Наикратчайшая история Англии бесплатное чтение

Джеймс Хоус
Наикратчайшая история Англии

Посвящаю моей матери Джанет Хоус, урожденной Фрай, избежавшей снаряда «Фау-1» в Криклвуде

Англичане потеряли ощущение себя как народа с древней общей культурой… В английских школах история преподается какими-то странными эпизодами: римляне, Тюдоры, Вторая мировая война, так что у учеников не создается ощущения непрерывного исторического нарратива… Англичане даже не знают географии своей страны. Большинство южан мало интересуются тем, что происходит на севере, а северяне в массе своей не найдут на карте Гилдфорд.

Луи де Берньер, Financial Times, 29 января 2020 г.

Предисловие

В 1944 г. по дороге в школу в Криклвуде моя мать услышала, как в небе летит «Фау-1». Она бросилась ничком на мостовую. Какая-то случайность определила, что вокруг нее будет идти дождь из стекла и щебня, но она выживет, чтобы передать эту историю.

От нее этот рассказ услышали мои сыновья. Если нам повезет, то в 2094 г. один из них сможет рассказать собственным внукам о том, что он знает, каково было пережить взрыв «Фау-1» в Лондоне 1944 г., потому что ему рассказала об этом их прапрабабушка – полтора века в истории одной семьи.

Попробуйте сами. Семь долгих поколений, подобных этому, – короткая очередь на регистрацию в вечность, общение старых и молодых, – и вот мы уже присутствуем на битве при Гастингсе.

Прошлое постоянно нашептывает нам на ухо, пусть мы порой и не хотим его слушать, и формирует нашу личность. Учитывая современное состояние Англии, нам следовало бы знать себя лучше. Итак, с чего же начать? Что ж, мы с точностью почти до часа знаем, когда Англия возникла из археологии и вступила в историю.

На рассвете 27 августа 55 г. до н. э., примерно пятнадцать долгих поколений назад, у Эббсфлита в Кенте появился флот, которым командовал не кто-нибудь, а Юлий Цезарь.

Часть I
55 г. до н. э. – 1087 г. н. э
От Цезаря до Вильгельма Завоевателя

Англия до англичан

К 55 г. до н. э. в Риме уже много лет ходили смутные слухи о загадочной земле за пределами Европы, населенной людьми, которых греки называли претаниками или бретаниками. Она была известна главным образом как источник олова – жизненно важного металла, с помощью которого можно было превратить медь в латунь или бронзу. Финикийские купцы, контролировавшие этот привлекательный торговый маршрут, держали свои секреты при себе, так что, когда Цезарь вторгся на остров с территории только что завоеванной Галлии, он знал лишь то, что бритты ведут дела с галлами, что здесь можно найти олово и что ближайшая область этого острова называется Кантион.

«Поэтому хотя он пригласил к себе отовсюду купцов, но не мог дознаться от них, как велик остров, какие народности его населяют и насколько они многочисленны, какова их боевая опытность и каковы учреждения»^[1].

Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне»

Юго-Восток в 54 г. до н. э. уже изменился; культура белгов по обеим сторонам Ла-Манша во времена Цезаря

Флот Цезаря за одну ночь пересек Ла-Манш, но не смог найти подходящей стоянки; попытка высадиться в районе Эббсфлита была встречена таким ожесточенным сопротивлением, что римляне не продвинулись дальше берега. Новую попытку он предпринял на следующий год. На этот раз ему удалось достичь долины Темзы – этого было достаточно, чтобы убедиться, что так называемые британцы вовсе не единый народ.

В глубине острова издавна жило благоденствующее население, в то время как приморская часть (прибрежный северо-восточный регион) была заселена сравнительно недавно пришельцами из страны белгов. Вождь белгов незадолго до вторжения стал в каком-то смысле верховным правителем в Британии. Современные археологи действительно выделяют в то время на Юго-Востоке Британии культуру Эйлсфорд-Сворлинг и культуру племени атребатов, тесно связанные с галльскими белгами.

Геология, география и климатические условия обеспечивают го-Востоку режим постоянного благоприятствования

Цезарь и его армия не задержались на острове, но правящие слои Британии были устрашены. Всего через тридцать лет после вторжения греческий автор Страбон уже описывал Британию фактически как римскую провинцию, вожди которой приезжали с дарами на Капитолий. К 43 г. н. э. император Клавдий решил, что регион достаточно богат для того, чтобы вновь вторгнуться в него и как следует обложить налогом.

При этом Клавдия интересовали лишь те племена, которые уже были в состоянии чеканить монеты и пользоваться ими. Границы земель этих племен не были проложены по случайности. Они соответствовали границе так называемого юрского раздела, где молодые песчаники, глины и меловые почвы уступают место более древним сланцам и магматическим породам.

К 100 г. Юго-Восток был мирной, процветающей колонией. Ее обитатели, как писал историк Тацит, – родственники галлов. Далее к северу жили племена явно германского происхождения, а западные народы были родственны иберам. В это время римляне, как впоследствии и почти все правители Юго-Востока, решили, что, раз они контролируют самую богатую часть острова, нужно подчинить и все остальные племена.

Они потерпели неудачу. В регионе, известном ныне как Шотландия, жители сопротивлялись так успешно, что римлянам пришлось откатиться за оборонительные валы, которые можно увидеть и сегодня. Современный Уэльс и север Англии всегда управлялись и облагались налогами силой, размещенной на наконечнике копья. Римская цивилизация в Британии, по сути, размещалась только на юге Англии. Подлинной романизации подверглись лишь районы вдоль крупных дорог, которые вели к северному бастиону, Йорку, и соединяли важнейшие гарнизоны – Карлеон и Честер (контуры этой последней дороги практически соответствуют современной западной границе Англии). Таким образом римляне, до прихода которых жители Юго-Востока и так отличались от соседей, сделали эти различия еще более явственными.

«Именно на плодородных долинах Юго-Востока и сосредоточились латинизированные бритты – на той мирной, гражданской земле, где почти не встретишь марширующих когорт, где было множество римских городов и вилл и где римская цивилизация достигла пика своей привлекательности».

Джордж Маколей Тревельян

Ла-Манш не отрезал Британию от остальной Римской империи, но, напротив, обеспечивал взаимосвязь. От Британии было «рукой подать до Галлии» (по Тациту) через «очень узкий пролив» (по Аммиану), который можно пересечь «примерно за восемь часов» (по Страбону). Когда на Рейне в 359 г. случился голод, будущий император Юлиан Отступник даже не пытался привезти зерно по суше из ближайшей Галлии. Вместо этого он построил 800 кораблей, отправил их в Британию и «после короткого путешествия в изобилии обеспечил людей», как писал историк Зосим.

Но к концу III в. этот морской путь подвергся угрозе со стороны людей, чьи потомки в один прекрасный день станут называть себя англичанами.

Появляются саксы

Историк Флавий Евтропий пишет, что в 286 г. «франки и саксы» наводнили Ла-Манш. Это первое письменное упоминание о «саксах». На борьбу с ними был отряжен успешный генерал Марк Аврелий Караузий. Однако вскоре Караузий провозгласил себя императором и создал на обоих берегах пролива недолговечное государство при поддержке тех самых франков и саксов, которых его отправили разбить. Вполне вероятно, что римские укрепления, до сих пор сохранившиеся на юго-восточном побережье Британии, восходят к его правлению.

В 367 г. саксы вместе с пиктами, скоттами и франками приняли участие в «большом варварском заговоре», который ставил целью полное разрушение Римской Британии. Имперская власть была временно восстановлена, но в 383–384 гг. римские войска покинули Британию, отправившись на войну с другими римлянами. Последний великий римский военачальник Стилихон вернул в Британию легионы и в 399 г. восстановил подобие порядка.

Монета Караузия, конец III в. Частная коллекция

Документальных свидетельств с того времени сохранилось очень мало, но среди них есть один просто потрясающий – Notitia Dignitatum, список военных и таможенных должностей Римской империи. Упоминаются в нем и войска на укрепленном берегу Юго-Восточной Британии, возглавляемые comes litoris Saxonici – «владетелем Саксонского берега». Это единственное упоминание «Саксонского берега». Никто не знает точно, что это значит, потому что документ сохранился только в поздних копиях на варварской латыни. Однако все остальные войска в Notitia именуются в честь местного населения, а не потенциальных противников, что дает серьезные основания предположить, что еще в 400 г. побережье Ла-Манша было заселено вспомогательными войсками саксов, находящихся на римской службе, и их семьями. Эта гипотеза поддерживается и археологическими свидетельствами.

Первая известная английская трехмерная фигурка из Спонга, Восточная Англия. Археологи не сомневаются в ее германском происхождении; она найдена на кладбище, «самые ранние захоронения которого относятся к 400–420 гг.»

Раннее присутствие саксов может объяснить, почему другие народы Британии называли – и все еще называют – всех англичан саксами (sassenach, saesneg), хотя вскоре за саксами последовали и другие племена. Но как же их называть? Термин «англосаксы» будет изобретен лишь примерно через 450 лет (при Альфреде Великом), а название Englalonde, к которому восходит современное England, появляется только в начале Х в. «Племена, которые впоследствии будут именоваться англичанами» – точно, но неуклюже. Так что мы станем называть всех германских переселенцев англами, хотя это и неисторично. Впрочем, важнее понять, почему они появились.

Вторжение или приглашение?

Римские легионы навсегда покинули Британию в 407 г. ради сражений в бесконечных гражданских войнах. Обитатели Южной Британии обнаружили, что, хотя они платят налоги, их никто не защищает, так что «приняли решение отпасть от империи и отказаться от римских законов» (по Зосиму). Единственным источником для реконструкции последующих событий остается сочинение римско-британского монаха Гильды Премудрого «О погибели Британии» (ок. 540 г.). На латинском языке он пишет, что его сограждане сожалели о своем необдуманном разрыве с империей и возносили к римлянам ставшую широко известной последнюю мольбу о помощи – «Плач бриттов» (ок. 450 г.).

«Варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам; мы зарезаны или утоплены между этими двумя родами погибели!»^[2]

Но эти варвары не были саксами. Гильда вообще не упоминает о германских племенах в это время. Смертельными врагами цивилизации в Британии были два чуждых народа: скотты с северо-запада (в том числе из Ирландии) и пикты с севера, приплывавшие на кораклах^[3]. Поскольку Рим помочь уже не мог, романизированные бритты обратились к другим европейцам.

«Тогда бритты послали весть в Рим и просили у римлян помощи против пиктов, но не получили ничего, поскольку те воевали с Аттилой, королем гуннов. И бритты тогда обратились к англам и просили о том же знатных людей из их народа»^[4].

«Англосаксонская хроника»^[5]

Англы не вторгались. Они были приглашены из Европы, чтобы спасти римско-британскую цивилизацию от доморощенных варваров. В обмен им предложили землю в самой богатой части острова.

«Король Вортигерн дал им земли на юге-востоке своих владений с условием, чтобы они сражались против пиктов. Они сделали это и повсюду одержали победу»^[6].

«Англосаксонская хроника»

Однако вскоре англы выбрались за пределы анклава. Ничего особенного в этом не было. В течение всего V в. во время упадка Римской империи по Западной Европе бродили германские воины, прежде составлявшие основную силу римской армии, а ныне ставшие частью Великого переселения народов. Однако на Юго-Востоке Британии все же произошло нечто особенное.

Уникальность ситуации

Во всех остальных районах Европы германцы приходили, видели, побеждали – и ассимилировались. Но в Англии – и только в Англии – они полностью заменили собой ту культуру, которую нашли во время своего появления. В этом уникальность ситуации с Англией. Это объясняет, почему современные англичане ничего не понимают в языке своих ближайших соседей-валлийцев, зато вполне могут расшифровать германское ругательство, относящееся примерно к 850 г.: hundes ars in tino naso, что означает, разумеется, hound’s arse in thine nose (лошадиную задницу тебе в нос).

Так почему германские переселенцы остаются германцами только в Англии? Частично это произошло потому, что Британия к тому времени уже находилась в упадке и превратилась в землю, управляемую местными вождями, которых Гильда Премудрый называет тиранами. Пришедшие англы нашли одни лишь развалины. Не увидев ничего, что можно было бы перенять, они остались верны собственной культуре. Это удалось им благодаря другому важному фактору – морю. Ла-Манш не защищал Британию, а, напротив, делал возможным ее полное завоевание. Повсюду в Европе германские завоевания были делом вооруженных дружин, состоявших только из мужчин. Все племя целиком, включая стариков, кормящих матерей, маленьких детей, не могло пережить длинные переходы по суше на враждебной территории. А вот англы могли за день-два морем отправить целые кланы на Саксонский берег, где их ожидали удобно построенные и хорошо знакомые римские порты.

«Известия об этом вместе со слухами о плодородии острова и о слабости бриттов достигли их родины, и вскоре оттуда отплыл много больший флот со множеством воинов, которые соединились с теми, кто уже был на острове, в непобедимую армию»^[7].

Беда Достопочтенный, «Церковная история народа англов», ок. 731 г.

Во всех других землях холостые германские воины женились на местных женщинах, что позволило уцелеть романским языкам и христианству. Англы же взяли своих женщин с собой, так что они остались англами и язычниками.

Загадочная история исчезающего языка

Англосаксонское завоевание было столь полным, что в современной Англии уже нет никаких следов того языка, на котором говорили в Римской Британии, кроме разрозненных фрагментов вроде счета овец на севере Англии: yan-tan-tethera («один-два-три» на кельтском) или hickory-dickory-dock («восемь-девять-десять»). У викторианцев, хорошо знакомых со случаями безжалостной расовой колонизации, не было никаких сомнений в том, что это значило.

«Те, кто сражался с нашими предками, были убиты, а те, кто покорился, были обращены в рабов… Ты, наверное, скажешь, наши предки были жестокими и порочными людьми… Но в конце концов все вышло как нельзя лучше».

Эдвард Фримен, «Древнеанглийская история для детей», 1869 г.

Однако современная наука утверждает, что по большей части ДНК современных англичан унаследована от жителей Римской Британии.

«Большая часть населения Восточной, Центральной и Южной Англии состоит из единой, сравнительно гомогенной генетической группы [то есть жителей Римской Британии] со значительным влиянием англосаксонских переселенцев (10–40 %). Это дает основания полагать, что англосаксы смешивались с местным населением, а не заменяли его собой».

Из статьи «Тонкая генетическая структура населения Великобритании» (The Fine-Scale Genetic Structure of the British Population), Nature, 2015 г.

Итак, в Англии жители Римской Британии уцелели, но перешли на другой язык, как впоследствии сделало подавляющее большинство жителей Уэльса, Шотландии и Ирландии.

Уэссекские договоры

Гильда Премудрый рассказывает об успешном сопротивлении местных жителей во главе с романизированным бриттом Амвросием Аврелианом, которого последующие писатели пытались отождествить с королем Артуром. В любом случае археология и здравый смысл подсказывают, что при продвижении с юго-востока англы сталкивались с серьезным сопротивлением. В конце концов, бритты, которых англы называли waelisce или waehla (от германского слова со значением «романизированные», к которому восходят и названия Валлония и Валахия), держатся на крайнем западе по сей день: их страна называется Уэльс, а язык – валлийским.

Очевидно, что в Уэссексе бритты и потомки римлян сопротивлялись так активно, что заключили определенные договоры с англами на самом высоком уровне. Некоторые имена в генеалогии монархов Уэссекса звучат определенно по-кельтски: Кердик, Кэдвалла, Кенвал, Келин. Первый великий английский историк Беда Достопочтенный (ум. 735) пишет, что Келина (который привел свое племя в 577 г. к великой победе над гэльскими вождями при Деорхаме близ Бата) его подданные (то есть, возможно, местные жители – waelisce) называли Кевлином.

Карта названий рек Кеннета Херлстона Джексона. Зона 1 была завоевана к 500 г. и полностью англизирована. Зона 2 была завоевана к 600 г., и здесь многие реки до сих пор носят кельтские названия, что предполагает присутствие бриттов. Зона 3 – завоевание не закончилось до 700 г., и тут даже мелкие речушки имеют доанглийские названия. Это подразумевает, что население изменилось мало. Зона 4 сопротивлялась до последнего (как Корнуолл) или продолжает удерживать рубежи (как Уэльс)

Интересно, что сохранились законы уэссекского короля Ине («Правда Ине» – ок. 700 г.). В них показано, что он правил двумя народами: waelisce считались гражданами второго сорта, однако все же были защищены законом, а некоторые из них даже были крупными землевладельцами и по положению превосходили и свободных англов, владевших землей (таковых было на самом деле только 5–10 %). Самое удивительное, что Ине упоминает cyninges horswealh, то есть королевскую валлийскую кавалерию. В церкви Девы Марии в Уэрхеме свидетельство того, что богатые потомки бриттов и римлян продолжали существовать, высечено в камне – пять надгробий с надписями на явно кельтском языке, сделанными не ранее чем через 350 лет после прихода англов. Таким образом, римско-бриттское население равнинной Британии не было уничтожено и не вымерло. Вместо этого они вслед за своей элитой приняли образ жизни англов, а вместе с ним и язык. Практически с самого начала переход к образу жизни англов был не расовой колонизацией, а политическим выбором – безусловно сложным, но все-таки выбором^[8].

После 600 г. этот выбор стал значительно менее серьезным для покоренных автохтонных народов, потому что сами англы быстро отказывались от языческого германского мира. Рим возвращался.

Библия и книжный мир

Все английские клирики со времен Беды обожают историю о том, как примерно в 590 г. папа Григорий увидел несколько мальчиков на римском рынке рабов. Когда ему сказали, что это англы, он пошутил: «Прекрасное название, ведь у них ангельские лица». После этого для обращения англов в христианство был отправлен итальянский епископ Августин. Эта миссия не состоялась бы без помощи франков, которые к тому времени уже около века были христианами. Дочь их короля Берта незадолго до этого вышла замуж за Этельберта Кентского. Сначала он отказался переходить в христианство, но согласился передать Берте римский мавзолей в Кентербери, чтобы Августин устроил там первую церковь для англоговорящих.

К 601 г. Этельберт уже передал церковь Августину – или франкам, или своей жене – и крестился. Заодно он изложил законы своей страны в письменном виде. В них отмечалось привилегированное положение церкви в обществе и исключительно подробно перечислялись штрафы за различные акты насилия и жестокости (12 шиллингов – за отрезанное ухо; 50 шиллингов – за выдавленный глаз; 12 шиллингов – за изнасилование служанки из благородного дома… но всего 6 шиллингов – за изнасилование служанки простолюдина). То было начало новой цивилизации.

Эти законы были написаны на древнеанглийском языке. Уникальный случай, ведь все континентальные германские нации изложили свои законы на престижной латыни. В Англии же почти никто уже не говорил по-латыни, так что повседневный язык получил чудесную привилегию быть записанным в момент зарождения грамотности. Вплоть до норманнского завоевания из всей Западной Европы только в Англии пользовались для управления собственным языком.

Этельберт был бретвальдой (верховным королем) Англии, так что его пример оказался заразителен. Следующий бретвальда, король Восточной Англии Редвальд, остался язычником, но согласился дополнить свой пантеон христианским святилищем. Многие считают, что именно он и похоронен в великолепном корабле-захоронении в Саттон-Ху, где среди бесценных сокровищ местные языческие украшения соседствуют с престижными импортными предметами христианского культа.

Вперед, воины Христовы!

Церковь поставила задачу искоренить английское язычество, и в 655 г. скончался последний английский языческий король, Пенда из Мерсии. Теперь предстояло решить, какая ветвь христианства победит на острове. Кельты и некоторые англы с севера страны предпочитали остаться независимыми от Рима и придерживаться собственных обрядов. Но большинство английских епископов предпочитали не порывать с континентом. На соборе в Уитби в 663–664 гг. епископ Уилфред отстоял свою точку зрения, задав вопрос: «Кто хранит ключи от рая?» Никто не мог отрицать, что это святой Петр, покровитель Рима.

На подготовленный плацдарм хлынули представители многонациональной армии Христа, которых возглавляли грек Феодор Тарсийский и африканец Адриан Кентерберийский. Они показали, что решительно настроенные новые элиты могут легко изменить даже самые укоренившиеся верования простецов. Всего за одно поколение англичане отказались от древнего обычая хоронить своих мертвецов с пожитками, которые могли бы понадобиться в посмертной жизни.

«Практика богатых захоронений была резко прекращена в 670–680-е гг. Исчезновение подобных обрядов точно соответствует пребыванию Феодора Тарсийского в должности примаса… Это гораздо более радикальная смена погребальных традиций у основной массы населения, чем считалось ранее».

Из статьи «Объяснение завершающего этапа ранних англосаксонских погребальных традиций» (Explaining the end of Early Anglo-Saxon funerary traditions), Current Archaeology, 6 ноября 2013 г.

Пребывая в эйфории от победы над местными язычниками и кельтскими еретиками, английские христиане видели себя героическими воинами папского престола. Самая древняя из сохранившихся Библий на латыни – великолепный Амиатинский кодекс, подарок папе от Кеолфрида, учителя Беды (642–716); монахи из Джарроу купили две тысячи телят только для того, чтобы сделать пергамент для книги. Святой Бонифаций (675–754) возглавил обратное вторжение англов в Германию; он все еще был способен общаться с германцами без переводчика и добился неплохих результатов, прежде чем все же принял мученическую кончину. Алкуин из Йорка стал самым доверенным политическим советником Карла Великого. Поразительно, но их личная переписка сохранилась, донеся до нас советы английского церковника, обращенные к великому королю франков, воссоздавшему в 800 г. Римскую империю.

Великое разделение

К концу VIII в. англы достигли пределов своей экспансии в Британии. На севере могущественное королевство Нортумберленд было разбито пиктами при Нектансмире (685). На западе мерсийцы во главе с королем Оффой предпринимали в 778–784 гг. отчаянные попытки полностью подчинить себе валлийцев, но потерпели неудачу. Тогда они насыпали огромный вал, чтобы предотвратить кражи скота и заодно обозначить границу, которую патрулировали легкие отряды.

«Вал Оффы – крупнейший, самый впечатляющий и наиболее законченный, специально построенный памятник средневековой культуры в Западной Европе».

Министерство культуры, массовой информации и спорта, обращение в ЮНЕСКО

За два года до норманнского завоевания границы между англами и их соседями уже были практически такими же, как сейчас. Также была заметна и граница между Севером и Югом внутри самих английских племен. Беда, писавший около 731 г., упоминает реку Хамбер девять раз, и всякий раз в том контексте, что эстуарий Хамбера «отделяет северных англов от южных».

Где именно Беда проводил ту же границу далее на западе, сказать сложно – не в последнюю очередь потому, что на современные Ланкашир, Чешир, Шропшир и даже Херефордшир все еще претендуют валлийцы. Со временем, однако, в роли промежуточной границы внутри самой Англии в народном сознании была утверждена река Трент.

«Традиционной символической границей между Севером и Югом стала река Трент… знаменитое северное самосознание восходит еще ко временам Беды Достопочтенного».

Андреа Раддик, «Английская идентичность и политическая структура в XIV веке» (English Identity and Political Culture in the Fourteenth Century), 2013 г.

Церковь официально признала это разделение еще при жизни Беды: в 733 г. была надолго установлена двуглавая структура английской церкви с кафедрами в Йорке и Кентербери. То же сделали и юристы: в хартии 736 г. Этельбальд Мерсийский назван «королем всех провинций, которые обычно называются Южной Англией (Сутангли)».

Юрский раздел, определивший судьбу Римской и не-Римской Британии, ограничил также и английские завоевания. А вскоре эти культурные различия между областями Англии еще усилились.

Выживает только Юг

Викинги нападали на всю Северо-Западную Европу и однажды даже разграбили Пизу, так что не приходится удивляться разграблению Саутгемптона (840) или Лондона (842). Однако в 865 г. огромные силы викингов вторглись в Нортумбрию и Восточную Англию и убили местных королей. Мерсия пала частично. Англия больше не подвергалась грабительским рейдам – она была захвачена. После битвы при Чиппенхэме, выигранной викингами благодаря засаде, последний король англов Альфред Уэссекский вынужден был бежать.

«Никогда прежде Британия не ведала такого ужаса, какой познала теперь, после появления язычников. Никто не подозревал, что грабители могут приходить из-за моря»^[9].

Алкуин, 793 г.

Однако Уэссекс короля Альфреда проявил феноменальное упорство, – возможно, причиной было то, что государство практически в равной степени опиралось на элиты пришлых англов и автохтонных романизированных бриттов. Воспоминания сельских жителей с легкостью охватывают пару веков^[10]. Возможно, Альфред, возводивший свой род к королю Кердику, мог рассчитывать на поддержку местного населения в решающий момент в большей степени, чем другие короли англов.

Так или иначе, Альфред смог мобилизоваться, вооружить подданных и разбить данов в битве при Эддингтоне в том же 878 г. Вождь данов Гутрум принял крещение и подписал Уэдморский договор, а затем мир Альфреда и Гутрума.

Импортирование Англии

Теперь Альфред хотел объединить все английские племена – англов, саксов и прочих. В молодости он дважды побывал при дворе каролингских франков в Ахене, где Карлом Великим (при поддержке Алкуина) была сформирована симметричная структура организации и светской власти и церковной. Альфред ввез эту структуру в Англию.

В модернизированной Англии короля Альфреда, как и у франков, короли могли стать королями лишь с согласия церкви, каковое давалось во время ритуала коронации. В политике Альфред тоже перенимал франкские методы. Результатом стало появление новой высшей имперской аристократии.

«Общая клятва верности, приносимая королю… очевидным образом восходит к каролингскому законодательству».

Крис Уикхэм

Чего Альфред не импортировал, так это латынь в качестве юридического языка. Он не мог этого сделать. Он сам признавал, что по обе стороны Хамбера просто не осталось достаточно умеющих читать на латыни. Однако уникальная традиция управления при помощи законов на древнеанглийском языке подразумевала, что люди, умевшие читать на древнеанглийском, все еще оставались.

«Я вспомнил, как сильно по всей Англии упало знание латинского языка, однако многие умеют читать по-английски».

Письмо Альфреда епископу Вустерскому

Предполагают, что «Англосаксонская хроника» появилась по приказу Альфреда. Его стремление объединить всех англичан в момент суровой необходимости привело к тому, что в Англии сохранилась уникальная особенность: законы и исторические хроники писались на языке простых людей.

Альфред не забывал и о данах в Англии. Это позволяет объяснить загадку, возникшую в самом начале истории английской литературы. Почему действие «Беовульфа», великого национального эпоса англосаксонской Англии, происходит в Скандинавии? Все дело в том, что «Беовульф» был идеальным проводником новой политики Альфреда. Языческий героический рассказ о событиях, произошедших в Скандинавии со скандинавскими героями, при этом написанный и декламируемый на английском языке, эксплуатировал идею великого древнего англо-скандинавского наследия, общего для всех. И в тех, и в других общинах выше всего расценивалась личная преданность элит королю.

Заимствованная у франков политика Альфреда Уэссекского принесла успех. В 886 г. он отвоевал Лондон у данов и принял совершенно новый титул: Rex Anglorum Saxonum, или Rex Angul-Saxonum (король англов и саксов). На нескольких монетах он назван просто королем англов – Rex Anglo. Он создал первый королевский флот, трижды самолично выходя в море на кораблях, построенных по собственному проекту. Согласно «Англосаксонской хронике», корабли Альфреда были почти в два раза длиннее, более высокими, быстрыми и устойчивыми.

К моменту своей смерти в 899 г. Альфред создал англоязычную версию самой передовой политической цивилизации в Европе и стал cyning ofer eall Ongelcyn butan ðæm dæle þe under Dena onwalde wæs («королем всей Англии, кроме той части, где правили даны»). Правда, часть эта была довольно велика. Различия между Севером и Югом, заметные еще при Беде, значительно увеличились после прихода викингов, а также под их управлением. Культурный Север в то время достигал столь южных областей, как долина Темзы, определенно включая в себя и Восточную Англию. Английские топонимы до сих пор помогают определить политические границы на момент смерти Альфреда.

Объединенная Англия, подчиненная Британия?

При наследниках Альфреда Уэссекская династия наконец-то объединила Англию. Его сын Эдуард Старший и дочь Этельфледа Мерсийская отвоевали Восточную Англию и «Пять городов» в регионе Мидлендс. В рамках кампании по объединению Англии в 920 г. был наконец-то построен мост через Трент. В 927 г. сын Эдуарда Этельстан занял Нортумберленд. Впервые в истории всеми англами и данами на острове Великобритания правил один король.

«Этельстан, великий завоеватель, обеспечивший столь прекрасный результат, стал известен как создатель чего-то совершенно нового и великолепного: единого королевства, впоследствии получившего на языке проживавшего там народа название Englalonde, то есть Англия».

Том Холланд, «Этельстан: Создание Англии» (Athelstan: The Making of England)

Появилась современная Англия. И тут же возник центральный камень преткновения английской и британской истории, существующий и до наших дней. Политически единая Англия явно была доминирующей силой на острове. Так что же, правитель Англии должен править и всем островом? В 937 г. Этельстан обозначил свои претензии на это в битве, которая казалась потомкам настолько великой, что англы вспоминали о ней и через двести лет: у Брунанбурга он победил шотландского короля Константина II, короля Стратклайда Оуэна I и викингского правителя Дублина Олафа Гутфритссона (чьи родичи незадолго до того правили Йорком). Автор «Англосаксонской хроники» ударяется в героическую поэзию, изображая битву как кровавую кульминацию всей английской истории, а на монетах Этельстан именуется королем всей Британии. Четыре сестры короля были выданы замуж в королевские семьи на континент. На момент его смерти в 939 г. Англия была крупной европейской державой, претендующей на обладание всем островом Великобритания.

Монета Этельстана. REX TO BR = Rex totius Britanniae (король всей Британии). IX в. Частная коллекция

Бенедиктинский поворот

Однако вскоре после смерти Этельстана викинги отвоевали сначала Йорк, затем Нортумберленд, затем «Пять городов». Еще через пятнадцать лет войны Англия оказалась снова разделена между братьями-королями Эдвигом (на юге) и Эдгаром (на севере), пока Эдвиг не умер в 959 г. Эдгар решил купить мир, передав шотландцам самое северное английское королевство Лотиан. Оно так никогда и не вернулось обратно.

Эдгар укрепил свое правление благодаря очередному привозному из Франкского государства институту – бенедиктинским монахам, и они провели реформу церкви, сделав ее незаменимой помощницей королей. В 973 г. в Бате архиепископ Дунстан разработал новую церемонию коронации, которая лежит в основе коронации британских монархов и в наши дни. Вскоре после этого – согласно новым бенедиктинским хронистам – короли Уэльса и Шотландии посетили Эдгара в Честере и принесли ему оммаж.

На самом деле Эдгар даже не правил всей Англией. В его законах прямо упоминаются только англы. Среди данов же дела должны были решаться по тем законам, какие они сами сочтут наилучшими. Огромный кусок Англии – Денло – по-прежнему управлялся людьми, говорившими на своем языке, имевшими собственные законы и феодальные отношения. Это сыграло свою роковую роль: буквально через поколение после смерти Эдгара в 975 г. Англия оказалась колонией Дании.

Упадок и разрушение англосаксонской Англии

После Эдгара остались два несовершеннолетних сына от разных матерей. Остались также знатные люди, оскорбленные богатствами и властью, перепавшими бенедиктинцам. Это стало предпосылкой для множества проблем.

Старший сын Эдуард был коронован, но в 978 г. неосмотрительно посетил свою мачеху Эльфтриту в замке Корф и был убит ее слугами – даже спешиться не успел. Трон занял собственный сын Эльфтриты Этельред Неразумный (прозвище скорее стоит переводить как «дурной совет», так как оно дано по аналогии с переводом его имени «благородный совет»), при регентстве матери.

Осознав, что в политике англов началась кровавая смута, викинги почуяли новые возможности. После того как первые набеги получили очень слабый отпор, последовали более массовые нападения. Древнеанглийская поэма «Битва при Молдоне» (991) рассказывает, что предводитель англичан и его воины вели себя подобно героям «Беовульфа», бросая вызов викингам и сражаясь до смерти, но не предавая своего военачальника.

Однако английские барды воспевали Молдон, потому что на самом деле эта битва была исключением. Север и Восток страны были более родственны викингам, чем Уэссекской династии, что сделало невозможным эффективное общенациональное сопротивление. Вместо того викингам платили дань – данегельд, чтобы обеспечить их отступление. Неудивительно, что они приходили вновь и вновь. Политика умиротворения развратила английское общество, Этельред посылал собирать налоги своих приближенных, которые взимали деньги и для себя, так что средств на данегельд уже не хватало. Неудивительно, что «Англосаксонская хроника» в эти годы постоянно сетует: планы противостояния данам провалились из-за предательства.

Этельред сделал все же один храбрый стратегический шаг, который привел в движение колесо истории, решившее судьбу Англии англов. Даны часто использовали для набегов порты, принадлежавшие нормандскому герцогу Ричарду, чьи предки, тоже викинги, поселились на этих землях лишь за 90 лет до этого. Чтобы привлечь нормандцев на свою сторону, Этельред в 1002 г. женился на сестре Ричарда Эмме Нормандской.

Обеспечив себе альянс с нормандцами, Этельред попытался решить извечную английскую проблему с данами. В ноябре 1002 г. он приказал перебить всех данов, живших среди англов^[11]. Это привело к катастрофе, потому что среди погибших была сестра Свена, короля Дании. Набеги на Англию с тех пор стали официальной политикой датского государства, а размер данегельда существенно вырос.

Когда Свен в 1013 г. самолично возглавил вторжение, население Денло продемонстрировало свои истинные пристрастия. Характерно, что оседлое датское население Англии авторы «Англосаксонской хроники» по-прежнему называли войском. Этельред, Эмма и их сыновья бежали к ее брату. Члены английской королевской семьи стали изгнанниками в Нормандии.

«Воистину: этот мир приближается к своему концу»

Так в 1014 г. сказал епископ Вульфстан в своей знаменитой «Проповеди волка»^[12]. И действительно, для Англии англов близился конец. Когда Свен в 1014 г. умер, Денло естественным образом поддержало его сына Кнута. На юге Витенагемот (союз мудрецов) постановил известить Этельреда в Нормандии, что его готовы принять обратно – но только если он согласится править более праведно, чем прежде.

Это поистине переломный момент. Витенагемот не оспаривал династические права Этельреда, но его представители настаивали, что он должен править праведно. Этот пассаж спустя века будет цитироваться в доказательство того, что короля Англии всегда выбирал парламент на определенных условиях. Этельред согласился, переправился через Ла-Манш вместе с Эммой и вернулся к власти (хотя, разумеется, только на Юге страны).

Англия стала полем битвы соперничающих викингов, поскольку Этельред пригласил норвежского короля Олафа помочь отразить нападение Кнута. Согласно норвежскому сборнику саг «Круг земной», люди Олафа обвязали якорными канатами опоры Лондонского моста и обрушили его. Кнут бежал в Данию, а Англия вновь обрела английского короля. К сожалению, им вновь оказался Этельред. Он вскоре взялся за старое: его приспешники начали убивать оппозиционно настроенных представителей знати.

В 1016 г. Кнут предпринял новое вторжение. Тем временем Этельред наконец-то умер. Теперь Кнут грабил проанглийский Юг, а Эдмунд Железнобокий, сын Этельреда, обрушился на продатский Север. Несколько битв не изменили расклада сил, так что Кнут и Эдмунд договорились разделить Англию между собой.

Граница между Севером и Югом совпала с естественной: Эдмунд получил Уэссекс (включая Лондон), а Кнут – северные регионы. В том же году Эдмунд умер, и Кнут унаследовал всю Англию, которая стала центром его панскандинавской империи.

Данификация Англии Кнутом

Кнут хотел узаконить свое правление, а Эмма Нормандская, вдова Этельреда, желала вновь заполучить трон, так что они поженились. В рамках брачного договора сыновей Эммы вновь отправили за Ла-Манш под присмотр ее брата герцога Ричарда.

«С момента брака Эммы и Кнута Нормандия стала играть ключевую роль в английской политике».

Дж. Р. Грин

Тем временем Кнут занялся безжалостной зачисткой английской аристократии. Несколько человек лишились головы, а их тела публично сбросили с лондонских стен. Остальные места при дворе заняли представители датской или норвежской знати.

События 1014–1016 гг. будут впоследствии часто упоминаться в спорах об английской конституции

Этот датский завоеватель стал первым королем, официально называвшим свое государство Англией. Он пообещал соблюдать законы Эдгара, но, в отличие от самого Эдгара, который признавал, что они распространяются только на английскую часть, Кнут заявил, что законы применяются «во всей Англии» – и к данам, и к англам в равной степени. Это значило, что законным королем Англии становились не по праву крови или силы, а посредством следования существующему законодательству: закон создавал короля, а не наоборот.

Сначала Кнут правил при помощи датских эрлов, таких как Сивард (его как убийцу Макбета обессмертил Шекспир). Однако за последующие двадцать лет один англичанин, Годвин, все же убедил датского короля в своей преданности. Он стал эрлом Уэссекса и даже женился на дальней родственнице Кнута. Его сын и наследник, наполовину датчанин, звался Гарольдом Годвинсоном на скандинавский манер.

Как и во времена Этельстана, единство Англии продержалось ровно до тех пор, пока не умер могущественный правитель. После смерти Кнута в 1035 г. Хардекнуда (его сына от Эммы) поддержали эрл Годвин и «все самые знатные люди Уэссекса», в то время как «таны к северу от Темзы» выступили за Гарольда Заячью Лапу (его сына от первой английской жены Эльгифу). Два сына Эммы от Этельреда, Эдвард и Альфред, в это время находились в безопасности, скрываясь в Нормандии.

Когда Хардекнуд внезапно умер на одном из пиров в Ламбете в 1042 г., трон без борьбы занял Эдуард Исповедник. После 26-летнего правления данов Англия вновь получила (наполовину) английского короля.

Первый франкоязычный король Англии

Эдвард почти всю жизнь провел за Ла-Маншем под защитой своих родственников по материнской линии. Он усвоил нормандскую культуру, и его родным языком был французский.

Бездетность короля была одновременно его слабостью и единственной силой, так как позволяла стравливать друг с другом партии возможных наследников. Для начала он предотвратил датское вторжение, пообещав, что если он умрет без наследников, то Англия достанется королю Дании. После этого он сразу же женился на дочери эрла Годвина (хотя Годвин убил его младшего брата Альфреда), чтобы укрепить свои позиции на Юге страны. Затем он решил уравновесить партию своих новообретенных родственников, пригласив на остров сторонников своей матери. В «Англосаксонской хронике» они ни разу не названы нормандцами. Они всегда остаются французами, поскольку выделяются прежде всего языком.

К 1050 г. у древних стен Лондона уже создавалась мощная франкоговорящая опора короля – рядом с Вестминстерским аббатством, первым английским зданием, выстроенным в заимствованном романском стиле. Важнейшее архиепископство Кентерберийское было отдано нормандцу. Другие французы привнесли новейшие европейские военные технологии, которые поразили писца «Англосаксонской хроники».

«Огромный насыпной земляной холм, увенчанный большой деревянной башней и окруженный деревянным забором. Все это было настолько новым и удивительным, что монах даже не смог подобрать слова для описания этого сооружения. В итоге он остановился на слове, которое использовали сами иноземцы: castle (замок)».

Марк Моррис, «Замок: История зданий, которые сформировали средневековую Британию» (Castle: A History of the Buildings that Shaped Medieval Britain)

Престолы

В 1051 г. члены клана Годвина подняли вооруженное восстание против нормандских пришельцев. Эдвард сыграл на трениях между Севером и Югом, призвав с Севера на помощь эрла Сиварда и эрла Леофрика со множеством людей. Кратковременный союз короля, нормандцев, валлийцев и северных эрлов изгнал клан Годвина из Англии. Согласно одному источнику, в это время Вильгельм Нормандский лично посетил Англию, где ему пообещали трон.

В 1052 г. эрл Годвин вернулся с подмогой и заставил Эдуарда отправить в изгнание большинство нормандцев. За последующее десятилетие влияние клана Годвина только усилилось. К 1064 г. его представители, ведомые наполовину даном Гарольдом, уже контролировали не только Уэссекс, то есть почти всю Южную Англию, но и Север, где укрепился брат Гарольда Тостиг. Однако затем позиции Гарольда решительным образом были ослаблены двумя событиями. Он каким-то образом оказался во Франции в гостях (или в плену) у герцога Вильгельма, где, согласно нормандской версии, дал клятву помочь Вильгельму стать королем после Эдуарда. Затем, в 1064 г., Тостиг столкнулся с мятежом к северу от реки Трент: против него выступили в союзе валлийцы и северные эрлы (как и в 1051 г., Юг вновь оказался один против всех). В результате Эдуард заменил Тостига эрлом Моркаром из клана главных соперников Годвинсонов. Гарольду пришлось подчиниться, что обострило отношения с изгнанным братом. Тостиг отправился в Брюгге с намерением вернуться в подходящий момент.

Когда Эдуард наконец-то умер, «последовали события, по сравнению с которыми “Игра престолов” покажется игрой утонченных стульчиков», как пишет историк Дэн Сноу. У Гарольда не было никаких прав на престол по крови, но Витенагемот все равно назвал его королем (что впоследствии подкрепило идею о том, что правитель избирается парламентом). Ему сразу же пришлось отправиться на Север, чтобы подавить восстание. Затем в небе показалась комета Галлея, смутившая разум людей, а Гарольд поспешил обратно на юг, понимая, что вторжение Вильгельма может случиться со дня на день.

Англия и Европа накануне нормандского завоевания

В это время вмешались политические силы Европы. Папа Александр II, итальянец по происхождению, стремился прорвать блокаду папства со стороны германского императора Генриха IV. Его поддерживали нормандские вожди Южной Италии, близкие родственники Вильгельма. В обмен на их услуги папа благословил вторжение Вильгельма.

Любой в Северной Европе знал, что даны буквально только что сумели завоевать богатую, но разобщенную Англию. Они стали стекаться под благословленное папой знамя Вильгельма, «чуя добычу, которую сулило завоевание Англии», как писал хронист Ордерик Виталий.

Судьбу Англии решило разделение Севера и Юга. Пока Гарольд ожидал вторжения Вильгельма, Харальд Суровый вместе со своими норвежцами соединился с Тостигом на реке Тайн (или, возможно, еще в Шотландии) и двинулся на юг. Северные эрлы, братья Моркар и Эдвин, старые противники Годвинсонов, выступили против них из Йорка и были разбиты при Фулворде, однако, в отличие от всех остальных вождей, пережили то лето, так что вполне вероятно, что их сопротивление было показным. После этого Йорк капитулировал без осады, и весь Север Англии признал норвежского короля.

Гарольду пришлось отвлечься от охраны южного побережья, где он ожидал вторжения Вильгельма. Он застал врасплох норвежцев, гревшихся на солнце у Стамфорд-Бриджа и якобы даже оставивших кольчуги на кораблях, и разгромил их. В битве погибли и Тостиг, и Харальд Суровый. Но буквально через три дня Вильгельм высадился в Певенси в Суссексе.

Битва за Англию

Витенагемот избрал Гарольда королем не по причине общенациональной всеанглийской поддержки, но потому, что он был великим военачальником Юга. Северные эрлы Моркар и Эдвин оставались в собственных твердынях, отказываясь соединяться с Гарольдом, в то время как Вильгельм и его нормандские войска встали лагерем на землях Уэссекса, грабя поселения и распространяя панику. Альтернативы у Гарольда не было: ему пришлось немедленно вступить с Вильгельмом в бой.

Гобелен из Байе. Гарольд – это определенно фигура справа, пронзаемая всадником, прорвавшимся сквозь стену щитов, а не рыцарь, пытающийся вырвать стрелу из глаза. Фрагмент сцены 57 (© Myrabella / 2011 Creative Commons)

Англо-скандинавские методы ведения войны, заключавшиеся в построении классической пешей стены щитов, роковым образом отстали от развития военного дела на континенте. При Гастингсе войска Гарольда стали первой крупной армией, встретившейся с новейшей тактикой, которая будет многие века доминировать в европейских войнах: все решала тяжелая кавалерия с копьями, зажатыми под мышкой всадников.

«Вторая половина XI века была ключевой эпохой в развитии этого нового метода использования кавалерии. [На гобелене из Байе] три рыцаря, готовых атаковать в начале битвы при Гастингсе, изображены с явно более тяжелыми копьями, чем у большинства остальных, причем подвесные элементы явно отклонили бы траекторию копья, если бы его вздумали бросить».

Морис Кин, «Кавалерия» (Chivalry)

Подробный и очень ранний нормандский источник утверждает, что за Гарольдом целенаправленно охотился отряд из четырех человек.

«Первый из четырех проткнул щит короля и его грудь, оросив землю фонтаном крови. Второй мечом отсек ему голову… Третий копьем истолок его внутренности. А четвертый отрубил его бедро и отвез на некоторое расстояние».

«Песнь о битве при Гастингсе», ок. 1067 г., на латинском языке

Вильгельм Англо-Нормандский

Вильгельм достиг Лондона за шесть недель. Если бы Англия была хоть сколь-нибудь единой страной, она сплотилась бы и дала отпор. Но вместо этого элита сосредоточилась на собственном спасении. Когда Вильгельм подошел к ключевой переправе через Темзу в Уоллингфорде, местный английский начальник Вигод, один из самых могущественных людей в стране, просто отдал переправу без боя и прямо на месте выдал свою дочь замуж за нормандского рыцаря. Вильгельм дал понять, что если все будут поступать подобно Вигоду, то крайних мер принимать не придется. Перед вступлением в Лондон он издал так называемую «Хартию Вильгельма» на английском языке.

«Король Вильгельм приветствует… всех граждан Лондона, французов и англичан, равно дружески; и я сообщаю вам, что решил сохранить ваши законы и обычаи такими, какими они были при короле Эдуарде, что каждый сын будет наследником своего отца после его смерти».

Эрлам Моркару, Эдвину и Валтеофу было разрешено остаться на месте после выплаты крупных сумм. Коронация в Вестминстере была проведена по английскому обряду.

Когда родственники Гарольда Годвинсона вторглись в Англию из Ирландии, они не встретили достаточной поддержки. В 1067 г. обычные бристольские горожане удерживали город против Годвинсонов и за Вильгельма. На следующий год на стороне Годвинсонов выступил Эксетер, но после восемнадцати дней осады, которую возглавлял лично Вильгельм (в состав его армии входили уже и англосаксы), претенденты бежали, а город получил необыкновенно мягкие условия сдачи. Казалось, что вся Англия сможет стать подлинно англо-нормандской землей, как англо-датское королевство, существовавшее столь недавно. Однако на Севере, как всегда, все было иначе. Для начала Завоеватель пытался управлять регионом посредством уже укрепившихся там англо-датских кланов. Успеха это не принесло, и был назначен нормандский эрл. Северяне, которые в 1064 г. перебили людей Тостига, в 1069 г. выступили не лучше, уничтожив и нового нормандского эрла, и всех его людей. Затем они призвали датчан – народ, которого Вильгельм опасался на протяжении всего своего правления. Их драккары, как сказано в «Англосаксонской хронике», «были встречены нортумбрийцами и всеми людьми, ехавшими и шедшими огромной армией и чрезвычайно воодушевленными».

На этом терпение Вильгельма лопнуло, и он провозгласил политику «Опустошения Севера» – полного разорения северных земель, которая прошла настолько удачно, что через двадцать лет в «Книге Страшного суда» треть всего Йоркшира значилась как «пустошь».

Английская элита покидает Англию

В 1075 г. эрл Нортумберленда Валтеоф, последний англичанин с реальной властью, получил предложение присоединиться к внутринормандскому заговору против Вильгельма. В последнюю минуту он сообщил о нем Завоевателю, и переворот потерпел неудачу, во многом благодаря коренному английскому населению. Валтеоф, однако же, несмотря на свое признание, в 1076 г. был казнен. К тому времени английской военной элите уже нечего было предложить новой власти, так что ее представители массово покидали страну, чему способствовал и сам Вильгельм. На кораблях, число которых, согласно разным источникам, колебалось от 235 до 350, они уплыли сражаться за Византийскую империю и основали первую Новую Англию на полуострове Крым.

Первая Новая Англия

«“Сага о Ятварде”, созданная в Исландии в XIII веке, гласит: “Они назвали [свои города] Лондоном, Йорком и другими именами великих городов в Англии”… “Родным языком” варяжской гвардии до середины XIV века оставался английский».

Кейтлин Грин

Теперь, когда опасность со стороны англов миновала, у Вильгельма не было причины медлить с вознаграждением своих нетерпеливых приближенных. За следующие десять лет англичане были полностью ограблены – под юридическими предлогами, но в судах, где заседали нормандцы, а местные жители могли лишь отвечать на конкретные вопросы, да еще и прибегая к помощи переводчика. Процесс был запущен «Книгой Страшного суда» (1087) – это прозвище дали ей сами англичане, поскольку, как утверждалось, спорить с ее данными было так же бессмысленно, как на Страшном суде. На момент смерти Вильгельма лишь около 5 % английской земли находилось в английских руках.

«Небольшая вооруженная группа, говорящая на языке, непонятном для большинства населения, контролировала практически все земельные владения».

«Оксфордская история Англии»

Великий вопрос

Отсутствие сопротивления со стороны англичан, которых было примерно в сто раз больше, чем нормандцев, поражало самих захватчиков. Два ранних англо-нормандских историка, родившихся от английских матерей, недоверчиво качали головой. Вильям Мальмсберийский (ок. 1095–1143) писал о «жалких провинциалах… столь слабых, что после первой же битвы они не смогли оказать сопротивление и попытаться добыть свободу». Ордерик Виталий (1075 – ок. 1142) характеризует англичан как любителей поесть и выпить, совершенно не интересующихся свободой. К счастью для английской гордости, отсутствие сопротивления все же имело серьезные причины.

1. КОНФЛИКТ МЕЖДУ СЕВЕРОМ И ЮГОМ. Ни один английский вождь, за исключением Этельстана, и то лишь ненадолго, никогда не мог мобилизовать всю страну.

2. ОТСУТСТВИЕ ЕСТЕСТВЕННЫХ ПРЕГРАД. Большая часть Южной Англии была практически идеальным пространством для новой непобедимой нормандской кавалерии.

3. ОТСУТСТВИЕ ФУНКЦИОНИРУЮЩИХ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЭЛИТ. Английские элиты были развращены Этельредом, подверглись данификации при Кнуте, децимации при Гастингсе, а около 1076 г. и вовсе покинули страну.

4. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КЛИМАТИЧЕСКИЙ ОПТИМУМ. К 1100 г. средний англичанин был существенно выше англичанина 1000 г. Крестьянство не будет бунтовать с полными животами и амбарами.

5. ЦЕРКОВЬ. Некогда лишь она придавала подобие единства англосаксонской Англии. Теперь же она полностью перешла на сторону нормандцев.

6. ЦИВИЛИЗАЦИЯ. Англичане за десятилетия привыкли к кровавым битвам англов и данов. Уже после завоевания эрл Валтеоф убил за трапезой своих врагов – таких же англичан. Автор «Англосаксонской хроники», перечисляя вызванные жестокостью и жадностью деяния Вильгельма, напоминал английским читателям, что «все эти дела не должны затмевать добрый мир, который он установил в этой земле». Любой король, который сохранял закон и порядок, был лучше прежних.

Нормандцы впервые в истории сделали Англию сильной культурной единицей. Простолюдины из Нортумберленда и Кента с трудом понимали друг друга и в 1066 г., и через много веков после этого, но вся новая знать говорила на одном языке независимо от того, располагались их замки в Дареме или Девоне^[13]. К моменту смерти Вильгельма Завоевателя они прочно держались в седле, говоря на своем забавном наречии, взирая на англичан сверху вниз и постоянно оборачиваясь на Францию. Таким положение дел оставалось еще очень долго.

Часть II
1087–1509 гг.
Англия двуязычная

В течение полутора веков, последовавших за нормандским завоеванием, английской истории, строго говоря, не существовало.

Маколей

Шанс для англичан

Хронист Ордерик Виталий пишет, что, когда Вильгельм умирал во Франции, он терзался чувством вины.

«Я преследовал жителей Англии сверх всякой меры… Заполучив престол этого королевства столь ужасными преступлениями, я не осмеливаюсь оставить его никому, кроме Бога».

Так что, хотя Нормандию он официально завещал старшему сыну Роберту, наследование английского престола оставалось открытым вопросом. Большинство нормандских аристократов выступали за единое королевство с Робертом во главе. Но у второго сына Завоевателя – тоже Вильгельма, по прозвищу Рыжий, – были другие планы. Он мигом переправился через Ла-Манш, чтобы первым успеть принести весть о смерти отца. Затем он воззвал к коренным англичанам.

«Он послал за англичанами, и сообщил о своем желании, и попросил их поддержки, и пообещал им наилучшие законы, которые когда-либо были в этой стране».

«Англосаксонская хроника»

За кем же, собственно, послал Вильгельм Рыжий? Мы не знаем, однако, судя по всему, среди покоренных англичан все еще должны были оставаться вожди. И они решили, что нормандский король, сидящий в Англии и просящий их о помощи, – меньшее зло, чем новое вторжение из Франции.

«Англичане подошли на помощь [к Вильгельму Рыжему]… Они пришли к замку Тонбридж, где находились рыцари епископа Одо и многие другие, желавшие не уступать его королю. И англичане ворвались в замок».

Существенная часть нормандцев в Англии тоже поддержала Вильгельма Рыжего. То было служилое дворянство – незнатные нормандцы, находившиеся на только зарождавшейся государственной королевской службе (настоящая знать подобную службу считала находящейся ниже своего достоинства). В Англии их было множество, потому что Вильгельм Завоеватель заменил весь управленческий аппарат. Они выступали за безболезненную передачу власти и потому поддержали Вильгельма Рыжего, который и так уже занял престол. В 1087–1088 гг. нормандцы из Англии уже нередко объединялись с англичанами против нормандцев из Нормандии, что было признаком зарождения подлинного англо-нормандского королевства.

Став королем, Вильгельм Рыжий в основном выкачивал из Англии налоги, необходимые для нескончаемых попыток завоевать Нормандию. Когда 2 августа 1100 г. он был убит якобы случайной стрелой, охотясь в Нью-Форесте вместе с младшим братом Генрихом, никто не оплакивал его гибель. Собственно говоря, тело короля несколько дней пролежало в лесу, в то время как, по тактичному замечанию Вильяма Мальмсберийского, «все были заняты другими делами». Генрих был определенно занят. Он первым делом поспешил в Винчестер, овладел королевской казной и на следующий же день объявил себя королем.

Вильгельм Рыжий сам показал наследникам, как полезны могут быть коренные англичане. Понимая, что прибытие старшего брата Роберта не за горами, Генрих сделал хитрый ход: он быстро женился на Матильде, правнучке Эдмунда Железнобокого и последней из потомков Уэссекской династии. «Англосаксонская хроника» (которую продолжали вести английские монахи) ликовала: новая королева происходила из самых настоящих англов, да еще из монаршего рода.

Некоторые представители нормандской элиты при дворе Генриха были не так довольны и за спиной называли короля с женой «Годриком и Годивой», высмеивая их склонность ко всему английскому. Однако стратегия в долгосрочной перспективе сработала. Когда Роберт в 1101 г. действительно вторгся в Англию из Нормандии, Генрих, как в свое время Вильгельм Рыжий, смог мобилизовать местных жителей. Судя по всему, он даже немного умел говорить по-английски, потому что Вильям Мальмсберийский пишет, будто король лично разъяснял своим новобранцам, как избежать второго Гастингса.

«Он часто ходил меж рядами, поучая, как избежать стремительной атаки кавалерии, выставив щиты, и как отвечать ударом на удар. Тем самым он зажег в их сердцах огонь, и они уже были готовы к сражению и бесстрашно ожидали нормандцев».

Роберту вновь пришлось отступить. Генрих точно знал, как важен союз с англичанами, потому что в 1103 г. назвал своего единственного сына Вильгельмом Аделином – от древнеанглийского титула «этелинг». Теперь уже казался возможным настоящий англо-нормандский союз, пусть и со значительным преобладанием нормандцев. Но тут произошло несчастье.

«Белый корабль»

25 ноября 1120 г. Генрих отчалил в Англию из Барфлера. Семнадцатилетний принц Аделин следовал за ним на другом судне – «Белом корабле» – с группой развеселых молодых аристократов. Он решил обогнать корабль отца, но его судно наскочило на скалу почти у гавани и пошло ко дну, унося с собой наследника английского престола, наполовину англичанина.

«Ни один корабль не приносил такого несчастья Англии».

Вильям Мальмсберийский

«Белый корабль» идет ко дну. Ок. 1321. Британская библиотека. Cotton Claudius D. ii, fol. 45v; G70017–90

Новая надежда для Генриха забрезжила в 1133 г. Его дочь Матильда (названная в честь матери-англичанки) наконец-то родила сына, еще одного Генриха, от своего мужа Жоффруа Анжуйского. Однако пропуск целого поколения, да еще и по женской линии, неминуемо должен был быть оспорен родным внуком Вильгельма Завоевателя Стефаном Блуаским. Столкнувшись с перспективой вторжений из Франции со стороны конкурирующих претендентов сразу же после смерти Генриха I, англо-нормандская аристократия стала искать способы укрепить свое двусмысленное положение в Англии.

Присвоение английской истории

Они начали называть себя les Engleis, то есть англичанами. Конечно, они не имели в виду какого-то родства с настоящими англами. Новые «англичане» могли поднимать кружки с криком drinc heil! – но это был просто способ заявить о своих правах на землю: так и современный шотландский землевладелец зачастую знает по-гэльски только слово slainte! Они говорили только на французском, и разрыв между ними и покоренными местными жителями был непреодолим. «Бог избрал нормандцев, – писал типичный представитель les Engleis на латыни, – чтобы истребить английскую нацию».

Нормандцы стали переписывать кровавое английское прошлое, так что оно превратилось в латинские или французские рассказы о доблести и куртуазности. Их слушали за столом представители английской элиты через восемьдесят лет после нормандского завоевания.

Dunc parlat Kenut mult sagement / E dist: Edmund, un poi atent o sui Daneis e vus Engleis / E noz peres furent dous reis.

«Тут Кнут заговорил очень мудро и сказал: “Подожди, Эдмунд, я датчанин, а ты англичанин, и наши отцы оба были королями”».

«История англов», написанная в Англии около 1140 г.

Сейчас мы бы назвали это культурной аппроприацией. Франкоговорящие «англичане» утверждали, что даже история Англии принадлежит им. Самым влиятельным автором среди них был, безусловно, Гальфрид Монмутский, который сделал из Артура, военного вождя Темных веков, героя великого рыцарского эпоса. Гальфрид был первым неваллийским автором, который упомянул Мирддина, изменив его имя на Мерлин (возможно, дело в малоприятном сходстве с французским ругательством merde). Наиболее яркой особенностью английских захватчиков в хронике Гальфрида была склонность к предательству. Основная идея заключалась в том, что Британией должен править один король неанглийского происхождения, который обязан прежде всего подавлять мятежи на местах.

Это был своевременный совет. 25 ноября 1135 г., через пятнадцать лет после крушения «Белого корабля», Генрих I насмерть отравился миногами в Нормандии. Автор «Англосаксонской хроники» оплакивал его: «Он был хорошим человеком, и его боялись. В его правление никто не осмеливался причинять зло друг другу. Он принес мир благородным и простолюдинам». Англичане уже отчаялись избавиться от французов. Все, на что они могли надеяться, – это получить сильного англо-нормандского короля, настоящего Engleis, который бы имел какое-то отношение к Англии и сумел бы поддерживать закон и порядок.

Эти надежды не оправдались.

Пока Господь и его ангелы спали

Стефан Блуаский (племянник Генриха I) выиграл гонку через Ла-Манш, опередив соперничающую французскую группировку, состоявшую из дочери Генриха Матильды и ее сына Генриха Анжуйского (он же Генрих Плантагенет). Подобно Вильгельму II и Генриху I, Стефан решил добиться поддержки местных жителей, пообещав Лондону собственное собрание. Это была радикальная уступка, которую его нормандские приближенные расценили как слабость. Однако для несчастных англичан слабый франкоговорящий король, неспособный держать в узде сильную франкоязычную аристократию, был худшим вариантом.

«Предатели [то есть мятежные аристократы] понимали, что он [Стефан] – слабый, мягкий и добрый человек, который не будет вершить правосудие… Они тяжко обременили злосчастных крестьян работами в замках; когда же замки были построены, они населили их дьяволами и злодеями. Они отбирали у этих людей все их пожитки, днем и ночью, у мужчин и женщин, бросали их в узилище, [в поисках] золота и серебра, и пытали их, причиняя невыразимую боль… Они подвешивали их за ноги и коптили заживо».

«Англосаксонская хроника», 1137 г.

Тем временем подступали новые проблемы, которые впоследствии окажут глубокое влияние на английскую историю. У нормандцев и французов не было исторических поводов для конфликтов с шотландцами и валлийцами. Однако, овладев самой богатой частью Британии, они вскоре сочли, что должны завоевать и остальные регионы. Но у шотландцев и валлийцев, в отличие от англичан в 1066 г., были естественные препятствия и наследственные элиты. В битве при Криг-Маур в 1136 г. союзные валлийские правители уничтожили всю англо-нормандскую армию, которая не уступала по численности той, что торжествовала при Гастингсе. В этой битве были впервые массово применены длинные луки. Через два года шотландцы в ходе встречного вторжения дошли до Йоркшира, где были побеждены в Битве штандартов.

Это стало началом многовекового конфликта на валлийских и шотландских границах, который усугубил древние различия между богатым и покорным Юго-Востоком и остальными регионами Британии. В результате появилась супераристократия – так называемые пограничные лорды, которым английские короли доверяли контроль за спорными территориями и, по возможности, расширение границ государства. Вскоре они овладели всем Чеширом, Ланкаширом, Даремом, Шропширом, Вустерширом, Херефордширом и Глостерширом, а также большей частью Южного Уэльса. Почти постоянно пребывая в боевой готовности, они (в отличие от королей) могли в любой момент призвать готовых к бою людей.

В 1139 г. началось новое вторжение в Англию – как всегда, из Франции – под предводительством императрицы Матильды, выступавшей от имени своего шестилетнего сына Генриха. Страна на многие годы погрязла в гражданской войне и смуте. Порядок был восстановлен лишь благодаря событиям, случившимся во Франции. В 1152 г. сказочно богатая Алиенора Аквитанская развелась с французским королем и в тридцать лет вышла замуж за сына Матильды, Генриха Плантагенета, к тому моменту невероятно амбициозного 19-летнего юношу.

Века военного положения на северной и западной границах создали аристократию достаточно сильную, чтобы не подчиняться королям. Таким образом, уникальные свободы в Англии были во многом обусловлены постоянным сопротивлением валлийцев и шотландцев

На деньги Алиеноры Генрих переправился через Ла-Манш. В июле 1153 г. его армия встретилась с армией Стефана при Уоллингфорде – они встали на разных берегах Темзы, но битва не состоялась. В Европе XII в. рыцарская кавалерия переживала кризис: удары тяжелой кавалерии легко разили беспомощных пеших ратников, но, когда закованные в стальную броню всадники сталкивались лицом к лицу на общей скорости более 60 километров в час, это могло привести только к взаимному уничтожению. Церковь предложила сделку: Стефан сохраняет трон, но Генрих становится наследником.

Генрих II и королева Алиенора. С миниатюры «Филипп Август отправляет посланника, посланника принимают король и королева» в книге «Большие французские хроники», 1332–1350 (Les Grands Chroniques de France, 1332–1350). Британская библиотека, Royal F 43v

В течение года Стефан умер. Хотя Генрих в то время находился за границей, его уже так боялись, что он спокойно взошел на престол. «Англосаксонская хро- ника» выражает общее облегчение англичан, наконец-то получивших сильного короля, способного держать баронов «в страхе и в узде», однако возвращение порядка знаменовало собой конец древнеанглийской культуры. В течение почти трехсот лет писцы «Англосаксонской хроники» записывали историю своего народа. Ни одна другая западная нация не может похвастаться подобным. Но дни хроники подошли к концу. Генрих II был французом, даже не нормандцем, и правил большей площадью французских земель, чем сам французский король. Теперь политическое, общественное и культурное влияние из-за Ла-Манша стало непреодолимым. Хроника английской Англии была окончена.

«В 1154 г. английские монахи, писавшие “Англосаксонскую хронику”, навсегда отложили свою работу. История Англии англов завершилась».

Роберт Маккрам

Самое французское место на земле

«По сути, французская литература начинается в англо-нормандской Англии».

Иэн Шорт, «Патроны и полиглоты» (Patrons and Polyglots)

Переживавшая расцвет культура, привнесенная с другого берега Ла-Манша, еще сильнее отдалила Южную Англию от остальных регионов острова. Генрих большую часть правления провел во Франции, а в Англии бывал главным образом на Юге.

Новая волна франкофонии оказала огромное воздействие на английских простолюдинов. Немногие уцелевшие представители древнеанглийской элиты окончательно отказались от своего языка и перешли на французский. Объяснение дает в своем «Диалоге о палате Шахматной доски» (ок. 1180) лорд-канцлер Ричард Фицнайджел.

«Англичане и нормандцы уже давно обитают вместе, женятся друг на друге и выходят друг за друга замуж; эти нации так переплелись, что трудно уже сказать (я говорю о свободных людях), кто из них англичане, а кто нормандцы»^[14].

Это выделение имеет большое значение. К «свободным людям» относилось примерно 5–10 % коренного населения Англии. Только высокопоставленные англичане – вероятно, уцелевшие наследники некогда великих семей, сохранившие свои богатства благодаря сотрудничеству с новыми хозяевами-колонизаторами, – «переплелись» с нормандцами.

Почему выходцы из Нормандии были не против принять коренных землевладельцев в свой круг? На то были свои причины. Несмотря на существование писаного английского права, Вильгельм Завоеватель и его наследники считали новую колонию абсолютной tabula rasa с юридической точки зрения и пытались укоренить здесь феодальную систему, подразумевавшую, что вся земля знати взята в личный долг у короля и не обязательно может наследоваться.

Чтобы укрепить свои претензии на землю и защитить себя от загребущих королевских рук, представители англо-нормандской знати приняли примогенитуру – право наследования, согласно которому поместья и титулы передавались только первенцу мужского пола. Это было исключительно редким явлением: во всей остальной Европе титул, а вместе с ним все юридические привилегии наследовали все дети аристократа, дети этих детей – и так далее. В Англии примогенитура создала тесный круг богатых аристократов, чьи младшие сыновья и дочери не обладали ни землями, ни титулами и с точки зрения права ничем не отличались от простолюдинов. Естественно, эти отпрыски нормандских аристократов стремились остаться богатыми во что бы то ни стало – например, вступить в брак с потомками коренных англичан, поддержавших захватчиков. Это значило, что путь в англо-нормандскую элиту был открыт всегда. Во времена Фицнайджела наследник Госпатрика, последнего английского эрла Нортумберленда, женился на нормандке и принял ее фамилию де Невилл. Благодаря этому нормандка осталась богатой, а англичанин вошел в нормандскую элиту.

Колониальная Англия

К 1180 г. английская элита заслужила иное отношение со стороны своих хозяев, сумев резко перестроиться на французский язык и культуру. Это типично для любой колонии. В обычной стране дело обстоит так, как на рисунке справа.

Так было в большинстве европейских стран до Великой французской революции, а во многих – и до Первой мировой войны. Однако в любой колонии – римской, англо-нормандской или в колонии Британской империи – дела обстоят так, как на иллюстрации слева.

«Многие историки отмечают у английской элиты открытость, идущую из Средних веков, – сравнимо с Францией и Германией… С самых ранних времен они были готовы… принять новых людей в свой круг».

Дерек Сэйер, «Выдающаяся администрация: Образование английского государства и подъем капитализма» (A Notable Administration: English State Formation and the Rise of Capitalism), American Journal of Sociology, 1992 г.

Чтобы попасть во французскую элиту, уцелевшие представители английской элиты времен до нормандского завоевания должны были свободно говорить на французском во всех важных общественных и деловых ситуациях. Тем самым они демонстрировали свое отличие от английских простолюдинов.

«Разница между французским и английским языком стала приобретать сословный, а не национальный характер. На французском говорили военачальники и землевладельцы, на английском – солдаты и крестьяне… словом rusticanus пренебрежительно называли крестьянина, не знающего ни одного языка, кроме английского».

Джеймс Холт, «Колониальная Англия 1066–1215» (Colonial England 1066–1215)

Потребовалось больше века, чтобы осознать глубокие последствия событий 1066 г.: у английских простолюдинов – 90 % всего населения – не осталось собственных лидеров. Приобщившись к языку и культуре завоевателей, уцелевшая английская элита навсегда отгородилась от своих соотечественников.

Нет ни литературы, ни вождей, а шансы на выживание в вашей стране зависят от того, можете ли вы выучить язык захватчиков и разговаривать на нем. Ничего подобного никогда не случалось с другими западноевропейскими нациями. Если мы не обратим внимания на цену «входного билета» в правящие классы, установившуюся в Средние века, – а также на возможности, открывающиеся перед теми, кто мог и хотел заплатить эту цену, – мы упустим один из ключевых факторов, сделавших Англию такой, как она есть сейчас – не лучше и не хуже.

Французское влияние на английское законодательство

Вплоть до правления Генриха II в местных судах использовался и французский, и английский язык в зависимости от того, кто стоял перед судьей. Генрих изменил все, учредив Королевские ассизы – странствующие суды, которые должны были обеспечить быстрое отправление правосудия. В 1166 г. была принята Кларендонская ассиза (на латинском языке), где впервые появляется самый известный атрибут английского права – жюри, в которое избираются «двенадцать наиболее влиятельных рыцарей округи». Королевские ассизы оказались быстрыми и эффективными, так что они стали активно распространяться, причем делопроизводство в них велось всегда на французском языке. Таким образом, от поколения к поколению английские простолюдины, представ перед законом, получали явственное напоминание о том, что в собственной стране они стали гражданами низшего класса.

Генрих II (слева) лицом к лицу со своим могущественным архиепископом Томасом Бекетом. Из «Книги законов древних королей» (Liber Legum Antiquorum Regum). Британская библиотека, Cotton MS Claudius D. II, f.73

Король и Церковь

Единственным настоящим ограничителем королевской власти в средневековой Европе была Церковь. Генрих II считал, что нашел идеально покорного своей воле церковника в Томасе Бекете, англонормандце скромного происхождения, наделенном, однако, умом и талантом и сумевшем быстро подняться наверх в колониальной Англии. В 1162 г. Бекет стал архиепископом Кентерберийским. Но этот скромный функционер, заняв прочное положение в огромной общеевропейской организации, и не подумал повергать английскую церковь к ногам короля, а, напротив, стал защитником ее прав. В конце концов в 1170 г. у Генриха (как обычно находившегося в Нормандии) случился один из его знаменитых припадков ярости. Он орал: «Что за жалких трутней и предателей вскормил я на своей груди и в своем доме, почему они позволяют, чтобы какой-то низкорожденный священник так обходился с их господином?» В Кентербери тут же отправились четыре рыцаря и убили Бекета в его собственной церкви. Вся Европа ужаснулась, Генриха заставили принести публичное покаяние. Открытое столкновение в результате сложилось в пользу церкви.

Итогом этого эпизода стала могущественная и уверенная в себе английская церковь, тяготившаяся властью монарха и готовая (что было весьма необычно для Европы того времени) идти на союз с аристократией против короны. Сорок лет спустя этот фактор окажется решающим.

Слишком далекий остров

Генрих ввязался в политическую авантюру, которая будет веками оказывать отрицательное влияние на английскую политику. В 1169 г. валлийский пограничный лорд граф Пембрук по прозвищу Стронгбоу (Крепкий Лук) получил предложение принять участие в гражданской войне в Ирландии и в результате ряда успехов был уже, казалось, готов основать собственное англо-нормандско-ирландско-валлийское государство.

До того ни римляне, ни бритты, ни англосаксы, ни нормандцы не пытались завоевать Ирландию, но Генрих не мог этого стерпеть. Он самолично отправился в Ирландию в 1171 г. и потребовал принести ему феодальные клятвы, а затем назначил своего любимого четвертого сына Иоанна владетелем Ирландии. Теоретически Ирландия была завоевана еще до Шотландии и Уэльса, и Генрих собирался сделать Иоанна ирландским королем, если бы удалось привлечь на свою сторону папу римского. Однако местные ирландские короли оказали сопротивление, а Иоанн вызвал у всех ирландцев и нормандцев в Ирландии страшное возмущение, так что план пришлось оставить.

Тем временем старший сын Генриха Ричард восстал против отца с оружием в руках и совершал набеги на его французские владения, пока не был публично признан наследником (а частным образом проклят). В 1189 г. совершенно истощенный король, сумевший сделать Англию полностью французской, умер в своем настоящем отечестве, в Шиноне.

Дьявол на свободе

Ричард I писал стихи и на французском, и на нормандском наречии, умел читать по-латыни, но нет никаких свидетельств, что понимал по-английски, а не то чтобы говорить. Лишь семь месяцев своего десятилетнего правления он провел в Англии, которой пользовался только лишь как дойной коровой для Крестовых походов, распродавая королевские владения, чтобы наполнить золотом сундуки, в шутку приговаривая, что продал бы и сам Лондон, если бы только нашелся покупатель.

Когда все ресурсы короны закончились, чиновникам Ричарда пришлось вводить особые налоги и пошлины (таково современное историческое обоснование историй о Робин Гуде). Вскоре аристократия восстала против его низкорожденного местоблюстителя Гийома Лоншана. В 1191 г. Лоншан попытался покинуть страну, переодевшись бедной торговкой старьем. Его разоблачили после того, когда кто-то все же спросил, сколько стоит товар: канцлер Англии и епископ Эли не знал по-английски ни слова. Меж тем Ричард в ходе Крестового похода потерпел кораблекрушение и оказался в плену у императора Священной Римской империи. Император потребовал выкуп в 100 тысяч марок. Брат Ричарда Иоанн и французский король Филипп II предлагали 80 тысяч, чтобы оставить его в заточении, однако королевским чиновникам в Англии удалось найти полную сумму, так что его все-таки выпустили. 4 февраля 1194 г. Филипп послал Иоанну предупреждение: «Берегись, дьявол на свободе!»

Ричард, однако, простил Иоанна и последние пять лет своего правления занимался тем, что взимал с англичан еще больше налогов. После его смерти в 1199 г. Иоанн, который, будучи четвертым сыном, не мог иметь реальных шансов на престол, переправился через Ла-Манш с небольшой армией и провозгласил себя королем наполовину обанкротившейся Англии, хотя на самом деле первоочередные права на престол имел его несовершеннолетний племянник Артур Бретонский.

Дорога в Раннимид

Иоанн практически узурпировал власть, а Ричард оставил в наследство пустую казну, что ставило нового короля в слабое положение. Король Франции, используя Артура в качестве козыря, шантажировал Иоанна, требуя уступить территорию. Постепенно началась настоящая война, и, хотя Иоанн сумел похитить Артура (юноша впоследствии таинственным образом исчез), к 1204 г. он потерял все свои французские владения. Этот год можно считать датой появления чисто «английской» (Engleis) аристократии в Англии, которая, однако, по-прежнему говорила по-французски.

Схватка французской и англоимперской конницы в Бувине (1214). Фрагмент из «Больших французских хроник», Royal G VI f 343v

В течение десяти следующих лет Иоанн не оставлял попыток (предполагавших, как обычно, взимание налогов с англичан) вернуть свои утерянные французские земли. В 1214 г. он сделал ставку на решающую битву, союзником в которой стал император Священной Римской империи Оттон IV. Иоанн ограничился материальной поддержкой и не явился на эпохальную битву при Бувине. Тот день стал триумфом французской конницы и провозгласил рождение новой Франции, а также послужил предпосылкой одного из величайших событий в английской истории.

«Дорога из Бувина в Раннимид была прямой, короткой и неотвратимой».

Джеймс Холт

Когда европейские планы Иоанна потерпели крах, бароны при поддержке мощной и независимой английской церкви приперли его к стенке в Раннимиде в июне 1215 г. и заставили подписать документ, получивший известность как Великая хартия вольностей.

«По всему документу проходит мысль о том, что закон превыше короля и даже король не должен преступать его».

Уинстон Черчилль

Великая хартия вольностей

Многие параграфы Великой хартии вольностей связаны с позабытыми ныне финансовыми спорами между королем и знатью. Некоторые из них имеют для нас наибольшее значение.

1. Гарантируется, чтобы «английская церковь была свободна и владела своими правами в целости и своими вольностями неприкосновенными» независимо от короля. Этот первый параграф показывает, какую важную роль играла церковь в ограничении монархии.

14. Повышение налогов возможно только через «общий совет королевства», состоящий из крупных землевладельцев. Здесь уже виден зародыш будущего парламента.

20. Штрафы должны быть пропорциональными и налагаться только «на основании клятвенных показаний честных людей из соседей». Это радикальный шаг, показывающий, что незнатные люди тоже могли теперь свидетельствовать на суде.

39. Весьма важно, что «ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо [иным] способом обездолен, и мы не пойдем на него… иначе, как по законному приговору равных его [его пэров] и по закону страны».

56–59. Здесь речь идет о правах валлийцев и шотландского короля – они поддержали восстание против короля Иоанна. Помимо всего прочего, Великая хартия вольностей подтверждает, что Уэльс и Шотландия – отдельные государства.

60. «Все в нашем королевстве, как миряне, так и клирики, обязаны соблюдать [положения хартии], насколько это касается их в отношении к их вассалам»^[15]. Это подразумевает некую идею всеобщего правосудия для всех англичан.

Наконец, Приложение А было поистине радикальным: бароны и «община всей земли» имели право «ограничивать и стеснять» короля в случае, если он нарушит хартию. Впоследствии это право перешло к парламенту.

Хартия была составлена на латыни и сразу же переведена на повседневный язык английских баронов – французский: «Дано рукою нашею на лугу, который называется Раннимид». Письменного английского текста хартии не существовало до 1534 г. До этого времени, если вы (или ваши юристы) не умели читать на латыни или на французском, Великая хартия вольностей вас никак не касалась.

Иоанн совершенно не собирался соблюдать условия хартии. Первым делом он убедил папу ее аннулировать, а затем наводнил английские земли «наемниками с севера Франции». Бароны в ответ призвали короля Франции спасти Англию от нашествия иноземцев. Принц Людовик тут же выслал авангард рыцарей в Лондон в конце 1215 г., а на следующий год уже осуществил вторжение с основными силами, высадившись в Танете. Иоанн бежал в Винчестер, а Людовик был провозглашен (хотя и не коронован) королем Англии.

Враждующие стороны все еще воевали (главным образом война состояла из долгих осад – например, Рочестера и Дувра), когда Иоанн умер от дизентерии. Матвей Парижский, монах и хронист, подвел такой итог его правлению: «Ужасен ад, но с попаданием туда Иоанна он стал еще ужаснее».

Чужестранцы против натурализовавшихся

Сыну Иоанна Генриху было всего девять лет, когда в 1217 г. он стал королем и значительная часть Англии все еще была под контролем французов. Его престол спасла победа над Людовиком при Линкольне. Советники короля-мальчика быстро издали переработанный вариант Великой хартии вольностей. В 1225 г. Генрих, уже достаточно взрослый, чтобы править, снова утвердил ее – по собственной инициативе, в обмен на налоги. С этого времени Великая хартия вольностей приобрела характер конституционного Священного Писания – причем буквально, потому что епископы объявили, что тот, кто нарушит ее, будь то даже сам король, будет отлучен от церкви. Уникальная традиция, ведущая свое туманное происхождение со времен Этельреда и Кнута, была наконец зафиксирована на пергаменте: даже самому королю Англии нужно соблюдать закон.

При Генрихе III Англия стала еще более французской. Новое Вестминстерское аббатство (начало строительства – 1245 г.) было заложено в честь Эдуарда Исповедника, пригласившего себе на помощь людей, говоривших по-французски, и создавалось по образцу новейших французских соборов. Разнообразные родственники Генриха и их подручные беспрерывно переправлялись через Ла-Манш. В Англии началась гражданская война между враждующими группами французов, которые по-разному произносили французские слова, – вот почему в английском языке закрепились такие пары слов, как guardian / warden (страж) и gallop / wallop (мчаться). Родившихся в Англии французов, называемых словом natureus, возглавлял Симон де Монфор. У них было одно большое преимущество перед соперниками – estranges aliens: они могли разговаривать с местными жителями. И этим преимуществом они пользовались. Когда де Монфор заставил Генриха принять Оксфордские провизии (1258), по всей стране были разосланы письма, в которых объяснялась суть соглашения. Впервые с 1067 г. (и в последний раз на долгие годы) английский люд услыхал, как слова правителей зачитываются не только на французском, но и на английском языке.

Et se nul v nus viegnent encunt ceste chose nus voulons et comandons ke tuz nos seaus et leaus le teignent a enemi mortel (французский язык XIII века).

And gif oni other onie cumen her ongenes we willen and hoaten that alle ure trewe heom healden deadliche ifoan (английский язык XIII века).

«И если один или несколько человек нарушат эти условия, мы будем считать таковых своими смертельными врагами и повелим считать так же всем верным нам людям».

Расчленение Симона де Монфора 4 августа 1265 г. в бойне при Ившеме. «Хроника Роффенсе». Британская библиотека, G70106–93; Cotton Nero D. II, f.177

Оксфордские провизии ставили короля в зависимость от Совета пятнадцати и требовали созыва парламента трижды в год. Согласно официальному сайту парламента, это была самая радикальная реформа до ареста и казни короля Карла I.

Генрих отошел от условий соглашений, и разразилась война. В 1264 г. армия де Монфора, частично состоявшая из лондонских обывателей, одержала разгромную победу в битве при Льюисе, взяв в плен и Генриха III, и наследника престола принца Эдуарда. Впервые с нормандского завоевания мы слышим радостные политические высказывания на английском языке. Создатель «Песни против короля Германии» (1264) весело представляет, как Эдуард без шпор скачет «во весь опор к Дувру», научившись впредь держать свое слово.

Де Монфор разрешил плененному Генриху оставаться королем, но теперь все его решения должны были одобряться парламентом. Но, когда Эдуарду удалось бежать и собрать армию из недовольных дворян, де Монфор был обречен. В битве при Ившеме 4 августа 1265 г. рыцарским доблестям того времени пришел конец. Де Монфор осмелился собрать армию из простых людей и потому считался обычным мятежником. Его казнила команда из двенадцати человек, которые буквально разрезали его тело на кусочки. Практически всех его сторонников умертвили на месте. Сам Генрих III, бывший узником де Монфора, чудом избежал гибели: на нем не было знака, которым принц Эдуард решил отметить своих людей, – креста Святого Георгия. Национальное знамя Англии появилось после поражения первого с 1066 г. человека, который обратился к англичанам на английском.

Пределы власти: Эдуард I

Королевская власть, казалось, восстановилась до такой степени, что Эдуард I попытался в последний раз восстановить феодализм в чистом виде. Бароны остались лояльными, но воспротивились попытке отмены Великой хартии вольностей: ему пришлось согласиться с тем, что любой, кто владел землей на момент восшествия на престол Ричарда I в 1189 г., по закону неприкосновенен, даже со стороны короля (отсюда берет свое начало выражение «с незапамятных времен»). С этого момента дом англичанина действительно стал его домом и крепостью, а не временным пожалованием короля.

Не добившись успеха дома, Эдуард обратил внимание на иностранные дела. В 1278 г. он направился в Гластонбери, чтобы присутствовать на открытии предположительной могилы короля Артура, а затем стал претворять миф об артуровской «Британской империи» в жизнь. В 1282–1283 гг. он провел обширную, методичную и безжалостную кампанию в Уэльсе. Победа была увековечена в камне: военный архитектор Жак де Сен-Жорж из Савойи построил крупнейшую в мире линию замков за колоссальные деньги. Эдуард частично компенсировал расходы, изгнав в 1290 г. из Англии всех евреев и объявив, что все деньги, которые люди ранее были должны евреям, теперь следует вернуть ему самому.

Попытка Эдуарда I сокрушить последний рубеж обороны романизированных бриттов

Затем король обратил свой взгляд на Шотландию. Войны Эдуарда на севере и западе несколько повысили статус англичан, поскольку ему требовалось огромное количество пехотинцев. Теперь эти люди стали второй по значению группой сразу после франкоязычной элиты. Это предложение напоминало то, которое сами англичане через несколько веков сделают сикхам и гуркхам: «Да, мы завоевали вас, но, если вы будете воевать за нас с вашими старыми врагами, мы возвысим вас над ними».

Запись о кампании Эдуарда I 1294 г. в «Хронике Лэнгтофта» открывается прекрасным образчиком антиваллийской и антишотландской риторики, причем на французском языке.

Gales soit maldit de Deus e de Saint Symoun! Car tuz jours ad este pleins de tresoun. Escoce soit maldit de la Mere De!

«Да будут прокляты валлийцы во имя Господа и святого Симеона! Ибо всегда они коварны и лелеют измену. Да будут прокляты шотландцы во имя Богоматери!»

Однако в нескольких местах Лэнгтофт вкрапляет в свой французский язык слова, которые он, вероятно, услышал от английских пехотинцев Эдуарда I.

The fote folke puth the Scotes in the polke, and nakned their nages.

«Пехотинцы заткнули шотландцев за пояс и обнажили их задницы».

Французский был языком конницы, английский – языком пехотинцев, fote folke (как, вероятно, они себя и называли). И они это знали. Постоянное, ежедневное присутствие элиты, носителей чуждой культуры, из поколения в поколение напоминало им об их великой национальной травме. Подчинение Англии эмоционально описывал Роберт Глостерский (ок. 1290 г.).

Однако англичане все равно были готовы воевать со своими соседями под руководством франкоязычных офицеров – пращуров тех «рупертов»^[16], которых нынешние английские солдаты тайно презирают, хотя и подчиняются им.

Огромные расходы на борьбу с валлийцами и шотландцами предоставили возможность проявить себя уникальному изобретению английской элиты – парламенту. Если бы Англия была нормальной страной с собственным правящим классом, Эдуард мог бы попытаться усмирить аристократию, дав крестьянам (которых легче было бы обложить налогами) права на землю. Именно это и случилось во Франции того времени. Но Эдуард, будучи франкоязычным королем, вряд ли мог прибегнуть к помощи англоязычных крестьян против собственной франкоязычной знати. Он признал необходимость вести с нею переговоры – parley. Так называемый Образцовый парламент 1295 г. уже имел знакомые нам очертания.

«Во Франции помещик проиграл; крестьянин выиграл. В Англии помещик победил; крестьянин проиграл».

Роберт Морьер

Несмотря на все бесчисленные затраты, Эдуарду так и не удалось завоевать Уэльс. А когда в 1307 г. он лежал на смертном одре в своем походном лагере в Камбрии, до него дошли новости, что его войска разбиты в Шотландии Робертом Брюсом. Войны Эдуарда I придали новый импульс национализму всех трех британских наций, «оставив после себя глубокое ощущение разделения, которое длится с его времени и поныне», как пишет историк Марк Моррис. Благодаря войнам парламент активно включился в управление Англией.

Законы, которые может принять сообщество королевства: Эдуард II

В 1308 г. Эдуард II был коронован, причем не на латинском, а на французском языке. Дело было в том, что его бароны хотели услышать от него самого совершенно новые обязательства на повседневном языке. Оно до сих пор присутствует в коронационной присяге: король соглашался соблюдать законы, которые еще не существовали, но могли быть приняты сообществом королевства – парламентом.

Sire, grauntez vous a tenir et garder les leys et les custumes droitureles les quiels la communaute de vostre roiaume aura eslu?

«Сир, обязуетесь ли вы соблюдать и защищать праведные законы и обычаи, которые изберет сообщество вашего королевства?»

Эдуард не смог понять, куда дул ветер. Он осыпал титулами и деньгами своего гасконского фаворита Пирса Гавестона, пока в 1312 г. бароны не подняли открытое восстание и не убили Гавестона возле замка Кенилворт. Вскоре на короля обрушились и другие несчастья. Шотландцы уничтожили намного более многочисленную армию Эдуарда при Баннокберне в 1314 г. В 1320 г. его войска потерпели позорное поражение во Франции; чтобы сохранить их, ему пришлось приехать к королю Франции и принести ему личный оммаж.

Во время поездки у королевы Изабеллы начался роман с Роджером Мортимером. Она отказалась возвращаться домой с Эдуардом и организовала очередное вторжение в Англию из-за Ла-Манша. Эдуард был взят в плен, а в 1327 г. был убит – чудовищные подробности убийства обсуждаются до сих пор. Изабелла и Мортимер оказались фактическими правителями Англии. Вскоре они вступили в разногласия с юным королем, и в 1330 г. семнадцатилетний Эдуард III вместе со своими сторонниками подстерег Мортимера в Ноттингемском замке и казнил его. Так началось собственное правление Эдуарда III, которое продлилось небывалых сорок семь лет.

Столетняя война

К 1346 г. Эдуард III, заключив мир с шотландцами и получив контроль над Ла-Маншем после великой морской битвы при Слюйсе (1340), был готов предъявить свои права на французский престол и осуществить масштабное вторжение. В битве при Креси (1346) английские и валлийские лучники, вооруженные длинными луками, скосили французскую конницу. Через десять лет при Пуатье (1356) Черный принц, сын Эдуарда III, снова обратил ее в бегство.

«Когда английские лучники увидели, что происходит, то сделали один шаг вперед и выпустили свои стрелы, которые стали падать и сыпаться на генуэзцев столь густо, что это напоминало снег»^[17].

Фруассар, «Хроники 1340–1350»

Теперь, когда французские войска стали откровенно бояться решительных сражений, Франция превратилась в охотничий надел для целого поколения английских грабителей и мародеров. Десятилетия войны против Франции сделали свое дело: английская знать посчитала странным говорить по-французски в присутствии своих солдат, и именно в это время она (за исключением самого короля и его двора) наконец перешла в повседневном обиходе на английский язык. Однако главными причинами перехода на английский язык оказались естественные причины.

Чума: посчастливилось немногим

Черная смерть (как ее называли тогда) скосила от 30 до 45 % населения Англии в 1349–1350 гг. После этого она снова возвращалась в 1361–1364, 1368–1369 и 1371–1375 гг. К концу четвертой эпидемии население сократилось вдвое и восстановилось только через двести лет.

«В 1300 г. рыцарь мог повелеть изобразить себя на надгробном камне в виде юного воина в расцвете сил; к 1400 г. в моду вошли изображения скелетов и гниющей плоти – напоминание о человеческой смертности», – пишет Барбара Такман в книге «Далекое зеркало». «Пляска смерти»: из Нюрнбергской хроники, 1493 г. Библиотека католической семинарии Страсбурга (© Claude Truong-Ngoc / 2013 Creative Commons)

Однако собственности чума не вредит. Выжившие богачи стали еще богаче, получив неожиданное наследство. Они выказывали свою благодарность многочисленными дарами церкви, что привело к созданию новых великолепных архитектурных шедевров – например, первого веерообразного, или нормандского, свода в Глостерском соборе.

Веерообразный свод. Глостерский собор, 1351 г. (© Zhurakovskyi / 2016 Creative Commons)

Настоящими же победителями стали счастливые уцелевшие представители англоязычного крестьянства. Мы должны представлять себе средневековое английское деревенское общество на двух различных уровнях. Франкоязычные хозяева поместий нуждались в доходе со своих владений; им не было дела до того, что за англоязычные крестьяне ходят у них в арендаторах – лишь бы ренту платили. Но в среде самих англоязычных крестьян удача, трудолюбие и хитрость привели к созданию собственной внутрисословной системы.

«Когда крестьянин покидает поместье или умирает без наследников, другие арендаторы устраивают своего рода земельный аукцион и выкупают его землю… [таким образом] появляются крестьяне более богатые и преуспевающие, чем их соседи».

Ричард Генри Тоуни, «Аграрная проблема в XVI веке» (Agrarian Problem in the Sixteenth Century)

Как и аристократы, зажиточные крестьяне вступали в браки, образуя своеобразные кланы. Если половина такого клана умирала от Черной смерти, выжившие становились в два раза богаче и внезапно образовывали новый сельский средний класс.

Однако даже беднейшие крестьяне извлекли выгоду из Черной смерти, потому что в земле не было проку без людей, готовых на ней работать. Крестьян стало меньше, и их заработки значительно увеличились.

«Они отказываются служить знатным людям и прочим, пока не получат стол [то есть бесплатное питание и питье] и заработки вдвое или втрое больше прежнего».

Статут о рабочих, 1351 г.

В сезон уборки урожая в 1349 г. жнец мог требовать 8 пенни в день и бесплатное питание, в то время как корову можно было купить за шиллинг. Правительство пыталось установить потолок зарплат с помощью драконовских мер, но обуздать рынок в новых условиях было невозможно. Везучие фермеры, которым привалило неожиданное наследство и которые имели множество трудоспособных родственников (готовых работать за стол и кров), стали так процветать, что могли брать в аренду земли знати, которые были не по карману самим аристократам, вынужденным выплачивать заработки налич- ными.

Наследства, новые аренды, сдачи внаем земельных участков – все это подразумевало создание юридических документов. Впервые за почти что триста лет появились англичане простого происхождения, которые были готовы вести юридические дела и платить за них. В 1362 г. Акт о судопроизводстве постановил, что все судопроизводство в государственных судах должно вестись на английском языке. При этом сам Акт был написан на французском, и на практике английские юристы его попросту игнорировали; через полстолетия после чумы расценки на услуги авторов юридических текстов на французском подскочили до небес.

Так или иначе новый статус английского языка был официально признан и сформулирован в следующем лапидарном виде.

«Ученые и невежи, старые и молодые, все понимают английский язык».

«Зеркало жизни» (The Mirror of Life), ок. 1350–1375 гг.

Однако здесь подразумевалось именно то, что написано. Даже если «все понимают» английский язык, любой, кто хотел чего-то добиться, все равно должен был говорить на французском.

«Детей в школах, вопреки тому, что происходит у всех остальных народов, заставляют отказаться от своего родного языка, на занятиях и во все остальное время используется французский. Так происходит со времен прихода нормандцев в Англию. Детей дворян учат говорить по-французски прямо с колыбели… а состоятельные простолюдины, стремясь уподобиться знати, с усердием изучают французский, чтобы о них лучше думали».

Джон Тревиза

А что же обычные англичане, которые не могли позволить себе отказаться от собственной культуры и не хотели во всем подражать высшим классам? Поэма Уильяма Ленгленда «Видение о Петре-пахаре», написанная на английском около 1380 г., содержит, вероятно, самое раннее литературное упоминание Робин Гуда. Судя по всему, англичане из поколения в поколение передавали великую сагу о сопротивлении своим франкоязычным хозяевам, мечтая вернуть Добрую Старую Англию, которая существовала до нормандского нашествия. И вот спустя поколение после Черной смерти и через три века после нормандского завоевания они попытались воплотить свои мечты в жизнь.

Английское восстание

Эдуард III умер в 1376 г., и его десятилетний внук был коронован как Ричард II. Знать, возглавляемая дядей нового короля Джоном Гонтом, попыталась вернуть дни до Черной смерти, внедряя в своих поместьях старинные феодальные обычаи, подразумевавшие бесплатный труд, чтобы не платить по новой, более высокой цене. Однако Черная смерть создала новый класс англичан – богатых и даже грамотных, однако с юридической точки зрения все еще крестьян. Теперь их заставляли бесплатно работать на местного аристократа, в соответствии с французскими или латинскими законами. То, что некогда казалось неизбежным, теперь вызывало возмущение.

В результате среди английских простолюдинов появились вожди, воспитанные в их среде и в буквальном смысле говорившие на их языке. Последней соломинкой стал подушный оклад, введенный в 1381 г. Восстали не беднейшие англичане, а жители самого богатого уголка Англии – Юго-Востока.

«Весьма быстро собралось вместе до [пяти] тысяч простолюдинов и земледельцев… они обезглавливали всех юристов, судей и других людей права, каких только могли найти… они стремились сжечь и уничтожить все записи, свидетельства, судебные постановления… Так поступали они и в Вестминстере, где они вломились в казначейство и уничтожили старинные счетные книги и другие записи».

Холиншед, «Хроники»

Восставшие избрали своей мишенью юристов, правовые акты и записи, то есть делопроизводство, осуществлявшееся на иностранных языках. Джон Уиклиф, ученый из Оксфорда и лидер еретиков-лоллардов, требовал перевода Библии на английский язык и национализации церкви «здесь в Англии». Проповедник Джон Болл, освобожденный восставшими из тюрьмы, вопрошал в Блэкхите: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?»^[18]

Порядок в Лондоне пошатнулся, и король Англии был вынужден впервые с 1066 г. лично обратиться к своим подданным на английском языке. Уот Тайлер, лидер восставших, явился на встречу с Ричардом II не пешком, но верхом: пехота, fote folke, теперь уселась в седло. Тайлер даже попытался взять короля за руку и назвал его братом. Лорд-мэр Лондона не смог этого стерпеть и убил Тайлера. В момент крайней опасности Ричард смог исправить ситуацию, отделившись от своих людей и обратившись к толпе.

«Он направился к мятежникам, готовившимся отомстить за смерть своего вождя, и сказал: “Чего вы хотите, джентльмены? У вас нет другого вождя, кроме меня. Я король ваш, успокойтесь”».

Фруассар, «Хроники»

Ричард почувствовал: гнев восставших направлен не на короля. Они ненавидели наполовину чужеземную знать, хотели слышать Библию и читать законы на родном языке и на нем же говорить с властью. Они хотели отменить итоги нормандского завоевания. Так что, когда молодой король выехал вперед и обратился к ним на английском языке да еще назвал их джентльменами, ему поверили – и впоследствии (разумеется) были горько разочарованы.

Ричард сохранил свою власть, но все уже не могло оставаться как раньше, потому что неспокойным было не только английское крестьянство. Аристократия из числа Engleis начала терять единство, притом делала это очень по-английски.

Времена меняются

С 1066 г. франкоязычная элита придала определенное культурное единство стране, в которой простолюдины с Юга и с Севера с трудом понимали друг друга.

«Кажется удивительным, насколько английский язык, родной для англичан, по-разному звучит в разных частях острова. Язык в Нортумбрии и особенно в Йорке настолько резок, тяжел, груб и неотчетлив, что мы, жители Юга, с трудом способны его понять».

Джон Тревиза, 1385 г.

Портрет Ричарда II, 1395 г. Вестминстерское аббатство, Лондон. После опасной ситуации 1381 г. он, чтобы снискать популярность, принял герб, предположительно восходящий к Эдуарду Исповеднику, и тем самым стал первым королем после Эдуарда, сознательно сыгравшим на различиях между английским Севером и Югом

Однако к XIV в. древнее разделение Англии затронуло и франкоязычную элиту. Герольды разделили гербы английской знати на гербы Норроя (Северное королевство) и Сурроя (Южное королевство, впоследствии Кларансо), проведя границу по реке Трент. В Оксфорде и Кембридже та же река делила студентов на «южан» и «северян», при этом каждая «нация» (как их называли) имела собственное управление.

После завоевания нормандцы, казалось, смогли преодолеть этот разрыв, и амбициозные англичане всегда старались подражать дворянам. Но с начала XV в. ситуация вновь изменилась.

«Сейчас, в год Господа нашего тысяча триста восемьдесят пятый, джентльмены уже перестают учить своих детей французскому языку».

Джон Тревиза

Франкоязычная культура элиты быстро ослаблялась, а более древние силы Англии начинали поднимать голову. Ричард набрал личную армию из валлийских лучников Чешира и в 1398 г. в Ноттингеме объявил, что не доверяет «людям из Лондона и из семнадцати графств, что рядом» (иными словами, Южной Англии). Несмотря на то что они ему выплатили огромную сумму, чтобы защититься, он собрал большую армию и «уничтожил их». В том же году он изгнал и лишил наследства своего двоюродного брата Генри Болингброка и присвоил себе обширные имения Ланкастеров, чтобы закрепить свою власть на Севере.

Юг, разумеется, теперь был враждебен по отношению к королю. Болингброк воспользовался тем, что Ричард отлучился в Ирландию, и вернулся, созвав множество людей под свои знамена. К моменту, когда Ричард вернулся, желающих поддержать его не нашлось. Он сдался Болингброку, который был коронован как Генрих IV 13 октября 1399 г.

Падение старого порядка

Основания для претензий на престол у Генриха IV были довольно слабыми, и он выступил как популист, обратившись к простым англичанам: первый раз со времен Эдуарда Исповедника церемония коронации проходила на английском языке. Затем он велел прочесть на английском языке «Записи о процессе низложения Ричарда II», изначально созданные на латыни.

Коронация Генриха IV, первого откровенного узурпатора со времен нормандского завоевания, который стал и первым монархом, произнесшим коронационную речь на английском языке. Библиотека Харли, MS No.4679. По книге Чарльза Найта «Старая Англия» (Old England: A Pictorial Museum), 1845 г.

Конечно, это была форменная показуха, поскольку частные письма к знати Генрих писал только по-французски, но она дала плоды. На следующий год, после подавления Крещенского заговора, сторонники низложенного Ричарда II (все еще живого, хотя и находящегося в тюрьме) бежали в Сайренсестер. В их числе были представители высшей знати государства. В прежние годы страх перед нормандцами сковал бы горожан. Но теперь англичане из Сайренсестера схватили луки и всю ночь поливали аристократов градом стрел. На следующий день, проигнорировав приказ короля доставить мятежников на его суд, глостерширцы вывели пленных аристократов за город (пешком, в то время как сами ехали верхом). А там они «отрубили господские головы». Впервые со времен восстания в Дареме в 1069 г. отряд хорошо вооруженных аристократов наткнулся на сопротивление английских простолюдинов, был побежден и истреблен.

Ожидались большие потрясения: порядок, установившийся после нормандского завоевания, пал.

Раздел Англии

Почуяв перемены в воздухе, английские военачальники начали думать о немыслимом. В 1403 г. Мортимеры (легитимные наследники Ричарда II) объединились с могучими Перси, практически неограниченными правителями Нортумберленда, и Оуэном Глендовером из Уэльса, чтобы восстать против Генриха IV. Король с головокружительной скоростью провел свою армию через всю Южную Англию, перехватив северян до того, как они соединились с валлийцами, 21 июля 1403 г. в Шрусбери.

Рисунок Джона Брэдмора, изображающий хирургический инструмент, которым он достал стрелу из черепа принца Хэла. Из книги Брэдмора «Филомена», переведенной на среднеанглийский язык с латыни. Библиотека Харли Британской библиотеки, MS1736 (ff. 6–184v)

Эта битва стала самой важной на английской земле с 1066 г., и история всей нации зависела от крошечных различий в направлении полета стрел. Впервые англичане обратили свои грозные длинные луки друг против друга. Генри Хотспер, сын графа Нортумберленда, был убит, и с его смертью армия северян потеряла запал. Принц Хэл – будущий Генрих V – был ранен ниже глаза, но оставался на поле боя, пока не была достигнута победа. Пяти-шестидюймовый кусок стрелы торчал у него из черепа на протяжении нескольких недель. В итоге его спасла практически невероятная операция, проведенная хирургом Джоном Брэдмором.

После Шрусбери мятежники перегруппировались и заключили в 1405 г. трехстороннее соглашение. Они предполагали ни много ни мало разделить Англию по границам, которые без труда узнали бы соперничавшие англосаксонские короли. Причем это не должно было стать временной мерой: каждый из участников соглашения должен был получить свое королевство «для себя и своих наследников» (sibi et successoribus). В Милфорде высадилась 2,5-тысячная французская армия, чтобы поддержать заговор, но было уже слишком поздно. У Генриха хватило времени разбить северян, после чего Глендовер, Мортимеры и французы попросту сдались.

Трехстороннее соглашение. Границы запланированного королевства Перси в Северной Англии чрезвычайно близки к границам поселений викингов за век до нормандского завоевания. Конечно, заговорщики в 1405 г. об этом не знали. Но это было и не обязательно: все понимали, что Север и Юг отличаются друг от друга

Единство Англии было спасено, но ценой серьезной уступки власти парламенту. Генриху требовалась его помощь во время кризиса, и члены парламента не упустили своего шанса: в 1406 г. палата лордов и палата общин заседали рекордные 139 дней, в том числе впервые – всю ночь. В итоге им удалось заставить короля согласовывать с парламентом даже личные расходы. Генрих отчаянно пытался восстановить королевский авторитет традиционным образом – войной с Францией, но все его кампании заканчивались провалом. Больной и усталый, он умер в 1413 г.

«Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»

Генрих V понимал, что ему необходим дружественный парламент, чтобы осуществить старую мечту о французском престоле^[19]. Он стал выпускать прокламации с просьбами о поддержке – на английском. Этот путь проложил еще его отец на коронации, но теперь язык простых людей достиг нового уровня официального признания.

«Использование английского языка Генрихом V можно считать переломным моментом в его становлении как официального языка Англии».

Джон Фишер, «Становление стандартного английского языка» (The Emergence of Standard English)

Генрих добился разрешения на вторжение, но, казалось, добился на свою голову: французы зажали в угол его небольшую, истощенную болезнями армию при Азенкуре 25 октября 1415 г. К счастью для Генриха, замкнутая аристократическая каста Франции слишком тяготела к безнадежно устаревшей тяжелой кавалерии своих предков, несмотря на недавние поражения от фламандцев и турок. Битва при Креси повторилась – то был новый триумф английских лучников.

Картина, изображающая битву при Азенкуре, создана современником событий. Художник понимал, кто действительно сражался: все боевые действия велись незнатными лучниками, в то время как аристократическая конница осталась практически за сценой. Из «Хроник Ангеррана де Монстреле» (начало XV в.). Национальная библиотека Франции, отдел рукописей, manuscrit Français 2680, folio 208

После этой яркой победы Генрих женился на Екатерине, дочери французского короля. На какой-то момент показалось, что нормандское завоевание повторяется наоборот и что теперь Франция будет управляться англоговорящей элитой. На деле же английских гарнизонов было недостаточно для налогообложения французских граждан, так что затраты на оккупацию пришлось возмещать из английских налогов, и это быстро стало невыносимым. Генрих продолжал сражаться во Франции, когда в августе 1422 г. его настигла смерть, сделав наследником английского престола девятимесячного младенца.

Готовые на любое беззаконие

К середине века, когда память о Жанне д’Арк (ум. 1341) воодушевила французов на сопротивление, позиции Англии стали очень шаткими. Молодого Генриха VI женили на французской принцессе Маргарите Анжуйской в попытках купить мир. Но план не сработал. В 1450 г. последняя английская армия в Нормандии была уничтожена. Разбитые и нищие английские солдаты стали массово возвращаться в разоренную страну.

«Возвращение гарнизонов и армий из-за пролива наводнило Англию рыцарями и лучниками, привыкшими к войне, безнаказанности и мародерству и готовыми на любое беззаконие».

Тревельян

Как и в 1381 г., жители Кента в 1450 г. снова восстали и под руководством Джека Кэда заняли Лондон. Генрих VI бежал в Кенилворт, и за три дня в Лондоне Кэд поставил весь общественный уклад с ног на голову.

«Указанный главарь ездил верхом по городу с обнаженным мечом в руке… у него была пара позолоченных шпор, позолоченный шлем и наряд из синего бархата, как будто бы он лорд или рыцарь, тогда как он был самый обычный негодяй».

«Английская хроника 1377–1461 гг.» («Хроника Дэвиса»)

Кэд сетовал, что «лживые советчики» короля Генриха привели Англию к катастрофе: «простые жители разорены, море потеряно, Франция потеряна, сам король так обнищал, что не может заплатить за свое мясо и вино». В качестве решения Кэд предлагал Генриху опереться на «высокородного и могущественного принца» Ричарда, герцога Йоркского. Проблема, однако, была в том, что Ричард, будучи прямым наследником Эдуарда III как по отцовской, так и по материнской линии, сам имел серьезные претензии на трон. Казалось, что его час пришел, когда город Бордо, остававшийся английским на протяжении трехсот лет, был потерян летом 1453 г., а за ним и вся Аквитания. Теперь английским владением на континенте оставался только Кале. Услышав эту новость, Генрих VI буквально сошел с ума. Йорк попытался интригами захватить власть, но тут, ко всеобщему удивлению, в октябре 1453 г. Маргарет родила Генриху сына, а сам король, похоже, вернул себе рассудок.

Столетняя война за Францию была проиграна, и немедленно началась тридцатилетняя битва за Англию.

Север против Юга: Война Алой и Белой розы

За пятьдесят лет до того южные Мортимеры и северные Перси планировали разделить между собой Англию. Теперь их наследники стали смертельными врагами в войне за обладание всей страной – по обе стороны от Трента. В 1455 г. в первой битве при Сент-Олбансе Ричард Йоркский (наследник Мортимеров) и Ричард Невилл (он же граф Уорик, «делатель королей», достаточно могущественный на Ююге, но также и единственный соперник самовластию Перси на Севере) выступили против короля и нортумберлендских Перси.

На первый взгляд все это выглядело как едва ли не случайная последовательность альянсов, вендетт и предательств, но, когда грянула война, подноготная противостояния стала более очевидной. Поскольку родовое гнездо Йорков находилось (как ни странно) в Валлийской марке, коренные валлийцы выступили на стороне Ланкастеров (именовавшихся так, поскольку их родовым гнездом было крупное герцогство Ланкастерское). Английский эрл 1051 г. легко бы понял все, что происходит: лорды Севера и Уэльса снова бились с лордами Юга за Лондон и престол.

К 1461 г. все уже рассматривали Ланкастеров как представителей Севера. Когда королева Маргарита появилась под Лондоном после своей великой победы при Сент-Олбансе 17 февраля 1461 г., лондонцы так испугались ее солдат-северян, что закрыли перед нею город.

«Тогда король Гарри, вместе со своей королевой Маргаритой и северянами, снова отправились домой, на север; по пути домой северяне причиняли неисчислимый вред, грабя людей, забирая у них телеги, повозки, лошадей и скот».

Из «Хроники Брута», написанной до 1471 г.

Южане преследовали Маргариту и ее северную армию, переправившись через Трент. На битву при Таутоне 29 марта 1461 г. обе стороны призвали всех, кого могли: 35 тысяч выступило на стороне Йорков, 40 тысяч – за Ланкастеров. Культурный и языковой разрыв, существовавший между этими людьми, отлично показывает знаменитый анекдот от Уильяма Кэкстона, английского первопечатника.

«Несколько купцов-северян попали в штиль у побережья Кента и сошли на берег в поисках провизии. Один из них, торговец шелком по имени Шеффилд, зашел в какой-то дом и спросил мяса и в особенности яиц. А хозяйка дома ответила, что не понимает по-французски».

Уильям Кэкстон, 1490 г.

Пехотинцы с Севера и Юга, выстроившиеся друг напротив друга при Таутоне, с трудом друг друга понимали. И вели их уже не соперничающие представители франкоязычной элиты, которые могли сколько угодно обманывать англичан, но в конечном счете желали держать жителей колонизованной страны под контролем. Теперь все аристократы говорили по-английски и действовали по образцу старых англосаксонских властителей, опиравшихся на местных жителей и намеревавшихся не просто победить, но стереть с лица земли своих оппонентов. Казалось, что не было ни 1066 года, ни конницы.

«Эта война полностью разрушила средневековый рыцарский кодекс… Только за 1460–1461 гг. двенадцать аристократов были убиты на поле боя, а шестеро обезглавлены; так погибла треть английских пэров».

Эд Уэст, «Мое королевство за коня: Война Алой и Белой розы» (My Kingdom for a Horse: The War of the Roses)

На старинной границе между Севером и Югом уже все было готово для самого кровавого дня в истории Англии.

«К тому времени, когда две армии встретились в битве, которая предполагалась как решающая, в каждой из них считали неприятелей чужаками».

Джордж Гудвин, «Битва при Таутоне» (The Battle of Towton), History Today, 5 мая 2011 г.

Погибло около 20 тысяч англичан, в то время как все население страны тогда ненамного превышало два миллиона. Представьте себе, что сейчас в непосредственном столкновении за один-единственный день погибло бы 500 тысяч англичан, способных сражаться.

Один из множества черепов, найденных при Таутоне: видны следы яростной рукопашной битвы. Биолого-антропологический исследовательский центр Брэдфордского университета

Победа осталась за Йорками, и эта чудовищная бойня должна была положить конец войне. Однако претендент со стороны Ланкастеров, принц Эдуард, находился во Франции, где король Людовик XI преследовал свои очевидные интересы – заставить англичан сражаться друг с другом. Тут для наследника написал на латыни краткую историю Англии сэр Джон Фортескью. Вот краткая выдержка из нее в версии 1577 г.

Королевство Англия было сначала населено бриттами. После них страной правили римляне. Затем снова ею владели бритты. После них в страну вторглись англосаксы, которые сменили ее название, и Британия стала называться Англией. После этого на некоторое время королевство перешло в руки датчан, затем снова к англосаксам. Но в конце концов страну завоевали нормандцы, от которых происходят и нынешние короли.

Через четыре века после нормандского завоевания, даже когда уже англоязычная элита убивала друг друга, английские короли по-прежнему рассматривали себя как прямых наследников нормандцев.

Принц Эдуард Вестминстерский был жив, а Уорик – Делатель королей по личным причинам сменил союзников, и война продолжалась до тех пор, пока 4 мая 1471 г. при Тьюксбери последняя крупная армия Ланкастеров не была наконец разбита. После битвы состоялись уже привычные казни, и на сей раз в числе казненных был сам принц Эдуард. После его смерти у сторонников Йорков не осталось оснований оставлять в живых как марионетку и его безумного отца Генриха VI. Эдуард Йоркский был коронован как Эдуард IV, и Война Алой и Белой розы была наконец-то (вроде бы) позади.

Солнце Йорка: наконец-то английская Англия?

Как ни странно, войны почти не причинили вреда английской экономике. До них англичане в течение века воевали только во Франции. Воины с обеих сторон знали, что стены замков и городов Англии безнадежно устарели, так что не пытались за ними скрываться, а решали дела битвами в чистом поле. В результате аристократы падали словно кегли, но зато не было крупных осад, а деревни и торговля практически не терпели урона. Об этом с завистью писал французский хронист Филип де Коммин.

«Ни деревни и села, ни их жители почти не пострадали, здания не были сожжены или разрушены. Катастрофы и несчастья падали лишь на голову тех, кто вел войны, – солдат и знати».

Филип де Коммин (цит. по Джону Гиллингему)

Все это изменило соотношение в обществе: больший вес стали приобретать люди неаристократического происхождения, и английский язык наконец сделался допустимым во всех сферах. Появилось достаточно богатых и образованных носителей английского языка, чтобы возник спрос на такие предметы роскоши, как книги – но книг на английском языке было очень мало. В 1473 г. Уильям Кэкстон, английский торговец-полиглот, живший во Фландрии, увидел в деле новейшую немецкую информационную технологию. Он скопировал немецкую машину и отправился с нею не то в Брюгге, не то в Гент, где впервые напечатал книгу на английском языке – «Собрание повествований о Трое», которое сам же и перевел с французского. Три года спустя он перевез свои машины в Лондон и начал штамповать англоязычные книги с невиданной доселе скоростью.

Англия стала более английской, чем в 1015 г. В стране даже развился собственный архитектурный стиль – перпендикулярная разновидность поздней готики, которая впоследствии будет восхищать поклонников отечественной архитектуры:

«Наши мысли уносятся в прошлое… туда, назад, к дерзкому авантюризму начала правления Елизаветы I и тяжелому тюдоровскому материализму, – и наконец находим то, что нужно, во множестве деревенских церквей, под высоким ажурным переплетом в перпендикулярном восточном окне и кессонированным потолком часовни с алтарем… Они говорят с нами на родном английском языке».

Энох Пауэлл, апрель 1961 г.

Однако не было ничего более английского, чем раскол между Севером и Югом, который привел к последнему, совершенно неожиданному этапу Войны Алой и Белой розы.

Самый английский король?

Хотя войны вроде бы закончились, за Севером требовалось присматривать по-особому, и Эдуард IV в 1472 г. назначил своего брата Ричарда Глостера главой нового Совета Севера. Это позволило Ричарду создать мощную опорную базу в Йорке. К 1483 г. он пользовался там поистине королевской властью. Когда в том же году умер Эдуард IV, Ричард возглавил внутридинастический переворот, взойдя на трон под именем Ричарда III. О сыновьях Эдуарда – «принцах в Тауэре» – больше ничего не слышали.

Образ Ричарда III, созданный художником раннетюдоровского времени (слева, 1520 г., Королевская коллекция, Виндзорский замок) и актером Лоуренсом Оливье (справа, заглавная роль в фильме 1956 г. «Ричард III» – экранизации пьесы Уильяма Шекспира, © Granger Historical Picture Archive / Alamy Stock Photo). На обоих изображениях его тело так же перекошено, как и его государство

Самый охаянный король в истории Англии стал первым и единственным, кто заявлял (в документе, известном как Titulus Regius – «Титул короля»), что основывает свои права на общественном мнении и желаниях простых людей. На самом деле, впрочем, общественное мнение разделилось. Южная Англия восстала почти сразу же, и Ричарду все больше пришлось полагаться на воинов-северян.

«Кошка [Кейтсби], крыса [Рэтклифф] и собака [Ловелл] правят Англией при свинье».

Антиричардовская пропаганда тех времен. (Эмблемой Ловелла была охотничья собака, а эмблемой Ричарда III – белый кабан).

Разделение между Севером и Югом в глазах англичан перевешивало любые политические соображения: нелюбовь южан к поддерживавшим Ричарда северянам полностью перевернула расклад сил, сложившийся в 1455–1471 гг., и оживила претензии Ланкастеров.

Новая династия, новая страна, новая элита

В Реннском соборе на Рождество 1483 г. Генрих Тюдор, последняя надежда сторонников Ланкастеров, публично обручился с Елизаветой, дочерью Эдуарда IV и сестрой печально известных принцев. Два года спустя, 1 августа 1485 г., из Арфлера началось второе, и последнее, успешное вторжение в Англию. Войска Генриха высадились в Милфорд-Хейвене в Уэльсе.

Генрих был частично валлийцем, то есть его фактически поддерживали две из трех партий Трехстороннего соглашения 1405 г.: теперь Юг и Уэльс объединились против Севера. Когда армии встретились при Босворте, Ричард почувствовал, что его союзники колеблются. Он поставил все на прямую атаку лично на Генриха, который находился среди своих французских наемников, однако ведущий военачальник Ричарда, сэр Уильям Стэнли, принял судьбоносное решение принять сторону Генриха. Последняя настоящая битва Войны Алой и Белой розы – вероятно, даже более крупная, чем сама битва при Босворте, – случилась при Стоук-Филде на реке Трент 16 июня 1487 г. Южноанглийские и валлийские силы Генриха разгромили йоркистов-северян, ирландцев и германских наемников.

Война за Англию подошла к концу. Но теперь страна не ограничивалась Англией. Валлийцы сопротивлялись тысячу лет – а теперь прекратили, и не потому, что были разгромлены, но потому, что считали нового короля своим.

Генрих VII был не только валлийцем: он был настоящим европейцем, как и любой средневековый король. Он провел предыдущие четырнадцать лет во Франции, и его вкусы сформировались под влиянием французского королевского двора. При нем в Англию пришел ренессансный гуманизм, характеризовавшийся новым, рациональным стилем государственного управления (описанным Никколо Макиавелли), при котором королей должна была обслуживать и направлять элита, изучившая классические образцы.

В течение следующих 400 лет от всей английской верхушки ожидалось хорошее владение французским языком, приличное – латынью и знание начатков древнегреческого. Любой, кто знал только английский, объявлялся плебсом, охлосом, человеком не комильфо – а если вы не понимали всех этих оскорблений, то это только сильнее вас выдавало. В Оксфорде и Кембридже знание древнегреческого языка требовалось от всех абитуриентов вплоть до 1919 г., а латыни – до 1960 г.

Но обычных английских простолюдинов ожидали еще худшие новости. Веками английский язык воспринимался как второсортный, но, по крайней мере, это был их собственный язык. Теперь же новые ученые мужи (homines novi) начали оптом заимствовать слова из французского, латинского и древнегреческого языков.

К 1490 г. Уильям Кэкстон уже осознал, что происходит. Кэкстона обвинили в использовании «странных слов, которые нельзя понять обычным людям». Готовый угодить каждому (и найти как можно больше читателей), он снял с полки какую-то старую английскую книгу.

«Этот английский был таким грубым и резким, что я с трудом его понимал… Он больше напоминал голландский, чем английский…»

Пролог к «Книге Энеиды» (The boke yf Eneydos), 1490 г.

В итоге Кэкстону пришлось признать поражение. Поскольку удовлетворить как джентльменов, так и простолюдинов сразу не получалось, он сделал выбор в пользу более привлекательного рынка.

«Эта книга не для любого грубого и нехитрого мужика, но для людей ученых и джентльменов, кто понимает науку и знает обходительность».

Сам английский язык разделился на два уровня.

Государство Тюдоров

Война Алой и Белой розы выкосила старую военную аристократию (к 1485 г. осталось всего 29 лордов), так что у Генриха появилась эпохальная возможность перетянуть власть на себя и поставить повсюду новых людей. Совет ученых законников буквально катком проехался по знати: формировалось совершенно новое сотрудничество между королем и парламентом, направленное против старой аристократии. Генрих наблюдал эту модель государственного устройства во время своего долгого изгнания во Франции.

Генрих вслед за другими европейскими монархами обратил внимание на Новый Свет. В 1496 г. итальянский путешественник Джон Кабот получил королевский патент. На следующий год он возвратился с триумфом, открыв Северную Америку. Через два года король поддержал уже доморощенного английского мореплавателя Уильяма Уэстона из Бристоля.

«Мы надеемся, что вскоре он с Божьей помощью отправится на поиски новой земли и сможет ее отыскать».

Письмо Генриха VII кардиналу Мортону, ок. 1499 г.

Легитимность правления Тюдоров была обеспечена, когда в 1501 г. Генриху удалось женить своего сына и наследника принца Артура на Екатерине Арагонской, принадлежавшей к могущественному семейству Габсбургов, которое управляло половиной Европы. Артур почти сразу же умер, однако этот факт не повредил дипломатическому союзу. Хотя Артур якобы хвастался тем, что успешно провел ночь в Испании, все с легкостью подтвердили, что консумации брака не произошло. Из этого следовало, что Екатерину можно оставить в Англии, пока младший сын Генриха VII, тоже Генрих, не подрастет и не женится на ней вместо старшего брата.

Надгробный памятник Генриха VII и его жены Елизаветы в часовне Богоматери Вестминстерского аббатства, созданный вскоре после смерти короля. Фотография автора

На момент смерти Генриха VII в 1509 г. элита была еще более многоязычной, чем обычно, а повседневная жизнь опиралась на католическую церковь, во всем поддерживавшую короля. Просьбы помолиться о душе и от богатых, и от бедных были популярнее, чем когда-либо, по всей стране создавались многочисленные произведения религиозного искусства. Ничто не указывало на то, что вскоре Англия изберет совсем иной путь.

Часть III
1509–1763 гг.
Англичане и империя

Попытки попасть в Европу

Для Генриха VIII английский трон был только началом. Карл V, император Священной Римской империи, и французский король Франциск I были практически его ровесниками, и Генрих считал себя ровней им на европейской арене. Сначала он вернулся к старым заявлениям о том, что считает себя истинным наследником французского престола. Тотчас женившись, как и предполагалось, на габсбургской принцессе Екатерине Арагонской, он заключил союз с ее родней и попытался вторгнуться во Францию сначала в 1512, а затем и в 1513 г. Им удалось выиграть «Битву шпор» при Гинегате, однако расходы росли, а получить ничего взамен не удавалось.

Будучи раздосадован, Генрих заключил мир с Францией и заявил, что выставит свою кандидатуру на следующих выборах императора Священной Римской империи. Он даже велел своим агентам распустить слухи о том, что он умеет говорить по-немецки.

Игра мускулами с сильнейшими игроками Европы стоила больших денег, в то время как в Англии жило в четыре раза меньше людей, чем во Франции, и в пять раз меньше, чем в Священной Римской империи. А поднимать налоги, пока английская экономика находилась в уязвимом положении, было опасно.

«Генри Грэйс э’Дью» был самым крупным и эффективным военным кораблем своего времени. Его название свидетельствовало об одержимости Генриха VIII. «Свиток Энтони – перечень флота Генриха VIII». Библиотека Пипса 2991; Британская библиотека. MS22047, включая документы ISBN0–7546–0094–7, с. 40 (© Gerry Bye / Creative Commons)

Весь Старый Свет страдал от наступления малого ледникового периода, который сказался на урожаях, и внезапного переизбытка драгоценных металлов, поступавших из Нового Света и вызывавшего инфляцию. В Англии, однако, была и собственная, характерная лишь для нее проблема. Это были огораживания – источник народного недовольства на ближайшие три века.

Огораживания в Англии

До конца XV в. почти вся пастбищная земля в Англии располагалась в открытых полях, где земли были нарезаны чересполосицей, а не крупными наделами. Смысл был в том, чтобы каждый получил свою долю плодородной, неплодородной и паровой земли.

Рисунок из книги профессора Роберта Сирабиана «Приложения к законам: Великобритания» (Enclosure Acts: Great Britain), Висконсинский университет

Объединение полосок земли позволяло более состоятельным фермерам попробовать новые методы ведения сельского хозяйства или посадить новые культуры без необходимости согласовывать это со всей деревней. Так что, когда лорд хотел огородить свои владения, он мог рассчитывать на поддержку своих наиболее состоятельных арендаторов. Однако большую проблему представляла общая земля. На ней все имели право держать по нескольку гусей, коз или свиней – даже одну-две ко- ровы.

«Король или хозяин поместья в определенном смысле владел территорией, но крестьянин имел… права, которые позволяли ему или ей выпасать скот, рубить лес, резать торф, брать воду или выращивать злаки».

Джон Фэйрли

Для крестьян-бедняков часто в этом заключалась разница между простым выживанием и возможностью накопить хоть сколько-то денег, чтобы впоследствии благодаря экономии нескольких поколений вытащить трудолюбивую семью со дна арендаторской нищеты. Общая земля давала небольшие, но важные возможности для социальной мобильности.

«Семья, имевшая возможность держать двух коров на общей земле, могла получить молочную продукцию, эквивалентную по стоимости доходу работающего полный рабочий день взрослого крестьянина-мужчины».

Ли Шоу-Тейлор, «Пролетаризация, парламентские огораживания и домашнее хозяйство трудящихся бедняков: 1750–1850 гг. (Proletarianisation, Parliamentary Enclosure and the Household Economy of the Labouring Poor: 1750–1850), The Journal of Economic History, 2000 г.

Правила относительно того, кого и что разрешается держать на общей земле, значительно разнились в зависимости от местных традиций и устных договоренностей.

Однако после огораживания поместья юристов перестали интересовать любые неписаные обычаи. Общая земля тоже была разделена и прирезана крестьянам пропорционально их существующим наделам. Это означало, что больше всего получит лорд, а вслед за ним – те, у кого уже имеются большие арендаторские наделы. Батраки без собственной земли едва ли могли доказать, что у них были хоть какие-то права на общую землю; без письменных доказательств лорды легко объявили бы, что батраки пользовались ею просто по общему попустительству.

Да и сама идея того, что безземельный, неграмотный крестьянин подаст апелляцию в суд, звучала абсурдно. Бедняки часто оставались ни с чем – или с такими крошечными и бесполезными участками, что не стоило и пытаться оградить их забором или рвом, так что их просто продавали за бесценок обладателям более крупных участков. Хуже всего была ситуация там, где землевладельцы начали использовать только что огороженные земли для самого прибыльного сельскохозяйственного бизнеса того времени – разведения овец на шерсть, что требовало куда меньшего числа работников.

«Знатные аристократы и даже некоторые аббаты… не оставляют ничего для пашни, отводят все под пастбища, сносят дома, разрушают города, делают из храмов свиные стойла»^[20].

Томас Мор, «Утопия», 1516 г.

Огораживания обогатили землевладельцев, помогли зажиточному крестьянству и создали самый дестабилизирующий класс любого общества – класс бедняков, не имевших надежды вырваться из нищеты.

Неспокойная страна

После кризиса прежних сельских общин люди ринулись в большие и малые города, особенно в Лондон. На его беспощадных улицах вновь прибывшие падали легкой жертвой демагогов. В 1517 г. вспыхнул бунт – Злобное первое мая, – после того как священник-отступник заявил своей пастве, что хлеб бедных детей-сирот съели иностранцы. Ситуация настолько вышла из-под контроля, что констебль лондонского Тауэра применил артиллерию, стреляя из крепости по беснующимся горожанам.

Главный советник Генриха VIII, кардинал Томас Уолси (1473–1530), пытался восстановить королевские финансы, а с ними и порядок, составив настолько подробную опись Англии, что ее прозвали «Второй книгой Страшного суда». Несмотря на падение Римской империи, вторжения англов и викингов, нормандское завоевание, увеличение числа жителей в высокое Средневековье, Черную смерть и Войну Алой и Белой розы, разделение Севера и Юга оставалось почти таким же, как в 300 г.

Самые романизированные к 300 г. регионы Англии все еще оставались самыми богатыми и в начале XVI в.

Вооружившись полученной информацией и следуя новейшим французским теориям государственного управления, Уолси поднял налогообложение и централизацию на беспрецедентный уровень, что вызвало большое возмущение землевладельцев. Он пытался также внедрить на французский манер римское право, заслужив заодно и ненависть влиятельных лондонских юристов общего права. Но, пока Генрих доверял Уолси, тот был всемогущ. После заключения Лондонского договора 1518 г. и больших королевских переговоров на Поле золотой парчи 1520 г. Уолси представил Генриха великим миротворцем всей Европы.

Генрих стал настоящей опорой европейского порядка: в 1521 г. он лично осудил мятежного германского монаха по имени Мартин Лютер, и благодарный папа пожаловал ему титул Защитника веры (который все еще используется его потомками).

И тут Новый Свет пошатнул равновесие в Старом.

Явление Нового Света

В 1519 г. владения дома Габсбургов во всем мире были объединены: все они были унаследованы Карлом V, который (несмотря на выдвижение Генрихом своей кандидатуры) был избран императором Священной Римской империи. Его обширное новое королевство грозило доминированием всей Европе.

Когда армия этой новой могущественной империи разгромила французов в битве при Павии в 1525 г., Генрих увидел в этом событии не катастрофу, а новые возможности. Он снова поменял союзников и стал требовать полноценного вторжения во Францию. Уолси ничего не оставалось, как подчиниться. Был установлен новый специальный налог, получивший оптимистичное наименование Дружественной субсидии. Однако одержимость Генриха Францией слишком вредила Англии: парламент воспротивился налогу, а тысячи крестьян подняли открытый мятеж. Генриху пришлось отступить, обвинив во всем Уолси.

Империя Карла V с 1519 г. Именно для этого государства была придумана фраза «Империя, над которой никогда не заходит солнце»

Ему было 34 года. Мечты о французском троне и о Священной Римской империи оказались несбыточными; подданные вели себя непокорно, а наследника до сих пор не было. Он убеждал себя, что его брак проклят, потому что Екатерина Арагонская была вдовой его брата, а вот новая фаворитка Анна Болейн непременно подарит ему сына.

Уолси тщетно пытался заставить Екатерину признать, что ее краткий брак с братом Генриха Артуром все же был консумирован в 1501 г. Затем он пробовал заставить папу объявить ее лгуньей, но у Екатерины были могущественные родственники – Карл V приходился ей племянником, – так что папа ответил отказом. Генрих вскипел и пригрозил, что сам вторгнется в Рим, но пятнадцать лет агрессивной и двуличной политики привели к тому, что в Европе у Англии не осталось ни союзников, ни рычагов влияния. Этот кризис вылился в возможность нового замеса религиозного радикализма и политических амбиций.

Подобные люди опасны: реформаторы и радикалы

В Кембридже ученые из кружка «Белая лошадь», названного по пабу, где они собирались, с восторгом следили за карьерой Мартина Лютера.

Из простого, подобно им, священника и законоведа он превратился в деятеля всемирного значения, которого опасался папа, к которому прислушивались светские правители. Он поставил себе на службу новое средство массовой информации – дешевые печатные памфлеты, умел говорить с простыми людьми на их языке и предлагал германским князьям (волновавшимся из-за того, что католическая церковь все в большей степени становилась марионеткой в руках Габсбургов) контроль над их государственными протестантскими церквями.

Кембриджцы учли все это. Их радикальные товарищи, жившие в безопасности антверпенской эмиграции, запустили печатный станок. 2 февраля 1529 г. Генрих VIII возглавлял традиционную процессию на Сретение в Вестминстере, когда ее участников закидали экземплярами памфлета «Прошение нищих».

Он содержал сфабрикованную статистику и дикие обвинения, а также теорию заговора, рассчитанную на то, чтобы привлечь внимание как простолюдинов, так и короля. В чем состояла причина многовекового угнетения английских людей? Почему страна оказалась в таком тяжелом экономическом положении? Кто мешал Генриху решить его династические проблемы? Рим! Если только избавиться от иностранного влияния Рима, это не только принесет финансовые выгоды для всех англичан и поднимет дух нации, но и приведет Генриха к абсолютной, ничем не ограниченной власти.

«Тогда огромные ежегодные поборы прекратятся. Тогда твой меч, твоя власть, твоя корона, твое достоинство и покорность твоих подданных не уйдут от тебя. Тогда твои люди будут преданы только тебе. Тогда ленивцев заставят работать. Тогда браки станут гораздо крепче. Тогда народонаселение возрастет. Тогда благосостояние людей увеличится. Тогда зазвучит Евангелие. Тогда никому не придется просить милостыню. Тогда обретем мы достаточно и даже более того; обретем мы лучший приют, какой только возможен».

«Прошение нищих», 1528–1529 гг.

Автор этого памфлета Саймон Фиш пребывал не в одиночестве. В Антверпене он находился в изгнании вместе с великим переводчиком Библии Уильямом Тиндейлом, который заявлял, что Рим несет ответственность за само нормандское завоевание. В конце концов, разве папа не поддержал Вильгельма, отправив ему свое знамя, с которым тот отправился завоевывать Англию? Тиндейл предложил Генриху VIII представить себе полную, абсолютную власть.

«Король в мире сем стоит над законом, и может по произволу поступать верно или неверно, и обязан отчетом в своих поступках одному Господу».

«Послушание христианина», 1528 г.

Генрих поддался искушению. Важным было и то, что он получил поддержку со стороны влиятельных членов элиты. Английские аристократы и лондонские юристы (многие из которых к тому же были членами парламента) хотели избавиться от Уолси. Кардинал, много лет управлявший Англией только на основании монаршей милости, остался без союзников, когда король перестал поддерживать его. Он впал в опалу и умер в ноябре 1530 г. Но король все еще воздерживался от открытого разрыва с Церковью, «опасаясь своих подданных» (по выражению Анны Болейн). Екатерина Арагонская была популярна. И, чтобы избавиться от нее, Генриху понадобилась публичная поддержка со стороны самой респектабельной английской институции.

Парламент выходит на передний план

Обе палаты парламента ухватились за возможность заменить собой Церковь в качестве главной опоры королевской власти. Томас Кромвель, некогда помощник Уолси, стряхнул пыль с закона XIV в. под названием praemunire^[21] и выступил с поразительным заявлением о том, что все английское духовенство – предатели, поскольку папство представляет собой иностранную силу. Началась быстрая радикализация: в Лондоне жадные до власти люди делали такие вещи, которые буквально за несколько лет до этого были просто немыслимыми.

Новый архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер объявил брак Генриха с Екатериной Арагонской недействительным. Акт об ограничении апелляции (1533) гласил: «Англия есть империя, и она, как принято во всем мире, управляется единым Верховным Главой – Королем».

Акт о супрематии (1534) возвел это утверждение в ранг закона. Теперь Англия стала полностью суверенной страной, в отличие от всех остальных крупных европейских держав. Однако вскоре стало ясно, что простые англичане и представители элиты понимали под Англией совершенно разные вещи.

«Что знают об Англии те, кто видел ее одну?»

Для обычных англичан Англия (как бы они ее ни называли – England, Englonde, Ynglonde) была землей, где они рождались, жили и умирали и где простые люди говорили на английском языке^[22]. Для многоязычной же элиты определение Англии давалось в Акте: «Англия есть империя». Иными словами – все в мире, что принадлежало Генриху и его верному парламенту.

Такой имперский подход начал распространяться из эпицентра – английского Юга. Национализм там был не в чести. Собственно говоря, Северная Англия сопротивлялась новой империи протестантского Юга даже сильнее некоторых кельтов: Уэльс был в конце концов присоединен к Англии в 1536 г. без единого выстрела, в то время как в 1536–1537 гг. 35 тысяч вооруженных северян собрались в Йорке и серьезно потрепали Генриху VIII нервы во время «Благодатного паломничества», пока восставших не обманули королевские обещания отказаться от идеи Реформации: сотни человек были казнены, включая нескольких аристократов-северян. Уэльс, Север – а затем и Ирландия: в 1541 г. Генрих, англичанин, был впервые провозглашен ее королем. Наконец, Шотландия: с 1543 г. Генрих пытался всеми правдами и неправдами, а также силой оружия устроить брак шестилетнего принца Эдуарда и двухлетней Марии Стюарт, королевы Шотландии; такой союз, разумеется, должен был впоследствии привести к Унии королевств. И даже Франция: в 1544–1546 гг. в районе Булони была проведена жестокая военная кампания, приведшая к этническим чисткам и замещению населения первыми английскими колонистами.

Вся власть Югу

Новая Английская империя образовалась из-за ненасытной жадности короля. В результате роспуска монастырей, начавшегося в 1536 г., примерно четверть всей земли в Англии и Уэльсе за несколько лет перешла к новым хозяевам. Генрих повозками вывозил древние бесценные сокровища, монастырская собственность уходила с молотка на созданном Кромвелем Суде приращений, а доходы отправлялись в казну.

Цены резко упали, поскольку это уже был не просто бизнес. Это была политическая сделка: новые владельцы теперь имели причины желать, чтобы монашество не вернулось, и потому становились сторонниками нового порядка. Если вы оказывались в нужном месте (в Лондоне), с нужными идеями (безжалостного приспособленчества), с нужными связями (с приспешниками Кромвеля) и необходимыми средствами (свободной наличностью), ваши возможности были безграничны.

Парадигма Реформации: нет места международной Церкви, простым англичанам и Северу

Даже в Англии никогда не было такой социальной мобильности. Диктатор последующего времени Оливер Кромвель попал в класс джентри^[23] (важнейший элемент его карьеры) только потому, что его прапрапрадед Морган ап Уильям, богатый валлийский пивовар из Лондона, сумел жениться на родной сестре Томаса Кромвеля и тем самым смог нажиться на роспуске монастырей, приняв к тому же фамилию Кромвель.

Зарождалась новая, более широкая система власти, в большей степени сосредоточенная в Лондоне и поддержанная учеными Оксбриджа (то есть Оксфорда и Кембриджа). Парламент стал для нее домом, а протестантизм – религией.

Пропаганда Реформации

Конечно, роспуск монастырей и Реформацию нужно было как-то продать хотя бы части простолюдинов, не ограничиваясь изменениями только в элите. И началась активная пропаганда с использованием всех ресурсов нового, централизованного тюдоровского государства и новых средств массовой информации: упор делался на том, что Реформация – это национальное английское восстание против иностранных элит и их приспешников – предателей нации.

Портрет Томаса Кромвеля работы Ганса Гольбейна. Коллекция Фрика, 1915.1.76

Странствующие проповедники Кромвеля и печатные прессы Кромвеля (который пригласил для своих целей ведущих зарубежных художников) сообщали английским простолюдинам, что атаки на иноязычную элитарную культуру Англии не только разрешаются, но и полностью совпадают с волей самого короля. Вся история Англии получила новое освещение. Гробница Томаса Бекета, который некогда дерзнул выступить против короля, была вскрыта, а его мощи сожжены самим Кромвелем, так что теперь даже упоминать о святом было запрещено. Поддерживаемая государством театральная компания бродячих артистов «Слуги лорда Кромвеля» прокладывала путь шекспировским историческим пьесам, превращая буйный народный театр в место, где англичане (вроде бы как) могли узнать о своей истории: в пьесе 1538 г. «Король Иоанн» король, которому пришлось смириться с Великой хартией вольностей, поднимался на щит как национальный герой, боровшийся против папства. Английские деятели Реформации подкрепили свой переворот новыми средствами массовой информации и способностью государства переписывать или вовсе стирать из памяти историю. Впрочем, у них было преимущество в виде готовой истории подлинного иностранного культурного угнетения. И этим преимуществом они не замедлили воспользоваться.

«Тиндейл [деятель Реформации, переводчик Библии на английский язык] активно эксплуатирует популярный миф о нормандском иге, который приписывал все зло нашествию нормандцев – угнетателей свободных англосаксов… введение антипапистского элемента только прибавляло старому мифу популярности».

Кристофер Хилл, «Тиндейл и его последователи» (Tyndale and His Successors)

Самых преданных своих поклонников деятели Реформации нашли на Юго-Востоке – там же, где в 1381 г. мятежные крестьяне сжигали книги на иностранных языках. Это не было случайностью. В 1530-х гг., как и в 1381 г., наиболее радикально были настроены не беднейшие английские простолюдины, но самые зажиточные и грамотные (а на передовом Юго-Востоке читать умели около 10 % англичан). Они уже были важными людьми для своих земляков; получив Библию на английском, они становились полноценными предводителями своих общин, поскольку обретали доступ к величайшей книге, которой прежде из-за латинского языка могла владеть лишь истинная элита. Реформация дала английскому зажиточному крестьянству возможность наконец-то вернуть себе то общественное положение, которое оно потеряли после 1066 г.

Удар по тормозам

Генрих VIII видел, что происходит. Английские простолюдины выходили из-под контроля. «Слово Божие обсуждают, рифмуют, поют и скандируют в любом пабе и таверне», – жаловался он в парламенте. Сейчас, заполучив богатства монахов и вожделенного сына (Эдуард родился в 1537 г.), король решил положить конец этому недоразумению.

«Шесть статей» 1539 г. восстанавливали практически всю католическую обрядность, кроме подчинения папе. В 1543 г. простым англичанам из сословия зажиточных крестьян-йоменов и ниже запрещалось иметь, читать и даже слушать Библию на английском. Теперь католиков продолжали сжигать за измену (отрицание верховенства короля как главы англиканской церкви), а протестантов начали жечь за ересь (отрицание «Шести статей»). По меньшей мере в одном случае католик и протестант оказались на одном и том же костре.

Добавляла неразберихи и нерешительность Генриха в отношении статуса своих дочерей. Законным наследником престола был, безусловно, Эдуард, а вот положение Марии (дочери Екатерины Арагонской) и Елизаветы (дочери Анны Болейн) было менее определенно. Генрих понимал, что каждый раз, когда он меняет порядок наследования между ними, возникает риск появления оппозиции, поэтому потребовал публичной поддержки со стороны парламента. Боязливые, но амбициозные парламентарии каждый раз не глядя утверждали прихоти короля, который старался делать вид, что парламент принимает участие в определении линии наследования.

«Медный нос»: обесценившийся шиллинг. Из коллекции Эндрю Уэйна. Ex Spink Numismatic Circular vol. CXII/2 (апрель 2004 г.), no. HS1626. Классическая нумизматическая группа

Захваченные в ходе роспуска монастырей средства истощились. Генрих вынужден был брать кредиты под 13 %, а валюта так обесценилась, что иностранцы отказывались ее принимать (он получил прозвище «Медный нос», потому что тонкий слой серебра на медных монетах быстро истирался). Английская империя терпела одно поражение за другим, как в Европе, так и дома. Флагман военно-морского флота Генриха «Мари Роз» потерпел крушение в 1545 г., когда французы предприняли попытку ответного вторжения; брачный союз принца Э�

Посвящаю моей матери Джанет Хоус, урожденной Фрай, избежавшей снаряда «Фау-1» в Криклвуде

Англичане потеряли ощущение себя как народа с древней общей культурой… В английских школах история преподается какими-то странными эпизодами: римляне, Тюдоры, Вторая мировая война, так что у учеников не создается ощущения непрерывного исторического нарратива… Англичане даже не знают географии своей страны. Большинство южан мало интересуются тем, что происходит на севере, а северяне в массе своей не найдут на карте Гилдфорд.

Луи де Берньер, Financial Times, 29 января 2020 г.

Предисловие

В 1944 г. по дороге в школу в Криклвуде моя мать услышала, как в небе летит «Фау-1». Она бросилась ничком на мостовую. Какая-то случайность определила, что вокруг нее будет идти дождь из стекла и щебня, но она выживет, чтобы передать эту историю.

От нее этот рассказ услышали мои сыновья. Если нам повезет, то в 2094 г. один из них сможет рассказать собственным внукам о том, что он знает, каково было пережить взрыв «Фау-1» в Лондоне 1944 г., потому что ему рассказала об этом их прапрабабушка – полтора века в истории одной семьи.

Попробуйте сами. Семь долгих поколений, подобных этому, – короткая очередь на регистрацию в вечность, общение старых и молодых, – и вот мы уже присутствуем на битве при Гастингсе.

Прошлое постоянно нашептывает нам на ухо, пусть мы порой и не хотим его слушать, и формирует нашу личность. Учитывая современное состояние Англии, нам следовало бы знать себя лучше. Итак, с чего же начать? Что ж, мы с точностью почти до часа знаем, когда Англия возникла из археологии и вступила в историю.

На рассвете 27 августа 55 г. до н. э., примерно пятнадцать долгих поколений назад, у Эббсфлита в Кенте появился флот, которым командовал не кто-нибудь, а Юлий Цезарь.

Часть I

55 г. до н. э. – 1087 г. н. э

От Цезаря до Вильгельма Завоевателя

Англия до англичан

К 55 г. до н. э. в Риме уже много лет ходили смутные слухи о загадочной земле за пределами Европы, населенной людьми, которых греки называли претаниками или бретаниками. Она была известна главным образом как источник олова – жизненно важного металла, с помощью которого можно было превратить медь в латунь или бронзу. Финикийские купцы, контролировавшие этот привлекательный торговый маршрут, держали свои секреты при себе, так что, когда Цезарь вторгся на остров с территории только что завоеванной Галлии, он знал лишь то, что бритты ведут дела с галлами, что здесь можно найти олово и что ближайшая область этого острова называется Кантион.

«Поэтому хотя он пригласил к себе отовсюду купцов, но не мог дознаться от них, как велик остров, какие народности его населяют и насколько они многочисленны, какова их боевая опытность и каковы учреждения»[1].

Юлий Цезарь, «Записки о галльской войне»

Юго-Восток в 54 г. до н. э. уже изменился; культура белгов по обеим сторонам Ла-Манша во времена Цезаря

Флот Цезаря за одну ночь пересек Ла-Манш, но не смог найти подходящей стоянки; попытка высадиться в районе Эббсфлита была встречена таким ожесточенным сопротивлением, что римляне не продвинулись дальше берега. Новую попытку он предпринял на следующий год. На этот раз ему удалось достичь долины Темзы – этого было достаточно, чтобы убедиться, что так называемые британцы вовсе не единый народ.

В глубине острова издавна жило благоденствующее население, в то время как приморская часть (прибрежный северо-восточный регион) была заселена сравнительно недавно пришельцами из страны белгов. Вождь белгов незадолго до вторжения стал в каком-то смысле верховным правителем в Британии. Современные археологи действительно выделяют в то время на Юго-Востоке Британии культуру Эйлсфорд-Сворлинг и культуру племени атребатов, тесно связанные с галльскими белгами.

Геология, география и климатические условия обеспечивают го-Востоку режим постоянного благоприятствования

Цезарь и его армия не задержались на острове, но правящие слои Британии были устрашены. Всего через тридцать лет после вторжения греческий автор Страбон уже описывал Британию фактически как римскую провинцию, вожди которой приезжали с дарами на Капитолий. К 43 г. н. э. император Клавдий решил, что регион достаточно богат для того, чтобы вновь вторгнуться в него и как следует обложить налогом.

При этом Клавдия интересовали лишь те племена, которые уже были в состоянии чеканить монеты и пользоваться ими. Границы земель этих племен не были проложены по случайности. Они соответствовали границе так называемого юрского раздела, где молодые песчаники, глины и меловые почвы уступают место более древним сланцам и магматическим породам.

К 100 г. Юго-Восток был мирной, процветающей колонией. Ее обитатели, как писал историк Тацит, – родственники галлов. Далее к северу жили племена явно германского происхождения, а западные народы были родственны иберам. В это время римляне, как впоследствии и почти все правители Юго-Востока, решили, что, раз они контролируют самую богатую часть острова, нужно подчинить и все остальные племена.

Они потерпели неудачу. В регионе, известном ныне как Шотландия, жители сопротивлялись так успешно, что римлянам пришлось откатиться за оборонительные валы, которые можно увидеть и сегодня. Современный Уэльс и север Англии всегда управлялись и облагались налогами силой, размещенной на наконечнике копья. Римская цивилизация в Британии, по сути, размещалась только на юге Англии. Подлинной романизации подверглись лишь районы вдоль крупных дорог, которые вели к северному бастиону, Йорку, и соединяли важнейшие гарнизоны – Карлеон и Честер (контуры этой последней дороги практически соответствуют современной западной границе Англии). Таким образом римляне, до прихода которых жители Юго-Востока и так отличались от соседей, сделали эти различия еще более явственными.

«Именно на плодородных долинах Юго-Востока и сосредоточились латинизированные бритты – на той мирной, гражданской земле, где почти не встретишь марширующих когорт, где было множество римских городов и вилл и где римская цивилизация достигла пика своей привлекательности».

Джордж Маколей Тревельян

Ла-Манш не отрезал Британию от остальной Римской империи, но, напротив, обеспечивал взаимосвязь. От Британии было «рукой подать до Галлии» (по Тациту) через «очень узкий пролив» (по Аммиану), который можно пересечь «примерно за восемь часов» (по Страбону). Когда на Рейне в 359 г. случился голод, будущий император Юлиан Отступник даже не пытался привезти зерно по суше из ближайшей Галлии. Вместо этого он построил 800 кораблей, отправил их в Британию и «после короткого путешествия в изобилии обеспечил людей», как писал историк Зосим.

Но к концу III в. этот морской путь подвергся угрозе со стороны людей, чьи потомки в один прекрасный день станут называть себя англичанами.

Появляются саксы

Историк Флавий Евтропий пишет, что в 286 г. «франки и саксы» наводнили Ла-Манш. Это первое письменное упоминание о «саксах». На борьбу с ними был отряжен успешный генерал Марк Аврелий Караузий. Однако вскоре Караузий провозгласил себя императором и создал на обоих берегах пролива недолговечное государство при поддержке тех самых франков и саксов, которых его отправили разбить. Вполне вероятно, что римские укрепления, до сих пор сохранившиеся на юго-восточном побережье Британии, восходят к его правлению.

В 367 г. саксы вместе с пиктами, скоттами и франками приняли участие в «большом варварском заговоре», который ставил целью полное разрушение Римской Британии. Имперская власть была временно восстановлена, но в 383–384 гг. римские войска покинули Британию, отправившись на войну с другими римлянами. Последний великий римский военачальник Стилихон вернул в Британию легионы и в 399 г. восстановил подобие порядка.

Монета Караузия, конец III в. Частная коллекция

Документальных свидетельств с того времени сохранилось очень мало, но среди них есть один просто потрясающий – Notitia Dignitatum, список военных и таможенных должностей Римской империи. Упоминаются в нем и войска на укрепленном берегу Юго-Восточной Британии, возглавляемые comes litoris Saxonici – «владетелем Саксонского берега». Это единственное упоминание «Саксонского берега». Никто не знает точно, что это значит, потому что документ сохранился только в поздних копиях на варварской латыни. Однако все остальные войска в Notitia именуются в честь местного населения, а не потенциальных противников, что дает серьезные основания предположить, что еще в 400 г. побережье Ла-Манша было заселено вспомогательными войсками саксов, находящихся на римской службе, и их семьями. Эта гипотеза поддерживается и археологическими свидетельствами.

Первая известная английская трехмерная фигурка из Спонга, Восточная Англия. Археологи не сомневаются в ее германском происхождении; она найдена на кладбище, «самые ранние захоронения которого относятся к 400–420 гг.»

Раннее присутствие саксов может объяснить, почему другие народы Британии называли – и все еще называют – всех англичан саксами (sassenach, saesneg), хотя вскоре за саксами последовали и другие племена. Но как же их называть? Термин «англосаксы» будет изобретен лишь примерно через 450 лет (при Альфреде Великом), а название Englalonde, к которому восходит современное England, появляется только в начале Х в. «Племена, которые впоследствии будут именоваться англичанами» – точно, но неуклюже. Так что мы станем называть всех германских переселенцев англами, хотя это и неисторично. Впрочем, важнее понять, почему они появились.

Вторжение или приглашение?

Римские легионы навсегда покинули Британию в 407 г. ради сражений в бесконечных гражданских войнах. Обитатели Южной Британии обнаружили, что, хотя они платят налоги, их никто не защищает, так что «приняли решение отпасть от империи и отказаться от римских законов» (по Зосиму). Единственным источником для реконструкции последующих событий остается сочинение римско-британского монаха Гильды Премудрого «О погибели Британии» (ок. 540 г.). На латинском языке он пишет, что его сограждане сожалели о своем необдуманном разрыве с империей и возносили к римлянам ставшую широко известной последнюю мольбу о помощи – «Плач бриттов» (ок. 450 г.).

«Варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам; мы зарезаны или утоплены между этими двумя родами погибели!»[2]

Но эти варвары не были саксами. Гильда вообще не упоминает о германских племенах в это время. Смертельными врагами цивилизации в Британии были два чуждых народа: скотты с северо-запада (в том числе из Ирландии) и пикты с севера, приплывавшие на кораклах[3]. Поскольку Рим помочь уже не мог, романизированные бритты обратились к другим европейцам.

«Тогда бритты послали весть в Рим и просили у римлян помощи против пиктов, но не получили ничего, поскольку те воевали с Аттилой, королем гуннов. И бритты тогда обратились к англам и просили о том же знатных людей из их народа»[4].

«Англосаксонская хроника»[5]

Англы не вторгались. Они были приглашены из Европы, чтобы спасти римско-британскую цивилизацию от доморощенных варваров. В обмен им предложили землю в самой богатой части острова.

«Король Вортигерн дал им земли на юге-востоке своих владений с условием, чтобы они сражались против пиктов. Они сделали это и повсюду одержали победу»[6].

«Англосаксонская хроника»

Однако вскоре англы выбрались за пределы анклава. Ничего особенного в этом не было. В течение всего V в. во время упадка Римской империи по Западной Европе бродили германские воины, прежде составлявшие основную силу римской армии, а ныне ставшие частью Великого переселения народов. Однако на Юго-Востоке Британии все же произошло нечто особенное.

Уникальность ситуации

Во всех остальных районах Европы германцы приходили, видели, побеждали – и ассимилировались. Но в Англии – и только в Англии – они полностью заменили собой ту культуру, которую нашли во время своего появления. В этом уникальность ситуации с Англией. Это объясняет, почему современные англичане ничего не понимают в языке своих ближайших соседей-валлийцев, зато вполне могут расшифровать германское ругательство, относящееся примерно к 850 г.: hundes ars in tino naso, что означает, разумеется, hound’s arse in thine nose (лошадиную задницу тебе в нос).

Так почему германские переселенцы остаются германцами только в Англии? Частично это произошло потому, что Британия к тому времени уже находилась в упадке и превратилась в землю, управляемую местными вождями, которых Гильда Премудрый называет тиранами. Пришедшие англы нашли одни лишь развалины. Не увидев ничего, что можно было бы перенять, они остались верны собственной культуре. Это удалось им благодаря другому важному фактору – морю. Ла-Манш не защищал Британию, а, напротив, делал возможным ее полное завоевание. Повсюду в Европе германские завоевания были делом вооруженных дружин, состоявших только из мужчин. Все племя целиком, включая стариков, кормящих матерей, маленьких детей, не могло пережить длинные переходы по суше на враждебной территории. А вот англы могли за день-два морем отправить целые кланы на Саксонский берег, где их ожидали удобно построенные и хорошо знакомые римские порты.

«Известия об этом вместе со слухами о плодородии острова и о слабости бриттов достигли их родины, и вскоре оттуда отплыл много больший флот со множеством воинов, которые соединились с теми, кто уже был на острове, в непобедимую армию»[7].

Беда Достопочтенный, «Церковная история народа англов», ок. 731 г.

Во всех других землях холостые германские воины женились на местных женщинах, что позволило уцелеть романским языкам и христианству. Англы же взяли своих женщин с собой, так что они остались англами и язычниками.

Загадочная история исчезающего языка

Англосаксонское завоевание было столь полным, что в современной Англии уже нет никаких следов того языка, на котором говорили в Римской Британии, кроме разрозненных фрагментов вроде счета овец на севере Англии: yan-tan-tethera («один-два-три» на кельтском) или hickory-dickory-dock («восемь-девять-десять»). У викторианцев, хорошо знакомых со случаями безжалостной расовой колонизации, не было никаких сомнений в том, что это значило.

«Те, кто сражался с нашими предками, были убиты, а те, кто покорился, были обращены в рабов… Ты, наверное, скажешь, наши предки были жестокими и порочными людьми… Но в конце концов все вышло как нельзя лучше».

Эдвард Фримен, «Древнеанглийская история для детей», 1869 г.

Однако современная наука утверждает, что по большей части ДНК современных англичан унаследована от жителей Римской Британии.

«Большая часть населения Восточной, Центральной и Южной Англии состоит из единой, сравнительно гомогенной генетической группы [то есть жителей Римской Британии] со значительным влиянием англосаксонских переселенцев (10–40 %). Это дает основания полагать, что англосаксы смешивались с местным населением, а не заменяли его собой».

Из статьи «Тонкая генетическая структура населения Великобритании» (The Fine-Scale Genetic Structure of the British Population), Nature, 2015 г.

Итак, в Англии жители Римской Британии уцелели, но перешли на другой язык, как впоследствии сделало подавляющее большинство жителей Уэльса, Шотландии и Ирландии.

Уэссекские договоры

Гильда Премудрый рассказывает об успешном сопротивлении местных жителей во главе с романизированным бриттом Амвросием Аврелианом, которого последующие писатели пытались отождествить с королем Артуром. В любом случае археология и здравый смысл подсказывают, что при продвижении с юго-востока англы сталкивались с серьезным сопротивлением. В конце концов, бритты, которых англы называли waelisce или waehla (от германского слова со значением «романизированные», к которому восходят и названия Валлония и Валахия), держатся на крайнем западе по сей день: их страна называется Уэльс, а язык – валлийским.

Очевидно, что в Уэссексе бритты и потомки римлян сопротивлялись так активно, что заключили определенные договоры с англами на самом высоком уровне. Некоторые имена в генеалогии монархов Уэссекса звучат определенно по-кельтски: Кердик, Кэдвалла, Кенвал, Келин. Первый великий английский историк Беда Достопочтенный (ум. 735) пишет, что Келина (который привел свое племя в 577 г. к великой победе над гэльскими вождями при Деорхаме близ Бата) его подданные (то есть, возможно, местные жители – waelisce) называли Кевлином.

Карта названий рек Кеннета Херлстона Джексона. Зона 1 была завоевана к 500 г. и полностью англизирована. Зона 2 была завоевана к 600 г., и здесь многие реки до сих пор носят кельтские названия, что предполагает присутствие бриттов. Зона 3 – завоевание не закончилось до 700 г., и тут даже мелкие речушки имеют доанглийские названия. Это подразумевает, что население изменилось мало. Зона 4 сопротивлялась до последнего (как Корнуолл) или продолжает удерживать рубежи (как Уэльс)

Интересно, что сохранились законы уэссекского короля Ине («Правда Ине» – ок. 700 г.). В них показано, что он правил двумя народами: waelisce считались гражданами второго сорта, однако все же были защищены законом, а некоторые из них даже были крупными землевладельцами и по положению превосходили и свободных англов, владевших землей (таковых было на самом деле только 5–10 %). Самое удивительное, что Ине упоминает cyninges horswealh, то есть королевскую валлийскую кавалерию. В церкви Девы Марии в Уэрхеме свидетельство того, что богатые потомки бриттов и римлян продолжали существовать, высечено в камне – пять надгробий с надписями на явно кельтском языке, сделанными не ранее чем через 350 лет после прихода англов. Таким образом, римско-бриттское население равнинной Британии не было уничтожено и не вымерло. Вместо этого они вслед за своей элитой приняли образ жизни англов, а вместе с ним и язык. Практически с самого начала переход к образу жизни англов был не расовой колонизацией, а политическим выбором – безусловно сложным, но все-таки выбором[8].

После 600 г. этот выбор стал значительно менее серьезным для покоренных автохтонных народов, потому что сами англы быстро отказывались от языческого германского мира. Рим возвращался.

Библия и книжный мир

Все английские клирики со времен Беды обожают историю о том, как примерно в 590 г. папа Григорий увидел несколько мальчиков на римском рынке рабов. Когда ему сказали, что это англы, он пошутил: «Прекрасное название, ведь у них ангельские лица». После этого для обращения англов в христианство был отправлен итальянский епископ Августин. Эта миссия не состоялась бы без помощи франков, которые к тому времени уже около века были христианами. Дочь их короля Берта незадолго до этого вышла замуж за Этельберта Кентского. Сначала он отказался переходить в христианство, но согласился передать Берте римский мавзолей в Кентербери, чтобы Августин устроил там первую церковь для англоговорящих.

К 601 г. Этельберт уже передал церковь Августину – или франкам, или своей жене – и крестился. Заодно он изложил законы своей страны в письменном виде. В них отмечалось привилегированное положение церкви в обществе и исключительно подробно перечислялись штрафы за различные акты насилия и жестокости (12 шиллингов – за отрезанное ухо; 50 шиллингов – за выдавленный глаз; 12 шиллингов – за изнасилование служанки из благородного дома… но всего 6 шиллингов – за изнасилование служанки простолюдина). То было начало новой цивилизации.

Эти законы были написаны на древнеанглийском языке. Уникальный случай, ведь все континентальные германские нации изложили свои законы на престижной латыни. В Англии же почти никто уже не говорил по-латыни, так что повседневный язык получил чудесную привилегию быть записанным в момент зарождения грамотности. Вплоть до норманнского завоевания из всей Западной Европы только в Англии пользовались для управления собственным языком.

Этельберт был бретвальдой (верховным королем) Англии, так что его пример оказался заразителен. Следующий бретвальда, король Восточной Англии Редвальд, остался язычником, но согласился дополнить свой пантеон христианским святилищем. Многие считают, что именно он и похоронен в великолепном корабле-захоронении в Саттон-Ху, где среди бесценных сокровищ местные языческие украшения соседствуют с престижными импортными предметами христианского культа.

Вперед, воины Христовы!

Церковь поставила задачу искоренить английское язычество, и в 655 г. скончался последний английский языческий король, Пенда из Мерсии. Теперь предстояло решить, какая ветвь христианства победит на острове. Кельты и некоторые англы с севера страны предпочитали остаться независимыми от Рима и придерживаться собственных обрядов. Но большинство английских епископов предпочитали не порывать с континентом. На соборе в Уитби в 663–664 гг. епископ Уилфред отстоял свою точку зрения, задав вопрос: «Кто хранит ключи от рая?» Никто не мог отрицать, что это святой Петр, покровитель Рима.

На подготовленный плацдарм хлынули представители многонациональной армии Христа, которых возглавляли грек Феодор Тарсийский и африканец Адриан Кентерберийский. Они показали, что решительно настроенные новые элиты могут легко изменить даже самые укоренившиеся верования простецов. Всего за одно поколение англичане отказались от древнего обычая хоронить своих мертвецов с пожитками, которые могли бы понадобиться в посмертной жизни.

«Практика богатых захоронений была резко прекращена в 670–680-е гг. Исчезновение подобных обрядов точно соответствует пребыванию Феодора Тарсийского в должности примаса… Это гораздо более радикальная смена погребальных традиций у основной массы населения, чем считалось ранее».

Из статьи «Объяснение завершающего этапа ранних англосаксонских погребальных традиций» (Explaining the end of Early Anglo-Saxon funerary traditions), Current Archaeology, 6 ноября 2013 г.

Пребывая в эйфории от победы над местными язычниками и кельтскими еретиками, английские христиане видели себя героическими воинами папского престола. Самая древняя из сохранившихся Библий на латыни – великолепный Амиатинский кодекс, подарок папе от Кеолфрида, учителя Беды (642–716); монахи из Джарроу купили две тысячи телят только для того, чтобы сделать пергамент для книги. Святой Бонифаций (675–754) возглавил обратное вторжение англов в Германию; он все еще был способен общаться с германцами без переводчика и добился неплохих результатов, прежде чем все же принял мученическую кончину. Алкуин из Йорка стал самым доверенным политическим советником Карла Великого. Поразительно, но их личная переписка сохранилась, донеся до нас советы английского церковника, обращенные к великому королю франков, воссоздавшему в 800 г. Римскую империю.

Великое разделение

К концу VIII в. англы достигли пределов своей экспансии в Британии. На севере могущественное королевство Нортумберленд было разбито пиктами при Нектансмире (685). На западе мерсийцы во главе с королем Оффой предпринимали в 778–784 гг. отчаянные попытки полностью подчинить себе валлийцев, но потерпели неудачу. Тогда они насыпали огромный вал, чтобы предотвратить кражи скота и заодно обозначить границу, которую патрулировали легкие отряды.

«Вал Оффы – крупнейший, самый впечатляющий и наиболее законченный, специально построенный памятник средневековой культуры в Западной Европе».

Министерство культуры, массовой информации и спорта, обращение в ЮНЕСКО

За два года до норманнского завоевания границы между англами и их соседями уже были практически такими же, как сейчас. Также была заметна и граница между Севером и Югом внутри самих английских племен. Беда, писавший около 731 г., упоминает реку Хамбер девять раз, и всякий раз в том контексте, что эстуарий Хамбера «отделяет северных англов от южных».

Где именно Беда проводил ту же границу далее на западе, сказать сложно – не в последнюю очередь потому, что на современные Ланкашир, Чешир, Шропшир и даже Херефордшир все еще претендуют валлийцы. Со временем, однако, в роли промежуточной границы внутри самой Англии в народном сознании была утверждена река Трент.

«Традиционной символической границей между Севером и Югом стала река Трент… знаменитое северное самосознание восходит еще ко временам Беды Достопочтенного».

Андреа Раддик, «Английская идентичность и политическая структура в XIV веке» (English Identity and Political Culture in the Fourteenth Century), 2013 г.

Церковь официально признала это разделение еще при жизни Беды: в 733 г. была надолго установлена двуглавая структура английской церкви с кафедрами в Йорке и Кентербери. То же сделали и юристы: в хартии 736 г. Этельбальд Мерсийский назван «королем всех провинций, которые обычно называются Южной Англией (Сутангли)».

Юрский раздел, определивший судьбу Римской и не-Римской Британии, ограничил также и английские завоевания. А вскоре эти культурные различия между областями Англии еще усилились.

Выживает только Юг

Викинги нападали на всю Северо-Западную Европу и однажды даже разграбили Пизу, так что не приходится удивляться разграблению Саутгемптона (840) или Лондона (842). Однако в 865 г. огромные силы викингов вторглись в Нортумбрию и Восточную Англию и убили местных королей. Мерсия пала частично. Англия больше не подвергалась грабительским рейдам – она была захвачена. После битвы при Чиппенхэме, выигранной викингами благодаря засаде, последний король англов Альфред Уэссекский вынужден был бежать.

«Никогда прежде Британия не ведала такого ужаса, какой познала теперь, после появления язычников. Никто не подозревал, что грабители могут приходить из-за моря»[9].

Алкуин, 793 г.

Однако Уэссекс короля Альфреда проявил феноменальное упорство, – возможно, причиной было то, что государство практически в равной степени опиралось на элиты пришлых англов и автохтонных романизированных бриттов. Воспоминания сельских жителей с легкостью охватывают пару веков[10]. Возможно, Альфред, возводивший свой род к королю Кердику, мог рассчитывать на поддержку местного населения в решающий момент в большей степени, чем другие короли англов.

Так или иначе, Альфред смог мобилизоваться, вооружить подданных и разбить данов в битве при Эддингтоне в том же 878 г. Вождь данов Гутрум принял крещение и подписал Уэдморский договор, а затем мир Альфреда и Гутрума.

Импортирование Англии

Теперь Альфред хотел объединить все английские племена – англов, саксов и прочих. В молодости он дважды побывал при дворе каролингских франков в Ахене, где Карлом Великим (при поддержке Алкуина) была сформирована симметричная структура организации и светской власти и церковной. Альфред ввез эту структуру в Англию.

В модернизированной Англии короля Альфреда, как и у франков, короли могли стать королями лишь с согласия церкви, каковое давалось во время ритуала коронации. В политике Альфред тоже перенимал франкские методы. Результатом стало появление новой высшей имперской аристократии.

«Общая клятва верности, приносимая королю… очевидным образом восходит к каролингскому законодательству».

Крис Уикхэм

Чего Альфред не импортировал, так это латынь в качестве юридического языка. Он не мог этого сделать. Он сам признавал, что по обе стороны Хамбера просто не осталось достаточно умеющих читать на латыни. Однако уникальная традиция управления при помощи законов на древнеанглийском языке подразумевала, что люди, умевшие читать на древнеанглийском, все еще оставались.

«Я вспомнил, как сильно по всей Англии упало знание латинского языка, однако многие умеют читать по-английски».

Письмо Альфреда епископу Вустерскому

Предполагают, что «Англосаксонская хроника» появилась по приказу Альфреда. Его стремление объединить всех англичан в момент суровой необходимости привело к тому, что в Англии сохранилась уникальная особенность: законы и исторические хроники писались на языке простых людей.

Альфред не забывал и о данах в Англии. Это позволяет объяснить загадку, возникшую в самом начале истории английской литературы. Почему действие «Беовульфа», великого национального эпоса англосаксонской Англии, происходит в Скандинавии? Все дело в том, что «Беовульф» был идеальным проводником новой политики Альфреда. Языческий героический рассказ о событиях, произошедших в Скандинавии со скандинавскими героями, при этом написанный и декламируемый на английском языке, эксплуатировал идею великого древнего англо-скандинавского наследия, общего для всех. И в тех, и в других общинах выше всего расценивалась личная преданность элит королю.

Заимствованная у франков политика Альфреда Уэссекского принесла успех. В 886 г. он отвоевал Лондон у данов и принял совершенно новый титул: Rex Anglorum Saxonum, или Rex Angul-Saxonum (король англов и саксов). На нескольких монетах он назван просто королем англов – Rex Anglo. Он создал первый королевский флот, трижды самолично выходя в море на кораблях, построенных по собственному проекту. Согласно «Англосаксонской хронике», корабли Альфреда были почти в два раза длиннее, более высокими, быстрыми и устойчивыми.

К моменту своей смерти в 899 г. Альфред создал англоязычную версию самой передовой политической цивилизации в Европе и стал cyning ofer eall Ongelcyn butan ðæm dæle þe under Dena onwalde wæs («королем всей Англии, кроме той части, где правили даны»). Правда, часть эта была довольно велика. Различия между Севером и Югом, заметные еще при Беде, значительно увеличились после прихода викингов, а также под их управлением. Культурный Север в то время достигал столь южных областей, как долина Темзы, определенно включая в себя и Восточную Англию. Английские топонимы до сих пор помогают определить политические границы на момент смерти Альфреда.

Объединенная Англия, подчиненная Британия?

При наследниках Альфреда Уэссекская династия наконец-то объединила Англию. Его сын Эдуард Старший и дочь Этельфледа Мерсийская отвоевали Восточную Англию и «Пять городов» в регионе Мидлендс. В рамках кампании по объединению Англии в 920 г. был наконец-то построен мост через Трент. В 927 г. сын Эдуарда Этельстан занял Нортумберленд. Впервые в истории всеми англами и данами на острове Великобритания правил один король.

«Этельстан, великий завоеватель, обеспечивший столь прекрасный результат, стал известен как создатель чего-то совершенно нового и великолепного: единого королевства, впоследствии получившего на языке проживавшего там народа название Englalonde, то есть Англия».

Том Холланд, «Этельстан: Создание Англии» (Athelstan: The Making of England)

Появилась современная Англия. И тут же возник центральный камень преткновения английской и британской истории, существующий и до наших дней. Политически единая Англия явно была доминирующей силой на острове. Так что же, правитель Англии должен править и всем островом? В 937 г. Этельстан обозначил свои претензии на это в битве, которая казалась потомкам настолько великой, что англы вспоминали о ней и через двести лет: у Брунанбурга он победил шотландского короля Константина II, короля Стратклайда Оуэна I и викингского правителя Дублина Олафа Гутфритссона (чьи родичи незадолго до того правили Йорком). Автор «Англосаксонской хроники» ударяется в героическую поэзию, изображая битву как кровавую кульминацию всей английской истории, а на монетах Этельстан именуется королем всей Британии. Четыре сестры короля были выданы замуж в королевские семьи на континент. На момент его смерти в 939 г. Англия была крупной европейской державой, претендующей на обладание всем островом Великобритания.

Монета Этельстана. REX TO BR = Rex totius Britanniae (король всей Британии). IX в. Частная коллекция

Бенедиктинский поворот

Однако вскоре после смерти Этельстана викинги отвоевали сначала Йорк, затем Нортумберленд, затем «Пять городов». Еще через пятнадцать лет войны Англия оказалась снова разделена между братьями-королями Эдвигом (на юге) и Эдгаром (на севере), пока Эдвиг не умер в 959 г. Эдгар решил купить мир, передав шотландцам самое северное английское королевство Лотиан. Оно так никогда и не вернулось обратно.

Эдгар укрепил свое правление благодаря очередному привозному из Франкского государства институту – бенедиктинским монахам, и они провели реформу церкви, сделав ее незаменимой помощницей королей. В 973 г. в Бате архиепископ Дунстан разработал новую церемонию коронации, которая лежит в основе коронации британских монархов и в наши дни. Вскоре после этого – согласно новым бенедиктинским хронистам – короли Уэльса и Шотландии посетили Эдгара в Честере и принесли ему оммаж.

На самом деле Эдгар даже не правил всей Англией. В его законах прямо упоминаются только англы. Среди данов же дела должны были решаться по тем законам, какие они сами сочтут наилучшими. Огромный кусок Англии – Денло – по-прежнему управлялся людьми, говорившими на своем языке, имевшими собственные законы и феодальные отношения. Это сыграло свою роковую роль: буквально через поколение после смерти Эдгара в 975 г. Англия оказалась колонией Дании.

Упадок и разрушение англосаксонской Англии

После Эдгара остались два несовершеннолетних сына от разных матерей. Остались также знатные люди, оскорбленные богатствами и властью, перепавшими бенедиктинцам. Это стало предпосылкой для множества проблем.

Старший сын Эдуард был коронован, но в 978 г. неосмотрительно посетил свою мачеху Эльфтриту в замке Корф и был убит ее слугами – даже спешиться не успел. Трон занял собственный сын Эльфтриты Этельред Неразумный (прозвище скорее стоит переводить как «дурной совет», так как оно дано по аналогии с переводом его имени «благородный совет»), при регентстве матери.

Осознав, что в политике англов началась кровавая смута, викинги почуяли новые возможности. После того как первые набеги получили очень слабый отпор, последовали более массовые нападения. Древнеанглийская поэма «Битва при Молдоне» (991) рассказывает, что предводитель англичан и его воины вели себя подобно героям «Беовульфа», бросая вызов викингам и сражаясь до смерти, но не предавая своего военачальника.

Однако английские барды воспевали Молдон, потому что на самом деле эта битва была исключением. Север и Восток страны были более родственны викингам, чем Уэссекской династии, что сделало невозможным эффективное общенациональное сопротивление. Вместо того викингам платили дань – данегельд, чтобы обеспечить их отступление. Неудивительно, что они приходили вновь и вновь. Политика умиротворения развратила английское общество, Этельред посылал собирать налоги своих приближенных, которые взимали деньги и для себя, так что средств на данегельд уже не хватало. Неудивительно, что «Англосаксонская хроника» в эти годы постоянно сетует: планы противостояния данам провалились из-за предательства.

Этельред сделал все же один храбрый стратегический шаг, который привел в движение колесо истории, решившее судьбу Англии англов. Даны часто использовали для набегов порты, принадлежавшие нормандскому герцогу Ричарду, чьи предки, тоже викинги, поселились на этих землях лишь за 90 лет до этого. Чтобы привлечь нормандцев на свою сторону, Этельред в 1002 г. женился на сестре Ричарда Эмме Нормандской.

Обеспечив себе альянс с нормандцами, Этельред попытался решить извечную английскую проблему с данами. В ноябре 1002 г. он приказал перебить всех данов, живших среди англов[11]. Это привело к катастрофе, потому что среди погибших была сестра Свена, короля Дании. Набеги на Англию с тех пор стали официальной политикой датского государства, а размер данегельда существенно вырос.

Когда Свен в 1013 г. самолично возглавил вторжение, население Денло продемонстрировало свои истинные пристрастия. Характерно, что оседлое датское население Англии авторы «Англосаксонской хроники» по-прежнему называли войском. Этельред, Эмма и их сыновья бежали к ее брату. Члены английской королевской семьи стали изгнанниками в Нормандии.

«Воистину: этот мир приближается к своему концу»

Так в 1014 г. сказал епископ Вульфстан в своей знаменитой «Проповеди волка»[12]. И действительно, для Англии англов близился конец. Когда Свен в 1014 г. умер, Денло естественным образом поддержало его сына Кнута. На юге Витенагемот (союз мудрецов) постановил известить Этельреда в Нормандии, что его готовы принять обратно – но только если он согласится править более праведно, чем прежде.

Это поистине переломный момент. Витенагемот не оспаривал династические права Этельреда, но его представители настаивали, что он должен править праведно. Этот пассаж спустя века будет цитироваться в доказательство того, что короля Англии всегда выбирал парламент на определенных условиях. Этельред согласился, переправился через Ла-Манш вместе с Эммой и вернулся к власти (хотя, разумеется, только на Юге страны).

Англия стала полем битвы соперничающих викингов, поскольку Этельред пригласил норвежского короля Олафа помочь отразить нападение Кнута. Согласно норвежскому сборнику саг «Круг земной», люди Олафа обвязали якорными канатами опоры Лондонского моста и обрушили его. Кнут бежал в Данию, а Англия вновь обрела английского короля. К сожалению, им вновь оказался Этельред. Он вскоре взялся за старое: его приспешники начали убивать оппозиционно настроенных представителей знати.

В 1016 г. Кнут предпринял новое вторжение. Тем временем Этельред наконец-то умер. Теперь Кнут грабил проанглийский Юг, а Эдмунд Железнобокий, сын Этельреда, обрушился на продатский Север. Несколько битв не изменили расклада сил, так что Кнут и Эдмунд договорились разделить Англию между собой.

Граница между Севером и Югом совпала с естественной: Эдмунд получил Уэссекс (включая Лондон), а Кнут – северные регионы. В том же году Эдмунд умер, и Кнут унаследовал всю Англию, которая стала центром его панскандинавской империи.

Данификация Англии Кнутом

Кнут хотел узаконить свое правление, а Эмма Нормандская, вдова Этельреда, желала вновь заполучить трон, так что они поженились. В рамках брачного договора сыновей Эммы вновь отправили за Ла-Манш под присмотр ее брата герцога Ричарда.

«С момента брака Эммы и Кнута Нормандия стала играть ключевую роль в английской политике».

Дж. Р. Грин

Тем временем Кнут занялся безжалостной зачисткой английской аристократии. Несколько человек лишились головы, а их тела публично сбросили с лондонских стен. Остальные места при дворе заняли представители датской или норвежской знати.

События 1014–1016 гг. будут впоследствии часто упоминаться в спорах об английской конституции

Этот датский завоеватель стал первым королем, официально называвшим свое государство Англией. Он пообещал соблюдать законы Эдгара, но, в отличие от самого Эдгара, который признавал, что они распространяются только на английскую часть, Кнут заявил, что законы применяются «во всей Англии» – и к данам, и к англам в равной степени. Это значило, что законным королем Англии становились не по праву крови или силы, а посредством следования существующему законодательству: закон создавал короля, а не наоборот.

Сначала Кнут правил при помощи датских эрлов, таких как Сивард (его как убийцу Макбета обессмертил Шекспир). Однако за последующие двадцать лет один англичанин, Годвин, все же убедил датского короля в своей преданности. Он стал эрлом Уэссекса и даже женился на дальней родственнице Кнута. Его сын и наследник, наполовину датчанин, звался Гарольдом Годвинсоном на скандинавский манер.

Как и во времена Этельстана, единство Англии продержалось ровно до тех пор, пока не умер могущественный правитель. После смерти Кнута в 1035 г. Хардекнуда (его сына от Эммы) поддержали эрл Годвин и «все самые знатные люди Уэссекса», в то время как «таны к северу от Темзы» выступили за Гарольда Заячью Лапу (его сына от первой английской жены Эльгифу). Два сына Эммы от Этельреда, Эдвард и Альфред, в это время находились в безопасности, скрываясь в Нормандии.

Когда Хардекнуд внезапно умер на одном из пиров в Ламбете в 1042 г., трон без борьбы занял Эдуард Исповедник. После 26-летнего правления данов Англия вновь получила (наполовину) английского короля.

Первый франкоязычный король Англии

Эдвард почти всю жизнь провел за Ла-Маншем под защитой своих родственников по материнской линии. Он усвоил нормандскую культуру, и его родным языком был французский.

Бездетность короля была одновременно его слабостью и единственной силой, так как позволяла стравливать друг с другом партии возможных наследников. Для начала он предотвратил датское вторжение, пообещав, что если он умрет без наследников, то Англия достанется королю Дании. После этого он сразу же женился на дочери эрла Годвина (хотя Годвин убил его младшего брата Альфреда), чтобы укрепить свои позиции на Юге страны. Затем он решил уравновесить партию своих новообретенных родственников, пригласив на остров сторонников своей матери. В «Англосаксонской хронике» они ни разу не названы нормандцами. Они всегда остаются французами, поскольку выделяются прежде всего языком.