Парень с того света бесплатное чтение

Р. Л. Стайн
Парень с того света

Посвящается Блэйду

с наилучшими пожеланиями

Copyright © 2016 by Parachute Publishing, LLC. All rights reserved

© А. Уманский, перевод, 2022

© А. Провоторов, иллюстрация, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Часть первая

1

Вот и я, мой дорогой дневник, снова готова во всем признаться. Так сказать, вывернуть душу наизнанку – как всегда, перед тобой и никем больше. Только тебе я могу раскрыть сердце и поговорить о своих сокровенных чувствах. Сколько чернил я извела, чтобы поделиться с тобой своими историями? Сколько ночей клевала носом, роняя голову на твои раскрытые страницы и стиснув ручку в усталой руке, словно и во сне могла описать свои мысли?

Уж конечно, родители не понимают, почему я столько времени провожу скрючившись над столом и исписываю строчку за строчкой, обнажая душу, хотя у меня есть миллион других способов развлекаться. Но ты-то понимаешь, дружок. Эх…

Ладно. Начнем с новых подробностей? Раз у меня новый дневник, так и начну с чистого листа. Я – Кэйтлин Доннели, семнадцати лет от роду, выпускница старшей школы Шейдисайда. На личико не то чтобы отпад – так, на семерочку.

У меня белокурые волосы, красивыми волнами спадающие на плечи. Росту я среднего, не жиробасина и не худышка. Улыбка тоже ничего, хотя два зуба немножко торчат. Моя подруга Джули говорит, что лучшее во мне – это глаза, большие, темные и серьезные.

Всю жизнь я провела в одном и том же доме на Банковской улице, в двух кварталах от торгового центра. Сейчас живу только с родителями – Дженнифер, моя старшая сестра, перебралась в Лос-Анджелес учиться на сценаристку.

В нашей семье Джен самая талантливая, но пока что она почти все время обслуживает столики в одной из мексиканских забегаловок Вествуда [1]. Выходит, что я трачу на писательство намного больше времени, чем она, но не сомневаюсь – в один прекрасный день удача ей улыбнется. Она умница, ей все по плечу.

Мы с Джен никогда не были особо близки, наверное, потому, что она почти на шесть лет старше. Тем не менее она всегда могла выслушать, когда на душе у меня скребли кошки (что случается почти постоянно). Так что мне ужасно ее не хватает.

Каждые несколько недель мы связываемся по FaceTime, но это все равно не то. Всякий раз между нами повисает какая-то неловкость – должно быть, Джен стыдно из-за того, что она в Лос-Анджелесе уже почти год, но и близко никого не заинтересовала своим творчеством. Она не из тех, кто мирится с поражениями.

А меня вот не волнует, Дневничок, увидит кто мою писанину или нет. Сказать по правде, лучше б никто ее не видел. Боюсь, я натурально слечу с катушек, если кто-то прочтет мои заветные мысли и поймет, какая я сумасбродка. Вот почему я держу тебя под замком, а ключик ношу на шее.

ЛИЧНОЕ. НОС НЕ СОВАТЬ. ВАС ТОЖЕ КАСАЕТСЯ.

По правде говоря, я сумасбродкой себя не считаю. Ну, не вписываюсь я в свою семью, и что? Они такие все серьезные, целеустремленные, с амбициями, а мне подавай веселье. Снова эх.

Жизнь коротка. Я узнала это на собственном горьком опыте. Ты тоже обо всем узнаешь, Дневничок. Ты и только ты.

Никто больше не в курсе, как все было на самом деле. Никто бы и не поверил.

С тех пор, как умер Блэйд, моя жизнь – сплошная тоска. И страх.

Вряд ли я когда-нибудь стану такой же солнечной жизнерадостной личностью, как раньше. Родители и друзья из кожи вон лезут, чтобы вытащить меня из пропасти отчаяния.

Да где им! Не бывать этому.

Мы с Блэйдом идеально подходили друг другу. Идеально… с того самого вечера, как впервые встретились.

Тот вечер… вот он-то идеальным не был, Дневничок. Тем вечером я встретила Дину Фиар.

Я прожила в Шейдисайде всю жизнь, но ни разу не общалась ни с кем из Фиаров. А сейчас при одном воспоминании, при одной мысли о Дине Фиар, о том мраке, который привнесла она в мою жизнь, у меня взмокла ладонь, и ручка норовит выскользнуть.

А еще – я постоянно думаю о бедном Блэйде. Моем прекрасном Блэйде. Разве могла я знать, что он будет со мной так недолго? Разве могла я предположить, что он умрет такой ужасной смертью?

Я вынуждена прерваться. Слезы кляксами расплываются на страницах. А рука стиснула ручку – до боли. Хочется вонзать ее… вонзать… вонзать…

2

Кажется, что это было давным-давно, Дневничок, а на самом деле – всего пару недель назад. Мы с Мирандой и Джули набились в кабинку закусочной «У Лефти». Это чизбургерная напротив школы. Кормят там неплохо, но мы в основном ходим туда людей посмотреть и себя показать. У нас там своя тусовка, как сказали бы в типовом молодежном кино.

Был вечер пятницы, начало десятого, когда все кабинки заполняют ребята из нашей школы. Несколько угрюмых взрослых сгрудились у стойки, дожидаясь свободного столика. Наверное, их раздражали громкая болтовня и непрекращающийся смех.

Мне кажется, большинство взрослых молодежь на дух не переносит. А все зависть – они и сами бы хотели снова стать молодыми, да поезд ушел.

От оглушительного грохота мы аж подскочили. Это официантка уронила поднос со стаканами. На несколько мгновений в ресторане воцарилась тишина, а потом зал взорвался аплодисментами.

Я снова повернулась к Миранде и Джули:

– Так, о чем я говорила?

– О себе любимой, конечно, – ответила Миранда. Она ехидина, и юморок у нее своеобразный.

– Ну да, это моя любимая тема, – согласилась я.

– Ты рассказывала о малыше, который рассыпал попкорн, – напомнила Джули.

– А, точно. Так вот, заменять его нам нельзя. Рикки, управляющий, так и сказал: «Бесплатного попкорна никому не давать». Ну, я подождала, когда он отлучится, и дала малышу другой пакет.

– Отвал башки, – заявила Миранда. – У тебя нет историй получше?

Я схватила ее за руку:

– Ты не дала мне закончить. Так вот, малыш, представь себе, уронил и этот.

– Какой грустный рассказ! – засмеялась Джули.

Миранда закатила глаза:

– Интересно живешь, Кэйтлин. У меня аж сердце замерло. Расскажи еще раз.

– Ладно, ладно, – сказала я. – Допустим, стоять за прилавком с попкорном в кинотеатре – не самое увлекательное занятие. А у вас что интересненького?

Миранда вздохнула:

– Хотите верьте, хотите нет, но для меня вот этот чизбургер – событие дня. – Она поднесла его ко рту и надкусила. Из булочки выскользнула помидорка и шлепнулась на тарелку.

– Тебе стоит поучиться обращению с чизбургерами, – сказала Джули. Не то чтобы это было так уж смешно, но мы дружно расхохотались.

Мы с Джули дружим с девятого класса, несмотря на то что характерами совсем непохожи. Она, как и Миранда, такая вся язвочка, постоянно закатывает глаза и отпускает едкие комментарии. Я бы сказала, что у нее достаточно злое чувство юмора.

Я не какая-нибудь там девчушка-попрыгушка, но стараюсь во всем видеть светлую сторону. Я натура увлеченная. Ничего не могу с собой поделать. Я не умею сдерживаться. Я стараюсь кайфовать даже от таких вещей, которые для большинства – скука смертная, вроде торговли попкорном после занятий.

Я порывистая. И чувствительная. Постоянно реву на фильмах и сериалах. И не стыжусь этого.

А вот Миранда, сколько помню, никогда ни над чем не ревела. Ей все как об стенку горох. Она постоянно держится в стороне, отпуская шпильки. Нет, она не тихоня. Просто, наверное, таким образом держит свои чувства под замком.

Миранда была бы очень недурна собой, если бы скинула пару лишних килограммов и сделала что-нибудь со своими жесткими каштановыми волосами. И если от очков бы избавилась. С этой красной пластиковой оправой они смахивают на очки для плавания.

Мы с Джули постоянно талдычим Миранде, что ей больше к лицу контактные линзы. А она такая: «Еще какие-то острые штуки в глаза совать!» Упертая.

Я не осуждаю ее, Дневничок, боже упаси. Просто описываю. Она хорошая подруга и все равно никогда не увидит, что я тут понастрочила. Никто не увидит. Но все-таки я стараюсь быть максимально точной и объективной.

Джули не ест мяса, поэтому мы взяли сырные чизбургеры, поджаренные на гриле, и тарелку картошки на троих. Нас с Джули легко принять за сестер. Волосы у нее почти такие же светлые, как у меня, у обеих серьезные темные глаза. Она любит краситься яркой помадой, отчего ее лицо смотрится выразительнее моего.

Мы ровесницы, но мне кажется, она выглядит старше. Может, потому, что выше на пару дюймов. И, чего уж там, лучше одевается. Ее тетя присылает из Нью-Йорка классные дизайнерские шмотки.

Джули – сама сдержанность и рассудительность. Ее фамилия Нелло, и я дала ей прозвище Нелло-Бронестекло. Она постоянно советует мне не лезть в бутылку, осмотрительней выбирать парней, не принимать все близко к сердцу и поменьше переживать.

Я постоянно пеняю ей на то, что она слишком робкая, предсказуемая и не умеет рисковать. Разумеется, она считает, что предсказуемость – это достоинство. Может, внешне мы и похожи, но по характеру совершенно разные.

Склонившись поближе, Миранда понюхала мои волосы.

Я вытаращилась на нее:

– Ты что, совсем?..

– Нет, – ответила она, – просто у тебя волосы пахнут попкорном. Аромат обалденный. Вот бы выпускали духи с ним!

– Идея на миллион, – подхватила Джули. – Я б купила. А как насчет духов с запахом бекона? Мы бы сколотили на них состояние.

– Я думала, ты вегетарианка, – заметила я.

– Если я не ем бекон, – насупилась Джули, – это не значит, что я не могу им душиться.

Я вздохнула:

– Дома я дважды мою голову с шампунем, но не могу избавиться от запаха.

Джули вытрясла еще немного соли в картошку.

– А ты лакомишься попкорном, пока нет покупателей?

Я усмехнулась:

– Рикки бы и рад пересчитать каждое зернышко, да не может. Я урываю горсточку-другую, пока он не смотрит.

Миранда снова закатила глаза:

– Мы весь вечер будем говорить о попкорне? У кого-нибудь есть горячие сплетни?

Я легонько толкнула ее:

– Вставай. Мне нужно в туалет.

Она бочком выбралась из-за столика и встала. Я протиснулась следом за ней:

– Только без меня ничего интересного не обсуждайте.

– Заметано, – сказала Миранда.

Единственная уборная в «У Лефти» находится напротив кухонной двери. Пришлось стоять в очереди за двумя девчонками, знакомыми мне по школе. Они обсуждали рок-концерт, который слушали в Мартинсвилле. На их взгляд, он удался. Они сидели в третьем ряду, а билетеры разносили беруши, чтобы никто не оглох. Затем девчонки стали обсуждать, как теплая весенняя погода отражается на их волосах.

– …Экстра-кондиционер, – заключила одна из них. – Выливаю полбутылки каждое утро.

Интересная идея.

Выходя из туалета, я налетела на девушку с длинными прямыми черными волосами, темными глазами и черной губной помадой, выделявшейся на бледном лице. Она несла белый пакет с чизбургерами. Когда я врезалась в нее, пакет выскользнул у нее из руки. Мы одновременно наклонились за ним и стукнулись лбами.

– Извини, – быстро проговорила она тоненьким голоском. – Извини.

Хотя это я была виновата.

Я протянула ей пакет.

Я знала, кто она.

Дина Фиар.

Я не знала только, что моя жизнь вот-вот изменится навсегда.

3

На носу у Дины Фиар сидели большие круглые очки в черной оправе. Под ними ее темные глаза казались выпученными, отчего она смахивала на сову. Несмотря на теплый вечер, на Дине был черный свитер с длинными рукавами и круглым вырезом, короткая черная юбка и такого же цвета колготки. Я обратила внимание на ее сережки – маленькие серебряные черепушки. В носу тоже был серебряный череп.

– Извини, – неловко проговорила я. – Я не смотрела, куда иду, и…

– Ничего страшного, Кэйтлин.

Я ощутила укол удивления. Вот уж не думала, что Дина знает мое имя. Ее взгляд упал на мое запястье.

– Мне нравится твой браслет. – Она смотрела на серебряное украшение, которое родители привезли из отпуска на Багамах.

К моему удивлению, она протянула руку и обхватила запястье вместе с браслетом. Ладонь у нее была теплая и сухая, ногти покрашены в два цвета – половинка черная, половинка белая. Дина долго держала мое запястье, потом спросила:

– Он обладает какими-то силами?

Она говорила тихо, и мне показалось, что я неправильно расслышала.

– Силами? Браслет?

Дина кивнула, ее прямые черные волосы упали на лоб. Она отпустила мою руку, чтобы пригладить их.

– Я… не думаю, – проговорила я и неловко засмеялась. Может, она шутит?

Дина переложила пакет с чизбургерами в другую руку.

– Я видела тебя в торговом центре, Кэйтлин, – сказала она.

Я кивнула:

– Да, я подрабатываю в «Синеплексе» по вечерам. – Оглянувшись, я увидела, что Джули с Мирандой наблюдают за нами из зала. – Меня подруги заждались. Пока, Дина.

Ее глаза вперились в мои. Я хотела отвернуться, но они будто пригвоздили меня к месту.

– Иногда я вижу разные вещи, – произнесла она. – Иногда я знаю разные вещи о людях.

Я не знала, что ответить. Какая-то официантка, державшая над головой поднос с чизбургерами, попыталась протиснуться мимо нас. Я воспользовалась этим как предлогом, чтобы улизнуть. Помахав Дине рукой на прощание, я поспешила прочь. Запястье почему-то покалывало в том месте, где она взялась за мой браслет.

Миранда вылезла из-за стола, пропуская меня в кабинку. Я села как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дина Фиар вышла из ресторана, ее длинные волосы развевались за спиной.

– С каких пор вы с ней знакомы? – спросила Джули.

– Не знаю, – ответила я. – Я чуть не сбила ее с ног. Ну и разговорились.

– Она выводит слово «готелка» на новый уровень, – заметила Миранда.

– У меня от нее мурашки. – Джули поежилась.

– Не такая уж она плохая, – сказала я.

Миранда покачала головой:

– Только потому, что она из семьи Фиар, ей обязательно нужно рядиться в черное, краситься в черное и шнырять вокруг, будто ведьма какая-то? Почему бы ей не порвать шаблон? Одеваться пестро, записаться в группу поддержки, метить в королевы выпускного бала?

Джули засмеялась.

– По-моему, она очень застенчивая, – сказала я. – И неловкая. Как думаете, у нее есть друзья? Вы видели, чтобы она общалась с кем-нибудь после школы?

– Не припомню, чтобы вообще видела ее в школе, – сказала Джули.

– Она даже не старается завести друзей, – гнула свое Миранда. – Мы с ней были как-то на чьей-то днюхе, я пыталась ее разговорить. Но она помешана на призраках, ходячих мертвяках и прочей паранормальщине. Она только и говорила, что об этих фильмах, о которых я даже не слышала. Во всяком случае, я надеюсь, что речь шла о фильмах.

– Может, у нее и выбора нет, – заметила я, не вполне понимая, почему заступаюсь за Дину Фиар. Наверное, мне всегда хочется взять сторону изгоя. Или я просто люблю возражать Миранде. – В такой-то семье…

– Да она просто ходячее клише о Фиарах, – вставила Джули.

Мой браслет до сих пор покалывал кожу, словно наэлектризованный. Я съела несколько ломтиков картошки. Они успели остыть. Повернулась к Миранде:

– Ты будешь устраивать вечеринку в честь выпуска?

Она меня не слышала. Она сверлила глазами столик в передней части ресторана.

– Это лучше к Миранде, – сказала Джули. – У меня не получится. Дом слишком маленький.

– Можно ведь на заднем дворе, – возразила я. – Моих родителей даже не будет в городе. Они на две недели улетают по делам в Южную Африку. Представляешь? Пропустят выпускной.

– Вот у тебя бы и зажгли, – предложила Джули. – Никаких предков, оторвемся на всю катушку.

Миранда, по-прежнему не отрывавшая глаз от столика впереди, толкнула меня плечом:

– Что там за парень на тебя пялится? Ты его знаешь?

Я проследила за ее взглядом. Официантка в голубой униформе начала протирать столик, загораживая мне обзор.

– Что за парень?

– Видишь его? – Миранда повернула мою голову. – Парень в красной толстовке? Он таращился на тебя как зачарованный.

– Его зачаровала твоя красота, – сказала Джули. Уж не знаю, в шутку или всерьез.

Наконец я заметила парня: он сидел за столиком вполоборота, забыв про еду. И да, не сводил с меня глаз. Ничего такой, симпатичный. Из-под расстегнутой красной толстовки выглядывала темная рубашка. Темные волосы волной спадали на лоб.

– Что-то не признаю такого, – сказала я.

– Зато он тебя явно признал, – заметила Миранда.

Я пригляделась пристальнее.

– Нет. Никогда его не видела. Вряд ли он ходит в нашу школу.

– Он не моргает, – заметила Джули. – Небось хочет поиграть с тобой в гляделки.

– Пойду разберусь. – Я толкнула Миранду в пухлую руку. – Я не из робких.

Миранда покорно встала, пропуская меня.

Джули прикрыла рот ладонью. Она часто так делает. Ее поразить – раз плюнуть.

– Ты правда подойдешь к нему?

– А что такого? – Я протиснулась мимо двух девчонок, сидевших за столиком напротив, и подрулила к мистеру Красная Толстовка.

Глаза у него были обалденные, серо-зеленые, и, когда я подошла, они широко раскрылись. Я положила руку на талию:

– Привет, как дела?

Он пожал плечами:

– Неплохо.

У него была приятная улыбка и крохотная ямочка на щеке.

– Ты на меня глазел? – взяла я быка за рога.

Он усмехнулся:

– Ты всегда думаешь, что на тебя глазеют?

– Отвечай на вопрос, – с нажимом сказала я. – Глазел или нет?

Он опять пожал плечами:

– Ну, допустим.

Мне понравилось, как вокруг его дивных серо-зеленых глаз разбегались морщинки, когда он улыбался. Я улыбнулась в ответ:

– А чего глазел-то?

– А у тебя салат на подбородке. – Протянув руку, парень снял листок салата и предъявил мне.

Ну да, Дневничок, я ожидала чего-то более романтичного. Конечно, я смутилась, но отвернуться и убежать почему-то не захотела. Что-то в нем – помимо смазливой внешности – притягивало меня.

Я скрестила руки на груди:

– Как тебя зовут?

– Блэйд.

– Нет, серьезно.

– Честное слово, меня зовут Блэйд. Родители хотели, чтобы я был крут, как охотник на вампиров.

Я засмеялась:

– Держу пари, ты так всем говоришь.

– Нет, правда.

– А меня зовут… – начала я, но Блэйд остановил меня движением руки.

– Дай угадаю, – сказал он. – Я мастер угадывать имена. У меня талант.

Проскользнув мимо него, я выдвинула стул и села напротив. Краем глаза я видела Джули и Миранду. Они неотрывно следили за происходящим.

– Валяй, – сказала я.

Его глаза впились в мои. Он изучал меня.

– Тебя зовут Табита, – изрек он наконец.

Я чуть не поперхнулась:

– Табита?

Он кивнул:

– А как друзья зовут тебя? Табби?

Я кивнула:

– Да. Они зовут меня Табби. Как это ты так угадал мое имя? С ума сойти. Тебе кто-то сказал?

Он густо покраснел:

– Ничего подобного. Я же говорю, у меня талант угадывать имена.

Перегнувшись через столик, я бросила на Блэйда лукавый взгляд:

– А к чему еще у тебя талант, Блэйд?

Он пожал плечами:

– А как тебя на самом деле зовут?

– Кэйтлин.

– Я так и подумал. Держал в уме.

Через несколько минут, отменно пофлиртовав, я распрощалась с подругами и ушла из ресторана с Блэйдом. Куда мы держали путь? Я понятия не имела. Знала только, что всего через пару минут знакомства мне с ним очень хорошо. Не просто хорошо. Он безусловно привлекал меня, и мне хотелось быть с ним вместе.

Так вот ты какая, любовь с первого взгляда?

Трудно поверить, но этот вопрос действительно мелькнул у меня в голове, когда мы вышли в теплый апрельский вечер. Мягкий прохладный ветерок ласкал мои пылающие щеки, в воздухе витал аромат чизбургеров, а высоко в лиловом небе сиял месяц.

Знаю, знаю. Звучит как в дрянной мелодраме, но порой и в жизни случается то странное, невозможное счастье, какое обычно видишь только по телевизору.

И сейчас был как раз такой момент.

Блэйд положил руку мне на спину. Это получилось совершенно естественно. Как будто мы с ним уже много лет. Интересно, чувствовал ли он то же самое?

Мы прогуливались по Дивизионной, мимо школы, в темных окнах которой отражался лунный свет, мимо домов, что стояли напротив Шейдисайдского парка.

О чем мы говорили? Я уж точно и не припомню, Дневничок. Говорили о школе. Семья Блэйда переехала в Шейдисайд прошлой осенью, и он ходил в Академку, частную школу на другом конце города. Он рассказывал о своем прежнем доме в Шейкер-Хайтс, и как ему было больно расставаться с друзьями.

Он сказал, что играет на гитаре и клавишных, что участвует в школьном джазовом квартете. Он совершенно уверен, что сможет поступить в Оберлин [2]. Вот только он пропустил по болезни целый семестр, так что не сможет окончить школу в июне вместе с остальными ребятами.

Я рассказала ему, что меня приняли в колледж Мидлберри в Вермонте, который закончила моя сестра Джен, но родители еще не успели выхлопотать студенческий заем. Рассказала, что подавала заявку на кафедру писательского мастерства, но не прошла – слишком суровая конкуренция.

Он устремил на меня взгляд своих чудесных серо-зеленых глаз.

– Тебе нравится писать?

Я уже хотела ответить, как вдруг мое внимание привлекло что-то на другой стороне улицы. В большом доме через дорогу гремела электронная музыка и сверкали огни. В панорамном окне мелькали силуэты танцующих. На широкое крыльцо высыпала толпа. Слышались смех и громкие голоса.

И меня накрыла одна из безумных идей. Я схватила Блэйда за руку.

– Слушай, Блэйд, – сказала я. – Давай выкинем нечто дикое.

4

Он прищурился:

– Насколько дикое?

– Давай ворвемся на вечеринку. Ну, знаешь, потанцуем, оттянемся. Пропустим по стаканчику. – Я указала на окно. – Смотри, сколько народу. Никто не заметит еще двоих.

Затаив дыхание я ждала его ответа. Это было настоящее испытание. Пройдет ли его Блэйд?

Его лицо расплылось в ухмылке:

– Зашибись! – Схватив за руку, он потянул меня через дорогу. – Сказано – сделано. Даешь вечеринку!

Тут-то я и поняла, что мы с Блэйдом созданы друг для друга.

Мы пронеслись через лужайку. По обе стороны крыльца стояли клумбы с тюльпанами. Они покачивались на легком ветру, словно приветствуя нас. Мы прошли мимо толпы на крыльце, кивая и здороваясь, как будто были приглашены.

По виду гости тянули на студентов, лет эдак чуть за двадцать. Все одеты небрежно, ну, может, не так небрежно, как мы с Блэйдом, но в общем и целом мы не особо отсвечивали. Они пили вино из картонных стаканчиков, разбивались на группки и болтали, поглядывая в свои телефоны.

Проскользнув через сетчатую дверь, мы вошли в гостиную. От набившейся туда публики было не продохнуть. Электронная музыка гремела на полную. Комната гудела и вибрировала в такт ритмичным звукам.

Свет был приглушен. Мои глаза не сразу привыкли. Держась за руки, мы пробирались к столу с напитками. Три-четыре парочки танцевали, но в комнате было слишком людно, и они то и дело натыкались на окружающих.

Мы с Блэйдом взяли по бутылке пива. Вообще, я пиво не люблю. Думаю, я просто рисовалась перед Блэйдом. На соседнем столике я заметила большие миски с чипсами и сальсой и поднос с сосисками в тесте.

Я повернулась и оглядела комнату, щурясь в оранжевой полумгле. Я никого не узнавала. Все были явно старше нас с Блэйдом.

Я прошептала ему на ухо:

– Интересно, чья это вечеринка?

Он тоже огляделся:

– Без понятия.

Мы чокнулись бутылками.

– Обалденно, – сказала я.

– Лучшая тусовка в истории! – пошутил Блэйд.

Какая-то девушка с голубыми глазами и ежиком светлых волос, выбритых на виске, одетая в линялые джинсы и несколько пар синих и зеленых футболок, врезалась в меня, чуть не расплескав свое вино.

– Ой, простите, – проговорила она. – Тут не протолкнуться.

– Ничего, – сказала я. – Вечеринка – отпад.

Девушка кивнула:

– Что-то я вас раньше здесь не встречала. Откуда вы знаете Ханну и Марти?

– Просто живем по соседству, – ответила я.

Она удалилась, а мы с Блэйдом от души расхохотались.

И тут я снова увидела ее. Дину Фиар. У меня перехватило дыхание. Уж очень неожиданным и неуместным было ее появление.

Дина сидела у подножия лестницы, по-прежнему одетая во все черное. Она сцепила ладони на подоле юбки, натянутом на колени. Распущенные черные волосы обрамляли ее лицо.

Я вглядывалась в нее сквозь перила. Интересно, она меня видит?

Да. Ее глаза сверкнули за совиными очками. Она вскочила.

Я толкнула Блэйда локтем:

– Вон та девушка, которая идет сюда…

Блэйд нашел глазами приближающуюся Дину в толпе.

– Ты ее знаешь? Она твоя подруга?

– Нет, – сказала я. – То есть…

Вклинившись между танцующей парочкой, Дина подошла к нам. Лицо у нее было бледнее обычного, губы накрашены неоново-лиловой помадой. Она приблизилась ко мне гораздо ближе, чем следовало. Другими словами, она чуть ли не зажала меня в углу.

– Привет, Кэйтлин.

Я кивнула:

– Привет, Дина.

Она одной рукой отбросила свои длинные волосы за плечи.

– Кэйтлин, ты знакома с Блэйдом?

– Ну-у… – замялась я. А его-то имя она где узнала? Он ведь не ходит в нашу школу.

Я взглянула на Блэйда. Он внимательно изучал ее, словно неведому зверушку.

– Как дела, Блэйд? – спросила Дина.

– Неплохо, – отозвался он, прищурившись. – Я тебя знаю?

Она не удостоила его ответом. Вместо этого она, к моему испугу, схватила меня за запястье, сомкнув пальцы на серебряном браслете, совсем как в кафе. По моей руке прокатилась волна тепла.

– Отличная вечеринка, да? – Дина вперилась мне в глаза, словно высматривала в них что-то. Я попыталась вырвать руку, но она не отпускала.

Она стиснула мое запястье так сильно, что браслет впился в кожу. Затем приблизила свое лицо к моему, обдавая щеку горячим дыханием.

– Я увидела его первой, – прошептала она.

5

Я заморгала, в голове вдруг помутилось. Ну конечно, я ослышалась. Музыка, голоса… Все сливалось в нарастающем шуме, как будто я плавала в звуках. Тонула…

Я ничего не сказала. Слишком обалдела, наверное. Все, чего мне сейчас хотелось – это вырвать руку и убраться от Дины подальше.

– Нам пора уходить, – проговорил Блэйд, не сводя глаз с входной двери.

Я хотела отвернуться, но Дина не отпускала. Поднеся мою руку к своему лицу, она выпятила ярко-лиловые губы и подула на серебряное украшение. Подула, обдавая теплом браслет и запястье.

Ее дыхание было влажным, почти липким. Ахнув, я вырвала руку. Браслет пощипывал кожу, наливаясь обжигающим жаром.

– Послушай, Дина…

Но она уже отвернулась от нас. Растолкав нескольких испуганных гостей, она исчезла за дверью – лишь мелькнули на прощание черные патлы.

Я держалась за запястье, ожидая, когда браслет остынет.

Блэйд скорчил удивленную мину:

– Что это было?

– Не знаю, – буркнула я. – Ей-богу, понятия не имею.

– Она чудачка с большой буквы «Ч», – заметил Блэйд.

– Ее зовут Дина Фиар. – Я посторонилась, пропуская молодого человека с огромной коробкой пиццы к столу с угощением. – Из тех самых Фиаров. Слыхал о такой семейке?

Он пожал плечами:

– Нет вроде.

– Я тебе как-нибудь расскажу о них. Фиары – наши местные знаменитости. – Я снова посторонилась, пропуская еще одну коробку с пиццей. – Хочешь уйти?

Блэйд усмехнулся:

– Уже? Боюсь, наши хозяева обидятся, если мы так быстро их покинем. – Он положил руку мне на плечо и повел к столику с угощением. – Есть охота. Кто не дал мне доесть чизбургер?

Он сложил вдвое кусок пиццы и принялся уплетать. Мы поболтали с парочкой, стоявшей по другую сторону стола. Девушка училась на ветеринара. Парень сказал, что ведет блог и канал на Ютьюбе. Они спросили, не знаем ли мы, где в Шейдисайде можно прыгнуть с парашютом.

Это очень смешно, если вы знаете Шейдисайд.

Я перехватила взгляд высокой рыжеволосой девушки, которая наблюдала за нами с Блэйдом из дверей кухни. На ее лице застыло недоумение, словно она пыталась понять, кто мы такие. Я подумала, не Ханна ли это, одна из хозяев.

Распахнулась входная дверь, пропуская еще несколько парочек. Рыжая поспешила им навстречу. Последовали обнимашки и поцелуи в щечку.

Внезапно меня осенила новая идея.

Может, я хотела показать Блэйду, какой я бываю оторвой? Может, я хотела проверить, способен ли он потягаться со мной в безбашенности?

Пожалуй.

Он слизывал с пальцев нити застывшего сыра. Я притянула его поближе:

– Блэйд, у меня очередная идея. Что думаешь? Это будет бомба. Давай выйдем на середину гостиной и начнем целоваться? Понимаешь, как будто мы натурально потеряли берега. Поглощены друг другом. Будто нам срочно нужно уединиться.

Он кивнул. Его глаза загорелись.

– А что, может сработать.

– Заодно и хозяев отблагодарим, – ухмыльнулась я. – Ну, знаешь, развлечем их немножко.

Он вытащил меня на середину комнаты:

– Кэйтлин, мне нравится ход твоих мыслей.

Он обнял меня и притянул к себе. Он оказался сильнее, чем я ожидала. Он так крепко сжимал меня, что трудно было дышать.

А потом он склонился ко мне, и мы стали целоваться. Долгим поцелуем. Тут уж у меня совсем дух перехватило. Я запустила руки ему в волосы, положила на спину. Мы любовались друг другом, наслаждаясь шуткой. Наслаждаясь поцелуем… Наслаждаясь…

Я заметила, что люди вокруг нас расступаются. Парочки перестали танцевать и обалдело пялились на нас.

Мы прижимались губами друг к другу как можно демонстративнее. Вскоре я осознала, что это уже не шутка, не просто способ шокировать публику. Мы целовались по-настоящему, от души.

В какой момент шутки кончились, уступив место подлинному чувству? Я не знаю. Знаю только, что мне не хватило времени насладиться этим, поскольку ритмичная музыка внезапно стихла, и в комнате воцарилась тишина. А потом я увидела рыжую девушку, которая спешила к нам с искаженным от гнева лицом.

– Вы кто такие? – вопрошала она. – Я вас знаю? Кто вас сюда привел?

Мы с Блэйдом сосались еще пару секунд. Потом оторвались друг от друга и стали смотреть, как она приближается, сжимая кулаки.

– Кто вы? Вы приглашены?

– Ой, – сказала я. – Простите. – Ничего лучше мне в голову не пришло, но потом я добавила: – Чумовая вечеринка.

После чего мы с Блэйдом дали деру, прорвались через толпу испуганных гостей и выскочили из дому, захлопнув за собой дверь.

Мы мчались по дорожке, хохоча, визжа, спотыкаясь. Я никогда не испытывала подобного упоения. Лучшая ночь в моей жизни? Очень даже может быть.

Держась за руки, мы стремглав добежали до перекрестка. Никто за нами не гнался. Я остановилась и обняла уличный фонарь, чтобы перевести дух.

Блэйд согнулся пополам, упершись в колени и пытаясь отдышаться.

– Чумовая вечеринка! Чумовая вечеринка! – Он покачал головой. – Ну ты и выдала. В золотой фонд цитат.

– Ай. – Запястье кольнуло болью, и я поняла, что браслет все еще горячий. Отступив от фонаря, я подняла руку к свету.

– В чем дело? – Блэйд разогнулся и подошел ко мне.

– В браслете, – ответила я. – Чертовщина какая-то. Он жжется.

– Ну так сними его, – посоветовал Блэйд.

Я решила так и сделать. Обычно браслет снимался легко, но сейчас даже застежка почему-то не находилась.

Я провела по браслету большим и указательным пальцами. Он казался цельным кольцом металла.

– Так не бывает, – пробормотала я. – Я… я не могу найти застежку.

Блэйд взял мою руку.

– Дай я попробую. – Подняв мою руку повыше, он склонил голову и стал осматривать браслет.

– Поверни его, – попросила я. – Застежкой кверху.

Он попытался сделать, как я сказала.

– Ай! – снова вскрикнула я. Блэйд крутанул браслет в другую сторону. Боль пронзила руку и отдалась в плечо.

Блэйд отпустил украшение и посмотрел на меня:

– Кэйтлин, он сидит как влитой. Мне кажется… кажется, он впаялся в твою кожу.

6

– Нет, Джули. Ювелир не смог его снять. Сказал, что у него нет подходящей пилы по серебру.

Одной рукой я прижимала телефон к уху, другой толкала тележку с покупками. Черт! Я вовремя остановилась, чуть не врезавшись в спину женщине, катившей тележку, в которой сидела маленькая девочка.

– Ну и что ты будешь делать? – спросила подруга. – Нельзя всю жизнь носить браслет. Он же кровоток перекроет!

– Да что ты говоришь! – съязвила я. – По-твоему, я об этом не думала? – Я развернула тележку в продуктовый ряд. Блэйд шел впереди, на полпути к отделу замороженных продуктов. – Папа обещал поговорить с хирургом. Ну, знаешь, из тех, что костями занимаются. Который сможет срезать браслет, не отхватив заодно и руку.

– Я… мне… просто не верится, – пробормотала Джули. – И ты правда думаешь, что Дина Фиар…

– Я не знаю, что и думать, – сказала я. – Для сверхспособностей это как-то мелковато. Что-то случилось с серебром. Не знаю, что. Почему-то оно, видимо, расплавилось. – Я вздохнула. – Ладно хоть он остыл. Больше не жжется.

– Странно все это, – сказала Джули.

Свободной рукой я схватила кочан замороженного салата и кинула в тележку.

– Мне пора. Я в «Пэй-Райт». С Блэйдом.

– Не поняла? Кэйтлин, ты ходишь с ним за покупками? Вы съезжаетесь или как?

– Ха-ха. Очень смешно. Родители попросили. Ну а Блэйд пошел со мной, потому что…

– Кэйтлин, держи непрошенный совет, – перебила Джули, слегка понизив голос. – Возможно, ты немного торопишь события. Возможно, тебе следует быть осмотрительнее. Понимаешь? Придержать лошадей.

– Ты права, – сказала я. – Я действительно не просила у тебя совета. Поговорим позже, Джули. – Я отключилась и убрала телефон в сумочку.

Блэйд показал мне гигантский круг замороженной пиццы с пепперони:

– Есть такое в списке?

– Нет. Может, в твоем, но точно не у родителей. Положи на место.

Он повернулся и пошел назад по проходу, вращая пиццу на пальце. Я снова сверилась со списком. Родители затеяли тушить рагу, чтобы отвезти его моему двоюродному брату в Мартинсвилль.

– Сельдерей… – Я толкала тележку вдоль полок с продуктами под старую песню «Битлов». В соседнем ряду какой-то малыш ревел в голосину, обливаясь слезами – мама не разрешила ему взять печенье.

Блэйд добрался до сельдерея раньше меня. Схватив толстый пучок, он отломил пару черешков и кинул один мне.

– Защищайтесь, сударыня! – провозгласил он и пошел в атаку.

Я отвернулась от тележки и вступила в дуэль. Наше фехтование на черешках становилось все ожесточеннее. Орудуя «шпагой», я вошла в раж. Нанося очередной удар, я оттеснила Блэйда назад. Взмахнув руками, он налетел на стеллаж с хлопьями, и коробки с грохотом посыпались на пол.

Кругом заахали. Покупатели взирали на нас сурово и осуждающе. Краснолицый молодой человек в длинном белом фартуке уже спешил к нам, сердито махая рукой.

Мы с Блэйдом побросали наши сельдерейные «шпаги» в тележку. Откинув волосы назад, я тяжело вздохнула и приготовилась объясняться с возмущенным сотрудником.

– Что здесь происходит? – пропыхтел он, опустив руки вдоль тела. На его именном бейдже стояло имя «Чак В.». Его короткие каштановые волосы были зачесаны кверху, лицо было красным, как помидор, на лбу блестели капли пота.

– Мы… нечаянно, – проговорила я, указав на коробки с хлопьями, разбросанные по проходу.

– Да. Нечаянно, – повторил Блэйд. Мы состроили самые скорбные физиономии. – Нам очень жаль.

– Они просто попадали, – продолжила я. – Давайте мы поможем вам их собрать?

Молодой человек сердито посмотрел на Блэйда, потом на меня.

– Нечаянно? – Его взгляд упал на черешки сельдерея в тележке. Он долго смотрел на них. Казалось, он напряженно соображает, как быть дальше.

Наконец он вздохнул и покачал головой:

– Я позабочусь об этом. Хорошего дня.

Он удалился, вытирая вспотевший лоб и бормоча что-то насчет подростков.

Через несколько минут мы с Блэйдом уже загружали покупки в багажник маминой «тойоты».

– Где ты научилась так лихо фехтовать сельдереем? – спросил Блэйд.

– Брала занятия после уроков, – ответила я. – Хотела поучаствовать в турнире по фехтованию сельдереем на Олимпийских играх, но родители не смогли оплачивать счета за продукты.

Он поцеловал меня:

– Ты уверена, что тебе нужно идти на работу?

Я кивнула:

– Это мой долг. Не хочу лишать людей попкорна.

Между нами установились теплые игривые отношения. Несмотря на столь недавнее знакомство, нам было очень хорошо вдвоем. Я еще раз поцеловала Блэйда и поехала домой, чтобы выгрузить продукты.

По дороге я размышляла о предупреждении Джули. Не торопить события. Я понимала, что она желает мне добра. Она не ревнивая и не завистливая. Она знает меня целую вечность и осознает, что порой я теряю берега.

Я – натура эмоциональная. Я уже говорила, что рыдаю на фильмах. Пожалуй, иногда я обнимаю людей слишком долго. Пожалуй, меня легче уязвить, чем многих других. Одного грубого слова достаточно, чтобы я почувствовала себя полным ничтожеством.

Уж такая я. Против себя не попрешь, Дневничок. Так почему бы не прожить жизнь на всю катушку? Брать быка за рога. Не размениваться на мелочи. Ни в чем себе не отказывать.

Ну вот… меня понесло. С тех пор, как встретила Блэйда, я стала настоящим философом. С тех пор, как я влюбилась в него. Признай, Кэйтлин. Ты в него влюбилась. Это была любовь с первого взгляда.

И, пожалуй, это слегка сорвало мне крышу. Слегка вывело за рамки разумного. Сделало чуть более чокнутой, чем раньше.

Тем вечером, после рабочей смены за прилавком с попкорном, я, наверное, слишком бурно отреагировала на случившееся. Самые страшные мгновения в моей жизни… Да, пожалуй, я повела себя слишком эмоционально. Но такова моя натура. Что тут поделаешь?

7

Я грезила о Блэйде, Дневничок, опершись локтями на прилавок и обводя затуманенным взором почти безлюдный вестибюль. На полу у мужского туалета кто-то рассыпал тарелку сырных начос, и Рикки, управляющему, пришлось убирать, что привело его в прескверное настроение. Но это разве новость?

Автомат с попкорном был почти полон. Вечер тянулся невыносимо медленно. Я подумывала о том, чтобы прикарманить упаковку «Твиззлерс». Ведь я даже поужинать не успела. Но когда Рикки в таком расположении духа, лучше не искушать судьбу.

Рикки не то двадцать четыре, не то двадцать пять. Он долговязый, белобрысый, щеки и нос усыпаны веснушками. У него здоровенные лапищи, слишком большие для тощих запястий, как у героя мультиков. Весь он эдакий костлявый нескладеха. Джинсы всегда ему велики, а рубашки-поло, которые он носит, висят мешком.

Настроение у него, как правило, ворчливое. Наверное, ему не по душе работа управляющего. Он мне как-то рассказал, что хотел поступить в Пенсильванский университет и выучиться на предпринимателя, но пролетел. Приходится ему жить дома с матерью и брать онлайн-курсы.

Мой телефон завибрировал. Я достала его из кармана джинсов. Эсэмэска от Блэйда: «Увидимся завтра?»

Рикки закончил вытирать пол и подошел ко мне с ведром и шваброй. Я сунула телефон обратно в карман.

– Кэйтлин, не стой столбом, – сказал Рикки.

– Так ведь никого нет, – возразила я, указав рукой. – Что еще мне делать?

– Ну так протри витрины, – велел он. – Автомат проверь.

Я кивнула:

– Нет проблем.

С Рикки лучше не спорить, это я давно усвоила. Не хватало еще вылететь. Работенка непыльная, а получаю я пятнадцать долларов за час (плюс столько попкорна, сколько удастся стащить).

Отыскав тряпку, я стала протирать стеклянную столешницу. В животе урчало, и «Твиззлерс» смотрелись все соблазнительнее. Я была у края стойки, когда заметила, как кто-то вошел в вестибюль.

Я не сразу узнала Дину Фиар, а когда поняла, что это она, завороженно смотрела, как она подходит к прилавку. На ней были темно-лиловый свитер, короткая черная юбка и черные колготки, губы накрашены лиловой помадой, в тон свитеру. Длинные черные волосы густыми прядями ниспадали вдоль спины. Глаза были обведены черной тушью. Прямо енот, подумалось мне.

Она что, преследует меня? Почему я вдруг стала видеть ее повсюду?

От этих вопросов я вся подобралась. Мышцы напряглись.

– Привет, Дина. – Я напустила на себя как можно более непринужденный вид.

Она оперлась руками на столешницу, пачкая стекло, которое я только что протерла. Черные коготки влажно поблескивали.

– Я вспомнила, что ты работаешь здесь, – сказала она.

Я кивнула:

– Какой фильм будешь смотреть?

Дина взглянула в сторону зала № 4:

– «Школа вампиров-3».

Мне следовало догадаться.

– Первые две были обалденные, – сказала Дина. – Судьбоносные. Кроме шуток.

– Я… не смотрела, – проговорила я.

– Я и книги люблю. Собрала все до одной. Лучшая серия.

За ее плечом я заметила Рикки, наблюдающего за нами из дверей зала № 2.

– Как Блэйд? – спросила Дина, сверля меня енотьими глазами.

– Хорошо, – сказала я. Рикки не любит, когда мы болтаем с покупателями. Нам следует придерживаться делового тона. – Тебе попкорна или еще чего-нибудь?

Она пропустила мой вопрос мимо ушей. Ее ноготки постукивали по столешнице.

– Иногда я вижу всякое, – произнесла она, понизив голос до шепота. – Хорошее и плохое.

По моей спине пробежал холодок. Я вдруг вспомнила о браслете. Как Динина рука обхватила его. Как он раскалился, а потом припаялся к моей коже. Я опустила руку, пряча браслет.

– Я… не понимаю, – проговорила я.

– Я хочу, чтобы ты была моей подругой, – прошептала Дина, не сводя с меня немигающих глаз. – Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

– Э… спасибо, – пробормотала я.

Рикки не двигался с места. Он по-прежнему наблюдал за нами с недовольной миной.

– Блэйд говорит обо мне? – спросила Дина.

У меня перехватило дыхание:

– О тебе? Ну…

– Он говорит? Он говорит обо мне?

– Ну… не знаю, – проговорила я. – О чем именно?

Она по-прежнему не сводила с меня немигающих глаз. Крошечный серебряный череп в ее ноздре поблескивал.

– Нам нужно поговорить, – сказала она наконец. – Мы могли бы быть подругами, верно? Мы могли бы быть подругами, сесть рядышком и поговорить о Блэйде?

Я была слишком ошарашена, чтобы скрыть удивление:

– Поговорить о нем? Ты серьезно?

Дина изменилась в лице. Ее глаза потухли.

– Ясно, – пробормотала она, сцепив бледные руки на столешнице. – Ясно. Ты не хочешь говорить. Я поняла.

– Нет, подожди… – начала я.

Она хлопнула ладонями по стеклу. Автомат с попкорном у меня за спиной вдруг затрещал, делая новую порцию. Я подскочила.

Изумленная, я повернулась к автомату. В ту же секунду оба автомата с газировкой рядом с ним начали извергать содержимое. От стеклянного гриля для хот-догов полетели искры. Он загудел и закоротился.

– Эй! – крикнула я.

Через вестибюль я увидела тревогу на лице Рикки. Он припустил к нам, выкрикивая мое имя.

На лиловых губах Дины играла торжествующая усмешка. Ее темные глаза сверкали.

– Точно не хочешь поговорить?

Я бросилась к задней стойке, чтобы отключить автомат с газировкой. Вода уже растекалась лужей на полу. Мои кроссовки утопали в липкой темной жидкости.

Я увидела, как Дина убрала руки со стеклянной столешницы. Она отступила на шаг.

Попкорн хлынул из машины, точно лава из вулкана. Я сражалась с газировочным автоматом. Переключатели заклинило. За прилавком растекалась уже настоящая река газировки.

– Уверена, мы еще поговорим, – сказала Дина. И добавила шепотом: – Извини за браслет.

– Что ты сказала? – Из-за треска лопающегося попкорна и плеска хлещущей на пол газировки я не была уверена, что правильно расслышала.

Но Дина отвернулась и быстро удалилась в сторону зала № 4.

Тут подоспел запыхавшийся Рикки:

– Что случилось? Что здесь произошло? Зачем ты врубила все разом?

– Это не я! Я ничего не трогала!

Рикки перемахнул через прилавок. Его ботинки плюхнулись в газировку. Он потянулся к распределителю питания и повыдергивал вилки из розеток. Я безостановочно стучала по кнопке «стоп» на автомате с попкорном. Наконец он замедлился, треск и хлопки стихли.

Тяжело дыша, мы с Рикки стояли рядом, глядя на невероятный разгром.

– Так не бывает, – бормотала я, качая головой. – Так не бывает. – Я повернулась к Рикки. – Я ничего не трогала. Клянусь. Я разговаривала с девушкой из школы и… и…

Рикки пригладил костлявой рукой волосы.

– Напряжение, может, скакнуло, – проговорил он. – Какой-то сбой в питании. На электростанции. Другого объяснения я не вижу.

– Точно, – поддакнула я. – Скакнуло.

Вот только сама я в это не верила. Я считала, что это предупреждение от Дины Фиар.

Рикки пошел в кладовку за швабрами. Я вытащила из-за прилавка большое мусорное ведро и стала собирать в него лишний попкорн.

Я даже не представляла, что в тот вечер это были еще цветочки.

8

От разлитой газировки подошвы моих кроссовок стали липкими. При ходьбе они хлюпали – чвяк-чвяк-чвяк! – будто я шла по болоту, а не по бетонному полу подземной парковки.

Чтобы навести порядок, у нас с Рикки ушел целый час. За работой мы не разговаривали, но Рикки поминутно бурчал:

– И как оно так вышло?

Я-то догадывалась, но, само собой, ни с кем не могла поделиться. Кто в такое поверит? Скажи я, что Дина Фиар имеет власть над машинами, меня в дурку упрячут и правильно сделают.

Все ясно, она положила глаз на Блэйда. Наверное, мне стоило догадаться раньше. Но что это значит? Неужели она собирается разрушить мою жизнь дикими выходками вроде припаявшегося браслета и взбесившихся автоматов? Неужели хочет таким образом отбить Блэйда?

Это полная бессмыслица.

Я представила, как ее глаза, обведенные черными кругами, вглядываются в мои, словно пытаясь проникнуть, вторгнуться в мое сознание. Снова услышала жутковатое постукивание ее черно-белых коготков по стеклянной столешнице.

От этих безумных невероятных мыслей ум за разум заходит. Стоит ли рассказать Блэйду о Дине, о том, как она без конца спрашивала о нем, спрашивала, говорил ли он о ней?

Неужели он знал ее до нашей встречи? Он утверждал обратное. С чего бы мне ему не верить? Он говорил, что никогда не слышал о семье Фиар.

Блэйд недавно жил в Шейдисайде, но все равно верилось с трудом. Мне кажется, как только люди переезжают сюда, их первым делом предупреждают держаться подальше от Фиаров и Фиар-Стрит – Улицы Страха.

Я всегда считала, что все это выдумки и суеверия. Вот только после знакомства с Диной уверенности у меня поубавилось.

Все эти мысли так меня заморочили, что я прошла мимо своей машины. Остановившись, я стала вспоминать, где ее поставила. Уровень C. А табличка передо мной извещала, что я дошла аж до уровня D.

Кэйтлин, возьми себя в руки.

Я развернулась и пошла обратно, чавкая липкими кроссовками по бетону. Наверное, из-за этого звука я и не услышала шагов за спиной.

Я не поняла, что меня преследуют, пока незнакомец не оказался всего в нескольких футах позади меня. Я услышала быстрое шарканье и хриплое дыхание.

Убежать не было возможности. Я даже испугаться не успела, пока он грубо не схватил меня и не развернул к себе.

Я уставилась в налитые кровью глазки, злобное, заросшее щетиной лицо, полускрытое капюшоном темной толстовки. Я никогда его раньше не видела.

Он сжал мои плечи и хорошенько тряхнул, сверкая глазами и стиснув зубы.

– Отпустите! – завизжала я. Мой голос гулко отразился от бетонных стен. Я замотала головой. – Помогите! Кто-нибудь!

Но кроме типа в капюшоне поблизости не было ни души.

– Гони кошелек, – прохрипел он и так сильно сдавил мне плечи, что боль отдалась во всем теле. – А то плохо будет.

Я едва дышала.

– Отпустите, – выдавила я лихорадочным шепотом. – Отпустите меня. Пожалуйста…

9

Он уже сипел, с губ текли слюни.

– Плохо будет, – повторил он. – Кошелек. Живо.

Я с трудом восстановила дыхание. Сердце так колотилось, что щемило в груди.

– Хорошо, – выдавила я.

По-прежнему держа меня за плечи, он опустил голову, так что мы оказались нос к носу, и я ощутила несвежий запах у него изо рта.

Я поняла, Дневничок, что это мой шанс.

Я не из тех кисейных барышень, которые поднимают лапки и сдаются без боя. Настало время вспомнить уроки самообороны, на которые я ходила в прошлом году.

Я немного откинулась назад, словно пытаясь отстраниться от него. Затем вскинула правую ногу – сильно и резко. Он издал испуганный булькающий вопль, когда моя коленка заехала ему по роже.

Что-то противно хрустнуло. Это сломался нос.

Руки грабителя соскользнули с моих плеч. Он схватился за лицо, из носа хлынула кровь. Взвыв от боли раненым зверем, бандюга рухнул на колени и закрыл лицо руками. Кровь лилась сквозь пальцы, пачкая толстовку. Он снова завыл.

Я стояла задыхаясь, наслаждаясь победой. Сердце колотилось так сильно, что я чувствовала каждый толчок крови.

Я понаблюдала за поверженным врагом еще секунду-другую, а потом заставила ноги двигаться. Сорвалась с места, стуча кроссовками по бетону, добежала до машины, запрыгнула в нее и дала по газам.

* * *

– Ух ты! Он тяжелый? Можно подержать? – спросила Джули.

– Рукоятка классная, – сказала Миранда. – Как ты открываешь его?

– Вот тут есть кнопочка, – показала я. – Жмешь большим пальцем, и выскакивает лезвие. – Я очертила им круг. – Из нержавеющей стали. Осторожно, оно офигенно острое. Разрежет что угодно.

Мы сидели в маленькой гостиной Джули, и я показывала подругам нож, купленный в магазинчике «Охотники и компания» в торговом центре; нож, который отныне собиралась носить с собой в сумочке.

Парень в магазине рассказал мне все о ноже и о том, как им пользоваться. Называется он Magnum Ypsilon Tan G-10, ручка черно-коричневая, чудесная на ощупь, тяжелая, но не слишком, лежит в руке как влитая. Клинок просто обалденный.

Я наплела продавцу, что мой папа коллекционер, и я готовлю ему сюрприз ко дню рождения. Думаю, он мне поверил. У меня ведь на лице не написано, что я покупаю нож для себя, для самозащиты.

– Это опасно. – Джули покачала головой. – Знаю, Кэйтлин, с тобой приключилась неприятность, но…

– Это так, на всякий пожарный, – сказала я. – Я не собираюсь шататься по улицам и резать прохожих.

– Тебе нельзя приносить его в школу, – заметила Миранда. – Если тебя спалят…

– Да не спалят, – отмахнулась я. – Ты ведь знаешь, какая у меня бездонная сумочка. Я спрячу его под остальным барахлом.

Подруги пытались возражать, но они слишком хорошо меня знают. Как я решила, так и будет. Я была уверена, что никогда не воспользуюсь ножом, однако с ним будет гораздо спокойнее.

Мне повезло, что удар коленом попал в цель. А вдруг бы этот урод погнался за мной? А если он попытался бы меня убить?

От этих мыслей меня бросило в дрожь. Я до сих пор прокручивала в голове эту сцену, до сих пор видела его небритую слюнявую рожу с воспаленными глазами, до сих пор чувствовала, как его лапы сжимают мои плечи.

Мой телефон пиликнул. Я положила нож в сумочку и вытащила мобильник.

– Эсэмэска от Блэйда, – сообщила я. – Вечером у нас свидание. – Я настучала ответ. – Мы переписываемся дни напролет. Это просто сказка.

Джули с Мирандой переглянулись. Я поняла, что сейчас будет. Лекция на тему «не относись к Блэйду слишком серьезно».

Ну что ж… нотации запоздали. Я уже относилась к Блэйду серьезней некуда и не сомневалась, что это взаимно. Но мои подруги почему-то считали своим долгом вечно меня предостерегать.

– Ты всегда торопишь события, Кэйтлин.

– Ты всегда такая порывистая. Ты ведь не так хорошо знаешь Блэйда. Будь осторожней, а то слишком увлечешься.

Я закатила глаза.

– Честно говоря, мне начинает казаться, что вы просто завидуете, – заявила я. – Мне жаль, что у вас нет парней, но я-то тут при чем?

Джули вскочила, будто ужаленная:

– Это несправедливо! Мы же о тебе думаем.

Миранда жестом велела ей сесть:

– Ладно, ладно, Кэйтлин, мы поняли. Тебе не нужна наша забота. Ладненько. Мы перестанем.

Джули вздохнула и снова плюхнулась на диван.

– У нас с Блэйдом все идеально, – заявила я. – Понимаю, мы знаем друг друга совсем недавно. Все развивается с дикой скоростью. Но… у нас все идеально. Не знаю, как иначе сказать.

Девчонки откинулись на подушки. Видимо, до них наконец дошло.

Через некоторое время я ушла домой, чтобы подготовиться к свиданию с Блэйдом. В своей комнате я долго сидела на краешке кровати, мечтая о нем. Фантазировала, как он обнимает меня, крепко прижимая к себе. Грезила о его серо-зеленых глазах, которые так глубоко заглядывали в мои. Думала о том, как мы поддразнивали друг дружку, как непринужденно болтали. Представляла, как буду целовать его… целовать, пока совсем не потеряю голову, пока не почувствую, что очутилась в другом мире, далеко-далеко от всех и всего, что я знаю.

Телефон пиликнул, вырвав меня из грез. Схватив сумочку, я вытащила его, прочитала сообщение на экране и выдохнула:

– О нет.

10

Сообщение от Блэйда было кратким:

«Сегодня никак. Пришлось задержаться».

Я перечитывала снова и снова, как будто могла вытянуть из него что-нибудь еще. Почему он не объяснил мне, в чем дело? Почему хотя бы не извинился?

Наверное, случилось что-то и правда срочное, убеждала я себя. Он небось разочарован не меньше, чем я.

Я лихорадочно набрала его номер и поднесла телефон к уху. Моя рука дрожала. Знаю, я слишком эмоционально реагировала, но уж очень сильным было разочарование. После моих грез желание увидеть его сводило с ума.

Сразу включилась голосовая почта. Я услышала его голос: «Это Блэйд. Вы знаете, что делать».

Я не оставила сообщения. Я обязательно поговорю с ним позже. Он все объяснит. И может быть, мы все же встретимся, только позже.

Ужин с родителями, казалось, длился целую вечность. Я почти не рассказывала им о Блэйде. Обычно я выкладываю им все без утайки. Я не из тех, кто держит все в себе. Но почему-то я не захотела обсуждать с ними Блэйда.

Родители у меня замечательные. Не допекают нравоучениями и вообще относятся ко мне как ко взрослой. Они мирятся с моей горячностью, дикими скачками настроения и сумасбродством. И вообще не суют нос в мою жизнь.

Думаю, они были бы не прочь узнать, что я пишу в дневнике, но, уж конечно, им не видать его как своих ушей. Как уже говорила, я храню его под замком, а ключ ношу на шее.

Папа у меня – рослый цветущий мужчина, настоящий богатырь. Он хвастается, что в свои сорок три сохранил все волосы. Мама поддразнивает его, дескать, это его величайшее достижение. Ей нравится осаживать папу всякий раз, как он задирает нос. Она говорит, что это ее хобби.

Папа три раза в неделю посещает спортзал, а еще он заядлый велосипедист. По утрам он встает не позже шести и проезжает десять миль по Ривер-Роуд на гоночном велосипеде. Он работает администратором в городской больнице Шейдисайда, где весь день перебирает бумаги да решает проблемы сотрудников. Вот ему и хочется размяться и подышать свежим воздухом перед работой.

Мама смотрелась бы сногсшибательно, если бы уделяла больше внимания внешности. Однако ей плевать и на наряды, и на прическу, и на все остальное. В основном она носит мешковатые футболки и кошмарные «мамочкины» джинсы. Обычно она стягивает светлые волосы в хвост на затылке и отказывается делать макияж. Говорит, что любит естественность. А вот если бы она использовала чуточку румян и немножко помады – ей можно было бы дать на пять лет меньше.

Мама преподает деловую этику в колледже Мартинсвилля и читает лекции в разных организациях. Я не шибко понимаю, о чем она вещает. Она очень много читает – по три сетевых издания в день и все книги по бизнесу, какие только выходят.

Итак, мы ужинали. Когда мы втроем, то едим в уголке для завтрака рядом с кухней. Это уютное местечко с окнами, залитыми солнечным светом, столом для пикников и скамеечками. А столовая у нас предназначена для больших компаний, так что мы используем ее только по праздникам.

Папа принес жареную курицу навынос и картофельное пюре с подливкой. Все как я люблю, но сегодня аппетит у меня был неважный. Ты знаешь почему, Дневничок.

Я смотрела на окорочок в тарелке. Мама рассказывала о судебном иске против какой-то фирмы, о которой я ничего не слышала, и объясняла, почему его следует отклонить. Папа сочувственно цокал языком и накладывал себе пюре.

– У тебя сегодня свидание с тем мальчиком? – прервала мои мысли мама.

– Э… не сегодня, – ответила я. – Я, наверное, схожу к Миранде, посмотрим какие-нибудь фильмы.

Мама склонилась ко мне через стол:

– Напомни, как его зовут?

– Блэйд, – сказала я. – Блэйд Хэмптон.

– Ничего себе имечко, – проворчала мама. – Нормальные имена сейчас не в ходу. Ты знакома с каким-нибудь Джеком, Джо или Биллом?

Я засмеялась:

– Не-а, не знакома.

– Ты уже не первый раз гуляешь с этим парнем, – вмешался папа. – Почему бы не пригласить его как-нибудь к нам?

Я о Блэйде особо не распространялась. Не то чтобы скрывала, но и не горела желанием откровенничать с родителями на его счет.

– Да, хорошо, – сказала я. Всегда разумнее согласиться, не вступая в спор.

Папа сменил тему, поведав нам, как он сегодня потянул мышцу, катаясь на велосипеде, и как у него свело ногу. Одно из главных достоинств родителей – это их рассеянное внимание. Через минуту-другую они обязательно переключатся на что-нибудь другое.

Я погрызла куриную ножку, запихнула в себя немножко пюре и капустного салата. Только чтобы мама и папа не задавали лишних вопросов. Из головы не выходили мысли о Блэйде. Интересно, что с ним случилось?

После ужина я переоделась в кофточку с длинными рукавами. На улице похолодало, небо заволокли дождевые тучи. Пожелав родителям спокойной ночи, я побежала к машине.

По дороге к дому Миранды на лобовое стекло упало несколько капель дождя. Миранда живет на Хизер-Корт в Норт-Хиллс, элитном районе Шейдисайда, во дворце с миллиардом комнат, но все равно очень уютном. Ее родители собирают огромные старые киноафиши, так что с каждой стены на вас смотрят такие звезды, как Чарли Чаплин и Хамфри Богарт.

Миранда тоже увлекается старым кино. У нее в гостях мы с Джули обязательно смотрим парочку черно-белых фильмов сороковых-пятидесятых годов по «Нетфликсу». Мне нравится разглядывать чудны́е старые костюмы (все носят шляпы даже в помещении!) и прикольные машины.

Дождь еле моросил, но я все же включила дворники. Они скрипели, царапая лобовое стекло. Я свернула на Мишн, ведущую к дому Миранды, и сбавила скорость. На этой улице всегда полно машин. Водители срезают через нее путь к Ривер-Роуд.

Я проехала мимо знака «стоп» и тихонько вскрикнула:

– Что?

Это не машина ли Блэйда, там, впереди? Я вгляделась в лобовое стекло, усеянное каплями дождя.

Да. Наверняка она.

Вообще-то, это была машина его отца, но в основном на ней ездил Блэйд. Красный «мустанг» 1995 года выпуска. В Шейдисайде такие не каждый день встретишь. Склонившись над рулем, я прочитала номерной знак. Да. Да. Это машина Блэйда.

Я поставила ногу на педаль тормоза. Не хотела, чтобы Блэйд меня увидел. Не хотела подъезжать слишком близко.

Но… кто это с ним в машине?

Фары встречного грузовика озарили машину Блэйда ослепительно-белым светом, словно огненной вспышкой.

И я увидела ее. Девушку. Рядом с Блэйдом. Девушку с короткими светлыми волосами. Я разглядела только ее затылок. Лица не было видно.

Автомобиль рванул, когда загорелся зеленый сигнал светофора, и с ревом помчался дальше.

Мои руки стиснули руль. Они вдруг стали липкими и холодными.

Я нажала на газ. Я знала, что должна делать.

Я должна последовать за ними.

11

Фары выхватили из темноты заднюю часть «мустанга». Я притормозила, сохраняя достаточное расстояние между нашими машинами. Чертовски захотелось дать по газам и врезаться в них сзади – чтобы эта белобрысая вылетела через лобовое стекло.

Дикая мысль, и я быстро подавила ее. Кем надо быть, чтобы подумать о таком зверстве?

Может, девушка рядом с Блэйдом – его двоюродная сестра? Или еще какая-нибудь родственница, которую нужно подвезти. Или подруга из прежней школы, с которой они не виделись несколько месяцев. Или… Или…

Удивительно, какие коленца выкидывает наш разум, когда мы расстроены или встревожены.

Дождь прекратился. Я выключила скрипучие дворники. Красный «мустанг» свернул на Ривер-Роуд. Выждав пару секунд, туда направилась и я.

Длинное извилистое шоссе петляло вдоль берега реки Конононка, поднимаясь к холмам над Шейдисайдом. В темноте нельзя было разглядеть ее, но я опустила окно, чтобы слышать мягкий плеск волн об илистый берег.

Я думала, что этот звук сможет успокоить меня, но, конечно, он не помог.

Фары снова выхватили из темноты багажник «мустанга». Я притормозила и перестроилась в правый ряд, пропустив между нами другую машину. Я не хотела, чтобы Блэйд видел меня. Не хотела, чтобы он подумал, будто я мнительная или не доверяю ему.

Ясно, что у него чрезвычайная ситуация. Вот почему он не успел объяснить мне, в чем дело.

Но… если это чрезвычайная ситуация, почему он свернул на стоянку возле «Пожара»? «Пожар» – это танцевальный клуб на Ривер-Роуд. Он предназначен для взрослых, но многие старшеклассники туда тоже захаживают, потому как тамошнему охраннику влом проверять документы. Не похож на малолетку – проходи.

На неоновой вывеске плясали красно-желтые языки пламени. Табличка рядом гласила: «ЛУЧШИЙ ТАНЦКЛУБ ШЕЙДИСАЙДА. ДАМАМ ВХОД СВОБОДНЫЙ».

Клуб представлял собой невысокое длинное здание кирпичного цвета, вдоль покатой крыши мигали красно-синие огни. Ко входу под навесом вела красная ковровая дорожка. У навеса, за деревянной стойкой, стоял охранник. Даже через закрытые окна до меня доносилось барабанное уханье танцевальной музыки.

Когда я смотрела, как красный «мустанг» въезжает на ярко освещенную стоянку, на меня накатила волна тошноты. Это я должна сегодня быть с Блэйдом. Он написал мне, что задерживается. Тогда что он делает здесь, в танцклубе, с этой блондинкой?

Надежды на то, что причина в каких-то семейных неурядицах, разлетелись вдребезги, развеялись как дым. Я с трудом сглотнула – ужин просился на выход. Борясь с удушьем, я смотрела, как Блэйд остановил автомобиль и выключил фары.

Я медленно вела машину по гравию, держась позади. Склонившись над рулем, я вглядывалась в мельтешение красных, синих и желтых огней. Я остановилась и сдала назад, втиснувшись между двумя внедорожниками, стоявшими у входа в клуб.

Когда я оглянулась, Блэйд и девушка уже вышли из машины. На Блэйде была все та же красная толстовка и зауженные джинсы. Девушка была высокая и стройная, даже выше его, разноцветные отсветы играли на ее бледном лице и коротких светлых волосах.

Она прижалась к Блэйду, а он обнял ее рукой за плечи. Так они и шли рядом, смеясь.

У меня вырвался всхлип. Я с трудом восстановила дыхание.

Я призналась ему в любви. Той ночью, в его машине, на Ривер-Ридж. Над нами сияли звезды, далеко внизу серебрилась река, а мы обнимались, обнимались так, словно были одни на свете. Мы целовались… целовались и… и…

Я схватилась за ручку дверцы, готовая выпрыгнуть из машины. Меня так и подмывало выскочить, перебежать парковку, схватить его – схватить, развернуть и…

– Нет.

Я вцепилась в руль, сжала его до боли в руках и смотрела, как они целуются. Она повернулась к нему, он обнял ее за шею и притянул к себе. И они снова поцеловались. Над ними переливались красно-синие огни, будто передо мной было карнавальное шествие или яркий сон.

Ах, если бы.

Если бы только это не было явью, Дневничок. Но это происходило в действительности, причем у меня на глазах.

Я распахнула дверцу машины. Она стукнула соседний внедорожник, но мне было плевать. Я вылезла и заковыляла вперед, прочь от автомобиля. Ноги не слушались меня. Мир вокруг ходил ходуном.

Меня всю трясло, но я заставляла себя идти.

Заглушила ли я мотор? Выключила ли фары? Не помню, Дневничок.

Блэйд с девушкой остановились у стойки охранника. Это был бритоголовый амбал, одетый в лиловую майку, которая открывала его могучие бицепсы в татуировках, и мешковатые серые брюки. Блэйд достал что-то из бумажника – скорее всего, липовое удостоверение, – и охранник махнул рукой, пропуская их.

«Стойте!» – Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Я сделала глубокий вдох. Шок быстро перерос в гнев.

Блэйд лгун! Лгун и предатель!

Я не могла стереть из памяти их поцелуй.

Внезапно я поняла, что должна посмотреть ему в глаза. Я хочу, чтобы он знал: я была здесь и все видела.

У меня вырвался вопль ярости. Звериный вопль. Я сорвалась с места, расшвыривая кроссовками гравий, и сломя голову бросилась ко входу в клуб, навстречу сверканию красно-синих огней, ослепленная, подгоняемая болью и злостью.

Я должна попасть внутрь. Должна посмотреть ему в глаза.

До стойки охранника оставалось несколько футов, когда от стены клуба отделилась темная фигура. Сперва я приняла ее за движущуюся тень и лишь через несколько секунд поняла, что это кто-то, одетый во все черное.

Дина Фиар.

Я чуть не налетела на нее. Она схватила меня за плечи, прежде чем мы столкнулись. Я дышала с трудом, хрипло, яростно.

– Дина, что ты здесь делаешь? – выдавила я. Слова с трудом продирались сквозь мое пересохшее горло.

– Он предал нас! – выкрикнула она. – Кэйтлин, он нас предал!

12

Я уставилась на нее разинув рот. Красно-синие огни сверкали в стеклах ее очков, отчего казалось, что глаза горят.

– Он предал нас! – снова завопила Дина, стискивая мои плечи.

– Отвали! – крикнула я. Блэйд был там, внутри, с блондинкой. У меня не было времени на Дину-чертову-Фиар. Я должна была поддерживать огонь своей ярости, иначе никогда не смогу посмотреть ему в глаза. – Руки прочь! – Извернувшись ужом, я вырвалась из лап Дины. Затем я наклонила плечо и оттолкнула ее с дороги с такой силой, что она рухнула навзничь. Ее очки слетели и упали на гравий.

Я отвернулась и очертя голову пронеслась мимо охранника. До меня долетел окрик:

– А ну, стой!

Громила разразился бранью, но я распахнула дверь и ворвалась в клуб – в калейдоскоп огней и ритмичное уханье, оглушительное, почти мучительное. Посреди танцпола мелькали силуэты посетителей. По углам обжимались парочки, люди толпились у залитой светом барной стойки.

Я сделала глубокий судорожный вдох. За ним другой. Мои глаза перебегали от стены к стене, вглядываясь в лица, выискивая Блэйда. Сердце билось в ритме музыки. Я стояла, хватая спертый влажный воздух, вдыхая острые ароматы алкоголя и пота.

Я была так разгневана, так унижена, так опустошена, что все слилось для меня в сплошное пятно. Вспышки пульсировали в такт музыке, в такт ударам моего сердца, пока… пока я не потеряла голову. Я была вне себя. Крышу сорвало напрочь.

Где он? Где?!

Наконец мой взгляд остановился на белых огнях в баре. И я увидела его. Увидела Блэйда. Блондинка была рядом. Перегнувшись через стойку, он мило болтал с барменшей.

Я не медлила и ломанулась через танцпол. Парочки спешили убраться с моего пути. Я слышала возмущенные крики:

– Осторожно!

– У тебя что, проблемы?

У меня была одна проблема – Блэйд.

Подбежав к нему сзади, я с гневным воплем развернула его к себе.

Его глаза распахнулись от удивления.

– Кэйтлин?

– Что ты тут делаешь? – выплюнула я.

Блэйд мигом взял себя в руки.

– Мне два пива, – сказал он барменше, небрежно пожав плечами.

– Кто она? – осведомилась блондинка.

– Она никто, Ванесса, – ответил Блэйд. – Приятельница. Из школы.

Меня будто пополам разрезали, рассекли прямо по талии.

Вся дрожа, я застыла с открытым ртом.

Знаю, я отреагировала слишком бурно. Знаю, я слетела с катушек. Напрочь потеряла голову. Но ведь такова моя натура. Я такая и ничего не могу с этим поделать.

Я на девяносто процентов состою из эмоций. И когда Блэйд сказал девушке эти слова, что-то у меня внутри надломилось.

– Но… но… – бормотала я. – Но мы же любим друг друга! – Слова вырвались у меня, прежде чем я успела остановиться.

Лицо Блэйда стало совершенно пустым. Глаза будто инеем подернулись.

– В твоих мечтах, наверное.

Я остолбенела: весь мой мир рушился посреди моря сверкающих огней, танцующих пар и грохочущей музыки.

Ванесса, блондинка, неожиданно шагнула ко мне и заботливо положила руку на плечо:

– С тобой все нормально? Ты вся дрожишь. Может, тебе попить принести или еще что-нибудь?

Ее синие глаза вглядывались в мои. Она действительно беспокоилась.

Я смотрела на нее, не в силах ответить. Наконец я отвернулась и бросилась вон. Я бежала назад через танцпол, расталкивая посетителей, окруженная испуганными возгласами.

Распахнув дверь, я вылетела в прохладную ночь. Голоса и музыка позади слились в сплошной гул. В глазах до сих пор мельтешили огни.

Когда я пробегала мимо стойки, охранник повернулся ко мне.

– Эй, ты, стоять! А ну, иди сюда! – рявкнул он.

Я опять не обратила на него внимания. Скользя туфлями по гравию, я развернулась и побежала к своей машине. Дины Фиар и след простыл. Почему-то мне казалось, что она подстережет меня на улице, поймает и снова заладит о том, что Блэйд ее тоже предал.

Кто из нас поехавшая?

Я знала ответ. Это я поехавшая, если так переживаю. То, что я устроила в клубе, было дикостью. Даже блондинка, совершенно чужой человек, испугалась за меня.

Впрочем, мне было наплевать. Блэйд столько для меня значил. Я открылась ему. Я верила в него. Я любила его. А теперь… Наплевать. Наплевать. Наплевать.

Он делал вид, будто я никто.

«Она никто», – так и сказал он этой Ванессе. «Она никто».

А ведь он был прав. Я стала никем. Я думала, что в мою жизнь вошло что-то важное, что-то чудесное. Но теперь я стала никем.

Я забралась в машину, захлопнула дверцу, завела мотор и рванула со стоянки, взметнув волну гравия.

Куда я еду? Я не знала. Я вывела автомобиль со стоянки не глядя. Слева от меня с визгом затормозил небольшой фургончик. Еще бы немножко – и привет. Мне было наплевать.

Я вдавила педаль газа в пол. Машина рванула вперед. Ощущение скорости доставляло удовольствие. Я дрифтила на поворотах Ривер-Роуд, вихляя с одной полосы на другую.

Машина визжала и скрежетала шинами, подчиняясь моей воле. Рядом текла река. Всего-то и нужно, что выкрутить руль влево – и я улечу с обрыва в воду. Холодную, освежающую воду. Разве сегодня не чудесная ночь для купания?

Нет. Я повернула руль вправо и помчалась по темной дороге. Кого это я чуть не сбила, белку? Нет. Кролика, наверное. А может, енота.

Я выполняла крутой поворот на Парквью, выжимая как минимум восемьдесят миль в час, когда лобовое стекло залил свет приближающихся фар. Ослепленная, я заморгала, кляня водителя за то, что врубил дальний свет.

Слишком поздно до меня дошло, что я мчу по встречке. Я оказалась на левой полосе. Слишком поздно. Слишком поздно, чтобы развернуть машину. Слишком поздно, чтобы избежать столкновения. Вой клаксона ворвался в уши, будто сирена, фары вспыхнули ярче, озарив меня слепящим светом.

Я мчалась прямо на них и не могла ничего сделать.

13

Внезапно наступила темнота. Протяжный вой клаксона звенел у меня в ушах, словно вопль раненого зверя. Наконец он оборвался – машина свернула на правую полосу и с ревом пронеслась мимо.

Мимо. Машина пронеслась мимо. Я заставила себя дышать. Вокруг звенела тишина. Круги яркого белого света до сих пор плыли у меня перед глазами.

Дыши, Кэйтлин. Дыши.

По спине у меня волнами прокатывалась дрожь. Я была на волосок от смерти. Нет, я все-таки не хочу умирать. Я слишком зла, чтобы умирать.

Крутанув руль, я съехала на обочину. Слишком сильно дала по тормозам, и машина дернулась, прежде чем остановиться, отчего меня сперва швырнуло на руль, а затем обратно.

Я выключила мотор. Долго сидела, сложив руки на коленях, уставившись в темноту и пытаясь отдышаться.

Кэйтлин, ты не справляешься. Кэйтлин, возьми себя в руки.

Где это я?

Прищурившись, я посмотрела через узкую лужайку на квадратный кирпичный домик с лампочкой над крыльцом. В конце подъездной дорожки зияла открытая дверь небольшого одноместного гаража.

До меня не сразу дошло, что я припарковалась у дома Блэйда. Я смотрела на желтый свет над крылечком, пока очертания дома за ним не расплылись мутным пятном.

Я понимала, что приехала сюда неосознанно. Во всяком случае, я не собиралась останавливаться у его дома.

– Мне надо домой, – пробормотала я вслух.

Я потянулась к кнопке зажигания, но потом опустила руку на колени. Надо поговорить с Блэйдом. Нет. Не хочу его видеть. Не хочу сидеть тут несколько часов, до глубокой ночи, дожидаясь его со свиданки, а потом кидаться на него с обвинениями, криками и слезами.

Нет. Мне этого не хотелось.

Тогда… почему я не завела машину? Почему не сдвинулась с места? Почему сидела, напрягшись всем телом, пока в животе у меня все бурлило, а тошнота подкатывала к горлу волна за волной, заставляя меня стискивать зубы и задерживать дыхание?

Не знаю, сколько прошло времени. Я взглянула на часы, только когда красный «мустанг» наконец свернул на подъездную дорожку. Был почти час ночи.

Я видела, как машина остановилась перед гаражом. Видела, как погасли задние фары. Видела, как распахнулась дверца водителя. Теперь все происходило будто в замедленной съемке, как бывает во сне.

Блэйд сладко потянулся, раскинув руки над головой. Тихонько прикрыл дверцу машины. Я догадалась, что он не хочет будить родителей.

Я сидела и смотрела, сцепив руки на коленях. Когда он вприпрыжку направился к двери черного хода, я наконец начала действовать. Причем быстро.

Я распахнула дверцу и выскочила из машины, прихватив с собой сумочку. Я даже не потрудилась закрыть автомобиль. Обогнув багажник, я припустила к подъездной дорожке, сжимая сумочку в одной руке, а другой размахивая над головой.

– Блэйд! Блэйд! – выкрикивала я не своим голосом.

После дождя ночь была теплой, почти душной, но воздух на моем пылающем лице казался прохладным.

– Блэйд! Стой! Блэйд!


Зачем я взяла с собой сумочку? Не могу сказать. Могла ли я тогда ясно соображать? Нет.

Блэйд обернулся, на его лице отразилось удивление. Я по-прежнему махала рукой, будто подавала какой-то отчаянный сигнал.

В паре метров от него я остановилась, тяжело дыша, моя грудь судорожно вздымалась.

Блэйд смотрел на меня, нахмурившись.

– Кэйтлин? Что ты здесь делаешь? – в его голосе не было ни капли тепла. И взгляд был холодный. Настороженный.

– Я… я… я… – Я искала в его лице хоть проблеск доброты, хоть крохотный намек на то, что он рад меня видеть. Не нашла. Может, хоть малейший признак того, что я ему нравлюсь? Нет.

– Уже поздно, – произнес он, подтягивая рукава толстовки.

– Я… я… Разве ты не говорил, что любишь меня? – выпалила я дрожащим голосом, будто доносившимся из-под воды.

Он моргнул. Уперся взглядом в землю. И через несколько секунд пробормотал:

– Ну, позабавились немножко…

– Позабавились? – вскричала я. – Позабавились?! Ты говорил, что любишь меня. Ты знаешь, что говорил!

Он поднял глаза. Его губы растянулись в усмешке.

– Ты правда поверила, что я это всерьез?

– Что-о? – У меня отвисла челюсть. Я не сводила с него глаз, силясь найти того Блэйда, которого я знала, которого любила.

– Мы позабавились, только и всего, – сказал он. И зевнул.

Думаю, этот зевок и стал последней каплей. Громкий, неприкрытый, во весь рот, он вывел меня из себя.

Что-то щелкнуло у меня в мозгу. В этот момент, в эту секунду, что-то у меня внутри разбилось вдребезги. Думаю, это была вся моя жизнь.

Я правда не могу это описать. Что-то просто взорвалось у меня в голове.

На лице Блэйда отразилось удивление. Или это был страх?

А дальше все пошло наперекосяк.

14

– Позабавились?! – завопила я. – Позабавились?!

Он бросил взгляд на окно. Там спальня его родителей? Боится, что я разбужу его предков? Это все, что его волнует?

– Сволочь! – закричала я. Правой рукой я вцепилась в ручку сумочки. Размахнувшись, я ударила его ею, ударила что есть силы.

– Эй! – испуганно вскрикнул Блэйд и отпрянул. Он пригнулся, и сумочка просвистела над его головой. – Все, Кэйтлин, хорош. Завязывай.

– Позабавились?! – визжала я. – Позабавились?!

Я снова взмахнула увесистой сумочкой. На этот раз она задела его плечо по касательной.

– Черт! – Его лицо вспыхнуло гневом. – Предупреждаю, – пробормотал он. – Отойди. Кончай это.

Следующий удар угодил ему прямо в грудь. Я не могла остановиться. Я замахнулась снова, чуть не попав ему по башке. Затем опять взмахнула сумочкой. От удара в живот Блэйд согнулся пополам.

– Хватит! – простонал он и попытался перехватить сумочку. Ему удалось поймать ее за нижнюю часть.

– Не-е-ет! – Я изо всех сил пыталась вырвать ее.

– Кэйтлин, остынь! Все! Успокойся! Мы можем поговорить? – Обеими руками вцепившись в дно сумочки, Блэйд рванул ее на себя.

– Отдай! – заорала я. – Отдай!

Ручка выскользнула у меня из пальцев. Я отшатнулась. Блэйд держал сумочку за дно, и у нас на глазах все ее содержимое высыпалось на землю.

– Сволочь! Сволочь! – орала я, сама себя не слыша.

Парень отшвырнул сумочку через дорожку и окинул меня свирепым взглядом:

– Идиотка ненормальная! Свалишь ты наконец?

В тусклом свете с крыльца я увидела нож. Он лежал поверх шарфа, который я засунула в сумочку. Судорожно застонав, я метнулась за ним и схватила за ручку.

– А это еще что? – спросил Блэйд, переводя взгляд с ножа на меня.

Нащупав большим пальцем кнопку, я выпустила лезвие. Оно выскочило со щелчком, и я выставила нож перед собой – полюбуйся, мерзавец.

– Ну все, Кэйтлин. Положи его, – сказал Блэйд, расставив руки, словно для защиты.

– Позабавились, говоришь?! – крикнула я. – Позабавились?!

Он никак не мог защититься. Я сделала выпад и кольнула острием в толстовку.

Ахнув, Блэйд отшатнулся:

– Положи его. Ты спятила? Положи, кому говорю!

Я кольнула его еще раз, просто чтобы он почувствовал. Я ткнула его в грудь. Потом опустила лезвие и кольнула его в живот.

– Ты спятила! Спятила! Стой. Положи его. Давай поговорим.

Его глаза расширились. Я видела, что он запаниковал. Он по-прежнему держал руки расставленными, напряженный, готовый защищаться. Он отступил на шаг, другой – и уперся спиной в машину.

Я загнала его в ловушку. Я двинулась вперед и снова кольнула его, вдавив острие ему в живот.

– А ну, отдай! – гневно крикнул он и взмахнул рукой, пытаясь выхватить нож.

Я попыталась отдернуть лезвие, но вместо этого раскроила ему ладонь. Нож полоснул беззвучно. Я ахнула, у меня перехватило дыхание.

Недоверчиво вытаращив глаза, Блэйд поднес руку к лицу и уставился на сочащийся кровью разрез.

Сначала кровь просто струилась. А потом хлынула сплошным потоком.

Мы молча смотрели на кровоточащую ладонь. Онемев от ужаса.

А потом Блэйд завыл, заорал дурным голосом, разбрызгивая кровь.

Как фонтан, подумалось мне. Кровь хлещет, как яркий фонтан.

От его истошных воплей у меня звенело в ушах. От вида крови скручивало живот. Я начала давиться.

Я должна была заткнуть этот ужасный звук.

Размахнувшись ножом, я всадила лезвие Блэйду в живот.

А потом еще раз. Я пырнула его еще раз. И еще раз.

Вопли оборвались. Издав булькающий звук, Блэйд зажал живот руками. Темная кровь сочилась сквозь красную толстовку, заливая его пальцы.

Он со стоном рухнул на колени, страшно сипя. Кровь лилась из его тела. Он поднял на меня глаза, на лице застыла гримаса ужаса и неверия. Он пытался что-то сказать, но кровь заливала его язык и пузырилась на губах.

Обхватив себя руками, Блэйд повалился боком на траву. Как же быстро он истек кровью!

Я стояла и смотрела, стиснув зубы и борясь с тошнотой. Так быстро. Все случилось так быстро. Или это я потеряла чувство времени? Может, на самом деле он умирал долго?

Не могу сказать, Дневничок. Я стояла и смотрела на растекающуюся кровь. На огромную лужу крови, в которой, свернувшись калачиком, лежал Блэйд.

Я еще задыхалась, борясь с дрожью, сковавшей тело, когда до меня дошло, что он умер. И едва осознав это, я снова смогла двигаться, дышать и мыслить более-менее спокойно и взвешенно.

Я вытерла залитый кровью нож о рукав его толстовки. Потом сложила и кинула в сумочку. Собрала свои вещи и убрала туда же.

Затем я поехала домой и всю дорогу ревела. Ревела в голос, обливаясь горючими слезами.

Мой парень, моя единственная настоящая любовь, был мертв. Я убила его. Забила ножом и смотрела, как он истекает кровью. Убила его. Я убила его.

Как тут было не заплакать? Вот я и плакала, всхлипывала и стонала всю дорогу до дома. Я знала, что моя жизнь никогда уже не будет прежней.

Часть вторая

15

Слава богу, мама и папа спали у себя в комнате. Я бы не смогла сейчас посмотреть им в глаза. Рухнула бы замертво и больше уже не встала.

Как бы я объяснила им то, что сделала? Я и себе-то объяснить не могла.

Я замерла в темной кухне, не зажигая свет. Сумочка вдруг потяжелела в руках, словно весила сотню фунтов. Я уронила ее на пол у двери.

В доме царила тишина. Лишь мое прерывистое дыхание да гудение холодильника нарушали ее. Я сделала несколько шагов к кухонной стойке. Кроссовки заскрипели по кафельному полу. Мне чудилось, что они залиты кровью.

Чудился мне и Блэйд, плавающий на боку в луже собственной крови. Я и не знала, что у крови такой сильный запах. Острый и терпкий, почти железный.

Чудилось, что Блэйд поднимает голову из кровавой лужи и глядит на меня. Кровь струится по его лицу, склеила волосы коркой. Но он обвиняюще смотрит на меня сквозь кровавую маску. Ему не нужно ничего говорить. Ужас и гнев написаны у него на лице.

Я помотала головой, стряхивая кошмарное видение. Крепко зажмурилась и не открывала глаз. Может, хоть в темноте я смогу избежать этих видений?

Нет. Перед глазами почему-то возникла Дина Фиар: черные волосы трепещут вокруг лица, словно раздуваемые ураганом, губы ярко-красные, ярче, чем кровь Блэйда.

В моих фантазиях, моих лихорадочных фантазиях, она обеими руками поднимала красную толстовку и махала мне ею.

Зачем ей это? Почему она вообще вторглась в мои мысли?

В жутких историях о семейке Фиар хватало убийств. По легенде, Фиары издавна знали толк в самых изощренных и гнусных способах лишать людей жизни.

Но я-то Доннели. Мои бабушки и дедушки прибыли из графства Уиклоу в Ирландии. У нас убийц отродясь не водилось… до недавнего времени.

Я прошла через дом, погруженный в темноту, поднялась по лестнице в свою комнату. Опираясь на перила, я ступала как можно тише. Не хотела шуметь.

Осторожно затворила за собой дверь, в темноте пересекла комнату и обессиленно опустилась на край кровати. Окно было открыто, легкий ветерок колыхал занавески. Бледный свет фонаря через дорогу ложился на ковер.

Съежившись на постели, я смотрела на колышущиеся тени штор. Не знаю, сколько времени прошло. Я не двигалась. Я едва дышала.

В какой-то момент я ногтями левой руки расцарапала тыльную сторону правой. Я впивалась ногтями в кожу. Просто чтобы хоть что-то почувствовать. Просто чтобы стало больно. Но я будто оцепенела. Рука была как губка. Я ничего не ощущала.

Я сидела, дрожа на ветру из окна, глядела на тени, а передо мною проносились разные образы. Красные толстовки… реки крови… обвиняющий взгляд Блэйда… я не могла выбросить их из головы.

– Я должна признаться, – глухо промолвила я, нарушив мертвую тишину. – Рассказать, что натворила. Я убила Блэйда. Я убила его.

Я опять разревелась. Опустила голову, уткнулась лицом в ладони и рыдала, рыдала, пока лицо и руки не промокли от слез.

Красно-синие вспышки прервали мой плач. Опустив руки, я уставилась на огненные сполохи за окном спальни.

Хлопнула дверца машины. Резкий звук вырвал меня из оцепенения. Схватив пачку салфеток, я вытерла лицо, проковыляла к окну и выглянула на улицу.

У подъездной дорожки стояла полицейская машина. Красно-синяя мигалка заливала лужайку жутковатыми отсветами, похожими на блеск карнавальных огней. По дорожке шагали двое полицейских в темной униформе.

У меня подкосились ноги. Я схватилась за подоконник, чтобы не упасть. Я судорожно сглатывала, борясь с тошнотой. Снова и снова.

Они здесь. Полицейские уже здесь. Явились арестовать меня за убийство Блэйда.

Я выскочила в коридор и помчалась вниз по темной лестнице. Так скоро. Полиция прибыла так скоро. Так скоро закончится моя жизнь.

16

Вцепившись в перила, я остановилась возле подножия лестницы. У открытой входной двери стояли двое копов. В мерцании красно-синих огней у них за спиной казалось, что их фигуры то появляются, то исчезают.

Держа в руках фуражки, они молча смотрели, как я подхожу. Оба невысокие, темноволосые и темноглазые. Они могли бы сойти за близнецов, только тот, что слева, был на голову выше своего товарища и обладал роскошными черными усами.

Рука высокого лежала на кобуре. Оба полицейских стояли навытяжку, словно ожидали проблем.

Со мной у них проблем не возникнет. Я знала, зачем они здесь, знала, что у меня нет другого выбора, кроме как сдаться.

Я переводила взгляд с одного на другого. Их лица совершенно ничего не выражали. Интересно, они видят, как меня трясет?

– Я… я… знаю, зачем вы здесь, – выдавила я.

Оба вытаращились на меня.

– Знаете? – переспросил низенький коп.

Его товарищ неловко переминался с ноги на ногу.

– Я офицер Ривера, а это офицер Миллер, – произнес он. – Мы тут проезжали, смотрим, у вас парадная дверь открыта. Хотели убедиться, что никто не вломился.

У меня перехватило дыхание. Я поперхнулась, но сделала вид, что закашлялась.

Мне хотелось расхохотаться. Хотелось пуститься в пляс. Хотелось обнять их обоих.

– Боже мой! – сразу нашлась я. – Наверное, родители оставили. Они… они навещали друзей. Вроде вернулись совсем недавно.

Офицеры, похоже, испытали не меньшее облегчение, чем я. Миллер с улыбкой кивнул. Ривера снял руку с кобуры и пригладил короткие черные волосы.

– А может, это ветер, – продолжала я, слегка осмелев. – Я весь вечер была дома и не заметила, чтобы дверь была открыта.

– Проверьте щеколду, – посоветовал Миллер. – Убедитесь, что она работает как надо.

– Благодарю за бдительность, – сказала я, чувствуя, как колотится сердце. – Я правда очень ценю это.

Они уже поворачивались к выходу, как вдруг Ривера остановился и показал на рукав моей кофточки. Проследив за его взглядом, я увидела на ткани темное пятно.

У меня екнуло сердце. Я чуть не запаниковала.

– Это кровь? – осведомился Ривера, разглядывая пятно. – Вы порезались?

Я пощупала рукав. Будто тоже изучала.

– А, это давно уже, – сказала я. – На кровь не похоже. Не знаю, откуда оно взялось. Не отстирывается совсем.

Они откозыряли мне двумя пальцами. Потом повернулись и направились по лужайке к своей машине, озаренные красно-синими вспышками.

Я аккуратно закрыла дверь и вздохнула с облегчением. Родители не проснулись. Прислонившись спиной к двери, я закрыла глаза и постаралась унять лихорадочное сердцебиение.

Они пришли не для того, чтобы арестовать меня за убийство.

Но они еще вернутся.

Открыв глаза, я провела пальцами по пятну на рукаве. Оно еще не просохло.

– Нож! – неужели я выпалила это вслух?

Кровавое пятно напомнило мне о ноже – я спохватилась, что не помню, куда его дела.

Орудие убийства.

Неужели в тот момент я оставила его рядом с телом Блэйда, охваченная ужасом, паникой и бешеной яростью? Неужели просто бросила нож на землю и сбежала?

Или все-таки забрала?

Я вдруг представила, как кидаю его в свою сумочку. Моя сумочка…

Я оставила ее у черного хода. Сделав глубокий вдох, я оттолкнулась от входной двери и пошла на кухню. Там я взяла сумочку за обе ручки и отнесла в свою комнату.

Стоило мне взять ее в руки, как вся моя паника, весь ужас кошмарной сцены возле дома Блэйда обрушились на меня с новой силой. Перетягивание каната – наша с Блэйдом схватка за эту сумочку… Если б только… Если б только я не отпустила ее. Если б только он не перевернул сумочку…

Нож бы не выпал. Не попался мне на глаза – я бы о нем и не вспомнила… Не говоря уже о том, чтобы пустить его в ход.

Швырнув сумочку на кровать, я наклонилась, чтобы порыться в ней. Да. Нож оказался там. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы нащупать его на дне, схватить за рукоять и вытащить. Он дрожал в моей руке, словно живой.

Держа нож на весу, я раскрыла его. Серебристое лезвие блеснуло в свете лампы, крохотные капельки крови переливались, словно самоцветы.

Кровь Блэйда. Я смотрела на клинок, будто завороженная. Смотрела на блестящие капельки крови, на кровавое пятно возле ручки. Смотрела, пока к горлу не подкатил вопль. Пока мне не захотелось разорваться.

Да. Я вдруг осознала, что-вот взорвусь – разлечусь на куски в чудовищной вспышке бешеной энергии, – если что-нибудь не сделаю. Если не расскажу хоть кому-нибудь.

– Я этого не вынесу, – вырвалось у меня. – Я не смогу держать это в себе.

Я уронила нож на ковер у своих ног, но капельки крови так и сверкали у меня перед глазами.

Я должна сказать кому-то, пока не взорвалась. Должна признаться в содеянном.

Джули. Я тут же подумала о моей верной Джули. Она такая практичная, такая рассудительная. Она выслушает меня. Она не отшатнется.

Я схватила телефон дрожащей рукой. На экранчике всплыла клавиатура. Я стала лихорадочно тыкать в нее, пытаясь набрать номер Джули.

После двух гудков она ответила.

– Джули? Это я! – закричала я не своим голосом. А дальше слова хлынули из меня, словно рвота: – Я убила его! Я это сделала. О, Джули, помоги мне. Пожалуйста, помоги. Я убила его. Я просто сорвалась. Потеряла голову. Я сорвалась. Я убила Блэйда!

17

На последней фразе я поперхнулась. Горло сдавило так, что я лишилась дара речи. Тяжело дыша, я прижимала телефон к уху.

– Кто это? – спросил хриплый спросонья голос на другом конце линии, незнакомый женский голос. – Барышня, это розыгрыш? Если так, то не смешно.

Ой, мамочки. Я взглянула на экран. Не тот номер. Я не туда попала.

– П-простите, – выдавила я. Не успела она еще что-нибудь сказать, как я дала отбой и бросила телефон в сумочку.

Я упала на постель и обхватила себя руками. Я знала, что этой ночью не смогу уснуть. Я боялась, что вообще никогда больше не смогу уснуть.

* * *

Похороны Блэйда проходили в многоконфессиональной часовенке на Норт-Хиллс. Часовенка была длинной и узкой, с низкими деревянными стропилами под потолком, стены обшиты панелями темного дерева. Лучи утреннего солнца струились сквозь узкие витражные окна, расположенные высоко по стенам.

Две огромные вазы с белыми лилиями стояли под прожекторами перед маленьким алтарем. Между ними находилась кафедра. А рядом с ней стоял гроб из полированного темного дерева, отливавшего багрянцем в сиянии прожекторов.

Крышка гроба была открыта, и со своего места я могла видеть белую атласную обивку. Сама мысль о том, что Блэйд лежит в этом ящике бездыханный, казалась нереальной.

Играл орган. Скорбящие молча входили в зал. Их было не слишком много: семья Блэйда переехала в город совсем недавно.

Я сидела между Мирандой и Джули. Джули сжимала мою руку и все время спрашивала, в порядке ли я. Я кивала и вытирала слезы, меняя салфетки.

Все происходило как во сне. Я смотрела на цветы и блестящий темный гроб, пока вся сцена не поплыла перед глазами, и я уверилась, что вот-вот очнусь и вернусь к реальной жизни. К реальной жизни с Блэйдом.

Но в первом ряду все так же сидели его родители. Они выглядели старше, чем я помнила. Я встречалась с ними только однажды. Сейчас они склонялись друг к другу и рыдали, рыдали, качая головами, словно не могли поверить в случившееся.

Миранда чихнула. Звук эхом прокатился под стропилами. Несколько человек обернулись.

Я огляделась, сосчитала присутствующих. Человек девятнадцать-двадцать, не больше. Бледные, печальные люди в черных одеждах, теснившиеся в первых двух рядах, были родственниками Блэйда. Из старшеклассников – только мы с Мирандой и Джули.

А потом я оглянулась и ахнула, увидев Ванессу, ту самую белокурую девушку, которую Блэйд возил в клуб. Она брела по проходу, не сводя глаз с гроба у алтаря.

Не дойдя несколько рядов до моего места, Ванесса обернулась. Ее взгляд упал на меня. Она моргнула. С мгновенье она смотрела на меня, вспоминая. А потом снова устремила взгляд вперед.

Лицо у меня запылало. Вдруг Ванесса знает? Она видела, что я устроила в клубе. Вдруг она знает?

Она прошла мимо моего ряда, не посмотрев в мою сторону. Села в третьем ряду, позади родных Блэйда, которые всхлипывали и стонали, вытирая глаза.

Я тоже плакала. Органная музыка зазвучала громче, потом стихла. Появился молодой священник, торжественно склонивший голову. У него был ежик черных волос и густая борода, которую он во время своей речи без конца почесывал. Одет он был неформально – коричневая спортивная куртка, белая рубашка с расстегнутым воротничком и темные брюки.

– Прошу, садитесь. Начнем. Для тех, кто пришел в часовню впервые: меня зовут преподобный Норман Преллер.

Голос у него был умиротворяющий, и говорил он в микрофон очень мягко. Эхо разносило отзвуки среди пустых мест.

– Должен признаться, что не имел чести лично знать Блэйда. – Преллер поскреб бороду. Колонки разнесли шорканье по всей часовне. – Но столько людей пришли рассказать, каким он был чудесным юношей, что я переживаю боль этой трагедии почти так же остро, как и те, кто его знал.

Да, именно, трагедия.

Джули протянула мне еще одну салфетку. Я скомкала предыдущую и положила себе на колени. Я глядела на открытый гроб, на белую атласную подкладку крышки, а мысли блуждали далеко отсюда. Я не могла слушать этого священника с мягким голосом, никогда не знавшего парня, которого я любила.

Я вспоминала ночь, когда мы с Блэйдом остановили машину на Ривер-Ридж, высоко над Шейдисайдом, и река внизу сияла в свете полной луны. Мы вышли из моего автомобиля, разложили на траве одеяло. А потом лежали на спине, взявшись за руки, и любовались звездами. Какой ясной, серебряной, волшебной была эта ночь!

Мы обнимались, целовались и говорили, говорили… Разговор шел так легко, будто мы знали друг друга всю жизнь. Блэйд рассказывал о своей мечте – стать археологом. Он хотел жить в прериях, откапывать кости динозавров и раскрывать загадки далекого прошлого.

Забавно. Я сказала, что мечта всей моей жизни – уехать из Шейдисайда. Другой цели у меня нет.

Блэйд стал меня дразнить. Дескать, у меня слишком легкая цель. Уехать из Шейдисайда мы можем, когда захотим.

– Давай сбежим вместе, – прошептал он, касаясь губами моей щеки. – Оставим предкам записку, а сами рванем на запад. Как насчет Монтаны? Можно поехать в Монтану.

Я засмеялась и ткнула его пальцем в ребра:

– Монтана? Да ладно! Почему Монтана?

Он ткнул меня пальцем в ответ:

– Тебе не интересна Монтана?

– Э… нет, – сказала я. – Как-то никогда не интересовалась.

– Тем более надо поехать. – Он притянул меня к себе. – Или ну его, можем остаться здесь навсегда.

Это была чудесная, незабываемая ночь. Я знала, что Блэйд предложил сбежать в шутку, но мне было все равно. Может, однажды…

Но вот я снова здесь, в этой темной душной часовне. Вместо того чтобы любоваться звездами, смотрю на гроб Блэйда. Кончилась панихида. Молитвы прочитаны. Все уже встали и выстраивались в очередь ко гробу, чтобы проститься.

Родители Блэйда стояли у стены. Мать уткнулась лицом в платок. Отец нервно переминался с ноги на ногу, бледный и мрачный. Родственники первыми прошли мимо гроба, шепотом соболезнуя осиротевшим родителям.

Я стояла как вкопанная.

– Не хочу, – пробормотала я.

Джули с Мирандой взяли меня под руки.

– Ты должна, Кэйтлин, – сказала Миранда. – Разве ты не хочешь проститься?

Мне вдруг остро захотелось во всем признаться. Рассказать о том, что я сделала. Прикусив язык, я подавила этот порыв.

Я встала в очередь к гробу. Джули с Мирандой держались сзади. У дальней стены Ванесса пожимала руки родителям Блэйда, торжественно кивая. Я не слышала, что она говорит. Отвернувшись, она пошла по боковому проходу, направляясь к выходу из часовни. На меня она не смотрела.

Все снова стало нереальным. Мне чудилось, что я парю надо всем, причем не здесь, не в этой часовне. Вот бы птицей воспарить в вышину, раскинув крылья, оторваться от земли и не участвовать больше в этом ужасном спектакле.

Я парила… парила… Сердце трепетало, словно колибри.

И вот я стою у обитого атласом гроба, глядя на безжизненное лицо Блэйда. Это был и Блэйд, и не Блэйд. Его лицо было скрыто под слоем грима. Щеки нарумянены. Волосы сбились на голове комом.

А глаза… пустые стеклянные глаза. Открытые. Почему они не закрыли ему глаза?

Я отпрянула, втянув в себя воздух. Не хотела, чтобы он видел меня. Не хотела видеть свое отражение в этих фальшивых стеклянных глазах.

Кто-то застонал. Наверное, мама Блэйда. Кто-то громко всхлипнул у меня за спиной.

Джули взяла меня за руку и повела мимо гроба. Вдруг я испуганно вскрикнула – и остановилась. Остановилась и в ужасе смотрела, как Блэйд мигнул своими зелеными, стеклянными глазами.

Его голова мотнулась вправо, потом влево. А затем начала подниматься с белой атласной подушки.

Я ахнула и зажала рот ладонями. Ноги подкосились, я обеими руками схватилась за Джули. Открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука.

Может, мне это мерещится? Может, из-за чувства вины я пожелала, чтобы он воскрес?

Нет. Комнату огласили визг и вопли ужаса, сдавленное аханье, недоверчивые стоны.

– Нет… Нет… Нет… – причитали родители Блэйда, выставив руки перед собой, словно для защиты от кошмара. В центральном проходе грохнулась в обморок пожилая дама. Никто не бросился к ней на помощь. Все взгляды были прикованы к гробу.

Все смотрели на труп. Медленно… медленно… точно в замедленной съемке… Блэйд садился.

18

– Он шевелится! Вылезает!

– Он жив!

– Блэйд, ты слышишь нас? Блэйд?!

– Боже мой! Это невозможно! Это безумие! Боже мой!

Испуганные голоса разносились по часовне. Никто не двигался. Миранда и Джули попятились от меня. Они обнялись у алтаря, бледные, с вытаращенными глазами.

Оцепенев от ужаса, я стояла перед гробом, всего в нескольких футах от ожившего трупа, прижав ладони к щекам.

– Чудо! Чудо! Мой мальчик воскрес! – заголосила мать Блэйда.

– Врача! Здесь есть врач? – выкрикивала какая-то женщина. – Нам нужен врач!

– Он живой! Вытащите его! Он не умер!

Закостенелое тело Блэйда село в гробу, сжимая губы и уставившись остекленевшими глазами в одну точку. Размалеванные щеки и подкрашенные губы придавали ему сходство с болванчиком чревовещателя. У меня возникло чувство, будто я очутилась в фильме ужасов про ожившего болванчика, злобного и опасного.

Разумеется, он мертв. Я убила его. Он истек кровью у меня на глазах. Я знала, что он мертв.

Но вот он, Блэйд, мой милый, мертвый Блэйд, сидит в своем гробу.

Я смотрела, как он поднимает руку, так медленно, словно каждый дюйм стоил ему неимоверных страданий, как будто малейшее движение было для него испытанием. Да, Дневничок, его правая рука поднялась, и он развернулся. Развернулся к скованной ужасом толпе, пришедшей скорбеть о нем.

Остекленевшие глаза скользнули по толпе, перебежали с его родителей на немолодую чету рядом с ними, затем – на пожилого мужчину, опиравшегося на трость. Все они замерли в изумлении, не веря своим глазам.

Блэйд повернулся еще немного, сильно выгнув туловище. Теперь его глаза смотрели прямо на меня. В них не было зрачков. Они были совершенно зеленые, цвета весенней травы.

Он устремил взгляд на меня, и… губы его задрожали. Щеки пошли пятнами. Он пытался заговорить. Открыть рот и заговорить. Но его губы были зашиты.

Он силился что-то сказать, кривя рот в уродливой гримасе. Наконец он сдался. Не сводя с меня глаз, он поднял руку – и указал прямо на меня обвиняющим пальцем. Палец дрожал, потом замер, нацелившись на меня у всех на глазах.

Я почти услышала его голос: «Смотрите все! Это она убила меня. Это из-за нее я стал трупом».

– А-а-а-а-а… – простонала я, не в силах смотреть ему в лицо. Я знала, что эти неоново-розовые щеки, эти зашитые алые губы, эти пустые незрячие глаза будут преследовать меня вечно. Вечно. – О не-е-ет! – Издав еще один животный стон, я отвернулась, чтобы не видеть этого кошмара, и заметила фигуру, стоявшую посреди прохода. Фигуру, одетую в черное.

Дина Фиар.

Ее черная юбка доходила почти до пола, поверх темно-лиловой плиссированной блузки красовался черный жилет. Она стояла в проходе, вытянув руки, сжатые в кулаки, и бормотала, быстро-быстро бормотала себе под нос.

Ее глаза под совиными очками были прикованы к трупу.

Она держала стиснутые кулаки перед собой. В одном из них поблескивало серебряное украшение. Амулет в форме птицы с распростертыми крыльями.

Откинув голову назад и выставив перед собой амулет, Дина быстро шевелила губами. И я поняла, что она напевает, напевает на каком-то странном языке. На ее лице застыло сосредоточенное выражение.

Она подняла амулет над головой, и труп снова зашевелился. Взмахнула кулаками – труп взмахнул рукой. Она качнула амулетом, и труп кивнул.

До меня не сразу дошло, что она управляет им.

Напевая громче, Дина двинулась к нам по проходу, по-прежнему сжимая в вытянутой руке амулет. Она тяжело дышала. Ее глаза превратились в узкие щелочки, зубы были упрямо сжаты.

Дина Фиар вернула Блэйда к жизни.

– Дина! – закричала я. – Дина, что ты делаешь?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, она продолжала напевать, быстро шевеля губами и не сводя глаз с движущегося мертвеца. Она приблизилась к гробу еще на шаг. Потом резко повела плечами, и труп содрогнулся.

В часовне воцарилась тишина. Все смотрели на Дину и покойника, созерцая этот кошмарный спектакль в пораженном молчании. Женщина, которая упала в обморок, зашевелилась на скамье, приходя в себя. Две маленькие девочки в черных платьицах громко плакали, обнявшись.

– Дина… – снова окликнула я.

– Возвращайся, Блэйд, – шептала она, приближаясь. – Возвращайся немедля. Возвращайся. Возвращайся. – Ручейки пота струились по ее лбу и щекам. Амулет дрожал в кулаке.

Она подняла на меня глаза:

– Не отвлекай… Тут нужно так сосредоточиться… столько энергии… Я… Я…

А потом ее глаза закатились. Я ахнула. Дина сдавленно захрипела, ее ноги подкосились, руки повисли вдоль туловища. Она рухнула на пол часовни, стукнувшись головой о половицы. Амулет отлетел под скамью.

Дина не двигалась.

Со всех сторон доносились крики. Я оглянулась, но не увидела Блэйда. Пошатываясь, я шагнула к алтарю, заглянула в обитый атласом гроб и увидела, что Блэйд лежит на спине, устремив бессмысленный взор к лампам на потолке и вытянув руки по швам.

Снова мертвый.

Неподвижный. Безжизненная голова утопала в атласной подушке. Бездыханный. Труп. Труп. Снова труп.

Мать Блэйда осела на пол и привалилась к стене, вытянув ноги. Муж пытался напоить ее водой из кружки, но у него так дрожали руки, что он пролил все на жену.

Люди кричали. Люди плакали. Миранда и Джули спрятались за одну из высоких ваз с лилиями. Они тараторили наперебой, отчаянно жестикулируя.

К алтарю подбежал доктор. Он затравленно огляделся, не зная, за кого браться. Люди сидели обессиленные. Какой-то мужчина с громким стоном рухнул на скамью, хватаясь за сердце.

Опустившись на колени, доктор склонился над Диной Фиар. Он взял ее за руку, щупая пульс.

Я подошла к Миранде и Джули. Мы втроем обнялись, уцепившись друг за друга так, словно хотели удержаться в реальности, в привычном мире, где покойники не садятся в гробах. Джули вытерла глаза промокшим носовым платком. Ее щеки покраснели от слез.

Меня обуревали самые разные чувства. Тревога и напряжение. Ожидание еще чего-нибудь немыслимого. Оцепенение. Но в основном – страх.

Доктор потер в ладонях безвольную руку Дины. Она застонала. Приобняв ее за спину, он помог ей сесть.

Она заморгала, помотала головой. Черные волосы закрыли ей лицо. Она убрала их обеими руками.

– Столько энергии… – пробормотала она.

Доктор что-то прошептал ей на ухо, я не расслышала. До сих пор в часовне стояла тишина, но теперь все заговорили одновременно.

Доктор встал, отряхнул свои темные брюки и подошел к мужчине впереди, который по-прежнему прижимал руку к груди.

Родители Блэйда цеплялись за края гроба, глядя на своего мертвого сына. Его мама что-то шептала ему. Может, она надеялась, что он снова сядет?

Я содрогнулась. Тем временем Дина Фиар поднялась на ноги и схватилась за спинку скамьи, чтобы не упасть. Оправа ее очков погнулась, лицо побелело, как бумага, подбородок и губы дрожали.

Оглядевшись, она нашла амулет в форме серебряной птицы, бережно подобрала его с пола и спрятала в карман.

Откуда ни возьмись нарисовался преподобный Преллер. Я не видела его с начала панихиды. Он часто моргал, его щека подергивалась. Поправляя рукава своей коричневой куртки и откашливаясь, он поднялся на кафедру.

– Дамы и господа, – провозгласил он, но его голос потонул в общем гомоне. Преподобный постучал по микрофону. – Дамы и господа, прошу вас.

Зал притих. Преподобный опять откашлялся, нервно поигрывая узлом галстука. Его щека вновь задергалась.

– У нас произошла досадная неприятность…

Услышав эти слова, все снова загомонили.

Досадная неприятность?!

Лицо Преллера покраснело. Он опять откашлялся.

– Я должен сделать последнее заявление, – проговорил он с мольбой. – Э… похороны состоятся, как запланировано. Приглашаем всех на Дубовое кладбище Шейдисайда. Семья просила передать, что поминок не будет. Они просят, чтобы им позволили пережить их ужасную потерю в уединении.

– Но он не умер! – выкрикнул кто-то.

Снова поднялся гул голосов. Я поняла, что зажимаю руками уши. Нужно выбраться отсюда. Я больше этого не вынесу.

Джули с Мирандой что-то горячо втолковывали Преллеру, отчаянно жестикулируя и указывая на гроб. Поговорю с ними потом, решила я.

Я направилась по боковому проходу к дверям часовни. Какая-то тяжесть давила мне на грудь, не давая дышать. Мне срочно требовалось очутиться на свежем воздухе. Уйти куда-нибудь, чтобы подумать. Проще говоря, сбежать.

На полпути к выходу я почувствовала на себе взгляд Дины Фиар. Я остановилась и повернулась к ней. Она произнесла несколько слов, которых я не расслышала. Казалось, она умоляет меня о чем-то. На ее лице застыло напряжение.

Сложив ладони рупором, она что-то прокричала, но в часовне стоял оглушительный гвалт, отражавшийся от стен и стропил. Я не слышала ее.

Я помахала Дине. Мне не хотелось с ней разговаривать. Мне нужно было сбежать. Отвернувшись, я рысью преодолела остаток пути, обеими руками распахнула двери и вышла на солнце.

От внезапного света мне пришлось прикрыть глаза рукой. Я полной грудью вдохнула теплый воздух. На площадке через дорогу стайка ребятишек играла в догонялки, заливаясь смехом.

Я всхлипнула. Мне вдруг мучительно захотелось резвиться там, с ними. Снова стать ребенком.

Сделав еще один вдох, я спустилась по бетонным ступеням часовни. Мимо трусцой пробежал молодой человек в синем спортивном костюме и красно-синей кепке «Ред Сокс», ведя на поводке коричневую собачонку.

Солнечный свет согревал мне лицо. Оставив машину у обочины, я немного побродила вокруг. Я была ошеломлена, Дневничок. И шокирована. Надо думать, все, кто пришел на похороны, были так же расстроены, сбиты с толку и растеряны, как и я.

Побродив кругами по Норт-Хиллс, я, видимо, вернулась к машине. И, кажется, поехала домой. Как добралась – вообще не знаю.

Следующее, что я помню – как стояла на подъездной дорожке, прежде чем войти на кухню с черного хода. Там я схватилась за кухонную стойку. Голова кружилась, меня подташнивало.

– Мама? Папа? – позвала я. Но они, конечно, еще не вернулись с работы.

Я вдруг поняла, что весь день ничего не ела. Может, заморив червячка, я слегка успокоюсь. Я направилась к холодильнику, как вдруг мой телефон пиликнул.

Я взяла его и посмотрела на экранчик. Эсэмэска. С незнакомого номера. Взглянув на сообщение, я прочитала:

«Это я, Дина. Его еще не похоронили. Еще не поздно».

19

Я уставилась на мерцающий экран. Перечитала сообщение. Я знала, что имеет в виду Дина. Тут и гадать нечего.

Я снова увидела, как она стоит в проходе часовни, выставив перед собой амулет в форме птицы, напряженная, сосредоточенная – и читает, читает заклинание. И заставляет труп двигаться. Заставляет Блэйда сесть. Заставляет его повернуться и указать на меня. Смотреть на меня ужасными стеклянными глазами.

Я знала, что ей нужно. Она хотела окончательно воскресить Блэйда. Хотела завершить начатое в часовне. Но зачем? Зачем ей воскрешать его?

Чтобы выяснить, кто виновен в его смерти? Неужели она думает, что, вернувшись к жизни, он сможет назвать своего убийцу? Назвать меня.

От этой мысли я содрогнулась. Телефон выскользнул у меня из руки и упал на пол. И, как только я нагнулась за ним, пиликнул снова.

Это опять было сообщение от Дины:

«Это срочно. Приезжай ко мне домой ЖИВО».

А потом еще одно:

«Не раздумывай. У тебя нет выбора».

Я положила телефон на кухонную стойку. Не хотелось держать его в руках. Не хотелось читать другие сообщения от Дины Фиар.

– Она сумасшедшая, – пробормотала я вслух. Открыв холодильник, я схватила бутылку апельсинового сока и осушила залпом. Я тяжело дышала, грудь ходила ходуном.

Я любила Блэйда. Во всяком случае, я искренне так думала. Однако я не хотела, чтобы он вернулся. Не хотела, чтобы он снова ожил. Ожил, чтобы рассказать всем, что я убийца, что я впала в буйное помешательство и колола, колола, колола его ножом.

Я знала, что, если Блэйд вернется… Если Дина действительно сумеет вновь вернуть его к жизни… МОЯ жизнь будет кончена.

Как остановить ее? Я понятия не имела. Я действительно не знала и помогать ей уж точно не собиралась.

Я достала из холодильника салат с тунцом, взяла вилку и принялась уминать. Я была голодна как волк. Внутри будто образовался целый каньон. Это было ненормально. В жизни не была так зверски голодна.

Сейчас ничто не было нормальным. Ничто.

Об этих похоронах будут судачить до бесконечности. Покойник садится в гробу! Наверняка в новости попадет. История разлетится по всему городу… повсюду. Сенсация – и кошмарное воспоминание для всех, кто там присутствовал.

Я уставилась на Динино сообщение в телефоне. Мне хотелось открыть дверь черного хода и зашвырнуть мобильник как можно дальше. Хотелось побыть одной, чтобы никто меня не донимал.

Телефон зазвонил, я аж подскочила. Дина. Она не собиралась оставлять меня в покое. Не оставляла мне выбора.

Я долго слушала звонки, потом не выдержала. Я схватила его со стойки и прижала к уху:

– Дина, оставь меня в покое!

На том конце линии повисла тишина. Потом:

– Что? Кэйтлин? Это ты?

– Джули? – Я проглотила комок в горле. – А, привет. Я… подумала, что ошиблись номером.

– Кэйтлин, ты как? Ты убежала из церкви, а нам не сказала. Мы с Мирандой…

– Извини, – сказала я. – Мне было необходимо выбраться оттуда. Вся эта чертовщина и…

– Это был такой кошмар, Кэйтлин, – проговорила Джули, задыхаясь. – Когда тело Блэйда зашевелилось, я… я подумала, что попала в фильм ужасов. Мне в жизни не было так страшно.

– Мне тоже, – сказала я.

– Я даже закричать не могла, – продолжала Джули. – Просто уцепилась за Миранду и смотрела. Все вопят, плачут, в обморок валятся и…

– Действительно, ужас. Словно в страшном сне.

– Никто не мог поверить своим глазам, – сказала она. – А этот священник… Тебе не кажется, что он полный кретин? Он попытался все объяснить. Дескать, это пол просел и гроб накренился, а вовсе не тело двигалось. Наверное, хотел всех успокоить.

– Вот тупица, – сказала я. В животе заурчало. Я снова открыла холодильник.

– Но мы-то не тупицы. Мы видели, что случилось, Кэйтлин. Верно? Это не гроб накренился. Блэйд сел. Он был мертв, но он сел и пытался заговорить. – Голос подруги дрогнул. Она закашлялась в трубку.

Да, он пытался заговорить и сказать всем, что это я убила его.

– Джули? Ты в порядке? – спросила я.

– Нет, я не в порядке. Я теперь никогда не смогу выкинуть это из головы. Так и буду видеть, как он садится в гробу, смотрит и пытается говорить. И эти его жуткие зеленые глаза. Как он медленно поднимает руку. Я этого никогда не забуду. Я… кажется, я схожу с ума, Кэйтлин. Ты правда думаешь, что это Дина Фиар заставила его сесть?

– Не знаю, – ответила я. – Может быть. Она же из Фиаров, верно? Ей на роду написано разбираться во всяком колдовстве. Самом темном, самом страшном. Ты ведь тоже слышала эти истории. Мы все слышали. Будто некоторые из Фиаров обладали странными силами. В смысле… тот амулет, который она держала в руке…

– И еще что-то бубнила. О боже, Кэйтлин. Ты правда думаешь, что это она заставила его сесть?

– Не знаю. Может быть. Может быть, и она. Джули, о таком и говорить страшно. Нам надо постараться как-то пережить это.

Впрочем, я сама понимала, как нелепо звучат мои слова.

Почему я не рассказала Джули о том, как Дина бомбардировала меня сообщениями о том, что «еще не поздно»? Не знаю. Может, я думала, что, если не расскажу о Дине, Джули наконец отвяжется. Хоть бы уже все оставили меня в покое!

– Кэйтлин, его не похоронили. Тело до сих пор в часовне. Родители Блэйда не разрешили его хоронить. Они совсем обезумели. Кричали, плакали. Это было ужасно.

– Что ты имеешь в виду? Что случилось?

– Они не отходили от гроба. Вцепились в тело Блэйда и стали трясти. Они сказали, что он может опять ожить. Сказали, что он на самом деле не умер. Они же видели, как он сел. Все видели. Вот они и не разрешили его хоронить, на случай если он опять зашевелится.

– О боже. Боже.

– Там был врач, помнишь? Ты его видела. Он еще откачивал Дину Фиар, когда она вырубилась. Так вот… он все-таки заставил родителей Блэйда отойти от гроба. А это было непросто. В конце концов, он осмотрел тело.

– И что сказал?

– Сказал, что Блэйд мертв. Не дышит. Тут родители крик подняли, чтобы он проваливал. Тут и священник этот, Преллер, стал кричать, чтобы все покинули часовню, иначе он вызовет полицию.

– Мама дорогая. А дальше что?

– А дальше совсем пипец. Родители Блэйда вцепились в края гроба и заявили, что никуда не уйдут. Преллер стал их оттаскивать. Там чуть до драки не дошло. Мы с Мирандой… мы поскорее смылись. Я больше не могла этого выносить и не хотела дожидаться полиции. Это был такой ужас, Кэйтлин.

– О боже. – Я не находила слов. Такое даже вообразить трудно…

– Бедная Миранда, – продолжала Джули. – Как только мы вышли, ее вырвало на крыльцо. Прямо наизнанку вывернуло. Ей было очень плохо. Она сразу ушла домой, ну а я… я еще немножко побродила вокруг. В полной прострации. Представляешь, меня до сих пор тошнит и трясет, и вообще я сама не своя. Как будто все это последовало за мной до дома.

– Джули, у меня та же история.

– Не хочешь зайти?

Я ненадолго задумалась:

– Нет, прости. Я, наверное, постараюсь поспать. Может, тогда я немного успокоюсь.

– А, ладно. Позвони мне потом. Когда проснешься. Договорились?

– Договорились, – сказала я и отключилась.

Я солгала. Я вовсе не собиралась спать. Я собиралась поехать домой к Дине Фиар.

Зачем?

Не могу сказать.

20

Стоило мне свернуть с Олд-Милл-Роуд на Улицу Страха, как машину поглотила густая тень. Высокие древние деревья по обе стороны улицы образовывали арку над дорогой. Солнечный свет едва пробивался сквозь переплетение ветвей.

Фиар-Стрит, Улица Страха, вьется вдоль восточной окраины Шейдисайда. По одну ее сторону высятся огромные старинные особняки, в основном из камня и кирпича. Большинство из них расположены далеко от дороги, отделенные просторными дворами, которые прячутся за высокими, аккуратно подстриженными живыми изгородями.

Это самые старые дома в городе. Их строили богатеи в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, в том числе печально известная семья Фиар (как считается, не без помощи странной темной магии).

Фасады всех домов выходят на леса Фиар-Стрит – глухие заросли высоких старых кленов, дубов и платанов. Безмолвная чаща раскинулась на многие мили, и поговаривают, что она всегда погружена в темноту. Это одна из множества легенд. Будто бы даже солнце отказывается озарять леса Улицы Страха своим светом.

Сколько мрачных историй ходит о ней!

Все горожане знают, что по ночам леса оглашаются страшным звериным воем. Охотникам попадались на глаза странные, неведомые твари, снующие на двух ногах. Не говоря уже о двух сестренках Фиар, которых давным-давно обнаружили в лесу без костей. Только кожа и внутренности валялись под деревом. А кости пропали.

Фу. Вот такие у меня были мысли, Дневничок, пока я ехала под высокой аркой из ветвей в поисках логова Дины Фиар. Со стороны кажется, что на Улице Страха царят тишь да гладь, но большинство горожан, даже те, кто не суеверен, стараются обходить ее за километр.

Я сбавила скорость в конце улицы, где стояли руины фиарского особняка. Более века назад роскошный старинный дом сгорел дотла – страшный пожар поглотил и постройку, и всех, кто в ней находился.

Многие говорят, что причиной пожара стало зло, обитавшее в особняке. Сообщалось, что крики в горящем доме не смолкали часами – и еще долго звучали после того, как огонь был потушен.

С тех пор минуло больше ста лет. Обгоревшие развалины не убраны и по сей день. Не нашлось бы никого, кто захотел бы расчистить это зловещее место и построить новый дом. Обугленный остов особняка скорчился на покатой лужайке, словно раздавленное насекомое.

А вот и большой гостевой дом на задворках здания, почти скрытый за лесной опушкой – в нем живет Дина Фиар. Я припарковалась у обочины. Подъездная дорожка, ведущая к особняку, была усыпана обгоревшими щепками и заросла бурьяном.

Когда я поднималась по склону мимо развалин, порыв ветра из леса чуть не снес меня с ног. Я качнулась назад, пытаясь удержать равновесие. Казалось, некая сила предупреждает меня: держись подальше.

Зачем я здесь? Зачем примчалась на зов Дины, хотя все говорило о том, что ее следует избегать? Все вокруг кричало об опасности. Зачем же я спешу в это заклятое место, на встречу с чокнутой девицей, которая мне даже не подруга? И близко не подруга!

Этого я вам не скажу. Просто не смогу объяснить.

Я пригнула голову, придерживая руками волосы, когда очередной мощный порыв ветра с воем обрушился на меня. Мне пришлось обойти огромную кучу золы и перепрыгнуть через высокие заросли бурьяна.

Дом был двухэтажный, очень длинный – с улицы он казался меньше. Несколько окон были закрыты ставнями. В остальных не горел свет. Стены были из серого камня. Покатая черепичная крыша была выкрашена в красный цвет. Дверь в торцевой части дома, похоже, была единственной.

Я подняла руку, чтобы постучаться, – и дверь распахнулась.

На пороге стояла Дина. Из комнаты за ее спиной доносились звуки фортепиано.

– Заходи. – Она посторонилась. Похоже, мой приход ее нисколько не удивил.

Она не переоделась с похорон. Та же плиссированная лиловая блузка, черная жилетка, длинная черная юбка почти до пола. Только свои длинные волосы она стянула на затылке черной бархатной лентой, да вместо черепа в проколотой ноздре поблескивал серебряный паучок.

Я последовала за ней из тесной прихожей в огромную гостиную. Комната была погружена в полумрак. Лишь одна настольная лампа слабо освещала кожаную кушетку. Фортепианная музыка стала громче. Два портрета – старомодно одетые мужчина и женщина, красивые, но с холодными, суровыми лицами без тени улыбки, – висели напротив камина.

– Мои знаменитые предки, – проворчала Дина и жестом велела мне идти дальше.

Коридор проходил мимо библиотеки. Солнечный свет просачивался в высокое узкое окно. Я увидела стеллажи от пола до потолка, забитые старинными томами, письменный стол, заваленный книгами, стопки книг на полу.

Я не удержалась и спросила:

– Ты любишь читать?

– Да. Только эти книги не для всех, – ответила Дина. – Чтобы их читать, нужно иметь особые интересы.

– Например?

Она не ответила. Мы свернули за угол. Я окинула взглядом бесконечный коридор.

– Мы тут совсем одни?

– Нет. Мои родители тоже здесь.

Коридор привел нас в огромную комнату в глубине дома. От непривычного света я заморгала. Задняя стена была стеклянной, с видом на лес.

За окном колыхался высокий бурьян. Среди него я заметила участок полевых цветов, а за ними буйно раскинулись заросли вечнозеленого кустарника.

Раздался пронзительный крик.

Я заморгала. Посреди комнаты на насесте сидел попугай.

– Это Твитти, – сказала Дина. – Мой любимчик. Ну разве не милаха?

Птица щеголяла красными, синими и зелеными перьями. Она прыгала на жердочке, словно радовалась нам. Попугай снова заорал, дабы убедиться, что привлек наше внимание.

Мой взгляд упал на большой аквариум на столе рядом с попугаичьим насестом. Односпальную кровать у дальней стены. Письменный стол с ноутбуком. Длинный рабочий стол, загроможденный всякой всячиной, будто из набора химика – колбами, пробирками, разбросанными бумагами, какой-то непонятной электроникой…

– Это моя комната, – сказала Дина. – Здесь и начнем, пожалуй.

– Что начнем? – спросила я.

Вместо ответа она подошла к рабочему столу и что-то взяла. Когда она повернулась, я увидела, что это тот самый амулет в форме птицы, который она держала в часовне.

Дина подняла его так, чтобы я могла хорошо его разглядеть. Затем она попятилась в круг, нарисованный на полу.

– У нас мало времени, Кэйтлин. – Ее темные глаза под совиными очками остановились на мне. – Если мы хотим это сделать…

– Дина, я не понимаю, – сказала я. – Ты должна объяснить, что ты хочешь сделать.

Она закатила глаза:

– Вернуть Блэйда, конечно.

У меня отвисла челюсть. Я хотела протестовать, но не смогла издать ни звука.

Дина покрутила амулет в руке.

– Там, в часовне, у меня почти получилось, – сказала она. – Ты сама видела. Видела, как близка я была к успеху. Но это требует такой сосредоточенности, столько сил отнимает!

– Ты это всерьез? – не выдержала я. – Да, ты заставила труп сесть, но не думаешь же ты, что тебе удастся окончательно воскресить Блэйда?

– Кэйтлин, ты же видела книги в библиотеке. Из них я узнала, как это делается. Моя семья сведуща в таких делах. Мы это умеем.

– Это бред, – заявила я. – Извини, но мне пора. Не знаю, зачем я сюда приехала.

– Зато я знаю, – сказала она, загородив дверь. – Ты приехала потому, что хочешь мне помочь.

– Н-нет, – выдавила я. – Неправда. Я не хочу тебе помогать. Потому что это бред, Дина. Если ты не шутишь, то тебе нужна помощь. Если ты всерьез решила, что сможешь воскресить Блэйда… – Мой голос прервался. Меня всю трясло.

Опустив руку с амулетом, она приблизилась ко мне на пару шагов.

– А если я докажу?

– Что докажешь? – Я уже ничего не соображала.

– Если я докажу, что способна на это, ты мне поможешь? У меня не хватит сил справиться в одиночку. Ты поможешь мне, если я докажу, что способна на это?

– Нет, – сказала я, – ты ничего не докажешь. Извини, Дина, но это уж слишком. Поговори с кем-нибудь еще. Ты несешь какой-то вздор. Мне очень жаль, но я тебе не помощница.

Я направилась к выходу. Она схватила меня за локоть и развернула.

– Смотри. Я могу это сделать. Я не сумасшедшая, Кэйтлин. Я Фиар. Я способна на ужасные вещи. Страшные вещи. Ты обязана мне поверить. Смотри.

– Дина, подожди…

Она схватила попугая. Птица вскрикнула от неожиданности. Дина стиснула ее в кулаке и стащила с насеста.

– Дина, стой! – закричала я. – Что ты задумала?

Попугай истошно заорал, завертел головой, вырываясь. Дина отнесла его к аквариуму… и погрузила в воду. Прижав попугая ко дну, она удерживала его под водой.

– Не надо, Дина! Что ты творишь?!

Я бросилась на нее. Схватила за руку. Попыталась вытащить бедную птицу из аквариума. Но Дина прижимала попугая изо всех сил, и я не могла сдвинуть ее руку.

– Что ты творишь? – кричала я. – Что ты творишь?

– Топлю попугая, – спокойно ответила она.

21

Птица корчилась, отбивалась когтистыми лапками, вращала головой. Дина неумолимо прижимала ее ко дну аквариума.

Я в ужасе отскочила. Вода бултыхалась с громким плеском. А через несколько секунд все стихло.

Попугай обмяк в руке Дины. Она вытащила его. С ярких перышек капала вода. Он не поднимал головы. И вообще не шевелился.

– Попугай мертв, – объявила Дина как ни в чем не бывало. Она сжала птицу, как губку, и в аквариум потекла вода.

В этот момент, этот кошмарный, тошнотворный момент, я поняла, как опасна Дина. А еще я поняла, что мне самой грозит опасность.

Она не просто больная. Она взяла чудесную птицу, своего питомца, своего любимчика – и утопила собственной рукой, безо всякой жалости.

Я схватилась за горло. Меня затошнило.

– А теперь смотри! – рявкнула Дина. – Ты смотришь, Кэйтлин? Да что с тобой такое? Я покажу тебе кое-что.

– Извини, – проговорила я, не сводя глаз с двери. Мне не хотелось смотреть на мертвую птицу. Я представляла, как она бьется в руке Дины на дне аквариума. Извивается и корчится. Пучит глазенки, пока ее легкие заполняются водой. Делает последний вздох…

Дина положила попугая на рабочий стол. С его тельца стекала вода, образовав лужицу на столешнице. Дина подняла перед собой серебряный амулет, а потом прижала к брюшку убитой птицы.

Я сделала глубокий вдох и с трудом восстановила дыхание.

А Дина уже бормотала нараспев, снова и снова повторяя слова на языке, которого я никогда не слышала. Закрыв глаза, она держала амулет над попугаем и бормотала, быстро шевеля губами и повторяя слова так тихо, что я не могла расслышать их.

На ее лбу выступил пот, очки затуманились, амулет дрожал в руке, а она все бормотала и бормотала. Серебряная птица сияла в луче света из окна.

Я ахнула: попугай слабо вскрикнул. Открыл глаза. Поднял голову.

Дина продолжала бормотать. По ее щекам струился пот. Ее голос стал хриплым, дрожащим.

Птица снова закричала. Она бешено замотала головой, отряхиваясь от воды. Расправила крылья, потом неуверенно встала на ноги.

Дина перестала бормотать и открыла глаза. Она вытерла взмокшее лицо рукавом блузки. Затем она бережно сняла попугая со стола и посадила обратно на насест.

Она нежно погладила пальцем его перышки. Попугай наклонил голову и ущипнул ее за палец.

Дина подняла глаза на меня. Странная, удовлетворенная улыбка играла на ее губах.

– Воскрес, – произнесла она шепотом.

Я не могла скрыть потрясения. Разинув рот, я смотрела на попугая, чистившего свои мокрые перышки. Подыскивала слова.

– Я… я все равно хочу домой, – проговорила я наконец. – Ты пугаешь меня, Дина. Мне это не нужно.

Она снова улыбнулась одними губами:

– Да, я внушаю страх. Вот почему, Кэйтлин, ты будешь мне помогать.

– Я… я не понимаю, – пролепетала я.

– А тебе и не нужно, – отрезала она. – Не пытайся понять. Просто иди со мной. У нас мало времени.

– Мало времени, чтобы воскресить Блэйда? – проговорила я тоненьким голоском. Страх душил меня.

Дина кивнула:

– Они не похоронили его. Он до сих пор в часовне. Нужно идти туда немедленно. – Она отошла от насеста. – Ты видела, на что я способна. Надо сделать это, пока не стало поздно.

– Но… зачем? – проговорила я. – Зачем воскрешать его, Дина?

Попугай внезапно завопил:

– Зачем? Зачем? Зачем?

Глаза девушки за огромными круглыми очками расширились. На бледных щеках вспыхнули алые пятна.

– Потому что я увидела его первой.

Я ахнула:

– А? Что ты говоришь? Опять ерунда какая-то.

– Я увидела его первой, Кэйтлин, и теперь мой черед. – Она направилась к выходу. – На этот раз он будет мой.

– Дина, подожди. – Я поспешила за ней. – Постой. Я на это не пойду. Не могу. Я не хочу возвращать Блэйда.

Она обернулась, сверкнув на меня гневным взглядом.

– Почему? Я думала, что ты любишь его. Думала, ты с ума по нему сходишь.

– Я… я тоже так думала, – проговорила я дрогнувшим голосом, – но нет. Я не могу. Я не хочу, чтобы он вернулся. Этого не должно случиться, потому что…

Я осеклась. Я чуть не призналась, почему не хочу, чтобы Блэйд вернулся. Чуть не сказала, что это я убила его. И если он вернется… если он вернется…

Я не знала, что Блэйд со мной сделает, и слишком боялась это выяснять.

Я почти готова была признаться. Объяснить, в чем дело. Я колебалась. Я застыла на месте, напряженно думая. Мне не хотелось доверяться этой странной, пугающей девице. Что она сделает, узнав правду обо мне, об убийстве Блэйда?

Я поняла, что не могу сказать Дине правду. А еще я поняла, что должна сбежать от нее как можно скорее.

Я набрала в грудь побольше воздуха, повернулась к двери и сорвалась с места. Вскинув руки, я отпихнула девушку с дороги.

Застигнутая врасплох, Дина вскрикнула и отшатнулась на пару шагов, ненадолго потеряв равновесие, но этого времени мне вполне хватило. Стуча туфлями по полу, я вылетела в коридор, поглядела направо, налево.

В какую сторону? Откуда мы пришли?

Выкрикивая мое имя, Дина выбежала вслед за мной. Развернувшись, я кинулась направо. В полумраке коридора не было ни одной подсказки, куда бежать.

Двери комнат, мимо которых я пробегала, были наглухо закрыты. Сквозь высокое окно в конце коридора струился серый вечерний свет. У меня возникло чувство, что я бегу в тумане.

Зеркало справа, которое я миновала, на мгновение отразило меня, растрепанную и напуганную. В конце коридор расходился двумя ответвлениями.

Я опять выбрала правое. Насколько я помнила, в этом странном старинном доме был только один выход. Вот только к нему я бегу или от него?

Крики Дины летели мне вслед, отражались от стен, повторяя мое имя снова и снова.

Бок пронзила острая боль. Схватившись за него, я продолжала бежать. Коридор оканчивался черными двойными дверями. Это не выход. Очевидно, я выбрала неверное направление и оказалась в ловушке. Хотя…

Я вцепилась в ручки и распахнула двери. Моим глазам предстала огромная темная комната, лишь два тонких луча света струились с потолка, пронизывая темноту.

Я захлопнула за собой двери, но крики Дины все равно звенели в ушах. Я пыталась нашарить замок или щеколду, но ничего не нашла.

Хватая ртом воздух, я заковыляла в чернильную темноту комнаты. Я подняла глаза на два луча света. Такие таинственные. А потом проследила за ними до самого низа… до самого пола…

И подавилась криком.

Разинув рот я смотрела на две стеклянные витрины. Высокие стеклянные витрины, мерцающие на свету. А внутри…

Боже милостивый.

Их было двое, мужчина и женщина. Одетые в черное, будто для похорон. Они стояли как истуканы, широко раскрыв глаза. Они смотрели через стекло прямо перед собой, не глядя друг на друга.

У мужчины были короткие черные волосы и темные глаза. У женщины – каштановые волосы до плеч, а глаза ярко-голубые. Их лица были странного оранжевого оттенка.

Манекены из магазина, подумала я. Манекены из магазина одежды.

Но зачем они здесь? Зачем спрятаны в дальней комнате? Что здесь делают манекены в подсвеченных стеклянных витринах, будто выставленные напоказ?

По-прежнему пытаясь отдышаться, я приблизилась к ним на несколько шагов. Руки мужчины были вытянуты по швам. На тыльных сторонах ладоней виднелись морщинки, как у настоящих человеческих рук. На левой руке женщины поблескивало обручальное кольцо с бриллиантом.

У меня за спиной с грохотом распахнулись двери. Ахнув, я обернулась.

Дина стояла в дверях, держась руками за створки. Ее взгляд перебежал с меня на витрины – и снова остановился на мне.

– Вижу, ты познакомилась с моими родителями, – сказала она.

22

Я открыла рот, но не смогла издать ни звука. Так и смотрела на нее с отвисшей челюстью, чуть не валясь с ног – так они дрожали.

Наконец я обрела дар речи:

– Это шутка, да? Ты смеешься надо мной?

Дина покачала головой:

– Никаких шуток. Это мамочка и папочка. Во плоти.

– Но как? – вырвалось у меня. – То есть почему? То есть…

– Напрасно они разрешали мне посещать уроки таксидермии, – сказала она.

Я угодила в ночной кошмар. Вот что я подумала, Дневничок.

Я повернулась спиной к витринам – не могла больше на них смотреть. Я прижала ладонь к горлу, пытаясь удержать внутри обед.

– Они манекены, да? – с надеждой спросила я. – Я, конечно, знаю, что о вас рассказывают, Дина, но это уже чересчур. Ни за что не поверю, что ты набила чучела из собственных родителей.

– Нет времени объяснять, – проворчала Дина. – Они были редкостными козлами. Что мне оставалось?

Она взяла меня за руку и вытащила в коридор. Я, наверное, была в ступоре, поэтому безо всякого сопротивления позволила ей затащить меня в свою комнату.

Попугай запрыгал на жердочке, обрадовавшись, что мы вернулись. Высокий бурьян за окном колыхался на легком ветру.

– Ты поможешь мне, Кэйтлин, – тихо проговорила Дина. Она сняла очки и потерла веки. Без очков ее глаза казались намного меньше. – У тебя нет выбора.

Я не ответила, лишь смотрела на нее в упор. Лица супругов в стеклянных ящиках не давали мне покоя. Женщина, кстати, здорово походила на Дину.

– Сейчас ты пойдешь со мной в часовню, – продолжала Дина ровным, глухим голосом, – и мы вернем Блэйда.

– Нет, я не могу, – я наконец-то смогла говорить. – Мне нельзя его возвращать. Я не хочу, чтобы он воскрес.

А потом я вдруг взяла и призналась ей. Как-то так само вырвалось.

– Дина, я не хочу снова видеть Блэйда, – сказала я. – Мне нельзя с ним снова встречаться. Понимаешь… ведь это я убила его.

Дина метнулась вперед, схватила меня за плечи и хорошенько встряхнула. На ее лице появилась презрительная усмешка.

– Идиотка! – воскликнула она. – Это не ты его убила. А я!

23

С моих губ сорвался дрожащий вскрик. Она оттолкнула меня, и я отшатнулась. Мне удалось устоять на ногах, но сильно закружилась голова.

Я смотрела на Дину задыхаясь.

Волосы ее сейчас торчали во все стороны, будто живые. Обычно бледное лицо раскраснелось, рот исказила злобная гримаса.

Может, она лжет? Наверняка лжет.

– Ты… ты там была? – выдавила я. – У Блэйда на заднем дворе? Когда… когда я заколола его?

– Это я его заколола. – Она скрестила руки на груди. – Точнее, я заставила тебя его заколоть. Ты действовала не по своей воле, Кэйтлин. Ты… ты слишком любила его, чтобы убить.

Она не могла скрыть своей ревности. Эти последние слова она буквально выплюнула с искаженным от гнева лицом.

– Но… зачем? – спросила я. – Зачем было его убивать? Чем он заслужил смерть?

– Тем, что предал нас, – ответила Дина, по-прежнему держа руки скрещенными.

НАС.

– Той ночью я последовала за тобой к дому Блэйда, – продолжала девушка. Обеими руками она убрала назад волосы. – Я не могла спустить ему такое. Я не знала… не знала, что у него есть подружка. Эта девка, Ванесса, с милой улыбкой и мышиным голосочком. Мне блевать хотелось, Кэйтлин. Честное слово, чуть не стошнило.

Попугай Твитти у меня за спиной снова вмешался:

– Зачем? Зачем? Зачем?

– Выходит… ты преследовала меня? – переспросила я.

Дина кивнула:

– Я ждала и смотрела. Я видела, как ты злишься на него. Злишься и страдаешь. И ты имела на то полное право, Кэйтлин. Я увидела его первой. Я первой увидела Блэйда. Но ты все равно имела полное право взбеситься. И когда я заметила, как у тебя из сумочки выпал нож…

Ее голос прервался. Я поняла, что сцена, которую она описывала мне, стоит у нее перед глазами.

– Я увидела свой шанс и воспользовалась им, – сказала она, сверкнув глазами из-под очков.

– Ты ненормальная, – выпалила я. – Земля вызывает Дину. Как насчет испытания реальностью? Ты ничего не делала. Я подобрала нож. Он был у меня в руке. Я заколола Блэйда. Заколола до смерти, Дина. Не ты.

В ответ она ухмыльнулась, снова скрестив руки.

– Я заколола его! Я заколола его! – закричала я со слезами в голосе. Меня всю колотило. Наконец-то я призналась. Наконец-то раскрыла свой ужасный секрет. – Я заколола, заколола его!

Она покачала головой:

– Что ты такая душная? Разве я не говорила, что нам нужно спешить?

Я вытерла слезы. Стиснула зубы, перебарывая дрожь.

– Я тебе быстренько покажу, – сказала Дина, – как я заставила тебя зарезать Блэйда, хорошо? Я управляла тобой. Не ты. Я покажу тебе, Кэйтлин.

Я прищурилась:

– Еще одна демонстрация? – Я вспомнила, как она топила попугая, и меня передернуло.

Она указала на стеклянную стену. Заходящее солнце скрывалось за деревьями. Над полевыми цветами порхали белые мотыльки.

Дина щелкнула пальцами, а потом сделала ими какой-то жест, почти как на языке глухонемых. Затем она снова указала на окно.

– Ступай туда и пройдись колесом, – сказала она.

– Слушаюсь, – ответила я.

Попугай сновал по жердочке. Я подошла к стене, вступив в квадрат алого света на полу, подняла руки над головой и довольно грациозно прошлась колесом.

Я неловко приземлилась на ноги, но все-таки удержала равновесие и повернулась к Дине.

– А теперь еще разок, – велела она, повторив свой жест пальцами.

– Нет проблем, – сказала я. На сей раз я сосредоточилась, и вышло куда спортивнее. Приземлилась я идеально. – Та-дам!

– Ну, дошло? – спросила Дина. – Теперь понимаешь, что я могу заставить тебя сделать все что угодно? Понимаешь, как я заставила тебя заколоть Блэйда?

Я смутилась:

– Ну-у…

– Ладно, показываю еще раз, – сказала Дина. – Видно, иначе ты не поймешь. – Она снова сотворила этот жест пальцами. – Кэйтлин, подойди, возьми попугая и утопи его еще раз.

– Слушаюсь, – ответила я.

24

Попугай припал к жердочке, бешено захлопал крыльями, завертел головой. Будто предчувствовал, что сейчас случится. Я взяла его поперек туловища и сняла с насеста. Птица дико орала и щелкала клювом, пытаясь укусить меня, пока я несла ее к аквариуму.

Я покрепче сжала попугая в кулаке, чтобы не улизнул. В глубине аквариума мелькнула стайка золотых рыбок. Я поднесла птицу к воде.

Она заверещала как бешеная, отчаянно извиваясь и корчась у меня в руке.

– Ладно, все, – скомандовала Дина. – Посади Твитти на место.

Я тут же отвернулась от аквариума и послушно посадила попугая на жердочку. Он издал ликующий крик и закивал головой, будто отчитывая меня.

– У Твитти и так выдался денек не из легких, – сказала Дина. – Пусть отдохнет, бедолага.

Я моргнула. Солнце уже скрылось за деревьями, погрузив комнату в полумрак. Откуда-то издалека донесся тоскливый вой. Охотничий пес, наверное.

Дина уже стояла в дверях. На ее лице читалось нетерпение. Она ждала, когда я скажу что-нибудь.

– Ясно, – сказала я. – Я все поняла, Дина. – Я тяжело вздохнула. – Я поняла, что ты сделала. Управление разумом, да? Ты меня использовала.

– Для твоего же блага, – ответила она.

Я разинула рот:

– Что-о? Для моего же блага? Ты издеваешься? Ты… ты сделала из меня убийцу.

– А он нас предал, – парировала Дина. – Он сам напросился, – с этими словами она отвернулась и вышла в коридор.

– А как насчет МОЕЙ жизни? – закричала я, догоняя ее. – Моя жизнь может быть кончена. Я убийца. Если полиция узнает… Если меня арестуют…

– На этот раз все будет по-другому, – сказала она и рысью припустила в сторону выхода. Волосы развевались у нее за спиной.

– Помедленнее, Дина. Ты меня совсем не слушаешь. – Мы миновали библиотеку, набитую древними пыльными томами от пола до потолка. Все они посвящены черной магии, подумала я, колдовству, вуду, чародейству… Уж конечно, Дина со всем этим на короткой ноге.

– Все будет по-другому, – повторила она, выхватив ключи из корзиночки на столике в прихожей. – На этот раз он будет мой. На этот раз он отнесется ко мне как должно. Это будет чудесно, Кэйтлин, просто чудесно. Вот увидишь.

Она совершенно ненормальная, подумала я. Она живет в собственной реальности.

А я иду вместе с ней. Вместе с ней забираюсь в маленькую «хонду». Пристегиваюсь ремнем. Готовлюсь… к чему?

– Дина, ты сейчас управляешь мной? – спросила я.

Она завела машину. Поправила зеркало за окном, включила задний ход и стала сдавать по заросшей бурьяном полосе препятствий, в которую давным-давно превратилась подъездная дорожка.

– Ну? – допытывалась я. – Ты управляешь мной?

– Будет чудесно, – повторила она. Машина подскочила на твердом ухабе. – Вот увидишь. На этот раз все будет по-другому.

– Но что мы делаем? – закричала я. – Отвечай! Вот сейчас мы что делаем? Куда мы едем?

Она выехала на Фиар-Стрит. На другой стороне улицы деревья колыхались на сильном ветру. Длинные вечерние тени накрыли машину, когда Дина переключила скорость и рванула с места.

– В часовню, как я и говорила, – ответила она наконец. – Блэйд ждет меня. Ждет, что я верну его домой.

На ее лице появилась улыбка.

– Ты вытащишь его из гроба и…

– Верну его домой с того света. Совсем как Твитти, моего милого папужку. Я уже подготовилась, Кэйтлин. Всю ночь готовилась. Я сделаю все по книге. Уверена, у меня получится. Никаких сомнений.

Она гнала по Пограничной, мимо проносились дома. Вечерний поток машин в основном двигался в обратном направлении. Меня так и подмывало опустить окно и кричать встречным водителям: «Помогите! Спасите меня от нее!»

Но вместо этого я откинулась головой на спинку сиденья и закрыла глаза. Мысли бесконтрольно перескакивали с одного на другое. Я решила, что мне некого винить, кроме себя самой.

Зачем я подчинилась ее требованию и примчалась к ней домой? Я могла избежать этого кошмара – утопленного попугая, мертвых родителей Дины в свете прожекторов…

Возможно, она использовала свою власть над разумом, чтобы привести меня в свой дом на Фиар-Стрит.

Возможно, я не владела собой.

Во всем этом дурдоме нашелся и хороший момент. Я не убийца. Убийцей была Дина. Я собой не управляла.

Положим, полиция на такое не купится. Никто не купится. Казалось бы, от сознания собственной невиновности мне должно полегчать. Вот только я стала узницей этой ненормальной девицы, очередной жертвой зловещей семейки Фиар, собиралась вместе с ней вломиться в часовню и похитить покойника из гроба.

Как я могла чувствовать хоть что-то, кроме страха и угрызений совести?

Дина подрулила к обочине и припарковалась на углу улицы. Часовенка маячила в сумерках, солнце совсем зашло. Из пассажирского окна мне был виден бледный месяц, низко висевший над деревьями.

Аккуратно подстриженную лужайку пересекала широкая бетонированная дорожка. Дина пропустила меня вперед. Наверное, хотела быть уверена, что я больше не попытаюсь удрать.

Мы прошли половину дорожки, когда дверь часовни распахнулась.

– Не зевай! – Дина схватила меня и потащила за широкий вечнозеленый куст. Пригнувшись, мы увидели, как из часовни вышел преподобный Преллер, по-прежнему в коричневой спортивной куртке. Он повернулся и аккуратно запер дверь. Потом взглянул на небо. Думаю, он просто наслаждался свежим вечерним воздухом.

Дина пригнула меня еще ниже. Ветки кололи мне лицо. Теперь я не видела преподобного, но слышала, как он шагает по дорожке. Шаги звучали все громче. Они приближались.

У меня заколотилось сердце. Стоит священнику свернуть в эту сторону, и он увидит нас, притаившихся в кустах. Мы попадемся. И как тогда объяснить, что мы здесь забыли?

Он прошел совсем рядом. Взгляд его был устремлен на небо. Шел быстро, насвистывая и ритмично отмахивая руками.

Я обернулась и проследила за ним до самого тротуара. Священник пересек улицу и подошел к темно-зеленой машине, припаркованной у обочины.

Мы с Диной дождались, пока он не уехал. Тогда мы разогнулись и подошли ко входу в часовню.

– Заперто, – сказала я. – Он прямо при нас запер.

– Нет проблем, – спокойно отозвалась Дина, указав на боковую сторону часовни. – За кабинетом священника есть черный ход. Я точно помню, что он был не заперт, когда я уходила.

Я последовала за ней за угол. Сквозь ряд витражных окон пробивалось слабое оранжевое мерцание – внутри горел свет. Задняя дверь была почти скрыта за высокими кустами.

Дина потянула за ручку. Дверь открылась легко. Мы проскользнули в часовню. Внутри было душно и пахло затхлостью.

Мы очутились в заднем коридорчике. Дверь в маленький кабинет Преллера была приоткрыта. В тусклом свете я разглядела небольшой письменный стол, загроможденный бумагами, ноутбуком и стопками книг.

А это что за штуковины на книжной полке? Я сощурилась. Персонажи «Звездных войн». Священник коллекционировал фигурки из «Звездных войн».

Под ногами у нас поскрипывали половицы. Этот звук вырвал меня из моих блуждающих мыслей. Я взяла Дину за плечо и прошептала:

– Как думаешь, за часовней кто-нибудь приглядывает? Ночной сторож там или еще кто-нибудь?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Будь начеку.

Начеку? Я в жизни не была настолько начеку. Вот что страх с человеком делает. От каждого скрипа половиц я чуть не подпрыгивала. Стоило свету мигнуть, как мое сердце уходило в пятки.

– Сейчас как выскочит кошка, как напугает нас до смерти, – прошептала я. – Разве не так всегда бывает в подобных жутких ситуациях?

Дина обернулась и смерила меня злым взглядом:

– Что за шуточки? Ничего смешного.

– Я… я… – пролепетала я, – это у меня мозги, наверное, так стараются разрядить обстановку. Иначе я не справлюсь со страхом.

– Ну так заткнись, – окрысилась она. – За мной.

Узкий проход привел нас в часовню. Мы стояли в паре шагов позади алтаря. Я окинула взглядом длинное помещение. Электрические свечи по стенам отбрасывали теплый свет на пустые скамьи и низкие деревянные стропила.

Огромные вазы с лилиями никуда не делись. Однако гроб больше не стоял между ними. Тошнотворно-сладостный запах цветов заглушал любые другие ароматы.

– Никого, – прошептала Дина. Она указала на узкую каморку в углу. Проследив за ее взглядом, я увидела гроб из темного дерева. Гроб Блэйда. Крышка была закрыта. Гроб был погружен в темноту. – Его просто убрали в сторонку, – прошептала Дина. – За мной. И делай все, как я скажу. Нам нужно осторожно вытащить его из гроба. Как только он окажется снаружи, мы обхватим его за талию с двух сторон и понесем.

Я поежилась. Я еще никогда не прикасалась к мертвецу. Блэйд был вторым покойником, которого я видела. Первой была моя бабушка, и ей было за восемьдесят.

Дина подошла к краю гроба. Я держалась позади. Меня окатила волна ужаса. Каков труп на ощупь? Мягкий, как губка? Или твердый, как доска? А вдруг он смердит? Разве всякая мертвечина не смердит до небес?

– Чего ты ждешь? – нетерпеливо махнула мне рукой Дина.

Собравшись с духом, я подошла к ней. Гроб покоился на невысоком столе. Крышка находилась на уровне моих плеч. Я затаила дыхание – боялась учуять запах.

– Тут… так темно, – прошептала я. – Как мы вообще что-то разглядим?

Дина достала свой телефон. Нажав на иконку с фонариком, она направила узкий луч ярко-белого света на гроб.

– Хорошо, – прошептала она. – Давай вместе поднимем крышку. Может, не такая уж она и тяжелая.

Я взялась за край крышки обеими руками. Дина взяла телефон в зубы и тоже схватилась со своей стороны.

– Ладно, поехали, – прошептала она.

Меня так трясло, что я не была уверена, смогу ли вообще пошевелить руками. Но как-то все-таки нашла в себе силы. Мы вдвоем толкнули крышку. Она поднялась легче, чем я ожидала.

Мы высоко подняли крышку, и она со щелчком встала прямо. Опустив руки, мы сделали шаг назад, тяжело дыша. Дина направила фонарик внутрь. Белая атласная обивка засияла в луче света.

Мы заглянули в освещенный гроб – и дружно вскрикнули. Эхо разнесло наш крик под стропилами.

Гроб был пуст.

Блэйд исчез.

Часть третья

25

– Кэйтлин, можно тебя на пару слов?

Двое копов подошли к моей машине. Я сразу узнала их. Ривера и Миллер. Они появились у меня на пороге вскоре после того, как я зарезала Блэйда.

И вот они здесь, у торгового центра, смотрят, как я вылезаю из автомобиля. Я надеялась вернуться к работе. Своей нормальной скучной работе за прилавком с попкорном.

Но… фиг там.

Они жестами пригласили меня сесть в патрульную машину. Трясясь как осиновый лист, я забралась на заднее сиденье.

В участке Ривера и Миллер отвели меня в тесную каморку для допросов. Я оглядывала квадратное помещение, сцепив руки перед собой и стиснув зубы. Ни за что не покажу им, как мне страшно.

Что они знают?

В машине, по дороге в участок, они сказали, что просто хотят задать пару вопросов. Зачитали мне мои права. Совсем как в сериале «Закон и порядок». Сказали, что я имею право отвечать в присутствии родителей и адвоката.

Только этого не хватало.

– Я арестована? – сдавленно пискнула я.

Ривера покачал головой:

– Просто зададим несколько вопросов, вот и все. Нужно прояснить пару моментов.

«Я виновна, – думала я. – Но что вам известно? Знаете ли вы, что это я его зарезала?»

– Хочешь позвонить родителям? – спросил Миллер.

– Нет, – ответила я. – Зачем? То есть… это же всего пара вопросов.

Стены в комнате для допросов были тошнотворно-горохового цвета, штукатурка на потолке облупилась. Над столом висели две лампы в серых абажурах. Деревянная столешница была вся изрезана именами и инициалами. Окна отсутствовали, жаркая каморка вся пропахла застарелым сигаретным дымом, даром что на стене висела табличка «НЕ КУРИТЬ».

Ривера жестом предложил мне один из складных стульев, стоявших вокруг стола. После этого оба офицера удалились, закрыв за собой дверь.

«Я видала такое по телику, – подумала я. – Они оставили меня тут помариноваться. Запугивают».

Минут через двадцать Ривера вернулся и занял стул напротив меня. Он вытер пальцами усы, не сводя с меня мрачных, изучающих глаз.

– Кэйтлин, налить тебе воды? У нас тут жарковато.

– Ничего страшного, – сказала я. – Мы ведь здесь ненадолго, верно?

Меня мучил только один вопрос: много ли они знают? Вдруг меня сюда привезли, чтобы припереть к стенке и вытянуть признание? Неужели меня арестуют?

– Да, всего пара вопросов, – ответил Ривера, немного поерзав. Он был слишком высок для такого стульчика.

– О Блэйде? – спросила я. А сама сцепила руки на коленях.

Ривера кивнул. Он медленно крутил золотое кольцо на пальце левой руки, не сводя с меня глаз.

– Мы так понимаем, ты была его подругой.

– Ну. Мы ходили на свидания пару раз, – сказала я. – Я не слишком хорошо его знала. Кажется, его семья переехала всего несколько месяцев назад.

Я старалась выдержать его взгляд. Каким-то образом мне удавалось говорить спокойно. Слава богу, у них нет детектора лжи.

Где-то снаружи просигналил автомобиль. Ривера крутил кольцо на пальце и не сводил с меня глаз.

– Где ты была в ночь на воскресенье, Кэйтлин? В ночь, когда убили Блэйда.

– В ночь на воскресенье? Я… э-э… я была дома, – проговорила я. – Помните? Вы ко мне заходили. Я еще тогда вам сказала, что сижу дома.

Он оставил кольцо в покое и положил руки на край стола. Может, поверил? На его невозмутимом лице ничего невозможно было прочесть.

– Постарайся вспомнить, – сказал Ривера, – когда ты в последний раз видела Блэйда?

Я замешкалась:

– Я правда не помню. Может, в четверг или в пятницу, в «У Лефти».

Офицер опять вздохнул. Он наклонился ко мне через стол. Потер щеку, заросшую черной щетиной.

– Кэйтлин, – произнес он, – зачем ты меня обманываешь?

26

Я похолодела. У меня из горла вырвался сдавленный звук. Я с трудом могла нормально дышать.

– В к-каком смысле? – заикаясь, проговорила я.

Не теряй головы, Кэйтлин. Не позволяй ему сбить тебя с толку. Ты сможешь довести игру до конца.

Я пыталась успокоиться, но сердце выстукивало бешеную дробь, а от сурового взгляда Риверы мурашки бегали по спине табунами.

– У нас и свидетель имеется, – лениво промолвил Ривера.

О боже! Кто-то видел, как я убила Блэйда?!

– Свидетель говорит, что ты была одной из тех, кто видел его последним.

Я проглотила комок в горле, но не проронила ни слова. Я ждала, когда он продолжит.

Ривера смахнул со лба муху. Снова потер щеку.

– Кэйтлин, свидетель говорит правду?

– Да, – сказала я. – Кажется, да. Извините. Просто я так… так расстроена. Голова совсем не работает. Понимаете, никто из моих друзей еще не умирал.

Я вытерла вспотевший лоб. В крохотной каморке, наверное, было под сто градусов жары.

– Ну что, теперь хочешь сказать мне правду? – спросил Ривера. – Ты была в танцевальном клубе «Пожар» в ночь на воскресенье?

– Да. Да, была, – призналась я, потупившись. А потом выпалила: – Кто вам рассказал?

– Подружка Блэйда, Ванесса Блюм, – ответил Ривера.

Подружка? Она назвалась его подружкой?

Грудь взорвалась острой болью. Как будто меня саму ножом пырнули.

У Блэйда была девушка. А со мной он просто играл.

– Ну ладно. Да, – сказала я. – Я посещала клуб. – Я покрепче скрестила руки на груди, пытаясь унять боль и одновременно защититься от его расспросов.

Вот только деваться было некуда. Мне придется рассказать всю историю. Или хотя бы ее часть.

– Я должна была пойти с Блэйдом, – сказала я. – У нас было намечено свидание. Однако в последний момент он все отменил. Так вот… Я ненадолго заехала к моей подруге Миранде, а потом мне стало скучно. Тогда я поехала в клуб. Ну, понимаете, чтобы посмотреть, нет ли там кого из моих друзей. – Я вздохнула.

– И ты увидела Блэйда? – наседал Ривера.

Я кивнула:

– Да. Смотрю – он там. И я малость… ну… прибалдела. Понимаете, у нас было назначено свидание, а он сказал, что задержится и не сможет пойти. А тут он в клубе, да еще с другой девушкой.

– И это разозлило тебя? – допытывался Ривера.

– Ну-у…

– Ты закатила скандал на весь бар?

Я почувствовала себя загнанной в угол. Как мне выкрутиться? Не говорить правды. Смогу ли я отделаться полуправдой?

Знать бы только, что известно Ривере.

– Ну еще бы. Я разозлилась. Он обманул меня, а сам поехал сюда, с девушкой. Ванессой. Еще бы мне не разозлиться. Но… мы не скандалили.

Глаза Риверы расширились.

– Нет?

– Нет, ничего подобного, – сказала я. – Я послала его подальше и ушла из клуба.

Это была почти чистая правда. Я не лгала.

Ривера снова заерзал на стульчике. Лицо его сохраняло невозмутимость.

– А дальше?

– А дальше я поехала домой, – ответила я. – В расстроенных чувствах. И ушла к себе в комнату. Вы ко мне приходили, помните?

– И обнаружили входную дверь открытой, – напомнил Ривера. – Кэйтлин, это ты ее так оставила? От обиды и злости ты забыла закрыть дверь?

– Может быть, и я, – признала я. – Не уверена.

Он снова стал поигрывать кольцом на пальце, разглядывая меня.

– Значит, в ночь на воскресенье ты поехала из клуба прямо домой и больше никуда не выходила?

Я кивнула:

– Я пыталась заснуть, но не могла.

Ривера надолго замолчал, словно думая, о чем еще спросить.

– После того, как ты покинула клуб, ты не приходила к нему домой и не поджидала его?

– Нет, – ответила я. – Я сразу поехала к себе. Я… вам говорила, мы не были очень близки. Я была у него дома лишь однажды. Не уверена, что вообще смогла бы его найти.

Поверил ли мне Ривера?

– А скажи-ка, Кэйтлин, сильно ты тогда разозлилась? Как думаешь, ты была способна на жестокие действия?

– Нет, конечно, – сказала я. – Я… я вообще не жестокая. Я в жизни даже не дралась ни с кем. Я… думаю, я была скорее обижена, чем зла. Ну, потому что он мне солгал, понимаете?

Ривера кивнул. Посмотрел на меня долгим взглядом. Потом отодвинул стул к стене и поднялся на ноги.

– Извини, если тебе было тяжело отвечать, – произнес он наконец. – Я все понимаю…

– Да. Да, мне было тяжело. – Я полезла в сумочку за салфеткой и вытерла глаза. – Он мне нр

Скачать книгу

Copyright © 2016 by Parachute Publishing, LLC. All rights reserved

© А. Уманский, перевод, 2022

© А. Провоторов, иллюстрация, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Часть первая

1

Вот и я, мой дорогой дневник, снова готова во всем признаться. Так сказать, вывернуть душу наизнанку – как всегда, перед тобой и никем больше. Только тебе я могу раскрыть сердце и поговорить о своих сокровенных чувствах. Сколько чернил я извела, чтобы поделиться с тобой своими историями? Сколько ночей клевала носом, роняя голову на твои раскрытые страницы и стиснув ручку в усталой руке, словно и во сне могла описать свои мысли?

Уж конечно, родители не понимают, почему я столько времени провожу скрючившись над столом и исписываю строчку за строчкой, обнажая душу, хотя у меня есть миллион других способов развлекаться. Но ты-то понимаешь, дружок. Эх…

Ладно. Начнем с новых подробностей? Раз у меня новый дневник, так и начну с чистого листа. Я – Кэйтлин Доннели, семнадцати лет от роду, выпускница старшей школы Шейдисайда. На личико не то чтобы отпад – так, на семерочку.

У меня белокурые волосы, красивыми волнами спадающие на плечи. Росту я среднего, не жиробасина и не худышка. Улыбка тоже ничего, хотя два зуба немножко торчат. Моя подруга Джули говорит, что лучшее во мне – это глаза, большие, темные и серьезные.

Всю жизнь я провела в одном и том же доме на Банковской улице, в двух кварталах от торгового центра. Сейчас живу только с родителями – Дженнифер, моя старшая сестра, перебралась в Лос-Анджелес учиться на сценаристку.

В нашей семье Джен самая талантливая, но пока что она почти все время обслуживает столики в одной из мексиканских забегаловок Вествуда [1]. Выходит, что я трачу на писательство намного больше времени, чем она, но не сомневаюсь – в один прекрасный день удача ей улыбнется. Она умница, ей все по плечу.

Мы с Джен никогда не были особо близки, наверное, потому, что она почти на шесть лет старше. Тем не менее она всегда могла выслушать, когда на душе у меня скребли кошки (что случается почти постоянно). Так что мне ужасно ее не хватает.

Каждые несколько недель мы связываемся по FaceTime, но это все равно не то. Всякий раз между нами повисает какая-то неловкость – должно быть, Джен стыдно из-за того, что она в Лос-Анджелесе уже почти год, но и близко никого не заинтересовала своим творчеством. Она не из тех, кто мирится с поражениями.

А меня вот не волнует, Дневничок, увидит кто мою писанину или нет. Сказать по правде, лучше б никто ее не видел. Боюсь, я натурально слечу с катушек, если кто-то прочтет мои заветные мысли и поймет, какая я сумасбродка. Вот почему я держу тебя под замком, а ключик ношу на шее.

ЛИЧНОЕ. НОС НЕ СОВАТЬ. ВАС ТОЖЕ КАСАЕТСЯ.

По правде говоря, я сумасбродкой себя не считаю. Ну, не вписываюсь я в свою семью, и что? Они такие все серьезные, целеустремленные, с амбициями, а мне подавай веселье. Снова эх.

Жизнь коротка. Я узнала это на собственном горьком опыте. Ты тоже обо всем узнаешь, Дневничок. Ты и только ты.

Никто больше не в курсе, как все было на самом деле. Никто бы и не поверил.

С тех пор, как умер Блэйд, моя жизнь – сплошная тоска. И страх.

Вряд ли я когда-нибудь стану такой же солнечной жизнерадостной личностью, как раньше. Родители и друзья из кожи вон лезут, чтобы вытащить меня из пропасти отчаяния.

Да где им! Не бывать этому.

Мы с Блэйдом идеально подходили друг другу. Идеально… с того самого вечера, как впервые встретились.

Тот вечер… вот он-то идеальным не был, Дневничок. Тем вечером я встретила Дину Фиар.

Я прожила в Шейдисайде всю жизнь, но ни разу не общалась ни с кем из Фиаров. А сейчас при одном воспоминании, при одной мысли о Дине Фиар, о том мраке, который привнесла она в мою жизнь, у меня взмокла ладонь, и ручка норовит выскользнуть.

А еще – я постоянно думаю о бедном Блэйде. Моем прекрасном Блэйде. Разве могла я знать, что он будет со мной так недолго? Разве могла я предположить, что он умрет такой ужасной смертью?

Я вынуждена прерваться. Слезы кляксами расплываются на страницах. А рука стиснула ручку – до боли. Хочется вонзать ее… вонзать… вонзать…

2

Кажется, что это было давным-давно, Дневничок, а на самом деле – всего пару недель назад. Мы с Мирандой и Джули набились в кабинку закусочной «У Лефти». Это чизбургерная напротив школы. Кормят там неплохо, но мы в основном ходим туда людей посмотреть и себя показать. У нас там своя тусовка, как сказали бы в типовом молодежном кино.

Был вечер пятницы, начало десятого, когда все кабинки заполняют ребята из нашей школы. Несколько угрюмых взрослых сгрудились у стойки, дожидаясь свободного столика. Наверное, их раздражали громкая болтовня и непрекращающийся смех.

Мне кажется, большинство взрослых молодежь на дух не переносит. А все зависть – они и сами бы хотели снова стать молодыми, да поезд ушел.

От оглушительного грохота мы аж подскочили. Это официантка уронила поднос со стаканами. На несколько мгновений в ресторане воцарилась тишина, а потом зал взорвался аплодисментами.

Я снова повернулась к Миранде и Джули:

– Так, о чем я говорила?

– О себе любимой, конечно, – ответила Миранда. Она ехидина, и юморок у нее своеобразный.

– Ну да, это моя любимая тема, – согласилась я.

– Ты рассказывала о малыше, который рассыпал попкорн, – напомнила Джули.

– А, точно. Так вот, заменять его нам нельзя. Рикки, управляющий, так и сказал: «Бесплатного попкорна никому не давать». Ну, я подождала, когда он отлучится, и дала малышу другой пакет.

– Отвал башки, – заявила Миранда. – У тебя нет историй получше?

Я схватила ее за руку:

– Ты не дала мне закончить. Так вот, малыш, представь себе, уронил и этот.

– Какой грустный рассказ! – засмеялась Джули.

Миранда закатила глаза:

– Интересно живешь, Кэйтлин. У меня аж сердце замерло. Расскажи еще раз.

– Ладно, ладно, – сказала я. – Допустим, стоять за прилавком с попкорном в кинотеатре – не самое увлекательное занятие. А у вас что интересненького?

Миранда вздохнула:

– Хотите верьте, хотите нет, но для меня вот этот чизбургер – событие дня. – Она поднесла его ко рту и надкусила. Из булочки выскользнула помидорка и шлепнулась на тарелку.

– Тебе стоит поучиться обращению с чизбургерами, – сказала Джули. Не то чтобы это было так уж смешно, но мы дружно расхохотались.

Мы с Джули дружим с девятого класса, несмотря на то что характерами совсем непохожи. Она, как и Миранда, такая вся язвочка, постоянно закатывает глаза и отпускает едкие комментарии. Я бы сказала, что у нее достаточно злое чувство юмора.

Я не какая-нибудь там девчушка-попрыгушка, но стараюсь во всем видеть светлую сторону. Я натура увлеченная. Ничего не могу с собой поделать. Я не умею сдерживаться. Я стараюсь кайфовать даже от таких вещей, которые для большинства – скука смертная, вроде торговли попкорном после занятий.

Я порывистая. И чувствительная. Постоянно реву на фильмах и сериалах. И не стыжусь этого.

А вот Миранда, сколько помню, никогда ни над чем не ревела. Ей все как об стенку горох. Она постоянно держится в стороне, отпуская шпильки. Нет, она не тихоня. Просто, наверное, таким образом держит свои чувства под замком.

Миранда была бы очень недурна собой, если бы скинула пару лишних килограммов и сделала что-нибудь со своими жесткими каштановыми волосами. И если от очков бы избавилась. С этой красной пластиковой оправой они смахивают на очки для плавания.

Мы с Джули постоянно талдычим Миранде, что ей больше к лицу контактные линзы. А она такая: «Еще какие-то острые штуки в глаза совать!» Упертая.

Я не осуждаю ее, Дневничок, боже упаси. Просто описываю. Она хорошая подруга и все равно никогда не увидит, что я тут понастрочила. Никто не увидит. Но все-таки я стараюсь быть максимально точной и объективной.

Джули не ест мяса, поэтому мы взяли сырные чизбургеры, поджаренные на гриле, и тарелку картошки на троих. Нас с Джули легко принять за сестер. Волосы у нее почти такие же светлые, как у меня, у обеих серьезные темные глаза. Она любит краситься яркой помадой, отчего ее лицо смотрится выразительнее моего.

Мы ровесницы, но мне кажется, она выглядит старше. Может, потому, что выше на пару дюймов. И, чего уж там, лучше одевается. Ее тетя присылает из Нью-Йорка классные дизайнерские шмотки.

Джули – сама сдержанность и рассудительность. Ее фамилия Нелло, и я дала ей прозвище Нелло-Бронестекло. Она постоянно советует мне не лезть в бутылку, осмотрительней выбирать парней, не принимать все близко к сердцу и поменьше переживать.

Я постоянно пеняю ей на то, что она слишком робкая, предсказуемая и не умеет рисковать. Разумеется, она считает, что предсказуемость – это достоинство. Может, внешне мы и похожи, но по характеру совершенно разные.

Склонившись поближе, Миранда понюхала мои волосы.

Я вытаращилась на нее:

– Ты что, совсем?..

– Нет, – ответила она, – просто у тебя волосы пахнут попкорном. Аромат обалденный. Вот бы выпускали духи с ним!

– Идея на миллион, – подхватила Джули. – Я б купила. А как насчет духов с запахом бекона? Мы бы сколотили на них состояние.

– Я думала, ты вегетарианка, – заметила я.

– Если я не ем бекон, – насупилась Джули, – это не значит, что я не могу им душиться.

Я вздохнула:

– Дома я дважды мою голову с шампунем, но не могу избавиться от запаха.

Джули вытрясла еще немного соли в картошку.

– А ты лакомишься попкорном, пока нет покупателей?

Я усмехнулась:

– Рикки бы и рад пересчитать каждое зернышко, да не может. Я урываю горсточку-другую, пока он не смотрит.

Миранда снова закатила глаза:

– Мы весь вечер будем говорить о попкорне? У кого-нибудь есть горячие сплетни?

Я легонько толкнула ее:

– Вставай. Мне нужно в туалет.

Она бочком выбралась из-за столика и встала. Я протиснулась следом за ней:

– Только без меня ничего интересного не обсуждайте.

– Заметано, – сказала Миранда.

Единственная уборная в «У Лефти» находится напротив кухонной двери. Пришлось стоять в очереди за двумя девчонками, знакомыми мне по школе. Они обсуждали рок-концерт, который слушали в Мартинсвилле. На их взгляд, он удался. Они сидели в третьем ряду, а билетеры разносили беруши, чтобы никто не оглох. Затем девчонки стали обсуждать, как теплая весенняя погода отражается на их волосах.

– …Экстра-кондиционер, – заключила одна из них. – Выливаю полбутылки каждое утро.

Интересная идея.

Выходя из туалета, я налетела на девушку с длинными прямыми черными волосами, темными глазами и черной губной помадой, выделявшейся на бледном лице. Она несла белый пакет с чизбургерами. Когда я врезалась в нее, пакет выскользнул у нее из руки. Мы одновременно наклонились за ним и стукнулись лбами.

– Извини, – быстро проговорила она тоненьким голоском. – Извини.

Хотя это я была виновата.

Я протянула ей пакет.

Я знала, кто она.

Дина Фиар.

Я не знала только, что моя жизнь вот-вот изменится навсегда.

3

На носу у Дины Фиар сидели большие круглые очки в черной оправе. Под ними ее темные глаза казались выпученными, отчего она смахивала на сову. Несмотря на теплый вечер, на Дине был черный свитер с длинными рукавами и круглым вырезом, короткая черная юбка и такого же цвета колготки. Я обратила внимание на ее сережки – маленькие серебряные черепушки. В носу тоже был серебряный череп.

– Извини, – неловко проговорила я. – Я не смотрела, куда иду, и…

– Ничего страшного, Кэйтлин.

Я ощутила укол удивления. Вот уж не думала, что Дина знает мое имя. Ее взгляд упал на мое запястье.

– Мне нравится твой браслет. – Она смотрела на серебряное украшение, которое родители привезли из отпуска на Багамах.

К моему удивлению, она протянула руку и обхватила запястье вместе с браслетом. Ладонь у нее была теплая и сухая, ногти покрашены в два цвета – половинка черная, половинка белая. Дина долго держала мое запястье, потом спросила:

– Он обладает какими-то силами?

Она говорила тихо, и мне показалось, что я неправильно расслышала.

– Силами? Браслет?

Дина кивнула, ее прямые черные волосы упали на лоб. Она отпустила мою руку, чтобы пригладить их.

– Я… не думаю, – проговорила я и неловко засмеялась. Может, она шутит?

Дина переложила пакет с чизбургерами в другую руку.

– Я видела тебя в торговом центре, Кэйтлин, – сказала она.

Я кивнула:

– Да, я подрабатываю в «Синеплексе» по вечерам. – Оглянувшись, я увидела, что Джули с Мирандой наблюдают за нами из зала. – Меня подруги заждались. Пока, Дина.

Ее глаза вперились в мои. Я хотела отвернуться, но они будто пригвоздили меня к месту.

– Иногда я вижу разные вещи, – произнесла она. – Иногда я знаю разные вещи о людях.

Я не знала, что ответить. Какая-то официантка, державшая над головой поднос с чизбургерами, попыталась протиснуться мимо нас. Я воспользовалась этим как предлогом, чтобы улизнуть. Помахав Дине рукой на прощание, я поспешила прочь. Запястье почему-то покалывало в том месте, где она взялась за мой браслет.

Миранда вылезла из-за стола, пропуская меня в кабинку. Я села как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дина Фиар вышла из ресторана, ее длинные волосы развевались за спиной.

– С каких пор вы с ней знакомы? – спросила Джули.

– Не знаю, – ответила я. – Я чуть не сбила ее с ног. Ну и разговорились.

– Она выводит слово «готелка» на новый уровень, – заметила Миранда.

– У меня от нее мурашки. – Джули поежилась.

– Не такая уж она плохая, – сказала я.

Миранда покачала головой:

– Только потому, что она из семьи Фиар, ей обязательно нужно рядиться в черное, краситься в черное и шнырять вокруг, будто ведьма какая-то? Почему бы ей не порвать шаблон? Одеваться пестро, записаться в группу поддержки, метить в королевы выпускного бала?

Джули засмеялась.

– По-моему, она очень застенчивая, – сказала я. – И неловкая. Как думаете, у нее есть друзья? Вы видели, чтобы она общалась с кем-нибудь после школы?

– Не припомню, чтобы вообще видела ее в школе, – сказала Джули.

– Она даже не старается завести друзей, – гнула свое Миранда. – Мы с ней были как-то на чьей-то днюхе, я пыталась ее разговорить. Но она помешана на призраках, ходячих мертвяках и прочей паранормальщине. Она только и говорила, что об этих фильмах, о которых я даже не слышала. Во всяком случае, я надеюсь, что речь шла о фильмах.

– Может, у нее и выбора нет, – заметила я, не вполне понимая, почему заступаюсь за Дину Фиар. Наверное, мне всегда хочется взять сторону изгоя. Или я просто люблю возражать Миранде. – В такой-то семье…

– Да она просто ходячее клише о Фиарах, – вставила Джули.

Мой браслет до сих пор покалывал кожу, словно наэлектризованный. Я съела несколько ломтиков картошки. Они успели остыть. Повернулась к Миранде:

– Ты будешь устраивать вечеринку в честь выпуска?

Она меня не слышала. Она сверлила глазами столик в передней части ресторана.

– Это лучше к Миранде, – сказала Джули. – У меня не получится. Дом слишком маленький.

– Можно ведь на заднем дворе, – возразила я. – Моих родителей даже не будет в городе. Они на две недели улетают по делам в Южную Африку. Представляешь? Пропустят выпускной.

– Вот у тебя бы и зажгли, – предложила Джули. – Никаких предков, оторвемся на всю катушку.

Миранда, по-прежнему не отрывавшая глаз от столика впереди, толкнула меня плечом:

– Что там за парень на тебя пялится? Ты его знаешь?

Я проследила за ее взглядом. Официантка в голубой униформе начала протирать столик, загораживая мне обзор.

– Что за парень?

– Видишь его? – Миранда повернула мою голову. – Парень в красной толстовке? Он таращился на тебя как зачарованный.

– Его зачаровала твоя красота, – сказала Джули. Уж не знаю, в шутку или всерьез.

Наконец я заметила парня: он сидел за столиком вполоборота, забыв про еду. И да, не сводил с меня глаз. Ничего такой, симпатичный. Из-под расстегнутой красной толстовки выглядывала темная рубашка. Темные волосы волной спадали на лоб.

– Что-то не признаю такого, – сказала я.

– Зато он тебя явно признал, – заметила Миранда.

Я пригляделась пристальнее.

– Нет. Никогда его не видела. Вряд ли он ходит в нашу школу.

– Он не моргает, – заметила Джули. – Небось хочет поиграть с тобой в гляделки.

– Пойду разберусь. – Я толкнула Миранду в пухлую руку. – Я не из робких.

Миранда покорно встала, пропуская меня.

Джули прикрыла рот ладонью. Она часто так делает. Ее поразить – раз плюнуть.

– Ты правда подойдешь к нему?

– А что такого? – Я протиснулась мимо двух девчонок, сидевших за столиком напротив, и подрулила к мистеру Красная Толстовка.

Глаза у него были обалденные, серо-зеленые, и, когда я подошла, они широко раскрылись. Я положила руку на талию:

– Привет, как дела?

Он пожал плечами:

– Неплохо.

У него была приятная улыбка и крохотная ямочка на щеке.

– Ты на меня глазел? – взяла я быка за рога.

Он усмехнулся:

– Ты всегда думаешь, что на тебя глазеют?

– Отвечай на вопрос, – с нажимом сказала я. – Глазел или нет?

Он опять пожал плечами:

– Ну, допустим.

Мне понравилось, как вокруг его дивных серо-зеленых глаз разбегались морщинки, когда он улыбался. Я улыбнулась в ответ:

– А чего глазел-то?

– А у тебя салат на подбородке. – Протянув руку, парень снял листок салата и предъявил мне.

Ну да, Дневничок, я ожидала чего-то более романтичного. Конечно, я смутилась, но отвернуться и убежать почему-то не захотела. Что-то в нем – помимо смазливой внешности – притягивало меня.

Я скрестила руки на груди:

– Как тебя зовут?

– Блэйд.

– Нет, серьезно.

– Честное слово, меня зовут Блэйд. Родители хотели, чтобы я был крут, как охотник на вампиров.

Я засмеялась:

– Держу пари, ты так всем говоришь.

– Нет, правда.

– А меня зовут… – начала я, но Блэйд остановил меня движением руки.

– Дай угадаю, – сказал он. – Я мастер угадывать имена. У меня талант.

Проскользнув мимо него, я выдвинула стул и села напротив. Краем глаза я видела Джули и Миранду. Они неотрывно следили за происходящим.

– Валяй, – сказала я.

Его глаза впились в мои. Он изучал меня.

– Тебя зовут Табита, – изрек он наконец.

Я чуть не поперхнулась:

– Табита?

Он кивнул:

– А как друзья зовут тебя? Табби?

Я кивнула:

– Да. Они зовут меня Табби. Как это ты так угадал мое имя? С ума сойти. Тебе кто-то сказал?

Он густо покраснел:

– Ничего подобного. Я же говорю, у меня талант угадывать имена.

Перегнувшись через столик, я бросила на Блэйда лукавый взгляд:

– А к чему еще у тебя талант, Блэйд?

Он пожал плечами:

– А как тебя на самом деле зовут?

– Кэйтлин.

– Я так и подумал. Держал в уме.

Через несколько минут, отменно пофлиртовав, я распрощалась с подругами и ушла из ресторана с Блэйдом. Куда мы держали путь? Я понятия не имела. Знала только, что всего через пару минут знакомства мне с ним очень хорошо. Не просто хорошо. Он безусловно привлекал меня, и мне хотелось быть с ним вместе.

Так вот ты какая, любовь с первого взгляда?

Трудно поверить, но этот вопрос действительно мелькнул у меня в голове, когда мы вышли в теплый апрельский вечер. Мягкий прохладный ветерок ласкал мои пылающие щеки, в воздухе витал аромат чизбургеров, а высоко в лиловом небе сиял месяц.

Знаю, знаю. Звучит как в дрянной мелодраме, но порой и в жизни случается то странное, невозможное счастье, какое обычно видишь только по телевизору.

И сейчас был как раз такой момент.

Блэйд положил руку мне на спину. Это получилось совершенно естественно. Как будто мы с ним уже много лет. Интересно, чувствовал ли он то же самое?

Мы прогуливались по Дивизионной, мимо школы, в темных окнах которой отражался лунный свет, мимо домов, что стояли напротив Шейдисайдского парка.

О чем мы говорили? Я уж точно и не припомню, Дневничок. Говорили о школе. Семья Блэйда переехала в Шейдисайд прошлой осенью, и он ходил в Академку, частную школу на другом конце города. Он рассказывал о своем прежнем доме в Шейкер-Хайтс, и как ему было больно расставаться с друзьями.

Он сказал, что играет на гитаре и клавишных, что участвует в школьном джазовом квартете. Он совершенно уверен, что сможет поступить в Оберлин [2]. Вот только он пропустил по болезни целый семестр, так что не сможет окончить школу в июне вместе с остальными ребятами.

Я рассказала ему, что меня приняли в колледж Мидлберри в Вермонте, который закончила моя сестра Джен, но родители еще не успели выхлопотать студенческий заем. Рассказала, что подавала заявку на кафедру писательского мастерства, но не прошла – слишком суровая конкуренция.

Он устремил на меня взгляд своих чудесных серо-зеленых глаз.

– Тебе нравится писать?

Я уже хотела ответить, как вдруг мое внимание привлекло что-то на другой стороне улицы. В большом доме через дорогу гремела электронная музыка и сверкали огни. В панорамном окне мелькали силуэты танцующих. На широкое крыльцо высыпала толпа. Слышались смех и громкие голоса.

И меня накрыла одна из безумных идей. Я схватила Блэйда за руку.

– Слушай, Блэйд, – сказала я. – Давай выкинем нечто дикое.

4

Он прищурился:

– Насколько дикое?

– Давай ворвемся на вечеринку. Ну, знаешь, потанцуем, оттянемся. Пропустим по стаканчику. – Я указала на окно. – Смотри, сколько народу. Никто не заметит еще двоих.

Затаив дыхание я ждала его ответа. Это было настоящее испытание. Пройдет ли его Блэйд?

Его лицо расплылось в ухмылке:

– Зашибись! – Схватив за руку, он потянул меня через дорогу. – Сказано – сделано. Даешь вечеринку!

Тут-то я и поняла, что мы с Блэйдом созданы друг для друга.

Мы пронеслись через лужайку. По обе стороны крыльца стояли клумбы с тюльпанами. Они покачивались на легком ветру, словно приветствуя нас. Мы прошли мимо толпы на крыльце, кивая и здороваясь, как будто были приглашены.

По виду гости тянули на студентов, лет эдак чуть за двадцать. Все одеты небрежно, ну, может, не так небрежно, как мы с Блэйдом, но в общем и целом мы не особо отсвечивали. Они пили вино из картонных стаканчиков, разбивались на группки и болтали, поглядывая в свои телефоны.

Проскользнув через сетчатую дверь, мы вошли в гостиную. От набившейся туда публики было не продохнуть. Электронная музыка гремела на полную. Комната гудела и вибрировала в такт ритмичным звукам.

Свет был приглушен. Мои глаза не сразу привыкли. Держась за руки, мы пробирались к столу с напитками. Три-четыре парочки танцевали, но в комнате было слишком людно, и они то и дело натыкались на окружающих.

Мы с Блэйдом взяли по бутылке пива. Вообще, я пиво не люблю. Думаю, я просто рисовалась перед Блэйдом. На соседнем столике я заметила большие миски с чипсами и сальсой и поднос с сосисками в тесте.

Я повернулась и оглядела комнату, щурясь в оранжевой полумгле. Я никого не узнавала. Все были явно старше нас с Блэйдом.

Я прошептала ему на ухо:

– Интересно, чья это вечеринка?

Он тоже огляделся:

– Без понятия.

Мы чокнулись бутылками.

– Обалденно, – сказала я.

– Лучшая тусовка в истории! – пошутил Блэйд.

Какая-то девушка с голубыми глазами и ежиком светлых волос, выбритых на виске, одетая в линялые джинсы и несколько пар синих и зеленых футболок, врезалась в меня, чуть не расплескав свое вино.

– Ой, простите, – проговорила она. – Тут не протолкнуться.

– Ничего, – сказала я. – Вечеринка – отпад.

Девушка кивнула:

– Что-то я вас раньше здесь не встречала. Откуда вы знаете Ханну и Марти?

– Просто живем по соседству, – ответила я.

Она удалилась, а мы с Блэйдом от души расхохотались.

И тут я снова увидела ее. Дину Фиар. У меня перехватило дыхание. Уж очень неожиданным и неуместным было ее появление.

Дина сидела у подножия лестницы, по-прежнему одетая во все черное. Она сцепила ладони на подоле юбки, натянутом на колени. Распущенные черные волосы обрамляли ее лицо.

Я вглядывалась в нее сквозь перила. Интересно, она меня видит?

Да. Ее глаза сверкнули за совиными очками. Она вскочила.

Я толкнула Блэйда локтем:

– Вон та девушка, которая идет сюда…

Блэйд нашел глазами приближающуюся Дину в толпе.

– Ты ее знаешь? Она твоя подруга?

– Нет, – сказала я. – То есть…

Вклинившись между танцующей парочкой, Дина подошла к нам. Лицо у нее было бледнее обычного, губы накрашены неоново-лиловой помадой. Она приблизилась ко мне гораздо ближе, чем следовало. Другими словами, она чуть ли не зажала меня в углу.

– Привет, Кэйтлин.

Я кивнула:

– Привет, Дина.

Она одной рукой отбросила свои длинные волосы за плечи.

– Кэйтлин, ты знакома с Блэйдом?

– Ну-у… – замялась я. А его-то имя она где узнала? Он ведь не ходит в нашу школу.

Я взглянула на Блэйда. Он внимательно изучал ее, словно неведому зверушку.

– Как дела, Блэйд? – спросила Дина.

– Неплохо, – отозвался он, прищурившись. – Я тебя знаю?

Она не удостоила его ответом. Вместо этого она, к моему испугу, схватила меня за запястье, сомкнув пальцы на серебряном браслете, совсем как в кафе. По моей руке прокатилась волна тепла.

– Отличная вечеринка, да? – Дина вперилась мне в глаза, словно высматривала в них что-то. Я попыталась вырвать руку, но она не отпускала.

Она стиснула мое запястье так сильно, что браслет впился в кожу. Затем приблизила свое лицо к моему, обдавая щеку горячим дыханием.

– Я увидела его первой, – прошептала она.

5

Я заморгала, в голове вдруг помутилось. Ну конечно, я ослышалась. Музыка, голоса… Все сливалось в нарастающем шуме, как будто я плавала в звуках. Тонула…

Я ничего не сказала. Слишком обалдела, наверное. Все, чего мне сейчас хотелось – это вырвать руку и убраться от Дины подальше.

– Нам пора уходить, – проговорил Блэйд, не сводя глаз с входной двери.

Я хотела отвернуться, но Дина не отпускала. Поднеся мою руку к своему лицу, она выпятила ярко-лиловые губы и подула на серебряное украшение. Подула, обдавая теплом браслет и запястье.

Ее дыхание было влажным, почти липким. Ахнув, я вырвала руку. Браслет пощипывал кожу, наливаясь обжигающим жаром.

– Послушай, Дина…

Но она уже отвернулась от нас. Растолкав нескольких испуганных гостей, она исчезла за дверью – лишь мелькнули на прощание черные патлы.

Я держалась за запястье, ожидая, когда браслет остынет.

Блэйд скорчил удивленную мину:

– Что это было?

– Не знаю, – буркнула я. – Ей-богу, понятия не имею.

– Она чудачка с большой буквы «Ч», – заметил Блэйд.

– Ее зовут Дина Фиар. – Я посторонилась, пропуская молодого человека с огромной коробкой пиццы к столу с угощением. – Из тех самых Фиаров. Слыхал о такой семейке?

Он пожал плечами:

– Нет вроде.

– Я тебе как-нибудь расскажу о них. Фиары – наши местные знаменитости. – Я снова посторонилась, пропуская еще одну коробку с пиццей. – Хочешь уйти?

Блэйд усмехнулся:

– Уже? Боюсь, наши хозяева обидятся, если мы так быстро их покинем. – Он положил руку мне на плечо и повел к столику с угощением. – Есть охота. Кто не дал мне доесть чизбургер?

Он сложил вдвое кусок пиццы и принялся уплетать. Мы поболтали с парочкой, стоявшей по другую сторону стола. Девушка училась на ветеринара. Парень сказал, что ведет блог и канал на Ютьюбе. Они спросили, не знаем ли мы, где в Шейдисайде можно прыгнуть с парашютом.

Это очень смешно, если вы знаете Шейдисайд.

Я перехватила взгляд высокой рыжеволосой девушки, которая наблюдала за нами с Блэйдом из дверей кухни. На ее лице застыло недоумение, словно она пыталась понять, кто мы такие. Я подумала, не Ханна ли это, одна из хозяев.

Распахнулась входная дверь, пропуская еще несколько парочек. Рыжая поспешила им навстречу. Последовали обнимашки и поцелуи в щечку.

Внезапно меня осенила новая идея.

Может, я хотела показать Блэйду, какой я бываю оторвой? Может, я хотела проверить, способен ли он потягаться со мной в безбашенности?

Пожалуй.

Он слизывал с пальцев нити застывшего сыра. Я притянула его поближе:

– Блэйд, у меня очередная идея. Что думаешь? Это будет бомба. Давай выйдем на середину гостиной и начнем целоваться? Понимаешь, как будто мы натурально потеряли берега. Поглощены друг другом. Будто нам срочно нужно уединиться.

Он кивнул. Его глаза загорелись.

– А что, может сработать.

– Заодно и хозяев отблагодарим, – ухмыльнулась я. – Ну, знаешь, развлечем их немножко.

Он вытащил меня на середину комнаты:

– Кэйтлин, мне нравится ход твоих мыслей.

Он обнял меня и притянул к себе. Он оказался сильнее, чем я ожидала. Он так крепко сжимал меня, что трудно было дышать.

А потом он склонился ко мне, и мы стали целоваться. Долгим поцелуем. Тут уж у меня совсем дух перехватило. Я запустила руки ему в волосы, положила на спину. Мы любовались друг другом, наслаждаясь шуткой. Наслаждаясь поцелуем… Наслаждаясь…

Я заметила, что люди вокруг нас расступаются. Парочки перестали танцевать и обалдело пялились на нас.

Мы прижимались губами друг к другу как можно демонстративнее. Вскоре я осознала, что это уже не шутка, не просто способ шокировать публику. Мы целовались по-настоящему, от души.

В какой момент шутки кончились, уступив место подлинному чувству? Я не знаю. Знаю только, что мне не хватило времени насладиться этим, поскольку ритмичная музыка внезапно стихла, и в комнате воцарилась тишина. А потом я увидела рыжую девушку, которая спешила к нам с искаженным от гнева лицом.

– Вы кто такие? – вопрошала она. – Я вас знаю? Кто вас сюда привел?

Мы с Блэйдом сосались еще пару секунд. Потом оторвались друг от друга и стали смотреть, как она приближается, сжимая кулаки.

– Кто вы? Вы приглашены?

– Ой, – сказала я. – Простите. – Ничего лучше мне в голову не пришло, но потом я добавила: – Чумовая вечеринка.

После чего мы с Блэйдом дали деру, прорвались через толпу испуганных гостей и выскочили из дому, захлопнув за собой дверь.

Мы мчались по дорожке, хохоча, визжа, спотыкаясь. Я никогда не испытывала подобного упоения. Лучшая ночь в моей жизни? Очень даже может быть.

Держась за руки, мы стремглав добежали до перекрестка. Никто за нами не гнался. Я остановилась и обняла уличный фонарь, чтобы перевести дух.

Блэйд согнулся пополам, упершись в колени и пытаясь отдышаться.

– Чумовая вечеринка! Чумовая вечеринка! – Он покачал головой. – Ну ты и выдала. В золотой фонд цитат.

– Ай. – Запястье кольнуло болью, и я поняла, что браслет все еще горячий. Отступив от фонаря, я подняла руку к свету.

– В чем дело? – Блэйд разогнулся и подошел ко мне.

– В браслете, – ответила я. – Чертовщина какая-то. Он жжется.

– Ну так сними его, – посоветовал Блэйд.

Я решила так и сделать. Обычно браслет снимался легко, но сейчас даже застежка почему-то не находилась.

Я провела по браслету большим и указательным пальцами. Он казался цельным кольцом металла.

– Так не бывает, – пробормотала я. – Я… я не могу найти застежку.

Блэйд взял мою руку.

– Дай я попробую. – Подняв мою руку повыше, он склонил голову и стал осматривать браслет.

– Поверни его, – попросила я. – Застежкой кверху.

Он попытался сделать, как я сказала.

– Ай! – снова вскрикнула я. Блэйд крутанул браслет в другую сторону. Боль пронзила руку и отдалась в плечо.

Блэйд отпустил украшение и посмотрел на меня:

– Кэйтлин, он сидит как влитой. Мне кажется… кажется, он впаялся в твою кожу.

6

– Нет, Джули. Ювелир не смог его снять. Сказал, что у него нет подходящей пилы по серебру.

Одной рукой я прижимала телефон к уху, другой толкала тележку с покупками. Черт! Я вовремя остановилась, чуть не врезавшись в спину женщине, катившей тележку, в которой сидела маленькая девочка.

– Ну и что ты будешь делать? – спросила подруга. – Нельзя всю жизнь носить браслет. Он же кровоток перекроет!

– Да что ты говоришь! – съязвила я. – По-твоему, я об этом не думала? – Я развернула тележку в продуктовый ряд. Блэйд шел впереди, на полпути к отделу замороженных продуктов. – Папа обещал поговорить с хирургом. Ну, знаешь, из тех, что костями занимаются. Который сможет срезать браслет, не отхватив заодно и руку.

– Я… мне… просто не верится, – пробормотала Джули. – И ты правда думаешь, что Дина Фиар…

– Я не знаю, что и думать, – сказала я. – Для сверхспособностей это как-то мелковато. Что-то случилось с серебром. Не знаю, что. Почему-то оно, видимо, расплавилось. – Я вздохнула. – Ладно хоть он остыл. Больше не жжется.

– Странно все это, – сказала Джули.

Свободной рукой я схватила кочан замороженного салата и кинула в тележку.

– Мне пора. Я в «Пэй-Райт». С Блэйдом.

– Не поняла? Кэйтлин, ты ходишь с ним за покупками? Вы съезжаетесь или как?

– Ха-ха. Очень смешно. Родители попросили. Ну а Блэйд пошел со мной, потому что…

– Кэйтлин, держи непрошенный совет, – перебила Джули, слегка понизив голос. – Возможно, ты немного торопишь события. Возможно, тебе следует быть осмотрительнее. Понимаешь? Придержать лошадей.

– Ты права, – сказала я. – Я действительно не просила у тебя совета. Поговорим позже, Джули. – Я отключилась и убрала телефон в сумочку.

Блэйд показал мне гигантский круг замороженной пиццы с пепперони:

– Есть такое в списке?

– Нет. Может, в твоем, но точно не у родителей. Положи на место.

Он повернулся и пошел назад по проходу, вращая пиццу на пальце. Я снова сверилась со списком. Родители затеяли тушить рагу, чтобы отвезти его моему двоюродному брату в Мартинсвилль.

– Сельдерей… – Я толкала тележку вдоль полок с продуктами под старую песню «Битлов». В соседнем ряду какой-то малыш ревел в голосину, обливаясь слезами – мама не разрешила ему взять печенье.

Блэйд добрался до сельдерея раньше меня. Схватив толстый пучок, он отломил пару черешков и кинул один мне.

– Защищайтесь, сударыня! – провозгласил он и пошел в атаку.

Я отвернулась от тележки и вступила в дуэль. Наше фехтование на черешках становилось все ожесточеннее. Орудуя «шпагой», я вошла в раж. Нанося очередной удар, я оттеснила Блэйда назад. Взмахнув руками, он налетел на стеллаж с хлопьями, и коробки с грохотом посыпались на пол.

Кругом заахали. Покупатели взирали на нас сурово и осуждающе. Краснолицый молодой человек в длинном белом фартуке уже спешил к нам, сердито махая рукой.

Мы с Блэйдом побросали наши сельдерейные «шпаги» в тележку. Откинув волосы назад, я тяжело вздохнула и приготовилась объясняться с возмущенным сотрудником.

– Что здесь происходит? – пропыхтел он, опустив руки вдоль тела. На его именном бейдже стояло имя «Чак В.». Его короткие каштановые волосы были зачесаны кверху, лицо было красным, как помидор, на лбу блестели капли пота.

– Мы… нечаянно, – проговорила я, указав на коробки с хлопьями, разбросанные по проходу.

– Да. Нечаянно, – повторил Блэйд. Мы состроили самые скорбные физиономии. – Нам очень жаль.

– Они просто попадали, – продолжила я. – Давайте мы поможем вам их собрать?

Молодой человек сердито посмотрел на Блэйда, потом на меня.

– Нечаянно? – Его взгляд упал на черешки сельдерея в тележке. Он долго смотрел на них. Казалось, он напряженно соображает, как быть дальше.

Наконец он вздохнул и покачал головой:

– Я позабочусь об этом. Хорошего дня.

Он удалился, вытирая вспотевший лоб и бормоча что-то насчет подростков.

Через несколько минут мы с Блэйдом уже загружали покупки в багажник маминой «тойоты».

– Где ты научилась так лихо фехтовать сельдереем? – спросил Блэйд.

– Брала занятия после уроков, – ответила я. – Хотела поучаствовать в турнире по фехтованию сельдереем на Олимпийских играх, но родители не смогли оплачивать счета за продукты.

Он поцеловал меня:

– Ты уверена, что тебе нужно идти на работу?

Я кивнула:

– Это мой долг. Не хочу лишать людей попкорна.

Между нами установились теплые игривые отношения. Несмотря на столь недавнее знакомство, нам было очень хорошо вдвоем. Я еще раз поцеловала Блэйда и поехала домой, чтобы выгрузить продукты.

По дороге я размышляла о предупреждении Джули. Не торопить события. Я понимала, что она желает мне добра. Она не ревнивая и не завистливая. Она знает меня целую вечность и осознает, что порой я теряю берега.

Я – натура эмоциональная. Я уже говорила, что рыдаю на фильмах. Пожалуй, иногда я обнимаю людей слишком долго. Пожалуй, меня легче уязвить, чем многих других. Одного грубого слова достаточно, чтобы я почувствовала себя полным ничтожеством.

Уж такая я. Против себя не попрешь, Дневничок. Так почему бы не прожить жизнь на всю катушку? Брать быка за рога. Не размениваться на мелочи. Ни в чем себе не отказывать.

Ну вот… меня понесло. С тех пор, как встретила Блэйда, я стала настоящим философом. С тех пор, как я влюбилась в него. Признай, Кэйтлин. Ты в него влюбилась. Это была любовь с первого взгляда.

И, пожалуй, это слегка сорвало мне крышу. Слегка вывело за рамки разумного. Сделало чуть более чокнутой, чем раньше.

Тем вечером, после рабочей смены за прилавком с попкорном, я, наверное, слишком бурно отреагировала на случившееся. Самые страшные мгновения в моей жизни… Да, пожалуй, я повела себя слишком эмоционально. Но такова моя натура. Что тут поделаешь?

7

Я грезила о Блэйде, Дневничок, опершись локтями на прилавок и обводя затуманенным взором почти безлюдный вестибюль. На полу у мужского туалета кто-то рассыпал тарелку сырных начос, и Рикки, управляющему, пришлось убирать, что привело его в прескверное настроение. Но это разве новость?

Автомат с попкорном был почти полон. Вечер тянулся невыносимо медленно. Я подумывала о том, чтобы прикарманить упаковку «Твиззлерс». Ведь я даже поужинать не успела. Но когда Рикки в таком расположении духа, лучше не искушать судьбу.

Рикки не то двадцать четыре, не то двадцать пять. Он долговязый, белобрысый, щеки и нос усыпаны веснушками. У него здоровенные лапищи, слишком большие для тощих запястий, как у героя мультиков. Весь он эдакий костлявый нескладеха. Джинсы всегда ему велики, а рубашки-поло, которые он носит, висят мешком.

Настроение у него, как правило, ворчливое. Наверное, ему не по душе работа управляющего. Он мне как-то рассказал, что хотел поступить в Пенсильванский университет и выучиться на предпринимателя, но пролетел. Приходится ему жить дома с матерью и брать онлайн-курсы.

Мой телефон завибрировал. Я достала его из кармана джинсов. Эсэмэска от Блэйда: «Увидимся завтра?»

Рикки закончил вытирать пол и подошел ко мне с ведром и шваброй. Я сунула телефон обратно в карман.

– Кэйтлин, не стой столбом, – сказал Рикки.

– Так ведь никого нет, – возразила я, указав рукой. – Что еще мне делать?

– Ну так протри витрины, – велел он. – Автомат проверь.

Я кивнула:

– Нет проблем.

С Рикки лучше не спорить, это я давно усвоила. Не хватало еще вылететь. Работенка непыльная, а получаю я пятнадцать долларов за час (плюс столько попкорна, сколько удастся стащить).

Отыскав тряпку, я стала протирать стеклянную столешницу. В животе урчало, и «Твиззлерс» смотрелись все соблазнительнее. Я была у края стойки, когда заметила, как кто-то вошел в вестибюль.

Я не сразу узнала Дину Фиар, а когда поняла, что это она, завороженно смотрела, как она подходит к прилавку. На ней были темно-лиловый свитер, короткая черная юбка и черные колготки, губы накрашены лиловой помадой, в тон свитеру. Длинные черные волосы густыми прядями ниспадали вдоль спины. Глаза были обведены черной тушью. Прямо енот, подумалось мне.

Она что, преследует меня? Почему я вдруг стала видеть ее повсюду?

От этих вопросов я вся подобралась. Мышцы напряглись.

– Привет, Дина. – Я напустила на себя как можно более непринужденный вид.

Она оперлась руками на столешницу, пачкая стекло, которое я только что протерла. Черные коготки влажно поблескивали.

– Я вспомнила, что ты работаешь здесь, – сказала она.

Я кивнула:

– Какой фильм будешь смотреть?

Дина взглянула в сторону зала № 4:

– «Школа вампиров-3».

Мне следовало догадаться.

– Первые две были обалденные, – сказала Дина. – Судьбоносные. Кроме шуток.

– Я… не смотрела, – проговорила я.

– Я и книги люблю. Собрала все до одной. Лучшая серия.

За ее плечом я заметила Рикки, наблюдающего за нами из дверей зала № 2.

– Как Блэйд? – спросила Дина, сверля меня енотьими глазами.

– Хорошо, – сказала я. Рикки не любит, когда мы болтаем с покупателями. Нам следует придерживаться делового тона. – Тебе попкорна или еще чего-нибудь?

Она пропустила мой вопрос мимо ушей. Ее ноготки постукивали по столешнице.

– Иногда я вижу всякое, – произнесла она, понизив голос до шепота. – Хорошее и плохое.

По моей спине пробежал холодок. Я вдруг вспомнила о браслете. Как Динина рука обхватила его. Как он раскалился, а потом припаялся к моей коже. Я опустила руку, пряча браслет.

– Я… не понимаю, – проговорила я.

– Я хочу, чтобы ты была моей подругой, – прошептала Дина, не сводя с меня немигающих глаз. – Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

– Э… спасибо, – пробормотала я.

Рикки не двигался с места. Он по-прежнему наблюдал за нами с недовольной миной.

– Блэйд говорит обо мне? – спросила Дина.

У меня перехватило дыхание:

– О тебе? Ну…

– Он говорит? Он говорит обо мне?

– Ну… не знаю, – проговорила я. – О чем именно?

Она по-прежнему не сводила с меня немигающих глаз. Крошечный серебряный череп в ее ноздре поблескивал.

– Нам нужно поговорить, – сказала она наконец. – Мы могли бы быть подругами, верно? Мы могли бы быть подругами, сесть рядышком и поговорить о Блэйде?

Я была слишком ошарашена, чтобы скрыть удивление:

– Поговорить о нем? Ты серьезно?

Дина изменилась в лице. Ее глаза потухли.

– Ясно, – пробормотала она, сцепив бледные руки на столешнице. – Ясно. Ты не хочешь говорить. Я поняла.

– Нет, подожди… – начала я.

Она хлопнула ладонями по стеклу. Автомат с попкорном у меня за спиной вдруг затрещал, делая новую порцию. Я подскочила.

Изумленная, я повернулась к автомату. В ту же секунду оба автомата с газировкой рядом с ним начали извергать содержимое. От стеклянного гриля для хот-догов полетели искры. Он загудел и закоротился.

– Эй! – крикнула я.

Через вестибюль я увидела тревогу на лице Рикки. Он припустил к нам, выкрикивая мое имя.

На лиловых губах Дины играла торжествующая усмешка. Ее темные глаза сверкали.

– Точно не хочешь поговорить?

Я бросилась к задней стойке, чтобы отключить автомат с газировкой. Вода уже растекалась лужей на полу. Мои кроссовки утопали в липкой темной жидкости.

Я увидела, как Дина убрала руки со стеклянной столешницы. Она отступила на шаг.

Попкорн хлынул из машины, точно лава из вулкана. Я сражалась с газировочным автоматом. Переключатели заклинило. За прилавком растекалась уже настоящая река газировки.

– Уверена, мы еще поговорим, – сказала Дина. И добавила шепотом: – Извини за браслет.

– Что ты сказала? – Из-за треска лопающегося попкорна и плеска хлещущей на пол газировки я не была уверена, что правильно расслышала.

Но Дина отвернулась и быстро удалилась в сторону зала № 4.

Тут подоспел запыхавшийся Рикки:

– Что случилось? Что здесь произошло? Зачем ты врубила все разом?

– Это не я! Я ничего не трогала!

Рикки перемахнул через прилавок. Его ботинки плюхнулись в газировку. Он потянулся к распределителю питания и повыдергивал вилки из розеток. Я безостановочно стучала по кнопке «стоп» на автомате с попкорном. Наконец он замедлился, треск и хлопки стихли.

Тяжело дыша, мы с Рикки стояли рядом, глядя на невероятный разгром.

– Так не бывает, – бормотала я, качая головой. – Так не бывает. – Я повернулась к Рикки. – Я ничего не трогала. Клянусь. Я разговаривала с девушкой из школы и… и…

Рикки пригладил костлявой рукой волосы.

– Напряжение, может, скакнуло, – проговорил он. – Какой-то сбой в питании. На электростанции. Другого объяснения я не вижу.

– Точно, – поддакнула я. – Скакнуло.

Вот только сама я в это не верила. Я считала, что это предупреждение от Дины Фиар.

Рикки пошел в кладовку за швабрами. Я вытащила из-за прилавка большое мусорное ведро и стала собирать в него лишний попкорн.

Я даже не представляла, что в тот вечер это были еще цветочки.

8

От разлитой газировки подошвы моих кроссовок стали липкими. При ходьбе они хлюпали – чвяк-чвяк-чвяк! – будто я шла по болоту, а не по бетонному полу подземной парковки.

Чтобы навести порядок, у нас с Рикки ушел целый час. За работой мы не разговаривали, но Рикки поминутно бурчал:

– И как оно так вышло?

Я-то догадывалась, но, само собой, ни с кем не могла поделиться. Кто в такое поверит? Скажи я, что Дина Фиар имеет власть над машинами, меня в дурку упрячут и правильно сделают.

Все ясно, она положила глаз на Блэйда. Наверное, мне стоило догадаться раньше. Но что это значит? Неужели она собирается разрушить мою жизнь дикими выходками вроде припаявшегося браслета и взбесившихся автоматов? Неужели хочет таким образом отбить Блэйда?

Это полная бессмыслица.

Я представила, как ее глаза, обведенные черными кругами, вглядываются в мои, словно пытаясь проникнуть, вторгнуться в мое сознание. Снова услышала жутковатое постукивание ее черно-белых коготков по стеклянной столешнице.

От этих безумных невероятных мыслей ум за разум заходит. Стоит ли рассказать Блэйду о Дине, о том, как она без конца спрашивала о нем, спрашивала, говорил ли он о ней?

Неужели он знал ее до нашей встречи? Он утверждал обратное. С чего бы мне ему не верить? Он говорил, что никогда не слышал о семье Фиар.

Блэйд недавно жил в Шейдисайде, но все равно верилось с трудом. Мне кажется, как только люди переезжают сюда, их первым делом предупреждают держаться подальше от Фиаров и Фиар-Стрит – Улицы Страха.

Я всегда считала, что все это выдумки и суеверия. Вот только после знакомства с Диной уверенности у меня поубавилось.

Все эти мысли так меня заморочили, что я прошла мимо своей машины. Остановившись, я стала вспоминать, где ее поставила. Уровень C. А табличка передо мной извещала, что я дошла аж до уровня D.

Кэйтлин, возьми себя в руки.

Я развернулась и пошла обратно, чавкая липкими кроссовками по бетону. Наверное, из-за этого звука я и не услышала шагов за спиной.

Я не поняла, что меня преследуют, пока незнакомец не оказался всего в нескольких футах позади меня. Я услышала быстрое шарканье и хриплое дыхание.

Убежать не было возможности. Я даже испугаться не успела, пока он грубо не схватил меня и не развернул к себе.

Я уставилась в налитые кровью глазки, злобное, заросшее щетиной лицо, полускрытое капюшоном темной толстовки. Я никогда его раньше не видела.

Он сжал мои плечи и хорошенько тряхнул, сверкая глазами и стиснув зубы.

– Отпустите! – завизжала я. Мой голос гулко отразился от бетонных стен. Я замотала головой. – Помогите! Кто-нибудь!

Но кроме типа в капюшоне поблизости не было ни души.

– Гони кошелек, – прохрипел он и так сильно сдавил мне плечи, что боль отдалась во всем теле. – А то плохо будет.

Я едва дышала.

– Отпустите, – выдавила я лихорадочным шепотом. – Отпустите меня. Пожалуйста…

9

Он уже сипел, с губ текли слюни.

– Плохо будет, – повторил он. – Кошелек. Живо.

Я с трудом восстановила дыхание. Сердце так колотилось, что щемило в груди.

– Хорошо, – выдавила я.

По-прежнему держа меня за плечи, он опустил голову, так что мы оказались нос к носу, и я ощутила несвежий запах у него изо рта.

Я поняла, Дневничок, что это мой шанс.

Я не из тех кисейных барышень, которые поднимают лапки и сдаются без боя. Настало время вспомнить уроки самообороны, на которые я ходила в прошлом году.

Я немного откинулась назад, словно пытаясь отстраниться от него. Затем вскинула правую ногу – сильно и резко. Он издал испуганный булькающий вопль, когда моя коленка заехала ему по роже.

Что-то противно хрустнуло. Это сломался нос.

Руки грабителя соскользнули с моих плеч. Он схватился за лицо, из носа хлынула кровь. Взвыв от боли раненым зверем, бандюга рухнул на колени и закрыл лицо руками. Кровь лилась сквозь пальцы, пачкая толстовку. Он снова завыл.

Я стояла задыхаясь, наслаждаясь победой. Сердце колотилось так сильно, что я чувствовала каждый толчок крови.

Я понаблюдала за поверженным врагом еще секунду-другую, а потом заставила ноги двигаться. Сорвалась с места, стуча кроссовками по бетону, добежала до машины, запрыгнула в нее и дала по газам.

* * *

– Ух ты! Он тяжелый? Можно подержать? – спросила Джули.

– Рукоятка классная, – сказала Миранда. – Как ты открываешь его?

– Вот тут есть кнопочка, – показала я. – Жмешь большим пальцем, и выскакивает лезвие. – Я очертила им круг. – Из нержавеющей стали. Осторожно, оно офигенно острое. Разрежет что угодно.

Мы сидели в маленькой гостиной Джули, и я показывала подругам нож, купленный в магазинчике «Охотники и компания» в торговом центре; нож, который отныне собиралась носить с собой в сумочке.

Парень в магазине рассказал мне все о ноже и о том, как им пользоваться. Называется он Magnum Ypsilon Tan G-10, ручка черно-коричневая, чудесная на ощупь, тяжелая, но не слишком, лежит в руке как влитая. Клинок просто обалденный.

Я наплела продавцу, что мой папа коллекционер, и я готовлю ему сюрприз ко дню рождения. Думаю, он мне поверил. У меня ведь на лице не написано, что я покупаю нож для себя, для самозащиты.

– Это опасно. – Джули покачала головой. – Знаю, Кэйтлин, с тобой приключилась неприятность, но…

– Это так, на всякий пожарный, – сказала я. – Я не собираюсь шататься по улицам и резать прохожих.

– Тебе нельзя приносить его в школу, – заметила Миранда. – Если тебя спалят…

– Да не спалят, – отмахнулась я. – Ты ведь знаешь, какая у меня бездонная сумочка. Я спрячу его под остальным барахлом.

Подруги пытались возражать, но они слишком хорошо меня знают. Как я решила, так и будет. Я была уверена, что никогда не воспользуюсь ножом, однако с ним будет гораздо спокойнее.

Мне повезло, что удар коленом попал в цель. А вдруг бы этот урод погнался за мной? А если он попытался бы меня убить?

От этих мыслей меня бросило в дрожь. Я до сих пор прокручивала в голове эту сцену, до сих пор видела его небритую слюнявую рожу с воспаленными глазами, до сих пор чувствовала, как его лапы сжимают мои плечи.

Мой телефон пиликнул. Я положила нож в сумочку и вытащила мобильник.

– Эсэмэска от Блэйда, – сообщила я. – Вечером у нас свидание. – Я настучала ответ. – Мы переписываемся дни напролет. Это просто сказка.

Джули с Мирандой переглянулись. Я поняла, что сейчас будет. Лекция на тему «не относись к Блэйду слишком серьезно».

Ну что ж… нотации запоздали. Я уже относилась к Блэйду серьезней некуда и не сомневалась, что это взаимно. Но мои подруги почему-то считали своим долгом вечно меня предостерегать.

– Ты всегда торопишь события, Кэйтлин.

– Ты всегда такая порывистая. Ты ведь не так хорошо знаешь Блэйда. Будь осторожней, а то слишком увлечешься.

Я закатила глаза.

– Честно говоря, мне начинает казаться, что вы просто завидуете, – заявила я. – Мне жаль, что у вас нет парней, но я-то тут при чем?

Джули вскочила, будто ужаленная:

– Это несправедливо! Мы же о тебе думаем.

Миранда жестом велела ей сесть:

– Ладно, ладно, Кэйтлин, мы поняли. Тебе не нужна наша забота. Ладненько. Мы перестанем.

Джули вздохнула и снова плюхнулась на диван.

– У нас с Блэйдом все идеально, – заявила я. – Понимаю, мы знаем друг друга совсем недавно. Все развивается с дикой скоростью. Но… у нас все идеально. Не знаю, как иначе сказать.

Девчонки откинулись на подушки. Видимо, до них наконец дошло.

Через некоторое время я ушла домой, чтобы подготовиться к свиданию с Блэйдом. В своей комнате я долго сидела на краешке кровати, мечтая о нем. Фантазировала, как он обнимает меня, крепко прижимая к себе. Грезила о его серо-зеленых глазах, которые так глубоко заглядывали в мои. Думала о том, как мы поддразнивали друг дружку, как непринужденно болтали. Представляла, как буду целовать его… целовать, пока совсем не потеряю голову, пока не почувствую, что очутилась в другом мире, далеко-далеко от всех и всего, что я знаю.

Телефон пиликнул, вырвав меня из грез. Схватив сумочку, я вытащила его, прочитала сообщение на экране и выдохнула:

– О нет.

10

Сообщение от Блэйда было кратким:

«Сегодня никак. Пришлось задержаться».

Я перечитывала снова и снова, как будто могла вытянуть из него что-нибудь еще. Почему он не объяснил мне, в чем дело? Почему хотя бы не извинился?

Наверное, случилось что-то и правда срочное, убеждала я себя. Он небось разочарован не меньше, чем я.

Я лихорадочно набрала его номер и поднесла телефон к уху. Моя рука дрожала. Знаю, я слишком эмоционально реагировала, но уж очень сильным было разочарование. После моих грез желание увидеть его сводило с ума.

Сразу включилась голосовая почта. Я услышала его голос: «Это Блэйд. Вы знаете, что делать».

Я не оставила сообщения. Я обязательно поговорю с ним позже. Он все объяснит. И может быть, мы все же встретимся, только позже.

Ужин с родителями, казалось, длился целую вечность. Я почти не рассказывала им о Блэйде. Обычно я выкладываю им все без утайки. Я не из тех, кто держит все в себе. Но почему-то я не захотела обсуждать с ними Блэйда.

Родители у меня замечательные. Не допекают нравоучениями и вообще относятся ко мне как ко взрослой. Они мирятся с моей горячностью, дикими скачками настроения и сумасбродством. И вообще не суют нос в мою жизнь.

Думаю, они были бы не прочь узнать, что я пишу в дневнике, но, уж конечно, им не видать его как своих ушей. Как уже говорила, я храню его под замком, а ключ ношу на шее.

Папа у меня – рослый цветущий мужчина, настоящий богатырь. Он хвастается, что в свои сорок три сохранил все волосы. Мама поддразнивает его, дескать, это его величайшее достижение. Ей нравится осаживать папу всякий раз, как он задирает нос. Она говорит, что это ее хобби.

Папа три раза в неделю посещает спортзал, а еще он заядлый велосипедист. По утрам он встает не позже шести и проезжает десять миль по Ривер-Роуд на гоночном велосипеде. Он работает администратором в городской больнице Шейдисайда, где весь день перебирает бумаги да решает проблемы сотрудников. Вот ему и хочется размяться и подышать свежим воздухом перед работой.

Мама смотрелась бы сногсшибательно, если бы уделяла больше внимания внешности. Однако ей плевать и на наряды, и на прическу, и на все остальное. В основном она носит мешковатые футболки и кошмарные «мамочкины» джинсы. Обычно она стягивает светлые волосы в хвост на затылке и отказывается делать макияж. Говорит, что любит естественность. А вот если бы она использовала чуточку румян и немножко помады – ей можно было бы дать на пять лет меньше.

Мама преподает деловую этику в колледже Мартинсвилля и читает лекции в разных организациях. Я не шибко понимаю, о чем она вещает. Она очень много читает – по три сетевых издания в день и все книги по бизнесу, какие только выходят.

Итак, мы ужинали. Когда мы втроем, то едим в уголке для завтрака рядом с кухней. Это уютное местечко с окнами, залитыми солнечным светом, столом для пикников и скамеечками. А столовая у нас предназначена для больших компаний, так что мы используем ее только по праздникам.

Папа принес жареную курицу навынос и картофельное пюре с подливкой. Все как я люблю, но сегодня аппетит у меня был неважный. Ты знаешь почему, Дневничок.

Я смотрела на окорочок в тарелке. Мама рассказывала о судебном иске против какой-то фирмы, о которой я ничего не слышала, и объясняла, почему его следует отклонить. Папа сочувственно цокал языком и накладывал себе пюре.

– У тебя сегодня свидание с тем мальчиком? – прервала мои мысли мама.

– Э… не сегодня, – ответила я. – Я, наверное, схожу к Миранде, посмотрим какие-нибудь фильмы.

Мама склонилась ко мне через стол:

– Напомни, как его зовут?

– Блэйд, – сказала я. – Блэйд Хэмптон.

– Ничего себе имечко, – проворчала мама. – Нормальные имена сейчас не в ходу. Ты знакома с каким-нибудь Джеком, Джо или Биллом?

Я засмеялась:

– Не-а, не знакома.

– Ты уже не первый раз гуляешь с этим парнем, – вмешался папа. – Почему бы не пригласить его как-нибудь к нам?

Я о Блэйде особо не распространялась. Не то чтобы скрывала, но и не горела желанием откровенничать с родителями на его счет.

– Да, хорошо, – сказала я. Всегда разумнее согласиться, не вступая в спор.

Папа сменил тему, поведав нам, как он сегодня потянул мышцу, катаясь на велосипеде, и как у него свело ногу. Одно из главных достоинств родителей – это их рассеянное внимание. Через минуту-другую они обязательно переключатся на что-нибудь другое.

Я погрызла куриную ножку, запихнула в себя немножко пюре и капустного салата. Только чтобы мама и папа не задавали лишних вопросов. Из головы не выходили мысли о Блэйде. Интересно, что с ним случилось?

После ужина я переоделась в кофточку с длинными рукавами. На улице похолодало, небо заволокли дождевые тучи. Пожелав родителям спокойной ночи, я побежала к машине.

По дороге к дому Миранды на лобовое стекло упало несколько капель дождя. Миранда живет на Хизер-Корт в Норт-Хиллс, элитном районе Шейдисайда, во дворце с миллиардом комнат, но все равно очень уютном. Ее родители собирают огромные старые киноафиши, так что с каждой стены на вас смотрят такие звезды, как Чарли Чаплин и Хамфри Богарт.

Миранда тоже увлекается старым кино. У нее в гостях мы с Джули обязательно смотрим парочку черно-белых фильмов сороковых-пятидесятых годов по «Нетфликсу». Мне нравится разглядывать чудны́е старые костюмы (все носят шляпы даже в помещении!) и прикольные машины.

Дождь еле моросил, но я все же включила дворники. Они скрипели, царапая лобовое стекло. Я свернула на Мишн, ведущую к дому Миранды, и сбавила скорость. На этой улице всегда полно машин. Водители срезают через нее путь к Ривер-Роуд.

Я проехала мимо знака «стоп» и тихонько вскрикнула:

– Что?

Это не машина ли Блэйда, там, впереди? Я вгляделась в лобовое стекло, усеянное каплями дождя.

Да. Наверняка она.

Вообще-то, это была машина его отца, но в основном на ней ездил Блэйд. Красный «мустанг» 1995 года выпуска. В Шейдисайде такие не каждый день встретишь. Склонившись над рулем, я прочитала номерной знак. Да. Да. Это машина Блэйда.

Я поставила ногу на педаль тормоза. Не хотела, чтобы Блэйд меня увидел. Не хотела подъезжать слишком близко.

Но… кто это с ним в машине?

Фары встречного грузовика озарили машину Блэйда ослепительно-белым светом, словно огненной вспышкой.

И я увидела ее. Девушку. Рядом с Блэйдом. Девушку с короткими светлыми волосами. Я разглядела только ее затылок. Лица не было видно.

Автомобиль рванул, когда загорелся зеленый сигнал светофора, и с ревом помчался дальше.

Мои руки стиснули руль. Они вдруг стали липкими и холодными.

Я нажала на газ. Я знала, что должна делать.

Я должна последовать за ними.

11

Фары выхватили из темноты заднюю часть «мустанга». Я притормозила, сохраняя достаточное расстояние между нашими машинами. Чертовски захотелось дать по газам и врезаться в них сзади – чтобы эта белобрысая вылетела через лобовое стекло.

Дикая мысль, и я быстро подавила ее. Кем надо быть, чтобы подумать о таком зверстве?

Может, девушка рядом с Блэйдом – его двоюродная сестра? Или еще какая-нибудь родственница, которую нужно подвезти. Или подруга из прежней школы, с которой они не виделись несколько месяцев. Или… Или…

Удивительно, какие коленца выкидывает наш разум, когда мы расстроены или встревожены.

Дождь прекратился. Я выключила скрипучие дворники. Красный «мустанг» свернул на Ривер-Роуд. Выждав пару секунд, туда направилась и я.

Длинное извилистое шоссе петляло вдоль берега реки Конононка, поднимаясь к холмам над Шейдисайдом. В темноте нельзя было разглядеть ее, но я опустила окно, чтобы слышать мягкий плеск волн об илистый берег.

Я думала, что этот звук сможет успокоить меня, но, конечно, он не помог.

Фары снова выхватили из темноты багажник «мустанга». Я притормозила и перестроилась в правый ряд, пропустив между нами другую машину. Я не хотела, чтобы Блэйд видел меня. Не хотела, чтобы он подумал, будто я мнительная или не доверяю ему.

Ясно, что у него чрезвычайная ситуация. Вот почему он не успел объяснить мне, в чем дело.

Но… если это чрезвычайная ситуация, почему он свернул на стоянку возле «Пожара»? «Пожар» – это танцевальный клуб на Ривер-Роуд. Он предназначен для взрослых, но многие старшеклассники туда тоже захаживают, потому как тамошнему охраннику влом проверять документы. Не похож на малолетку – проходи.

На неоновой вывеске плясали красно-желтые языки пламени. Табличка рядом гласила: «ЛУЧШИЙ ТАНЦКЛУБ ШЕЙДИСАЙДА. ДАМАМ ВХОД СВОБОДНЫЙ».

Клуб представлял собой невысокое длинное здание кирпичного цвета, вдоль покатой крыши мигали красно-синие огни. Ко входу под навесом вела красная ковровая дорожка. У навеса, за деревянной стойкой, стоял охранник. Даже через закрытые окна до меня доносилось барабанное уханье танцевальной музыки.

Когда я смотрела, как красный «мустанг» въезжает на ярко освещенную стоянку, на меня накатила волна тошноты. Это я должна сегодня быть с Блэйдом. Он написал мне, что задерживается. Тогда что он делает здесь, в танцклубе, с этой блондинкой?

Надежды на то, что причина в каких-то семейных неурядицах, разлетелись вдребезги, развеялись как дым. Я с трудом сглотнула – ужин просился на выход. Борясь с удушьем, я смотрела, как Блэйд остановил автомобиль и выключил фары.

Я медленно вела машину по гравию, держась позади. Склонившись над рулем, я вглядывалась в мельтешение красных, синих и желтых огней. Я остановилась и сдала назад, втиснувшись между двумя внедорожниками, стоявшими у входа в клуб.

Когда я оглянулась, Блэйд и девушка уже вышли из машины. На Блэйде была все та же красная толстовка и зауженные джинсы. Девушка была высокая и стройная, даже выше его, разноцветные отсветы играли на ее бледном лице и коротких светлых волосах.

Она прижалась к Блэйду, а он обнял ее рукой за плечи. Так они и шли рядом, смеясь.

У меня вырвался всхлип. Я с трудом восстановила дыхание.

Я призналась ему в любви. Той ночью, в его машине, на Ривер-Ридж. Над нами сияли звезды, далеко внизу серебрилась река, а мы обнимались, обнимались так, словно были одни на свете. Мы целовались… целовались и… и…

Я схватилась за ручку дверцы, готовая выпрыгнуть из машины. Меня так и подмывало выскочить, перебежать парковку, схватить его – схватить, развернуть и…

– Нет.

Я вцепилась в руль, сжала его до боли в руках и смотрела, как они целуются. Она повернулась к нему, он обнял ее за шею и притянул к себе. И они снова поцеловались. Над ними переливались красно-синие огни, будто передо мной было карнавальное шествие или яркий сон.

Ах, если бы.

Если бы только это не было явью, Дневничок. Но это происходило в действительности, причем у меня на глазах.

Я распахнула дверцу машины. Она стукнула соседний внедорожник, но мне было плевать. Я вылезла и заковыляла вперед, прочь от автомобиля. Ноги не слушались меня. Мир вокруг ходил ходуном.

Меня всю трясло, но я заставляла себя идти.

Заглушила ли я мотор? Выключила ли фары? Не помню, Дневничок.

Блэйд с девушкой остановились у стойки охранника. Это был бритоголовый амбал, одетый в лиловую майку, которая открывала его могучие бицепсы в татуировках, и мешковатые серые брюки. Блэйд достал что-то из бумажника – скорее всего, липовое удостоверение, – и охранник махнул рукой, пропуская их.

«Стойте!» – Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Я сделала глубокий вдох. Шок быстро перерос в гнев.

Блэйд лгун! Лгун и предатель!

Я не могла стереть из памяти их поцелуй.

Внезапно я поняла, что должна посмотреть ему в глаза. Я хочу, чтобы он знал: я была здесь и все видела.

У меня вырвался вопль ярости. Звериный вопль. Я сорвалась с места, расшвыривая кроссовками гравий, и сломя голову бросилась ко входу в клуб, навстречу сверканию красно-синих огней, ослепленная, подгоняемая болью и злостью.

Я должна попасть внутрь. Должна посмотреть ему в глаза.

До стойки охранника оставалось несколько футов, когда от стены клуба отделилась темная фигура. Сперва я приняла ее за движущуюся тень и лишь через несколько секунд поняла, что это кто-то, одетый во все черное.

Дина Фиар.

Я чуть не налетела на нее. Она схватила меня за плечи, прежде чем мы столкнулись. Я дышала с трудом, хрипло, яростно.

– Дина, что ты здесь делаешь? – выдавила я. Слова с трудом продирались сквозь мое пересохшее горло.

– Он предал нас! – выкрикнула она. – Кэйтлин, он нас предал!

12

Я уставилась на нее разинув рот. Красно-синие огни сверкали в стеклах ее очков, отчего казалось, что глаза горят.

1 Вествуд – район в Лос-Анджелесе, где расположен в том числе и Калифорнийский университет. (Здесь и далее прим. перев.)
2 Имеется в виду Оберлинская консерватория в штате Огайо.
Скачать книгу