И тысячу лет спустя. Новгород бесплатное чтение

Глава 1. Масляная лампа

Глава 1. Масляная лампа

месяц спустя после смерти Рёрика и Утреда

– Я никогда не видеть такая… краса, – Мирослава сделала глубокий вдох и покачала головой изумляясь. – Дуже красиво.

Розовый туман расстилался над утренним Волховом. Они стояли с Олегом на холме, и потому казалось, что стояли выше самого неба, будто туман был облаками, отделяющими их от всего смертного и низменного, происходящего в Хольмгарде. От Синеуса, томящегося в сыром подвале. От Райана, готовящегося к брачному обету, словно к смертной казни. От Настеньки, одного вида которой Мирослава не выносила. От Святослава и его брата Вадима, что после победы над варягами никак не могли просушить усы от медового хмеля. От Катарины, что была похоронена под этим самым холмом без всяких почестей, зарыта в неподготовленную стылую землю подобно собаке или другому павшему от хвори скоту. От Ефанды и Иттан, что были высланы из Ладоги в Новгород, скорбели по Рёрику и Ларсу и выплакали за месяц все глаза. Ларс, муж Иттан, был убит одним из первых, еще до того, как на подмогу конунгу в крепость ворвались древляне.

Мирослава игриво вздохнула, повертела меч перед своим лицом и протянула его обратно Олегу. Словен вернул сталь за пояс и вопросительно поднял брови.

– Он не показывает, – улыбнулась Мирослава, почти посмеялась, зная, что сказала что-то неправильно, и ее глаза заблестели. – Я так давно не видела себя…

– Не видела себя? – Олег изумленно нахмурился, оглядел ее с правого бока и сложил руки за спиной. – Разве ты не бегаешь каждый день к Волхову?

– В моем мире есть такая вещь… зеркало. Ты можешь смотреться туда и видеть себя так же ясно, как ты сейчас видеть меня. А в реке… разве что проверить, все ли я – еще я.

– Зеркало… – повторил с любопытством Олег, – это слово было новым для него, хотя и звучало по-родному. – Ты говоришь лучше. Уроки проходят на славу?

И только тогда Мирослава заметила, как слово «зеркало» похоже на древнерусское «зреть» – смотреть. Славянский язык ей действительно с каждой неделей казался все легче. И хотя вопреки ее надеждам, уроки давал не Райан, Мирослава была довольна. С ней занимался византийский путешественник, нашедший приют в Хольмгарде до лета, и получал от Олега за то щедрое вознаграждение в десять дирхамов за неделю. Последний месяц был спокойным. Мира проводила его за учебой, привыкала к новой жизни и новому лицу, не вмешиваясь в княжеские и военные дела. Все, что ее волновало, – это свадьба Райана и Настеньки в сваточную неделю. Мирослава еще не знала как, но точно знала, что сорвет ее.

– Мой шрам, – Мирослава вздохнула и посмотрела на будущего мужа. – Он выглядит лучше?

Олег нежно улыбнулся, встал перед Мирославой лицом к лицу и заправил ее прядь за ухо, обнажая ярко-розовый, почти пурпурный шрам. Девушка опустила глаза.

– В моем мире их умеют убирать, – прошептала она с грустью.

Олег опустил руку и отошел на шаг назад.

– Да, в твоем мире все краше и хорошее. Я понял это уже давно, – не без обиды ответил он. – Кроме одного.

– Чего же?..

– В твоем мире больше нет тебя. Ты здесь, и поэтому мой мир теперь самый прекрасный из всех, созданных богами.

– Разве это может быть красиво… – покачала головой Мира и села, почти плюхнулась на влажную от росы траву. – Я не воин, чтобы гордиться этим уродливым шрамом. Он – не знак моей силы, скорее, слабости… Почему ты не позволяешь мне учиться работать… мечом?

– Не работать. Владеть, – Олег сел рядом и оперся на локти, почти лег. – Так говорят настоящие воины. Вот тебе урок первый, Марна.

– Мое настоящее имя – Мирослава… – вдруг призналась она шепотом, сама того не ожидая, и удивилась, как долго она не произносила своего истинного имени вслух. Оно будто и звучало теперь иначе. – Так меня назвали родители, когда я… когда…

– Родилась? – помог ей Олег, думая, что Мира всего лишь забыла слово.

– Да, точно, – протянула она, криво улыбнулась и потерла зудящий шрам. – Родилась, – шепотом повторила Мирослава, а сама подумала: «Или когда моя собственная мать выбросила меня на порог чужого дома?»

– Мирослава – это славянское имя. В твоем мире живут славяне? Мы есть и там? – казалось, Олег тут же расцвел, как душистая яблоня в мае, от гордости за свою кровь.

– Да, но…

Мирослава не знала, как объяснить ему, на что был похож ее мир, потому как не знала нужных слов. А те, что знала, только оскорбили бы память о ее прежней жизни и мире, в котором она родилась. Она скучала.

– Как же мне тебя звать? Мирослава? Марна?

– Мирославы здесь больше нет, – она подняла на Олега сверкающие зеленые глаза. – Ее больше нет.

– Все же выбираешь варяжское имя?..

– А разве твое имя не варяжское? Всегда хотела спросить, а не могла. В моем мире говорят, ты был воином Рёрика, его десницей и другом1…

Олег чуть не поперхнулся слюной.

– Имя, быть может, и варяжское… Но чтобы друг и воин… – хихикнул он не без презрения.

– И почему же у сына словенского князя варяжское имя?

Собираясь с ответом, Олег несколько раз хлопнул длинными ресницами.

– Моя мать не была словенкой. Она была всего лишь одной из наложниц моего отца, каких, к моему стыду, у него всегда было много. Ее звали Рогнеда.

– Она… умерла? – бестактно задала свой вопрос Мирослава, не подобрав иных, менее прямых слов.

– Да, уж десять лет как. Когда моя мать надоела или чем насолила отцу, он отослал ее подальше от Новгорода. Так мы стали жить у Ладожки2. Нынче наше место варяги кличут Алаборгом3.

Олег, не зная куда девать руки, сорвал зеленую травинку и зажевал ее.

– Когда моей матери не стало, я решил остаться в Алаборге и стал сам там княжить. Ко мне приехал и Глеб, оставив отца. Ты видела Глеба, Марна? Черный, будто самая темная ночь. Узкоглазый, бородатый. Он же рожден от хазарской наложницы: она до сих пор живет подле моего отца. Ее кличут Парсбит.

– А Ефанда?

– А Ефанда… Ефанда – само божество. Сама чистая славянская кровь. Она рождена от дяди моего, Вадима, и жены его, Березы, что скончалась сразу после родов.

– Как Ефанда оказалась в Алаборге?

– Последовала за мной… так как никого на всем свете нет у нее дороже и ближе. Не было, – поправил он себя. – До того, как она встретила своего мужа.

– Тебе стыдно?.. – предположила Мирослава. – За то, что ты дать ее варягу?

– Я с этим засыпаю и просыпаюсь… Но теперь он мертв.

«Если только мертв…» – подумала Мира про себя, но не осмелилась озвучить догадку. Ей вдруг вспомнилось, как с месяц тому назад она, смотрясь в Волхов, заметила, как тот изменил течение. Где теперь Рёрик, если он жив? Где теперь его тело, если он мертв?

– И ты хочешь отдать ее Синеусу? Он ведь тоже варяг.

– Он… – Олег тяжело вздохнул.

– Он будет хорошим мужем для Ефанды, – вдруг поддержала его Мирослава. – Лучше не сыскать. Синеус думать о ней каждый час… хотеть ее… и ради нее умереть.

– Откуда ты… знаешь? Я никак не могу понять, кто ты такая, дева, и откуда пришла? То встаешь на сторону словенов, то защищаешь нашего врага?

– Моя – ничья сторона. Я лишь вёльва.

– Провидица… чаровница… не вёльва, – поправил ее Олег, потому как ему не нравилось варяжское слово.

– Пусть так. Я лишь говорить всегда правда. Боги мне так сказать. Отдай Ефанду Синеусу. Отпусти его из темница. Пусть они едут на Ладожку, в Алаборг. В крепости теперь никого. Опасно. Могут прийти другие. С севера. Если ты отдать Ефанду Синеусу, он будет тебе служить по ряду и праву. Я клянусь и обещаю.

Мирослава не блефовала. Она искренне желала Ефанде счастья и знала, что лучшего мужа для нее действительно было не сыскать во всей будущей Руси: ведь Мирослава сама его создала, сама заставила его любить Ефанду, любить горько и глубоко.

– А где твой дядя Гостомысл? Как давно князь умереть?

– Ох, Марна, – широко улыбнулся Олег, приятно удивляясь ее любопытству. – Гостомысл – самый старший из братьев и умер совсем давно, я не помню его и не знаю.

– А расскажи мне, как Рёрик пришел к вам год назад?

Олег, немного подумав, все же кивнул.

– Ефанда первая заметила их корабли, входящие в Волхов. Всего два, и на каждом по восемьдесят человек. Она никогда прежде не видела таких прекрасных парусов и потому так и осталась там смотреть. Не предупредила… ни меня… ни Глеба… А мы и не были готовы. Не сбежали, не спрятались в лесах. Когда варяги ворвались к нам, было уже слишком поздно. Мы не стали поднимать мечей, а они не стали нас убивать. Только наложили дань и забрали Ефанду и еще пару молодых девушек к себе на увеселение. Первый год, пока крепость строилась, варяги жили у нас. Насиловали наших женщин, жрали наши запасы… Это было самое черное время. Нас не выпускали из общины, чтобы мы не обратились за помощью к другим племенам. А если кто пытался бежать – того Рёрик сам сажал на кол или вскрывал кишки. Я помню тела, что вороны исклевали до самых костей, – Рёрик не дал нам снять их и предать огню. Он заставлял смотреть, чтобы мы помнили…

– Боги, – ахнула Мирослава и нахмурилась. Ее сердце бешено стучало в груди.

Она думала о своей книге и могла представить, через что прошел Олег и его близкие. Она также знала, как сильно теперь Олег преуменьшал их страдания, чтобы не показаться слабаком в ее глазах.

– На следующей неделе начинается сваточная неделя… Ты еще не решилась сплести для меня венок? – Олег вдруг перевел тему.

Мирослава резко выдохнула, будто ухмыльнулась. Она пронзительно посмотрела на Олега, и в ее глазах заплясали огоньки.

– Как сильно будут гневаться твои боги, когда ты женишься на двоемужнице? На женщине, которая уже делила ложе с другим мужчиной до тебя?..

Слова ее звучали складно, без единой осечки, запинки или неправильного склонения. Олег тут же догадался: она готовилась произнести их уже давно. Словен машинально схватился за рукоять лезвия, уже готовый мчаться за Райаном, чтобы казнить его. Мира, заметив то, рассмеялась и похлопала Олега по левой ноге, усмиряя и успокаивая его.

– У меня есть муж в моем мире. Его зовут Александр.

– Византиец? – поморщился Олег.

– Пусть будет так, – ответила Мира, сжимая губы, чтобы сдержать хохот.

– Христианин? – Олег все больше краснел.

– Христианин, – согласилась Мирослава и сжала губы еще сильнее: она все ждала, когда Олег сорвется.

Княжеский сын отвел взгляд в сторону, и солнце, только показавшееся из-за горизонта, поцеловало его щеки. Розовый туман обволакивал и обнимал.

– Я тоже имел жену, – пробормотал он, поглаживая рукоять меча.

– Ага, – Мирослава все же рассмеялась и толкнула Олега в левое плечо.

Ей вдруг подумалось: какой бы век не стоял на дворе, а у мужчин приемы все те же.

– Нет, я не шучу с тобой, – Олег смотрел на Мирославу не то грозно, не то грустно до тех пор, пока она не перестала смеяться. – Но она не могла никак принести дитя, и я отпустил ее.

– Видеть ли я ее?

Мирослава удивилась: неужели она ревнует, неужели она опустилась до непристойного и постыдного собственничества? Она сжала челюсти и отвернулась от Олега. Он, без вины виноватый, вмиг стал противен ей, разочаровал ее.

– Алинка – моя прежняя жена, – произнес Олег тихо-тихо.

– Алинка?! – Мира не смогла сдержать удивления. – Ты шутишь, Олег, не иначе! Она же старуха!

Олег только поджал нижнюю губу, изображая что-то вроде улыбки, но улыбка та вышла совсем печальной.

– Не старуха… то есть… – Мирославе стало стыдно за обидное слово, но она не могла найти другого.

– Когда я брал Алинку в жены, она была здоровой и сильной. А это главное для рождения наследника. Но затем неизвестная хворь привязалась к ней, и ни один знахарь не смог помочь. Боги говорят, ей осталось недолго. Когда пришли варяги, ей и вовсе стало худо. Она начала увядать на глазах.

– Мне очень… грустно, – вздохнула Мира, устыдившись своей первой реакции. – Ты ее…

Она не знала, как говорить о любви на славянском, и потому просто коснулась своего сердца ладонью и повторила вопрос.

– Ты ее?..

– Жалею ли я ее?

– Нет. Сердце… Она… твоя лада?.. – пробормотала Мирослава, пытаясь объяснить то самое чувство.

– Жалеть, – повторил уверенно Олег и положил ладонь теперь и на свое сердце. – Жалеть. Если я говорю тебе, что я тебя жалею, значится, ты в моем сердце, ты моя лада…

В его глазах читалось, что он и сейчас признавался Мирославе в своих чувствах, и она, наконец, это поняла. Она слышала эти слова прежде. Олег шептал ей, что жалеет ее, в их первый поцелуй в Хольмгарде. Сердце Мирославы пропустило один удар. Она снова отвернулась от Олега и всмотрелась в золотое солнце, пробивающееся сквозь розовый туман.

– Нет, Алинка не была моей ладой, как я думал прежде. Но я всегда относился к ней с уважением, как и она ко мне. Мы теперь как брат и сестрица. В маленькой общине, где я жил, выбор из женщин небольшой.

Мирослава не могла на этот раз не согласиться. То, с каким открытым сердцем и душевной простотой Алинка ухаживала за чужестранкой, зная, что чужестранка эта теперь по нраву Олегу, не было похоже на поступки ревнивой женщины. Алинка всегда была ласкова, честна, и, несмотря на то что ей так и не удалось стать матерью, от рук ее исходило самое настоящее материнское тепло.

– Что же за хворь? Может, я могу пособить? – Мирослава накрыла руку Олега своей. – Я не знахарка, но в моем мире мы уже многое ведаем и многое умеем…

– Она жабу съела, – серьезно ответил Олег, и на этот раз Мира, осторожничая, не стала смеяться. – Жаба вся ее выела изнутри и душит. Алинка кровью кашляет каждый день, задыхается и горит.

– Названье только сменили с одного животного на другое, а в нашем мире до сих пор от этой хвори мучаются, – пробормотала Мирослава. Она догадалась, что Олег говорил о раке, еще неизвестном словенам. – Не помогу тут ни я, ни боги. А от работы Алинку надо бы освободить. К чему ее мучить, если в ней… жаба сидит?

– Сама того желает, – Олег вынул ладонь из-под руки Мирославы, взял ее пальцы в свои и медленно, будто с опаской, поцеловал.

– А ты? Жалеешь своего мужа? Тоскуешь по нему?

– Тоскую, – ответила Мира не раздумывая.

– Жалеешь ли?

– Не ведаю…

Мирослава соскочила с травы, и Олег выпустил ее руку из своих пальцев. Когда Мирослава признавалась, что замужем, она ждала иного исхода. И хотя, признаваясь, Мирослава делала Олегу больно, она делала это не из мести, скорее – из честности и собственной выгоды. Во-первых, сын новгородского князя заслуживал правды. Во-вторых, к чему женить Райана, если Мирослава сама замужем?

Но теперь она стояла здесь, встречая рассвет с еще более тяжелым сердцем, чем прежде. Олег не только не отверг ее, но и открылся. Этот благородный хитрец заставлял ее менять свои чувства каждый раз, когда Мирослава была на пороге важного решения или поступка.

Олег встал следом за Мирой, разгладил подол кафтана, поправил рукава, волосы, меч за поясом и все еще не нашел слов, чтобы продолжить разговор. Тогда она начала сама:

– Я готова выполнить наш уговор и стать твоей женой, если это спасет мою жизнь и… жизнь…

– Райана? – натянуто улыбнулся Олег и облизнул губы. – Почему? Почему, Марна? Мирослава ли? Почему этот трэлл так важен для тебя? Кто он для тебя?.. И как ты сделала так, что имеешь такую власть надо мной? Я должен был убить его еще тогда… Я должен был…

Мирослава не могла найти подходящего объяснения. Потому ли, что была влюблена в Райана? Сказать такое было бы сложно, но куда проще, чем «я думала, что написала его».

– Как он?.. – спросила она и сжала губы, опасаясь, не разгневается ли Олег от этого вопроса. Тем более, после его речей.

Олег помахал рукой в воздухе, будто вырисовывал буквы.

– Трется возле твоего учителя. Они, кажется, нашли общий язык.

– Они христиане, – снисходительно улыбнулась Мира, будто объясняя Олегу очевидные вещи. – Теперь у Райана есть хоть кто-то, кто разделяет его веру.

– Христиане… – повторил эхом Олег. – Они одержимы своим богом. Надеюсь, мне не выйдет боком то, что я допустил Димитрия учить тебя. Еще и ты… жена христианина.

– Да, одержимы. Как и язычники. Разница только в количестве богов.

– Во что веришь ты сама? В каких богов? – Олег скрестил руки на груди и прищурился, будто проверяя свою будущую жену.

– Я не… – Мирослава не договорила.

Скажи она о своем атеизме, о вере в науку ли, Олег не поймет ни слова и начнет задавать еще больше вопросов. Скажи она, что христианка, отвернет его от себя. Язычница ли? Мирослава вдруг улыбнулась и, наконец, повернулась к нему лицом. Лучший ответ уже был готов и крутился на языке.