Вы не авторизовались

Голос в радиоэфире бесплатное чтение

Кэролайн Б. Куни
Голос в радиоэфире

Посвящается Гарольду,

который знал, что случилось с Ривом

Благодарю чудесного редактора

Линн Хокинс

Спасибо Сайре,

считающей, что редактура – это:

«Вау, мам, да все идеально!»

И моему редактору Беверли Горовиц,

у которой светлая голова и которая способна

отличить идеальное от неидеального

I

FROM: [email protected]

TO: [email protected]

SUBJ: несправедливый график учебы студентов

Ты в колледже уже 39 дней – как я без тебя выжила? С трудом. Зачем мне нужна эта средняя школа? 599 дней до окончания. Приезжай скорее. У меня ОРОШ… острое расстройство от школы. Единственное лекарство – ты.

Люблююююююю,

Дженни

FROM: [email protected]

TO: [email protected]

SUBJ: аттестат о ср. образовании

Как и всем остальным американцам, тебе придется заплатить полную цену за получение аттестата о среднем образовании. Не забывай, что 599 дней – это всего лишь 19 месяцев, что, по сути, недолго. Не могу приехать, пока не стал богатым и знаменитым, что случится скоро… через час… когда я, твой покорный слуга, буду настоящим диджеем на настоящей радиостанции…

Рив

Он не знал, что говорить дальше. Рив не предполагал, что у него будет боязнь микрофона. Как получилось, что он исчерпал все темы, о которых мог высказаться? Прошло лишь одиннадцать минут в эфире из шестидесяти, которые он выпросил, и вот, не дойдя до половины, перегорел. Язык прилипал к небу. Еще шестьдесят секунд, и он не сможет произнести и звука.

Риву казалось, что его не испугает и война в джунглях, что он может быть полицейским на дежурстве в плохом и опасном районе во время войны между бандами за территорию влияния. И вот он сел перед микрофоном, а ему нечего сказать.

Мертвая волна. В большом городе можно много кого убить, и это никого не удивит. Но никто не будет слушать радиостанцию, транслирующую молчание. Мертвое молчание – это мертвый диджей.

Опытный диджей Дерек сидел в офисном кресле, спинка которого откидывалась назад. Он ухмылялся, помахивая ладонью в сторону Рива, давая понять, что настала пора передать микрофон.

Рив взял спасительную музыкальную паузу.

– Это радиостанция WSCK, – произнес он в микрофон. – Мы с вами, мы ваши, мы все больны! И ведем передачу из подвала нашего административного здания. А сейчас послушаем релиз группы Visionary Assassins из нашего колледжа!

Будущие члены коллектива не были знакомы, когда 27 августа началась учеба. Сейчас уже 4 октября – они создали группу и выпустили демокассету. Ребята хотели стать знаменитыми, уважаемыми, богатыми и любимыми, выступать перед забитыми залами и гастролировать по всей стране.

Рив всю жизнь любил радио. Он слушал обычные ток-шоу, те, куда слушатели могли позвонить, хард-рок, софт-рок, кантри, эйсид-рок и даже вестерн. Все, за исключением скучнейшей попсы. Парень готов был слушать двухчасовые новостные программы, которые родители включали во время обеда. Иногда просто для прикола слушал местные радиостанции с описаниями пропавших собак и бестолковой рекламой местных магазинов.

Но никогда в жизни он не представлял, что сам сядет перед микрофоном. Радио всегда было частью поездки в автомобиле или домашней атмосферы, и парень не мог предположить, что сам захочет и сможет оказаться на радиостанции.

Рив пришел на WSCK исключительно по той причине, что очень нервничал в общаге среди полутора тысяч незнакомых студентов. Сосед по комнате оказался более чем странным персонажем. Как вообще можно в течение девяти месяцев делить маленькую комнатку с человеком, который казался ему настоящим животным? Парня звали Корделл. Он не чистил зубы, не стирал нижнее белье и не менял постельное.

– У меня такой период, – гордо заявлял он.

«Блин, закончи этот период и начни новый», – думал Рив, приглашая в комнату курильщиков, чтобы вонь соседа меньше чувствовалась.

Он не мог взять в голову, как Корделла вообще взяли в колледж. Еще большей загадкой оказалось, как тот умудрялся нравиться девушкам.

Однако после вечера, когда Рив впервые вызвался выступить диджеем на радиостанции колледжа, все проблемы с соседом показались сущими пустяками, недостойными внимания. Рив знал, к чему стремился: чтобы его голос услышали по радио. Он представлял, как люди замолкают и шикают друг на друга: «Тише! Сейчас будет Рив Шилдс!»

На самом деле фамилии во время программы он не произносил. Ему хотелось стать одним из немногих людей на планете, которых узнают по имени. Рив. Но вместо этого боялся настолько сильно, что был близок к тому, чтобы забыть собственную фамилию. Мечты о славе исчезли.

В наушниках звучала песня Visionary Assassins. Музыка была отличной. Ритм гармонично сливался с ударами его сердца, бас мягко отдавался в груди. Наушники оказались суперудобными: мягкими, легкими, не давили и транслировали очень хороший звук. Но суть в том, что «вписался» Рив не на музыкальную передачу, а на целый час ток-шоу.

ДерекVIP^[1] ухмыльнулся, как бы давая понять: «Ну я же говорил». На его голове был пурпурного цвета ирокез, семь сережек в одном ухе и три в другом.

– Дорогуша, не хочешь передать сюда микрофон? – спросил он.

– У меня все под контролем, – пробормотал Рив, фальшиво улыбнувшись. Придет время, он подстережет этого Дерека в темном углу и покажет, что бывает с теми, кто называет Рива «дорогушей».

Большую часть жизни у него было только одно желание – стать выше 183 сантиметров. Добившись цели, он начал качаться, чтобы нарастить мускулы. И только после этого был готов заняться учебой. К тому времени он перешел в выпускной класс. Было приятно получать пятерки вместо троек. Ему захотелось продолжить образование в колледже. Учиться оказалось прикольно. Он чувствовал, что у него получается, все давалось легко. Теперь появился смысл тратить десятки тысяч долларов, которые родители были готовы отдать за его образование. Но как только он забрел в студию WSCK, мысли об учебе улетучились, будто их и не было.

Сейчас Рив, ростом 183 см, смотрел на Дерека, рост которого был всего 165 см, и понимал, что на радио все это не имеет значения. Тут надо говорить. В этой ситуации не спасут широкие плечи.

– Найди тему, на которую ты готов порассуждать, – посоветовал Дерек. – Может, тебе повезет и какой-нибудь идиот позвонит, тогда время уйдет на разговор. А если тебе повезет посильнее, позвонит какой-нибудь нормальный парень и попросит, чтобы ты передал микрофон ДерекуVIP.

Именно так он себя величал в эфире: ДерекVIP. Он произносил эти слова с апломбом, словно представлял президента США.

Хит Visionary Assassins оказался коротким. Песня закончилась.

Оставалось еще сорок шесть минут эфира, а сказать было совершенно нечего.

Дженни и Сара-Шарлотта сидели на кровати и рассматривали журнал «Невеста». Они купили два последних номера. Сара-Шарлотта была девушкой практичной и решила почитать статью о совместных счетах и вкладах. Дженни не была такой и просто рассматривала платья.

– Твой брак не будет долгим, – говорила Сара-Шарлотта, – потому что ты слишком романтичная. Для тебя свадьба – это только повод надеть белое платье. Не забывай, что в нем ты проходишь всего несколько часов.

– Перестань. Рив, между прочим, тоже большой романтик.

– Представляешь, как будет здорово! – воскликнула Сара-Шарлотта. – Я уже вижу, как он ждет тебя у алтаря.

Девушка с радостью представляла себе ситуацию. С тех пор как во время выпускного бала она увидела Рива в смокинге, у нее были сны об их свадьбе. Ее не покидали навязчивые воспоминания о классическом сочетании черного и белого, элегантности запонок, а также ощущение и вид накрахмаленных воротничка и манжет. Воспоминания казались своего рода предвкушением будущей свадьбы.

Понятное дело, она ничего не сказала парню. Дженни еще училась в школе, а Рив – на первом курсе колледжа. Если бы она произнесла вслух слово «свадьба», тот, вполне вероятно, купил бы яхту и отправился путешествовать вокруг света лет на десять или даже больше. Когда Рив начинал о чем-то мечтать, его было не остановить.

Сара-Шарлотта внимательно изучила статью о цветочных букетах для современных невест.

– А какой из отцов поведет тебя к алтарю?

Это был непростой вопрос. Дженни считала отцом папу из Коннектикута, с которым выросла. Но у нее был папа и в Нью-Джерси, который постепенно становился все милее и любимей.

– Оба, – ответила она. – Я буду в середине, они по бокам.

– Да ладно! Ты уверена, что они согласятся?

– Конечно, – сказала девушка и подумала: «А я смогу поставить их в такую ситуацию? Возможно, это будет не очень приятно. Хотя, с другой стороны, я столько себе позволяла, что это далеко не самый страшный поступок».

– Однако, – сказала Сара-Шарлотта, научившаяся спрашивать, не задавая вопросов, – ситуация уже не напряженная, все пришло в норму.

«Наверное, она будет репортером, – подумала Дженни. – Те знают, как разговорить молчаливых людей: высказать предположение, которое те должны оспорить».

– Не думаю, что в моей ситуации все может окончательно прийти в норму, – возразила она. – Это можно сравнить разве что с очень сложным разводом.

– Ну не знаю, настолько ли он сложный. Ты преувеличиваешь, – произнесла Сара-Шарлотта.

Девочки услышали, как на второй этаж поднималась мама Дженни, быстро спрятали журналы для невест под кровать и завели громкую и бесполезную дискуссию по поводу задания по химии. Миссис Джонсон вошла в свою комнату, спустя несколько секунд вышла и снова спустилась на первый этаж.

– Не знаю, почему мы ведем себя так, будто сделали что-то плохое, – заметила Сара-Шарлотта, вынимая журналы. – Каждая нормальная девочка мечтает о свадьбе.

– Но нам советуют читать журналы с анализами разных инвестиционных стратегий, чтобы подготовиться к карьере на Уолл-Стрит, или статьи о компьютерах и софте, чтобы нацелиться на карьеру в области технологий, – кивнула Дженни. – Хотя вместо этого хочется обдумывать дизайн приглашений на собственную свадьбу.

Что они и сделали. Девушке казалось, что сочетание «Рив Шилдс» и «Джейн Элизабет Джонсон» смотрелось весьма органично.

– Слушай, – произнесла Сара-Шарлотта, – тебе придется выходить замуж со своим настоящим именем. Иначе все будет незаконно.

И подруга переписала приглашение: «Рив Шилдс» и «Джен Спринг».

От вида «Джен Спринг» девушке стало не по себе. У нее было чувство, что она – здание, чудом избежавшее сноса. Динамит все еще был заложен в основании, и сочетание данных имени и фамилии казалось слишком взрывоопасным. Она решила сменить тему.

– Давай сделаем приглашение на твою свадьбу, – предложила она и нарисовала на листе квадрат, в котором собиралась написать текст. – Ты все еще влюблена в Алекса, верно?

– Да, но не настолько, чтобы выходить замуж. Тем более у него ужасная фамилия. Кинкл. Кошмар! Ему придется взять мою.

– Сара-Шарлотта Кинкл. По-моему, звучит неплохо. Тебя точно невозможно будет не заметить.

Лицо подруги приняло обиженное выражение.

– Я сделаю такую блестящую карьеру, что меня и так все заметят, – сказала она.

– Здорово! А чем будешь заниматься?

– Пока не решила, но точно буду лучшей в своей области. – Та открыла журнал на одной из первых страниц и изучила список редакции. – Главный редактор. Вот кем я могу стать: буду главным редактором журнала, который знает все о свадьбах.

Дженни рассмеялась.

– Невесты вряд ли сильно обрадуются, что кто-то кардинально изменит их представление о свадьбах, поставив саму концепцию с ног на голову.

Девушка с удовольствием продолжила бы обсуждение этой темы, но Саре-Шарлотте уже надоело, поэтому она довольно бестактно спросила:

– А что именно происходит в Нью-Джерси?

Она говорила о второй, биологической семье Дженни. Семье Спринг. Братья и сестра ее навещали, но родители, которых она бросила, не были готовы посетить тех родителей, которых она предпочла. Зато Джоди, Стивен и близнецы приезжали уже два раза. Как ни странно, они совершенно спокойно отнеслись к тому, что у Дженни две семьи.

– Что ты имеешь в виду под словом «именно»? – недовольно переспросила та. – Никто никогда точно не знает, что именно происходит.

– Ладно. Перефразирую вопрос. Они спокойнее все воспринимают?

Ответить на этот вопрос было практически невозможно. Все слишком сложно и запутанно. Сама девушка по-прежнему была сбита с толку и про себя называла семью в Нью-Джерси местоимением «они», потому что не очень понимала, как лучше. У нее было две пары родителей, причем одна в определенной степени участвовала в ее похищении. Именно поэтому Дженни не могла не только осознать всю ситуацию, но и говорить на эту тему. Она просто не могла себя заставить.

Но Сара-Шарлотта периодически поднимала этот вопрос, причем весьма некорректно, в лоб. Ей казалось, что она, как лучшая подруга, имеет право знать самые интимные и сочные подробности. Дженни была настолько недовольна такой настойчивостью, что ей хотелось кричать и топать ногами. Или уехать в колледж к Риву. Невозможность раз и навсегда поставить точку в этой теме ее совершенно не радовала. Ситуация была как свежая смола на пути, в которой липли и вязли ноги, не давая возможности двигаться дальше. Девушке казалось, что она превращается в бумажную куклу, которая улыбается всему миру, не показывая истинных чувств, страданий и переживаний.

Причем и со взрослыми она не могла поделиться. Те в таких ситуациях имели привычку вскакивать со стула, терять самообладание и направлять ребенка к психиатру или психотерапевту.

«И вот так ведет себя лучшая подруга! – подумала Дженни. – Как полицейский, который устраивает допрос».

Но за последние месяцы она научилась хитрить и увиливать от сложных вопросов, переводя их в более приемлемую для себя плоскость.

– Для меня сейчас Бостон важнее.

Рив учился там, поэтому название города можно было перевести как «бойфренд».

«Ох, Рив! – подумала девушка. – Если бы ты мог сейчас быть рядом… Меня достает лучшая подруга. Даже она не дает мне покоя».

Дженни скучала. Его отъезд был для нее как удар острым копьем средневекового рыцаря. Она мечтала о парне, одетом в удобные домашние штаны и старую флиску. Ей больше всего на свете не хватало его плеча, в которое можно уткнуться. Девушка мечтала закрыть глаза и дать ему возможность решить, что будет происходить дальше. Иногда хотелось зайти в соседский дом, выкрасть его старую кофту и спать с ней в обнимку.

– Он все еще пишет тебе каждый день? – поинтересовалась Сара-Шарлотта.

– В последнее время немного успокоился. Иногда звонит, пишет электронные письма и присылает открытки.

Но все эти знаки внимания не отменяли того факта, что его нет рядом. Рив жил в общаге, которую девушка не видела, общался с друзьями, которых не знала, и носил новую одежду, к которой она никогда не прикасалась.

Когда они были вместе, то не поднимали нелюбимую тему. Это было прошлым, которое уже пережито и осталось далеко позади. В компании Рива она не чувствовала себя бумажной куклой. И самое лучшее – не была Джен Спринг, человеком сложным и крайне взрывоопасным. Мечтая, девушка нарисовала ожерелье из сердечек вокруг приглашения, на котором было выведено «Джейн Элизабет Джонсон».

Риву она могла рассказать все секреты. Ну почти все. Например, не говорила, что увлеклась рисованием их свадебных приглашений. Она попыталась переключить мысли на мечты о яхте, представив, что выходит на обшитую тиком палубу и слышит, как ветер хлопает парусом.

– Смотри, какое прекрасное платье для подружки невесты! – воскликнула Сара-Шарлотта. – Цвет темно-красного вина. Идеально для свадьбы зимой. Мой цвет.

– Да, шикарное платье, – согласилась Дженни. Светлые волосы Сары-Шарлотты будут прекрасно сочетаться с этим платьем и выглядеть на его фоне словно вуаль.

«Стоп, – ее вдруг осенило. – У меня появилась сестра. Подружкой невесты должна быть она. А Джоди больше подошло бы платье зеленого цвета под ее волосы. Как же сказать Саре-Шарлотте, что я хочу предложить эту роль сестре? И как разобраться с вопросом, что у невесты два отца? Хорошо, что Рив не знает об этих мечтах. Я и сама еще не готова».

И все же она скучала по Риву. Ей так сильно его не хватало. Настолько, что в груди чувствовалась реальная боль.

«Надо срочно придумать тему разговора», – в панике думал Рив.

В голове не появлялось ни одной подходящей мысли.

«Политика? Не разбираюсь. Что происходит в мире? Всем студентам на это глубоко наплевать. Музыка? Как назло, не могу вспомнить ни одного названия музыкальной группы. Окружающая среда? Природа? Права женщин? Пробки на дорогах? О чем вообще говорят на радио?»

В голове было пусто и гулко, как в бочке. Мозг работал лихорадочно, но нерезультативно. Перед ним стоял микрофон, а Дерек беззвучно и радостно смеялся.

В первый раз Рив был диджеем между 3 и 4 часами ночи. В это время все нормальные люди спят, поэтому количество слушателей составило приблизительно два человека. Тогда все прошло отлично: не приходилось подыскивать слова – они лились сами собой. Парень говорил четко и без ошибок. Потом он еще две недели работал в это время, а после выпросил поставить его в прайм-тайм.

Дерек был против. И, кажется, оказался прав.

О том, что он будет в эфире, Рив сообщил всем, кому только мог. Среди его предметов было две лекции, на каждой из которых присутствовало как минимум пятьсот студентов. Когда в конце лекции профессор спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы, Рив встал и сообщил, что будет диджеем, назвал день и час. Потом было два занятия, на каждом из которых присутствовало по двадцать пять человек, и он сделал то же самое. Естественно, парень рассказал об этом всем со своего этажа общаги и девушкам этажом ниже. Это были соседи, с которыми он часто сталкивался.

И зачем, спрашивается, надо было это делать? Теперь все студенты Хиллс-колледжа будут считать его лузером. Возможно, многие его сейчас и не слушают. Ведь это лишь радио колледжа. Скорее всего, студенты включают настоящие коммерческие станции.

«Не так страшно, если я провалю эфир, – подумал он. – Всем до лампы, никого, кроме меня, это не волнует. Ничего серьезного… но, если это произойдет, я точно переведусь в другой колледж».

Придется попросить родителей выложить еще десять или двадцать тысяч долларов, чтобы он мог поменять место учебы и не слышать, как над ним смеются.

«С другой стороны, передо мной всего лишь микрофон. Скажи что-нибудь. Все, что угодно».

– Однажды… – произнес он.

Дерек с удивлением на него уставился. В тот момент в студии находились менеджер радиостанции Винни и диджей Кэл. Услышав Рива, они подняли головы от каких-то бумаг и вместе с Дереком начали хихикать, а потом открыто смеяться. При включенном микрофоне было запрещено издавать какие-либо звуки, которые неизбежно пойдут в эфир. Однажды? Может, «однажды в тридесятом царстве, в тридевятом государстве»? Как в классическом начале детской сказки.

Нет, он не переживет позора. Придется перевестись.

Он представил, как над ним смеется Корделл. Смеется сосед по комнате – самый вонючий и глупый студент во всем колледже? Он представил, как парни с этажа общаги орут ему: «Лузер! Лузер!» С некоторыми он хотел бы подружиться, но удобного повода не представилось. Эти ребята точно не простят ему позор в эфире.

– Так вот, однажды… – беспомощно повторил Рив, словно его зациклило на этом дурацком слове.

И вдруг понял, о чем будет говорить. Вдохновение пришло, как письмо по почте. Рив Шилдс знал историю, которая начиналась с этого слова.

– Однажды я ухаживал за одной сумасшедшей рыжеволосой девушкой. И слово «сумасшедшая» – это комплимент. Дженни легкая и светлая, как радость и надежда. Как вы, наверное, поняли, говорю о своей девушке, – произнес он в микрофон. – Вы, скорее всего, знаете такой тип. Она жила в соседнем доме. В школе хорошо училась. Такие девушки всегда хорошо учатся. У Дженни много друзей, и она обожала своих маму с папой. Это была настоящая дружная семья.

Голос Рива еще никогда не звучал так глубоко и убедительно.

– Ну так вот. Однажды в самый обычный день в школьной столовой, где ученики друг у друга десерты «подрезают» и разливают молоко, она совершенно случайно посмотрела на пакет молока, на котором была напечатана фотография пропавшего ребенка.

Парень говорил так ярко, что слушатель практически видел мысленным взором вощеный картон и слегка мутноватую фотографию.

– Лицо на фотографии, – продолжал Рив, – оказалось лицом самой Дженни.

Он чуть понизил голос, переходя от информативной части рассказа к таинственной.

– Это был пакет молока емкостью чуть меньше 300 миллилитров – много информации не напечатаешь. Тем не менее согласно тому, что было написано, девочка пропала, когда ей было три года, и с тех пор прошло двенадцать лет.

Когда ты выступаешь на радио, то не видишь аудитории. На самом деле Рив и не знал, слушают его или нет. Радио – это крик в пустоту, крик «на ветру».

– Можете себе представить, что ваша дочь или сестра исчезла двенадцать лет назад? Вы не теряете надежды, надеетесь, что она где-то ждет вас, может, даже слушает эту передачу. Вы не поставили на человеке крест, наотрез отказываетесь верить, что она мертва, и, скорее всего, уже много лет как. Вы надеетесь, что, если напечатать фотографию на молочных пакетах, есть один шанс из миллиона, что один из них она увидит.

Рив подумал, как его слушают студенты, лежа на кроватях и на полу общаги…

– И она увидела.

Новое жилье поразило Джоди размерами. Всего год назад, в особенности в то ужасное время, когда с ними жила Дженни, в доме проживало пять детей, к которым часто приходили гости. Он был буквально забит детьми: на диване, на кровати, на полу, в холодильнике, они оставались на ночь, репетировали на кларнете, кидали мяч, дрались.

И вот сейчас девушка находилась в огромном, чистом и пустом пространстве.

Очень здорово, что они переехали. В процессе возникли новые приятные хлопоты. Какого цвета стены должны быть в ванной близнецов? Какие двери лучше поставить между комнатами: раздвижные или обычные? Родители полностью погрузились в эти заботы. Выбор цвета стал частью их жизни. Какой бы ты ни взял, даже если лимонно-желтый покажется слишком ярким, всегда можно перекрасить. Это было приятно осознавать.

На праздники из колледжа приехал Стивен. Теперь парень учился в Колорадо. Все в семье пережили фазу знакомства с этим штатом по фото, которые он присылал.

Судя по фото, Стивен, на ногах которого были немецкие ботинки, а на заднем плане горы, был полностью доволен и счастлив. Он уехал, и никто, казалось, даже не заметил его отсутствия. Отъезд был воспринят всеми как что-то естественное. При этом, когда Джен снова превратилась в Дженни и сбежала, все рвали на себе волосы, потеряли аппетит и сон.

В прошлом году в семье было пятеро детей. После ее отъезда их стало четверо, а после того, как их покинул Стивен, – трое.

Близнецы с детства были погружены сами в себя и мало обращали внимания на окружающих. Их поведение мало изменилось. О них не было смысла беспокоиться, потому что Брендан и Брайан росли самодостаточными, сами о себе думали и сами о себе заботились.

Джоди чувствовала себя единственным ребенком в семье, и ей это нравилось. Мама советовалась с ней и интересовалась ее мнением по самым разным вопросам: об узоре ковров, расположении розеток и цвете раковин в ванных комнатах. Мистер и миссис Спринг пребывали в возбуждении от того, что выбрались из старого тесного дома. После исчезновения сестры они не хотели переезжать и менять телефонный номер даже спустя двенадцать лет. Они не теряли надежды. Спустя много лет родители настояли, чтобы на пакетах молока напечатали фотографию маленькой девочки, и единственная девочка на свете узнала себя.

Даже сейчас, спустя много месяцев, Джоди охватывала дрожь, когда она представляла, как Дженни Джонсон смотрела на эту фотографию и понимала, что является той самой Джен Спринг.

Девушка забыла собственные мечты о том, что у нее появится сестра, с которой они будут близки почти как близнецы, и решила, что пора задуматься о колледже.

Стивен всегда знал: когда придет его время, он уедет как можно дальше от семьи. Джоди не была уверена, что поступит так же. Она чувствовала, что нужна родителям больше, чем брат. Вполне возможно, с сыновьями все как-то иначе, и родители проще их отпускают.

Но девушка была единственной дочерью (после того как Дженни отказалась составить ей компанию) и, когда рассматривала брошюры колледжей где-нибудь в Калифорнии, Техасе или Мичигане, чувствовала, что пугает родителей. В Нью-Джерси их было не так много, поэтому, чтобы учиться в приличном, приходилось искать что-то за пределами штата. Она сконцентрировалась на поисках в Нью-Йорке и Пенсильвании, Коннектикут даже не упоминался. В семье это слово означало похищение, потерю и горе. Вооружившись картой, она изучала расположение колледжей в Род-Айленде и Массачусетсе. Если бы она училась в Провиденсе или Бостоне, то по железной дороге могла бы быстро добираться до дома. Никому не надо было бы менять жизненные планы и ехать за ней черт-те куда на машине, чтобы привезти домой.

На дворе стояла осень. В это время ученики выпускного класса приезжают в колледжи, чтобы посмотреть общагу и студенческий городок. Джоди пролистала каталог Хиллс-колледжа и подумала: «Там же учится бойфренд Дженни. Было бы неплохо увидеть Бостон, а заодно и Рива».

Вызвал ли его рассказ интерес Дерека, Винни и Кэла? Пока парень не осмеливался посмотреть в их сторону. Может, над ним продолжают смеяться…

Рив нашел не только рассказ, но и ритм, с которым нужно повествовать. Он инстинктивно чувствовал, что историю Дженни надо рассказывать медленно, слегка запутывая, недосказывая и не вываливая все сразу. Надо «зацепить» слушателя, сделать так, чтобы он погрузился в рассказ и захотел узнать, что будет дальше. Создать в некотором роде запутанный лабиринт, кошмар, который девушка сама пережила.

– Значит, ты понимаешь, что это твое лицо изображено на пакете молока. Ты и есть пропавший человек, – почти шепотом проговорил он.

Парень ощущал, что микрофон ловит его слова, хочет, чтобы тот продолжал.

– Вокруг тебя все как обычно. Ничего не изменилось. Люди сидят по двое на одном стуле, едят желе. А твоя жизнь изменилась, словно радио настроили на другую волну.

Рив понял, что может рассказывать историю бесконечно.

– А что значит само слово «пропавший»? Что за ним стоит? – спросил он, опустив взгляд к серому микрофону. Пальцами одной руки парень гладил подставку, которую можно было регулировать по высоте, а также двигать влево и вправо. Делал он это, чтобы привыкнуть к микрофону и с ним освоиться. – Означает ли это слово «потерявшийся»? Или «убежавший из дома»? Или «похищенный»?

Сама Дженни и представители обеих ее семей не давали интервью прессе.

Ни разу.

Никому.

Только Рив хорошо знал обе стороны. Более того, он знал эту историю даже лучше, чем Дженни, потому что его родители говорили с ее родителями и с полицией, когда она сама была слишком испугана и не могла ничего слышать и рассказывать.

– Конечно, – продолжал парень, забрасывая голосом сеть, в которую затягивал слушателей, – появляется вопрос: «А что делать дальше?». Ты ведь любишь своих родителей. Если скажешь кому-нибудь, будто считаешь, что тебя похитили, можешь их под монастырь подвести. Представь, что может произойти, если к этой истории подключится полиция? Подумай, что будет, если узнает пресса? Семью просто уничтожат. Если те люди, которых ты называешь мамой и папой, участвовали в похищении и если ты на них донесешь, куда они попадут? В тюрьму.

Он выдержал драматическую паузу. Потом, понизив голос, продолжил:

– А если не скажешь… что будет с той, другой семьей? Которая все еще волнуется и переживает о твоей судьбе?

Дерек смотрел на него, раскрыв рот. В его руке был карандаш, о котором он явно забыл. Винни напоминал ребенка, которому рассказывали интересную сказку. Кэл отклонился назад в кресле, пытаясь переварить мысль, что члены собственной семьи, которых ты любишь, могут оказаться твоими же похитителями.

«Отлично, – подумал Рив. – Кажется, история их зацепила».

Это было сладкое чувство победы, ощущение, когда ты выбил мяч за пределы поля.

«У меня все получается. И очень даже неплохо».

И для слушателей, которых он не видел и которых, возможно, вообще не было, он повторил:

– А что мне делать дальше?

II

Сара-Шарлотта непременно хотела знать, во что Дженни оденется, когда в следующий раз поедет навещать семью в Нью-Джерси.

– Да какая разница? – ответила девушка. У нее не было никакого желания обсуждать гардероб, в особенности потому, что она никуда не собиралась ехать, – те сами должны были приехать. С подругой надо было придумывать секреты и тайны, в которых не было никакого смысла. – Я уже много раз там была. Ко мне все привыкли и уже наизусть знают, в чем я хожу. Так что одежда не имеет большого значения.

– Она всегда имеет большое значение, – поучительно ответила Сара-Шарлотта. – Пожалуйста, не превращайся в человека, который делает вид, что мода для него не важна.

Дженни рассмеялась и резко сменила тему.

– Знаешь что? Мне настолько не все равно, что происходит в моде, что я недавно купила Барби, которой у меня раньше не было.

Продолжая лежать на кровати, она наполовину свесилась с нее, запустила руки под накрахмаленную ткань покрывала и начала шарить под кроватью в поисках чемоданчика с куклами Барби. Чтобы та не упала, Сара-Шарлотта держала ее за ноги.

Дженни достала чемоданчик, открыла его и вынула новую куклу. Это была наездница на чудесной пегой лошади с белой гривой. Казалось, грива лошади была даже лучше и мягче, чем волосы самой Барби. Девушка принялась расчесывать ее.

– Когда мне было восемь лет, я бы за такую убила, – призналась Сара-Шарлотта. Она вынула Барби-гимнастку и начала одевать ее в костюм официантки.

– А почему бы тебе не навестить Рива? – спросила она. – Остановишься у него в общаге.

Дженни не хотелось обсуждать его. Бостон казался таким же далеким, как Тибет, а жизнь, которую Рив вел в колледже, – такой же непонятной и загадочной, как у монахов в том самом Тибете.

– Чтобы родители разрешили мне поехать в Бостон и остановиться в мужской общаге? Вернись на землю.

Они рассмеялись. Родители Дженни, и в особенности «другие», из Нью-Джерси, никогда ничего не разрешали. Вообще.

– Попроси, чтобы он приехал, хоть на полдня, – предложила подруга.

«Понимает, как я скучаю, – подумала Дженни. – Я этого не говорю, но она знает, что, даже когда Рив не находит правильных слов, у него есть руки и плечи, которые помогут решить любую проблему».

– Он без машины.

Сара-Шарлотта кивнула и решила сменить тему, от которой девушке становилось грустно.

– У меня на Барби были большие надежды, а она стала всего лишь официанткой. Я думала, она будет пилотом авиалайнера. Как же ты, Барби, до этого докатилась? – с грустью спросила она.

«Сара-Шарлотта действительно моя лучшая подруга», – подумала Дженни.

Подруга. Само слово было чем-то похоже на Барби – это что-то теплое и неизменное.

«Интересно, может быть, еще не поздно подружиться с сестрой?»

Радиостанция WSCK была музыкальной. Однако она не пыталась конкурировать с бостонскими коммерческими. Было бессмысленно ставить музыку 1980-х годов, например Джона Мелленкампа или Aerosmith. На станции не обсуждали, насколько музыка Pear lJam похожа на Stone Temple Pilots (или наоборот, в любом случае обе команды звучали совершенно одинаково). На станции не запаривались тем, чтобы организовать специальный час для любителей джаза, не ломали голову, чтобы играло больше регги или рэпа.

На WSCK ставили местные группы в стиле «гараж». Музыку ребят, которые не теряли надежды и отчаянно пытались вырваться из заколдованного круга неанонсированных выступлений в неизвестных местных клубах. Главным образом это были коллективы, организованные студентами разных колледжей.

А в Бостоне их было много: Северо-Восточный университет, Бостонский университет, университет Симмонс, консерватория Новой Англии, технологический институт Вентворс и Хиллс, в котором учился Рив. Через мост располагались Гарвард и Массачусетский технологический институт. В Бостоне насчитывалось двести пятьдесят тысяч студентов, и на каждом этаже в любой общаге находилось несколько человек, которые хотели стать музыкантами.

Все они хотели, чтобы их крутили по радио. На WSCK постоянно приходили ребята, чтобы оставить кассеты, CD и даже винил. Рив обожал запах пластинок. Удивительно, что кто-то еще слушал музыку на них. Парню нравились музыканты вне зависимости от того, что они играли: «гараж» или полную ерунду. Было видно, что те хотели пробиться в музыкальном бизнесе. Они были смелыми и не боялись, что над ними будут смеяться. Главное – чтобы слушали.

Плейлист WSCK не составлялся. Там не тратили время, чтобы узнать предпочтения слушателей. Никто не стремился выяснить, нравятся ли слушателям песни Мелиссы Этеридж. Всем было наплевать. Каждый думал о себе.

Формат менялся только в 10 часов вечера – до 11 транслировали ток-шоу. Содержание могло быть любым в смысле политики: правым или левым. Иногда выступали какие-нибудь ненавистники, которым не нравилось все и вся; иногда те, кто пропагандировал любовь в стиле нью-эйдж; можно было услышать слова за легализацию марихуаны; поднимали тему образования и зачастую выступали за то, чтобы уволить всех преподавателей колледжа (большинство слушателей были за).

Но чаще всего разговаривали сами диджеи. Это были ребята, которые хотели, чтобы их слушали. Они мечтали вернуться в города, где родились, и начать работать на местном радио, делая утренние программы для тех, кто едет на работу, наподобие популярных программ такого формата, которые транслировали на коммерческих радиостанциях Лос-Анджелеса, Майами и Чикаго. Диджеи хотели сделать карьеру при помощи голоса и мозгов, как и музыканты хотели стать известными благодаря мелодии и словам песни.

«Я буду королем эфира», – мечтал Рив.

Он представлял, что станет известным, его будут окружать поклонники и он будет тусоваться среди знаменитостей. Ему не терпелось прослушать кассету с записью своего часового выступления.

– Дженни никому ничего не сказала. Секрет пакета из-под молока пока оставался секретом. Потом она почитала подробности собственного похищения в архиве газеты The New York Times. Представляете, каково это: прийти в библиотеку и прочитать про собственное похищение на микрофильме в газетном архиве? Увидеть фотографию сестры и трех братьев, о которых ты раньше и не знала, а еще дяди, тети, бабушек и дедушек? И самое главное – родителей? Но в газете не было написано, кто тебя украл. Писали только о семье, из которой ты исчезла. Ни ФБР, ни местная полиция не знали, кто именно совершил преступление.

– Однако сама Дженни знала. По логике, это были родители, с которыми она жила всю жизнь.

Радио во многом зависело от телефонных звонков слушателей, по которым можно было понять реакцию на программу. Позвонит ли кто-нибудь? Интересна ли передача или безразлична?

Рив сконцентрировал внимание на стоящем перед ним микрофоне, но при этом периодически вспоминал о телефоне.

«Пусть кто-нибудь позвонит, – молил он. – Дайте мне понять, что вы слушаете передачу».

– Проблема только в том, что твои родители – хорошие, милые и ответственные люди. Они тебя любят. Ты любишь их. Похищение ребенка – это преступление. Значит, что, твои мама и папа – плохие люди? Если позвонить по бесплатному номеру, обозначенному на пакете, то сама проиграешь, ибо потеряешь семью. Навсегда. Поэтому начинаешь думать, что ошиблась, сама все придумала. То лицо на фотографии – не твое. А потом ты находишь доказательства, что во всей этой истории много тайн. Ты обнаруживаешь на чердаке коробку… В самом дальнем углу.

Брайан Спринг вместе с матерью находился в магазине Price Club. После возвращения с работы, готовки ужина и проверки домашней работы детей она вспоминала, что надо ехать за покупками. К тому времени было достаточно поздно. Они садились в новый автомобиль и ехали в магазин.

Когда близнецы были маленькими (всего год назад), ездить нравилось и Брендану, и Брайану. Здание магазина было огромным, как ангар для самолетов, в котором были установлены кассы, похожие на будки пунктов оплаты за пользование платной автострадой. Они закупали кучу всего: огромные упаковки бумажных полотенец, гигантские пакеты хот-догов, подсолнечное масло и еще много чего.

На протяжении тринадцати лет близнецы были как одно целое, словно полностью самодостаточная единица. Они не ругались и не искали общества других людей, кроме друг друга. Но сейчас Брендан возненавидел эти поездки. Он решил, что есть дела поважнее. Вместе с остальными игроками футбольной команды мальчик начал поднимать тяжести и плавать. Ему хотелось стать громилой еще до перехода в старшие классы, побрить голову и сделать татуировку.

Брендан был подающим надежды спортсменом. А Брайан даже не попал в команду. К тому же брат начал дразнить его, называя «девочкой». В его понимании не было ничего позорней, чем когда парень бегал, как девочка, и бросал мяч, как девочка. Когда мама спрашивала, кто хочет поехать с ней, Брендан отвечал: «Шопинг? Это для девочек». И с презрением смотрел на близнеца. Как на всех, кто, по его мнению, вел себя соответствующе.

Джоди тоже отказывалась сопровождать маму – ей надо было изучать материалы о колледжах. Поэтому ехал Брайан – после всех отказов помочь вид у мамы был потерянный.

Много лет назад миссис Спринг потеряла дочь именно тогда, когда приехала в торговый центр за покупками. Теперь она следила за ними, словно кинолог, который держит питомцев на физическом и психологическом поводке. Им не разрешалось далеко отходить, потому что похитители не дремлют и могут поджидать где угодно.

Но дети выросли и не нуждались в таком пристальном наблюдении. Если бы кого-нибудь попытался схватить похититель, они бы ударили его по голове упаковкой соуса или сока. Так что теперь мама выглядела потерянно. Она пыталась привыкнуть к новому миру, который для нее поменялся так же сильно, как и для Брайана.

И это сделала школа.

До недавнего времени братья были совершенно одинаковыми. В то время Брайан посвящал учебе и чтению ровно столько же, сколько и его брат, а именно ноль минут в день. Когда он перешел в новую школу, впервые в жизни у него появилась собственная комната. Вот тогда Брайан понял, что у них с близнецом не так уж много общего. Брендан блистал на спортивных мероприятиях, а Брайан неожиданно осознал, что у него самый лучший в мире учитель по истории Америки. Это был первый преподаватель, объяснения которого он слушал с большим интересом.

Мальчику очень понравился предмет. Его воображение захватили походы конкистадоров, исследования Северо-Западного прохода в Ледовитом океане, то, как ковбои и переселенцы двигались на Запад и воевали с индейцами. Он открыл для себя мир книг.

Все думали, что в его тяжелом школьном рюкзаке лежит запасная пара кроссовок, и никто, включая брата-близнеца, не предполагал, что там библиотечные книги. Брендан, считавший, что читают только ботаны, которые не в состоянии нормально отбить мяч, даже не подозревал таких чувств у брата к книгам и информации.

Вообще в семье Спринг не придавали большого значения знаниям и образованию. Мама с папой считали, что дети должны хорошо учиться. Стивен делал это, потому что хотел попасть в колледж, расположенный желательно как можно дальше от дома. Джоди – потому что ей нравилось быть отличницей. Брендан не вызывал ни у кого нареканий, потому что в школе придавали большое значение физической культуре. Лишь Брайан учился хорошо, потому что ему нравился процесс.

«Надо же, – думал он, – я и не знал, что мне нравится учиться, пока не появилась собственная комната».

Когда звонил Стивен, Брайан хотел рассказать ему, что открыл для себя радость, которую дают знания. Но никак не мог заставить себя в этом признаться и говорил банальные вещи: «Эй, Стив, как там Колорадо? Успел покорить какую-нибудь гору?»

Старший брат, который давно хотел быть другим человеком и иметь другую семью, был бы рад за младшего. До этого он называл близнецов осами, достаточно дружелюбными, но всегда готовыми ужалить, если кто-то посмеет нарушить их покой. Брайан хотел рассказать Стивену, что уже не живет одной жизнью с близнецом, как раньше, и то, что ужасно скучает по старшему брату, хоть и рад по поводу его отъезда.

Но он ничего подобного не говорил, поэтому и тот ему ничего особенного не рассказывал.

В магазине мама толкала перед собой огромную тележку. Это был рай термоусадочной пленки. Брайан считал, что это одно из величайших открытий человечества. Ему хотелось, чтобы он сам ее изобрел. В пленку оборачивали все, что только можно: мясо, рыбу, зубную пасту и банки с краской. Она была такой прочной, что, казалось, могла выдержать удар метеорита.

В новом доме были квадратные километры площади для хранения продуктов, поэтому в шкафах и кладовке можно было легко разместить огромные упаковки бумажных полотенец. Мама могла покупать замороженные гамбургеры килограммами и за раз приобретать десяток упаковок хлопьев.

Брайан представил, как первые переселенцы в Новом Свете посадили на склоне горы несколько кукурузных зерен и вокруг них зерна кабачков, как ребята отгоняли от посевов птиц и зайцев, как их матери сушили зерно и клали в амбар. Он думал о длинных зимах, во время которых у людей было мало еды…

Мама бросила в тележку гигантскую, затянутую в пластик упаковку замороженных ребрышек. Ему казалось, что она стала совершенно незнакомым человеком, как и собственный брат-близнец. Он подумал, что происходит нечто похожее на то, что случилось с Дженни.

«Я смотрю на незнакомцев, которые по крови являются моими родственниками, – думал он. – Я их люблю, но кто они?»

Мама неожиданно резко повернулась, выставив вперед руки. Ее глаза были широко раскрыты.

– Я здесь, – произнес сын, стараясь ее успокоить. – Прямо за тобой.

Женщина попыталась рассмеяться и вести себя естественно.

– Ты не обязан за мной хвостом ходить, Брайан. Поброди по магазину, может, найдешь то, что тебе понравится.

Его сердце буквально обливалось кровью. После стольких лет жестких правил и ограничений, напряжения и волнений, железной хватки по поводу всего, что касалось детей… она наконец могла позволить себе расслабиться. Миссис Спринг и сама это знала, но от старых привычек сложно избавиться.

Брайан подумал, что их с братом так упорно заставляли заниматься спортом, потому что, когда дети на тренировке, родители точно знают, где те находятся. Знают, что за ними присмотрит тренер. Значит, можно быть спокойными и не волноваться.

«Мы становимся семьей, которой должны были стать давно», – подумал он.

Семьей, члены которой могут выдохнуть, не толкаться, не ходить строем и не бояться.

Рив чувствовал, что вышел на новый жизненный уровень. На уровень обсуждения проблем, не связанных с сексом и насилием. На уровень радости и света.

Он ощущал себя одним целым с микрофоном и чувствовал полное единение с аудиторией.

– Пакет из-под молока стал талисманом Дженни, ее своеобразным одеяльцем. Она взяла мой перочинный нож, разрезала его по углам, чтобы он стал более плоским. После этого зажимом прикрепила к внутренней стороне синей папки с тремя открывающимися кольцами, чтобы можно было вставлять и вынимать листы бумаги. Вы прекрасно знаете, что это за папка, у каждого таких было более чем достаточно. После обнаружения пакета с фотографией она, как и раньше, оставалась для меня сумасшедшей рыжей девчонкой. Только вот сумасшествие стало другим – появился страх. Если все это оказалось бы правдой, то ее украли из семьи в возрасте трех лет. Чтобы вспомнить те давние времена, Дженни начала превращаться в маленького ребенка. Она думала, что, если сможет вернуться в то время, удастся вспомнить все, что произошло. Казалось, вот-вот начнет сосать большой палец… Таким образом расплющенный пакет из-под молока и стал ее талисманом, ее одеяльцем, с которым дети долго не расстаются.

Винни, Кэл и Дерек замерли, ловя каждое слово Рива.

– Ну, что я могу сказать, – произнес он тоном человека, который знает, что его внимательно слушают. – Не знаю, как вам, а мне понравилась композиция Visionary Assassins. Привет вам, ассасины! Заходите ко мне в гости в общагу! Послушаем еще одну песню в их исполнении.

Телефон радиостанции зазвонил. Точнее, не зазвонил – на аппарате зажглась зеленая лампочка, свидетельствующая, что на линии есть человек. Винни ответил на звонок. Он был неоконсерватором, люто ненавидевшим все этнические группы, великие цели, которые человечество могло перед собой ставить, а также всех представителей человечества в целом и по отдельности. Парень был идеальным менеджером, потому что его совершенно не волновало, что он может ранить чьи-то чувства.

Винни ответил на четыре звонка. Выражение его лица было счастливым, что очень непохоже на обычное состояние.

В эфире звучала песня Visionary Assassins с мрачным текстом и угрожающими аккордами.

На аппарате снова загорелась лампочка. А потом еще раз. И еще.

– Рив, – произнес Винни, – слушатели хотят услышать продолжение истории.

III

Все передачи в формате ток-шоу записывались на большой старый магнитофон. Казалось бы, их уже не осталось, но нет.

Винни, Кэл и Дерек прослушали часть записи программы «Дженни». Без музыкальных пауз она показалась Риву короче, чем он ожидал. Его удивил звук собственного голоса, который показался совершенно чужим. Ему стало немного не по себе, словно кто-то другой озвучивал его мысли.

– У тебя суперголос для эфира, – объявил Винни, которому вообще не нравились ничьи голоса.

«Если уж Винни говорит, значит, так и есть», – подумал Рив.

Он прослушал момент, когда говорил о том, что Дженни вот-вот начнет сосать большой палец. Вот это придумка… Ничего подобного не было. Но это хорошее драматическое сравнение, которое, правда, не соответствовало реальности. Девушка никогда не вела себя так, будто ей было три года. Она делала то, что и любой другой человек на ее месте, стремящийся защитить любимых родителей от правды, которой сама страшилась.

Действительно, голос Рива звучал хорошо: естественно и убедительно. Он мог бы стать радиоведущим. Но сейчас его слова, записанные на пленку, стали материальными, обрели осязаемую форму. На какое-то мгновение показалось, что Дженни находится рядом в любимой и удобной позе – закрыв глаза, крепко прижималась к его груди, а он ее обнимал.

Интересно, что бы она сказала, услышав подобный эфир? Парень почувствовал, что в груди что-то сжалось, будто воздух проник не в легкие, а в живот. Ощущение было неприятное, словно он тонет.

«Ну ладно, – подумал он, – Дженни об этом никогда не узнает. В следующий раз буду говорить о бейсболе. Всю жизнь болею за Red Soxs, и вот наконец все выглядит так, что они могут выиграть. Про это сейчас все болтают».

– Когда казалось, что ты закончил, – снова заговорил Винни, – мы получили тридцать девять звонков с просьбой продолжить историю. – Он так сильно ударил кулаком по своему столу, что стоявший на нем ряд кассет подпрыгнул. От таких цифр становилось радостно на душе. – И, прикинь, это всего лишь первое выступление!

Из этих слов Рив сделал вывод, что ему дадут еще один эфир как минимум.

В эфире заканчивалась песня группы Fog. Дерек подал знак, что пора замолчать. Чтобы продолжить разговор, Рив, Винни и Кэл вышли в коридор. Сквозь стекло Рив наблюдал за коллегой.

По мере того как Дерек говорил, он немного менял положение микрофона. В любом диджее присутствует сильное желание прикоснуться к нему, чтобы удостовериться, что он плотно зафиксирован в нужном положении. Во время разговора Дерек двигался всем телом, словно нырял в пучину каждого произнесенного предложения, в гущу своих слушателей. Ему не сиделось на месте. Нервная энергия так и била ключом. Его лицо периодически меняло выражение, словно он выступал перед живой аудиторией.

Всего час назад Рив всей душой ненавидел Дерека. Теперь же внимательно за ним следил, фиксируя и запоминая технику и приемы. Все-таки у него был большой опыт, поэтому можно было чему-нибудь научиться.

– Значит, так, – вещал Винни, – завтра вечером в то же время, тот же формат. Немного про Дженни, немного музыки, потом опять про нее.

– Может, лучше два раза в неделю? – серьезно произнес Кэл. – Скажем, во вторник и в четверг? Мы же не хотим, чтобы аудитория пресытилась.

«Это они обо мне говорят», – напомнил себе Рив.

– Можно, – согласился Винни. – Постепенно подсадить, чтоб не забывали.

«Я теперь буду в «сетке» не в три ночи. Перехожу в прайм-тайм!»

В студии серым ковролином был застелен не только пол, но и обиты стены. На стенах невозможно писать, зато можно было пришпиливать разные фото и тексты. Везде висели плакаты, анонсирующие выступления групп, идиотские шутки и фотографии диджеев, которых временно отстранили от работы за мат и неуместные шутки. Каждый мечтал, чтобы его хотя бы раз «оштрафовали» за какую-нибудь вольность в эфире.

Рив подумал, что Дженни Джонсон точно не понравится, что он рассказал ее историю в эфире. Она сама его оштрафует. Дженни была человеком достаточно закрытым. Многие социальные работники, психоаналитики и приятельницы безуспешно пытались втереться к ней в доверие.

– Нет, – с нотками сомнения в голосе произнес Рив. – Я думаю, не стоит продолжать. Спасибо, что дали возможность попробовать.

– Да ты что? В каком смысле «дали возможность попробовать»? Все было просто блестяще, – возмутился Винни. – Послушай, это именно то, что нужно! Если я превращу эту бесполезную студенческую радиостанцию во что-то серьезное, то смогу получить настоящую работу! Прикинь – тридцать девять звонков! И звонили нормальные люди, а не придурки какие-нибудь. Реальные слушатели. – Последние слова он произнес с уважительным придыханием. – Завтра ты рассказываешь второй эпизод Дженни. – Он произнес это не как обычное имя, а словно название программы или сериала.

– Не уверен, что самой Дженни это понравится, – заметил Рив.

– Ты даже не изменил ее имя? – удивился Кэл. – Тоже мне бойфренд. Послушай, у тебя есть стиль – это редкое качество. Ты был в эфире всего один раз, а слушатели уже узнают тебя и хотят продолжения истории.

Слышать слово «стиль» применительно к самому себе было приятно.

– Сколько людей могут начать историю с банального слова «однажды» и ее не запороть, а вытянуть? У тебя отличное чувство тайминга. Ты классно сделал переход к песне Visionary Assassins и обыграл название группы, начинал говорить медленней, когда повествование этого требовало. Врожденный талант, короче.

«Врожденный талант», – повторил Рив про себя, смакуя эти слова.

ДерекVIP включил песню, выключил микрофон и расслабился, превратившись в обычного человека. Винни, Кэл и Рив вернулись в студию. Дерек что-то пометил на висевшем над пультом плейлисте, вставил диск и проверил, что он готов проигрывать выбранную песню.

– Слушай, Рив, – сказал Винни со смехом. Его тон был дружеским. – У нас не такой сильный охват, всего несколько десятков улиц. Она в Коннектикуте тебя точно не услышит. К тому же еще в школе учится, так что у нее на уме алгебра или что-то в этом роде. Сделай еще передачу. Никому от этого хуже не станет.

Рив с удивлением почувствовал, что ужасно, просто до боли в груди скучает по девушке. Словно пальцы дверью защемило. Раньше всегда Дженни закрывала глаза и видела картины, но теперь он сам зажмуривался и видел ее перед собой – в цвете, ощущая тепло и слыша звук ее голоса.

Затихли последние аккорды, словно рядом прошел и вышел за пределы слышимости походный оркестр. Дерек превратился в ДерекаVIP и резко появился перед микрофоном. Он приподнял брови, серьги закачались. Парень щелкал переключателями On/Off, передвигал рукоятки на пульте и обхватил пятерней узкое горло-стойку микрофона.

– И заканчивает наш длинный безрекламный музыкальный сегмент группа Fast Liars, – закричал Дерек, – исполняющая новую композицию Choke Collar.

Риву нравились названия групп и их композиций: Visionary Assassins. The Fog. Fast Liars. Музыка – это целый мир, жить без которого было бы очень скучно.

– Ну ладно, я немного преувеличил, – произнес Дерек. – Группы Fast Liars не существует точно так же, как и песни с таким названием. Но существовали бы, если бы я умел петь и играть.

«Как же все это здорово! – подумал Рив. – Это просто суперребята. Именно ради этого я и пошел в колледж».

– На самом деле вы услышите то, – продолжал его коллега, – что вам нравится и чего просили во время звонков в студию. Риииив! Со следующим эпизодом «Дженни».

– Будем искать дом на шесть спален? – неуверенно произнес отец, когда начинали процесс поиска дома в июне прошлого года. – Если Дженни вернется, у нее будет своя комната.

Стивен ненавидел, когда отец был не уверен в себе. Ненавидел, что в семье перестали называть сестру Джен, решив, что она исчезла более десяти лет назад, превратившись в Дженни Джонсон. Он ненавидел, что после похищения ему пришлось вести самую защищенную жизнь в Нью-Джерси.

– Если она когда-нибудь вернется, пусть спит в гробу, – заявил он.

– Заткнись, – отрезала Джоди. – Папа, если Дженни когда-нибудь вернется, она может спать со мной, потому что приедет максимум на выходные, а в новой комнате достаточно места для двух кроватей.

В старой комнате их тоже было две, но сестра не захотела там жить.

Семья Спринг нашла и купила дом быстро, в течение нескольких дней, потому что мама очень хотела переехать.

– Просто не терпится, – говорила она, и Стивен понимал, что это чистая правда.

В течение двенадцати ужасных лет женщина ждала возвращения дочери, поэтому сейчас у нее не было желания ждать.

– В какой цвет ты хочешь покрасить стены комнаты? – спрашивала она Стивена много раз.

– Мам, не имеет значения. Я в колледже. Покрасьте в тот, который вам самим нравится.

Такой ответ ей не понравился. Стивен почувствовал это и тут же сказал:

– На самом деле мне нравится синий. Кобальтовая синь меня вполне устроит.

Именно такого цвета были стены в гостиной в доме семьи Джонсон. Стивен надеялся, что мама никогда не узнает, почему он выбрал именно его. Вместе с близнецами и сестрой ребята провели одни выходные у них. Парень предполагал, что посещение будет неудачным, думал, что родители Дженни покажутся ему омерзительными, но этого не произошло, и, к своему удивлению, он осознал, что это крайне приличные люди и очень ему нравятся.

Стивену понравился Рив, который жил в соседнем доме. Они были одного возраста, но у того было больше жизненного опыта, он казался более независимым и продвинутым. В свои восемнадцать Рив казался гораздо старше. Стивен для себя объяснил это тем, что сам вырос в семье, травмированной похищением. Как можно вырасти нормальным человеком в доме, где тебя постоянно водили за ручку?

Рив стал для него примером для подражания. Стивен не обладал подобной мускулатурой, у него была другая конституция. Он не рассчитывал, что сможет догнать парня и стать таким же высоким, потому что после восемнадцати лет человек перестает расти. Однако совершенно неожиданно за весну и лето вымахал до 192 сантиметров, и тело наконец-то стало пропорциональным.

Стивену было совершенно не до сестры или цветовых пантонов. У него были другие заботы: надо перевесить зеркало, потому что он не видит в нем лица.

Перед отъездом в колледж Рив с Дженни заезжали в гости к Спрингам.

Рив улыбнулся до ушей, когда увидел, как тот сильно вырос. Стивену показалось, что в тот момент его лицо стало похоже на морду запыхавшегося от бега и довольного золотистого ретривера.

– Ну ты даешь! – воскликнул Рив. – Баскетболист! Теперь тебе будут коротки обычные мат- расы!

И они пожали друг другу руки.

Потом начался отсчет перед отъездом в колледж: четыре недели, три, две, одна. Пора. Самолет оторвался от взлетной полосы, и Стивен оставил позади свою семейную историю.

Рив оказался прав. В Колорадо обычные матрасы в общаге оказались слишком короткими. Ему заказали специальную удлиненную кровать, но та не приходила. Ноги свешивались с конца кровати, и спать так было не очень удобно, но он постепенно привык. Казалось, он вырос еще на пару-тройку сантиметров, потому что начал биться головой о притолоку двери.

В Колорадо никто не слышал о семье Спринг. Никто и понятия не имел, что из семьи много лет назад похитили ребенка. Стивен оказался самым обычным (хотя и очень высоким) первокурсником в огромном кампусе. Никто не водил его за ручку. Никто не напрягался при его опоздании на пять минут. Он не видел ни переживаний матери, ни боли отца.

Ночью парень любил выходить на улицу и, стоя на выжженной солнцем земле, смотреть на звездное небо и думать: «Я больше никогда не вернусь домой. С меня хватит. Они без меня прекрасно проживут».

– Я свободен.

– Брендан, ты решил, какого цвета у тебя будет спальня? – спросила мама. Миссис Спринг убирала в шкаф купленные продукты. Вид годового запаса консервированного тунца на полке вселял уверенность в завтрашнем дне.

– Мам, – ответил он тоном, который можно было назвать: «Моего терпения не хватает общаться с глупыми женщинами», – только девочек волнуют такие вопросы.

Брайан хотел, чтобы его комната была похожа на гостиную в доме мистера и миссис Джонсон в Коннектикуте. Ему казалось, что их интерьер был сделан с большим вкусом, и вообще обстановка произвела на него большое впечатление. Стены комнат были покрашены ярко-красным и синим цветом. Окна были огромными. Миссис Джонсон знала, как обставить и украсить дом. До посещения Брайан даже и не задумывался, что дома может быть так красиво. Он смотрел на дом своей семьи и с грустью констатировал: интерьер был совершенно не продуман. Они просто жили в доме, в котором стояло много мебели.

Но сын не мог сказать об этом матери. Было бы крайне невежливо заявить: «Мне нравится, как покрашены стены и обставлен дом Дженни. Тебе надо съездить в Коннектикут и посмотреть. Мне бы хотелось так же».

Но само слово «Коннектикут» на их языке было синонимом слова «враги». Правда, после первого визита они поняли, что Джонсоны уже не враги. Брайан смирился с мыслью, что сестра предпочла семью похитителей.

Поэтому он сказал:

– Мам, мне нравится красный цвет. Просто, без узоров. Красный, которым амбары красят.

Брайан надеялся, что близнец не поймет, откуда возникла эта идея.

– Уже одиннадцать, – произнес отец. – Почему никто не спит?

Парень улыбнулся. Внешне он оставался еще ребенком. Брендан к тому времени перерос его. Брайан хотел поговорить об истории, а не о красном цвете стен, футболе или о том, что пора ложиться в кровать. Но никого в семье его история не интересовала.

Впервые в жизни он почувствовал себя одиноким среди членов собственной семьи.

– Так вот. В The New York Times Дженни прочитала, что ее семья проживала в Нью-Джерси. Однажды, когда я подвозил ее в школу, она предложила погулять. И я начал думать, что мог бы сделать с ней, если окажемся наедине. Но Дженни сказала: «Давай поедем в Нью-Джерси и найдем их». И мы поехали. И нашли.

Помните, я говорил про ее волосы? Их с лихвой хватило бы на троих обычных людей – длинные, рыжие, волнистые. Однажды учитель физики сказал, что хаос очень похож на ее волосы.

Так вот, мы нашли нужную улицу и подъехали к нужному дому. Около него остановился школьный автобус, из которого вышли дети с точно такими же волосами. Можно было предположить, что у них одинаковые гены. Получалось, Дженни – действительно их сестра.

Я вцепился в руль так, что костяшки побелели. Сказать, что удивился, – ничего не сказать. До этого я не верил, что Дженни украли. Мне тогда чуть плохо не стало. Потому что моя семья была очень близка с ее родителями. Я любил их почти так же сильно, как своих. Если они действительно выкрали девочку, как могло получиться, что эти люди были такими хорошими? На этот вопрос нельзя было дать приятного ответа. Ответ мог быть только самым неприятным. Моя бедная Дженни практически сползла на пол автомобиля, чтобы дети не заметили ее волос. И прошептала: «Езжай, Рив, скорее уезжаем отсюда».

И уехали. Мы никому не сказали, где были и чем занимались: ни членам собственных семей, ни властям, ни семье из Нью-Джерси. Но поняли, что ее действительно украли. И вопрос оставался тем же: «А что дальше?»

Миссис Спринг наблюдала, как члены семьи расходятся по комнатам, чтобы ложиться спать. Муж выключил компьютер и вышел в коридор. Потом на второй этаж, шагая через ступеньку, поднялся тринадцатилетний спортсмен и силач Брендан. Подошвы его кроссовок огромного размера оставили черные следы на свежепокрашенных лестничных ступеньках. За ним медленно поднялся Брайан.

Она была не самой лучшей матерью, раз в рабочий день вечером потащила сына за покупками. Для Брайана это было слишком поздно.

Послышались звуки сбрасываемой на пол обуви, закрывающихся дверей и текущей в кранах воды. Миссис Спринг чувствовала себя спокойно, когда все были наверху в полной безопасности.

Женщина окинула взглядом гостиную. Завтра подвезут новую мебель. Это радовало. Столько свободного пространства, в котором можно поставить удобные и красивые предметы мебели. Огромные мягкие кресла, в которые можно плюхнуться с книгой. Широкие и удобные диваны, на которых можно поваляться, вздремнуть или посмотреть телевизор. Здоровый стол, за которым хватит места всем, включая дядюшек, тетушек и соседей.

Для всех, кроме Джен.

Джен, которая с такой радостью стала Дженни.

Каждый раз, когда миссис Спринг была слишком занята, чтобы помнить, ее охватывало одно и то же знакомое чувство, обвивающее и душащее ее, как лиана.

Потеря Джен.

Где-то в самой глубине души, в черной, как угольная шахта, дыре, женщина продолжала ждать. Она ждала возвращения дочери.

IV

Это был День Помады. Всем хотелось как-то красочно встретить и оживить серенький ноябрь.

Все – парни и девушки – намазали губы помадой самых разных цветов: от ярко-красного до оранжевого, как тыква на Хэллоуин, до девчачьи-розового. Смысл мероприятия простой: получить на собственной физиономии как можно больше отпечатков губ.

Дженни была покрыта аккуратными отпечатками разных губ разных цветов. Некоторые умудрялись размазывать их, но она строго следила, чтобы ее целовали аккуратно или не делали этого вообще.

Все превратились в воинов-индейцев в боевой раскраске, каждая из которых отличалась цветом и узором. Никто никого не целовал в губы – это запрещалось. Смысл игры в том, чтобы украсить друг друга, как таинственную книгу письменами.

Среди учеников были и те, с кем Дженни и рядом не хотела садиться. Несмотря на личную антипатию, надо было плотно сжать губы и запечатлеть серьезный поцелуй на щеке этого человека. Их не хотелось целовать, но приходилось.

У Сары-Шарлотты была помада совершенно запредельных цветов.

– Моя мама не особо разбирается в этом, – объяснила Сара-Шарлотта. – У нас дома навалом помады омерзительно пурпурного цвета, как свежий синяк.

Во время обеда она раздавала эту помаду тем, у кого ее не было.

Дженни чувствовала себя легко. Естественно легко. Словно взбитые сливки или запах сирени. Сегодня ее копна волос гордо развевалась, словно знамя.

«Я вернулась, – думала она, – Я пережила этот период. Я наконец-то вернулась, оставшись собой, и знаю, что делаю».

– Дженни, – произнес Ван, который побрил голову и у которого, соответственно, появилось гораздо больше места, куда его можно было целовать. – Я жажду твоего отпечатка.

– У меня он особенный, – заметила девушка.

Она всегда с симпатией относилась к Вану. Когда у тебя есть бойфренд и все об этом знают, общение с другим парнями становится проще. Можно было не волноваться, что скажут остальные, и спокойно дружить.

– Так куда тебя поцеловать? – спросила она.

– В череп меня целуют все, – ответил он. – Но для тебя, Джейн Элизабет Джонсон, я оставил место на щеке.

Со всех сторон раздались аплодисменты и свист.

Сара-Шарлотта так густо накрасила губы подруги отвратительным пурпурным цветом, что, казалось, на них появился слой штукатурки. Дженни обхватила ладонями голову Вана и аккуратно поцеловала. После этого отошла, чтобы оценить свой «отпечаток».

Подруга всегда помнила о мелочах, о которых большинство людей забывали. На этот раз она принесла ручное зеркало, которое передала Вану, чтобы тот мог рассмотреть новенький поцелуй.

Год назад в этой школьной столовой Дженни Джонсон увидела на пакете молока фотографию обычной трехлетней девочки с двумя висящими вдоль щек косичками. На ней было светлое платье в темный горошек с узким воротником. Увидев эту фотографию, Дженни почувствовала, что земля словно вдруг ушла у нее из-под ног. Она вспомнила то платье. Ей захотелось произнести имя лучшей подруги Сары-Шарлотты, сказать, что произошло что-то ужасное, но она не смогла раскрыть рта.

У Дженни было ощущение, что в течение нескольких последующих месяцев она вообще не могла разговаривать ни с кем. Но этот период остался позади. Теперь она знала, что находится в знакомой школе среди друзей с отпечатками губной помады на щеках, подбородках и лбах.

Девушка словно со стороны услышала собственный смех, узнала его звуки – именно так она смеялась до того, как увидела свою фотографию на пакете молока. Ей ужасно захотелось позвонить Риву и сказать: «Я снова здесь, и я смеюсь!»

После окончания занятий Сара-Шарлотта решила похвастаться перед народом «боевой раскраской». Единственным вариантом был проходивший после уроков волейбольный матч. Дженни не особо любила волейбол. Она так и не научилась нормально подавать, без того чтобы не вывернуть себе кисть. Тем не менее волейбола она боялась меньше, чем баскетбола, девушку в любом случае не привлекали ситуации, когда мяч летел в ее сторону. Оставалось только восхищаться игроками, которым нравился этот процесс, и они имели возможность завладеть мячом.

Вместе с другими учениками они с подругой сидели на трибунах. В толпе были фотографы, делавшие фото для альбома выпускников. В сторону Дженни двигался главный среди них – Тайлер.

Она отрицательно покачала головой и отвернулась.

– Да ладно тебе, – сказал Тайлер. – Дай сфотографирую твое лицо крупным планом.

Он запрыгнул на трибуну, чуть не сбив сидевших там людей.

Дженни закрыла лицо рукой, но парень все равно сделал несколько снимков. Потом она убрала руку и враждебно на него уставилась, а Тайлер поймал момент и сделал еще один кадр.

– Хватит, – сказала она, – я же не в выпускном классе.

– Дженни, эти фото пойдут в альбом предвыпускного класса. Специально для тебя мы сделаем страницу, оформленную в виде пакета из-под молока.

– А это зачем?

– Перестань, ты же знаменитость. Лицо на пакете молока. У тебя потрясающая история. Люди про тебя целые альбомы с рисунками и вырезками из газет составили. Поэтому мы и обыграем историю в фотоальбоме класса.

Она пытается забыть эту страшную часть своей жизни, а они хотят сделать из этого отдельную страничку?!

Неужели они могли подумать, что эта идея ей понравится? Это же приглашение, чтобы люди писали в ее альбоме не что-то типа «С тобой было весело, буду по тебе скучать. Успехов!», а «История твоего похищения была суперинтересной. Никогда не забуду, как в школу приезжало телевидение, чтобы взять у тебя интервью». Все хотят выставить ее трагическую историю в виде сенсации, показать, что ее родители были виноваты в похищении? И это собираются обыграть в фотоальбоме класса?

Дженни хотелось вырвать камеру из рук Тайлера, открыть затвор, вытянуть пленку и разорвать ее голыми руками. Что она и сделала.

До этого на нее обращал внимание только он, теперь же смотрели все сидевшие на трибунах. Многие вскочили с мест, чтобы посмотреть, что происходит. Девушка выглядела как настоящая сумасшедшая и была страшно испугана. Лицо было покрыто «поцелуями», а руки дрожали после того, как она вырвала пленку из камеры Тайлера.

«Надо уходить», – подумала она и встала, чтобы выбежать из спортзала. Дженни хотела смыть следы губной помады с лица и спрятаться. Она неоднократно пряталась в школах в Нью-Джерси и в Коннектикуте за копной собственных волос и за полным молчанием, которое хранила.

– Не надо, – произнесла Сара-Шарлотта и потянула ее за руку, чтобы подруга села на место. – Просто улыбайся и жди. Все от тебя отстанут. – Подруга отдала фотокамеру владельцу со словами: – Все, Тайлер, вали.

– Мне нужно уйти, – прошептала Дженни. – На меня все смотрят.

– А ты смотри на них. Не убегай.

Дженни чувствовала себя совершенно разбитой. Но Сара-Шарлотта оказалась права. Через пару минут все позабыли о ней и переключили внимание на игру.

– Убегать или сражаться – это самые примитивные человеческие реакции, – объяснила девушка. – Но ты почему-то пытаешься делать и то и другое одновременно. Зачем? Ничего хорошего из этого не выйдет. Когда в следующий раз захочешь сражаться – сражайся, а не убегай.

Почему подруга, у которой никогда не возникало подобных проблем, была такой мудрой? Почему Дженни, у которой они неоднократно повторялись, так и не смогла ничему научиться? Это казалось несправедливым.

– Насколько я понимаю, в прошлом году твоя реакция сводилась к постоянному убеганию, – сказала Сара-Шарлотта. – Ну и какого результата ты добилась? Один кошмар за другим, – продолжала она, словно главная ошибка Дженни состояла в том, что та не могла усидеть на месте. – В этом году выбери другую стратегию – сражайся. Это поможет быстрее закончить эту историю.

Закончить эту историю.

Старшая сестра Рива Лиззи была ее адвокатом. Дженни неоднократно спрашивала:

– Когда все это закончится? И закончится ли вообще? Когда я наконец буду обычной девочкой в обычной семье?

– Никогда, – отвечала Лиззи.

«Рив, – подумала Дженни. – Как бы я сейчас хотела быть с тобой. Когда мы вместе, не надо выбирать, что делать: убегать или сражаться. Когда я с тобой, все плохое заканчивается».

Вот если бы жизнь подростка не была такой сложной и поэтапной… Сначала период средней школы, который заканчивался, и начиналось обучение в колледже. Рив сейчас был в другом мире. И точка.

Она закрыла глаза и представила, что парень рядом.

Сотрудникам радиостанции WSCK зачастую было сложно выполнить пожелания слушателей. Это было что-то из мира крупных, коммерческих радиостанций.

Они же ставили музыку групп, которые успевали образоваться и распасться в течение семестра; групп, которые каждый месяц меняли название; групп, название которых оставалось прежним, зато певцы обновлялись постоянно.

В этой ситуации было сложно представить, что радиослушатели в состоянии запомнить названия, потому заявки часто формулировались следующим образом: «Знаете ребят с шестого этажа первого корпуса общаги? Ну с бородами? Поставьте их». Как работники радиостанции могли найти музыку, не зная названия, исходя только из того, что исполнители носят бороды? Или: «Поставьте музон той группы, которую недавно ставили. Там ребята пели. Помните?»

Дерек не особо любезничал с теми, кто оставлял подобные заявки, а вот Рив пытался быть вежливым и понять, какую именно группу человек хочет послушать. По вторникам и четвергам все звонили исключительно по поводу истории Дженни. С каждой неделей их становилось все больше. Тридцать девять звонков за вечер – это уже был далеко не предел. В середине программы Рив обычно говорил: «Есть вопросы? Звоните, если хотите, чтобы передача продолжалась». И звонили.

Рив не мог понять, как ему, сидя перед микрофоном, удавалось сказать вслух то, что он никогда бы не произнес в обычном разговоре. Например, никогда бы не признался даже родителям в том, что Дженни часто плакала. Даже лучшему другу не рассказывал, сколько страданий доставила девушка семье Спринг. Ничего не рассказал Саре-Шарлотте, хотя та настаивала, чтобы он поделился секретами.

Однако ему не составило труда высказать в эфир все о своей девушке. Сама Дженни не стремилась поделиться переживаниями с окружающими, но Риву высказывала все, что у нее было на душе. Тот просто сидел и слушал. Парню казалось, что Дженни – источник чистой ключевой воды, а все обстоятельства, в которые она попала, были грязными и мутными.

На самом деле он часто отключался и переставал слушать ее проблемы, мечтая только о том, чтобы все это происходило в другое время года – летом, когда он мог бы натирать ее тело кремом от загара.

Потом Рив снова возвращался к действительности и переставал думать о красоте девушек, когда собственная начинала плакать по поводу родителей. Тогда ему хотелось сказать: «Послушай, да они всего лишь твои родители. Что ты паришься? Посмотри, кто тебя сейчас обнимает! Парень, который хочет тебя так сильно и который не понимает, почему ты все еще говоришь о взрослых. И вообще, почему и зачем говоришь. Разве ты не можешь понять, что есть время и место для разговоров, а сейчас не время, не место для них?»

Нет, Дженни не понимала, что настало время физической, а не эмоциональной близости.

Сестра Рива тоже любит говорить. Поэтому она выбрала соответствующую профессию и стала адвокатом. У Лиззи в голове были только аргументы. Она любила тишину, которую могла бы заполнить какой-нибудь назидательной лекцией; любила вопросы, потому что они давали ей возможность долго и подробно отвечать. Она не любила находиться в кругу семьи, потому что родственники считали, что тоже могут вставить слово, а это было в корне неправильно. Говорить должна была только Лиззи. Все остальные обязаны слушать.

И вот сейчас Рив ощутил неожиданную близость с сестрой. Он должен говорить, а все остальные – слушать.

– Вопрос, который вы хотите задать, следующий: «Кто в этой истории плохой? Кто здесь антигерой?» Подобной истории просто не может быть без злодея. Но все родители Дженни были чудесными людьми. Тут возникает небольшая проблема. Где же злодей? Кто-то совершенно очевидно должен им быть. И вы совершенно правы. В этой истории есть злодей. И имя его – Ханна.

После Рива к микрофону сел Дерек.

– Вместо того чтобы слушать говномузыку, записанную студентами в вашем колледже, сходите-ка на нормальный, настоящий концерт! – заявил он в микрофон, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию.

Парень чувствовал, что с ним несправедливо обошлись, его позабыли. Винни теперь носился с Ривом как с писаной торбой. Тот садился перед микрофоном, произносил всего несколько фраз о своей девушке, и телефон начинал звонить. Трэш, который он рассказывал о Дженни, оказался очень востребованным.

Радиопсевдоним ДерекVIP, которым его владелец еще недавно так гордился, стал практически насмешкой. В течение месяца его программа превратилась в «разогрев» той, что вел Рив.

У самого Дерека не было девушки. Если верить словам Рива, казалось, что Дженни – прекрасная и изумительная, словно из сериала «Однажды в сказке»^[2], у которой должно быть все, включая прекрасного принца.

Только вот у нее могло быть очень много всего, кроме, к сожалению, прекрасного принца…

У Дженни не было водительских прав. Все сверстники жили в ожидании, когда наконец получат их. Девушка же не хотела. После многих лет, когда она жила в заботе и безопасности, она не собиралась менять ситуацию. Ей нравилось, когда ее возят родители. Она садилась в автомобиль и мечтала.

В прошлом году ее возил Рив, а в этом – Сара-Шарлотта. У нее была далеко не самая безопасная машина – древняя, проехавшая уже 150 000 километров. Обшивка сидений прогнила и потрескалась от солнца. Приходилось подстилать под себя полотенце, чтобы не перепачкаться вылезающим наружу наполнителем, и молиться, чтобы пережить опасные моменты, возникающие оттого, что Сара-Шарлотта резко тормозила и останавливалась слишком близко от впереди стоящего автомобиля или другого препятствия.

После окончания матча девушки вместе поехали к Дженни домой. Сара-Шарлотта задела колесом тротуарный бордюр и два раза проскочила на красный.

– Я, наверное, с ума сошла, раз сажусь к тебе в машину, – призналась девушка.

– То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Эй, смотри, у тебя на крыльце тот самый репортер! Тот, который никак не успокоится.

Дженни его узнала. Он любил задавать вопросы об ответственности. «Как получилось, что Ханна стала похитительницей детей? Что мистер и миссис Джонсон сделали не так, после чего взрослая дочь украла маленькую девочку из семьи Спринг?»

– Хочешь ко мне? – предложила Сара-Шарлотта.

Прекрасный дом семьи Джонсон, который должен быть открыт солнцу и небу, показался Дженни мрачным, потому что шторы на всех окнах были закрыты. Это сделала мама, находившаяся дома.

– Нет, я должна войти. Мама там совсем одна.

– Звони, если буду нужна.

– Надеюсь, тебе не придется спасать меня два раза в один день, – ответила Дженни и быстрым шагом пошла к входной двери.

– Джен Спринг! – воскликнул репортер. – Рад тебя видеть! Прошло шесть месяцев с тех пор, как…

Та не посмотрела на мужчину и не сказала ни слова. Она знала, что, если молчать, ему будет не о чем писать.

Дверь открыли изнутри, девушка вошла, и вместе с матерью они быстро захлопнули ее. Дженни потерла в ладонях холодные руки мамы. За последний год та сильно сдала: похудела, пальцы стали костлявыми и старыми на вид.

– В чем дело?

– Он говорит, что читатели заслуживают того, чтобы получить информацию о произошедшем за последнее время.

«Все чего-то заслуживают, – подумала она. – Сара-Шарлотта – того, чтобы узнать подробности. Тайлер – того, чтобы получить фотографии, а читатели – того, чтобы им на тарелочке дали кусочек моей мамы».

Она всех их за это ненавидела.

Девушка сварила кофе. От него мама расслаблялась, а Дженни, наоборот, была готова запрыгнуть на стену. Хотя сегодня ей лучше не слишком сильно волноваться, потому что хотелось рассказать, как прошел день в школе и как Тайлер планировал обыграть ее фотографию в классном альбоме.

Когда пришел папа и ему сообщили, что снова приходил репортер, он не сгладил ситуацию, а только усугубил.

– Я в последнее время часто думаю о Ханне, – признался он.

Родители не говорили о ней, никогда не признавались, что она их настоящая дочь, о которой вообще-то надо думать.

Дженни с ужасом представила, как родители живут, словно у них под кроватью находится чемодан, набитый Ханнами. Но они не могли вынуть ее, словно Барби, одеть, причесать и устроить ее жизнь.

– Я недавно в интернете поискал, – продолжил папа и прикоснулся к пальцам жены. Дженни обратила внимание, как сильно палец матери похудел – пришлось обмотать изнутри обручальное кольцо изолентой, чтобы оно не слетало.

– В сети можно связаться с миллионами неизвестных. С именами без лиц. Со скрытыми людьми.

На языке семьи Джонсон выражение «скрытый человек» означало Ханну.

– Думаешь, она жива? – спросила шепотом миссис Джонсон. Она тряслась от страха, но в голосе звучала надежда. Ханна была потерянной дочерью. Опасной, однако все равно дочерью.

«Зачем мы надеемся, что Ханна жива? – подумала Дженни. – Ее время прошло. Ей поздно делать карьеру, искать нормального мужа и завести детей. Я – их единственная надежда. Я – это то, что стоит между ними и адом».

Дженни настояла на ужине. Она распределила задания, спросила, приняли ли все лекарство от сердца.

– Все? Всем-то зачем? Мы выпили, но тебе, к счастью, не нужно.

«Увы, мне тоже приходится, – подумала Дженни. – Всем нужно принимать лекарства».

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK, – произнес Рив в телефонную трубку. – Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Ты сегодня будешь делать программу «Дженни»?

Его узнали по голосу!

«Ничего себе!» – подумал он. Отвечая на следующий звонок, парень пошел на небольшую хитрость.

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK. Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Меня зовут Берт Смит, чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Берт Смит – дурацкое имя, не стоит его использовать. Твое собственное гораздо сексуальнее. Послушай, у меня вопрос. Я никак не могу понять, почему родителей, которые так или иначе были похитителями, ты считаешь хорошими?

Отвечать на звонки стало практически так же интересно, как и выступать в эфире. Иногда возникало желание записывать звонки в качестве доказательства, что он играет в этом мире роль и имеет определенное значение.

Звонки записывали только тогда, когда диджей планировал пустить их в эфир. Это делал только Дерек, который обожал, когда звонят глупые люди. Кто-то мог, например, позвонить и спросить: «А что, действительно во вторник начинаются экзамены?»

Дереку нравились такие идиотские вопросы. Например, на вопрос о начале экзаменов он мог ответить так: «О боже! Экзамены уже закончились! Ты что, все это время спал? Семестр уже закрыли! Как ты объяснишь родителям, что пустил на ветер двенадцать тысяч долларов?»

Он часто записывал звонки, чтобы иметь на пленке смешной разговор, который мог потом запустить в эфир. Все остальные просто фиксировали длительность и время звонка, чтобы доказать, что у них есть слушатели. Рив отметил в журнале, что очередной звонок по поводу программы «Дженни».

Подумать только, Дженни в кавычках означала название его программы. Это его время в эфире. Драма. Никакого отношения к реальному человеку…

Рив слушал, как Дерек читает заставку собственной передачи, театрально растягивая гласные и выделяя отдельные слова.

«А у меня собственный голос, – подумал он. – Собственная история».

Потом, когда программа Дерека подошла к концу, приготовился говорить Рив. Он потрогал микрофон и подумал, что тот дает ему потрясающую свободу. В эфире он мог говорить все, что хотел, и все, что вздумается.

И именно так он себя и повел.

– Ханна. Она была симпатичной, но ее красота была какой-то ущербной. Девушка выглядела как побитая тряпичная кукла. С ней никто не хотел дружить. Всегда на заднем плане или вообще за кадром. Обреченный человек.

Ханна вступила в секту, ушла из обычной жизни. Возможно, она думала, что делает все правильно и Бог на ее стороне, так как именно это и говорили в секте.

Спустя несколько лет после того, как она ушла из своего красивого дома и от любящих родителей, Ханна выкрала маленькую девочку, которую звали Джен Спринг.

Зачем? Никто не знает. Может, ей просто была нужна компания, общество другого человека. Просто чтобы кто-то находился на сиденье рядом и улыбался. Чтобы был кто-то, с кем она могла съесть мороженое. Может, все произошло само по себе, и она не знала, что делать дальше. Или хотела, чтобы семья этой девочки страдала. Чтобы члены семьи много лет волновалась, думая, что произошло с дочерью. Жива она? Страдает? Холодно ли ей? Боится ли она?

Ханна отвезла девочку к собственным родителям и рассказала, что это ее дочь. «Вот ваша внучка. Вы будете для нее лучшими родителями, чем я, – сказала она. – Ей с вами будет лучше. Возьмите, а я уезжаю. Пока!» И действительно уехала.

Она вернулась в секту. А может, и не вернулась, кто знает. В любом случае женщина исчезла, сказав родителям: «Наслаждайтесь, получите от нее удовольствие!» И они именно так и сделали! Не знаю как, но они решили, что девочку зовут не Джен, а Дженни. И она была для них светом в окошке. В процессе воспитания Ханны они, наверное, что-то делали неправильно, где-то сильно ошиблись, хотя и не поняли, в чем именно. Сами подумайте – у хороших родителей дочери вряд ли уходят в секты и бросают собственных детей. Но родители решили, что с этой маленькой девочкой все должно быть правильно. На этот раз они будут идеальными родителями. И Дженни, соответственно, должна быть идеальной дочерью.

Дженни вынула всех Барби. У нее было мало аксессуаров, домов, мебели, машин и прочего. Это давно продали на благотворительных аукционах. Осталось немного разной одежды.

Она села на кровать и начала разбирать одежду по профессиям. Барби нравится выступать на сцене, поэтому у нее есть костюмы балерины, певицы и модели. Ей нравятся и другие профессии, например, врач, астронавт или военнослужащий. И, конечно, кукла любит спорт, поэтому у нее есть костюм наездницы, тренера по плаванию и просто бикини, чтобы загорать. Девушка подумала, что в чемоданчике есть костюмы для гораздо большего количества профессий, о которых сама Дженни могла только мечтать.

На самом деле инцидент с фотографиями для альбома навел ее на мысль, что она закончит школу и придется учиться в колледже. В связи с этим девушка подумала, что у нее не было никаких планов на будущее. Единственное, чего хотелось, – это сохранить здравый рассудок и поддерживать хорошие отношения с родителями.

А еще выйти замуж.

Она хотела выйти замуж и жить, как родители в ее обеих семьях. Супруги Джонсоны и Спринги поженились и не расставались. Они были вместе и в счастье, и в горе. Когда наступал плохой период, вместе ждали, когда пройдут эти времена и снова наступят хорошие. Она подумала, что Рив не звонил, не писал и не проверял свой и-мейл, но это ничего не значит.

Два года.

Через два года она тоже будет учиться в колледже.

Рив снова допоздна проторчал на студии. К тому времени когда закончилась работа и он решил поужинать, кафе уже закрылось. Снова пришлось покупать что-нибудь в автоматах.

– Слушай, а ты, случайно, не работаешь на WSCK? – спросила девушка, выбиравшая чипсы.

Рив ухмыльнулся и кивнул. Ему нравилось, когда его узнавали.

– Меня зовут Керри, – представилась она и протянула ему упаковку. – Ты рассказываешь про Дженни. Я слышала все передачи.

Ничего себе! Дома, в Коннектикуте, узнавали и уважали только его старшего брата и сестер. Неудивительно, почему ему так нравилось, что его узнавали незнакомцы.

– Классный момент, когда ты рассказывал, что у Дженни были ночные кошмары и ей пришлось забаррикадироваться подушками, чтобы демоны не укусили ее за спину и за пальцы ног, – сказала Керри. – Я то же самое делала, когда была маленькой.

Рив почувствовал, что во рту пересохло, словно он неожиданно увидел на улице медведя. «Неужели я все это произнес в эфире? Даже родители Дженни об этом не знают. А весь Бостон теперь знает».

– Мой бойфренд Мэтью влюбился в нее. Говорит, что узнает ее по копне рыжих волос, если случайно встретит на улице.

Рив даже и не подозревал, что описал девушку настолько подробно и ее могут узнать. Он хотел, чтобы его слушали, стремился иметь аудиторию, но при этом не хотел, чтобы слушатели были реальными.

«Ладно, – успокоил он себя. – Она же никогда не услышит мои радиопередачи. Никто, кроме студентов, не слушает станцию WSCK. В Бостоне есть, наверное, пятьдесят коммерческих, и все слушают именно их».

Статистика всегда оказывала на Рива успокоительное действие.

Он пошел по улице в сторону общаги. В Хиллс-колледже не было поросших травой лужаек и отдельного студенческого городка. Кампус располагался в домах, занимавших несколько кварталов прямо внутри города. Рив пока не исследовал его, как многие первокурсники, которые ходили за покупками на Ньюбери-стрит, катались на роликах по Коммонвелт-авеню или прогуливались по Массачусетс-авеню в сторону Кембриджа. Он знал, что жители Бостона в разговоре чаще всего это название сокращают до «Масс-ав», но лично там пока не был. Все свободное время он проводил на радио.

Парень обошел разрытую часть тротуара напротив здания общаги. Пространство было огорожено, стояло несколько бульдозеров, но на стройку не походило. Рив никогда не видел, чтобы внутри кто-то работал.

Он не поехал на лифте, а через две ступеньки взбежал на четвертый этаж по лестнице. Ему нравилось быстро двигаться, от этого парень чувствовал себя лучше. Недалеко от его комнаты располагался лифт, откуда вышли трое незнакомых ему парней. Судя по внешнему виду, какие-то повернутые на компьютерах ботаны. Студенты считаются взрослыми, но вот эту троицу можно было назвать мальчиками.

– Привет, – сказал один. – Мы – Visionary Assassins^[3].

– Ого, – удивился Рив. Они выглядели настолько «зелеными» и не приспособленными к жизни, что назвать их «убийцами» просто язык не поворачивался.

– Мы пришли тебя поблагодарить. – Было заметно, что парни очень рады видеть Рива. Для них он был человеком, который что-то значил и чего-то в жизни добился. – Ты часто ставишь нашу музыку во время программы. Наши песни теперь многие воспринимают как заставку к твоей передаче. Сейчас все слушают «Дженни», и в связи с передачей вспоминают и нас. Благодаря тебе нам в первый раз предложили сыграть за деньги.

«Ничего себе! Моя радиопередача что-то значит!»

– Можешь в следующей передаче сообщить слушателям, что в субботу мы играем в клубе Peaches’n’Crude? – спросил один из парней. – Будет здорово, если сам сможешь прийти.

Рив не хотел, чтобы они заметили, насколько он обрадовался. Хорошо быть известным! Ему хотелось подпрыгнуть и ударить кулаком в потолок, но он сдержался.

– Может, зайду, – небрежно бросил он, махнул им рукой и открыл дверь комнаты.

Его сосед обзавелся девушкой, которую звали Пэмми и которой он выдал дубликат ключа от комнаты. Эта Пэмми практически все время находилась в их комнате. Рив почти привык, что видит ее в разной степени раздетости. Да, колледж – это тебе не дом.

Девчонка набросилась на него и крепко обняла. Он вывернулся из ее рук.

– Мы как раз о тебе говорили. Так что же было в ящике на чердаке? Ты упомянул о нем, но не уточнил, что внутри.

Было странно слышать, что кто-то другой цитирует его слова.

– Ну, давай, Риви, колись.

– Если еще раз так меня назовешь, я положу гранату в твои хлопья.

– Ну что же все-таки было в том ящике? – спросил Корделл. – Я твой сосед по комнате. Ты просто обязан мне рассказать.

Рив на секунду представил, какая аудитория может быть у его программы. Немытые парни наподобие Корделла и девушки как Пэмми. Ему стало немного не по себе.

– Было бы легче следить за ходом истории, если бы ты обозначил в эфире фамилии участников драмы, – заметил сосед.

Рив не называл фамилий. Он считал, что его история – не просто рассказ о семьях Джонсонов и Спрингов. Он хотел, чтобы она была более универсальной. Парень говорил обо всех, переживших похищение детей. Хотя вряд ли в подобной ситуации могла оказаться еще одна семья.

Рив сел перед монитором общего с Корделлом компьютера проверить почту. Несмотря на то что он каждый день проверял ее в ящичке на первом этаже, парень все же предпочитал электронную. Он не был большим фанатом переписки на бумаге. Ему не нравилось писать от руки. Если честно, никогда не привлекала перспектива взять в руки ручку с чернильным стержнем внутри и выводить буковки на бумаге. От рукописных писем у него болели пальцы, и к тому же все, что он писал, некрасиво сбивалось в верхнюю часть листа.

По электронной почте он не получал сообщений от преподавателей, что что-то не сделал или сделал плохо. Ему нравилось, что можно было «задвинуть» грамматику. Если ты сделал ошибку, не обязательно исправлять – тот, кому он писал, и так поймет.

«Если связать свою жизнь с радио, – думал он, – можно вообще не париться по поводу грамматики и правописания. Это было бы отлично».

Он увидел несколько непрочитанных писем.

Рив глупо улыбнулся, как те, кто получает не массовую рассылку, а письма, адресованные лично. Это было письмо от Дженни.

«Рив, у меня был ужасный день. Я сглупила, а потом поступила еще глупее. Ты мне нужен. Можно я приеду? Мама с папой, конечно, никогда не разрешат остаться у тебя на ночь, но можно провести вместе целый день. Могу даже сходить с тобой на лекции. Я не буду мешать. Приеду поездом, который прибывает в Бостон в 9.22 утра. Тебе удобно, если это будет пятница? Люблююююююююю, Дженни».

V

У него зачесалась голова. Что такое? Неужели вши? Ему ужасно не нравилось это покалывающее ощущение. Казалось, волосы ожили. Дженни приедет? В кампус? И по ее рыжим волосам все тут же поймут, кто она. Он вспомнил ее шикарные волосы, закрывающие лицо, и то, что в качестве бойфренда мог играть с ними и целовать девушку.

Рив представил, как они столкнутся с Винни. Или с Дереком, Корделлом или Пэмми. Или с бойфрендом Керри Мэтью, который, как ему сказали, моментально догадается, кто она.

Он понимал: не стоило распускать язык о жизни Дженни, но все было настолько прикольно, что не смог удержаться.

Программа шла в эфире уже месяц. Она стала самым главным, что было у него на тот момент в жизни. Парень начал прогуливать и вести себя так, будто освобожден от всех лекций и семинаров.

Что делать? Как показать ей колледж, в котором он сам не ощущает себя студентом?

«Значит, я не должен водить ее ни в кампус, ни в студенческий центр, ни в общагу. Скажу, что там масса неприятных персонажей. Лучше провести время в городе, потому что я устал от кампуса и гораздо интереснее посмотреть Бостон. Можем направиться на рынок Квинси, ей же нравится шоппинг. Свожу ее в какой-нибудь хороший ресторан. Там обслуживают небыстро, можно несколько часов просидеть. А потом не останется времени, надо будет бежать на вокзал».

Он вышел из почты и выключил компьютер.

Дженни лежала на кровати и переключала каналы пультом. Сплошные ток-шоу. Она не могла понять, зачем люди с такой радостью выкладывают секреты собственной жизни перед миллионной аудиторией, делая всех свидетелями жизни. Девушка думала о Риве и чувствовала, что он ей нужен, как кислород.

Зазвенел телефон.

– Да? – ответила она.

Дженни выключила звук телевизора. Ведущая резко замолчала, продолжая шевелить губами, принимать драматические позы и тыкать микрофоном в лица сидящих в студии зрителей. Было понятно, что аудитория жаждет крови.

– Привет, – произнес Рив. – Расскажи мне о твоем плохом дне.

– Ой, я так рада, что ты позвонил! Я переживала и думала, что ты не будешь проверять сегодня почту. А произошло вот что – Сара-Шарлотта оказалась умнее меня.

Ей так хотелось его увидеть, понять, где он находится, как выглядит его комната, на чем он сидит, какого цвета у него телефон, во что он одет. Сегодня она скучала так сильно, как никогда раньше. Хотелось говорить часами.

«Расскажи мне все о своей жизни, – думала она, – сделай так, чтобы я позабыла все то, что произошло сегодня».

– Ты об IQ Сары-Шарлотты? По-моему, это никого не волнует, – сказал он.

– Нет, к IQ это не имеет никакого отношения. Просто она рассказала мне о теории «бежать или сражаться». Сара-Шарлотта, в отличие от меня, все правильно понимает.

– Лучше с самого начала расскажи, а то ничего не понятно.

– Ты всегда все быстро догоняешь, – ответила она и поведала, как сегодня в школе прошел день поцелуев, который ей очень понравился.

– Здорово! – сказал Рив. – Когда я учился, такого не было. Кто это придумал?

– Сара-Шарлотта. Ты же знаешь, все ее слушаются. Можно подумать, что это просто сумасшедшая и нереальная идея, которую никто не поддержит, но в конечном счете приняло участие пятьсот человек.

– Жаль, я всего этого не видел. А фото есть?

– В том-то и дело. Я чуть не убила человека, который захотел сделать мою фотографию. – И она рассказала об инциденте с Тайлером.

Беззвучное мельтешение на экране отвлекало, поэтому она выключила телевизор. Жаждущая крови аудитория, делающие признания люди исчезли. Даже с выключенным звуком было понятно, что один из них выслушивал то, о чем даже не подозревал и вообще не хотел знать. В эфире он впервые слышал о не самых приятных событиях.

«Как люди могут публично говорить о сокровенных чувствах и ранить человека, которого раньше любили? – думала она. – Как можно говорить о столь личном и шутить в эфире с перерывом на рекламу?»

– Рив, для него я всего лишь материал. Я – не человек. Для него я была просто страницей в фотоальбоме класса.

Он некоторое время молчал, а потом каким-то неестественным голосом ответил:

– Дженни, это просто ужасно.

Девушка подумала, что он переживает, и это было очень приятно.

– Рив, я хочу с тобой поговорить, так хочется тебя навестить.

– Отличная идея. Я буду счастлив тебя видеть. Но даже и не знаю, где тебе остановиться. Мой сосед по комнате – просто немытая скотина, с которым не рекомендую встречаться. В общаге сейчас масса народу. В этом году в комнатах на двоих живут по трое. Никаких девочек, в комнате которых ты могла бы пожить, я не знаю.

– Рив, я хочу уехать куда-нибудь, где меня никто не знает, где могу чувствовать себя в безопасности.

Он рассмеялся каким-то странным смехом, причину которого она не могла понять.

– Если бы ты был в школе, все было бы так здорово. Я бы тебя поцеловала в щеку и оставила красивый отпечаток.

– Из всех людей я бы разрешил себя целовать только тебе.

– Хочу слышать, как ты бы меня поцеловал.

Рив издал несколько звуков поцелуев в трубку.

– Пришли кассету с записью твоей передачи.

– Я еще совсем «зеленый». По студенческому радио играют довольно агрессивную и жесткую музыку. Твои родители сознание потеряют, если начитать им несколько строчек из этих песен.

– Ну напой для меня что-нибудь, – попросила Дженни.

– Когда на каникулы приеду, – пообещал он.

Рив лежал на нижней кровати «двухъярусных нар» в комнате и смотрел на синенький узор нижней части матраса Корделла. В общаге совершенно не было места, где человек мог бы уединиться. Приходилось обдумывать серьезные вещи, находясь в комнате с людьми, которых ненавидишь.

Если Дженни так обиделась на какую-то страничку в фотоальбоме класса… если вырвала камеру и чуть не разбила ее об пол, чуть было не ударила фотографа в лицо…

«Что-то она не идет в ногу со временем, – подумал Рив. – Сейчас все публично говорят о сокровенных чувствах. Это считается нормальным. Так все делают».

Он представил, что Дженни лежит рядом на его узкой койке, и понял, что собственными действиями сделал посещение его комнаты совершенно нереальным.

«Завязывай тогда с передачей, – сказал он себе. – Уходи с радиостанции. Никаких больше «Дженни».

В то утро, еще до рассвета, Рив встал с кровати, тепло оделся, вышел из здания общаги и двинулся в противоположную от радиостанции сторону.

На следующий день впервые было по-настоящему, почти по-зимнему холодно. Дженни оделась, напялив массу вещей. Теплая зимняя одежда давала большее чувство защищенности, чем летняя. Она нарядилась в длинную юбку поверх другой – зеленой, вельветовой. На ноги натянула и зашнуровала высокие ботинки на меху. Шею обвязала шарфом и надела широкий твидовый пиджак. В ушах были тяжелые сережки в виде серебряных лун и полумесяцев. Девушка любила серьги, которых у нее было огромное количество, но никогда не укладывала волосы так, чтобы были видны уши. Она пыталась понять, почему делает именно так, но так и не поняла.

После завтрака девушка поцеловала родителей.

– Какие у вас на сегодня планы?

Те показали пальцем в окно, но, глядя туда, она с первого взгляда не заметила ничего необычного: ледок на лужах, подъезд к дому семьи Шилдс и автомобиль Рива перед домом…

– Рив! – воскликнула она.

Дженни развернулась и обняла родителей.

– А вы знали, что он приедет?

– Его мама звонила, когда ты еще спала. Он хотел тебя увидеть и выехал из Бостона первым поездом, – ответил папа, который улыбался, как все родители, когда видят своего ребенка счастливым.

– О боже! – воскликнула Дженни. – Как это романтично!

– Хорошего дня, – пожелала мама.

– Еще бы! У меня будет прекрасный день! В этом нет ни капли сомнения! – воскликнула Дженни и выбежала из дома.

Машина Рива с включенным мотором выглядела ужасно заманчиво. Сам парень сидел на водительском сиденье и улыбался. Он перегнулся через пассажирское кресло, чтобы открыть дверь, но она обежала вокруг и распахнула дверцу водителя.

После того как ребята отпустили друг друга из объятий, Рив осмотрел ее с ног до головы.

– Ты куда собралась? В турпоход по Альпам? Или на рыбалку?

– По крайней мере, я выгляжу как-то по-другому. Ты же одет точно так же, как в прошлом году: майка, штаны цвета хаки и ботинки без носков.

– А чего ты хотела? Так и должен выглядеть настоящий сосед.

– Я-то думала, раз учишься в колледже, то и выглядеть будешь иначе, в какой-нибудь гангстерской одежде и весь в татухах.

– Хочешь, чтобы я сделал тату? Легко. Где предпочитаешь видеть свои инициалы?

– Нет, не надо. Ненавижу татуировки. Просто мне казалось, что восемнадцатилетние ребята в колледже их делают.

– Не, – он покачал головой, – это у девушек башку сносит.

– Вот как? Думаешь, и мне снесет, когда от родителей уеду? – улыбнулась она.

Рив рассмеялся. Он уже два года, образно говоря, просил, чтобы у нее «башку снесло».

– Надежда умирает последней.

Ей хотелось сесть ему на колени. У него было такое знакомое худое лицо – когда он смеялся, на нем сияла только улыбка. Немного отросла щетина, да и волосы надо было подстричь. Несмотря на это, парень выглядел идеально, как модель с обложки журнала. Рив вел левой рукой, а пятерню правой засунул ей под волосы и положил на заднюю часть шеи. Огромная ладонь грела ее, она ощущала удары его сердца.

Рив нащупал пальцами сережки и усмехнулся, сдвинув ее волосы в сторону и распутав полумесяцы из кудрей.

– Слушай, давай не в школу, – предложила она. – Я хочу прогулять. Как тогда, когда поехали в Нью-Джерси.

– Нет, я пойду вместе с тобой в школу и буду сидеть в классе.

– Ты шутишь.

– Думаю, меня впустят. На самом деле я даже не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Этому я научился в колледже. Просто делай, и все тут.

Он снова усмехнулся. Ни один учитель в школе не откажет парню с такой обаятельной улыбкой.

Рив решил саботировать урок английского языка. Не отрывая глаз и не двигаясь, он постоянно смотрел на Дженни, даже не моргал. Она ощущала его взгляд сквозь копну волос, ерзала на стуле, завязала волосы в конский хвостик, потом снова распустила, положила подбородок на сложенные ладони и покосилась в его сторону, чтобы понять, продолжает ли он смотреть.

Парень не сводил взгляда.

Все девочки ужасно завидовали Дженни, а мальчики думали, сколько смелости надо иметь, чтобы так открыто демонстрировать свою любовь.

Во время перемены он гладил ее волосы, ребята ходили по коридору в ногу, облокачиваясь друг о друга.

Тайлер, у которого на груди висела фотокамера, увидел их и сделал жест, показывающий, что хочет их сфотографировать. Рив отрицательно покачал головой.

«А я бы согласилась! – подумала она. – Когда на меня пялятся из-за этой истории с пакетом молока, я готова всех убить. Но когда смотрят на нас как на красивую пару, мне нравится». Девушка была бы рада, если бы в классном фотоальбоме была фотография, на которой они вместе с Ривом.

– У меня физкультура, – с сожалением сказала она. – Сомневаюсь, что тебя впустят в женскую раздевалку.

– Не страшно, – спокойно ответил он. – У меня есть дела: народ шантажировать и кое-что ограбить.

Он снова появился во время обеденной перемены и заявил, что отвезет ее в кафе. Ученикам недавно разрешили обедать не в столовой, а в городе. Правда, для этого надо было иметь письменное разрешение родителей, которого у нее, конечно, не было.

Следуя его правилу «не спрашивай разрешения», они вальяжной походкой вышли из здания школы. Их исчезновение не заметил ни один из учителей, но на это обратили внимание ученики.

Парень открыл дверь автомобиля. Им нравилось оказывать друг другу знаки внимания. Когда она села, Рив аккуратно заправил ее длинную юбку так, чтобы не прищемить дверью, и девушка почувствовала себя так, будто он поправляет ее одеяло перед сном. Рив завел мотор и несколько раз слегка нажал на газ на холостом ходу. Мотор урчал.

– Это звук моего сердца, – сказал он, и ребята рассмеялись.

– А чем ты занимался, пока я была на двух последних уроках? – спросила она.

– Нашел ответственную за выпуск классного фотоальбома. Сказал, что не надо использовать страницу с фото на пакете молока. Она пообещала, что этого не произойдет.

В прошлом году девушка могла бы разрыдаться от этих слов. Сейчас же рассмеялась.

– Как с тобой просто! Но я не переношу, когда ты находишься от меня на расстоянии миллиона километров.

– Перестань, до Бостона нет и трехсот.

– Ну тогда световых лет.

Ребята не стали обедать, а вместо этого заехали в дальний конец парковки у «Макдональдса».

– Дженни, на тебе столько одежды, что просто ужас, – произнес он.

– Это защита от комаров и медведей.

– Ну от меня точно не надо защищаться, – заверил Рив.

VI

– Мам, я хочу съездить в Бостон, – сказала Джоди.

Вместе с мамой и Брайаном она была в магазине товаров для дома в поисках жалюзи и ручек для кухонных ящиков и шкафов. Брендан был на тренировке. Брайан в последнее время не так часто видел брата.

– Я хочу посмотреть шесть колледжей, – продолжила девушка. – В пятницу у наших учителей день повышения квалификации, поэтому занятий не будет. В пятницу и субботу буду смотреть колледжи и проходить в них интервью, а в воскресенье поеду назад.

– Хочешь одна ехать в Бостон? – с сомнением в голосе переспросила мама. Слава богу, она не стала кричать «Ни за что в жизни!», но явно ставила под сомнение способность дочери самой добраться туда. – Если бы ты была с кем-нибудь, а не одна, было бы гораздо безопасней.

– Я бы с удовольствием поехала не одна, но Кейтлин и Николь едут на юг. Они хотят посмотреть колледжи в Виргинии.

Брайан подумал, что годом ранее Джоди никогда бы даже не стала спрашивать, может ли она ехать в город, не говоря о том, чтобы предложить отправиться одной.

– Мы с папой тоже хотели бы поехать и посмотреть, – сказала мама. – Но в эти выходные много дел. У Брендана две игры.

Родители никогда не пропускали матчей или концертов, в которых участвовал хотя бы один из детей.

– Мам, у меня времени совсем нет, – возразила Джоди. – Всего через несколько месяцев надо решить, в какие колледжи я подаю документы.

Брайану совершенно не улыбалась перспектива два раза за выходные наблюдать триумфы брата на спортивной площадке. К тому же он тепло относился к сестре, поэтому сказал:

– Я бы с удовольствием с тобой съездил. Могу быть штурманом, сверять маршрут по карте и платить деньги на пунктах оплаты дороги.

– Здорово! – воскликнула Джоди и обняла брата. Тот смутился и отошел на шаг, чтобы между ними находилась тележка для покупок.

– Брайан, – произнесла мама, – у Брендана две ответственных игры днем в пятницу и в субботу утром. Он твой брат-близнец, – добавила она, словно он сам об этом не знал.

– Мам, я уже много раз видел его игры, – возразил Брайан. – Брендан от меня никуда не денется, зато в Бостоне я никогда не был.

«Бостон – это история, – подумал он. – Это Бен Франклин, Джон Адамс, Джон Хэнкок и Пол Ревир. Может, я буду учиться в колледже там и изучать историю».

Он никогда в жизни не занимался долгосрочным планированием, не думал, что собирается делать в будущем. У него были планы только на ближайшее: на следующую тренировку, следующий урок и так далее. Но сейчас Брайан неожиданно представил, что можно распланировать жизнь на несколько лет вперед.

На прошлой неделе, когда Брендан был на тренировке, он пошел в городскую библиотеку во взрослый отдел, чтобы посмотреть книги по истории Америки. До этого он никогда не заходил туда и чувствовал себя нарушителем. Раздел оказался огромным. Брайан даже не знал, с чего начать. Как понять, какие из тысяч книг хотелось бы прочитать?

Поэтому решил просто посмотреть названия на корешках. Книги стояли в хронологическом порядке. История США начиналась с первых переселенцев, переплывших через Атлантический океан, потом про то, как они обживались в Новой Англии, двигались на запад и север, к реке Огайо и Великим озерам, а дальше на юг, к Миссисипи.

Он вернулся домой через два часа. Никто не знал, где парень провел это время, и никто не спросил. Такого ни разу не было за все тринадцать лет жизни.

Ему хотелось поблагодарить родителей, хотелось крикнуть: «Наконец-то! Как я рад!» Но он промолчал: не было уверенности, что они действительно предоставили ему эту свободу. Брайан решил ничего не говорить, чтобы мать с отцом не спохватились и не запретили ему так поступать.

В следующий раз он сядет в одно из удобных кресел в библиотеке, прочитает несколько параграфов из каких-нибудь книг, выберет одну и возьмет домой.

– Можем заехать к Джонсонам, – сказала Джоди. – Увидимся с Дженни.

Тут позитивное настроение мамы мгновенно исчезло. На лице появилось грустное выражение. Она громко сглотнула и отметила в списке покупок галочкой то, что они еще не купили.

Брайан начал становиться человеком, которым должен был стать, а вот мама никогда не сможет стать той, которой могла бы. Урон, причиненный исчезновением дочери, был слишком серьезным. Многолетняя боль не прошла бесследно.

«Ханна… – подумал он. – Что же ты с нами сделала?»

ДерекVIP обожал говорить о славе.

– Ты вчера видел, как я выступал на передаче «20/20»? – спрашивал он. – Я – новый модный диджей. Меня хотят нанять сто семьдесят две радиостанции. Именно поэтому у меня и брали интервью, чтобы рейтинги этих станций не упали.

Рив слушал Дерека и думал, что на самом деле сам может оказаться в ситуации, которую тот описывает. «Но сейчас придется все тормознуть», – размышлял он.

Посещение родного города оставило смешанные чувства. Его удивило, что в нем ничего не изменилось.

Его собственная жизнь претерпела сильные изменения, поэтому казалось, что и дома все должно быть иначе.

Однако все было как раньше. Счета лежали там, где раньше, на плите стояли те же сковородки и кастрюли. Он почти забыл школу, но и в ней не было изменений. То же здание, те же коридоры, те же учителя.

И Дженни.

Он позабыл, что ее волосы мягкие, как шелк. Забыл, что значит быть центром вселенной для другого человека. Среди студентов, пытающихся получить хорошие оценки и поднять свой рейтинг, он забыл, как это – чувствовать себя любимым.

Рив был рад, что ему удалось прикрыть эту историю с фотографией Дженни на коробке молока для классного альбома.

В тот вечер они сидели на диване в гостиной его дома. Девушка лежала, положив голову ему на грудь. Он обнимал ее, разместив подбородок на ее голове.

Как только парень чуть ослаблял объятия, Дженни обнимала его крепче, потому что хотела чувствовать себя любимой и защищенной.

Она рассказала о репортере, который появился у дверей дома в день поцелуев. Хорошо, что в ту минуту его лица не было видно. Рив осознавал, что делал то же самое, что хотели сделать Тайлер и репортер, с той лишь разницей, что у него получилось, а у них нет.

Ему было сложно честно отвечать на ее вопросы, поэтому приходилось постоянно их обходить и лавировать. Он чувствовал себя, словно находился на улицах Бостона, – одна яма за другой, одна выбоина за другой. Рив даже не мог себе позволить говорить про работу на WSCK и не мог похвастаться успехами. Ему очень хотелось сказать: «Дженни, я – лучший диджей на радиостанции. Люди слушают ее только ради меня».

Так хотелось, чтобы она расцвела, рассмеялась своим чудесным смехом и поцеловала его до того, как закончила смеяться, чтобы радость пронзала ее до кончиков ногтей.

В поезде по дороге в Бостон он принял решение остановить программу.

Но сейчас в студии…

Дерек включил песню группы Fog и подготовил кассету Slow Burn. У Рива было достаточно времени, чтобы поговорить с Винни, Кэлом и Дереком. Эти люди любили беседовать, ведь на радио молчунов не держат.

Сделать паузу в программе «Дженни» не означало, что он уйдет совсем. Ему хотелось остаться в качестве обычного диджея.

«Интересно, – думал он, – если я останусь, смогу ли спокойно слушать Дерека? Не вырву ли у него из рук микрофон, чтобы возобновить передачу? Я ведь могу и не сдержаться. Значит, надо не просто остановиться, а уйти. Бросить радио, словно курящий, который резко завязывает и выбрасывает сигареты».

Уйти и больше не возвращаться. Больше не тусить с этими парнями и найти новых друзей.

– Винни, – произнес он и почувствовал, что в легких нет воздуха, чтобы договорить предложение до конца. – Я ухожу с радио.

– Перестань, тебе же тут нравится.

– Да. Но Дженни – это реальный человек. Она будет не в восторге от того, что я рассказываю.

Винни улыбнулся.

– Я так не думаю. Ты не уйдешь. Тебе нравится звук собственного голоса, нравится рейтинг, количество звонков, которое каждую неделю увеличивается. Ты «подсел», как наркоман.

«Нет, – подумал Рив, – я не «подсел». Я сильнее всего этого и могу контролировать ситуацию. Я больше не сделаю ни одной программы «Дженни».

Музыка становилась тише. Дерек начал говорить, когда в эфире звучали последние строчки песни.

Риву это очень не нравилось. Он считал, что только самовлюбленные диджеи могут себе позволить влезать в эфир, когда песня еще не закончилась. Рив точно не хотел быть таким.

Дерек удивил Рива тем, что объявил следующую «Дженни» и повернул подвижную ножку микрофона в сторону ведущего.

Слушатели ждали.

«Нет, я не буду», – приказал Рив самому себе.

Он подтолкнул микрофон обратно в сторону Дерека и вышел из студии.

Ради Дженни.

Он был горд собственным поведением. Чувствовал себя сильным и добродетельным. Может, когда-нибудь Рив выдвинет свою кандидатуру на президентских выборах.

По пути домой из магазина Джоди расположилась на заднем сиденье. Она предоставила Брайану место рядом с мамой, потому что ей самой надо было побыть одной. Девушка сползла по спинке сиденья, чтобы лица не было видно.

Она удивилась ответу мамы, потому что не ожидала получить разрешение поехать в Бостон. Значит, ей можно рисковать, делать свой выбор и быть независимой.

Риск.

После исчезновения Джен никому из детей семьи Спринг не разрешали рисковать.

Находившийся в Колорадо Стивен ничего не рассказывал им о своей жизни. Вообще ничего. Как он себя вел? Был паинькой, не пропускал занятия, спал по восемь часов в день, дружил с правильными и хорошими людьми? Или шел на риск? Занимался скайдайвингом? Покорял горы?

Джоди надеялась на последнее.

Как и у всех остальных, у нее были рыжие волосы. Но, в отличие от волос Дженни, ее были тонкими и прямыми, поэтому стрижки девушка предпочитала короткие.

Если она будет учиться в колледже в Бостоне, наверное, покрасит их в синий цвет. Виски сбреет. Сделает себе много дырок в ушах и пирсинг. Будет пугать людей, рядом с которыми сядет в общественном транспорте. А может, и не будет. Может, начнет носить длинные черные юбки и бусы из стекляруса. Или станет кататься по улицам города на роликовых коньках, в черной «косухе», с банданой вокруг шеи.

«Чего бы я хотела добиться в этой жизни, если сейчас появляется возможность выбора?» – думала она. – Не хочу иметь семью. Не хочу заводить детей. Не хочу бояться, что они потеряются. Я хочу много денег, прислугу, людей, которым буду приказывать, и личный самолет. Хочу путешествовать и носить красивую одежду. В следующей жизни, после того как покрашу волосы в синий».

Джоди была счастлива, и в голове крутилась только одна мысль: «Наконец-то».

Было холодно, но Риву нравилась подобная погода. Он вышел на улицу в рубашке с короткими рукавами. Прохлада приятно щекотала руки ниже локтя.

Он часто репетировал следующую программу в темноте. Когда вокруг были люди, не получалось сконцентрироваться. Он не мог даже мысленно настроиться и начать продумывать текст. В одиночестве в темноте можно было это делать, беззвучно шевеля губами или шепча отдельные фразы.

«С этим надо завязывать, – подумал он. – Я делаю это ради Дженни и даже не могу ей рассказать. Не могу похвастаться, какой я молодец. Глупо идти на какие-либо жертвы, если о них нельзя рассказать тому, ради кого на них идешь».

Здание научного факультета располагалось рядом с административным зданием. Мимо Рива прошел его преподаватель физики.

– Добрый вечер, профессор Брукнер.

Неожиданно он услышал в ответ:

– Привет, Рив.

На лекции ходило пятьсот студентов. В лабораториях работой студентов руководили лаборанты, а контрольные проверяли аспиранты. Удивительно, что тот знал Рива по имени.

– Сегодня у тебя новый эпизод «Дженни»? – спросил Брукнер и добавил: – Нам с женой очень нравится твоя передача.

Неужели его слушают взрослые?! Профессора? Эта новость его приятно удивила.

– Вы слушаете студенческую радиостанцию? – не сдержался Рив.

– Мы готовы потерпеть, когда играют Visionary Assassins, чтобы послушать эпизод «Дженни». Должен признаться, мне не все понятно. Я надеюсь, рано или поздно ты объяснишь, как все произошло. Супруга даже отметила в календаре дни, когда идет твоя программа.

Значит, план сработал. Эпизоды не представляли историю в хронологическом порядке, но тем не менее зацепили аудиторию.

«Сделаю еще одну, – подумал Рив, – и потом завяжу. Я же должен объяснить слушателям, как именно произошло похищение. И после этого точно остановлюсь».

Брукнер похлопал его по плечу.

– Если бы ты проявлял такое же рвение в физике… – произнес он дружеским тоном, но не закончил фразу.

Рив почувствовал, что замерз. Настроение было прекрасным. Сомнения исчезли. Он лишь подумал, что завяжет, и этого оказалось вполне достаточно.

VII

Джоди считала дни, часы и минуты до того, когда поедет смотреть колледжи. Ей просто не терпелось сесть за руль, выехать на автобан и пересечь границу штата. Это сладкое слово «свобода»!

Она ехала быстро, молчала и мечтала о жизни в колледже.

Семья Джонсонов жила на расстоянии примерно двух третей пути из Нью-Джерси до Бостона. Джоди с Брайаном приехали к Джонсонам в пять часов дня.

В гостях у Дженни оказалась Сара-Шарлотта, что Джоди не очень порадовало. Она считала ее самой пафосной и претенциозной особой, с которой ей приходилось сталкиваться в жизни, а имя – самым помпезным, которое когда-либо слышала. Девушка не терпела, когда сокращают ее имя, поэтому Джоди звала ее Шар.

Брайан сидел в выкрашенной темно-синим цветом гостиной и беседовал с миссис Джонсон о библиотеках. Она в то время работала в школьной. Дженни, Сара-Шарлотта и Джоди поднялись наверх.

– Вы перекрасили сцены! – воскликнула девушка, войдя в комнату сестры. В прошлый раз они были пастельного цвета, и обстановка казалась мягкой и романтичной. Сейчас был холодный белый цвет. Стало более современно и похоже на интерьер из модного журнала. Здесь должна жить успешная женщина с двумя высшими образованиями и пустым холодильником.

«А продумать интерьер комнаты в нашем доме у тебя не было желания, – с горечью подумала Джоди. – Могла бы помочь маме выбрать цвет стен…»

Но она решила не горячиться, и так слишком долго злилась на сестру. Джоди приехала не для ссор, хотя это она хорошо умела.

Девушка обошла кровать, застеленную таким чистым и накрахмаленным покрывалом, что на нем можно было оперировать. На полу валялось несколько кукол.

– Барби и Кен? – удивилась Джоди. – Дженни, что-то они не вяжутся с интерьером твоей комнаты.

– Да ладно, – встряла Сара-Шарлотта. – У Барби есть наряды на все случаи жизни.

– Ну не знаю. Я никогда не играла в куклы, – ответила Джоди, потом подумала и продолжила: – Сара-Шарлотта, я буду ужасно грубой, но не могла бы ты зайти в другой раз? Я приехала всего на один вечер, и мне очень хочется побыть с сестрой.

Она затаила дыхание в ожидании ответа.

Но надо было отдать Саре-Шарлотте должное. Та сказала, что все понимает и увидится с Дженни завтра утром в школе, после чего направилась вниз.

Стоя в белоснежной комнате, сестры с некоторым недовольством смотрели друг на друга. Снизу раздался голос Брайана, прощавшегося с Сарой-Шарлоттой, после чего послышался смех младшего брата и супругов Джонсон.

Дженни покраснела.

– Когда вы приезжаете, то очень вежливо себя ведете с родителями. Говорите комплименты маме о красоте интерьера и шутите с отцом. Когда я вас навещаю, то веду себя совершенно иначе.

– Никогда не поздно что-то изменить, – ответила Джоди. Она не хотела говорить о серьезном, но так получилось. – Могла бы, по крайней мере, называть их мамой и папой. Они перестали называть тебя «Джен» и полностью отдали тебя в эту семью. Мы даже между собой зовем тебя не Джен Спринг, а Дженни Джонсон. Так что и ты сделай им подарок.

От разговоров о будущем Дженни начала нервничать и почувствовала себя немного не в своей тарелке. Она не ждала будущего, как большинство сверстников. Девушка могла думать о нем только в рамках ближайших недель, максимум – месяца. Заглядывать дальше боялась.

– Понимаешь, я до сих пор говорю «мама из Нью-Джерси» и «папа из Нью-Джерси».

– Я ничего не требую, – ответила Джоди. Она взяла Барби и уставилась на нее, словно никогда раньше не видела такую куклу. – Просто для них это было бы приятным подарком.

«Подарком, – подумала Дженни. – Барби на Рождество – это подарок, а родителям из Нью-Джерси нужен был скорее дар».

На душе стало легче и спокойнее.

– Мне было проще приезжать к вам, когда я была с Ривом, – призналась она наконец.

– Знаю и завидую. В моей школе таких парней нет. А если и есть, то они не особо себя показывают.

– Берегут себя для колледжа, – высказала предположение Дженни.

«Боже, – подумала Джоди, – как же мало я про нее знаю! Ее хорошо знает Сара-Шарлотта, с которой они близко общаются, раньше играли в куклы, а сейчас та остается ночевать в этом доме. Не хочу спорить. Надо говорить на какую-нибудь нейтральную тему».

– Кстати, о колледжах, – сказала она. – Какие успехи у Рива? Ему нравится учиться?

– Все хорошо, но он особо не учится. Родителям, правда, об этом еще не говорил. Если не сдаст первую сессию, его убьют.

– Мертвый Рив – это уже не очень круто, – произнесла Джоди.

– Каждый раз, когда он звонит, я постоянно говорю, что пора взяться за ум.

– Я слышала, парням не очень нравится, когда им в ухо что-то зудят.

– Согласна, но удержаться невозможно. Хочется взять парня и вылепить из него что-то приличное.

– Назови хотя бы одну вещь, которую в Риве можно улучшить. А то у меня нет не только идеального бойфренда, но и вообще бойфренда, – мрачно призналась Джоди. – А твой звонит, пишет и-мейлы, отправляет факсы и даже шлет сообщения на пейджер.

Дженни захихикала.

– В первую неделю учебы это действительно было так. Ну и в начале второй. Но сейчас у него есть хобби, и он обо мне вспоминает реже. Папа говорит, что так даже на пользу.

Девушки закатили глаза от глупости отцов.

– Он работает на радиостанции, – объяснила Дженни.

– Ничего себе! Расскажи.

– Это станция колледжа. Волонтерская работа. Говорит, что пока ничего великого ему не доверяют и он учится быть диджеем.

– Кстати, у него голос хороший, глубокий и чувственный. А что именно он делает? Представляет песни или ведет передачу?

– Читает прогноз погоды или что-то типа того.

– Уверена, в его исполнении это звучит отлично. Романтично. Хотя, если бы я жила в Бостоне, то вряд ли слушала бы радиостанцию колледжа, – сказала Джоди. – У него нет вариантов лучше? – спросила она и поняла, что ляпнула лишнего, потому что Дженни вся напряглась.

Нет, более интересных вариантов, чем Рив в Бостоне, явно не было. Может, даже не было вариантов лучше, чем он, и во всем мире.

Джоди захотела рассмеяться и сказать Дженни что-то действительно язвительное и едкое, но они не были настолько близкими сестрами, чтобы шутить по поводу важных вещей.

«Для этого уже слишком поздно», – подумала Джоди.

Было понятно, что они никогда не станут сестрами, живущими под одной крышей, не будут вместе переживать важнейшие события, такие как подготовка к балу по случаю окончания школы. Когда-нибудь они могут стать подругами, но сестрами? Настоящими, которые вместе ходят за покупками, делятся секретами, спорят, досконально знают друг друга. Вряд ли.

– Бостон – чудесный город, – произнесла Джоди, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Наполовину мегаполис, наполовину пригород. Наполовину кампусы университетов, наполовину штаб-квартиры страховых компаний. В нем наверняка так много происходит. Я устала жить в маленьком городке. А ты? Я хочу жить в настоящем мегаполисе, с тротуарами, сотнями тысяч сверстников, с общагой, в которой живут разные люди, с которыми я хочу найти общий язык.

– Если ты нашла общий язык со мной, – заметила Дженни, – то найдешь и со всеми остальными.

Джоди было приятно услышать подобное замечание. Она хотела обнять сестру и сказать, что все хорошо, но пока не настолько. Девушки были заперты в снежно-белой комнате, с мебелью, разделявшей их, словно волнорезы.

– А что бы ты хотела изучать? – спросила Дженни.

– Международное банковское дело. По-моему, это очень интересно. Уолл-стрит, Токио, Цюрих, Лондон, Париж. К тому же я думаю, что тут может пригодиться мой японский. Очень даже может.

– Цифры, числа… – произнесла Дженни, ненавидевшая математику.

– Я обожаю математику, – заметила Джоди. – Мне нравится решать уравнения и разные задачки. Я хочу стать известной сама по себе, а не тем, что у меня есть сестра, которую когда-то похитили. – Она понимала, что последняя мысль была явно лишней, но не смогла удержаться. – Ты сама знаешь, что я тебя за это все еще ненавижу.

Дженни покраснела, и Джоди поняла, что та догадывается.

– Замечательно, – произнесла девушка за столом во время ужина. – Обожаю эти крылышки.

На самом деле Джоди ненавидела фастфуд. Она сказала это, чтобы показать сестре, как надо вести себя с родителями. Настоящими, приемными, бывшими, полуродителями – какими угодно, как уж там сама Дженни называла мистера и миссис Спринг.

– Я уже несколько недель хочу приготовить нормальную еду, – сказала миссис Джонсон, – но по пути сюда проезжала мимо ресторана и решила купить.

– Я тоже люблю, – произнес Брайан. – Мы дома часто едим курицу из ресторанов. У мамы нет сил готовить самой во время рабочей недели. Мне нравится это картофельное пюре.

Брайану первому передали пластиковую посуду с едой.

– На самом деле, – произнес отец Дженни, – я хочу, чтобы вы не затягивали.

Родители Джоди считали, что супруги Джонсон выглядят импозантно и благородно, но самой девушке показалось, что они старые и усталые.

– Вам предстоит долгая дорога, и я не хотел бы, чтобы вы оказались на автобане слишком поздно, – произнес мужчина, взглянув на часы. – Бостон – не самый безопасный город.

С одной стороны, Джоди было приятно, что за нее переживают, но с другой, постоянные переживания уже немного утомили. Дженни выступила в защиту сестры.

– Пап, Джоди уже семнадцать. Почти восемнадцать. Она говорит по-японски и умеет парковаться между двумя машинами с минимальным местом для возможности парковки.

Девушка порадовалась, что сестра выделила именно эти два навыка.

– А я, – вставил Брайан, – знаю, как поменять колесо.

– Вы молодцы, – улыбнулась миссис Джонсон.

Джоди не хотелось есть слишком быстро. Было бы здорово посидеть и получше узнать членов этой семьи. Дженни здесь чувствовала себя гораздо более расслабленной, чем у Спрингов, где боялась сделать что-либо, что может показаться неуважительным.

– Дженни, поедем в Бостон с нами? Ты – отличница, поэтому спокойно можешь прогулять один день. Особенно чтобы посмотреть колледжи, – внезапно предложила Джоди.

– Ты предлагаешь мне поехать вместе с вами? – с удивлением переспросила девушка. Она была так потрясена, что ее рука со стаканом воды замерла над столом. Мистер и миссис Джонсон пытались переварить новый поворот событий при помощи активных морганий и сглатывания.

«Видимо, она на коротком поводке, – подумала Джоди. – Мы уже строим новые жизни, а она еще нет. Может, Дженни еще слишком сильно нужна ее родителям».

– Мы забронировали номер в хорошем отеле, – продолжала она. – В комнате две большие кровати. Мы будем спать на одной, а Брайан на второй. Поехали! Мы отлично проведем время.

– Ой, мама! – воскликнула Дженни. – Пожалуйста, можно я поеду?

«Кое-кто еще очень незрелый по сравнению с другими подростками, – подумала Джоди. – Ей словно восемь лет, и она ждет, что скажут родители. Интересно, что было бы, если бы Ханна в свое время не проехала через Нью-Джерси?»

Дженни повернулась к Джоди и со смехом произнесла:

– Мы, кстати, можем навестить Рива.

– Без предупреждения, – добавила Джоди. – И застукать его там с какой-нибудь красавицей.

– На всякий случай возьмем какое-нибудь оружие, – улыбнулась Дженни. – Разберемся с ним.

Никогда до этого они не чувствовали себя в большей степени сестрами, чем сейчас. И дело было не в одинаково рыжих волосах, а в нетерпении, с которым они ждали разрешения. Девушки стали словно зеркалами, отражающими друг друга. Они стали сестрами благодаря родительскому разрешению в гораздо большей степени, чем в любой другой известной им семье.

– Мы же сестры, – произнесла Дженни, чтобы выиграть в споре, который еще и не начался.

– Джоди – старшая сестра, – добавил Брайан. – Старшая сестра, на которую можно положиться.

Миссис Джонсон, глядя на мужа, кивнула, и тот, назначенный женой уполномоченным представителем родителей, произнес:

– Хорошо. Можешь поехать с ними в Бостон.

VIII

Брайан знал, что ему надо сесть на заднее сиденье. Девушки без обсуждений и лишних слов расположились спереди. Он был рад, что увидит Рива. Парню хотелось бы быть таким, как парень Дженни, – популярным, красивым, высоким и расслабленным.

Они решили оставить машину на парковке в отеле и перемещаться по Бостону на общественном транспорте. Брайану хотелось быть человеком, который совершенно спокойно разъезжает по городу, тем, кто понимает, сколько стоят билеты, знает маршруты и не боится людей, которые садятся в транспорте рядом с ним.

Бостон был колыбелью истории всей страны. Парень надеялся, что сможет убедить сестер сходить по крайней мере в одно из мест, связанных с американской революцией и провозглашением независимости страны.

«Но мечтать не вредно», – с грустью подумал он.

В студии Рив отвечал на телефонные звонки. Было всего девять часов вечера, и ему надо бы сидеть в комнате и заниматься, но он не смог удержаться и пришел на радиостанцию.

– Вы позвонили на WSCK, – сказал он в трубку. – Мы здесь, мы ваши, и мы больны. Чем вам помочь?

Ему нравилась эта стандартная фраза приветствия.

– Привет, Рив. Слушай, у меня тут возник один вопрос по поводу программы «Дженни».

– Всего лишь один? У большинства людей возникает сотня.

Он закончил разговор. Ему нравилось, что нажатием одной кнопки можно было прервать разговор и как бы вычеркнуть человека из жизни.

– Помнишь, я просил Дерека объявить в эфире, что нам нужны диджеи? – спросил его Винни.

Рив кивнул.

– И как думаешь, сколько человек позвонило и выразило желание?

– Сколько?

– Одиннадцать. И знаешь, сколько из них заявило, что хочет стать таким, как ты? Ты из обычного первокурсника превратился в знаменитость.

– Значит, одиннадцать?

– Этого мало? Ну ты, парень, возгордился, – заметил Винни с улыбкой.

Лампочка на телефонном аппарате снова загорелась.

– Вы позвонили на WSCK, – произнес Рив вальяжным тоном. – Мы здесь, мы ваши, и мы больны. Чем могу помочь?

Винни показал ему десять пальцев.

«Ничего себе! – подумал Рив. – Десять человек хотят быть таким, как я. Я крут и неповторим».

– Послушайте, у меня один вопрос, – произнес детский голос.

«Все так говорят», – подумал Рив.

– Слушайте, а у меня есть все ответы.

Джоди рассказывала Дженни, как они со Стивеном поехали в Нью-Йорк на поиски Ханны.

– Как вам удалось скрыть это от мамы с папой? – удивился Брайан. Родители ни за что на свете не отпустили бы их без взрослых.

– Соврали, – ответила Джоди.

Брайан был поражен тем, что его хорошая и приличная во всех отношениях старшая сестра и мрачноватый, подверженный перепадам настроения брат заключили соглашение, соврали и устроили себе удивительное приключение.

– Нашли? – совершенно серьезно спросил он.

– Ну сам подумай, как мы могли ее найти? В Нью-Йорке живет семь миллионов человек.

– А почему вы поехали искать ее именно туда?

– Помнишь слова полицейских? Они упомянули, что ее два года назад арестовали в Нью-Йорке. Тогда полиция не знала, что именно Ханна украла ребенка, поэтому решили, что она обычная проститутка. Ведь тогда Дженни еще не поняла, что ее украла именно Ханна. Так вот, мы решили, что она по-прежнему может находиться в Нью-Йорке, и поехали.

Брайан несколько раз был в Нью-Йорке на экскурсии с классом. Он не знал, где расположен музей искусств «Метрополитен», и понятия не имел, как можно найти одного человека в многомиллионном городе. Он позабыл, что должен быть вежливым с сестрами, чтобы они согласились сходить с ним в Фанейл-холл, и произнес:

– По-моему, довольно глупая затея.

– Мы действительно чувствовали себя глупо, – согласилась Джоди. – Но при этом неплохо. Сложно описать. Зато к концу дня я поняла, что больше не хочу мстить ей. И тебе, Дженни.

Та раздраженно фыркнула.

– Я вообще не понимаю, как ты дошла до такой жизни, что хотела меня убить. У меня во всей этой истории не было выбора. Теперь представь, что бы могло произойти, если бы вы нашли Ханну. Ничего хорошего. Ты представляешь, что пришлось бы пережить, если бы она появилась? Ее бы судили.

Это было бы неизбежно. И в процессе родителям пришлось бы выступить в суде, и о них стали бы писать газеты, рассказывать по телевизору и сплетничать.

– Тогда о нас бы на CNN рассказывали в течение года, – заметил Брайан.

Он считал, что это было бы круто, но точно не понравилось бы его собственным родителям и супругам Джонсон. Для них это было бы плохо. Ханна заслужила суда, но не ее родители. Однако в СМИ стали бы обсуждать их тоже.

Он представил, как, спокойный и уверенный в себе, стоит на трибуне для дачи свидетельских показаний. На самом деле его никогда не вызовут, потому что во время похищения он был карапузом в памперсах. В то время мама водила их с братом-близнецом на поводке, словно собачек. Брайану ужасно не нравились все фотографии, где они были запечатлены в этих поводках.

Но сестры не стали развивать тему. Брайану хотелось бы, чтобы Дженни рассказала, что именно ее родители думали о Ханне и ее поступке. Чувствовали свою вину? Ощущали ужас? Злость? Что именно говорили по этому поводу дочери, которая попала в их семью благодаря похищению?

Он слушал разговор сестер, наслаждаясь множественным числом этого слова. Но беседа была скучной, они, как водится, обсуждали парней и не говорили на какие угодно другие интересные темы. Поэтому Брайан уставился в окно. Однако съезды с автобана и дорожные знаки были, как и разговоры девочек, малоинтересными.

Джоди хорошо водила. Сначала они поехали на север по трассе 395, которая была загружена несильно, потом они вышли на автобан Масс Пайк, где машин и грузовиков было гораздо больше – они быстрее толкали их в сторону Бостона.

Дженни размышляла, когда у нее появится желание водить автомобиль. Иногда она чувствовала, что наличие двух семей отняло у нее что-то важное, оставило ребенком, в то время когда сверстники продолжали расти. Неожиданно девушка подумала, что Джонсоны сознательно старались делать вид, будто та не растет и остается маленькой.

Она покрутила ручки настройки радио. В эфире были нью-йоркские и бостонские радиостанции. Ей было приятно думать, что Рив работает на радио. Дженни вообще нравилось думать о нем. Название города звучало очень романтично. Пока Джоди будет осматривать колледжи, она сама сможет провести время с парнем. Дженни начала мечтать о материалах для свадебных платьев: сатине, вельвете, кружевах и парче, о перчатках и вуалях.

В темноте салона девушка улыбалась: как ни крути, а в мечтах была жизнь с Ривом. В ней он не просто обнимал ее, как остальных участников этой грустной игры, которые любили его за надежность. Она вспомнила слова клятвы, в которой есть фраза «в радости и в горе». Дженни надеялась, что худшие времена позади и в будущем их ждут только радость и веселье.

Девушка знала, что Риву не нравятся спокойствие и тишина. Ему хотелось, чтобы в их отношениях было что-то необузданное. Она представила, что парень рядом, прильнула к его воображаемому теплу и грелась на невидимой груди.

Рив немного устал от, как ему казалось, стереотипных передач своей программы. Для сегодняшней он подготовил душераздирающий текст и был уверен, что выступление будет на голову выше предыдущих. Телефон будет звонить не переставая.

Он ждал десяти вечера, когда должна была начаться передача.

В эфире Дерек объявил приз слушателю, который правильно ответит на вопрос о музыкальных группах Бостона. Целью всего этого был приз. В голове Рива всплыло высказывание Мартина Лютера Кинга: «Не отвлекайтесь от цели».

Что было главной целью в жизни Рива?

Ему не была нужна свобода. У него и так ее было слишком много. Целью была ситуация, в которой он не пользуется ею. Это не миллион слушателей, деньги и слава. Главное – заткнуться и замолчать. Если сделать это, никто не услышит хороших программ и не уличит Рива в том, что он сделал.

Каждый, кто переживает о разоблачении, в глубине души знает, что поступает неправильно. Рив просто хотел насладиться новым местом, которое предоставила ему судьба. Парню стало не по себе от вспомнившейся цитаты. Мартин Лютер был слишком честным…

Рив прошептал: «Цель» и в уме представил, что ею являются два билета на концерт, которые разыгрывал Дерек в викторине.

Бостон появился совершенно неожиданно, словно из-под земли. Машина долго мчалась по однообразному автобану. Потом ребята въехали в тоннель и, выскочив из него, оказались в городе с небоскребами, офисными зданиями, отелями и неоновыми вывесками.

Джоди старалась ехать в правильной полосе в правильное время, но это не всегда получалось. Приходилось лавировать между машинами, рисковать, что заденет чей-то бампер, и слышать недовольные сигналы водителей.

Они запарковались около гостиницы, после чего достаточно быстро оказались в номере.

– Рив ведет передачу по четвергам с десяти до одиннадцати, – сказала Дженни. – Давайте найдем его радиостанцию.

Брайан начал крутить ручку настройки радио с корпусом из коричневого и черного пластика, с часами и будильником. Найти WSCK оказалось непросто.

– Они вроде расположены недалеко, – сказала девушка и сама попробовала поискать нужную волну. Потом попытку предприняла Дженни. Наконец они услышали низкий и притягательный голос, объявляющий композицию Visionary Assassins.

Брайан хихикнул.

– Я бы попел в команде с таким названием, – заметил он.

– А может, и нет, – произнесла Джоди, послушав группу около минуты. – Visionary Assassins надо разогнать за то, что они делают вид, будто являются музыкантами.

Ребята легли на кровать, хихикая в потолок от радости, что добрались до Бостона, а теперь находятся в отеле в этом большом городе и их ждет несколько дней полной свободы.

– Ну что, все собрались около радио? – прокричал Дерек в микрофон. – Всем интересна история «Дженни», люди звонят и хотят услышать новый эпизод программы. Рад сообщить вам приятную новость. Сегодня вас ждет сюрприз. Вы услышите не только о Дженни, но узнаете и кое-что о Ханне. Рив сам обещал.

Тот расправил плечи, протянул руку и пододвинул микрофон, почувствовав прилив радости и адреналина. Он был готов говорить самым притягательным и проникновенным голосом, выдерживая в нужных местах драматические паузы.

– Нельзя сказать, что Дженни превратилась в Джен непринужденно и легко. Она боролась, цепляясь за прошлую жизнь руками и ногами. Адвокаты обязали вернуть ее в биологическую семью. В Нью-Джерси. Девушку отвезли по той же дороге, по которой мы однажды проехали, когда прогуляли школу. Впрочем, тогда было сложно сказать, что мы ехали по дороге. То был тоннель ужаса. Дженни боялась будущего, в котором ее отнимали у любимых родителей. Она была в ярости на весь мир, злилась на Ханну и, конечно, на собственных биологических родителей. Как смеют они вырывать ее с корнями из жизни, которая ее полностью устраивала?

В Нью-Джерси Дженни поняла, что количество заложенной в ней любви является ограниченным. Ее не хватало на всех. Она не понимала, зачем ей эти люди. Жизнь без них была просто замечательной. Эти люди были просто лишним мусором.

Произнося эти слова, Риву казалось, что он сам избавляется от лишнего мусора. И неожиданно осознал, что программа является успешной, потому что ему самому надо было выговориться, избавиться от боли и непонимания, под знаком которых прошел прошлый год. Ему надо было выплеснуть это, чтобы раз и навсегда оставить прошлое.

Дженни казалось, что она превратилась в пластиковую куклу. В Барби.

Рив.

Она была не в состоянии выговорить его имя, как, впрочем, и проговорить любое другое слово.

Рив.

Джоди подумала, как ей повезло, что сейчас под рукой нет оружия. Если бы был пистолет или мачете, она бы поехала на радиостанцию и убила Рива.

«Он по радио говорит о том, что она не хотела быть членом нашей семьи, – думала Джоди. – Говорит о том, что она ушла из семьи, потому что любила Джонсонов больше. Если родители узнают, им конец».

Девушка чувствовала, что закипает от злости, что готова рвать и метать, взорваться, как динамит. Наверное, именно так чувствовал себя и Стивен в течение нескольких лет. Значит, он ощущал эту ярость и мог ее контролировать? Как вообще пережить это? Она чувствовала, что готова убивать.

«Ненавижу Рива».

Прежде чем заговорить, нужно хоть немного успокоиться. Иначе из ее уст послышатся только самые грязные ругательства и несвязные крики.

«Я – старшая, – думала она. – Я должна подавать пример».

И я его убью.

Дерек уже упомянул, что в этом эпизоде будет информация про Ханну.

Рив чувствовал своих слушателей, как они прильнули к радиоприемникам, как жадно ловят каждое слово. Он буквально ощущал присутствие большого количества людей, и это будоражило воображение.

Он был на взводе, ощущал необыкновенный прилив адреналина.

– Так кто же такая эта Ханна? Понятное дело, никто не хотел причинить боль ее родителям, поэтому все делали вид, что она – просто заблудшая душа… Но на самом деле это было не так. Ханна украла маленькую девочку, семья которой годами мучилась и страдала. Это – плохой поступок. И она была плохой, злодейкой. Семьи Джонсонов и Спрингов не считали ее злодейкой. Думали, что она была потерянной в этой жизни, оступилась, совершила неправильный поступок. Возможно, не понимая даже, что делает. Ее можно было пожалеть.

Как и все ведущие самых разных программ до него, Рив понял, что самая интересная тема – это тема зла. Если его нет, надо придумать. Приятно же приукрасить рассказ, сделать его более драматичным и насыщенным.

– Так где же эта Ханна сейчас? Непонятно. Но где-то она все-таки есть… потерянная, заблудшая дочь… похитительница ребенка, разрушительница семьи. Где-то прячется, она где-то есть. Ханна давно взрослая. И она злодейка.

Гласные слова «злодейка» приятно перекатывались во рту Рива. Он смаковал это слово, радовал им слушателей. А потом поднял ставки. И это значит, что, если до этого было захватывающе и интересно, сейчас станет еще интересней. Он заговорил тише, словно находился в личном пространстве, возникающем между людьми и Богом, когда человек молится о чем-то сокровенном.

– Дженни молилась. Но не Богу. Ханне: «Дорогая Ханна, не появляйся в наших жизнях. Мои родители этого не перенесут. Они не перенесут того, какой ты стала. И если появишься, будет суд и СМИ будут писать про тебя и твоих родителей. Ханна, есть только одна вещь, которую ты можешь сделать для своих матери и отца. Никогда больше не появляйся в их жизни».

Ужас холодной волной расползался по телу Дженни, как змеиный яд. И он был ледяным. В голове было пусто и холодно, словно оставили надолго включенным на максимальную мощность кондиционер. В то время когда она себя изводила по поводу странички в классном альбоме, Рив, ее Рив, использовал историю ее жизни для потехи публики в перерывах между песнями бесполезной группы Assassins.

В этом мире никому нельзя было доверять. Родители оказались совершенно не теми людьми, которыми ты привыкла их считать, а бойфренд, которого ты любила, – предателем и заклятым врагом.

Брайан почувствовал себя старше сестер. В сложившейся ситуации он представлял себя одним из родителей, взрослым, тренером или преподавателем.

Дженни расплылась по кровати. На лице было отсутствующее выражение, словно дух временно покинул ее тело. Джоди походила на проигрывающую матч чемпионку-теннисистку. У нее был вид человека, готового разорвать сетку и разбить ракетку о голову противницы, чтобы потом задушить ее голыми руками.

Он смотрел на девчонок.

«Рив, – с грустью думал он, – мы все тебя любили. Во многом благодаря тебе мы простили Джен Спринг за то, что она хочет быть Дженни Джонсон. Ты был моим героем».

Брайан чувствовал, что его предали. Он взял телефонную трубку, нажал цифру «9», которая давала возможность позвонить на городской номер. Дерек два раза повторил номер станции. Обычно Брайан плохо запоминал цифры, но эти семь запомнил хорошо.

Рив поставил две песни Visionary Assassins подряд. Ему нравились эти ребята.

Винни стоял в коридоре и с кем-то разговаривал. Дерек вышел в другую комнату, чтобы заняться учебой. У Кэла было свидание.

Загорелась лампочка на телефоне. Рив уставился на нее. Парень чувствовал себя таким уставшим, словно мозги почистили пылесосом – программы отнимали много энергии. Рив поднял трубку, краем глаза заметив, что магнитофон включился и начал записывать разговор. Наверное, его включил Дерек.

– Здрасте, – бодрым голосом произнес Рив в трубку. – Вы позвонили на WSCK. Мы здесь, мы ваши, и мы больны. Чем могу помочь?

Звонила женщина, явно взрослая: голос был утомленным и хриплым, как у человека, который слишком много курит. Она говорила слегка размазанно, словно была пьяна.

– Это… это радиостанция? – спросила она.

Дерек сказал бы: «Нет! Это штаб боевых действий. Сообщите ваши координаты, чтобы мы сбросили на вас бомбу». И объяснил бы, что в мире слишком много глупых людей.

– Да, это радиостанция, – вежливо ответил Рив. – Как вас зовут?

Возникла пауза, словно женщине надо было что-то обдумать. Казалось, она ждала от Рива заверения, что она правда в эфире и ее внимательно слушают, размышляла, как ей лучше выразить желаемое, и наконец в трубке прозвучало:

– Я – Ханна.

IX

Рив онемел.

Ханна.

Нет, это невозможно. Не может быть. Это нелогично. Любая статистика скажет, что это просто нереально. Это… Это самое худшее, что могло случиться. Он почувствовал себя практически невесомым. Ему показалось, что он может подняться в воздух и начать биться о стены, как космонавты в корабле на орбите Земли.

Ханна.

Винни все еще стоял в коридоре, разговаривая с незнакомцем. Никто не обращал внимания на Рива. Бобины старомодного магнитофона медленно крутились – шла запись эфирной тишины. Молчал ведущий, молчала и звонящая.

«Это не Ханна, – думал он. – Это прикалывается какой-нибудь второкурсник. Или Корделл с Пэмми, которая говорит более низким и взрослым голосом».

Но у нее совершенно другой голос – высокий и назойливый. Как она могла изменить его, чтобы так реалистично повторить голос курящего и пьющего человека?

Парень постарался успокоиться и найти объяснение.

«Это, наверное, Visionary Assassins наняли человека. Для ребят чем больше внимания, тем лучше. Они могли подстроить… Или девчонки, которым нечем себя занять. Школьницы, которые должны, по идее, спать в это время. Или студенты, уставшие от видеоигр. Жена профессора, которая отмечает на календаре дни моих передач».

Но не Ханна.

Рив почувствовал, что ему стало нестерпимо холодно. Он пытался сглотнуть, но понял, что не в состоянии это сделать. Хотелось, чтобы его стошнило, но и на это не было сил.

– У меня всего один вопрос, – сказала звонящая. – Всего один.

«Все так говорят», – промелькнуло в голове у Рива. Но голос «Ханны» дрожал. Она не требовала, а умоляла.

Он нажал на кнопку и «отбил» звонок, одним легким нажатием пальца заставив голос замолчать. Парень тупо уставился на телефонный аппарат. Зачем он это сделал?

«Я знаю гораздо больше, чем все остальные. Я сам мог задать всего один вопрос, чтобы понять, Ханна это или нет. Но закончил разговор и теперь не могу ее ни о чем спросить».

Рив почувствовал, что рот чем-то забит. Возможно, полотенцем. Нет, скорее собственным языком.

«А если это действительно была Ханна? Что в этом случае делать? – Сердце учащенно забилось, отдаваясь молоточками в висках. – Что делать? Нанять киллера, чтобы покончить с ней раз и навсегда? Пригласить на ужин? Сообщить о происшествии в ФБР?»

«Если это просто слушательница, пытающаяся подыграть, она перезвонит».

Он ждал, сердце билось, как птица в клетке.

«В Бостоне много студентов, – напомнил он сам себе. – Бостон в ноябре – это масса изнывающих от скуки студентов, которым больше нечего делать, как слушать идиотскую радиостанцию и звонить с дурацкими вопросами».

Часы отсчитывали секунды.

Пластиковая лампочка снова замигала. Он хотел облизать пересохшие губы, но не смог. Рив хотел поискать свою бутылку колы, но не мог отвести взгляда от телефона.

Ответить или нет?

Еще один гудок, и включится автоответчик. Рив не мог позволить Винни заметить, что на звонок не отвечают.

Вот ему точно понравилось бы, что звонила Ханна. Даже если это и не настоящая Ханна, он бы говорил всем, что звонила именно она. Рив подумал, что Винни сам мог все это подстроить, и посмотрел в его сторону. Тот не умел притворяться. Если бы это было его рук дело, то скрыть бы не получилось. Но он продолжал оживленно о чем-то говорить с незнакомцем в коридоре.

Рив поднял трубку, одновременно держа палец над кнопкой разъединения. У него были большие руки. Ими бы играть в баскетбол или переносить пианино. Но от звуков женского голоса, которые он только что услышал, руки дрожали.

Дженни любила его руки, любила переплетать свои пальцы с его. Он сейчас не мог о ней думать, потому что боялся представить последствия предыдущего звонка.

«Нет, – повторял он про себя. – Это была не Ханна, а какой-то розыгрыш. Шутка. Но за что же я предал Дженни? За эту шутку?»

Он понял, что собственными действиями, как террорист, готовил бомбу. И даже не отдавал себе отчета, что делает. Кого она взорвет?

«Точно не меня, – размышлял он. – Я – лишь ведущий радиопрограммы. Мне это не причинит вреда. Ханна – не моя дочь. Она меня не выкрадывала из семьи».

Ривс трудом сглотнул слюну. В горле было сухо, как в пустыне. Ханна – вот настоящая бомба, способная разрушить две семьи. Он ничего особенного не сделал, потому что никто не слушает радиостанцию, на которой идет его программа.

«Звонила не Ханна, но я все равно перестану вести радиопередачи. Начну ходить на занятия, есть в «Макдональдсе», а не в кафетерии, буду проверять почту только ночью, спать в парке».

– Это WSCK! Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Чем могу помочь?

Его голос был твердым, хотя пальцы дрожали.

– У меня есть один вопрос, – услышал он бодрый и требовательный голос. – Мне интересно, как выглядят ребята из группы Visionary Assassins. Говорят, они худосочные и мелкие ботаны, а не крутые ребята, как можно было бы предположить по текстам их песен. Мне же кажется, что они здоровые и сильные пацаны.

Рив понял, что зря переживал, и почувствовал себя глупо. Страх исчез, сердцебиение пришло в норму, пот на лбу высох.

– Какие они на самом деле? – повторил Рив. – Это можно узнать, только увидев их на концерте.

И закончил звонок.

«Пронесло, – выдохнул он. – Никакой Ханны нет. Просто самый обычный вечер в жизни диджея».

Рив поставил третий компакт-диск с музыкой. Ему сложно было вдохнуть полной грудью. Он чувствовал себя как водитель, только что избежавший аварии на автобане и остановившийся на обочине, чтобы прошел мандраж. Парень медленно сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. Так он обычно делал перед борцовским поединком в школе.

Ах, школа… Тогда он был мальчишкой, и проблемы были детскими.

«Это тоже детская проблема», – напомнил он себе.

Лампочка на телефоне снова замигала. Рив пытался придумать, что ответить, если снова будет Ханна, но в голову ничего не приходило. Видимо, придется импровизировать. Однако на этот раз он не «отобьет» звонок. Необходимо выслушать, что она хочет сказать, и понять, кто на самом деле звонит.

– Привет, это WSCK! Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Чем могу помочь?

– Рив, это Брайан Спринг. Мы с Джоди сейчас в Бостоне, куда она приехала осмотреть кампусы университетов и колледжей. И слушаем твою программу.

Рив морально подготовился к звонку псевдо-Ханны. Он совершенно не ожидал услышать этот голос. Брайан и Джоди? Они ведь расскажут все Дженни…

– Мы остановились в отеле «Марриотт». И приехали не одни, а с Дженни. Подъезжай к нам, номер 616.

Дженни в Бостоне.

Она слушала передачу.

У него было ощущение, словно его кровь перестала течь. Рив думал, что самый худший из возможных сценариев – это звонок Ханны. Оказалось, он ошибался.

Самое худшее – то, что Дженни услышала эфир. А ведь всего час назад ему казалось, что он подготовил самый лучший отрывок.

Дженни было холодно, и от этого сложно было думать. Мысли замерзали, словно трубопровод в зоне вечной мерзлоты.

Смогла бы она пережить и простить Рива, если бы тот рассказал ее историю соседу по комнате? Возможно. Но он решил поведать это всему миру. Радио слушают миллионы людей. В самых разных точках страны.

И он ей врал! Говорил, что на радиостанции никто, стажер, занимающийся документооборотом, составлением графиков, сортировкой кассет… А это оказалось совсем не так.

– Я не хочу, чтобы он здесь появлялся! – крикнула она Брайану.

Раньше, когда ей было плохо, когда она чувствовала угрозу жизни и своему существованию, когда много плакала и снились кошмары во сне и наяву, у нее всегда был Рив, на которого можно положиться. Как пережить это предательство?

Джоди нашла в шкафу одеяло и накрыла им дрожащую сестру. Дженни натянула его так, что была видна только макушка с копной волос.

– Что будем делать, когда Рив появится? – спросил Брайан.

– Ты ему позвонил, сам и решай, – ответила Дженни из-под одеяла. – Я не собираюсь с ним говорить. Он меня предал! Продал! Словно я для него всего лишь товар, продукт в магазине!

– Слушай, ты так задохнуться можешь, – сказала Джоди и стянула одеяло с ее головы.

«У меня нет никакого желания дышать», – подумала Дженни.

Сестра уселась на кровать рядом.

– Но ведь Рив – хороший парень, – сказала она. – Я вообще не понимаю, как он мог такое натворить.

– Если бы кто-нибудь рассказал о поведении Рива, мы вряд ли бы поверили, – заметил Брайан. – Но мы все слышали.

– Может, позвонить маме с папой? – предложила Джоди, встав с кровати.

– Да ты что! Даже не думай! – воскликнул брат, встав между ней и телефоном. – Нам самим надо разобраться, а не усугублять проблему. Не стоит втягивать в эту историю родителей. Не глупи.

– Да, да, – поспешно ответила Джоди, – ты прав.

«Еще один секрет, о котором я не смогу рассказать маме и папе», – подумала Дженни.

Она вспомнила, сколько сил вложила в то, чтобы защитить родителей. Она постоянно повторяла: «Все хорошо, у меня все хорошо, у нас всех все хорошо». Девушка точно знала, что родители не выдержат известия о предательстве Рива.

Рив не думал, что программы «Дженни» могут слушать в отелях и в салонах движущихся по дорогам машин. Он считал, что за студенческой радиостанцией следят только в общагах, в студенческом центре, максимум ее может слушать какой-нибудь преподаватель или профессор.

Он понял, что был полным идиотом, который не понимает, как все устроено. У радио была собственная жизнь. Любой желающий мог найти станцию и послушать. Телефон продолжал звонить. Рив ответил еще на три звонка.

Парень говорил позитивным и радостным голосом, который сам с трудом узнавал.

– Чем могу помочь?

Среди звонивших не было ни Ханны, ни Брайана. Двое хотели что-то спросить про «Дженни», один заказал песню группы Grateful Dead.

– Мы не играем Grateful Dead, – ответил Рив. – Звоните на коммерческую радиостанцию.

Впервые со времени начала работы на WSCK он молил бога, чтобы телефон перестал звонить. Больше не хотелось отвечать на звонки.

«Не вторгайтесь в мою жизнь, – думал он. – Дайте спокойно подумать… И при этом я сам бесцеремонно вторгся в жизнь Дженни».

Он посмотрел на магнитофон. Можно прослушать сегодняшнюю программу… Но зачем? Чтобы продумать, как защищаться? Рив знал, что это бесполезно.

Парень представлял возможное окончание вечера. Дженни расскажет обо всем родителям, которые будут в шоке и его возненавидят. Потом супруги Джонсон поделятся с его мамой и отцом, которые тоже будут в шоке и будут винить себя за то, что плохо его воспитали. Рив представлял, что очень скоро наступит День благодарения, он приедет домой, где ему выскажут все, что о нем думают сестры и брат. И будут совершенно правы.

– Рив? – произнес Дерек. В его голосе были слышны странные, незнакомые нотки. – Ты в порядке?

Тот переживал! Хотя раньше завидовал успеху Рива.

– Да, – ответил Рив, который никак не мог найти бутылку колы, которую в конце концов передал ему Дерек.

– Ты не отметил в журнале последние несколько звонков, – заметил он.

Рив с трудом наклонился, чтобы посмотреть журнал. Ему казалось, что шея стала деревянной. Там действительно не были отмечены последние звонки: Ханны и Брайана.

Зато на пленке все записано. И программы транслировались в течение нескольких недель.

Вот что натворил Рив.

Брайан и Джоди обсуждали наказание, которого был достоин этот негодяй. Они пытались понять, существовало ли что-то еще более болезненное и унизительное, чем смертная казнь.

Дженни лежала без движения на кровати, закутавшись шерстяным одеялом. Когда они с �

Скачать книгу

Посвящается Гарольду,
который знал, что случилось с Ривом

Благодарю чудесного редактора
Линн Хокинс

Спасибо Сайре,
считающей, что редактура – это:
«Вау, мам, да все идеально!»

И моему редактору Беверли Горовиц,
у которой светлая голова и которая способна
отличить идеальное от неидеального

I

FROM: [email protected]

TO: [email protected]

SUBJ: несправедливый график учебы студентов

Люблююююююю,

Дженни

FROM: [email protected]

TO: [email protected]

SUBJ: аттестат о ср. образовании

Рив

Рив взял спасительную музыкальную паузу.

– У меня такой период, – гордо заявлял он.

ДерекVIP[1] ухмыльнулся, как бы давая понять: «Ну я же говорил». На его голове был пурпурного цвета ирокез, семь сережек в одном ухе и три в другом.