Малефисента. История истинной любви бесплатное чтение

Элизабет Рудник
МАЛЕФИСЕНТА
ИСТОРИЯ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ

Посвящается Линде Вулвертон

Это история феи Малефисенты. История, которую вы не знаете. Имейте в виду, это не одна из тех сказок, которые начинаются с проклятия и заканчиваются битвой с драконом. Нет. Это рассказ о том, что произошло на самом деле. И хотя в этой истории встречаются и проклятие, и дракон, в ней есть нечто гораздо большее. Потому что это повесть о несчастной любви, обретенной дружбе и о силе единственного поцелуя…

ПРОЛОГ
ШОТЛАНДСКОЕ НАГОРЬЕ

Лучи предзакатного солнца просачивались сквозь густую траву, золотя зеленые травинки. По небу медленно плыли облака, похожие на неторопливо бродивших под ними по лугу белых пушистых овечек. За своей отарой наблюдали сидевший неподалеку возле каменной стены пастух и его четырехлетний сын. У их ног примостились две колли — закрыв глаза, они устроили себе короткую передышку, отдыхая от своих собачьих обязанностей.

Сегодня маленький мальчик впервые вышел на пастбище со своим отцом. Этого дня он ждал целую вечность — в то время как старшие братья пасли овец все дальше и дальше от дома, его всегда оставляли одного. Но сегодня пришел его черед. Он всю дорогу бежал позади отца, стараясь не распугать овец, которых они гнали к одному из самых дальних лугов. Подражая своему отцу, мальчик принялся покрикивать на овец, чтобы заставить их двигаться дальше.

От новых впечатлений, беготни и выкриков у мальчика разыгрался аппетит. Быстро проглотив ужин, он с наслаждением принялся за большой кусок сладкого пирога, роняя крошки на колени. Заметив, что отец положил свой кусок на землю, мальчик с удивлением спросил:

— Ты что, не хочешь сладкого пирога, папа?

— Я оставляю его здесь для волшебного народца, — ответил пастух, и его обветренное лицо стало серьезным.

Отказаться от сладкого пирога? Мальчик и представить себе не мог ничего подобного.

— Зачем? — спросил он.

Пастух улыбнулся.

— Чтобы поблагодарить их за то, что они делают траву выше и гуще и помогают распускаться цветам. Чтобы показать, что мы не собираемся причинить им зло.

Но такого ответа любознательному мальчику было недостаточно. У него оставалось еще много вопросов.

— А почему они это делают? И какой вред мы можем им причинить? — спросил он своим тоненьким, полным недоумения голоском.

Прежде чем что-либо ответить, пастух потертым ботинком разровнял землю перед собой. Подошвы его ботинок были коричневыми от луговой почвы, а носки их совсем облупились. Времена настали тяжелые — король Генрих с каждым годом требовал все больше и больше зерна и овец. Теперь фермерам приходилось крепко цепляться за землю и беречь старые ботинки, надеясь на лучшее.

— Они часть природы. Они заботятся о растениях, о животных, даже о самом воздухе. — Пастух подхватил пригоршню рыхлой почвы и медленно насыпал ее вокруг угощения. — Но не все люди их ценят. Некоторые нападают на их землю, желая извлечь выгоду из всех природных богатств. Ах, сколько бессмысленных войн было между ними и людьми! И не важно, сколько раз и те и другие стремились заключить мир, — все равно мы, кажется, постоянно находимся на пороге новой войны.

С этими словами пастух печально посмотрел вдаль.

Мальчик ничего не понимал. Его отец нес какую-то несусветную чушь. А ведь когда он сам говорит глупости, мать дает ему подзатыльник и посылает в сарай чистить стойла!

Дать подзатыльник собственному отцу мальчик, разумеется, не мог и потому лишь спросил:

— Зачем ты так насыпал землю?

— В знак уважения, — спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, ответил отец. — Чтобы показать феям, что они могут без опаски полакомиться этим пирогом, и чтобы они не думали, будто мы собираемся их отравить. Знаешь, если их рассердить, они могут сильно разозлиться.

Пастух поднялся, свистнул собак и двинулся к дому.

Оставшийся позади него мальчик сел на калитку загона для овец, его мысли неслись вскачь. Раньше он никогда не слышал о злых феях. Испуганно оглянувшись, он осмотрелся. Не уверенный в том, что за ним не наблюдают эти самые злые феи, он спрыгнул вниз, негромко вскрикнув, и припустил вслед за отцом. Только поравнявшись с ним и почувствовав себя в безопасности, мальчик облегченно вздохнул и начал оглядываться по сторонам — ему ужасно хотелось увидеть хотя бы одну фею.

Спускаясь по склону холма и гоня овец к дому, который отсюда казался маленьким пятнышком, мальчик взглянул на небо, затем вновь перевел взгляд вниз, на землю.

Заметив что-то зеленое на цветке, он остановился и окликнул отца.

— Скажи, это фея? — с надеждой спросил он.

— Нет, — ответил пастух, покачав головой. — Это просто кузнечик.

— А это? — спросил мальчик, указывая на другой цветок.

— Нет, это стрекоза, — снова покачал головой отец и, поняв, что, пока он не расскажет обо всем подробнее, у его сына будет появляться все больше новых вопросов, добавил: — Не все феи обязательно маленькие. Некоторые из них такого же роста, как мы. У одних фей есть крылышки, у других нет. Но у всех фей без исключения заостренные уши.

Мальчик немедленно пощупал свои уши и округлил глаза:

— Папа, мне кажется, я один их них!

Едва удержавшись, чтобы не прыснуть со смеху, пастух остановился и повернулся к сыну.

— Дай-ка я посмотрю на твои уши, — сказал он, осторожно поглаживая сынишку по голове. — Нет, не заостренные, — затем он повернул мальчика спиной и добавил: — И крылышек тоже нет. Ты обыкновенный мальчик.

Сынишка успокоился и улыбнулся. Ему, конечно, очень хотелось увидеть фей, но совершенно не хотелось оказаться одним из них.

Подняв руку, пастух указал пальцем на землю, окружавшую их семейное пастбище.

— Если бы ты был феей, — сказал он, — ты жил бы там. На этих вересковых пустошах они и обитают. Именно из-за них весь этот сыр-бор.

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда указывал отец, и округлил глаза. До сих пор он еще никогда не видел вересковых топей, они были слишком далеко от их фермы. Правда, он слышал от своих братьев истории об отбившихся от стада овцах, которые никогда оттуда не возвращались. Даже сейчас, в теплом сиянии вечернего солнца, топи были погружены в туман, скрывавший все — и всех, кто находился внутри. Вересковые топи простирались в обе стороны, по краю их окружали высокие, узловатые деревья, они тянулись своими ветками к небу и заслоняли раскинувшуюся за ними землю. У основания стволов в пятнах солнечного света виднелись высокие камыши — они наклонялись вперед, словно с любопытством рассматривая принадлежащую людям землю. Мальчик поежился.

Вновь обратив свое внимание на овец, пастух продолжал спускаться с холма. Оставшийся у него за спиной мальчик задержался, не сводя глаз с вересковых топей. Отсюда он мог рассмотреть разложенную на земле пищу, тотемы и талисманы, развешанные на ветках деревьев, окружавших землю фей. Прищурив глаза, он пытался разглядеть что-нибудь в накрывшем пустоши мареве, но не сумел это сделать и, сгорая от любопытства, медленно направился к утонувшей в тумане низине.

В один миг он оказался на краю топей. Туман вокруг слегка рассеялся, и теперь мальчику стали видны камни и мелкие кусты, покрывавшие землю. Опустившись на колени, он вытащил из кармана недоеденный кусок пирога и осторожно положил его на камень. Нетерпеливо схватив горсть земли, насыпал ее вокруг. Затем отступил на шаг назад и принялся ждать.

Ничего не произошло.

Мальчик подвинул пирог ближе к центру камня.

Опять ничего.

Разочарованный в своих ожиданиях, мальчик повернулся, собираясь уйти. Солнце уже садилось, и ему пора было возвращаться вместе с отцом домой.

Неожиданно мальчик услышал за своей спиной легкий дрожащий звук и остановился. Медленно повернувшись, он широко раскрыл глаза, заметив поднявшуюся над краем камня пару маленьких, как у насекомого, усиков.

Мальчик поспешно спрятался за ближайшим камнем, судорожно глотая воздух и слыша, как колотится его сердечко. Усики пошевелились, словно принюхиваясь. Еще секунда — и показалась пара крошечных голубых крылышек, а затем на камень взобралась ярко-синяя фея. Ее кожа радужно переливалась, словно капелька росы, за спиной трепетали прозрачные крылышки. Еще никогда мальчик не видел такого красивого, прелестного существа.

Не подозревая о том, что за ней наблюдают, крошечная фея приблизилась к сладкому пирогу.

Сидя за валуном, мальчик вдруг почувствовал, что у него защекотало в носу. Потер его, пытаясь предотвратить неизбежное, но, увы, безуспешно. И он чихнул.

Резко обернувшись, фея встретилась взглядом с глазами мальчика. На мгновение они оба застыли, с благоговейным страхом глядя друг на друга. Но вдруг раздался громкий лай — это одна из колли вспомнила о своих обязанностях.

И прежде чем мальчик успел сказать хоть слово, фея улетела прочь, оставив пирог нетронутым.

Мальчик вздохнул, поднялся на ноги и пошел прочь от пустоши. Его голова готова была лопнуть от переполнявших ее мыслей и вопросов. Кто эта фея? Молодая она или старая? Добрая или злая? Много ли фей таких же, как она? А самое главное — куда она отправилась?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Похожая на голубую росинку фея стремглав летела прочь от мальчика и его страшного лохматого чудища. Пока она все дальше и дальше улетала в глубь покрытых вереском топей, солнце все ниже склонялось к горизонту, окрашивая все вокруг своими лучами в яркие розовые, пурпурные и синие тона. Небо темнело, а звуки природы становились громче. Слышалось гуканье сов, карканье ворон и гудение перелетавших с цветка на цветок жуков. За спиной феи уходили вдаль деревья, охранявшие границу мира, в котором жил волшебный народец, но впереди уже показались новые, еще более старые и большие. Стволы этих деревьев были разными по цвету, от темно-коричневого до светло-серого, и поднимались высоко в небо, а их кроны, словно крыша, накрывали собой раскинувшиеся под ними вересковые топи. В кронах перекликались птицы, а с ветки на ветку, ничуть не страшась высоты, перепрыгивали белки.

Фея продолжала мчаться вперед. Она миновала большой пруд, в котором плескался кто-то из волшебного народа — высоко в воздух взлетали сверкающие брызги. Свернув в сторону, фея-росинка пролетела над холмом и отправилась дальше, вдоль небольшой лощины. Затем она повернула направо, к большому расщепленному надвое дереву, и оказалась над заросшим яркими красными цветами лугом, который протянулся в длину на расстояние почти в десять древесных стволов. За лугом находился еще один пруд, довольно мрачный по сравнению с первым. На одном его берегу темнела пещера, служившая домом для семьи маджонов. Фея отвернулась, чтобы не встретиться с маджонами взглядом. Эти маленькие существа с большими ушами и вечно наморщенными лбами — казалось, их все время что-то беспокоит — были милыми, но слишком уж безалаберно, по мнению феи, вели свое домашнее хозяйство. Фея-росинка все быстрее и быстрее махала своими крылышками.

Наконец она оказалась в красивой рощице. Это был Холм феи. Расположенный в самом центре топей, Холм был особенным местом для всех, кто здесь жил. Холм феи буквально пульсировал от переполнявшей его магической энергии, которую он получал от обитавших на нем существ и растений. Округлый по форме, Холм состоял из больших торфяных болот и нескольких маленьких ручейков, а центральную его часть занимало возвышавшееся надо всем огромное дерево. Опустившись на маленький камешек на краю болота, фея-росинка огляделась по сторонам и улыбнулась, радуясь тому, что вернулась домой и снова видит вокруг себя знакомые лица.

Слышалось ворчание уоллербога, погружавшего свое неуклюжее тело в мутную воду, чтобы присоединиться к своим собратьям. У всех уоллербогов по краям головы расположены отвислые длинные уши с острыми кончиками и толстые усики-антенны с розовой бахромой. Уоллербоги сидят рядком и роняют в болото свои слюни, образуя такой важный для жизни болот ил.

Дальше от края болота суетились пурпурные, похожие на рыбок существа с огромными глазами и большими ртами. Они цедили грязную воду пропуская ее сквозь свои напоминающие сети плавники, и вода вновь становилась чистой и свежей. Неподалеку от них была видна группа мисти-каменщиков — серых безволосых мистических существ, очень похожих на камни, над которыми они трудились, расставляя их так, чтобы расчистить путь потоку чистой воды. Куда ни взгляни, обитавшие в рощице существа дружно работали, помогая природе сохранять равновесие и гармонию.

А в самом центре Холма возвышалось Рябиновое дерево. От огромного, величавого ствола тянулись вверх толстые длинные ветви, а у его подножия расползался лабиринт вьющихся, покрытых мхом корней. Ветки были усеяны блестящими листьями — когда лунный свет падал на них под определенным углом, листья загорались зеленым светом, освещая всю рощицу. Возле могучего ствола сидела прекрасная, ростом с человека, фея и качала на руке ребенка. Черные, цвета воронова крыла, волосы феи блестели в лунном свете, а своими широкими крыльями она, словно одеялом, укрывала себя и своего ребенка. Напевая колыбельную, фея подняла свободную руку вверх, и на нависших над ее головой ветвях неожиданно раскрылись ночные цветы. Затем она заставила листья и цветки танцевать, покачиваясь в такт ее песенке, а маленькая дочка феи затихла, засыпая.

— Гермия, — раздался ласковый голос за спиной матери, и тут же рядом с ней появился высокий красивый мужчина. Это был ее муж, Лисандр. Он тоже был из волшебного народа. Его зеленые глаза ярко горели, словно звезды в раскинувшемся над ними ночном небе.

— Т-с-с, — нежно предупредила мужа Гермия. — Она спит.

— А, вот где она, — Лисандр улыбнулся, наслаждаясь видом своей маленькой спящей красавицы. Затем он наклонился, чтобы поцеловать дочку в лоб, и обнял жену.

— Как все прошло? — спросила Гермия, когда муж уселся рядом с ней, прислонившись спиной к стволу Рябинового дерева.

Лисандр вздохнул и ответил, нахмурив брови:

— Никак. Люди не явились. Я ждал их на границе до самого заката, а потом вернулся назад.

Гермия огорчилась. Потерян еще один день в их попытках сохранить мир. Хотя волшебный народец в большинстве своем не верил людям, помня об их бесконечных нападениях, Лисандр и Гермия считали, что нельзя судить обо всех по действиям лишь некоторых. Они верили в то, что мир между двумя народами возможен. На протяжении многих лет они пытались завязать дружеские отношения с местными фермерами и пастухами. Это были люди, которые действительно дорожили природой. Собственно говоря, семена, из которых выросло ставшее их домом Рябиновое дерево, были подарком от одной фермерской семьи, решившей таким образом отблагодарить фей за то, что те помогли им сохранить урожай во время засухи. С помощью нескольких магических заклинаний эти семена удалось превратить в роскошное обиталище, в шедевр природы, который глубоко чтили все без исключения окрестные жители.

Однако установившееся хрупкое согласие между волшебным народом и людьми готово было вот-вот переломиться, словно прутик. Часовые, похожие на пятиметровые деревья существа, охранявшие границу, предупредили о том, что у края топей собираются вооруженные люди, и эта новость сильно встревожила всех обитателей Холма. Они считали это верным признаком того, что люди вновь готовы вторгнуться в их владения, чтобы осушить болота и приспособить топи для своих нужд. Разразится новая война. Надеясь положить конец бесконечной эпохе насилия и жестокости, Лисандр решил отправиться на границу, чтобы начать мирные переговоры.

— Что думает об этом Бальтазар? — спросила Гермия, имея в виду одного из древоподобных охранников границы.

— Он очень озабочен. В течение недели люди в одно и то же время приходили к большому водопаду. Очень странно, что они внезапно прекратили свои визиты.

Гермия ничего не ответила.

Они молчали, прекрасно зная, о чем сейчас думает каждый из них. Наивно надеялись на то, что люди просто хотят исследовать топи или, если у них действительно дурные намерения, их можно убедить отказаться от них. Страшно оттого, что они упустили возможность изменить ход истории и сделать безопасным мир, в котором предстоит расти их дочери. Напряжение в воздухе росло с каждой минутой.

— Завтра, — сказал Лисандр, прерывая затянувшееся молчание. — Я вернусь туда завтра.

— Я пойду с тобой, — добавила Гермия. — Я должна быть там. За Малефисентой найдется кому присмотреть.

В ветвях шумел легкий ветерок. Гермия положила голову на плечо Лисандру, он прижался к ней щекой. Так, несмотря на давившую их сердце тяжесть, они вслед за дочерью тихо уснули под шелест листьев Рябинового дерева.

Вначале они услышали птичий щебет. Затем крики.

— Война! Началась война! — кричал мисти-каменщик.

— Люди напали! — пронзительно вопил водяной.

Гермия и Лисандр вскочили, инстинктивно развернув свои крылья. Ночь еще не кончилась, небо было черным и беззвездным. Вокруг по усыпанной листьями земле, по бурлящим протокам и в воздухе сновали феи и животные. Гермия посмотрела на драгоценный сверток в своих руках. Удивительно, но даже этот шум не разбудил Малефисенту.

Мимо них второпях пролетали три взъерошенные пикси.

— Что случилось? — спросила Гермия, загораживая им дорогу.

— Здесь люди! На границе! Целая армия людей! — истерично крикнула одна из пикси по имени Нотграсс.

— С оружием! — сказала пикси в голубом, по имени Флиттл.

— И в уродливом снаряжении! — добавила самая маленькая из них, Фислвит.

— Может быть, еще есть время, — ответил Лисандр на молчаливый вопрос жены. — Если мы сможем договориться с ними…

— Да, — поспешно согласилась Гермия. — Нам необходимо как можно скорее попасть на границу.

Она крепче прижала к себе спящую дочь, и они полетели вниз, к покрытой пышной зеленью лужайке, что раскинулась прямо под Рябиновым деревом. Осматривая заросший мхом берег болота, они принялись звать своих друзей:

— Аделла! Зяблик! Душистый Горошек!

— Робин! — воскликнула Гермия, увидев маленького бойкого эльфа, спешившего им навстречу. Робин много лет был другом их семьи. По-детски непосредственный и неугомонный, он всегда сыпал шуточками, готовый включиться в игру, был лучиком света, таким необходимым в мрачные времена, слишком часто, увы, настававшие на вересковых топях. Но сейчас выражение его лица было мрачным. Таким серьезным Робина еще никогда не видели.

— Вот где ваша троица! А мы уже вас обыскались, — сказал Робин, приблизившись к ним. — Вон та нора — хорошее укрытие для тех, кто не может сражаться. Пойдемте туда, прошу вас.

И он двинулся было в том направлении, откуда прилетел.

— Нет, — остановила его Гермия. — Послушай, мы хотим, чтобы ты взял с собой в укрытие Малефисенту, но сами туда не пойдем.

— Мы отправляемся к людям, — пояснил Лисандр.

Робин внимательно посмотрел на них и кивнул. Он знал об их давних попытках установить мир и о том, как это важно для них. Спорить с ними было бы пустой тратой времени.

— Хорошо, — ответил Робин. — Но дойдите со мной до укрытия. Не думаю, что смогу сам удержать Малефисенту.

Феи молча плечом к плечу летели сквозь царивший вокруг шум и хаос. Заговорили они только после того, как родители поцеловали Малефисенту, осторожно разместив ее внутри уютной норы, где девочку немедленно окружили заботливые разноцветные существа.

— Благодарю тебя, — на прощание сказал Лисандр Робину. — Мы постараемся вернуться как можно скорее.

Затем Лисандр и Гермия вспорхнули в черное ночное небо и направились навстречу доносившимся со стороны границы громким крикам и вспышкам огней. Вскоре они стали похожи на стремительно летящих по небу маленьких птиц.

Когда его друзья скрылись из виду, Робин обернулся, чтобы взглянуть на спящего ребенка. Губы Малефисенты приоткрылись, ее животик вздымался в такт сонному дыханию. Она не знала, что ее родители только что улетели навстречу опасности, чтобы попробовать в очередной раз спасти пустошь.

— Спи, радость моя, — прошептал Робин. — Мы позаботимся о тебе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ночь казалась бесконечной, как все наполненные неожиданными переживаниями ночи. Спрятавшиеся в укрытии феи не думали, что смогут уснуть из-за доносящихся снаружи ужасных звуков. Не надеялись они и на то, что когда-нибудь снова взойдет солнце и наступит следующее утро. Но сон все же сморил их, и солнце встало, отмечая начало новой зари… и новой эпохи. С восходом солнца запели птицы, а по всем топям началось лихорадочное движение.

— Война закончена! — кричали неподалеку мисти-ежи.

— Война закончена! — вторили им пролетавшие по небу феи-росинки.

При первых криках Робин проснулся и оглянулся по сторонам. В темной норе он был один. Случись это в любой другой день, он бы весело рассмеялся, подумав, что кто-то решил поиграть с ним в прятки. Но сейчас он запаниковал.

— Малефисента! Опоссумы разодетые, где же она… где все… Малефисента!

— Все в порядке, — раздался похожий на звон колокольчиков голос его подруги по имени Душистый Горошек.

Робин повернулся вправо и увидел малышку Малефисенту — та лежала в большом гнезде на берегу неглубокого ручья. Четыре деловитые речные феи — Крисит, Локстоун, Вала и Пипси — мыли мягкие темные волосы девочки, осторожно поливая ее головку прозрачной, сверкающей на солнце водой. Малефисента ворочалась в своем гнездышке, тянула к ним ручки, а тем временем Душистый Горошек и Финч украшали ложе цветами и листьями.

— Все утро приходят новости, — объявила Душистый Горошек. — Битва окончена. Топи снова в безопасности.

— Мы готовим Малефисенту к встрече с Гермией и Лисандром, когда они вернутся. Уверена, они будут с минуты на минуту, — добавила Финч, откидываясь назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Затем она вновь наклонилась вперед, чтобы поправить листик, который, по ее мнению, оказался не на месте.

Робин улыбнулся, потом громко рассмеялся.

— Кашляющие уоллербоги! Они сделали это! — Он подлетел к Малефисенте и пощекотал ей щечки. Малышка захихикала и захлопала в ладошки от удовольствия.

Спустя несколько часов после того, как фея-фруктовница Аделла накормила Малефисенту ягодами, а Робин с полсотни раз сыграл с ней в «ку-ку, кто здесь?», Малефисента принялась тихо плакать. Робин подумал, что, наверное, девочка уловила растущее во взрослых чувство тревоги и сама догадалась, что что-то не так. Опасения Робина подтвердились, когда он увидел гиганта-охранника, который медленно направлялся в их сторону.

Огромные охранники-деревья очень редко появлялись в этой части топей — можно сказать, никогда. Они гораздо уютнее чувствовали себя на краю топей и очень серьезно относились к своим обязанностям — стеречь границу. Для того чтобы охранник пришел сюда, должно было случиться нечто крайне важное, особенно если учесть, что только-только закончилась битва. Часовой приближался, волоча по земле свою огромную тень, тяжело звучали шаги, и на этот звук со всех окрестных мест начал собираться волшебный народец.

— Что привело тебя сюда, Берчалин? — спросил Робин часового, когда тот вплотную подошел к ним. — Скоро ли нам ждать возвращения Лисандра и Гермии?

Часовой вздохнул и ответил, переминаясь с корня на корень:

— Боюсь, я принес плохие вести. Я сам вызвался сообщить их, но теперь мне трудно говорить.

Некоторые феи взлетели повыше и окружили дерево-часового, чтобы лучше его расслышать. Им не терпелось узнать новости, и в то же время их заранее пугало то, что они могут услышать.

— Я думала, что мы выиграли войну, — прошептала Финч.

— Мы действительно смогли защитить наш дом и на этот раз, — негромко начал Берчалин. — Но, боюсь, победа досталась нам дорогой ценой. Минувшей ночью были убиты Лисандр и Гермия.

Собравшиеся феи ахнули, а Малефисента начала громко плакать в своем лежащем на земле гнездышке. Остальные смотрели на нее потрясенные, охваченные жалостью к маленькой сироте.

Первым из оцепенения вышел Робин. Он опустился на землю рядом с Малефисентой, притронулся своей маленькой рукой к ее плечику. Один за другим к ним присоединялись другие волшебные существа. Душистый Горошек и Финч встали у ног малышки, речные феи — возле ее головы, уоллербоги вылезли из своего озера и уселись по бокам гнездышка.

Затем они подняли Малефисенту в воздух и понесли через лес, а Берчалин и остальные печальной толпой двинулись следом. В конце концов все они собрались в месте, куда, как всем было известно, и должны были прийти, хотя никто не произнес его названия вслух. Рябиновое дерево. Малефисенту осторожно опустили в развилку могучих стволов. Солнечные лучи, пробившись сквозь листву, окружили голову девочки ярким ореолом. Как только Малефисента оказалась на дереве, она перестала плакать.

Волшебный народец встал вокруг, прикрывая собой маленькую фею. Первым заговорил Робин. Он повторил то, что уже сказал всего несколько часов назад:

— Мы позаботимся о тебе.

Шли годы, Малефисента росла замечательным, счастливым ребенком. Волшебный народец воспитывал ее сообща, заботился о ней. Каждый старался научить Малефисенту своему ремеслу, языку, поделиться своими навыками. Так продолжалось до тех пор, пока не стало ясно, что за Малефисентой нет нужды больше присматривать. Она все схватывала на лету и с очень раннего возраста начала проявлять свой сильный и независимый характер. Вскоре многие жители пустошей из нянек превратились в надежных товарищей и друзей Малефисенты, которые проводили с нею дни напролет. Больше всего она любила бывать с теми, кто мог рассказать ей о родителях.

— О, у тебя крылышки, как у мамы, — могла сказать Душистый Горошек во время утренней прогулки по воздуху, когда Малефисента неловко пыталась ковылять рядом с ней, путаясь в своих больших непослушных крыльях. Но услышав, что ее огромные черные крылья похожи на мамины, Малефисента тут же краснела от гордости.

— У твоего папы были такие же блестящие глаза, — могла заметить Финч, когда они гуляли по лесу. И Малефисента спешила посмотреть на свое отражение в зеркале пруда, вглядываясь в свои действительно яркие глаза. Но больше всего Малефисента любила проводить время в компании своего лучшего друга, Робина. Иногда они играли в игры, которые сами придумывали: отгадывали животных, которых изображали, или состязались, кто сегодня состроит самую чудную гримасу. Зачастую Робин учил Малефисенту разыгрывать других волшебных существ. Они могли хохотать до упаду, глядя на недоумевающее лицо мисти-каменщика, обнаружившего свои камни переставленными нашими проказниками на другое место. Или потешаться, слушая, как бранятся друг с другом пикси, не зная, что собранные ягоды съели Робин с Малефисентой, а не одна из них.

А еще они любили просто посидеть в Рябиновом дереве. Робин знал родителей Малефисенты лучше, чем кто-либо, и постоянно рассказывал ей о них. Это были разные истории — порой глупые, порой нежные, но они всегда вызывали улыбку на лице Малефисенты.

— А тут я как выпрыгну из болота, как спугну с Лисандра живых светлячков, представляешь? — громко хохотал Робин, вспоминая былое, и Малефисента вторила ему.

— Ох, Робин, ну ты даешь! И это в тот самый момент, когда он пытался произвести впечатление на мою маму! — смеялась она.

— Он все-таки сумел произвести на нее впечатление, когда подпрыгнул вверх метра на четыре, словно перепуганный олух.

Отсмеявшись, Малефисента задала вопрос, которого Робин очень боялся.

— Робин… ты видел человека вблизи?

— Нет, девочка, — нахмурившись, ответил он, — не видел. И не хочу, если честно. От этих людей одни неприятности.

Малефисента выпрямилась и еще настойчивее продолжила расспрашивать:

— Но ты говорил, что мои родители верили, будто есть и хорошие люди. И что когда-нибудь мы сможем наладить с ними добрые отношения.

— Говорил, — согласился Робин. — Но ты знаешь, во что обошлась им эта их вера, — он говорил негромко, но твердо. Иногда он забывал, насколько юной и наивной была Малефисента. — Люди пытаются украсть наши сокровища, ограбить нашу землю. И у каждого есть оружие из железа — да-да, из вещества, которое сжигает наше племя.

— Но, Робин, ведь люди тоже часть природы, — не унималась Малефисента. Чувствовалось, что она много раздумывала над всем этим. — Я знаю, что есть ужасные люди. Чудовища. Однако и феи встречаются злые, и животные тоже, но добрых все равно больше. Так и люди не могут быть плохими все без исключения.

Какое-то время Робин молчал. Он не мог дать Малефисенте тот ответ, которого она ждала. После той ужасной ночи он возненавидел всех людей за то, что они тогда у него отняли.

— Нет, любовь моя, — сказал он наконец, похлопывая Малефисенту по ладошке. — Все люди злые.

И с этими словами поднялся в воздух и улетел прочь от Рябинового дерева, не в силах продолжать разговор.

Малефисента вздохнула и снова прислонилась спиной к стволу. Может быть, Робин и не верил в хороших людей, зато она верила. А еще она знала, что родители гордились бы ею за это.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Прошло два года. Рябиновое дерево осталось почти таким же, как прежде, разве только слегка потемнела от времени его кора и чуть ниже склонились ветки. Но если само Дерево мало изменилось, то о его обитателях такого не скажешь.

Развернув крылья, Малефисента вспорхнула вверх и вылетела из Рябинового дерева. Поднимаясь все выше, она с легкостью парила, ныряла и кружилась в воздухе над вересковыми топями. Давно прошли времена, когда Малефисента с трудом управлялась со своими крыльями. Теперь они были с нею единым целым. Забираясь все выше и выше в небо, Малефисента прорвалась сквозь облака, а затем неподвижно повисла в воздухе. Ее лицо просветлело — она наслаждалась этим мгновением. Затем фея рассмеялась и спикировала вниз. Она летела вдоль стремительно текущей реки — вода в ней радостно бурлила, струясь по камням. При виде камней в глазах Малефисенты блеснул огонек, и она взмахнула руками. Камни на дне реки зашевелились, начав перемещаться по магическому приказу Малефисенты. Закончив, она задержалась, чтобы полюбоваться на свою работу — красивый получился водопад.

Потом Малефисента полетела дальше, приветствуя встречавшихся ей по дороге речных существ:

— Доброе утро!

Она пролетела над уоллербогами, весело кидавшимися друг в друга грязью. Заметив Малефисенту, один из уоллербогов приподнялся, готовый принять ее в их игру.

— Нет-нет, не смей! — предупредила его Малефисента. — Не смей…

Уоллербог кинул в Малефисенту комок грязи, но промахнулся и попал в мисти-ежа.

— Ага! Промазал! — рассмеялась Малефисента и, махнув на прощание рукой, полетела через лес над скользящими по поверхности реки речными феями.

— Отличная работа, девочки! — окликнула их Малефисента.

Она обернулась и увидела, что за ней пристроились несколько надоедливых фей-росинок.

— Эй! Ищите свои потоки ветра!

Неожиданно Малефисента заметила махавших ей с камня Нотграсс, Флиттл и Фислвит. Эти три пикси были довольно хвастливыми и взбалмошными, но никогда еще не выглядели такими взволнованными.

— Из-за чего переполох? — спросила Малефисента, опускаясь перед ними.

— Малефисента, ты уже слышала? — быстро заговорила Нотграсс. — Часовые на границе…

— А чего ты первой начала? — перебила ее Флиттл. — Я сама хочу рассказать!

— И я хочу! — подхватила Фислвит.

Малефисента переступила с ноги на ногу — трескотня пикси уже начала ее утомлять.

— Да говорите же, в чем дело?

— Малефисента, часовые на границе… — начала Флиттл.

— Часовые заметили человека, вора, возле заводи драгоценных камней! — выпалила Фислвит и добавила, обращаясь к остальным пикси: — Простите.

Малефисента широко раскрыла глаза и взлетела в воздух. В ее голове стремительно мелькали мысли — сотни мыслей.

Человек. Здесь, на вересковых топях. Разумеется, Робин никогда не одобрит ее решения встретиться с ним. Но это ее шанс самой увидеть, что представляет собой человек. Малефисенту распирало от любопытства.

Малефисента приземлилась на камень напротив большого водопада. Двое часовых стояли в воде и жестами, указывали в сторону кустарника. Увидев Малефисенту, Бальтазар окликнул ее на своем волшебном языке живых деревьев.

— Я не боюсь, — ответила ему Малефисента. — Между прочим, я еще никогда не видела человека вблизи.

Она всмотрелась и сквозь кустарник заметила фигуру мальчика примерно своего возраста.

— Что он взял из заводи? — спросила Малефисента.

Бальтазар что-то проскрипел в ответ.

Камень. Малефисента вздохнула, а затем крикнула в сторону кустов:

— Выходи!

— Нет! — дерзким тоном крикнули из-за кустов. — Они намереваются убить меня. И, между прочим, мерзко выглядят.

Бальтазар снова заскрипел, на этот раз очень раздраженно.

— Ты очень груб! — с упреком сказала Малефисента кустам, а для Бальтазара добавила: — Не слушай его. Ты образец красоты.

Затем она снова повернулась к кустам и, начиная уже терять терпение, продолжила:

— Воровать нехорошо, но мы не убиваем людей за это. Выходи. Немедленно вылезай оттуда!

Из кустов показался худенький, бедно одетый мальчик. Увидев Малефисенту, он вытаращил глаза:

— Так это ты.

Малефисента осмотрела его с головы до пяток. Он был примерно одного с ней роста, а это, пожалуй, маловато для человека.

— Ты уже взрослый? — спросила она.

— Нет.

— Я думаю, ты просто мальчик, — сказала Малефисента.

— А ты просто девочка, — ответил мальчик. — Кажется.

— Кто ты? — прищурилась Малефисента.

— Меня зовут Стефан. А тебя?

— Я Малефисента. — Она помедлила, а затем задала вопрос, который действительно волновал ее: — Ты собираешься причинить нам зло?

— Что? — удивленно заморгал Стефан. — Нет.

— Тогда я выведу тебя с топей.

Бальтазар снова заскрипел.

— Ах да, верно, — ответила ему Малефисента и перевела взгляд на Стефана. — Ты должен это вернуть.

— Что вернуть? — спросил Стефан. Малефисента переглянулась с часовыми и вздохнула. Затем протянула руку и уставилась на Стефана, который застонал, поняв, что проиграл. Он полез в карман, вытащил из него красивый камень и кинул его Малефисенте. Та ловко поймала его, потом осторожно уронила в сверкающую воду и жестом пригласила Стефана следовать за ней. Поскольку у мальчика не было крыльев, им пришлось идти пешком. Малефисента пожалела людей.

— Если бы я знал, что ты выбросишь тот камень, оставил бы его у себя, — ныл Стефан.

— Я его не выбросила. Я вернула его домой. Так же, как собираюсь вернуть домой тебя.

Какое-то время они шли молча, Малефисента вывела Стефана на лужайку перед лесом. Вдали, за широкими полями, стоял замок. Малефисента уставилась на него, размышляя, что привлекательного может быть в том, чтобы закрыться от всего мира за высокими стенами. Заметив взгляд Малефисенты, Стефан сказал:

— Когда-нибудь я буду жить там. В замке.

— А где ты живешь сейчас? — спросила Малефисента, на которую слова мальчика не произвели никакого впечатления.

— В сарае, — ответил Стефан.

А вот об этом Малефисенте захотелось узнать подробнее.

— В сарае? Значит, твои родители фермеры?

— Мои родители умерли.

Малефисента внимательно взглянула на него. Возможно, между ними больше общего, чем она думала.

— Мои тоже, — тихо сказала она.

— От чего они умерли? — спросил Стефан. — От чумы?

— Их убили люди. В последней войне, — она указала рукой в сторону топей и леса. — Теперь это все моя семья.

— Печально, — нахмурился Стефан.

— Вовсе нет, — поспешно возразила Малефисента. — У меня есть все, что мне нужно.

— Мы с тобой еще увидимся, — неожиданно сказал Стефан.

Малефисента вздохнула, вспомнив о том, как сильно не доверяют людям Робин и другие волшебные существа.

— Знаешь, ты не должен сюда возвращаться. Это опасно.

— Хочешь сказать, это не для меня?

— Не для тебя, — кивнула она.

— А если я все же решусь, если вернусь… я встречу тебя здесь? — Сейчас он был всего в нескольких сантиметрах от нее.

Малефисента, вдруг почувствовав себя неловко, занервничала.

— Возможно.

Стефан протянул ей руку, Малефисента протянула навстречу свою. Но как только их ладони соприкоснулись, руку Малефисенты пронзила жгучая боль, и она ее отдернула. Опустив глаза, она поняла, что обожгло ее ладонь — кольцо на пальце Стефана.

— Что случилось? — заволновался Стефан.

— Твое кольцо сделано из железа, — пояснила Малефисента, тряся рукой, чтобы унять боль.

— Прости, — Стефан снял кольцо и зашвырнул его далеко в поле.

Малефисента была тронута. Еще никто и никогда не совершал ради нее таких самоотверженных поступков.

Стефан улыбнулся и пошел прочь. Малефисента смотрела, как он быстро спускается по склону холма. Вдруг Стефан обернулся и крикнул:

— Мне нравятся твои крылья!

Лицо Малефисенты расплылось в широкой улыбке. Похоже, ее родители были правы. Не все люди плохие. Правда, встречи со Стефаном ей лучше хранить в тайне от остальных — наверняка все начнут рассказывать ей о том, как опасно разговаривать с людьми.

А далеко ушедший вперед Стефан поглаживал пальцами гладкий камешек, который он взял из заводи и который ему удалось утаить от Малефисенты. Сейчас этот камешек был надежно спрятан в его кармане.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Спустя неделю, летая высоко в воздухе, Малефисента заметила знакомую фигурку, слонявшуюся по лужайке перед лесом.

Она улыбнулась, полетела быстрее и неслышно опустилась на землю позади Стефана. Тот обернулся, испуганный ее неожиданным появлением.

— Так-так, — сказала она. — Смотрите, кто пришел.

— Решил, что лучше рискнуть.

Малефисента покраснела. В это время из-за деревьев выглянул олененок.

— Если бы я взял с собой лук, то угостил бы тебя отличным ужином, — сказал Стефан, указывая рукой на олененка.

Не обращая внимания на его слова, Малефисента подошла к олененку. Какое прелестное создание. Она осторожно протянула олененку руку, а затем опустилась возле него на колени. Олененок прижался мордочкой к ее ладони.

— Колдовство, — прошептал Стефан, наблюдая за ними.

— Нет. Просто доброта, — поправила его Малефисента, не сводя глаз с олененка.

Стефан подошел к Малефисенте, и олененок умчался прочь. Малефисента поднялась и повернулась к Стефану:

— Когда мы впервые встретились, ты сказал «так это ты». Что ты имел в виду?

— Люди видели тебя. Как ты летаешь. Девушку с вересковых топей, совсем такую же, как мы… только с крыльями. — Он уставился на крылья, явно желая рассмотреть их поближе. Заметив это, Малефисента протянула одно крыло Стефану.

— Можно, ты уверена? — спросил он.

Малефисента кивнула, и Стефан осторожно прикоснулся к ее крылу.

— Они прекрасны.

— Благодарю, — сказала Малефисента, оглядываясь через плечо. — Они особенные, правда?

Теперь Стефан взглянул вверх, на рожки Малефисенты:

— Они острые?

Фея покраснела, затем, неожиданно смутившись, наклонила голову.

— Они великолепны, — сказал Стефан. — Правда. Это самые великолепные рожки, которые я когда-либо видел.

Переполненная чувствами, Малефисента, не раздумывая, обняла Стефана. Его тело напряглось, он явно не ожидал такой реакции с ее стороны, но очень скоро она почувствовала, что Стефан улыбается.

— Если мы с тобой можем стать друзьями, — сказала Малефисента, — почему другие не могут?

— Может быть, смогут. Может быть, мы покажем им, как это делается.

Итак, Малефисенту и Стефана объединила надежда на мир, и это заставило фею сильнее, чем когда-либо, почувствовать свою близость к родителям. Стефан продолжал приходить к лужайке на краю вересковых топей, которая стала местом их тайных свиданий. Здесь они говорили о своей жизни, об их будущем. Здесь же, в шестнадцатый день рождения Малефисенты, они поцеловались. Это был действительно Поцелуй истиной любви — чистый, искренний и нежный.

Но с годами Стефан стал все реже приходить к вересковым топям, чтобы увидеть Малефисенту. Он стремился осуществить свою давнюю мечту — жить в замке, пусть и простым слугой.

Казалось, теперь его намного меньше интересовало установление согласия между людьми и волшебным народом и гораздо больше — жизнь в замке, подробности которой он предпочитал хранить в тайне. Пусть Малефисента интересовалась его жизнью из чистого любопытства, Стефан все равно старался не отвечать на ее вопросы.

Однажды Малефисента, паря по небу, заметила Стефана неподалеку от крутого обрыва. Они не виделись уже несколько недель.

— Стефан, — окликнула Малефисента с высоты.

— Привет, — ответил он.

— Привет, — повторила Малефисента и вдруг почувствовала себя неловко рядом со Стефаном.

— Где ты пропадала? — спросил Стефан.

— Искала тебя, — нахмурилась Малефисента.

— В самом деле?

— Да, — ответила она. — Это ты где-то пропадал все эти дни.

Она спустилась, чтобы поцеловать Стефана. Они прильнули друг к другу. И на короткий миг показалось, что все в порядке, как прежде.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Прислонившись к Рябиновому дереву, Малефисента наблюдала, как уходит еще один день. Со Стефаном они не виделись уже месяц — целую вечность. Робин и другие волшебные существа заметили, что Малефисента стала серьезнее и тише, но сама она стыдилась признаться, что немного влюблена, причем в человека. Малефисента отдалилась от всех, предпочитая быть в одиночестве, — на тот случай, если ей вдруг очень захочется рассказать кому-нибудь о своем любимом или если неожиданно объявится сам Стефан.

Закатное небо постепенно темнело — и все более мрачными становились мысли Малефисенты. Все ли с ним в порядке? Скучает ли он по ней, хотя бы капельку? Как Малефисента ни старалась, ей не удавалось развеять охватившую ее грусть. Неужели она ошиблась, поверив человеку? А ее родители — они тоже ошибались? Не в первый раз она задумалась над тем, как все было бы, останься ее родители в живых. Она представляла себе, как прилетает домой, к Рябиновому дереву, а там, прислонившись спиной к теплому стволу, сидит ее мама. Малефисента начинает плакать и обо всем рассказывает маме, а та целует ее в лоб и говорит, что все будет хорошо. И все действительно становится хорошо. Каким-то образом.

Малефисента покачала головой. Глупо предаваться фантазиям. Она вздохнула и приказала себе встряхнуться. Нельзя предаваться меланхолии. Наверное, стоит навестить Робина, узнать, как он там. Эльф всегда умел поднять ей настроение.

Неожиданно донесся звук, напоминающий раскат грома. Малефисента бросила взгляд поверх обрыва и ахнула. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила приближающейся армии, а та уже двигалась к вересковым топям, и над ней на ветру развевалось знамя короля Генриха. У Малефисенты упало сердце. Все начинается сначала. Еще одна война. И она поспешно взмыла в небо.

* * *

У края вересковых топей король Генрих, сидя верхом на коне, обратился к своему войску. Генрих был человеком далеко не первой молодости. Борода его поседела, курчавые волосы на голове поредели. Талия с годами раздалась, а пальцы на руках скрючились от болезни, но несмотря на все это, король держался в своих тяжелых доспехах горделиво и уверенно. На войну он выходил не впервые. Королевство сильно настолько, насколько силен сидящий на его троне король, и Генриху бессчетное количество раз доводилось доказывать свою силу.

Но сегодня особенный случай. Ставка на кону была высока как никогда. Вересковые топи и все, что за ними, — это очень много земли, а земля эта, по всем сведениям, была так богата, что и вообразить трудно. Там были источники пресной воды и лес, а дно ручьев, по слухам, было усыпано драгоценными камнями. Захватив и покорив вересковые топи, он сделает свое королевство еще сильнее.

Но не по этой причине стоял сейчас Генрих перед своей армией на краю вересковых топей. Эту войну он собирался начать прежде всего потому, что топи таили в себе большую угрозу — жившие там существа были волшебными, и трудно предсказать, что они могут совершить в один прекрасный день с помощью своей магии. Именно поэтому король Генрих хотел их уничтожить. А если в результате победы перед ним откроется доступ к обширным и богатым землям, что ж, тем лучше.

Сидя верхом на нервно гарцующем коне, Генрих указал рукой себе за спину и начал речь:

— Вот они — таинственные вересковые топи. Никто не рискует заходить туда из страха перед обитающими там волшебными существами. — Он помолчал, рассматривая лица своих солдат, ища на них признаки слабости или страха. Увидев, что таких трусов мало, всего лишь горсточка, король продолжил: — Итак, я приказываю… Сокрушите их!

Армия ответила королю радостным воплем. Ободренный, король Генрих продолжил свою зажигательную речь.

— Мы не боимся волшебных тварей! — кричал он. — У нас есть мечи! — Солдаты высоко вскинули вверх мечи и вновь одобрительно закричали. — Мы захватим вересковые топи и убьем любого, кто посмеет встать нам поперек дороги!

Генрих подал знак, и армия двинулась вперед. Первые солдаты уже подошли к окутанному туманом подножию холма и принялись взбираться вверх по склону — земля под ними тяжело дрожала. Вдруг они хрипло вскрикнули и застыли на месте.

По другую сторону холма в тумане показались два огромных черных крыла, а вслед за ними — пара острых скрученных рогов. Малефисента медленно взмыла в воздух, сейчас она была похожа на исчадие ада. Но позади нее был только туман. Ни армии, ни фей, ни других существ. Всего лишь одна Малефисента.

На какое-то мгновение Генрих не на шутку встревожился. Он собирался захватить вересковые топи неожиданным ударом. Кроме того, появившееся перед ними существо было действительно жутким. Однако затем король усмехнулся. Похоже, кроме этого единственного чудища здесь больше никого не было.

— Ни шагу дальше, — предупредила Малефисента, стараясь, чтобы в ее голосе было больше смелости, чем есть на самом деле.

Король Генрих лишь криво усмехнулся:

— Фея королю не указ.

— А ты мне не король.

— Притащите мне ее голову! — крикнул Генрих своим солдатам.

Армия вновь двинулась вперед, грохоча сапогами и звеня оружием. Малефисента следила за тем, как приближаются враги, и сердце сжималось у нее в груди. Малефисента невольно подумала о том, что подобную картину видели и ее родители в последние мгновения своей жизни. И она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить топи — так же, как сделали они. Малефисента подняла крылья выше, издала раздирающий душу крик и полетела вперед.

И тут же почувствовала за своей спиной волну магической энергии. Обернувшись, она увидела появившуюся армию защитников пустошей. Они взбирались на холм, цепляясь за землю своими когтями. Некоторые воины в этой армии были чешуйчатыми, у других ноги были вывернуты задом наперед, у третьих за спиной виднелись кожаные крылья. Одни рычали, другие брызгали слюной, словно больные псы. Здесь были существа, шедшие на двух ногах, и те, кто бежал на четвереньках. Их объединяло одно: они хотели защитить свой родной дом. Они пришли отстоять это место от вторжения людей, как уже много раз случалось в прошлом.

Следя за тем, как приближается такое разномастное войско, Малефисента едва не закричала от радости. Она так боялась, что не справится, когда придет время сражаться, но теперь у нее была целая армия — ее армия, пришедшая на помощь, как только стало известно о грозящей топям опасности. С такими бойцами за спиной Малефисента почувствовала себя намного увереннее. Она взяла на себя командование, и они были готовы ее слушаться. Малефисента дала сигнал и стала наблюдать за яростной атакой своей армии.

Уверенная, что ее солдаты сумеют справиться с врагом, Малефисента обратила внимание на короля Генриха. Как только тот увидел армию защитников топей, он развернул своего коня и помчался прочь. Но Малефисента не собиралась просто так его отпускать. Король был ужасным человеком. Одним из тех людей, о которых ее предупреждал Робин. Одним из тех, кто ради наживы готов разрушить все, что было ей так дорого. Таким же, как те люди, что убили ее родителей. Кипя от гнева, Малефисента поднялась в воздух и полетела вслед за королем.

Настигнув его в один миг, она принялась с высоты наносить Генриху удары своими мощными крыльями и била до тех пор, пока тот не упал с коня. Тогда Малефисента спустилась на землю и, наклонившись над королем, громко крикнула:

— Тебе не получить вересковые топи — ни сейчас, ни когда-либо в будущем!

Испуганный Генрих поднял закованную в железо руку, пытаясь защитить себя от разъяренной феи. При этом железные латы вскользь прикоснулись к щеке Малефисенты. Малефисента ахнула и поднесла к лицу свою ладонь. В том месте, где лица коснулось железо, кожа пылала огнем.

Заметив, что его соперница отвлеклась, король Генрих кое-как поднялся на ноги и, постанывая от боли, заковылял прочь. Вместе с ним беспорядочно отступали остатки его войска — солдаты в панике бежали от ужасных существ.

Вздохнув, Малефисента дала сигнал, и ее армия прекратила наступление. Присмотревшись, Малефисента увидела в толпе защитников топей знакомые лица. Бальтазар кивнул ей, и она кивнула в ответ, надеясь, что часовой почувствует, как она ему благодарна. Здесь же оказался и Робин — потрясенный, но вместе с тем явно гордый за Малефисенту. Она кивнула ему и поспешила улететь прочь, опасаясь, что, если Робин дольше и внимательнее будет смотреть на нее, она может не сдержаться и рассказать ему, что встречается с одним из презираемых им людей, — правда, этот человек кажется ей хорошим.

Направляясь назад, в глубь пустошей, Малефисента осталась наедине со своими мыслями. Нападение людей. Есть ли надежда, что всему этому можно положить конец? Возможно ли когда-нибудь добиться мира? Как бы ей хотелось поговорить сейчас со Стефаном! Может быть, они вместе смогли бы придумать, как заключить договор между волшебным народом и людьми. Но на смену этим мыслям пришли другие, более мрачные. А что, если Робин прав? Что, если все люди настроены против них? А что, если и Стефан на стороне короля Генриха?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Король Генрих лежал в постели, окруженный толпой советников и генералов. Стефан наблюдал за этой сценой, зажигая последний канделябр в стенной нише. Ему пришлось податься вперед, чтобы расслышать, что говорит слабеющий король.

— Когда я взошел на трон, я обещал своему народу, что однажды мы сможем захватить вересковые топи с их богатствами. А каждый из вас дал клятву верности мне и поддержал мое обещание. — Король зашелся в кашле, брызжа слюной и пытаясь сесть в постели. Стефан подбежал с подушкой и подложил ее под спину королю.

— Поражение в битве, — как ни в чем не бывало продолжил король. — Это станет моим наследием? Я вижу, вы уже ждете моей смерти. Осталось недолго. Но что потом? Кто будет править страной? Моя дочь? Или мне лучше выбрать своего преемника?

Собравшиеся затаили дыхание. Кто-то из них станет новым королем? И они все как один слегка подтянулись и выпрямили спину.

— Но как узнать, кто из вас самый достойный? — злобно блеснул глазами король. — Убейте ее! Убейте фею и отомстите за меня. Тот, кто это сделает, получит корону!

Стефан тихо начал отходить дальше от постели, зная, что король и не заметит отсутствия слуги. Выйдя из королевской спальни, он встал, тяжело дыша и уперев ладони в колени. Он знал, что ему нужно сделать.

— Малефисента! Малефисента! — звал Стефан. Давно он не был в тайном месте их встреч, но оно осталось таким же прекрасным и безмятежным, как всегда.

Вскоре за спиной Стефана на землю опустилась Малефисента. Он удивленно обернулся и едва не рассмеялся, подумав о том, как он поражался ее неожиданным появлениям тогда, раньше.

Какое-то время Малефисента молча изучала Стефана, пытаясь понять, не изменился ли он. Но казалось, будто он никуда и не исчезал. На нем была все та же поношенная одежда и фляжка на боку. А Малефисента после выигранной битвы стала тверже, почувствовала, что обладает силой и авторитетом, что стала способна защитить свой дом и своих друзей.

И еще война напомнила ей о тревожном прошлом вересковых топей и о том, почему здешние обитатели с таким подозрением относятся к чужакам.

В то же время внутри Малефисенты что-то трепетало при виде знакомого, дорогого лица Стефана. Подавив в себе это странное чувство, она расправила плечи и спросила, приподняв идеально очерченную бровь:

— Как тебе живется среди людей?

Стефан, явно смущенный, уставился в землю.

— Они ужасны, — помолчав немного, сказал он. — И их не остановишь. Они задумали убить тебя.

И он посмотрел Малефисенте прямо в глаза.

Она внимательно слушала человека, которого когда-то сильно любила. Теперь она не была уверена даже в том, что может доверять Стефану.

— Когда мы впервые встретились с тобой, ты сказала, чтобы я не смел больше приходить сюда. Но я пришел и сказал, что предпочел рискнуть. — Он отвел в сторону упавшую на лицо Малефисенты прядь. — Все по-прежнему остается в силе. Я сделал выбор.

Придвинувшись ближе к Малефисенте, он прошептал:

— Мое место здесь, с тобой. Если ты примешь меня.

Тронутая его словами, Малефисента смягчилась. Она обняла Стефана так же, как в день их знакомства, и ей показалось, что все у них стало хорошо, как раньше.

Чуть позже Малефисента уютно устроилась в объятиях Стефана. Ее крылья прикрывали их словно теплым одеялом, ночь сменила сумерки, а они все смеялись и разговаривали друг с другом. Какое счастье — Малефисента любила и была любима, причем человеком, ни больше ни меньше. Она осуществит мечту своих родителей — установит мир между двумя народами. А еще теперь они со Стефаном смогут вместе жить на вересковых топях. И у всех появится надежда на мир. Малефисента решила не откладывая представить Стефана Робину и остальным. Наверное, поначалу им будет сложно свыкнуться со Стефаном, но со временем они поймут, что союз с некоторыми людьми вполне возможен и, более того, поможет защитить пустоши от будущих нападений.

Улыбнувшись своим мыслям, она протянула руку и, взяв фляжку Стефана, сделала из нее небольшой глоток. Затем закрыла глаза и начала погружаться в сон. Уже засыпая, Малефисента подумала, что, может быть — только может быть — она наконец заживет счастливо.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На заре Малефисента проснулась от жгучей боли в спине. Застонав, она тряхнула головой. Перед глазами все плыло, и она еще раз тряхнула головой, стараясь привести себя в чувство. Но чем больше прояснялась голова, тем сильнее давала знать о себе боль в спине. Поискав взглядом Стефана, Малефисента обнаружила, что тот исчез. Затем, дотянувшись через плечо до своей спины, она обнаружила, что исчезли и ее крылья. На их месте осталась лишь длинная прижженная рана. Неподалеку на земле валялась железная цепь, к ее звеньям прилипло несколько черных перьев.

Потрясение и страх охватили Малефисенту, когда она поняла, что случилось. Ее предали. Стефан забрал ее крылья. Он лгал ей. Он украл не только ее крылья, но и ее сердце. Охваченная горем, Малефисента вскрикнула от невыносимой муки. «Почему?! Почему он так поступил со мной?!»

Уронив голову в ладони, Малефисента зарыдала. Она знала ответ на свой вопрос. Она всегда подспудно знала его. Стефан любил свой мир, свой народ больше, чем мог бы когда-нибудь полюбить ее. Он забрал ее крылья, чтобы доказать свою преданность этому проклятому королю Генриху, и тем самым предал Малефисенту.

Как она могла быть такой слепой?! Люди убили ее родителей. Люди раз за разом нападали на ее родной дом. Люди растоптали ее надежду на счастливую жизнь. Она должна была прислушаться к Робину. Людям нельзя верить. Она привела сюда людей, сдружившись с одним из них, и теперь расплачивается за это. Она не достойна жить здесь вместе с остальными волшебными существами.

В этот момент умерла часть души Малефисенты. Та ее часть, которая верила в радость, надежду и мир. Та часть, что верила в любовь. Умерла навсегда. И Стефан увидит это.

— Я отомстил за вас, сир, — объявил Стефан задыхающемуся королю Генриху. Стефан был рад, что не опоздал. Открыв дорожный мешок, он вытащил из него колышущиеся в воздухе крылья Малефисенты. Генрих изумленно уставился на Стефана.

— Она побеждена! Ты славно потрудился, сынок, — пробормотал король. — Сделал то, что боялись сделать другие, и ты будешь вознагражден.

Стефан просиял. Наконец-то он достиг своей цели и из нищего сироты выбился в знатные люди!

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать вашим достойным преемником, ваше величество.

— Преемником?! Ты?! — недоуменно ахнул Генрих.

— Согласно вашему указу.

Король хрипло рассмеялся:

— В тебе нет ни капли благородной крови. Ты лакей, и ничего более. Я даже не знаю, как тебя зовут!

И король продолжал смеяться до тех пор, пока его смех не перешел в мучительный кашель.

Стефан повернулся, не в силах поверить услышанному. Он совершил немыслимое не для того, чтобы его прогнали прочь. Стефан поспешно перешел к другой стороне кровати и встал у изголовья короля. Затем, вне себя от ярости, взял подушку и прижал ее к лицу Генриха.

— Меня зовут Стефан.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Лежа на берегу реки, который лишь еще вечером казался таким прекрасным, Малефисента позволила тьме взять в плен свое сердце. Она лежала здесь уже много часов, время от времени чувствуя колебание своих воображаемых крыльев. Но в этом жестоком мире у нее не осталось ничего, даже крыльев. Малефисента закрыла глаза в надежде на приближение конца.

Но прошла и эта ночь, и Малефисента начала медленно просыпаться, прислушиваясь к звукам окружающего мира. Все еще не открывая глаз, она прислушалась к шелесту деревьев у себя над головой и застонала. Но деревья лишь зашелестели еще громче, словно пытаясь ее разбудить. Их ветки сердито застучали, затрещала и заскрипела древесина. Разомкнув глаза, Малефисента наблюдала за тем, как сотрясаются деревья. Она знала, что они пытаются помочь ей, но сейчас Малефисенте было не до них. Она вытащила из-под платья скрюченную веточку Рябинового дерева — частица ее дома, которую Малефисента носила с собой. Вздохнув, Малефисента позволила веточке упасть на землю.

К ее удивлению, веточка начала распрямляться, затем расти, становясь все длиннее, все толще, и наконец превратилась в посох. Малефисента наклонилась, крепко обхватила его пальцами и почувствовала прилив сил. Затем, невзирая на боль и страдание, она начала подниматься, а встав на ноги, оперлась на посох. Как сложно оказалось удерживать на ногах вес своего тела!

«Любопытно», — подумала Малефисента и, прихрамывая, двинулась вперед. С каждым шагом ее решимость росла. Да, Стефан забрал ее крылья. Да, он разбил ей сердце. Но она по-прежнему владеет магией. А еще у нее теперь есть нечто посильнее магии. У нее появилась цель. Она заставит Стефана и остальных людей заплатить за то, что они натворили.

* * *

Малефисента брела по земле, сея вокруг себя разрушение и хаос. Она прошла мимо пастушьего загона — и его ворота волшебным образом распахнулись сами по себе, овцы вылетели наружу и разбежались в разные стороны — их блеяние постепенно затихло, когда они исчезли в соседних лесах. Небо потемнело, покрылось грозовыми облаками. Малефисента прошла через фермерское поле — и торчавшее на нем пугало рассыпалось в труху, а у стоявшей неподалеку телеги сами собой отвалились колеса. Выйдя на дорогу, Малефисента подняла свой посох высоко вверх. Земля содрогнулась и разошлась в разные стороны, высоко в небо взлетели камни и комья земли. Указав посохом на стоявший вдали стог сена, Малефисента улыбнулась — и стог ярко запылал, взметнув в небо языки пламени.

С каждым шагом Малефисента чувствовала себя сильнее, увереннее, злее. Она все меньше и меньше опиралась на посох и наконец смогла обходиться совсем без него, однако не выпускала его из рук, не желая расставаться с последней частицей своей прошлой жизни.

Проблуждав таким образом несколько недель, Малефисента вышла к развалинам давным-давно заброшенного замка. Во многих окнах не было стекол, и внутри появились птичьи гнезда. Часть стен обрушилась, лишь у нескольких надворных построек сохранились крыши. Каменные полы и стены покрылись мхом, окрасившим все вокруг в приглушенный зеленый цвет. В стойлах, где когда-то жевали сено лошади, не осталось ничего, кроме нескольких сгнивших деревянных ведер. Но, пробираясь среди битых камней и расколотых бревен, Малефисента почувствовала себя умиротворенно. Это место, похожее на нее саму, так же, как она, было оставлено гнить и разрушаться. Малефисента легла на разросшуюся посреди развалин траву и стала смотреть вверх, на украшавших крышу каменных горгулий. Статуи, в свою очередь, смотрели сверху вниз на Малефисенту, и ей почему-то было приятно видеть их застывшие в жуткой гримасе рты.

Послышался шелест крыльев, и Малефисента увидела влетевшего в замок ворона. В клюве птица несла пшеничный колос. Опустившись на землю, ворон положил колос и принялся охорашиваться, явно гордясь своей добычей. Пока ворон клевал зерна, Малефисента с тоской следила за ним. Черные крылья птицы напомнили ей о тех крыльях, которые она потеряла. Если бы только этого никогда не случалось!

Когда ворон улетел, Малефисента со вздохом поднялась на ноги. Что толку желать того, что никогда не сбудется? Она уже желала несбыточного — и чем это для нее закончилось? Нет, нужно сосредоточиться на том, что необходимо сделать. Например, превратить этот заброшенный замок в свой новый дом.

Несколько следующих дней Малефисента занималась замком. Она мало что могла восстановить здесь, но почему бы не попытаться сделать хотя бы отдельные помещения замка пригодными для проживания? Тем более что Малефисенте было нужно так немного — всего лишь крыша над головой от дождя да место, где можно укрыться от сующих повсюду свой нос людей. Наработавшись, Малефисента захотела пить и направилась к соседнему ручью. Но не успела она наклониться к воде, как рядом раздался тревожный птичий крик. Малефисента быстро укрылась в росших вдоль ручья камышах и, опустившись на колени, чтобы лучше спрятаться, стала наблюдать.

На другом берегу ручья бился пойманный в силки ворон — тот самый, что прилетал недавно на развалины замка. К птице приближались два фермера с дубинками в руках. Рядом бежали их собаки, они яростно лаяли на ворона, заставляя птицу в ужасе махать крыльями. Но маши не маши — спасения ворону не было.

Почувствовав, как внутри нее закипает знакомый гнев в ответ на жестокость людей, Малефисента взмахнула рукой:

— Обернись человеком!

Сверкнула вспышка магического света — и прямо на глазах у потрясенных фермеров ворон превратился в человека.

— Это демон! — крикнул один из фермеров и вместе со своим товарищем развернулся и понесся назад, а следом за ними и их собаки.

Убедившись в том, что люди ушли, Малефисента выпрямилась и посмотрела на птицу, которую она превратила в высокого мужчину с блестящими черными волосами и темными глазами. Хотя человек — не лучший, по мнению Малефисенты, выбор формы, она, по крайней мере, спасла птице жизнь.

Сейчас человек-ворон нервно осматривался по сторонам. Заметив фею, он по-птичьи наклонил голову набок и спросил, указывая рукой на свое новое тело, от которого явно был не в восторге:

— Что вы со мной сделали?

Голос у него оказался на удивление глубоким и мелодичным, особенно для того, кто только что обрел дар речи.

— Предпочел бы, чтобы я позволила им забить тебя до смерти? — поинтересовалась Малефисента.

— Не уверен, — ответил человек-ворон, осматривая свои лишенные перьев руки.

— Прекрати ныть, — приказала Малефисента и медленно обошла вокруг человека-ворона, внимательно его изучая. Она должна была признать, что выглядел он не так уж ужасно, даже для человека. Второпях у нее могло получиться и что-нибудь похуже.

— Я спасла тебе жизнь.

Чувствуя себя неуютно под ее пристальным взглядом, человек-ворон переступил ногами и сказал:

— Простите меня.

Малефисента кивнула.

— Как мне тебя называть? — спросила она.

— Диаваль, — ответил он. — И в благодарность за то, что вы спасли мне жизнь, я буду вашим слугой. Приказывайте, я сделаю все, что пожелаете.

«Что же мне пожелать?» — задумалась Малефисента. Да, вот уж неожиданный поворот. Как много было вещей, в которых она действительно нуждалась и которые могла использовать. Ее лицо медленно расплылось в улыбке. Да, есть одна вещь, которая нужна ей больше всего остального.

— Крылья, — сказала Малефисента, кивнув. — Ты будешь моими крыльями.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Усевшись на троне, Стефан осмотрелся по сторонам. Нарядный зал с его лепниной, гобеленами и высокими потолками был олицетворением королевской власти. Хотя Стефан находился здесь для того, чтобы взойти на престол, он не мог справиться с чувством неловкости — ему казалось, что небольшая группа советников, примостившийся снаружи на окне ворон и даже сам тронный зал взирают на него с осуждением, зная, что он не имеет на это законного права.

Его ладони коснулась маленькая рука, и Стефан посмотрел на сидящую рядом с ним жену Лейлу. Она была очаровательна. Глядя в ее добрые, огромные, как у лани, глаза, Стефан постоянно вспоминал тот давнишний полдень на вересковой пустоши, когда Малефисента приручила олененка, и это выглядело так естественно на фоне окружавшей их прекрасной природы. Внешне Лейла совсем не напоминала Малефисенту — у нее были золотистые вьющиеся локоны, а не прямые черные как ночь пряди, и теплые, голубые, а не пронзительно-зеленые глаза. С Малефисентой их роднила только одинаковая сердечность и доверчивость.

От чувства вины у Стефана подкатил комок к горлу, и это заставило его переключиться на происходящее вокруг. Он сделал лишь то, что было необходимо для будущего — своего и Лейлы. Другой соискатель короны, скорее всего, убил бы ее. Кроме того, все это осталось позади, и не стоит заново проигрывать в мыслях то, что уже произошло. Сейчас наступил момент, которого Стефан ждал всю жизнь, и он никому и ничему не позволит его омрачить.

Наконец на голову Стефану опустилась тяжелая корона. Он улыбнулся, прокашлялся и заговорил:

— Король Генрих, должно быть, ошибся, — обратился Стефан к группе стоявших перед ним советников. — И я смущен тем, что его последней волей было отдать эту корону и этот трон именно мне.

Двое советников что-то пробормотали и обменялись многозначительными взглядами. Кровь прилила к лицу Стефана.

— Вы что-то хотели сказать? — он повысил голос.

Советники замолчали, с тревогой глядя на Стефана.

— Вы сомневаетесь? — Стефан поднял вверх указ, объявляющий его преемником Генриха. Он взял его с собой именно на случай подобных осложнений. В залитом солнечным светом зале блеснула печать короля Генриха. — Указ заверен королем собственноручно. Это ведь я отомстил за него, — сказал он так убедительно, что даже сам почти поверил в то, будто Генрих и вправду объявил его своим преемником и заверил указ своей печатью. На самом деле Стефан все сделал сам, в королевской спальне, сразу после того, как король перестал хрипеть под прижатой к его лицу подушкой. Именно тогда Стефан поднял безжизненную руку Генриха и прижал к расплавленному воску кольцо с королевской печатью, обеспечив свое будущее, искренне веря, что заслужил эту награду, ведь он совершил то, на что ни у кого другого не хватило смелости.

— Я снова спрашиваю и советую тщательно продумать ваш ответ, — продолжил Стефан голосом, в котором прорезалась властность. — Итак, вы сомневаетесь?

Один из советников поспешно ответил:

— Нет, сир.

Стефан, глубоко вдохнув, удовлетворенно откинулся на спинку трона. Взглянув на королеву Лейлу, он увидел в ее теплых глазах одобрительную поддержку.

— Я буду продолжать дело короля Генриха вместе с его дочерью — ныне моей женой и детьми, которые появятся у нас на свет.

Неожиданно в дальнем конце зала началось какое-то движение. Влетели три маленькие оживленно болтающие пикси и прервали речь новоиспеченного короля.

— Какие красивые сводчатые потолки! — воскликнула Фислвит.

— Не важно, что сводчатые, зато потолки! — ответила Нотграсс.

— А какие наряды! — сказала Флиттл, разглядывая пышное платье королевы Лейлы. — Здесь настоящий рай!

Пикси подлетели прямо к Стефану и застыли над ним. Он нервно заерзал на троне. Существа с вересковых топей — здесь, в его замке! Уж не Малефисента ли послала сюда этих крылатых дурочек? И что, собственно говоря, им нужно?

— Кто вы? — спросил он.

— Приветствую вас, ваше величество, — сказала Нотграсс, делая в воздухе ручкой. — Я Нотграсс, из волшебного народца с вересковых топей.

Не желавшая отставать Флиттл подлетела ближе.

— А я Флиттл, ваше королевское величество, — сказала она и подтолкнула локтем Фислвит.

— А я Фислвит, ваше величество, — и самая маленькая из пикси поклонилась настолько низко, насколько это возможно сделать, вися в воздухе.

— Зачем вы явились? — грозно спросил Стефан.

— Скажи ему, Флиттл, — обернулась Нотграсс к своей подруге.

— Почему ты сама не хочешь сказать? — спросила Флиттл.

Стефан нетерпеливо заворчал.

— Ох, ты такая несносная! — всплеснула руками Нотграсс, а затем обратилась к Стефану: — Если ваша милость не будет возражать, мы хотели бы здесь жить. Мы ищем приют.

Стефан удивленно заморгал. Он не знал, что нужно этим гостьям, но такого явно не ожидал.

— Приют? Но зачем?

— Мы, честно сказать, не любим войн, — пояснила Фислвит.

— А у вас есть потолки! — Флиттл подняла руку, указывая наверх.

— И здесь любят наряжаться, — добавила Фислвит, кивая королеве Лейле, которая улыбнулась ей в ответ.

Нотграсс пыталась удержать нить разговора.

— У нас сильное предчувствие, что на вересковые топи опускается тьма, — сказала она.

Стефан обдумывал сказанное, прекрасно зная, чем именно вызваны такие перемены в месте, где он когда-то так любил бывать. В нем с новой силой вспыхнуло чувство вины, но Стефан вновь поборол его, убеждая себя в том, что не мог поступить иначе. Он стремился к цели, о которой всегда мечтал, которой упорно добивался. Любой, вставший при этом у него на пути, становился всего лишь препятствием, которое следовало преодолеть.

— А еще там слишком сыро и все покрыто плесенью, — добавила Фислвит.

— Точнее, промозгло, — поправила ее Флиттл. — И плохо пахнет. Не то что здесь. Здесь все такое нежное… как детская попка, — она вздохнула в подтверждение своих слов.

— …попка ребенка, которого мы желаем вам и королеве. Мы желаем, чтобы этот ребенок вскоре благословил вашу семью своим появлением на свет, — сказала Нотграсс.

Тут в принявший новое направление разговор поспешно вклинились две остальные пикси:

— Но это не просто традиционное пожелание. Ведь мы волшебницы, феи!

— И очень хорошо умеем обращаться с детьми!

Лейла широко улыбнулась и посмотрела на Стефана. Его взгляд смягчился. Он понял, что присутствие пикси сделает его жену счастливой.

— Хорошо, — сказал он, отпуская пикси взмахом руки. — Вы можете остаться.

Пикси поклонились и, громко щебеча, улетели прочь.

— Больше никаких болот! — кричала Фислвит.

— Чур, я первая выбираю себе комнату! — сказала Нотграсс.

— Чем это так пахнет? — добавила Флиттл, принюхиваясь к воздуху, который, по ее мнению, больше не был нежным, как детская попка.

Сидевший снаружи у окна ворон каркнул, поднялся в воздух и полетел к своей госпоже.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Теперь, когда Диаваль стал ее глазами и ушами, Малефисента больше не оставалась в неведении. Один взмах руки, и Диаваль снова превращался в ворона, что позволяло ему легко летать по всей стране, собирая новости обо всем, что происходит в королевстве.

Возвратившись домой после своего первого полета, Диаваль опустился на руины замка. Как только Малефисента вновь превратила его в человека, он рассказал ей обо всем, что увидел и услышал:

— Госпожа, король Генрих умер. По всей видимости, он назначил Стефана своим преемником.

Она болезненно поморщилась. Обдумывая услышанное, Малефисента сжала кулак, вонзив в ладонь свои длинные ногти. Она поняла причину предательства Стефана.

— Теперь он будет королем! Он украл мои крылья ради того, чтобы стать королем!

Малефисенту бесило, что предательство Стефана продолжало так ее удивлять. Как она не догадалась обо всем раньше? Стефан оказался таким же, как все остальные люди, готовым на все, чтобы получить больше. Больше богатства, больше земли, больше власти. Издав душераздирающий крик, она вскинула посох, и в темном небе сверкнула молния.

— Что теперь, госпожа? — спросил Диаваль.

На время гнев Малефисенты отступил, она медленно опустила посох, чувствуя себя опустошенной и сломленной. Как глупо было думать, что неприятности с людьми закончились. История имеет свойство повторяться. Стефан со своей армией явится на вересковые топи, это лишь вопрос времени. Ему лучше, чем кому бы то ни было, известно о том, какие богатства таят они в себе. А это означает, что ей пора возвращаться домой.

Малефисента и Диаваль появились возле прекрасного Холма феи с наступлением ночи. Растения здесь были хрупкими, потемневшими, им явно не хватало питательных веществ. Ручьи растеклись темными грязными лужами, возле которых лежало множество безжизненных существ. Казалось, магия до последней капли улетучилась из атмосферы. Было очевидно, что за те недели, пока здесь не было Малефисенты, мир феи начал рушиться и теперь погибал. Но все это еще можно было поправить.

Малефисента медленно пошла по направлению к Холму. Нервно клекотал сидевший на ее плече Диаваль, а все находившиеся поблизости феи начали перешептываться.

— Ее крылья! — громко прошептала одна фея-росинка своей соседке. — Они исчезли!

Не обращая на них внимания, Малефисента прошла к центру Холма, сурово глядя вперед. Мертвые ветки деревьев внезапно начали подниматься с земли, свиваясь друг с другом словно змеи. Они сплели за спиной Малефисенты высокий трон, и она опустилась на него, по-прежнему глядя перед собой.

Волшебные существа, собравшиеся вокруг феи, ловили ледяной взгляд Малефисенты, ожидая ее приказаний. Казалось, она никого не замечала. Феи инстинктивно склонились перед Малефисентой, дрожа от страха, — на вересковых топях появилась самопровозглашенная правительница.

Из рощицы, скрываясь в кустах, за этой сценой наблюдал Робин. Ему хотелось подлететь к Малефисенте, утешить ее, развеселить какой-нибудь шуткой, чтобы увидеть на ее лице знакомую улыбку. Но он знал, что это бесполезно, фея стала ожесточенной и мрачной. То, что произошло с Малефисентой, полностью изменило ее. Единственное, что он и остальные обитатели этих мест могли сделать, — это не становиться ей поперек дороги. На светлые глаза Робина навернулись слезы, и он улетел подальше, чтобы не видеть всего этого. Когда-то, давным-давно, он потерял Лисандра и Гермию. Теперь, похоже, он лишился и Малефисенты.

На протяжении всего следующего года Малефисента едва ли замечала, что остальные феи, кажется, побаиваются ее. Большую часть времени она проводила в одиночестве или в компании Диаваля, которого почти каждый день посылала в замок узнавать о том, как поживает новый король Стефан и его красавица жена, дочь покойного Генриха. Малефисента изо всех сил старалась подавить приводившую ее в ярость непрестанную боль. Были гораздо более важные вещи, о которых ей следовало позаботиться, — прежде всего состояние вересковых пустошей и подготовка к схватке с поселившимся в замке Стефаном. Сделав все, что было в ее силах, для спасения пустошей, восстановив в них подобие покоя и порядка, Малефисента оставалась задумчивой и зачастую рассеянной. Ей было трудно сосредоточить внимание на вересковых пустошах, в то время как опасность была так близка.

Малефисента сидела на своем троне, поглаживая его шершавые края, когда Диаваль возвратился из очередного полета. Взмахнув рукой, она превратила Диаваля в человека, и тот встал перед ней, нервно поеживаясь и почесывая кожу. Хотя ворон превращался уже десятки раз, ему все еще приходилось заново привыкать к человеческому обличью. Но сегодня, похоже, он чувствовал себя как-то особенно неуютно.

— Говори, — встревожилась Малефисента.

— Я был в замке, — начал Диаваль.

— Знаю, — Малефисента старалась сохранять спокойствие. — Я сама послала тебя туда. Говори, что ты там видел.

— Я ничего не видел — ответил Диаваль, приглаживая волосы. — Но я слышал, — он нервно кашлянул. — Там был… — его голос сорвался.

— Что? — Малефисента начинала терять терпение.

— Э… А… — он опустил глаза, затем поднял их, встретившись с пристальным взглядом Малефисенты. — Там был… — резко обернувшись, он сделал вид, что заметил что-то у себя за плечом.

Терпение Малефисенты лопнуло.

— Говори! — приказала она.

Диаваль вздрогнули весь как будто втянулся.

— Ребенок, — нехотя сказал он. — У короля Стефана и королевы родился ребенок.

— Вот как? — переспросила Малефисента, вновь поразившись тому, какую адскую смесь ревности и гнева она все еще продолжает испытывать к Стефану.

Почувствовав, как расстроена Малефисента, Диаваль наклонился вперед и быстро заговорил, словно стремясь выложить все поскорее, чтобы затем убраться отсюда куда-нибудь подальше.

— Крестины назначены через месяц. Говорят, будет пышный праздник.

«Праздник? В честь ребенка? Похоже, все складывается просто замечательно, — подумала Малефисента. — Они будут носиться с ребенком Стефана как с сокровищем. С ребенком, появившимся на свет ценой предательства и стольких мук. Еще один человек пришел на землю, чтобы причинить зло нашему народу и уничтожить его. Да, действительно, это просто превосходно», — и Малефисента прикусила губу.

Но не так превосходно, если она кое-что предпримет…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Настал день крестин. В замке суетились слуги, украшавшие залы и прибиравшие в комнатах, где давно никто не жил. Мажордом, всегда важный и степенный, вертелся сейчас юлой, раздавая приказания подчиненным, а личный камердинер его величества хлопотал, следя за тем, чтобы каждая деталь королевского наряда была безупречной.

В огромной кухне бушевало пламя, на котором булькали и исходили паром десятки котлов с супами и соусами. По всему помещению распространялись ароматы жареных цыплят и уток, нежнейших булочек и тортов. Все вокруг было в муке, однако каждое выходившее с кухни блюдо было красиво разложено на сверкающих белых фарфоровых тарелках. О затратах никто не беспокоился. Гостей ждал такой обед, которого им никогда еще не доводилось отведывать. Снаружи, перед замком, тоже был наведен полный порядок. Деревья возле парадного входа были аккуратно подстрижены в форме идеальных конусов. Лошади на конюшне ухожены до блеска, даже охотничьих собак по такому случаю выкупали и расчесали. Украшены были и стены замка. С дюжины башен свисали длинные голубые полотнища, светло-серые каменные стены тоже были украшены королевскими стягами. Подъемный мост опущен, над входной аркой на легком ветру колыхался королевский флаг с гербом Стефана. На крыше замка развевались яркие флаги, на зубчатых стенах стояли трубачи, трубившие в честь новорожденной. А внизу, под стенами замка, на километры растянулись подъезжавшие экипажи, из которых высаживались гости, прибывшие на этот грандиозный праздник.

В Большом зале в канделябрах горели сотни свечей, заливавших своим теплым светом каменные полы и стены. Сквозь витражное окно, поднимавшееся почти на пятнадцать метров ввысь, к сводчатому потолку, лился приглушенный свет, падая на гостей, которых собралось в зале несколько сотен. Все гости в своих лучших нарядах, стоя тесно, плечом к плечу, смотрели на постамент, на котором возвышались два огромных трона.

Перед ними стояли король Стефан и королева Лейла. Раскрасневшаяся от гордости королева не сводила глаз со спавшего в плетеной колыбельке ребенка. Лейла по привычке подняла руку и погладила ожерелье с ярким камнем — его подарил ей Стефан в день их свадьбы. Подобного камня Лейла не видела никогда, он казался сделанным из кусочка самого солнца. Увидев, как она поглаживает камень, Стефан улыбнулся, наклонился к королеве и что-то шепнул ей на ухо.

Надежно укрывшись в дальнем конце переполненного людьми зала, Малефисента увидела, как Стефан улыбается Лейле, и поморщилась. Она не слышала, о чем они говорят, но об этом можно было легко догадаться. А на шее у королевы Малефисента увидела камень из заводи драгоценных камней — еще одно сокровище, которое Стефан похитил с вересковых пустошей. «Как он посмел!» — подумала Малефисента, нервно сжимая кулаки. Она стала наблюдать за подошедшими к ребенку Нотграсс, Фислвит и Флиттл. Они слегка постарели и потолстели, но в остальном выглядели как прежде.

«Не только Стефан одурачил королевство, — размышляла Малефисента. — Простодушные людишки. Так боятся магии, но при этом так любят фокусы. Они, очевидно, находят пикси очаровательными — с их маленькими крылышками и безобидным волшебством». Неодобрительно тряхнув головой, Малефисента стала следить за тем, что будет дальше.

Нотграсс заговорила первой.

— Милая Аврора, — начала она. — Я желаю тебе стать красавицей.

Она наклонилась вперед и погладила светлые локоны спящей девочки.

«Аврора? Вот, значит, как зовут это человеческое дитя», — подумала Малефисента. Несомненно, имя выбрал для дочери сам Стефан. Действительно прелестное имя. Оно означает «заря», любимое Малефисентой время суток. Она вновь тряхнула головой. Сейчас не стоит думать об этом. Малефисента вновь сосредоточила внимание на колыбельке. Теперь свое пожелание высказала Флиттл.

— Я желаю, — сказала она, — чтобы тебе никогда не доводилось грустить, чтобы каждый день твоей жизни приносил тебе счастье.

Последней вперед выступила Фислвит.

— Дорогая малышка, — начала она. — Я желаю тебе… Желаю тебе…

Малефисента не могла больше устоять на месте. Подняв посох, она наслала порыв холодного ветра, который пронесся по залу. Он сорвал головные уборы, растрепал платья, заставил гостей испуганно вскрикнуть. Прогремел гром, сверкнула молния, и зал наполнился темно-серым дымом. Когда дым рассеялся, Малефисента, высоко подняв увенчанную рогами голову, вышла вперед с сидящим на ее плече Диавалем.

По залу прокатился шепот, собравшиеся пытались понять, что за странное существо оказалось среди них. Правда, один человек в зале хорошо знал, кто она.

— Малефисента! — вскрикнул Стефан, хватаясь за горло.

— Так-так, — приподняла бровь Малефисента и с презрительной усмешкой продолжила: — Какая блестящая компания у вас здесь собралась, король Стефан. Люди королевских кровей, вельможи, дворяне и, как занятно… — она помедлила, указывая на трех маленьких пикси, — …даже всякий сброд. — Затем она повернулась и посмотрела на королеву: — Какое прелестное ожерелье. Я очень огорчена, что не получила приглашения.

— А тебя сюда и не звали, — сказал Стефан, выпячивая грудь, в то время как стоявшая за его спиной Лейла продолжала поглаживать пальцами висевший у нее на шее камень.

— Не звали? О, дорогой, как неудобно получилось, — и Малефисента повернулась, делая вид, что собирается уйти.

За ее спиной раздался голос Лейлы — дало о себе знать королевское воспитание. Она помнила, кто такая Малефисента. Слышала о ней от своего отца, а позднее от Стефана. Они называли Малефисенту жестокой и злой. Но сейчас та казалась даже почти милой.

— Вы не обиделись?

— О, что вы, вовсе нет, ваше величество, — ответила Малефисента, оборачиваясь. Затем она приблизилась к колыбельке, перебирая у груди своими длинными пальцами. — И чтобы показать, что во мне нет неприязни, я тоже преподнесу дар вашему ребенку.

Стефан попытался загородить Малефисенте дорогу, но она легко прошла мимо него.

— Держись подальше от принцессы! — крикнула Нотграсс, прикрывая собой колыбельку.

— Мошки! — рассмеялась Малефисента, сметая пикси с дороги одну за другой. Затем она наклонилась и заглянула в колыбельку. Крошка Аврора улыбнулась ей — никогда еще Малефисента не видела такого ангельского личика, как у этой девочки. В этот миг ее охватили ревность и гнев — ведь у нее самой никогда не будет такого прелестного ребенка. Скорее всего, у нее вообще не будет детей. Никого, о ком она могла бы заботиться. Ей некому будет передать по наследству материнские крылья и ярко-зеленые отцовские глаза. Все это у нее могло быть, но Стефан лишил Малефисенту такой возможности, предав ее.

Резко обернувшись, Малефисента гневно вскинула вверх руки и обратилась к толпе гостей.

— Внимательно слушайте, все вы, — заговорила она нараспев. — Принцесса действительно будет расти милой и красивой, любимой всеми вокруг…

— Прекрасный подарок, — вымолвила королева, не понимая, что происходит, она ведь не знала истинную историю Малефисенты и Стефана.

Приложив палец к губам Лейлы, Малефисента покачала головой. Она еще не закончила. Еще нет. У ее подарка была еще одна, заключительная часть.

— Но прежде чем зайдет солнце в шестнадцатый день ее рождения, она… — Малефисента замолчала и оглянулась вокруг в поисках вдохновения. Ее взгляд упал на один из принесенных девочке подарков, и она продолжила: — …уколет палец о веретено прялки и уснет глубоким сном. Сном, от которого не очнется никогда.

Слова Малефисенты повисли в воздухе, собравшиеся в зале гости дружно ахнули. Не обращая на них внимания, Малефисента повернулась, собираясь уйти, но ее остановил голос Стефана.

— Малефисента, — он сделал шаг вперед. — Только не это. Умоляю тебя.

Услышав слово «умоляю», Малефисента приподняла бровь. Умолять — как это не похоже на Стефана! Она медленно обернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Холодно посмотрела на единственного человека, которого когда-то любила. Во взгляде Стефана отчетливо читались страх и боль. Но какое это теперь имело значение? Ее сердце было сковано льдом. Боль, которую она причинила Стефану, была сродни той, которую причинял ей он… снова, и снова, и снова. Наконец Малефисента ответила:

— Я люблю, когда меня умоляют. В самом деле. Попробуй еще раз.

Стефан оглянулся, понимая, что толпа собравшихся следит за каждым его движением, наблюдая, как Малефисента унижает его. Но у него не было выбора — на кон было поставлено будущее его дочери.

— Я умоляю тебя, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Хорошо, — ответила Малефисента с таким видом, словно швырнула королю кость, как какому-нибудь псу. — Принцесса очнется от своего смертного сна, но сделать это сможет… — здесь она помолчала, прищурилась и обожгла Стефана следующими словами: — …только Поцелуй истинной любви. Произнося эти слова, она едва не рассмеялась. Стефан говорил ей, что Истинной любви не существует. — Мое проклятие продлится вечно. И нет на Земле силы, которая могла бы его снять.

Она повернулась и пошла к выходу. За ее спиной Стефан подал стражникам знак напасть на Малефисенту, но их, как и гостей, приковал к месту насланный Малефисентой ветер. Перед ней сама собой открылась дверь тронного зала, и Малефисента исчезла, оставив за дверью ужас и панику.

Возвращаясь домой на пустошь, она улыбалась. Входя в замок, она не знала, что станет делать, когда настанет время. Она не знала о дарах, которые поднесут новорожденной пикси. И о том, как будет чувствовать себя, оказавшись рядом со Стефаном, тоже не знала. В глубине души она даже опасалась, что будет слишком испугана, чтобы вообще что-то сделать. Но в конечном итоге, подумала Малефисента, все сложилось как нельзя лучше. Неразрушимое проклятие, которое наверняка сведет Стефана с ума и погрузит королевство в хаос. Превосходно. Просто превосходно.

Когда Малефисента возвратилась на вересковую пустошь, уже настал вечер, и небо усыпали звезды. События минувшего дня взбудоражили Малефисенту, и в ее голове начал складываться план, как отвадить людей от попыток захватить землю фей. Она побрела к самому краю пустоши, туда, где проходила граница между землей волшебного народа и землей людей. Глубоко вдохнув, закрыла глаза и сосредоточилась на своей магической силе. Этой силы еще прибавилось. Теперь, когда она шла по пустоши, ее тело взывало к раскинувшейся вокруг земле, забирало из нее энергию, которая делала Малефисенту сильнее. Она обнаружила, что теперь способна сосредоточить внимание на отдельном растении или животном, чтобы черпать магическую энергию прямо от них. «Что очень даже кстати», — с усмешкой подумала она.

Она стала медленно разговаривать с землей. Обращалась к травам и корням, растущим под почвой. Разговаривала с соседними деревьями, просила их поделиться с ней магической силой, чтобы помочь защитить вересковые топи. Магия пульсировала вокруг Малефисенты, в воздухе разлилось мерцание. Фея вскинула руки, и из-под земли показались темные скрученные, покрытые острыми шипами ветки. Они тянулись к небу, свивались друг с другом, переплетались своими толстыми стволами. Постепенно стала возникать стена. Она продолжала расти, теперь ее уже невозможно было окинуть глазом от края и до края. Стена росла до тех пор, пока из нее во всех направлениях не выступили шипы с тускло отсвечивающими черными острыми концами. Стена поднялась в высоту примерно на пятнадцать метров и росла до тех пор, пока не стала неприступной.

Когда Малефисента открыла глаза, истекавший из нее поток магической энергии иссяк. Малефисента отошла назад и покачала головой. Стена получилась некрасивой, но это можно будет поправить. Удовлетворенная своей работой, Малефисента вернулась на свой трон на Холме. Огляделась по сторонам, наслаждаясь красотой и покоем пустошей, которые возродились за время ее правления. Остальные феи, оказавшись рядом с Малефисентой, чувствовали себя теперь намного спокойнее и продолжали заниматься своими повседневными делами, не вздрагивая, увидев ее, и не пытаясь поскорее улететь подальше. Однако прежние друзья, включая Робина, продолжали ее сторониться. И Малефисента, как ни странно, их понимала. Она потеряла друзей, когда утратила свои крылья и вместе с ними прежнюю себя. Теперь она была совершенно другой, новой феей.

В мирной тишине Холма феи она отвлекалась мыслями от жизни на пустошах. Теперь у нее появилась возможность не думать о повседневных заботах. Ах, как приятно ей было знать о страданиях Стефана! А наложенное проклятие поможет и вересковым топям тоже. Ослабленное королевство людей представляет меньше опасности для топей, а Стефан окажется полностью подавлен проклятием, наложенным на его единственную дочь. Почувствовав чей-то осуждающий взгляд, Малефисента оглянулась. На нее смотрел Диаваль, стоявший неподалеку в человеческом обличье. Малефисента, не обращая на него внимания, снова принялась с наслаждением вспоминать свою месть. Но Диаваль продолжал смотреть на нее, молча осуждая за то, что она совершила. У Малефисенты возникло желание объяснить ворону, что ребенок здесь ни при чем. Она подумала, не рассказать ли Диавалю о том, как жестоко поступил с ней Стефан и что эта боль каждый день дает о себе знать; объяснить, что именно поэтому она и сделала то, что сделала. Но ей не хотелось делиться с ним всем этим. И уж совершенно точно она не станет дожидаться, пока Диаваль начнет выказывать ей свое неодобрение. Взмахом руки она вновь превратила его в ворона. Пусть каркает, если ему так хочется, но осуждать ее он не сможет.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Хотя было заманчиво надолго оставить Диаваля вороном — он был нужен Малефисенте, чтобы сообщать обо всем, что происходит в королевстве. После сделанного Авроре на крестины «подарка», Малефисенте не терпелось услышать о том, что Стефан собирается предпринять, чтобы защитить свою маленькую дочку. Поэтому она продолжала посылать Диаваля на разведку и превращала его в человека, когда тот возвращался.

Долго ждать новостей ей не пришлось.

Спустя несколько дней после крестин Авроры Диаваль возвратился на Холм феи. Он приземлился перед троном Малефисенты и стал скакать и неистово хлопать крыльями. Снова став человеком, Диаваль поспешно принялся рассказывать своей госпоже о том, чему сам стал свидетелем. Похоже, Стефан отнесся к «подарку» Малефисенты со всей серьезностью. Он приказал своим людям собрать все прялки в королевстве и запереть их в темницах и подвалах. Поскольку королева на этом не успокоилась, король приказал также трем пикси увезти Аврору из замка. Так он надеялся спасти дочь. Стефан думал, что о его плане не знает никто, кроме самых близких советников, но, разумеется, ошибся, поскольку Диаваль встретил покидавших замок Нотграсс, Фислвит и Флиттл, которые с помощью магии стали такого же роста, как обычные люди. Последовав за ними, он проследил их до маленькой избушки посреди окружавшего замок леса. А затем поспешил как можно скорее возвратиться назад, на Холм феи.

Дослушав Диаваля до конца, Малефисента покачала головой:

— Вот дурачье!

Диаваль согласно кивнул головой, но затем задумался. Он не понял, кого она имеет в виду — короля и королеву или этих пикси.

— Эти трое растят ребенка? Что за вздор! Я должна увидеть своими глазами.

Малефисента встала, взяла посох и двинулась вперед. Диаваль поспешил следом. Но он привык летать, поэтому шел медленно, то и дело спотыкаясь. Малефисента подняла руку, превратила Диаваля в ворона, чтобы он не отставал, и быстро пошла к Терновой Стене на краю вересковых топей.

Малефисента приказала покрытым шипами веткам разойтись в стороны, чтобы она могла пересечь границу между миром людей и миром фей. Хотя Малефисента не любила покидать вересковые топи, в последнее время ей слишком часто приходилось выходить за их пределы. «Не хочу, чтобы это стало моей привычкой, — подумала Малефисента, проходя сквозь Стену и приказывая веткам сомкнуться у нее за спиной. — Я только быстренько взгляну на ребенка, и все. А затем покончу с этим делом. Прикажу проклятию потерять силу и поставлю на этом точку».

Следуя за Диавалем, который летел чуть впереди, Малефисента все дальше и дальше углублялась в лес. Здесь поднимались к небу высокие деревья, земля была покрыта густой зеленой растительностью. В отличие от вересковых топей, на которых обитало множество разных животных, земля людей выглядела на удивление пустынной. Вскоре Малефисента и Диаваль дошли до полянки, посреди которой стоял маленький домик с соломенной крышей и белыми стенами, наискось заколоченными коричневыми бревнами. Было очевидно, что домик этот давно заброшен. Присмотревшись внимательнее, Малефисента увидела и прорехи в соломенной крыше, и сорняки, буйно разросшиеся на месте бывшего огорода. Спрятавшись в тени окружавших лужайку деревьев, Малефисента наблюдала за пикси. Не успевшие привыкнуть к своим новым телам, они неуклюже сновали вокруг, приводя все в порядок и стараясь сделать домик уютным и привлекательным. Когда пикси зашли внутрь, чтобы передохнуть, Малефисента подкралась ближе. Диаваль кивнул ей на одно из маленьких окошек.

Малефисента заглянула в окно и увидела малышку Аврору, мирно спавшую в своей колыбельке. Разглядывая нежные розовые щечки девочки, она прикусила губу. С того момента, когда Малефисента видела ее в последний раз, Аврора немного подросла, возможно, чуточку поправилась, но при этом оставалась все такой же красавицей.

— Я чувствую себя почти виноватой, — сказала Малефисента, и Диаваль закивал своей вороньей головой.

Аврора неожиданно открыла глазки и посмотрела прямо на Малефисенту. Та скривилась в гримасе. Аврора улыбнулась. Малефисента скривилась еще больше. Аврора рассмеялась и принялась хлопать в ладошки.

— Я ненавижу тебя, — сказала Малефисента.

Она собралась состроить совсем уж жуткую гримасу, но услышала громкую болтовню приближавшихся пикси и быстро отпрянула от окна.

Три пикси вошли в комнату Авроры и направились прямиком к колыбельке. Аврора тут же заплакала. Малефисента долго слушала, как новоявленные няньки переговариваются между собой, размышляя, что им делать с ребенком. Наконец решили, что девочка проголодалась, и отправились в кухню, чтобы приготовить ей кашу из банана, яблока и апельсина. Когда они вышли из комнаты, Аврора заплакала еще громче.

— Да, с такими няньками запросто можно умереть от голода, — пробормотала Малефисента. «Только меня это не касается», — добавила она про себя. Затем повернулась и пошла прочь — плечи у нее оставались напряженными до тех пор, пока за спиной не стихли наконец крики Авроры.

Следующие несколько недель Малефисента даже не вспоминала об Авроре, хотя знала, что Диаваль каждый день навещает ребенка. О том, что он там делал, Малефисента не имела ни малейшего понятия, но каждый визит Диаваля к Авроре воспринимала как маленькое предательство с его стороны.

Как бы то ни было, главной заботой Малефисенты оставался король Стефан и его замок. В своих ежедневных докладах Диаваль сообщал, что Стефан, по слухам, из-за проклятия Малефисенты совсем спятил. Стал параноиком. Уверенный в том, что Малефисента в любую минуту может возвратиться и причинить еще большее зло, он велел своим солдатам постоянно быть начеку и снова и снова посылал их к Терновой Стене, надеясь, что им удастся прорубить ее. Однажды солдаты даже обстреляли Стену большими зажигательными ядрами, пытаясь ее спалить. Но Стена, как и ожидала Малефисента, осталась неприступной — колючие ветки остановили алчных людей. Родители Малефисенты думали, что людей от вторжения смогут удержать уговоры. Но теперь стало совершенно ясно, что сдержать их можно только непреодолимой преградой и насилием.

Однажды утром, когда Малефисента, сидя на троне, думала о том, как много изменилось с того давнего дня, когда она впервые увидела Стефана на берегу Заводи драгоценных камней, на Холм опустился Диаваль. Превратив его в человека, Малефисента приготовилась выслушать новости.

— Ты ничего не видел? — спросила она, когда Диаваль закончил рассказывать.

Диаваль покачал головой.

— Нет, госпожа, — тихо сказал он, зная, что это не понравится Малефисенте. — Все двери и окна замка крепко заперты. Я не смог заглянуть внутрь.

Он объяснил, что, боясь Малефисенты, Стефан приказал заколотить окна досками, поднять мост и поставить возле каждой двери двойную стражу. Он хотел исключить любую случайность.

Малефисента крепко сжала посох. Она презирала Стефана. Так сильно, насколько это было возможно.

— Он прячется от меня, — усмехнулась она. — Всегда был трусом. Отлично, пусть гниет в своем замке. Его ребенок обречен на смерть, и он ничего не может с этим поделать.

Диаваль молча стоял рядом с Малефисентой, ожидая, когда она, как обычно, превратит его в ворона, чтобы он не задавал ей вопросов и не надоедал. Малефисента почувствовала взгляд Диаваля, но проигнорировала его. В последнее время ей не хотелось превращать Диаваля в птицу — она знала, что стоит ему получить крылья, как он отправится навестить Аврору. А это почему-то раздражало Малефисенту.

Устав от ожидания, Диаваль тронул фею за плечо, чтобы привлечь ее внимание. Обернувшись, она взглянула на то место, которого коснулись пальцы Диаваля, и на ее лице появилось какое-то странное выражение.

— В чем дело? — спросила она.

— Вы не собираетесь меня превращать? — вопросом на вопрос ответил он.

— Зачем? — Малефисенте стало интересно, скажет ли Диаваль правду.

Но Диаваль не сказал, что хочет увидеть Аврору. Вместо этого он ответил:

— Я предпочитаю свой истинный облик.

Малефисента пожала плечами, взмахнула рукой и превратила Диаваля в ворона. Он каркнул, поднялся в воздух и полетел было прочь, но вдруг услышал голос Малефисенты.

— Диаваль, — позвала она. Ворон развернулся в воздухе и полетел назад. Когда Диаваль вновь оказался перед Малефисентой, та спросила: — Ты сам будешь оставаться поблизости или мне завести для тебя клетку?

Диаваль взъерошил перья, пролетел над Малефисентой и опустился на верхний конец ее посоха. Похоже, с визитом в домик на лужайке придется повременить.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Хотя Малефисенте было неприятно признавать это, Диаваль оказался не единственным, кто интересовался ребенком. По мере того как дни складывались в недели, а затем в месяцы, любопытство разъедало и саму Малефисенту. Оно разъедало ее, когда она бродила по вересковым пустошам, проверяя Терновую Стену. Разъедало ее, когда она сидела на своем троне, слушая жалобы или сплетни суетящихся фей. Любопытство переполняло ее, когда она набредала на птицу с только что вылупившимися птенцами, беспомощно тянувшими вверх свои маленькие клювики. Но сильнее всего любопытство разобрало Малефисенту в тот день, когда она увидела трех пикси, поразительно похожих на Нотграсс, Фислвит и Флиттл, которые летели куда-то, забыв о своих детях, маленьких феях.

Не раздумывая, Малефисента приказала Стене расступиться, открыв перед ней путь. Большими шагами Малефисента решительно направилась к стоящему на лужайке домику. Придя туда, она обнаружила, что задняя дверь домика открыта настежь и нигде поблизости не видно пикси. А вот Аврора была. Девочка подросла, превратившись в карапуза с мягкими светлыми локонами и розовыми щечками, который делал свои первые шаги. Малефисента наблюдала за тем, как Аврора сделала пару неуверенных шажков и вновь опустилась на четвереньки. Она что-то лопотала и хихикала, явно привыкшая быть одна. «У нас с ней есть что-то общее», — неожиданно для самой себя подумала Малефисента.

Решив удовлетворить свое любопытство, Малефисента приблизилась к ребенку. Наклонившись над девочкой, она скривилась в страшной гримасе и крикнула:

— А-а-а-а!

Это сработало. Девочка громко заплакала и принялась размахивать ручками. Улыбаясь, Малефисента ждала, когда же Аврора побежит прочь. И та побежала, но, к удивлению Малефисенты, прямиком к ней. Аврора обхватила маленькими ручками ноги Малефисенты и уткнулась головкой в ее длинное черное платье.

— Уйди! Уйди! — закричала Малефисента, отталкивая Аврору, словно маленькую собачку. Но малышка еще сильнее прижалась к ней и продолжала жалобно плакать, а потом протянула ручки вверх, молча умоляя поднять ее.

Малефисента оглянулась по сторонам. Похоже, никто не спешил прийти на громкий плач Авроры. А если так, это означает, что ребенок так и будет плакать. А от такого плача у нее ужасно разболится голова…

Ну нет, решила Малефисента. Она не купится на эти заплаканные большие голубые глаза, что с надеждой смотрят на нее снизу вверх. Малефисента скрестила руки на груди и отрицательно покачала головой. Аврора продолжала плакать. Не сдержавшись, Малефисента наклонилась и подняла плачущую девочку.

— Закрой рот, — сказала она, но ее голос был намного ласковее, чем произнесенные слова.

Аврора тотчас прильнула к Малефисенте. Обхватив ее за шею своими пухлыми ручками, она какое-то время продолжала хныкать и всхлипывать. Пока Аврора успокаивалась, Малефисента пыталась бороться с охватившей ее нежностью. Старалась не вдыхать тонкий запах волос Авроры. Старалась не слышать, как задрожало сердце в ее собственной груди, стремилась побороть инстинктивное желание крепче обнять и приласкать малышку. Но эта девочка была ее врагом, а Малефисенте необходимо сохранять твердость.

Аврора что-то восхищенно залопотала и, совершенно не испытывая страха, протянула ручку и ухватилась за один из рожек Малефисенты. Пораженная этим, Малефисента откинула голову назад. Аврора слегка скривила нижнюю губку. Заинтересованная тем, что девочка будет делать дальше, Малефисента медленно наклонила голову вперед. Губка Авроры перестала дрожать, девочка снова захихикала и, совершенно без опаски, снова схватилась за рожек.

Для Малефисенты это было слишком. Она быстро опустила Аврору на пол и, не оборачиваясь, покинула лужайку. По дороге на Холм феи Малефисента все время думала об Авроре. Она не могла отрицать, что малышка была — только допустим, ну самую малость, ну разве что чуть-чуть милой, и Малефисента ужасно злилась, потому что не могла позволить себе думать о том, что эта девочка мила, или прелестна, или хороша, или прекрасна. Нет, невозможно. Своим проклятием Малефисента приговорила ее к вечному сну. Так какой смысл теперь даже думать об Авроре?

Известно, что очень часто все идет совсем не так, как мы планируем, и Малефисента вскоре обнаружила, что не может не присматривать за Авророй. Диаваль тоже не мог не помогать ей в этом. Осмелев и не скрывая своей привязанности к ребенку, он теперь брал Малефисенту с собой, когда отправлялся проведать Аврору — а делал он это довольно часто. Три пикси совершенно не годились в няньки, они гораздо больше занимались собой, чем девочкой, которую им поручили охранять. Нередко, спрятавшись в тени, Малефисента и Диаваль слышали, как пикси жалуются на свою судьбу, которая заставляет их жить в неуклюжих человеческих телах в какой-то неведомой глуши, лишая возможности принимать участие в придворных праздниках, из-за строгого приказа Стефана, запретившего им использовать волшебство, кроме тех случаев, когда это совершенно необходимо. Изредка они уделяли внимание Авроре, однако большую часть времени девочка оставалась предоставленной самой себе. Однажды, в один удивительно прекрасный послеполуденный час, Малефисента сидела, прислонившись к дереву, рядом с Диавалем, который сверху наблюдал своим вороньим глазом за игравшей на лужайке Авророй. Неподалеку расположились пикси, устроившие себе пикник. На ярком расписном полотенце были разложены свежие ягоды, хлеб и сыр. Но Аврору еда не привлекала, ей гораздо больше нравилось гоняться за летавшими над лужайкой бабочками.

Наблюдая за играющей Авророй, Малефисента уже не в первый раз думала о том, в каком неведении пребывает наивная девочка. Аврора ничего не знала о будущем, которое ее ожидало. Не имела ни малейшего представления о том, кем был человек, за которого вышла замуж ее мать, и что он совершил. Аврора знала лишь, что день сегодня солнечный и можно гоняться за бабочками. Малефисента почувствовала, как в ее груди закипает гнев. Такой же наивной, доверчивой и беззаботной была когда-то и она сама. Тряхнув головой, чтобы отогнать неприятные мысли, Малефисента бросила Диавалю орех. Ей было необходимо хоть чем-то отвлечься от мыслей о своем прошлом. Чем-то, что напомнит ей — она свободна и может делать что хочет и когда захочет. Заметив, что все пикси сидят и лениво болтают, греясь на теплом солнышке, Малефисента злобно усмехнулась. Слегка шевельнула рукой, словно потянула кого-то за волосы. Сидевшая на лужайке Фислвит взвизгнула и, обернувшись, обвинила Флиттл в том, что та дернула ее за волосы. И в отместку она сама сильно дернула Флиттл за волосы. Вскоре между всеми тремя пикси началась потасовка. Улыбнувшись, довольная Малефисента откинулась назад и принялась за орехи.

Какое-то время она продолжала сидеть, с удовольствием слушая, как визжат и кричат пикси. Робину понравилась бы эта шутка, она была в стиле прежней Малефисенты. Неожиданно уголком глаза Малефисента заметила, что Аврора побежала за бабочкой. Вытянув вперед ручки, хватая пальчиками воздух, девочка перебирала по траве маленькими ножками. Переведя взгляд чуть вперед, Малефисента подняла бровь. Гонясь за бабочкой, девочка не видела, что бежит навстречу опасности.

— Маленькая негодница сейчас свалится в воду, — беззаботно заметила Малефисента, обращаясь к Диавалю.

Диаваль озабоченно каркнул, сорвался с ветки и поспешил к пикси. Кружа над ними, он принялся громко каркать. К сожалению, Нотграсс, Фислвит и Флиттл были настолько заняты своей возней, что не обратили внимания на крики Диаваля, лишь отогнали его прочь и продолжили ссориться.

Тем временем Малефисента наблюдала за тем, как Аврора несется вперед к крутому краю берега. До воды оставалось метров двадцать. Пятнадцать. Десять. Малефисента оглянулась — пикси по-прежнему не обращали ни на что внимания, хотя Диаваль продолжал громко каркать. На берегу никого. Малефисента оттолкнулась от дерева и поспешила к ребенку. В тот миг, когда маленькая ножка Авроры ступила в пустоту, Малефисента схватила девочку и оттащила от края берега. Увидев знакомое лицо, Аврора улыбнулась.

Малефисента быстро опустила Аврору на землю и вернулась к своему дереву. Мгновением позже рядом с ней приземлился Диаваль. Бросив пикси, он полетел спасать Аврору и нашел ее целой и невредимой. Ворон смотрел на Малефисенту, наклонив набок голову и вопросительно заглядывая хозяйке в глаза.

— Что? — как ни в чем не бывало спросила она.

Да, она спасла Авроре жизнь. Ну и что здесь такого? Это вовсе не означает, что она любит эту маленькую соплячку или что-то в этом роде.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Время в лесу летело быстро, и вскоре Аврора превратилась в восьмилетнюю девочку. Опасные младенческие годы остались позади, и теперь, казалось, бесполезные для ухода за малюткой пикси смогут позаботиться о подрастающей девочке. Решив так, Малефисента большую часть времени оставалась на вересковых пустошах, вдали от людей, удовлетворенная тем, что, по докладам Диаваля, Стефан стал печальным, слегка тронувшимся умом одиноким королем. Но иногда она навещала Аврору.

Однажды, когда Аврора еще была младенцем, Малефисента отправилась вслед за Диавалем на лужайку и ждала в тени деревьев, пока Диаваль в обличье ворона играл с девочкой. Осень окрасила листья в золотистые и пурпурные тона, один за другим они срывались с веток и тихо опускались на землю.

Аврора с распущенными длинными светлыми волосами сидела посреди большой кучи листьев и хихикала. Взяла пригоршню листьев, подбросила в воздух и засмеялась, глядя, как они падают на черную птицу. Затем, потянувшись вперед, она осторожно погладила плотные черные перья Диаваля.

— Какая прелестная птичка, — звонким голоском сказала Аврора.

Малефисенту передернуло. Когда-то эта девочка ее раздражала. Но теперь ее гораздо больше раздражало, что Диаваль так любит проводить время с Авророй. А может, ее раздражало, что она сама не может вот так открыто и легко играть с малышкой? Малефисента тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и ушла прочь от лужайки.

Но надолго ее не хватило. Боясь признаться в этом даже самой себе, Малефисента чувствовала, что ее странным образом тянет к Авроре. Правда, на лужайку ее тянуло по еще одной причине. Слишком уж велико было искушение подурачиться, разыгрывая глупых пикси — это отвлекало Малефисенту от серьезных забот и на короткое время напоминало о тех счастливых днях, когда они с Робином разыгрывали таким же образом других фей. Зачастую одной мысли о том, чтобы хоть ненадолго вмешаться в жизнь маленьких пикси, было достаточно, чтобы Малефисента прошла сквозь Стену в лес, принадлежащий людям. Однажды солнечным утром они с Диавалем — на этот раз он был в человеческом обличье — пришли на знакомую лужайку. Услышав гнусавый голос Нотграсс, Малефисента подобралась к домику. Диаваль подошел следом, и они заглянули в окно. Пикси сидели за кухонным столом и играли в шашки. И, как обычно, перебранивались.

— Что там у тебя? — спросила Флиттл, схватив Нотграсс за руку. Разжав ее кулак, она обнаружила шашку и крикнула: — Ты жульничаешь!

— Это ложь! — обиделась Нотграсс.

— Нет, не ложь. Я тебя застукала, — возразила Флиттл. — Ты обманщица.

Все трое принялись препираться друг с другом, а Малефисента подняла вверх палец. На голову Нотграсс упала капля. Пикси рассеянно стряхнула ее.

Кап! Упала еще одна капля. Нотграсс снова ее смахнула.

Кап! Кап! Кап! Теперь Нотграсс посмотрела вверх, пытаясь понять, откуда это капает. Не обнаружив течи в потолке, она передвинулась на другое место. Это не помогло. Кап! Кап! Капли продолжали падать, причем только на Нотграсс.

Мрачно взглянув на Флиттл, Нотграсс сердито сказала.

— Прекрати!

— Но я ничего не делаю! — возразила Флиттл.

Притаившись по другую сторону окна, Малефисента негромко рассмеялась. Как легко одурачить этих пикси! Ее плечи тряслись от смеха, когда она наблюдала за тем, как они пытались найти, откуда капает вода. Сначала они обвиняли друг друга, потом начали искать течь в потолке. Но потом Нотграсс напомнила подругам, что протекать крыша может только во время дождя, а его-то сейчас нет и в помине.

Кап! Кап! Кап! Кап!

Капли падали все быстрее и быстрее, и все — только на Нотграсс. Наконец она ударила кулаком по столу и крикнула:

— Хватит!

И капли перестали падать. Нотграсс с беспокойством посмотрела на потолок, словно ожидая падения новой капли. Подождав немного и убедившись, что больше не капает, она вздохнула и успокоилась.

А затем полило как из ведра.

Настоящий ливень хлынул на Нотграсс и моментально промочил ее насквозь. Две другие пикси принялись хохотать, но тут хлынул новый поток и промочил их всех. Теперь визжали все трое.

А стоявшая снаружи Малефисента молча зашлась от хохота. Она тряслась всем телом, стараясь не рассмеяться вслух, а затем еще раз взмахнула рукой. Внутри домика прогремел гром и сверкнула молния. Посмотрев на стоящего рядом с ней Диаваля, Малефисента улыбнулась, приглашая его повеселиться вместе с ней, стать ее союзником в этой проделке, таким же, каким был Робин много лет назад. Но Диаваль оставался серьезен.

— Ну, что же ты? — сказала Малефисента. — Смотри, как весело!

Диаваль ответил не сразу, Малефисенте показалось, что он набирается храбрости, чтобы ответить ей. Наконец он прокашлялся и заговорил:

— Госпожа, я хочу кое-что узнать.

Малефисента вздохнула. Ну вот, испортил такую забаву.

— Что именно? — спросила она, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. О чем таком уж важном хочет узнать Диаваль, загубив один из нечастых моментов, когда Малефисента могла позволить себе быть беззаботной?

Он задал свой вопрос, и улыбка погасла на лице Малефисенты.

— Когда вы намереваетесь отменить свое проклятие?

— А кто сказал, что я собираюсь его отменить? — спросила она, вновь поворачиваясь к окну домика. — Я ненавижу эту маленькую паршивку.

Диаваль покачал головой. Он предчувствовал, что разговор будет трудный.

— Вы ненавидите Стефана, — заметил он. — Могу я говорить открыто?

— Нет, — отрезала Малефисента. Она подняла руку, собираясь превратить Диаваля в ворона, но на этот раз он не позволил ей сделать этого. Диаваль схватил Малефисенту за руку и переплел ее пальцы со своими.

— Вы превращаете меня в птицу каждый раз, когда вам не нравится то, что я говорю, — напомнил он.

Малефисента открыла рот, чтобы возразить, но, передумав, покачала головой. Сейчас было не место и не время для такого разговора. Прежде чем Диаваль успел удержать ее, она выдернула свою руку. Быстро взмахнула ею в воздухе, превращая своего помощника в ворона. Когда Диаваль замолк, Малефисента вздохнула. Сегодня он испортил ей все удовольствие. Зачем? Пытается спасти свою маленькую подружку? Почему он всегда такой надоедливый? Или думает, что Малефисента снимет свое проклятие и Аврора сможет жить вместе с ними? Смехотворная мысль. Такое существо, как Аврора, никогда не сможет стать частью вересковых топей. Она не годится для этого места. Она никогда не сможет приспособиться к топям. Разве способен человек понять и по достоинству оценить магию и природу вересковых топей? Какой ты глупый, Диаваль. Что сделано, то сделано. Отменить проклятие невозможно, и Малефисента этим вполне довольна. А сейчас ей хочется только одного — продолжать дурачить пикси.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Прошло несколько лет. Сменяли друг друга времена года. Дни становились короче, затем снова прибывали. Летом согреваемая солнечным теплом мощная Стена вырастала еще выше. Осенью углублялись в почву корни. По одну сторону Стены, на вересковых топях, продолжала восседать на своем троне Малефисента. Она делала все, чтобы помочь топям выжить, и наслаждалась сознанием того, что ей удалось принести продолжительный мир всем местным созданиям, большим и малым.

С годами Малефисента становилась все более уверенной в своих силах и все красивее. А вот по другую сторону Терновой Стены дела шли далеко не так хорошо. Король Стефан становился все слабее и безумнее. Его седая борода поредела, а живот заметно вырос. Покрасневшие глаза постоянно скользили по стене замка, словно он ожидал мгновения, когда строение продемонстрирует ему свою нестойкость. Он приказал покрыть некогда красивые, сложенные из светлого камня стены замка толстыми унылыми железными плитами — слабая попытка убедить себя в том, что Малефисента не сможет проникнуть внутрь. От этого замок стал мрачным, наполнился предчувствием беды, и все, кто жил в тени этого дурного предзнаменования, ощущали его тяжелый груз на своих плечах. Давно минули времена праздников и веселья. По слухам, жители королевства впали в состояние вечной скорби по проклятой принцессе, которую никому из них не доведется увидеть взрослой.

А тем временем в глубине леса между двумя мирами подрастала не ведавшая ничего этого Аврора. Ее щечки уже не были по-детски пухлыми, но оставались такими же розовыми. Маленькие ножки стали длинными и стройными, так что теперь Аврора стала выше своих низкорослых «тетушек». Носик-пуговка вытянулся и обзавелся очаровательным, слегка вздернутым кончиком, блестели и переливались на солнце ее длинные, спадающие до самой талии светлые локоны. В свои пятнадцать лет Аврора была олицетворением красоты. А выросшая вдали от придворных интриг, она стала также примером необычайной доброты. Не было зверька, которого бы она не любила, не было птицы, которой она не подпевала. Аврора часами могла бродить по лесу, погрузившись в свои мысли, но при этом в полном согласии с окружавшей ее природой.

Малефисента наблюдала за тем, как подрастает Аврора, приближаясь к возрасту, в котором должно исполниться проклятие. Малефисента была свидетельницей тех лет, когда стремительно растущие ноги на время сделали Аврору неуклюжей, наблюдала и душевный перелом, наступивший в момент превращения Авроры из ребенка в подростка, когда девочка пыталась выяснить, кто она такая, но никогда не получала ответа на этот вопрос от трех вырастивших ее женщин. Малефисента скрытно следовала за Авророй во время ее странствий по лесам, постоянно удивляясь тому, как чутко относится к природе эта девушка. Ей стало не по себе, когда в один из дней, уйдя слишком далеко от дома, Аврора обнаружила Стену. Вскоре Аврора стала чуть не целые дни проводить перед Стеной, пытаясь рассмотреть, что скрыто за ее толстыми колючими ветвями. Хотя Малефисента старалась не обращать внимания на то, что девушка находится вблизи от ее дома, сделать это было практически невозможно. Казалось, Аврора постоянно рядом.

Сидя однажды днем вместе с Диавалем на человеческой стороне Стены, Малефисента пыталась расслабиться и понежиться на солнце. Ее взгляд упал на дорогу, которая уходила в сторону от Стены. Это была дорога между лесом людей и вересковой пустошью — длинная, петляющая, с колеями, выбитыми в земле колесами бесчисленных телег и экипажей. По обеим сторонам дороги росли высокие деревья. На противоположном от Стены конце дороги находился замок короля Стефана. Чем ближе к замку, тем ухоженнее становилась дорога, деревья были подрезаны, меньше было зелени на обочинах. Малефисента взглянула на стоящий вдали замок Стефана и сморщилась. Столько лет прошло, а вид этого замка бесил ее до сих пор.

Неожиданно Диаваль, который был в облике человека, наклонил голову, прислушиваясь.

— Она возвращается, — после секундной паузы сообщил он.

Забившись в тень густых ветвей, Малефисента и Диаваль увидели появившуюся из леса Аврору. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что ее никто не видит, Аврора пересекла дорогу и направилась к Терновой Стене. Вновь и вновь удивляясь гигантским размерам Стены, Аврора вытягивала шею, привстав на цыпочки, затем присела, пытаясь найти в Стене щелку, которая позволит увидеть то, что находится по ту сторону.

— Любопытная маленькая бестия, — процедила сквозь зубы Малефисента, наблюдая за Авророй. Она собиралась знаком показать Диавалю, что пора уходить, но в этот миг по лесу разнесся громкий звон металла. Этот звук пронзил Малефисенту, заставил вздрогнуть так, словно она порезалась.

Совершенно забыв про Аврору, Малефисента пошла навстречу шуму. Обнаружить его источник не составило труда. На дороге сломалась большая повозка. Два ее колеса отвалились и лежали на земле. Задний конец повозки разбился вдребезги, и на дорогу вывалился тяжелый груз. Прищурившись, Малефисента разглядела высунувшийся из-под брезента тяжелый металлический предмет.

Возле груза, охраняя его, стояли несколько солдат в железных латах и с железным оружием. Еще двое солдат направлялись к краю леса с двуручной пилой, явно намереваясь спилить дерево, чтобы починить повозку.

Как только металлическое полотно пилы вонзилось в ствол дерева, Малефисента сжалась от омерзения. Переполненная гневом, она подняла свой посох, готовая прервать разрушительную работу людей. Предупреждающее карканье Диаваля заставило ее остановиться. Повернувшись, она увидела приближающуюся Аврору.

Двое солдат отделились от группы и направились к Авроре.

— Эй, ты! Куда идешь? — окликнул ее первый из них.

— Ты не здешняя, — сказал второй.

Затем они принялись расспрашивать Аврору, перекрикивая друг друга:

— Как ты здесь очутилась?

— Что ты делаешь одна в лесу?

Аврора двинулась навстречу солдатам, доверчиво, с любопытством глядя на них.

В голове Малефисенты моментально созрел план. Она одна, а солдат много. И у них есть железное оружие. А у нее есть магия. И Диаваль. Малефисента посмотрела на него и прищурилась. Чтобы спугнуть солдат, нужно придумать что-нибудь пострашнее, чем ворон. Подняв вверх посох, она негромко приказала:

— Приведи их ко мне.

Диаваль тихонько вскрикнул и упал на колени, а затем, прямо на глазах у Малефисенты, превратился в громадного волка с черной густой длинной шерстью и острыми когтями, выступавшими на кончиках мощных лап. Жуткое получилось создание, только глаза волка не могли никого испугать — они сохранили присущую Диавалю доброту. Волк выскочил из леса.

Услышав громкий, эхом разнесшийся вокруг вой, солдаты застыли как вкопанные, затем развернулись и побежали назад, к своим товарищам.

В то же самое время Малефисента подошла к Авроре сзади, вынула из кармана своего платья желтый цветок и дунула на него. С цветка слетела пыльца и поплыла по воздуху в сторону Авроры.

— Спи, — тихо сказала Малефисента.

Приняв форму облачка, пыльца продолжала плыть к Авроре. Добравшись до девушки, пыльца закрутилась вокруг нее, и глаза Авроры начали слипаться. Еще секунда — и она, пошатнувшись, упала на землю. Но Малефисенте показалось, что Аврора лежит слишком на виду, поэтому она подняла свой посох, и тело спящей принцессы медленно всплыло в воздух. Оно поднималось выше и выше, пока не скрылось из вида. Позаботившись об Авроре, Малефисента переключила свое внимание на солдат — Диаваль подбегал к ним все ближе и ближе. Увидев мчащуюся на них гору шерсти и мышц, солдаты вытащили мечи, затем, так же поспешно, побежали в противоположном направлении. Диаваль гнал их сзади, словно грозного вида пастушья овчарка.

Слишком поздно солдаты поняли, что их гонят прямиком к странному высокому существу с рогами на голове. Они попытались затормозить, но в этот момент Малефисента снова подняла свой посох вверх, и теперь солдаты взлетели в воздух. Они плыли по воздуху, а вокруг Малефисенты дождем сыпалось на землю их оружие. Она качнула посохом, и солдаты начали сталкиваться в воздухе друг с другом, а затем попадали на землю грудой бесчувственных тел.

Малефисента усмехнулась, довольная тем, что ей удалось оградить Аврору от знакомства с волками. Но улыбка слетела с ее губ, когда она увидела лежащий возле ее ног железный шлем. Она внимательно рассмотрела его, затем осторожно прикоснулась к шлему пальцем. Как только кончик пальца коснулся железа, его обожгло словно огнем. Малефисента отдернула руку и приложила ее к своей груди.

«Значит, эта маленькая проблема не исчезла», — подумала она. А если в следующем сражении ей придется столкнуться с большим количеством солдат, эта проблема может стать гораздо серьезнее.

Ее мысли прервало возвращение Диаваля. Взмахнув рукой, Малефисента снова превратила его в человека. Щеки Диаваля пылали, он переминался с ноги на ногу и явно был взволнован.

— Как вы могли так поступить со мной? — сердито спросил он.

Малефисента удивленно отступила на шаг назад. Так остро Диаваль не реагировал на свои превращения еще никогда.

— Ты говорил, что готов ради меня… стать кем угодно, — с запинкой ответила она. Правда, он сказал эти слова много лет назад, но Малефисента не думала, что у них есть срок давности.

— Но только не собакой, — огрызнулся Диаваль.

Малефисента пожала плечами. Так вот, значит, что его так расстроило. Вот почему он так кипит.

— Ты был волком, — напомнила она, — а не собакой.

— Это одно и то же, — ответил Диаваль. — Они такие же грязные, злые и охотятся на птиц.

— Отлично, — сказала Малефисента, вскидывая вверх руки. — В следующий раз превращу тебя в мучного червя.

Она повернулась и пошла назад, к Стене. Вскоре солдаты очнутся и донесут королю Стефану о стычке. Ей, Малефисенте, безопаснее будет сейчас оставаться на вересковых пустошах. Диаваль тащился следом за хозяйкой, продолжая бормотать себе под нос о своих превращениях.

— Ладно, я буду мучным червем, — бубнил он. — Да с радостью! Кем угодно, лишь бы не мерзким, вонючим… Кар!

Поглядывая через плечо, Малефисента старалась не посмеиваться над разволновавшимся попусту Диавалем. Он иногда так драматично на все реагирует. А маленькое превращение еще никому не вредило, и вряд ли Диаваль смог бы охотиться на птиц, став волком.

Неожиданно Малефисента вспомнила об Авроре. Взглянув наверх, она увидела, что принцесса до сих пор парит в воздухе, блаженно спит и понятия не имеет о случившейся внизу схватке. Нужно разбудить девушку, чтобы она благополучно возвратилась в домик на лужайке раньше, чем проснутся солдаты Стефана. Но на это потребуется время, и если солдаты окажутся хорошими следопытами, они могут начать преследовать ее. Малефисента сомневалась, хватит ли Авроре времени. Неожиданно ей в голову пришла одна идея. Странная, тревожная, но тем не менее.

— Хотела бы я знать… — принялась она размышлять вслух.

А что, если перенести Аврору по ту сторону Стены? Там солдаты не смогут ее найти, и она сколько угодно времени будет в безопасности. «К тому же, — подумала Малефисента, — мне любопытно, что подумает девчонка о вересковых топях. Оценит ли их красоту? А может быть, испугается? Или загорится желанием, как все остальные люди, захватить и разрушить мой мир?» Она покачала головой. Может быть, глупо даже думать о том, чтобы взять Аврору на вересковые пустоши? Или это действительно лучшее решение в сложившейся ситуации?

Стоять здесь и спорить сама с собой Малефисента могла бы весь день, но время поджимало, поэтому нужно было принимать решение… и поскорей. Малефисента подняла посох и направила его на Аврору.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Ночь опустилась на вересковые пустоши. Высоко в небе висела полная луна, освещая своим светом раскинувшуюся внизу поросшую пышной зеленью землю. Воздух был неподвижным, тихим. Почти все обитатели пустошей спали: одни — забившись под листья, другие — устроившись на ветках. Над этим миром парила спящая Аврора. Малефисента шла в нескольких шагах позади нее, а Диаваль летел впереди. Пока они втроем продвигались вперед, наружу высунулись несколько любопытных пикси, пожелавших узнать, кто посмел потревожить мирно спящий лес в такой поздний час.

Дойдя до небольшой низины, которую пересекал мелкий журчащий ручей, Малефисента осторожно опустила Аврору на землю. Затем, отступив в тень, она глубоко вдохнула и прошептала:

— Проснись.

Малефисента ждала, сердце глухо билось у нее в груди. Она уже начинала жалеть о своем решении принести сюда девушку. Что это на нее нашло? Вначале ей показалось, что это хорошая идея, но сейчас, когда веки Авроры затрепетали перед окончательным пробуждением, Малефисента начала думать иначе.

Аврора медленно села. Спокойно повела вокруг своими большими голубыми глазами — так, словно проснуться в незнакомом окружении было для нее вполне привычным делом. Наблюдая за тем, как Аврора осматривает пустошь, Малефисента почувствовала боль в груди. Сама она, оказавшись в незнакомой обстановке, всегда чувствовала себя неуютно. Но Аврора, которая провела всю свою жизнь в одном и том же домике и знала лишь трех человек, казалась невозмутимой.

Повернув голову в направлении Малефисенты, Аврора сказала:

— Я знаю, что ты здесь.

Испугавшись, Малефисента отступила глубже в тень.

— Не бойся, — добавила Аврора.

— А я и не боюсь, — невольно ответила Малефисента и тут же прикрыла рот ладонью. Как только эти слова сорвались у нее с языка, она тут же пожалела об этом. Но теперь было поздно прятаться.

— Тогда покажись, — попросила Аврора.

Малефисента улыбнулась: может, все же есть способ как-то выйти из этой ситуации?

— Тогда испугаешься ты, — сказала Малефисента.

Но Аврора лишь покачала головой.

— Нет, не испугаюсь, — упрямо заявила она.

Похоже, у Малефисенты не осталось выбора. Она не представляла, что произойдет, когда Аврора окажется на вересковой пустоши, но уж точно не думала, что ей придется заговорить с принцессой. Как бы то ни было, если Аврора такая же, как все остальные люди, она должна убежать в страхе, как только увидит Малефисенту.

Выйдя из тени, Малефисента подошла ближе к девушке. Яркая луна осветила Малефисенту, отбросив за спиной ее длинную тень. В ночи рожки Малефисенты казались еще больше и темней, поэтому неудивительно, что глаза Авроры расширились от страха. Но, к удивлению Малефисенты, девушка не убежала. Вместо этого она вновь заговорила.

— Я знаю, кто ты, — сказала она, заставив Малефисенту удивленно приподнять бровь. — Вы моя крестная фея.

Смех подкатил к горлу Малефисенты.

— Твоя… что? — спросила она, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться вслух.

Не обращая внимания на реакцию Малефисенты, Аврора кивнула головой.

— Крестная фея, — медленно повторила она. — Вы наблюдаете за мной всю мою жизнь. Я всегда знаю, когда вы оказываетесь поблизости.

— Как? — охваченная любопытством, спросила Малефисента.

Аврора указала за плечо Малефисенты. Обернувшись, Малефисента увидела свою характерную рогатую тень.

— Вы следуете за мной с самого детства, — пояснила Аврора. — Куда бы я ни шла, эта тень повсюду со мной.

Услышав это, Диаваль громко каркнул. Малефисента знала, что он, находясь в обличье ворона, сказал сейчас что-то вроде: «Я знал это!» — но Аврора услышала просто птичий крик и улыбнулась. Глядя, как Диаваль опускается на плечо Малефисенты, она помолчала, затем подошла ближе.

— Я тебя помню! — сказала она, протягивая руку, чтобы погладить Диаваля. — Хорошая птичка.

Малефисента сделала усилие, чтобы не поежиться, когда до ее плеча дотронулась маленькая рука девушки. Давно, очень давно она не была в такой близости от незнакомого человека. Удивительно, но ощущение оказалось вовсе не таким ужасным, как она могла подумать.

Но еще удивительнее было то, что Аврора чувствовала себя в этой низине как дома. Она отвернулась от Диаваля и принялась оглядываться вокруг, то и дело наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть маленькие цветы и растения, которые не росли по ту сторону Стены.

Пока Аврора осматривалась, стали появляться проснувшиеся феи вересковых топей, которым было любопытно взглянуть на оказавшегося среди них человека. Аврора, увидев крылатых существ, не могла скрыть изумления. Малефисента невольно улыбнулась, когда несколько отважных фей-росинок принялись порхать вокруг принцессы — их прозрачные крылышки мерцали в лунном свете. Оказывается, Малефисента давно уже не замечала ничего вокруг. Да, она пылко любила свой мир, боролась за то, чтобы его защитить, но только теперь, когда здесь очутилась Аврора, словно увидела его свежим взглядом. А мир этот был прекрасным и таинственным. Мирным и по-прежнему полным жизни. Деревья защищали растения, растения цеплялись за землю. В этом мире хватало места всем и всему, и Малефисенте подумалось, что, наверное, именно поэтому она так страстно сражается за то, чтобы спасти его.

Не догадываясь о мыслях Малефисенты, Аврора ласково провела рукой по бархатной головке камыша.

— Я всегда мечтала побывать здесь, — тихо сказала она. — Но мои тетушки говорили, что это запрещено. — Она подняла голову и встретилась взглядом с Малефисентой. — Как мы проникли сквозь Стену?

Этот вопрос вернул Малефисенту к реальности. Одно дело, если девчонка побудет здесь недолгое время, но нельзя позволять ей задавать вопросы и допустить, чтобы она захотела вновь вернуться сюда.

— Пора отвести тебя домой, — сказала Малефисента, не отвечая на вопрос Авроры.

— Так скоро? — с явным разочарованием спросила принцесса. — А мне можно будет когда-нибудь вернуться сюда?

Ничего не ответив, Малефисента достала из кармана еще один желтый цветок и снова дунула на него, послав по воздуху облачко пыльцы в направлении Авроры. Глаза Авроры вновь начали слипаться, и она покачнулась.

На глазах у других волшебных существ Малефисента подняла Аврору в воздух, а затем вместе с ней молча покинула низину.

Вскоре они уже оказались в маленьком домике. Малефисента тихо направила Аврору по воздуху в ее комнату и осторожно опустила на кровать. Наклонившись над принцессой, Малефисента почувствовала, что ее губы тронула легкая улыбка.

— Доброй ночи, заморыш, — тихо сказала она перед тем, как уйти.

Возле двери Малефисента задержалась, чтобы в последний раз взглянуть на Аврору. В конечном счете оказалось не так уж плохо, что она показала ей низину. Но это случилось только раз и никогда не должно повториться. Никогда.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Стефан выглядел ужасно. Он не спал всю ночь, меряя шагами комнату, которую редко теперь покидал. Выглянуло солнце, возвещая начало нового дня. Если бы Стефан не был так рассеян, заря должна была напомнить ему о дочери, которую он назвал в честь нее.

— Вы издеваетесь надо мной, — пробормотал он в тот момент, когда за его спиной появился вошедший в комнату слуга.

— Сир? — переспросил слуга.

Но Стефан не обернулся и не ответил. Он не мигая смотрел перед собой.

Слуга решил, что можно сообщить новости, которые ему было поручено передать.

— Ваше величество, королева просит вас прийти к ней.

— Оставь меня, — отмахнулся Стефан, заметивший наконец присутствие слуги.

— Но, сир, — продолжал умолять слуга. — Королева больна. Сиделки опасаются, что…

— Оставь меня! — крикнул король. — Ты что, не видишь, я разговариваю?

Слуга удивленно уставился на него. В комнате, кроме них, никого не было. Король явно повредился в уме. Слуга вышел, закрыл за собой дверь и решил, что вернется, когда король немного придет в себя. Остается лишь надеяться, что не будет слишком поздно. Жить королеве оставалось в лучшем случае несколько часов. Никто не знал, что за болезнь ее сразила, но многие подозревали, что она умирает от разбитого сердца.

А Стефан даже не замечал, что его жена умирает, как не замечал и того, что слуга уже вышел из его покоев. Он зашагал по комнате, по-прежнему не мигая.

— Вы должны были олицетворять мой триумф, мою силу. Но вместо этого день за днем, год за годом только издеваетесь надо мной. Напоминать мне… Это неспроста. Ведь так?

Он уставился на предмет, причинявший ему мучения, — висящие в стеклянном шкафу огромные черные крылья. Крылья Малефисенты, жутко поблескивавшие в ярких лучах утреннего солнца. Стефан подошел к шкафу, долго смотрел на него, затем прислонился головой к стеклу и повторил:

— Ведь так?

Неожиданно крылья вздрогнули. Стефан отскочил назад, пораженный и встревоженный. Крылья снова стали неподвижными. Стефан глубоко вздохнул, безуспешно пытаясь успокоить свои нервы.

— Я сохранил ей жизнь — и что получил в награду? Проклятие, наложенное на моего ребенка! На мое королевство! На меня самого!

Крылья снова дрогнули, на этот раз сильнее.

Стефан продолжил свой монолог.

— Поняв, что ее проклятие не сбылось, Малефисента придет за мной. Я это чувствую. Я это знаю. Так же точно, как то, что утром восходит солнце, — он сердито погрозил крыльям пальцем. — И на этот раз я не буду таким милосердным. Я убью ее, как должен был убить еще тогда. И сожгу ее тело, превращу его в пепел!

Он помолчал, пытаясь успокоить свое дыхание. Он думал о будущей победе, о сладкой мести.

— А потом… потом вы снова станете моим трофеем. И больше ничем.

Крылья сердито дрогнули, но Стефан лишь пристально посмотрел на них. Его лицо расплылось в широкой ухмылке.

* * *

Хорошо продуманный план Малефисенты держать Аврору подальше от вересковых пустошей быстро потерпел неудачу. Едва она решила, что Аврора никогда больше не появится на вересковых топях, прекрасная принцесса вновь оказалась по другую сторону Стены. Раньше, чем Малефисента поняла, что творит, она каждую ночь стала погружать Аврору в волшебный сон и переносить ее в мир фей.

Очень скоро Аврора уже чувствовала себя на топях как дома. И что еще хуже, прежде чем Малефисента осознала это, ей действительно стало приятно видеть принцессу рядом с собой.

Было нечто воодушевляющее в том, как принцесса бродила по вересковым топям звездными ночами. Перепрыгивала ли Аврора через ручей, пробиралась ли сквозь высокие камыши — чувствовалось, что она буквально сливается с окружающим ее миром. Она любила не только растения, но и лесных обитателей тоже, начиная с прелестных фей-росинок и заканчивая угрюмыми на вид мисти-ежами с их огромными ушами и колючими спинками.

И все эти существа тоже любили Аврору. Все. Даже ревнивые речные феи, которые, как известно, сталкивают в воду всех, кого считают красивее себя, и те любили Аврору, восхищаясь ее красотой. Они разрешали ей играть возле края воды, наперебой спеша показать принцессе таившиеся в ручьях сокровища. Когда они вытаскивали из воды блестящий камешек, Аврора смеялась от восторга и рассыпала похвалы, заставляя речных фей краснеть от гордости.

Когда камешков больше не находилось, речные феи выскакивали на поверхность воды и скользили по ней, почти не оставляя следа. Аврора сидела, завороженно глядя на представление, которое устраивали для нее феи, помахивая за спиной своими крылышками. А когда представление заканчивалось и феи ныряли в воду, Аврора аплодировала им с берега.

Но не только речные феи стремились привлечь внимание Авроры. Вечно ворчливые уоллербоги любили втягивать ее в свои борцовские поединки в грязи, которые она неизменно проигрывала. Но даже вывалявшись в грязи, она продолжала улыбаться, в восторге от того, что является частью этого волшебного мира. Когда она набредала на самых грозных фей, вроде троллей-баранов с их сгорбленными плечами, напоминающей темную кору кожей и торчащими из их рук и спины острыми ветками, она не убегала от них, просто сторонилась, пропуская их, — знала, что и они играют свою важную роль в жизни вересковых пустошей. Ночи сменяли одна другую, Малефисента наблюдала за принцессой, и ей все труднее становилось думать о ней как о дочери Стефана. Аврора была совершенно не похожа на него. Если Стефан никогда не относился к природе с уважением, думал только о том, что он может получить от пустошей, то Аврора в мире фей любила буквально все. Казалось, она инстинктивно знала, как стать частью этого мира, и Малефисента чувствовала, что все больше начинает любить эту девушку. Когда они бродили вместе, Аврора с жадностью слушала Малефисенту, которая знакомила ее с различными растениями и деревьями. А Малефисента с удовольствием слушала болтовню Авроры о том, каких глупостей натворили за прошедший день ее тетки. С каждой новой ночью Малефисенте и Авроре становилось все приятнее быть вместе. И как бы ни было тяжело Малефисенте самой себе признаться в этом, ей грустно бывало покидать Аврору после того, как она на заре укладывала спящую принцессу в постель.

Малефисента нашла в Авроре родственную душу, того, кого могла научить чему-то и у кого могла чему-то научиться сама. Сердце Авроры было широко открыто, страстно желало любви, но сердце Малефисенты оставалось запертым на замок. Правда, глядя на то, как счастлива и свободна Аврора, Малефисента не могла не задуматься о том, что, возможно, оказала себе плохую услугу, постоянно оставаясь такой холодной и неприступной. Даже за то короткое время, пока Аврора была частью вересковых топей, Малефисента почувствовала, что к ней самой стали с большей теплотой относиться те, кто до появления девушки игнорировал ее. Благодаря Авроре они стали видеть в характере Малефисенты более мягкие черты. И Малефисенте не могло не нравиться то, что круг ее общения заметно расширился.

Но как бы ни было приятно Малефисенте видеть рядом с собой Аврору, тяжкий груз продолжал давить на ее плечи. Она понимала, что визитам принцессы необходимо положить конец. «Наши отношения должны прекратиться, — не раз говорила она себе. — На ней мое проклятие».

— Почему мне нельзя бывать здесь днем? — спросила однажды Аврора, когда они с Малефисентой брели по ночному Лугу Снежных фей. Вокруг сновали радужные феи, их крылышки, напоминающие неповторяющиеся очертания снежинок, порхали над прудом в центре луга или мелькали вокруг возвышавшегося на берегу большого старого дерева. С того места, где стояли Аврора и Малефисента, Снежные феи казались яркими огоньками, освещавшими дерево и заставлявшими его светиться.

Малефисента посмотрела на девушку, не зная, что ответить. Не могла же она сказать ей правду — что если «тетушки» Авроры узнают, где та бывает и с кем проводит время, они будут очень-очень огорчены. Не могла она объяснить Авроре и причину их огорчения, что Малефисента была не той, за кого ее принимает принцесса. Вместо этого она просто сказала:

— Ночь — единственное время суток, когда для тебя открывается Стена.

Прежде чем девушка успела задать новый вопрос, Малефисента быстро зашагала вперед, заставив Аврору буквально бежать, чтобы не отстать. Но весь остаток той ночи и еще несколько следующих дней Малефисенту мучил заданный Авророй вопрос. Ей самой хотелось бы посмотреть на то, как Аврора играет на вересковых пустошах при свете дня. Если говорить честно, ей хотелось бы видеть Аврору в любое время суток, и желательно на протяжении многих лет. Но для того, чтобы это произошло, ей необходимо что-то сделать со своим проклятием… Однажды ночью, спустя недели после первого появления Авроры на пустошах и всего за несколько недель до ее шестнадцатого дня рождения, Малефисента уложила спящую Аврору в кровать, как она делала это каждую ночь на протяжении многих дней. Малефисента осторожно подоткнула одеяло и прошептала:

— Доброй ночи, заморыш.

Но именно в эту ночь, когда луна стала уходить за горизонт, а солнце начало вставать, она тихо добавила:

— Я снимаю свое проклятие. Пусть оно исчезнет.

Едва эти слова слетели с губ Малефисенты, вся комната наполнилась магической энергией. Воздух затрещал и засветился, тихо зашелестел ветер. Но магическая сила не коснулась Авроры. Нахмурив глаза, Малефисента подошла ближе и повторила свои слова, теперь гораздо тверже:

— Я снимаю свое проклятие! Пусть оно исчезнет!

И вновь магия наполнила воздух, вновь заблестело в комнате. Но вновь магическая сила обтекла Аврору, не прикоснувшись к ней.

Внутри Малефисенты все сжалось от ужаса. Она повторила свои слова с еще большей страстью. И опять повторила их. И еще, и еще, и еще, направляя все свои силы, волю, магию на то, чтобы отменить проклятие. Комната затряслась от скопившегося в тесном пространстве огромного количества магической энергии, но Малефисента, забыв обо всем, продолжала свои попытки. Она видела только Аврору, спящую вечным сном, если проклятие не будет снято. Крикнув в последний раз, Малефисента подбросила свой посох в воздух и огромный заряд магии обрушился на комнату.

Но магия так и не коснулась Авроры.

Опустив посох, Малефисента медленно вышла. Ее сердце разрывалось от боли. Она сделала все, что было в ее силах. Но снять проклятие, которое Малефисента так безрассудно назвала подарком, оказалось невозможно. А это означало, что так или иначе в течение ближайших нескольких недель Аврора уколет свой палец о веретено и никогда больше не проснется.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Полная раскаяния, Малефисента в задумчивости просидела весь следующий день возле Стены. Мысль о том, что сегодня вечером она вновь увидит невинное лицо Авроры, разрывала ей сердце. Она с новой силой чувствовала глубокую потребность защитить девушку от ужасов окружающего мира, но по иронии судьбы Малефисента сама была его частью. Потому что это она прокляла Аврору, именно она лишила ее возможности прожить всю свою жизнь на вересковых топях или со своей семьей. «И Аврора, — грустно улыбнувшись, подумала Малефисента, — стала тем единственным человеком, который напомнил мне о том, как важно иметь семью и друзей». День рождения Авроры стремительно приближался, и Малефисента все больше чувствовала себя утратившей надежду и абсолютно бессильной.

К моменту появления Авроры той ночью Малефисента была переполнена чувствами, которые, как ей казалось, были давным-давно ею забыты. Но, привыкшая всегда скрывать свою боль и страх, она просто молчала, и о том, что происходило в ее душе, говорила только гримаса муки на ее лице. Не подозревая о чувствах, владевших ее крестной феей, Аврора болтала о торте, который она испекла в тот день. Ей пришлось сходить далеко в лес по ягоды, но дело стоило того, поскольку ее тетушки обожают сладости. Отвлекшись на порхавшую среди деревьев фею, которая была похожа на листик, Аврора прервала саму себя и спросила:

— Скажи, у всех фей есть крылья?

— Как правило, — коротко ответила Малефисента, у которой не было настроения поддерживать разговор. Ей оказалось достаточно трудно просто слышать звонкий голос Авроры, без того чтобы не сломаться, не сказать о том, что она прокляла ее, а затем умолять о прощении.

Но Аврора не уловила ее тревоги.

— А почему их нет у тебя?

— Я бы не хотела об этом говорить, — тихо ответила Малефисента.

— Мне просто любопытно, потому что у всех других фей крылья есть, а…

Для Малефисенты это было уже слишком.

— Довольно! — отрезала она.

Аврора сразу же замолчала, и дальше они пошли молча. Взглянув на принцессу, Малефисента заметила, что лицо Авроры побледнело, а глаза стали мокрыми. Видя, какую боль она причинила девушке, Малефисента смягчилась.

— Когда-то у меня были крылья, — тихо, почти шепотом, сказала она, с болью вспомнив о прошлом. — Но их у меня украли. Это все, что я могу сказать.

Но Авроре этих скудных сведений было мало, ей хотелось узнать больше.

— А какого цвета они были? — все больше волнуясь, спросила она. — Они были большие?

Глядя вдаль, словно где-то на горизонте она могла увидеть свои крылья, Малефисента ответила с грустной улыбкой:

— Такими большими, что, когда я шла, волочились за мной по земле. И очень сильными, — говоря о своих давно утерянных крыльях, она почувствовала боль в спине, там, где остались шрамы. — Они могли поднимать меня за облака и носить против встречного ветра. Они никогда меня не подводили. Ни разу.

Договорив, Малефисента постаралась не взглянуть на Аврору. Она еще никогда не говорила этого вслух. Никогда никому не рассказывала о том, как много значили для нее эти крылья и каким ударом стал для нее поступок Стефана. Крылья напоминали Малефисенте о ее матери, но в то же время они были неразрывно связаны с ее собственным «я» — с ее парящей, гармоничной личностью.

Неожиданно Малефисента почувствовала, как длинные пальцы переплелись с ее пальцами. Посмотрев вниз, она увидела, что Аврора вложила в ее ладонь свою изящную руку и крепко ее сжала. Встретившись с Авророй взглядом, Малефисента заметила, что в глазах Авроры отражается та боль, которую испытывала она сама. Малефисента медленно высвободила свою руку. Она уже потеряла многих, кого любила. Вскоре ей предстоит потерять и Аврору — теперь это лишь вопрос времени.

* * *

Крылья Малефисенты несли его все выше и выше в черное, как сажа, небо. Неистово извиваясь, он боролся с ними. Вскоре он увидел их цель. Внизу под ним в лунном свете блестела Терновая Стена с торчащими из нее огромными шипами. Крылья несли его прямо к ней. Даже если ему удастся выжить при падении, он ни за что не уцелеет, наколовшись на эти шипы, в этом можно не сомневаться. В тот момент, когда крылья выпустили его и он полетел вниз, Стефан, судорожно вздохнув, проснулся в своей комнате.

Еще один кошмар. Неужели эти крылья никогда не перестанут преследовать его, даже во сне? Стефан быстро оделся и направился на зубчатую стену замка. Ему необходимо было действовать, увидеть, как продвигаются дела у его людей.

Но приблизившись, Стефан был крайне разочарован. Ничего не происходило. Рабочих видно не было, а их десятник громко похрапывал в углу. Стефан схватил ведро с водой и вылил ее на спящего. Десятник вскочил — ошарашенный, взъерошенный.

— Где твои люди? — спросил Стефан.

— В своих постелях, ваше величество, — ответил десятник, поеживаясь.

— Пусть немедленно вернутся к работе. Десятник замялся, не зная, как возразить королю.

— Они измотаны, сир. Но с первыми лучами солнца я верну их на работу.

— Мне нужно, чтобы они принялись за дело прямо сейчас, — продолжал настаивать Стефан.

Десятник плохо понимал, чего хочет король. Работать прямо сейчас?

— Ночь на дворе, — начал он.

— Да-да, — согласился король. — На дворе ночь. Так что поднимай их.

— Но, сир?

Потеряв терпение, Стефан отшвырнул десятника к стене.

— Поднимай их и возвращай на работу. Немедленно! Мы не успеваем. Шевелись!

Следующие несколько дней Малефисента провела в странном оцепенении. Она почти не разговаривала, не ела, даже не дурачила пикси и не превращала Диаваля в различных животных. Она не находила утешения, даже бродя по своей рощице или гладя бархатистые головки камышей. Все чаще и чаще ноги приводили ее к берегу Темного Пруда. Находившийся на дальнем от Стены краю вересковых топей, этот пруд был местом, где обитали самые мрачные создания волшебного мира. Здесь жили тролли-бараны и тролли-кабаны с покрытыми щетиной и бородавками ртами. Мрачным был и сам пруд. Уоллербоги не очищали воду этого пруда, не подходили близко к нему и мисти-каменщики. Глухое это было место. Уголок для тех, у кого темно на сердце. «Я заслуживаю того, чтобы находиться здесь, — говорила себе Малефисента всякий раз, подходя к пруду. — Только тот, у кого такое же черное сердце, как у меня, мог причинить зло девушке с таким светлым сердцем, как у Авроры».

Зная о мрачных мыслях госпожи, Диаваль часто сопровождал ее до Темного Пруда. Здесь он садился на берегу и молча ждал, когда она соберется уйти. Но однажды ближе к вечеру, спустя несколько дней после того, как Аврора взяла в свою руку ладонь Малефисенты, Диаваль не заметил, как его госпожа покинула рощицу. Обнаружив, что она ушла, он быстро полетел к Пруду и, увидев там Малефисенту, опустился на ее плечо. Диаваль стал тереться своей головой о голову Малефисенты, словно пытаясь ее утешить. Но Малефисента была не в духе.

— Прекрати! — приказала она.

Он принялся тереться еще сильнее. Сердитым взмахом руки она превратила Диаваля в человека. Оказавшись на ногах, он озабоченно посмотрел на Малефисенту и сказал:

— Госпожа, вы несчастны.

— У меня все отлично, — ответила она.

— Нет, вы несчастны, — повторил Диаваль.

— Это тебя я сейчас сделаю несчастным, если не перестанешь каркать.

Диаваль покачал головой. Словами до нее не достучишься. Но, может быть… Он медленно протянул руку и прикоснулся к плечу Малефисенты, надеясь утешить огорченную фею. Не помогло. Она окинула Диаваля ледяным взглядом и стряхнула его руку с плеча. Кипя от гнева, она повернулась и молча пошла прочь. Какое право имел Диаваль утешать ее? Что он о себе возомнил? Он был, между прочим, главной причиной всех ее неприятностей. Если бы Диаваль не помешался на Авроре с ее маленьким домиком и этими противными пикси, она бы никогда ее не увидела. Никогда не наблюдала бы за тем, как девочка подрастает. Никогда не полюбила бы ее. Никогда не сказала бы того, что разобьет ее сердце. Сейчас Малефисента знала, что должна признаться Авроре, эта мысль терзала ее с тех пор, как она в последний раз виделась с девушкой. Да, она должна рассказать ей правду — но как нелегко это будет сделать! Негромко застонав, Малефисента крадучись направилась к Стене ожидать ночи, когда на небе появятся звезды и выплывет наружу правда.

Весь день падал легкий снежок, поэтому сейчас, когда Малефисента и Аврора шли по вересковым топям, направляясь в один из своих любимых уголков, на Луг Снежных фей, следы их ног заметала мягкая пороша. От их дыхания в холодный воздух поднимались маленькие облачка пара. С покрытыми белым снегом холмами и сверкающими на небе звездами пейзаж был чудесным.

«Ах, если бы только я не должна была разрушить красоту тьмой!» — подумала Малефисента. Расправив плечи, она прогнала эту мысль прочь. Сейчас или никогда, выбора у нее нет.

— Аврора, — начала Малефисента, — я должна кое-что сказать тебе.

— Да? — Аврора подняла на нее свой невинный и чистый взгляд.

Малефисента остановилась, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как ей продолжить.

— В мире есть зло, — сказала она наконец. — И я не могу уберечь тебя от него.

Ожидая, что принцесса встревожится, Малефисента была удивлена, увидев, как та улыбается.

— Мне почти шестнадцать лет, крестная. Я уже могу позаботиться о себе.

Сама того не желая, Малефисента улыбнулась. Какая храбрая, но при этом какая наивная девочка!

— Понимаю. Но я не об этом…

— У меня есть план, — перебила ее Аврора. Лицо ее вспыхнуло от возбуждения. — Когда я стану старше, то буду жить здесь, на вересковых топях, вместе с тобой. И тогда мы сможем заботиться друг о друге.

При виде горделивой улыбки на лице Авроры Малефисенте не оставалось ничего иного, как только улыбнуться в ответ. Совершенно ясно, что девочка много думала об этом. Очень трогательно, что она не просто хочет жить на вересковых топях, но и стать частью жизни самой Малефисенты. Аврора не знала, что ожидает ее в будущем, о проклятии, которое невозможно было снять. Она рассчитывала провести всю свою жизнь рядом с феей-крестной. На вересковых топях, а не в домике со своими тетками, где все было бы гораздо проще. Там у нее был дом, семья — во всяком случае, то, что она считала своим домом и своей семьей. А здесь, на вересковых топях, ее товарищами могли бы стать только лесные создания. Конечно, здесь у нее были бы еще и Диаваль, и Малефисента — правда, насколько приятной показалась бы ей такая компания спустя какое-то время? Но это было бы так чудесно…

От слов Авроры сердце Малефисенты забилось чаще. «Минутку, — подумала она. — Почему мне раньше не пришло это в голову?» Может быть, — всего лишь может быть, — есть способ избежать проклятия и дать Авроре то, чего она хочет и чего, если честно, хочет и сама Малефисента? Если Аврора будет жить на вересковых топях, она никогда не притронется к веретену и избежит судьбы, предсказанной ей почти шестнадцать лет назад. Чувствуя нарастающее возбуждение, Малефисента повернулась к Авроре.

— Тебе не нужно ждать, когда ты повзрослеешь, — сказала она. — Ты можешь поселиться здесь уже сейчас.

— Но тетушки никогда не позволят мне этого, — печально покачала головой Аврора.

— Думаю, ты сама сможешь о себе позаботиться, — заметила Малефисента, надеясь, что ее слова прозвучат не так безнадежно, как ее ощущение самой себя. Теперь, когда мысль о возможном спасении Авроры прочно застряла у нее в голове, Малефисента не хотела отступиться от нее.

— Могу, — ответила Аврора. — Но им будет грустно без меня, — она помолчала, затем улыбнулась так, словно ей в голову тоже пришла хорошая идея. — А они смогут приходить навещать меня?

Малефисента подавила стон. Нотграсс, Фислвит и Флиттл? Здесь? Эти предательницы возвратятся на вересковые топи и, что хуже всего, в ее рощицу? Отвратительная идея. Эти три пикси покинули свой дом, чтобы жить с врагами… но, правда, ведь именно они вырастили Аврору. И, как бы то ни было, они неплохо справились со своей задачей. Пусть даже с невидимой маленькой помощью Диаваля и самой Малефисенты. Глядя в полное надежды лицо Авроры, Малефисента уже знала, что у нее нет выбора. Если она хочет, чтобы Аврора жила в безопасности на вересковых топях, ей придется пропустить пикси сквозь Стену. Только не навсегда. Не в любой момент, как они пожелают. Впрочем, эти детали они с Авророй могут обсудить позже. А сейчас она просто скажет «да».

Аврора радостно взвизгнула и захлопала в ладоши.

— Тогда я, конечно, хочу! — воскликнула она. — Я буду спать в дереве, питаться ягодами и орехами, и все феи будут моими друзьями. Я буду счастлива здесь до конца моей жизни. Завтра же расскажу им об этом!

С этими словами Аврора рванула вперед, переполненная мыслями о своей будущей жизни.

Идя следом за ней, Малефисента радовалась тому, что все понемногу устраивается.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Благополучно отнеся Аврору в ее постель, Малефисента провела остаток ночи, беспокойно бродя по лесу рядом с домиком. Наступающий день был важен по многим причинам. Всего через три дня Авроре исполнится шестнадцать. И прежде чем этот день настанет, Аврора должна оказаться на вересковых пустошах. Хотя Малефисента была уверена в том, что Аврора останется непреклонной и сумеет противостоять своим «тетушкам», ей хотелось быть неподалеку. Чем ближе был шестнадцатый день рождения Авроры, тем сильнее у Малефисенты становилось ощущение, что нужно действовать безотлагательно. Аврора немедленно должна оказаться на вересковых пустошах, на безопасном расстоянии от веретен.

Когда выглянуло солнце, к Малефисенте присоединился Диаваль, и они вдвоем направились к лужайке.

Возможно, все считают Малефисенту ужасной злодейкой. Но она не всегда была такой.

Малефисента необычная фея. После того как по вине людей погибли ее родители, маленькую Малефисенту воспитывал волшебный народец и она искренне верила, что в каждом живом существе должно быть что-то хорошее, даже в людях. Веселую и энергичную Малефисенту любили все, кто ее знал. И так было до той поры, пока юную фею не предал друг, которому она всецело доверяла.

Разгневанная и охваченная жаждой мести, Малефисента искала в этом мире свой путь, который бы наполнил ее жизнь смыслом. Но пока она училась управлять своими магическими способностями, враги не сидели сложа руки. Так кто же на самом деле воплощение зла в этой волшебной истории?

Elizabeth Rudnick

MALEFICENT

Copyright © 2014 Disney Enterprises, Inc.

Adapted by Elizabeth Rudnick

Based on the screenplay by Linda Woolverton

Executive Producers Angelina Jolie Don Hahn Palak Patel Matt Smith Sarah Bradshaw

Produced by Joe Roth

Directed by Robert Stromberg

Посвящается Линде Вулвертон

Элизабет Рудник

Малефисента. История истинной любви

Это история феи Малефисенты. История, которую вы не знаете. Имейте в виду, это не одна из тех сказок, которые начинаются с проклятия и заканчиваются битвой с драконом. Нет. Это рассказ о том, что произошло на самом деле. И хотя в этой истории встречаются и проклятие, и дракон, в ней есть нечто гораздо большее. Потому что это повесть о несчастной любви, обретенной дружбе и о силе единственного поцелуя…

Пролог

Шотландское нагорье

Лучи предзакатного солнца просачивались сквозь густую траву, золотя зеленые травинки. По небу медленно плыли облака, похожие на неторопливо бродивших под ними по лугу белых пушистых овечек. За своей отарой наблюдали сидевший неподалеку возле каменной стены пастух и его четырехлетний сын. У их ног примостились две колли – закрыв глаза, они устроили себе короткую передышку, отдыхая от своих собачьих обязанностей.

Сегодня маленький мальчик впервые вышел на пастбище со своим отцом. Этого дня он ждал целую вечность – в то время как старшие братья пасли овец все дальше и дальше от дома, его всегда оставляли одного. Но сегодня пришел его черед. Он всю дорогу бежал позади отца, стараясь не распугать овец, которых они гнали к одному из самых дальних лугов. Подражая своему отцу, мальчик принялся покрикивать на овец, чтобы заставить их двигаться дальше.

От новых впечатлений, беготни и выкриков у мальчика разыгрался аппетит. Быстро проглотив ужин, он с наслаждением принялся за большой кусок сладкого пирога, роняя крошки на колени. Заметив, что отец положил свой кусок на землю, мальчик с удивлением спросил:

– Ты что, не хочешь сладкого пирога, папа?

– Я оставляю его здесь для волшебного народца, – ответил пастух, и его обветренное лицо стало серьезным.

Отказаться от сладкого пирога? Мальчик и представить себе не мог ничего подобного.

– Зачем? – спросил он.

Пастух улыбнулся.

– Чтобы поблагодарить их за то, что они делают траву выше и гуще и помогают распускаться цветам. Чтобы показать, что мы не собираемся причинить им зло.

Но такого ответа любознательному мальчику было недостаточно. У него оставалось еще много вопросов.

– А почему они это делают? И какой вред мы можем им причинить? – спросил он своим тоненьким, полным недоумения голоском.

Прежде чем что-либо ответить, пастух потертым ботинком разровнял землю перед собой. Подошвы его ботинок были коричневыми от луговой почвы, а носки их совсем облупились. Времена настали тяжелые – король Генрих с каждым годом требовал все больше и больше зерна и овец. Теперь фермерам приходилось крепко цепляться за землю и беречь старые ботинки, надеясь на лучшее.

– Они часть природы. Они заботятся о растениях, о животных, даже о самом воздухе. – Пастух подхватил пригоршню рыхлой почвы и медленно насыпал ее вокруг угощения. – Но не все люди их ценят. Некоторые нападают на их землю, желая извлечь выгоду из всех природных богатств. Ах, сколько бессмысленных войн было между ними и людьми! И не важно, сколько раз и те и другие стремились заключить мир, – все равно мы, кажется, постоянно находимся на пороге новой войны.

С этими словами пастух печально посмотрел вдаль.

Мальчик ничего не понимал. Его отец нес какую-то несусветную чушь. А ведь когда он сам говорит глупости, мать дает ему подзатыльник и посылает в сарай чистить стойла!

Дать подзатыльник собственному отцу мальчик, разумеется, не мог и потому лишь спросил:

– Зачем ты так насыпал землю?

– В знак уважения, – спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, ответил отец. – Чтобы показать феям, что они могут без опаски полакомиться этим пирогом, и чтобы они не думали, будто мы собираемся их отравить. Знаешь, если их рассердить, они могут сильно разозлиться.

Пастух поднялся, свистнул собак и двинулся к дому.

Оставшийся позади него мальчик сел на калитку загона для овец, его мысли неслись вскачь. Раньше он никогда не слышал о злых феях. Испуганно оглянувшись, он осмотрелся. Не уверенный в том, что за ним не наблюдают эти самые злые феи, он спрыгнул вниз, негромко вскрикнув, и припустил вслед за отцом. Только поравнявшись с ним и почувствовав себя в безопасности, мальчик облегченно вздохнул и начал оглядываться по сторонам – ему ужасно хотелось увидеть хотя бы одну фею.

Спускаясь по склону холма и гоня овец к дому, который отсюда казался маленьким пятнышком, мальчик взглянул на небо, затем вновь перевел взгляд вниз, на землю.

Заметив что-то зеленое на цветке, он остановился и окликнул отца.

– Скажи, это фея? – с надеждой спросил он.

– Нет, – ответил пастух, покачав головой. – Это просто кузнечик.

– А это? – спросил мальчик, указывая на другой цветок.

– Нет, это стрекоза, – снова покачал головой отец и, поняв, что, пока он не расскажет обо всем подробнее, у его сына будет появляться все больше новых вопросов, добавил: – Не все феи обязательно маленькие. Некоторые из них такого же роста, как мы. У одних фей есть крылышки, у других нет. Но у всех фей без исключения заостренные уши.

Мальчик немедленно пощупал свои уши и округлил глаза:

– Папа, мне кажется, я один их них!

Едва удержавшись, чтобы не прыснуть со смеху, пастух остановился и повернулся к сыну.

– Дай-ка я посмотрю на твои уши, – сказал он, осторожно поглаживая сынишку по голове. – Нет, не заостренные, – затем он повернул мальчика спиной и добавил: – И крылышек тоже нет. Ты обыкновенный мальчик.

Сынишка успокоился и улыбнулся. Ему, конечно, очень хотелось увидеть фей, но совершенно не хотелось оказаться одним из них.

Подняв руку, пастух указал пальцем на землю, окружавшую их семейное пастбище.

– Если бы ты был феей, – сказал он, – ты жил бы там. На этих вересковых пустошах они и обитают. Именно из-за них весь этот сыр-бор.

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда указывал отец, и округлил глаза. До сих пор он еще никогда не видел вересковых топей, они были слишком далеко от их фермы. Правда, он слышал от своих братьев истории об отбившихся от стада овцах, которые никогда оттуда не возвращались. Даже сейчас, в теплом сиянии вечернего солнца, топи были погружены в туман, скрывавший все – и всех, кто находился внутри. Вересковые топи простирались в обе стороны, по краю их окружали высокие, узловатые деревья, они тянулись своими ветками к небу и заслоняли раскинувшуюся за ними землю. У основания стволов в пятнах солнечного света виднелись высокие камыши – они наклонялись вперед, словно с любопытством рассматривая принадлежащую людям землю. Мальчик поежился.

Вновь обратив свое внимание на овец, пастух продолжал спускаться с холма. Оставшийся у него за спиной мальчик задержался, не сводя глаз с вересковых топей. Отсюда он мог рассмотреть разложенную на земле пищу, тотемы и талисманы, развешанные на ветках деревьев, окружавших землю фей. Прищурив глаза, он пытался разглядеть что-нибудь в накрывшем пустоши мареве, но не сумел это сделать и, сгорая от любопытства, медленно направился к утонувшей в тумане низине.

В один миг он оказался на краю топей. Туман вокруг слегка рассеялся, и теперь мальчику стали видны камни и мелкие кусты, покрывавшие землю. Опустившись на колени, он вытащил из кармана недоеденный кусок пирога и осторожно положил его на камень. Нетерпеливо схватив горсть земли, насыпал ее вокруг. Затем отступил на шаг назад и принялся ждать.

Ничего не произошло.

Мальчик подвинул пирог ближе к центру камня.

Опять ничего.

Разочарованный в своих ожиданиях, мальчик повернулся, собираясь уйти. Солнце уже садилось, и ему пора было возвращаться вместе с отцом домой.

Неожиданно мальчик услышал за своей спиной легкий дрожащий звук и остановился. Медленно повернувшись, он широко раскрыл глаза, заметив поднявшуюся над краем камня пару маленьких, как у насекомого, усиков.

Мальчик поспешно спрятался за ближайшим камнем, судорожно глотая воздух и слыша, как колотится его сердечко. Усики пошевелились, словно принюхиваясь. Еще секунда – и показалась пара крошечных голубых крылышек, а затем на камень взобралась ярко-синяя фея. Ее кожа радужно переливалась, словно капелька росы, за спиной трепетали прозрачные крылышки. Еще никогда мальчик не видел такого красивого, прелестного существа.

Не подозревая о том, что за ней наблюдают, крошечная фея приблизилась к сладкому пирогу.

Сидя за валуном, мальчик вдруг почувствовал, что у него защекотало в носу. Потер его, пытаясь предотвратить неизбежное, но, увы, безуспешно. И он чихнул.

Резко обернувшись, фея встретилась взглядом с глазами мальчика. На мгновение они оба застыли, с благоговейным страхом глядя друг на друга. Но вдруг раздался громкий лай – это одна из колли вспомнила о своих обязанностях.

И прежде чем мальчик успел сказать хоть слово, фея улетела прочь, оставив пирог нетронутым.

Мальчик вздохнул, поднялся на ноги и пошел прочь от пустоши. Его голова готова была лопнуть от переполнявших ее мыслей и вопросов. Кто эта фея? Молодая она или старая? Добрая или злая? Много ли фей таких же, как она? А самое главное – куда она отправилась?

Глава первая

Похожая на голубую росинку, фея стремглав летела прочь от мальчика и его страшного лохматого чудища. Пока она все дальше и дальше улетала в глубь покрытых вереском топей, солнце все ниже склонялось к горизонту, окрашивая все вокруг своими лучами в яркие розовые, пурпурные и синие тона. Небо темнело, а звуки природы становились громче. Слышалось гуканье сов, карканье ворон и гудение перелетавших с цветка на цветок жуков. За спиной феи уходили вдаль деревья, охранявшие границу мира, в котором жил волшебный народец, но впереди уже показались новые, еще более старые и большие. Стволы этих деревьев были разными по цвету, от темно-коричневого до светло-серого, и поднимались высоко в небо, а их кроны, словно крыша, накрывали собой раскинувшиеся под ними вересковые топи. В кронах перекликались птицы, а с ветки на ветку, ничуть не страшась высоты, перепрыгивали белки.

Фея продолжала мчаться вперед. Она миновала большой пруд, в котором плескался кто-то из волшебного народа – высоко в воздух взлетали сверкающие брызги. Свернув в сторону, фея-росинка пролетела над холмом и отправилась дальше, вдоль небольшой лощины. Затем она повернула направо, к большому расщепленному надвое дереву, и оказалась над заросшим яркими красными цветами лугом, который протянулся в длину на расстояние почти в десять древесных стволов. За лугом находился еще один пруд, довольно мрачный по сравнению с первым. На одном его берегу темнела пещера, служившая домом для семьи маджонов. Фея отвернулась, чтобы не встретиться с маджонами взглядом. Эти маленькие существа с большими ушами и вечно наморщенными лбами – казалось, их все время что-то беспокоит – были милыми, но слишком уж безалаберно, по мнению феи, вели свое домашнее хозяйство. Фея-росинка все быстрее и быстрее махала своими крылышками.

Наконец она оказалась в красивой рощице. Это был Холм феи. Расположенный в самом центре топей, Холм был особенным местом для всех, кто здесь жил. Холм феи буквально пульсировал от переполнявшей его магической энергии, которую он получал от обитавших на нем существ и растений. Округлый по форме, Холм состоял из больших торфяных болот и нескольких маленьких ручейков, а центральную его часть занимало возвышавшееся надо всем огромное дерево. Опустившись на маленький камешек на краю болота, фея-росинка огляделась по сторонам и улыбнулась, радуясь тому, что вернулась домой и снова видит вокруг себя знакомые лица.

Слышалось ворчание уоллербога, погружавшего свое неуклюжее тело в мутную воду, чтобы присоединиться к своим собратьям. У всех уоллербогов по краям головы расположены отвислые длинные уши с острыми кончиками и толстые усики-антенны с розовой бахромой. Уоллербоги сидят рядком и роняют в болото свои слюни, образуя такой важный для жизни болот ил.

Дальше от края болота суетились пурпурные, похожие на рыбок существа с огромными глазами и большими ртами. Они цедили грязную воду, пропуская ее сквозь свои напоминающие сети плавники, и вода вновь становилась чистой и свежей. Неподалеку от них была видна группа мисти-каменщиков – серых безволосых мистических существ, очень похожих на камни, над которыми они трудились, расставляя их так, чтобы расчистить путь потоку чистой воды. Куда ни взгляни, обитавшие в рощице существа дружно работали, помогая природе сохранять равновесие и гармонию.

А в самом центре Холма возвышалось Рябиновое дерево. От огромного, величавого ствола тянулись вверх толстые длинные ветви, а у его подножия расползался лабиринт вьющихся, покрытых мхом корней. Ветки были усеяны блестящими листьями – когда лунный свет падал на них под определенным углом, листья загорались зеленым светом, освещая всю рощицу. Возле могучего ствола сидела прекрасная, ростом с человека, фея и качала на руке ребенка. Черные, цвета воронова крыла, волосы феи блестели в лунном свете, а своими широкими крыльями она, словно одеялом, укрывала себя и своего ребенка. Напевая колыбельную, фея подняла свободную руку вверх, и на нависших над ее головой ветвях неожиданно раскрылись ночные цветы. Затем она заставила листья и цветки танцевать, покачиваясь в такт ее песенке, а маленькая дочка феи затихла, засыпая.

– Гермия, – раздался ласковый голос за спиной матери, и тут же рядом с ней появился высокий красивый мужчина. Это был ее муж, Лисандр. Он тоже был из волшебного народа. Его зеленые глаза ярко горели, словно звезды в раскинувшемся над ними ночном небе.

– Т-с-с, – нежно предупредила мужа Гермия. – Она спит.

– А, вот где она, – Лисандр улыбнулся, наслаждаясь видом своей маленькой спящей красавицы. Затем он наклонился, чтобы поцеловать дочку в лоб, и обнял жену.

– Как все прошло? – спросила Гермия, когда муж уселся рядом с ней, прислонившись спиной к стволу Рябинового дерева.

Лисандр вздохнул и ответил, нахмурив брови:

– Никак. Люди не явились. Я ждал их на границе до самого заката, а потом вернулся назад.

Гермия огорчилась. Потерян еще один день в их попытках сохранить мир. Хотя волшебный народец в большинстве своем не верил людям, помня об их бесконечных нападениях, Лисандр и Гермия считали, что нельзя судить обо всех по действиям лишь некоторых. Они верили в то, что мир между двумя народами возможен. На протяжении многих лет они пытались завязать дружеские отношения с местными фермерами и пастухами. Это были люди, которые действительно дорожили природой. Собственно говоря, семена, из которых выросло ставшее их домом Рябиновое дерево, были подарком от одной фермерской семьи, решившей таким образом отблагодарить фей за то, что те помогли им сохранить урожай во время засухи. С помощью нескольких магических заклинаний эти семена удалось превратить в роскошное обиталище, в шедевр природы, который глубоко чтили все без исключения окрестные жители.

Однако установившееся хрупкое согласие между волшебным народом и людьми готово было вот-вот переломиться, словно прутик. Часовые, похожие на пятиметровые деревья существа, охранявшие границу, предупредили о том, что у края топей собираются вооруженные люди, и эта новость сильно встревожила всех обитателей Холма. Они считали это верным признаком того, что люди вновь готовы вторгнуться в их владения, чтобы осушить болота и приспособить топи для своих нужд. Разразится новая война. Надеясь положить конец бесконечной эпохе насилия и жестокости, Лисандр решил отправиться на границу, чтобы начать мирные переговоры.

– Что думает об этом Бальтазар? – спросила Гермия, имея в виду одного из древоподобных охранников границы.

– Он очень озабочен. В течение недели люди в одно и то же время приходили к большому водопаду. Очень странно, что они внезапно прекратили свои визиты.

Гермия ничего не ответила.

Они молчали, прекрасно зная, о чем сейчас думает каждый из них. Наивно надеялись на то, что люди просто хотят исследовать топи или, если у них действительно дурные намерения, их можно убедить отказаться от них. Страшно оттого, что они упустили возможность изменить ход истории и сделать безопасным мир, в котором предстоит расти их дочери. Напряжение в воздухе росло с каждой минутой.

– Завтра, – сказал Лисандр, прерывая затянувшееся молчание. – Я вернусь туда завтра.

– Я пойду с тобой, – добавила Гермия. – Я должна быть там. За Малефисентой найдется кому присмотреть.

В ветвях шумел легкий ветерок. Гермия положила голову на плечо Лисандру, он прижался к ней щекой. Так, несмотря на давившую их сердце тяжесть, они вслед за дочерью тихо уснули под шелест листьев Рябинового дерева.

Вначале они услышали птичий щебет. Затем крики.

– Война! Началась война! – кричал мисти-каменщик.

– Люди напали! – пронзительно вопил водяной.

Гермия и Лисандр вскочили, инстинктивно развернув свои крылья. Ночь еще не кончилась, небо было черным и беззвездным. Вокруг по усыпанной листьями земле, по бурлящим протокам и в воздухе сновали феи и животные. Гермия посмотрела на драгоценный сверток в своих руках. Удивительно, но даже этот шум не разбудил Малефисенту.

Мимо них второпях пролетали три взъерошенные пикси.

– Что случилось? – спросила Гермия, загораживая им дорогу.

– Здесь люди! На границе! Целая армия людей! – истерично крикнула одна из пикси по имени Нотграсс.

– С оружием! – сказала пикси в голубом, по имени Флиттл.

– И в уродливом снаряжении! – добавила самая маленькая из них, Фислвит.

– Может быть, еще есть время, – ответил Лисандр на молчаливый вопрос жены. – Если мы сможем договориться с ними…

– Да, – поспешно согласилась Гермия. – Нам необходимо как можно скорее попасть на границу.

Она крепче прижала к себе спящую дочь, и они полетели вниз, к покрытой пышной зеленью лужайке, что раскинулась прямо под Рябиновым деревом. Осматривая заросший мхом берег болота, они принялись звать своих друзей:

– Аделла! Зяблик! Душистый Горошек!

– Робин! – воскликнула Гермия, увидев маленького бойкого эльфа, спешившего им навстречу. Робин много лет был другом их семьи. По-детски непосредственный и неугомонный, он всегда сыпал шуточками, готовый включиться в игру, был лучиком света, таким необходимым в мрачные времена, слишком часто, увы, настававшие на вересковых топях. Но сейчас выражение его лица было мрачным. Таким серьезным Робина еще никогда не видели.

– Вот где ваша троица! А мы уже вас обыскались, – сказал Робин, приблизившись к ним. – Вон та нора – хорошее укрытие для тех, кто не может сражаться. Пойдемте туда, прошу вас.

И он двинулся было в том направлении, откуда прилетел.

– Нет, – остановила его Гермия. – Послушай, мы хотим, чтобы ты взял с собой в укрытие Малефисенту, но сами туда не пойдем.

– Мы отправляемся к людям, – пояснил Лисандр.

Робин внимательно посмотрел на них и кивнул. Он знал об их давних попытках установить мир и о том, как это важно для них. Спорить с ними было бы пустой тратой времени.

– Хорошо, – ответил Робин. – Но дойдите со мной до укрытия. Не думаю, что смогу сам удержать Малефисенту.

Феи молча плечом к плечу летели сквозь царивший вокруг шум и хаос. Заговорили они только после того, как родители поцеловали Малефисенту, осторожно разместив ее внутри уютной норы, где девочку немедленно окружили заботливые разноцветные существа.

– Благодарю тебя, – на прощание сказал Лисандр Робину. – Мы постараемся вернуться как можно скорее.

Затем Лисандр и Гермия вспорхнули в черное ночное небо и направились навстречу доносившимся со стороны границы громким крикам и вспышкам огней. Вскоре они стали похожи на стремительно летящих по небу маленьких птиц.

Когда его друзья скрылись из виду, Робин обернулся, чтобы взглянуть на спящего ребенка. Губы Малефисенты приоткрылись, ее животик вздымался в такт сонному дыханию. Она не знала, что ее родители только что улетели навстречу опасности, чтобы попробовать в очередной раз спасти пустошь.

– Спи, радость моя, – прошептал Робин. – Мы позаботимся о тебе.

Глава вторая

Ночь казалась бесконечной, как все наполненные неожиданными переживаниями ночи. Спрятавшиеся в укрытии феи не думали, что смогут уснуть из-за доносящихся снаружи ужасных звуков. Не надеялись они и на то, что когда-нибудь снова взойдет солнце и наступит следующее утро. Но сон все же сморил их, и солнце встало, отмечая начало новой зари… и новой эпохи. С восходом солнца запели птицы, а по всем топям началось лихорадочное движение.

– Война закончена! – кричали неподалеку мисти-ежи.

– Война закончена! – вторили им пролетавшие по небу феи-росинки.

При первых криках Робин проснулся и оглянулся по сторонам. В темной норе он был один. Случись это в любой другой день, он бы весело рассмеялся, подумав, что кто-то решил поиграть с ним в прятки. Но сейчас он запаниковал.

– Малефисента! Опоссумы разодетые, где же она… где все… Малефисента!

– Все в порядке, – раздался похожий на звон колокольчиков голос его подруги по имени Душистый Горошек.

Робин повернулся вправо и увидел малышку Малефисенту – та лежала в большом гнезде на берегу неглубокого ручья. Четыре деловитые речные феи – Крисит, Локстоун, Вала и Пипси – мыли мягкие темные волосы девочки, осторожно поливая ее головку прозрачной, сверкающей на солнце водой. Малефисента ворочалась в своем гнездышке, тянула к ним ручки, а тем временем Душистый Горошек и Финч украшали ложе цветами и листьями.

– Все утро приходят новости, – объявила Душистый Горошек. – Битва окончена. Топи снова в безопасности.

– Мы готовим Малефисенту к встрече с Гермией и Лисандром, когда они вернутся. Уверена, они будут с минуты на минуту, – добавила Финч, откидываясь назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Затем она вновь наклонилась вперед, чтобы поправить листик, который, по ее мнению, оказался не на месте.

Робин улыбнулся, потом громко рассмеялся.

– Кашляющие уоллербоги! Они сделали это! – Он подлетел к Малефисенте и пощекотал ей щечки. Малышка захихикала и захлопала в ладошки от удовольствия.

Спустя несколько часов после того, как фея-фруктовница Аделла накормила Малефисенту ягодами, а Робин с полсотни раз сыграл с ней в «ку-ку, кто здесь?», Малефисента принялась тихо плакать. Робин подумал, что, наверное, девочка уловила растущее во взрослых чувство тревоги и сама догадалась, что что-то не так. Опасения Робина подтвердились, когда он увидел гиганта-охранника, который медленно направлялся в их сторону.

Огромные охранники-деревья очень редко появлялись в этой части топей – можно сказать, никогда. Они гораздо уютнее чувствовали себя на краю топей и очень серьезно относились к своим обязанностям – стеречь границу. Для того чтобы охранник пришел сюда, должно было случиться нечто крайне важное, особенно если учесть, что только-только закончилась битва. Часовой приближался, волоча по земле свою огромную тень, тяжело звучали шаги, и на этот звук со всех окрестных мест начал собираться волшебный народец.

– Что привело тебя сюда, Берчалин? – спросил Робин часового, когда тот вплотную подошел к ним. – Скоро ли нам ждать возвращения Лисандра и Гермии?

Часовой вздохнул и ответил, переминаясь с корня на корень:

– Боюсь, я принес плохие вести. Я сам вызвался сообщить их, но теперь мне трудно говорить.

Некоторые феи взлетели повыше и окружили дерево-часового, чтобы лучше его расслышать. Им не терпелось узнать новости, и в то же время их заранее пугало то, что они могут услышать.

– Я думала, что мы выиграли войну, – прошептала Финч.

– Мы действительно смогли защитить наш дом и на этот раз, – негромко начал Берчалин. – Но, боюсь, победа досталась нам дорогой ценой. Минувшей ночью были убиты Лисандр и Гермия.

Собравшиеся феи ахнули, а Малефисента начала громко плакать в своем лежащем на земле гнездышке. Остальные смотрели на нее потрясенные, охваченные жалостью к маленькой сироте.

Первым из оцепенения вышел Робин. Он опустился на землю рядом с Малефисентой, притронулся своей маленькой рукой к ее плечику. Один за другим к ним присоединялись другие волшебные существа. Душистый Горошек и Финч встали у ног малышки, речные феи – возле ее головы, уоллербоги вылезли из своего озера и уселись по бокам гнездышка.

Затем они подняли Малефисенту в воздух и понесли через лес, а Берчалин и остальные печальной толпой двинулись следом. В конце концов все они собрались в месте, куда, как всем было известно, и должны были прийти, хотя никто не произнес его названия вслух. Рябиновое дерево. Малефисенту осторожно опустили в развилку могучих стволов. Солнечные лучи, пробившись сквозь листву, окружили голову девочки ярким ореолом. Как только Малефисента оказалась на дереве, она перестала плакать.

Волшебный народец встал вокруг, прикрывая собой маленькую фею. Первым заговорил Робин. Он повторил то, что уже сказал всего несколько часов назад:

– Мы позаботимся о тебе.

Шли годы, Малефисента росла замечательным, счастливым ребенком. Волшебный народец воспитывал ее сообща, заботился о ней. Каждый старался научить Малефисенту своему ремеслу, языку, поделиться своими навыками. Так продолжалось до тех пор, пока не стало ясно, что за Малефисентой нет нужды больше присматривать. Она все схватывала на лету и с очень раннего возраста начала проявлять свой сильный и независимый характер. Вскоре многие жители пустошей из нянек превратились в надежных товарищей и друзей Малефисенты, которые проводили с нею дни напролет. Больше всего она любила бывать с теми, кто мог рассказать ей о родителях.

– О, у тебя крылышки, как у мамы, – могла сказать Душистый Горошек во время утренней прогулки по воздуху, когда Малефисента неловко пыталась ковылять рядом с ней, путаясь в своих больших непослушных крыльях. Но услышав, что ее огромные черные крылья похожи на мамины, Малефисента тут же краснела от гордости.

– У твоего папы были такие же блестящие глаза, – могла заметить Финч, когда они гуляли по лесу. И Малефисента спешила посмотреть на свое отражение в зеркале пруда, вглядываясь в свои действительно яркие глаза. Но больше всего Малефисента любила проводить время в компании своего лучшего друга, Робина. Иногда они играли в игры, которые сами придумывали: отгадывали животных, которых изображали, или состязались, кто сегодня состроит самую чудную гримасу. Зачастую Робин учил Малефисенту разыгрывать других волшебных существ. Они могли хохотать до упаду, глядя на недоумевающее лицо мисти-каменщика, обнаружившего свои камни переставленными нашими проказниками на другое место. Или потешаться, слушая, как браняться друг с другом пикси, не зная, что собранные ягоды съели Робин с Малефисентой, а не одна из них.

А еще они любили просто посидеть в Рябиновом дереве. Робин знал родителей Малефисенты лучше, чем кто-либо, и постоянно рассказывал ей о них. Это были разные истории – порой глупые, порой нежные, но они всегда вызывали улыбку на лице Малефисенты.

– А тут я как выпрыгну из болота, как спугну с Лисандра живых светлячков, представляешь? – громко хохотал Робин, вспоминая былое, и Малефисента вторила ему.

– Ох, Робин, ну ты даешь! И это в тот самый момент, когда он пытался произвести впечатление на мою маму! – смеялась она.

– Он все-таки сумел произвести на нее впечатление, когда подпрыгнул вверх метра на четыре, словно перепуганный олух.

Отсмеявшись, Малефисента задала вопрос, которого Робин очень боялся.

– Робин… ты видел человека вблизи?

– Нет, девочка, – нахмурившись, ответил он, – не видел. И не хочу, если честно. От этих людей одни неприятности.

Малефисента выпрямилась и еще настойчивее продолжила расспрашивать:

– Но ты говорил, что мои родители верили, будто есть и хорошие люди. И что когда-нибудь мы сможем наладить с ними добрые отношения.

– Говорил, – согласился Робин. – Но ты знаешь, во что обошлась им эта их вера, – он говорил негромко, но твердо. Иногда он забывал, насколько юной и наивной была Малефисента. – Люди пытаются украсть наши сокровища, ограбить нашу землю. И у каждого есть оружие из железа – да-да, из вещества, которое сжигает наше племя.

– Но, Робин, ведь люди тоже часть природы, – не унималась Малефисента. Чувствовалось, что она много раздумывала над всем этим. – Я знаю, что есть ужасные люди. Чудовища. Однако и феи встречаются злые, и животные тоже, но добрых все равно больше. Так и люди не могут быть плохими все без исключения.

Какое-то время Робин молчал. Он не мог дать Малефисенте тот ответ, которого она ждала. После той ужасной ночи он возненавидел всех людей за то, что они тогда у него отняли.

– Нет, любовь моя, – сказал он наконец, похлопывая Малефисенту по ладошке. – Все люди злые.

И с этими словами поднялся в воздух и улетел прочь от Рябинового дерева, не в силах продолжать разговор.

Малефисента вздохнула и снова прислонилась спиной к стволу. Может быть, Робин и не верил в хороших людей, зато она верила. А еще она знала, что родители гордились бы ею за это.

Глава третья

Прошло два года. Рябиновое дерево осталось почти таким же, как прежде, разве только слегка потемнела от времени его кора и чуть ниже склонились ветки. Но если само Дерево мало изменилось, то о его обитателях такого не скажешь.

Развернув крылья, Малефисента вспорхнула вверх и вылетела из Рябинового дерева. Поднимаясь все выше, она с легкостью парила, ныряла и кружилась в воздухе над вересковыми топями. Давно прошли времена, когда Малефисента с трудом управлялась со своими крыльями. Теперь они были с нею единым целым. Забираясь все выше и выше в небо, Малефисента прорвалась сквозь облака, а затем неподвижно повисла в воздухе. Ее лицо просветлело – она наслаждалась этим мгновением. Затем фея рассмеялась и спикировала вниз. Она летела вдоль стремительно текущей реки – вода в ней радостно бурлила, струясь по камням. При виде камней в глазах Малефисенты блеснул огонек, и она взмахнула руками. Камни на дне реки зашевелились, начав перемещаться по магическому приказу Малефисенты. Закончив, она задержалась, чтобы полюбоваться на свою работу – красивый получился водопад.

Потом Малефисента полетела дальше, приветствуя встречавшихся ей по дороге речных существ:

– Доброе утро!

Она пролетела над уоллербогами, весело кидавшимися друг в друга грязью. Заметив Малефисенту, один из уоллербогов приподнялся, готовый принять ее в их игру.

– Нет-нет, не смей! – предупредила его Малефисента. – Не смей…

Уоллербог кинул в Малефисенту комок грязи, но промахнулся и попал в мисти-ежа.

– Ага! Промазал! – рассмеялась Малефисента и, махнув на прощание рукой, полетела через лес над скользящими по поверхности реки речными феями.

– Отличная работа, девочки! – окликнула их Малефисента.

Она обернулась и увидела, что за ней пристроились несколько надоедливых фей-росинок.

– Эй! Ищите свои потоки ветра!

Неожиданно Малефисента заметила махавших ей с камня Нотграсс, Флиттл и Фислвит. Эти три пикси были довольно хвастливыми и взбалмошными, но никогда еще не выглядели такими взволнованными.

– Из-за чего переполох? – спросила Малефисента, опускаясь перед ними.

– Малефисента, ты уже слышала? – быстро заговорила Нотграсс. – Часовые на границе…

– А чего ты первой начала? – перебила ее Флиттл. – Я сама хочу рассказать!

– И я хочу! – подхватила Фислвит.

Малефисента переступила с ноги на ногу – трескотня пикси уже начала ее утомлять.

– Да говорите же, в чем дело?

– Малефисента, часовые на границе… – начала Флиттл.

– Часовые заметили человека, вора, возле заводи драгоценных камней! – выпалила Фислвит и добавила, обращаясь к остальным пикси: – Простите.

Малефисента широко раскрыла глаза и взлетела в воздух. В ее голове стремительно мелькали мысли – сотни мыслей.

Человек. Здесь, на вересковых топях. Разумеется, Робин никогда не одобрит ее решения встретиться с ним. Но это ее шанс самой увидеть, что представляет собой человек. Малефисенту распирало от любопытства.

Малефисента приземлилась на камень напротив большого водопада. Двое часовых стояли в воде и жестами, указывали в сторону кустарника. Увидев Малефисенту, Бальтазар окликнул ее на своем волшебном языке живых деревьев.

– Я не боюсь, – ответила ему Малефисента. – Между прочим, я еще никогда не видела человека вблизи.

Она всмотрелась и сквозь кустарник заметила фигуру мальчика примерно своего возраста.

– Что он взял из заводи? – спросила Малефисента.

Бальтазар что-то проскрипел в ответ.

Камень. Малефисента вздохнула, а затем крикнула в сторону кустов:

– Выходи!

– Нет! – дерзким тоном крикнули из-за кустов. – Они намереваются убить меня. И, между прочим, мерзко выглядят.

Бальтазар снова заскрипел, на этот раз очень раздраженно.

– Ты очень груб! – с упреком сказала Малефисента кустам, а для Бальтазара добавила: – Не слушай его. Ты образец красоты.

Затем она снова повернулась к кустам и, начиная уже терять терпение, продолжила:

– Воровать нехорошо, но мы не убиваем людей за это. Выходи. Немедленно вылезай оттуда!

Из кустов показался худенький, бедно одетый мальчик. Увидев Малефисенту, он вытаращил глаза:

– Так это ты.

Малефисента осмотрела его с головы до пяток. Он был примерно одного с ней роста, а это, пожалуй, маловато для человека.

– Ты уже взрослый? – спросила она.

– Нет.

– Я думаю, ты просто мальчик, – сказала Малефисента.

– А ты просто девочка, – ответил мальчик. – Кажется.

– Кто ты? – прищурилась Малефисента.

– Меня зовут Стефан. А тебя?

– Я Малефисента. – Она помедлила, а затем задала вопрос, который действительно волновал ее: – Ты собираешься причинить нам зло?

– Что? – удивленно заморгал Стефан. – Нет.

– Тогда я выведу тебя с топей.

Бальтазар снова заскрипел.

– Ах да, верно, – ответила ему Малефисента и перевела взгляд на Стефана. – Ты должен это вернуть.

– Что вернуть? – спросил Стефан.

Малефисента переглянулась с часовыми и вздохнула. Затем протянула руку и уставилась на Стефана, который застонал, поняв, что проиграл. Он полез в карман, вытащил из него красивый камень и кинул его Малефисенте. Та ловко поймала его, потом осторожно уронила в сверкающую воду и жестом пригласила Стефана следовать за ней. Поскольку у мальчика не было крыльев, им пришлось идти пешком. Малефисента пожалела людей.

– Если бы я знал, что ты выбросишь тот камень, оставил бы его у себя, – ныл Стефан.

– Я его не выбросила. Я вернула его домой. Так же, как собираюсь вернуть домой тебя.

Какое-то время они шли молча, Малефисента вывела Стефана на лужайку перед лесом. Вдали, за широкими полями, стоял замок. Малефисента уставилась на него, размышляя, что привлекательного может быть в том, чтобы закрыться от всего мира за высокими стенами. Заметив взгляд Малефисенты, Стефан сказал:

– Когда-нибудь я буду жить там. В замке.

– А где ты живешь сейчас? – спросила Малефисента, на которую слова мальчика не произвели никакого впечатления.

– В сарае, – ответил Стефан.

А вот об этом Малефисенте захотелось узнать подробнее.

– В сарае? Значит, твои родители фермеры?

– Мои родители умерли.

Малефисента внимательно взглянула на него. Возможно, между ними больше общего, чем она думала.

– Мои тоже, – тихо сказала она.

– От чего они умерли? – спросил Стефан. – От чумы?

– Их убили люди. В последней войне, – она указала рукой в сторону топей и леса. – Теперь это все моя семья.

– Печально, – нахмурился Стефан.

– Вовсе нет, – поспешно возразила Малефисента. – У меня есть все, что мне нужно.

– Мы с тобой еще увидимся, – неожиданно сказал Стефан.

Малефисента вздохнула, вспомнив о том, как сильно не доверяют людям Робин и другие волшебные существа.

– Знаешь, ты не должен сюда возвращаться. Это опасно.

– Хочешь сказать, это не для меня?

– Не для тебя, – кивнула она.

– А если я все же решусь, если вернусь… я встречу тебя здесь? – Сейчас он был всего в нескольких сантиметрах от нее.

Малефисента, вдруг почувствовав себя неловко, занервничала.

– Возможно.

Стефан протянул ей руку, Малефисента протянула навстречу свою. Но как только их ладони соприкоснулись, руку Малефисенты пронзила жгучая боль, и она ее отдернула. Опустив глаза, она поняла, что обожгло ее ладонь – кольцо на пальце Стефана.

– Что случилось? – заволновался Стефан.

– Твое кольцо сделано из железа, – пояснила Малефисента, тряся рукой, чтобы унять боль.

– Прости, – Стефан снял кольцо и зашвырнул его далеко в поле.

Малефисента была тронута. Еще никто и никогда не совершал ради нее таких самоотверженных поступков.

Стефан улыбнулся и пошел прочь. Малефисента смотрела, как он быстро спускается по склону холма. Вдруг Стефан обернулся и крикнул:

– Мне нравятся твои крылья!

Лицо Малефисенты расплылось в широкой улыбке. Похоже, ее родители были правы. Не все люди плохие. Правда, встречи со Стефаном ей лучше хранить в тайне от остальных – наверняка все начнут рассказывать ей о том, как опасно разговаривать с людьми.

А далеко ушедший вперед Стефан поглаживал пальцами гладкий камешек, который он взял из заводи и который ему удалось утаить от Малефисенты. Сейчас этот камешек был надежно спрятан в его кармане.

Глава четвертая

Спустя неделю, летая высоко в воздухе, Малефисента заметила знакомую фигурку, слонявшуюся по лужайке перед лесом.

Она улыбнулась, полетела быстрее и неслышно опустилась на землю позади Стефана. Тот обернулся, испуганный ее неожиданным появлением.

– Так-так, – сказала она. – Смотрите, кто пришел.

– Решил, что лучше рискнуть.

Малефисента покраснела. В это время из-за деревьев выглянул олененок.

– Если бы я взял с собой лук, то угостил бы тебя отличным ужином, – сказал Стефан, указывая рукой на олененка.

Не обращая внимания на его слова, Малефисента подошла к олененку. Какое прелестное создание. Она осторожно протянула олененку руку, а затем опустилась возле него на колени. Олененок прижался мордочкой к ее ладони.

– Колдовство, – прошептал Стефан, наблюдая за ними.

– Нет. Просто доброта, – поправила его Малефисента, не сводя глаз с олененка.

Стефан подошел к Малефисенте, и олененок умчался прочь. Малефисента поднялась и повернулась к Стефану:

– Когда мы впервые встретились, ты сказал «так это ты». Что ты имел в виду?

– Люди видели тебя. Как ты летаешь. Девушку с вересковых топей, совсем такую же, как мы… только с крыльями. – Он уставился на крылья, явно желая рассмотреть их поближе. Заметив это, Малефисента протянула одно крыло Стефану.

– Можно, ты уверена? – спросил он.

Малефисента кивнула, и Стефан осторожно прикоснулся к ее крылу.

– Они прекрасны.

– Благодарю, – сказала Малефисента, оглядываясь через плечо. – Они особенные, правда?

Теперь Стефан взглянул вверх, на рожки Малефисенты:

– Они острые?

Фея покраснела, затем, неожиданно смутившись, наклонила голову.

– Они великолепны, – сказал Стефан. – Правда. Это самые великолепные рожки, которые я когда-либо видел.

Переполненная чувствами, Малефисента, не раздумывая, обняла Стефана. Его тело напряглось, он явно не ожидал такой реакции с ее стороны, но очень скоро она почувствовала, что Стефан улыбается.

– Если мы с тобой можем стать друзьями, – сказала Малефисента, – почему другие не могут?

– Может быть, смогут. Может быть, мы покажем им, как это делается.

Итак, Малефисенту и Стефана объединила надежда на мир, и это заставило фею сильнее, чем когда-либо, почувствовать свою близость к родителям. Стефан продолжал приходить к лужайке на краю вересковых топей, которая стала местом их тайных свиданий. Здесь они говорили о своей жизни, об их будущем. Здесь же, в шестнадцатый день рождения Малефисенты, они поцеловались. Это был действительно Поцелуй истиной любви – чистый, искренний и нежный.

Но с годами Стефан стал все реже приходить к вересковым топям, чтобы увидеть Малефисенту. Он стремился осуществить свою давнюю мечту – жить в замке, пусть и простым слугой.

Казалось, теперь его намного меньше интересовало установление согласия между людьми и волшебным народом и гораздо больше – жизнь в замке, подробности которой он предпочитал хранить в тайне. Пусть Малефисента интересовалась его жизнью из чистого любопытства, Стефан все равно старался не отвечать на ее вопросы.

Однажды Малефисента, паря по небу, заметила Стефана неподалеку от крутого обрыва. Они не виделись уже несколько недель.

– Стефан, – окликнула Малефисента с высоты.

– Привет, – ответил он.

– Привет, – повторила Малефисента и вдруг почувствовала себя неловко рядом со Стефаном.

– Где ты пропадала? – спросил Стефан.

– Искала тебя, – нахмурилась Малефисента.

– В самом деле?

– Да, – ответила она. – Это ты где-то пропадал все эти дни.

Она спустилась, чтобы поцеловать Стефана. Они прильнули друг к другу. И на короткий миг показалось, что все в порядке, как прежде.

Глава пятая

Прислонившись к Рябиновому дереву, Малефисента наблюдала, как уходит еще один день. Со Стефаном они не виделись уже месяц – целую вечность. Робин и другие волшебные существа заметили, что Малефисента стала серьезнее и тише, но сама она стыдилась признаться, что немного влюблена, причем в человека. Малефисента отдалилась от всех, предпочитая быть в одиночестве, – на тот случай, если ей вдруг очень захочется рассказать кому-нибудь о своем любимом или если неожиданно объявится сам Стефан.

Закатное небо постепенно темнело – и все более мрачными становились мысли Малефисенты. Все ли с ним в порядке? Скучает ли он по ней, хотя бы капельку? Как Малефисента ни старалась, ей не удавалось развеять охватившую ее грусть. Неужели она ошиблась, поверив человеку? А ее родители – они тоже ошибались? Не в первый раз она задумалась над тем, как все было бы, останься ее родители в живых. Она представляла себе, как прилетает домой, к Рябиновому дереву, а там, прислонившись спиной к теплому стволу, сидит ее мама. Малефисента начинает плакать и обо всем рассказывает маме, а та целует ее в лоб и говорит, что все будет хорошо. И все действительно становится хорошо. Каким-то образом.

Малефисента покачала головой. Глупо предаваться фантазиям. Она вздохнула и приказала себе встряхнуться. Нельзя предаваться меланхолии. Наверное, стоит навестить Робина, узнать, как он там. Эльф всегда умел поднять ей настроение.

Неожиданно донесся звук, напоминающий раскат грома. Малефисента бросила взгляд поверх обрыва и ахнула. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила приближающейся армии, а та уже двигалась к вересковым топям, и над ней на ветру развевалось знамя короля Генриха. У Малефисенты упало сердце. Все начинается сначала. Еще одна война. И она поспешно взмыла в небо.

У края вересковых топей король Генрих, сидя верхом на коне, обратился к своему войску. Генрих был человеком далеко не первой молодости. Борода его поседела, курчавые волосы на голове поредели. Талия с годами раздалась, а пальцы на руках скрючились от болезни, но несмотря на все это, король держался в своих тяжелых доспехах горделиво и уверенно. На войну он выходил не впервые. Королевство сильно настолько, насколько силен сидящий на его троне король, и Генриху бессчетное количество раз доводилось доказывать свою силу.

Но сегодня особенный случай. Ставка на кону была высока как никогда. Вересковые топи и все, что за ними, – это очень много земли, а земля эта, по всем сведениям, была так богата, что и вообразить трудно. Там были источники пресной воды и лес, а дно ручьев, по слухам, было усыпано драгоценными камнями. Захватив и покорив вересковые топи, он сделает свое королевство еще сильнее.

Но не по этой причине стоял сейчас Генрих перед своей армией на краю вересковых топей. Эту войну он собирался начать прежде всего потому, что топи таили в себе большую угрозу – жившие там существа были волшебными, и трудно предсказать, что они могут совершить в один прекрасный день с помощью своей магии. Именно поэтому король Генрих хотел их уничтожить. А если в результате победы перед ним откроется доступ к обширным и богатым землям, что ж, тем лучше.

Сидя верхом на нервно гарцующем коне, Генрих указал рукой себе за спину и начал речь:

– Вот они – таинственные вересковые топи. Никто не рискует заходить туда из страха перед обитающими там волшебными существами. – Он помолчал, рассматривая лица своих солдат, ища на них признаки слабости или страха. Увидев, что таких трусов мало, всего лишь горсточка, король продолжил: – Итак, я приказываю… Сокрушите их!

Армия ответила королю радостным воплем. Ободренный, король Генрих продолжил свою зажигательную речь.

– Мы не боимся волшебных тварей! – кричал он. – У нас есть мечи! – Солдаты высоко вскинули вверх мечи и вновь одобрительно закричали. – Мы захватим вересковые топи и убьем любого, кто посмеет встать нам поперек дороги!

Генрих подал знак, и армия двинулась вперед. Первые солдаты уже подошли к окутанному туманом подножию холма и принялись взбираться вверх по склону – земля под ними тяжело дрожала. Вдруг они хрипло вскрикнули и застыли на месте.

По другую сторону холма в тумане показались два огромных черных крыла, а вслед за ними – пара острых скрученных рогов. Малефисента медленно взмыла в воздух, сейчас она была похожа на исчадие ада. Но позади нее был только туман. Ни армии, ни фей, ни других существ. Всего лишь одна Малефисента.

На какое-то мгновение Генрих не на шутку встревожился. Он собирался захватить вересковые топи неожиданным ударом. Кроме того, появившееся перед ними существо было действительно жутким. Однако затем король усмехнулся. Похоже, кроме этого единственного чудища здесь больше никого не было.

– Ни шагу дальше, – предупредила Малефисента, стараясь, чтобы в ее голосе было больше смелости, чем есть на самом деле.

Король Генрих лишь криво усмехнулся:

– Фея королю не указ.

– А ты мне не король.

– Притащите мне ее голову! – крикнул Генрих своим солдатам.

Армия вновь двинулась вперед, грохоча сапогами и звеня оружием. Малефисента следила за тем, как приближаются враги, и сердце сжималось у нее в груди. Малефисента невольно подумала о том, что подобную картину видели и ее родители в последние мгновения своей жизни. И она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить топи – так же, как сделали они. Малефисента подняла крылья выше, издала раздирающий душу крик и полетела вперед.

И тут же почувствовала за своей спиной волну магической энергии. Обернувшись, она увидела появившуюся армию защитников пустошей. Они взбирались на холм, цепляясь за землю своими когтями. Некоторые воины в этой армии были чешуйчатыми, у других ноги были вывернуты задом наперед, у третьих за спиной виднелись кожаные крылья. Одни рычали, другие брызгали слюной, словно больные псы. Здесь были существа, шедшие на двух ногах, и те, кто бежал на четвереньках. Их объединяло одно: они хотели защитить свой родной дом. Они пришли отстоять это место от вторжения людей, как уже много раз случалось в прошлом.

Следя за тем, как приближается такое разномастное войско, Малефисента едва не закричала от радости. Она так боялась, что не справится, когда придет время сражаться, но теперь у нее была целая армия – ее армия, пришедшая на помощь, как только стало известно о грозящей топям опасности. С такими бойцами за спиной Малефисента почувствовала себя намного увереннее. Она взяла на себя командование, и они были готовы ее слушаться. Малефисента дала сигнал и стала наблюдать за яростной атакой своей армии.

Уверенная, что ее солдаты сумеют справиться с врагом, Малефисента обратила внимание на короля Генриха. Как только тот увидел армию защитников топей, он развернул своего коня и помчался прочь. Но Малефисента не собиралась просто так его отпускать. Король был ужасным человеком. Одним из тех людей, о которых ее предупреждал Робин. Одним из тех, кто ради наживы готов разрушить все, что было ей так дорого. Таким же, как те люди, что убили ее родителей. Кипя от гнева, Малефисента поднялась в воздух и полетела вслед за королем.

Настигнув его в один миг, она принялась с высоты наносить Генриху удары своими мощными крыльями и била до тех пор, пока тот не упал с коня. Тогда Малефисента спустилась на землю и, наклонившись над королем, громко крикнула:

– Тебе не получить вересковые топи – ни сейчас, ни когда-либо в будущем!

Испуганный Генрих поднял закованную в железо руку, пытаясь защитить себя от разъяренной феи. При этом железные латы вскользь прикоснулись к щеке Малефисенты. Малефисента ахнула и поднесла к лицу свою ладонь. В том месте, где лица коснулось железо, кожа пылала огнем.

Заметив, что его соперница отвлеклась, король Генрих кое-как поднялся на ноги и, постанывая от боли, заковылял прочь. Вместе с ним беспорядочно отступали остатки его войска – солдаты в панике бежали от ужасных существ.

Вздохнув, Малефисента дала сигнал, и ее армия прекратила наступление. Присмотревшись, Малефисента увидела в толпе защитников топей знакомые лица. Бальтазар кивнул ей, и она кивнула в ответ, надеясь, что часовой почувствует, как она ему благодарна. Здесь же оказался и Робин – потрясенный, но вместе с тем явно гордый за Малефисенту. Она кивнула ему и поспешила улететь прочь, опасаясь, что, если Робин дольше и внимательнее будет смотреть на нее, она может не сдержаться и рассказать ему, что встречается с одним из презираемых им людей, – правда, этот человек кажется ей хорошим.

Направляясь назад, в глубь пустошей, Малефисента осталась наедине со своими мыслями. Нападение людей. Есть ли надежда, что всему этому можно положить конец? Возможно ли когда-нибудь добиться мира? Как бы ей хотелось поговорить сейчас со Стефаном! Может быть, они вместе смогли бы придумать, как заключить договор между волшебным народом и людьми. Но на смену этим мыслям пришли другие, более мрачные. А что, если Робин прав? Что, если все люди настроены против них? А что, если и Стефан на стороне короля Генриха?

Глава шестая

Король Генрих лежал в постели, окруженный толпой советников и генералов. Стефан наблюдал за этой сценой, зажигая последний канделябр в стенной нише. Ему пришлось податься вперед, чтобы расслышать, что говорит слабеющий король.

– Когда я взошел на трон, я обещал своему народу, что однажды мы сможем захватить вересковые топи с их богатствами. А каждый из вас дал клятву верности мне и поддержал мое обещание. – Король зашелся в кашле, брызжа слюной и пытаясь сесть в постели. Стефан подбежал с подушкой и подложил ее под спину королю.

– Поражение в битве, – как ни в чем не бывало продолжил король. – Это станет моим наследием? Я вижу, вы уже ждете моей смерти. Осталось недолго. Но что потом? Кто будет править страной? Моя дочь? Или мне лучше выбрать своего преемника?

Собравшиеся затаили дыхание. Кто-то из них станет новым королем? И они все как один слегка подтянулись и выпрямили спину.

– Но как узнать, кто из вас самый достойный? – злобно блеснул глазами король. – Убейте ее! Убейте фею и отомстите за меня. Тот, кто это сделает, получит корону!

Стефан тихо начал отходить дальше от постели, зная, что король и не заметит отсутствия слуги. Выйдя из королевской спальни, он встал, тяжело дыша и уперев ладони в колени. Он знал, что ему нужно сделать.

– Малефисента! Малефисента! – звал Стефан. Давно он не был в тайном месте их встреч, но оно осталось таким же прекрасным и безмятежным, как всегда.

Вскоре за спиной Стефана на землю опустилась Малефисента. Он удивленно обернулся и едва не рассмеялся, подумав о том, как он поражался ее неожиданным появлениям тогда, раньше.

Какое-то время Малефисента молча изучала Стефана, пытаясь понять, не изменился ли он. Но казалось, будто он никуда и не исчезал. На нем была все та же поношенная одежда и фляжка на боку. А Малефисента после выигранной битвы стала тверже, почувствовала, что обладает силой и авторитетом, что стала способна защитить свой дом и своих друзей.

И еще война напомнила ей о тревожном прошлом вересковых топей и о том, почему здешние обитатели с таким подозрением относятся к чужакам.

В то же время внутри Малефисенты что-то трепетало при виде знакомого, дорогого лица Стефана. Подавив в себе это странное чувство, она расправила плечи и спросила, приподняв идеально очерченную бровь:

– Как тебе живется среди людей?

Стефан, явно смущенный, уставился в землю.

– Они ужасны, – помолчав немного, сказал он. – И их не остановишь. Они задумали убить тебя.

И он посмотрел Малефисенте прямо в глаза.

Она внимательно слушала человека, которого когда-то сильно любила. Теперь она не была уверена даже в том, что может доверять Стефану.

– Когда мы впервые встретились с тобой, ты сказала, чтобы я не смел больше приходить сюда. Но я пришел и сказал, что предпочел рискнуть. – Он отвел в сторону упавшую на лицо Малефисенты прядь. – Все по-прежнему остается в силе. Я сделал выбор.

Придвинувшись ближе к Малефисенте, он прошептал: