Вы не авторизовались

Медаль за город Вашингтон бесплатное чтение

Владислав Морозов
Медаль за город Вашингтон

Иллюстрация на обложке – Нина и Александр Соловьевы

* * *

Посвящается всем тем, кто в начале XXI в. воюет с фашистами. Снова.

Практически все люди и события, описанные в книге, вымышлены и не имеют ничего общего с реальностью, а трактовка автором некоторых реальных исторических событий и фактов необязательно совпадает с общепринятой.

Пролог. Атомные танкисты

«Что-то с памятью моей стало,

все, что было не со мной, помню».

Считается, что данная песня – реакция М. Фрадкина и Р. Рождественского на выход книги Л.И. Брежнева «Малая Земля»

Туман и дождь, уже третий день – сплошной, серый с пеплом и какими-то продуктами горения, капитально засоряющий триплексы и прицелы. Конечно, это нас не удивляло – до этого по Западной Германии мы шли буквально сквозь огонь и дым.

Но сейчас крупные города мы, по понятной причине, обходили. И большие пожары, сполохи от которых стояли до горизонта, оставались справа и слева от нас, там, где еще недавно были Антверпен, Гент и Брюссель. Мелкие городишки и местечки безмолвно мелькали по сторонам шоссе, так, словно всякая жизнь в них прекратилась.

Не было видно и противника. Уже дня три по нам никто всерьез не стрелял, зато мы время от времени натыкались на брошенные в изобилии немецкие, бельгийские и голландские танки и другую военную технику, скособоченную на обочинах дорог.

Да, по-настоящему мы воевали первую неделю. Вот тогда было все, хоть мы и шли во втором эшелоне. И глубокий прорыв на Падеборн, и встречные бои с еще оставшейся после столкновения с первым эшелоном наших войск элитой западного блока – «Абрамсы», М-60, «Челленджеры», «Чифтены», «Леопарды-1 и 2», и дымное небо, битком набитое авиацией, бьющей все, что движется. Никогда раньше я не видел (да, наверное, уже и не увижу), как горящие самолеты и вертолеты падали на горящие танки. Все вокруг ждали применения нейтронного оружия, которым нас пугали накануне, но так и не дождались.

Потом натовские танки и авиация стали заметно редеть, а сопротивление североатлантического блока – ослабевать, а на восьмой день, когда мы уже вовсю давили армейские тылы и неразвернутые тяжелую артиллерию и ракетные установки противника, наконец произошел-таки вполне ожидаемый глобальный обмен ударами. Насколько я понял, наши вдарили первыми. Ощущения были непередаваемыми – мы видели вспышки над Бонном и Кобленцем, нас даже тряхнуло ударной волной от этих взрывов. Похоже, нам сильно повезло, поскольку мы оказались далеко в стороне от крупных городов и военных баз.

И было совершенно понятно, что такие же красивые «грибы» сейчас встают и позади нас, и над ГДР, и дальше, уже над Польшей и «Союзом Нерушимым», а значит, прежняя жизнь, видимо, кончилась, глобально и навсегда….

А когда мы отдышались и собрали в кучу то, что у нас осталось, последовал кодированный приказ – вскрыть запечатанный пакет № 3 и действовать в соответствии с тем, что в нем изложено. Вскрывать пакет и командовать далее пришлось мне, поскольку никого старше меня по званию вокруг, как это ни странно, не уцелело. У нас в полку к этому времени уже недосчитались как всего управления части, так и трех комбатов из четырех…

В итоге пришлось быстро формировать сводный отряд и двигаться к цели, которую крайний раз, четыре дня назад, обозначил открытым текстом непонятно кто, назвавший наш позывной и представившийся штабом фронта (и которого мы с трудом услышали сквозь сплошной вой и треск по уцелевшим исключительно благодаря нашей предусмотрительности рациям). Кто нами сейчас командовал, я вообще не очень представлял – наш полкан Табачников погиб на пятый день (штабной КУНГ на базе «ЗиЛ-131», который он неизменно предпочитал бронированной командной технике, накрыло шальным снарядом), комдив генерал-лейтенант Кондратенко со всем штабом попал под авиаудар бундеслюфтваффовских «Фантомов» еще на третий день войны, а штаб 3-й общевойсковой армии во главе с генерал-полковником Пьянковым, похоже, за компанию со всеми прочими, накрыло ядерным ударом на восьмой день. Да и от города Магдебурга, где стоял до войны штаб нашей армии, теперь, похоже, мало что осталось. В глазах наших солдат и сержантов стоял откровенный страх и непонимание, поскольку никто не знал даже, кто вообще сейчас у руля, если от Москвы и Кремля теперь одно воспоминание, а живы ли те же Андропов с Устиновым и прочее Политбюро – пойди пойми. И только нахождение в глубине вражеской территории, похоже, еще сдерживало личный состав от глупостей и вопросов, на которые у меня, как и у всех прочих, не было ответа….

Но, уж коль мы солдаты, приказ надо выполнять, пока живы. А сдохнуть сейчас – не вопрос, признаки слабости и заторможенности были почти у всех, и иди разберись – от воздействия радиации это или от общей усталости и безнадеги. Наши чудом уцелевшие медики уже явно ничего не понимали в происходящем, даже не зная что делать с теми двумя десятками тяжелораненых, которых мы тащили за собой. Дозиметры сначала сошли с ума, а потом по большей части сломались. Противогазы и ОЗК мы сначала надевали, а потом плюнули – в такой сбруе в люке не повернешься, да и прок от них в целом сомнителен. Я лично предпочел заматывать физиономию влажной тряпкой (чтобы гарь не лезла в легкие) в сочетании со штатными для любого танкиста противопылевыми очками.

Вообще, мы и так практически «долгожители» – нашу дивизию, как и всю 3-ю общевойсковую армию, рассчитывали минут на сорок боя, а мы, гляди-ка, воюем уже третью неделю, и живы. Пока…

А на дворе, между прочим, июль месяц, год 1983-й. Жаркое еще недавно, и уже последнее, видимо, лето, которое поразительно быстро сменилось этими странными, почти осенними по виду дождями, которые, похоже, не кончатся, пока не догорят пожары в руинах на месте крупных городов. А потом, если в популярных брошюрках «для служебного пользования» писали правду, все сменится очень длинной зимой, полной смерти и безмолвия. Что при этом будет с нами – про это даже думать не хотелось. Ладно, я неженатый, а вот куда возвращаться с этой войны тем, у кого остались семьи-дети-жены – неизвестно…

Под гусеницы моего командирского Т-80К все так же ложатся километры хороших бельгийских дорог. Называется, вот пришли освободители, встречай нас Европа. Но цветов от нее теперь не дождешься, от нее уже вообще ничего не дождешься. Тишина и безлюдье, нарушаемые только ревом и свистом наших дизелей и турбин. Проезжая через когда-то чистенькие и аккуратные немецкие и бельгийские городки и деревушки, мы в последние дни натыкаемся только на редкие трупы, брошенные легковушки, разграбленные магазины, бензоколонки и прочие следы разномасштабного мародерства. Людей нет вообще, видимо, если живы, отсиживаются по домам и погребам (если они здесь вообще есть). Не думаю, что натовцы нарыли такое количество противоатомных бункеров, в которое поместилась бы большая часть местного населения.

Следы бомбежек здесь уже попадались совсем редко – наши ВВС густо бомбили Западную Германию и, действуя на опережение, хорошо обработали Англию, при этом стараясь все-таки щадить мосты и дороги на пути к нашей основной цели. За что им спасибо. Хотя что им наше спасибо, если и наши и западные летуны сейчас по большей части уже на том свете? По аэродромам-то явно долбанули в первую очередь….

Впереди меня – разведка и пара Т-80Б. А вообще наша колонна не особо длинная. Тринадцать Т-80Б, считая мой, командирский танк, десять Т-64А и Б, плюс присоединившиеся к нам пять Т-55 и четыре Т-72М из 11-й мотострелковой дивизии Национальной Народной Армии ГДР (немцами командовал некий очень вежливый майор с музыкальной фамилией Вагнер, хорошо говоривший по-русски – поскольку мы с ним были в одном звании, я поначалу даже предложил ему возглавить наш сводный отряд, но он тут же отказался, что значит дисциплинированная нация).

Плюс к этому три десятка БМП-1 и 2, три БРМ-1К и пять БРДМ-2 (считая две машины с ПТУРами) и шестнадцать БТРов – БТР-70, БТР-60 (включая даже три взявшихся непонятно откуда БТР-60ПА и пару БТР-60ПУ), а также пара санитарных МТ-ЛБ и прочая второстепенная техника – грузовики и бензозаправщики, как наши, так и подобранные по дороге трофейные.

Учитывая, что в нашем и соседнем полках в начале войны было по 104-105 Т-80 (а в полках соседней 7-й гвардейской танковой дивизии – по 95 Т-64), по 57-59 БМП-1 и 2, а также по 12-18 САУ и масса всякой прочей вспомогательной техники, можно с чистой совестью сказать, что от нас остались практически рожки да ножки, как в той детской песенке….

Главный плюс в том, что большая часть техники пока работала надежно, и в том, что пока еще есть топливо на брошенных бензозаправках и в баках оставленной на дорогах вокруг нас техники, поэтому тот НЗ, что мы везем с собой, не особо тратим. Ну а снаряды-патроны пока есть. Стрелять вот особо не в кого….

Между тем дождь наконец прекратился. Я поднял очки на налобник танкошлема и приспустил закрывающую лицо тряпку. Воздух отдавал перегоревшим топливом и пожаром. Все как всегда в последние дни.

Перед головным танком нашей колонны выскочили из-за поворота разведчики – блестящие от влаги БРМ-1К и БРДМ. С БРМ, соблюдая радиомолчание, махали красным флажком. Значит, произошло нечто важное.

– Колонна, стой! – крикнул я, в свою очередь отмахнув флажками, и скомандовал мехводу:

– Черняев, давай в голову колонны, навстречу разведке!

«Восьмидесятка» крутнулась влево и, обходя головные танки, рванула вперед.

Когда мы поравнялись с БРМ, я рассмотрел в ее башенном люке чумазую физиономию старшего лейтенанта Семеренко. Не скажу, что он был доволен, но страха я в его глазах не усмотрел.

– Товарищ майор, – доложил старлей. – Берег впереди!

– Точно?

– Абсолютно. Все по графику.

– Противника нигде не видно?

– Никак нет. Я там для уточнения обстановки одну «бардадымку» оставил…

– Тогда все помаленьку вперед….

Отмашка флажками, и колонна тронулась.

Километров через пять наши танки прошли через аккуратненький двух-трехэтажный городок под островерхими черепичными крышами, над которыми в пасмурной мгле угадывались шпили каких-то то ли соборов, то ли кирх (судя по карте в моем планшете и надписям на дорожных указателях, это был Остенде, провинция Западная Фландрия). Высекая траками искры из булыжных мостовых, наша колонна миновала город и на приличной скорости выкатилась к нашей главной цели.

Через пелену медленно рассеивающегося тумана я и без всякого бинокля рассмотрел серое море до горизонта, лениво шлепающее в берег. Справа в отдалении – явный порт с длинными пирсами и маячившими за ними мачтами многочисленных яхт и прочего «тюлькиного флота», слева – полоса песчаного пляжа с разбросанными в беспорядке лежаками и пляжными кабинками, упирающаяся в невысокие дюны. На дюнах торчал брошенный «Леопард-1А4» или «А5» с открытыми люками и маркировкой бельгийской армии. Позади него стояла наша БРДМ-2 – разведчики, высунувшись из открытых люков, обозревали местность в бинокли. И больше ничего вокруг.

Я вылез из башенного люка и, сдвинув шлем на затылок, осмотрелся. Спрашивается, что я ожидал увидеть? Мокро и противно… Доконает меня эта сырость, комбез влажный, шлемофон влажный… Не хватало еще только помереть от простуды, во время ядерной-то войны…

Ветер, дувший с моря, ощутимо вонял сажей.

Колонна медленно рассредотачивалась на дороге вдоль пляжа.

– Заглушить двигатели и отдыхать! – крикнул я в сторону танков. – Передать всем!

Кажется, меня услышали, залязгали люки, и из машин полезли фигуры в черных комбезах и шлемах, а также мотопехота в полевом х/б. Спустившись на землю, танкисты разминали затекшие спины, ноги и задницы, пехтура снимала каски. У кого еще оставалось курево – закуривал.

А я все так же стоял на песке, попеременно разглядывая окружающий пейзаж и карту в моем расстегнутом планшете.

– И что там? – спросил подошедший ко мне первым из наших офицеров капитан Курков.

– Чего-чего. Сам слепой – не видишь? Дошли. Выполнили приказ. Вот он тебе Ла-Манш, он же Английский канал.

– А дальше?

– А буй его знает, что дальше…

Сказал я это предельно искренне. Это наши деды, дойдя до Эльбы или до Праги, наверное, знали, что будет дальше, а нас-то о продолжении не информировали. А точнее – не успели информировать. Да и будет ли оно теперь, это продолжение?

Нет, то есть планы Генштаба (или давно погибшего штаба нашей 3-й армии) мы выполнили в точности и, как и было предписано, на пятнадцатые-шестнадцатые (я отметил для себя, что сегодня у нас 22 июля) сутки вышли к намеченной цели. У Гудериана бы и то вряд ли лучше получилось. Собственно, мы могли выйти к устью Шельды еще три дня назад, но поскольку на Антверпен уже уронили энное количество килотонн, там стоял ад кромешный. Да и приказ наш касался исключительно участка Зеебрюге-Остенде.

А что теперь? В последнем радиосообщении было сказано – выйти в заданный район и удерживать плацдарм до подхода главных сил, дабы обеспечить форсирование Ла-Манша указанными главными силами. А где они теперь, эти самые главные силы? По-моему, все, кто были (а точнее, те, кто еще живы) – пришли сюда со мной. Конечно, не мы одни во всей Советской Армии остались, до намеченных довоенными планами рубежей явно много кто дошел, но действительно – дальше-то куда? Искать переправочные средства – и вперед, чудо-богатыри? В Англию? А на фига?

– Товарищ майор! – услышал я голос все того же Семеренко. Он, спотыкаясь, бежал ко мне от своей БРМ.

– Чего там у тебя еще?

– Впереди техника!

– Противник?

– Да нет, наши. БМД. Их Потапов обнаружил. Идут сюда.

Вместе с ним я вышел на дорогу, где возле моего танка уже начали собираться офицеры.

Эта самая десантная колонна оказалась недлинной – один БТР-Д и четыре побитых БМД-1, с сорванным внешним крепежом и мелкими пробоинами в броне, плюс пяток трофейных пятнистых джипов с американской маркировкой. Техника была облеплена колоритными фигурами в грязных зеленых маскхалатах, прыжковых и танкистских шлемах и голубых беретках. Кое-кто нацепил на головы американские кевларовые каски. Я рассмотрел на некоторых десантниках натовские камуфляжные куртки, а в руках у них, кроме штатного оружия – импортные штурмовые винтовки. Видать, повеселились полосатики…

С головной БМД спрыгнул и направился ко мне крупный небритый мужик в обмятом голубом берете с офицерской кокардой и АКМС на плече. Поверх маскхалата на нем была американская куртка, снятая с какого-то, судя по нашитой на груди планке, «col.lt J.C.Jones» (подполковника Джонса, надо понимать, и не завидую я этому Джонсу, ох не завидую….), а на поясе, в полуоткрытой кобуре незнакомого образца торчал здоровенный, явно импортный пистолет с донельзя вычурной рукоятью (накладки там были явно из какого-то дорогого дерева или чего-то типа того).

– Капитан Лагутин, – представился он, козырнув. – Командир разведбата 7-й гвардейской Краснознаменной Ордена Кутузова II степени воздушно-десантной дивизии, сейчас командую сводным отрядом из различных подразделений данной дивизии.

Я представился в том же стиле, кинув руку к шлемофону:

– 61-й гвардейский танковый Свердловско-Львовский Ордена Ленина Краснознаменный орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полк 10-й гвардейской танковой Уральско-Львовской Ордена Октябрьской революции, Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова добровольческой дивизии имени маршала Советского Союза Р. Малиновского. Командир второго батальона. Командую сводным отрядом, куда кроме остатков нашего полка входят подразделения 62-го полка нашей дивизии, соседней 7-й гвардейской танковой дивизии и 11-й мотострелковой дивизии армии ГДР…

– Титулов-то у нас с тобой, майор, все равно что у дворян, – усмехнулся капитан, – а вот насчет всего остального….

– Что есть, то есть. Титулы есть, а полков и дивизий уже нет. Даже командиров и штабов нету. Ты-то откуда свалился на нашу голову, крылатая пехота?

– С Дюнкерка.

– Ну-у?! Это как же вас туда занесло?

– Как-как. На седьмой день войны нас высадили между Лиллем и Дюнкерком. Для захвата плацдарма, куда на следующий день должны были высадиться главные силы дивизии. А на следующий день сам знаешь что произошло. Дюнкерк, понятное дело, накрылся, высаживаться уже никто не стал. Мы там сначала разнесли все напополам и вдребезги, включая два ракетных дивизиона – «Лэнсов» и «Плутонов». Потеряли на этом почти всю технику и две трети личного состава. Потом сидели как идиоты, ждали чего-то. А неделю назад вдруг радио. На нашей волне открытым текстом – называют мой позывной и приказывают выходить к побережью севернее, в Бельгию, на соединение с главными силами фронта. Ну вот мы и вышли. Это вы, что ли, и есть «главные силы»?

– Недурное у тебя вышло турне… Ты будешь смеяться, капитан, но я сюда вышел тоже для обеспечения подхода главных сил…

– И где они, эти главные силы?

– Да без понятия.

– Ты когда последний приказ получил?

– Четыре дня назад. Так же как и ты – открытым текстом. И я его выполнил…

– И что дальше, танкист?

– Эх, десантура, а я-то откуда знаю… Давай вместе кумекать…

Грохот, долетевший наконец до моих ушей, заставил меня открыть глаза. И я проснулся окончательно. В дверь моего кабинета со всей дури долбили кулаками, а может, даже и берцами.

– Чего там? – крикнул я.

– Посыльный из штаба! – заорали из-за двери. – Товарищ майор, вас срочно к комбригу!

– Ципура, ты, что ли? – припомнил я фамилию сержанта, который должен был сегодня дежурить в штабе.

– Я, товарищ майор, – обрадованно ответили за дверью.

Я глянул на свои наручные часы – ни фига себе, время семь утра! Что, атомная война началась-таки? Совсем обалдели они там в штабе, что ли?! Позвонить нельзя было?

Я глянул на стол и увидел, что трубка внутреннего телефона лежит на столе, а значит, зря я штабных матерю. Как видно, сам накануне трубку не повесил, чтобы кто попало спать не мешал…

– Ну и хрюли? Зачем я родному командованию понадобился? – поинтересовался я, прекрасно зная, что сержант может и не знать, зачем меня вызывают. Поэтому мой вопрос мог прозвучать довольно идиотски.

– Там до вас большое начальство из Центра приехало! – проорал посыльный через дверь. – Баба какая-то!

– Понял, уже иду! – крикнул я в ответ, и Ципура резво учапал вдаль по коридору.

Я сел на диване, протирая глаза. Н-да, диван в кабинете – это, конечно, хорошо, а вот ночевать в этом самом служебном кабинете полуодетым, точно скотина (как говорила одна старуха во всемирно известной книге Ярослава Гашека), – это, браток, никуда не годится. Видимо, от этого беспорядочного образа жизни мне всякие навязчивые страшилки про Третью мировую все время и снятся. Главное – с чего бы это? Ведь и не пил ничего накануне, бамбук не курил и в оргиях не участвовал….

И, что характерно, я в 1983-м был всего-навсего школьником очень даже младших классов и ни о чем таком знать не знал…. Нет, конечно, нас в те времена усиленно пугали атомной войной, но не с такими же подробностями. А из моей ближайшей родни никто в ГСВГ в те времена тоже не служил. Загадка, блин… В прежние времена такие сновидения стали бы усиленно лечить, а сейчас про такое лучше вообще помалкивать. Вот и я помолчу – здоровее буду. Тем более сейчас наяву порой все куда хуже, чем во сне…

Значит, какая-то баба до меня приехала? Понятно. Догадываюсь, что за баба может прилететь по мою душу ни свет ни заря. Если это та, о ком я думаю, опять предстоит нечто все в том же духе – собирай манатки, дан приказ ему на запад, ей в другую сторону… Ладно, поглядим, что они там у себя опять удумали, раз приперлась вне графика и без всякого предупреждения.

Глядя в окошко, где в предутреннем сумраке с деревьев медленно осыпались первые пожелтевшие листья, а по подоконнику лениво постукивали капли редкого, характерного для ранней осени дождя, я натянул камуфло, зашнуровал ботинки, наскоро умылся и потек в сторону штаба.

Не исключено, что спасать будущее человечества. В очередной раз…

Глава 1. Обратной дороги нет. Сборы в дальнюю дорогу

«Чем дальше влез, тем ближе вылез».

Вроде бы народная поговорка

Ближайшее будущее. Начало 2020-х. Россия. Урал. Расположение 93-й гвардейской инженерно-штурмовой бригады. Ранняя осень

Качество записи было очень хорошее, вот только эта самая запись, к сожалению, была без звука – явные издержки нынешнего смутного времени, увы, увы. Хотя теперь меня обычно скорее удивляет не отсутствие на каком-либо достойном охраны объекте систем наблюдения, а скорее их наличие. Что делать – живем-то где?

На большом экране передо мной на фоне яркой полупустыни с какими-то кактусами и прочими элементами тропической зелени открылись металлические ворота в заборе из крупной проволочной сетки с «егозой» поверху, и на некую внутреннюю территорию въехал довольно ухоженный внедорожник вишневого цвета. Ворота за машиной медленно закрылись. Автомобиль отъехал чуть в сторону и остановился.

Из него выбралась очень красивая загорелая, светловолосая женщина, в темных очках, светлом (цвет беж, или светло-песочный) мини-платьице и белых туфлях на каблуках с блестящими пряжками под золото или что-то типа того.

Красавица захлопнула дверь автомобиля и, взяв сумочку, двинулась к расположенной у ворот, через которые она только что въехала, будке-сторожке (цементный или отштукатуренный куб с узкими окнами по всем стенам, кроме внутренней, где располагалась дверь). Оттуда навстречу ей вышли двое. Молодые, как и приехавшая блондинка, мужчина и женщина в некой униформе (более всего напоминающей то ли офисную одежду из прежних времен, то ли экипировку каких-нибудь бортпроводников) серо-голубого цвета. На женщине приталенный костюм с узкой юбкой, в сочетании с белой блузкой и туфлями без каблуков. Мужчина без пиджака, в белой рубашке с темным галстуком и брюках из той же серо-голубой ткани. Оба вооружены – у мужчины в руках дробовик, а у женщины, судя по оттопыренному пиджачку, под костюмом слева пистолет в подмышечной кобуре.

Блондинка начала что-то им объяснять, энергично жестикулируя. Лица у мужчины и женщины стали какие-то настороженные. Со стороны снимающей все это камеры между тем появились еще трое – две девушки и бритый (а может, и лысый) мужик, в такой же, как у первых двух, униформе, только все без пиджаков. И у этих троих лица были какие-то предельно настороженные. Разговор с энергичной жестикуляцией продолжился, потом блондинка сняла свои солнцезащитные очочки и явно отдала какую-то команду, после которой первые двое вернулись в сторожку, а остальные трое с блондинкой во главе двинулись к невысокому двухэтажному зданию, торчавшему чуть в отдалении. И за этим зданием чуть в отдалении виднелось что-то, больше всего похожее на быстросборные ангары со сводчатой крышей. Вот тут мне стало понятно, почему все они тут ходят в некой единообразной униформе – вся картинка более всего напоминала небольшой, провинциальный (возможно, частный) аэропорт в довоенном западном стиле. Не иначе какая-то очень частная авиационная лавочка, если они, конечно, где-то еще остались. Вот только самолетов-вертолетов нигде почему-то видно не было.

Внутри, в холле первого этажа здания, который действительно выглядел как офис некой частной авиакомпании (даже какие-то постеры с самолетами и рекламами – бросилось в глаза что-то про курорт Акапулько и продукцию концерна «Эмбраер» – по стенам висели), по-видимому, работала еще одна камера. Вошедших встретили еще десяток человек, по-моему, там было трое мужчин и шесть-семь девушек, все в той же униформе, по большей части без пиджаков, на двоих бабах вместо блузок были какие-то топики без рукавов, обувь на собравшихся была разнотипная и разноцветная. Вид у всех явно взвинченный.

Все скучковались вокруг блондинки, которая, все так же энергично жестикулируя, довольно долго что-то им энергично объясняла-втолковывала. Потом она наконец закончила, и все разошлись.

Блондинка поднялась по лестнице на второй этаж, где стояла еще одна камера. На втором этаже была видна изнанка типичного офиса – холл второго этажа с несколькими креслами и парой легких столиков и входными дверями служебных кабинетов, выходящими во внутренний коридор.

Блондинка зашла в один из кабинетов и на какое-то время пропала там. Потом она наконец вышла оттуда, уже без сумочки, но с большим пистолетом в руке. Затем красавица спустилась по лестнице вниз.

Навстречу ей попадались все те же девушки в униформе, но все они уже были вооружены – в основном короткоствольными тарахтелками МР-5, а у двоих или троих были штурмовые винтовки «Штейр-АУГ» (или как там они правильно называются) схемы «булпап».

Видно, как блондинка им всем снова что-то говорит, явно приказывая или как минимум давая какие-то ценные указания. Все внимают. Спустя какое-то время двое мужиков волокут снизу старый американский пулемет М-60 и несколько зеленых жестяных коробок с лентами к нему куда-то наверх, явно на крышу или на второй этаж. Блондинка что-то говорит и им. Они кивают.

Потом опять запись с камеры перед воротами. Звука нет. Но похоже, что началось нечто нехорошее. По воротам и сторожке возле них довольно густо стреляют – кругом вспухают пылевые облачка и султанчики, отлетает щебенка и куски краски, вспыхивают неяркие искры рикошетов, когда пули отлетают от металлического забора, стекла сторожки в пробоинах и трещинах.

Внедорожник, на котором приехала давешняя блондинка, весь в дырах, стекла покрыты мелкой паутиной трещин. Сторожку продолжают изрядно дырявить, и она практически лишается стекол. Из нее выбегает девушка в пиджаке, та, с которой блондинка разговаривала в самом начале, с пистолетом в руке, на щеке порез, глаза дикие. Палит куда-то себе за спину и что-то кричит. Через пару секунд ей словно ударяет по голове, она спотыкается на ровном месте, роняет пистолет и кувыркается по земле (в сторону отлетает соскочившая с ноги туфля), после чего замирает в неудобной позе, лицом вниз. Потом в сторожке что-то начинает гореть – в сторону камеры стелется сизый дым.

Потом ворота содрогаются и падают, и вместо них в пустом проеме, в облаке пыли и мелких обломков, возникает массивный пикап с «кенгурятником» перед радиатором. Картинка в духе кинобоевиков из прежних времен.

В кузове пикапа, выставив стволы штурмовых винтовок над кабиной водителя, ведут непрерывный огонь из автоматов четверо волосатых мужиков. Пикап на хорошей скорости врывается за ворота, но тут же попадает под сосредоточенный огонь. Первыми же выстрелами, похоже, убивают водителя, дырявят радиатор и покрышки передних колес. Ветровое стекло покрывается сеткой трещин, из-под капота поднимается пар, машину заносит. Один из стрелков медленно оседает в кузове, явно замертво. Потом еще один волосатик в черной майке выпадает через борт, выронив оружие – видно, как в него, уже падающего, попадает автоматная очередь. Двое оставшихся автоматчиков успевают выпрыгнуть из кузова, суматошно поливая все вокруг длинными очередями, но через пару минут падают один за другим на землю, без признаков жизни. Пикап лениво загорается. Похоже, интенсивность огня несколько снижается, поскольку в поле зрения появляются трое вооруженных, сильно растрепанных девушек из числа тех, что были в главном здании. Они осматривают ту, что бежала от сторожки– видно, что у нее приличная дырка от пули в виске. Потом девушки собирают валяющееся на земле оружие и отходят. Видно, как за воротами перебегают какие-то человеческие силуэты с оружием.

Далее в кадре появляется та самая блондинка, которая, похоже, все так же ими руководит. Она что-то говорит, но идет уже как-то нетвердо, спотыкаясь на каблуках – в ее правой руке пистолет, левой ладонью она держится за бок, видно, что пальцы этой руки не особо густо испачканы красным, лицо слегка искажено гримасой боли и удивления.

Между тем перестрелка вокруг, похоже, продолжается вовсю.

Далее съемка с камеры в холле первого этажа – стекла уже выбиты начисто, пол засыпан осколками и стреляными гильзами, мужики и девки в знакомой униформе стреляют куда-то в сторону ворот, прикрывшись поваленной на пол мебелью – какими-то шкафами, стеллажами, креслами. Блондинка командует и здесь, заметно, как под пальцами ее левой руки на талии все гуще расплывается влажное темное пятно. Видно, что стоит и говорит она с видимым усилием.

Без паузы – камера в холле второго этажа. Там та же картина, что и внизу, – начисто выбитые окна, распахнутые двери некоторых кабинетов, на стенах дыры и вмятины от пуль. Двое девушек тащат под локти блондинку. Та все так же держится левой рукой за живот и что-то говорит, но талия у нее уже туго обмотана прямо поверх платья чем-то, вроде куска простыни или, к примеру, наволочки и крови почти не видно.

Девки сажают ее в одно из стоящих в холле кресел, и она, скорчившись в этом кресле, неловко вытягивает ноги, продолжая что-то говорить. Что-то ответив ей, обе девушки быстро уходят, оставляя рядом с ней на столике пистолет, кучку пистолетных и автоматных обойм и ставя у ближайшей стенки укороченный М-16 карабинного типа, по-моему, автомат из числа подобранных на улице, возле пикапа. Видно, как блондинка некоторое время сидит в бессильной позе, уронив голову на грудь, потом с явным трудом встает, подбирает автомат и нетвердой, вихляющейся походкой, держась левой рукой за стенки, идет в кабинет, в который заходила накануне, еще до начала перестрелки. Через какое-то время она, также по стенке, возвращается оттуда и тяжело падает в то же кресло, хорошо видно, что лицо у нее мокрое от пота, на щеках нездоровый румянец и ей, похоже, очень больно.

Снаружи, похоже, продолжается интенсивная стрельба. У забора и ворот начинают с удвоенной частотой мелькать какие-то человеческие фигуры в однотипных, песочно-пятнистых униформах, которые по одной-две проникают сквозь снесенные ворота.

Камера в холле первого этажа. Опять идет очень плотная стрельба с обеих сторон, стреляных гильз на полу заметно прибавилось, видно, что одна из девушек лежит навзничь, привалившись спиной к стене, взгляд застывший, рот открыт, белая блузка на груди густо залита темно-красным, автомат лежит на полу рядом с ней. Еще одна девушка лежит на полу спиной к камере, мертво уткнувшись лбом в прицельную планку своей штурмовой винтовки. Остальные продолжают вести огонь.

Видно, как блондинка, с огромным трудом поднявшись, подбирает со столика магазины и, согнувшись, чуть ли не ползком спускается на первый этаж. Потом из одного кабинета второго этажа появляется светловолосая девушка – длинные волосы рассыпались по плечам и лицу, шелковая белая блузка вылезла из сползшей на бедра юбки, глаза дикие, рукава закатаны. Что-то кричит в коридор. Явно обращаясь к тем, кто ведет огонь на первом этаже. На лестнице снизу возникают две особи женского пола с оружием, которые следом за растрепанной светловолосой девкой кидаются за двери кабинетов. Видимо, там они ведут огонь из окон, но в кабинетах камер нет. Видно только, как сотрясается здание, а отдельные пули дырявят хлипкие внутренние стенки.

Минуты через четыре одна из девушек, рыжеволосая, высовывается в коридор второго этажа и что-то кричит. В этот момент ей в спину, похоже, попадает пуля – из груди толчком брызгает темным. Коричневатые капли отлетают на стенку. Рыжая девка, с каким-то изумлением на лице, выронив автомат, выпадает из двери кабинета и остается лежать в неудобной позе поперек коридора.

С первого этажа появляется, все так же держась левой рукой за стены, блондинка (на плече у нее теперь висят два автомата МР-5, в правой руке пистолет и какая-то брезентовая сумка, откуда торчат автоматные магазины) с еще одной девушкой. Они тащат под локоть третью – рослую брюнетку в топике без рукавов. Та явно не может идти, ее ноги заплетаются, она что-то говорит, а топик на груди и животе покрыт влажными красными пятнами. Ее кладут спиной на низкий столик в холле второго этажа, положив рядом автомат МР-5. Видно, как согнутые колени раненой дрожат. Рядом с ней тяжело усаживается в кресло блондинка, положив принесенные стволы прямо на пол. В коридор залетают шальные пули с улицы, но обе их словно не замечают. Раненая, лежа, что-то говорит, блондинка что-то говорит в ответ. Видно, как красные пятна на груди брюнетки все больше темнеют. Через несколько минут раненая затихает, склонив голову набок. Блондинка тормошит ее за плечо, но явно тщетно. Блондинка что-то кричит.

В холле первого этажа стрельба продолжается с прежней интенсивностью, воздух там откровенно мутнеет от пороха и пыли. Видно, что ответный огонь там ведут уже всего трое.

Опять второй этаж. Пули попадают в коридор как-то слишком густо. Камера слегка трясется, но потом картинка восстанавливается.

Блондинка снова что-то кричит. Из-за дверей кабинетов второго этажа появляется одна из девушек – маленькая кудрявая брюнетка, которая бросается по лестнице наверх. Интенсивность стрельбы, похоже, нисколько не уменьшается.

В холле второго этажа снова возникает растрепанная светловолосая гирла в вылезшей блузке. Что-то кричит полулежащей в кресле блондинке в светлом. Та передает ей один МР-5 из числа лежащих рядом, потом обшаривает пол вокруг себя и вручает растрепанной три или четыре запасных рожка из брезентовой сумки. Та, что-то крикнув, исчезает.

Между тем блондинка резко оборачивается. Снизу, что-то крича, появляется еще одна девушка, согнувшись, зажимает обеими руками живот, блузка и кисти рук густо залиты красным, видно, как кровь толчками выбивается из-под зажавших рану ладоней. Падает на колени, доползает до стены и там затихает в неестественной позе. Под ней на полу сразу образуется темная лужа.

Блондинка с огромным трудом встает, наклоняется над убитой, потом поднимает с пола свой автомат и спускается вниз по лестнице.

В холле первого этажа уже, похоже, никто не отвечает на огонь снаружи. На улице четко видны перебегающие силуэты стрелков в пятнистом желто-коричневом.

Откуда-то вдруг выскакивает метавшаяся до того наверх кудрявая брюнетка, с пулеметом М-60 наперевес, патронная лента волочится по полу. Стреляет от живота, в нее стреляют в ответ, видно, как пули попадают ей в плечо, грудь и живот. Она кричит, но все-таки достреливает ленту и только после этого медленно оседает на покрытый горячими гильзами, обломками мебели и битым стеклом пол, выронив пулемет.

Камера снова показывает холл второго этажа. Туда на коленях выползает блондинка в светлом, за ней по полу тянутся темные следы, держится за живот и, похоже, плачет. Видно, что на стягивающей ее талию повязке появились минимум две новые раны. Она скидывает на лестницу позади себя пару кресел, поднимает с пола автомат, подползает к стене, тяжело разворачивается и садится на полу так, чтобы видеть лестницу с первого этажа. Меняет рожок в автомате и что-то кричит. При этом пол вокруг нее почему-то начинает блестеть так, словно по нему разлили воду. Обмочилась, что ли? Ужас какой…

Появляется давешняя растрепанная светловолосая девка. Форменная юбка лопнула на ее бедре по шву, так что видны узкие темные трусишки. Что-то кричит в ответ. Видно, что на ее левом рукаве и на животе мятой блузки тоже появились кровавые пятна. Хватает из сумки еще несколько обойм, потом возвращается туда, откуда только что выскочила.

Камера с улицы показывает, как темно-зеленые фигуры проникают на первый этаж. Блондинка в светлом начинает стрелять куда-то вниз, что-то кричит. Но ответа явно нет. Она меняет обойму, снова стреляет. Видно, как снизу стреляют ей в ответ, вокруг отлетает отбитая пулями штукатурка или что-то типа того. Наконец пуля попадает ей в живот. Она, широко открывая рот, кричит, но меняет обойму и продолжает стрелять. Потом меняет еще одну обойму. Снова стреляет. Снизу лупят в ответ, но неточно, попадая в основном в стенку и образуя в кадре облачка мусора.

В коридоре второго этажа снова возникает растрепанная девка, идет нетвердой походкой, виляя из стороны в сторону, хватаясь за стены и двери. Оружия у нее нет, на лице гримаса боли. Она что-то обреченно кричит, рвет блузку на груди, так что пуговицы разлетаются, падает на колени и медленно, как-то боком, оседает на пол.

Блондинка в светлом расстреливает еще одну обойму, потом снова перезаряжает и стреляет. В какой-то момент автоматная очередь рвет ткань платья у нее на груди. Она, видимо, последним усилием, вытягивает ноги, утыкается подбородком в грудь и, дернувшись всем телом, замирает, так и не выпустив автомат из опущенных рук. Похоже, что умерла…

Спустя какое-то время в холле второго этажа появляется тип в песочно-коричневой сбруе. Хорошо знакомое тощее, бесстрастное лицо, верхняя часть физиономии закрыта широкой светозащитной панелью, на голове радиогарнитура с наушниками и микрофоном. Перешагивает через трупы, тыркая их носком высокого шнурованного берца. Подходит к телу блондинки в светлом. Наклоняется, явно осматривая убитую. Потом, похоже, что-то докладывает по радио и уходит вниз. Снаружи видно, как пятнистые фигуры покидают здание на фоне закатного солнца…

– Впечатляет, – сказал я. – Только зачем ты, интересно знать, мне показала это немое документальное кино? Прилетела ни свет ни заря, разбудила практически до подъема, заставила не жрамши, не срамши тащиться сюда и в итоге устроила этот, с позволения сказать, «видеосалон»… Оно действительно того стоило?

– Стоило. Кстати, а что ты можешь сказать по поводу просмотренного? – спросила неистовая Данка. Она сидела за столом напротив меня, как всегда являя образец стервозной офисно-деловой элегантности. Только приталенный костюмчик с узкой, оголявшей коленки юбкой на ней на сей раз был красного цвета и с блестящими псевдоформенными пуговицами, в сочетании с туфлями и сумочкой того же колера. Лишь коричневатая кожаная папочка из крокодила (ну или под крокодила) с бумагами сегодня несколько выбивалась из общего ансамбля. Вариация обычных понтов в ее стиле, короче говоря. Полковник российской армии, блин… Выходит, есть еще на планете места, где шьют и даже носят модную одежду. Эх, на корриду бы тебя, голуба, в таком виде – самое то было бы. Только, увы, все это мечты, и не более того, да и где она теперь, та коррида?

– Что именно я должен тебе сказать? Как простой зритель или как профессионал?

– И тот и другой.

– В прежние, псевдополиткорректные, времена возрастной рейтинг у этой киноработы на гнилом Западе был бы никак не меньше 21+, если бы это тогда вообще разрешили кому-то показывать. И в какие-нибудь Канны сие, если можно так выразиться, кино точно никогда не послали бы. А человек, снявший его, скорее всего, сел бы в комфортабельную западную тюрягу. Это как минимум. Впрочем, в относительно недавние времена разные исламисты и прочие подобные им «оригиналы», бывало, присылали в качестве убедительного доказательства к своим требованиям выкупа похожее видео. Иногда даже и с откровенной расчлененкой. Мне довелось посмотреть подобное несколько раз и, скажу тебе честно – там были штуки посильнее того, что мы только что смотрели. Кстати, а это массовое убийство где происходило и когда?

– Полтора месяца назад, в Мексике.

– Ага. Ну, наших старых и недобрых знакомых, защищающих лучшую в мире демократию, зомбаков, я сразу же признал. А этих парней и девок за что убивали, кстати говоря, если не секрет?

– Как обычно, за лишние догадки и вопросы.

– Понятно. Здорово же они, видать, кому-то насолили, раз против них послали такое… И зачем, интересно знать, эта блондинистая красавица в светлом платье вообще туда приперлась? Я, конечно, понял, что она там, видимо, была главная, но все-таки…

– Это был ее частный аэродром, а точнее, собственность ее семейства. А приехала потому, что влетела в заранее поставленную ловушку. Она якобы совершенно случайно узнала, что вот-вот будет нападение на аэродром, где находились ее люди. А предупредить по-другому было нельзя – телефон им обрезали, мобильной связи сейчас нет. Поэтому она туда и примчалась. Сорвалась чуть ли не с какого-то званого обеда…

– Чтобы умереть?

– Ну так она же не знала…

– Сомневаюсь, что она уж совсем не догадывалась о том, что ее ждет. Кстати, какие-то странные организаторы были у этого нападения. Телефон обрезали, а электричество почему-то не догадались отрубить – на записи четко видно, что в здании свет горит и камеры работают. Кстати, а чего они заодно уж и камеры не уничтожили, раз все такие из себя умные?

– Так там камеры были скрытые, и они об их существовании и не знали. Они ведь все специально сделали для того, чтобы никто не подумал на этих «универсальных солдат» и их создателей – разбитый пикап и трупы ехавших в нем стрелков принадлежали одной местной, скажем так, «конкурирующей группировке»…

– Слишком явные следы всегда поневоле вызывают подозрение…

– Я тебе, майор, больше скажу – даже если бы там не было камер, в местный след мало кто поверил бы.

– Ну-ну. А чего они тогда, кстати, не расстреляли эту халупу из подствольников, гранатометов, минометов или, на худой конец, тупо не закидали ручными гранатами? Ведь там, насколько я смог рассмотреть, не было ни самолетов, ни, скажем, резервуаров с горючкой – взрываться и гореть было особо нечему. Или они штурмовали конкретно здание аэропорта и ни на что, кроме убийства тех, кто там находился, не рассчитывали?

– Ну, у местных как-то особо не принято применять тяжелое вооружение, зачастую его там просто нет, даже у тамошних армейских с этим проблемы. А кроме того, похоже, те, кто устроил нападение, не просто убивали, а явно растягивали удовольствие.

– Это как?

– Нападавшие применили хитрые спецбоеприпасы, которых еще никто до того не видел. Пули с дополнительной внешней оболочкой с высоким содержанием поваренной соли. При соединении с кровью оболочка начинает растворяться, вызывая дикую боль и жжение…

– Ни фига себе… Да, схлопотать таким ядреным суперпатроном в живот – это нерадостно…. Так они что – мазохисты, эти заказчики нападения с применением подобных «спецсредств»? И окончательной целью действительно было просто убийство?

– Скорее можно сказать – убийство в воспитательных целях.

– Это кого же таким макаром можно воспитать, интересно знать? Тут, по-моему, либо убиваешь, либо воспитываешь, без иных вариантов. И чем конкретно эти парни и девки провинились? Кому именно дорожку перешли?

– Если коротко – они узнали кое-что лишнее о местных мутных типах, тех самых, которые предположительно клепают для пиндосов этих «универсальных солдат» и «живые мины»…

– Погодь, ты же говорила, что у «живых мин» бразильский след, при чем тут Мексика?

– Бразилия – просто одно из мест, откуда они легально получали человеческий и прочий биоматериал, а главное находится в Мексике, поближе к «заказчикам».

– Ладно. Допустим, они узнали нечто лишнее, и что с того?

– Эта светловолосая – Саланж Линарес. Ее семья – богатейшие плантаторы, которые контролируют обширные территории в мексиканских штатах Веракрус, Табаско, Кампече, Чяпас и еще кое-где. В основном это та часть Мексики, где горы и джунгли – побережье Мексиканского залива…

И неистовая Данка извлекла из своей крокодиловой папочки фото. На снимке улыбалась, явно не зная, что ее ждет, та самая, покойная, блондинка с только что просмотренной видеозаписи. Только на цветном и явно «художественном» снимке выглядела она много привлекательнее, чем на видео.

– Латифундисты, значит? Эксплуататоры?

– В тебе что, майор, генетически засел где-то в темных глубинах подсознания член комитета колхозной бедноты или председатель сельсовета? Что это за дурацкие понятия из прошлого века? Да, их можно назвать и так. Но они не только землевладельцы. Сейчас в Мексике, как и в большинстве стран, правит чрезвычайная военная хунта. Хунта, как водится, испытывает нехватку буквально всего, от горючки и патронов до профессиональных солдат. Соответственно, военные и полиция контролируют только крупные города, да и те в основном днем. Вся реальная власть в руках у местных семейных кланов. И эти самые Линаресы – одно из наиболее могущественных семейств. А кроме того, семейка Линаресов – ребята с очень длинной родословной, как и положено тамошней аристократии.

– А точнее?

– Точнее – они наиболее влиятельные в местных кругах монархисты.

– Там что, еще и монархисты есть? В Мексике же с этим была полная каша – то Бурбоны, то бандюки какие-то, если я не ошибаюсь, да и существовала там монархия относительно недолго, кончившись где-то в начале XIX века? Или я чего-то путаю?

– Ничего ты не путаешь. Все верно. Семья Линаресов – прямые ближайшие родственники последнего мексиканского императора Агустина Итурбиде (он же Августин), свергнутого в 1823 году…

– Настоящие, а не какие-нибудь конченые полудурки в стиле «регента Алексея Бруммеля» или фильма «Корона российской империи»? Том, где «короноваться должен я, а не лысый»?

– Да нет, вроде как настоящие. Причем родной дядя убитой Саланж, Эдуардо Линарес, действительно реально претендует на мексиканский престол. Правда, дяденька уже старый, ему скоро семьдесят, и прямых потомков у него нет. Поэтому вторая после него вероятная претендентка на несуществующий мексиканский трон – это Ларисса Линарес, старшая сестра покойной Саланж…

И на стол передо мной легли еще две цветные фотографии. На одной был пожилой седоватый мужик благородной внешности, чем-то напомнивший мне то ли генерала Франко, то ли Луиса Корвалана, этакий благородный идальго с густыми усами. На втором снимке смотрела в объектив фотокамеры красивая темноволосая женщина, слегка похожая на убитую Саланж, только явно постарше и черты лица более правильные. Кого-то она мне тоже напомнила. Что-то знакомое, из детства или юности. Слегка наморщив извилины, я вспомнил – по-моему, она была чем-то неуловимо похожа на американскую актрису Кэтлин Тернер, ту, что светилась в «Детектив Варшавски», «Роман с камнем» и прочих древних фильмах. Только мексиканская дамочка выглядела явно поживее и посвежее, да еще означенная американка была блондинкой, а эта, как сказал бы наш дорогой комбриг Уколов, «брунэтка».

– Им там чего – больше заняться нечем? – спросил я, отодвигая от себя фотографии. – С жиру бесятся, буржуи недорезанные? Лучше бы гарный урожай папайи или каких других фруктов, а то и простой кукурузы со своих угодий собирали и хорошо питались. А что сами не сожрут. меняли бы на что-нибудь полезное в хозяйстве. Не жизнь была бы, а малина….

– Ну, дурью они маются не больше, чем все прочие. Ты думаешь, будь у нас, в России, сейчас чрезвычайный режим хоть малость помягче – не нашлось бы приличного количества сторонников реставрации монархии и династии Романовых? Для кризисных времен это вполне обычный задрыг. Только в нынешней Мексике кроме генералов, которые, разумеется, не хотят реставрации монархии, есть еще и левый фронт «сапатистов», для которых идеалом вообще, видимо, является анархия. И с «сапатистами» воюют и генералы, и монархисты, и плантаторы, и наркомафия.

– «Сапатисты» – это в честь Эмилиано Сапаты, что ли? Из той же оперы что и Панчо Вилья?

– Ага.

– Понятно. Стало быть, у них там, как и везде сейчас, полный букет – Петлюра, Махно, Тютюнник и прочие атрибуты обычной гражданской войны. И что дальше?

– Короче, это влиятельнейшее семейство. Кстати, как ты верно отметил, в довоенные времена изрядную часть доходов семейства Линаресов составлял наркотрафик на территорию США. Поэтому, как почти и все там сейчас, Линаресы имеют небольшую частную армию и еще много чего интересного. А по соседству с ними сидят явные чужаки. И в классовом и национальном смысле.

– Кто такие?

– Некто Сантосы. Ну, то есть как Сантосы. Голимые немцы из-под бывшего Бреслау на самом деле. Девичья фамилия – фон Шоберт. Землю в Мексике прикупили впрок еще во времена Великой Депрессии, а понаехали на ПМЖ уже после 2-й мировой. Говорят, что явные нацисты, причем фон Шоберт-старший вроде бы служил у Гиммлера…

– Черный эсэс? И кем конкретно служил?

– Говорят – что-то по сугубо концлагерной части, но как-то умудрился отскочить от суда и веревки. Возможно, потому, что был в небольших чинах или имел хорошие связи в определенных кругах. Так или иначе, но после Второй мировой деньги у них водились, а чуть позже сын фон Шоберта Зигфрид женился на одной местной красотке, и они вроде как стали природными мексиканцами. Правда, эти Сантосы, с которыми породнились Шоберты, всегда считались аристократами весьма захудалыми, которые в плане собственности, влиятельности и родословной тем же Линаресам и в подметки не годятся…

– Прям Санта-Барбара какая-то, только лежащего в коме Си Си Кэпвелла не хватает… Ты, пани полковник, давай-ка лучше ближе к делу, а то я пока что так и не врубился, при чем здесь я…

– Сейчас поймешь, дойдем и до сути дела. Так вот, вообще-то Сантосы и Линаресы никогда раньше близко не соприкасались и тем более не враждовали, поскольку Сантосов никто из местных благородных донов традиционно не считал за людей и нос от них воротил. Ну да они особо и не обижались, стараясь делать карьеры в банковской и торговой сферах. А вот после Долгой Зимы все вокруг вдруг невзначай заметили, что у Сантосов начались какие-то обширные и разнообразные дела с американцами. Из США к ним и от них в США начали довольно интенсивно летать самолеты, в основном гражданские борта в грузовом исполнении. И с самого начала стало понятно, что они возят что-то тяжелое и ценное. И, видимо, им за это очень хорошо платят. Хотя бы потому, что у Сантосов и сейчас находятся средства для аренды аэродромов, а это очень недешевое удовольствие. Учитывая, что в наше время за подобные услуги берут не деньгами, а, как раньше говорили, «бартером»…

– В каком смысле – аренда аэродромов? От Штатов до Мексики и посуху вроде не особо далеко. Зачем же самолеты гонять?

– Затем, что посуху там сейчас не проберешься. Стенку против нелегальных мигрантов на американо-мексиканской границе построили еще до войны. Потом, по мере ухудшения обстановки, ее все время укрепляли. До Долгой Зимы американская армия проводила кое-какие «миротворческие операции» на территории Мексики, но потом были заблокированы последние КПП, взорваны мосты и заминированы дороги. Более того, Долгой Зимой американо-мексиканскую границу весьма густо заминировали, засорив с вертолетов неизвлекаемыми «умными» противопехотками, а потом вообще усилили автоматическими огневыми точками и подвижными «автоматками». Параллельно заминировали и Мексиканский залив, так что сейчас граница между Мексикой и Штатами стала практически «неперелазной». А значит, все перевозки могут быть только по воздуху, тем более что не так уж там и близко – от интересующих нас мест до территории США километров 800, не меньше. А сейчас никакого регулярного авиасообщения как такового между странами и континентами нет. В поместье у Сантосов имеется только грунтовая ВПП и вертолетные площадки. Но на самолете местных линий до Штатов, разумеется, не долетишь, а если долетишь, то ничего путного не привезешь, тут основательный транспортник в духе «Ил-76», а лучше «Антея» или «Руслана» требуется. А приличные аэродромы с длинными бетонными ВПП и еще сохранившейся соответствующей инфраструктурой в Мексике контролируют или те, кто побогаче, или военные. Вот с ними Сантосы и договариваются. Система простая – прилетает какой-нибудь грузовой «Боинг», садится в арендованном заранее аэропорту. Туда приходит транспортная колонна от Сантосов с солидным вооруженным прикрытием. Разгружают самолет, грузят на него то, что привезли с собой, и аэроплан, дозаправившись, улетает. Несколько раз они арендовали аэродромы и у Линаресов. Рассчитывались всегда аккуратно, разным дефицитом вроде медикаментов. Спустя какое-то время Линаресам стало жутко интересно – а что они там такое возят? Поскольку несколько раз за грузом Сантосов прилетали не только гражданские «Боинги», но и транспортные самолеты ВВС США вроде «Старлифтеров», без номеров и опознавательных знаков. У Линаресов всеми этими авиационными делами занималась как раз покойная Саланж, как глава семейной транспортной авиакомпании. Там, конечно, не авиакомпания, а одно название, поскольку техники и топлива мало, а летать без риска можно только в сторону Южной Америки, но тем не менее… Саланж довольно долго подбиралась к Сантосам и их грузам. Потом внедренные ей люди наконец сумели рассмотреть и даже заснять груз. Оказалось, что помимо прочего в Штаты уходит некий длинномерный груз в морозильных криокамерах. Причем на криокамерах были бирки с надписями о том, что это «собственность армии США». Чуть позже проверили и сами криокамеры – оказалось, что там человеческие тела в заморозке, а все прочие грузы вроде наркоты и фруктов в самолеты загружают в основном для отвода глаз.

– А дальше?

– А дальше один из людей Саланж попался. Сантосы его, естественно, качественно раскололи, вычислили утечку и решили примерно наказать заказчиков. Ну и наказали, как ты уже успел убедиться по просмотренной записи.

– И что с того? Припугнули они Линаресов, может быть, и качественно. Только ведь в тех местах народ, насколько я могу предполагать, суровый и горячий до полного самовоспламенения. Эти горе-некроманты и потомки эсэсовцев всерьез решили, что им за этот эпизод не отомстят? Да их же теперь в порошок сотрут…

– Все верно. Как оказалось, «дельный совет» припугнуть Линаресов подобным кровопролитным образом дал Сантосам их давний знакомец – американский военный атташе в Мехико полковник Аронсон. Такую медвежью услугу могли оказать только пиндосские олигофрены, которые традиционно ничего не смыслят в реальной жизни, которая происходит вокруг них. Собственно, этого самого атташе уже взорвали, вместе с лимузином, охраной и любовницей. Красиво, публично и при большом стечении народа, столь качественно, что мелкие фрагменты тел пришлось долго искать на городской улице среди обломков. Зато теперь оставшиеся в штате посольства США в Мехико несколько сотрудников совсем не кажут носа за забор своей дипмиссии (а по периметру забора круглосуточно дежурят патрули местной армии, усиленные броневиками), «во избежание провокаций и дальнейших терактов»…

– Удивляюсь, что пиндосы не кинули после этого на Мехико ядрену бомбу. Они же могут…

– А с чего это вдруг? Атташе-то официально грохнули «сапатисты», как проклятого империалиста и поджигателя войны. Столичная полиция это уже убедительно доказала. А отношения у пиндосов с местными генералами, да и с многими бывшими и действующими наркобаронами, не скажу что дружеские, но в общем и целом ровные. Так зачем они будут сами себе праздник жизни портить?

– Понятно. И кого взорвут следующим?

– Ну, тут возможны различные варианты. Хотя бы потому, что Ларисса Линарес вдруг оказалась подругой Дегтяревой. Не то чтобы сильно близкой, но тем не менее….

– Это какой Дегтяревой?

– Ну нашей Анжелки. Она же перед самой войной, как оказалось, работала под прикрытием не только в Бразилии, но и здесь. Разумеется, тогда у нее были другие имя, фамилия и лицо, и служила она по своему прежнему месту жительства, то есть в израильских спецслужбах…

– Понятно. Галушка, она же Брежнева, она же Киперман. И чего она там потеряла, в Мексике-то?

– А я там что в те же времена делала? Она тогда разрабатывала контакты арабских смертниц из всяких «сестер пророка» и «дочерей джихада», которые первыми применили методы, очень схожие с нынешними «живыми минами». И уже тогда у еврейских спецслужб появились первые зацепки насчет того, что следы этих весьма продвинутых взрывных технологий, помимо прочего, ведут не только в Бразилию, но и в Мексику. Анжелка тогда имела очень хорошую легенду – сумела успешно внедриться в тамошний социум, даже начала определяться на месте, заводить знакомства, контакты, связи и прочее. Но тут на Ближнем Востоке началась война, потом была Долгая Зима, и про те дела все благополучно забыли. И вспомнили только недавно, когда вдруг объявились все эти «мины» и прочие «зомби». Ну, то есть как вспомнили – Ларисса Линарес, которая тоже далеко не дура, еще тогда установила по своим источникам, что Дегтярева работает на израильтян. Опять же, она помнила, что Анжелка, помимо прочего, тогда интересовалась и Сантосами. От Израиля сейчас, понятное дело, остались одни воспоминания, но Линаресы начали пытаться восстановить кое-какие старые контакты. По счастью, вышли на людей генерала Тпругова. В Мехико очень кстати оказался наш резидент, который работал там еще с довоенных времен и был, что называется, в теме. В общем, разведка вывела нас, в лице Анжелки, на Линаресов, у которых теперь есть еще и железный мотив кровной мести за убиенного члена семьи…

– И чего из этого? Мочи козлов? Мексиканский вариант корсиканской вендетты, блин…

– А того, что надо ехать, майор.

– Таки да, Абрам, ехать надо…. В Мексику, где очень много вооруженных мудаков, текилы, кактусов и прочей дури? А на фига?

– Нам необходимо как максимум уничтожить, а как минимум прервать весь этот их «производственный процесс». При этом желательно захватить базы данных и документацию. По «универсальным солдатам», «живым минам», биологической взрывчатке и прочему.

– А если это не Сантосы?

– Да Сантосы, это точно. Конечно, они могут работать и не в одиночку, а вместе с другими заграничными поставщиками. Но те, кого мы ищем в Мексике, – это однозначно они. Других там просто нет.

– Задам ставший уже стереотипным вопрос – а мы-то здесь при чем? Оно мне надо?

– Так там же явно придется штурмовать фазенды Сантосов, вокруг которых стоят и мины и инженерные заграждения. Да и своих зомбаков-унисолов они, как ты видел на записи, иногда применяют, хоть и в небольших количествах. В том нападении на аэродром участвовало десятка полтора таких уродов.

– Понятно. Больше, видимо, как обычно, некому?

– Угадал. А в современной российской армии кое-какими навыками по борьбе с автоматизированными боевыми системами и биороботами противника владеет только одна-единственная воинская часть. И это – ваша бригада. Не сочти за комплимент, майор, но ни спецназ ГРУ, ни ВДВ, ни какие-нибудь морпехи ни с чем подобным еще не сталкивались. Видимо, именно вам придется всю остальную нашу армию обучать бороться с этой заразой…

– Стало быть, мы сейчас те, кого у нас нет?

– Чего-чего?

– Эх ты, начальник, сама знаешь, где чайник… Получается, что мы – незаменимые. А как говорил товарищ Сталин: «Незаменимых у нас нет»… И в качестве кого мы там будем?

– Официально, на случай, если кого-то из вас придется, скажем, вызволять или выкупать из плена, вы будете числиться группой советников при нашей военной миссии в мексиканской армии.

– Что – там и такая есть?

– Да есть, только служит в ней ровно полтора человека, так же как и в местной военной миссии США, кстати говоря. В общем, бумаги на этот счет уже оформлены. А неофициально вы будете на полном пансионе у Линаресов, прикидываясь обыкновенными наемниками, которых в тех краях сейчас тоже пруд пруди, причем 75 % из них – стопроцентные американцы. Будете выполнять нашу основную задачу и параллельно помогать им качественно отомстить Сантосам. В Мексику прибудете полулегально, чтобы не светиться лишний раз. Но это уже детали. Подполковник Дегтярева поедет вместе с вами. Будет отвечать за контакты с принимающей стороной и научную часть. Я тоже собираюсь там появляться, но я в данном случае лицо официальное, что создает для меня дополнительные сложности. Все документы насчет предстоящей экспедиции уже лежат у вашего комбрига.

– Обрадовала, блин. Сколько народу брать?

– Как обычно, полтора-два десятка, лучше всего тех, кто уже был в деле. Особенно этим летом в Канаде. Вооружение и прочее брать по максимуму. Просите любые технические новинки – получите без вопросов. На подготовку вам неделя. Хватит?

– Если за это время, досрочно, в окопе от страха не умрем и если нам снайпер не сделает дыру – хватит. Да, вот еще что – у нас в бригаде вообще-то никто по-испански не петрит…

– И что?

– Однако, давай толмача-переводчика, а то на твою Дегтяреву в этом плане надежи мало. А я и прочие, даже проштудировав разговорник, сможем разве что пленного через пень-колоду допросить, и не более того…

– Уже.

– Чего «уже»?

– Со мной прибыли два специалиста, которые прикомандировываются к вам на время предстоящей операции. В военном плане они, конечно, люди не сильно профессиональные, но язык знают от и до. Документы на них у комбрига возьмешь, а потом можешь и лично побеседовать…

– Всенепременно.

– Ну и отлично, раз так, – сказала неистовая Данка, вставая. – Тогда бывай, майор. Мне давно пора улетать. Еще увидимся…

Дождь уже кончился, и в разрывах между серенькими тучками слегка проглядывало осеннее солнышко. Глядя в окно, как Данка идет по мокрому плацу от штаба к машине, а топающая мимо нее строем рота бойцов, сделав без команды равнение направо, откровенно раздевает пани полковницу глазами, я ощутил смутное беспокойство. Командировочка предстояла та еще. В смутно знакомую нам в основном по сериалам страну у черта на куличках, где очень жарко и говорят на непонятном языке. Откуда-то из мутных глубин памяти некстати всплывали то рабыня Изаура в кринолинах на пару со злодеем Лионсио во фраке, то тоже плачущие богатые с Луисом Альберто, Марианной и злодейкой Лореной, то чернобровая Просто Мария, то какой-нибудь Дикий Ангел с голой попой (хотя чего это я – Плачущие богатые с Просто Марией – это действительно Мексика, а вот Дикий Ангел – это вроде бы вообще Аргентина, а «Рабыня Изаура» – это вообще классика бразильской литературы, или я чего-то путаю? эх, проклятая несовершенная память…) – заезженные временем до дыр и мозолей стереотипы из древних мыльных опер. Привычно, но, как обычно, неприятно…

Я закрыл кабинет, где мы смотрели видео, и пошел в штаб, где меня ждали разные интересности. Пачка бумажек, сопровождающих организационную часть нашей предстоящей операции, оказалась действительно изрядной. Я бегло просмотрел документы, подписав то, что надо было подписать немедленно. Потом забрал личные дела «прикомандированных специалистов» и, приказав дежурному срочно явить пред мои светлы очи старшего сержанта Хамретдинова, ушел к себе.

Там, исходя из объективной реальности и сверяясь со списком личного состава (кое-кто из нужных мне людей вполне мог быть «на боевых», а также, скажем, в госпитале или в отпуске), я накидал приблизительный список «участников предстоящего банкета». Вышло примерно так. Из офицеров – я, Тупикова, Пижамкина и Симонов. А кроме того – Хамретдинов, Георгиев, Продажный, Киквидзе, Алалыкин, Проявко, Мамонтов, Итенберг, Буханов, Полунин, Хучанбергенов, Полупетров, Ивашутин и Гладкин. То есть с учетом «прикомандированных» выходило как раз нужное начальству количество народу.

Потом я попытался прозвониться офицерам. Симонов, как оказалось, был на аэродроме, на полетах. Это довольно далеко от нас, поэтому я оставил для него «телефонограмму» с приказом прибыть ко мне к 18.00.

Тупикова была на танкодроме, а Пижамкина, которую (не без моего, в том числе, ходатайства) наконец перевели из ремроты на должность инструктора по стрелковой (а точнее сказать, снайперской) подготовке, вела занятия на стрельбище. В этих местах их к телефону так просто фиг подзовешь. Но это было уже не столь далеко, практически в нашем расположении. Именно поэтому я решил навестить их лично.

Между тем наконец явился Рустик Хамретдинов, которому я объяснил, что с этой минуты он опять поступает в мое распоряжение, после чего приказал ему бросать все дела и срочно оповестить и доставить ко мне к 18.00 весь обозначенный в списке сержантский состав.

– Зачем, тарищ майор? – на всякий случай поинтересовался Рустик. Судя по его довольной физиономии, ему эта неожиданная рокировка была вполне по душе.

– А военная тайна. Но тебе, как адъютанту и к тому же своему в доску, скажу прямо – опять поедем в далекую экзотическую страну разные подвиги совершать.

Он сразу воодушевился и, забрав список, поскакал выполнять приказание.

Я же запер кабинет и двинул встречаться с нашими офицершами. В принципе до бригадного танкодрома всегда можно, в порядке прогулки, дочапать и пешком (при штабе, конечно, есть пара «уазиков», но в пределах нашего расположения даже комбриг старается ходить пешком – есть начальственная директива о всемерной экономии топлива), но сейчас, после дождика, было довольно грязновато. Да к тому же кстати подвернулся попутный топливозаправщик. Так что на танкодром я прибыл в провонявшей солярой кабине «Урала».

По приезде, на командной вышке танкодрома дежурный указал мне, где должна быть Тупикова. Пройдя немного в нужную сторону, я увидел, как тяжелый, камуфлированный Т-94, разогнавшись до максимальной, резво перескочил приличной ширины противотанковый ров и, подняв тучу брызг грязи и едва не зацепив стволом пушки землю, лихо подкатил к стоящей поодаль группе солдат в танковых шлемах, возглавляемой тощим младшим лейтенантом по фамилии Клюшкин. Три с половиной веселых друга. Vier Panzerfahrer und ein Hund…

Двигатель танка рыкнул в последний раз и, наконец, заглох. Потом сдвинулся люк механика-водителя, и из него показалась симпатичная голова в ребристом танкошлеме.

– Федотов, ушлепок рязанский, – сказала голова знакомым девичьим голосом танкисту, вылезающему из командирского люка рядом с артустановкой. – Ну теперь-то ты понял, как это надо делать? Нельзя перед рвом сбрасывать скорость и темп терять! Уразумел?

– Так точно, товарищ старший техник-лейтенант, – ответил уже сползший на землю с брони танкист – угрюмый, невысокий курносый крепыш в великоватом шлемофоне, видимо, тот самый Федотов.

– Тогда в танк на место мехвода, и на исходную! Повторить упражнение еще раз! – приказала Машка и грациозно полезла из люка целиком – черный комбез в облипку, перетянутый широким кожаным ремнем, из-под шлема на воротник комбинезона свешивается коса, глаза, как обычно, сине-наглые.

Я до поры до времени стоял за спинами бойцов и помалкивал в тряпочку, но уже через секунду Машка распознала меня и мгновенно преобразилась.

– Аа-атдил-ление! Кры-ыгом! – гаркнула она. – С-Сыр-на!

Танкисты разом повернулись лицом ко мне и замерли, изобразив видимость строевой стойки. Я сделал шаг навстречу шеренге, а Тупикова, старательно пародируя строевой шаг, рванула мне навстречу. Подойдя вплотную, бросила ладонь к шлемофону.

– Товарищ майор, провожу практические занятия по вождению техники с экипажами танковой роты! Старший техник-лейтенант Тупикова!

– Вольно, орлы, – ответил я. – Продолжайте занятия, а вас, старший лейтенант, попрошу на два слова.

Танкисты во все глаза разглядывали нас. После февральского награждения и я и Тупикова считались в родном подразделении личностями практически легендарными. Не скажу, что мне это нравилось, но, с другой стороны – должны же быть у нас в бригаде хоть какие-то герои? Сам я на сие высокое звание, понятное дело, не претендую, но все-таки совсем без героев на любой войне тяжело…

– Чо такое, тарищ майор? – спросила Машка, когда мы отошли в сторонку.

– Во-первых – здравствуй. Как говорили в одном старом кино – какая радость, какая приятность. Ты чего это, подруга боевая, опять сама рычагами шуруешь? – спросил я. – Никак опять проштрафилась, мать?

Тут я несколько загнул – за последний месяц за Машкой не числилось никаких крупных грешков. Хотя, может, я чего не знаю?

– Обижаете, тарищ майор. Сами же талдычите, что на личном примере и в поле с личным составом работать завсегда нагляднее и полезнее для общего дела…

Выучила фразочку, надо же…

– Ну-ну. Тогда, правильная ты наша, явишься к 18.00 ко мне в кабинет.

– Это еще зачем? – захлопала Машка ресницами. Видимо, решила, что я ее в очередной раз буду воспитывать.

– Кофей со сливками пить. Ты совсем-то глупых вопросов не задавай. А вообще – нам опять предстоит невероятно секретное задание в очень далеких краях.

– Да?! – заметно оживилась Машка, очень не любившая рутинные моменты воинской службы, вроде воспитательных промываний мозгов. – Значит, опять полетим куда-нибудь за океан?

– Типа того. В общем, надеюсь, ты все верно поняла.

– Так точно. Только это, тарищ майор…

Машка как-то замялась.

– Чего «это»?

– Да после прошлого раза Наташка с нами просилась…

Стало быть, и Метельской тоже сильно хочется посмотреть чужие края, да еще и задаром. Ну-ну….

– А ты уверена, что она справится?

– Да более-менее.

– А по здоровью ее медики пропустят? После очень тяжелого ранения, которое, кстати, было не так уж давно?

– Наверное. Вроде все свои дырки она залечила…

– Как-то ты не очень уверенно отвечаешь, Машенция. Если ты лично поручаешься за нее и медицина не будет возражать – я не против. Так и передай. Только официальный допуск от врачей принести мне, желательно прямо сегодня, если успеет, конечно. Ну, и, если успеет – пусть явится с тобой на пару, в 18.00…

– Бюрократ вы все-таки, тарищ майор.

– Поговори у меня. Если бы ты только знала, сколько мне по поводу каждого из вас, оглоедов, приходится писать и подшивать разных бумажек, ты бы рыдала навзрыд. В общем, явишься в 18.00. А пока иди, веди занятия, а то бойцы уже заждались.

Тупикова повернулась через левое плечо и изящной рыбкой нырнула в командирский люк танка, в котором на месте мехвода уже томился тот самый Федотов.

Танк оглушительно взревел и, окутавшись синей соляровой гарью, резво рванул с места на исходную позицию.

А я потихоньку поперся дальше. На мое счастье, с танкодрома как раз шел попутный бортовой «Урал». Водила, сержант из старослужащих по фамилии Лозгачев, был мне смутно знаком – как-то еще Долгой Зимой мы оказались в одной колонне в районе Хромтау. Точнее, он сиганул из кабины горящего грузовика в канаву, где до этого уже залег я – чуть ли не мне прямо на голову. А потом мы с ним на пару отстреливались от духов и сообща отходили. Так или иначе, он меня помнил еще по старым временам.

– Как ваше ничего себе, товарищ майор? – поинтересовался Лозгачев, увидев меня.

– Да по-всякому, сержант, – ответил я и, забираясь на сиденье рядом с ним, добавил: – У поворота на стрельбище притормози, будь другом.

Он молча кивнул.

Когда наша машина подъехала к нужному повороту, я увидел, как в направлении от стрельбища по обочине дороги топает, тщательно имитируя строй, человек десять грязноватых фигур.

Все были в мохнатых снайперских костюмах типа «леший» или что-то вроде того, на плечах СВД. А замыкающей, на некотором удалении от этой группы, топала явно женская фигурка, много ниже других ростом, в столь же грязном, но более заковыристого вида костюме и с зачехленной волыной на плече. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

– Стой, – сказал я водителю и вылез из кабины.

Грузовик тут же уехал, а я остался на перекрестке, поджидая эту снайперскую братию.

И здесь до моих ушей долетел какой-то приглушенный звук, а потом я вдруг понял, что они при движении строем поют что-то такое, соответствующее текущему моменту.

При ближайшем приближении идущей не в ногу, но старающейся держать строй маленькой колонны, я сумел наконец разобрать слова и понял, что именно они поют. Как ни странно – бессмысленную военно-строевую, из известного когда-то мультфильма про Ивана Царевича и Серого Волка.

– …Слушай мою команду, друг, строго нам скажет политрук! Топнем, враги все вздрогнут вдруг, нам прокричат – ура!..

– Стой раз два! – скомандовала маленькая фигура голосом Светки Пижамкиной. Это действительно оказалась она, тут трудно было ошибиться.

– На-апра-аво! Сы-ырна! – скомандовала Светка и, выйдя вперед перед замершим строем, доложила, приложив руку к козырьку мятого камуфляжного кепаря с офицерской кокардой:

– Товарищ майор! Группа курсантов-снайперов следует в расположение после тактических занятий! Инструктор группы лейтенант Пижамкина!

– Вольно, – сказал я бойцам и добавил: – Следуйте дальше, а вы, лейтенант, ко мне.

Бойцы несколько стушевались, а Светка изобразила лицом непонимание.

– Командуй своим орлам продолжать движения, – пояснил я. – А я маленько прогуляюсь с тобой. До расположения.

Светка рявкнула подчиненным нечто невнятное, вроде «пшшли-на», и они медленно потопали дальше, в том же направлении, но уже без песни.

Светка внимательно и несколько вопросительно смотрела на меня. Все наши с ней потетешки на данный момент ограничились целованием в уста на борту самолета, по пути домой с крайнего заграничного задания. Нас тогда никто не увидел, а особого продолжения все это не имело. Во всяком случае, с того самого момента Светка не искала возможностей встретиться или уединиться. Почему – фиг ее знает…

– Здравствуй, Светлана Афанасьевна, – сказал я и поинтересовался: – А что это был за цирк?

– А что, плохая строевая песня, тарищ майор? Или нам лучше петь что-то типа: «А в ночи тревога солдат сбивает строй, банда генералов нас гонит на убой»?

– Ого… Пугаешь ты меня иногда, Светлана, своей образованностью. Гляди-ка, даже неканонический русский перевод «Лили Марлен» знаешь…

– Стараюсь, тарищ майор. Так вам что-то в песне не понравилось?

– Да нет, вполне нормальная песня, даже одобряю. Только в присутствии начальства петь не советую – могут не просто не понять, но и начать разные неудобные вопросы задавать.

– Я так поняла, что вы сюда приехали не о песнях разговаривать? – уточнила Светка. – По вашим глазам видно, что что-то случилось. Так что случилось, тарищ майор?

– Да ничего особливо страшного. Просто как прибудешь в расположение – приведи себя в порядок и вечером, к 18.00, ко мне.

– Что, опять?

В ее голосе не было тревоги, скорее интерес и некоторое волнение, как и у Машки Тупиковой. Иди пойми эту молодежь…

– Не опять, а снова, Светлана. На войну, на чужую сторону.

– А куда?

– Военная тайна. Лично объясню. В 18.00.

Светка на это только усмехнулась. Дальше мы шли молча, благо от стрельбища до расположения недалеко – всего километра два с половиной.

Расставшись со Светкой, я вернулся в кабинет, где меня ждали личные дела «прикомандированных».

Минимум чем через час в мою дверь вежливо постучали и отрекомендовались:

– Младший лейтенант Дятлова по вашему приказанию прибыла!

– Входите, – пригласил я.

И вот сидит на стуле передо мной этакое чудо в перьях, весьма товарной внешности. Вообще, как я заметил, в нашу бригаду попадают служить вполне симпатичные девчонки (хотя сейчас, в условиях, когда народ в армию берут без разбора, невзирая на пол и возраст, это, в общем-то, и не удивительно), и тем не менее – эту младшую лейтенантшу в прежние времена можно было легко представить на подиуме, в телешоу или на эстраде, в составе какого-нибудь девчачье-писюкавого «вокального коллектива», а отнюдь не в армии. Новоприбывшая сидела передо мной, старательно сведя коленки вместе, смущаясь и слегка краснея, а я разглядывал ее, сверяясь с фото в лежащем передо мной личном деле. Правильные черты лица, пухлые губешки, зеленые глаза, длинные светлые волосы (натуральная, кстати, блондинка, а не какой-нибудь пергидроль – темных корней волос незаметно) стянуты в хвост, нижние и верхние выступающие части очень даже ничего, кисти рук тоже довольно изящные.

И это все в сочетании с малообмятой офицерской униформой (китель слегка великоват, а форменная юбка при уставной длине не очень узкая, то есть по фигуре прикид она явно не подогнала или еще не успела подогнать, в отличие от наших бригадных выпендрежниц, вроде той же Машки Тупиковой) с одинокой «микромайорской» звездочкой на погонах. Плюс к этому чулки уставного цвета и уставные же туфли на минимальном каблуке. Хотя при всем при том, личико вроде не тупое и глаза вполне живые. Производит вид неглупенькой девочки. Ладно.

Я пролистнул страницу ее личного дела (собственно, я его бегло посмотрел накануне, но ритуалы в нашем деле вещь не последняя) и изобразил на лице крайнюю задумчивость.

Так, так. Дятлова Кристина Георгиевна. Мать, Дятлова Снежанна Брониславовна, из Питера. В 2002-м, будучи студенткой четвертого курса филфака, устроилась на лето подработать в какой-то турфирме. По работе приехала в Париж. А там, как говорится, «понеслась судьба по кочкам». Как аккуратно написал составлявший личное дело чинуша-кадровик: «близко сошлась на почве интимно-половых отношений с сотрудником посольства Польской республики во Франции». Интересное кино, за одно это дорогую Снежанну Дятлову сейчас могли засунуть в лагерь на пожизненное, однако, видимо, почему-то не засунули-таки… Ладно, читаем дальше. Звали этого польского дипломатишку Ежи Станислав Гжмот-Скотницкий. Если так, то почему его дочь Георгиевна? Тьфу ты, ведь у поляков Ежи – это как раз уменьшительное от Георгий. А Гжмот-Скотницкий – смутно знакомая фамилия. Интересно откуда? А, кажется, у них в сентябре 1939-го был какой-то генерал с таким погонялом. Может, отдаленный предок? Черт его знает. Кстати, а почему тогда наша младший лейтенант Дятлова, а не Гжмот-Скотницкая (ох и задразнили бы ее, с такой-то фамилией…)?

Ладно, читаем дальше. Видимо, роман у питерской студентки с этим ляхом был бурный, поскольку менее чем через год после их встречи и родилась сидящая передо мной младший лейтенант Дятлова, она же «дочь Кристина». Польский папаша ее, наверное, «Крысей» или «Крыськой» ласково называл. Ну да, принимая во внимание личность папаши, с имечком все понятно – у пшеков (да, кстати говоря, и не только у них) оно довольно популярное. Ладно.

Брак папаша и мамаша нашей Кристины зарегистрировали-таки только через полтора года после рождения дочери. При этом мамаша Снежанна почему-то сохранила российское гражданство. Экая патриотка нашлась. Прямо-таки врач Лидия Тимашук, у которой отобрали орден Ленина… Ну-ну. Хотя в Европах нас тогда очень сильно не любили (да и сейчас не особенно-то любят), и, исходя из этого, понятно, почему Кристина носит материнскую фамилию. Видимо, папочка был скользким и политкорректным типом.

Далее, мамаша (кстати, бросившая по уважительной причине любви и женитьбы филфак питерского универа) с этой самой дипломатической дочерью таскалась следом за муженьком по европейским странам, а он до крендеца успел поработать в Париже, Лиссабоне, Сан-Марино, Мадриде, Брюсселе и опять в Мадриде. Соответственно, девка почти до 14 лет прожила за бугром и училась в тамошних школах. Отсюда, видимо, приличное знание языков. Как записано в личном деле, кроме родного русского – английский, испанский, португальский, французский и польский. Наблатыкалась, стало быть. Когда в Европе началась основная заварушка, ее папаша находился в Париже и умудрился погибнуть в первые же дни исламского бунта. А Кристина с матерью, в статусе то ли беженцев, то ли дипломатической родни, кое-как добрались до Варшавы. Но в Польше у покойного Ежи Гжмот-Скотницкого не осталось никаких близких родственников, соответственно, местные власти вежливо посоветовали скорбящей вдове с дочерью скоренько убираться по месту гражданства, пока их там не посадили, с русским-то происхождением.

Как написано в деле, Снежанна Дятлова с дочерью вернулись на родину, в Питер, где у них была вся родня. Далее, в деле подшита бумага из ГТП о том, что в течение полугода Снежанна и Кристина Дятловы «проходили углубленную проверку на лояльность» и никаких грехов за ними выявлено не было (то есть в проверочном лагере они все-таки посидели, а значит, усвоили, почем нынче фунт лиха). Далее Снежанна Дятлова начала работать в Питере преподавателем иностранных языков. Они кое-как пересидели Долгую Зиму. Потом Кристина окончила школу. В соответствии с «Положением о распределении людских ресурсов в Чрезвычайный период» ее направили по разнарядке на годичные курсы военных переводчиков, которые она окончила досрочно, за полгода. Как написано в деле, «благодаря отличному знанию языков и хорошим способностям». То есть надо понимать, что учить ее на тех курсах было особо нечему. Далее ей предложили пройти дополнительное обучение по какой-нибудь военной специальности. Кристина выбрала «пилота-универсала сухопутных войск» (коллега нашего Симонова, надо же…), поскольку, как аккуратно указывалось в деле, «в детстве получила навыки первоначального обучения по управлению легкомоторными самолетами и легкими вертолетами типа «Робинсон». Как видно, покойный папа-дипломат постарался. Коли так, то она наверняка еще и игре в гольф с верховой ездой обучена…

Два года наша Кристина училась в ПУПАА – новообразованном Псковском училище пилотов армейской авиации. Только что окончила сие учебное заведение, «в целом с хорошими показателями». По окончании училища направлена к нам в бригаду, видимо, с подачи неистовой Данки (или ее начальников), отсмотревших личные дела выпускников. Вот и вся биография.

Единственная закавыка – положим, испанский-то она знает отлично, но в Мехико или вообще в Центральной или Южной Америке она явно не была ни разу. То есть как переводчик она нам вполне сгодится, а как «экскурсовод» – увы. Ладно, уж лучше это, чем вообще ничего.

– Ну что же, младший лейтенант Дятлова, – сказал я, закрывая папку с личным делом. – Поздравляю вас с прибытием в славную 93-ю гвардейскую инженерно-штурмовую бригаду специального назначения!

– Спасибо, товарищ майор!

– И как вам здесь у нас, товарищ младший лейтенант? Устроились?

– Так точно, устроилась. Я думала, будет хуже…

Ну и на том спасибо, что не разочаровалась…

– Иностранные языки хорошо знаете?

– Смотря какие.

– Сейчас для нас более всего актуален испанский.

– Хуже, чем французский, но лучше, чем английский или португальский. А что – за Пиренеи поедем?

– Нет, значительно дальше.

– А куда?

– В Мексику. Что, какие-то проблемы с этим?

– Нет, то есть… Я же за океаном не была никогда.

– Ну, все когда-то бывает в первый раз. Я тоже много где раньше не был, а сейчас приходится. А в тех краях я нигде, ближе Кубы, тоже не был. Вы по языку проблем для себя не предвидите?

– Никак нет.

– Ну вот и чудненько. Думаю, по прибытии быстро освоитесь на месте. Имейте в виду, вы нам будете нужны не только как переводчик, но и как пилот, поскольку лишних людей или техники у нас сейчас нет. Просьбы, вопросы, жалобы будут?

– Никак нет.

– Тогда пока свободны. Врастайте в жизнь нашей гвардейской части, товарищ младший лейтенант. К 18.00 явитесь в этот же кабинет. Еще какие-нибудь вопросы есть?

– Пока нет.

– Ну тогда идите с богом и позовите мужчину, который там, за дверями, должен быть.

Через минуту этот самый мужчина возник на пороге моего кабинета.

– Рядовой Зиновьев по вашему приказанию прибыл! – представился он глухим, каким-то застарело-простуженным голосом.

Эк его жизнь-то ударила, раз он нынче рядовой…

– Садитесь, рядовой, – пригласил я.

Было видно, что от стула он отвык уже давно, и ему явно привычнее было бы сидеть у батареи или печки, на корточках, как зэку и положено.

Вид у него был не сильно презентабельный. Новое солдатское камуфло с пустыми погонами, новые ботинки. Сам рядовой Зиновьев – этакая длинная унылая жердь. Хотя, присмотревшись, я понял, что ростом он ненамного выше меня, а значит, скорее, не длинный, а просто очень тощий. Ну да из тех мест, откуда его выдернули, упитанными и не выходят… Темное, плохо выбритое лицо со шрамом на левом виске и сильно выдающимися скулами. На, видимо, недавно остриженном «под ноль» неровном черепе только-только начал отрастать скудный седоватый ежик. Кисти рук какие-то лопатообразные, с обломанными темными ногтями, правая – вся в шрамах. И во всем облике – чудовищная усталость. А вот глаза….

Такие глаза бывают только у тех, с кем хотя бы однажды серьезно поговорили в Государственной Тайной Полиции – мощной и всесильной структуре, заменившей в нынешние чрезвычайные времена все прочие подобные «конторы», кроме, разумеется, военных разведки и контрразведки. Они нынче, пожалуй, пострашнее, чем когда-то ЧК-ОГПУ-НКВД (хотя ЧК, то есть Чрезвычайный Комитет, и сейчас есть, но теперь этот термин обозначает действующую власть, а не карательный орган), вместе взятые…

Я такие глаза впервые увидел, когда сам однажды ненадолго попал в ГТП.

Было это в самом начале Долгой Зимы. Мы тогда практически провалили одну небольшую операцию. Нам приказали прикрыть эвакуацию из городка Чибижовск местной челяди – мэра, ментополов и прочих представителей тамошней власти с семьями. Мы на пяти БМП-1 выдвинулись на окраину города, к разбитому посту ДПС/ГИБДД, где, согласно полученному приказу, ждали подходя этой самой челяди. При этом нас все время обстреливали со стороны близлежащих многоэтажек и лесополосы. Мы скупо отвечали. В общем, к назначенному часу челядь на точку встречи не прибыла, на наш запрос по рации командование приказало ждать дальше. И мы ждали до вечера, бессмысленно пялясь в заметавшую нас серенькую пургу начинающейся Долгой Зимы. Приказа соваться дальше в город у нас не было, тем более что все тамошние улицы и дороги были загромождены баррикадами и брошенным транспортом.

И мы все ждали, пока нас наконец не атаковали. Мы потеряли одну БМП и трех человек убитыми, после чего, уже в почти полной темноте, получили приказ на отход и отошли. За это меня и приволокли на кичу. Не успели мы тогда вернуться в расположение, как меня и моего непосредственного начальника капитана Галиева разоружили и, под недоуменные взгляды бойцов, отвезли под конвоем в ГТП.

Так вот, когда меня тогда втолкнули в допросную камеру, там на табуретке как раз хрипло дышала настоящая развалина – бренные останки какого-то бывшего человека с такими вот, как у этого рядового Зиновьева, глазами. Выглядели эти останки хреново, на роже – синяки и свежие, сочащиеся, как говядина, ссадины, одна рука неестественно вывернута. Было такое впечатление, что два находящихся в кабинете молодца-следака из ГТП не просто обработали его руками и ногами, а скинули подозреваемого этажа этак с девятого, оставив от арестованного одни руины.

Когда в кабинет ввели меня, они того бедолагу велели увести, а точнее – унести. Что сержанты-конвоиры и сделали.

Такие милые были ребята эти следаки, молодые и симпатичные, один постарше и поинтеллигентнее, в темных гражданских брюках и сером свитере домашней вязки, второй, помоложе и потупее, в камуфле без знаков различия. Этакие сверхчеловеки, призванные олицетворять перед подследственными Родину-Мать, кнут/пряник и карающий меч/ежовые рукавицы в одном флаконе. И во всем их облике была невыразимая чиновничья скука и рутина. Помню, на столе у них среди бумаг парили две кружки с торчащими ниточками от пакетиков одноразового чая (с продуктами тогда уже было хреново, и такой чаек считался жутким дефицитом), на одной из которых было написано «Володина» (видимо, по имени владельца).

– Ну что, старлей, – сказал интеллигентный инквизитор в свитере. – Считай, что погоны с тебя уже сняли…

А я тогда, откровенно говоря, в ахере был. Ночь не спал и, плюс ко всему, похоже, был слегка контужен. Поэтому четко помню, как я беру правой рукой за свое левое плечо, а левой за правое, с усилием отрываю с мясом со своего камуфла оба погона и вежливо так протягиваю следаку со словами:

– Да нате. Берите, сделайте милость, гражданин начальник…

А сам при этом думаю, долго ли я усижу на этом табурете (и усижу ли вообще?), если он мне сейчас, без паузы, вмажет для профилактики кулаком в хрюсло или со всей дури засветит, скажем, ногой по корпусу? Кстати, и табурет подо мной основательный, и если меня им пару раз отоварят, я точно буду в ауте…

– Веселый вражина попался, – усмехнулся на мою реплику тот, что помоложе.

А второй сверхчеловек, видимо, поняв, что со мной вполне можно обойтись и без каких-либо пошлых прелюдий сказал:

– Ну на, читай, весельчак!

И подает мне листки, с загодя распечатанным на принтере убористым шрифтом перечнем всех моих преступлений. Дескать, я злонамеренно не выполнил приказ, желал поражения милой Родине, контактировал с «врагами народа и государства», и прочее-прочее-прочее – целых три страницы преступлений, каждое из которых тянуло на вышак, да и не на один. Туда надо было только вписать от руки мои личные данные и текущую дату. Чувствовалось, что у них этот «процесс выжигания скверны каленым железом» был давно поставлен на поток.

– Сразу подпишешь или как? – спрашивает молодой, прихлебывая горячий чаек.

– Не, лучше, конечно, помучиться, – отвечаю я и терпеливо жду пинка или удара по физиономии.

И они, неспешно допив свой чаек, вероятно, сделали бы из меня фарш, если бы в допросную камеру не постучали. Когда есть те, кто приходят к тебе, значит, есть и те, кто придут за тобой…

Помню, вошли два коротко остриженных типчика, в одинаковых, плохо сидящих на их фигурах серых костюмах.

– Армейская контрразведка, – сказал один и, предъявив бравым гэтэпэшникам какую-то бумаженцию, добавил: – Этого клиента мы забираем.

Следаки молча кивнули. А я сложил свои оторванные погоны в карман и на негнущихся ногах потопал следом за серыми костюмами на выход.

В контрразведке выяснилось, что судить нас с капитаном Галиевым вообще-то не за что. Оказывается, к утру из Чибижовска, совершенно не там, где мы ожидали, выбрались какие-то недорезанные бабы и дети из местной челяди, которые и рассказали, что нас просто пытались заманить в ловушку. Бандюки из местных пейзан, конечно, перекололи местных шишек, но кого-то (предположительно из полицейского начальства) при этом захватили живьем. Вот этот-то начальник (видимо, имея нож у горла) и потребовал присылки прикрытия – бандюкам было нужно оружие и техника. И, если бы мы сунулись в город, нас бы там перебили всех до одного. В общем, тогда за все ответил один полкан из штаба (у которого были какие-то родственники среди чибижовских начальников), санкционировавший нашу операцию. Этот же полкан, кстати говоря, и поспешил слить нас ГТП, торопясь соскочить с карающего конца. Увы, не соскочил. Вот такое у меня лично было первое знакомство с ГТП.

А глаза, как у того подследственного на табурете, я потом видел много у кого – у штабных генералов и полковников, детей и стариков в тылу, у солдат на фронте, у шлюх в бардаках. Страх с признаками ускоренной ломки об колено, о первоисточнике которого спрашивать у людей было как-то совестно. И вот сейчас то же самое выражение я вижу в глазах этого рядового Зиновьева, своеобразного «бюджетного варианта» изможденного майора Топоркова из древнего черно-белого сериала «Обратной дороги нет»…

– А чего это вы рядовой? – поинтересовался я.

– Так в деле же все есть, гражданин… то есть, тьфу ты, товарищ майор…

Я усмехнулся и заглянул в папку с его делом. Отвык он, видать, от армейской службы, среди вертухаев-то…

Смотрим, что там у этого Зиновьева в анкете. На два года старше меня. Родился в Краснобельске. Гляди-ка, земляк. Хотя нет, с десяти лет жил в Москве. Папуля – генерал-майор Ростислав Глебович Зиновьев, из управления тыла генштаба. Ага, есть такая профессия – родину расхищать… Точнее сказать – была. Во времена Паши-Мерседеса и далее – на руководящих должностях по части тылового обеспечения войск, а затем – шишка в «Росвооружении». Непотопляемый номенклатурный кадр, короче говоря, как раньше выражались. Хотя стоп – в деле написано, что генерал-майор Зиновьев развелся с женой, когда сыну было пятнадцать. Надо полагать, молодуху себе нашел, ну-ну…

Теперь, что касается собственно сына. Зиновьев Сергей Ростиславович. После школы поступает в университет, менее чем через год отчислен за неуспеваемость, гремит в армию. Из армии дезертирует (как указано в деле: «самовольно оставил часть в связи с неуставными отношениями»), но, о чудо – ни уголовного дела, ни каких-либо отметок о последствиях данного факта в личном деле. Интересно, куда кадровики смотрели? Хотя, стоп – менее чем через четыре месяца после своего дезертирства Зиновьев Сергей Ростиславович вдруг непонятным образом оказывается в числе курсантов Рязанского командного училища связи (как говорится – рязанское-то рязанское, да не то). Ну, тут все более-менее понятно, папуля, хоть и кинул бывшую жену и отпрыска на ржавый гвоздь, но все-таки, похоже, помог чаду в трудную минуту, отмазал и пристроил туда, где теплее.

Так, училище он окончил в положенный срок, никаких отличий и красных дипломов, характеристики из училища – ни рыба ни мясо. После окончания, во время Второй Чеченской съездил на полгода на театр боевых действий. Так-так… Во время командировки находился при штабе группировки и по противнику, я так понимаю, ни разу не выстрелил. И, несмотря на это – отличная характеристика и орденок Мужества в придачу. Какой героический связист… Именно это и называется «блат» или «лапа мохнатая». Досрочно присвоено звание «капитан» – и сразу же в академию. По окончании академии работал сначала в пресс-центре Минобороны, а потом в представительствах «Росвооружения» в Перу и Мексике. Причем в Мехико просидел лет пять, не иначе вертолеты «Ми-17» местным генералам втюхивал. Ага, так вот зачем его к нам прикомандировали – товарищ, видимо, хорошо знает если не язык, то уж страну – наверняка… Знатная служба была у этого Зиновьева, ничего не скажешь. Этакий бравый вояка, весь в шоколаде, которому дают все давалки. Прям обзавидуешься…

Так, с первой женой Ульяной развелся в 1998-м, сын Виталий 1997 года рождения. Платил алименты, то-се. Вторая жена Роза, развелся в 2010-м, там дочь Юлия 2005 года рождения. Третья жена, Зиновьева Вероника Антоновна, в этом браке дочери Ксения 2011-го и Дарья 2013 года рождения. С этой, третьей женой Зиновьев вроде бы до сих пор зарегистрирован. Ну-ну… И что там с ним было дальше? Ага, дело министра Миндюкова. Зиновьевский папаша полетел с должности, инсульт, и привет всем с того света. Зиновьев после этого пробкой вылетел из этой самой Центральной и Южной Америки и был определен на службу в Генштаб. По состоянию на 2013 год он был подполковником. Смотри-ка, сложись все чуть иначе, он вполне мог бы, к примеру, нашей бригадой командовать и быть моим непосредственным начальником. Но, как говорится – увы-увы…

2014 год и далее – «холодная война», через четыре года – начало натовско-исламистских фатальных разборок, ну а далее всем известно. Вскоре после введения чрезвычайного положения подполковник Зиновьев С.Р арестован ГТП и через четыре месяца осужден к высшей мере «за шпионаж и измену родине». Так называемый, не к ночи помянут будет, «Второй Процесс Военных», он же «ПВ-2». Однако, как написано в личном деле, «принимая во внимание чистосердечное раскаяние и добровольное сотрудничество со следствием», смертная казнь заменена на пожизненное заключение. Выходит, этот гнилофан, для того чтобы отскочить от шлепки, вывернулся наизнанку и сдал всех своих. По моим понятиям, это жирный минус в биографии и повод для недоверия, но кто знает, какими методами его там заставляли «сотрудничать со следствием». Гэтэпэшники – они в этом деле известные затейники…

Ну и далее зэк Зиновьев отбывал это самое пожизненное. Три недели назад его условно освободили «для использования в вооруженных силах РФ по первоначальной военной специальности», с оговоркой о том, что в случае успешной работы гражданина Зиновьева армейское командование (то есть в данном случае это, видимо, я, наш комбриг и полковник Голяк) имеет право составить (а имеет право и не составлять) соответствующее представление в ГТП, которое «может быть основанием для дальнейшего пересмотра уголовного дела г-на Зиновьева с целью смягчения первоначальной меры наказания». Вот даже как. А если мы представление не составим – его опять за колючку засадят, отбывать дальше? Стало быть, у него от этой «загранкомандировки» вся дальнейшая жизнь зависит и стараться он будет на совесть, до полного жопорвания…

– За какие же, интересно знать, «заслуги» вы влетели в это дерьмо, рядовой? – спросил я Зиновьева.

– За легковерие, гражд… то есть товарищ майор.

– Это в каком смысле?

– Поверил большим дядям – своим непосредственным начальникам, что они смогут что-то изменить. А точнее – оставить все как есть…

– Что значит «как есть»?

– Сохранить нормальное государство, без «чрезвычайщины»…

Ну да, тогда, когда все только началось, часть политиков, «общественных и культурных деятелей» (тех, что до этого удачно прикидывались вменяемыми, но смотрели только в одном, западном, направлении) и военных пытались не допустить создания Чрезвычайного Комитета и введения военного положения. Пытались, в обычной для себя манере, плохо, подловато, неискренне и неталантливо. Итогом их действий и стали два «Процесса Политиков» и два «Процесса Военных». Смешнее всего оказалось то, что в момент, когда все наши доморощенные «демократы» уже парились по камерам, их западные кураторы тоже ввели у себя аналогичное военное положение. Только сделали они это позже КНР или России, лишний раз показывая, какие они «гуманисты» и что сделали это исключительно «под давлением обстоятельств»…

– То есть ваши многозвездные начальники думали, что и тогда, во время начинающегося хаоса и маячившей впереди, в самой ближайшей перспективе, Долгой Зимы, они, как и прежде, будут по-тихой поворовывать казенные бабки, строить уютные особнячки в Подмосковье и отдыхать на Багамах или Гоа? – спросил я у Зиновьева.

– Ну я же не знал, что все это так серьезно, – пожал плечами бывший подполковник. – И они тоже не знали…

Не знали вы… Хотя откуда им всем было знать, что лучше, сейчас-то? Вон, в американских фильмах на тему зомби-хоррора лучшими местами для житья в условиях апокалиптического нашествия живых трупаков обычно считался супермаркет, ну, или брошенная зона либо военная база с прочным и высоким забором из колючки. Может, так оно и надо – ведь бывают же времена, когда отсидеться где-нибудь за колючкой и быть ни в чем не виноватым – лучшее и самое умное решение? Похоже, рядовой Зиновьев именно этот выход для себя и выбрал. По его тоскливой роже было видно, что он и сейчас предпочел бы жрать баланду, а не возвращаться в строй и рисковать жизнью…

– Значит, вы очень хотели верить в прекрасное далеко? – поинтересовался я.

– Хотели.

– На хотелку надо могулку отрастить, рядовой. А вы ее, как видно, не отрастили, и прекрасное далеко в итоге оказалось довольно жестоко. Думаете сбежать или как?

– У меня третья жена с двумя дочками на бессрочном поселении в Когыме и мать-старуха с прочими родственниками в Ижме на птичьих правах. Даже если бы я захотел…

Да, вот тут он прав. В этом случае, если с его стороны последует «шаг вправо, шаг влево», шустрые ребята из ГТП его семейство не будут даже к стенке ставить – просто без лишней волокиты брючным ремнем удавят…

– Понятно, – сказал я. – В Мексике долго жили, язык и страну хорошо знаете?

– Да более-менее, а мы что…

– Да, именно туда. Вас, рядовой, только потому и выдернули с нар, что вы в этой стране успели пожить. Только имейте в виду, что мы туда не отдыхать отправляемся, а воевать.

– Понял.

– У нашего начальника особого отдела капитана Пьянюхина вы уже отметились?

– Только что оттуда…

– Тогда служите, рядовой. Пока свободны. Идите в казарму и отдыхайте. Как дело дойдет до чего-то конкретного, вас вызовут.

– Разрешите идти?

– Идите.

Зиновьев неловко повернулся «кругом» и покинул кабинет.

Как говорится – «и среди пыльных свитков «Алмазной сутры» и «Трехсот пятидесяти стратагемм» будет пылиться рисунок на шелке, в тосэй гиоку и хаори, но не будет он больше служить господину…».

По-моему, этот Зиновьев вояка еще тот, а значит – не жилец. Раз он в свое время не вписался в новые условия, то сейчас от него и подавно будет мало толку. По идее, война всегда все ставит на свои места, уравнивает всех перед богом и втряхивает любого вояку в его должностные функции, словно водолаза в скафандр-трехболтовку. Правильно втряхнулся – значит, еще побулькаешь в этом дерьме, именуемом в просторечии войной. А нет – потонешь на фиг.

А этот Зиновьев и в прежнюю-то, довоенную, армию попал по блату (папа воткнул, поскольку больше некуда было податься – а так, хоть хреновая, но карьера) и ни с кем всерьез не воевал, ни с чеченами, ни с грузинами, ни с укропами. А к настоящему моменту уже давным-давно потонул, и извлекли его с самого дна явно не из-за каких-то выдающихся качеств, а потому что больше извлечь некого…

Приглашать его на предварительный инструктаж я не счел нужным. Кто знает, что у этого досрочно расконвоированного, но не вполне прощенного зэчка за душой? Так что без него обойдемся, а он будет знать только то, что ему положено.

Тем более что на инструктаже я должен был довести до ушей подчиненных и следующую, не шибко радостную информацию – руки у нас теперь полностью развязаны, поскольку пиндосы недавно, похоже, начали проводить тайные операции, уже явно направленные против нас.

На днях под Анюйском был найден разбившийся транспортный самолет ВВС США, без опознавательных знаков, оборудованный для спецопераций. Как видно, ребята, летевшие на нем (а может, и их начальники), все еще очень плохо ориентировались в пространстве без спутников, компов, GPSов, долгосрочных метеопрогнозов, автопилотов и прочего.

Короче говоря, самолет неожиданно попал в непогоду (что для полярных широт дело обычное), блуданули, видимо, потеряли ориентировку, пытаясь определиться на местности, сожгли почти всю горючку и упали с сухими баками, вмазавшись в чукотские сопки. Поскольку остаток топлива на борту был минимальный, взрыва и пожара не было и место падения было осмотрено более чем детально.

Как оказалось, на борту было два взвода их коммандос (не осточертевшие нам «автоматки» и демо-зомбаки, а вполне обычные солдаты в продвинутом тяжелом снаряжении, включавшем скафандры-экзоскелеты), подробные карты Якутии, Чукотки, Магаданской области и Камчатки с особо отмеченными военными объектами и наиболее крупными на данный момент городами, а также самые разнообразные средства уничтожения. Больше всего командование насторожили химические заряды новейшей разработки, снаряженные чем-то пострашнее зарина, а также богатейший ассортимент ядов (видимо, предназначенных для водоемов, колодцев и водозаборов) – и все явно заточено на массовое человекоубийство в населенных местах.

Похоже, в момент пролета самолета над нашей территорией были какие-то электромагнитные возмущения (для отвлечения явно применялось что-то импульсное, по стандартной методике), и радары его не увидели.

В общем, стало понятно, что ничего хорошего этот случай не предвещает. Теперь генералитет, естественно, стоял на ушах. Еще бы – вдруг эта диверсионная группа была не одна? Бдительность безмерно усилили, но видимых признаков активности на нашем севере каких-то диверсантов пока обнаружено не было. Но при этом в тех же местах, над морем и побережьем сбили при подлете со стороны Аляски три малоскоростные цели. Одна из них была захвачена в малоповрежденном виде и представляла из себя беспилотный фоторазведчик (сейчас любыми беспилотниками из-за отсутствия спутников и прочих «благ цивилизации» уже нельзя управлять в реальном времени, их просто заранее настраивают на пролет по заданному маршруту и возвращение – как в 1960-1970-е), запрограммированный на детальный обсъем городов, коммуникаций и военных объектов в тех же районах. При этом всем давно стало понятно, что в данном случае всех не переловишь, рано или поздно кто-нибудь да просочится на нашу территорию и наделает делов… Похоже, кому-то из тамошних Змеев-Плискиных все еще сильно не терпится получить свои два «Пурпурных сердца», «за Ленинград и за Сибирь»… Так же как и нам свои медали за город Вашингтон…

Короче говоря, жизнь становилась все интереснее и интереснее.

Глава 2. Проверка на дорогах. Свой интерес на чужой войне

Война кипит победная, до первого сражения,

а после, брат, как и везде – сплошные умножения…

Ю. Шевчук. «Война бывает»

Ближайшее будущее. Начало 2020-х. Мексика. Поместье «Tres Robles» и окрестности. Осень

Ох и красиво же здесь было. Много ли на земле мест, где река припахивает табаком и отдает на вкус сахаром? А здешняя река (какое-то ответвление Грихальевы), находившаяся рядом с поместьем, пахла именно так, поскольку протекала аккурат между табачных и сахарно-тростниковых плантаций (сдается мне, в прежние, относительно недавние, времена вода тут пахла кокой). Вот кувшинки в этой реке были вполне привычного облика, только здоровенные и разноцветные.

Улетая из расейской осени, с ее слякотью и желтыми листьями, мы опять так или иначе попали в лето, где жарко и зелено. По идее, в южном полушарии сейчас стояла зима, но сезон был сухой, без дождей и с температурой за плюс двадцать. Ну да это же тропики, чего же от них еще ожидать, а тем более таким северянам, как мы?

И идя солнечным октябрьским утром по немаленькой фазенде (или лучше сказать латифундии?) Линаресов, я слушал крики птиц, дышал воздухом и параллельно думал свои командирские думы.

Жить нас, по прибытии в эти «Три Дуба», определили несколько на отшибе. По-моему, это были какие-то помещения или для гостей, или для прислуги (а ее сейчас в поместье было явно много меньше, чем, скажем, лет двадцать назад). Было решено, что основная (то есть мужская) часть нашего «ограниченного контингента» размещается в двухэтажном деревянном строении, чем-то напоминавшем родовую халупу (пардон, «поместье Тара») Скарлетт О’Хара из всемирно известного древнего кино. Плюсом было наличие в этом особнячке нескольких выходов, а также обширных подвалов (винище они там раньше держали, что ли?) и всяких сараев-флигелей-пристроек, где мы разместили наш обширный арсенал. А набрали мы с собой немало (запас, как известно, карман не тянет) – столько, что хватило бы полнокровной роте на пару месяцев активных боевых действий. Хотя, наверное, осталось бы, поскольку мы даже кое-какое авиационное вооружение с собой притащили.

Ну а наших девчонок в компании с подполковником Дегтяревой разместили в более современном одноэтажном строении (по виду – этакое большое пляжное бунгало в, как мне кажется, скорее американском, а не местном стиле), по соседству с нами. Поскольку их было всего пятеро, разместились они с комфортом.

Прибыли мы в Мексику довольно оригинальным способом – на летающей лодке Бе-200, с промежуточной дозаправкой в воздухе. Зачем это было нужно – могу только догадываться, как видно, исключительно из соображений конспирации. Аэродромов и авиарейсов сейчас очень немного, и в любом аэропорту у потенциальных местных плохишей явно найдутся глаза и уши, тем более здесь, в безалаберной Центральной Америке. А вот контролировать целиком и полностью береговую линию тут явно никто не способен.

Короче говоря, летели мы сюда довольно долго. Потом сели на воду в тихой бухте, проименованной в честь какого-то местного святого (где на дне, наверное, в изобилии покоятся остовы каравелл вперемешку с костяками дворян времен Колумба и голландских адмиралов), недалеко от Тампико, там перебрались на ждущий нас катер и отправились к берегу. А гидросамолет тут же взлетел и ушел в обратном направлении.

Мы были в гражданском, а все наше вооружение и снаряжение предварительно завезли в страну на транспортных самолетах, вместе с какими-то коммерческими грузами. Что касается Дегтяревой, то она прибыла вместе с нами, на том же самолете. При этом она официально значилась каким-то представителем от российской фармакологической промышленности по линии Красного Креста, но жить решила вместе с нами. То ли из соображений безопасности, то ли из экономии. Я на это возражать не стал, возложив на наших девчонок заодно и функции охраны-ухода за начальством, что у них особого понимания, понятное дело, не нашло.

Наша хозяйка, та самая Ларисса Линарес, и ее люди были вполне приветливы и гостеприимны. С хозяйкой я за прошедшие недели виделся каждый день, но общаться подолгу пока как-то не довелось, хотя она, как оказалось, довольно прилично знала русский.

За три недели нахождения здесь мы многое сделали в плане разведки и сбора информации, но действовать по-настоящему начинали только сегодня.

Подойдя к «женскому» флигелю, я постучал в дверь. По идее, все уже должны быть на ногах, но мало ли? Чуть в стороне от флигеля демонстративно ковырялся в кустах, изображая садовника, мулат из местной обслуги/охраны по имени Леокадио, сразу начавший пялиться в мою сторону. К этому элементу «местного колорита» мы тоже уже привыкли.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Сто грамм.

– А, это вы, товариш майор, – хлипковатая дверь отворилась, и на пороге возникла Кристинка Дятлова. Умыта, причесана и одета по сезону – шортики, светлая маечка в облипку, тапочки-балетки, но на поясе брезентовый, староамериканского образца ремень с кобурой. А из кобуры торчала рукоять большого пистолета. В данном случае это был 9-мм Штейр. Выбор именно такого ствола Кристина объяснила тем, что именно из такого ее «папа учил стрелять в детстве». Интересное же было детство у этого дипломатического ребенка…

– Заходите, – пригласила она.

Я вошел. В большой гостиной, примыкающей к прихожей, рассевшаяся в старинном плетеном кресле Машка Тупикова с чувством и расстановкой допивала сок из высокого стакана – здесь нам давали самый разнообразный, да еще и свежевыжатый и вдобавок сколько хочешь. Да и экзотических фруктов, всяких там манго-папайя дают – жри не хочу. Для наших реалий это выглядело даже не роскошью, а расточительством. Сперва мы слегка опасались, но потом поняли, что травить нас здесь вряд ли будут, и, что называется, приналегли на «натурпродукт».

– Доброе утро, тарищ майор! – приветствовала она меня, дохлебав сок и вскакивая на ноги. Машка во время этой нашей командировки явно упорно изображала из себя героиню каких-то неизвестных лично мне сериалов и роковую женщину. Супер-мини-юбка из цветастой ткани, открывающий пупок топик, белые летние туфельки на каблуках, яркая бижутерия, в распущенных по плечам волосах заколка с каким-то тропическим цветком. Называется, замаскировалась до полного слияния с окружающим фоном. Собственно, по части шмоток, особенно фривольно-курортных, здесь явно никогда проблем не было. Этакая радость какого-нибудь дона Педро, сплошная тропиканка, блин. Оружия у Машки я не рассмотрел, но уж, как минимум, ножичек у нее где-нибудь под бельишком непременно припрятан…

– Buenos dias, Simplemente Maria, – сказал я. – И тебе утро доброе.

Кристинка за моей спиной хихикнула, явно намекая на мой никудышный португальский, а Машка сосредоточенно насупилась.

– А чо это я сразу «симплементе»? – сказала она притворно-обиженно. – Может, я как раз таки очень сложный человек?!

– Да я не в смысле того, что ты у нас простая, как трусы сатиновые. Я в том смысле, что надо почаще в выданный нам разговорник заглядывать, да и сериал такой был.

– Какой?

– «Просто Мария». Мексиканский, если не ошибаюсь. И ты его вряд ли видела, поскольку его, по-моему, еще явно до твоего рождения показывали.

– И что, тарищ майор, я типа на эту Просто Марию похожа? Чо вы мне опять за погоняло придумываете?

– Ну, на актрису Викторию Руффо ты, может, и не похожа, за исключением, может быть, цвета волос, а вот на одноименного персонажа из другого древнего сериала, «Улицы разбитых фонарей» – очень даже.

– А что там-то за Просто Мария была?

– Этакая отпетая бандерша из криминалитета, приказывавшая конкурентов живьем жечь. На костре. Только она вроде рыжая была.

– Ну? Крутая, видать, была тетя…

– А то. Так что ты на это не обижайся. Ты мне лучше вот чего скажи – вы к сегодняшней операции вполне готовы? А то у нас все давно тип-топ.

– Да, готовы, ясный перец.

– В принципе, мы сегодня и без вашего «женского батальона смерти» можем нормально обойтись. Не велика доблесть – пострелять из-за кустов. Поэтому, если у кого из вас есть аргументированные самоотводы, типа мигрени, спонтанной беременности или «этих» дней – я пойму…

– Обижаете, тарищ майор!

– Ладно, коли так. Так вы на дело в полном составе пойдете или все-таки кого-нибудь с начальством оставите?

– А мы не знаем, чего наша дорогая подполковница намерена делать. Вы уж ее сами спросите. Свет, Наташ! – позвала Машка.

В комнату вошла Светка Пижамкина. Тоже загорелая и симпатичная. Одетая в том же стиле – маечка, синие брючки-капри, белые балетки. На поясе у нее тоже был кожаный ремень с кобурой, но какого-то цивильно-ковбойского образца. А в кобуре она таскала большой кольтовский револьвер, явно великоватый для Светкиных габаритов. Тоже вытыривается девонька, только тут клиническая картина кардинально другая – явно в детстве вестерны любила смотреть, про грязного Гарри-Клинта Иствуда или еще какие…

Из-за ее спины через пару секунд появилась Наташка Метельская, в джинсиках, белой блузочке и босоножках. У нее оружия вроде бы не было.

– Здравствуйте, товарищ майор! – приветствовали они меня, практически хором.

– Здравствуйте, девушки! – приветствовал и я их.

– Там подполковник встала? – спросила у них Машка.

– Давно.

– Тогда сами с ней поговорите, тарищ майор, – и Тупикова кивнула на дверь «начальственных покоев».

– Ладно, поговорю, – сказал я и добавил: – А вам всем уже после завтрака быть в полном боевом и находиться в режиме ожидания. Доложили, что борт из Штатов уже вылетел и может быть здесь часа через четыре. В общем, готовьтесь сами и пацанов подгоните, раз уж идете в полном составе.

– Есть, – ответила Машка за всех. Все-таки она тут после меня старшая по званию – целый старлей. Нехай вздрючит между делом наших оглоедов перед операцией, а то расслабились, словно на курорте…

Я для приличия постучал в дверь, а потом заглянул на половину дома, где квартировала Дегтярева.

– Да заходи, майор, я все слышу! – услышал я ее голос.

Я вошел. Интерьер вокруг был в дешево-барском стиле – светлая мебель, светлая отделка стен, жалюзи на окнах (в данный момент поднятые), бронза в виде светильников и дверных ручек и богатая двухспальная (возможно – старинная) кровать с балдахином. По-моему, раньше этот домик явно предназначался для чего-то типа секс-туризма – на восемь комнат (если считать кухню) было аж пять спален с очень основательными кроватями (на двух или трех из них вдобавок водяные матрасы) – ложись и функционируй хоть круглые сутки, на сколько потенция позволит. Прямо сплошной Тинто Брасс какой-то…

Добавлю, что подполковник занимала самую большую и богатую спальню. Отчасти это объяснялось наличием у нее переносного компа и нескольких кейсов и кофров с неизвестным нам оборудованием. Впрочем, часть оборудования Дегтярева уже развернула здесь же, и дальний угол ее спальни напоминал гибрид химической и медицинской лабораторий. Но чего она тут исследовала – лично мне было непонятно. Девчонкам тоже.

Войдя, я рассмотрел, что посреди спальни, на низкой лежанке с гнутыми ножками, полулежала сама Дегтярева с высоким стаканом желтоватого сока в правой руке. Протез она уже надела, и от этого ее левая, малоподвижная рука выглядела словно в длинной перчатке из мягкой темной кожи.

За истекшее со времени нашей прошлой операции на Кубе время однорукая подполковник Анжела изрядно отрастила волосы и живот. О последнем неистовая Данка меня предупреждала еще давеча в Канаде, но тогда я этот факт как-то пропустил мимо ушей.

И вот теперь лицезрю…. Издали даже можно было подумать, что раздувшаяся женская фигура на лежанке абсолютно голая. Но я уже знал, что Дегтярева почти все время носит, не снимая, нечто вроде закрытого купальника телесного цвета. Наши девчонки, уже пощупавшие на разрыв это креативное изделие нашего ВПК (как обычно, сил и средств на разработку пуленепробиваемого бельишка у нас в избытке, а вот на увеличение производства каких-нибудь видов обычного вооружения – хренушки, куда катимся, а?), рассказали даже, что этот «купальник», похоже, из самых новейших разработок (вроде запомнившейся мне еще по Сербии Данкиной «кольчужки») и имеет ряд медицинских и прочих разнообразных функций. И якобы он, помимо прочего, вроде бы негорючий и даже пуленепробиваемый – по крайней мере пистолетную пулю держит. Только как наши девки это сумели определить – не понимаю, позаимствовали ночью у хозяйки (так она, по слухам, его и на ночь не снимает), повесили на забор и обстреляли из шпалера для проверки, что ли?

Прогрессивная разработочка, короче говоря, похоже, начальство, как обычно, стремится обезопасить свою драгоценную жизнь по максимуму. А вот таким, как мы, бронетрусов и бронемаек как-то не выдают, поскольку мы рылом и чином явно не вышли…

В общем, я стоял, а шоколадно-загорелая (шрамы у нее на теле все-таки проглядывали, даже несмотря на загар, никакая пластика стопроцентной гарантии не дает – в ярком рассветном солнце, заливавшем комнату, была видна неглубокая извилистая, прерывистая «канавка», тянущаяся от ее левого бедра через грудь до шеи) Дегтярева пила сок, вытянув длинные ноги в белых остроносых туфлях на высоком каблуке (у них на пару с неистовой Данкой по части красиво-модельной обуви, по моим наблюдениям, был общий фрейдистский пунктик) и барственно смотрела на меня.

Допив, поставила стакан на столик и попросила:

– Майор, помоги встать.

Я с такими ее просьбами уже сталкивался. Все-таки сильно отяжелевшей женщине с одной рукой тяжело вставать из лежачего положения. Я подал руку, она ухватилась за нее целой правой рукой, приподнялась на локтях, встала и начала облачаться в изящное белое платье-халат с двубортной застежкой на золотистых пуговицах сверху донизу. С тем же успехом это можно было назвать даже не платьем, а удлиненным жакетом. Вообще Дегтярева была единственной из нас, кто в эту жару носил одежду с длинными рукавами и воротниками под горло. Хотя эстетические соображения, из которых она исходила, в общем, были вполне понятны – ей было чего прятать.

Застегнулась, одернула одеяние на арбузно-круглом животе и села в плетеное кресло, грациозно вытянув ноги. Этакая барынька, на фоне которой я в своих тертых джинсах и клетчатой рубашке с короткими рукавами смотрелся откровенным холопом.

– Шоколадки вам там, в вашей конторе, дополнительно к пайку выдают за рождение детей, что ли? – спросил я, когда она оделась. – Или, к примеру, мандарины и сгущенку? А то как только намечается взаимодействие с вашим ведомством, я сразу закономерно ожидаю увидеть очередную декретницу. Или это у вас обязательная вещь, tenente colonel? Тут ваша коллега, Дана Васильевна, в прошлый раз говорила что-то такое о том, что вы собираетесь сохранить потенциал человеческой цивилизации, причем лично…

– Вдвоем, что ли? – уточнила Дегтярева и добавила – Да ты садись, майор, чего стоишь…

– Ну, в конкретные цифры она не особо вдавалась, – продолжил я, присев в аналогичное кресло, напротив нее. – Хотя мне любой вариант спасения человечества с вашей помощью показался сомнительным…

– Видишь ли, майор. Я медик и биолог, и, по-моему, проблема не в том, чтоб родить ребенка. Вопрос в том – как?

– А что – бывают другие способы? Инновационно-новаторские? Через задний проход?

– Не шути, майор. Других способов, разумеется, не бывает. Разве что полный цикл вынашивания в пробирке, но сейчас эта технология практически утрачена, поскольку очень многие ее сторонники и разработчики выбыли из игры, причем навсегда. Так что приходится нам, то есть тем, кто в теме, своими телами жертвовать. Тебя Дана просветила, что у нас это целая программа, обширная и многоплановая?

– В самых общих чертах. И чего в ней такого особенного, в этой вашей программе?

– Ну, тебе же говорили, что это у нас не просто дети. А значит, тут много всякого такого, «особенного». Например, есть мнение, что чем дольше вынашиваешь ребенка, тем лучше.

– Это как?

– А так. Ты что, не в курсе, что, например, Дана ходила беременной почти десять месяцев? А я надеюсь этот показатель перекрыть, хотя меня еще совсем недавно и вытянули фактически с того света…

– Рекордистки-стахановки… А на фига же ж, спрашивается? А, ну, то есть, что-то я про это в прежние времена читал. Только это была сплошная фэнтези-магия. В том смысле, что чем дольше человек развивается, культурно выражаясь, внутриутробно, тем больший из него получается исполин духа. Якобы так можно получить какого-нибудь супермага, эмпата-телепата или колдуна от восьмого уровня и выше. Только у нас-то тут сейчас вроде не «Властелин колец», или я ошибаюсь и наше военное руководство окончательно рехнулось-таки?

– Да нет, не рехнулось. Просто в рамках этой нашей программы проверяются разные догадки и гипотезы.

– Это какие?

– Разные. Про детали я тебе рассказывать не имею права, это все секретно. Скажу только, что после окончания Долгой Зимы уже накопился кое-какой практический материал, какого раньше не было вообще ни у кого, по поводу изменений в человеческом организме, и мы эти наработки проверяем, в том числе и на себе. Времени прошло немного, опыта еще мало. Вот и приходится или своими телами жертвовать, или на зэчках тренироваться…

Похоже, если ее обстоятельно поспрашивать по поводу этих исследований, она, как всякий влюбленный в свое дело научный кадр, может, в случае чего, рассказать мне про это целый роман и две повести. Вот только слушать у меня особого желания нет и не было.

– Понятно, – сказал я и вздохнул. Вообще, девки уже докладывали мне, что один кофр у подполковника Дегтяревой набит какими-то хитрыми и непонятными препаратами без какой-либо маркировки. Якобы она всякие пилюли и порошки горстями жрет, колет себе (в том числе в живот) какие-то уколы, при этом все время взвешивается, обмеряет себя, снимает показания по температуре, давлению и т. д. И девчонкам приходится все время ассистировать ей во время этих «медосмотров». Сам я это не видел, но точно знаю, что готовят Дегтяревой отдельно от нас – опять-таки, какой-то сложный рацион по специальной методике.

В общем, по-моему, эта дамочка откровенная многостаночница – пока ее руки (а точнее рука) и голова заняты военно-биологическими надобностями летального характера, живот тоже вовсю работает на благо науки (в буквальном смысле), благо одно другому, видимо, не мешает (хотя в это лично мне и слабо верится). Не скажу, что я на эти дела смотрю отрицательно, но все-таки лучше, чтобы подобные Дегтяревой «спортсменки-естествоиспытательницы» проводили свои опыты где-нибудь подальше от меня. А то неизвестно, что там у нее внутри – я-то мутировавшие человеческие зародыши еще Долгой Зимой видел многократно… Чего доброго, доиграется до того, что в назначенное время из ее нутра вылупится или полный супермен, способный прожигать взглядом танковую броню и подпитываться от радиации или солнечного света, или вообще какая-нибудь неведома зверушка, вроде Чужого из одноименного кино. А меня, как обычно, пошлют брать живьем эту зверушку. Нет, ну их на фиг, со всей этой наукой…

– Что тебе понятно, майор? – спросила она.

– Все-все, – ответил я, с интонацией Вовки в Тридевятом царстве из известного мультфильма. – Ну, то есть как «все». Чтобы полностью понимать женщин, надо, видимо, носить колготки, высокие каблуки, а также каждодневно штукатурить физиономию, но, сдается мне, и этого маловато будет. В свое время разные Бори Моисеевы это пробовали, и все без толку. А менять василек на василиску хирургическим путем, по методу вымерших ныне тайских трансвеститов – это, по-моему, вообще перебор… Я, вообще-то, в том смысле, что про вашу науку и про вас лично, с вашими наполеоновскими планами мне все более-менее понятно…

– Ну раз про это тебе все понятно, давай о главном, майор.

– Охотно. За тем и шел. Вы во время операции в расположении останетесь?

– Нет, хочу понаблюдать лично.

– Ну, воля ваша, хотя я и не советовал бы. Все-таки там стрелять будут. И много.

– Это понятно, но мне надо лично посмотреть, кто будет непосредственно сопровождать груз. Очень надеюсь увидеть кое-какие знакомые рожи.

– Ну раз есть такая необходимость – обеспечим вам безопасное место для наблюдения. Как мне доложили, судя по радиоперехватам, их самолет уже в воздухе, а значит, основную пьесу будем играть ближе к вечеру. Вы во время последней встречи с этим придурочным диплошпионом из нашего посольства, этим, как его, Еб… Ет…

– Екамасов, – подсказала Дегтярева.

– Во-во, Екамасовым, выяснили, не будет ли у нашей акции каких-то крупных и нехороших последствий военно-дипломатического плана?

– Например?

– Например – мы их разбибиним, а они возьмут и скинут в отместку на нас или на какой-нибудь крупный местный город ядрену бомбу. Ну, или пошлют сюда что-нибудь вроде загруженного под завязку В-52, который обработает, к примеру, это наше поместье, по площадям крылатыми ракетами с кассетными боевыми частями. Для этого много не надо. Убить нас при таком раскладе может и не убьет, а вот реноме мы себе попортим…

– Да нет, не должны. Разведка и лично генерал Тпругов гарантируют. Да и вообще, у Сантосов самая натуральная частная лавочка, и официально они контактируют не с правительством США, а с несколькими тамошними компаниями, часть которых, правда, действительно работает на Пентагон. А у частников не может быть стратегических бомбардировщиков или крылатых ракет. Да и маловато сейчас в Штатах такой техники, чтобы использовать ее где попало и как попало.

– Так у них же достаточно важные для пиндосов программы. Насколько я понимаю, этот Сантос по заказу американских друзей превращает «человеческий материал» в «универсальных зомби-солдат» и «живые мины». И что ему за это – никакого респекта и уважухи?

– А с какой стати? Американцы – деловые люди. Они и так слишком щедро с ним расплачиваются, специальные самолеты гоняют, керосин жгут. Но для открытого военного вмешательства, откровенно говоря, много чести. Даже если мы этого Сантоса грохнем, в соответствии с желаниями наших здешних радушных хозяев. А кроме того, Дана тебе должна была рассказать, что эти зомби-программы у американцев сейчас, похоже, не имеют наивысшего приоритета.

– Это почему?

– Потому что все эти штуки с плохо убиваемыми зомбаками хороши только против испуганных и безоружных. А с времен древней Спарты известно, что любого воина-супермена убить не так уж сложно. Вы же в Анголе догадались им дырок в голове наделать…

– Ага. Скажите еще, что Арни Шварц Хищника в известном фильме и вовсе с помощью конца бревна победил. Дырок-то мы им наделали, а они по нам потом ядерным зарядом. Так что еле убежать успели…

– Ну так убежали же. Наше начальство больше опасается, как бы эти «универсальные солдаты» со временем не превратились в нечто большее. А с точки зрения диверсионных действий куда опаснее «живые мины». Меня-то как раз в основном они интересуют.

– Ну-ну. Хорошо, если так, и за них действительно никто не врубится всерьез. А если это действительно частники, то почему их будут прикрывать местные вояки?

– Во-первых, наши крайние беспокоящие действия заставляют их усиливать охрану, собственных сил у Сантосов не так много, а с тяжелым вооружением и вовсе проблемы. А во-вторых, из Мехико на подобные вопросы отвечают, что это личное дело командующего вооруженными силами в конкретной провинции. В данном случае – этого старого корыстного козла, генерала Эрнандо Эспиносы. В условиях военного положения он имеет право разрешить своим подчиненным оказывать охранные услуги по запросам частных лиц, на чисто коммерческой основе. Вот они и оказывают. И нам нужно, чтобы после сегодняшней операции помощь военных Сантосам сократилась до минимума или вообще прекратилась…

– Да не извольте беспокоиться. Что еще?

– А еще, майор, возьми там на столе, в синей папке фотку.

Я выполнил это ее указание. С цветного снимка на меня смотрел плешивый субъект лет пятидесяти в сером костюме и, видимо, дорогом галстуке. Его физиономия чем-то напомнила мне фельдмаршала Роммеля с некоторых старых фотографий. Вылитый Лис Пустыни, только с глазами откровенного психа. Интересно. Раньше начальство в лице той же Дегтяревой как-то не считало нужным информировать меня насчет каких-либо персоналий, а тут вдруг ориентирует на вполне конкретную рожу. Это что – местный главгад, которого нам предстоит спеленать?

– Это что за шиз? – спросил я.

– А это тот, кто нас интересует больше всего, дон Максимилиан Сантос, в девичестве Макс фон Шоберт.

– Руководитель зомби-проекта и типа главный некромант?

– Вроде того. Только тут не все так просто. Он не просто ученый, но вроде бы еще и гипнотизер, владеющий какими-то магическими методиками.

– Например?

– Его папаша еще в Третьем рейхе занимался чем-то типа вуду. Пытался поставить всю эту африканскую мистику на службу фюреру. А гипнотический дар у них наследственный, вроде бы еще дедуля дона Максимилиана в свое время подрабатывал себе на пиво с сосисками, выступая по Европе с магическими сеансами – вводил людей в транс, читал мысли, предсказывал будущее и прочее в том же духе. Хотя в конце XIX века это было более чем популярно и утверждать, что дедуля фон Шоберта чем-то кардинально отличался в лучшую сторону от вульгарных шарлатанов и кидал, которых в этом бизнесе всегда было пруд пруди, сейчас уже невозможно. Кстати, этот дар у них передается по мужской линии…

– И что нам это дает?

– А то, что у дона Максимилиана нет прямых потомков мужского пола. Только единственная дочь и две внучки. Так что не исключено, что данная династия «магов и чудотворцев» пресечется именно на нем…

– Допустим, что это меня радует. И что дальше? Мне-то эта информация что дает? Он что, типа бессмертный? Так я этот момент легко улажу. Подберем для него что-нибудь особо бронебойное, или в крайнем случае кол осиновый, если его пули совсем не берут. Или нам его предстоит все-таки живым брать?

– Да я не про то, – наморщила загорелый лоб Дегтярева, явно что-то соображая.

В этот момент за дверью возникло какое-то движение и голоса.

– Ну, вот, – сказала подполковник. – Пока я тут голову ломаю, она и сама явилась. Пусть тебе тогда наша хозяйка все объяснит.

Женские голоса и стук каблуков в соседней комнате (там была большая гостиная) начали приближаться. Видимо, это нарисовалась наша радушная хозяйка Ларисса Линарес, собственной персоной.

Она без стука вошла в комнату (а какого же ей стучать, если она у себя дома?) и, перебросившись парой испанских слов с нашей подполковницей (последовал также приветственный легкий поцелуйчик, обычно характерный для более-менее близких подруг), уселась рядом с Дегтяревой. Я сразу ощутил, что рядом со мной стало на одну барыньку больше. Но Ларисса Линарес (наши девки называли ее за глаза «донна Ларка») барыню нисколько не изображала, поскольку была плоть от плоти местных дворян – старинной династии землевладельцев. Была она смуглая и очень красивая, особенно сегодня, в светлой блузке, расстегнутой по самое не могу (так что я отчетливо видел отсутствие лифчика), белой юбке и белых туфлях. Еще одна героиня сериалов…

– Я слышала о чем вы, – сказала хозяйка, поправляя рассыпавшиеся по плечам шикарные темные волосы. – Главное, майор, в том, что наша война с Сантосами имеет еще и религиозный характер.

Ларисса Линарес, к моему первоначальному удивлению, довольно прилично знала русский язык и говорила на нем хоть и с акцентом, но довольно правильно. По мере знакомства с ней я этот момент прояснил. Оказывается, ее второй муж, полковник дон Хайме, некоторое время был мексиканским военным атташе в Москве и Тель-Авиве, и в нашей столице они в общей сложности прожили года три.

Вообще, интересная она женщина, во всех смыслах. В юные годы, еще школьницей, будучи очень независимой и левой, была неоднократно порота лично папулей (а ее отец, дон Аугусто, судя по рассказам непосредственных очевидцев из здешней прислуги, был человеком весьма крутого нрава и крайне старомодных взглядов). Тем не менее она якшалась с местными марксистами и даже когда-то, назло суровому родителю, вошла в число финалисток конкурса «Мисс Сан-Лис-Потоси» (откуда ей была прямая дорога на «Мисс Мексика»). Однако, как я понял, папуля этот ее успех не оценил. Карьеру фотомодели он пресек и отправил доченьку учиться на юриста. Сначала в Штаты, где она поначалу закономерно забила на учебу, стала жить на всю катушку, оперативно выскочила замуж за какого-то красавчика (то ли стилиста, то ли медиамагната), родила дочь Викторию и столь же быстро развелась (по слухам, ее муженек, в соответствии с устоявшимися на тот момент американскими традициями, оказался «полноприводным», то есть положительно смотрел на очень близкие контакты с персонами обоего пола, чего донна Ларка понять и принять была явно не в состоянии).

В итоге она перебралась в Мадрид, где все-таки кое-как закончила курс наук и получила диплом. Вернувшись на родину, красавица Ларисса выкинула очередной фортель, благо папуля к тому времени уже упокоился в фамильном склепе, а юристам в условиях мирового кризиса было не очень комильфо. В общем, ее зачем-то понесло в мексиканские вооруженные силы, где она получила крылышки пилота вертолета армейской авиации и встретила своего второго мужа, того самого дона Хайме Торреса, тогда еще капитана, тоже представителя старинной местной фамилии. Так что этот, второй, брак был вполне себе «династическим» и, можно даже сказать, по расчету. Донна Ларка родила сына Пабло (хотя этого пацана все здесь звали уменьшительно-ласкательно – «Паблито») и изрядно поездила с удачно перешедшим на военно-дипломатическую стезю мужем по миру. И я так понял, что с Анжелой Дегтяревой (у которой тогда были другие лицо, гражданство и имя-фамилия-отчество) она близко познакомилась отнюдь не в Мехико, а очень задолго до того, в Тель-Авиве.

Незадолго до начала заварушки дон Хайме получил должность в военном министерстве и они вернулись в Мексику. Дальше дон Хайме умер во время Долгой Зимы при вспышке эпидемии лихорадки, очень похожей на эболу (говорили, что это были последствия применения кем-то бактериологического оружия), а донне Ларке пришлось, как и всем местным землевладельцам, восстанавливать и укреплять пошатнувшееся хозяйство. И она по мере сил справлялась, сейчас справедливо имея среди местных репутацию практически дона Корлеоне в юбке, местного, разумеется, разлива.

Добавлю, что ее сыну было лет десять, а старшей дочери шестнадцать. Внешность и темперамент у этой Виктории были явно в мамашу. Ее тут некие доброхоты обучили стрельбе и каким-то боевым дрыгоножествам (то есть это они так думали, что обучили), из-за чего она, считая себя самой крутой, разумеется, попыталась помериться силой с нашими девчонками. Естественно, бразильская коса нашла на камень отечественной выделки. Машка Тупикова, в очередной раз доказав, кто тут спец по боевой рукопашке, вырубила ее примерно на третьей минуте. И даже вроде бы молодая и предельно неопытная Кристинка Дятлова, повозившись с красоткой Вики минут десять, заломала-таки хозяйскую дочку на болевой прием.

С тех пор Виктория стала лучшей подругой для наших девок, ходила за ними буквально по пятам, лихорадочно учила язык и требовала научить ее чему-нибудь полезному. Ну, они и учили, между делом, по мере сил. Разному, разумеется, а не только смертоубийству. Судя по шумному разговору, который продолжался сейчас за дверью, Виктория, похоже, приперлась сюда вместе с мамашей и теперь пыталась о чем-то болтать с нашими отроковицами.

– Что значит религиозный характер? – изобразил я неподдельное удивление. – Мне тут только крестовых походов не хватает или изгнания бесов из кого-нибудь подручными средствами…

– Не в том смысле. Ты, майор, про местные старинные языческие культы слышал?

– Разные там санта-муэрте и прочее наследие ацтеков и майя? Слышал. Только это вроде бы где-то севернее, ближе к тихоокеанскому побережью.

– Эрудированный ты человек, майор, раз такие подробности помнишь. Только вообще-то это есть везде, где живут потомки индейцев. А они у нас встречаются почти повсеместно. Ну так вот, еще папаша этого Максимилиана Сантоса был в свое время проклят всеми местными колдунами и объявлен ими же вне закона.

– За какие такие грехи?

– За то, что он, как выражаются некоторые, что называется, «перешел на темную сторону».

– Это то есть как? Я так понял, что ваши, местные, колдуны вроде бы пользуют какую-то разновидность вуду, не гаитянскую, но тем не менее пейотль, то-се – хрен редьки не слаще… А в этом самом вуду светлого как-то мало в принципе…

– Да так-то оно так. Только любая разновидность вуду допускает ненадолго оживлять покойников, ну, или, к примеру, превращать людей в зомби исключительно в культовых целях, в силу «производственной необходимости». Но категорически запрещено заниматься такой практикой массово, да еще в целях наживы. А уж тем более программировать получившийся в результате «продукт» на войну или убийство кого-либо…

– И за это, стало быть, его и прокляли?

– Да.

– Наверное, ваши колдуны правильно сделали. Только я после Анголы разговаривал с кое-какими умными людьми, и они считают, что для качественного зомбирования маловато только одного вуду или, скажем, гипноза. У человека в голове столько всего понапихано, и, чтобы он перестал бояться боли и смерти и без колебаний убивал других (тех, на кого ему укажут, без разбора), в идеале надо снять туеву кучу всяких блоков, которые у любого из нас от рождения понаставлены в мозгах. Чтобы человек перестал думать, что, к примеру, резать женщин и детей плохо или прыгать вниз головой с моста больно. И, судя по тому, что мы все видели в той же Анголе, тут какие-то хитрые психологические методики обязательно должны сочетаться с медикаментозным промыванием мозгов…

– Вот это ты, майор, верно догадался, – вступила в разговор молчавшая до этого момента Дегтярева. – Это методика довольно оригинальная, хотя и не новая. Есть сведения, что еще в 2000-е Максимилиана Сантоса посещал небезызвестный гражданин Криворылов. Помнишь такого?

– Это тот Криворылов, который пророк Виталий, он же Святой Ваня (или Иоанн, точно не помню), в свое время работавший над психотропными средствами еще по заказу КГБ, создатель и идейный руководитель «эсхатологической», как тогда выражались, секты «Белые братья и сестры», адептов которой потом не могли вывести из ступора ни медики, ни экстрасенсы? Тот, который рулил сектой на пару с Калерией Бородун, изображавшей из себя какое-то очередное воплощение Девы Марии?

– Он самый.

– Так его же закрыли в середине тех 1990-х, минимум лет на пять. Причем он еще на зоне публично заявил каким-то журналюгам, бравшим у него интервью, что разочаровался в идейках своей секты. Правда, куда он делся после отсидки, я не в курсе – как-то не интересовался, честно говоря. Может, лечит кого от запоя методом попадания под электричку, а может, уже и землю парит. За последнее десятилетие столько народу преждевременно померло, что просто ужас…

– А зря не интересовался. Как ни странно, после выхода из тюрьмы он поехал как раз сюда, якобы по приглашению какого-то псевдорелигиозного, «близкого по духу» их секте фонда. И в последний раз его видели в 2002-м, как раз в обществе Максимилиана Сантоса, то ли в Пуэбле, то ли в Оахаке. И с того самого момента о гражданине Криворылове ни слуху ни духу. Из Мексики он не уезжал, словно растворился где-то в сельве. Хотя его, конечно, никто особо и не искал…

– То есть вы намекаете на то, что мы здесь можем напороться еще и на вуду российского производства? Тогда вам надо было сюда не штурмовых саперов вроде нас вызывать, а какого-нибудь Ван Хельсинга с соответствующими методами…

– Да не о том речь, – сказала донна Ларка. – Понятно, что методы этого Сантоса-Шоберта аморальны, бесчеловечны, малопонятны с точки зрения простой человеческой логики и богопротивны для любой из мировых религий. Я хочу сказать, что, когда дело дойдет до самого (а оно скоро до него дойдет) Сантоса, он вполне может что-нибудь выкинуть. Неординарное, скажем так. Местные колдуны, разумеется, будут на нашей стороне, но ты все же предупреди своих. Мало ли какие сюрпризы могут случиться.

– Какие сюрпризы?

– Разнообразные, вплоть до самых неприятных. Например, рекомендую тебе, майор, показать всем его фото, чтобы твои ребята знали врага в лицо. И ни в коем случае не смотрели ему в глаза и не слушали, что он будет говорить, если, не дай бог, встретятся с ним.

– Даже так? Выходит, нам его действительно живым брать?

– Нет, – сказала Дегтярева. – Донне Лариссе он живым не нужен, а мы его вряд ли сможем нормально допросить. Он реально очень сильный гипнотизер и стандартной, применяемой при допросах «химией» его фиг сломаешь. Так что живьем брать не надо. Но нам надо не просто его убить, а захватить весь архив и рабочие материалы.

– И как вы собираетесь это сделать, интересно знать? Если мы будем штурмовать его «вотчину», то, так или иначе, разнесем там все по бревнышку. Да и он сам первым делом постарается все уничтожить…

– А это, майор, уже не твоя забота. Кое-какие люди к нему уже внедрены и работают. А нам придется планировать свои действия так, чтобы не повредить электронные носители, если архив существует только в цифровом виде. А вот если есть бумажные дубликаты, задача слегка упрощается.

– А если нет ни того ни другого и весь архив у него в голове?

– Ну, это-то как раз навряд ли…

В общем, на этом наш разговор в основном закончился. Мы обсудили несколько мелких, вполне себе технических вопросов, и я потек готовиться уже непосредственно к боевому выходу – руководить и давать конкретные указания.

Правда, все и так давно знали боевую задачу, и вразумлять кого-то пинками или простыми словами сейчас не требовалось.

После завтрака, уже переодевшись в темно-зеленый боевой комбез, я вернулся «в расположение подразделения».

Еще издали мне стало слышно чье-то пение из окон нашего особнячка. Кто-то (судя по голосам – вроде бы Продажный с Алалыкиным), видимо, в момент облачения в боевую экипировку, не найдя иного развлечения, с явной и неизлечимой придурью не очень музыкально орали:

– …Как один мы! По приказу комиссара! Поддадим и чистить им пойдем сусала! И начистим! Главное – тревогу не проспать! А ну, ребята, плеснем гидрашки в стаканы! Мы свято храним покой родной страны! И пусть там НАТО наложит полные штаны!..

Я остановился, решив маленько послушать, и не сразу обратил внимание, что тут же, на крылечке, тихо-мирно сидит штрафованный рядовой Зиновьев, уже облаченный по-походному. Явно расслабившись и впав в благостное настроение после завтрака, он смолил толстую сигарку местной выделки (качество этого продукта было по прежним критериям, видимо, очень среднее, но главное, что здесь его было немерено, хоть до смерти задымись), выпуская дым колечками. Практически кайфовал. Встать он не удосужился….

– Что за бабуйня, рядовой? – поинтересовался я, подойдя. – Встать!

Зиновьев нехотя поднялся, изобразив некое подобие стойки «смирно». Не знаю, нравилось ли ему находиться здесь и в этом качестве – наши пацаны и девчонки гоняли этого «дяденьку» по любому поводу, поскольку он здесь был единственный солдат, а они все – сержанты или офицеры. Но, с другой стороны, чморить нижестоящего без повода, как на зоне, никто из моих подчиненных никогда не стал бы. А значит, Зиновьеву все-таки было вполне комфортно – климат мягкий, теплая вода, золотой песок, кормят от пуза и всегда думают за тебя. Как оказалось, во времена своей прежней службы в этой стране он нигде, кроме Мехико, Акапулько, Тихуаны и нескольких мелких курортных местечек, не бывал, а значит, толку от него, как от «знатока реалий», было как от козла надоев. Правда, испанский язык он, как оказалось, действительно знал прилично и за всеми личными катаклизмами последнего времени местных наречий еще не забыл.

– Рядовой Зиновьев! – доложил штрафник.

– Чем заняты, рядовой?

– Перекур, товарищ майор.

– С какой стати?

– А я уже переоделся, и мне старший сержант Хамретдинов разрешил перекурить. Вы, товарищ майор, сами-то некурящий, и вам не понять. Меня еще моя вторая заставляла бросить эту, как она выражалась, «поганую привычку», но так и не дожала. А потом я, бывалоча, навоз и всякую дрянную солому курил и такого хорошего табака, как здесь, сто лет не видел…

– Ну-ну, не лучшим образом вы службу с чистого листа начинаете, – констатировал я, мысленно прикидывая – сразу вздрючить Хамретдинова за падение дисциплины или пока погодить.

Хотя чего это я на него покатил с места в карьер? Служба то, служба се… Ведь, по идее, начало этой самой службы у каждого обычно разное. Например, мое первое знакомство с советской еще армией в крайние годы существования СССР прошло не лучшим образом. В девятом, если не ошибаюсь, классе во время первой приписки в военкомате я оказался в числе восьми человек, которых отвел в сторону от остальных звероподобный прапорщик с вэдэвэшными эмблемами на погонах. Побагровев и без того испитым лицом, он рявкнул нам: – Па-астричься!!

В этот момент я понял, что с Советской Армией у меня как-то не заладится. И, как оказалось – как в воду глядел, поскольку не прошло и трех лет и Страна Советов (да и вообще все вокруг) накрылась медным тазом, и всем казалось, что ничего хуже уже быть не может (зря так думали, оказалось – может)… Хотя мы (те, кого тогда послали стричься) от этого только выиграли, поскольку приписку проходили на следующий день, вместе с каким-то ПТУ. Так мало того, что мы у школы лишний день украли, так еще и от души повеселились. Пэтэушному военруку, толстому, одышливому майору со стройбатовской символикой на плечах кителя было откровенно не до нас, а пэтэушники были те еще приколисты и стремились оборжать буквально все, с чем сталкивались. Например, все эти псевдоумные (а точнее, совсем глупые) военкоматовские «тесты» тех времен (типа «я пью много воды» и прочее). Вопрос: «Мне часто хочется умереть?» Ответ надо дать в письменной форме, либо «да», либо «нет», казалось бы, чего непонятного? Но нет, один хлопчик вдруг тянет руку и спрашивает этого их стройбатовского майора: «Наиль Мустафиевич, а если не часто хочется умереть – мне чего писать?»

Ну и далее в том же духе. Интересно, где все эти случайно собравшиеся в пыльном классе райвоенкомата позднесоветские пацаны теперь? Похоже, дальнейшая жизнь всерьез разделила нас на живых и мертвых. По крайней мере двое из тех семи моих одноклассников точно не дожили даже до сорока пяти…

– Виноват, – сказал Зиновьев буднично и добавил: – Дурак. Исправлюсь.

– С рукой-то чего? – поинтересовался я, кивнув на его покрытую шрамами правую кисть.

– С собачкой познакомился, – ответил Зиновьев, и лицо его как-то сразу помрачнело. – Довольно близко. Из вологодского конвоя собачка. Шаг вправо – шаг влево…

– Ясно, – сказал я, уже поняв, что он на эту тему не очень-то хочет говорить.

В этот момент я услышал за кустами шаги и знакомые голоса.

В нашу сторону явно топали девчонки. И точно, через минуту возле крыльца появились Машка, Светка, Наташка и Кристинка. Все уже облачены вполне по-боевому, в такие же, как у меня, комбезы и берцы тропического образца (Машкины ботинки были кожаные и нестандартного образца, явно местной ручной работы – к гадалке не ходи, где-то сперла, выменяла или выиграла). Кроме того, у Машки Тупиковой верхняя часть комбеза была провокативно спущена и обмотана вокруг талии причудливым узлом, открывая пижонский лифчик из камуфляжной ткани, а на голове наличествовала широкополая камуфлированная панама (точно такие же когда-то, очень давно, носили французские парашютисты во время индокитайской и алжирской войн, интересно, где она этот-то раритет надыбала?), с отогнутыми вверх и соединенными ремешком полями.

Остальные девчонки откровенно уступали ей по части изобретательности в области понтов. Хотя на голове у Светки Пижамкиной была опять-таки совершенно неуставная (хотя какой устав, если мы конспирируемся под наемников?) и откровенно ковбойская шляпа, а Кристинка Дятлова щеголяла в головном уборе в стиле Крокодила Данди из одноименного фильма (даже украшение из зубов какого-то хищника вокруг тульи ее шляпы присутствовало).

А вот Наташка Метельская в камуфляжной бейсболке местного армейского образца откровенно выламывалась из общей картины. Вообще, я с самого начала, сразу по прибытии сюда, почувствовал, что, наверное, зря она с нами напросилась. В далекой и жаркой стране Натаха была явно не в своей тарелке. Не знаю, повлияло ли на ее мировосприятие тяжелое ранение, или почти год чисто штабной работы вдали от пуль и пеших переходов, но на фоне других наших девчонок вид у нее в последнее время был какой-то унылый. От прежнего развеселого душегубства и следа не осталось. Похоже, Машка уже и сама поняла, что напрасно поддалась на ее уговоры. Мы бы в данном случае и без Метельской прекрасно обошлись, а так в перспективе можем нажить себе ряд нехилых проблем, в случае если ее, к примеру, неожиданно переклинит по какому-нибудь поводу…

– Здра жра, тарищ майор! – приветствовала меня Машка.

Стоявший передо мной с непотушенной сигаркой Зиновьев демонстрировал всем своим видом явное замешательство.

– Виделись, – ответил я и добавил: – Давай, командуй, старший лейтенант.

– Рядовой Зиновьев! – рявкнула Машка. – С-сырна! Бегом в расположение подразделения!

Штрафник послушно погасил окурок и скрылся в доме.

Девки вошли следом за ним. Машка гаркнула что-то матерно-неразборчивое, и придурковатая песня разом закончилась. Потом кто-то что-то сказал и заржал, последовал Машкин рык с предложением залепить хлебалушку. В ответ сказали что-то неразборчивое, последовал глухой удар по мягкому и приглушенная ругань, а потом, похоже, началась вполне деловая возня.

Зайдя в дом, я обнаружил сборы в самом разгаре. В обширной прихожей особнячка все облачались в боевую экипировку, натягивали бронежилеты, проверяли снарягу и оружие. Не занят был только Алалыкин, который согнувшись и держась обеими руками за промежность, подпрыгивал посреди холла и приглушенно-полузадушенно ругался матом.

– Да я…. да ты… с-су… да я тебя… л-ля… н-нах… – выл он.

– В чем дело, сержант? – поинтересовался я у него.

– По яйцам-то зачем? – страдальчески провыл Алалыкин, после чего наконец выдохнул и ухромал с глаз моих.

– Ну и зачем по яйцам? – спросил я у возникшей передо мной Тупиковой, которая уже выглядела вполне пристойно и застегивала бронежилет. – Маня, ты чего мне личный состав травмируешь? Да еще перед боевым выходом?

– А чо делать, если он, тарищ майор, русского языка не понимает? – надула губы Машка. – Я ему сказала – заткни хлеборезку. А он не затыкается и субординацию нарушает. Мы солдаты или где?

– Правильно мыслишь, старший лейтенант, – сказал я на это. – Порядок стоит на дисциплине. Только постарайся в дальнейшем без членовредительства…

– Вот про член это вы в точку, тарищ майор, – согласилась Тупикова. – Некоторым я бы его совсем оторвала…

– Брек, старший лейтенант, – прекратил я этот поток сознания. А то начав со знакомого слова «член», она много до чего договориться может, со своей всегдашней непосредственностью.

Мои автомат, рюкзак и бронежилет были давно подготовлены и лежали у стеночки. Здесь же была сетчатая маскнакидка под фон тропической местности, где нам предстояло действовать, – сегодня я такие приказал взять всем. С ними надежнее, поскольку предстояла работа из засады, а не бой в условиях взаимной видимости.

– А сейчас все ко мне. – сказал я, когда подразделение более-менее экипировалось.

Личный состав послушно подошел и сгрудился вокруг меня. Я достал из планшета фотку Максимилиана Сантоса.

– Смотреть внимательно и запоминать. Всем.

Фотка пошла по рукам.

– А кто это? – живо поинтересовался Хучанбергенов, передавая снимок Георгиеву.

– Это самый главный гад. Максимилиан Сантос, он же Макс фон Шоберт. Если кому интересно – из семейки почему-то эмигрировавших не в Парагвай или Аргентину, а в эти края недобитых эсэсовцев. Конечно, не факт, что он сегодня в этой колонне будет, но запомнить его внешность все-таки стоит. И если вы его где-то увидите, пусть даже случайно – немедленно сообщать мне или подполковнику Дегтяревой. Добавлю, что при встрече нежелательно разговаривать с ним или смотреть ему в глаза.

– Это почему? – спросила Светка Пижамкина, рассматривая фото. Взгляд у нее был очень характерный, профессионально-снайперский, и для себя она уже явно прикидывала, куда именно будет стрелять этому типу…

– Вообще-то это секретная информация, но, чтоб вы знали, он, помимо прочего, еще и гипнотизер. Запудрит вам мозги и сделает из вас болванчика вроде этих, американских.

– Так это, что ли, его работа? – уточнила Машка.

– Его. По крайней мере теоретическая часть – точно.

– Во козлина, – сказала Светка задумчиво и уточнила: – А стрелять-то в него вообще можно? Или на такого серебряную пульку надо?

– Можно. Сегодня нежелательно, а вообще можно. Но по этому поводу, если что, будут особые указания с самого верха. Поняли?

– Так точно, – сказало подразделение почти хором.

– Ну вот и ладненько. Тогда действуем по нашему плану, но с одной, небольшой, поправкой. Поскольку подполковник Дегтярева изъявила желание поехать с нами, лейтенант Симонов и младший лейтенант Дятлова будут с ней на НП, на связи.

– Вопрос можно? – спросил Симонов.

– Можно, лейтенант.

– А с чего, тарищ майор, именно мы?

– А с того, что у вас, товарищи пилоты-универсалы, вся основная работа еще впереди. И она потребует от вас, культурно выражаясь, больших усилий, вплоть до самоотречения. Так что пока не стоит вам лишний раз под пули соваться. Пригодной для наших дел авиатехники здесь архимало, а вас, если что, заменить будет вообще некем…

– Разрешите? – вдруг возник из-за окруживших меня голов рядовой Зиновьев.

– Разрешаю. Чего там у вас?

– Докладываю, что я тоже немного обучен пилотированию. Если что.

– Да? – удивился я и уточнил: – Интересно, когда это вы успели? И на чем именно?

Симонов и Кристинка Дятлова с каким-то новым интересом посмотрели на нескладную фигуру нашего штрафника. Еще один пилот на мою голову…

Собственно, меня самого тоже кое-чему этакому в свое время подучили. Еще Долгой Зимой, когда мы месяц с лишним сидели на практически блокированной авиабазе в Моховке. А чего не сидеть, раз был приказ? Обострожились, наставили вокруг мин и сидели. Склады там были неслабые (собственно, их-то мы в основном и охраняли), печки исправны и топлива в достатке. Не скажу, правда, что там было особо спокойно, поскольку количество «спальных мест» было сильно ограничено – там кроме нас сидел персонал авиабазы (на тот момент там ничего, кроме нескольких вертолетов, не базировалось, но ВПП была длинная и склад ГСМ обширный) с семьями, вояки (опять-таки с семьями) из нескольких окрестных, прекративших существование частей и гарнизонов и кое-какие беженцы. Вот и приходилось практически ежедневно отбивать нападения оголодавших троглодитов, еще недавно считавшихся людьми – жратва и топливо в особо заднепроходные жизненные моменты нужны всем, но, как правило, достаются тем, кто успел раньше, или тем, у кого автомат многозаряднее… Стоявшие в капонирах у КПП «Шилки» в иные дни были засыпаны гильзами по самую башню, так что экипажи выгребали их лопатами и ведрами, противопехотки и растяжки приходилось обновлять иногда по два-три раза в день, а они, раз за разом, все лезли и лезли, словно там было медом намазано, пытаясь на легковушках преодолеть заваленные бетонными блоками густо минированные подходы к базе, прикрываясь бабами и детьми, не считаясь с жертвами, с последним патроном в ружбайке, перли прямо на кинжальный огонь АГС-17, «Шилок» и пулеметов…

Так вот, друг-приятель Вадя Осташков тогда научил меня пилотировать «Ми-24» и «Ми-8МТ». Ну то есть как научил – без малейшего представления о теории, я, в случае чего, смогу включить и выключить двигатели, взлететь и сесть. Ну и провести любую из этих двух машин на небольшое расстояние, по знакомой местности и по чисто визуальным ориентирам (учитывая, что тогда стояли многомесячные сумерки и учился я фактически в условиях ограниченной видимости). Как целиться и стрелять из бортового оружия, мне тоже объяснили. Я даже пару-тройку раз стрелял по вполне реальным целям (как двуногим, так и на четырех колесах) из пушек и пулеметов (боевые вылеты на облет периметра базы были регулярными), но, к примеру, НАРами я реально ни разу не выстрелил – достойных целей там практически не было, а на расход неуправляемых ракет впустую был наложен строгий запрет – боеприпасов у нас было все-таки не безразмерное количество, а какой-нибудь «уазик» или внедорожник можно и пушечно-пулеметным огнем сжечь или превратить в дуршлаг. А вот горючки для патрульных и учебных полетов было, наоборот, чуть ли не с избытком. Вопрос – можно ли считать меня пилотом, если я все это умею? Навряд ли…

– Вертолеты «Ми-2» и «Ми-8», – доложил Зиновьев. – А кроме того «Як-52», «Як-18Т», «Цессны», и реактивные «элки» – L-29 и L-39. До войны я имел летный сертификат пилота-любителя.

– И где это вас обучили?

– В одной подмосковной частной лавочке. У кого-то в качестве хобби тогда были дайвинг, серфинг, яхта и рулетка, а у меня аэроклуб. А потом, уже когда работал здесь, несколько раз летал на легкомоторниках, «Тукано» и реактивных «Эмбраерах» МВ-326 и 339 и Т-33.

– Стрелять по наземным или воздушным целям, а также бомбить приходилось?

– Нет. В учебных воздушных боях участвовал, но с имитацией поражения. Без практики…

– Ладно, учтем. Симонов, при случае проверь рядового Зиновьева на предмет летных навыков.

– Так точно, тарищ майор.

– Еще вопросы есть? – спросил я у подчиненных.

– Никак нет, – ответили они, опять чуть ли не хором.

– Тогда выходим, – сказал я. – Транспорт ждет.

Народ, подняв рюкзачки, потянулся к выходу. Когда мы подошли к нескольким, ждавшим нас у тех самых трех дубов, в честь которых и была названа усадьба (я в России, конечно, всяких дубов повидал, но эти деревья своими чудовищными размерами больше напоминали какие-то баобабы, и торчали они тут явно со времен пришествия первых конкистадоров, или как они там назывались?), перед выездом из поместья, разномастным пикапам и внедорожникам, как из-под земли возник один из людей хозяйки – слегка знакомый мне смуглый усатый малый по имени Нелито. Он что-то энергично затараторил. Я местный разговорный, да еще на слух, из уст аборигенов понимаю плохо, пришлось подозвать Кристинку Дятлову и, используя ее в качестве ретранслятора, принять сообщение о том, что горячо ожидаемый нами самолет наконец сел, зарулил в намеченное место разгрузки и это, судя по всему, лишенный какой-либо маркировки грузовой вариант «Боинга-747», что, опять-таки, предполагалось.

В запасе у нас было часа два-три. По всем предварительным расчетам, люди Сантоса явно собирались добраться к аэродрому до наступления темноты, с тем чтобы в течение ночи произвести все манипуляции по разгрузке-погрузке-дозаправке. Потом, до рассвета самолет должны отправить обратно, а транспорт Сантоса явно вернется в исходную точку уже засветло.

В общем, самое время было выдвигаться к месту намеченной акции. Разместившись в разнотипных камуфлированных машинах (шоферы были местные, а кроме того, нас сопровождали боевики из частной армии нашей хозяйки, правда, они охраняли в основном бронированный внедорожник с подполковником Дегтяревой), мы рванули по петляющей среди плантаций и джунглей узкой дороге, фактически представлявшей из себя продавленные в густой траве и прочей местной растительности колеи. Путь, что называется, «не фонтан», зато самый кратчайший – меньше чем через час изрядной тряски по ухабам и колдобинам мы были на месте.

Машины рассредоточили и замас

Скачать книгу

Иллюстрация на обложке – Нина и Александр Соловьевы

* * *

Посвящается всем тем, кто в начале XXI в. воюет с фашистами. Снова.
Практически все люди и события, описанные в книге, вымышлены и не имеют ничего общего с реальностью, а трактовка автором некоторых реальных исторических событий и фактов необязательно совпадает с общепринятой.

Пролог. Атомные танкисты

«Что-то с памятью моей стало,
все, что было не со мной, помню».
Считается, что данная песня – реакция М. Фрадкина и Р. Рождественского на выход книги Л.И. Брежнева «Малая Земля»

– Колонна, стой! – крикнул я, в свою очередь отмахнув флажками, и скомандовал мехводу:

– Черняев, давай в голову колонны, навстречу разведке!

«Восьмидесятка» крутнулась влево и, обходя головные танки, рванула вперед.

– Товарищ майор, – доложил старлей. – Берег впереди!

– Точно?

– Абсолютно. Все по графику.

– Противника нигде не видно?

– Никак нет. Я там для уточнения обстановки одну «бардадымку» оставил…

– Тогда все помаленьку вперед….

Отмашка флажками, и колонна тронулась.

Ветер, дувший с моря, ощутимо вонял сажей.

Колонна медленно рассредотачивалась на дороге вдоль пляжа.

– Заглушить двигатели и отдыхать! – крикнул я в сторону танков. – Передать всем!

– И что там? – спросил подошедший ко мне первым из наших офицеров капитан Курков.

– Чего-чего. Сам слепой – не видишь? Дошли. Выполнили приказ. Вот он тебе Ла-Манш, он же Английский канал.

– А дальше?

– А буй его знает, что дальше…

– Товарищ майор! – услышал я голос все того же Семеренко. Он, спотыкаясь, бежал ко мне от своей БРМ.

– Чего там у тебя еще?

– Впереди техника!

– Противник?

– Да нет, наши. БМД. Их Потапов обнаружил. Идут сюда.

Вместе с ним я вышел на дорогу, где возле моего танка уже начали собираться офицеры.

Я представился в том же стиле, кинув руку к шлемофону:

– С Дюнкерка.

– Ну-у?! Это как же вас туда занесло?

– И где они, эти главные силы?

– Да без понятия.

– Ты когда последний приказ получил?

– Четыре дня назад. Так же как и ты – открытым текстом. И я его выполнил…

– И что дальше, танкист?

– Эх, десантура, а я-то откуда знаю… Давай вместе кумекать…

– Чего там? – крикнул я.

– Посыльный из штаба! – заорали из-за двери. – Товарищ майор, вас срочно к комбригу!

– Ципура, ты, что ли? – припомнил я фамилию сержанта, который должен был сегодня дежурить в штабе.

– Я, товарищ майор, – обрадованно ответили за дверью.

– Там до вас большое начальство из Центра приехало! – проорал посыльный через дверь. – Баба какая-то!

– Понял, уже иду! – крикнул я в ответ, и Ципура резво учапал вдаль по коридору.

Не исключено, что спасать будущее человечества. В очередной раз…

Глава 1. Обратной дороги нет. Сборы в дальнюю дорогу

«Чем дальше влез, тем ближе вылез».
Вроде бы народная поговорка

Между тем перестрелка вокруг, похоже, продолжается вовсю.

– Что именно я должен тебе сказать? Как простой зритель или как профессионал?

– И тот и другой.

– Полтора месяца назад, в Мексике.

– Как обычно, за лишние догадки и вопросы.

– Чтобы умереть?

– Ну так она же не знала…

– Слишком явные следы всегда поневоле вызывают подозрение…

– Я тебе, майор, больше скажу – даже если бы там не было камер, в местный след мало кто поверил бы.

– Это как?

– Скорее можно сказать – убийство в воспитательных целях.

– Погодь, ты же говорила, что у «живых мин» бразильский след, при чем тут Мексика?

– Ладно. Допустим, они узнали нечто лишнее, и что с того?

– Латифундисты, значит? Эксплуататоры?

– А точнее?

– Точнее – они наиболее влиятельные в местных кругах монархисты.

– «Сапатисты» – это в честь Эмилиано Сапаты, что ли? Из той же оперы что и Панчо Вилья?

– Ага.

– Кто такие?

– Черный эсэс? И кем конкретно служил?

– А дальше?

– Удивляюсь, что пиндосы не кинули после этого на Мехико ядрену бомбу. Они же могут…

– Понятно. И кого взорвут следующим?

– Это какой Дегтяревой?

– Понятно. Галушка, она же Брежнева, она же Киперман. И чего она там потеряла, в Мексике-то?

– И чего из этого? Мочи козлов? Мексиканский вариант корсиканской вендетты, блин…

– А того, что надо ехать, майор.

– А если это не Сантосы?

– Задам ставший уже стереотипным вопрос – а мы-то здесь при чем? Оно мне надо?

– Понятно. Больше, видимо, как обычно, некому?

– Стало быть, мы сейчас те, кого у нас нет?

– Чего-чего?

– Что – там и такая есть?

– Обрадовала, блин. Сколько народу брать?

– И что?

– Уже.

– Чего «уже»?

– Всенепременно.

Он сразу воодушевился и, забрав список, поскакал выполнять приказание.

– Аа-атдил-ление! Кры-ыгом! – гаркнула она. – С-Сыр-на!

– Вольно, орлы, – ответил я. – Продолжайте занятия, а вас, старший лейтенант, попрошу на два слова.

– Чо такое, тарищ майор? – спросила Машка, когда мы отошли в сторонку.

Выучила фразочку, надо же…

– Ну-ну. Тогда, правильная ты наша, явишься к 18.00 ко мне в кабинет.

– Это еще зачем? – захлопала Машка ресницами. Видимо, решила, что я ее в очередной раз буду воспитывать.

– Типа того. В общем, надеюсь, ты все верно поняла.

– Так точно. Только это, тарищ майор…

Машка как-то замялась.

– Чего «это»?

– Да после прошлого раза Наташка с нами просилась…

Стало быть, и Метельской тоже сильно хочется посмотреть чужие края, да еще и задаром. Ну-ну….

– А ты уверена, что она справится?

– Да более-менее.

– А по здоровью ее медики пропустят? После очень тяжелого ранения, которое, кстати, было не так уж давно?

– Наверное. Вроде все свои дырки она залечила…

– Бюрократ вы все-таки, тарищ майор.

Танк оглушительно взревел и, окутавшись синей соляровой гарью, резво рванул с места на исходную позицию.

– Как ваше ничего себе, товарищ майор? – поинтересовался Лозгачев, увидев меня.

Он молча кивнул.

– Стой, – сказал я водителю и вылез из кабины.

Грузовик тут же уехал, а я остался на перекрестке, поджидая эту снайперскую братию.

– Вольно, – сказал я бойцам и добавил: – Следуйте дальше, а вы, лейтенант, ко мне.

Бойцы несколько стушевались, а Светка изобразила лицом непонимание.

– Командуй своим орлам продолжать движения, – пояснил я. – А я маленько прогуляюсь с тобой. До расположения.

– Здравствуй, Светлана Афанасьевна, – сказал я и поинтересовался: – А что это был за цирк?

– Стараюсь, тарищ майор. Так вам что-то в песне не понравилось?

– Что, опять?

– Не опять, а снова, Светлана. На войну, на чужую сторону.

– А куда?

– Военная тайна. Лично объясню. В 18.00.

Расставшись со Светкой, я вернулся в кабинет, где меня ждали личные дела «прикомандированных».

Минимум чем через час в мою дверь вежливо постучали и отрекомендовались:

– Младший лейтенант Дятлова по вашему приказанию прибыла!

– Входите, – пригласил я.

– Спасибо, товарищ майор!

– И как вам здесь у нас, товарищ младший лейтенант? Устроились?

– Так точно, устроилась. Я думала, будет хуже…

Ну и на том спасибо, что не разочаровалась…

– Иностранные языки хорошо знаете?

– Смотря какие.

– Сейчас для нас более всего актуален испанский.

– Хуже, чем французский, но лучше, чем английский или португальский. А что – за Пиренеи поедем?

– Нет, значительно дальше.

– А куда?

– В Мексику. Что, какие-то проблемы с этим?

– Нет, то есть… Я же за океаном не была никогда.

– Никак нет.

– Пока нет.

– Ну тогда идите с богом и позовите мужчину, который там, за дверями, должен быть.

Через минуту этот самый мужчина возник на пороге моего кабинета.

Эк его жизнь-то ударила, раз он нынче рядовой…

– Садитесь, рядовой, – пригласил я.

Я такие глаза впервые увидел, когда сам однажды ненадолго попал в ГТП.

– Ну что, старлей, – сказал интеллигентный инквизитор в свитере. – Считай, что погоны с тебя уже сняли…

– Да нате. Берите, сделайте милость, гражданин начальник…

– Веселый вражина попался, – усмехнулся на мою реплику тот, что помоложе.

– Ну на, читай, весельчак!

– Сразу подпишешь или как? – спрашивает молодой, прихлебывая горячий чаек.

– Не, лучше, конечно, помучиться, – отвечаю я и терпеливо жду пинка или удара по физиономии.

Помню, вошли два коротко остриженных типчика, в одинаковых, плохо сидящих на их фигурах серых костюмах.

– А чего это вы рядовой? – поинтересовался я.

– Так в деле же все есть, гражданин… то есть, тьфу ты, товарищ майор…

Я усмехнулся и заглянул в папку с его делом. Отвык он, видать, от армейской службы, среди вертухаев-то…

– За какие же, интересно знать, «заслуги» вы влетели в это дерьмо, рядовой? – спросил я Зиновьева.

– За легковерие, гражд… то есть товарищ майор.

– Это в каком смысле?

– Что значит «как есть»?

– Сохранить нормальное государство, без «чрезвычайщины»…

– Ну я же не знал, что все это так серьезно, – пожал плечами бывший подполковник. – И они тоже не знали…

– Значит, вы очень хотели верить в прекрасное далеко? – поинтересовался я.

– Хотели.

– Понятно, – сказал я. – В Мексике долго жили, язык и страну хорошо знаете?

– Да более-менее, а мы что…

– Понял.

– У нашего начальника особого отдела капитана Пьянюхина вы уже отметились?

– Только что оттуда…

– Разрешите идти?

– Идите.

Зиновьев неловко повернулся «кругом» и покинул кабинет.

Короче говоря, жизнь становилась все интереснее и интереснее.

Глава 2. Проверка на дорогах. Свой интерес на чужой войне

Война кипит победная, до первого сражения,
а после, брат, как и везде – сплошные умножения…
Ю. Шевчук. «Война бывает»

Ближайшее будущее. Начало 2020-х. Мексика. Поместье «Tres Robles» и окрестности. Осень

Скачать книгу

Медаль за город Вашингтон бесплатное чтение

Владислав Морозов Медаль за город Вашингтон

* * *

Пролог. Атомные танкисты

Глава 1. Обратной дороги нет. Сборы в дальнюю дорогу

Глава 2. Проверка на дорогах. Свой интерес на чужой войне

Пролог. Атомные танкисты

Глава 1. Обратной дороги нет. Сборы в дальнюю дорогу

Глава 2. Проверка на дорогах. Свой интерес на чужой войне

Владислав Морозов
Медаль за город Вашингтон