальцами, совершая круговые движения, будто пытался вызвать какого-то духа.

— Оно пролежало тут восемь столетий, — произнес он негромко, — дожидаясь, когда мы его найдем.

— Да, но какую функцию оно выполняло?

— Оно служило окном в передней части одной из их самоходных повозок, для защиты того, кто ей управлял, от стихии. Я видел, что в Лондоне такие вставляли в окна домов, несмотря на их солидный возраст. Стекло очень прочное.

— Это из-за металлических нитей? — спросил Фэйрфакс.

— Нет, я полагаю, что нити были помещены внутрь стекла для того, чтобы по нему могло распространяться электричество.

— Но с какой целью?

— Видимо, с целью обогревать его.

— Это кем же надо быть, чтобы еще и стекла обогревать? — хмыкнул Хэнкок.

— Пресыщенными любителями роскоши, — отозвался Шедуэлл, — что, я подозреваю, отчасти и способствовало их гибели, как всегда бывало в истории цивилизаций. Римляне зависели от рабов, а древние — от науки. Они начали вести слишком роскошную жизнь и в итоге стали беспомощными. — Он нехотя оторвался от стекла и вернул очки на переносицу. — В процессе дальнейших раскопок, — обратился он к рабочим, — вы, без сомнения, обнаружите и другие части этой повозки — стеклянные панели меньшего размера, пластмассовые предметы, возможно, крупные металлические детали, не до конца съеденные ржавчиной. Не исключено, что под слоем земли скрываются остатки дороги, которая некогда проходила в этом месте.

— Надеюсь, вы не хотите, чтобы мы прерывали работу из-за каждой такой находки? — перебил его Хэнкок.

— Нет, сэр. При других обстоятельствах я сказал бы «да», но сейчас перед нами стоит более важная цель. Это сокровище мы сохраним, отметив место его обнаружения. Мистер Фэйрфакс, вы нам не поможете?

Фэйрфакс взялся за один конец стекла, Куик — за другой, и они вдвоем потащили его в палатку для хранения артефактов, которую Шедуэлл велел поставить в сторонке. На козлах стояла доска — некое подобие стола, на котором Шедуэлл разложил свои книги, стопку бумаги, ручку с чернилами и карандаши. Фэйрфакс и Куик прислонили стекло к столу, и старик аккуратно занес сведения о нем в большую конторскую книгу. Закончив писать, он вскинул голову:

— Видите, это место начинает выдавать свои секреты! Возможно, дорога. Повозка, вероятно, брошенная тогда, когда стало невозможно раздобыть топливо или починить ее. И пятнадцать человек — возможно, даже больше — хладнокровно умерщвленных… — Он помолчал, устремив взгляд сквозь открытый полог палатки на башню. — Могу я попросить вас еще об одной услуге, мистер Фэйрфакс?

Шедуэлл вывел их наружу и подвел к башне. Остановившись между северной и западной траншеями, он упер руки в бока, окинул стену оценивающим взглядом, потом протянул руку и принялся обрывать побеги плюща.

— Не будете ли вы так любезны, сэр, встать на колени, лицом к башне?

Фэйрфакс подчинился и обнаружил, что упирается взглядом прямо в ряд небольших конических отверстий в бетонной стене. Два пальца Шедуэлла уткнулись ему в затылок, и старик пробормотал:

— Да, именно так это и было. Видите, Олли? — Он был так возбужден, что невольно повысил голос. — Именно здесь их выстроили и убили, одного за другим, выстрелом в затылок. Так я и думал — это была бойня!

Фэйрфакс с беспокойством обернулся к нему:

— Пожалуйста, доктор Шедуэлл, говорите потише!

Но было уже слишком поздно. Несколько рабочих, копавшихся в траншеях поблизости, уже прекратили работу, чтобы поглазеть на любопытную реконструкцию. Один из них крикнул:

— Бойня? О какой бойню вы толкуете?

— Ни о какой, — поспешно отозвался Фэйрфакс, поднимаясь на ноги. — Доктор Шедуэлл говорил об одном из возможных вариантов, и все.

— Но он сказал «бойня», я отчетливо это слышал!

— Да, — подхватил рабочий, который стоял рядом с ним, — я тоже это слышал.

Они склонили головы друг к другу, видимо о чем-то совещаясь. В следующий миг оба побросали инструменты и, выбравшись из раскопа, отправились потолковать со своими друзьями в соседних траншеях. Шедуэлл продолжил осмотр бетонной стены, время от времени надиктовывая что-то секретарю и явно не подозревая о том, какой эффект произвели его слова. По мере того как новость распространялась по траншеям, лязг лопат и визг пил постепенно затихали, пока не умолкли совсем. Часть рабочих, копавших с другой стороны башни, пришли посмотреть, что происходит, хотя и держались на почтительном расстоянии. Прочие оставались на своих местах, опираясь на кирки и лопаты.

Хэнкок выскочил из траншеи и решительным шагом направился к ним:

— Что это за россказни про бойню, мистер Шедуэлл?

Его мрачный тон заставил старика разыграть изумление.

— Это правда. — Он обвел взглядом лица, повернутые к нему. — Они кто — мужчины или дети?

— Мужчины, которые с детских лет слышали, что это место населено злыми духами, — сказал Фэйрфакс.

— Тогда правда должна их успокоить. — Шедуэлл возвысил голос, чтобы все могли его слышать. — Это дело рук не злых духов, а людей из плоти и крови — точно таких же, как все мы. Сами подумайте, — он язвительно засмеялся, — ну откуда у чертей взяться огнестрельному оружию!

Его смех немедленно перешел в приступ кашля.

— Вам-то легко говорить! — выкрикнул кто-то. — Вы сами уже одной ногой в могиле!

И вновь от имени ткачей заговорил Кифер.

— Нас убедили пойти сюда выкапывать вещи, которые якобы были закопаны здесь. О трупах и о бойнях речи не шло. А тут самое настоящее кладбище! — Причетник молитвенно сложил руки. — Это место смерти, и тревожить его не след.

Рабочие одобрительно зашумели.

— Я не прошу вас копать там, где похоронены мертвые, — сказал Хэнкок. — Пусть себе лежат с миром, где лежали. Кто-нибудь из вас нашел хотя бы одну человеческую кость? — (Ответа не последовало.) — Вот и замечательно. А теперь давайте забудем про всякие глупости и вернемся к работе. — Никто не шелохнулся, и Хэнкок грохнул по стене башни кулаком. — Шевелитесь, черт бы вас побрал!

— Мы тебе не рабы, Джон Хэнкок…

— Ты обманом завел нас сюда…

— Эта земля принадлежала моему мужу!

Это был женский голос — настолько неожиданный в подобном месте, что все головы разом повернулись на звук. Впрочем, Сара Дарстон сейчас не очень-то напоминала женщину. Ее волосы были спрятаны под шапкой, рукава закатаны, веснушчатые руки и белая мужская рубашка покрыты гарью, лицо стало влажным и блестящим от жара костра.

— Эта земля принадлежала моему мужу, — повторила она, приблизившись к башне, — и он копал здесь многие годы в поисках клада, который мог бы поправить дела нашей семьи. Он не щадил себя и тем самым окончательно подорвал свое здоровье. — Она умолкла и огляделась по сторонам. — Вы все знали сэра Генри — человека исключительно достойного и храброго, — и я лично ничуть не боюсь копать в этом месте, пусть даже только ради того, чтобы почтить его память.

Она спрыгнула в траншею, забрала у ближайшего рабочего лопату и принялась яростно вонзать лезвие в землю, крест-накрест, небрежно выкидывая то, что выкопала, в сторону стоявшей поблизости тачки. После полудюжины бросков она остановилась, тяжело дыша, и обвела мужчин взглядом:

— Ну что? Предоставите женщине делать это все в одиночку?

Она выбрала одного молодого и красивого парня и принялась буравить его взглядом. Через несколько секунд тот кивнул, сокрушенно ухмыльнувшись, поплевал на ладони, поднял свою кирку и замахнулся. Стоявшие рядом с ним потянулись за лопатами и возобновили работу. Остальные некоторое время смотрели на них, потом, один за другим, молча двинулись к своим траншеям. Несколько минут спустя в лагере вновь кипела работа, мятеж был подавлен, и Сара вернулась обратно к костру.

Прошло несколько часов. Небо потемнело. Кучи извлеченной из траншей земли и камней все росли и росли, а раскопы углублялись. По совету Шедуэлла, подкрепленному многолетним опытом, дно траншей превратили в пандусы с уклоном в сторону башни — по наклонной поверхности легче было вывозить грунт в тачках.

Фэйрфакс наконец дождался своей очереди работать в самой нижней секции раскопа, там, где было труднее всего. Он вынужден был сбросить сутану и остаться в нижнем белье. Копать пришлось по щиколотку в холодной воде, которая попадала в башмаки и делала раскисшую черную землю на лопате вдвое тяжелее. Полоска серого неба над головой казалась невероятно далекой, и хотя стенки траншеи для надежности укрепили досками, Фэйрфакс чувствовал давление земной толщи, постоянно думая о том, что она в любой момент может смести эту хрупкую преграду и обрушиться на него всей своей тяжестью. Каждый раз, когда напарник задевал его, ему представлялось, как они вдвоем окажутся погребенными заживо в этом чудовищном месте и будут рвать и пихать друг друга в попытках выбраться.

Земля на каждом уровне с неохотой открывала следы человеческого присутствия из предыдущих столетий, главным образом пластик: прозрачные обрывки пластиковых мешков, которые липли к рукам, точно содранная кожа, бесформенные куски зернистого белого пенопласта, бутылки всевозможных форм и размеров, бесцветные и цветные, фрагменты литых корпусов диковинных устройств древних. Периодически попадались рыже-коричневые прожилки в земле, хранившие форму предметов, превращенных в пыль ржавчиной, за исключением немногочисленных монеток и неидентифицируемых крошащихся комков, которые рассыпались у Фэйрфакса в пальцах, ничто металлическое не сохранилось. Дерево превратилось в черную труху. Зато в изобилии попадалось стекло: фрагменты бутылок, изящные грушевидные колбы, а также осколки более замысловатых штуковин, которые, должно быть, происходили из того же источника, что и коллекция покойного полковника Дарстона. Самую любопытную находку сделал рабочий, копавший на мелком конце траншеи: очки, превосходно сохранившиеся, в оправе из коричневого пластика и с целыми стеклами. Он обтер их рукавом, и очки пошли по рукам: все по очереди пытались их примерить. Кто-то утверждал, что они волшебным образом возвращают зрение, но, когда Фэйрфакс водрузил их на нос, перед глазами все расплылось, будто он пытался рассмотреть что-то сквозь слезы.

— Надо отнести их доктору Шедуэллу, — сказал он. — Может быть, они очень важны.

Его напарник смачно сплюнул:

— Как по мне, все это зряшная трата времени и сил, преподобный отец! Мы роемся тут, как рудокопы, уже половину холма изрыли — и все это ради жалкой пары очков!

Фэйрфакс уступил место следующему в очереди и зашагал по пандусу туда, где оставил свою сутану. По мере того как день клонился к вечеру, рабочие в траншее все больше и больше падали духом: страх сменился мрачностью, а мрачность — подавленностью. Фэйрфакс видел это по их лицам, поникшим плечам, прохладце, с которой они работали. Местность вокруг башни, затянутая пеленой дыма, изрытая траншеями и обезображенная кучами земли, в самом деле напоминала открытую горную выработку. Издалека донесся рокот, который он сперва принял за очередной взрыв в каменоломнях, но потом понял, что это раскат грома. Он задался вопросом, сколько еще времени осталось до наступления темноты. Час, два — не больше.

Шедуэлл сидел за столом в своей палатке и что-то записывал в конторскую книгу. Куик рядом с ним делал зарисовки. На столе и вокруг него были свалены находки, грязные, все в земле; Хэнкок ковырялся в них с мрачным видом человека, который приехал за тридевять земель на ярмарку в надежде закупиться с выгодой, а нашел лишь всякую ерунду. Фэйрфакс протянул Шедуэллу очки:

— Западная траншея, двадцать пять шагов от башни.

— На какой глубине? — уточнил Шедуэлл.

— Два или три фута, не более.

Шедуэлл сделал пометку и примерил находку:

— Предназначены для близорукого человека. Возможно, принадлежали кому-то из ученых коллег Моргенстерна.

Он предложил очки Хэнкоку, но тот раздраженно отмахнулся:

— Я выложил целое состояние не ради таких безделушек. Мне нужен ковчег. Где он, доктор Шедуэлл? Вчера вечером вы говорили очень уверенно.

— Нет, сэр. Я никогда не был ни в чем уверен. Я лишь высказал догадку, что сооружение, которое находится под землей — если оно вообще существует, — скорее всего, должно было сообщаться с башней. Но, возможно, мы ведем раскопки совершенно не в том месте. В этом деле никогда не знаешь наверняка.

— Я запомнил наш разговор иначе. До какой глубины надо копать?

— Я бы сказал, до двадцати футов.

— Двадцать футов! Скоро уже стемнеет! А если мы и на двадцати футах ничего не найдем? Что тогда?

— Тогда завтра мы начнем все заново, только на этот раз будем копать дальше от башни, а траншеи проложим параллельно.

— А если мы все равно не найдем ничего существенного?

— Это само по себе будет иметь определенное значение. Сегодня, к примеру, мы не нашли сельскохозяйственных орудий — признаков того, что они занимались земледелием. Если мы и завтра их не найдем, то сможем сделать вывод, что люди, которые были здесь, в конечном итоге перебрались в другое место. Чтобы прокормиться в течение одного года, необходимо два акра земли на одного человека. Где колония Моргенстерна выращивала себе еду, если не здесь?

— Вдруг они просто не прожили столько времени, сколько нужно, чтобы вырастить еду? — предположил Фэйрфакс. — Вдруг вскоре после того, как они прибыли сюда, их выстроили в шеренгу и расстреляли?

— Не исключено.

— Тогда мы попусту тратим силы, — сказал Хэнкок. — В таком случае то, что они принесли сюда с собой, у них было украдено.

— Это справедливо.

— «Это справедливо», — раздраженно передразнил его Хэнкок. — «Это не исключено». Я начинаю подозревать, что вы и сами толком ничего не знаете, Шедуэлл!

Шедуэлл и глазом не моргнул:

— Вы правы, сэр. Это тоже не исключено — и справедливо.

В этот момент полог палатки распахнулся, показалась голова Сары Дарстон.

— Доктор Шедуэлл, джентльмены. Вы не подойдете? Рабочие что-то нашли.

Находка была сделана в конце западной траншеи, где Фэйрфакс копал всего несколькими минутами ранее. Рабочие расступились, давая им пройти. Хэнкок спустился по пандусу, Шедуэлл с Куиком и Фэйрфакс с Сарой следовали за ним. Сверху показались головы: люди, пытающиеся разглядеть, что это вызвало такой переполох. Но смотреть было не на что, кроме лужи грязной воды, в которой отражалось тусклое небо.

Хэнкок разочарованно посмотрел на нее.

— Ну? — спросил он у рабочего, который поднял тревогу. — И что это?

— Я не знаю, капитан. Послушайте. — Он погрузил лопату в воду. Металлическое лезвие заскребло по камню. — Поначалу я решил, что это валун, но, если так, он очень большой и совершенно плоский. — Слышите? — Рабочий потыкал лопатой слева и справа, ближе и дальше. Звук каждый раз был одинаковым. То, что находилось под водой, занимало всю ширину траншеи и простиралось на три или четыре фута вдоль нее, считая от башни.

— Нужно ее осушить, — заявил Хэнкок. — Спустите сюда ведра, надо посмотреть, что тут есть, — крикнул он рабочим, смотревшим с поверхности. — И факел тоже несите. — Он взял лопату и сам проделал то же самое, что и рабочий, стуча острым лезвием по твердой подводной платформе. Потом обернулся к Шедуэллу. — Это, случайно, не та дорога, про которую вы говорили?

Старик покачал головой:

— Дороги у древних были хлипкими. Ни одна бы не дошла до нас в таком состоянии. И потом, оно залегает слишком глубоко для дороги.

С края траншеи спустили два больших ведра. Хэнкок принялся вычерпывать воду одним, а Фэйрфакс — другим. Но как бы проворно они ни опустошали ведра, вода прибывала снова.

— Мешки с песками! — скомандовал Хэнкок. — И посветите нам, а то тут ни зги не видно!

Рабочие принялись торопливо передавать по цепочке факел, пока он не очутился у Куика: тот поднял его над головой, освещая дно. Таким же образом вниз переправили мешки с песком, из которых, как из кирпичей, сложили преграду в фут высотой, перегородив траншею. Хэнкок с Фэйрфаксом продолжили вычерпывать воду. Когда ее оставалось с дюйм или два, Хэнкок башмаком разогнал грязь. Из-под воды на мгновение показалась гладкая серая поверхность, затем над ней вновь сомкнулась черная жижа.

— Доктор Шедуэлл, что скажете?

Шедуэлл наклонился вперед:

— Почти наверняка крыша подземного сооружения, сделанная из бетона. Думаю, мы нашли его, капитан.

Кто-то присвистнул.

— Передайте-ка мне вон ту кирку, — велел Хэнкок. — Отойдите в сторонку, джентльмены.

Фэйрфакс отступил за запруду из мешков. Хэнкок широко расставил ноги, поднял кирку, положил ее на правое плечо и постоял неподвижно, собираясь с силами. Вдруг его тело словно увеличилось в размерах, и он, напрягшись, со всей своей мощью обрушил кирку на ковчег. Острие ударилось о бетон и отскочило. Рукоять едва не вывернуло у него из рук. Он бросил кирку, взял у Куика факел и наклонился, чтобы взглянуть на результат.

— Черт побери! — пробормотал он.

Вернув факел Куику, он вновь взялся за кирку и повторил попытку, потом еще раз — и в четвертый, и в пятый, и в шестой, — пока не запыхался. Он привалился к стене траншеи, чтобы перевести дух.

Фэйрфакс взял факел и взмахнул им над водой, затем наклонился и провел ладонью по бетонной поверхности.

— Ни царапины.

Они посмотрели на Шедуэлла. Тот вскинул руки:

— Поэтому он и простоял без малого тысячу лет. Боюсь, нам придется рыть отсюда в сторону до тех пор, пока мы не найдем вход.

Хэнкок оглядел крутые стены траншеи.

— Мы не можем перелопатить тысячи тонн земли. На это уйдут недели. Надо прокладывать штольню.

— А это не опасно? — усомнился Фэйрфакс.

— Нет, если мы укрепим ее подпорками и балками. Досок хватит, если снять крепь с других траншей. Полагаю, остальные раскопы можно бросать, доктор Шедуэлл?

— Именно так, капитан. Сейчас нужно направить все усилия сюда.

Хэнкок вытащил из кармана часы:

— Самое начало седьмого. До темноты еще два часа. Правда, если мы будем прокладывать штольню, можно всю ночь работать при свете факела. Кифер тут?

— Да, капитан! — Причетник протиснулся к нему мимо Фэйрфакса и Шедуэлла.

— Сколько у нас людей?

— Тридцать или около того.

— Разбейте их, пожалуйста, на три смены по десять человек. Те, кто устал меньше всего, начнут сейчас и будут работать до десяти, следующие — в первый сон, с десяти до двух, а последние закроют второй сон, с двух до шести.

— Есть, сэр.

Полдюжины человек уже дезертировали, подумалось Фэйрфаксу; сколько их останется к утру?

Хэнкок между тем продолжил:

— Мы пророем четыре хода в ярд высотой — по одному здесь, с обеих сторон, еще два — в пятнадцати шагах позади этого места. Через каждый ярд будем ставить крепи для надежности. Пятнадцати шагов хватит, доктор Шедуэлл?

— Да, должно хватить. Хотя рыть штольню ночью рискованно.

— Мы, уэссекцы, не чета вашим трусоватым уилтширцам. Ладно. Давайте не тратить время попусту. Те, кто не работает в первую смену, должны подкрепиться.

Они потянулись к выходу из траншеи, и тут полил дождь.

Глава 24

Капитан Хэнкок узнает правду

— Вы пойдете в первую смену, преподобный отец? — поинтересовался Кифер с ухмылкой. — Или уже успели стереть ваши нежные ручки?

— Нет, мистер Кифер, они в полном порядке. Я не собираюсь увиливать от работы.

По правде говоря, каждая частичка его тела ныла, а руки — опухшие и исцарапанные — болели больше всего. Но Фэйрфакс не собирался позволять причетнику торжествовать победу над ним. Снова скинув сутану, он передал ее одному из рабочих, тот сложил ее в брезентовый мешок из-под палатки, куда клали всю одежду, чтобы она не промокла. После этого Фэйрфакс принялся вместе с другими снимать крепь и передавать наверх длинные доски, чтобы от них могли отпилить куски по ярду длиной.

Стены траншеи, освобожденные от подпорок, начали угрожающе выпячиваться. На голову и плечи хлынул поток земли, перемешанной с дождевой водой. Фэйрфакс пригнулся, словно уклонялся от роя мошкары, и поспешно вытряхнул грязь из волос. Кто-то заметил вслух, что визг пилы наверху звучит так, как будто там делают гроб. Ни один человек не засмеялся. Наконец в траншею спустился плотник, волоча за собой пару крепких деревянных рам. Фэйрфакс стал орудовать киркой, прорубая вход в штольню, квадратный — ярд на ярд. Рядом с ним то же самое, только с другой стороны квадрата, делал один из рабочих. Плотник приколотил рамы на место, после чего крепь спустили обратно в траншеи и вновь подперли стены. Но страхов Фэйрфакса все это не уменьшило. Доски казались не слишком-то надежной защитой от многотонного веса земли.

Плотник ушел. Фэйрфакс опустился на колени прямо в воду и нащупал под собой твердый бетон. Примостив факел сбоку — теперь можно было видеть, что он делает, — он взял кирку и при свете чадящего и шипящего огонька начал рыть ход.

Это была медленная, тяжелая, изматывающая работа. Земля и скалистая порода, и без того плотно спаянные друг с другом, были пронизаны волокнистыми корнями деревьев, слишком толстыми, чтобы разрывать их. Когда Фэйрфакс сунулся в лаз, намереваясь выдрать корни, на голову ему обрушилась новая порция свежих комьев земли. Внутри было слишком тесно, чтобы как следует замахнуться киркой. Пришлось взять инструмент в руку, практически вплотную к металлической головке, и долбить им, как долотом, вокруг каменистых вкраплений, расшатывая их, а потом вынимая руками. Ползая туда-сюда, чтобы выбросить землю в тачку, стоявшую по другую сторону запруды из мешков, он до крови сбил себе колени. Чем длиннее становился прокоп, тем больше он вынужден был удаляться от траншеи, тем сильнее был страх, что свод штольни обрушится на него и он окажется погребенным под толщей земли.

Через час с лишним, когда он прошел уже четыре или пять футов, плотник велел ему вылезать, чтобы можно было поставить подпорки. Фэйрфакс принялся пятиться задом, пока не оказался в траншее. Распрямиться в полный рост было огромным облегчением. Воздух уже дышал вечерней прохладой, дневной свет стремительно уходил. С узкой полоски неба монотонно лил дождь. Фэйрфакс потянулся, разминая затекшие члены. Рабочий, вывозивший в тачке землю, предложил ему поменяться ролями. Фэйрфакс немедля согласился, ухватившись, пока тот не передумал, за ручки тачки, и покатил ее по уложенному на дне траншеи дощатому настилу, мимо второй пары штолен, через вторую запруду из мешков с песком, а затем вверх по пандусу на поверхность.

Подкатив тачку к ближайшей куче земли, он опорожнил ее. Потом остановился и обвел лагерь взглядом. Зрелище было впечатляющим: отвалы земли, чернеющие в сумерках, точно могильные холмы между покинутыми траншеями, белые парусиновые палатки, жмущиеся к деревьям, пламя полудюжины костров, прикрытых от дождя пологом листвы. Один костер был больше остальных. Вокруг сновали люди — темные силуэты. От костра аппетитно пахну́ло жареным мясом, и в животе у Фэйрфакса заурчало от голода. Он в очередной раз поразился неукротимой энергии Хэнкока, его железной воле, которая привела их всех сюда и сделала возможными эти масштабные работы. Однако эта мысль привела другую — о Саре и о неизбежном объяснении. Морщась от боли в руках, он ухватился за ручки тачки, стиснул зубы и повернул обратно к штольне.

В десять часов подоспела следующая смена — новая вереница рабочих, которые зашагали в траншею, смеясь и перешучиваясь, несмотря на дождь и перспективу провести четыре часа по колено в грязи. Источник их хорошего настроения безошибочно угадывался по дыханию — эль, вино, джин, — и Фэйрфакс поймал себя на том, что ему хочется выпить и снять напряжение нескольких последних часов ничуть не меньше, чем поесть и выспаться.

— Надеюсь, вы хоть что-нибудь нам оставили! — сказал он своему сменщику.

— О да, преподобный отец, не переживайте. Женщина капитана наготовила на целую армию.

Фэйрфакс передал ему свою лопату, шатаясь, выбрался из траншеи, и отправился на поиски парусинового мешка со своей сутаной. «Женщина капитана»! Ревность подступила к горлу, точно тошнота. Одевшись, он вместе с остальными двинулся сквозь сырую мглу на манящий свет большого костра. На вертеле жарилась половина свиной туши, по соседству с ним кипела в котле вода, а в углях пеклась картошка. Бочонки с элем и вином и кувшины с джином стояли на столе рядом с оловянными тарелками, кружками, ножами и вилками. Сара Дарстон мыла посуду в лохани под деревом. При их приближении она вскинула голову, вытерла руки и пошла их кормить.

Фэйрфакс стоял в конце очереди и смотрел, как она разделывает свинину — умело и расторопно, ловко нарезая мясо на ломти так, чтобы не пропало ни кусочка, и при этом перебрасываясь шутками с голодными мужчинами. Ему даже в голову не приходило, что Сара умеет готовить, хотя она выросла в простой семье. Не было ничего удивительного и в том, что она не была белоручкой и могла непринужденно болтать с рабочими. Он снова подумал о том, как плохо ее знает. Когда подошла очередь Фэйрфакса, она рассмеялась при виде его, все так же весело.

— Да вы, отец Фэйрфакс, чернее самого дьявола! — Она положила ему на тарелку порядочно мяса и добавила картофелину. — Пища, боюсь, не самая изысканная, но выбирать не приходится.

Остальные разошлись кто куда, и они остались одни.

— Где Хэнкок? — спросил он.

— Пошел поговорить с Шедуэллом. Они с мистером Куиком устроились на ночлег в своем фургоне. — Она нахмурилась. — У тебя все хорошо, Кристофер? Ты прямо сам не свой.

— Я устал, вот и все. И все это дело с капитаном висит над душой, но тебя, я смотрю, это совсем не беспокоит.

Он взял свою тарелку, подошел к столу, налил в кружку местного красного вина и залпом выпил его, снова наполнил кружку, отошел к дереву, в стороне от всех остальных, опустился на землю, спиной к стволу, и принялся за еду. Чуть погодя Сара подошла и присела рядом с ним:

— Если тебя так беспокоит задержка, я сейчас же пойду и все ему расскажу.

— Не надо. Подожди до утра.

— Честное слово, я обязательно с ним объяснюсь. Это постоянное вранье уже просто невыносимо.

— Ты точно этого хочешь? — с горечью в голосе произнес он; ему хотелось побольнее задеть ее. — Если ты будешь все отрицать, и я тоже, чем эта женщина сможет доказать свои обвинения?

— Он все равно ей поверит.

— В глубине души, может, и поверит. Но ты не хуже моего знаешь, что он слишком сильно тебя любит и не призна́ет этого. Будет изо всех сил делать вид, что все в порядке, лишь бы не потерять тебя.

— Ты этого хочешь?

— Возможно, так будет лучше для всех. — Он говорил негромко, не глядя на нее и презирая себя за эти слова. Казалось, говорит не он, а какой-то другой мужчина, вселившийся в него. Не мужчина даже, подумал он с яростью, а жалкий бесхребетный юнец. К стыду своему, он почувствовал, как на глазах выступили слезы. Он не мог заставить себя посмотреть ей в лицо. — Прости меня. Я очень устал.

— Ты его боишься.

— Это правда. Боюсь.

— Я не могу любить труса.

Сара поднялась на ноги и зашагала прочь. Фэйрфакс проводил ее взглядом. Обогнув костер, она направилась к палатке в дальнем конце лагеря и, откинув полог, скрылась внутри. Через полминуты он отставил в сторону тарелку и пошел за ней. Рабочие в свете костра с интересом наблюдали за его личной драмой. Он пригнул голову и вошел в палатку.

Она стояла к нему спиной, очень прямо, в свете свечи. В глаза ему бросились всякие мелочи — одеяло, положенное поверх подстилки, тяжелый глиняный кувшин, таз с водой, кожаная сумка — его сумка — в углу. Именно от этого зрелища, да еще от мысли о том, что она не забыла унести его сумку в безопасное место, у Фэйрфакса сильнее всего защемило сердце. Он подошел к ней сзади и обнял:

— Это я должен обо всем рассказать ему.

Он почувствовал, как ее плечи сперва напряглись, а потом обмякли. Ее лицо, когда она обернулась, было совершенно спокойным — ни намека на слезинку в ясных зеленых глазах. Наоборот, казалось, что они смотрят прямо ему в душу. Внезапно ее губы коснулись его губ. Но через миг-другой она оттолкнула его.

— Ты грязный.

— Я знаю.

Она кивнула на таз с водой:

— Снимай сутану.

Он послушно стянул свое облачение и опустился на колени на одеяло. Сара взяла кувшин и полила ему на голову. Вода в тазу, в нескольких дюймах перед его глазами, немедленно почернела. Фэйрфакс сложил руки ковшиком и ополоснул лицо. Она продолжала поливать, пальцами второй руки водя по его волосам, чтобы вымыть грязь.

— Да у тебя там, наверное, половина всей земли со склона! — засмеялась она.

Вода была холодной и заливалась за шиворот. Прикосновение ее пальцев отзывалось внутри острым наслаждением.

— Какая сцена! — раздался голос Хэнкока.

Фэйрфакс повернул голову так резко, что едва не выбил кувшин из рук Сары. Капитан вошел в палатку. Полог за ним закрылся.

Фэйрфакс пошарил рукой вокруг себя в поисках того, чем можно было бы вытереться, но, не найдя ничего подходящего, поднялся на ноги, как был, полуослепленный, с залитым водой лицом. Внезапно он почувствовал себя ужасно уязвимым, стоя в грязном и мокром нижнем белье. Сара у него за спиной замерла с кувшином в руке.

Хэнкок перевел взгляд с Фэйрфакса на Сару. На его губах застыла жуткая полуулыбка.

— Это не то, чем кажется. — Он кивнул, как будто пытался убедить самого себя. — Можете ничего не говорить. Я знаю, это не то, чем кажется.

— Нет, капитан, — произнес Фэйрфакс; собственный голос показался ему мышиным писком, начисто лишенным всякой убедительности. Но миг настал, он был рад этому и поэтому продолжил: — Боюсь, это именно то, чем кажется.

Хэнкок явно не верил своим ушам:

— Бросьте, Фэйрфакс! Этого не может быть!

— Мне очень жаль. Я должен рассказать вам правду. Прошлую ночь Сара провела в моей постели.

— Нет. — Капитан нахмурился и рассудительно покачал головой. — Нет, нет.

— Ваша сестра видела, как она входила в мою комнату, и подтвердит это. Она твердо намерена все рассказать вам.

Эти слова, казалось, тоже не сразу дошли до разума Хэнкока. Но потом черты его лица исказились, так, словно они медленно оседали, одна за другой. Фэйрфакс наблюдал за его приближением со странной отстраненностью, будто ярость Хэнкока, которая грозила вот-вот вырваться на волю, должна была быть обращена на кого-то другого, а не на него самого. Хэнкок остановился перед ним и протянул правую руку; ладонь коснулась скулы Фэйрфакса, погладила ее. В следующее мгновение пальцы капитана нащупали его ухо и ущипнули — не мочку, а все ухо целиком, — а потом сомкнулись на нем клещами и пригвоздили к месту, в то время как левый кулак с треском прилетел в противоположный висок Фэйрфакса. Палатка пошатнулась, растворилась, исчезла.

Когда Фэйрфакс очнулся, он стоял на коленях. Хэнкок сжимал его горло, большими пальцами сминая кадык, крутя и приподнимая его, как куренка. Он слабо замолотил по запястьям Хэнкока. Боль была страшнее нехватки воздуха. Раздался крик Сары. В глазах снова начало темнеть. Вдруг что-то мелькнуло в воздухе. Послышался грохот, полетели коричневые глиняные осколки, окружив ореолом капитанскую голову. Железные пальцы, стискивавшие его шею, разжались, и он повалился набок.

Раздался глухой удар. Земля содрогнулась. Фэйрфакс подумал, что удар должен был уложить Хэнкока. Но, когда ему удалось приподняться на локте, капитан все еще стоял на ногах, держась за разбитую голову и покачиваясь. Сара сжимала в руках глиняную ручку — все, что осталось от кувшина. Вот странно, промелькнула мысль: они, все трое, еще не успев прийти в себя после схватки, молча хватают ртом воздух, и тем не менее откуда-то доносится крик.

Хэнкок обернулся, прислушиваясь, потом, шатаясь как пьяный и заливаясь кровью, на нетвердых ногах двинулся к выходу из палатки и скрылся. Сара протянула руку. Фэйрфакс взялся за нее, с грехом пополам поднялся на ноги и попытался что-то сказать, но Сара знаком велела ему поберечь дыхание.

— Там у рабочих какой-то шум.

Они последовали за капитаном в ночь.

У подножия башни мелькали огни факелов, метались длинные тени тех, кто бежал к западной траншее. Люди высыпали из палаток. Фэйрфакс с Сарой принялись пробираться сквозь тьму. Неподалеку от траншеи осыпался узкий участок земли. Образовалась трещина глубиной в ярд и длиной в десять футов. Люди стояли в ней, отчаянно работая лопатами и кирками. Кто-то, упав на колени, рыл голыми руками. Другие находились в траншее.

— Это здесь! — кричали они друг другу. — Вот здесь!

Фэйрфакс взял факел и двинулся по дощатому настилу на дне траншеи. За спинами рабочих ничего было не разглядеть. Он поднял факел повыше. В центре группы стоял Хэнкок. Он рявкнул на рабочих, чтобы те расступились, и скрылся из виду. Затем он показался вновь, держа за подмышки чье-то безжизненное тело и, выбравшись из толпы, потащил свою ношу вдоль траншеи. Еще два человека поддерживали ноги. Фэйрфакс принялся раздвигать толпу, чтобы им с Сарой дали пройти. Перед глазами у него промелькнуло белое, безвольно обмякшее лицо: вытаращенные глаза, круглый черный рот, расширенные черные ноздри.

Он поспешил следом за ними на поверхность. Тело уложили на землю. Фэйрфакс осветил его факелом. Хэнкок сунул пальцы рабочему в рот, выгреб оттуда землю, обхватил черные губы своими и с силой выдохнул. Потом оторвался, чтобы набрать воздуха, и выдохнул снова. Из ноздрей рабочего высыпались тонкие струйки земли. Кто-то плеснул ему в лицо водой. Он по-прежнему не подавал признаков жизни. Хэнкок сел на него верхом и принялся ритмично давить на грудь ладонями. Теперь, когда Фэйрфакс смог наконец разглядеть его лицо, он узнал в нем молодого красавца, который первым отозвался на призыв Сары вернуться к работе. Та молча наблюдала за попытками оживить его, прижав руки к щекам.

— Ты не принесешь мне молитвенник и сто́лу? — негромко попросил ее Фэйрфакс.

Когда она вернулась, было уже ясно, что надежды не осталось, и Фэйрфакс, передав ей факел, положил руку Хэнкоку на плечо. Но тот упрямо продолжал давить на неподвижную грудь и вдувать воздух в черные губы, как будто одной силы его воли было достаточно, чтобы вернуть мертвого к жизни.

Наконец Кифер произнес:

— Оставьте его, капитан. Пусть преподобный отец делает свое дело.

— Нет, его еще можно спасти.

Оттаскивать Хэнкока пришлось вдвоем.

Фэйрфакс опустился на колени, закрыл глаза юноши и взял его за руку. Она была еще теплой. На открытые страницы молитвенника падали капли дождя.

— О Господь Всемогущий, — начал он, потом сделал паузу, пока все опускались на колени. — Ныне смиренно вверяем мы душу усопшего раба Твоего, нашего возлюбленного брата, в руки Твои, руки Создателя нашего и всемилостивого Спасителя… — Ветер взметнул пламя факелов и попытался перелистнуть страницу молитвенника. Фэйрфакс придержал ее большим пальцем. — Омой ее, молим Тебя, в крови непорочного Агнца, умерщвленного, чтобы искупить грехи мира… И научи нас, тех, кто остался в живых, в этом и прочих зрелищах смерти видеть, как хрупка и преходяща наша жизнь, и ценить дни, отпущенные нам, чтобы мы могли обратить сердца наши к Твоей святой божественной мудрости, покуда живы, и тем самым заслужить жизнь вечную милостью Иисуса Христа, единственного Твоего Сына Божия и Господа нашего. Аминь.

— Аминь.

Тело завернули в одеяло и перевязали веревкой. Два человека взялись за голову, еще двое — за ноги. Один двинулся вперед с факелом. Хэнкок опустился на кучу земли, опустив окровавленную голову и упершись локтями в колени, и стал смотреть, как труп спускают по склону к главному лагерю. Остальные с факелами и фонарями в руках потянулись прочь от палаток следом за процессией. Хэнкок смотрел на них с растущим изумлением, потом вскочил на ноги.

— Подождите! — крикнул он им вслед. — Не можете же вы уйти все сразу? — Он бросился в погоню, обогнал ушедших и встал у них на пути, раскинув руки. — Чтобы довезти его до дома, хватит четверых. Остальные никуда не идут. — В его голосе звучало отчаяние. Весь в земле, с облепившими голову окровавленными волосами, он выглядел полубезумным. — В память о нем мы больше не будем копать сегодня. До утра никто ничего не делает.

Рабочие ничего не ответили, молча обогнули его и двинулись дальше. Хэнкок повернулся, провожая процессию взглядом. Руки его бессильно повисли вдоль боков.

— В таком случае на деньги можете не рассчитывать! — закричал он им вслед.

— Оставьте их в покое, Хэнкок, — сказал Фэйрфакс. — Они не вернутся.

Капитан оглянулся на Фэйрфакса с Сарой. Казалось, он едва осознает, кто они такие, не говоря уже о том, что произошло между ними.

— Если усилить крепи, штольни будут безопасными. Работать ночью было ошибкой. — Он снова оглянулся на факельную процессию, уже начавшую углубляться в заросли деревьев. — Я отведу их вниз. В такой темноте передвигаться неразумно.

Он заторопился, спеша нагнать рабочих. Еще некоторое время до Фэйрфакса с Сарой доносился его голос. Хэнкок призывал людей подождать, умоляя, раздавая посулы, угрожая, пока цепочка огней не достигла вершины холма. Потом они начали спускаться вниз, темнота поглощала их одного за другим, и настал момент, когда безмолвие нарушали лишь ветер и дождь.

Глава 25

Воскресенье, 14 апреля. Отец Фэйрфакс и леди Дарстон проводят ночь у Чертова Кресла

Они молча сидели перед костром и ждали, когда вернется Хэнкок. Фэйрфакс на всякий случай придвинул к себе кирку.

Прошел час, но капитан так и не появился. Сара и Фэйрфакс поговорили и решили, что он, должно быть, вернулся на мануфактуру. Или это, подумал Фэйрфакс, или затаился где-нибудь в чаще, наблюдая за нами. Он положил руку на кирку.

— Не стоит ли сообщить о том, что случилось, доктору Шедуэллу и мистеру Куику? — спросила Сара.

— Разве они не знают? Тело должны были пронести прямо мимо их фургона.

— Думаешь, они тоже ушли?

— Возможно. Какой смысл оставаться тут? На месте Шедуэлла я дал бы деру, и к черту Хэнкока с его тысячей фунтов!

Они устремили взгляды на костер. Дождевые капли шипели, падая в огонь.

— Можно вернуться в Дарстон-Корт, — предложила она, — и переночевать там.

— Можно, если хочешь.

Но ни у одного, ни у другого не было сил шевелиться, и в конце концов усталость решила за них. Первой начала клевать носом Сара, потом Фэйрфакс. Они сгребли угли в кучку, надеясь, что огонь доживет до утра, и ушли в палатку, где улеглись на одеяле, обнявшись друг с другом, и задремали под стук дождя по парусиновой крыше.

В какой-то момент Фэйрфакс услышал шум и проснулся. Рука Сары лежала поперек его груди. Свеча догорела. В темноте мелькнул бледно-голубой отблеск. Он приподнял руку женщины. Та пошевелилась во сне, что-то пробормотала, выдернула руку и перевернулась на другой бок. Фэйрфакс тихо поднялся, чтобы не разбудить ее. После целого дня тяжелой работы и сна на твердой влажной земле все тело ломило, каждое движение отзывалось болью. Он поднял полог и выглянул наружу. Небо над лесом полыхнуло голубым огнем, озарив башню и покинутый лагерь так ярко, что землю расчертили темные тени. Где-то вдалеке пророкотал гром. Ему показалось, что он заметил за рдеющими угольями костра какое-то движение, и в то мгновение, когда вновь вспыхнула молния, различил на фоне пустых палаток смутный силуэт: казалось, человек смотрел в его сторону. Вскоре сверкнула следующая молния, но его уже не было.

Фэйрфакс настороженно двинулся к кострищу. На столе, посреди объедков, он нашел нож, которым Сара разделывала мясо. Послышался шорох, потом хрустнула ветка. Он наугад махнул ножом в темноте и произнес:

— Кто здесь?

Ответа не последовало. Фэйрфакс оглянулся на палатку, в которой спала Сара. Отступить или отправиться на разведку и оставить ее без защиты? Взвесив риски, он решил, что боится ее оставлять. Он дождался следующей молнии, чтобы понять, каким путем идти назад — и ровно в тот миг, когда он добрался до палатки, грянул гром, оглушительнее и ближе, чем раньше.

Взяв свою сумку, он перенес ее на одеяло и уселся, привалившись к ней спиной и намереваясь бодрствовать всю ночь с ножом на коленях. Он так и сидел в этой позе, когда наутро его разбудила Сара.

— Кристофер!

Она осторожно потрясла его за плечо.

— Что?

Его глаза раскрылись. На мгновение он принял ее за часть кошмарного сна, который немедленно рассеялся при свете дня.

— Ты бормотал что-то во сне. А нож откуда?

Он опустил взгляд на колени:

— Ночью я проснулся оттого, что кто-то ходил по лагерю.

— Кто?

— Я не разглядел.

— Джон Хэнкок. Больше некому. — Впервые за все время их знакомства Фэйрфакс видел ее испуганной. — Там уже рассвело. — Она протянула руку. — Может, будем выбираться из этого проклятого места?

Убеждать его не потребовалось. Фэйрфакс поднялся на ноги с помощью Сары и закинул сумку на плечо. Держа в руке нож, он откинул полог палатки и знаком попросил Сару подождать, пока он оценивает обстановку. В лагере царила мертвая тишина. Не было слышно даже рассветного пения птиц. Он поманил Сару за собой, и оба выбрались наружу.

Дождь наконец прекратился, но в воздухе чувствовалась влажность, а облака висели так низко, что верхушки деревьев на Чертовом Кресле исчезали в дымчатом сером тумане. За ночь часть склона обрушилась. Фэйрфакс задался вопросом, не шум ли обвала разбудил его. Бурый след оползня, узкий сверху и широкий у основания, протянулся через лесную зелень, точно юбка, разложенная для просушки.

Хэнкок, возможно, спал в одной из палаток. Фэйрфакс приложил палец к губам. Они крадучись двинулись мимо, тщательно следя за тем, куда ставят ноги. И лишь когда они добрались до подножия холма, по лесистому склону которого пролегала дорога в главный лагерь, издалека донесся знакомый надрывный кашель. Они вскинули головы. По склону, опираясь на свою палку, кое-как, с трудом спускался Шедуэлл. Он остановился и, согнувшись пополам, сплюнул на землю. Потом распрямился, увидел их и замахал палкой.

— Постойте! — закричал он и так быстро, как только мог, заковылял вниз по склону, морщась от напряжения и оскальзываясь на раскисшей земле. Еще до того, как старик добрался до них, Фэйрфакс понял, что тот обеспокоен. — Оливер с вами? — выдохнул он.

— Нет, сэр, — отозвался Фэйрфакс. — Мы думали, он с вами.

— Да, прошлой ночью он был при мне. — Шедуэлл присоединился к ним, небритый, взволнованный. — Но утром, когда я проснулся, его нигде не было. Я подумал, что он, наверное, здесь. — Он рупором приложил руки ко рту и закричал: — Олли! — Потом в смятении оглядел обезлюдевший лагерь. — Кто мог знать, что все обернется такой трагедией! — Старик снова позвал: — Олли!

Ответом ему было лишь одинокое эхо.

— Думаю, я видел его этой ночью, — сказал Фэйрфакс. Теперь он был в этом совершенно уверен. Тот человек был слишком высоким для Хэнкока. Несмотря на всю свою усталость, Фэйрфакс мгновенно понял, что все это значит. — Боюсь, он ушел.

— Ушел? Не сказав ни слова мне? Но зачем? — Шедуэлл покрутил в воздухе своей палкой, как будто мог заставить своего секретаря материализоваться из ниоткуда. — Он наверняка здесь. Где, как вам кажется, вы его видели?

— Вон там, у костра.

— Возможно, он шел в палатку, в которой вы вчера работали? — предположила Сара.

Шедуэлл посмотрел на нее с благодарностью:

— Да. Точно. Он наверняка там.

Все трое подошли к башне. В утреннем свете раскопки выглядели особенно уродливо, оскверняя странную красоту этого места. Шедуэлл подошел к обрушившейся штольне:

— Это здесь погиб тот молодой человек? — (Фэйрфакс кивнул.) — Бедный мальчик — захлебнуться землей! Я предупреждал капитана Хэнкока об опасности. Он меня не послушал. Прокладывать штольни в грязи, под сильным дождем, в темноте, взяв неопытных людей, — это же чистейшее безумие!

Он отвел взгляд, и все двинулись дальше. Куика в палатке не оказалось — лишь вчерашние находки, аккуратно рассортированные по материалам: пластик, стекло, металл. Большое стекло, пронизанное проводами, было прислонено к столу. Но сам стол был пуст.

Шедуэлл подошел к нему.

— Мои записи пропали. И мои книги тоже. — Он провел ладонью по столешнице, словно не мог поверить в увиденное. Глаза его растерянно моргали за цветными стеклами очков. — Кто-то забрал их. Не мог же Олли это сделать? Он спросил бы разрешения.

— Боюсь, мистер Куик был не до конца честен с вами, доктор Шедуэлл, — мягко произнес Фэйрфакс. — Какую именно игру он вел, я точно не знаю, но уверен, что мы знаем о нем далеко не все. Полагаю, как секретарь, он имел доступ ко всей вашей корреспонденции?

— Разумеется.

— Письмо от отца Лэйси, в котором он описывал свои открытия и просил о помощи, — то, которое привело вас в Эксфорд, — вы не припомните, в какой день оно пришло?

Шедуэлл беспомощно развел руками:

— Нет. Надо смотреть записи. А они исчезли.

— Вы говорили мне, что выехали из Уилтона сразу же, как только прочли его?

— В тот же самый день. А что?

— Леди Дарстон утверждает, что отец Лэйси нашел стеклянные сосуды двадцать четвертого, в воскресенье. Вы говорите, что он написал вам сразу же. Однако промежуток между отправкой письма и вашим прибытием в «Лебедь» составляет восемь или девять дней. Этот разрыв с самого начала беспокоил меня. Кто должен был первым открыть его письмо, вы или мистер Куик?

Шедуэлл с потерянным видом посмотрел на него и раскрыл рот:

— Олли. Вся моя переписка проходила через его руки.

— Возможно ли, что он снял копию и отправил ее епископу Поулу, прежде чем показать письмо вам?

— Наверное… может быть… В последнее время он был какой-то не такой. — Старик затряс головой, будто хотел выбросить оттуда все мысли. — Нет, нет. Это невозможно. Только не Олли!

— Тогда где же он, доктор Шедуэлл? И почему он забрал вашу работу? Разве события не указывают на то, что он все это время шпионил на епископа?

Шедуэлл в смятении принялся безмолвно хватать ртом воздух, уцепившись за край стола, точно боялся, что может упасть. Сара взяла его под локоть и подвела к складному креслу. Старик тяжело опустился в него и уставился прямо перед собой. Потом с жутким судорожным звуком согнулся пополам, и его вырвало кровью.

Сара обняла Шедуэлла за плечи.

— Принеси одеяла, — бросила она Фэйрфаксу, — и раздобудь где-нибудь воды. Быстро!

Он вышел из палатки и посмотрел на башню.

Между отвалами земли двигалась какая-то фигура, высокая и массивная. Это был Хэнкок, слегка пошатывавшийся, — он нес под мышкой два тяжелых бочонка.

Уже потом Фэйрфакс запоздало сообразил, что Хэнкок, разумеется, даже не думал безропотно возвращаться на мануфактуру, что он никогда бы не сдался и пошел бы до конца, даже рискуя погубить то, что он искал, и самого себя. Он отправился на каменоломни и то ли купил, то ли украл — к окончательному выводу Фэйрфакс так и не пришел — черный порошок, использовавшийся для взрывов. Теперь капитан закладывал бочонки в ту штольню у основания башни, которую помогал рыть священник.

Фэйрфакс остановился позади него в траншее и обратился к его широкой спине:

— Капитан Хэнкок, это безумие.

— Почему?

— Неужели вы сами не понимаете? Воздействие взрыва, разрушения, которые он может произвести…

— Выкопать эту заразу мы не сможем — рабочие ни за что не вернутся, сколько бы я им ни заплатил. Значит, или взрыв, или ничего. — Хэнкок вылез из штольни и обернулся к Фэйрфаксу. В нем было что-то безумное — в диком взгляде, в странной ухмылке. — Ну что, святой отец, вы мне поможете?

— Помочь вам? Чем?

— Принести сюда остальные бочонки.

— А что, есть и другие?

— Конечно. У меня там в фургоне еще десяток. — При виде выражение на лице Фэйрфакса он рассмеялся и хлопнул его по плечу. — Двумя тут никак не обойдешься! Даже двенадцати может не хватить. — Он окинул траншею взглядом и кивнул. — Но в ограниченном пространстве, при добрых десяти футах земли наверху, бо́льшая часть силы взрыва будет направлена вниз. Шанс есть. Стоит попробовать.

— Вы рассуждаете о шансах? Да вы же ничего не смыслите во всем этом!

— Ошибаетесь, сэр. В последней войне с французами мы именно таким способом проникли в один из их сильнейших фортов. Ну? Мы проделали такой долгий путь, не можем же мы повернуть назад, когда уже виден конец?

— Все изменилось. Мистер Куик дезертировал.

— Куик? Тем лучше. И без Куика обойдемся.

— Он ушел не из трусости. Боюсь, он шпион епископа Поула. Я подозреваю, что мы угодили в ловушку.

Эта новость лишила дара речи даже Хэнкока. Впрочем, ненадолго.

— Тем больше причин спешить, пока мы еще можем что-то сделать. Вы поможете мне или нет? — Фэйрфакс ничего не ответил, и капитан пожал плечами. — Ясно. Я сам все сделаю.

Он двинулся вдоль траншеи, пошатываясь, как пьяный, и наступая на инструменты, брошенные рабочими, поднялся по пандусу и исчез из виду.

Фэйрфакс присел на корточки и заглянул в штольню. В дальнем конце смутно виднелись пузатые бочонки. Казалось, даже два — это пугающе много, а уж двенадцати наверняка хватило бы на то, чтобы разрушить башню. Это было воплощением честолюбивых устремлений Хэнкока: сила, без которой нельзя ни построить, ни разрушить ни один город. Фэйрфакс распрямился и поспешил обратно к Саре и Шедуэллу.

Та успела принести из их палатки одеяла с тазом и уложить старика на землю. Он лежал на боку, время от времени обессиленно кашляя. Таз был до половины наполнен кровью.

— Я уж думала, ты тоже нас бросил, — укоризненно сказала она.

— Хэнкок вернулся со взрывчатым порошком из каменоломни. Он предлагает добраться до убежища с помощью взрыва.

— Когда?

— Как только перетащит все бочонки с порошком из своего фургона.

— Он знает, что Куик исчез?

— Я ему сказал. Это его не обеспокоило.

— Но он не может взрывать! Взрыв будет слышен на многие мили вокруг! Это моя земля, я ему запрещу.

— Можешь запрещать сколько хочешь. Он не послушает.

— Тогда надо уходить отсюда, пока он не привел в исполнение своей план.

— А мистер Шедуэлл? Мы не можем ни бросить его здесь, ни унести. Без помощи Хэнкока не обойтись.

Шедуэлл, приподняв голову, прислушивался к их разговору.

— Что такое? — спросил он слабым голосом. — Вы говорите, он собирается подорвать оболочку убежища?

— Да, сэр. Боюсь, он совсем обезумел, — сказал Фэйрфакс.

— Нет, нет. Это единственный способ.

— Вы хотите сказать, что одобряете это? — поразилась Сара.

— Да, одобряю.

— Но это же риск!

— Я много лет ждал этого момента, леди Дарстон. Теперь, когда времени у меня почти не осталось, а друзей в этом мире не осталось, похоже, совсем, риск меня не страшит.

Вот так и вышло, что они остались.

Сара уговорила Шедуэлла немного поесть. После еды он, казалось, слегка ожил, хотя Фэйрфакс подозревал, что сил ему придала мысль о грядущем взрыве, а не черствый хлеб с холодной свининой. Сара нарезала то и другое на маленькие кусочки и скормила их Шедуэллу с руки, как птенцу. В конце концов Фэйрфакс вышел из палатки и стал смотреть, как Хэнкок, пыхтя, спускается по склону с очередной парой бочонков под мышками. Он не сделал никакой попытки помочь. Участвовать в этом он был не намерен.

Через час-другой, перенеся все бочонки и заложив их в штольню, Хэнкок принялся отматывать от бухты запальный шнур, прокладывая его вдоль траншеи. Когда с этим было покончено, он подошел к их палатке.

— Вам нужно отойти на безопасное расстояние.

— Джон, вы не имеете права делать это на моей земле, — сказала Сара. — Я не даю вам разрешения.

Хэнкок не смог даже посмотреть на нее и обратился ко всем троим:

— Я предупреждаю всех. Если останетесь тут, можете пострадать. Останетесь вы или уйдете — мне без разницы.

— Вы хотя бы поможете перенести доктора Шедуэлла в более безопасное место? — спросил Фэйрфакс.

— Помогу, если вы так хотите.

Они сняли с козел столешницу, переложили на нее Шедуэлла, накрытого одеялом, и вынесли его из палатки. Сара шагала рядом с импровизированными носилками, держа старика за руку.

— Видите, что я за человек, преподобный отец? — отдуваясь, спросил Хэнкок. — Я помогаю вам, даже когда вы мне не помогаете!

Они двинулись по склону мимо траншей, мимо раскопанной братской могилы, пока не отошли от башни ярдов на двести. Как только носилки с Шедуэллом опустили на землю, Хэнкок, ни слова не говоря, зашагал вниз по склону в направлении западной траншеи.

Фэйрфакс вытащил подзорную трубу отца Лэйси, раздвинул ее и приложил к глазу. Хэнкок возился с чем-то наверху пандуса, сидя на корточках. На фоне бескрайних уэссекских просторов он казался крошечным. Холмы уступали место деревьям и пастбищам, а дальше, за лесистой долиной, подобно безбрежной морской глади, до самого горизонта простирались пустоши, и единственным, за что цеплялся взгляд, была башня эксфордской церкви. Фэйрфакс увидел на дороге конных путников — с полдюжины крохотных фигурок — и покрутил линзы, но те были слишком далеко, чтобы разглядеть как следует. Он снова навел трубу на Хэнкока. Тот распрямился и стоял, внимательно глядя на дно траншеи. Его голова медленно поворачивалась слева направо, будто он следил за огоньком, бегущим по запальному шнуру. Он наблюдал за этим долго — намного дольше, чем Фэйрфакс считал безопасным, а потом зашагал к ним троим.

Он успел преодолеть только половину разделявшего их расстояния, когда земля у подножия башни задрожала и исполинским черным фонтаном брызнула в разные стороны, взлетев выше вершины башни. Подземная волна чудовищной силы покатилась в их сторону, почва вздыбилась, точно озеро, покрытое рябью. Хэнкока, который уже перешел на бег, сшибло с ног, и он полетел головой вперед, будто нырнул со скалы. Фэйрфакс почувствовал, как у него закладывает уши. Его отбросило назад. С неба хлынул град из земли и камней, заслоняя дневной свет. Все звуки словно разом выключили. Наступила оглушительная тишина.

Глава 26

Погребальная камера

Когда он открыл глаза, все было по-другому. У подножия башни зиял кратер размером с пруд для разведения рыбы. Сама башня слегка накренилась к югу, в сторону, противоположную холмам, которые тоже казались изменившимися. Ближайшие к кратеру деревья вывернуло из земли с корнями, а те, что стояли выше, выглядели так, будто вновь наступила зима. Ветви оголились, из преображенной земли били новые родники.

Фэйрфакс вытряхнул из волос грязь и огляделся по сторонам в поисках Сары и Шедуэлла. Их тоже отбросило взрывом, и теперь они, оглушенные, пытались сесть. Хэнкок неподвижно лежал ничком ярдах в пятидесяти от них, полузасыпанный землей, окруженный человеческими костями, которые взрывная волна выбросила из могилы и разметала вокруг нее.

Фэйрфакс перекатился на колени и поднялся, ноги его дрожали. Сара тоже встала и теперь отряхивалась. Ни она, ни Шедуэлл с виду не пострадали, хотя оба почему-то ничего не говорили. И тут он осознал, что все, включая его, говорят, но никто ничего не слышит. Сара приставила ладони рупором к его уху. Ее голос донесся до него, словно из какой-то невообразимой дали.

— Ты ранен?

— Нет! — закричал он ей прямо в ухо. — А ты?

Она замотала головой.

Когда они обернулись, чтобы задать этот же вопрос Шедуэллу, то обнаружили, что старик уже направляется к кратеру странно-замедленной походкой лунатика. Фэйрфакс взял Сару за руку, и оба на нетвердых ногах побрели за ученым.

Старик прошел мимо Хэнкока, даже не взглянув на него. Фэйрфакс был совершенно уверен, что капитан мертв. Но, когда они с Сарой подошли к нему, стало ясно, что он слабо шевелится, придавленный к земле обломками. Они в четыре руки принялись сгребать в сторону камешки и осколки костей. Лежавший неподалеку череп, казалось, насмешливо скалился, наблюдая за их потугами. Вся спина пальто Хэнкока была иссечена, окровавлена и покрыта грязью. Местами сквозь дыры проглядывала плоть. И тем не менее он нашел в себе силы, чтобы усесться, а потом кое-как подняться на ноги. Как и башня, Хэнкок стоял не совсем вертикально. Взгляд у него был расфокусированный. Фэйрфакс с Сарой попытались было поддержать его, но он отмахнулся от них, обернулся, шатаясь, чтобы посмотреть на дело своих рук, и поковылял к башне.

Когда они догнали Шедуэлла, тот уже добрался до края кратера. Все четверо замерли, глядя вниз, на мелкую — футов десять в глубину — воронку. На бетонном дне зияла трещина фута два шириной. Ее зазубренные края, соединенные ржавыми металлическими прутьями, слегка загибались кверху.

Фэйрфакс обнаружил, что к нему понемногу возвращается слух. В лесу пели птицы. Но никто по-прежнему ничего не говорил. Все, как завороженные, смотрели на черную трещину и темноту внизу. Первым очнулся Хэнкок. Он уселся на край воронки и, отталкиваясь руками, принялся скользить вниз по рыхлой земле, пока его подошвы не коснулись бетона. Собравшись с духом, он заглянул в пробоину.

— Что вы там видите? — крикнул Фэйрфакс.

Тот ничего не ответил, и Фэйрфакс, последовав его примеру, съехал на спине к крыше камеры. Металлические прутья диаметром в полдюйма пронизывали бетон на расстоянии в ширину руки друг от друга. Выгнутые посередине, они образовывали нечто вроде решетки на окне тюремной камеры. Различить что-либо в темноте было невозможно. Бетон был пару футов толщиной. Чтобы расколоть его, должно быть, требовалась колоссальная сила, подумал Фэйрфакс. Он и представить себе не мог, что двенадцать бочонков взрывчатого порошка способны произвести такие разрушения. Пошарив вокруг себя рукой, он нашел камешек и бросил его в черную бездну. Камешек звякнул, ударившись о что-то твердое.

— Можешь найти нам пилу? — крикнул он наверх Саре.

— И лестницу, — добавил Хэнкок. — И факелы. И веревку.

Пила, скинутая Сарой, поначалу почти не брала металл, и Фэйрфакс начал опасаться, что они не достигнут заветной цели из-за какого-то полудюйма ржавой стали. Но Хэнкок, исполненный решимости, через несколько минут перепилил один из прутьев, у самого бетона. Затем надавил на него носком сапога; прут не поддался. Тогда он принялся за прут с другой стороны. Когда Фэйрфакс предложил сменить его, капитан лишь отрицательно мотнул головой. Наконец последний слой был перепилен, и прут полетел вниз, с лязгом приземлившись в темноте. Хэнкок немедленно принялся за следующий.

Вдалеке послышался раскат грома. Снова пошел дождь.

Пила затупилась. На второй прут ушло намного больше времени. Но, когда он наконец полетел вниз, получилось отверстие длиной два фута и шириной восемнадцать дюймов, в которое можно было протиснуться.

Сара передала им сверху лестницу. Хэнкок спустил ее в дырку и свесился туда. Фэйрфакс держал его за пояс, чтобы он не упал. Лестница, прочная и крепкая, длиной семь или восемь футов, но даже она казалась слишком короткой — или Хэнкок от утомления никак не мог найти правильную позицию. Он крутил и поворачивал ее то так, то этак, пока лестница не выскользнула у него из рук. Послышался грохот, и капитан выругался. Фэйрфакс втащил его обратно.

— Ничего страшного, — сказал Хэнкок. — Можно взять веревку.

Он развязал моток и спустил один конец вниз, а второй привязал к одному из металлических прутьев. После этого подергал узел, сел на край отверстия и свесил ноги. Ухватившись за веревку, он поднял ее над головой и начал сползать в отверстие. Фэйрфаксу показалось, что оно недостаточно велико для такого здоровяка. На минуту или больше капитан застрял в талии, извиваясь, как человек, увязший в зыбучем песке, но мало-помалу начал опускаться вниз. В дыре скрылась его грудь, потом плечи, потом — очень быстро — голова и руки, и он исчез. Веревка туго натянулась, и Хэнкок, вскрикнув от боли, тяжело приземлился.

Фэйрфакс склонился над дырой. Оттуда поднимался густой холодный запах плесени и известки. В темноте едва была видна фигура капитана, скорчившегося на полу.

— Вы там целы, Хэнкок?

— Угу. — В бетонном мешке голос прозвучал глухо, как из бочки. — Лодыжку подвернул, и все. Скиньте мне факел.

— Он живой? — крикнула Фэйрфаксу сверху Сара.

— Говорит, что да.

Она съехала по склону кратера к нему вниз. Шедуэлл последовал ее примеру, с плеском приземлившись в жидкую грязь. Дождь уже лил в полную силу, и по земляным склонам текли ручьи воды, заливаясь в пробоину.

Фэйрфакс бросил вниз факел, и Хэнкок поймал его. Чиркнула спичка, негромко пыхнул занявшийся фитиль. Хэнкок потрясенно ахнул. Все вытянули шеи, но сквозь маленькое отверстие в толстом слое бетона можно было разглядеть лишь тусклый оранжевый огонек.

— Что вы видите? — спросил Фэйрфакс, но ответа не последовало. — Капитан Хэнкок? Вы что-нибудь видите?

Последовало долгое молчание.

— У меня нет слов.

Они переглянулись.

— Я спускаюсь, — сказал Фэйрфакс.

— Я тоже, — подхватила Сара.

Они повернулись к Шедуэллу. Тот кивнул:

— Даже если это будет последним, что мне доведется сделать в этой жизни, я умру счастливым.

— Мы идем! — крикнул Хэнкоку Фэйрфакс.

Он подергал веревку, убеждаясь, что та держится крепко, потом сполз с бетона и стал спускаться в пробоину. Она оказалась узкой даже для него. Острые края впивались в спину и живот. На миг Фэйрфакса охватила паника, но он все равно ухватился за веревку над головой, оттолкнулся и приготовился к падению. Его тело было слишком тяжелым, а хватка — слишком слабой. Веревка заскользила в ладонях. В памяти мелькнула сцена — гроб с телом отца Лэйси роняют в могилу, — потом он разжал руки и полетел вниз с высоты шесть футов. Когда его подошвы коснулись пола, ноги подломились, и он рухнул наземь.

Пальцы ощутили землю, потом — гладкий бетон. Он лежал плашмя на широкой зазубренной трещине, которая повторяла очертания пролома в крыше, будто взрыв сдвинул пласт земли под фундаментом и подземное сооружение раскололось. Фэйрфакс сделал усилие и поднялся на ноги. Подземная камера была большой, примерно пятнадцать на пятнадцать футов. Дыра, сквозь которую он провалился, находилась в углу потолка. В противоположном углу виднелась металлическая дверь. Пока глаза привыкали к тусклому свету, он думал, что стены покрыты пятнами краски — красными, охряными, светло-коричневыми — и что их поверхность пострадала от сырости или от времени. Но потом Хэнкок поднял факел, и Фэйрфакс увидел, что это нарисованные руки, сотни разноцветных ладоней с растопыренными пальцами. Там, где заканчивалась одна, сразу же начиналась другая. Такая плотность создавала впечатление панического безумия — толпы людей, отчаянно пытающихся вырваться из ада, борющихся за глоток воздуха и лучик света.

— Прямо-таки изображение преисподней, — произнес Фэйрфакс.

— Да. А это что за дьявольщина, как думаете?

Хэнкок стоял у небольшого стола в центре камеры — единственного предмета мебели в помещении. По обе его стороны, точно на алтаре, были установлены подсвечники. Застывшие капли желтоватого воска покрывали то, что некогда, видимо, было тканью, а теперь превратилось в пыль и несколько выцветших волокон. Между свечами — пустая рама из потускневшего металла, прислоненная к более толстому куску истлевшего материала, который стал комком перьев и походил на труп птицы. На нем лежало то, что Фэйрфакс поначалу принял за большую монету, но потом увидел, что это медаль почти трех дюймов в поперечнике, с остатками ленты. Хэнкок явно не горел желанием прикасаться к медали, и Фэйрфакс взял ее.

Та оказалась поразительно тяжелой для своего размера, весом около полуфунта. Фэйрфакс потер ее; блеснуло золото. Хэнкок поднес факел поближе. На одной стороне была изображена какая-то языческая богиня, а на другой — профиль бородатого мужчины. По краю тянулись надписи на латыни. Фэйрфакс покрутил ее, чтобы прочесть: «Inventas vitam iuvat excoluisse per artes» и «REG. ACAD. SCIENT. SUEC». Под бородатым мужчиной стояли имя и дата: «ALFR. NOBEL NAT. MDCCCXXXIII OB. MDCCCXCVI». И еще одно имя: «P. MORGENSTERN MMXIX».

— Можно к вам присоединиться? — крикнула сверху Сара.

Услышав ее голос, Хэнкок нахмурился.

Фэйрфакс взял лестницу, которую капитан оставил на полу, и не без труда — та была довольно тяжелой — подставил ее к пролому. Лестница как раз доставала до верха.

Прикрыв лицо ладонью от дождя, он крикнул Саре:

— Сбрось еще факелов! — После некоторой заминки Сара скинула три штуки. Фэйрфакс один за другим поймал их. — Держись за веревку, когда будешь спускаться.

Клочок неба померк: Сара протиснулась в пробоину и поставила ногу на верхнюю перекладину. Фэйрфакс крепко держал лестницу. Хэнкок начал зажигать факелы. Сара медленно спускалась по лестнице. Фэйрфакс протянул руку, чтобы помочь ей преодолеть последние несколько ступенек, словно она выходила из экипажа, потом запрокинул голову, глядя на дыру в потолке.

— Доктор Шедуэлл? Вы там как, справитесь?

В пролом просунулась голова Шедуэлла, потом исчезла, и вместо нее показалась пара крошечных ступней. Он слепо поводил ими в воздухе, пытаясь нащупать ступеньку. Наконец ему это удалось, и он начал спускаться. Примерно на полпути он ступил мимо перекладины и, потеряв равновесие, уцепился за веревку. Фэйрфакс был уверен, что Шедуэлл сейчас упадет. Но старик нашел в себе силы, чтобы удержаться, и очень медленно и осторожно закончил спуск. Интересно, как мы будем вытаскивать его отсюда, промелькнула у Фэйрфакса мысль. Самого Шедуэлла это, похоже, не беспокоило. Он взял у Хэнкока факел и двинулся вдоль стен, разглядывая их.

Фэйрфакс тоже взял факел. Теперь, когда их стало четыре, внезапно оказалось, что камера ярко освещена, и рисунки на стенах стали видны отчетливее.

— Ну, мистер Шедуэлл? Что вы обо всем этом скажете?

— Поразительно. Поразительно.

— Как они это построили?

— Они ее не строили. Такие камеры сооружало государство в целях обороны. Видимо, они ее заняли.

— А руки?

— Я видел подобные узоры в книге, описывающей примитивные народы, которые обитали в пещерах за десятки тысяч лет до древних. — Он приложил ладонь поверх одного из отпечатков. — Руки в основном левые. Видите? Они прикладывали раскрашенную ладонь к стене и обводили краской, выдувая ее через трубку, которую держали в правой руке. Так достигался этот эффект.

— Но с какой целью?

— Откуда нам знать? Возможно, в мире, где больше не существовало ни чернил, ни бумаги, это был способ рассказать будущим поколениям о том, что они существовали. И вот мы наконец явились сюда. — Он оглядел стены. — Похоже, здесь обитала довольно значительная колония. И дети тоже. — Он взглянул на Хэнкока, который чистил медаль. — Что у нас тут?

Хэнкок попробовал ее на зуб, осмотрел отметину на металле и протянул старику медаль.

— Она лежала на столе, на куче перьев, — ответил Фэйрфакс, — вероятно, когда-то это была подушечка, в окружении свечей и пустой рамы.

— Чистое золото, — произнес Хэнкок. — Потянет фунтов на пятьсот или около того. — Он обернулся к Саре. — Вы получили то, за чем пришли, Сара Дарстон. Клад, который поправит ваше положение.

Шедуэлл снял очки и поднес медаль к самому факелу, чтобы разобрать латинскую надпись.

— «Изобретение делает жизнь лучше, а искусство — прекраснее»… Это награда Моргенстерна по физике. А бородач — должно быть, тот самый Нобель, который ее выдавал. Ваша отвага вознаграждена, ваша светлость. — Он преподнес медаль Саре. — Но заклинаю вас, не отдавайте ее в переплавку. Слишком уж редкостная вещь. А теперь позвольте мне взглянуть на эту раму. — Старик взял ее у Хэнкока и осмотрел с тем же вниманием, каким до того удостоил медаль: покрутил, поковырял, приподнял задник и вытащил прямоугольник из жесткой блестящей бумаги. — Она кажется чистой, мистер Фэйрфакс, однако это не так. Древние запечатлевали на этой бумаге исключительно реалистичные изображения, но эти портреты сохранялись на протяжении всего двух столетий, а потом полностью выцветали. И все же я полагаю, что призрак лица можно разглядеть до сих пор…

Он протянул прямоугольник Фэйрфаксу. Поднеся его поближе к огню, тот различил на глянцевитой поверхности нечто похожее на смутные очертания головы, но черты лица полностью исчезли.

— Это Моргенстерн?

— Да, по-видимому. Это кое о чем говорит. Тот, кто обустраивал эту камеру, не вставил бы в раму портрет, если бы он к тому времени окончательно выцвел. Можно сделать вывод, что камера появилась не более чем через двести лет после Апокалипсиса, а скорее всего, гораздо раньше. Похоже, они поклонялись человеку, который вывел их в безопасное место. Он был их Моисеем. Вероятно, это его погребальная камера.

— Где же тогда тело? — спросила Сара.

— Возможно, это помещение служило святилищем. А само тело, скорее всего, находится за той дверью.

Впервые за все время они обратили внимание на нее. Дверь была массивной, ржавой, с колесом вместо ручки. Едва различимая надпись, сделанная желтой краской, давно выцветшей, гласила: «ГАЗОУБЕЖИЩЕ». Над дверью находилась бетонная перемычка. На ней тоже были выбиты какие-то буквы. Фэйрфакс поднес к ним свой факел:

— Тут что-то написано, на латыни. — Он принялся вслух разбирать надпись. — Mal… maledictus…

— Проклят, — подсказал Шедуэлл без запинки.

— Maledictus… qui… intrare… hic.

— «Проклят будет тот, кто сюда войдет». Это, опять-таки, цитата из более давних времен, нежели те, в которые жили сами древние. Ее писали на могилах правителей.

Повисло непродолжительное молчание.

— Возможно, стоит прислушаться к этому предупреждению, — заметила Сара.

— Что за вздор! — фыркнул Хэнкок. — Мы зашли так далеко, погиб человек. Не собираемся же мы остановиться на последнем шаге из-за какого-то детского суеверия? Шедуэлл, Фэйрфакс, вы согласны?

— Конечно, — отозвался Шедуэлл. — Я не придаю значения проклятиям.

— Фэйрфакс?

Тот покосился на дверь:

— Я согласен.

— Значит, договорились. — Хэнкок поплевал на ладони, взялся за колесо и попытался повернуть его. Колесо не шелохнулось. Он зарычал сквозь стиснутые зубы и повторил попытку. Шея его покраснела от натуги, на ней выступили жилы. Рык стал громче. Послышался треск металла. Хэнкок остановился, снял пальто, обернул им колесо, чтобы не скользили ладони, и снова попытался его повернуть. Понемногу оно начало поддаваться. Когда колесо перестало поворачиваться, он снова надел пальто и попытался надавить на дверь плечом. Ничего не произошло.

— Приржавело насмерть, — сказал он. — Отойдите-ка.

Он отступил на несколько шагов, развернулся и с разбегу врезался в дверь. От удара, казалось, задрожала вся камера. Фэйрфакс поразился тому, что Хэнкок не переломал себе все кости. Тот снова разбежался и налег на дверь.

— Боже мой, Джон, — сказала Сара, — вы раскололи потолок!

Все как по команде вскинули глаза. Через весь потолок шла, змеясь, тонкая черная линия.

— Наверняка она была здесь с самого начала, — сказал Фэйрфакс.

Но ему начало казаться, что все сооружение еле заметно двигается.

— Я ее не видел, — возразил Шедуэлл.

— Толщина этой крыши — два фута! — насмешливым тоном произнес Хэнкок. — За кого вы меня принимаете? За Самсона, который обрушил храм?

На этот раз он отошел еще дальше, разбежался и врезался в дверь. Та слегка подалась. С потолка посыпалась земля. Щель стала шире на дюйм.

— Это небезопасно, — сказала Сара. — Надо уходить отсюда.

Она схватила Фэйрфакса за локоть и потянула к лестнице. Тот воспротивился.

— Я хочу увидеть, что там за следующей дверью. Уходи одна.

— Я не пойду без тебя. — Она в отчаянии перевела взгляд на потолок, потом на лестницу. — Пожалуйста, Кристофер, оно того не стоит.

Внезапно свет в проломе померк. Лестница задрожала. В отверстии показалась пара черных сапог; человек начал осторожно спускаться, как следует нащупывая каждую перекладину. У Фэйрфакса мелькнула мысль: что, если подскочить к лестнице и выдернуть ее? Однако ноги отказались ему повиноваться. Тем временем на лестнице появились черные форменные брюки. Потом толстый кожаный ремень, с которого свисали наручники и дубинка. Следом — рука в черной перчатке, крепко державшаяся за лестницу, и вторая, с пистолетом. Наконец они увидели бородатое лицо старшего шерифа Эксфорда.

— Эй, вы все, ни с места!

В пронзительном голосе шерифа слышался неприкрытый страх.

Он спустился вниз и направил на них пистолет. На лестнице показалась вторая пара сапог, и по ней начал спускаться еще один шериф, а за ним — третий и четвертый. Они вытащили оружие и выстроились в цепочку, отнимая всякую надежду на спасение. Следом за ними, трясясь от ужаса, появился Куик, который старательно смотрел в пол и вжимался в угол.

— Ох, Олли, Олли! — воскликнул Шедуэлл. — Что же вы наделали?

— Молчать! — рявкнул старший шериф и наотмашь ударил его по лицу дулом пистолета.

Старик закричал от боли. Шериф отступил на шаг, не сводя глаз с пленников. Стоя у подножия лестницы, он крикнул наверх:

— Можете спускаться, ваше преосвященство! — и придержал лестницу.

Элегантная туфля, заляпанная грязью, осторожно нащупала верхнюю ступеньку. Затем в отверстии показались длинная черная сутана и пара рук — на одном пальце сверкал крупный епископский перстень. В следующее мгновение все смогли лицезреть вытянутое, белое, с меланхолично смотревшими глазами, лицо Ричарда Поула, епископа Эксетерского.

Глава 27

Поиск завершается

Фэйрфакс почувствовал, как Сара сжимает его руку, и покосился на нее. Ее взгляд был прикован к епископу. Он задался вопросом, позволят ли ему еще хотя бы раз ее увидеть. Мысль об этом была невыносима. Мгновение спустя она выпустила его руку.

Камера еще недавно казалась пустой, теперь же десять человек буквально заполонили ее. Шерифы принялись топать ногами, стряхивая грязь. Сквозь пробоину продолжал лить дождь.

Все молча смотрели, как епископ неторопливо прохаживается вдоль стен с факелом в руке, внимательно разглядывая рисунки. Наконец он остановился перед Фэйрфаксом, который с большим трудом, поборов многолетнюю привычку, удержался от того, чтобы преклонить колени и поцеловать епископский перстень. Вспомнился рассказ Шедуэлла о том, как епископ навещал его в тюрьме. Он наслаждался этим. Игрой со своими жертвами.

— Итак, Кристофер, — дружелюбным тоном произнес Поул, — как я вижу, колени преклонять вы не желаете. Доктор Шедуэлл, — он кивнул старому антиквару, который держался за окровавленную щеку, — давненько мы с вами не виделись. Капитан Хэнкок… Леди Дарстон… — Он поклонился. — Видите, я всех вас прекрасно знаю. — Он обвел жестом камеру. — Ну ладно. Что у нас тут, доктор Шедуэлл?

Шедуэлл оторвал руку от раны и, найдя в себе силы, вызывающе вздернул подбородок:

— Ковчег Моргенстерна, ваше преосвященство. Я долго верил в его существование, долго искал его и наконец нашел.

— Неужели это все? Не может быть!

— Есть еще одно помещение — а может, и не одно.

— Я только что выломал его дверь, ваше преосвященство, — сказал Хэнкок.

Капитан говорил непривычно почтительным тоном, будто епископ был купцом, с которым торгуются, и они могли договориться обо всем как мужчина с мужчиной. Он повернулся к колесу.

— Не трогайте! — приказал епископ, старший шериф направил на Хэнкока свой пистолет, и тот поспешно убрал руку. — Дальше никто из вас не пойдет. Вы и без того зашли слишком далеко! Я единолично осмотрю камеру и решу, что следует оттуда извлечь, после чего она будет опечатана и навсегда засыпана землей. Полагаю, мы возьмем на вооружение ваш метод, капитан, и пустим в ход взрывчатый порошок. После этого вы все предстанете перед судом в Эксетере по обвинению в ереси. И на сей раз, доктор Шедуэлл, снисхождения можете не ждать. — Он вполоборота повернулся и вскинул руку. — Где мистер Куик?

— Я здесь, ваше преосвященство, — отозвался тот из угла.

— Выйдите из тени, мистер Куик, и покажитесь своим друзьям.

Секретарь Шедуэлла неохотно выступил вперед. Он по-прежнему не смотрел никому в глаза. Епископ положил руку ему на плечо:

— Вы никогда не задавались вопросом, Шедуэлл, отчего этого искренне раскаявшегося грешника выпустили из тюрьмы всего через год, тогда как остальные члены вашего Общества отсидели по пять лет или даже больше?

Шедуэлл взирал на Куика с разочарованием и отвращением, как на предмет, который он выкопал из земли и поначалу посчитал ценным, между тем как тот оказался ничего не стоящим.

— Я скажу вам почему, — продолжил епископ. — В обмен на свободу он согласился присягнуть мне в верности и вернуться на путь истинный. Восемь лет он был моими глазами и ушами, рассказывая о вашей мерзостной и греховной одержимости.

Шедуэлл сверлил Куика взглядом. В груди у него сипело и клокотало. Он поднял дрожащую руку и снял свою шапочку. Потом откинул со лба волосы и продемонстрировал епископу букву «Е», выжженную на лбу. Поул слегка отшатнулся.

— Одержимость древними, как вы это называете, — символ, которой по вашему приказу навсегда выбит на моем челе, — ваш грех, ровно настолько же, насколько и мой. Разница в том, что я им горжусь. Мерзостная и греховная? Вы сохранили мои книги, ваше преосвященство, а мне сказали, что сожгли их. Вы лицемер.

— Что за непочтительный тон!

Старший шериф шагнул к Шедуэллу и замахнулся, чтобы нанести еще один удар, но епископ мановением руки остановил его:

— Знание не сжигают! Это спектакль для черни. Знание прячут и держат под рукой. В библиотеках Святой Церкви хранятся истины, которые вам и не снились, Шедуэлл. Нет, конечно же, я не стал жечь ваши книги, а отправил их на хранение старому товарищу. Думал, что ему можно доверять. Я ошибался. Но не важно. Куик любезно переслал мне копию письма, которое написал вам Лэйси. Я увидел его за два дня до вас. Я позволил вам приехать в Эксфорд в надежде, что вы приведете меня сюда. И вы меня привели. Думаете, вас могли отпустить под залог иначе как по моему указанию? Теперь я узнаю тайну этого места, а вы — нет. Ну и кто из нас оказался успешнее на научном поприще? — Епископ с улыбкой вскинул глаза к потолку. Сквозь брешь в бетоне сочилась тонкая струйка земли и воды. Он сделал знак старшему шерифу. — Схватите их и свяжите.

— Вы приказали убить отца Лэйси! — сказал Фэйрфакс. — Если нас будут судить, я изобличу вас как убийцу!

Епископ устремил на него презрительный взгляд:

— Я послал вас, чтобы похоронить Лэйси. Решил, что вы молодой честолюбивый болван, который сделает все, как ему велели. Выходит, вы совсем уж непроходимый болван, раз полагаете, что я дал бы добро на убийство священника.

— Это не было убийством, — подал голос Куик. — Да, я проследил за Лэйси от церкви до Чертова Кресла. Он увидел меня, побежал и упал. Все именно так и было. Клянусь! — Он с отчаянием в глазах посмотрел на Шедуэлла. — Мне очень жаль, Ник. Видит Бог, я всегда любил вас. Я умолял вас не уезжать из Уилтона. И никогда не считал…

Он осекся. Сверху донесся громкий рокот. Фэйрфакс решил, что это очередной раскат грома. Пол содрогнулся.

— Это оползень, — сказал Хэнкок.

Рокот стал громче. Все, что происходило дальше, выглядело каким-то замедленным. Епископ Поул посмотрел на расширяющуюся трещину и начал пятиться, не сводя глаз с потолка, завороженный зрелищем, потом развернулся и, протиснувшись между шерифами, ухватился за лестницу. В тот самый миг, когда он поставил ногу на первую перекладину, пол провалился, и он, не успев даже вскрикнуть, исчез из виду. А может, он кричал, но все заглушила ревущая лавина из грязи и бетона, которая неслась по камере, сметая все на своем пути. Фэйрфакс почувствовал, как что-то схватило его сзади и потащило прочь. Первыми у него на глазах ухнули в бездну шерифы, следом за ними — Хэнкок, Куик и Шедуэлл. Фэйрфакс, увлекаемый Сарой, повалился назад. Их швырнуло на металлическую дверь, которая распахнулась под тяжестью двух человек. Оба полетели через порог. Фэйрфакс с размаху приземлился на Сару. Горящий фитиль факела обжег его кожу. В следующее мгновение свод камеры, служившей святилищем, обрушился.

Казалось, над их головами проехал весь склон — с кошмарным оглушительным скрежетом, как при работе Божьих жерновов. И даже после того, как лавина сошла, наступившую тишину нарушали то приглушенный грохот, то звуки обвалов: под многотонным весом сошедшей земли схлопывались подземные карманы. Сара, лежавшая под Фэйрфаксом, не шевелилась. Он ждал, что крыша вот-вот просядет и раздавит их, и надеялся, что его тело смягчит удар для Сары. Лежа с закрытыми глазами, он пытался вспомнить текст покаянной молитвы, но никак не мог продвинуться дальше первой строчки «О Боже всемогущий, Отец наш всемилостивый, исполненный сострадания ко всем людям», которую без конца твердил про себя. Через минуту, когда грохот и сотрясения вроде бы прекратились, он открыл глаза. В воздухе висела плотная, как дым, пыль, вихрясь в оранжевом свете факела, который выпал у него из руки и лежал неподалеку.

— Сара? — Во рту у Фэйрфакса стоял привкус бетонной крошки и еще чего-то химического.

Он приподнялся на локте и поднес ладонь к ее лицу. Она слабо застонала. Он подтянул к себе факел. Ее кожа и волосы были в пыли. Вокруг ее головы, точно тень, расплылось темное пятно. Он осторожно подсунул под ее затылок руку, потом вытащил: пальцы были липкими от крови. Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Ее веки дрогнули. Он погладил ее по волосам. Она попыталась что-то сказать. Он приложил палец к ее губам:

— Ш-ш-ш. — Опустив на пол факел, он поднялся, снял с себя сутану, свернул ее и, снова приподняв Саре голову, положил сутану ей под затылок. — Я придумаю, как нам выбраться отсюда. — Он ощутил слабое пожатие ее пальцев. — Полежи тут. Я тебя не брошу.

Он взял факел и поднялся. Сара лежала, едва не упираясь ногами в дверь. За дверью была спрессованная масса бетона, породы и обломков. Фэйрфакс посветил в щель факелом, отвернулся и попытался разглядеть содержимое камеры. Сквозь плотную завесу пыли, отражавшую свет, различить что-либо было трудно. Он провел рукой по стене. Та была покрыта схематическими рисунками, выполненными почти в тех же цветах, что и руки в святилище — красный и коричневый, с вкраплениями белого и черного. Человеческие фигуры, здания, лица, чертежи странных приспособлений. Стрелочки вели от одной иллюстрации к другой.

В поисках другого выхода Фэйрфакс ощупью двинулся вдоль стены, не став задерживаться, чтобы рассмотреть ее. Он начал считать шаги. Три, четыре, пять… Десятый привел его в угол. Помещение было крохотным. Наверное, оно служило чем-то вроде кладовой. Он повернул и пошел вдоль примыкающей стены, тоже покрытой рисунками. В дальнем углу обнаружилась вторая металлическая дверь, в точности как первая, с колесом вместо ручки. Фэйрфакс положил факел на землю и попытался повернуть колесо, но оно не поддавалось, как он ни старался. Нужно было найти то, что могло стать рычагом.

Он двинулся к центру камеры и, наступив на что-то, наклонился, чтобы посмотреть. Это оказалось устройство все с тем же символом в виде надкушенного яблока, больше и тяжелее того, которое он видел, но тоже тонкое, толщиной меньше чем в палец. Оно открылось, как книга. С одной стороны темнела стеклянная панель, другая была утыкана квадратиками из черного пластика, на каждом из которых значилась буква алфавита: при касании они забавно пощелкивали. По полу были разбросаны и другие устройства, десятки устройств. Посветив факелом, Фэйрфакс увидел их: одни походили на те, что хранились в коллекции отца Лэйси, другие выглядели совершенно иначе. Коробочки из металла и пластмассы, стеклянные экраны, гладкие пластмассовые предметы белого цвета, со стальным основанием, судя по всему, сконструированные так, чтобы умещаться на ладони… Внимательнее рассмотрев их, Фэйрфакс увидел, что они разложены на полу в виде звезды, лучи которой расходятся от белого стального ящика размером с человеческое тело, покоящегося на возвышении в центре камеры. Ящик был несколько глубже обычного гроба — фута три, — но в том, что он исполнял роль саркофага, Фэйрфакс не сомневался. Тяжелая крышка крепилась с одной стороны на петлях, но открылась очень легко — повисли какие-то нитки — и благодаря механизму, которого Фэйрфакс так и не смог отыскать, осталась в открытом положении. Внутри покоилась мумифицированная фигура; руки были сложены на груди, черты смутно угадывались — благородное лицо, выдающиеся скулы и нос, широкий лоб. Время пощадило даже остатки длинных седых волос. Фэйрфакс опустил крышку.

Пыль начала оседать. Теперь он видел, куда они попали. Это была, как и предсказывал Шедуэлл, погребальная камера, где разложили образцы технологии древних, словно для того, чтобы покойник мог взять их с собой в загробный мир. И ничего такого, чем можно открыть дверь. Все эти устройства, слишком хлипкие, не могли иметь практического применения. Без тайной силы электричества, которая вдыхала в них жизнь, они были так же мертвы, как и человек, в честь которого их принесли сюда. Даже кремневые орудия Каменного века имели бо́льшую ценность.

Он вернулся обратно к стене.

Картины, как он понял теперь, располагались в определенном порядке. Рассказ, видимо, начинался от угла у закрытой двери с серии рисунков небесного тела, планеты, судя по всему, Земли, ярко расчерченной световыми линиями. На втором рисунке линий было уже вполовину меньше. На третьем — еще вполовину. К седьмому планета была погружена в темноту и изображена в когтях Зверя Апокалипсиса с семью головами и десятью рогами, каждый из которых был увенчан короной. За ним следовали изображения устройств с надкушенным яблоком: одно — с пустым экраном, другое — с нарисованным на нем черепообразным лицом: глаза и рот широко раскрыты от ужаса, руки прижаты к щекам. Длинная нестройная колонна людей тянулась вдоль всей полуразрушенной стены — расплывчатые согбенные фигурки, образующие бесконечную процессию, — а рядом были более мелкие иллюстрации происшествий, которые, видимо, происходили в пути. Здания с вырывающимися из окон языками пламени. Механические экипажи, лежащие вверх колесами. Летучие машины вроде тех, какими играли ребятишки в Свинарнях, воткнувшиеся носами в землю. Сцены изнасилований и драк. Виселицы с повешенными. Штабеля горящих трупов.

Фэйрфакс отвернулся.

В рисунках на противоположной стене он узнал Чертово Кресло, каменную церковную башню из Эддикотт-Сент-Джорджа и желтую пластмассовую ракушку перед кузней. А за ними шла странная, леденящая кровь картина: двадцать пленников со скрученными за спиной руками, связанные между собой веревкой на уровне шеи. Смысловым центром саги было крупное изображение мужского лица с подписью «МОРГЕНСТЕРН» внизу и лучами света, исходящими от головы. Вокруг него — лица учеников, размером помельче: «КИФЕР», «ФИШЕР», «СИНГХ». Фэйрфакс внимательно вгляделся в них. В его мозгу шевельнулось воспоминание. Они напоминали лики неизвестных святых в нефе церкви Святого Георгия. А фамилии — Кифер, Фишер, Сингер — сохранились в долине до сих пор. Кузнец Ганн — была ли его фамилия тоже искажена за многие века? Может, он был потомком самого Моргенстерна?

И тут он понял, как все обстояло на самом деле. У башни расстреляли не беженцев из Лондона, а жителей деревни. Колонисты захватили их землю, чтобы выжить. А потом убежище, ставшее ненужным, превратили в мавзолей основателя. Наверное, не сразу, а позднее, в течение полутора веков беззакония, в Темные Времена, когда старое знание было утрачено и на смену ему пришло суеверие. Святилище, происхождение которого кануло в пучину забвения и к которому никто не отваживался приближаться.

Фэйрфакс пошатнулся и едва не потерял равновесие. Голова начала кружиться. Мысли странно путались. Наверное, кончался воздух. Он вернулся туда, где лежала Сара, и, прислонив факел к стене, опустился на землю рядом с ней. Она была еще в сознании и улыбнулась ему. Фэйрфакс поцеловал ее и крепко обнял. Факел горел уже совсем слабо, едва-едва, отметил он: фитилек еле теплился бледным желтоватым огнем. И тем не менее Фэйрфакс не испытывал никакого страха, на него внезапно снизошли мир и покой.

— Там, в углу, дверь, — сказал он. — Завтра мы с тобой выберемся наружу.

Он закрыл глаза и прижался щекой к ее щеке. Факел мигнул и на миг ярко вспыхнул, а потом угас окончательно, но оба уже спали.